/
Tags: история древний и античный мир вестник древней истории
Year: 1953
Text
ВЕСТНИК.
ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ
И 3 ДАТЕЛЬСТВО
АКАДЕМИИ НАуК СССР
АКАДЕМИЯ НАУК СОЮЗА ССР
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ
ВЕСТНИК
ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ
СЛГВА'^
2(44)
ЖУРНАЛ ВЫХОДИТ ЧЕТЫРЕ РАЗА В ГОД
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА · 1953
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ
ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
Работа над созданим высококачественных марксистско-ленинских учеб¬
ников для высших учебных заведений является одной из наиболее
важных и ответственных задач советской исторической науки. Вузов¬
ские учебники представляют собой основное пособие для сотен тысяч
студентов; по этим же учебникам освежают и повышают свои знания де¬
сятки тысяч учителей средней школы и многомиллионная масса советской
интеллигенции. Наши учебники по древней истории переведены на языки
стран народной демократии и некоторых капиталистических стран. О ши¬
рочайшем диапазоне воздействия учебников на массы свидетельствует
хотя бы то обстоятельство, что их тираж в десять-двадцать раз превышает
и так уже немалые тиражи монографических исследований и специальных
журналов. Успехи советской науки и быстро растущий культурный уро¬
вень нашего студенчества настоятельно требуют упорной работы над даль¬
нейшим совершенствованием имеющихся и созданием новых высокока¬
чественных учебников и учебных пособий.
Все эти обстоятельства заставляют предъявлять высокие требова¬
ния к содержанию учебников. Наша партия и правительство неоднократно
обращали внимание советской общественности на громадное значение
борьбы за качество, за высокий научно-политический уровень учебников.
Почти 20 лет назад СНК СССР и ЦК ВКП(б) в постановлении о пре¬
подавании истории в школах указывали на необходимость «...преподава¬
ния гражданской истории в живой занимательной форме с изложениехМ
важнейших событий и фактов в их хронологической последовательности
...только такой курс истории может обеспечить необходимые для уча¬
щихся доступность, наглядность и конкретность исторического материа¬
ла, на основе чего только и возможны правильный разбор и правильное
обобщение исторических событий, подводящие учащегося к марксистско¬
му пониманию истории».
Во время философской дискуссии большое внимание уделялось тре¬
бованиям, которым должны соответствовать вузовские учебники по об¬
щественным дисциплинам. В этих учебниках небходимо добиться того,
чтобы был точно определен предмет данной дисциплины, чтобы он был
основан на фундаменте достижений диалектического и исторического
материализма, чтобы изложение было не схоластичным, а творчески дей¬
ственным, чтобы приводимый материал был проверенным и добротным,
и, наконец, чтобы стиль изложения был ясным, точным и убедительным.
1*
4
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
Около двух лет назад редакция ВДИ в передовой статье третьего номера
журнала за 1951 г. — «Выше уровень критики и самокритики в области
древней истории» призвала специалистов и особенно преподавателей
продолжить широкое обсуждение учебников и учебных пособий по истории
Греции и Рима для высшей школы, так как рецензии, печатавшиеся в пре¬
дыдущие годы на страницах ВДИ и в других журналах, не смогли пол¬
ностью вскрыть имеющиеся серьезные недочеты в учебниках. За послед¬
нее время дополнительному обсуждению подверглись труды В. С. Серге¬
ева, Н. А. Машкина и С. И. Ковалева. В номерах журнала за 1951—1952 гг.
было опубликовано в порядке обсуждения восемь рецензий, в том числе
три статьи об учебнике В. С. Сергеева «История древней Греции», столько
же об учебнике Н. А. Машкина «История древнего Рима» и две рецензии
на курс лекций С. И. Ковалева «История Рима». В отличие от предыдущих
рецензий на те же книги на сей раз половина статей была написана не
московскими и ленинградскими авторами, но работниками местных вузов.
Кроме того, в настоящем номере редакция, правда, с некоторым опозда¬
нием, публикует четыре рецензии на учебник для учительских институтов
«История' древнего мира» под редакцией В. Н. Дьякова и М. Н. Николь¬
ского. Ввиду того, что в этот учебник включен весь курс древней истории,
начиная от палеолита и вплоть до падения Римской империи, редакция
предложила высказаться об этом учебнике А. Я. Брюсову, Г. А. Мели-
кишвили, Г. Ф. Ильину и С. И. Ковалеву — специалистам по отдель¬
ным разделам истории древнего мира. Кроме того, в отделе «Хроники»
настоящего номера публикуется сообщение об обсуждении учебника ь
московских научных учреждениях.
Таким образом, в настоящее время можно уже подвести итоги об¬
суждения и сделать определенные выводы о дальнейшем направлении
работы по улучшению качества учебников. Очень большое количе¬
ство общих и частных замечаний, сделанных в рецензиях и на различных
собраниях московских и ленинградских историков, настоятельно требует
сведения их воедино и установления некоторых обязательных требований,
которым должны отвечать учебники по древней истории.
Быстрый рост и новые достижения советской историографии, осо¬
бенно же тот качественный сдвиг, который произошел в ней за послед¬
ние три года, выдвинули новые, значительно повышенные требования
к научной продукции вообще и к учебникам, в частности. В наших
учебниках для вузов всю историю развития рабовладельческих об¬
ществ необходимо прежде всего показывать, как объективный, за¬
кономерный процесс, притом особенно важно выявить и в достаточной
степени подчеркнуть именно общие закономерности развития рабовладель¬
ческих обществ. Исторические события должны излагаться в тесной связи
с определяющими их объективными экономическими законами. Необ¬
ходимо обратить самое серьезное внимание на освещение конкретного
развития производительных сил и изменений в производственных отно¬
шениях в древности. Во всех наших учебниках до сих пор еще уделяется
чересчур много внимания собственно политической истории за счет
экономики. Поэтому совершенно необходимо значительно более обсто¬
ятельно показать роль экономических факторов, в первую очередь раз¬
витие форм рабовладельческой собственности, представляющей собой
определяющий элемент производственных отношений в древности.
Изучение диалектики взаимоотношений между производительными
силами и производственными отношениями в свете закона обязательного
соответствия последних первым позволит дать научно обоснованный ответ
на вопрос о причинах относительно быстрого развития рабовладель¬
ческого способа производства в отдельные периоды истории Греции и
Рима и, наоборот, топтания производства на месте в условиях временного
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
5
несоответствия производственных отношений характеру производи¬
тельных сил. К числу наиболее важных экономических проблем
древности следует причислить проблему товарного производства. В учеб¬
никах необходимо показать на конкретном материале предпосылки за¬
рождения товарного производства во время становления рабовладельче¬
ского строя, проследить развитие простого товарного производства и его
воздействие на производственные отношения в те или иные периоды
древней истории, наконец, четко охарактеризовать своеобразие товарного
производства в древности в отличие от его роли при других общественно¬
экономических формациях. Необходимо еще раз просмотреть весь материал
курса древней истории с точки зрения разрешения в нем экономических
проблем древности. Предстоит очень важная и ответственная работа
по показу в учебниках на конкретном историческом материале ак¬
тивной роли надстройки, по изучению экономической базы и языков
племен и народностей, входивших в состав империй древности, по иссле¬
дованию характера этих военно-административных объединений, по опре¬
делению подлинного значения миграций, тесно с ними связанных завое¬
ваний и, наконец, по значительно большему использованию материалов
лингвистики в освещении исторического развития рабовладельческих
обществ.
В наших учебниках на конкретно-историческом материале должна
быть показана антинаучная сущность враждебных марксизму концепций
реакционной историографии и различных ошибочных «теорий», возник¬
ших под влиянием взглядов буржуазных историков, «теорий» Н. Я. Мар¬
ра и т. д. В этой связи стоит отметит, что, хотя ни В. С. Сергеев, ни
Н. А. Машкин не принадлежали к числу сторонников «учения» Н. Я.
Марра и нельзя считать правильным замечание С. Н. Бенклиева о том,
что Н. А. Машкин «...отдал некоторую дань марризму» (ВДИ, 1952,
№ 1, стр. 114), тем не менее эти учебники не удовлетворяют выросших
требований нашей общественности.
Столь же коренной переработке, как учебники, должны подвергнуться
и программы по древней истории. Хотя переработать программы значи¬
тельно легче, чем учебники, и эта работа должна стать отправным
пунктом для требуемой перестройки учебников, все же бывшее Министер¬
ство высшего образования, несмотря на неоднократные сигналы со сто¬
роны нашей общественности и, в частности, ВДИ, в течение двух лет не
выпустило новых программ, и наши студенты вынуждены изучать историю
древнего мира по программам, по-разному исправленным в различных
учебных заведениях. Очень важно, чтобы к пересмотру программ была
привлечена широкая научная общественность, так как именно широкое
обсуждение программ могло бы во многом облегчить и ускорить работу
по составлению полноценных учебников. Совершенно необходимо добить¬
ся полного соответствия содержания учебников требованиям программ.
До сих пор еще, как многократно указывалось во время обсуждения,
между программами и учебниками имеются весьма значительные расхожде¬
ния. Они идут прежде всего по линии перегрузки учебников многими вто¬
ростепенными! фактами. Так, например, учебник Н. А. Машкина несомнен¬
но слишком велик для студентов первого курса, и объем его ни в коей
мере не соответствует ни утвержденной программе, ни тому небольшому
количеству часов, которое отводится для чтения курса истории древнего
Рима на первом курсе даже исторических факультетов университетов.
Наряду с разбуханием учебников, в них иногда не освещаются наиболее
важные разделы программы. В учебнике В. С. Сергеева нет предусмотрен¬
ного в программе очень важного раздела об истории стран Северного При¬
черноморья. Включение отдельных параграфов о греческих колониях
6
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
нашего Юга, произведенное в посмертном издании этого учебника, оче¬
видно, не может считаться удовлетворительным решением этого сложного
вопроса.
Очень важной проблемой методологического порядка, к сожалению,
недостаточно освещенной во время обсуждения, надо считать вопрос о пе¬
риодизации истории Греции и Рима. Громадное значение и исключительная
сложность периодизации стали особенно ясны теперь, при составлении
и обсуждении проспекта и глав «Всемирной истории». В учебнике
В. С. Сергеева история древней Греции подразделяется на четыре периода:
«Эгейский мир и Гомеровская Греция», «Ранняя Греция», «Классическая
Греция»,' и «Эллинизм». Такое расплывчатое подразделение кладет в
основу периодизации не социально-экономические, а надстроечные мо¬
менты; непонятно, почему история крито-микенского рабовладельческого
общества объединена в один период с историей Греции времени разложения
первобытно-общинного строя; к тому же сам термин «Гомеровская
Греция» также лишен конкретно-исторического содержания, так как
поэмы характеризуют в равной мере микенское и послемикенское обще¬
ство. Не отличается четкостью и понятие «Ранняя Греция»: ведь история
Греции до начала «великой колонизации» была еще более «ранней», чем
события VIII—VI вв.
Не выдерживает никакой научной критики также часто встречающийся
в учебниках термин «Архаический период», под которым обычно понимают
время VIII—VI вв. в истории древней Греции. Этот термин возник
в начале XIX в. и ни в малейшей степени не соответствует современному
уровню знаний о всей предшествующей истории Греции на протяжении
второго и начала первого тысячелетия до нашей эры.
В учебнике В. Н. Дьякова и Н. М. Никольского вопрос о периодизации
истории древней Греции вообще не ставится, хотя бы даже в форме под¬
разделения ее на какие-нибудь части, как это сделано в том же учебнике
для истории Рима.
Изложение раздела, посвященного Греции, просто делится на 20 дале¬
ко не равноценных глав. Это совершенно недопустимый уход от трудностей
научного решения сложной, но важной проблемы .Только в главе об Эгей¬
ской культуре дано подразделение ее на три периода. Следует признать
правильными возражения С. И. Ковалева в настоящем номере ВДИ про¬
тив объединения в рамках одной главы микенской культуры и гомеров¬
ского общества. Научная периодизация греческой истории должна, очевид¬
но, ; быть построена на основе изучения этапов возникновения, развитиям
разложения рабовладельческого способа производства, так же как это
делается во введениях к книгам Н. А. Машкина и С. И. Ковалева.
Несколько более разработаны вопросы периодизации истории древ¬
него Рима, хотя и в этой области далеко не все еще ясно. Так, Н. А. Маш¬
кин считает, что «эпоха ранней республики характеризуется становлением
рабовладельческого способа производства в Риме» (стр. 4), в то время как
государство в Риме возникает, по его мнению, еще в конце предыдущей
эпохи. Но рабовладельческое государство не могло образоваться раньше,
чем началось «становление» рабовладельческого способа производства.
Во время обсуждения правильно указывалось, что С. И. Ковалев, пред¬
ложивший свою периодизацию истории Рима, все же по непонятным
причинам отказался от последовательного проведения этой периодизации
в своем собственном курсе лекций, в котором он и предложил свой проект
периодизации. Периодизация С. И. Ковалева несколько отличается от
периодизации Н. А.· Машкина. Время существования республики оба
автора делят на четыре одинаковых периода, но история империи подразде¬
ляется Н. А. Машкиным на два, а С. И. Ковалевым на шесть периодов.
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ 7
В учебнике В. Н. Дьякова и Н. М. Никольского предлагается еще одна
периодизация: история Рима с империей включительно подразделяется
в этом учебнике (при помощи подзаголовков без специального обоснования)
на четыре части, причем все пять веков империи включены в один период
Трудности создания правильной марксистско-ленинской периодизации
древней истории тем более велики, что весь этот круг вопросов, несмотря
на всю его сложность, до сих пор еще по-настоящему не подвергался ши¬
рокому обсуждению среди наших историков. Но все же в настоящее время,
повидимому, уже имеется достаточно материалов, чтобы в результате
широкого обсуждения этого вопроса установить общепринятую научную
периодизацию истории Рима, а затем и Греции.
Недостаточное внимание уделено авторами учебников освещению того
всемирно-исторического фона, на котором развивалась история древней
Греции и Рима. Между тем, как показала работа над «Всемирной истори¬
ей», в учебниках необходимо достаточно отчетливо показать не только
ход развития ведущих государств античности — Афин и Рима,— но также
и сопредельных с ними обществ. Относительно быстрое развитие и по¬
следующее падение мощи Афинского государства нельзя понять без учета
положения в других полисах континентальной Греции и Ионии, а также
соседних местных племен и народностей; историю Римской империи I в. н. э
в учебниках обычно рассматривают почти исключительно с точки зрения
событий, происходивших в самом Риме, в то время как зачастую ключ
к объяснению важных явлений надо искать в процессах, происходивших
в провинциях или за рубежами империи. В этом отношении особенно до¬
садно, что в наших учебниках все еще не отведено надлежащее место пле¬
менам и народам, проживавшим на территории Восточной Европы и играв¬
шим значительную, а в иные моменты и решающую роль в истории веду¬
щих рабовладельческих государств.
Коренной переработки требуют в учебниках разделы по экономике,
в частности, по истории производителей материальных благ. Разделы
об экономике должны быть значительно расширены путем привлечения
новых данных. Обсуждение на страницах ВДИ положения непосредствен¬
ных производителей дало много новых конкретных материалов, позво¬
ляющих значительно лучше, чем до сих пор, понять особенности раз¬
вития рабовладельческих обществ и рабовладения как в Греции, так
и в Римской империи. Эти новые достижения советской историографии
необходимо полностью учесть в соответствующих разделах учебников.
Значительно больше места следовало уделить во всех учебниках показу
техники производства, анализу трудовых процессов и вообще описанию
быта широких масс трудящихся.
Участники обсуждения, к сожалению, не обратили должного внима¬
ния; на освещение в учебниках вопросов классовой борьбы и граждан¬
ской истории в древности. Между тем в этом отношении далеко не все
обстоит благополучно.· Например, в учебнике В. С. Сергеева внутрипо¬
литическая история Афин V и IV в. изложена таким образом, что [за
борьбой отдельных политических деятелей не всегда видны социальные
группы, интересы которых они представляли; из текста учебника непо¬
нятно, на какие прослойки афинского гражданства опирался Алкивиад.
Внешняя политика полисов, вслед за античными авторами, представляет¬
ся как олицетворение интересов всех афинян, всех коринфян и т. д., а
не определенных, находящихся у власти социальных групп. Много не¬
ясностей имеется также в изложении классовой борьбы в Риме конца
республики, в частности в характеристике социальной базы популяров.
Если в учебниках в общем и целом уделено достаточное внимание поло¬
жению и классовой борьбе рабов, то вопросы ожесточенной классовой
8 ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
борьбы между богатыми и бедными, эксплуататорами и эксплуатируе¬
мыми, полноправными и бесправными освещены в них далеко не в пол¬
ном объеме. Ни один щ рецензентов не поставил перед собой цели
дать конкретный анализ освещения в том или ином учебнике какого-ни¬
будь определенного важного периода истории Греции или Рима и выяс¬
нить, насколько правилен и обоснован отбор приводимых фактов, что
бы следовало дополнить и что изъять из текста учебника, как освещено
то или иное важное историческое явление. Между тем именно такой конкрет¬
ный подход мог бы оказать наибольшую пользу при переработке имею¬
щихся и составлений новых учебников. Трудность освещения этого кру¬
га вопросов в учебниках упцрается прежде всего в то, что проблемы
гражданской истории за последние годы вообще слабо разрабатываются
в нашей историографии. Важным недостатком обсуждения было и то,
что его участники ограничивались лишь общими замечаниями о необхо¬
димости более широко привлекать данные языкознания для освещения
истории различных обществ древности. Рецензентам учебников следова¬
ло конкретно указать на то, какие именно языковые данные и в каком
аспекте должны быть приведены в учебниках. Очевидно, в каждом
учебнике, наряду с описанием географических условий той или иной
страны, должны ^ыть приведены данные об этническом составе местно¬
го населения, о принадлежности языка данной страны к определенной
языковой семье, должны быть составлены карты распределения языков,
а иногда и диалектов и т. д.
Как показало обсуждение, наиболее уязвимой стороной наших учеб¬
ников по истории античности являются разделы, посвященные источни¬
коведению и историографии. Эти исключительно важные с научно-поли¬
тической точки зрения главы учебников были написаны Н. А. Машкиным,
который, если не считать очень суммарных историографических обзоров
С. А. Жебелева и С. И. Ковалева, впервые в советской науке приступил
к этой важной работе. Однако текст глав Н. А. Машкина нельзя считать
удовлетворительным. И в одном и в другом учебнике историографические
главы построены в основном по, так сказать, биографическому принципу, с
позиций, во многом аналогичных установкам, которые были справедливо
раскритикованы во время философской дискуссии в 1947 г. В историо¬
графических главах не показана в надлежащей мере связь взглядов
представителей буржуазной историографии с общественно-политической
борьбой того времени. Излагая взгляды буржуазных историков,
Н. А. Машкин часто оценивал их не в духе большевистской партийности
в науке, а пассивно-созерцательно, «академически», пытаясь найти долю
истины во взглядах каждого из историков, в том числе даже наиболее
реакционных. Не показан в учебниках подлинный переворот в истори¬
ческой науке, произведенный величайшими открытиями классиков марк¬
сизма-ленинизма—Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. В учебнике В. С.
Сергеева по истории древней Греции дано совершенно недопустимое опре¬
деление марксизма, который характеризуется, наряду со взглядами бур¬
жуазных ученых, только как «одно из прогрессивных учений» своего вре¬
мени.
Значительного улучшения требует и изложение русской и советской
историографии, как это правильно показано в рецензиях С. Н. Бенклиева
и Е. Г. Сурова (ВДИ, 1952, № 1 и 3). В частности, вполне правильно
замечание о необходимости включить в обзоры дооктябрьской историо¬
графии анализ взглядов русских революционных демократов XIX в.
Достижения советской историографии освещены в учебниках очень сум¬
марно и фактически сводятся только к перечислению фамилий ученых и
названий их трудов.
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
9
Серьезнейшим пороком глав по историографии является то, что ос¬
новное внимание уделено оценке работ историков XIX в., что
очень мало говорится о взглядах буржуазных историков начала нашего
столетия и что почти полностью умалчивается о современной реакционной
американо-английской историографии. А ведь главный упор в этих гла¬
вах, несомненно, следовало сделать на разоблачении современных идео¬
логов американо-английского империализма.
Историографические обзоры в учебнике для учительских институтов
построены примерно по тому же принципу, что обзоры Н. А. Машкина,
и характеризуются теми же, а иногда даже еще большими недостатками. К
тому же историография в этом учебнике дается лишь в виде параграфа в
главах об источниках, что совершенно недопустимо и политически и мето¬
дически. И в этом учебнике не разоблачена современная реакционная аме¬
рикано-английская историография, недостаточно остро, а иногда и путан¬
но характеризуется деятельность отдельных буржуазных историков.
Правильны замечания, сделанные во время обсуждения учебников,
что при изложении развития исторической науки следует отрешиться от
построения глав по биографическому принципу и перейти к показу раз¬
личных исторических школ и направлений, перенося изложение взглядов
отдельных историков по частным вопросам в соответствующие разделы
учебников.
Марксистская историография не может выглядеть как простая смена
или, что еще хуже, как идиллическое сосуществование взглядов отдель¬
ных ученых, она должна показать непримиримую, ожесточенную
борьбу между представителями прогресса и реакции, которая фактиче¬
ски имела место в подлинной жизни. Только в таком случае можно будет
придать историографическим главам подлинно научный характер.
По содержанию источниковедческих глав во время обсуждения выска¬
зывались различные точки зрения, прежде всего в рецензиях Е. М. Штаер-
ман и Е. С. Голубцовой на курс лекций С. И. Ковалева. В то время как
у В. С. Сергеева и Н. А. Машкина характеристика источников дается
в начале учебника, С. И. Ковалев предпочитает давать обзор источников
для каждого периода в начале соответствующих разделов книги. И один
и другой метод имеют свои положительные и отрицательные стороны.
При способе изложения, принятом в учебниках, дается цельная характе¬
ристика того или иного источника, но зато студент лишен возможности
судить о достоверности конкретных сведений, сообщаемых по отдельным
периодам истории Греции или Рима. Эта сторона лучше освещена С. И. Ко¬
валевым, который, однако, не дает своим читателям общей характеристики
столь важных авторов, как Аппиан, Плиний Старший и др. В дальней¬
ших источниковедческих обзорах желательно сочетать оба метода, давая,
наряду с вводной источниковедческой главой, краткие характеристики
источников для каждого раздела курса.
Серьезным недостатком источниковедческих глав и параграфов яв¬
ляется их односторонний характер. Достаточно развернуто охарактеризо¬
ваны лишь собственно литературные источники, да и то с лакунами;
например, в учебнике по истории древней Греции Н. А. Машкин обошел
почти полным молчанием столь важные источники, как произведения
Еврипида, Эсхила, Софокла и даже Аристофана. Археологическим, эпи¬
графическим и нумизматическим источникам во всех обсуждаемых книгах
уделено непропорционально мало места по сравнению с собственно ли¬
тературными источниками, в то время как роль этих групп источников все
более увеличивается и имеет особенно большое значение для столь важных
разделов курса древней истории, как, например, история народов Перед¬
него Востока, Северного Причерноморья, крито-микенский период или
10
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
экономический строй провинций Римской империи. Особенно большое
значение имеет археология для восстановления картины условий произ¬
водственной деятельности и жизни трудящихся масс в городских центрах
древней Греции и Рима, в частности, в городах эллинистического времени.
Не меньшее значение в этом отношении имеют и надписи.
Замечания, высказанные по поводу историографических и источнико¬
ведческих глав во время обсуждения, нуждаются в одном существенном
дополнении. Дело в том, что оба этих важных раздела до сих пор не
пользуются должным вниманием наших историков, вопросы йсториогра
фии и источниковедения фактически почтц не разрабатываются, не ве¬
дется также должной планомерной работы по переводу важнейших исто¬
рических цсточников, особенно по истории Греции. Насущной необходи¬
мостью является изданце переводов речей афинских ораторов конца V
и IV вв., подготовка перевода сборника важнейших надписей историче¬
ского содержания, публикация перевода таких важнейших источников,
как, например, «Историческая библиотека» Диодора Сицилийского и т. д.
За последние годы редакция ВДИ публикует в «Приложениях» исключи¬
тельно древневосточные тексты. Это очень важное мероприятие не дол¬
жно проводиться в ущерб публикации источников по другим важным
разделам древней истории. Публикация переводов новейших изданий
источников по истории Греции и Рима будет содействовать углублен¬
ному изучению материала студентами, а также поможет развернуть
научно-исследовательскую работу.
Наиболее резкой критике заслуженно подвергся учебник В. С. Серге¬
ева. В свое время В. С. Сергеев немало сделал для развития советской
историографии античности. Заведуя кафедрой древней истории в МГУ,
он воспитал большое количество ныне работающих в Москве и на перифе¬
рии специалистов, его многочисленные статьи по различным вопросам
древней истории будили творческую мысль молодого поколения антич-
ников. Однако В. С. Сергеев никогда не был специалистом по истории
Греции, и с научной точки зрения его «История древней Греции» стоя¬
ла значительно ниже его же двухтомных «Очерков по истории Рима».
Необходимо также добавить, что и редакторы его посмертного издания
Н. А. Машкин и А. В. Мишулин также занимались почти исключительно
историей Рима. Таким образом, задача создания и переработки учебника
по истории древней Греции решалась специалистами из близкой, новее
же только смежной отрасли знания. К тому же, как известно, к моменту
издания книги В. С. Сергеева в 1938 г. почти не было советских курсов
истории древней Греции, если не считать социологизаторских и во многом
порочных изданий ГАИМК. Все эти обстоятельства предопределили
большое количество значительных недостатков и недочетов, а часто и
фактических ошибок в учебнике В. С. Сергеева.
Во время обсуждения вполне правильно указывалось на недостатки
введения к этой книге. В нем неправильно определен предмет дисциплины,
несмотря на то, что в данном случае это не представляло никаких особых
трудностей; не учтены важнейшие положения Энгельса и Ленина о рабо¬
владельческом характере античных республик и о борьбе тенденций или
линий Демокрита и Платона в античной философии, наконец, без доста¬
точных оснований в введение включен раздел о природных условиях
Греции. С. Н. Бенклиев рекомендует «типичное» содержание «Введения»
(ВДИ, 1952, № 2, стр. 135). Во многом с ним можно согласиться. Однако,
кроме указанных им пунктов, во введение обязательно должно быть
включено краткое изложение и обоснование периодизации, как это
сделано в книгах Н. А. Машкина и С. И. Ковалева.
Раздел «Эгейский мир и Гомеровская Греция», не говоря уже о сделан-
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
11
ыых выше в связи с вопросом о периодизации замечаниях, нуждается в ряде
существенных исправлений и дополнений. Прежде всего совершенно необ¬
ходимо осветить в учебнике значительные результаты археологических рас¬
копок Эгейского бассейна за последние два десятилетия, которые дали мно¬
го новых и важных материалов. Более подробно следует осветить и итоги
предшествующих раскопок. Так, например, надо было бы указать в учеб¬
нике на использование в целях ирригации вод Копаидского озера еще
в микенское время. В этом же разделе необходимо показать ход работ по рас¬
шифровке критского алфавита, особенно в исследованиях ученых стран на¬
родной демократии; в-третьих, надо пересмотреть весь вопрос о критском
и микенском обществах в свете новых археологических и эпиграфических
данных, свидетельствующих о тесных связях обоих этих обществ со
странами Малой и Передней Азии, прежде всего с хеттами.
Вопрос о существовании частной земельной собственности в Греции
того времени нельзя решать так категорически, как это пытается сделать
Н. X. Юдикис (ВДИ, 1952, № 1, стр. 117). Эпос, как известно, отражает
не только собственно гомеровское, но и микенское время, и в нем имеются
напластования, почти пятивекового периода.
Ряд недостатков следующего раздела — «Ранняя Греция» правильно
указан в опубликованных рецензиях. Очень существенным недостатком
этого раздела является его в значительной степени описательный харак¬
тер. Между тем именно в этом разделе необходимо дать развернутый
анализ греческого города-государства, охарактеризовать отличие возни¬
кающих развитых рабовладельческих отношений в ведущих греческих
полисах от рабства на древнем Востоке и дать правильную, развернутую
характеристику реформ Солона и Клисфена. Для выяснения характера
производственных и социальных отношений в аграрных областях эллин¬
ского мира много дополнительного материала могла бы дать эпиграфика,
в частности незаслуженно обойденная почти полным молчанием Гортин-
ская надпись. И в этом разделе, как и в предыдущем, необходимо значи¬
тельно более широкое привлечение новых археологических данных,
прежде всего из раскопок Афин, Коринфа и малоазийских полисов. Пра¬
вильно замечание о необходимости ввести специальный раздел о
Северном и Восточном Причерноморье, освещая при этом не только
создание греческих колоний, но прежде всего жизнь и развитие местных
племен. При этом нужно уточнить самое понятие греческой колонизации,
имевшей в разных условиях различный характер. Содержание 5-го па¬
раграфа XV главы, где впервые более или менее систематически говорится
о Северном Причерноморье, относится к IV в. до н. э. и не может дать
полной картины развития Северного Причерноморья в VIII—VI вв.
В центральном разделе учебника «Классическая Греция», занимающем
больше чем треть книги, имеются многочисленные недочеты. Серьезным
пороком этого раздела является прежде всего идеализация греческого
полиса. Вместо того, чтобы показать прогрессивный, но одновременно
и ограниченный характер греческого рабовладельческогополиса, В.С.Сер¬
геев его идеализирует в духе буржуазно-либеральной школы, заявляя:
«Греческий полис воспитывал свободного, сознательного гражданина,
хозяина своей страны, преисполненного высокого патриотизма и готов¬
ности умереть за благо своего города» (стр. 198). Это одно из немногочис¬
ленных, к тому же отрывочных, высказываний автора о сущности антич¬
ного полиса, данное им в качестве обобщения итогов Марафонского боя,
стоит в резком противоречии с определением В. И. Ленина.
«Во всяком курсе истории древних времен ...вы услышите о борьбе,
которая была между монархическим и республиканским государствами,
но основным было то, что рабы не считались людьми: не только не счита¬
12
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
лись гражданами, но и людьми» (В. И. Л е н и н, О государстве, Соч.,
т. 29, стр. 442). Определенная идеализация полиса чувствуется у
В. С. Сергеева и в характеристике ведущих деятелей афинской демократии,
и в нераскрытии на конкретно-историческом материале положения об оже¬
сточенной классовой борьбе между богатыми и бедными, как одного из
определяющих моментов для характеристики рабовладельческого
строя.
Важной частью этого раздела должна являться глава XIV «Греческая
культура классического периода». Однако культура и, в частности,
философия, как это правильно указывают рецензенты, изложена в учеб¬
нике В. С. Сергеева в отрыве от социально-политической истории.
Примерно так же излагаются данные о римской культуре и в других
подвергнутых обсуждению учебниках. При дальнейшей разработке
и изучении всего этого круга вопросов необходимо обратить особое вни¬
мание не только на более четкое выявление связи между культурой
и социально-политической жизнью полисов, но прежде всего на ак¬
тивную роль надстройки.
Последний большой раздел учебника «Эллинизм» имеет особенно много
недостатков. Прежде всего необходимо глубоко осветить вопрос о ха¬
рактере империи Александра Великого как военно-административном
объединении. С этой точки зрения надо изучить также характер монархий
диадохов и эпигонов. Основной упор в главах этого раздела должен быть,
очевидно, сделан не на политическую историю эллинистических монар¬
хий, а на историю племен и народностей, «...которые входили в состав
империи, имели свою экономическую базу и имели свои издавна сложив¬
шиеся языки» (И. Сталин, Марксизм и вопросы языкознания, Госпо-
литиздат, 1952, стр. 12 сл.). В этой связи значительно большее внимание
должно быть уделено прежде всего народам Средней Азии, Закавказья
и Причерноморья, сведения о жизни которых столь быстро растут благо¬
даря успехам советской археологии. В учебнике нет четкого развернутого
определения эллинизма. Здесь речь идет, очевидно, не только об уточне¬
нии хронологических рамок существования эллинизма, на чем настаивает
С. Н. Бенклиев (ВДИ, 1952, № 2, стр. 141), но прежде всего о развернутом
определении исторического места, сущности и значения эллинизма. В обла¬
сти изучения эллинизма советская историческая наука немало сделала за
последние годы. Достижения ее необходимо в той или иной форме учесть
в учебнике.
В учебнике В. С. Сергеева нет заключения. Он заканчивается случай¬
ной фразой о роли религии. Между тем такое заключение совершенно
необходимо.
Требуемые изменения, повидимому. не могут быть осуществлены в
рамках перередактирования существующего учебника.
Учебник Н. А. Машкина стоит на более высоком уровне, чем «История
древней Греции» В. С. Сергеева. Однако и этот учебник не свободен от
серьезных недостатков. Кроме высказанных в начале этой статьи общих
замечаний, которые в значительной части относятся непосредственно
к ТРУДУ Н. А. Машкина, в работе над дальнейшим улучшением учебника
необходимо обратить внимание на следующие моменты.
Недостаточно показан Н. А. Машкиным всемирно-исторический фон,
на котором развивалась история Рима. Слишком мало говорится о сопре¬
дельных с бассейном Средиземноморья странах, прежде всего о народах
Восточной Европы и Передней Азии. Внимание автора сконцентрировано
почти исключительно на событиях, развивавшихся на территории Апен¬
нинского полуострова. Необходимо значительно подробнее остановиться
на истории римских провинций, особенно' в восточной части империи.
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
13
Правильно указывалось во время обсуждения в Институте истории АН
СССР, что в учебнике слишком бегло изложена история Восточно-римской
империи.
Очень важно замечание С. И. Ковалева о том, что в учебнике Н. А. Маш¬
кина дается чересчур много фактов в ущерб совершенно необходимым
обобщениям. Это относится прежде всего к оценке важнейшего периода
римской истории — гражданских войн: не показана с достаточной чет¬
костью ни внутренняя закономерность событий этого периода, ни их
значение для возникновения принципата. Слишком подробное изложение
фактического материала за счет выводов заметно и в других разделах
учебника.
Вопрос о классовом составе римского общества VI—V вв. до н. э.,
о борьбе патрициев и плебеев до сих пор вызывает серьезные разногласия
среди советских историков. Для того чтобы добиться ясности в этом важном
вопросе, необходимо организовать развернутый обмен мнений среди спе¬
циалистов. Высказанные во время обсуждения учебников отдельные
замечания слишком беглы для того, чтобы можно было уже теперь сделать
какие-нибудь, даже предварительные выводы. С тем или иным решением
вопроса о патрициях и плебеях связано и определение причин войн Рима.
Со времени Пунических войн они носят неоспоримо захватнический, гра¬
бительский характер, однако войны Рима в V—IV вв. до н. э. еще не по¬
лучили надлежащей оценки в наших учебниках.
Раздел о Пунических войнах вызвал многочисленные критические
замечания. Правильно указывалось, что Н. А. Машкин сравнительно
мало внимания уделил внутренней истории Рима и Карфагена и общей
международной обстановке не только в Западном, но и Восточном Среди¬
земноморье. Более внимательного и обстоятельного освещения социальной
борьбы требует также изложение так называемой Ливийской войны.
Одним из определяющих моментов для периода гражданских войн
является правильная оценка роли рабов и рабских движений. Осново¬
полагающим в этом отношении, очевидно, должно быть известное указа¬
ние В. И. Ленина о том, что рабы «... даже в наиболее революционные
моменты истории всегда оказывались пешками в руках господствующих
классов» (В. И. Л е н и н, О государстве, Соч., т. 29, стр. 449). Это
высказывание Ленина правильно приведено Н. А. Машкиным при оценке
первого сицилийского восстания рабов, но в дальнейшем изложении со¬
бытий периода гражданских войн он иногда модернизирует выступления
рабов, приписывая им самостоятельный характер даже тогда, когда рабы
явно использовались для поддержки интересов той или иной группировки
римских рабовладельцев.
В замечаниях по разделу, посвященному ранней империи, обращалось
внимание на ряд важных моментов. Основным узловым звеном в этой
области является правильное решение проблемы об империи Цезаря.
Совершенно необходимо не только начинать периодизацию истории
Римской империи не с Августа, а со времени фактического создания
империи — с Цезаря, но и провести исключительно важную исследова¬
тельскую работу по изучению характера Римской империи, как конгло¬
мерата различных племен и народов, живших своей экономической
жизнью и имевших свои самостоятельные языки. Очень важный вопрос,
подлежащий дальнейшему изучению, это вопрос о соотношении крупного
и мелкого землевладения во время принципата. Правильно замечание
Е. М. Штаерман! о необходимости давать очерк развития римских про¬
винций не только после главы об Антонинах, но и в заключении раздела,
посвященного Юлиям-Клавдиям, так как иначе повисает в воздухе ут¬
верждение о кризисе 68—79 гг. «как о борьбе окрепшей провинциальной
14 ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
верхушки за равноправие с италийской знатью» (ВДИ, 1952, № 3, стр. 68).
Правильны также замечания о том, что римскую армию III в н. э.
нельзя считать просто деклассированной массой, как это делается сплошь
и рядом в работах буржуазных историков. Как указывалось во время
обсуждения 2-го издания учебника Н. А. Машкина в Институте истории
АН СССР, нельзя считать правильным применение в этом учебнике тер¬
мина «эпоха». История Рима подразделяется Н. А. Машкиным на шесть
«эпох». Как известно, И. В. Сталин, С. М. Киров, и А. А. Жданов в за¬
мечаниях о проспекте учебника по новой истории предостерегали от зло¬
употребления этим термином. Правильнее говорить не об эпохах, а о со¬
ответствующих периодах истории древнего Рима.
Большая часть замечаний, сделанных по учебнику Н. А. Машкина,
касается и курса лекций С. И. Ковалева. Сюда следует отнести прежде
всего весь круг вопросов, связанных с оценкой активного воздействия
надстройки на свой базис, намеченный в рецензии С. И. Ковалева на учеб¬
ник Н. А. Машкина. Всемирно-исторический фон, на котором развивалась
история Рима, показан в курсе С. И. Ковалева еще более бледно, чем в
учебнике Н. А. Машкина. Справедливы замечания Е. М. Штаерман и
Е. С. Голубцовой о почти полном отсутствии в курсе характеристики стран
и народов, завоеванных Римом и вообще так или иначе с ним соприкасав¬
шихся.
Внимание рецензентов было обращено в значительной степени на ком¬
позицию труда С. И. Ковалева, отличающуюся от принятой в учебнике.
Отмечая некоторые удачи в этом направлении, как, например, изложение
движения Аристоника в связи с сицилийским восстанием рабов, а не
с реформами Тиберия Гракха, все же необходимо указать на серьезные
недочеты в этом отношении, например, на неоправданное объединение
в одну главу культуры конца республики и начала империи, недостаточное
внимание к вопросам экономической истории республики и др. Серьезней¬
шим недостатком курса надо считать отсутствие главы по историографии
Рима, предусмотренной в программе для исторических факультетов уни¬
верситетов и педагогических институтов.
Рецензии на учебник В. Н. Дьякова и Н. М. Никольского и материалы
обсуждения этого учебника в московских научных учреждениях поз¬
воляют отметить ряд важных моментов. Прежде всего учебник появился
несвоевременно. В настоящее время по всей стране происходит переход
на десятилетнее обучение. В связи с этим подавляющее большинство
учительских институтов преобразуется в педагогические институты с че¬
тырехлетним сроком обучения. Поэтому неизвестно, на какой контингент
рассчитан этот учебник.
Для студентов пединститутов, не говоря уже о студентах универси¬
тетов, учебник дает слишком мало фактического материала, за исклю¬
чением, может быть, раздела, посвященного Риму.
Важнейшим недостатком этого учебника является то, что в нем совер¬
шенно недостаточно применены к конкретно-историческому материалу
положения гениальной работы И. В. Сталина «Марксизм и вопросы язы¬
кознания», несмотря на то, что учебник был подписан к печати почти два
года после выхода в свет этого труда И. В. Сталина. Не отвечает
современным требованиям и освещение в этой книге экономических про¬
блем древности.
Вообще учебник написан неровно. В разделе «Древний Восток» дана
в основном правильная общая характеристика древневосточных обществ,
как ранне-рабовладельческих. Однако в конкретном изложении произ¬
водственных отношений в ряде стран древнего Востока имеется ряд
серьезнейших недостатков. В одних случаях преувеличивается роль общи¬
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
15
ны, в других без каких-либо оснований заявляется, что «рабы (в Египте
Древнего царства) были гораздо многочисленнее, чем в Двуречье»
(стр. 117).
Совершенно недопустимо для учебника, выпущенного в 1952 г., то,
что, не считая Финикии, во всем разделе древнего Востока не ис¬
пользованы данные археологических раскопок на протяжении послед¬
них двух-трех десятилетий. Вызывает возмущение громадное количест¬
во фактических ошибок, особенно в главах об Индии и Китае.
Другие разделы учебника В. Н. Дьякова и Н. М. Никольского также
стоят на более низком научном уровне, чем, например, учебники Н. А. Маш¬
кина и С. И. Ковалева.
Целый ряд спорных и дискуссионных проблем древней истории изложен
в этом учебнике в категорическом тоне, что может только ввести в заблуж¬
дение читателя. Это касается столь важных вопросов, как экономика
рабовладельческих обществ на Востоке, в Греции и Риме, определение
эллинизма, оценка римской демократии I в. до н. э. и очень многих других
узловых вопросов. Совершенно недопустимо увлечение автора раздела,
посвященного истории Рима, мало обоснованными гипотезами, которые
к тому же даны без всяких оговорок в догматической форме. Это сказа¬
лось особенно ярко в изложений ранней истории Рима (оценка реформы Сер-
вия Туллия и др.). Учебник построен непропорционально: все четыре
рецензента указывают на недопустимое количественное соотношение тех
или иных разделов и глав учебника. Весьма тревожным симптомом яв¬
ляются также сигналы о том, что некоторые главы или параграфы учебника,
в частности раздела «Древняя Греция», написаны не на основании изучения
источников, а компилированы из старых, иногда осужденных советской
общественностью изданий. Как показали выступления во время обсуж¬
дения этого учебника, в нем имеется^ несколько методологически
неправильных формулировок. Учебник явно не удовлетворяет требова¬
ниям тщательнейшей взвешенности каждого слова и каждого определе¬
ния в учебниках.
В итоге обсуждения учебников можно сделать следующие выводы:
оно безусловно принесло значительную пользу; оно указало на имею¬
щиеся серьезные недочеты, а иногда и ошибки, и наметило общее на¬
правление дальнейшей работы по совершенствованию наших учебников.
Обсуждение значительно содействовало развитию научной критики среди
советских историков древнего мира. Результаты его должны сказаться при
создании новых или переработке имеющихся руководств и пособий для
студентов. Учебник В. С. Сергеева давно уже устарел и не соответствует
современным требованиям. Дальнейшую переработку этого учебника
следует считать нецелесообразной. Поэтому необходимо в ближайшее
время принять меры по подготовке нового учебника по истории древней
Греции для вузов, в котором должны найти полное отражение последние
достижения советской историографии и обобщены важнейшие данные,
добытые в результате археологических открытий последних двух десяти¬
летий.
Учебники Н. А. Машкина и С. И. Ковалева могут быть рекомендованы
к переизданию в случае, если в них будут отражены новые достижения
советской исторической науки.
Учебник В. Н. Дьякова и М. Н. Никольского в настоящем своем
виде ни в какой мере не удовлетворяет требованиям, предъявляемым к
такого рода трудам. В случае переиздания он потребует коренной пере¬
работки всего текста, особенно в разделах, посвященных истории древ¬
него Востока и древней Греции.
Заканчивая обсуждение указанных учебников, редакция ВДИ считает
16
ЗА ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ УЧЕБНИКОВ ПО ИСТОРИИ АНТИЧНОСТИ
целесообразным подчеркнуть настоятельную необходимость дальнейшего
обсуждения различных учебных пособий для студентов. Программы,
пособия для заочников, пособия по спецкурсам издаются у нас очень боль¬
шим тиражом и пользуются широким распространением среди студентов.
Все эти материалы потребуют большого внимания со стороны нашей обще¬
ственности.
Таковы в кратких чертах основные итоги обсуждения учебников по
истории древней Греции и Рима, прошедшего на страницах ВДИ. Они
показывают, что задача создания высококачественных, подлинно науч¬
ных, проникнутых духом большевистской партийности учебников по исто¬
рии древней Греции и Рима в настоящее время никоим образом не может
считаться решеной.
Предстоит большая, требующая объединенных усилий всех наших
историков древнего мира работа, чтобы дать советскому студенчеству учеб¬
ники, полностью соответствующие тем высоким требованиям, которые
предъявляет советская общественность.
С. М. Бациева
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
Вначале первого тысячелетия до н. э. страны Средиземноморского
побережья, Сирии и Месопотамии вступили в полосу нового экономи¬
ческого и политического подъема, внешним проявлением которого явилось
резкое увеличение политического веса Ассирии и экономического значения
сиро-фипикийских городов. Этно-политическая карта Сирии и юго-вос¬
точной Малой Азии отличалась в этот период большой пестротой. Волна
кочевых семитов-арамеев докатилась в начале первого тысячелетия и до
северной Сирии. В X в. до н. э. в руки арамеев перешла область Арпада,
известная впоследствии под арамейским названием Бит-Агуси. Другим
^опорным пунктом арамеев в северной Сирии было государство Я’уди>
по-арамейски Сам’ал, у гор Амана, со столицей на месте современного
/селения Зенджирли, основанной, очевидно, также в X в. до н. э. 1. На юге
Сирии и на верхнем Оронте арамеи окончательно закрепились к копцу
XI в.; по свидетельству Библии, основными арамейскими княжествами
в этих областях были Арам-Цоба, Бет-Рехоб, Ма’ака, Гешур и Дамаск 2.
Остальная территория северной Сирии и юго-восточной Малой Азии
представляла собой, по выражению акад. П. К. Коковцова, море хеттских
государств 3, где арамейские центры были лишь отдельными островками,
значение которых в политической и культурной жизни северной Сирии
вплоть до VIII в. до н; э. было не очень велико 4.
Археологические работы последних десятилетий, дешифровка хеттских
иероглифических надписей и изучение ранне-арамейской эпиграфики
позволяют констатировать, что после падения Хаттуса в XII в. до п. э.
начинается период расцвета и роста мелких городских центров, некогда
периферийных провинций Хеттской державы. Особенно ярко говорят
об этом раскопки Каркемиша и Зенджирли, выявившие на городищах
1В. Landsberger, Sam’al, Ankara, 1948, стр. 37—38.
2 A. Dupont-Somme г, Les Araméens, P., 1949, стр. 25. Там же указано
точное географическое положение перечисленных государств.
3 Табал (Бит-Буруташ), Камману (Мелид), Гургум (Маркаси, Бит-Па’алла),
Куммух, Йа’дийа (Я’уди, Сам’ал, Бит-Габбар), Куэ, Хаттина (Унку), Яхан (Арпад,
Бит-Агуси), Лухути (Хатарика, Халман), Хамат, Каркемиш (В. Landsberger,
ук. соч., стр. 19—23). Отождествление Камману с Мелидом, так же как и Хаттины
с Унку, не вполне бесспорно.
4 П. К. Коковцов, ЗВО, т. XII, стр. 285. Ср. карту распространения хетт¬
ской иероглифики у J. G е 1 b, Hittite Hieroglyphic Monuments, Chicago, 1939; об
этническом синкретизме в Сирии и приевфратских областях см. W. F. Albright,
An Aramaean Magical Text in Hebrew from the Seventh Century B. C., BASOR, № 79
(1939), стр. 5—11; H. Ingholt, Rapport préliminaire sur sept campagnes de fouilles
à Hamat en Syrie, Copenhague, 1940, стр. 81; Б. Грозный, О хеттских иероглифах
на стелах Телль-Ахмара, ВДИ, 1937, № 1, стр. 24—32.
18
G. M. БАЦИЕВА
мощные слои X — VII ввЛ Уже к середине II тысячелетия площадь Кар-
кемиша достигала 98 га1 2. В начале первого тысячелетия Каркемиш опоя¬
сывается третьим, а Зенджирли вторым кольцом городских укреплений3,
что указывает на рост этих городов. Именно к этому периоду относится
расцвет так называемого сиро-хеттского искусства, особенно ярко высту¬
пающий в развитии архитектуры, монументальной скульптуры и глип¬
тики4. «.
Одновременно археологически документируется широкое распростри-^
нение железа, заставившее Вулли в его периодизации развития Карке-
миша выделить это обстоятельство в качестве характернейшей черты по¬
следнего периода истории города (XII — VI вв. до н. э.)5 6. Упоминания
1 G. С о n t е n a u, Manuel (ГArchéologie Orientale, т. III, Р., 1931, стр. 1123—
1124, 1142.
2 Г. Чайлд, Прогресс и археология, М., 1949, стр. 96. Как указывает Чайлд,
размеры Микен той же эпохи не превышали 4,8 га, Мегиддо — 1,4 га, Гурнии на Кри¬
те — 2,5 га.
3 G. Contenau, ук. соч., т. III, стр. 1123, 1142.
4 G. С о n t е n a u, La glyptique syro-hittite, P., 1922; он же, Les cylindres·
syro-hittites, RA, XIV (1917), № 2, стр. 61—74; о н ж е, Manuel..., т. III, стр. 1161 сл.
6 P. G. Hogarth а. С. L. W oolley, Carchemisch, т. II, L., 1921, стр. 38.
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
19
железа в переднеазиатской письменности встречаются задолго до интере¬
сующего нас времени — они содержатся в переписке Тушратты митанний-
ского с Суппилулиумой (XIV в.) и Хаттусиля с Рамсесом II (XIII в.)1 2,
однако для их времени железо — еще редкость, почти драгоценный ме¬
талл. Широкое употребление железа, железный век Средиземноморского
Востока, наступает позднее. Потье? и Чайлд3 датируют его XII в.
Хогарт — концом XI в.4 * . Наиболее обоснованно мнение Контено, счи¬
тающего, что «промышленное применение железа в Передней Азии отно¬
сится к IX—VIII вв.» б. Именно с этого времени в ассирийских источниках
довольно часто начинают упоминаться железные орудия: так, в анналах
Ашшурнасирапала (833—859) упомянуты железные топоры саперов его
армии 6. Цитируемые ниже данные ассирийских источников заставляют
полагать, что уже в X в. существовала значительная торговля железом.
Первые указания на значительную добычу железа содержатся в до¬
кументах богазкейского архива, указывающих на большие склады железа
в области Кицватна (Катаония, область гор Тавра). Хеттское царство
было фактически монополистом добычи железной руды. С крушением
хеттской державы малоазийское железо начинает появляться в более юж*
ных областях.
В анналах Саргона II, среди отрывков, относящихся к Сирии и Кап¬
падокии (Камману), имеются интересные данные, сообщающие о добыче
железа в горах страны Lam-mun (ARAB, II, стр. 12); Ландсбергер и Ол¬
брайт идентифицируют эти горы с хребтом Аман (современный Гявур-даг),
расположенным на границе юго-восточной Малой Азии и северной Сирии 7.
Сведения о добыче и вывозе железа из Малой Азии (собственно из Каппа¬
докии, Киликии и Куэ) содержатся и в нововавилонских документах 8.
Тексты Набопаласара, Навуходоносора, Набонида сообщают о вывозе
железа из страны Ни-ше-е (Куэ) 9. Подробный анализ главным образом
этих документов и некоторых археологических данных позволил ряду ис¬
следователей 10 II придти к следующим выводам. Железо, потреблявшееся
на Переднем Востоке в первой половине I тысячелетия до н. э., добывалось
в основном в Каппадокии, Коммагене и Киликии п. Все это железо по¬
падало в страны Переднего Востока через посредство северо-сирийских
I J. Garstang, The Land of the Hittites, 1910, стр. 2íft; J. Knudt-
z о n, Die El-Amarna-Tafcln, L., 1909—1912, I, 38; II, 1, 3, 16.
2G. Con tena u, Manuel..., т. II, стр. 996.
8 Г. Чайлд, ук. соч., стр. 76—77.
4G. Contena u, Manuel..., т. II, стр. 996.
6 G. Contena u, Manuel..., т. II, стр. 996—997; также у R. J. F от b е s,
Metallurgy in Antiquity, Leiden, 1950, стр. 418—419.
6 AKA, стр. 254 сл., анн., II, 86.
7 W. F. Albright, Cilicia and Babylonia under the Chaldaean Kings, BASOR,
№ 120 (1950), стр. 24 (здесь же приведено мнение Ландсбергера).
8S. Langdon, Die neubabylonischen Königsinschrilten, L., 1942, стр. 284;
A. Tremayne, Records from Erech, Time of Nabonidus, ^ OS, VI, № 210;
E. F. W e i d n e r, Melanges Syriens offerts à R. Dussaud, т. II, P., 1939, Стр. 923—935.
9 Сводку разночтений названия страны Куэ см. W. F. Albright, ук. соч.,
стр. 22.
10 W. F. Albright, Ninib-Ninurta, JAOS, т. 38 (1918), стр. 199—201; о н ж е,
Cilicia..., стр. 24—25 (здесь же приведено мнение А. П. Оппенгейма); V. G. С h i 1 d e
The Most Ancient East, L., 1934, стр. 114, 118, 189; R. J. F о r b e s, ук. соч., стр!
382—385. Специально этому вопросу посвящена также работа St. Przeworski, Die
Metallindustrie Anatoliens in der Zeit von 1500 bis 700 v. Chr., Leiden, 1939, остав¬
шаяся недоступной автору настоящей статьи; A. G о e t z е, Kizzuwatna and the
Problem of Hittite Geography, New Haven, 1940, стр. 22—23.
II См. также P 1 i n., XXXIV, 14, 39; S t r a b o, X, III, 22; XII, 3, 19; XIII, 4, 17;
Xen., Anab., V, 1,5. О добыче железа близ Каркемиша см. R.J. Forbes, ук. соч.,
стр. 382. Вопрос о добыче и экспорте урартского железа будет ргссмотрен ниже.
О местной металлургии Сирии см. F. Petrie, Gerar, L., 1928, стр. 115. ·
20
G. M. БАЦИЕВА
городов. Добыча и вывоз железа носили не спорадический, а регулярный
характер.
В свете указанных выводов особый интерес представляют сведения ас¬
сирийских анналов IX—VIII вв. о значительных количествах железа,
захваченных или полученных в качестве дани в северо-сирийских, мало-
азийских и верхне-месопотамских городах *. Так, надпись Ашшурнаси-
рапала сообщает о 250 талантах (т. е. семи с половиной тоннах) железа,
полученных в стране Хатти (Каркемиш), и о значительных количествах
железа, полученных в Хаттине и Бит-Халупе. О захвате и получении желе¬
за в Каркемише, Я'уди» Хаттине, Куэ сообщают надписи Салманасара III 1 2.
Большое количество этого металла захватил Тиглатпаласар III в Кум-
мухе (Коммагене), Куэ, Гургуме, Каркемише 3. Не все перечислен¬
ные области имели собственные места добычи железа, и это позволяет
утверждать, что в IX—VIII вв., а возможно, уже и в X в. северо-сирийские
и верхне-месопотамские государства держали в своих руках транзитную
торговлю железом на Переднем Востоке. Железо было, конечно, далеко
не единственным предметом торговли этих городов. Вывозилось также
каппадокийское серебро, сыгравшее столь серьезную роль в судьбах
древнейшей Ассирии 4, медь и свинец из Табала 5 6, ценные древесные по¬
роды, прежде всего кедр в, киликийские лошади из Куэ (I Sam., X, 28).
Велась и транзитная торговля золотом. Учитывая, однако, начавшееся
широчайшее распространение железа в странах Передней Азии в начале
первого тысячелетия 7, можно считать, что монопольная торговля желе¬
зом, если не по размерам, то по значению была наиболее важной в транзите
северо-сирийских городов.
В древности торговая прибыль была чрезвычайно высока. «Пока тор¬
говый капитал играет роль посредника при обмене продуктов неразвитых
стран, торговая прибыль не только представляется результатом обсчета
и обмана, но по большей части и действительно из них происходит. Помимо
того, что торг овый капитал живет за счет разницы между ценами производ¬
ства различных стран...», при рабовладельческом и феодальном способах
производства «...купеческий капитал присваивает себе подавляющую
долю прибавочного продукта,— отчасти в качестве посредника между об¬
ществами, производство которых в основном еще направлено на потреби¬
тельную стоимость и для экономической организации которых продажа
части продуктов,, вообще поступающей в обращение, следовательно
вообще продажа продуктов по их стоимости имеет второстепенное значе¬
ние; отчасти потому, что при указанных прежних способах производства
главные владельцы прибавочного продукта, с которыми имеет дело купец,—
рабовладелец, феодальный сеньор, государство (напр. восточный дес¬
пот),— являются представителями потребляющего богатства, которому
расставляет сети купец...» 8. Торговля на Переднем Востоке находилась
в руках высших должностных лиц городских и государственных центров,
1 Подбор данных заимствован из неопубликованного доклада Н. Б. Янко¬
вской, которой автор приносит благодарность за разрешение его использовать.
2Е. Schräder, KB I, стр. 144, 146, 162.
3 Р. Rost, Die Keilschrifttexte Tiglat-Filesers III, Lpz, 1893, стр. 14.
4 В. Landsberger, Assyrische BaBdelsholonicn in Klcinasicn aus dem
III Jahrtausend, «Der АО», XXIV (1925), 4; И. M. Д ь я к о н о в, F30A, стр. 11, 17;
акад. В. В. Струве, История древнего Востока, 1941, стр. 229—240.
6 См., например, Ez., XXVII, 13; о богатстве Тавра свиштем говорят таблички из
Каркемиша (W. А n d г а е, Hethitische Inschriften auf Bleistreifen aus Assur, WVDOG,
46, L., 1924).
6 P. Rost, ук. соч., стр. 20.
7 Г. Чайлд, Прогресс и археология, стр.^ 77.
8 К. Маркс, Капитал, т. III, 1949* стр. 342—343.
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
21
являясь в условиях Сирии, Финикии и некоторых других областей основ¬
ным источником доходов государственной казны 1. О колоссальных при¬
былях, которые получали от транзиткой торговли царьки даже незначи¬
тельных сирийских городов, можно судить по спискам дани, которую
выплачивали эти царьки ассирийским монархам. Так, например, Сал¬
манасар III получил в качестве дани: от Сангары каркемишского — 3 та¬
ланта золота, 70 талантов серебра, 30 талантов меди, 100 талантов железа
и многочисленные изделия из драгоценных металлов и меди; от Хайи,
сына Габбара, правителя Сам’ала — 10 талантов серебра, 90 талантов
меди, 30 талантов железа; от Хаттины — 3 таланта золота, 100 талантов
серебра, 300 талантов меди, 300 талантов железа 2.
Интересы транзитной торговли являлись жизненно важными интере¬
сами аристократическо-купеческой верхушки этих государств и часто
определяли политическую линию их правителей. Указанное положение
особенно применимо к тем городам, которые явились фактическими орга¬
низаторами крупной караванной торговли, к городам, в которых непо¬
средственно начинались или скрещивались основные торговые трассы
и которые концентрировали часто экспорт целых областей. Такие города
были прежде всего заинтересованы в создании на торговых путях крупных
политических объединений, связанных общими экономическими интересами
и единой внешнеполитической ориентацией. В этом плане необходимо отме¬
тить громадное значение, которое имели в первой половине I тысячеле¬
тия до н. э. два важнейших центра, две ключевые позиции караванной тор¬
говли стран Средиземноморского побережья и Месопотамии — Дамаск
и Каркемиш. Роль Дамаска (X — VIII вв.), как крупнейшего организатора
караванной торговли между Месопотамией, Египтом и городами Финикии
и Палестины, хорошо известна. В результате исследований последних лет
гораздо более четко стало вырисовываться и политическое положение
Каркемиша.
Судя по интерпретации, которую дает хеттетшм иероглифическим над¬
писям на свинцовых табличках Б. Грозный, в Каркемише существовало
несколько торговых компаний, ведших обширную торговлю по Евфрату 3.
Близкие по времени иероглифические надписи показывают, что многие
области восточной части Малой Азии, в том числе восточной Каппадокии,
были связаны с Каркемишем не только экономическими связями, но и по¬
литической зависимостью 4 *. Таким образом, Каркемиш стоял во главе
малоазийско-месогютамской торговли. Известно то серьезное значение,
которое с древнейших времен имел малоазийский экспорт для Ассирии
и в особенности для Вавилонии, совершенно лишенной металлов и дерева.
Это значение в немалой степени возросло с широким распространением
в Ассирии железа, превратившегося в основное сырье для производства
наступательного оружия. Поэтому роль Каркемиша как посредника между
Малой Азией и Месопотамией была исключительно велика. Об этом, в част¬
ности, ярко свидетельствует распространение в Ассирии в качестве основ¬
ной меры веса (а может быть, и в качестве денежной единицы б) каркемиш-
ской мины — факт, достаточно убедительно говорящий сам за себя. Пови-
димому, именно этой своей роли Каркемиш обязан сохранением самостоя¬
тельности вплоть до 717 г. до н. э., когда вся южная Сирия была уже по¬
1 См. В. В. Струве, История древнего Востока, М., 1941, стр. 268.
2 ARAB, I, стр. 217. Талант — 30 кг.
3 В. Н г о z n i, Les inscriptions hittites hiéroglyphiques sur plomb trouvées
à Assur, Ar. Or., V (1933), № 2—3, стр. 208—242.
4 O h же, Inscriptions hittites hiéroglyphiques de Carchemish, Ar. Or., VI (1934),
№ 1, стр. 234—242. ‘
6 В. В. Струве, История древнего Востока, М., 1934, стр. 97; С. H. W.
Johns, Assyrian Deeds and Documents, Cambridge, 1901, стр. 264.
22
G. M. БАЦИЕВА
корена ассирийцами. На тесную связь с Ассирией указывает и ассирийское
влияние в каркемишском искусстве г.
Вопрос о внутреннем положении государств северной Сирии весьма
слабо освещен данными исторических источников. Наибольший интерес,
с точки зрения характеристики внутреннего развития и социально-эконо¬
мических отношений в государствах северной Сирии во второй половине
IX в., в период их наибольшего расцвета, представляют для нас, помимо
беглых указаний Библии, письменные памятники правителей двух госу¬
дарств интересующего нас круга — Киламувы, царя Сам’ала (вторая
половина IX в.) и его современника Азитавадды, царя дануниитов 1 2.
Надпись Киламувы 3 показывает, что в государстве Сам’ал было глав¬
ным образом развито скотоводство и отчасти земледелие. Возможно, что
обладание большим или меньшим количеством скота лежало и в основе
социального неравенства общества, о чем говорит, например, наделение
«мушкабов» прежде всего скотом 4.
О низком уровне экономического развития стран северной Сирии и
Малой Азии свидетельствует также и текст злейшего врага Киламувы,
царя дануниитов Азитавадды (II, 15—18 и III, 7 — 11).
Земледельческий и оседло-скотоводческий характер городских оазисов
северной Сирии, весьма архаичный, повидимому, тип социальных отно¬
шений внутри городов представляют резкое противоречие с блеском со¬
кровищниц царских дворцов сирийских государей. Золото и серебро
их дворцов, все их богатства были обязаны своим происхождением не
развитию производительных сил и производственных отношений внутри
этих государств, но только транзитной торговле, в которой масса свобод¬
ного населения не участвовала. Чрезвычайно характерно, что именно в этих
маленьких государствах северной Сирии, с их крайне архаичным эко¬
номическим строем, впервые появляются предшественники монетного
чекана — серебряные слитки, удостоверенные именем царя (Бар-Ре-
каба—Сам’ал, VIII в. до. н. э.). Что касается транзитной торговли,
то не следует упускать из виду, что ее размах и самый ее характер
зависели в конечном счете от нужд ведущих земледельческих обществ Вис-
тока. Говоря о финикийцах, Маркс пишет: «Чистота (абстрактная опре¬
деленность), с которой в древнем мире выступают торговые народы —
финикийцы, карфагеняне,— дана как раз самим преобладанием земледель¬
ческих народов» 5 6. Это в полной мере относится к северо-сирийским горо¬
1G. Contenau, Manuel..., т. Ill, стр. 1161 сл.
2 См. И. Н. Винников, Новые финикийские надписи из Киликии, ВДИ,
1950, № 3, стр. 86 сл.
8М. Lidzbarski, Ephemeres für Semitische Epigraphik, т. Ill, Giessen,
1912, стр. 218 сл.
4 Надпись Киламувы упоминает две категории населения MÎKB и BCRR. «Муш-
каб», букв, «положенный», по < амому распространенному толкованию обозначает
оседлое, т. е. местное, хеттское, население страны. Ср., например, М. Lidzbar¬
ski, ук. соч., стр. 235. Но более убедительным представляется мнение^ Ландсбсргера,
Sam’al, стр. 55, который считает, что в буквальном значении слова МьКВ «положен¬
ный» кроется социальное значение термина. Ср. также muskênum кодекса Хаммураби,
букв, «склоняющийся»; термин BCRR обычно сравнивают со средневековым сирий¬
ским bacrir, букв, «дикий», «некультурный», и толкуют как термин, обозначающий
кочевое «арамейское» население страны. Но слово BCR в семитских языках имеет зна¬
чение «скот», и, таким образом, указанные значения сирийского термина Bacrir могут
быть переносными. Интересно сопоставить форму BCRR с известной в арамейском языке
формой raCflnan, обозначающей (при значении корня RCN «зелень») «богатый зеленью»,
в переносном смысле — «счастливый», «цветущий». Может быть, можно было бы и
форму *baCarar понять, как «богатый скотом»?
6 К. М а р к с, К критике политической экономии, 1951, стр. 222.
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
23
дам, игравшим в сухопутной торговле IX—VIII вв. до н. э. ту же роль,
какую играли финикийские города в торговле морской.
В заботе царя Сам’ала Киламувы о благосостоянии «мушкабов»
возможно видеть стремление царской власти найти социальную опору про¬
тив племенной аристократии. Такого расширения своей социальной базы
царям Сам’ала было не трудно добиться, так как транзитная торговля
приносила им огромные доходы.
В специальной литературе неоднократно отмечалась характерная черта
войн ассирийских царей на западе: их противники в подавляющем боль¬
шинстве случаев выступали в составе определенных коалиций, иногда
весьма стабильных. Так, уже Дорм подметил, что в анналах Салманасара III
постоянно упоминаются «12 царей», выступающих как основная анти-
ассирийская коалиция Ландсбергер, анализируя политико-географи¬
ческое содержание термина «страна Хатти» для IX в., пришел к выводу,
что этот термин обозначал совокупность государств, в которую входили:
Каркемиш, Тиль-Барсиб, Арпад, Сам'ал, Хаттина, Гургум и Мелид;
применение названия «Хатти» для обозначения Каркемиша было возможно,
по мнению Ландсбергера, потому, что «он был гегемоном над упомянутыми
государствами» 1 2.
Не вызывает сомнений и политическая роль Дамаска, как гегемона воен¬
нополитической коалиции государств южной Сирии 3, часто неправильно
именуемой «Дамасским царством». Правильно указывая на существование
этих коалиций, буржуазные ученые тенденциозно исходили в объяснении
внутренних причин создания коалиций главным образом из этнического
признака, из деления Сирии на арамейский и хсттский мир; однако анализ
исторических источников приводит к иным выводам 4 5.
Из надписи Салманасара III на монолите из Карха (древний Тушхан),
посвященной главным образом походу в Сирию в 853 г. б, видно, что
к 853 г. в Сирии существовали две коалиции государств, политика которых
в отношении Ассирии была в тот момент совершенно различна; что в со¬
став первой коалиции входили Каркемиш, Куммух, Бит-Агуси (Арпад),
Мелид, Бит-Габбар (Сам’ал), Хаттина, Гургум. Вторая коалиция состояла
из Дамаска, Хамата, Израиля, Куэ, Мусру в, Арки, Арвада, Усаны,
Шианы 7, арабов, Аммона 8; что каждая из этих коалиций была спаяна
общей внешнеполитической ориентацией, единством военно-полити¬
ческих действий; что на первом месте в перечне обеих группировок
названы наиболее богатые и могущественные их члены — Каркемиш и
Дамаск.
Обе коалиции не были коалициями только 853 г.; примерно в том же
1 P. D h о г m е, Les pays bibliques et PAssyrie, «Revue biblique», 1910—1911,
стр. 11.
2 B. Landsberger, Sam’al, стр. 32. См. также G. Contenau, Manuel...,
III, стр. 1123.
3 См., например, A. Dupont-Somme r, Les Araméens, стр. 27, 34.
4 В X—VIII вв. арамеи составляли, видимо, сравнительно тонкий слой населе¬
ния как на севере, так и на юге Сирии, что видно из хеттских иероглифических надпи¬
сей, составленных от имени царей Каркемиша, Хамата и др.
5 Е. Schrader, КВ I, стр. 150 сл.; J. H. Rawlinson, Cuneiform Inscrip¬
tions of Western Asia, т. III, L., 1861, стр. 7—8.
в Под «Мусру» предлагают понимать Египет; ряд исследователей полагает, что
эту страну следует локализовать в Каппадокии. См. A. Dupont-Somme г,
Les Araméens, стр. 58.
7 Арка, Усана и Шиана — на финикийском побережье между Арвалом и Симир-
рой. См. P. D h о г m е, ук. соч., стр. 13.
8 Аммон локализуется в Трансиордании, к северу от Моаба; арабы жили, оче¬
видно, в районе караванного пути между Дамаском и Хаматом, см. A. Sprenger,
Die Post- und Reiserouten des Orients, L., 1864, стр. 92 сл.
24
С. М. БАЦИЕВА
составе (иногда называются только основные участники) они фигурируют
в ассирийских источниках на протяжении всего IX в. г.
После упорной трехлетней борьбы (858—856) с северной коалицией,
выступившей единым фронтом на поддержку Бит-Адини — наиболее вос¬
точного члена коалиции, первым подвергшегося ассирийскому втор¬
жению,— в 853 г. Салманасар III выступил в поход и против «союза две¬
надцати» (ARAB, стр. 217). Интересно, что члены дамасской коалиции
не оказали помощи северо-сирийским городам, а в 853 г., наоборот, север¬
ная коалиция не примкнула к «союзу двенадцати», который все же сумел
нанести Салманасару серьезное поражение. Последовавшие затем в 849,
848 и 845 гг. походы ассирийского царя против «12-ти царей» во главе
с Хадад-сэзером Дамасским были столь же безуспешны. Лишь восполь¬
зовавшись внутрикоалиционной борьбой между Дамаском и Хаматом,
Салманасару удалось в 841 г. заставить Дамаск заплатить ему дань.
Стабильность коалиций, объединение вокруг важнейших центров
транзитной торговли, традиционное единство внешнеполитических дей¬
ствий входивших в них членов говорят о существовании обоих союзов
задолго до появления их в летописях ассирийских царей, а расположение
их по значительнейшим торговым трассам — из Малой Азии через Фини¬
кию и Дамаск в Палестину и Египет, и из Малой Азии через Каркемиы
в страны Месопотамии — свидетельствуют о сущности обоих союзов 1 2.
Интересы транзитной торговли, составившей важнейший источник
доходов сирийской аристократии, толкали мелкие сирийские государства
на союз друг с другом, но отсутствие внутренних экономических связей,
потребляющий характер их собственного производства делал, повидимому,
невозможным прочное политическое их объединение 3.
В X—IX вв. дон. э. преобладание дамасской коалиции в политической
жизни Сирии несомненно; гегемония Хадад-Сэзера (конец XI — начало Хв.)
простиралась от Иордана до Евфрата; можно предположить, что он вел
наступательную политику по отношению к Ассирии 4. Но междоусобные
войны внутри союза и ассирийский погром 841 г. в значительной мере
подорвали силы Дамаска. В то же время непрекращающиеся ассирийские
походы в Сирию, которые вели к уничтожению сирийских городов
и физическому истреблению их населения, вынуждали сирийские государ¬
ства к известному объединению. И когда в самом конце IX в. власть в Хамате
захватил ассирийский ставленник Закир, против него под руководством
Бен-Хадада дамасского выступили члены обеих коалиций: цари Куэ,
Хаттины, Гургума, Мелида, Сам’ала, Бит-Агуси и некоторые другие,
1 Уже Ашшурнасирапал имел дело с северной коалицией, см. ARAB, стр.
164—166.
2 Интересна общность культа Сина Харранского для арамейских государств
северной коалиции, ер. A. Dupont-Sommer, ук. соч., стр. 55; ARAB, стр. 42;
П. К. Коковцов, ук. соч., стр. 171—172. Показательна также популярность
бога г. Тира, Мелькарта, в Дамаске, см. W. F. Albright, A Votive Stele dedica¬
ted by Bcn-Hadad I oí Damascus to the God Melcarth, BASOR, № 87 (1942), стр. 23—
29;cp.G. Sevi Della Wide, BASOR, № 90 (1943) и сообщения Библии о неодно¬
кратных попытках введения дамасских и тирских культов в Израиле.
3 Небезинтересно отметить зарегистрированную в надписи Киламувы вражду
между Сам'алом и царем дануниитов, очевидно, Азитаваддой (И. Н. Винников,
ук. соч., стр. 92); можно предположить, что основной причиной этой борьбы было
стремление к обладанию железными рудниками Амана, расположенными па терри¬
тории Куэ. Непосредственные· столкновения между Сам’алом и дануниитами были бы
невозможны без поглощения территории Куэ одной из сторон, скорее всего дануниита¬
ми (см. надпись Азитавадды, 19—21). В мирном договоре между Израилем и Дамаском
одной из важнейших статей было утверждение традиционного права дамасских царей
иметь «торговую площадь» в Самарии, а израильских царей — «торговую площадь»
в Дамаске (I Reg., XX, 34).
4 E. F о г г е г, Aramäer, RLA, I, В., 1928, стр. 131—139.
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
23
| ·*. | н I
«я I мВ®
Е ^ оо г п ®
аг
V И*
I I ®
1 I ч
§ х ^со О
5 о сч . - .о,
"ТРЗимОС
0
1 1У
в* ч
в ’*
5 и»»'
“ I о Г. § И
" е* р £ |
сох «
с .
к я
;й
, · = « ·
. О 1 Ъ* Л
• с » о. £ V .
° & · = я ® а
, Я с ОС ч
Ш | Я Ч О
“о I ч <ь =£
«о> яЕн .
■X И СО
^5« :
'~а®
:ьх
• “И ·—I
!ё I ш§?я
• -«
1 £= »«: ё §■
! I „ = |- ав
■ · ·» **- *с л I п5
•£^5|3
'=” ==!&
| § £ ° § с с
! !аа 'я
.ш « *· 2.2:5
1> н V 1 ль
? -г §· 5 ^ = ?
. 3 ш &·?—«
|1ь«“.эа
¡££*йаз
в я . о I
, я о в ® 1
:«5й~£5
•г*я
Э> и I
5 _г я *4
= 3® .
= 2 »
:> й §"«
®й ·?
6 Е. „»
.«<~ч·
ей л а
| = = §
£ § § а
= ·>*
_, Я зс г\
н“ -1
> яХ н
^ *-■ Я
= 1
- О*
3 Я
: о<
: >>
26
С. М. БАЦИЕВА
всего 10 царей, имена которых остались неизвестными из-за дефектности
текста надписи1. Только вмешательство ассирийского царя (походы Адад-
нирари III в 805—802 гг.) позволили Закиру удержаться на престоле 2.
С начала VIII в. наступает период явного преобладания северного
союза, в котором особенно усиливается роль Арпада. В этом отношении
чрезвычайно показательно, что в договоре Мати'эля арпадского с BRGYH,
царем КТК, первый выступает от имени «всего Арама, верхнего и нижнего»,
т. е. также и от имени южносирийских государств3. Совершенно есте¬
ственно поэтому, что, разбив Сардури, царя Урарту, и его союзников —
прежде всего Арпад (Бит-Агуси), Гургум, Мелид, Куммух,— Тиглатпа-
ласар III получает дань в Арпаде не только с Каркемиша, Гургума
ит. ц., но и с Дамаска, Тира, Симирры, Куэ4.
Все изложенное позволяет утверждать, что политическая жизнь
Сирии X — VIII вв. до н. э. определялась существованием двух военно-
политических союзов, сложившихся на основе общих интересов транзит¬
ной торговли вокруг основных торговых центров Сирии — Дамаска и
Каркемиша. Эволюция взаимоотношений между союзами шла, вероятнее
всего, по линии перехода преобладания от южного к северному союзу,
объединившему в середине VIII в. под своей политической эгидой всю
Сирию. Можно с уверенностью утверждать, что эти коалиции, возникшие
в результате торгового расцвета городов Сирии, представляли собой не
только следствие этого расцвета, но и фактор, в значительной степени
ему содействовавший. Объединенные силы сирийских городов успешно
сопротивлялись даже такому могущественному противнику, как Ассирия.
События, происходившие в IX—VIII вв. в странах северной Сирии,
верхней Месопотамии и юго-восточной Малой Азии, нельзя оценить в долж¬
ной мере без учета того влияния, которое оказало на историю переднеазиат¬
ских стран образование в начале IX в. Урартского (Ванского) царства.
В настоящее время не приходится отрицать весьма значительную роль,
которую сыграло в развитии урартской культуры, как материальной, так
и духовной, тесное культурно-экономическое и политическое общение
Урартского государства со странами Малой Азии, Сирии и Месопотамии.
Однако в вопросе о направленности и исторической обусловленности
культурно-экономических и политических связей Урарту в то или иное
время достаточной ясности еще нет.
В связи с этим особый интерес представляют факты, позволяющие
в какой-то мере наметить изменения в характере переднеазиатских связей
Урарту: мы имеем в виду развитие комплекса урартского вооружения и
типа архитектурных, прежде всего, военных и храмовых, сооружений
в IX—VII вв.
Наиболее ранними памятниками урартского вооружения являются
изображения урартских воинов середины IX в. на рельефах Балаватских
ворот —художественной летописи походов Салманасара III (859—824 гг.),
исполненной подчас чрезвычайно выразительно и детально5. Перед нами
проходят сцены осад урартских крепостей, сражений в горных ушельях,
разграбления областей и городов, увода пленных, и везде мы находим
изображения «воинов Арама урартского», сражающихся с оружием в ру¬
ках с ассирийцами, или уже побежденных, со связанными руками и ярмом
1 М. L i d z b а г s k i, ук. соч., Ill, 1, стр. 1—12.
2 A. Dupont' -So mmer, ук. соч., стр. 47.
3 T а м же, стр. 58—61.
4 Р. Rost, ук. соч., стр. 15—16.
5 Анализ рельефов дается по изданию L. W. King, Bronze Reliefs from the
Gates of Shalmaneser III, L., 1915; Cp. A. Billerbeck und F. Delitzsch,
Die Palasttore Salmanassars von Balawat, BA, VI (1908), 1.
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
27
на шее. На всех изображениях перед нами выступает один и тот же ком¬
плекс урартского вооружения: характерный шлем-каска с высоким греб¬
нем посредине, маленький круглый щит, рубаха, покрывающая тело до
колен, перехваченная широким поясом, короткий меч за поясом слева,
короткое копье-дротик с массивным треугольным или ромбовидным нако¬
нечником и лук, длиной примерно в половину человеческого роста (ук.
изд., табл. IX—XI, XXXII и XLII). Лук встречается только при изобра¬
жении урартских воинов на стенах крепости (ук. изд., табл. XLH).
Никакого сходства в вооружении урартских и ассирийских воинов не
наблюдается даже в мелочах — перед нами, несомненно, более архаичный
и однообразный тип вооружения, нежели тактически дифференцированное,
сложное и разнообразное оснащение ассирийской армии (ук. изд., табл.
XXXII—XXXVII).
Проходит не больше ста лет, и облик урартского воина времен Сардури
и Русы приобретает совершенно другой характер; вооружение его имеет
мало общего с вооружением воина Арама — все многочисленные урартские
воины, изображенные на колчане и шлеме Сардури, одеты в характерные и
для ассирийского войска бронзовые, высокие, конические шлемы — такие
же точно шлемы, как тот, на котором они изображены; в руках они держат
большие круглые щиты с выступающим вперед умбоном и длинные копья
с листовидными наконечниками *. Колесницы, на которых они стоят,
система упряжи и даже форма удил, найденных на Кармир-блуре, совер¬
шенно тождественны ассирийским 1 2. Колчаны ассирийского типа, дати¬
руемые серединой VIII в., найденные при раскопках Кармир-блура,
характерная форма боевого штандарта ассирийского типа еще более уси¬
ливают близость ассирийского и урартского вооружения VIII в.3. С изо¬
бражением урартских воинов перекликаются и найденные на Кармир-
блуре предметы вооружения VII—VI вв.4. Пожалуй, только некоторые
мечи сохранили характерную форму, зарегистрированную еще рельефами
Балаватских ворот, но и эта форма не исключительно урартская.
Возвращаясь опять к IX в., ближайшие аналогии урартскому воору¬
жению мы находим в вооружении воинов поздне-хеттских государств се¬
верной Сирии и Малой Азии. Поразительное сходство ранне-урартского
гребенчатого шлема со шлемом из Каркемиша отметил еще Боннэ5;
можно указать и на сходство их со шлемами сиро-хеттских воинов и богов
на стелах из Зенджирли6. Пожалуй, ближайшей и в то же время доста¬
точно удаленной аналогией этим хетто-урартским шлемам является микен¬
ский и, позднее, греческий шлем-каска — аналогия, не более ясная, чем
ранне-эллинские аналогии Мусасирскому храму. Короткий железный
меч из Зенджирли можно сопоставить с урартским мечом из Кармир-блура
того типа, который отмечен также Балаватскими рельефами7. Да и весь
облик каркемишского или зенджирлийского воина мало чем отличается
от облика урартского воина ранней эпохи8.
Обратившись к памятникам архитектуры, мы можем проследить ана¬
логичный по времени и результатам процесс. Изображения урартских
1 Ср. с найденными на Кармир-блуре щитами и наконечниками копий —Б. Б. П и-
отровский, Кармир-блур, I, Ереван, 1950, стр. 62, рис. 39; стр. 41, рис. 21.
2 Б. Б. Пиотровский, ук. соч., стр. 66.
3 Б. Б. Пиотровский, ук. соч., стр. 67.
4 Б. Б. П и о т р о в с к и й, ук. соч., стр. 38—40, 56, 60.
5 Н. Bonnet, Die Waffen der Völker des Alten Orients, Lpz, 1926, стр. 205 сл.
6 Например, H. Bonnet, ук. соч., стр. 81.
7 H. Bonnet, ук. соч., стр. 81—82, рис. 30.
8 Cp. G. Con tena и, Manuel..., т. Ill, стр. 1139, рис. 752. Сходна и обувь
хеттов и урартийцев (сапог с крутозагнутым носком) —ср. Г. Читая, Этнографиче¬
ские параллели, «Сообщения Груз. ФАН СССР», т. I, 1940, №4, стр, 315—316.
28
С, М. БАЦИЕВА
и малоазийско-сирийских крепостей на Балаватских рельефах совершенно
тождественны между собой и далеко не тождественны изображениям ва¬
вилонских крепостей на тех же рельефах1.
Как указывал уже Леманн-Хаупт2, все ранние традиции урартской
архитектуры целиком связаны с малоазийско-сирийской архитектурой и
весьма далеки от ассирийских памятников того периода, в то время как для
VIII—VII вв. можно констатировать значительную близость урартских
и ассирийских архитектурных сооружений3.
Мы оставляем в стороне влияние ассирийского искусства на урартское,
датируемое серединой VIII—VII в.4, так как памятники ранне-урартского
искусства нам неизвестны.
В вопросе о путях ассирийских влияний на урартскую культуру при¬
влекает внимание роль Мусасира, который в IX—VIII вв. был самостоя¬
тельным, «нейтральным» царством и поддерживал хорошие отношения
как с Ассирией, так и с Урарту5. Некоторое изменение в политике его
правителей во времена Саргона II привело, как известно, к весьма траги¬
ческим для Мусасира последствиям. Ассирийское влияние в Мусасире
проявляется значительно раньше и в значительно большей степени, не¬
жели в Урарту, сказавшись прежде всего в принятии ассирийской клино¬
писи за основную систему письма, а также в ряде других фактов, убеди¬
тельно интерпретированных Г. А. Меликишвили6. Весьма вероятно, что
при огромном значении Мусасира, как центра культа верховного урарт¬
ского божества Халди, в культурно-идеологической жизни Урарту
основные достижения ассирийской культуры, в частности письменность,
проникли в Урарту именно четюз Мусасир, лежавший на одном из основных
путей из Месопотамии в Урарту7.
При учете всего сказанного возникает вопрос: каковы были реальные
основы и формы культурного взаимодействия Урарту со странами поздно-
хеттского круга и Ассирией? Следует отметить возможное генетическое
родство хуррийского населения малоазийско-сирийских городов с урарт¬
скими племенами и тот факт, что долина Евфрата, ведущая в Сирию и про¬
рывающая гряду Армянского Тавра, была наиболее удобным путем связи
Армянского нагорья с Передней Азией. Но этих обстоятельств недостаточно
для того, чтобы объяснить близость двух культурных комплексов вне ре¬
гулярных и главным образом торговых связей, повлекших за собой род¬
ственные явления в поздне-хеттской культуре, в том числе в ремесле и
строительстве, и в формирующейся культуре молодого Урартского госу¬
дарства. Богатейшие и рано начавшие разрабатываться железные рудники
Армянскою нагорья8 не могли не привлечь внимания малоазийско-сирий¬
ских городов 9. Во всяком случае нам кажется, что было бы ошибкой не¬
доучитывать (Ьактор транзитной торговли, главным образом железом, в не¬
1 L. W. King, ук. соч., табл. XXXII, XXXIII, XLVI, LXIII, LXII.
2 С. F. Lehmann-Haupt, Armenien einst und jetzt, т. I, В., 1910,
стр. 477—478.
8 Б. Б. Пиотровский, Кармир-блур, I, стр. 45.
4 Ср. Б. Б. Пиотровский, Урартские бронзовые статуэтки собрания
Эрмитажа, ТОВЭ, т. I, стр. 60.
5 Г. А. Меликишвили, Мусасир и вопрос о древнейшем очаге урартских
племен, ВДИ, 1948, № 2, стр. 37 и 48.
6 Г. А. Меликишвили, ук. соч., стр. 40.
7 Аналогичной, вероятно, была роль Хубушкии-Наири, другого «нейтрального»
буферного государства между Урарту и Ассирией, также расположенного на одном
из путей из Месопотамии на Армянское нагорье.
8 Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, Ереван, 1944,
стр. 218.
9 На это указывает также, возможно, и широкий ареал распространения урарт¬
ских железных вещей, см. F. Schachermeyer, Tuschpa, RLV, XIII (1929).
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
29
обычайно быстром росте благосостояния и могущества Урартского госу¬
дарства, т. е. его царя и аристократии; в этом свете нам не представляется
странным ни синхронность расцвета Урартского государства с расцве¬
том малоазийско-сирийских городов и началом железного века в Передней
Азии, ни характер тех политических событий, которые будут разобраны
ниже. Достойным соперником Ассирии и могущественной державой Перед¬
ней Азии Урарту могло стать, лишь активно включившись в транзитную
торговлю через северо-сирийские города1.
Для раннего периода истории Урартского государства (IX— первая
половина VIII вв.) характерна его тесная культурно-экономическая связь с
малоазийско-сирийскими торговыми городами. С середины VIII в. в Урарту
резко возрастает влияние ассирийской культуры.
На вопрос о том, какие именно факторы повлияли на рост влияния ас¬
сирийской культуры в Урарту и означало ли это влияние разрыв с мало¬
азийско-сирийскими традициями, можно ответить лишь при анализе
политической истории этого времени.
Сведения о походах ассирийских царей в страны Армянского нагорья
содержатся в клинописных источниках с XIII по VII в. до н. э. Вряд ли,
однако, возможно одинаково оценивать историческую подоплеку и поли¬
тическое содержание всех ассиро-урартских столкновений за указанный
период. До времени Салманасара III (859—824) спорадичность и немного¬
численность ассирийских военных экспедиций севернее среднего течения
Евфрата и Мальтайского прохода2 позволяет охарактеризовать их как
случайные грабительские набеги, преследовавшие главным образом цель
угона скота3. С, середины IX в. положение существенно изменяется:
военные действия ассирийских царей в указанном районе на протяжении
около полутора столетий приобретают почти регулярный характер. Два
новых фактора изменили сущность этих войн. К середине IX в. происходит
окончательное переоформление союза «Стран Наири» в мощное Урартское
государство4 5, и на IX—VIII вв. приходится период наибольшего эконо¬
мического и политического расцвета северо-сирийских городов.
Существование прямой зависимости между тремя хронологически сов¬
падающими явлениями: эпохой образования Ванского царства, началом
регулярных походов Ассирии в Урарту и периодом расцвета северо-сирий¬
ских городов, представляется несомненным и позволяет выявить внутрен¬
нее содержание ассиро-урартских противоречий в IX — VIII вв. до н. э.
Очевидно, объяснить регулярный характер ассиро-урартских войн в IX в.
одним лишь стремлением ассирийских царей к грабежу и захвату новых
территорий6 не удастся, тем более что попытки закрепить за собой резуль¬
1 Весьма вероятна аналогичная сирийским государствам роль Мусасира и Ху-
бушкии. Через Мусасир проходил торговый путь, соединяющий Ассирию с прикаспий¬
скими областями и, вероятно, со Средней Азией, см.Г Масперо, Древняя история
народов Востока, М., 1911, стр. 400—401. Ср. наличие ляпис-лазули и сердолика в спи¬
ске добычи, вывезенной Саргопом II из Мусасира; см. F. Thureau-Dangin,
Une relation de la 8-me campagne de Sargon, II, P., 1912, ctk. 352. Путь из Ассирии
в Урарту через Хубушкию мог быть использован благодаря наличию перевала. «Ней¬
тральное» положение Мусасира и Хубушкии в ходе ассиро-урартской борьбы, анало¬
гичное, очевидно, положению сиро-малоазийских государств, позволяет предполо¬
жить, что эти районы представляли собой второй, восточный путь для связей Урарту
с переднеазиатским миром, роль которого возросла с момента захвата Ассирией сирий¬
ских областей и уничтожения их «нейтрального» положения.
2 О роли Мальтайского прохода см. RLV, VII, S. V. «Maltaj»; F. М. Böhl
u. Е. F. Weidner, Die Lücke in der Reliefgruppe III von Maltaj, AfO, XIII, 3 (1939),
стр. 128 сл.
8 Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, Ереван, 1944, стр. 41.
4 Б. Б. Пиотровский, ук. соч., стр. 51.
5 В. В. Струве, История древнего Востока, стр. 310.
30
С. М. БАЦИЕВА
таты этих походов были мало удачны для ассирийцев. Трудно объяснить
также этот факт исключительно соображениями необходимости превентив¬
ных войн ассирийцев против «горных урартских племен»1, угрожающих
захватом территории Ассирийского государства. До времени Аргишти
(VIII в.) у нас нет данных о такой угрозе.
Ключом к ответу на вопрос об основных причинах полуторастолетней
борьбы двух сильнейших государств Переднего Востока может послужить,
как кажется, одна характерная особенность ассирийских походов в Урарту:
в преобладающем большинстве случаев эти походы были связаны с войнами
ассирийцев в северной Сирии и нередко непосредственно следовали за
ними2.
Учитывая значение северо-сирийских городов как для Ассирии, так
и для Урарту, представляется возможным рассматривать регулярные
походы ассирийских царей в Урарту в IX в. как начало борьбы Ассирии
и Урарту за гегемонию в северной Сирии и юго-восточной Малой Азии.
Борьбу Ассирии и Урарту за северную Сирию нельзя свести только к со¬
бытиям VIII в., отраженным в письменных источниках3; та причина этой
борьбы, на которую указывает Б. Б. Пиотровский4 5, безусловно верна
для одного периода, но недостаточна для объяснения всего развития ассиро¬
урартских противоречий в северной Сирии, прошедшего несколько этапов.
Для того чтобы определить причины первого этапа борьбы Ассирии
и Урарту за северную Сирию (IX в.), необходимо установить позиции
обоих государств в начале этой борьбы. Первое сообщение о завоеваниях
урартов в районе Мелида и Софены содержится в надписи из Палу Менуа,
сына Ипшуини6, правившего около 810—779 гг. до н. э. Данные ассирий¬
ских источников опровергают всякое предположение о возможности появ¬
ления урартов на территории юго-восточной Малой Азии и северной Сирии
до времени правления Менуа, точнее даже до начала VIII в. до н. э.Над¬
писи на стелах ассирийских наместников-эпонимов в Ашшуре6 позволяют
проследить ход завоеваний Ассирии на западной границе Урарту, которые
на время создали непреодолимый барьер для урартского продвижения
в Малую Азию и северную Сирию.
Начало образованию ассирийских наместничеств на территории «стран
Наири» положил Ашшурнасирапал7; число их продолжает расти при его
преемниках. В 882 г. было образовано наместничество в Тушхане (совр.
Карх на верхнем Тигре). В 856 г. Салманасар III создает наместничество
в Амеде (совр. Диярбекр)8; эпоним 838 года, «великий кравчий» Салмана¬
сара III, Нинуртакибсиусур является уже наместником Амеда, Маллану,
Алзи, Сухме и других областей «Стран Наири», расположенных по верх¬
нему течению Евфрата. Стабильность ассирийской власти на захваченной
территории вплоть до VIII в. до н. э. доказывает стела эпонима 799 г.
Мардукшемани, бывшего наместником тех же областей, что и Нинурта¬
кибсиусур. Только в VIII в. положение изменяется: стела эпонима 768 г.
Аплайи, наместника одного только Амеда, убедительно свидетельствует,
1 В. В. Струве, ук. соч., стр. 302. ' ^ ^ ^ ^ W'W Щ ^
2 Это можно проследить по спискам эпонимов, см. RLA, II, стр. 428 сл. (годы
840—829, 776—775 и др.).
- 3 Р. Rost, ук. соч., стр. 12—16, 44.
▼ 4 Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, стр. 88, 70 и др.
5 A. S а у с е, The Cuneiform Inscriptions of Van, JRAS, т. XIV (1882), стр. 558—
560, № 33, стк. 7—11, 15—16.
e W. Andrae, Die Stelenreihen in Assur, WVDOG, №№ 24, 34, 39, 42, 43.
7 E. F о г r e r, Die Provinzeinteilung des assyrischen Reiches, L., 1920, стр. 27.
8 E. F о г г e г, ук. соч., стр. 29. Наместником Амеда назван также эпоним
851 г., см. W. Andrae, ук. соч., № 42 RLA, II, стр. 428 сл. Там же дальнейшие
указания на эпонимов.
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
31
что Ассирия теряет завоеванные области в «Странах Наири». Таким об¬
разом, проникновение урартов, согласно надписи из Палу Менуа, сына
Ишпуини, на территорию юго-восточной Малой Азии стало возможным
только после 799 г. до н. э.
Продвижение Ассирии в северную Сирию и юго-восточную Малую
Азию началось задолго до появления урартов в этих районах и было свя¬
зано со стремлением Ассирии поставить под свой контроль важнейшие
пути транзитной торговли северо-сирийских городов с Севером и Югом*
К 876 г. почти вся Месопотамия была под властью Ассирии; Ашшурнаси-
рапал переходит Евфрат, принимает дань от членов северного союза сирий¬
ских городов, не оказавших ему сопротивления, и, пересекая Оронт, выхо¬
дит на побережье. В 841 г. Салманасар III повторяет поход своею отца
к Средиземному морю. Поддерживая военными походами ассирийскую
власть в Сирии (борьба в 858—856 гг. с коалицией северо-сирийских горо¬
дов, взятие Тиль-Барсиба, битва при Каркаре в 853 г. с «союзом двенад¬
цати», походы 849—845 гг. и т. д ), Салманасар стремится в 30-х годах за¬
хватить в свои руки непосредственные источники добычи металлов; об
этом свидетельствует покорение Куэ, взятие г. Тарса в Малой Азии, посе¬
щение царем, после покорения им Табала, копей и каменоломен в горах
Тавра. Продвижение ассирийцев в Сирию и юго-восточную Малую Азию
в IX в. означало для Урарту разрыв органических связей с сйро-хеттским
миром, связей экономических, этнических и культурных. Выросшее на перед¬
неазиатском субстрате1, генетически связанное с Передней Азией именно
через юго-восточную Малую Азию и северную Сирию, Урартское государ¬
ство с момента своего образования повело решительную борьбу против
продвижения в эти области Ассирии, которое перерезало для Урарту
путь в переднеазиатский мир.
Средиземноморский рейд Ашшурнасирапала имел своим следствием
поход его против племен гор северной Месопотамии и предгорий Армян¬
ского Тавра — в район Амеда (Диярбекра), а первый же год правления
преемника Ашшурнасирапала Салманасара III ознаменовался походом
в более северные области — Наири, Урарту и др., вплоть до озера Ван.
После взятия в 856 г. Тиль-Барсиба на излучине Евфрата, столицы Бит-
Адини, одного из членов cefeepo-сирийского союза, Салманасар совершил
глубокий рейд в Армению. Если 50—40-е годы IX в. заняты походами
в Сирию, то в 831, 829—28 гг. туртан Салманасара III Дайан-Ашшур
воюет уже против Урарту.
Такая последовательность ассирийских походов говорит о противодей¬
ствии Урарту ассирийским завоеваниям на западе и северо-западе.
Совершенно очевидно, что появление Менуа в начале VIII в. в Мелиде было
результатом многолетней борьбы урартов за отвоевание занятых ассирий¬
цами территорий в «Странах Наири»2.
Начало VIII в. застает Ассирию в состоянии глубокого экономического
и политического упадка и открывает новый этап в истории ассиро-урарт¬
ских противоречий на западе — период гегемонии Урарту. В конце IX
и начале VIII в. Ассирия даже не претендовала уже на господство запад¬
нее Евфрата. Ослабленная внутренними противоречиями3, выражением
которых были гражданские войны 827—822, 772—758 и 746—745 гг.,
Ассирия теряет гегемонию на западе; успех Ададнирари III, взявшего в
1Б. Б. Пиотровский, О происхождении армянского народа, Ереван,
1946, стр. 7.
2 Интересно в этом отношении упоминание страны Алзи в надписи Менуа, сына
Ишпуини, см. A. A. S а у с е, The Cuneiform Inscriptions of Van, JRAS, т. XIV (1882),
ч. 3, стр. 555, № 32, стк. 7—8, и сведения о покорении им страны Дайаэни, A. S а у с е,
ук. соч., стр. 540, № 30, стк. 2.
8 Подробнее см. И. М. Дьяконов, РЗОА, стр. 84—89.
32
G. M. БАЦИЕВА
802 г. Дамаск и получившего дань с городов Сирии и Палестины, был
временным. Скоро Ассирии пришлось столкнуться с наступлением Урарту.
Преемник Менуа, Аргишти (ок. 778—760), продолжает борьбу за расши¬
рение западных границ Урарту. Летопись Аргишти под третьим годом
сообщает о походе его в страну Хате и долину Нириба и о подчинении им
всего района Мелида до «Ка [мману]»1. Страны Хате и Цупани упомина¬
ются также в надписи Аргишти из Вана2, сообщающей о переселении
Аргишти «6600 воинов» этих стран в Закавказье, в город Эрбуни3. Над¬
пись Сардури, сына Аргишти4 (ок. 760—730 гг.), также говорит о завое¬
вании урартским царем города Мелида и девяти крепостей в Софене5,
а летопись этого царя сообщает о победе его над Кушташпи, царем Кум-
муха6.
Завоевание малоазийских областей позволило бы урартским царям
выйти непосредственно к сырьевой базе транзитной торговли северосирий¬
ских городов и представляло блестящую возможность соединить в своих
руках оба основных центра добычи металлов, в частности железа, на Перед¬
нем Востоке. Монополия владения источниками сырья сделала бы Урарту
гегемоном по отношению к богатым городам7 северной Сирии и поставила
бы в зависимость от Урарту и ассирийскую державу.
и Некоторые данные источников дают основание предположить, что Урарту
стремилось закрыть для Ассирии путь торговли с Малой Азией. Интересна
в этом отношении перегруппировка сил в составе северосирийского союза,
отражающая гегемонию Урарту в северной Сирии. Если в период подъема
Ассирии руководящую роль в северосирийском союзе играл Каркемиш —
ключевой пункт евфратской торговли (т. е. торговли с Ассирией),— высту¬
павший во главе «Страны Хатти», то с наступлением Урарту первое место в
союзе северосирийских городов занимает не связанный с евфратским путем
Арпад. Роль Арпада как объединителя всей Сирии в середине VIII в. уже от¬
мечалась выше. С падением влияния Урарту в северной Сирии в 40—20-го¬
дах VIII в. политическая роль Каркемиша вновь значительно возросла.
В эти годы каркемишские цари предпринимают ряд завоевательных похо¬
дов в восточную Каппадокию — страну Пала (район течения р. Арацани)
и некоторые другие области Малой Азии, локализация которых иногда
затруднительна8.
Во всяком случае сам факт господства на территории северной Сирии
враждебного Ассирии государства отрезал последней путь к малоазийским
1 A. S а у с е, ук. соч., стр. 582 сл., XXXVTII, 12, 13, 16, 17; под «страной хет
тов (Хате), соседней с Мелидом» надо понимать Малую Азию,за Евфратом. Восстапов
ление Ка [мману] принадлежит И. М. Дьяконову. «Долина Нириба» — в верховьях
Евфрата, современное село Nerib, см. Г. А. К а п а н ц я и, Историко-лингвистическое
значение топонимики древней Армении, Ереван, 1940, стр. 35.
2 CICli № 112, А, 2 «Страна Цупани» — Софена античных авторов.
3 Археологические рахкопки 1950 г. позволили локализовать город Эрбуни урарт¬
ских надписей в районе древней крепости Аринберд (Ганли-тапа), на окраине Ере¬
вана, см. Б. Б. Пиотровский, Кармир-блур, I, стр. 8.
4 A. S а у с е, ук. соч., 50, 14, 22.
5 См. Г. А. Капанцян, ук. соч., стр. 37—38.
6 Н. Я. Марр и И. А. Орбели, Археологическая экспедиция 1916 г. в Ван,
П, 1922, стб. IV (Е), стк. 36 сл.
7 Интересен тот факт, что урартские цари получали в качестве дани золото и
серебро только в областях северной Сирии, юго-восточной Малой Азии и в Дайаэни —
«Летопись Сардури», там же. См. также надпись Менуа, сына Ишпуини, из Язылыта-
ша, CICh, I, 1928, стр. 51.
8 В. Н г о z n у, Inscriptions hittites hiéroglyphiques de Carchemish, Ar. Or.,
VI (1934), стр. 234—242. Cp. также B. H rozny, Sur l’inscription hittite hiéroglyph¬
ique de Carchemish I, Ar. Or., V (1933), стр. 114—117. Если правильно чтение Гроз¬
ного, то интересно упоминание в тексте имени киммерийцев, указывающее на более
раннее их проникновение в Каппадокию, чем это принято полагать. О локализации
«страны Пала» (Палу) см. Г. А. Капанцян, ук. соч., стр. 66—68.
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ 33
рудникам; памятуя о значении металла, в частности железа, для вооруже¬
ния ассирийской армии, невозможно не учитывать этого обстоя¬
тельства при характеристике упадка Ассирии. Можно с уверенностью
сказать, что борьба Ассирии за северосирийский торговый путь была борь¬
бой за ее существование; подъем или окончательная гибель Ассирии зави¬
сели от результатов этой борьбы.
Напряженность политической обстановки в Передней Азии в начале
VIII в. нашла отражение в событиях царствования Салманасара IV (781—
772): 781, 780, 779, 778 и 776 гг. отмечены походами ассирийцев против
Урарту; в 775 г. был совершен поход в «горы кедра» (Ливан или Аман),
за которым последовало новое сражение с урартами в 774 г.1. Надпись
Шамшиилу, туртана Салманасара IV, на статуях львов в Тиль-Барсибе2
сообщает о «победе» его в 774 г. 3 над Аргишти—урартом, «чье название
страшно, как тяжелая буря». Судя по тону надписи 4, ассирийцы факти¬
чески не имели успеха в этом сражении, и, возможно, именно о событиях
774 г. говорит летопись Аргишти, сообщающая под V годом о победе его
над ассирийскими войсками5. Правление преемников Салманасара IV—
Ашшурдана III (773—754) и Ашшурнирари IV (754—745) проходило в об¬
становке напряженной социальной борьбы внутри ассирийской державы 6.
До коренных преобразований во внутреннем управлении и организации
войска,проведенных Тиглатпаласаром III (745—727), Ассирияне была в со¬
стоянии успешно разрешить насущный для нее вопрос восстановления
торговли с Малой Азией.
0 насущности этого вопроса говорит тот факт, что после установления
в конце царствования Ашшурдана III относительного мира в стране7
в первый же год своего царствования Ашшурнирари IV выступил в поход
на запад. Победа Ашшурнирари над Мати’элем арпадским в 754 г., озна¬
менованная заключением неравноправного договора, согласно которому
Мати’эль обещал покорность и военную поддержку Ассирии 8, была
случайным и потому недолговечным успехом раздираемой внутрен¬
ними противоречиями Ассирии. Изменившаяся вскоре политическая обста¬
новка позволила Мати’элю нарушить клятву, данную им Ашшурнирари.
Обломок стелы Сардури, сына Аргишти (760—730), найденный в церкви
Сурб-Погос в Ване, сообщает о победе урартского царя над Ашшурнирари
и покорении «Страны Арме» 9. Можно предположить, что в результате
именно этой победы Сардури произошло отмеченное выше распростра¬
нение урартской власти на Куммух. Успехи Сардури в борьбе с Ассирией
послужили причиной того, что Мати’эль, царь Арпада, поклявшийся
в верности Ассирии в 754 г., в 743 г. выступает верным союзником Урарту.,
Положение сирийских государств в центре ассиро-урартских противо¬
речий вынуждало их проводить политику противодействия наиболее
опасному для их независимости и существования противнику. Таким про¬
1 Список эпонимов, гг. 776—774.
2 F. Thureau-DanginetM. Dunand, Til Barsib, P., 1936, стр. 141 сл.
3Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, стр. 71, предполагает,
что события, описанные Шамшиилу, происходили в 780 г. Упоминание в надписи стра¬
ны Намру позволило И. М. Дьяконову сопоставить указанные события с отмеченным
в списке эпонимов походом 774 г. против Урарту и Намру. См. список эпонимов,
гг. 781—774.
4 См. особенно заключительную часть надписи.
5 Ср. Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, стр. 71.
6 См. список эпонимов, гг. 764—759, 753—750 и др.
7 Список эпонимов, г. 758.
8 Е. F. Weidner, Der Staatsvertrag AsSurniraris IV von Assyrien mit Mat-
ti’ilu von Bit-Agusi, AfO, VIII (1932), стр. 17 сл.
9 Б. Б. Пиотровский, О происхождении армянского народа, стр. 27,
локализует «страну Арме» в юго-западной части Урарту.
3 Вестник древней истории, ДЬ 2
34
С. М. БАЦИЕВА
тивником являлась для них чаще всего Ассирия, политикой которой в зна¬
чительной мере объясняется проурартская ориентация сирийских государств
в .VIII в. до н. э. Благодаря последнему обстоятельству, борьба Ассирии
и Урарту за гегемонию в сиро-малоазийских областях приобретает в VIII в.
особый характер: она становится борьбой Урарту и союза сиро-малоазий¬
ских государств против агрессии Ассирии.
Когда войска Сардури, сына Аргишти, одержавшего победу над Аш-
шурнирари, появляются в Куммухе, Мати’эль арпадский фактически
нарушает договор с Ашшурнирари и заключает от имени всех сирийских
государств новый договор с неким BRGYH, царем КТК1. Интересно
отметить полную стилистическую зависимость текста сафер-суджинской
стелы, содержащей этот договор, от текста договора с Ашшурнирари 2
В надписи на этой стеле идет речь о заключении военного союза Арпада
и всех арамейских государств Сирии с каким-то могущественным контр¬
агентом, выступающим, судя по тону договора, не только как равная, но
и как более сильная сторона. Последнее обстоятельство позволило Кан-
тино 3 предположить, что под обозначением «BRGYH, царь КТК»
скрывается ассирийский царь. Несостоятельность этой гипотезы была
вполне убедительно доказана рядом исследователей 4. Предположение
Дюпон-Зоммера о тождестве страны КТК с «Каску» ассирийских источни¬
ков 5 и локализации последней где-то между Гургумом, Мелидом и Таба-
лом 6 более вероятно как с точки зрения фонетической 7, так и с исто¬
рико-географической. Однако арамейские имена правителей этой страны
говорят скорее за локализацию ее южнее Гургума и Мелида, может
быть в верхнем течении р. Пирама. Существует также мнение относительно
тождества «Каску» (каскейцев) с населением Камману, столицей которого
в это время был Мелид 8. Каску понимается в данном случае как этниче¬
ский термин, а Камману — как территориальный 9. Мелид в середине
VIII в., несомненно, находился под урартским влиянием 10 и участвовал
вместе с Арпадом в войне Сардури урартского против Ассирии.
Однако где бы ни локализовалась страна Каску — КТК, остается
совершенно непонятным взятый сам по себе факт выступления этой во
всяком случае незначительной области в качестве могущественного контр¬
агента всех арамейских государств в договоре, направленном против
Ассирии. Найти объяснения этому обстоятельству помогают события
743 г., которые отвечают на вопрос, на чью помощь рассчитывал Мати’эль,
отказываясь от союза с Ашшурнирари. В 743 г. сын и наследник послед¬
него, Тиглатпаласар III, в битве при Арпаде разбил союзные армии Сар-
,дури урартского и Мати’эля арпадского, а также Сулумаля мелид-
ского, Тархулары гургумского и Кушташпи куммухского;# указанные
факты убеждают, что за BRGYH сефер-суджинской стелы стояла фигура
его могущественного гегемона, от имени которого он действовал,— Сар-
1 «Mélanges de l’Université Saint-Joseph», XV (1930—31), стр. 237—260.
2 См. J. Cantinea u, Remarques sur la stèle araméenne de Sefir-Soudjin,
RA, XXVIII (1931), стр. 167—178.
3 J. C a n t i n e a u, ук. соч., стр. 177—178.
4 Например, см. A. Dupont-Somme г, ук. соч., стр. 59.
5 См., например, надпись Тиглатпаласара III, где *Каска» упоминается рядом
с Табалом, Мелидом, Гургумом и Сам’алом, P. R ojs~t, ук. соч., стр. 26.
6 Dupont-Somme г, ук. соч., стр. *-?59.
7 Арамейское t может передавать t, которое передается в ханаанейских языках
(еврейском, финикийском) через §; ханаанейскоеже § закономерно передается в асси¬
рийское через s.
8 См. текст Саprona II, приводимый ниже, на стр. 36.
9 E. F о г г с г, Die Aramàer, RLA, стр. 136.
10 См. надпись Сардури II из Изоглу, С. F. Lehmann-H ampt, Arménien...,
I, В., 1910, стр. 481.
БОРЬБА МЕЖДУ АССИРИЕЙ И УРАРТУ ЗА СИРИЮ
35
дури урартского. Почему Сардури отказался от непосредственного за-
ключния договора с Арпадом? На этот вопрос можно ответить лишь весьма
гипотетично: скорее всего, Сардури не хотел создавать прецедента наруше¬
ния мирных отношений с Ассирией, которые сохранялись после его победы
в течение всего царствования Ашшурнирари, и воспользовался подставным
лицом для заключения враждебного Ассирии договора, оставаясь, с дипло¬
матической точки зрения, нейтральной стороной, так же как Мати’эль
формально не нарушал договора с Ашшурнирари.
Итак, в середине VIII в. создается военный союз сиро-малоазийских
стран и Урарту, направленный против Ассирии. Весьма вероятно, что
этот союз был аналогичен по своему характеру союзу Урзаны мусасирского
и Русы II, в основе которого также лежала прежде всего военная помощь
Мусасира в борьбе Урарту против Ассирии.
Таким образом, второй этап борьбы Ассирии и Урарту за северную Си¬
рию и юго-восточную Малую Азию падает на время глубокого экономи¬
ческого и политического упадка Ассирии и высшего расцвета Урарту. Асси¬
рия теряет свои завоевания на западе и северо-западе, и гегемония в этих
областях переходит в первой половине VIII в. к Урарту. ПродвижениеУрар-
ту в области северной Сирии и юго-восточной Малой Азии, отрезавшее
для Ассирии путь к малоазийским рудникам, а возможно, и сознатель¬
ное стремление Урарту изолировать Ассирию от транзитной торговли
Малой Азии и Сирии послужили причиной борьбы Ассирии и Урарту за
эти области.
Третий и последний этап борьбы Ассирии и Урарту за гегемонию на
западе начался в 743 г. до н. э. победой Тиглатпаласара III над союзом
Урарту, Бит-Агуси (Арпад), Куммуха, Гургума и Мелида. Кроме военной
добычи, захваченной у Сардури, Тиглатпаласар получил в Арпаде дань *
от правителей Дамаска, Куммуха, Тира, Куэ, Каркемиша, Гургума С
Принесение дани в Арпаде Тиглатпаласару, после победы его над Сардури,
государствами всей Сирии, Финикии и юго-восточной Малой Азии свиде¬
тельствует, что в середине VIII в. союзниками Урарту выступали далеко
не одни только четыре упомянутых анналами государства северной Сирии
и юго-восточной Малой Азии. Естественно поэтому, что такой союз не мог
быть уничтожен в одном сражении. 742, 741 и 740 годы отмечены походами %
Тиглатпаласара против Арпада. В 738 г. был взят г. Куллани, возле
Арпада, ставший, очевидно, после падения Арпада в 740 г. центром анти-
ассирийского движения на западе. Сражение 735 г. в Куммухе (между
областями Киштан и Хальпу) 1 2, в котором Тиглатпаласар снова одер¬
жал победу над союзом Сардури урартского, Сулумаля мелидского,
Тархулары гургумского, Кушташпи куммухского, решило исход борьбы.
Тиглатпаласар проходит огнем и мечом всю территорию Урарту с запада
на восток вплоть до Тушпы; но, несмотря на длительную осаду и кровопро¬
литные сражения, Тушпы он взять не мог 3. Часть урартской территории
на юго-западе Тиглатпаласар превратил в ассирийские наместничества,
создав, таким образом, барьер для урартского продвижения на юго-запад4.
Однако борьба за гегемонию на западе между Ассирией и Урарту еше
продолжалась до 714 г. Кёлагранская надпись Русы, сына Сардури (около
730—714), дает основание предположить, что барьер, созданный Тиглат-
паласаром, был весьма непрочен и урарты проникли в области Бит-
1 Р. Rost, ук. соч., стр. 14—16.
2 Город Хальпу, резиденция царя Куммуха, упомянут и в летопси Сардури.
О дате битвы см. Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, стр. 89.
3 Р. Rost, ук. соч., стр. 52.
4 Р. Rost, ук. соч., стр. 46.
3*
36
G. M. БАЦ НЕВА
Замани (Амед), Алзи и, возможно, в Гургум С другой стороны, и сиро-
малоазийские государства продолжали до самого конца своего существо¬
вания вести активную борьбу с ассирийскими завоевателями, опираясь,
после ослабления Урарту в конце VIII в., в особенности на Фригию. Борьба
Миты, царя мушков (повидимому, Фригии) в союзе с Табалом и Карке-
мишем 1 2 против преемника Тиглатпаласара III,— Саргона II (722—
705), проходила, как можно судить по некоторым данным, не без поддержки
урартского царя. Победа Саргона над Митой и разгром им Урарту в 714 г.
окончательно решили судьбу северной Сирии. Надпись Саргона II в XIV
зале дворца в Дур-Шаррукине сообщает, что он «убил князей страны Хатти
и городов Гаргемиша (Каркемиша) и Куммуха. Гунзинану камманского
переселил изМелидду, [его] царского города, и во все эти страны поставил
наместников... Лишил царской властиТархулару маркасского (=гургум-
ского) и обширную страну Гургум всю включил в границы Ассирии... пере¬
селил жителей страны Каску, Табалу, Хилакку... изгнал Миту, царя
му сков...»3.
В конце VIII в. Саргон окончательно устанавливает гегемонию Ас¬
сирии на Западе, завершив покорение государств Сирии и юго-восточной
Малой Азии и превращение их в провинции Ассирии, начатое еще Тиглат-
паласаром 4. Можно сказать с уверенностью, что после 714 г. о борьбе
Урарту за гегемонию в северной Сирии не может быть и речи. Упоминае¬
мые надписью из Мазгердской крепости Русы, сына Аргишти (ок. 685—
645), походы против хеттов (т.е. в области Малой Азии) и мушков, возможно,
говорят о том, что западной границей Урарту в то время был Евфрат 5,
однако не дают никакого основания предположить борьбу Урарту за геге¬
монию в Сирии, при общем стремлении Русы к дружественным отношениям
с Ашшурбанапалом, царем Ассирии 6. Завоевание «нейтральных»
государств северной Сирии и юго-восточной Малой Азии в конце VIII в.
Ассирией, превращение их в провинции ассирийской державы явились
завершением борьбы Ассирии и Урарту за гегемонию в этих областях.
Внимание Урарту переносится в этот период на другие районы, в част¬
ности в Закавказье, где оно стремится возместить свои потери на Западе 7.
1 Б. Б. П и о т р о в с к и й, ук. соч., стр. 100—102.
2 Выступление Каркемиша против Ассирии объясняется, очевидно, политикой
Саргона II, стремившегося превратить мелкие государства северной Сирии в ассирий¬
ские провинции.
3 Н. Winckler, Die Keilschrifttexte Sargons, Lpz, 1889, стр. 80 сл. Инте¬
ресно, что ассирийские цари вновь пытаются создать «клин» против урартского про¬
движения на запад, но уже не восточнее Евфрата, так как эту территорию теперь
прочно удерживали урарты, а к западу от него. Но «клин» этот долго не удержался:
уже сын Саргона Синаххериб потерял территорию Табала, не говоря о Камману и более
северных областях. См. Е. F о г г е г, Die Provinzeinteilung, стр. 81—82.
4 Е. F о г г е г, ук. соч., стр. 56 сл.
5 Б. Б. Пиотровский, ук. соч., стр. 134.
6 Б. Б. Пиотровский, ук. соч., стр. 133. Надпись Русы II из Адыльдже-
ваза (см. Г. А. Меликишв и ли, «Сообщения АН Груз. ССР», т. XI, № 10,
стр. 683—690) подтверждает предложенную точку зрения.
7 Это отразилось, в частности, на развитии металлургии железа в южном За¬
кавказье в VII—VI вв. См. А. А. Мартирося и, Культура южного Закавказья
в VII—VI вв. до н. э. по археологическим данным (автореферат кандидатской дис¬
сертации), Ереван, 1951.
О. В. Кудрявцев
ЗАПУСТЕНИЕ ЭЛЛАДЫ В ПЕРИОД ИМПЕРИИ,
ЕГО ПРИЧИНЫ И ЗНАЧЕНИЕ
Катастрофическое падение численности населения в областях наи¬
более развитого рабовладения, запустение этих областей представляют
собой одно из характерных явлений, сопровождавших разложение рабо¬
владельческого способа производства. Причины и следствия этого явления,
однако, до сих пор еще не были предметом специального исследования в со¬
ветской историографии. Только А. Б. Ранович уделяет этому вопросу не¬
которое, внимание. По его словам, падение численности населения было пока¬
зателем: упадка Греции, а упадок этот был вызван «серьезным затяжным
социально-экономическим кризисом»1. Кроме того, А. Б. Ранович указы¬
вает, что причиной запустения Эллады были также опустошительные войны
I в. до н. э. и гнет римского господства 2. Однако эти правильные выводы
высказаны А. Б. Рановичем лишь в самой общей форме, конкретный же
ход процесса, именуемого социально-экономическим кризисом Эллады,
оставляется им без рассмотрения. Между тем данный вопрос несомненно
заслуживает дальнейшего изучения, поскольку .'проблема разложения
рабовладельческого способа производства чрезвычайно сложна и может
быть исследована лишь в результате соединенных усилий всех советских
историков античности.
К тому же в буржуазной науке этот вопрос часто является исходным
пунктом для различных построений, искажающих действительный ход
исторического процесса. Одни исследователи, например, Кайль, автор
главы о греческих провинциях в «Кембриджской древней истории»,
склонны сомневаться в том, что запустение, о котором единогласно гово¬
рят античные авторы, было настолько катастрофическим. В нескольких
местах 3 Кайль стремится доказать, что известия древних авторов преуве¬
личены и что в период империи в некоторых областях Эллады наступает
некоторое возрождение. Нельзя сомневаться в том, что положение отдель¬
ных областей Эллады несколько улучшилось в период империи по сравне¬
нию со временем военных опустошений конца республики, но это не
должно скрывать от исследователя основного факта все увеличивавшегося
запустения страны в целом. В сущности, эта точка зрения, быть может,
даже незаметно для тех, кто ее защищает, смыкается с неоднократными
в буржуазной литературе попытками отрицать вообще катастрофическое
падение античного мира, революционный характер перехода от антично¬
1 А. Б. Ранович, Восточные провинции Римской империи в I—III вв., 1949,
стр. 218.
2 Там же, стр. 220.
3 J. Keil, The Greek Provinces, САН, XI, 1936, стр. 562, 564, 566 и др.
38
О. В. КУДРЯВЦЕВ
сти к средневековью (наиболее ярко Допш \ отчасти Ростовцев1 2 и, в из¬
вестной мере, Пиренн3).
Другие буржуазные историки, напротив, не только не отрицают рез¬
кого сокращения численности населения в коренных областях античного
мира — Греции и Италии,— но даже превращают его в главную причину
падения античного мира. С наибольшей определенностью и в наиболее
реакционной форме эта теория была сформулирована Зееком 4, который
полагает, что наиболее опасной стороной исчезновения населения было
«истребление лучших»5 благодаря чему античная культура потеряла свою
интенсивность. Грубо говоря, Зеек считает, что в то время как «более силь¬
ные» гибли во время проскрипций и казней, войн и восстаний, «слабейшие»
оставались, имели потомство, и. таким образом, происходило «вырождение
расы». Реакционная сущность этой откровенно расистской теории совер¬
шенно ясна: с точки зрения Зеека, творцами истории являются не народы,
а отдельные избранные, гибель которых приводит к социально-политиче¬
скому и культурному упадку.Столь же ясна и методологическая порочность
концепции Зеека: как известно, ни увеличение, ни уменьшение плотности
населения не могут сами по себе вызвать изменение общественного строя;
«...рост народонаселения не является и не может являться главной силой
развития общества, определяюгцей характер общественного строя, физио¬
номию общества»6; часто само изменение плотности населения зависит от
степени социально-экономического развития. Как будет показано ниже,
значительное понижение плотности населения Эллады было результатом
кризиса полиса, а затем и античного рабовладельческого общества и лишь
одним из явлений, его сопровождавших, а не причиной гибели «греко-рим¬
ской цивилизации». К тому же Зеек, совершенно не задумываясь, подменяет
вопрос о падении античного мира вопросом об упадке Италии и Греции.
Наконец, совершенно ложно и то положение Зеека (I, 318), согласно кото¬
рому плотность населения уменьшается вследствие «культурного упадка»—
это, разумеется, неверно с теоретической точки зрения и, конечно,
не находит себе подтверждения в источниках, которые, как будет
показано ниже, со всей определенностью свидетельствуют об истинных
причинах запустения коренных областей развитого античного рабо¬
владения.
Падение численности населения в Элладе началось еще со второй ^
половины эллинистического периода. Многочисленные античные авторы '
от Полибия до Павсания единодушно говорят о запустении Эллады,
и потому не может быть сомнения, что эти известия отражают действитель¬
ное положение вещей, если даже сделать скидку на реторичоские преуве- 4
личения. Уже в середине II в. до н. э. Полибий говорил о начинающемся
запустении Эллады: «в наши времена Элладу охватили бездетность и
вообще малолюдство, из-за которого и города опустели и бывают (е^си
сшбЗа^г) неурожаи, хотя нас не постигали ни постоянные войны, ни
1 А. Dopsch, Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europäischen Kulturent¬
wicklung aus der Zeit von Caesar bis auf Karl den Grossen, 1, 1923, стр. 94 слл.; II,
1924, стр. 539 слл.
2 М. R о s t о v t z е f f, The Decav of the Ancient World and its Economic Expla¬
nations, EHR, II, 2, 1930, стр. 197—214.
3 Поскольку он связывает переход от древности к средним векам в жизни Запад¬
ной Европы ые со временем переселения пародов и падения Западной Римской импе¬
рии, ас арабским завоеванием. См. Н. Pi renne, Economic and Social History of Me¬
dieval Europe, 1936, стр. 1 слл.
4 О. S e e c k, Geschichte des Untergangs der antiken Welt, I, 1895, стр. 318—367.
6 О. S с e с k, ук. соч., 257—289: «Ausrottung der Besten».
6 «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс»,
1945, стр. 114.
ЗАПУСТЕНИЕ ЭЛЛАДЫ
39
тяжелые эпидемии»1. Через столетие после Полибия Сервий Сульпиций
в своем часто цитируемом письме, утешая Цицерона в смерти любимой
дочери, такими словами характеризовал бедственное положение Эллады,
вернее, эллинских городов по берегам Саронического залива, во времена
Цезаря (45 г. до н. э.): «Когда, возвращаясь из Азии, я плыл из Эгины
в Мегару, я начал осматривать окрестные места. За мной была Эгина;
впереди — Мегара; направо — Пирей; налево — Коринф; эти города,
которые когда-то были цветущими, ныне лежат перед глазами уничтожен¬
ные и разрушенные. Я начал так сам с собой рассуждать: о! мы, людишки,
негодуем, если кто-нибудь из нас погиб или убит, чья жизнь должна быть
короткой, в то время как (quum) в одном месте лежат поверженными трупы
стольких городов. Не хочешь ли ты, Сервий, смириться и помнить, что
ты рожден человеком? Поверь мне, я был очень укреплен этим рассуждением»
(Cic., Ad fam., IV, 5). Хотя картина, нарисованная Сервием Сульпицием,
и страдает некоторыми реторическими преувеличениями 2, тем не менее,
она, в основном, верно характеризует положение Эллады в последние деся¬
тилетия республики.
Через несколько десятков лет после Сервия Сульпиция, в начале I в.
н. э., составлял свое географическое сочинение Страбон, давший не менее
яркую картину запустения различных областей Эллады. «Впрочем, и
Лаконика теперь бедна людьми, если судить по сравнению с древним
многолюдством. Ведь кроме Спарты остаются лишь какие-то городишки
числом около тридцати; в древности же, говорят, она называлась стоград-
ной, и вследствие этого ежегодно ими устраивались гекатомбеи» (Strabo,
VIII, 4, И, 362). Мессения, в описании Страбона,— страна большей ча¬
стью пустынная (VIII, 4, И, 362). Дельфы впали в крайнюю бедность
(IX, 3, 8, 420). При этом не только такие древние центры классической
Греции, как Аттика или Лаконика, но и более отсталые области, выдви¬
нувшиеся в IV в. или в эллинистический период, подверглись запустению.
Страбон говорит о почти полном запустении Аркадии, в которой остались
одни пастбища, пригодные для коневодства (VIII, 8, 1, 388), а из городов
известное значение сохранила только Тегея 3. Этолия в изображении
Страбона — опять-таки сплошная пустыня, годная лишь для разведения
коней 4, причем это подтверждается надписями (см. Keil, САН, XI, 563).
Хотя Страбон основывался главным образом на литературных источниках,
тем не менее конкретность и определенность сообщаемых им сведений за¬
ставляют относиться к ним с большим вниманием. На рубеже I и II вв.
н. э., в период экономического подъема империи, о катастрофическом паде¬
нии численности населения Эллады сообщает Плутарх; в своем сочинении
«Обисчезновении оракулов»(8), он, между прочим , говорит: «... из общего
малолюдства, которое произвели по всей почти ойкумене прежние вос¬
стания и войны, Эллада получила наибольшую долю и вся с трудом доста¬
вила бы ныне три тысячи гоплитов — столько, сколько один полис мегар-
цев выслал в Платеи» 5.
1 Р о 1 у b., XXXVI, 17, 5. Полибий, однако, неправ, отрицая роль войн в опусто¬
шении Эллады. На значение войн в этом отношении указывал позднее Страбон
<VIII, 8, 1, 388).
2 Так, Пирей не был окончательно разрушен, по проявлял некоторую, хотя и
значительно сократившуюся, торговую деятельность; см. J . D а у, An Economic Histo-
ry of Athens under Roman Domination, 1942, стр. 124, 142—143, 145, 149, 151, 153.
3 Strabo, VIII, 8, 2, 389. Об остальных городах Страбон (VIII, 8, 2,389)
говорит, как о полностью или почти полностью исчезнувших.
4 S t г а b о, X, 2, 3, 450; 22, 460. То же говорит Страбон (VIII, 7, 5) и об
Ахайе в узком смысле этого слова, т. е. о северном побережье Пелопоннеса.
5 Правда, это место пытались смягчить (G. F.Hertzberg, Die Geschichte Grie¬
chenlands unter der Herrschaft der Römer, II, 1868, стр. 192 елл.) в том смысле, что
Плутарх имел в виду резкое падение численности слоя средних и мелких землевладель-
40
О. В. КУДРЯВЦЕВ
Современник Плутарха Дион Хрисостом посещает различные облаете
Эллады и везде находит следы глубокого упадка. В Фивах, по его словам,
сохранилась только Кадмея, все прочее представляет собой пустое место
(Dio Chrys., Orr. VII (XIII), 120—122); посещая Эвбею, он видит опусто¬
шенные и разрушающиеся города, коз, пасущихся на поросших травой
ступенях булевтерия, замирание общественной и культурной жизни
(VII (XIII), 219—274R). Дион изображает некоторые области Эвбеи,
как почти первобытную страну, где люди добывают пропитание охотой и
разведением скота.
Еще через несколько десятков лет Павсаний, говоря об Этолии, дает
точно такую же картину запустения, как и Страбон Бросается в глаза,
как часто у Павсания упоминаются развалины различных городов:
в развалинах лежал, например, крупнейший город Аркадии Мегалополь
(Paus.,VIII,33,1). Сходную картину наблюдает Павсаний в Беотии. Посещая
Платейскую область, онвидит развалины Гисий и Эритр (IX, 2, 1). Фивы,
как и во времена Диона Хрисостома, остаются опустошенными (IX, 7,6).
От Гармата, Микалесса (IX, 19, 4), Онхеста (IX, 26, 5) остались одни раз¬
валины. Такая же картина наблюдается в Фокиде * 1 2.
Таким образом, шесть авторов, не зависящих друг от друга и разделен¬
ных значительными промежутками времени, единодушно говорят о запу¬
стении Эллады. Если даже предположить, что некоторые из них, например,
Дион Хрисостом, слегка преувеличивают в целях большей реторической
выразительности, то в этом во всяком случае нельзя упрекнуть такого
делового писателя, как Страбон. Эллада времени Антонинов, пережившая
более полутора веков спокойного развития, немногим отличается от разо¬
ренной гражданскими войнами Эллады времен Августа. Поэтому высказы¬
вание Энгельса, подчеркивающего упадок городов 3, как характерную
черту кризиса рабовладельческого общества на Западе, вполне применимо
и к городам Эллады во II в. н. э.
Для выяснения причин такого катастрофического запустения Эллады
необходимо рассмотреть вкратце весь ход социально-экономического раз¬
вития этой классической страны античного рабовладения и античной формы
собственности на землю. По словам Маркса, античная форма земельной
собственности, которую он рассматривает на примере римской квиритской
собственности, характеризуется тем, что «частный земельный собственник
является таковым только как римлянин, но как римлянин он обязательно-
частный земельный собственник» 4. Развитие рабовладения и сопрово¬
ждающая его концентрация земли в руках богачей неминуемо приводят
к нарушению этого важнейшего условия воспроизводства данной формы
цев, из которого выходили гоплиты, однако это не меняет сути дела. Не говоря уже
о том, что у Плутарха речь идет о κοινή ολιγανδρία, именно сокращение слоя средних
и мелких землевладельцев и было главной причиной и главным признаком охваты¬
вавшего Элладу малолюдства (см. об этом ниже).
1 Paus., VIII, 24, 11: γεγονασι δέ αυτοί τε ανάστατοι και ή γή σφισι πάσα
ήρ^μωται,' «они же [этолийцы] были подняты со своих мест, и земля их запустела».
2 Paus., X, 4, 1: «у этих [у фокейцев] вот что осталось на память; от Херонеи
же стадиев двадцать до Панопеев, полиса фокейцев, если вообще кто-либо назовет
полисом и тех, у которых нет ни правительственных зданий, ни гимпасия, которые
не имеют ни театра, ни агоры, ни воды, собирающейся в бассейн, но живут прямо
по склонам ущелья в полуземлянках, более всего похожих на хижины, встречаю¬
щиеся в горах».
3 Ф. Э н г е л ь с, Происхождение семьи, частной собственности и государства
в связи с исследованиями Л. Г. Моргана, 1952, стр. 154.
4 К. Маркс, Формы, предшествующие капиталистическому производству
(О процессе, предшествующем образованию капиталистического отношения или перво¬
начальному накоплению), ВДИ, 1940, № 1, стр. 13.
ЗАПУСТЕНИЕ ЭЛЛАДЫ
41
собственности, приводят к кризису полиса. Сущность процесса, именуе¬
мого кризисом полиса, таким образом, и состоит в процессе концентрации
земли, с одной стороны, и разорения значительных масс граждан—с дру¬
гой.
Кризис полиса ни в коем случае нельзя отождествлять с кризисом рабо¬
владельческого способа производства. Напротив, только разрушение мелко¬
го крестьянского землевладения и концентрация земли в руках немногочис¬
ленных богачей-рабовладельцев — процесс, составляющий экономическое
содержание понятия «кризис полиса»,— дает полный простор развитию
рабовладельческого хозяйства. По словам Маркса, «как мелкое крестьян¬
ское хозяйство, так и независимое ремесленное производство... представ¬
ляют экономическую основу классического общества в наиболее цветущую
пору его существования, после того как первоначальная восточная общин¬
ная собственность уже разложилась, а рабство еще не успело овладеть
производством в сколько-нибудь значительной степени»1. Таким образом,
разорение свободного крестьянства и мелких ремесленников, живших,
в основном, своим трудом, является условием для того, чтобы рабский
труд овладел производством. И поскольку в то время только в рабовла¬
дельческом хозяйстве мог осуществляться прогрессе производства, процесс
кризиса полиса был процессом прогрессивным, двигающим вперед раз¬
витие производительных сил.
Но как только этот процесс достигает более или менее высокой степени
развития, тотчас же начинает в полной мере сказываться основное проти¬
воречие рабовладельческого способа производства, которое в конце концов
и приводит его к гибели.
Это основное противоречие заключалось в том, что при консерватив¬
ности технического базиса рабовладельческого строя и при полной не¬
заинтересованности раба в труде, рабовладельческое хозяйство мо¬
жет развиваться только вширь, за счет увеличения размеров хозяйства
(земельных площадей и числа рабов), но в то же время такое экстен¬
сивное развитие производства имеет свои весьма ограниченные рам¬
ки: рабовладельческое хозяйство остается рентабельным только до тех
пор, пока число рабов в нем ограничено, в противном случае труд'
надзора за ними поглощает значительную часть дохода, а огромное скоп¬
ление рабов становится угрожающим для самого существования рабо¬
владельческого общества.
Яркий пример проявления этого противоречия представляет ис¬
тория Италии и Сицилии во II—I вв. до н. э. К тому же вытесне¬
ние из производства огромных масс разоренных свободных произ¬
водителей обременяет рабовладельческое общество необходимостью содер¬
жать толпы люмпен-пролетариата, которые в противном случае угрожают
сомкнуться с рабами. «Рабство—там, где оно является господствующей фор¬
мой производства,—превращает труд в рабскую деятельность, т.е. в занятие,
бесчестящее свободных людей. Тем самым закрывается выход из подобного
способа производства, между тем, с другой стороны, для более развитого
производства рабство является помехой, и устранение последнего стано¬
вится настоятельной необходимостью. Всякое основанное на рабстве
производство и всякое основывающееся на нем общество гибнут от этого про¬
тиворечия»2. Таким образом, развитие рабовладения, вытесняющее из произ¬
водства свободных производителей материальных благ, приводит к тому,
что для них остаются только два выхода: либо пополнять собой нищую п
1 К. Маркс, Капитал, I, 1951, стр. 341, прим. 24.
2 Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, 1952, стр. 330.
42
О. В. КУДРЯВЦЕВ
бесполезную массу античных пролетариев1, либо искать счастья за предела¬
ми родного города.
Изменения в экономике сопровождаются политическими изменениями,
так как политическая форма, соответствовавшая определенным условиям рас¬
пределения земельной собственности, при нарушении этих условий оказыва¬
лась во многих отношениях непригодной. Подобно тому, как формысобствен-
ности на средства производства» являются ведущим фактором производ¬
ственных отношений, они, и, в первую очередь, формы собственности на важ¬
нейшее средство производства—землю,—оказывают решающее воздействие
и на политический строй данного общества. Если периоду господства круп¬
ного землевладения древней родовой знати соответствует аристократи¬
ческое устройство полисов, если с укреплением мелкого и среднего земле¬
владения в результате общественно-политической борьбы VII—VI вв. до
н. э. приходит к власти рабовладельческая демократия, то теперь прежнее
демократическое устройство вступает в противоречие с изменениями в эко¬
номическом базисе.
Демократия времен Клисфена опиралась на преобладание мел¬
кого и среднего землевладения. Теперь, в обстановке разорения кре¬
стьянства и растущей концентрации земли политический строй полиса
может измениться в двух направлениях: либо, особенно на первых порах,
сохраняется демократия, но она становится демократией безземельных
{которые, живя в городе, являются к тому же политически наиболее актив¬
ным элементом по сравнению с задавленным долгами и непосильным тру¬
дом крестьянством), либо она сменяется олигархией богатых.
Обе формы неустойчивы и часто сменяют друг друга в обстановке острей¬
шей социально-политической борьбы. Демократические перевороты нередко
сопровождаются перераспределениями земельной собственности, но эти
перераспределения могут лишь отсрочить, но не полностью предотвратить
растущую концентрацию земли, которая вызывается всем ходом развития ра¬
бовладельческого способа производства. В обстановке напряженной социаль¬
но-политической борьбыи развития наемничества возникает поздняя тиран-
ния, которая представляет собой наиболее грозное оружие самых широких
слоев свободного населения, направленное против олигархов.
В результате всех этих обстоятельств древний полис перестает отве¬
чать задачам подавления эксплуатируемых масс: появляется тенденция к
объединению полисов в союзы и включению их в состав крупных монархи¬
ческих государств. Особенно типично это для полисов с олигархическим
устройством.
Кризис полиса на территории Эллады, во всяком случае в ведущих ее
областях, начинается еще во времена Пелопоннесской войны. Он с необ¬
ходимостью подготовлялся всем предшествующим развитием на протяже¬
нии VI—V вв., на которые падает расцвет эллинского полиса, в первую
очередь, развитием рабовладения и товарно-денежных отношений.
Лучше всего этот процесс известен на примере Афин. К середине V в. раз¬
витие ремесла и торговли уже привело к перенесению центра тяжести атти¬
ческого производства в сферу ремесла. Вместе с тем изменяется и характер
производственных отношений в самом ремесле. На смену мелким свободным
ремесленникам, работавшим индивидуально или с помощью одного —двух
рабов, приходят основанные целиком на рабском труде эргастерии,
в которых рабы насчитывались десятками. Эргастерии, вследствие того,
1 К. Маркс, Восемнадцатое бркмера Луи Бонапарта, 1948, стр. 5, приво¬
дит слова Сисмонди, который говорит: «римский пролетариат жил на счет общества,
между тем как современное общество живет на счет пролетариата». То же можно ска¬
зать и о беднейших слоях населения греческих городов.
ЗАПУСТЕНИЕ ЭЛЛАДЫ
43
что из рабов можно было выжать всю массу прибавочного труда, какую
они только могли дать, и вследствие того, что они представляли собой форму
простой кооперации, были в этот период экономически более жизнеспо¬
собны, чем мелкое ремесло. Поэтому под влиянием конкуренции рабского
труда начинается разорение мелких свободных производителей в городах*
Оно происходило постепенно: во времена Аристофана мелкие свободные про¬
изводители были еще достаточно многочисленны в Афинах (см., например,
Ar., Av., 490—491). Однако роль эргастериев возрастает все более и более.
Весьма характерно, чтоб V—IV вв. многие политические деятели, а также
деятели культуры выходят из среды владельцев эргастериев: у Клеона
была кожевенная мастерская (Schol. in Аг. Eq., 44), у Гипербола — лам¬
повая (Аг., Fax, 690), у отца Софокла — мастерская, в которой рабо¬
тали рабы-медники или плотники—(Vita Soph., 126), у Лисия—мастер¬
ская щитов (Lys., Огг., XII, 8; 19), у отца Исократа — мастерская флейт
(Dion Hal., de Is. iud., 1; Zos., стр. 253, 1 слл.; Phil., VS, I, 17, 4),
у отца Демосфена — две мастерских — мастерская кроватей и оружей¬
ная (Demosth., Огг., XXVII, 9, 816). Все эти мастерские были основаны
на рабском труде. Без сомнения, именно эргастерии давали важнейшую
долю афинского ремесленного вывоза, который в V—IV вв. расхо¬
дится по всем странам Средиземноморья. Вместе с тем развитие то¬
варно-денежных отношений приводит к тому, что многие землевладельцы
теряют или покидают свои участки земли и вынужденно или добро¬
вольно ищут прибыльных занятий в городе. Относительно весьма рано
Афины становятся крупнейшим центром ремесленного производства, а
значительную часть хлеба начинают ввозить извне. Соответственно меняет¬
ся и сельскохозяйственное производство: место зерновых культур зани¬
мают типичные отрасли пригородного сельского хозяйства — разведение
винограда и маслин, садоводство. Интенсификация сельского хозяйства
в свою очередь способствует проникновению рабского труда в земледелие
и тем самым косвенно ускоряет процесс экспроприации крестьянства.
Без сомнения, сходное развитие происходит и в других торгово-реме¬
сленных полисах, например, в Коринфе, Мегаре и т. д., однако их
история известна значительно хуже.
До последней трети V в. процесс шел весьма медленно и был даже с внеш¬
ней стороны мало заметен. Решительный толчок процессу разорения
крестьянства дали события Пелопоннесской войны. Нарушение нормальных
условий хозяйственной жизни, военные действия, надолго отвлекавшие
землевладельцев от их земли, наконец, опустошения, вызванные этой
войной, во много раз ускорили процесс утери гражданами земельных участ¬
ков. По словам Маркса, «...войны... разоряли плебеев, принуждая послед¬
них нести военные повинности, мешавшие им воспроизводить условия их
труда и потому превращавшие их в нищих (обнищание, истощение или
потеря условий воспроизводства являются при этом преобладающей
формой)...»1. То же самое происходило и в Элладе в период Пелопоннес¬
ской войны, с той лишь разницей, что вследствие более высокого разви¬
тия товарно-денежных отношений, чем в раннем Риме, обнищание крестьян¬
ства принимало еще более значительные масштабы.
Особенно остро протекал этот процесс на территории Аттики. Еще
в первый год войны аттические крестьяне были вынуждены бросить свои
наследственные земли, свои дома, поля, сады, виноградники и пересе¬
литься под защиту города, Пирея и Длинных стен (Thuc., II, 16—17). Втор¬
жения лакедемонян в Аттику повторялись затем почти каждый год, пока
1 К. Маркс, Капитал, III, 1—2, 1951, стр. 612—613.
44
О. В. КУДРЯВЦЕВ
афиняне не пригрозили казнить захваченных на Сфактерии спартиатов,
Когда аттические крестьяне получили возможность вернуться, многие из
них уже не могли справиться с задачей восстановления своего хозяйства,
тем более, что значительная часть взрослых мужчин все еще находилась в
армии. Разорением аттического крестьянства уже в первые годы войны
объясняется резкий переход к господству так называемой «радикальной»
демократии, которая была на деле демократией безземельных — купцов и
владельцев эргастериев, с одной стороны, корабельного охлоса — с другой.
Па короткое время в связи с ролью ремесла и торговли в общей системе-
афинского хозяйства и ролью флота в системе военной организации Афин
господство безземельного гражданства стало возможным. В условиях
войны интересы двух принципиально различных по своему общественному
положению групп, на которые оно распадалось, были одинаковы. И те и
другие хотели продолжения войны, укрепления и расширения Афинской
державы, усиления эксплуатации союзников. Для одних это означало рас¬
ширение рабовладельческого производства ц сбыта продукции эргастериеву
для владельцев оружейных мастерских, в частности—постоянный спрос на
предметы вооружения, одним словом —рост доходов, для других — поддер¬
жание своего существования за счет государственных раздач, платы за от¬
правление должностей, платы за службу во флоте в качестве гребцов и
матросов. Вместе с тем, война нс затрагивала их так, как она затра¬
гивала аттических крестьян: она не отрывала их от земли, которой у
них не было; по этой же причине их не особенно страшило опустошение
Аттики. Демократия безземельных приходит к власти в Афинах после
смерти Перикла и господствует непрерывно почти до самого Никиева
мира.
Разорение аттического крестьянства продолжалось и во второй по¬
ловине Пелопоннесской войны. Спартанцы, укрепившиеся в Декелее,
продолжали опустошать Аттику. Бегство афинских рабов в Деке-
лею также должно было ударить прежде всего по средним и мелким
рабовладельцам. Ко всему этому добавлялись и чисто экономические
причины — расстройство хозяйства, растущая конкуренция рабско¬
го труда, применявшегося на землях богатых землевладельцев, рост
задолженности. Эти причины продолжали действовать с возрастающей
силой ив IVb.1 На прогрессирующее разорение беднейших слоев афинского·
гражданства указывают хотя бы такие мероприятия, как введение диобе-
лии в конце Пелопоннесской войны или платы за посещение народных соб¬
раний в IVb. Олигархическое движение в Афинах в период Пелопоннесской
войны, тиранния тридцати, позднее борьба македонской и антимакедон-
ской партии — все это также свидетельствует о растущем антагонизме-
богатых и бедных и, следовательно, косвенным образом, о дальнейшем
разорении крестьянства.
В конце Пелопоннесской войны кризис полиса захватывает не только
передовые торгово-ремесленные Афины, но и консервативную аграрную
Спарту. Здесь он протекал, однако, несколько иначе. Правда, спартиатов,
лично не занимавшихся земледелием и эксплуатировавших прикрепленных
к их клерам илотов, нельзя назвать в полном смысле этого слова крестья¬
нами, однако и здесь происходит концентрация земли и катастрофическое-
разорение значительной части лакедемонского гражданства. Отрыв
землевладельца от его земли не имел здесь таких губительных последствий,
1 Надписи, собранные и прокомментированные у Fine, Horoi, «Hesperia», доп.
том IX, 1951, показывают, что многочисленные операции по закладу земли, ко¬
торые приводили в большинстве случаев к ее отчуждению, начинаются (впервые-
после Солона, когда они имели существенно иной характер) со времени Пелопон¬
несской войны и деятельно происходят на протяжении IV—III вв.
ЗАПУСТЕНИЕ ЭЛЛАДЫ
45
как в Аттике, так как на земле работали илоты, которые вели самостоя¬
тельное хозяйство. Военные опустошения также сыграли меньшую роль:
правда, афиняне в первые годы войны совершали неоднократные плавания
вокруг Пелопоннеса и с такой же регулярностью опустошали его берега,
с какой спартиаты опустошали Аттику, правда, владения спартанцев
в Мессении сильно пострадали после укрепления афинян в Пилосе, как
вследствие опустошений, которые производили афиняне, так и вследствие
бегства к ним илотов, однако в целом, Пелопоннес пострадал все же меньше,
чем Аттика. Разложение старых условий жизни в Спарте вызывалось про¬
никновением в нее денежных отношений, от которых она до того была
искусственно ограждена (как известно, в Спарте существовали только же¬
лезные деньги). Внутри спартанской «общины равных» возникает олигархи¬
ческая верхушка. В руках отдельных лиц сосредотачиваются обширные
богатства (см., например Plato, Ale. I, 122 е; Hipp, sen., 283d), возникшие
в результате грабежа, персидских субсидий и т. д. Притоку денег в Спарту
способствовало укрепление связей с персидским царем и эллинскими
городами Малой Азии (Plato, Ale. I, 122 е). Эта олигархическая вер¬
хушка во главе с Лисандром захватывает власть в Спарте в последние
годы войны и сохраняет ее и после ее окончания. Закон эфора Эпитадея, из¬
данный около 400 г., разрешивший дарить и завещать недвижимое имуще¬
ство, уничтожил юридические преграды, затруднявшие концентрацию земли.
После этого обогащение одних и разорение других пошли еще быстрее, чем
раньше (Plut., Ag., 5, 2—4). Перераспределение частной собственности со¬
провождалось сильнейшим обострением социальных противоречий. Против
правящей олигархии объединились самые различные социальные силы: бо¬
гатые, но бесправные периойки, обедневшие спартиаты (гипомейоны), воль-
ноотпущенники(неодамоды) и илоты. В 399 г.«происходит неудачный заго¬
вор Кина дона, к этому же примерно времени относится проект реформ Пав-
сания II, стремившегося, между прочим, восстановить древнее равенство в
распределении клеров. Однако все попытки остановить или повернуть
вспять процесс расслоения спартанской общины были неудачны. С возра¬
стающей силой он продолжался и в IVв., особенно после того, как Спарта
потеряла свою гегемонию в Элладе и в Пелопоннесе и свои владения в
Мессении. Процесс концентрации земли начался в Спарте позже, чем в
Афинах, но протекал более катастрофично, поскольку те экономические
процессы, которые Афины переживали раздельной VI и в IVbb., здесь про¬
исходили одновременно—как раз в конце V—IV вв. в Спарте получает зна¬
чительное развитие частное рабовладение; проблема обедневших спар-
тиатов выступала здесь в сочетании с проблемой периойков и илотов.
Именно поэтому Спарта стала в III в. центром одного из самых значи¬
тельных социальных движений эллинистического периода — движения,
во главе которого стояли Агис и Клеомен, а затем одним из важней¬
ших центров поздней тираннии (Маханид, Набис). Движение обездолен¬
ных спартиатов за возвращение им утерянной ими земли, движение илотов
за свободу и равноправие, движение периойкских городов за независи¬
мость от Спарты, закончившееся образованием лиги элевтеролаконов —
все это указывает на бурно протекавший , процесс изменений в социаль¬
но-экономическом и политическом строе Спарты в эллинистический
период.
По отношению к ряду других эллинских полисов Пелопоннесская
война также дала определенный толчок процессу разорения крестьянства.
Военные опустошения, грабеж, уничтожение целых полисов,— все это
должно было сыграть известную роль. На афинских союзников определен¬
ное воздействие должна была оказать эксплуатация их при помощи фороса,
сумма которого при Клеоне возросла почти втрое по сравнению с той,
46
О. В. КУДРЯВЦЕВ
которая была установлена Аристидом. Об остроте социальной борьбы
внутри гражданства эллинских полисов в период Пелопоннесской войны
свидетельствуют события на Керкире. В IV в.Платон (Веер.,IV, 422е—-423а)
писал, что в каждом полисе Эллады существуют два полиса — полис бед¬
ных и полис богатых, которые находятся в постоянной вражде между
собой. В это время процесс разорения крестьянства охватил значи¬
тельную часть Эллады.
Одним из следствий разорения крестьянства было развитие массового
наемничества греков, которые, начиная с похода Кира Младшего, участвуют
как наемники почти во всех войнах, происходивших на территории Восточ¬
ного Средиземноморья. В предшествующие столетия типичным родом
войска в эллинских полисах была тяжеловооруженная фаланга гоплитов,
вооружавшихся на свой счет. По мере разорения крестьянства в полисе
становилось все меньше землевладельцев, которые могли обзавестись
дорогим комплектом тяжелого вооружения. В силу этого властям полиса
приходилось ориентироваться не столько на поредевшее гражданское
ополчение, сколько на наемников. Отдельные предприимчивые полководцы
(в качестве примера можно привести Хабрия, Ификрата, Тимофея) органи¬
зовывали на свой счет целые наемные армии и поступали с ними на службу
к отдельным эллинским полисам, к «великому царю», персидским сатра¬
пам и независимым правителям Египта. Вместе с изменением способа
формирования изменяются и вооружение и тактика армии; вместо дорогого
тяжелого вооружения вводится более дешевое легкое: так, вместо тяжелого
щита гоплитов, покрытого сверху металлической пластинкой, входит в
употребление легкий щит—пельта, — не имевший металлических частей,
от которого и сами легковооруженные воины получили наименование
пельтастов. Кадры наемников пополнялись также в значительной мере
за счет разоряемого крестьянства, как это было с профессиональной армией
и в Риме со времен военной реформы Мария. Крестьяне, терявшие свои
земельные участки, охотно становились наемниками: недавние землевла¬
дельцы, они привыкли к военной службе в качестве гоплитов; военное
ремесло казалось им и более легким и более почетным, чем производитель¬
ная деятельность в городах, так как иод влиянием развития рабовладель¬
ческого способа производства всякий физический труд, кроме земледель¬
ческого, стал считаться рабской деятельностью; военная служба могла
сулить быстрое обогащение, а при благоприятных обстоятельствах —
даже приобретение земельной собственности. Наемники IV в. происходили
из самых различных концов Эллады: в походе Кира участвовали лакеде¬
монянин Клеарх, афинянин Ксенофонт, аркадец Софайнет из Стимфала,
фессалиец Аристипп, беотиец Проксен, ахеец Сократ и т. д. С течением
времени но мере разложения спартанской общины особенно большое коли¬
чество наемников доставляет Лакедемон. Мыс Тенар на юге Пелопоннеса
становится обычным местом вербовки наемников. Крупнейший спартанский
полководец IV в., царь Агесилай, умер на пути из Египта, где он предводи¬
тельствовал наемным войском на службе у царей Тахоса и Нектанеба II;
службой за плату он хотел добыть денег для обедневшей Спарты. Лишенные
своей земли крестьяне, становясь наемниками, массами выселялись за
пределы Эллады, главным образом, на Восток. С середины IV в., когда
в дела Эллады властно вмешивается Македония, эмиграция принимает
еще более широкий размах. С одной стороны, македонское завоевание
ухудшило положение широких масс населения Эллады, с другой,— походы
Александра, борьба эллинистических царей друг с другом и греко-маке¬
донская колонизация Востока открыли перед разоренными гражданами
эллинских полисов более широкие, чем когда-либо ранее, возможности
в смысле выселения за пределы страны. В немалой степени способствовали
ЗАПУСТЕНИЕ ЭЛЛАДЫ
47
опустошению Эллады и сами по себе бесконечные войны, которые происхо¬
дили на ее территории в IV—III веках1.
К тому же с начала эллинистического периода ко многим прежним
причинам опустошения страны прибавились еще новые.
В VI—IV вв. до н. э. Эллада была наиболее передовой страной среди¬
земноморского мира. Эллинская ремесленная продукция расходилась
по всему Средиземноморью. Торговые пути средиземноморского бассейна
сходились в Элладе. С началом эллинистического периода эта экономи¬
ческая гегемония Эллады начинает падать. Экономические центры антич¬
ного мира перемещаются на Восток, на территорию новых эллинисти¬
ческих государств. Очень быстро новые города, возникшие на Востоке —
Александрия, Антиохия, Селевкия на Тигре,— затмевают собой старые
полисы материковой Эллады. Эллада начинает испытывать на себе воздей¬
ствие процесса децентрализации ремесла, т. е. возникновения многочислен¬
ных новых центров ремесленного производства, разбросанных по всей
территории Средиземноморья. Эллада теряет ту монополию на произ¬
водство ремесленных изделий, которую она имела раньше. Короче говоря,
происходит перемещение жизненных центров античного общества, и
Эллада начинает превращаться в то, чем она была по своим естественным
ресурсам — в глухую провинцию, в беднейшую страну Средизем¬
номорья.
Наконец, громадные опустошения происходят в Элладе в период завое¬
вания страны Римом. Римляне появляются на горизонте Эллады с конца
III в. На территории Эллады и в ее водах римские войска и римский флот
появились впервые в связи с Первой Македонской войной. Римляне в союзе
с этолийцами в этой войне боролись против Македонии. Договор римлян
с этолийцами, согласно которому римляне отказывались в пользу этолийцев
от всех захваченных ими территорий, а себе брали только движимое иму¬
щество, в том числе и рабов, производит на первый взгляд странное впе¬
чатление. Может показаться, что римляне вели эту войну чуть ли не в ка¬
честве наемников этолийцев, и это в то время, когда враг стоял на их
территории и когда все силы Рима должны были быть направлены на борьбу
с Ганнибалом. Тем не менее, этот договор был совершенно логичен с точки
зрения римских интересов. Условия этого договора объяснялись, с одной
стороны, тем, что задача римлян была не захватить какие-то земли на
Востоке, а ослабить Македонию, воспрепятствовать появлению македонян
на территории Италии в союзе с Ганнибалом, а, с другой стороны, и это
совершенно несомненно, приобрести возможно большее количество рабов.
Италия была опустошена Ганнибалом, почти все свободное население нахо¬
дилось под оружием, и она более, чем когда-либо, нуждалась в рабочей
силе. И действительно, военные действия римлян на территории Эллады
сопровождаются в этот период массовым обращением населения в рабство.
Такая судьба постигла Антикиру, Орей, Диму, Эгину и ряд других поли¬
сов Эллады2. Политически бессильная, Эллада обращается в место
охоты за рабами, и это несомненно также сильно способствовало ее запу¬
стению.
Римские войны II в.— Вторая Македонская, Сирийская, Третья
Македонская, наконец, война Муммия с Ахейским союзом — имели сход¬
ные последствия.
1 На войны этого периода, как на причину упадка Эллады, в частности Аркадии,
указывал еще Страбон (VIII, 8, 1, 388): «... города ее [Аркадии], бывшие прежде зна¬
менитыми, исчезли из-за постоянных войн...».
2 Р о 1 у b., IX, 39, 2-3; 42, 5-8; XI, 5,5; 7—8; XXII, 11,9; Р a u s., VII, 17, 5.
48
О. В. КУДРЯВЦЕВ
После римского завоевания положение не становится лучше. Напро¬
тив, превращение значительных территорий в римскую провинциальную
землю, новые налоги и повинности, насилия наместников, разорения
гражданских войн — все это убыстряет еще больше процесс запусте¬
ния Эллады, начавшийся вследствие внутренних причин. Действительно,
Первая Митридатова война, а затем почти все гражданские войны прои¬
сходили частично либо на территории Эллады, либо поблизости от нее.
Гражданские войны сопровождались опустошением местностей, по тер¬
ритории которых проходили войска, грабежами и реквизициями.
Так, например, Плутарх, со слов своего деда, рассказывает, что Антоний
незадолго до битвы при Актии распорядился вывезти из греческих городов
все запасы хлеба, которые там были, причем должны были это сделать
сами жители. И вот жители Херонеи, не имевшие вьючных животных,
должны были тащить на себе мешки с хлебом к ближайшему порту для того,
чтобы отправить их на прокормление римской армии.
Со второй половины эллинистического периода начинает действовать
еще одна причина, вызывавшая прогрессирующее запустение Эллады,—
начавшийся на ее территории кризис рабовладельческого способа произ¬
водства. Первые признаки его относятся не ранее чем ко второй половине
III в. до н. э.; это известные дельфийские манумиссии, указывающие на
значительное развитие вольноотпущенничества в Элладе в этот период.
Столь ранний кризис рабовладения в Элладе по сравнению с другими об¬
ластями Средиземноморья мог объясняться упадком ремесленного произ¬
водства в Элладе, а в известной мере и интенсивного земледелия, т. е. тех
отраслей хозяйства, в которых в первую очередь применялся рабский
труд! И ремесло и интенсивное земледелие имели товарный характер:
однако внутренний рынок сужался вследствие разорения мелких свобод¬
ных производителей, а внешний—вследствие возникновения новых центров
ремесла и интенсивного земледелия на периферии Эллады. Разумеется,
вывоз из Эллады не прекратился полностью (о вывозе оливкового масла
из Аттики еще в период империи свидетельствует известный указ Адриана),
однако он настолько уменьшился,что это вместе с сокращением внутреннего
рынка не могло не оказать значительного воздействия на рентабельность
эксплуатации рабов. Наступивший вслед за кризисом полиса кризис рабо¬
владельческого способа производства стал оказывать еще более разруши¬
тельное воздействие на благосостояние Эллады. Поскольку в Элладе, на тер¬
ритории которой раньше, чем в других областях древнего мира, рабовла¬
дельческий способ производства исчерпал возможности своего развития,
не было предпосылок перехода к иному, более высокому способу производ¬
ства1, естественными результатами кризиса рабовладельческого строя
1 Формирование элементов феодализма выражалось прежде всего в формировании
■элементов феодальной собственности. Важнейшей эмбриональной формой феодальной
собственности в пределах Римской империи было экстерриториальное поместье, импе¬
раторское или сенаторское, в котором эксплуатировался труд колонов и рабов, поса-
женпых на землю. Однако именно для экстерриториальных поместий в Элладе не
было места, так как вся ее территория распадалась на территории полисов, которых
в такой сравнительно небольшой провинции, как Ахайя, насчитывалось около 100.
Императоры не заводили сальтусов на территории Эллады: прокураторы систематиче¬
ски продавали земли, получаемые императорами по наследству или с помощью конфи¬
скаций, да и вообще для образования крупных земельных владений, которые по своему
масштабу могли бы сравниться с земельными владениями в других провинциях, в Элла¬
де не было места. С другой стороны, для образования мелкой крестьянской и ремеслен¬
ной собственности на средства производства, которая характерна для феодальной
формации, в Элладе также было меньше предпосылок, чем где-либо. Крестьянство
было в подавляющем большинстве согнано с земли, свободные ремесленники выте-
ЗАПУСТЕНИЕ ЭЛЛАДЫ
49
были, с одной стороны, отлив населения из Эллады, а частично и его физи¬
ческое уничтожение, а с другой,— такое противоречивое явление, как из¬
быток люмпен-пролетариата в городах и запустение земель вследствие
недостатка рабочих рук. Именно такую картину рисует Дион Хрисостом
для Эвбеи. Меры, предлагаемые оратором, показывают, как представители
господствующего класса Эллады пытались бороться с нарастающим эко¬
номическим упадком страны. Дион рекомендует, с одной стороны, сда¬
вать в аренду общественную землю на льготных условиях (на десять лет
бесплатно, а после этого с уплатой небольшой подати с урожая, со скота
же — ничего; неграждане получают землю на пять лет бесплатно, а пос¬
ле этого платят вдвое больше чем граждане), с другой, прибегнуть к
насильственному выселению из городов свободной бедноты, в том числе
и ремесленников, чтобы вернуть их к земледельческому труду (Dio
Chrys., Orr., VII (XIII), 33-34; 36-37, 104—107).
Установление «римского мира» не могло, конечно, повернуть вспять
колесо истории. Если по отношению к империи в целом рах Romana и
способствовала определенному экономическому подъему, то в отношении
Эллады — римской провинции Ахайи — римское владычество, как автор
пытался показать в другой работе 1, означало только консервацию рабо¬
владельческого строя на стадии его загнивания и кризиса. Римское влады¬
чество, разумеется, не могло ликвидировать ни противоречий рабовладель¬
ческого способа производства, ни последствий кризиса полиса, в частности,
запустение страны. Напротив, императорское правительство даже способ¬
ствовало в известной мере этому запустению, проводя политику насиль¬
ственных синойкизмов сельского населения в крупные города, которые всег¬
да служили важнейшей опорой римского владычества. Эти меры приво¬
дили временами к полному опустошению некоторых крестьянских областей,
и без того уже обезлюдевших вследствие развития крупного землевладе¬
ния. Так, например, Павсаний (VII, 18,8; X, 38,4) сообщает о переселении
всего населения Этолии в Никополь. На синойкизм, правда, в этом слу¬
чае добровольный, как на причину запустения страны, указывает и
Страбон, который относительно Аркадии говорит, что «обрабатывавшие
землю покинули страну еще с тех времен, когда большинство городов
соединились в город, названный Великим [Мегалополь]» (VIII, 4, И,
362). При этом дальше Страбон отмечает, что «ныне же и сам Вели¬
кий город [Мегалополь] испытал слова комического поэта: „великую
пустыню представляет собой Великий город“» (VIII, 8,1, 388).
Таким образом, запустение Эллады определялось социально-экономи¬
ческими процессами, протекавшими на ее территории, и было неразрывно
с ними связано. В свою очередь это запустение имело некоторые важные
следствия для экономики и социального строя Эллады в период империи.
Обезлюдение[ страны привело к значительным изменениям в сельском
хозяйстве. Мелкое землевладение исчезает на территории Эллады почти
йены из производства: рабами. Те слои, из которых в других провинциях, в основ¬
ном,1 формировалось феодально-эксплуатируемое крестьянство, отсутствовали в Элла¬
де почти полностью. Правда, кое-где сохранялись остатки древнего свободного кре- >
стьянства или формировалось новое в лице арендаторов или эмфитевтов, однако, /
все эти категории землевладельцев сидели на полисной земле и были, следовательно, /
наименее удобны для закрепощения. Установлению феодализма в Элладе препятство- /
вала в известной мере и ее небольшая территория. В I—II вв. н. э. для большинства
римских провинций было еще характерно прогрессивное развитие рабовладельческого
строя. Следствием этого было то, что рабовладельческий способ производства в Элладе/
гнил на корню и не мог быть сменен более прогрессивным типом производственных
отношений.
1 О. В. Кудрявцев, Ахайя в системе римской провинциальной политики,
ВДИ, 1952, № 2, стр. 79.
4 Вестник древней истории, № 2
50
О. В. КУДРЯВЦЕВ
полностью. Кое-где вблизи больших городов сохраняется еще интенсив¬
ное земледелие в его различных видах (садоводство, виноделие, разведе¬
ние маслин), но значительные сельские территории превращаются в обшир¬
ные пустынные пастбища для скота. Такова была судьба Этолии и Акарна-
нии, Аркадии и Арголиды (Strabo, VIII, 8, 1, 388). Экстенсификация сель¬
ского хозяйства провинции означала егопрогрессирующийупадок. Запусте¬
ние страны, которое в конечном итоге было следствием разрушения антич¬
ной формы собственности, еще более способствовало разрушению этой формы
собственности. В период империи процесс концентрации земли,который
начался еще в конце классического периода и продолжался на протяжении
всего периода эллинизма, идет еще дальше1.
Одним из следствий запустения страны было то, что в Ахайе не сложи¬
лось настоящего колоната. В результате рассмотренного выше процесса
здесь в период империи в отличие от других провинций не было значи¬
тельных масс свободного крестьянства, которое образовывало основные
кадры складывающегося сословия колонов. Существовавшие в Ахайе
арендные отношения и практика раздачи отдельных участков в обработку
рабам (положение которых напоминало в этом случае положение квази-
колонов) не имели такого всеобщего характера, чтобы привести к обра¬
зованию на территории Ахайи сословия колонов как определенной социаль¬
ной прослойки. Поэтому процесс смены рабовладельческого строя фео¬
дальным на территории Эллады приобретает резко выраженный одно^
сторонний характер: здесь можно отчетливо проследить процесс загни¬
вания рабовладельческого строя, тогда как элементы нового феодального
строя, напротив, получают очень слабое развитие. Поэтому падение рабо¬
владельческого строя в Элладе сопровождается катастрофическим упадком
страны, и Эллада, бышная когда-то, в период поступательного развития
рабовладельческого строя, самой передовой страной Средиземноморья,
теперь переходит на положение глухой провинции, не играющей почти
никакой роли в формировании на территории Римской империи феода¬
лизма.
Другим важным следствием запустения страны было отсутствие в Элладе
крестьянских движений. Так как в Элладе не было сословия колонов, как
такового, не было, естественно, и движений колонов, которые сыграли
такую важную роль в падении рабовладельческого строя. Народные дви¬
жения в Элладе сосредотачивались в городах. Это были движения город¬
ской бедноты, протекавшие обычно в форме стихийных стасисов, главным
образом, на почве продовольственных затруднений. Эти стасисы быстро
затухали, не приводя ни к каким существенным результатам. Они, разу¬
меется, расшатывали существующий строй, но не могли его окончательно
ниспровергнуть, опять-таки потому, что в Ахайе не сложились в доста¬
точной мере элементы феодализма.
Таким образом, запустение Эллады ни в коем случае не является само
по себе причиной ее упадка. Оно определялось социально-экономическими
процессами, протекавшими на ее территории, но оно было вместе с тем
важным фактором и еще более важным симптомом кризиса рабовладель¬
ческого общества на территории Эллады.
1 См. об этом О. В. Кудрявцев, Герод Аттик и социальная борьба в Афи
пах, ВДИ, 1951, № 3, стр. 55—59.
Е. М. Штаерман
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ*
Т> опрос о падении рабовладельческого строя и его смене феодальной
-О формацией постоянно привлекал и привлекает внимание наших антич-
ников и медиевистов. Ряд положений, ими установленных, не вызывает
разногласий. К ним, в первую очередь, относятся положения о том, что
переход этот не был мирной эволюцией, как его рисовали буржуазные
историки школы Фюстель де Куланжа и Допша; о длительном периоде
разложения старых и формирования новых отношений; о различии путей,
которыми шла западная и восточная половина Империи к конечному
результату —падению рабовладельческого строя. Однако многие вопросы
еще остаются нерешенными и спорными. Тем более необходимо сделать
их предметом широкой дискуссии, материалом для которой и должна
послужить настоящая статья, отнюдь нс претендующая на какие-нибудь
окончательные выводы. Существующие разногласия объясняются самой
трудностью проблемы.
Падение рабовладельческого строя значительно труднее для изу¬
чения, чем падение строя феодального. Революционные движения рабов
и колонов, сочетавшиеся с вторжениями внеимперских племен и народов,
не вылились в единовременную победоносную революцию, подобную ранним
буржуазным революциям. Не знала древность и оформленного законом
всеобщего освобождения рабов, подобного отмене крепостного права.
Рабство, как таковое, никогда, по существу, отменено не было. Поэтому
нет возможности намедить какую-нибудь определенную ;щту конца рабо¬
владельческой формации. Конечно, случайная дата свержения Ромула-
Августула таким рубежом служить не может, тем более что для восточной
половины империи мы не имеем даже такой условной даты.
Низкий уровень развития производительных сил обусловил крайнюю
замедленность всех процессов. По словам Энгельса, даже в течение 400 лет,
последовавших за формальным крушением западной империи, уровень
производства не изменился и снова привел массы населения к тому же
исходному пункту, к тому же распределению собственности, к делению
на те же классы* 1. Крайне медленно, почти неприметно изживались пережит¬
ки рабовладельческих отношений. Не только в византийском праве, но и
в законах Теодориха или Гундобада рабовладельческие отношения пред¬
ставляются как бы совершенно непоколебленными, а в законах Теодориха
они выглядят даже более жестокими,чем отношения конца II и III вв.
* В дискуссионном порядке— Ред.
1 Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства,
1952, стр. 160. ·
4*
52
Е. М. ШТАЕРМАН
Так, в этих законах предписывается сжигать раба за связь с свободной
женщиной, рабы здесь лишаются права церковного убежища и т. п. Это
дает повод некоторым исследователям либо говорить о периодах рабо¬
владельческой реакции, либо даже считать, что рабовладельческий строй
продолжал существовать до VI, VII, VIII вв.
— Новый формирующийся класс феодальных землевладельцев не проти¬
востоял классу старых рабовладельцев с такой четкостью и непримири¬
мостью, как класс буржуазии — феодальному дворянству. Отчасти это
объясняется происхождением феодальных землевладельцев из той же
среды рабовладельцев, но главным образом тем, что они не были
заинтересованы в полной ликвидации пережитков рабовладения, а,
напротив, желали их сохранения в той мере, в какой эти пережитки давали
феодалам власть над производителями материальных благ. По словам
Ленина, в экономическом смысле можно поставить знак равенства между
полуфеодальным и полурабским издольщиком1, а следовательно пережитки
рабства долгое время не только не мешали, но даже способствовали новой
форме эксплуатации. Энгельс прямо указывает, что крепостное право
сохраняло много черт древнего рабства2.
— У идеологов нового господствующего класса мы не находим ничего
похожего на критику рабовладельческой системы, подобную той критике
феодализма, которую давали представители революционной буржуазии.
Орудием идеологического господства феода лизирующейся знати стало
ортодоксальное христианство. Его деятели нередко нападали на импера¬
торскую власть, они решились провозгласить, что гибель «вечной» империи
не только возможное, но и желательное событие, и предпочесть ей власть
«варварских» вождей, они утверждали утраченную античной культурой
веру в прогресс, они противопоставили проповедь обязательного труда
порожденному рабством презрению к труду, но никогда не подвергали
сомнению или критике рабство как систему. Напротив, критику, если не
рабства, то роскоши, злоупотреблений богачей и даже жестокого обраще¬
ния с рабами мы находим как раз у представителей отживающего и разла¬
гающегося класса рабовладельцев старого типа, которые к тому же высту¬
пали в защитунекоторых «демократических свобод», свойственных рабовла¬
дельческому полису, и, которые в силу понятной аберрации, часто пред¬
ставляются носителями более «справедливых» идей, борцами за «свобод¬
ную» античную культуру против надвигавшегося «средневекового вар¬
варства», хотя, по сути дела, их идеология, поскольку они представляли
отживающий способ производства, была реакционна. Эти особенности,
отразившиеся как в юридических памятниках, так и в идеологической
борьбе эпохи, делают особенно трудным как суждение о способе произ¬
водства, так и оценку расстановки, взаимоотношений и роли отдельных со¬
циальных групп. Здесь надо особенно тщательно «отличать... переворот в
экономических условиях производства от ...идеологических форм, в кото¬
рых люди сознают этот конфликт и борются с ним», с особой тщательностью
подойти к тому, чтобы объяснить сознание эпохи «из противоречий ма¬
териальной жизни, из существующего конфликта между общественными
производительными силами и производственными отношениями»3. Пови-
димому, единственным критерием здесь может быть не большее или
меньшее сохранение пережитков рабовладения, которые могли сохраняться
многие века, а ведущая форма собственности, определяющая и ведущую
форму эксплуатации.
1 В. И. Ленин, Соч., т. 22, стр. 13.
2 К. Маркс иф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 640.
8 «История ВКП(б). Краткий курс», стр. 126—127.
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
53
[/' Для конца рабовладельческой формации значительную трудность пред¬
ставляет и характеристика роли революционных движений, которые вместе
с вторжениями извне положили конец ее существованию. Несмотря на
нивелирующие тенденции, действовавшие на протяжении первых веков
существования империи, она продолжала по существу оставаться «конгло¬
мератом племен и народностей», которые шли к феодализации различными
путями. Сопровождавшие этот процесс движения имели различный харак¬
тер и различные движущие силы. В нашей литературе, например, высказы¬
валось совершенно справедливое сомнение в прогрессивности движения
городских низов, которые, требуя «хлеба и зрелищ», по существу требовали
усиления эксплуатации производящих классов, за счет которых только и
можно было удовлетворять эти требования1. Движения городских низов
обостряли противоречия между производителями материальных благ,
эксплуатация которых усиливалась, и господствующими классами; они
способствовали разорению массы средних землевладельцев из сословия
куриалов, обязанных содержать городскую бедноту, и тем самым —кон¬
центрации земли, но они вместе с тем вели и к консервации полисной орга¬
низации, характерной для рабовладельческого строя и задерживавшей раз¬
витие элементов феодализма.
Далё^встает вопрос, что представляли сибой самые сильные и массовые
движения багаудов, агонистиков, движения в придунайских и малоазий-
ских областях, кульминационным пунктом которых была битва при Адриа¬
нополе? Многие считают их движениями рабов или, во всяком слу¬
чае, отводят в них рабам ведущую роль, исходя лишь из того, что рабы
были основным эксплуатируемым классом формации. Но фактически
эти движения происходили как раз в тех областях, где рабовладение было
менее всего развито. Не говоря уже о придунайских областях, движение
агонистиков было сильнее всего в Мавритании и западной Нумидии, а не
в проконсульской Африке, движение багаудов было наиболее сильным в
северо-западной Галлии, где им удалось даже создать свое государство во
главе с их вождем Тибатто. В этих областях дольше всего сохранялось
свободное мелкое землевладение с большими или меньшими пережитками
общины. Повидимому, как раз в это время там идет интенсивное разложе¬
ние общины, обращение свободных мелких землевладельцев в колонов и
быстрый рост крупного землевладения. В Африка крупными землевла¬
дельцами становятся главы племен (например, Фирм и Гильдон); на Ду¬
нае — выслужившиеся 1юе!ЕШъте дь-эдщовники. Земли раздавались импера¬
торами, захватывались крупными собственниками. Не последнюю роль
играла и задолженность мелких землевладельцев. О тяжести задолжен¬
ности крестьянства в этих районах свидетельствуют законы императоров,
запрещавших отбирать у придунайских крестьян за долги сельскохозяй¬
ственный инвентарь и скот и принуждать их к работе на полях «сильных):
людей, а также то обстоятельство, что агонистики прежде всего старались
уничтожить долговые обязательства.
Все это позволяет предполагать, что, хотя рабы и принимали активное
участие в движениях агонистиков и багаудов, главной силой этих движе¬
ний было закрепощаемое крестьянство; в этом смысле движения эти сходны
с движениями, типичными для периода становления феодальных отношений
в самых различных странах. В условиях империи, пока земельная знать
была еще слаба, такие движения вели к укреплению союза между нею и
центральным правительством, на основе взаимных уступок. Так было,
когда напуганные багаудами аристократы Галлии вернулись под власть
1 М. Я. С ю з ю м о в, Политическая борьба вокругТ'зрелищ в Вссточно-рим-
ской империи IV в.. «Уч. зап. Уральского гос. ун-та», вып. И, исторический, 1952.
стр. 99, 105 и сл.
54
Е. М. ШТАЕРМАН
Аврелиана; так было, когда, после разгрома восстания Прокопия, а
затем сделки с готскими Дождями и подавления рядовых повстанцев, прави¬
тельство санкционировало прикрепление к земле сперва иллирийских, а
затем фракийских колонов, что соответствовало желаниям местной, знати.
Но гораздо важней было то, что эти движения расшатывали римское
государство, способствовали его распадению: по мере того, как римское
государство и армия слабели, а крупные землевладельцы укреплялись,
они начинали сами организовывать борьбу с восстаниями и искать новых
союзников в лице «варварских» вождей.
Взаимоотношения между массами закрепощаемых земледельцев, зе¬
мельной знатью и «варварами» весьма сложны и, на первый взгляд,
противоречивы. Последних часто несколько схематично рассматривают
как единую массу, роль которой свелась только к роли союзников и осво¬
бодителей эксплуатируемых классов империи. При этом как-то остается вне
поля зрения тот общеизвестный факт, что ко времени завоевания империи
разложение первобытно-общинного строя зашло у внеримских народов
уже так далеко, что об единой их массе говорить невозможно. Часть «вар¬
варов», попадавших в положение рабов и колонов, была союзницей эксплу¬
атируемых классов империи. Часть племенных вождей стала на сторону
ее высших классов. Повидимому, это лежало в основе борьбы проримских и
антиримских «партий» в среде готов, вандалов и других племен. Не только
багауды, агонистики, дунайские и малоазийские повстанцы вступали
в союз с готами, вандалами или франками; их призывали и те галльские или
африканские магнаты, которые считали, что племенные вожди этих народов
обеспечат их интересы лучше, чем римское правительство. Так, например,
движение агонистиков облегчило вандалам завоевание Африки, но Гейзсрих
был призван не агонистиками, а Бонифацием, который представлял, пови¬
димому, интересы крупных землевладельцев, стремившихся отделиться
от империи. Бесчисленные «узурпаторы» Галлии, начиная с середины III
и кончая серединой V в., всегда действовали в союзе с вождями германских
племен. Вышедшие из среды галльской знати епископы, становясь совет¬
никами этих вождей, способствовали укреплению их власти. В конце
концов, «варварские» цари обращались против тех же багаудов, перед
которыми оказывались бессильны римские войска, и тем оказывали несо¬
мненную услугу галльским магнатам1.
К сожалению, история отдельных областей империи в IV—V вв. еще
очень мало изучена, но, может быть, следует предположить, что именно
там, где революционные движения были сильнее, местная знать легче шла на
союз с вождями «варваров», которые за это сохраняли ей ее господствую¬
щее положение. Так, например, земельная аристократия Нумидии и Маври¬
тании, где движение агонистиков приняло огромные размеры, легко признала
власть Гейзериха, и изменения, внесенные вандалами в строй этих областей,
были гораздо менее значительны, чем в проконсульской Африке, где рево¬
люционные движения не достигали такой силы и где местная знать оказала
вандалам активное сопротивление.
По существу, все боровшиеся против государства поздней империи
боролись против отношений, порожденных уже разлагавшимся рабовла¬
дельческим строем. Как ни противоположны были интересы феодализирую-
щихся землевладельцев и закрепощаемых земледельцев и сколь ни различны
были причины, толкавшие тех и других на союз с внеимперскими народами,
их действия в конце концов вели к одинаковым результатам, а именно —
к установлению новых политических форм и, в конечном счете, к укрепле¬
нию элементов феодализма. Объясняется это тем, что оба эти класса бы-
1 А. Д. Д м и т р е в, Багауды, ВДИ, 1940, стр. 139—140.
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
5Э
I ш классами становящегося феодального общества, для развития
которого требовалась ликвидация пережитков рабовладения. Но масса
Зависимых и закрепощаемых земледельцев разных категорий хотела наибо¬
лее полной их ликвидации и раздела земли, что дало бы более чистый и лег¬
кий путь развития новых отношений; а землевладельческая знать стре¬
милась к сохранению всех тех пережитков прежнего строя, которые могли
способствовать укреплению ее власти над непосредственными производи¬
телями, что тормозило развитие нового строя и делало его более мучи¬
тельным для масс. Чем более острым было сопротивление масс, тем более
новый господствующий класс, складывавшийся из провинциальной и
«варварской» знати, консолидировался и тем более старался сохранить
от рабовладельческих отношений все то, что шло ему на пользу. Это своеоб-
разиеклассовой борьбы также сильно усложняет изучение истории падения
рабовладельческой формации по сравнению с историей падения фео¬
дальной формации, когда основные линии, по которым шла классовая
борьба и классовые противоречия, выступают гораздо более четко, а
расстановка сил в классовой борьбе гораздо яснее.
При попытке разрешить проблему падения рабовладельческого строя
важнейшими вопросами являются: вопрос о том, каким образом при пе¬
реходе от рабовладельческого способа производства к феодальному дей¬
ствовал закон обязательного соответствия производственных отношений ха¬
рактеру производительных сил; вопрос о роли внеэкономического при¬
нуждения; вопрос о ведущей форме собственности в этот период и во¬
прос о том, какой класс выступал тогда в качестве передового класса.
Изучение действия закона обязательного соответствия производствен- '
пых отношений характеру производительных сил по отношению к рабо^
владельческому строю показывает со всей несомненностью, что события
в Риме II—I вв. до н.э. не могут рассматриваться как проявление кризиса
рабовладельческого строя. Представление это, имеющее еще и до сих
пор хождение в нашей науке, основывалось исключительно на остроте
классовой борьбы в этот период, на факте великих восстаний рабов
этого времени, причем соотношение производительных сил и производст¬
венных отношений в расчет не принималось, а история классовой борьбы
изучалась в отрыве от этого соотношения. В результате всякое восстание
принималось за симптом кризиса всей рабовладельческой системы и такие,
по существу различные явления, как восстания рабов во II—I вв. до
н. э. и революционные движения III—V вв. н. э. связывались в единую
цепь событий, приведших к гибели рабовладельческий строй. В лучшем
случае признавалось, что ранние восстания не достигли этой цели лишь
потому, что рабы не встретили достаточно активной поддержки свобод¬
ной бедноты, что не сложился «широкий революционный фронт». Для
ликвидации этого ложного представления много сделали В. С. Сергеев,
Н. А. Машкин и С. И. Ковалев, но оно еще сохранилось у некоторых ис¬
следователей считающих, что кризис рабовладельческого строя начался в 1в.
^о н. э. и был лишь искусственно преодолен установлением империи как
военной диктатуры1. Подобные утверждения только затемняют вопрос о
том, когда же производственные отношения рабовладельческого строя стали
тормозом развития производительных сил, т. е. когда крушение рабовла¬
дельческого строя стало не только возможным, но и неизбежным и когда
же оно, собственно, произошло.
1 См., например, «История древнего мира» под ред. В. II. Д ь я к о в а и Н. М.
Н и к о л ь с к о г о, М., 1952, стр. 610 и 623. Он отразился и в передовой статье ВДИ
•о. проспекте «Всемирной истории», 1952, № 1, стр. 13 и в моей статье «Рабские
коллегии и фамилии», ВДИ, 1950, № 3, стр. 74.
56
Е. М. ШТАЕРМАН
Основное противоречие между классами рабовладельческой формации^
родилось вместе с ней, но проявление его даже в самой острой форме воорув
женной борьбы классов еще не свидетельствует об общем кризисе рабовлаД
дельческого строя. Нередко, напротив, такая борьба сопровождала его
дальнейшее развитие. Есть основания полагать, что такой характер имели и
рабские восстания II—I вв. до н. э. Именно тогда в борьбе с многочислен¬
ными пережитками более примитивных форм эксплуатации прокладывают
себе путь развитые рабовладельческие отношения, достигающие в этот
и последующий периоды своего наивысшего расцвета. Порабощаются
различными способами огромные массы еще недавно свободных людей,
причем экономические условия еще даже не всегда давали возможность
целесообразно использовать этих новых рабов и видеть в них определенную
ценность. Естественно, что в таких условиях обращение с рабами прини¬
мало самые жестокие формы, а их сопротивление, усиленное воспоми-
нанием о недавней свободе, особенно обострялось. Однако их борьба объектив¬
но способствовала лишь скорейшей гибели аристократической римской
республики, основой которой было, с одной стороны, крупное землевла¬
дение с сильными пережитками архаических методов эксплуатации клиен¬
тов и должников1, что делало его отсталыми нерентабельным, а, с другой
стороны,— бесконтрольное ограбление провинций, вконец подрывавшее их
экономику.
Замена этой республики империей дала новый толчок развитию бо¬
лее совершенной формы рабовладельческого хозяйства — средних рабо¬
владельческих вилл, возникавших вследствие дробления крупных земельных
комплексов, приписки земли к городам и максимального для древнего
мира развития частной собственности и товарно-денежных отношений.
Только пройдя через этот этап, рабовладельческий строй исчерпал все
свои ресурсы дальнейшего развития и стал клониться к упадку. Таким
образом, судить о степени разложения рабовладельческого строя мы дол¬
жны на основании степени обострения противоречия между производитель¬
ными силами и производственными отношениями, а не на основании
одних только фактов острой классовой борьбы, взятой изолированно, без
связи с экономикой.
~— Внеэкономическое принуждение свойственно рабовладельческому строю
так же, как и феодальному. Правда, порождается оно в том и другом слу¬
чае разными причинами. При феодализме, по словам Ленина, необходимость
внеэкономического принуждения вызывается тем, что «если бы помещик
не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заста¬
вить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое
хозяйство»2. При рабовладельческом строе внеэкономическое принуждение,
т. е. овладение личностью раба и принуждение его к труду, вызывалось
тем, что раб был лишен всякой собственности на средства производства и
на продукт своего труда, но вместе с тем он сам являлся собственностью,
т. е. представлял собой известную ценность для владельца, который не мог,
подобно капиталисту в отношении наемного рабочего, допустить его доголод-
ной смерти и должен был обеспечить ему известный прожиточный минимум.
Лишенного всякого стимула к труду раба можно было заставить работать
лишь непосредственным1 принуждением, которое, так же как и при феода¬
лизме, являлось результатом существования рабовладельческой собствен¬
1 Эти латифундии именно вследствие того, что они были связаны с такими пере¬
житками ранне-рабовладельческих отношений, принципиально отличались от лати¬
фундий, возникших в III—IV вв.' как результат разложения рабовладельческого
способа производства.
2 В. И. Ленин, Соч., т. 3, стр. 159.
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
57
ности, а не основой рабовладельческого строя. Поэтому оно могло способ¬
ствовать его укреплению, но не определяло собой его развитие или упадок.
Энгельс, говоря о падении рабовладельческого строя, указывал^ что
рабство уже не приносило дохода, что излишние рабы становились
обузой, что «рабство перестало окупать себя и потому отмерло»1. Прекра¬
щение войн и массового захвата рабов-военнопленных, т. е. специфической
для рабовладельческого строя формы внеэкономического принуждения г
ни разу не упоминается Энгельсом в числе причин гибели этого строя.
Между тем у нас еще довольно широко распространено представление,
что расцвет рабовладения был вызван притоком рабов, захваченных в вой¬
нах времен республики, а упадок его обусловился прекращением или
сокращением войн в период империи.
Оно не подтверждается историческими фактами, поскольку в первые
века империи современники жалуются скорее на избыток, чем на недоста¬
ток рабов2, а войны, ведшиеся с конца II в., давали уже не рабов,а колонов.
Наконец, можно довольно четко проследить, что взгляды отдельных групп
правящего класса на внешнюю политику определялись их потребностью
в рабочей силе: при республике сторонниками войн выступали круги,
связанные с наиболее развитой рабовладельческой системой хозяйства;
когда же она стала клониться к упадку, эти круги, не нуждаясь в новых
рабах, были сторонниками мирного урегулирования конфликтов с «вар¬
варами», тогда как крупные землевладельцы, нуждавшиеся в колонах,
побуждали правительство к войнам. Таким образом, зависимость получается
как раз обратная: хотя при диалектической взаимосвязи всех обществен¬
ных явлений войны и приток рабов-военнопленных и оказывали, особенно
на первых порах, влияние на развитие рабовладельческой экономики, но
не они были для нее определяющими, а, напротив, уровень развития рабовла¬
дельческой экономики определял потребность в большем или меньшем
количестве рабов и в ведшихся для их захвата войнах.
Марксизм-ленинизм учит, что формы собственности на средства произ¬
водства являются определяющим моментом производственных отношений.
И. В. Сталин, определяя предмет политической экономии, писал: «пред¬
метом политической экономии являются производственные, экономиче¬
ские отношения людей, (¡юда относятся: а) формы собственности на сред¬
ства производства; б) вытекающие из этого положение различных социаль¬
ных групп в производстве и их взаимоотношение ... в) всецело зависи¬
мые от них формы распределения продуктов»3.
Следовательно, чтобы судить об экономическом базисе общества, о
характере производственных отношений, следует учитывать не только
основные, но все остальные формы собственности и все связанные с ними
социальные группы. До известного предела основная форма собственности
и порожденные ею отношения оказывают определяющее влияние на
все остальные, с нею сосуществующие, как, например, рабский труд опре¬
делял положение наемного труда4, или, говоря более общо, прогресс раз-
1Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства,
1952, стр. 154 и 155.
2 Особенно это сказалось в противопоставлении «нравов предков», когда рабов
было мало, современности, когда рабов — целые легионы (Р 1 i n., NH, XXXIII, 6;
J u V·, Sat., XIV, 155 сл. и др.).
3 И. Сталин, Экономические проблемы социализма в СССР, Госполитиздат,
1952, стр. 73.
4 Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, 1950, стр. 254, прим. 1: «...Наемный труд, в ко¬
тором скрыт в зародыше весь капиталистический способ производства, существует с
давних времен; в единичной, случайной форме мы встречаем его в течение столетий
рядом с рабством. Но скрытый зародыш только тогда мог развиться в капиталистиче¬
ский способ производства, когда созрели необходимые для него исторические условия».
58
Е. М. ШТАЕРМАН
питых рабовладельческих отношений влиял, в большей или меньшей степе¬
ни, на разложение предшествующих форм собственности во всех областях
римского мира и ближайших к нему внеимперских областей и на возник¬
новение в них тех или иных форм рабства. Но с упадком рабовладель¬
ческой формации бывшие прежде не основными или вовсе не существо¬
вавшие формы собственности и социальные группы начинают играть все
большую роль, в свою очередь вытесняя и разлагая прежние основные.
Для определения времени, с которого можно говорить о конце рабовла¬
дельческой формации, решающее значение имеет установление того
момента, когда какая-то из этих прежде бывших неосновными форм начи¬
нает уже оказывать определяющее влияние на остальные. Так, например,
если придунайские и мавританские области, где, повидимому, интенсивное
разложение общинных отношений падает на III в., идут по пути развития
не рабства, а колоната, если в это же время пленные в основном обращают¬
ся не в рабов, а в колонов,— это является важнейшим симптомом упадка
рабовладельческого и укрепления нового строя.
Вместе с тем меняется и соотношение социальных групп и классов,
возникают новые противоречия. Старые классы-сословия разлагаются и
возникают новые, становящиеся основными для нового общества, между
ними обостряется противоречие, которое становится основным классовым
противоречием новой формации, определяющим ее дальнейшую историю.
Поэтому мне представляется неверным считать, что, пока существуют
рабы и рабовладельцы, продолжает существовать и рабовладельческая
формация, в которой сохраняются те же основные (именно как основные)
классы, и что определяющим для ее истории остается развитие классового
противоречия между рабами и рабовладельцами. Можно ли, например,
говорить, как это часто делается, о времени правления Константина, как
о времени рабовладельческой реакции, а о государстве и политике его
преемников как о государстве и политике рабовладельцев? Утверждать
это можно только в том случае, если будет доказано, что рабовладельческая
форма собственности оставалась тогда основной, что ведущую роль играла
эксплуатация раба, т. е. непосредственного производителя, лишенного
средств производства и принадлежащего собственнику средств произ¬
водства, имевшего над ним абсолютную и бесконтрольную власть, и, нако¬
нец, что основным противоречием оставалось противоречие между единым
классом рабовладельцев и единым классом рабов. Но вряд ли можно
считать, что какой-нибудь куриал, часть рабов которого была продана
за долги, часть разбрелась по другим имениям, который сам мечтал изба¬
виться от своей приносившей одни убытки земли и сбежать «под сень
какого-нибудь могущественного дома» может быть отнесен к одной со¬
циальной группе с владельцем этого «могущественного дома», все увели¬
чивавшего свои владения и число зависимых от него землевладельцев. Дело
тут не в имущественном неравенстве между рабовладельцами, которое суще¬
ствовало всегда. Дело в том, что в I—II вв. разница между владельцем
4 тыс. и 14 рабов была только количественная, а в IVb.—это разница каче¬
ственная: разница в форме собственности, в форме эксплуатации непосред¬
ственного производителя и способе извлечения прибавочного продукта.
Куриал был представителем рабовладельческой формы собственности; он
эксплуатировал лишенного средств производства раба, непосредственно
присваивая его прибавочный продукт; глава «могущественого дома» был
представителем более развитой частной собственности, он эксплуатировал
наделенного известным минимумом средств производства колона, власть его
над которым не была так абсолютна, как власть Ц*ад рабом; к тому же он
извлекал прибавочный продуктвформеодногоиз видов докапиталистической
ренты. Первый был представителем умирающего, второй — развивающегося
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
59
и крепнущего способа производства. Для рабовладельческой собственности
характерна, во-первых, полная собственность на работника производства —
раба, а во-вторых, ограниченность собственности на землю. То положение,
когда, по словам Маркса, существовала «только коллективная собствен¬
ность и только частное владение»1, по существу в рамках рабовладель¬
ческого строя никогда не было преодолено окончательно. Так, например,
никогда не был отменен закон, дозволяющий каждому желающему занимать
имение, оставленное владельцем без обработки2. Город, не только в форме
полиса, но и в форме муниципии, оставался коллективом землевладельцев
и рабовладельцев. Он был промежуточным звеном между гражданином и
центральной властью. Имевший землю на территории города был обязан
повинностями в его пользу, был обязан ему своим трудом или долей при¬
бавочного продукта, произведенного трудом его рабов в пользу «...коллек¬
тивных интересов (воображаемых и действительных), обеспечивающих со¬
хранность союза во-вне и внутри»3. Отсюда огромные затраты на раздачи,
игры, общественные постройки, которые должны были поддерживать иллю¬
зию единства всех свободных и сплотить их против рабов. Крупные зем¬
левладельцы, эксплуатировавшие труд колонов, не нуждались более в этом
коллективе рабовладельцев. Они стремились порвать с городской курией,
выйти из нее. избавиться от тех ограничений, которые она на них налагала,
захватить те земли, которые, оставаясь общественными, составляли эконо¬
мическую базу рабовладельческого города. Их собственность была отлична
■от рабовладельческой, так как она была ограничена в отношении работника
\и менее ограничена в отношении земли. Впоследствии они пытались устра¬
нить и ограничения со стороны государства, но вначале они восставали толь¬
ко против городской курии. Так, например, Дион Кассий в известной речи
¡Мецената, представлявшей собой программу крупных землевладельцев,
(признает необходимость государственных повинностей, но требует уничто-
!жсния прав городов (Ы1, 28 и 30).
Существование рабовладельческой формы собственности было неразрыв¬
но связано с эксплуатацией работника, не только составлявшего собствен¬
ность владельца, но и лишенного собственности на средства производства и
продукты своего труда. Крупный землевладелец конца империи эксплуати¬
ровал колона, который владел (на ограниченных правах) средствами
производства—инвентарем, а иногда и земельным участком — и извест¬
ным количеством произведенного им продукта. Как я попытаюсь пока¬
зать далее, крупное хозяйство этого периода уже не могло основываться
на эксплуатации раба в классическом понимании этого слова. Следова¬
тельно, класс рабовладельцев уже фактически распадается и не может
рассматриваться как единый класс.
То же относится и к классу рабов. Конечно, и в период расцвета рабо¬
владельческого строя была фактическая разница между привилегированным
рабом — вилликом, управителем, доверенным агентом господина —и
рабом-чернорабочим. Но это также была разница количественная. Пеку¬
лий любого раба мог быть в любую минуту отнят по прихоти господина.
Но затем, когда большая часть рабов сажается на землю, когда раб сперва
по обычаю редко продается или освобождается без пекулия, а затем и по
закону не может быть продан без земли, становится невозможно говорить и
о рабах, как об едином классе, так как основная их масса сливается с клас¬
сом колонов, а известная часть привилегированных рабов отрывается от
своего класса, входит в вооруженные дружины хозяев, наживается на
1 К. Маркс, Формы, предшествующие капиталистическому производству,
ВДИ, 1940, № 1, стр. 13.
2 См. «Римское частное право,» М., 1948, стр. 193.
3 Там же.
60
E. M. ШТАЕРМАН
управлении их имуществом, сливается со свободными не только вслед-
ствиие отпуска на волю, но и вследствие долговременного пребывания на
свободе bona fide и занимаемого «почтенного положения»: т. е. с ведома
господина, что по закону делало раба свободным, если это положение дли¬
лось 20 лет (GI, VII, 22, 2; ср. CTh, VI, 8, 7 и 9).
Решающим моментом для суждения об экономическом базисе и соответ¬
ствующей надстройке в тот или иной период должно быть выделение веду¬
щей формы собственности и связанной с ней формы эксплуатации. Это важ¬
но также при определении роли различных социальных групп в классовой
борьбе, так как часто в одном лагере оказывались те из них, которые были
связаны с одной и той же формой собственности и были заинтересованы в ее
сохранении и развитии. Так, например, реакционность движений город¬
ского плебса обусловливалась тем, что он был заинтересован в сохранении
отживающей рабовладельческой собственности и связанной с ней формы
политической организации — муниципий. Напротив, классовая борьба
рабов, во всех ее видах, которая являлась одной из важнейших движущих
сил при переходе от эксплуатации рабов к эксплуатации колонов, была
прогрессивна, так как вела к укреплению новой формы собственности на
работников производства.
Только идя таким путем, можно будет, повидимому, установить и соци¬
альную роль армии на разных этапах истории империи. В период кризиса
III в. солдаты вербовались уже преимущественно не из городских, а на
сельских жителей, а ветераны получали наделы не в городских округах, а в
селах, что дает некоторым исследователям повод говорить о «варвариза¬
ции» армии, считать ее сборищем деклассированных элементов или видеть
в ней союзника крестьян и колонов, поднявшихся против «городской
культуры». Ссылаются при этом на то, что солдаты грабили гражданское
население, притесняли мирных жителей, что иногда некоторые дезертиры,
как, например, Матери, оказывались руководителями крестьянских дви¬
жений и т. п. Но все это единичные, поверхностные факты. Конечно,
солдаты III в. не были носителями каких-нибудь гуманистических идей и
могли грабить и притеснять население, пользуясь своей силой, так же
как это делали императорские чиновники, прокураторы имений, городские
магистраты. Но их социальная природа определяется не этим, а тем, что
ветеран получал земельный надел, по размерам равный среднему наделу
декуриона, владел им на тех же правах и обрабатывал тем же способом, т. е
рабским трудом. Соответственно и его статус (а впоследствии и статус
солдата) был приравнен к статусу члена сословия декурионов, и его соци¬
альная роль была такой же: развитие солдатского землевладения, как и раз¬
витие муниципального землевладения способствовало разложению общины,
развитию товарно-денежных отношений и классических форм рабовладель¬
ческого хозяйства, Поэтому солдат III в. следует считать социальной груп¬
пой, наиболее близкой к социальным группам, связанным с рабовладель¬
ческой собственностью.
Напротив, в IVb., когда рабовладельческая собственность потерпела
окончательное поражение, меняется и характер армии. Приобретение
ветеранского надела перестает быть достаточным стимулом для несения
военной службы, так как он уже не сулит прежних выгод, экономических
и социальных. Армия вербуется из крестьян и колонов, положение кото¬
рых было плохо и презираемо. Боеспособность ее падает, и римская армия
становится армией иноплеменных наемников. Таким образом, упадок армии
был результатом поражения и упадка той социальной группы, с которой
она была связана.
Особую форму рабовладельческой собственности представляла госу¬
дарственная собственность, ставшая преемницей римского ager publicus
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
61
и земельной собственности восточных царей. Борьба, шедшая вокруг
нее, была новым выражением той борьбы за дальнейшее развитие частной
собственности, которая характерна для всей истории рабовладельческого
строя. Теперь эта борьба шла по вопросу о том, станет ли государственная
собственность резервом для восстановления рабовладельческих отношений,
т. е. будет ли она раздаваться ветеранам, сдаваться мелким и средним
арендаторам, остающимся членами городского коллектива, или непосред¬
ственно подчиненным государству и уплачивающим ему ренту-налог,
или она послужит к укреплению новых отношений, перейдя вместе с насе¬
ляющими ее земледельцами в фактическую и юридическую собственность
крупнейших феодализирующихся землевладельцев. Начиная с III в. по¬
зиция правительства во многом определялась тем, какая из этих программ
или, вернее, какая из социальных групп, выдвигавших ту или иную програм¬
му, оказывалась сильнее и могла возвести на престол своего ставленника.
Поэтому так называемые «солдатские императоры» не только награждали и
жаловали солдат, но и пытались укрепить города и проводили массовые
конфискации крупных владений, увеличивая государственный земельный
фонд, раздавали его солдатам и давали известные льготы своим арендаторам.
Когда эта группа оказалась разбитой в результате «кризиса III в.», им¬
ператорские земли сначала растут за с^ет конфискаций городских земель
{при Константине и Констанции), а потом все в больших количествах пере¬
ходят вместе с сидевшими на них земледельцами в руки крупных аренда¬
торов из земельной знати1.
Совсем особое место занимала общинная форма собственности, стояв¬
шая на разных ступенях разложения и пережившая в ряде провинций и об¬
ластей рабовладельческую собственность, которой она вместе с тем и пред¬
шествовала. В период развития рабовладения она, разлагаясь, порождала
рабовладельческую форму' собственности, способствуя ее укреплению и
распространению. Сельская община или племенная территория припи¬
сывались либо к городу, либо получали городской статус. Общинники,
прежде зависевшие от верховного собственника земли, или независи¬
мые, но ограниченные общиной, становились свободными арендаторами
или землевладельцами, гражданами городов, втягивались в товарное
производство, расслаивались на разбогатевших рабовладельцев и бед¬
няков, вынужденных отрабатывать долги или продавать в рабство себя и
детей. Чаще, конечно, их продавали в рабство кредиторы, как, например,
в Британнии перед восстанием Бодикки, когда римские ростовщики на¬
меревались продать чуть ли не все племя иценов. С упадком рабовла¬
дельческого строя дальнейшее разложение общины и крестьянского
землевладения стало уже базой возникновения отношений феодального
типа. Община стала распадаться на крупных землевладельцев и зависи¬
мых земледельцев. Такие районы, как придунайские и прирейнские
области, западная и южная Нумидия, Мавритания и, вероятно, некоторые
более отсталые районы восточных провинций, где развитие товарно-
денежных отношений и рост крупного землевладения начались в период
общего кризиса рабовладельческого строя, идут к феодализму более
прямым путем, путем эксплуатации и прикрепления к земле обедневших
крестьян-общинников. Особенно наглядно это видно на примере при-
дунайских районов.
1 Об императорских землях в IV—V вв. см. данные в статье М.В. Левченко,
Материалы для внутренней истории Восточно-римской империи V—VI вв., «Византий¬
ский сборник», 1945, стр. 53 сл.
Интересно отметить сообщение Гезихия Милетского (PH Б, IV, стр. 155) о том, что
Валент, нуждаясь в деньгах для войны с готами, продал почти все государственные
земли за минимальную цену богатым людям.
2
Е. М. ШТАЕРМАН
Таким образом, самый результат разложения общины важен для харак¬
теристики господствующих производственных отношений, так как они
определяли этот результат.
В зависимости от того, происходило ли разложение общины в условиях
развития или падения рабовладельческого строя, стоялой то, какой харак¬
тер носили восстания разоряемых, порабощаемых и закабаляемых общин¬
ников. Например, такие движения, как антиримские восстания Бодикки,
Такфарината, Флора и Сакровира, объективно были направлены и против
развития рабства, поскольку массы общинников становились рабами
в Риме и провинциях, а участники этих движений выступали факти¬
чески как союзники борющихся против рабовладельцев рабов, хотя,
может быть, субъективно они себе такой цели и не ставили. Восстания же
багаудов, агонистиков, придунайских, малоазийских земледельцев были
направлены против становящихся феодальных отношений. Рабы принимали
в этих движениях активнейшее участие, но они не были в них ведущей си¬
лой, поскольку в значительной мерс уже слились с колонами.
Наконец, растущей и крепнущей формой собственности была собствен¬
ность земельных магнатов, которая противостояла рабовладельческой
собственности и, отчасти, собственности государственной, поскольку
государственная собственность в известной мере ограничивала ее развитие
и поскольку государство претендовало на свою долю прибавочного
продукта, взимавшегося в виде налогов, и на часть рабочей силы для ар¬
мии, государственных повинностей и непосредственной обработки импера¬
торских владений. Собственность крупных магнатов противостояла и об¬
щинной собственности, поскольку развивалась, между прочим, и за счет
разрушения последней; однако до известного предела представители
крупного землевладения могли выступать в союзе с общинниками, посколь¬
ку для крестьян-общинников эксплуатация, непосредственно осуществляв¬
шаяся крупными магнатами, оказывалась выгоднее, чем эксплуатация
государственными чиновниками или мелкими собствениками, вынужден¬
ными делиться с государством. Внешним выражением этого союза было
ра^щитие патроциния.
^"Рассмотрение форм собственности и положения связанных с ними
социальных групп непосредственно подводит нас к вопросу о том, как
к периоду падения рабовладельческого строя следует применять положе¬
ние марксистской политической экономии о том, что «...знаменосцем ис¬
пользования экономических законов в интересах общества всегда и вез¬
де является передовой класс,тогда как отживающие классы сопротивляют¬
ся этому делу» 1. В эпоху буржуазных революций таким классом, исполь¬
зовавшим в своих интересах против феодалов закон об обязательном со¬
ответствии производственных отношений характеру производительных сил
была буржуазия.
Что же касается рабовладельческого способа производства, то здесьг
с началом его кризиса отживающим классом стал класс рабовладельцев. Он
был заинтересован в сохранении рабства в чистом виде, в сохранении рабо¬
владельческой собственности, муниципального строя, римской империи как
органа господства рабовладельцев средиземноморского мира. Рабы своей
борьбой ускорили переход к новым формам эксплуатации, но, как ука¬
зывал Энгельс, освободиться в результате восстания они не могли2.
Не будучи как класс носителями более прогрессивного способа произ¬
1 И. Стали н, Экономические проблемы социализма в СССР, Госполитиздат>
1952, стр. 49.
2Ф. Энгельс, Бруно Бауэр и раннее христианство, К. М а р к с и Ф. Эн¬
гельс, Соч., т. XV, стр. 607.
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
(53
водства, они и не могли освободиться как класс в целом. Повидимому,
именно к борьбе рабов и рабовладельцев относится тот указанный в «Ком¬
мунистическом манифесте» случай, когда классовая борьба кончалась
«...общей гибелью борющихся классов» х. В период становления феодаль¬
ного строя в победе более передовых методов хозяйства были заинтересо¬
ваны формирующиеся классы как крупных землевладельцев, так и зави¬
симых земледельцев, значительную часть которых составляли посаженные
на землю рабы. Существеннейшее различие между интересами этих двух
классов было в вопросе о формах землевладения и о том, насколько
решительно и полно будут уничтожены все пережитки рабства. Как
только было покончено с этими пережитками в надстройке, интересы
этих классов стали резко антагонистичными. Во на первых порах рево¬
люционные движения непосредственных производителей вели к укрепле¬
нию нового строя и власти нового господствующего класса, так как они
расшатывали и разрушали те формы собственности и ту форму госу¬
дарства, которые эту власть ограничивали. Повидимому, передовым
классом при смене рабовладельческого строя феодальным надо считать
класс феодализирующейся земельной знати. И если под прогрессом под¬
разумевать не некое этическое понятие, включающее «вечные идеи спра¬
ведливости», то прогрессивными, для того времени, следует считать те
движения, которое способствовали победе новой формы собственности,
а реакционными—те, которые ее задерживали. К первым относятся восс
стания крестьян, колонов и примыкавших к ним рабов, вторжения вне^
римских народов, сепаратистские движения в провинциях, переход кре¬
стьянства под патроциний и даже такие явления, как бегство куриалов,
рабов мелких собственников, императорских колонов и т. п. в крупные
имения. Ко вторым относятся движения городских низов, борьба курий
против крупных землевладельцев, борьба правительства против патроци-
ния и т. и. Но, по мере тоГсС как в той или иной области империи земельные
магнаты торжествовали победу, менялся и характер классовой борьбы,
так как они теперь отстаивали только свою собственность и свои права
на эксплуатацию зависимых земледельцев, тогда как те боролись за
передачу им земли и против эксплуатации земельных собственников. Это
была борьба между более медленным и тяжелым для масс и более быстрым
путем победы нового строя, но во всех случаях это была борьба за новый,
более прогрессивный строй.
С какого же времени можно говорить об общем кризисе рабовладел-ь—
веского строя, о коренном нарушении соответствия между производитель¬
ными силами и производственными отношениями, при котором стало не¬
возможным найти выход в рамках рабовладельческой формации путем
порабощения гибнущего общества другим, перемещения центра развития
рабовладельческого производства и повторения всего процесса на высшей
ступени1 2? Как вообще шло развитие производительных сил?
Совершенствование орудий производства, развитие техники шло в ра¬
бовладельческом обществе очень медленно и замедлялось тем более, чем
больше рабский труд вытеснял свободный. Поэтому развитие производи¬
тельных сил шло главным образом за счет второго их элемента — усовер¬
шенствования производственных навыков, трудового опыта.
Конечно, нельзя думать, что техника сельского хозяйства, бывшего
ведущей отраслью производства, вовсе не развивалась. Важнейшим усо¬
вершенствованием было изобретение в середине I в. до н. э. колесного плуга
1 К. Маркс и Ф.Энгельс, Манифест Коммунистической партии, 1952, стр. 32.
2 См. Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, 1952, стр. 330.
64
Е. М. ШТАЕРМАН
€ резцом и лемехом, приспособленными для вспашки тяжелых почв 1;
была введена борона; ускорена специальными приспособлениями жатва;
усовершенствованы прессы для вина и оливкового масла и т. п. Но эти
изобретения и усовершенствования делались в провинциях Реции, Гал¬
лии, где сохранялось многочисленное свободное крестьянство. В рабские
хозяйства они проникали оттуда. Из века в век описание инвентаря рабо¬
владельческой виллы остается почти неизменным. Зато углубляется опыт
ухода за сельскохозяйственными культурами и животными, развивается
специализация труда. Такая специализация шла как по линии приспо¬
собления отдельных хозяйств и целых областей к производству определен¬
ного вида сельскохозяйственных продуктов, так и по линии дробного
разделения труда внутри имения. Из трактата Палладия о сельском хо¬
зяйстве мы знаем не только о существовании более или менее квалифи¬
цированных землекопов, жнецов, косарей, виноградарей, пасечников,
но и о специалистах по выращиванию отдельных видов редкой птицы —
павлинов, фазанов, цесарок, голубей и т. п. Палладий противопоставляет
их «простым женщинам», которым поручена забота о курах, не требую¬
щая, по его мнению, специальных знаний (1,25—27). Специализация соче¬
талась с простой кооперацией, которая способствовала росту производи¬
тельности труда. Значение кооперации в рабовладельческом хозяйстве совер¬
шенно справедливо подчеркивал чл.-корр. АН СССР Островитянов в своих
«Очерках экономики докапиталистических формаций» (М., 1945, стр. 55). К
ней вполне приложимо общее определение, данное Марксом кооперации в
I томе «Капитала»: «Та форма труда, при которой много лиц планомерно и
совместно участвуют в одном и том же процессе труда или в разных, но свя¬
занных между собой процессах труда, называется кооперацией» (стр. 331).
Конечно, кооперация, складывавшаяся на базе рабства, была менее эффектив¬
на, чем кооперация наемных рабочих, в силу полной незаинтересованности
рабов в труде. Но все-таки известный эффект она давала. Во-первых, она
давала возможность совершать более трудные работы — расчистку нови,
осушение болот, насаждение оливковых рощ и т. п. Во-вторых, она давала
возможность в критический момент приводить «...в движение большое коли¬
чество труда в течение короткого промежутка времени» 2. Немалую роль
играло и соединение работников в одном хозяйстве, на что Маркс
указывает как на одно из главных преимуществ кооперации по сравнению
Тй индивидуальным трудом 3, хотя в условиях рабовладения это имело зна¬
чение не столько для удешевления производства, что не было целью рабо¬
владельческого хозяйства, сколько для экономии труда. Так, на вилле ра¬
бов обслуживало известное число ремесленников; один повар готовил на
всех пищу, одна кормилица и нянька воспитывала детей рабов и т. п.
В мелком хозяйстве все эти работы должен был производить сам землевла¬
делец и его семья. Количество инвентаря могло быть меньше, чем в не¬
скольких мелких хозяйствах, в сумме равнявшихся одной вилле. Была воз¬
можность наладить дополнительные статьи хозяйства — простейшие мас¬
терские, пасеки, охоту, солеварни и т. п. Обо всем этом имеются неоспо¬
римые данные в источниках. Наконец, соединение на вилле известного
числа рабов дзлало возможной более дробную специализацию их, что
повышало трудовые навыки и опыт работников, тогда как мелкий соб¬
ственник должен был сам обслуживать все отрасли своего хозяйства и не
мог достаточно специализироваться ни в одной из них. Характерно, что
1 См. А. В. Арциховский, Социологическое значение эволюции земледель¬
ческих орудий, «Труды социологической секции РАН ИОН», т. I (1927), стр. 123—135.
2 К. Маркс, Капитал, т. I, 1952, стр. 335.
3 К. Маркс, Капитал, т. II, стр. 330.
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ 65
все передовые, по тому времени, трактаты по сельскому хозяйству рас¬
считаны именно на рабовладельческие виллы средней величины, причем
чем далее, тем более дробной предполагается специализация работников.
Не во всяких хозяйствах могли быть осуществлены эти условия. Мелкие
землевладельцы в районах, где на городском рынке мог быть спрос на
такие продукты, специализировались на выращивании овощей, цветов,
фруктов. Хотя такой промысел давал им известный доход, он вовлекал их
в сферу товарного производства, что рано или поздно приводило большую
их часть к задолженности и разорению. В отдаленных от рынков сбыта
районах мелкие землевладельцы вели примитивное хозяйство, иногда
с применением двух-трех рабов, иногда на основании принципа взаимо¬
помощи, как, невидимому,надо понимать упоминаемое в источниках ведение
хозяйства с помощью соседей (этот тип, вероятно, связан с пережитками
общины). Здесь значительно дольше консервировались примитивные па¬
триархальные отношения, а прогресс производительных сил шел еще мед¬
леннее, так как ни специализация, ни кооперация не имели места. Отста¬
лыми методами велось хозяйство и в латифундиях конца республики, где
рабы применялись главным образом в качестве пастухов на крупных паст¬
бищах, а земледельцами, в значительной мере, были клиенты, должники,
издольщики, сохранившиеся со времени разложения первобытно-общинного
строя и господства патриархального рабства. Сочетание экстенсивного
скотоводства и мелкого земледелия в этих крупных имениях тормозило
развитие производительных сил, и только частичное дробление этих земель¬
ных комплексов в Италии и провинциях во времена империи открыло им
путь к дальнейшему прогрессу.
Наиболее целесообразное, в условиях рабовладельческого строя,
хозяйство осуществлялось на рабовладельческих виллах в несколько сот
югеров величины с несколькими десятками рабов. Размеры виллы давали
возможность осуществить простую кооперацию и разрешить столь трудный
при рабстве вопрос о «труде надзора». Такая вилла, с одной стороны,
была более устойчива й менее зависима от рынка, чем мелкое хозяйство,
и вместе с тем она могла специализироваться на производстве одного вида
продукта (льна, вина, оливок, птицы, шерсти и т. д.), что увеличивало про¬
изводственные навыки работников, делало виллу рентабельной, втяги¬
вало ее в товарооборот.
Наибольшее развитие и распространение таких вилл и соответствовав¬
ших им в ремесле небольших рабовладельческих мастерских в той или иной
области римского мира соответствовало наивысшему для этой области раз¬
витию рабовладельческого способа производства, оптимальным условиям
его существования, при которых производственные отношения полностью
соответствовали уровню развития производительных сил. Это относится
к тому периоду истории рабовладельческого строя, когда, по словам
Маркса, «...влияние торговли и развитие купеческого капитала... приво¬
дит... к превращению патриархальной системы рабства, направленной на
производство непосредственных жизненных средств, в рабовладельческую
систему, направленную на производство прибавочной стоимости» 1, что
нашло свое наиболее полное выражение в период I в. до н. э. — II в. н. э.
Именно этим соответствием можно объяснить общий подъем экономики,
характерный для большинства областей империи в это время, когда осваи¬
ваются новые земли, растет ирригационная система, распространяются
новые культуры, совершенствуется ремесло, возникают новые ремеслен¬
ные центры, строятся новые виллы, общественные здания, города, пути
сообщения, крепнут торговые и культурные связи. * 51 К. Маркс, Капитал, т. III, 1950, стр. 344.
5 Вестник древней истории, № 2
66
E. M. ШТАЕРМАН
В политическом отношении вышеуказанные условия давали наибольшее
распространение муниципального строя, так как муниципий, утратив в ус¬
ловиях империи независимость полиса, тем не менее оставался коллекти¬
вом землевладельцев и рабовладельцев. В идеологическом отношении этому
наивысшему расцвету и наибольшему распространению рабовладельческого
хозяйства соответствовало наибольшее распространение эллино-римской
материальной и духовной культуры, т. е. так называемые «эллинизация»
и «романизация».
Итак, повидимому, развитой рабовладельческий строй предполагал:
преобладание вилл такой величины, которая обеспечивала эффективный
надзор за рабами и специализацию внутри отдельных областей и хозяйств,
дававшую возможность совершенствования трудовых навыков работни¬
ков; полное отделение работника от средств производства, его исключи¬
тельную и непосредственную связь с личностью рабовладельца, опреде¬
лявшего место раба в системе своего хозяйства и имевшего над ним абсо¬
лютную власть, без чего лишенного стимула к труду раба нельзя было за¬
ставить трудиться. Поэтому основной ячейкой рабовладельческого обще¬
ства была фамилия во главе с господином, имевшим право жизни и смерти
в отношении всех ее членов. Раб, которого господин не может «купить,
продать, убить как скотину», раб, владеющий, хотя бы и не на правах
собственности, средствами производства, уже не раб в полном смысле этого
слова. Нужны были уже иные методы, чтобы заставить его трудиться,
чтобы выжать из него прибавочный продукт. Такой раб как бы выпадал из
общей системы хозяйства виллы, из осуществленной в ней кооперации
и разделения труда. Недаром раб, посаженный на землю на правах колона
(quasi colonus), не входил в понятие инвентаря имения, разработанное
римскими юристами (Dig., XXIII, 7, 12). Хотя это решение было дано
Лабиеном и Пегасом, когда колонат не стал еще тем, чем впоследствии,
оно признается справедливым и Ульпианом. Сцевола, тоже высказываясь
по вопросу о передаче по легату имения с инвентарем, сальтуариями и
недоимками колонов, проводит разницу между рабом, который обрабаты¬
вал имение непосредственно по поручению и под надзором господина —
fide dominica, и таким, который арендовал его за плату как колоны —
mercede ut extranei coloni solent (Dig., XXXIII, 7, 20).
Существенным условием сохранения развитого рабовладения был
достаточный уровень развития товарно-денежных отношений, так как
владелец специализированной виллы должен был продавать свои продукты
и покупать то, чего ему недоставало. Наконец, необходимым было и сохра¬
нение муниципального строя, без чего в коллективе свободных резко
обострялись противоречия между имущими и неимущими, которых можно
было сдерживать только их более или менее реальным участием в дележе
общего количества прибавочного продукта, выжатого классом рабовла¬
дельцев из класса рабов.
Нарушение всех этих условий начинается со второй половины II в.,
что явилось выражением наступившего кризиса рабовладельческого строя
в большинстве областей римской империи. Рабовладельческий способ
производства мог распространяться вширь, охватывать новые районы,
внутренне совершенствоваться до достижения охарактеризованных выше
оптимальных условий, »о эти условия не могли сохраняться долгое время,
так как расширенное воспроизводство было очень незначительно, а постепен¬
но сокращалось и простое воспроизводство. Маркс и Энгельс неоднократно
подчеркивали консервативность технического базиса производства в рабо¬
владельческом мире, указывали, что сохранение старого способа производ¬
ства было условием существования его основных классов, так как в протиЕ-
ном случае разрушается та община, город, коллектив землевладельцев и
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
67
рабовладельцев, который был условием существования рабовладельче¬
ской собственности. «Именно так,— пишет Маркс,— влияет у римлян
развитие рабства, концентрация землевладения, обмен и т. д..., здесь,
в рамках определенного круга, может происходить значительное раз¬
витие... но здесь немыслимо свободное и полное развитие ни индивида,
ни общества, так как такое развитие находится в противоречии с перво¬
начальным отношением (между индивидом и обществом)»1. Эти слова
Маркса о Риме могут быть применены и к муниципиям Италии и провин¬
ций, которые, не будучи уже самостоятельными полисами-государствами,
все же оставались городами античного типа, как его охарактеризовал
Маркс 2.
Прибавочный продукт мало использовался для расширенного воспро¬
изводства именно вследствие этой консервативности технической основы
рабовладельческого способа производства. В‘ качестве иллюстрации этого
положения напомним, что римские юристы лишь с трудом пришли к со¬
глашению по вопросу о том, имеет ли право муж производить некоторые
затраты на улучшение хозяйства в имении жены и не будет ли это расто¬
чением доверенного ему имущества. В конце концов были установлены
случаи, когда такие затраты считались или необходимыми, или полезными.
К первым причислялись: ремонт виллы, восстановление погибших олив¬
ковых и фруктовых деревьев, устройство пекарни, амбара, рассадника,
расширение виноградника и лечение рабов; полезными расходами считались:
новые насаждения деревьев, приобретение скота для унаваживания поля,
организация лавки или мастерской (taberna) при доме и обучение рабов
(Dig., XXV, 1, 1—3, 6, 12 и 14). Как видим, этот перечень сравнительно
скромен. Он не включает ни покупки новых орудий производства или
рабов, ни приобретения новой земли. Он направлен на некоторую, весьма
ограниченную, интенсификацию хозяйства внутри виллы и на углубление
производственных навыков работников, а не на расширение хозяйства
в целом.
И действительно, расширение хозяйства за рамки некоего оптимального
соотношения числа рабов и количества югеров земли, отведенной под ту
или иную культуру, уже разрушало преимущества, которые давала ра¬
бовладельческая вилла. Недаром fundus cum instrumento, вилла с живым
и мертвым инвентарем, в принципе оставалась единым комплексом,
не разрушавшимся ни в случае раздела имущества между наследниками, ни
в случае приобретения новых аналогичных комплексов. Яркую иллюстра¬
цию всему вышеизложенному мы находим у Плиния Старшего. Плиний
в подтверждение своего тезиса о непроизводительности рабского труда
приводит в пример богача Тария Руфа, который, несмотря на то, что он был
хорошим хозяином, умер неоплатным должником, так как, желая наладить
образцовое хозяйство, вложил в него сто миллионов сестерций. Из этого
Плиний делает вывод, что слишком хорошая обработка земли разорительна
в тех случаях, если она осуществляется через посредство рабов, а не самим
хозяином с семьей, колонами и теми лицами, которых он обязан содержать
(Nil, XVIIT, 7).
Кроме того, нельзя забывать, что огромная масса прибавочного продук¬
та расходовалась непроизводительно. Большая его часть шла на накопле¬
ние сокровищ, что, как показал Маркс, являлось З^ним из характерных
признаков экономики докапиталистических формаций, или расходовалась
на роскошь. Но, главное, чем больше распространялся связанный с разви¬
тием рабовладения муниципальный строй, чем большее число людей,
1 К. Маркс, Формы, предшествующие капиталистическому производству,
ВДИ, 1940, № 1, стр. 18.
2 Там же, стр. 11.
б*
68
E. M. ШТАЕРМАН
отрываясь от своего прежнего образа жизни, обращалось в античный про¬
летариат, тем большей становилась доля прибавочного продукта, затра¬
чивавшаяся на содержание этой паразитической части общества, и тем
большей становилась эксплуатация его производящей части.
Хотя I — II вв. н. э. не знали таких рабских восстаний, как последние
века республики, в сущности классовые противоречия и классовая борьба
продолжали обостряться. Страх рабовладельцев перед рабами стал гораздо
острее, чем в предыдущий период. Характерно, что если Цицерон, совре¬
менник спартаковского восстания, почти не уделяет внимания вопросу о
рабах, ограничиваясь случайными, беглыми упоминаниями, то сочинения
Сенеки наполнены советами о том, как надо обращаться с рабами, чтобы
сделать их менее опасными для господина. Этот страх вынуждал правитель¬
ство издавать законы, ограничивавшие власть главы фамилии, что наносило
удар одному из основных условий ведения рабовладельческого хозяйства.
Эту сравнительно мало заметную, но непрерывно шедшую в разных
формах — бегства, порчи инвентаря, убийства господ, разбоя — борьбу
рабов и ее результаты нельзя недооценивать. То обстоятельство, что фор¬
мально юридическое положение рабов осталось неизменным, не должно
вводить нас в заблуждение. Постепенно вводившиеся исключения фактиче¬
ски сводили на-нет неизменные общие правила. Так, например, правилом
оставалось запрещение рабам выступать свидетелями против господ, но
это свидетельство принималось: если господин замышлял измену, если он
обманывал фиск, скрыв свои доходы, если он нарушал законы о прелюбо¬
деяниях, если он пытался обмануть кредитора, сонаследника или кого-
либо, с кем имел деловые отношения, если он незаконно задерживал осво¬
бождение раба, если он жестоко обращался с рабом. Трудно представить
себе случай, в котором свидетельство раба еще продолжало отвергаться.
Так же обстояло дело и в других отношениях, причем практика шла
дальше юридической теории. Вырывая одну уступку за другой, рабы доби¬
лись того, что в конце II и в III вв. их положение фактически изменилось.
Господин не мог убить раба, заточить его в эргастулу. Серьезные проступки
раба карал не господин, а магистраты. В случае, если господин жестоко
обращался с рабом, не содержал его сам и не давал ему свободного времени,
чтобы заработать себе на жизнь, раб, прибегнув к статуям, обращался
к магистрату, который должен был разобрать дело и в случае, если обви¬
нение подтвердится, передать раба другому господину. Раз данная, хотя
бы и по упрощенной форме inter amicos, свобода не могла быть отнята,
и дела, возникавшие в связи с отпуском на волю, было предписано рещать,
но возможности, в пользу освобождения раба и устранять все чинимые
господином препятствия. Хотя браки рабов законом не признавались,
фактически семьи рабов были включены в нераздельный инвентарь имения
и предполагалось, что господин не может их разлучать. Оставаясь юриди¬
чески собственностью господина, фактически пекулий раба стал «подобием
имущества» — quasi patrimonium. Пекулий обычно не продавался без
раба, раб без пекулия. Был признан ранее начисто отрицавшийся долг
господина рабу, включавшийся теперь в его пекулий.
Из всего этого, конечно, не следует, что правы Ростовцев, Вестерман
и другие буржуазные историки, пытающиеся доказать, что рабство сме¬
нилось свободным трудом. Ведущей формой стала форма эксплуатации
не свободного наемного рабочего, или арендатора, а наделенного из¬
вестным минимумом средств производства зависимого работника, т. е.
уже не раба в полном смысле слова. Эта смена обусловилась не только
экономическими причинами, но и непрерывной, хотя и неорганизованной
борьбой рабов. Те уступки, которые они вырвали благодаря этой борьбе,
нанесли сокрушительный удар рабовладельческой форме эксплуатации
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
69
и всему обусловленному ею строю общества. В этот период рабы были
ведущей силой в классовой борьбе. Затем, изменяя свою классовую при¬
роду, они сливаются с прочей массой закрепощаемых крестьян и колонов
и участвуют в их борьбе за разрушение всех пережитков рабовладения.
Весьма важно и то, что развитие товарно-денежных отношений, вначале
стимулировавшее развитие рабовладения, вскоре начало его разлагать.
Маркс указывал, что при существовавшем тогда уровне развития обществен^
ной производительной силы труда попытки превратить в денежную ренту
хотя бы ту часть ренты, которая взималась в виде государственного налога,
были неизбежно обречены на неудачу Они вели только к росту ростов¬
щичества, быстро подрывавшего хозяйство большинства и приводившего
к концентрации земли и рабочей силы в руках меньшинства.
В этом же направлении действовало и развитие торговли, в которую
втягивались владельцы вилл, не имевшие возможности произвести у себя
все необходимое для себя и своих рабов, и, кроме того, нуждавшиеся
в деньгах для выплаты налогов и для расходов, связанных с муниципаль¬
ными должностями. Кроме того, можно предполагать, что выгоды, извле¬
кавшиеся ими из торговли, в значительной мере подрывались предприни¬
мавшимися и до и после эдикта Диоклетиана правительством и отдельными
городами попытками законодательного регулирования цен. «...Когда люди
со шпагой,— пишет Энгельс, подразумевая власть имущих, — пытались
фабриковать „распределительнуюстоимость“, у них всегда получались лишь
плохие дела и убытки»1 2. Между тем, такое регулирование было неизбежно
в условиях рабовладельческого строя, так как оно являлось одной из форм
участия свободной бедноты в доходах рабовладельческого коллектива
в целом 3. Но оно должно было усугублять и ускорять разорение хозяйств,
втянутых в торговлю.
Разрушительная роль товарно-денежных отношений сказалась в разоре¬
нии владельцев средних вилл, составлявших сословие декурионов. Некото¬
рые из них отпускали рабов, которых не могли больше содержать, и пере¬
ходили на положение мелких землевладельцев, обрабатывавших участок
своим трудом. Другие отдавали свою землю за долги кредитору и сами
становились ее прекарными держателями. Третьи становились арендаторами
на частных и императорских землях. Четвертые, отпустив рабов, перехо¬
дили на содержание к своим отпущенникам, обязанным заботиться об
обедневших патронах. Некоторые сами попадали в рабство 4. Остальные
1 К. М арке, Капитал, т. III, 1952, стр. 810: «Насколько это неосуществимо
без известного развития общественной производительной силы труда, свидетельствуют
имевшие, место при римских императорах различные потерпевшие неудачу попытки
этого превращения и возвраты к натуральной ренте после того, как хотели прев¬
ратить в денежную ренту хотя бы всю ту часть этой ренты, которая взималась в
виде государственного налога».
2Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, 1952, стр. 178.
8 Сошлюсь на некоторые примеры: закон Юлия об анноне предусматривал нака¬
зания для составляющих общества с целью спекуляции хлебом (big., XLVIII, 12, 2);
согласно Ульпиану, были приняты различные меры наказания относительно купцов,
спекулировавших хлебом, богатых людей, не желавших продавать свои плоды по
справедливым ценам (aliquis retiis) в ожидании неурожаев и humiliores, виновных
в аналогичных преступлениях (Dig., XLVII, И, 6); Септимий Север поручил город¬
скому префекту наблюдать за тем, чтобы не превышались цены, установленные на мясо
(Dig., 1, 12, 1, И); Марк Аврелий запретил городам самостоятельно устанавливать
цены на зерно и принуждать деку рионов продавать его по ценам, ниже установленных
в общем порядке (Dig., XLVIII, 12, 3). В отдельных случаях, как показывает эдикт
времени Домициана из Антиохии в Писидии (Аёр., 1925, № 126), во избежание голод¬
ных бунтов наместники предписывали продажу всех хлебных излишков по установ¬
ленным ими ценам.
4 Более подробно об этих фактах см. E. М. Ш т а е р м а н, Рабство в запад¬
ных провинциях Римской империи в III—IV вв., ВДИ, 1951, № 2, стр. 84—105.
70
Е. М. ШТАЕРМАН
кое-как держались, стараясь запастись привилегиями, освобождавшими
их от желанных прежде муниципальных должностей, которые раньше
были не только почетны, но и выгодны, так как давали возможность нажи¬
ваться на управлении городскими землями, но постепенно становились
только обременительными, так как число декурионов уменьшалось, доля
расходов, падавшая на каждого, росла, а городские земли, несмотря на
все попытки императоров помешать этому, переходили в частные руки. Вы¬
гадывала только небольшая кучка самых богатых собственников, концен¬
трировавшая в своих руках имущество разорившихся владельцев. Но и они
старались порвать с городами, выделив свои владения из городской тер¬
ритории. Таким образом, вызванный разорением сословия декурионов
упадок городов, как коллектива рабовладельцев, был непосредственным
следствием упадка рабовладельческого строя и является его ярким симпто¬
мом. Как и упадок фамилии, выразившийся в упоминавшихся выше законах,
которые ограничивали власть ее главы, он подрывал социальные основы
этого строя и обострял его противоречия. Между прочим, одним из след¬
ствий этих процессов было укрепление государственного аппарата. В зна¬
чительной мере оно объясняется тем, что «функции подавления», направлен¬
ные против рабов и свободной бедноты, переходили теперь от глав фами¬
лий и от магистратов муниципий исключительно в руки центрального
правительства. Но усиление государства и рост государственного аппа¬
рата вели к росту налогов и повинностей, что только ускоряло разо¬
рение налогоплательщиков и обостряло процессы, разрушавшие рабовла¬
дельческий строй.
Разрушение его шло тем быстрее, чем больше развитое рабовладение
успело разложить другие формы собственности. Поэтому особенно бурно
кризис протекал в западных провинциях. Показательно, например, что уже
с середины II в. число сенаторов из западных провинций, пополнявшихся
за счет муниципальной верхушки, резко сокращается.
В западной половине империи концентрация земли и рабочей силы по¬
родила новые методы хозяйства, отличные от методов, свойственных разви¬
тому рабовладельческому строю. Как уже говорилось выше, хозяйство,
перешагнувшее за определеннные размеры, не могло основываться на
рабстве в его классической форме. Существование крупных рабских план¬
таций было невозможно по ряду причин. Во-первых, они просто не могли
быть рентабельными, так как вследствие прогрессирующего разорения
мелких и средних собственников хозяйство натурализовалось и продукты
плантаций не нашли бы достаточно широкого сбыта, а рабское планта¬
ционное хозяйство, невидимому, могло быть выгодно только при произ¬
водстве для рынка г. Во-вторых, рабские плантации возможны лишь при
жесточайших методах; принуждения рабов к труду, а эти методы из страха
перед сопротивлением рабов уже не допускались. Сохранение отдельных
специализированных вилл внутри латифундий практиковалось, но оно
встречало непреодолимую, трудность в организации надзора, особенно
сложной, по словам Маркса, в рабовладельческом хозяйстве 1 2. Таким
1 Маркс прямо противопоставляет патриархальную систему рабства, рассчитан¬
ную на собственное потребление, плантаторской системе, работающей на вывоз.
В другом месте он указывает, что существование плантаций в Сицилии, имевших фор¬
мальные аналогии с капиталистическим сельским хозяйствохм, обуславливалось тем,
что земледелие там имело целью экспорт (см. К. Маркс, Капитал, т. III, 1950,
стр. 800, 816).
2 «...Труд главного надзора необходимо возникает при всех способах производ¬
ства, основанных на противоположности между рабочихм, как непосредственным
производителем, и собственником средств производства. Чем больше эта противопо¬
ложность, тем больше роль этого верховного надзора за рабочими. Поэтому своего
максимума она достигает в системе рабства» (К. Маркс, Капитал, т. III, стр. 398).
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
71
образом, хотя в крупном имении, благодаря обилию рабов, легче можно
было содержать высококвалифицированных ремесленников, садоводов,
птицеводов и тому подобных подсобных работников, в основной отрасли
хозяйства — земледелии, здесь не могли применяться те методы, которые
обусловили прогрессивность средних вилл по сравнению с мелким хозяй¬
ством. В латифундии нельзя было осуществить ни простой кооперации, ни
тесно связанного с нею разделения труда. Развитие производительных сил
могло здесь идти лишь по новому пути, а именно — по пути создания
у работника стимула к труду, за счет наделения его средствами производ¬
ства и сохранения за ним известной доли его прибавочного продукта, что
само по себе в корне противоречило основным принципам рабовладельче¬
ского способа производства. Вместе с тем большая самостоятельность ра¬
ботника, как совершенно справедливо отмечал А. В. Арциховский в упо¬
минавшейся выше статье, могла сделать возможным использование более
сложных сельскохозяйственных орудий, изобретенных и усовершенство¬
ванных в период империи, но мало применимых в рабском хозяйстве.
С конца II в. начинается процесс, прямо противоположный тому, кото¬
рый шел при развитии рабовладения: тогда производитель отрывался
от средств производства и ставился в непосредственную связь с абсолютно
властвовавшим над ним собственником средств производства и его самого.
Теперь эта связь становится опосредствованной, через неразрывное единство
работника со средствами производста — земледельца (раба или колона)
с землей и инвентарем, ремесленника с мастерской и т. п. Старая фамилия,
как совокупность лишенных собственности лиц, подчиненных абсолют¬
ной власти ее главы, являвшегося единственным полноправным собствен¬
ником, сменяется имением, как совокупностью работников и неотъемле¬
мыми от них средствами производства во главе с владельцем средств
производства, обладающим лишь ограниченной властью над зависимыми
людьми. Ограниченность его власти, по сравнению с властью главы фами¬
лии, выражалась в том, что он не имел над ними права жизни и смерти,
а впоследствии и права отчуждения их без средств производства. Последнее
было установлено сперва обычаем, по которому раб, например, при пере¬
даче по наследству, оставался в той вилле, к которой был приписан, и
не лишался пекулия, а затем и рядом законов. В IV в. была запрещена
продажа сельских рабов за пределы провинции, а затем и продажа без зем¬
ли колонов и сельских рабов.
Латифундия этого времени находилась в совершенно других условиях,
чем вилла. Размеры виллы могли быть лишь ограниченными, латифундия
могла расширяться неограниченно, присоединяя все новые участки и новых
работников. Такое расширение даже способствовало ее процветанию, так как
если вилла была связана с рынком, то латифундия была замкнутым целым, и
чем больше в нее входило земли и работников, тем лргчр было ттддя пить обтущн^
внутри нее* Продукты, продававшиеся внутри имения колонами и самими
владельцами, не облагались торговыми пошлинами. Ремесленники, при¬
надлежавшие хозяину латифундии, изготовляли все нужное ему самому
и его колонам. Палладий особенно настаивает на том, что надо иметь ремес¬
ленников в имении, чтобы земледельцы не должны были ездить в город
на рынок (1,6). Судя по его трактату, даже строительные материалы и водо¬
проводные трубы изготовлялись своими силами. Таким образов, лати¬
фундия в значительной мере выпадала из общего торгового оборота, а об¬
мен, происходивший внутри латифундии, был избавлен от государствен¬
ного контроля и совершался в более выгодных условиях. Если хозяин
виллы, увеличивая количество своих рабов, увеличивал и количество рас¬
ходов на их содержание, то владелец латифундии, приобретая новых за¬
висимых людей, увеличивал только свой доход, извлекавшийся из выпла¬
72
Е. М. ШТАЕРМАН
чиваемой ими ренты. Поэтому мы и наблюдаем такое, на первый взгляд
противоречивое, явление, что в то время, как часть землевладельцев ста¬
рается избавиться от своей земли, уже не приносившей дохода, дру¬
гая часть собственников лихорадочно захватывает землю, «прибавляя
сальтус к сальту су». Первые — это владельцы вилл, вторые — ла¬
тифундий.
Для того чтобы латифундия приносила доход, она должна была иметь
достаточное число работников. И борьба за рабочую силу становится,
начиная с III в., одним из характернейших явлений. Чтобы обеспечить ее
за собой, магнаты прибегали ко всевозможным мерам — покупали и са¬
жали на землю рабов из пленных и свободных, продававшихся в рабство,
разбирали пленных в качестве колонов, переманивали чужих—император¬
ских и частных—колонов, принимали колонов и крестьян под патроциний,
закрепляли за имением своих неоплатных должников. Безнадежно задол¬
жавший землевладелец отдавал им свой участок, получая его затем в пре-
карное владение; задолжавший крестьянин отрабатывал долг на земле
кредитора; задолжавший колон не мог покинуть землю, пока он или его
потомки не выплатят свой долг, который обычно не только не уменьшался,
но все возрастал.
На западе хозяйство .быстра^стяяовило^ натуральцым вследствие того,
что покупательная способность населения резко снизилась. Владельцы
вилл, бывшие основными поставщиками и покупателями продуктов сель¬
ского хозяйства и ремесла, разорялись и старались ограничить свои рас¬
ходы. Колоны и крупные землевладельцы в основном удовлетворялись
внутрипоместным обменом. Внеримские народы Европы наладили собствен- ч
ное производство и не нуждались в римском импорте, который резко со¬
кращается. Порча монеты, производившаяся нуждавшимся в деньгах
правительством, подорвала у населения доверие к богатству, основанному
на деньгах. Это ярко выразил Константин в своем эдикте, запрещавшем
опекунам продавать что-либо из имущества малолетних. «Деньги,— пишет
он,— в которых древние видели всю силу имущества, нестабильны, не¬
надежны и часто сводят на-иет все имущество» (Cl, V, 37, 22). Это застав¬
ляло на Западе переводить денежные взносы на натуральные. Сохранение
собственного хозяйства господина, который, если судить по трактату
Палладия, на сохраненной им для себя земле вел более усовершенствован¬
ное и разнообразное хозяйство, чем это было возможно на небольших уча¬
стках колонов, заставляло прибавлять к натуральной ренте отра¬
боточную. А преобладание натуральной и отработочной ренты, как неод¬
нократно указывали Маркс и Ленин, неизбежно вело к прикреплению зе¬
мледельца к земле, к созданию замкнутого, неполноправного крестьянского
сословия.
Таким образом, латифундии западной империи были прямо противо¬
положны рабовладельческимвилламнетолькопо размерам, не только потому,
что виллы были частью городской территории и, следовательно, собствен¬
ность их владельца была ограничена собственностью города, а латифундии
были самостоятельными территориями, права собственности на которые
были ограничены только государством, но и потому, что виллы были
связаны с рабским, а латифундии — с крепостническим способом ведения
хозяйства.
Конечно, и владельцы вилл делали попытки приспособиться к новым
условиям, тем более, что сдача в аренду земли худшего качества издавна
практиковалась. И они переводили рабов на пекулий, сдавали их внаймы,
отпускали часть своих рабов на волю и нанимали чужих, но для них пере¬
ход к новым методам хозяйства ‘ означал ломку, которую мало кто мог
выдержать. Так, если для крупного владельца долги колонов — все равно
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
73
рабов или свободных — приводили только к укреплению его власти над
ними, то мелкого и среднего собственника они разоряли. Он не имел
достаточно средств, чтобы закабалять путем долгов свободных работников,
и, напротив, сам впадал в долги. Даже разделив свою землю на участки/
между рабами и колонами, он не мог порвать связей с рынком, так как
в своем небольшом хозяйстве не мог обеспечить все его потребности, дер¬
жать многочисленных квалифицированных мастеров для себя и своих
людей. Он попрежнему нуждался в деньгах и для выплаты муниципальных
повинностей, становившихся все более обременительными, а денег с ра¬
бов, колонов или должников он получать не мог. Наконец, он не мог обе¬
спечить зависимым людям такой защиты от сборщиков налогов, солдат
и т. п., какая привлекала людей на земли могущественных магнатов.
Поэтому в западных провинциях, где города были порождены развитым
рабовладением, непосредственно сменившим первобытно-общинные от¬
ношения на разной стадии их разложения, они пришли в упадок, как только
разрушились рабовладельческие виллы, собственники которых составляли
основу этих городов. Если мы учтем еще то обстоятельство, что на западе,
кроме Африки, императорские домены, противостоявшие частным лати¬
фундиям, были сравнительно невелики, нам станет понятно, что на западе
процесс упадка рабовладельческих и рождения феодальных отношений шел
самым прямым путем. Феодализирующаяся латифундия вытеснила рабовла¬
дельческую виллу, старые классы—сословия рабов и рабовладельцев, разла¬
гаясь и присоединяя новые элементы, сконструировались в новые классы—
сословия крупных землевладельцев и зависимых земледельцев. Остава¬
лось только смести рабовладельческое государство, заменив его феодаль¬
ным, и пережитки рабовладельческих форм собственности, ограничивавшие
права колонов на их инвентарь и часть продуктов их труда.
Иным было положение на Востоке. Длительность развития восточных
областей, высокий уровень ремесла, торговли, товарно-денежных отно¬
шений обусловили тот факт, что римское завоевание не имело здесь такого
значения, как в западных провинциях, где оно в корне преобразовало все
отношения, быстро распадавшиеся под влиянием развития рабства, кото¬
рое определило и возникновение городов, и расцвет товарного производ¬
ства, и другие аналогичные явления, стоявшие с ним в неразрывной связи.
На Востоке города сложились до римского завоевания, в период, когда
рабовладельческие отношения еще не достигли высшей ступени своего раз¬
вития. На Востоке рабство никогда не достигло такой высокой ступени и
такого распространения, как в Аттике, Италии и некоторых западных об¬
ластях. В восточных провинциях рабские виллы в римское время хотя,
вероятно, существовали, но не играли ведущей роли. На землях, как им¬
ператорских, так и городских и частных, главной фигурой был наслед¬
ственный арендатор, к которому можно применить слова Ленина о нег-
рах-арендаторах Юга США, что это были «...полуфеодальные или, — что
то же в экономическом отношении, — полурабские издольщики»1. Боль¬
шую роль играла сельская община2. Колоны вербуются из этих же
арендаторов и крестьян, и потому колонат был присуш всем видам
хозяйства, а не только крупным латифундиям, как на Западе, причем
складывается он здесь гораздо раньше и издавна становится определяющей
формой эксплуатации. Повидимому, и рабы рано стали использоваться
как колоны. Так, характерно, что юрист III в. Модестин, разбирая слу¬
чай, йогда завещан узуфрукт на село, населенное рабами, приводит,
1 В. И Ленин, Соч., т. 22, стр. 13.
2 Данные об общине в восточной половине империи см. М. В. Л е в ч е н к о, ук.
соч., стр. 29 сл.
74
Е. М. ШТАЕРМАН
как образец, выписку из завещания, составленного по-гречески. Очевидно,
поселение рабов в селах на положении колонов было типично для восточ¬
ной половины империи уже в это время, тогда как в ее западной
половине типичной для юриста оставалась рабовладельческая вилла
(Dig., XXXI, 34).
Нередко высказывалось мнение, что, вследствие меньшего развития
рабства на Востоке, рабовладельческий строй сохранялся здесь дольше,
чем в западной половине империи. Делалось также предположение, что
феодализация задерживалась здесь вследствие деления колонов на несво¬
бодных, не имевших собственности, и свободных, имевших право собствен¬
ности, тогда как на Западе все колоны быстро перешли на положение бес¬
правных адскриптициев. Наконец, как на причину консервации прежних
отношений, указывали на большую устойчивость товарного хозяйства и
городского строя. Мне представляется, что не все здесь одинаково спра¬
ведливо. Так, например, колоны, имевшие право собственности на свое
имущество, были и на Западе. Павел еще в III в. писал, что инвентарь
колона не входит в состав инвентаря имения, если весь инвентарь принад¬
лежал ему до того, как колон пришел в имение (Dig., XXXIII, 7, 24),
и это положение сохранилось в силе и впоследствии. Но, повидимому,
господам было выгоднее, если колон не имел ничего своего: так, например,
Палладий предостерегает землевладельца от такого колона, который имеет
собственное имущество и собственную землю (1,6); господа в обеих поло¬
винах империи старались подчинить себе колонов полностью.
I Не совсем логично и предположение, что рабовладельческий строй про-
^ существовал дольше, так как рабство было менее развито. Здесь можно
говорить только о длительности существования пережитков рабства, а не
о рабовладельческом строе. О существовании рабовладельческого строя
заключают большей частью только на основании упоминания в юридических
и литературных памятниках рабов (которые, кстати сказать, упоми¬
наются и в западных источниках), а не потому, что доказано преобладание
хозяйств, основанных на чисто рабском труде.
Гораздо важнее — длительное существование развитых товарно-де¬
нежных отношений и городов. Однако само по себе оно вовсе не доказывает
сохранения рабовладельческого строя. На Западе они, действительно, были
неразрывно с ним связаны. На Востоке торговля и ремесло возникли гораздо
раньше развитых рабовладельческих отношений и пережили их надолго.
Ремесло здесь большей частью основывалось на труде свободных ремесленни¬
ков, как это видно хотя бы из Либания. Но, главное, ни развитие ремесла, ни
торговля не могли разложить здесь до конца общину, которая сохраняет го¬
раздо большую живучесть, чем в основных областях Запада. Не разложило
ее и римское завоевание, хотя оно и дало толчок дальнейшему развитию
частной собственности. На Западе разложение общины было более полным,
так как оно происходило в обстановке господства развитых рабовладель¬
ческих отношений. В восточной половине империи разложение общины
шло медленно, так как развитие рабства, хотя бы в его патриархальной
форме, развитие товарно-денежных отношений, развитие государства нача¬
лись там издавна, и община постепенно приспособлялась к этому даль¬
нейшему развитию, лишь очень медленно разлагаясь. Самая замедленность
всех этих процессов вела к тому, что община не претерпела таких измене¬
ний, как на Западе, где они шли очень бурно. В соответствии с этим
гораздо медленнее развивалась и рабовладельческая частная собствен¬
ность, так как государственная собственность на землю, тесно связанная
с существованием общиКы, играла здесь гораздо большую роль, чем на
Западе. Поэтому общий кризис рабовладельческого строя не мог так
глубоко задеть восточные провинции империи, как западные, поскольку в
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
75
значительной мере эксплуатация общинников и арендаторов-издолыциков
продолжала составлять основу их экономики. Эта особенность восточных
провинций сказалась и на положении городов. На Западе они возникли
как объединения рабовладельцев, составлявших сословие декурионов, и
пришли в упадок с упадком развитого рабовладения. На Востоке они были
организацией, коллективом земельных собственников, которые, однако,
эксплуатировали не только рабов, но и арендаторов-издолыциков, колонов,
за счет труда которых поддерживали неимущий городской плебс и выпла¬
чивали налоги. Рабство развивалось и в период эллинизма, и в начале
господства Рима, но, вероятно, можно предположить, что здесь оно начало
изживать себя раньше, чем на Западе. Во всяком случае, в нашей лите¬
ратуре господствует мнение, что в период империи оно не было ведущим1.
Высказывалось и справедливое, как мне представляется, предположение,
что римское завоевание на Востоке играло особенно реакционную роль, так
как закрепило господство там рабовладельческой системы, уже себя изжи¬
вавшей 2. И все еще живучая община, и рано возникший за счет закрепо¬
щения общинников, издольщиков, посаженных на землю рабов колонат
сосуществовали и с городами и с довольно интенсивными товарно-денеж¬
ными отношениями. Поступавшие на рынок товары создавались нс
столько в результате эксплуатации рабов, сколько за счет эксплуатации
свободных и закрепощенных ремесленников, в частности и императорских
мастерских, и за счет натуральных поставок, собиравшихся с общинников
и колонов. Поэтому общий кризис рабовладельческого строя мог и не
повести здесь к разрушению товарного производства. Все это имело
целый ряд следствий: хотя.на Востоке концентрация земель шла не менее
интенсивно, чем на Западе, крупные имения по типу хозяйства не были так
резко отличны от средних, как на Западе. Разбогатевший собственник за¬
крепощал арендаторов и общинников, увеличивая свои земли и количе¬
ство зависимых людей, и прилагал все усилия к тому, чтобы выделиться из
городской курии и, но возможности, не платить налогов государству,
т. е. сохранить для себя весь прибавочный продукт. Феодализация шла не
столько по линии коренного изменения типа хозяйства, сколько по линии
борьбы частной и полисной собственности, а также по линии борьбы
частной и императорской собственности за зависимых людей и долю
произведенного ими прибавочного продукта.
С другой стороны, средний землевладелец, входивший в курию, не был
так неприспособлен к новым условиям хозяйства, как декурион Запада,
так как его землю обрабатывали те же колоны. Это было одной из причин,
почему хозяйства восточных куриалов оказались более устойчивыми, чем
рабские хозяйства муниципальной верхушки Запада. Эта устойчивость
слоя средних муниципальных землевладельцев повела и к сохранению рынка
для продуктов местного производства, что способствовало сохранению то¬
варно-денежных отношений. Большую роль в этом сыграла и непрекраща-
вшаяся торговля с восточными странами.
Наконец, в силу развития и устойчивости товарно-денежных отноше¬
ний землевладелец восточных провинций, будь то магнат, куриал или импе¬
ратор, известную часть ренты продолжал собирать в денежной форме,
так что император Анастасий мог вернуться к денежным налогам 3. Судя,
например, по Либанию, землевладелец взимал с колонов деньги, деньгами
1 А. Р а и о в и ч, Восточные провинции Римской империи, 1949, стр. 56 сл.,
64, 91, 115, 147.
2 А. Г. Б о к ш а п и н, К вопросу о падении античной рабовладельческой фор¬
мации, «Преподавание истории в школе», 1952, № 5, стр. 30.
8 См. М. В. Левченко, ук. соч., стр. 17.
76
E. M. ШТАЕРМАН
же они оплачивали покровительство тех, кто брал их под патроциний.
На Западе же давно господствовала натуральная и отработочная рента,
и господам даже прямо запрещалось требовать с колонов деньги и переводить
натуральные платежи на денежные. В крупных имениях Востока, господа
которых сами активно участвовали в торговле, натуральная рента преобла¬
дала, и так же, как на Западе, применялись отработки (см. эдикт Аркадия
и· Гонория на имя комита Азии, где говорится о том, что колоны обязаны
платежами и отработками — annuis functionibus et debito conditionis obno¬
xii sunt, Cl, XI, 50 (49),2), но в имениях, входивших в состав городской
территории, а возможно, и на императорских, где налог взимался с целой
общины, преобладала денежная рента, хотя колоны вносили и натуральные
поставки. Между тем денежная докапиталистическая рента, как указывал
Маркс, предполагает большую самостоятельность производителя. Этим,
возможно, в известной мере, объясняется и наличие на Востоке большего
числа колонов, определяемых как «свободные», и более длительное сохра¬
нение крестьянской общины, как податной единицы. Напротив, в крупных
имениях колон, «обязанный платежами и работами», попадал в большую за¬
висимость, ближе был по положению к крепостному.
Городская курия и городской плебс были во враждебных отношениях
с крупными землевладельцами, захватывавшими городские земли и не
желавшими делиться с ними своими доходами. Еще в начале III в. эта
взаимная враждебность ярко отразилась в сочинениях Диона Кассия,
который, как представитель крупных землевладельцев, предлагал уничто¬
жить города как самоуправляющиеся единицы, обуздать и заставить рабо¬
тать городскую чернь (LII, 28—30). У Филострата его герой Аполлоний
Тианский настаивал на сохранении городской свободы и обличал богачей,
не делившихся имуществом с городом и бедными гражданами, прятавших
зерно и наживавшихся на неурожаях.
Рознь между крупными собственниками и куриалами, устойчивость
городов и сельских общин, все еще сохранявшиеся большие государственные
имения, восстания городского плебса и движения крестьян и колонов —
все это обусловливало сохранение на Востоке более сильного единого госу¬
дарства, которое, судя но тому же Диону Кассию, пользовалось поддер¬
жкой земельной знати Востока, тогда как на Западе в то же время разви¬
ваются уже сепаратистские тенденции. Однако это не говорит об устойчи¬
вости рабовладельческого строя на Востоке. Напротив, феодализация, т. е.
переход к эксплуатации работника, не находящегося в полной собствен¬
ности владельца и наделенного средствами производства, повидимому,
начинается там раньше, но идет медленнее, при сохранении и денежной
ренты, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Переломным моментом был так называемый «кризис III века», который
явился выражением борьбы, с одной стороны, между представлявшей новый
способ производства феодализирующейся земельной знатью и социальными
группами, связанными с отживающим рабовладельческим способом произ¬
водства^ рабовладельческой собственностью (сословие декурионов и ар¬
мия), а с другой стороны, между непосредственными производителями,
сливавшимися в одну массу зависимых и закрепощаемых земледельцев и
господствующими классами. В это же время начинается широкое наступле¬
ние на Рим внеимперских народов, которые в основном еще выступают
как союзники широких масс, но уже начинают использоваться и земельной
знатью и другими антиримскими группировками. Так, например, галль¬
ские императоры привлекают германскую конницу; египетские «узурпа¬
торы» заключают союз с вождями блеммиев, один из которых был даже
признан ими императором Южного Египта. Эти классы и группы участ¬
вовали в борьбе во всех провинциях империи, но их положение и про¬
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
77
граммы имели отличия в связи с общим положением в той или иной
провинции.
«Кризис III века» окончился поражением старых рабовладельческих
групп. В экономике раба заменяет колон, в политике — империю, пред¬
ставлявшую широкий блок рабовладельцев (принципат) — империя,
ставшая органом крупнейших землевладельцев (доминат). Константин
lie только узаконил необходимое для осуществления новых методов экс¬
плуатации прикрепление колонов к земле, но и нанес тяжелый удар
городам тем, что не только усилил ответственность и повинности куриа¬
лов, но и оформил расслоение этого сословия, включив его верхушку
в привилегированное сословие сенаторов. Особое значение это имело
для Востока, где крупные землевладельцы теперь выделились из курии,
получив полную собственность на свои земли и их население, что должно
было ускорить прежде тормозившееся городской организацией развитие
феодальных отношений.
Обычная характеристика правления Константина как рабовладельче¬
ской реакции совершенно затемняет истинный его смысл. В пользу такой
характеристики можно было бы привести только законы Константина,
направленные на усиление власти господина над рабом, но это не может
быть определяющим. Как уже говорилось выше, пережитки рабовладения
сохранялись очень долго и использовались господствующим классом для
эксплуатации всех категорий зависимых людей, но не они определяли спо¬
соб производства. Рабовладельческой реакцией правление Константина
можно было бы назвать лишь в том случае, если бы он конфисковал земли
крупных собственников и роздал бы их городам и входящим в состав го¬
родских курий землевладельцам и арендаторам из военного и граждан¬
ского населения, которые обрабатывали бы свои виллы трудом рабов.
Это была бы действительно, конечно, невозможная и неосуществимая
попытка восстановить развитое рабовладение и рабовладельческую форму
собственности. Но мероприятия Константина были направлены на дости¬
жение прямо противоположной цели. Именно тогда частная собственность
окончательно торжествует над общественной, представленной теперь
уже не городской, а сохранившейся в основном на Востоке и все более
клонящейся к упадку императорской собственностью, также постепенно
переходившей в руки императорских приближенных и крупных съемщиков
из той же земельной знати. Правление Константина было не рабовладель¬
ческой реакцией, а оформлением победы нового экономически господствую¬
щего класса крупных землевладельцев, эксплуатирующих непосредствен¬
ного производителя, наделенного средствами производства и прикреплен¬
ного не к господину, а к земле, т. е. уже не являющегося рабом. Государ¬
ство Константина было органом власти этого класса, использовавшего его
как для борьбы с остатками отживающих социальных групп, так и с рево¬
люционными движениями масс. Именно этой природой империи Констан¬
тина, а не тем, что она была рабовладельческой реакцией, можно объяс¬
нить его относительную силу и временный успех, поскольку созданное им
государство еще на некоторое время было нужно господствующему классу.
Со времени Константина уже нельзя без оговорок утверждать, что рабо¬
владельческая формация продолжала существовать как таковая. Этот
период скорее может быть отнесен к становлению феодального строя.
Он наполнен борьбой против пережитков рабовладения, которые выража¬
лись: в ограниченности владельческих прав колона на его средства производ¬
ства по сравнению с правами феодального крестьянина, что сближало ко¬
лона в юридическом смысле с рабом и с чем связано указанное Энгельсом
неизжитое презрение к труду; в существовании на Востоке масс паразити¬
ческого люмпен-пролетариата, претендовавшего на свою долю прибавочного
78
E. M. ШТАЕРМАН
продукта; в сохранении, также на Востоке, известного числа императорских
земель, еще не перешедших в частные руки; и, наконец, в существовании
бюрократического государства, постепенно становившегося, особенно на
Западе, бесполезным для правящего класса и тяжело давившего на непо¬
средственного производителя. Эти пережитки разрушались революцион¬
ными движениями масс и внешними завоеваниями. Революционные дви¬
жения были временно разгромлены в конце III в., и нажим на все катего¬
рии эксплуатируемого населения усилился. С середины IV в. они разго¬
раются со все возрастающей силой. Одновременно усиливается и натиск
«варваров». Но даже и победа объединенных сил тех и других не сразу
вела к ликвидации пережитков рабовладения. Она стала возможной лишь
после нескольких последовательных волн «варварских» завоеваний и
возрождения общины на территории империи в результате расселения на
ней германских и славянских племен. Как уже говорилось выше, особен¬
ностью здесь являлось то, что результатом этих движений пользовался
новый господствующий класс, который, до известных пределов, оказы¬
вался в одном лагере со своим антагонистическим классом, пока борьба
шла против рабовладельческого государства и рабовладельческого города
с его куриями и люмпен-пролетариатомг, являвшимся ненужным и лишним
бременем для нового строя. Это объясняется тем, что оба эти класса были
классами нового общества, которые могли идти в некоторых ограниченных
пределах вместе против старого общества; борьба между ними начиналась
затем уже на новой базе, как борьба за максимальную ликвидацию пере¬
житков рабовладения и борьба за землю, т. е. за путь развития нового спо¬
соба производства. Исход этой борьбы определялся переплетением ряда
факторов — силой революционного движения; тем, в качестве чьих союз¬
ников являлись на завоеванную территорию «варвары», степенью разло¬
жения первобытно-общинного строя у этих последних; взаимоотношениями
разных групп правящего класса; устойчивостью возникших в римское и
доримское время отношений; развитием товарного хозяйства и преоблада¬
нием той или иной формы ренты; и, вероятно, от ряда других причин,
которые могут быть вскрыты только при конкретном исследовании еще
слабо изученной истории отдельных областей империи в этот период. Но
каковы бы ни были результаты, сущность этих процессов феодализации
была везде одинаковой. Сохранение централизованного государства и
городов на Востоке не противоречит этому, так как они могли сохраняться
долгий срок, повидимому, в связи с живучестью общины, развитием тор¬
говли и преобладанием денежной ренты, а также, возможно, и в связи
с многообразием типов хозяйств в восточных областях, где, наряду с круп¬
ными, феодального типа имениями, продолжало существовать значитель¬
ное мелкое крестьянское землевладение с патриархальным рабством.
Последний тип хозяйства отражен в римско-сирийском законнике Vb.1 2
Здесь количество рабов, повидимому, не велико; так, передавая закон Fufia
Caninia, законник не упоминает случая, когда у завещателя может быть бо¬
лее 100 рабов (§ 4); рабство довольно патриархально—раб может быть опеку¬
ном детей господина, вести его дела, вступать в брак, в сожительство с сво¬
бодной женщиной и т. п. (§§ 30, 33, 34,48), за что,по законамТеодориха, раб
карался сожжением; допускалась и самопродажа в рабство (§ 73). Свободные
выступают здесь, как маленькие люди, которые завещают скудное иму¬
щество (§ 95), дают в залог долга свой участок, овец, ослицу, рабыню (§99),
у которых нельзя брать в залог пахотных быков, чтобы не разорить их
1 М. Я. С ю з ю м о в, ук. соч., стр. 105 сл.
2 Использован латинский перевод этого памятника в издании: «Fontes iuris
Romani antejustiniani», ed. G. Riccobono, J. Baviere..., Horentiae, 1940.
ПРОБЛЕМА ПАДЕНИЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОГО СТРОЯ
79
вконец (§ 112), которых можно обратить в рабов или колонов за укрыва¬
тельство беглого раба или колона (§§ 49 и 50) г.
Но ведущим и развивающимся был не этот тип хозяйства, а крупные,
основанные на эксплуатации колонов имения, владельцы которых имели
своп крепости, тюрьмы, свои военные отряды из наемников и вооруженных
рабов. Взаимоотношения такого имения с государственной властью чрез¬
вычайно ярко отразились в эдикте 451 г. о выдаче и поимке скрывающихся
в имении разбойников (CI, IX, 39, 2). Эдикт предписывает, чтобы в том
случае, когда господа, прокураторы или primates possessionum — вероятно,
господская администрация или выборные должностные лица сёл на част¬
ных землях — откажутся их выдать, ректор провинции посылал против
них гражданскую милицию — civilia auxilia, если же из-за множества кре¬
стьян, живущих в имении, она потерпит неудачу, войсковые трибуны
должны прислать на помощь солдат. Солдат следует посылать и в том слу¬
чае, если господа или прокураторы докажут, что их сил нехватает для по¬
давления массы крестьян. Конечно, ничего от времени классического ра¬
бовладения в нарисованной здесь картине не осталось.
Таким образом, общий кризис рабовладельческого строя начинается со
второй половины II в. В III в. идет борьба между старыми и новыми
формами хозяйства, закончившаяся победой последних. С начала IV в.
уже нельзя говорить о существовании рабовладельческой формации,
о классах рабов и рабовладельцев, как об основных, определяющих клас¬
сах. Начинается переходный период, который наполнен революционными
движениями масс, борьбой с пережитками рабовладения, тормозившими
развитие нового строя, и оканчивается установлением ранне-феодальных
отношений в форме, определяемой конкретно-историческими условиями
для каждой области бывшего римского мира.
1 Этого, конечно, нельзя было сделать с крупным собственником, который, по
кодексу Юстиниана и законам Теодориха и Гундобада (Edictum Theodorici regis, 80
и 84;Lex Romana Burgundionum VI, 2; CI, XI, 47, (48), 12), карался за это штрафом в раз¬
мере двойной или тройной стоимости беглого.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
И апория древнего мира. Учебник для учительских институтов под
редакцией В. Н. Дьякова и Н. М. Никольского. Учпедгиз, М., 1952,
782 стр., 50 000 экз., цена 17 руб. 85 коп.
Выход в свет учебника под редакцией В. Н. Дьякова и Н. М. Никольского
привлек к себе внимание широкой исторической общественности. Учебник вызвал
большой интерес прежде всего потому, что он вышел в свет спустя два года после
открытой дискуссии по вопросам языкознания, ознаменовавшей собой новый, более
высокий подъем советской науки. В этой связи важно было определить, насколь¬
ко авторы учебника отразили в нем сдвиги, происходящие за последние годы в
советской историгорафии.
Кроме того, в этом учебнике впервые сделана попытка представить в рамках одной
книги весь курс древней истории от палеолита до возникновения феодализма. Таким
образом, перед авторами учебника стояла сложная и ответственная задача строгого
отбора фактического материала с тем, чтобы, сохранив надлежащую пропорцию
между отдельными разделами курса, включить в учебник все наиболее важное и одно¬
временно осветить в нем последние достижения археологии и исторической науки.
Наконец, авторы учебника обязаны были учесть результаты широкого обсужде¬
ния ранее вышедших в свет учебников по истории Греции и Рима.
В общем необходимо сказать, что некоторые достоинства учебника — доступность
изложения, местами яркий и образный язык, новая постановка ряда вопросов — те¬
ряются среди его многочисленных и серьезных недостатков. Основными недостатками
учебника следует считать то, что в нем только поверхностно использованы положения
дискуссии и труда И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», а также и то, что в
нем недостаточно и в ряде случаев неправильно охарактеризованы закономерности эко¬
номического развития рабовладельческого общества. Совершенно неудовлетвори¬
тельно написан важный раздел эллинизма. История политической борьбы в Риме
в I в. до н. э. излагается с весьма спорных, иногда модернизаторских позиций, В
учебнике В. Н. Дьякова и Н. М. Никольского абсолютно не учтены важные результаты
последних 25 лет археологических раскопок в странах древнего Востока и в Греции;
не выдержаны надлежащие пропорции между отдельными разделами, причем при¬
мерно половина всего листажа отведена истории Рима. Неудовлетворительно освещена
историография отдельных разделов, ряд спорных положений преподносится в апо¬
диктическом тоне. Некоторые главы по истории Греции написаны не по источникам,
а компилированы из неудовлетворительных пособий. Абсолютно недопустимо для
учебника громадное количество фактических ошибок и опечаток, особенно в разделе о
древнем Востоке. В учебнике встречаются методологически неправильные формули¬
ровки. Редактирование учебника проведено неудовлетворительно.
Отмеченные выше серьезные недостатки заставляют сделать вывод о том, что учеб¬
ник для учительских институтов под редакцией В. Н. Дьякова и Н. М. Никольского
в его настоящем виде не соответствует тем высоким требованиям, которые предъяв¬
ляются к учебным пособиям.
Учебник широко обсуждался в Ленинградском и Московском университетах,
а также в Академии педагогических наук. К сожалению, до сих пор не было проведено
обсуждение учебника в Институте истории АН СССР. Для того чтобы с максимальной
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
81-
полнотой оценить содержание учебника, редакция ВДИ сочла целесообразным пору¬
чить рецензирование отдельных разделов учебника соответствующим специалистам.
В настоящем номере публикуются рецензии А. Я. Брюсова, Г. А. Меликишвили,
Г. Ф. Ильина и С. И. Ковалева; рецензенты в основном обратили внимание на мо¬
менты, которые в той или иной степени не подверглись достаточному анализу во
время обсуждений; кроме того, редакция дает в «Хронике» развернутое сообщение об
обсуждении учебника в научно-педагогических учреждениях Москвы.
Редакция ВДИ
В советских учебниках по древней истории совершенно необходим раздел по
истории первобытно-общинного строя. В этом разделе должна быть изложена мар¬
ксистско-ленинская концепция первой, еще доклассовой, общественно-экономической
формации, основанная на анализе достижений археологии и других дисциплин. Осо¬
бенно большое значение для научного понимания первобытно-общинного строя имеет
гениальный труд И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», в котором ре¬
шены многие узловые вопросы истории древнейших периодов жизни человечества
Одним из вопросов, неразрешимых без анализа истории первобытно-общинного строя*,
надо считать вопрос о возникновении государства. В своей знаменитой лекции о го¬
сударстве В. И, Ленин говорил, что вопрос о государстве является основным, корен¬
ным вопросом всей политики и что «для того, чтобы наиболее научным образом подойти,
к этому вопросу, надо , бросить хотя бы беглый исторический взгляд на то, как
государство возникло и. как оно развивалось»1. Поэтому понятно, что в учебнике
истории древнего мира анализируется эпоха первобытно-общинного строп, в недрах
которого возникли древнейшие государства.
НЪ нам кажется, что не следовало начинать изложение с нижнего палеолита и
стараться .вместить всю древнейшую историю человечества в 50 страниц текста. Втис¬
нув всю историю первобытной общины в эти немногие страницы, авторы не избежали
существенных пррпусков; Поэтому раздел о первобытно-общинном строе оказался
мало конкретным, схематичным. Нет органической связи между этим разделом и
последующими, в которых речь идет о конкретных государственных образованиях.
Поэтому во всех дальнейших разделах авторам приходится снова обращаться ко вре¬
мени разложения первобытнообщинного строя. При последующем издании этого
учебника целесообразнее посвятить первый раздел только предпосылкам образования
первых рабовладельческих государств на Востоке и на юге Европы, по возможности
конкретизируя изложение и избегая сомнительных параллелей из этнографии отда¬
ленных стран. Ведь Ф. Энгельс, указывал, что «... с наступлением варварства мы
достигли такой ступени, когда приобретает значение различие в природных условиях
обоих великих материков... население каждого полушария развивается с этих пор
своим особым путем, и межевые знаки на границах отдельных ступеней развития ста¬
новятся разными для каждого из обоих полушарий»2. Поэтому параллели с историей
племен Новой Мексики, северо-запада Америки, дагомейцев, папуасов, бушменов,
огнеземельцев и других малоубедительны для истории образования государств древ¬
него Востока, Греции и Рима. К тому же для всех этих стран, уже начиная с позднего
неолита, в настоящее время имеется достаточно местного археологического материала.,
На его основе вполне можно показать, как развивались,производительные силы и соот¬
ветствующие им производственные отношения, как возникали предпосылки к образо¬
ванию классового общества и государства. Такая структурная переработка первого
раздела сделала бы книгу более цельной и дала бы возможность полнее и конкретнее
1 В. И. Ленин,· Соч., т. 29, стр. 435 сл. . . .
8 Ф; Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства,
Босполитиздат, 1950, стр* 22 сл. ^ ,
6 Вестник древней истории, № 2
82
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
изложить сложные и разнообразные моменты в развитии производственных отноше¬
ний в период разложения родового строя.
Перейдем, однако, от того, что было бы желательным, к первому разделу учебника
в том виде, как он изложен авторами. Древнейший период в жизни человечества авто¬
ры называют эпохой «первобытного стада», ссылаясь при этом на В. И. Ленина.
Однако из контекста той фразы, где В. И. Лениным употреблено такое выражение,
не вытекает, что он прилагал этот термин к человеческому обществу1. Впрочем, дело
не столько в термине, сколько во вкчадываемом в него содержании. По мнению авто¬
ров, люди эпохи «первобытного стада» «жили обычно на деревьях, лишь время от вре¬
мени спускаясь на землю» (стр. 18), орудием им служило только кремневое рубило,
не было «ни брака, ни семьи, господствовал промискуитет, т. е. неупорядоченное
половое общение» (стр. 19). Оставляя на совести авторов утверждение о жизни шелль-
цев и ашельцев на деревьях, надо заметить, что для этого времени неверно предполо¬
жение о существовании якобы единственного типа орудия, шслльского или ашсльского
ручного рубила2. Что же касается промискуитета, то авторам совершенно необходимо¬
было не обрывать фразу* а продолжить ее указанием ф. Энгельса (ук. соч., стр. 34 ел.)
на то, что неупорядоченные половые отношения этого времени означают только то,,
что не было ограничительных запрещений более позднего времени, но отсюда вовсе но
следует заключать о неизбежности беспорядочных сношений в повседневной практике.
Без такого разъяснения становится непонятным и необъясненным, почему позднее
«люди постепенно переходят к запрещению брачных связей внутри данной группы*
(стр. 27).
По мнению авторов, даже в эпоху верхнего палеолита люди оставались бродя¬
чими охотниками (стр. 27). Они утверждают (насколько это можно понять по приво¬
димому ими сравнению верхнепалеолитических людей с австралийцами), что только
в верхнем палеолите создалась «относительная (только еще относительная. — А. Б.)
связь с определенной Территорией» (стр. 27).
В добавление к этим чертам «первобытного стада» авторы утверждают, что чело¬
век был тогда лишен абстрактных ионятий. «Особенностью первобытного мышления,—
пишут авторы,— является его коллективность, стадность» (стр. 22). Только в самом
конце раздела, перечислив достижения человечества ко времени развитого неолита,
они говорят, что «... все это расширяло производственный опыт человека, обогащало
человеческое мышление. Совершенствование человеческого мышления приводило
прежде всего к появлению абстрактных понятий» (стр. 52). Впрочем, авторы не уточ¬
няют времени этого события. *
Неудивительно, что при таких взглядах на ранний этап развития человечества
авторы не смогли дать в этом разделе общей характеристики первой общественно¬
экономической формации. Это понятно, потому что то содержание, которое они вло¬
жили в термин «первобытное стадо», исключает возможность объединения такого со¬
стояния человеческого общества с последующим этапом развитого первобытно-общин¬
ного строя. По существу получились две, а не одна формации, а это уже совсем плохо.
К сожалению, эта ошибка свойственна не только рецензируемой книге. Однако здесь
она особенно выпукла вследствие того, что авторы, совершенно игнорируя достиже¬
ния советской археологии, по старинке относят родовой строй только ко времени
неолита. Между тем считать верхний палеолит эпохой стада не решается сейчас никто·
из специалистов по древнейшей истории человечества.
На следующих страницах, посвященных «первобытной общине эпохи матриар¬
хата» и «возникновению патриархальной родовой общины и разложению родового
строя», мы находим все те же малоубедительные сопоставления древних племен Европы
и Востока с современными племенами отдаленных стран, живущими в совершенно
1 См. В. И. Ленин, Соч., т. 25„ стр. 361; ср. т, 35., стр. 93.
а См., например, С. Н. Замят нин, О возникновении локальных различий в
культуре палеолитического периода. Труды Института этнографии,т. XVI, М., 1951.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
83
других условиях. Кроме того, и в этой части имеются многочисленные погрешности,
благодаря которым создается неверное представление о жизни неолитических племен.
Так, например, неверно, что неолитический человек выезжал на лодках в открытое
море (стр. 32); кости рыб и морских животных на неолитических стоянках принадле¬
жат только прибрежным видам. По единственному случаю обнаружения на стоянке
Полуденке следов от тына нельзя заключать, что на неолитических стоянках могли
храниться какие-то запасы, которые служили «предметом вожделения соседних пле¬
мен» (стр. 33). Маловероятно объяснение возникновения скотоводства тем, что «за¬
гнанные в огороженное место дикие животные могли сохраняться и размножаться»
(стр. 34). Травоядные, загнанные в загон, быстро уничтожили бы подножный корм и
погибли бы, так как сена они есть не стали бы. Еще труднее заставить диких животных
размножаться в неволе. Авторы считают, что медь плавится «при сравнительно низ¬
кой температуре и орудия из нее можно было изготовлять в каждом хозяйстве»
(стр. 39); но медь плавится при температуре в 1050°—13С0°, достижение чего в «каж¬
дом хозяйстве» того времени совершенно невероятно. Неверно также, что охота и
скотоводство «первоначально имели ничтожное значение» у трипольских племен; как
раз на ранних трипольских поселениях находят большое количество костей и диких,
и домашних животных (например, Лука-Врублевецкая). Нельзя согласиться, что
анимизм возникает только с эпохи верхнего палеолита, а до того существовал только
тотемизм (стр. 55 ел.). Такое противоноставление анимизма тотемизму возможно
только в марровской схеме стадиального развития от тотемического к космическому
мышлению.
Все эти и многие другие досадные ошибки авторов учебника сильно снижают
значение первого раздела книги и требуют их исправления при последующем издании,
а еще лучше, как мы говорили в начале, переработки всего этого раздела. При этом
особое внимание необходимо обратить на вопросы экономики первобытно-общинного
строя.
А. Я. Брюсое
♦
В настоящей рецензии нами будет рассмотрен второй раздел книги (гл. V—XVIII;
стр. 59—230), посвященный истории древнего Востока. Автор раздела1 уделяет много
места характеристике социально-экономической структуры древневосточных обществ.
Выдвижение вопросов социально-экономической истории особенно сильно чувствуется
в главах, посвященных древнему периоду истории Вавилонии. Все же нужно отме¬
тить, что, уделяя много внимания производственным отношениям, автор обратил
совершенно недостаточное внимание на развитие производительных сил; он нередко до¬
вольствуется простой констатацией того, что развитие производительных сил пошло бы¬
стрым темпом, вместо того чтобы показать, в чем состояло это развитие. В настоящее вре¬
мя этот важный недостаток рецензируемой работы, а равно и других работ по социально-
экономической истории древневосточных стран, становится особенно чувствительным.
Изучение производственных отношений, очевидно, должно вестись в тесной, нераз¬
рывной связи с анализом развития производительных сил.
Как правильно отмечает автор, советские востоковеды, руководствуясь установ¬
ками классиков марксизма, «... нашли правильное решение вопроса о типе формации
древневосточных обществ. Они пришли к общему признанию, что древневосточные
общества... должны быть определены как общества рабовладельческие, т. е. принадле¬
жащие к рабовладельческой формации. Но в отличие от античных обществ, в которых
рабовладельческие отношения достигли своего полного развития, древневосточные
1 К сожалению, из книги нельзя узнать, кто-является автором данного раздела»,
так же как и других разделов учебника-
6*
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
84
общества являются обществами ранне-рабовладельческими, в которых рабство в основ¬
ном не выходило за пределы домашнего рабства и в которых стойко сохранялся общин¬
ный быт в форме родовых и сельских общин» (стр. 68).
В самом деле прочность сельской общины, как известно, является одной из глав¬
ных черт древневосточного общества. Нельзя также преуменьшать то известное явле¬
ние, что на древнем Востоке объектом эксплуатации являлись не только рабы, но и
свободные общинники. Однако, излагая вопросы социально-экономической структуры
древневосточных обществ, автор выдвигает на передний план именно вопросы, связан¬
ные с общиной и с эксплуатацией рядовых общинников царской властью или знатью.
Само собой разумеется, это очень важный вопрос, но, отводя ему непропорционально
много места, автор в ряде случаев недостаточно учитывает другие, не менее важные
вопросы социально-экономического строя древневосточных обществ. При этом он часто
не считается с имеющимся в распоряжении науки конкретным материалом и общими
трафаретными фразами постоянно говорит о прочности общины, оставляя в стороне
исключительно ценный конкретный материал, освещающий другие стороны жизни
общества, например, вопросы, связанные с рабовладением Особенно рельефно это
ощущается в освещении структуры древневавилонского общества эпохи Хаммураби.
Автор недостаточно привлекает исключительно красноречивые данные кодекса Хам¬
мураби для иллюстрации положения рабов и противопоставления друг другу двух
основных классов вавилонского общества того времени — рабов и рабовладельцев
(стр. 95).
Притом автор главным образом стремится показать само существование общин
и их эксплуатацию царской властью, обращая мало внимания на процесс внутренней
социально-экономической дифференциации мелких производителей, непрерывно про¬
исходящий процесс распадения которых на рабов и рабовладельцев так хорошо иллю¬
стрируется законами Хаммураби, а также другими документами этой же эпохи. Это
тем более непонятно, что сам Н. М. Никольский, один из редакторов учебника, под¬
робно разработал этот круг вопросов в специальной монографии. Автор лишь вскользь
упоминает о долговом рабстве в эпоху Хаммураби (стр. 96), причем, как нам кажется,
совершенно неудовлетворительно освещает причины этого явления: причины эти он
видит в выделении из сельских и городских семейных общин обездоленных и бедняц¬
ких элементов, что, по его мнению, происходило лишь путем «выделения из общин
лишних едоков на почве постепенно создавшегося несоответствия между количеством
общинной земли и увеличивающимся числом общинников» (стр. 96). Таким образом,
причину разложения сельских или семейных общин автор склонен видеть в одном лишь
росте числа общинников, что вряд ли правильно. В отношении ассирийского общества
автор подчеркивает аналогичное обстоятельство: «в горных областях,— говорит он, —
рано проявилось перенаселение; излишнее население вынуждено было уходить из
общин на сторону. Эти условия способствовали раннему процессу разложения общин¬
ного быта и образованию классового общества и государства» (стр. 168).
Недостаточно использованы также хеттские законы, в которых, кстати говоря,
имеются ясные свидетельства о существовании общины, а также ряд других пер¬
воклассных источников по социально-экономической истории древневосточных об¬
ществ; в то же время автор, даже не имея конкретного материала, часто прибегает
к общим фразам с целью подчеркнуть прочность сельской общины в разных древнево¬
сточных странах.
С особым усердием он старается отметить это прежде всего в отношении древ¬
ней Вавилонии, подчеркивая в связи с этим также ограниченные масштабы ис¬
пользования здесь рабского труда. В этом стремлении автор порой доходит до вы¬
движения Явно ничем не обоснованных Положений, как, например, что «рабы в Древ¬
нем царстве (в Египте.— Г. М.) были гораздо многочисленнее, чем в Двуречье той же
эпохи» (стр. 117).
В учебнике вообще часто встречаются лишенные обоснования в источниках рас¬
суждения по тем или иным вопросам социально-экономической историй древневосточных
обществ. Так, например, касаясь раннего периода существования Урартского царства,
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
85
автор заявляет, что урартские «цари захватили в свои руки большие площади земель,
которые были розданы храмам, царским сановникам и военным людям» (стр. 179).
Сообщение о том, что в Урарту «труд рабов ... применялся ... на разработках медных
и железных месторождений» (стр. 181), также не находит подтверждения в источниках.
Ни на чем не основанных предположений имеется не мало и в других случаях, о чем речь
будет идти ниже.
Работы И. В. Сталина по языкознанию не только освободили советскую
историческую науку от вредных влияний «нового учения о языке» Н. Я. Марра,
но открыли широкие перспективы для исследования многих вопросов исторической
науки, в том числе вопросов этногенеза. В настоящее время получили право
на существование отрицаемые марровцами понятия генетического родства языков,
языковых семей и т. д. Поэтому в учебнике следовало дать четкую характеристику язы¬
ков древневосточных народов, указать, к какой группе принадлежал тот или иной
древневосточный язык. Но это далеко не всегда делается в учебнике. Особенно страдают
в этом отношении те места книги, в которых речь идет о хеттах, хурритах, урартий-
цах, о древнейшем населении Ирана и т. д. Следовало также отметить вред, который
нанес Н. Я Марр своими «магическими» упражнениями конкретному изучению ряда
древневосточных языков.
В учебнике важно было выдвинуть вопросы, особенно существенные для истории
народов СССР. С этой точки зрения обращает на себя внимание полное умолчание о зна¬
чительной роли скифов и киммерийцев на Ближнем Востоке в конце VIII и в VII вв.
до н. э. О походе Дария I против скифов Северного Причерноморья говорится лишь
вскользь, притом не отмечается даже, что этот поход окончился поражением персид¬
ского царя (стр. 194). Правда, о походе говорится более подробно в разделе «Древняя
Греция» (стр. 295 сл.), но все же следовало остановиться на этом событии более обстоя¬
тельно и в главе, посвященной Ирану.
Что касается общей структуры всего учебника в целом, необходимо отметить, что
раздел древпего Востока, излагающий историю ряда крупных классовых обществ на
протяжении нескольких тысячелетий, несомненно, занимает слишком мало места
в книге.
В то время как история Востока занимает около 170 страниц, истории Греции
и Рима отведено почти 550 страниц. Сто лет назад такая диспропорция могла иметь
свое оправдание ввиду недостатка конкретного материала, но в настоящее время
отведение Востоку столь незначительного места в курсе истории древнего мира ничем
не оправдано.
Может быть, отчасти из этого обстоятельства и вытекает один из серьезных недо¬
статков раздела: немало значительных вопросов оставлено без всякого внимания или
освещено явно недостаточно. Это, в частности, можно сказать в отношении источников
и историографии. Сведения, указанные в учебнике, могут дать читателю лишь смутное
представление об этих особенно важных именно для древнего Востока вопросах.
Редко можно встретить в книге упоминание о крупных раскопках, которые сыграли
столь значительную роль в накоплении материалов истории древнего Востока. Мате¬
риал очень важных раскопок даже не привлекается для освещения тех периодов, для
которых археологические данные представляют особенную ценность: это относится,
например, к данным об истории и культуре южной Месопотамии в IV тысячелетии до
н. э. и многим другим. Не освещен в учебнике и вопрос о значении произведений антич¬
ных авторов, как источника по изучению истории древнего Востока. Автор посвящает
специальный параграф «источникам истории древнего Востока» (гл. V, § 2), однако
в дальнейшем, чувствуя, очевидно, недостаточность данного здесь материала, он воз¬
вращается к этому вопросу и при изложении истории отдельных стран. Однако об источ¬
никах говорится в введениях к истории лишь некоторых стран (Финикия, Индия,
Китай), другие главы лишены вводных источниковедческих параграфов (Вавилония,
Египет, Ассирия, Иран и др.).
Столь же неполно освещены географические условия отдельных древневосточных
стран: автор специально останавливается на природных условиях некоторых из них
86
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
(Месопотамия, Египет, Индия, Китай), но ничего не говорит о географических условиях
ряда других стран (Финикия, Палестина, Хеттское царство, Урарту).
В кратком историографическом очерке автор справедливо подчеркивает заслуги
советских ученых в изучении истории древнего Востока. Правильно отмечается,
что «методологически правильное и плодотворное изучение истории народов и стран
древнего Востока началось только в Советском Союзе, в трудах советских востокове¬
дов... Идя таким путем, советские ученые добились крупных успехов, разрешив, в ос¬
новном, проблему построения истории древнего Востока» (стр. 66). Отмечая значи¬
тельный вклад, внесенный в изучение истории древнего Востока русскими учеными
досоветского периода, автор вместе с тем подчеркивает недостатки их работ, в частно¬
сти, правильно отмечает, что Б. А. Тураев «... вслед за Эд. Мейером и другими запад¬
ными буржуазными историками древнего мира признает существование феодализма
в государствах древнего Востока и строит свой курс на идеалистической основе, от¬
водя руководящую роль в истории религии и „мудрости“ некоторых древневосточ¬
ных царей. В то же время он пренебрегает историей эксплуатируемых масс народа и
рабов и их борьбы против угнетателей» (стр 66). Здесь же автор правильно подмечает
пороки буржуазной науки о древнем Востоке: подвергнута критике антинаучная
циклическая теория Эд. Мейера, отмечается пренебрежительное отношение западных
буржуазных ученых к древней истории стран Дальнего Востока — Индии и Китая
и т. д.
Однако, говоря о том, что «... в период между первой и второй мировыми войнами
в работах буржуазных ориенталистов по истории древнего Востока проявилось влия¬
ние расистской теории» (стр. 65), автор должен был также подвергнуть критике анти¬
научные, ни на чем не основанные утверждения буржуазных ученых о наличии у ряда
неиндоевропейских древневосточных народов индоевропейской правящей верхушки.
Подобные утверждения встречаются в буржуазной историографии в основном в отно¬
шении хурритов, но также и в отношении касситов, урартийцев и др. То, что критике
подобных расистских «теорий» не уделено места в учебнике, объясняется отчасти тем,
что в книге вообще обращено исключительно мало внимания на историю вышена¬
званных, а также некоторых других древневосточных народов.
Одним из основных требований, предъявляемых к учебнику, несомненно, является
то, что он должен стоять на уровне успехов современной науки, должен в полной мере
учитывать то новое, что достигнуто наукой если не в последние годы, то хотя бы в по¬
следние десятилетия. Следует сказать, что в этом отношении раздел не стоит на должной
высоте. Только в некоторых случаях автор сравнительно широко привлекает резуль¬
таты археологических раскопок или отдельных исследований последних десятилетий;
это, в частности, чувствуется в главе о Финикии. Однако во многих других случаях
новые достижения исторической и филологической науки привлечены явно недостаточ¬
но. Мы имеем здесь в виду главным образом не отдельные конкретные факты, а один
весьма существенный, по нашему мнению, недостаток раздела: в книге уделено исклю¬
чительно мало места истории хеттов и хурритов, которая столь ярко освещена именно
раскопками и исследованиями последних десятилетий. История Хеттского царства
(т. е. Малой Азии на протяжении нескольких тысячелетий) занимает в книге всего
четыре страницы (стр. 155—159), а хурриты и их могущественное политическое образо¬
вание Митанни вообще попали в Ассирию. Даже один из крупных хурритских цент¬
ров II тысячелетия до н. э. — город Нузи (совр. Керкук) автором рассматривается
фактически как рядовой ассирийский город (стр. 167, 169).
Основное место (больше половины всего раздела) в учебнике занимает история
Вавилонии и Египта. Если в курсах истории древнего Востока, составленных, напри¬
мер, полвека назад, такое преобладание Египта и Вавилонии могло иметь оправда¬
ние в том, что тогда достоверно была известна в основном лишь история этих двух
стран, то в настоящее время это положение в корне изменилось. По истории хеттов
и хурритов собран огромный материал; этим странам необходимо уделить больше вни¬
мания и потому, что они, наряду с Вавилонией и Египтом, также играли выдающую -
ся роль в истории Переднего Востока.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
87
Во время философской дискуссии подчеркивалось, что одним из основных тре¬
бований, предъявляемых к учебнику, является ироверенность и добротность приво¬
димого фактического материала. Следует прямо сказать, что рецензируемый раздел
учебника совершенно не соответствует этому требованию.
В учебнике исключительно много ни на чем не основанных суждений, а также
существенных фактических ошибок. Вызывает, например, недоумение то место книги,
где говорится о расшифровке клинообразного письма (стр. 61 ел.). Автор сообщает,
что немецкому ученому Гротефенду «в 1802 г. удалось расшифровать персидское
клинообразное письмо сасанидской эпохи (III в. н. э.)»
{разрядка моя, —Г. М;). Общеизвестно, что в сасанидскую эпоху в Персии, так же
как и в других местах, клинообразное письмо уже не было в употреблении, и поэтому
Гротефенд никак не мог заняться его расшифровкой. Гротефенд расшифровал персид¬
ское клинообразное письмо не сасанидской, а ахеменидской эпохи. Здесь же непра¬
вильно сообщается, что РауЛинсон открыл надпись царя Дария на Бехистунекой
екало. Автор уверяет, что в этой надписи, которая была составлена «на трех языка х —
эламском, древнеперсидском и вавилонском», первая часть (т. е. эламская.— Г М.)
надписи была легко прочитана, и «это обстоятельство и дало Раулинсону ключ к рас¬
шифровке сначала древнеперсидской, а потом и вавилонской части надписи». На самом
деле, дело обстоит как раз наоборот: эламская часть надписи труднее всех читается до
настоящего времени, и именно для се понимания привлекаются легко читаемый древне¬
персидский и древневавилонский тексты.
Автор дальше сообщает, что в Хеттском царстве «рабы восставали против своих
господ; одно из таких восстаний произошло в XIII в. после смерти царя Хаттушиля.
Тогда „восстали рабы царевичей“, они убивали своих господ разрушали их дома·
(стр. 158). Несомненно, здесь говорится о событии, упоминаемом в известном хеттском
тексте царя Телепина, в котором мы читаем: «Затем воцарился Хаттусиль. И тогда
его сыновья, его братья, его свойственники, люди его рода, а также его воины были
объединены... Когда же впоследствии рабы царевичей возмутились, то они начали
истреблять их дома и начали предавать своих господ и кровь их начали проливать» х.
Но Тслспин, по сообщению самого автора (стр. 156), царствовал около 1535 г* и никак
не мог сообщить о событии, которое произошло 250 лет после него, в первой половине
XIII в. Автор смешивает Хаттушиля. упоминаемого у Телепина (Хаттушиль 1, цар¬
ствовавший в“XVII в.), с известным Хаттушилем III, царствовавшим в XIII в.
Автору известно, что в начале VII в. произошло крупное вторжение скифов, он
знает также, что разрушение урартской крепости на Кармир-блуре приписывается
скифам, но, неудачно соединив эти две вещи, он уверяет, что крепость Кармир блур
пала во время разрушительного вторжения скифов в начале VII в. (стр. 180), в то время
как Кармир-блурская крепость в это время, по всей вероятности, еще не была даже
построена. Основание ее приписывается урартскому царю Руса II, царствовавшему
в 685—645 гг., а Кармир-блур пал вовсе не в начале VII в.; а в начале VI в., и его
разгром не имеет ничего общего с крупным скифским вторжением начала VII в.
Явно неудовлетворительное представление дает автор об этническом составе
населения Хеттского царства: «В той области,— пишет автор,— где сложилось Хетт-*
ское царство, жило много различных племен, повидимому, родственного азиатского
(„азианического“) происхождения. Господствующее положение занимали хетты... до
сих пор не разрешен окончательно вопрос о том, к какой семье народов принадлежали
хетты»(стр. 156). Так как, говоря это, автор, по всей вероятности, подразумевает поло¬
жение во II тысячелетии, то неправильно: 1) что в это время в Малой Азии жили лишь
родственные между собой племена «азианического» происхождения («азиатскими»
их никто не называет); наряду с ними здесь жили также племепа индо¬
европейского происхождения; 2) если под «хеттами» автор подразумевает хеттов-
неситов, то неправильно, что «до сих пор не разрешен окончательно вопрос»,
1 И. М. Дьяконов, Законы Вавилонии, Ассирии и Хеттского царства, БДИ,
1952, Яг 4, стр. 255.
83 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
к какой семье народов они принадлежали; они, несомненно, были индоевропей¬
цами.
Если нод «хеттами» подразумевать все тех же неситов, то, конечно, никак нельзя
сказать, что племена, «известные под именем субару, или субарейцев»
(т. е. хурриты), были «родственные хеттам» (стр. 167). Хурритов (субарейцев) автор
иногда вообще смешивает с хеттами; например, говоря о боге Тешубе, автор отме¬
чает, что «Тешуб — бог хеттов, ближайших соседей Урарту на западе» (стр. 182).
Хотя Тешуб и почитался у хеттов, но правильнее было бы сказать, конечно, что он
был богом хурритов, у которых он считался верховным божеством, тем более, что
«ближайшими соседями Урарту на западе» являлись именно хурриты, а не
хетты.
Неправильно, что «хеттское письмо было дешифрировано чешским ученым
Б. Грозным», «после окончания первой мировой войны» (стр. 156). Первая работа
Б. Грозного о дешифровке хеттских надписей была опубликована уже в 1915 г.
Из стр. 158-й читатель может заключить, что хеттское иероглифическое письмо было
в употреблении лишь до Муршиля I (XVI в. до н. э.), в то время как наиболее широкое
употребление данное письмо получило позднее, после падения Хеттского малоазиат¬
ского царства (XIII в. до н. э.). Неправильно, что о Хеттском малоазиатском царстве
имелись упоминания «в надписях ассирийских царей» (стр. 63). В ассирийских над¬
писях имеются сведения о сирийских хеттах I тысячелетия до н. э. Трудно согласовать
заявление автора на стр. 63-й, что для истории Хеттского царства «историческая
наука до конца XIX в. располагала только материальными памятниками, открытыми
в 1830-х годах и в 1861 г., при раскопках древнего хеттского города Хаттушаш», с его
ще заявлением, что открытие развалин Хаттушаша произошло «незадолго до начала
первой мировой войны» (стр. 156).
Неправильно, что «собирание памятников» Урартского царства «было начата
только в конце XIX в. западноевропейскими учеными, скопировавшими и издавшими
ряд клинообразных урартских надписей области озера Ван» (стр. 63). Урартские
эпиграфические памятники успешно собирались уже в 20-х годах XIX в. (экспедиция
Шульца). Неточно, что урартские «надписи сохранились до нашего времени в Совет¬
ской Армении и в районе озера Ван в Турции» (стр. 179). Надписи имеются также на
территории Ирана и в других местах Турции.
Явным преувеличением является заявление, что «письменпость в Египте появи¬
лась очень рано, еще в конце V тысячелетия до н. э.» (стр. 141). Автор здесь некрити¬
чески повторяет утверждение Эд. Мейера, которое давно уже опровергнуто в совре¬
менной египтологии. Вопреки утверждению, что «слово „ Нубия® значит по-египетски
„страна золота“» (стр. 112), такого слова в египетском языке не было. Страна Нубия
называлась египтянами «Куш». Повидимому, опечаткой является заявление, что
«... объединение общин... происходит в Египте с начала IV века до н. э.»(стр, ИЗ).
Речь идет о IV тысячелетии. Нома Нехебт (стр. 114) в Египте не было; существовал
лишь город аналогичного названия. Не было также и города Нут-Амон (стр. 124).
Этот город назывался Ниамон или Ниутамон. Мер-Меша (в учебнике ошибочно напи¬
сано Мер-Мешу) (стр. 128) ошибочно переведено как «командир-солдат» вместо «ко¬
мандир солдат».
В главах об Египте имеется довольно много неудачных и просто ошибочных фор¬
мулировок. Термин «барщинаа(стр. 119), даже взятый в кавычки, создает впечатление,
что автор считает строй Египта феодальным. О походах фараона Мины в Синай или
Нубию (стр. 122) в источниках не говорится ни слова. Совершенно непонятен пере¬
вод «поместья пленных азиатов и негров» (стр. 132).
Автор дает неполное представление о панвавилонизме, создавая впечатление,
что здесь дело в основном касалось одной лишь астрономии (стр. 1С9).
В тексте учебника, а также в «Синхронической таблице» не раз упоминается о·
металлургии железа; подобные упоминания находим мы в связи с Ассирией, Вавило¬
нией, Египтом, но никак не с Малой Азией, именно с которой связывается, начало ме¬
таллургии железа. Одной из причин могущества Ассирии автор считает использование
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
89
ассирийцами железных орудий и оружия, что, по его мнению, было обусловлено «на*
личием в горах Ассирии железа» (стр. 168). Однако Ассирия вовсе не была богата желе¬
зом, и ей приходилось вести упорные бои, чтобы пробиться к центрам металлургии
железа в Малой Азии. На стр. 198-й сообщается, что шумерийцы «перешли к бронзе
лишь в III, а египтяне во II тысячелетии», а в «Синхронической таблице» «появле¬
ние бронзы» в графе Вавилонии датировано «концом IV —началом III тысячелетия
(2540— 2370)» (sic!), а в графе Египта «ок. 3000—2900».
Неполное представление дает автор читателю о территории распространения су-
барейских (хурритских) племен, говоря, что они жили «к западу от ассирийских
поселений вплоть до Евфрата и по Евфрату» (стр. 167). Во всяком случае, во II тыся¬
челетии хурритские племена были распространены на очень обширной территории,
от современного Курдистана до границ Египта (в ряде областей, конечно, не яв¬
ляясь сплошной массой населения).
Неправильно также без всяких оговорок утверждение, что под «хабиру» подразу¬
меваются еврейские племена (стр. 159). Установлено, что «хабиру» — широко ра¬
спространенный на древнем Востоке социальный, а не этнический термин.
Неправильно утверждение автора, что Урартское государство образовалось
в IX в. «в теперешней Армении» (стр. 179). Урартское государство образовалось
в районе озера Ван, а территорию современной Арм. ССР урартские цари завоевали и
включили в пределы своего царства позднее, в VIII в. Не раз автор говорит о двух
государствах — Урарту и Наири, возникших в IX в., которые якобы в середине
IX в. были объединены урартским царем Сардури I (стр. 179; «Синхроническая таб¬
лица»). Если под «государством Наири» понимать царство Хубушкии, которое асси¬
рийцы в IX в. стали именовать «Наири» (нам неизвестно, что еще можно понимать
под этим названием), то объединение его с Урарту никогда не имело места.
На стр. 172-й автор голословно отмечает, что «урартийцы в XI и X вв. также про¬
изводят вторжения в Ассирию», и отсылает читателя к § 8, в котором мы, однако, чи¬
таем прямо противоположное утверждение, что в «XII—X вв. ассирийские цари совер¬
шали новые опустошительные и грабительские походы» (стр. 179). Нет ничего в источ¬
никах и о том, что Ашшурнасирпал «нанес решительное поражение урартийским
племенам» (стр. 172). Следовало сказать, что Аргиштихинили сделался центром се¬
верной, а не «всей восточной области Урарту», как это говорит автор (стр. 179 сл.).
Бог солнца у урартийцев назывался не «Ард» (стр. 182), а Шивини. «Арди» — старое,
ошибочное чтение. Автор повторяет старую ошибку, заявляя, что урартский царь
«Аргишти нанес поражение тогдашнему ассирийскому царю»; эта ошибка происходит
от неправильного отождествления упоминаемого в летописи Аргишти названия пле¬
мени arsitani с именем ассирийского царя Ашшурдана. Известный религиозный центр
урартийцев Мусасир вовсе не находился «на берегу Урмии» (стр. 173).
Неправильно утверждение, что под «страной Парсуа», упоминаемой в ассирийских
источниках с IX в., подразумевается иранское племя персов (стр. 187, 188). С персами
население Парсуа не имело ничего общего и принадлежало, по всей вероятности, к за-
гро-эламской, а не иранской группе племен.
Иногда автор дает одновременно правильное и старое ошибочное чтение того
или иного имени; так, например, на стр. 86-й бог Адад фигурирует в форме Адад:
Рамман («Рамман» — старое, ошибочное чтение «Адада»), или же в «Синхронической
таблице» имя царя Шульги фигурирует в форме «Шулиги (Дунги)» (последнее слово —
старое ошибочное чтение имени этого царя).
Приведенными примерами ни в коем случае не исчерпывается список фактических
ошибок, которыми так изобилует раздел книги, посвященный древнему Востоку. Этот
список легко может быть увеличен. Отсутствие иллюстраций тоже является одним
из серьезных недостатков раздела, так же как и всей книги.
Таким образом, раздел «Древний Восток» страдает рядом серьезных теоретиче¬
ских и фактических дефектов и в настоящем его виде не может служить полноценным
учебным пособием для советского студенчества.
Г. А. Меликигивили
90
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
*
Освещению древней истории Китая и Индии не уделялось должного внимания
и в ранее вышедших учебниках, что было их крупным недостатком. Почему-то в учеб¬
никах по древней истории игнорировался тот основной факт, что общественные отно¬
шения, идеология, особенности быта и т. д. у современных народов Китая и Индии
неизмеримо более тесно связаны с древним периодом их истории, чем у народов Ближ¬
него Востока: уже по одному этому изучение истории древнего Китая и Индии в науч¬
ном и политическом отношении является делом более важным, чем истории, например,
древнего Египта, Двуречья или Финикии. Но то, что раньше можно было квалифици¬
ровать как простую ошибку или недостаток, в настоящее время, в связи с гигантски
выросшим удельным весом Индии и особенно народпо-демократического Китая, начи¬
нает уже граничить с политическим недомыслием. Иначе нельзя расценить тот факт,
что истории Двуречья уделено вчетверо больше места (60 стр.), чем Китаю (14 стр.)
и Индии (16 стр.). Никто не собирается отрицать значения истории древнего Рима,
но тот факт, что этому разделу уделено 346 стр. или в 25 раз (!) больше, чем истории
древнего Китая, свидетельствует о том, что европоцентризм в деятельности некоторых
наших научных учреждений и издательств преодолевается до сих пор более на словах,
чем на деле.
Положение значительно ухудшается еще и от того, что эти главы написаны
на невысоком научном уровне. Обе главы не дают ясного представления об
основном — о процессе развития рабовладельческой общественной формации от
ее возникновения до распада. В обеих главах не чувствуется связь производ¬
ственных отношений с развитием производительных сил, с ростом производи¬
тельности труда. Так, основной причиной возникновения рабовладельческого
государства в Индии фактически объявляется завоевание ариями дравидов (стр.
201). Периодизация истории Китая дается не по уровню развития общественно-эконо¬
мических отношений, а по династиям — Инь, Чжоу, Цинь, Хань; периодизация исто¬
рии Индии вообще отсутствует. Немотивированным является обрыв истории древней
Индии II веком до н.э., а древнего Китая—II веком н.э. Читателю приходится думать*
что дальше идет уже средневековье, то есть история феодальной общественной форма¬
ции. Но для Индии это неверно. Кроме того, в тексте обеих глав даже не упоминается
об упадке и разложении рабовладельческих отношений, о зарождении феодальных
отношений в недрах рабовладельческой формации.
Особенности рабовладельческих отношений в Китае и Индии в учебнике не отме¬
чаются; не отмечена роль пережитков первобытно-общинных отношений; не дана долж¬
ная оценка тому факту, что различные районы этих стран существенно отлича¬
лись друг от друга по темпам своего развития. Естественно, что и вопросы классо¬
вой борьбы в области идеологии (возникновение и распространение буддизма в Индии,
конфуцианства в Китае) также освещены недостаточно. Обращает на себя внимание
также неравномерность в освещении различных периодов Индии и Китая; так, важ¬
нейшему периоду государства Маурьев посвящено менее одной страницы — в самом
конце главы.
Бросается в глаза небрежность автора этих глав. В главе о Китае это можно пока¬
зать на примере 214-й страницы. В первой же фразе утверждается, что племенные вож¬
ди еще в доиньский период назывались «Гунами». Это неверно, так как этот термин
появляется только во время Чжоу. Несколько ниже хунну отождествляются вообще
со всеми северными кочевниками (ср. стр. 212); хунну оказываются, таким обра¬
зом, основным врагом Китая уже с III тысячелетия до н. э., тогда как на самом деле
хунну (древние китайцы называли их «сюнну») появляются только в середине I ты¬
сячелетия до н. э.
Далее автор пишет: «Развитие ирригации и непрерывные набеги хунну требовали
объединения страны, т. е. Великой Китайской равнины (бассейна реки Хуанхэ).
В XVIII в. до н. э. это объединение совершилось под властью гунов племени Инь
превратившихся в государей („ван“ или „ди“)». Тут, что ни слово, то ошибка.
Никаких данных о развитии в Китае ирригации в первой половине II тысячелетия
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
91
до н. э. нет. Великая Китайская равнина отнюдь не то же, что бассейн Хуанхэ.
Датировка возникновения Иньского государства XVIII в. до н. э. неоправдана,
так как единственно достоверные данные археологических раскопок в Аньяне (над¬
писи на гадательных костях и черепаховых щитках) не позволяют пока датировать
возникновение Иньского государства ранее, чем XV в. до. н. э. Гуны племени Инь
не могли совершить упоминаемое объединение, потому, что их не было. По той же
причине они не могли превратиться в «ванов» и особенно в «ди», так как термин «ди»
впервые употребляется во время Цинь в значении «император».
Несколько ниже автор сравнивает гунов с египетскими номархами. Но, если уж
автор настаивает на существовании термина «гун» в иньском Китае, то необходимо
было, по крайней мере, объяснить, откуда они теперь взялись, если несколькими
строками выше они уже превратились в «ван» и «ди». Далее утверждается, что господ¬
ствующей формой религии «уже стал культ сил природы, а именно земли, неба, рек,
гор». Таким образом, даже горы попали в число сил природы.
Такое количество ошибок обнаружено только на одной странице. Не слишком ли
это много для учебника? А ведь во всей главе ошибок значительно больше. Тут и утвер¬
ждение, что древние китайцы, так же как и современные, не употребляли в пищу мо¬
локо (стр. 213). На 216-й странице странным образом утверждается, что племена
долины Янцзы «... вынуждены были признать свою зависимость от Китая». Автор
говорит, что экспедиция Чжап-Цяня в течение 30 лет изучала Туркестан (стр. 220).
А между тем путешествие Чжан-Цяня продолжалось только 13 лет, из них он 10 лет
пробыл в плену у сюнну. На той же странице ошибочно утверждается, что при Уди
.китайские войска доходили до Каспийского моря.
Изобилует фактическими ошибками и ляпсусами также глава, посвященная
Индии. Отметим здесь только наиболее грубые: на 194-й странице северо-восточная
часть страны характеризуется как напоминающая своими природными условиями
Вавилонию и Египет и как отличающаяся засушливостью климата, тогда как на самом
деле эта часть Индии является одним из наиболее изобилующих атмосферными осад¬
ками районов мира. Автор говорит, что древние индийцы поклонялись предку пле¬
менного союза, патриарху ариев — Риши (стр. 201). На самом деле никакого Риши —
предка племенного союза и патриарха ариев в природе не существовало. Риши —
вообще не собственное имя, а название авторов гимнов Ригведы, прославленных от¬
шельников, знатоков богословия. Способно вызвать удивление утверждение, что
Магадха была-непосредственно связана с бассейном Южно-Китайского моря (стр. 206).
Даже самый беглый взгляд на карту убедил бы автора в неосновательности этого
утверждения. На 207-й странице бог Вишну определен как бог добра, а Шива — как
бэг зла. Определение Вишну, культ которого связан с древнейшими культами солнца,
как бога добра, еще допустимо, хотя оно и неточно, что же касается определение Шивы
как бога зла, то это грубая ошибка. Сложный культ Шивы связан с древнейшими куль¬
тами плодородия, с представлениями об извечном процессе рождения и смерти всех
живых существ, с поклонением стихийным силам природы; даже слово «Шива»
означает «благостный». На 208-й странице можно прочесть следующее: «Что ка¬
сается других форм идеологии, то в этот период индийцы уже знали алфавитное
письмо...». Элементарный характер допущенной ошибки совершенно очевиден.
В· этой же главе содержится много произвольных утверждений, которые не могут
быть подтверждены соответствующими ссылками на источники. Таково, например,
утверждение, будто бы в Ведах дравиды обычно называются «хитрыми торговцами»
(стр. 199), что Ашока сломил могущество брахманов, отняв у них многие их приви¬
легии (стр. 211) и др.
Очевидно авторы, писавшие учебник по истории древнего Востока, не являются
специалистами по истории древней Индии и древнего Китая. Но ошибки, встречаю¬
щиеся в соответствующих главах, слишком элементарны; их легко могли избежать
даже не специалисты.
Г. Ф. Ильин
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Э2
*
В настоящей рецензии я буду касаться только тех разделов учебника, которые
посвящены истории древней Греции и Рима. Авторы этих разделов, в общем и целом,
разделяют положения, выработанные советской исторической наукой об античном рабо¬
владельческом обществе. Но, к сожалению, в учебнике далеко не полностью отражены
важнейшие положения марксистского языкознания и не освещены важные проблемы
этногенеза. В частности, авторы почти совершенно не касаются вопроса о формирова¬
нии греческих и италийских племен и образовании из них греческой и римской на¬
родности. В тесной связи с этим стоит и проблема складывания единых греческого и
латинского языков. В наше время ни один советский историк-античник никак не
может обойти эти важные вопросы. В учебнике опущен и вопрос о взаимоотноше¬
нии базиса и надстройки. Между тем в истории Греции и Рима, равно как и других
стран, можно найти бесчисленные иллюстрации взаимодействий базиса и надстройки;
к ним относятся, например, влияние рабовладельческого способа производства на фор¬
мирование афинской демократии и обратное влияние афинской демократии и афинской
«архэ» на развитие рабовладельческой экономики; укрепление рабовладельческого
базиса в Риме в связи с образованием империи; огромная роль политического строя
.поздней империи в развитии крепостнической системы и т.д.
Учебник вышел в свет еще до появления труда И. В. Сталина «Экономические
проблемы социализма в СССР». Особенно важно в этой связи расширить материал
по экономике, совершенно недостаточно представленный в учебнике. Необходимо об¬
ратить особое внимание на выявление закономерностей исторического развития в
древности. Очень важно выяснить место и роль простого товарного производства в
античной экономике и его взаимоотношение с собственно натуральным хозяйством.
Необходимо на всем протяжении истории античного общества тщательно проследить
действие экономического закона обязательного соответствия производственных от¬
ношений характеру производительных сил.
В некоторых частях (особенно в разделе, посвященном истории Рима) учебник
написан цнтересно и свежо. Мы найдем в нем ряд оригинальных мыслей и новых фак¬
тов, обычно не привлекавшихся в учебной литературе. Однако эти оригинальные мысли
иногда выступают в виде необоснованных утверждений и рискованных гипотез, кото¬
рые тем не менее высказываются в чрезвычайно догматической форме. Это в значи¬
тельной мере снижает их ценность.
Распределение материала и структура учебника не однородны. Прежде всего
бросается в глаза непропорциональность разделов: в то время как в третьем разделе
191 страница, в четвертом их 357, т. е. почти вдвое больше. Такое соотношение не со¬
ответствует ни действительному историческому содержанию каждого раздела, ни их
удельному весу в истории человеческого общества, ни нашим учебным программам.
Неслучайно на историю Греции (вместе с эллинизмом) и на историю Рима отводится
в программе приблизительно одинаковое количество часов, и неслучайно существую¬
щие учебники по истории Греции и Рима имеют приблизительно одинаковый объем.
Авторы «Истории древнего мира» резко порвали с этой традицией. В результате тре¬
тий раздел по количеству материала оказался значительно беднее четвертого. Если
в истории Греции некоторые главы требуют большого пополнения материалом (осо¬
бенно главы XXXV—XXXVIII), то история Рима кое-где перегружена деталями,
которые без ущерба могли бы быть устранены. Но рядом с этим и в четвертом разделе
есть места, которые хотелось бы расширить. Так, например, недостаточно полно изло¬
жено государственное устройство Рима в III в. до н. э., слишком бегло обрисована орга¬
низация италийской федерации под властью Рима, чересчур кратко дана история вос¬
стания Сертория.
Третий раздел распадается только на главы, в то время как в четвертом, кроме
глав, есть еще деление на четыре части. Вопрос о структуре учебника важен потому, что
он тесно связан с периодизацией. Правильная периодизация исторического процесса
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
93
имеет огромное значение и в научном и методическом отношениях. Если в римской
истории учебник как-то ставит проблему периодизации (хотя часто лишь внешним де¬
лением на части, посредством заголовков), то в истории Греции вопрос о периодизации
полностью снят (только в отношении эгейской культуры сделана попытка археоло¬
гической периодизации), и читатель вынужден строить периодизацию сам, опираясь
на фактический материал, названия глав и отдельные замечания в тексте. Между
тем именно в учебниках и учебных пособиях особенно важно дать четкую периоди¬
зацию исторического развития тех или иных стран, так как это значительно облег¬
чает студентам усвоение учебного материала.
Источники и историография в каждом разделе объединены в одной главе (гл. XIX
и XXXIX). Это едва ли можно признать методологически правильным. Например,
глава XIX называется «Источники по история древней Греции», а ее параграф 3 оза¬
главлен «Историография». Таким образом» историография нового и новейшего времени
попадает в категорию источников! В этой главе вообще нет ясного понимания истори¬
ческого источника; например, Ксенофонт отнесен к числу «первоисточников» (стр. 233).
В § 1 главы XXXIX мы встречаем странное утверждение: «... Знаменитый истори¬
ческий труд Тита Ливия... представляет собой самый полный и лучший наш источник
для ознакомления с древней римской летописью и с произведениями старых римских
анналистов» (стр. 425). Как раз для первой декады Ливия определить его источники
почти невозможно. Вероятнее всего, это были младшие анналисты. Но отсюда очень
далеко до того, что по Ливию можно знакомиться с римской летописью и с анна¬
листами.
Очерки по историографии страдают основным пороком: в историографическом
очерке по Греции не сказано ни слова об огромном значении трудов В. И. Ленина и
И. В. Сталина для создания советской школы античной историографии. Общие мето¬
дологические замечания «Введения» (стр. 3—9) ни в какой степени не могут попол¬
нить этот пробел. Это тем более странно, что в разделах о первобытном обществе и
о Риме содержится, правда, весьма краткая оценка вклада, внесенного трудами
Ленина и Сталина в соответствующие разделы древней истории. Однако необходимо
указать, что и в четвертом разделе следовало значительно более подробно охарактери¬
зовать роль трудов Ленина и Сталина для историографии древнего Рима.
Очерк историографии Греции вообще содержит ряд пробелов. Например, в нем
не упомянуты труды акад. А. И Тюменева, которые в свое время сыграли значительную
роль в формировании советской исторической школы, не названо важнейшее произве¬
дение М. С. Куторги «Афинская гражданская община по известиям эллинских исто¬
риков».
Значение Фюстель де Куланжа не следовало подчеркивать (стр. 239), тем более,
что его выступление против модернизации не дало сколько-нибудь существенного
эффекта и проводилось, как вполне правильно указывает автор, с идеалистических
позиций.
Историография Рима написана лучше, чем историография Греции: она полнее
(следовало только добавить Роллена!); в ней более острой критике подвергнута буржу¬
азная историография. Однако нельзя согласиться с тем, что «в „Очерках истории
римской империи“... Р. Ю. Виппера... дано прекрасное изображение экономических
изменений...» (стр. 439). В свое время книга Виппера сыграла известную роль, но
даже и тогда ее достоинства в значительной степени снижались благодаря модерниз¬
му автора и парадоксальности многих его утверждений. Объективистски охаракте¬
ризованы взгляды Виппера в начале нашего века; в учебнике они оцениваются эк¬
лектически: «Автор (т. е. Виппер.—С. К.) стоит на позициях, близких к историче¬
скому материализму, если отчасти и модернизирует прошлое, употребляя термины
„римские магнаты“, „капиталисты“ ипр., то в совершенно обратном западным реак¬
ционным модернизаторам смысле, привлекая такие аналогии, несомненно неудачно,
для разоблачения капитализма, а не реабилитации его господства» (там же). Вряд
ли такая критика взглядов Р. Ю. Виппера сможет показать студентам всю ошибоч¬
ность его концепции, изложенной в цитированной книге. * * г ;
94
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Глава XXI носит название «Эгейская культура», глава XXII— «Древнейший
быт и общественный строй греков. Микенская культура и гомеровское общество».
Таким образом, в учебнике микенская культура отделена от критской и соединена
с гомеровским обществом. Предложенное распределение, в сущности, является попыт¬
кой новой периодизации ранней эпохи греческой истории. В пользу ее можно привести
то соображение, что мы более резко подчеркиваем греческий характер микенского
общества и микенской культуры. С другой стороны, новая периодизация вызывает
ряд сомнений. Во-первых, она игнорирует близость минойской и микенской культур
и весьма вероятную близость общественного строя, лежащего в основе той и другой*
Во-вторых, новая периодизация сближает гомеровскую эпоху с микенской. Общеизве¬
стно, что в гомеровских поэмах много микенских элементов; но ведь не они же являются
определяющими? Для гомеровского общества в целом характерен более низкий уро¬
вень социальных отношений и культуры, чем для общества микенского. Дорийское
завоевание явилось некоторым скачком в историческом развитии. Периодизация, данная
в учебнике, игнорирует этот скачок, хотя и из заголовка и из текста § 3 ясно видны
качественные отличия гомеровской эпохи от предшествующей. од
Глава XXI («Эгейская культура») содержит ряд рискованных положений. Откуда
автор почерпнул сведения о резкой классовой дифференциации городского населения
Кносса («В городе Кноссе ближе к центру стояли крупные дома, двухэтажные и с ме¬
зонинами, особняки знати; далее шли улицы с мелкими постройками, а на окраи¬
нах—целые кварталы лачуг и хижин»—стр. 250), если кносское поселение раскопано
еще далеко не полностью? Автор уверенно заявляет, что «...и на Крите происходили
иногда грозные народные восстания... Царские дворцы Кносса, Феста и другие были
взяты и сожжены восставшим народом, и некоторое время на Крите правила болео
близкая к народу власть» (стр. 251). Все эти утверждения не обоснованы никакими
фактическими данными. Абсолютно непонятно, в частности, заявление о «более близ¬
кой к народу власти». Столь же бездоказательно утверждение, что во главе Критскоп>
государства стояли ставленники аристократии, цари-первосвященники, носившие ти¬
тул «Миносов» (стр. 250).
В параграфе «Ранний греческий полис» вызывает недоумение следующее утвер¬
ждение: «Полис обратился в город-государство, в котором родовая знать обращала
все старые родовые учреждения в орудие своего господства» (стр. 263). Каким образом
полис мог обратиться в город-государство, если полис и есть город-государство?
Это звучит тем более странно, что на предыдущей странице автор замечает: «типичным
явлением в общественном развитии Греции этого периода является образование поли¬
сов, ягородов-государств“, объединявших вокруг себя сельскую округу и подчинив¬
ших ее себе» (стр. 262). К сожалению, в этом параграфе автором не использовано
классическое описание афинского синойкизма, данное Энгельсом. Поэтому процесс
синойкизма в Аттике остался абсолютно неясным.
Недостаточно четко указана в учебнике основная причина греческой колониза¬
ции VIII—VI вв. Эта неясность вызвана главным образом тем, что автор не положил
в основу своего анализа известный тезис Маркса и Энгельса о принудительной эми¬
грации г.
Говоря о Спарте, автору следовало более резко подчеркнуть, что военно-крепост¬
нический строй Спарты окончательно сложился в связи со Второй мессенской войной.
Сильное сомнение вызывают утверждения о количестве периэков (30 000 — стр. 274)
и илотов (до 200 000,—-там же). Откуда они взяты? Откуда известно, что илоты «при¬
креплялись по 7 семей к каждому из клеров» (там же)? Если стать на точку зрения
автора и семь семей помножить на традиционную цифру 9000 клеров (стр. 273), то
получится 63 000 плотских семей. Деля 200 000 илотов на 63 000, найдем, что каждая
плотская семья в среднем состояла из трех человек, что мало вероятно.
1 К. М а р к с и Ф. Энгельс, Соч., т. IX, стр. 278.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
95
Период ликвидации остатков первобытно-общинного строя в передовых полисах
Греции правильно, показан как период революционный. Здесь мощно сделать только
несколько мелких замечаний. Для времени Солона нельзя так категорически говорить
об организации и функциях народного собрания, как это сделано в учебнике (стр.
285—286). Реформу Клисфена лучше датировать 509—508 г. Среди мероприятий
Клисфена следовало бы упомянуть об усилении демократических элементов путем
включения в число граждан частично и метэков (Аристотель, Политика, 111,2, 10).
Серьезные возражения вызывает методологически важная глава XXVIII —
«Расцвет рабовладельческого хозяйства в Греции». А ведь именно к этой главе сле¬
дует предъявить повышенные требования. В главе прежде всего отсутствует ха¬
рактеристика греческого рабовладельческого хозяйства в целом. Эту характеристи¬
ку ни в коем случае не может заменить набранная петитом критика взглядов К. Бю-
хера и Эд. Мейера (стр. 313). К тому же сама позиция автора, с которой рн ведет эту
критику, не совсем надежна, а критика далеко недостаточна. Он пишет: «Методоло¬
гическая ошибка Бюхера заключается в том, что он взял одну сторону античного хо¬
зяйственного быта и игнорировал другую его сторону — частичное развитие товар¬
ного производства и денежного хозяйства в передовых полисах Y—IV вв. до н. э.».
Дело не в двух сторонах античной экономики, а в правильном, не бюхерианском,
а марксистском понимании натурального хозяйства. Согласно этому пониманию,
античное рабовладельческое хозяйство, как и все другие докапиталистические формы
хозяйства, было натуральным, но не потому, что оно было замкнутым, а потому, что
.в нем рабочая сила не являлась товаром. Такое понимание натурального хозяйства
не исключает широкого развития в нем простого.товарного производства и денежного
хозяйства, что мы и наблюдаем в: развитых частях древнего мира.
Кроме того, в этой главе содержится ряд неправильных утверждений. Следует
обратить внимание на модернизацию афинского мелкого ремесла. «Это мелкое про¬
изводство,—пишет автор,— было ремесленным и кустарным, т. е. работавшим на
скупщиков» (стр. 3,07 сл.). Дальше следует ссылка на известное место из Ксенофонта
(«Киропедия», VIII, 2, 5). Место оченьспорное, неимеющее аналогий в других источни¬
ках и, конечно, совершенно недостаточное для того, чтобы доказать наличие в древ¬
ней Греции кустарной промышленности. В этом вопросе наш автор оказался в одном
лагере с Пёльманом, который использует Ксенофонта для этой же цели г. На стр. 309
мы читаем: «В конце V в. до н. э. на Лаврионских рудниках работало около 20 тыс.
рабов». Это цифра взята, конечно, из Фукидида (VII, 27). Но ведь у Фукидида речь
идет не только о рабах, работавших в рудниках. Здесь же автор делает совершенно
ненужное замечание о клейме хозяина керамической мастерской, как о «начале фаб¬
ричной марки». Говоря о слабом развитии внутренней торговли в Греции (стр. 310),
автор объясняет ее низкий уровень географическими условиями, забывая о том, что
узость внутреннего рынка крылась в самой природе рабовладельческого хозяйства
и что широкий внутренний рынок создается только при капитализме.
Эллинской культуре V—VI в. в учебнике уделено чересчур мало места, всего
лишь 12 страниц (стр. 352—364). С некоторыми положениями автора этой главы
нельзя согласиться. Так например, в главе неверно рисуется возникно¬
вение трагедии. Актер не выделился из запевалы (стр. 354), а, по единогласному
свидетельству традиции, был введен Феспидом во второй половине VI в. в Афинах.
Введение актера и было тем «скачком», который означал рождение театра в собствен¬
ном смысле слова. Нельзя согласиться и с характеристикой Эсхила. Автор пишет:
«... Эсхил показывает неизбежность тяготеющей над людьми судьбы, являющейся,
по его мнению, воплощением великих сил общественного развития» (стр. 355). У Эсхи¬
ла действует не столько рок, сколько сила родового проклятия («Орестейя»). При
всем величии Эсхила как художника едва ли он мог видеть «воплощение великих сил
1 Р. Пёльман, История античного коммунизма и социализма, СПб., 1910,
стр. 368.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
96-'
общественного развития» в тяготеющем над человеком гнете. Называя софистов «яр¬
кими представителями афинской демократической культуры» (стр. 361), автор упро¬
щает положение дел. Нельзя забывать, что софист Критий был главой олигархиче¬
ского движения и что олигархи не только пользовались «приемами и методами со¬
фистов, чтобы бороться с ними их же оружием» (там же), но и сами частично явля¬
лись софистами. Софистика была очень сложным течением, и ее второй этап («младшие
софисты») уже отражал начавшееся разложение демократии. Отсюда ее двойственный
и противоречивый характер.
События, связанные с кризисом IV в., изложены правильно, но, что самое важное,
в учебнике не вскрыто самое существо кризиса, если не считать единственной фразы:
«Изжившая себя, устарелая полисная система явно задерживала и тормозила раз¬
витие производительных сил страны» (стр. 370). Необходимо было конкретно показать,
в чем выражался рост производительных сил и как его тормозила полисная система.
Четыре последние главы раздела посвящены эллинистической эпохе. Это самая
слабая часть учебника. Прежде всего неправильна ее структура. XXXV глава назы¬
вается «Греция в эллинистическую эпоху», а характеристика эллинизма дана только
в XXXVI главе («Эллинистические государства»). Таким образом, эллинистическая
Греция оказывается вне рамок эллинизма! Излишне доказывать, насколько это неверно
методологически. К тому же автор этих глав противоречит сам себе, заявляя: «Элли¬
нистический мир охватывал все культурное человечество Старого света» (стр. 408).
Хотя это утверждение и неправильно, о чем я скажу ниже, но из него следует, что
Греция, во всяком случае, входила в сферу эллинизма! Весь период эллинизма,
включая Северное Причерноморье, занимает всего 32 страницы. Это смехотворно мало.
Определение эллинизма неполно и односторонне: «Эллинизм представляет собою
дальнейший, высший этап рабовладельческой формации, на котором развитые формы
греческого рабовладельческого строя распространились на обширные области Востока,
а восточные страны, включившись в сферу Средиземноморской античной культуры,
со своей стороны внесли в нее свои достижения» (стр. 387). Это определение опять-таки
противоречит вышеприведенному заявлению.
Характеризуя царство Птолемеев, автор заявляет: «весь правящий аппарат со¬
стоял из греков и македонян... Вся система управления превращала коренных жите¬
лей в угнетенный, эксплуатируемый слой» (стр. 389). Если говорить обо всем периоде
эллинизма в Египте, это утверждение неверно, так как с конца III в. начинается про¬
никновение туземных египетских элементов и в армию, и в бюрократический аппарат.
Происходит в известной степени сращивание греко-македонского и египетского эле¬
ментов в правящей верхушке Птолемеевского Египта. Это признает в другом месте
сам автор (стр. 387).
Проблема непосредственных производителей эллинистической эпохи, в частности
в Египте, очень сложна и до сих пор полностью не решена советской наукой. Но уж
лучше не приводить никакого решения, чем давать то, которое мы находим в учебнике:
‘«Рабский труд... продолжал оставаться основой экономической жизни. Но широко
использовался также труд полусвободных производителей (вольноотпущенников и
прикрепленных к производствам свободных рабочих). Это объясняется прежде всего
кризисом рабского способа производства» (стр. 392). Здесь почти каждое слово вызы¬
вает недоумение. Как совместить утверждение, что «рабский труд продолжал оста¬
ваться основой экономической жизни», с тезисом о широком использовании труда
«полусвободных производителей»? Как «свободные рабочие» могут быть «прикрепле¬
ны к производствам»? Уместно ли вообще применять термин «рабочие» к рабовладель¬
ческому обществу? Почему вольноотпущенники отнесены в число полусвободных про¬
изводителей? Можно ли говорить о кризисе рабского способа производства в элли¬
нистическую эпоху, если «эллинизм представляет собою дальнейший, высший этап
рабовладельческой формации» (стр. 387).
Выше отмечалось чрезвычайно широкое понимание эллинизма в учебнике; автор
утверждает, что «... даже Китай, правда, лишь в слабой степени, подвергся Элли¬
нистическому влиянию» (стр. 408). Помимо того, что такое понимание противоречит
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
97
определению, данному на стр. 387, где эллинизм ограничивается «обширными обла¬
стями Востока», оно неверно само по себе. Во-первых, оно смешивает эллинистиче¬
скую эпоху, как этап рабовладельческой формации, с эллинистической культурой.
Во-вторых, оно настолько широко, что в нем действительно растворяется весь «Ста¬
рый свет». Таким образом, и римский период тоже является эллинистическим. Нако¬
нец, последнее замечание. Если эллинизм появился в результате кризиса полисной
системы (стр. 370), то как совместить с этим утверждение учебника о дальнейшем раз¬
витии и укреплении полисов во всем Средиземноморье (стр. 409)?
Таким образом, главы III раздела, посвященные эллинизму, во-первых, непро¬
порционально малы по объему, во-вторых, неправильно построены и, в-третьих, со¬
держат ряд неверных и внутренне противоречивых утверждений.
Древнейший период истории Рима написан интересно, но как раз изложение этого
периода больше всего страдает тем недостатком, о котором упоминалось в начале
рецензии: автор злоупотребляет смелыми гипотезами, которые он выдает за непрере¬
каемую истину. В учебнике нужно быть особенно осторожным в этом отношении, давая
только то, что твердо установлено наукой; в противном же случае оговаривать, что
это только предположение. Нельзя согласиться с трактовкой в учебнике так называе¬
мого «этрусского периода» в истории Рима. «Лациум и Рим,— читаем мы на стр. 461,—
несомненно, были покорены этрусками уже в VII в., и господство этрусков продол¬
жалось здесь не менее 150 лет». В таком же категорическом, не допускающем никаких
сомнений тоне изложение ведется и дальше. Превращение группы деревень («Велии»)
в город Рим также было обязано этрусскому завоеванию: «Старые деревни на семи
римских холмах были ими (этрусками.— С. К.) объединены ок. 600 г. в единый город
(urbs) этрусского типа» (там же). Этруски впервые стали чеканить римскую монету,
обнесли город стенами, провели канализацию, построили цирк. От этрусков римляне
заимствовали свой костюм, форму жилища, знаки отличия должностных лиц, гадания,
систему обозначения чисел и т. д. и т.д. Даже реформа Сервия Туллия, имевшая такое
огромное значение в истории Рима, была произведена под этрусским влиянием
(стр. 461—464). Чрезвычайная переоценка этрусского влияния в древнейшем Риме
типична для современной буржуазной литературы х, но она совершенно недопустима
в советском учебнике. Принимая, что римский полис был созданием этрусков-завое-
вателей, мы не сможем объяснить, как в таком случае мог сохраниться и развиваться
латинский язык 1 2, как могла сложиться римская народность, как и когда город-госу¬
дарство «этрусского типа» превратился в римский город-государство. Гипотеза
этрусского завоевания в той крайней форме, какая ей придана в учебнике, не опирается
на факты и является плодом некритического отношения к буржуазным концепциям
о «благотворности» завоеваний (стр. 462) и т. п.
Автором хорошо показано тяжелое внешнее положение Рима в V в.; этим положе¬
нием объясняется в книге последовательно проведенная военизация всего римского
общественного строя и быта. Эта мысль интересна и может быть принята. Однако со¬
вершенно непонятно, почему Римская республика уже в начале V в. должна была
«в принципе... представлять собой рабовладельческую демократию» (стр. 476). Ведь
нам абсолютно ничего неизвестно о принципах государственного устройства Рима
в V в. Сам автор оценивает это устройство как аристократическое. Римский демокра¬
тический строй даже в «принципе» мог сложиться, во всяком случае, не раньше окон¬
чания борьбы плебеев с патрициями, т. е. не раньше III в. Здесь автор, очевидно, пере¬
носит на несколько столетий назад государственное устройство Рима значительно
более позднего времени.
1 В частности, Корнеману принадлежит мысль о том, что Рим превратился в
государство только благодаря этрусскому господству (Е. К о г n е ш а n n, Römische
Geschichte, I, Stuttg., 1938, стр. 63 сл.)
2 Древнейшие римские надписи конца VI—начала V вв.— надписи на латинском
языке.
7 Вестник древней истории, № 2
98
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Изложение сословной борьбы в некоторых местах страдает излишней категории*
ностью суждений. Наша традиция упоминает только о двух сецессиях плебеев в точ¬
ном смысле слова: в 494 и 449 гг.; остальные волнения плебса обычно не называются
сецессиями. Учебник насчитывает их не меньше четырех, и притом изображает по
одному и тому же типу, с деталями, которые едва ли можно считать достоверными
(стр. 479 сл.).
В книге хорошо изложены события, связаннные с образованием Римской среди¬
земноморской рабовладельческой державы. Здесь, однако, преувеличена роль Рима
в восточных делах в начале II в.
Впрочем' в этом виноваты не только авторы и редакторы «Истории древнего мира»,
но и все мы, советские античники.
Серьезным пороком глав, говорящих о римской рабовладельческой экономике
периода расцвета, следует считатьто,что они оставляют совершенно в стороне вопросы
развития ремесла и торговли.
Неровно написана центральная часть всего раздела — «Социальная борьба
в Риме во II и I вв. до н. э. и крушение римского республиканского строя». Наряду
с правильными методологическими положениями и точным изложением фактов мы
встречаем упрощенство и модернизацию, односторонний подбор материала, необосно¬
ванные утверждения. Серьезные пробелы и ошибки имеются в изложении восстания
Аристоника. Остается совершенно неясной обстановка в Пергамском царстве, вызвав¬
шая восстание. Из текста учебника: «восстание Аристоника вспыхнуло в 132 г. в Пер-
гаме, только что ставшем римской „провинцией Азией“» (стр. 573), можно сделать
вывод, что превращение Пергама в римскую провинцию и послужило причиной восста¬
ния, тогда как дело, как известно, обстояло наоборот. Поэтому читателю остаются
непонятными мотивы пресловутого завещания Аттала III. Неверно изображается и
конец восстания (стр. 574): вопреки утверждению учебника, поражение Аристоника
на море произошло в начале восстания, а не в конце его, что ясно видно из слов Стра¬
бона:
«Разбитый эфесцами в морском сражении при Киме, он бежал из Левк во внут¬
ренние области страны и быстро собрал большое количество неимущих людей и рабов,
которых он призвал к свободе» (XIV, 646).
Главы, в которых повествуется о важнейших событиях последнего столетия Рес¬
публики: диктатуре Суллы, восстании Спартака, заговоре Катилины,— страдают
одним общим недостатком: значительным преувеличением и модернизацией демокра¬
тического движения.
По мнению автора раздела, демократическое движение 80-х гг. I в. должно
было создать из Римской республики новое демократическое государство: «Законо¬
проект Сульпиция,— читаем мы,— вместе с тем представлял собой конституционную
реформу огромного значения» (стр. 599). «В общем все это представляло собой решаю¬
щий политический переворот» (стр. 600). «Демократическая программа этого времени
приобрела особенно радикальный характер: вожди популяров не только провозгла¬
шали основным лозунгом народной партии полное уравнение в правах всех италиков,
но готовы были на освобождение и включение в состав римского гражданства также
большого количества примкнувших к ним рабов, конечно, вовсе не намереваясь лик¬
видировать рабство как таковое» (стр. 602). «Народная партия в этом время приобрела
особо демократический состав: пастухи, сельскохозяйственные батраки, низовые
элементы союзных городов и Рима... составляли ее основную массу» (стр. 603). «Об¬
щественная земля отбиралась у богатых и широко распределялась среди старых и но¬
вых граждан» (стр. 604). «Вся общественная жизнь населения Италии подверглась
коренному переустройству» (там же). Все это — фантазии или, в лучшем случае, огром¬
ное преувеличение. Откуда автору известно о составе народной партии? Откуда он
знает, что земля отбиралась у богатых? Из того, что Марий и Цинна набирали отряды
из рабов, вовсе не следует, что вожди популяров намеревались дать им права римских
граждан. Разве мало нам известно случаев, когда боровшиеся в Греции и в Риме пар¬
тии привлекали на свою сторону рабов обещанием свободы, а потом нарушали это
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
99
обещание? Расправа Цинны с рабами, о которой рассказывает Аппиан (I, 74). служит
прекрасным подтверждением этого. К тому же и предоставление гражданских прав
кое-каким рабам не обязательно означало бы радикальную демократизацию и корен¬
ное переустройство общественной жизни.
Предвзятая точка зрения автора на демократическое движение начала I в. застав¬
ляет его закрывать глаза на многие факты. Так, избиение Суллой марианцев назы¬
вается «диким военные погромом», в то время как столь же дикое пятидневное истреб¬
ление Марием сулланцевв июне 87 г. всячески смягчается (стр. 603). Диктатура Суллы
характеризуется только как «террористический режим победившей военщины и всту¬
пивших с ней в тесный союз римских непримиримых реакционеров» (стр. 608). Что
сулланский режим был режимом беспощадной военной диктатуры, направленной про¬
тив революционно-демократического движения, это бесспорно. Однако нельзя забы¬
вать о том, что некоторые мероприятия Суллы в той или иной мере содействовали,
несомненно, прогрессивному перерастанию римского полиса в империю и давали боль¬
ший простор развитию производительных сил. Говоря об отмене демократической
партией сулланской конституции в 70 г., автор замечает: «Очень характерно, что
одновременно вновь были восстановлены и откупы в Азии, уничтоженные Суллой»
(стр. 624). Но почему о попытке отмены откупной системы Суллой, меры, несомненно,
прогрессивной, не сказано в своем месте? Очевидно, потому, что это испортило бы одно¬
сторонний портрет Суллы, набросанный на стр. 608—-610.
Демократическое движение 80-х гг. было обрисовано такими чертами, что, каза¬
лось бы, ему некуда развиваться дальше. Однако ниже мы читаем: «В 60-х годах...
римская демократическая партия выступала более организованно и
с особо широкой и радикальной программой» (разрядка
автора на стр. 624.— С. К. ). Программа руководимого Катилиной... левого крыла
римской демократической партии... состояла из требования кассации долгов, прове¬
дения закона о наделении землей и демократизации римского государственного уст¬
ройства» (стр. 629). Это также сильно преувеличено. Единственный твердый пункт,
который можно установить в программе Катилины, это — кассация долгов, лозунг,
за которым шли не только разоренные крестьяне и ремесленники, но и разоривши¬
еся нобили. Это создавало довольно широкую, но, вместе с тем, и непрочную благо¬
даря своей пестроте социальную базу всего движения. Ни о какой организованности
движения не может быть и речи. Об этом ярко свидетельствует хотя бы полная
беспомощность и крайняя неустойчивость народной массы в Риме после ареста Леп-
тула и других. Автор произвольно и неправильно интерпретирует письмо Маркса к
Энгельсу от 19 августа 1865 г. (Соч., т. XXIII, стр. 305; стр. 633 учебника). Толь¬
ко очень большим желанием изобразить Катилину революционером можно объяснить
те натяжки, которые допускает автор в толковании слов Маркса. Из того, что Энгельс
назвал Цицерона «низкой канальей» 1, еще не следует, что Катилина был революцио¬
нером (стр. 633).
Серьезная ошибка учебника в освещении демократического движения I в. состоит
в том, что, помимо бессознательного желания модернизировать его, автор забывает
о прогрессирующем деклассировании италийских мелких собственников. Это, несмотря
на общее обострение классовой борьбы, влекло за собой идейно-политическое и орга¬
низационное разложение римской и италийской демократии.
Модернизация есть и в освещении крупнейшего движения периода гражданских
войн —- восстания италийских рабов под руководством Спартака. Эта модернизация
выражается в стремлении приписать Спартаку продуманный и последовательно про¬
водимый с самого начала план уничтожения рабовладельческого Рима. «Несомнен¬
но,— говорится в учебнике,— правильнее будет не придавать значения произволь¬
ным домыслам Плутарха (о намерении Спартака вывести рабов из Италии,— С. К.)
1 См. его письмо к Марксу от 17 марта 1851г.; К. М а р к с и Ф. Энгельс,
Соч., т. XXI, стр. 173.
7
100
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
и признать, что план Спартака был един с самого начала и был направлен к осуществ¬
лению плана всего тогдашнего революционного движения: разгромить и уничтожить
город . Рим, как главный центр рабовладения, как виновника всех безмерных бед
того времени» (стр. 621). Однако о плане Спартака вывести рабов из Италии говорит
не один Плутарх, но и второй наш основной источник—Аппиан: «Спартак же быстро
двигался через Апеннинские горы к Альпам, а оттуда — к кельтам» (I, 117). О походе
Спартака в Цизальпинскую Галлию упоминают также Ливий (epitome XCVI) и Флор
(II, 8). С какой же целью Спартак мог двигаться в Цизальпинскую Галлию? Автор
полагает, что это делалось для того, чтобы создать себе «продовольственную базу
и защищенный тыл в Цизальпинской Галлии» (стр. 621). Но смешно думать о прочном
тыле в Цизальпинской Галлии, населенной римскими колонистами, с малым количе¬
ством рабов. Поход в Галлию понятен только в том случае, если мы допустим, что
первоначальный план Спартака действительно состоял в выводе рабов за границы
Италии.
Всяким попыткам модернизировать движения рабов, преувеличивать их созна¬
тельность и целеустремленность, их революционную выдержку следует противопоста¬
вить слова-В. И. Ленина: «Рабы, как мы знаем, восставали, устраивали бунты, от¬
крывали гражданские войны, но никогда не могли создать сознательного большин¬
ства, руководящих борьбой партий, не могли ясно понять, к какой цели идут, и даже
в наиболее революционные моменты истории всегда оказывались пешками в руках гос¬
подствующих классов»1. Только пролетариат является последовательно революцион¬
ным классом, способным ставить себе сознательные цели, вести планомерно органи¬
зованную борьбу и достигнуть победы. Стремление преувеличивать сознательность
и организованность движений рабов и их вождей (хотя среди последних и были такие
исключительные люди,как Спартак), изображать их по образу и подобию пролетариата
всегда будет модернизацией, опасной методологически и политически, вне зависи¬
мости от того, какими побуждениями руководствуется это стремление.
Изложение периода Римской империи дано в учебнике лучше, чем другие разделы.
Автор правильно начинает историю Римской империи с Цезаря и удачно характери¬
зует переход от империи Цезаря к принципату Августа: «Таким образом, Цезарю
не удалось довершить свое дело до конца и закрепить созданный им военно-монархи¬
ческий пимператорский“ режим в Риме. Но прежний республиканский строй был им
разрушен так основательно, что новое возрождение его, как то произошло после смерти
Суллы, стало уже невозможно. Поэтому Цезаря и надлежит считать основателем
Римской империи, хотя его преемникам еще долго придется бороться за полное осуще¬
ствление намеченного им во всех основных чертах нового политического строя»
(стр. 647). Интересна мысль о превращении «солдатской диктатуры» Октавиана в
«военно-рабовладельческую диктатуру» Августа (стр. 659—663). Однако мне кажется
преувеличенным «грандиозный военный погром» 43 г., «в результате которого большая
часть земель и имуществ Италии переменили своих владельцев» (стр. 652). Автор
рисует здесь настоящую аграрную революцию, которой в действительности не было.
Хорошо сказано о паннонском и германском восстаниях 6—9 гг., что «эти два страш¬
ных удара со стороны авангардных частей грандиозного варварского мира были пер¬
выми предвестниками будущей борьбы, в которой должен был погибнуть старый
рабовладельческий общественный строй» (стр. 669). Автор правильно объединил в од¬
ной главе римскую культуру конца республики и времени принципата Августа. При
всем различии обоих периодов культуру принципата можно понять только в связи
с духовной жизнью римского общества предшествующего периода.
Период правления Юлиев — Клавдиев, гражданских войн 68—69 гг. и время
Флавиев охарактеризованы в учебнике правильно. Вызывает сомнение характеристика
деятельности Антонинов, которые, по мнению автора, стремились завершить «дело
перестройки Римского государства в неограниченную монархию нового типа» (стр. 715).
1 В. И. Ленин, Соч., т. 29, стр. 449.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
101
Термин «монархия нового типа», на котором настаивает автор (ср. также стр. 708), ли¬
шен в учебнике конкретного содержания, если не говорить о расширении социальной
базы империи и на провинциальных рабовладельцев. Однако одного этого признака
недостаточно для того, чтобы говорить о «новом типе» монархии. Дальнейшее обосно¬
вание этого термина в учебнике отсутствует. Нельзя также согласиться с утвержде¬
нием, что Траян только продолжал «энергичную внешнюю политику Флавиев, оборо¬
нительную в основе...» (стр. 717). Во внешней политике Траяна есть качественное от¬
личие от политики его предшественников в смысле попытки перехода к открытой агрес¬
сии. Попытка Антонинов построить сколько-нибудь прочную и долговременную неогра¬
ниченную монархию на базе всего Средиземноморья в условиях рабовладельческого
строя, конечно, не могла удаться. Обострявшиеся внутренние и внешние противоречил
привели к кризису всей рабовладельческой системы. Автор последней части учебника
нрав, когда датирует начало этого кризиса 60-ми годами II в. (стр. 724—727).
В вопросе о происхождении христианства (гл. XIII, 2) автор в основном стоит
па позициях советской исторической науки. Однако нельзя объединять в одно явление
иудейский и христианский мессианизм I—II вв. (стр. 738). В Иудее мессианизм был
религиозной формой народно-освободительного движения, тогда как христианский
мессианизм не носил такого характера. Эта ошибка связана с другой: автор следует
христианской традиции в вопросе о месте возникновения повой религии (стр. 740).
Этой традиции нанес сокрушительный удар еще Бруно Бауэр, и мы присоединяемся
к нему, считая, что христианство возникло среди иудеев диаспоры, а не Палестины.
Учебник утверждает, что в евангелии «от Луки» больше примиренческих мотивов,
чем в первых двух. Это неверно: как раз у Луки больше всего антисобственнических
и бунтарских выпадов. Именно у Луки встречается первоначальная формула «блажен¬
ны нищие» (6, 20), тогда как у Матфея она выступает в искаженном виде: «Бла¬
женны нищие духом» (5, 3).
Последняя глава учебника — «Кризис III в. и поздняя Римская империя» слиш¬
ком мала: на протяжении 23 страниц излагаются события мирового значения трех
столетий. Трактовка кризиса III в. мне представляется правильной. Интересно, между
прочим, объяснение движения 238 г. в Северной Африке как большого восстания
колонов, «которое использовали крупные землевладельцы, чтобы острие его напра¬
вить против ненавистного им императора Максимина и поддержать их кандидата на
императорский трон Гордиана I» (стр. 750). Социальную основу домината автор пра¬
вильно усматривает в крупном землевладении, усилившемся во время кризиса III в.
за счет мелкого и среднего землевладения. В начале рецензии мною было ука¬
зано, что период домината не использован в качестве прекрасной иллюстрации
активного влияния политической надстройки на базис (см. стр. 92). Последняя
глава учебника, к сожалению, совершенно не ставит проблемы перехода рабовладель¬
ческой формации в феодальную, ограничиваясь здесь одной неясной фразой: «Народ¬
ные движения конца Римской империи еще мало изучены, но все же можно заме¬
тить их повсеместное усиление и превращение в настоящую революцию» (стр. 764).
Из многочисленных более частных недочетов и ошибок учебника стоит отметить
следующие: время жизни Гесиода следует датировать не началом VIII в. (стр. 236,
414), а концом этого века, во всяком случае, поскольку речь идет о «Трудах и днях».
Корнелий Непот—автор не «многих биографий» (стр. 428) римских деятелей, а только
двух — Аттика и Катона Старшего, а не Младшего, как ошибочно сказано на
той же странице. Говоря о восстании Ионии против персов (стр. 296), автор должен
был, хотя бы в нескольких словах, обрисовать положение малоазиатских греков под
персидским гнетом, а также объяснить, почему пелопоннесские корабли в 478 г. поки¬
нули союзный флот (стр. 305). Пирей отстоял от Афин не на И, а на 8 км (стр. 311).
Спорно, предназначался ли теорикон на покупку мест в театре (стр. 330). Доступ в афин¬
ский театр для граждан, вероятно, был свободный.
Весьма дискуссионно заявление, что древняя Велия получила позже название
«Рим» (стр. 450). Кажется, нет никаких данных, которые заставили бы нас заменить
старую гипотезу о Палатине, как древнейшем центре Рима, на гипотезу о Велии. Так
102
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
же бездоказательны утверждения о существовании на Авентине древней лигурийской
деревни кассиев и о наличии родовых кладбищ по склонам римских холмов и в долине
позднейшего форума (там же). Едва ли можно так определенно приписывать началу
V в. формы организации центуриатных комиций, как это формулируется на стр. 473
сл. Не объяснено в учебнике, почему преторов было двое (стр. 474). Не ясен и порядок
назначения новых сенаторов (стр. 476). По предлагаемой автором схеме число сена¬
торов должно было очень скоро превысить установленную норму (ср. также стр. 491).
Район Авентина не мог быть «портовым» (стр. 479) в первой половине Y в., так как он
стал заселяться, самое раннее, с середины этого столетия (закон Ицилия 456 г.). Опе¬
чаткой является перевод ver sacrum как «священной войны» (стр. 492 и 494). Кличку
вождя сицилийских рабов «Евн» более точно переводить «Благосклонный», а не «Хо¬
роший» (стр. 571). Тиберий Гракх был избран народным трибуном не в 133 году, а на
133 г. (стр. 579). Сомнительно, принадлежал ли закон 111 г. Торию (стр. 585). Едва
ли возможно относить тевтонов к галлам и гельветам (стр. 589).
По поводу истории Союзнической войны можно сделать Четыре возражения фак¬
тического порядка; во-первых, мы не знаем названия тайного общества италиков,
«Италией», повидимому, назывался Корфиний (стр. 594); во-вторых, изображение
вола на монетах восставших италиков, вероятно, имеет тотемическое происхождение;
в-третьих, остатки армии П. Рутилия Лупа не были уничтожены самнитами, Марию
удалось их спасти; в-четвертых, нам ничего неизвестно о тесной связи Митридата
с восставшими италиками (стр. 595).
Неизвестно, на каком основании автор утверждает, что прорыв Спартака через
линию укреплений Красса произошел в «декабрьскую ночь» (стр. 622). Плутарх
(«Красе», 10) говорит только о «снежной и бурной ночи». Лукулл и Помпей выступили
на помощь Крассу несколько позднее. Темный вопрос о ссылке Овидия автор решает
настолько безапелляционно, что приводит даже фразу из «грозного приказа самого
Августа» (стр. 684). Прозвище Pius было дано Антонину не за то, что он считался
«идеальным типом монарха» (стр. 723), а за то, что он настоял на обожествлении Ад¬
риана.
Таким образом, для того чтобы III и IV разделы учебника во всех своих частях
могли стать полезным пособием для советского студенчества, их необходимо перерабо¬
тать и дополнить в указанных выше направлениях.
Проф. С. И. Ковалев
А. Я. БРЮСОВ, Очерки по истории племен европейской части СССР
в неолитическую эпоху. М., Изд. АН СССР, 1952, 260 стр., 68 рис.,
тираж 3000 экз., цена 15 руб. 50 коп.
Рецензируемая книга является первым обобщением исследований эпохи неолита
и бронзы в европейской части СССР и впервые подводит итог этих исследований за
советский период. Вместе с тем эта работа представляет также первый опыт восста¬
новления истории племен, населявших европейскую часть СССР в эпоху первобытно¬
общинного строя в IV—II тысячелетиях до н. э. А. Я. Брюсов выполнил большую тру¬
доемкую работу по изучению археологического материала и литературы, рассеянной
в значительной своей части в виде статей, заметок и отчетов в различных археологи¬
ческих изданиях. Подчеркивая многообразное значение археологических данных для
воссоздания истории общества в неолитическую эпоху, для выяснения исторических
событий, происходивших в далеком прошлом нашей Родины, автор приходит к ряду
интересных выводов, высказывает различного рода соображения и выдвигает много
новых положений. А. Я. Брюсов не ставит перед собой задачу полностью разрешить
поставленные им вопросы. Значительная часть их еще нуждается в тщательном ана¬
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
103
лизе археологических коллекций и широком привлечении сравнительного материала,
что может быть выполнено лишь объединенными усилиями большого коллектива.
Исходя из последних достижений советской исторической науки, археологи
должны решить ряд сложных и трудных вопросов истории первобытно-общин¬
ного строя, в условиях которого происходило возникновение родов, племен и
народностей, а также восстановить реальную картину общественно-экономических
отношений того времени. В труде А. Я. Брюсова поставлены те вопросы, которые
в настоящее время находятся в центре внимания советских археологов: образование
племенных групп, территориальное их разграничение, их взаимоотношения, генети¬
ческие связи, расселение и т. п. «Очерки ...» представляют большой интерес как для
археологов, так и для всех, занимающихся вопросами древнешйей истории.
Книга начинается обстоятельным введением, в котором А. Я. Брюсов излагает
основные положения своей работы и объясняет, в каком значении применяются им по-
разному толкуемые термины: «неолит» и «археологическая культура». В соответствии
с его определением, к неолитической эпохе отнесены не только памятники с неолити¬
ческим обликом, но и такие, которые связаны по своему происхождению со срубной
культурой, относящейся целиком к эпохе бронзы. Поэтому было бы правильнее оза¬
главить книгу «Очерки по истории племен в эпоху неолита и бронзы». Понимания
автором термина «археологическая культура» мы коснемся несколько ниже.
Первые главы посвящены характеристике племен, населявших бассейны нижнего
и среднего течения р. Оки (льяловская, белевская, рязанская, волосовская и балахнин-
■ская культуры). В последующих главах дана характеристика северных племен (ка¬
рельская, каргопольская и беломорская культуры и стоянки Болыпеземельской тун¬
дры); затем следуют среднеуральские (шигирская культура) и южнобалтийские пле¬
мена. Последние четыре главы отведены расмотрению племен южных культур: сред¬
неднепровской, волынской мегалитической, трипольской, ямно-катакомбной и пол-
тавкинской. Книга заканчивается историко-археологическим обзором, подытоживаю¬
щим содержание «Очерков...».
Уже простое перечисление районов, занятых различными племенами, и прила¬
гаемые карты показывают, как много еще осталось участков, не затронутых исследо¬
ванием. Эти участки или вовсе еще не обследованы археологами, или же на них соби¬
рался археологический материал от случая к случаю, без научной документации. Дан¬
ные о некоторых участках неизвестны, потому что изучавшие их исследователи до сих
пор не опубликовали своих работ, а коллекции, находящиеся в фондах музеев, мало¬
доступны для изучения другим археологам. Отсюда вытекает сложность написания
очерков по истории племен. Недостаточностью археологических данных объясняется
и фрагментарность всей книги в целом, и неубедительность аргументации некоторых
положений автора. Книга А. Я. Брюсова является как бы проявителем, под действием
которого начинают вырисовываться контуры исторического построения, иногда отчет¬
ливые, иногда же неясные, едва различимые.
В рецензируемой книге ставится один из кардинальных вопросов археологии —
об этнических общностях. В настоящее время никто не сомневается в возможности
выявления по археологическим данным различных сообществ, существовавших на той
или иной территории. Вопрос, в сущности, сводится к определению признаков, по ко
торым можно было бы выявить существование таких общностей. А. Я. Брюсов пришел
к выводу, что археологические культуры, сложившиеся в эпоху неолита и бронзы
(в неолитическую эпоху, по А. Я. Брюсову), отражают существование в это время
племенных групп и что по распространению археологических культур можно судить
о территориях, принадлежавших этим группам.
Между тем во введении сам А. Я. Брюсов совершенно правильно отмечает, что
«... термин „культура“ применяется к понятиям с очень разнообразным содержанием,
а это не может не приводить к нежелательной путанице и осложняет исторические
выводы» (стр. 13). И в «Очерках...» единообразие, характеризующее археологическую
культуру, не всегда рассматривается как выражение единства населения: А. Я. Брю¬
сов признает, что археологические культуры являются отражением производственной
104
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
деятельности первобытных общественных коллективов (стр. 13), и не отрицает, что
общность культуры возникает «в силу близости ступени развития производительных
сил общества и формы хозяйства, а отчасти вследствие однообразия окружающей при¬
родной среды» (стр. 20). Все это совершенно правильно: действительно, общность
материальной культуры возникает в связи не только с этническим единством населе¬
ния, но и с одинаковыми основными занятиями населения и сходством природных
условий, в которых слагалась древняя материальная культура, что особенно важно
для понимания характера неолитических культур. Однако, отмечая все эти факторы,
А. Я. Брюсов в дальнейшем не подвергает археологические культуры анализу с
целью выяснения причин появления общих черт в материальной культуре, а рассмат¬
ривает эту общность лишь как результат этнического единства населения. Примером
может служить карельская культура, выделенная А. Я. Брюсовым по единообразию
каменных орудий, т. е. по производственной деятельности. Однако изучение керамики
показывает, что в Карелии жили сначала местные племена, создавшие свою культуру,
а затем сюда проникли племена из волго-окской области, воспринявшие эту местную
культуру. Таким образом, вопреки утверждению, что карельская культура отражает
этническое единство населения, мы приходим к выводу, что на территории распро¬
странения карельской культуры, с появлением волго-окских племен, воспринявших
местную культуру, на селение стало смешанным по своему составу. На примере ка¬
рельской культуры отчетливо отмечается то несоответствие, которое часто наблю¬
дается в распространении орудий определенного типа и керамики. Известно, что·
орудия, имевшие распространение в Карелии, резко отличаются от орудий волго-ок¬
ской области, но вместе с тем в Карелии была распространена керамика волго-окского-
типа, что и позволило А. Я. Брюсову высказывать правильное предположение о про¬
никновении в Карелию волго-окских племен.
Такое же несовпадение в распространении типов керамики и типов орудий имеется
и в других областях, например, в окском бассейне, где для рязанской и волосовской
культур наблюдается большое сходство в технике изготовления и в формах орудий,
хотя керамика волосовских и рязанских племен резко отличается одна от другой.
Переходя к рассмотрению окских культур, отождествляемых им с племенными груп¬
пами, А. Я. Брюсов привлекает для выявления их и каменные орудия. Между
тем сравнение волосовских и рязанских кремневых орудий показывает большое
сходство между ними в микролитических орудиях и в орудиях, изготовленных иа
отщепов. Керамика рязанского и волосовского типа резко отличается одна от
другой.
Определив области распространения этих племен, А. Я. Брюсов отнес к ним
все найденные на их территории предметы как более древние, так и более поздние,
не доказав существования преемственных связей между населением различных этапов.
Первый этап волосовской и рязанской культур характеризуется по А. Я. Брюсову
орудиями, изготовленными из ножевидных пластинок, в последующее же время
применяется техника изготовления орудий из отщепов; орудия по форме и по своим
размерам резко отличаются от орудий первого этапа. То же отсутствие преемствен¬
ности следует отметить и на последних этапах развития материальной культуры как
на территории волосовских, так и рязанских племен.
А. Я. Брюсов не дает отчетливого подразделения керамики из стоянки Алеканово
на местную и на занесенную скотоводческими племенами, проникшими сюда с юга.
На таблице же (рис. И) изображена поздняковская керамика, как характеризующая
рязанскую культуру. То же отмечается на рис. 13, где к последнему этапу волосовской
культуры отнесена керамика малоокуловских курганов, принадлежавших племенам,
происхождение которых связано с населением срубной культуры. Вместе с тем в за¬
ключительной главе А. Я. Брюсов пишет о распространении в области рязанской и во¬
лосовской культур новой археологической культуры — подборновской или поздняков-
ской (стр. 249). В таблице волосовской культуры помещены предметы, с ней не связан¬
ные: фатьяновский топор (рис. 13, 28) и керамика из стоянки Плеханов Бор, относя¬
щаяся к балахнинской культуре (рис. 13, 42, 46, 47 и др.). Заканчивая обзор окских
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
105
племен, мы вынуждены отметить, что в дальнейшей работе необходимо более деталь¬
ное изучение археологического материала при помощи типологического анализа.
По сравнению с окскими племенами среднеуральским и южнобалтийским племе¬
нам в «Очерках...» посвящено меньше внимания. Коллекции Прибалтики и Урала,
в значительной части состоящие из так называемых «случайных находок», нуждаются
еще в уточнении датировок, без чего невозможно привлекать их в качестве историче¬
ского источника. Так, например, в VII главе А. Я. Брюсову пришлось уделить больше
внимания вопросам датировки, чем характеристике шигирских племен. То же отно¬
сится к южнобалтийским племенам. Между тем детальное рассмотрение керамики
позволило бы судить об обособленности уральских племен среди населения, занимав¬
шего область к западу от них, и об этнической близости южнобалтийских племен с
волго-окскими.
Что касается южных культур, а также фатьяновской культуры, нельзя не согла¬
ситься с А. Я. Брюсовым, что они являются выражением существовавших этнических
общностей, так как — в отличие от неолитических — они характеризуются главным
образом единообразием керамики. Так, срубная культура, выделенная в свое время
В. А. Городцовым по погребениям, сопровождаемым своеобразной керамикой, была
затем дополнена поселениями, принадлежность которых к этой культуре была уста¬
новлена по керамике. То же касается и катакомбной культуры. Да и возможно ли было
бы определение других культур без привлечения керамики? Ведь сам А. Я. Брюсов,
затрагивая вопросы, связанные с происхождением племен или с характеристикой юж¬
ных культур, обращает прежде всего внимание на керамику! Характеризуя средне¬
днепровскую культуру, автор подчеркивает, что она отличается главным образом
керамикой (стр. 215). Критикуя буржуазные концепции, он отмечает их ненаучность
и в доказательство приводит свои наблюдения над керамикой, констатируя в ней
отсутствие того единообразия, на основе которого зиждется все построение Г. Кос-
сины о завоевании прагерманцами огромной территории вплоть до Киева (стр, 219).
Наконец, говоря о расселении племен из волго-окской области в Карелию, А. Я. Брю¬
сов прослеживает этот процесс также по керамике.
Фатьяновская культура рассматривается в «Очерках...», как культура пришлых
скотоводческих племен, чуждых неолитическому населению. По мнению А. Я. Брю¬
сова, фатьяновские племена являются ответвлением среднеднепровских племен.
К этому же выводу, независимо от А. Я. Брюсова, пришла и я на основе анализа орна¬
ментов и формы глиняных сосудов фатьяновской и средне днепровской культур1. Общ¬
ность, наблюдаемая в системе орнаментации сосудов, и поразительная близость форм
некоторых сосудов, несомненно, показывают наличие генетических связей фатьянов-
ского населения со средне днепровским.
А. Я. Брюсов ставит интересный вопрос об отношениях племен катакомбной и три¬
польской культур, но не разрешает его. Поводом к постановке этого вопроса служит
обнаруженный Т. С. Пассек на трипольском поселении во Владимировне курган с по¬
гребением ямно-катакомбной культуры, что служит, по мнению А. Я. Брюсова, дока¬
зательством вторжения племен катакомбной культуры на территории трипольцев.
Но наличие этого кургана прежде всего указывает на сооружение его на месте
оставленного жителями поселения. Таким образом, курган служит показателем
последовательности памятников во времени, но никак не доказывает их одно¬
временности. Вряд ли на полу жилища насыпали курган; более вероятным пред¬
ставляется, что на месте когда-то существовавшего жилья, уже покрытого
землей, была выкопана могильная яма и насыпан курган.
Также нельзя просто считать, что городско-усатовский этап трипольской куль¬
туры представляет новую самостоятельную культуру (т. е. новые племенные груп¬
пы, по А. Я. Брюсову). На этом этапе продолжает существовать, наряду с но¬
1 См. М. Е. Фосс, Древнейшая история Севера европейской части СССР,.
МИА, XXIX, 1952, гл. XI.
106
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
вой керамикой, трипольская керамика, что, несомненно, указывает на генетиче¬
ские связи позднего населения с трипольским населением предшествующего
этапа.
В «Очерках...» правильно решается вопрос о расселении племен по обшир¬
ной территории европейской части СССР в связи с экономическими причинами.
Изучение археологического материала приводит автора к выводу, что в эпоху не¬
олита и бронзы происходил процесс расселения племен подобно тому, как это на¬
блюдалось Морганом у индейцев. Действительно, распространение на значительной
территории археологических памятников, отличающихся общностью (в основном
наблюдаемой на массовом керамическом материале), позволяет судить о заселении
этой территории родственными племенами. В связи с этим автором опровергаются
антимарксистские построения о стадиальных изменениях материальной культуры,
происходящих независимо друг от друга в разных местах.
Не останавливаясь на всех вопросах и положениях, выдвигаемых в «Очерках...»,
мы должны отметить дискуссионный характер книги и актуальность тем, затронутых
в этой работе. Несмотря на недочеты, которые неизбежны при всяком начале новой
работы, особенно при первом опыте написания истории племен, книга А. Я. Брюсова
сыграет большую роль в работе археологов, будя мысль исследователя и направляя
се к рассмотрению давно известного материала под новым углом зрения.
М. Фосс
*
Большие археологические исследования, проведенные в СССР, поставили и раз¬
решили на основе марксистско-ленинской методологии ряд крупных исторических
проблем. Одной из них явилось изучение неолитических памятников на территории
СССР, А. Я. Брюсову здесь принадлежит одно из первых мест. Более 30 лет он рабо¬
тает по изучению неолитических памятников. Приступая к написанию своей новой
книги, А. Я. Брюсов приходит к выводу, что фундамент наших знаний о неолитиче¬
ских культурах «достаточно прочен, чтобы на нем можно было начать воздвигать зда¬
ние исторических сведений о безымянных племенах, населявших эту часть нашей
родины несколько тысячелетий тому назад» (стр. 3). В связи с этим А. Я. Брюсов и ста¬
вит своей задачей изложить именно «историю неолитических племен, живших на тер¬
ритории европейской части СССР» (стр. 3).
Обрисовывая на широком фоне события этого времени, А. Я. Брюсов приходит
к важному выводу, что «эпоха неолита начинается крупными изменениями, происхо¬
дившими в обществе и ознаменовавшимися в конце концов сложением на европейской
части нашей родины крупных этнических образований, легших в основу современных
народов» (стр. 259). Выводы эти подводят А. Я. Брюсова к решению ряда основ¬
ных проблем. Таким образом, сама задача, выдвинутая автором, представляется новой
и важной. И книга его, в основу которой положены исключительно археологические
материалы, написана не в плане обычных археологических исследований, а в плане,
как он условно называет, «гражданской истории этой отдаленной эпохи, в целях пер¬
вой попытки дать посильное, хотя далеко не полное описание исторических событий,
происходивших в европейской части СССР в эпохи неолита и ранней бронзы и дать
их объяснение, исходя из особенностей развития производительных сил и произ¬
водственных отношений» (стр. 19). В этом стремлении А. Я. Брюсова—безусловная
заслуга автора. Вместе с тем, читая главу за главой книгу А. Я. Брюсова, отчетливо
начинаешь понимать, насколько вообще отрывочен, недостаточен в целом археоло¬
гический материал той или иной культуры, для того чтобы создать не обобщение тех
или иных археологических памятников, а прочесть подлинную историю тех племен, по
которым имеются значительные, казалось бы, археологические данные. А. Я. Брюсов
сам хорошо понимает это. Свои «Очерки...» он называет «первым опытом», и мне
представляется, что именно с этих позиций и следует рассматривать рецензируемую
книгу.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
107
Книга А. Я. Брюсова начинается введением, в котором автор пытается разрешить
ряд общих вопросов, далеко еще не ясных в археологической науке. Им уточняется
вопрос о том, что надо называть «неолитом», а также вопрос о датировке неолитиче¬
ских памятников и спор о скорости передвижения вещей от одного пункта до другого
<стр. 7). Обращая внимание на те изменения, которые произошли в среде, окру¬
жавшей первобытного человека по окончании таяния ледников, А. Я. Брюсов подробно
•останавливается на интенсивном расселении племен, которое началось из первона¬
чальных областей в области мало заселенные или незаселенные. Таким образом воз¬
никли группы «родственных племен, совокупность которых по генетической бли¬
зости их материальной культуры и по вероятной близости языков мы можем назвать
племенными общностями,... которые к III тыс. дон. э. сложились на территории Во¬
сточной Европы, раньше па юге, позднее на севере» (стр. 10).
В конце введения А. Я. Брюсов дает следующее определение термина «археоло¬
гическая культура»: она «служит показателем этнического и соответственно языко¬
вого единства в том смысле, что обнимает, повидимому, археологические памятники
группы родственных племен, говоривших на диалектах или языках одной языковой
семьи, но не включает археологических памятников всех племен, говоривших на язы¬
ках данной языковой семьи» (стр. 24). Этими положениями автор стремится иллюст
рировать положение о том, что начало современных языков надо искать в глубокой
древности, до образования классового общества.
Не останавливаясь на первой части книги А. Я. Брюсова, достаточно подробно
освещенной в рецензии М. Е. Фосс, я бы хотела высказать несколько замечаний о пос¬
ледних четырех главах книги А. Я. Брюсова, посвященных истории южных племен.
Нельзя не подчеркнуть, что если поздний неолит, или энеолит, характеризуемый три¬
польской культурой, изучен достаточно полно, то период раипего неолита изучен на
Юге много хуже, чем на Севере. В главе 9-й А. Я. Брюсов сделал предварительную
сводку всего, что мы имеем в печати по раннему неолиту Украины, однако этого мате¬
риала настолько мало, что, как пишет А. Я. Брюсов, «если мы бросим взгляд на евро¬
пейскую карту Союза, то увидим, что для данной эпохи мы должны говорить не о бе¬
лых пятнах, разделяющих археологически обследованные области на юге страны, а
скорее о нескольких сравнительно небольших обследованных районах, разбросан¬
ных на огромном белом пространстве» (стр. 196). Слабая изученность памятников ран¬
него неолита из Украины чрезвычайно затрудняет решение вопроса о сложении ранне-
неолитических местных культур. Вместе с тем мне кажется, что эти местные ранне-
неолитические племена прошли достаточно долгий и разнообразный путь развития,
и поэтому нельзя согласиться с мнением А. Я. Брюсова о кратковременности существо¬
вания раннего неолита сравнительно с северным неолитом. Самая приблизительная
датировка начала ранне-неолитических стоянок Надпорожья атлантическим перио¬
дом (V—IV тыс. до н. э.) и начала ранне-трипольских поселений позднего неолита
■(III тыс. до н. э.) не дают, как мне представляется, оснований А. Я. Брюсову считать
период раннего неолита на Юге «сравнительно непродолжительным» (стр. 197).
Стратиграфические наблюдения на многослойных стоянках Надпорожья (Сур-
ской остров, Игренские стоянки, стоянки Виноградного о-ва и др.), в районе Мелито¬
поля (стоянка у Каменной могилы), в Южном Побужье (стоянка у с. Гард и др.), на
Десне (Песочный ров и др.) указывают на несколько этапов развития раннего неолита.
Кроме того за последние годы па основе работ М. В. Воеводского, В. Н. Даниленко,
О. Н. Бадера и др. вырисовываются локальные варианты этих ранне-неолитических
культур на Украине, с оседлыми охотничье-рыболовческими стоянками и со стоян¬
ками, где уже появляются признаки земледелия и скотоводства. Кроме донецкого над-
порожского и деснинского вариантов ранне-неолитической культуры, возможно гово¬
рить уже о приазовском, киевском среднеднепровском, о южнобугском и среднеднс-
■стровском вариантах. Все это не подтверждает мнения А. Я. Брюсова о кратковре¬
менности раннего неолита на Юге. Важен также вопрос о степени изученности орудий
труда и техники выделки кремневых орудий у южных племен, которая, по данным пос¬
ледних лет, в эпоху III тыс. до н. э., например, у трипольских племен, оказывается
108
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
исключительно высокой; поэтому трудно согласиться с мнением А. Я. Брюсова, что
«на юге камень, оттесненный металлом на роль подсобного материала, во всяком слу¬
чае не первоклассного, с точки зрения человека того времени, не привлекал к себе
такого внимания, каким он пользовался на Севере» (стр. 197). Помимо богатейшей
каменной индустрии трипольской культуры, которая была обнаружена за последние
годы на Днестре, нельзя забыть о развитом производстве каменных орудий на Волыни
и в районах Западной Украины, а также о разнообразных формах просверленных
топоров в лесостепной и степной полосе Причерноморья в эпоху развитого неолита
и бронзы.
Сводка по раннему неолиту Юга, сделанная А. Я. Брюсовым, еще раз показывает,,
насколько необходима скорейшая публикация всех тех материалов по раннему нео¬
литу, которые уже накоплены, например, А. В. Добровольским, М. Я. Рудинскимг
В. Н. Даниленко и др. Без знания этих материалов нельзя написать историю южных
племен, а всякие попытки повлекут к упрощению и необоснованным»
выводам.
В следующих главах А. Я. Брюсов останавливается на вопросе о среднеднепров¬
ской культуре. Рассматривая керамику, найденную во втором слое стоянки Среднего
Стога на Днепре, А. Я. Брюсов утверждает, что эта «керамика и часть сосуда из верх¬
него слоя 8-й Игренской стоянки, совершенно очевидно, должны быть отнесены и по
форме и по характеру орнамента к керамике среднеднепровской культуры» (стр. 211).
Однако толстостенный с яйцевидным дном сосуд из серой массы с сильной примесью
толченых раковин, с зигзагообразным орнаментом, нанесенным плоским и мелким
прямоугольным штампом (рис. 54), так же как и посуда из стоянки Среднего Стога,
являются типичными образцами керамики ранненеолитических стоянок Надпорожья
и, с моей точки зрения, и по форме, и по орнаменту имеют мало общего с керамикой
среднеднепровской культуры. А именно на основании этого слабо аргументированного
положения А. Я. Брюсов переходит к вопросу о происхождении в целом всей средне¬
днепровской культуры. Совершенно упускается А. Я. Брюсовым и тот факт, что весь
инвентарь неолитических стоянок Среднего Стога, 8 й Игренской и среднеднепровской
культуры не имеет общих черт, не говоря уже о том, что основной район распростра¬
нения среднеднепровской культуры лежит не в степной полосе Причерноморья, а в
лесостепном районе Среднего Поднепровья. Позднетрипольская керамика из района
Среднего Поднепровья имеет, как это мною указывалось, немало общих черт с кера¬
микой средне днепровской культуры, и это, безусловно, указывает на постоянные
связи, существовавшие в тот период между племенами позднего Триполья и племенами
среднеднепровской культуры.
В настоящее время нельзя, конечно, рассматривать средне днепровскую культуру,
как продолжение древней культуры скотоводческо-земледельческих племен позднего
Триполья. Безусловно среднеднепровская культура происходит от местных неолити¬
ческих племен, стоянки которых обнаружены за последние годы в Среднем Подне-
гхровье.
А. Я. Брюсов в главах, посвященных истории южных племен, совершенно не за¬
трагивает западных районов Украины. При рассмотрении же истории развития средне¬
днепровских племен это совершенно необходимо, так как среднеднепровская культура
развивалась в связи с культурой шаровидных амфор и шнуровой керамики западных
областей Украины, распространенной в Волынском Полесье, в верхнем и среднем
Поднестровье. Здесь, так же как на Среднем Днепре, могут быть выделены две хроно¬
логические группы: ранняя с круглодонной керамикой, с углубленным орнаментом
в елочку и веревочной орнаментацией, с шаровидными амфорами, датируемая концом
III — началом II тыс. до н. э. (стретовский тип), и поздняя с плоскодонными сосудами,
шаровидными амфорами, унетицкой бронзой и с распространением янтаря (гатнин-
ский тип). При создании истории южных племен нельзя материал западных областей
отрывать от среднеднепровской культуры еще и потому, что именно из западных
областей проникает сюда унетицкая бронза; на связи с Востоком указывают фатья-
новского типа топоры, найденные в западных областях Украины.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
109
Поздне-шнуровая культура лежит на Западе, повидимому, в основе Комаров¬
ской культуры. Таким образом, значительно более ранняя датировка среднеднеп¬
ровской культуры, чем это дано мною (т. е. конец III тыс. до н. э.) по отдельным сосу¬
дам из Среднего Стога и 8-й Игренской стоянки, кажется неосновательной, так же
как и связанный с этим вопрос о происхождении среднеднепровской культуры из
•степной части Надпорожья.
Догадки свои А. Я. Брюсов подтверждает обычно картами. Так, и при разборе
средне днепровской культуры приведена карта на рис. 59. Кроме отмеченной в списке
опечаток ошибки о районе распространения трипольской культуры в том месте, где
должен быть помещен район волынской мегалитической культуры, на этой карте до¬
пущена и другая ошибка. Пунктиром резко выделены не существовавшие, как мне
представляется, границы распространения трипольской культуры, причем это сде¬
лано настолько искусственно, что ряд основных областей трипольской культуры ока¬
зался за пунктиром, например, район Среднего Поднепровья. На карте на рис. 60
показана область распространения мегалитической культуры на Волыни (по Левиц¬
кому), однако эта область не ограничивается только этим районом Волыни. Опа рас¬
пространяется значительно на запад и на юго-запад до Днестра. Таким образом,
приводимая А. Я. Брюсовым карта волынских мегалитов (верная для Волыни) не дает
представления о подлинном соотношении племен мегалитической культуры, в частно¬
сти, с племенами культуры шпуровой керамики и среднеднепровскими, а также с позд¬
нетрипольскими.
В главах, посвященных южным племенам, слабо или вовсе не разобраны взаимоот¬
ношения и характер связей между всеми этими племенами. А. Я. Брюсов не останав¬
ливается также на вопросе о сходстве между среднеднепровской и катакомбной куль¬
турами и характере связи между ними, отмеченных в свое время еще В. А. Городцо-
вым. В этом отношении, правда, еще очень мало сделано, но пройти мимо этих взаимо¬
отношений при создании истории южных племен было бы неверно тем более, что по
А. Я. Брюсову «катакомбники» и «среднеднепровцы», видимо, были мирно жившими
соседями и затем вместе уничтожили «трипольцев»t
В своей книге А. Я. Брюсов правильно уделяет большое внимание трипольской
культуре, причем моя сводная работа о периодизации трипольских поселений в основ¬
ных своих “положениях принимается А. Я. Брюсовым. А. Я. Брюсов согласен со мной
даже и в характеристике позднего городско-усатовского периода Триполья, но возра¬
жает против того, что это поздний период (или этап) Триполья. По его мнению, это не
поздний этап, а две новые особые: городская и усатовская культуры. Конечно, изме¬
нения на позднем этапе развития культуры рядом черт заметно отличают позднее
Триполье от среднего, но не настолько, как мне казалось, чтобы можно было говорить
•об особой одной или двух культурах. Когда Е. Ю. Кричевский и я писали о позднем
городско-усатовском периоде трипольской культуры, то известны были лишь единич¬
ные поселения этого времени. На основании новых археологических материалов писа¬
лось тогда, что позднему Триполью свойственны переход от земледелия к скотовод¬
ству, исчезновение глинобитных жилищ (площадок), изменение местоположения по¬
селений, появление новых форм сосудов, и что в этот период намечается, повидимому,
переход от матриархата к патриархату. Все эти черты, подмеченные для позднего
периода Триполья, не давали все же оснований выделять городско-усатовский этап
в особую культуру.
В настоящее время число поздне-трипольских поселений во много раз увеличи¬
лось, но вместе с тем попрежнему нет оснований отрывать поздне-трипольский этап
ют трипольской культуры в целом и создавать одну или две культуры — городскую
и усатовскую, а также считать, что наметившиеся изменения в позднем Триполье
вызваны каким-то «изменением в составе населения», как пишет А. Я. Брюсов.
Изменения, подмеченные мной для позднего Триполья, остаются, но, конечно,
неверно их называть «радикальными». Роль скотоводства увеличивается. Перехода
к полному скотоводству еще не произошло; выбор места поздне-трипольских поселе¬
ний вдоль высоких берегов и в пойме рек остается; глинобитные наземные жилища
110
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
в большинстве своем также характерны и для позднего Трииолья; формы сосудов из¬
меняются, но все же доминирует трипольская расписная керамика, пластика, орудия
тРУДа> хотя и появляются новые формы, что хорошо может быть подтверждено, напри¬
мер, материалом из раскопок 1952 г. поздне-трипольского могильника у с. Выхватинцы.
Перед нами, бесспорно, материал трипольской культуры, со всеми ее характерней¬
шими элементами, и вместе с этим могильник может быть датирован поздним перио¬
дом развития этой культуры. Раскопки поселений на юге у с. Мерешовка, Волчинеп,
па севере у с. Сандраки обнаруживают трипольский комплекс находок на позднем
ртапе развития культуры.
Показывая изменение трипольской культуры от этапа АкВиотВкС, мы стремимся
подчеркнуть не только общее между этими этапами, но и различия. Надо сказать, что
этап А заметно отличается от последующих В и С, и если встать на точку зрения
А. Я. Брюсова, то для трипольской культуры следует установить смену этнического
состава населения дважды на протяжении всех трех этапов развития трипольской
культуры. Делать это, как мне представляется, нет оснований.
Остановимся все же на тех доказательствах, которые приводит А. Я. Брюсок
в пользу своего мнения о существовании двух культур — городской и усатовскойг
вместо одного городско-усатовского периода трипольской культуры. А. Я. Брюсов
выдвигает два положения: 1) «На основной территории племен трипольской культуры
нет поздних поселений якобы той же культуры» и 2) «Там, где имеются поздние посе¬
ления, отсутствуют более ранние трипольские поселения» (стр. 233). Кроме того
А. Я. Брюсов составил карту на рис. 63, обобщив данные из карты, изданной в моей
книге. Прежде всего следует указать, что на моей карте, законченной в 1946 г., ука¬
зано лишь сто основных трипольских поселений (теперь их известно более тысячи) ,
и она ни в какой степени не может отражать полностью расселение трипольских пле¬
мен, и потому обобщения этих данных, как сделал это А. Я. Брюсов на рис. 53, ведут
к искажению.
Затем необходимо решить вопрос, что является основной территорией трипольских
племен и действительно ли на ней, как утверждает А. Я. Брюсов, нет поздне-триполь¬
ских поселений. Основной территорией распространения трипольских племен яв¬
ляются лёссово-черноземные пространства в бассейнах Днестра, Южного Буга и Днеп¬
ра (исключая степные районы излучины и низовьев Днепра), а также северо-восточные
районы. На всей этой основной территории в настоящее время обнаружены поздне¬
трипольские поселения; в этих же районах обнаружены поселения среднего периода,
а в бассейне Южного Буга и Поднестровья — поселения всех трех периодов развития
культуры. Если сделанные нами наблюдения над постоянным расселением триполь¬
ских племен правильны, то наличие в северо-восточных и южных районах поздно-
трипольских поселений объясняется результатом такого продвижения. И тогда по¬
нятно, что именно здесь не должно быть наиболее ранних памятников. Таким образом,
доводы А. Я. Брюсова опровергаются прежде всего тем, что поздне-трипольские
поселения охватывают значительные пространства на основной территории
Т риполья.
Отвергнув мою точку зрения о позднем этапе Трипольяи выдвинув свое мнение о
смене населения и о двух культурах на месте Триполья — городской и усатовской,
А. Я. Брюсов не рассматривает их происхождения, а лишь указывает в общей форме, что
в них мы находим «преемственность от культур среднеднепровской и волынской мегали¬
тической» (стр. 248). Им создается новая гипотеза о том, как трипольская культура была
уничтожена новыми пришельцами — племенами «катакомбников». В доказательство
приведен один лишь пример раскопок во Владимировке, где курган ямно-катакомбной
культуры был найден на месте трипольского поселения, выше трипольских жилищ.
Отсюда делаются выводы о том, что трипольские племена подверглись нападению со
стороны «катакомбников», которые закрепляют за собой ту территорию, где некогда
жили трипольские племена. Совершенно непонятным при этом остается тот факт, что
почему-то на основной огромной территории трипольских племен памятники «ката¬
комбников», которые якобы покорили трипольцев, отсутствуют. Оказывается, уничто¬
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Ш
жить трипольцев «катакомбникам» помогли «среднеднепровцы» и племена «мегали-
тиков», и они вместе с племенами двух культур — городской и усатовской произвели
«ассимиляцию остатков трипольского населения». А. Я. Брюсов вслед за этим остро¬
умно выдвигает одну догадку за другой в пользу своего положения о том, что триполь¬
ские поселения были уничтожены новыми пришельцами (стр. 238). О разгроме три»
польцев вражескими племенами свидетельствуют, по А. Я. Брюсову, и целые сосуды,
часто находимые в трипольских жилищах, и разбитые глиняные статуэтки, и малое
количество бронзовых изделий на поселениях, и исчезновение их именно на среднем
этапе (С/1), тогда как в эпоху городской и усатовской культуры медные изделия появ¬
ляются в большом числе. Конечно, делать такие выводы, когда мы знаем всего не¬
сколько десятков предметов из меди в Триполье, преждевременно. Таким образом,
выдвинутые догадки в пользу того, что поздне-трипольский городско-усатовский этап
не является преемственным продолжением подлинной трипольской культуры, остаются
не доказанными и не отражают, с нашей точки зрения, действительно имевших место
событий начала II тыс. до н. э., гораздо более сложных, чем то, что пытается изобра¬
зить А. Я. Брюсов в главах своей книги, посвященных истории южных племен.
В заключение обзора книги А. Я. Брюсова следует подчеркнуть, что книга эта*
легко читается, в ней во всех главах автором преподнесены остроумные гипотезы и до¬
гадки о далеком прошлом племен, населявших некогда территорию нашей Родины.
А. Я. Брюсов всю свою книгу строит таким образом, чтобы она покоилась на фунда¬
менте из разнообразных археологических материалов. Эти материалы, однако, особен¬
но в главах, посвященных Югу, еще не создали, как мне представляется, достаточно*
прочного фундамента (свою книгу сам А. Я. Брюсов называет «первым опытом»),
и отсюда понятны те сомнения, которые встают при чтении. Думаю, что А. Я. Брю¬
сов при переработке своей книги примет во внимание высказанные замечания и, устра¬
нив недочеты, на основе дополнительных археологических материалов создаст в буду¬
щем полноценную историю неолитических племен.
Т. С. Пассек
Происхождение человека и древнее расселение человечества. Труды
Института этнографии АН СССР, т. XVI, М., 1951, 538 стр., тиране
3500 экз., цена 32 руб. 80 коп.
Сборник «Происхождение человека и древнее расселение человечества» состоит
из ряда статей известных советских ученых и касается многих вопросов, которые
интересуют не только специалистов-антропологов, но и всех, занимающихся смеж¬
ными науками. В качестве одного из последних я хотел бы высказать свое мнение
о некоторых вопросах, затронутых в сборнике.
Сборник делится на два отдела: 1. «Происхождение человека него рас». 2. «Древ¬
нее расселение человечества». В первом отделе статьи В. П. Якимова «Ранние
стадии антропогенеза», Я. Я. Рогинского «Основные антропологические во¬
просы в проблеме происхождения современного человека» иВ. В. Бунака «Про¬
исхождение речи по данным антропологии» объединяются единством тематики и, как
мы увидим ниже, единством взглядов на некоторые основные вопросы этой тематики.
Статья С. Н. Замятнина «О возникновении локальных различий в культуре
палеолитического периода» посвящена чисто археологической проблеме вне прямой
связи с антропологией и стоит несколько особняком среди других статей сборника.
Статья Н. Н. Чебоксарова «Основные принципы антропологических клас¬
сификаций» посвящена методике антропологических исследований и выходит за гра¬
ницы близкого мне круга вопросов.
Во втором отделе М. Г. Левин, Н. Н. Чебоксаров, Г. Ф. Дебец, В. В. Гинзбург,
Т. А. Трофимова, В. В. Бунак и С. А. Токарев на основе антропологических данных
112
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
рассматривают проблемы заселения человеком Европы, Азии, Америки, Австралии
и Океании. Из всех этих статей я остановлюсь только на статье Г. Ф. Д е б е ц а,
Т. А. Трофимовой и Н. Н. Чебоксарова «Проблемы заселения Ев¬
ропы по антропологическим данным», так как в этой статье авторы используют значи¬
тельный, хотя и компилятивный, археологический материал.
Весь сборник в целом, несомненно, представляет большой интерес для всех спе¬
циалистов по древнейшей истории. В самом начале следует отметить разнообразие
поднятых вопросов и тщательную их разработку, убедительность и оригинальность
их разрешения, а также острую критику взглядов буржуазных ученых на затрагивае¬
мые в сборнике проблемы. Хорошо, что каждая статья начинается с краткого крити¬
ческого обзора историографии вопроса.
Весьма интересна тщательная сводка сведений об австралопитеках, данная в ста¬
тье В. П. Якимова,и обработка этих сведений под углом зрения проблемы прев¬
ращения обезьяны в человека. Автор тщательно анализирует процесс развития одной
из групп древнейших гоминид. На основании исследований Дарта, установившего по
костным остаткам из Таунгса, Штеркфонтейна и Макапансгата, что австралопитеки
охотились на павианов и, может быть, на крупных копытных, В. П. Якимов делает
вывод, что охота, как форма хозяйства, не возникает на сравнительно поздней ступени
развития человека, но была уже присуща его еще дочеловеческим предкам, и что по^
этому неправильна позиция тех археологов, которые преувеличивают роль «собира¬
тельства» да ранних ступенях существования человека (стр. 23).
С большим интересом читается статья Я. Я. Рогинского, в первой части
которой дан подробный критический разбор основных работ о происхождении чело¬
века за последние 200 лет. Не менее внимания привлекает попытка В. В. Бунака
выяснить на основе антропологических данных последовательный ход развития речи.
Эти три взаимно дополняющиеся статьи дают достаточно подробную характери¬
стику исторического развития древнейших людей от стадии формирующегося человека
до кроманьонца так, как этот процесс представляется в настоящее время в свете работ
советских антропологов.
Авторы не во всех подробностях согласны в своих выводах; впрочем, редакция
сборника оговорила это в предисловии, отметив одновременно, что по основным вопро¬
сам антропо- и расогенеза взгляды авторов совпадают. Повидимому, такая общность
взглядов имеется у всех трех авторов и по тому вопросу, по которому я считаю необ¬
ходимым высказать совершенно противоположное мнение. Я имею в виду выдвинутую
ими гипотезу о двух равнозначных качественных скачках в развитии человека и пред¬
ставление о древнейших людях нижнего (и среднего) палеолита, как о «ненастоящих»
людях, как о «стаде» обезьяно-людей. Эта гипотеза, упорно подчеркиваемая во всех
трех статьях, не может не вызвать возражения.
Уже В. П. Якимов, несмотря на цитируемое им высказывание Ф. Энгельса: «Пер¬
вый исторический акт этих индивидов, благодаря которым они отличаются от живот¬
ных, состоит не в том, что они мыслят, а в том, что они начинают производить себе
средства к существованию» (см. стр. 8), все же в дальнейшем дает совсем иную трак¬
товку вопроса о происхождении человеческого общества, повторяющуюся затем в
статьях Я. Я. Рогинского и В. В. Бунака. Если очистить эту гипотезу от ше¬
лухи той научной терминологии, которая, по замечанию А. Герцена, нередко затем¬
няет смысл, то в обнаженном виде она представится, как утверждение, что настоящий
человек возник не с изготовлением первых орудий труда, а только в верхнем палео¬
лите. Только так можно понять следующее положение В. П. Якимова:
«После величайшего события в истории развития природы — появления искус¬
ственно изготовленных орудий труда, определяющего появление самого человека,
второй ,,перерыв постепенности“ в развитии материальной культуры как раз совпа¬
дает с моментом перехода от неандертальцев к homo sapiens...
Обезьяно-люди и неандертальцы являются двумя последовательными филогене¬
тическими генерациями гоминид, эволюционное развитие и смена которых протекали
в пределах одной стадии антропогенеза. Обезьяно-люди — начальный период этой
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
113
стадии, тогда как неандертальцы — завершающая фаза, непосредственно предшествую¬
щая появлению homo sapiens. Питекантропы, синантропы и неандертальская группа
являются формирующимися людьми (Энгельс), постепенное развитие которых привело
к нового вида готовому человеку — homo sapiens» (стр, 52).
Это заявление В. П. Якимова представляет собой ревизию марксистского поло¬
жения о том,что со времени изготовления «самого грубого каменного ножа» (Ф. Энгельс)
мы имеем дело уже с людьми. С явной натяжкой В. П. Якимов пытается подкрепить
свою гипотезу произвольной интерпретацией двух отрывков из произведений
В. И. Ленина х. А что же представляют собой эти «два скачка» в развитии человека,
два качественных скачка? Что это за этап в развитии человека— «обезьяно-
-люди»? Более четкое определение этих «скачков» мы находим в статьях других
авторов сборника. Так, например, Я. Я. Рогинский пишет (стр* 192): «...подлинно
человеческое общество ... сложилось только вместе с типом homo sapiens, сменив со¬
бою первобытное стадо неандертальского человека». А ниже (стр. 194) он же заявляет:
«С философской точки зрения, в этом типе человека (homo sapiens.— А. Б.) нужно
видеть новое качественное явление, существенно отличное от неандертальской стадии
развития». Наконец, еще ниже ставится точка над i (стр. 196): «Невозможно даже
представить себе подлинно человеческие отношения между людьми без достаточно
развитой речи и мышления».
Так авторы сборника докатились до утверждения, что труд создал только «обезь-
яно-людей» (синантропа, неандертальца) и что только развитие мышления и речь
создали «настоящего человека» — homo sapiens. Но ведь это — чистейший идеализм!
Утверждение Я. Я. Рогинского, что развитая речь возникла только с homo sa¬
piens, старается подтвердить В. В. Бунак в статье «Происхождение речи по данным
антропологии». Я не компетентен дать отзыв об антропологических исследования2
В. В. Бунака. Но ведь по словам самого автора, «современная антропология может
с известной приближенностью (только с «известной прибдиженностью», а какой
именно? — А. Б.) восстановить структурные особенности речевых органов древнейших
людей, а сопоставляя их со звуковыми сигналами антропоидов и с археологическими
фактами, наметить ранние этапы развития речевой функции» (стр. 206). Предлагаемая
В. В. Бунаком гипотеза о последовательных этапах развития речи достаточно остро¬
умна; правда, она спорна в ряде моментов, например в том, что для начальной стадии
«характерны односложные, не из меняющиеся, не связанные друг с другом многознач¬
ные слова» (стр. 273). Но самым важным и вместе с тем наиболее слабым местом во
всей статье является тот ее раздел, в котором делается попытка датировать различные
этапы этого развития, в котором выводы Бунака— антрополога сопоставляются с архео¬
логическими фактами.
В. В. Бунак считает, что первый этап речи (по его схеме —■ переход от звуковых
сигналов к зачаточным общим понятиям и древнейшему типу речи, выкрикам-призы¬
вам) надо связывать с нижним (и средним) палеолитом; второй этап — наличие более
или менее обширного словаря и освоение соотношения понятий (простейшие формы
связи явлений с его действием или состоянием — подлежащее и сказуемое) — он отно¬
сит к верхнему палеолиту (стр. 273—275).
Но эта синхронизация очень слабо аргументирована. Нет никаких убедительных
доказательств, что эти этапы надо синхронизировать с нижним и верхним палеоли¬
том, а не иначе: например, отнести первый этап к дошелльской эпохе, а второй — к
нижнему палеолиту. Это было бы даже правильнее, если согласиться с гипотетической
схемой развития речи, предлагаемой В. В. Бунаком.
Никакого качественного скачка в общественном развитии человека на грани
между нижним и верхним палеолитом вводить не следует, что не исключает возмож¬
ности значительного изменения в физическом строении человека. Различие между
нижним и верхним палеолитом не больше, чем между палеолитом и неолитом, во вся
1 В. И. Ленин, Соч. т. XXV, стр, 361; ср. т. XXV, стр. 93.
8 Вестник древней истории, JSfe 2
114
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
ком случае в области развития производительных сил и производственных отношений.
Не случайно колебание археологов в вопросе, отнести ли возникновение родового
строя к верхнему палеолиту или к более позднему времени. Между тем авторы сбор¬
ника, устанавливая свои два «качественных» скачка, не говорят прямо, в котором же
из них надо видеть возникновение человеческого общества. Для первого, по
их терминологии, этапа они применяют выражения вроде «ранне-человеческое» (стр.
52), «полустадные формы жизни» (стр. 200), «обезьяно-люди» (стр. 52), «стадо» (pas¬
sim) и др.; второй этап (кроманьонец) характеризуется как «подлинно человеческое
общество» (стр. 195), «завершающая и наиболее высокая стадия развития гоминид»
'стр. 194) и др. Но читатель так и не получает прямого ответа на вопрос, где же начало
человека и человеческого общества?
Не может быть принята попытка оторвать производителей искус ственно сделанных
орудий труда, устраивающих отапливаемые жилища, хоронящих своих покойников,
передающих из поколения в поколение накопленный ими производственный опыт, от
цепи развития человеческого общества; невозможно отказать этим производителям
в членораздельной речи; каким же образом могли они передавать друг другу свой про¬
изводственный опыт? Неужели орудия мустьерской и даже шелльско-ашельркой эпохи
выделывались инстинктивно? Приписывание им стадного существования является
попыткой с негодными средствами.
Из других статей- первого отдела сборника особенно интересна для археологов
статья С. Н. Замятнина о локальных различиях в культуре палеолита. Круп¬
нейший знаток палеолита С. Н. Замятнин тщательно анализирует накопленные к на7
стоящему времени факты и разоблачает расистские построения буржуазных археоло¬
гов. Во второй части статьи С. Н. Замятнин подробно излагает свою концепцию
по вопросу о развитии техники производства орудий труда в нижнем (и среднем)
палеолите. Совершенствование техники производства знаменовало уже в щелль-
ско-ашельскую эпоху скачок от животного к человеческому и закреплялось,
практикой.
Затем С. Н. Замятнин рассматривает сложение в верхнем палеолите трех крупных
вариантов культуры: «...в эту эпоху слагаются три крупные культурные области,
своеобразие которых связано с длительной географической обособленностью отдельных
частей человечества: африкано-средиземноморская, европейская приледниковая и ки¬
тайско-сибирская, внутри которых можно наметить более дробные подразделения»
(стр. 149 сл.).
Различие между тремя культурными зонами прослеживается в формах орудий
труда и в искусстве. Эти различия объясняются тем, что «все эти усовершенствования
(в технике верхнепалеолитической эпохи — А. Б.), вместе с засвидетельствованным
в раскопках умением устраивать постоянные отепленные жилища и изготовлять мехо¬
вую одежду, позволили верхнепалеолитическому человеку расширить ареал обитания
на области, ранее недоступные для заселения.
Последнее обстоятельство, в свою очередь, должно было, конечно, оказать влия¬
ние на возникновение местного своеобразия отдельных областей, расположенных в иных
климатических зонах и при различиях в других природных условиях» (стр. 146).
Я не думаю, что можно целиком согласиться с таким объяснением факта существо¬
вания местных различий. Нельзя считать, что причиной этих различий был только
географический фактор. Сам же С. Н. Замятнин пишет, что эти различия не относятся
к форме хозяйства, которое повсеместно было охотническим, и продолжает:
«Таким образом, и в этом случае, равно как и при рассмотрении памятников искус¬
ства, можно говорить только об исторически сложившейся изоляции... отдельных
крупных групп человечества в верхнепалеолитическое время, продолжавшейся чрез¬
вычайно долго — много тысячелетий.
Эта обособленность... неизбежно повлекла за собою возникновение свойственных
только какой-либо одной области... привычных форм орудий и оружия, своеобразного
устройства жилищ, особой формы одежд и украшений, иного характера орнамептов,
самобытной манеры в изобразительной деятельности и т. д.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
115
Само собой понятно, что различия эти в живой действительности были более ощу¬
тимы, чем это улавливается в отрывочных сведениях, доставляемых археологическими
исследованиями, которые вовсе или почти не могли осветить некоторые стороны куль¬
туры.
Так, например, надо думать, что не менее ощутительные различия должны были
существовать в языке...» (стр. 146—147).
После таких слов надо было ожидать, что автор сделает дальнейший вывод и, раз
зашла речь о различиях в языке, что-нибудь скажет по вопросу об этническом деления
человечества в верхнепалеолитическую эпоху. Но С. Н. Замятнин, резко оборвав на
этой фразе, переходит дальше к характеристике мезолита.
Во всей статье совершенно не затронуты вопросы этногенеза, что составляет сла¬
бую сторону этой ценной в других отношениях статьи. Создается впечатление, что
С. Н. Замятнин намеренно уклонился от рассмотрения этногенетических вопросов.
Между тем от него, как от одного из крупнейших знатоков палеолита, мы вправе тре-
бовать в такой статье хотя бы краткого изложения его взгляда на эти вопросы. Неиз¬
вестно даже, разделяет ли он концепцию.В. П. Якимова, Я. Я. Рогинского и В. 6. Бу¬
нака по вопросу о человеке (или «обезьяно-человеке»), содержащуюся в.трех статьях
того же самого отдела, в котором помещена и статья С. Н. Замятнина. Ведь это — один
из основных вопросов антропогенеза и, как я уже отметил, в предисловии говорится
что по основным вопросам между авторами сборника имеется общность взглядов. Если
это так, то как согласовать представление: о «ненастоящих» людях в нижнем (и сред¬
нем) палеолите с теми действиями этих «ненастоящих» людей, этих «обезьяно-людей»,
которые привели к «выработке устойчивых форм орудий труда», которые так хорошо
описаны С. Н. Замятниным.
*
Из статей второго раздела сборника «Древнейшее расселение человечества» я кос¬
нусь только общей статьи Г. Ф. Д е б е ц а, Т. А. Т р о ф и м о в о й и Н. Н. Че-
б о к с а р о в а. Статья эта в количественном отношении является скорее археоло¬
гической, чем антропологической. Но, к сожалению, именно археологическая часть
статьи в ряде мест оставляет желать лучшего. Прежде всего в этой части статьи имеется
немало ошибок, а в некоторых случаях авторы на нескольких строчках дают два
совершенно противоположных толкования фактов, что не может не вызывать недоу¬
мения. Так, например, они пишут (стр. 439): «Независимо от решения вопроса о пере¬
селениях, фатьяновская культура в целом слагалась там, где мы ее находим. Но по
форме и орнаментации горшков она настолько отличается от соседних и одновремен¬
ных с нею культур ямочно-гребенчатой и сетчатой керамики, что почти невозможно
предположить ее местное происхождение». Авторы этих фраз напоминают преслову¬
тую гадалку, которая, не желая ошибаться, предсказывала: «Встретится тебе блондин
с черными волосами». Так же неопределенны постоянные ссылки авторов на «связи*
населения какой-либо области с населением других областей.
Авторы статей предупредили в предисловии, что привлеченные данные смежных
дисциплин не претендуют на полноту, но, к сожалению, они не только не полны, но
иногда взяты произвольно, без критики используемого источника. Так, оказались
привлеченными некоторые выводы, сделанные этнографами, археологами и истори¬
ками, использовавшими для этих выводов марровское «новое учение» о языке. Напри¬
мер, весь абзац о процессе индоевропеизации автохтонного населения европейского
Средиземноморья взят без слова критики из явно марровской статьи С. П. Толстова1,
на которую авторы сами ссылаются.
То же мы найдем и во втором абзаце на стр. 431, где авторы статьи пересказывают
своими словами выводы А. Д. Удальцова из статьи «К вопросу о происхождении индо-
1 С. П. Толстов, Проблема происхождения индоевропейцев, КСИЭ, 1946
№ 1.
8*
116
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
европейцев» (КСИЭ, 1946, № 1), написанной на основании, как сообщает сам автор,
«общих положений, которые были развиты еще в 1923—1924 гг. акад. Н. Я. Марром
в его работе „ Индоевропейские языки Средиземноморья“». Зачем авторам рассматри¬
ваемой статьи нужно было популяризировать эти работы в сборнике вышедшем
в 1951 г.?
Некоторые фактические данные, приведенные авторами в статье,— неверны. Так,
например, при описании Мариупольского могильника (стр. 425) отмечены «черты
сходства с инвентарем погребений неолитических охотников Карелии и Сибири (укра¬
шения из клыков кабана и другие особенности)». Авторы не назвали этих особенно¬
стей, очевидно, потому, что их не существует. Нельзя же назвать особенностью засыпку
могил охрой, что вообще имело широкое распространение и вызвано было, вероятно,
не только требованиями ритуала, но и практическими соображениями — необходи¬
мостью отметить место могилы. Нет в Мариупольском могильнике ни сидячих, ни стоя¬
чих погребений, как в Оленьеостровеком могильнике в Карелии, а в Карелии нет мо¬
гильника, в котором погребенные лежали бы многоярусными рядами в широком
рву, как в Мариупольском могильнике. Различны и типы вещей в обоих
могильниках.
Авторы почему-то отрывают катакомбную культуру от ямной и рассматривают
первую, как признак переселения или культурного влияния северокавказских племен
(стр. 436). Но влияние северокавказских племен выразилось в катакомбной культуре,
как известно, только наличием некоторых типов бронзовых изделий, характерных
для Северного Кавказа. Как уже давно показала О. Гракова1 и как это подтверждается
последними находками, катакомбная культура тесно связана с ямной, давшей начало
ей и полтавкинской культуре.
Неверно утверждение, что топоры русско-карельского типа, массами встречаю¬
щиеся в Карелии, являются якобы признаком культурного влияния Сибири на Европу.
Вообще влияние культур древнесибирских племен, а тем более переселение этих пле¬
мен на запад, в северные области Европы (стр. 424) сильно преувеличивается авто¬
рами статьи. Не менее преувеличено утверждение, что неолитическая культура в цен¬
тральных областях РСФСР постепенно переходит в новую культуру городищ и что
О. Н. Бадер и П. Н. Третьяков «в ряде пунктов проследили все этапы этого
постепенного перехода» (стр. 438). Неверно также указание, что племена фатьянов-
ской культуры надо считать пришельцами с Кавказа (стр. 440). Серия фатьяновских
могильников (или, вернее, «предфатьяновских») по рр. Десне и верхней Клязьме
(Вщиж, Мыс Очкинский, Болыпебуньковский могильник) с инвентарем, наиболее
близким к инвентарю Балановского могильника, достаточно ясно указывает путь
«балановцев» со Среднего Днепра.
Вопреки утверждению авторов (стр. 451), никаких ананьинских вещей в неолити¬
ческих стоянках Карелии еще не находили (и не найдут, так как даты тех и других
не совпадают). Правда, у сел. Бабья Губа случайно найдена половина литейной формы
для отливки кельта, по типу близкого к ананьинским (но не ананьинского), но свя¬
зывать эту находку с неолитическими стоянками невозможно.
В последних разделах статьи авторы сильно преувеличивают роль хазарской
«державы» (стр. 455).
Й, наконец, нельзя не пожалеть, что авторы статьи иногда весьма распростра¬
ненно толкуют мнение одного-двух археологов и, не называя их по именам, приписы¬
вают это мнение «советским археологам» вообще (стр. 439, начало последнего аб¬
заца), или прибегают к неопределенному выражению «предполагают», не говоря, кто
предполагает (стр. 436, последний абзац). Это дезориентирует читателя.
Статья о проблемах заселения Европы значительно уступает другим статьям
сборника: она слишком перегружена фактами, а выводы иногда недостаточно аргу¬
ментированы. Было бы лучше, если бы авторы ограничились выводами из одних антро¬
1 В статье «Генетическая связь ямной и катакомбной культуры». Труды ГИМ,
выл. 8.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
117
пологических данных, не привлекая археологического материала, загромоздившего
статью и совершенно неиспользованного при подведении окончательных итогов
(стр. 463 сл.).
Критикуя некоторые стороны содержания сборника, я не имел в виду содержание
сборника в целом. Сборник этот представляет большую ценность и несомненный ин¬
терес. Более того, возражая против гипотезы о двух равнозначных качественных скач¬
ках в развитии человека и против представления о древнейших людях нижнего
(и среднего) палеолита, как о стадах обезьяно-людей, я высказал только свое мнение.
Возможно, что этот вопрос надо считать дискуссионным.
В сборнике затронуто так много вопросов, близко соприкасающихся с темами,
разрабатываемыми археологами, что было бы крайне желательно, чтобы по этим во¬
просам выступили и другие археологи, особенно археологи, изучающие палеолити¬
ческую эпоху.
А. Я. Брюсов
«Материалы Археологической экспедиции на строительстве Боль¬
шого Ферганского канала имени И. Я. Сталина». Труды Института
истории и археологии АН Узб. ССР, т. IV, 1951, 123 стр., тираж 500
экз., цена 7 р. 75 к.
Рецензируемый том содержит отчеты отрядов экспедиции археологического надзо¬
ра на строительстве БФК в 1939 г. Он включает предисловие и отчеты о работе первого
отряда Т. Г. Оболдуевой (стр. 7—40), второго отряда — В. Д. Жукова
(стр. 41—84) и третьего отряда — Я. Г. Гулямова (стр. 85—122). Выход в свет
этого сборника восполняет пробел в публикации археологического материала, собран¬
ного на строительстве БФК, дополняет и расширяет круг известных нам древностей
Ферганской долины. До сих пор памятники и вещественный материал с БФК были нам
известны только по краткому и суммарному отчету начальника экспедиции М. Е. Мас¬
сона1 и его статей в газетах, а также по информационным заметкам М. Э. Воронца2
Во время строительства БФК впервые в Фергане в большом масштабе и на уровне
современных научных требований было выявлено и изучено большое число разновре¬
менных памятников (около 90 городищ и тепе) и отдельных находок, которые состав¬
ляют солидную базу для разработки древнейших периодов истории Ферганы. Не¬
смотря на малочисленность стратиграфических наблюдений и монетных находок, ра¬
ботники археологического надзора в основном разобрались в массовом материале, как
об этом свидетельствует рецензируемая работа, и сумели выделить основные его
группы. В настоящем томе опубликованы не все, но большая часть находок. Предва¬
рительный характер публикации подчеркнут авторами (В. Д. Жуков, Я. Г. Гулямов).
Помимо публикации вещественного материала, мы находим в «Материалах ...»
классификацию находок и, по возможности, историческое осмысление их. В этом отно¬
шении лучшим надо признать отчет В. Д. Жукова. В отчете дана классификация кера¬
мики, материалы для классификации каменных изделий, указана последовательность
развития типов поселений (тепе), и на основе этого намечена детальная периодизация
древних культур Ферганы. К сожалению, в периодизации, предложенной В. Д. Жуко¬
вым, отсутствует период бронзы, памятники которого были открыты на участке I отря¬
1 М. Е. Массон, Экспедиция археологического надзора на строительстве
БФК имени И. В. Сталина, КСИИМК. IV, 1940, стр. 52—54.
аМ. Э. Воронец, Археологические исследования Узбекистанского коми¬
тета по изучению памятников материальпой культуры в 1939 г., ВДИ, 1940, № 1,
стр. 207—209; он же, Археологические исследования 1937—1939 гг. в Узбекской
ССР, ВДИ, 1940, № 3—4, стр. 324—339.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
118
да БФК. Недостатком ее является ненадежность критерия, избранного автором. Так,
для разделения II, III и IV периодов в качестве критерия принято качество ангоба,
характер черепка и орнамент сосуда (стр. 77).
Расположение материала на основании такого критерия при отсутствии надежных
Стратиграфических наблюдений всегда зависит от субъективного подхода исследова
теля и будет иметь условный характер, тем более что по одной керамике нельзя выде¬
лять этапы развития культуры и строить периодизацию развития общества в целом.
Авторы всех трех отчетов особо подчеркивают многочисленность памятников
и расцвет культуры Ферганы во П в. до н. э.— III в. н. э. (стр. 39, 78, 120 сл.)1. К сожа¬
лению, в рецепзируемых «Материалах...» почти ничего не сделано по непосредствен¬
ному изучению и разработке этого важного периода истории Ферганы, когда местные
племена и народности принимали активное участие в разгроме греко-бактрийскою
царства, вели известную борьбу с Ханьским Китаем за свою самостоятельность, когда
происходило возвышение кушанской державы, в которую, очевидно, входила
и Фергана.
Разобраться в археологическом материале этого периода, представленном глав¬
ным образом красноангобированной керамикой,— дело исключительно трудное ввиду
недостаточности для Ферганы стратиграфических данных и малочисленности нумиз¬
матических находок.
Давая общую оценку рецензируемых «Материалов...», надо иметь в виду во-пер¬
вых, что в книге нет обобщающей статьи, подводящей итоги археологических работ
на БФК; во-вторых, памятники и отдельные находки выступают только как археоло¬
гические объекты, никак или недостаточно осмысленные исторически. К тому же
в сборнике не учтены результаты работ последнего периода; написан он на уровне
данных 30-х годов.
Даже с точки зрения публикации «Материалов...» имеются досадные недостатки,
которых легко можно было избежать. Способ привязки находок к строительным уча¬
сткам и пикетам, в ряде случаев единственно возможный, оправдывает себя только при
сопровождении текста схемой трассы каналов. Такая схема не приложена к «Мате¬
риалам...», что очень снижает значение самой публикации. Необходимо также
указать на плохое качество тоновых фотографий (прорисовка даст значительно лучшее
представление о предметах) и на отсутствие масштаба у большинства иллюстраций.
Все эти недостатки снижают качество публикации и затрудняют использование опуб¬
ликованного материала.
Сейчас, когда в результате широко поставленного археологического изуче¬
ния Ферганы (1945—1952) создана историко-культурная классификация Ферганы,
когда археологическим изучением охвачена вся территория Ферганы и окружающие
ее торные долины, в этих условиях публикация большого числа новых памятников
и огромного вещественного материала с БФК приобретает большое значение для кон¬
кретизации и уточнения нашего представления о древнейших этапах истории и куль¬
туры Ферганы.
Несмотря на отмеченные недостатки, археологи и историки, изучающие прошлое
Средней Азии, будут рады выходу в свет этих «Материалов...», отражающих богатую
древнюю культуру Ферганы, многочисленные памятники которой были сохранены
для науки благодаря сознательному отношению колхозников-строителей и организа¬
ции археологического надзора работники которого проделали большую и важную
работу.
Ю. А. Заднепровский
1 Этот период, названный даваньским в отчете В. Д. Жукова, равен периоду
ФИ по Т. Г. Оболдуевой, придерживающейся периодизации Б. А. Латынина.
По А. Н. Бернштаму (ВДИ, 1949, № 1, стр. 1С6 сл.) этот период может быть
назван давано-кушанским. Несогласованность терминологии и отчасти датировок
отмечена в предисловии «Материалов...», стр. 5.
КРИТИКА И. БИБЛИОГРАФИЯ
119
«Archeologia». Rocznik Paristwowego Muzeum Archeologicznego w War-
sz-wie i Polskiego Towarzystwa Archeologicznego, Warszawa — Wroclaw,
1952, t. III (1949), стр. VIII+448+2 вклейки.
В июне 1952 г. вышел в свет третий том «Archeologii» — одного из лучших поль¬
ских журналов по древней истории и археологии1. Рецензируемый том. как и преды¬
дущие два выпуска этого журнала) отличается богатым и разнообразным содержанием,
высоким научным уровнем большинства печатаемых в нем статей и сообщений, хоро¬
шим подбором и воспроизведением иллюстраций. Значительно повысился идейно-
политический уровень журнала в целом; третий том «Археологии» в этом отношении
стоит намного выше, чем первые два номера журнала. Очень значительное, почти трех¬
летнее, запоздание с выходом в свет данного тома, повидимому, объясняется некоторым
изменением характера журнала: если раньше «Археология» была органом одного
Польского археологического общества и издавалась в Вроцлаве, то теперь она из¬
дастся также и Государственным археологическим музеем в Варшаве. Кстати сказать,
редактор журнала, проф. К. Маевский в рецензируемом нами томе сообщает, что
четвертый и пятый томы «Археологии» находятся в печати и должны выйти в свет
в 1952 и начале 1953 гг. Несмотря па задержку с печатанием рецензируемого тома за
1949 г., в нем все же учтены материалы мйогих журналов, вышедших в 1950 г.,
в частности и наши критические замечания в ВДИопервых двух номерах этого еже¬
годника.
Значительное повышение идейно-политического уровня «Археологии» отражает
воистину исторические сдвиги, происходящие за последние годы среди польских уче¬
ных. Первый конгресс польской науки и последовавшее после него создание Польской
Академии наук еще более усилили ясно наметившийся уже с 1949 г. решительный
поворот большинства польских историков и археологов к марксизму. Изучая труды
классиков марксизма-ленинизма, равняясь на опыт и достижения советской истори¬
ческой пауки, польские ученые успешно помогают своему народу строить социализм.
Эти важнейшие сдвиги, определяющие все дальнейшее развитие польской историче¬
ской науки, в весьма значительной степени отразились на страницах III тома «Архео¬
логии». Следует признать, что редактор журнала, проф. К. Маевский был одним из
самых первых польских археологов, которые активно боролись за победу марксистского
направления в польской науке2. Третий том «Археологии», несмотря на имеющиеся
еще недочеты, является важной вехой на пути дальнейшего развития польской мар¬
ксистской археологической науки.
Рецензируемый том открывается статьей Р. Гансинца «Эпоха дерева»
(стр. 1—6). Автор постулирует существование в истории человечества древнейшей,
предшествующей палеолиту, эпохи дерева — палеоксила, хотя и признает, что
«ввиду полного отсутствия материалов из древесины, принадлежащих к предпалеоли-
тической эпохе и скудости их следов из эпохи самого палеолита, трудно доказать
существование эпохи дерева» (стр. 1). Для доказательства своего предположения он
привлекает четыре вида аргументов: методологические, этнологические, исторические
и биологические. К методологическим доказательствам, по мнению автора, относится
то соображение, что в каждую новую эпоху развития материальной культуры сначала
происходит только частичное, постепенное, и притом социально ограниченное, вытес¬
нение старых видов промышленного сырья новыми. Этнологически существование
палеоксила доказывается наличием и в настоящее время племен, пользующихся исклю¬
чительно изделиями из дерева. С исторической точки зрения важно учитывать, что раз¬
витие техники отличается «сосуществованием отдельных, нормально следующих друг
за другом культурных фаз» (стр. 4). Если до сих пор наука сосредотачивала свое вни¬
мание исключительно на исторической последовательности материалов, то теперь
1 Обзор первых двух томов см. в ВДИ, 1950, № 2, стр. 179—186.
2 См. програмное заявление «От редакции» в I томе «Археологии» (стр. 5—6);
ср. ВДИ, 1950, № 2, стр. 180 сл.
120
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
следует учитывать совместность их использования «симбиоз настоящего с прошлым»
(там же). Наконец, биологическое доказательство существования эпохи сводится к под¬
черкиванию роли дерева на заре существования человечества. Такова, в основном,
аргументация автора в пользу его тезиса о существовании палеоксила.
В статье Р. Гансинца, на наш взгляд, правильно подчеркивается значение дерева
как важнейшего вида сырья не только в ранние, но и в последующие эпохи развития
материальной культуры и указывается на одновременное сосуществование различных
видов сырья. Однако необходимо помнить, что никак нельзя любые изделия из древе¬
сины возводить к «палеоксилу» и представлять себе дело таким образом, будто бы
«существующие культуры, использующие древесину, являются „пережитками“,
продолжением эпохи дерева, которая „самовластно и нераздельно“ господствовала
на заре истории человечества» (стр. 6).
В статье К. Маевского «Микенский ритон из Родоса» (стр. 7—17) анализи¬
руется изображение загадочной культовой сцены на сосуде, опубликованном в 1938 г.
Л. Лауренци, Эта сцена представляет собой ритуальный танец — процессию трех
полулюдей полу зверей, одетых в кабаньи шкуры. Автор вслед за Пикаром считает
возможным толковать рисунок, как изображение переодетых в маски и звериные
шкуры исполнителей культового танца. Это предположение, подкрепляемое много¬
численными аналогичными памятниками эгейской культуры, дает К. Маевскому осно¬
вание считать что такие ритуальные танцы были связаны с идеологией первобытной
общины III тысячелетия до н. э. на Крите. В заключительной части статьи автор
подразделяет критские танцы на три группы: деревенские, придворные и жре¬
ческие.
Интересна татья С. Парницкого-Пуделко «Афинский Гефестейон»
(стр. 18—27), пассвященная изучению храма на Колонос Агорайос в Афинах, который
начиная с 1936 г. раскапывается американской школой в Афинах. Анализируя харак¬
тер архитектуры храма и синтез ионических и дорических элементов в Гефестейоне,
автор убедительно показывает, что храм был построен несколько раньше, чем Парфе¬
нон, примерно между 450 и 440 гг. до н. э. Трудность определения этого храма как
святыни Гефеста состояла в том, что все боковые восемь метой изображали подвиги
Тесея, а фронтонные метопы — подвиги Геракла. Однако, по мнению автора, проти¬
воречие здесь только кажущееся. «В противовес Парфенону Гефестейон был центром
районного культа в той части города, где весь день... среди узких переулков Керамика
дымились печи ремесленных мастерских и где люди в коротких грязных хитонах были
заняты повсе [нееным, везде пренебрегаемым трудом» (стр. 23). Вот почему бога реме¬
сленников Гефеста заменила прекрасная фигура юного Геракла, жизнь которого,
«полная трудов... превратила его в подлинного героя труда, хотя труды его были сов¬
сем иными, чем труды Гефеста» (стр. 23 сл.). Замена Гефеста Гераклом была полно¬
стью в духе аристократических тенденций греческой культуры Рассуждения
С. Парнипкого о Геракле очень интересны и кажутся нам весьма правдоподобными.
Культ Геракла на протяжении всей античности имел глубокие корни в массах трудя¬
щихся1.
В статье А. Наша «Этнографические аспекты археологических исследований
в Польше» (стр. 28—44) аргументируется на ряде конкретных примеров необходимость
тесного сотрудничества археологов с этнографами. В качестве иллюстрации А. Наш
приводит круг вопросов, связанных с жилищами, отоплением и сельскохозяй¬
ственным инвентарем польских племен раннего средневековья. Вторая часть статьи
посвящена изучению с археолого-этнографической точки зрения открытой К. Мошинь-
ским этнической границы, идущей на юго-восток от устья Вислы. Автор показывает
условность этой границы в различные периоды истории Польши.
1 Интересные соображения о распространенности и классовом характере культа
Геракла в первые века нашей эры приведены в статье Е. М. Ш т а е р м а н, Отраже¬
ние классовых противоречий II—III вв. в культе Геракла, ВДИ, 1949, № 2, стр. 60—
72. Ее статья, повидимому, осталась неизвестной С. Парницкому.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
121
Большая статья Б. Билиньского «Проблема труда в древнем Риме. Цар¬
ские времена и ранняя республика: VIII—IV/III вв. до н. э.» (стр. 45—111) представ¬
ляет собой продолжение его же крупной работы, помещенной в предыдущем томе жур¬
нала, «Гесиодов взгляд на античность. I. Труд в древней Греции». Автор статьи, чи¬
тавший в 1951 году программный доклад на съезде Польского филологического обще¬
ства1, в котором он призывал филологов-классиков отрешиться от мелочного анализа
текстов и перейти к широким обобщениям социально-экономической жизни антич¬
ности, пытается дать в этой работе пример того, как следует работать над источниками.
В предисловии он правильно указывает, что «классическая филология, замкнутая
в своей однообразно повторяющейся тематике, опутанная традиционным представлени¬
ем об идеальной античности, расщепленная на тысячи заметок, потеряла связь с
жизнью... Она становится искусством для искусства, нагромождая эрудицию, которую
сами ее поклонники назвали Wissenschaft des Nichtwissenswerten» (стр. 47). Своей
новой в польской классической филологии тематикой Билиньский делает попытку
связать эту дисциплину с жизнью: «Филологи до сих пор преимущественно были
только стражами знания, которое является статическим понятием; они должны теперь
перейти на позиции науки, чтобы стать динамичными исследователями — такими
учеными, которые не коллекционируют сокровища знания, но действенно и смело
ищут новых истин» (стр. 48). Мы, со своей стороны, можем только присоединиться к
этому призыву полького ученого. ! ]
В начале положительной части своей статьи автор, частично перекликаясь с ис¬
следованиями советских ученых2, изучает причины некоторого параллелизма в раз¬
витии греческой и римской идеологии и приходит к выводу, что причиной этого явле¬
ния было «в основном подобие процесса развития производственных отношений»
(стр. 53). Мысль Б. Билиньского несомненно верная, однако несколько односторонняя;
не менее важным, чем нахождение подобий и аналогий, является вскрытие различий
в развитии греческой и римской идеологии, в частности, по вопросу об отношении
к труду. В Риме, где рабство было значительно более развито, чем в Греции, пренеб¬
режение к труду достигло значительно больших размеров. Цитируемое Б. Билиньским
высказывание Цицерона о «презренных» профессиях (de Off., I, 150—151) далеко не
адэкватио взглядам даже наиболее реакционных греческих авторов.
Несмотря на большую трудность определения характера идеологии различных
слоев ранне-римского общества ввиду отсутствия современных источников и недосто¬
верности римской традиции, автор удачно справляется с этой весьма нелегкой задачей,
привлекая громадное количество не только литературных, но и археологических и осо¬
бенно филологических свидетельств. Очень ценным представляется, в частности, его
анализ развития ремесла в римском обществе царского периода и сравнение его с по¬
ложением в Афинах. Правильно также и замечание о том, что свидетельства Ливия
и Дионисия Галикарнасского о борьбе плебеев и патрициев необходимо использовать
для характеристики социальных отношений II—I вв. до н. э., в то время как теперь
они просто выпадают из курсов по истории Рима. Наконец, очень важны —
и в этом, вероятно, наибольшая ценность работы Билиньского — его изыскания по
вопросам социальной терминологии. Правильно замечание о невозможности проис¬
хождения термина proletarius непосредственно от proles, ибо в таком случае непо¬
нятным становится наличие суффикса - tarius (стр. 85); хорошо подмечена эволюция
слова labor, которое только в последующее время стало обозначать не только физиче¬
ский, производительный труд, но и тяготы военной службы (стр. 87 ел.). В первона¬
чальном смысле labor полностью соответствовал греческому πόνος. Важен, наконец,
и подбор свидетельств о термине servus (стр. 94). Содержание всей статьи Б. Билинь-
1 См. И. Бежуньская-Маловист, Обзор польской литературы по
древней истории за 1949—1952 гг., ВДИ, 1953, № 1, стр. 126.
2 См. С. Л. У т ч е н к о, Идейно-политическая борьба в Риме накануне паде¬
ния республики, М., 1952, гл. I: ГОХс и с’уЦав, стр. 7—27.
122
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
ского невозможно изложить в рамках нашего обзора. Весьма желательно, чтобы сбор¬
ник его статей по вопросу о роли труда в античности поскорее был издан отдельной
книгой. Тогда будет весьма целесообразно перевести ее на русский язык.
В предыдущем обзоре I и II томов «Археологии» статья Б. Билииъского былцпод¬
вергнута нами довольно резкой критике (ВДИ? 1950, № 2, стр. 183). Отмечая полез¬
ность такого рода работ, особенно для воспитывавшейся раньше в идеалистическом
духе польской интеллигенции, мы указывали на имеющиеся в той статье элементы
модернизации и на ее чересчур общий и в силу этого слишком популярный характер.
Ознакомившись со второй частью труда Б. Билиньского, мы с радостью признаем
ошибочность нашего мнения, поскольку речь идет о всем научном творчестве автора
в целом. Наши предыдущие критические замечания, как это теперь стало ясным, отно¬
сились не к сущности его взглядов, а лишь к отдельным неудачным формулировкам
Б. Билиньского.
В заключение два существенных замечания. Во-первых, автор все время подчер¬
кивает только воздействие базиса на идеологию.* Важно помнить и о второй стороне
явления — об активном воздействии надстройки на базис. Рабовладельческая идео¬
логия была не только отражением определенного уровня развития производительных
сил, но она активно содействовала укреплению базиса рабовладельческого общества. Эта
существенная сторона вопроса обойдена молчанием в статье Б. Билиньского Во-вто¬
рых, автор, цитируя громадное количество работ буржуазных ученых, направляет
весь огонь своей полемики только против оторванных от жизни doc.tores umbratici.
Не, менее важной для выработки правильного марксистского понимания антич¬
ности является борьба против идеологов американо-английского империализма, пы¬
тающихся путем поверхностных аналогий с античностью обосновать бредовые при¬
тязания США на мировое господство. Эта важная задача совершенно выпала из поля
зрения автора.
В статье К. Тыменецкого «Путь готов на юг» (стр. 112—122) рассматри¬
ваются вопросы об этнической принадлежности бастарнов и о маршруте движения
готоц к Черному морю. Полемизируя с утверждением известного чешского слависта
Л. Нидерле, относившего первые столкновения германцев со славянами уже к V—III вв.
до н. э. и считавшего, что бастарны двигались от Балтики к Черному морю через
современную Польщу, автор доказывает, что бастарны были не германцами, а кель¬
тами и что продвигались они не с севера на юг, а с запада на восток, вдоль Дуная*
Исторически засвидетельствованных во II в. н. э. на Дунае готов нельзя идентифици¬
ровать с птолемеевыми гитонами, которые были относительно небольшим племенем
и, по предположению Тыменецкого, являлись предками ранне средневековых пруссов.
Вторая статья Р. Гансинца «Гробница Болеслава Храброго» (стр. 123—168)
посвящена изучению познаньской гробницы первого короля Польши. Автор показы^
вает, что гробница была построена в середине XIV в. по приказу местного епископа
Яна Лодзи.
Раздел журнала «Статьи» заканчивается чрезмерно пространным (стр. 169—206)
ответом 10. Кульчицкого на полемическое выступление Р. Рейнфусса («Архе¬
ология», т. II, стр. 185—195) по поводу его статьи «Праформы мебели на территории
Европы» («Археология», т. I, стр. 43—91). Думается, что редакции «Археологии»
пора уже закончить эту затянувшуюся на четыре года и ведущуюся на параллельных
курсах полемику.
Во втором разделе журнала Miscellanea наибольший интерес представляют две
проблемные статьи по вопросам оценки и перспектив развития археологии в странах
народной демократии: это небольшая статья чешского ученого И. Ф р е л я. «Со¬
стояние классической археологии в настоящем и ее задачи на будущее» (стр. 207—210)
и большая дискуссионная статья К. Маевского «Классическая археология
в Польше. Достижения и план» (стр. 233—265). И. Фрель констатирует наличие Двух
исследовательских направлений в современной классической археологии. Первое из
них, возникшее в XIX в. и выросшее на базисе классической филологии, отказа¬
лось от широкого распространения своих достижений и превратилось в науку о себе
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
123
и для себя. Его сторонники ограничиваются анализом единичных фактов, не заботясь
о синтезе. Это направление господствует на территориях античного мира, изобилую¬
щих памятниками и имеющих традицию позитивистского изучения античности. Вто¬
рое направление, исходящее из теоретических предпосылок венской школы, генети¬
чески связано с историей искусства. Это направление отказалось от изучения кон¬
кретной действительности и перешло па позиции субъективизма. При помощи дове¬
денного до абсурда стилистического анализа оно создает себе основу для построения
классификационных систем вне связи с производственными отношениями и классовым
делением обществ. Искусство понимается только как проявление метафизической «твор¬
ческой воли», определяющей судьбы народов и человечества. Такое направление, харак¬
терное для падения науки в период империализма, особенно распространилось в стра¬
нах, лишенных памятников античности, как Польша и Чехословакия. Выход из этого
положения Фрель видит в переходе археологов-классиков к активному участию в борь¬
бе народных масс, строящих социализм. Путь к этой цели ведет через овладение мето¬
дом диалектического и исторического материализма, через учебу на примере советской
археологии. Археологи стран народной демократии должны путем коллективной ра¬
боты изучить не только классическую античность, по и культуры народов, соприка¬
савшихся с античностью. Важпой задачей археолога-классика является «подача кра¬
соты античного искусства всем товарищам по пути к социалистическому будущему»
•(стр. 210).
К. Маевский, в связи с реорганизацией польской науки, основанием Поль¬
ской Академии наук и созданием в ближайшем будущем Института истории матери¬
альной культуры (стр. 23'), предлагает своим коллегам в виде тезисов материал для
•обсуждения положительных итогов польской классической археологии, для выявле¬
ния ее недостатков и ошибок, в особенности методологических, и для определения
плана работы на ближайшие годы. Им предлагается следующая общая оценка прош¬
лого польской археологии: «Классическая археология в конце XIX и первой поло¬
вине XX вв. развивалась в исторических условиях, аналогичных для всех гумани¬
тарных дисциплин, обслуживающих классовые интересы буржуазии... Самыми
ценными с точки зрения принципив исследования в области классической археологии
являются вопросы, разработанные при помощи филологического мифологизма
и аттрибуционизма. Эти достижения в основном относятся к концу XIX и к первой
четверти XX. вв.» Во второй четверти XX в., «хотя классическая археология
в Польше никогда не переходила на реакционные позиции в такой степени как
немецкая и итальянская, однако ввиду отрыва от прогрессивного общественного
движения и перевеса эрудиционно-эстетских интересов она вместе со всеми гумани¬
тарными науками выполняла задачу защиты капиталистического базиса» (стр. 257).
Разрабатывая план научно-исследовательской работы на шестилетие. К. Маев-
•ский предлагает учесть изучение изображений «варваров» в античном искусстве,
издать corpus античных памятников в польских коллекциях, составить библиографию
классической археологии в Польше, разработать учебник по истории материальной
культуры древнего мира и др.
Большой научный интерес для оценки роли импортируемых предметов в древ¬
ности представляет помещенный в том же разделе Miscellanea отрывок из теорети¬
ческого доклада К. Маевского «Проблематика исследования .римских импортов на
польских землях» (стр. 211—214). Развивая основные положения, разработанные им
в книге «Importy rzymskie па ziemiach slowianskich»1, К. Маевский приходит к ряду
важных выводов. Прежде всего он указывает, что «без разработки понятия и роли
импорта невозможно выделить в нашей культуре коренные элементы, элементы
польской культуры». Затем он считает необходимым разграничить три различных вида
импорта: 1) «случайного», «нетипичного» импорта, лишенного исследовательской
ценности; 2) импорта, попадающего на восприимчивую почву и усваиваемого
1 См. рецензию В. Ф. Гайдукевича, БДИ, 1951, № 2, стр. 187—194.
124
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
местной культурой, и 3) импорта, воспринимаемого правящим классом или «элитой»
и вызывающего не усвоение, а лишь подражание. Последний вид импорта воз¬
можен, очевидно, только в классовом обществе1.
Кроме указанных трех статей, в том же разделе помещены краткие сообщения
Е. и В. Голубовичей «Культовая скульптура около д. Гарнцарско под Слен-
чей», Т. Левицкого «Из истории арабской монеты в Восточной Европе», в кото¬
рой доказывается, что русское «деньга» происходит от арабского danig (1/в или х/4
дирхема), иМ. Плезя «К вопросу о первоначальном брачном праве в Польше».
Значительно повысился в «Археологии» уровень рецензий. В обзоре первых двух
томов этого журнала мы отмечали, что «отдел критики фактически является отделом
информации» о книгах (ВДИ, 1950, № 2, стр. 185) и что критике подвергается лишь
немецко-фашистская литература. В III томе рецензии носят уже значительно более
серьезный характер. С интересом, например, читается рецензия М. Счанецкого
на французский перевод книг Ю. Костржевского и 3. Войцеховского, в которой ста¬
вится исключительно важная проблема информации заграничных ученых о достиже¬
ниях польских историков. Думается, что большую помощь в этом деле, наряду с пере¬
водами важнейших книг на иностранные языки (кстати сказать, наше Издатель¬
ство иностранной литературы проявляет ничем неоправданную пассивность в этом
важнейшем вопросе), могут оказать развернутые резюме в польских журналах и кни¬
гах так, как это сделано в рецензируемом томе «Археологии», где развернутое резюме
содержания статей на русском и французском языке занимает 41 страницу журнала —
1/в часть соответствующего текста статей.
Во многих рецензиях дается не только изложение содержания книги, но взгляды
автора оцениваются и частично критикуются на общем фоне развития той или иной от¬
расли знания. Значительное место в этом разделе занимают обзоры содержания совет
ских изданий по археологии и древней истории. Серьезным минусом этого раздела,
так же как и всего журнала в целом, все еще остается недостаточно заостренная борьба
против современной американо-английской археологии.
В разделе «Хроника», к сожалению, для иностранного читателя, значительно
хуже, чем в первых двух томах, освещена научная жузнь в Польше; нет сообщений
о деятельности соответствующих кафедр университетов, музеев и научных обществ.
Большой интерес представляет только подробный отчет об образцово подготовлен¬
ной выставке «Труд в Афинах во время Перикла» (стр. 352—389). Хорошо по¬
ставлена в «Хронике» археологическая информация из разных стран, в особенности
славянских. Кстати, вряд ли правильно, особенно для археологического журнала,
давать хронику из Венгрии и особенно Румынии под уубрикой «Прочие страны Ев¬
ропы», ведь население этих стран на протяжении многих столетий было не менее
славянским, чем, например, Болгарии.
В заключение несколько общих замечаний о содержании рецензируемого тома.
В первых двух томах основная масса статей была в той или иной степени посвящена
вопросам древнейшей истории населения Польши по античным литературным и по
местным археологическим источникам. Собственно классической, античной археоло¬
гии в этих двух томах было посвящено значительно меньшее количество статей. В тре¬
тьем томе «Археологии» положение несколько иное. Большинство статей, притом статей,
определяющих собой лицо всего тома, посвящено археологии античности в узком
смысле слова. Такая линия развития тематики журнала является вполне закономер¬
ной, особенно если учесть наличие в Польше большого количества журналов, посвя¬
щенных специально ранней истории Польши как PrzegUd Archeologiczny, Wiadomosci
Archeologiczne, Slavia antiqua и многие другие.
Второе замечание относится к авторскому коллективу журнала. Повидимому,
здесь все еще дело обстоит неблагополучно: круг авторов очень незначительно расши-
1 Содержание доклада К. Маевского полностью пересказано в резюме на русском
и французском языках в конце тома (стр. 431—435).
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
125
рштся по сравнению с предыдущими томами, притом вряд ли за счет молодых уче¬
ных. Слов нет, работы К. Маевского и Б. Билиньского написаны на более высоком
уровне и с большим блеском, чем это сделали бы начинающие авторы, но будущее
польской науки зависит в значительной степени от того, какое количество молодых,
воспитанных в духе марксизма специалистов будет участвовать в научной работе.
В-третьих, еще раз о характере отдела Miscellanea. Три очень важные и в политиче¬
ском и в научном отношении статьи (Фреля и Маевского), которые касаются методологии
античной археологии, помещены в этом разделе, имеющем в глазах редакции несом¬
ненно меньшее значение, чем головной отдел журнала, в то время как значительно
более слабые статьи по частным вопросам определяют собой лицо всего тома. Ду¬
мается, что такое отношение к научно-политическим статьям является в некоторой
степени пережитком того «позитивистского направления» в археологии, которое
так метко критикует И. Фрель и сам редактор журнала. Ведь указанные статьи в
Miscellanea затрагивают важнейшие вопросы развития археологической науки
в Польше.
Несмотря на все перечисленные недостатки, все же рецензируемый том «Археоло¬
гий» читается очень легко и с большим интересом. Содержание журнала улучшается
из номера в номер. Пожелаем авторскому коллективу еще больших успехов в важном
деле развития марксистской археологии в строящей социализм Польше.
Я. А. Ленцман
THE JOURNAL OF HELLENIC STUDIES за 1945-1950 гг. *
JHS — «солидный» английский исторический журнал, посвященный, как видно
из его заглавия, изучению эллинского мира. Он принадлежит к числу ведущих перио¬
дических изданий по древней истории в капиталистическом мире. Каковы же особен¬
ности и качество послевоенной продукции буржуазных ученых-античников, опубли¬
ковавших свои исследования на страницах JHS? В рецензируемых шести томах
журнала напечатано около 50 больших статей, не считая небольших заметок и кратких
рецензий-аннотаций. Две трети статей — формально искусствоведческого и описатель¬
но-археологического содержания. В них с большой тщательностью и эрудицией, до¬
стойными лучшего применения, описываются различные, чаще всего малозначительные,
памятники древности. Авторы как искусствоведческих, так и археологических работ
не ставят перед собой задачи решить какую-либо важную историческую проблему,
а ограничиваются голым описанием памятника с привлечением некоторых субъективно
подобранных аналогий. В лучшем случае их интересует уточнение какого-нибудь
спорного факта на материале новооткрытых памятников, вне зависимости от истори¬
ческой значимости уточняемого факта. Абстрактно, неисторически, подходят к своему
предмету и авторы изредка встречающихся в JHS статей по античной философии и
литературе. В одной из них, благоговейно восхваляющей «глубины платоновской
мудрости», восторженно сообщается, что «некоторые» считают Платона «древнейшим
нацистом».
Это «открытие» наряду с другими «перлами», разбросанными в написанных «ака¬
демическим» стилем статьях, ярко показывает проводимую на страницах JHS фальси¬
фикацию истории.
Статей исторического содержания во всех рецензируемых томах не более девяти.
В них особенно четко проявляется методологическая беспомощность и субъективизм их
авторов. Реакционность, формализм, механическое отождествление прошлого с настоя¬
щим, молчаливая предпосылка о неизменности человеческой природы и цикличности об- 11 Т. т. LXV—LXX, вышедшие в свет в 1947 —1950 гг.
126
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
щественного развития, произвольность толкований исторических явлений, полити¬
ческая тенденциозность — таков далеко неполный перечень основного содер¬
жания этих статей. Среди них наиболее слабыми и наиболее реакционными
являются статьи обобщающего характера. Отдельные удачные толкования археоло¬
гических памятников буквально тонут в море ни на чем не основанных домыслов, а не¬
редко и прямой фальсификации истории. Содержание JHS, «солидного» буржуазного*
исторического журнала, ярко иллюстрирует упадок буржуазной исторической науки,,
несмотря на большую эрудицию и опыт печатающихся на его страницах буржуазных
историков. Этот упадок чувствуется буквально в каждой статье рецензируемого*
журнала, который, как мы увидим ниже, не имеет даже плана распределения статей.
LXV (1945) том JHS1 открывается статьей G. Миггау’я по вопросу о перспективах
изучения эллинства в Англии (стр. 1—9). По его мнению, «в наше беспокойное время
мы никак не можем обойтись без достаточно глубокого знания античности. Даже лица,
изучающие политические науки, едва ли смогут понять и объяснить те идеи,
которые мы отстаивали в мировой войне, не зная того, что говорили греки о Законе и
Свободе».
Реакционная политическая направленность этой программной статьи, несмотря
на ее академический тон, сразу бросается в глаза. По мнению Миггау’я, борьбу с фа¬
шизмом нельзя понять без изучения идей древних греков. К тому же, очевидно, по
его мнению, и корни идей «нацизма» тоже следует искать в античной древности.
Здесь не только подмена научного анализа конкретного прошлого идеалистической
схемой застывшего или однообразно повторяющегося исторического процесса, пресле¬
дующая цель при помощи модернизации древности создать видимость «извечности»
ряда социальных категорий и прежде всего капитализма. Мштау предлагает целую
«программу» фальсификации истории для внешне академического J HS. Эта «программа»
фактически проводится на страницах JHS разнообразными способами.
F. R. Е а г р, Some Features in the Style of Aeschylus (стр. 10—15). Автор характе¬
ризует различные вариации «могучего» стиля Эсхила. Его интересует эсхиловский
высокопарно цветистый' оухо?. Если сначала Эсхил применял оухо<; просто как
традиционный прием, то в поздних трагедиях этот стиль направлен на достижение
определенных эффектов. Считая, что было бы абсурдным относить Эсхила к реалистам,
Еагр все же находит в его творениях и в особенностях стиля реалистические черты.
Все исследование ведется, по обыкновению буржуазных исследователей, под углом
формалистического, а не исторического анализа. Он произвольно сравнивает Эс¬
хила с Шекспиром, Стерном и др., наконец, сообщает, что Эсхил «не был милита¬
ристом».
E. R. D о d d s, Plato and the Irrational (стр. 16—25). В этой статье реакцион¬
ность журнала выступает особенно ярко. Dodds прямо заявляет, что фальсификация
прошлого естественна и неизбежна. Приступая с таких «позиций» к анализу «ирра¬
ционального» в философии Платона, автор «увязывает» ее с современностью, подчерки¬
вая, что «иррациональное» является «непреоборимым, мощно проявляющимся в
наши дни фактором». Платон характеризуется как неисторическая, надклассовая лич¬
ность, как «мудрец, стремящийся к познанию истины». «Исторический» анализ сводится
к утверждению или отрицанию влияния тех или иных идей на Платона. Чисто фор¬
мальный подход к «достоинствам» древнего философа, подлежащим только благоговей¬
ному произвольному комментированию, сопровождается замаскированными реак¬
ционными выводами о несовершенстве «толпы», нуждающейся в руководстве в пла¬
тоновском смысле. По мнению Dodds’a, Платона можно считать «ранним фашистом».
Из частных вопросов можно отметить заслуживающую, мягко выражаясь, удивления
«полемику» автора с Клементом · Александрийским на тему: можно ли в учении
Платона о наличии двух душ — доброй и злой — обнаружить первое появление
у греков представления о дьяволе?
1 Вышел из печати в 1947 г.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
127
N. G. L. Hammond, Naval Operations in the South Channel of Corcyra
435—433 В. С. (стр. 26—37). В статье изучаются детали морской битвы при Сиботских
островах. Автор делает оговорку, что это изучение интересно скорее в связи с воп¬
росом о достоверности сведений Фукидида, чем само по себе. Реконструкцию сра¬
жения он основывает на убеждении, что повествование Фукидида точно описы¬
вает ход сражения. К истолкованию текста Фукидида привлекается материал личных
наблюдений автора во время поездок по Эпиру. Вся эта статья представляет собой
образец характерного для буржуазных ученых.кропотливого формального изучения
технической стороны. частного события вне связи с более широкими проблемами.
S. Р. Karouzou,. Vases from Odos Pandrosou (стр. 38—44). В статье опуб¬
ликован лекиф,.хранящийся в Афинском национальном музее. Автор статьи обнаружил
этот лекиф в лавке торговца древностями в Ходос Пандросу в 1943 г. На коричневато¬
сером фоне, образовавшемся от цламепи погребального костра, изображен быстро
шагающий мужчина в котурнах, закутанный в химатий, наброшенный на голову так,
что видна только верхняя часть его лица. Автор сравнивает это изображение с карти¬
нами на других сосудах и привлекает различные литературные источники для того,
чтобы определить, кто же изображен на лекифе. В конце коццов он приходит к выводу,
что перед нами изображение актера в сцене с Дионисом. Подобным же образом иссле¬
дуется и другой лекиф с изображением крылатой женщины в длинной одежде. Лите¬
ратурно-археологический сравнительный анализ не сопровождается никакими обоб¬
щениями.
G. М. A. Hanf mann, Etruscan reliefs of the Hellenistic Period (стр. 45— 57).
В статье изучается, как отражались греко-эллинистические стили на поздних этрус¬
ских рельефах. Этрусский художник обычно переделывал греческий образец. Его
коллеги в той же мастерской копировали новую композицию, а процесс дальнейшего
копирования распространялся на несколько поколений. Результатом его были грубые
репродукции одного и того же сюжета. Автор сравнивает эллинистические и этрус¬
ские произведения искусства в основном цо формальному, более или менее близкому
сходству в расположении, в . телодвижениях и в предполагаемых сюжетах сцен,
изваянных на саркофагах и погребальных урнах. Он совершенно отрицает
самобытность этрусского искусства, допуская только определенную манеру копиро¬
вания или переработки эллинистического оригинала. В статье нет и намека на соци¬
альный анализ причин греческого влияния.
М. N. То d, The Progress of Greek Epigraphy. 1941—1945 (стр. 57—99). Здесь
дается подробный перечень публикаций и работ по греческой эпиграфике с 1941 по
1945 г., а также исследований на основе эпиграфических источников. Библиография
снабжена краткими аннотациями перечисляемых работ и открытий и состоит из
следующих разделов: 1) Общий; 2) Аттика; 3) Пелопоннес; 4) Центральная и Северная
Греция; 5) Македония, Фракия и Скифия (последней в обзоре отведено только 8 строк);
6) Острова на Эгейском море; 7) Западная Европа; 8) Малая Азия; 9) Сирия и Палести¬
на; 10) Африка.
LXVI (1946) том журнала1 содержит значительное количество небольших историко¬
археологических статей.
J. L. М у г е s. The Minoan Signary (стр. 1—4). Автор кратко касается истории
изучения минойских линейных шрифтов: раннего, общекритского — А и позднего,
дворцового — В. Затем он выделяет в сводную таблицу А В 69 знаков, общих для обоих
шрифтов. Знаки этой таблицы, в свою очередь, типологически распределены на пять
групп по их начертанию и предполагаемому происхождению.
Р. D i k a i о s, Two «Naucratite» Chalices from Marium (стр. 5—7).-Описываются
две чаши, найденные во время раскопок на Кипре в восточном некрополе г. Мариум,
который существовал до начала. V в. до н. э.Обе чаши относятся к «навкратиискомую
типу керамики. На первой изображен сфинкс, сидящий на полосе орнамента, а
1 Вышел из печати в 1948 г.
128
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
на второй — только полоса орнамента, тождественная с орнаментом на первой чаше.
Внутри сосудов изображены цветы и бутоны лотоса. Далее автор кратко останавли¬
вается на вопросе о взаимосвязях между Кипром и Навкратисом, привлекая для этого
литературные и археологические источники.
В. Ashmole, Kalligeneia and Hieros Arotos (стр. 8—10). В статье описывается
аттическая чаша, найденная в раскопках на о. Родосе и подаренная Британскому музею
в 1906 г. На ней изображены две грубо выполненные сцены праздника Фесмофорий.
Чаша датируется временем до 560 г.
J. D. Beazley, A Lekythos by the Achilles Painter (стр. 11—12). Автором изу¬
чается погребальный лекиф, уже известный в литературе. Он принадлежит к числу
работ Ахилла Афинского и был выполнен им между 440 и 430 гг. до н. э. Лекиф срав¬
нивается с другими работами этого мастера, находящимися в различных музеях. На
сосуде изображен молодой обнаженный мужчина, по предположению автора,— по¬
койник, который стоит перед могильным памятником; по другую сторону памятни¬
ка стоит одетая в легкую одежду молодая женщина с поясом в одной руке и
вазой с благовониями в другой.
Е. S. G. Robinson, Rhegion, Zankle-Messana and the Samians (стр. 13—20;.
Выясняется вопрос об обстоятельствах переименования Занклы в Мессану, так как
нумизматические данные во многих случаях противоречат литературной традиции
(Геродот, Фукидид и Диодор). Робинсон возражает ранее изучавшему этот вопрос Дод¬
ду (JHS, XXVIII) и хочет доказать, что монеты, приводимые Доддом, не только не
противоречат сведениям литературных источников, но скорее подтверждают их.
В приложении описаны монеты VI—V вв. из Регия и Занклы-Мессаны.
J. Allan, A Tabula Iliaca from Gandhara (стр. 21—23). Автор .изучает рельеф
из Гандхары (Индия). На нем изображена в индийской манере выбегающая из двери
женщина с поднятыми руками. Справа от нее трое мужчин в греко-римских одеж¬
дах находятся возле деревянного коня. Данный рельеф, повидимому, изображает
цену из «Илиады». В кушанский период Троянский цикл в римской интерпретации,
был известен в Индии. Рельеф датируется I в. н. э. и отмечается в качестве
примера греко-римского влияния в Индии.
Т· В. Mitford, Religious documents from Roman Cyprus (стр. 24—42). Публи¬
куются фрагменты 16 надписей, вырезанных на пьедесталах статуй, стенах, базах
колонн и т. д. Среди них имеется пьедестал статуи Немезиды, вероятно, второй
половины I в. н. э. Это древнейшее свидетельство о ее культе на Кипре. Дальше
следуют пьедесталы статуй Зевса Лабрания (Кандрия и Фассула), датируемые не
ранее чем серединой II в. н. э. Возможно, что этот культ относительно древнего
происхождения, так как его финикийской версией был Баал, посвятительная надпись
которому от VIIIb. дон. э. была найдена в 7 милях от Фассулы. Три каменные основания
с надписями, посвященными «высочайшему» богу (‘Y<]naTCi>i), возможно, семитического
или даже, более точно, еврейского происхождения. Интересна грубо сделанная камен¬
ная статуя мужчины, сооруженная по обету Опаону Мелантию (’Orcácm MeXavtKan)·
Это был местный бог плодородия; возможно, что его культ был занесен из Аркадии.
Статуя относится к раннему императорскому, но, может быть, и к эллинистическому
периоду. Опубликована также надпись времени Флавиев в храме местной Афродиты,
культ которой восходит к древнейшим кипрским верованиям.
R. М. D а w k i п s, A Byzantine carol in honour of St. Basil (стр. 43—47). В статье
приводится греческий текст гимна в честь христианского святого Василия Великого,
содержащий рассказ о взаимоотношениях Василия и Юлиана Отступника.
A. H. S. Meg aw, Three Vaulted Basilicas in Cyprus (стр. 48—56). Статья
посвящена вопросу о том, когда были построены на Кипре три древних храма-бази-
дики в Ризокарпасо. Автор датирует их своды временем после византийской ре¬
конкисты.
Е. Н. Minns, Greek and latin names in Russian dress (стр. 57—60). Автор рас¬
суждает о том, как передаются античные имена в новых языках. Обращаясь к истории
Русского правописания, начиная с «кириллицы», он произвольно «находит», что в рус-
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
129
ской интерпретации античные названия более искажены, чем в западноевропейских
языках. Одной из причин он считает «несовершенство» (?) русской азбуки. Об идейных
источниках положений Миннза свидетельствует хотя бы то, что он почти игнорирует
современное русское правописание. Эта антинаучная статья вызывает возмущение.
Еше несколько лет назад Миннз более или. менее объективно писал о советской
науке. Очевидно, теперь это ему «не дозволено» в оккупированной американскими
империалистами Англии.
W. H. В и с k 1 е г, A Tour in Cyprus, 1934 (стр. 61—65). В статье описывается
поездка автора на Кипр. Рассказ о древностях дан попутно с впечатлениями от совре¬
менных «достопримечательностей», например, от отеля «Отелло» и т. п.
R. М. Cook, Ionia and Greece in the eighth and seventh centuries В. С. (стр. 67—98).
Это — самая крупная статья в данном томе JHS. Отметив, что ученые были склонны
находить в азиатской Греции основные источники эллинской культуры и искусства,
автор пытается проверить справедливость утверждения о том, что Иония была в VII в.
«школой юной Эллады». Он отмечает недостаток литературных и археологических ис¬
точников для VIII—VII вв. до н. э. и спорность многих данных, сохранившихся от
достаточно освещенного VI в. Анализ различных, преимущественно литературных
источников приводит автора к выводу, что их противоречивые сведения малонадежны.
Свои рассуждения он подкрепляет цитатами из Геродота, согласно которому ионийцы
VII в. не отличались ничем значительным, и Фукидида, отмечавшего значение Ионии
лишь с середины VI в., но считавшего, что в предшествующем столетии передовую роль
играли города европейской Греции. Далее автор подробно останавливается на гре¬
ческой колонизации. Он признает наличие большого количества ионийских колоний,
но считает, что в большинстве случаев это были небольшие поселения, причем восточ¬
ные колонии были меньше западных. Колонизация из самой Ионии уступала колони¬
зации из собственно Греции. Переходя к вопросу о торговле, автор отмечает трудности
ее исследования в связи со скудостью источников. Свое изучение он основывает глав¬
ным образом на данных керамики и приходит к выводу о более раннем развитии тор¬
говли в европейской Греции, чем в Ионии. Также в политическом и экономическом
развитии Иония не стояла на первом месте. Упоминание в источниках о карийских и
ионийских наемниках свидетельствует о том, что сельское хозяйство, промышлен¬
ность и торговля в Ионии не поглощали активности большей части населения.
Таким образом, Кук в стремлении преувеличить отсталость Ионии, использует даже
данные о наемничестве, которое на самом деле являлось результатом социального
расслоения ранне-греческого общества. Если в литературе и философии Иония
имела приоритет, то в области искусства она сильно отставала от европейской
Греции. Но в VIII и VI вв. до н. э. было больше художников, чем поэтов, и
поэтому искусство, а не философия и литература, являлось показателем культуры.
В области же искусства Греция развивалась самостоятельно, без влияния Ионии.
Ионийская цивилизация имела восточный оттенок, но то восточное, что имеется
в греческой культуре, нельзя объяснить влиянием Ионии. Таким образом, Кук пос¬
ледовательно пытается обосновать реакционную мысль о «неполноценности» во¬
сточной, азиатской Ионии по сравнению с западной, европейской Грецией; в этом
основном тезисе Кука ясно видно влияние немецко-фашистской историографии.
В ряде случаев он противопоставляет Ионию Греции как совершенно разные
страны.
A. W. Lawrence, Archimedes and the design of Euryalus fort (стр. 99—107).
Статья посвящена доказательству того, что старый сиракузский форт Евриал был мо¬
дернизирован· Архимедом — «главным военным инженером или ученым консультантом
своего родного города перед и во время осады его римлянами». Lawrence считает,
что эта деятельность Архимеда—пример для современных ученых в деле плодо -
творного сотрудничества с военными по планированию методов и средств
ведения войны. Автор полностью одобряет участие ученых в подготовке войны. Па¬
триотическая деятельность Архимеда, применившего свои знания для защиты родного
города, фальсификаторски «обобщается» как абстрактный пример «плодотворного»
9 Вестник древней истории* JSft 2
т
КРИТИКА.И БИБЛИОГРАФИЯ
сотрудничества науки с войной еще в далеком прошлом. Таковы «научные обобще¬
ния» на страницах JHS.
J. М. С о о k, Archacology in Greece, 1945—1947 гг. (стр. 108—121). Автор дает
обзор раскопок и публикаций памятников, найденных в континентальной Греции и на
островах, в том числе на Крите и Кипре.
Том LXVII (1947), JHS1 открывается статьей J. D. В e a z 1 е у, The Rosi Krater
(стр. 1—9), в которой изучается рисунок на древнегреческом краснофигурном кратере,
принадлежавшем в XIX в. римскому торговцу Рози. Рисунок можно интерпретировать
как сцену из мифа о Персее и Андромеде или же как сцену прибытия Афины для
дарования бессмертия Тидею, герою одного из мифов фиванского цикла.
A. R umpf, Classical and post-classical Greek Painting (стр. 10—21). По мнению
автора, греки были первым народом, открывшим живопись в современном смысле слова.
Так же как в известном смысле с Джотто начинается живопись эпохи
Возрождения, так же и с Полигнота начинается классическая античная жи¬
вопись, достигшая зрелости после того, как в конце Y в., согласно Плинию, художник
Аполлодор изобрел искусство передавать свет и тени. Автор сожалеет, что от древне¬
греческой живописи сохранилось мало памятников, так как она, по его мнению, го¬
раздо «ближе к нам», чем это может показаться с первого взгляда. Статья содержит
значительный фактический материал, но построена формально-описательно.
Греческую живопись автор изучает как некий внеисторический абсолют, стремясь
сблизить ее с живописью средних веков и нового времени. С этой целью он подчерки¬
вает сходство некоторых художественно-технических приемов в античности с прие¬
мами более позднего времени. Существование «подлинной» живописи в странах древнего
Востока он высокомерно отрицает.
С. Seltman, Two Athenian marble thrones (стр. 22—30). Здесь описываются
два мраморных кресла из Афин. Путем кропотливого формально-исторического анализа
автор приходит к выводу, что один «трон» был предназначен Деметрию Полиоркегту,
прибывшему в 290 г. до н. э. в Афины. Другой «трон», вероятно, был седалищем суДьи
на играх в честь римских императоров. Этот «трон» мог быть изготовлен при Адриане
или в самом начале империи.
R. J. Н. Jenkins, The bronze Athena at Byzantium (стр. 31—33). Автор из¬
учает бронзовую статую Афины, стоявшую на форуме Константина в Константинополе
и разрушенную в 1203 г. н. э. Для анализа статуи привлекаются изображения Афины
Промахос на аттических монетах и светильниках.
J. М. С о о k, Archaeology in Сгеесе, 1947—1948 (стр. 34—45). Малую активность
археологов автор объясняет наличием в большей части Греции «банд мятежников».
Так Кук клеветнически называет отряды демократической армии Греции, героически
сражавшиеся против греческого фашистского правительства и американских агрес¬
соров. Но далее оказывается, что причиной малой активности в области археологии
явилась прежде всего финансовая политика греческого правительства, израсходовав¬
шего средства, выжатые из народных масс, для борьбы против трудящихся.
V. Ehrenberg, Polypragmosyne: a Study in Greek Politics (стр. 46—67).
В этой большой статье делается попытка охарактеризовать один из аспектов полити¬
ческой жизни в Греции V—IV вв. до н. э. Автор анализирует политическую и этическую
терминологию греческих писателей того времени. В центре внимания находятся
термины πολυπραγμοσύνη и его противоположность άπραγμοσύνη; в последней главе
изучается термин πόθος.Два первых слова, по мнению автора,— типичные абстракт¬
ные понятия V в. до н. э., характеризующие человеческие качества не с идейной, а
с психологической стороны. Последнюю Эренберг считает главным импульсом
человеческой деятельности. Πολυπραγμοσύνη переводится Эренбергом как busybody;
он замечает, что это тип малосимпатичный, но глубоко присущий английской
жизни. Эренберг считает, что πολυπραγμοσύνη была «психологической.
1 Вышел из печати в 1949 г.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
131
основой афинского империализма», являвшегося проявлением беспокойно-деятель¬
ного афинского характера. Но, по мнению Эренберга, объяснение «империа¬
лизма» только как результата πολυπραγμοσύνη поверхностно; суть дела в том, что
«империализм» является необходимым следствием развития любого государства с
того момента, когда оно «становится слишком большим, чтобы действовать в пре¬
делах своих границ», а малым государствам просто «выгодно» терять политиче¬
скую независимость путем вхождения в состав большой «империи». Но, как заявляет
Эренберг, афинской «радикальной демократии» нехватало четкости, целеустремленно¬
сти. Демократия явно его не удовлетворяет. В заключение автор анализирует
понятие πόθος, характеризуя им личность Александра Македонского. Так
Эренберг намечает путь развития от беспокойной деятельности афинской
πολυπραγμοσύνη к «целеустремленному чуду» ποθος^ Александра, «гения», корни
к оторого иррациональны, который «был больше чем завоевателем. Он был творцом
и руководителем империи». «Я верю, что мы должны делать то же самое, думая об
Александре!», патетически восклицает автор, завершая свою откровенно фашистскую
статью о «естественной и психологической» потребности завоеваний крупными
странами своих соседей о том, что меньшим странам «выгодно» терять свою
независимость, статью, воспевающую агрессию и эовущую империалистов «к
мировой империи», статью, написанную явно на потребу американских импе¬
риалистов.
D. W. S. Hunt, Feudal survivals in Ionia (стр. 68—76). На основании надписей
CIG, 3064, 3081; ВСН, IV, стр. 174, № 34 и других источников исследуется термин
πύργος. Автор статьи переводит его словом «манор». На Теосе и в других районах
Ионии земля была разделена на большие поместья, принадлежавшие аристократии —
πύργοι. Этим термином обозначались впоследствии укрепленные населенные пункты
и города; к этому корню восходит название Пергама и немецкое Burg. Автор пытается
доказать прочность «феодализма», а затем его пережитков в Ионии. Причиной этого
было будто бы то, что ионийские полисы управлялись преимущественно олигархиями,
а их главной военной силой являлась кавалерия, возникшая из свиты феодальных
лордов, владевших манорами в речных долинах Ионии. Кавалерия и олигархия, по
мнению автора, всегда были тесно связаны с феодализмом, от Гомера до Рима. Про¬
извольность построений автора, вообще характерная для буржуазных историков,
особенно ощущается ч этой статье на примере псевдопаучных рассуждений о прочности
феодализма в Ионии ввиду «наличия кавалерии».
G. T. Griffith, Alexander's Generalship at Gaugamela (стр. 77—89). В статье
предлагается попытка реконструкции хода битвы при Гавгамеле на основании рассказа
Арриана. Автор подчеркивает наличие лакун в рассказе Арриана, который пропустил
ход боя на крайнем правом фланге армии Александра, хотя, по его же собственному
изложению, видно, что там должно было что-то произойти и это «что-то принесло бы
Александру катастрофу, если бы он не предупредил мероприятий противника пово¬
ротом конницы гетеров». В заключение автор подчеркивает трудности битвы при
Гавгамеле и считает, что она была выиграна только благодаря гению Александра,
абстрагированная «сильная личность» которого, «могущая покорять», является
предметом любования буржуазного ученого.
М. N. То d, The Progress of Greek Epigraphy, 1945—1947 (стр. 90—127). Здесь
дан подробный перечень работ по эпиграфике за указанный период. Исследования
советских ученых почти игнорируются.
В LXVIII (1948) томе JHS 1 первой напечатана статья R. D. Barnett, Early
greek and oriental Ivories (стр. 1—25), в которой изучаются источники и пути восточных
влияний на древнегреческие изделия из слоновой кости. В тексте и на 12 отдельных
таблицах опубликовано около 100 фотографий памятников искусства и ремесла. Изде¬
лия из слоновой кости были широко распространены еше в Микенскую эпоху. Гх
1 Вышел из печати в 1949 г.
9*
132
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
находят от Мегиддо и Рас-Шамры через Кипр и Родос до Делоса, Микен и Аттики.
Этим путем передвигались странствующие резчики по слоновой кости по крайней
мере до VI в. до н. э. Древнегреческие изделия показывают разные степени вос¬
точного влияния. Особенно гребни и зеркала сохраняют чисто восточную форму.
Автор предполагает, что существовал замкнутый цех резчиков по слоновой кости,
передававших тайны своего мастерства по наследству. Для обоснования этого взгля¬
да он пытается произвольно истолковать одну фразу Плутарха в биографии Перик¬
ла (XII). Молчание всех других источников по этому вопросу автор объясняет тем,
что писатели классической эпохи не интересовались столь вульгарными темами.
Как известно, это не соответствует действительности, так как ремесленники пред¬
ставлены в греческой литературе, в частности в классической комедии. За неиме¬
нием данных о существовании цехов в то время он, совершенно пренебрегая исто¬
рической перспективой, ссылается на наличие цехов в этой отрасли ремесла в Позд¬
ней Римской империи и в Средние века. Автор придает исключительное значение
только ближневосточным центрам обработки слоновой кости, забывая, что древняя
Индия была неисчерпаемым источником слоновой кости и центром [производства
соответствующих изделий. Обычное для буржуазных историков принижение стран
Востока проявляется и в этой статье. Вынужденный признать развитие резьбы по
слоновой кости на Ближнем Востоке, автор принижает значение этого ремесла в
Индии и совсем игнорирует Китай. Так, предвзятая концепция, связанная с ре¬
акционней политикой западноевропейских колонизаторов, отразилась на подборе
источников и на выводах этой содержательной по приводимому материалу статьи.
J. D. Beazley, Death of Hipparchos (стр. 26—28). Описывается найденный
близ Гелы фрагмент большого аттического сосуда с изображением убийства Гиппарха.
Впервые он был описан в 1900 г. (в тексте имеется очень нечеткая фотография).
Бизли отмечает, что изображения тираноубийц на вазах можно датировать двумя
периодами: ранним (первая половина V в.) и поздним (конец V и начало IV в.).
Из четырех ваз раннего периода две найдены на Сицилии: в Агригенте и близ Гелк,
Автор ставит вопрос, нельзя ли объяснить факт находки в этом районе остатков
двух аттических ваз с изображением убийства Гиппарха местными событиями, свя¬
занными с борьбой аристократических родов Эмменидов и Деиноменидов.
J. Н. Jongkees, New statues by Bryaxis (стр. 29—39). В статье исследуется
вопрос о наследии известного скульптора Бриаксиса, который, совместно со своими
старшими современниками Скопасом, Тимофеем и Леохаром, изваял^ряд скульптур
на гробнице Мавсола Галикарнасского. Автор перечисляет несколько известных ему
статуй и скульптурных фрагментов. Привлекаются также немногочисленные лите¬
ратурные данные о Бриаксисе. В результате автор статьи реконструирует, как он
выражается, «карьеру» Бриаксиса. Никакой социальной характеристики и качест¬
венной оценки творчества Бриаксиса автор статьи [не дает, ограничиваясь целью
выявления остатков наследия знаменитого скульптора и его «карьеры».
G. Е. Bean, Notes and Inscriptions from Lycia (стр, 40—58). Статья содержит
обзор и публикации новых материалов, собранных автором во [время посещения
долины Ксанфа в 1946 г. Описываются и комментируются различные археологиче¬
ские остатки нескольких небольших] ликийских городов и населенных пунктов.
Приводится текст 16 надписей. Все они кратки и фрагментарны, за исключением
большой надписи II в. до н. э., содержащей постановление народного собрания
города Араксы, свидетельствующее о большой степени независимости этого незна¬
чительного члена Ликийского союза.
T. J. Dunbabin, The early History of Corinth (стр. 59—69). Автор начина¬
ет археологический обзор с неолита и ранне-элладского периода. По данным тра¬
диции и археологии, можно считать, что Коринф был основан около 900 г. до н. э.
В VIII в. геометрическая коринфская керамика появляется в Италии и на Востоке.
Появление протокориифского стиля совпадает с колонизацией Керкиры и Сиракуз
и с проникновением греческого влияния в Этрурию. Одновременно прото-
коринфская керамика появляется на Кикладах, Родосе и далее на востоке в Се¬
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
133
верной Сирии, Урарту и Ассирии. По последнему пути в Грецию шли восточные вли¬
яния, которые ощущались особенно сильно в Коринфе. В конце статьи приводится
синхронистическая таблица 13 периодов развития коринфской керамики с X в.
до н. э. до 550 г. до н. э. в сравнении с соответствующими периодами развития атти¬
ческой керамики. Автор склонен идеализировать архаический Коринф. Показателен
его взгляд на профессию историка, высказанный им в связи с оценкой коринфского
поэта VIII в. до н. э. Евмела. Dunbabin заявляет, что Евмела можно характеризовать
как предшественника древнегреческих историков, так как он первый фальсифициро¬
вал мифы и легенды в интересах Коринфа. Характеристика историков как фальси¬
фикаторов, в первую очередь должна быть отнесена по адресу самого Dunbabin’a и
его коллег—современных буржуазных историков и, в частности, их органа JHS.
T. J. G a d о и X, The Athenian Archons from Kreon to Hypsichides (стр. 70—123).
В статье делается попытка реконструкции списка афинских годичных архонтов. В исто¬
риографическом экскурсе перечислены работы Dinsmoor’a, Pritchett’a и Meritt’a.
В примечаниях упомянуты и другие имена. Однако автор, по обыкновению большин¬
ства буржуазных ученых, умалчивает о работе русского ученого А. Щукарева, класси¬
ческий труд которого «Исследования в области каталога афинских архонтов III в.
до P. X. (300—265 гг. до P. X.)» был издан еще в 1899 г. А ведь во введении автор пишет
не только о той части списка, которой он специально занимается, но обо всем списке
архонтов до 101/0 г. до н. э. Особое внимание Cadoux привлекает первый период архон-
тата с начала существования годичного архонтата до 481/0 г. до н. э.
A. Wilhelm, Notes on the second decree of Rallias (стр. 124—129).
Небольшая статья посвящена вопросам реставрации текста второго декрета Каллия
(Hesperia, XVI, стр. 283 сл.), связанного со строительными работами на Акрополе,
производившимися во времена Перикла. Автор предлагает свои варианты восполнения
лакун и чтения декрета.
Д. Р. Winnington-Ingram, Clytemnestra and the vote of Athena
(стр. 130—147). Статья построена на психологическом анализе содержания
и образов действующих лиц «Орестеи» Эсхила. Автора интересует, однако, не столько
историческая сторона, сколько психологический анализ образа Клитемнестры.
Статья начинается справкой о том, что Эсхила всегда интересовали отношения между
полами. Обильно цитируя и разбирая текст трилогии, автор приходит к заключению,
что Клитемнестра выражает протест против униженного положения женщины в браке.
Все характеры в трагедиях рассматриваются абстрактно; семья, в ее буржуазной форме,
представляется вечной категорией. В своих рассуждениях автор исходит из антинауч¬
ных, реакционных предпосылок о неизменности человеческой природы и об органи¬
зующей, надклассовой роли Афинского государства, которую он усматривает в реше¬
ниях оплота афинской реакции — ареопага. Как показатель разложения буржуаз¬
ной морали, стоит отметить, что автор пытается оправдать, а иногда даже одобряет
такие явления, как убийство Клитемнестрой своего мужа и Медеей своих
детей.
Том LXIX (1949) вышел из печати двойным номером вместе с томом LXX (1950)
в 1950 г. Том LXIX открывается статьей J. D. Beazley, The World of the etruscan
mirror (стр. 1—17). В статье изучаются рисунки, выгравированные на оборотной стороне
этрусских бронзовых ручных зеркал. Автор упоминает о важнейших публикациях
около 1500 находок. Выгравированные рисунки (туалетные, эротические и мифоло¬
гические сцены) чрезвычайно разнообразны по сюжетам, стилю и качеству исполнения.
В работе Бизли описан и систематизирован по формальным признакам большой факти¬
ческий материал. Надписи на зеркалах являются пособием для изучения этрусского
языка. Греческие имена в этрусских версиях помогают изучать характер этого языка.
Древнейшие этрусские гравированные зеркала относятся к VI в., более поздние —
к III в. до н. э.
A. D. Ure, Boeotian Haloa (стр. 18—24). Здесь изучаются изображения на
нескольких небольших сосудах из Беотии. На одном килике и на пиксиде изображен
Геракл, на другом килике — розовый бутон среди ветвей. Автор датирует сосуды
134
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
второй половиной V в. до н. э. и считает, что эти сосуды имеют отношение к культу
Деметры, отправлявшемуся в городе Микалессе, о чем упоминает Павсаний. Поэтому
рисунки на сосудах изображают не общеизвестного мифического героя, а одного из
идейских дактилей—Геракла, связанного с местным народным культом Деметры и Дио¬
ниса.
L. Н. Jeffery, Comments on some archaic greek inscriptions (стр. 25—38).
Статья является собранием комментариев к нескольким фрагментарным архаическим
надписям. Все они уже были опубликованы, за исключением четырех критских надпи¬
сей, открытых в 1947 г. Подробно исследована краткая посвятительная лакедемон¬
ская надпись на базе статуи Зевса в Олимпии. По содержанию надпись аналогична
тексту> приведенному Павсанием (V, 24, 3), в связи с сообщением об окончании 2-й
Мессенской войны. Автор статьи связывает комментируемую им надпись с известиями
Платона, Страбона и Павсания о восстании илотов в начале V в. до н. э., предшествовав¬
шем 3-й Мессенской войне. Палеографические особенности заставляют отнести из¬
учаемую надпись к концу VI или к первому десятилетию V вв.; следовательно, она
может быть использована как эпиграфическое подтверждение известия Платона о вос¬
стании илотов в 490 г. до н. э. Другая фрагментарная надпись из Сириса (в Южной
Италии) дает сведения об этническом составе его основателей. Впервые опубликованы
небольшие фрагменты законов конца VI — начала V в. до н. э., найденных в 1947 г.
на Крите. Заслуживает внимания стремление автора осветить при помощи надписей
отдельные неясные вопросы древнегреческий истории.
N. М. Н о 11 еу, The floating Chest (стр. 39—47). Статья посвящена истолкованию
содержания известного восточного и древнегреческого мифологического сюжета о чу¬
десном спасении новорожденного героя, заключенного в деревянный ящик и брошен¬
ного в море (мифы о Персее, Телефе и др.). Автор усматривает восточные корни этих
мифов в сельскохозяйственных религиозных ритуалах, связанных со священным
браком богини-матери и рождением «юного бога», что обеспечивало плодородие почвы.
Автор статьи не скрывает своих реакционных, расистских взглядов. «Проанализи¬
ровав» мифы, он приходит к «выводу», что в них «много дикого». Однако все «дикое»
априорно считается не греческого, а восточного происхождения. Интересно отме¬
тить «актуализированное» отношение автора к Турции. Имя древнего переднеази¬
атского божества — Тамму за совершенно произвольно объявляется турецким, и,
таким образом, поддерживается реакционная, противоречащая всем историческим
источникам, теория турецких буржуазных националистов об автохтонности турок
в Малой Азии.
S. Weinstock, Lunar Mansions and early Calendars (стр. 48—69). Автор
изучает вопрос о происхождении и характере древнейших лунных календарей,
а также о более поздней системе знаков зодиака в солнечном календаре. Статья состоит
из двух частей: 1) «Календарная традиция» и 2) «Лунный зодиак». Выводы основаны
главным образом на анализе двух источников: позднего греческого текста из кодекса
Cromwellianus, опубликованного в Catal. codd. astrol. graec. IX, 1, и Магического
папируса Британского музея № 121, относящегося к IV в. н. э.
Том LXX открывается статьей J. М. Cook, Archaeology in Greece. 1948—1949.
(стр. 1—15), представляющей продолжение обычных обзоров данного автора. Реакцион¬
ный обозреватель сообщает, что «в 1949 г. наступило значительное улучшение условий
в Греции. Пелопоннес и Центральная Греция были полностью очищены (от борцов
за свободу Греции — ,,бандитов“ по терминологии Соок’а; см. стр. 130 настоящего
обзора.—Н. /7.), и археологические места на севере теперь стали доступными для по¬
сетителей; раскопки были возобновлены Археологическим обществом и иностранными
школами». Раскопки производились в Афинах и Аттике, в Пелопоннесе, в Центральной
и Северной Греции, на ряде островов. Кроме того, раскопки велись в районе Смирны
и на Кипре. Автор статьи «забыл» упомянуть о финансовой политике греческого пра¬
вительства, которое тратило средства на репрессии против трудящихся, а не на рас¬
копки, о чем он сам обмолвился в обозрении, помещенном в LXVII томе JHS.
S. Benton, The Dating of Horses on Stands and Spectacle Fibulae in Greece (стр.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
135
16—22). Небольшая статья посвящена вопросам уточнения датировки и классификации
архаических треножных котлов с ручками в виде лошадей.
M. Robertson, Origins of the Berlin Painter (стр. 23—34). Искусствовед¬
ческо-археологическая статья посвящена древнегреческой вазовой живописи, пре¬
имущественно конца VI в. до н. э. Главным объектом изучения является Краснофйгур-
ный кратер из Кембриджского музея этнологии и археологии. Бизли отнес этот кратер
к числу ранних работ так называемого Берлинского мастера.
Е. М. Hooker, The Sanctuary and Altar of Chryse in Attic red-figure vase-
paintings of the late fifth and early fourth centuries В. С. (стр. 35—41). В статье изучают¬
ся изображения на краснофигурных аттических вазах, воспроизводящие древний
алтарь в Хризе. Из изучаемых автором пяти ваз и фрагментов два памятника
хранятся в Гос. Эрмитаже.
N. G. L. Hammond, The Lycurgean Reform at Sparta (стр. 42—64). Автор
выступает против предложенной в 1918 г. Виламовиц-Меллендорфом поздней дати¬
ровки Ликурговой реформы. На основании литературной традиции и археологических
материалов автор утверждает, что датировать реформу можно только периодом от
конца X до конца IX в. В первой части статьи собраны и проанализированы источники,
во второй части предложены обобщения и выводы. Автор считает древнюю традицию
достаточно достоверной и приписывает реформу одному человеку, который, вероятно,
назывался Ликургом. Реформа была проведена по критскому образцу, причем рефор¬
матор консультировался с Дельфийским оракулом. Происходившая после дорийского
нашествия и завоевания Лаконии борьба и беспорядки закончились Ликурговой Рет-
рой —«хартией нового порядка в Спарте». Возникло «племенное государство», обозна¬
ченное термином ξυνοικία. В этом отношении Ликургову реформу можно сравнить
с реформой Тесея в Афинах. Политическая реформа была укреплена реформой социаль¬
ной системы. Внутри привилегированного класса спартиатов был установлен «новый
базис равенства». В этом равенстве, а не в воинской доблести, которая из него развилась
позднее, Ликург нашел и лекарство от мятежей, и гарантию стабильности, которая
-сделала Спарту уникумом для последующих веков. Hammond подчеркивает, что
главное значение реформы Ликурга состояло в создании «высокоморальной системы
воспитания*. Таким образом, он в полном соответствии с понятиями «гуманности»
и «морали» современных агрессоров безудержно идеализирует Ликургову Спарту
и объясняет общеизвестные отрицательные черты ее строя тем, что они относятся уже
к периоду разложения идеального ликургова общества, расцвет которого он относит к
периоду между 700 и 550 гг. до н. э. С этой целью автору понадобилось некритически
следовать противоречивым данным древнегреческой традипии, а затем при помощи
произвольного толкования новооткрытых археологических памятников идеализировать
примитивное общество архаической Греции вообще.
Спарта умиляет современного буржуазного историка как область, сумевшая
ряд столетий быть опорой реакции в древней Греции и осуществлять жестокую экс¬
плуатацию массы завоеванного населения небольшой, получившей «специальное
воспитание» военизированной группой тунеядцев-завоевателей.
М. Meldrum, Plato and the *Αρχή κακών (стр. 65—74). Исходя из молчаливой
предпосылки о том, что Платона можно только «изучать» и перед ним благоговейно
преклоняться, автор статьи старается разобраться в мистических взглядах Платона
на добро и зло. Он формалистически комментирует главным образом содержание
диалога «Тимей» и X книги «Законов»; в частности, исследует учение Платона о Разуме
и о Доброй и Злой Душе. Эта псевдонаучная статья использует «архивздорную мистику
идей» (В. И. Ленин) для того, чтобы «показать» на сомнительном примере платонов¬
ской «мудрости», что борьба со «злом» невозможна.
Теперь можно подвести конкретные итоги «научной продукции» «академического»
английского ежегодника по истории древней Греции. Как мы видели выше, подавляю¬
щее большинство статей посвящено изучению отдельных, имеющих лишь частное зна¬
чение фактов и событий, как правило, совершенно не связанных с социально-экономи¬
ческой историей. Редакция JHS пытается придать ежегоднику внешне объективист-
136
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
ский, аполитичный вид. Но, разумеется, речь идет только о внешнем виде, который
должен несколько замаскировать реакционное содержание журнала. Среди массы
чисто описательных статей, крохоборчески смакующих какой-нибудь фрагмент сосуда,
то тут. то там помещены статьи, в которых ясно видна реакционность буржуазной исто¬
риографии; и одни и другие статьи свидетельствуют о тупике буржуазной науки. Статьи
археолого-искусствоведческого характера ярко отражают бесперспективность пред¬
ставителей буржуазной историографии, растрачивающих свою эрудицию на второ-
степеннейшие задачи, и показывают поражающую узость интересов буржуазных
«эрудитов». Стремление уйти от разрешения крупных исторических проблем и по¬
пытка направить историографию по ложному, формально описательному пути —
такова реакционная сущность этих внешне аполитичных статей.
Статьи по истории культуры и общеисторические статьи, написанные тоже в при¬
сущей «ГИБ академической манере, более открыто служат реакционным целям совре¬
менных империалистов. Как мы видели, в ряде статей «иррациональное», «бессозна¬
тельное» принимается как основной фактор общественной жизни: проповедуется
«неизменность человеческой природы» с ее «неизменной психологией». Фашизм «обна¬
руживается» еще у Платона, а сам Платон объявляется непревзойденным по глубине
своих идей «вечным» идеалом мудреца. Восхваляются античные примеры «плодотвор¬
ного сотрудничества» науки с войной. Прославляется «империализм» древних Афин
и в особенности—Александра Македонского. На «примерах древности» проводится
пропаганда «естественности» агрессии со стороны большого по размерам государства
и «выгбдности» для малого* государства быть завоеванным большим хищником.
Наконец, заявляется, что «зло» присуще «человеческой природе» и поэтому неиско¬
ренимо. Все свои черные дела и намерения современные империалисты пытаются
оправдать, между прочим, ссылками на древность и на извечные свойства «челове¬
ческой природы».
За последние годы особенно усилились неприкрытые расистские тенденции, про¬
являющиеся в превознесении эллинства и противопоставлении его ближневосточным
народам, в игнорировании культуры народов Среднего Востока и т. д. Встречаются в ,1НБ
и открыто реакционные выпады, как, например, обзывание «бандитами» героических
греческих партизан, не щадивших жизни для защиты своей родины от гитлеровского, а
затем англо-американского ига, выпады против русской культуры в статье Миннза.
Нечего и говорить о том, что журнал игнорирует существование советской исторической
науки. Авторы «ШБ как будто не замечают существования античных государств в
Северном и Западном Причерноморье.
Проводимая в качестве аксиомы модернизация древней истории имеет целью
создать видимость извечности феодализма и как «венца общественного развития» —
капитализма. Так, подобно своим американским собратьям, и английские буржуазные
историки пытаются внести свою «лепту» в безнадежное дело спасения капита¬
лизма .
Н. Н. Пикус
М. HAMMOND. City-State and World State in greek and roman
political theory until Augustus. Harvard University Press, 1951, 217 стр.
Среди вышедших за последнее время в США работ, так или иначе связанных
с древней историей, книга «Город-государство и мировое государство в греческой
и римской политической теории вплоть до времени Августа», автор которой известен
трудом о принципате Августа, привлекает внимание уже названием, напоминающим
о лозунге современных реакционных американских политиков—«мировом государстве»
(world-state). Содержание книги убеждает в том, что впечатление, возникающее
при первом знакомстве с названием работы Хаммонда, неслучайно и что вся книга,
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
137
якобы посвященная истории политических теорий древних, написана в сущности с
одной единственной целью — обосновать и пропагандировать политическую программу
американского империализма»
Причина появления таких книг, как названная работа Хаммонда, ясно выражена
в рекламном очерке, сопровождающем книгу и рассчитанном на то, чтобы привлечь
читателя и ознакомить его в общих чертах с ее содержанием. Уподобляя Хаммонда
Шпенглеру и Тойнби—идеологам буржуазной науки периода заката капитализма, из¬
датели пишут, что «все занимающиеся этой проблемой обращаются с возрастающим
интересом к обществу греков и римлян в надежде найги здесь параллель, которая
поможет осветить упадок других цивилизаций». Кризис современной капиталисти¬
ческой системы, упадок буржуазной «цивилизации» — вот, что побуждает Хаммонда
обращаться за идеологическим оружием к древней истории.
Книга, как сообщает автор в предисловии, «предназначена не для специалистов
в области политической теории у греков и римлян, а для всякого, изучающего
всеобщую историю политических теорий». Иными словами, рассчитывая на широкий
круг читателей, автор ставит своей целью популяризировать определенные идеи.
Каковы же эти идеи, заслуживающие, по мнению Хаммонда, всеобщего распрост¬
ранения?
Основные мысли автора выражены во введении. Хаммонд пишет, что самый
существенный урок, который современные исследователи могут извлечь из опыта
древних, заключается «в духовной неспособности (intellectual inability) греков и
римлян избавиться от господствующей концепции города-государства и найти тео¬
ретический базис для мирового государства, которое на практике стало необходимой
формой политической организации» (стр. 2). Усматривая в этой «духовной неспо¬
собности» причину гибели древнего мира, Хаммонд открыто пропагандирует идею
установления «мирового государства», возглавляемого США; он различает в даль¬
нейшем лишь два пути: либо «мировое государство» (world-state), либо «разруши¬
тельная война» («застой и упадок цивилизации», по Тойнби). Основным препятствием
на первом пути, на пути утверждения «мирового государства», является, по мне¬
нию Хаммонда, приверженность к национальным институтам, стремление к наци¬
ональной независимости.
Хаммонд пытается подвести читателя к мысли, что космополитическая доктрина
«мирового государства» и отказа от национальной независимости исторически оправ¬
дана. Материалы для своих рассуждений он черпает из древней истории, так как
видит в ней аналогию современным событиям. Центральное место в исторической
части книги Хаммонд уделяет конфликту, движущими силами которого, по его словам,
были, с одной стороны, господство политической теории города-государства, подроб¬
но обоснованной Аристотелем и Платоном и развитой в эллинистический период в
учении о «смешанной конституции», а с другой стороны,—острая необходимость
отыскать теоретический базис для широких политических организаций, окрепших в
эллинистический и римский период.
По содержанию книга распадается на две части. Первая из них, состоящая из
четырех глав, посвящена зарождению и оформлению «ортодоксальной теории» города-
государства у греков и причинам ее победы над остальными теоретическими иска¬
ниями греков; попутно излагаются некоторые исторические факты, оттеняющие, по
мнению автора, развитие греческой политической теории. Во второй части, имеющей
семь глав, автор рассматривает вопрос о том, кем, когда и в каком виде «ортодоксаль¬
ная теория» города-государства была перенесена на римскую почву; в силу каких при¬
чин «традиционная теория» господствовала и в поздне-республикаиский период в
Риме; наконец, автор довольно подробно останавливается на теоретических установ¬
ках Цицерона и их влиянии на принципат Августа.
Хаммонд приходит к следующим выводам: зарождение «ортодоксальной теории»
города-государства относится к отдаленной эпохе. Так, например, даже у Гомера,,
в описаниях власти басилея, ограниченной советом старейшин и собранием воинов,,
автор различает некий реальный прообраз «смешанной конституции».
138
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
В качестве основных принципов теории города-государства, получившей свое
полное выражение в трудах Платона, Аристотеля и перипатетиков, Хаммонд выделяет
четыре (стр. 26 сл.): «Во-первых, человек — животное общественное — может достиг¬
нуть высшего самосовершенства только в разумно организованном обществе. Во-вто¬
рых, это разумно организованное общество должно быть экономически самоудовлет-
воряющейся и политически суверенной общиной, достаточно маленькой, чтобы всем
полноправным гражданам принимать прямое участие, согласно с их данными, в ее
политической жизни. В-третьих, лучшая форма правления для такого общества есть
та, которая обеспечивает полную свободу функций трем традиционным элементам;
административную функцию — должностным лицам, представляющим монархию;
совещательную функцию — совету, представляющему аристократию; законодатель¬
ную функцию — народному собранию, представляющему демократию. В-четвертых,
наиболее стойкий из этих трех элементов —аристократический, состоятельный класс,
который имеет средства и досуг, чтобы посвящать себя публичным делам, и у кото¬
рого, следовательно, остается верховное руководство этими делами».
Намеченная Платоном л Аристотелем, «ортодоксальная теория» города-государ¬
ства окончательно оформилась в эллинистический период, когда она уже не отвечала,
по мнению Хаммонда, уровню политического развития общества. Автор констатирует,
что созрел, таким образом, «роковой конфликт» между господствовавшей точкой зре¬
ния и реальными политическими потребностями и перспективами общества. Причина
этого конфликта заключалась, по Хаммонду, в господстве авторитета и традиций,
характерном для греческой и римской цивилизации во всех отношениях. Именно кон¬
сервативным характером греков и римлян склонен автор объяснять «тиранию орто¬
доксальной концепции города-государства» (стр. 16) над политической мыслью в элли-.
нистическо-рймскйй период.
Полибий приложил «ортодоксальную теорию смешанной конституции» к Рим¬
ской республике. Будучи признана наиболее верным приближением к теоретическому
идеалу, римская конституция была канонизирована.
Острая необходимость, полагает автор, привести форму римского управления
в соответствие с новыми условиями жизни, с господством Рима над колоссальной
территорией вызвала попытку Цезаря открыто порвать с «ортодоксальной теорией»
и встать на точку зрения «мировой империи». Однако приверженность умов к «орто¬
доксальной теории» была так сильна, что открытый «революционный путь» Цезаря
по этой причине оказался обреченным на неудачу. Только компромисс, осуществлен¬
ный на практике Августом, мог временно разрядить напряженную ситуацию. Теоре¬
тическое обоснование этому компромиссу, считает автор, создал Цицерон. По своим
убеждениям традиционалист — Цицерон, как пишет автор, оставался верным после¬
дователем «ортодоксальной теории», которую он дополнил в связи с новыми услови¬
ями учением о prmceps’e. «Если Цицерону недоставало признания новых возможно¬
стей за верховной миссией Рима, то, тем не менее, он проложил путь, чтобы реализо¬
вать эти возможности — скорее при помощи компромисса, чем революции. Компро¬
мисс Августа сочетает наследие Цезаря, выраженное в монархии, с наследием Цице¬
рона — восстановленной Республикой, направляемой авторитетом ее первого гражда¬
нина — Respublica restituta и auctoritas principis» (стр. 139). И далее, характеризуя
принципат Августа, Хаммонд отмечает: «Восстановленная республика Августа пред¬
ставляет тесное приближение к конституции Цицероновойп Республики“ и ортодоксаль¬
ной греческой теории. Это, по существу, республиканские институты плюс не монарх,
а скорее премьер-министр» (стр. 158). Ошибка Августа, но мнению Хаммонда, состо¬
яла в том, что в теоретическом оформлении принципата попрежнему не была
преодолена старая концепция города-государства.
В качестве вывода Хаммонд констатирует (стр. 160), что политической теории
был брошен вызов, порожденный необходимостью управлять зоной более широкой,
чем самоудовлетворяющийся город-государство, и что неспособность политических
мыслителей эллинистическо-римского периода принять этот вызов была недостатком
более существенным, чем успехи или неудачи в практическом решении новых нужд
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
139
управления. В этом неразрешенном и во времена Римской империи конфликте состо¬
яла, по мнению Хаммонда, основная причина падения древнего мира.
Такими рассуждениями откровенный идеолог американского империализма
пытается подвести читателя к выводу, оправдывающему современную политику США.
Он продолжает (стр. 165): «Урок, который можно извлечь из основного недостатка
классической цивилизации в ее фазе мирового государства, заключается в том, что
застой неизбежен, когда ортодоксальная политическая теория не прогрессирует в соот^
ветствии с изменившимися политическими условиями. В наши дни национальная суве¬
ренность доминирует в политическом смыслетакже крепко, как смешанная конституция
в классическом мире. Только тогда, когда индивидуумы во всем мире смогут представить
себе гражданство и участие в политической жизни в рамках, более широких, чем нация,
„мировое государство“, от которого берет начало эта дискуссия, будет реализовано
в каком-либо плодотворном смысле. Альтернатива — это то, что было представлено
римлянами,— управление идущее сверху и подрываемое самими управляемыми. Та¬
кое управление исторически означает,— по словам Тойнби,— застой и упадок циви¬
лизации».
Такова идея, во имя утверждения которой написана вся книга; именно ради
«доказательства» этой идеи автор ссылается на Аристотеля и Цицерона, привлекает
натянутые исторические аналогии и пытается обмануть читателя фальсификацией
фактов и ложными умозаключениями.
Политические теории древних, различно освещавшие проблему государства,
имевшие целью объяснить его сущность, формы и развитие, ярко отразившие про^
тиворечия своего времени, классовую и. политическую направленность их авторов,
составляют интересный и сложный объект исторического исследования.
Однако книга Хаммонда—не историческое исследование, освещающее одну из проб¬
лем развития идеологии древнего мира. Грубая маскировка автора не скрывает подлин¬
ную сущность книги. Перед нами произведением котором древняя история использова¬
на в узкополитических целях для проведения реакционной догмы современного амери¬
канского империализма. Будто бы опираясь на опыт древней истории, стремится автор
убедить читателя в том, что только ценой отказа от национальной независимости, це¬
ной добровольного подчинения американскому империализму может быть спасена
современная «цивилизация». В противном же случае она погибнет точно так же, как
погибла когда-то античная цивилизация из-за приверженности греков и римлян к тес¬
ным рамкам города-государства.
Стоит обратить внимание и на тот оттенок сомнения, неуверенности в могуществе
американского оружия, который сквозит в словах Хаммонда, откровенного апологета
американского империализма. Если народы мира не захотят отказаться от своего на¬
ционального суверенитета, с ужасом констатирует автор, то никакими силами воен¬
ного принуждения не предотвратить неизбежной гибели современной «цивилизации»,
т. е., иными словами, — гибели империализма. С целью предупреждения этой воз¬
можности, с целью идеологического порабощения народов, с целью воспитания их
в духе безропотного подчинения правительству США и написана, в действительности,
книга Хаммонда.
Смутно сознавая недолговечность и непрочность современного буржуазного мира,
Хаммонд ищет средства защитить его. Он надеется запугать читателей угрозой гибели
«цивилизации и прогресса», он обращается к историческому прошлому, стремясь в нем
почерпнуть подтверждение своим мыслям. Но в его книге история открыто фаль¬
сифицирована во имя реакционной политической доктрины.
Анализируя построения Хаммонда в области древней истории, недостаточно приз¬
нать их идеалистическими, хотя, разумеется, его концепция об имманентном разви¬
тии идей или утверждение, что господство определенной мысли привело древний
мир к упадку, или что приверженность греков и римлян к теории города-государства
объяснялась их консервативным характером, не могут быть восприняты иначе, как
идеалистические. Следует подчеркнуть, что ярко выраженное идеалистическое тол¬
кование древней истории у Хаммонда целиком зависит от его политической про¬
140
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
граммы. Именно в аспекте его политических целей надлежит рассматривать его*
концепцию.
Действительно, в области современной политики автору было бы чересчур опасно-
углубляться в причины роста национального самосознания народов мира. Безудерж¬
ный колониальный гнет, хищническая эксплуатация зависимых стран империалисти¬
ческими державами — эти и другие факты, способствующие подъему национального-
самосознания в массах, сами по себе агитировали бы против лозунгов, призывающих
отказаться от национальной независимости. Вот почему он обходит молчанием при¬
чины роста национального самосознания в наши дни. Поэтому и в древней истории,,
в которой Хаммонд видит аналогию современной, он не решается обратиться к подлин¬
ным причинам развития политической теории — к классовой борьбе в ее различных
формах, а довольствуется наивно-идеалистическими объяснениями, имеющими целью
ввести в заблуждение читателя.
Актуально-политические цели защиты американского империализма определяют
собой положения и выводы Хаммонда. В его книге не найти оценки события, данной
с точки зрения исторической обстановки своего времени. Его единственный
«исторический» критерий — это США. Так, например, даже афинскую конститу¬
цию автор сравнивает с конституцией США, причем отмечает (стр. 12), «несовершен¬
ство» первой по сравнениюсовторой. У апологета буржуазии ненавидящего народные
массы, даже афинская демократия вызывает осуждение, поскольку она, по словам
Хаммонда, «означала систему правления масс в интересах масс». Существенным мину¬
сом античной цивилизации он признает то обстоятельство, что ей была неизвестна’
избирательная система США (стр. 165 и др.).
Неисторический подход к историческим событиям, субъективные суждения,
продиктованные требованиями империалистов США, характеризуют книгу Хаммонда.
Тщетно стремится он убедить читателей, что рассматривает особенности греко-римской»
политической теории, исходя из ее исторической основы. Исторический фон ограни¬
чен у него лишь банальными сведениями из политической истории, да формально-юри¬
дическим обзором афинской и римской конституции. Не вскрывая глубокого конкретно¬
исторического содержания в многообразных теоретических поисках греческих и рим¬
ских мыслителей, автор довольствуется их поверхностным описанием. Он не замечает
и не желает замечать, как различны были эти поиски, отразившие собой разные пери¬
оды античности, различную классовую и политическую направленность писателей,
идейную борьбу и т. д.— все то сложное и запутанное целое, которое представляет
собой история рабовладельческого общества. Хаммонд, по существу, подменяет историю
политической мысли греков и римлян описанием некой постоянной «ортодоксальной,
политической теории города-государства», которую он проводит чуть ли не от времен
Гомера через Аристотеля к Цицерону.
Рецензируемая книга — явление далеко не единичное в новейшей американской
исторической литературе. Опасения за свою будущность и потому обращение к прош¬
лому за ответом на «проклятые вопросы» современности, за рецептами для политики
сегодняшнего дня; превращение исторической науки в орудие буржуазной политики г
а буржуазных историков в проповедников любых реакционных идей (в данном слу¬
чае — космополитизма)*,! подмена истории публицистикой; полнейший субъективизм;
в суждениях — все эти типические черты, присущие книге Хаммонда, отражают об¬
щий кризис: современной буржуазной исторической науки.
М. К. Трофимовы
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
141
Н. SCULLARD, Roman Politics, 220-150 В. С., Oxford, 1949,
325 стр.
Труд английского историка Скалларда1 «Римская политика в 220—150 гг. до н. э.»
принадлежит к широко распространенному в современной буржуазной науке просо-
пографическому направлению. Начало ему было положено работами М. Гельцера2
и Ф. Мюнцера3. В отличие от Моммзена, обычно отождествлявшего римскую поли¬
тическую жизнь с современной и отыскивавшего в Риме современные политические
партии, Гельцер и Мюндер считали своеобразной особенностью римской жизнй наличие
родовых и семейных группировок знати, в руках которых, по их мнению, Находились
судьбы государства. Для определения состава этих группировок они использовали
просопографические данные и сведения о родственных и брачных связях между
различными государственными деятелями Рима; поэтому направление в буржуазной
науке, начатое трудами Гельцера и Мюнцера, можно условно назвать просопографи-
ческим.
В 30-х годах взгляды Гельцера и Мюнцера получили широкое распространение.
Были сделаны попытки изложить отдельные периоды римской истории в свете борьбы
фамильных и родовых групп нобилитета. Первая такая попытка принадлежит немец¬
кому историку Шуру, который рассматривал внутреннюю и внешнюю политику Рима
в период второй Пунической войны под углом зрения борьбы Фабиев, Клавдиев и
Корнелиев4. К просопографическому направлению примыкал и исследователь прин¬
ципата А. Премерштейн5. Это направление сочеталось у Премерштейна с модерниза¬
цией политической жизни Рима конца Республики. Видя в Августе предшественника
Гитлера, Премерштейн заявил, что партийная борьба в Риме, в основе которой была
не программа, а личность вождя, закончилась победой «партии порядка и отечества»
и захватом ею власти.
Следует отметить, что уже в 30-х годах просопографическое направление в том
виде, который оно приобрело в трудах Шура и других историков, встретилось с возра¬
жениями. Среди противников этого направления был и видный итальянский историк
де Санктис, утверждавший, что Шур довел точку зрения Мюнцера до абсурда6. Однако
де Санктис критиковал только перегибы в просопографическом направлении, он не
вскрывал, да и не мог вскрыть коренных пороков этого течения.
После второй мировой войны просопографическое направление испытало новый
«подъем». Причину этого нетрудно понять. В условиях начавшегося второго этапа
общего кризиса капитализма буржуазия испытывает особую потребность в теориях,
отрицающих активную роль народных масс в истории. Американские и английские
буржуазные ученые, к которым перешла направляющая роль в фальсификации исто¬
рического прошлого, стали проявлять особый интерес к просопографическому направ¬
лению. Характерна в этом отношении работа американской античницы Л. Росс-Тей¬
лор: «Партийная политика во время Цезаря»7. Она игнорирует классовую борьбу
в римском обществе в тот период, когда последняя достигла наивысшей остроты, сво¬
дит всю историю этого времени к борьбе различных группировок нобилитета, и в то же
самое время модернизирует явления прошлого. Предвыборная борьба в Риме, по мне¬
1 Ему принадлежат также: A History of the Roman World from 753 to 146 B. G.
(1936); Scipio Africanus in the Second Punic War (1930).
2 M. G e 1 z e r, Die Nobili tat der römischen Republik, Lpz., 1912.
3 F. Münzer, Römische Adelsparteien und Adelsfamilien, Stuttg., 1920.
4 W. Schur, Scipio Africanus und die Begründung der römischen Weltherr¬
schaft, 1927.1
5 A. Premerstein, Zum Wesen und Werden des Prinzipats, 1937.
8 «Revue de philologie, de littérature et d’histoire ancienne», 1936, стр. 193.
7 L. R. Taylor, Party Politics in the Age of Caesar, Los Angelos, 1949; см.
рецензию на эту книгу в БДИ, 1951, № 3.
142
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
нию Тейлор, идентична с борьбой в США во время выдвижения кандидатов в прези¬
денты; всадники изображаются капиталистами и т. п.
Единственным относительно положительным моментом в про сонографическом
направлении можно считать то, что оно проливает свет на некоторые особенности
политической жизни в Риме, но эта сторона теряется в коренных пороках, присущих
этому течению буржуазной историографии. Просопографическое направление имеет
своей основной целью затушевать классовую борьбу, как движущую силу развития
римского, так же как и всякого другого классового общества, его целью является
«доказать», что не борьба классов составляет основу общественной жизни, а соперни¬
чество между группировками аристократии. С отрицанием роли классовой борьбы
в истории связывается отрицание творческой роли масс. Творцами истории просопо¬
графическое направление объявляет представителей аристократии, которая якобы
всегда безраздельно и бесконтрольно вершит судьбами государства.
Хотя внешне просопографическое направление выступает против модернизации
истории Рима, на деле оно открывает путь для еще более реакционной модернизации,
чем та, которая имела место в трудах буржуазных ученых XIX в. Просопографи¬
ческое направление отрицает какое-либо значение экономических факторов в исто¬
рии, наличие какой бы то ни было исторической закономерности. В этом отношении
оно представляет собой шаг назад даже по сравнению с модернизаторским направле¬
нием в буржуазной историографии. В трудах сторонников просопографического на¬
правления на первый план выпячиваются субъективные моменты. История превра¬
щается в произвольное нагромождение случайных, не связанных друг с другом
явлений.
Таково то направление, к которому принадлежит рецензируемая книга. Она со¬
стоит из введения, 14 глав и приложения, в котором рассматриваются преимущественно
вопросы источниковедческого характера. В введении (стр. 1—8) автор высказывает
в общей форме взгляд на исключительную роль, принадлежавшую в Риме фамильным
и родовым группировкам аристократии.Эта роль может быть сопоставлена с той ролью,
которую играют в современной жизни политические партии, хотя партий с опреде¬
ленной организацией и программой в Риме и не было. В первой главе (стр. 8—30)
Скаллард пытается выяснить основы организации аристократических группировок,
средства и методы, при помощи которых они вели борьбу друг с другом и обеспечивали
свое господство во всех областях политической жизни. В основе политической органи¬
зации римской знати находились, по мнению автора, gentes, лидерами которых были
«отцы семейств». Римская знать в III—II в. до н. э., согласно взгляду Мюнцера, при¬
нятому автором рецензируемой книги, была неоднородной по своему составу. Ядро
ее образовывали нобили, т. е. те лица, которые сами были курульными магистратами,
а также их потомки. К этому ядру примыкали homines novi, которые не имели своими
предками nobiles и сами впервые домогались курульных магистратур (стр. 11). Основой
политического влияния нобилитета был патронат во всех его формах: законодательной,
экономической и политической (стр. 18). Рассмотрев в общих чертах деятельность
аристократических группировок, Скаллард приходит к заключению, что в основе
внутренней борьбы в римском государстве в позднереспубликанский период лежала
не борьба между аристократией и народом, а соперничество отдельных группировок
нобилитета (стр. 30). Политические условия, в которых происходила борьба между
группировками нобилитета, полностью соответствуют, по мнению автора, политиче¬
ской обстановке в Англии XVIII в. (стр. 30). Таким образом, модернизация политиче¬
ской жизни Рима свойственна Скалларду, как и другим представителям просопогра¬
фического направления.
Во второй главе (стр. 31—38) трактуется вопрос о борьбе фамильных и родовых
группировок римской аристократии в период между 241 и 218 гг. до н. э. Наибольшим
влиянием в это время, по мнению Скалларда, пользовались группировки Фабиев.
Эмилиев и Клавдиев. В следующих трех главах (стр. 38—88) изучается борьба фамиль¬
ных группировок в годы второй Пунической войны. История Рима этого времени
трактуется как борьба группировок римского нобилитета. Ответственной за войну
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
143
была группа Эмилиев-Сципионов (стр. 39). Против нее вели борьбу «народные лиде¬
ры» — Фламиний, Минуций и Теренций Варрон. Но борьба эта не носила все же остро¬
го характера, поскольку группа Эмилиев-Сципионов была «либерально-прогрессивной
секцией сената», благосклонной к требованиям народа (стр. 55). После Канн власть
переходит к Фабиям, представлявшим консервативную стратегию и политику (стр. 60)►
С 212 г. до н. э. против Фабиев борется группировка Фульвиев-Клавдиев, и вскоре
между ними устанавливается политическое равновесие. Наконец, с 206 по 201 г. гос¬
подство переходит к группе Сципионов, против которых выступала оппозиция —
группа Сервилиев.
Большая часть книги (глава VI—XIII; стр. 88—231) посвящена борьбе фамильных
группировок в период войн Рима на Востоке. Вступление Рима в войну с Македонией
сразу же после разгрома Карфагена связывается автором с деятельностью Фламинина,
находившегося в тесной связи с родами Фабиев и Квинциев (стр. 95). Подробно рас¬
сматривается новое возвышение и упадок политического влияния группы Сципионов
в 196—191 гг. до н. э. и начало политической карьеры М. Порция Катона (стр. 110—
152). Специальная глава посвящена цензуре Катона, деятельность которого автор
рассматривает вне связи с реальными политическими или социальными силами, видя
в нем идеального политика, стоящего над своей эпохой и призванного восстановить
прежнюю чистоту нравов и общественные устои. Во время борьбы между Катоном
и группой Сципионов, по мнению автора, образовалась промежуточная группа — коа¬
лиция Клавдиев-Фульвиев и некоторых старых приверженцев Фабиев. С 186 по 180 г.
до н. э. эта группа пользовалась значительным влиянием. В течение следующих пяти
лет у власти находилась группа Фульвиев в союзе с патрицианскими родами Клавдиев
Пульхров, Валериев и плебейскими родами—Муциями и Гостилиями. В последующем
группа Фульвиев уступает место Постумиям и Попилиям. В заключительной, 14-й
главе (стр. 232—245) разбираются проблемы политики Сената за годы, предше¬
ствовавшие III Пунической войне.
Период, охватываемый трудом Скалларда, является переломным в римской исто¬
рии. В этот период патриархальная система рабства уступает место развитой класси¬
ческой рабовладельческой системе. Крупная роль в этом превращении принадлежала
торговому и ростовщическому капиталу, сосредоточивавшему в своих руках доходные
откупные операции, безжалостно грабившему вновь завоеванные территории. Денеж¬
ные средства, добываемые путем грабежа и всевозможных спекуляций, превращались
в своей значительной части в земельное богатство. Ростовщики становились землевла¬
дельцами, организация труда в сельском хозяйстве усиливала товарность производ¬
ства. Производство, основанное на применении массового труда рабов, нуждалось
в постоянном притоке рабов на рынки Италии. Отсюда захватнические войны, в кото¬
рых наиболее были заинтересованы круги, связанные с торговлей и ростовщичеством,
и землевладельцы, чье хозяйство было основано на новой относительно прогрессивной
организации труда. Таковы те экономические основы, без выяснения которых
невозможно понять политическую борьбу в Риме 220—150 гг. до н. э. Они цели¬
ком игнорируются Скаллардом, не видящим никаких изменений в экономиче¬
ских условиях римской жизни II в. до н. э. по сравнению с предшествующим
периодом.
Между тем подход автора к истории политической борьбы в Риме III—II вв. до
и. э. является чисто внешним, поверхностным. Из данных о родственных и брачных
связях между отдельными членами нобилитета он делает необоснованные выводы
о господстве в тот или иной период определенной фамильной группировки. История·
Рима, как это вообще характерно для просопографического направления, превра
щается в книге Скалларда в историю аристократических группировок. В фокусе
всего исследования автор ставит борьбу между родовыми и фамильными группиров¬
ками, а основные решающие моменты экономической и социальной истории им игнори¬
руются или рассматриваются в лучшем случае лишь как иллюстрация к борьбе фа¬
мильных группировок. Таким образом, работа Скалларда отличается теми же корен¬
ными пороками, которые характерны для всего просопографического направления:;
144
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
отрицанием классовой борьбы, отрицанием творческой роли масс в истории, отрица¬
нием значения экономических факторов,
Первая половина II в. до н. э. была временем господства нобилитета. Сенат, яв¬
лявшийся оплотом нобилитета, играл выдающуюся роль во всей внешней и внутренней
политике римского государства. Имела место и описанная в рецензируемой книге борь¬
ба между различными группировками нобилитета, взаимная поддержка представи¬
телей одной группировки, связанной между собой семейными традициями и брачными
отношениями. Однако, если внимательно всмотреться в эту борьбу, мы не увидим за
ней принципиальных разногласий по вопросам внешней и внутренней политики, даже
таких, которые имели место в борьбе между всадниками и нобилитетом. Борьба внутри
нобилитета шла преимущественно из-за получения высших магистратур, верховных
жреческих должностей; это была борьба за лучший, более жирный кусок добычи.
Попытка объяснить каждый поворот во внешней или внутренней политике римского
государства преобладанием определенной группировки или коалиций определенных
группировок нобилитета не может быть удачной, она противоречит источникам.
Наиболее яркий пример, опровергающий построения Скалларда, дает деятель¬
ность Т. Квинция Фламинина. Он принадлежал к роду, находившемуся издавна в дру¬
жеских отношениях с Фабиями, враждебными Корнелиям. Сестра его жены была женою
известного Кв. Фабия Максима, противника Корнелия Сципиона Африканского. Однако
Корнелий Сципион Африканский, бывший с 199 по 184 г. принцепсом Сената, поддер¬
живал Квинция Фламинина в его политике в Греции и фактически был вдохновителем
этой политики, хотя и противился избранию его консулом на 198 г.
Явно преувеличена и искажена характеристика традиций отдельных группиро¬
вок нобилитета. Несомненно, что семейные традиции существовали, они поддержива¬
лись искусственно путем сохранения изображений предков, однако эти традиции не
имели, да и не могли иметь решающего значения. Для того чтобы говорить о семейных
традициях, Скалларду достаточно, чтобы два члена одного и того же рода совершили
аналогичные поступки. Так, например, Фульвий Флакк приказал снять украшения со
знаменитого храма Юноны в Бруттиуме, которому не причинили вреда ни Пирр, ни
Ганнибал. Родственник Фульвия Флакка Фульвий Нобилиор также вывез из Греции
произведения искусства. Отсюда автор делает вывод о традициях рода Фульвиев
(стр. 195) по собиранию памятников искусств.
Для просопографического направления и, в частности, для Скалларда характерно
изучение политики в полном отрыве от экономического развития рабовладельче¬
ского общества. Это сказалось, например, в освещении вопроса о причинах третьей
Пунической войны. Гипотеза Моммзена о том, что политика Катона Старшего в кар¬
фагенском вопросе отражала преимущественно интересы ростовщиков и торговцев,те¬
перь отвергается большинством буржуазных ученых. Карштедт считал, что стремление
уничтожить Карфаген вызывалось опасением,как бы Карфаген не был захвачен Масси-
ниссой1;Занканвозлагает ответственность за войну с Римом на Карфаген, стремившийся
восстановить свое могущество и даже уничтожить Рим2. Скаллард не присоединяется
ни к одной из этих гипотез, однако категорически отрицает влияние каких-либо эко¬
номических факторов на политику Сената или его отдельных группировок в этом во¬
просе. Отход от взгляда Моммзена, отличающегося модернизацией экономических яв¬
лений, является скорее шагом назад, ибо у современных историков наблюдается в
этом, так же как и в других вопросах, выпячивание субъективных моментов в ущерб
моментам экономическим.
Крупным пороком рецензируемой работы является то, что, углубившись в борьбу
группировок нобилитета, автор умолчал о росте новой политической силы — всадни-
■чества, не проследил растущего влияния торгово-ростовщических кругов во внутрипо¬
1 U. Kahrsted t, Geschichte der Karthager, 1913, CTp. 618.
2 L. Z a n c a n, Le cause della terza guerra Punica, 1943, CTp. 556—572.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
145
литической жизни и во внешней политике. Складывание всадничества, как известно,
происходило именно в эти годы и было результатом того нового значения, которое
приобрел в условиях развитого рабовладельческого общества торговый и ростовщи¬
ческий капитал.
Расхождение интересов плебса и всадничества можно наблюдать уже во второй
половине III в. В 212 г., по сообщению Ливия (XXV, 3), народ выступил против жуль¬
нических операций публиканов значительно резче, чем Сенат; Плавт, являвшийся вы¬
разителем интересов сельского плебса, резко отрицательно относился к всадникам.
Поэтому уже для периода, анализируемого Скаллардом, нельзя говорить о народе
вообще, как это сплошь да рядом делает автор, замазывая противоречия внутри демо¬
кратических слоев римского общества, а необходимо различать политические интересы
отдельных групп и прослоек. В частности, та борьба, которая происходила между сто¬
ронниками Катона и группировкой Сципиона по вопросам внешней политики, отра¬
жала интересы значительной части нобилитета, с одной стороны, и новой денежной
знати и новых землевладельцев,— с другой. Дело здесь не в филэллииизме Сципионов,
а в том, что значительная часть нобилитета, ведущая натуральное хозяйство, была
сравнительно мало заинтересована в агрессивной политике и в превращении завое¬
ванных государств в провинции, в то время как Катон отражал интересы дельцов
и новых землевладельцев, более связанных с рынком и заинтересованных в новых
завоеваниях и в развитии провинциальной системы, поскольку последняя была важным
источником прибылей как для публиканов, так и для частных ростовщиков и торговцев.
Излагая борьбу между группировками нобилитета, автор полностью игнорирует
роль классовой борьбы рабов, сводит на-нет борьбу плебса; хотя начало мощного подъ¬
ема движения рабов относится к следующему периоду римской истории, но и в годы
войн Рима на Востоке активность рабов проявляется в ряде восстаний в 199, 196, 185,
184 гг. Об этих восстаниях автор говорит лишь (стр. 155) вскользь, как об обществен¬
ных смутах. Между тем эти восстания, несомненно, оказывали какое-то влияние на
политическую борьбу и на идеологию правящего класса. Низы свободного населения
также не всегда шли на поводу у римских политиков, представителей нобилитета.
С оппозицией народных масс нобилям приходилось считаться и во время II Пуни¬
ческой войны и в годы войн Рима на Востоке. В этой связи и борьба Катона за
«добрые старые нравы» должна расцениваться, как стремление укрепить господ¬
ствующий класс перед лицом серьезной угрозы со стороны растущего революционного
движения низов римского общества.
Попытка объяснить одними фамильными связями сложную и богатую событиями
эпоху выражает стремление автора зачеркнуть роль решающих экономических факто¬
ров, затушевать классовую борьбу. Книга Скалларда, как и вся современная буржу¬
азная историография, отрицает какую-либо закономерность исторического развития
и сводит всю разнообразную историю древнего Рима к случайным, второстепенным, в
конечном счете родственным связям римского нобилитета.
А. И. Немировский
Е. A. THOMPSON, A History of Attila and the Huns, Oxf., 1948,
228 стр.
Несмотря на значительное число работ по истории гуннов, появившихся со вре¬
мен Дегиня и Гиббона, далеко не все ее стороны могут считаться достаточно разра¬
ботанными. Прежде всего это касается социально-экономической истории гуннов, обус¬
ловившей характерные черты их развития — эфемерность «государства» Аттилы и бы¬
строе исчезновение гуннов с арены европейской истории. Буржуазные историки боль¬
шей части ограничивались описанием политической истории гуннов, концентрируя
свое внимание на личности Аттилы, военному гению которого приписывались наивыс¬
шие успехи завоевателей и создание огромной «империи», простиравшейся от Пред-
10 Вестник древней истории, № 2
146
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
кавказья до Центральной Европы. Линн, немногие из них касались вопросов эконо¬
мики и социального строя гуннов. В этой связи рецензируемая книга представляет
несомненный интерес.
Работа Е. А. Томпсона состоит из восьми глав; первая из них посвящена обзору
источников, четыре главы (2-я и 4—6-я) носят чисто повествовательный характер
и подробно излагают политическую историю гуннов с момента их появления в Европе
до распада племенного союза Аттилы. «Остальная часть книги,— указывает Томпсон
во введении (стр. 2 сл.),— посвящена попытке объяснить повествование, содержа¬
щееся в этих главах. Что определяло характер действия гуннов? Что дало им возмож¬
ность совершить столь потрясающие действия? Каким народом они были? Пытаясь
ответить на эти вопросы, я посвятил главы 3-ю и 7-ю попытке анализа материалов по
цивилизации и социальной организации гуннов. Представляется очевидным, что об¬
щество, засвидетельствованное сообщениями Аммиана, значительно отличается от
того, которое посетил Приск. Если мы хотим понять общество, породившее Аттилу, мы
должны проследить, как это общество стало таким, каким его возглавил Аттила».
Естественно, именно эти разделы книги: глава 3-я — «Гуннское общество до Аттилы»
и глава 7-я — «Гуннское общество при Аттиле» представляют для нас наибольший
интерес и будут основным предметом настоящей рецензии.
Предварительно необходимо остановиться на круге источников, привлеченных
автором и определивших хронологические и территориальные рамки его труда. В книге
очень широко использованы письменные источники, прежде всего сообщения грече¬
ских и римских авторов. Томпсон считает, что в настоящее время история гуннов
может быть восстановлена исключительно по данным греческих и римских путеше¬
ственников. Он правильно указывает на то, что большинство авторов, писавших о
гуннах, в той или иной степени находились под влиянием Аммиана Марцеллина и
Приска Панийского. Можно согласиться с утверждением автора о «разительном
отличии» Приска от Аммиана по самому характеру использования исторического
материала (стр. 6—12). Оба они обильно используют античных авторов, вводя в свой
текст значительные отрывки из произведений предшествующих писателей при описа¬
нии современных им событий. Но у Аммиана — это лишь стилистический и литера¬
турный прием, поиски наиболее выразительной формы описания событий, о которых
сам он имел реальные сведения. Приск же обращался к предшественникам для
восполнения пробелов в своих знаниях. Достоверность произведения Приска ума¬
ляется обильным цитированием сообщений классических авторов о различных пере¬
движениях племен и военных операциях, о которых сам Приск не имел никаких
сведений. Это сочетается с хронологическими и географическими промахами Приска,
с его невежеством в военных вопросах. Но, указывая на эти недостатки, Томпсон пра¬
вильно подчеркивает огромное значение труда Приска для истории Восточной Европы
V в.: если другие авторы говорят об изолированных фактах, то лишь один Приск рас¬
сказывает историю основных событий.
Однако нельзя не отметить, что круг литературных источников далеко недоста¬
точен для решения поставленных Томпсоном проблем, тем более что большинство пись¬
менных сообщений о гуннах в высшей степени тенденциозно, как правильно подчер¬
кивает и сам автор. Томпсон полностью отказывается от использования археологиче¬
ского материала и пытается обосновать этот отказ тем, что в силу самой природы гунн¬
ского общества «мы не можем рассчитывать на открытие значительных следов их
археологических памятников» (стр. 5). Действительно, особенности общества степных
скотоводов-кочевников — отсутствие прочной экономической базы, регулярно раз¬
вивающегося ремесла, значительная зависимость от материальной культуры населе¬
ния вновь захваченных областей'— создают большие трудности при археологическом
выявлении гуннов. Но гунны имели, конечно, определенную материальную культуру,
без которой было бы немыслимо ни самое существование их общества, ни их победы
над хорошо вооруженными римскими и византийскими войсками. Автор упоминает
в лишь о некоторых спорных находках на территории Венгрии, исследованных в свое
время Альфёльди и Такачем. Однако при изолированном рассмотрении этих находок
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
147
нельзя не только получить представление о материальной культуре гуннов, но даже
и доказать принадлежность самих венгерских находок гуннам. Определить характер
материальной культуры гуннов, проследить следы их по археологическим памятни¬
кам можно лишь при учете памятников всех территорий, пройденных гуннами в их
движении на запад. Советской археологией уже много сделано в этом направлении.
Группы памятников, несомненно, принадлежавших гуннам, открыты на территории
МНР (знаменитый Ноин-улинский могильник), а также в ряде пунктов на территории
СССР. Таковы гуннские городища в районе Улан-Удэ, многочисленные могильники
в Таласской долине, Центральном Тяныпане, Фергане, Ташкентском оазисе, Чаткаль
ской долине, Чон-Алае. Отдельные элементы материальной культуры гуннов (укра¬
шения с инкрустацией ноин-улинского типа) открыты в «болотных городищах» При
аралья, развитие этих элементов прослежено в западном Казахстане. Огромное зна
чение имеет открытие гуннских могильников на, нижней Волге, причем некоторые из
них относятся к I—II вв. н. э. и свидетельствуют о раннем проникновении гуннов
к восточным границам Европы. Отдельные, пока еще разрозненные следы гуннов отме
чены на Кавказе и в Крыму. Так, этап за этапом советские археологи открывают реаль
ные следы гуннского движения на запад, засвидетельствованного китайскими письмен
ными источниками. Без этих данных, без изучения гуннских памятников на востоке,
и прежде всего на территории СССР, невозможно выяснить истинный характер тех
гуннских памятников, которые успешно изучаются сейчас венгерскими учеными.
Томпсон полностью игнорирует как работы советских исследователей, так и послед¬
ние достижения венгерских археологов. Это и приводит его к неверному заключению
о невозможности использования археологических данных при решении вопроса о гун¬
нах. Главы о социально-экономическом строе гуннов построены лишь на основании
неполного и одностороннего освещения письменными источниками и фактически ли¬
шены фундамента.
С этим же связан еще один крупный недостаток книги. Томпсон полностью отка¬
зывается от решения вопроса о связи западных гуннов, упоминаемых в античных источ¬
никах, с восточными гуннами китайских" летописей. «В этой книге мы, подобно тому
как делали римляне,— пишет он (стр. 2),— довольствуемся началом истории гуннов
не в Монголии, а в бассейне Кубани, сознавая, что о них ничего не известно вплоть до
конца IV в., когда они напали на остготов». В другом месте он уже определенно отри¬
цает связь западных гуннов с восточными, приводя слова Бари: «Это смертельный
прыжок из империи северных Цинь в степи России, и тот, кто предполагает его, опи¬
рается на крылья фантазии, а не на факты» (стр. 1).
Движение отдельных групп гуннов на запад, начавшееся еще в I в. до н. э., с до¬
статочной четкостью засвидетельствовано китайской исторической наукой, достиг¬
шей высокого развития еще в глубочайшей древности. После разгрома китайцами се¬
верных гуннов в 36 г. до н. э. часть их была отброшена на запад, и с этого времени на¬
чалось проникновение небольших, разрозненных групп гуннов вплоть до границ Во¬
сточной Европы. С этим связаны и древнейшие упоминания европейских авторов
(Птолемей и др.) о гуннах. Движение гуннов на запад значительно усилилось после
разгрома их племенными союзами Сяньби и Тоба. Сообщения письменных источников,
полностью согласуются с приведенными выше археологическими данными. Наконец,
массовое нашествие IV в. было обусловлено внутренними, соц