A.  A.  ЛЮБЛИНСКАЯ
 АБСОЛЮТИЗМ
 В  ПЕРВОЙ  ТРЕТИ  XVI  В.

АКАДЕМИЯ  НАУК  СССР
 ЛЕНИНГРАДСКОЕ  ОТДЕЛЕНИЕ
ИНСТИТУТА  ИСТОРИИ
 А.  Д.  ЛЮБЛИНСКАЯ
 анцузский
 АБСОЛЮТИЗМ
 В  ПЕРВОЙ  ТРЕТИ  ХУП  В.
 ИЗДАТЕЛЬСТВО  ..НАУКА"
 МОСКВА  •  ЛЕНИНГРАД
 1  9  6  5

A.  D.  LUBLINSKAJA
L’ABSOLUTISME  FRANQAIS  AU  DEBUT
DU  XVIIе  SIECLE

ВВЕДЕНИЕ
 Важность  проблем,  исследуемых  в  предлагаемой  читателю
книге,  ясна  сама  по  себе.  Развитие  капитализма,  вызванные  им
перемены  в  социальной  структуре  общества,  расцвет  абсолю¬
тизма  —  это  основа  всей  истории  западноевропейских  стран  в  на¬
чале  капиталистической  эры.  Но  избранный  для  конкретного  изу¬
чения  период  —  первая  треть  XVII  в.  —  нуждается  в  мотивировке.
 В  ту  пору  отчетливо  обрисовались  все  главные  особенности,
свойственные  каждой  из  стран,  двигавшихся  по  направлению
к  буржуазному  строю.  Начала  складываться  новая  «иерархия»
европейских  держав,  характерная  именно  для  эпохи  мануфактур¬
ного  капитализма  и  ранних  буржуазных  революций.
 В  это  же  время  Франция  заняла  свое  особое  место  в  Европе.
Из  страны  классического  феодализма  она  развилась  в  страну  не
менее  классического  абсолютизма.  Именно  потому,  что  между
этими  стадиями  существовала  теснейшая  органическая  связь,  для
Франции  была  закрыта  возможность  стать  страной  классического
капитализма.  Такая  судьба  была  предназначена  Англии.  На  долю
Франции  выпала  самая  длительная  подготовка  к  самой  радикаль¬
ной  и  также  классической  буржуазно-демократической  революции.
 Узловым  периодом,  в  течение  которого  определилась  перспек¬
тива  именно  такой  судьбы  Франции,  давшей  ей  в  XVII  в.  поли¬
тическую  гегемонию  в  Европе,  а  в  XVIII  в.  сделавшей  ее  центром
Просвещения,  была  первая  треть  XVII  в.  До  этого  времени  но¬
вые  начала  в  экономике,  социальной  структуре,  политике,  куль¬
туре  при  всей  своей  значимости  не  обладали  еще  достаточной
прочностью.  Во  многих  странах  ранний  капитализм  оказался
явлением  хрупким  и  недолговечным.  Уже  в  середине  XVI  в.  он
значительно  увял  в  Италии,  был  сломлен  в  Германии  и  подкошен
в  Испании.  В  самой  Франции  длительная  междоусобица  второй
 3

половины  XVI  в.  оказала  на  его  развитие  безусловно  вредное
влияние;  мирный  период  правления  Генриха  IV  был  слишком  ко¬
ротким,  а  за  ним  последовали  новые  гражданские  войны.  Словом,
в  1610  г.  для  Франции  не  были  еще  закрыты  пути,  могущие  при¬
вести  к  длительному  застою,  а  может  быть,  и  упадку  в  развитии
капитализма.
 Положение  осложнялось  еще  и  тем,  что  не  была  исчерпана
сила  главного  в  ту  пору  политического  врага  абсолютизма  —  фео¬
дальной  знати.  Хотя  ее  ряды  и  поредели  в  междоусобных  войнах
второй  половины  XVI  в.,  она  представляла  собой  значительную
по  своему  политическому  весу  группу  и  активно  боролась,  отстаи¬
вая  реакционную  программу  децентрализации  и  консервации
прежних  порядков,  мешавших  развитию  буржуазных  элементов.
Личные  качества  неспособного  к  самостоятельному  правлению
Людовика  XIII  внушали  знати  большие  надежды  на  подчинение
короля  своему  влиянию.  Тогда  она  направила  бы  политику  по
нужному  для  себя  руслу.  Французские  принцы  крови,  герцоги  и
пэры  еще  могли  рассчитывать  на  завоевание  при  дворе  и  в  стране
позиций,  составлявших  основу  мощи  испанской  феодальной  ари¬
стократии.  А  это  отразилось  бы  и  на  общем  ходе  развития  страны.
 •К'концу  первой  трети  XVII  в.  эти  реакционные  притязания,
равно  как  и  другие  препятствия,  преимущественно  политического
порядка,  были  преодолены.  Прогрессивные  силы  Франции  —  бур¬
жуазия  и  народные  массы  —  сыграли  при  этом  решающую  роль,
поддержав  абсолютизм  в  его  борьбе  с  феодальной  знатью  и  сепа¬
ратистскими  тенденциями.  Они  оказались  в  ту  пору  уже  доста¬
точно  сильны  для  того,  чтобы  перевесить  чашу  весов  в  пользу
экономического  и  политического  прогресса.
 Но  это  были  глубинные  процессы,  течение  и  результаты  кото¬
рых  далеко  не  полностью  и  не  всегда  были  ясны  современникам.
Наоборот,  междоусобицы  и  войны  с  гугенотами  создавали  впечат¬
ление  «неблагополучия  во  французском  королевстве»  и  непроч¬
ности  абсолютизма.  Подобное  впечатление  было  тем  более  весо¬
мым,  что  экономическое  положение  Франции  продолжало  оста¬
ваться  неблестящим,  а  государственные  финансы  находились
в  плачевном  состоянии.  Буржуазия  громко  жаловалась  и  требо¬
вала  усиления  протекционизма;  народ  нищал,  и  угроза  восстаний
висела  в  воздухе.  Правительство  принимало  некоторые  меры,  но
они  не  приносили  желаемых  результатов,  ибо  все  более  и  более
расширявшаяся  Тридцатилетняя  война  во  многом  парализовала
его  попытки.
 Все  эти  явления  экономического  и  политического  порядка  за¬
ставляют  исследователя  выйти  за  привычные  рамки  рассмотрения
истории  одной  страны  (хотя  бы  и  с  учетом  международной  обста¬
новки)  и  как  бы  вдвинуть  изучаемую  страну  в  систему  общеевро¬
пейской  экономики  и  политики.  В  данном  случае,  т.  е.  как  раз  для
 4

XVII  в.,  он  оказывается  в  особо  благоприятном  положении,  ибо
встречается  с  интересными  и  широкими  концепциями,  касающи¬
мися  сложного  комплекса  явлений  во  всей  Европе.  Перипетии  по¬
литической  борьбы,  охватившей  почти  все  страны,  их  социальная
структура  и  главное  относительно  медленный  темп  развития
капитализма  привлекли  за  последние  годы  внимание  многих  исто¬
риков.  В  современной  зарубежной  исторической  науке  получили
широкое  распространение  теории  «всеобщего  кризиса»  и  «всеоб¬
щей  революции»  в  XVII  в.
 Для  исследовательской  разработки  этих  теорий  совершенно
необходимо  привлечение  французского  материала  —  общая  «не¬
устроенность»  проявилась  во  Франции  чрезвычайно  отчетливо.
Но,  с  другой  стороны,  нельзя  и  ограничиваться  одной  лишь  Фран¬
цией:  взаимозависимость  в  ходе  развития  всех  европейских  стран
начиная  с  XVI  в.  —  факт  бесспорный  и  неопровержимый.  Эти  со¬
ображения  определили  собой  проблематику  и  структуру  нашей
книги,  посвященной  не  одной  лишь  Франции,  хотя  центром  иссле¬
дования  является  именно  эта  страна.
 В  первых  двух  главах  на  основе  критического  разбора  теорий
«всеобщего  кризиса»  и  «всеобщей  революции»  в  XVII  в.  постав¬
лена  проблема  особенностей  мануфактурного  этапа  в  развитии  ^ка¬
питализма  в  целом  и  соответствовавших  этому  этапу  социальных
отношений.  В  последующих  главах  мы  стремились  изучить  то  осо¬
бенное  положение,  в  котором  оказались  в  1610—1620-х  годах  как
французская  экономика  в  связи  с  общим  экономическим  разви¬
тием  Европы,  так  и  сама  Франция.  Подробно  рассмотрены  дли¬
тельная  борьба  правительства  с  гугенотами,  имевшая  целью
ликвидировать  их  политическую  автономию,  отношения  с  финан¬
систами  и  финансовая  политика,  проект  экономических  и  финан-*
совых  реформ,  предложенный  Ришелье  на  собрании  нотаблей
в  1626—1627  гг.,  его  деятельность  на  дипломатическом  поприще.
Эти  темы  не  столько  отобраны  автором,  сколько  предписаны  ему
самим  ходом  событий  тех  лет.
 Настоящая  работа  хронологически  и  тематически  примыкает
к  нашей  книге  «Франция  в  начале  XVII  в.»  (Ленинград,  1959).
Читатель  не  раз  встретит  на  нее  ссылки,  ибо  мы  стремились  не
повторять  многое  из  того,  что  уже  подробно  освещено  нами  в  дру¬
гом  месте.

Глава  I
 ТЕОРИЯ  «ВСЕОБЩЕГО  КРИЗИСА»  В  XVII  в.
 емнадцатый  век  долгое  время
не  имел  —  для  всей  Европы  и
ца  всем  протяжении  —  особого  и  звонкого  эпитета.  Обозначение
его  «веком  Людовика  XIV»  относилось  преимущественно  к  Фран¬
ции  второй  половины  столетия,  т.  е.  территориально  и  хронологи¬
чески  было  ограниченным,  да  и  не  получило  широкого  распростра¬
нения.  Между  своими  славными  соседями  —  «Веком  Возрождения»
и  «Веком  Просвещения»  —  XVII  век  оказывался  чем-то  не  вполне
определенным,  лишенным  какой-то  главной  и  характерной  черты.
Исследован  он  был  несравненно  меньше,  чем  XVI  и  XVIII  вв.
 За  последнее  десятилетие  положение  в  зарубежной  историо¬
графии  резко  изменилось.^  Повысился  интерес  ко  всем  сторонам
истории  XVII  в.,  в  особенности  экономической  и  социальной.  По¬
явилось  много  новых  работ  широкого,  обобщающего  характера,
появились  и  новые  теории,  пытающиеся  систематизировать  на¬
копленные  знания,  расположить  их  в  некую  цельную  картину,
включающую  все  или  большинство  стран  Европы,  вскрыть  основ¬
ные  закономерности,  обусловившие  общность  (или  хотя  бы  сход¬
ство)  протекавших  в  них  процессов.  В  этих  теориях  XVII  век
предстает  как  нечто  своеобразное,  как  век  острейших  противоре¬
чий,  век  экономического,  социального  и  политического  кризиса,
кризиса  сознания.  Он  получил,  наконец,  свой  эпитет,  он  стал
веком  «всеобщего  кризиса»  и  «всеобщей  революции»,  «трагическим
веком».
 Многое  в  этих  концепциях  является  спорным  и  даже  неприем¬
лемым  —  в  первую  очередь  само  понятие  «общего  кризиса»  и  «об¬
щей  революции»,  —  но  они  очень  интересны  своим  стремлением
глубже  проникнуть  в  суть  явлений,  отыскать  какие-то  основные
причины  процессов,  первостепенных  по  своей  важности  и  общих
для  европейских  стран.
 6

^Франция  занимает  в  этих  теориях  едва  ли  не  первое  место  не
только  в  силу  своей  объективно  большой  роли  в  истории  всего  кон¬
тинента,  но  и  потому,  что  многие  явления,  определяемые  ныне
как  специфические  для  «трагического  века»,  получили  в  ней  свое
наиболее  четкое  выражение  (экономический  кризис,  меркантилизм,
абсолютизм,  классицизм  и  т.  д.).  Особый  интерес  в  связи  с  этим
приобретает  первая  половина  столетия,  когда  противоречия  про¬
явились  особенно  ярко,  когда  «распалась  цепь  времен»  и  все  об¬
щество  пришло  в  состояние  брожения.
 Повышенный  интерес  к  экономической  истории  XVII  в.  сле¬
дует  поставить  в  прямую  связь  с  тем  вниманием,  которое  многие
представители  зарубежной  историографии  проявляют  к  важной  и
сложной  проблеме  зарождения  капитализма  и  его  развития  в  нед¬
рах  феодального  общества.  Очень  знаменательно  в  этом  отноше¬
нии  не  только  появление  еще  в  1946  г.  книги  английского  марк¬
систа  Мориса  Добба,1  но  и  особенно  возникшая  в  связи  с  ней
оживленная  дискуссия,2  продолжающаяся,  собственно  говоря,  и  по¬
ныне.3  Советские  историки  очень  быстро  откликнулись  на  нее  ре¬
цензиями,4  где  были  даны  оценки  взглядов  Добба  и  других  участ¬
ников  дискуссии  и  подчеркнут  методологический  интерес  проблемы.
 Дискуссия  охватила  широкий  круг  социально-экономических
тем  в  истории  стран  Западной  Европы  XV—XVIII  вв.,  но  наибо¬
лее  плодотворным  было  ее  действие  для  исследования  наиболее
«темного»  (в  плане  экономической  истории)  XVII  в.  Отправляясь
от  сравнительно  хорошо  изученного  в  этом  отношении  XVI  в.,
историки  оказались  в  довольно  затруднительном  положении  перед
лицом  фактов,  недостаточно  осмысленных.  Поразительной  казалась
общая  картина  отсутствия  поступательного  движения  уже  в  первой
четверти  XVII  в.,  а  затем  длительный  застой  и  даже  упадок.
В  первую  очередь  это  касалось  цен.  После  работ  Гамильтона,  по¬
священных  «революции  цен»  в  XVI  в.,  в  зарубежной  историогра¬
фии  сложился  своего  рода  канон,  по  которому  движение  цен  по¬
лагалось  класть  в  основу  любого  исследования  по  экономической
истории.5  Затем  в  орбиту  внимания  историков  вошли  также  со¬
циальные  конфликты  —  многочисленные  крестьянские  и  городские
восстания.  Большую  роль  при  этом  сыграла  книга  Б.  Ф.  Поршнева
 1  М.  D  о  b  b.  Studies  in  the  development  of  capitalism.  London,  1946.
 2  The  transition  from  feudalism  to  capitalism.  A  symposium  by  P.  Sweezy,
H.  K.  Takahashi,  M.  Dobb,  R.  Hilton,  Ch.  Hill.  London,  1954;  Une  discussion
historique.  Du  feodalisme  au  capitalisme  par  G.  Lefebvre,  G.  Procacci  et  A.  Soboul.
«Pensee»,  №  65,  1956.
 3  M.  Dobb.  Transition  from  feudalism  to  capitalism.  London,  1963.
 4  Рецензия  И.  Звавича  на  книгу  Добба  в  «Вопросах  истории»  (1947,  №  4);
рецензия  Ю.  Л.  Бессмертного  на  дискуссию  (см.  прим.  2)  в  «Вопросах  исто¬
рии»  (1955,  №  12).
 5  Очень  интересная  и  основательная  критика  этой  теории  дана  в  статье
 П.  Вилара:  P.  V  i  1  а  г.  Problems  of  the  capitalism.  Past  and  Present,  №  10,  1956.
 7

«Народные  восстания  во  Франции  перед  Фрондой»,  опубликован¬
ная  в  1948  г.  и  ставшая  известной  за  рубежом  после  появления
полного  немецкого  перевода,6  а  также  после  рецензий  во  француз¬
ской  печати  и  перевода  ее  большого  введения.7  На  фоне  экономи¬
ческой  депрессии  XVII  в.  и  классовых  столкновений  особое  значе¬
ние  приобрели  важнейшие  события  середины  столетия:  английская
революция  и  Фронда,  оцениваемая  Б.  Ф.  Поршневым  как  неудач¬
ная  буржуазная  революция.  Вокруг  этих  тем  также  разгорелась
оживленная  дискуссия.  Словом,  история  XVII  в.  стала  одной  из
самых  актуальных  тем.  Каждое  новое  исследование,  будь  то  боль¬
шая  книга,  основательная  статья  или  даже  небольшая  заметка,  вно¬
сит  тот  или  иной  по  размерам,  но  всегда  интересный  вклад  в  раз¬
работку  проблемы.
 Одна  из  наиболее  ранних  и  вместе  с  тем  наиболее  разносторон¬
няя  и  полная  концепция  общего  кризиса  в  развитии  западноевро¬
пейских  стран  в  XVII  в.  принадлежит  Р.  Мунье,  выпустившему
в  1953  г.  четвертый  том  серии  «Общая  история  цивилизации»  под
названием  «XVI  и  XVII  века.  Прогресс  европейской  цивилизации
и  упадок  Востока  (1492—1715)».8  За  8  лет  книга  выдержала
3  издания,  что  свидетельствует  о  большом  успехе  не  только
в  среде  специалистов,  но  и  у  широкой  публики.  Она  написана
ярким  и  выразительным  языком,  богато  иллюстрирована.  Обшир¬
ный  раздел  посвящен  различным  аспектам  кризиса  и  его  преодоле¬
ния.  В  патетическом  вступлении  к  разделу  звучит  главный  лейт¬
мотив  книги:  «XVII  век  —  это  эпоха  кризиса,  воздействовавшего
на  все  стороны  человеческой  деятельности:  экономическую,  со¬
циальную,  политическую,  религиозную,  научную,  художественную,
а  также  на  все  существо  человека  вплоть  до  самых  глубин  его  жиз¬
ненных  сил,  его  восприимчивости,  его  воли.  Этот  перманентный
кризис  отличался,  если  можно  так  выразиться,  резкими  колеба¬
ниями  интенсивности.  В  течение  длительного  времени  в  нем  соче¬
тались  и  перекрещивались  противоположные  тенденции,  то  сли¬
вавшиеся,  то  боровшиеся  друг  с  другом,  и  нелегко  различить
в  этом  столкновении  отдельные  перипетии  или  решающие  даты.
Противоречивые  и  раздирающие  тенденции  сосуществовали  тогда
не  только  в  Европе,  но  и  в  одном  и  том  же  государстве,  одной  и
той  же  социальной  группе,  одном  и  том  же  человеке.  Государства,
 6  В.  Porchnev.  Die  Volksaufstande  in  Frankreich.  Berlin,  1954.
 7  Рецензия  Ж.  Брю  в  «Pensee»  (1950,  №№  29  и  32);  перевод  предисловия
в  «Pensee»  (1952,  №№  40,  41).  —  В  1963  г.  вышел  французский  перевод  всей
книги:  В.  Porchnev.  Les  soulevements  populaires  en  France  de  1623  a  1648.  Pa¬
ris,  1963.  Ecole  Pratique  des  Haules  Etudes.  VIе  section  Oeuvres  etrangeres,  IV.
 8  R.  Mousnier.  Les  XVIе  et  XVIIе  siecles.  Les  progres  de  la  civilisation
europeenne  et  le  declin  de  l’Orient  (1492—1715).  Paris,  1953.  Histoire  generale
des  civilisations,  t.  IV.  Второе  переработанное  издание  вышло  в  1956  г.  (в  даль¬
нейшем  ссылки  даны  на  него),  третье,  также  переработанное  и  дополненное,  —
в  1961  г.
 8

сословия,  социальные  классы,  индивидуумы  непрерывно  боролись
за  восстановление  в  своей  среде  и  в  самих  себе  порядка  и  единства.
В  этой  судорожной  и  ожесточенной  погоне  за  постоянно  ускользав¬
шим  равновесием  человечество  Европы  пережило  решающую
трансформацию  (некоторые  даже  называют  ее  мутацией  вида),  и  на
своем  пути  —  его  мы  стремимся  отобразить,  и  он  привел  к  велико¬
лепным  вершинам  (sublime)  —  оно  сделало  в  слезах,  в  тревоге  и  в
крови,  но  с  надеждой,  доверием  и  радостью  большой  скачок  вперед».9
 Все  успехи  XVII  в.,  его  обильные  плоды  в  области  науки  и
искусства  дают  ему  право  именоваться  «великим  веком».  Они
были  достигнуты  в  результате  усилий,  положенных  на  преодоление
кризиса:  «В  борьбе  с  силами  разъединения  и  разрушения  человек
умножал  всевозможные  изобретения  и  превзошел  сам  себя.  Эти
усилия  взращивали  индивидуализм.  .  .,  а  этот  индивидуализм  и  от¬
носительная  свобода  мысли  и  действий  создали  плодовитость  и
величие  Европы,  чье  отличительное  свойство  состоит  в  непрерыв¬
ном  поиске».10  Таково,  по  мысли  автора,  всемирно-историческое
значение  западноевропейского  кризиса  XVII  в.  и  его  преодоления.
 Прежде  чем  перейти  к  анализу  этой  концепции,  необходимо
вкратце  коснуться  взглядов  Р.  Мунье  на  историю  Западной
Европы  в  предшествующее  столетие.  Кризис  XVII  в.  он  констати¬
рует  главным  образом  на  основе  сравнения  с  происходившим
в  XVI  в.  подъемом,  который  Мунье  называет  (подобно  другим  зару¬
бежным  историкам)  экономическим  возрождением  и  капиталисти¬
ческой  революцией.11
 Необходимо  отметить,  что  вся  книга  (особенно  в  первой  своей
половине,  касающейся  Европы)  написана  скорее  в  форме  размыш¬
лений  над  сутью  происходивших  процессов,  чем  в  форме  связного
хронологического  изложения.  Канву  фактов  политической  истории
автор  предполагает  известной  и  говорит  о  событиях  лишь  в  той
мере,  в  какой  это  ему  необходимо  при  рассказе  об  истории  эконо¬
мической,  социальной,  государственной,  международной  и  т.  п.
Это  придает  всему  труду  большую  насыщенность  постоянно  дви¬
жущейся  мыслью,  позволяет  проводить  далеко  идущие  сравнения,
словом  —  делает  его  интересным  не  только  для  специалистов,  но  и
для  всех  категорий  читателей.
 Мунье  довольно  подробно  говорит  об  экономике  XVI  в.,  опре¬
деляя  ее  в  первую  очередь  как  бурное  развитие  торгового  капита¬
лизма.  Он  уделяет  большое  внимание  таким  темам,  как  крупная
европейская  и  заморская  торговля,  революция  цен,  монополисти¬
ческие  компании,  биржа  и  биржевые  спекуляции,  банковское  дело
и  кредитные  операции,  государственный  долг  и  т.  п.  Он  касается
 9  R.  Mousnier,  ук.  соч.,  стр.  143.
 10  Там  же,  стр.  349,  330.
 11  Там  же,  стр.  47.
 9'

также  развития  горного  дела  и  металлургии,  подчеркивая  появле¬
ние  в  этих  отраслях  дорогостоящих  технических  нововведений.
Развитию  капиталистических  отношений  в  целом,  т.  е.  капитали¬
стической  эксплуатации  наемных  рабочих,  уделено  значительно
меньше  внимания,  аграрные  отношения  затронуты  лишь  кратко.
 Нельзя  отрицать  большую  роль  торгового  капитала  в  XVI  в.;
все,  что  было  с  ним  связано,  бросается  в  глаза  с  первого  же
взгляда.  Материал  источников  —  во  всяком  случае  тех,  что  уже
введены  в  научный  оборот,  —  тоже  как  будто  оправдывает  внима¬
ние  именно  к  торговому  капиталу.  Но  в  ходе  рассуждения  у  Мунье
происходит  некоторое  смещение  акцента  как  в  политико-экономи¬
ческом,  так  и  в  историческом  плане.  Блестящий  расцвет  торговли,
банковского  дела  и  т.  п.  он  склонен  рассматривать  как  расцвет
капитализма  вообще  и  соответственно  упадок  торговли  и  сокраще¬
ние  масштабов  кредитных  операций  оценивает  как  упадок  всего  ка¬
питализма.  Смещение  исторического  акцента  выражается  в  том,
что  капитализму  в  XVI  в.  (во  всяком  случае  до  1560  г.)  приписы¬
вается  всеевропейский  интернациональный  характер,  который
в  дальнейшем  оказался  утраченным  в  итоге  национальной  меркан¬
тилистской  политики  отдельных  государств.
 Действительно,  крупная  торговля  экономически  связала  страны
Европы  между  собой  и  с  далекими  континентами,  а  кредит  и  фи¬
нансовые  операции  пренебрегали  государственными  границами.
Биржа  в  Антверпене  была  учреждена  для  купцов  всех  стран.  Но
остановимся  на  этих  явлениях.  Посвященные  им  страницы  пестрят
упоминаниями  Фуггеров,  Вельзеров,  Хохштеттеров  и  т.  д.,  когда
речь  заходит  об  отважном  предпринимательском  духе  капиталистов
XVI  в.,  об  их  готовности  идти  на  риск,  тесных  финансовых  и  по¬
литических  связях  с  абсолютной  монархией  и  т.  д.  Вполне  есте¬
ственно,  что  образцовыми  крупными  капиталистами  XVI  в.
являются  для  Мунье  именно  Фуггеры  и  им  подобные.  Но  была  ли
их  деятельность  действительно  всеевропейской  и  интернациональ¬
ной?  Вернее,  что  она  ограничивалась  пределами  империи  Карла  V
и  интернациональной  была  лишь  в  той  мере,  в  какой  —  со  всевоз¬
можными  оговорками  —  можно  считать  интернациональной  саму
империю,  соединявшую  формально  и  временно  Германию,  Испа¬
нию,  Нидерланды  и  часть  Италии.  Во  всяком  случае  всеевропей¬
ской  эту  деятельность  назвать  нельзя;  она  почти  совсем  не  каса¬
лась  таких  крупных  и  ведущих  стран,  как  Англия  и  Франция.
Следовательно,  большие  масштабы  активности  Фуггеров  и  других
немецких  торгово-банковских  домов  определялись  все  же  фактором
политического  порядка  —  большими  масштабами  империи,  центром
которой  Карл  V  сделал  именно  Германию,  а  не  свойствами  самого
капитализма  как  такового.
 Малообоснованным  представляется  и  мнение  о  смене  всеевро¬
пейского  размаха  капиталистической  активности  национальными
 7  0

ограничениями  меркантилизма.  Последний,  как  известно,  старше
1560  г.  и  успешно  развивался  в  Англии  и  Франции  и  до  этой
даты.  В  своеобразной  форме  его  можно  наблюдать  и  в  империи
Карла  V,  где  на  время  были  стерты  национальные  границы  вхо¬
дивших  в  нее  стран.  Там  это  особенно  ярко  сказалось  в  размахе
финансовой  и  торговой  деятельности  Фуггеров  и  других  капитали¬
стов.  С  крушением  империи  кончился  и  этот  «имперский»  вариант
меркантилизма,  и  снова  выступил  на  сцену  меркантилизм  испан¬
ский,  голландский  и  т.  д.
 В  первом  и  втором  изданиях  своей  книги  Мунье  подробно  рас¬
сматривает  упадок  капитализма,  наступивший  во  второй  половине
XVI  в.  В  третьем  издании  он  отказывается  от  этого  взгляда.
Мунье  считает,  что,  несмотря  на  неблагоприятную  политическую
обстановку,  экономическая  активность  продолжала  оставаться  зна¬
чительной  во  всех  отраслях  производства.  Таким  образом,  весь;
XVI  век  как  эпоха  подъема  резко  противопоставлен  XVII  в.  как;
эпохе  кризиса.
 Мунье  рассматривает  социальные  следствия  развития  капита¬
лизма;  его  взаимосвязь  в  XVI  в.  с  государством  он  определяет
в  плане  кредитования  государства  банкирами,  а  саму  абсолютную
монархию  считает  своего  рода  капиталистическим  предприятием,
обслуживаемым  финансистами.12
 Социальная  структура  общества  XVI  в.  представлена  в  сле¬
дующем  виде.  Подъем  капитализма  и  рост  цен  сблизили  буржуа¬
зию  с  «классом  сеньоров»,  отделили  их  от  «народных  классов»
(classes  populaires)  и  подразделили  на  отдельные  группы.  Обеднев¬
шие  от  роста  цен  сеньоры  продавали  свои  земли  купцам,  которые
аноблировались  и  положили  начало  новым  дворянским  родам.
Впрочем,  старое  дворянство  не  признавало  их  равными  себе.
 Ниже  их  находились  буржуа  —  цеховые  мастера,  среди  которых
первое  место  занимали  суконщики,  мясники,  аптекари  и  т.  п.  За
ними  следовали  менее  важные  профессии  (сапожники,  старьевщики
и  т.  п.),  мелкие  лавочники  и  ремесленники.
 На  самом  низу  социальной  лестницы  появился  пролетариат:
рабочие  капиталистических  предприятий,  подмастерья,  внецеховые
ремесленники.  Их  номинальная  заработная  плата  росла  очень  мед¬
ленно  (из-за  противодействия  буржуазии,  которую  поддерживали
государи),  а  реальная  заработная  плата  падала.  Начинается  борьба
классов  —  стачки,  восстания.
 В  деревне  арендаторы  капиталистического  типа  отделились  от
держателей  и  испольщиков,  чье  положение  ухудшилось  в  итоге  ро¬
ста  цен.  Вспыхивают  крестьянские  восстания,  в  которых  зачастую
 12  См.  об  этом:  А.  Д.  Люблинская.  Новейшая  буржуазная  концепция
абсолютной  монархии.  В  кн.:  Критика  новейшей  буржуазной  историографии.
Сборник  статей,  М.—Л.,  Изд-во  АН  СССР,  1961,  стр.  374—403.  Тр.  Лен.  отд.
Ин  -та  истории,  вып.  3.
 11

принимают  участие  зажиточные  крестьяне,  протестующие  против
высоких  цен  на  импортируемые  товары,  против  распространения
капиталистической  собственности  и  против  феодальных  поборов.
 Происходит  дифференциация  классов  и  развивается  классовая
борьба,  что  имеет  политические  и  религиозные  последствия.
 Очень  важно  подчеркнуть  то,  что  в  анализе  не  нашла  себе
места  самая  важная  (не  количественно,  а  качественно)  группа:
купцы-предприниматели,  т.  е.  та  часть  буржуазии,  которая  тако¬
вой  и  осталась,  не  аноблируясь  и  не  утрачивая  своей  буржуазной
сущности.  Это  немалый  пробел  при  анализе  структуры  общества
именно  XVI  в.,  когда  наличие  или  исчезновение  торгово-йромыш-
ленной  буржуазии  играло  первостепенную  роль,  воплощая  в  себе
или  движение  вперед  к  буржуазному  обществу,  или  упадок  и  за¬
стой.  Судьба  промышленного  капитализма  и  своеобразие  его  эво¬
люции  в  XVI  в.  остались  за  рамками  анализа,  подводящего  итоги
развитию  западноевропейского  общества  за  весь  XVI  в.
 Анализ  экономического  кризиса  XVII  в.  Мунье  начинает  с  пе¬
речня  присущих  обществу  той  поры  коренных  дефектов,  которые
обострились  в  итоге  падения  цен  в  начале  XVII  в.  Во  главу  угла
он  ставит  расхождение  между  ростом  населения  и  ограниченными
возможностями  его  пропитания.  Агротехника  оставалась  на  низком
уровне,  урожаи  не  повышались.  Голод  и  болезни  имели  эндеми¬
ческий  характер,  избыточная  часть  населения  периодически  вы¬
мирала.  Частые  неурожаи  приводили  к  росту  цен  на  зерно,  причем
особенно  дорожали  злаки,  потреблявшиеся  народными  массами.
Импорт  восточноевропейского  хлеба  помогал  лишь  частично,  ибо
транспортные  расходы  были  велики.
 Голодовки  влекли  за  собой  экономический  кризис.  Они  дез¬
организовывали  жизнь  деревни,  были  причиной  смерти  наемных
работников,  исхода  населения  из  деревень,  формирования  обездо¬
ленного  и  нищего  пролетариата.  Высокие  цены  на  продукты  пита¬
ния  заставляли  дворян  и  буржуа  сокращать  расходы,  в  городах
появлялась  безработица,  ремесленники  продавали  свои  изделия
себе  в  убыток,  сокращалась  прибыль  предпринимателей.  Периоди¬
ческие  голодовки  усиливали  общую  экономическую  неустойчивость
и  ставили  препоны  развитию  экономики.
 Эта  хроническая  неустойчивость  экономической  структуры
осложнялась  в  XVII  в.  конъюнктурными  кризисами,  вызванными
движением  цен.  Сперва  рост  цен  замедлился,  затем  наступило  их
падение,  сопровождавшееся  очень  резкими  колебаниями.
 Количество  импортировавшихся  из  Америки  в  Европу  драго¬
ценных  металлов  стало  сокращаться  (по  данным  Гамильтона)  уже
с  1600  г.  Их  незначительный  ежегодный  прирост  уже  не  удовле¬
творял  возраставшей  потребности  в  деньгах  для  торговых  оборо¬
тов.  После  1630-х  годов  произошло  резкое  сокращение  ввоза  зо¬
лота  и  серебра,  после  1650-х  годов  он  почти  прекратился.
 12

До  1625—1630  гг.  в  Европе  в  целом  цены  росли  довольно
медленно,  затем,  временно  задержавшись  на  достигнутом  уровне,
начали  медленно  понижаться.  После  1650—1660  гг.  падение  цен
ускорилось,  их  наиболее  низкий  уровень  пришелся  на  1660—
1680  гг.  Потом  —  до  1700  г.  —  они  несколько  поднялись,  а  в  1700—
1715  гг.  немного  понизились.  В  Англии  быстрый  рост  цен  про¬
должался  до  1640—1650  гг.
 Во  многих  странах  происходила  инфляция  (в  первой  трети
столетия  —  в  Германии,  Испании  и  др.,  в  конце  XVII  в.  —  во
Франции),  т.  е.  сократилось  количество  драгоценных  металлов
в  монетах.
 В  итоге  замедлилось  развитие  капитализма  в  большей  части
Европы.  Незначительный  рост  цен  сокращал  прибыли  капитали¬
стов.13  Новых  предприятий  не  появлялось,  имевшиеся  расширя¬
лись  лишь  изредка.  Падали  темпы  производства,  увеличивалось
число  безработных  и  бродяг.
 Кроме  того,  для  XVII  в.  характерны  необычайно  резкие  коле¬
бания  цен,  превосходившие  аналогичные  явления  в  XVI  в.  Они
начались  в  первые  же  годы  XVII  в.  (очень  резкое  падение  на¬
блюдалось  вплоть  до  1610—1615  гг.)  и  носили  как  сезонный,  так
и  циклический  характер,  с  циклами  в  10—20  лет.  Даже  в  Англии
после  постоянного  роста  цен  в  1640—1650  гг.  установился  режим
резких  колебаний.
 Мунье  считает  невозможным  дать  в  настоящее  время  полное
объяснение  этих  явлений  и  предлагает  лишь  частичное.  Причиной
подобных  колебаний  цен  не  могли  быть  войны,  ибо  —  при  недо¬
статочно  развитом  в  те  времена  обмене  —  передвижения  войск  и
сражения  могли  воздействовать  на  цены  лишь  в  пределах  тех
местностей,  где  они  происходили.  Зато  необходимо  учитывать
неблагоприятные  метеорологические  условия,  последствия  неуро¬
жаев,  рост  населения.  Например,  для  городов  Южной  Германии
установлено,  что  рост  населения  предварял  повышение  цен;  затем
цены  поднимались  по  мере  возрастания  населения.  Мероприятия
государств  по  развитию  промышленности,  вызывая  рост  насе¬
ления,  также  могли  содействовать  колебаниям  цен.  В  том  же  на¬
правлении  действовала  инфляция  (порча  монеты)  и  дефляция
(улучшение  монеты).
 В  XVII  в.  экономика  почти  всей  Европы  (за  исключением
немногих  стран)  была  близка  к  катастрофе.  Слишком  быстрые  и
резкие  подъемы  цен,  сокращая  потребление,  делали  торговлю
убыточной.  Вместе  с  тем  они  длились  недолго,  и  даже  самые
солидные  предприниматели  не  успевали  ими  воспользоваться,
чтобы  компенсировать  свои  убытки  от  торговли  ростом  прибыли
 13  См.  критику  тезиса  об  уменьшении  прибылей  в  итоге  падения  цен
у  П.  Вилара  (P.  V  i  1  а  г,  ук.  соч.,  стр.  21).
 13

и  накоплением  капиталов  для  инвестиций.  Вновь  наступало  паде¬
ние  цен  и  прибыли  исчезали.  Предприниматель  увольнял  рабочих,
не  платил  кредиторам.  Эти  колебания  не  позволяли  строить
какие-либо  основательные  расчеты,  они  обескураживали  предпри¬
нимателей.  Многие  предприятия  закрывались,  другие  не  могли
быть  улучшены.
 Итак,  заключает  Мунье,  находясь  между  столетиями,  для
которых  характерен  рост  цен,  т.  е.  между  XVI  и  XVIII  вв.,
XVII  век  представляет  собой  период  непрерывного  (с  разной,
степенью  интенсивности)  экономического  кризиса.
 При  анализе  данной  концепции  прежде  всего  вызывает  со¬
мнение  подчеркивание  застойности  агротехники  и  демографических
процессов.  Они  были  свойственны  всему  средневековью,  равно  как
и  неурожаи,  голодовки,  эпидемии  и  т.  п.  Мунье  справедливо  отме¬
чает,  что  эти  дефекты  присущи  общественной  структуре  как
таковой.  Тогда  следовало  бы  признать,  что  они  действовали  и
в  XVI  в.,  когда  рост  капитализма  несомненен.  Трудно  согла¬
ситься  с  мнением  о  полной  застойности  в  земледелии  и  очень
низких  урожаях.  Разве  те  факты,  что  отмечены  для  XVI  в.,14  —
рост  товарности  зернового  хозяйства,  виноградарства,  технических
культур  и  т.  д.  —  не  продолжали  действовать  и  в  XVII  в.?
Росла  экономическая  специализация  —  в  том  числе  и  сельскохо¬
зяйственная  —  отдельных  областей  и  стран.  Исход  деревенского
населения  в  города  увеличивал  число  потребителей  продуктов
питания,  в  том  же  направлении  действовало  наличие  постоянных
армий.  Подобные  явления,  т.  е.  рост  городского  населения  и  суще¬
ствование  крупных  армий,  были  бы  вообще  невозможны  при  пол¬
ном  застое  в  земледелии  и  при  стабильных  размерах  сельскохо¬
зяйственной  продукции.  В  демографической  сфере  необходимо
учитывать  не  только  количественные,  но  и  качественные  сдвиги.
 Разумеется,  голодовки  и  эпидемии  были  тяжким  бедствием
для  населения,  повышали  смертность,  расстраивали  на  какой-то
срок  нормальные  условия  жизни.  Но  они  редко  действовали
в  размерах  всей  страны,  поражая,  как  правило,  лишь  отдельные
области  и  не  нарушая  в  целом  поступательного  хода  развития
экономики.
 Для  XVII  в.  представляется  необоснованным  ставить  эти
следствия  высоких  цен  на  продовольствие  лишь  в  зависимость  от
причин,  вызвавших  дороговизну,  т.  е.  в  итоге  неурожая  или  боль¬
шого  притока  драгоценных  металлов.  Такое  объяснение  можно
выдвинуть  для  общества  с  развитым  капиталистическим  произ¬
водством,  когда  товарное  хозяйство  охватило  все  отрасли.  Дво¬
ряне  и  буржуа  XVII  в.  далеко  не  в  такой  мере  зависели  от  рынка
на  съестные  припасы,  как  впоследствии,  даже  как  в  XVIII  в.
 14  R.  М  о  u  s  n  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  65,
 14

Натуральные  ренты,  десятины,  натуральные  платежи  по  догово¬
рам  испольной  аренды  играли  в  XVII  в.  немалую  роль  и  делали
значительную  часть  землевладельцев,  во-первых,  непосредствен¬
ными  потребителями  получаемых  из  поместьев  продуктов  и,
во-вторых  (до  известной  степени),  продавцами,  а  не  покупателями
этих  продуктов.  Поэтому  воздействие  неурожаев  (если  они  не
были  слишком  частыми  и  не  охватывали  значительной  террито¬
рии)  на  производственную  жизнь  городов  не  могло  быть  на¬
столько  прямым,  быстрым  и  длительным,  чтобы  глубоко  ее  нару¬
шить.  Кроме  того,  городской  рынок  и  городское  производство
обслуживали  не  только  дворян  и  буржуа,  но  все  городское  насе¬
ление  в  целом,  широкую  округу,  а  в  XVII  в.  даже  и  далекие
области  и  страны.  Следовательно,  масштаб  городского  производ¬
ства,  в  котором  были  заняты  массы  городских  ремесленников  и
рабочих,  в  несравненно  большей  степени  зависел  от  общей  эко¬
номической  конъюнктуры,  а  не  от  сокращения  или  роста  спроса
со  стороны  местных  дворян  и  буржуа.  Приведенные  соображения
позволяют  отвести  перечисленным  явлениям,  —  не  отрицая,  однако,
полностью  их  значения,  —  иное  место  в  комплексе  экономических
факторов  в  XVII  в.,  чем  это  сделано  в  книге  Мунье,  и  не  рассмат¬
ривать  их  как  специфические  для  XVII  в.
 Обратимся  теперь  к  анализу  движения  цен.  Именно  этот  про¬
цесс  выступает  в  концепции  Мунье  на  первый  план.
 Прежде  всего  необходимо  отметить,  что  в  распоряжении  исто¬
риков  нет  еще  детальной  картины  движения  цен  по  всем  (или
хотя  бы  по  главным)  странам  Европы  в  XVII  в.  Между  тем  для
суждения  о  воздействии  этого  процесса  на  экономику  отдельных
стран  такие  сведения  необходимы,  ибо  в  XVII  в.  еще  более  уси¬
лилась  разница  в  темпах  развития  именно  отдельных  стран  по
пути  к  буржуазному  обществу.  Суммарная  оценка  движения  цен
по  всей  Европе  в  значительной  мере  затушевывает  эти  отличия.
 Однако  примем  пока,  за  неимением  лучшего,  уже  введенные
в  научный  оборот  данные  и  остановимся  на  некоторых  периодах.
По-видимому,  бесспорно  —  во  всяком  случае  для  некоторых
стран  —  падение  цен  в  самом  начале  XVII  в.  (т.  е.  в  1600—
1610  гг.  и  даже  в  1610—1615  гг.).  Можно  было  бы  вывести  зак¬
лючение  о  появлении  в  эти  годы  очень  неблагоприятной  эконо¬
мической  конъюнктуры.  На  деле  оказывается  обратное.  Низкие
цены  не  удари\и  но  промышленности.  Во  Франции,  например,
первое  десятилетие  XVII  в.  было  периодом  подъема  мануфактур,
ремесла,  сельского  хозяйства,  периодом  сокращения  государст¬
венного  долга,  благоприятного  государственного  бюджета  и  т.  д.
Ро  ели  прибыли  купцов  и  мануфактуристов,  которые  успели  за
этот  срок  значительно  разбогатеть.
 Аналогичные  явления,  хотя  и  в  более  слабой  степени,  зафик¬
сированы  в  Испании.  Несомненен  расцвет  Голландии  в  эту  пору
 15

(Англию  нельзя  упоминать,  так  как  там  вплоть  до  середины
XVII  в.  наблюдался  рост  цен  15).  Словом,  для  тех  трех  европей¬
ских  стран,  для  которых  XVII  век  был  действительно  периодом
(разного  по  своим  темпам)  развития  капитализма,  т.  е.  для
Голландии,  Англии  и  Франции,  начало  столетия  не  сопровож¬
далось  появлением  неблагоприятных  условий  для  данного  раз¬
вития,  несмотря  на  уже  начавшееся  сокращение  притока  драго¬
ценных  металлов  и  понижение  цен.16
 Необходимо  особенно  подчеркнуть,  что  в  Испании,  Германии
и  Италии  неблагоприятные  условия  сложились  еще  раньше,  в  сере¬
дине  XVI  в.17  Застой  или  даже  упадок  зародившихся  было  капи¬
талистических  отношений  произошел  в  этих  странах  еще  в  XVI  в.,
причем  именно  в  период  резкого  роста  цен,  и  был  вызван  в  Гер¬
мании  и  Италии  совершенно  иными  причинами.  Что  касается
Испании,  то  ее  экономическое  развитие  было,  насколько  можно
судить,  подорвано  в  основном  как  раз  слишком  бурной  револю¬
цией  цен.  Прочие  страны  Северной,  Восточной  и  Юго-Восточной
Европы  даже  в  XVII  в.  в  большинстве  своем  делали  только
первые  шаги  на  пути  зарождения  капитализма  или  еще  не  всту¬
пали  на  этот  путь.  Поэтому  их  экономическую  жизнь,  ее  подъем
или  упадок  надо  расценивать  в  иных  категориях,  нежели  подъем
или  упадок  капитализма.
 В  следующем  периоде,  в  1615—1630  гг.,  периоде  медленного
роста  цен,  обращает  на  себя  внимание  начавшийся  разрыв  между
сокращающимся  притоком  драгоценных  металлов  и  хотя  и  замед¬
лившимся,  но  не  прекращающимся  ростом  цен.  Поэтому  сторон¬
ники  теории  кризиса,  вызванного  низкими  ценами,  не  могут
назвать  данный  период  роста  цен  неблагоприятным.
 В  1630  г.  произошло  резкое  падение  притока  драгоценных  ме¬
таллов  (он  разом  вернулся  к  уровню  1580  г.),  но  цены  в  самой
Испании  остались  в  среднем  на  прежнем  уровне,  а  в  прочих  стра¬
нах  понижались  очень  медленно.  Следовательно,  разрыв  между
двумя  кривыми  (притока  драгоценных  металлов  и  движения  цен)
продолжал  увеличиваться.
 15  Earl  J.  Hamilton.  The  history  of  prices  before  1750.  XIе  Congres
international  des  sciences  historiques.  Rapports,  t.  I.  Stockholm,  1960,  стр.  152.—
Некоторые  исследователи  считают,  что  не  только  в  Англии,  но  и  во  всех  север¬
ных  странах  благоприятная  конъюнктура  длилась  до  1640—1650  гг.  (см.  ре¬
цензию  Жаннена  на  3-е  изд.  книги  Мунье  в  «Revue  historique»,  t.  230,  1963,
стр.  180,  181).
 16  Следует  отметить,  что  и  Мунье  приводит  для  остальных  стран  лишь
отрывочные  и  редкие  данные  экономического  характера.  Подробно  он  рассмат¬
ривает  во  всех  отношениях  три  страны:  Англию,  Голландию  и  Францию.  Не¬
сколько  страниц  посвящено  государственному  строю  Польши  и  России.  Все
прочие  страны  фактически  выпадают  из  его  поля  зрения.
 17  Судя  по  данным  новых  исследований,  экономический  упадок  Италии  не
следует  датировать  раньше  середины  XVI  в.
 16

После  1650  г.  приток  золота  и  серебра  через  Испанию  почти
иссяк,  а  значит  и  прекратилась  взаимосвязь  между  ним  и  движе¬
нием  цен.  Однако  падение  цен  было  все  еще  медленным.
 Далее,  годы  минимальных  цен,  1660—-1680  гг.,  опять-таки
навряд  ли  можно  считать  для  Англии,  Голландии  и  Франции
периодом  неблагоприятным  в  смысле  развития  капитализма.
Наоборот,  подъем  экономики  в  Англии  и  Франции  в  эти  годы
несомненен.  Именно  в  двадцатилетие  при  Кольбере  развитие  капи¬
тализма  во  Франции  сделало  очень  большой  шаг  вперед.  По¬
следний  период  в  XVII  в.,  1680—1700  гг.,  был  периодом  неко¬
торого  подъема  цен.
 Подведем  итоги  в  целом,  т.  е.  без  учета  кратких  резких  коле¬
баний  и  отклонений  для  отдельных  стран.
 1600—1615  гг.  —  низкие  цены;
 1615—1630  гг.  —  медленный  рост  цен;
 1630—1650  гг.  —  медленное  понижение  цен;
 1650—1660  гг.  —  низкие  цены;
 1660—1680  гг.  —  минимальные  цены;
 1680—1700  гг.  —  медленный  подъем.
 Прежде  всего  следует  учесть  отмеченный  выше  факт  несовпа¬
дения  для  1615—1650  гг.  кривых  притока  драгоценных  металлов
и  движения  цен,  а  также  прекращение  этого  притока  с  1650  г.
Поэтому  для  столетия  в  целом  (за  исключением  1600—1615  гг.)
можно  говорить  о  самостоятельном  движении  цен,  вне  зависи¬
мости  от  притока  золота  и  серебра.  Это  качественно  отличает
XVII  в.  от  предыдущего  столетия.  Революция  цен  как  таковая
кончилась  на  рубеже  XVI  и  XVII  вв.
 Затем  представляется  не  совсем  обоснованным  мнение  о  нали¬
чии  резких  колебаний  цен  в  XVII  в.  Отдельные  пики  кривых
движения  цен  возможны  в  самые  различные  эпохи  и  вызываются,
как  правило,  недолговечными  причинами.  Цикличное  же  движение
цен  в  XVII  в.  отличается  скорее  мягкими  переходами.  По  срав¬
нению  с  XVI  в.  (характерным  крайне  резким  подъемом  цен
в  1550—1560  гг.  и  снова  в  1580—1590  гг.)  и  с  падением  цен  после
1600  г.  кривые  движения  цен  в  XVII  в.  имеют  в  целом  более
ровный  характер.
 Бросается  в  глаза  и  тот  факт,  что  оба  периода  особо  низких
цен  (1600—1615  и  1660—1680  гг.)  были  вместе  с  тем  временем
несомненного  подъема  и  роста  капитализма  в  тех  странах,  о  кото¬
рых  вообще  может  идти  речь  для  XVII  в.,  т.  е.  в  Англии,  Фран¬
ции  и  Голландии.  Примечательно,  что  для  Франции  это  были,
кроме  того,  единственные  периоды  относительно  быстрого  разви¬
тия  капитализма  в  XVII  в.  Эти  соображения  должны  привлечь
внимание  при  оценке  итогов  XVII  в.  в  истории  Франции.
 Поэтому  тезис  о  замедленном  развитии  капитализма  в  большей
части  Европы  в  XVII  в.  начинает  внушать  сомнение.  Если  незна-
 2  А.  Д.  Люблинская
 77

чительный  рост  цен  сокращал  прибыли  капиталистов,  то  почему
же  (берем  Францию  в  качестве  примера)  эти  прибыли  повыша¬
лись  именно  в  периоды  наиболее  низких  цен?  18  Наибольшее
количество  новых  мануфактур  появилось  во  Франции  как  раз
при  Генрихе  IV  и  при  Кольбере,  т.  е.  в  указанные  периоды  низ¬
ких  цен.  Значит,  необоснованным  является  мнение  о  падении
темпов  производства  при  низких  ценах  (о  бродягах  и  безработных
речь  будет  дальше).
 Рассмотрим  теперь  приведенные  Мунье  объяснения.  Они  каса¬
ются  не  направления  в  движении  цен  в  целом,  а  лишь  их  цик¬
личных  колебаний.  Нельзя  не  признать,  что  в  руках  историков
еще  нет  сведений,  могущих  полностью  объяснить  сложные  эконо¬
мические  процессы,  протекавшие  в  XVII  в.  Но  в  какой-то  мере
это  сделать  все  же  можно.
 Мунье  не  считает  войны  повинными  в  колебаниях  цен;
в  XVII  в.  военные  действия  носили  локальный  характер.  Это
соображение  справедливо,  но  войну  следует  рассматривать  в  це:
лом,  не  ограничиваясь  одним  лишь  театром  военных  действий.
Рост  налогов,  напряжение  материальных  и  людских  ресурсов,
повышенное  производство  оружия  и  снаряжения  для  армии  —
все  эти  и  другие  явления  распределялись  по  стране  в  целом,
обременяя  в  той  или  иной  мере  почти  все  население,  а  не  только
те  особенно  несчастные  области,  где  происходили  военные  дей¬
ствия.  Нам  представляется  максимально  вероятным,  что  времен¬
ные  колебания  цен  были  зачастую  вызваны,  именно  военной  обста¬
новкой,  причем  в  каждой  отдельной  стране  это  зависело  всякий
раз  от  конкретных  условий.
 Прочие  соображения  Мунье  о  росте  населения  и  его  связи
с  движением  цен,19  возможно  сами  по  себе  небезосновательные,
трудно  распространить  на  весь  XVII  в.  в  качестве  первостепен¬
ных  причин,  да  автор  и  сам  не  считает  их  такими.
 Важнее  проанализировать  вывод  Мунье  о  катастрофическом
положении  экономики  Европы  в  XVII  в.  Правда,  из  этого  вывода,
естественно,  исключаются  Англия  и  Голландия,  и  тогда  единст¬
венной  страной  из  числа  уже  следовавших  по  пути  капиталисти¬
ческого  развития  остается  Франция.  В  последующих  главах  мы
рассмотрим  условия  для  развития  капитализма  во  Франции
в  первой  трети  XVII  в.,  т.  е.  в  период,  который  мы  считаем  очень
важным  при  изучении  закономерностей  складывания  буржуазного
общества  в  недрах  феодального  строя.  Пока  же  отметим,  что  во
всех  прочих  странах  Европы,  т.  е.  в  подавляющей  части  конти-
 18  Ср.  мнение  Гамильтона  о  высоком  уровне  прибылей  в  течение  не  только
XVI,  но  и  всего  XVII  в.  (Earl  J.  Hamilton,  ук.  соч.,  стр.  160).
 19  Ср.  также  критику  теории  роста  населения  как  причины  движения  цен
у  Гамильтона  (ук.  соч.,  стр.  157,  158).
 78

пента,  XVII  век  был  (или,  наоборот,  не  был)  тяжелым  временем
для  их  экономического  развития,  всякий  раз  по  другим  причинам,
не  связанным  с  развитием  капитализма  в  этих  странах.  Распро¬
странение  тезиса  о  кризисе  капитализма  на  всю  Европу  XVII  в.
в  целом  не  является  обоснованным.  Мнение  же  об  экономическом
кризисе  вообще  (т.  е.  не  обязательно  в  плане  кризиса  капита¬
листического  развития)  высказано  у  Мунье  в  слишком  общей  и
краткой  форме.
 С  нашей  точки  зрения,  выдвигать  концепцию  экономического
развития  в  XVII  в.  можно  лишь  в  плане  анализа  не  одной  эконо¬
мики  как  таковой,  но  всего  комплекса  социально-экономических
отношений  и  политической  борьбы.  Поэтому  мы  займемся  сперва
анализом  теории  социального  и  политического  кризиса,  развитой
в  книге  Мунье.
 По  отношению  ко  всей  Европе  Мунье  ограничивается  лишь
кратким  замечанием,  что  в  XVII  в.  социальные  антагонизмы
обострились,  не  изменившись  по  сравнению  с  XVI  в.  в  своей  сущ¬
ности.  Значение  отдельных  групп  буржуазии  продолжало  расти,
хотя  и  не  так  быстро,  как  в  предыдущем  столетии.  Далее  он  пере¬
ходит  к  рассмотрению  социального  кризиса  в  отдельных  странах.
 Во  Франции  20  и  других  схожих  с  ней  государствах  экономи¬
ческая  неустойчивость  вынудила  капиталистов  обратиться  к  кре¬
дитованию  государства,  что  оказалось  более  выгодным,  чем  про¬
мышленная  и  торговая  деятельность.  В  силу  этого  возросла
социальная  значимость  финансистов,  финансовых  и  судебных
чиновников.  Продажность  должностей  распространилась  почти
повсюду,  но  во  Франции  она  достигла  апогея.  Чиновники  владели
должностями  как  наследственной  собственностью,  что  способство¬
вало  консолидации  всего  класса21  чиновников.
 Вместе  с  тем  рос  класс  купцов-фабрикантов.  Так  же  как  и
богатые  цеховые  мастера,  купцы  ворочали  крупными  капиталами,
основывали  предприятия,  где  изготовлялись  пушки,  оружие,
селитра,  металлические  изделия,  шелковые  ткани,  ковры,  сукна.
Они  покупали  земли  и  приобретали  государственные,  городские  и
церковные  должности  для  членов  своих  семей.  Таким  образом,
они  приобщались  к  отправлению  публичных  функций  наравне
с  откупщиками  и  чиновниками.
 Целью  всех  этих  буржуа  было  получение  дворянства,  и  они
его  достигали  разными  путями.  Но  старые  дворяне  презирали
этих  чинуш  и  лавочников,  тем  более  что  те  владели  такими  доро¬
гими  должностями,  которые  стали  для  дворян  недоступными.
Даже  на  непродававшиеся  должности  король  все  чаще  и  чаще
 20  На  Франции  мы  остановимся  подробнее,  чем  на  прочих  странах.
 21  Здесь  и  далее  мы  сохраняем  терминологию,  применяемую  Мунье.
 2*
 79

назначал  буржуа.  При  Генрихе  IV  они  во  все  большем  количестве
заполняли  Королевский  Совет,  состоявший  ранее  преимущест¬
венно  из  родовитых  дворян.  Государственные  секретари  и  мини¬
стры  были  буржуа,  сохранявшие  (при  всех  своих  титулах  мар¬
кизов,  графов  и  т.  п.)  нравы  и  привычки,  отличные  от  образа
жизни  старого  дворянства.
 Росли  противоречия  между  сеньорами  —  владельцами  фьефов
(будь  то  дворяне,  чиновники,  купцы,  финансисты)  —  и  крестья¬
нами,  «несмотря  на  их  вассальные  связи  и  общность  интересов».22
Сеньоры  жили  за  счет  труда  крестьян,  получая  с  них  ренту  и
поборы;  кроме  того,  часть  уплачиваемых  крестьянством  государ¬
ственных  налогов  попадала  сеньорам  в  форме  пенсий,  жалованья
и  т.  п.  Однако  доход  с  земли  в  большой  степени  зависел  от  дви¬
жения  цен.
 В  периоды  подъема  цен,  —  если  он  был  следствием  недостатка
продуктов  питания,  —  выигрывали  сеньоры  и  крупные  арендаторы,
имевшие  запасы,  которые  можно  было  продавать  по  высоким
ценам.  Страдали  испольщики  и  парцеллярные  крестьяне;  их  уро¬
жай  шел  на  пропитание  и  семена;  налоги  и  поборы  платить  было
нечем.
 Если  подъем  цен  вызывался  другими  причинами,  тогда  выиг¬
рывали  все:  мелкие  крестьяне,  крупные  арендаторы  и  сеньоры,
особенно  последние,  ибо  при  каждом  возобновлении  арендных
договоров  они  могли  повышать  арендную  плату,  что  снижало
доход  арендаторов.
 При  падении  цен  испольщики  и  парцеллярные  собственники
имели  возможность  легко  уплатить  натуральные  ренты  и  поборы
(если  цены  падали  вследствие  изобилия  продуктов),  но  им  при¬
ходилось  туго  с  денежными  платежами,  ибо  они  бывали  вынуж¬
дены  продавать  как  можно  больше  и  притом  в  невыгодное  для
них  время,  сразу  после  снятия  урожая,  т.  е.  при  наиболее  низких
ценах.  В  таком  случае  платежи  по  налогам,  рентам  и  поборам
были  способны  превысить  весь  их  доход.  Тяжело  приходилось
в  такие  периоды  сельскохозяйственным  рабочим,  росло  число
бродяг.  Страдали  и  арендаторы,  если  арендные  договоры  были
заключены  в  период  высоких  цен.
 В  результате,  заключает  Мунье,  неравенство  и  противоречия
между  классами  непрерывно  росли.  Кроме  того,  при  обеих  конъ¬
юнктурах  (т.  е.  как  при  падении,  так  и  при  росте  цен)  налоги,
ренты  и  поборы  зачастую  превышали  доходы  мелких  производи¬
телей,  и  тогда  вспыхивали  крестьянские  восстания  и  крестьянские
войны.
 22  R.  М  о  u  s  n  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  154.  —  Подразумевается  общность  инте¬
ресов  между  крестьянами  и  землевладельцами.  Вассалами  здесь  названы  кре¬
стьяне  (согласно  юридической  терминологии  XVII—XVIII  вв.).
 20

Росли  противоречия  также  и  в  городах,  между  дворянами,  фи¬
нансистами  и  чиновниками,  с  одной  стороны,  и  налогоплатель¬
щиками  —  мелкими  цеховыми  мастерами  и  подмастерьями  —
с  другой.  К  олигархии  крупных  купцов-фабрикантов  чиновные
корпорации  относились  благосклонно,  в  то  же  время  ущемляя
интересы  ремесленников  всех  рангов  и  достатков.  Государство
поддерживало  хозяев  против  рабочих  и  подмастерьев,  помогая
избежать  невыгодной  конкуренции,  снизить  заработную  плату,
удлинить  рабочий  день.  Раздраженные  рабочие  и  подмастерья
устраивали  тайные  союзы,  боролись  с  хозяевами.  Их  число  росло,
и  они  чувствовали  свою  силу:  в  1637  г.  в  Париже  насчитывалось
45  тысяч  рабочих  и  их  учеников,  в  Лионе  они  составляли  две
трети  стотысячного  населения.  Когда  из  деревни  обрушивалась
на  города  волна  нищих  и  бродяг,  присоединявшихся  к  безра¬
ботным  и  к  плохо  оплачиваемым  рабочим,  начинались  городские
восстания.  Социальные  противоречия  подогревались  религиоз¬
ными  конфликтами  между  католиками  и  гугенотами;  такие  столк¬
новения  легко  переходили  в  классовую  борьбу,  если  богатые
купцы-фабриканты  были  гугенотами,  а  зависевшие  от  них'  рабо¬
чие  —  католиками.
 На  изложении  экономического  положения  и  социального  кри¬
зиса  в  Англии  нет  нужды  останавливаться.  Мунье  рисует  процесс
бурного  развития  капитализма  в  Англии  в  XVII  в.  и  склады¬
вание  новых  классов  —  промышленной  буржуазии,  джентри  и  ра¬
бочих.  Экономический  кризис  в  Англии  отсутствовал,  а  социаль¬
ные  противоречия  были  характерны  для  страны  с  быстрым  раз¬
витием  капитализма.  Это  же  суждение  относит  он  и  к  Голландии.
 Переходя  затем  к  политическому  кризису,  Мунье  констатирует
повсюду  (т.  е.  в  Англии,  Голландии  и  Франции)  либо  зреющую
в  скрытом  виде,  либо  открытую  форму  восстания  и  гражданской
войны.
 Во  Франции  война  с  Габсбургами  (1620—1650  гг.)  вызвала  по¬
стоянный  дефицит  в  бюджете.  Расходы  быстро  росли.  Между  тем
возможности  развития  промышленности  были  ограничены,  нало¬
говых  поступлений  не  хватало,  и  всякое  увеличение  налогов  ощу¬
щалось  населением  болезненно.  Требования  королевского  фиска
стали  причиной  восстаний  или  предлогом  для  них.
 Крестьянские  восстания  не  прекращались,  а  в  периоды  значи¬
тельного  роста  налогов  вспыхивали  крестьянские  войны,  охваты¬
вавшие  несколько  провинций.
 Городские  рабочие  восставали,  если  хлеб  был  дорог,  безрабо¬
тица  значительна  и  налоги  тяжелы.
 Восстания  были  особенно  многочисленны  в  1630—-1650  гг.
Однако  их  нельзя  назвать  войной  бедных  против  богачей.  Вос¬
ставшие  нападали  только  на  агентов  фиска  и  откупщиков.  Замки
и  дворцы  подвергались  опасности  лишь  в  тех  случаях,  когда  их
 21

владельцами  были  выскочки  —  чиновники  и  финансисты.  Прави¬
тельство  легко  восстанавливало  порядок,  если  к  восставшим  не
присоединялись  дворяне,  чиновники,  буржуазия.  Если  же  в  вос¬
стании  объединялись  все  классы,  государство  оказывалось  в  со¬
стоянии  кризиса.  Для  Франции  первой  половины  XVII  в.  Мунье
рисует  следующую  картину  такого  кризиса.
 Восстания  принцев  крови  и  аристократов  против  абсолютизма
увлекали  за  собой  массу  людей,  вплоть  до  крестьян.  Гранды  имели
в  армии  и  в  провинциях  обширные  клиентелы,  состоявшие  из
дворян  и  чиновников,  а  те  в  свою  очередь  были  очень  влиятельны
в  среде  местного  мелкого  дворянства,  мелкой  буржуазии,  кресть¬
янства.  Все  сеньоры  оказывали  на  своих  крестьян  огромное  влия¬
ние,  в  основе  которого  лежали  вассальные  отношения  крестьян
с  землевладельцами.  Ненависть  крестьян  к  сеньорам  возникала
лишь  в  тех  случаях,  когда  последние  были  особенно  плохи.  Кроме
того,  у  дворян  и  крестьян  были  общие  интересы,  объединявшие
их  против  короля  и  фиска.  Королевские  налоги  истощали  кресть¬
янство  и  понижали  доходы  сеньоров  (низкая  арендная  плата,
а  в  плохие  годы  даже  неплатеж  ренты  и  поборов).  Сеньоры  не  раз
призывали  крестьян  восставать  против  сборщиков  налогов,  защи¬
щали  их  от  насилий  солдатчины  в  периоды  гражданских  войн.
Поэтому  крестьяне  чаще  всего  следовали  за  своими  сеньорами.
 Все  социальные  классы  легко  примыкали  к  восстаниям.  Это
объясняется  тем,  что  между  ними  не  было  резких  граней.  Зача¬
стую  в  одной  семье  одни  члены  были  военными  (т.  е.  дворянами),
а  другие  —  чиновниками,  третьи  —  связаны  брачными  узами
с  негоциантами  или  с  членами  парламентов  и  т.  д.  Характерные
для  той  эпохи  крепкие  семейные  связи  и  клиентелы  способство¬
вали  переплетению  между  собой  разных  социальных  групп,  от
высшей  знати  до  купцов.
 Король  не  мог  положиться  даже  на  своих  чиновников.  Инте¬
ресы  членов  парламентов  и  других  верховных  судов  были  ущем¬
лены  налагавшимися  на  них  различными  поборами,  понижавшими
стоимость  и  значение  их  должностей.  Повышение  прямых  нало¬
гов  сокращало  их  доходы  с  земли,  повышение  косвенных  —  било
их  по  карманам  как  потребителей.  Они  отказывались  регистри¬
ровать  фискальные  эдикты  даже  в  разгар  войны,  что  в  некоторых
случаях  парализовывало  деятельность  правительства.  Парижский
парламент  претендовал  на  осуществление  совместно  с  грандами,
как  это  было  в  1615  и  1648  гг.,  важных  политических  функций,
т.  е.  стремился  к  монархии,  ограниченной  влиянием  аристократии,
в  то  время  как  целью  королевской  власти  были  абсолютизм  и
народность.
 В  1648  г.  парламент  намеревался  организовать  независимое  от
короля  самостоятельное  правительство  с  законодательной  властью
и  контролем  над  исполнительной;  это  означало  первую  попытку
 22

разделения  властей.  Парламент  стремился  к  ограниченной  монар¬
хии  и  даже  расчищал  дорогу  для  республики.  Его  позиция  была
революционной;  она  включала  отрицание  монархии,  объединявшей
короля  с  королевством  и  нацию  с  государем.
 Однако  эта  политическая  революция  была  в  своей  основе  ре¬
троградной.  Она  клонилась  лишь  к  защите  уже  достигнутого
положения  членов  парламентов  и  их  союзников,  обладавших
властью  на  местах  в  качестве  собственников  должностей  и  фьефов.
Она  была  направлена  против  другой  революции,  осуществляв¬
шейся  абсолютизмом  и  имевшей  целью  централизацию  и  —  до
известной  степени  —  всеобщее  уравнение  (эгалитарность).  Защи¬
щавшие  провинциальный  и  корпоративный  партикуляризм  парла¬
менты  боролись  против  усиления  своих  соперников  —  интендантов,
назначавшихся  королем  и  действовавших  в  интересах  короля  и
общественного  блага.  Эти  интересы  совпадали  со  всеобщими  госу¬
дарственными  интересами.
 У  парламентов  было  в  руках  хорошее  оружие  —  протест  против
налогов.  Они  убеждали  французов,  что  те  платят  слишком  боль¬
шие  налоги  лишь  ради  славы  короля  и  роскоши  двора  (хотя  в  это
время  Габсбурги  угрожали  самому  существованию  королевства  и
нищий  двор  не  имел  денег  на  еду).  Поэтому  народ  питал  к  пар¬
ламентам  уважение  и  привязанность,  равно  как  и  раздраженная
налогами  городская  буржуазия.  Как  землевладельцы,  члены  парла¬
ментов  имели  авторитет  и  в  среде  своих  крестьян.
 Гугенотская  партия  защищала  свое  особое  положение,  свой
федерализм.  Гугенотские  сеньоры  объединялись  с  грандами  и
восставали  всякий  раз,  когда  во  время  внешней  войны  король
особенно  нуждался  во  внутреннем  мире.
 Поэтому  как  только  гранды  подавали  сигнал,  в  провинциях
восставали  дворяне,  чиновники,  городской  люд,  крестьяне.  Дво¬
ряне  призывали  население  к  борьбе,  а  парламенты  заставляли
открывать  амбары,  где  хранился  хлеб,  заготовленный  интендан¬
тами  для  армии  (например,  в  Дофинэ  в  1630  г.),  или  же  брали
из  королевских  казначейств  задержанное  им  —  опять-таки  ради
военных  нужд  —  жалованье  (например,  в  Тулузе  в  1630  г.).  Они
поддерживали  восставших,  а  в  тех  случаях,  когда  восстание  было
направлено  только  против  королевских  агентов  и  не  задевало  их
собственнических  интересов,  они  не  применяли  должных  мер,
чтобы  пресечь  восстание.
 Восстания  приходятся  на  годы  малолетства  Людовика  XIII  и
Людовика  XIV,  когда  принцы  крови  предъявляли  свои  притяза¬
ния,  а  также  на  годы  неурожаев,  голодовок,  войны,  когда,  по
мнению  Мунье,  национальное  чувство  затухало;  гранды,  чинов¬
ники,  буржуазия,  народ  словно  забывали  о  внешнем  враге  и  про¬
винции  восставали  одна  за  другой.  Не  раз  судьба  страны  зави¬
села  от  исхода  одной  битвы.  Если  бы  в  1648  г.  при  Лансе  побе¬
 23

дили  не  французы,  а  испанцы,  то  в  обстановке  назревавшей
Фронды  это  привело  бы  к  расчленению  государства  и  гибели  на¬
ционального  суверенитета  Франции.
 Политическому  кризису  в  Англии  и  Голландии  Мунье  посвя¬
щает  лишь  полторы  страницы.  Причиной  двух  английских  рево¬
люций  XVII  в.  он  считает  борьбу  с  абсолютизмом  как  буржуазии,
так  и  обуржуазившихся  слоев  джентри,  стремившихся  к  ограни¬
ченной  монархии,  воплощавшей  их  капиталистические  интересы.
В  Голландии  Мунье  отмечает  острую  борьбу  между  возглавляемой
великим  пенсионарием  Голландии  (своего  рода  президентом  объ¬
единенной  республики  Соединенных  Провинций)  республикански
настроенной  голландской  крупной  буржуазией  с  ее  объединитель¬
ными  тенденциями  и  воплощавшим  монархическую  тенденцию
принцем  Оранским,  опиравшимся  на  дворянство  отсталых  обла¬
стей  и  на  всех  врагов  капиталистической  буржуазии: 	крестьян,
 рабочих,  матросов,  армию.  Эта  борьба  раздирала  государство
с  переменным  успехом.  Великий  пенсионарий  одерживал  верх
в  мирные  периоды,  принц  Оранский  —  во  время  войны.
 Для  целей  нашей  работы  достаточно  отметить  здесь  трактовку
английских  революций  как  буржуазных,23  а  политической  борьбы
в  Голландии  —  как  антагонизмов,  присущих  более  или  менее  раз¬
витому  буржуазному  обществу.  Что  касается  картины  социального
и  политического  кризиса  во  Франции  первой  половины  XVII  в.,,
то  она  заслуживает  подробного  разбора.
 Характерно,  что  развернутое  изложение  социального  и  поли¬
тического  кризиса  во  Франции  Мунье  не  предваряет  даже  крат¬
ким  очерком  развития  французской  экономики  в  XVII  в.,  в  то
время  как  для  Англии  и  Голландии  некоторые  данные  все
же  приведены.  Поэтому  картина  социальных  отношений  и  полити¬
ческой  борьбы  во  Франции  оказывается  следствием  лишь  общих
для  Европы  процессов,  о  которых  мы  уже  говорили.  Конкретные
причины  неустойчивости  экономической  конъюнктуры  во  Франции
и,  следовательно,  причины  отхода  части  французской  буржуазии
от  торговли  и  промышленности  остались  в  книге  Мунье  неотме¬
ченными.
 Не  менее  характерно  и  то,  что  о  какой  бы  группе  французской
буржуазии  Мунье  ни  писал  —  о  финансистах,  чиновниках,  куп-
цах-фабрикантах,  —  их  эволюция  изображена  им  лишь  в  одном
направлении:  к  дворянскому  званию  и  приобщению  к  публичной
власти.  Впрочем,  становясь  в  этом  случае  целиком  на  точку  зре¬
ния  аристократии  XVII  в.,  Мунье  считает  это  благоприобретенное
дворянское  звание  ненастоящим.  Даже  государственных  секре¬
тарей  и  министров,  сохранявших  буржуазные  нравы  и  обычаи,  он
 23  Ниже  будут  рассмотрены  другие  теории,  отрицающие  буржуазный  ха¬
рактер  английской  революции  (см.  гл.  II  настоящей  работы).
 24

продолжает  относить  к  буржуазии,  хотя  по  источникам  своих
доходов  и  месту  в  общественном  производстве  и  общественной
жизни  они  были  дворянами  и  притом  уже  не  в  первом  поко¬
лении.24  В  итоге  процесс  одворянивания  некоторой  части  буржуа¬
зии  (в  результате  чего  во  французском  дворянстве  образовались
в  XVII  в.  две  впоследствии  слившиеся  группы  —  старое,  родо¬
витое  землевладельческо-военное  дворянство  и  новое,  землевла¬
дельческо-чиновное25)  Мунье  истолковывает  как  отсутствие  вся¬
ких  четких  граней  в  социальной  структуре  Франции.  Возьмем
приведенный  им  в  этой  связи  пример: 	действительно,  в  семье
 (особенно  начиная  с  середины  XVII  и  далее  до  конца  XVIII  в.)
могли  быть  и  чиновники,  и  военные,  и  даже  зятья  из  купеческих
семей,  которые  сами  уже  не  были  купцами.  Но  это  свидетельст¬
вует  вовсе  не  об  отсутствии  социальных  граней,  а  лишь  о  консо¬
лидации  дворянского  класса,  в  котором  уже  произошло  слияние
двух  групп,  утративших  свои  противоречия,  довольно  острые  во
второй  половине  XVI  и  в  начале  XVII  в.
 Взгляд  Мунье  на  эволюцию  буржуазии  полностью  снимает  во¬
прос  о  положении  торгово-промышленной  буржуазии,  ее  роли,  ее
политической  программе,  отношении  к  существовавшим  в  стране
порядкам  и  налогам,  ее  нараставшей  оппозиции  к  дворянству  и
правительству  и  т.  д.  Такое  отодвигание  на  задний  план  главной
силы,  воплощавшей  в  себе  поступательное  развитие  капитализма,
искажает  перспективу  при  анализе  кризиса  капитализма,  социаль¬
ной  структуры  и  политической  борьбы  во  Франции.
 Характерно,  что  и  в  городах  Мунье  отмечает  в  первую  очередь
растущие  противоречия  между  дворянами,  финансистами  и  чинов¬
никами,  с  одной  стороны,  и  мелкими  мастерами  и  подмастерьями
как  налогоплательщиками  —  с  другой.  Купцы  и  мануфактуристы
не  включены  в  это  противопоставление,  хотя  их  следовало  бы  при¬
бавить  к  налогоплательщикам,  тем  более  что  свой  протест  против
налогов  торгово-промышленная  буржуазия  высказывала  очень
резко,  так  как  тяжесть  их  непосредственно  ложилась  на  нее.
 Остановимся  на  социальных  противоречиях  в  деревне.  Отно¬
шения  между  землевладельцами  и  крестьянами  в  социальном
плане  Мунье  рассматривает  очень  кратко,  отмечая,  что  источником
существования  землевладельцев  был  труд  (т.  е.  эксплуатация)
крестьянства.  Однако  самый  характер  этих  отношений*  он  истол¬
ковывает  вне  классовых  противоречий.  Решающим  моментом  и
здесь  выступает  движение  цен  и  зависящая  от  них  рыночная  конъ¬
юнктура.  Можно  заключить,  что  основной  причиной  превышения
всякого  рода  платежей  над  доходами  мелкого  крестьянства  автор
 24  См.  стр.  11,  прим.  12.
 25  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в.  (1610—1620  гг.).
Л.,  1959,  гл.  II.

считает  всего  лишь  экономическую  неустойчивость,  а  не  растущую
эксплуатацию.  Увеличение  числа  бродяг  и  нищих  он  связывает
лишь  с  падением  цен  и  ничего  не  говорит  об  обезземелении  бедней¬
шего  крестьянства.26  Краткости  ради  можно  рассматривать  вместе
всех  владельцев  фьефов,  независимо  от  структуры  их  сеньорий,
методов  хозяйствования  и  эксплуатации  арендаторов  и  держа¬
телей.  Однако  при  анализе  классовой  и  политической  борьбы
такое  пренебрежение  к  различиям  между  родовитыми  и  новыми
дворянами  сразу  же  дает  о  себе  знать,  как  будет  показано  дальше.
Не  может  не  вызвать  протеста  и  утверждение  о  наличии
общности  интересов  между  сеньорами  и  крестьянами,  даже  если
ее  понимать  как  совместное  сопротивление  королевскому  фиску.
 Крестьянским  и  городским  восстаниям  1630—1650  гг.  Мунье
уделяет  много  внимания  и  главной  причиной  их  считает  вызван¬
ный  внешней  войной  тяжелый  налоговый  гнет.  В  своем  общем
виде  этот  взгляд  справедлив  (хотя  не  учтена  тяжесть  сеньори¬
альной  и  капиталистической  эксплуатации,  к  которой  добавлялись
постоянно  возраставшие  налоги),  но  анализ  восстаний  вызывает
много  возражений.
 Из  того,  что  восстания  в  городах  и  в  деревнях  не  направля¬
лись  сразу  же  и  прямо  против  замков  и  дворцов,  т.  е.  что  не
было  еще  отчетливо  выраженного  лозунга  «мир  хижинам,  война
дворцам!»,  отнюдь  не  следует  делать  имеющегося  в  книге  Мунье
вывода  о  том,  что  это  не  была  война  бедных  против  богачей.
Анализ  многих  восстаний  показывает,  что,  начавшись  с  антина-
логовых  выступлений,  они  часто  превращались  в  такую  войну,  и
тогда  дворцы  подвергались  нападению,  причем  не  потому,  что
владельцами  их  были  «выскочки»  (т.  е.  ненастоящие  дворяне),
чиновники  и  финансисты  (надо  полагать,  что  к  этим  тонким
отличиям  восставший  народ  был  слеп),  а  потому,  что  чиновники
и  финансисты  были  богачами  и  в  городах  олицетворяли  собой
власть.  В  деревнях  также  дело  нередко  доходило  до  нападений
на  замки,  особенно  (подчеркиваем  это)  если  это  были  владения
новых  дворян,  как  правило  применявших  на  своих  скупленных
у  крестьян  землях  более  интенсивные,  переходные  к  капитализму
формы  эксплуатации.
 Относительно  участия  в  восстаниях  других  социальных  слоев
следует  отметить,  что  участие  как  таковое,  т.  е.  открытое  выступ¬
ление  на  стороне  восставших,  было  явлением  крайне  редким
(о  мятежах  знати  мы  скажем  ниже).  Точнее  было  бы  назвать  его
некоторым  попустительством  со  стороны  местных  властей,  дейст¬
вительно  случавшимся  довольно  часто,  но,  как  правило,  лишь  на
начальном  этапе  восстания,  т.  е.  пока  оно  не  задевало  собствен¬
 26  Говоря  об  Англии,  Мунье  упоминает  об  огораживаниях  и  о  сгоне
крестьян.
 26

ности,  что  признает  и  сам  Мунье.  Он  прав  и  в  том,  что  бывали
даже  случаи  подстрекательства  к  восстанию  со  стороны  дворян,
парламентов  и  городских  властей.  Однако  значение  этого  попу¬
стительства  или  подстрекательства  Мунье  сильно  преувеличивает
при  оценке  как  отдельных  восстаний,  так  и  в  целом.  На  деле  при¬
вилегированные  слои  французского  общества  имели  (каждый  по-
своему)  известные  претензии  к  правительству  и  рассчитывали
удовлетворить  их,  хотя  бы  частично,  путем  нажима  на  него.  В  том
или  ином  виде  они  такой  нажим  осуществляли  постоянно,  а  на¬
родные  восстания  создавали  в  ряде  случаев  для  этого  особо
благоприятную  обстановку,  которой  спешили  воспользоваться
и  муниципалитеты,  и  парламенты,  и  дворянство.  Но  это  отнюдь
не  дает  оснований  полагать,  что  ouii  присоединялись  к  восставшим
или  что  восстания  возникали  лишь  в  результате  их  подстрека¬
тельства.
 Особо  следует  остановиться  на  трактовке  восстаний  аристокра¬
тии  против  абсолютизма.  Мунье  рисует  картину  широкого  и  глубо¬
кого  влияния  знати  через  различные  каналы  на  всю  толщу  фран¬
цузского  общества.  Он  считает,  что  именно  поэтому  гранды  вовле¬
кали  в  свою  борьбу  массу  людей,  вплоть  до  крестьянства.  Этот
взгляд  тоже  грешит  чрезвычайным  преувеличением.  В  исследо¬
вании,  специально  посвященном  гражданским  войнам  периода
малолетства  Людовика  XIII,27  мы  имели  возможность  показать  как
раз  обратное,  а  именно  —  очень  малое  влияние  аристократии.
Она  не  располагала  действенными  политическими  лозунгами,
способными  увлечь  все  слои  общества.  В  1614—1620  гг.  гранды
нашли  временную  поддержку  своих  притязаний  лишь  в  некоторой
части  родовитого  дворянства.  Во  время  Фронды  обстановка  была
сложнее,  но  и  тогда  принцы  крови  могли  лишь  воспользоваться
ею,  а  не  вызывать  или  направлять  общественное  движение  по
своему  усмотрению  ради  достижения  своих  целей.
 Особо  сложными  были  отношения  парламентов  с  правитель¬
ством,  и  в  этом  с  Мунье  следует  во  многом  согласиться.  Причины
оппозиции  парламентов  и  общая  оценка  их  деятельности  опре¬
делены  им,  на  наш  взгляд,  правильно,  хотя  навряд  ли  можно
назвать  эту  ретроградную  деятельность  «революцией».  Но  опре¬
деления,  даваемые  политической  программе  парламентов  и  абсо¬
лютизму,  вызывают  возражения.
 “■  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в.  ...  —  Что  касается
социальной  опоры  знати  —  дворян,  то  Пьер  Дейон  собрал  некоторые  сведения
об  ущемлении  правительством  налоговых  привилегий  родовитого  дворянства
в  первой  половине  XVII  в.  Эти  меры  воспринимались  особенно  болезненно
в  связи  с  общим  обеднением  сословия  и  поддерживали  в  нем  оппозиционные
настроения  (P.  D  е  у  о  n.  A  propos  des  rapports  entre  la  noblesse  frangaise  et  la
monarchic  absolue  pendant  la  premiere  moitie  du  XVII  s.  Revue  historique,  t.  231,
1964,  стр.  341—336).
 27

Мнение  Мунье,  что  в  1615  г.  парламент  стремился  к  установ¬
лению  монархии,  ограниченной  политической  властью  аристокра¬
тии,  и  выступал  совместно  с  грандами,  является  необоснованным.
Парламент  в  1615  г.  и  парламенты  в  1648  г.  нельзя  рассматривать
под  одним  углом  зрения.  В  1615  г.  у  Парижского  парламента  не
было  причин  для  политической  оппозиции  правительству,  кото¬
рое  он  поддерживал,  не  было  и  союза  его  с  грандами  с  целью
ограничить  монархию.  То,  что  Мунье  считает  союзом,  было  на
деле  кратковременным  тактическим  маневром,  предпринятым
с  целью  защитить  особо  выгодную  для  чиновников  форму  соб¬
ственности  на  должности  (полетту).28  Оппозиция  всех  парламен¬
тов,  Парижского  и  провинциальных,  оформилась  в  1620—1640  гг.,
когда  интенданты  подточили  их  власть  и  сократили  сферу  их
деятельности.  Тогда  у  них  действительно  накопилось  достаточно
причин,  чтобы  в  1648  г.  пытаться  претворить  в  жизнь  свои  требо¬
вания.  Однако  и  в  начале  Фронды  сутью  притязаний  высшего  чи¬
новничества  было  не  разделение  властей,  не  расчистка  дороги  для
республики  и  даже  не  сохранение  достигнутого  положения.  Пар¬
ламенты  желали  вернуться  назад,  к  прошлому,  к  возрождению
своего  влияния  и  веса,  которыми  они  обладали  в  XVI  в.  Собы¬
тия  Фронды  наглядно  показали  реакционность  их  политического
идеала,  и  далее,  вплоть  до  самой  революции,  они  уже  не  сошли
с  этого  пути.
 Абсолютизм  Мунье  изображает  лишь  как  носителя  централи¬
зации,  национального  единства,  народности,  принципа  эгалитар-
ности,  как  единственного  последовательного  защитника  общегосу¬
дарственных  интересов  и  обороны  страны  от  внешней  опасности.
Не  говоря  уже  о  том,  что  этот  взгляд  отражает  давно  присущую
буржуазной  историографии  теорию  надклассовости  государства,
в  том  числе  и  абсолютной  монархии,  он  свидетельствует  о  чрез¬
мерной  идеализации  королевской  власти  и  об  упрощенном  пони¬
мании  стоявших  перед  ней  в  XVII  в.  задач.
 Разумеется,  эгалитарность  заключается  не  в  простом  подсчете
срубленных  по  приказу  Ришелье  дворянских  и  даже  герцогских
голов  и  в  сопоставлении  этого  числа  с  числом  повешенных
повстанцев  —  крестьян  и  ремесленников,  хотя  такое  сопоставление
также  весьма  поучительно.  Важнее,  что  конкретное  рассмотрение
внутренней  политики  всех  правителей  Франции  того  времени  по¬
зволяет  считать,  что  народность  и  эгалитарность  были  от  них
очень  далеки.
 Централизаторская  функция  абсолютизма  бесспорна,  в  ней  и
заключалась  прогрессивная  на  той  стадии  линия  развития  фран¬
цузской  государственности.  Но  осуществлялась  она  не  теми  пу¬
тями  единения  и  уравнения  всех  классов,  какие  ей  приписывает
 28  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в.  .  .  .,  гл.  IV.
 28

Мунье.  Она  зижделась  на  жестокой  эксплуатации  народных  масс
и  на  гораздо  более  умеренном  использовании  накоплений  буржуа¬
зии,  которой  к  тому  же  предоставлялись  взамен  многие  блага
меркантилизма,  помощи  против  рабочих  и  т.  д.,  не  говоря  уже
о  том,  что  _сама  централизация  шла  в  первую  очередь  на  пользу
буржуазщи  \По  отношению  к  обеим  группам  дворянства  политика
абсолютизма  имела  целью  защиту  их  коренных  классовых  инте¬
ресов,  т.  е.  собственности.  Вместе  с  тем  в  ту  пору  абсолютизм  не
шед  навстречу  родовитому  дворянству  в  его  явно  реакционных
требованиях  и  во  многих  случаях  открыто  им  противодействовал.
Но,  разумеется,  от  этого  до  эгалитарности  еще  очень  далеко.
 Наконец,  позволительно  задать  вопрос,  действительно  ли  за¬
тухало  национальное  чувство  в  годы  тяжелых  испытаний  внешней
войны,  когда  от  непосильных  налоговых  тягот  восставали  целые
провинции,  затрудняя  правительству  борьбу  с  неприятелем.  Да  и
могла  ли  одна  проигранная  битва  оказаться  роковой  для  судеб
всей  страны  и  привести  к  исчезновению  (disparition)  Франции,
как  пишет  Мунье?29  Думается,  что  ни  одна  жизнеспособная
страна  не  погибла  от  одного  проигранного  сражения.  Вероятно,
такое  крайнее  предположение  сделано  для  того,  чтобы  еще  резче
подчеркнуть  отсутствие  во  всем  почти  французском  обществе  «на¬
ционального  чувства»  —  назовем  его  лучше  патриотизмом.
 Что  касается  первого  вопроса,  то  и  на  него  можно  дать  лишь
отрицательный  ответ.  Само  предположение  о  возможности  исчез¬
новения  патриотизма  у  целого  народа  в  годину  тяжелых  бедствий
совершенно  неправомочно.  Разве  не  проявил  французский  народ
глубокого  и  самоотверженного  патриотизма  в  1636  г.,  когда  после
взятия  испанцами  Корби  им  была  открыта  дорога  на  Париж?
Кроме  того,  разве  можно  ставить  в  один  ряд  настоящую  госу¬
дарственную  измену  Гастона  Орлеанского,  Конде,  Сен-Мара
и  т,  д.,  более  или  менее  осторожную  оппозицию  парламентов  и
других  имущих  классов  и  восстания  вконец  измученного  лише¬
ниями  народа,  потом  и  кровью  которого  и  была  в  конце  концов
выиграна  долгая  и  мучительная  внешняя  война?  Разве  в  1630—
1650  гг.  во  французском  королевстве  военные  и  прочие  тяготы
были  распределены  согласно  материальным  возможностям  классов
и  сословий?  Разве  не  видел  народ,  что  с  него  берут  выше  его  до¬
статка,  а  богачи  отдают  лишь  малую  часть  своего  имущества?
Для  того  чтобы  восстать  против  такого  порядка  вещей,  народ  не
нуждался  в  агитации  со  стороны  парламентов,  он  это  видел  соб¬
ственными  глазами.
 Следующих  разделов  книги  Мунье,  посвященных  кризису  пер¬
вой  половины  XVII  в.  в  области  искусства,  науки,  религии  и  мо¬
рали,  мы  здесь  касаться  не  будем.  Эти  блестяще  написанные
 29  R.  М  о  u  s  n  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  166. 	^
 29

страницы  требуют  отдельного  разбора  и  не  относятся  прямо
к  теме  кризиса  капитализма,  социальной  структуры  и  абсолю¬
тизма.  Отметим  лишь,  что  трактовка  культуры  барокко  в  целом
(в  изобразительном  искусстве,  литературе,  науке,  философии  и
политической  идеологии)  как  явления  болезненного,30  свидетель¬
ствующего  о  каком-то  трагическом  изломе  сознания,  о  нарушении
морального  и  религиозного  равновесия,  представляется  в  высшей
степени  сомнительной.  Зачисление  Корнеля,  Рубенса,  Рембрандта
и  многих  других  в  какое-то  общее  культурное  движение,  именуемое
барокко,  не  может  не  вызвать  возражений.  Западноевропейская
культура  XVII  в.  была  сложной  и  противоречивой,  включала
ряд  течений  и  направлений  и  их  борьбу  между  собой.  Нивели¬
ровать  их  всех  в  одном  понятии  кризиса  сознания,  рассматривать
вольнодумство  и  атеизм  как  болезнь  человеческого  ума  —  значит
по  меньшей  мере  до  крайности  упрощать  понимание  культурного
развития  европейских  народов  и  искусственно  подгонять  его  под
понятие  кризиса.  Еще  яснее  это  станет  при  рассмотрении  тех
средств,  которые  были  применены  для  излечения  «барочной  бо¬
лезни»,  к  чему  мы  еще  вернемся.
 Теперь  же,  подводя  итоги  теории  кризиса  в  целом,  надо  под¬
черкнуть,  что  в  процессе  анализа  аргументации  Мунье  кризис,
в  сущности  говоря,  растворился.  Выяснилось  следующее:  из  трех
рассмотренных  в  книге  стран  —  Англии,  Голландии  и  Франции  —
первые  две  подлежат  исключению.  В  первой  половине  XVII  в.
экономического  кризиса  там  не  только  не  было,  но,  наоборот,  был
экономический  подъем:  интенсивное  развитие  промышленного  и
торгового  капитализма,  которое  определило  характер  классовой
борьбы  и  английскую  революцию.  Что  касается  Франции  (чья
история  является  центральной  в  книге  Мунье  как  по  детальности
изложения,  так  и  по  значению  происходивших  в  ней  процессов
для  Европы  в  целом),  то  следует  признать,  что  в  этой  стране
экономический  кризис  в  первой  половине  XVII  в.  по  сути  дела
оказался  нерассмотренным,  так  как  отсутствуют  данные  о  разви¬
тии  производства  и  его  падении  или  подъеме.  Иными  словами,
экономический  кризис  не  констатирован  в  его  конкретных  фор¬
мах,  а  умозаключен  от  явлений,  определяемых  как  кризисы  со¬
циальный  и  политический.  Отход  части  буржуазии  от  буржуазной
сферы  деятельности  и  ее  одворянивание  служат  аргументами  для
доказательства  падения  торговли  и  промышленности,  народные
восстания  аргументированы  слишком  тяжелыми  в  эпоху  кризиса
налогами  и  т.  п.  и  т.  д.
 Рассматривая  главу,  посвященную  борьбе  с  кризисом,  остано¬
вимся  опять-таки  на  материале,  касающемся  экономики  и  абсолю¬
тизма.  Однако  приведем  достаточно  выразительную  характери-
 30  Там  же,  стр.  258:  «..  .  la  maladie  baroque».
 30

i  тику  картезианства  как  философской  системы,  излечившей  чело¬
веческое  сознание  от  кризиса  и  вольнодумства:  «Декарт.  .  .  воз¬
вратил  человеку  смысл  жизни,  борьбы,  созидания.  Он  вновь  об¬
рел  уверенность,  вернул  доверие  к  воле,  к  человеческому  разуму,
к  ценностям  науки,  он  укрепил  веру  в  бога  и  надежду  на  блажен¬
ную  вечную  жизнь,  он  восстановил  единство  человека,  отныне
овладевшего  как  цельным  и  в  принципе  простым  истолкованием
Вселенной,  так  и  идеалом  внутренней  жизни,  упорядоченной  вер¬
ховной  свободной  волей».31
 Изложение  путей  преодоления  кризиса  можно  сделать  гораздо
более  кратким,  чем  изложение  самого  кризиса,  так  как  оно  отне¬
сено  в  большей  своей  части  ко  второй  половине  XVII  в.,  которая
в  данной  работе  не  входит  в  сферу  нашего  внимания.  Главная
мысль  Мунье  заключается  в  том,  что  спасителем  от  всех  бед,  при¬
несенных  кризисом,  было  государство,  точнее  —  абсолютизм.  По¬
этому  он  начинает  с  абсолютизма  и  затем  переходит  к  мерканти¬
лизму.  Нам  также  придется  последовать  этому  порядку,  ибо  не¬
сомненно,  что  характеристика  экономической  политики  (а  эко¬
номика  рассматривается  в  данном  случае  лишь  как  экономическая
политика  государства)  находится  в  тесной  зависимости  от  харак¬
теристики  государственной  структуры.
 Мунье  рассматривает  три  типа  абсолютизма  и  соответствую¬
щие  им  три  типа  меркантилизма  —  французский,  голландский  и
английский.  Он  уделяет  много  внимания  идеологии  абсолютизма
и  его  официальной  и  неофициальной  пропаганде,  приписывая  ей
очень  большое  значение  в  преодолении  политического  и  идеологи¬
ческого  кризисов.  Свои  общие  выводы  он  также  делает  на  основе
большого  сравнительного  материала,  поэтому  и  нам  нельзя  огра¬
ничиться  лишь  одной  Францией.
 Для  французского  варианта  абсолютизма  (испанский  имеет
с  ним  много  общих  черт)  характерны  две  системы  управления:
либо  правит  первый  министр  при  слабом  или  малолетнем  короле
(Ришелье,  Мазарини,  Оливарес),  либо  сам  король  в  роли  первого
министра  (Людовик  XIV).  В  периоды  правлений  министров  раз¬
вивается  высший  государственный  аппарат  —  Королевский  Совет,
расчлененный  на  несколько  специализированных  секций,  с  более
или  менее  постоянными  и  очень  влиятельными  членами,  получаю¬
щими  свои  должности  по  особой  грамоте  короля.  В  периоды  са¬
мостоятельного  правления  короля  все  функции  управления  сосре¬
доточиваются  в  его  лице  и  он  лично  рассматривает  дела  с  тем
или  иным  государственным  секретарем  и  генеральным  контроле¬
ром  финансов.  В  Совет  дела  поступают  лишь  для  формы  или  даже
вовсе  не  поступают,  т.  е.  ликвидируется  разделение  труда  в  госу¬
дарственном  аппарате.  Причину  этого  Мунье  усматривает  в  том,
 31  Там  же,  стр.  229.
 31

что  королю  было  необходимо  подчинить  себе  не  только  подданных
вообще,  но  и  своих  же  чиновников,  ставших  независимыми  благо¬
даря  продажности  должностей.  Для  достижения  этой  цели  король
применял  lettres  de  cachet  (т.  е.  свои  личные  распоряжения,  направ¬
ленные  отдельным  лицам  или  учреждениям)  и  широко  использо¬
вал  послушных  ему  интендантов,  которым  в  военное  время  при¬
сваивалась  вся  власть  на  местах.  В  распоряжении  короля  находи¬
лись  также  армия  и  политическая  полиция.  Парламенты  потеряли
возможность  вмешиваться  в  политическую  жизнь,  и  даже  важ¬
нейшие  судебные  дела  разбирались  не  ими,  а  особыми  комиссиями,
члены  которых  назначались  королем.  Подобная  политика  была,  по
мнению  Мунье,  направлена  к  единству  и  равенству;  он  называет
ее  революционной,  подготовлявшей  государство  нового  времени.
 Той  же  цели  служило  и  проводившееся  королями  возвышение
буржуазииЛВ  течение  XVII  в.  своих  министров,  советников  и  ин¬
тендантов  кЬроли  все  в  большем  числе  находили  в  среде  чиновной
буржуазии;  аноблируя  их,  они  создавали  настоящие  династии
«буржуазных»  министров  и  противопоставляли  их  династиям
знати.  [Из  своих  чиновников  короли  создали  чиновное  дворянство.
Однако,  как  уже  было  сказано,  Мунье  не  считает  последнее  дей¬
ствительно  дворянством,  и  поэтому  в  его  тексте  слово  «буржу¬
азные»  (в  применение  к  династиям  министров)  заключено  в  ка¬
вычки,  ибо,  аноблируясь,  эти  буржуа  становились  дворянами
лишь  юридически,  но  не  по  существу.  Настоящих,  т.  е.  родовитых,
дворян  король  привязывал  к  себе  предоставлением  почестей  и
средств  к  существованию  в  виде  военных  и  церковных  должно¬
стей,  пенсий,  даров  и  т.  д.  Этим  было  сломлено  сопротивление
абсолютизму  со  стороны  знати  и  старого  дворянства.
 Итак,  заключает  Мунье,  «разделяя  функции  между  двумя
классами,  но  предоставляя  наиболее  важные  из  них  классу  мень¬
шему,  т.  е.  буржуазии,  систематически  возвышая  ее  и  противо¬
поставляя  другому,  более  сильному  классу  (т.  е.  дворянству,—
А.  Л  .),  король  приводит  борьбу  классов  к  такому  равновесию,  что
может  укрепить  свою  личную  власть  и  обеспечить  в  управлении
и  в  государстве  единство,  порядок  и  иерархию.  Но,  кроме  того,
возможно,  в  результате  кризиса  и  войны  и  без  намерения  изме¬
нить  социальную  структуру  королевства  король  все  больше  и
больше  уравнивает  всех  в  выполнении  следуемых  государству  обя¬
занностей  и  приводит  к  полному  подчинению  и  безграничному
повиновению.  При  Людовике  XIV  королевская  власть  становится
 сэ 	сэ  ДО
 самодержавной  и  революционной».
 Мы  уже  имели  случай  подробно  рассматривать  эту  точку  зре¬
ния,  подчеркивая  этатический  характер  концепции  Мунье  и  не¬
правомерность  отождествления  чиновного  дворянства  с  буржуа¬
 32  Там  же,  стр.  236.
 32

зией.33  Здесь  можно  ограничиться  лишь  одним  замечанием.  По¬
скольку,  по  мнению  автора,  короли  уравнивают  положение  родо¬
витого  дворянства  и  чиновной  буржуазии  (а  в  данном  случае  она
олицетворяет  собой  буржуазию  в  целом),  борьба  классов  не  про¬
сто  приводится  к  равновесию,  она  исчезает  совсем.  С  помощью
королевской  власти  и  аноблирования  более  слабый  класс  ставится
в  одинаковое  положение  с  классом  сильным;  следовательно,  ему
уже  нет  нужды  бороться  со  своим  соперником,  а  тот,  не  имея  сил
сопротивляться  ни  королю,  ни  его  министрам  и  другим  высшим
должностным  лицам,  вынужден  ограничиться  выражением  пре¬
зрения  по  адресу  «царствования  подлой  буржуазии».
 В  Англии  Стюарты  стремились  путем  абсолютизма  поддержать
как  развитие  страны  к  капитализму,  так  и  равновесие  между  ста¬
рым  дворянством,  держателями  и  бедняками,  с  одной  стороны,  и
капиталистами  с  зависящими  от  них  классами  —  с  другой.  Госу¬
дарственный  аппарат  (Королевский  Совет)  был  развит  меньше,
чем  во  Франции,  но  следовал  в  своей  эволюции  по  тому  же  пути.
Абсолютизм  был  слабее  французского  и  нуждался  в  укреплении
своих  основ.  В  борьбе  с  парламентом  Яков  I  и  Карл  I  прибегали
к  созданию  особых  судебных  учреждений,  при  помощи  которых
они  могли  осуществлять  свою  волю.  В  поисках  финансовых
средств  они  практиковали  продажу  должностей,  увеличивали  та¬
моженные  пошлины;  Карл  I  даже  пытался  ввести  своей  властью
прямой  налог.  Но  у  них  не  было  значительной  постоянной  армии
и,  следовательно,  достаточно  сил  для  осуществления  своих  целей.
Все  же  по  временам  им  удавалось  сконцентрировать  в  своих  руках
главные  атрибуты  абсолютизма,  и  путем  непрерывного  контроля
над  капиталистами  и  ведшими  товарное  сельское  хозяйство  дво¬
рянами  они  в  течение  некоторого  времени  до  1640  г.  поддержи¬
вали  равновесие  между  старыми  и  новыми  классами.34
 В  Голландии  борьба  классов  сделала  возможным  сосредоточе¬
ние  власти  у  принцев  Оранских,  а  начавшаяся  в  1621  г.  война
превратила  их  в  фактических  абсолютных  королей.  Опираясь  на
врагов  буржуазии  и  капитализма,  т.  е.  на  дворян,  крестьян,  ре¬
месленников  и  матросов,  они  использовали  военную  обстановку
для  оттеснения  республиканской  буржуазии  на  задний  план.
После  окончания  войны  в  1645  г.  последняя  взяла  реванш,  и
Оранские  были  отстранены  от  власти.  Однако  буржуазия  оказа¬
лась  слабой  и  неспособной  защитить  свою  безопасность  и  свои  ин¬
тересы,  она  проиграла  две  войны  с  Англией  и  войну  с  Францией.
Заботясь  лишь  о  прибылях  и  не  желая  платить  высоких  налогов
на  нужды  обороны,  голландская  буржуазия  дезорганизовала  ар¬
мию,  вызвав  этим  недовольство  масс.  Снова  опираясь  на  них,
 33  См.  стр.  11,  прим.  12.
 34  R.  Mousnier,  ук.  соч.,  стр.  236—240.
 3  А.  Д.  Люблинская
 33

Вильгельм  III  установил  в  1672  г.  свою  власть  вплоть  до  Нимве-
генского  мира,  когда  перевес  опять  оказался  у  республиканской
крупной  буржуазии,  жаждавшей  —  вместе  со  всей  страной  —  мира
и  дружеских  отношений  с  Францией.  Аналогичные  ситуации  уси¬
ления  той  или  другой  стороны  складывались  и  в  дальнейшем.
 На  основании  всех  этих  данных  Мунье  делает  следующий  вы¬
вод:  «Соединенные  провинции  представляли  собой  по  временам
пример  такого  государственного  строя,  когда  борьба  классов,
внешняя  опасность  и  давление  народных  масс  приводили  к  кон¬
центрации  власти  в  руках  военачальника,  обладавшего,  благодаря
своему  княжескому  происхождению,  своего  рода  преимуществен¬
ным  правом  на  власть.  Этот  государственный  строй,  не  изменяя
сколько  бы  то  ни  было  значительно  буржуазных  республиканских
учреждений,  являлся  по  существу  абсолютизмом,  опиравшимся  на
общественное  мнение.  Он  граничил  с  диктаторской  монархией
(monarchie  de  la  dictature)  и  приближался  к  диктатуре  Кромвеля,
протектора  Англии  после  анархии  английской  революции.  При
наличии  внутренних  кризисов  и  внешней  опасности  буржуазные
республики  должны  уступать  место  авторитарному  режиму».35
 Мы  не  будем  входить  в  детальную  критику  картины  классовой
борьбы  в  Англии  и  Голландии,  так  как  это  увело  бы  далеко
в  сторону.  Скажем  лишь,  что,  как  бы  ее  ни  оценивать,  —  а  со
многими  оценками  Мунье  согласиться  нельзя,  —  важно  сле¬
дующее.
 Для  Англии  и  Голландии  Мунье  отмечает  противоречия  ме¬
жду  классами,  связанными  с  развитием  капитализма,  и  классами,
ему  противостоящими.  Действительно,  эти  классовые  противоре¬
чия  в  данных  странах  были  главными  в  течение  XVII  в.  и  опре¬
деляли  собой  ход  политической  борьбы.  Но  при  характеристике
английского  и  голландского  типов  абсолютизма  остаются  неяс¬
ными  весьма  существенные  стороны  проблемы.  Если  Стюарты  по¬
кровительствовали  развитию  капитализма  и  использовали  для
этого  свою  власть,  то  почему  им  нужен  был  контроль  над  капита¬
листами,  джентри  и  т.  д.  и  установление  равновесия  между  но¬
выми  и  старыми  классами,  т.  е.  защита  интересов  последних?
А  если  они  защищали  старые  классы  от  новых,  что  же  остается
от  их  помощи  развитию  капитализма?  Подобные  вопросы  (их
можно  было  бы  продолжить)  ставят  под  сомнение  одно  из  глав¬
ных  положений  Мунье,  что  абсолютные  государи  самостоятельно
направляют  по  своему  усмотрению  борьбу  классов  или  их  равно¬
весие.
 При  характеристике  абсолютизма  принцев  Оранских  дело  све¬
дено  к  войне.  В  военное  время  абсолютизм  утверждается,  в  мир¬
ное  время  он  сдает  свои  позиции.  Из-за  нежелания  раскошели¬
 35  Там  же,  стр.  242.
 34

ваться  на  оборону  и  в  результате  стремления  лишь  к  быстрейшей
наживе  голландская  буржуазия  оказалась  неспособной  вести  войну
и  противостоять  внутренней  борьбе  классов.  Оценка  Мунье  столь
категорична,  что  создается  впечатление,  будто  это  вообще  корен¬
ные  свойства  буржуазии,  всегда  и  повсюду  ей  присущие.  Но
остается  неясным,  почему  в  XVI  в.  голландская  буржуазия
все  же  выдержала  тяжелую  войну  с  Испанией  и,  победив  в  этой
войне,  осуществила  свое  политическое  господство.  Для  всего
XVII  в.  в  целом  она  обрисована  (в  данном  разделе  книги  Мунье)
как  сила  постоянная  и  одинаковая  и  учтены  лишь  ее  позиции
в  политической  борьбе  и  военных  столкновениях.  Остались  в  тени
как  само  ее  положение  в  обстановке  жестокой  конкуренции
с  английской  (и  отчасти  с  французской)  буржуазией,  так  и  ее  по¬
тери  в  торговых  войнах  XVII  в.  Для  буржуазной  республики
Голландии  (неизменность  республиканских  учреждений  признает
и  Мунье)  проблема  абсолютизма  поставлена  очень  упрощенно,
ибо  удержание  политической  власти  буржуазией  после  победы
буржуазной  революции  происходит  в  очень  сложной  обстановке,
во  многом  отличной  от  социальной  структуры  и  политического
строя  феодально-абсолютистских  государств.
 Рассмотрение  меркантилизма  Мунье  начинает  с  определения
его  сущности.36  Основные  цели  меркантилистской  политики
состояли  в  усилении  государства  и  в  его  экономической  независи¬
мости  в  международном  плане.  Добиться  этого  можно  было  лишь
путем  концентрации  в  стране  наибольшего  количества  денег.  Од¬
нако  запас  имевшейся  в  Европе  золотой  и  серебряной  монеты  был
очень  мал.  Высчитано,  что  около  1660  г.  он  равнялся  примерно
50  млрд  французских  франков  1928  г.  Все  европейские  страны,
взятые  вместе,  обладали  тогда  металлическим  запасом,  равным  за¬
пасу  одного  лишь  Французского  банка  в  конце  1929  г.
 Эта  ограниченность  денежных  фондов  определяла  экономиче¬
ский  национализм  и  постоянную  войну  из-за  денег  между  госу¬
дарствами.  Каждое  из  них  стремилось  создать  для  себя  благо¬
приятный  торговый  баланс,  чтобы  привлечь  и  удержать  наиболь¬
шее  количество  денег.  Для  этого  импорт  предметов  роскоши
запрещался,  а  другие  изделия  ввозились  в  минимальном  размере.
Все  должно  было  изготовляться  внутри  страны  (чтобы  дать  ра¬
боту  населению),  даже  если  свои  товары  оказывались  дороже
импортных.  Ввоз  сырья  поощрялся,  но  все  необходимое  для  обо¬
роны  должно  было  быть  отечественным.  Следовательно,  желание
удешевить  экспортируемую  промышленную  продукцию  —  для  чего
было  необходимо  обилие  дешевого  сырья  —  приводило  к  запреще¬
нию  вывоза  сырья  (или  к  высоким  на  него  пошлинам)  и  к  сво¬
бодному  его  ввозу.  В  силу  этого  таможенная  политика  оказыва¬
 36  Там  же,  стр.  242—244.
 3*
 35

лась  для  сельских  хозяев  неблагоприятной,  ибо  в  ту  пору  почти
все  сырье  поставлялось  сельским  хозяйством.
 Больше  всего  забот  уделялось  экспорту  промышленных  изде¬
лий,  ибо  вложенный  в  них  труд  повышал  их  стоимость.  Значит,
надо  было  увеличивать  число  рабочих  и  поощрять  рождаемость.
Для  удешевления  вывозимой  продукции  требовалось  широко  суб¬
сидировать  предпринимателей  и  обеспечить  им  нахождение  сво¬
бодных  капиталов  при  низкой  процентной  ставке.  Рабочие  должны
были  оплачиваться  плохо;  их  жизненный  уровень  был  низок,  но
при  иных  условиях  (т.  е.  при  засилье  иностранных  товаров)  их
ожидала  еще  худшая  судьба  —  безработица  и  нищета,  а  ослабев¬
шее  государство  подвергалось  опасности  захвата  врагами.
 Колонии  призваны  были  поставлять  метрополии  дешевое  сырье
или  дешевые  изделия  и  покупать  у  нее  готовую  продукцию  по  до¬
рогим  ценам.  Они  рассматривались  в  первую  очередь  с  точки  зре¬
ния  благоприятной  для  метрополии  торговли,  поэтому  государство
и  предъявляло  на  них  монопольные  права,  устанавливая  только  те
формы  торговых  связей,  которые  были  ему  выгодны.  Лишь  круп¬
ные  французские  и  испанские  государственные  деятели,  в  том
числе  Ришелье  и  Кольбер,  понимали  необходимость  ассимиляции
колонистами  туземцев  и  колонизацию  как  таковую,  т.  е.  создание
заморских  «Новых  Франций».
 По  мнению  Мунье,  меркантилизм  представляет  собой  эконо¬
мический  этатизм,  ибо  лишь  государство  в  состоянии  регули¬
ровать  и  стимулировать  экономическую  жизнь  в  нужном  ему  на¬
правлении.  При  этом  целью  было  отнюдь  не  процветание  как
таковое  и  не  повышение  уровня  жизни.  Они  являлись  лишь  сред¬
ством  или  побочным  следствием,  главное  же  заключалось  в  усиле¬
нии  государства.  В  первой  стадии  развития  меркантилизма
(Франция  в  XVII  в.)  политика  преобладала  над  экономикой,  во
второй  (Голландия  в  XVII  в.)—экономика  подчиняла  себе  поли¬
тику  и  государство  служило  интересам  выращенной  им  торгово-
промышленной  буржуазии.  Промежуточный  тип  представляла  со¬
бой  Англия  в  1603—1688  гг.
 Мы  намеренно  остановились  на  изложении  теории  мерканти¬
лизма,  ибо  в  ней  в  сконцентрированной  форме  нашли  свое  выра¬
жение  основные  черты  всей  концепции  Мунье.  Он  очень  ясно  и
сжато  формулирует  принципы  меркантилистской  политики  в  том
самом  виде,  как  их  осознали  и  применяли  на  практике  сами  круп¬
нейшие  европейские  политические  деятели  XVII  в.  Иными  сло¬
вами,  его  теория  является  лишь  повторением  их  теории,  не  под¬
нимается  над  ней  и  не  дает  ее  оценки  с  точки  зрения  объективного
рассмотрения  процесса  экономического  развития  западноевропей¬
ских  стран.  Больше  того,  в  таком  виде  теория  меркантилизма
предстает  лишь  в  своем  практическом  государственном  преломле¬
нии,  т.  е.  лишь  как  экономическая  государственная  политика.  Го¬
 36

судари,  непосредственно  ощущавшие  свою  зависимость  от  наличия
звонкой  монеты,  осуществляли  экономическую  политику  с  таким
расчетом,  чтобы  располагать  нужными  средствами.  На  это  их  тол¬
кала  каждодневная  потребность.  В  их  глазах  деньги  были  вопло¬
щением  богатства  нации,  а  получались  ли  они  путем  прямого
грабежа  заморских  стран  или  в  итоге  поощрения  отечественного
производства,  особой  разницы  они  в  этом  не  усматривали.  Они
только  наблюдали  существовавшую  в  Европе  и  в  их  стране  эконо¬
мическую  обстановку  и  с  большим  или  меньшим  успехом  приспо¬
сабливались  к  ней  в  своей  экономической  политике.  Но  было  бы
неправильно  отождествлять  весь  меркантилизм  как  таковой  лишь
с  государственной  практикой  в  области  экономики.  В  XVII  в.
теория  меркантилизма  начала  разрабатываться  и  в  политико-эко¬
номическом  плане  (причем  раньше  всего  во  Франции,  о  чем  бу¬
дет  сказано  дальше).  Не  говоря  уже  о  том,  что  в  этой  теории
складывалось  представление  о  труде  как  источнике  богатства
(хотя  труд  понимался  лишь  как  производящий  деньги),  она  очень
интересна  как  раз  теми  своими  моментами,  которые  не  совпадали
с  государственной  меркантилистской  политикой,  причем  не  совпа¬
дали  именно  в  силу  того,  что  были  направлены  к  созданию  наибо¬
лее  благоприятных  условий  для  развития  капитализма  как  тако¬
вого,  а  не  к  частичному  его  приспособлению  к  нуждам  государства.
 Этот  вопрос  о  нарождавшихся  противоречиях  между  капита¬
лизмом  и  государством  Мунье  не  ставит  совсем.  Меркантилизм
он  рассматривает  лишь  как  государственную  политику  спасения
стран  Европы  от  охватившего  их  экономического  кризиса.
 Голландский  меркантилизм  он  считает  наиболее  приближаю¬
щимся  к  «свободной  экономике»  (economie  liberale).  Завоевав  себе
положение  главных  посредников  в  мировой  морской  торговле,
голландцы  тем  самым  должны  были  обладать  известной  терпи¬
мостью.  В  конкурентной  борьбе  с  Англией  они  защищали  прин¬
цип  свободных  морей 	(mare  liberum). 	Но  сама 	их  торговля
 подлежала  регламентации  со  стороны  торговых  компаний  и  контро¬
лировалась  государством.  В  эпоху,  бедную  драгоценными  метал¬
лами, 	свобода  частной 	торговли  могла 	оказаться 	роковой:  на
 европейские  и  азиатские  рынки  могло  быть  выброшено  такое  ко¬
личество  товаров,  которое  превысило  бы  наличный  монетный
запас. 	Итогом  было  бы 	снижение  цен,  разорение  предпринимате¬
лей  и 	упадок  торговли. 	Следовательно,  в 	периоды 	кризиса  част¬
 ные  лица  оказывались  беспомощными,  государство  же  еще  не  об¬
ладало  достаточными  средствами  и  мощным  аппаратом  для
регулирования  заморской  торговли.  Эту  роль  и  выполняли  торго¬
вые  компании,  определявшие  размеры  своей  деятельности,  обла¬
давшие  монополией  на  торговлю  с  теми  иди  .  иными  странами  и
осуществлявшие  в  колониях  полную  политическую  власть  при  по¬
мощи  постоянной  армии  и  флота.  Такая  политика  регламентации

приносила  огромные  барыши.  Дивиденды  Ост-Индской  компании
доходили  до  25—30%,  а  ее  акции  поднялись  за  период  1602—
1670  гг.  в  шесть  раз.  Связь  между  ее  директорами  и  государством
привела  к  своего  рода  слиянию  государства,  компании  и  Амстер¬
дамского  банка.  «Политика  и  война  были  орудиями  торговли,  на-
 « 	37
 правлявшеися  трестом  капиталистов».
 Более  независимая  и  свободная  организация  Вест-Индской
компании  предопределила  ее  неустойчивость  и  гибель.  В  этой
компании  главную  роль  играл  не  ее  Совет,  а  общее  собрание  ак¬
ционеров,  рассматривавшее  все  вопросы.  Компания  раздиралась
внутренними  распрями,  и  ее  политика  была  непоследовательной  и
слабой.
 В  XVII  в.  голландцы  завоевали  себе  положение  посредников
также  и  в  снабжении  Европы  драгоценными  металлами.  Они  ско¬
пили  у  себя  огромные  запасы  денег,  развили  банковское  дело  и
торговый  кредит.  В  итоге  они  оказались  в  состоянии  осуществить
обширные  закупки  и  предлагать  покупателям  самые  разнообраз¬
ные  товары  в  любом  количестве  и  за  меньшую  цену,  ибо  обилие
денег  влекло  за  собой  установление  низкой  процентной  ставки.
Голландские  купцы  могли  маневрировать  своими  капиталами  и
успешно  конкурировать  с  английскими  и  французскими  купцами,
предоставляя  более  долгие  сроки  платежей.  Голландские  банкиры
кредитовали  иностранных  государей.  Обилие  капиталов  в  звонкой
монете  сделало  из  этой  маленькой  страны  большую  политическую
силу.
 Английский  меркантилизм  Мунье  определяет  как  промежу¬
точный  между  голландским  и  французским.  Начавшейся  еще  при
Елизавете  регламентации  был  дан  в  начале  XVII  в.  сильный  тол¬
чок,  когда  англичане  стали  свидетелями  быстрого  возрождения
французской  экономики  в  результате  поощрения  со  стороны  Ген¬
риха  IV.  Вместе  с  тем  подъем  голландской  торговли  выставлял
в  выгодном  свете  относительную  свободу  торговли  и  привилегиро¬
ванные  компании.  Развитие  английской  торговли  требовало  прави¬
тельственного  вмешательства,  однако  значительные  успехи  тор¬
гово-промышленной  буржуазии  внушили  ей  идеи  отрицания  ре¬
гламентации  и  монополий  и  стремление  к  свободе  торговли,
регулируемой  лишь  общим  парламентским  законодательством.
 Первые  Стюарты  немало  потрудились  на  почве  экономической
регламентации,  и  знаменитый  навигационный  акт  Кромвеля
1651  г.  не  отличается  по  существу  от  их  постановлений,  имевших
целью  обеспечить  английским  купцам  преимущественное  положе¬
ние  в  заморской  торговле.  Торговые  компании  были  двух  типов:
регламентированные  и  акционерные.  Компании  первого  типа  об¬
ладали  торговой  монополией,  но  каждый  член  действовал  на  свой
 37  Там  же,  стр.  245.
 38

страх  и  риск  и  был  ограничен  лишь  минимумом  продажной  цены  и
определенным  качеством  товаров,  что  сокращало  конкуренцию
между  членами  и  приближало  компанию  к  типу  картеля.  Акцио¬
нерные  компании  также  обладали  монополиями  на  тот  или  иной
вид  товаров  или  на  определенную  зону  торговли,  но  капитал  дей¬
ствовал  как  совокупный;  это  чрезвычайно  повышало  мощь  пред¬
приятия  и  давало  возможность  предпринимать  длительные  пла¬
вания.
 Первые  Стюарты  пытались  поощрять  развитие  промышлен¬
ности  при  помощи  монополий,  регламентации  и  запретов  ввоза.
Революция,  наоборот,  установила  свободу  торговли  и  практи¬
чески  уничтожила  все  привилегии  компаний.  Однако  наступило
перенасыщение  рынка,  и  оказалось,  что  свобода  торговли  при¬
несла  плохие  плоды.  После  Реставрации  Карл  II  вернулся  к  си¬
стеме  государственного  вмешательства,  но  в  ограниченных  масшта¬
бах,  действуя  главным  образом  путем  общих  мер  (законодатель¬
ства,  таможенных  тарифов,  торговых  договоров).  Поддерживалась
монополия  торговли  с  колониями,  и  Англия  превратилась  в  ги¬
гантский  склад  приобретенных  по  дешевке  колониальных  товаров,
продававшихся  затем  за  границу  по  высоким  ценам.  Колонии  слу¬
жили  рынком  для  сбыта  английской  продукции,  и  привилегирован¬
ные  компании  получили  новые  права.  Зато  внутренняя  экономика
развивалась  свободно,  без  контроля  за  качеством  продукции  (кото¬
рое,  между  прочим,  понизилось)  и  без  регламентации  цен  и  зара¬
ботной  платы.  Единственным  стимулом  коммерсанта  стал  барыш.
 Итак,  заключает  Мунье,  своим  процветанием  Англия  была
обязана  правительственным  мерам,  хотя  страна  и  не  достигла
уровня  процветания  Голландии  и  английская  Ост-Индская  компа¬
ния  не  могла  тягаться  со  своей  голландской  соперницей.
 Французский  меркантилизм,  как  наиболее  полный  и  закончен¬
ный,  представляет,  разумеется,  особый  интерес  ввиду  того,  что
сама  социально-экономическая  структура  Франции  требовала  уси¬
ленного  вмешательства  государства.  Мунье  посвящает  много
места  его  анализу.38  Он  считает,  что  как  доктрина,  так  и  практика
французского  меркантилизма  оставались  на  протяжении  XVII  в.
неизменными,  и  Кольбер  лишь  развил  их  в  больших  масштабах,
стремясь  преодолеть  тяжелые  последствия  кризиса.  «Кольбер-
тизм»  был  присущ  и  Генриху  IV  (после  1596  г.),  и  Ришелье
(до  1631  г.),  и  Людовику  XIV  (после  1661  г.),  причем  преследо¬
вались  по  преимуществу  политические  цели:  нельзя  было  допу¬
стить,  чтобы  из  Франции  вывозилось  золото,  ибо  в  таком  случае
оно  обогащало  ее  врагов.
 Поскольку  сами  купцы  были  не  в  силах  преодолеть  встававшие
на  их  пути  трудности,  создалась  сложная  система  государственной
 38  Там  же,  стр.  249:—256.
 39

экономической  организации,  в  значительной  мере  унифицирован¬
ная  при  Кольбере.  Государство  регламентировало  потребление  пу¬
тем  издания  законов  против  роскоши,  а  торговлю  —  путем  запрета
экспорта  монет  и  драгоценных  металлов  и  разного  рода  предписа¬
ниями,  относившимися  к  внутренней  торговле.  Очень  придирчиво
регламентировались  производство  и  качество  продукции.
 С  целью  не  допустить  утечки  денег  за  границу  государство
создавало  промышленные  предприятия,  причем  нередко  оно  оказы¬
валось  единственным  покупателем  их  продукции,  настолько  узок
был  еще  внутренний  рынок.  Крестьяне  так  мало  покупали  желез¬
ных  изделий,  предпочитая  обходиться  деревянными  орудиями  и
инструментами,39  что  государство  почти  целиком  приобретало  все
производившееся  в  стране  железо  для  судов,  вооружения  армии,
строительства  и  т.  д.  Государство  же  организовывало  и  потоки
обращения  денег  внутри  страны  (сбор  налогов  в  казну,  уплата
казной  поставщикам  и  оплата  рабочих,  снова  взимание  с  них  на¬
логов  и  т.  д.).  Увеличить  приток  денег  из-за  границы  можно  было
лишь  путем  увеличения  объема  экспортируемых  товаров.  Поэтому
фундаментом  французского  меркантилизма  была  промышленность.
Создавались  новые,  главным  образом  привилегированные,  ману¬
фактуры,  получавшие  субсидии  до  тех  пор,  пока  они  не  станови¬
лись  прочно  на  ноги.  Правительство  несколько  раз  понижало  про¬
центную  ставку,  сокращало  государственные  ренты  и  прямые  на¬
логи,  поощряло  рождаемость  и  запретило  эмиграцию  рабочих,
выписывало  из-за  границы  специалистов,  учреждало  работные
дома  для  бродяг  и  нищих.  Мануфактурам  предоставлялись  льготы,
нарушавшие  ограничительные  цеховые  порядки;  они  обеспечива¬
лись  сырьем,  квалифицированными  рабочими,  обученными  в  спе¬
циальных  заведениях.  Государство  поощряло  технические  нов¬
шества  и  путем  таможенной  политики  предоставляло  мануфакту¬
ристам  внутренний  рынок.
 Отметим,  что  эта  концентрированная  картина  «фабрикации
фабрикантов»,  пусть  даже  составленная  из  общеизвестных  фактов,
не  может  не  произвести  впечатления  в  угодном  для  Мунье  духе
и  кажется  сильным  аргументом  в  пользу  его  этатической  концеп¬
ции.  В  дальнейших  главах  нашей  работы  мы  приведем  материал,
позволяющий  показать,  что  как  раз  собственной  инициативы  у  аб¬
солютистского  правительства  было  немного  и  что  основные  его
экономические  мероприятия  были  ему  подсказаны  (зачастую  мно¬
гократно)  французской  буржуазией,  отнюдь  не  безгласной  и
безынициативной,  но  с  большим  упорством  искавшей  себе  место
под  солнцем.40
 39  См.  об  этом  ниже,  стр.  123,  124.
 40  Жаннен  также  сильно  ограничивает  творческую  роль  правительства
в  области  экономики  (P.  J  е  a  n  n  i  п,  ук.  соч.,  стр.  180,  181).
 40

Здесь  надо  сказать  о  другом.  Материал,  приведенный  в  сле¬
дующем  параграфе,  посвященном  различным  типам  организации
промышленного  производства,  сразу  же  умаляет  тот  этатический
вывод,  о  котором  только  что  была  речь.
 Мунье  различает  три  типа  производства:  в  мелких  ремеслен¬
ных  мастерских,  в  небольших  предприятиях,  поставлявших  полу¬
фабрикаты  (он  приводит  в  качестве  примера  кузницы  в  Нивернэ,
изготовлявшие  отдельные  части  якорей,  которые  затем  монтиро¬
вались  на  мануфактуре),  и  в  крупных  предприятиях,  которые  он
называет  фабриками.  Он  справедливо  отмечает,  что  наибольшее
распространение  имел  второй  тип  (т.  е.  рассеянная  мануфактура
в  соединении  с  централизованной,  где  производились  основные
или  завершающие  операции)  и  непрерывно  росло  число  занятых
в  нем  рабочих  как  в  городах,  так  и  особенно  в  деревнях.  В  Пи¬
кардии  из  25  тысяч  ткацких  станков  на  долю  деревни  приходи¬
лось  19  тысяч,  и  в  одном  Амьене  8—10  крупных  купцов-мануфак-
туристов  раздавали  работу  100  тысячам  сельских  жителей,  совме¬
щавших  занятие  сельским  хозяйством  с  прядением  и  ткачеством.
В  то  же  время  небольшое  число  централизованных  мануфактур
имело  помногу  рабочих;  например,  в  руанской  мануфактуре  тон¬
кого  полотна  уже  в  начале  XVII  в.  насчитывалось  5—6  тысяч
рабочих.  Однако  если  при  Кольбере  на  крупной  мануфактуре  Ван
Робе  в  Амьене  ежегодно  изготовлялось  1200  кусков  тонкого  сукна,
то  в  Пикардии  в  целом  100  тысяч  городских  и  сельских  работни¬
ков  производили  в  год  180  тысяч  кусков  ткани.
 Подчеркнем  важность  такого  явления,  как  этот  решительный
количественный  перевес  рассеянной  мануфактуры  (точнее,  сочета¬
ния  рассеянной  мануфактуры  с  централизованной),  когда  основ¬
ная  масса  работников  приходилась  на  ее  долю.  Он  свидетель¬
ствует  о  преобладании  именно  того  типа  производства,  который
по  самой  своей  природе  меньше  всего  был  затронут  государствен¬
ным  вмешательством  и  поощрением.  Там  отношения  между  куп-
цами-раздатчиками  и  работниками,  равно  как  и  оплата  последних,
складывались  стихийно  и  не  зависели  ни  от  цехового,  ни  от  госу¬
дарственного  контроля.  Если  можно  так  выразиться,  в  ту  эпоху
это  была  сфера  наиболее  свободного  предпринимательства,41  что
необходимо  учитывать  при  определении  общих  масштабов  государ¬
ственного  поощрения  в  области  промышленности.
 Стремление  правительства  распространить  цеховую  систему  на
все  отрасли  ремесла  Мунье  рассматривает  как  осуществление  об¬
щего  принципа  государственного  регулирования.  Цеховая  органи¬
зация  была  наиболее  удобной  формой,  которую  правительство
 41  Ценный  материал  дает  в  этом  отношении  большое  и  очень  интересное
исследование  Губера  (P.  G  о  u  b  е  г  t.  Beauvais  et  le  Beauvaisis  de  1600  a  1730.
Contribution  a  l  histoire  sociale  de  la  France  du  XVII  s.  Paris,  1960).

могло  использовать  в  своих  целях,  возвышая  вместе  с  тем  и  укреп¬
ляя  власть  мастеров  наиболее  крупных  и  богатых  цехов.
 Правительство  не  считалось  с  интересами  рабочих,  подчиняя
эти  интересы  задачам  развития  производства  и  удешевления  про-
дукции.  Рабочих  оно  рассматривало  как  солдат  промышленной
армии,  действующей  во  имя  величия  и  мощи  государства.  Их  необ¬
ходимо  было  приучать  к  более  систематическому  и  более  произ¬
водительному  труду,  принуждать  к  царствовавшей  на  централизо¬
ванных  мануфактурах  железной  дисциплине.  Некоторое  улучшение
положения  рабочих  привилегированных  мануфактур  не  меняет  су¬
щественным  образом  общей  картины.  Длинный  рабочий  день
(12—16  часов),  низкая  заработная  плата,  запрещение  всех  форм
борьбы  рабочих  и  т.  д.  —  все  это  должно  было  служить  одной
цели  —  обогащению  предпринимателей.
 Правительство  покровительствовало  агрикультуре,  принимая
меры  к  улучшению  пород  домашнего  скота  и  развитию  техниче¬
ских  культур.  Оно  стимулировало  рост  сельского  хозяйства,  про¬
изводя  у  крестьян  закупки  продовольствия  для  армии.  Следствием
было  расширение  посевных  площадей,  интенсификация  использо¬
вания  земли.  Правительство  колебалось  между  защитой  мелкого
крестьянства  (аннулируя  порой  захваты  и  дележ  общинных  уго¬
дий)  и  заботой  об  увеличении  продукции  (поддерживая  эти  де¬
лежи).
 Внешняя  торговля  Франции  была  регламентирована  на  манер
английской  и  голландской.  В  колониях  Ришелье  и  Кольбер  стре¬
мились  создать  «Новые  Франции».  Вся  эта  политика  в  области
промышленности  и  торговли  имела  большой  успех.  Французская
продукция  славилась  высоким  качеством  и  завоевывала  европей¬
ские  и  заморские  рынки.
 Мы  уже  говорили,  что  Мунье  преувеличивает  роль  француз¬
ского  абсолютизма  в  создании  капиталистической  промышлен¬
ности.  Аналогичное  преувеличение  имеет  место  и  при  оценке  гол¬
ландского  и  английского  типов  меркантилизма.
 Характерно  также,  что  Мунье  подчеркивает  гибельность  сво¬
боды  торговли,  т.  е.  отсутствия  государственного  контроля.
В  связи  с  этим  остановимся  на  вопросе  о  компаниях.  По  мнению
автора,  они  процветали  при  наличии  регламентации,  исходившей
от  них  самих  (ибо  голландское  государство  еще  не  обладало  сред¬
ствами  для  регулирования  заморской  торговли),  а  без  нее  прихо¬
дили  в  упадок.  Необходимость  такой  регламентации  Мунье  объяс¬
няется  стремлением  избежать  анархии  рынка  и  ценообразования
в  условиях  ограниченного  монетного  запаса.
 Мы  считаем,  что  причины,  вызвавшие  регламентацию,  были
иными.  Голландские  и  английские  торговые  компании  XVI—
XVII  вв.  являлись  —  в  смысле  своей  организации  —  преемницами
купеческих  товариществ  предшествовавших  веков.  И  в  том  и
 42

в  другом  случаях  контроль  и  регулирование  внутри  этих  торговых
объединений  имели  целью  прежде  всего  установление  одинаковой
для  всех  членов  нормы  прибыли,  оаспределявшейся  пропорцио¬
нально  вложенной  доле  капитала.  Это  объясняется  тем,  что  в  ту
пору  свободная  конкуренция  индивидуальных  капиталов  еще
только  зарождалась  и  развивалась  параллельно  процессу  накопле¬
ния  значительных  богатств  в  руках  отдельных  лиц.  Монопольная
торговля  компаний  на  далеких  заокеанских  рынках  приносила  ог¬
ромные  барыши  еще  и  потому,  что  зачастую  базировалась  на  гра¬
беже  при  закупке  сырья  или  сбыте  европейской  продукции.
 Мунье  не  отмечает  упадка  голландской  экономики  во  второй
половине  XVII  в.  В  его  изложении  в  течение  всего  столетия  она
остается  стабильно  благополучной  и  даже  успешно  конкурирую¬
щей  с  английской  и  французской;  для  второй  половины  XVII  в.
это  уже  не  соответствует  действительности.
 В  дальнейших  главах  нашей  работы,  рассматривая  такие  темы,
как  состояние  французской  экономики,  государственный  бюджет,
меркантилизм,  абсолютизм  и  т.  п.,  мы  еще  не  раз  вернемся  к  кри¬
тике  концепции  Мунье  в  той  ее  части,  которая  касается  Франции.
Но  следует  помнить,  что  Франция  является  не  только  краеуголь¬
ным  камнем  всей  теории  «всеобщего  кризиса»  в  XVII  в.  Деталь¬
ный  анализ  этой  теории  привел  нас  к  выводу,  что  сам  автор
исключает  Англию  и  Голландию  из  числа  стран,  охваченных  кри¬
зисом.  Следовательно,  Франция  представляет  собой  единственную
страну,  где  этот  кризис  проявился  в  сколько  бы  то  ни  было  от¬
четливых  формах.  Поэтому  тот  позитивный  ответ,  который  чита¬
тель  найдет  в  Главах  нашей  работы,  посвященных  Франции,  будет
вместе  с  тем  и  ответом  на  всю  концепцию  Мунье  в  целом.
 *  *  *
 Книга  Мунье  примечательна  стремлением  автора  рассмотреть
все  процессы  истории  XVII  в.  под  углом  зрения  всеобщего  кри¬
зиса.  Хотя  экономике  уделено  в  ней  немало  внимания,  все  же  там
рассмотрены  и  многие  другие  сферы  человеческой  деятельности.
Теперь  нам  предстоит  заняться  анализом  трудов,  посвященных
специально  экономическим  вопросам.  Они  тем  более  интересны,
что  представляют  собой  плод  углубленных  исследований.  Кроме
того,  в  настоящее  время  наибольшее  внимание  зарубежных  исто¬
риков  устремлено  именно  к  экономическим  темам  широкого  охвата,
важным  и  для  советских  специалистов.
 Большая  статья  Хобсбома42  посвящена  преимущественно  эко¬
номическому  кризису  XVII  в.  Первая  ее  часть  появилась  в  на¬
 42  Е.  J.  Hobsbawm.  The  general  crisis  of  the  European  economy  in  the
17th  century.  Past  and  Present,  №№  5,  6,  1954.  —  О  значении  этой  статьи  для
 43

чале  1954  г.,  когда  автор  не  был  еще  знаком  с  только  что  вышед¬
шей  книгой  Мунье;  во  второй  части  Хобсбом  на  нее  ссылается,  но
совершенно  очевидно,  что  концепции  обоих  исследователей  сло¬
жились  независимо  друг  от  друга.
 В  отличие  от  книги  Мунье  статья  Хобсбома  снабжена  обшир¬
ным  аппаратом,  позволяющим  читателю,  с  одной  стороны,  допол¬
нить  фактический  материал,  а  с  другой  —  судить  о  надежности  и
качестве  использованных  сведений.  В  первой  части  статьи  описан
кризис  как  таковой,  во  второй  —  пути  его  преодоления.
 Аргументация  Хобсбома  представляет  очень  большой  интерес.
Автор  обработал  обширную  литературу,  опирающуюся  на  боль¬
шое  количество  ценных  источников.  Его  основное  положение  со¬
стоит  в  том,  что  начиная  с  XIV  и  по  XVII  в.  включительно  евро¬
пейская  экономика  испытывала  в  своем  развитии  большие  труд¬
ности,  преодоленные  лишь  к  началу  XVIII  в.  Последняя  фаза
этого  длительного  «общего  кризиса»  пришлась  на  XVII  в.,  осо¬
бенно  на  первую  его  половину;  уже  к  концу  столетия  кризис  по¬
шел  на  спад,  причем  в  отличие  от  предшествовавших  веков
в  XVII  в.  были,  наконец,  устранены  те  препятствия,  которые  до
этого  момента  мешали  развитию  капитализма.  Поэтому  кризис
именно  XVII  в.  не  должен  рассматриваться  в  целом  как  явление
реакционного  порядка.
 Хобсбом  очень  четко  формулирует  разделение  Европы  в  XVII  в.
на  разные  по  ходу  своего  развития  зоны.  В  средиземноморских
странах  упадок  обозначился  отчетливо,  в  Германии  —  также  (хотя
еще  не  окончательно),  равно  как  и  в  Польше,  Дании,  Ганзе,  от¬
части  в  Австрии,  несмотря  на  ее  политическую  силу.  С  другой
стороны,  в  Голландии,  Швеции,  России  и  в  некоторых  малых  стра¬
нах  вроде  Швейцарии  наблюдался  скорее  прогресс,  чем  застой,
в  Англии  —  безусловный  подъем.  Франция  занимала  промежуточ¬
ное  положение,  но  в  ней  вплоть  до  конца  столетия  политические
успехи  не  были  подкреплены  значительным  экономическим  про¬
грессом.  Общеевропейский  баланс  экономики  XVII  в.  предстает,
по  мнению  автора,  в  таком  виде:  возможно,  что  приобретения
стран,  расположенных  по  Атлантическому  океану,  не  возместили
собой  потерь,  понесенных  в  Средиземноморье,  Центральной  Ев¬
 дискуссий  об  Английской  революции  см.:  Л.  Манби.  Некоторые  вопросы
прогрессивной  историографии  в  Англии.  Вопросы  истории,  1963,  №  5.  —  Ос¬
новные  положения  своей  статьи  Хобсбом  повторил  в  1960  г.  (Е.  Hobsbawm.
II  secolo  XVII  nello  sviluppo  del  capitalismo.  Studi  storici.  Roma,  1959—
1960,  №  4).  Интересные  соображения  в  связи  с  затронутыми  Хобсбомом  про¬
блемами  высказал  Ф.  Моро.  По  его  мнению,  если  упадок  и  кдснулся  некоторых
стран,  зато  он  пошел  на  пользу  другим  государствам.  Моро  ограничивает  по¬
нятие  «кризиса»,  считая,  что  в  лучшем  случае  можно  говорить  лишь  о  стаби¬
лизации.  Он  полемизирует  с  Хобсбомом  относительно  замедляющего  действия
«феодального  окружения»  (F.  М  а  и  г  о.  Sur  la  «crise»  du  XVII  siecle.  Anna-
les  Ё.  S.  С.,  1959,  №  1).  v

ропе  и  на  Балтийском  море.  Поэтому  в  целом  можно  говорить
о  застое  и  даже  об  упадке  экономики  Европы  в  это  время.
 Доказательствами  наличия  кризиса  Хобсбом  считает  ряд  яв¬
лений,  из  которых  на  первое  место  он  ставит  упадок  или  застой
народонаселения  почти  во  всех  странах,  кроме  Голландии,  Норве¬
гии,  Швеции,  Швейцарии  (в  Англии  прирост  населения  прекра¬
тился  после  1630  г.).  Смертность  от  эпидемий  и  голодовок  была
в  XVII  в.  выше,  чем  в  XVI  и  XVIII  вв.  Росло  население
лишь  столиц  и  международных  торгово-банковских  центров;
в  прочих  больших  городах  оно  оставалось  стабильным,  а  в  сред¬
них  и  мелких  зачастую  сокращалось  (даже  в  приморских  стра¬
нах).
 Что  касается  промышленного  производства,  то  для  этой  об¬
ласти  Хобсбом  констатирует  наличие  лишь  самых  общих  данных.
Некоторые  страны  (Италия,  Польша,  большая  часть  Германии,
некоторые  области  Франции)  полностью  утратили  свою  промыш¬
ленность  (were  plainly  de-industrialized),  в  других  происходило
быстрое  развитие  (Швейцария);  в  Англии  и  Швеции  бесспорен
расцвет  горнодобывающей  промышленности.  Кроме  того,  во  мно¬
гих  местах  Европы  заметен  значительный  рост  сельских  побоч¬
ных  промыслов  за  счет  цехового  ремесла,  что,  возможно,  увеличи¬
вало  общий  объем  продукции.  Начавшееся  в  1640-х  годах  падение
цен43  навряд  ли  служит  доказательством  сокращения  производ¬
ства,  ибо  оно  больше  зависело  от  падения  спроса,  чем  от  сокраще¬
ния  импорта  драгоценных  металлов.  Однако  в  основной  для  того
времени  области  промышленности  —  текстильной  —  происходило,
по-видимому,  не  только  оттеснение  на  второй  план  прежних  сортов
тканей  (сукна,  полотна)  новыми  сортами  (легкими  шерстяными,
хлопчатобумажными,  шелковыми),  но  также  и  падение  общего
объема  продукции.
 Более  всеобъемлющим  был  кризис  торговли.  В  главных  зонах
международной  торговли  —  Средиземноморском  и  Балтийском  бас¬
сейнах—  произошла  торговая  революция.  Балтийские  страны,  иг¬
равшие  роль  колоний  для  западных  стран  с  их  развитой  город¬
ской  жизнью,  стали  вывозить  вместо  сырья  обработанные  то¬
вары—  лес,  металл,  материалы  для  судостроения  —  и  сократили
импорт  западных  сукон.  Данные  о  размерах  зундских  пошлин
свидетельствуют  об  апогее  балтийской  торговли  в  1590—1620  гг.,
 43  Движение  цен  Хобсбом  рассматривает  вкратце  в  особом  примечании
(Е.  J.  Hobsbawm.  The  general  crisis...,  №  5,  стр.  49)  и  считает,  что  зна¬
чение  этого  фактора  обычно  сильно  преувеличивается.  Общепринятый  взгляд
о  росте  цен  вплоть  до  1640  г.  он  уточняет  (как  и  Мунье)  данными  об  их  па¬
дении,  начавшемся  уже  в  1605—1620  гг.  Окончание  Тридцатилетней  войны
совпало  с  усилением  кризиса,  вступившего  в  1660-х  годах  и  в  начале  1670-х  го¬
дов  в  самую  острую  фазу,  на  которую  пришлись  и  самые  низкие  цены.  Хобсбом
признает,  что  в  целом  движение  цен  в  течение  XVII  в.  соответствовало  перио¬
дам  кризиса.
 45

об  упадке  в  1620-х  годах,  о  некотором  подъеме,  снова  сменив¬
шемся—  вплоть  до  1650-х  годов  —  катастрофическим  упадком.
Затем  с  1650-х  и  примерно  до  1680-х  годов  положение  не  изме¬
нилось.  С  середины  XVII  в.  Средиземноморье  также  превратилось
в  замкнутую  торговую  зону  с  преобладанием  торговли  сырьем  и
местной  продукцией.  Французская  левантийская  торговля  в  1620—
1635  гг.  уменьшилась  наполовину,  в  1650-х  годах  сошла  на  нет  и
возродилась  лишь  в  1670-е  годы.  Невелика  была  и  голландско-
левантийская  торговля  в  1617—1650  гг.  Маловероятно,  чтобы
англичане  и  голландцы  смогли  возместить  в  Средиземноморье
свои  убытки,  понесенные  в  балтийской  торговле.  После  1620-х  го¬
дов  понизился  объем  международной  торговли  балтийским  хле¬
бом,  голландской  сельдью,  ньюфаундлендской  рыбой,  сукнами.
В  целом  похоже,  что  в  1620—1660  гг.  не  было  роста  экспортной
торговли,  а  внутренняя  торговля  (за  исключением  приморских
стран)  вряд  ли  могла  компенсировать  эти  потери.
 Хобсбом  считает  (отметим  этот  взгляд!),  что  экономическая
история  XIX  в.  наглядно  показывает  невозможность  измерить
неблагоприятную  экономическую  конъюнктуру  при  помощи  одних
лишь  цифровых  данных  о  торговле  и  производстве.  Поэтому  он
стремится  привлечь  и  другие  материалы.  Он  отмечает,  что  даже
для  стран,  не  задетых  в  XVII  в.  экономическим  упадком,  тоже
имеются  данные  о  длительном  неблагополучии  в  той  или  иной
отрасли  внешней  торговли.  Поэтому  можно  считать  бесспорным,
что  европейская  экспансия  вступила  в  то  время  в  период  кризиса.
В  основном  базис  баснословной  колониальной  системы  XVIII  в.
был  заложен  не  ранее  середины  XVII  в.;  до  того  влияние  евро¬
пейцев  в  заморских  странах  по  сравнению  с  XVI  в.  несколько
ослабло.  Сократились  и  изменили  свой  характер  испанская  и  пор¬
тугальская  колониальные  империи.  Примечательно,  что  и  гол¬
ландцы  не  сумели  удержать  своих  завоеваний,  сделанных  в  1600—
1640  гг.;  их  империя  тоже  уменьшилась  в  последующие  годы,
а  Вест-Индская  компания  была  даже  ликвидирована  в  начале
1670-х  годов.
 Общеизвестно,  что  XVII  век  был  эпохой  социальных  движе¬
ний  в  Западной  и  Восточной  Европе.  Некоторые  историки  усмот¬
рели  в  этом  даже  нечто  вроде  общего  революционного  кризиса
(пришедшегося  на  середину  XVII  в.),  обобщив  такие  события,
как  Фронда,  восстания  против  испанской  империи  в  Каталонии,
Португалии  и  Неаполе,  крестьянская  война  в  Швейцарии  1653  г.,
английская  революция,  многочисленные  крестьянские  восстания
во  Франции,  национально-освободительная  война  на  Украине
в  1648—1654  гг.  и  далее  —  восстание  куруцев  в  Венгрии,  восста¬
ние  Степана  Разина  1672  г.,  крестьянское  восстание  в  Чехии
в  1680  г.,  восстания  в  Ирландии  в  1641  и  1689  гг.  и  т.  д.
и  т.  п.  Однако  европейские  страны  (кроме  Голландии  и  Англии
 46

с  их  буржуазным  строем)  нашли  устойчивую  государственную
форму  —  абсолютизм.44  Впервые  большие  государства  смогли  раз¬
решить  три  главные  задачи:  распространить  свою  реальную  власть
на  большую  территорию,  иметь  достаточно  средств  для  крупных
платежей  и  содержать  большие  армии.  Хотя  правительствам  еще
приходилось  практиковать  продажность  должностей  и  пользо¬
ваться  услугами  откупщиков,  однако  деятельность  финансистов
подвергалась  контролю  и  зависимость  от  них  государства  отошла
в  прошлое.  Автор  полагает,  что  даже  частичное  принятие  его
аргументов  означало  бы  согласие  с  его  мнением  о  наличии  общего
кризиса  в  XVII  в.  При  этом  он  сразу  же  делает  существенную
оговорку,  что  страны,  пережившие  буржуазную  революцию
(т.  е.  Голландия  и  Англия),  были  им  задеты  лишь  частично.
Начало  кризиса  он  относит  примерно  к  1620  г.,  апогей  —  к  1640—
1670  гг.  Тенденция  к  улучшению  наметилась  в  1680  г.,  но  реали¬
зовалась  лишь  к  1720  г.
 Прежде  чем  перейти  к  следующему  разделу  статьи,  посвящен¬
ному  причинам  кризиса,  выскажем  свои  соображения  по  поводу
того,  доказано  ли  Хобсбомом  —  полностью  или  частично  —  само
наличие  кризиса,  причем  не  будем  пока  выходить  за  пределы
того  круга  проблем  и  аргументов,  который  очерчен  самим  автором.
 Наиболее  интересен,  с  нашей  точки  зрения,  главный  тезис
Хобсбома  об  общеевропейском  балансе  стран  в  экономическом
отношении.  На  одной  чаше  весов  он  помещает  вместе  с  только
что  пережившей  буржуазную  революцию  Англией  капиталисти¬
ческую  Голландию,  а  также  Швецию,  крепостническую  Россию  и
маловыразительную  с  точки  зрения  экономики  Швейцарию.  На
другой  чаше  —  деиндустриализованные  средиземноморские  и  цен¬
тральноевропейские  страны.  Франция  не  попадает  ни  в  ту,  ни
в  другую  группу  и  занимает  промежуточное  между  ними  положе¬
ние.  Таким  образом,  Хобсбом  в  сущности  имеет  в  виду  не  кризис
капитализма  в  тех  или  иных  странах  (подобно  Мунье),  а  кризис
экономики  вообще,  безотносительно  от  того,  приобрела  ли  она  ка¬
питалистический  характер  или  нет.  В  соответствии  с  этим  для
него  иначе  ставится  и  проблема  преодоления  кризиса,  ибо  опять-
таки  дело  касается  устранения  препятствий  для  развития  капита¬
лизма  во  всей  Европе.  По  его  мнению,  чаша  со  странами,  пора¬
женными  кризисом  в  середине  XVII  в.,  временно  перетягивает
другую  чашу  весов,  и  общеевропейский  баланс  оказывается  для
континента  неблагоприятным.  Этому  взгляду,  базирующемуся  на
признании  тесной  взаимосвязи  в  развитии  европейских  стран,
нельзя  отказать  ни  в  широте,  ни  в  оригинальности.  Он  может  от¬
 44  Хобсбом  отмечает,  что  некоторые  исследователи  считают  наличие  абсо¬
лютизма  признаком  экономической  слабости  страны,  и  полагает,  что  следует
глубже  изучить  эту  проблему  (Е.  J.  Hobsbawm.  The  general  crisis...,  №  5,
стр.  38).
 47

крыть  плодотворные  перспективы  для  разработки  всеевропейской
экономики  в  XVII  в.  Тем  более  интересно  рассмотреть  поддер¬
живающий  его  базис.
 Самым  слабым  местом  в  конструкции  Хобсбома  является  ана¬
лиз  промышленности;  он  и  сам  признает  скудость  имеющегося
в  нашем  распоряжении  материала.  Для  доказательства  упадка  он
ссылается  лишь  на  6—7  работ,  посвященных  Италии,  Бургундии,
Лангедоку,  Страссбургу,  Лейдену,  т.  е.  на  данные  по  большей
части  узко  локального  порядка.  Они  же  дают  ему  основание  для
утверждения  о  широком  развитии  рассеянной  мануфактуры.  Как  бы
то  ни  было,  ясно  одно,  что  имевшиеся  в  его  руках  (равно  как  и
имеющиеся  ныне,  спустя  10  лет)  факты  пока  не  позволяют  судить
о  темпах  развития  и  о  масштабах  производства  в  XVII  в.  во  всей
Европе  в  целом  и  во  многих  странах.  В  то  же  время  бесспорно,
что  промышленность  передовых  стран  —  Англии,  Голландии,
Франции  и  других  —  за  столетия  выросла,  но  это  относится  авто¬
ром  уже  за  счет  преодоления  кризиса.
 Тезис  об  упадке  или  застое  темпов  роста  населения  также
сомнителен.  Взгляды  на  этот  счет  сильно  расходятся,  и  против
Хобсбома  можно  привести  другие  мнения.  Вероятно,  и  по  этому
пункту  из-за  недостатка  данных  сейчас  нельзя  высказать  сколько-
нибудь  определенное  суждение.
 Вопрос  о  революциях  и  восстаниях  можно  оставить  в  стороне,
ибо  и  сам  автор  ограничивается  лишь  сухим  перечнем  (хотя  по¬
следний,  разумеется,  вызывает  много  возражений)  и  приведенным
выше  кратким  суждением  об  абсолютизме.
 Остается,  следовательно,  лишь  два  пункта,  лучше  известных  и
лучше  освещенных  в  статье:  международная  торговля  и  колониаль¬
ная  экспансия.  По  первому  из  них  отметим,  что  автор  сам  форму¬
лирует  итог:  упадок  балтийской  и  левантийской  торговли  при¬
шелся  на  1620—1660-е  годы.  По  второму  он  констатирует  упадок
испанской  и  португальской  колониальных  империй,  за  которым
последовал  в  1640—1670-х  годах  упадок  также  и  голландской.
Вместе  с  тем  в  1640—1660-х  годах  начало  развиваться  в  англий¬
ской  Вест-Индии  плантационное  хозяйство,  экспортировавшее
свою  продукцию  в  Европу.
 Коснемся  сперва  колониальной  экспансии.  Кризис  ее  заклю¬
чался,  по  мнению  Хобсбома,  в  переходе  гегемонии  от  одних  стран
к  другим:  от  Испании  и  Португалии  к  Голландии,  затем  к  Ан¬
глии.  Добавим,  что  этот  переход  означал  и  качественное  измене¬
ние  системы:  от  преимущественного  грабежа  и  неравноправной
торговли  к  установлению  более  или  менее  регулярного  плантацион¬
ного  хозяйства  и  колонизации  как  таковой.  Но  переход  гегемонии
сам  по  себе  не  может  служить  показателем  или  доказательством
наличия  общего  кризиса  европейской  экономики.  Он  отражает
другое:  последовательный  выход  на  арену  колониальной  экспан¬
 48

сии  тех  стран,  которые  по  уровню  своего  капиталистического  раз¬
вития  становились  к  этому  все  более  и  более  способными  и  путем
ожесточенной  борьбы  отнимали  от  своих  предшественников  на
этом  поприще  большую  или  меньшую  долю  добычи.
 В  конечном  итоге  из  всех  пунктов  остается,  на  наш  взгляд,
лишь  один:  бесспорный  кризис  балтийской  и  левантийской  тор¬
говли  в  1620—1660-х  годах.  Характерно,  что  к  этому  же  периоду
Хобсбом  приурочивает  и  сам  кризис.
 Нам  представляется,  что  в  основе  всей  концепции  кризиса  ле¬
жит—  как  единственно  достоверный  комплекс  фактов  —  упадок
балтийской  и  левантийской  торговли.45  Это  в  свою  очередь  при¬
нуждает  ставить  вопрос  о  причинах  кризиса  в  другой  плоскости,
чем  сделано  в  анализируемой  статье.
 Не  следует  ли  приписать  сокращение  торговли  на  Балтике  и
в  Средиземноморье  первой  общеевропейской  войне,  известной  под
именем  Тридцатилетней,  и  другим  войнам,  происходившим  в  от¬
дельных  частях  Европы  в  1650—1670-х  годах?  Вопрос  этот  не
может  не  возникнуть,  и,  предвидя  его,  Хобсбом  приводит  свои
возражения.  По  его  мнению,  война  не  могла  быть  причиной  —  она
лишь  усугубляла  имевшийся  повсюду  кризис.  Война  затронула
только  некоторые  области  Евоопы,  а  кризис  имел  место  также  и
там,  где  никаких  военных  действий  не  происходило.  Кроме  того,
масштабы  вызванной  войнами  XVII  в.  разрухи  сильно  преувели¬
чены.  Мы  теперь  знаем,  что  даже  после  небывало  разрушительных
войн  XX  в.  достаточно  20—25  лет,  чтобы  была  возмещена  убыль
населения,  восстановлено  капитальное  оборудование  и  достигнут
прежний  объем  производства.  Если  в  XVII  в.  темпы  восстанов¬
ления  были  много  ниже,  то  опять-таки  этому  способствовало  на¬
личие  кризисной  обстановки.  Помимо  того,  принесенным  войной
потерям  надо  противопоставить  стимулированное  ею  же  развитие
горного  дела  и  металлургии,  а  также  временные  подъемы  промыш¬
ленности  в  странах,  не  участвовавших  в  войне  (например,  в  Ан¬
глии  в  1630-х  годах).  Наконец,  Хобсбом  ставит  и  такой  вопрос:
не  была  ли  сама  война  (он  имеет  в  виду  Тридцатилетнюю  войну)
вызвана  кризисом  и  не  потому  ли  она  растянулась  на  такой  срок?
Впрочем,  автор  считает  такую  точку  зрения  умозрительной  и
дальше  ее  не  развивает.
 Выше  мы  уже  имели  случай  критиковать  аналогичные  взгляды  46
Мунье  и  в  дальнейшем  вернемся  к  обсуждению  вопроса  о  воздей¬
ствии  войны  на  состояние  экономики  в  XVII  в.  Здесь  же  отметим,
что  доводы  Хобсбома  представляются  неубедительными.  Им,
 45  Отметим  при  этом,  что  мнение  Хобсбома  о  «революции»  в  балтийской
торговле  (из  Балтики  в  Европу)  не  выдерживает  критики:  лес,  металлы,  ма¬
териалы  для  судостроения  еше  не  являются  обработанными  товарами  в  пол¬
ном  смысле  этого  слова.
 46  См.  стр.  18.
 4  АД.  Люблинская

так  же  как  и  доводам  Мунье,  присущи  значительная  модерниза¬
ция  и  априорность.
 Отвергнув  войну  в  качестве  причины  кризиса,  Хобсбом  пере¬
ходит  к  рассмотрению  тех  причин,  которые,  по  его  мнению,  дей¬
ствительно  затрудняли  развитие  капитализма.  Да,  именно  капи¬
тализма,  ибо  в  дальнейшем  Хобсбом  анализирует  уже  не  разно¬
образную  по  своей  основной  характеристике  экономику  всей
Европы,  а  только  развитие  одной  капиталистической  экономики.
Почему,  спрашивает  автор,  капитализм  появился  в  конце  XV  в.
и  сильно  развился  в  XVI  в.,  а  промышленного  переворота  при¬
шлось  все  же  ждать  до  XVIII—XIX  вв.?  Каковы  были  препят¬
ствия,  не  допускавшие  более  быстрого  и  гладкого  роста  капита¬
лизма?  Он  считает,  что  этими  препятствиями  были  1)  социаль¬
ная  структура  феодального  (т.  е.  аграрного  по  своей  сути)
общества,  2)  трудности  в  завоевании  и  освоении  заморских  и  ко¬
лониальных  рынков  и  3)  узость  внутреннего  рынка.  Если  учесть,
что  первая  причина  совпадает  с  третьей,  то  в  итоге  все  препят¬
ствия  можно,  коротко  говоря,  свести  к  одной  причине  —  кризису
сбыта  на  внешнем  и  внутреннем  рынках.  Капитализм  развивался
медленно  и  пережил  полосу  острого  кризиса  в  XVII  в.  в  силу
того,  что  не  было  возможности  обеспечить  возрастающий  плате¬
жеспособный  спрос  и  не  было,  следовательно,  стимула  к  увеличе¬
нию  размеров  капиталистического  производства.  Чтобы  не  оста¬
лось  никаких  сомнений  в  том,  что  он  ищет  основную  причину
кризиса  именно  в  сфере  сбыта,  Хобсбом  специально  добавляет,
что  в  области  техники  для  развития  капитализма  в  XVI—
XVII  вв.  не  было  непреодолимых  препятствий.  Он  ссылается  на
исследования  Нефа,  посвященные  «первой  промышленной  рево¬
люции»  в  Англии  в  1540—1640  гг.,  и  особенно  подчеркивает  зна¬
чительный  технический  прогресс  в  Германии  в  1450—1520  гг.
(книгопечатание,  эффективное  огнестрельное  оружие,  часы,  разви¬
тие  горного  дела  и  металлургии).
 Вспомним  еще  раз,  что  после  нашего  рассмотрения  аргумента¬
ции  Хобсбома  относительно  наличия  кризиса  мы  согласились
оставить  из  всех  перечисленных  им  явлений  лишь  упадок  внешней
торговли,  и  сопоставим  это  с  тем,  что  причину  кризиса  капита¬
лизма  он  видит  в  кризисе  сбыта.  Перейдем  теперь  к  анализу  его
положений  о  причинах  кризиса.
 Хобсбом  исходит  из  того,  что  для  обеспечения  спроса  на  все
возрастающую  в  объеме  продукцию  необходима  коренная  ломка
социальной  структуры  феодального  общества,  т.  е.  коренное  пере¬
распределение  рабочей  силы  из  сельского  хозяйства  в  промыш¬
ленность,  создание  значительных  масс  свободных  наемных  рабо¬
чих,  приобретающих  на  рынке  товары  личного  потребления.  Этот
процесс  создания  капиталистического  внутреннего  рынка  Хобсбом,
следуя  Марксу,  называет  другой  стороной  процесса  отделения
 50

производителей  от  средств  производства.  При  этом  он  возражает
против  взгляда,  что  развитие  элементов  капитализма  в  недрах
феодального  общества  автоматически  приводит  к  созданию  как
емкого  рынка,  так  и  многочисленных  кадров  наемных  рабочих.
По  его  мнению,  для  этого  необходимо  наличие  некоторых,  ныне
еще  не  вполне  ясных  условий,  без  которых  развитие  капитализма
задерживается  из-за  общего  преобладания  феодальной  структуры
общества,  сковывающей  потенциальную  рабочую  силу  и  потен¬
циальный  спрос  на  продукцию  капиталистических  предприятий.
Капиталистический  или  предпринимательский  «дух»,  т.  е.  стрем¬
ление  к  получению  максимальной  прибыли,  сам  по  себе,  конечно,
не  способен  осуществить  социальную  или  техническую  революцию,
необходимую  для  победы  капитализма.  Для  последней  во  всяком
случае  обязательно  наличие  массового  производства  предметов
широкого  потребления  (таких  как,  например,  сахар  или  хлопча¬
тобумажные  ткани),  а  не  только  лишь  дорогих  товаров  (шелка,
перца  и  т.  п.),  рассчитанных  на  узкий  круг  состоятельных  потре¬
бителей.  Существенной  помехой  на  первой  стадии  развития  капита¬
лизма  является  также  возможность  извлекать  наибольшие  прибыли
не  из  промышленности  (т.  е.  «'революционной»  отрасли  хозяйства),
а  из  торговли,  банковских  операций,  кредитования  государства  и  т.  д.
 Между  тем  емкость  рынка  в  XVI—XVII  вв.  оставалась  огра¬
ниченной,  ибо  натуральное  хозяйство  далеко  еще  не  изжило  себя.
Крестьянство  вообще  покупало  мало,  скромны  были  потребности
и  основной  массы  городского  населения.  Хотя  в  целом  произ¬
водство  возрастало,  но  этот  рост  мог  совершаться  безболезненно
лишь  в  определенных  пределах.  Когда  же  эти  пределы  оказыва¬
лись  достигнутыми,  наступал  период  кризиса,  что  и  случилось
на  внешних  и  внутренних  рынках  в  XVII  в.,  после  расширения
производства  в  XV—XVI  вв.17  Этот  кризис  не  смогли  преодолеть
«феодальные  бизнесмены»,  т.  е.  наиболее  богатые  и  могуществен¬
ные  дельцы,  приспособившиеся  к  условиям  феодального  общества.
 В  качестве  доказательства  Хобсбом  приводит  упадок  Италии
и  вообще  старых  центров  средневековой  торговли  и  промышлен¬
ности.  Он  считает,  что  в  XVI  в.  итальянцы  владели  наиболее
крупными  капиталами,  однако  инвестировали  их  очень  неудачно,
вкладывая  деньги  в  строительство  зданий,  кредитуя  иностранных
государей  или  приобретая  йедвижимость.  Хобсбом  разделяет
точку  зрения  Фанфани,  полагающего,  что  именно  отлив  капиталов
из  сферы  производства  погубил  в  XVII  в.  итальянскую  мануфак¬
туру  в  ее  борьбе  с  голландскими,  английскими  и  французскими
конкурентами.  Однако  итальянские  дельцы  давно  уже  познали  на
опыте,  что  наибольшие  прибыли  извлекаются  вовсе  не  из  сферы
производства,  и  они  приспособили  свою  деятельность  к  имевшимся
 4f  Е.  J.  По  Ь  s  Ь  a  w  m.  The  general  crisis.  .  .,  №  5,  стр.  41.
 4*
 57

в  их  распоряжении  сравнительно  узким  возможностям.  Если  они
вкладывали  деньги  в  непроизводительные  отрасли,  то,  очевидно,
просто  в  силу  того,  что  в  пределах  их  «капиталистического  сек¬
тора»  не  было  простора  для  иного,  т.  е.  капиталистического,  ис¬
пользования  денежных  средств.  Основная  масса  европейского
населения  оставалась  для  них  «экономически  нейтральной»,  т.  е
не  являлась  потребительницей  итальянских  товаров.  Итальянцы
настолько  привыкли  зарабатывать  деньги  путем  обслуживания
феодального  мира  своей  торговлей  и  деньгами,  что  перейти  к  дру¬
гим  способам  было  для  них  нелегко,  тем  более  что  общий  подъем
в  конце  XVI  в.,  потребность  в  деньгах  крупных  абсолютистских
государств  и  беспримерная  роскошь  аристократии  отсрочили  упа¬
док  итальянской  промышленности  и  торговли  до  XVII  в.,  когда
у  итальянцев  осталось  лишь  —  но  тоже  ненадолго  —  преобладание
в  сфере  общественных  финансов.  Причину  Хобсбом  видит  в  том,
что,  несмотря  на  некоторую  перестройку  итальянской  промышлен¬
ности  в  сторону  производства  дешевых  тканей,  в  Италии  по-
прежнему  производились  преимущественно  предметы  роскоши.
«А  кто,  —  спрашивает  Хобсбом,  —  мог  предвидеть  в  1580—1620  гг.,
когда  такие  товары  находили  широкий  спрос,  что  будущее  этих
высококачественных  тканей  ограничено?».48
 Мы  подробно  изложили  аргументацию  Хобсбома  о  темпе  и
причинах  упадка  итальянской  экономики,  так  как  ход  его  рассу¬
ждений  представляется  нам  очень  показательным  для  его  концеп¬
ции  в  целом.  Хобсбом  считает,  что  расцвет  итальянской  текстиль¬
ной  промышленности  был  недолговечен,  ибо  она,  будучи  рассчи¬
тана  на  узкий  круг  потребителей,  в  основном  зарубежных,  не
имела  широких  перспектив  для  своего  развития  и  потому  потер¬
пела  поражение  в  борьбе  с  иноземными  конкурентами.49  Это  и
было  причиной  упадка  Италии  в  эпоху  всеобщего  кризиса  XVII  в.
 На  наш  взгляд,  процесс  упадка  Италии  изображен  в  упрощен¬
ном  виде  и  притом  не  потому,  что  автор  ради  краткости  обходит
многие  существенные  обстоятельства,  но  в  силу  своего  преобла¬
дающего  внимания  к  вопросам  сбыта.  Мы  не  можем  отрицать
большую  важность  последнего  вообще  и  для  ранней  мануфактуры
в  особенности.  Однако  проблема  упадка  итальянской  экономики
не  может  быть  целиком  сведена  лишь  к  кризису  сбыта.  Она  вклю¬
чает  в  себя  и  такие  моменты,  как  затруднения  с  получением
сырья  для  высококачественных  тканей,  изменение  путей  мировой
торговли,  политическую  раздробленность  Италии  в  эпоху  роста
крупных  национальных  государств,  разорение  северной  части
страны  в  результате  войн  первой  половины  XVI  в.  и  многое  дру¬
 48  Там  же,  стр.  43.
 49  Хобсбом  считает,  что  в  настоящее  время  еще  нельзя  считать  доказанным
мнение  Чиполла  о  более  высоких  издержках  производства  итальянских  това¬
ров  при  одинаковом  их  качестве  с  товарами  других  стран.
 52

гое.  Судьба  ранней  итальянской  (точнее  флорентийской)  суконной
мануфактуры  определилась  —  в  смысле  невозможности  ее  значи¬
тельного  расширения  —  уже  во  второй  половине  XV  в.,  т.  е.  за¬
долго  до  кризиса  XVII  в.  По-видимому,  сокращение  ввоза  англий¬
ской  шерсти,  из  которой  изготовлялись  высококачественные  фло¬
рентийские  сукна,  сыграло  при  этом  столь  же  роковую  роль,  как
и  потеря  восточных  рынков,  восточных  красителей  и  квасцов  и
т.  п.  Но  тогда  же,  компенсируя  в  большой  мере  упадок  экспорт¬
ного  сукноделия,  сильно  развилось  (причем  тоже  на  мануфактур¬
ных  предприятиях50)  производство  шелковых  тканей,  которые
в  течение  всего  XVI  и  начала  XVII  в.  не  знали  себе  соперников
на  европейском  рынке;  лишь  впоследствии  они  были  оттеснены
на  второй  план  французскими  шелками.  Отметим,  кроме  того,  что
французская  мануфактурная  промышленность  высококачествен¬
ных  тканей  и  предметов  роскоши,  выйдя  на  первое  место,  благо¬
получно  развивалась  в  течение  XVII—XVIII  вв.,  систематически
увеличивая  объем  своей  продукции  и  успешно  завоевывая  евро¬
пейский  и  мировой  рынки.  Столь  же  благополучно  она  перешла
впоследствии  в  фабричную  стадию,  не  испытывая  серьезных  пре¬
пятствий  из-за  узости  рынка  для  сбыта  своих  товаров.  Поэтому
нам  представляется,  что  дело  заключается  не  в  привычке  итальян¬
ских  «феодальных  бизнесменов»  к  обслуживанию  товарами  и  день¬
гами  верхов  феодального  общества,  равно  как  и  не  в  затрудни¬
тельности  перехода  к  производству  дешевых  товаров  широкого
потребления.  Теперь  все  более  и  более  становится  очевидным,
насколько  важен  был  для  Италии  именно  последний  вид  промыш¬
ленности  и  как  успешно  он  развивался  в  XVI—XVII  вв.,  обслу¬
живая  внутренний  рынок.  Что  касается  производства  предметов
роскоши,  то  (это  признает  и  Хобсбом)  итальянские  купцы-ману-
фактуристы  в  течение  XVI  и  первой  трети  XVII  в.,  т.  е.  именно
в  тот  период,  когда  начал  формироваться  новый  тип  капиталисти¬
ческого  дельца,  еще  владели  европейским  рынком.  Иными  сло¬
вами,  они  сумели  приспособиться  к  изменившимся  условиям.
Если  же  затем  они  вынуждены  были  сдать  свои  позиции  в  конку¬
ренции  с  французской  промышленностью  роскоши,  это  случилось
отнюдь  не  в  силу  бесперспективности  данной  отрасли,  —  ибо  фран¬
цузская  промышленность  роскоши  обслуживала  те  же  верхи  об¬
щества,  что  и  итальянская,  снабжала  все  страны  Европы  и  Аме¬
рики  и  приносила  огромные  барыши,  —  а  по  другим  причинам,
коренившимся  в  общей  неблагоприятной  для  Италии  экономиче¬
ской  и  политической  обстановке,  которая  сделала  эту  страну  не¬
конкурентноспособной  на  мировом  рынке.  Мануфактурное  произ¬
водство  предметов  роскоши  само  по  себе  еще  не  предопределяет
 50  Следует  особо  подчеркнуть,  что  мануфактура  как  первая  стадия  капита¬
листического  производства  не  исчезла  в  Италии  в  XVI—XVII  вв.;  она  сохра¬
нилась  вплоть  до  экономического  подъема  страны  в  XVIII  в.
 53

обязательного  свертывания  в  период  действительно  широкого  раз¬
вития  капитализма.  Наоборот,  эта  отрасль  промышленности,  не
являясь,  разумеется,  ведущей,  прекрасно  уживается  со  всеми  про¬
чими.  Кроме  того,  французский  пример  особенно  наглядно  пока¬
зывает  важность  для  нее  внешнего  рынка,  ибо  внутренний  рынок
для  предметов  роскоши  неизбежно  всегда  слишком  узок.  Поэтому
нам  представляется,  что  исследование  проблемы  упадка  итальян¬
ской  экономики  надо  вести  по  другим  направлениям,  чем  то,  кото¬
рое  вытекает  из  концепции  Хобсбома.
 Упадок  Италии  рассмотрен  Хобсбомом  больше  всего  как  при¬
мер  неспособности  «феодальных  капиталистов»  вступить  на  путь
широкого  развертывания  капиталистического  хозяйства.  Глав¬
ное  же  его  внимание  привлечено  другим,  а  именно  кризисом  сбыта
западноевропейской  продукции  на  рынках  Восточной  Европы,
Америки  и  Азии,  равно  как  и  на  внутреннем  рынке  каждой  из
передовых  европейских  стран.
 Хобсбом  полагает,  что  торгово-промышленное  развитие  запад¬
ноевропейских  стран  стало  возможным  в  XV—XVI  вв.  благодаря
значительному  ввозу  продовольствия  из  Восточной  Европы.
Однако  там  эти  экспортируемые  излишки  были  получены  в  итоге
усиления  крепостничества,  т.  е.  феодализма,  что  в  свою  очередь
повлекло  за  собой  немалые  последствия.  Во-первых,  это  сократило
спрос  со  стороны  крестьян  или  заставило  их  отказаться  от  высо¬
кокачественных  тканей  в  пользу  дешевых  местных.  Во-вторых,
перемены  в  аграрном  строе  пошли  на  пользу  горстке  магнатов,
в  то  время  как  сократилось  число  мелких  дворян  и  упала  их  за¬
житочность  (например,  в  Польше).  Наконец,  уменьшился  также
спрос  городского  населения,  ибо  города  пострадали  от  того,  что
торговля  была  захвачена  помещиками.  В  итоге  оказалось,  что
появление  капитализма  на  Западе,  стимулируя  вывоз  туда  продо¬
вольствия,  привело  к  усилению  феодализма  в  Восточной  Европе,
что  повлекло  за  собой  ощутимое  падение  спроса  на  западноевро¬
пейские  товары,  так  как  рынки  Балтийского  бассейна  были
в  XVII  в.,  вероятно,  наиболее  важными  для  сбыта  промышлен¬
ной  продукции  западных  стран.  Для  Запада  создался  кризис
сбыта,  а  в  Восточной  Европе  усиление  эксплуатации  вызвало
украинскую  революцию.51
 Эти  соображения  Хобсбома  представляются  необоснованными.
Подкрепляет  он  их  ссылками  главным  образом  на  работы  Рутков-
ского  1920-х  годов,  которые  сильно  устарели  и  спорны  по  своим
выводам.  Проблема  «второго  закрепощения»  имеет  ныне  обшир¬
ную  литературу  и  является  гораздо  более  сложной.  Во  всяком
случае  ясно,  что  усиление  крепостничества  началось  гораздо
 51  Хобсбом  имеет  в  виду  события  1648—1654  гт.
 54

раньше,  чем  экспорт  помещичьего  хлеба  52  принял  сколько-нибудь
заметные  размеры.  Усиление  барского  хозяйства  первоначально
имело  в  виду  нужды  внутреннего  рынка,  т.  е.  было  в  первую  оче¬
редь  следствием  внутреннего  развития  стран  Восточной  Европы.
Что  касается  падения  спроса  на  западноевропейские  товары,  то,
разумеется,  крестьянство  здесь  ни  при  чем,  ибо  и  до  кризиса  сбыта
в  XVII  в.  крестьяне  отнюдь  не  являлись  потребителями  подобных
товаров.  Сокращение  спроса  со  стоооны  дворянства  не  может  быть
доказано  простым  сопоставлением  его  землевладения  с  землевла¬
дением  знати.  Для  этого  нужны  более  точные  данные,  ибо  не¬
сколько  разбогатевших  магнатов  могло  потреблять  для  своего
пышного  образа  жизни,  для  своих  княжеских  дворов  столько  же
и  даже  больше  предметов  роскоши,  чем  все  мелкое  дворянство
вместе  взятое.  Более  веским  аргументом  является  сокращение
спроса  городского  населения,  однако  и  в  данном  случае  речь  мо¬
жет  идти  лишь  о  небольших  группах  патрициата.  Наконец,  при¬
влечение  в  качестве  следствия  закрепощения  «украинской  рево¬
люции»  представляется  просто  недоразумением.
 Для  проверки  мнения  Хобсбома  о  причинах  кризиса  сбыта  на
Балтийском  рынке  обратимся  к  материалам,  характеризующим
взаимосвязь  между  экспортирующими  хлеб  прибалтийскими  зем¬
лями  и  потребляющими  его  западноевропейскими  странами.
 В  основанных  на  архивном  материале  книгах  Верлиндена  и
Скульерса  о  ценах  и  заработной  плате  во  Фландрии,  Брабанте  и
Антверпене53  для  XV—XVI  вв.  приведены  интересные  данные  об
огромном  значении  для  Нидерландов  импорта  балтийского  хлеба
уже  в  XVI  в.  Продуктивность  земледелия  в  самих  Нидерландах
была  в  то  время  очень  высока  (от  современного  уровня  она  отли¬
чалась  не  очень  сильно),  но  не  поспевала  за  ростом  городского
населения.  Поэтому  балтийский  хлеб  составлял  важную  часть  об¬
щего  потребления  хлеба.  Любое  сокращение  его  подвоза  сразу
вызывало  резкий  подъем  цен,  а  полное  прекращение  —  голод  и
повышение  смертности.  Каковы  же  были  причины  прекращения
импорта?  Во  всех  отмеченных  в  книге  случаях  —  чисто  политиче¬
ские:  закрытие  Зундских  проливов  в  разультате  войн  Дании
с  Ганзой  или  событий  в  самой  Дании.
 Еще  показательнее  материал,  собранный  в  исследовании
А.  Соома  о  балтийской  хлебной  торговле  в  XVII  в.54  Хотя  он
 52  Экспорт  помещичьего  хлеба  не  следует  ставить  в  один  ряд  с  экспортом
хлеба  Тевтонским  орденом,  русским  правительством  и  т.  д.  Он  зижделся  на
другой  основе.
 53  С.  V  е  г  1  i  n  d  е  n.  Documenten  voor  de  geschiedenis  van  priizen  en  lonen
in  Vlaandern  en  Brabant.  Brugge,  1959;  E.  S  с  h  о  1  1  i  e  r  s.  De  levensstandaard  in
de  XV-e  en  XVI-e  eeuw  te  Antwerpen.  Antwerpen,  1960.
 54  A.  Soom.  Der  baltische  Getreidehandel  im  XVII  Jahrhundert.  Stockholm,
1961.  См.  также  рецензию  В.  В.  Дорошенко  в  «Вопросах  истории»  (1963,  №  10).
 55

относится  преимущественно  к  Эстляндии  и  Лифляндии,  тем  не
менее  для  наших  целей  он  очень  важен,  поскольку  в  данном  случае
нас  интересует  не  объем  всей  балтийской  торговли  как  таковой,
а  причины  ее  колебаний.
 А.  Соом  устанавливает  прямую  связь  между  военными  дейст¬
виями  в  Прибалтике  и  вывозом  зерна  за  границу.  Каждый  раз
снабжение  армии  оказывалось  решающим  фактором,  и  для  его
обеспечения  шведское  правительство  запрещало  вывоз  хлеба.
В  1615  г.  эта  мера  была  применена  к  Ревелю,  в  1618  г.  —  к  Пер-
нову,  в  1622  г.  —  ко  всем  балтийским  портам.  Запреты  вызывали
протесты  дворян-экспортеров  и  купцов,  их  доходы  катастрофи¬
чески  падали.  Поэтому  правительство  вынуждено  было  маневри¬
ровать,  то  вводя  запреты,  то  отменяя  их.  Но  в  целом  «запретных»
годов  было  вплоть  до  1635  г.  гораздо  больше,  чем  «свободных».
Кроме  того,  длительная  война  разрушала  хозяйство;  производство
хлеба  в  Прибалтике  сокращалось,  уменьшался  его  подвоз  из  рус¬
ских  областей  и  т.  п.
 Объем  импорта  в  Прибалтику  находился  в  прямой  зависи¬
мости  от  всех  этих  неблагоприятных  условий.  Из  западноевропей¬
ских  стран  голландцы  везли  в  балтийские  порты  соль,  вино,  раз¬
ного  рода  ткани  и  одежду,  предметы  роскоши,  галантерею  и  т.  п.
лишь  в  тех  случаях,  когда  могли  получить  там  зерно.  Поэтом}'
хотя  спрос  на  него  был  значителен  в  течение  всей  первой  поло¬
вины  XVII  в.,  удовлетворяться  он  мог  лишь  при  благоприятных
условиях,  т.  е.  в  мирные  годы.  Но  следует  учесть,  как  мало  была
мирных  промежутков!
 Кроме  того,  с  середины  XVII  в.  началась  новая  фаза,  для
которой  характерно  падение  цен  на  балтийский  хлеб.  В  1660—
1690  гг.  перестала  в  нем  нуждаться  Франция,  начало  приходить
в  норму  сельское  хозяйство  Германии.  Все  это  создало  неблаго¬
приятную  для  балтийских  экспортеров  конъюнктуру,  преодолеть
которую  они  стремились  путем  увеличения  запашки,  чтобы  коли¬
чеством  продаваемого  хлеба  компенсировать  падение  цен.
 Очень  ценные  аналогичные  данные  приведены  в  работах  поль¬
ских  историков  М.  Гроха,  М.  Маловиста  и  В.  Чаплинского.55  Все
они  связывают  начавшееся  около  1620  г.  сокращение  экспорта
польского  хлеба  с  военными  действиями  в  Прибалтике.  Француз¬
скую  торговлю  на  Балтике  также  подкосила  война.56  Интересный
 55  М.  Г  р  о  х.  К  вопросу  об  экономических  отношениях  стран  Восточной  и
Западной  Европы  в  переломный  период  Тридцатилетней  войны.  Сб.  «Средние
века»,  вып.  24,  М.,  1963;  М.  М  а  1  о  w  i  s  t.  L’evolution  industrielle  en  Polognc
du  XIV  au  XVII  s.  В  кн.:  Studi  in  onore  di  Armando  Sapori.  Milano,  1937;
W.  Chaplinski.  Le  probleme  baltique  aux  XVIе  et  XVIIе  siecles.  XIе  Con-
gres  International  des  sciences  historiques.  Rapports,  IV,  Histoire  moderne.  Stock¬
holm,  1960. 	a 	'
 56  L.  А.  В  о  i  t  e  u  x.  Richelieu  «Grand  maitre  de  la  navigation  et  du  commerce
de  France»,  Paris,  1933,  стр.  319.
 56

материал  содержит  обстоятельная  статья  П.  Жаннена  о  балтийской
торговле.57  В  XVII  в.  после  достижения  высшей  точки  в  1618  г.
начинается  спад,  особенно  резкий  в  1620-х  годах,  причем  он  ка¬
сается  преимущественно  польского  зерна,  шедшего  из  Данцига.
Если  для  1622—1624  гг.  в  этом  в  какой-то  мере  повинен  неуро¬
жай,  то  почти  полное  прекращение  вывоза  зерна  в  последующие
годы  вызвано  исключительно  тем,  что  шведы  блокировали  устье
Вислы.  Жаннен  отмечает,  что  этот  внешнего  порядка  фактор  (т.  е.
война)  с  неменьшей  силой  действует  и  дальше  в  некоторые  пе¬
риоды  XVII  в.,  например,  вторжение  шведов  в  Пруссию  и  Польшу
в  1655—1657  гг.  почти  полностью  прекратило  экспорт  хлеба  из
Данцига.
 Более  того,  по  данным  Жаннена,  поворот  к  длительной  депрес¬
сии  в  балтийской  торговле  совершился  лишь  после  1650  г.,  не¬
смотря  на  значительное  падение  в  1620-х  годах.58
 Таким  образом,  имеющиеся  в  настоящее  время  данные  позво¬
ляют  считать,  что  спад  балтийской  торговли  начиная  с  1620-х  го¬
дов  был  вызван  войной,  а  резкое  ухудшение  начиная  с  1650-х  го¬
дов  —  падением  спроса  на  польский  и  прибалтийский  хлеб.
 Каковы  же  доказательства  Хобсбома  относительно  кризиса
сбыта  в  XVII  в.  на  американских  и  азиатских  рынках?  Он  исхо-
дит  из  того,  что  до  промышленного  переворота  экспорт  в  Азию
вообще  был  незначителен  и  что  даже  экспорт  в  Америку  был
меньше  импорта.  Африка  же  вплоть  до  конца  XVII  в.  ценилась
европейцами  главным  образом  как  источник  золота.
 Установление  морских  путей  в  Азию  и  грабеж  захваченных
земель  сильно  удешевили  для  европейцев  азиатские  товары,  а  им¬
порт  золота  и  серебра  из  Америки  и  Африки  дал  им  в  руки
значительные  запасы  денег.  В  этой  обстановке  Европа  смогла
извлекать  из  грабежа  колоний  и  азиатской  торговли  огромные
барыши,  но  они  достигались  главным  образом  не  путем  вывоза
промышленных  изделий,  который  возрастал  мало.  Когда  же  этот
источник  доходов  был  исчерпан,  наступил  кризис;  издержки  и
накладные  расходы  колониальных  держав  оказались  выше  при¬
былей.
 Хобсбом  различает  три  стадии  использования  европейцами
американских  и  азиатских  колоний:  1)  стадию  высоких  прибылей
(до  начала  XVII  в.),  2)  стадию  кризиса  (очевидно,  до  1680-х  го¬
дов)  и  3)  завершающую  стадию  более  умеренных,  но  зато  устой¬
чивых  доходов.  На  азиатском  рынке,  где  высокие  прибыли  обус¬
лавливались  монополией  на  торговлю  пряностями  и  аналогичными
 57  P.  J  е  a  n  n  i  п.  Les  comptes  du  Sund  comme  source  pour  la  construction
d’indices  generaux  de  l’activite  economique  en  Europe  (XVI—XVIII  siecle).  Revue
historique,  t.  231,  1964,  стр.  320—322  и  табл.  7.
 58  Там  же,  стр.  323.  —  О  значении  данных  Жаннена  для  оценки  теории
кризиса  в  целом  см.  ниже.
 57

товарами,  кризис  был  вызван,  вероятно,  повышением  пошлин
с  целью  устранить  конкуренцию,  в  силу  чего,  например,  португаль¬
ская  торговля  пряностями  едва  окупала  транспортные  расходы.
В  импорте  драгоценных  металлов  и  сырья  из  Америки  покрови¬
тельственные  пошлины  играли  меньшую  роль,  но  зато  около
1610  г.  начали  иссякать  сами  источники  серебра  и  золота  и  стал
уменьшаться  их  экспорт  в  Европу.  Выходом  из  кризиса  было
создание  в  Америке  квазифеодальных  крупных  поместий,
а  в  Азии  —  приспособление  к  новому  уровню  накладных  расхо¬
дов.  Поскольку  экономический  базис  испанской  колониальной
системы  был  шире,  чем  у  португальской,  последствия  кризиса
были  для  Испании  значительнее.  Первоначально  эмиграция  в  Аме¬
рику  стимулировала  вывоз  туда  из  метрополии  промышленных
изделий,  но  по  мере  того  как  их  производство  начинало  осуще¬
ствляться  в  самих  колониях,  испанские  мануфактуры  свертыва¬
лись.  Хорошо  известны  также  и  последствия  для  Испании  прилива
в  нее  американских  драгоценных  металлов.
 Из  этих  данных  Хобсбом  делает  вывод  о  крушении  в  резуль¬
тате  кризиса  «старой  колониальной  системы».  Это  имело  для
Европы  важный  результат  —  новую  систему  колониальной  экс¬
плуатации,  основанную  на  возрастающем  экспорте  в  колонии  про¬
мышленных  изделий.  Однако  соблазн  старых  монопольных  при¬
былей  был  еще  так  велик,  что  даже  голландский  колониализм
оставался  им  верен  вплоть  до  XVIII  в.
 В  том,  что  касается  американских  рынков  и  Испании,  нетрудно
заметить,  что  отмечаемые  Хобсбомом  явления  значительно  опере¬
жают  эпоху  кризиса.  Разрушительное  воздействие  «революции
цен»  на  только  что  зародившуюся  испанскую  мануфактуру  сказа¬
лось,  как  известно,  в  полной  мере  уже  в  первой  половине  XVI  в.
Это  вызвало  как  наводнение  страны  дешевыми  заграничными
товарами,  вывозившимися  через  Испанию  в  американские  коло¬
нии,  так  и  усиление  экспорта  из  Испании  сырья,  главным  образом
шерсти  для  французских  и  нидерландских  мануфактур.  Кроме
того,  для  развития  французских,  нидерландских,  немецких  и  даже
итальянских  мануфактур  американский  рынок  играл  огромную
роль  не  только  в  первой  половине  XVI  в.,  но  и  в  последующее
время,  в  том  числе  в  XVII  в.  Можно  даже  сказать,  что  эта  роль
была  решающей,  ибо  мануфактура  на  ранней  стадии  своего  раз¬
вития,  пока  она  еще  не  создала  сама  себе  емкого  внутреннего
рынка,  больше  всего  зависит  от  внешнего  рынка  и,  работает  глав¬
ным  образом  на  экспорт,  что  неоднократно  подчеркивал  Маокс.
 Для  решения  вопроса,  имел  ли  место  в  XVII  в.  кризис  сбыта
европейских  товаров  на  американских  рынках,  нужны  обильные
данные,  которыми  пока  наука  не  располагает.  Однако  в  некоторых
новейших  исследованиях  имеется  материал,  противоречащий  вы¬
водам  Хобсбома.  Так,  в  книге  Ф.  Моро  о  португальских  колониях
 38

в  Америке  в  XVII  в.59  приводятся  цифры,  свидетельствующие
не  только  о  процветании  торговли  Португалии  с  Америкой  в  те¬
чение  XVII  в.,60  но  и  о  том,  что  она  состояла  преимущественно  из
вывоза  из  Америки  сахара  и  ввоза  туда  негров.61  В  обширном
исследовании  Шоню  об  испано-американской  торговле  показано,
что  ее  апогей  пришелся  на  1580—1620  гг.;  затем  действительно
начался  упадок.  Однако  это  был  упадок  испано*американской,
а  не  европейско-американской  торговли  в  целом.  В  1620-х  годах
произошло  значительное  изменение  конъюнктуры: 	испанская
 Атлантика  превратилась  в  европейскую,  роль  Испании  все  больше
и  больше  меркла,  а  роль  передовых  европейских  стран  возрастала.
Характерны  и  такие  данные:  ввоз  негров  в  американские  коло¬
нии  для  развивавшегося  плантационного  хозяйства  был  очень
значителен  уже  в  конце  XVI  в.  Еще  существеннее,  что  в  течение
полутора  столетий  ввоз  европейских  товаров  в  Америку  всегда
 превышал  вывоз,  т.  е.  американский  рынок  был  достаточно
 62
 емким.
 Все  эти  данные  позволяют  говорить  скорее  о  конкуренции
европейских  стран  в  непосредственном  освоении  американского
рынка  (сменившей  в  1620-х  годах  прежнюю  испанскую  монопо¬
лию,  при  которой  неиспанские  товары  могли  вывозиться  в  Аме¬
рику  лишь  через  Севилью),  чем  о  кризисе  сбыта  на  американском
рынке  для  Европы  в  целом.
 Что  касается  азиатского  рынка,  то  о  кризисе  сбыта  там  евро¬
пейских  товаров  Хобсбом  ничего  не  говорит.  По-видимому,  это
умолчание  надо  связать  с  его  мнением,  что  Европа  вывозила  на
Восток  лишь  рабов,  меха,  янтарь  и  т.  п.  и  что  до  промышленного
переворота  вывоз  европейских  товаров  в  Азию  был  невелик.
Хобсбом  упоминает  лишь  о  трудностях  сбыта  восточных  товаров
(пряностей)  на  европейском  рынке;63  тем  самым  кризис  сбыта
на  Востоке  остается  без  всяких  доказательств.  Между  тем  имеется
материал,  свидетельствующий  о  конкуренции  европейских  стран
в  овладении  левантийскими  и  индийскими  рынками  сбыта.  Как  и
 59  F.  М  а  и  г  о.  Le  Portugal  et  l’Atlantique  au  XVII  s.  (1570—1670).  Etude
economique.  Paris,  1960.  См.  также  указанную  выше  рецензию  Моро  на  статью
Хобсбома  (Annales  Е.  S.  С.,  1959,  №  1,  стр.  183).
 60  Характерно,  что  в  этой  торговле  не  было  резких  колебаний  за  столетие  —
1570—1670  гг.  Периоды  1600—1620  и  1640—1670  гг.  отмечены  небольшой
депрессией,  в  1620—1640  гг.  наблюдался  значительный  подъем.
 61  Хобсбом  тоже  отмечает  зарождение  в  Северной  Бразилии  плантацион¬
ного  хозяйства  уже  с  конца  XVI  в.
 62Huguette  et  Pierre  Chaunu.  Seville  et  Atlantique  (1504—1650),
1—7  tt.  Pans,  1955—1957.
 63  Отметим  кстати,  что  по  новейшим  данным  испано-португальская  моно¬
полия  на  ввоз  пряностей  в  Европу  была  отнята  в  конце  XVI  в.  голландцами
с  помощью  Англии  и  Франции,  т.  е.  опять-таки  конкуренция  пошла  на  пользу
передовым  странам  (Н.  Kellenbenz.  Autour  de  1600:  le  commerce  du  poivre
des  Fugger  et  le  marche  international  du  poivre.  Annales  E.  S.  C.,  1956,  №  1).
 59

в  атлантической  торговле,  в  этой  борьбе  потери  одной  страны
означали  победу  другой.
 Очень  интересна  мысль  Хобсбома  о  крушении  в  результате
кризиса  «старой  колониальной  системы»  грабежа  колоний  и  о  за¬
мене  ее  новой  системой  с  плантационным  хозяйством  и  сбытом
в  колонии  европейских  товаров.  Если  бы  эта  мысль  подтверди¬
лась,  тогда  на  середину  XVII  в.  пришелся  бы  действительно  важ¬
ный  перелом  в  развитии  европейской  экономики  и  она  обогати¬
лась  бы  еще  одним  новым  качеством.  Однако  вышеприведенные
данные  не  подтверждают  мнения  Хобсбома.  Плантационное  хозяй¬
ство  появилось  на  свет  намного  раньше  начала  кризиса,  а  вывоз
европейских  товаров  превышал  ввоз  из  колоний  и  был  доста¬
точно  важен  уже  в  XVI—первой  половине  XVII  в.  Крушение
испано-португальской  монополии  произошло  в  итоге  роковой  для
этих  стран  конкуренции  с  другими  странами,  а  не  в  результате
свертывания  для  всей  Европы  американских  и  азиатских  рынков.
Поэтому  трудно  говорить  о  том,  что  кризис  сбыта  как  такового
(мы  видели,  что  он  не  подтверждается  фактами)  произвел  эту
перемену  в  методах  эксплуатации  колоний.  Вернее  было  бы  ска¬
зать,  что  сочетание  непосредственного  грабежа  с  плантационным
хозяйством,  сопровождавшееся  ввозом  из  Европы,  существовало
уже  в  XVI  в.  и  продолжало  существовать  и  далее.  По  мере  раз¬
вития  в  метрополиях  капитализма  в  эксплуатации  колоний  все
более  усиливались  черты,  характерные  для  развитой  мировой
торговли.
 После  анализа  кризиса  сбыта  на  балтийском,  американском  и
азиатском  рынках  Хобсбом  сразу  же  переходит  к  внутреннему
рынку.  Положения,  сложившегося  на  западноевропейском  рынке
в  целом,  он  не  касается  совсем,  по-видимому,  потому,  что  все
страны  этой  части  европейского  континента  он  рассматривает  как
единое  целое.  В  итоге  этого  пробела  (по  нашему  мнению,  весьма
досадного)  из  поля  его  зрения  выпала  очень  существенная  для
понимания  экономической  конъюнктуры  в  XVII  в.  конкурентная
борьба  западноевропейских  стран  в  овладении  рынками  сбыта
в  соседних  странах.  А  поскольку  он  игнорирует  также  и  вопрос
о  конкуренции  на  заморских  рынках,  рассмотрению  очень  важной
проблемы  овладения  рынками  сбыта  не  уделено  должного  вни¬
мания.
 Анализ  кризиса  сбыта  на  внутреннем  рынке  Хобсбом  начи¬
нает  с  утверждения,  что  для  широкого  развития  капиталистиче¬
ского  производства  в  XVI  в.  создались  особо  благоприятные
условия,  возможно  —  в  итоге  захвата  заморской  добычи  или  же
вследствие  роста  населения  и  рынков,  а  также  подъема  цен.  Сопро¬
тивление  старых  городов  с  их  цеховыми  порядками  было  сломлено,
широко  распространились  сельские  промыслы  раздаточного  типа,
причем  не  только  в  текстильном,  но  и  в  других  отраслях  произ¬
 60

водства.  Но  эта  экспансия  натолкнулась  на  препятствие,  вопло¬
щенное  в  феодальной  социальной  структуре  Европы  XVII  в.
Спрос  на  сельскохозяйственную  продукцию,  подъем  цен  и  т.  п.
могли  бы  привести  к  появлению  капиталистического  хозяйства
в  деревне  у  дворян  и  зажиточных  крестьян,  однако  «аграрная
революция»  произошла  лишь  в  одной  Англии.  Во  Франции  дво¬
ряне  (зачастую  буржуазного  происхождения),  равно  как  и  город¬
ские  купцы,  продолжали  осуществлять  феодальную  эксплуатацию
крестьянства;  поэтому  вкладывание  городских  капиталов  в  землю
не  создало  аграрного  капитализма.  Даже  испольщина  была  всего
лишь  паразитизмом  буржуазии  и  наряду  с  государственными  на¬
логами  истощала  крестьянство.
 Из  этого  вытекали  два  следствия.  Не  было  технических  усо¬
вершенствований  в  сельском  хозяйстве  и  спрос  на  продовольствие
превышал  предложение,  что  вело  к  голодовкам.  Во-вторых,  сель¬
ское  население  оказалось  под  двойным  гнетом  помещиков  и  горо¬
жан  (не  говоря  уже  о  государстве)  и  тяжело  от  этого  страдало.
В  деревне  господствовала  ужасающая  смертность.  Кроме  того,
рост  цен  на  сельскохозяйственную  продукцию  повышал  цены  и
на  промышленные  изделия,  что  сокращало  прибыли  мануфакту¬
ристов.
 Все  эти  условия  породили  кризис  сбыта  на  внутреннем  рынке.
Сократился  сельский  рынок.  Как  показывает  история  Франции
в  XIX  в.,  богатое  и  среднее  крестьянство  вообще  покупает  мало
промышленных  изделий;  деньги  уходят  на  покупку  земли  и  скота,
на  постройки  и  на  традиционные  празднества.  Нужды  городского
рынка,  заказы  правительства,  спрос  на.  предметы  роскоши  —  все
это  временно  затушевывало  тот  факт,  что  в  целом  спрос  рос  мед¬
леннее  производства;  понижение  реальной  заработной  платы  наем¬
ных  рабочих  могло  даже  застопорить  расширение  спроса  на  неко¬
торые  промышленные  изделия.  Падение  цен  на  внешних  рынках
с  конца  1610-х  годов  сопровождалось  таким  же  падением  и  на
внутреннем  рынке.  Вместе  с  начавшимся  упадком  для  мануфактур
создались  (возможно,  в  связи  с  сокращением  или  застоем  числен¬
ности  городского  населения)  дополнительные  трудности;  повыси¬
лась  реальная  заработная  плата.  В  середине  XVII  в.  появились
действенные  организации  наемных  рабочих.  Правда,  на  рассеян¬
ную  мануфактуру  это  не  распространилось,  так  как  деревенские
работники  были  бессильны  против  скупщиков,  понижавших  их
оплату.  Кроме  этих  условий,  депрессия  производства  сохранялась
еще  и  в  силу  замедленного  роста  населения  и  стабилизации  цен.
 Следовательно,  свой  тезис  об  узости  внутреннего  рынка  вслед¬
ствие  феодальной  структуры  общества  Хобсбом  конкретизирует
следующим  образом:  кроме  как  в  Англии,  переход  к  капитализму
в  сельском  хозяйстве  не  осуществился  и  деревня  была  принесена
в  жертву  городу.  Разоренное  крестьянство  голодало  и  вымирало,
 61

спрос  его  на  промышленные  изделия  не  повышался.  Понижение
реальной  заработной  платы  рабочих  сокращало  спрос  также  и
в  городах.  Когда  же  в  результате  сокращения  или  застоя  числен¬
ности  городского  населения  в  середине  XVII  в.  реальная  заработ¬
ная  плата  повысилась,  это  сократило  прибыли  мануфактуристов
и  не  стимулировало  их  к  увеличению  производства.
 Формирование  внутреннего  рынка  для  капиталистической  про¬
мышленности  является  одним  из  важнейших  моментов  процесса
становления  капитализма.  Поэтому  выяснение  конкретных  форм
его  исторического  развития  представляет  первостепенный  интерес,
и  с  этой  точки  зрения  соображения  Хобсбома  заслуживают  осо¬
бого  внимания.
 Основную  причину  узости  сельского  рынка  он  видит  в  разоре¬
нии  и  голодании  крестьянства,  в  большой  смертности,  т.  е.  в  тех
явлениях,  которые  действительно  не  могут  не  броситься  в  глаза.
Однако  мнение,  что  разорение  крестьянства  сокращает  покупа¬
тельную  способность  населения  и,  следовательно,  внутренний  ры¬
нок  для  капитализма,  было  опровергнуто  В.  И.  Лениным,  который
доказал,  «что  для  рынка  важно  вовсе  не  благосостояние  произво¬
дителя,  а  наличность  у  него  денежных  средств;  .  .  .  ибо,  чем  дальше
разоряется  такой  крестьянин,  тем  более  вынужден  он  прибегать
к  продаже  своей  рабочей  силы,  тем  большую  часть  своих  (хотя  бы
и  более  скудных)  средств  существования  он  должен  приобретать
на  рынке».64  Таким  образом,  разорение  мелких  производителей
в  процессе  складывания  капиталистического  производства  озна¬
чает  создание  и  развитие  внутреннего  рынка,  а  не  его  сокращение.
 Подчеркивая  узость  внутреннего  рынка  из-за  отсутствия  пла¬
тежеспособности  основных  масс  крестьянства,  Хобсбом  упускает
из  вида,  что  распространение  рассеянной  мануфактуры  имеет
самое  непосредственное  отношение  к  расширению  внутреннего
рынка.  Занятые  в  сельской  промышленности  крестьяне  все  более
и  более  втягивались  в  денежные  отношения  с  рынком  и  все
меньше  оставалось  у  них  прежней  пассивности  по  отношению
к  нему.  Как  будет  явствовать  из  дальнейшего,  Хобсбом  считает,
что  рассеянная  мануфактура  сыграла  важную  роль  в  преодолении
кризиса  в  XVII  в.,  поскольку  она  разлагала  социальную  струк¬
туру  феодальной  деревни.  Однако  остается  непонятным,  почему
это  правильное  соображение  не  отнесено  также  и  к  XVI  в.,  ибо
хорошо  известно  широкое  распространение  именно  этой  формы
мануфактуры  с  самого  начала  капиталистического  производства,
что  признает  и  сам  Хобсбом,  характеризуя  экономический  подъем
в  XVI  в.  Не  учитывает  он  также  экспроприирующее  воздействие
рассеянной  мануфактуры,  равно  как  и  испольщины,  которую  он
рассматривает  лишь  как  паразитизм  городской  буржуазии,  не
 64  В.  И.  Л  е  н  и  н.  Сочинения,  т.  3,  стр.  26,  27.
 62

видя,  что  реально  она  была  переходной  ступенью  к  капиталисти¬
ческой  ренте.65
 Отметим  также,  что  имеющиеся  во  французской  историогра¬
фии  сведения  (базирующиеся  на  посмертных  имущественных  ин-
вентарях  крестьянских  семей)  свидетельствуют  о  наличии  у  зажи¬
точных  и  богатых  крестьян  относительно  большого  числа  приоб¬
ретенных  ими  промышленных  изделий.
 Определяя  протекавшие  в  XVII  в.  экономические  процессы
как  кризис  сбыта  продукции  капиталистических  предприятий,  сле¬
довательно,  как  общий  кризис  капитализма,  Хобсбом  относит
к  мануфактурной  стадии  явления,  присущие  развитому  промыш¬
ленному  капитализму.  Между  тем  «законы,  соответствующие  круп¬
ной  промышленности,  не  тождественны  с  теми  законами,  которые
соответствуют  мануфактуре».66  В  частности,  мануфактура  вообще  не
способна  привести  к  радикальному  преобразованию  и  завоевать
для  промышленного  капитала  весь  внутренний  рынок;  она  овла¬
девает  национальным  производством  лишь  очень  неполно.67  В  тече¬
ние  всего  мануфактурного  периода  число  крупных  централизован¬
ных  мануфактур  остается  незначительным  (при  одновременном
большом  распространении  мелких,  и  еще  большем  —  рассеянной
мануфактуры)  и  объем  их  продукции  возрастает  сравнительно
медленно.  Хобсбом  не  принял  также  в  расчет  свойства,  органи¬
чески  присущие  мануфактуре  как  таковой;  68  в  то  же  время  он
приписал  ей  свойства,  характерные  для  развитого  капитализма.
 Как  же  представляет  себе  Хобсбом  пути  преодоления  кризиса?
Он  считает,  что  последний  сам  создал  условия,  сделавшие  воз¬
можным  промышленный  переворот.  Пути  изживания  кризисной
ситуации  Хобсбом  ищет  в  той  же  экономической  (а  не  в  полити¬
ческой,  как  Мунье)  сфере.  Однако  перед  ним  сразу  же  встает
вопрос:  если  главные  препятствия  на  пути  развития  капитализма
исчезли  уже  в  XVII  в.,  то  почему  же  до  промышленного  перево¬
рота,  начавшегося  во  второй  половине  XVIII  в.,  прошло  еще
столько  десятилетий?  Казалось  бы,  в  Англии  не  было  больше
помех  для  ускорения  данного  процесса.  В  других  странах,  в  част¬
ности  во  Франции  в  конце  XVII  в.,  тоже  имелись  признаки  пере¬
мен,  например  агротехнические  новшества  в  Нормандии  и  юго-
западных  провинциях.
 Хобсбом  указывает  на  два  типа  препятствий,  задержавших
быстрое  наступление  промышленного  переворота.  Первый  заклю¬
чается  в  том,  что  экономика  и  социальная  структура  общества
того  времени  не  давали  для  этого  достаточного  простора.  Необхо¬
димо  было  нечто  вроде  «предварительного  революционизирования»
 65  А.  Д.  Л  ю  б  л  и  н  с  к  а  я.  Франция  в  начале  XVII  в.  ...,  гл.  I.
 66  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  26,  ч.  2,  стр.  647.
 67  К,  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  23,  стр.  758.
 68  См.  ниже,  стр.  73—83.
 63

(preliminary  revolutionizing),  начавшегося  задолго  до  1780-х  годов.
Кризис  XVII  в.  ускорил  этот  процесс.  Второй  тип  препятствий
заключался  в  том,  что  многие  отрасли,  даже  из  числа  быстро
развивавшихся  в  1500—1800  гг.,  обладали  все  же  примитивной
организацией  и  техникой  (производство  металлических  изделий
в  Бирмингеме,  оружейное  дело  в  Льеже,  производство  ножей
в  Шеффилде  или  Золингене).  Наиважнейшее  значение  получили
не  они,  а  промышленность  нового  типа,  например  манчестерские
фабрики.  Какие  же  условия,  имевшие  место  уже  в  XVII  в.,  спо¬
собствовали  возможности  появления  впоследствии  манчестерской
промышленности  ?
 Хобсбом  подчеркивает  стоящие  перед  ним  трудности,  кореня¬
щиеся  в  слабой  разработанности  экономической  истории  XVII  в.
Бесспорное  впечатление,  что  «в  середине  XVII  в.  в  жизни
Европы  произошли  настолько  глубокие  изменения,  что  мы  обычно
считаем  их  одним  из  самых  крупных  рубежей  в  новой  истории»,69
не  может  быть  доказано  с  достаточной  убедительностью.
 Но  все  же  он  считает,  что  главным  следствием  кризиса  XVII  в.
была  значительная  концентрация  экономической  мощности  (eco¬
nomic  power).  Этим  кризис  отличался  от  кризиса  XIV  в.,  кото¬
рый  дал  противоположный  результат  в  виде  усиления  мелкого
местного  производства,  приспособившегося  к  трудностям,  сокру¬
шившим  домениальное  хозяйство.  Экономическая  концентрация
XVII  в.  и  прямо,  и  косвенно  подготовила  промышленный  пере¬
ворот.  Прямая  подготовка  заключалась  в  усилении  рассеянной
мануфактуры  за  счет  цехового  ремесла  (т.  е.  передовой  эконо¬
мики  за  счет  отсталой)  и  в  ускорении  процесса  капиталистического
накопления;  косвенная  —  в  способствовании  увеличению  объема
сельскохозяйственной  продукции  и  в  других  моментах.  Наряду
с  этим  кризис  принес  и  много  отрицательных  последствий,  даже
частичный  регресс,  если  смотреть  с  точки  зрения  возможности
промышленного  переворота.  Многое  в  ту  пору  делало  наступле¬
ние  последнего  сомнительным.  Если  бы  английская  революция
не  удалась,  —  как  не  удались  многие  другие  революции  XVII  в.,—
вполне  возможно,  что  ход  экономического  развития  сильно  задер¬
жался  бы.  Однако  в  целом  кризис  привел  к  определенно  прогрес¬
сивным  итогам.
 Хобсбом  считает,  что  экономическая  концентрация  имела
место  во  всей  Европе,  хотя  и  в  разных  формах.  В  Англии  эпохи
Реставрации  и  в  странах  Восточной  Европы  крупные  помещики
выиграли  за  счет  крестьян  и  мелких  дворян.  В  непромышленных
зонах  города  выиграли  за  счет  деревни.  Те  области  Восточной
Европы,  где  города  пришли  в  упадок  из-за  могущества  магнатов,
 69  Е.  J.  Hobsb  a  w  ш,  ук.  соч.,  стр.  46.  —  Цитата  взята  Хобсбомом  из
книги  Кларка  (G.  N.  .Clark.  The  seventeenth  century,  2  ed.  London,  1961,
стр.  IX).
 ■64

представляют  собой  лишь  подтверждающее  правило  исключение.
Когда  же  помещики  были  недостаточно  сильны,  чтобы  заменить
города  в  эксплуатации  деревни,  в  городах  имела  место  концентра¬
ция  богатства.  В  промышленных  зонах  произошла  замена  цехов
сельской  промышленностью,  находившейся  в  руках  крупных  оте¬
чественных  или  иностранных  купцов.  Можно  рассматривать  как
концентрацию  и  некоторое  перераспределение  отраслей  промыш¬
ленности:  мануфактуры,  работавшие  на  национальный  или  загра¬
ничный  рынок,  росли  в  некоторых  районах  за  счет  имевшихся
повсюду  мелких  мануфактур,  рассчитанных  лишь  на  областные
рынки.  Крупные  столицы  везде  росли  за  счет  прочих  городов  и
деревни.  Международная  торговля  сконцентрировалась  в  примор¬
ских  странах,  а  внутри  них  —  в  столицах.  Возрастающая  сила
централизованных  государств  также  способствовала  экономической
концентрации.
 Остановимся  пока  на  этих  общих  соображениях.  Если  с  неко¬
торыми  из  них  можно  согласиться,  то  другие70  —  и  главное  кон¬
цепция  в  целом  —  вызывают  возражения.  Прежде  всего,  почему
подобные  явления  следует  считать  последствиями  кризиса?  Даже
если  принять  точку  зрения  Хобсбома  о  наличии  многогранного
экономического  кризиса  в  XVII  в.,  и  то  его  связь  с  экономиче¬
ской  концентрацией  представляется  сомнительной.  Если  же  учесть,
что  единственным  несомненным  фактом  является  кризис  сбыта
западноевропейской  промышленной  продукции  на  балтийском
рынке,  подобная  связь  оказывается  необоснованной  и  выведенной
скорее  умозрительным  путем.
 В  самом  деле,  как  мог  упадок  балтийской  торговли  сам  по
себе  ускорить  основные  —  из  числа  учитываемых  Хобсбомом  —
процессы,  т.  е.  разложение  социальной  структуры  деревни,  появле¬
ние  технических  усовершенствований,  экономическую  концентра¬
цию,  в  свою  очередь  ускорившую  развитие  рассеянной  мануфак¬
туры,  капиталистическое  накопление  и  рост  сельскохозяйственной
продукции?  Если  временно  был  затруднен  сбыт  на  одном  из  внеш¬
них  рынков,  то  почему  он  смог  привести  к  столь  далеко  идущим
последствиям,  как  преодоление  (и  притом  радикальное)  препят¬
ствий  на  пути  развития  капитализма  вообще?  Если  даже  принять
всю  концепцию  Хобсбома  и  распространить  кризис  сбыта  на  все
внешние  рынки  и  на  внутренний  рынок  всех  стран,  нельзя  не  по¬
ставить  вопроса:  какие  же  именно  причины  вызвали  перелом  и
содействовали  росту  спроса  и  изживанию  кризиса  сбыта?  Какие
экономические  факторы  определили  этот  перелом,  датируемый
примерно  1680  г.?  Присущи  ли  они  капиталистическому  способу
производства  в  мануфактурный  период?  Можно  ли  усмотреть
 70  Разумеется,  следует  отметить  необоснованность  мнения,  будто  все  со¬
циальные  движения  XVII  в.  были  «неудачными  революциями»  (см.  гл.  II
настоящей  работы).
 5  А.  Д.  Люблинская
 65

в  кризисе  XVII  в.  характерную  для  кризисов  капитализма  после¬
довательную  смену  фаз,  приводящую  к  подъему?  Может  быть,  он
протекал  через  какие-то  иные  стадии?  Эти  важные  вопросы
Хобсбом  не  ставит.  Возможно,  что  на  многое  еще  нельзя  сейчас
ответить,  но  такие  проблемы  необходимо  хотя  бы  поставить.
 Основной  ход  рассуждения  Хобсбома  таков:  1)  констатация
наличия  кризиса,  2)  исследование  причин  его  возникновения,
3)  обзор  последствий  кризиса,  общих  и  частных,  в  том  числе  и
тех,  которые,  несмотря  на  изживание  кризиса,  продолжали  замед¬
лять  наступление  промышленного  переворота.  Между  вторым  и
третьим  пунктами  пропущен  один,  включающий  не  менее  важную
(если  не  самую  важную)  проблему,  а  именно  —  характеристику
хода  кризиса  и  причин,  вызвавших  перелом  к  подъему.  Этот  про¬
пуск,  неоправданный  ни  логически,  ни  исторически,  разрывает
причинную  связь  явлений,  заменяя  ее  простой  хронологической
последовательностью:  post  hoc,  ergo  propter  hoc.  Если  для  объясне¬
ния  причин  появления  кризиса  приведен  ояд  фактов,  то  для  пони¬
мания  причин,  по  которым  кризис  начал  изживаться  (чтобы  сме¬
ниться  в  1720-х  годах  подъемом,  подготовившим  промышленный
переворот  второй  половины  XVIII  в.),  не  дано  ни  фактического
материала,  ни  постановки  этой  проблемы.  Поэтому  причинная
связь  кризиса  с  последующими  явлениями  остается  недоказанной,
равно  как  и  причины,  в  силу  которых  кризис  мог  ускорить  рас¬
ширение  рассеянной  мануфактуры,  капиталистическое  накопление,
рост  сельскохозяйственной  продукции  и  т.  п.
 Оставив  пока  все  эти  вопросы  открытыми,  перейдем  к  рас¬
смотрению  последствий  кризиса.
 Итоги  кризиса  для  развития  агротехники  на  Западе  Хобсбом
считает  ничтожными.  Навряд  ли  к  1700  г.  расширилась  —  по  срав¬
нению  с  1600  г.  —  общая  площадь  под  сельскохозяйственными
культурами,  хотя  и  появились  маис,  картофель,  табак,  хлопок.
Возможно,  что  снабжение  продовольствием  наиболее  крупных
центров  происходило  как  за  счет  более  интенсивного  использова¬
ния  наиболе  плодородных  областей,  так  и  в  ущерб  ресурсам  дру¬
гих  городов.  Поскольку  нет  бесспорных  доказательств  роста  про¬
изводительности  в  сельском  хозяйстве,  приходится  предполагать,
что  имел  место  переход  к  более  продуктивным  культурам  и  уси¬
ленное  извлечение  продукции  из  крестьянского  хозяйства.  Во  вся¬
ком  случае  несомненно,  что  пищевой  рацион  крестьян  ухудшился
(в  том  числе  и  в  Англии)  и  что  пшеницу  крестьяне  выращивали
не  для  себя,  а  для  продажи.
 В  Центральной  и  Восточной  Европе  XVII  век  был  периодом
окончательной  победы  крепостнического  хозяйства,  точнее  —  по¬
беды  крупного  землевладения  магнатов  над  землевладением  низ¬
ших  слоев  дворянства.  Было  ли  это  следствием  повышения  спроса
на  хлеб  на  внешнем  или  внутреннем  рынке,  в  данном  случае  роли
 66

не  играет,71  но  итог  ясен  —  усилилась  экономическая  и  полити¬
ческая  сила  магнатов,  т.  е.  наиболее  последовательных  крепостни¬
ков,  с  которыми  не  могло  тягаться  (кроме  как  в  Швеции)  даже
абсолютистское  государство.  В  Пруссии  и  России  власть  монарха
была  оплачена  его  отказом  от  противодействия  полновластию
магнатов  в  их  поместьях.
 Победа  крепостнического  хозяйства  не  привела  к  повышению
продуктивности  сельского  хозяйства,  но  создала  временную  воз¬
можность  сбыта  на  рынке  значительной  массы  сельскохозяйствен¬
ных  продуктов,  поскольку  крепостничество  принудило  крестьян
оставаться  в  барском  поместье  и  сеятй  злаки,  которые  шли  на
экспорт,  а  не  на  собственное  потребление.  При  крайне  низком
уровне  крепостнического  земледелия  только  укрупнение  землевла¬
дения  могло  увеличить  доходность  земли,  а  в  приморских  райо¬
нах—  стимулировать  помещиков  к  экспорту  хлеба.
 Но  это  не  могло  коренным  образом  разрешить  проблему  раз¬
вития  хозяйства  ввиду  непродуктивности  крепостного  принуди¬
тельного  труда,  транспортных  затруднений  и  т.  д.  Уже  к  сере¬
дине  XVIII  в.  обозначился  кризис  крепостной  экономики.  Однако,
замечает  Хобсбом,  важно  отметить,  что  переход  (transfer)  к  кре¬
постнической  экономике  совпал  с  кризисом  XVII  в.  и,  возможно,
вступил  в  свою  решающую  стадию  после  Тридцатилетней  войны,
т.  е.  около  1660-х  годов.  Кризис  ускорил  этот  переход  благодаря
тому,  что  ослабил  крестьян  (в  итоге  таких  побочных  явлений,
как  война,  голод,  рост  налогов)  и  усилил  их  эксплуататоров.
Больше  того,  'и  на  Западе,  и  на  Востоке  кризис  дал  возможность
помещикам  и  государству  (на  Западе  также  и  горожанам)  выйти
из  затруднений  за  счет  крестьянства.
 Итак,  мы  вправе  заключить,  если  следовать  концепции  Хоб-
сбома,  что  как  на  Западе,  так  и  на  Востоке  Европы  кризис  не
оказал  воздействия  на  агротехнику.  Что  касается  структуры
аграрных  отношений,  то  на  Западе  она  осталась  неизменной,  на
Востоке  же  кризис  ускорил  переход  к  крепостничеству.
 Поскольку  речь  идет  о  длительном  периоде  (по  менЬшей  мере
о  столетии),  мнение  о  неизменности  аграрного  строя  западных
стран  не  может  не  вызвать  сомнения.  В  эпоху  первоначального
накопления  эволюция  деревни  по  пути  к  капитализму,  хотя  и
более  медленная,  чем  развитие  промышленности,  должна  привле¬
кать  внимание  исследователя.  В  деревне  происходили  сложные  и
важные  процессы  социально-экономической  дифференциации
крестьянства,  обогащения  крестьянской  верхушки,  обезземеления
беднейшего  слоя,  развития  капиталистической  и  испольной  аренды
(которая,  как  было  сказано,  вовсе  не  была  лишь  паразитизмом
 71  Здесь  Хобсбом  смягчает  резкость  своего  первоначального  мнения  (см.
выше,  стр.  54).
 5*
 67

буржуазии),  становления  фактической  собственности  крестьян  на
землю  и  т.  д.  и  т.  п.  За  столетие,  1620—1720  гг.,  все  эти  явления
значительно  расширились  и  углубились.  Кроме  того,  усилилась
товарность  сельского  хозяйства  в  целом,  в  том  числе  и  крестьян¬
ского.  Повышение  интенсивности  земледелия  в  плодородных  обла¬
стях  Франции  и  других  стран,  о  котором  упоминает  Хобсбом,
свидетельствует  именно  об  этом.  Однако  данные  процессы  имели
причиной  не  кризис  сбыта  промышленной  продукции,  а  весь  ком¬
плекс  факторов,  действующих  в  указанный  период,  и  в  первую
очередь  экспроприацию  (в  различных  ее  формах)  части  сельского
населения  и  формирование  внутреннего  рынка.
 Мы  не  будем  касаться  спорных  вопросов  о  причинах  и  этапах
«вторичного  закрепощения».  Отметим  лишь  один  из  наиболее
спорных  тезисов:  экономическую  и  политическую  победу  магнатов
за  счет  прочих  слоев  дворянства.  Для  России  он  неприменим.
Главный  вопрос  заключается  в  следующем:  если  переход  к  кре¬
постнической  экономике  произошел  одновременно  с  кризисом
где-то  около  1660-х  годов  (что  вообще  является  слишком  поздней
датировкой  данного  процесса),  то  почему  именно  кризис  на  За¬
паде,  характеризующийся  общим  спадом  всей  экономической
жизни,  мог  стимулирова-ть  рост  рассчитанного  на  экспорт  барского
хозяйства?  Естественно  было  бы  предположить  обратное,  т.  е.
спад  экспортной  торговли  хлебом  и  другим  сырьем  (ибо  вывоз
металла,  леса  и  т.  п.  остается  все  же  вывозом  сырья),  поскольку
сокращение  промышленного  производства  не  может  способство¬
вать  росту  потребностей  в  сырье  и  продовольствии.
 Очень  важна  поставленная  Хобсбомом  проблема  о  повсемест¬
ном  ухудшении  положения  крестьянства.  Он  считает,  что  кризис
и  сопутствовавшие  ему  явления  ослабили  крестьян  и  способство¬
вали  усилению  их  эксплуататоров.  Самый  факт  такого  ухудшения
бесспорен.  Но  вызван  он  был  не  кризисом  как  таковым.  Проте¬
кавший  на  Западе  процесс  первоначального  накопления  разлагал
крестьянство  на  богатую  верхушку,  приобретавшую  больше  или
меньше  (в  зависимости  от  общей  обстановки)  черт  сельской  бур¬
жуазии,  экономически  неустойчивое  среднее  крестьянство  и  обез¬
земеленных  бедняков,  из  которых  формировались  кадры  городских,
а  в  какой-то  мере  и  сельских  наемных  рабочих.  Этот  процесс  про¬
текал  при  любой  экономической  конъюнктуре,  и  такие  явления,
как  кризис  сбыта,  войны  и  т.  п.,  могли  его  лишь  ускорять,  но
отнюдь  не  вызывать.
 Что  касается  стран  Восточной  Европы,  то  там  действовал  дру¬
гой  комплекс  причин,  в  рассмотрение  которых  мы  здесь  входить
не  можем.  Во  всяком  случае,  как  было  сказано  выше,  связь  между
кризисом  и  «вторичным  закрепощением»  остается  недоказанной.
 Наиболее  спорными  являются,  на  наш  взгляд,  соображения
Хобсбома  о  последствиях  кризиса  в  промышленности.  К  ним  он
 68

относит  вытеснение  цехов  (и  вместе  с  ними  тех  городов,  где  цеха
преобладали)  из  сферы  массового  производства  и  замену  их  рас¬
сеянной  мануфактурой  в  деревнях,  во  главе  которой  стояли  пред¬
приниматели  капиталистического  типа.  Широкое  распространение
такого  рода  предприятий  в  горном  деле,  металлургии  и  судострое¬
нии  Хобсбом  датирует  последней  третью  XVII  в.  Хотя  в  тек¬
стильной  промышленности  рассеянная  мануфактура  появилась  уже
в  XIV—XV  вв.,  но  переход  в  нее  цехового  ремесла  совершился
в  значительных  размерах  лишь  в  конце  XVI  в.;  в  сере¬
дине  XVII  в.  был  перейден  своего  рода  рубеж  и  эта  система
окончательно  утвердилась.  Дешевизна  ее  изделий  обеспечивала
им  сбыт  в  то  время,  когда  высококачественные  городские  ткани
не  находили  себе  спроса.  Она  сделала  возможной  не  городскую,
а  областную  (regional)  концентрацию  промышленности;  кризис
этому  способствовал,  поскольку  при  узости  внутреннего  рынка  и
в  период  сокращения  рынков  внешних  выжить  мог  лишь  данный
вид  массового  производства.  Отрицательной  стороной  этого  про¬
цесса  была  изоляция  самодовлеющих  городов  с  застойным  цехо¬
вым  ремеслом,  положительной  —  более  интенсивное  разложение
традиционной  аграрной  структуры  и  создание  условий  для  бы¬
строго  роста  производства  в  период,  предшествовавший  появле¬
нию  фабричной  системы.  Кроме  того,  рассеянная  мануфактура
привела  к  значительной  концентрации  торгового  и  денежного  капи¬
тала.
 Поскольку  весь  параграф  о  промышленности  в  статье  Хобсбома
посвящен  только  рассеянной  мануфактуре  (и  даже  еще  уже  —
раздаточной  системе)  и  ее  значению  для  роста  объема  производ¬
ства  и  разложения  социальной  структуры  деревни,  вопрос  о  воз¬
действии  кризиса  на  централизованную  мануфактуру  остался
в  тени.  Можно  лишь  предположить,  что  если  она  и  развивалась,
то  далеко  не  так  быстро,  как  рассеянная,  и  что  роль  ее  была
гораздо  скромнее.  Но  такое  полное  о  ней  умолчание  вызывает
вопрос:  почему  из  поля  зрения  автора  выпал  как  раз  наиболее
прогрессивный  тип  мануфактуры,  где  совершались  важнейшие  для
рассматриваемой  эпохи  процессы  разделения  труда  и  совершен¬
ствования  орудий  производства  и  где  именно  и  подготовлялось
появление  машин  и  фабрик?  Создается  впечатление,  что  рассеян¬
ная  мануфактура,  как  выпускающая  более  дешевые  изделия,  пред¬
ставляется  Хобсбому  более  важным  этапом  на  пути  развития
капитализма,  чем  централизованная  мануфактура.  Во  всяком  слу¬
чае  именно  первой  он  уделяет  все  внимание.  Думается,  что  подоб¬
ное  резкое  деление  исторически  неоправдано,  ибо  повсюду  (даже
в  Англии)  имело  место  сочетание  обоих  типов  в  самых  разнооб¬
разных  формах,  причем  раздаточная  система  охватывала  не  только
деревенское,  но  и  городское  население,  в  особенности  внецеховых
работников.  При  таком  сочетании,  которое  чаще  всего  предопреде¬
 69

лялось  самим  техническим  процессом  производства,  позволявшим
часть  операций  осуществлять  отдельными  работниками  на  дому
или  вообще  в  деревне,  удешевление  изделий  было  итогом  не
только  низкой  оплаты  работников,  выполнявших  первичные  или
наиболее  простые  операции,  но  и  мануфактурным  разделением
труда  и  применением  в  централизованных  мастерских  технических
усовершенствований  (например,  валяльных  мельниц),  которые
удешевляли  процесс  производства.  Затем,  в  XVI—XVII  вв.  ши¬
роко  развились  такие  централизованные  мануфактуры,  которые
именно  в  силу  дешевизны  своей  продукции  (например,  изготовле¬
ние  мелких  металлических  изделий)  полностью  овладели  рынком,
начисто  вытеснив  цеха  и  деревенское  ремесло.  Дешевизну  тех  или
иных  изделий  определял  не  столько  тип  мануфактуры,  сколько
характер  отрасли  промышленности.  Иголки,  булавки  и  т.  п.  стоили
дешево,  а  изготовлялись  на  централизованных  мануфактурах
(именно  поэтому  они  и  стоили  дешево!),  часы  стоили  дорого,
а  изготовлялись  на  рассеянной  мануфактуре  и  т.  д.  и  т.  п.  Приво¬
димый  Хобсбомом  пример  изготовления  дешевых  легких  шерстя¬
ных  тканей  в  противоположность  дорогим  имеет  лишь  ограничен¬
ную  доказательность.
 Кроме  того,  вызывают  сомнение  датировки  этапов  развития
рассеянной  мануфактуры.  Если  первая  дата  (XIV—XV  вв.)  не
вызывает  возражений,  то  вторая  и  третья  (конец  XVI  и  сере¬
дина  XVII  в.)  нуждаются  в  уточнении.  Широкое  распространение
рассеянной  мануфактуры  происходило  в  отдельных  странах  в  раз¬
ное  время,  и  то,  что  годится,  скажем,  для  Германии,  неприложимо
к  Испании  или  Франции  и  т.  д.  Нарисованная  Хобсбомом  кар¬
тина  вообще  наиболее  показательна  для  Англии,  особенно  в  отно¬
шении  цеховых  городов  и  бурного  развития  мануфактур,  а  затем
и  фабрик  вне  старых  городских  центров.  Для  других  стран  ее
можно  применить  лишь  с  очень  существенными  изменениями.
Во  Франции,  например,  развитие  рассеянной  мануфактуры  не
только  в  деревне,  но  и  в  городах  (на  юге  почти  целиком  в  горо¬
дах)  достигло  широких  размеров  уже  в  первой  половине  XVI  в.
и  шло,  нарастая,  в  течение  всего  XVII  в.,  причем  середина  столе¬
тия  отнюдь  не  явилась  в  данном  отношении  водоразделом.
 Хобсбом  считает,  что  из  массового  производства  цехи  были
вытеснены  раздаточной  системой  уже  в  XVI  в.  Это  отчасти  спра¬
ведливо  для  Англии  (и  то  лишь  с  сильными  ограничениями),  но
совершенно  неприменимо  для  континента,  где  по  разным  причи¬
нам  цехи  оказались  очень  живучими  и  в  XVII  в.  далеко  еще  не
сдали  своих  позиций.  Ими  изготовлялось  для  внутреннего  рынка
громадное  количество  мелких  и  по  самой  своей  природе  дешевых
изделий.  Удельный  вес  цехов  в  общем  объеме  национального  про¬
изводства  уменьшался,  но  в  абсолютных  цифрах  их  продукция
еще  была  способна  возрастать,  тем  более  —  и  это  очень  важно  —
 70

что  в  XVI—XVII  вв.  в  наиболее  важных  и  богатых  цехах  укреп¬
лялись  тенденции  к  превращению  мастерских  в  мелкие  централизо¬
ванные  мануфактуры.
 Нам  остается  рассмотреть  последний  вопрос,  касающийся  по¬
следствий  кризиса  XVII  в.,  —  накопление  капитала.72  Хобсбом
считает,  что  в  ту  пору  проблема  капиталовложений  имела  две
стороны.  По-видимому,  индустриализация  вообще  требовала  нали¬
чия  больших  денежных  средств,  чем  это  могло  быть  достигнуто
в  XVI  в.  Во-вторых,  требовалось  правильное  их  применение,  т.  е.
капиталовложения  в  отрасли  промышленности  с  возрастающей
производительностью.  Приморские  страны  использовали  внешние
и  колониальные  рынки  для  успешного  накопления  капитала,  но
даже  там  это  не  привело  к  автоматическому  прекращению  инве¬
стиций  в  непроизводительную  сферу  (напомним,  что  по  мнению
Хобсбома,  такого  рода  инвестиции  содействовали  наступлению
кризиса).  Деньги  зачастую  вкладывались  не  в  промышленность
и  сельское  хозяйство,  а  в  заморскую  торговлю,  государственные
финансы  и  колониальную  эксплуатацию.  Поэтому  кризис  лишь
косвенно  привел  к  более  эффективным  капиталовложениям  в  итоге
поощрения  абсолютистскими  монархиями  таких  предприятий,  ко¬
торые  не  смогли  бы  развиться  без  подобной  помощи,  а  в  примор¬
ских  странах  —  к  известному  усилению  инвестиций  в  производи¬
тельную  сферу.
 Проблема  накопления  денежных  средств  для  капиталистиче¬
ского  производства  представляется  нам  более  сложной.  Очень
вероятно,  что  соображение  Хобсбома  насчет  недостаточности  ка¬
питалов  в  XVI,  а  может  быть  также  и  в  XVII  в.,  справедливо.
Однако  некоторые  пути  выхода  из  этого  затруднения  были  осу¬
ществлены  тогда  же.  Можно  указать  на  значительное  число  тор¬
гово-промышленных  компаний  разных  масштабов  и  типов,  от  очень
больших  и  действовавших  постоянно  вплоть  до  объединений  не¬
скольких  лиц  на  очень  короткие  сроки  или  даже  для  выполнения
какого-либо  одного  заказа.  Выше  мы  имели  случай  охарактеризо¬
вать  эти  компании;  73  здесь  же  подчеркнем,  что  подобный  метод
изыскания  денег  и  концентрации  капиталов  оказался,  как  из¬
вестно,  удачным  и  ему  была  суждена  большая  будущность.
В  то  же  время  необходимо  учитывать  источники  накопления  денег.
Не  только  в  XVI,  но  и  в  XVII  в.  какая-то  часть  вкладываемых
в  производство  денег  еще  не  представляла  собой  капиталистиче¬
скую  прибыль.  Последняя  (по  причинам,  которые  будут  рассмот¬
рены  дальше)  росла  в  мануфактурный  период  замедленным  тем¬
пом.  Но  зато  еще  в  полной  мере  шёл  процесс  первоначального
(т.  е.  некапиталистического)  накопления,  при  котором  притекав¬
 72  Е.  J.  Н  о  b  s  b  a  w  m.  The  general  crisis.  . 	№ 	6, 	стр. 	52, 	53.
 7л  См.  стр.  42,  43.
 71

шие  в  мануфактуру  деньги  были  извлечены  из  иных  источников
(грабежа  колоний,  государственных  субсидий  и  т.  п.)  или  пред¬
ставляли  собой  торговую  прибыль  и  проценты  с  банковского  ка¬
питала,  которые  еще  не  стали  видоизмененной  частью  прибавочной
стоимости.  В  некоторых  странах  налоги  на  промышленность  и
торговлю  были  столь  велики,  что  нередко  прибыль  мануфактури¬
стов  частично  уходила  в  непроизводительную  сферу  не  только
помимо  их  желания,  но  и  прямо-таки  вопреки  ему.  Кроме  того,
в  тех  случаях,  когда  буржуазия  сама  была  правящей  силой  (возь¬
мем  хотя  бы  Флоренцию  XIV  в.  или  Голландию  XVII  в.),  часть
ее  доходов  неизбежно  должна  была  уходить  на  покрытие  госу¬
дарственных  нужд,  т.  е.  лишь  опосредствованно  служить  разви¬
тию  капиталистического  производства.  И,  наконец,  пока  капита¬
листическая  система  не  овладела  всей  или  большей  частью
национальной  промышленности  и  не  сложился  класс  буржуазии,
феодальное  окружение  не  могло  не  поглощать  известной  доли  ка¬
питалистической  прибыли,  уменьшая  тем  самым  ту  ее  часть,  кото¬
рая  должна  была  служить  расширению  производства.
 В  заключение  нашего  анализа  последствий  кризиса  отметим,
что  Хобсбом  не  высказал  своих  соображений  о  том,  каким  же
образом  кризис  воздействовал  (если  он  вообще  воздействовал)
на  процесс  экспроприации  части  сельского  и  городского  населе¬
ния  и  превращения  обезземеленных  крестьян  и  разоренных  ре¬
месленников  в  наемных  рабочих  централизованных  мануфактур,
хотя  в  XVII  в.  эта  сторона  процесса  первоначального  накопления
продолжала  оставаться  основной.
 Общие  итоги  своего  исследования  Хобсбом  определил  следую¬
щим  образом.74  Первый  этап  капиталистического  развития  совер-]
шалея  внутри  феодального  общества,  разрушить  которое  ранний!
капитализм  был  бессилен  и  которому  он  соответствовал  больше,j
чем  развитому  буржуазному  миру.  Поэтому  при  первом  же  ударе
(будь  то  сокращение  импорта  американского  серебра  или  сужение
балтийского  рынка)  вся  непрочная  структура  капиталистического
производства  заколебалась.  Наступил  период  экономического  кри¬
зиса  и  социальных  потрясений,  во  время  которого  совершился
переход  от  капиталистических  предприятий,  приспособленных
к  феодальному  окружению,  к  капитализму,  переделывавшему  мир
по  своему  образцу.  Английская  революция  была  самым  драмати¬
ческим  событием  кризиса,  его  поворотным  пунктом  и  наиболее
значимым  итогом.
 С  этими  выводами  трудно  согласиться;  они  не  подтверждаются
тем  фактическим  материалом,  который  мы  привели  в  процессе
анализа  аргументации  автора.
 74  Е.  J.  Hobsbawm.  The  general  crisis...,  №  5,  стр.  48,  49  и  №  6,
стр.  62,  63.
 72

Но  есть  и  другая  сторона  дела,  на  которой  следовало  бы  оста¬
новиться,  прежде  чем  перейти  к  самым  последним  работам,  по¬
священным  теории  кризиса  в  XVII  в.  Речь  идет  о  тех  препят¬
ствиях,  которые  действительно  стояли  на  пути  быстрого  развития
капитализма  в  исследуемую  эпоху.
 *  *  *
 Как  мы  видели,  в  основе  концепции  Хобсбома  лежит  недоуме¬
ние  по  поводу  слишком  медленного  развития  капитализма  в  период
от  его  зарождения  и  до  промышленного  переворота.75  В  сочетании
с  мнением,  что  для  технических  усовершенствований  в  ту  пору
преград  не  существовало,  это  недоумение  и  заставляет  автора
искать  явления  кризиса  и  его  причину  в  сокращении  сбыта  и
в  феодальном  окружении.  Между  тем  медленный  ход  развития
капитализма  на  мануфактурном  его  этапе  не  является  чем-то  слу¬
чайным  или  целиком  зависящим  от  феодального  окружения,  со¬
кращения  рынков  сбыта  и  т.  п.  Данное  свойство  неотъемлемо
присуще  мануфактуре  (в  такой  же  степени,  как  быстрые  темпы  —
капитализму  XIX  в.)  и  является  одной  из  ее  характернейших
особенностей.  Ф.  Энгельс  говорит  о  вялом  ходе  развития  произ¬
водства  в  период  мануфактуры76  в  противоположность  его  бур¬
ному  развитию  после  промышленного  переворота,  В.  И.  Ленин  —
о  сравнительной  —  тоже  при  сопоставлении  с  фабрикой  —  непод¬
вижности  мануфактуры.77  Причина  медленных  темпов  заключается
в  сохранении  в  течение  всего  мануфактурного  периода  прежнего
технического  базиса,  т.  е.  ручного  производства.78  Мануфактура
вводит  в  него  чрезвычайно  важное  новшество  —  разделение  труда
на  частичные  операции,  но  поскольку  сохраняется  ручной  труд,
развитие  и  углубление  разделения  труда  происходит  очень  мед¬
ленно,  и  «...  мануфактура  целыми  десятилетиями  (и  даже  веками)
сохраняет  раз  принятую  форму».79
 С  этим  теснейшим  образом  связан  вопрос  о  квалификации  ма¬
нуфактурных  рабочих.  Специализация  на  выполнении  ручным
способом  частичных  операций  приводит  к  виртуозному  мастерству
 75  Добб  разделяет  это  недоумение;  причину  медленного  развития  капита¬
лизма  он  усматривает  в  замедленном  темпе  вызревания  капиталистических  от¬
ношений  в  деревне,  т.  е.  в  конечном  итоге  также  в  «феодальном  окружении»
(М.  D  о  b  b.  Transition  from  feudalism  to  capitalism...,  стр.  3—4,  9).
 76  К.  МарксиФ.  Энгельс.  Сочинения,  т.  20,  стр.  271.
 77  См.  В.  И.  Л  е  н  и  н.  Сочинения,  т.  3,  стр.  427,  428.
 78  К.  М  а  р  к  с  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  23,  стр.  259:  «.  .  .  капитал.  ..
первоначально  равнодушен  к  техническому  характеру  того  процесса  труда,  ко¬
торым  он  овладевает.  Он  берет  его  сначала  таким,  каким  застает».
 79  В.  И.  Ленин.  Сочинения,  т.  3,  стр.  428.  Ср.  там  же,  стр.  543,  544:
«Но  ручное  производство  остается,  и  на  его  базисе  прогресс  способов  произ¬
водства  неизбежно  отличается  большой  медленностью».
 73

каждого  частичного  рабочего,  и  в  итоге  совокупный  рабочий  ма¬
нуфактуры  обладает  всеми  рабочими  навыками  с  одинаковой  вир¬
туозностью.80  В  то  же  время  наряду  с  операциями,  требующими
отличного  мастерства  и  сноровки,  в  мануфактурном  производстве
существуют  и  другие;  их  выполняют  необученные  рабочие.  Со¬
здается  иерархия  рабочих  сил  и  соответствующая  ей  лестница  за¬
работных  плат.  Однако  не  только  численное,  но  и  качественное
преобладание  всегда  остается  за  квалифицированными  рабочими,
выполняющими  главный  цикл  производственных  операций.  Это
означает,  что  основную  массу  рабочих  необходимо  в  должной
мере  обучить,  и  поскольку  труд  остается  ручным,  овладение  ма¬
стерством,  т.  е.  ученичество,  требует  достаточно  большого  срока  и
соответствующих  затрат,  хотя  вследствие  упрощения  функций,
по  сравнению  с  ремесленным  периодом,  они  несколько  сокра-
 О  1
 щаются.
 В  итоге  имманентно  присущие  мануфактуре  свойства,  такие  как
ручное  производство  и  специфика  применяемой  рабочей  силы,  со¬
здают  на  пути  ее  развития  разнообразные  препятствия,  преодо¬
леть  которые  она  сама  не  в  силах  и  которые  исчезают  только  в  ма¬
шинный  период.  Во-первых,  преобладание  обученных  рабочих  над
необученными  повышает  расходы  на  заработную  плату  и  на  пред¬
варительное  обучение  рабочих,  в  особенности  для  наиболее  труд¬
ных  частичных  работ.  Далее,  хотя  мануфактура,  благодаря  рас¬
членению  операций,  делает  возможным  привлечение  к  работе
женщин  и  детей,  однако  предприниматели  оказываются  бессиль¬
ными  осуществить  эту  тенденцию  из-за  сопротивления  взрослых
мужчин-рабочих.  Очень  существенно  то  обстоятельство,  что  за¬
ложенные  в  мануфактуре  объективные  тенденции  и  субъективные
стремления  предпринимателей  применить  женский  и  детский  труд,
удлинить  рабочий  день,  понизить  заработную  плату  квалифициро¬
ванных  рабочих  и  т.  д.  и  т.  п.  наталкивались  на  упорное  и  —  что
особенно  важно  —  успешное  сопротивление  рабочих.  Маркс  отме¬
чает,  что  «...  начиная  с  XVI  столетия  и  вплоть  до  эпохи  крупной
промышленности  капиталу  не  удавалось  подчинить  себе  все  то
рабочее  время,  каким  располагает  мануфактурный  рабочий».82
Поэтому,  несмотря  на  помощь  со  стороны  государства,  мануфак¬
туристам  удалось  довести  рабочий  день  взрослых  мужчин  лишь
до  того  предела  в  12  часов,  который  в  середине  XIX  в.,  т.  е.  после
 80  См.  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  23,  стр.  361,  362.
 81  Там  же,  стр.  363;  ср.:  В.  И.  Ленин.  Сочинения,  т.  3,  стр.  429,  430.
 82  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  23,  стр.  380.  —  «Еще  в  про¬
должение  большей  части  XVIII  века,  до  эпохи  крупной  промышленности,
английскому  капиталу  не  удавалось,  уплачивая  недельную  стоимость  рабочей
 •  силы,  захватить  всю  неделю  рабочего»  (там  же,  стр.  283).  Речь  идет  о  четырех
рабочих  днях  в  неделю.  Ср.  приводимые  у  Мунье  (ук.  соч.,  стр.  233)  данные:
во  Франции  до  1666  г.  насчитывалось  112  нерабочих  дней  в  году,  после
1666  г.  их  стало  92.
 74

стремительного  его  удлинения  в  эпоху  крупной  промышленности,
был  объявлен  «законным  пределом  труда  детей  моложе  12  лет».83
Самый  факт  успешного  сопротивления  рабочих  попыткам  удли¬
нить  рабочий  день,  уменьшить  заработную  плату,  ввести  женский
и  детский  труд  и  т.  п.  Маркс  объясняет  тем,  что  поскольку  «ре¬
месленное  искусство  остается  основой  мануфактуры  и  функциони¬
рующий  в  ней  совокупный  механизм  лишен  независимого  от  са¬
мих  рабочих  объективного  скелета,  то  капиталу  постоянно
приходится  бороться  с  нарушением  субординации  со  стороны  ра¬
бочих»;  84  он  приводит  жалобы  современников  на  своеволие  и  «не¬
дисциплинированность»  наиболее  искусных  (т.  е.  наиболее  ценных
для  предприятия)  рабочих.85
 Отсутствие  в  мануфактуре  независимого  от  рабочих  машин¬
ного  скелета  (что  сокращало  —  по  сравнению  с  развитым  капи¬
тализмом  —  долю  постоянного  капитала  и  увеличивало  перемен¬
ный  капитал)  делало  из  квалифицированных  рабочих  основную
ценность  для  предпринимателя.  От  наличия  этих  искусных  масте¬
ров  зависело  само  существование  предприятия  как  такового.  До¬
статочно  было  иммиграции  или  эмиграции  таких  рабочих,  чтобы
мануфактура  могла  возникнуть  в  одной  стране  или  переселиться
в  другую.86  Отсюда  многочисленные  случаи  недолговечности  от¬
дельных  мануфактур  или  же  их  возникновения,  казалось  бы,  на
пустом  месте.  Отсюда  же  погоня  мануфактуристов  за  квалифици¬
рованными  мастерами,  предоставление  им  всяческих  льгот  и  т.  п.
Предприниматель  не  мог  произвольно  выкидывать  со  своего  пред¬
приятия  неугодных  ему  искусных  рабочих  и  брать  других,  ибо
этих  других  зачастую  не  было  вовсе:  рынок  рабочей  силы  мог
быть  насыщен  лишь  необученными,  неквалифицированными  пау¬
перами.
 Эти  внутренние,  т.  е.  заложенные  в  самой  природе  мануфак¬
туры,  причины  мешали  мануфактуристам  извлекать  значительные
прибыли  из  своих  предприятий  и  задерживали  рост  последних.
Но,  кроме  того,  существовали  и  иные  причины,  внешние,  действо¬
вавшие  в  том  же  направлении.
 Хобсбом  гораздо  больше  говорит  о  переходе  (transfer)  про¬
изводства  от  цехового  ремесла  к  мануфактуре,  чем  о  той  борьбе,
которую  вели  цехи  с  мануфактурами.  Между  тем  в  истории  капи¬
тализма  в  любой  стране  Западной  Европы  с  ее  широкораспро¬
страненным  цеховым  строем  эта  борьба  протекала  с  большим
ожесточением,  причем  не  только  до  середины  XVII  в.,  но  и  позже.
Политика  поддержания  цехов,  которую  почти  все  правительства
проводили  наряду  с  субсидированием  мануфактуристов  и  предо¬
 83  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  23,  стр.  281.
 84  Там  же,  стр.  380.
 85  Там  же.
 86  Там  же.
 75

ставлением  им  льгот,  немало  способствовала  затягиванию  этой
борьбы.  Цеховые  привилегии  касались  не  только  ограничения
числа  рабочих,  но  и  преимущественного  снабжения  сырьем,  регу¬
лирования  торговли  и  качества  продукции  в  интересах  цехов,
найма  квалифицированных  рабочих  и  т.  д.  и  т.  п.  Борьба  с  бога¬
тыми  цеховыми  мастерами,  выступавшими  обычно  сплоченными
рядами,  была  поэтому  для  мануфактуристов  делом  трудным  и  не
всегда  успешным,  в  особенности  в  тех  случаях,  когда  они  не
могли  побивать  своих  конкурентов  чисто  экономическим  путем.
Цеховые  и  всякие  иные  местные  привилегии,  внутренние  пошлины
и  т.  п.  были  для  нарождавшейся  буржуазии  серьезными  препо¬
нами  и  стесняли  развитие  на  внутреннем  рынке  тех  принципов
равенства  шансов  для  конкурентов,  без  осуществления  которых
капиталистическое  производство  не  может  свободно  развиваться.87
 О  значении  внутреннего  рынка  для  развития  мануфактуры
речь  была  выше.88  Добавим  еще  одно  замечание.  Одним  из  свой¬
ственных  капитализму  внутренних  противоречий  является  разру¬
шение  собственного  внутреннего  рынка  одновременно  с  его  созда¬
нием.  Разрушая  основу  крестьянской  домашней  промышленности,
капитализм  разоряет  крестьян  (которые  только  как  крестьяне  су¬
ществовать  уже  не  могут),  и,  пока  они  не  превратятся  в  наемных
рабочих,  их  покупательная  способность  ничтожна.89  Однако  в  пол¬
ном  своем  масштабе  этот  процесс  происходит  в  эпоху  развитого
капитализма  с  его  фабриками  и  заводами.  В  мануфактурный  пе¬
риод  крестьянская  домашняя  промышленность  развита  очень  ши¬
роко  и  составляет  важное  подспорье  для  крестьян,  задерживая
их  полное  разорение  и  обезземеливание,  в  силу  чего  они  не  только
сохраняют  свою  прежнюю  (хотя  бы  и  небольшую)  покупательную
способность,  но  и  увеличивают  ее,  поскольку  все  больше  и  больше
втягиваются  в  денежные  отношения.  «Как  только  мануфактура  до
некоторой  степени  окрепла,  —  пишет  Маркс,  —  она...  сама  создает
себе  рынок,  завоевывает  его  своими  товарами».90
 На  вопросе  о  мировом  рынке  следует  остановиться  подробнее,
тем  более  что  Хобсбом,  как  было  показано  выше,  главный  акцент
ставит  на  балтийском,  а  не  на  колониальном  рынке.  Мы  уже  имели
случай  указать  на  несоответствие  этого  мнения  с  новым  фактиче¬
ским  материалом  (не  говоря  уже  о  старом),  полученным  из  обиль¬
ных  источников.  Рассмотрение  проблемы  внешнего  рынка  даст
возможность  вернуться  еще  раз  и  к  роли  производства  предметов
роскоши.
 87  Ф.  Энгельс  много  раз  говорит  о  препятствиях  для  развития  буржуазии
из-за  цеховых  и  прочих  привилегий.  Ср.,  например:  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.
Сочинения,  т.  20,  стр.  107,  168,  279;  т.  21,  стр.  309.
 88  См.  стр.  60—63.
 89  К.  МарксиФ.  Энгельс.  Сочинения,  т.  XXIX,  изд.  1,  стр.  129,  130‘~
 90  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  25,  ч.  1,  стр.  369.
 76

В  полном  соответствии  с  имевшимися  в  их  распоряжении  дан¬
ными  (которые  подкреплены  данными,  полученными  в  наше  время)
классики  марксизма  много  раз  указывали  на  громадную  роль  рас¬
ширения  именно  мирового  рынка  в  результате  великих  географиче¬
ских  открытий.  Для  тех  стран,  где  в  предшествующие  века  уже  нача¬
лось  разложение  феодальных  отношений  и  где  уровень  ремесленного
производства  был  достаточно  высок,  одной  из  главных  причин
бурного  экономического  подъема  было  «внезапное  расширение  ми¬
рового  рынка,  возросшее  разнообразие  обращающихся  товаров,
соперничество  между  европейскими  нациями  в  стремлении  овла¬
деть  азиатскими  продуктами  и  американскими  сокровищами,  ко¬
лониальная  система».91  Очень  точно  определил  Ф.  Энгельс  и  соот¬
ношение  различных  рынков:  «Внеевропейская  торговля,  которая
до  тех  пор  велась  только  между  Италией  и  Левантом,  распростра¬
нилась  теперь  на  Америку  и  Индию  и  скоро  превысила  по  своему
значению  как  обмен  отдельных  европейских  стран  между  собой,
так  и  внутренний  обмен  каждой  отдельной  страны».92  Иными
словами,  для  возникновения  и  первого  этапа  развития  мануфак¬
туры  внешний  рынок  вообще,  а  с  XVI  в.  новые  колониальные
рынки  имели  первенствующее  значение.93  В  тех  условиях  именно
они,  а  не  медленно  развивавшийся  внутренний  рынок  могли
предъявить  быстро  возросший  спрос,  который  нельзя  было  удов¬
летворить  прежним  ремесленным  производством.
 Отметим  еще  два  момента,  о  которых  уже  шла  речь  при  рас¬
смотрении  статьи  Хобсбома.  Первый  касается  производства  вы¬
сококачественных  тканей  и  вообще  предметов  роскоши.  По  мнению
Хобсбома,  упадок  итальянской  мануфактуры  был  предопределен
тем,  что  она  работала  на  узкий  круг  богатых  потребителей.  Воз¬
ражая  против  данного  взгляда,  мы  привели  в  пример  расцвет
французской  промышленности  роскоши.  Здесь  же  надо  подчерк¬
нуть  другое:  обслуживая  по  преимуществу  внешний  рынок,  где
получается  высокая  торговая  прибыль,  эта  отрасль  промышлен¬
ности  характерна  еще  и  тем,  что  в  ней  купец  непосредственно  ста-
 QA
 новится  промышленником,  т.  е.  переход  к  капиталистическому
способу  производства  происходит  наиболее  коротким  путем,  минуя
или  сокращая  этап  раздаточной  системы,  где  господствует  купец
как  таковой.
 Второе  замечание  относится  к  соперничеству  европейских
стран  в  овладении  внешними  рынками,  что  не  принято  в  доста¬
точной  мере  в  расчет  Хобсбомом.  Между  тем  это  соперничество
 91  Там  же,  стр.  365.
 92  Там  же,  т.  20,  стр.  106.
 93  Ср.  также  слова  Маркса:  «Мануфактура  возникает  там,  где  происходит
массовое  производство  на  вывоз  для  внешнего  рынка»  (К.  Маркс.  Формы,
предшествующие  капиталистическому  производству.  М.,  1940,  стр.  48).
 94  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  25,  ч.  1,  стр.  368.
 77

имело  место  с  самого  же  начала  и  сыграло  важную  роль  в  подъеме
внешней  торговли  той  или  иной  страны  за  счет  ущерба,  понесен¬
ного  конкурентами.  В  приведенных  выше  словах  Маркса95  этот
момент  отмечен  как  непосредственный  результат  расширения  ми¬
рового  рынка.  В  XVII—XVIII  вв.  борьба  приняла  уже  форму
торговых  войн  между  европейскими  нациями,96  имевших,  как  из¬
вестно,  итогом  победу  промышленно  развитых  стран  над  торго¬
выми  нациями.
 Большое  значение  при  рассмотрении  исторического  хода  раз¬
вития  капитализма  в  отдельных  странах  и  в  Европе  в  целом
имеет  соотношение  типов  мануфактуры  между  собой  и  всей  ее  си¬
стемы  с  цехами,  а  также  последовательность,  с  которой  она  овла¬
девает  различными  отраслями  производства.  Этот  вопрос  особенна
важен,  ибо  мануфактура  зиждется  на  сельской  домашней  промыш¬
ленности  и  городском  ремесле  и  вступает  с  ними  в  самые  разно¬
образные  отношения.  Неверно  было  бы  сводить  весъ  процесс  раз¬
вития  капитализма  только  к  эволюции  крупной  централизованной
мануфактуры.  Она,  несомненно,  играла  ведущую  роль,  поскольку
именно  в  ней  разделение  труда  привело  в  конце  концов  к  изготов¬
лению  совокупным  рабочим  не  только  средств  потребления,  но  и
средств  производства.  Однако  для  картины  общего  хода  развития
капитализма  в  его  последовательности  необходимо  учитывать  и
другие  типы  мануфактур.
 Хорошо  известно,  что  централизованные  мануфактуры  в  чи¬
стом  своем  виде  встречались  относительно  редко  и  что  их  удель¬
ный  вес  в  общем  объеме  национальной  продукции  был  относи¬
тельно  невелик,  особенно  в  XVI—XVII  вв.  Но  из  этого  еще
нельзя  делать  вывода  о  недостаточности  капиталистического  раз¬
вития  как  такового,  коренящейся  в  каких-либо  внешних  причи¬
нах,  вроде  ограниченного  монетного  запаса  и  т.  д.  Явное  преобла¬
дание  почти  во  всех  странах  различных  форм  сочетания  центра¬
лизованной  и  рассеянной  мануфактур  было  итогом  не  только
однотипного  базиса  в  мануфактуре  и  в  ремесле,  т.  е.  ручного  про¬
изводства  (применение  механизмов  в  централизованных  мастер¬
ских  имело  спорадический  характер,  и  лишь  крупная  фабричная
промышленность  способна  разрушить  —  и  действительно  разру¬
шила—  сельские  и  городские  промыслы),  но  и  прочной  производ¬
ственной  связи  между  рассеянной  и  централизованной  мануфакту¬
рами.  Поэтому  неверным  был  бы  вывод  о  консервативном  харак¬
тере  (par  excellence)  рассеянной  мануфактуры  как  таковой  (кроме
как  в  некоторых  немногих  отраслях)  в  течение  мануфактурного
периода  (т.  е.  не  в  XIX  в.),  ибо  широкое  распространение  ману¬
фактурного  производства  в  количественно  и  качественно  главной
 95  См.  стр.  77,  прим.  93.
 96  К.  МарксиФ.  Энгельс.  Сочинения,  т.  20,  стр.  284.
 78

отрасли  того  времени  —  в  текстильной  промышленности  —  было
возможно,  как  правило,97  лишь  на  основе  сочетания  сельских  про¬
мыслов  с  централизованными  мастерскими.  Выше  мы  уже  гово¬
рили  об  аналогичном  сочетании  в  производстве  металлических
изделий.98  Подобные  примеры  можно  было  бы  умножить.
 Сочетание  централизованных  мастерских  с  сельскими  промыс¬
лами  не  было  единственным  видом  подобного  симбиоза.  Зачастую
в  сферу  экономического  воздействия  купца-мануфактуриста  втя¬
гивались  городские  внецеховые  ремесленники  и  даже  целые  цехо¬
вые  мастерские.  В  этих  случаях  организационная  взаимосвязь
принимала  самые  пестрые  формы,  не  теряя,  однако,  главного
свойства  мануфактуры  (т.  е.  капиталистической  эксплуатации
ручного  труда  наемных  рабочих  на  основе  разделения  труда  на
частичные  операции),  под  какими  бы  цеховыми  или  иными  выве¬
сками  не  скрывались  эти  рабочие.99
 Итак,  нормальная,  если  можно  так  выразиться,  картина  орга¬
низационных  форм  производства  в  мануфактурном  периоде  со¬
стояла  из  одновременного  и  по  большей  части  тесно  взаимосвязан¬
ного  сосуществования  (и  одновременного  же  развития  вплоть  до
появления  крупной  промышленности)  всех  типов  мануфактуры  как
в  их  чистом,,  так  и  в  смешанном  виде.  Наряду  с  этим  тоже  вплоть
до  конца  XVIII  в.  (а  порой  и  дольше)  существовали  цехи,  сфера
деятельности  которых  была  еще  очень  значительна;  она  охваты¬
вала  не  только  изготовление  и  продажу  продуктов  питания,
одежды,  обуви  и  т.  п.,  но  и  множество  мелких  «старинных  реме¬
сел»,100  которые  были  уничтожены  (но  далеко  не  сразу)  только
крупной  промышленностью.
 Переход  к  фабричному  производству  совершался,  как  пишет
Маркс,  «среди  пестрого  хаоса  переходных  форм»;  101  мануфактура
по  самой  своей  природе  была  неспособна  овладеть  сразу  всеми  от¬
раслями  в  равной  мере  и  во  всем  объеме  и  еще  менее  —  преобразо¬
вать  всю  систему  промышленности.
 Из  этого  вытекают  и  другие  особенности  мануфактуры:  немно¬
гочисленность  действительно  крупных  капиталов  и  крупной  бур¬
жуазии,  необходимость  не  только  единовременного  (при  устрой¬
стве  мануфактуры),  но  многократного  субсидирования  мануфакту¬
ристов  государством,  объединения  в  форме  торгово-промышленных
компаний  и  т.  п.
 Потребность  некоторых  уже  существующих  мануфактур  в  си¬
стематическом  субсидировании  может  быть  объяснена  не  столько
 97  Ср.  мнение  Маркса  о  широком  распространении  домашней  (прядильной  и
ткацкой)  промышленности  даже  в  Англии  и  даже  еще  в  первой  половине'
XVIII  в.  (К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  26,  ч.  2,  стр.  646,  647).
 98  См.  выше,  стр.  41.
 99  В.  И.  Л  е  н  и  н.  Сочинения,  т.  3,  стр.  433,  438,  441.
 100  К.  МарксиФ.  Энгельс.  Сочинения,  т.  23,  стр.  307.
 101  Там  же,  стр.  484.
 79

внешними  причинами,  сколько  необходимостью  систематически
увеличивать  постоянный  капитал.  В  самом  характере  мануфактур¬
ного  производства  заложен  принцип  непрерывного  возрастания
|  капитала,  употребляемого  не  столько  на  здания,  печи  и  т.  п.,
^сколько  на  сырье,  потребное  количество  которого  растет  быстрее
числа  рабочих.  «Масса  сырых  материалов,  потребляемых  в  течение
данного  промежутка  времени  данным  количеством  рабочих,  увели¬
чивается  пропорционально  росту  производительной  силы  труда
вследствие  его  разделения.  Таким  образом,  рост  минимальной
суммы  капитала,  необходимого  для  отдельного  капиталиста,  или
растущее  превращение  общественных  жизненных  средств  и  средств
производства  в  капитал  есть  закон,  возникающий  из  самого  тех¬
нического  характера  мануфактуры».102
 Еще  настоятельнее  сказывалась  потребность  в  субсидировании
некоторых  отраслей  промышленности  при  переходе  их  к  мануфак¬
турному  производству.  «Та  минимальная  сумма  стоимости,  кото¬
рой  должен  располагать  отдельный  владелец  денег  или  товаров
для  того,  чтобы  превратиться  в  капиталиста,  изменяется  на  раз¬
личных  ступенях  развития  капиталистического  производства,
а  при  данной  ступени  развития  различна  в  различных  сферах  про¬
изводства  в  зависимости  от  их  особых  технических  условий.  Не¬
которые  отрасли  производства  уже  при  самом  начале  капиталисти¬
ческого  производства  требуют  такого  минимума  капитала,  кото¬
рого  в  это  время  нет  в  руках  отдельных  индивидуумов.  Это
вызывает,  с  одной  стороны,  государственные  субсидии  частным
лицам,  как  во  Франции  в  эпоху  Кольбера  и  в  некоторых  немец¬
ких  государствах  до  нашего  времени,  с  другой  стороны,  —  обра¬
зование  обществ  с  узаконенной  монополией  на  ведение  известных
отраслей  промышленности  и  торговли  —  этих  предшественников
современных  акционерных  обществ».103
 Мы  не  будем  касаться  таких  специальных  вопросов,  как  опре¬
деления  нормы  промышленной  прибыли  в  мануфактурном  периоде
торговой  прибылью  или  концентрации  средств  в  купеческом  пред¬
приятии,  соотношения  прибыли  и  процентной  ставки  и  др.  Отме¬
тим  лишь,  что  «исторически  концентрация  в  купеческом  деле  на¬
ступает  раньше,  чем  в  промышленной  мастерской»  104  (что  объяс¬
няет  как  преобладание  купеческого  капитала,  так  и  слияние
в  одном  лице  купца  и  мануфактуриста)  и  что  процентная  ставка
регулируется  общей  нормой  прибыли,105  в  силу  чего  государство
способно  лишь  узаконить,  а  не  создать  тот  или  иной  размер  про¬
цента.
 102  Там  же,  стр.  372.
 103  Там  же,  стр.  319.
 104  Там  же,  т.  25,  ч.  1,  стр.  324.
 105  Там  же,  стр.  395.
 SO

Последним  вопросом,  которого  мы  считаем  нужным  коснуться,
является  подготовка  промышленного  переворота.  Хобсбом  выска¬
зывает  удивление  также  в  связи  с  тем,  что  даже  в  Англии,  где
после  революции,  казалось,  не  было  препятствий  для  быстрого
развития  промышленного  капитализма,  переворот  задержался  бо¬
лее  чем  на  столетие.  Причину  он  ищет  в  сфере  сбыта  и  считает,
что  промышленная  революция  была  вызвана  постепенным  расши¬
рением  рынков  —  внутреннего  и  внешнего,  особенно  колониальных
рынков.  С  середины  XVII  в.  начинается  в  Англии  заметный  рост
внутреннего  рынка,  а  с  XVIII  в.  растет  и  экспорт  в  заокеанские
страны,  где  складывается  новая  колониальная  система,  т.  е.  план¬
тационное  хозяйство.106
 При  этом  внутренняя  —  техническая  и  экономическая  —  эво¬
люция  мануфактуры  выпадает  из  сферы  внимания  Хобсбома.  Нам
представляется  необходимым  рассмотреть  основные  процессы,  про¬
текавшие  в  мануфактурном  производстве  и  подготовившие  про¬
мышленный  переворот.
 Как  известно,  разделение  труда  на  частичные  операции  при¬
водит  не  только  к  виртуозному  мастерству  частичных  рабочих.
Само  это  высокое  мастерство  становится  возможным  вследствие
прогрессирующего  дифференцирования  рабочих  инструментов,  уз¬
кая  специализация  которых107  приводит  к  тому,  что  подобный
инструмент  действует  в  полную  меру  лишь  в  руках  данного  ча¬
стичного  рабочего.  Мануфактура  содействует  упрощению,  улуч¬
шению  и  разнообразию  рабочих  инструментов.  Чрезвычайная
важность  данного  явления  для  промышленной  революции
проистекает  из  того,  что,  если  в  самой  мануфактуре  исходной
точкой  переворота  в  способе  производства  была  рабочая  сила,
в  крупной  промышленности  эта  роль  принадлежит  средствам
труда.108
 Маркс  особенно  подчеркивает  то  обстоятельство,  что  промыш¬
ленная  революция  XVIII  в.  исходила  от  машины-орудия,  а  не
от  машины-двигателя.  Различного  вида  двигатели,  использовавшие
силу  животных,  воды,  ветра  и  т.  п.,  развивались  в  машины  не
только  в  течение  мануфактурного  периода,  но  и  задолго  до  него,
однако  они  не  революционизировали  способа  производства;  даже
паровая  машина,  в  том  виде,  как  она  была  изобретена  в  конце
XVII  в.  и  просуществовала  до  1780-х  годов,  не  вызвала  промыш¬
ленной  революции.  «Наоборот,  именно  создание  рабочих  машин
сделало  необходимой  революцию  в  паровой  машине».109
 106  Е.  J.  Н  о  b  s  b  a  w  m.  The  general  crisis...,  №  6,  стр.  54—63.
 107  Маркс  приводит  в  качестве  примера  употребление  500  различных  молот¬
ков  для  различных  частичных  операций  (К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочи¬
нения,  т.  23,  стр.  353).
 108  К.  М  а  р  к  с  и  Ф.  Э  н  г  е  л  ь  с.  Сочинения,  т.  23,  стр.  382.
 109  Там  же,  стр.  386;  см.  также  стр.  384.
 ^  А.  Д.  Люблинская
 81

Поэтому  с  точки  зрения  подготовки  промышленного  переворота
наиболее  важным  моментом  в  развитии  мануфактуры  является
дифференциация  изготовления  орудий  труда.  «По  мере  дифферен¬
цирования  орудий  труда  все  более  и  более  дифференцируются  и
те  отрасли  производства,  в  которых  эти  орудия  изготовляются».110
В  силу  этого  центр  тяжести  постепенно  переносился  с  различных
отраслей  промышленности,  производивших  средства  потребления,
на  ту  особую  отрасль,  которая  чем  дальше,  тем  все  больше  изго¬
товляла  средства  производства.  Эти  орудия  труда  сперва  произ¬
водились  все  тем  же  чисто  мануфактурным  способом,  т.  е.  при
помощи  ручного  труда  совокупного  мануфактурного  рабочего.  За¬
тем  остов  рабочей  машины  стал  изготовляться  машинным  спосо¬
бом,  но  ее  действующие  органы  (веретена,  спицы,  пилы  и  т.  п.)
еще  оставались  продукцией  мануфактуры  111  (начало  машинного
производства  орудий  машин  относится  лишь  к  середине  XIX  в.).
Таким  образом,  техническая  основа  крупной  промышленности  по¬
ставлялась  вначале  мануфактурой.  «Мануфактура  производила
машины,  при  помощи  которых  крупная  промышленность  устраняла
ремесленное  и  мануфактурное  производство  в  тех  отраслях,  кото¬
рыми  она  прежде  всего  овладевала.  Следовательно,  машинное  про¬
изводство  первоначально  возникло  на  не  соответствующей  ему
материальной  основе.  На  известной  ступени  развития  оно  должно
было  произвести  переворот  в  самой  этой  основе,  которую  оно
сперва  нашло  готовой,  а  затем  развивало  дальше,  сохраняя  ее
старую  форму,  и  создать  для  себя  новый  базис,  соответствующий
его  собственному  способу  производства».112  Этот  процесс  посте¬
пенного  перехода  от  производства  машин  на  мануфактурах  к  их
производству  также  машинами  создал  революционный,  непре¬
рывно  изменяющийся  технический  базис  крупной  промышлен¬
ности,  вытеснив  консервативный  в  своей  основе  технический  базис
мануфактуры.  Вместе  с  тем  паровые  машины-двигатели  позволили
сконцентрировать  производство  в  городах  вместо  того,  чтобы  рас¬
сеивать  его  в  деревне,  как  того  требовало  водяное  колесо.113
 Мануфактурное  разделение  труда  сыграло  важную  подготови¬
тельную  роль  и  в  том  отношении,  что  расчленение  на  частичные
операции  дало  возможность  вводить  машины,  применявшиеся
сперва  тоже  к  отдельным  операциям.  Лишь  постепенно  машины
начали  овладевать  и  сложными  операциями.
 Есть  еще  и  другая,  не  менее  важная  сторона  дела.  Машины-
орудия  и  машины-двигатели  могли  появиться  (а  технические  изо¬
 110  Там  же,  стр.  365.  —  Маркс  приводит  пример  существования  в  Голландии
уже  в  XVII  в.  специальных  мануфактур,  изготовлявших  только  ткацкие  челноки
(там  же,  прим.  54).
 111  К.  МарксиФ.  Энгельс.  Сочинения,  т.  23,  стр.  384.
 1,2  Там  же,  стр.  393,  394.
 113  Там  же,  стр.  388.
 82

бретения  могли  осуществиться)  лишь  благодаря  тому,  что  ману¬
фактурный  период  с  его  строгим  разделением  труда  подготовил
значительное  количество  искусных  рабочих-механиков.114  В  даль¬
нейшем  это  строгое  разделение  труда  и  виртуозность  мануфактур¬
ного  рабочего  перешли  к  машине,  и  вместо  иерархии  специализи¬
рованных  рабочих  появилась  тенденция  к  их  уравниванию,  уничто¬
жившему  мануфактурное  разделение  труда  и  открывшему  широкие
возможности  для  применения  женского  и  детского  труда,  удлинения
рабочего  дня  и  т.  д.  и  т.  п.
 Этот  описанный  Марксом  технико-экономический  прогресс,
происходивший  внутри  самих  мануфактур,  был  процессом  не
только  сложным,  но  и  длительным,  ибо  изменения,  совершавшиеся
в  сфере  изготовления  орудий  труда,  прошли  по  необходимости  —
ведь  они  долгое  время  были  ограничены  общей  медлительностью
развития,  свойственной  мануфактуре  с  ее  ручным  трудом,  —  ряд
последовательных  этапов  от  целиком  ручного  к  целиком  машин¬
ному  производству.  Поэтому  такой  долгий  срок  заняла  не  только
подготовка  в  мануфактуре  возможности  появления  первых  машин-
орудий,  но  и  сам  промышленный  переворот  растянулся  на  не¬
сколько  десятилетий,  пока  наконец  в  середине  XIX  в.  не  нача¬
лось  машинное  производство  машин  и  не  утвердилась  машинная
система  в  целом.
 *  *  *
 Книга  Мунье  и  статья  Хобсбома  вызвали  как  непосредственные
отклики,  так  и  усиленный  интерес  ко  всем  явлениям  в  исто¬
рии  XVII  в.  Мы  коснемся  нескольких  работ.
 Интересный  вклад  в  теорию  экономического  кризиса  XVII  в.
внес  в  самое  последнее  время  Р.  Романо.115  Соглашаясь  с  концеп¬
цией  Хобсбома,  он  в  то  же  время  считает  необходимым  подчерк¬
нуть,  что  именно  в  XVII  в.  был  подготовлен  окончательный  пе¬
реход  к  капитализму  и  вместе  с  тем  это  был  период  феодальной
реакции  против  его  наступления.  Начало  самого  кризиса  Романо
датирует  1619—1622  гг.  Отрицая  за  движением  цен  роль  главного
фактора  в  развитии  экономики,  он  считает  это  движение  лишь
своего  рода  показателем,  измерительным  инструментом.  Основой
экономического  процесса  является  сельское  хозяйство,  которое  ав¬
тор  с  целью  выявить  в  нем  основные  тенденции  анализирует  за
большой  срок  —  за  столетие,  1560—1660  гг.
 114  Там  же,  стр.  393.
 115  R.  Romano.  1)  Тга  XVIе  е  XVII  secolo.  Una  crisa  economica:
1619—1622.  Rivista  storica  italiana,  v.  74,  f.  Ill,  1962;  2)  Encore  la  crise  de
1619—1622.  Annales  E.S.  С.,  1964,  №  1.  —В  статьях  приведена  библиография
по  вопросу  о  кризисе  XVII  в.  за  1960—1963  гг.  Автор  подготовил  к  печати
большую  работу  по  истории  цен.  В  1963  г.  он  прочел  лекцию  в  Варшавском
университете;  его  специально  интересуют  вопросы,  касающиеся  экономической
жизни  Польши  в  XVII  в.
 6*
 S3

Рассматривая  балтийскую  и  средиземноморскую  хлебную  тор¬
говлю,  Романо  отмечает  падение  первой  после  1618,  а  второй  —
после  1622  г.116  Поэтому  он  считает  несомненным  наступление  в  эти
годы  поворота  к  худшему,  к  застою.  Однако  мнение  о  том,  что
причиной  тому  была  война  (особенно  начавшаяся  в  1621  г.  война
Голландии  с  Испанией),  кажется  ему  необоснованным.  Не  верит
он  и  современникам,  также  выдвигавшим  войну  для  объяснения
упадка.  Кризис  1619—1622  гг.  пришелся  на  переломный  момент.
Началось  сокращение  промышленного  производства,  равно  как  и
притока  драгоценных  металлов  из  Америки,  причем  в  последнем
случае  дело  заключалось  не  в  истощении  рудников,  а  в  падении
спроса:  начавшийся  застой  в  Европе  повлиял  на  падение  добычи
серебра.117
 В  XVI  в.  сельское  хозяйство  интенсивно  развивалось  под  зна¬
ком  высоких  цен  и  послужило  основой  для  общего  экономического
подъема.  В  XVII  в.  конъюнктура  изменилась,  чему  способство¬
вала  начавшаяся  в  деревне  феодальная  реакция.  Не  везде  она
проходила  одинаково,  но  повсюду  оказала  на  всю  экономику  ис¬
сушающее  воздействие.  В  качестве  конкретных  примеров  Романо
приводит  деятельность  компании  по  эксплуатации  мельниц  в  Че-
зене  (Северная  Италия),  сельское  хозяйство  Польши  и  создание
польдеров  в  Голландии.  В  первых  двух  случаях  он  констатирует
наступление  застоя  около  1620  г.,  в  третьем  —  наоборот.  Однако
Голландию  Романо  считает  исключением;  все  прочие  страны
(Франция,  Испания,  Германия,  отчасти  Англия)  следовали  при¬
меру  Италии  и  Польши.  Их  сельское  хозяйство  переживало  упа¬
док,  а  это  исключает  возможность  торгового  и  промышленного
расцвета,  ибо  все  плохо,  если  плоха  агрикультура.
 Понижение  цен  на  сельскохозяйственную  продукцию  во  всей
Европе  после  1610  г.  очень  больно  ударило  по  землевладельцам  и
земледельцам.  В  1618—1622  гг.  цены  поднялись,  но  не  могли  по¬
править  положения,  так  как  причиной  повышения  были  неурожаи.
Вздорожание  жизни  заставило  повысить  зарплату  городских  ра¬
бочих  или  сократить  размеры  производства.  Все  это  сопровожда¬
лось  монетным  кризисом  —  сокращением  эмиссий,  удешевлением
кредита.  Поэтому  обычный  цикличный  кризис  1619—1622  гг.
превратился  в  начало  общего  экономического  кризиса,  послу-
 116  Отметим,  что  приводимые  Романо  цифровые  данные  очень  пестры,
обнаруживают  значительные  колебания  и  не  дают  оснований  для  такого
категоричного  вывода.
 117  Вилар  выдвигает  более  убедительную  причину.  Добыча  драгоценных
металлов  в  Америке  процветала  благодаря  применению  принудительного  деше¬
вого  труда  и  технического  усовершенствования  (амальгамирования).  В  XVII  в.
доходы  от  рудников  резко  упали  в  связи  с  удорожанием,  главным  образом  из-за
катастрофического  вымирания  местного  населения  (P.  V  i  1  а  г,  ук.  соч.,
 стр.  32,  33).
 84

жил  переломом  от  эпохи  процветания  (XVI  в.)  к  эпохе  застоя
 (XVII  в.).
 Доходность  сельского  хозяйства  в  XVI  в.  Романо  оценивает
очень  высоко  —  в  15—30%,  исходя  при  этом  из  общих  затрат
на  покупку  земли  и  на  ее  улучшение.  Однако  постепенно  эти  вы*
сокие  доходы  уменьшаются  в  процентном  отношении  к  вложен¬
ному  в  землю  капиталу  и  достигают  среднего  нормального  уровня
в  3—5%.  Первое  поколение,  вложившее  деньги  в  землю,  было  до¬
вольно,  их  дети  и  внуки  уже  не  имели  для  того  оснований.  Про¬
изошла  сеньериальная  реакция,  т.  е.  рефеодализация,  которую
Романо  истолковывает  именно  в  социально-экономическом  плане
как  общую  агонию  экономической  жизни.  «Жизнеспособный»
 XVI  век  он  противопоставляет  «печальному»  XVII  в.,  делая
исключение  лишь  для  Голландии  и  отчасти  для  Англии.
 Не  повторяя  нашей  аргументации  о  войне  как  причине  сокра¬
щения  хлебной  торговли,  отметим  непоследовательность  Романо
в  его  суждениях  о  роли  движения  цен.  Отрицая  ее  как  первопри¬
чину  и  сосредоточивая  свое  внимание  на  сельском  хозяйстве,  он
тем  не  менее  в  основу  его  успешного  развития  в  XVI  в.  кладет
именно  рост  цен,  принесший  землевладельцам  значительные  при¬
были.  Тем  самым  круг  его  исследования  замкнут  все  тем  же  дви¬
жением  цен,  монетным  обращением  и  эволюцией  кредита.  Отме¬
чаемый  Романо  факт  феодальной  реакции  в  аграрных  отношениях,
сам  по  себе  безусловно  имевший  место  и  заслуживающий  внима¬
ния,  выставлен  автором  в  слишком  общей  форме;  поэтому  между
Францией,  с  одной  стороны,  и  странами  Центральной  Европы  —
с  другой,  разница  оказывается  стертой.  Что  касается  главного
пункта  концепции  Романо  —  примата  развития  сельского  хозяй¬
ства  над  развитием  промышленности,  то  он  не  может  быть  при¬
нят.  Колыбелью  капитализма  была  именно  промышленность,  вед¬
шая  за  собой  в  той  или  иной  степени  и  аграрную  сферу.
 За  последние  годы  литература  по  экономической  истории
 XVII  в.  настолько  разрослась,  а  теория  кризиса  приобрела  столь¬
ких  сторонников,  что  один  из  них,  Пьер  Шоню,  выступил  недавно
с  интересной  статьей,  в  которой  уже  смог  подвести  некоторые  итоги
и  наметить  перспективы  достигнутой  работы.118  Основные  положе-
 119
 ния  статьи  сводятся  к  следующему.
 Проблему  резкого  поворота  («революции»)  в  экономической
конъюнктуре  в  XVII  в.  Шоню  считает  очень  важной.  Самое  глав¬
 118  P.  Chau  nu.  Le  renversement  de  la  tendance  majeure  des  prix  et  des
activites  au  XVIIе  siecle.  Problemes  de  fait  et  de  methode.  В  кн.:  Studi  in  onore  di
Amintore  Fanfani,  t.  IV.  Milano,  1962,  стр.  219—255.  —В  сносках  приведена
обширная  библиография.
 119  Мы  оставляем  в  стороне  соображение  автора  относительно  «интеллек¬
туальной  революции»  в  1610—1680  гг.,  под  которой  он  понимает  победу  карте¬
зианства.
 85

ное  заключается  в  движении  цен,  взятых,  однако,  не  изолированно,
но  в  качестве  показателей  определенных  размеров  промышленной
и  торговой  активности.  Именно  с  этой  точки  зрения  автор  рассмат¬
ривает  перелом  в  движении  цен  в  начале  XVII  в.,  причем  он  стре¬
мится  возможно  более  точно  уловить  его  для  каждого  крупного
географического  района  (Средиземноморской  Европы,  Северной
Европы,  Америки,  Дальнего  Востока).  Это  дает  ему  возможность
наметить  хронологические  «нюансы»,  имевшие  место  в  процессе
прекращения  роста  цен,  их  стабилизации  и  затем  некоторого  паде¬
ния.
 Раньше  всего  —  уже  в  самом  конце  XVI  в.  —  этот  процесс  обо¬
значился  в  Испании.  В  Италии  он  осложнился  четырьмя  краткими
кризисами  в  конце  XVI—начале  XVII  в.  и  окончательный  пере¬
лом  наметился  после  1620  г.;  примерно  тогда  же  он  произошел
и  в  Северной  Европе.
 Общие  черты  этой  конъюнктуры  свойственны  также  колониям
в  Америке  (впрочем  экономика  Бразилии  остается  процветающей
в  течение  всего  XVII  в.120)  и  португальским  владениям  в  Индий¬
ском  и  Тихом  океанах.  Однако  в  последнем  случае  властно  вмеши¬
вается  политический  фактор:  уже  с  конца  XVI  в.  португальцев
сменяют  голландцы,  которые  в  течение  первых  десятиле¬
тий  XVII  в.  проявляют  бурную  и  все  возрастающую  «юноше¬
скую»  энергию  (activites  adolescentes).121  Поэтому  неудивительно,
что  общий  перелом  в  экономической  конъюнктуре  там  значительно
запаздывает  и  вообще  трудно  уловим.
 В  итоге  своего  обзора  новейших  данных  Шоню  считает  доказан¬
ной  взаимозависимость  движения  цен  (а  вместе  с  ними  и  всей  тор¬
гово-промышленной  и  колониальной  деятельности)  во  всех  главных
районах  земного  шара  в  XVII  в.  Само  же  движение  цен  было  не¬
равномерным:  на  протяжении  1586—1652  гг,  оно  прошло  через  не¬
сколько  циклов  и  овладевало  отдельными  районами  в  определен¬
ной  последовательности  —  сперва  в  Средиземноморье  и  испанской
Америке,  затем  в  Северной  Европе,  за  которой  «довольно  парадок¬
сально»  следовали  Бразилия  и  страны  по  Индийскому  океану.
Шоню  особенно  подчеркивает  этот  хронологический  разрыв,  кото¬
рый  раньше  не  привлекал  к  себе  внимание  исследователей.
 Объяснение  всех  этих  сложных  явлений  Шоню  считает  пока
преждевременным.  Для  этого  требуется  большая  и  разносторонняя
работа  многих  историков.  Причины,  по-видимому,  коренятся  не
 120  Шоню  анализирует  книгу  Моро  (см.  сноску  59  на  стр.  59)  и  считает,
что  на  деле  Бразилия  не  составляет  исключения;  однако  его  доводы  малоубе¬
дительны.  Он  приписывает  расцвет  производства  сахара  в  Южной  Бразилии
в  XVII  в.  относительной  «молодости»  этой  отрасли,  позволившей  ей  держаться
долгое  время  на  определенном  уровне.
 121  Р.  С  h  a  u  п  и,  ук.  соч.,  стр.  249.  —  Шоню  называет  успехи  голландцев
необыкновенными  и  «скандальными»  (там  же,  стр.  252).
 86

в  местных,  а  в  общих  условиях,  и  главной  причиной  автору  пред¬
ставляется  то,  что  он  называет  «географическим  изобретением»  (in¬
vention  geographique),  т.  е.  овладение  европейцами  земным  простран¬
ством.  В  XV—XVIII  вв.  этот  процесс  играет,  по  его  мнению,  ту  же
роль,  что  технический  прогресс  за  последние  120  лет.  Большое  зна¬
чение  имеют  также  демографический  и  климатический  факторы.
 Нетрудно  заметить,  что  в  своем  построении  Шоню  начисто  аб¬
страгируется  от  развития  капитализма.  Если  в  первой  части
статьи,  т.  е.  при  анализе  движения  цен,  еще  можно  предположить,
что  этот  процесс  подразумевается  как  явление  общеизвестное,  то
конец  статьи,  где  речь  идет  уже  о  причинах,  уничтожает  послед¬
ние  сомнения.  «Скандальная»  удача  голландцев  на  Дальнем  Во¬
стоке,  упадок  Испании  и  Италии  и  т.  п.  рассматриваются  автором
вне  соотношения  этих  явлений  с  основным,  стержневым  процес¬
сом  становления  и  укрепления  капиталистического  способа  произ¬
водства  в  одних  странах,  его  пресечения  —  в  других.  Кроме  того,
сам  анализ  движения  цен  взят  в  слишком  общей  форме  и  как  бы
«подогнан»  к  концепции  автора.  На  деле  он  представляет  собой
гораздо  более  сложную  картину.122  Вызывает  сомнение  и  взаимо¬
зависимость  движения  цен  и  уровня  торгово-промышленной  актив¬
ности.  Для  Франции  XVII  в.  мы  имели  случай  показать,  что  пе¬
риоды  низких  цен  в  XVII  в.  совпадали  с  подъемом  торговли  и
промышленности,  и,  наоборот,  общеизвестно,  что  высокие  цены
в  Испании  во  второй  половине  XVI  в.  совпали  с  резким  пониже¬
нием  уровня  испанской  промышленности.  Таких  примеров  можно
было  бы  привести  немало.123
 Шоню  абстрагируется  также  и  от  явлений  политического  по¬
рядка.  Лишь  один  раз  он  привлекает  политический  фактор  —  по¬
беду  голландцев  над  португальцами  на  Дальнем  Востоке  (хотя  это
не  было  чисто  политическим  событием).  Война  в  Европе  и  ее  по¬
следствия  для  колоний  не  учитываются  им  совершенно.
 В  силу  этих  недостатков  статья  Шоню  имеет  чисто  формальный
характер  анализа  движения  цен  вообще,  без  учета  особенностей
развития  каждой  из  стран.
 Кроме  того,  данные,  извлеченные  из  критического  анализа  спи¬
сков  таможенных  пошлин,  взимавшихся  Данией  в  Зунде,  а  также
из  других  источников,  не  подтверждают  некоторых  важных  поло¬
жений  Шоню  и  других  сторонников  теории  кризиса.  В  статье  Жан¬
нена,  на  которую  мы  ссылались  выше  при  анализе  теории  Хобс¬
бома,  крутой  поворот  к  решительному  спаду  балтийской  торговли
в  целом  отнесен  к  периоду  после  1650  г.,  и,  следовательно,  между
положением  в  средиземноморских  странах,  с  одной  стороны,  и
 122  См.  выше,  стр.  15—18.
 123  Некоторые  из  них  приведены  в  статье  Жаннена  (P.  J  е  a  n  n  i  n.  Les
comptes  du  Sund.  ..,  стр.  323  и  сл.,  стр.  336).
 87

в  странах  Северной  Европы  —  с  другой,  хронологический  разрыв
и  длительная  противоположность  были  более  значительны,  чем
это  изображает  Шоню.  Жаннен  отмечает,  что  совпадение  этих  яв¬
лений  с  бесспорной  экспансией  Англии  и  Голландии  отнюдь  не¬
случайно.  Учитывая  важную  роль,  которую  балтийская  торговля
играет  в  теории  кризиса,  можно  полагать,  что  материал,  исполь¬
зованный  Жанненом,  не  только  хронологически  смещает  начало  кри¬
зиса.  Он  свидетельствует  и  о  том,  что  его  причины  лежали  в  дру¬
гой  сфере,  чем  это  полагают  сторонники  теории  кризиса.
 Необходимо  отметить  очень  интересные  данные  и  выводы,  имею¬
щиеся  в  статьях  ^Срейбекса  124  и  ван  Хутте,125  посвященных  эконо¬
мическому  развитию  в  XVII  в.  Испанских  Нидерландов,  т.  е.
Бельгии.  На  обширном  материале  оба  исследователя  опровергают
традиционное  представление  об  упадке  промышленности  в  этой
стране  после  и  в  результате  Нидерландской  революции.  Крупные
фландрские  города  и  Антверпен  ожили  вновь  в  начале  XVII  в.
и  успешно  развивали  ряд  отраслей  производства  (разнообразное
текстильное  производство,  изготовление  оружия,  ковров,  кружев,
книгопечатание  и  т.  д.  и  т.  п.).  Характерно,  что  этот  расцвет  был
пресечен  лишь  в  конце  XVII  в.  и  притом  не  в  итоге  каких-либо
явлений,  связанных  со  всеобщим  экономическим  кризисом,  но  в  ре¬
зультате  усиления  протекционизма  во  Франции,  являвшейся  глав¬
ным  рынком  сбыта  для  бельгийских  товаров.  В  результате  этих
исследований  можно  расширить  список  стран,  не  испытавших
в  XVII  в.  кризисных  явлений,  причислив  к  Голландии  и  Англии
также  и  Бельгию.  Для  целей  нашей  работы  очень  существенны
данные  о  пагубном  влиянии  на  бельгийскую  промышленность  про¬
текционизма  во  Франции.  Они  подкрепляют  наше  мнение  о  важной
роли  борьбы  отдельных  стран  за  овладение  европейскими  рын¬
ками.126
 *  *  *
 Итак,  в  настоящее  время  исследователи  далеко  ушли  от  преж¬
него,  еще  смутного  представления  о  каких-то  глубоких  переменах,
происшедших  в  XVII  в.,  впервые  высказанного  английским  исто¬
риком  Кларком  в  1929  г.127  Теперь  они  убеждены  в  том,  что  имею¬
щиеся  в  их  распоряжении  данные  свидетельствуют  о  бесспорном
наличии  кризиса.  Любые  модификации,  которые  вносятся  в  этот
 124  J.  С  г  а  у  е  Ь  е  с  к  х.  Les  industries  d’exportation  dans  les  villes  flamandes
au  XVIIе  siecle,  particulierement  a  Gand  et  a  Bruges.  В  кн.:  Studi  in  onore  di
Amintore  Fanfani,  t.  IV.  Milano,  1962.
 125  J.  van  H  о  u  11  e.  Declin  et  survivance  d’Anvers  (1550—1700).  В  кн.:
Studi  in  onore.  .  .,  t.  V.  Milano,  1962.
 126  Cm.  гл.  Ill  настоящей  работы.
 127  G.  Clark.  The  seventeenth  century.  Oxford,  1929  (второе  издание  вы¬
шло  в  1961  г.).
 88

тезис,  либо  касаются  специфики  отдельных  стран,128  либо  представ¬
ляют  собой  уточнения.  Теория  экономического  кризиса  как  тако¬
вая  не  подвергается  сомнению  и  критике.  Она  стала  своего  рода
аксиомой,  исходным  пунктом  для  всех  построений  даже  в  тех  слу¬
чаях,  когда  историки  не  соглашаются  с  тем  или  иным  толкованием
отдельных  экономических  и  социальных  явлений  или  политической
борьбы.129  Она  проникла  и  в  научно-популярные  работы.130
 Анализируя  взгляды  сторонников  теории  кризиса  в  XVII  в.,
мы  стремились  главным  образом  проверить  их  аргументацию  и  оце¬
нить  материал,  послужирший  основой  для  ее  построения.  Взятый
сам  по  себе  он  нё  может,  на  наш  взгляд,  считаться  убедительным.
Но  это  еще  не  решает  вопроса  о  наличии  или  об  отсутствии  кри¬
зиса,  о  его  социально-экономических  следствиях  (чему  посвящена
следующая  глава),  о  причинах  застоя  и  упадка  европейской  эконо¬
мики  в  целом.  Негативный  итог  проведенного  в  данной  главе  ана¬
лиза  является  лишь  первым  этапом  в  рассмотрении  проблемы  осо¬
бенностей  развития  капитализма  в  XVII  в.  К  соображениям,  ка¬
сающимся  причин  его  замедленных  темпов,  мы  еще  вернемся:
в  дальнейших  главах  нашего  исследования.
 128  М.  Roberts.  Queen  Christina  and  the  general  crisis  of  the  seventeenths
century.  Past  and  Present,  1962,  №  22.  См.  заметку  об  этой  статье  А.  С.  Кана*
(Вопросы  истории,  1963,  №  2,  стр.  197,  198).
 129  См.  гл.  II  настоящей  работы.
 130  В  книге  Метивье,  посвященной  «Старому  порядку»  во  Франции,  глава
о  XVII  в.  так  и  называется:  «Экономическая  и  социальная  лихорадка  „Ве¬
ликого  века“»,  а  открывающий  ее  первый  параграф  озаглавлен  «Бурный
XVII  век»  (Н.  М  ё  t  h  i  v  i  e  r.  L’ancien  regime.  Paris,  1961).

Глава  II
 ТЕОРИЯ  «ВСЕОБЩЕЙ  РЕВОЛЮЦИИ»  В  XVII  в.
 центре  внимания  историков,  раз¬
рабатывающих  теорию  «всеоб¬
щего  кризиса»  в  XVII  в.,  находятся  две  главные  темы  —  экономи¬
ческий  упадок  и  роль  государства.  Социальные  отношения  и  в  осо¬
бенности  политическая  борьба  отступают  при  этом,  как  правило,  на
второй  план.  Но  есть  работы,  где  главная  роль  отведена  именно
политической  борьбе.  В  них  разработана  теория  «всеобщей  револю-'
ции»  в  XVII  в.,  которая  является  естественным  следствием  теории
«всеобщего  кризиса».
 *  *  *
 Анализируя  теорию  «общего  кризиса»  в  XVII  в.  и  особенно
книгу  Мунье,  мы  затронули  также  и  проблему  абсолютизма,  по¬
скольку  государство  рассматривается  там  как  главная  сила,  способ¬
ствовавшая  ликвидации  кризиса.  В  связи  с  этим  мы  подчеркнули
этатический  характер  развиваемой  Мунье  концепции  абсолютизма
и  свойственную  ей  тенденцию  к  сглаживанию  классовых  антагониз¬
мов.  Но  все  же  автор  данной  концепции  признает  как  наличие  аб¬
солютной  монархии  и  социальных  противоречий,  так  и  важную  их
роль  в  социально-политической  жизни  европейского  общества
XVII  в.  Теперь  нам  следует  заняться  теорией  «всеобщей  револю¬
ции»  в  XVII  в.,  в  основу  которой  положено  полное  отрицание  как
абсолютизма,  так  и  классовых  противоречий,  свойственных  данному
этапу  в  развитии  государственного  строя.
 Теория,  о  которой  пойдет  речь,  принадлежит  профессору  Окс¬
фордского  университета  Г.  Р.  Тревор-Роперу  и  изложена  в  боль¬
шой  статье,1  вызвавшей  оживленную  дискуссию  в  зарубежной  пе¬
 1  Н.  R.  Trevor-Roper.  The  general  crisis  of  the  seventeenth  century.
Past  and  Present,  №  16,  1959,  стр.  31—64.  —  Появлению  этой  статьи  предше¬
 90

чати.2  Статья  и  дискуссия  представляют  значительный  интерес  для
характеристики  методологических  направлений  в  современной  за¬
рубежной  историографии.  Автор  стремится  дать  новую  широкую
концепцию  политического  кризиса  в  XVII  в.;  оппоненты  —  про¬
фессора  Лондонского,  Оксфордского,  Кембриджского,  Вашингтон¬
ского  и  Парижского  университетов  —  отвергают  его  основные  по¬
ложения,  противопоставляя  им  свои  взгляды.  Следует  особо  под¬
черкнуть,  что  наличие  экономического  кризиса  в  XVII  в.  все  они
(включая,  разумеется,  и  Тревор-Ропера)  не  подвергают  ни  ма¬
лейшему  сомнению  и  исходят  из  него,  как  из  основной  посылки.
 Тревор-Ропер  исследует  проявления  этого  кризиса  в  политиче¬
ской  сфере,  т.  е.  многочисленные  «революции»,  разразившиеся  в  се¬
редине  столетия,  но  подготовлявшиеся  в  течение  всей  первой  его
половины.  К  их  числу  он  относит  «пуританскую  революцию»  в  Ан¬
глии,  Фронду  во  Франции,  государственный  переворот  1649  г.
в  Нидерландах,  восстания  в  Каталонии  и  в  Португалии  в  1640  г.,
восстание  в  Андалусии  в  1641  г.,  восстание  Мазаньелло  в  Неа¬
поле  в  1647—1648  гг.  Каждая  из  этих  революций,  если  их  изучать
в  отдельности  и  вне  связи  со  всеобщим  кризисом,  представляется
как  будто  вполне  самостоятельной  и  имеющей  лишь  местные  при¬
чины.  Однако,  будучи  рассмотрены  в  своей  совокупности,  они  об¬
наруживают  столько  общих  черт,  что  оказываются  составными  эле¬
ментами  «всеобщей  революции»  (general  revolution).3  Анализу  духов¬
ной  и  физической  «уязвимости»  западноевропейского  общества
перед  этой  настоящей  эпидемией  революций  и  посвящена  работа
Тревор-Ропера.  Автора  интересуют  не  столько  революции  (их  те¬
чения  он  не  касается  вовсе);  самое  основное  в  концепции  Тревор-
Ропера  заключается  в  его  взглядах  на  роль  политической  борьбы  и
на  государство,  против  которого  были  направлены  эти  революции.
 Тревор-Ропер  совсем  не  употребляет  термина  «абсолютизм»,  ибо
он  вообще  не  признает  данной  исторической  категории.  Вместо  нее
он  вводит  понятие  «ренессансного  государства»  с  монархом  во  главе.
Возникнув  в  конце  XV  в.,  этот  политический  строй  существует
 ствовала  дискуссия,  посвященная  революциям  XVII  в.  Она  была  организована
журналом  «Past  and  Present»  в  июне  1957  г.  в  Лондоне.  На  ней  присутствовало
около  30  историков.  Главное  внимание  участников  было  сосредоточено  на  англий¬
ской  революции,  отчасти  на  восстании  в  Каталонии  (Seventeenth  Century  revo¬
lutions.  Past  and  Present,  №  13,  1958,  стр.  63—72).  Сам  факт  созыва  конфе¬
ренции  весьма  знаменателен  и  свидетельствует  о  наличии  значительного  инте¬
реса  к  данной  теме.  В  настоящее  время  журнал  подготовляет  выпуск  специаль¬
ного  сборника  статей,  появившихся  на  его  страницах  и  посвященных  различным
аспектам  кризиса  в  Европе  в  XVI—XVII  вв.  (Объявленное  заглавие  сбор¬
ника:  «The  European  Crisis  1560—1660»).
 2  Trevor-Roper’s  «General  crisis»  —  contribution  to  symposium.  Past  and  Pre¬
sent,  №  18,  1960,  стр.  8—51.
 3  H.  R.  T  revor-Roper,  ук.  соч.,  стр.  31.  —  Автор  развивает  взгляды,
высказанные  впервые  в  книге  Мерримана  (R.  В.  М  е  г  г  i  m  a  n.  Six  contempora¬
neous  revolutions.  London,  1938).
 91

вплоть  до  революций  середины  XVII  в.  и  затем  кончает  свою
жизнь,  ибо  революции  —  безразлично  от  их  исхода  —  заставляют
правительства  осуществить  такие  реформы,  которые  приводят  к  по¬
явлению  нового  типа  государства,  присущего  «эпохе  Просвещения».
 В  основе  концепции  Тревор-Ропера  о  «ренессансном  государ¬
стве»  лежит  представление  о  политической  власти,  осуществляемой
монархом  совокупно  с  бюрократическим  аппаратом;  именно  поэтому
автор  и  отрицает  существование  самодержавия,  т.  е.  единоличного
правления.  Не  существует,  по  его  мнению,  и  классового  деления  об¬
щества.  Вместо  него  Тревор-Ропер  вводит  понятие  «эластичности»-
или  «жесткости»  социальной  структуры.  Эластичная  и  активно  ра¬
ботающая  социальная  структура  предохраняет  от  революции,  чрез¬
мерно  жесткая  или,  наоборот,  слабая  структура  их  вызывает.  Тре¬
вор-Ропер  отрицает  буржуазный  характер  английской  революции
(к  чему  мы  еще  вернемся),  отрицает  он  и  неизбежность  революций
вообще.  Любую  революцию  можно  заранее  предугадать  и  ее  можно
избежать  путем  придания  обществу  большей  эластичности.4  Благо¬
даря  этому  тезису,  история  революций  XVII  в.  приобретает  под
пером  автора  данной  реакционной  теории  острый  и  актуальный  ин¬
терес  и  служит  своего  рода  поучительным  примером  для  политиков
наших  дней.  Однако  она  оснащена  солидным  фактическим  мате¬
риалом,  к  разбору  которого  мы  и  переходим.
 Стремясь  обосновать  свою  теорию  о  «ренессансном  государ¬
стве»,  Тревор-Ропер  подчеркивает  его  однородность  в  течение  всего
XVI  и  первой  половины  XVII  в.  Это  была  эпоха,  не  знавшая  поли¬
тических  революций,5  и  даже  бурные  конвульсии  Реформации  и
Контрреформации  не  поколебали  устоев  аристократически-монархи-
ческого  общества.  Наоборот,  XVII  век  не  смог  «переварить»  своих
революций.  В  середине  столетия  произошел  решительный  перелом,
и  вторая  половина  века  резко  отличается  от  его  первой  половины.
Морально  и  политически  это  новый  климат.  «Как  будто  серия  лив¬
ней  закончилась  грозой,  очистившей  воздух  и  изменившей  темпера¬
туру  Европы».  В  1650—1800-е  годы  мы  констатируем  обстановку,
климат  «эпохи  Просвещения».6
 Итак,  именно  универсальность  революций  середины  XVII  в.  по¬
казывает,  что  в  европейских  монархиях,  благополучно  выдержавших
войны  и  конфессиональные  бури  XVI  в.,  обнаружились  глубокие
дефекты  структуры.  Причиной  их  нельзя  считать  Тридцатилетнюю
войну  (точнее  войны  1618—1659  гг.);  в  процессе  подготовки  всеоб¬
 4  Автор  имеет  в  виду  всякую  революцию,  ибо  в  качестве  примера  эла¬
стичной  социальной  структуры  он  приводит  Англию  XIX  в.,  оказавшуюся
в  силу  этого  невосприимчивой  к  царствовавшей  на  континенте  «революционной
эпидемии»  (Н.  R.  Trevor-Roper,  ук.  соч.,  стр.  34).
 5  Для  Тревор-Ропера  Нидерландская  революция  является  всего  лишь  ре-
формационным  движением.
 6  Н.  R.  Т  revor-Roper,  ук.  соч.,  стр.  33,  34.
 92

щего  недовольства,  перешедшего  затем  в  революции,  война  сыграла
роль  важного,  но  отнюдь  не  главного  фактора.7  Современники  счи¬
тали,  что  ослабление  государства  было  вызвано  борьбой  правитель¬
ства  с  сословиями,  со  старыми  представительными  учреждениями.
Действительно,  генеральная  линия  правительственной  политики
в  XVII  в.  имела  целью  уничтожение  сословной  «смешанной»  монар¬
хии  (mixed  monarchy).  Однако  следует  разобраться  в  том,  чьи  же
именно  интересы  были  представлены  революционными  партиями
того  времени,  придававшими  силу  сословным  учреждениям,  ибо  ре¬
волюция  могла  родиться  не  из  безнадежных  сельских  жакерий,  а  из
протеста  парламентов,  Генеральных  Штатов,  кортесов,  сеймов  и  т.  п.
 Тревор-Ропер  вступает  в  полемику  с  зарубежными  истори¬
ками  —  марксистами  и  немарксистами,  —  защищающими  марксист¬
ские  (по  его  мнению)  тезисы,  что  всеобщий  кризис  XVII  в.  был
кризисом  промышленного  производства  и  что  главная  роль  принад¬
лежала  промышленной  буржуазии,  экономической  деятельности
которой  мешала  устаревшая  и  расточительная,  но  ревниво  оберегае¬
мая  производственная  система  феодального  (Тревор-Ропер  ставит
это  слово  в  кавычки)  общества.  Кризис  разразился  по  всей  Европе,
но  поскольку  капитализм  был  развит  в  достаточной  мере  лишь
в  Англии,  революция  оказалась  удачной  только  в  этой  стране  и  при¬
вела  к  победе  новой  экономической  системы.  Прочие  революции
были  неудачными.
 Полемизируя  с  Доббом  и  Хобсбомом,  Тревор-Ропер  считает,  что
концепция  буржуазного  характера  английской  революции  никак  ими
не  доказана8  и  продолжает  оставаться  всего  лишь  гипотезой.  По
■его  мнению,  этим  авторам  еще  надлежит  представить  достаточно
убедительные  доказательства  того,  что  делавшие  революцию  люди
стремились  к  данной  цели  или  что  те,  кто  к  ней  стремился,  действи¬
тельно  двигали  революцию.  Надлежит  доказать  и  тот  тезис,  что
без  революции  не  могла  быть  осуществлена  победа  капиталистиче¬
ской  системы.  Пока  такие  доказательства  отсутствуют,  ничто  не  ме¬
шает  думать,  что  капитализм  развивался  в  Англии  мирным  путем  и
что  бурная  «пуританская  революция»  имела  лишь  религиозный  ха¬
рактер  и  сыграла  в  истории  страны  не  большую  роль,  чем  например
гуситско-таборитская  революция  в  Чехии,  тем  более  что  у  той  было
много  черт,  общих  с  английской.
 После  такой  критики  марксистских  позиций  Тревор-Ропер  счи¬
тает  поле  деятельности  достаточно  расчищенным  и  приступает  к  из¬
ложению  своей  концепции.  Но  мы  немного  задержимся  на  данной
 7  Там  же,  стр.  32.
 8  Характерно,  что  о  капитальном  труде  советских  историков  «Английская
буржуазная  революция  XVII  в.»  (т.  1—2,  М.,  1954)  Тревор-Ропер  даже  не
упоминает,  хотя  на  него  имеется  рецензия  Хилла  на  английском  языке  в  «World
News»  (v.  2,  1955,  №  30).  Не  знает  он  и  трудов  С.  И.  Архангельского,
В.  М.  Лавровского  и  М.  А.  Барга.
 93

полемике  и,  не  предвосхищая  ни  ответных  замечаний  Хобсбома  (он
принял  участие  в  дискуссии  по  статье  Тревор-Ропера),  ни  наших
суждений  о  взглядах  автора  в  целом,  отметим  некоторые  мо¬
менты.
 Выше  уже  шла  речь  о  недостатках,  имеющихся,  по  нашему  мне¬
нию,  в  концепции  Хобсбома;  упоминалось  и  о  рецензиях  в  совет¬
ской  печати  на  книгу  М.  Добба.9  Не  повторяя  этих  мнений,  под¬
черкнем,  что  ни  Добб,  ни  Хобсбом  не  должны  были  специально  и
подробно  доказывать  буржуазный  характер  английской  революции.
Это  не  входило  в  их  задачу.  Добб  писал  об  общих  путях  развития
капитализма,  Хобсбом  —  об  экономическом  кризисе  XVII  в.  Под¬
вергая  критике  марксистскую  точку  зрения  на  английскую  револю¬
цию,  Тревор-Ропер  должен  был  ознакомиться  с  другими  трудами  и
в  первую  очередь  —  с  большим  коллективным  трудом  советских
историков,  а  не  ограничиваться  замечанием,  что  книга  Добба  яв¬
ляется  «классической  марксистской  работой»  10  и  поэтому  может
быть  положена  в  основу.  Кроме  того,  сама  постановка  Тревор-Ропе¬
ром  вопроса  о  буржуазном  характере  английской  революции  отли¬
чается  крайним  упрощением.  Как  будто  дело  заключается  всего
лишь  в  том,  чтобы  люди  поставили  перед  собой  подобную  цель,
или  в  необходимости  доказать,  что  без  революции  капитализм  не
мог  развиваться!  Марксистское  учение  о  движущих  силах  бур¬
жуазной  революции  вообще  и  в  особенности  ранних  буржуазных
революций  осталось  Тревор-Роперу  совершенно  неизвестным.  Он
полагает,  что  отверг  марксистский  взгляд,  объявив  его  недоказан¬
ной  гипотезой;  на  деле  его  критика  неопровержимо  свидетельст¬
вует  о  том,  что  он  не  знает  ни  марксистского  учения  о  буржуазных
революциях,  ни  марксистских  работ,  специально  посвященных  ан¬
глийской  революции.
 Перейдем  теперь  к  теории  «всеобщей  революции  XVII  в.».  При¬
чиной  ее  Тревор-Ропер  считает  кризис  отношений  между  государ¬
ством  и  обществом.  Поэтому  он  привлекает  очень  широкий  по  ох¬
вату  материал  для  характеристики  того  государственного  строя,
который  он  отказывается  считать  абсолютизмом.
 «Эпоху  Ренессанса»  автор  определяет  как  экспансию  цивили¬
зации,  расширившую  знание  мира  и  обострившую  восприятие  его
людьми.  Эта  чисто  идеалистическая  точка  зрения  сопровождается
утверждением,  что,  несмотря  на  открывшиеся  в  XVI  в.  большие
возможности,  экономическая  жизнь  Европы  осталась  в  своей  ос¬
нове  неизменной.  Не  изменилась  и  политическая  структура,  ибо
«ренессансное  государство»  расширялось,  не  разрывая  своей  ста¬
рой  оболочки  средневековой  аристократической  монархии.  Новым
было  лишь  создание  «ренессансного  двора»,  своего  рода  политиче¬
 9  См.  стр.  7.
 10  Н.  R.  Т  г  evor-Roper,  ук.  соч.,  стр.  36.
 94

ского  инструмента,  появившегося  вслед  за  сокрушением  незави¬
симости  старых  центров  европейской  цивилизации,  т.  е.  городов.-
 Антитезу  «города—двор»  (т.  е.  правительство)  Тревор-Ропер
излагает  очень  красочно.  Она  играет  важную  роль  в  его  концеп¬
ции.  Города  он  считает  олицетворением  порядка,  рациональной
экономической  политики  и  самоконтроля,  колыбелью  ранней  ренес¬
сансной  культуры.  Наоборот,  возглавлявшие  свои  дворы  государи
воплощали  расточительность,  безответственность,  парадность  (ex¬
hibitionism).  Подчинив  себе  города  и  церковь,  создав  новый  аппарат
власти,  они  извлекали  доходы  из  деятельности  городов.  Отняв
у  них  независимость,  государи  покровительствовали  их  торговле
и  тратили  огромные  средства  на  украшение  Столиц.  Крупнейшие
города  —  Брюссель,  Париж,  Рим,  Мадрид,  Неаполь,  Прага  11  —
развивались  в  XVI  в.  не  как  торгово-промышленные  центры,  а  как
местопребывание  пышного  двора.  Подавив  сопротивление  городов,
двор  излил  на  них  золотой  дождь  доходов  и  прибылей,  происте¬
кавших  из  удовлетворения  именно  его  потребностей.  Изменился  и
характер  культуры.  Города  утратили  свою  роль  в  создании  куль¬
турных  ценностей,  родилась  придворная  культура.
 Как  случилось  это  чудо?  В  XVI  в.  государей  подстерегало  мно¬
жество  опасностей  —  нашествия  турок,  Реформация,  войны,  но  все
они  оказались  преодоленными.  К  концу  столетия  королевские
дворы  стали  еще  пышнее,  еще  великолепнее.  Возможен  лишь  один
ответ:  начавшуюся  в  XVI  в.  европейскую  экспансию  возглавили
государи,  причем  не  сами  по  себе  (сами  по  себе  они  были  бес¬
сильны),  а  в  союзе  со  своим  мощным  аппаратом.12
 Этот  аппарат  Тревор-Ропер  определяет  следующим  образом:
многочисленная  и  постоянно  увеличивающаяся  бюрократия,  об¬
ширная  система  административной  централизации,  кадры  которой
поставляются  придворными  (courtiers)  и  чиновниками  (officers).13
Их  возглавляли  крупные  политические  деятели,  бывшие  одновре¬
менно  администраторами,  мастерами  макиавеллистской  диплома¬
тии,  коллекционерами  и  меценатами.  Средние  и  низшие  слои  бюро¬
кратического  аппарата  копировали  образ  жизни  и  вкусы  своих
начальников.  В  обществе  возникла  жажда  почетных  и  прибыльных
должностей,  число  которых  непрерывно  увеличивалось.14
 Власть  ренессансного  государя  была  на  деле  публичной  властью
тысяч  его  чиновников,  и  все  они  следовали  главе  государства  в  его
расточительности.  Жалование  было  невелико,  и  чиновники  сами
 11  Не  случайно  в  этом  перечне  не  нашли  себе  места  такие  города,  как  Лон¬
дон,  Антверпен,  Амстердам,  Марсель,  Лион,  Гамбург  и  др.  Отметим,  что  Париж
также  никогда  не  переставал  быть  крупным  торгово-промышленным  центром.
 12  Н.  R.  Trevor-Roper,  ук.  соч.,  стр.  38—42.
 13  Все  участники  дискуссии  подвергли  это  определение  обоснованной  кри¬
тике  (см.  ниже,  стр.  101  и  сл.).
 14  Н.  R.  Trevor-Roper,  ук.  соч.,  стр.  42.
 95:

полузаконными  и  незаконными  путями  извлекали  из  своих  дол¬
жностей  все,  что  могли.  Три  четверти  стоимости  бюрократического
аппарата  прямо  или  косвенно  оплачивалось  не  правительством,
а  страной  в  форме  разнообразных  налогов  и  поборов.  Казна  созда¬
вала  и  продавала  новые  (по  сути  дела  лишние)  должности.
В  XVI  В.,  в  пору  экономического  подъема,  подобная  аномалия
была  еще  терпима,  но  когда  в  конце  столетия  обозначились  при¬
знаки  упадка,  посыпались  жалобы  на  превращающуюся  в  паразита
бюрократию,  стало  зреть  недовольство  правительством.  Однако
мирная  передышка  между  1598  и  1618  гг.  временно  сгладила  эти
противоречия,  и  дворы  европейских  государей  стали  очагами  удо¬
вольствий  и  экстравагантности.
 Когда  же  в  1618  г.  разразился  политический  кризис  в  Праге,
в  1621  г.  Испания  начала  войну  и  в  1620-х  годах  экономика  всту¬
пила  в  полосу  тяжелой  депрессии,  обстановка  резко  изменилась.
Ненависть  к  коррупции  бюрократии  и  к  роскоши  государей  полу¬
чила  широкое  распространение  и  вылилась  в  форму  пуританизма.
 Понятие  пуританизма  Тревор-Ропер  распространяет  на  все  ре¬
шительно  проявления  протеста  против  роскоши  «ренессансного
двора».  Запрещение  театральных  представлений  в  Испании,  фило¬
софия  Паскаля,  католическая  строгость  нравов  в  Баварии,  указы
против  роскоши  —  все  это,  по  его  мнению,  лишь  разные  формы
выражения  одной  сущности:  негодования  на  обременительную  для
страны  стоимость  государства  и  государственного  аппарата.  В  раз¬
ных  странах  это  движение  осложнялось  местными  особенностями:
например,  наличие  во  Франции  налоговых  привилегий  у  имущих
классов  приводило  к  тому,  что  жертвой  налоговых  тягот  оказы¬
валось  главным  образом  крестьянство  —  оно  и  восставало.  В  Ан¬
глии  налоги  ложились  на  всех,  поэтому  в  революции  участвовала
вся  страна  и  т.  д.
 Тревор-Ропер  уделяет  много  внимания  источникам:  различным
трактатам,  требованиям  кортесов  и  т.  д.15  Авторы  их,  по  его  мне¬
нию,  ставили  перед  собой  одну  цель  —  освобождение  от  тягот
централизации.  Достичь  этого  они  рекомендовали  путем  ликвида¬
ции  лишних  должностей  и  вообще  системы  продажности  и  наслед¬
ственности  должностей,  путем  сокращения  или  уничтожения  мало¬
выгодных  для  государства  косвенных  налогов  и  другими  аналогич¬
ными  мерами.
 В  течение  1620—1630-х  годов  (отметим  эти  даты!)  росли  про¬
тиворечия  между  правительством  и  обществом,  развивалась
«революционная  ситуация».  Однако  последняя  далеко  не  всегда
ведет  к  революции.  Общество  представляет  собой  органическое
 15  В  число  этих  источников  попадает  и  «Политическое  завещание»  Ришелье,
которое  Тревор-Ропер  датирует  1629—началом  1630-х  годов,  что  не  соответ¬
ствует  действительности.
 96

целое  и  притом  более  устойчивое,  чем  полагают  некоторые  патоло¬
гоанатомы  (morbid  anatomists),  под  которыми  автор,  очевидно,  ра¬
зумеет  марксистов.  Границы  между  противоположными  классами
всегда  оказываются  стертыми  (confused)  в  итоге  сложного  перепле¬
тения  интересов  этих  классов;  примером  автору  служит  взаимо¬
проникновение  буржуазии  и  чиновничества,  парализовавшее  дейст¬
вия  испанских  кортесов,  французских  парламентов  и  отчасти  даже
английского  парламента.  Чтобы  революционная  ситуация  могла
привести  к  революции,  должна  была  произойти  целая  серия  поли¬
тических  событий  и  политических  ошибок.  Их  своеобразие  до  из¬
вестной  степени  объясняет  и  различие  в  течении  революций  в  от-
ухельных  странах.16
 Тревор-Ропер  полагает,  что  наилучшим  способом  изучения  про¬
цесса  перерастания  революционной  ситуации  в  революцию
является  изучение  способов,  помогающих  избежать  революции.17
Поэтому  он  и  переходит  к  перечислению  реформ,  которые  не
только  могли  спасти,  но  и  спасли  во  многих  случаях  ту  или  иную
страну  от  победы  революции.  Реформы  эти  состояли:  1)  в  уничто¬
жении  паразитической  части  бюрократии,  2)  в  приспособлении
другой,  работающей  ее  части  к  экономическим  возможностям
страны.
 Первую  реформу,  носившую  административный  характер,
можно  было  реализовать  вполне  мирным  путем,  хотя  она  и  заде¬
вала  интересы  пусть  паразитического,  но  живого  и  могущественного
класса.  Вторая  реформа,  по  своей  сути  экономическая,  была  осу¬
ществлена  путем  меркантилизма,  т.  е.  старой  испытанной  политики
средневековых  городов,  расширенной  до  национальных  масштабов.
 Город-государство  обладал  точным  и  здравым  пониманием  своих
интересов  и  возможностей.  Он  контролировал  цены  и  заработную
плату,  лимитировал  импорт  в  интересах  собственного  производ¬
ства,  покровительствовал  торговле  и  кораблестроению,  тратил
деньги  не  на  грабительские  войны,  а  на  завоевание  рынков  и  на
нужды  экономики.  Эту  уже  забытую  в  XVII  в.  мудрость  вспом¬
нили  и  попробовали  применить  в  национальном  масштабе  с  учетом
изменившейся  обстановки.  Меркантилисты  возродили  экономиче¬
скую  политику  городов;  кроме  того,  они  пытались  реформировать
финансы  и  привести  к  норме  государственный  и  церковный  аппа¬
рат.  Они  требовали  расширения  начального  и  профессионального
образования,  ибо  обученные  рабочие  более  нужны  стране,  чем  чи¬
новники  и  попы.
 Пути  проведения  в  различных  странах  этих  реформ,  т.  е.  уни¬
чтожение  дорогостоящего  государственного  и  церковного  аппарата
 16  Н.  R.  Trevor-Roper,  ук.  соч.,  стр.  50,  51.
 17  Там  же,  стр.  52.
 7  А.  Д.  Люблинская
 97

и  приспособление  меркантилизма  к  новым  условиям,  объясняют,  по
мнению  Тревор-Ропера,  национальные  особенности,  которые  при¬
нял  политический  кризис  в  каждой  из  европейских  стран.
 В  Испании  Тревор-Ропер  констатирует  многочисленные  по¬
пытки  Оливареса  и  Филиппа  IV  реформировать  бюрократический
аппарат  и  уничтожить  лишние  должности.  Однако  реформы  не
имели  успеха,  главным  образом  из-за  войны,  требовавшей  огром¬
ных  денежных  средств  и  истощавшей  страну.  В  Кастилии  уже  не
существовало  институтов,  способных  выразить  протест  против
чрезмерно  разросшегося  аппарата,  так  как  средний  класс  (т.  е.
буржуазия)  был  слаб  и  засорен  чиновниками,  старые  кортесы
исчезли  еще  в  XVI  в.,  а  новые  представляли  собой  чисто  аристо¬
кратическое  учреждение.  Поэтому  восстания  разразились  не  в  Ка¬
стилии,  а  в  Каталонии  и  Португалии,  еще  сохранивших  свои  ста¬
рые  органы.  Португалии  удалось  восстановить  свою  независимость.
Восстание  в  Каталонии  было  подавлено,  и  в  итоге  мертвая  тяжесть
нереформированной  государственной  системы  сокрушила  силы
всей  испанской  нации.  Старый  порядок  (ancien  regime)  остался  и  лег
тяжким  бременем  на  обедневшую  страну.18
 В  Нидерландах  бургундский  «ренессансный  двор»  был  уничто¬
жен  еще  в  XVI  в.  в  ходе  восстания,  хотя  оно  и  не  было  прямо  на¬
правлено  против  двора.  Поэтому  в  XVII  в.  там  не  сложилось  ре¬
волюционной  ситуации,  общество  было  здорово  и  аппарат  очи¬
щен.  Кризисы  1618,  1649  и  1672  гг.  имели  чисто  политический
характер  и  были  аналогичны  кризисам  1640  и  1688  гг.  в  Англии.
Экономические  реформы  осуществлялись  в  Голландии  не  в  силу
того,  что  в  XVI  в.  произошла  буржуазная  революция,19  а  потому
что  правительство  добилось  рационального  соединения  старой  го¬
родской  экономической  политики  с  морской  торговлей.  Амстердам
стал  новой  Венецией.20
 Наиболее  интересный  и  важный  пример  представляет  собой
Франция.  Как  экономический  кризис,  так  и  революция
(Фронда)—хотя  она  не  приняла  большого  размаха  —  были  пре¬
одолены  монархией,  упрочившей  свое  существование  еще  на  пол¬
тора  столетия.  Правительство  применило  меркантилистскую  поли¬
тику  и  поэтому,  несмотря  на  провал  «буржуазной»  революции  (речь
идет  о  Фронде),  промышленность,  торговля  и  наука  процветали  при
Кольбере  не  меньше,  чем  в  Англии,  пережившей  якобы  успешную
«буржуазную»  революцию.  Причина  заключалась  в  том,  что  кри¬
зис  во  Франции  был  вызван  не  формой  государственного  правле¬
 1S  Там  же,  стр.  54,  61.
 19  Тревор-Ропер  ссылается  при  этом  на  Добба  и  Хобсбома,  подчеркиваю¬
щих  феодальный  характер  голландской  экономики  в  XVII  в.  (Н.  R.  Т  г  е  v  о  -
Roper,  ук.  соч.,  стр.  55,  прим.  24).
 20  Н.  R.  Т  г  е  v  о  г  -  R  о  р  е  г,  ук.  соч.,  стр.  55,  56.
 98

ния,  а  злоупотреблениями,  которые  вполне  могли  быть  устранены
правительственными  реформами,  подготовлявшимися  и  частично
осуществленными  еще  при  Генрихе  IV  (введение  в  1604  г.  по-
летты)  и  Ришелье  (реформа  королевского  двора).  Французское
правительство  располагало  пережившим  оздоровительную  реформу
аппаратом,  армией  и  значительными  денежными  средствами,  по¬
ступавшими  не  от  политически  активного  джентри  (как  в  Англии),
а  от  разрозненного  и  лишенного  всякого  представительства  (inarti¬
culate)  крестьянства.  Надо  еще  учесть  политический  гений  Ри¬
шелье  и  гибкость  Мазарини.  Поэтому  при  ученике  Ришелье,  Коль¬
бере,  государство  смогло  рационально  проводить  укреплявшую  его
меркантилистскую  политику.21
 Иным  было  положение  в  Англии.  Правительство  не  имело  там
такой  политической  власти,  как  во  Франции  и  Испании,  а  налоги
падали  на  влиятельное  в  графствах  и  в  парламенте  джентри.  Ко¬
роли  и  их  ближайшие  советники,  особенно  Карл  I  и  Бёкингэм,  не
имели  никаких  политических  талантов  и  вместе  со  всем  своим  «ре¬
нессансным  двором»  противились  любым  попыткам  реформ,  за¬
думанных  Солсбери,  Фрэнсисом  Бэконом,  Страффордом,  Лодом  и
другими.  Поэтому  к  1640  г.  английский  двор  оставался  переформи¬
рованным.  Но  в  экономическом  отношении  Англия  далеко  обо¬
гнала  Испанию.  Стюарты  вели  меркантилистскую  политику,  по¬
кровительствовали  промышленности  и  мореплаванию,  обеспечили
внешний  мир.  Они  взрастили  капитализм,  достигший  при  них  не¬
виданного  ранее  расцвета.  К  сожалению,  его  развитие  «повлекло
за  собой  разъединение  и  потребовало  жертв»  (entailed  dislocation,
claimed  victims);  когда  разразился  политический  кризис,  ослабев¬
шая  структура  правительства  не  смогла  выдержать  напора  мятеж¬
ных  сил,  вызванных  кризисом.
 Характерно,  что  лидеры  Долгого  Парламента  не  собирались
изменять  экономическую  политику  Стюартов;  они  стремились
лишь  к  задуманной  еще  Солсбери  реформе  администрации.  Мо¬
нархия  сама  по  себе  не  являлась  препятствием  для  успешного  раз¬
вития  страны.  Дело  было  в  королях:  если  бы  Яков  I  и  Карл  I  об¬
ладали  умом  Елизаветы  или  пассивностью  Людовика  XIII,  англий¬
ский  старый  порядок  приспособился  бы  в  XVII  в.  к  новым
условиям  столь  же  мирно,  как  это  произошло  в  Англии  в  XIX  в.
Но  короли  упорно  защищали  свой  «ренессансный  двор»,  и  он  ока¬
зался  сокрушенным.  Однако  удар  был  нанесен  не  буржуазной  или
«меркантилистской»  революциями,  ибо  ни  буржуазия,  ни  меркан¬
тилисты  не  были  врагами  двора.  Победила  иная  сила  —  страна
(country),  т.  е.  противостоявшее  двору  неполитическое  объединение
людей,  восставших  против  излишнего,  отяготительного  и  паразити¬
ческого,  бюрократического  аппарата.  Но  в  конечном  счете  им  пришт
 21  Там  же,  стр.  56,  57.
 7*

лось  уступить  место  восстановленной  старой  династии,  которая
продолжала  проводить  прежнюю  меркантилистскую  политику,  но
не  возродила  прежних  злоупотреблений;  «ренессансный  двор»
в  Англии  перестал  существовать.22
 Итак,  заключает  Тревор-Ропер,  во  всех  рассмотренных  странах
революции  представляли  собой  кризис  политических  отношений
между  обществом  и  государством.  Лишь  в  Испании  старый  поря¬
док  остался  неизменным,  и  это  привело  к  упадку  страны.  В  Голлан¬
дии,  Англии  и  Франции  кризис  закончил  собой  целую  эпоху.  Он
привел  к  освобождению  от  груза  излишне  тяжелой  надстройки
(a  top-heavy  superstructure)  и  возвращению  к  рациональной  мер¬
кантилистской  политике.  «Ренессансные  дворы»  были  настолько
роскошны,  что  могли  процветать  лишь  в  эпоху  общего  подъема;
начавшийся  упадок  их  подкосил.  В  этом  смысле  экономическая  де¬
прессия  1620-х  годов  не  менее  важна,  чем  депрессия  1929  г.:  в  обоих
случаях  временный  экономический  упадок  вызвал  прочные  поли¬
тические  изменения.
 Тревор-Ропер  подчеркивает,  что  все  правительства  понимали,
что  наступила  кризисная  обстановка,  и  все  они  пытались  найти  из
нее  выход.  Проведенные  в  Голландии  и  Франции  реформы  способ¬
ствовали  ограничению  размаха  революций,  в  Англии  же  все  по¬
пытки  реформ  наткнулись  на  сопротивление  бесталанных  Стюартов
и  безответственного  Бёкингэма.  Поэтому  «шторм  свирепствовал  там
наиболее  грозно  и  унес  с  собой  наиболее  косный  двор».23
 Мы  уже  отмечали,  что  выдвинутые  против  теории  Тревор-Ро¬
пера  возражения  очень  показательны  для  современной  зарубеж¬
ной  историографии.24  Поэтому  прежде  чем  перейти  к  ее  критике,
мы  разберем  появившиеся  в  печати  ответы  на  статью  Тревор-
Ропера.
 Нетрудно  заметить,  что  наиболее  уязвимым  местом  рассмотрен¬
ной  теории  является  интерпретация  фактического  материала,  до¬
ходящая  порой  до  крайних  натяжек.  Она  и  вызвала  наибольшее
число  возражений.
 Мунье  показывает  полное  расхождение  теории  Тревор-Ропера
с  историей  Франции  первой  половины  XVII  в.25  Надо  подчеркнуть,
что  пример  Франции  имеет  для  Тревор-Ропера  особую  важность,
так  как  на  нем  он  показывает  целесообразность  реформ,  способных
смягчить  удар  революции  и  способствовать  ее  провалу.  Указывая
на  свой  приоритет  по  части  концепции  также  и  политического  кри¬
 22  Там  же,  стр.  57—61.
 23  Там  же,  стр.  61,  62.
 24  Следует  отметить,  что  замечания  оппонентов  между  собой  не  связаны
и  частично  повторяют  друг  друга.
 25  Trevor-Roper’s  «General  crisis»—contribution  to  symposium.  Past  and  Pre¬
sent,  N°  18,  1960,  стр.  18—25.  —  Поскольку  в  гл.  I  подробно  разобраны  взгляды
Мунье,  мы  ограничимся  отдельными  замечаниями.
 100

зиса  в  Европе  в  XVII  в.,26  Мунье  тем  не  менее  разбивает  конструк¬
цию  Тревор-Ропера  в  отношении  Фронды.
 Народные  восстания  первой  половины  XVII  в.  и  Фронда  вовсе
не  были  восстаниями  против  двора  и  бюрократического  аппарата.
Собственники  должностей,  т.  е.  члены  этого  аппарата,  сами  были
в  числе  восставших  и  играли  во  Фронде  очень  важную  роль.  Сель¬
ские  сеньоры,  королевские  чиновники  и  городские  должностные
лица  толкали  крестьян  и  городской  плебс  на  восстания  против  пра¬
вительства.  В  большинстве  случаев  расстановка  сил  во  Франции
была  такова,  что  «угнетающий»,  по  выражению  Тревор-Ропера,  го¬
сударственный  аппарат,  наоборот,  считал  себя  «угнетенным»  и  тя¬
нул  за  собой  те  социальные  группы,  на  которые  имел  влияние.27
Следовательно,  тезис  Тревор-Ропера  о  восстании  страны  против
двора  и  аппарата  не  подтверждается  на  примере  Франции.
 г  Причину  возмущения  чиновничества  Мунье  видит  в  том,  что
оно  было  ущемлено  правительством  в  своих  материальных  и  поли¬
тических  интересах.  Интенданты  отобрали  от  местных  учреждений
полноту  власти,  чиновничество  было  обложено  высокими  поборами,
жалованье  сокращалось.  Эти  факты  тоже  противоречат  теории
Т  ревор-Ропера.
 Французское  чиновничество  было  в  социальном  отношении  не¬
однородно  и  материальное  его  положение  было  различным.  Основ¬
ная  масса  (средние  и  низшие  чиновники)  жила  скромно  и  не  под¬
ражала  ни  старшим  собратьям,  ни  тем  более  государю.  Доходы
высшего  чиновничества  слагались  главным  образом  из  поступлений
земельной  ренты,  так  как  владельцы  должностей  были  вместе  с  тем
и  феодальными  сеньорами.  Их  жалованье,  а  также  богатство  при¬
дворных  не  могли  потрясти  государственный  бюджет28  или  об¬
щество  уже  в  силу  того,  что  в  первой  половине  XVII  в.  двор  по¬
глощал  лишь  небольшую  часть  государственных  доходов.  Наиболь¬
шие  расходы  ложились  на  армию,  т.  е.  на  оплату,  снабжение  и
расквартирование  войск.  Конечно,  можно  считать,  что  расходы  на
армию  и  долгие  войны  есть  расточительство  пышного  двора,  но
 26  Напомним,  что  первое  издание  книги  Мунье  вышло  в  1953  г.  и  о  кри¬
зисе  Мунье  писал  также  в  более  ранних  статьях.  Об  этих  трудах  Тревор-Ропер
не  упомянул  ни  разу.
 27  Выше  мы  говорили  о  своем  несогласии  с  выводом  Мунье  относительно
ведущей  роли  дворян  и  чиновников  в  народных  восстаниях  XVII  в.  (см.
стр.  27).  Но  в  этом  случае  надо  подчеркнуть,  что  в  полемике  с  Тревор-Ропе¬
ром  Мунье  правильно  зачисляет  (для  данного  периода)  чиновничество  в  ряды
политических  противников  абсолютизма.
 28  Эти  соображения  Мунье  представляются  в  основном  правильными.  Од¬
нако  при  этом  он  словно  забывает  о  том  существенном  выводе,  который  сам
сделал  на  основе  большого  фактического  материала  —  о  продажности  должно¬
стей  как  форме  государственного  долга.  Поборы  с  аппарата  означали  возра¬
стание  государственного  долга,  а  уплата  процентов  по  нему  ложилась  в  виде
налогов  на  народные  массы.  Следовательно,  в  конечном  счете  за  аппарат  рас¬
плачивался  народ.
 101

тогда  необходимо  сперва  доказать,  что  война  велась  не  в  интере¬
сах  нации  в  целом,  что  трудно  сделать.  Итак,  и  по  этим  пунктам
теория  Тревор-Ропера  не  выдерживает  критики.
 Расстановка  социальных  сил  в  восстаниях  1620—1640  гг.  пока¬
зывает,  что  они  были  направлены  не  против  двора  и  аппарата,
а  против  специальных  комиссаров,  посланных  правительством,  при¬
чем  сами  эти  комиссары  (интенданты)  происходили  из  той  же
высшей  чиновничьей  среды.  Эту  борьбу  можно  охарактеризовать
скорее  как  столкновение  чиновничества  с  двором,  а  не  как  столкно¬
вение  страны  с  двором  и  его  бюрократией.  Иными  словами,  тезис
Тревор-Ропера  о  дворе  и  аппарате  как  объекте  нападения  со  сто¬
роны  всей  страны  на  материале  Франции  Мунье  опровергает.211
 Во  Франции  наиболее  опасные  для  правительства  восстания
происходили  при  самом  дворе.  Принцы  крови  и  феодальная  знать
хотели  приспособить  монархию  к  своим  интересам,  придать  ей  ари¬
стократический  характер,  вернуть  Францию  к  порядкам  эпохи
Гуго  Капета.  Провинции  тяготились  возраставшим  подчинением  и
стремились  вернуться  к  независимости.  Борьба  знати  и  провинций
с  Королевским  Советом  была  борьбой  феодальных  сил  с  силами
прогресса.30
 Тезис  Тревор-Ропера  о  меркантилизме  как  способе  приспособ¬
ления  ресурсов  страны  к  тяготам  централизации  Мунье  считает
недоказанным.31  Меркантилизм  государственный  зародился  еще
при  Людовике  XI  и  с  тех  пор  непрерывно  развивался.  Лаффема,
Ришелье  и  Кольбер  видели  в  нем  средство  для  упрочения  фран¬
цузской  гегемонии  во  внешней  политике  (что  было  особенно
важно  в  период  экономического  упадка)  и  не  связывали  его  более
 и 	ОО
 тесно  с  задачами  внутренней  политики.
 Революционная  попытка  (Фронда)  не  составляет  в  истории
Франции  никакого  водораздела:  как  до  нее,  так  и  после  полити¬
ческие  и  социальные  проблемы  остались  теми  же.  Процесс  со¬
циальных  изменений  начался  лишь  в  конце  XVII  в.,  но  он  не  был
связан  с  событиями  середины  столетия.33
 Мунье  считает  необходимым  расширить  понятие  кризиса  и
подчеркнуть  роль  эпидемий,  голодовок  и  т.  п.  в  развертывании
 29  Выше  мы  имели  случай  полемизировать  с  этим  взглядом  Мунье  на  ха¬
рактер  восстаний  во  Франции  в  XVII  в.  Мы  надеемся  еще  вернуться  к  данной
теме.
 30  С  этим  выводом  Мунье  нельзя  не  согласиться,  хотя  мы  и  не  считаем
знать  наиболее  опасным  противником  правительства  в  1630—1640-х  годах.
После  провала  восстания  Монморанси  в  1632  г.  и  до  «Фронды  принцев»  знать
оставалась  на  заднем  плане.
 31  Напомним,  что  Мунье  видит  в  меркантилистской  политике  француз¬
ского  правительства  основной  способ  преодоления  экономического  кризиса,  т.  е.
по  сути  его  взгляд  довольно  близок  к  мнению  Тревор-Ропера.
 32  См.  выше  (стр.  37)  наши  соображения  о  меркантилизме.
 33  В  этой  датировке  подъема  промышленной  буржуазии  Мунье  вполне  прав.
 102

экономического  упадка,  ибо  число  восстаний  росло  параллельно
росту  налогов,  нужды,  цен.  Он  указывает  также  на  кризис  в  об¬
ласти  идеологии  и  культуры,  считая  его  связанным  с  политиче¬
скими  событиями.
 В  целом  он  считает  правильной  лишь  саму  постановку  про¬
блемы  кризиса  политических  отношений  общества  с  государством.
Попытка  же  решения  проблемы  построена  Тревор-Ропером  на  не¬
достаточном  анализе  материала.  Восстания  и  революции  XVII  в.
все  еще  нуждаются  в  тщательном  и  разностороннем  изучении.34
 К  схожим  выводам  приходит,  оперируя  преимущественно  на
материале  истории  Испании,  профессор  Кембриджского  универси¬
тета  Эллиот.35  Он  указывает,  что,  очевидно,  сама  идея  о  борьбе
страны  с  расточительным  двором  и  аппаратом  подсказана  Тревор-
Роперу  английской  историей.  Ее  нельзя  распространить  на
страны  континента,  в  частности  на  Каталонию  и  Португалию,  по
следующим  причинам.  Для  доказательства,  что  именно  двор  и  ап¬
парат  непроизводительно  поглощали  государственные  доходы,
надо  привести  соответствующие  данные.  Хотя  их  мало,  они  сви¬
детельствуют  как  раз  против  теории  Тревор-Ропера.  В  Испании
даже  в  мирном  16U8  г.  при  бюджете  в  7  млн  дукатов  на  двор  и
жалованье  чиновникам  было  истрачено  лишь  1.5  млн,  на  армию
и  флот  —  4  млн.  Продажность  должностей  была  в  Испании  раз¬
вита  меньше,  чем  во  Франции,  государственный  долг  существо¬
вал  главным  образом  в  форме  рент.  Поэтому  проблему  отвлечения
средств  в  непроизводительную  сферу  надо  рассматривать  под
углом  зрения  растущих  трудностей  в  развитии  кастильской  про¬
мышленности  и  торговли.  Бесспорно,  что  на  страну  ложились  тя¬
готы  содержания  бюрократического  аппарата,  но  не  меньшими
были  тяготы,  вызванные  войной  (депопуляция  кастильских  дере¬
вень  от  вербовки  солдат,  военные  постои  и  т.  д.).  Тем  не  менее
в  Кастилии  восстаний  не  было.
 Тревор-Ропер  считает,  что  причиной  тому  было  отсутствие
в  Кастилии  действенных  представительных  органов,  в  то  время
 34  Мунье  предлагает  начать  разработку  данной  проблемы  в  международном
плане;  сам  он  намеревается  осуществлять  это  в  рамках  деятельности  основанной
при  Сорбонне  и  руководимой  им  комиссии  «Centre  de  recherche  sur  la  civilisation
de  l’Europe  moderne»  (cm.:  Past  and  Present,  №  18,  стр.  25).  Недавно  опубли¬
кован  составленный  им  подробнейший  список  тем  и  вопросов  для  исследовате¬
лей  (R.  М  о  u  s  n  i  е  г.  Recherches  sur  les  soulevements  populaires  en  France  de
1483  a  1787.  ReVue  du  Nord,  №  174,  avril-juin  1962,  стр.  281—290).  Этот  во¬
просник  из  53  пунктов  распадается  на  5  разделов:  1)  историография  и  источни¬
коведение,  2)  социальная,  экономическая  и  моральная  обстановка  восстаний,
3)  ход  восстаний,  4)  их  классификация,  5)  их  последствия  (экономические,
социальные,  моральные  и  т.  д.).
 35  Trevor-Roper’s  «General  crisis»...,  стр.  25—30;  см.  также  его  статью
(The  decline  of  Spain.  Past  and  Present,  №  20,  1961)  и  большое  исследование
Эллиота  (Imperial  Spain  1469—1716.  London,  1964).
 103

как  Португалия  и  Каталония  ими  обладали.  На  деле  разница  за¬
ключалась  в  том,  что  ни  Каталония,  ни  Португалия  не  страдали
от  тяжести  государственного  аппарата;  они  не  оплачивали  ка¬
стильский  двор  и  чиновничество.  По  сравнению  с  Кастилией  они
вообще  платили  очень  мало,  не  обеспечивая  даже  своей  собствен¬
ной  обороны.  За  весь  период  с  1599  по  1640  г.  правительство  по¬
лучило  от  каталонских  кортесов  сумму  в  миллион  дукатов  и  неко¬
торые  незначительные  поборы  (что  не  покрывало  даже  стоимости
скромного  по  размерам  штата  вице-короля),  в  то  время  как
в  те  же  годы  Кастилия  ежегодно  уплачивала  более  6  млн  дука¬
тов.  В  Каталонии  не  было  продажности  должностей,  паразитиче¬
ская  бюрократия  отсутствовала.
 Иными  словами,  революции  произошли  как  раз  в  тех  странах
Пиренейского  полуострова,  у  которых  вообще  не  было  тех  причин
для  протеста,  которые  подчеркнуты  Тревор-Ропером.  Действитель¬
ная  причина  революций  заключалась  в  том,  что  реформы  Олива¬
реса  имели  целью  изыскать  средства  на  войну,  а  не  сократить
пышность  двора,  пенсии,  должности  и  т.  п.  После  начала  войны
в  1621  г.  расходы  на  армию  сразу  подскочили  более  чем  в  два
раза  (не  считая  расходов  на  флот),  а  ведь  это  было  только  на¬
чало.  В  дальнейшем  испанская  армия  выросла  вдвое  по  сравнению
с  армией,  которой  располагал  Филипп  II.  Возросшие  масштабы
войны  поставили  перед  правительством  проблемы  соответственного
масштаба;  поэтому  реформы  Оливареса  диктовались  нуждами
войны,  потребовавшими  радикальной  реорганизации  фискальной
системы  в  Испании.  Возросшая  потребность  в  деньгах  вовлекла
испанское  правительство  в  конфликт  с  Португалией  и  Каталонией,
•юторые  восстали  отнюдь  не  против  бюрократического  аппарата,
но  против  увеличенных  расходов  на  войну,  против  возрастающей
эксплуатации  Кастилией  их  ресурсов.
 С  аналогичной  и  очень  трудной  задачей  извлечения  денежных
средств  из  малообложенных  провинций  столкнулись  и  другие  пра¬
вительства.  Ришелье  добился  в  этом  большего  успеха,  чем  Олива¬
рес,  но  в  их  деятельности  много  общих  черт.  Оба  пришли  к  власти
с  наилучшими  проектами  реформ,  однако  война  заставила  отка¬
заться  от  них.  Оба  были  вынуждены  увеличить  налоговый  гнет  и
тем  самым  невольно  ускоряли  революцию.  Главное  заключается
в  том,  что  их  попытки  реформы  в  1620-х  годах  отнюдь  не  имели
целью  устранить  революцию.  Наоборот,  реально  проведенные  и
вызванные  войной  реформы  1630—1640-х  годов  привели  прави¬
тельство  к  конфликту  с  теми,  кто  до  той  поры  пользовался  осо¬
быми  вольностями  и  налоговыми  привилегиями,  т.  е.  эти  реформы
как  раз  и  приблизили  революцию.  Ключ  к  пониманию  револю¬
ционной  ситуации  1640-х  годов  надо  искать  в  решении  испанского
и  французского  правительств  установить  полный  контроль  над
всеми  частями  государства,  хотя  для  такого  рода  подчинения  оба
 104

правительства  еще  не  обладали  ни  административными  сред¬
ствами,  ни  фискальными  ресурсами.  Само  же  это  решение  было
продиктовано  властными  и  не  терпевшими  отлагательства  требо¬
ваниями  войны.
 Аргументация  Эллиота  очень  интересна.  Он  убедительно  пока¬
зывает,  что  концепция  Тревор-Ропера  неприменима  также  и  для
Пиренейского  полуострова.  Вслед  за  Фрондой  из  состава  перечис¬
ленных  революций  XVII  в.,  рассматриваемых  как  протест  обще¬
ства  против  стоимости  бюрократического  аппарата,  выбыли  также
португальская  и  каталонская.36  Характер  их  оказался  иным.  До¬
воды  Эллиота  в  этом  плане  не  вызывают  возражений,  равно  как
и  его  сравнение  политики  Оливареса  с  действиями  Ришелье.  Хотя
генеральная  линия  налоговой  политики  Ришелье  изучена  еще  да¬
леко  недостаточно,  все  же  представляется  несомненным,  что  он
пытался  —  не  всегда  успешно  —  унифицировать  налоговую  систему
и  обложить  привилегированные  провинции  (как  правило,  окраин¬
ные  и  присоединенные  сравнительно  недавно,  не  ранее  XV  в.)
пропорционально  размерам  и  их  роли  в  национальном  государ¬
стве.  Многие  восстания  были  вызваны  именно  этими  мерами.  Но
проводя  сравнение  Испании  с  Францией  и  делая  столь  решитель¬
ный  акцент  на  требования  войны  (с  чем  также  надо  согласиться),
Эллиот  обходит  молчанием  одно  очень  важное  обстоятельство.
Португалия  и  Каталония  занимали  в  системе  испанской  монархии
особое  место,  и  их  нельзя  в  этом  отношении  сравнивать  с  фран¬
цузскими  окраинными  провинциями.  Португалия  имела  за  собой
века  независимого  государственного  существования,  базировавше¬
гося  на  солидных  территориальных,  этнических,  языковых  и  дру¬
гих  устоях.  Ее  включение  в  состав  испанской  монархии  в  1581  г.
не  имело  под  собой  прочных  оснований,  поэтому  оно  и  было  лик¬
видировано;  в  1640  г.  Португалия  вновь  обрела  государственный
суверенитет,  непоколебленный  и  в  наши  дни.  Восстание  в  Катало¬
нии  носило  ярко  выраженный  сепаратистский  характер,  обуслов¬
ленный  предшествующей  историей  этой  крупной  области  и  сохра¬
нившийся  частично  до  наших  дней  (достаточно  вспомнить
сепаратистские  тенденции  Каталонии  в  1930-х  годах).  По  своему
социальному  составу  и  движущим  силам  оно  было  очень  сложным
и  не  поддается  столь  упрощенному  объяснению,  которое  дает
Эллиот.  Победа  правительства  была  обусловлена  многими  момен¬
тами,  главный  из  которых  заключался,  по  нашему  мнению,  в  том,
что  в  системе  национального  государства  уже  в  XVII  в.  (и,  разу¬
меется,  еще  менее  в  XX  в.)  не  существовало  достаточных  условий
для  государственной  автономии  областей,  имевших  в  прошлом
 36  В  перечне  революций  в  начале  статьи  Тревор-Ропер  приводит  еще  вос¬
стание  в  Андалусии  в  1641  г.  и  восстание  в  Неаполе  в  1647—1648  гг.,  но
в  дальнейшем  не  говорит  о  них  ни  слова.
 105

лишь  областную  автономию.37  Протекторат  Франции  над  Катало¬
нией  мог  быть  лишь  призрачным  (на  что  и  рассчитывали  сепара-
тистско  настроенные  города  и  дворяне),  но  именно  поэтому  он  не
представлял  для  французского  правительства  существенного  и
длительного  интереса,  и  оно  использовало  каталонское  восстание
лишь  в  той  мере,  в  какой  это  ему  было  нужно  и  выгодно  во  время
войны.  Таким  образом,  восстания  в  Португалии  и  в  Каталонии
представляют  собой  в  своей  основе  разные  явления,  вытекающие
из  особенностей  процесса  складывания  и  развития  национальных
государств  Пиренейского  полуострова.  В  этом  плане  успех  восста¬
ния  в  Португалии  столь  же  закономерен,  как  и  поражение  восстания
в  Каталонии.
 Применительно  к  Англии  концепция  Тревор-Ропера  под¬
верглась  критике  со  стороны  профессора  Оксфордского  универси¬
тета  Стона.38  Он  считает,  что  главная  беда  английского  прави¬
тельства  заключалась  не  в  том,  что  аппарат  был  велик;  наоборот,
он  был  слишком  мал.  Постоянная  армия  отсутствовала,  в  граф¬
ствах  не  было  оплачиваемых  чиновников,  а  немногочисленный
центральный  аппарат  оплачивался  плохо.  Расточительность  двора
имела  ту  особенность,  что  большинство  даров,  пенсий,  монополий
и  т.  д.  попадало  лишь  немногочисленным  пэрам.  Общая  сумма  на¬
логов  была  значительно  меньше,  чем  во  Франции  и  Испании;  на¬
пример,  в  1628  г.  одна  Нормандия  платила  столько  же,  сколько
вся  Англия.  После  смерти  Бёкингэма  расточительность  двора
была  сильно  ограничена,  так  что  если  именно  она  была  причиной
негодования  страны,  то  революция  должна  была  бы  разразиться
уже  в  1620-х,  а  не  в  1640-х  годах.  Рост  недовольства  в  среде
джентри  был  вызван,  по  мнению  Стона,  тем,  что  правительство
стало  энергично  донимать  их  штрафами  за  огораживания  и  тре¬
бовать  с  них  более  высокую,  чем  раньше,  плату  на  содержание
менее  расточительного  аппарата.  Крушение  правительства  объяс¬
няется  его  моральной  изоляцией,  экономической  вредностью,
финансовой  обременительностью.  У  него  не  было  ресурсов  для  ус¬
пешной  борьбы.  Административная  структура  английского  двора
была  слаба,  поэтому  он  и  погиб.
 Хотя  и  ограниченная  по  своему  характеру,  аргументация
Стона  опирается  все  же  на  такие  бесспорные  факты,  что  в  своем
ответе  Тревор-Ропер  был  вынужден  признать  ее  правильность.39
 37  В  эти  понятия  мы  вкладываем  всю  полноту  социально-экономической  и
политической  истории  отдельных  областей  (а  не  только  историю  территорий),
сливающихся  постепенно  в  системе  национальной  государственной  общности.
 38  Trevor-Roper’s  «General  crisis».  .  .,  стр.  31—33;  см.  другие  его  статьи,
в  частности  статью  о  социальной  структуре  английского  общества  XVI--
XVII  вв.  (L.  Stone.  The  inflation  of  honours,  1558—1641.  Past  and  Present,
No  14,  1958).
 39  Trevor-Roper’s  «General  crisis».  .  .,  стр.  38.
 106

Но  надо  отметить,  что,  перенося  центр  тяжести  главным  образом
на  джентри,  Стон  вообще  не  касается  основных  причин  англий¬
ской  революции.
 Замечания  Хобсбома  также  касаются  Англии,  но,  к  сожале¬
нию,  они  слишком  кратки.40  Хобсбом  подчеркивает,  что  его  согла¬
сие  с  Тревор-Ропером  состоит  лишь  в  том,  что  оба  они  считают
причиной  английской  революции  кризис  старого  порядка.  Далее
их  оценки  расходятся.  Тревор-Ропер  утверждает,  что  развитие  ка¬
питализма  могло  совершиться  и  без  революции,  мирным  путем.
Хобсбом  метко  нащупывает  самое  уязвимое  место  в  аргументации
Тревор-Ропера,  считающего,  что  многие  экономические  реформы
не  могли  быть  реализованы  при  Якове  I  и  Карле  I  лишь  вслед¬
ствие  сопротивления  со  стороны  двора.  Молчаливо  отбрасывая
мотивировку  этого  сопротивления  бесталанностью  королей,
Хобсбом  совершенно  правильно  объясняет  провал  реформ  невоз¬
можностью  их  осуществления  в  условиях  старого  порядка.  Именно
поэтому-то  и  понадобилось  уничтожение  последнего,  и  тогда,  т.  е.
после  революции,  сложилась  совсем  иная  ситуация.  Поэтому
Хобсбом  считает,  что  этот  поворот  случился  не  просто  после  ре¬
волюции,  но  благодаря  ей.  Тревор-Ропер  хочет  доказать,  что,  не
будь  бесталанных  королей,  внутренние  реформы  старого  порядка
привели  бы  к  тому  же  результату;  однако  реальных  доказательств
у  него  нет.41
 Основной  вопрос,  интересующий  Хобсбома,  касается  подго¬
товки  условий  для  промышленного  переворота.  Под  этим  углом
зрения  он  и  рассматривал  в  своей  статье  экономический  кризис
XVII  в.,  обращая  главное  внимание  на  родину  этого  перево¬
рота—  Англию.  В  Голландии  феодальная  экономика  не  допустила
подобного  явления  (т.  е.  промышленного  переворота);42  во  Фран¬
ции  не  допустил  его  меркантилизм,  роль  и  масштабы  которого
преувеличены  Тревор-Ропером.
 По  поводу  стимулов,  двигавших  людьми,  участвовавшими  в  ре¬
волюции  (они  не  ставили  себе  сознательно  целей  развития  капи¬
 40  Там  же,  стр.  12—14.
 41  Точнее  было  бы  сказать,  что  пример  удачных  меркантилистских  реформ
Кольбера  Тревор-Ропер  хочет  использовать  для  доказательства  тезиса:  если
подобные  реформы  удались  во  Франции  после  неудачной  революции,  они  могли
бы  удасться  и  в  Англии  и  тем  самым  предупредить  удачную  революцию.  Не
говоря  уже  о  ненаучном  характере  поставленного  Тревор-Ропером  вопроса:
«как  можно  было  избежать  революции»  (что  отмечает  и  Хобсбом),  следует
подчеркнуть,  что  реформы  кольберовского  типа  были  уже  неспособны  удовле¬
творить  английскую  буржуазию  и  джентри  в  1640-х  годах.  Им  в  ту  пору
нужно  было  несравненно  больше,  чем  активный  протекционизм  со  стороны  пра¬
вительства.  Англия  во  время  революции  и  Франция  при  Кольбере  не  годятся
для  простого  сопоставления,  ибо  английский  капитализм  значительно  обогнал
французский.
 42  Нельзя  согласиться  с  мнением  Хобсбома  о  феодальной  экономике  Гол¬
ландии.  Голландская  мануфактура  была  очень  развита  в  XVII  в.
 707

тализма—довод,  ставший  прямо-таки  «классическим»  в  устах
реакционных  буржуазных  историков),  Хобсбом  замечает,  что  на¬
мерения  людей,  с  одной  стороны,  и  социально-экономические  ре¬
зультаты  их  действий  —  с  другой,  могут  не  совпадать.  Расходятся
они  и  в  данном  случае.  В  заключение  он  резонно  возражает  про¬
тив  приписывания  марксизму  взгляда,  будто  все  глубокие  со¬
циальные  перемены  обязательно  должны  независимо  от  условий
принимать  форму  насильственных  революций  классического  типа.
Сомневается  он  и  в  том,  чтобы  кто-либо  из  марксистов  придержи¬
вался  мнения,  будто  все  революции  XVII  в.  являются  буржуаз¬
ными,  капиталистическими  и  неудачными  во  всех  странах,  кроме
как  в  Англии.
 Надо  признать,  что  аргументация  Хобсбома  вполне  убеди¬
тельна  для  любого  историка,  достаточно  знакомого  с  экономиче¬
ской  историей  Англии  XVI—XVIII  вв.  Однако  она  была  отбро¬
шена  Тревор-Ропером  в  его  ответе,43  как  недоказательная.  Таким
образом,  полемика  между  марксистом  и  буржуазным  историком
свелась  к  требованию  доказательств.  Между  прочим,  это  лишний
раз  подчеркивает  насущную  необходимость  переводов  трудов  со¬
ветских  историков  по  истории  западноевропейских  стран  на  ино¬
странные  языки.
 Очень  интересно  выступление  профессора  Вашингтонского  уни¬
верситета  Хекстера.44  Он  считает  статью  Тревор-Ропера  показа¬
тельной  в  том  плане,  что  наконец-то  английский  историк  отва¬
жился  покинуть  родную  почву  отечественной  истории  и  занялся
событиями  на  континенте  не  только  в  связи  с  морскими  победами
Англии,  выгодными  для  нее  мирными  договорами  или  ее  мораль¬
ным  превосходством  над  прочими  европейскими  народами.  В  этом
отношении  вклад  Тревор-Ропера  особенно  нагляден  при  сопостав¬
лении  с  тем,  что  написано  английскими  историками  хотя  бы  за
последние  50  лет.  Традиционная  изолированная  позиция  англий¬
ской  историографии  и  созданный  ею  миф  о  первенствующем  зна¬
чении  развития  английского  «среднего  класса»  кажутся  американ¬
скому  историку  неоправданными,  и  он  приветствует  попытку
Тревор-Ропера  вырваться  на  простор  общеевропейской  истории.
Хвалит  он  его  и  за  отказ  от  старой  традиции,  связывавшей  кри¬
зис  середины  XVII  в.  лишь  -с  ростом  буржуазии.  Исследуя  эти
проблемы,  Тревор-Ропер  вкладывает  более  широкий  смысл  (но¬
вый  для  англичанина!)  в  такие  понятия,  как  меркантилизм,  пури¬
танизм,  двор,  страна  и  т.  д.  В  своем  полном  «европейском»
звучании  эти  понятия  должны  послужить  структурными  элемен¬
тами  при  дальнейшем  исследовании  истории  первых  столетий  ног
еого  времени  (т.  е.  XVI—XVII  вв.).
 43  Trevor-Roper’s  «General  crisis».  .  .,  стр.  40.
 44  Там  же,  стр.  14—18.
 708

Однако  рисуемая  Тревор-Ропером  картина  носит  столь  общий
характер,  что,  вместо  того  чтобы  разъяснять,  автор  гораздо
больше  затемняет,  не  говоря  уже  о  том,  что  он  просто  опускает
 4  5
 многое  из  того,  что  не  укладывается  в  его  концепцию.
 Хекстер  считает,  что  война,  внешняя  и  гражданская,  стоила
во  всех  странах  гораздо  доэоже,  чем  двор  и  бюрократия.  Чтобы
доказать  обратное,  Тревор-Ропер  должен  был  бы  привести  отсут¬
ствующие  в  его  статье  данные.  Хекстер  не  согласен  и  с  тем,  что
Реформация  и  религиозные  войны  XVI  в.  были  не  столь  суще¬
ственны,  как  революции  XVII  в.  Тревор-Ропер  аргументирует
свой  тезис  тем,  что  в  XVI  в.  эти  войны  не  принесли  глубоких
социальных  перемен,  но  за  этим  тезисом  кроется  мнение,  что  глу¬
бокий  смысл  вообще  присущ  только  социальным  движениям.  Оба
эти  положения  сомнительны.  Нельзя  в  XX  в.,  в  эпоху  атомной
физики,  считать  значительными  лишь  социальные  революции  и
скидывать  со  счетов  Реформацию,  разрушившую  прежнее  един¬
ство  западного  христианского  мира.  Реформация  уничтожила
монахов,  а  секуляризация  имела  значительные  социальные  послед¬
ствия.  Гражданские  войны  во  Франции  способствовали  упадку
дворянства.  По  мнению  Хекстера,  в  ходе  своих  рассуждений
Тревор-Ропер  незаметно  для  себя  изменяет  намеченной  им  пер¬
спективе:  начав  с  утверждения  о  наличии  кризиса  как  причины
революций,  он  кончает  оценкой  последних  лишь  с  точки  зрения
их  влияния  на  кризис.
 Замечания  Хекстера  во  многом  справедливы,47  и  его  ирония  по
поводу  традиций  английской  историографии  приобретает  особен¬
ное  звучание,  если  учесть,  что  он  в  сущности  отрицательно  оцени¬
вает  попытку  Тревор-Ропера  заняться  всеевропейской  историей.
Вместе  с  тем  его  позитивные  взгляды  (исключая  резонные  сообра¬
жения  о  роли  войны)  более  чем  скромны,  и,  кроме  некоторых
частных  тем  (семья,  наука,  приспособляемость  общества),  он  не
вносит  в  дискуссию  ничего  нового.
 С  наиболее  широкой  постановкой  проблемы  мы  встречаемся
в  выступлении  профессора  Лондонского  университета  Космана,48
хотя  он  и  облекает  ее  в  форму  не  общей  критики,  а  отдельных
вопросов.  Однако  характер  и  сумма  их  таковы,  что  они  основа¬
тельно  подтачивают  критикуемую  теорию.  Вот  эти  вопросы.
 45  К  числу  таких  упущений  Хекстер  относит  рост  новой  науки,  стойкость
патриархальной  семьи,  приспособляемость  общества  к  переменам  в  экономиче¬
ской  и  идеологической  областях.
 46  Ответа  Тревор-Ропера  мы  коснемся  ниже.
 47  Он,  разумеется,  прав,  оценивая  диссолюцию  именно  под  углом  зрения
социальных  ее  последствий,  что  отрицает  Тревор-Ропер.
 48  Trevor-Ropers  «General  crisis»...,  стр.  8—11;  см.  также  его  книгу
о  Фронде  (Е.  К  о  s  s  m  a  n.  La  Fronde.  Leyde,  1954).
 109

Неясна  дата  начала  кризиса.  Сперва  Тревор-Ропер  утвер-
ждает,  что  «климат  Ренессанса»  длился  до  середины  XVII  в.
Затем  оказывается,  что  уже  в  1620  г.  наступает  депрессия,
столь  же  важная,  как  в  1929  г.  (Косман  отмечает  сомнительность,
этой  аналогии),  и  Европа  вступает  в  период  барокко.
 Вначале  доказывается  существование  всеобщего  кризиса,  за¬
тем  оказывается,  что  его  не  было,  ибо  в  той  мере,  в  какой  он  был
порожден  злоупотреблениями,  в  Голландии  он  был  преодолен  еще
в  XVI  в.,  в  Испании  не  было  даже  попыток  преодолеть  его,  а  во
Франции  эти  попытки  принесли  плоды.  В  конечном  счете  оказы¬
вается,  что  от  кризиса  пострадала  одна-единственная  страна  —
Англия.
 Зачем  перечислять  революции  и  восстания,  если  считать,  что
в  Нидерландах  и  во  Франции  они  не  имели  существенного  значе¬
ния?  Фронду  Тревор-Ропер  считает  «относительно  малой  рево¬
люцией»,  но  более  глубокой,  чем  религиозные  войны  XVI  в.,  хотя
те  длились  в  6  раз  дольше.
 Непонятны  такие  термины,  как  «двор»,  «страна»  и  т.  п.  Что  ра¬
зумеет  Тревор-Ропер  под  оппозицией  «двору»?  Если  под  «дво¬
ром»  он  понимает  весь  аппарат,  как  быть  с  французским  парла¬
ментом,  т.  е.  бюрократией,  выступавшей  против  «двора»?  Значит
Фронда  есть  конфликт  между  парламентом  (частью  «двора»)  и
правительством  (тоже  частью  «двора»)?  На  деле  Фронда  —
очень  сложное  явление  и  лишь  между  прочим  —  конфликт  «двора»
с  частью  бюрократии  (а  не  «двора»  и  бюрократии  со  страной).
 Вполне  резонно  Косман  сомневается  в  том,  что  во  Франции
«двор»  был  реформирован.  Есть  все  основания  полагать,  что  эко¬
номическое,  социальное  и  политическое  положение  во  Франции
в  1640-х  годах  было  гораздо  хуже,  чем  в  Англии.
 Нельзя  объяснять  относительно  гармоничное  развитие  Голлан¬
дии  в  XVII  в.  только  лишь  отсутствием  в  ней  «двора»!  Чем  объ¬
яснить  тогда  позиции  французского  правительства  в  1649  г.  и
голландского  в  1650  г.  по  отношению  к  олигархии  собственников
должностей?  Последние  считали,  что  с  наступлением  мира  должно
прекратиться  то  усиление  центральной  власти,  которого  потребо¬
вала  война.  Конфликт  кончился  временным  поражением  прави¬
тельств,  которые,  однако,  вскоре  взяли  верх.  Следовательно,  ни
в  Голландии,  ни  во  Франции  события  середины  XVII  в.  не  озна¬
чали  какого-то  перелома.  Это  был  конфликт  не  между  «двором»
и  «страной»,  а  между  правящими  группами;  во  Франции  он  раз¬
вязал  гражданскую  войну,  вызванную  совершенно  другими  при¬
чинами.
 Косман  не  ставит  перед  собой  задачи  дать  какую-то  иную
трактовку  кризиса  и  революций  XVII  в.,  но,  вскрыв  внутренние
противоречия  в  концепции  Тревор-Ропера  и  подвергнув  сомнению
основной  тезис  о  противоположности  «страны»  и  «двора»,  он,
 110

в  сущности,  лишил  эту  концепцию  всякого  основания.  Поэтому
в  своем  ответе49  Тревор-Ропер  должен  был  больше  всего  счи¬
таться  с  его  замечаниями.  Он  перешел  в  контратаку  и  заявил,  что
Косман  требует  в  датировке  начала  кризиса  такой  точности,  ко¬
торой  историческая  наука  не  в  состоянии  дать.50  Но  вместе  с  тем
Тревор-Ропер  вынужден  был  признать  недостаточность  своих  оп¬
ределений  и  аргументации,  вызванную,  по  его  словам,  ограничен¬
ными  размерами  статьи.  Так,  он  считает  необходимым  уточнить,
что  после  1620  г.  кризис  стал  ощутимым  для  всей  государственной
системы  Европы  (правда,  он  признает,  что  Голландию  следует
исключить).  Экономические  перемены  были  вызваны  депрессией
1620 	г.,  военные  и  политические  —  Тридцатилетней  войной.
 К  этому  следует  еще  прибавить  указанные  Мунье  эпидемии  и
голодовки.
 Тревор-Ропер  признает  неясность  своей  терминологии  —
«двор»,  «аппарат»  и  т.  д.  В  аппарат  он  включает  и  все  церковные
должности,51  ибо  церковь  стала  в  ту  пору  частью  бюрократии  и
своим  влиянием  в  массах  укрепила  пошатнувшуюся  было  позицию
двора.  Отвечая  Хекстеру,  он  отрицает  социальную  роль  диссолю-
ции,  ибо  земля  продолжала  эксплуатироваться  прежним  способом
(что  не  соответствует  действительности!).  Диссолюция  важна
лишь  тем,  что  она  не  допустила  возникновения  в  протестантских
странах  новых  сильных  духовных  орденов.
 Признает  Тревор-Ропер  и  значение  войны.  Теперь  он  склонен
приписывать  ей  даже  главную  роль.  Но  войну  нельзя  отделять  от
формы  общества.  Для  Испании,  например,  она  была  лекарством
от  болезни,  возникшей  еще  в  мирное  время.
 Основной  свой  тезис  он  формулирует  в  ответе  таким  образом:
был  общий  кризис  структуры,52  но  переход  от  него  к  революции
требовал  определенных  политических  событий.
 Антитезу  «двор—страна»  он  признает  упрощением,  которое
и  вызвало  возражения  Космана  и  Мунье.  Следовало  уточнить,  что
социальные  кризисы  вызываются  не  четкой  оппозицией  взаимо¬
исключающих  интересов,  но  борьбой  интересов  внутри  одного
организма.  «Двор»  и  «страна»  —  не  противоположные  понятия,
они  постоянно  перекрывали  друг  друга.  Но  тем  самым  Тревор-
Ропер  снимает  свой  основной  тезис.
 49  Trevor-Roper’s  «General  crisis».  .  стр.  34—42.
 50  Напомним,  что  на  деле  он  точно  указывает  1620  г.  как  год  начавшейся
депрессии.
 51  Для  него  это  особенно  важно,  чтобы  доказать  тяжесть  аппарата  в  Ис¬
пании.
 52  Отметим  еще  одно  противоречие.  В  начале  своей  статьи  Тревор-Ропер
говорит  об  эластичной  или  жесткой  структуре  общества.  В  дальнейшем  при
рассмотрении  английской  революции  речь  идет  уже  только  о  жесткой  струк¬
туре  правительства.
 111

Можно,  следовательно,  считать,  что  ему  не  удалось  разбить
выставленные  против  него  возражения.  Его  теория  не  встретила
поддержки  в  рядах  его  коллег.  Они  возражали  против  необосно¬
ванного  и  произвольного  обращения  с  фактами.  Со  всякими  реве¬
рансами  и  комплиментами  яркому  и  образному  стилю  Тревор-
Ропера  они  тем  не  менее  раскритиковали  его  «смелую»,  но  бес¬
почвенную  концепцию.
 Однако  они  не  коснулись  методологической  основы  теории
Тревор-Ропера.  Лишь  Хобсбом  возражал  ему  с  других  методоло¬
гических  позиций;  остальные  оставались  в  пределах  тех  же  тем
и  тех  же  исторических  категорий.  Они  не  заметили  (или  не  захо¬
тели  заметить)  достаточно  откровенно  высказанной  мысли  о  воз¬
можности  и  необходимости  снятия  «революционной  ситуации»,
(хотя  эти  слова  и  поставлены  в  кавычки,  но  употребление  марк¬
систской  терминологии  очень  показательно)  путем  своевременных
реформ.  Они  обошли  молчанием  этот  очень  симптоматичный  тезис.
Их  не  заинтересовал  также  и  вопрос,  почему  же  авторитетный
профессор  старейшего  английского  университета  выступил  с  тео¬
рией,  столь  разительно  расходящейся  с  фактами.  Они  подвергли
обоснованной  критике  его  произвольную  интерпретацию  фактов
и  произвольный  их  отбор.  Но  никто  из  них  не  подверг  анализу
исходную  посылку  —  само  наличие  многочисленных  одновремен¬
ных  «революций».
 Между  тем  самое  уязвимое  место  в  теории  Тревор-Ропера  со¬
ставляет  именно  эта  исходная  посылка,  из  которой  затем  выво¬
дятся  все  прочие  положения.  Оспаривать  только  последние,  не
касаясь  первоначального  ядра  теории,  означало  бы  рубить  побеги,
оставляя  в  покое  корни,  и  тем  самым  давать  возможность  появле¬
ния  новых  побегов.
 На  наш  взгляд,  теория  Тревор-Ропера,  реакционная  и  научно
бесплодная,  представляет  собой  попытку  «создать»  множество  ре¬
волюций,  чтобы  затем  немедленно  все  их  «разрушить».  Именно
все,  ибо  в  его  изложении  даже  английская  революция  оказывается
печальным  и  временным  следствием  какой-то  удивительной  беста¬
ланности  первых  Стюартов.  Революции  совсем  необязательны  и  —
если  уметь  их  предвидеть  и  парализовать  реформами  и  достаточ¬
ной  гибкостью  политического  гения,  —  не  страшны,  ибо  подавляю¬
щее  их  число  кончается  провалом  (в  приведенном  Тревор-Ропером
списке  из  семи  «революций»  лишь  одна,  английская,  избегла
участи  остальных  шести).  Все  эти  «революции»  нужны  автору  не
для  серьезного  исследования  и  сопоставления,  а  для  доказатель¬
ства  их  обреченности.
 Зачисление  под  одну  рубрику  «революций»  таких  кардинально
различных  явлений,  как  английская  буржуазная  революция,  вос¬
становление  государственного  суверенитета  Португалии,  восстание
в  Неаполе  против  испанского  владычества  и,  наконец,  сложное  пе¬
 112

реплетение  различных  движений,  именуемое  Фрондой,  свидетель¬
ствует  прежде  всего  о  том,  что  само  понятие  «революция»  упот¬
ребляется  в  ненаучном  плане.  Единственным  основанием  для  их
сопоставления  является  одновременность  (тоже  более  кажущаяся,
чем  реальная);  однако  это  обстоятельство  совсем  не  подверглось
анализу  в  статье  Тревор-Ропера.  От  их  специфических  особенно¬
стей,  рассмотрение  которых  привело  бы  к  изъятию  из  списка  семи
«революций»  всех,  кроме  английской,  он  отмахнулся,  заявив,  что
для  него  важнее  то,  что  было  в  них  общего.  В  поисках  общих  черт
он  попал  в  тупик,  ибо  то,  что  он  считает  общим  —  борьба
«страны»  против  обременительного  аппарата,  —  оказалось  отсут¬
ствующим  буквально  во  всех  перечисленных  им  «революциях».
 Рассматривая  XVII  век  с  откровенно  модернизаторских  пози¬
ций  (отсюда  аналогия  с  Англией  XIX  в.  и  с  депрессией  1929  г.),
Тревор-Ропер  закрывает  себе  путь  к  пониманию  особенностей
классовой  структуры,  присущих  отдельным  странам  Европы,  на¬
ходившимся  на  разных  этапах  развития  капитализма.  Его  перио¬
дизация  по  эпохам  Ренессанса  (1500—1650  гг.)  и  Просвещения
(1650—1800  гг.)  рушится  от  первого  же  прикосновения  критики,
ибо  ни  для  одной  из  рассмотренных  им  стран  континента  1650  год
не  означал  какого-либо  перелома.  Для  Англии  же  это  был  момент
начала  буржуазного  государственного  строя,  а  отнюдь  не  Про¬
свещения.  Отрицание  Тревор-Ропером  абсолютизма  оказывается
сугубо  формальным  приемом;  ведь  он  настаивает,  что  именно
абсолютная  воля  бесталанного  Карла  I  противостояла  планиро¬
вавшимся  реформам  и  не  допустила  их  осуществления.  Да  и
разве  кто-либо  понимал  абсолютизм  столь  упрощенно,  что  вообще
не  видел  стоявших  за  абсолютным  монархом  социальных  сил?
Словом,  несостоятельна  сама  основа  концепции  Тревор-Ропера.
 Что  касается  позитивного  ответа  на  поставленные  им  проблемы
общества  XVII  в.,  государства,  характера  государственного  строя,
реформ  и  т.  д.,  то  в  дальнейших  главах  нашей  работы  мы  рас¬
смотрим  их  в  применении  к  Франции.  Напомним,  что  именно  эта
страна  имеет  для  концепции  Тревор-Ропера  особое  значение  и
что  начало  всех  кризисных  явлений  он  относит  именно  к  1620-м
годам,  занимающим  центральное  место  в  нашем  изложении.
 3  А.  Д.  Люблинская

Глава  III
ОСНОВНЫЕ  ЧЕРТЫ  РАЗВИТИЯ  ФРАНЦУЗСКОЙ
ЭКОНОМИКИ  В  1610—1620  е  ГОДЫ
 кономическая  история  Франции
первой  половины  XVII  в.  из¬
вестна  лишь  в  общих  чертах.  Возможно,  что  и  в  дальнейшем,  т.  е.
после  введения  в  научный  оборот  новых  источников,  она  не  будет
в  значительной  мере  уточнена.  На  такую  мысль  наталкивают  как
прежние,  так  и  новые  локальные  исследования,  авторы  которых
констатируют  слишком  разрозненный  и  во  многом  случайный
характер  сохранившихся  источников,  изменяющийся  в  лучшую
сторону  лишь  после  середины  XVII  в.1  Во  всяком  случае  для
интересующего  нас  периода  наука  не  располагает  данными,  спо¬
собными  детально  обрисовать  рост  или  застой  промышленности,
торговли,  земледелия  и  т.  п.  В  лучшем  случае  мы  можем  лишь
констатировать  ту  или  иную  тенденцию  в  движении  экономиче¬
ской  жизни.  Однако,  если  эта  тенденция  отображена  более  или
менее  единообразно  в  группе  определенных  источников,  которые
не  только  сходятся  друг  с  другом,  но  и  не  противоречат  тому,  что
известно  о  других  сферах  деятельности,  мы  вправе  отнестись  к  их
показаниям  с  доверием  и  использовать  их  для  определения  осо¬
бенностей,  присущих  именно  изучаемому  периоду.
 Такой  группой  источников  являются  трактаты,  публицистика
и  разного  рода  докладные  записки  и  мемуары,  отражающие  пре¬
имущественно  требования  и  пожелания  тех  или  иных  заинтере¬
сованных  групп  и  отдельных  лиц.  В  них  всегда  имеется  более
или  менее  обширная  часть,  обрисовывающая  положение  торговли,
промышленности,  финансов  и  т.  п.  По  ряду  причин,  о  которых
будет  сказано  ниже,  в  подобных  источниках  экономические
 1  См.,  например,  превосходное  по  обстоятельности  и  точности  исследование
Губера  о  Бовези  (P.  G  о  u  b  е  г  t.  Beauvais  et  le  Beauvaisis  de  1600  a  1730.
Contribution  a  l’histoire  sociale  de  la  France  du  XVII  s.  Paris,  1960).
 114

моменты  начинают  звучать  все  сильнее  и  сильнее  как  раз  во  вто¬
ром  десятилетии  XVII  в.  Это  было  время  пробуждения,  если
можно  так  выразиться,  экономической  мысли  во  Франции.  Отод¬
винутая  до  того  на  второй  план  остротой  политической  и  конфес¬
сиональной  борьбы,  приковывавшей  в  XVI  в.  максимум  внимания
мыслителей  и  политических  деятелей,  экономика  начинает  стано¬
виться  объектом  интереса,  проявляемого  различными  слоями
французского  общества.
 В  первую  очередь  речь  пойдет  о  редкостном  для  того  времени
по  своему  объему  и  размаху  экономическом  трактате  А.  Мон-
кретьена,  впервые  увидевшем  свет  в  1615  г.  и  переизданном
в  1889  г.2  Он  был  неоднократно  предметом  специальных  исследо¬
ваний  историков  и  экономистов  3  и  широко  использован  в  трудах,
посвященных  как  Франции  начала  XVII  в.,  так  и  истории  поли¬
тико-экономической  мысли.  Словом,  это  знаменитый  в  своем  роде
источник,  тем  более  что  сам  термин  «политическая  экономия»
впервые  появился  в  его  заглавии.
 Анализируя  трактат  Монкретьена,  французские  исследователи-
экономисты  всякий  раз  исходили  из  современных  им  экономиче¬
ских  задач  и  теорий.  Считая  автора  одним  из  зачинателей  теории
меркантилизма,  т.  е.  отводя  ему  исторически  определенное  место,
они  тем  не  менее  искали  у  него  более  или  менее  ясно  выраженных
определений  стоимости,  цены,  прибыли,  рынка  и  других  категорий
экономической  науки  XIX  в.  Прочтя  в  заглавии  трактата  слова
«политическая  экономия»,  они  стремились  рассматривать  его  как
своего  рода  свод  экономических  понятий,  модернизируя  их  и  делая
из  автора  чуть  ли  не  прямого  предшественника  классической  бур¬
жуазной  политэкономии  XVIII  в.  Исследователи-историки  черпали
полными  пригоршнями  обильный,  достоверный  и  остроумно  подан¬
ный  материал.  В  целом  же  трактат  Монкретьена  еще  ждет  как  но¬
вого  комментированного  издания,  так  и  всестороннего  анализа.
 В  последней  из  посвященных  ему  работ,  а  именно  в  статье
Марселя  Рюдлова,4  подвергнут  анализу  план  Монкретьена,  напра¬
вленный  на  «индустриализацию»  Франции.  Рюдлов  не  скрывает,
что  его  интерес  именно  к  данной  теме  вызван  ее  актуальностью
в  наши  дни  для  слаборазвитых  стран,  и  подчеркивает,  что  удиви¬
тельная  актуальность  ее  трактовки  у  Монкретьена  вытекает  из
 2  A.  de  Montchretien.  Traicte  de  l’oeconomie  politique  dedie  en  1615  air
roy  et  a  la  reyne  mere  du  roy.  Avec  introduction  et  notes  par  Th.  Funck-Brentano.
Paris,  1889.
 3  J.  Duval.  Un  economiste  inconnu  du  XVII  s.;  A.  de  Montchretien.  Paris,
1868;  Vandichon.  Montchretien  (  1575—1621).  Amiens,  1882;  P.  Dessaix.
Montchretien  et  l’economie  politique  nationale.  Paris,  1901;  P.  Lav  a  1  1  ey.  L’oeuvre
economique  de  Antoine  Montchretien.  Caen,  1903.
 4  M.  P.  R  u  d  1  о  f  f.  A.  de  Montchretien  et  les  problemes  du  developpement
economique.  Revue  d’histoire  economique  et  sociale,  v.  40,  1962,  №  2.
 8* 	115

того,  что,  как  и  нынешние  экономисты,  он  озабочен  изыска¬
нием  путей  и  средств  для  экономического  подъема  (decollage,
букв,  взлета)  и  устранения  препятствий,  мешающих  достижению
этой  цели.5  Рюдлов  находит  у  Монкретьена  «теорию»  развития,
которую  он  считает  самой  важной  и  оригинальной  частью  трак¬
тата.  Автор  его  имел  правильную  интуитивную  идею  о  том,  что
путь  к  экономическому  прогрессу  лежит  в  области  производства;
то,  что  он  называет  «увеличением  числа  мануфактур»,  в  наши
дни  называется  индустриализацией.  При  этом  он  не  пожертвовал
сельским  хозяйством,  а  внешней  торговле  (признав  ее  значение)
отвел  второе  место.  Рюдлов  считает  Монкретьена  более  «инду-
стриалистом»,  чем  меркантилистом,  поскольку  внешнюю  торговлю
и  мореплавание  (т.  е.  колониальную  экспансию)  тот  подчиняет
национальному  экономическому  развитию.
 Теорию  индустриализации  Монкретьена  Рюдлов  излагает
в  следующем  виде.  Важнейшим  фактором  экономического  раз¬
вития  является  человек  и  его  труд  в  мастерских  и  мануфактурах.
Поэтому  рабочему  надо  дать  профессиональное  образование,6
привить  ему  любовь  к  труду  и  трудовые  навыки.  Это  лучший
путь  для  искоренения  безработицы  и  праздности;  к  злостным
же  бездельникам  необходимо  применять  самые  суровые  меры.
Поскольку  человек  рожден  для  производственного  труда,  профес¬
сиональное  образование  является  для  этого  необходимым  усло¬
вием,  а  сам  труд  становится  главной  социальной  ценностью.
 Монкретьен  считает  мануфактуры  воплощением  царствующего
в  человеческом  обществе  разделения  труда  и  главным  источником
богатства  для  людей  и  государства.  Он  идет  дальше  своих  пред¬
шественников  (во  Франции  —  Лаффема)  в  том  отношении,  что
намечает  план  поощрения  развития  промышленности  в  опреде¬
ленной  последовательности.7  Начинать  надо  с  металлопромышлен¬
ности  (forge);  затем  следуют  текстильное  и  кожевенное  производ¬
ства,  книгопечатание,  стекольная  промышленность.  Во  всех  этих
отраслях  необходимы  технические  усовершенствования,  облегчаю¬
щие,  ускоряющие  и  удешевляющие  процесс  производства.  Госу¬
дарство  должно  не  только  помогать  развитию  отечественной  про¬
мышленности,  направляя  ее  по  нужному  пути,  но  и  защищать  ее
от  иностранцев.  По  отношению  к  последним  Монкретьен  настроен
агрессивно,  его  экономическая  мысль  пронизана  национализмом
 5  Аналогичную  ситуацию  Рюдлов  находит  в  Германии  1840-х  годов  и  про¬
водит  параллели  между  Монкретьеном  и  Фридрихом  Листом  (ук.  соч.,  стр.  148,
I49).
 6  В  данном  вопросе  Рюдлов  усматривает  полное  совпадение  идей  Мон¬
кретьена  и  современных  теорий  подъема  слаборазвитых  стран  (ук.  соч.,  стр.  153).
 7  В  этом  Рюдлов  также  усматривает  полную  аналогию  с  трудами  совре¬
менных  авторов,  анализирующих  большие  трудности  в  процессе  индустриализа¬
ции  слаборазвитых  стран  (ук.  соч.,  стр.  158,  прим.  35  и  стр.  174).
 116

и  этатизмом.  Важная  роль  государства  определяется  тем,  что  все
экономическое  развитие  автор  мыслит  в  широких  национальных
рамках  и  политическим  мероприятиям  придает  больше  значения,
чем  притягательной  силе  наживы.  Его  обращение  к  государю
вводит  его  в  рамки  меркантилистской  мысли,  но  от  правительства
он  ждет  не  организации  экономики  ради  усиления  внешней  тор¬
говли,  а  направления  отечественного  экономического  развития.
Государство,  кроме  того,  должно  обеспечить  правосудие,  профес¬
сиональное  образование,  соответствующие  фискальную  и  финан¬
совую  системы,  администрацию,  словом  —  порядок  и  социальную
устойчивость.  Но  самыми  необходимыми  условиями  являются
внутренний  и  внешний  мир,  ибо  смуты  и  войны  приносят  неис¬
числимые  бедствия  и  разорение.8  Монкретьен  считает  протек¬
ционизм  необходимым  средством  для  защиты  от  иностранцев
внутреннего  рынка,  отечественных  мануфактур  и  сельского  хозяй¬
ства,  ибо  национальную  экономику  следует  оберегать  от  анархии
бесконтрольной  торговли;  эта  анархия  сокращает  возможности
выгодных  инвестиций  в  промышленность.  Чтобы  освободиться  от
иностранной  зависимости  и  повысить  конкурентоспособность,
нужно  создать  собственный  торговый  флот  и  учредить  торговые
компании  по  образцу  голландской  Ост-Индской  компании.  Тогда
перед  Францией  откроются  блестящие  перспективы  освоения  и
заселения  богатейших  областей  Америки  и  она  .  обгонит  своих
конкурентов.
 Основной  вывод  Рюдлова  заключается  в  том,  что  Монкретьен
предвосхитил  две  современные  идеи  (что  и  придает  оригинальный
характер  его  теории):  1)  он  рассматривает  экономический  про¬
цесс,  базируясь  на  волюнтаристской  трактовке  человека  и  желая
повысить  социальное  благосостояние,  2)  в  центре  этого  развития
он  ставит  процесс  индустриализации.9
 Нетрудно  заметить,  что  и  на  этот  раз  взгляды  Монкретьена
подверглись  немалой  модернизации,  хотя  в  данном  случае  речь
идет  уже  не  об  европейских  странах.  Во  многих  случаях,  как  бу¬
дет  видно  дальше,  этот  прием  привел  к  натяжкам  и  к  искажению
мысли  Монкретьена.  Обратимся  теперь  к  самому  источнику.
 Биография  автора  известна  плохо.  Он  родился  в  1575  г.  и
получил  некоторое  гуманистическое  образование.  В  своем  труде
он  ссылается  порой  на  античные  авторитеты,  одновременно  крити¬
куя  их,  причем  его  критика  обращена  как  раз  на  то,  что  в  эко¬
номике  Франции  XVII  в.  было  совсем  не  созвучно  античным
взглядам.  Монкретьен  имел  в  Нормандии  железоделательную
мануфактуру,  побывал  в  Англии  и  Голландии,  т.  е.  лично  наблю¬
дал  на  месте  экономику  наиболее  передовых  стран.  А  наблюдатель
 8  М.  P.  R  u  d  1  о  f  f,  ук.  соч.,  стр.  161  —164.
 9  Там  же,  стр.  174.
 117

он  был  отличный,  с  острым  внимательным  глазом,  проникавшим
в  глубь  явлений.  Он  погиб  в  1621  г.,  вербуя  в  Нормандии  солдат
для  восставших  гугенотов.  Возможно,  что  и  сам  он  был  гугенотом,
хотя  прямых  доказательств  тому  нет.
 Труд  Монкретьена  отличается  от  аналогичных  источников,
т.  е.  от  трактатов,  докладных  записок,  памфлетов  и  т.  п.,  посвя¬
щенных  почти  всегда  лишь  отдельным  экономическим  или  финан¬
совым  вопросам,  не  только  своей  величиной  (в  издании  Фенк-
Брентано  он  занимает  около  400  страниц),  но  и  широтой  затро¬
нутых  тем.  Отдельные  его  части  отведены  мануфактуре,  торговле,
мореплаванию,  колониям  и,  наконец,  «политике»,  т.  е.  налоговой
системе  французского  королевства.
 Трактат  вобрал  в  себя  богатый  жизненный  опыт  умного  прак¬
тического  человека  и  его  размышления  над  экономической  жизнью
Франции,  Голландии  и  Англии.  Голландия  является  для  него
непревзойденным  образцом  в  отношении  протекционизма.  Мон-
кретьен  часто  прибегает  к  сравнению  торговли,  промышленности
и  колониальной  политики  этих  трех  стран.  Как  правило,  парал¬
лели  оказываются  для  его  родины  невыгодными,  и,  как  искренний
патриот,  он  пишет  с  горечью  о  недостатках  и  отставании  Франции.
Однако  весь  трактат  пронизан  редким  оптимизмом  и  верой  в  пре¬
красное  будущее  Франции.  Она  щедро  одарена  природой,  народ  ее
трудолюбив,  искусен  и  изобретателен  во  всяком  деле,  обладает
быстрым  и  гибким  разумом.10
 При  написании  своего  труда  Монкретьен  несомненно  имел  прак¬
тическую  цель.  Трактат  посвящен  Людовику  XIII  и  Марии
Медичи  и  построен  в  форме  обращения  к  ним.  Со  всем  подобаю¬
щим  почтением  автор  советует  их  величествам  предпринять  мно¬
жество  различных  шагов,  долженствующих,  по  его  мнению,  возро¬
дить  и  упрочить  экономику,  а  следовательно,  обогатить  и  возве¬
личить  французское  королевство  и  королевскую  власть.  Трудно
себе  представить,  чтобы  автор  всерьез  рассчитывал  на  внимание
к  своим  советам  со  стороны  четырнадцатилетнего  мальчика  и  рав¬
нодушной  к  экономическим  вопросам  королевы-матери.  Вероятнее,
что  трактат  имел  в  виду  членов  Королевского  Совета  и  прежде
всего  интендантов  финансов,  которым  он  мог  особенно  приго¬
диться  в  связи  с  дебатами  о  государственных  финансах  и  налогах
на  Генеральных  Штатах.11
 Переходя  к  анализу  главных  идей  Монкретьена,  отметим
в  первую  очередь,  что  знакомство  с  жизнью  Голландии  и  восхи¬
щение  ее  экономикой  сказывается  у  автора  самым  разительным
образом  в  его  оценке  социальной  структуры  Франции.  Третье
 10  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  у  к.  соч.,  стр.  24,  33,  34.
 11  В  тексте  трактата  есть  упоминание  о  предстоящем  созыве  Штатов  (A.  de
Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  149).
 118

сословие  (le  populaire)  он  считает  весьма  важным  и  первоосновой
(le  premier  fondement)  общества.  Состоит  оно  из  земледельцев,
ремесленников  и  купцов,  теснейшим  образом  связанных  друг
с  другом  в  своей  деятельности,  которая  отнюдь  не  менее  почетна
и  важна,  чем  занятия  свободными  искусствами,  ибо  она  обслу¬
живает  потребности  людей.
 Монкретьен  убежден,  что  правительство  должно  активно  воз¬
действовать  на  экономическую  жизнь  общества.  Государи  оши¬
баются,  когда  полагают,  что  она  устраивается  сама  собой.  Это  не¬
верно,  ибо  искусство  политики  зависит,  хотя  и  опосредствован¬
ным  образом,  от  хозяйства  (oeconomie),  и  правильное  управление
последним  делает  здоровым  как  все  государство  в  целом,  так  и
каждого  его  члена.  Очень  важно  разумное  распределение  людей
по  отдельным  отраслям  и  профессиям.  Король  должен  со  всем
вниманием  и  заботой  отнестись  к  «народу»  (partie  populaire),
упорядочить  имеющиеся  мануфактуры  и  учредить  новые,  поддер¬
жать  приходящее  в  упадок  мореплавание  и  возродить  гибнущую
торговлю.12
 Вопрос  о  мануфактурах  Монкретьен  действительно  считает
главным  и  разбирает  его  очень  подробно.  Однако  мысли  его  и
требования  мало  похожи  на  абстрактные  понятия  о  человек,  труде,
индустриализации  и  т.  д.,  которые  приписывает  ему  Рюдлов.
 Человек  рожден  для  постоянного  труда,  и  интересы  общества
требуют  прежде  всего  действия  (action).  Поэтому  государство  не
может  и  не  должно  терпеть  у  себя  бездельников,  тем  более  что
работа  найдется  для  всех.  Во  Франции  и  дары  природы,  и  челове¬
ческое  мастерство  в  изобилии  распределены  по  всем  провинциям,  и
каждая  из  них  снабжает  страну  зерном,  вином,  солью,  полотнами,
шерстью,  железом  и  т.  д.  Франция  богата  также  и  людьми.  По¬
этому  мануфактуры  можно  и  должно  иметь  повсюду,  для  этого
есть  все  условия.  Чем  же  тогда  объясняется  бесспорный  в  то  время
упадок  французской  экономики?  В  первую  очередь  отсутствием
порядка  и  неумением  правильно  использовать  людей.
 Прилагаемые  Монкретьеном  меры  для  устранения  этих  недо¬
статков  весьма  примечательны.  Они  показывают,  что  изучение
голландского  опыта  в  области  мануфактурного  производства  поз¬
волило  ему  сформулировать  ряд  конкретных  предложений,
в  основе  которых  лежит  ясное  представление  о  характере  труда
мануфактурного  рабочего.
 «Кому  удается,  —  пишет  Монкретьен,  —  удачно  использовать
этот  живой  инструмент,  эту  движущую  силу  (cest  instrument  vivant,
 12  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  12—16.  —  Этот  взгляд  на  роль
государства  в  организации  экономики  определяет  и  примененный  автором  в  за¬
главии  его  труда  термин  —  oeconomie  politique.
 119

cest  util  mouvant),  способную  ко  всякому  мастерству  и  делу,  тот
может  похвалиться  тем,  что  устроил  свое  хозяйство  наилучшим
образом».13  Во  Франции  не  умеют  правильно  использовать  людей,
и  поэтому  многие  вынуждены  отправляться  на  заработок  за  гра-
ницу  (в  Испанию,  Фландрию,  Германию  и  т.  д.),  а  другие  бродят
без  дела  и  занятий,  наводняя  города  и  большие  дороги.  Им  надо
дать  работу.  Для  этого  в  каждой  провинции  следует  устроить
учебные  мастерские  по  голландскому  образцу,  где  обучение  ве¬
дется  квалифицированными  мастерами.  Они  станут  рассадниками
рабочих  для  мануфактур,  и  это  принесет  стране  большое  богат¬
ство.  Тех  же,  кто  не  захочет  работать,  надо  принуждать  к  труду
насильно.14
 Перед  нами  классическая  картина  эпохи  первоначального  на¬
копления  и  классическое  требование  к  правительству  о  принужде¬
нии  к  труду.  Однако  характерно,  что  основной  мерой  для  ликви¬
дации  безработицы  автор  считает  профессиональное  обучение,  ибо
оно  снабжает  мануфактуристов  уже  обученными  рабочими  и,
следовательно,  снижает  издержки'  производства.  Подчеркнем,  что
организация  учебных  мастерских,  а  тем  самым  и  расходы  на  них
возлагаются  на  правительство.  Принудительный  и  поэтому  неква¬
лифицированный  труд  Монкретьен  предлагает  использовать  не
в  мануфактурах,  а  в  работных  домах,  устраиваемых  для  закоре¬
нелых  бродяг  и  нищих.15
 Совершенно  очевидно,  что,  рекомендуя  все  эти  меры,  автор  ис¬
ходит  из  конкретной  обстановки  наличия  большого  числа  безра¬
ботных  при  одновременной  нехватке  на  мануфактурах  квалифи¬
цированной  рабочей  силы,  а  не  из  отвлеченной  идеи  о  наделенном
способностью  к  труду  человеке  как  факторе  экономического  про¬
гресса.
 Очень  интересны  соображения  Монкретьена  о  необходимости
рациональной  организации  труда  в  мануфактурах  с  максимальным
использованием  каждого  отдельного  рабочего.  Он  делает  любопыт¬
ное  наблюдение:  французские  рабочие  от  природы  очень  способны,
«но  есть  у  них  недостаток  —  точнее  его  было  бы  назвать  нашим
(Монкретьен  имеет  в  виду  предпринимателей,  —  А.  А.)  недостат¬
ком,  ибо  мы  не  умеем  распознавать  их  способностей,  —  они  не
соблюдают  в  своей  работе  надлежащего  порядка  (ils  ne  procedent
pas  en  leurs  travaux  avec  trop  bon  ordre),  и  это  несомненно  сильно
мешает  проявиться  их  природным  наклонностям».16  Выходом  из
 13  A.  de  Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  25.  —  В  качестве  примеров  по¬
добного  умения  Монкретьен  приводит  северные  народы  (т.  е.  Голландию  и
Англию)  и  Катона,  который  не  щадил  усилий  для  обучения  своих  слуг  и  даже
сделал  из  этого  своего  рода  промысел  (mestier  et  marchandise).
 14  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  26,  27.
 15  Там  же,  стр.  106,  107.
 16  Там  же,  стр.  30.
 120

затруднения  Монкретьен  считает  устройство  —  с  королевского
разрешения  и,  разумеется,  с  предоставлением  всяких  полезных
и  почетных  привилегий  —  в  различных  провинциях  многих  ману¬
фактур  из  числа  изготовляющих  наиболее  распространенные  из¬
делия.  Руководство  ими  надо  поручить  людям  способным  и  опыт¬
ным  для  того,  чтобы  они  с  толком  распределяли  труд  между  рабо¬
чими,  согласно  их  природным  или  приобретенным  способностям.
Результатом  будет  прекрасное  мастерство  рабочего.17  Более  чем
вероятно,  что  и  это  предложение  навеяно  наблюдениями  над  ор¬
ганизацией  труда  в  голландских  мануфактурах,  где  в  то  время
уже  применялось  развитое  разделение  труда  на  частичные  опе¬
рации.
 Очень  желательным  считает  Монкретьен  покровительство  лю¬
дям,  могущим  принести  пользу  в  мануфактурах:  «Если  вы,  ваши
величества,  пожелаете  помочь  людям  изобретательным  (beaux
esprits)  и,  протянув  им  руку,  извлечь  их  из  народной  толщи  (1а
foule  du  peuple),  где  из-за  печальных  условий  они  ныне  скрыты,
вы  таким  путем  откроете  тысячи  живительных  источников  при¬
были,  пользы  и  славы».18  Но  усовершенствования  надо  оберегать
от  иностранцев,  ибо  заботиться  следует  в  первую  очередь  о  своих
гражданах.  В  этом  отношении  французам  не  мешает  позаимство¬
вать  кое-что  из  английских  обычаев.  Необходимо  урезать  права  и
привилегии  прибывающих  во  Францию  иностранцев.  Исключения
можно  делать  лишь  для  тех,  кто  обучит  французов  какому-либо
прибыльному  производству.
 Затем  Монкретьен  приступает  к  центральной  части  главы  о  ма¬
нуфактурах  и  перечисляет  различные  отрасли  производства.  По
мнению  Рюдлова,  он  здесь  указывает  путь  к  развитию  националь¬
ной  промышленности,  делая  главный  упор  на  металлургию  и  ме¬
таллообработку  (forge),  что  и  дает  основание  считать  его  прони¬
цательным  автором  «плана  индустриализации».  Это  мнение
Рюдлова  является  модернизацией  не  только  потому,  что  металло¬
обработке,  этой  якобы  тяжелой  индустрии  начала  XVII  в.,  при¬
писано  значение,  которого  она  на  деле  вовсе  тогда  не  имела,  но  и
вследствие  того,  что  увлеченный  своей  идеей  Рюдлов  не  заметил
многих  вещей.  Почему  Монкретьен  начинает  на  деле  с  сельского
хозяйства,  а  не  с  металлообработки?  Почему  вслед  за  ней  он  ста¬
вит  сразу  же...  производство  шляп  и  шапок?  Почему  затем  рас¬
полагает  прочие  отрасли  в  таком  порядке:  производство  полотна,
шерстяных  тканей,  шелковых  тканей,  кожевенных  изделий,  книго¬
печатание,  стекольная  промышленность?  Эта  иерархия  кажется
странной,  в  особенности  если  считать  ее  «планом  индустриали¬
зации».  На  деле  она  по-своему  логична,  будучи  основана  главным
 17  Там  же,  стр.  88.
 18  Там  же,  стр.  35.
 121

образом  на  градации  полезности  и  прибыльности  для  государства
и  мануфактуристов  отдельных  отраслей.19  Нельзя  забывать  и
о  главной  цели  автора  —  привлечь  внимание  правительства  к  не¬
обходимости  активно  воздействовать  на  экономику  страны  в  же¬
лательном  для  предпринимателей  направлении.
 Именно  поэтому  Монкретьен  и  начинает  с  сельского  хозяйства,
поставляющего  средства  к  жизни  и  сырье  для  производства.  Для
Франции  сельское  хозяйство  имеет  первостепенное  значение  и  яв¬
ляется  источником  всего  богатства.  Между  тем  оно  находится
в  плохом  состоянии  и  ему  грозят  еще  худшие  бедствия,  если  не
принять  немедленных  мер.  Землевладельцы  не  ведут  сами  своего
хозяйства;  в  погоне  за  прибыльными  должностями  они  предпочи¬
тают  сдавать  землю  в  аренду.  Она  обрабатывается  плохо,  так  как
арендаторы  стремятся  поскорее  выжать  из  нее  как  можно  больше.
Крестьяне  очень  бедны,  не  имеют  по  большей  части  собственной
земли,  работают  на  других.  Понятно,  что  у  них  нет  охоты  стара¬
тельно  трудиться,  земля  истощается  и  зарастает  сорняками.  А  ведь
они  главные  кормильцы  всей  страны,  они  же  платят  и  основную
массу  налогов.  Их  деньгами  оплачиваются  армия,  гарнизоны,  бое¬
припасы,  их  деньги  наполняют  казначейство.  Крестьян  надо  под¬
держать  и  не  отягощать.  Государь,  оберегающий  их  от  чрезмер¬
ных  тягот,  действует  к  своей  же  выгоде:  крестьяне  —  подножие
 государства,  и  если  оно  поколеблется,  от  этого  пострадает  как  его
 20
 глава,  так  и  другие  члены.
 Анализ  Монкретьена  глубже  и  острее,  чем  суждения  его  со¬
временников.  В  1614  г.  предвиделся  созыв  Генеральных  Штатов.
Многие  публицисты  призывали  снизить  налоги  и  облегчить  поло¬
жение  крестьян,  указывая  на  могущие  произойти  беспорядки.  Эти
призывы  были  повторены  депутатами  на  заседаниях  Штатов.21
Но  никто  из  них  не  указал  на  иные  причины  бедности  крестьян,
кроме  высоких  налогов.  Монкретьен  же  увидел  больше  —  небре¬
жение  землевладельцев-дворян,  экспроприацию  крестьян,  истоще¬
ние  почвы.  Вместе  с  тем  и  он  не  предложил  иного  способа,  кроме
того,  который  предлагался  буквально  всеми  и  был  единственно
возможным  в  тех  условиях,  —  снижения  налогов.
 Но  если  по  части  методов  улучшения  сельского  хозяйства
Монкретьен  не  отличался  от  своих  современников,  то  в  отношении
промышленности  он,  оперируя  в  близкой  себе  сфере,  проявил  не¬
сравненно  больше  изобретательности.
 Начиная  об  этом  речь,  он,  как  и  всякий  меркантилист,  особо
напирает  на  необходимость  производить  все  в  пределах  родной
 19  Там  же,  стр.  46.
 20  Там  же,  стр.  40—45.
 21  См.:  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в.  (1610—
1620  гг.).  Л.,  1959,  гл.  IV.
 122

страны,  чтобы  ни  в  чем  ни  от  кого  не  зависеть.22  Затем  он  заво¬
дит  разговор  о  металлообработке.  Он  воспевает  ей  самую  поэтич¬
ную  хвалу,  на  которую  только  способно  его  пылкое  и  образное
вооб£ажение:  «Это  искусство23  всех  искусств  и  их  основание...
наилучшее  поле  для  изобретений...,  двигатель  и  орган  движения
(le  mouvant  et  l’organe  de  mouvement)».24  К  нему  надо  проявить  осо¬
бое  внимание:  оно  доставляет  оружие,  заставляющее  трепетать
врагов  короля.
 Более  500  тысяч  французов  живут  этим  ремеслом  («как  сала¬
мандры  в  огне»),  и,  кроме  того,  оно  применяется  и  во  многих  доу-
гих  ремеслах.  Соседи  (Англия,  Голландия,  Фландрия)  в  свое
время  через  эмигрантов-гугенотов  25  многое  заимствовали  из  Фран¬
ции  по  части  изготовления  оружия,  замков,  ножей  и  т.  д.  Пока
еще  они  не  превзошли  своих  учителей.  Германия  славится  своими
металлическими  изделиями,  но  французские  им  не  уступают.
 Итак,  казалось  бы,  положение  этой  отрасли  промышленности
хорошее.  Нет,  отвечает  автор,  сейчас  оно  плохое,  но  должно  стать
хорошим.  Надо  устранить  иностранцев  и  помочь  фоанцузам
взять  целиком  в  свои  руки  все  производство  изделий  из  железа
и  стали.  Незачем  допускать  ввоз  во  Францию  скобяных  товаров.
Он  разоряет  тысячи  людей  в  городах  и  в  целых  провинциях,  за¬
нятых  их  изготовлением.
 Огромный  вред  наносит  ввоз  из  Германии  и  Лотарингии  кос
и  серпов.  Сам  по  себе  товар  этот  во  Франции  очень  нужный,  но
беда  в  том,  что  отечественные  косы  и  серпы  стоят  вдвое  дороже
импортных.  По  бедности  своей  крестьяне  кидаются  на  дешевку  и
покупают  привозные  орудия,  хотя  те  плохи  по  качеству,  и  вот
«несутся  над  полями  жалобы  работников,  обманутых  в  своих  по¬
купках».  Сделаны  эти  косы  так,  что  не  разберешь,  железные  они
или  стальные;  продают  их  не  в  городах,  а  на  рынках  в  селах  и
деревнях  (порой  большими  партиями,  по  100  тысяч  штук)  и  за¬
тем  развозят  по  всем  провинциям.  Более  800  тыс.  ливров  утекает
ежегодно  за  границу  в  уплату  лишь  за  косы  и  серпы,  а  француз¬
ские  мастера  остаются  без  работы.  Кроме  того,  во  Франции  пред¬
приниматели  не  вводят  технических  усовершенствований  и  машин
(engins),  ускоряющих  и  улучшающих  производство  металличе¬
 22  A.  de  Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  46.  —  Характерно,  что,  рассмат¬
ривая  сельское  хозяйство,  он  умалчивает  об  этом  принципе,  что  и  понятно:
Франция  не  только  целиком  удовлетворяла  свои  потребности  отечественной
продукцией,  но  и  экспортировала  много  хлеба,  вина,  соли, 	фруктов  и 	т. 	д.
 23  Термин  «искусство»  (art)  употреблен  потому, 	что, 	как  это  часто  дела¬
 лось  в  XVI—XVIII  вв.,  ремесла  и  промышленность  назывались  arts  тёса-
niques.
 24  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  47.
 25  Это  замечание  очень  любопытно,  если  учесть, 	что 	речь  идет 	о 	произ¬
 водстве  оружия  и  металлических  изделий.
 26  На  городских  рынках  осуществлялся  контроль  над  качеством  товаров*
 123

ских  изделий,  ибо  не  уверены  в  сбыте  больших  партий  товаров.
Между  тем,  если  бы  нашелся  хоть  один  такой  опытный  и  смелый
человек,  многие  последовали  бы  его  примеру.27
 Напомним,  что  Монкретьен  сам  был  владельцем  железодела¬
тельной  мануфактуры  и,  надо  полагать,  компетентность  его  была
в  этом  вопросе  значительной.  Поэтому  его  наблюдения  и  жалобы
представляют,  на  наш  взгляд,  значительный  интерес.  Во-первых,
они  вполне  доказательно  опровергают  мнение  (о  котором  упоми¬
налось  выше),  будто  французские  крестьяне  крайне  мало  покупали
металлических  изделий  и  даже  орудий,  предпочитая  по  бедности
обходиться  деревянными.  Во-вторых,  Монкретьен  точно  вскрывает
причину  ввоза  кос  и  серпов:  худшие  по  качеству,  они  были  де¬
шевле  отечественных  и,  кроме  того,  сильно  подешевели  после  того,
как  голландцы  стали  ввозить  их  морем  и  снизили,  следовательно,
транспортные  расходы.  Французские  же  косы  и  серпы  дороги
потому,  что  хороши  по  качеству,  которое  не  разрешается  снижать
под  страхом  запрета  продажи  (decry).  Наконец,  очень  сущест¬
венно,  что  Монкретьен  рисует  не  статическую  картину;  он  описы¬
вает  начавшийся  сравнительно  недавно  упадок  французской  желе¬
зоделательной  мануфактуры  в  результате  импорта  голландцами
(отметим  этот  факт!)  морем  на  своих  кораблях  немецких  и  лота¬
рингских  изделий.  Дешевизна  импортной  неконтролируемой  и
 «j 	28
 потому  плохой  продукции  душила  отечественное  высококачест¬
венное  производство.
 Предлагаемый  Монкретьеном  способ  возрождения  отечествен¬
ной  металлообработки  не  заключает  в  себе  простого  запрета  им¬
порта.  Он  просит  отменить  контроль  над  качеством  изделий;
тогда  французские  косы  будут  столь  же  дешевы,  как  немецкие,  и
в  то  же  время  они  все-таки  будут  лучше  их.  Они  сами  завоюют
себе  рынок  и  вытеснят  импортные;  уверенность  в  возможности
беспрепятственного  сбыта  позволит  восстановить  прежние  ману¬
фактуры  и  насытить  рынок  их  продукцией,  а  сбыт  в  мануфактур¬
ном  производстве  главным  образом  и  принимается  в  расчет.  «Де¬
шевизна  создается  изобилием,  а  оно  проистекает  из  труда  многих
(людей);  если  же  товары  находят  хороший  сбыт,  то  в  таком  труде
многих  не  может  быть  недостатка».29
 Франция  тем  более  может  позволить  себе  такую  меру,  что  для
своих  мануфактур  у  нее  есть  в  изобилии  сырье,  подходящие  места
с  лесами  и  водами  и  умелые  рабочие.  Больше  того,  если  иностран¬
ные  изделия  исчезнут  с  французского  рынка,  то  начнется  наплыв
во  Францию  иностранных  рабочих  (им  дома  будет  нечего  делать),
от  которых  многому  можно  поучиться.  Их  надо  привлечь  и  при¬
 27  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  51—56.
 28  Монкретьен  употребляет  именно  это  слово  (estouffer).
 29  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  54.
 124

нять,  «ибо  в  стране  никогда  не  может  быть  избытка  рабочих»,
наоборот,  государство  страдает  от  их  нехватки.30
 Этот  план  Монкретьена  очень  показателен.  Вытеснение  с  внут¬
реннего  рынка  иностранных  конкурентов  дало  бы  мануфактури¬
стам  не  только  монополию  сбыта  во  Франции,  но  и  снабдило  бы
их  высококвалифицированными  рабочими  в  готовом,  так  сказать,
виде.  Труд  этих  иностранцев  снизил  бы  в  свою  очередь  издержки
производства  (высокая  квалификация  —  углубление  разделения
труда  —  удешевление  продукции)  и  позволил  бы  его  расширять.
Мы  видели,  что  связь  этих  явлений  была  Монкретьену  вполне
ясна  и  он  справедливо  усматривал  в  них  возможности  лучшего  и
более  быстрого  развития  мануфактурного  производства.  Очень
интересно  и  то  обстоятельство,  что  Монкретьен  просит  у  прави¬
тельства  совсем  немного.  В  данном  случае  он  просит  лишь  отмены
контроля  за  качеством.  Вот  один  из  многих  примеров  стеснитель¬
ности  для  мануфактуристов  старинной  регламентации  в  области
производства  изделий  для  внутреннего  рынка,  которая  лишала  их
главного  условия  для  победы:  равенства  шансов  в  конкуренции
их  товаров  с  импортными.
 Подведем  теперь  итоги  по  вопросу  об  этой  «тяжелой  промыш¬
ленности  XVII  в.».  Как  мы  видели,  автор  еще  очень  далек  от
каких  бы  то  ни  было  планов  «индустриализации»,  хотя  он  и  пони¬
мает  важную  роль  металлургии  и  производства  металлических
изделий  для  всех  отраслей  промышленности  (но  это,  надо  пола¬
гать,  понимали  задолго  до  него).  Для  нас  его  соображения
вдвойне  интересны.  Его  острый  глаз,  наметанный,  возможно,  на
образцах  более  развитой  голландской  мануфактуры,  особенно  от¬
четливо  видел  не  только  отсталость  французской  практики,  но  и
способ  изживания  этой  отсталости  чисто  экономическим  путем.
Кроме  того,  приводимые  им  данные  являются  бесспорным  доказа¬
тельством  отрицательного  воздействия  голландской  торговли  и
промышленности  на  развитие  французского  мануфактурного  про¬
изводства.  Острое  торгово-промышленное  (а  не  просто  торговое,
как,  например,  в  свое  время  между  Генуей  и  Венецией)  соперни¬
чество  уже  становилось  тогда  нормой  в  отношениях  между  стра¬
нами,.  вступившими  на  путь  капиталистического  развития.
 Раздел  о  текстильной  промышленности  Монкретьен  неспроста
начинает  с  изготовления  войлочных  шляп  и  шапок  из  бобрового
и  заячьего  меха.  Дело  в'  том,  что  в  этой  отрасли  у  французов
нет  конкурентов:  «она  полностью  и  целиком  осталась  в  наших
руках».  Она  самая  благополучная  (далее  Монкретьен  располагает
прочие  отрасли,  главным  образом  по  степени  убывания  благопо¬
лучия).  Чем  это  объясняется?  «Слишком  уж  часто  наши  головы
меняют  свою  форму;  при  подобном  непостоянстве  иностранцы  не
 30  Там  же,  стр.  56.
 125

смогли  бы  извлечь  барыш  из  своих  товаров».  Иными  словами,
капризы  французской  моды  (которую,  кстати  сказать,  французы
уже  начали  в  ту  пору  прививать  другим  нациям)  сохраняют  мо¬
нополию  внутреннего  рынка  для  этих  изделий,  а  он  все  более  и
более  расширяется,  ибо  «ныне  любой  купец  одет  словно  дворя¬
нин».31  Однако  —  тут  автор  все  же  выступает  в  роли  просителя  —
необходимы  меры  по  контролю  над  качеством  ввозимой  фламанд¬
цами  испанской  шерсти,  которая  полна  жира,  песка  и  камней.
 Производство  полотен  Монкретьен  считает  самой  распростра¬
ненной  во  Франции  отраслью  промышленности,  дающей  заработок
множеству  людей  —  мужчинам,  женщинам,  детям.  В  этом  деле
Франция  оставила  далеко  позади  всех  конкурентов  на  внешнем
рынке,  именно  благодаря  высокому  качеству  своих  полотен.  Хотя
голландцы  и  подделывают  свои  полотна  и  холсты  под  француз¬
ские  (маркируя  их  французскими  марками),  все  равно  те  не  вы¬
держивают  сравнения,  так  как  французские  полотна  отбелены
в  пресной  воде,  голландские  же  —  в  полусоленой.  Особенно  важен
и  прибылен  экспорт  французских  холстов  в  Испанию.  Испанские
корабли  оснащены  французскими,  а  не  голландскими,  фламанд¬
скими  или  немецкими  парусами.
 Беда,  однако,  в  том,  что  в  самое  нутро  этой  важной  и  выгод¬
ной  промышленности  проникли  голландцы.  Они  завели  во  Фран¬
ции  свои  мануфактуры,  где  отбеливают  ввезенные  из  Голландии
полотна  и  куда  привлекают  при  помощи  большего  заработка
французских  мастеров.  Они  же  скупают  и  неотбеленные  ткани.32
Голландцев  необходимо  выгнать,  а  продажу  и  вывоз  полотен  и
холстов  сделать  монополией  французов.  Иными  словами,  от  короля
требуются  очень  серьезные  меры,  и  снова  они  направлены  против
голландцев!
 В  худшем  состоянии  находится  ранее  процветавшее  француз¬
ское  сукноделие.  Распространено  оно  по  всей  стране,  и  повсюду
есть  для  него  хорошее  по  качеству  сырье.  Но  французское  мастер¬
ство  сукноделия  перестало  быть  секретом.  Кому  неизвестно,  что
через  французских  эмигрантов  им  овладели  англичане  и  что  ныне
в  английских  мануфактурах  звучит  французская  речь.  Француз¬
ский  рынок  наводнен  английскими  сукнами,  по  большей  части
плохими  по  качеству  сырья,  по  своей  выработке  (садятся  от
дождя)  и  по  окраске  (окрашены  запрещенным  во  Франции  ин¬
диго,  а  не  вайдой).  Правда,  спрос  на  сукна  вообще  сильно  упал
из-за  того,  что  гораздо  больше  стали  носить  шелковую  одежду.
Все  же  необходимо  поддержать  французское  сукноделие,  в  нем
занято  множество  людей.  Правительство  должно  запретить  ввоз
 31  Там  же,  стр.  60,  61.
 32  В  производстве  полотна  сочетались  работы  на  дому  (обработка  льна,
прядение,  ткачество)  с  операциями  в  централизованных  мастерских.
 126

английских  товаров,  как  это  уже  сделали  фламандцы,  Гамбург  и
Т.  д.33
 Шелководство  и  изготовление  шелковых  тканей  (атласа,  бар¬
хата,  парчи,  тафты  и  т.  п.)  и  чулок  Монкретьен  оценивает  как
очень  выгодное  и  имеющее  во  Франции  хорошие  перспективы.
Своего  шелка  получают  столько,  что  его  должно  было  бы  хватить,
да  и  ткани  умеют  делать.  К  чему  уплачивать  массу  денег  за  им¬
портные  шелковые  ткани  и  чулки  (только  лишь  за  чулки  уплачи¬
вается  ежегодно  около  3  млн  ливров)?  Король  должен  или  запре¬
тить  излишества  в  шелковой  одежде,  или  настолько  увеличить
производство  шелковых  тканей  во  Франции,  чтобы  они  полностью
покрывали  спрос.34
 Этот  пункт  интересен  во  многих  отношениях.  Несомненно,  что
во  Франции  в  ту  пору  спрос  на  шелковые  ткани  и  разного  рода
изделия  (чулки,  ленты,  шелковые  кружева  и  т.  п.),  уже  прочно
вошедшие  в  обиход  не  только  дворянства,  но  и  богатых  и  зажи¬
точных  слоев  горожан,  значительно  превышал  возможности  отече¬
ственной  промышленности.  Усилия  Генриха  IV,  Сюлли  и  Оливье
де  Серра  хотя  и  принесли  известные  плоды,  не  устранили,  однако,
главного  недостатка  —  нехватки  сырья.  Характерно,  что  Монкре¬
тьен  даже  не  заикается  о  запрещении  импорта  шелковых  тканей.
Мера,  которую  он  требовал  в  применении  к  английскому  сукну,  здесь,
очевидно,  непригодна.  Вероятно,  он  помнил  о  провале  попыток
Генриха  IV  запретить  этот  импорт.  Навряд  ли  он  верил  и  в  эф¬
фективность  указов  против  роскоши.  Главная  причина,  надо  пола¬
гать,  заключалась  в  том,  что  французская  шелковая  промышлен¬
ность  действительно  была  еще  не  развита  из-за  недостатка  сырья,
и  развивать  ее  можно  было  преимущественно  в  этом  направлении,
т.  е.  добывая  в  больших  размерах  дешевый  шелк-сырец.  Перспек¬
тивность  данной  отрасли  определялась  (как  известно,  эти  пред¬
положения  со  временем  полностью  оправдались)  наличием  давно
появившегося  и  все  время  расширявшегося  спроса  на  внутреннем
рынке,  а  известное  уже  за  пределами  Франции  искусство  француз¬
ских  мастеров  обеспечивало  широкую  экспансию  также  и  на
внешнем  рынке.
 По  отношению  к  английской  бумазее,  фламандскому  камлоту
и  другим  легким  тканям  Монкретьен  ограничивается  замечанием,
что  все  они  делаются  по  образцу  французских  и  хуже  их  по  ка¬
честву;  чтобы  продать  у  себя  дома  свои  ткани,  англичане  даже
выдают  их  за  французские.  Ввоз  их  во  Францию  мешает  разви¬
тию  отечественной  промышленности.  Ныне  у  лучших  в  мире  фран¬
цузских  портных  появились  конкуренты  и  притом  в  самой  Фран¬
ции.  Шотландские  и  фламандские  мастера  усвоили  французские
 33  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  70—75,  82—83.
 34  Там  же,  стр.  76—80,  223.
 127

моды  и  работают  со  своими  земляками  в  крупнейших  городах
страны.
 Страдает  и  кожевенное  производство,  хотя  ранее  оно  принад-
лежало  к  числу  самых  прибыльных,  поскольку  не  менее  трех
четвертей  населения  носит  кожаную  обувь  (прочие  —  деревянную
и  веревочную).  Отечественного  сырья  не  хватает,  и  кожи  приво¬
зятся  из  Берберии,  с  островов  Зеленого  мыса  и  т.  д.  Не  хватает
и  своих  мастеров,  приходится  терпеть  фламандцев.  Ухудшается
обработка  кожи  и  качество  обуви;  с  этими  злоупотреблениями
необходимо  бороться.35
 Переходя  к  «благородному  искусству  книгопечатания»,  Мон¬
кретьен  снова  попадает  в  знакомую  сферу  —  теперь  уже  как  из¬
давший  свои  труды  писатель  —  и  посвящает  этому  искусству  много
внимания  по  причине  его  большой  выгодности  и  чрезвычайного
распространения.  Правда,  теперь  оно  имеется  во  всех  странах  и
поэтому  не  может  давать  таких  высоких  прибылей,  как  раньше,
когда  его  знали  лишь  немногие  народы,  вывозившие  за  границу
свои  книги.  Кроме  того,  и  спрос  ныне  не  тот:  появилось  много
библиотек,  а  книги  —  товар  прочный  и  не  изнашиваются,  как
одежда.  И  все  же  при  умении  и  в  этом  деле  можно  заработать
много  денег;  пример  тому  —  фламандцы,  у  которых  на  прибыль
очень  тонкий  нюх.
 Метод  извлечения  фламандцами  высоких  прибылей  из  книго¬
печатания  Монкретьен  описывает  очень  выразительно,  и  мы  при¬
ведем  его  слова,  ибо  они  дают  основания  судить  о  разнице  между
фламандскими  и  французскими  типографиями,  а  тем  самым  и  об
уровне  развития  французского  книгопечатания  в  ту  пору.
 Во  многих  городах  Фландрии  имеется  множество  типографий,
«где  местные  бедняки  работают  за  низкую  плату  и  где  наборщи¬
ков  с  оплатой  в  15  сентов  (сент—1/100  гульдена,  —  А.  Л.)  в  день
заставляют  делать  больше,  чем  французы  делают  за  25.  Благодаря
такой  повышенной  выработке  (tasche  augmentee),  они  (т.  е.  кни¬
гоиздатели,—  А.  Л.)  продают  свои  книги  почти  вдвое  дешевле,
чем  могут  сделать  наши,  и  посылают  к  нам  много  книг,  предна¬
значенных  для  самого  широкого  распространения  и,  следовательно,
скорее  всего  раскупающихся.  Этим  способом  они  отнимают  у  на¬
ших  печатников  и  книгопродавцев  (по  мнению  которых,  лучшие
книги  не  те,  что  хорошо  напечатаны,  а  те,  что  продаются  поско¬
рее  и  повыгоднее)  поле  деятельности  и  даже  ту  ничтожную  при¬
быль,  которой  они  ранее  пользовались».36
 Импорт  иностранных  книг  надо  запретить  и  тем  самым  под¬
держать  отечественное  книгопечатание,  в  котором  занято  50  тысяч
человек,  тем  более  что  по  своему  содержанию  ввозимые  книги
 35  Там  же,  стр.  85,  86.
 36  Там  же,  стр.  90,  91.
 128

способствуют  порче  нравов  и  отвращают  людей  от  повиновения
законным  властям.  Привилегии  на  первоиздания  должны  даваться
не  более  чем  на  4—6  лет;  после  этого  срока  все  издатели  должны
пользоваться  равными  правами  при  издании  и  продаже  книг.
Следует  также  запретить  экспорт  французской  бумаги  и  француз¬
ских  шрифтов.  Тогда  иностранцы  вынуждены  будут  или  печатать
свои  издания  во  французских  типографиях,  или  же  покупать
французские  книги.  Ныне  они  печатают  вредные  книги  на  фран¬
цузской  бумаге  и  французскими  шрифтами  и  торгуют  ими  во
Франции;  дело  даже  дошло  до  того,  что  некоторые  англичане  при¬
обрели  во  Франции  бумажные  мельницы  и  обрабатывают  на  них
английское  тряпье.37
 Итак,  ни  обилие  хорошей  бумаги,  ни  наличие  такого  ценного
оборудования,  как  типографские  шрифты,  ни  многочисленность
типографий  и  искусных  мастеров  не  спасли  французское  книго¬
печатание  в  начале  XVII  в.  от  неспособности  конкурировать
с  фламандским  —  и  притом  по  чисто  экономическим  причинам.
Дешевизна  импортных  книг  (они  стоили  почти  вдвое  дешевле!)
в  первую  очередь  определялась  более  высокой*  производитель¬
ностью  фламандских  типографий  с  их  более  дробным  разделением
труда,  в  силу  чего  на  многие  частичные  операции  можно  было
ставить  менее  квалифицированных  или  неквалифицированных  ра¬
бочих  с  низкой  оплатой.  Затем  фламандские  печатники  удовлетво¬
ряли  широкий  спрос,  книги  их  (речь  идет  главным  образом  о  мо¬
литвенниках,  публицистике  и  т.  п.)  выходили  большими  тиражами
и  быстро  раскупались  по  причине  своей  дешевизны  и  отсутствия
цензуры.
 Благодаря  искусству  проживающих  во  Франции  итальянских
мастеров-стекольщиков  и  превосходному  качеству  сырья  в  дворян¬
ских  поместьях  процветает  изготовление  стекол,  стеклянной  и
хрустальной  посуды.38  Эту  отрасль  надо  поощрять  и  поддерживать
 сл  Q  О
 дворянскую  монополию,  не  раздавая  новых  привилегии.
 Завершив  свой  обзор  отраслей  мануфактурного  производства,40
Монкретьен  переходит  к  выводам,  которые  надлежит  сделать  из
 37  Там  же,  стр.  91—95.
 38  Во  Франции  дворяне  издавна  имели  право  владеть  стекольными  ма¬
стерскими,  не  теряя  своих  налоговых  привилегий,  которые  утрачивались  при
любом  другом  виде  производства.
 39  Монкретьен  считает  эту  меру  хорошим  вознаграждением  для  тех  дво¬
рян,  которые  верно  служили  королю  в  гражданских  войнах  XVI  в.  Таких  дво-
рян-стеколыциков  (gentilshommes-verriers)  не  менее  2500  человек  (A.  de
Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  97).  Любопытный  аргумент  в  устах  мануфак¬
туриста!  Он  объясняется  тем,  что  таким  дворянам  можно  не  давать  пенсий.
 40  Характерно,  что  в  его  перечень  не  вошли  пушечные,  пороховые,  ковро¬
вые  и  другие  мануфактуры,  принадлежавшие  по  большей  части  к  числу  госу¬
дарственных  предприятий  и  пользовавшиеся  особым  вниманием  со  стороны
властей.
 9  А.  Д.  Люблинская
 129

обрисованного  им  положения.41  Необходимость  развивать  промыш¬
ленность  представляется  ему  несомненной.  Богатство  страны  осно¬
вано  именно  на  промышленности,  она  начало  и  конец  всего
(premier  vivant  et  dernier  mourant).42  Государь  может  быть  спокоен
лишь  в  том  случае,  если  все  подданные  имеют  средства  к  сущест¬
вованию,  а  дает  это  промышленность.  В  противном  случае  неиз¬
бежны  опасные  народные  волнения.
 Какие  же  меры  надо  принять  к  тому,  чтобы  из  мелких  поселков
выросли  большие  богатые  города,  которыми  изобилуют  Голлан¬
дия,  Зеландия  и  Фризия?  Надо  обучать  рабочих,  ибо  искусные
мастера  крайне  необходимы.  Надо  искоренить  праздность  и  при¬
влечь  мануфактуристов,  указав  им  пути  получения  прибылей  и
почетных  привилегий.  В  этих  мерах  сочетаются  интересы  частных
лиц  и  общее  благо.  Надо  учредить  школы  для  детей  беднякоз  и
учить  их  там  ремеслам.  Необходимо  обучать  также  и  женщин,
ибо  и  они  должны  работать.  В  Голландии  детей  бродяг  и  нищих
помещают  в  особые  закрытые  приюты,  девочек  и  мальчиков  от¬
дельно,  и  обучают  разным  мануфактурным  работам.  Когда  они
вырастают,  их  женят  и  выдают  замуж  (между  собой!)  и  они
работают  в  тех  же  приютах,  но  уже  за  плату.  Такие  приюты
устроили  бы  и  французские  мануфактуристы,  если  бы  знали,  что
продукции  их  предприятий  обеспечен  сбыт  в  итоге  запрещения
импорта  иностранных  товаров.43  Злостных  бродяг  и  нищих  надо
суровейшими  мерами  принуждать  к  самому  тяжелому  труду
в  исправительных  работных  домах.
 Мысль  Монкретьена  вполне  ясна  и  вытекает  из  потребности
иметь  на  мануфактурах  обученных  рабочих,  а  также  из  стремления
использовать  женский  и  детский  труд.  Однако  траты  на  профес¬
сиональное  обучение  он  возлагает  на  правительство.  Мануфакту¬
ристы  согласны  нести  связанные  с  этим  издержки  лишь  в  том
случае,  когда  детский  приют  превращается  в  своего  рода  ману¬
фактуру  и  обученные  в  нем  дети  прикрепляются  к  ней  до  сконча¬
ния  своих  дней.
 Следующим  пунктом  является  необходимость  удешевления
мануфактурной  продукции.  Почему  голландцы  имеют  возможность
продавать  свои  товары  столь  дешево?  «Там  самые  тонкие  умы,
самые  богатые  и  удачливые  люди  считают  почетным  делом  изы¬
скание  полезных  и  пригодных  усовершенствований,  при  помощи
которых  можно  быстрее  и  легче  производить  наиболее  необходи¬
мые  и  широко  распространенные  изделия.  От  этого  они  получают
богатые  плоды,  ибо  благодаря  машинам  и  механическим  орудиям
облегчается  труд  человека  и,  следовательно,  уменьшаются  из-
 41  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  103—128.
 42  Там  же,  стр.  99.
 43  См.  также:  А.  Д.  Л  ю  б  л  и  н  с  к  а  я,  ук.  соч.,  стр.  26,  27.
 130

Держки  производства  (frais  de  la  besogne).  Еще  в  большей  степени,
чем  обилие  и  искусство  рабочих,  это  дает  им  (т.  е.  голландцам,—
А.  Л.)  возможность  продавать  нам  товары  по  столь  низкой  цене,
тем  более  что  теперь,  когда  они  овладели  нашим  рынком,  они
стремятся  не  столько  к  хорошему  качеству,  сколько  к  большому
количеству  товаров  и  употребляют  свое  старание  на  то,  чтобы
их  получше  приукрасить  (farder)—дабы  прибыльнее  продать,—
а  не  на  то,  чтобы  сделать  их  действительно  хорошо».44
 Затем  следует  вывод  о  необходимости  принять  меры  против  воз¬
можного  перепроизводства,  ибо  оно  снижает  прибыли.  Дабы  избе¬
жать  неудобств,  проистекающих  как  из  нехватки  товаров,  так  и  из  их
чрезмерного  обилия,  правительство  должно  разыскать  средства  для
установления  разумного  равновесия  между  тем  и  другим.
 Последний  и  важнейший,  с  точки  зрения  автора,  вывод  —
насущнейшая  необходимость  протекционизма.  Первым  и  самым
важным  условием  расцвета  отечественной  мануфактуры  является
запрет  ввоза  иностранных  изделий.  На  этом  запрете  основано
процветание  Англии  и  Фландрии.45  Для  государства  нет  ничего
прибыльнее  богатой  и  разнообразной  промышленности,  удовлетво¬
ряющей  все  потребности.  По  отношению  к  ней  у  государя  такие  же
задачи,  как  у  архитектора  по  отношению  к  строящемуся  зданию.
Недаром  в  Голландии  правительство  приходит  на  помощь  частным
предпринимателям  (la  main  publique  aide  a  la  particuliere)  и  учре¬
ждает  новые  мануфактуры.47  «Смелей,  ваши  величества,  —  заклю¬
чает  Монкретьен,  —  осуществите  сие  славное  деяние!».48
 Этот  призыв  к  смелости  не  случаен.  Если  для  обучения  рабо¬
чих,  введения  технических  усовершенствований,  избежания  пере¬
производства  и  предоставления  субсидий  достаточно  доброй  воли
со  стороны  правительства  и  его  распоряжений,  то  для  осуществле¬
ния  последовательного  протекционизма  необходима  была  именно
смелость  и  притом  в  самой  трудной  в  ту  пору  для  Франции  сфере  —
в  международных  отношениях.  Монкретьен  это  прекрасно  понимал,
и,  чтобы  увидеть  свои  просьбы  о  протекционизме  реализованными,
он  высказал  ряд  соображений  дипломатического  порядка.
 Хотя  в  пору  написания  трактата,  т.  е.  в  1614  г.,  гражданские
войны  1610-х  годов  еще  только  вступали  в  свой  первый  этап  и
трудно  было  предвидеть  все  их  перипетии,  а  перспектива  созыва
Генеральных  Штатов  внушала  много  надежд  на  мирное  урегули¬
рование  начавшегося  конфликта  и  на  проведение  реформ,  тем  не
менее  международная  обстановка  в  Западной  Европе,  сложив¬
 44  A.  de  М  о  n  I  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  119.
 45  Там  же,  стр.  112—114.
 46  Там  же,  стр.  123.
 47  Там  же,  стр.  118,  119.
 48  Там  же,  стр.  128.
 9* 	131

шаяся  после  смерти  Генриха  IV,  была  достаточно  ясной.  Свои
советы  королю  Монкретьен  давал  с  учетом  того,  что  они  должны
встретить  серьезные  возражения  со  стороны  французских  мини¬
стров,  проводивших  очень  осторожную  внешнюю  политику.
 Торговые  договоры,  заключенные  Генрихом  IV  с  Англией,
Испанией,  Голландией,  предоставляли  французским  купцам  рав¬
ные  права.  Но  после  смерти  короля  в  1610  г.  они  стали  непре¬
рывно  нарушаться  в  ущерб  Франции.  Правительство  предпочи¬
тало  терпеть  этот  урон  и  не  заявляло  решительных  протестов,  ибо
в  период  ослабления  центральной  власти  и  нарастания  граждан¬
ской  смуты  оно  было  крайне  заинтересовано  хотя  бы  в  пассивной
поддержке  правительств  как  раз  тех  стран  —  Англии,  Испании,
Голландии,  —  с  которыми  ему  надлежало  бы  ссориться,  если  бы
оно  встало  на  путь  систематической  защиты  своих  купцов  и  про¬
мышленников.  Этой  заинтересованностью  Франции  в  поддержании
политических  союзов  беззастенчиво  пользовались  ее  соседи,  чтобы
создать  благоприятные  условия  для  своей  торговли.  Вопреки
действовавшим  торговым  договорам  они  повышали  ввозные  пош¬
лины  на  французские  товары  и  всякими  другими  способами  ста¬
вили  приезжавших  к  ним  французских  купцов  в  неравноправное
положение.  О  том,  как  свободно  действовали  иностранные  купцы
в  самой  Франции,  уже  было  сказано.
 Поэтому  Монкретьен  задает  два  основных  вопроса:  следует  ли
требовать  от  соседних  стран  точного  выполнения  договоров?  Если
Франция  обладает  всем  необходимым,  нужна  ли  ей  вообще  внеш¬
няя  торговля?49  Отвечая  утвердительно  на  первый  вопрос,  он
тем  самым  оказывается  вынужденным  очень  подробно  мотивиро¬
вать  свое  мнение  о  необходимости  развитой  внешней  торговли.
 Монкретьен  доказывает  это,  исходя  как  из  нужд  государства
в  деньгах,  так  и  из  исторического  и  современного  ему  опыта,  что
придает  его  доказательствам  двоякий  интерес:  в  плане  развития
теории  меркантилизма,  с  одной  стоооны,  в  плане  истории  француз¬
ской  экономики  XVI—  начала  XVII  в.  в  тесной  связи  с  мировой
экономикой  (с  учетом,  разумеется,  всей  ограниченности  подобного
термина  для  того  времени)—с  другой.  Последнее  обстоятельство
представляется  нам  особенно  важным,  наглядно  показывая  кате¬
горическую  необходимость  изучения  экономического  развития
любой  европейской  страны  начиная  с  XVI  в.  (частично  уже
с  XIII  в.)  не  как  замкнутого  целого,  а  как  части  большого  и  тесно
связанного  между  собой  комплекса  стран  Европы.50
 Точного  выполнения  торговых  договоров  Монкретьен  предла¬
гает  добиваться,  не  обостряя  отношений  с  союзниками,  в  которых
 49  Там  же,  стр.  130.
 50  Недостаточное  внимание  к  данному  аспекту  проблемы  развития  капи¬
тализма  в  XVII  в.  присуще  Мунье,  Хобсбому  и  другим.
 732

Франция  заинтересована.  Надо  стоять  на  почве  закона,  т.  е.  пунк¬
тов  договоров,  и  стремиться  к  тому,  чтобы  купцы  всех  стран  были
равны  в  своих  правах.51  В  торговле  не  должно  быть  монополий.52
Между  тем  французские  купцы  поставлены  в  некоторых  странах
в  крайне  трудные  условия.
 Англия  систематически  повышает  ввозные  пошлины  на  фран¬
цузские  товары  и  даже  вовсе  запрещает  импорт  некоторых  из  них,
запрещая  также  вывозить  свое  сырье.  Французские  купцы  под¬
вергаются  там  всяческому  унижению.  Монкретьен  приводит  сле¬
дующий  —  по  его  словам,  типичный  —  диалог  между  французским
и  английским  купцами.  Француз  спрашивает:  «Почему  с  нами  так
обращаются?»  —  «Потому,  что  вы  иностранцы».  —  «Но  с  вами
во  Франции  так  не  обращаются».  —  «Если  вы  поступаете  нера¬
зумно,  должны  ли  и  мы  быть  дураками?».53
 Монкретьен  считает  необходимым  повысить  вывозные  пошлины
на  экспортируемые  в  Англию  французские  товары  (зерно,  вина,
бумагу,  фрукты  и  различные  изделия)  и  поставить  английских
купцов  во  Франции  в  такие  же  условия,  в  каких  находятся  фран¬
цузские  купцы  в  Англии.54  Такие  энергичные  меры  продиктованы,
надо  полагать  (это  явствует  из  дальнейшего),  тем,  что  Англия
не  является  непосредственным  соседом,  что  она  очень  дорожит
французскими  высококачественными  винами,  пшеницей,  бумагой,
предметами  роскоши  и  т.  д.  и,  наконец,  тем,  что  политический
союз  с  ней  не  столь  важен,  как  союзы  с  другими  странами.
 С  Голландией  дело  обстоит  иначе.  Франция  сделала  для  нее
так  много  —  и  притом  совсем  недавно,50  —  что  они  не  должны
плохо  обращаться  с  французскими  купцами,  тем  более  что  те  вво¬
зят  в  Голландию  лишь  вино,  а  вывозят  полотно,  саржу,  камлоты,
мыло,  масло,  сыр.  У  голландцев  надо  учиться,  в  этом  заключается
наибольшая  польза,  которую  французы  могут  извлечь  из  сноше¬
ний  с  ними.  Голландцы  любят  Францию,  очень  ей  обязаны  и
будут  рады  помочь  французам.56  Из  этих  суждений  автора  можно
сделать  вывод,  что,  по  его  мнению,  правительство  имело  возмож¬
ность  урезать  права  голландцев  в  их  пока  еще  бесконтрольной
деятельности  внутри  Франции.  Оно  должно  придерживаться  прин¬
ципа:  права  иностранных  купцов  во  Франции  не  могут  превышать
прав  французских  купцов.
 Последних  надо  защищать  и  в  Испании.  Испанские  купцы
свободно  торгуют  во  Франции  и  свободно  разъезжают  по  всей
 51  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  130—137.
 52  Там  же, 	стр.  236.
 53  Там  же, 	стр.  194—205.
 54  Там  же, 	стр.  206.
 55  Имеется  в  виду  перемирие  между  Голландией  и  Испанией,  заключенное
в  1609  г.  при 	энергичной  помощи 	Голландии 	со 	стороны 	Франции.
 56  A.  de  М 	о  n  t  с  К  г  ё  t  i  е  п, 	ук. 	соч., 	стр. 	144, 	207,  208.
 133

стране,  а  французам  прямая  торговля  с  испанскими  колониями
в  Америке  запрещена.  Испанское  правительство  получает  огром¬
ные  доходы  от  обложения  торговли,  которую  ведут  с  Америкой
прочие  страны,  в  особенности  Франция,  на  долю  которой  прихо¬
дится  наибольшая  часть  вывозимых  туда  мануфактурных  изделий
и  продовольствия.  Французские  купцы  уплачивают  в  Испании
непомерные  пошлины  (в  среднем  до  40%  стоимости  товаров,  за
исключением  зерна),  в  то  время  как  испанцы  (и  прочие  ино¬
странцы)  платят  во  Франции  не  более  2.5%.  Испанцы  захваты¬
вают  французские  суда,  направляющиеся  в  Америку,  убивают
французских  колонистов  и  т.  д.  Необходимо  уравнять  права  фран¬
цузских  и  испанских  купцов.57  Это  пожелание  также  могло  счи¬
таться  исполнимым,  поскольку  Франция  только  что  (в  1612  г.)
заключила  с  Испанией  политический  союз  и,  следовательно,  могла
добиваться  от  нее  уступок.
 Таким  образом,  по  мнению  Монкретьена,  международная  об¬
становка  в  1614  г.  позволяла  французскому  правительству  вести
достаточно  авторитетную  протекционистскую  политику  и  восста¬
новить  попранное  соседями  равноправное  положение  французских
купцов.
 В  тот  момент  эти  суждения  были  в  значительной  мере  обосно¬
ваны.  Но  дальнейшие  события  сделали  подобную  политику  —
действительно  очень  нужную  для  развития  французской  эконо¬
мики  —  временно  неосуществимой.  Провал  реформ  на  Генеральных
Штатах,  разгул  междоусобицы  в  1615—1620  гг.,  военные  кампа¬
нии  против  гугенотов  в  1620—1629  гг.,  словом,  крайне  неустой¬
чивая  политическая  ситуация  внутри  страны  и  разгоравшаяся
(пока  что  за  ее  пределами)  Тридцатилетняя  война  не  дали  прави¬
тельству  возможности  ни  широко  субсидировать  мануфактуристов,
ни  предъявлять  союзникам  (Испания  еще  продолжала  числиться
в  их  числе)  требования  об  изменении  таможенных  тарифов.  Но
как  только  в  1626  г.  наметилось  некоторое  улучшение  (оказавшееся
всего-навсего  краткой  передышкой),  Ришелье  сразу  же  предпри¬
нял  многие  меры.58
 Доказав  правительству  не  только  необходимость,  но  и  возмож¬
ность  протекционизма,  Монкретьен  переходит  к  обсуждению  зна¬
чения  внешней  торговли.  Внутренняя  торговля  очень  полезна  и
необходима  для  нормальной  жизни  страны,  но  выгодна  —  хотя  и
 57  Там  же,  стр.  209—220.
 58  О  событиях  1615—1620  гг.  см.:  А.  Д.  Люблинская,  ук.  соч.;  о  со¬
бытиях  1620—1626  гг.  см.  сл.  главы  настоящей  работы.  Характерно,  что  засилье
голландских  купцов  на  французском  рынке  продолжалось  вплоть  до  Кольбера
и  лишь  франко-голландская  «торговая»  война  (1672—1680  гг.)  положила
этому  конец  (см.,  например:  Н.  Е  n  j  а  1  b  е  г  t.  Le  commerce  de  Bordeaux  et  la
vie  economique  dans  le  bassin  aquitain  au  XVIIе  siecle.  Annales  du  Midi,
 t.  LXII,  1950).
 134

сопряжена  с  риском  —  лишь  торговля  внешняя.  Она  является
наилучшим  и  наибыстрейшим  способом  обогащения,  а  богатство
содействует  мощи  и  славе  государства.  Она  доставляет  деньги,
«а  мы  ныне  живем  золотом  и  серебром,  они  удовлетворяют  по¬
требности  всех  людей.  .  .  Деньги  —  главный  нерв  войны.  .  .  извле¬
каются  они  из  налогов,  уплачиваемых  с  торговли».59  Поэтому
купцы  для  государства  необходимы  и  полезны.  Они,  правда,
больше  заботятся  о  своих  прибылях,  чем  об  общественных  инте¬
ресах,  но  это  понятно  и  допустимо:  без  жажды  прибыли  они  не
стали  бы  подвергать  себя  риску  на  море  и  на  суше.  Нельзя  из-за
этого  выкидывать  их  из  числа  почтенных  граждан,  словно  ка¬
ких-то  илотов.60  Надо  установить  пределы  прибыли;  честная  при¬
быль  в  торговле  столь  же  законна,  как  в  любом  другом  занятии.
В  Италии  купцы  занимают  первое  место,  их  очень  уважают
в  Англии,  в  Голландии  они  во  всем  главенствуют.  Вообще  Голлан¬
дия  —  прекрасный  пример  того,  как  торговля  может  обогатить
страну.  С  какой  быстротой  эта  маленькая  страна  овладела  торгов¬
лей  во  всем  мире!  Голландцы  соединяют  трудолюбие  французов  и
присущее  -англичанам  умение  руководить  хозяйством  (menagerie).61
 Франция  может  и  должна  последовать  примеру  Голландии,
тем  более  что  это  будет  не  чем-то  новым,  а  всего  лишь  восстанов¬
лением  прежнего  положения  вещей.
 Таким  образом,  ход  рассуждения  приводит  автора  к  необходи¬
мости  сделать  краткий  экскурс  в  историю  внешней  торговли  Фран¬
ции  в  XVI  в.  и  рассмотреть  причины  ее  упадка  во  втором  десяти¬
летии  XVII  в.  Все  эти  данные  представляют  значительный
интерес  для  экономической  истории  Франции  и  для  проблемы
соотношения  европейских  стран  на  мировом  рынке  в  на¬
чале  XVII  в.
 До  своих  открытий  Испания  и  Португалия  были  бедны.  Теперь
они  богаты  золотом  и  серебром  и  в  состоянии  удовлетворить  свою
потребность  в  зерне,  покупая  его  у  Франции,  которая  таким  пу¬
тем  получает  много  драгоценных  металлов.  Но  главная  причина
былой  выгодности  французской  торговли  на  Пиренейском  полу¬
острове  была  в  том,  что  в  первой  половине  XVI  в.  (начиная
с  правления  Людовика  XII)  французские  купцы  сами  свободно
продавали  свои  товары  в  испанских  и  португальских  портах  и
сами  вывозили  оттуда  золото  и  пряности.  Фактически  они  имели
монополию  на  торговлю  с  Америкой  через  Испанию  (в  обоих
 59  A.  de  Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  141,  142.  —  Мысль  о  том,  что
главные  доходы  государства  извлекаются  из  обложения  торговли  налогами  и
поэтому  богатство  купцов  для  государства  совершенно  необходимо,  была  в  ту
пору  широко  распространена  (L.  А.  В  о  i  t  е  u  х.  Richelieu  «Grand  maitre  de  la
navigation  et  du  commerce  de  France».  Paris,  1955,  стр.  216).
 60  Автор  имеет  в  виду  положение  купцов  во  Франции.
 61  A.  de  Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  137—144.
 135

направлениях);  Голландия  и  Англия  были  в  ту  пору  неспособны
узурпировать  их  права.  При  Генрихе  II  эта  монополия  обусловила
чрезвычайный  расцвет  франко-испанской  и  франко-американской
торговли.  Никто  не  мешал  французам,  их  торговые  связи  были
удачно  и  прочно  установлены,  они  свободно  плавали  по  морям  и
получали  большие  прибыли.  Наступившие  затем  во  Франции
гражданские  войны  нанесли  большой  ущерб  торговле,  но  даже
и  в  это  время  предпринимались  длительные  и  довольно  удачные
плавания.  Однако  в  целом  междоусобица  страшно  разорила  страну
и  подкосила  торговлю  —  ведь  от  войн  в  первую  очередь  страдают
купцы.  Тем  временем  Англия  и  Голландия  набирали  силу,  и  по
окончании  их  войн  с  Испанией  (в  чем  большая  заслуга  именно
Генриха  IV,  примирившего  Испанию  с  Англией,  а  затем  и  с  Гол¬
ландией)  они  начали  вытеснять  французов  с  испанского  и  амери¬
канского  рынков.  При  жизни  короля  это  еще  не  ощущалось  от¬
четливо,  и  Франция,  как  и  в  былые  мирные  времена,  наполняла
Испанию  зерном,  полотнами,  сукнами,  скобяными  и  другими
изделиями.  После  смерти  Генриха  IV  положение  сильно  ухудши¬
лось,  и  интересы  французских  купцов  были  ущемлены.  Кроме
высоких  ввозных  пошлин  (о  чем  была  речь),  они  теряли  на  том,
что  испанские  купцы  сами  привозили  во  Францию  американские
товары  (кожи,  имбирь,  красители)  и  продавали  их  дешевле,  чем
это  делали  французские  купцы,  привозящие  их  из  Испании,  ибо
не  платили  взимаемой  с  тех  10%-й  пошлины;  при  таких  же  благо¬
приятных  обстоятельствах  они  закупали  во  Франции  полотна.
Благодаря  этому  они  зарабатывали  на  французских  товарах,  иду¬
щих  в  Америку,  на  23—25%  больше,  чем  французские  купцы.62
 Еще  больший  ущерб  наносили  повсюду  французам  англичане
и  голландцы,  экспорт  которых  сильно  возрос.  В  XVI  в.  ни  в  Тур-
ции,  ни  в  Берберии  англичан  не  было,  и  марсельцы  доставляли
англичанам  восточные  товары.  Теперь  у  них  там  действуют  свои
торговые  компании,  и  английский  посол  в  Константинополе  оспа¬
ривает  у  французского  привилегию  торговли  с  Левантом.63  В  Сре¬
 62  Там  же,  стр.  155—166,  189—190.
 63  Французскую  торговлю  с  Левантом  Монкретьен  оценивает  как  невыгод¬
ную.  Через  один  лишь  Марсель  в  Турцию  и  Персию  уходит  ежегодно  более
7  млн  экю,  из  коих  2/з  в  испанской  монете,  полученной  от  продажи  в  Испании
французских  товаров.  Из  стран  Леванта  ввозится  главным  образом  шелк-сырец.
Он  очень  дорог  из-за  высоких  пошлин  (до  14—15%)  и,  кроме  того,  —  что
особенно  плохо,  —  не  столько  остается  во  Франции  для  переработки  в  ткани,
сколько  вывозится  в  Геную,  Лукку,  Милан  и  другие  города  Италии,  откуда
затем  во  Францию  ввозятся  дорогие  шелковые  ткани,  за  которые  опять-таки
надо  платить  вывозные  пошлины  в  Италии  и  на  швейцарских  перевалах.  «Вся¬
кий,  кто  носит  шелковую  одежду,  —  заключает  Монкретьен,  —  платит  более
12  ливров  дани»  (ук.  соч.,  стр.  221—223).  Эта  оценка  левантийской  торговли
(вообще  довольно  широко  распространенная  в  то  время)  ошибочна.  Впослед¬
ствии  Ришелье  убедился  в  ее  неправильности.  На  деле  ввоз  шелка-сырца  был
для  Франции  необходим.  Именно  он  доставлял  сырье  для  французских  шел¬
 736

диземноморье  появились  также  и  голландцы,  которым  стоит
только  где-нибудь  показаться,  как  они  захватывают  все  в  свои
руки  и  вытесняют  французов.  Причиной  тому  —  дешевизна  их
товаров,  в  особенности  на  первых  порах,  когда  они  хотят  завладеть
торговлей  и  продают  чуть  ли  не  вдвое  дешевле,  даже  себе  в  убы¬
ток.  Происходит  это  потому,  что  из-за  правильного  использования
работников  (par  l’exact  employ  de  leurs  hommes)  они  производят
множество  всевозможных  товаров  и,  кроме  того,  наибольшую  при¬
быль  они  извлекают  из  фрахта  своих  бесчисленных  кораблей.
 Голландцы  вытеснили  французскую  торговлю  из  Сенегала  и
Гвинеи,  появились  уже  и  в  Канаде.  Они  переманивали  на  свои
корабли  опытных  французских  капитанов.  Из-за  голландцев
французы  уже  почти  потеряли  прибыльную  ловлю  сельдей
в  океане,  а  те  на  ней  разбогатели.  За  французскими  рыбаками  еще
сохраняется  очень  выгодная  ловля  трески,  которой  заняты  600  су¬
дов  и  15—20  тысяч  нормандских  и  бретонских  рыбаков.  На  ней
купцы  получают  до  30—50%  прибыли,  и  ее  обязательно  надо
удержать  за  Францией.64
 Нарисованная  Монкретьеном  картина  подъема  французской
торговли  и  промышленности  до  середины  1550-х  годов,  затем
упадка  до  начала  XVII  в.,  нового  большого  подъема  в  1600—
1610  гг.  и  нового  упадка  после  1610  г.  совпадает  в  главном  и  во
многих  деталях  с  данными,  полученными  из  других  источников.
Никто  из  современников  не  проник  так  глубоко  в  смысл  этих
перемен.65  Разумеется,  от  Монкретьена  ускользнули  многие  явле¬
ния  и  их  скрытое  значение,  ибо  самый  проницательный  человек
того  времени  не  мог  разгадать  законов  складывавшегося  капита¬
листического  производства.66  Тем  не  менее  главные  выводы,  выте-
 ковых  мануфактур;  экспорт  их  изделий  давал  до  100%  прибыли,  а  пошлины
обогащали  казну.  На  этих  мануфактурах  было  занято  около  25  тысяч  семей.
В  уплату  за  шелк-сырец  на  Левант  уходило  золото  не  из  самой  Франции,  а  из
Испании,  куда  сбывались  разные  товары,  привозившиеся  французскими  купцами
из  Леванта.  Они  же  продавали  часть  шелка-сырца  в  итальянских  портах.  Вся
эта  торговля  была  в  руках  богатых  марсельских  купцов,  оттеснивших  Венецию
(L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  315,  320).
 64  A.  de  Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  226—235.  —  В  1614  г.  доход  от
ловли  трески  исчислялся  в  10  млн  ливров;  половина  добытой  рыбы  экспорти¬
ровалась  в  Испанию,  Италию  и  Германию.
 65  Точнее,  никто  из  авторов,  чьи  труды  были  написаны  в  те  годы  и  дошли
до  нас.  В  деловой  переписке  купцов  встречаются  соображения,  сходные  с  теми,
что  высказал  Монкретьен.  Очень  возможно,  что  в  их  среде  подобные  взгляды
были  достаточно  распространены.
 66  Отметим  следующее  любопытное  рассуждение  Монкретьена:  хотя  из-за
притока  американского  золота  цены  сильно  поднялись,  однако  «внутренняя
стоимость  товаров’  остается  неизменной  (la  valeur  essentielle  des  marchandises
est  immuable),  в  противоположность  случайностям  цен,  которые  могут  по  раз¬
ным  причинам  подниматься  или  падать.  То,  что  ныне  дорого,  может  затем
подешеветь»,  и  наоборот  (A.  de  Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  257).  «Рево¬
люция  цен»  XVI  в.  обучила  современников  случайностям  ценообразования  к
 137

кающие  из  его  рассуждений,  верны: 	1) 	французская 	внешняя
 торговля,  процветавшая  в  первой  половине  XVI  в.,  пришла  затем
в  упадок,  главным  образом  из-за  междоусобных  войн  во  Фран¬
ции;  с  наступлением  мира  она  возродилась,  но  теперь  ей  мешают
конкуренты;  2)  французские  купцы  проигрывают  в  конкуренции
с  голландскими  (отчасти  уже  и  английскими)  соперниками  по
причине  сравнительной  дороговизны  своих  товаров;  3)  из-за  ос¬
лабления  центральной  власти  во  Франции  и  обусловленного  этим
обстоятельством  падения  международного  престижа  французского
правительства  купцы  оказались  в  неравноправном  положении  на
всех  внешних  рынках  (выше  было  сказано  о  том,  что  и  на  внут¬
реннем  рынке  дело  обстояло  так  же);  4)  сильное  правительство
может  устранить  эту  помеху  путем  дипломатии  и  протекционист¬
ских  мер,  а  удешевление  продукции  французских  мануфактур
должно  быть  достигнуто  путем  профессионального  обучения,  за¬
прета  импорта  и  т.  д.;  5)  наилучшим  способом  для  развития  внеш¬
ней  торговли,  прекрасно  зарекомендовавшим  себя  в  Англии  и
Голландии,  является  организация  крупных  торговых  компаний.67
 Сам  Монкретьен  нигде  не  говорит  о  политических  причинах
торгового  и  промышленного  процветания  Голландии,  хотя  и  знает
отлично,  что  «купцы  там  главенствуют  во  всем»  (характерно,  что,
упоминая  неоднократно  о  громадных  прибылях,  извлекаемых  гол¬
ландцами  из  судоходства,  он  все  же  на  первое  место  ставит  гол¬
ландскую  промышленность,  голландские  мануфактуры).68  Абсолю¬
тистская  Англия  является  для  него  почти  столь  же  прекрасным
примером  расцвета  торговли  и  промышленности,  достигнутого
путем  протекционистских  мер  Елизаветы  Тюдор.  В  силу  этого
его  изъявления  верноподданнических  чувств  и  надежд  на  прави¬
тельство  не  производят  впечатления  фальши.  Он,  очевидно,
искренне  верил  в  возможность  подобного  же  процветания  эконо¬
мики  абсолютистской  Франции,  в  случае  если  бы  его  предложения
нашли  благосклонное  внимание  и  оказались  реализованными.
 В  связи  с  этим  он  не  скупился  на  советы  и  по  многим  другим
вопросам.  Большое  внимание  он  уделил  монетному  обращению,
налогам  и  колониальной  экспансии.
 Он  подробно  описал  тяжелое  расстройство  монетного  обраще¬
ния  во  Франции,  от  которого  очень  страдала  масса  населения.
 разорвала  в  их  представлениях  связь  между  стоимостью  товара  и  его  ценой.
Монкретьен  возвел  этот  разрыв  в  догму:  стоимость  неизменна,  цена  случайна.
А  ведь  он  сделал  ценные  наблюдения  как  раз  по  вопросу  о  неслучайности
ценообразования,  указав  на  причины  дешевизны  продукции  голландских  ману¬
фактур  и  удешевления  стоимости  голландских  товаров!
 67  Монкретьен  очень  подробно  излагает  структуру  голландской  Ост-Инд¬
ской  компании  и  горячо  рекомендует  правительству  устроить  такие  же  компа¬
нии  во  Франции  (ук.  соч.,  стр.  252—260).
 68  Ср.  слова  Маркса  о  большом  значении  голландских  мануфактур
(К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  25,  ч.  1,  стр.  365,  прим.  49).
 138

Из  Франции  исчезали  полноценные  золотые  и  серебряные  монеты,
тайно  вывозившиеся  (несмотря  на  все  запретительные  меры  и
контроль  на  границах)  иностранными  купцами  в  Севилью,  Лисса¬
бон,  Лондон,  Амстердам  и  т.  д.  Нередко  эти  иностранцы  получали
деньги  от  французских  купцов  в  качестве  ссуд,  так  как  те,  не
имея  возможности  вложить  свои  капиталы  в  торговлю,  искали
хотя  бы  такого  их  помещения.69  Утечка  полноценных  монет  сопро¬
вождалась  ввозом  из-за  границы  плохой  монеты;70  фламандцы
держали  во  Франции  для  этой  цели  специальных  менял  и  полу¬
чали  большие  барыши  (до  25%  в  месяц,  по  словам  Монкретьена).
Страна  была  наводнена  медной  плохой  монетой,  а  серебра  и  зо¬
лота  не  хватало.  Страдали  все  и  особенно  простой  народ,  которого
это  ввергало  в  отчаяние  (un  desespoir  pour  le  peuple).71
 Присущая  Монкретьену  патетическая  манера  изложения,  легко
и  естественно  переходящая  порой  в  иронию  и  сарказм,  достигает
апогея  именно  на  этих  страницах.  Он  пишет  о  множестве  траги¬
ческих  историй,  вызванных  расстройством  в  денежном  обращении,
и  от  имени  народа  умоляет  правительство  как  можно  скорее  навести
порядок.  Необходимо  запретить  курс  иностранных  монет  (кроме
испанских),  точно  установить  соотношение  золота  и  серебра,72
 69  В  связи  с  этим  Монкретьен  еще  раз  красочно  описывает  затруднения,
с  которыми  сталкивались  французские  купцы  в  итоге  засилья  в  самой  Фран¬
ции  иностранных  купцов  (в  мемуаре  финансиста  Шарло,  поданном  Ришелье
в  1626  г.,  указано,  что  в  одном  лишь  Руане  постоянно  проживало  60  богатых
иностранных  купцов,  а  во  всей  стране  их  насчитывалось  до  200  тысяч;  см.:
L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  190).  Не  имея  возможности  получать  даже
«честную»  прибыль  —  настолько  торговля  стала  для  них  убыточной,  —  они  пред¬
почитали  вкладывать  деньги  в  ссуды,  землю,  должности  и  т.  п.  (A.  de  М  о  n  t-
chretien,  ук.  соч.,  стр.  168,  169).  Это  любопытное  замечание  показывает,
что  французскую  буржуазию  истощали  не  только  налоги,  от  которых  она  стре¬
милась  укрыть  свои  капиталы  в  непроизводительную  сферу.  В  первую  очередь
это  объясняется  тем,  что  в  тех  условиях  инвестиции  в  отечественную  торговлю
и  промышленность  были  просто  невыгодны.  По  данным  дю  Нуайе  де  Сен-
Мартен  (относящимся  к  1613—1614  гг.),  землевладение  французской  бур¬
жуазии  было  настолько  значительным,  что  со  своих  земель  она  получала  бо¬
лее  6  млн  ливров  в  год.  Инвестиции  французского  купечества  в  голландские
и  венецианские  торговые  компании  превышали  12  млн  ливров  (см.:  L.  А.  В  о  i-
teux,  ук.  соч.,  стр.  194).
 70  Речь  идет  об  иностранных  монетах  с  меньшим  содержанием  золота  и
серебра,  чем  во  французских  и  испанских  (их  было  много  во  Франции)  моне¬
тах.  Монкретьен  считал,  что  из  серебряных  монет  в  четверть  экю  (каждая
монета  равнялась  13  су)  фламандцы  чеканили  монет  на  16.5  су,  т.  е.  выга¬
дывали  на  каждом  экю  (=60  су)  6  су,  иными  словами—10%  (ук.  соч.,
•стр.  172).  Ср.  аналогичные  сведения  в  мемуаре  Исаака  Разилли  от  1626  г.
 (сб.  «Средние  века»,  вып.  XX,  М.,  1961,  стр.  342).
 71  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  173.  —  Сборщики  налогов  тре¬
бовали  полноценной  монеты.  Кроме  того,  изобилие  мелкой  медной  монеты  спо¬
собствовало  росту  цен  на  предметы  первой  необходимости.
 72  Традиционное  соотношение  двух  драгоценных  металлов  (1  :  15)  было
в  XVI  в.  поколеблено  в  пользу  золота,  особенно  после  1545  г.,  когда  в  Европу
хлынуло  американское  серебро.  Во  второй  половине  XVI  и  в  начале  XVII  в,
 139

о 	70
 платежи  оформлять  только  в  счетной  монете,  выпустить  хорошую
разменную  монету,  энергичнее  бороться  с  нарушителями,  выво¬
зящими  французские  монеты  за  границу,  и  вообще  с  контрабан¬
дистами  и  т.  д.
 Сведения  о  расстройстве  монетного  обращения  очень  ценны..
Они  добавляют  много  черт  для  обрисовки  экономического  упадка
во  Франции  после  1610  г.:  отлив  капиталов  из  торговли  и  про¬
мышленности,  тяжелое  положение  народных  масс  и  т.  д.  В  основе
этого  расстройства  лежали  две  причины.  Установленное  при  Ген¬
рихе  IV  хорошее  качество  французских  золотых  и  серебряных
монет,  а  также  обилие  во  Франции  такой  же  хорошей  испанской
монеты  вызвали  контрабандный  вывоз  их  за  границу,  в  результате
чего  страна  оказалась  наводненной  иностранной  монетой  худшего
качества  и  разменной  неполноценной  монетой.  От  этого  страдало
как  население,  так  и  государство.  Это  не  было  новым  явлением.
В  XVI  в.  в  Испании  наблюдалось  такое  же  «бегство»  (fuite)
полноценной  монеты  в  другие  страны,  а  сама  Испания  испытывала
острый  в  ней  недостаток,74  нарушавший  экономическую  жизнь.
Из  трактата  Монкретьена  видно,  что  в  его  время  Франции  начи¬
нала  грозить  такая  же  участь.  Она  теряла  некоторое  количество
поступавших  в  нее  драгоценных  металлов  (в  приведенном  у  Мон¬
кретьена  примере  эти  потери  оценены  в  10%)  без  всякого  экви¬
валента,  и  часть  денег  уплывала  без  пользы.  Вторая  причина
заключалась  в  том,  что  эти  потери  были  обусловлены  политиче¬
ской  обстановкой  в  большей  степени,  чем  экономической.  Не  за¬
щищенная  эффективным  протекционизмом  (поскольку  после
1610  г.  торговые  договоры  нарушались  в  ущерб  интересам
французской  торговли  и  промышленности)  французская  экономика
страдала  по  всем  линиям.  Контрабандный  вывоз  хорошей  монеты
имел  место  и  при  Генрихе  IV,  но  далеко  не  в  тех  размерах,  как
после  смерти  короля,  когда  иностранные  купцы  стали  привольно
чувствовать  себя  во  Франции,  а  междоусобица  чем  дальше,  тем
больше  нарушала  нормальную  жизнь  страны.
 Предлагаемые  Монкретьеном  в  связи  с  этим  меры  нельзя  рас¬
сматривать  как  самодовлеющие.  Они  могли  принести  пользу  лишь
в  сочетании  со  всеми  прочими  протекционистскими  меро¬
приятиями.
 Очень  любопытны  предложения  Монкретьена  по  части  налого¬
вого  обложения.  Для  Франции  эта  тема  имела  особую  остроту  не
только  в  финансовом,  но  и  в  социально-политическом  плане  и
поэтому  усиленно  дебатировалась  в  связи  с  намеченным  созывом
 (монетная  реформа  Сюлли  1602  г.)  новое  соотношение  не  раз  узаконивалось,
но  всегда  ненадолго,  ибо  жизнь  требовала  все  новых  и  новых  поправок.
 73  Т.  е.  указывая  платежи  в  ливрах,  а  не  в  определенных  монетах.
 74  Недаром  Генрих  IV  говорил,  что  во  Франции  больше  испанских  золо¬
тых  пистолей,  чем  в  Испании  (A.  de  Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  160).
 140

Генеральных  Штатов.75  Следует  сказать,  что  из  всех  проектов
реформ  проект  Монкретьена  отличается  наибольшей  радикаль¬
ностью.
 Он  предлагает  сделать  подоходный  налог  основным,  для  чего
нужно  составлять  раз  в  5  лет  имущественные  кадастры  на  осно¬
вании  подаваемых  деклараций  о  составе  имущества  и  о  доходах.
Помимо  того,  что  это  распределение  наиболее  справедливо  и
меньше  отяготит  народ  и,  следовательно,  укрепит  социальную
структуру  общества,76  оно  принесет  также  большую  пользу  и  в  том
отношении,  что  по  кадастровым  спискам  можно  будет  получить
точные  сведения  о  численности  населения,  возрасте,  положении  и
занятиях  людей.  Можно  будет  рассчитать,  сколько  человек  сле¬
дует  навербовать  в  армию,  послать  в  колонии  и  т.  д.  Правитель¬
ство  будет  знать,  сколько  и  каких  товаров  производится,  какие
из  них  и  в  каком  количестве  можно  вывозить,  какие  отрасли  по¬
ощрять  и  т.  п.77
 Монкретьен  предлагает  уничтожить  откуп  на  соль  и  сделать
внутреннюю  торговлю  солью  столь  же  свободной,  как  любую  дру¬
гую  (tirer  le  sel  en  liberte  comme  une  autre  marchandise).78  Вместе
с  тем  необходимо  значительно  поднять  вывозные  пошлины  на  соль,
которой  Франция  снабжает  многие  страны  и  области.79  Гол¬
ландцы,  например,  извлекают  большие  барыши  из  торговли  соле¬
ной  сельдью  именно  потому,  что  они  по  дешевке  берут  соль  во
Франции.  Прибыль  от  одной  лишь  свободной  торговли  внутри
страны  может  достичь  10  млн  ливров.80
 Следует  также  значительно  повысить  с  иностранцев  вывозные
пошлины  на  другие  главные  статьи  французского  экспорта:  зерно,
вино,  сукна  и  полотна.  Если  даже  в  результате  этой  меры  вывоз
их  сократится,  вреда  не  будет  —  они  подешевеют  на  внутреннем
рынке,  и  народ  будет  доволен.  Государство  богато  обилием  не  зо¬
лота  и  серебра,  а  всех  вещей,  необходимых  для  жизни;  у  кого  их
больше,  тот  и  богаче  (qui  plus  en  a,  plus  a  de  bien).  Отметим  это
мнение!  Автор  добавляет,  что  во  Франции  стало  ныне  больше
 75  См.:  А.  Д.  Люблинская,  ук.  соч.,  гл.  IV.
 76  Монкретьен  красноречиво  рассуждает  о  необходимости  избежать  вся¬
ческих  бурь  (orages  et  tempestes)  при  помощи  сплочения  верхних,  средних  и
низших  слоев,  которого  можно  добиться  путем  объединения  интересов  людей
разного  положения  (ук.  соч.,  стр.  239).
 77  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  343—356.
 78  Кроме  того,  надо  лишить  голландцев  права  на  речную  перевозку  соли
из  Бруажа  в  Нормандию  и  Пикардию.  Только  на  этих  перевозках  они  полу¬
чают  в  год  до  180  тыс.  ливров  фрахта  за  свои  суда,  ибо  берут  дешевле,  чем
французы.  Монкретьен  настаивает  на  запрете  еще  и  в  силу  того,  что  это  ка¬
сается  «множества  простых  людей,  возмущения  которых  следует  избегать  ради
общественного  спокойствия»  (ук.  соч.,  стр.  185,  186).
 79  Монкретьен  называет  Голландию,  Германию,  Савойю,  Швейцарию,
Граубюнден,  Валэ,  Оранж,  Конта-Венессен,  Авиньон  (ук.  соч.,  стр.  236).
 80  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  235—237.
 141

золота  и  серебра,  чем  в  XV  в.,  однако  французы  не  стали  от
этого  ни  богаче,  ни  даже  зажиточнее.
 Увеличение  вывозных  пошлин  тем  необходимее,  что  в  Голлан¬
дии  и  Англии  они  уже  увеличены  для  французских  купцов;  таким
образом,  эта  мера  не  может  вызвать  возражений,  она  лишь  вос¬
становит  утраченное  равноправие.  Кроме  того,  французское  вино
ценится  за  границей  настолько  высоко,  что  его  все  равно  будут
покупать  и  вывозить,  равно  как  и  соль,  зерно  и  полотна.  Чтобы
иметь  деньги,  «которых  во  Франции  не  производят»,  экспорт  не¬
обходим,  но  нельзя  вывозить  сырье  и  ввозить  готовые  изделия.
Кроме  того,  вывоз  зерна  нужно  строго  регулировать,  чтобы  не
лишать  провинции  продовольствия.  В  строгом  контроле  нуждается
и  внутренняя  торговля.81
 Последним  предложением  по  части  финансов  является  выкуп
домена.  Его  надо  именно  выкупить  (т.  е.  не  просто  отобрать),
ибо  государь  не  может  пренебрегать  интересами  частных  лиц  и
нарушать  общественное  доверие.  Эти  меры  в  ту  пору  предлага¬
лись  очень  многими,  и  Монкретьен  в  этом  не  оригинален.  Выкуп
домена  занял  впоследствии,  на  собрании  нотаблей  1626  г.,  цен¬
тральное  место  в  предполагавшейся  реформе  финансов,  и  мы  его
подробно  рассмотрим  в  соответствующей  главе.82
 В  целом  налоговая  реформа  Монкретьена  очень  показательна
именно  для  торгово-промышленной  буржуазии.  Этот  проект  ликви¬
дирует  сословные  налоговые  привилегии,  вводя  подоходный  на¬
лог  со  всего  населения.  Отмена  откупа  на  соль  и  включение  этого
ценнейшего  для  жизни  продукта  в  обычное  товарное  обращение
означало  в  то  же  время  и  отмену  особо  тяжелого  для  народа  со¬
ляного  налога  —  габели.  Государственные  доходы  предполага¬
лось  увеличить  путем  повышения  вывозных  пошлин  с  иностран¬
ных  купцов,  причем  этому  повышению  подлежали  также  товары
(зерно,  вино,  соль,  полотна),  без  которых  Голландия,  Испания  и
другие  страны  были  не  в  состоянии  обойтись.  Поэтому  можно
было  не  опасаться,  что  данная  мера  подкосит  французский  экспорт
и  лишит  страну  денег.  Вывоз  мог  лишь  несколько  сократиться,  но
тогда  эти  товары  подешевели  бы  внутри  страны.
 Чисто  буржуазный  характер  проекта  Монкретьена  подчерки¬
вается  еще  и  тем,  что  автор  ничего  не  изобрел  из  головы:  он  про¬
 81  Там  же,  стр.  239—269.  —  Очень  интересны  сведения,  приводимые  Мон-
кретьеном  в  этом  месте  о  массовой  скупке  у  крестьян  зерна  и  вина  крупными
оптовыми  торговцами,  сбывавшими  продукты  за  границу.  Бедные  крестьяне  не
вылезали  из  долгов;  едва  они  соберут  урожай,  как  уже  должны  его  почти  це¬
ликом  отдать,  а  затем  покупать  по  высокой  цене  зерно  и  высевки,  чтобы  хоть
как-нибудь  прокормиться  до  следующего  урожая.  Они  едят  плохой  хлеб,  бо¬
леют  от  него,  силы  их  ослабевают  (A.  de  Montchretien,  ук.  соч.,  стр.  261  —
263).  Ср.  выше  (стр.  62)  наши  соображения  о  покупательной  способности
бедного  крестьянства.
 82  См.  гл.  VI  настоящей  работы.
 142

сто  предлагал  использовать  опыт  голландской  республики.  Ог
хотел  ввести  в  феодальной  Франции  буржуазную  налоговую  си¬
стему  и  разрубить  одним  ударом  гордиев  узел  неразрешимых  про¬
тиворечий  между  растущим  бюджетом,  абсолютистского  государ¬
ства  и  прогрессирующей  бедностью  основных  масс  налогоплатель¬
щиков,  между  угрожавшим  имущим  классам  возмущением  народа
непомерно  тяжелыми  налогами  и  множеством  сословных  налого¬
вых  привилегий,  между  необходимостью  для  государства  поддер¬
живать  доставлявшую  в  страну  деньги  внешнюю  торговлю  и  вы¬
сокими  налогами  на  отечественную  буржуазию,  отнимавшими
у  последней  значительную  долю  прибылей  и  делавшими  ее  некон¬
курентоспособной,  и  т.  д.,  и  т.  п.  Проект  Монкретьена  был  в  це¬
лом  совершенно  неосуществим  в  абсолютистской  Франции.  От¬
мены  габели  и  сословных  привилегий  пришлось  ждать  более  полу¬
тора  столетий.  Даже  такая  скромная  мера,  как  выкуп  домена,
наткнулась  в  1626  г.  на  непреодолимые  препятствия.  Единственно
осуществимая  —  и  в  дальнейшем  осуществленная  —  часть  проекта
состояла  в  повышении  пошлин.
 Но  у  Монкретьена  был  в  запасе  еще  один  совет,  которому  он
придавал  огромное  значение  —  усиление  колониальной  экспансии
в  Америку.  Пример  соседей  показывал,  насколько  это  было  вы¬
годно,  и  Франции  следовало  поторопиться.
 Во  Франции  имеется  очень  плотное  население,  особенно  воз¬
росшее  в  мирное  время.83  Часть  его  должна  отправиться  в  коло¬
нии,  чтобы  основать  там  «Новые  Франции»;  туда  же  надо  вы¬
везти  мятежников,  бездельников  и  мошенников.
 Об  индейцах  Монкретьен  отзывается  с  уважением.  Европей¬
ские  промыслы  им  неизвестны,  но  от  природы  они  умны,  щедры,
справедливы,  уважают  храбрость  и  чрезвычайно  ценят  свободу.
Земля  у  них  общая,  они  ничего  не  делят  и  возделывают  столько,
сколько  нужно  для  пропитания;  поэтому  они  не  отличаются  тру¬
долюбием  (peu  laborieux).  Если  французы  сумеют  привить  им
свои  добродетели,  не  заразив  их  своими  пороками,  туземцы  будут
людьми  достойными  (braves  hommes),  тем  более  что  своих  угне¬
тателей  (испанцев  и  португальцев)  они  ненавидят,  а  к  французам
относятся  хорошо.
 Для  устройства  колоний  нужны  большие  затраты  на  флот,
строительство  портов  и  т.  д:,  но  все  это  быстро  окупится  стори¬
цей.  Колонии  —  неисчерпаемые  источники  богатства.  Между  ними
и  метрополией  должны  установиться  прочные  и  разносторонние
торговые  связи.  В  колонии  можно  вывозить  полотна,  сукна,  кожи,
 83  Монкретьен  приводит  интересные  сведения  о  массовой  эмиграции  фран¬
цузов  в  Испанию,  где  они  возделывали  земли,  опустевшие  после  изгнания  мо-
рисков;  арендная  плата  бь^а  там  ниже,  чем  во  Франции  (A.  de  Montchre-
t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  315—318).
 743

шапки,  сапоги,  скобяные  товары,  ножи,  гвозди,  инструменты,
котлы  и  металлическую  посуду,  гончарные  и  стеклянные*  изделия,
рыболовные  снасти,  галантерею,  четки  и  многое  другое.  Из  коло¬
ний  можно  получать  золото,  серебро,  медь,  шелк,  хлопок,  ароматы
и  лечебные  травы,  камедь,  шафран,  сандал,  меха  и  кожи,  краси¬
тели,  ценные  сорта  дерева,  лен  и  коноплю,  перец  и  пряности  —
словом,  все,  что  тогда  вывозилось  с  Востока  и  из  северных  стран.
В  колониях  можно  разводить  виноград,  садить  оливы,  возделы¬
вать  сахарный  тростник,  имбирь,  все  зерновые  злаки,  рис,  горох,
овощи  и  плоды,  шелковицу,  разводить  скот,  ловить  китов,  треску
и  другую  рыбу.
 Выгоды  такой  торговли  неоспоримы.  Она  будет  целиком  в  ру¬
ках  французских  купцов,  которые  освободятся  от  уплаты  ино¬
странцам  тяжелых  пошлин  и  сборов.  Вывоз  в  колонии  мануфак¬
турных  изделий  чрезвычайно  расширит  производство  в  метропо¬
лии  и  даст  работу  многим  людям.
 Плавание  в  Вест-Индию  занимает  только  6  недель.  Там  хоро¬
ший  климат  и  хорошая  почва;  у  берегов  много  островов,  где
можно  устроить  порты.  Оттуда  можно  попытаться  найти  пролив,
ведущий  в  Тихий  океан;  такой  путь  к  Китаю  будет  короче
и  легче  трудного  пути  вокруг  Африки.  Словом,  дело  лишь  за  тем,
 чтобы  правительство  положило  начало  колониальным  экспеди-
 84
 циям.
 Эти  планы  и  расчеты  очень  любопытны.  Пронизанные  бур¬
жуазным  духом  мануфактурной  эпохи,  они  ставят  в  центр  внима¬
ния  устранение  тех  препятствий,  которые  мешали  французской
буржуазии  в  ее  конкуренции  с  купцами  и  промышленниками  дру¬
гих  стран.  Колонии  —  это  прежде  всего  рынки  сбыта  для  отече¬
ственного  производства,  причем  рынки,  закрытые  для  конкурен¬
тов.  Рынками  сырья  они  должны  стать  лишь  в  той  мере,  в  какой
в  нем  будет  нуждаться  расширенное  производство  метрополии.
Затем  колонии  должны  быть  поселениями  эмигрантов  из  Фран¬
ции,  «Новыми  Франциями».  В  этом  их  социально-политический
смысл;  они  оттягивают  из  метрополии  социально  опасные  эле¬
менты.  Для  Монкретьена  характерен  упор  на  колонизацию  Аме-
*  рики  как  таковую.  Он  не  проповедует  ни  беззастенчивого  грабежа
(этим  объясняется  его  благоприятное  отношение  к  индейцам),  ни
плантационной  системы  с  применением  рабского  труда.  Иными
словами,  он  подчеркивает  как  раз  ту  сторону,  которая  не  нашла
себе  места  в  концепции  Хобсбома,  а  именно  воспроизводство  на
американской  земле  таких  черт  французской  экономики,  которые
представлялись  ему  наиболее  подходящими,  ибо  были  освобож¬
дены  от  препятствий,  мешавших  развитию  мануфактуры  и  сель¬
ского  хозяйства  в  самой  Франции.
 84  A.  de  М  о  n  t  с  h  г  ё  t  i  е  п,  ук.  соч.,  стр.  273—333.
 144

Возможно,  что  детальное  исследование  архивных  материалов
расширит,  исправит  и  уточнит  сведения,  содержащиеся  в  трак¬
тате  Монкретьена.  В  настоящий  момент  он  является  важным
источником  для  исследования  обширного  круга  тем,  связанных
с  экономикой  Франции  начала  XVII  в.  и  с  насущными  вопросами
мануфактурного  развития  в  целом.  Многие  конкретные  данные
этого  источника  хорошо  подтверждают  положения  Маркса,  сфор¬
мулированные  на  основе  преимущественно  английского  и  голланд¬
ского  материала.
 Особый  интерес  этот  трактат  имеет  для  целей  нашего  исследо¬
вания  и  для  критики  теории  кризиса.  Он  свидетельствует  об
упадке  французской  экономики.  Но  последний  обнаружился  не
в  1620—1630  гг.  (к  которым  авторы  теории  кризиса  приурочи¬
вают  его  начало)  и  коренился  не  в  кризисе  сбыта,  падении  цен,
убыли  населения,  феодальной  структуре  деревни  и  т.  д.  Смысл
наблюдений  Монкретьена  заключается  в  том,  что  французская
промышленность  хирела  от  непосильной  для  нее  конкуренции  с  бо¬
лее  высокоразвитой  мануфактурной  промышленностью  Голландии
и  отчасти  Англии.  В  этих  условиях  протекционизм  действительно
был  единственным  средством  создания  политическими,  т.  е.  на¬
сильственными,  способами  искусственной,  закрытой  для  конку¬
рентов  обстановки,  в  которой  отечественная  буржуазия  могла  про¬
израстать  и  набирать  силы  для  успешной  конкуренции  в  будущем.
В  данном  |случае  связь  между  развитием  мануфактурного  произ¬
водства  и  сильной  государственной  властью  выступает  чрезвы¬
чайно  отчетливо.  Однако  это  не  дает  оснований  для  утверждения,
будто  само  государство  создавало  эту  экономику.
 Нам  представляется,  что  эти  соображения  существенны  для
оценки  разных  типов  и  разных  масштабов  протекционизма  в  от¬
дельных  странах.
 Трактат  Монкретьена  показывает  также  и  ту  ожесточенную
экономическую  борьбу,  которая  шла  на  рынках  самой  Западной
Европы  (не  говоря  уже  о  балтийском,  левантийском  и  американ¬
ском  рынках)  между  купцами  и  промышленниками  отдельных
стран.  Монкретьен  писал,  что  голландцы  и  англичане  «с  удиви¬
тельной  и  несравненной  ловкостью  обшаривают  все  углы  нашего
королевства  в  поисках  того,  что  им  надо»,  т.  е.  прибылей.85
Этот  же  основной  мотив  действовал  и  в  других  случаях.  Все  из¬
вестные  в  ту  пору  европейцам  рынки  были  ареной  яростной  кон¬
куренции,  где  выигрыш  одной  стороны  означал  проигрыш  других,
кризис  торговли  одной  нации  знаменовал  успех  купцов  нации  со¬
перничавшей.
 85  Там  же,  стр.  161.
 ^0  А.  Д.  Люблинская
 145

Меркантилизм  Монкретьена  отличается  от  меркантилистской
государственной  политики.86  Он  представляет,  если  можно  так  вы¬
разиться,  буржуазный  вариант  меркантилизма,  в  то  время  очень
редкий.  Деньги  интересуют  автора  главным  образом  с  точки  зре¬
ния  государственных  потребностей:  они  нужны  для  оплаты  армий
и  т.  п.  Основой  для  него  остается  производство  и  удешевление
продукции,  а  целью  —  расширение  производства  для  насыщения
преимущественно  внутреннего  рынка.  Возможно,  что  подобное  на¬
правление  мысли  объясняется  профессией  автора,  но  это  как  раз
и  придает  его  концепции  особую  окраску.  Более  того,  оно  же  дает
ему  возможность  рассматривать  развитие  буржуазной  экономики
в  ее  самостоятельном  движении,  в  то  время  как  государственный
меркантилизм  отводил  ей  роль  лишь  средства  для  экономического
подъема  страны  и  обогащения  абсолютистского,  т.  е.  феодального
по  своей  политической  основе,  государства.  Этим  объясняется  тот
любопытный  момент,  что  в  своем  проекте  налоговой  реформы
Монкретьен  не  стеснял  себя  соображениями  о  том,  допускала  ли
социальная  и  политическая  структура  Франции  подобную  корен¬
ную  ломку.  Он  провозглашал  то,  что  нужно  было  буржуазии  для
ее  экономического  роста,  и  отчетливо  видел  помехи,  стоявшие  пе¬
ред  ней  на  этом  пути.  О  препятствиях  социального  и  политиче¬
ского  порядка  он  умалчивал,  то  ли  из-за  незрелости  политической
мысли  французской  буржуазии  в  ту  пору  —  что  нам  представ¬
ляется  наиболее  вероятным,  —  то  ли  по  какой-либо  другой  при¬
чине,  ускользающей  от  нашего  внимания.  Во  всяком  случае  важно
отметить,  что  он  требовал  от  правительства  не  только  гораздо
больше  того,  что  оно  могло  дать  в  начале  XVII  в.,  но  и  того,  что
оно  вообще  было  способно  дать  буржуазии  феодально-абсолютист¬
ской  Франции.  Он  хотел  создания  таких  условий  для  совершенно
беспрепятственного  развития  своего  класса,  которые  могли  по¬
явиться  лишь  после  буржуазной  революции.
 Отметим  также,  что  Монкретьен  дает  очень  интересный  мате¬
риал,  касающийся  нужды  мануфактуристов  в  обученных  и  квали¬
фицированных  рабочих.  Даже  во  Франции,  казалось  бы  доста¬
точно  богатой  такого  рода  кадрами  —  вспомним  о  длительном  су¬
ществовании  множества  разнообразных  цехов  с  их  системой
тщательного  профессионального  обучения,  —  потребность  капита¬
листического  производства  в  квалифицированной  рабочей  силе
сказывалась  очень  отчетливо.
 В  какой  мере  идеи,  высказанные  Монкретьеном,  отвечали  по¬
желаниям  и  настроениям  торгово-промышленной  буржуазии  Фран¬
ции?  Здесь  не  может  быть  двух  мнений  —  по  самым  основным  те¬
мам  совпадение  было  полным.  Судить  об  этом  можно  по  наказам
к  Генеральным  Штатам  1614—1615  гг.  и  по  публицистике  тех  же
 86  Рюдлов  правильно  отметил  это  отличие  (см.  выше,  стр.  116,  117).
 746

лет.  Вспомним,  что  сам  трактат  Монкретьена  представляет  и
своего  рода  «индивидуальный»  наказ,  и  публицистическое  произ¬
ведение,  рассчитанное  на  широкую  публику.  Недаром  автор  сле¬
дует  уже  сложившимся  к  тому  времени  нормам  этого  литератур¬
ного  жанра:  констатация  «болезни»  и  методы  ее  «лечения».  От
всех  многочисленных  памфлетов,  вышедших  в  1614—1615  гг.,  его
отличает  широта  «диагноза»  и  продуманность  «рецептов»,  но  суть
у  них  одинакова.
 В  наказе  третьего  сословия  провинции  Анжу  выставлено  тре¬
бование  отмены  соляного  налога  (габели),  вместо  которого  дол¬
жен  быть  введен  единый  и  общий  для  всех  налог  на  соль.  То  же
мы  встречаем  и  в  других  наказах,  а  также  в  сводном  наказе  па¬
латы  третьего  сословия  на  Генеральных  Штатах.  Раздел  о  тор¬
говле  в  этом  документе  кажется  списанным  с  Монкретьена,  хотя
этого,  разумеется,  не  было.  Тяжелое  положение  французского  ку¬
печества  и  французских  мануфактуристов  было  общеизвестным  и
общепризнанным  фактом.  Выход  также  все  искали  в  одном  —
в  усиленном  протекционизме.87  Заметим  здесь  же,  что  эти  сообра¬
жения  делают,  на  наш  взгляд,  излишним  вопрос,  с  которым  мы
столкнемся  в  дальнейшем: 	читал  ли  Ришелье  трактат  Мон-
 кретьёна?  Сама  постановка  вопроса  в  такой  форме  кажется  нам
неудачной.  Дело  не  в  том,  читал  ли  он  его;  дело  в  том,  что  не
знать  его  он  не  мог.  Ни  один  из  крупных  политических  деятелей
того  времени  не  мог  игнорировать  действительности,  которой  он
посвящен;  она  была  на  устах  у  всех  не  в  меньшей  мере,  чем  чисто
политические  дела.
 Каким  же  образом  могло  измениться  к  лучшему  тяжелое  по¬
ложение  французской  экономики?  В  каких  формах  и  в  какой  мере
могли  быть  реализованы  предложения,  поток  которых  был  вызван
созывом  Генеральных  Штатов,  породившим  надежды  на  реформы?
 Пути  такой  реализации  могли  быть  двоякими:  соответствую¬
щие  меры  надлежало  принять  правительству,  и  в  то  же  время  не¬
малое  дело  предстояло  сделать  самим  купцам  и  мануфактуристам.
Необходимо  подчеркнуть,  что  по  духу  и  закалке  французская  тор¬
гово-промышленная  буржуазия  (особенно  гугенотская)  мало  чем
отличалась  от  своих  более  удачливых  конкурентов  —  голландцев,
англичан  и  т.  д.  В  ней  была  достаточная  доза  отваги,  авантю¬
ризма  й  предприимчивости.  Беда  заключалась  в  том,  что  ее  усилия
носили  скорее  индивидуальный  характер;  кроме  как  у  гугенотов
и  у  марсельцев,  купеческие  объединения  были  непрочны  и  мало¬
мощны,  а  конкуренция  отдельных  областей  и  даже  городов  между
собой  мешала  экономической  консолидации  поднимающегося
класса.88  Наконец,  само  деление  французской  буржуазии  на  гуге¬
 87  См.  подробнее  об  этом:  А.  Д.  Люблинская,  ук.  соч.,  стр.  148  и  сл.
 88  Характерна  рознь  бретонских  и  нормандских  городов.  Марсельские  купцы
отличались  редкой  сплоченностью  и  имели  свою  особую  организацию  («!es
 10*
 147

нотскую  и  католическую  (причем  на  долю  первой  в  те  годы  при¬
ходилась  львиная  доля  привилегий  и  прибылей)  представляло  со¬
бой  ярко  выраженное  французское  своеобразие,  накладывавшее
неповторимый  отпечаток  на  процесс  формирования  класса  в  целом
и  замедлявшее  течение  этого  процесса.
 Инициативность  буржуазии  сказывалась  прежде  всего  в  -том,
что  она  непрестанно  подталкивала  правительство  к  принятию  тех
или  иных  необходимых  для  нее  мер.  Количество  адресованных  ко¬
ролю  и  членам  Совета  прошений,  мемуаров  и  т.  п.  было  очень
велико.  Кроме  того,  буржуазия  немало  брала  и  на  себя,  осуще¬
ствляя  свои  задачи  явочным  порядком.  Даже  в  очень  неблаго¬
приятной  для  нее  сфере  заграничной  конкуренции  она  вновь  и
вновь  пыталась  найти  выход  из  создавшегося  положения.  В  сущ¬
ности  она  везде  и  во  всем  шла  впереди  правительства  и  требовала
от  него  больше,  чем  то  могло  дать,  требовала,  так  сказать,  «с  за¬
просом»  и  не  потому,  что  таким  путем  надеялась  выторговать  по¬
больше,  но  в  силу  самого  характера  своей  деятельности.  Ей  ну¬
жен  был  соответствующий  простор  для  своего  развития,  и  она  его
искала  с  достаточной  энергией.
 Из  числа  правительственных  мероприятий,  осуществленных
в  1610—1625  гг.,  т.  е.  еще  до  того,  как  Ришелье  вплотную  занялся
вопросами  торговли,  флота  и  мореплавания,  можно  отметить  сле¬
дующие.  В  1616  г.  по  просьбе  купцов  была  оформлена  «Генераль¬
ная  торговая  палата»  (Chambre  generale  du  commerce),  преобразо¬
ванная  из  учрежденной  еще  при  Генрихе  IV  консультативной  ко¬
миссии  по  вопросам  торговли  и  мануфактур.
 Были  предприняты  некоторые  меры  для  защиты  французской
морской  торговли,  преследовавшие  две  основные  цели:  охрану
портов  и  побережья  от  нападений  пиратов  (очень  частых  на  сре¬
диземноморском  берегу)  и  борьбу  с  пиратами  в  открытом  море.
В  1612—1621  гг.  было  составлено  несколько  проектов  создания
особых  морских  рыцарских  орденов  со  своими  флотами  (chevaliers
de  Saint-Louis,  ordre  de  Saint-Louis  и  др.)  наподобие  мальтийского
для  преследования  пиратов  и  конвоирования  французских  торго¬
вых  судов.  В  1624  г.  Ришелье  предложил  частным  лицам  взять  на
себя  конвоирование,  и  после  обсуждения  нескольких  предложе¬
ний  был  заключен  контракт  с  крупным  откупщиком  Лагранжем,
который  обязался  построить  и  содержать  в  течение  девяти  лет
40  судов  для  охраны  берегов;  после  этого  суда  становились  соб¬
ственностью  государства.  Контракт  был  утвержден  Королевским
Советом,  но,  по-видимому,  не  был  реализован,  так  как  в  ближай¬
 deputes  du  commerce»),  своего  рода  торговую  компанию,  которая  вполне  са¬
мостоятельно  сносилась  с  королем,  французскими  послами  и  даже  иностран¬
ными  государствами,  ревностно  защищая  свои  интересы  не  раз  в  ущерб  обще¬
национальным  торговым  интересам  Франции  (L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,
стр.  199,  326).
 148

шие  годы  Ришелье  пришел  к  убеждению  в  необходимости  защиты
морской  торговли  и  побережья  при  помощи  государственного
флота.89  Но  и  до  той  поры  правительство  не  раз  пыталось  защи¬
щать  французских  купцов  во  всех  возникавших  за  границей  кон¬
фликтах.
 Было  создано  несколько  крупных  торговых  компаний:
в  1611  г.  оформлена  и  в  1618  г.  реорганизована  «Компания  Мон¬
моранси  для  торговли  с  Восточной  Индией»,90  в  1620  г.  —  «Ком¬
пания  для  торговли  с  Новой  Францией»  (т.  е.  Канадой).  По  своей
структуре  последняя  представляла  собой  тип  «смешанной  компа¬
нии»,  получившей  в  дальнейшем  большое  распространение.  Капи¬
тал  был  составлен  из  паев,  большая  часть  которых  принадлежала
крупным  купцам  и  арматорам,  непосредственно  участвовавшим
в  торговле.  Управление  же  делами  компании  находилось  в  руках
коллегии  директоров  и  интенданта,  назначавшихся  адмиралом
(впоследствии  —  Королевским  Советом).
 В  Дьеппе  сами  купцы  организовали  компанию  для  торговли
с  Сенегалом  и  Гамбией;  ее  возглавил  крупный  руанский  арматор
Розэ,  но  прочие  руанские  купцы  относились  к  ней  враждебно.91
 Почти  все  эти  компании,  равно  как  и  многие  из  последующих,
оказались  недостаточно  жизнеспособными.  Они  нуждались  в  по¬
стоянной  опеке  и  поддержке,  нередко  их  приходилось  реоргани¬
зовывать.
 Главная  причина  их  слабости  заключалась  в  общей  неблаго¬
приятной  для  Франции  конъюнктуре  европейского  и  заокеанских
рынков;  для  преодоления  этих  препятствий  требовалась  активная
поддержка  правительства.  Очень  важную  роль  сыграло  также  про¬
тиводействие  богатых  купцов-импортеров  в  крупных  портах  —
Марселе,  Бордо,  Руане  и  т.  д.  Оно  объяснялось  тем,  что  организа¬
ция  компаний  с  монопольными  правами  на  тот  или  иной  рынок
подрывала  их  уже  давно  налаженные  торговые  связи  и  ущемляла
их  интересы.  Нам  приходилось  отмечать  враждебную  позицию
марсельцев  и  руанцев  по  отношению  к  компаниям.
 Немалое  значение  имели  обстоятельства  экономического  и  тех¬
нического  порядка.  Постройка  судов  во  Франции  обходилась
много  дороже,  чем  в  Голландии  и  Англии.92  Некоторые  материалы
приходилось  частично  ввозить  из  Голландии,  переплачивая  изряд¬
ные  суммы,  поскольку  непосредственная  торговля  на  Балтике  была
для  французов  затруднена.93  Из-за  того  что  французские  порты
 89  L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  47—51.
 90  Монморанси  был  в  те  годы  адмиралом  Франции  (см.  гл.  VI  настоящей
работы).
 91  L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  79—81,  334.
 92  Впоследствии  Ришелье  часто  предпочитал  заказывать  суда  в  Гол¬
ландии.
 93  См.  гл.  VI  настоящей  работы.
 149

были  по  большей  части  неглубоки,  суда  имели  малый  тоннаж  —
не  более  200  тонн,  в  то  время  как  для  океанских  плаваний  в  ту
пору  применялись  суда  в  800—2000  тонн.  Поэтому  французские
суда  имели  малую  грузоподъемность,  и  этот  недостаток  не  мог
быть  возмещен  такими  их  качествами,  как  быстрота  и  маневрен¬
ность.  Для  более  вместительных  английских  и  голландских  судов
требовалось  вдвое  меньше  экипажа  и  продовольствия  (но  послед¬
нее  было  много  хуже,  чем  на  французских  кораблях)  по  сравнению
с  французскими,  а  при  одинаковом  с  ними  экипаже  эти  большие
суда  вмещали  даже  втрое  больше  товаров.  Франция  славилась
своими  хорошими  моряками,  но  дисциплина  на  кораблях  была
слаба,  среди  капитанов  и  даже  матросов  насчитывалось  много  ино¬
странцев  (шотландцев,  англичан,  ирландцев,  фламандцев  и  т.  д.).94
 Таким  образом,  по  части  судостроения  и  мореплавания  Фран¬
ция  также  сильно  уступала  своим  конкурентам,  что  очень  отра¬
жалось  на  состоянии  французской  заокеанской  торговли  (леван¬
тийская  торговля  находилась  в  лучшем  положении).
 Возвращаясь  к  мероприятиям  правительства,  необходимо  под¬
черкнуть,  что  в  главных  своих  чертах  внутренняя  политика
в  1610—1625  гг.  была  для  буржуазии  скорее  благоприятна.  Режим
экономии  в  бюджете,  введенный  Люином  в  1617  г.,  и  отмена  по-
летты  (на  чем  очень  настаивали  также  и  буржуазные  круги)  —
все  это  пошло  на  пользу  буржуазииМБорьба  с  феодальной  знатью
и  победа  над  ней,  равно  как  и  открытая  борьба  везде  и  во  всем
с  Испанией,  также  объективно  расчищали  дорогу  для  более  сво¬
бодного  развития  буржуазии.  В  конечном  счете  к  тому  же  клони¬
лась  борьба  с  гугенотами  и  ликвидация  их  особой  политической
организации,  хотя  в  итоге  поражения  гугенотов  Ларошель  лиши¬
лась  своего  богатства.  Иными  словами,  основная  линия  политики
абсолютистского  правительства  после  1615  г.  ни  в  чем  не  проти¬
воречила  основным  задачам  развития  страны  в  буржуазном  на¬
правлении.  Для  общей  оценки  деятельности  правительства  это
обстоятельство  является  главным  и  решающим.
 Однако  очень  многие  конкретные  требования  буржуазии  не
могли  быть  удовлетворены.  Налоговая  система  ни  в  чем  не  была
реформирована;  95  разумеется,  не  могло  быть  и  речи  о  предложен¬
ной  Монкретьеном  радикальной  реформе.  Война  со  знатью,  а  за¬
тем  и  с  гугенотами  имела  и  оборотную  сторону  —  она  разоряла
страну  как  вследствие  военных  действий,  так  и  в  результате  по¬
вышения  налогов  и  напряжения  бюджета.  Такую  же  оборотную
сторону  имела  и  скрытая  война  с  Габсбургами.
 Уже  в  1610-х  годах  французская  торговля  страдала  от  приви-
легированнрго  положения  испанского  купечества.  Усиление  протек¬
 94  L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  203—211.
 95  См.  гл.  VI  настоящей  работы.
 150

ционизма  в  Испании  в  1620-х  годах  (новый  таможенный  закон
1623  г.,  создание  в  1624  г.  привилегированной  торговой  компании
в  Севилье  и  т.  д.)  закрыло  испанский  и  американский  рынки  для
многих  французских  товаров  (исключение  составляли  лишь  зерно,
полотна  и  галантерея).  Для  французской  экономики  это  было  но¬
вым  тяжелым  ударом,  так  как  сбыт  именно  на  данных  рынках  до¬
ставлял  большие  прибыли.  Очень  важное  следствие  имела  также
начавшаяся  в  Испании  дефляция.  Выгодность  французского  эк¬
спорта  в  Испанию  (а  через  нее  и  в  Америку)  зижделась  в  течение
всего  XVI  и  в  начале  XVII  в.  на  разнице  цен.  Во  Франции  цены
были  ниже,  чем  в  Испании;  поэтому  и  себестоимость  французских
товаров  была  ниже.  При  продаже  их  по  высоким  ценам,  господ¬
ствовавшим  в  Испании,  французы  получали  дополнительный  ба¬
рыш.  Однако  по  мере  уменьшения  притока  в  Испанию  драгоцен¬
ных  металлов  цены  стали  там  падать,  и  выгодная  для  французов
разница  начала  сглаживаться.96  Характерно,  что  по  той  же  при¬
чине  стала  сокращаться  в  1620-х  годах  сезонная  (и  более  длитель¬
ная)  эмиграция  в  Каталонию  французских  разносчиков  мелкого
товара  и  уходивших  на  заработок  ремесленников  и  сельскохозяй¬
ственных  рабочих.  Эта  эмиграция  имела  значительную  давность  и
вплоть  до  1620-х  годов  приносила  французам  немалую  пользу,
поскольку  опять-таки  цены  в  Каталонии  были  выше,  чем  во  Фран-
 97
 ЦИИ.
 Начавшаяся  в  1621  г.  война  между  Испанией  и  Голландией
также  сильно  вредила  французской  морской  торговле.  На  помощь
голландцам  со  стороны  Франции98  испанское  правительство  от¬
вечало  тем,  что  чинило  французским  купцам  всяческие  препят¬
ствия  и  затруднения,  вплоть  до  конфискации  кораблей,  груженных
зерном.99  Все  это  объясняет  попытки  французского  купечества
искать  выхода  не  столько  путем  восстановления  прежнего  поло¬
жения  в  торговле  с  Испанией  (война  с  которой  одобрялась  по  по¬
литическим  соображениям),  сколько  путем  завоевания  новых  рын¬
ков  на  Балтике,  в  России,  на  Ближнем  и  Дальнем  Востоке  и
особенно  в  Северной  Африке  и  в  Америке.  В  этом  отношении
знаменательны  такие  факты,  как  путешествия  нормандских  и  бре¬
тонских  купцов  на  Яву  и  Суматру  в  1620—1623  гг.,100  объеди¬
 96  J.  Meuvr  е  t.  Circulation  monetaire  et  utilisation  economique  de  la  mon-
naie  dans  la  France  du  XVIе  et  du  XVIIе  siecles. 	В 	кн.: 	Etudes 	dhistoire  mo-
 derne  et  contemporaine,  t.  I.  Paris,  1948,  стр.  27.
 97  J.  Nadal  et  E.  G  i  r  a  1  t.  La  population  catalane  de  1553  a  1717.
L’immigration  fran^aise  et  les  autres  facteurs  de  son  developpement.  Paris,  1960.
 98  См.  гл.  V  настоящей  работы.
 99  См.  данные  у  Озе  (Н.  Hauser.  La  pensee 	et 	Taction 	economique  du
 cardinal  de  Richelieu.  Paris,  1944,  стр.  54  и  сл.).
 100  W.  С  о  о  1  h  a  a  s.  Generale  missiven  van  gouverneurs-generaal  en  raden
aan  heren  XVII  der  verenigde  Oostindische  Compagnie,  Deel  1:  1610—1638.
’Haag,  1960.
 151

нение  нормандских  купцов  для  торговли  в  Сенегале,  активная  дея¬
тельность  французских  католических  миссионеров-капуцинов  на
Ближнем  Востоке,  тесно  связанная  с  торговыми  интересами  фран¬
цузского  купечества,101  и,  конечно,  некоторое  усиление  колониаль¬
ной  и  морской  экспансии.
 Для  характеристики  этой  тенденции  существует  источник,
в  своем  роде  не  менее  интересный,  чем  трактат  Монкретьена.  Ха¬
рактерно,  что  и  появился  он  при  аналогичных  обстоятельствах.
 В  последние  месяцы  1626  г.,  в  связи  с  предстоявшим  созывом
ассамблеи  нотаблей,  на  которой  должны  были  обсуждаться  эконо¬
мические  вопросы,102  Ришелье  получил  несколько  докладных  за¬
писок  (мемуаров),  касавшихся  французской  торговли  и  морепла¬
вания.103  Частично  их  появление  надо  приписать  как  интересу,
проявленному  правительством  к  данным  вопросам  в  предшествую¬
щие  годы,104  так  и  тем,  что  только  что  была  основана  Морбиган-
ская  компания  и  Ришелье  был  назначен  «начальником  и  генераль¬
ным  сюринтендантом  торговли  и  навигации».  Частично  же  эти
мемуары  обязаны  своим  появлением  инициативе  самих  авторов,
имевших  к  этим  темам  прямое  отношение  по  роду  своей  деятель¬
ности.  Обстановка  конца  1626  г.  сильно  напоминала  обстоятель¬
ства  конца  1614  г.  перед  созывом  Генеральных  Штатов.  Планы
всевозможных  реформ  и  слухи  о  них  породили,  как  и  за  12  лет
до  этого,  обширную  публицистику.
 Один  из  таких  ненапечатанных  тогда  мемуаров,105  датирован¬
ный  26  ноября  1626  г.,  был  подписан  именем  человека,  уже  зна¬
комого  кардиналу  и  ставшего  затем  одним  из  его  доверенных  лиц.
Это  был  кавалер  мальтийского  ордена  Исаак  де  Разилли  (1580—
 1637),  много  плававший  по  Средиземному  морю  и  Атлантическому
океану.  Впоследствии  он  стал  вице-адмиралом  и  наместником  в  Ка¬
наде.  Его  брат  Франсуа  де  Разилли  был  в  числе  руководителей
большой  французской  экспедиции  к  устью  Амазонки  в  1612—
 101  См.:  Н.  Hauser,  ук.  соч.,  стр.  36  и  сл.;  G.  V  a  u  m  a  s.  Lettres  et  do¬
cuments  du  pere  Joseph  de  Paris  concernant  les  missions  etrangeres  (1619  —
1638).  Lyon,  1942.  См.  также:  Г.  Жордания.  Очерки  из  истории  франко¬
русских  отношений  конца  XVI  и  первой  половины  XVII  в.,  ч.  И.  Тбилиси,
1939.  —  Мы  собираемся  вернуться  к  теме  политики  Франции  на  Ближнем
Востоке  в  1620-х  годах.
 102  См.  гл.  VI  настоящей  работы.
 103  L.  D  е  s  с  h  a  m  р  s.  La  question  coloniale  au  temps  de  Richelieu  et  ue
Mazarin.  Revue  de  Geographic,  Paris,  1885,  стр.  367.
 104  См.  выше,  а  также  уставы  голландских  торговых  компаний,  опубли¬
кованные  в  официозном  издании  «Mercure  fran^ais»  за  1623—1624  гг.
 105  Он  был  опубликован  лишь  в  конце  XIX  в.  См.:  L.  Deschamps.
Un  colonisateur  du  temps  de  Richelieu  Isaac  de  Razilly.  Biographie,  memoire
inedit.  Revue  de  Geographic,  Paris,  1886.  —  Русский  перевод  (с  предисло¬
вием  Р.  Мандру)  «Мемуар  Исаака  Разилли  о  французской  колониальной
экспансии  (1626  г.)».  (Сб.  «Средние  века»,  вып.  XX,  М.,  1961,  стр.  325—
349).
 752

1615  гг.  Свой  мемуар  Исаак  де  Разилли  составил  с  полным  зна¬
нием  дела,  основываясь  также  и  на  богатом  личном  опыте.
 Мемуар  Разилли  построен  по  обычной  в  то  время  схеме  и
в  этом  отношении  также  схож  с  трактатом  Монкретьена:  сперва
констатация  крайнего  неблагополучия,  затем  перечисление  необ¬
ходимых  мероприятий.  Но  в  соответствии  со  своей  профессией
военного  моряка  автор  очень  много  внимания  уделяет  политиче¬
ским  последствиям  того  печального  явления,  которое  проистекает
из-за  отсутствия  у  Франции  военного  флота,  а  именно  —  незащи¬
щенности  ее  побережий.  Он  подчеркивает,  что  действия  гугенотов
в  1625  г.,  когда  Субиз  захватил  устья  Луары  и  Жиронды,  а  также
острова  на  Атлантическом  побережье,106  нанесли  ущерб  не  только
французской  торговле,  но  и  международному  престижу  француз¬
ского  правительства,  особенно  в  глазах  англичан.107  Вместе  с  тем
он  перечисляет  все  природные  преимущества  Франции,  необходи¬
мые  для  развития  мореплавания:  наличие  многочисленных  пор¬
тов,  удачное  расположение  речных  путей,  достаточно  плотное  на¬
селение,  обилие  отечественного  продовольствия,  необходимого  для
снабжения  дальних  экспедиций,  прекрасные  военные  и  морские
качества  французских  моряков  и  т.  д.108
 Во  второй  части  мемуара,  озаглавленной  «Как  убедить  всех
рискнуть  заняться  мореплаванием  и  изыскать  для  сего  средства?»,
также  преобладает  военная  сторона  дела.109  Разилли  подробно
рассматривает  типы  кораблей,  их  военное  снаряжение  и  организа¬
цию  береговой  охраны  от  пиратов.  Касается  он  и  финансово-орга¬
низационной  стороны  создания  крупных  компаний  для  захвата
территорий  в  Африке  и  Америке.  К  их  финансированию  он  сове¬
тует  привлечь  все  состоятельные  слои  французского  общества,  от
придворных  и  финансистов  до  городов,  причем  пример  должны
показать  сам  король,  Ришелье  и  все  их  окружение.  Разилли  сове¬
тует  также  извлечь  средства  путем  введения  новых  налогов  на
железо,  полотно,  табак  и  т.  п.  и  путем  экономии  расходов  на  ар¬
мию,  распустив  гарнизоны  непограничных  крепостей.110
 Использование  военного  и  притом  сильно  вооруженного  флота
Разилли  представляет  себе  в  плане  защиты  и  помощи  француз¬
ской  торговле  (но,  разумеется,  это  не  исключало  возможности
применения  его  и  для  военных  действий  вообще,  в  первую  оче¬
редь  против  гугенотов).  Этот  момент  необходимо  особо  подчерк¬
 106  См.  гл.  IV  настоящей  работы.
 107  Ришелье  не  мог  остаться  равнодушным  к  этим  замечаниям,  так  как
эвентуальная  помощь  гугенотам  со  стороны  Англии  сильно  его  беспокоила
(см.  гл.  IV  и  VI  настоящей  работы).
 108  Выше  было  показано,  что  на  деле  положение  было  не  столь  обнаде¬
живающим.
 109  «Мемуар  Исаака  Разилли»...,  стр.  337  и  сл.
 110  Об  этой  реформе  тогда  много  говорили  (см.  гл.  VI  настоящей  работы).
 153

нуть.  Автор  все  время  отдает  себе  отчет  в  том,  что  где  бы  фран¬
цузы  ни  появились  в  качестве  купцов  или  колонистов,  они
повсюду  встретят  противодействие  со  стороны  испанцев,  голланд¬
цев  и  англичан.  Поэтому  им  повсюду  понадобится  сильная  воен¬
ная  помощь  со  стороны  метрополии.
 Обозревая  (всегда  под  этим  углом  зрения)  Африку,  Азию  и
Америку,  Разилли  приходит  к  выводам,  дающим  любопытный
материал  для  суждений  по  интересующим  нас  вопросам.  Но  сперва
коснемся  его  соображений  по  поводу  европейской  торговли.  Он
считает  ее  упорядоченной  (т.  е.  достаточно  налаженной)  и  основ¬
ной  ее  целью  полагает  извлечение  от  соседей  наибольшего  коли¬
чества  золота  и  серебра  при  наименьшем  утекании  денег  за  гра¬
ницу  за  ненужные  для  Франции  товары.  Поэтому  он  осуждает
левантийский  и  голландский  импорт111  и  хвалит  французский
экспорт  зерна  и  холстов  в  Испанию.  Такой  взгляд  свидетель¬
ствует  о  примитивности  его  позиций  по  сравнению  с  концепцией
Монкретьена.  В  сущности,  его  даже  трудно  назвать  меркантили¬
стом  в  точном  смысле  слова.  По  своей  идеологии  мелкого  дворя¬
нина112  Разилли  примыкает  скорее  к  представителям  монетарной
теории,  видящей  прибыль  лишь  в  деньгах,  притекающих  из  других
стран  в  обмен  на  отечественные  изделия.  Впрочем,  как  мы  видели,
суть  его  мемуара  заключается  не  в  экономическом  анализе,  как
у  Монкретьена.
 Африка  привлекает  Разилли  своим  западным  побережьем:  Ма¬
рокко,  Сенегал,  Зеленый  Мыс,  Гвинея  —  вот  перечисляемые  им
области.  Туда  можно  ввозить  железо,  стекло  и  водку  и  вывозить
кожи,  воск,  камедь,  слоновую  кость,  мускус,  золотой  песок  и  бер¬
берских  коней.  Прибыль  составляет  около  30%,  и  дело  это  вер¬
ное  в  том  смысле,  что  португальцы  не  слишком  опасны  для  фран¬
цузов.
 Иначе  обстоит  дело  в  Азии  и  Восточной  Индии.  Испанцы  и
голландцы  не  пустят  туда  французов.  Единственное,  что  предла¬
гает  Разилли,  это  завязывание  непосредственных  торговых  сно¬
шений  ,с  Персией  в  обход  Турции:  по  океану  вокруг  Африки  до
Персидского  залива.  Франко-персидская  торговля  принесла  бы
немалые  прибыли,  так  как  отпали  бы  высокие  пошлины,  взимае¬
мые  Турцией.113
 Наибольший  восторг  автора  вызывает  Америка  (вспомним
также  Монкретьена!),  в  особенности  восточное  побережье  Южной
 111  Подобно  Монкретьену  (см.  стр.  139),  он  указывает  на  вред  от  монет¬
ных  спекуляций  голландцев  («Мемуар  Исаака  Разилли».  ..,  стр.  342).
 112  Эта  сторона  источника  хорошо  подчеркнута  Р.  Мандру  в  предисловии
к  русскому  переводу  мемуара  Разилли  («Мемуар  Исаака  Разилли».  .
стр.  327—329).
 113  «Мемуар  Исаака  Разилли»...,  стр.  343.  —  Ришелье  пытался  достичь
Персии  более  коротким  путем  —  через  Россию  (см.:  Г.  Жордания,  ук.  соч.).
 154

Америки.  Устройство  там  колоний  Разилли  считает  наиболее  при¬
быльным  и  наиболее  неотложным  делом.  Какие  только  богатства
не  хранит  Эльдорадо!  Французам  следует  проявить  побольше  на¬
стойчивости  и  последовательности  в  колонизации  этих  райских
мест.  Надо  организовать  крупные  компании  и  переправить  туда
побольше  колонистов.  Тогда  французов  не  смогут  оттуда  вытес¬
нить  ни  испанцы,  ни  португальцы.
 Характерно,  что  главную  роль  в  колонизации  Разилли  отводит
не  купцам,  а  начальникам  экспедиций,  т.  е.  военным  и  политиче¬
ским  властям.  Купцы,  по  его  мнению,  гонятся  лишь  за  немедлен¬
ной  прибылью  и  не  заботятся  о  том,  что  будет  через  10  лет.  Мне¬
ние  это  примечательно  в  том  плане,  что  еще  раз  указывает  на
недостаточную  выгодность  в  ту  пору  американской  торговли  и  ко¬
лонизации  самих  по  себе,  т.  е.  если  к  ней  не  добавлялся  система¬
тический  грабеж  американской  территории  и  в  первую  очередь
грабеж  драгоценных  металлов.  Характерно,  что  во  всем  мемуаре
Разилли  об  этом  моменте  нет  ни  единого  слова;  тягаться  с  испан¬
цами  в  данном  отношении  Франции  было  совершенно  не  под  силу,
а  для  грабежа  в  Атлантике  —  на  английский  манер  —  награблен¬
ного  ими  в  Новом  Свете  золота  и  серебра  необходим  был  силь¬
ный  корсарский  флот.
 Не  в  этом  ли  обстоятельстве  следует  искать  причину  неудач
французских  попыток  колонизации  и  заокеанской  торговли,  пред¬
принятых  в  последующие  годы?  Нельзя  считать  случайным,  что
в  дальнейшем  главное  внимание  Ришелье  было  устремлено  не
к  Америке  (особенно  Южной),  а  как  раз  к  тем  районам,  кото¬
рыми  Разилли  скорее  пренебрегал,  —  к  Персии  и  вообще  Ближ¬
нему  Востоку.  С  присущим  ему  трезвым  и  взвешенным  реализмом
кардинал  искал  таких  путей,  которые  могли  быть  использованы
возможно  скорее,  с  возможно  меньшими  затратами  и  с  возможно
большими  результатами  не  только  в  экономическом,  но  и  в  поли¬
тическом  плане.  Поэтому,  как  только  он  убедился  в  неправиль¬
ности  мнения  об  убыточности  левантийской  торговли  (вспомним,
что  его  придерживались  как  Монкретьен,  так  и  Разилли),  что  слу¬
чилось  вскоре  после  1626  г.,  он  предпочел  направить  свои  усилия
именно  по  данному  (кстати,  давно  уже  проторенному)  пути  и  из¬
влек  из  него  много  различных  выгод.
 *  *  *
 Что  же  является  главным  моментом  в  тех  общих  тенденциях,
которые  проступают  в  анализируемых  источниках?  Не  предвосхи¬
щая  итоговых  выводов  о  наличии  или  отсутствии  экономического
кризиса  в  XVII  в.,  отметим  пока  лишь  то,  о  чем  можно  говорить
на  основании  обрисованного  нами  состояния  французской  эконо¬
мики  в  1610—1625  гг.
 755

Несомненным  является  факт,  что,  имея  к  1610  г.  достаточно
развитые  мануфактуры  и  обширную  торговлю,  располагая  боль¬
шими  природными  ресурсами  и  плотным  (по  масштабам  того  вре¬
мени)  населением,  Франция  оказалась  перед  значительными  за¬
труднениями.  Капиталистическому  укладу  следовало  бы  разви¬
ваться  если  не  большими  темпами,  то  во  всяком  случае  не
меньшими,  чем  при  Генрихе  IV,  в  1598—1610  гг.  Между  тем  под
сомнение  была  поставлена  даже  возможность  сохранения  произ¬
водства  и  торговли  на  прежнем  уровне.
 Не  менее  несомненно  и  то  обстоятельство,  что  нельзя  всю
вину  за  это  перекладывать  на  гражданскую  войну.  В  момент  со¬
ставления  трактата  Монкретьена  она  еще  только  начиналась;
между  тем  экономическое  неблагополучие  было  для  него  уже
вполне  ясно.  В  дальнейшем  (т.  е.  в  1615—1629  гг.)  внутренняя  и
внешняя  войны  усугубили  это  неблагополучие.
 Главным  являлось  отставание  Франции  от  Голландии  и
Англии  по  уровню  развития  капитализма  в  промышленности.
Разумеется,  связь  между  промышленностью  и  сельским  хо¬
зяйством  в  плане  развития  капитализма  в  целом  имела  важней¬
шее  значение,  и  нет  нужды  на  ней  особо  останавливаться.
Однако  в  данном  случае  нам  представляется  необходимым  обратить
внимание  на  отставание  главной  на  данном  этапе  сферы  производ¬
ства.
 Франция  отставала  от  своих  конкурентов  по  самым  важным
показателям.  Разделение  труда  на  французских  мануфактурах  нахо¬
дилось  на  более  низкой  стадии;  недостаток  квалифицированных
рабочих  не  позволял  предпринимателям  установить  в  должном
объеме  иерархию  заработных  плат.  Совершенно  необходимое  в  ту
пору  государственное  субсидирование  имело  случайный  характер,
размеры  субсидий  были  невелики,  денежное  накопление  недоста¬
точно,  Франция  была  отстранена  от  прямого  грабежа  колоний,
питавшего  первоначальное  накопление  в  Голландии  и  Испании,
а  косвенно  и  в  Англии.
 Итогом  была  сравнительная  дороговизна  французских  про¬
мышленных  изделий.  В  силу  этого  французская  торгово-промыш¬
ленная  буржуазия  была  неспособна  успешно  конкурировать  с  гол¬
ландцами  и  англичанами  на  своем  внутреннем  рынке,  а  отчасти  и
на  внешних  рынках.  Она  была  вынуждена  использовать  свои  ка¬
питалы  иными  способами,  и  они  или  прямо  утекали  в  сферу  госу¬
дарственного  кредитования  (займы  и  откупа),  или  употреблялись
на  покупку  должностей,  т.  е.  косвенно  поступали  в  ту  же  непро¬
изводительную  сферу.  Скупка  земель  имела  такой  же  эффект.
Порой  французские  купцы  даже  ссужали  деньгами  голландских
и  испанских  купцов.  Следовательно,  даже  те  прибыли,  которые
получались  непосредственно  от  торговли  и  в  производстве,  не  об¬
ращались  полностью  на  расширение  буржуазной  экономики.
 156

Французское  судостроение  и  мореплавание,  а  следовательно,  и
заокеанская  торговля  уступали  по  своим  техническим  и  экономи¬
ческим  показателям  английским  и  голландским.  Очень  силен  был
во  Франции  и  городской  партикуляризм  купечества.  Поэтому  те
из  торговых  компаний,  которые  возникали  спонтанно,  а  не  орга¬
низовывались  правительством,  были,  как  правило,  невелики,  что
еще  более  затрудняло  для  них  конкуренцию  на  заморских  рынках.
 В  силу  всех  этих  причин  французская  буржуазия  была  крайне
заинтересована  в  усиленном  протекционизме,  и  французское  пра¬
вительство  стремилось  идти  ей  навстречу  в  этом  отношении.  Но
прежде  необходимо  было  решить  ряд  важнейших  задач  в  области
внутренней  политики,  а  именно  ликвидировать  гугенотское  «госу¬
дарство  в  государстве»  и  оздоровить  финансы.

Глава  IV
 ЛИКВИДАЦИЯ  ГУГЕНОТСКОГО
«ГОСУДАРСТВА  В  ГОСУДАРСТВЕ»
 крепление  французского  абсо-
(Ls  лютизма  в  первой  половине
XVII  в.  отвечало  не  только  интересам  господствующего  класса.
Без  сильной  государственной  власти  не  могли  быть  решены  важ¬
нейшие  экономические  проблемы,  не  мог  быть  обеспечен  нацио¬
нальный  суверенитет.  Политической  предпосылкой  для  выполнения
этих  прогрессивных  задач  была  победа  центральной  власти  над
сепаратизмом  феодальной  знати.  В  1620  г.  королевская  армия  за¬
воевала  победу  на  поле  сражения,  но  это  был  только  первый  этап
политической  агонии  аристократии.  Следующим  этапом  было
уничтожение  гугенотской  «партии»,  служившей  для  знати  важным
военным  и  политическим  резервом.
 Борьба  с  гугенотами,  имевшая  целью  ликвидацию  их  полити¬
ческой  самостоятельности,  растянулась  на  длительный  срок  и  вы¬
лилась  в  несколько  военных  кампаний.
 В  1620  г.  в  результате  экспедиции  в  Беарн  правительство
укрепило  свои  позиции  на  границе  с  Испанией,  в  тылу  у  гуге¬
нотов.
 В  1621  г.  была  осуществлена  кампания  в  юго-западные  гуге¬
нотские  провинции  —  Пуату,  Сентонж,  Гиэнь  —  и  взято  около
60  гугенотских  городов  и  крепостей.  Эти  области  были  подчинены,
кроме  важнейшего  опорного  пункта  —  Ларошели,  но  и  он  был  изо¬
лирован  вследствие  постройки  вблизи  города  больших  королев¬
ских  фортов.  Однако  попытка  овладения  Монтобаном,  являв¬
шимся  ключом  к  Лангедоку,  кончилась  неудачей.
 В  1622  г.  военные  действия  были  перенесены  прямо  в  Ланге¬
док,  который  был  подчинен  королю  и  оккупирован  королевскими
войсками.  В  итоге  гугенотский  Юг  оказался  покоренным.  Остава¬
лась  лишь  задача  подчинения  Ларошели,  но  это  требовало  флота.
 158

В  1625  г.  гугеноты,  готовясь  к  неминуемой  осаде  Ларошели,
захватили  острова,  прикрывавшие  город  с  моря.  В  начале  1626  г.
в  итоге  победы  королевской  армии  там  было  восстановлено  преж¬
нее  положение.
 В  1627—1628  гг.  происходила  осада  Ларошели.  Город  был  не
только  блокирован,  но  и  полностью  отрезан  от  гугенотской  тер¬
ритории,  ресурсы  которой  были  в  значительной  степени  истощены
в  результате  предыдущих  кампаний.  В  соединении  с  невозмож¬
ностью  получить  помощь  от  англичан  это  обстоятельство  сыграло
решающую  роль  в  падении  Ларошели.  В  1629  г.  были  ликвидиро¬
ваны  последние  очаги  сопротивления  гугенотов  в  горных  областях
Лангедока.
 Даже  краткое  перечисление  этих  этапов  показывает  их  после¬
довательность  и  взаимосвязь.  Они  означали  постепенное  нараста¬
ние  успехов  правительства  и  наличие  у  него  определенного  стра¬
тегического  плана.  Следует  подчеркнуть  особое  значение  кампа¬
ний  1620—1622  гг.  В  литературе  они  всегда  рассматриваются  как
ненужные,  бесплодные  и  даже  позорные  для  правительства.1  Эта
оценка  не  соответствует  действительности.  Как  будет  показано
ниже,  несмотря  на  частичные  неудачи,  кампании  1620—1622  гг.
были  совершенно  необходимы  и  в  целом  для  правительства
успешны.  Без  занятия  важных  позиций  на  юго-западе  невозможно
было  предпринять  и  довести  до  конца  осаду  Ларошели,  т.  е.
покончить  с  существованием  политической  организации  гу¬
генотов.
 Для  доказательства  этой  точки  зрения  мы  обратим  особое  вни¬
мание  на  кампании  1620—1622  гг.  и  изложим  их  значительно  под¬
робнее,  чем  широко  известные  события  1625—1629  гг.
 *  *  *
 Царствование  Людовика  XIII  (1610—1643  гг.)  издавна  де¬
лится  во  французской  и  вообще  зарубежной  историографии  на  два
главных  периода:  время  до  прихода  к  власти  Ришелье  (1610—
апрель  1624  г.)  и  правление  Ришелье  (1624—декабрь  1642  г.).2
Первый  период  излагается  обычно  очень  кратко.  Во  втором  иногда
особо  выделяется  шестилетие—  1624—1630  гг.,  —в  течение  кото¬
рого  влияние  Ришелье  постепенно  укреплялось,  пока  в  1630  г.  он
не  восторжествовал  над  всеми  придворными  партиями.
 Такое  четкое  и  внешне  удобное  хронологическое  деление  исхо¬
дит  из  главных  фактов  биографии  первого  министра.  До  извест¬
ной  степени  оно  обосновано  тем  обстоятельством,  что  биографи¬
ческие  факты  в  какой-то  мере  соответствуют  этапам  процесса
 1  См.  ниже,  стр.  165.
 2  Людовик  XIII  пережил  Ришелье  только  на  пять  месяцев.
 159

укрепления  французского  абсолютизма.  Но  это  лишь  относитель¬
ное  соответствие,  и  наименее  обоснованной  датой  является  1624  г.,
год  вступления  Ришелье  в  Королевский  Совет.
 Если  рассматривать  историю  Франции  того  времени  не  под
углом  зрения  биографии  Ришелье,  поджидавшего  в  1620—1624  гг.
своего  часа  и  для  этого  воздействовавшего  на  общественное  мне¬
ние  в  свою  пользу,  а  с  точки  зрения  задач,  стоявших  перед  пра¬
вительством  в  его  внутренней  и  внешней  политике,  становится
ясным,  что  поворот  произошел  не  в  1624,  а  в  1621  г.  (точнее  даже
во  второй  половине  1620  г.),  сразу  после  победы  королевской
армии  над  армией  знати  у  Пон-де-Се,  т.  е.  еще  при  Люине.  Именно
тогда  был  взят  курс  на  укрепление  абсолютизма,  продолженный
затем  Ришелье  с  нараставшим  успехом.  Уже  тогда  правительство
было  в  состоянии  поставить  перед  собой  ряд  важных  задач  и
в  первую  очередь  —  политическое  объединение  страны,  т.  е.  унич¬
тожение  гугенотского  «государства  в  государстве».  Эту  задачу,
действительно  первоочередную  по  своему  значению,  Генрих  IV
не  смог  выполнить  за  12  лет  своего  мирного  правления  (1598—
1610  гг.),  хотя  она  несомненно  входила  в  его  планы.
 Поэтому  новый  период  в  истории  Франции  первой  поло¬
вины  XVII  в.  начинается  не  в  1624,  а  в  1620  г.;  заканчивается  он
к  1630  г.,  когда  перед  страной,  в  связи  с  внешней  войной,  встали
задачи  другого  рода.  В  течение  почти  десяти  лет  (с  перерывами)
шла  ожесточенная  внутренняя  война  между  правительством  и
потерпевшими  в  конце  концов  поражение  гугенотами.  Эту  войну
вели  почти  все,  кто  в  те  годы  стоял  во  главе  правительства,  пере¬
давая  ее  своим  преемникам  как  своего  рода  эстафету.  Она  состав¬
ляет  главное  содержание  истории  этого  десятилетия,  и  правитель¬
ство  рассматривало  ее  как  важнейшую  свою  задачу,  подчиняя  ей
остальные.  Начал  эту  войну  не  Ришелье,  но  он  ее  блистательно
закончил.
 Изложение  событий  1620—1629  гг.  покажет,  насколько  такая
точка  зрения  на  это  десятилетие  может  считаться  обоснованной.
Но  сперва  необходимо  остановиться  на  анализе  традиционной
оценки  четырехлетия  (1620—1624  гг.),  предшествовавшего  при¬
ходу  к  власти  Ришелье,  ибо  именно  в  данном  вопросе  эта  оценка
особенно  выразительна.3
 Сам  кардинал  немало  потрудился,  чтоб  очернить  и  обесславить
своих  предшественников.  В  «Политическом  завещании»  их  деятель¬
ность  охарактеризована  как  погубная,  приведшая  страну  в  полный
 3  Напомним  основные  факты  истории  1620—1624  гг.  До  14  декабря
1621  г.  продолжалось  правление  Люина;  затем  до  февраля  1624  г.  правили
отец  и  сын  Брюлары  (канцлер  Силлери  и  государственный  секретарь  Пюи-
зье),  которых  сменил  на  несколько  месяцев  сюринтендант  Лавьевиль.  Еще
при  нем  29  апреля  1624  г.  Ришелье  вступил  в  Королевский  Совет;  отставка
Лавьевиля  произошла  13  августа  1624  г.
 160

упадок.  То  же  мы  находим  и  в  инспирированных  им  «Мемуарах».
Со  всей  резкостью  эта  хула  выражена  в  тех  многочисленных
памфлетах,  к  которым  Ришелье  имел  близкое  или  отдаленное
касательство.  Эти  взгляды  были  повторены  и  во  многих  трудах
XVII—XIX  вв.  Но  во  второй  половине  XIX  в.  они  были  взяты
под  сомнение  Кузеном  и  Зелле;  4  критикуя  памфлеты  и  «Ме¬
муары»  Ришелье  на  основании  архивных  документов,  они  занялись
своего  рода  реабилитацией  политики  Люина,  оценивая  ее  более
объективно.  Однако  и  для  них  главным  героем  этих  лет,  выну¬
жденным  пока  еще  действовать  скрыто,  оставался  Ришелье,  и  наи¬
больший  интерес  заключался  в  его  постепенном  продвижении
к  власти.
 Взгляды  Кузена  и  Зелле  оказали  лишь  незначительное  воз¬
действие  на  ставшую  традиционной  точку  зрения,  которая  полу¬
чила  новое  подкрепление  в  многотомной  биографии  Ришелье,  на¬
писанной  Габриелем  Аното  и  начавшей  выходить  в  1890-х  годах;  5
на  долгое  время  (во  многом  и  доныне)  она  определила  общепри¬
нятое  в  историографии  и  в  широкой  публике  мнение.
 Соответственно  со  своей  концепцией  восхваления  сильной
власти  Ришелье  Аното  противопоставляет  ей  колеблющуюся,  не¬
удачную  политику  бездарного  и  трусливого  Люина  и  его  столь  же
бездарных  непосредственных  преемников.  Исходной  позицией
Аното  является  мнение,  что  Люином  —  в  противоположность  кар¬
диналу  Ришелье  с  его  «государственным  интересом»  —  руководили
чисто  личные  соображения: 	стремление 	во 	что 	бы 	то 	ни 	стало
 сохранить  свое  исключительное  положение  и  доверие  короля.  Ради
этого  он  пренебрег  величием  Франции  и  ее  престижем  в  междуна¬
родных  отношениях,  подчинился  влиянию  папского  нунция,  вел
католическую  и  испанофильскую  политику  и  т.  д.6  Между  тем
обстановка  в  Европе  была  такова,  что  Франции  могла  бы  при¬
надлежать  роль  арбитра  и  ее  энергичное  вмешательство  при¬
вело  бы  к  ликвидации  начавшейся  войны,  которая  —  в  результате
пассивности  Франции  в  те  годы  —  разгорелась  затем  еще  на  дол¬
гие  годы  и  принесла  неисчислимые  бедствия.  Как  видим,  Аното
считал,  что  от  позиции  Люина  зависела  судьба  не  одной  лишь
Франции,  но  и  всей  Европы.7
 Люину  такая  задача  оказалась  не  по  плечу.  Она  требовала
исключительной  широты  политического  мышления  и  дара  предви¬
 4  V.  Cousin.  Le  due  et  connetable  de  Luynes.  Journal  des  savants,  Paris,
1861  —1863;  B.  Zeller.  Richelieu  et  les  ministres  de  Louis  XIII  de  1621
a  1624.  Paris,  1880.
 5  G.  Hanotaux.  Histoire  du  cardinal  de  Richelieu,  tt.  I—VI.  Paris,
1893—1947.  —  Интересующее  нас  четырехлетие  рассмотрено  во  второй  части
второго  тома,  вышедшего  в  1896  г.
 6  В  этом  Аното  в  точности  повторяет  аргументацию  памфлетов  1619—
1621  гг.,  направленных  против  Люина  (см.  ниже,  стр.  168,  206).
 7  G.  Hanotaux,  ук.  соч.,  т.  II/2,  стр.  337,  338,  382,  383,  386.
 ■j  ]  А.  Д.  Люблинская
 167

дения,  основанного  на  всестороннем  анализе  обстановки  и  взвеши¬
вании  всех  возможностей.  Люин  не  понял  сложившейся  ситуации.
«В  тот  момент,  когда  энергичное  вмешательство  в  дела  Европы
обеспечило  бы  преобладание  Франции,  жалкий  фаворит  возобновил
гражданские  распри;  начался  период  религиозных  войн»,8  —  так
оценивает  Аното  решение  Люина  начать  войну  с  гугенотами.
Перед  Люином  стояла  дилемма  —  воевать  с  гугенотами  или  вое¬
вать  с  Габсбургами.  Поскольку  он  не  уразумел  необходимости
выбрать  второе  решение,  он  выбрал  первое.
 Однако,  выставив  столь  отчетливо  свой  основной  тезис,  Аното
в  дальнейшем  изложении  запутывается  в  неразрешимых  противо¬
речиях.  Он  не  может  не  признать,  что  гугеноты  действительно
угрожали  национальному  единству  Франции,  что  они  стремились
использовать  ослабление  королевской  власти  после  смерти  Ген¬
риха  IV  для  увеличения  своих  привилегий,  идя  ради  этого  на
союзы  не  только  с  протестантскими  государствами,  но  и  с  Испа¬
нией,  и  т.  д.9  Более  того,  он  доходит  до  утверждений,  что  в  сущ¬
ности  Люин  не  имел  возможности  выбирать,  что  гугеноты  «своей
роковой  и  необъяснимой  дерзостью»  прямо-таки  вынудили  его
выступить  против  них,10  что  это  решение  соответствовало  тра¬
дициям  национальной  политики,  главным  содержанием  кото¬
рой  было  внутреннее  единство  страны.11  В  итоге  осуждение
Люина  за  его  выбор  войны  с  гугенотами  фактически  оказывается
снятым.
 Не  менее  противоречивы  и  суждения  Аното  о  задачах  внеш¬
ней  политики  Франции.  Только  что,  как  мы  видели,  он  укорял
Люина  за  его  решение  не  вмешиваться  вооруженной  рукой  в  евро¬
пейские  дела.  Но  почти  на  тех  же  страницах  Аното  заявляет,  что
надо  было  не  выбирать  между  внутренней  и  внешней  войной,
а  одновременно  вести  обе  линии:  сдерживать  гугенотов  и  высту¬
пить  против  католической  Испании.  Но  для  этого  необходимы
были  ловкость,  сила  и  гений  высшего  порядка,  т.  е.  качества,  от¬
сутствовавшие  у  Люина.12  Наконец,  он  форм>лирует  общую  ли¬
нию,  которой  (по  его  мнению)  следовало  держаться,  которой
Люин  не  держался  и  которую  в  дальнейшем  будет  проводить
кардинал,  —  своего  рода  «призвание»  Франции,  «истинно  фран¬
цузскую»  политику.  Надо  было  оставаться  вне  войны  протестант¬
ских  (северных  и  республиканских)  государств  с  католическими
(южными  и  монархическими)  и  заставить  их  истощиться  во  взаим¬
ной  борьбе.  Тогда  Франция  могла  бы  установить  благоприятное
для  себя  равновесие  в  Европе.
 8  Там  же,  стр.  405.
 9  Там  же,  стр.  407—414.
 10  Там  же,  стр.  405,  432,  440.
 11  Там  же,  стр.  486.
 12  Там  же,  стр.  416.
 162

Использованные  Аното  источники  сравнительно  немного¬
численны  (донесения  итальянских  послов,  мемуары,  в  том  числе
«Мемуары»  Ришелье,  некоторые  аохивные  материалы),  но  все  же
они  оказали  известное  воздействие  на  конечные  оценки  автора,
заставив  его  несколько  отступить  от  предвзятых  мнений,  что  и  при¬
вело  к  указанным  противоречиям.  Кроме  того,  бросается  в  глаза
произвольность  концепции  Аното,  касающейся  внешнеполитиче¬
ских  задач  Франции  в  те  годы.  На  деле  ослабленная  семилетней
междоусобицей  страна  никак  не  могла  претендовать  на  роль  ар¬
битра  в  Европе.  Кроме  того,  причины  длительности  Тридцати¬
летней  войны  надо  искать  прежде  всего  в  самой  Германии.  Как
показали  события  войны,  ресурсы  Габсбургов  были  весьма  зна¬
чительны,  и  их  нельзя  было  ликвидировать  одной  удачной  кампа¬
нией.  Даже  Ришелье  со  своим  «гением  высшего  порядка»  не  смог
остаться  в  стороне  от  схватки  ради  использования  в  своих  инте¬
ресах  взаимного  истощения  воюющих  сторон;  Франции  пришлось
вступить  в  войну,  и  победы  она  достигла  далеко  не  сразу,  ценой
огромных  жертв.  Наконец,  Аното  словно  забывает  о  том,  что  лишь
после  взятия  Ларошели  Ришелье  осуществил  военные  кампа¬
нии  1629—1630  гг.  До  того  ему  постоянно  приходилось  ограничи¬
ваться  по  отношению  к  Габсбургам  дипломатическими  демаршами,
т.  е.  действовать  примерно  так  же,  как  действовал  Люин.
 Политику  правительства  в  1622—1624  гг.  Аното  рассматривает
почти  исключительно  под  “углом  зрения  приближения  Ришелье
к  заветной  цели:  вхождению  в  Королевский  Совет.  Настоящим
анализом  событий  тех  лет  он  не  занимается,  торопясь  поскорее
добраться  до  «вечнопамятной»  для  кардинала  даты—13  ав¬
густа  1624  г.,  когда  началось,  наконец,  единоличное  славное  прав¬
ление  Ришелье.  Аното  отмечает  лишь,  что  вершившие  дела
в  1622—1623  гг.  Брюлары  (Силлери  и  Пюизье)  занимались  бес¬
конечными  проволочками,  не  решаясь  ни  на  какие  активные  дей¬
ствия  против  Габсбургов.13  После  их  отставки  сюринтендант
Лавьевиль  перешел  было  к  более  решительной  политике,  но  испу¬
гался  вставших  перед  ним  трудностей  и  обратился  за  помощью
к  Ришелье,  а  тот  через  три  месяца  добился  его  отставки.14
 Автор  последней  большой  сводной  работы  «Франция  при  Лю¬
довике  XIII  и  Ришелье»  Тапье  озаглавил  небольшую  главу,  по¬
священную  1617—1624  гг.,  «Людовик  XIII  и  католицизм»  (Louis
XIII  et  la  cause  catholique).  Заглавие  хорошо  формулирует  основ¬
ную  идею  автора.  Он  не  придает  большого  значения  внутренней
политике  правительства  в  период  между  смертью  Генриха  IV  и
Ришелье,  считая,  что  события  тех  лет  затрагивали  интересы  лишь
ограниченного  числа  лиц  и  что  большая  дорога  истории  лежала
 13  Там  же,  стр.  506—510,  528,  532—535.
 14  Там  же,  стр.  549,  550.
 11*
 763

в  ином,  а  именно  в  глубинных  изменениях,  происходивших  в  жизни
страны,  результаты  которых  сказались  позже.  Существенных  пе¬
ремен  в  экономике  в  те  годы  не  наблюдалось,  но  в  области  идео¬
логии  они  были.  Это  возрождение  католицизма,  причем  «католи¬
цизма  обновленного,  единого  в  своей  доктрине  и  многообразного
в  своих  действиях,  проникавшего  во  все  слои  населения  и  повсюду
влиявшего  на  образ  мыслей  и  жизни»,  католицизма,  «формировав¬
шего  новое  общество».15  Он  оказал  большое  воздействие  на  бла¬
гочестивого  от  природы  короля  и  особенно  на  Люина,  который
оказался  всего  лишь  игрушкой  в  руках  «святош»  (devots),  т.  е.
влиятельной  группы  прелатов  и  некоторых  придворных  кругов.16
 По  мнению  Тапье,  король  и  Люин  не  понимали  задач  Фран¬
ции  во  внешней  и  внутренней  политике.  Европу  в  начале  XVII  в.
раздирали  тенденции  образования  национальных  государств,  с  од¬
ной  стороны,  и  сохранения  традиций  прежнего  средневекового
единства  на  сей  раз  под  гегемонией  Габсбургов  —  с  другой.  В  по¬
следнем  направлении  действовала  и  католическая  церковь  с  ее
идеалом  духовного  единения.  В  целом  «Европа  колебалась  между
идеей  объединенного  существования  и  страхом,  как  бы  оно  не
было  осуществлено  насильно,  путем  уничтожения  независимости
государств  и  личного  права  каждого  человека  на  самостоятельное
распоряжение  своим  временем,  мыслями  и  делами».17  В  этот  кри¬
тический  момент  острых  колебаний  Франция  могла  бы  своим
активным  вмешательством  значительно  изменить  ход  событий.
Но  люди,  стоявшие  у  кормила  власти,  не  обладали  смелой  ини¬
циативой,  твердой  волей  и  осторожностью,  не  поняли  сложив¬
шейся  обстановки;  их  действия  были  подчинены  рутине,  зачастую
они  уклонялись  от  прямых  решений  и  т.  д.18  Поставленные  перед
необходимостью  выбора,  они  не  сумели  распознать,  в  чем  же
именно  заключались  коренные  интересы  Франции.  Они  полагали,
что  борьба  с  Испанией  усилила  бы  угрожавших  королевским  тро¬
нам  европейских  протестантов,  союзников  мятежников  в  самой
Франции,  следовательно,  усилила  бы  гугенотов.  Ошибка  Люина
и  короля,  воевавших  с  гугенотами,  крылась  в  том,  что  на  деле
последние  вовсе  не  представляли  опасности  ни  для  королевской
власти,  ни  для  национального  единства.  Католики  уверяли,  будто
гугеноты  стремятся  к  республике  на  манер  Голландии,  но  эта
оценка  неправильна.  К  тому  же  многие  протестантские  вельможи
остались  в  стороне  от  борьбы.  Восстали  только  две  области:  при¬
морские  провинции  по  Атлантическому  океану  и  Лангедок.  Два
года  войны  с  гугенотами  (1621  —1622  гг.)  принесли  королю  мало
 15  V.-L.  Т  а  р  i  ё.  Le  France  de  Louis  XIII  et  de  Richelieu.  Paris,  1952.
стр.  100,  101,  109.
 16  Там  же,  стр.  145.
 17  Там  же,  стр.  123.
 18  Там  же,  стр.  122,  139,  142,  143,  145,  156.
 164

славы  и  ничтожные  результаты,  а  тем  временем  Испания  на¬
столько  укрепила  свои  позиции,  что  французская  дипломатия  не
смогла  добиться  успеха.  Смена  министров  в  первом  полуго¬
дии  1624  г.  была  вызвана  личной  враждой  среди  членов  Совета
и  неудачной  финансовой  политикой  Лавьевиля;  наконец,  появился
Ришелье.19
 Как  видим,  взгляды  Тапье  очень  близки  к  суждениям  Аното.
Подчеркивание  конфессионального  момента  проведено  у  Тапье
даже  в  более  резкой  форме,  чем  у  его  предшественника.  Различие
заключается  в  отрицании  наличия  «гугенотской  опасности».  О  не¬
совместимости  такой  оценки  с  дальнейшими  действиями  Ришелье
мы  скажем  позже,  а  здесь  отметим,  что  причиной  неудачной,  на
наш  взгляд,  концепции  Тапье  является  невнимание  к  смыслу  со¬
циальной  и  политической  борьбы,  происходившей  во  Франции
в  «междуцарствие»,  между  правлениями  Генриха  IV  и  Ришелье.
Поэтому  автор  не  оценил  в  должной  мере  реальные  возможности
правительства.  Перенеся  центр  тяжести  на  внешнеполитическую
ситуацию,  он  —  не  менее  произвольно,  чем  Аното,  —  больше  рас¬
суждает  о  том,  что  правительство  должно  было  предпринять,
чем  анализирует,  какие  именно  шаги  оно  предприняло  и  чем  они
были  вызваны.
 *  *  *
 1620  год  стал  переломным  этапом  во  внутренней  политике
французского  правительства  не  потому,  что  оно  впервые  отважи¬
лось  на  решительные  действия  (они  предпринимались  и  ранее,
например  в  1616—1617  гг.),  а  потому,  что  эти  действия  увенча¬
лись  успехом.  Как  раз  тогда,  когда  мятеж  вельмож  и  родовитого
дворянства  достиг  наибольшего  размаха,  когда  охваченная  волне¬
ниями  территория  составляла  чуть  ли  не  половину  страны,  когда
гугеноты  оказывали  реальную  поддержку  главе  всей  оппозиции
против  «тирана»  Люина  —  матери  короля,  Марии  Медичи,  именно
в  этот  критический  момент  в  полной  мере  обнаружился  подлинный
источник  силы  правительства: 	поддержка 	со  стороны  городов.
 В  1620  г.  города  предприняли  решительные  действия.  Они  высту¬
пили  против  знати  и,  несмотря  на  то  что  в  их  цитаделях  находи¬
лись  гарнизоны  грандов,  открыли  свои  ворота  небольшой  королев¬
ской  армии.  Благодаря  этому  она  продвигалась  гораздо  быстрее,
чем  предполагали  вельможи,  рассчитывавшие  задержать  короля
на  осаде  нормандских  городов  и  тем  временем  полностью  воору¬
жить  луарские  провинции  и  гугенотские  области.  Города  сорвали
эти  планы  длительной  обороны  Нормандии.  Поэтому  в  сражении
при  Пон-де-Се  королевская  армия  встретилась  лишь  с  частью
военных  сил  противника,  остальные  еще  не  были  стянуты.  Эта
 19  Там  же,  стр.  139,  148,  151,  156,  160,  161.
 765

победа  Людовика  XIII  была  обусловлена  и  подготовлена  благо¬
приятными  для  него  действиями  городов.
 Мир,  заключенный  Марией  Медичи  (т.  е.  Ришелье)  и  королем
(т.  е.  Люином),  обезглавил  партию  вельмож,  как  католических,
так  и  гугенотских.  Они  остались  без  вождей,  без  лозунгов,  без
поддерживавшего  их  родовитого  дворянства.  Кончилась  семилет¬
няя  междоусобица.20
 Быстрый  и  блестящий  успех  окрылил  девятнадцатилетнего
короля.  Военная  доблесть,  проявленная  им  в  этой  первой  для  него
кампании,  выступала  еще  ярче  рядом  с  военной  бездарностью
Люина.  Людовик  XIII  лично  участвовал  в  походах,  осадах,  сра¬
жениях,  общался  с  офицерами  и  солдатами.  Армия  впервые  уви¬
дела  своего  короля,  на  котором  лежал  отблеск  военной  славы
его  отца,  и  по  достоинству  и  с  непритворным  восхищением  оце¬
нила  его  мужество,  хладнокровную  храбрость,  выдержку,  простоту
в  обращении.  Но  среди  приближенных  к  королю  людей,  а  затем
и  в-более  широких  кругах  складывалось  и  постепенно  утвержда¬
лось  мнение  о  неспособности  Людовика  XIII  к  самоличному  прав¬
лению.  Опытные  царедворцы  и  политические  деятели  жадно
искали  в  скромном  и  немногословном  (он  заикался  и  старался
быть  кратким)  юноше  черты  отца  —  выдающегося  полководца,  по¬
литика  и  дипломата,  острослова,  обаятельного  и  живого  «на-
варрца».  Искали  и  не  находили.  Эпоха  благоприятствовала  ран¬
нему  развитию  человека  вообще  и  раннему  обнаружению  талантов
в  частности.  В  XVII  в.,  как  и  в  средние  века,  детство  и  отроче¬
ство  кончались  рано;  молодежь  всех  слоев  общества  начинала
самостоятельную  жизнь  уже  с  14—15  лет.  Людовик  XIII  ока¬
зался  прекрасным  офицером,  но  отнюдь  не  полководцем.  Не  было
в  нем  и  большого  ума  и  проницательности.21
 В  детстве  в  нем  наблюдали  немало  хороших  задатков.  Он  был
резвым,  веселым,  смышленым  ребенком,  обожавшим  музыку.  Его
воспитывали  строго  и  розгами  стремились  исправить  худший  его
недостаток  —  чрезвычайное  упрямство,  но  так  и  не  исправили.
Он  рос  в  пригородном  Сен-Жерменском  дворце,  в  кругу  своих
многочисленных  родных  и  сводных  братьев  и  сестер  (все  закон¬
 20  См.:  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в.  (1610—1620).
Л.,  1959,  стр.  286—290.
 21  В  XX  в.  появилось  несколько  работ,  авторы  которых  стремятся  «реа¬
билитировать»  Людовика  XIII,  показав  в  нем  —  в  противовес  образу,  соз¬
данному  Дюма  и  Гюго,  —  многие  положительные  качества.  На  основе  боль¬
шого  архивного  материала  они  действительно  доказали,  что  король  не  был
глуп,  безволен  или  мелок;  порой  он  даже  мог  действовать  более  или  менее
самостоятельно.  Но,  разумеется,  все  подобные  «поправки»  не  могут  доказать
наличия  у  Людовика  XIII  политического  таланта  (см.:  L.  Batiffol.  1)  Le  roi
Louis  XIII  a  vingt  ans.  Paris,  1910;  2)  Richelieu  et  le  roi  Louis  XIII.  Paris,
1934;  R.  E  r  1  a  n  g  e  r.  Louis  XIII.  Paris,  1936;  Ch.  R  о  m  a  i  n.  Louis  XIII,
un  grand  roi  meconnu.  Paris,  1934;  V  a  u  n  о  i  s.  Vie  de  Louis  XIII.  Paris,  1944).
 166

ные  и  незаконные  дети  Генриха  IV  воспитывались  вместе).  В  нем
рано  обнаружилось  чувство  личного  достоинства,  и  он  ревниво
защищал  свое  особое  положение  дофина,  будущего  короля,  не
признавая  равенства  своих  старших  братьев  Вандомов  (сыновей
Генриха  IV  и  Габриели  д’Эстре).  После  трагической  смерти  отца
для  него  наступили  несчастные  годы.  Мать  его  не  любила;  о  нем
вспоминали  только  в  случае  официальных  церемоний.  Семь  лет
заброшенности  и  пренебрежения  приучили  его  к  скрытности,  дву¬
личию  и  к  редкому  в  таком  возрасте  самообладанию.  В  16  лет  он
участвовал  вместе  с  Люином  в  тайном  заговоре  и  произвел  двор¬
цовый  переворот,  согласившись  на  убийство  временщика  д’Анкра
и  на  опалу  матери.
 Он  и  дальше  остался  таким  же,  как  в  19  лет.  Но  ум  и  таланты
других  людей  он  понимал  и  ценил.  Ришелье  нашел  для  себя  в  его
лице  действительно  «лучшего  в  мире  короля»  —  человека  серьез¬
ного,  с  твердой  волей,  с  высоким  пониманием  налагаемого  его  саном
долга.  Он  был  прост  и  чуждался  этикета.  Охота,  которой  он,  как  и
Генрих  IV,  предавался  со  страстью,  позволяла  ему  проводить  мно¬
гие  дни  в  чаще  лесов  и  в  скромных  загородных  резиденциях,  вдали
от  двора,  который  часто  бывал  ему  неприятен.  Неоднократно  во
время  военных  кампаний  и  поездок  по  стране  ему  доводилось  встре¬
чаться  с  простым  народом;  как  и  Генрих  IV,  он  его  не  чуждался.
Вольностей  в  речах  и  в  поведении  он  не  терпел,  был  стеснителен.
Его  благочестие  было  искренним.
 В  ту  пору,  о  которой  идет  речь,  Люин  был  его  единственным
близким  другом.  Будучи  старше  короля  на  23  года,  он  руководил
им  во  всем.  Первые  три  года  его  правления  (1617—1620  гг.)  были
удачными.  После  собрания  нотаблей  в  Руане  в  конце  1617  г.  Люин
 _ 	92 	«
 провел  реформы:  отмену  «полетты»,  сокращение  пенсии  дворя¬
нам,  роспуск  некоторых  полков,  что  дало  известную  экономию
в  бюджете,  и  т.  д.23  Восстание  знати  в  1619  г.,  пытавшейся  исполь¬
зовать  недовольство  родовитых  дворян,  вызванное  реформами
Люина,  было  подавлено  с  минимальными  для  правительства  уступ¬
ками.  Кампания  1620  г.  кончилась  блестящим  успехом.  Люин  пра¬
вил  самостоятельно,  пользуясь  иногда  советами  доживавших  свой
долгий  век  министров  Генриха  IV  и  не  сменяя  прежних  диплома¬
тов.  Вельмож  он  не  допускал  к  большой  политике,  ответственные
поручения  давал  своим  братьям.  Он  чрезвычайно  разбогател  и  по¬
роднился  с  аристократическим  домом  Роганов,  женившись  на  кра¬
савице  Марии  де  Монбазон  (впоследствии  герцогини  де  Шеврёз).
Король  ему  целиком  доверял,  но  порой  посмеивался  и,  «отводя
душу»  с  приближенными,  жаловался  им  на  «короля-Люина»  (впро¬
чем,  точно  так  же  поступал  он  впоследствии  и  по  отношению
 22  О  полетте  см.  ниже,  стр.  192,  193.
 23  Documents  d’histoire  publics  par  E.  Griselle,  t.  I.  Paris,  1910,  стр.  41.
 167

к  Ришелье).  Вельможи  ненавидели  Люина;  в  инспирированных  ими
памфлетах  его  имя  обливалось  грязью,  над  ним  издевались,  изощ¬
ряясь  в  площадном  остроумии  насчет  его  незнатного  происхожде¬
ния.  Некоторые  придворные,  среди  которых  было  немало  умных
и  проницательных  людей,  считали  Люина  человеком  средних  ка¬
честв,  но  ловким  и  тактичным.  Они  ценили  в  нем  простое  и  любез¬
ное  обхождение,  его  верность  во  многом  еще  патриархальным  нра¬
вам  двора  Генриха  IV.  Если  они  не  были  гугенотами,  они  хвалили
его  дипломатию  и  политику,  направленные  на  сокрушение  полити¬
ческой  мощи  гугенотской  партии.
 Победа  над  знатью  летом  1620  г.  поставила  ребром  вопрос
о  дальнейшей  политике  правительства.  Можно  было  удовольство¬
ваться  и  почить  на  лаврах.  Можно  было  продолжать  кампанию,  об¬
ратив  ее  против  не  разбитых  пока  еще  союзников  Марии  Медичи,
т.  е.  гугенотов.  Можно  было  перейти  к  активной  политике  в  между¬
народных  отношениях.  Люин  выбрал  наступление  на  гугенотов,  и
причину  этого  решения  необходимо  подробно  разъяснить.
 *  *  *
 С  первых  лет  своего  появления,  т.  е.  с  1560-х  годов  и  до  Нант¬
ского  эдикта  в  1598  г.,  так  называемая  гугенотская  партия  (т.  е.
объединение  гугенотских  вельмож,  дворян  и  городов)  держала
в  своих  руках  инициативу  вооруженной  борьбы  с  правительством
с  целью  защиты  свободы  кальвинистского  культа  и  своих  много¬
численных  привилегий,  которые  ей  удалось  закрепитъ  за  собой
в  процессе  почти  сорокалетнего  существования.  Ко  времени  заклю¬
чения  Нантского  эдикта  эти  привилегии  —  военные,  экономические,
финансовые,  политические  —  были  исключительно  велики.
 После  1598  и  до  1620  г.  эта  защита  (как  увидим  дальше,  весьма
необходимая)  осуществлялась  преимущественно  легальным  обра¬
зом,  в  рамках  прав,  предоставленных  по  Нантскому  эдикту.
С  1620  г.  инициатива  борьбы  перешла  в  руки  правительства,  кото¬
рое  вооруженной  рукой  расправилось  с  гугенотским  «государством
в  государстве».
 Итак,  можно  наметить  три  периода:  1560—1598  гг.,  1598—
1620  гг.,  1620—1629  гг.,  периоды  мощи,  начавшегося  упадка  и  кру¬
шения  гугенотской  партии  как  таковой.
 Отметим  некоторые  черты  ее  положения  в  1620  г.,  имеющие
значение  для  последующих  событий.  В  целом  положение  это  было
уже  далеко  неблестящим.  Оно  было  таким  еще  и  раньше,  в  1600—
1610-х  годах,  и  с  тех  пор  не  переставало  ухудшаться.  Правительство
Генриха  IV  отнюдь  не  было  озабочено  точным  выполнением  Нант¬
ского  эдикта.  Король  не  посягал  на  свободу  совести  своих  бывших
единоверцев,  но  без  большого  шума  и,  так  сказать,  явочным  поряд¬
ком  стремился  ущемить  их  политические  права,  дарованные  не  по
 168

самому  эдикту,  а  по  его  дополнительным  статьям,  предоставленным
королевской  «милостью»  на  восемь  лет,  затем  не  раз  продленным.
Оплата  гарнизонов  была  сокращена  наполовину  и  выдавалась  с  опо¬
зданием.  Крепости,  коменданты  которых  перешли  в  католичество,
гугенотам  не  возвращались.  Не  разрешалось  ремонтировать  укреп¬
ления  гугенотских  городов.  Доступ  к  должностям  был  для  гуге¬
нотов  практически  очень  затруднен.24  Наконец,  воинствующая
контрреформация,  чувствуя  свою  возрастающую  силу,  вела  во  мно¬
гих  провинциях  активную  миссионерскую  деятельность.
 Вместо  первоначального,  довольно  широкого  распространения
по  всей  стране  гугеноты  оказались  теперь  преобладающей  (или
значительной)  силой  лишь  в  некоторых  юго-западных  провинциях:
Пуату,  Сентонже,  Гиэни,  Гаскони,  Лангедоке,  Беарне,  а  также  в  До-
финэ.  Размещенный  на  юго-западе  основной  комплекс  гугенотских
областей  соединялся  с  окраинным  восточным  Дофинэ  через  область
Виварэ  (на  правом  берегу  Роны,  между  рекой  и  Севеннскими  го¬
рами),  имевшую  вследствие  этого  большое  стратегическое  значе¬
ние.
 Это  были  по  преимуществу  приморские  и  горные  районы.  Мно¬
гие  из  находившихся  в  них  городов  (около  сотни)  были  гугенот¬
скими  крепостями  (places  de  surete)  с  постоянными  гарнизонами.
Считалось,  что  эти  крепости  даны  гугенотам  как  прибежище  от
возможных  преследований  со  стороны  католиков.  Отчасти  так  оно
и  было,  но  лишь  отчасти.  Фактически  же  эти  города  были  изъяты
из  ведения  королевской  власти.  В  крупных  центрах  хозяином  был
городской  совет,  в  средних  и  мелких  —  гугенотские  вельможи  и
дворяне,  передававшие  эти  города  по  наследству.
 Всего  в  ту  пору  во  Франции  было  около  800  кальвинистских
общин  (так  называемых  церквей,  eglises),  в  которые  входило
350—400  тысяч  семей,  т.  е.  примерно  7—8%  всего  населения.  Из
этого  числа  70—75%  приходилось  на  долю  юго-западных  провин¬
ций  и  Дофинэ,  около  15%—на  долю  Нормандии  и  Бретани.
В  остальных  областях  общины  насчитывались  единицами.25  Север¬
нее  Луары  у  гугенотов  не  было  своих  крепостей.
 Во  многих  местах  гугенотских  провинций  католический  культ
исчез  уже  в  1560-х  годах;  в  других  (главным  образом  в  крупных
городах)  сохранились  немногочисленные  католические  церкви.  Кое-
где  небольшие  группы  католиков  собирались  в  загородных  капел¬
лах.  Разумеется,  и  на  «гугенотской  территории»,  в  самом  ее  сердце,
находились  твердыня  католицизма  —  Тулуза,  другие  крупные  като¬
лические  города  (Бордо,  Гренобль;  и  крепости  во  владении  католи¬
 24  Н.  de  Rohan.  Memoires.  Collection  Michaud  et  Poujoulat,  2  serie,  t.  5.
Paris,  1837,  стр  494.
 25  С.  M  a  1  i  n  g  r  e.  Histoire  de  la  rebellion  excitee  en  France  par  les  re-
belles  de  la  religion  pretendue  reformee  depuis  le  restablissement  de  la  foy  catho-
lique  en  Bearn  en  l’annee  1620  jusques  a  I  an  1622.  Paris,  1623,  стр.  3,  149.
 169

ческих  вельмож  и  дворян.  Но  не  они  определяли  в  конечном  счете
общую  картину  в  этих  провинциях.
 В  начале  XVII  в.  гугенотская  партия  заметно  поредела.  Пере¬
ход  в  католичество  гугенотских  дворян  принял  значительные  раз¬
меры,  особенно  в  тех  областях  (Бретани,  Провансе,  Бургундии,
Шампани),  где  у-гугенотов  не  было  своих  городов  и  крепостей.26
Правительство  и  местные  власти  очень  это  поощряли.27  Нередко
инициатива  исходила  именно  от  них,  ибо  отказ  от  кальвинизма
в  подавляющем  числе  случаев  касался  не  только  вероисповедания,
но  и  —  притом  в  первую  очередь  —-  материальных  интересов.  Гуге-
ноты  обращались  в  католичество  в  тех  случаях,  когда  им  предостав¬
лялись  пенсии,  офицерские  и  придворные  должности,  а  захвачен¬
ные  ими  в  период  гражданских  войн  XVI  в.  церковные  бенефиции
выкупались  или  возмещались  другим  имуществом.  Чиновникам
давалось  дворянское  звание,  пасторам  —  пенсии  и  денежные  воз¬
награждения.28
 Дворяне-гугеноты  находили  для  себя  поучительные  примеры
в  поведении  своих  вельмож.  Изменил  гугенотам  внук  адмирала
Колиньи,  маршал  Шатильон.  В  1621  г.  отрекся  вождь  гугенотов  До-
финэ,  герцог  Ледигьер,  получив  за  это  шпагу  коннетабля  (т.  е.
заняв  высшую  военную  должность).  Наиболее  жестко  и  последова¬
тельно  преследовал  гугенотов  в  1620-х  годах  принц  Конде,  сын  и
внук  главных  вождей  французских  кальвинистов  в  XVI  в.  Следует
учесть,  что  за  обращением  в  католичество  какого-либо  видного  гу¬
генотского  дворянина  (не  говоря  уже  о  знати)  следовали  такие  же
 о 	и
 действия  со  стороны  членов  его  семьи  и  дворянской  клиентелы.
 В  итоге  в  гугенотских  общинах  сокращалось  число  членов;  для
оставшихся  расходы  на  содержание  общины  становились  обремени¬
тельными.30
 Среди  прочих  вельмож  такие  авторитетные  старые  деятели,  как
Бульон,  Сюлли,  Пардальян  и  другие,  держались  —  в  политическом
отношении  —  нейтралитета.  Для  партии  в  целом  это  было  лишь
немногим  лучше  отречения,  ибо  уже  нельзя  было  рассчитывать  на
их  помощь  и  влияние.
 Единственным  настоящим  вождем  и  душой  всей  партии  был
зять  Сюлли,  пэр  и  герцог  Анри  де  Роган,  принц  де  Леон  (1579—
 1638),  один  из  знатнейших  людей  Франции.  Гордый  на  особый  бре¬
тонский  манер,  первый  герцог  в  своем  древнем  роду  (чем  его  мать
 26  Там  же,  стр.  3.
 27  «Присоединяясь  к  католической  вере,  они  теснее  присоединяются
к  службе  королю,  ибо  их  вера  [кальвинизм]  в  какой-то  мере  отвращает  их
от  полного  повиновения  и  преданности,  которыми  подданные  обязаны  по  отно¬
шению  к  своему  государю»  (Documents  d’histoire.  ..,  t.  I,  стр.  408).
 28  Documents  d’histoire...,  t.  I,  стр.  403—406;  t.  II,  стр.  372,  373.
 29  Там  же,  t.  I,  стр.  399,  408.
 30  С.  M  a  1  i  n  g  г  e,  ук.  соч.,  стр.  3.
 170

была  недовольна,  ибо  девиз  семьи  звучал:  «Королем  быть  не  могу,
герцогом  не  желаю,  довольно  того,  что  я  Роган»),  человек  не  очень
образованный,  но  умный  и  твердый,  великолепный  политик  и  дема¬
гог,  талантливый  полководец  и  организатор,  Роган  был  бесспорно
человеком  незаурядным,  «лицом  значительным».31  Написанные  им
«Мемуары»  и  трактаты  хорошо  донесли  до  нас  его  политическое
и  конфессиональное  credo.  Гугенотская  партия  с  ее  организацией
и  военной  силой  была  для  Рогана  не  только  «святым  делом»
(cause),  но  и  главной  основой  мощи  феодальной  аристократии  обоих
вероисповеданий.  Как  увидим  дальше,  последнее  мнение  разделя¬
лось  и  католическими  вельможами.  Оно  и  объективно  было  пра¬
вильным.  События  1610—1620  гг.  наглядно  показали,  что  в  тех
условиях  знать  могла  достичь  известных  успехов  лишь  при  объеди¬
нении  грандов  независимо  от  их  вероисповедания.  Трагизм  деятель¬
ности  Рогана  заключался  в  том,  что  он  с  огромной  энергией  все
снова  и  снова  пытался  восстановить  рассыпавшееся  единство  гуге¬
нотской  партии,  пытался  разжечь  огонь  в  потухавшем  пепле.  Мишле
назвал  его  «защитником  проигранного  дела»  (amateur  des  causes
perdues).
 В  своем  быту  и  обхождении  Роган  следовал  суровым  и  простым
обычаям  родной  Бретани  и  гугенотов  XVI  в.  Маленького  роста,
с  лицом  некрасивым  и  резким,  он  был  неутомимым  и  неприхотли¬
вым  отважным  воином,  привычным  к  горной  стуже  и  южной  жаре.
Не  приходится  сомневаться  в  искренности  и  глубине  его  религиоз¬
ного  чувства.
 На  первое  место  в  партии  он  выдвинулся  лишъ  начиная  с  кам¬
пании  1621  г.  До  того  наибольшим  авторитетом  пользовались
последние  соратники  Генриха  IV:  герцоги  Бульон  и  Сюлли,  Дюп-
лесси-Морне.  Но  и  в  период  1610—1620  гг.  Роган  упорно  продви¬
гался  к  цели,  привлекая  к  себе  внимание  энергией  и  последователь¬
ностью  действий.  В  1612  г.  он  овладел  важным  стратегическим
городом  в  Сентонже,  Сен-Жан-д’Анжели,  прикрывавшим  с  суши
Ларошель,  но  основной  ареной  его  деятельности  были  горные  об¬
ласти  Верхней  Гиэни  и  Верхнего  Лангедока.
 Его  ближайшие  родственники  и  сверстники,  брат  —  герцог  Су-
биз  и  свояк  (сын  Сюлли)  —герцог  Рони,  не  отличалисъ  талантами,
а  Субиз  своим  непостоянством  и  суетливостью  больше  мешал,  чем
помогал.  Настоящими  помощниками  Рогана  были  его  приближен¬
ные  дворяне-гугеноты,  почти  сплошь  талантливые  и  смелые  офи¬
церы.  Но  к  его  горю  их  когорта  таяла  у  него  на  глазах  в  сражениях
и  осадах.  Многих  его  соратников  хорошо  разбиравшийся  в  людях
Ришелье  взял  затем  на  службу  в  королевскую  армию,  как  и  самого
Рогана  после  крушения  гугенотской  партии.
 31  G.  Tallemant  des  Reaux.  Historiettes.  Texte  integral  etabli  et
annote  par  A.  Adam.  Paris,  1960,  t.  I,  стр.  620—621.
 171

Итак,  сократившаяся  территория,  сокращавшаяся  численность
партии  —  все  это  были  тревожные  для  гугенотов  явления.  По¬
скольку  отречения  от  кальвинизма  были  наиболее  часты  среди  дво¬
рян  и  вельмож,  уменьшалась  также  и  военная  сила  гугенотов,  что
сказалось  роковым  для  них  образом  в  войнах  1621  ^—1629  гг.
 Постоянная  армия  гугенотов  была  расквартирована  в  принад¬
лежавших  им  городах.  Значительные  по  тому  времени  и  с  учетом
размеров  самих  городов  гарнизоны  были  размещены  в  наиболее
важных  в  стратегическом  отношении  пунктах:  в  городах  на  Луаре,
закрывавших  пути  в  гугенотские  юго-западные  области,  —  Сомюре
(364  чел.)  и  Жаржо  (180  чел.),  а  также  в  крепостях  Пуату  —
в  Туаре  (165  чел.),  Ниоре  (210  чел.),  Шательро  (197  чел.),  Фон-
тене-ле-Конт  (87  чел.).  В  небольших  городах  гарнизоны  были  не¬
велики,  но  сами  эти  города  были  очень  многочисленны;  они  прямо-
таки  усеивали  все  важные  речные  и  сухопутные  пути  в  Гиэни  и
Лангедоке,  и  также  горные  проходы  Севенн.  Общее  число  гарни¬
зонных  солдат  достигало  4  тысяч;  оплачивались  они  казной  со¬
гласно  дополнительным  статьям  к  Нантскому  эдикту.32
 Крепости  (цитадели)  в  гугенотских  городах  были,  как  правило,
в  хорошем  состоянии  и  могли  при  надобности  вместить  значитель¬
ные  дополнительные  отряды.  Горожане  были  в  известной  мере
обучены  военному  делу  и  имели  оружие.  В  больших  городах  они
составляли  значительные  резервы  военной  силы  (например,
7—8  тысяч  пехоты  в  Ларошели).  Однако  городские  укрепления
(стены,  башни,  рвы)  за  20  с  лишним  лет  мирной  жизни  обветшали.
Города  обросли  за  это  время  пригородами,  их  также  следовало
укрепить.  Новейшая  фортификационная  техника  требовала  значи¬
тельных  земляных  сооружений  —  бастионов,  кронверков,  контр¬
эскарпов  и  т.  д.,  которые  выдвигались  далеко  перед  стенами,  части¬
чно  скрывали  их  от  неприятеля  и  затрудняли  ему  обстрел  городов
и  их  штурм.  Эти  укрепления  почти  повсюду  надо  было  возводить
заново.  Лишь  немногие  гугенотские  города  всегда  содержали  свои
укрепления  в  полном  порядке.  В  Ларошели  было  12  больших  ба¬
стионов,  облицованных  тесаным  камнем,  двойные  рвы,  насыпи
перед  стенами;  в  городе  находилось  150  артиллерийских  орудий,
не  считая  кулеврин.33  В  других  городах  также  имелась  артиллерия.
Хорошо  были  укреплены  важные  города  Гиэни  —  Бержерак  и
Клерак.
 ^  Кроме  гарнизонов  и  городской  милиции,  гугенотская  партия
могла  рассчитывать  также  на  военные  отряды  под  командованием
вельмож  и  на  специально  набираемые  ими  и  городами  в  случае  на¬
добности  войска,  которые  содержались  на  деньги,  поступавшие
с  городов  по  разверстке.
 32  С.  М  а  1  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  151  —156.
 33  Там  же,  стр.  259—260.
 172

Таким  образом,  военная  сила  гугенотов  была  сосредоточена  не
только  в  руках  грандов  и  дворян,  но  и  в  больших  городах,  где
гранды  не  обладали  господством.  Денежные  средства  на  войну  да¬
вали  города.  Эта  военная  и  финансовая  организация  представляла
собой  крепкий  щит,  защищавший  не  только  свободу  культа,  но  и
материальные  и  политические  интересы  гугенотов:  привилегии  и
самоуправление  городов,  а  также  владение  церковными  имущест-
вами,  захваченными  дворянством  и  пасторами  (отчасти  и  горожа¬
нами)  в  XVI  в.
 Гугеноты  сохраняли  свою  республиканскую  организацию  внутри
французского  королевства.  Именно  это  сочетание  республиканских
форм  с  военной  силой  и  притом  в  пределах  более  или  менее  четко
очерченной  территории  дало  основание  говорить  о  «государстве
в  государстве»,  что  означало  отнюдь  не  монархию  внутри  монар¬
хии.  Это  было  своеобразное  сосуществование  республики  с  абсо¬
лютной  монархией.
 К  1620  г.  гугенотские  провинции  были  объединены  в  несколько
округов  (cercles).  На  окружных  собраниях,  происходивших  раз
в  3  года  (или  по  мере  надобности),  избирались  депутаты  на  гене¬
ральную  ассамблею,  где  обсуждалось  положение  вещей,  составлялся
наказ  для  представления  правительству  и  избирались  полномочные
представители  при  особе  короля,  наблюдавшие  за  исполнением
Нантского  эдикта.  Несмотря  на  все  старания,  гугенотам  не  удалось
после  смерти  Генриха  IV  расширить  свои  привилегии  и  права  (на¬
пример,  получить  новые  крепости,  увеличить  гарнизоны  и  т.  п.).
Им  удалось  лишь  явочным  порядком  создать  эти  округа,  что  дало
им  большую  свободу  действий  в  пределах  своей  территории  и  со¬
действовало  большей  спаянности  отдельных  провинций.
 Характерно,  что  церковная  организация  гугенотов  тоже  была
республиканской.  В  ней  была  известная  аналогия  со  структурой
кальвинистских  общин  в  Голландии  на  раннем  этапе  развития  там
реформации  и  борьбы  за  независимость,  пока  еще  не  созрела  и  не
оформилась  политическая  республиканская  форма,  государственного
строя  и  пока  ее  заменяла  (и  подготовляла)  республиканская  орга¬
низация  церкви.  Гугенотские  пасторы  (называвшиеся  министрами)
были  вместе  с  тем  и  крупными  политическими  деятелями,  возглав¬
лявшими  территориальные  ячейки  (церковные  общины)  гугенот¬
ской  организации.  На  ассамблеях  и  вообще  в  партии  они  играли
очень  важную  роль,  направляя  те  ее  слои,  которым  современники-
католики  давали  наименование  «самых  мятежных»  (les  plus  fac-
tieux).  Гугенотские  вельможи  (Бульон,  Ледигьер)  стремились  ос¬
лабить  влияние  пасторов,  умалявшее  их  собственный  вес  в  партии,
и  нередко  вели  с  ними  борьбу,  отрицая  за  ними  право  составлять
на  ассамблеях  отдельную  группу,  помимо  дворян  и  городов.34  Мно¬
 34  Documents  d’histoire.  .  t.  I,  стр.  576,  581.
 173

гие  земли  и  дома,  бывшие  ранее  собственностью  католической
церкви,  находились  более  полувека  во  владении  пасторов.
 Для  правильной  оценки  внутреннего  положения  в  партии  важ¬
нейшее  значение  имеет  учет  соотношения  в  ней  социальных  сил.
Между  городами,  с  одной  стороны,  и  знатью  и  дворянством  —
с  другой,  единение  никогда  не  было  особенно  прочным.  Их  скреп¬
ляли  единство  веры  и  необходимость  единой  организации  для  за¬
щиты  своих  привилегий.  Но  во  всем  остальном  интересы  их  были
зачастую  совсем  различны.
 В  период  междоусобиц  1614—1620  гг.  гугенотские  гранды  и
дворяне,  вступая  со  своими  католическими  собратьями  по  сословию
в  союз,  направленный  своим  острием  против  правительства,  так  и
не  смогли  привлечь  на  свою  сторону  гугенотские  города.  Те  были
настроены  роялистически  и  не  хотели  смуты.  Их  экономические
интересы  —  при  условии  сохранения  за  ними  налоговых  привиле¬
гий  и  самоуправления  —  связывали  их  с  центральной  властью.
 Благодаря  этим  привилегиям  большие  города  (Ларошель,  Мон¬
пелье,  Монтобан,  Ним  и  другие)  все  еще  сохраняли  независимость
городов-республик.  Вместе  с  тем  они  получали  немалые  преимуще¬
ства  от  своего  существования  внутри  крупного  централизованного
государства,  правительство  которого  во  внутренней  и  внешней  по¬
литике  учитывало  до  известной  степени  их  интересы.  В  совокуп¬
ности  эти  условия  были  очень  благоприятны  для  развития  гуге¬
нотской  буржуазии.  Весьма  показателен  в  этом  плане  блестящий
расцвет  Ларошели  как  раз  с  конца  XVI  в.  и  до  1628  г.  Город  не
платил  никаких  королевских  налогов;  35  его  таможенный  режим
весьма  способствовал  росту  торговли,  ибо  пошлины  с  экспортируе¬
мых  товаров  не  превышали  1.1%,  а  с  импортируемых  они  были  еще
ниже.  Товары  ларошельских  купцов  были  освобождены  от  всяких
пошлин.36
 Однако  гугенотские  города  раздирались  внутренней  социальной
борьбой,  и  чем  крупнее  и  богаче  был  город,  тем  более  резко  она
проявлялась.  Примерами  тому  могут  служить  как  города  Лангедока
(о  чем  дальше  будет  речь),  так  и  Ларошель,  «царица  и  хозяйка
 47
 всех  прочих  гугенотских  городов».
 Городской  совет  Ларошели  состоял  из  100  членов:  мэра,  48  «пэ¬
ров»  (наиболее  видных  горожан)  и  51  «буржуа».  Это  была  оли¬
гархия  богатейших  купцов-арматоров.  До  1610-х  годов  их  власть
в  городе  была  полной.  Затем  образовалась  сильная  оппозицион¬
ная  партия,  называвшаяся  «свободными  горожанами»  (francs  bour¬
geois).  Во  главе  ее  стояла  группа  сравнительно  недавно  разбога¬
тевших  купцов,  не  входивших  в  правящую  олигархию.  Они  опира¬
 35  С. 	М  а  1  i  n  g  г  е,  ук. 	соч.,  стр.  259.
 36  Е. 	Т  г  о  с  m  е  et  М.  D  е  1  a  f  о  s  s  е. 	Le 	commerce  rochelais  de  la  fin  du
 XV  s.  au 	debut  du  XVII  s. 	Paris,  1952,  стр.  24,  44.
 37  С. 	M  a  1  i  n  g  г  e,  ук. 	соч.,  стр.  258.
 174

лись  на  враждебные  последней  народные  массы,  среди  которых,  как
во  всяком  большом  порту,  было  много  чернорабочих,  грузчиков  и
т.  п.,  чье  положение  всегда  было  очень  необеспеченным.  Народ
в  городе  вообще  был  фактически  отстранен  от  городских  дел  и  бес¬
правен.  Несколько  радикально  настроенных  пасторов  также  вхо¬
дили  в  оппозицию.  Последняя  добилась  значительных  успехов.
Она  имела  своего  представителя  в  каждом  приходе  и  смогла  ввести
в  городской  совет  шестерых  своих  членов,  называвшихся  синди¬
ками  и  трибунами;  они  ежегодно  выбирались  и  смещались  народом.
Большой  и  богатый  город  (в  нем  насчитывалось  более  120  купцов-
арматоров  с  капиталом  по  100  тыс.  экю  —  огромная  сумма  для  того
времени)  был  во  власти  ожесточенных  внутренних  распрей.38  Та¬
кая  же  ситуация,  только  в  несколько  ослабленном  варианте,  харак¬
терна  для  всех  гугенотских  городов.
 Противоречия  между  дворянством  и  городами,  противоречия
в  городах  между  буржуазией  и  народными  массами  —  все  это  было
известно  во  Франции  каждому,  кто  интересовался  политикой,  и
в  первую  очередь,  разумеется,  правительству.
 *  *  *
 Но  прежде  чем  перейти  к  изложению  событий,  необходимо  от¬
дать  себе  ясный  отчет,  насколько  парадоксальным  было  наличие
гугенотской  республики  внутри  французского  королевства  в  усло¬
виях  Европы  начала  XVII  в.
 К  этому  времени  Реформация  в  основном  уже  завершила  свой
поступательный  ход,  а  Контрреформация  —  свои  частичные  успехи.
Конфессиональная  карта  Европы  приняла  достаточно  четкие  кон¬
туры,  сохранившиеся  (в  главных  чертах)  и  в  дальнейшем.  Их
нельзя  полностью  отождествлять  с  контурами,  определявшими  ка¬
питалистическое  развитие  Европы,  и  тем  более  нельзя  класть  их
в  основу  при  рассмотрении  международных  отношений  того  вре¬
мени.  Особенная  осторожность  нужна  при  анализе  положения  в  тех
странах,  где  в  реформацию  (лютеранскую  или  кальвинистскую)
были  втянуты  значительные  массы  реакционного  родовитого  дво¬
рянства  и  владетельные  князья.  Но  со  всеми  этими  оговорками  учет
конфессиональных  моментов  совершенно  необходим.  Он  значил
многое  как  для  политической  борьбы,  так  и  для  положения  инако-
верующих  меньшинств  в  отдельных  странах.
 Кальвинистские  государства  (Голландия,  Шотландия,  Женева,
немецкие  княжества)  были  нетерпимы  к  католикам.  Англиканская
 38  Там  же,  стр.  258,  259.  —  Офицер-гвардеец  Фонтене-Марейль,  посетив¬
ший  Ларошель  летом  1620  г.,  отметил,  что  на  деле  свобода  этого  города
призрачна,  ибо  между  советом  и  народом  нет  согласия  ни  в  чем  и  обе  сто¬
роны  непрестанно  следят  друг  за  другом  (Fontenay-Mareuil.  Memoires.
Collection  Michaud  et  Poujoulat,  2  serie,  t.  5,  Paris,  1837,  стр.  154).
 175

Англия  также  отнюдь  не  отличалась  веротерпимостью.  Лютеран¬
ские  страны  (Дания,  Швеция,  немецкие  княжества)  были  нетер¬
пимы  и  к  католикам  и  к  кальвинистам.
 Католические  страны  (Австрия,  Испания,  Испанские  Нидер¬
ланды,  итальянские  государства,  за  исключением  Венеции,  Польша,
Чехия  после  Белой  горы,  немецкие  княжества)  были  нетерпимы  ко
всем  протестантам.  Известной  веротерпимостью  отличалась  лишь
Венгрия.
 В  Швейцарии  и  Германии,  не  имевших  конфессиональной  одно¬
родности,  самостоятельность  отдельных  кантонов  и  княжеств  со¬
четалась  с  нетерпимостью  к  иным  вероисповеданиям  на  данных  тер¬
риториях.  Однако  политическая  федерация  швейцарских  кантонов
была  очень  прочной  (ибо  только  благодаря  ей  можно  было  сохра¬
нить  независимость  Швейцарии  в  целом),  в  то  время  как  две  фе¬
дерации  германских  княжеств  —  Католическая  Лига  и  Протестант¬
ская  Уния  —  были  очень  непрочны,  не  обладали  политической
самостоятельностью,  как  Швейцария,  и,  кроме  того,  были  нацелены
друг  против  друга.  Связи,  скреплявшие  каждую  из  них,  покоились
на  общности  цели;  последняя,  однако,  заключалась  в  достижении
и  сохранении  политической  независимости  каждого  княжества,
а  не  всей  федерации  как  таковой.
 £>-  Таким  образом,  Франция  действительно  являла  собой  беспре¬
цедентный  случай  сосуществования  не  только  двух  вероисповеда¬
ний,  но  и  двух  форм  государственного  строя  в  пределах  одного
политического  организма  и  притом  в  эпоху  интенсивного  развития
внутреннего  рынка  и  формирования  французской  нации  из  двух
народностей  (северной  и  южной).  Французский  кальвинизм  соз¬
дал  присущую  ему  республиканскую  организацию  на  значительной
территории  со  смешанным  (в  конфессиональном  отношении)  насе¬
лением,  где  власть  абсолютного  монарха  была  весьма  ограничена
вследствие  узаконенной  политической  и  военной  силы  гугенотов.
Весь  комплекс  этих  явлений  один  из  современников,  Н.  Паскье,
назвал  «чудовищным»  (prodige),  и  мнение  это  разделялось  очень
многими.
 Тяга  к  конфессиональному  и  политическому  единообразию,
столь  присущая  государствам  Европы  того  времени,  объяснялась
отнюдь  не  только  религиозными  моментами,  хотя  они  имели  не¬
малое  значение.  Принадлежность  к  тому  или  иному  вероисповеда¬
нию  включала  и  наличие  определенных  привилегий  или  их  отсут¬
ствие.  Она  включала  нередко  и  политическую  или  национальную
ориентацию.  Религиозный  фанатизм  масс  и  духовенства  коренился
именно  в  этих  обстоятельствах,  исключавших  веротерпимость  не
как  принцип  (в  принципе  ею  порою  любили  щеголять  политические
деятели  для  обоснования  своих  действий),  а  как  повседневную
реальную  действительность.  Во  Франции  после  Нантского  эдикта
веротерпимость  (вынужденная)  была  населению  навязана,  но  под
 176

этим  официальным  покровом  дремали  те  же  страсти,  что  и  в  XVI  в.,
и  в  войнах  1621  —1629  гг.  они  вырвались  наружу.
 Что  касается  «чудовищного»  сосуществования  в  политическом
плане,  то  к  его  пониманию  лучше  всего  подойти  путем  анализа  про¬
грамм  обеих  сторон  —  гугенотов  и  правительства.
 у/Программа  гугенотской  партии  после  Нантского  эдикта  и  осо¬
бенно  после  смерти  Генриха  IV,  с  которым  ее  связывали  узы  лич¬
ного  порядка,  сводилась  в  основном  к  расширению  территории  и
прав,  причем  это  расширение  должно  было  быть  закреплено  в  но¬
вом  эдикте,  более  благоприятном  для  них,  чем  Нантский.  Они  стре¬
мились  получить  от  правительства  мирным  путем  (или  захватить
в  междоусобных  войнах,  примкнув  к  католической  знати)  новые
важные  для  себя  стратегические  пункты  в  Пуату,  Лангедоке  и
к  северу  от  Луары.  Это  им  не  удалось  (за  исключением  захвата
Роганом  в  1612  г.  Сен-Жан-д’Анжели).  Зато  они  включили  в  со¬
став  своей  церковной  организации  кальвинистов  Беарна  (о  чем
ниже)  и  усовершенствовали  свою  политическую  организацию,  соз¬
дав  распределение  областей  по  округам  (cercles).  Если  бы  не  рознь
между  городами  и  дворянством,  гугенотам,  возможно,  удалось  бы
достичь  большего.  Рознь  эта,  однако,  была  неслучайным  явлением,
v-  Что  же  крылось  за  стремлениями  расширить  территорию,  полу¬
чить  побольше  крепостей  и  укрепить  политическую  организацию?
Что  должно  было  выйти  из  этих  стремлений,  если  они  реализо¬
вались  бы?
 Включение  кальвинистов  Беарна  в  церковную  организацию  гу¬
генотов  (а  церковная  организация  тесно  сплеталась  с  политиче¬
ской)  не  только  значительно  расширяло  гугенотскую  террито¬
рию.  Оно  доводило  ее  до  испанской  границы  почти  на  всем  про¬
тяжении  Пиренеев,  что  и  сделало  этот  акт  особенно  тревожным  для
правительства.  Получение  новых  городов  в  пределах  гугенотских
провинций  придало  бы  территории  больше  компактности,  не  говоря
уже  об  увеличении  военной  силы.  Границы  гугенотской  республики
очертились  бы  с  полной  определенностью,  пройдя  по  Луаре,  Севен-
нам,  средиземноморскому  побережью,  Пиренеям  и  океану  до  устья
Луары.
 Получение  крепостей  севернее  Луары  укрепило  бы  положение
гугенотов  в  других  провинциях  и  приостановило  бы  их  отречение
от  религии  отцов.
 Современники  оценивали  эти  тенденции  очень  здраво.  Можно
привести  немало  свидетельств  источников,  повторявших  широко
распространенное  в  ту  пору  мнение  о  намерениях  гугенотов  образо¬
вать  независимую  республику,  подобную  «Соединенным  провин¬
циям»,  т.  е.  Голландии.  «Гугеноты  желают  расположиться  в  коро¬
левстве  на  голландский  манер»;  «..  .их  цель  в  том,  чтобы  учредить
народоправство  (estats  populaires)  на  манер  Соединенных  провин¬
ций  Нидерландов  и  самим  издавать  для  себя  законы.  Их  отцы
 '12  А.  Д.  Люблинская

показали  им  этот  путь;  сладость,  которую  они  находят  в  демокра¬
тии,  может  подвигнуть  многих  из  них  на  такие  желания».39  «Гуге¬
ноты  имеют  намерение  объявить  себя  свободными  объединенными
городами  по  образцу  Фландрии,40  пригласив  во  Францию  принца
Генриха  Нассаусского,  чтобы  он  возглавил  их  армию».41  Один  из
современников  отметил  «народный»  характер  (populaire)  государ¬
ства  гугенотов:  «Мэры  городов  и  министры  обладают  всей  полно¬
той  власти,  дворянству  же  она  предоставлена  лишь  для  видимости.
Таким  образом,  если  их  (т.  е.  гугенотов,  —  А.  А.)  планы  осущест¬
вятся,  французское  государство  превратится  в  нечто  подобное
Швейцарии  или  Фландрии  (т.  е.  Голландии,  —  А.  Л.),  а  это  при¬
ведет  знать  и  дворянство  к  гибели».42  В  одном  из  памфлетов  цель
гугенотского  восстания  определяется  как  установление  «по  примеру
наших  соседей  народного  правления  (gouvernement  populaire).  ..,
к  чему  они  уже  давно  стремятся».43  Нунций  также  писал,  что  целью
гугенотов  является  организация  «народного  правления»  (gouverne¬
ment  populaire),  прямо  противоположного  королевской  монархии,
подобно  тому  как  они  уже  установили  свое  церковное  управление,
противоположное  духовной  монархии  католической  церкви.44  «По
всей  видимости,  у  вождей  гугенотов,  и  особенно  у  Рогана,  был
давно  выработанный  план:  постепенно  присваивая  себе  все  новые
льготы,  освободиться  понемногу  от  подчинения  королю  и  образо¬
вать  в  конце  концов  республику,  подобную  голландской»,  причем
Роган  собирался  играть  роль  принца  Оранского.45
 Отметим,  что  термины  estats  populaires,  gouvernement  populaire
и  т.  п.  употреблялись  в  то  время  для  обозначения  правления  бур¬
жуазии.
 Объективный  смысл  программы  гугенотов  и  мнения  современ¬
ников  совпадают.  Многое  из  этого  подтвердилось  в  ходе  событий
1621  —1629  гг.  Поэтому  нельзя  просто  отмахнуться  от  несомненно
наличествовавших  в  партии  республиканских,  т.  е.  буржуазных,  тен¬
денций,  отвечавших  устремлениям  богатой  гугенотской  буржуазии.
Эти  тенденции  в  немалой  степени  подкреплялись  все  еще  не  изжи¬
тым  на  Юге  сепаратизмом  (ярко  проявившимся  в  гражданских
войнах  XVI  в.),  характерным  для  всех  слоев  населения.
 Однако  эти  тенденции  были  лишь  потенцией,  которой  проти¬
водействовали  другие,  более  мощные  силы.  Одной  из  них  был  за-
 39  С.  М  а  1  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  2,  140.
 40  В  те  годы  этим  термином  называли 	то  все 	Нидерланды, 	то 	лишь 	Се¬
 верные  объединенные  провинции,  т.  е.  Голландию.
 41  Documents  d  histoire..t.  II,  стр.  355.
 42  G.  Saulx-T  avannes.  Memoires.  Collection  Michaud  et  Poujoulat,
 I  serie,  t.  8,  Paris,  1837,  стр.  232.
 43  La  justice  des  armes  du  roy.  S.  I.,  1622.
 44  Cm.:  G.  Hanotaux,  ук.  соч.,  стр. 	415,  прим. 	1 	(в 	указанном 	приме¬
 чании  есть  аналогичные  цитаты  из  других  источников).
 45  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  156.
 17  8

кономерный  ход  национального  развития  Франции.  В  этом  про*'
цессе,  основанном  на  росте  экономической  общности,  постепенно
преодолевались  сепаратистские  тенденции,  и  ликвидация  политиче¬
ской  организации  гугенотов  оказалась  очень  важным  этапом  на
пути  объединения  страны.  Другой  стороной  процесса  было  то,  что
Франция  в  целом  развивалась  в  буржуазном  направлении  и  между
гугенотской  буржуазией  и  абсолютной  монархией,  находившейся
в  стадии  подъема,  в  то  время  не  было  непримиримых  противоречий.
Кроме  того,  обстановка  во  Франции  в  корне  отличалась  от  обета-
новки  в  Нидерландах  во  второй  половине  XVI  в.,  когда  кальви¬
нистская  буржуазия  для  реализации  своих  экономических  и  нацио¬
нальных  устремлений  вступила  в  непримиримую  борьбу  с  чуждой
властью  приходившей  в  упадок  феодальной  и  католической  Испа¬
нии.  Наконец,  разница  между  Голландией  и  гугенотской  органи¬
зацией  заключалась  также  в  ином  балансе  социальных  сил.  Если
Роган  по  своим  личным  качествам  вполне  годился  для  роли  принца
Оранского,  то  наличие  в  гугенотских  провинциях  массы  мелкого
родовитого  дворянства  не  имело  аналогий  с  Голландией.  Между
тем  это  дворянство,  опиравшееся  на  отсталые  феодальные  аграрные
порядки  горных  областей  и  предгорий,  составляло  сильный  проти¬
вовес  буржуазным  элементам  гугенотской  партии.  Порой  социаль¬
ная  борьба  в  городах  приобретала  по  ряду  причин  (о  которых
ниже)  своеобразную  окраску: 	движения  народных  масс  не  без
 успеха  использовались  Роганом  и  дворянством,  а  буржуазные  круги
оставались  без  поддержки.
 *  Таким  образом,  в  политической  программе  гугенотов,  как  и  во
всей  партии  в  целом,  причудливо  сочетались  интересы  буржуазии,
родовитого  дворянства  и  феодальной  знати,  т.  е.  интересы  сословий,
враждебных  по  своей  сути.  В  условиях  Франции  начала  XVII  в.
это  лишало  партию  подлинного  единства  и  делало  ее  программу  не¬
осуществимой.
 Программа  правительства  по  отношению  к  гугенотам  была
вполне  ясной,  хотя  и  невполне  последовательной  из-за  недо¬
статка  сил  и  международной  обстановки.  Она  заключалась  в  лик¬
видации  военных  сил  и  политической  организации  гугенотов.  Не¬
смотря  на  требования  Рима  и  многих  французских  деятелей  контр¬
реформации,  отмена  Нантского  эдикта  еще  не  стояла  в  порядке
дня.  Речь  шла  об  уничтожении  тех  прав,  которые  гугеноты  полу¬
чили  по  дополнительным  пунктам  к  эдикту,  данным  лишь  на  8  лет
и  затем  продленным  (тоже  на  сроки)  Генрихом  IV  и  регентшей
Марией  Медичи.  Эти  права  были  даны  королем  как  «милость»  и
могли  быть  отняты  по  истечении  сроков,  а  в  случае  неповиновения
и  досрочно.
 ^  Это  неповиновение  гугеноты  и  проявили  во  время  гражданских
войн  1614—1620  гг.  Их  вельможи  и  дворяне  выступали  совместно
с  католическими  вельможами  и  дворянами  в  войнах  с  правительст¬
 12*
 179

вом  в  1615—1616  гг.  и  в  1620  г.  Собиравшиеся  в  тот  период  гуге¬
нотские  ассамблеи  зачастую  носили  мятежный  характер.  Правда,
города  проявили  роялизм  и  не  допустили  выступления  всей  партии
в  целом  против  правительства.
 Однако  решение  правительства  привести  гугенотов  к  покорности
покоилось  на  соображениях  более  общего  порядка.  В  1620  г.,  когда
победой  королевской  армии  закончились  гражданские  войны,
правительство  не  могло  не  сделать  вытекавших  из  этого  выводов.
Их  делали,  кстати,  не  только  Люин,  король  и  члены  Королевского
Совета,  но  и  все,  кто  так  или  иначе  был  втянут  в  политику.
 Истекшие  годы  показали,  что  те  или  иные  успехи  феодальной
аристократии  и  родовитого  дворянства,  временно  достигавшиеся
в  ходе  вооруженной  борьбы  с  правительством,  были  вызваны  оп¬
ределенными  причинами;  главной  из  них  (оставляя  в  стороне  меж¬
дународную  обстановку,  помощь  из-за  границы  и  т.  п.)  было  на¬
личие  у  знати  крупных  военных  сил  и  действенных,  насыщенных
^общественным  звучанием  лозунгов.
 Что  касается  лозунгов,  то  порой  они  были  для  знати  очень  по¬
лезными.  Так,  в  1615—1617  гг.  аристократия  прикрывала  свою
борьбу  за  власть  лозунгом  «за  короля  и  против  д’Анкра»,  приоб-
ревшим  широкую  популярность  во  всех  слоях  общества,  в  том  числе
и  в  народе,  для  которого  все  тяготы  разорительной  междоусобицы
воплотились  в  имени  ненавистного  временщика-иностранца.  Однако
лозунг  состоял  из  двух  частей,  и  первая  «за  короля»  была  для  всех,
кроме  знати,  не  менее  важной,  чем  вторая.  Поэтому,  как  только
д’Анкр  был  убит,  лозунг  «за  короля»  обернулся  против  грандов
и  сразу  же  лишил  их  и  тени  популярности.
 Лозунг  знати  в  1619—1620  гг.  «за  короля  и  против  Люина»
был  несравненно  менее  действенным,  чем  лозунг  «за  короля  и  про¬
тив  д’Анкра».  Лишь  для  инициаторов  смуты  и  тяготевшего  к  ним
родовитого  дворянства  Люин  был  «тираном»,  отстранившим  знать
от  участия  в  Королевском  Совете,  а  дворян  —  от  пенсий  и  офицер¬
ских  должностей.  В  других  слоях  —  буржуазии,  чиновничестве,  на¬
роде  —  его  политика  встречала  сочувствие  как  сама  по  себе,  так  и
потому,  что  она  санкционировалась  королевским  авторитетом.
Противопоставление  короля  и  Люина  в  лозунге  вельмож  не  нашло
никакого  отклика.
 Иначе  обстояло  дело  с  военной  силой  знати.  Не  могло  не  трево¬
жить  то  обстоятельство,  что  в  1615—1616  гг.  Конде  со  своей  армией
явился  на  гугенотскую  территорию  и  встретил  там  поддержку.  Еще
тревожнее  сложилась  обстановка  в  1620  г.,  когда  главные  силы
мятежников  были  сосредоточены  в  гугенотских  провинциях  и  гуге¬
нотская  знать  со  своим  дворянством  почти  полностью  примкнула
к  партий  Марии  Медичи,  когда  крепости  и  военная  сила  гугенотов
должны  были  послужить  для  осуществления  реакционной  про¬
граммы  знати.
 180

В  итоге  ликвидация  военной  мощи  —  а  следовательно,  и  полити¬
ческой  организации  —  гугенотской  партии  вставала  как  перво¬
очередная  задача  в  деле  дальнейшей  борьбы  абсолютизма  со  знатью
в  целом,  независимо  от  вероисповедания.  Это  отчетливо  осознавалось
современниками.  Венецианский  посол  писал  Синьории:  «Отняв  от
гугенотов  крепости,  король  тем  самым  уничтожит  их  военную  силу,
а  без  нее  все  смутьяны  окажутся  лишенными  солидной  опоры,  ко¬
торую  они  могли  бы  использовать».46  Такого  же  мнения  придержи¬
вались  многие.
 Благоприятным  для  правительства  обстоятельством  явился  мас¬
совый  переход  в  1620  г.  дворян  из  армии  вельмож  в  королевские
полки.  Начав  наступление  на  гугенотов  сразу  же  после  победы  при
Пон-де-Се,  король  сохранил  для  себя  и  в  дальнейшем  эту  важную
военную  силу,  умножив  свою  кавалерию.  Однако  для  окончатель¬
ной  победы  потребовалось  9  лет  (с  перерывами),  и  борьба  приняла
ожесточенный  характер.
 Главной  причиной  такой  длительности  была  международная
обстановка.  Борьбу  с  гугенотами  правительству  пришлось  вести
в  условиях  постепенно  разгоравшейся  Тридцатилетней  войны.  По¬
ложение  в  Западной  Германии  и  в  Северной  Италии  не  раз  застав¬
ляло  французское  правительство  прерывать  или  откладывать  свои
действия  против  гугенотов,  причем  отнюдь  не  из-за  вмешательства
протестантских  союзников  гугенотов,  не  раз  оказывавших  им  по¬
мощь  в  XVI  в.  В  рассматриваемую  пору  протестантские  государи
оказались  в  этом  отношении  в  значительной  степени  парализован¬
ными,  ибо  очень  сложным,  а  зачастую  и  крайне  трудным  было  их  соб¬
ственное  положение.  Вследствие  этого  в  борьбе  с  Габсбургами  они
особенно  нуждались  в  помощи  сильной,  союзной  с  ними  Франции
и  были  заинтересованы  в  укреплении  французского  абсолютизма.
Тридцатилетняя  война  помешала  гугенотам  получить  помощь  извне,
они  оказались  предоставленными  самим  себе.  Современники  отме¬
чали  как  особо  благоприятное  для  правительства  явление,  что  ев¬
ропейские  протестанты  «пребывали  в  таком  положении  все  время,
пока  король  не  покончил  с  гугенотами,  и  оправились  лишь  тогда^
когда  они  стали  необходимы  для  того,  чтобы  помешать  Австрий¬
скому  дому  (т.  е.  Габсбургам,  —  А.  Л.)  подчинить  себе  всю  Герма¬
нию,  а  затем  и  остальной  мир».47
 Французскому  правительству  в  его  борьбе  с  гугенотами  мешала
главным  образом  Испания,  пристально  следившая  за  всеми  внут¬
ренними  делами  во  Франции  и  использовавшая  малейшую  возмож¬
ность  для  усиления  своих  позиций  в  Северной  Италии  и  на  Рейне.
Мешала,  но  значительно  меньше,  Англия,  сперва  скрыто,  а  затем
 46  В.  Zeller.  Le  connetable  de  Luynes.  Montauban  et  la  Valteline.  Paris,
1879,  стр.  86.
 47  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  160.
 181

и  открыто  поддерживавшая  ларошельцев.  Эти  внешние  помехи  да¬
вали  гугенотам  временные  передышки,  которые  они  использовали
для  подготовки  к  следующим  кампаниям,  для  постройки  укрепле¬
ний  своих  городов  и  т.  д.
 {  Второй  причиной  затяжки  была  значительная  военная  сила  гу¬
генотов.  Их  главные  города  —  Ларошель,  Монтобан,  Монпелье  —
были  хорошо  укреплены  и  настолько  велики  по  своим  размерам,
что  для  их  осады  требовалась  очень  большая  армия  и  немалое
военное  искусство.  Королевская  же  армия  была,  особенно  в  начале,
не  столь  велика  и  не  имела  опыта.
 Немалое  значение  имела  также  постоянная  нехватка  у  прави¬
тельства  денег  и  затруднения  финансового  порядка.
 Почему  же  правительство  начало  с  экспедиции  в  Беарн?
 Как  и  прочие  пиренейские  области  (Наварра,  Бигорр,  Коменж,
Фуа),  Беарн  находился  в  ту  пору  в  составе  Франции  на  совершенно
особом  положении.48  Эти  горные  провинции  были  по  господство¬
вавшим  в  них  социально-экономическим  отношениям  весьма  от¬
сталыми.  Восторжествовавший  в  них  среди  знати,  мелкого  дворян¬
ства  и  горожан  кальвинизм  имел  особую  окраску,  во  многом  схо¬
жую  с  шотландской.  Области  составляли  домен  Генриха  IV,  как
короля  Наваррского,  и  обладали  столь  многочисленными  привиле¬
гиями,  что  фактически  были  самостоятельными.  Любое  нововведе¬
ние  могло  быть  осуществлено  только  с  согласия  местных  Штатов,
на  которых  преобладало  кальвинистское  дворянство.
 К  началу  XVI  в.  вся  южная  часть  Наварры  была  захвачена
Испанией,  и  независимое  королевство  сохранилось  лишь  на  север¬
ных  склонах  Пиренеев  (что  составляло  не  более  одной  пятой  его
прежней  территории),  благодаря  профранцузской  ориентации  пра¬
вящего  дома  д’Альбре,  породнившегося  с  французским  королев¬
ским  домом  (брак  Генриха  II  д’Альбре  с  сестрой  Франциска  I
Маргаритой,  брак  Жанны  д’Альбре  с  Антуаном  Бурбоном,  брак
Генриха  III  с  Маргаритой  Валуа).  Королева  Жанна  д’Альбре  от¬
менила  в  1560-х  годах  католический  культ;  конфискованные  цер¬
ковные  имущества  поступили  в  королевский  домен,  а  затем  боль¬
шая  их  часть  была  продана  или  раздарена.
 Став  в  1589  г.  французским  королем,  Генрих  IV  отдал  Наварру
и  Беарн  (т.  е.  главную  часть  своего  домена)  своей  сестре  Екате¬
рине,  герцогине  Барской,  а  после  ее  смерти  присоединил  к  Фран¬
ции  лишь  Фуа,  Бигорр  и  южные  районы  Лангедока.  С  Наваррой
и  Беарном  он  не  решился  поступить  таким  же  образом  из-за  ока¬
занного  там  сопротивления.  Дело  заключалось  в  том,  что  вклю¬
чение  их  в  состав  Франции  означало  бы  распространение  на  них
 48  Хороший  очерк  истории  Беарна  имеется  в  популярной,  но  основанной  на
самостоятельном  исследовании  книжке  (см.: 	Р.  Т  и  с  о  о  -  С  h  а  1  a.  Histoire
 de  Bearn.  Paris,  1962).
 7  82

действия  Нантского  эдикта  и,  следовательно,  возвращение  части
секуляризованного  имущества  католическому  духовенству.  Все  же
Генрих  IV  восстановил  католический  культ  в  некоторых  городах.
 После  его  смерти  на  гугенотских  конференциях  в  1611  и  1616  гг.
присутствовали  и  кальвинисты  Беарна;  боясь  перемен  в  политике
правительства  в  худшую  для  себя  сторону  (ведь  уже  не  было  в  жи¬
вых  короля,  наваррца  по  происхождению!),  они  стремились  зару¬
читься  политической  поддержкой  гугенотов.  Это  им  удалось.  Про¬
тив  присоединения  они  по-прежнему  возражали,  и  их  позиция
встречала  во  Франции  все  большее  сопротивление.  Так,  на  Гене¬
ральных  Штатах  1614  г.  третье  сословие  включило  в  свой  наказ
требование  ликвидации  самостоятельности  Наварры  и  Беарна  и
вообще  всех  «суверенных»  областей,  которые  впредь  будут  входить
в  состав  французского  королевства.
 Положение  осложнялось  тем,  что  в  Беарне  и  Наварре  не  дейст¬
вовал  принятый  во  Франции  Салический  закон  о  престолонаследии,
исключавший  женщин  и  их  потомков;  наваррская  корона  перехо¬
дила  также  и  по  женской  линии.  В  случае  отсутствия  у  сыновей
Генриха  IV  прямых  наследников  владения  дома  Альбре  (надо
помнить,  что  они  занимали  асю  пиренейскую  границу  Франции)
перешли  бы  к  герцогу  Рогану  (через  его  бабку,  Изабеллу  д’Аль¬
бре).  До  рождения  дофина  (будущего  Людовика  XIII)  он  и  счи¬
тался  «возможным  наследником»  (heritier  presomptif)  Наваррского
королевства.  Все  эти  обстоятельства  объясняют  важность,  которую
приобрел  вопрос  о  Беарне  в  1610—1620-х  годах.  Сохранение  поли¬
тической  самостоятельности  пиренейских  провинций  и  их  присо¬
единение  к  гугенотской  территории  не  только  округляло  последнюю,
но  и  предоставляло  в  распоряжение  гугенотов  все  южные  погранич¬
ные  области,  облегчало  связи  с  Испанией  и  получение  от  нее  в  слу¬
чае  необходимости  помощи.
 В  последующие  годы  связи  беарнцев  с  французскими  гугено¬
тами  были  окончательно  оформлены  в  церковном  и  политическом
отношениях.  В  ответ  на  это  в  июне  1617  г.  было  издано  постановле¬
ние  Королевского  Совета  о  присоединении  к  Франции  Наварры  и
Беарна,  о  восстановлении  там  католического  культа  и  возвращении
церковных  имуществ,  что  означало  распространение  на  эти  области
действия  Нантского  эдикта.  Ущерб,  наносимый  владельцам  секуля¬
ризованных  имуществ,  должен  был  быть  возмещен  из  средств  ко¬
роны  (т.  е.  королевского  домена).  Эта  мера  глубоко  задевала  иму¬
щественные  интересы  населения:  49  пасторов,  горожан  и  особенно
дворян.й0  Штаты  Беарна  энергично  воспротивились  ее  реализации.
 49  G.  Hanotaux,  ук.  соч.,  стр.  425,  прим.  2.—Тапье  считает,  что  по
этому  постановлению  лишь  пасторы  обязаны  были  вернуть  церковное  иму¬
щество,  но  не  обосновывает  своего  мнения  (V.-L.  Т  а  р  i  ё,  ук.  соч.,  с*гр.  120).
 50  Распродажа  и  раздача  секуляризованных  имуществ  пошла  на  пользу
главным  образом  дворянству  (P.  Tucoo-Chala,  ук.  соч.,  стр.  62,  66).
 183

Посланный  для  этого  королевский  комиссар  был  с  позором  изгнан.
Гугеноты  потребовали  отмены  постановления,  и  в  обстановке
борьбы  с  аристократией  в  1619—1620  гг.  правительство  не  имело
возможности  претворить  в  жизнь  свое  решение.
 Победа  при  Пон-де-Се  определила  и  судьбу  Беарна.  К  тому  же
международная  обстановка  складывалась  для  гугенотов  неблаго¬
приятным  образом.  Заключенный  в  это  время  при  посредничестве
Франции  Ульмский  договор  привел  к  локализации  войны  в  пре¬
делах  Чехии;  даже  немецкие  кальвинисты,  наиболее  близкие  соседи
чехов,  не  смогли  им  помочь.
 Людовик  XIII  отправился  со  всей  армией  на  юг,  в  По,  и  20  ок¬
тября  в  его  присутствии  Верховный  Совет  Беарна  заверил  эдикт
о  присоединении,  а  депутаты  Штатов  принесли  королю  присягу.
В  По  был  создан  королевский  парламент,  местная  милиция  (около
8  тысяч  человек)  была  распущена,  в  крупнейшей  крепости  Наварен
был  назначен  комендантом  королевский  ставленник.  Возвращение
короля  в  Париж  7  ноября  было  встречено  там  с  торжеством.
 Экспедиция  в  Беарн  принесла  правительству  большие  успехи.
Была  занята  граница  с  Испанией  и  осуществлен  заход  гугенотам
в  тыл  с  юга.  По  пути  в  Беарн  королевская  армия  заняла  некоторые
гугенотские  города  в  Пуату  и  Гиэни,  где  были  поставлены  на  зиму
гарнизоны,51  т.  е.  были  упрочены  позиции,  важные  как  сами  по  себе,
так  и  для  будущих  кампаний.
 Как  и  следовало  ожидать,  сразу  же  после  отъезда  короля
в  Беарне  начались  волнения.  Протесты  против  отобрания  секуля¬
ризованных  имуществ  приняли  ожесточенный  характер;  многие  за-
щищали  свои  владения  с  оружием  в  руках,  в  том  числе  и  пасторы,
«терявшие  свое  основное  имущество».53  Герцог  Лафорс,  один  из
гугенотских  вождей  и  губернатор  Беарна,  боясь  потерять  свое  поло¬
жение  независимого  владыки  этих  земель,  стремился  восстановить
прежние  порядки  и  готовился  к  вооруженной  борьбе,  укреплял
замки  и  набирал  войска.  Для  его  усмирения  в  Беарн  был  направ¬
лен  с  пятитысячной  армией  герцог  д’Эпернон,  выгнавший  Лафорса
за  пределы  области.  Губернаторство  было  отдано  маршалу  Темину.
Начались  жестокие  репрессии.  Д’Эпернон  действовал  по-военному:
пасторов  изгоняли,  уничтожали  кальвинистские  кладбища,  храмы
отдавали  католикам.54
 Видя  на  примере  Беарна  участь,  ожидавшую  их  самих,  гугеноты
стали  устраивать  на  местах  собрания,  где  избирались  депутаты
на  общегугенотскую  конференцию  в  Ларошели.  Началась  деятель¬
ная  подготовка  к  войне:  набор  войск,  сбор  денежных  средств  с  го¬
 51  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  158.
 52  Н.  de  L  a  g  а  г  d  е.  Le  due  de  Rohan  et  les  protestants  sous  Louis  XIII.
Paris,  1884,  стр.  21.
 53  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  155.
 54  Там  же,  стр.  155,  157;  Н.  de  L  a  g  а  г  d  е,  ук.  соч.,  стр.  21.
 184

родов,  отобрание  денег  от  королевских  сборщиков  и  т.  п.  Вспых¬
нула  религиозная  рознь,  затаенная  до  поры  до  времени.  В  Мон-
тобане  и  других  гугенотских  городах  начались  притеснения  като¬
ликов.55
 Открывшаяся  28  ноября  Ларошельская  ассамблея  присвоила
себе  верховные  функции  и  стала  постоянно  действующим  органом
гугенотской  партии.  Были  созданы  специальные  комитеты,  приняты
меры  для  сохранения  наиболее  угрожаемых  крепостей  по  Луаре  и
выработана  особая  военная  организация.  Во  главе  8  территориаль¬
ных  округов  военачальниками  были  поставлены  вельможи:  в  Верх¬
ней  Гиэни  и  Верхнем  Лангедоке  —  Роган,  в  Нижнем  Лангедоке  и
в  Виварэ  —  Шатильон,  в  Нижней  Гиэни  —  Лафорс,  в  Беарне  —
его  сын,  в  Бретани  и  в  Пуату  —  Субиз,  в  Дофинэ  и  в  Провансе  —
Ледигьер,  в  Нормандии,  Иль-де-Франсе  и  в  Седане  —  Бульон,
в  Сентонже  с  Ларошелью  —  сама  ассамблея.  Верховное  командо¬
вание  было  предоставлено  Бульону.  Никто  из  военачальников  не
имел  права  заключать  мир  или  перемирие  без  согласия  Ларошель¬
ской  ассамблеи,  которая  «командовала  своими  ведшими  войну  вель¬
можами,  как  республика,  никого  над  собой  не  признающая  и  дер¬
жащая  в  своих  руках  все  нити  управления  и  абсолютную  власть»,56
что  не  мешало  ей  официально  признавать  короля  законным  госуда¬
рем  (на  ее  печати  были  вырезаны  слова: 	pour  Christ,  roy  et
 le  peuple57).  В  дальнейшем  ассамблея  издала  регламенты  отно¬
сительно  ведения  войны,  взимания  денег,  морской  и  сухопутной
торговли,  поборов  с  судов,  плывших  по  Гаронне,  Шаранте  и  дру¬
гим  рекам.58
 Однако  Бульон  отказался  от  главнокомандования  и  вел  себя
пассивно,  охраняя  лишь  свое  Седанское  княжество.  Ледигьер  и
Шатильон  вскоре  перешли  на 	сторону 	короля, 	а  затем  отреклись
 от  кальвинизма.  Лафорс  не 	принял 	особо  деятельного 	участия
 в  военных  действиях.  Оставались  лишь  братья  Роганы:  герцог
Роган  и  Субиз.  Это  сильно  встревожило  и  даже  обескуражило  ас¬
самблею.  Но  27  февраля  в  Ларошели  вспыхнуло  народное  движе¬
ние.  Толпа  ворвалась  в  здание  городского  совета  и  запретила  ему
начинать  переговоры  с  королем.
 Правительство  также  готовилось  к  войне.  Но  среди  членов  Ко¬
ролевского  Совета,  как  и  во  влиятельных  столичных  кругах,  было
 55  Fontenay-Mareuil,  ук. 	соч.,  стр. 	155;  С. 	М  а  1  i  n  g  г  е, 	ук.  соч..,
 стр.  85;  В.  Zeller.  Le  connetable  de  Luynes.  . 	.,  стр.  26, 	27.
 56  С.  M  a  1  i  n  g  г  e,  ук.  соч.,  стр.  142.
 57  Там  же,  стр.  342.
 58  Там  же,  стр.  160—231.  —  Эти  незаконные  поборы  с  торговли  взима¬
лись  даже  с  английских  купцов,  которых  по  политическим  соображениям  гу¬
геноты  должны  были  бы  щадить  (письмо  графа  Донкастера  к  Субизу
из  Бордо  от  23  XII  1621  г.  ГПБ,  Авт.  72,  №  19).
 59  L.  A  n  q  u  е  z.  Histoire  des  assemblees  politiques  des  reformes  de  France
(1573-1622).  Paris,  1859,  стр.  336.
 185

немало  разногласий.  Король,  Люин,  Конде  и  сюринтендант  Шом-
бер  считали  войну  необходимой,  ибо  только  сокрушение  военной
мощи  гугенотов  уничтожило  бы  военную  базу  мятежной  знати.60
Следует  отметить,  что  эти  соображения  находили  широкий  отклик
в  католическом  населении  городов,  считавшем,  что  гугенотские  го¬
рода  должны  быть  приведены  к  покорности,61  т.  е.  что  права  всех
французских  городов,  как  гугенотских,  так  и  католических,  должны
быть  уравнены.  Это  требование  равенства,  экономического  и  поли¬
тического,  очень  характерно  для  католической  буржуазии  Франции
тех  лет.
 Сторонники  войны  отдавали  себе  отчет,  что  она  может  повлечь
за  собой  известное  ослабление  позиций  Франции  на  международ¬
ной  арене  (поскольку  все  усилия  придется  употребить  на  борьбу
с  гугенотами),  чем  не  преминет  воспользоваться  Испания.  И  все  же
задачи  внешней  политики  они  отодвигали  на  второй  план,  тем
более  что  военное  вмешательство  Франции  в  европейскую  войну
при  наличии  внутри  страны  военной  силы  гугенотов  грозило  вы¬
звать  выступление  последних  против  правительства:  они  бы  по¬
спешили  использовать  в  своих  интересах  уход  королевской  армии
за  пределы  королевства.62  Надо  добавить,  что  сторонники  войны
с  гугенотами  были  в  ту  пору  уверены,  что  кампания  будет  быстрой,
ибо  сопротивление  противника  можно  будет  преодолеть  без  особого
труда.
 Другое  мнение,  широко  распространенное  среди  знати,  носило
прогугенотскую  окраску.  Оно  определялось  не  симпатиями  к  гуге¬
нотам  как  таковым,  но  пониманием  того,  насколько  ликвидация
военной  мощи  гугенотов  была  опасна  для  аристократии  в  целом.
Согласно  этой  точки  зрения,  гугенотов  следовало  оставить  в  покое
и  даже  удовлетворить  их  претензии,  т.  е.  усилить  позиции  знати.
Тогда  при  наличии  внутреннего  мира  можно  было  бы  обратить
главное  внимание  на  внешнюю  политику  и  ликвидировать  опасность
со  стороны  Испании.63
 Правительство  не  могло  принять  этой  программы.  Уже  с  конца
гражданских  войн,  т.  е.  с  1590-х  годов,  его  главной  задачей  была
борьба  с  внутренними  врагами,  т.  е.  со  знатью,  ради  укрепления
абсолютизма  внутри  страны.  Во  внешней  политике  в  этот  период
надо  было  пользоваться  только  дипломатией.  Именно  поэтому
Люин  выбрал  войну  с  гугенотами.
 60 	«..  .  la  rebellion 	et  la  desobeissance  ayant  tousjours 	trouve 	sa 	retraicte
 et  son 	azyle  de  seurete 	dans  les  armes  de  ceux  de  la  religion 	pretendue 	reformec»
 (С.  M  a  1  i  n  g  г  e,  ук.  соч.,  стр.  251).
 61  J.  G  a  s  s  о  t.  Sommaire  memorial.  Paris,  1934,  стр.  324.
 62  «Есть  одно  соображение,  которое  мешает  нам  отправиться  за  пределы
Франции,  —  это  страх,  что  внутри  страны  начнутся  религиозные  волнения»
(Р  е  г  г  о  n  i  a  n  a.  Coloniae  Agrippinae.  1669,  стр.  151).
 63 	В.  Z  е  1  1  е  г.  Le 	connetable  de  Luynes.  .  стр.  13.
 .186

*  *  *
 Люин  начал  военные  действия  против  гугенотов  лишь  после
основательной  дипломатической  и  финансовой  подготовки,  осущест¬
вленной  в  первые  четыре  месяца  1621  г.
 Международная  обстановка  в  начале  1621  г.,  т.  е.  на  третий  год
Тридцатилетней  войны,  осложнялась  все  больше  и  больше.  После
победы  императора  в  сражении  при  Белой  горе  8  ноября  1620  г.
перед  французской  дипломатией  встали  три  главные  задачи.  Точ¬
нее,  они  существовали  и  ранее,  но  в  это  время  приобрели  особую
остроту.
 Нельзя  было  допустить  расширения  испанских  владений  в  Се¬
верной  Италии  за  счет  Савойи,  Венеции,  Мантуи  и  других  мелких
государств,  а  также  захвата  Испанией  швейцарских  проходов.
 Необходимо  было  оберегать  рейнские  области  (Палатинат,
Юлих  и  др.)  от  испанских  войск,  расквартированных  во  Фландрии
под  командованием  Спинолы,  и  от  войск  Католической  Лиги,  кото¬
рыми  командовал  Тилли.
 Нужно  было  вести  дипломатическую  борьбу  с  императором  и
не  давать  ему  усиливаться.
 Особенно  ощутимыми  были  для  Франции  все  —  даже  малей¬
шие—  колебания  в  пользу  Испании  на  территории  Северной
Италии.  В  самые  трудные  моменты  борьбы  со  знатью  в  1610—
1620  гг.  правительство  всегда  было  озабочено  тем,  чтобы  пресечь
попытки  миланского  губернатора  Фериа  расширить  территорию  и
захватить  проходы  в  Швейцарии.  Владение  последними  обеспечи¬
вало  Габсбургам  жизненно  важные  для  них  коммуникации  между
Миланом  (а  через  Геную  и  между  самой  Испанией  и  ее  владениями
в  Южной  Италии)  и  Австрией  (через  Тироль),  а  также  между
Миланом  и  владениями  Габсбургов  по  западной  границе  Германии
(Франш-Конте,  Эльзас,  Люксембург)  и  в  южных  Нидерландах.
Через  эти  проходы  Испания  могла  безопасно  и  в  наиболее  сжатые
сроки  перебрасывать  свои  войска  с  юга  на  север  и  наоборот.  Швей¬
царские  проходы  нужны  были  также  Венеции  для  провода  из-за
Альп  ее  наемных  войск.
 В  1620—1630  гг.  ареной  ожесточенной  дипломатической  и  воен¬
ной  борьбы  между  Францией  и  Испанией  была  Вальтелина  —  узкая
долина  реки  Адды,  впадающей  с  востока  в  оз.  Комо,  находившееся
на  миланской,  т.  е.  испанской,  территории.  Через  Вальтелину  шли
пути  к  истокам  и  верхним  течениям  Инна  (по  долинам  Верхнего  и
Нижнего  Энгадина)  и  Рейна.  Долины  этих  рек  являлись  путями
в  Тироль  и  в  Южную  Германию;  Вальтелина  была  узлом  этих  пу¬
тей,  и  господство  над  ней  означало  господство  над  ними.
 До  начала  XVI  в.  Вальтелина  (область  итальянского  языка)
принадлежала  государям  Милана,  Висконти;  затем  перешла  под
власть  Граубюндена,  юго-восточной  части  Швейцарии,  занятой
 187

тремя  «серыми  лигами»,  не  входившими  в  конфедерацию  швейцар¬
ских  кантонов.  В  Граубюндене  восторжествовало  цвинглианство,
Валътелина  осталась  католической.  Франциск  I  в  период  господ¬
ства  над  Миланом  и  в  результате  союза  с  швейцарскими  кантонами
объявил  Вальтелину  состоящей  под  покровительством  Франции.
Г  енрих  IV  возобновил  в  1603  г.  союз  с  Граубюнденом  и  получил
для  Франции  и  ее  союзников  (Венеции)  свободу  проходов,  закрыв
их  для  Испании.  В  результате  Милан  оказался  отрезанным  от  Ти¬
роля  и  Южной  Германии.  Тогда  губернатор  Милана  Фуэнтес  вы¬
строил  у  оз.  Комо,  как  раз  у  входа  на  закрытые  для  него  пути,
форт  Монте-Веккио  (или  форт  Фуэнтес)  и  добивался  от  Граубюн¬
дена  таких  же  прав,  которые  имели  Франция  и  Венеция.  Граубюн¬
ден  оказался  объектом  дипломатического  нажима  со  стороны  всех
заинтересованных  государств.  Каждое  имело  там  своих  сторонни¬
ков,  враждовавших  друг  с  другом.  Борьба  шла  с  переменным  ус¬
пехом,  который  поочередно  доставался  на  долю  той  группировки,
которая  ориентировалась  на  страну,  в  данный  момент  наиболее
сильную.  В  1619  г.,  воспользовавшись  гражданской  войной  во
Франции,  Испания  захватила  Вальтелину  под  предлогом  защиты
ее  католического  населения  от  протестантского  Граубюндена.
 Следовательно,  прежде  чем  начинать  войну  с  гугенотами,  фран¬
цузскому  правительству  необходимо  было  вернутъ  дела  в  Италии
по  меньшей  мере  в  прежнее  состояние,  т.  е.  добиться  обратного
перехода  Вальтелины  под  власть  Граубюндена  и  закрытия  горных
проходов  для  испанских  войск.
 В  начале  1621  г.  Люин  отправил  в  Англию  своего  брата  (вскоре
получившего  титул  герцога  де  Шон)  для  переговоров  с  Яковом  I,
который  был  очень  заинтересован  в  оказании  помощи  своему  зятю,
Фридриху  курфюрсту  Пфальцскому,  «зимнему»  королю  Чехии,  бе¬
жавшему  оттуда  после  Белогорской  битвы.  Франция  предлагала
Якову  осуществить  совместное  давление  на  Испанию,  для  того
чтобы  та  вернула  как  захваченные  Спинолой  владения  Фридриха
в  Верхнем  Палатинате,  так  и  Вальтелину.  Одновременно  Якову  I
была  передана  просьба  Людовика  XIII  не  помогать  мятежным  гу¬
генотам.  Шла  речь  и  о  проекте  брака  между  будущим  Карлом  I  и
младшей  дочерью  Генриха  IV,  Генриэттой,  не  раз  уже  обсуждав¬
шемся  в  англо-французской  дипломатии.
 Из  всех  предложений  английскому  правительству  было  важно
лишь  первое,  но  в  то  время  оно  собиралось  добиться  его  осуществ¬
ления  путем  англо-испанского  брака.64  К  тому  же  посланцы  ларо¬
шельской  ассамблеи  настойчиво  просили  английское  правительство
о  помощи,  и  влиятельные  буржуазные  круги  в  Лондоне,  экономи¬
 64  Для  этого  через  некоторое  время  принц  Уэльский  и  Бёкингэм  проехали:
инкогнито  через  Францию  в  Испанию;  их  романтическая  авантюра  кончилась
неудачей.
 788

чески  связанные  с  Ларошелью,  поддерживали  эти  просьбы.  По¬
этому  Яков  I  ограничился  туманными  заверениями.65
 Потерпев  в  Англии  неудачу,  Люин  перешел  к  непосредствен¬
ному  нажиму  на  Испанию.  В  конце  января  он  отправил  в  Мадрид
видного  дипломата  и  генерала  Бассомпьера  с  поручением  действо¬
вать  энергично  и  добиться  от  Филиппа  III  возвращения  Вальте-
лины.  Этим  актом  он  разрывал  с  прежней  очень  осторожной  поли¬
тикой  старых  министров  (Вильруа,  Силлери,  Дювера,  Пюизье),
которые  в  условиях  почти  непрерывной  междоусобицы  1610—
1620  гг.  остерегались  перегибать  палку  в  отношениях  с  Испанией,
лавировали  и  стремились  ослабить  ее  «незаметно  и  способами,  не
возбуждающими  горечи  и  возмущения»  (insensiblement  et  par
cies  moyens  qui  ne  causent  de  l’aigreur  ny  de  l’alteration  aux  esprits).66
 Теперь,  после  победы  над  вельможами,  Люин  считал  положение
правительства  более  крепким  и  намеревался  действовать  решитель¬
нее.  Однако  старые  советники  Генриха  IV  не  одобряли  этого,
равно  как  и  войны  с  гугенотами.  Не  отрицая  ее  необходимости,
они  все  же  считали,  что  следовало  несколько  повременить.
 Когда  в  Париже  отправляли  Бассомпьера  в  Испанию,  француз¬
ское  правительство  еще  не  получило  сообщения  о  том,  что  граубюн-
денцы  с  ведома  и  согласия  Венеции  силой  захватили  перевал  Бор-
мио  (в  верховьях  Вальтелины),  тем  самым  восстановив  свои  ком¬
муникации  с  Венецией  и  перерезав  коммуникации  Милана
с  Тиролем.  После  этого  испанский  губернатор  в  Милане  Фериа
кое  в  чем  уступил  Граубюндену:  он  возвращал  Вальтелину,  но  по¬
строенные  там  испанские  форты  оставались  еще  на  8  лет,  а  проходы
были  открыты  также  и  для  испанцев.  Иными  словами,  Испания
сохраняла  военный  контроль  над  долиной,  а  Венеция  по-прежнему
была  под  угрозой  испанского  вторжения.
 Между  тем  Бассомпьеру  было  предписано  не  допускать  никаких
союзов  Граубюндена  ни  с  Миланом,  ни  с  Венецией.  Следовательно,
французский  посол  по  прибытии  в  Мадрид  должен  был  не  только
заявить  о  несогласии  Франции  на  подобные  союзы,  но  и  ликвиди¬
ровать  уже  осуществленный  союз  Граубюндена  с  Миланом.  Вене¬
ция  (союзник  Франции  в  борьбе  с  Миланом)  очень  добивалась
союза  с  Граубюнденом,  поскольку  только  таким  путем  ей  обеспечи¬
вался  беспрепятственный  провод  наемных  войск  в  ее  владения;
наемники  же  ей  были  совершенно  необходимы  в  случае  военных
действий.  На  этой  почве  и  возникали  конфликты  между  Венецией
и  Францией:  последняя  часто  бывала  заинтересована  в  вербовке
наемных  полков  в  тех  же  странах,  что  и  Венеция,  —  в  рейнских  об¬
ластях,  в  Швейцарии,  Льеже  и  т.  д.  Из-за  этого  отношения  между
 65  В.  Zeller.  Le  connetable  de  Luynes.  .  .,  стр.  24,  25;  Fontenay-
M  a  r  e  u  i  1,  ук.  соч.,  стр.  157.
 66  Письмо  Пюизье  к  Леону  от  7  августа  1619  г.  ГПБ,  Авт.  106,  №  66.
 189

союзниками-конкурентами  порой  портились,  и  они  предпринимали
те  или  иные  шаги,  не  оповещая  друг  друга  и  обмениваясь  взаим¬
ными  упреками  в  двуличности.
 В  данном  случае  снова  повторилась  такая  же  ситуация.  Поэтому,
когда  в  начале  марта,  т.  е.  уже  после  отъезда  Бассомпьера  и  полу¬
чения  в  Париже  сообщения  о  тайном  сговоре  —  в  обход  Франции  —
между  Граубюнденом  и  Венецией,  венецианский  посол  предложил
Люину  организовать  коалицию  из  Франции  и  североитальянских
государей  для  военных  действий  в  Вальтелине,  Люин  отклонил  это
предложение.  Он  даже  выразил  венецианскому  послу  сильное  не¬
довольство  тем,  что  Венеция  заключила  союз  с  Граубюнденом  за
спиной  Франции  и  всячески  мешала  ей  в  Турции.  Рассчитывая  на
успех  миссии  Бассомпьера,  Люин  отклонил  предложение  начать
в  Вальтелине  войну;  для  борьбы  с  гугенотами  ему  нужно  было
иметь  руки  свободными.  Характерно,  что  во  время  этого  оазговора
Люина  с  венецианским  послом  канцлер  заявил:  если  уже  сформи¬
рованную  французскую  армию  вывести  за  границу  и,  следова¬
тельно,  предоставить  гугенотам  свободу  действий,  Испания  будет
подстрекать  их  к  мятежу  и  снабдит  их  деньгами.  Отметим  это  за¬
явление;  оно  не  было  беспочвенным  и,  как  далее  будет  видно,  оп¬
равдалось.
 Прибыв  в  Испанию,  Бассомпьер  легко  и  быстро  выполнил  свою
задачу.  Дело  заключалось  в  том,  что  Филипп  III  был  при  смерти,
а  казна  пуста.  Между  тем  истекал  срок  перемирия  с  Голландией,
в  перспективе  маячила  война.  В  середине  марта  французскому
послу  было  сделано  предложение:  Испания  уступит  в  Италии  (т.  е.
вернет  Вальтелину),  если  Франция  обязуется  не  препятствовать
ее  действиям  в  Германии.  Иными  словами,  Вальтелину  уступали
за  свободу  действий  на  Рейне.
 Перед  своей  смертью  (30  марта)  Филипп  III  завещал  наслед¬
нику  вернуть  Франции  Вальтелину.  Через  2  недели,  15  апреля,  это
было  оформлено  Мадридским  договором.  Означал  ли  он,  что  Фран¬
ция  действительно  купила  Вальтелину  ценой  невмешательства
в  испанскую  политику  в  Германии?
 Для  такого  предположения  нет  оснований.  Если  вопрос  о  Валь¬
телине  был  по  важности  первоочередным,  то  положение  в  Германии
мало  чем  ему  уступало.  Дать  Испании  возможность  распоряжаться
на  Рейне  было  бы  для  французского  правительства  почти  само¬
убийственным  актом,  грозившим  погубить  немецких  протестан¬
тов  (союзников  Франции)  как  антигабсбургскую  силу.
 Это  подтверждается  и  тем,  что,  отправляя  Бассомпьера  в  Испа¬
нию,  Люин  отнюдь  не  предоставил  его  лишь  собственным  ресур¬
сам.  Франция  подкрепила  его  решительную  позицию  открытой
подготовкой  к  войне,  вести  которую  было  в  то  время  для  Испании
весьма  нежелательно  ввиду  ожидаемой  смерти  Филиппа  III  и  не¬
избежных  при  воцарении  шестнадцатилетнего  Филиппа  IV  затруд-
 190

нений  при  образовании  нового  правительства  (Оливарес  возглавил
его  лишь  в  1623  г.).
 Эта  подготовка  к  войне  была  тем  более  удобна  для  диплома¬
тического  нажима  на  Испанию,  что  могла  в  равной  степени  вы¬
литься  как  во  внешнюю  войну  в  Италии  за  Вальтелину,  так  и  в  по¬
ход  против  гугенотов.
 Люин  был  назначен  31  марта  коннетаблем,  т.  е.  главнокоман¬
дующим,  и  получил  2  апреля  шпагу  из  рук  короля.  Это  назначение
на  высший  военный  пост  человека,  ничем  себя  в  этой  области  не  про¬
явившего,  было  встречено  при  дворе  сдержанным  ропотом,  а  в  Па¬
риже  —  недоумением  и  насмешкой.  Особенно  уязвлены  были  вель¬
можи;  каждый  из  них  претендовал  на  звание  коннетабля,  и,  кроме
того,  облеченный  этим  саном  Люин  был  поставлен  в  армии  выше
их  всех;  их  местнические  претензии  тем  самым  снимались.  Факти¬
чески  командовать  армией  должен  был  действительно  опытный
полководец  Ледигьер,  получивший  следующую  по  важности  долж¬
ность  marechal  de  camp  general.67  Но  он  пока  еще  не  хотел  бороться
со  своими  единоверцами  —  гугенотами  и  советовал  лучше  воевать
с  Испанией.  Эти  его  настроения  стали  широко  известны;  тем  более
его  назначение  подтверждало  мнение,  что  Франция  готовится
именно  к  внешней  войне.
 В  конце  марта  правительство  все  еще  колебалось  (вернее,  де¬
лало  вид,  что  колеблется):  ехать  ли  королю  в  Лион,  что  означало
поход  в  Вальтелину,  или  в  Пуату,  т.  е.  против  гугенотов.  5  апреля
король  выехал  в  Фонтенбло,  но  опять  задержался,  по-прежнему
оставляя  открытым  вопрос  о  дальнейшем  маршруте.  Лишь  28  ап¬
реля  он  выехал  в  Орлеан68  и  затем  уже  оттуда  5  мая  направился
вниз  по  Луаре  в  Пуату.  Поход  против  гугенотов  начался.
 Мы  намеренно  остановились  на  этих  датах,  чтобы  на  их  основа¬
нии  показать,  что  задержки  не  могли  быть  случайными.  Война
с  гугенотами  была  решена  после  получения  известия  d  заключении
Мадридского  договора,  подписанного  15  апреля.69  Три  недели  —
с  15  апреля  по  5  мая  —  срок  более  чем  достаточный  для  получения
сообщения  из  Мадрида  в  Орлеан,  оттуда  ещё  можно  было  дви¬
нуться  как  в  Лион,  так  и  против  гугенотов.
 Известие  о  подписании  Мадридского  договора  позволило  на¬
чать  экспедицию  против  гугенотов.  По  Мадридскому  договору
 67  Гугенотские  вельможи  и  ларошельская,  ассамблея  были  настолько  встре¬
вожены  предполагавшимся  назначением  Ледигьера,  за  которым  неизбежно
последовало  бы  и  его  отречение  от  кальвинизма,  что  создали  в  середине  марта
особый  «комитет»,  который  должен  был  или  отговорить  Ледигьера,  или  же
организовать  сопротивление  ему. 	с
 68  С.  М  а  1  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  146.
 69  Во  всех  источниках  фигурирует  именно  эта  дата.  Между  тем  у  Аното
(ук.  соч.,  стр.  442)  ошибочно  указано  25  апреля;  то  же  у  Тапье  (ук.  соч.,
стр.  159).  Естественно,  что  дата  25  апреля  не  дает  возможности  ее  сопостав¬
ления  с  датой  начала  экспедиции  против  гугенотов.
 19Г

Вальтелина  возвращалась  Граубюндену;  все  форты,  возведенные
после  1617  г.,  подлежали  разрушению.  Гарантами  выполнения  вы¬
ступали  Франция  и  швейцарские  кантоны.  Условия  были  настолько
благоприятны  для  Франции,  что  Бассомпьер  опасался,  не  был  ли
договор  лишь  способом  выиграть  время:  ведь  можно  было  под
разными  предлогами  затянуть  его  исполнение  —  уж  очень  нужна
была  Испании  Вальтелина!  Поэтому  он  советовал  Люину  до¬
ждаться,  пока  Граубюнден  не  вступит  во  владение,  и  только  после
этого  начинать  кампанию  против  гугенотов.
 Но  Люин  не  мог  ждать.  В  Беарне  восстание  было  готово  раз¬
разиться  в  любой  момент,  в  Виварэ  уже  более  полугода  шла  с  пе¬
ременным  успехом  война  между  гугенотами  и  католиками.  Во  мно¬
гих  городах  вспыхнула  религиозная  вражда.  В  середине  апреля
в  Туре  и  в  Пуатье  произошли  кровавые  столкновения  между  като¬
ликами  и  гугенотами.  В  Туре  сожгли  кальвинистский  храм.  Послан¬
ный  королем  судья  приговорил  нескольких  католиков  к  смерти,  но
привести  приговор  в  исполнение  оказалось  невозможным.  Мелкие
ремесленники  и  поденщики  пытались  освободить  осужденных,  и
вооруженная  городская  милиция  лишь  с  трудом  рассеяла  восстав¬
ших.70  В  окрестностях  Тулузы,  Монтобана,  Кастра  и  городов  Ниж¬
него  Лангедока  гугеноты  захватывали  крепости,  грабили  католи¬
ков,  конфисковывали  кассы  налоговых  сборщиков.71  Ларошельская
ассамблея  готовилась  к  открытой  войне  и  не  подчинилась  издан¬
ному  королем  в  середине  марта  приказу  о  роспуске.  Правительству
важно  было  не  дать  гугенотам  достаточного  времени  для  того,
чтобы  возвести  вокруг  своих  городов  новые  укрепления;  и  без  того
начало  кампании  задержалось  из-за  ожидания  результатов  посоль¬
ства  Бассомпьера.
 Мадридский  договор  обеспечил  благоприятную  международную
обстановку.  К  тому  времени  были  проведены  также  и  финансовые
мероприятия  для  получения  средств  на  содержание  большой  армии
з  40  тысяч  пехоты  и  6  тысяч  кавалерии.72
 В  финансовой  политике  Люин  следовал  своим  предшественни¬
кам,  старым  министрам  времен  Генриха  IV  и  периода  регентства.
Так  же  как  и  они,  он  стремился  избегать  большого  увеличения
налогов,  ложившихся  на  народные  массы.  В  данном  случае  пра¬
вительство  снова  обратило  главное  внимание  на  привилегированные
сословия  —  чиновничество  и  духовенство.
 Очень  характерны  обстоятельства,  связанные  с  оформлением
новых  условий  полетты,  т.  е.  особого  сбора,  введенного  в  1604  г.
и  обеспечившего  чиновникам  наследственность  должностей.73  По¬
 70  Казнь  состоялась  в  начале  мая  при  проезде  короля  через  Тур  (С.  Ma¬
li  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  120—124).
 71  С.  М  а  1  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  128,  129.
 72  Там  же,  стр.  132.
 73  О  полетте  см.:  А.  Д.  Люблинская,  ук.  соч.,  стр.  63,  66  и  288.
 .192

летта  была  в  1617  г.  отменена,  но  затем  31  июля  1620  г.  восстанов¬
лена  сроком  на  9  лет  (1621  —1629  гг.);  еще  в  конце  1620  г.  были
выработаны  новые  ее  условия.74  Теперь  она  распространялась  не
на  всех  чиновников,  но  лишь  на  тех,  кто  в  конце  1620  и  начале
1621  г.  уплатил  сбор  в  5%  с  цены  должности;  в  последующие  годы
этот  сбор  понижался  до  1%.  Иными  словами,  это  был  принудитель¬
ный  заем  с  чиновников  в  размере  5%  в  1621  г.  и  1%  в  течение
остальных  8  лет,  а  всего  за  9  лет—  10%  от  цены  должности.  Учиты¬
вая  вложенные  в  должности  огромные  капиталы  (общую  их  сумму
установить  пока  нё  представляется  возможным,  но  несомненно,  что
она  составляла  не  менее  500  млн  ливров),  заем  должен  был  давать
ежегодно  значительные  суммы,  особенно  в  начале  1621  г.
 По  новым  условиям  полетту  не  платили  лишь  первые  прези¬
денты  и  генеральные  прокуроры  парламентов,  т.  е.  несколько  де¬
сятков  человек.  Кроме  того,  всем  остальным  членам  верховных
судов  полетта  гарантировала  отныне  только  стоимость  должности,
а  не  право  распоряжения  ею,  ибо  король  намеревался  сам  назна¬
чать  на  освобождавшиеся  за  смертью  места,  уплачивая  наследникам
цену  должности  по  официальной,  а  не  рыночной  цене  (т.  е.  значи¬
тельно  меньше,  чем  в  случае  продажи  наследниками).  Тем  самым
ущемлялась  собственность  на  должности.
 Как  только  эти  условия  стали  известны,  и  в  столице,  и  в  про¬
винциях  уже  в  августе  посыпалась  лавина  протестов.  В  ответ  на
них  правительство  объявило,  что,  поскольку  новые  условия  не  нра¬
вятся,  оно  снова  отменит  полетту.  Эта  решительная  позиция  объяс¬
нялась  все  той  же  победой  над  грандами;  в  1620  г.  полетта  была
восстановлена  перед  военной  кампанией,  чтобы  задобрить  чиновни¬
ков  и  упрочить  их  роялизм;  после  одержания  победы  можно  было
несколько  ущемить  их  интересы.  Но  чиновничество  не  желало
раскошеливаться.  В  декабре  1620  г.  в  парижском  парламенте  раз¬
разился  настоящий  бунт  против  новых  условий  полетты,  и  15  де¬
кабря  было  принято  постановление  с  протестом.  Как  обычно  в  та¬
ких  случаях,  началась  торговля^  между  правительством  и  парламен¬
том.  Король  пошел  на  уступку  в  том  отношении,  что  в  декларации
Королевского  Совета  от  22  февраля  новые  условия  полетты  не
распространялись  на  все  высшее  чиновничество.  Оно  было  осво¬
бождено  от  уплаты  займа;  зато  текст  постановления  парламента
от  15  декабря  был  вырван  из  его  регистров.  Займ  распространялся
на  всех  прочих  чиновников,  в  том  числе  и  финансовых.
 Это  означало,  что  самые  влиятельные  чиновники  предали  ин¬
тересы  своих  младших  собратьев.  Плоды  полугодовой  борьбы,  в  ко¬
торой  высшие  сановники  опирались  на  все  чиновничество  в  целом,
они  присвоили  только  себе.  В  1621  г.  усилился  разрыв  между  выс-
 74  R.  М  о  u  s  n  i  е  г.  La  venalite  des  offices  sous  Henri  IV  et  Louis  XIII.
Rouen,  1945,  стр.  256—259.
 *13  А.  Д.  Люблинская
 79S

ишми  слоями  французского  чиновничества  и  остальной  его  массой.
Самые  влиятельные  чиновники-дворяне  фактически  завоевали  себе
иммунитет  от  принудительных  займов.
 В  апреле  был  сделан  заем  у  финансистов  в  2  млн  ливров,  из
которых  1.5  млн  поступало  в  казну,  а  500  тыс.  шло  на  покрытие
старых  займов.  Для  уплаты  процентов  по  займу  (6.5%)  был  ут¬
вержден  эдикт  о  повышении  цены  на  соль  (на  4  су  с  мино  соли),
что  должно  было  дать  по  100  тыс.  франков  в  год.75
 Большие  требования  были  предъявлены  к  духовенству.  Прави¬
тельство  желало  получить  от  него  на  войну  с  гугенотами  миллион
ливров.  Духовенство  не  хотело  давать  деньги  наличными,  согла¬
шаясь  лишь  на  оплату  6  тысяч  пехотинцев.  Правительство,  стояло
на  своем,  угрожая  частичной  секуляризацией.76  После  долгих  пре¬
пирательств  духовенство  вынуждено  было  уступить.
 Таким  образом,  основные  средства  на  войну  с  гугенотами  по¬
ступили  от  чиновников,  духовенства  и  финансистов.  Повышение
налога  на  соль  было  сравнительно  небольшим.
 *  *  *
 Прежде  чем  перейти  к  изложению  хода  кампании  1621  г.,  необ¬
ходимо  вкратце  охарактеризовать  действовавшие  армии  —  гугенот¬
скую  и  королевскую.  Это  очень  существенно  для  объяснения  мно¬
гих  событий.
 Главным  театром  военных  действий  в  1621  —  1622  гг.  стал  Юг  —
Верхняя  Гиэнь  и  Лангедок.  Поэтому  из  всех  подразделений
гугенотской  армии  главная  роль  выпала  на  долю  отрядов  герцога
Рогана;  под  его  началом  оказались  наиболее  значительные  силы
гугенотов.  Остальные  части,  расставленные  гарнизонами  в  городах,
были  рассредоточены.
 Наличие  у  гугенотов  такого  полководца,  как  Роган,  было  их
крупным  плюсом,  так  как  в  королевской  армии  долго  не  было  рав¬
ного  ему  соперника.  В  кампаниях  1621—1629  гг.  военные  и  органи¬
заторские  таланты  Рогана  развились  в  полной  мере,  может  быть
именно  в  силу  того,  что  ему  пришлось  преодолевать  серьезные
трудности.  Специфика  гугенотских  областей,  ограниченность
средств  и  общая  обстановка  в  стране  —  все  в  целом  складывалось
для  него  неблагоприятным  образом.
 Ему  приходилось  набирать  отряды  на  сравнительно  небольшой
территории,  главным  образом  в  Севеннских  горах.  Верхние  Се-
венны  могли  выставить  до  2500  солдат,  Нижние  Севенны  —  до
 75  В.  Z  е  1  I  е  г.  Le  connetable  de  Luynes.  .  .,  стр.  46—50.
 76  Начиная  с  середины  XVI  в.  частичная  секуляризация  была  проведена
во  Франции  не  менее  9  раз;  церковь  считала,  что  в  итоге  она  лишилась  бо¬
лее  трети  своего  имущества.
 194

5—6  тысяч,  включая  и  хороших,  опытных  в  военном  деле  команди¬
ров.  Подобно  Швейцарии,  Шотландии  и  другим  гористым  обла¬
стям,  Севенны  поставляли  наемных  солдат  во  многие  европейские
армии.  Родные  горы  не  могли  прокормить  всю  молодежь,77  и  ей
приходилось  покидать  их  в  поисках  счастья.  Нужно  отметить,  что
эти  цифры  дают  представление  об  общем  числе  солдат,  которых
можно  было  набрать  в  Севеннах;  однако  большинство  из  них  не
были  профессиональными  воинами—таковыми  становилась  лишь
избыточная  —  в  условиях  гористой  области  —  часть  молодежи..
В  массе  своей  горцы  были  храбрыми  и  самоотверженными,  но  плохо
обученными  добровольцами.  Порой  они  были  вооружены  лишь
старинными  аркебузами  и  мушкетами.  Долгое  пребывание  на  рав¬
нине  в  непривычном  климате  было  для  них  тяжело.  Для  многих
из  них  Монпелье  казался  чуть  ли  не  краем  света.
 Вербовать  своих  единоверцев,  живших  вне  гугенотских  областей,
Роган  не  мог  (о  чем  ниже);  не  мог  он  также  нанимать  иностранцев
(швейцарцев,  ландскнехтов  и  т.  д.),  так  как  ему  мешало  в  этом
отношении  правительство.
 Постоянной  армии  в  точном  смысле  слова  у  Рогана  не  было.
Ограниченность  средств  заставляла  его  распускать  почти  всех  сол¬
дат  сразу  же  по  окончании  военных  операций.  В  его  армии  не  было
артиллерии;  она  была  размещена  в  городах,  где  начальники  гарни¬
зонов  зависели  не  только  от  Рогана,  но  должны  были  во  многом
считаться  с  муниципалитетами,  над  которыми  герцог  не  всегда  был
властен.  Зато  он  располагал,  как  уже  было  сказано,  прекрасным
офицерским  составом.
 Все  эти  обстоятельства,  а  также  природные  условия  Верхней
Гиэни  и  Лангедока  диктовали  Рогану  особые  приемы  стратегии  и
тактики.  Он  должен  был  избегать  сражений  с  большой  и  регуляр¬
ной  королевской  армией,  снабженной  не  только  осадной,  но  и  поле*
вой  артиллерией.  Ему  могли  дать  успех  только  быстрота  и  подвиж¬
ность,  прекрасное  знание  местности  и  умение  использовать  горы.
Действуя  в  Севеннах,  он  оставался  господином  положения.  В  ту
пору  там  не  было  настоящих  дорог,  только  «лисьи  тропы»,  по  кото¬
рым  привычные  горцы  и  кучка  офицеров  во  главе  с  Роганом  пере¬
двигались  с  быстротой,  загадочной  для  командиров  королевской
армии.  Защищая  города  Верхней  Гиэни  и  Лангедока,  т.  е.  областей,
разделенных  между  собой  Севеннским  хребтом,  Роган  использовал
его  как  своего  рода  коридор  для  быстрых  переходов.  Когда  это
было  нужно,  он  оказывался  то  на  востоке  от  Севенн,  в  Алэ  и  в  Ан-
дюзе,  то  на  западе,  в  Кастре  и  Милло,  где  были  его  главные  квар¬
тиры.  Поэтому  последние  два  города  были  для  Рогана  особенно
важны,  и  он  прилагал  все  усилия,  чтобы  иметь  их  в  своем  распоря¬
жении.
 77  Documents  d’histoire..  t.  II,  стр.  364.
 13*

Не  только  людские,  но  и  все  прочие  ресурсы  Роган  вынужден
был  черпать  все  с  той  же  ограниченной  территории.  Чтобы  города
могли  успешно  выдерживать  осады  (а  к  осадам  и  взятию  городов
и  сводились  действия  королевской  армии),  они  должны  были  быть
обеспечены  большими  запасами  боеприпасов  и  продовольствия.
Для  этого  сельские  местности  надо  было  защищать  от  опустоше¬
ний,  планомерно  производившихся  королевской  армией.  Поэтому
Роган  непрестанно  передвигался  по  Гиэни  и  Лангедоку,  снабжая  и
защищая  города  извне,  переправляя  в  них  свежие  отряды,  боепри¬
пасы  и  продовольствие,  мешая  королевской  армии.  Он  был  неуло¬
вим,  и  разбить  его  было  невозможно.
 Королевская  армия  состояла  из  постоянного  ядра,  так  называе¬
мых  «старых  полков»  (vieuxregiments),  укомплектованных  опытными
профессиональными  солдатами-французами,  из  иностранных  ле¬
гионов  и  новых  полков  новобранцев-волонтеров.  Хотя  дворянская
кавалерия  была  превосходна,  а  артиллерия  достаточна,  однако
б  гористых  областях  и  предгорьях  обе  они  оказались  малоэффек¬
тивными  против  небольших  отрядов  противника,  умевших  скры¬
ваться  в  неведомом  направлении.  Во  многих  местах  каменистая
ночва  не  позволяла  успешно  вести  траншей  и  окопы,  подводить
мины  под  стены  городов.  Маневренность  королевской  армии  была
ограниченной.  Руководство  военными  действиями  было  распылено,
своеволие  командиров  вошло  в  привычку,  и  бороться  с  ним  было
не  по  плечу  ни  Люину,  ни  молодому  Людовику  XIII.
 Королевская  армия  вела  войну  на  истощение  врага  и  действо¬
вала  там,  где  могла  иметь  успех,  т.  е.  осаждала  равнинные  города,
самые  богатые  и  важные  центры  гугенотского  Юга.  Эта  военная
задача  вытекала  из  политической  цели.  В  данном  случае  города
были  не  только  военными  объектами  —  их  подчинение  королю  оз¬
начало  подтачивание,  а  затем  и  гибель  политической  огранизации
гугенотов.
 Перед  отъездом  из  Парижа  король  издал  декларацию,  в  кото¬
рой  объявил,  что  правительство  не  посягает  на  религиозные  права
гугенотов  и  воюет  лишь  с  мятежниками.  Декларация  оказалась
очень  удачным  актом.  Она  обеспечивала  непримкнувшим  к  восста¬
нию  гугенотам  пользование  всеми  правами  и  неприкосновенность
их  имущества;  поэтому  в  провинциях  на  север  от  Луары  (т.  е.  вне
пределов  гугенотской  территории)  все  они  остались  у  себя  дома,  и
их  единоверцам  в  Гиэни  и  Лангедоке  не  хватило  людей.  Южане
не  только  не  смогли  собрать  значительную  армию  для  военных
действий  (armee  en  campagne),  как  бывало  в  XVI  в.  У  них  не  ока¬
залось  даже  достаточного  количества  воинов,  чтобы  пополнить  гар¬
низоны  во  всех  своих  городах.78  Несколько  позже,  когда  в  стране
усилилась  религиозная  рознь,  у  гугенотов  Нормандии,  Бретани  и
 78  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  158.
 196

Пикардии  правительство  отобрало  оружие,  и  многие  из  них  поки¬
нули  Францию,  эмигрировав  в  Англию  и  Голландию.79
 Столицу  оставили  на  попечении  тестя  Люина  герцога  Монба-
зона,  а  Конде  отправили  в  Берри  и  в  Бурбоннэ  для  набора  солдат
и  подчинения  гугенотских  городов  по  Луаре  (Сансерра  и  других).80
 Как  только  в  начале  мая  король  отправился  из  Орлеана  на  за¬
пад,  значительная  часть  королевской  армии,  перезимовавшей  в  гар¬
низонах  городов  Пуату  и  Гиэни,  была  стянута  к  Сен-Жан-д’Ан-
жели,  который  ларошельцы  поспешно  укрепляли.  Там  и  началась
война:  офицеры  королевской  армии  затеяли  с  противником  стычку
без  всякого  приказа,  «по  вдохновению»  (comme  une  inspiration).81
Такие  самовольные  действия,  наносившие  порой  значительный
вред  планам  командования  королевской  армии,  неоднократно  по¬
вторялись  и  в  дальнейшем.  Каждый  офицер  считал  себя  вправе
действовать  со  своим  отрядом  по  собственному  усмотрению.
 Чтобы  совсем  запереть  дорогу  из-за  Луары  в  Пуату  и,  обезо¬
пасив  тыл  по  Луаре,  иметь  возможность  скорее  продвигаться  на  юг
(пока  гугеноты  еще  не  успели  укрепить  те  города  в  Гиэни  и  Лан¬
гедоке,  которые  были  в  плохом  состоянии),  король  ввел  большой
гарнизон  в  Сомюр,  гугенотскую  крепость,  имевшую  важное  стра¬
тегическое  значение.  Имелись  сведения,  что  Ларошельская  ассам¬
блея  намеревалась  сама  ввести  туда  значительные  силы  и  губерна¬
тор  Сомюра,  Дюплесси-Морне  (один  из  последних  ветеранов
гражданских  войн  XVI  в.  и  один  из  последних  гугенотских  публи¬
цистов),  не  стал  бы  этому  препятствовать.  Он  был  отстранен  от
своей  должности  на  время  кампании,  но  и  по  окончании  ее  не  был
восстановлен  в  должности  и  вскоре  умер.  Для  гугенотской  партии
это  было  большой  утратой.  Среди  своих  единоверцев  Дюплесси-
Морне  пользовался  авторитетом,  при  дворе  с  ним  считались  и
ценили  его  мнение.
 Путь  от  Сомюра  до  осажденного  Сен-Жан-д’Анжели  король
проделал  с  17  мая  по  1  июня.  За  эти  две  недели  все  расположенные
поблизости  гугенотские  города  открыли  ему  ворота;  другие  города
заявили  о  своем  подчинении  правительству.  Некоторые  гугенотские
вельможи  (Кастельно,  Буасс-Пардальян,  Тремуйль  и  другие)
выразили  покорность  королю  и  благодаря  этому  сохранили  свои
города.  Начало  было  обнадеживающим,  кампания  становилась  по¬
хожей  на  экспедицию  короля  в  Нормандию  в  1620  г.  Но  у  Сен-
Жан-д’Анжели  королевская  армия  встретила  серьезное  сопротив¬
ление.
 Город  был  в  руках  Рогана  с  1612  г.,  имел  большой  гарнизон,
и  ларошельцы  ввели  туда  дополнительно  около  500  солдат.  Коман¬
довал  ими  Субиз.  Но  город  не  успели  укрепить  по  новой  системе,
 79  С.  М  а  1  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  246—249.
 80  Там  же,  стр.  329—337.
 81  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  158.
 197

т.  е.  возвести  вокруг  пригородов  значительные  земляные  соору¬
жения.  Рогана  поблизости  не  было;  он  отправился  на  юг,  чтобы
подготовить  к  обороне  большие  города  Верхней  Гиэни  и  Ланге¬
дока  и  чтобы  привести  затем  к  Субизу  новые  отряды.
 Королевская  армия  блокировала  Сен-Жан-д’Анжели,  и  под¬
воз  к  нему  боеприпасов  был  пресечен.82  На  предложение  сдаться
Субиз  ответил  отказом,  он  ждал  помощи  от  Рогана.  Началась
осада:  штурмы,  вылазки,  схватки,  носившие  порой  ожесточенный
характер.  В  королевской  армии  присутствовало  множество  дво-
рян-добровольцев,  искавших  себе  славы  и  рвавшихся  в  бой.  Они
очень  мешали  регулярной  армии,  стремясь  самовольно  штурмовать
отдельные  укрепления  (даже  при  наличии  запрета)  и  слетаясь
толпами  в  те  места,  где  должны  были  начаться  военные  действия.
Командованию  они  доставляли  много  хлопот  и  затруднений.
 Король  и  Люин  рассчитывали  на  быстрый  успех  осады.  Тогда
они  могли  бы  попасть  на  юг  еще  в  июне-июле  и  завершить  кам¬
панию  к  осени.  Однако  осада  затянулась  более  чем  на  3  недели,
что  оказало  немалое  влияние  на  дальнейшие  события.
 Хотя  город  был  сравнительно  невелик  и  его  обложили  со  всех
сторон,  осада  представляла  большие  трудности.  Королевская
армия  еще  не  умела  вести  регулярные  осады  83  и  быстро  преодо¬
левать  выдвинутые  перед  стенами  бастионы  и  кронверки.  В  ней
находился  лишь  один  военный  инженер,  итальянец  Гаморини,  и
к  его  мнению  не  слишком  прислушивались.  Артиллерия  действо¬
вала  плохо,  ею  командовал  сын  Сюлли,  герцог  Рони,  чье  пове¬
дение  стало  внушать  опасения.  Правительство  плохо  подготови¬
лось  в  военном  отношении.  Люин  полагал,  что  одного  присутствия
короля  будет  достаточно  для  того,  чтобы  все  города  открыли
ворота.84  Эту  непредусмотрительность  пришлось  исправлять  на
ходу.  В  конце  мая  в  армию  прибыл  Ледигьер  и  принял  необхо¬
димые  меры.85  Вместо  Рони  начальником  артиллерии  был  наз¬
начен  брат  Люина,  герцог  де  Шон.  Начался  ожесточенный
обстрел  города;  были  перерезаны  коммуникации  между  Сен-Жаном
и  Ларошелью,  и  Субиз  не  мог  теперь  ждать  помощи  ни  от  ларо¬
шельцев,  ни  от  брата,  ибо  был  блокирован  со  всех  сторон.  Не
удалось  и  вмешательство  Англии.  Король  ответил  отказом  на  про¬
тест  экстраординарного  английского  посла,  и  тому  пришлось
уехать  ни  с  чем.
 Артиллерийский  обстрел  нанес  городу  очень  тяжелый  ущерб,
там  не  осталось  ни  одного  целого  здания.  23  июня  последовал
штурм,  пали  укрепленные  пригороды.  На  следующий  день  обстрел
 82  В.  Z  е  1  1  е  г.  Le  connetable  de  Luynes.  .  стр.  67.
 83  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  160.
 84  В.  Zeller.  Le  connetable  de  Luynes.  .  .,  стр.  71,  72.
 85  Осада  Сен-Жан-д’Анжели  наиболее  подробно  описана  у  Маленгра
(С.  М  al  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  292—325).
 198

усилился,  и  стены  города  были  в  нескольких  местах  пробиты.  Поло¬
жение  Субиза  было  безнадежным,  и  25  июня  он  капитулировал.
Ему  разрешалось  выйти  из  города  со  своими  отрядами.  Город
был  разграблен,  все  его  привилегии  ликвидированы,  городские
финансы  присоединены  к  королевскому  домену  и  взимание  их
передано  королевским  чиновникам.  В  город  был  поставлен  коро¬
левский  гарнизон  на  время,  необходимое  для  срытия  укреплений,
и  все  жители  обязаны  были  принять  участие  в  этих  работах.
Город  превратился  в  неукрепленное  селение,  его  стены  и  башни
сравняли  с  землей,  рвы  засыпали.  Современники  отметили  это  как
неслыханное  явление  (spectacle  le  plus  nouveau  que  nous  ayons  peu
voir  en  nos  jours).86  Такие  же  основательные  меры  принимались
в  дальнейшем  во  всех  сдавшихся  городах.  Если  те  были  невелики,
то  после  срытия  стен  превращались  в  небольшие  местечки.
Людовик  XIII  заявил,  что  стремится  к  тому,  чтобы  укрепленные
города  остались  только  на  границах  королевства.87
 Падение  Сен-Жан-д’Анжели  вызвало  среди  гугенотов  большое
смятение.  Город  считался  неприступным;  в  1569  г.  (после  битвы
при  Монконтуре)  он  выдержал  долгую  осаду  и  при  сдаче  выго¬
ворил  себе  сохранение  всех  своих  прав.  После  этого  поражения
у  гугенотов  остались  лишь  3  надежные  крепости:  Ларошель,  Мон-
тобан  и  Клерак.  Ставка  на  вмешательство  английской  дипломатии
была  бита,  помощи  из  Германии  ждать  не  приходилось.  Голландия
в  предвидении  войны  с  Испанией  (25  марта  кончилось  перемирие,
заключенное  в  1609  г.  на  12  лет)  была  заинтересована  в  полу¬
чении  помощи  французского  правительства  и  не  намеревалась
помогать  гугенотам.
 Но  если  падение  Сен-Жан-д’Анжели  нанесло  гугенотам  боль¬
шой  ущерб,  все  же  королевская  армия  была  там  задержана  почти
до  конца  июня,  и  эта  затяжка  была  для  правительства  весьма
досадной  как  сама  по  себе,  так  и  из-за  внешнеполитических
осложнений.  Все  события  на  фронте  гражданской  войны  сразу
же  отзывались  вовне  и  в  первую  очередь  там,  где  Испания  стре¬
милась  любым  путем  достигнуть  своих  целей,  —  в  Северной
Италии.  Как  только  стало  ясно,  что  королевская  армия  задержи¬
вается  у  Сен-Жан-д’Анжели,  Фериа  не  замедлил  занять  все  стра¬
тегические  пункты  по  Адде  и  в  долине  Кьявенны.  В  основе
лежали,  разумеется,  политические  соображения,  но  предлогом
послужила  необходимость  защищать  католиков-вальтелинцев  от
насилий  протестантов-граубюнденцев.88  Вальтелина  стала  испан¬
ским  владением,  Мадридский  договор  был  грубо  попран.
 86  С.  М  а  1  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  326.
 87  Там  же,  стр.  400.
 88  Этот  предлог  никого  не  обманул.  Даже  нунций  писал  в  декабре  1621  г.,
что  «религия  служит  для  испанцев  предлогом,  под  которым  они  скрывают  свои
планы  овладения  Италией  (В.  Zeller.  Le  connetable  de  Luynes.  .  .,  стр.  229).
 199

После  взятия  Сен-Жан-д’Анжели  путь  к  Ларошели  был
открыт,  но  в  тот  момент  не  она,  а  Юг  был  целью  кампании.  По¬
этому  правительство  ограничилось  тем,  что  пресекло  коммуни¬
кации  ларошельцев  с  Югом,  оставив  в  Сентонже  д’Эпернона
с  12-тысячной  армией.  Впрочем,  вскоре  потребовалось  его  присут¬
ствие  в  Беарне,  и  в  Сентонже  остался  лишь  небольшой  отряд.
 Армия  отправилась  на  юг,  в  Сент-Фуа  на  Дордони  и  в  Клерак
на  Гаронне,  чтобы  оттуда  подойти  к  Монтобану  и  осадить  его.
Командование  рассчитывало  на  артиллерию,  благодаря  которой
удалось  сломить  сопротивление  в  Сен-Жан-д’Анжели.  Из  Тулузы
должны  были  прибыть  дополнительные  пушки,  боеприпасы  —  из
Парижа  и  Шампани.89
 За  семь  недель  пути  от  Сен-Жана  до  Монтобана  (27  июня  —
17  августа)  король  овладел  всеми  лежавшими  по  дороге  гугенот¬
скими  городами  в  Сентонже  и  в  Гиэни  (а  главные  города  лежали
именно  на  этом  пути);  причем  все  они  сами  открывали  ворота,
хотя  среди  них  были  и  сильно  укрепленные  (например,  Бержерак),
снабженные  большими  гарнизонами.  Пример  Сен-Жана  показал,
что  сопротивление  было  бы  бесполезным.
 Исключение  составил  один  Клерак.  Местоположение  его  было
особенно  важным:  он  закрывал  путь  на  Монтобан.  Сильная  кре¬
пость,  снабженная  многочисленным  гарнизоном  (4  тысячи  чело¬
век),  могла  задержать  королевскую  армию  и  дать  время  монто-
банцам  для  подготовки  к  неминуемой,  как  казалось,  осаде.  Если
бы  Клерак  продержался  месяца  полтора,  то  и  вся  кампания  была
бы  сорвана,  ибо  осенью  уже  поздно  было  начинать  осаду  Монто¬
бана.  Поэтому  в  Королевском  Совете  многие  рекомендовали  обойти
Клерак  (хотя  это  тоже  потребовало  бы  времени);  рассчитывая  на
свою  артиллерию,  король  решил  штурмовать  город.  Армия  по¬
несла  большие  потери,  но  через  неделю  город  сдался.
 Итак,  кампания  проходила  для  правительства  успешно,  но
гораздо  медленнее,  чем  предполагалось.  К  главной  крепости  Юга,
Монтобану,  армия  подошла  лишь  в  середине  августа.  Окончатель¬
ный  успех  зависел  теперь  от  длительности  осады.  Если  бы  удалось
быстро  овладеть  городом,  то  и  Лангедок  вынужден  был  бы  поко¬
риться;  война  на  Юге  была  бы  закончена.  Осталась  бы  лишь
одна  Ларошель.  Затяжка  осады  означала  потерю  времени  и  провал
кампании,  так  как  в  тех  условиях  вести  войну  поздней  осенью  и
зимой  было  невозможно.
 Затяжка  осады  грозила  и  внешнеполитическими  осложне¬
ниями.  Уже  в  июне,  когда  в  Люцерне  собрались  представители
швейцарских  кантонов  и  французские  послы,  протестантские  кан¬
тоны  отказались  быть  гарантами  выполнения  Мадридского
договора,  ссылаясь  на  войну  французского  правительства  с  гуге¬
 89  С.  М  а  1  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,  стр.  379,  380.
 200

нотами.  Естественно,  что  при  такой  обстановке  Фериа  и  не  думал
сдавать  своих  позиций.  Вальтелина  оставалась  в  его  руках,  и  все
итальянские  союзники  Франции  были  по-прежнему  под  угрозой.
 В  свете  этих  фактов  понятны  разногласия,  проявившиеся
в  Королевском  Совете  сразу  же  после  взятия  Клерака  (4  августа)
по  поводу  дальнейших  действий:  идти  ли  к  Монтобану  или  прямо
в  Лангедок?  Можно  было  отправить  к  Монтобану  часть  армии,
чтобы  отрезать  его  от  остальных  областей,  основные  же  силы
вести  в  Лангедок,  где  города  еще  не  успели  укрепиться.  Не  полу¬
чая  ниоткуда  помощи,  Монтобан  был  бы  вынужден  сдаться.
С  другой  стороны,  можно  было  осаждать  Монтобан  со  всей
армией,  ибо  он  являлся  ключом  к  Лангедоку;  пока  он  находился
в  руках  гугенотов,  нельзя  было  овладеть  и  другими  городами,
которые  могли  получать  помощь  из  Севенн.90
 Король  настаивал  на  осаде  Монтобана,  рассчитывая  на  губи¬
тельное  действие  артиллерии  (падение  Клерака  еще  больше  утвер¬
дило  его  в  этом  мнении).  Люин  рассчитывал  еще  и  на  внутренние
распри  в  Монтобане,  где  у  него  были  свои  сторонники  (intelli¬
gences),  которые  должны  были  склонить  город  к  решению  поко¬
риться  королю.  В  это  время  Люин  сосредоточил  в  своих  руках
всю  полноту  власти.  Будучи  коннетаблем,  он  после  смерти  (  в  на¬
чале  августа)  хранителя  печати  Дювера  взял  себе  и  печать.  Это
неслыханное  в  истории  французской  монархии  «новшество»  —
соединение  в  одном  лице  высшей  военной  и  гражданской  власти  —
объяснялось  тем,  что  в  тот  момент  у  Люина  не  было  своего  чело¬
века  для  замещения  поста  хранителя  печати.91  Раздражение  охва¬
тило  военные  и  чиновные  круги.  Король  прислушивался  к  про¬
тестам  и  злым  насмешкам  —  ему  твердили,  что  Люин  хорош
в  качестве  коннетабля  лишь  в  мирное  время,  а  в  качестве  храни¬
теля  печати  лишь  во  время  войны,  намекая  на  непригодность  его
к  обеим  должностям,  —  но  своих  решений  не  изменил.  Армия
направилась  к  Монтобану  и  прибыла  туда  17  августа.
 Еще  до  этого  герцог  Мэн  овладел  Нераком  и  другими  крепо¬
стями  южнее  Гаронны;  вызванный  из-под  Ларошели  д’Эпернон
вступил  в  Беарн.92  В  результате  Монтобан  оказался  изолиро¬
ванным  с  запада  и  юга,  и  главные  речные  пути  к  нему  —  Гарронна
и  Тарн  —  были  перекрыты.93
 Монтобан  расположен  на  высоком  берегу  Тарна.  После  Ларо¬
шели  город  считался  лучшей  крепостью  Франции.  Помимо  стен  и
 90  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  161.
 91  В.  Z  е  1  1  е  г.  Le  connetable  de  Luynes..  стр.  94.
 92  Там  же,  стр.  80.
 93  Наиболее  подробно  все  обстоятельства  осады  Монтобана  описаны  Ма-
ленгром  с  точки  зрения  интересов  правительства  (С.  М  а  1  i  n  g  г  е,  ук.  соч.,
стр.  473—559),  анонимным  автором  (монтобанцем)  —  с  точки  зрения  инте¬
ресов  гугенотов  (Histoire  particuliere  des  plus  memorables  choses  qui  se  sont
passees  au  siege  de  Montauban.  Leyden,  1623).
 201

рвов,  его  защищали  два  больших  укрепленных  пригорода.  Но
в  начале  кампании  он  не  был  готов  к  осаде,  и  гарнизон  был  не¬
велик.  В  июне  в  город  прибыл  Роган  (город  находился  на  подна¬
чальной  ему  территории),  и  началась  лихорадочная  подготовка.
Гарнизон  был  усилен,  спешно  возводились  по  чертежам  Рогана  и
под  его  наблюдением  новые  укрепления.  Все  мужское  население
было  привлечено  к  службе,  распределено  по  30  батальонам  и  под
командой  опытных  офицеров  обучалось  военному  делу.  Затем
Роган  передал  командование  Лафорсу,  а  сам  в  середине  июля
обосновался  в  Кастре  (южнее  Монтобана  на  западном  склоне
Севенн),  стал  собирать  деньги  с  городов  и  набирать  солдат  во
всех  соседних  областях:  Жеводане,  Руэрге,  Альбижуа,  Фуа,  Ло-
рагэ  и  в  особенности  в  Севеннах.  С  гор  спустились  воины,  воору¬
женные  старинными  аркебузами,  с  кальвинистскими  псалтырями
в  руках.  Их  вели  капитаны-дворяне.  Местом  сбора  была  вторая
главная  квартира  Рогана  —  город  Милло,  расположенный  в  вер¬
ховьях  Тарна.  Таким  образом,  коммуникации  Монтобана  с  севе¬
ром  и  востоком  были  в  руках  Рогана.
 Королевская  армия  осадила  Монтобан  с  трех  сторон,  оставив
свободным  (по  условиям  местности)  как  раз  северо-восток.  Она
расположилась  тремя  большими  корпусами  (quartiers)  под  коман¬
дованием  Ледигьера,  Мэна  и  Бассомпьера.  Город  был  настолько
велик,  что  большая  армия  не  только  не  могла  замкнуть  кольца,  но
ее  три  части  отстояли  друг  от  друга  так  далеко,  что  даже  наибо¬
лее  короткий  путь  между  ними  требовал  часа  езды  верхом.94
Это  означало,  что  для  осады  Монтобана  армия  оказалась  недо¬
статочной.  Рассчитывая  больше  всего  на  своих  тайных  агентов
в  городе,  Люин  отказался  от  6-тысячного  отряда,  набранного
Вандомом  в  Бретани;  именно  этих  сил  и  не  хватило,  чтобы  обло¬
жить  Монтобан  со  всех  сторон.  Между  тем  действия  агентов
Люина  в  Монтобане  были  раскрыты,  и  они  были  повешены.
Оставалось  рассчитывать  лишь  на  оружие.
 Начали  вести  земляные  работы  —  апроши,  траншеи.  Самым
уязвимым  местом  в  системе  укреплений  Монтобана  был  холм
Сен-Дени.  Его  не  догадались  взять  в  самом  начале,  и  пришлось
подводить  к  нему  траншеи.  При  плохой  постановке  дела  в  коро¬
левской  армии  на  это  ушло  много  времени;  противник  успел  укре¬
питься  за  бастионами  так,  «что  потребовался  бы  целый  век,  чтобы
их  взять».95  Мэн  дважды  предпринимал  штурмы,  не  подготовив
их  в  должной  степени,  был  отбит  и  сам  погиб  в  одной  из  стычек
(17  сентября).  Обе  стороны  несли  большие  потери  главным  обра¬
зом  от  артиллерийского  и  мушкетного  огня.  Король  лишился
многих  именитых  офицеров,  солдаты  гибли  в  большом  числе.
 94  В.  Z  е  1  1  е  г.  Le  connetable  de  Luynes.  .  стр.  96;  Fontenay-Ma-
r  e  u  i  ],  ук.  соч.,  стр.  162.
 95  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  162.
 202

Ледигьер  так  неудачно  вел  фортификационные  работы,  что  монто-
банцам  удалось  взорвать  мину  посредине  его  траншеи,  в  резуль¬
тате  чего  они  отрезали  построенный  им  форт  и  взяли  его.  Коро¬
левская  артиллерия  не  оправдала  возложенных  на  нее  надежд.
Стрелять  приходилось  с  большого  расстояния,  и  обстрел  не  нано¬
сил  серьезного  ущерба  большому  и  сильно  укрепленному  городу.96
 Словом,  все  недостатки  королевской  армии,  сказавшиеся  от¬
части  уже  при  осаде  Сен-Жан-д’Анжели,  проявились  теперь  в  пол¬
ном  объеме.  Король  предписал  произвести  новый  набор  10  тысяч
человек,  призывал  к  себе  под  Монтобан  дворян-добровольцев,
требовал  из  Парижа  денег.  Хотя  сентябрь  был  уже  на  исходе,
снимать  осаду  он  не  хотел;  были  сведения,  что,  несмотря  на
успешную  оборону,  точнее  —  в  результате  ее,  монтобанцы  страшно
измучены  и  обессилены.  В  городе  не  было  единства.  Подняла
голову  партия  мира,  включавшая  преимущественно  богатые  бур¬
жуазные  круги.  Во  время  своего  пребывания  в  Монтобане  Роган
вместе  с  пасторами  всячески  с  ней  боролся;  теперь,  в  тяжелый
момент,  она  настолько  взяла  верх,  что  горожане  послали  к  королю
депутацию  с  изъявлением  желания  подчиниться,  если  будет  на  то
согласие  Рогана.  Последний  все  время  вел  тайные  переговоры
с  Люином  (которому  приходился  свояком),  но  не  соглашался  на
предлагаемый  сепаратный  мир.  Ему  нужен  был  «общий  мир»
(paix  generale),  т.  е.  новый  договор  правительства  со  всей  гуге¬
нотской  партией  в  целом,  гарантировавший  все  ее  права  и  приви¬
легии.  Поэтому  этот  демарш  монтобанцев  не  принес  желаемых
результатов.
 Теперь  весь  вопрос  заключался  в  том,  сможет  ли  Роган  при¬
вести  подмогу  в  осажденный  город.  Укрепить  позиции  герцога
мог  только  успех  этого  дела.  Он  спешно  отправил  всех,  кого
успел  собрать  к  тому  времени  (около  полуторы  тысячи  человек),
и  половина  из  них  пробилась  28  октября  в  город.  Остальные
погибли  или  попали  в  плен.  Монтобан  мог  продолжать  оборону,  и
Роган  прервал  переговоры  с  Люином.
 Для  королевской  армии  наступили  тяжелые  дни.  Распростра¬
нились  эпидемии,  постоянные  неудачи  деморализовали  солдат,  и
началось  массовое  дезертирство.  Убежавшие  солдаты  разбойни¬
чали,  грабили  окрестное  население.97  В  начале  октября  Монмо¬
ранси  привел  из  Лангедока  5  тысяч  человек,  прибыли  подкреп¬
ления  из  Тулузы  (тысяча  человек).  Но  эпидемии  и  дезертирство
делали  свое  дело  —  армия  таяла  на  глазах.  В  тулузском  отряде
через  несколько  дней  осталось  не  более  трети.98
 После  трех  месяцев  10  ноября  осада  была  снята.  Но  все  же
и  в  этот  момент  у  правительства  было  немало  плюсов.  Несмотря
 96  В.  Z  е  1  1  е  г.  Le  connetable  de  Luynes.  .  стр.  99.
 97  Там  же,  стр.  135.
 98  Fontenay-Mareuil,  ук,  соч.,  стр.  163.
 203

на  неудачу  под  Монтобаном,  король  владел  теперь  80  гугенот¬
скими  городами  и  был  господином  Пуату,  Сентонжа  (исключая
Ларошель),  Нижней  Гиэни,  Гаскони  и  Беарна.  Кроме  того,  были
взяты  мелкие  гугенотские  города  в  Нормандии,  Пикардии  и  Берри
(они  не  входили  в  число  гугенотских  крепостей  —  places  de  surete).
Королевские  войска  имели  некоторый  успех  и  в  Виварэ.  У  гуге¬
нотов  оставались  только  Верхняя  Гиэнь,  Лангедок  и  Дофинэ.  Это
означало,  что  их  территория  сократилась  примерно  на  две  трети.
Хотя  взять  Монтобан  не  удалось,  были  завоеваны  позиции,  важ¬
ные  для  кампании  будущего  года.  Но  у  правительства  были  и
серьезные  затруднения.
 Когда  в  Париж  пришло  известие  о  гибели  Мэна,  фанатичные
католики  (надо  учесть  популярность  семьи  Гизов  в  Париже  в  пе¬
риод  Лиги)  сожгли  кальвинистский  храм  в  Шарантоне  и  убили
нескольких  гугенотов,  а  также  католиков,  стремившихся  помешать
убийствам."  Этот  взрыв  фанатизма  попыталась  использовать
Мария  Медичи,  самовольно  явившаяся  в  столицу  и  настраивавшая
пребывавших  там  вельмож  против  Люина.  Как  уже  было  сказано,
война  с  гугенотами  была  очень  непопулярна  в  среде  знати.  Появи¬
лось  множество  памфлетов,  в  которых  Люин  подвергался  осуж¬
дению  и  бесцеремонному  осмеянию  не  только  за  неудачу  под
Монтобаном,  но  и  за  всю  политику  в  целом  —  за  войну  с  гуге¬
нотами,  отстранение  знати,  «попустительство»  Испании  в  Вальте-
лине  и  в  Палатинате  и  т.  д.
 Очень  тревожной  была  обстановка  в  злополучной  Вальтелине.
Провал  осады  Монтобана  еще  больше  укрепил  намерения  Испании
остаться  хозяйкой  швейцарских  проходов.  Спинола  оккупировал
Верхний  Палатинат  и  Юлих.  В  связи  с  этим  и  папа  занял  более
происпанскую  позицию.  Он  предлагал  Франции  помочь  ей  в  Валь¬
телине,  если  она  покинет  своих  союзников  голландцев  (только  что
потерявших  Юлих),  т.  е.  повторил  предложения,  сделанные
Филиппом  III  Бассомпьеру  до  подписания  Мадридского  договора.
Испанское  правительство  по-прежнему  вело  двойную  игру.  В  своих
официальных  заявлениях  оно  осуждало  действия  своего  милан¬
ского  губернатора,  а  на  деле  одобряло  и  поощряло  их.  В  сен¬
тябре-октябре  Фериа  возвел  еще  два  форта  в  Вальтелине  против
Венеции  и  старался  заставить  Граубюнден  подписать  договор,  по
которому  Вальтелина  присоединялась  к  Милану,  а  Испания  полу¬
чала  монопольное  право  на  использование  проходов.  Положение
стало  угрожающим:  Граубюнден  не  мог  своими  силами  отразить
испанскую  агрессию,  под  ударом  оказывалась  Венеция,  Франция
лишалась  своих  прав  в  горных  проходах.  Сразу  же  после  снятия
осады  с  Монтобана  венецианский  посол  заявил  Люину,  что
совершенно  необходимо  воевать  с  Испанией,  ибо  без  этого  она
 99  В.  Z  е  1  1  е  г.  Le  connetable  de  Luynes.  .  стр.  116.
 204

Вальтелины  не  уступит,  и  теперь  Люин  не  возражал  против  орга¬
низации  франко-итальянской  коалиции  для  этой  цели.
 Все  эти  соображения  сыграли  немалую  роль  при  решении
правительства  снять  осаду  и  вернуться  в  Париж.100  Вместе  с  тем
программа  дальнейшей  борьбы  с  гугенотами  в  следующем  году
оставалась  в  силе,  оставалось  и  доверие  короля  к  Люину;  еще
в  начале  декабря  в  Тулузе  был  отставлен  духовник  короля,
иезуит  Арну,  выступивший  против  коннетабля.
 На  пути  из  Тулузы  в  Париж  пришлось  силой  снова  взять
города  Монёр  и  Сент-Фуа  (они  были  опять  захвачены  гугено¬
тами),  иначе  дорога  на  север  была  для  короля  закрыта.  В  пред¬
видении  будущей  кампании  и  для  прочного  закрепления  завоеван¬
ных  позиций  почти  всю  наличную  армию  расставили  на  зимовку
по  гарнизонам  в  городах  Гиэни.  Главная  ее  часть  под  командо¬
ванием  маршала  Сен-Жерана  была  размещена  вокруг  Монтобана.
Другой  частью,  сосредоточенной  вокруг  Сент-Фуа,  командовал
д’Эльбёф  (один  из  Гизов).
 Во  время  пребывания  в  Сент-Фуа  Люин  заболел  и  15  декабря
1621  г.  умер.  Нужно  ли  обсуждать  вопрос,  что  было  бы  с  ним,
если  бы  не  эта  внезапная  смерть?  Для  современников  это  пред¬
ставляло  жгучий  интерес,  ибо  слухи  о  немилости  к  нему  короля
ходили  уже  давно  и  многие  связывали  войну  с  гугенотами  глав¬
ным  образом  с  влиянием  Люина.  Вся  знать  в  целом  жаждала  его
отставки.  Большинство  историков,  вторя  источникам  антилюинов-
ской  ориентации,  считало,  что  Люин  умер  в  момент  заката  своей
звезды.  Но  дело  не  в  его  личной  судьбе  как  таковой,  а  в  линии
его  политики.  Изменилась  ли  она  после  его  смерти?
 Враги  Люина  —  их  было  много  при  дворе  —  одни  письменно
(в  мемуарах),  другие  устно  (эти  высказывания  дошли  до  нас
в  передаче  мемуаристов  и  донесениях  иностранных  резидентов)
надеялись,  что  со  смертью  Люина  все  должно  измениться.  От  них
не  укрылись,  разумеется,  некоторые  слова  Людовика  XIII  и  его
пренебрежение  к  праху  того,  кто  еще  недавно  был  его  другом.
Известен  несомненно  достоверный  факт,  записанный  очень  точным
мемуаристом  Фонтене-Марейлем:  на  гробу  с  телом  Люина  сопро¬
вождающие  его  лакеи  играют  в  карты,  а  рядом  пасутся  выпря¬
женные  кони...
 Но  надо  принять  в  соображение  и  другие  данные.  Не  раз  впо¬
следствии  король  высказывал  о  Ришелье  аналогичные  и  даже  более
резкие  суждения,  не  раз  кардинал  оказывался  в  очень  крити¬
ческом  положении,  ожидая  отставки,  но  лишь  смерть  «отставила»
его  от  руководящего  поста  в  правительстве.  Поток  памфлетов
против  него  бывал  порой  еще  внушительнее,  а  резкость  их  тона
ни  с  чем  не  сравнимой,  но  все  же  и  они  ничего  не  изменили.
 100  Там  же,  стр.  109,  110.
 205

Возвращаясь  к  Люину,  надо  еще  заметить,  что  король  сохранил
за  его  братьями  все  богатство  семьи,  лишив  их  только  тех  долж¬
ностей,  которые  имели  политическое  значение.
 Самым  же  существенным  было  другое.  Любопытно  одно  не
отмеченное  историками  обстоятельство:  и  после  смерти  Люина  не
прекратился  выход  направленных  против  него  памфлетов,  а  тон  их
стал  еще  резче.  Самые  большие  и  резкие  памфлеты  «Умирающая
Франция»  (La  France  mourante)  и  «Хроника  фаворитов»  (La  chro-
nique  des  favoris)  нападали  на  покойника.  В  обоих  памфлетах
наряду  с  личными  выпадами  последовательно  проведена  критика
политики  Люина,  защита  притязаний  знати  (принцев  крови,
Марии  Медичи  и  т.  д.)  на  участие  в  Королевском  Совете,  осуж¬
дение  войны  с  гугенотами.  Неслучайно  сочетание  этих  тем;  уже
было  сказано  о  причинах  нежелательности  для  знати  сокрушения
мощи  гугенотов.  Но  зачем  же  было  вспоминать  об  умершем  фаво¬
рите?  Ради  достижения  двух  целей:  для  напоминания  о  провале
военной  кампании  и  для  отвращения  правительства  от  продол¬
жения  этой  политики.
 Правительство  же,  хотя  Люина  уже  не  было  в  живых,  продол¬
жило  в  следующем  1622  г.  войну  с  гугенотами.  Той  же  линии  оно
держалось  и  далее,  пока  в  1624  г.  ее  не  перенял  Ришелье.  Выше
было  сказано,  в  силу  каких  причин  она  была  необходима  для  ук¬
репления  абсолютизма.  Поэтому  нам  представляется  наиболее  об¬
основанным  мнение,  что,  останься  Люин  в  живых,  ничего  бы  не
изменилось,  т.  е.  продолжались  бы  война  с  гугенотами  и  осторож¬
ное—  до  поры  до  времени  —  лавирование  во  внешней  политике.
 Прежде  чем  перейти  к  кампании  1622  г.,  необходимо  вкратце
коснуться  Ларошели  и  связанных  с  ней  вопросов.  Пока  она  еще
оставалась  в  тени,  хотя  многие  лица  —  и  особенно  католическое
духовенство  —  считали,  что  именно  этому  очагу  «ереси»  надо  было
нанести  решительный  удар  с  самого  же  начала.  Ларошельцы  по¬
спешили  использовать  сложившуюся  обстановку.  Королевская
армия  запирала  им  путь  в  глубь  материка,  но  море  было  в  их
распоряжении.  Поскольку  у  правительства  не  было  никакого
флота,  они  стали  полными  хозяевами  прибрежных  вод,  захватив
острова  Олерон  и  Ре,  а  также  порт  Блэ  (в  верховьях  Жиронды)  и
мешая  бордосской  торговле.  Для  борьбы  с  ними  флот  был  совер¬
шенно  необходим,  но  для  его  создания  требовались  крупные
средства.  Между  тем  финансовая  политика  Люина  отличалась
осторожностью.  Источники  для  покрытия  экстраординарных  рас¬
ходов  —  принудительные  займы  с  чиновников,  продажа  новых
должностей,  субсидии  с  духовенства,  займы  у  финансистов  —-
свидетельствовали  о  боязни  повышать  налоги  и  создавать  затруд¬
нения  в  связи  с  возможными  выступлениями  народных  масс.
Даже  при  извлечении  доходов  от  привилегированных  сословий
была  заметна  сугубая  осторожность;  правительство  не  решалось
 206

предъявить  им  более  обширные  требования.  Оба  пути  —  нажим
на  церковь  и  чиновничество,  повышение  налогов  —  казались  ему
опасными.  При  этих  условиях  создание  своего  флота  было  делом
невозможным,  что  и  отвело  на  несколько  лет  угрозу  от  Ларошели.
 После  смерти  Люина  очень  остро  встал  вопрос  о  составе  пра¬
вительства,  точнее  об  его  главе.  В  окружении  короля  не  было  че¬
ловека,  который  мог  бы  наследовать  Люину  и  пользовался
бы  таким  же  доверием  Людовика  XIII.  Последний  вообще  мало
доверял  людям,  и  государственным  деятелям  в  частности,  но  зато,
раз  уверившись,  не  менял  своего  к  ним  отношения.  Особенно
ярко  это  сказалось  потом  на  отношениях  его  с  Ришелье.
 О  том,  что  нельзя  было  доверять  Марии  Медичи,  свидетель¬
ствовало  истекшее  пятилетие  (1615—1620  гг.).  Правда,  теперь  за
спиной  королевы-матери  виднелась  фигура  Ришелье  (пока  еще
епископа  Люсонского),  фигура,  уже  привлекавшая  особое  вни¬
мание  таких  тонких  и  проницательных  дипломатов,  как  венеци¬
анский  и  тосканский  резиденты.  Но  на  нем  лежала  тень  неприят¬
ного  для  короля  прошлого:  в  1616—^  1617  гг.  Ришелье  был  мини¬
стром  в  правительстве  временщика  д’Анкра,  убитого  затем  по
приказу  Людовика  XIII,  в  1619—1620  гг.  —  советником  Марии
Медичи  во  время  вооруженного  выступления  ее  и  знати  против
правительства.  В  его  талантах  никто  не  сомневался.  Всем  было
известно,  что  именно  он  вел  всю  дипломатическую  игру  своей
покровительницы  и  вел  успешно.  Его  уже  начинали  бояться
в  придворных  кругах,  тем  более  что  его  былые  качества  —
вкрадчивость  и  льстивость  —  все  больше  вытеснялись  холодным
спокойствием  и  все  явственнее  выступало  его  честолюбие.  Он
желал  быть  кардиналом,  и  Мария  Медичи  усиленно  за  него  хло¬
потала.  Король  и  Люин  поддерживали  официально  через  фран¬
цузского  посла  в  Риме  ее  усилия,  но  в  беседах  с  нунцием  и  в  сек¬
ретной  переписке  с  папой  предупреждали  о  нежелательности  пожа¬
лования  епископу  Люсонскому  кардинальской  шляпы.  Этот
высший  церковный  сан  дал  бы  его  обладателю  важное  место  не
только  во  французской  церкви,  но  —  что  было  неизмеримо  опас¬
нее—  и  в  Королевском  Совете,  куда  надеялась  ввести  его  Мария
Медичи.  В  тот  момент  первым  членом  Совета  (по  важности  сана)
был  кардинал  Рец,  но  Ришелье  несомненно  метил  именно  на  это
место.
 Людовик  XIII  уважал  старых  советников  своего  отца  и  доверял
им.  Но  их  ряды  поредели.  Самый  значительный  из  них,  Вильруа,
умер  еще  в  1617  г.  Президенту  Жаннену,  пользовавшемуся  заслу¬
женной  репутацией  опытнейшего  политика,  было  80  лет,  и  жить
ему  оставалось  меньше  года.  Столько  же  лет  было  хранителю
печати  де  Вику,  назначенному  на  этот  пост  после  смерти  Люина
и  также  умершему  через  несколько  месяцев.  Канцлер  Силлери
был  столь  же  стар.  Государственные  секретари,  за  исключением
 207

сына  канцлера  Пюизье,  являлись  при  всех  своих  знаниях  и  опыте
деятелями  второго  плана.  Старшее  поколение  крупных  сановников
сходило  со  сцены,  а  преемников  у  них  не  было.
 Глава  Королевского  Совета,  кардинал  Рец,  человек  скромный,
известный  своим  благочестием  и  христианскими  добродетелями,
не  имел  в  государственных  делах  собственного  мнения  и  был
в  Совете  декоративным  лицом,  а  не  руководителем.  Оставались
еще  двое  —  принц  Конде  и  генеральный  контролер  финансов  101
Шомбер.
 Последний  представлял  собой  интересную  фигуру.  Как  и
Сюлли,  он  был  генералом,  ведавшим  одновременно  государствен¬
ными  финансами.  Граф  Анри  де  Нантейль  де  Шомбер  (1575—
1632  гг.),  сын  немецкого  капитана,  натурализовался  во  Франции,
женился  на  дочери  герцога  д’Аллюина,  чей  титул  он  затем  по¬
лучил.  Его  большая  карьера  началась  в  1616  г.,  когда  Ришелье,
будучи  министром  в  правительстве  д’Анкра,  послал  его  в  Герма¬
нию,  где  Шомбер  сохранил  многие  связи.  Там  он  должен  был
убедить  протестантских  князей,  чтобы  те  не  доверяли  агитации
французских  грандов,  воевавших  с  правительством.102  Хотя  король
долгое  время  с  подозрением  относился  ко  всем,  кто  был  связан
с  д’Анкром,  Шомбер  был  в  1619  г.  назначен  генеральным  контро¬
лером  финансов  и  начальником  артиллерии  (grand  maitre  de
l  artillerie).  Вряд  ли  можно  сомневаться,  что  именно  вторая
должность,  к  которой  он  вполне  подходил,  повлекла  за  собой  пер¬
вую.  Предстояла  война  с  вельможами,  и  расходами  на  войну  сле¬
довало  ведать  лицу,  возглавлявшему  артиллерию  (в  свое  время
Сюлли  также  занимал  обе  эти  должности).  Поскольку  должность
коннетабля  после  смерти  Люина  оставалась  вакантной,  Шомбер
оказался  едва  ли  не  самым  видным  лицом  во  французском  генера¬
литете  (маршалом  он  стал  в  1625  г.).  Он  пользовался  репутацией
умного  и  осторожного  военачальника  и  вполне  честного  человека,
что  было  редким  явлением  в  финансовом  ведомстве.  Но  никаких
крупных  талантов  и  быстрого  ума  за  ним  не  числилось.103  Глав¬
ная  его  функция  заключалась  в  изыскании  средств  для  ведения
войны.  На  руководящий  пост  в  правительстве  он  явно  не  годился.
 Принц  Конде  имел  за  спиной  бурное  прошлое.  После  смерти
Генриха  IV  и  до  своего  ареста  в  1616  г.  он  возглавлял  оппозицию
 101  После  отставки  Сюлли  в  1611  г.  его  преемники  именовались  не  сюрин-
тендантами,  а  генеральными  контролерами  финансов,  возглавлявшими  спе¬
циальную  финансовую  комиссию.  Иными  словами,  управление  финансами  по¬
ручалось  теперь  не  одному  лицу,  а  коллегии.
 102  См.:  А.  Д.  Люблинская,  ук.  соч.,  стр.  246.  —  Интересно  отме¬
тить,  что  отец  Шомбера  был  в  1571  г.  послан  Карлом  IX  к  князьям  Герма¬
нии,  чтобы  укрепить  их  дружественное  расположение  к  французскому  пра¬
вительству  (Lettres  de  Henri  III...  publiees  par  M.  Francois,  t.  I.  Paris,  1959,
стр.  181,  прим.  2).
 103  В.  Zeller.  Le  connetable  de  Luynes..  .,  стр.  32.
 208

знати  и  воевал  с  правительством.  Его  союз  с  гугенотскими  вель¬
можами  способствовал  тому,  что  после  кампании  1615—1616  гг.
принц  стал  по  Луденскому  договору  главой  Королевского  Совета,
отстранив  старых  министров  Генриха  IV,  правивших  при  регентстве
Марии  Медичи  с  1610  по  1616  г.  Но  торжество  знати  и  ее  вождя
длилось  всего  около  месяца.  Конде  был  арестован  и  заключен
в  Венсенский  замок.  Затем  в  период  борьбы  с  вельможами,  объеди¬
нившимися  с  Марией  Медичи,  Люин  освободил  Конде  и  ввел  его
в  Совет  на  скромных  началах  советника.  Этот  шаг  был  продикто¬
ван  желанием  лишить  знать  благовидного  предлога  для  оппози¬
ции:  первый  принц  крови  был  допущен  к  государственным  делам
и  не  имел  оснований  для  жалоб.  По  подобным  же  мотивам  была
после  1620  г.  приобщена  к  государственным  делам  и  Мария  Ме¬
дичи.  Действительно  Конде  не  брался  снова  за  оружие,  чтобы  об¬
ратить  его  против  правительства.  Но  у  него  были  на  это  свои
причины.
 Вплоть  до  рождения  Людовика  XIII  в  1601  г.  Конде  был  при
Генрихе  IV,  не  имевшем  законных  сыновей,  «возможным  наслед¬
ником»  престола,  как  ближайший  его  родственник  по  мужской  ли¬
нии.  Теперь,  в  1622  г.,  подобная  ситуация  могла  повториться.
У  Людовика  XIII  не  было  детей,  и  наследником  престола  был  его
брат  Гастон.  Следовательно,  только  последний  отделял  принца  от
возможного  наследования  короны,  и  Конде  считал,  что  у  него
имеется  больше  шансов,  чем  их  было  в  свое  время  у  Генриха  На¬
варрского,  наследовавшего  в  конце  концов  трем  своим  бездетным
кузенам.  Эти  надежды  отвлекли  Конде  от  его  прежней  роли  вождя
феодальной  аристократии.  Они  же  внушили  ему  желание  распра¬
виться  с  гугенотской  партией  как  можно  скорее  и  как  можно
круче,  чтобы  обеспечить  себе  затем  благополучное  царствование.
Так  он  и  объяснил  свои  действия  современнику,  недоумевавшему
(как  и  многие)  по  поводу  странности  его  поведения,104  ибо  Конде,
сын  и  внук  вождей  гугенотов  XVI  в.,  был  в  своей  ненависти
к  гугенотам  последовательнее  любого  церковника-«святоши»
(devot).
 Все  это  было  хорошо  известно  королю,  и  именно  поэтому
Конде  нельзя  было  поставить  во  главе  правительства.  От  старых
министров  своего  отца  и  от  Люина  молодой  король  научился  осто¬
рожной  осмотрительности,  учету  реальных  возможностей.  Провал
осады  Монтобана  в  1621  г.  был  для  него  еще  одним  уроком.  Кроме
того,  он  должен  был  все  время  считаться  с  международной  обста¬
новкой.  Выше  было  показано,  что  в  некоторые  моменты  она  была
способна  оказывать  на  политику  правительства  даже  решающее
влияние.  Характерно,  что  принца  Конде  не  было  с  королем  под
Монтобаном;  он  действовал  в  Берри  и  Бурбоннэ.
 104  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  167.
 14  А.  Д.  Люблинская
 209

После  смерти  Люина  король  решил  править  самолично  и  по¬
желал  быть  в  курсе  решительно  всех  дел,  дабы  решать  их
самостоятельно.  Однако,  как  и  предсказывали  придворные,  эта
попытка  кончилась  неудачей.  Молодой  человек  обнаружил  пол¬
ностью  все  свои  качества.  Он  понимал  задачи  политики,  был
проникнут  желанием  возвеличить  Францию,  как  это  сделал  Ген¬
рих  IV,  обладал  постоянством.  Но  в  нем  не  было  того  материала
для  исполнения  «должности  короля»,  который  оказался  впослед¬
ствии  у  его  сына,  Людовика  XIV,  прошедшего  к  тому  же  пре¬
красную  выучку  у  политического  деятеля  такого  размаха  и  такой
ловкости,  каким  был  Мазарини,  воспитанный  в  свою  очередь  кар¬
диналом  Ришелье.  Старания  Людовика  XIII  привели  лишь  к  тому,
что  канцлер  и  государственные  секретари  стали  требовать  на  все
дела  королевской  санкции.  Король  оказался  подавленным  много¬
образием  задач,  особенно  внешнеполитических,  и  разного  рода
трудностями,  требовавшими  непрестанного  размышления  и  взве¬
шивания.  Он  отказался  от  этой  роли  раз  и  навсегда.
 При  таких  обстоятельствах  реально  направлять  дела,  но  обя¬
зательно  с  ведома  короля  (чего  Людовик  XIII  требовал  не¬
уклонно)  мог  или  какой-либо  новый  член  Королевского  Совета
(таковым  мог  стать  поддерживаемый  Марией  Медичи  епископ
Люсонский),  или  кто-либо  из  наличных  его  членов.  За  вычетом
непригодных  для  этой  роли  Марии  Медичи,  Реца,  Конде  и  Шом-
бера  оставались  лишь  Брюлары  —  канцлер  Силери  и  его  сын
Пюизье,  ведавший  иностранными  делами  и  обладавший  уже  при
Люине  значительной  властью  и  инициативой.  Людовик  XIII  не
желал  включения  в  Совет  Ришелье,  а  других  кандидатов,  кроме
Брюларов,  у  него  не  было.  Уже  в  конце  декабря  1621  г.  они  укре¬
пили  свои  позиции,  добившись  назначения  послом  в  Рим  своего
родственника,  командора  Силлери.  В  надвигавшемся  конфликте
с  Испанией  из-за  Вальтелины  этот  дипломатический  пост  при¬
обрел  особую  важность,  и  Брюларам  надо  было  иметь  при  папе
своего  доверенного  человека.
 Выше  было  сказано,  что  король  не  изменил  решения  вести  и
дальше  войну  с  гугенотами.  Брюлары  должны  были  принять  эту
линию  политики.  Нужно  подчеркнуть,  что  в  Париже  она  имела
большую  популярность,  несмотря  на  протесты  знати.
 Если  даже  оставить  в  стороне  круги  придворных  и  иных  «свя¬
тош»  (преимущественно  иезуитов  и  прочих  духовных  лиц),  требо¬
вавших  полного  искоренения  «ереси»  во  Франции  и  во  всей
Европе,  то  в  целом  католическое  население  Северной  Франции
(а  Южной  и  подавно)  было  настроено  против  гугенотов.  Об  этом
свидетельствуют  мемуары  и  многие  памфлеты.  Гугенотов  обвиняли
в  сепаратизме,  в  стремлении  se  cantonner  a  la  maniere  de  la
republique,  в  неповиновении  королю.  «Плохие  подданные»,  они  тем
не  менее  пользовались  крупными  преимуществами  и  привилегиями
 210

(одни  налоговые  изъятия  чего  стоили!),  а  война  с  ними  велась  на
деньги,  собираемые  с  «хороших  подданных»,  лишенных  этих  при¬
вилегий.  Столичные  и  провинциальные  буржуазные  круги  привет¬
ствовали  политику,  имевшую  целью  ликвидацию  особого  положе¬
ния  гугенотов.  Как  показали  события  в  Туре,  Пуатье  и  в  Париже,
городские  массы  были  склонны  отчетливо  проявлять  ненависть
к  протестантам.  Поэтому  отказ  от  продолжения  войны  мог  (по¬
мимо  основных  причин,  о  которых  была  речь)  подорвать  до  из¬
вестной  степени  престиж  правительства,  что  не  могло  входить
в  планы  Брюларов.  Но  им  надо  было  преодолеть  сопротивление
Марии  Медичи  и  знати.  Эти  круги,  кроме  своей  постоянной  оппо¬
зиции  по  отношению  к  войне  с  гугенотами,  указывали  еще  и  на
внешнюю  опасность.
 Испания  развивала  свои  успехи  в  Вальтелине  и  Кьявенне.  Про¬
должая  действовать  якобы  по  собственной  инициативе  (что  давало
возможность  испанскому  правительству  дезавуировать  его  в  слу¬
чае  нужды),  Фериа  полностью  овладел  подступами  к  перевалу
Шплюген.  Одновременно  эрцгерцог  Леопольд  укрепился  в  Верхней
Вальтелине  и  в  Верхнем  Энгадине,  где  им  были  поставлены
гарнизоны.  В  конце  1621  г.  все  стратегические  пункты  были  уже
в  руках  Испании  и  Австрии,  и  граубюнденцы  были  вынуждены
подписать  договор,  отдававший  Вальтелину  Милану.  Дипломати¬
ческие  усилия  Франции  помешать  заключению  этого  договора
кончились  неудачей.  Дело  приняло  такой  оборот,  что  военное
вмешательство  Франции  становилось  совершенно  необходимым.
Но  это  ставило  под  угрозу  кампанию  против  гугенотов.
 Испанскому  послу  в  Париже  официально  сообщили  о  намере¬
нии  Людовика  XIII  выехать  в  Лион,  а  оттуда  после  оформления
союза  с  Савойей  и  Венецией  —  в  Италию.105  В  марте  к  Лиону  стали
стягивать  войска.  Однако  12  марта  неожиданно  было  решено  вы¬
ступить  на  запад,  т.  е.  снова  против  гугенотов.  Это  решение  было
вызвано  поведением  последних.
 После  отъезда  короля  в  Париж  в  конце  1621  г.  гугеноты  при¬
нялись  срочно  готовиться  к  кампании  следующего  года.  Подго¬
товка  заключалась  не  только  в  сборе  денег,  наборе  солдат  и  ук¬
реплении  городов.  Очень  важно  было  успеть  вернуть  себе  те  го¬
рода,  которые  в  1621  г.  были  взяты  королем.  В  особенности  это
касалось  крепостей,  важных  в  стратегическом  отношении.  Вновь
перешли  в  руки  гугенотов  Сент-Фуа,  Тонейн,  Сен-Сюрен,  Клерак,
Руайян  (последний  закрывал  вход  в  Жиронду  с  моря).  В  Негрпе-
лиссе  и  Сент-Антонене  жители  вырезали  королевские  гарнизоны.
 Особенно  спешил  Роган,  желая  как  можно  полнее  использовать
свой  авторитет,  очень  выросший  после  удачной  помощи  Монто-
 105  Впрочем,  Лион  мог  стать  отправным  пунктом  для  продвижения  и  вниз
по  Роне  в  Лангедок,  т.  е.  в  гугенотские  области.
 14*
 211

бану.  Он  стремился  не  только  подготовить  территорию  Верхней
Гиэни  и  Лангедока  в  военном  отношении,  но  и  укрепить  свою
единоличную  власть,  освободившись  от  стеснительного  надзора
ассамблей  —  Ларошельской  и  окружной,  т.  е.  Лангедокской
(assemblee  de  cercle).  Его  отношения  с  ними  становились  все  более
натянутыми.  В  этих  представительных  учреждениях  гугенотской
партии  преобладание  принадлежало  буржуазии  и  пасторам.  Ха¬
рактерно,  что  Ларошельская  ассамблея  постановила  принимать  ре¬
шения  в  итоге  голосования  не  по  сословиям  (как  это  было  при¬
нято  в  то  время  во  всех  сословно-представительных  учреждениях,
где  каждая  палата  имела  лишь  один  голос),  а  поголовно,  что  дало
буржуазии  решительный  перевес.  Так  же  обстояло  дело  и  на
окружных  ассамблеях.  Недаром  на  одном  из  заседаний  Лангедок¬
ской  ассамблеи  Роган  в  гневе  обозвал  ее  членов  республиканцами
и  заявил,  что  предпочел  бы  возглавить  ассамблею  волков,  чем
ассамблею  пасторов.106
 Ассамблеи  рассматривали  гугенотских  вельмож  и  дворян  пре¬
имущественно  как  свою  военную  силу,  обязанную  подчиняться  их
решениям.  Роган  же  хотел  быть  не  только  полководцем,  но  и  по¬
литическим  вождем,  т.  е.  хотел  самолично  решать  все  дела,  вести
войну  по  своему  усмотрению,  распоряжаться  денежными  сред¬
ствами,  выдвигать  условия  на  мирных  переговорах  и  т.  д.  Есте¬
ственно,  что  ассамблеи  относились  к  нему  очень  настороженно,
хотя  и  ценили  его  заслуги  и  таланты.  Еще  большие  (и  как  ока¬
залось,  вполне  обоснованные)  подозрения  они  питали  в  отношении
других  гугенотских  вельмож:  Шатильона  и  Ледигьера,  действи¬
тельно  вскоре  перешедших  в  католичество  и  на  королевскую
службу.  Еще  в  сентябре  1621  г.  Лангедокская  ассамблея  сместила
Шатильона  с  поста  генерала  Нижнего  Лангедока  и  Виварэ,  вы¬
брав  на  его  место  незнатного  дворянина.107  Но  уже  в  конце  года,
после  снятия  осады  с  Монтобана,  этим  постом  завладел  Роган.
Сперва  вся  полнота  власти  продолжала  оставаться  у  ассамблеи,
ведавшей  деньгами,  издававшей  распоряжения  и  т.  п.;  в  военный
совет  Рогана  она  передавала  лишь  малозначащие  дела.  Но  в  на¬
чале  1622  г.  Роган  самовольно  принял  титул  chef  et  general  des
eglises  reformees  du  royaume  es  provinces  de  Languedoc  et  Haute
Guyenne  et  gouverneur  de  Montpellier,  отнял  у  ассамблеи  всю  власть
и  сам  стал  облагать  налогами  деревни  и  города  (причем  в  городах
взимал  принудительные  займы  с  наиболее  зажиточных  горо¬
жан108),  разверстывал  следующие  с  них  воинские  контингенты,  сам
назначал  членов  своего  военного  совета  и  т.  п.  Города  и  ассамблея
жаловались  на  него  Ларошельской  ассамблее,  он  не  обращал  на
 106  Н.  de  L  a  g  а  г  d  е,  ук.  соч.,  стр.  54.
 107  Там  же,  стр.  55—60.
 108  A.  Cazenove.  Campagnes  de  Rohan  en  Languedoc.  Annales  du  Midi,
№  56,  Toulouse,  1902,  стр.  498.
 212

это  внимания.  В  январе  Ларошельская  ассамблея  дала  ему  полно¬
мочия  вести  с  королем  мирные  переговоры,  он  оставил  без  внима¬
ния  и  это  поручение.  Он  все  больше  переходил  к  политике  при¬
нуждения  городов,  а  это  вызывало  с  их  стороны  сопротивление.
Мы  отмечали,  что  в  буржуазных  кругах  крупных  городов  тяга
к  миру  существовала  всегда.  На  примере  Монтобана  в  1621  г.  об¬
наружилось,  что  при  соответствующих  обстоятельствах  эти  на¬
строения  приводили  даже  к  готовности  сдать  королю  город,  если
можно  было  рассчитывать  на  приемлемые  условия.  Как  видно
будет  из  дальнейшего,  случалось  и  так,  что  лишь  присутствие
Рогана  в  том  или  ином  городе  могло  помешать  сдаче.
 Еще  сложнее  обстояло  дело  с  мелкими  гугенотскими  городами.
Гарнизоны  в  них,  как  правило,  были  очень  малы,109  укрепления
находились  в  плохом  состоянии.  Роган  не  мог  увеличить  их  гарни¬
зоны;  более  того,  он  вывел  из  них  солдат.  В  результате  эти  мел¬
кие  города  оказались  беззащитными  и  были  оставлены  на  произ¬
вол  судьбы.  Опасность  угрожала  им  со  стороны  королевской  ар¬
мии,  но  больше  всего  —  со  стороны  католических  дворян,  которые
без  труда  захватывали  и  жестоко  грабили  их.  В  сущности  Роган
систематически  жертвовал  мелкими  центрами  ради  спасения  круп¬
ных.  В  военном  отношении  мера  была  необходимой,  но  в  политиче¬
ском  плане  она  ему  сильно  вредила.
 Кампания  против  Рогана  началась  еще  раньше  отъезда  короля.
Уже  в  феврале  в  Лангедок  направились  3  армии.  С  запада  дви¬
гался  Монморанси,  из  Дофинэ  (через  Виварэ)—Ледигьер,  из
Прованса  —  Гиз.  Эти  маршруты,  равно  как  и  намерение  короля
отправиться  в  Лион,  откуда  в  равной  степени  удобно  было  дви¬
нуться  или  за  Альпы,  или  спуститься  по  Роне  в  Лангедок,  пока¬
зывают,  что  завоевание  гугенотского  Юга  по-прежнему  оставалось
главной  целью  правительства.  В  марте  открылись  военные  дей¬
ствия.  Ледигьер  взял  города  по  Роне,  отрезав  тем  самым  Дофинэ
от  гугенотской  территории  и  обеспечив  королевской  армии  подвоз
по  Роне  боеприпасов  и  поодовольствия.  Монморанси  захватил  не¬
которые  города  вокруг  Монпелье.  Обстановка  складывалась  для
Рогана  неудачно,  и  он  отступил  в  Севенны.110
 Тем  временем  развернулись  события  в  Пуату.  Рассчитывая  на
задержку  короля  в  Лионе  и  на  внешнеполитические  затруднения,
Субиз  захватил  остров  Олерон  и  города  Руайян,  Ла-Шом,  Сабль.
Выступив  из  Ларошели  с  3-тысячным  отрядом,  он  намеревался
разорвать  блокаду  города  с  суши  и  укрепиться  в  прилегавших
местностях.  Именно  это  обстоятельство  заставило  короля  спешно
 109  Например,  в  диоцезе  Юзеса  в  1622  г.  в  19  городах  (не  считая  самого
Юзеса)  было  размещено  только  356  человек,  и  лишь  в  4  городах  гарнизоны
достигали  50  человек.  В  прочих  городах  было  по  5—10  человек  (А.  С  a  z  е-
п  о  v  е,  ук.  соч.,  стр.  349).
 110  A.  Cazenove,  ук.  соч.,  стр.  492—494.
 213

Еыехать  20  марта  из  Парижа  в  Нант.  В  случае  успеха  Субиза  пра¬
вительство  потеряло  бы  в  Пуату  и  Сентонже  все  завоеванные
в  1621  г.  позиции,  а  захват  гугенотами  городов  на  океанском  по¬
бережье  облегчил  бы  получение  ими  помощи  от  Англии.  Посове¬
товал  королю  такую  поспешность  принц  Конде.  Он  же  и  пожал
плоды  своего  удачного  совета,  так  как  стянутая  из  гарнизонов  не¬
большая  королевская  армия  проделала  быстрый  марш,  и  15  апреля
Субиз  был  разбит.  Военный  авторитет  Конде  сильно  возрос,
а  в  связи  с  этим  было  подкреплено  и  его  мнение  о  необходимости
немедленного  и  полного  военного  разгрома  гугенотов.  Кроме  того,
сказались  и  другие  результаты  быстрой  победы  над  Субизом.  Во-
первых,  король  смог  немедля  двинуться  на  юг,  а  в  Гиэни  и  в  Лан¬
гедоке  гугенотские  города  еще  не  были  готовы  к  обороне.  Во-вто¬
рых,  Пуату  и  смежные  области  остались  в  распоряжении  прави¬
тельства,  и  чтобы  пресечь  новые  попытки  со  стороны  ларошельцев,
поблизости  от  города  был  срочно  выстооен  сильный  форт  (Фор-
Луи),  закрывший  им  дорогу  на  сушу.  В  него  был  поставлен  очень
большой  гарнизон.  Спустя  несколько  месяцев  в  Бордо  прибыли
из  средиземноморских  портов  галеры,  которые  должны  были  кур¬
сировать  около  Ларошели  и  мешать  ее  морской  торговле.  Однако
океан  оказался  для  галер  слишком  бурным.  Эта  неудача  еще  раз
показала,  что  без  парусного  флота  невозможно  было  нанести  Ла¬
рошели  существенный  ущерб.
 После  победы  над  Субизом  король  быстро  двинулся  на  юг.
Снова  были  взяты  Руайян,  Сент-Фуа,  Клерак.  Негрпелисс  и  Сен-
Антонен  тяжело  поплатились  за  уничтожение  королевских  гарни¬
зонов:  они  были  полностью  разграблены  и  сожжены.  Все  мелкие
города  Гиэни  открыли  королю  ворота.  От  Монтобана,  который  он
обошел,  король  отправился  на  Тулузу,  Каркассон  и  18  июня  при¬
был  в  Безье.  Целью  кампании  был  Монпелье,  ключевая  позиция
ко  всему  Лангедоку;  выполнялся  тот  план,  который  в  1621  г.  был
отвергнут  ради  осады  Монтобана.  Успешное  и  быстрое  продвиже¬
ние  короля  свело  на  нет  начавшиеся  было  переговоры  между
Ледигьером  и  Роганом.  Последний  требовал  выполнения  Нант¬
ского  эдикта  в  полном  объеме,  т.  е.  возвращения  всех  городов,
правительство  же  не  собиралось  от  них  отказываться.  Кроме  того,
оно  очень  рассчитывало  на  обострявшийся  разлад  между  Роганом
и  городами  Лангедока,  которые  все  больше  и  больше  выказывали
свою  «дурную  волю»  (mauvais  vouloir).  В  конце  мая  в  Ниме  даже
вспыхнуло  восстание  против  Рогана,  но  он  усмирил  город  и  аре¬
стовал  губернатора.111  Участились  случаи  перехода  к  королю  офи¬
церов  Рогана.  В  июле  герцогу  пришлось  казнить  одного  из  схва¬
ченных  им  перебежчиков,  но  и  это  ничему  не  помогло.112
 111  Там  же,  стр.  497.
 112  Там  же,  стр.  504.
 214

В  июне-июле  он  развернул  лихорадочную  деятельность  в  Мон¬
пелье,  Кастре  и  Милло,  подготовляя  оборону.
 Кампания  разворачивалась  очень  быстро,  гораздо  быстрее,  чем
в  предыдущем  году.  Однако  правительство  испытывало  большие
трудности.  Если  военная  подготовка  оказалась  лучшей  и  опыта
было  теперь  больше,  то  финансовая  сторона  дела  внушала  серьез¬
ные  опасения.  Фискальные  эдикты  вызвали  протест  парламента.
Их  пришлось  регистрировать  на  lit  de  justice,  т.  е.  в  личном  при¬
сутствии  короля.  Займы  у  финансистов  (под  поступления  от  новых
эдиктов  и  доходов  будущего  года)  приходилось  заключать  с  тру¬
дом,  и  перспективы  в  этом  плане  были  малообещающими.  Финан¬
совые  затруднения  сильно  стесняли  действия  правительства.  Даже
королевская  гвардия  в  Лувре  не  получала  жалованья  и  выражала
недовольство.113  Задерживалась  оплата  армии,  солдаты  роптали.
Королю  не  раз  говорили,  что  для  поста  генерального  контролера
финансов  Шомбер  оказался  непригодным,  что  он  в  них  плохо  раз¬
бирается,  потакает  финансистам.  Последнее  обвинение  было  спра¬
ведливым,  но  у  Шомбера  не  было  иного  выхода.  Государственный
бюджет  уже  несколько  лет  сводился  с  возрастающим  дефицитом,
займы  приходилось  заключать  в  срочном  порядке  и,  следова¬
тельно,  на  невыгодных  условиях.  Чувствуя  шаткость  своего  поло¬
жения,  Шомбер  искал  поддержки  у  Конде,  разделяя  его  про¬
грамму  войны  до  полного  поражения  гугенотов.
 Эта  программа  не  встречала  полного  одобрения  короля  и  Брю-
ларов.  Как  и  Люину  в  1621  г.,  им  все  время  приходилось  учи¬
тывать  международную  обстановку  и  сообразовывать  с  ней  свои
действия.  Все  внешнеполитические  дела  Пюизье  вел  сам,  докла¬
дывая  о  них  лишь  королю  в  обход  Конде  и  других  членов  Совета.
Обстановка  же  была  такова.
 Как  только  в  марте  выяснилось,  что  началась  кампания  против
гугенотов,  сразу  же  активизировалась  испанская  дипломатия.  Же¬
лая  во  что  бы  то  ни  стало  сохранить  за  собой  Вальтелину  и  швей¬
царские  проходы,  Испания  вместе  с  тем  опасалась  открытой  войны
в  Северной  Италии  и  стремилась  прикрыть  свою  агрессию  благо¬
видным  предлогом.  Поэтому  она  предложила  временно  передать
Вальтелину  папе.  Это  означало,  что  реально  испанцы  по-прежнему
оставались  хозяевами  положения,  но  от  Франции  был  бы  отнят
предлог  для  военного  вмешательства.  Франция  же  требовала  лишь
одного  —  выполнения  Мадридского  договора  —  и  вместе  с  тем  угро¬
жала,  что  заключит  союз  с  Венецией,  Савойей,  Швейцарией  и
Граубюнденом  для  ведения  войны  за  возвращение  последнему
Вальтелины.114  Однако  к  маю  стало  ясно,  что  внутренние  дела  по¬
глотили  главное  внимание  французского  правительства  и  его  ос¬
 113  В.  Zeller.  Le  connetable  de  Luynes.  .  .,  стр.  64,  65.
 114  Там  же,  стр.  76,  79—94.
 215

новные  денежные  средства.  Энергичные  действия  за  границей
были  ему  не  под  силу,  поэтому  оставались  малоэффективными  и
дипломатические  акции.  Тогда  правительство  прибегло  к  иным
методам.  Тайные  французские  агенты  поощрили  граубюнденцев
взяться  за  оружие,  обещая  им  помощь  из  Дофинэ  со  стороны  Ле¬
дигьера,  который  в  данном  случае  мог  бы  действовать  столь  же
«самовольно»,  как  и  Фериа  в  Милане.  Это  выступление  граубюн¬
денцев  против  испанцев  в  Вальтелине  осуществилось  и  развива¬
лось  успешно;  они  денонсировали  свой  договор  с  Фериа,  отдавав¬
ший  Вальтелину  Милану.  В  итоге  Граубюнден  был  очищен  от
испанцев  и  австрийцев;  оставалось  еще  отнять  у  Фериа  Вальте¬
лину  и  отбросить  эрцгерцога  Леопольда  в  Тироль.  Ледигьеру  был
дан  приказ  «самовольно»  помочь  граубюнденцам,  дабы  те  смогли
по  крайней  мере  удержать  за  собой  уже  занятые  земли.  Вместе
с  тем  Силлери  и  Пюизье  считали  неосторожным  выступать  от¬
крыто,  не  обезопасив  себя  предварительно  союзниками.  Это  ре¬
шение  вызвало  недовольство  среди  дворян,  для  которых  война
в  Италии  всегда  была  особенно  заманчива;  они  толпились  вокруг
короля,  крича:  «Государь,  в  Вальтелину!».115  Однако  король  не
изменил  своих  планов,  и  кампания  против  гугенотов  продолжа¬
лась.  У  Людовика  XIII  были  еще  особые  причины  не  уезжать  из
Франции.  Как  раз  в  это  время  на  границе  Шампани  и  Лотарин¬
гии  появился  со  своими  войсками  граф  Мансфельт.
 Это  был  один  из  немецких  кондотьеров  эпохи  Тридцатилетней
войны,  лютеранин,  действовавший  пока  против  императора,  но
готовый  в  случае  необходимости  наняться  к  кому  угодно.  После
бегства  Фридриха  V  в  Голландию  и  потери  им  своих  владений
в  Палатинате  Мансфельт  собирался  отбить  их  от  испанцев  и  для
этого  сконцентрировал  в  Эльзасе  большую  армию.  В  конце  1621  г.
истек  срок  перемирия  между  Голландией  и  Испанией;  в  предви¬
дении  военных  действий  правители  испанских  Нидерландов  стре¬
мились  переманить  Мансфельта  на  свою  сторону.  Этим  же  самым
занималось  и  французское  правительство,  ведя  с  Мансфельтом
в  феврале-марте  1622  г.  переговоры  (через  третьих  лиц)  и  предо¬
ставив  ему  должность  полковника,  marechal  de  camp  и  general  des
Flammans.116  В  начале  мая  ему  была  обещана  уплата  40  тыс.  экю,
а  он  предложил  Франции  свою  армию  (20—25  тысяч  человек)
для  похода  в  Вальтелину  или  в  Германию,  требуя  быстрого  от¬
вета,  так  как,  если  королю  эти  войска  не  нужны,  «я  должен  пред¬
ложить  их  кому-либо  другому,  ибо  без  войны  я  не  могу  суще¬
ствовать».117  По-видимому,  король  отказался  от  этого  предложе¬
 115  Там  же,  стр.  99.  —  Депеша  венецианского  посла  от  4  июля  1622  г.
 116  Письма  Мансфельта  к  Людовику  XIII  от  11  февраля,  11  и  18  марта
1622  г.  ГПБ,  Авт.  5,  Мв  59—61.
 117  Письмо  Мансфельта  к  Пюизье  от  3  мая  1622  г.  ГПБ,  Авт.  5,  №  64;
аналогичное  письмо  Людовику  XIII  от  того  же  числа.  ГПБ,  Авт.  5,  №  62.
 216

ния,  ибо  Мансфельт  (после  временных  успехов  в  Палатинате  и
в  Гессене)  остался  в  Эльзасе  и  действовал  там  против  эрцгерцога
Леопольда  и  Тилли.  Напомним,  что  в  июне  1622  г.  испанцы  и
имперцы  были  еще  далеки  от  победы  на  Рейне;  положение  изме¬
нилось  лишь  после  того,  как  Леопольд  вытеснил  из  Эльзаса
Мансфельта  и  его  союзников,  которые  прошли  через  Лотарингию
и  оказались  на  границе  Шампани.  Бульон,  пребывавший  в  Седане,
звал  Мансфельта  вступить  во  Францию,  рассчитывая,  что  потреб¬
ность  сберечь  восточные  провинции  от  солдат-грабителей  затруд¬
нила  бы.  действия  королевской  армии  под  Монпелье:  часть  ее
пришлось  бы  перебросить  на  север.  Но  вряд  ли  Мансфельт  имел
подобную  цель;  скорее  всего  он  приблизился  к  французской  гра¬
нице  для  того,  чтобы  вынудить  у  короля  деньги  на  содержание
своей  армии.118
 Однако  его  появление  вблизи  Шампани  встревожило  прави¬
тельство  (часть  Королевского  Совета  находилась  в  Париже).  Была
набрана  армия  для  защиты  границ.  Мансфельт  пробыл  там  не¬
долго  и  отправился  на  помощь  голландцам  в  осажденный  испан¬
цами  Берген,  затем  к  Бреде.  Тем  самым  расчеты  гугенотов  на  от¬
влечение  с  Юга  королевской  армии  не  оправдались.
 Основная  стратегическая  задача  правительственных  войск  за¬
ключалась  в  том,  чтобы,  не  повторяя  ошибок  прошлого  года  при
осаде  Монтобана,  блокировать  Монпелье  возможно  полнее  и  при¬
том  возможно  шире,  т.  е.  занять  всю  округу  на  большом  расстоя¬
нии,  захватив  окрестные  города;  это  сделало  бы  невозможным
оказание  помощи  осажденным.  Монпелье  был  отрезан  от  Севенн
и  от  моря  после  взятия  Марсильярга,  Люнеля  и  Сомьера  на  севере
и  Сен-Жиля  на  востоке.  Шатильон  отдал  королю  Эгморт,  что  ли¬
шило  гугенотов  возможности  получать  морем  боеприпасы  (уже
в  июле  Рогану  стоило  большого  труда  добывать  порох  и  ядра119).
Падение  города  Сен-Женье  перерезало  коммуникации  гугенотов
между  Севеннами  и  Нимом.  В  начале  августа  вокруг  Монпелье
сосредоточилась  королевская  армия  и  началась  осада.  Однако  ар¬
мия,  поредевшая  во  время  операций  в  Гиэни,  Виварэ  и  Лангедоке
(кроме  того,  во  всех  взятых  городах  надо  было  оставить  гарни¬
зоны),  не  смогла  сразу  же  окружить  большой  город.  Из  Бретани
были  срочно  вызваны  отряды  Вандома,  Ледигьер  отправился
в  Дофинэ  за  подкреплениями.  Часть  армии,  набранной  для  отпора
Мансфельту,  должна  была  собраться  под  Монпелье.  Наконец,
кольцо  блокады  почти  сомкнулось.
 Королевская  армия  состояла  из  4  «старых»  (т.  е.  постоянных)
полков,  гвардии  и  8  набранных  на  юге  полков,  имела  43  орудия  и
 118  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  170.  —  По-видимому,  обещан¬
ные  в  мае  деньги  не  были  ему  выплачены.
 119  А.  С  a  z  е  п  о  v  е,  ук.  соч.,  стр.  503.
 277

многочисленную  кавалерию.  На  сторону  короля  перешло  немало
гугенотских  дворян,  привлеченных  дарами  и  пенсиями.  Армия  хо¬
рошо  снабжалась  по  Роне.  Однако  осада  под  руководством  Конде
велась  неумело.  Предпринятые  им  —  вопреки  мнению  короля  —
штурмы  были  неудачны,  армия  несла  очень  большие  потери.
Ливни  мешали  делать  траншеи  и  апроши.  Авторитет  Конде  упал,
принца  надо  было  лишить  главнокомандования.  В  свое  время
назначение  Ледигьера  коннетаблем  имело  именно  эту  цель,  но  тот
отрекся  от  кальвинизма  с  условием,  что  не  должен  будет  воевать
против  своих  бывших  единоверцев.
 Гарнизон  Монпелье  насчитывал  6  полков  регулярных  войск  и
3  полка  городской  милиции.  Командовал  ими  Аржанкур,  пре¬
красно  знавший  фортификационное  дело  (un  des  plus  grands
remueurs  de  terre  et  des  plus  entendus  aux  fortifications  de  son  temps  120)
и  умело  руководивший  обороной.  Однако  город  не  мог  долго  про¬
держаться  без  помощи.  Она  могла  быть  двоякой:  от  Рогана  и  как
результат  осложнений  международной  обстановки.
 Положение  Рогана  было  труднее,  чем  в  предыдущем  году.
Связи  с  городами  Лангедока  были  прерваны.  Армия  его  таяла,
так  как  многие  новобранцы,  бедняки  из  предгорий,  ушли,  как
обычно,  в  июне  работать  поденщиками  на  сезонных  сельскохозяй¬
ственных  работах.121  Роган  с  трудом  набрал  в  Севеннах,  и  притом
не  за  10  дней,  как  рассчитывал,  а  за  5  недель,  4  тысячи  солдат.
Вместо  тысячи  человек  Ним  прислал  лишь  40.  Деньги  от  городов
поступали  туго,  было  плохо  с  боеприпасами.  Но  герцог  обещал
Монпелье  подмогу,  и  город,  рассчитывая  на  нее,  упорно  защи¬
щался  весь  сентябрь,  надеясь,  что  королю  придется  снять  осаду,
как  в  1621  г.  под  Монтобаном.  В  начале  октября  Роган  вывел
свою  армию  из  Севенн  на  равнину  Монпелье  в  сильно  укреплен¬
ный  Коркон,  но  королевские  отряды  загородили  ему  дальнейшее
продвижение.  Он  не  рискнул  бросить  своих  новобранцев  в  бой
с  регулярной  королевской  армией,  ибо  поражение  означало  бы  па¬
дение  Монпелье  и  всего  Юга;  имея  же  нетронутую  армию  и  ис¬
пользуя  международную  обстановку,  Роган  мог  рассчитывать  на
приемлемые  условия  мира.122  Он  предложил  встречу  с  Ледигьером
для  ведения  переговоров,  которые  очень  быстро  (18  октября)  за-
кончились  подписанием  мира.
 120  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  170.
 121  А.  С  a  z  е  п  о  v  е,  ук.  соч.,  стр.  514.
 122  Еще  в  августе  он  вел  с  Ледигьером  переговоры  о  мире,  но  они  были
прерваны.  Король  ставил  непременным  условием  свое  вступление  с  армией
в  Монпелье,  Ним  и  Юзес,  которые  не  соглашались  на  это,  боясь,  что,  не¬
смотря  на  условия  капитуляции,  армия  разграбит  их.  Конде  публично  заявил,
что  отдаст  их  солдатам  на  разграбление,  как  он  поступил  в  Люнеле,  нару¬
шив  условия  капитуляции  (A.  Cazenove,  ук.  соч.,  стр.  511—515;  В.  Z  е  1-
1  е  г.  Le  connetable  de  Luynes.  .  .,  стр.  126,  127).
 218

Прежде  чем  рассмотреть  пункты  договора,  необходимо  опреде¬
лить  условия,  при  которых  он  был  заключен.  Положение  под  Мон¬
пелье  было  таково,  что  королевская  армия  могла  бы  и  далее
продолжать  осаду,  Роган  же  не  мог  оказать  помощи  осажденным.
Однако  надвигалась  осень,  и  если  Монпелье  продержался  хотя  бы
месяц-полтора,  осаду  пришлось  бы  снять  и,  следовательно,  пра¬
вительство  опять  оказалось  бы  вынужденным  покинуть  Юг,  не  до¬
бившись  успеха  сравнительно  с  1621  г.  Позицию  Рогана  нельзя
считать  слабой;  наоборот,  учитывая  эти  обстоятельства,  он  мог
даже  ставить  определенные  условия.  Однако  военные  силы  прави¬
тельства  росли;  войска  стягивались  к  Монпелье  со  всех  сторон.
Следовательно,  позиции  обоих  противников  свидетельствуют,  что
до  истощения  сил  было  еще  далеко.
 Чем  же  объяснялось  желание  обеих  сторон  заключить  мир?
Рогану  нужно  было  время  для  передышки.  Осуществить  это
можно  было  при  сохранении  за  собой  определенных  преимуществ.
Поэтому  его  готовность  прекратить  военные  действия  и  обеспечить
себе  эти  преимущества  не  требует  особых  пояснений.  Иначе  об¬
стоит  дело  в  отношении  правительства.  Для  понимания  обстановки
необходимо  выяснить,  в  каком  положении  находились  дела  за  гра¬
ницей  и  в  особенности  в  злополучной  Вальтелине.  Недаром  секре¬
тарь  папы  Агучча  писал,  что  на  этой  пяди  земли  собрались  войска
многих  государств  и  все  христианские  владыки  так  или  иначе  вме-
 1  94
 шались  в  это  дело.
 В  августе-сентябре  1622  г.,  когда  шла  осада  Монпелье,  испан¬
ское  правительство  надеялось,  что  королевские  войска  завязнут
там  надолго,  как  и  в  предыдущем  году  под  Монтобаном.  Несмотря
на  многочисленные  обещания  очистить  Вальтелину,  оно  продол¬
жало  рассматривать  ее  как  свою  территорию.  В  конце  сентября
эрцгерцог  Леопольд  разбил  граубюнденцев,  в  Палатинате  Спи-
нола  продвигался  все  дальше.  От  Граубюндена  были  отняты
Нижний  Энгадин  и  8  округов  и  присоединены  к  австрийскому
Тиролю;  в  остальные  граубюнденские  форты  были  поставлены
австрийские  гарнизоны.  Все  это  означало  установление  беспрепят¬
ственных  коммуникаций  между  испанскими  владениями  в  Италии,
с  одной  стороны,  Нидерландами  и  Австрией  —  с  другой.  Иными
словами,  война  французского  правительства  с  гугенотами  способ¬
ствовала  достижению  Габсбургами  крупного  успеха.  Венеция  ока¬
залась  в  одиночестве  и  вынуждена  была  принять  условия  Ми¬
ланского  соглашения  Фериа  с  Граубюнденом.  На  случай,  если  бы
Людовик  XIII  спешно  отправился  в  Северную  Италию,  эрцгерцо¬
гиня  Изабелла  должна  была  послать  испанские  войска  на  фран¬
цузскую  границу  и  дать  им  приказ  вступить  во  Францию.
 123  Депеша  от  9  августа  1622  г.  См.:  В.  Zeller.  Le  connetable  de
Luynes...,  стр.  142.
 279

В  октябре  казалось  бесспорным,  что  Франция  уже  не  сможет
выбить  Испанию  и  Австрию  из  Вальтелины.124  Но  Людовик  XIII
быстро  заключил  мир  с  Роганом  и  отправился  на  границу  в  Лион.
Очевидно,  что  позиция  правительства  при  подписании  мира  с  Ро-
ганом  заключалась  в  следующем:  надо  было  добиться  определен¬
ных  успехов  и  закрепить  их  в  договоре,  но  сделать  это  следовало
как  можно  скорее,  чтобы  затем  перебросить  войска  к  границе  и
угрожать  Испании  вторжением  в  Северную  Италию.  Под  этим
углом  зрения  и  следует  рассматривать  условия  мира  в  Монпелье.
 Опубликованные  пункты  договора  содержали  подтверждение
Нантского  эдикта,  разрушение  вновь  возведенных  укреплений  и
восстановление  повсюду  (кроме  Ларошели  и  Монтобана)  католи¬
ческого  культа.  Гугенотские  города  обязывались  впустить  к  себе
короля  с  несколькими  отрядами.  Объявлена  была  амнистия.  По
секретным  пунктам  Ларошель  125  и  Монтобан  сохраняли  все  свои
укрепления,  а  в  Ниме,  Кастре,  Юзесе  и  Милло  они  должны  были
быть  разрушены  лишь  на  две  трети.  Крепости,  бывшие  в  момент
подписания  мира  в  руках  гугенотов,  оставались  у  них  на  3  года.
Крепости,  взятые  королевской  армией  или  выразившие  повинове¬
ние  королю,  оставались  в  руках  правительства  и  переставали  быть
гугенотскими  places  de  surete.  В  Монпелье  цитадель  и  новые  укреп¬
ления  подлежали  срытию;  консулы—1  гугенот  и  1  католик  —
отныне  назначались  королем.  Роган  получил  губернаторство  (но
без  гарнизона)  в  Ниме,  Кастре,  Юзесе  и  в  Севеннах,  а  также
пенсию  в  60  тыс.  экю  в  виде  вознаграждения  за  отнятое  у  него
губернаторство  в  Пуату.
 Как  же  можно  определить  итоги  кампании  1622  г.?  Бесспорно,
это  был  новый,  хотя  и  неполный,  успех  правительства.  Под  его
властью  оказались  уже  не  только  десятки  небольших  и  мелких
гугенотских  городов.  Теперь  города,  еще  остававшиеся  у  гугенотов
(Ларошель,  Монтобан  и  те,  что  были  предоставлены  Рогану),
можно  было  сосчитать  на  пальцах  одной  руки.  Вне  сферы  влады¬
чества  короля  оставались  Севеннские  горы.  В  города  Лангедока
вводились  королевские  гарнизоны.  Итак,  неполнота  успеха  (а  она
была  ясной  для  всех,  как  во  Франции,  так  и  за  границей)  не
должна  заслонять  того  факта,  что  за  вычетом  5  (хотя  и  очень
важных)  пунктов  и  Севенн  гугенотский  Юг  был  завоеван  прави¬
тельством.
 Гугенотский  гарнизон  сразу  же  покинул  Монпелье,  и  солдаты
разошлись  по  домам.  Король  вступил  в  город  и  пробыл  там  не¬
сколько  дней.  Два  полка  (4  тысячи  человек)  были  поставлены
 124  В.  Z  е  1  1  е  г.  Le  connetable  de  Luynes.  .  стр.  142—147.
 125  Несмотря  на  усиленные  протесты  ларошельцев,  запиравший  Ларошель
с  суши  Фор-Луи  не  был  разрушен  и  там  по-прежнему  стоял  сильный  гарни¬
зон  (Fontenay  -  М  а  г  е  u  i  1,  ук.  соч.,  стр.  171).
 220

в  городе  гарнизоном  вплоть  до  срытия  укреплений.  Вокруг  города
расположились  еще  4—5  полков  и  3  эскадрона  легкой  кавалерии.
Нижний  Лангедок  был  не  только  завоеван,  но  и  оккупирован  пра¬
вительственными  войсками.
 В  последующих  событиях  конца  1622  и  1622—1624  гг.  откры¬
той  борьбы  с  гугенотами  не  было.  Она  возобновилась  лишь
в  1625  г.  Это  объясняется  следующими  причинами.  Международ¬
ная  обстановка  и  в  еще  большей  степени  ожесточенная  борьба  за
власть  в  правительственных  кругах  временно  сделали  невозмож¬
ным  осуществление  следующего,  уже  последнего  этапа  борьбы
с  гугенотской  партией:  подчинения  Ларошели.  Взятие  этой  цита¬
дели  гугенотской  партии  было  очень  трудным  и  дорогим  пред¬
приятием,  и  правительство  это  вполне  учитывало.  В  1621  —1622  гг.
были  подготовлены  многие  важные  условия  для  осады  Ларошели,
а  именно:  она  была  почти  полностью  изолирована  с  суши,  так  как
оккупация  Пуату  и  Гиэни  была  проведена  в  1621  г.,  а  оккупация
Нижнего  Лангедока  —  в  1622  г.  При  этих  условиях  даже  само¬
стоятельность  Монтобана,  подтвержденная  миром  в  Монпелье,  не
имела  того  значения,  как  в  1621  г.  Для  полного  крушения  гугенот¬
ского  владычества  на  Юго-Западе  было  необходимо  лишь  падение
Ларошели.  Задача  эта  оставалась  в  перспективе  и  должна  была
быть  реализована  при  первой  же  возможности.
 Но,  помимо  этой  важнейшей  задачи,  оставалась  еще  и  другая:
задача  укрепления  власти  правительства  на  занятой  территории.
 Мир  устанавливался  с  трудом.  Многие  города  были  им  недо¬
вольны.  Рогану  стоило  большого  труда  уговорить  их  подчиниться
наиболее  тягостному  для  них  в  тех  условиях  пункту  договора  —
срытию  укреплений.  Работы  производились  на  деньги  самих  горо¬
дов,  и  муниципалитеты  их  всячески  затягивали,  ссылаясь  на  от¬
сутствие  рабочих  рук  и  средств.  Срытие  укреплений  в  крупных
городах  (Монпелье,  Юзесе,  Ниме  и  т.  д.)  подвигалось  крайне
туго.  Знаменательный  факт:  вельможи,  возглавлявшие  королев¬
ские  гарнизоны  и  размещенные  вокруг  городов  отряды  королев¬
ской  армии,  смотрели  сквозь  пальцы  на  эти  затяжки.  Крушение
политической  мощи  гугенотов  пугало  их,  так  как  оно  означало
усиление  королевской  власти  и  нанесение  ущерба  могуществу  фео¬
дальной  знати.126  Снова  мы  сталкиваемся  с  фактом,  очень  суще¬
ственным  для  понимания  политической  борьбы  того  периода.  Для
знати  как  таковой,  без  различия  вероисповеданий,  политическая
мощь  гугенотов,  в  особенности  их  крепости,  гарнизоны  и  артилле¬
рия,  была  важным  военным  и  политическим  резервом  в  борьбе
против  усиления  абсолютизма,  которую  они  отнюдь  еще  не  счи¬
тали  проигранной  до  конца.  Это  же  обстоятельство  делало  для
правительства  необходимой  борьбу  именно  до  конца,  т.  е.  до  пол-
 126  А.  С  a  z  е  п  о  v  е,  ук.  соч.,  стр.  516,  517.

ной  ликвидации  военной  и  политической  организации  гугенотской
партии.
 Правительство  поспешило  заключить  мир,  так  как  надо  было
иметь  свободу  действий  за  границей,  в  Северной  Италии.  Король
немедля  отправился  в  пограничный  Лион;  туда  же  была  стянута
большая  часть  армии.  Прочие  полки  остались  стоять  гарнизонами
в  Лангедоке,  вновь  набранные  отряды  были  распущены.127
 При  таком  положении  дел  дальнейшие  кампании  против  гуге¬
нотов  должны  были  проводиться  уже  не  на  юге,  а  на  западе  —
у  Ларошели.  Однако  для  них,  как  уже  указывалось,  требовался
парусный  флот,  которым  правительство  не  располагало.  На  созда¬
ние  флота  нужны  были  время  и  деньги,  которых  тоже  не  было.
Ожесточенная  борьба  за  власть,  происходившая  при  дворе
в  1623—1624  гг.,128  временно  отодвинула  на  задний  план  все,  что
не  было  связано  с  этой  борьбой  и  с  не  терпевшими  отлагательства
задачами  внешней  политики.  Это  дало  гугенотам  передышку,  по¬
зволившую  подготовиться  к  дальнейшей  борьбе  с  целью  вернуть
себе  утраченные  позиции.
 Борьба  могла  протекать  в  разных  формах,  и  это  целиком  за¬
висело  от  состава  правительства,  его  денежных  ресурсов,  внешних
обстоятельств,  связанных  с  Тридцатилетней  войной,  и  многого
другого.
 Гугеноты  могли  исподволь,  постепенно,  теми  или  иными  мир¬
ными  или  полумирными  способами  вернуть  себе  потерянные  юж¬
ные  города.  В  случае  вступления  Франции  в  открытую  внешнюю
войну  вывод  расквартированных  в  Лангедоке  войск  был  макси¬
мально  вероятен;  его  можно  было  даже  считать  обязательным.
Тогда  города  (а  надо  вспомнить,  что  их  внутренняя  организация
не  пережила  еще  коренных  изменений),  естественно,  вернулись  бы
к  прежнему  статусу  независимых  городов-республик.  Поэтому-то,
предвидя  такую  возможность,  городские  власти  и  медлили  вся¬
чески  с  разрушением  укреплений.  Если  же  правительство,  не  всту¬
пая  в  открытую  внешнюю  войну,  все  же  было  бы  вынуждено  по
тем  или  иным  причинам  уменьшить  находившиеся  в  южных  горо¬
дах  отряды,  гугеноты  могли  использовать  любой  предлог  и  любое
благоприятное  для  себя  стечение  обстоятельств,  чтобы  силой  вы¬
гнать  королевские  гарнизоны  за  пределы  городов,  а  может  быть
и  всего  Юга.
 Борьба  придворных  группировок  в  1623—1624  гг.,  за  которой
они  следили  с  пристальным  вниманием,  окрыляла  их  и  внушала
немалые  надежды;  связанное  с  этой  борьбой  ослабление  прави¬
тельства  было  для  них  очень  благоприятным  фактом.  Однако
начатая  Лавьевилем  подготовка  англо-французского  союза  одна
 127  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  171.
 128  См.  гл.  V  настоящей  работы.
 222

уже  была  способна  внушить  серьезные  опасения.  Дело  заключа¬
лось  в  том,  что  из  всех  сил  европейского  протестантизма  гугеноты
могли  в  то  время  рассчитывать  лишь  на  Англию.  События  в  Гер¬
мании  не  позволяли  и  думать  о  получении  какой-либо  помощи  от
немецких  кальвинистов.  Голландия  уже  находилась  в  состоянии
войны  с  Испанией,  и  военная  обстановка  складывалась  для  нее
в  те  годы  неблагоприятно.  Только  одна  Англия,  оставшаяся  пока
в  стороне  от  все  более  и  более  разгоравшейся  в  Германии  войны,
могла  помочь  гугенотам.  Яков  I,  а  затем  и  Карл  I  неоднократно
эту  помощь  обещали  и  действительно  не  раз  пытались,  впрочем
без  особой  настойчивости,  воздействовать  на  французское  пра¬
вительство  в  опасные  для  гугенотов  моменты.  Но  надо  учесть,  что
пока  военные  действия  велись  главным  образом  на  Юге,  Англия
не  могла  оказывать  военной  помощи  даже  в  какой-либо  завуали¬
рованной  форме,  а  в  дипломатической  сфере  она  была  связана,
ибо  нуждалась  в  поддержке  Францией  своих  позиций  насчет  вос¬
становления  Фридриха  V  в  Палатинате.  Перспектива  брака
Карла  I  с  сестрой  Людовика  XIII  означала  возможность  англо¬
французского  союза,  и  трудно  было  сомневаться  в  том,  что  в  до¬
говор  не  будет  включен  пункт  о  непредоставлении  Англией  по¬
мощи  гугенотам.
 Вот  так  самим  естественным  ходом  вещей,  в  котором  конфес¬
сиональные  интересы  были  окончательно  вытеснены  политиче¬
скими  расчетами,  гугеноты,  т.  е.  кальвинисты,  были  вынуждены
искать  поддержки  у  последнего  из  всех  возможных  союзников,  и
им  оказался  главнейший  в  тот  период  национальный  враг  Фран¬
ции  —  ультракатолическая  Испания.  О  том,  что  эта  инициатива
гугенотов  восходила  к  более  ранним  временам,  чем  осада  Ларо¬
шели,  подозревали  многие  современники.  Однако  строжайшая
секретность,  окружавшая  начавшиеся  сношения  Рогана  с  Испа¬
нией,  была  причиной,  по  которой  о  них  можно  было  лишь  подо¬
зревать,  исходя  опять-таки  из  учета  общей  обстановки.129  Ри¬
шелье  располагал  на  этот  счет  и  другими,  более  точными  сведе¬
ниями,130  которые  способствовали  его  намерению  укрепить  мирные
отношения  Франции  с  Испанией  на  весь  срок  последних  кампаний
против  гугенотов,  что  ему  и  удалось  блестяще  осуществить.
 Возвращаясь  к  конкретной  обстановке  1623—1625  гг.,  надо  под¬
черкнуть  главное  обстоятельство.  Вести  против  гугенотов  откры¬
 129  О  наличии  этих  сношений  рассказал  затем  очень  хорошо  осведомленный
и  близкий  к  Рогану  гугенотский  офицер  Буффар-Мадиан  (J.  Bouffard-Ma-
d  i  a  n  е.  Le  livre  de  raison.  Bulletin  de  la  societe  pour  l’histoire  du  protestantisme
en  France,  Paris,  1907,  стр.  22—25;  см.  также:  M.  G.  Schybergson.  Ein
neuer  Beitrag  zur  Geschichte  der  drei  letzten  Hugenottenkriege  1621  —1629.  Histo-
rische  Vierteljahrschrift,  neue  Folge,  I  Heft,  Berlin,  1901,  стр.  355—365).
 130  Переговоры  Рогана  с  Испанией  начались  еще  в  1625  г.  в  Пьемонте  при
посредничестве  Савойи.  В  апреле  1626  г.  был  арестован  тайный  агент  Рогана.
 223

тые  военные  действия  правительство  было  не  в  состоянии  из-за
отсутствия  флота  и  денег  на  его  создание.  В  то  же  время  оно  не
предпринимало  никаких  военных  действий  за  пределами  Франции,
не  выводило  своих  войск  из  Лангедока  и  держало  сильный  гарни¬
зон  в  Фор-Луи,  блокировавший  Ларошель  с  суши.  Иными  сло¬
вами,  оно  не  уступало  завоеванных  позиций,  рассчитывая  при  бла¬
гоприятных  обстоятельствах  использовать  их  для  нового  наступле¬
ния.  Вместе  с  тем  были  предприняты  некоторые  шаги,  клонившиеся
к  тому,  чтобы  побудить  гугенотских  дворян  в  Лангедоке,  Гиэни,
Виварэ,  Севеннах  и  других  областях  перейти  в  католичество.131
Делалось  это  для  ослабления  Рогана  и  гугенотской  армии.  Тайные
правительственные  агенты,  вели  переговоры  со  многими  дворянами,
предлагая  от  имени  короля  пенсии,  дары,  военные  и  другие
должности  и  т.  д.  Характерно,  что  наиболее  сильным  аргументом
являлось  заверение,  что  король  вознаградит  за  церковные  бене¬
фиции,  захваченные  дворянами  во  время  гражданских  войн
XVI  в.  «Без  этого,  —  доносил  королю  один  из  агентов,  —  крайне
трудно  привлечь  их  на  свою  сторону,  ибо  они  не  желают  терять
свои  доходы  с  этих  бенефициев».132  Другие  агенты  сообщали  са¬
мые  подробные  сведения  о  положении  внутри  городов,  о  важных
в  стратегическом  отношении  дорогах,  речных  переправах,  горных
проходах  и  т.  д.  По  их  сообщениям,  многих  горожан  можно  было
прельстить  предоставлением  им  важных  городских  должностей.
Эта  мера  означала  использование  внутренней  вражды  в  гугенот¬
ских  городах  между  купечеством  и  городскими  властями.  Мелкие
города  легче  было  перетянуть  на  сторону  короля,  чем  крупные;  133
в  случае  успеха  следовало  строить  в  них  крепости  и  отдавать  эти
города  под  власть  католических  дворян.  Необходимо  было  выку¬
пить  у  католических  сеньоров  важные  в  стратегическом  отношении
замки.  Словом,  в  широких  размерах  велась  разносторонняя  и  про¬
думанная  кампания,  ослаблявшая  гугенотскую  партию  изнутри.
Как  показали  последующие  события  на  Юге,  она  несомненно  была
успешной  и  привела  многих  дворян  к  отказу  от  кальвинизма.
Главной  причиной,  заставившей  их  в  свое  время  сделаться  гугено¬
тами,  было  стремление  сохранить  за  собой  захваченные  явочным
порядком  церковные  земли.  Ныне,  если  король  обещал  им  либо
сохранение  этих  земель,  либо  замену  их  другими,  либо  достаточ¬
ное  возмещение,  они  с  большой  легкостью  отказывались  от  каль¬
 131  Очень  интересные  материалы  такого  рода  за  1624—1625  гг.  опублико¬
ваны  Гризелем  в  «Documents  d’histoire...»  (t.  I,  стр.  74—79,  397—412;  t.  II,
стр.  194—198,  363—378).
 132  Documents  d’histoire...,  t.  II,  стр.  372,  373.  —  Переход  в  католичество
заставил  бы  их  вернуть  церкви  захваченные  бенефиции.
 133  Как  было  показано  выше,  мелкие  города  не  имели  возможности  сопро¬
тивляться  королевской  армии,  и  Роган  жертвовал  ими  ради  сохранения  боль¬
ших  городов.
 224

винизма,  ибо  опасались  в  случае  весьма  вероятной  победы  прави¬
тельства  оказаться  лишенными  всякого  достояния.
 Так  обстояло  дело  в  Лангедоке,  Гиэни,  Виварэ.  В  пиренейских
провинциях  (в  графствах  Фуа,  Комменж  и  Бигор,  не  говоря  уже
о  Беарне)  правительство  не  имело  никакого  успеха.  Там  не  только
дворяне  упорно  держались  за  прочно  соединенный  с  политической
независимостью  кальвинизм  (который,  по  их  представлениям,  был
прямым  продолжением  альбигойства),  но  и  все  население  незави¬
симо  от  вероисповедания  было  настроено  сепаратистски  и  ненави¬
дело  французов-северян  (franchimans).134  Победа  правительства
означала  для  них  конец  фактически  независимого  существования
без  королевских  чиновников  и  государственных  налогов.
 В  крупных  городах  Лангедока  и  Гиэни  королевские  агенты  дей¬
ствовали  главным  образом  путем  агитации  в  среде  богатых  и  за¬
житочных  горожан,  чей  роялизм  насчитывал  уже  более  двух
десятилетий,  но  в  обстановке  1620—1622  гг.  был  колеблющимся
и  зависел  от  многих  обстоятельств.  Теперь,  увидев  внутри  своих
городов  королевские  гарнизоны,  они  еще  больше  стали  беспо¬
коиться  за  судьбу  своих  фискальных  и  городских  привилегий  и
очень  прислушивались  к  речам  тех,  кто  твердил,  что  спасти  их
можно  лишь  повиновением  королю.  В  итоге  в  богатых  городах
Нижнего  Лангедока  и  Нижней  Гиэни  позиции  Рогана  (и  без  того
не  очень  сильные,  как  показали  события  1621  —1622  гг.)  еще  более
ослабели.
 Уже  в  1623  г.  королевские  губернаторы,  поставленные  в  Мон¬
пелье  и  в  Милло,  вмешались  в  выборы  городских  властей  и  доби¬
лись  того,  что  в  консулат  Монпелье  были  избраны  также  и  като¬
лики.  В  1624  г.,  несмотря  на  то  что  укрепления  города  были
срыты,  гарнизон  продолжал  оставаться  и  губернатор  установил
налог  на  его  содержание.135  Роган,  пребывавший  более  двух  лет
в  бездействии,  окончательно  убедился,  что  время  работает  на  пра¬
вительство,  и  использовал  первый  же  случай  для  выступления.
 В  конце  1624  г.  Ришелье  перешел  к  активной  внешней  поли¬
тике.  Граубюнден  был  занят  французскими  войсками,  а  конне¬
табль  Ледигьер  и  герцог  савойский  осадили  Геную.  Господство
в  Граубюндене  и  Вальтелине,  а  также  захват  (если  он  удался  бы)
Генуи  перерезали  бы  (ставшие  после  1621  г.  особо  важными)  ком¬
муникации  Испании  с  Германией  и  Нидерландами.  Франция  ока¬
зала  также  денежную  помощь  Голландии  и  субсидировала  Манс-
фельта.  Однако  успешные  в  начале  действия  затянулись,  денег
по-прежнему  не  хватало,  положение  Ришелье  было  шатким.  Тогда
Роган  и  Субиз  решились  на  открытое  выступление  в  Ларошели
 134  А.  С  a  z  е  п  о  v  е,  ук.  соч.,  №  57,  стр.  15;  P.  Tucoo-Chala,  ук.  соч  ,
стр.  54  и  сл.
 135  А.  С  a  z  е  п  о  v  е,  ук.  соч.,  №  56,  стр.  520,  521.
 5  А.  Д.  Люблинская 	225

Сперва  даже  в  этой  цитадели  гугенотов  они  не  имели  успеха  и  не
могли  склонить  городской  совет  на  свою  сторону.  Хотя  он  разди¬
рался  ожесточенной  борьбой  между  старым  составом  и  введен¬
ными  в  1614  г.  новыми  членами,  тем  не  менее  верх  пока  еще  дер¬
жала  прежняя  олигархическая,  т.  е.  роялистская,  группа.  Однако
победы  Субиза  в  начале  1625  г.,  когда  он  захватил  прикрывавшие
Ларошель  с  моря  острова  Ре  и  Олерон,  резко  изменили  соотноше¬
ние  сил.  Новые  члены  совета,  поддержанные  основной  массой  го¬
рожан,  заставили  совет  присоединиться  к  братьям  Роганам.  Дело
было  не  столько  в  религиозном  фанатизме  (хотя  его  необходимо
учитывать),  сколько  в  стремлении  этой  основной  массы  уберечь
себя  от  королевских  налогов  и  чиновников.
 Начавшиеся  успешно  действия  гугенотов  не  были  в  достаточ¬
ной  мере  поддержаны  на  Юге,  где  города  очень  хотели  сохранения
мира.136  В  целом  Лангедок  и  Гиэнь  не  присоединились  к  восста¬
нию.137  В  течение  летней  кампании  1625  г.  Рогану  стоило  большого
труда  навербовать  войска  и  закрепить  за  собой  хотя  бы  некоторые
города  Верхней  Гиэни  и  Верхнего  Лангедока.  Наиболее  существен¬
ный  его  успех  заключался  лишь  в  том,  что  он  не  допустил  про¬
никновения  королевской  армии  в  Севенны.
 Для  борьбы  с  Ларошелью  Ришелье  использовал  суда,  получен¬
ные  от  Голландии  и  Англии.  Субиз  был  разбит  на  море.  Обста¬
новка  сложилась  для  гугенотов  очень  неблагоприятно;  никто  их
не  поддержал,  а  Голландия  и  Англия  даже  помогли  правительству
против  них.  Выручило  их  другое  —  затруднительное  положение
правительства  в  области  внешней  политики.  Испания  и  папа  не
замедлили  использовать  восстание  гугенотов  в  своих  интересах,
и  все  вместе  взятое  заставило  Ришелье  поскорее  заключить  мир
с  гугенотами,  который  и  был  подписан  6  февраля  1626  г.  Условия
его  были  для  Юга  вполне  приемлемы:  Нантский  эдикт  подтвер¬
жден,  и  те  немногие  крепости,  которые  в  этот  момент  находились
в  руках  гугенотов,  сохранялись  за  ними  еще  3  года.  Но  для  Ларо¬
шели  условия  были  гораздо  более  тяжелыми.  Восстанавливалась
прежняя,  существовавшая  до  1614  г.  структура  городского  совета,
т.  е.  власть  снова  переходила  к  олигархии  арматоров.  В  городе  по¬
явился  королевский  комиссар,  который  должен  был  следить  за  вы¬
полнением  мирного  договора.  Восстанавливался  католический
культ,  церкви  возвращалось  секуляризованное  имущество.  Предо¬
ставленная  самой  себе,  Ларошель  вынуждена  была  подчиниться.
 Дальнейшие  события  1627—1629  гг.  хорошо  известны  в  части
того,  что  происходило  в  Ларошели,  которая  всегда  привлекала
львиную  долю  внимания  как  современников,  так  и  историков.  По¬
 136  Они  даже  стремились  к  заключению  с  правительством  сепаратных  мир¬
ных  соглашений  без  согласия  всей  гугенотской  партии  в  целом.
 137  М.  G.  S  с  h  у  b  е  г  g  s  о  п,  ук.  соч.,  стр.  362—364.
 226

ложение  на  Юге  остается  мало  освещенным  в  литературе,  и  связь
его  с  событиями  осады  Ларошели  учитывается  лишь  в  недостаточ¬
ной  степени.138  Между  тем  оно  имело  большое  значение  для  исхода
кампании  в  целом.
 Отметим  важнейшие  факты  1627—1628  гг.  Заключив  договор
с  гугенотами  и  тем  самым  развязав  себе  руки  для  действий  в  Ита¬
лии,  Ришелье  вслед  за  тем  договорился  с  Испанией  насчет  Вальте-
лины  и  выбыл  из  войны,  обеспечив  себе  передышку  для  подготовки
решающей  кампании  против  гугенотов.  Англия  рассчитывала  на
помощь  Франции  в  начатой  ею  войне  с  Испанией  и  потому  спо¬
собствовала  в  своих  интересах  примирению  французского  прави¬
тельства  с  гугенотами  (в  ущерб  последним!);  однако  Ришелье
обманул  ее  ожидания.  Отношения  испортились,  и  Карл  I  обещал
ларошельцам  оказать  военную  и  денежную  помощь.
 Характерно,  что  выработка  пунктов  договора  между  послан¬
ным  к  Ларошели  (в  город  его  не  пустили)  Бёкингэмом  и  город¬
ским  советом  старого  состава  проходила  с  большими  трудно¬
стями.139  Наученные  горьким  опытом  ларошельцы  не  доверяли
англичанам,  полагая,  что  те  в  первую  очередь  преследуют  свои
политические  интересы.  Другое  дело,  если  бы  города  Юга  открыто
и  эффективно  выступили  вместе  с  ларошельцами;  тогда  англий¬
ская  поддержка  сыграла  бы  роль  лишь  некоторой  помощи,
а  основная  заслуга  осталась  бы  за  гугенотами  как  таковыми,  и  они
могли  бы  рассчитывать  на  полное  сохранение  своих  «свобод».
 Между  тем  городские  богачи  и  королевские  чиновники  Ларо¬
шели  были  по-прежнему  настроены  роялистически  и  опасались
открытого  разрыва  с  правительством.  Договор  с  Англией  был
подписан  лишь  в  конце  октября  1627  г.  под  сильным  давлением
Рогана  и  его  сторонников,  когда  и  герцог  также  подписал  анало¬
гичный  договор.  Он  ждал  помощи  от  англичан  в  Гиэни  и  заранее
подготовился  к  соединению  с  ними  после  их  высадки  где-либо  на
побережье.  Но  англичане  вообще  не  явились  на  берега  Гиэни,
а  южные  города  еще  более  определенно,  чем  в  1625  г.,  не  хотели
порывать  с  правительством.  Рогану  нередко  приходилось  принуж¬
дать  их  силой;  вступив  в  сопротивлявшийся  город,  он  сменял  там
властей  (не  останавливаясь  порой  перед  жестокими  репрессиями)
и  назначал  вместо  них  своих  ставленников.140  Напряженные,
 138  Ценный  материал  для  событий  на  Юге  содержит  цитированная  выше
работа  Казенова,  основанная  на  архивном  материале.
 139  О  событиях  в  Ларошели  см.:  P.  V  i  1  1  е  m  a  i  n.  Journal  des  assieges
de  la  Rochelle,  1627—1628.  Paris,  1958.  —  Автор  излагает  историю  тех  лет
в  беллетризированной  форме,  но  широко  использует  неопубликованные  доку¬
менты,  дневники  ларошельцев  и  местные  хроники.  Подробный  дневник  современ¬
ника  см.:  P.  М  е  г  v  а  и  х.  Histoire  du  dernier  siege  de  La  Rochelle.  Rouen,  1643.
 140  J.  В  о  u  f  f  a  r  d  -  M  a  d  i  a  n  e,  ук.  соч.,  стр.  29—32;  M.  G.  S  с  h  у  b  e  r  g-
s  о  n,  ук.  соч.,  стр.  362—365.
 15*
 227

а  зачастую  и  враждебные  отношения  с  городами  ставили  его
в  очень  трудное  положение  в  денежном  вопросе,  так  как  источник
денежных  поступлений  был  преимущественно  в  городах.  Армию
свою  он  мог  теперь  набирать  лишь  в  Севеннах,  но  людские  ресурсы
этой  горной  области  были  уже  почти  истощены.  В  этих  тяжелей¬
ших  условиях  Роган  проявил  свой  незаурядный  военный  талант  и
упорно  воевал  с  Конде  и  Монморанси,  одерживая  победы  над
королевскими  войсками.  Однако  последние  все  время  приковывали
его  к  сравнительно  небольшой  территории  вокруг  Севенн,  которая
неумолимо  сокращалась  все  больше  и  больше.  Дурные  вести  из
Ларошели  лишь  усиливали  роялизм  южных  городов;  приходившие
из  осажденного  города  призывы  о  помощи  оставались  бесплод¬
ными.  Лангедок  был  совершенно  разорен  войной,  торговля  за¬
мерла,  население  голодало.  Рогана  окружала  зловещая  пустота,
армия  его  разбредалась.  Единственной  его  надеждой  стала  Испа¬
ния  и  обещанная  ею  денежная  и  военная  помощь.
 События  осады  Ларошели  широко  известны.  После  начала
осады  в  городе  победила  партия  оппозиции,  старый  роялистически
настроенный  совет  был  свергнут,  и  во  главе  обороны  встал  новый
мэр,  капитан  Гитон.  Теперь  все  надежды  были  только  на  помощь
Англии;  город  сам  по  себе  не  мог  выдержать  осады,  осуществ¬
лявшейся  большой  королевской  армией,  полностью  блокировавшей
его  с  суши.  С  моря  доступ  к  городу  закрывал  королевский  флот
и  велись  работы  по  возведению  плотины.  Последняя  отстояла  от
города  на  достаточно  большом  расстоянии,  так  что  артиллерий¬
ский  обстрел  из  города  не  мог  причинить  ей  ущерба.  Бурный
океан  неоднократно  помогал  ларошельцам,  разбивая  уже  готовые
части  плотины  и  затрудняя  работы.141  Все  же  в  конечном  счете
сооружение  ее  было  завершено,  и  английская  эскадра  не  смогла
пробиться  к  полностью  блокированному  городу.  Население  его,
особенно  бедняки,  жестоко  страдало  от  голода  и  вымирало.  Уже
в  августе  начался  ропот  против  мэра  Гитона  и  членов  совета,  все
более  и  более  разраставшийся;  но  те  не  хотели  и  слышать  о  сдаче,
пока  тлела  хоть  искорка  надежды  на  помощь  Англии.  Наконец,
28  октября  истощенный  город  сдался.142  Король  и  Ришелье  всту¬
пили  в  некогда  гордую,  а  ныне  побежденную  Ларошель,  «город
призраков,  а  не  людей».
 По  условиям  капитуляции  от  Ларошели  были  отняты  ее  осо¬
бые  привилегии.  Безвозвратно  ушла  в  прошлое  неповторимая
самостоятельность  города-республики  на  Атлантическом  побе¬
режье,  рухнула  прежняя  структура  городского  самоуправления.
 141  Вскоре  после  падения  Ларошели  плотина  была  снесена  штормом.
 142  В  1627  г.  население  Ларошели  достигало  28  тысяч,  при  сдаче  города
оно  составляло  5400  человек,  из  которых  многие  вскоре  умерли  от  исто¬
щения.
 228

Но  имущественные  интересы  горожан  оберегались,  и  свобода
кальвинистского  культа  была  сохранена.
 Падение  Ларошели  означало  и  падение  Юга.  Однако  подчине¬
ние  Рогана  задержалось  еще  на  8  месяцев,  потому  что  королев¬
ская  армия  сразу  же  спешно  отправилась  из-под  Ларошели  в  Ита¬
лию.  Англия  продолжала  побуждать  Рогана  к  дальнейшему  сопро¬
тивлению,  обещая,  что  не  заключит  мира  с  Францией,  не  оговорив
прав  гугенотов.  Но  Роган  уже  не  верил  этим  обещаниям  (они
действительно  не  были  осуществлены)  и  рассчитывал  лишь  на
испанские  деньги.  Но  он  не  успел  их  получить:  после  успешного
и  быстрого  разрешения  итальянских  дел  Ришелье  столь  же  быстро
привел  армию  в  Лангедок,  и  у  Рогана  уже  не  было  возможностей
сопротивляться.  Миром  в  Алэ  закончилась  16  июня  1629  г.  деся¬
тилетняя  борьба.  Нантский  эдикт  был  подтвержден  лишь  в  своем
основном  тексте,  т.  е.  без  дополнительных  пунктов,  гарантиро¬
вавших  гугенотам  политические  права.  Все  крепости  и  городские
укрепления  подлежали  срытию,  однако  налоговые  и  некоторые
другие  привилегии  городов  и  провинций  были  пока  сохранены.
 Почти  все  офицеры  Рогана,  равно  как  и  ларошельский  мэр
Г  итон,  перешли  на  королевскую  службу.  Такая  же  участь  ожидала
затем  и  самого  Рогана.  После  нескольких  лет  добровольного  из¬
гнания  в  Италии  он  стал  лучшим  французским  генералом  и  сво¬
ими  победами  над  имперскими  войсками  много  способствовал
успеху  Франции  в  Тридцатилетней  войне.
 *  *
 Гугенотская  республика  прекратила  свое  существование.  Ларо¬
шели  суждено  было  превратиться  в  обычный  морской  порт,  юго-
западным  городам  —  в  обычные  французские  города.  Их  экономи¬
ческое  развитие  протекало  в  дальнейшем  в  зависимости  от  общих
условий  в  стране.  Гугенотская  буржуазия  оказалась  во  многих
(но  еще  не  во  всех)  отношениях  уравненной  с  буржуазией  католи¬
ческой;  ее  история  после  1629  г.  —  особая  и  очень  интересная
глава  в  истории  Франции  XVII  в.

Глава  V
 ФИНАНСИСТЫ  И  АБСОЛЮТНАЯ  МОНАРХИЯ
 еобходимость  последовательно-
хронологического  рассмотрения
этапов  борьбы  правительства  с  гугенотами  заставила  нас  не¬
сколько  отвлечься  от  детального  рассмотрения  других  важнейших
задач,  стоявших  в  те  годы  перед  французским  абсолютизмом,  и
в  первую  очередь  —  задачи  оздоровления  бюджета,  к  чему  мы
сейчас  и  перейдем.
 Два  года,  протекшие  с  осени  1622  до  осени  1624  г.,  были  тяже¬
лыми  во  всех  отношениях.  Особенно  трудным  было  финансовое
положение.  Денег  в  казне  не  было.  Снова,  и  на  этот  раз  с  еще
большей  остротой,  встал  вопрос  о  финансовой  политике,  ибо  от
успешного  разрешения  этого  —  чуть  ли  не  самого  больного  —  во¬
проса  зависела  сама  возможность  укрепления  французского  абсо¬
лютизма  внутри  страны  и  за  границей.  Изыскание  денежных
средств,  неотложные  внешнеполитические  акции  и  дальнейшая
политика  в  отношении  гугенотов  —  таковы  тесно  связанные  друг
с  другом  задачи,  вставшие  во  весь  рост,  как  только  в  конце  ок¬
тября  1622  г.  был  подписан  мир  с  Роганом.
 Способы  реализации  этих  задач,  их  очередность,  отношение
к  ним  со  стороны  влиятельных  общественных  кругов  —  все  это
стало  объектом  споров  и  столкновений  различных  лиц  и  стоявших
за  ними  группировок.  Борьба  за  власть  достигла  в  правительст¬
венных  сферах  чрезвычайной  остроты,  и  без  характеристики
участвовавших  в  ней  деятелей  нельзя  с  достаточной  отчетливостью
выяснить  ее  течение  и  ее  результаты,  имевшие  самое  непосредст¬
венное  влияние  на  политическую  жизнь  страны.
 Два  года  этой  борьбы,  1623—1624  гг.,  давно  вызывали  во
французской  и  вообще  зарубежной  историографии  повышенный
интерес.  Это  были  годы  продвижения  к  кормилу  правления  кар¬
 230

динала  Ришелье.  Опираясь  на  публицистику  и  на  многочисленные
мемуары  (в  том  числе  и  на  так  называемые  «Мемуары  Ришелье»,
составленные  не  самим  кардиналом,  но  его  доверенными  лицами
на  основе  его  бумаг  и  под  его  наблюдением),  все  крупные  фран¬
цузские  историки  второй  половины  XIX  и  XX  в.  развернули,
надо  прямо  сказать,  впечатляющую  картину  ловких  интриг  и
искусной  дипломатии,  с  помощью  которых  Ришелье  достиг  своей
цели.  Она  далась  ему  нелегко,  ибо  почти  все  лица  из  королевского
окружения  и  сам  король  энергично  этому  сопротивлялись.  Следо¬
вательно,  детальное  описание  деятельности  кардинала  (наиболее
подробно  она  изображена  в  книге  Аното)  становилось  тем  самым
описанием  развития  его  дипломатических  и  иных  талантов,  развер¬
нувшихся  в  полном  блеске  сразу  же  после  его  прихода  к  власти
ad  majorem  Franciae  gloriam.
 Изучая  теперь  как  эти  труды,  так  и  источники,  относящиеся
к  тому  времени,  нельзя  не  видеть,  что  и  современники,  и  указан¬
ные  историки  были  в  своих  суждениях  во  многом  правы.  Все
современники,  участники  или  зрители  развертывавшейся  борьбы,
признавали  за  Ришелье  не  только  блестящие  и  основательные
качества.  нп  ™  прямп^тяки—игк.лтлчительные_  способности,  ум  и
ловкость-!-Историки,  хотя  они  почти  никогда  не  могли  отделаться
от  ретроспективного  взгляда  на  события  и  зачастую  проецировали
на  1623—1624  гг.  (и  даже  на  1614—1624  гг.,  т.  е.  на  весь  пред¬
шествовавший  период  политической  карьеры  Ришелье)  оценку
действий  кардинала  в  период  полного  расцвета  всех  его  сил,  все
же  в  основном  точно  воспроизвели  главные  этапы  на  пути  про¬
движения  кардинала  к  власти  и  сокрушения  им  своих  противников.
Однако  эти  красочные  эпизоды,  сколь  логично,  казалось  бы,  они
не  вытекали  один  из  другого,  цепляясь  друг  за  друга  и  образо¬
вывая  тугую  цепь  фактов,  которые  в  конце  концов  привели
Ришелье  к  почетному  креслу  первого  министра  в  Королевском
Совете  и  фактического  правителя  Франции,  имели  фоном  всего
лишь  стены  Лувра  и  других  королевских  резиденций.  Игра  често-
любий,  огромного  и  победоносного  у  главного  геооя  и  мелких
смешных  честолюбий  его  врагов,  колебания  цррел-тт/гр 	Людо¬
 вика  Xl  11,  упрямство  недалекой  корол^дьт^л^атрр^  —  вот  основная
канва,  которую  постепенно  прошивала  красная  нить  основного
процесса  движения  Ришелье  к  власти.  Обптргтнрнные  и  социаль¬
ные  силы  при  этом  не  учитывались,  Пг^г^ьку  чя  идя  гп?та  неко-
торые  события  (глдвньтлл 	—в 	гфрре  липломятичргкой)
 все  же  произошли,  кое-что  о  них  говорилось,  но  почти  всегда
 1  Особенно  ценны  в  данном  случае  мнения,  приводимые  в  депешах  флорен¬
тийских  и  венецианских  послов,  так  как  они  были  высказаны  в  те  же  годы  и
месяцы,  когда  шла  эта  борьба,  и  в  них  нет  ничего  от  ретроспективного  взгляда
на  события  (см.:  В.  Z  е  1  1  е  г.  Richelieu  et  les  ministres  de  Louis  XIII  de  1621
a  1624.  Paris,  1880).
 231

мельком,  и  они  подавались  в  освещении  «Мемуаров  Ришелье»,
т.  е.  в  тоне  безоговорочного  осуждения  врагов  кардинала.
 Для  того  чтобы  читателю  легче  было  следить  как  за  крити¬
кой  историографии,  так  и  за  изложением  событий,  необходимо
напомнить  об  основных  сменах  правительств  в  1622—1624  гг.
 За  несколько  дней  до  заключения  мира  в  Монпелье  Конде
уехал  в  Италию  и  тем  самым  сошел  на  время  с  политической
сцены.
 2  августа  1622  г.  умер  кардинал  Рец,  член  Королевского  Со¬
вета;  тем  самым  для  Ришелье  —  в  случае  получения  им  кардиналь¬
ского  сана  —  открывалось  потенциальное  место  в  Совете.  Ришелье
действительно  стал  вскоре  (5  сентября)  кардиналом,  и  это  значи¬
тельно  приблизило  его  к  желанной  цели.  Однако  ждать  пришлось
еще  полтора  года.
 Начиная  со  смерти  Люина  в  декабре  1621  г.  и  кончая  февра¬
лем  1624  г.  политику  направляли  Брюлары:  канцлер  Силлери  и
его  сын,  государственный  секретарь  Пюизье.  21  января  1623  г.
был  назначен  сюринтендантом  финансов  маркиз  Лавьевиль,  кото¬
рый  добился  того,  что  9  февраля  оба  Брюлара  получили  отставку,
а  сам  он  стал  главной  персоной  в  Совете.  Впрочем,  лишь  очень
ненадолго,  ибо  29  апреля  того  же  года  в  Совет  был  введен
Ришелье  (еще  один  шаг  к  власти).  Менее  чем  через  4  месяца
(13  августа  1624  г.)  он  избавился  от  Лавьевиля  и  занял  первое
место.  Цель  его  была  достигнута.
 Традиционная  для  французской  историографии  схема  так  изо¬
бражает  события:  Лавьевиль  выгнал  обоих  Брюларов  с  помощью
Ришелье,  а  затем  Ришелье,  выгнав  Лавьевиля,  оказался  хозяином
положения.
 В.  В.  Бирюкович  внес  в  изложение  событий  значительные
изменения.  Он  подверг  критике  эту  схему  и  осветил  события
1622—1624  гг.  в  более  широком  социально-политическом  плане.
В  большой  статье2  он  рассмотрел  борьбу  за  власть  между
четырьмя  основными  лицами  —  Силлери,  Пюизье,  Лавьевилем  и
Ришелье  —  и  стоявшими  за  ними  социальными  группами  как
столкновение  различных  общественных  интересов  и  программ.  По
его  мнению,  Брюлары  были  представителями  правящих  кругов
 2  В.  В.  Бирюкович.  Французские  «финансисты»  в  политической
борьбе  1622—1624  гг.  Исторические  записки,  т.  3,  М.,  1938,  стр.  181—240.—
Статья  представляет  собой  часть  значительно  более  обширной  работы,  по¬
священной  выяснению  политической  роли  французских  финансистов  в  первой
половине  XVII  в.  К  сожалению,  эта  работа,  защищенная  в  1939  г.  как  доктор¬
ская  диссертация,  осталась  неопубликованной.  По  ее  материалам,  кроме  выше¬
упомянутой  статьи,  напечатаны  еще  две:  «Народные  восстания  в  Бордо  и
Гвиэни  в  1633  г.»  (Ист.  зап.,  т.  2,  М.,  1938),  «Народные  движения  во  Фран¬
ции  в  1624—1634  гг.»  (Труды  Военно-политической  Академии  Красной  Армии,
т.  IV,  М.,  1940).
 232

чиновно-помещичьей  знати,  сблизившейся  с  феодальной  аристо¬
кратией;  3  Лавьевиль  возглавил  первое  в  истории  Франции  прави¬
тельство  финансовой  плутократии,4  а  Ришелье  выступал  как  выра¬
зитель  интересов  дворянско-буржуазных  кругов.5
 Важна  сама  постановка  задачи  исследования.  Больше  всего
автора  занимал  вопрос  о  том,  как  отразились  в  политике  интересы
боровшихся  между  собой  сословий  и  группировок.  С  этой  точки
зрения  он  и  исследовал  политическую  борьбу  тех  лет.
 Публикуя  статью  В.  В.  Бирюковича,  редакция  «Исторических
записок»  сделала  оговорку  о  значительной  модернизации  в  кон¬
цепции  автора,  усматривающего  в  начале  XVII  в.  наличие  непо¬
средственной  борьбы  ростовщического  капитала  за  власть.6  Необ¬
ходимо  признать  справедливость  данного  суждения  и  в  связи
с  этим  подробнее  разобрать  аргументацию  В.  В.  Бирюковича  и
его  выводы,  так  как  они  имеют  самое  непосредственное  значение
для  настоящей  работы  в  целом  и  этой  главы  в  особенности.
 В  статье  использован  обильный  материал  мемуаров  и  публи¬
цистики;  документальный  материал  совсем  не  привлечен.  Для
этого  у  автора  были  как  будто  веские  основания.  В  подавляющей
своей  части  опубликованные  для  данного  периода  документы  каса¬
ются  внешней  политики,  которая  не  только  в  статье,  но  и  во  всей
работе  В.  В.  Бирюковича  рассматривается  лишь  вскользь  и
попутно,  преимущественно  на  основании  литературы,  т.  е.  не
в  исследовательском  плане.  Затем  в  соответствии  с  главной  темой
работы  наиболее  пристальное  внимание  привлечено  к  финансистам
и  их  роли  в  финансовой  политике  правительства.  Против  такой
постановки  нельзя  было  бы  возражать,  если  бы  финансисты  и  их
влияние  были  бы  рассмотрены  на  основе  анализа  всей  деятель¬
ности  правительства,  т.  е.  если  бы  была  подвергнута  ана\изу
совокупность  политических  задач,  стоявших  в  ту  пору  перед
французским  абсолютизмом  (разумеется,  это  не  значит,  что  сле¬
довало  излагать  все  необходимые  данные,  но  в  процессе  исследо¬
вания  они  должны  были  быть  учтены).  Анализ  этот  отсутствует.
 Как  и  во  многих  работах  советских  историков  1930-х  годов,
в  статье  В.  В.  Бирюковича  высказаны  ценные  и.  „оригинальные,
мысли  о  сущности  социально-экономических  отношений,,  господ¬
ствовавших  во  французском  обществе  первой  половины  XVII  в.
Советская  историография  сделала  в  ту  пору  очень  большое  и  важ¬
ное  дело: 	на  конкретных  фактах  была  показана  как  огромная
 роль  классовой  борьбы  в  истории,  так  и  корни  этой  борьбы
в  антагонизме  классов.  Но  политическая  история  как  таковая  не
 3  В.  В.  Бирюкович.  Французские  «финансисты»...,  стр.  186.
 4  Там  же,  стр.  237—239.
 5  Там  же,  стр.  191  и  сл.
 6  Там  же,  стр.  181,  прим.
 233

пользовалась  тогда  равным  вниманием;  о  ней  заходила  речь  лишь
от  случая  к  случаю,  когда  события  классовой  борьбы  сталкивали
исследователей  с  необходимостью  учесть  также  и  политику  пра¬
вящих  кругов.  В  результате  течение  политической  жизни  «ухва¬
тывалось»  историком  лишь  в  отдельных,  по  большей  части  изоли¬
рованных  моментах,  т.  е.  теряло  свою  органическую  цельность.
При  этом  неизбежно  затуманивалась  или  даже  исчезала  общая
перспектива,  совершенно  необходимая  для  всесторонней  оценки
как  политической  истории  в  целом,  так  и  отдельных  событий.
 Суждения  В.  В.  Бирюковича  о  классовой  и  сословной  струк¬
туре  французского  общества  XVII  в.  основаны  на  использовании
обширной  специальной  литературы,  данные  которой  автором  про¬
думаны  и  сведены  в  оригинальную  систему  взглядов.  Но  над
этим  солидным  базисом,  многие  положения  которого  выдержали
проверку  источниками  и  временем,  нет  столь  же  основательно
продуманной  конструкции  политической  истории.  В  особенности
эго  касается  внешней  политики.  В.  В.  Бирюкович  как  бы  молча¬
ливо  исходит  из  мнения,  что  правительство  могло  целиком  .осуще¬
ствлять  ее  в  зависимости  от  своей  воли.  Эта  презумпция  позво¬
ляла  исследователю  лишь  в  самой  минимальной  степени  обра¬
щаться  к  наскучившей,  как  тогда  казалось,  дипломатической  возне
и  многократно  описанным  военным  действиям.
 Нарисованная  В.  В.  Бирюковичем  картина  политической
борьбы  в  правительстве  в  1622—1624  гг.  вызывает  возражения
потому,  что  в  ней  не  учтен  исследовательски  весь  комплекс  задач,
^стоявших  перед  французским  аосолютизмом  как  во  внутренней,
так  и  во  внешней  политике.  Нет  также  и  достаточного  учета  его
реальных  возможностей,  равно  как  и  возможностей,  имевшихся
в  распоряжении  отдельных  социальных  слоев  и  группировок.
В^гегеьое  внимания  автора  оказалась  лишь  одна  из  таких  групп  и  -
р^вок  —  «финансисты»,  причем  картина  ее  деятельности  получила
в  статье  гипертрофированные  размеры.  Это  немало  способство¬
вало  тому,  что  В.  Ь.  Бирюкович  приписал  ей  самостоятельную
политическую  программу.  Надо  также  учесть,  что  правителыткрн-
ная  политика  отношении  гугенотов,  равно  как  и  дипломатия
Ттредшественников  ЛавЬевИА^  (Представителя  Финансового  капи¬
тала,  по  мнению  Б.  В.  Бирюковича),  не  была  рассмотрена  в  иссле¬
довательском  плане:  в  результате  дипломатия  самого  Лавьевиля
оценена  как  пригиня  дьная,  чего  на  деле  не  было.
 дальнейшем,  по  ходу  изложения  событий  1622—1624  гг.,
мы  приведем  конкретную  аргументацию  В.  В.  Бирюковича,  имев¬
шую  целью  доказать,  что  в  лице  Лавьевиля  финансовый  капитал
не  только  проник  в  правительство,  но  и  проводил  политику
в  своих  интересах.  Несмотря  на  несогласие  с  данным  тезисом,  мы
считаем,  что  внимание  к  финансистам  как  таковым,  и  исследование
их  роли  как  нельзя  более  оправданы.  Д  е  ят  елд?л.ос  хь_.  „финд  не  и  с  т  о  в
 234

в_  качестве  государственных  кредиторов  и  финансовых  чиновни-
ников  (но  отнюдь  не  в  качестве  политиков!)  становилась  все
более  и  более  важной  как  раз  в  1620-х  годах,  что  полностью
соответствовало  возросшему  значению  государственного  долга  и
кредита  в  финансовой  системе  абсолютизма.  Деятельность  финан¬
систов  уже  стала  необходимым  условием  функционирования  госу¬
дарственной  машины  и  одной  из  характернейших  особенностей
французского  абсолютизма.  Поэтому  без  учета  и  характеристики
(хотя  бы  краткой)  этой  деятельности  смысл  многих  мероприятий
правительства  не  может  быть  раскрыт  с  достаточной  ясностью.
 Эти  соображения  определяют  построение  данной  главы.  Изло¬
жению  событий  1622—1624  гг.,  предшествовавших  появлению
Ришелье  в  Королевском  Совете,  мы  предпошлем  очерк  структуры
государственного  бюджета7  и  системы  кредитования  прави¬
тельства.
 *  *  *
 Как  и  все  явления  социально-экономической  жизни  в  эпоху
зарождения  капитализма,  государственные  финансы  Франции  пре¬
терпели  в  XVI—XVII  вв.  значительные  изменения,  основной
смысл  которых  заключался  в  том,  что  все  больший  удельный  вес
приобретали  косвенные  налоги,  т.  е.  налоги,  которые  в  обществе
с  не  вполне  развитой  буржуазией  могут  быть  названы  «буржуаз¬
ными».8  Небывалые  размеры  приобрели  государственные  внутрен¬
ние  займы  —  выпуск  государственных  рент,  принудительные
займы  у  чиновников,  продажность  должностей  бюрократического
аппарата.  Они  стали  одним  из  важнейших  источников  финансиро¬
вания  правительства  и  привели  к  колоссальному  по  тем  временам
государственному  долгу,9  игравшему  важную  роль  в  процессе
первоначального  накопления.
 В  связи  с  этим  начал  изменяться  и  социальный  аспект  госу¬
дарственного  бюджета.  Возрастание  косвенных  налогов,  отражая
интенсивное  развитие  товарно-денежных  отношений,  означало  не
только  новые  тяготы  для  народных  масс  (в  этом  плане  косвен¬
ные  налоги  усиливали  их  экспроприацию),  но  и  растущее  обложе¬
ние  нового  формирующегося  класса  —  буржуазии,  не  обладавшей
во  Франции  налоговыми  привилегиями.  Государство  присваивало
себе  часть  капиталистической  прибыли,  и  вопрос  о  размерах  этой
части  уже  стал  приобретать  известную  остроту  по  мере  того,  как
у  буржуазии  складывалось  свое  представление  о  той  «справедли-
 7  Анализ  государственного  бюджета  необходим  и  для  рассмотрения  собра-
.ния  нотаблей  1626—1627  гг.  (см.  гл.  VI  настоящей  работы).
 8  К.  Маркс  и  Ф.  Энгельс.  Сочинения,  т.  30,  стр.  292.
 9  Точная  его  сумма  не  может  быть  пока  еще  определена;  современники
считали,  что  одна  лишь  стоимость  проданных  должностей  составляла  не  менее
300  млн  ливров  (см.  стр.  193).
 235

вой»  доле,  которую  она  соглашалась  предоставлять  королевской
власти  за  осуществление  централизации  и  протекционизма.  Бур¬
жуазные  накопления  извлекались  фиском  и  в  форме  государствен¬
ных  займов,  которые  вызвали  к  жизни  финансовую  буржуазию  и
широкую  прослойку  рантье,  т.  е.  явления,  характерные  для  фран¬
цузского  общества  и  в  дальнейшем.
 Изменения  в  структуре  государственных  доходов  и  возросшая
важность  последних  в  жизни  общества  в  целом  ощущались  совре¬
менниками  с  достаточной  отчетливостью,  что  нашло  отражение  ка^
в  специальных  трактатах,  так  и  в  публицистике.  Отмечали  они  и
другую  черту  —  архаичность  системы  раскладки  и  взимания  нало¬
гов.  Унаследованные  от  средневековья,  эти  черты  эволюциониро¬
вали  чрезвычайно  медленно  и  не  допускали  унификации  в  масш¬
табах  всей  страны.  На  территории  королевского  домена  (т.  е.
в  Северной  и  Центральной  Франции)  в  так  называемых  pays
d  elections  10  прямые  налоги  и  некоторые  домениальные  доходы  11
взимались  королевскими  чиновниками;  сбор  косвенных  налогов,
таможенных  пошлин,  а  также  прочих  доходов  с  домена  отдавался
на  откуп.  Эти  области  несли  на  себе  основную  тяжесть  налогового
бремени,  давая  в  год  не  менее  90%  всех  поступлений  от  сбора
одних  лишь  прямых  налогов.  Окраинные  же  провинции  (Лангедок,
Дофинэ,  Бургундия,  Прованс  и  Бретань),  присоединенные  срав¬
нительно  недавно,  сохранили  многочисленные  провинциальные
«вольности»  и  даже  —за  исключением  Дофинэ  —  свое  сословное
представительство,  местные  штаты  12  (поэтому  эти  области  назы¬
вались  pays  d’etats).  Последние  вотировали  правительству  «дары»
(dons)  и  сами,  своим  аппаратом,  производили  раскладку  и  сбор
прямых  и  части  косвенных  налогов.  В  результате  они  платили
в  казну  несравненно  меньше.13
 Унификации  и  каким-либо  существенным  реформам  налоговой
системы  14  препятствовала  глубоко  укоренившаяся  продажность
 10  Election  —  первичный  податной  округ.  В  исследуемый  период  их  насчиты¬
валось  около  150.  Финансовые  чиновники  в  elections  назывались  «элю»  (elus).
 11  См.  ниже,  стр.  138,  139.
 12  Местные  штаты  сохранились  и  в  Нормандии,  но  там  они  были,  по  опре¬
делению  современников,  лишь  «тенью  штатов»  и  никакой  существенной  роли  не
играли.
 13  Налоговые  привилегии  этих  провинций  были  настолько  велики,  что,  на¬
пример,  Лангедок  уплатил  в  1620  г.  223  900  ливров  прямых  и  части  косвенных
налогов,  а  Прованс  с  богатейшим  Марселем  —  всего  170  000  ливров,  в  то
время  как  в  Нормандии  одних  лишь  прямых  налогов  было  взыскано  на  сумму
в  2  274  000  ливров  (в  округленных  цифрах).  Разница  в  размере  налогового
обложения  между  pays  d’elections  и  pays  d’etats  была  так  значительна  (и  в  ис¬
следуемый  период  уже  ничем  не  оправдана),  что  правительство  предприняло
в  конце  1620-х—начале  1630-х  годов  попытки  ликвидировать  фискальные  при¬
вилегии  pays  d  etats.
 14  Следует  отметить,  что  в  то  время  вопрос  о  ликвидации  сословных  нало¬
говых  привилегий  ставился  еще  редко  и  в  нерешительной  форме.  Так,  адвокат
 236

и  наследственность  должностей  всего  финансового  аппарата.  Она
делала  невоз1\южным  простое  уничтожение  устаревших  финансо¬
вых  учреждений  или  сокращение  их  штатов,  ибо  любая  реформа
такого  рода  влекла  за  собой  для  правительства  необходимость
выкупа  должностей  у  их  владельцев,  т.  е.  была  связана  с  расхо¬
дами,  зачастую  непосильными  для  казны.
 Устарелость  финансовой  системы  сказывалась  и  в  том,  что
статьи  доходной  части  бюджета  строились  главным  образом  в  за¬
висимости  от  способа  взимания  налогов  и  сборов;  например,  в  ито¬
говой  статье  доходов  по  откупам  соединялись  косвенные  налоги,
таможенные  пошлины,  залог  домена  и  т.  д.  Разумеется,  в  под¬
робной  росписи  доходов  фигурировал  отдельно  каждый  из  отку¬
пов,  но,  к  сожалению,  наука  не  располагает  пока  еще  достаточным
количеством  таких  подробных  бюджетов.  Исследователю  прихо¬
дится  обращаться  к  сводным  таблицам  государственных  финансов
за  1598—1708  гг.,  составленным  в  начале  XVIII  в.  чиновником
финансового  ведомства  Малле15  по  материалам,  значительная
часть  которых  затем  пропала  (или  пока  еще  не  обнаружена).
Приводимые  у  Малле  цифровые  данные  достаточно  точны,  что
неоднократно  подтверждалось  при  сопоставлении  с  другими
источниками,  но  не  всегда  полны.  Дело  в  том,  что  он  использовал
документы,  отражавшие  поступление  в  центральное  казначейство
(Epargne),  так  называемые  «чистые  доходы»  (revenans  bons).
Между  тем  значительная  часть  собранных  в  провинциях  денег
тратилась  непосредственно  на  местах.  Королевские  финансовые
чиновники  или  местные  штаты  оплачивали  из  этих  сумм  расходы
на  местные  нужды,  местный  административно-судебный  и  финан¬
совый  аппарат,  а  также  выплачивали  проценты  по  принудитель¬
ным  займам  с  местного  чиновничества.  Все  эти  расходы  назы¬
вались  charges,  и  они,  как  правило,  или  не  включены  совсем  в  таб¬
лицы  Малле,16  или  же  отражены  лишь  в  суммарном  виде.  Это
очень  затрудняет  детальный  анализ  бюджета;  нельзя,  например,
установить  размеры  такой  важной  статьи  расходов,  как  оплата
местного  аппарата.  Выше  была  показана  аналогичная  нерасчле-
ненность  поступлений  по  прямым  и  косвенным  налогам  в  «да¬
рах»,  предоставлявшихся  в  pays  detats,  в  результате  чего  все
поступления  такого  рода  приходится  относить  к  прямым  на¬
 Дюкро  хотя  и  считает  несправедливым  взимание  тальи  лишь  с  непривилеги¬
рованных  сословий,  тем  не  менее  не  требует  ликвидации  налоговых  привилегий
(L.  du  С  г  о  t.  Traitte  des  aydes,  tail  les  et  gabelles,  3  ed.  Paris,  1628,  стр.  112
и  сл.).
 15  Comptes-rendus  de  l’administration  des  finances  du  royaume  de  France  pen¬
dant  les  onze  dernieres  annees  du  regne  de  Henri  IV,  le  regne  de  Louis  XIII  et  les
soixante  cinq  annees  de  celui  de  Louis  XIV.  .  .  Ouvrage  posthume  de  M.  Mallet.  .  .
Londres-Paris,  1789  (далее:  М.  M  a  1  1  e  t,  ук.  соч.).
 16  M.  Mallet,  ук.  соч.,  стр.  211.
 237

логам,  поскольку  последние  составляли  большую  часть  этих
сумм.
 Главные  доходные  статьи  бюджета  составлялись  из  поступле¬
ний  от  прямых  налогов:  тальи,  добавки  к  ней  (grande  crue)  и
присоединенного  к  талье  сбора  на  содержание  гарнизонов  —
тальона,  а  также  от  косвенных  налогов:  габели  (соляного  налога),
эд  (налогов  на  вино  и  другие  съестные  припасы)  и  т.  п.  Все  они
ложились  преимущественно  на  народ.  Талья  уже  давно  стала-
почти  целиком  крестьянским  налогом,  косвенные  сборы  в  своей
массе  уплачивались  крестьянами  и  городским  населением.  За  весь
период  времени,  истекший  с  момента  смерти  Генриха  IV  в  1610  г.у
правительство  остерегалось  повышать  налоги,  правильно  считая,  что
народ  переобременен  ими  свыше  всякой  меры.  Вспыхнувшие  в  не¬
которых  местах  в  1624—1625  гг.  восстания  еще  более  укрепили
эту  политику  вынужденной  осторожности.
 Дворянство  всех  рангов,  как  родовитое,  так  и  новое17  (т.  е.
буржуазное  по  своему  происхождению),  платило  прямой  налог
лишь  в  Лангедоке  и  Провансе,  имевших  статус  «реальной  тальи»,
по  которому  талья  уплачивалась  с  недворянской  (ротюрной)
земли  независимо  от  сословной  принадлежности  землевладельца.
В  других  областях,  т.  е.  на  большей  части  территории  Франции,
дворяне  не  платили  тальи  и  некоторых  косвенных  налогов.
 Духовенство  отдавало  государству  часть  своей  земельной
ренты  (т.  е.  прямого  налога)  в  форме  ежегодного  «дара»  (don),
вотировавшегося  на  собраниях  духовенства.18
 Немалую  часть  своих  доходов  отдавало  и  чиновничество,  глав¬
ным  образом  в  форме  принудительных  займов,  связанных  с  упла¬
той  полетты  (эти  доходы  назывались  «случайными»  —  parties
casuelles).19  В  создании  новых  должностей  правительство  прояв¬
ляло  в  ту  пору  известную  осторожность  и  учреждало  преимуще¬
ственно  мелкие  должности  в  провинциях.  Доходы  от  них  вместе
с  займами  у  откупщиков  и  финансистов  назывались  «экстраорди¬
нарными  доходами»  (deniers  extraordinaires).
 Значительное  место  в  бюджете  занимали  внутренние  и  внеш¬
ние  таможенные  пошлины  и  сборы.
 Последними  по  занимаемому  в  доходах  месту,  но  первыми
в  историческом  плане  являлись  поступления  с  королевского
домена.  Они  составлялись  из  многих  статей.  Главными  были:
1)  доходы  с  коронных  фьефов  и  цензив,  поступавшие  королю  как
феодальному  сеньору,  2)  сборы  с  весьма  многочисленных  доме-
ниальных  чиновников  (главным  образом  сборщиков  тальи  в  сель¬
 17  Напомним,  что  все  высшее  чиновничество  и  значительная  часть  сред¬
него  входило  в  ту  пору  в  состав  нового  дворянства.
 18  См.  ниже,  стр.  302.
 19  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в.  (1610—1620).  Л.к
1939,  стр.  63—68;  см.  также  стр.  242  настоящей  работы.
 238

ских  приходах  на  территории  домена),  3)  масса  разнообразных
феодальных  сборов  (судебных,  канцелярских  и  т.  д.)  и  местных
пошлин,  4)  доходы  от  эксплуатации  государственных  лесов.
 Когда-то,  в  XIII  в.,  доходы  от  домена  составляли  львиную
долю  бюджета  формировавшегося  централизованного  государства.
Но  уже  с  конца  XIII  в.  их  удельный  вес  начал  падать,  ибо,  во-
первых,  возрастали  не  они,  а  государственные  налоги,  и,  во-вторых,
начался  залог  коронных  имуществ.  В  принципе  домен  был  неот¬
чуждаемым  государственным  достоянием,  но  на  практике  широко
распространился  «временный»  его  залог  с  правом  принудитель¬
ного  выкупа,  являвшийся  по  сути  дела  бессрочным  государствен¬
ным  займом.
 Поступления  от  фьефов  и  цензив  домена,  равно  как  и  разно¬
образные  сборы,  были  заложены  и  перезаложены.  Должности
были  проданы  и  перешли  в  собственность  мелких  чиновников.  По
этим  залогам  также  уплачивались  значительные  проценты  госу¬
дарственным  кредиторам  —  владельцам  доходов  с  домена,  которые
на  деле  за  давностью  владения  чувствовали  себя  полными  собст¬
венниками  и  ревниво  охраняли  свои  приобретения.
 В  начале  XVII  в.  поступавшие  в  казну  доходы  от  домена  были
невелики.  Однако  это  не  значит,  что  они  сами  по  себе  были  не¬
значительными,  —  они  стали  таковыми  в  результате  многочислен¬
ных  залогов.  В  периоды  тяжелого  финансового  положения  к  за¬
логу  различных  поступлений  с  домена  прибегали  особенно  охотно,
так  как  практически  это  была  наиболее  простая  и  в  то  же  время
прибыльная  операция.  В  1620-х  годах  считалось,  что  за  14  лет
после  смерти  Генриха  IV  она  дала  казне  не  менее  200  млн  лив¬
ров.20  Эта  цифра,  возможно,  неточна,  но  самый  факт  постоянного
извлечения  доходов  из  домена  не  путем  его  эксплуатации,  а  путем
залога  бесспорен.  С  другой  стороны,  при  более  благоприятных
обстоятельствах  всегда  вставал  вопрос  о  выкупе  заложенных  до-
мениальных  доходов.21
 Для  целей  настоящей  работы  достаточно  привести  суммарные
цифры  доходов  по  следующим  статьям  (см.  табл.  1):  прямые
налоги,22  косвенные  налоги,23  продажа  леса,24  доходы  от  parties
 20  L.  d  и  С  г  о  t,  ук.  соч.,  стр.  39.
 21  См.  ниже,  стр.  303,  306.
 22  Напомним,  что,  поскольку  в  суммах  «даров»,  поступавших  от  pays  d’etats,
мы  не  можем  отделить  прямые  налоги  от  косвенных,  следует  учитывать,  что
в  суммах  прямых  налогов  есть  и  некоторая  (впрочем,  незначительная)  часть  на¬
логов  косвенных.
 23  В  них  включены  также  и  таможенные  пошлины  (т.  е.  особая  форма  кос¬
венного  обложения),  а  кроме  того,  некоторые  поступления  от  домена,  чисто
феодальные  по  своему  характеру  (например,  пеажи).
 24  Во  всех  сводных  таблицах  эта  статья  выделена  особо  (речь  идет  о  про¬
даже  самого  леса,  а  не  лесных  площадей).  Это  едва  ли  не  единственная  форма
реального  и  прямого  использования  королевского  домена.
 239

casuelles,25  экстраординарные  доходы.26  Расходы  мы  сводим  в  сле¬
дующие  группы  (см.  табл.  2):  двор,27  армия,28  пенсии  дворянам,
 2Q
 долги  иностранным  государям,  мосты  и  дороги,  экстраординар¬
но
 ные  расходы.
 Для  цифрового  анализа  и  сопоставления  отдельных  годов31
возьмем  бюджеты  за  1607,  1620  и  1622  гг.  Бюджет  1607  г.  был
последним  в  первой  половине  XVII  в.  бюджетом  «мирного  вре¬
мени».32  Долгое  время  (чуть  ли  не  до  Кольбера)  он  служил  образ¬
цом,  достойным  подражания.33  Бюджеты  1620  и  1622  гг.  инте¬
ресны  тем,  что  дают  картину  финансов  на  переломе  от  периода
гражданской  войны  1614—1620  гг.  к  периоду  войн  с  гугенотами
и  «скрытой  войны»  с  Габсбургами.  Бюджет  1622  г.  важен  еще  и
тем,  что  назначение  Лавьевиля  сюринтендантом  было  вызвано
критически^  состоянием  финансов  имено  в  этом  году.
 При  анализе  этих  бюджетов  остановимся  на  важнейших,  по
нашему  мнению,  моментах.
 Бросается  в  глаза  стабильное  состояние  суммы  прямых  нало¬
гов:  на  протяжении  1607—1620  гг.34  она  почти  не  менялась.  Ее
уменьшение  в  1622  г.  на  1.5  млн  ливров  было  вызвано  громад-
 25  Т.  е.  от  полетты  и  принудительных  займов  с  чиновников.
 26  Продажа  новых  должностей,  выпуск  рент,  внутренние  займы.
 27  В  эту  статью  включены  расходы  не  только  на  содержание  двора  как  та¬
кового,  но  и  правительственные  расходы  на  дипломатический  корпус,  Королев¬
ский  Совет  и  т.  п.
 28  Расходы  на  армию  подразделялись  на  следующие  статьи:  содержание
армии,  гвардии,  гарнизонов,  а  также  расходы  на  флот,  артиллерию  и  кре¬
пости.
 29  Эти  долги  были  сделаны  французским  правительством  во  время  граж¬
данских  войн  XVI  в.  Выплаты  процентов  и  сумм  по  долговым  обязательствам
Англии,  Голландии,  Швейцарии,  Тосканы,  Лотарингии  и  т.  д.  были  особенно
крупными  при  Генрихе  IV  и  в  1610-х  годах.  В  дальнейшем  выплачивались
долги  главным  образом  Швейцарии.
 30  Это  самая  нерасчлененная  статья  расходов  и  вместе  с  тем  самая  крупная.
В  ту  пору  в  нее  входили  различные  не  подлежавшие  учету  и  контролю  выплаты
наличными  деньгами  по  «делам  государственного  характера»,  оплата  процентов
по  внутренним  займам  и  т.  п.
 31  Все  нижеследующие  цифры  взяты  из  таблиц  Малле  с  округлением  до
сотен  ливров.
 32  В  1608—1610  гг.  налоги  были  уже  повышены  в  связи  с  предполага¬
вшейся  войной  с  Габсбургами.  В  1610—1620  гг.  на  бюджете  сильно  сказалась
гражданская  война.  Бюджет  1607  г.  известен  довольно  хорошо  (см.:  J.  Н.  М  а-
r  i  ё  j  о  1.  Henri  IV  et  Louis  XIII.  В  кн.:  Histoire  de  France  p.p.  E.  Lavisse,
t.  6/2,  Paris,  1908,  стр.  63,  64).  Распределение  сумм  по  статьям  там  несколько
иное,  чем  у  Малле,  но  итоговые  суммы  почти  полностью  сходятся.
 33  Иногда  (см.  ниже,  стр.  317)  таким  же  образцом  служил  и  бюджет  1608  г.,
хотя  он  несколько  превышает  бюджет  1607  г.  Финансовая  история  правления
Генриха  IV  будет,  надо  надеяться,  вскоре  исследована,  так  как  в  1953  г.
бумаги  Сюлли  поступили  наконец  после  многих  злоключений  в  Национальный
Архив  Франции  (Les  papiers  de  Sully  aux  Archives  Nationales.  Inventaire  par
R.  H.  Bautier  et  A.  Vallee-Karcher.  Paris,  1959).
 34  To  же  обстоятельство  характерно  и  для  всего  десятилетия  1620-х  годов.
 240

иыми  недоимками  (non-valeurs),  а  не  снижением  как  таковым.35
Зато  косвенные  налоги  по  сравнению  с  1607  г.,  когда  они  состав¬
ляли  лишь  половину  суммы  прямых  налогов,  увеличились  на
2.5  млн  и  приблизились  к  сумме  прямых  налогов.
 ТАБЛИЦА  1
Доходы  (в  ливрах)
 Статьи  доходов
 1607
 1620
 1622
 Прямые  налоги  ....
Косвенные  налоги  .  .  .
 Продажа  леса
 «Случайные»  доходы
Экстраординарные  до¬
ходы
 11  306  200
5  589  700
447  900
1  842  600
 10  656  400
 11  446  500
7  013  300
415  600
13  267  600
 6  812  500
 9  872  500
8  145  600
447  900
20  052  100
 11415  500
 Всего  ....
 Рас?
 29  842  800
 ТАБЛИЦА  S
[ОДЫ  (в  Л  И  I
 38  955  500
 >
 j  р  а  х)
 49  933  600
 Статьи  расходов
 1607
 1620
 1622
 Двор
 Армия
 Пенсии
 Долги  иностранным  го¬
сударям
 Дороги  и  мосты  ....
Экстраординарные  рас¬
ходы
 4  047  700
4  370  700
2  010  600
 3  123  700
842  200
 15  551  200
 8  142  200
13  428  400
5  422  700
 821800
153  900
 8  758  500
 6  273100
22  678  400
4  214  800
 409  400
120  300
 15  601  000
 Всего  ....
 29  946  100
 36  727  500
 49  297  000
 Экстраординарные  доходы  (т.  е.  внутренние  займы  в  форме
рент  и  продажи  новых  должностей)  значительно  сократились
в  1620  и  снова  возросли  в  1622  г.  Основная  причина  заключа¬
лась  в  том,  что  во  втором  десятилетии  новые  ренты  нё  выпуска¬
лись,  новые  же  должности  создавались  в  умеренном  числе,  но
в  1622  г.  правительство  снова  прибегнуло  к  этой  мере.
 35  По  этой  же  причине  в  1627  г.  талья  и  официально  была  снижена  (см.
ниже,  стр.  318).
 16  А.  Д.  Люблинская 	241

Колоссальный  рост  приходится  на  долю  «случайных»  доходов*
главным  образом  от  полетты  и  принудительных  займов  с  чинов¬
ничества.36  По  сравнению  с  1607  г.  они  возросли  в  1620  г.  более
чем  в  7  раз,  а  в  1622  г.  —  более  чем  в  11  раз,  составив  сумму
в  20  млн  ливров,  т.  е.  40%  всех  доходов.  По  одной  этой  статье
правительство  получило  в  1622  г.  2/з  суммы  всех  доходов  1607  г.
 В  целом  доходы  возросли  в  1620  г.  по  сравнению  с  1607  г.
на  9  млн  ливров  (27%),  а  в  1622  г.  —  на  20  млн  (66%),  причем
это  значительное  увеличение  было  достигнуто  в  первую  очередь
за  счет  обложения  чиновничества,  а  затем  за  счет  роста  косвен¬
ных  налогов.
 Анализ  расходной  части  бюджета  1622  г.  показывает,  куда
ушли  деньги,  полученные  в  итоге  этих  дополнительных  обложений.
Они  были  истрачены  на  войну,  на  экспедиции  против  гугенотов.
Расходы  на  армию  поглотили  более  22  млн  ливров,37  составив
немногим  менее  половины  всех  расходов,  в  то  время  как  в  «мир¬
ном»  1607  г.  на  их  долю  приходилось  всего  14%  и  они  лишь-
немногим  превышали  расходы  на  содержание  двора  и  централь¬
ного  аппарата.  В  1622  г.  двор  и  аппарат  стоили  в  полтора  раза
дороже,  чем  в  1607  г.38  Пенсии  знати  и  дворянству  возросли
вдвое,  но  по  сравнению  с  годами  регентства  Марии  Медичи  и
гражданских  войн  1614—1620  гг.  (в  среднем  они  составляли
тогда  4.5—5.5  млн  ливров  в  год)  они  несколько  сократились.39'
 Характерно,  что  экстраординарные  расходы  достигали
в  1622  г.  того  же  уровня,  что  и  в  1607  г.,  в  то  время  как  в  1620  г.
они  упали  наполовину.  Это  объясняется  тем,  что  при  Генрихе  IV
были  выкуплены  многие  невыгодные  для  государства  ренты,  на
что  ушли  значительные  суммы.  Уплата  процентов  по  займам  была
в  1620  г.  сравнительно  невысока  (разумеется,  лишь  сравнительно
с  теми  огромными  суммами,  которые  тратились  на  это  впослед¬
ствии,  в  1630-х  годах  —  50—60  млн  ливров),  но  в  1622  г.  резко
увеличилась,  поскольку  резко  возросли  сами  займы.
 Надо  также  отметить,  что  сбалансирование  бюджета  в  1622  г.
является  фиктивным,  так  как  в  статье  экстраординарных  доходов
скрыты  авансы,  взятые  у  откупщиков  в  счет  поступлений  денег
по  откупам  в  следующем,  т.  е.  1623  г.
 36  При  этом  надо  помнить,  что  блага  полетты  (т.  е.  гарантированная  на¬
следственность  и  продажность  должностей)  предоставлялись  после  1620  г.
лишь  при  условии  уплаты  этих  принудительных  займов  (см.  стр.  193).
 37  Из  этих  22  млн  3.3  млн  были  потрачены  на  артиллерию,  почти  столь¬
ко  же,  сколько  в  1633—1636  гг.,  т.  е.  в  первые  годы  открытой  войны  с  Габс¬
бургами.
 38  В  1607  г.  придворные  штаты  были  лишь  у  короля  и  королевы,  так  как
дети  были  малы.  В  1622  г.  имелись  также  штаты  королевы-матери  (Марии
Медичи)  и  Гастона  Орлеанского.
 39  Эта  тенденция  к  уменьшению  пенсий  сохранилась  в  течение  всего  прав¬
ления  Людовика  XIII;  их  сумма  колебалась  от  2.3  до  3  млн  ливров  в  год.
 242

Общий  вывод  из  анализа  бюджета  1622  г.  ясен:  бюджет  был
напряжен  до  крайности.  Два  года  войны  с  гугенотами  стоили
огромных  денег.  На  две  кампании  (в  1621  и  в  1622  г.)  ушло
почти  42  млн  ливров,  т.  е.  сумма,  превысившая  весь  годовой  госу¬
дарственный  доход  в  1620  г.  Общая  сумма  взимаемых  налогов
в  1622  г.  не  повысилась,  так  как  увеличение  косвенных  налогов
почти  покрыло  недоимки  по  прямому  налогу  (талье).  Для  ведения
войны  правительство  прибегло  к  займам,  достигшим  также
огромных  размеров,  причем  часть  из  них  (краткосрочные  займы)
была  получена  с  условием  уплаты  из  ближайших  поступлений
в  следующем  году,  т.  е.  в  1623-м.  Войну,  следовательно,  финан¬
сировали  государственные  кредиторы;  обычных  доходов  для
этого  явно  не  хватало.
 *  *  *
 Задача  исследования  системы  кредитования  правительства
представляет  значительные  трудности  ввиду  скудости  имеюще¬
гося  в  нашем  распоряжении  материала.  В  литературе  эта  тема
разработана  очень  мало.40  Публицистика,  трактаты  и  мемуары
содержат  об  откупщиках  и  финансовых  чиновниках  сведения
лишь  общего  порядка,  а  огромный  архивный  материал,  конкретно
обрисовывающий  их  деятельность  (главным  образом  постанов¬
ления  Королевского  Совета)  в  исследуемый  период,  не  опубли¬
кован  и  еще  очень  мало  использован.
 Прежде  чем  приступить  к  рассмотрению  этого  вопроса,  необ¬
ходимо  подчеркнуть  одно  важное  обстоятельство.  Речь  пойдет
исключительно  об  организации  государственного  национального
(если  можно  так  выразиться)  кредита.  К  1620-м  годам  француз¬
ское  правительство  почти  начисто  отказалось  от  заключения
займов  за  границей.  Это  было  вызвано  двумя  причинами:  воз¬
росшим  богатством  французских  откупщиков  и  отсутствием  в  ту
пору  возможности  для  французского  правительства  получить
займы  от  заграничных  банков.
 История  государственного  кредита  во  Франции  сводится
вкратце  к  следующему.
 В  XIV  в.  французскую  корону  —  точнее,  войны  французского
правительства  —  кредитовали  главным  образом  североитальян¬
ские  банковские  компании,  причем  некоторые  их  представители
проживали  во  Франции  и  брали  на  откуп  взимание  косвенных
 40  Можно  сослаться  лишь  на  статью  Гёмана,  где  на  основе  архивных  ма-
териалов  прослежена  финансовая  деятельность  Антуана  Фейдо,  одного  из  круп¬
нейших  откупщиков  изучаемого  периода,  и  даны  некоторые  сведения  об  отку¬
пах  в  целом  (P.  Н  е  и  ш  a  n  n.  Un  traitant  sous  Louis  XIII:  Antoine  Feydeau,
В  кн.:  Etudes  sur  1’histoire  administrative  et  sociale  de  1’Ancien  Regime  publ.  sous
la  direction  de  G.  Pages.  Paris,  1938).
 16* 	Ш

налогов.  В  XV  в.  с  ними  начали  успешно  конкурировать  фран¬
цузские  купцы  и  откупщики,  нажившие  большие  богатства
в  левантийской  торговле  и  на  откупах.  Самым  знаменитым  из  них
(но  отнюдь  не  единственным)  был  Жак  Кёр.  Однако  полностью
взять  кредит  в  свои  руки  они  в  ту  пору  не  смогли:  итальянцы,
а  затем  (с  конца  XV  в.)  и  немцы  были  значительно  богаче  их.
 В  течение  всего  длительного  периода  Итальянских  войн
(1494—1559  гг.)  французские  короли  занимали  деньги  в  Лионе
(бывшем  тогда  одним  из  главных  банковских  центров),  ибо  Лион
находился  на  французской  территории,  в  то  время  как  крупней¬
ший  денежный  рынок  —  антверпенский  был  для  Франции  недо¬
ступен  по  политическим  причинам:  имперские  банкиры  (т.  е.  ни¬
дерландские,  испанские  и  некоторые  немецкие)  финансировали
Карла  V.  Однако  и  во  французском  Лионе  главными  кредиторами
французского  правительства  были  проживавшие  в  Лионе  италь¬
янские  и  немецкие  купцы-банкиры  (Строцци,  Гаданьи,  Сардини,
Альбицци,  Клебергеры,  Вельзеры,  Тухеры,  Обрехты,  Минкели  и
другие),  французские  же  занимали  второстепенное  место.41
 Во  второй  половине  XVI  в.  положение  начало  меняться
в  пользу  французов.  Их  итальянские  и  немецкие  конкуренты
испытали  на  себе  все  тяжелые  последствия  экономического  и  поли¬
тического  упадка  Италии  и  Германии.  К  тому  же  ожесточенная
борьба  в  Лионе  между  католиками  и  гугенотами,  французами  и
иностранцами  разоряла  город  и  лишала  его  прежнего  положе¬
ния.  Многие  итальянские  и  немецкие  банкиры  обанкротились,
бежали  или  были  изгнаны.  Уцелевшие  предпочли  натурализо¬
ваться  во  Франции,  но  богатство  их  уже  не  могло  сравниться
с  прежним.
 Эти  обстоятельства,  губившие  конкурентов  французских  куп¬
цов  и  откупщиков,  были  для  последних  очень  выгодны.  Кроме
того,  хотя  в  качестве  купцов  они  также  страдали  от  экономиче¬
ской  разрухи  периода  гражданских  войн,  зато  в  качестве  откуп¬
щиков  они  безусловно  выигрывали.  Не  имея  прежних  возмож¬
ностей  пользоваться  заграничным  кредитом,  французское  прави¬
тельство  принялось  в  невиданных  ранее  масштабах  выпускать
государственные  ренты  и  продавать  новые  должности.  Внутренний
государственный  долг  рос  с  необыкновенной  быстротой  и  при
Генрихе  III  во  много  раз  превосходил  годовой  бюджет.  Этот
государственный  кредит  уже  целиком  находился  в  руках  фран¬
цузов.
 В  начале  своего  правления  Генрих  IV,  не  будучи  еще  факти¬
чески  французским  королем,  не  мог  прибегнуть  к  этим  же  мерам
 41  G.  Zeller.  Deux  capitalistes  strassbourgeois  aux  XVI  s.  Etudes  d’histoire
moderne  et  contemporaine,  t.  I.  Paris,  1947;  D.  G  i  о  f  f  r  e.  Genes  et  les  foires  de
change.  De  Lyon  a  Besangon,  Paris,  1960.
 244

и  был  вынужден  занимать  деньги  в  Венеции,  Флоренции,  Мантуе
и  т.  д.  Но  это  были  трудные  и  невыгодные  с  финансовой  стороны
операции;  осуществление  их  требовало  к  тому  же  длительных
переговоров.  Поэтому  после  своего  утверждения  на  троне  он
больше  к  ним  не  прибегал,  и  за  французскими  откупщиками  за¬
крепилась  настоящая  монополия  на  государственный  кредит.
 В  первые  годы  XVII  в.  завершился  и  другой  процесс  —
отрыв  французских  откупщиков  от  торгово-промышленной  дея¬
тельности  и  полное  их  сращивание  с  государственным  финансо¬
вым  аппаратом.  Обе  стороны  процесса  чрезвычайно  сущест¬
венны.
 В  1604  г.  Сюлли  реорганизовал  систему  откупа  косвенных  на¬
логов  (эд).  До  той  поры  они  собирались  на  местах  мелкими  от¬
купщиками,  главным  образом  чиновниками  финансового  аппа¬
рата—  элю,  многие  из  которых  занимались  также  торговлей.
В  качестве  купцов  они  были  заинтересованы  в  уменьшении  по¬
ступлений  эд  в  казну,  поскольку  косвенными  налогами  облагалась
именно  торговля.  Борьба  сюринтенданта  с  их  мошенничествами
была  безуспешной,  и  поэтому  Сюлли  объединил  все  эти  откупа
в  один  крупный,  отдав  его  парижскому  финансисту  Муассе,  кото¬
рый  имел  другую  цель,  а  именно  выжимание  максимальных  доходов
от  своего  откупа.  Поэтому  как  он  сам,  так  и  его  суботкупщики
(теперь  уже  не  купцы)  ревностно  преследовали  все  злоупотреб¬
ления  при  взимании  косвенных  налогов.  Смысл  реформы  (помимо
возможности  более  действенного  контроля  над  откупщиком)
заключался  в  том,  что  сумма  откупа  резко  подскочила  и  продол¬
жала  увеличиваться.  Если  в  1604  г.  она  достигала  полумиллиона
ливров,  то  за  двадцать  лет,  к  1624  г.,  утроилась,  причем  с  госу¬
дарства  были  сняты  все  расходы  по  содержанию  многочисленных
сборщиков.  Словом,  система  крупных  откупов  оказалась  для
казны  очень  выгодной;  по  этому  образцу  были  вскоре  укрупнены
и  откупа  на  соль  (габель).42
 Реформа,  проведенная  Сюлли,  оказала  важное  воздействие  на
характер  деятельности  всех  откупщиков;  вынужденные  отказаться
от  торговой  деятельности,  они  сосредоточили  все  внимание  на  фи¬
нансовых  операциях.  Финансовая  деятельность  стала  для  денеж¬
ных  людей  всех  рангов  единственной  сферой.  Все  их  капиталы
складывались  и  применялись  вне  чисто  буржуазной  активности,
исключительно  в  области  сбора  налогов  и  государственного  кре¬
дита.  Благодаря  этому  они  росли  во  многих  случаях  со  сказочной
быстротой;  в  течение  10—15  лет  наиболее  удачливые  —  и,  ко¬
нечно,  вороватые  —  дельцы  наживали  огромные  состояния,  стано¬
 42  В  уже  упоминавшемся  трактате  Дюкро  подробно  описана  система  от¬
купов  на  эд  и  габель,  причем  данные  сходятся  с  другими  источниками  (L.  d  и
С  г  о  t,  ук.  соч.,  стр.  64  и  сл.).
 245

вясь  притчей  во  языцех  и  своим  роскошным  образом  жизни
вызывая  всеобщее  негодование.
 Сращивание  откупщиков  с  финансовым  государственным  аппа¬
ратом  было  явлением,  в  тех  условиях  совершенно  неизбежным.
Откупщик  как  таковой  не  мог  быть  для  финансового  аппарата
лицом  посторонним.  Беря  на  откуп  косвенные  налоги,  взимая  их
с  помощью  своего  персонала,  а  также  частично  оплачивая  этими
деньгами  местные  расходы,43  он  тем  самым  на  определенный
срок  входил  в  систему  налогового  государственного  аппарата.
Кроме  того,  продажность  должностей  делала  для  него  доступным
любое  место  в  финансовом  аппарате  —  должность  казначея,  сбор¬
щика,  контролера  и  т.  д.  Поскольку  эти  должности  были  чрезвы¬
чайно  дороги  (по  цене  с  ними  могли  сравниться  лишь  высшие
административно-судебные  должности),  то  доступны  они  были
лишь  самым  денежным  людям,  т.  е.  тем  же  откупщикам.
 Благодаря  этим  обстоятельствам,  французское  правительство
получало  кредит  не  от  банкиров,  независимых  от  него  в  той  или
иной  степени,  и  не  от  торгово-промышленных  компаний,  но  от
своего  же  собственного  финансового  аппарата.  Говоря  о  том,  что
«эти  пиявки  сосут  королевские  деньги  и  ими  же  ссужают  короля
за  огромные  проценты»  (эта  фраза  была  в  ту  пору  ходячей),
современники  обнаруживали  точное  понимание  существа  дела.
Нельзя,  однако,  забывать,  что  именно  данное,  на  первый  взгляд,
парадоксальное  положение  развязывало  правительству  руки
в  отношении  своих  кредиторов.  При  наличии  благоприятной
обстановки,  т.  е.  при  отсутствии  категорической  необходимости
в  обширном  и  срочном  кредите,  оно  применяло  к  ним  такие  меры,
как  судебное  преследование,  конфискацию  имущества  и  т.  д.,
которые  в  XVII  в.  были  уже  невозможны  по  отношению  к  креди¬
торам  заграничным  и  вообще  сколько  бы  то  ни  было  независимым.
Правда,  дело,  как  правило,  ограничивалось  лишь  угрозой  рассле¬
дования  деятельности  кредиторов  —  финансовых  чиновников,  ибо
последние  спешили  уплатить  несколько  миллионов  ливров  в  каче¬
стве  «отступного»,  и  на  этом  все  заканчивалось.  Такого  рода
взносы  были  для  правительства  выгоднее,  чем  действительное
расследование  или  конфискация,  так  как  применение  насильст¬
венных  мер  грозило  подрывом  кредита.  Поэтому  выжать  из
«пиявок-откупщиков»  значительную  сумму  было  для  правитель¬
ства  много  проще,  чем  заставить  их  дать  заем:  все  же  откупщики
обладали  в  последнем  случае  какой-то  свободной  волей.
 Во  всем  этом  сказывалась  неизжитая  еще  (по  нашему  мне¬
нию)  феодальная  природа  государственного  кредита  во  Франции.
 Перейдем  теперь  к  рассмотрению  механизма  откупов  и  госу¬
дарственных  займов,  а  также  тех  сторон  функционирования
 43  См.  ниже,  стр.  250.
 246

•финансового  аппарата,  которые  были  связаны  с  откупами  и  зай-
 44
 мами.
 Выше  было  сказано  о  том,  что  взимание  всех  косвенных  на¬
логов,  таможенных  пошлин  и  домениальных  доходов  сдавалось  на
откуп.  Совершалось  это  на  публичных  торгах.  Исходная  сумма  от¬
купа  определялась  финансовым  ведомством,  обычно  самим
сюринтендантом  финансов  на  основе  имевшихся  сведений,  зача¬
стую  полученных  в  результате  специального  обследования.
Об  этой  сумме  и  о  дне  торгов  сообщалось  согласно  давно  уже
заведенному  порядку  —  в  определенных  местах  вывешивались
объявления.  Все  желавшие  принять  участие  в  торгах  обязаны
были  представить  поручительства  в  своей  платежеспособности  со
стороны  достаточно  известных  и  кредитоспособных  лиц:  других
откупщиков,  чиновников  финансового  ведомства,  богатых  купцов.
Откуп  присуждался  тому,  кто  последним  предложил  наибольшую
сумму,  «пока  горела  свеча»,  т.  е.  в  течение  определенного  срока.
Затем  составлялся  договор  (traite  de  ferme,  parti  —  отсюда  тер¬
мины  fermier,  traitant,  partisan  для  обозначения  откупщика),  в  ко¬
тором  окончательно  определялся  срок  откупа  (обычно  6—9  лет),
юбщая  сумма  и  порядок  ее  выплаты.  Договор  утверждался  Коро¬
левским  Советом,  вносился  в  его  регистры  и  в  регистры  Счетной
палаты  и  Палаты  косвенных  сборов.  Лишь  после  этого  откупщик,
сделавшись  лицом,  ответственным  за  выполнение  договора,  мог
приступать  к  его  выполнению.
 Таков  был  законный  порядок.  Однако  жизнь  вносила  в  него
множество  поправок.
 Во-первых,  для  того  чтобы  взимание  налогов  не  прерывалось,
новые  договора  заключались  и  оформлялись  задолго  (за
1—2  года)  до  истечения  предыдущих.  Подготовка  к  заключению
новых  договоров  проходила,  как  правило,  в  обстановке  ожесто¬
ченной  конкуренции  между  откупщиками.
 Во-вторых,  эта  конкуренция  имела  следствием  и  то,  что  пра¬
вительство  могло  в  любой  момент  расторгнуть  с  откупщиком  дей¬
ствовавший  договор.  Достаточно  было  другому  лицу  предложить
сумму,  превосходившую  обозначенную  в  договоре,  представить
должное  поручительство  и  т.  п.,  как  назначались  новые  торги
с  новой,  т.  е.  повышенной,  исходной  суммой  откупа.  Следовательно,
откупщику  отнюдь  не  было  гарантировано  беспрепятственное
исполнение  договора  в  течение  всего  указанного  в  нем  срока.  Не
была  гарантирована  и  постоянная  величина  указанной  в  договоре
суммы  откупа,  так  как  при  наличии  новых  предложений  откупщик
 44  Материалом  для  этого  послужили  упоминавшиеся  выше  работы  Гёмана,
Малле  и  Дюкро,  а  также  постановления  Королевского  Совета  за  1616  и  1622  гг.
(микрофильмы  с  рукописей  Национальной  Библиотеки  в  Париже,  имеющиеся
в  отделе  рукописей  Государственной  Публичной  библиотеки  им.  Салтыкова-
Щедрина).
 247

часто  соглашался  уплачивать  большую  сумму,  лишь  бы  не  допу¬
стить  расторжения  договора  и  назначения  новых  торгов.
 С  другой  стороны,  сами  откупщики  могли  обратиться  в  Коро¬
левский  Совет  с  просьбой  (requete)  о  скидке  (rabais)  с  суммы
откупа  в  случае  сокращения  поступлений  косвенных  налогов,  пош¬
лин  и  т.  д.  в  результате  стихийных  бедствий  или  политической
анархии  (во  время  гражданских  войн  войска  знати  грабили  на  до¬
рогах  и  в  захваченных  городах  кассы  всех  королевских  сборщиков
и  откупщиков).  Предоставление  таких  скидок  было  делом  обыч¬
ным,  и  далеко  не  всегда  мотивировка  необходимости  скидки  соот¬
ветствовала  действительности.
 В  силу  всех  этих  причин  договора  по  откупам  очень  часто
прерывались,  передавались  другим  лицам;  их  сроки  и  суммы
изменялись.
 Далее,  подписывавший  договор  откупщик  лишь  номинально  по¬
лучал  весь  откуп.  Фактически  он  становился  главным  управляю¬
щим,  ибо  немедленно  после  оформления  документа  он  передавал
откуп  по  частям  нескольким  суботкупщикам  (sous-traitants),  а  те
в  свою  очередь  —  своим  суботкупщикам  и  т.  д.  вплоть  до  третьей
и  четвертой  «степени».  Иными  словами,  главный  откупщик  воз¬
главлял  целую  группу  из  нескольких  десятков  человек,  рассеян¬
ных  часто  по  всей  стране.  Именно  они  реально  взимали  налоги,
пошлины  и  т.  п.;  он  же  был  занят  преимущественно  надзором  за
соблюдением  интересов  своих  и  всей  группы,  равно  как  и  отстаи¬
ванием  своих  прав  в  Королевском  Совете,  главном  казначействе
(Epargne)  и  т.  д.  Суботкупщики  всех  рангов  пересылали  ему
следуемые  по  их  суботкупам  суммы,  и  он  сдавал  деньги  в  казна¬
чейство  самолично,  ибо  в  сношениях  с  финансовым  ведомством
единственным  официальным  и  ответственным  лицом  являлся
подписавший  договор  главный  откупщик.  Его  отношения  с  субот¬
купщиками  были  его  частным  делом,  и  все  возникавшие  денежные
и  иные  конфликты  подлежали  обычному  суду.
 Подобное  положение  вещей  сложилось  постепенно.  Еще
в  XVI  в.  откупа  были,  как  правило,  невелики  по  размеру  сумм,
а  их  действие  распространялось  на  небольшие  территории.  Сюлли
произвел  укрупнение  откупов,  объединив  многие  из  них.  В  резуль¬
тате  он  значительно  облегчил  себе  свою  работу  сюринтенданта
финансов,  так  как  имел  дело  со  сравнительно  ограниченным  чис¬
лом  откупщиков.  Однако  реального  укрупнения,  т.  е.  ликвидации
всех  или  большинства  суботкупщиков,  добиться  было  в  тех  усло¬
виях  невозможно:  страна  была  достаточно  велика,  средства  тран¬
спорта  и  связи  далеко  несовершенны,  полная  централизация
финансовой  отчетности  неосуществима  и  т.  д.  Главная  же  причина
заключалась  в  распыленности  денежных  состояний.  Большие
суммы  откупов,  достигавшие  многих  миллионов  ливров,  состав¬
лялись  из  множества  мелких  сумм.  Крупные  денежные  капиталы
 248

тогдашних  финансовых  «воротил»  не  были  целиком  их  личными
капиталами.  В  системе  откупов  действовал  не  столько  индивиду¬
альный  капитал  отдельных  богатеев,  сколько  совокупный  капитал
многих  лиц,  чьи  состояния  были  далеко  не  одинаковы  по  раз¬
мерам.
 Самыми  крупными  откупами  в  изучаемый  период  —  но  не
забудем,  что  все  они  были  построены  по  той  же  системе  субот¬
купов!—  были  следующие:  соляной  налог  в  основной  (т.  е.  север¬
ной  и  центральной)  части  Франции  (gabelles  de  France),  он  же
в  окраинных  провинциях,45  имевших  значительные  льготы  (gabel¬
les  de  Languedoc  и  т.  п.),  налоги  на  вино  и  другое  продовольствие
(aides  de  France),  так  называемые  «пять  больших  откупов»  на
внутренние  таможенные  пошлины  (cinq  grosses  fermes)  и  городские
сборы  в  Париже  и  Руане.
 Управление  крупными  откупами  не  было  единообразным.  В  от¬
купе  габели  преобладала  деятельность  назначаемых  главным  от¬
купщиком  приказчиков  (commis),  а  также  начальников  охранных
отрядов  (capitaines  des  archers)  и  стражей  (gardes),  охранявших
соляные  склады  (greniers  a  sel).  На  главном  откупщике  лежала
также  обязанность  скупать  соль  (напомним,  что  в  северной  части
Франции  соль  была  изъята  из  свободной  торговли)  и  снабжать
ею  все  соляные  склады,  ключи  от  которых  находились  у  приказ¬
чиков,  продававших  ее  по  установленной  правительством  цене  и
в  принудительном  количестве.  Если  учесть  большой  размах
торговли  таким  нужнейшим  продуктом,  как  соль,  станут  ясными
и  масштабы  административной  и  торговой  деятельности  главного
откупщика  габели.
 Вино  и  все  прочие  продукты  питания  продавались  свободно;
поэтому  взимание  платимых  с  них  сборов  не  могло  быть  центра¬
лизовано.  Откуп  на  эти  товары  (ferme  des  aides)  фактически  был
рассредоточен  и  находился  в  руках  суботкупщиков  разных  степе¬
ней,  а  главный  откупщик  выступал  лишь  в  качестве  официального
лица  и  сборщика  косвенных  налогов  от  своих  суботкупщиков.
Однако  в  денежном  отношении  они  были  теснейшим  образом  свя¬
заны  со  своим  шефом.  Все  изменения  в  сумме  откупа  (как  над¬
бавки,  так  и  скидки)  касались  их  самым  непосредственным  обра¬
зом;  если  же  откуп  досрочно  прерывался  правительством,  их
деньги  оказывались  под  неменьшей  угрозой,  чем  капитал  главного
откупщика.  В  провинциях  этот  откуп  был  организован  следующим
образом: 	в  главных  городах  финансовых  округов  (generalites)
 находились  суботкупщики,  заключавшие  договора  с  самим  глав¬
ным  откупщиком.  К  ним  поступали  деньги,  собранные  в  других
городах  и  сельских  местностях  провинции  суботкупщиками  второй
 45  В  их  число  входили  Лангедок,  Прованс,  Дофинэ  и  Лионская  область,
позднее  —  Лотарингия.
 249

степени,  которые  в  свою  очередь  имели  дело  со  своими  суботкуп¬
щиками  (третьей  степени),  взимавшими  сборы  с  определенных
товаров.  В  Париже  главный  откупщик  сдавал  суботкупщикам
откупа  на  каждый  товар  в  отдельности  (например,  сборы  с  вина,
морской  рыбы,  речной  рыбы  и  т.  д.  и  т.  п.).
 Суботкупщики  всех  степеней  были  кровным  образом  заинте¬
ресованы  в  преследовании  лиц,  уклонявшихся  от  уплаты  косвен¬
ных  налогов  и  сборов,  а  таковых  всегда  было  более  чем  доста¬
точно.  Некоторые  ссылались  на  свои  налоговые  иммунитеты
(документы  на  эти  изъятия  нередко  бывали  подложными),  другие
снабжались  на  «черном  рынке».  Привлечение  таких  нарушителей
к  ответственности  было  делом  нелегким  не  только  в  силу  медли¬
тельности  и  неповоротливости  судебно-административной  машины,
но  и  главным  образом  из-за  препятствий,  чинившихся  суботкуп¬
щикам  местными  властями,  в  первую  очередь  королевскими  каз¬
начеями,  которые  также  ведали  сбором  налогов  (прямых  налогов
и  домениальных  сборов).  Сферы  деятельности  суботкупщиков  и
казначеев  часто  совпадали,  в  других  случаях  разграничение  было
спорным.  Из  этого  проистекали  неиссякаемая  вражда  между  ними
и  непримиримая  борьба.  В  большинстве  случаев  на  местах  субот¬
купщики  терпели  сперва  поражение;  тогда  главный  откупщик
переносил  дело  в  Королевский  Совет,  где,  как  правило,  выигрывал;
порой  это  даже  сопровождалось  наложением  взысканий  на  мест¬
ных  чиновников.
 Главные  откупщики  в  столице  и  все  суботкупщики  на  местах
являлись  одновременно  и  казначеями,  оплачивавшими  немалую
часть  местных  и  парижских  расходов  (charges):  жалованье  чинов¬
никам,  проценты  по  государственным  рентам,  пенсии  и  т.  п.  Эти,
на  первый  взгляд,  несвойственные  им  функции  (что  также  слу¬
жило  причиной  бесконечных  конфликтов  между  королевскими
казначеями  и  суботкупщиками)  проистекали  из  того,  что  в  бюд¬
жетном  расписании  определенные  расходы  уплачивались  из  сумм
определенных  доходов.  Поскольку  пенсии,  жалованья,  проценты
по  рентам  и  т.  п.  были  ассигнованы  на  поступления  от  косвенных
налогов,  отдаваемых  на  откуп,  суботкупщики  на  местах  уплачи¬
вали  эти  местные  charges,  а  главный  откупщик  делал  то  же  самое
в  отношении  расходов,  оплачивавшихся  в  столице  (например,
процентов  по  рентам,  выпущенным  парижским  муниципалитетом)
и  ассигнованных  на  поступления  от  главного  откупа  габели  или  эд.
 В  других  откупах  (пошлин,  внутренних  таможенных  сборов,
сборов  с  торговли  промышленными  изделиями  и  т.  д.)  действовала
в  основном  та  же  система,  что  и  в  откупе  эд.
 Доходы  откупщиков  всех  рангов  находились  в  прямой  зави¬
симости  от  экономического  и  политического  состояния  страны.
В  урожайные  годы  и  при  подъеме  торговли  и  промышленности
они  росли,  при  неурожаях,  экономическом  спаде  и  гражданской
 .250

войне  —  падали.  Некоторые  (пока  что  отрывочные)  цифровые
данные  дают  все  же  известное  представление  о  доходах  откупщи¬
ков.  Так,  например,  суботкупщик  эд  в  одном  из  финансовых  окру¬
гов  (в  Пуату  и  Лимузене)  получал  в  изучаемый  период  в  сред¬
нем  до  30  тыс.  ливров  в  год  чистого  дохода;  главный  откупщик
собирал  лишь  с  4  округов  из  12  больше  половины  той  суммы,
 46 	"
 которую  он  уплачивал  в  казну  по  договору,  а  всего  чистыи  его
доход  равнялся  примерно  30%  суммы  откупа,  что  составляло
около  300  тыс.  ливров  и  равнялось  капиталу  очень  богатого  купца
или  доходу  очень  знатного  вельможи.
 Откупа  были  делом  прибыльным.  На  этом  обстоятельстве
правительство  строило  свою  систему  принудительных  займов
у  главных  откупщиков,  делая  из  них  своих  кредиторов.
 В  1610—1620-х  годах  стало  уже  нормой,  что  откупщик,  вы¬
шедший  победителем  на  публичных  торгах,  мог  реально  оформить
свой  договор  на  откуп  лишь  при  условии  предоставления  казне
значительного  займа  (pret).  В  теории  этот  заем  давался  в  счет
будущих  доходов  по  откупу,  которые,  следовательно,  выплачи¬
вались  в  уменьшенном  размере.  Однако  на  этот  заем  нарастали
простые  и  сложные  проценты,  один  заем  не  успевал  быть  пога¬
шенным,  как  появлялся  новый;  несмотря  на  наличие  невыплачен¬
ного  займа,  казна  порой  требовала  уплаты  полной  суммы  по
откупу  и  т.  д.  Так,  например,  генеральному  откупщику  эд  прави¬
тельство  задолжало  за  1620—1625  гг.  в  форме  принудительных
займов  5.5  млн  ливров,  а  от  генерального  откупщика  габели
взяло  в  1622  г.  таким  же  образом  столько  денег,  что  все  доходы
по  откупу  габели  оказались  «съеденными»  (manges)  за  три  года
вперед.
 Эти  принудительные  займы  (входившие  в  статью  «экстраор¬
динарных  доходов»)  также  разверстывались  главным  откупщиком
по  всей  сети  своих  суботкупщиков.  Таким  путем  в  кредитование
государства  втягивалась  значительная  группа  лиц  с  разным
денежным  достатком,  так  что  суммы,  ссужаемые  казне  самыми
мелкими  суботкупщиками,  были  совсем  невелики.  Подобно  тому
как  это  было  в  самих  откупах,  здесь  действовал  совокупный  капи¬
тал,  ссужавшийся  казне  через  посредство  главного  откупщика,  но
на  деле  вытягивавшийся  из  сотен  суботкупщиков,  рассеянных  по
всей  Франции.  Однако  ответственным  лицом  всегда  оставался
лишь  главный  откупщик.
 Помимо  принудительных  займов  при  заключении  договоров  на
откупа  (эти  займы  имели  полную  аналогию  с  принудительными
сборами  с  чиновников  при  уплате  полетты47),  правительство
занимало  деньги  —  причем  порой  в  больших  масштабах  —  у  всех
 46  P.  Н  е  u  m  а  п  п,  ук.  соч.,  стр.  198.
 47  См.  стр.  193.
 251

своих  откупщиков  и  чиновников  финансового  ведомства.  Иногда
это  бывали  «индивидуальные»  займы  в  точном  смысле  слова,  т.  е.
кто-либо  ссужал  действительно  лишь  свой  капитал.  Правилом,
однако,  были  займы  у  компании  финансистов,  причем  многие  из
них  собирали  свою  часть  путем  одалживания  денег  у  родственни¬
ков,  знакомых  и  т.  п.  По  таким  займам,  обычно  краткосрочным*
проценты  были  наибольшими.
 Вся  эта  уже  сама  по  себе  сложная  и  причудливая  практика
государственного  кредитования  осложнялась  еще  и  тем,  что  редко
кто  из  более  или  менее  крупных  откупщиков  и  государственных
кредиторов  не  являлся  вместе  с  тем  по  совместительству  чинов¬
ником  финансового  ведомства  —  казначеем,  контролером  и  т.  п.
Для  того  чтобы  стать  членом  чисто  финансовых  учреждений  —
Главного  казначейства,  бюро  по  сбору  «случайных  доходов»  (par¬
lies  casuelles),  военного  финансового  ведомства  и  т.  п.,48  откуп¬
щику  достаточно  было  лишь  купить  соответствующую  должность.
Поэтому  по  своему  персональному  составу  эти  учреждения  почти
совпадали  с  группой  наиболее  богатых  откупщиков.
 Для  примера  приведем  некоторые  факты  из  биографии
Антуана  Фейдо  (1572—1627),  одного  из  богатейших  финансистов
1600—1620-х  годов.
 Член  провинциальной  буржуазной  семьи  (многие  ее  предста¬
вители  были  в  XVI  в.  аноблированы  по  своим  судейским  должно¬
стям,  другие  специализировались  на  финансовых  операциях),  Ан¬
туан  Фейдо  начал  свою  карьеру  в  конце  XVI  в.  сборщиком  тальи.
а  затем  и  всех  королевских  доходов  (receveur  general  des  finances)
в  некоторых  провинциях.  В  1615  г.  он  купил  должность  казначея
по  выплате  пенсий  (tresorier  des  pensions).  Одновременно  он  был
в  1611  —1625  гг.  главным  откупщиком  эд,  а  в  1622—1624  гг.—
главным  откупщиком  габели.  В  1625  г.  он  приобрел  очень  доро¬
гую  должность  казначея  Главного  казначейства,  кроме  того,  имел
чин  королевского  советника.  «Послужные  списки»  других  финан¬
систов  представляли  собой  лишь  варианты  карьеры  Антуана
Фейдо.
 Внедрение  государственных  кредиторов  в  государственный
финансовый  аппарат  объяснялось  многими  обстоятельствами.
Главными  были  неустойчивость  и  ненадежность  капиталов,  вло¬
женных  в  откупа  и  займы,  в  силу  чего  многие  финансисты  кон¬
чали  банкротством  и  бегством  (не  избежал  этого  и  Антуан
Фейдо).  Причина  подобной  ненадежности  коренилась  прежде
всего  в  сложной  и  недостаточно  устойчивой  системе  кредита
в  среде  самих  откупщиков  и  всех  их  суботкупщиков.  Как  было
показано  выше,  ссужавшийся  казне  капитал  состоял  из  множества
 48  В  их  число  не  входили  судебно-административные  органы,  связанные
с  финансами,  т.  е.  Счетная  палата  и  Палата  косвенных  сборов.
 252

«долей»  и  был  поэтому  очень  уязвим  в  силу  различных  эконо¬
мических  и  политических  причин.  Кредитоспособность  главных
откупщиков  в  значительной  мере  зиждилась  на  кредитоспособ¬
ности  всей  армии  их  «партнеров»  (слово  partisan  имело  тогда
именно  этот  смысл).  Немалую  роль  играла  и  платежеспособность
должника,  т.  е.  казны.  Слишком  большая  задолженность  фиска
была  для  государственных  кредиторов  невыгодной  и  рискованной;
она  действительно  «подрывала  кредит  государства».
 Владение  должностью  представляло  для  откупщика  надежную
гарантию  вложенного  им  в  откупа  и  займы  капитала.  Благодаря
продажности  должностей,  они  уже  сами  по  себе  представляли
выгодное  и  надежное  помещение  денег,  которые  можно  было
реализовать  в  любой  момент  (путем  продажи  должности)  и  даже
с  прибылью.  Поэтому  откупщики  гнались  именно  за  высшими
должностями  финансового  ведомства  (покупка  дворянских  поме-
стьев  и  замков  находилась  у  них  на  втором  плане49),  представ¬
лявшими  для  них  своего  рода  денежный  резерв.  К  тому  же  долж¬
ности  сообщали  владельцам  немалый  общественный  престиж.
 Во-вторых,  внедряясь  в  государственный  финансовый  аппарат,
государственные  кредиторы  получали  очень  ценную  для  себя  воз¬
можность  избегнуть  реального  контроля  над  своей  деятельностью.
Все  сюринтенданты  всегда  жаловались  —  притом  вполне  обосно¬
ванно,—что  система  отчетности  Главного  казначейства  запутана
и  сложна  до  последней  степени,50  что,  разумеется,  облегчало
чиновникам  злоупотребления  своим  служебным  положением.
 Эти  злоупотребления  подробно  описаны  в  интересной  доклад¬
ной  записке,  поданной  королю  в  августе—сентябре  1624  г.,  т.  е.
после  отставки  Лавьевиля.51  Автором  ее  является  некий  Мар-
сильи,  должность  которого  установить  не  удалось.52  Приводимые
им  данные  во  многом  совпадают  со  сведениями,  известными  из
других  источников,53  но  отличаются  большой  конкретностью.  Суть
их  сводится  к  тому,  что  контроль  был  необходим  также  и  за
самим  сюринтендантом  финансов,  обладавшим  слишком  большой
самостоятельностью  в  маневрировании  денежными  фондами;  в  то
 49  Дети  их,  сочетавшись  браком  с  представителями  самых  знатных  домоз
Франции,  вели  обычно  уже  чисто  вельможный  образ  жизни.
 50  Следует  учесть,  что,  как  правило,  каждую  должность  казначея  и  т.  п.
исполняли  по  очереди  (по  году)  два-три,  а  порой  и  четыре  чиновника,  переда¬
вавших  ежегодно  друг  другу  все  дела.
 51  Memoire  du  sieur  de  Marsilly  touchant  les  abus  commis  par  les  financiers.
Paris.  Archives  du  ministere  des  affaires  etrangeres  de  France.  France,  779,  ff.  101  —
102  (микрофильм  в  отделе  рукописей  Государственной  Публичной  библиотеки
им.  Салтыкова-Щедрина).
 52  Возможно,  что  это  был  Доминик  де  Марсильи,  начальник  лесного  и  вод¬
ного  ведомства  (grand-maitre  des  eaux  et  forets).  Во  всяком  случае  закулисные
дела  откупщиков  и  казначеев  он  знал;  многие  из  них  поименованы  в  его  записке.
 53  Например,  с  данными  доклада  сюринтенданта  д’Эфиа  на  собрании  нотаб¬
лей  (см.  гл.  VI  настоящей  работы).
 253

же  время  его  возможности  для  реальной  проверки  деятельности
казначеев  и  откупщиков  были  слишком  малы.  Очень  интересны
также  слова  Марсильи,  что  «все  деньги  во  Франции  находятся
в  руках  финансистов»  (les  financiers.  .  .  ayant  tout  l’argent  de  la
France).  Если  иметь  в  виду  высказанные  выше  соображения  о  со¬
вокупном  капитале,  привлеченном  для  финансирования  государст¬
венного  бюджета,  это  мнение  не  покажется  преувеличением.
 Приведенную  выше  характеристику  системы  государственного
кредита  можно  было  бы  расширить  за  счет  включения  дополни¬
тельных  фактов  аналогичного  характера.  Но  для  целей  настоящей
работы  в  этом  нет  нужды.  Главное  заключается  в  том,  чтобы
показать,  что  во  Франции  изучаемого  периода  система  государст¬
венного  кредита  и  государственного  долга  была  уже  не  просто
соединена  с  государственным  финансовым  аппаратом  —  она  со¬
ставляла  его  неотделимую  часть.  Она  зижделась  на  двух  имма¬
нентно  присущих  французскому  абсолютизму  явлениях:  продаж¬
ности  должностей  и  налоговой  системе,  построенной  на  сохранении
прерогатив  господствующего  класса  и  переобременении  всего
третьего  сословия,  в  первую  очередь  народных  масс.  Разорвать
связь  между  финансовым  капиталом  и  государственным  аппаратом
могли  радикальные  реформы,  т.  е.  ликвидация  продажности
должностей  и  совершенно  иная  налоговая  система.  Хорошо  изве¬
стно,  что  подобных  реформ  не  смог  осуществить  ни  один  из  дея¬
телей  «старого  порядка».  Рушились  эти  устои  лишь  в  ходе
буржуазной  революции.
 *  *  *
 Вернемся  к  событиям  1623—1624  гг.,  чтобы  рассмотреть  по¬
литическую  и  финансовую  деятельность  непосредственных  пред¬
шественников  Ришелье.
 Биография  Лавьевиля,  особенно  вопрос  о  его  социальном  про¬
исхождении  и  положении,  имеет  немалый  интерес  в  связи  с  необ¬
ходимостью  определить  политическую  роль  финансистов  в  1620-х
годах.
 Маркиз  не  принадлежал  к  родовитому  дворянству.  Отец  его
(Robert  Benoist  Milon,  *sieur  de  La  Vieuville,  ум.  в  1612  г.)  занимал
в  1570  г.  (вместе  с  Оливье  Лефевром  д’Ормессонсм)  пост  интен¬
данта  и  главного  контролера  финансов54  —  такие  должности
замещались  в  ту  пору  исключительно  членами  чиновничьих,
в  лучшем  случае  недавно  одворянившихся  семей.  При  Генрихе  IV
Лавьевиль-отец  пребывал  при  герцоге  Невере  в  качестве  его
метрдотеля,55  затем  в  1603  г.  стал  губернатором  г.  Мезьера,.
 54  А.  С  h  ё  г  u  е  1.  Histoire  de  l’administration  monarchique  en  France.  Paris,.
1855,  t.  I,  стр.  352.
 55  G.  Tal  lemant  des  Reaux.  Historiettes.  Paris,  1960,  t.  I,  стр.  10.
 254

в  1608  г.  —  генеральным  наместником  в  Шампани  и  в  Ретелуа.
Это  означает,  что  от  одного  из  самых  крупных  вельмож,  герцога
Невера,  губернатора  Шампани,  он  перешел  на  службу  к  королю,
который  его  обласкал  и  предоставил  должность  великого  соколь-
ничьего  в  1606  г.,  дары  деньгами  и  поместьями  и  т.  д.56  Надо
особенно  подчеркнуть,  что  назначение  генеральным  наместником
в  Шампани  должно  было  поставить  Лавьевиля  в  плохие  отноше¬
ния  с  губернатором  Шампани  Невером,  ибо  Генрих  IV  всегда
стремился  к  тому,  чтобы  между  двумя  начальниками  в  провинции
не  было  единодушия,  и  в  своей  политике  по  отношению  к  вельмо-
жам-губернаторам  опирался  на  своих  ставленников  —  генеральных
наместников,  вербовавшихся  обычно  не  из  родовитых  дворян.
 Таким  образом,  в  карьере  Лавьевиля-отца  военные  функции
постепенно  перевесили  прежние  его  финансовые  должности;  в  дво¬
рянско-придворной  среде  он  был  известен  как  персона  довольно
значительная,  ибо  пост  генерального  наместника  в  пограничной
Шампани  был  достаточно  важным.
 Лавьевиль-сын  (Charles,  marquis  de  La  Vieuville,  ок.  1580—1653)
унаследовал  от  отца  его  военную  и  придворную  должности.57  Во
время  гражданских  войн  1614—1620  гг.  он  поддерживал  прави¬
тельство  и  вступил  в  открытый  конфликт  с  герцогом  Невером,
губернатором  Шампани,  и  одним  из  вождей  знати.  Вознаграж¬
дение  не  заставило  себя  ждать.  В  1620  г.  Лавьевиль  получил
должность  капитана  личной  гвардии  Людовика  XIII  (capitaine
des  gardes  du  corps  du  roi)  и  в  качестве  такового  арестовал  25  марта
1621  г.  по  приказу  короля  кардинала  Гиза.58  В  январе  1623  г.  он
нес  стражу  у  дверей  покоев  Марии  Медичи  во  время  ее  совещания
с  королем.59  В  Лион  Лавьевиль  прибыл  с  известием  о  том,  что
Мансфельт  удалился  от  границ  Шампани;  он  привел  большой
отряд  солдат  из  числа  тех,  что  были  навербованы  для  защиты  от
вторжения  Мансфельта,  а  теперь  предназначались  для  комплекто¬
вания  армии  в  связи  с  итальянским  походом.60  Следовательно,
Лавьевиль  отнюдь  не  был  зарвавшимся  провинциальным  дворя-
 56  1Чоё1  Valois.  Inventaire  des  arrets  du  conseil  d’Etat.  Paris,  1893.
 57  Однако  эти  должности  не  заслонили  от  современников  недворянское  про¬
исхождение  Лавьевиля.  В  одном  из  памфлетов  (Remerciement  de  la  voix  publique
au  Roy,  1624)  сказано,  что  он  «одинаково  ненавистен  как  дворянству,  ибо  он
метис 	(metif,  т.  е.  ненастоящий  дворянин,  —  А.  Л.),  так  и  третьему 	сословию,
 из  рядов  которого  вышел»  (цитир.  по:  М.  D  е  1  о  с  h  е.  Autour 	de 	la 	plume 	du
 cardinal  de  Richelieu.  Paris,  1920,  стр.  238).
 58 	L.  V  a  u  n  о  i  s.’  Vie  de  Louis  XIII.  Paris,  1944,  стр.  230.
 59 	Там  же,  стр.  287.
 60  Relation  des  choses  memorables  arrivees  depuis  l’annee  1616  jusqu’en  1624.
Bibliotheque  Nationale  ms.  fr.  13644,  f.  234'  (микрофильм  в  отделе  рукописей  Го¬
сударственной  Публичной  библиотеки  им.  Салтыкова-Щедрина).  Рукопись  пред¬
ставляет  собой  копию  с  многочисленными,  очевидно,  авторскими  пометками
(автора  установить  не  удалось);  текст  составлен,  по-видимому,  в  1624  г.
 255

нином,  известным  лишь  своим  браком  с  дочерью  крупнейшего
финансиста  Бомарше.  Это  был  начальник  личной  гвардии  короля,
человек  доверенный  и  близкий,  хорошо  известный  при  дворе  и
даже  шире.
 Мог  ли  он  претендовать  на  должность  сюринтенданта  финан¬
сов,  даже  если  бы  не  являлся  зятем  Бомарше?  По  всем  остальным
своим  данным  —  мог,  особенно  в  предвидении  войны  в  Италии.
О  том,  что  король  хотел  видеть  на  этом  посту  именно  военного
человека,  свидетельствует  Фонтенэ-Марейль,  утверждая,  что  все
усилия  Лавьевиля  занять  место  Шомбера  ни  к  чему  бы  не  при¬
вели,  если  бы  не  умер  г-н  Сенесэ,  которого  король  собирался
назначить  сюринтендантом,  как  только  было  решено  отставить
Шомбера.61  Анри  де  Бофремон,  барон,  затем  маркиз  де  Сенесэ
(1578—1622),  президент  палаты  дворянства  на  Генеральных
Штатах  1614  г.,  был  типичным  для  того  времени  военным  (губер¬
натор  г.  Оссона,  marechal  de  camp),  выполнявшим  подчас  и  дипло¬
матические  функции.  Характерно,  что  и  сюринтендант  Шомбер
после  кратковременной  ссылки  в  1623  г.  в  свое  поместье  вновь
вернулся  именно  на  военное  поприще,  был  сделан  в  1625  г.  мар¬
шалом  и  губернатором  Лангедока.  Таким  образом,  Сюлли,  Шом¬
бер,  Лавьевиль  соединяли  управление  финансами  с  крупными
военными  постами  не  в  силу  сращивания  феодальной  аристокра¬
тии  с  плутократией,62  а  в  силу  обстоятельств  эпохи,  когда  такое
«совместительство»  было  для  правительства  удобным  и  жела¬
тельным.
 Обстоятельства  назначения  Лавьевиля  сюринтендантом  фи¬
нансов  таковы.
 Прибыв  в  декабре  1622  г.  в  Лион,  Лавьевиль  убедился  в  том,
что  король  и  его  Совет  очень  недовольны  Шомбером  и  как  началь¬
ником  артиллерии,  и  как  сюринтендантом.  По  наущению  Силлери
и  Пюизье  он  стал  претендовать  на  эти  должности  и  обрисовал
Людовику  XIII  печальное  состояние  государственных  финансов.
Под  все  доходы  будущего  1623  г.  были  взяты  авансы,  и  эти
деньги  уже  истрачены;  следовательно,  король  не  имел  никаких
средств  и  возможностей  вести  войну  в  Италии.  Кроме  того,  кре¬
дит  короны  у  финансистов  был  подорван,  так  как  суммам,  пред¬
назначенным  для  возмещения  авансов,  было  дано  другое  назначе¬
ние.63  Иными  словами,  Лавьевиль  заявил  королю,  что  Шомбер
 61  Fontenay-Mareuil.  Memoires.  Collection  Michaud  et  Poujoulat,
2  serie,  t.  5,  Paris,  1837,  стр.  172.
 62  Так  считал  В.  В.  Бирюкович,  полагая,  что  Лавьевиль  был  сделан  сюр¬
интендантом  лишь  благодаря  своему  родству  с  откупщиком  Бомарше  и  в  ка¬
честве  креатуры  группы  финансистов  в  целом  (В.  В.  Бирюкович.  Француз¬
ские  «финансисты».  ..,  стр.  196).
 63  Relation  des  choses  memorables.  ..,  f.  235;  Fontenay-Mareuil,  ук.
соч.,  стр.  172.
 256

распорядился  доходами  будущего  года  таким  образом,  что  креди¬
торы  короны  не  смогут  получить  возмещения  своих  авансов  и  по¬
тому  не  смогут  кредитовать  ее  дальше.64
 События  декабря  1622  г.  и  подготовка  итальянской  кампании
заставили  короля  отнестись  к  словам  Лавьевиля  с  большим  вни¬
манием.  Его  встревожила  нарисованная  Лавьевилем  мрачная  кар¬
тина,  хотя  в  ней,  по  словам  того  же  Фонтенэ-Марейля,  краски
были  сильно  сгущены.  Эта  тревога  касалась  как  самого  финансо¬
вого  положения,  так  и  особенно  будущей  кампании,  которую
нельзя  было  начинать  без  денег  и  без  кредита.  Если  бы  Лавье-
виль,  пользуясь  своими  связями  с  Бомарше,  смог  обеспечить  кре¬
дит  у  финансистов,  подорванный  мероприятиями  Шомбера,  можно
было  бы  воевать  в  Италии  или  хотя  бы  угрожать  Испании  войной.
Значит  надо  было  назначить  Лавьевиля,  тем  более  что  Шомбер
скомпрометировал  себя  не  только  плохим  управлением  финансами
и  артиллерией,  но  и  связями  с  Конде.  Характерно,  что,  отставив
Шомбера  в  январе  1623  г.,  Людовик  XIII  велел  ему  при  этом  пе¬
редать,  что  слуги  Конде  не  могут  быть  его  слугами.  Когда  же
Конде  узнал  в  Италии  об  отставке  Шомбера,  он  решил  не  возвра¬
щаться  во  Францию,  несмотря  на  приказ  короля,  ибо  боялся  за¬
точения  в  Бастилию.65
 Интересно,  что  Фонтенэ-Марейль,  отредактировавший  свои
мемуары  много  лет  спустя  после  интересующих  нас  событий  и  уже
после  смерти  Ришелье,  записал  в  связи  с  этими  событиями  очень
важное  соображение.  По  его  мнению,  положение  с  финансами
было  в  конце  1622  г.  совсем  не  так  плохо,  если  учесть  опыт  после¬
дующих  лет  (т.  е.  при  Ришелье),  когда  были  истрачены  многие
сотни  миллионов  ливров  экстраординарных  доходов  и  все-таки
было  на  что  жить.  Дело  заключалось  в  том,  что  тпг/тя  (т  р-  дп
Ришелье)  не  привыкли  люреоб^емешатьД^иг  charger)  народ  и  оби¬
рать  часщых_лиц  под,любыми  предлогами.  Однако,  если  бы  по¬
добная  сдержанность  в  обложении  проводилась  и  далее,  то  страна
оказалась  бы  жертвой  Испании,  т.  е.  Франция  проиграла  бы
войну.66  Из  всех  этих  данных  можно  вывести  заключение,  обосно¬
ванное,  как  было  показано  выше,  и  анализом  бюджета,  об  общей
линии  финансовой  политики  Людовика  XIII  в  те  годы.  Как  и  его
предшественники,  он  боялся  сильно  увеличивать  налоги,  падавшие
на  народ.  В  то  же  время  более  значительное  обложение  духовен¬
ства  и  чиновничества  считалось  в  ту  пору  еще  рискованным.
В  силу  этих  причин  Лавьевиль  и  был  21  января  1623  г.  назначен
 64  Из  этого  свидетельства  Фонтенэ-Марейля  явствует,  что  о  «дружбе»  фи¬
нансистов  с  Шомбером,  как  полагал  В.  В.  Бирюкович,  говорить  не  приходится.
Наоборот,  Шомбер  несомненно  пожертвовал  их  интересами  для  покрытия  рас¬
ходов  на  войну.
 65  В.  Z  е  1  1  е  г,  ук.  соч.,  стр.  173,  176.
 66  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  172.
 17  А.  Д.  Лгоблинскпя
 257

сюринтендантом:  ведь  он  обещал  королю,  что  приведет  финансы
в  такое  хорошее  состояние,  в  котором  они  никогда  не  были.67
 В  тот  момент  у  Брюларов  не  было  оснований  не  доверять
Лавьевилю  и  бояться  его  кандидатуры.68  В  их  руках  была  вся
полнота  политической  власти:  печати,  королевская  канцелярия,
secretairerie  des  princes  (т.  е.  иностранные  дела);  в  Совете  по  делам
финансов  (Conseil  de  direction),  где  докладывал  Лавьевиль,  пред¬
седательствовал  канцлер.  С  мнением  примирившейся  с  королем
Марии  Медичи  Брюлары  считались,69  Ришелье  же  был  пока  еще
в  отдалении,  а  единственно  кого  они  боялись,  так  это  именно  его.70
 Таким  образом,  назначение  Лавьевиля  на  пост  сюринтенданта
нельзя  расценивать  как  первое  проникновение  в  правительство
представителя  плутократии.  Сюринтендантом  стал  человек,  имев¬
ший  связи  с  финансистами,  но  это  было  не  в  первый  раз:  доста¬
точно  вспомнить  о  крупном  дельце-финансисте  Барбене  в  прави¬
тельстве  д’Анкра.71  Причины,  по  которым  Лавьевилн-ЛПлу_ч.ИА  пост
сюринтенданта,  коренятсд,.  ца„наш—взгАяд,-.в  -р.еаАЫ1ай-  абстановке
конца  Т622г.печ^льнал.  перспектива,  остаться  без  денег  убедила
Людовика  XIII  остановить  свой  выбор  на  человеке,  обещавшем
раздобыть  средства.
 Эти  обстоятельства  определили  линию  политики  в  1623  г.  Пе¬
реговоры  о  союзе  Франции,  Венеции  и  Савойи  и  подготовка  его
окончательного  оформления  оказали  на  Испанию  нужное  воздей¬
ствие.  Обе  державы  согласились  отдать  Вальтелину  в  залог  папе;
французскому  послу  в  Риме,  командору  Силлери,  была  послана
соответствующая  инструкция.  Базой  для  переговоров  оставался
Мадридский  договор,  и  соглашение  следовало  заключить  как
можно  скорее,  чтобы  ликвидировать  сам  источник  конфликтов
между  Испанией  и  Францией  в  Вальтелине.  Для  подкрепления
своей  позиции  Франция  продолжала  в  январе—феврале  1623  г.
держать  войска  в  Дофинэ  на  границе  с  Савойей,  но  в  Риме  счи¬
тали,  что  обе  стороны  воевать  не  хотят  и  обе  это  друг  о  друге
 67  Там  же,  стр.  174.
 68  Мнение  В.  В.  Бирюковича,  что  Лавьевиль  приобрел  расположение  Брю¬
ларов  тем,  что  помог  канцлеру  приобрести  пост  хранителя  печати,  не  подтвер¬
ждается  источниками.  По  традиции  канцлер  был  одновременно  и  хранителем
печати;  главное  значение  канцлера  заключалось  именно  в  том,  что  он  имел
государственные  печати.  Канцлер  был 	несменяем, 	поэтому 	реально 	умалить 	его
 власть  можно  было  путем  отнятия  от 	него  печатей 	и 	вручения 	их 	иному 	лицу.
 Разъединение  этих  функций  представляло  собой  аномалию  и  происходило  вся¬
кий  раз  по  различным  причинам.  В  данном  случае  дело  обстояло  так.  В  свое
время,  в  1616  г.,  д’Анкр  отнял  печати  от  Брюлара,  лишив  того  фактически  всех
функций;  затем  печати  были  у  Люина,  а  после  его  смерти  у  других  лиц.  Воз¬
вращение  их  Силлери  в  январе  1623  г.  было  естественным  актом;  нет  данных,
что  Лавьевиль  помог  ему  в  этом  деле.
 69  В.  Z  е  1  1  е  г,  ук.  соч.,  стр.  177,  178.
 70  Там  же,  стр.  182.
 71  А.  Д.  Л  ю  б  л  и  н  с  к  а  я,  ук.  соч., 	гл.  VI.
 258

знают,  принимая  воинственный  вид  лишь  для  того,  чтобы  за¬
пугать  противника.  Кроме  того,  Испания  стремится  оттянуть
сдачу  Вальтелины  папе,  так  как  рассчитывает,  что  во  Франции
опять  начнется  война  с  гугенотами.72
 Однако  на  деле  Франция  добилась  значительного  дипломати¬
ческого  успеха:  7  февраля  1623  г.  был  подписан  договор  о  на¬
ступательном  и  оборонительном  союзе  между  Францией,  Венецией
и  Савойей.  В  его  предвидении  командор  Силлери  осуществил
в  Риме  энергичный  нажим  на  папу,  а  тот  в  свою  очередь  —  на  ис¬
панского  посла.  В  итоге  Испания  согласилась  на  эвакуацию  своих
войск  из  фортов  Вальтелины  и  на  отдачу  долины  папе.  Следова¬
тельно,  дипломатия,  проводившаяся  Брюларами  в  начале  1623  г.,
дала  благоприятные  результаты.
 Другой  узел  противоречий  находился  на  Рейне.  Палатинат  был
целиком  в  руках  Испании.  Яков  I  в  своем  стремлении  поддержать
Фридриха  V  добивался  союза  с  Испанией.  Для  Франции  этот
союз  был  опасен:  она  боялась  сильных  врагов  на  Рейне,  вблизи
своих  восточных  границ.  Напомним,  что  французская  дипломатия
в  Германии  всегда  была  достаточно  сложна  и  противоречива.  Под¬
держивая  Унию  протестантских  князей,  Франция  одновременно  —
если  это  было  выгодно  —  не  порывала  и  с  Католической  Лигой.
В  данных  обстоятельствах  Брюлары  поддерживали  претензии
Баварии  на  курфюршество  (вакантное  вследствие  изгнания  Фрид¬
риха  V  и  оккупации  Палатината),  но  стремились  при  этом  не  от¬
далить  от  себя  протестантских  князей.  Герцог  Баварский  послал
во  Францию  к  Брюларам  (вероятно,  втайне  от  Людовика  XIII)
капуцина  Валериана  с  предложением  заключить  союз  с  Католиче¬
ской  Лигой,  причем  последняя  обязывалась  помешать  гугенотам
получать  помощь  из  Германии,  а  Франция  должна  была  противо¬
действовать  усилению  в  Германии  Габсбургов.  История  этой  тай-
 о 	7Q
 ной  миссии  во  многом  неясна.  но  в  данном  случае  важен  ее
итог:  герцог  Баварский  стал  курфюрстом  с  помощью  Франции.
Следовательно,  и  на  Рейне  французская  дипломатия  была  успеш¬
ной,  а  это  означало  ненужность  (пока  что)  внешней  войны.
 В  свете  этих  важнейших  для  тех  лет  обстоятельств  надо  рас¬
сматривать  и  внутренние  дела,  в  частности  характер  деятельности
Лавьевиля  в  качестве  сюринтенданта.
 Свою  задачу  сбалансирования  бюджета  и  изыскания  денежных
средств  он  начал  с  сокращения  армии,  но  не  с  тех  полков,  что
были  расквартированы  на  границе  с  Савойей  и  в  Лангедоке,
а  с  гарнизонов  крепостей,  находившихся  внутри  страны.  Некото¬
 72  В.  Z  е  1  1  е  г,  ук.  соч.,  стр.  184,  185.
 73  Максимилиан  Баварский  послал  в  марте  к  Людовику  XIII  с  миссией
графа  Водемона  (письмо  из  Регенсбурга  от  15  марта  1623  г.  ГПБ,  Авт.  5,
№  21),  но  содержание  этой  миссии  в  письме  не  раскрыто.
 17*
 259

рые  гарнизоны  он  распустил  совсем,  другие  сократил  наполовину.
Аналогичные  меры  он  принял  по  отношению  к  лицам,  получавшим
пенсии  и  жалованья.  Все  это  встретило  полную  поддержку  со  сто¬
роны  короля.74  Он  предложил  также  финансистам  откупиться  от
расследования  их  деятельности.75  Затем  была  несколько  повы¬
шена  талья  (крестьянский  налог)  и  введены  новые  поборы  в  го¬
родах,  в  том  числе  превращен  в  «должности»  контроль  над  упа¬
ковкой  товаров  и  продажей  устриц,  т.  е.  занимавшиеся  этим  над¬
смотрщики  и  разносчики  должны  были  уплатить  единовременный
взнос  за  свои  «должности».  Лавьевиль  пытался  таким  образом
обойтись  без  займов  на  будущий  1624  год.76
 Как  же  реагировало  общественное  мнение  на  мероприятия
Лавьевиля?  Ответ  на  это  могут  дать  многочисленные  памфлеты
 1623  г.77
 Вопрос  о  финансистах  не  стоял  изолированно  в  печати  и  в  об¬
щественном  мнении  не  только  в  исследуемое  время,  но  и  во  все
годы  с  самого  начала  XVII  в.  Это  вытекало  из  того,  что  финансы
и  ведавшие  ими  лица  рассматривались  не  как  самостоятельная
тема,  а  как  средство  для  обеспечения  реализации  той  или  иной
программы  действий.  Полная  казна,  верные  и  надежные  источники
дохода  позволяли  проводить  определенную  программу,  дефицит  и
долги  затрудняли  ее  или  же  делали  совсем  неосуществимой.  Кроме
того,  всякий  понимал,  что  та  или  иная  финансовая  политика  имела
и  свою  социальную  подоплеку,  что  она  проводилась  или  в  ущерб
тем  или  иным  классам  и  сословиям,  или,  наоборот,  оберегала  их
привилегии,  учитывала  их  тяжелое  материальное  положение.  По¬
 74  Relation  des  choses  memorables.  .  .,  f.  236'.
 75  В.  В.  Бирюкович  считает  эту  меру  «инсценировкой  преследования  финан¬
систов»  (Французские  «финансисты».  .  .,  стр.  203).
 76  Эти  меры  В.  В.  Бирюкович  расценивает  лишь  как  старание  успокоить
общественное  мнение  и  отвратить  нависшую  угрозу  расправы  с  финансистами,
угрозу,  составлявшую  кардинальное  требование  блока  дворянства  и  третьего
сословия.
 77  В  статье  В.  В.  Бирюковича  подробно  разобраны  некоторые  из  них,  уже
послужившие  материалом  для  обширных  исследований  французских  историков:
Зеле,  Фаньеза,  Делоша  и  других.  Естественно,  что  внимание  В.  В.  Бирюковича
было  больше  всего  привлечено  теми  памфлетами,  в  которых  преимущественно
дебатировались  вопросы,  связанные  с  управлением  государственными  финан¬
сами,  с  борьбой  против  финансистов  и  т.  п.  Но  отвлекаясь  от  рассмотрения  дру¬
гих,  весьма  многочисленных  памфлетов,  В.  В.  Бирюкович  создал  несколько  ис¬
кусственную  конструкцию:  оказалось,  что  основное  внимание  памфлетистов
было  сосредоточено  лишь  на  финансистах  и  мерах  борьбы  с  ними.  На  дем
в  очень  обильной  публицистике  того  времени  подробно  обсуждались  все  тре¬
пещущие  вопросы  внешней  и  внутренней  политики,  предлагались  различные
программы  и  способы  их  исполнения.  Нет  оснований  сводить  все  это  разно¬
образие  политической  мысли  и  общественного  мнения  только  к  борьбе  за
власть,  длительно  и  умело  проводившейся  кардиналом  Ришелье,  как  это  делают
французские  историки,  или  же  к  борьбе  вокруг  финансистов,  как  это  делает
В.  В.  Бирюкович.  Такое  ограничение  темы  искажает  общую  картину.
 260

этому  авторы  памфлетов  того  времени  почти  всегда  обрисовы¬
вают—  каждый  на  свой  лад!  —  общее  положение  страны  и  ее  клас¬
сов,  а  затем  уже  предлагают  программу  и  средства  для  ее  вы¬
полнения.  В  этом  заключается  их  большой  интерес.  Мы  уже
отмечали,  что  во  многом  они  ставят  проблемы  гораздо  шире  и
глубже,  чем  в  XVI  в.,  когда  в  ходе  ожесточенной  гражданской  и
конфессиональной  междоусобицы  интересы  партий  гугенотов  и
католиков  зачастую  превалировали  над  соображениями  общегосу¬
дарственного  значения  как  в  экономике,  так  и  в  политике.  В  этом
отношении  публицистика  исследуемого  времени  наглядно  показы¬
вает  более  высокий  уровень  не  только  экономической,  но  и  полити¬
ческой  мысли  во  Франции.
 При  общей  характеристике  памфлетов  1620—1624  гг.  следует
поставить  в  центр  внимания  два  основных  вопроса:  1)  необходи¬
мость  войны  с  гугенотами  (или  хотя  бы  поддержание  прежнего
статуса),  т.  е.  важнейший  узел  внутренней  политики,  и  2)  отноше¬
ния  с  Испанией  и  другими  государствами,  уже  втянутыми  в  Трид¬
цатилетнюю  войну,  т.  е.  важнейший  узел  внешней  политики  Фран¬
ции.  В  ответах  на  эти  вопросы  авторы  памфлетов  —  в  зависи¬
мости  от  своих  программ  —  расходятся,  но  эти  первоочередные  темы
они  рассматривают  всегда.
 Проанализируем  для  примера  один  из  типичных  памфлетов,
явно  не  принадлежащий  перу  какого-либо  известного  и  бойкого
писаки  и  не  блещущий  никакими  литературными  достоинствами.
Он  вышел  в  1623  г.  и  называется  «Совещание  трех  знаменитых
адвокатов  об  общественных  делах»  (Consultation  de  trois  fameux
advocats  sur  les  affaires  publiques).  Изложение  ведется  в  форме
речей  адвокатов  Шоппена,  Шоюара  и  Робера.  Персонажи  не  про¬
тиворечат  друг  другу,  но  каждый  из  них  подчеркивает  главную,
по  его  мнению,  мысль.  Совокупность  этих  мыслей  дает  нам  осно¬
вания  для  следующих  выводов.
 Первый  адвокат  считает,  что  для  прочного  мира  в  стране  и
укрепления  королевской  власти  (а  это  motto  огромного  числа
памфлетов,  можно  сказать,  их  общая  исходная  позиция)  необхо¬
димо  уничтожение  гугенотской  республики,  ликвидация  полити¬
ческой  самостоятельности  гугенотов.  Гиэнь  и  Лангедок  уже  под¬
чинены,  и  гугенотские  дворяне  смирились,  но  еще  остается  Ларо¬
шель—  очаг  непрестанного  мятежа.  Ее  также  надо  подчинить.
Внушает  тревогу  то  обстоятельство,  что  правительство  как  будто
перестало  об  этом  думать.  Надо  построить  вокруг  Ларошели
форты,  а  с  моря  плотину.  Пока  гугеноты  до  конца  не  усмирены,
нельзя  вмешиваться  во  внешнюю  войну.
 Второй  адвокат,  соглашаясь,  что  наличие  республики  внутри
монархии  является  чудовищным,  подчеркивает,  что  еще  худшей
бедой  является  нужда  народа.  Она  велика  и  неизлечима,  а  король
о  ней  не  знает.  Правду  от  него  скрывают  откупщики  и  другие
 261

«пиявки»,  угнетающие  народ,  особенно  крестьян,  находящихся
в  ужасной  нужде.  Деревни  пустеют.
 Третий  адвокат  видит  корень  зла  в  распущенном  поведении
солдатчины  и  в  вымогательствах  финансовых  чиновников.  Осо¬
бенно  ярко  это  проявилось  в  последних  гражданских  войнах  (т.  е.
войнах  с  гугенотами  в  1621  —1622  гг.).  Солдаты  оказались  пло¬
хими,  необученными  и  трусливыми,  они  грабили  население.  Армия
и  царящие  в  ней  порядки  плохи.  Надо  регулярно  оплачивать  сол¬
дат  и  распространить  на  всю  страну  систему,  существующую  в  Бур¬
гундии,  Дофинэ  и  Провансе,  где  отряды  оплачиваются  местными
властями.  В  финансовом  управлении  царит  хаос  и  главная  тому
причина  —  пенсии  дворянству.
 Если  попытаться  расценить  этот  памфлет  с  учетом  социаль¬
ных  и  политических  интересов  его  автора,  то  надо  подчеркнуть
следующие  моменты: 	1)  упор  на  желание  внутреннего  мира  и
 укрепление  центральной  власти,  на  необходимость  довести  борьбу
с  гугенотами  до  конца,  т.  е.  до  взятия  Ларошели,  2)  внимание
к  нуждам  народа  и  его  бедности,  желание  избавить  его  от  самого
страшного  зла  —  грабежей  солдатчины,  3)  предложение  реформи¬
ровать  оплату  армии  и  4)  сократить  пенсии  дворянству.  Все  это
сходится  с  программой  третьего  сословия  и  совпадает  с  его  нака¬
зом  на  Генеральных  Штатах  1614  г.  Вместе  с  тем  в  обстановке
тех  лет  памфлет  имел  и  роялистский  характер,  ибо  он  в  точности
соответствовал  политике  правительства  в  отношении  гугенотов  и
международной  обстановки  и  предвосхищал  требования  реформы
содержания  войск,  о  которой  шла  речь  на  собрании  нотаблей
в  1626  г.78  Что  касается  утверждения,  что  корень  зла  финансовых
беспорядков  —  в  пенсиях  дворянству,  то  это  мнение  было  широко
распространено  в  ту  пору  именно  в  кругах  буржуазии.
 Означает  ли  отсутствие  в  памфлете  требования  судебной  рас¬
правы  с  финансистами,  что  он  вышел  из  кругов,  благоприятных
Лавьевилю  и  финансистам?  Ни  в  коем  случае,  ибо  и  сами  фи¬
нансисты,  и  их  методы  подвергнуты  суровому  осуждению.  Это
значит  лишь  (что  можно  подтвердить  и  другими  примерами)  сле¬
дующее: 	не 	столь  уж  единодушно  и  общераспространено  было
 требование  суда  над  финансистами  и  не  оно  лишь  занимало  умы
и  внимание  современников,  как  это  считает  В.  В.  Бирюкович.79
 Рассмотрим  теперь  те  самые  источники,  которые  использованы
^  в  статье  В.  В.  Бирюковича  и  по  его  мнению  являются  наиболее
показательными  по  своей  вражде  к  финансистам,  в  первую  оче¬
редь  памфлет  Бургуэна  «Предложения  королю»  .  .  .  (Offres  ou  pro¬
positions  au  Roy),  вышедший  в  1623  г.  и  действительно  направлен¬
ный  против  финансистов.  В  нем  нет  общих  политических  сообра¬
 78  См.  гл.  VI  настоящей  работы.
 79  В.  В.  Б  и  р  ю  к  о  в  и  ч.  Французские  «финансисты».  .  .,  стр.  204.
 262

жений,  он  содержит  лишь  проект  реформы  финансового  ведомства.
Автор  констатирует,  что  казна  пуста  и  виноваты  в  том  финан¬
систы,  ибо  доходы  уходят  на  уплату  процентов  по  предоставлен¬
ным  ими  займам  и  приходится  повышать  налоги.  Виновником
именно  этих  зол80  Бургуэн  считает  плутократию  и  предлагает
королю  предпринять  «охоту  на  воров»,  т.  е.  произвести  расследо¬
вание  злоупотреблений  в  управлении  финансами,  причем  лучше  не
при  помощи  судебного  следствия,  а  чисто  административным  пу¬
тем,  не  прибегая  к  конфискациям.  Содержание  памфлета  в  целом
показывает,  что  навряд  ли  его  можно  назвать  яростной  атакой  на
финансистов.  Разумеется,  Бургуэн  не  щадит  мрачных  красок
в  своих  обвинениях,  но  в  сущности  он  обвиняет  финансистов
в  одном  —  во  взимании  слишком  больших  процентов  по  займам,
а  предлагаемое  им  лекарство  состоит  в  том,  чтобы  без  шума  и  скан¬
дала  пересмотреть  заключенные  с  финансистами  договора  о  зай¬
мах  и  снизить  эти  проценты.  Таким  образом,  это  всего  лишь  при¬
зыв  к  нормализации  отношений  казны  с  государственными  креди¬
торами.  Если  к  тому  же  учесть,  что  памфлет  Бургуэна  появился
как  раз  во  время  проведения  Лавьевилем  его  мероприятий  по  оздо¬
ровлению  финансов,  еще  труднее  счесть  его  «громом  и  молнией  на
головы  финансистов».
 Таким  образом,  следует  отметить,  что  в  памфлетах  1623  г.
(при  всех  их  нападках  на  финансистов)  в  качестве  конкретных  мер
предлагались  лишь  упорядочение  отношений  казны  с  кредиторами
и  снижение  процентов  по  заключаемым  у  них  займам.
 Рассмотрим  теперь  бюджеты  1623  и  1624  гг.,  чтобы  подтвер¬
дить  данные  публицистики  цифрами.81
 В  1623  г.  общая  сумма  доходов  была  около  37  млн  ливров,
расходов  —  около  32  млн  ливров.  В  1624  г.  как  доходы,  так  и  рас¬
ходы  составили  сумму  около  34  млн.  Таким  образом,  бюджеты
этих  трех  лет  были  действительно  сокращены:  очень  сильно  по
сравнению  с  1622  г.  (50  млн),  в  меньшей  степени  по  сравнению
с  1620  г.  (39  млн).82  В  доходной  части  бюджета  надо  отметить
уменьшение  поступлений  по  косвенным  налогам,  но  особенно  по
«случайным»  и  экстраординарным  доходам.  В  расходной  части
сокращение  коснулось  двух  главных  объектов:  армии  (почти  вдвое
по  сравнению  с  1622  г.)  и  пенсий.  Последние  составили  в  1623  г.
2.7  млн,  в  1624  г.  —  3.5  млн  ливров  (в  1620  г.  —  5.5  млн,  в  1622  г.  —
4.2  млн).
 Таким  образом,  Лавьевилю  удалось  несколько  оздоровить  фи¬
нансы  за  счет  сокращения  расходов  на  армию  и  ликвидации  неко¬
торых  гарнизонов.  Этим,  очевидно,  и  объясняется  тот  фавор
 80  Но  не  всех  зол  вообще,  как  думает  В.  В.  Бирюкович.
 81  Цифры  выведены  из  материала,  имеющегося  у  Малле.
 82  См.  стр.  241.
 263

у  короля,  которым  он  несомненно  пользовался  в  течение
всего  1623  г.83  В  какой  мере  введенный  им  «режим  экономии»  от¬
вечал  интересам  финансистов?  В.  В.  Бирюкович  считает,  что  «на¬
значение  Лавьевиля  сюринтендантом  финансов  отдало  все  денеж¬
ные  ресурсы  государства  в  распоряжение  финансистов».84  Данные
источников  не  подтверждают  этого  мнения;  в  некоторых  случаях
Лавьевиль  даже  увеличивал  суммы  откупов.85  Он  действительно
пытался  сбалансировать  бюджет,  что  в  первую  очередь  требова¬
лось  интересами  правительства.  Выше  было  сказано,  что  и  сами
кредиторы  также  нуждались  в  известном  укреплении  кредита
короны.  Однако  нет  никаких  сведений,  что  Лавьевиль  прикрывал
своим  званием  сюринтенданта  бесконтрольное  хозяйничанье  фи¬
нансистов  в  государственной  казне.
 Довольно  скоро  Лавьевиль  начал  вмешиваться  и  в  «большую
политику»,  т.  е.  главным  образом  в  дипломатию  французского
правительства,  которой  ведали  канцлер  и  государственный  секре¬
тарь  Пюизье.86  На  это  его  толкал  все  тот  же  введенный  им  режим
экономии.  Выдержать  эту  линию  финансовой  политики  сколько  бы
то  ни  было  последовательно  сюринтендант  мог  лишь  при  условии
поддержания  расходов  на  армию  на  пониженном  уровне.  Следова¬
тельно,  во  внешней  политике  было  необходимо  вести  курс  на  дипло¬
матические  акции,  всячески  избегая  поводов  для  вмешательства
в  Тридцатилетнюю  войну.  В  отношениях  с  гугенотами  надо  было
занять  выжидательную  позицию.
 Эти  взгляды  отнюдь  не  противоречили  политике  канцлера  и
Пюизье,  и  начавшиеся  между  ними  и  Лавьевилем  разногласия  не
носили  принципиального  характера.  Борьба  их  приняла  чисто  лич¬
ный  оттенок.  Лавьевиль  был  моложе  и  активнее  своих  соперников,
его  энергичная  деятельность  импонировала  королю,  которому  он
наобещал  и  в  дипломатии  таких  же  успехов,  которых  достиг  в  об¬
ласти  финансов.
 Выше  было  уже  сказано,  что  в  начале  1623  г.  французская
дипломатия  до  известной  степени  преуспела  по  двум  важнейшим
в  ту  пору  линиям:  в  Вальтелине  и  на  Рейне.87  Силлери  и  Пюизье
могли  в  тот  момент  считать  это  своей  удачей.
 Однако  папа  и  нунций  во  Франции  стремились  свести  на  нет
союз  Франции  с  Савойей  и  Венецией.  Особенно  пугала  их  перспек¬
тива  появления  в  Италии  завербованного  на  службу  союзных  госу¬
дарств  Мансфельта.  Нунций  к  тому  же 	в  марте 	сообщил 	в 	Рим
 утешительные  вести  насчет  сокращения 	Лавьевилем 	расходов 	на
 83  Relation  des  choses  memorables.  ..,  f.  236.
 84  В.  В.  Б  и  р  ю  к  о  в  и  ч.  Французские  «финансисты».  .  .,  стр.  237.
 85  В  1623  г.  он  увеличил  один  из  крупнейших  откупов  (aides  de  France)
на  400  тыс.  ливров  (P.  Н  е  u  m  а  п  п,  ук.  соч.,  стр. 	195).
 86  Relation  des  choses  memorables.  .  .,  f.  236.
 87  См.  ctP.  258,  259.
 264

армию,  в  силу  чего  во  Франции  не  наблюдалось  никакой  подго¬
товки  к  войне,  что  было  совершенно  справедливо.  Папа  выразил
согласие  принять  в  залог  форты  Вальтелины,  но  при  этом  он  по¬
желал  поставить  там  свои  гарнизоны  и  сохранить  для  Испании
свободу  проходов.  Узнав  об  этом  условии,  нарушавшем  Мадрид¬
ский  договор,  французский  посол  в  Риме,  командор  Силлери,
заявил,  что  должен  узнать  мнение  своего  правительства,  которое,
как  и  следовало  ожидать,  отнеслось  к  этому  без  всякого  одобре¬
ния.  Тем  временем  папа,  не  дождавшись  еще  ответа  из  Франции,
послал  в  Вальтелину  своего  брата.  Силлери  в  конце  апреля  согла¬
сился  на  эту  экспедицию,  т.  е.  пошел  на  уступки  без  санкции  ко¬
роля.  Надо  помнить,  какое  значение  имел  вопрос  о  свободе  прохо¬
дов  и  для  испанцев,  и  для  французов.  Союзники  Франции  —
Савойя  и  Венеция  —  не  согласились  на  передачу  фортов  папе,  хотя
тот  и  объяснял,  что  получил  согласие  Силлери  и  что  мера  эта
нужна  только  для  того,  чтобы  избежать  войны.  В  конце  концов
Фериа  сдал  форты,  но  удержал  за  собой  наиболее  важные:
в  Кьявенне88  и  в  Риве,  без  которых  сдача  остальных  была  пустой
формальностью.  Папа  же,  рассчитывая,  что  все  эти  перипетии  за¬
ставят  Венецию  и  Савойю  разорвать  союз  с  Францией  (что  ему
и  требовалось),  не  принуждал  Испанию  к  полному  улаживанию
конфликта.  Цель  Испании  и  папы  была  ясна:  затянуть  дело  так,
чтобы  Венеция  и  Савойя  перессорились  с  Францией,  не  предпри-
 о 	и 	«СО
 нимавшеи  активных  действии.
 Итак,  дело  заключалось  в  том,  что  Силлери,  поверив  папе,  дал
согласие  на  экспедицию  папских  войск  в  Вальтелину,  что  вызвало
недовольство  союзников  Франции.  Папа  и  испанцы  перехитрили
французского  посла,  ибо  было  попрано  самое  существенное  усло¬
вие  Мадридского  договора  —  монополия  на  проходы  для  Франции.
Понятна  также  реакция  Савойи  и  особенно  Венеции  на  это  нару¬
шение  договора.  Занятая  испанскими  и  папскими  войсками  Валь-
телина  по-прежнему  была  для  Синьории  закрыта.
 Итак,  в  Вальтелине  дела  обернулись  против  Франции.  Однако
8  июня  умер  папа  Григорий  XV,  а  его  преемник  Урбан  VIII  был
настроен  более  благожелательно  к  Франции.
 В  Германии  передача  курфюршеского  сана  Максимилиану  Ба¬
варскому  встревожила  протестантских  князей,  так  как  это  еще
больше  ослабляло  их  позиции  и  в  коллегии  курфюрстов,  и  в  об¬
щем  балансе  политических  сил  в  Германии.  Поэтому  саксонский
и  бранденбургский  курфюрсты  не  признали  Максимилиана  кур¬
фюрстом  и  вооружились.  Бетлен  Габор  готовил  нападение  на
Австрию,  Дания  собиралась  вступить  в  войну.  Все  это  было  вы-
 88  Долина  Кьявенны  расположена  на  север  от  оз.  Комо;  она  ведет  к  пере¬
валу  Шплюген  (т.  е.  в  долины  верхнего  течения  Рейна  и  Инна).
 89  В.  Z  е  1  1  е  г,  ук.  соч.,  стр.  245,  254.
 265

звано  успехом  Испании  в  Палатинате  и  на  нижнем  Рейне,  равно
как  и  успехами  императора  в  Чехии  и  Венгрии.  Следовательно,  и
в  Германии  обстановка  требовала  активного  вмешательства  Фран¬
ции.  Однако  Брюлары  (главным  образом  Пюизье)  по-прежнему
стремились  уладить  все  дипломатическим  путем.  Причина  такой
позиции  ясна.  Она  была  ясна  и  для  современников.  У  Франции
не  было  денег  на  войну.  Однако  в  этих  условиях  не  могли  быть
особо  действенными  и  дипломатические  усилия: 	они 	не 	были
 в  должной  мере  подкреплены.  Мало  что  изменилось  и  после  того,
как  по  требованию  Урбана  VIII  Кьявенна  и  Рива  были  все  же
отданы  папе.  Само  положение  папы  как  одного  из  государей  Ита¬
лии  вынуждало  его  к  постоянным  колебаниям  между  главными
врагами:  Испанией  и  Францией.
 Этими  обстоятельствами  и  воспользовался  Лавьевиль,  доби¬
ваясь  от  короля  отставки  Брюларов.  К  неудачам  во  внешней  поли¬
тике  Людовик  XIII  был  особенно  чувствителен  в  силу  того,  что
они  связывали  ему  руки  и  во  всех  прочих  отношениях.  Допущен¬
ный  командором  Силлери  дипломатический  промах,  в  итоге  кото¬
рого  папа  Фактически  занял  форты  Вальтелины,  сохранив  испан¬
цам  свободу  проходов,  сводил  на  нет  и  Мадридский  договор,  и
(что  особенно  важно)  союз  Франции  с  Венецией  и  Савойей.  Вы¬
игрыш  Испании  заключался  также  в  том,  что  при  этой  обстановке
в  Вальтелине  она  получала  большую  свободу  действий  в  Брабанте
и  в  Германии.  Испанская  дипломатия  под  руководством  Оли¬
вареса  оказывалась  грозным  соперником  Французской  дипломатии,
и  не  деятелю  масштаба  Пюизье  было  с  ней  сравняться.
 В  это  же  время  потерпела  крах  попытка  канцлера  Силлери
захватить  Ларошель  при  помощи  предательства  одного  из  гугенот¬
ских  офицеров.  Эта  неудача  также  сильно  уронила  Брюларов
в  мнении  Людовика  XIII.90
 У  Лавьевиля  был  козырь  в  руках  —  ошибки  Брюларов  в  Ларо¬
шели,  Париже  и  в  Риме,  особенно  ошибка  командора  Силлери.
Их  действия  были  дезавуированы  в  конце  1623  г.  и  притом  особым
способом:  отставкой  всего  дипломатического  корпуса  Франции.
 Но  прежде  чем  рассматривать  отставку  Брюларов  и  формиро¬
вание  нового  кабинета,  следует  коснуться  и  других  обстоятельств,
предшествовавших  этим  событиям.  В  Руане  вспыхнуло  20  ноября
восстание  в  связи  с  приведением  в  действие  указов  о  новых  нало¬
гах.91  Члены  руанского  парламента,  вышедшие  на  улицы  для
усмирения  народного  недовольства,  подверглись  нападению.  В  ре¬
зультате  судебного  следствия  трое  «бунтовщиков»  были  пове¬
шены.
 Это  было  первое  за  много  лет  антиналоговое  выступление  на¬
родных  масс,  и  оно  произвело  большое  впечатление.  Кроме  того,
 90  Relation  des  choses  memorables.  .  ff.  237—237'.
 91  См.  стр.  260.
 266

и  связи  с  ним  снова  встал  вопрос:  возможно  ли  вообще  увеличе¬
ние  налогов?  В  принципе  в  течение  всего  периода  со  смерти  Ген¬
риха  IV  этот  вопрос  решался  отрицательно:  в  обстановке  гра¬
жданской  смуты  и  ослабления  центральной  власти  народные
волнения  таили  в  себе  сугубую  опасность.  Поэтому  сперва  прави¬
тельство  тратило  золотой  запас,  собранный  Сюлли  в  предвидении
войны  с  Габсбургами,  затем  оно  делало  займы  у  финансистов.
Начиная  с  1620  г.  оно  больше  всего  прибегало  к  займам,  облагало
духовенство  субсидиями,  а  чиновничество  —  принудительными
займами  при  оплате  полетты.  Но  как  мы  видели,  все  эти  ресурсы
оказались  недостаточными  для  разрешения  крупных  задач  внут¬
ренней  и  внешней  политики.  Увеличение  же  налогов  сразу  по¬
влекло  за  собой  выступление  народа.
 Мы  не  располагаем  данными  насчет  того,  какие  решения
были  по  этому  поводу  приняты  в  Королевском  Совете.  Судить
о  них  можно  только  по  результатам,  а  они  таковы:  значительного
повышения  налогов  не  было  ни  в  1624  г.,  ни  в  последующие  два-
три  года.
 В  этих  условиях  дипломатия  становилась  едва  ли  не  важней¬
шим  орудием  политики  правительства  в  целом.  Однако  ход  собы¬
тий  в  Италии  и  в  Германии  лишь  отчасти  мог  быть  направлен
французской  дипломатией  в  желательном  для  нее  направлении.
Ей  противодействовали  силы,  стремившиеся  извлечь  для  себя
пользу  из  тяжелого  положения  французского  правительства.
В  первую  очередь  это  была  Испания,  где  правитель,  герцог  Оли¬
варес,  будущий  соперник  Ришелье,  успешно  изыскивал  всевоз¬
можные  ресурсы  для  развития  достигнутых  успехов.
 К  концу  1623  г.  обстановка  сложилась  следующим  образом:
1)  экономия  государственных  расходов  продолжала  осущест¬
вляться  за  счет  сокращения  армии  и  пенсионного  фонда,  2)  дипло¬
матия  Франции  в  Италии  потерпела  неудачу.  Поскольку  диплома¬
тия  персонально  велась  Брюларами,  их  следовало  отставить.
Поскольку  сокращение  пенсий  и  армии  наносило  ущерб  знати  и
родовитому  дворянству  (ущерб  усугублялся  отсутствием  войны,
внешней  и  внутренней,  служившей  служебным  оплачиваемым  по¬
прищем  для  дворян),  надо  было  принимать  какие-то  меры;  однако
они  не  должны  были  иметь  целью  восстановление  пенсий  и  армии
в  прежнем  объеме.  Кроме  того,  надо  было  обезвредить  знать
в  политическом  отношении,  для  чего  следовало  вернуть  Конде  во
Францию  и  ввести  его  в.Королевский  Совет,  разумеется,  не  с  тем,
чтобы  дать  ему  какую-либо  долю  власти,  но  для  того,  чтобы  дер¬
жать  его  под  неустанным  контролем  и  пресечь  его  связи  с  ино¬
странными  государями  и  со  знатью  в  провинциях.  Это  далось  не
без  труда,  ибо  Конде  сперва  не  желал  возвращаться,  боясь  Басти¬
лии.  Затем,  вернувшись  в  свою  провинцию  Берри,  он  боялся  ехать
в  столицу  и  лишь  после  дипломатического  демарша  своей  жены
 267

согласился  прибыть  ко  двору.  В  Королевском  Совете  он  был  лишь
декоративной  фигурой,  однако  эта  должность  мешала  ему  стать
вождем  мятежа  феодальной  знати.  По  той  же  причине  должна
была  быть  введена  в  Королевский  Совет  и  Мария  Медичи.  При
этих  условиях  знать,  лишенная  лозунгов  и  поддержки  военной
силы  гугенотской  партии,  была  уже  неспособна  на  открытый  мя¬
теж  против  правительства.  Не  было,  следовательно,  и  организа
ционного  центра,  вокруг  которого  могло  бы  сплотиться  родовитое
дворянство.  К  тому  же  некоторая  часть  армии  сохранилась  (в  гар¬
низонах  на  Юге  и  на  всякий  случай  вокруг  Лиона).  Линия  пра¬
вительства  на  политическую  изоляцию  вельмож  прослеживается
и  в  том,  что  ни  Гизы,  ни  Конде,  ни  д’Эпернон  и  другие  не  полу¬
чили  (хотя  и  домогались)  в  конце  1623  г.  никаких  постов  и
милостей.
 Для  Лавьевиля  создалась  очень  благоприятная  ситуация.  Ни
знать,  ни  Брюлары  не  были  ему  опасны.  О  Ришелье  король  по-
прежнему  не  хотел  и  слышать.92  Режим  экономии  импонировал
Людовику  XIII.  Грубость  сюринтенданта  в  отношении  обиженных
им  вельмож  и  дворян  также  не  была  новостью  при  французском
дворе;  Сюлли  отличался  теми  же  качествами.
 Среди  хаоса  враждебных  интересов  и  хитроумнейших  придвор¬
ных  интриг,  имевших  целью  склонить  к  тем  или  иным  действиям,
не  имея  доверия  ни  к  кому,  даже  к  жене,  матери  и  брату,  Лю¬
довик  ХГН  чувствовал  себя  чужим  и  неприкаянным.  Он  старался
как  можно  больше  времени  проводить  вне  Лувра,  на  охоте  или
в  загородных  уединенных  дворцах.  В  создавшемся  нелегком  по¬
ложении  он  не  сделал  грубых  политических  ошибок,  не  поддался
энергичным  настояниям  папы  и  католического  духовенства,  требо¬
вавших  немедленного  возобновления  войны  с  гугенотами;  отверг
не  менее  настойчивые  требования  Конде  и  знати  начать  открытую
войну  с  Испанией  и  поддержал  Лавьевиля  в  его  финансовой
политике.
 Однако  все  эти  действия  были  мерами  пассивными.  Они  обли¬
чали  наличие  у  короля  известного  политического  чутья  и  боязни
рискованных  актов,  но  не  более.
 Отставка  Брюларов  явилась  мерой  такого  же  порядка.93  Не¬
сомненно,  что  Лавьевиль  приложил  к  ней  руку,  рассчитывая
остаться  единоличным  министром;  недаром  современники  назы¬
вали  его  человеком  «предприимчивым».  В  первый  день  1624  г.  от
Силлери  были  потребованы  печати  (выше  было  сказано,  что  канц¬
лера  нельзя  было  сместить,  но  назначением  нового  хранителя
 92  Враги  кардинала  твердили  королю,  что  Ришелье  «ловкий  пройдоха»
(«un  grand  fourbe»  —  Relation  des  choses  memorables.  .  f.  231').
 93  Обстоятельства  отставки  Брюларов  подробно  описаны  в  «Relation  des
choses  memorables.  .  .»  (ff.  231'—278').
 268

печати  можно  было  лишить  его  реальной  власти).  Ходили  слухи,
что  король  намерен  дать  печати  какому-либо  маловлиятельному
лицу  для  того,  чтобы  тот  целиком  от  него  зависел.  Слухи  оправ¬
дались,  ибо  печати  были  даны  почтенному  сановнику  д’Алигру,
и  король  ему  при  этом  сказал:  «такова  моя  воля,  и  своим  назначе¬
нием  вы  никому  не  обязаны».94
 В  конце  января  король  запретил  иностранным  послам  вести
дела  с  Пюизье  и  предложил  обращаться  к  нему  самому.  Наконец,
4  февраля  Брюлары  были  отставлены  и  на  следующий  день  уехали
в  свое  поместье.  Был  сменен  весь  дипломатический  корпус  за
границей  и  все  государственные  секретари.  Эти  факты  —  веское
доказательство,  что  именно  неудачная  дипломатия  Брюларов  была
причиной  их  отставки.  Король  заявил  нунцию,  что  они  скрывали
от  него  большую  часть  проходивших  через  них  дел,  например
миссию  капуцина  Валериана,  что  Пюизье  порой  давал  послам  рас¬
поряжения  без  ведома  короля,  а  иногда  изменял  полученные  от
короля  указания,  что  Силлери  присвоил  немало  денег  из  числа
тех,  что  должны  были  уплачиваться  в  качестве  пенсий  иностран¬
цам  в  Германии,  Фландрии,  Италии  и  т.  д.95
 Новый  состав  кабинета  был  таков:  канцлера  не  было,  храни¬
тель  печати  д’Алигр  целиком  зависел  от  короля;  иностранные
дела  были  поделены  между  четырьмя  государственными  секрета¬
рями,  а  не  сосредоточены,  как  ранее,  в  одних  руках  (Пюизье  ведал
всей  дипломатией,  войной  и  деньгами  на  войну,  в  то  время  как
функции  остальных  трех  государственных  секретарей  ограничива¬
лись  внутренними  делами  по  группам  провинций).  Теперь  их  обя¬
занности  были  разделены  следующим  образом:  Эрбо  (d’Herbault)
ведал  делами  с  Испанией,  Италией,  Швейцарией  и  Граубюнденом;
Оккёр  (Ocquerre)—делами  с  Германией,  Польшей,  Голландией
и  Фландрией  (т.  е.  Испанскими  Нидерландами);  Лавиль-о-Клер
(La  Ville-aux-Clercs)  —делами  с  Англией,  Турцией  и  всем  Леван¬
том;  Боклер  (de  Beauclerc),  новый  государственный  секретарь,
назначенный  на  место  Пюизье  (бывший  секретарь  Анны  Ав¬
стрийской  и  финансовый  контролер),  ведал  войной  и  деньгами  на
войну.
 Все  четверо  были  подчинены  Королевскому  Совету,  главным
членом  которого  в  тот  момент  был  (в  силу  отсутствия  канцлера)
сюринтендант  Лавьевиль.
 Как  следует  расценить  эту  реформу?96
 94  В.  Zeller,  ук.  соч.,  стр.  237.  —  Д’Алигр  был  назначен  вопреки  Лавъе-
вилю.  Людовик  XIII  действительно  хотел  иметь  хранителем  печати  человека,
не  зависящего  от  придворных  партий.
 95  В.  Z  е  1  1  е  г,  ук.  соч.,  стр.  240—242.
 96  В.  В.  Бирюкович  ошибочно  относит  реформу  к  июню  1624  г.,  т.  е.  ко
времени  господства  Лавьевиля  (Французские  «финансисты».  .  .,  стр.  220).
 269

В  Королевском  Совете  не  стало  его  естественного  фактического
председателя  —  канцлера,97  не  стало  и  министра  иностранных  дел.
Государственные  секретари  попали  в  непривычное  положение,  и
ни  один  из  них  не  имел  опыта  в  дипломатических  делах.  Ответ¬
ственными  лицами  были  король,  обязанный  ему  своим  назначением
хранитель  печати  д’Алигр  и  сюринтендант  Лавьевиль.  Иными  сло¬
вами,  король  и  Лавьевиль  обязаны  были  направлять  всю  политику;
государственные  секретари  были  превращены  в  исполнителей.
 Как  оценивали  реформу  современники?
 Известны  мнения  итальянских  послов  (нунция,  тосканского
и  венецианского  резидентов),  которые  в  подобных  случаях  отра¬
жали  мнение  политических  кругов  Франции.  Послы  считали,  что
новый  порядок  непрочен  как  ввиду  неопытности  и  неспособности
Лавьевиля,  так  и  ввиду  необычности  положения  и  функций  го¬
сударственных  секретарей.  Дальнейшие  события  показали  справед¬
ливость  этой  оценки.  Король  и  Лавьевиль  настолько  опасались
намерения  Ришелье-Лтроникнздь^^Я^пл^вский  Совет  (оно  было
 очевидно,  благодаря^  н^стащньш,_лрасьбам  М^ии-Медичи),  что
 кардиналу  было  предложено  отправиться  в  Рим.  Ему,  правда,
удалось  отделаться  от  этой  «почетной»  миссии.  «Ришелье-опасен-
любому  министру,  ибо  уж  очень  он  тонкий  человек  (un  homme
trop  fm),  и  лучше  его  держать  подальше.  А  жор.олю  не  нравитея
его  властное  честолюбие»,98_
 Таковы  обстоятельства  отставки  Брюларов  и  формирования
нового  кабинета.  Как  видим,  нет  оснований  считать,  что  Ришелье
прямо  приложил  к  этому  руку.99
 97  Официально  председателем  Королевского  Совета  был  король,  но  он
далеко  не  всегда  присутствовал  на  заседаниях.
 98  В.  Z  е  11  е  г,  ук.  соч.,  стр.  242—244.
 99  В.  В.  Бирюкович  объясняет  это  иначе.  Он  считает,  что  оппозиция  знати,
обиженной  режимом  экономии  Лавьевиля,  была  для  него  опасной  и  грозила
погубить  всю  финансовую  политику  Лавьевиля  и  Бомарше.  Сюринтендант  был
слишком  слаб  для  борьбы  с  Гизами  и  другими  вельможами,  равно  как  и  с  Брю-
ларами.  Ему  помог  «деятельный  и  внушительный  политический  союзник»  —  Ри¬
шелье,  которому  Брюлары  тоже  стояли  поперек  пути  в  Королевский  Совет;
Лавьевиль  же  был  для  него  несравненно  менее  опасным  противником;  его  можно
было  сперва  поддержать,  а  затем  столкнуть  (В.  В.  Бирюкович.  Француз¬
ские  «финансисты».  ..,  стр.  208,  209).  Может  быть,  кардинал  и  рассуждал
именно  таким  образом,  что  засвидетельствовано  Фонтенэ-Марейлем  (ук.  соч.,
стр.  175).  Если  неопытность  и  неспособность  Лавьевиля  к  «большой  политике»,
т.  е.  главным  образом  к  дипломатии,  были  ясны  для  итальянских  послов,  то  на¬
вряд  ли  они  могли  укрыться  от  проницательности  Ришелье.  Однако  подобные
расчеты  Ришелье  еще  не  дают  основания  полагать,  что  кардинал  и  действовал
в  таком  же  духе.  В  тот  момент  у  него  просто  не  было  способов  повлиять  на
короля,  от  решения  которого  все  зависело.  В.  В.  Бирюкович  не  приводит  ни¬
каких  данных  о  помощи,  оказанной  кардиналом  Лавьевилю  в  деле  отставки
Брюларов.  Поэтому  не  обоснован  и  его  вывод  о  том,  что  после  этого  события
«плутократия  превратилась  в  политическую  силу,  оказывавшую  непосредствен¬
ное  влияние  на  судьбы  французского  абсолютизма».
 270

*  *  *
 Какова  была  политика  Лавьевиля  после  того,  как  в  феврале
1624  г.  он  стал  фактически  руководителем  Королевского  Совета?
Каковы  были  задачи  нового  правительства?
 По  отношению  к  гугенотам  следовало  продолжать  ту  же  линию,
что  и  в  1623  г.,  ибо  не  было  ни  малейшей  возможности  предпри¬
нять  осаду  Ларошели,  на  что  требовались  огромные  средства.
Надо  было  удержать  в  своих  руках  то,  что  уже  было  завоевано
в  1620—1622  гг.,  и  вести  на  Юге  осторожную  политику  привле¬
чения  гугенотских  дворян  и  городов  на  сторону  правительства.
Все  это  делалось  и  не  без  успеха.
 Наиболее  спешными  были  мероприятия  в  международных  от¬
ношениях.  Дела  в  Вальтелине  и  на  Рейне  не  терпели  отлагатель¬
ства,  тем  более  что  в  Испании  в  это  время  Оливарес  взял  в  свои
руки  бразды  правления,  и  силу  этих  рук  сразу  же  ощутили  все
европейские  дипломаты.
 По  вопросу  о  Вальтелине  французское  правительство  в  конце
февраля  заявило,  что  отвергает  претензию  Испании  пользоваться
проходами.  В  начале  марта  Урбан  VIII  предложил  следующий
компромисс:  форты  в  Вальтелине  разрушаются,  территория  до¬
лины  возвращается  Граубюндену  (которому  запрещается  держать
там  вооруженные  отряды),  испанцы  получают  право  прохода
в  одном  лишь  направлении  —  из  Италии  в  Германию.  Вальтелина
демилитаризуется  и  в  таком  виде  возвращается  прежним  властям.
Иными  словами,  восстанавливался  status  quo  ante  1600  г.  Венеция
(ей,  кроме  того,  было  очень  важно,  чтобы  Испания  не  вводила
войск  из-за  Альп  в  Северную  Италию)  также  получила  право
пользоваться  проходами.  Командор  Силлери,  еще  не  знавший
в  тот  момент  о  своей  отставке,  дал  согласие  на  эти  условия,  так
как  они  были  для  Франции  значительно  выгоднее,  чем  ситуация,
сложившаяся  к  концу  1623  г.,  когда  Вальтелина  была  занята  вой¬
сками  папы,  а  фактически  там  распоряжалась  Испания.  Когда  же
Лавьевиль  узнал  22  марта  от  нунция  об  условиях  Урбана  VIII
и  о  согласии  на  них  Силлери,  он  его  дезавуировал  еще  раз,  за¬
явив,  что  согласие  посла  не  имеет  силы,  ибо  он  уже  отозван;
что  же  касается  предоставления  Испании  права  прохода  хотя  бы
в  одном  направлении,  то  это  наносит  ущерб  интересам  Франции.
Однако  нунций  доказал  французскому  правительству,  что  в  мо¬
мент  обсуждения  условий  Силлери  еще  не  имел  в  руках  распоря¬
жения  о  своем  отозвании.100
 100  Кроме  того,  сопоставив  даты  событий,  нунций  заявил,  что  в  феврале
(это  могло  быть  лишь  в  самых  первых  числах  месяца)  король  приказал  Пюизье
написать  в  Рим,  чтобы  посол  не  вступал  в  переговоры  насчет  Вальтелины  вплоть
до  нового  приказа;  однако  из-за  своей  отставки  Пюизье  не  успел  отправить
курьера,  и  это  распоряжение  вообще  не  было  послано  в  Рим.  Сам  нунций
 277

Но  для  французского  правительства  было  уж  очень  выгодно
дезавуировать  своего  посла,  чтобы  не  согласиться  с  предложением
папы.  Выгода  заключалась  в  том,  что  в  тот  момент  оно  ударило
по  Испании  с  другой  стороны  и  потому  рассчитывало,  что  в  во¬
просе  о  Вальтелине  та  должна  проявить  уступчивость.  Удары
были  нанесены  следующим  образом.
 Англо-испанская  дипломатия  строилась  в  те  годы  вокруг
спорного  вопроса  о  Палатинате.  Яков  I  рассчитывал  вернуть  его
Фридриху  V  не  путем  оружия  (воевать  в  Германии  он  не  хотел),
а  путем  переговоров  с  Испанией,  ради  чего  был  создан  проект
англо-испанского  брака,  и  будущий  Карл  I  с  Бёкингэмом  совер¬
шили  инкогнито  свою  романтическую  поездку  в  Мадрид,  где  по
испанскому  обычаю  их  долго  водили  за  нос,  а  затем  выпроводили
домой  с  формальным  обещанием  осуществить  брачный  союз.101
Однако  события  в  самой  Англии  разрушили  этот  проект:  парла¬
мент  высказался  против  союза  с  Испанией,  а  общественное  мнение
требовало  возвращения  Палатината  протестантскому  курфюрсту
путем  войны.  Французская  дипломатия  получила  в  результате
этого  важную  козырную  карту:  она  вынула  ее  из-под  сукна,  пред¬
ложив  Англии  возобновить  переговоры  об  англо-французском
браке  между  будущим  Карлом  I  и  младшей  сестрой  Людо¬
вика  XIII  Генриеттой.  Брак  этот  был  для  Франции  нужен  по
многим  соображениям:  во-первых,  он  ликвидировал  возможность
англо-испанского  брака  (т.  е.  союза),  во-вторых,  обязывал
Якова  I  не  помогать  гугенотам  (точнее,  Ларошели)  в  будущей
кампании.
 Другим  ударом  была  подготовка  вторжения  Мансфельта  в  Па¬
латинат.  Как  было  сказано  выше,  армию  Мансфельта  наняли
союзники  (Франция,  Венеция  и  Савойя)  и  содержали  наготове.
Ею  пугали  и  папу,  и  Испанию,  утверждая,  что  ее  перебросят
в  Вальтелину,  если  там  по-прежнему  будут  действовать  папа  и
испанцы;  это  была  реальная  угроза,  и  она  действительно  заста¬
вила  папу  пойти  на  уступки.  Теперь  Мансфельта  направили  в  Па¬
латинат,  чтобы  выбить  оттуда  испанцев.
 Несомненно,  что  французское  правительство  сосредоточило
главные  усилия  своей  дипломатии  по  этим  направлениям  не  по¬
тому,  что  решило  действовать  именно  на  Рейне,  но  в  силу  того,
что  там  ему  надо  было  обезопасить  себя  от  Англии  в  неменьшей
 лишь  16  февраля  получил  от  короля  сообщение,  что  к  папе  направляется  новый
посол  (Бетюн),  до  приезда  которого  нельзя  обсуждать  вопрос  о  Вальтелине.
24  февраля  он  написал  в  Рим,  что  вариант  предоставления  прохода  испанцам
в  одном  направлении  отвергается  во  Франции.  Таким  образом,  Силлери  дей¬
ствительно  не  знал  о  переменах  во  Франции  в  то  время,  когда  в  начале  марта
(т.  е.  еще  до  прибытия  в  Рим  письма  нунция)  обсуждал  с  папой  условия  и
согласился  на  них.
 101  См.  выше,  стр.  188,  прим.  64.
 272

мере,  чем  от  Испании.  Напомним,  что  курфюршество  палатинское
перешло  к  Баварии  благодаря  содействию  Франции.  Восстанов¬
ление  в  Палатинате  Фридриха  V  было  для  Франции  очень  опас¬
ным  и  нежелательным  из-за  гугенотов,  которых  было  необходимо
изолировать  и  от  Англии,  и  от  германских  протестантов.  В  силу
этих  обстоятельств  французская  дипломатия  обратила  в  на¬
чале  1624  г.  главное  внимание  на  Север,  а  Вальтелину  рассчиты¬
вала  получить  рикошетом,  в  результате  своих  успехов  в  Англии  и
на  Рейне.
 К  этим  со  бь1тиямф^е^в  ра  л  я—апреля  1624  г.,  в  целом  протекав¬
шим  для  французского  правительства_  благополучным  образом,
присоединилось  29  апреля  еще  одно  —  назначение  Ришелье  чле¬
ном  Королевского  Совета.  Произошло  оно  при  следующих  обстоя¬
тельствах.
 Вскоре  после  назначения  Ришелье  хорошо  информированный
тосканский  резидент  писал  в  своем  донесении,  что  король  ввел
в  Совет  (conseil  etroit)  нового  министра,  так  как  важные  иностран¬
ные  дела  требуют  (поскольку  государственные  секретари  в  этом
отношении  неопытны)  присутствия  предусмотрительного  и  лов¬
кого  человека,  обладающего  большими  талантами  и  достоинствами
и  уже  проявившего  их  не  только  в  качестве  советника  королевы-
матери,  но  и  в  качестве  первого  государственного  секретаря  (primo
segretario).102  Став  кардиналом  (а  в  качестве  кардинала  Ришелье
мог  быть  автоматически  введен  в  Королевский  Совет),  Ришелье
стремился  войти  в  Совет,  но  Брюлары  и  Лавьевиль  отсоветовали
это  королю.  Он  был  введен  в  Совет  настояниями  Марии  Медичи.
Предписанные  ему  ограничения  сводились  к  тому,  что  он  не  мог
вести  переговоры  с  иностранными  послами  (negocier)  и  вообще
работать  с  кем  бы  то  ни  было  над  государственными  делами
у  себя  на  дому,  а  в  Совет  его  призывали  для  выслушивания  его
мнения.  Иными  словами,  король  желал  его  контролировать  в  ди¬
пломатических  делах.103
 В  «Мемуарах»  Ришелье  дело  изображено  так,  что  кардинал
сперва  с  неудовольствием  отказался,  затем  принял  королевскую
милость.  Тосканскому  президенту  он  сказал,  что  из-за  плохого
здоровья  вообще  никого  дома  принимать  не  может.  Резидент  пи¬
шет  также,  что  все  члены  Совета,  даже  сам  король,  приняли  его
плохо  и  что  кардинал  пытался  скрыть  свое  недовольство,  иска¬
жая  обстоятельства  назначения.  Однако  он  настолько  честолюбив,
что  со  временем  всего  достигнет.  Большинство  людей  держится
того  мнения,  что  он  вскоре  станет  главой  Совета  вследствие
своих  данных,  ибо  «по  уму  никто  не  может  с  ним  сравняться»,
 102  Речь  идет  о  деятельности  Ришелье  в  1616—1617  гг.
 103  В.  Zeller,  ук.  соч.,  пр.  280,  281.  —  Депеша  датирована  10  мая
1624  г.
 13  А.  Д.  Люблинская
 273

а  в  качестве  кардинала  он  и  формально  может  претендовать  на
 104
 первое  место.
 Сопротивление  короля  было  поколеблено  доводами  не  только
матери,  но  и  духовника,  а  также  главы  ораторианского  ордена
Берюлля,  убедившего  Людовика  XIII  в  порядочности  кардинала.
Многие  придворные  и  особенно  кружок  особо  приближенных
к  королю  лиц  (по  большей  части  мелких  дворян)  твердили  ему,
что  нет  на  свете  человека  более  ловкого,  чем  Ришелье,  и  что  лишь
он  способен  вести  твердую,  сильную  и  последовательную  поли¬
тику,  «достойную  такого  великого  короля».105
 Итак,  Ришелье  был  введен  в  Королевский  Совет  в  итоге  на¬
стояний  своих  покровителей:  Марии  Медичи,  видных  духовных
лиц  и  придворных,  словом,  —  в  итоге  длительной  и  сложной  «при¬
дворной  интриги».  Однако  успех  ее  был  определен  не  одними
лишь  действиями  заинтересованных  лиц,  к  которым  добавила  свой
голос  и  группа  памфлетистов.  Упорную  неприязнь  Людовика  XIII
к  кардиналу  смогло  преодолеть  лишь  понимание  королем  как  всех
трудностей  сложившейся  обстановки,  так  и  необходимости  иметь
в  Совете  опытного  и  ловкого  дипломата.  О  том,  что  Ришелье  пред¬
назначалась  сперва  именно  эта  роль,  свидетельствуют  и  те  усло¬
вия  его  введения  в  Совет,  о  которых  была  речь  выше.106
 Следует  подчеркнуть,  что  Ришелье  был  с  самого  же  начала
введен  в  Совет  как  его  полноправный  член.  Предписанные  ему
условия  касались  лишь  процедуры,  которой  он  должен  был  при-
 107
 держиваться  в  дипломатических  сношениях  с  послами.  '
 104  Там  же,  стр.  281,  282.  —  Действительно  сразу  же  по  вступлении  в  Со¬
вет  Ришелье  сослался  на  свое  право  быть  там  выше  канцлера  и  коннетабля,
уступая  лишь  более  старому  кардиналу  Ларошфуко,  и  получил  королевскую
санкцию.  Затем  после  отставки  последнего  он  занял  в  Совете  первое  по  чину
место.
 105  Relation  des  choses  memorables.  ..,  f.  237'.
 106  Фонтенэ-Марейль  также  объясняет  назначение  кардинала  наличием
внешнеполитических  трудностей.  Он  добавляет,  что  король  не  считал  Лавьевиля
способным  успешно  их  разрешить  (ук.  соч.,  стр.  175),  но  это  добавление  вызы¬
вает  сомнение:  мемуарист  писал  после  смерти  Ришелье,  т.  е.  оценивал  события
ретроспективно.
 107  Основываясь  на  мнении  Авенеля  (A  venel.  Lettres,  instructions  et
papiers  d’Etat  du  cardinal  de  Richelieu,  t.  I.  Paris,  1853,  стр.  783),  В.  В.  Бирюко-
вич  полагает,  что  Лавьевиль,  не  сумев  помешать  назначению  Ришелье,  настоял
перед  королем,  чтобы  кардиналу  был  дан  в  Совете  лишь  совещательный  голос,
и  специально  учредил  для  этой  цели  «Совет  депеш».  Ришелье  стал  «председа¬
телем  этого  безгласного  Совета».  Это  мнение  ошибочно.  «Совет  депеш»  суще¬
ствовал  издавна,  и  Ришелье  его  отнюдь  не  возглавлял.  Структура  Королевского
Совета  очень  детально  описана  в  статье  Мунье  (R.  М  о  u  s  n  i  е  г.  Le  conseil
du  roi  de  la  mort  de  Henri  IV  au  gouvernement  personnel  de  Louis  XIV.  В  кн.:
Etudes  d’histoire  moderne  et  contemporaine  publiees  par  la  Societe  d’histoire  moderne,
v.  I.  Paris,  1948,  стр.  29—67),  а  также  в  его  большой  публикации  (Les  regle-
ments  du  conseil  du  roi  sous  Louis  XIII.  Annuaire—Bulletin  de  la  societe  de
l’histoire  de  France.  Annees  1946—1947.  Paris,  1948,  стр.  93—211).

Перейдем  теперь  к  событиям  мая—августа  1624  г.,  когда  поли¬
тика  направлялась  двумя  лицами  —  Аавьевилем  и  Ришелье.  В  те¬
чение  мая—июня  переговоры  с  Англией  велись  очень  вяло  и
нерешительно.  В  мае  еще  только  нащупывалась  для  них  почва
в  беседах  с  неофициальным  английским  агентом,  графом  Кенсинг¬
тоном.  В  начале  июня  в  Париж  прибыл  полномочный  представи¬
тель  Якова  I  —  граф  Карлейль,  предложивший  Франции  открытый
разрыв  с  Испанией,  ни  в  коей  мере  не  входивший  в  планы  фран¬
цузского  правительства,  ибо  внешней  войны  оно  избегало  по  фи¬
нансовым  соображениям.
 В  это  же  время  велись  переговоры  с  Голландией,  закончив¬
шиеся  в  начале  июня  подписанием  договора  о  наступательном  и
оборонительном  союзе,  причем  Франция  давала  союзнику  ссуду
в  текущем  году  в  1  млн  200  тыс.  ливров  и  по  миллиону.  ливров
в  1625  и  1626  гг.  В  доме  французского  посла  в  Гааге  был  разре¬
шен  католический  культ.  С  французской  стороны  договор  был
подписан  Ледигьером  (коннетаблем),  Аавьевилем  (сюринтендан¬
том)  и  Бюльоном  (главным  военным  интендантом).  В  Швейцарию
был  послан  д’Эстре,  чтобы  попытаться  поднять  протестантские
кантоны  против  Австрии  и  Испании.
 Во  всех  этих  переговорах  и  решениях  Ришелье  не  мог  играть
первую  роль  хотя  бы  потому,  что  они  были  начаты  еще  до  его
вступления  в  Королевский  Совет.  Осуждать  дипломатию  Лавье¬
виля  в  целом  он  не  мог,  ибо  для  этого  не  было  никаких  основа¬
ний.  Он  мог  бы  занять  какую-либо  другую  позицию.  Но  какую?
Открытый  разрыв  и  войну  с  Испанией?  Для  этого  также  не  было
почвы.  Поэтому  он  занялся  тем,  что  повел  против  Лавьевиля
интригу,  используя  его  немалые  дипломатические  промахи  при  пе¬
реговорах  с  английским  послом.  Дело  было  при  этом  не  только
в  промахах  как  таковых,  хотя  они  и  были  очень  досадны;  Ришелье
учел  постоянную  подозрительность  короля,  не  прощавшего  ни¬
кому  самовольных  действий  (сам  кардинал  в  дальнейшем  никогда
себе  этого  не  разрешал),  и  обратил  внимание  Людовика  XIII  на
то,  что,  действуя  именно  так  и  не  ставя  в  известность  других
министров  (т.  е.  Ришелье),  Лавьевиль  предложил  английскому
послу  согласиться  на  включение  в  брачный  договор  пунктов
о  свободе  католического  культа  в  Англии  (чего  требовал  папа,  не
давая  иначе  разрешения  на  брак  католической  принцессы  с  про¬
тестантом),  но  сделать  это  лишь  для  формы,  без  обязательства
выполнить  их.  Французский  посол  в  Англии  также  сообщил  Лю¬
довику  XIII  об  этом  странном  демарше  Лавьевиля,  и  король,
опросив  всех  прочих  членов  своего  Совета,  убедился,  что  Лавье¬
виль  действительно  сделал  это  самовольно  и  без  их  согласия.
Кроме  того,  сюринтендант  тайно  отправил  в  Англию  своего
агента,  капуцина  Ракони,  о  миссии  которого  французский  посол
в  Англии  узнал  совершенно  случайно.  Такой  же  характер  носила

и  миссия  советника  Мареско,  отправленного  в  Германию:  Лавье-
виль  снабдил  его  инструкциями,  отличными  от  тех,  которые  были
составлены  государственными  секретарями  по  решению  Королев¬
ского  Совета.
 Одновременно  с  этими  разоблачениями  Ришелье  повел  атаку
на  сюринтенданта  в  печати.
 Рассмотрим  два  памфлета  очень  бойкого  публициста  Фанкана,
близкого  в  те  годы  к  Ришелье  и  написавшего  не  одно  произведе¬
ние,  инспирированное  кардиналом.
 Первый  памфлет  «Словечко  на  ухо  маркизу  де  Лавьевилю»
(Le  mot  a  l’oreielle  de  М.  le  marquis  de  La  Vieuville,  1624)  засту¬
пается  за  вельмож  и  родовитых  дворян,108  «обиженных»  сюрин-
тендантом,  т.  е.  лишенных  им  пенсий  и  офицерских  должностей.
Автор  подчеркивает  что  Лавьевиль  разорил  и  лишил  куска  хлеба
«множество  ни  в  чем  неповинных  людей».  Это  обстоятельство  под¬
тверждено  и  Фонтенэ-Марейлем,  который  сам  был  придворным  и
военным  и  в  своих  мемуарах  много  обращал  внимания  на  факты,
касающиеся  армии  и  двора.  В  данном  случае  он  тоже  отметил,
что,  сокращая  пенсионный  фонд,  Лавьевиль  не  разбирал,  кто  и
за  что  получал  пенсию,  «служил  ли  человек  или  нет,  и  это  вос¬
становило  против  него  множество  людей,  которые  впоследствии
 109
 ему  это  припомнили».  у
 Фанкан  красочно  изображает  негодование  пострадавших  от
«скупости»  Лавьевиля  и  его  издевательства  над  просителями.  Сюр-
интендант  заявляет  всем,  что  денег  в  казне  нет,  ибо  надо  платить
долги.  Но  почему  король  задолжал  финансистам?  Они  обворовы¬
вают  казну  и  тем  самым  доводят  короля  до  необходимости  брать
у  них  в  долг  те  самые  деньги,  что  они  у  него  украли.  Вместо  того
чтобы  прижать  как  следует  эту  шайку,  Лавьевиль  лишает  пенсий
многих  заслуженных  людей.
 Далее  Фанкан  конкретно  указывает  способы  обворовывания
казны.  Он  обвиняет  Бомарше  и  других  финансистов  в  том,  что
они  брали  слишком  высокие  проценты  по  займам  (denier  six,
т.  е.  16.66%).  В  будущем  они  должны  ограничиться  нормой,  пред¬
писанной  ордонансами,110  если  не  хотят  подвергнуться  судебному
расследованию.
 Сравнивая  это  предложение  с  требованиями,  уже  выставлен¬
ными  до  того  в  памфлете  Бургуэна,  нельзя  не  отметить  их  общ¬
ности  в  вопросе  о  мерах,  которые  следует  предпринять  по  отно¬
шению  к  финансистам.  Оба  автора  желают  установить  для
 108  В.  В.  Бирюкович  истолковывает  тенденцию  памфлета  слишком  ограни¬
чительно,  считая,  что  Фанкан  защищал  только  вельмож  и  стремился  восстано¬
вить  общественное  мнение  против  плутократии  в  целом.
 109  Fontenay-Mareuil,  ук.  соч.,  стр.  173.
 110  Она  была  в  ту  пору  около  5—6%.

кредиторов  казны  определенную  норму  процента  и  вообще  дер¬
жать  их  под  контролем.  Какого-либо  усиления  этого  момента
в  памфлете  Фанкана  по  сравнению  с  предыдущей  публицистикой
заметить  нельзя.  Но  в  нем  доминирует  другая  нота:  из  всего
круга  деятельности  Лавьевиля  подвергнут  резкому  осуждению  и
осмеянию  лишь  его  режим  экономии,  лишь  сокращение  пенсий,
однако  не  для  того,  чтобы  снискать  этим  расположение  вельмож,
а  для  того,  чтобы  открыто  заявить  о  необходимости  королю  иметь
единственным  советником  Ришелье,  человека  молодого,  энергич¬
ного  и  активного.  С  ним  Лавьевиль  не  уживется,  ибо  обоих  их
роднит  одно  желание:  править  единолично.
 Итак,  нормализовать  отношения  правительства  с  государствен¬
ными  кредиторами,  пересмотреть  огульное  сокращение  пенсий,
привлечь  к  власти  Ришелье  в  качестве  главного  советника  —  вот
основные  цели  памфлета.
 В  другом  памфлете  «Общественный  глас,  обращенный  к  ко¬
ролю»  (La  voix  publique  au  roy,  1624)  Фанкан  критикует  всю
деятельность  Лавьевиля,  обвиняя  его  в  предательствах  и  ковар¬
ных  изменах.  Радикальным  средством  является  учреждение  специ¬
альной  судебной  комиссии  и  передача  всей  власти  кардиналу
Ришелье.111
 Этому  памфлету,  направленному  против  Лавьевиля  и  в  защиту
притязаний  Ришелье,  В.  В.  Бирюкович  приписывает  решающее
значение  в  отставке  сюринтенданта:  «Волны  общественного  него¬
дования  (против  финансистов,  —  А.  Л.)  стали  теперь  еще  сильнее
бить  в  стены  Лувра,  угрожая  королевской  власти  новыми  потря¬
сениями».112  Мария  Медичи  и  другие  внушали  королю,  что
Лавьевиля  надо  заменить  кардиналом.  Король  стал  поддаваться
напору  общественного  мнения  и  склонялся  к  мысли,  что  без  Ри¬
шелье  ему  не  обойтись.  Угадывая  намерения  Людовика  XIII,
Лавьевиль  в  начале  августа  просил  об  отставке,  но  безуспешно.
Однако  через  несколько  дней  (12  августа  1624  г.)  было  решено
не  только  отставить  его,  но  и  заточить  в  тюрьму;  на  следующий
день  его  отвезли  в  Амбуазский  замок.113  Бомарше  и  другие  финан¬
систы  поспешили  удалиться  в  свои  поместья.  «Таков  был  печаль-
 111  По  мнению  В.  В.  Бирюковича,  в  памфлете,  кроме  суда  над  финансистами,
было  намечено  и  другое  мероприятие  будущего  правительства:  антииспанская
и  антипапистская  политика,  отвечавшая  интересам  дворянства  и  «третьего  со¬
словия».  На  деле  же  цель  автора  была  иной:  необходимо  было  «очистить»  Ри¬
шелье  (кардинала  римской  церкви!)  от  подозрений  в  том,  что  он  склонен
к  поддержке  католических  государей  в  ущерб  протестантским.  Эти  необоснован¬
ные  подозрения  нашли  свое  отражение  и  в  других  памфлетах.
 112  В.  В.  Бирюкович.  Французские  «финансисты»...,  стр.  234.
 113  Лавьевиль  бежал  из  Франции  в  1625  г.,  был  осужден  заочно,  вернулся
лишь  после  смерти  Людовика  XIII,  получил  титул  герцога  и  пэра  и  снова  был
сюринтендантом  финансов  с  1651  г.  до  своей  смерти  в  1653  г.

ный  финал  первой  попытки  финансистов  стать  правящей  Общест¬
ва 	о 	114
 венной  группировкой».  *
 В  этой  концепции  есть  несколько  неясностей.  Почему  надо  было
Лавьевиля  заменить  кардиналом?  Лавьевиль  был  сюринтендан¬
том  финансов,  Ришелье  никогда  на  это  место  не  претендовал  да  и
не  мог  это  делать,  будучи  кардиналом.  Режим  экономии,  проводив¬
шийся  Лавьевилем,  несомненно  пользовался  поддержкой  короля,
и  без  этого  его  вообще  нельзя  было  осуществить.  К  тому  же  сокра¬
щать  пенсии  приходилось  не  впервые  —  достаточно  вспомнить
реформы  Люина.  Больше  того,  при  наличии  поддержки  короля
можно  было  не  бояться  оппозиции  и  интриг  знати.  Для  Людо¬
вика  XIII  было  очень  характерно,  что,  раз  приняв  какое-либо  ре¬
шение,  он  проявлял  в  его  осуществлении  полное  упорство.  Поэтому
эта  оппозиция  сама  по  себе  не  могла  быть  грозной  для  Лавьевиля.
Характерно,  что  он  так  и  не  отказался  от  режима  экономии  за  все
время  своего  пребывания  на  посту  сюринтенданта.  Какие  полити¬
ческие  затруднения  привели  Людовика  XIII  к  мысли,  что  без  Ри¬
шелье  обойтись  невозможно?  В.  В.  Бирюкович  считает,  что  под
ними  следует  понимать  общественное  негодование  дворянско-чи¬
новничьего  «блока»,  подогретое  памфлетами,  инспирированными
Ришелье.  Но  достаточно  ли  было  нескольких  памфлетов  и  недо¬
вольства  знати  и  дворян,  чтобы  убедить  короля  отставить  Лавье¬
виля?  В  свое  время  против  Люина  и  его  опасной  для  вельмож
политики  появилось  множество  памфлетов,  причем  несравненно  бо¬
лее  резких  (несколько  памфлетистов  даже  попали  за  них
в  тюрьму),  но  они  не  отразились  ни  на  положении  Люина,  ни  на
проводившейся  им  политике.  Вообще  влияние  общественного  мне¬
ния  по  поводу  введения  тех  или  иных  лиц  в  Королевский  Совет  не
могло  быть  в  ту  пору  решающим,  хотя  несомненно  оно  начало  иг¬
рать  известную  роль.  Главное  же  возражение  заключается  в  том,
что  В.  В.  Бирюкович  совсем  не  коснулся  событий,  происшедших
с  мая  до  середины  августа,  т.  е.  за  период,  когда  Лавьевиль  и  Ри¬
шелье  оба  были  в  Королевском  Совете.  Приписав  кардиналу  за  все
это  время  безгласную  и  пассивную  роль  председателя  «Совета
депеш»,  В.  В.  Бирюкович  счел,  очевидно,  что  за  летние  месяцы
1624  г.  Ришелье  ничем  себя  в  политике  не  проявил,  а  Лавьевиль
ни  в  чем  не  преуспел.  На  деле  он  удачно  заключил  союз  с  Голлан¬
дией,  но  провалил  переговоры  об  англо-французском  союзе.
 Причины  отставки  Лавьевиля  —  его  дипломатические  ошибки  —
были  перечислены  в  циркулярном  письме  короля  к  французским
послам,  составленном  13  августа,  т.  е.  на  следующий  же  день  после
отставки.  Он  был  не  просто  отставлен,  но  и  заключен  в  тюрьму.
«Все  это  заставило  меня  добавить  к  отставке  его  арест;  в  рассле¬
дование  его  управления  по  его  должности  (сюринтенданта,  —  А.  Л.)
 1,4  В.  В.  Б  и  р  ю  к  о  в  и  ч.  Французские  «финансисты».  .  стр.  236.

я  не  вхожу,  ибо  каково  бы  оно  ни  было,  само  по  себе  оно  не  может
привести  к  аресту».115  Далее  король  предписывал  116  уладить  во¬
прос  насчет  английских  католиков  в  примирительном  духе  (ибо  без
этого  сама  возможность  союза  оказалась  под  угрозой),  а  в  даль¬
нейшем  (что  очень  существенно  отметить)  обязательно  информи¬
ровать  его  о  всех  происшествиях.
 Трудно  предположить,  чтобы  в  публичных  актах  и  в  секретных
циркулярных  письмах  послам  можно  было  выставить  такие  серьез¬
ные  обвинения,  если  бы  они  были  притворными  и  скрывали  какие-
либо  иные  истинные  причины  отставки.  Но  есть  и  другие,  более
реальные  основания  считаться  с  правильностью  выдвинутых  про¬
тив  Лавьевиля  обвинений.  Это  анализ  дипломатической  деятель¬
ности  Ришелье  в  качестве  его  преемника.117
 Как  же  в  свете  всех  приведенных  фактов  оценить  деятельность
Лавьевиля  за  полтора  года  его  управления  (1623—июль  1624  г.)?
 Введенный  Лавьевилем  режим  экономии,  осуществлявшийся  за
счет  сокращения  расходов  на  армию  и  пенсионного  фонда,  не  был
каким-то  нововведением.  К  нему  в  1617—1618  гг.  прибегнул  Люин,
и  последствия,  т.  е.  жалобы  обиженных,  можно  было  предвидеть.
В  1619  г.  эти  последствия  вылились  даже  в  открытую  войну  знати
и  дворян  с  правительством.  В  1623  г.  можно  было  не  опасаться
повторения  такого  мятежа:  у  вельмож  не  было  главы,  гугеноты
(кроме  Ларошели)  были  подчинены  и  не  могли  поддержать  знатъ.
Режим  экономии  имел  поддержку  короля  и  после  отставки  Лавье¬
виля  был  продолжен,  парламенты  против  него  не  возражали.
 Лавьевиль  преследовал  при  этом  две  цели.  Первая  заключалась
в  оздоровлении  и  укреплении  государственных  финансов;  в  тех
условиях  только  эта  цель  и  могла  обеспечить  сюринтенданту  под¬
держку  Людовика  XIII.  Второй  целью  было  укрепление  кредито¬
способности  казны,  и  в  ней  король  также  был  заинтересован,  ибо
без  наличия  постоянного  кредита  абсолютистское  правительство
уже  не  могло  существовать.  Самый  характер  основных  поступлений
в  бюджет  и  их  объем  требовали  применения  всех  форм  кредита  —
от  краткосрочных  до  долгосрочных  займов.  Укрепляя  кредитоспо¬
собность  правительства,  Лавьевиль  бесспорно  учитывал  также  и
интересы  финансистов  —  хотя  бы  тем,  что  выплачивал  им  деньги,
следуемые  по  займам.
 Однако  Лавьевиль  пожелал  быть  не  только  сюринтендантом,
но  и  вершить  политику  в  целом.  Навряд  ли  это  было  ему  необхо¬
димо,  чтобы  удержать  в  своих  руках  финансы.  Обстоятельства
 115  A  v  е  n  е  1.  Lettres.  .  t.  II.  Paris,  1856,  стр.  22.—Та  же  мотивировка
дана  в  письме  Людовика  XIII  к  Парижскому  парламенту  от  13  августа  (там  же,
стр.  25,  26).
 116  Авенель  напечатал  тот  экземпляр  циркулярного  письма,  который  был
послан  французскому  послу  в  Англии,  маркизу  д’Эфиа.
 117  См.  гл.  VI  настоящей  работы..
 279

сложились  для  него  благоприятным  образом,  и  он  поспешил  ими
воспользоваться.  Дипломатические  дела,  вести  которые  было  в  ту
пору  трудно  без  опыта,  знаний  и  соответствующих  данных,  ему  не
удались.  Он  был  лишен  выдержки,  терпения,  умения  рассчитывать
вперед,  словом,  тех  талантов  дипломата,  которыми  был  щедро  ода¬
рен  Ришелье.  Современники  очень  точно  определили  способности
и  характеры  их  обоих  и  не  ошиблись  в  своих  прогнозах.
 В  какой  мере  правление  Лавьевиля  (надо  помнить,  что  в  пол¬
ном  объеме  оно  было  осуществлено  только  в  течение  трех  меся¬
цев—  с  февраля  до  мая  1924  г.)  было  политическим  правлением
финансистов?  Думается,  что  ни  в  какой.  Выше  было  показано,
почему  неубедительна  аргументация  В.  В.  Бирюковича.  Неубеди¬
телен  и  его  тезис  о  наличии  «блока»  дворян  и  третьего  сословия,
направленного  против  финансистов.  Борьба  с  плутократией  в  пам¬
флетах  и  иными  способами  действительно  объединяла  все  сосло¬
вия,  но  она  характерна  и  для  предшествующих  годов  (1614—
1620  гг.),  когда  «блока»  не  было  и  в  помине,  ибо  родовитое  дво¬
рянство  выступало  против  абсолютизма,  а  третье  сословие  его
поддерживало.
 Ришелье  пришел  к  власти  не  как  ставленник  партии,  осуще¬
ствлявшей  программу  «блока».  Главные  усилия  для  продвижения
его  в  Королевский  Совет  были  приложены  Марией  Медичи  и  при¬
дворными.  Старания  памфлетистов  очернить  Лавьевиля  и  популя¬
ризировать  кардинала  могли  оказаться  бесплодными,  если  бы
соотношение  сил  в  самом  правительстве  и  его  личный  состав  были
иными.  Нельзя  закрывать  глаза  на  борьбу  при  дворе  различных
группировок,  имевшую  в  ту  пору  решающее  воздействие  при  на¬
значении  отдельных  лиц.  Разумеется,  кардинал  очень  ловко  ис¬
пользовал  в  своих  интересах  ошибки  и  промахи  Лавьевиля  в  сфере
внешней  политики,  т.  е.  в  вопросах,  в  которых  он  был  несравненно
сильнее  своего  соперника  и  которые  в  те  годы  имели  вследствие
войны  чрезвычайное  значение  для  Франции.  Предоставив  в  1624  г.
Ришелье  известную  долю  власти  (ибо  до  полной  власти  было  еще
довольно  далеко),  король  дал  ему  возможность  показать  свои  силы
и  таланты  при  разрешении  очень  трудных  и  зачастую  противоречи¬
вых  задач,  стоявших  перед  французским  абсолютизмом.  Успех  или
неуспех  в  разрешении  этих  задач  определял  и  судьбу  кардинала
Ришелье.
 Таким  образом,  вопрос  о  вхождении  финансистов  в  правитель¬
ство  в  1623—1624  гг.  должен  быть  снят.  На  политическую  власть
они  не  претендовали.  Проводившаяся  Аавьевилем  политика  была
ему  подсказана  не  их  интересами,  а  общими  задачами  француз¬
ского  абсолютизма,  о  которых  не  раз  уже  шла  речь.  В  их  число  вхо¬
дили  и  такие  меры,  как  режим  экономии  в  области  военных  расхо¬
дов  и  пенсий,  укрепление  государственного  бюджета  в  целом,
союзы  с  врагами  Габсбургов,  осуществляемые  —  пока  что  —

без  разрыва  с  самими  Габсбургами,  и  т.  д.  В  политике  Лавьевиля
не  было  ничего,  что  отличало  бы  ее  от  политики  его  предшественни¬
ков.  Больше  того,  Ришелье  ее  во  многих  отношениях  продолжил.
Но  действовал  Лавьевиль  не  только  заносчиво  и  резко,  недоста¬
точно  считаясь  с  королем  и  его  психологическим  складом;  в  об¬
ласти  дипломатии,  где  надо  было  проявлять  максимальную  лов¬
кость  и  предусмотрительность,  он  оказался  деятелем  неумным  и
неосторожным.
 Что  касается  взаимоотношений  финансистов  с  французским
правительством,  то  в  течение  всей  первой  половины  XVII  в.  эти
отношения  определялись  главнейшим  в  глазах  финансистов  обстоя¬
тельством  —  платежеспособностью  казны.  Разумеется,  наибольшие
проценты  по  займам  всегда  были  для  них  желанной  целью,  но  ведь
реально  получить  их  они  могли  лишь  при  сбалансированном  до  из¬
вестной  степени  бюджете.  Государственное  банкротство,  полное
или  даже  частичное,  их  ничуть  не  устраивало.  Как  это  ни  странно
на  первый  взгляд,  но  в  сущности  они  были  заинтересованы  как
раз  в  сильном  правительстве,  способном  выплачивать  им  установ¬
ленные  по  займам  проценты.  Однако  это  желанное  для  них  силь¬
ное  правительство  должно  было  также  и  сильно  нуждаться  в  их
кредите.  В  этом  отношении  политика  Генриха  IV  была  для  них  не¬
выгодной,  политика  же  Ришелье  —  благодетельной.  Они  были  до¬
статочно  опытными  деловыми  людьми  и  финансистами  (причем
речь  идет  не  столько  об  их  личном  бесспорном  опыте,  сколько  об
опыте  государственных  кредиторов  как  таковых,  насчитывавшем
уже  не  одно  столетие),  чтобы  отчетливо  понимать,  насколько  глу¬
боко  правительство  увязло  в  системе  государственного  долга  и
насколько,  следовательно,  были  ему  необходимы  их  капиталы.
Особенно  же  остро  оно  должно  было  нуждаться  в  деньгах  при  про¬
ведении  энергичной  внешней  политики.  Война  была  для  финанси¬
стов  очень  выгодна.
 Отношение  правительства  к  своим  кредиторам  было  двойствен¬
ным.  С  одной  стороны,  было  необходимо  всегда  иметь  их  под  ру¬
ками,  чтобы  в  нужную  минуту  получить  деньги,  с  другой  стороны,
нельзя  было  слишком  дорого  оплачивать  этот  ставший  уже  необ¬
ходимым  кредит.  В  обстановке  войны  эти  две  задачи  оказывались,
как  правило,  несовместимыми,  и  о  дешевизне  кредита  приходилось
на  время  забывать.  Нельзя  сказать,  чтобы  правительство  не  искало
выхода  в  другом  направлении,  т.  е.  не  заботилось  о  приращении
доходной  части  бюджета  иными  путями,  чем  займы  или  увеличение
налогов.  К  рассмотрению  этих  попыток  мы  и  перейдем  в  следую¬
щей  главе.

Глава  VI
 ПЕРВЫЕ  ГОДЫ  ПРАВЛЕНИЯ  РИШЕЛЬЕ  (1625—1627)
 ачало  правления  Ришелье  долгое
время  считалось  в  историогра¬
фии  периодом,  когда  главные  его  усилия  были  направлены  по  трем
направлениям:  1)  ведение  «скрытой»  войны  с  Испанией,  т.  е.  дип¬
ломатия,  2)  борьба  с  гугенотами  и  3)  укрепление  собственного  по¬
ложения  в  борьбе  с  придворными  партиями.
 Очень  существенная  поправка  в  эту  схему  была  внесена  ин¬
тересной  книгой  Анри  Озе,  посвященной  экономической  политике
Ришелье.1  Выяснилось,  что  именно  в  1624—1630  гг.  были  осуществ¬
лены  наиболее  важные  экономические  мероприятия.  Сопоставление
их  со  всем  комплексом  проводившейся  кардиналом  внутренней  по¬
литики  привело  к  выводу,  что  вообще  эти  первые  годы  были  бо¬
гаты  широкими  планами  разнообразных  реформ.2  Весьма  вероятно,
что  в  дальнейшем  использование  нового  архивного  материала  до¬
полнит  эту  картину  многими  чертами.  Но  уже  и  теперь  ясно,  на¬
сколько  ограниченно  традиционное  представление  о  Ришелье  как
преимущественно  о  дипломате,  отчасти  администраторе,  политиче¬
ском  мыслителе  (авторе  «Политического  завещания»).3  Не  подле-
 1  Н.  Hauser.  La  pensee  et  Taction  economique  du  cardinal  de  Richelieu.
Paris,  1944.  —  Вышедшие  до  этого  книги  по  экономической  политике  Ришелье
не  представляют  интереса  ни  по  материалу,  ни  по  выводам  (F.  Palm.  The
economic  policies  of  Richelieu.  Illinois,  1922;  G.  Herzog  zu  Mecklenbourg.
Richelieu  als  merkantilistischer  Wirtschaftspolitiker  und  der  Begriff  des  Staatsmer-
kantilismus.  Jena,  1929).  См.  справедливую  их  критику  у  Озе  (Н.  Н  a  u  s  е  I,
ук.  соч.,  стр.  8,  9).  Большой  архивный  материал  по  экономическим  вопросам
использован  в  книге  Буатё,  которую  мы  не  раз  цитировали  выше.
 2  См.  цитированную  выше  книгу  Тапье  (La  France  de  Louis  XIII  et  de
Richelieu.  Paris,  1952)  и  материал,  собранный  в  гл.  III  настоящей  работы.
 3  Это  представление  во  многом  объясняется  тем,  что  в  опубликованном
Авенелем  собрании  бумаг  и  писем  Ришелье  главное  внимание  издателя  было
 282

жит  сомнению,  что  его  деятельность  охватывала  все  стороны  внут¬
ренней  и  внешней  политики.  Однако  эта,  как  ныне  кажется,  простая
истина  была  добыта  наукой  лишь  в  итоге  долголетних  исследова¬
ний,  хотя  именно  она  наиболее  полно  соответствует  абсолютизму
как  форме  государственного  строя,  принципом  которого  является
самостоятельность  правителя,  заставляющая  его  непременно  со¬
гласовывать  свои  действия  во  всех  областях  политики.  Современ¬
ники  кардинала,  оценивавшие  его  власть  не  только  как  всемогущую,
но  и  как  всестороннюю,  понимали  это  лучше,  чем  историки  XIX—
начала  XX  в.,  раскрывавшие  понятие  абсолютизма  главным  обра¬
зом  в  плане  ничем  не  ограниченной  власти  и  долгое  время  считав¬
шие,  что  Ришелье  работал  с  узким  кругом  секретарей  и  доверен¬
ных  лиц,  а  из  прочих  «департаментов»  лишь  получал  нужные  ему
сведения.  На  самом  деле  весь  аппарат  государственной  власти  был
у  него  в  руках  и  все  ответственные  лица  одновременно  были  его
доверенными  людьми  и  советниками.  В  новых  исследованиях  их
фигуры  становятся  все  более  рельефными;  из  исполнителей  они
вырастают  в  политических  деятелей.4
 В  свете  этих  данных  и  соображений  становится  ясным,  что  для
истории  1624—1627  гг.  наибольший  интерес  представляет  исследо¬
вание  совокупности  и  целенаправленности  действий  правительства.
К  сожалению,  в  настоящий  момент  у  историков  еще  нет  достаточ¬
ного  количества  материала,  необходимого  для  постановки  данной
проблемы  во  всей  ее  полноте;  огромное  число  архивных  докумен¬
тов,  причем  как  раз  по  истории  внутренней  политики,  не  введено
в  научный  оборот.5  Все  же  при  изложении  событий  мы  попытаемся
дать  некоторое  представление  об  этой  взаимосвязи.
 *  *  *
 Как  было  видно  из  предыдущей  главы,  наибольшую  остроту
в  момент  отставки  Лавьевиля  в  августе  1624  г.  имели  вопросы
международных  отношений:  конфликт  с  Испанией  и  папой  из-за
Вальтелины  и  заключение  англо-французского  союза,  чуть  было  не
сорвавшегося  из-за  промахов  Лавьевиля.
 обращено  на  документы  дипломатического  характера.  См.  также  нашу  статью
«Рише-л^е  в  исторической  литературе  XIX—XX  вв.»  («Вопросы  истории»,
1946.  №  10).
 4  См.:  О.  Ranum.  1)  Leon  de  Bouthillier,  comte  de  Chavigny,  creature  de
Richelieu  et  secretaire  d’Etat  aux  affaires  etrangeres.  Revue  d’  histoire  diplomatique.
 1960,  octobre-decembre,  стр.  323—334;  2)  Richelieu  and  the  councillors  of
Louis  XIII.  Oxford,  1963.
 6  В  их  наличии  и  важности  можно  убедиться  хотя  бы  из  вышеупомянутой
книги  А.  Озе.  Неопубликованные  документы,  хранящиеся  в  Государственной
Публичной  библиотеке  им.  Салтыкова-Щедрина,  очень  обильны  для  1633—
1636  и  для  1643—1648  гг.;  для  1620—1623  гг.  их  очень  мало.  Документы  за
1626—1630  гг.  посвящены  главным  образом  внешней  политике.
 283

В  течение  последующих  лет  (с  осени  1624  до  лета  1626  г.)  оба
этих  болъных  вопроса  были  улажены.  Хотя  вскоре  стало  ясно,  что
улучшение  положения  в  Вальтелине  было  лишь  временным  (впро¬
чем,  такой  же  временный  характер  носили  улучшения  в  данном
районе  на  протяжении  всей  Тридцатилетней  войны),  а  последую¬
щие  события  привели  также  и  к  разрыву  союза  с  Англией,  все  же
первые  успехи  Ришелье  сыграли  в  этой  обстановке  положительную
роль.  Они  дали  правительству  время  для  подготовки  к  более  ре¬
шительным  действиям  и,  кроме  того,  укрепили  положение  Ри¬
шелье  в  качестве  министра.
 Эти  успехи  всегда  вызывали  и  вызывают  восторг  у  почитате¬
лей  политического  гения  кардинала,  расценивающих  их  как  уди¬
вительное  разрешение,  казалось  бы,  неразрешимых  противоречий:
противодействовать  Габсбургам  при  помощи  протестантских  го¬
сударей  и  одновременно  бороться  с  гугенотами  (т.  е.  с  собствен¬
ными  протестантами),  не  разрывая  союзов  с  протестантскими
государствами.6
 Более  здравые  суждения  высказаны  в  статье  Питона.7  К  сожа¬
лению,  события  1621—1624  гг.  не  подверглись  в  ней  самостоятель¬
ному  исследованию;  они  обоисованы  по  традиции  и  без  привлече¬
ния  новой  документации.  Поэтому  автор  не  оценил  должным  об¬
разом  внешнеполитические  позиции  Франции  к  началу  правления
Ришелье.  Он  убедительно  показывает,  насколько  труден  был  де¬
бют  Ришелье  и  как  ему  пришлось  считаться  со  сложившейся  об¬
становкой,  радикально  изменить  которую  он  был  не  в  силах.
Дипломатию  Ришелье  в  те  годы  Питон  считает  неуверенной  и
колеблющейся  в  зависимости  от  тоебований  момента.  Причину
этого  он  усматривает  в  том,  что  у  Ришелье  не  могло  быть  в  тот
момент  какого-то  общего  плана;  свою  программу  действий,  из¬
ложенную  позже  в  «Политическом  завещании»,  он  сформулировал
post  factum.  Этот  взгляд  нам  представляется  необоснованным.
Знаменитая  программа  Ришелье  —  уничтожение  политической  мощи
гугенотов  и  грандов,  борьба  с  Габсбургами  —  не  была  им  изобре¬
тена.  К  1624  г.  она  представляла  собой  уже  достаточно  давнюю  и
вполне  осознанную  линию  правительственной  политики,  направлен¬
ную  на  укрепление  абсолютизма.8  Ришелье  ее  удачно  сформулиро¬
вал;  но  поскольку  она  существовала  и  до  него,  вопрос  о  том,  когда
именно  была  составлена  эта  формулировка,  не  имеет  значения.
 6  G.  Hanotaux.  Histoire  du  cardinal 	de  Richelieu. 	Paris,  t. 	Ill, 	1933,
 стр.  1  и  сл.;  Sainte-Aulaire. 	Richelieu, 	2  ed.  Paris,  1960,  стр. 	106 	и  сл  ;
 та  же  точка  зрения  у  многих  других  биографов  Ришелье.
 7  R.  Р  i  t  h  о  n.  Les  debuts  difficiles  du  ministere  de  Richelieu  et  la  crise  de
Valteline  (1621—1627).  Revue  dhistoire  diplomatique,  1960,  octobre-decembre,
стр.  289—322.
 8  См.  гл.  IV  и  V  настоящей 	работы  и 	нашу  книгу 	«Франция  в  начале
 XVII  в.»  (Л.,  1959,  стр.  278,  279).
 284

Вначале  Ришелье  был  во  многом  связан  в  своих  действиях.
Его  личное  положение  было  непрочным;  ему  еще  надлежало  за¬
воевать  полное  доверие  короля,  без  чего  он  вообще  не  мог  позво¬
лить  себе  никакого  риска.  Положение  правительства  также  было
не  из  легких.  Несмотря  на  два  мирных  года  (1623—1624  гг.)  и
введенный  Лавьевилем  режим  экономии,  денег  не  хватало.  В  ок¬
тябре  1624  г.  правительство  объявило  о  судебном  процессе  над
финансистами,  что  представляло  собой  уже  привычную  форму
давления  на  них  с  целью  вынудить  больший  или  меньший  штраф.
На  этот  раз  финансисты  откупились  7  млн  ливров.  Навряд  ли,
однако,  эта  сумма  была  взыскана  целиком,  так  как  уже  в  июле
 1625  г.  по  королевскому  постановлению  от  штрафа  были  освобож¬
дены  все  откупщики  косвенных  налогов.9  Изъятие  мотивировалось
тем,  что  они  оказывали  и  оказывают  короне  важные  услуги.  Это
означало  весьма  обычное  в  практике  французской  монархии  обстоя¬
тельство:  правительству  вновь  понадобились  займы  у  финанси¬
стов.  Кроме  того,  оно  по-прежнему  создавало  и  продавало  новые
должности,10  требовало  больше  денег  от  провинциальных  штатов  11
и  т.  п.  Иными  словами,  финансовая  политика  не  претерпела  в  те
годы  никаких  изменений;  в  отношении  повышения  налогов  соблю¬
далась  прежняя  осторожность.  Между  тем  для  внушительных  дип¬
ломатических  акций  требовались  и  достаточно  внушительные  воен¬
ные  действия  или  хотя  бы  —  на  худой  конец  —  демонстрация  го¬
товности  к  ним.  Ограниченность  ресурсов  вынуждала  Ришелье
рассчитывать  главным  образом  на  гибкость  и  ловкость  своей  дип¬
ломатий.
 Она  действительно  была  в  ту  пору  очень  гибкой,  настолько,
что  зачастую  приводила  современников  в  замешательство.  В  1624—
 1626  гг.,  т.  е.  на  протяжении  примерно  двух  лет,  Франция  то  вое¬
вала  с  Испанией  в  Италии,  то  заключала  с  ней  мирный  договор;
с  гугенотами  то  велись  военные  действия  (в  1625  г.),  то  также
устанавливался  мир;  с  Англией  был  заключен  союз,  который
вскоре  оказался  разорванным.  Надо  подчеркнуть,  что  все  эти  рез¬
кие  перемены  знаменовали  собой  шатания  и  в  конфессиональной
ориентации  внешней  политики  Франции.  Не  подлежит  сомнению,
что  для  всех  правителей  того  времени  политические  расчеты  доми¬
нировали  над  конфессиональным,  и  кардинал  римско-католической
 9  Declaration  du  roy  en  faveur  de  tous  les  fermiers  et  autres  personnes  qui
sont  entrez  et  interessez  aux  partis...,  Paris,  1625  (Библиотека  Ленинградского
отделения  Института  истории  АН  СССР,  шифр  II  54/1303).
 10  R.  М  о  u  s  n  i  е  г.  La  venalite  des  offices  sous  Henri  IV  et  Louis  XIII.
Rouen,  1945,  стр.  376;  Cahiers  des  etats  de  Normandie  sous  les  regncs
de  Louis  XIII  et  de  Louis  XIV.  Documents  relatifs  a  ces  assemblees  recueillis  et
annotes  par  Ch.  de  Robillard  de  Beaurepaire,  t.  II,  Rouen,  1877,  стр.  295.
 11  Cahiers  des  etats  de  Normandie  sous  les  regnes  de  Louis  XIII  et
de  Louis  XIV..  .,  стр.  89.
 285

церкви  Ришелье  не  отличался  в  этом  отношении  от  своих  высоко¬
поставленных  коллег.  Однако  дело  обстояло  иначе  для  массы  на-
селения  европейских  стран.  Больше  того,  влиятельные  круги  сто¬
личного  и  провинциального  дворянства,  чиновничества,  буржуа¬
зии  в  самой  Франции  также  не  обладали  тем  оппортунизмом,
который  отличал  правительство.  Галликанство  (т.  е.  националь¬
ный  суверенитет  французской  католической  церкви,  давно  уже
ставший  для  этих  кругов  традиционным  и  приобревший  политиче¬
ский  характер)  не  мирилось  с  резкими  поворотами  в  пользу  пап¬
ства  и  Испании.  С  другой  стороны,  политически  весомое  мнение
деятелей  контрреформации  заявляло  о  себе  в  полный  голос  всякий
раз,  когда  правительство  «потакало»  гугенотам  и  порывало  с  ка¬
толическими  державами  и  Римом.  Град  сыпавшихся  на  Ришелье
в  1625—1628  гг.  памфлетов  был  для  него  отнюдь  не  безопасен,
тем  более  что  эта  «война  перьев»  велась  в  европейском  масштабе
и  кардинала  честили  во  Bicex  странах  и  на  всех  языках.  Отбиваться
от  этих  нападок  ему  пришлось  также  не  только  во  Франции,  но  и
за  ее  пределами.12
 Программу  своих  действий  Ришелье  изложил  в  большой  до¬
кладной  записке  (в  дальнейшем  она  была  включена  в  текст  его
«Мемуаров»),  составленной  6  мая  1625  г.  и  предназначенной  для
Людовика  XIII.13  Программа  клонилась  к  тому,  чтобы  обеспечить
мирные  отношения  с  Испанией  путем  улаживания  конфликта
в  Вальтелине,  ибо  лишь  таким  способом  можно  было  подготовить
благоприятные  условия  для  того,  чтобы  покончить  с  политиче¬
ской  независимостью  гугенотов.  «Пока  гугеноты  имеют  во  Фран¬
ции  власть,  король  не  может  ни  быть  господином  в  своем  королев¬
стве,  ни  предпринять  каких-либо  славных  действий  за  его  пре¬
делами».14
 В  соответствии  с  этими  взглядами  Ришелье  не  принимал  в  пер¬
вое  время  никаких  далеко  идущих  решений.  Действия  его  на  арене
внешней  политики  свелись  к  тому,  чтобы  обеспечить  Франции
хотя  бы  временный  внешний  мир,  который  позволил  бы  подгото-
 12  Анализу  этой  публицистики  посвящены  специальные  работы  Фаньеза,
Дедувра  и  др.  Наиболее  подробно  она  разобрана  в  книге  Делоша  (М.  D  е-
1  о  с  h  е.  Autour  de  la  plume  du  cardinal  de  Richelieu.  Paris,  1920).  Большой
интерес  представляет  составленный  в  сентябре  1625  г.  под  редакцией  Ришелье
памфлет  «Catholique  d’Etat»,  где  разработана  теория  «государственной  пользы»
(raison  d’Etat),  противопоставленная  интернациональному  католицизму.  Автор
памфлета  утверждал,  что  государи-«еретики»  являются  тем  не  менее  законными
Правителями  своих  государств  и,  следовательно,  с  ними  можно  иметь  дружествен¬
ные  отношения.  Он  доказывал  также,  что  к  войнам  между  государствами  нельзя
прилагать  богословские  мерки  и  т.  п.  Ришелье  позаботился  о  самом  широком  рас¬
пространении  этого  памфлета  (М.  D  е  1  о  с  h  е,  ук.  соч.,  стр.  281—323).
 13  A  v  е  n  е  1.  Lettres,  instructions  et  papiers  d’Etat  du  cardinal  de  Richelien,
t.  II.  Paris,  1856,  стр  77—87.
 14  Там  же,  стр.  83.
 286

виться  к  осаде  Ларошели.15  Действия  против  гугенотов  свелись
к  тому,  чтобы  не  допустить  их  усиления  в  то  время,  когда  главное
внимание  было  приковано  к  международным  делам.16
 Ришелье  знал,  что  его  назначение  членом  Королевского  Со¬
вета  встречено  в  Риме  с  удовольствием,  ибо  там  очень  рассчиты¬
вали  на  то,  что,  ведя  переговоры  об  англо-французском  браке  (т.  е.
союзе),  он  позаботится  об  английских  католиках.  Вместе  с  тем
он  учитывал  имевшиеся  в  Лондоне  опасения  (в  тот  момент  Ан¬
глия  была  очень  заинтересована  в  союзе  с  Францией),  что  в  ка¬
честве  кардинала  он  будет  противиться  браку  французской  прин¬
цессы-католички  с  протестантом  или  же  обусловит  его  заключение
нежелательными  для  Англии  требованиями.  Поэтому  он  добивался
от  папы  разрешения  на  брак,  подчеркивая  его  важность  для  ан¬
глийских  католиков  и  всей  церкви.17  За  эту  услугу  он  требовал
помощи  папы  в  урегулировании  вопроса  о  Вальтелине.  Англича¬
нам  же  он  излагал  все  выгоды  от  союза  с  Францией  18  и  просил
у  Якова  I  не  только  обещаний  милостивого  отношения  к  католи¬
кам,  но  и  особого  на  то  документа.  В  Англии  он  преуспел  пол¬
ностью,  в  Риме  —  лишь  частично.  Разрешение  папы  на  брак  было
получено,  но  с  Вальтелиной  дело  обстояло  плохо.
 Еще  в  конце  1624  г.  французский  генерал  д’Эстре  (ставший
в  1626  г.  маршалом)  был  послан  с  небольшой  армией  в  Граубюн¬
ден  и  подтолкнул  его  протестантское  население  к  успешному  вос¬
станию  против  оккупировавших  эти  кантоны  австрийцев.  Однако
развить  свой  успех  он  не  смог,  так  как  выходы  в  Ломбардию
были  блокированы  Испанией.  Одновременно  коннетабль  и  губер¬
натор  пограничной  с  Савойей  французской  провинции  Дофинэ,
Ледигьер,  предпринял  вместе  с  савойским  герцогом  осаду  Генуи.
Целью  кампании  было  пресечение  коммуникаций  между  Генуей  и
Миланом,  что  крайне  затруднило  бы  перебооску  испанских  войск
не  только  й  Вальтелину,  но  и  в  Германию  и  Нидерланды.19  Однако
и  эта  осада  кончилась  безуспешно:  сил  было  недостаточно,  да  и
Венеция  не  присоединилась  к  Франции,  так  как  хотела  более  ре¬
шительных  действий,  направленных  прямо  против  Милана.  Ри¬
шелье  же  не  шел  на  эти  меры,  так  как  они  втянули  бы  Францию
в  открытую  войну  с  Испанией,  которой  он  всячески  избегал.  Его
 15  Для  дальнейшего  изложения  нам  послужили  бумаги  Ришелье  (A  venel.
Lettres.  .  t.  II,  стр.  18  и  сл.).
 16  См.  гл.  IV  настоящей  работы.
 17  Через  французского  посла  в  Англии  он  добился  того,  что  английские  ка¬
толики  направили  папе  и  нунцию  в  Париже  соответствующие  просьбы.
 18  Напомним,  что  этот  союз  был  важен  не  только  для  Англии;  не  менее
существенен  он  был  для  Франции,  ибо  означал  отказ  англичан  от  эвентуальной
помощи  гугенотам.
 19  Генуя  и  Милан  были  центральными  узлами  коммуникаций  Габсбургской
державы  через  Мадрид—Барселону—Геную—Милан—Инсбрук  в  Вену  и  через
Милан—Франш-Конте—Рейн  в  Испанские  Нидерланды.
 287

отказ  сильно  испортил  отношения  Франции  с  ее  основными  союз¬
никами  в  Северной  Италии  —  Венецией  и  Савойей.  Тогда-то,  вос¬
пользовавшись  затруднениями  правительства,  гугеноты  подняли
восстание  и  захватили  острова  У  Ларошели.  Начинать  длительную
войну  с  гугенотами  в  такой  трудной  международной  обстановке
Ришелье  счел  невозможным.  В  конце  1625  г.  были  выработаны
условия  мирного  соглашения  со  всей  гугенотской  паотией,  рати¬
фицированные  правительством  5  февраля  1626  г.20  Однако  ут¬
верждение  договора  Ларошелью  и  городами  на  Юге  затянулось
еще  на  месяц,  так  что  лишь  в  начале  марта  (эти  даты  очень  су¬
щественны  для  анализа  переговоров  с  Испанией,  о  чем  см.  ниже)
можно  было  считать  дело  законченным.21
 Параллельно  велись  переговоры  в  Испании  относительно  Валь¬
телины,  закончившиеся  подписанием  Монсонского  договора.  Исто¬
рия  этих  переговоров  не  совсем  выяснена  из-за  недостаточной
документации,22  и  поэтому  оценки  исследователей  расходятся.  Не¬
которые  (например,  Аното)  следуют  мнению  Ришелье,  изображав¬
шему  в  «Мемуарах»  договор  как  свою  победу.  Тапье  полагает,  что
договор  потряс  Ришелье  и  тот  хотел  полностью  от  него  отказаться,
но  был  вынужден,  скрепя  сердце,  его  ратифицировать.23  Питон
ищет  многочисленных  объяснений  в  окружавшей  кардинала  об¬
становке  и  колеблется  в  своей  окончательной  оценке,  не  зная,  счи¬
тать  ли  договор  ошибкой  или  успехом  кардинала.24  Наличие  в  на¬
шем  распоряжении  неопубликованных  материалов25  и  важность
этого  события  для  истории  1626—1627  гг.  обязывает  нас  несколько
на  нем  задержаться.
 Дело  заключалось  в  том,  что  без  урегулирования  злосчастного
вопроса  о  Вальтелине  нечего  было  и  думать  об  укреплении  фран¬
цузского  абсолютизма  внутри  страны,  а  затем  и  о  самостоятельной
его  политике  в  международных  отношениях.  Мы  видели,  что  Ри¬
шелье  (так  поступали  и  его  предшественники  в  наиболее  угрожаю¬
щие  моменты)  не  остановился  перед  некоторыми  военными  дейст¬
виями  в  Вальтелине  и  около  Генуи.  Фактически  это  была  война
с  Испанией,  но  официально  Франция  лишь  помогала  своим  союз¬
никам—  Граубюндену  и  Савойе.  Оказание  более  существенной  и
 20  См.  выше,  стр.  225,  226.
 21  Письма  государственного  секретаря  Эрбо  (Herbaut)  к  французскому
послу  в  Турции  Сези  от  9  и  10  марта  1926  г.  ГПБ,  Авт.  94,
№№7—1  (sic!)  и  3.
 22  Питон  собирается  опубликовать  статью  об  этом  интересном  эпизоде  ди¬
пломатической  истории  (R.  Р  i  t  h  о  п,  ук.  соч.,  стр.  314).
 23  V.-L.  Т  а  р  i  ё,  ук.  соч.,  стр.  188.
 24  R.  Р  i  t  h  о  п,  ук.  соч.,  стр.  314—322.
 25  Речь  идет  о  неопубликованных  письмах  Людовика  XIII  и  государствен¬
ного  секретаря  Эрбо  к  французскому  послу  в  Турции  графу  Сези  за  1626—
1628  гг.,  хранящихся  в  Государственной  Публичной  библиотеке  им.  Салтыкова-
Щедрина.
 288

решительной  помощи  отнюдь  не  входило  в  то  время  в  расчеты
французского  правительства,  чем  все  союзники  как  в  Италии,  так
и  за  Альпами  (Голландия,  Англия,  немецкие  протестанты)  были
крайне  недовольны  и  прилагали  максимум  усилий  для  того,  чтобы
втянуть  наконец  Францию  в  открытую  войну  с  Габсбургами,  в  ко¬
торую  сами  они  уже  были  в  той  или  иной  степени  втянуты.  При
оценке  ситуации,  сложившейся  к  концу  1625  г.,  никак  нельзя  упу¬
скать  из  вида  этого  обстоятельства.  Обстановка  осложнялась  еще
и  тем,  что  военные  действия  французской  армии  при  всей  их  ог¬
раниченности  вызвали  ответные  действия  папы,  отправившего
в  Вальтелину  свои  войска.  Перед  Ришелье  (не  забудем  об  его
кардинальском  сане!)  встала  очень  неприятная  и  опасная  пер¬
спектива  войны  с  папой.
 Следовательно,  итог  был  неутешителен.  Из  переговоров  с  па¬
пой,  Граубюнденом,  Савойей  и  Венецией  ничего  путного  не  полу¬
чалось.  Военная  экспедиция  оказалась  более  трудной,  чем  можно
было  ожидать,  и  хотя  дала  частичный  успех  (в  Граубюндене),  но
зато  грозила  военным  вмешательством  папы.  Оставался  лишь  один
выход  —  непосредственные  переговоры  с  Испанией,  как  главной
виновницей  всех  затруднений  (выше  уже  было  показано,  почему
открытая  война  с  Испанией  была  в  те  годы  невозможна).
 Существовало,  однако,  одно  очень  существенное  обстоятельство,
то  самое,  что  мы  только  что  подчеркнули,  —  наличие  союзников:
Венеции,  Савойи,  Швейцарии.  Для  них  положение  дел  в  Северной
Италии  грозило  куда  более  тяжелыми  последствиями,  чем  для
Франции.  Речь  шла  уже  непосредственно  о  целости  их  территорий.
Эта  ситуация  мало  учитывается  исследователями;  между  тем
окружавшая  переговоры  с  Испанией  секретность  объяснялась
именно  ею.
 Основные  факты,  относящиеся  к  Монсонскому  договору,  та¬
ковы.  Поручение  вести  абсолютно  секретные  переговоры  с  факти¬
ческим  правителем  Испании,  герцогом  Оливаресом,  Ришелье  дал
французскому  послу  в  Мадриде  дю  Фаржи  еще  в  конце  1625  г.
В  январе  1626  г.  договор  был  в  основном  выработан;  в  феврале
и  марте  французское  правительство  его  исправило  и  дополнило;
в  мае  он  был  ратифицирован  обеими  сторонами.  Союзники  узнали
о  нем  в  марте.  Негодованию  их  не  было  предела,  и  Ришелье  стоило
огромного  труда  сгладить  и  хоть  как-то  компенсировать  нанесен¬
ный  им  ущерб.
 Ход  переговоров  представляется  в  следующем  виде.  Для  Фран¬
ции  самым  главным  вопросом,  связанным  с  Вальтелиной,  была
монополия  на  использование  альпийских  проходов  через  Граубюн-
ден  в  Вальтелину.  Иначе  говоря,  обе  эти  территории  обязательно
должны  были  быть  доступны  для  французских  войск.  Это  была
цель,  которой  добивалась  Франция.  Средством  для  ее  достижения
было  установление  суверенитета  протестантского  Граубюндена  над
 19  а.  д.  Люблинская

католической  Вальтелиной  и  урегулирование  их  взаимоотношений
в  такой  форме,  чтобы  можно  было  избежать  конфликтов  между
ними.
 Дю  Фаржи  удачно  договорился  с  Оливаресом  по  главному
пункту  —  о  проходах.  Уступчивость  Испании  объяснялась  тем,
что  в  тот  момент  мир  с  Францией  был  ей  очень  нужен:  он  раз¬
вязывал  руки  Оливаресу  для  действий  против  голландцев  и  ан¬
гличан  на  севере  —  в  Нидерландах  и  в  Палатинате.  При  наличии
мирного  договора  с  Францией  итальянский  театр  войны  временно
отходил  для  Испании  на  второй  план.  Именно  по  этой  причине
французское  правительство  было  удовлетворено  по  наиболее  су¬
щественному  пункту.  Однако  другие  пункты  договора  о  взаимо¬
отношениях  Граубюндена  и  Вальтелины  были  (по  настоянию  Оли¬
вареса)  сформулированы  в  таком  виде,  что  при  желании  того  же
Оливареса  или  папы  можно  было  свести  на  нет  и  главный  пункт
о  проходах.  Неудивительно,  что  в  письмах  Ришелье  и  короля26
(т.  е.  опять-таки  Ришелье)  от  4  февраля  дю  Фаржи  было  пред¬
писано  добиваться  изменения  этих  пунктов,  причем  в  случае  со¬
гласия  Оливареса  на  предлагаемую  Ришелье  редакцию  (которая
уточняла  и  укрепляла  позиции  Граубюндена)  посол  должен  был
объявить  нунцию  и  послам  союзников  (confederez),27  что  он  сам,
«без  королевского  поручения  и  под  свою  личную  ответственность»
(sans  charge  et  au  hazard  de  vostre  teste  28),  заключил  и  подписал
данный  договор,  который  счел  выгодным  также  и  для  них,  по¬
скольку  вопросы  о  проходах  и  о  суверенитете  Граубюндена  были
разрешены  в  положительном  смысле.  В  случае  же  отказа  Олива¬
реса  подписать  договор  в  новой  редакции  дю  Фаржи  должен  был
немедленно  ехать  во  Францию,  предварительно  договорившись
с  Оливаресом  об  абсолютной  тайне  переговоров  и  не  оставив  ему
ни  единого  касающегося  их  документа,  чтобы  тот  никак  не  мог
кому-либо  доказать,  что  посол  имел  поручение  от  короля  заклю¬
чить  договор  без  согласия  союзников.29
 Итак,  суть  заключалась  именно  в  том,  что  переговоры  велись
без  участия  союзников  и  втайне  от  них.30  Козлом  отпущения  дол¬
жен  был  стать  дю  Фаржи;  Ришелье  уже  заранее  готовил  ему  эту
роль,  чтобы  хоть  как-то  оправдать  себя  в  глазах  союзников.
Дальше  все  было  разыграно,  как  по  нотам.
 26  A  v  е  n  е  1.  Lettres.  .  t.  II,  стр.  187—193.  —  Отметим,  что  в  ту  пору
в  письмах  короля  к  послам  излагалась  официальная  точка  зрения,  а  в  одновре¬
менных  письмах  Ришелье  или  государственных  секретарей  давались  коммента¬
рии  к  ней  и  рекомендации.
 27  Под  этим  термином  разумелись  Венеция  и  Савойя.
 28  A  v  е  n  е  1.  Lettres.  .  .,  t.  II,  стр.  188.
 29  Там  же,  стр.  189.
 30  Отметим,  что,  помимо  этого,  интересы  Венеции  были  ущемлены  тем,  чю
проходы  предоставлялись  только  Франции.
 290

20  марта  государственный  секретарь  Эрбо  написал  француз¬
скому  послу  в  Турции  Сези,31  что  за  два  дня  до  того  (18  марта)
в  Париж  прибыло  «неожиданное  для  всех»  известие  от  дю  Фаржи
о  подписании  5  марта  договора  (но  уже  в  новой  редакции),32  при¬
чем  тот  сообщал,  что  сделал  это  «под  свою  личную  ответствен¬
ность»  (au  prix  de  sa  teste),33  полагая,  что  договор  всем  будет
полезен  для  восстановления  мира.  «Король,  —  писал  Эрбо,  —  очень
разгневался  на  такие  необычные  действия»  (Sa  Majeste  a  montre
de  grands  sentimens  de  ce  procede  extraordinaire)  и  сделал  об  этом
декларацию  венецианскому  послу  и  принцу  Пьемонтскому,  с  кото¬
рыми  решил  подробно  обсудить  договор.34
 Обсуждение  это  продолжалось  довольно  долго,  ибо  француз¬
ское  правительство  ратифицировало  договор  лишь  во  второй  по¬
ловине  мая.35  Ришелье  пришлось  приложить  немало  труда,  так
как  Венеция  и  Савойя  предъявили  серьезные  претензии.  Однако
в  конце  концов  перед  фактом  единения  двух  великих  держав  им
пришлось  «удовольствоваться  лишь  разумными  требованиями».36
 Монсонский  договор  нанес  также  большой  ущерб  воевавшей
с  Испанией  Голландии.  Ришелье  должен  был  уладить  и  эти  проти¬
воречия.
 Приведенные  факты  достаточно  убедительно  показывают,  что
договор  с  Испанией  следует  назвать  сепаратным  договором,  за¬
ключенным  не  только  без  ведома  и  согласия  союзников,  но  и  во¬
преки  их  интересам.37  Поэтому  переговоры  и  велись  в  полной  от
них  тайне.  Когда  же  они  были  обнародованы,  «вину»  за  них  воз¬
ложили  на  «самовольного»  посла.38
 Какой  бы  ценой  ни  был  достигнут  этот  успех  —  а  он  бесспо¬
рен,  —  Ришелье  имел  основания  быть  удовлетворенным  результа-
 31  ГПБ,  Авт.  94,  №  4.
 32  Новая  редакция  текста,  содержащая  внесенные  Ришелье  уточнения  и  до¬
полнения,  была  резюмирована  для  Сези  в  особом  документе  (ГПБ,  Авт.  .30,
№  5).
 33  Как  видим,  выражения  «самовольности»  совпадают.
 34  ГПБ,  Авт.  94,  №  4.  —  Речь  идет  о  сыне  герцога  Савойского,  прибывшем
в  Париж  для  переговоров  о  совместных  военных  действиях  против  испанцев
в  Северной  Италии.  Как  явствует  из  письма  Эрбо  к  Сези  от  9  марта  1626  г.
(ГПБ,  Авт.  94,  №№  2—1),  французское  правительство  поддерживало  в  нем
надежду  на  эти  действия.
 35  Обычно  датой  ратификации  договора  во  Франции  считается  2  мая,  но,
по-видимому,  это  число  было  проставлено  впоследствии,  так  как  еще  15  мая
Эрбо  писал  Сези,  что  Испания  уже  ратифицировала  договор,  а  Людовик  XIII
намеревается  сделать  это  через  несколько  дней  (письмо  Эрбо  к  Сези  от  15  мая
1626  Г.  ГПБ,  Авт.  94,  №  7  bis).
 36  Письмо  Эрбо  к  Сези  от  3  апреля  1926  г.  ГПБ,  Авт.  94,  №  5.
 37  См.  выше,  стр.  289.
 38  В  свете  этих  данных  представляется  необоснованным  мнение  Питона,  что
Ришелье  согласился  на  ратификацию  сомнительного  договора  под  давлением
католической  партии»  (т.  е.  Марии  Медичи  и  других),  ради  собственной  без¬
опасности  и  т.  д.  (R.  Р  i  t  h  о  п,  ук.  соч.,  стр.  318).
 19*
 291

о  OQ
 том  своих  усилииоу  и  приступил  к  другим  неотложным  делам.
Поэтому  в  целом  Монсонский  договор  был  для  Франции  полезен
и  выгоден.
 Неотложные  дела,  стоявшие  перед  французским  правительст¬
вом  в  начале  1626  г.,  заключались  в  необходимости  сбалансиро¬
вать  государственный  бюджет  и  изыскать  средства  на  войну  с  Ла-
рошелью,  т.  е.  на  окончательную  ликвидацию  гугенотского  «госу¬
дарства  в  государстве».
 Это  и  было  причиной  пристального  внимания  Ришелье  ко  всем
вопросам  торговли,  мореплавания  и  флота,  проявленного  им  в  эту
пору.  Он  поставил  перед  собой  задачу  организации  крупных  тор¬
говых  компаний,  покровительства  торговле,  создания  торгового  и
военного  флота,  что  в  свою  очередь  повлекло  за  собой  ряд  меро¬
приятий  и  реформ,  а  также  созыв  в  конце  1626  г.  ассамблеи  но¬
таблей,  т.  е.  представителей  привилегированных  сословий.
 В  процессе  подготовки  своих  действий  Ришелье  широко  исполь¬
зовал  консультации  с  купцами,  арматорами,  моряками,  морскими
офицерами,  финансовыми  чиновниками,  французскими  послами
и  т.  д.  Он  велел  составить  донесения,  вызывал  к  себе  отдельных
лиц,  запрашивал  местные  учреждения,  разослал  специальных  ко¬
миссаров  для  проверки  на  местах  состояния  судостроения  и  пор¬
тов,  береговой  охраны.  Все  мемуары  и  донесения  он  тщательно
изучал,  делал  на  них  пометки,  добавления,  поправки  и  затем  ис¬
пользовал  в  своих  адресованных  королю  докладных  записках,
в  речах  и  на  заседаниях  Совета,  в  своих  «Мемуарах»  и  в  «Полити¬
ческом  Завещании».  В  1626  г.  он  создал  8  должностей  «генераль¬
ных  инспекторов  по  делам  флота»,  назначив  на  них  своих  доверен¬
ных  лиц.  Они  действовали  в  приморских  провинциях;  по  своему
характеру  их  функции  были  схожи  с  функциями  интендантов.
Они  много  занимались  экономическими  вопросами  и  принесли
 40
 значительную  пользу.
 Учреждение  торговых  компаний  и  создание  флота  проходили
одновременно  и  параллельно.  Необходимо  подчеркнуть,  что  в  ту
пору  разница  между  военным  и  торговым  флотом  была  незначи¬
тельной.  Для  защиты  от  нападений  пиратов  все  торговые  суда
имели  пушки  и  запас  боеприпасов,  а  экипаж  был  вооружен  и  обу¬
чен  военному  делу,41  военные  же  корабли  могли  быть  легко  пре¬
 39  Успехом  можно  считать  также  и  то,  что  Испания  отозвала  из  Милана
герцога  Фериа,  который  был  главным  действующим  лицом  во  всех  военных  и
дипломатических  акциях  ИспаВии  в  Северной  Италии  и  «самовольно»  предпри
нимал  военные  действия  против  Вальтелины.  Как  видим,  обе  державы  система¬
тически  использовали  «самовольность»  своих  официальных  лиц.
 40  L.  А.  В  о  i  t  е  и  х.  Richelieu  «Grand  maitre  de  la  navigation  et  du  commerce
de  France».  Paris,  1955,  стр.  26—30,  121,  122.
 41  В  Сен-Мало  строились  суда  для  ловли  китов,  имевшие  особую,  «укреплен¬
ную»  конструкцию.  Переделка  их  в  военные  корабли  могла  быть  совершена
в  кратчайший  срок.
 292

вращены  в  торговые.  Фактически  различие  пролегало  скорее
между  королевским  (т.  е.  государственным)  и  частным  флотом,  но
и  оно  нередко  исчезало,  так  как  торговые  частные  суда  использо-
вались  для  военных  целей,  а  королевские  продавались  арматорам
и  купцам.  Поэтому,  создавая  королевский  флот,  правительство
имело  целью  использование  его  не  только  для  войны;  к  этому  еще
следует  добавить,  что  задача  эффективной  охраны  побережья  и
торговых  судов  в  открытом  море  могла  быть  осуществлена  лишь
при  наличии  военного  флота.
 При  учреждении  торговых  компаний  Ришелье  встретил  сопро¬
тивление  не  только  со  стороны  купечества  некоторых  городов,  но
и  парламентов,42  а  при  создании  флота  он  столкнулся  с  трудно¬
стями  материального  порядка,  о  которых  уже  была  речь,  и  с  огра¬
ниченностью  средств.  И  тем  не  менее  именно  в  результате  его
энергичной  деятельности  Франция  за  короткий  срок  получила
солидный  флот.
 В  1625  г.  правительство  не  имело  ни  одного  корабля  в  портах
по  Атлантическому  океану  и  Ламаншу,  а  на  Средиземном  море
было  всего  лишь  10  галер.  Через  10  лет  на  севере  43  было  3  эскадры,
а  в  Средиземном  море  —  эскадра  и  20  галер.  Сам  Ришелье  глав¬
ные  усилия  приложил  (в  организационном  плане)  именно  в  1626—
1630  гг.;  в  дальнейшем  дело  шло  более  или  менее  по  уже  заведен¬
ному  порядку.  Совместно  со  своими  советниками  кардинал  раз¬
работал  план  создания  верфей,  улучшения  портов  и  гаваней,  ор¬
ганизовал  закупку  за  границей  судов  и  материалов;  сам  лично  и
через  свой  «литературный  штаб»  он  провел  широкую  пропаганду,
стремясь  привлечь  людей  и  капиталы.
 В  1626  г.,  еще  до  созыва  нотаблей  (им  была  представлена  пра¬
вительством  обширная  программа  создания  торговых  компаний  и
флота44)  и,  следовательно,  не  дожидаясь  их  одобрения  и  санкции,
Ришелье  приказал  заложить  на  частных  верфях  в  Нормандии  и
Бретани  18  больших  судов,  а  в  начале  1627  г.  —  еще  4.45  Часть
материалов  —  лес,  железо,  пеньку  —  пришлось  доставить  из  Гол¬
ландии,  для  чего  Ришелье  послал  в  Амстердам  специальных  аген¬
тов.  Поскольку  покупки  у  голландцев  обходились  дорого,  он  пы¬
тался  наладить  расстроенные  войной  и  успешной  конкуренцией
голландцев  прямые  торговые  связи  Франции  с  Данцигом  и  Шве¬
цией,46  но  это  не  вполне  удалось,  и  еще  долгое  время  французское
правительство  вынуждено  было  иметь  дело  с  голландцами.  Помимо
 42  См.  ниже,  стр.  298,  299.
 43  Вся  совокупность  океана  и  северных  морей  называлась  les  mers  de  Ponant,
или  просто  Ponant.
 44  См.  ниже,  стр.  331,  332.
 45  Заказы  были  сданы  на  публичных  торгах  и  оформлены  нотариальными
контрактами.
 46  Французские  купцы  везли  туда  соль,  вино,  водку,  уксус  и  вывозили  мач¬
товый  лес,  пеньку,  смолу.
 293

нехватки  материалов,  сказались  и  другого  рода  трудности.  Не
было  достаточного  числа  опытных  судостроителей,  пришлось  при¬
глашать  англичан,  голландцев,  фламандцев,  оплачивая  их  труд
очень  дорого.  Многие  корабли  (в  1626  г.  —  5,  в  1627  г.—  12
и  т.  д.)  правительство  заказало  в  Голландии.47  Словом,  организа¬
ция  отечественного  судостроения  оказалась  трудным  делом.
И  все  же  под  Ларошелью  Ришелье  уже  имел  эскадру  из  35  судов
(правда,  лишь  13  из  них  представляли  собой  настоящие  большие
корабли).48
 Организация  торговых  компаний  началась  в  1625  г.,  когда  был
составлен  проект  «Морбиганской  компании  ста  пайщиков»  (Сот-
pagnie  des  cent  associes  de  Morbihan)  49  с  номинальным  капиталом
в  1  млн  600  тыс.  ливров.  Однако  вначале  пайщиков  было  всего  4,
а  в  дальнейшем  число  их  не  превышало  12.  Основой  компании  дол¬
жен  был  стать  новый  свободный  город-порт  Морбиган  с  правами
порто-франко.  Внутри  стен  города  компании  предоставлялась  пол¬
ная  власть;  кроме  того,  она  могла  строить  суда  и  даже  отливать
пушки  (что  было  во  Франции  регалией,  т.  е.  государственной
монополией).  Компании  предоставлялись  монопольные  права  тор¬
говли  с  Восточной  Индией  и  Западной  Индией,  Канадой  («Новой
Францией»)  и  Левантом;  она  могла  устраивать  колонии.  Учреди¬
тельный  акт  компании  был  подписан  четырьмя  устроителями  и  Ри¬
шелье  31  марта  1626  г.,  и  Ришелье  возглавил  ее  в  качестве  «сюр-
интенданта  торговли»  (surintendant  du  commerce  du  royaume),  при¬
чем  должность  имела  временный  характер;  после  смерти  кардинала
во  главе  компании  должен  был  встать  избранный  пайщиками  син¬
дик  (т.  е.  уполномоченный).
 Через  полтора  месяца  возникла  еще  одна  компания  под  вычур¬
ным  именем  «Nacelle  de  Saint-Pierre  fleurdelysee».50  Ее  главными
участниками  были  три  богатых  купца:  голландец  де  Витт,  фла¬
мандец  (может  быть,  итальянец  по  происхождению)  Биллотти  и
француз  Дюморье.  Возглавивший  и  эту  компанию  Ришелье  на¬
зван  в  учредительном  акте  «сюринтендантом  и  генеральным  рефор¬
матором  французской  торговли»  (surintendant  et  reformateur  general
 47  L.  А.  В  о  i  t  e  u  x,  ук.  соч.,  стр.  57—63.
 48  Там  же,  стр.  56.
 49  Морбиганом  называется  небольшой  залив  в  Нижней  Бретани  между  Ло-
рианом  и  Ванном.  Берег  очень  изрезан,  вблизи  несколько  прикрывающих  его
островов.  Помимо  удобного  расположения  для  устройства  порта,  место  пред¬
ставляло  важность  и  в  том  отношении,  что  базировавшийся  там  флот  позво¬
лил  бы  контролировать  торговые  связи  Испании  с  Испанскими  Нидерландами,
а  также  связи  Ларошели  с  Англией  и  Голландией.
 50  Nacelle  de  Saint-Pierre  означает  буквально  —  челнок  св.  Петра,  фигу¬
рально—  католическую  церковь.  Прилагательное  fleurdelysee  происходит  от  су¬
ществительного  fleur-de-lys  —  названия  французского  королевского  герба,  на
котором  были  изображены  три  лилии.  О  значении  этого  названия  для  компа¬
нии  см.  стр.  295,  прим.  №  52.
 294

du  commerce  de  France).  Для  этой  компании  тоже  предусматрива¬
лось  создание  двух  портов  с  порто-франко:  один  на  Средиземном
море,  другой  —  на  Атлантическом  океане.51  Главные  задачи  компа¬
нии  состояли  в  упорядочении  ввоза  во  Францию  трески  и  сельди,
разработке  рудников,  осушке  болот  и  в  устройстве  новых  ману¬
фактур  для  производства  фаянса,  хрусталя,  кружев,  ковров,
тонкого  полотна,  а  также  изготовлении  сахара,  сыра  и  т.  п.  Район
ее  торговли  был  ограничен  Северо-Восточной  Европой  и  Бер-
берией.52
 Известие  о  создании  компаний  вызвало  в  Голландии,  Англии
и  Испании  немалую  тревогу.  Фламандцам  было  запрещено  при¬
нять  в  ней  участие,  т.  е.  переселиться  во  Францию.  Вместе  с  тем
конкуренты  Франции  рассчитывали,  что  из  проектов  ничего  не
выйдет,  ибо  парламенты  не  согласятся  зарегистрировать  эдикты
о  создании  компаний.  Как  увидим,  эти  расчеты  оправдались.
 Необходимо  подчеркнуть,  что  в  процессе  создания  компаний  —
и  благодаря  их  появлению  —  Ришелье  приобрел  некие  новые  функ¬
ции,  выразившиеся  в  его  новом  титуле  сюринтенданта  торговли.
Это  были  этапы  его  продвижения  к  должности  (по  нашей  терми¬
нологии)  министра  торговли  и  мореплавания.  Подобного  рода  дол¬
жность  появилась  во  Франции  впервые,  и  она  плохо  вязалась
с  кардинальской  мантией  Ришелье  и  его  постом  первого  министра.
Современники  удивлялись  тому,  что  министр  и  прелат  возглавил
торговлю  и  создание  флота.  Ришелье  не  замедлил  оправдаться:
в  одной  из  брошюр,  выпущенных  его  «литературным  штабом»,
было  сказано,  что  его  об  этом  просили  купцы-устроители  компа¬
ний  и  что  торговля,  равно  как  и  флот,  дело  для  королевства
весьма  нужное.53  Впрочем,  такое  недоумение  вскоре  рассеялось  и
на  заседаниях  нотаблей  (т.  е.  через  полгода)  все  признали  важ¬
ность  наличия  подобных  функций  у  главного  министра.
 Необходимость  протекционистских  мер  по  отношению  к  тор¬
говле  была  для  всех  совершенно  ясна,  причем  осуществить  их
могло  лишь  правительство.  Затем  события  1625  г.  показали  всем,
насколько  важно  было  иметь  собственный  военный  флот:  для  по¬
беды  над  ларошельцами  и  Субизом  на  море  французскому  прави¬
 51  Ришелье  и  устроители  стремились  привлечь  в  эти  свободные  порты  воз¬
можных  эмигрантов  из  Испанских  Нидерландов,  возмущенных  тем,  что  в  это
время  Испания  монополизировала  всю  торговлю  с  этими  своими  владениями.
Недовольство  там  действительно  было  велико,  и  многие  хотели  переселиться
во  Францию.  Ришелье  рассчитывал  вернуть  таким  путем  некоторых  гугенотов,
а  затем  обратить  их  в  католичество  (L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  229—232).
 52  Один  из  устроителей  намеревался  выкупить  французов,  захваченных
в  плен  алжирскими  корсарами,  на  деньги,  которые  можно  было  бы  получить  от
продажи  разрешений  не  соблюдать  посты.  Подобные  разрешения  давал  папа  —
возможно,  что  название  компании  означает,  что  ее  собирались  поставить  под
верховное  покровительство  папы,  с  одной  стороны,  и  короля  —  с  другой.
 53  L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  32,  33.
 295

тельству  пришлось  занимать  суда  у  голландцев  и  англичан,  а  это
сопровождалось  большими  трудностями  и  внешнеполитическими
осложнениями.
 Появление  новой  должности  и  назначение  на  нее  именно  кар¬
динала  имело  важное  следствие  политического  порядка.  Для  успеха
связанных  с  этой  должностью  реформ  необходимо  было  лишить
герцога  Монморанси  звания  адмирала.  Сделать  это  мог  только
Ришелье.
 Представитель  одного  из  знатнейших  домов  Франции  герцог
Монморанси,  наследственный  губернатор  Лангедока,  был  и  наслед¬
ственным  адмиралом  Франции.  Эта  должность  принадлежала
к  числу  коронных,  ее  создание  уходило  в  глубь  веков,  и  (как  все
коронные  должности)  она  принадлежала  знати  почти  на  правах
родового  достояния.  Положение  осложнялось  тем,  что  для  Мон¬
моранси  она  не  была  просто  доходной  синекурой.  За  период
1612—1625  гг.  он  объединил  в  своих  руках  путем  наследования  и
покупок  —  эти  должности  продавались  и  покупались  лишь  в  кругу
самой  знати  —  все  адмиральства  по  побережью  океана  и  Ла-
манша,54  а  также  должность  вице-короля  Канады.  Начиная  с  1614  г.
он  именовался  «генеральным  адмиралом  Франции»  (Amiral  gene¬
ral  de  France).  Кроме  того,  он  деятельно  участвовал  не  только
в  оберегании  своих  прерогатив  и  интересов,  но  и  в  создании  тор¬
говых  компаний.50  Все  мероприятия  Ришелье  в  области  создания
флота  и  компаний  наносили  адмиралу  огромный  ущерб.  Фор¬
мально  они  отодвигали  его  на  задний  план,  фактически  же  гро¬
зили  Монморанси  утратой  всех  его  функций.  А  это  уже  задевало
интересы  знати  в  целом,  у  которой  и  без  того  было  немало  осно¬
ваний  опасаться  кардинала.  В  мае  1626  г.  (напомним,  что  созда¬
ние  компаний  и  оформление  новой  должности  Ришелье  происхо¬
дило  в  марте—мае)  был  организован  «заговор  Шалэ»,  названный
так  по  имени  одного  из  заговорщиков  (отнюдь  не  самого  глав¬
ного).  В  заговоре  принимали  участие  ближайшие  родственники
короля  —  его  родной  брат  Гастон,  сводные  братья  Вандомы  (по¬
бочные  сыновья  Генриха  IV),  кузены  Конде  и  Суассон,  а  также
придворные  вельможи  и  несколько  знатных  дам,  в  том  числе  гер¬
цогиня  де  Шеврёз.  Королева  Анна  Австрийская  знала  о  планах
заговорщиков,  которые  собирались  убить  Ришелье  и  низложить
Людовика  XIII.  У  них  были  связи  за  границей  (с  герцогом  Са¬
войским  и  другими  итальянскими  государями),  и  они  собирались
использовать  недовольство  Голландии  и  Англии,  вызванное  Мон-
сонским  договором.
 Кардиналу  удалось  избежать  смерти,  и  заговор  был  раскрыт.
Шалэ  заплатил  жизнью,  Вандомы  были  арестованы,  герцогиня
 54  Адмиральство  на  Средиземном  море  принадлежало  герцогу  Гизу.
 55  См.  выше,  стр.  149.
 296

де  Шеврёз  изгнана  из  Франции,  королева  впала  в  немилость.  Га¬
стон,  наоборот,  был  введен  в  Королевский  Совет  и  получил  титул
герцога  Орлеанского;  в  качестве  наследника  престола  при  без¬
детном  Людовике  XIII  он  представлял  собой  персону,  к  которой
никакие  суровые  меры  не  могли  быть  применены.  Но  за  ним  был
установлен  строгий  контроль,  не  приведший,  впрочем,  к  должным
результатам.  Гастон  Орлеанский  и  дальше  оставался  номинальным
и  декоративным  вождем  всех  заговоров  вельмож  вплоть  до  рожде¬
ния  дофина  (будущего  Людовика  XIV),  когда  кончилась  его  роль
наследника  престола.
 Заговор  Шалэ  представлял  собой  попытку  придворной  знати,
окончательно  оттесненной  кардиналом  от  всякого  участия  в  госу¬
дарственных  делах,  расправиться  не  только  с  виновником  своего
«бесправного  положения»  (как  заявляли  вельможи),  но  и  с  под¬
держивавшим  Ришелье  королем,  заменив  его  более  приемлемой
для  них  фигурой  молодого,  безвольного  и  легкомысленного  Га¬
стона.  Характерно,  что  заговор  охватывал  лишь  придворные
круги;  ни  о  каком  открытом  военном  выступлении  против  прави¬
тельства  (как  это  имело  место  еще  совсем  недавно,  в  1620  г.)  не
было  и  речи.  Уже  нельзя  было  опереться  ни  на  провинциальное
родовитое  дворянство,  ни  на  гугенотов.
 Судебное  расследование  обстоятельств  заговора,  проведенное
первой  из  тех  специальных  комиссий,  которые  в  дальнейшем  Ри¬
шелье  не  раз  учреждал,  вскрыло  факты,  вконец  испортившие  от¬
ношения  Людовика  XIII  с  семьей  (за  исключением  пока  что  ма¬
тери).  Наоборот,  его  доверие  к  Ришелье  очень  укрепилось.  Нема¬
лую  роль  сыграло  при  этом  обращение  заговорщиков  за  помощью
к  иностранным  государям,  что  грозило  очень  тяжелыми  последст¬
виями  для  Франции.  Отныне  короля  и  министра  вплоть  до  их
почти  одновременной  смерти  прочно  и  неизменно  объединяли  как
политические,  так  и  личные  интересы.
 Примечательно,  что  казнь  Шалэ  и  крутая  расправа  с  другими
заговорщиками  не  вызвали  протеста,  кроме  как  в  среде  придвор¬
ного  бесшабашного  дворянства,  которое  Ришелье  и  король  при¬
нялись  энергично  усмирять,  применяя  смертную  казнь  за  дуэли.
Широкие  круги  политически  влиятельных  сословий  признали  ли¬
нию  политики  короля  и  кардинала.  Она  была  затем  и  официально
одобрена  нотаблями.  Ришелье,  кроме  того,  использовал  благоприят¬
ную  для  себя  обстановку  и  произвел  перемены  в  Королевском  Со¬
вете.  Печати  были  отняты  от  струсившего  в  момент  заговора
д’Алигра  и  вручены  доверенному  лицу  кардинала  —  Марильяку
(одному  из  «финансовых  директоров»,  назначенных  после  отставки
Лавьевиля),56  а  сюринтендантом  финансов  стал  д’Эфиа.57  В  итоге
 56  См.  выше,  стр.  277.
 57  См.  ниже,  стр.  314.
 297

«рабочая  часть»  Королевского  Совета  оказалась  состоящей  из  при¬
верженцев  кардинала.
 Разгром  заговора  Шалэ  ускорил  отставку  Монморанси,  придав
ей  также  и  политический  оттенок,  ибо  герцог,  как  и  вся  знать,
был  замешан  в  заговоре.  В  августе  он  отказался  от  своей  должно¬
сти  адмирала  Франции,  и  ее  функции  были  переданы  тому,  «кто
будет  управлять  торговлей».  Таковым  стал  Ришелье,  должность
которого  получила  окончательное  оформление  в  Сен-Жерменском
эдикте  от  октября  1626  г.,  где  он  назван  «grand  maitre,  chef  et  sur¬
intendant  general  de  la  navigation  et  du  commerce  de  France».  В  январе
1627  г.  должность  адмирала  Франции  была  совсем  уничтожена,58
равно  как  и  должность  коннетабля  (последний  коннетабль  Ле-
дигьер  умер  в  сентябре  1626  г.).59  В  итоге  ликвидации  находив¬
шегося  в  руках  вельмож  верховного  командования  армией  и  фло¬
том  знать  лишилась  этих  важнейших  военных  постов,  имевших
также  большое  политическое  значение.
 \/  Но  если  Ришелье  удалось  относительно  быстро  справиться  со
знатью,  то  с  парламентами  и  купечеством  дело  обстояло  хотя  и
не  столь  остро,  но  достаточно  сложно.  Сен-Жерменский  эдикт
означал  появление  во  Франции  ведомства,  нового  как  по  форме,
так  и  по  содержанию,  —  управления  торговлей,  флотом  и  коло¬
ниями.  Уже  одно  это  насторожило  парламенты,  особенно  в  при¬
морских  провинциях,  так  как  грозило  сужением  некоторых  их
функций  (как  это  и  случилось  на  деле).  Еще  больше  опасений
вызвало  у  них  создание  компаний.  Предоставленные  Морбиган-
ской  компании  ста  пайщиков  монопольные  права  на  торговлю  и
нахождение  ее  под  контролем  самого  кардинала  (что  означало
фактический  ее  иммунитет  от  местных  властей)  вызвали  энергич¬
ный  протест  бретонских  штатов  и  Реннского  парламента.  Они
выступили  против  «опасного  новшества»,  которое  грозило  нанести
ущерб  торговле  других  бретонских  городов.  Положение  ослож¬
нялось  тем,  что  губернатор  Бретани  Вандом  был  арестован  по
делу  о  заговоре  Шалэ,  а  в  Бретани  у  него  было  много  привержен¬
цев.  По  этим  мотивам  чисто  политического  характера  Ришелье
не  счел  возможным  решительно  настаивать,  и  акт  о  создании  ком¬
пании  не  был  претворен  в  действие.  Пришлось  отказаться  от  реа¬
лизации  компании  «Nacelle  de  Saint-Pierre».  Правда,  вместо  нее
 58  Денежные  отношения  с  Монморанси  Ришелье  уладил  тем,  что  выкупил
у  него  должность  адмирала  за  1  млн  200  тыс.  ливров  (L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.
соч.,  стр.  96).
 59  Должность  адмирала  на  Средиземном  море  сохранилась  за  Гизом,  но
ненадолго.  В  1629  г.  функции  Ришелье  в  качестве  начальника  мореплавания  к
торговли  были  распространены  и  на  Средиземное  море.  Гиз  воспротивился  и,
борясь  с  Ришелье,  содействовал  вспыхнувшему  в  1630  г.  в  Провансе  восстанию;
в  следующем  году  он  был  вынужден  покинуть  Францию.  Монморанси  возгла¬
вил  восстание  в  Лангедоке  в  1632  г.  и  после  его  поражения  был  казнен.
 298

через  год  (в  июне  1627  г.)  была  организована  «Компания  св.
Духа»  (Compagnie  de  Saint-Esprit)  во  главе  с  тем  же  де  Виттом  и
двумя  бретонскими  купцами.  Цели  и  привилегии  были  такие  же,
как  и  у  исчезнувшей  «Nacelle».  Парижский  парламент  был  со¬
гласен  зарегистрировать  эдикт,  но  при  условии  изъятия  многих
привилегий.  Однако  без  них  компания  потеряла  свою  притягатель¬
ную  силу,  и  больше  о  ней  нет  сведений.60
 Немалого  труда  стоила  Ришелье  регистрация  эдикта  об  его
назначении  на  новую  должность.  Даже  Парижский  парламент  за¬
регистрировал  эдикт  лишь  в  марте  1627  г.,  Реннский  парламент
(со  значительными  оговорками)  и  Руанский  —  в  апреле,  Бордос¬
ский—  в  мае.  Характерно,  что  среди  назначенных  в  1626  г.  «гене¬
ральных  инспекторов  по  делам  флота»,  о  которых  шла  речь,  было
немало  членов  провинциальных  парламентов  —  Ришелье  хотел  и
таким  путем  облегчить  выполнение  своей  задачи.61
 Итак,  первые  попытки  ^п^ляния  больших  торговых  компаний
потерпели  неудачу.  Разумеется,  причина  провала  заключалась  не
только  в  противодействии  парламентов  и  некоторых  групп  купече*
ства.  Структура  компаний  была  недостаточно  продумана,  не  уда¬
лось  привлечь  капиталы  в  нужном  количестве,  слишком  обширны
были  цели  и  сферы  действия  компаний.  Во  многом  они  подражали
голландским  крупным  компаниям,  но  оказалось  невозможным
просто  пересадить  на  почву  Франции  эти  образцовые  для  того
времени  учреждения.  Кроме  того,  Ришелье  должен  был  сделать
для  себя  и  еще  один  вывод  —  вывод  о  необходимости  получить
одобрение  парламентами  своих  проектов  не  только  финансовых
реформ  (это  было  ясно  и  до  провала  компаний),  но  и  создания
компаний  и  флота.  В  связи  с  этим  он  решил  созвать  ассамблею
нотаблей.
 *  *  *
 Собрание  нотаблей  1626—1627  гг.  представляет  двоякий  ин¬
терес  для  исследования  истории  Франции  первой  трети  XVII  в.
С  одной  стороны,  оно  явилось  значительным  событием  в  жизни
страны,  с  другой—ознаменовало  собой  финал  как  данного  вида
сословного  представительства,  так  и  всего  института  в  общефран¬
цузских  масштабах.  Оба  аспекта  обусловливают  друг  друга  и  тре¬
буют  совместного  рассмотрения.
 В  1614  г.  были  созваны  последние  до  1789  г.  Генеральные
Штаты,  в  1626  г.  —  последние  до  1788  г.  нотабли.  В  исторической
 60  Подробная  история  всех  этих  компаний  изложена  в  книге  Буатё
(L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  85—104,  221—234).
 61  L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  91  —104.  —  Тулузский  и  Эксекий  пар¬
ламенты  не  зарегистрировали  эдикта,  и  власть  Ришелье  в  качестве  начальника
торговли  и  мореплавания  там  не  признавалась  вплоть  до  1631  г.  (см.  выше,
прим.  59).
 299

науке  давно  уже  установилось  мнение,  что  причиной  угасания  со¬
словного  представительства  было  прогрессирующее  укрепление
французского  абсолютизма.  В  целом  это  объяснение  справедливо,,
но  имеет  слишком  общий  характер  и  не  свободно  от  ретроспектив-
ности:  если  укреплялся  абсолютизм,  значит  должно  было  исчез¬
нуть  сословное  представительство.  Достаточно,  однако,  при¬
смотреться  к  некоторым  особенностям  Франции  в  этом  отноше¬
нии,  а  также  сопоставить  их  с  особенностями  Англии  и  тех  стран,
где  представительные  институты  сохранились  (в  той  или  иной
форме)  до  буржуазных  революций,  чтобы  убедиться  в  нескольких
весьма  существенных  обстоятельствах.  Само  по  себе  развитие  аб¬
солютизма  отнюдь  не  исключало  наличия  общенационального  пред¬
ставительного  учреждения,  не  говоря  уже  о  провинциальных  со¬
браниях,  которые  в  той  же  Франции,  несмотря  на  абсолютизм,
дожили  почти  до  революции.  Далее,  ликвидация  центральной
властью  этого  института  могла  произойти  лишь  в  случае  отсут¬
ствия  сопротивления  со  стороны  заинтересованных  сословий  или
иных  социальных  групп.  Иными  словами,  конечный  итог  зависел
от  соотношения  сил,  а  оно  в  свою  очередь  определялось  социаль¬
ным  и  политическим  весом  сословий  и  групп.
 Для  разъяснения  этих  соображений  необходимо  несколько  от¬
влечься  от  истории  1620-х  годов,  чтобы  рассмотреть  общую  линию
развития  во  Франции  сословного  представительства  как  в  форме
Генеральных  Штатов,  так  и  в  форме  нотаблей.
 До  середины  XV  в.  Генеральные  Штаты  в  основном  вотиро¬
вали  некоторые  налоги;  затем  последние  стали  взиматься  королев¬
ским  аппаратом  без  предварительного  согласия  Штатов.  С  конца
XV  и  до  начала  XVII  в.  (1484—1614  гг.)  Генеральные  Штаты
собирались  преимущественно  для  рассмотрения  определенных  по¬
литических  вопросов,  которые  после  1614  г.  разрешались  иными
способами,  уже  без  участия  сословного  представительства.
 Во  многом  параллельная  история  собраний  нотаблей  изучена
еще  недостаточно.  Ясно,  однако,  что  их  ни  в  коей  мере  нельзя
считать  Генеральными  Штатами  в  миниатюре.  Насколько  можно
судить  по  отрывочным  сведениям  в  источниках,  собрания  при¬
глашавшихся  королем  лиц  были  в  XIII  в.  (т.  е.  до  появления  Ге¬
неральных  Штатов  в  точном  смысле  слова)  по  сути  дела  собра¬
ниями  нотаблей.  Король  приглашал  —  иногда  на  заседания  своего
Совета  (поэтому  эти  случаи  рассматриваются  многими  исследова¬
телями  просто  как  расширенные  заседания  Королевского  Совета),
иногда  на  особые  совещания  —  тех  или  иных  лиц  и  ставил  перед
ними  определенные  задачи,  Состав  приглашенных  зависел  от  ха¬
рактера  задач,  и  сословия  как  бы  специализировались  на  решении
относившихся  к  их  компетенции  вопросов.  Отбор  приглашенных
производился  по  признаку  занимаемой  должности.  От  духовенства
приглашались,  как  правило,  прелаты;  от  дворянства  —  доверенные
 300

лица,  занимавшие  придворные  должности.  Из  «добрых  городов»
прибывали  мэры  и  некоторые  эшевены.
 В  период  1302—1558  гг.  нотабли  собирались  очень  редко.  До
середины  XV  в.  их  как  бы  поглощали  эффективно  работавшие
Генеральные  Штаты.  Собрания  второй  половины  XV  и  первой
половины  XVI  в.  почти  совсем  не  изучены.62
 В  1558  г.  в  связи  с  тяжелыми  военными  обстоятельствами
было  созвано  собрание,  которое  современники  именовали  по  при¬
вычке  Генеральными  Штатами.  На  деле  оно  открыло  новую  стра¬
ницу  в  истории  не  Штатов,  а  именно  нотаблей.  На  них  появилось
четвертое  сословие,  состоявшее  из  представителей  чиновничества,
в  число  которых  входили  самые  важные  и  влиятельные  должност¬
ные  лица  —  первые  президенты  верховных  судов,  которые  очень
резко  отделили  себя  (а  правительство  разделило  их  точку  зре¬
ния)  от  третьего  сословия.  Через  2  года  на  Генеральных  Штатах
1560  г.  присутствовали,  как  обычно,  лишь  три  сословия,  а  выс¬
шего  чиновничества  не  было  совсем.  В  соединении  с  тем,  фактом,
что  в  1558  г.  представители  сословий  были  приглашены,  а  не  из¬
браны,  эти  данные  свидетельствуют,  что  в  1558  г.  возродилась
в  новых  условиях  и  в  новой  форме  система  консультации  с  при¬
глашаемыми  лицами,  т.  е.  нотабли.  Такой  же  характер  был  при¬
сущ  руанским  собраниям  1596  и  1617  гг.63
 К  1626  г.  у  этих  ассамблей  уже  установилась  определенная
традиция.  Они  были  немногочисленны  по  составу,  и  отбор  членов
производился  (как  и  в  XIII  в.)  по  должностному  признаку.  Ко¬
роль  приглашал  человек  10  архиепископов  и  епископов,  примерно
столько  же  придворных  дворян  и  всех  первых  президентов  и  ге¬
неральных  прокуроров  верховных  судов  (около  25—30  человек).
Подобный  принцип  отбора  приводил  к  тому,  что  в  ассамблее  при¬
нимали  участие  лишь  самые  привилегированные  и  наиболее  вы¬
сокопоставленные  лица  королевства.
 Население  не  имело  никакого  касательства  к  отбору  состава
нотаблей.  Перед  их  созывом  на  местах  не  составлялось  никаких
наказов,  и  сами  нотабли  также  не  должны  были  формулировать
просьбы  (этому  не  противоречит  то  обстоятельство,  что  они  порой
заявляли  о  своих  требованиях),  в  то  время  как  работа,  например
Генеральных  Штатов  1614  г.,  только  в  том  и  состояла,  что  все
палаты  должны  были  свести  провинциальные  наказы  своих  со¬
словий  в  единый  наказ  и  представить  его  правительству.  Работа
 62  В  списке,  составленном  Р.  Мэйором,  между  1506  и  1558  гг.  не  отмечено
ни  одного  собрания  (J.  Russell  Major.  Representative  institutions  in  Renaissance
France.  1421  —1559.  Madison,  1960,  стр.  152).  Этот  пробел  объясняется,  воз¬
можно,  тем,  что  собрания  приглашенных  лиц  считались  расширенными  заседа¬
ниями  Королевского  Совета.
 63  О  нотаблях  1617  г.  см.  нашу  книгу  «Франция  в  начале  XVII  в.  .  .»
(гл.  VII).
 301

нотаблей  имела  иной  характер:  правительство  предъявляло  им
список  вопросов,  по  которым  оно  желало  знать  мнение  ассамблеи.
Обсуждение  производилось  не  по  сословиям,  а  сообща,  и  голосо¬
вание  было  поголовным,  в  силу  чего  у  чиновников  был  небольшой,
но  постоянный  численный  перевес  над  прелатами  и  дворянами,
вместе  взятыми.
 нотаблей  была  еще  одна  существенная  особенность.  Духо¬
венство  и  дворянство  не  представляли  на  этих  собраниях  своих
сословий.  У  духовенства  уже  с  середины  XVI  в.  упрочилась  тра¬
диция  регулярного  созыва  своих  ассамблей,  на  которых  предста¬
вители  всего  французского  духовенства  вотировали  субсидии  (don
gratuit)  и  обсуждали  свои  отношения  с  правительством  и  церков¬
ные  дела.64  Присутствовавшие  на  собраниях  нотаблей  10—12  дво¬
рян  не  могли  представлять  всего  дворянства,  выступать  от  имени
сословия  в  целом  и  тем  более  принимать  какие-либо  решения,  за¬
девавшие  его  интересы.  Родовитое  дворянство  не  имело  в  ту  пору
во  Франции  никакой  особой  организации,  защищавшей  его  права,
что  очень  характерно  для  падения  общественного  веса  этого  со¬
словия.
 Иначе  обстояло  дело  с  чиновниками.  Первые  президенты  вер¬
ховных  судов  (т.  е.  всех  парламентов,  счетных  палат  и  палат  кос¬
венных  сборов)  реально  представляли  свои  корпорации,  каждый  —
свою,  а  все  вместе  —  верховные  судебно-административные  уч¬
реждения  Франции.  Поэтому  принятые  нотаблями  решения
обязывали  верховные  суды  исполнять  эти  решения.
 Перечисленные  особенности  нотаблей  показывают,  что  это  был
своеобразный  представительный  орган  с  неодинаковым  положением
участвовавших  в  нем  сословий.  Главная  роль  по  существу  дела
отводилась  представителям  самых  влиятельных  корпораций  госу¬
дарственного  аппарата,  старое  же  дворянство  (а  отчасти  и  духо¬
венство)  оставалось  в  тени.  Что  касается  формальной  стороны
дела,  то  и  в  этом  плане  правительство  также  поддерживало  чинов¬
ничество.  Характерно,  что  и  на  заседаниях  нотаблей  проявлялась
вражда,  разделявшая  в  ту  пору  родовитое  и  новое  (т.  е.  чиновное)
дворянство.  Чиновники  не  соглашались  голосовать  после  дворян,
а  те  не  желали  с  этим  считаться  и  требовали  себе  второго  места,
как  на  Генеральных  Штатах.  Уже  на  нотаблях  1617  г.  правитель¬
ство  вышло  из  затруднения,  рассадив  членов  всех  сословий  вро¬
вень  и  тем  самым  как  бы  признав  их  равенство  между  собой,  чем
опять-таки  вызвало  бессильное  негодование  старого  дворянства.65
 Учет  всех  этих  моментов  с  добавлением  того  соображения,  что
нотабли  не  обладали  полномочиями  для  вотирования  субсидий,
 64  Р.  В  1  е  t.  Le  clerge  de  France  et  la  monarchic.  Etude  sur  les  assemblees
generales  du  clerge  de  1615  a  1666.  Paris,  1960.
 65  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в  стр.  269.
 302

позволяет  сделать  следующий  вывод:  целью  правительства  при:
созыве  нотаблей  было  не  столько  желание  узнать  мнение  ас¬
самблеи  по  тем  или  иным  вопросам,  сколько  возможность  обязать
парламенты  выполнить  принятые  на  нотаблях  решения,  т.  е.  пред¬
отвратить  их  скрытую  или  открытую  оппозицию  фискальным
эдиктам,  налоговым  мероприятиям  и  другим  действиям  королев¬
ской  власти.
 Созывая  в  1617  г.  собрание  нотаблей,  правительство  намере¬
валось  принудить  парламенты  согласиться  на  отмену  полетты,  т.  е.
на  отмену  легализированной  и  очень  выгодной  для  чиновничества
формы  наследственности  и  продажности  должностей.  Напомним,
что  после  Генеральных  Штатов  1614  г.,  где  вопрос  об  отмене  по¬
летты  находился  в  центре  внимания,  полетта  была  отменена;  од¬
нако  через  три  месяца  яростные  протесты  парламентов  заставили
правительство  восстановить  прежний  порядок.  На  нотаблях  1617  г.
парламентам  не  удалось  отстоять  полетту,  и  тем  самым  они  были
лишены  возможности  протестовать  против  ее  отмены.66
 В  1626  г.  положение  было  более  сложным.  Вопрос  о  полетте
потерял  для  парламентов  прежнюю  остроту,  так  как  именно  им
(и  только  им!)  она  была  теперь  правительством  гарантирована.67
Ришелье  имел  в  виду  другие  цели.
 В  исторических  трудах  причина  созыва  нотаблей  определяется
различно.68  Аното  полагал,  что  Ришелье,  столкнувшись  с  при¬
дворной  оппозицией  всем  своим  планам  в  области  внутренней  и
внешней  политики,  хотел  опереться  на  общественное  мнение.69  Со¬
ответственно  экономическому  уклону  своей  книги  Озе  считает,  что
Ришелье  созвал  нотаблей  для  того,  чтобы  получить  от  них  одобре¬
ние  лишь  своим  планам  экономического  развития  (создания  торго¬
вых  компаний  и  флота,  усиления  протекционизма  и  т.  п.).  Он  до¬
бавляет  еще  одно  соображение:  «Нельзя  заставить  нацию  рабо¬
тать  —  пусть  даже  ради  ее  обогащения  —  против  ее  желания  и  без
ее  согласия».70  Трудно  согласиться  с  тем,  что  Ришелье  собирался
получить  согласие  всей  нации  на  ассамблее,  где  присутствовали
одни  лишь  прелаты,  знать  и  высшие  чиновники.
 Тапье  уделяет  нотаблям  1626  г.  большое  внимание  и  в  основ¬
ном  присоединяется  к  взгляду  Озе,  но  значительно  расширяет
понятие  задуманной  реформы.  Он  рассматривает  составленные
кардиналом  в  1625  г.  проекты  и  приходит  к  заключению,  что  в  ту
пору  у  Ришелье  сложился  план  весьма  обширных  реформ  и  но¬
 66  Там  же,  гл.  IV  и  VII.
 67  См.  выше,  стр.  193.
 68  С  книгой  Ж.  Пти  (J. 	Petit.  L’assemblee  des 	notables 	de 	1626—1627.
 Paris,  1937)  нам  не  удалось 	ознакомиться. 	Ср. 	замечание 	Питона 	о 	трудности
 достать  ее  в  самой  Франции  (R.  Р  i  t  h  о  п,  ук.  соч.,  стр.  313,  прим.  1).
 69  G.  Н  а  п  о  t  а  и  х,  ук.  соч.,  т.  IV,  стр. 	102 	и  сл.
 70  Н.  Н  a  u  s  е  г,  ук.  соч., 	стр.  48  и  сл.
 303

табли  были  созваны  для  его  рассмотрения  или  хотя  бы  для  одоб¬
рения  положенных  в  его  основу  принципов.  Деятельность  ассамб¬
леи  он  оценивает  положительно,  ибо  она  поддержала  данный  план
и  тем  расчистила  дорогу  для  обновления  государства.  Однако
внешняя  война  помешала  осуществлению  реформ.71
 Это  суждение  кажется  нам  справедливым  в  том,  что  касается
задуманной  кардиналом  реформы,  хотя  последняя  имела,  на  наш
взгляд,  более  скромные  масштабы.  Есть,  однако,  в  аргументации
автора  один  пункт,  с  которым  трудно  согласиться.
 Тапье  полагает,  что  Ришелье  собирался  осуществить  реформы
в  течение  6  лет,  как  он  заявил  в  своей  речи  перед  нотаблями.  Это
обещание  само  по  себе,  и  в  особенности  краткость  срока,  вызывает
у  автора  недоумение,  и  он  приходит  к  выводу,  что  со  стороны
Ришелье  это  был  либо  ораторский  прием,  либо  он  всерьез  рас¬
считывал  на  возможность  для  Франции  полного  внешнего  и  внут¬
реннего  мира  в  течение  ближайшего  шестилетия,  что,  как  известно,
оказалось  нереальным.72
 Если  выразить  предложенную  Тапье  альтернативу  в  более  от¬
четливой  форме,  то  получится  следующее:  или  Ришелье  созна¬
тельно  ввел  ассамблею  в  заблуждение  насчет  срока,  или  же  —  если
он  действительно  рассчитывал  на  возможность  шестилетней  мир¬
ной  передышки  —  он  обнаружил  такое  непостижимое  непонимание
обстановки  и  во  Франции  (гугеноты),  и  в  Европе  (Тридцатилет¬
няя  война),  которое  было  ему  совершенно  несвойственно  и  само
нуждается  в  свою  очередь  в  объяснении.
 Из  дальнейшего  изложения  станет  ясно,  что  как  недоумение
Тапье,  так  и  его  предположения  упираются  в  непонимание  смысла
предложенной  кардиналом  финансовой  реформы,  составившей
гвоздь  всей  правительственной  программы.  А  само  это  непонима¬
ние  объясняется  неразработанностью  истории  финансовой  политики
Ришелье.
 Когда-то,  уже  более  ста  лет  назад,  Мишле  писал:  «История
правления  Ришелье  темна  в  самом  главном  пункте.  Каковы  были
его  денежные  ресурсы,  способы  их  получения  и  средства  исполь¬
зования?  На  что  он  жил  и  каким  образом?  Этого  не  видно  ни
в  его  мемуарах,  ни  в  документах».73  Проницательное  замечание
Мишле  не  устарело  и  в  наши  дни.  История  государственных  фи¬
нансов  при  Ришелье  еще  не  стала  объектом  специальных  исследо¬
ваний,  хотя  архивный  материал  на  эту  тему  чрезвычайно  богат.
Опубликованные  источники  содержат  некоторые  (хотя  далеко  не
полные)  сведения,  но  возможность  правильного  их  использования
зависит  от  надлежащего  истолкования  специальной  терминологии
 71  V.-L.  Т  а  р  i  ё,  ук.  соч.,  стр.  204—214.
 72  Там  же,  стр.  213.
 73  J.  М  i  с  h  е  1  е  t.  Richelieu  et  la  Fronde.  Paris,  1858,  стр.  12.
 304

и  понимания  самой  структуры  финансового  управления  во  Фран¬
ции  в  первой  половине  XVII  в.  Невнимание  к  этим  вопросам  при¬
водит  к  неправильному  освещению  многих  —  и  притом  важных  —
сторон  политики  Ришелье.74
 В  предыдущей  главе  мы  дали  краткий  очерк  государственных
финансов  1620-х  годов  и  их  социальной  окрашенности.75  Чтобы
дебаты  на  заседаниях  ассамблеи  были  вполне  понятны,  к  этому
надо  добавить  еще  некоторые  сведения  о  домене.
 В  1607  г.  Сюлли  приступил  к  операции  выкупа  домена,  раз¬
делив  ее  на  несколько  этапов.76  В  первую  очередь  выкупались
заложенные  доходы  с  коронных  земель.  Сюлли  заключил  с  груп¬
пой  финансистов  контракт,  по  которому  те  обязались  возместить
владельцам  стоимость  залога  (rembourser  les  acquereurs),  оценен¬
ную  почти  в  30  млн  ливров.  Затем  финансистам  предоставлялось
право  самим  пользоваться  этими  доходами,  а  по  истечении  16  лет
(т.  е.  в  1623  г.)  они  обязаны  были  вернуть  короне  очищенные  от
всяких  долгов  земельные  имущества.  Аналогичный  контракт  на
выкуп  домениальных  должностей  (на  сумму  около  80  млн)  был
заключен  в  1609  г.  и  также  сроком  на  16  лет.  Казна  при  этом  не
платила  ни  гроша,  она  только  выжидала.
 Реформы  Сюлли  вызвали  бурю  негодования  со  стороны  держа¬
телей  коронных  земель  и  собственников  домениальных  должностей.
Но  их  протесты  ни  к  чему  не  привели.  Сюринтенданту  уже  не  раз
приходилось  идти  на  аналогичные  меры  (например,  при  снижении
процентов  по  государственным  рентам),  и  он  хладнокровно  отно¬
сился  к  подобной  реакции.  Если  бы  удалось  поддержать  внутрен¬
ний  и  внешний  мир  до  сроков  окончания  контрактов  (т.  е.
до  1623—1625  гг.),  реформа  себя  оправдала  бы.  Однако  в  1615  г.
в  связи  с  гражданской  войной  контракты  пришлось  разорвать  и
снова  заложить  частично  выкупленные  земли  и  доходы.
 В  1626  г.  было  гораздо  труднее,  чем  в  1607—1609  гг.,  рассчи¬
тывать  на  16-летний  срок  контрактов,  но  существовал  еще  и  дру¬
гой  путь.  Выкупные  операции  могли  быть  произведены  в  меньший
cpotf,  например  в  течение  6  лет.77  Однако  для  этого  надо  было
располагать  определенным  денежным  фондом,  маневрируя  кото¬
 74  В  этом  плане  очень  показательны  ошибки,  сделанные  Озе  в  истолковании
финансового  проекта  Ришелье,  изложенного  в  «Политическом  завещании»
(Н.  Hauser,  ук.  соч.,  гл.  VIII).
 75  См.  гл.  V  настоящей  работы.
 76  Сведения  об  этой  операции  имеются  во  многих  источниках,  но  они  не
вполне  между  собой  совпадают.  В  настоящее  время  в  связи  с  приобретением
Национальным  архивом  Франции  архива  Сюлли  его  финансовая  деятельность,
надо  надеяться,  будет  изучена  на  основе  самой  точной  документации  (см.  выше,
стр.  240,  прим.  33).
 77  Этот  срок  в  6  лет  для  выкупных  операций  ввел  в  заблуждение  Тапье,
принявшего  его  за  срок  всей  «генеральной  реформы»  в  целом.  Ср.  ниже,  стр.  310,
прим.  93.
 20  А.  Д.  Люблинская
 305

рым  можно  было  выкупать  домен  постепенно,  по  частям,  обращая
доходы  с  уже  выкупленных  частей  на  выкуп  прочих.  Реформа
Сюлли  не  сопровождалась  для  казны  никакими  расходами  (фи¬
нансисты  сами  возмещали  свои  расходы  из  расчета  около  6%  го¬
довых),  но  зато  требовала  длительного  срока  (16  лет),  в  течение
которого  государство  не  должно  было  посягать  на  выкупаемые
имущества.  Второй  вариант  сокращал  срок  более  чем  в  два  с  по¬
ловиной  раза  (до  6  лет),  но  это  значительное  убыстрение,  давав¬
шее  возможность  получить  уже  через  6  лет  всю  сумму  доходов
с  очищенного  от  долгов  домена,  требовало  и  значительного  обо¬
ротного  фонда.  В  1626  г.  правительство  им  не  располагало  и  соби¬
ралось  добывать  его  при  помощи  нотаблей.  Под  этим  углом
зрения  и  следует  рассматривать  предложенную  им  финансовую  и
другие  реформы.
 *  *  *
 Решение  созвать  ассамблею  нотаблей  было  принято  не  сразу.
Первоначально  думали  ограничиться  приглашением  на  заседание
Королевского  Совета  15  ноября  первых  президентов  и  генераль¬
ных  прокуроров  парламентов:  приказ  об  этом  был  составлен  7  ок¬
тября  1626  г.78  Но  к  середине  ноября  в  столицу  съехались  также
и  представители  всех  верховных  судов  Франции.  Эрбо  писал  Сези
13  ноября:  «Король  созвал  в  Париж  главных  чиновников  парла¬
ментов  и  других  верховных  судов  королевства,  дабы  услышать
их  мнения  и  советы  относительно  многих  предложений,  сделанных
ему  для  блага  государства;  открытие  этой  ассамблеи  должно
состояться  через  несколько  дней».79  Однако  15  ноября  было
решено  позвать  также  прелатов,  дворян  и  купеческого  старшину
Парижа80  и  открыть  23  ноября  настоящую  ассамблею  нотаблей.
Всего  было  приглашено  12  архиепископов  и  епископов,  10  дворян
(по  большей  части  крупных  военных)  и  28  чиновников.81  Причина
постепенного  расширения  состава  ассамблеи  нигде  не  указана,  но
можно  предположить,  что  в  предвидении  неуступчивости  чинов¬
ников  (сведения  о  которой  уже  могли  дойти,  за  истекшие  полтора
месяца)  правительство  сочло  за  лучшее  иметь  дело  с  представи¬
телями  всех  привилегированных  сословий.  Такое  предположение
подтверждается  еще  и  тем,  что  вопреки  традиции  король  затем
приказал  сословиям  заседать  отдельно  и  голосовать  по  сословиям,
 78  L’assemblee  des  notables  tenue  a  Paris  es  annees  1626  et  1627.  Paris,  1652,
стр.  2.  —  Этот  подробный  отчет  составлен  секретарем  ассамблеи  Полем  Ардье,
занимавшим  должность  казначея  парижского  финансового  округа  (далее  сноски
даются  сокращенно:  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.).
 79  Письмо  Эрбо  к  Сези  от  13  ноября  1626  г.  ГПБ,  Авт.  94,  №  22.
 80  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  3.  —  В  письме  короля  к  Сези  от  27  ноября
1626  г.  сказано,  что  на  открываемой  1  декабря  ассамблее,  кроме  чиновников,
будет  также  много  прелатов  и  придворных  дворян  (ГПБ,  Авт.  30,  №  23).
 81  Список  см.:  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  5—10.
 306

причем  каждое  из  них  имело  лишь  один  голос.82  Таким  образом,
итоги  голосования  не  могли  принести  чиновникам  большинства.
 После  бурных  местнических  споров83  ассамблея  открылась
2  декабря  вступительным  словом  короля  и  речами  хранителя  пе¬
чати  Марильяка,  маршала  Шомбера  и  Ришелье,  обрисовавших
состояние  государственных  дел  и  предложивших  ряд  реформ.
 При  оценке  этих  речей  мнения  большинства  исследователей
сходятся  на  том,  что  Марильяк  не  выполнил  данных  ему  кардина¬
лом  инструкций  (некоторые  историки  утверждают  даже,  что  он  их
исказил)  и  что  это  обстоятельство  вызвало  недовольство  Ришелье
и  вынудило  его  особо  подчеркнуть  некоторые  моменты  в  своей
речи.84  Это  мнение  представляется  нам  необоснованным.  На  деле
три  оратора  распределили  между  собой  темы  (своих  речей.  Храни¬
тель  печати  Марильяк  (как  это  и  полагалось  канцлеру,  чьи  функ¬
ции  он  фактически  исполнял)  говорил  об  общем  состоянии  госу¬
дарства,  маршал  Шомбер  —  об  армии,  Ришелье  —  о  финансах  и
о  плане  выкупа  домена.
 Ришелье  очень  тщательно  подготовил  выступления  на  откры¬
тии  ассамблеи.  Он  собрал  большое  число  донесений  французских
послов,  различных  докладных  записок  о  состоянии  французской
торговли  вообще  и  за  границей  в  частности,  об  уставах  иностран¬
ных  торговых  компаний,  документов,  касающихся  флота  и  т.  п.85
 В  записке  от  18  ноября  Ришелье  предложил  Марильяку  ска¬
зать  о  решении  правительства  возродить  морскую  торговлю  и
обеспечить  имущество  и  свободу  французских  купцов  путем  созда¬
ния  военного  флота  из  30  кораблей,  который  должен  был  обезо¬
пасить  побережья,  держать  подданных  в  повиновении  (намек  на
гугенотов)  и  заставить  соседей  считаться  с  Францией.  Расходы
на  флот  должны  были  составить  1.5  млн  ливров  в  год.  Что  же
 82  Там  же,  стр.  43.
 83  Вся  знать  отсутствовала  (в  знак  протеста  против  казни  Шалэ),  и  дво¬
ряне  в  беспорядке  уселись  на  места,  приготовленные  для  вельмож.
 84  Первым  обратил  на  это  внимание  Авенель,  опубликовавший  докладную
записку  насчет  флота,  составленную  кардиналом  18  ноября  1626  г.  для  Ма¬
рильяка  (A  venel.  Lettres..  .,  t.  II,  стр.  290—292).  Следует  учесть,  что  не¬
задолго  до  того  кардинал  официально  возглавил  флот  и  торговлю.  Озе  считает,
что  Марильяк  пренебрег  некоторыми  моментами  в  этой  инструкции  либо  по¬
тому,  что  уже  замышлял  в  ту  пору  измену  (обнаружившуюся  лишь  через
4  года!),  либо  в  качестве  вельможи  счел  их  никчемными  (Н.  Hauser,  ук.  соч.,
стр.  30  и  52).  Отметим,  что  парламентского  советника  и  докладчика  Ма¬
рильяка,  чей  отец  был  контролером  финансов,  никак  нельзя  зачислить  в  вель¬
можи.  Тапье  отмечает  эти  разногласия  историков,  но  не  высказывает  своего
мнения  (V.-L.  Т  а  р  i  ё,  ук.  соч.,  стр.  208).  Буатё  считает,  что  речь  Ришелье
не  была  импровизацией  и  что  в  ней  были  подробнее  развернуты  некоторые
положения  Марильяка,  но  не  объясняет,  зачем  это  было  сделано  (L.  А.  В  о  i-
teux,  ук.  соч.,  стр.  105,  106).
 85  Перечень  архивных  материалов,  собранных  кардиналом  в  связи  с  но¬
таблями,  см.:  L.  А.  В  о  i  t  е  и  х,  ук.  соч.,  стр.  105,  106.
 20*
 307

касается  упоминания  об  упразднении  должностей  коннетабля  и
адмирала,  а  также  о  передаче  кардиналу  управления  торговлей
(причем  без  оплаты!),  Ришелье  целиком  полагался  на  мнение  Ма-
рильяка.86  Тот  действительно  лишь  вкратце  упомянул  об  этом,
но  о  намерении  возродить  торговлю  распространился  подробно,  не
упомянув,  однако,  цифры  в  1.5  млн  ливров  на  содержание  флота.
Но  подобного  рода  умолчание  вполне  могло  быть  согласовано
между  ними,  тем  более  что  и  Ришелье,  специально  говоря  о  дохо¬
дах  и  расходах,  также  ничего  не  сказал  об  этом.  В  речи  Мариль-
яка  87  был  дан  общий  обзор  тяжелого  положения  французской  тор¬
говли  и  государственных  финансов.  Военные  кампании  1620—
1622  гг.  нанесли  казне  невероятный  ущерб.  В  1625  г.  кампания
против  гугенотов  и  война  в  Италии  вновь  вызвали  очень  большие
экстраординарные  расходы.  В  итоге  доходы  не  превышают  теперь
16  млн  ливров,88  расходы  же  достигают  36—40  млн.89  Тем  не
менее  правительство  не  повышало  тальи  (а  на  1627  г.  собирается
 ее  снизить  на  600  тыс.  ливров)  и  не  уменьшало  ни  процентов  по
 <эо
 рентам,  ни  жалованья  чиновникам.
 Необходимость  финансовой  реформы  совершенно  ясна.  Будет
произведено  сокращение  расходов  на  содержание  двора,  а  благо¬
даря  ликвидации  должностей  коннетабля  и  адмирала  (Ришелье
взял  на  себя  эти  обязанности  без  оплаты)  казна  выгадает
около  400  тыс.  ливров.  Король  собирается  урезать  расходы  на
армию  и  пересмотреть  список  долгов,  чтобы  по  возможности  сокра¬
тить  их.91  Но  главные  усилия  должны  быть  направлены  на  при¬
ращение  доходов,  причем  так,  чтобы  оно  не  легло  на  плечи  народа.
 Правительство  видит  два  главных  способа  для  увеличения
поступлений  в  казну.  Первый  состоит  в  выкупе  домена,  второй  —
в  развитии92  торговли  и  мореплавания.  О  первом  способе  Ма-
рильяк  лишь  упомянул,  зато  на  втором  он  остановился  очень
подробно,  назвав  его  лучшим  средством  для  обогащения  народа
и  восстановления  попранного  достоинства  Франции.  Широко  ис¬
пользуя  (Собранные  Ришелье  материалы,  он  обрисовал  тяжелое  со¬
 86  En  verite,  je  ne  s^ay  s’il  sera  a  propos  de  dire  cela;  je  m’en  remets  a  ce  que
M.  le  garde  des  seaux  advisera  pour  le  mieux  (Avenel.  Lettres.  .  .,  t.  II,
стр.  292).
 87  A  г  d  i  e  г,  ук.  соч.,  стр.  23—36.
 88  Как  было  сказано  выше  (см.  стр.  237),  речь  идет  лишь  о  «чистых  дохо¬
дах»  (revenans  bons),  поступавших  в  центральное  казначейство  после  оплаты
провинциальными  казначеями  расходов  на  местные  нужды.
 89  По  данным  Малле,  в  1626  г.  доходы  равнялись  примерно  18  млн  ливров,
расходы  —  43  млн.
 90  Дефицит  покрывался  частично  путем  принудительных  займов  с  чиновни¬
чества  и  займами  у  финансистов  (см.  выше,  стр.  241).  К  моменту  открытия  ас¬
самблеи  долг  составлял  более  32  млн  ливров  (А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  81).
 91  Речь  идет  о  пересмотре  размера  процентов  по  долгосрочным  займам.
 92  Во  всех  источниках  речь  идет  не  о  развитии,  а  о  восстановлении  (reta’b-
lissement)  прежнего  состояния  французской  торговли.
 308

стояние  французской  торговли,  вызванное  ее  многолетней  летар¬
гией,  которой  воспользовались  соседи,  поставившие  французских
купцов  в  подчиненное  и  крайне  невыгодное  положение.  Франция
располагает  богатейшими  ресурсами  для  развития  торговли  и  мо¬
реплавания.  Кроме  того,  если  соединить  каналами  Сену  и  Сону,
а  также  Сену  и  Луару,  то  можно  будет  превратить  Францию
в  главный  торговый  путь,  соединяющий  Левант  с  европейскими
странами  на  побережье  Атлантического  океана,  что  нанесет  зна¬
чительный  ущерб  Испании,  ибо  в  портах  Прованса  и  Бретани
можно  будет  контролировать  всю  испанскую  торговлю.  Кардинал
Ришелье  уже  изложил  королю  важность  подобных  мер,  и  принято
решение  всеми  силами  способствовать  подъему  торговли.  Нотаб¬
лям  предстоит  обсудить  проект  подобных  мероприятий.
 Затем  маршал  Шомбер  объявил  о  необходимости  изыскать
экстраординарные  доходы  и  о  намерении  сократить  армию  до
30  тысяч  человек,  упорядочить  ее  оплату  и  содержание.  Проект
регламента  также  должен  быть  вручен  ассамблее  на  рассмотрение.93
 В  небольшой  речи  Ришелье94  главное  внимание  было  уделено
необходимости  использовать  внутренний  и  внешний  мир  для  про¬
ведения  реформ,  особенно  реформы  финансов,  каковая  является
одним  из  важнейших  средств  для  усиления  Франции.  Предпола¬
гаемое  сокращение  юумм  на  содержание  двора  и  другие  меры  эко¬
номии  смогут  уменьшить  расходы  на  3  млн  ливров  в  год.  Однако
этого  недостаточно  для  ликвидации  дефицита  в  бюджете,  не  го¬
воря  уже  о  громадном  долге.  Вводить  новые  налоги  невозможно,
ибо  народ  не  сможет  их  выплатить  (les  peuples  ne  sgauroient  plus
porter).  Остается  один  путь  —  выкуп  домена.
 Ришелье  сразу  же  подчеркнул,  что  речь  идет  именно  о  выкупе
заложенных  коронных  имуществ,  а  не  об  их  изъятии  из  рук  вла¬
дельцев,  ибо  государство  заинтересовано  в  сохранении  очень  важ¬
ного  для  него  общественного  доверия  (foy  publique),  представ¬
ляющего  собой  неисчерпаемый  источник  средств.  Выкуп  доходов
с  домена,  определенных  примерно  в  20  млн  ливров,  даст  возмож¬
ность  прочно  сбалансировать  бюджет,  что  принесет  большое  благо.
Можно  будет  облегчить  положение  народа,  «трудящегося  ныне  не
то  что  в  поте,  а  прямо-таки  в  крови  своего  лица»  для  удовлетво¬
рения  требований  казны.  Внутренние  смуты  и  внешние  враги  не
застигнут  страну  врасплох,  ибо  всегда  будут  средства,  необходи¬
мые  для  обороны.  Не  нужно  будет  ухаживать  за  откупщиками,
чтобы  получать  от  них  займы.  Верховным  юудам  не  понадобится
 93  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  36,  37.
 94  Там  же,  стр.  37—42.  —  Речь  Ришелье  была  напечатана  тогда  же
в  «Мегсиге  frangais»  за  1626  г.  (t.  XII,  стр.  760  и  сл.).  Затем  она  неоднократно
перепечатывалась.  Авенель  опубликовал  ее  по  6  рукописным  копиям  (A  venel.
Lettres.  .  .,  t.  II,  стр.  297—303).  Об  отсутствии  ее  в  новом  издании  мемуаров
Ришелье  см.:  Н.  Н  a  u  s  е  г,  ук.  соч.,  стр.  51—53.
 309

заверять  новых  фискальных  эдиктов.  Словом,  наступят  наконец
столь  для  всех  желанные  времена.
 Можно  возразить,  что  эти  прекрасные  планы  трудно  осущест¬
вимы.  Однако,  заявил  кардинал,  «я  осмеливаюсь  утверждать  здесь
в  присутствии  короля,  что  существуют  способы,  при  помощи  кото¬
рых  это  дело  можно  осуществить  за  6  лет.95  Господа,  король  со¬
брал  вас  специально  для  того,  чтобы  обсудить  вместе  с  вами
данные  способы».96
 Анализ  всех  речей  свидетельствует  о  любопытном  обстоятель¬
стве,  не  подчеркнутом  в  литературе  и  не  получившем  объяснения,
а  именно  —  о  распределении  тем  среди  ораторов,  точнее  между
Марильяком  и  Ришелье  (Шомбер,  как  ему  и  полагалось,  говорил
лишь  об  армии).  Хранитель  печати  излагал  —  и  притом  очень
подробно  —  меры  по  улучшению  торговли  и  мореплавания,  хотя
именно  Ришелье  незадолго  до  того  возглавил  это  новое  для  фран¬
цузской  административной  системы  «управление».  Сам  же  карди¬
нал  выбрал  себе97  реформу  финансов,  хотя  в  составе  правитель¬
ства  имелся  сюринтендант  финансов,  маркиз  д’Эфиа,  который
мог  бы  выступить  с  соответствующими  предложениями.98  Смысл
этого  странного  распределения  заключается,  на  наш  взгляд,  в  том,
что  оно  не  только  было  сделано  с  учетом  важности  данных  тем,
но  и  само  по  себе  представляло  известное  новшество.  На  откры¬
тии  Генеральных  Штатов  и  нотаблей  речь  о  задачах  данного  со¬
брания  и  об  общей  обстановке  всегда  произносил  канцлер,  и  после
этого  сразу  же  начиналась  работа  ассамблеи.  В  1626  г.  замещав¬
ший  канцлера  хранитель  печати  составил  свою  речь  в  традицион¬
ном  плане,  но  при  этом  сделал  сильный  акцент  на  одной  из  трех
важных  тем,  а  именно  на  торговле.  Шомберу  было  предоставлено
слово  для  выступления  насчет  армии,  и,  наконец,  самое  влиятель¬
ное  лицо  в  Королевском  Совете,  Ришелье,  привлек  внимание  к  са¬
мому  важному  пункту  —  финансам,  заявив,  что  нотабли  собраны
именно  для  финансовой  реформы.99
 После  окончания  речей  король  приказал  сословиям  разойтись
по  своим  помещениям  (заседания  происходили  в  Тюильри)  и  за¬
 95  Указание  на  шестилетний  срок  означает,  что  Ришелье  имел  в  виду  выкуп
именно  при  помощи  оборотного  фонда.  Кроме  того,  это  указание  не  оставляет
никакого  сомнения  в  том,  что  данный  срок  предполагался  лишь  для  проведе¬
ния  выкупных  операций,  а  не  всех  реформ  в  целом.
 96  A  venel.  Lettres.  .  .,  t.  II,  стр.  303.
 97  Распределение  было  несомненно  сделано  им  самим,  как  свидетельствует
упоминавшаяся  выше  докладная  записка  от  18  ноября.
 98  Д’Эфиа  выступил  со  специальным  докладом  11  января  1627  г.  (см.  ниже,
стр.  313  и  сл.).
 99  Озе  полагает,  что  Ришелье  выступил  после  Марильяка  то  ли  потому,  что
был  недоволен  его  речью,  то  ли  стремясь  подкрепить  ее  своим  авторитетом
(Н.  Hauser,  ук.  соч.,  стр.  52).  Иными  словами,  в  обоих  случаях  решение
выступить  было  принято  кардиналом  тут  же  на  заседании.  Это  мнение  пред¬
ставляется  необоснованным.
 310

няться  обсуждением  проектов  регламентов  для  армии  и  для  фи¬
нансов.  Как  было  сказано  выше,  голосовать  они  должны  были
также  отдельно  по  сословиям  и  каждое  имело  лишь  один  голос.
 Чиновники  немедленно  заявили  протест.100  Они  не  желали  голо¬
совать  по  сословиям  и  требовали  поголовного  голосования,  ссы¬
лаясь  на  установившуюся  традицию.  Они  высказывали  опасение,
как  бы  при  посословном  голосовании  их  не  сочли  за  третье  сосло¬
вие;  однако,  как  мы  уже  говорили,  под  этим  скрывалась  более
существенная  боязнь  остаться  в  одиночестве  против  двух  голосов
духовенства  и  дворянства.  Чтобы  подкрепить  свое  требование
действиями,  они  отказались  взять  копии  регламентов,  представлен¬
ных  для  обсуждения,  иными  словами,  отказались  приступить
к  работе.  Марильяк  заверил  их,  что  король  и  в  мыслях  не  имеет
считать  их  третьим  сословием.  Хотя  прелаты  и  дворяне  поддер¬
жали  предписанный  правительством  порядок,  первый  президент
парижского  парламента  от  имени  всех  своих  коллег  продолжал
упорствовать.  Тогда  король  предписал  следующее:  если  все  со¬
словия,  т.  е.  вся  ассамблея,  приходят  к  одному  решению,  каждое
сословие  может  выступить  самостоятельно,  если  же  согласия
между  сословиями  нет,  каждое  голосует  отдельно.  Решение  было
для  чиновников  по-прежнему  невыгодным,  но  возражать  против
него  они  уже  не  могли,  поскольку  им  обеспечивалась  свобода
выступлений.  Началось  обсуждение  проектов  регламентов.
 Регламент  для  армии  101  предусматривал  меры  по  укреплению
воинской  дисциплины,  по  упорядочению  наборов  солдат,  по  орга¬
низации  этапов  (т.  е.  пунктов  снабжения  войск  при  их  передви¬
жениях),  по  оплате  армии,  по  производству  смотров  и  т.  п.  Об¬
суждение  его  продолжалось  до  23  декабря,  и  в  основном  он  был
одобрен.  Нотабли  внесли  в  регламент  многие  уточнения  и  по¬
правки,  между  прочим  позаботившись  и  о  подтверждении  своих
 о 	] 	ПО 	■
 изъятии  от  постоев.
 Гораздо  хуже  обстояло  дело  с  сокращением  расходов  и  с  вы¬
купом  домена.  Нотабли  (особенно  чиновники)  очень  тянули  с  вы¬
работкой  своих  мнений,  тем  более  что  между  сословиями  постоянно
возникали  разногласия.  Дворяне  желали,  чтобы  все  придворные
должности  предоставлялись  только  родовитому  дворянству  и  при¬
том  бесплатно.  Чиновничество  отвергло  это  предложение,  ущемляв¬
шее  его  интересы,  ибо  придворные  должности  не  только  уже  давно
продавались  и  покупались  (сделки  заключались  в  частном  по¬
рядке,  и  эта  продажность  не  была  легализована),  но  очень  многие
находились  в  /собственности  нового,  т.  е.  чиновного,  дворянства.
Дворяне  требовали  себе  треть  мест  в  Королевском  Совете  —  чи¬
 100  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  71—78.
 101  Там  же,  стр.  47—70.
 102  Там  же,  стр.  72—74.
 311

новничество  не  соглашалось.  В  то  же  время  оно  предложило  сокра¬
тить  пенсионный  фонд  —  а  пенсии  почти  целиком  раздавались
знати  и  родовитому  дворянству  —  до  уровня  1607  г.,  т.  е.  до
2  млн  ливров,  причем  уплачивать  пенсии  следовало  в  последнюю
очередь,  после  оплаты  всех  прочих  государственных  расходов.103
Как  это  бывало  и  раньше,  каждое  из  враждующих  сословий  пы¬
талось  переложить  тяготы  на  своего  противника.
 Чтобы  уяснить  обстановку,  необходимо  учесть,  что  обществен¬
ное  мнение  очень  живо  реагировало  как  на  правительственные
планы  реформ,  приобретшие  широкую  известность,  так  и  на  де¬
баты,  происходившие  на  ассамблее.  Появилось  множество  памфле¬
тов,  -содержавших  критику  финансовой  системы,  различные
проекты  реформ,  советы  правительству  и  сословиям  и  т.  п.104
 Затягивание  ассамблеи,  споры  между  сословиями  и  их  неодно¬
кратные  обращения  к  королю  с  претензиями,  касавшимися  их
сословных  интересов,  заставили  Ришелье  вмешаться  в  работу  но¬
таблей.105  В  сопровождении  сюринтенданта  д’Эфиа  и  нескольких
финансовых  чиновников  он  явился  11  января  1627  г.  в  Тюильри
на  пленарное  заседание  и  предложил  список  вопросов,  на  которые
нотабли  должны  были  дать  точные  и  ясные  ответы.  Вопросы  чи¬
тал  секретарь  ассамблеи,  и  после  каждого  кардинал  давал  объясне¬
ния.106  Затем  выступил  сюринтендант,  доложивший  ассамблее
о  ^состоянии  государственных  финансов.
 Этим  выступлениям  в  литературе  уделяется  очень  мало  вни¬
мания;  о  них  даже  не  всегда  упоминается.  Особенно  не  повезла
предложениям,  сделанным  кардиналом,  которые  не  стали  предме¬
том  источниковедческого  анализа.107  Возможно,  что  причиной  тому
было  отсутствие  в  них  каких-либо  широких  идей,  которыми  изо¬
билуют  речи,  произнесенные  на  открытии  ассамблеи.  Между  тем
 103  В  условиях  хронического  дефицита  эти  меры  могли  привести  к  невы¬
плате  той  или  иной  части  пенсий.
 104  Отметим  два  памфлета,  отвечавшие  интересам  правительства  и  перепе¬
чатанные  в  «Mercure  franeais»  (t.  XII).  Один  из  них  принадлежал  перу  пре¬
зидента  Счетной  палаты  Николаи  и  был  направлен  против  уплаты  финансистам
непомерных  процентов  по  займам,  против  огромного  количества  пенсий  и  зло¬
употреблений  фондом  бесконтрольных  расходов  (comptans).  Последние  трати¬
лись  в  основном  на  разного  рода  субсидии,  дары  (например,  гугенотам  при
заключении  мирных  договоров)  и  секретные  расходы.  По  данным  Малле,
в  1626  г.  при  сумме  обычных  расходов  в  27  млн  ливров  они  достигли  17  млн.
Другой  памфлет,  озаглавленный  «Avis  a  messieurs  de  l’Assemblee  des  notables.),
поддерживал  правительственный  план  реформ  почти  по  всем  пунктам.
 105  В  начале  января  итоги  ассамблеи  были  для  правительства  очень  неясны.
Эрбо  писал  Сези,  что  ассамблея  еще  длится  и  надо  подождать  ее  конца,  чтобы
определить,  какого  рода  службу  она  может  сослужить  королю  (письмо  Эрба
к  Сези  от  6  января  1627  г.  ГПБ,  Авт.  94,  №  28).
 106  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  124,  125.
 107  Мы  не  можем  утверждать  это  насчет  специального  исследования  Ж.  Пти
(см.  стр.  303,  прим.  68).  Однако  поскольку  у  Озе  и  Тапье  об  этом  также  не
упоминается,  вряд  ли  Ж.  Пти  занималась  данным  вопросом.
 312

в  них  содержится  множество  интереснейших  сведений  и  они
важны  для  истории  ассамблеи  и  политики  правительства  в  целом.
 При  рассмотрении  выступлений  11  января  мы  нарушим  их
хронологическую  последовательность  по  следующей  причине.  Ри¬
шелье  представил  список  вопросов,  решение  которых  имело  наи¬
большую  важность,  и  сопроводил  их  своими  соображениями,  разъ¬
яснявшими  и  дополнявшими  каждый  пункт.  Д’Эфиа  подкрепил
его  соображения,  нарисовав  перед  ассамблеей  картину  катастрофи¬
ческого  состояния  финансов.  Этим  он  как  бы  закрывал  для  но¬
таблей  возможность  каких-либо  иных  решений,  кроме  тех,  на
которых  настаивало  правительство.  Оба  они  —  Ришелье  и
д’Эфиа  —  выступали  перед  современниками,  вполне  знакомыми  со
структурой  государственного  аппарата  и  особенно  государствен¬
ного  бюджета.  Нам  же,  чтобы  стал  ясен  смысл  предложений  пра-
 1  ПЯ
 вительства,  следует  начать  именно  ic  доклада  сюринтенданта.
 Этот  доклад  представляет  большую  ценность  в  качестве  источ¬
ника  по  истории  государственных  финансов  в  1610—1626  гг.
Благодаря  точности  и  широте  охвата  в  нем  даны  верные  и  де¬
тальные  сведения  как  о  причине  хронического  дефицита,  так  и
о  главных  направлениях  финансовой  политики  правительства  и
о  ее  результатах.  Очень  интересны  также  две  докладные  записки,
представленные  д’Эфиа  кардиналу  в  начале  ноября  1626  г.,  где
он  излагает  проведенные  им  за  5  месяцев  мероприятия  по  упоря¬
дочению  финансов.109  Ввиду  того  что  все  эти  сведения  очень
важны  для  оценки  политики  абсолютизма  в  целом,  мы  рассмот¬
рим  их  подробно,  опустив  лишь  специальные  сведения  о  механизме
работы  финансового  ведомства.
 Соотношение  обеих  записок  с  докладом  сюринтенданта  таково:
в  записках  изложено  плачевное  состояние  финансов  в  момент  на¬
значения  д’Эфиа,  т.  е.  в  июне  1626  г.,  и  очень  подробно  перечне-
 108  Доклад  д’Эфиа  напечатан  в  «Мегсиге  frangais»  (t.  XII).
 109  Одну  из  них  Авенель  напечатал  (A  v  е  n  е  1.  Lettres.  .  .,  t.  II,  стр.  207—
211),  так  как  полагал,  что  она  составлена  самим  Ришелье  и  снабжена  его  поме¬
тами.  Он  ее  датировал  1  июня  1626  г.,  основываясь  на  заглавии,  но  оно  сде¬
лано  позднее  другой  рукой,  и  эта  дата  неверна.  Другая  записка  не  напечатана
(Paris,  Archives  du  ministere  des  affaires  etrangeres.  Memoires  et  documents,  France,,
v.  783,  ff.  214—216  (микрофильм  в  отделе  рукописей  ГПБ)).  Она  имеет  за¬
главие  «Estat  auquel  estoient  les  finances  quand  Monsieur  Deffiat  entra  en  charge,
1626»,  сделанное  той  же  рукой,  что  и  на  первой  записке.  Анализ  записок  по¬
казывает,  что  они  составлены  сюринтендантом  после  пятимесячного  пребывания
на  этой  должности;  поскольку  он  был  назначен  9  июня  1626  г.,  то  записки  сле¬
дует  датировать  началом  ноября,  т.  е.  за  месяц  до  открытия  ассамблеи.  Пометы
на  опубликованной  записке  сделаны  не  Ришелье,  а  д’Эфиа.  По  своему  содер¬
жанию  записки  отличаются  друг  от  друга:  более  краткая  (ненапечатанная)
представляет  собой  общий  отчет  и  просьбу,  адресованную  к  Ришелье  (обраще¬
ние—  Monseigneur),  поддержать  начатую  сюринтендантом  проверку  действий  от¬
купщиков  и  чиновников.  Вторая,  более  длинная,  содержит  подробные  сведения
d  проверке  откупов;  по-видимому,  она  последовала  через  несколько  дней  за
краткой  в  связи  с  тем,  что  Ришелье  пожелал  иметь  эти  подробные  данные.
 313

лены  предпринятые  им  в  июне—ноябре  меры.  В  докладе  эти  меро¬
приятия  лишь  суммированы  и  речь  идет  главным  образом  о  тяже¬
лейшем  положении  финансов  и  необходимости  реформ.  Цифровые
данные  записок  сходятся  с  данными  доклада.
 Для  целей  настоящей  работы  записки  представляют  не  мень¬
ший  интерес,  чем  доклад,  хотя  лишь  он  был  оглашен  на  заседании.
Дело  в  том,  что  проведенные  сюринтендантом  мероприятия  про¬
ливают  свет  на  отношения  правительства  с  финансистами  в  период,
непосредственно  предшествовавший  ассамблее  нотаблей.
 Выше  было  сказано,  что  д’Эфиа  стал  сюринтендантом  в  ре¬
зультате  «чистки»  состава  Королевского  Совета,  проведенной
Ришелье  после  раскрытия  заговора  Шалэ.  Новый  сюринтендант
Антуан  Коэфье,  маркиз  д’Эфиа  и  пр.  (Antoine  Coeffier,  marquis
d’Effiat  et  de  Chilly,  baron  de  Macy  etc.,  1581  —1632)  был  одним
из  (Самых  доверенных  людей  кардинала  и  занимал  этот  пост
вплоть  до  своей  смерти  в  1632  г.  Биография  его  примечательна
во  многих  отношениях.  Дворянское  звание  семьи  было  недавнего
происхождения.  Дед  и  дядья  занимали  в  основном  крупные  фи¬
нансовые  должности,  но  дед  с  материнской  стороны  был  госу¬
дарственным  секретарем,  а  отец  уже  имел  придворную  должность
дворянина  в  штате  герцога  Анжуйского.  Карьера  будущего  сюрин-
тенданта  началась  в  1614  г.,  когда  он  стал  сюринтендантом  руд¬
ников  Франции.  В  1616  г.  он  приобрел  крупную  придворную
должность  (premier  ecuyer  de  la  grande  ecurie),  затем  возглавил
эскадрон  легкой  кавалерии  и  участвовал  в  кампании  1621  г.  против
гугенотов.  В  1619  и  в  1624  гг.  выполнял  важные  дипломати¬
ческие  поручения,  особенно  при  переговорах  об  англо-французском
браке,  в  1626  г.  был  назначен  сюринтендантом,  в  1629  г.—
начальником  артиллерии  (т.  е.,  подобно  Сюлли  и  Шомберу,  снова
совместил  эту  должность  с  заведованием  финансами),  в  1630  г.—
королевским  наместником  в  армии,  действовавшей  в  Италии.
В  1631  г.  он  получил  звание  маршала  Франции  и  в  1632  г.  коман¬
довал  армией  в  Эльзасе,  где  и  умер.
 Дипломат,  крупный  военный,  сюринтендант,  маркиз  и  барон
д’Эфиа  был  одним  из  блестящих  представителей  нового  дворян¬
ства,  занявшего  при  Ришелье  многие  важные  должности  в  прави¬
тельственном  аппарате  и  армии.  Буржуазное  происхождение  семьи
было  в  нем  (всего  лишь  внуке  крупного  финансового  чиновника)
погребено  под  блеском  благоприобретенных  титулованных  сенье-
рий  и  должностей  первого  ранга.110  За  воемя  своего  пребывания
на  посту  сюринтенданта  в  1626—1632  гг.  д’Эфиа  провел  ряд  ре¬
форм:  сократил  пенсии  и  расходы  двора,  увеличил  суммы  откупов,
 110  Современники,  однако,  отмечали  его  «сомнительное  дворянство»  (dubia
nobilitas)  (G.  Tallemant  des  Reaux.  Historiettes.  Paris,  1960,  t.  I,
стр.  294).  Сын  его,  несчастный  Сен-Мар,  был  казнен  в  1641  г.,  как  государ¬
ственный  изменник.
 314

пытался  хотя  бы  урезать  некоторые  финансовые  привилегии  в  ок¬
раинных  провинциях  (pays  d’etats)  111  и  т.  д.
 Первые  мероприятия  д’Эфиа  касались  преимущественно  увели¬
чения  сумм  по  откупам.  Его  прямыми  предшественниками  были
(после  отставки  Лавьевиля  в  августе  1624  г.)  два  «генеральных
директора  финансов»  Бошар  де  Шампиньи  и  Мишель  де  Ма¬
рильяк;  оба  они  не  имели  полномочий  сюринтенданта  в  полном
•объеме,  и  главная  их  задача  заключалась  в  том,  чтобы  получить
с  финансистов  отступное,  в  чем  они  преуспели  лишь  частично.112
Марильяк  совсем  ушел  из  финансового  ведомства,  так  как  одновре¬
менно  с  назначением  д’Эфиа  (который  стал  именно  сюрин¬
тендантом)  получил  должность  хранителя  печатей.113  Мероприя¬
тия  по  реформе  финансов  начались  лишь  при  д’Эфиа.
 Вступив  в  должность,  он  обнаружил,  что  на  армию  (в  Вальте¬
лине,  в  Лангедоке  и  Гиэни,  в  фортах  у  Ларошели  и  т.  д.)  были
произведены  огромные  экстраординарные  расходы,  покрывавшиеся
преимущественно  займами  у  финансистов,  причем  в  некоторых
случаях  из  расчета  30%.114  Финансовая  отчетность  была  при
этом  до  крайности  запутана,  и  большинство  откупщиков  и  казна¬
чеев  не  представили  отчетов.  Д’Эфиа  начал  с  проверки  счетов  и
обнаружил  огромные  недостачи  за  последние  5  лет  (т.  е.  за  1621  —
1625  гг.).  В  первой  своей  записке  (краткой)  он  указал  общую
сумму  выявленных  им  недостач,  во  второй  —  перечислил  подотчет¬
ных  лиц  поименно  с  обозначением  сумм.  В  итоге  проверки  он  смог
взыскать  с  казначеев  более  1.5  млн  ливров,  а  повышение  сумм  на
некоторые  откупа  дало  пять  с  лишним  миллионов,  причем  этот  спо¬
соб  не  был  исчерпан,  и  д’Эфиа  намеревался  получить  еще  2  млн.
 Однако  этого  было  недостаточно  для  покрытия  всех  долгов  и
текущих  расходов.  Д’Эфиа  сумел  заключить  новые  займы  в  общей
сложности  на  9  млн  ливров  уже  только  из  10%  и  оплатил  самые
неотложные  расходы  (около  14  млн  ливров).  Таким  образом,  часть
долгов  была  покрыта  при  помощи  новых  займов,  заключенных
на  более  благоприятных  для  правительства  условиях.  Это  озна¬
чало,  что  в  тех  условиях  не  было  иных  источников  для  покрытия
расходов.  Поэтому  в  своих  записках  д’Эфиа  особенно  настаивал
перед  Ришелье  на  том,  что  необходимо  урегулировать  систему
государственного  кредита,  поддержать  пеоед  королем  начатые  им
мероприятия  и  укрепить  кредит  в  том  отношении,  чтобы  креди¬
торы  были  уверены  в  надежности  предоставленных  ими  займов.
 111  См.  выше,  стр.  236.
 112  См.  выше,  стр.  285.
 113  Он  был  смещен  в  1630  г.  после  событий  «Journee  des  dupes»,  когда
Ришелье  окончательно  отстранил  от  короля  Марию  Медичи.  Мишель  де  Ма¬
рильяк  был  братом  маршала  Марильяка,  казненного  в  1632  г.
 114  В  докладе  д’Эфиа  указан  средний  уровень  процента  (15—20).  См.
ниже,  стр.  317.
 315

Для  этого  при  изложении  проекта  реформы  (очевидно,  подразу¬
мевался  проект  выкупа  домена,  представленный  нотаблям)  необ¬
ходимо  было  дать  публичное  и  твердое  заверение,  что,  как  мы
увидим,  и  было  сделано.
 Несомненно,  что  рассмотренные  нами  записки  д’Эфиа  дали
основной  материал  для  его  доклада,  сделанного  на  заседании
11  января.  Но  доклад,  к  анализу  которого  мы  переходим,  содер¬
жал  еще  ряд  данных  преимущественно  сравнительно-историче¬
ского  порядка.  Д’Эг^иа  заявил,  что  главной  причиной  накапливав¬
шегося  со  смерти  Генриха  IV  долга115  было  систематическое  пре¬
вышение  расходов  над  доходами,  имевшее  следствием  ежегодный
дефицит  в  5—6  млн  ливров.  В  итоге  сумма  реальных  платежей
никогда  не  сходилась  с  предварительной  сметой,  составлявшейся
в  начале  бюджетного  года.  Деньги  уходили  на  различные  непред¬
виденные  расходы  (экстраординарные  посольства,  пенсии,  секрет¬
ные  траты,  военная  и  денежная  помощь  союзникам  и  т.  п.).  Все
это  увеличивало  расходную  часть  бюджета;  доходы  же  не  росли,
а  уменьшались,  так  как  приходилось  делать  скидки  откупщикам
с  сумм  их  откупов  ввиду  различных  бедствий  (неурожаи,  эпиде¬
мии  и  т.  п.).116
 В  первые  годы  регентства  (1610—1613)  правительство  тра¬
тило  золотой  запас,  собранный  Сюлли  в  подвалах  Бастилии.117
Когда  же  он  кончился,  пришлось  разорвать  контракты  на  выкуп
домена  и  снова  заложить  уже  выкупленные  имущества.  В  1616  г.,
в  разгар  междоусобицы,  были  созданы  и  проданы  новые  долж¬
ности,  так  называемые  triennaux  (т.  е.  появились  третьи  владельцы
должностей  сверх  уже  имевшихся  двух),118  и  с  той  поры  экстраор¬
динарные  расходы  возросли  в  такой  степени,  что  не  было  никакой
возможности  оплачивать  их  из  обычных  государственных  доходов.
Стали  применяться  всевозможные  экстраординарные  меры:  новые
поборы  с  чиновников,  продажа  новых  должностей,  займы  под
доходы  будущего  года  и  даже  будущих  двух  лет.  Начали  брать
долгосрочные  займы  от  самих  казначеев  (точнее  —  подотчетных
лиц,  comptables)  и  с  трудом  находили  деньги  для  уплаты  процен¬
тов  по  данным  займам.  Такой  же  порядок  установился  с  откуп¬
щиками,  тем  более  что  поступавшие  от  них  суммы  по  откупам
реально  достигали  не  более  2/з  номинальной  суммы  откупов.
Если  же  деньги  требовались  в  срочном  порядке  и  притом  только
 115  Благополучное  состояние  финансов  при  Генрихе  IV  д’Эфиа  объяснял
главным  образом  внешним  и  внутренним  миром;  кроме  того,  бюджет  тогда  со¬
ставлялся  так,  что  всегда  планировались  3—4  млн  ливров  на  непредвиденные
расходы.
 116  См.  выше,  стр.  248.
 117  Отметим  любопытное  замечание  в  памфлете  Николаи,  что  при  Сюлли
казначейство  было  набито  деньгами,  а  торговля  страдала  из-за  их  нехватки
(см.  прим.  104  на  стр.  312).
 118  См.:  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в.  .  .  .,  стр.  67.
 316

наличными,  не  было  иного  выхода,  кроме  займов  у  финансистов,
которые  пользовались  обстоятельствами  и  брали  15—20%.119  Со¬
четание  в  одних  и  тех  же  лицах  казначеев  и  государственных  кре¬
диторов  привело  к  чрезвычайной  (и  зачастую  нарочитой)  пута¬
нице  в  денежной  отчетности.  Чтобы  уничтожить  ее,  д’Эфиа  стал
лично  принимать  отчеты  о  поступлении  доходов  за  последние  5  лет
от  10  казначеев  главного  казначейства,  более  чем  от  ста  генераль¬
ных  сборщиков,  от  240  откупщиков  120  и  т.  д.
 Еще  труднее  разобраться  во  всех  деталях  расходов  за  истек¬
шие  5  лет,  тем  более  что  деньгами  на  флот,  армию  и  артиллерию
распоряжались  коннетабль,  адмиралы,  начальник  артиллерии  и
государственный  секретарь.  Теперь  король  принял  решение  унич¬
тожить  должности  коннетабля  и  адмиралов,  ибо  иначе  невозможно
навести  порядок  в  расходовании  денег  на  армию  и  флот.  По  сме¬
там  эти  расходы  должны  составлять  20—22  млн  ливров,  реально
они  поглотили  более  40  млн;  подотчетные  лица  ссылаются  на
распоряжения  своих  начальников,  те  же  по  своему  рождению  и
рангу  занимают  столь  высокое  положение,  что  не  желают  отчи¬
тываться  ни  перед  кем,  кроме  короля.
 Прежние  сюринтенданты  с  трудом  изыскивали  различные
источники  поступлений  для  покрытия  огромных  расходов  на  со¬
держание  армии,  а  затем  снова  искали  новые  фонды,  чтобы  обе¬
спечить  платежи  по  заключенным  займам  и  т.  д.  В  итоге  казна
опустела  настолько,  что  доходов  не  хватает  даже  на  шестую  часть
расходов,  причем  расходов  важных  и  нужных.
 Выходом  из  этого  положения  может  быть  лишь  какое-либо
сильное  и  немедленное  средство,  ибо  паллиативы  и  проволочки
здесь  не  помогут.
 Необходимо  вернуться  к  практике  1608  г.121  и  составлять  сметы
с  учетом  непредвиденных  расходов,  иначе  невозможно  будет  сба¬
лансировать  бюджет  и  ликвидировать  путаницу  в  отчетности.  Но
надо  также  учесть  многое  из  того,  что  имело  место  после  смерти
 Генриха  IV,  когда,  желая  привлечь  к  себе  сердце  народа  и  от-
 122
 вратить  его  от  смутьянов,  королева-мать  снизила  налоги  и  отме¬
нила  уже  подготовленные  эдикты  об  их  увеличении.123  Более  чем
 119  Речь  идет  о  таком  падении  кредитоспособности  казны,  что  кредиторы
были  озабочены  обеспечением  себе  всевозможных  гарантий.
 120  В  оригинале  откупщики  названы  fermiers  и  traitans;  по-русски  нет  со¬
ответствующих  терминов,  кроме  общего  для  обеих  групп  (они  различались  фор¬
мой  заключавшегося  контракта)  наименования.
 121  Во  всех  дальнейших  расчетах  1608  год  послужил  образцом,  потому  что
это  был  последний  из  благополучных  годов  мирного  времени.  В  1609  г.  в  пред¬
видении  войны  с  Габсбургами  Сюлли  уже  начал  применять  экстраординарные
меры  (см.  выше,  стр.  240,  прим.  32,  33).
 122  Речь  идет  о  принцах.
 123  См.  также:  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в
 стр.  103,  111.
 317

на  половину  были  снижены  поступления  от  городов,  которые
с  той  поры  почти  ничего  не  платили  в  казну.  В  итоге  доходная
часть  бюджета  сократилась  почти  на  3  млн  ливров,  расходы  же
вследствие  возрастания  пенсий  знати  и  дворянам  увеличились  на
4  млн.  В  бюджете  получилась  брешь  в  6—7  млн  ливров.  В  тех
условиях  подобные  меры  (т.  е.  снижение  налогов  и  увеличение
пенсий)  были  необходимы,  однако  они  не  смогли  предотвратить
междоусобицы.  Из-за  нее  расходы  возросли  с  20  до  50  млн  лив¬
ров,  но  и  тогда  деньги  добывались  без  отягощения  народа,  при
помощи  продажи  должностей  и  займов.
 В  настоящее  время  положение  таково,  что  доходы  с  домена
равны  нулю,  а  талья  хотя  и  взимается  в  размере  почти  19  млн
ливров,  но  из  них  в  казначейство  поступает  не  более  6  млн,124
которые  проходят  через  руки  22  тысяч  местных  сборщиков,  сдаю¬
щих  их  160  сборщикам  тальи,  которые  в  свою  очередь  доставляют
деньги  21  генеральному  сборщику,  переправляющему  их  й  казна¬
чейство.  Эти  суммы  уходят  на  оплату  военных  расходов  и  коро¬
левского  двора.
 Габель  (т.  е.  налог  на  соль)  поступает  в  размере  7  млн
400  тыс.  ливров;  однако  6  млн  300  тыс.  ливров  отчуждены  (т.  е,
заложены),  и  в  казначейство  поступает  лишь  1  млн  100  тыс.  лив¬
ров,  которые  идут  на  оплату  процентов  по  рентам.
 С  суммы  откупа  эд  (т.  е.  косвенных  налогов)  отчуждено  околс*
2  млн  ливров,  так  что  2/з  поступлений  со  всех  других  откупов
едва  хватает  на  их  покрытие.
 Необходимо  ликвидировать  это  тяжелое,  оставшееся  от  времен
войн  и  междоусобиц  наследство.  Для  сего  король  желает  полу¬
чить  от  нотаблей  добрый  совет.  Общественные  интересы  требуют
найти  выход  из  затруднительного  положения  без  отягощения
народа,  и  поэтому  король  уменьшил  на  1627  г.  талью  на  600  тыс.
ливров.
 Между  тем  доходы  за  первый  и  отчасти  за  второй  кварталы
1627  г.  уже  съедены  (manges125).  Армия,  расквартированная
в  Италии,  Вальтелине  и  во  Франции,  состоит  из  91  тысячи  пехо¬
тинцев  и  6  тысяч  кавалеристов;  многим  полкам  следует  получить
оплату  за  прошедшие  8—12  месяцев,  а  всего  надо  истратить  на
это  около  22  млн  ливров.  Оплата  Королевского  Совета  и  двора
требует  примерно  2  млн  и  т.  д.  и  т.  п.  Общая  сумма  приведенных
в  докладе  д’Эфиа  неотложных  платежей  составляет  около  28  млн;
из  них  во  второй  половине  1626  г.  оплачена  примерно  половина.
Доклад  свой  сюринтендант  заключил  следующими  словами:  «Все
эти  платежи  наличными  деньгами  были  осуществлены  при  помощи
займов,  проценты  по  которым  достигают  миллиона  ливров;  они
 124  Речь  идет  о  «чистых  доходах»  (см.  выше,  стр.  237).
 125  Т.  е.  эти  доходы  поступят  не  в  казну,  а  кредиторам.
 318

поглотят  весь  остаток  доходов  текущего  1627  г.  Необходимо  изы¬
скать  средства,  чтобы  можно  было  дожить  до  конца  года».
 Материал  доклада  д’Эфиа  позволяет  сделать  интересные  вы¬
воды.  Прежде  всего  не  подлежит  сомнению,  что  финансовое  поло¬
жение  действительно  было  критическим  и  требовало  немедленного
вмешательства.  Во-вторых,  сюринтендант  показал,126  что  равнове¬
сие  бюджета  могло  быть  достигнуто  в  тех  условиях  лишь  при  от¬
сутствии  внешней  или  внутренней  войны.  При  ее  наступлении  оно
сразу  же  нарушалось.  Война  придавала  налоговой  политике  осо¬
бую  остроту,  ибо  делала  увеличение  налогов  весьма  опасным.
Оставалось  одно  средство  —  займы,  займы  и  займы  во  всех  почти
формах  (продажа  должностей,  откупы,  долгосрочные  займы,  при¬
нудительные  займы  у  чиновничества).  Единственной  мерой,  на  ко¬
торую  правительство  не  решалось,  являлся  выпуск  новых  рент,
что  объяснялось,  вероятно,  тем,  что  они  уже  не  находили  сбыта.
Война  внешняя  приводила  к  еще  большему  напряжению  финансов,
чем  междоусобица,  ибо  действовавшие  за  границей  армии  были,
как  мы  видели,  очень  велики.  Эти  данные  подтверждают  наш  вы¬
вод  и  доводы  противников  Тревор-Ропера,  что  не  двор  и  не  аппа¬
рат,  а  именно  война,  внешняя  и  внутренняя,  поглощала  максимум
государственных  средств.  К  этому  надо  добавить  еще  одно  сообра¬
жение.
 К  началу  1627  г.,  т.  е.  после  9  лет  европейской  войны,  уже  не
было  людей,  питавших  иллюзии  насчет  ее  быстрого  окончания.
Для  французского  правительства  стало  ясно,  что  в  той  или  иной
форме  война  будет  продолжаться.  Общеизвестно,  что  в  ту  пору
его  внешняя  политика  была  определена  достаточно  четко:  в  откры¬
тую  войну  с  Испанией  и  Австрией  не  вступать.  Этот  основной
принцип  сопровождался  еще  и  другим:  помогать  союзникам,  но
лишь  в  меру  устранения  наиопаснейших  ситуаций,  а  затем  снова
отступать  на  исходные  позиции.  Этот  второй  принцип  таил  в  себе
большую  опасность,  так  как  он  способствовал  затягиванию  войны.
Политикой  проведения  лишь  самых  необходимых  действий  фран¬
цузское  правительство  ослабляло  своих  реальных  и  эвентуальных
союзников.  Кроме  того,  кампании  французских  армий  не  только
имели  лишь  ограниченные  цели,  которые  не  могли  привести  к  зна¬
чительному  ослаблению  Габсбургов,  —  они  порой  были  неспособны
достигнуть  даже  этих  ограниченных  целей,  т.  е.  помочь  союзникам
сколько  бы  то  ни  было  эффективно.  Это  понимали  многие  из  со¬
временников  и  прежде  всего  сами  союзники.  Историки  же  обра¬
щали  внимание  главным  образом  на  внутреннюю  обстановку  во
Франции,  на  взгляды  ее  правителей  и  т.  д.,  т.  е.  на  обстоятельства,
действительно  существенные.  Но  наиболее  полным  и  точным,  на
наш  взгляд,  объяснением  является  следующее:  на  войну  не  было
 126  Его  данные  сходятся  в  главном  с  цифрами  таблиц  в  книге  Малле.
 319

денег.  Абсолютистская  Франция  не  могла  вступить  в  1620-х  годах
в  длительную  открытую  войну  и  тратить  огромные  по  тем  време¬
нам  суммы,  ибо  ее  бюджет  был  уже  настолько  напряжен,  что  ли¬
митировал  ее  во  всем.  Это  и  увидел  Ришелье  после  двух  лет  своего
правления.
 Теперь  перейдем  к  вопросу  о  том,  чего  он  ждал  от  нотаблей.
 Как  было  сказано,  он  явился  11  января  1627  г.  на  заседание
и  от  имени  короля  предложил  ознакомиться  с  важными  государ¬
ственными  делами  и  высказать  о  них  свое  мнение.  Текст  этих
«предложений»  (propositions)  был  прочтен  секретарем  ассамблеи
и  полностью  включен  в  протокол.  По  поводу  каждого  пункта  «пред¬
ложений»  Ришелье  давал  объяснения.  Поскольку  текст  их  не  был
представлен  в  письменном  виде,  секретарь  записал  слова  карди¬
нала  лишь  вкратце/27
 Для  удобства  изложения  мы  будем  анализировать  вместе
«предложения»  и  «соображения»  в  порядке  пунктов.128
 В  первом  пункте129  король  предлагал130  переложить  на  про¬
винции  содержание  20  тысяч  пехотинцев  и  2  тысяч  кавалеристов.
Последние  должны  были  оплачиваться  за  счет  поступлений  по
 141
 тальону;  101  пехоту  содержали  провинции,  создавая  для  этого  осо¬
бые  фонды,  которыми  распоряжались  сами.  Эта  мера  давала
возможность  сократить  налоги,  уплачивавшиеся  народом  в  казна¬
чейство,  которое  избавлялось  от  расходов  на  содержание  раскварти¬
рованных  по  провинциям  войск.  Ришелье  разъяснил,  что,  предла¬
гая  эту  меру,  король  стремится  к  облегчению  народа,  страдающего
от  грабежей  солдат.  При  оплате  войск  казначейством  предназна¬
ченные  для  этого  фонды  нередко  тратятся  на  другие  цели  и  сол¬
 127  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  125,  131—134.  —  В  основном  эта  запись  схо¬
дится  с  текстом,  составленным  Ришелье  заранее  (см.  прим.  128),  но  нумерация
пунктов  не  всегда  совпадает.  При  дальнейшем  анализе  мы  будем  почти  везде
опираться  на  полный  текст  Ришелье,  а  не  на  краткую  запись  секретаря,  в  ко¬
торой,  однако,  встречаются  некоторые  выражения,  записанные  почти  дословно.
Нумерацию  пунктов  мы  ведем  по  протоколу.
 128  Тексты  «предложений»  и  «соображений»  (observations)  были  подготов¬
лены  кардиналом  заранее.  «Предложения»  сохранились  в  нескольких  копиях  и
в  составе  «Мемуаров»,  «соображения»  —  лишь  в  одной  рукописи,  написанной
под  диктовку  кардинала.  Авенель  напечатал  текст  в  две  колонки:  правая,  на¬
бранная  корпусом,  содержит  «предложения»,  левая,  набранная  петитом,  —  «со¬
ображения»  (A  v  ё  n  е  1.  Lettres.  .  .,  t.  II,  стр.  315—334).
 129  В  одной  из  использованных  Авенелем  рукописей  этот  пункт  помечен
вторым,  а  первый  посвящен  финансам  (A  v  е  n  е  1.  Lettres...,  t.  II,  стр.  317,
318,  прим.  3).  Текст  его  позволяет  предположить  причину,  по  которой  он  был
отброшен:  его  содержание  вошло  в  доклад  д’Эфиа.  По-видимому,  сперва  Ри¬
шелье  предполагал  ограничиться  этим  «предложением»,  но  затем  поручил  д’Эфиа
сделать  специальный  и  большой  доклад  о  финансах.
 130  Мы  сохраняем  эту  формулу  (хотя  нельзя  сомневаться  в  том,  что  «пред¬
ложения»  также  составлены  кардиналом)  для  удобства  изложения,  чтобы  вы¬
делить  «соображения»  Ришелье.
 131  См.  выше,  стр.  238.
 320

датам  предоставляется  самим  раздобывать  себе  пропитание.  На¬
роду  же  это  обходится  чуть  ли  не  вчетверо  больше  того,  что  он
платит  по  талье.
 По  второму  пункту  король  предписывал  нотаблям  составить
списки  подлежащих  срытию  крепостей,  а  в  остающихся  опреде¬
лить  размеры  гарнизонов  и  изыскать  средства  к  их  оплате.
Король  предлагал  обязать  провинции  оплачивать  те  гарнизоны,
что  будут  размещены  на  их  территории.  При  этом  пограничные
провинции,  где  крепостей  особенно  много,  будут  получать  помощь
от  внутренних  областей  страны.  Ришелье  добавил,  что  в  настоя¬
щее  время,  когда  нет  уверенности  в  лойяльности  гугенотов  и  в  по¬
виновении  всех  подданных,132  нельзя  еще  приступить  к  срытию
всех  крепостей.  Поэтому  пока  надо  ограничиться  срытием  явно
ненужных.
 Третий  пункт  касался  наказаний  за  неповиновение  (desobeissan-
ces),  под  которым  подразумевались  не  народные  восстания,
а  сопротивление  гугенотов  и  мятежи  знати.  Как  содержание  дан¬
ного  параграфа,  так  и  имеющиеся  в  некоторых  рукописях  приме¬
чания  не  допускают  иного  толкования.133  Король  предлагал  нака¬
зывать  за  подобное  неповиновение  не  казнью  (peine  capitale),  ко¬
торую  обычно  потом  отменяют,  но  обязательным  лишением  всех
должностей  и  постов.  Ришелье  объяснил  это  предложение  тем,  что
лучше  применять  (но  зато  неукоснительно)  более  мягкие  меры,
чем  сохранять  неприменяющиеся  на  деле  прежние  суровые  нака¬
зания.134
 На  первый  взгляд  подобное  предложение  и  его  мотивировка
могут  показаться  странными.  В  действительности  же  правитель¬
ству  было  выгоднее  применять  к  мятежникам  (не  забудем,  что
речь  идет  не  о  народе)  такие  меры,  как  смещение  гугенотов  и
принцев  с  занимаемых  ими  постов.  Кроме  того,  оно  имело  основа¬
ние  рассчитывать,  что  подобная  мера,  если  она  будет  действи¬
тельно  применяться,  могла  удержать  многих  от  участия  в  мятеже.
 Четвертый  пункт  135  состоит  из  13  параграфов,  подробно  пере¬
числяющих  все,  что  составляет  собой  «государственную  измену»
(lese-majeste):  самовольный  набор  солдат,  приобретение  боеприпа¬
сов,  пушек,  договоры  с  иностранцами,  укрепление  городов  и  зам¬
 132  Речь  шла  о  знати.
 133  Ср.:  A  v  е  n  е  1.  Lettres.  .  .,  t.  II,  стр.  321,  прим.  3.  —  В  этом  примечании
речь  идет  о  наборе  мятежниками  солдат  и  сборе  денег,  что  могло  иметь  место
только  при  восстаниях  гугенотов  и  знати.
 134  Здесь  мы  излагаем  слова  Ришелье  по  протоколу,  так  как  в  публикации
Авенеля  имеется  лишь  несколько  фраз  общего  характера  о  необходимости  по¬
виновения  государю  и  о  вреде,  приносимом  мятежниками  всему  обществу.  Оче¬
видно,  Ришелье  предпочел  дать  нотаблям  более  конкретное  разъяснение.
 135  В  публикации  Авенеля  этот  пункт  не  имеет  своего  номера,  так  как  яв¬
ляется  дополнением  к  третьему.  Поэтому  пятый  пункт  протокола  соответствует
четвертому  пункту  публикации.
 21  А.  Д.  Люблинская
 321

ков,  открытые  или  тайные  сборища,  выпуск  политических  памфле¬
тов  и  т.  п.  Самым  важным  оказался  параграф  о  запрещении
иметь  сношения  с  иностранными  послами,  по  поводу  которого  на
ассамблее  разгорелись  вскоре  ожесточенные  споры;  к  ним  мы  об¬
ратимся  ниже.
 В  пятом  пункте  король  указывал  на  тяжкие  бедствия,  которые
терпит  народ  от  того,  что  некоторые  лица  самовольно  принуждают
его  к  уплате  различных  сборов.  Ришелье  разъяснил,  что  никакие
меры  не  помогут  облегчить  положение  народа  и  установить  твер¬
дый  мир,  если  губернаторы  будут  по  своему  усмотрению  собирать
деньги,  ибо  «всякий  человек,  имея  деньги,  найдет  во  Франции
столько  людей  (т.  е.  солдат,  —  А.  Л.),  сколько  захочет».
 В  шестом  пункте136  король  предлагал  ввести  в  Королевский
Совет  нескольких  умудренных  опытом  (sages)  родовитых  дворян,
дабы  приучить  их  к  ведению  государственных  дел.  Ришелье  доба¬
вил,  что  дворяне  вполне  заслуживают  быть  принятыми  в  члены
Совета  и  король  нуждается  в  них  для  ведения  важных  пере¬
говоров.137
 Седьмой  пункт  содержал  предложение  устроить  выездную  су¬
дебную  комиссию  (chambre  des  grands  jours),  чтобы  принимать
в  провинциях  жалобы  на  тех,  кто  слишком  там  могуществен
благодаря  своим  должностям.138  Ришелье  разъяснил,  что  это  осо¬
бенно  важно  для  провинций,  удаленных  от  местопребывания  пар¬
ламентов.
 В  восьмом  пункте  король  предлагал  нотаблям  обсудить  вопрос
о  правильном  распределении  тальи,  чтобы  снизить  долю,  уплачи¬
ваемую  бедняками.  Ришелье  подчеркнул  большую  важность  данной
меры,  добавив,  что  нотабли  сделают  большое  дело,  если  найдут  спо¬
соб  сократить  число  лиц,  освобожденных  от  уплаты  тальи.139
 136  В  протоколе  пятый  пункт  отсутствует  (поэтому  дальнейшая  нумерация
совпадает  с  публикацией).  В  нем  кораль  сообщал  об  упразднении  должностей
коннетабля  и  адмирала  и  предлагал  нотаблям  высказать  соображения  о  том,
насколько  и  каким  путем  следует  уменьшить  функции  остальных  коронных  и
прочих  крупных  должностей.  Авенель  напечатал  этот  пункт,  но  указал,  что
в  рукописи  он  перечеркнут  и  перенесен  в  самый  конец.  Отсутствие  его  в  про¬
токоле  указывает,  что  на  заседании  11  января  он  не  был  оглашен.  Его  обсудили
в  последние  дни  ассамблеи  (см.  ниже,  стр.  332),  т.  е.  после  эдикта  об  упраздне¬
нии  должностей  коннетабля  и  адмирала.
 137  Секретарь  пропустил  в  протоколе  «соображение»,  высказанное  Ришелье
по  данному  пункту,  и  поэтому  неверно  пронумеровал  все  последующие  «сообра¬
жения».
 138  В  протоколе  приведено  разъяснение  кардинала,  что  могущественные
лица,  о  которых  идет  речь,  —  губернаторы.
 139  Напомним,  что  талья  взималась  не  пропорционально  доходу,  а  разверсты¬
валась  по  приходам  и  внутри  их  —  по  жителям.  Одна  и  та  же  сумма  тальи  могла
разверстываться  на  большее  или  меньшее  число  плательщиков;  поэтому  отнятие
привилегий  от  лиц,  не  плативших  налога,  сокращало  долю,  уплачиваемую  кре¬
стьянами.
 322

В  девятом  пункте  король  предлагал  упорядочить  хлебную  тор¬
говлю,  чтобы  поддержать  цены  на  доступном  для  народа  уровне
и  воспрепятствовать  скупающим  зерно  купцам  продавать  его
слишком  дорого.  Ришелье  добавил,  что  целью  является  облегче¬
ние  положения  народа,  который  бедствует  из-за  дороговизны
хлеба.  Поскольку  нотабли  (речь  идет  о  президентах  провинциаль¬
ных  парламентов)  лучше  знают  положение  на  местах,  они  смогут
дать  нужный  совет.
 В  десятом  пункте  король  предлагал  значительно  сократить
число  сержантов  (мелких  местных  чиновников)  и  запрашивал  мне¬
ние  нотаблей,  не  следует  ли  упразднить  еще  некоторые  должности.
Ришелье  назвал  солдат  и  сержантов  сущим  бичом,  а  сержантов
еще  и  пиявками,  сосущими  кровь  народа.
 Пункты  11-й,  12-й  и  13-й140  касаются  финансов,  и  мы  рас¬
смотрим  их  вместе.  Они  идут  в  такой  последовательности:  уста¬
новление  рациональной  сметы  расходов  на  1627  г.,  выкуп  домена,,
сокращение  процентов  по  долгам.
 Поскольку  расходы  достигли  таких  огромных  сумм,  что  выдер¬
жать  их  невозможно,  не  прибегая  к  экстраординарным  средствам,
король  предлагал  нотаблям  обсудить  смету  расходов  на  1627  г.
(напомним,  что  дело  происходило  в  начале  января  1627  г.)  и  со¬
кратить  пенсии  и  жалованья  настолько,  чтобы  приблизиться  по
возможности  к  их  размерам  в  бюджете  1608  г.,  «ибо  лучше  умень¬
шить  вознаграждения,  чем  продолжать  их  выплачивать,  обре¬
меняя  народ».  Вместе  с  тем  следовало  учесть,  что  по  прочим
статьям  нельзя  было  просто  воспроизвести  бюджет  1608  г.,  так
как  в  настоящее  время  для  поддержания  мира  в  стране  и  вовне
требовались  иные  расходы,  чем  при  Генрихе  IV.  Поэтому  король
предлагал  ассамблее  рассмотреть  расходы  за  все  годы  после
1610-го  и  предложить  смету,141  которую  можно  было  бы  привести
в  исполнение.  К  этому  предложению  Ришелье  добавил,  что  следо¬
вало  бы  позаимствовать  опыт  рачительных  управляющих  владе¬
ниями  частных  лиц  (oeconomes  des  maisons  particulieres),  которые
при  составлении  сметы  учитывают  могущие  случиться  непредви¬
денные  расходы.  Поэтому  их  сметы  не  нарушаются;  сметы  же,
составленные  жестко  и  чисто  механически,  требуют  постоянных
поправок  и  вносят  только  беспорядок.142  В  протоколе  имеются
 140  В  публикации  Авенеля  пункт  11-й,  содержащий  запрещение  сношений
с  иностранными  послами,  вычеркнут,  так  как  вошел  в  третий  пункт  (см.  выше,
прим.  135).  Поэтому  пункты  12-й,  13-й  и  14-й  соответствуют  пунктам  11-му,
12-му  и  13-му  в  протоколе.
 141  Речь  идет  только  о  расходах.
 142  В  этих  «соображениях»  надо  отметить  ясно  выраженную  личную  нотку.
Управление  имуществом  кардинала  было  поставлено  образцово.  Другие  нотки
личного  характера  звучат  в  частых  сравнениях  государства  с  больным  Челове¬
ком.  Ришелье  в  ту  пору  почти  постоянно  болел  (см.  ниже,  стр.  324).
 21*
 323

интересные  добавления:  Ришелье  точно  перечислил  произведенное
после  1610  г.  увеличение  численности  постоянных  полков,  что
вызвало  значительные  расходы,  в  которых  не  было  надобности
при  Генрихе  IV.
 Далее  король  желал,  чтобы  ассамблея,  установив  размер  рас¬
ходов  на  1627  г.,  изыскала  также  и  фонды,  необходимые  для  вы¬
купа  домена  в  течение  немногих  лет,  учитывая  необходимость
сокращения  тальи  в  1627—1631  гг.  на  3  млн  ливров.143  Затем
ассамблее  предлагалось  найти  наиболее  безобидные  способы  сокра¬
щения  долгов,  чтобы  можно  было  уменьшить  расходы  будущих  лет
(речь  шла  о  сокращении  процентов  по  рентам  и  другим  займам).
 Эти  пункты  изложены  очень  кратко;  наоборот,  «соображения»
Ришелье  очень  обширны  и  превосходят  «предложения»  почти
в  6  раз.  Это  целая  речь144  в  защиту  проекта  выкупа  домена
в  кратчайший  срок,  т.  е.  при  помощи  оборотного  фонда.  Аргумен¬
тация  кардинала  сводится  к  следующим  положениям.
 Выкуп  домена  —  операция  очень  трудная,  но  совершенно  не¬
обходимая.  Запроектированное  снижение  тальи  может  быть  осу¬
ществлено  лишь  в  случае  увеличения  доходов,  а  последнее  может
быть  «безобидным»  (innocent)  лишь  в  случае  выкупа  домена.
 Выкуп  домена  сможет  принести  большую  и  незамедлительную
пользу  только  в  случае,  если  он  будет  произведен  в  кратчайшие
сроки  и  при  помощи  оборотного  фонда.  Выкуп  без  денег  в  течение
длительного  срока145  хорош  лишь  по  видимости;  он  не  даст
нужного  эффекта,  ибо  французам  не  свойственно  пребывать  долго
при  одном  решении.146  Подобно  тому  как  сильно  истощенных  боль¬
ных  приходится  порой  лечить  новыми  кровопусканиями,  так  не¬
возможно  обогатить  наше  государство,  «если  не  приложить  еще
одно  усилие  и  не  извлечь  еще  один  экстраординарный  фонд,
который  даст  возможность  обходиться  в  дальнейшем  лишь  обыч-
 147
 ными  поступлениями».  '
 Далее  следует  очень  любопытный  пассаж,  долженствовавший
убедить  ассамблею  в  том,  что  этот  фонд  не  будет  обращен  на  дру¬
гие  нужды.  Вот  в  чем  была  суть  дела!  Нотабли  должны  были
быть  уверены,  что  их  согласие  на  создание  экстраординарного
 143  Сокращение  тальи  в  1627  г.  на  600  тыс.  ливров  (см.  выше,  стр.  318)
было  первым  этапом  проведения  данной  меры.
 144  В  протоколе  она  изложена  сжато,  но  с  сохранением  основных  мыслей  и
даже  некоторых  выражений.
 145  См.  выше,  стр.  305,  306.
 146  «.  .  .  les  frangois  ne  demeurent  pas  sy  longtemps  en  un  mesme  dessein»
(Avene  1.  Lettres...,  t.  II,  стр.  330).  Это  широко  распространенное  мнение
приобрело  уже  в  ту  пору  форму  поговорки.
 147  «...  si  par  un  nouvel  effort  on  ne  tire  encore  une  fois  un  fonds  extraordinaire
qui  en  engendre  un  autre  qui  soit  ordinaire  et  qui  dure  toujours»  (Avenel.  Let¬
tres.  .  .,  t.  II,  стр.  331,  332).  Выразительная  лаконичность  фразы  очень  харак¬
терна  для  Ришелье.
 324

фонда  (т.  е.  на  какие-то  новые  тяготы,  которые  —  об  этом  следует
помнить  —  собирались  возложить  не  на  народ,  а  именно  на  при¬
вилегированные  сословия)  послужит  лишь  цели  коренного  оздо¬
ровления  бюджета.  Ришелье  приводил  в  качестве  гарантий  как
«честность  тех,  кто  выдвигает  этот  проект  и  чьи  прошлые  дей¬
ствия  могут  служить  поручительством»,148  так  и  заверения  короля,
что  этот  фонд  нужен  ему  только  лишь  для  увеличения  доходов
путем  выкупа  домена,  что  даст  возможность  не  нуждаться  затем
в  каких  бы  то  ни  было  экстраординарных  фондах.  Ришелье  заве¬
рял  нотаблей,  что  будут  приняты  все  меры  к  тому,  чтобы  данный
фонд  не  мог  быть  истрачен  на  другие  цели.  Король  предпи¬
сал  тем,  «кто  имеет  честь  служить  ему  в  Совете»  (т.  е.  опять-
таки  кардиналу),  выполнять  приказ  наистрожайшим  образом
(religieusement),  и  поэтому  эти  лица  «не  боятся  дать  в  том  свое
слово».149  «Осуществление  столь  славного  деяния  доставит  много
чести;  посему  предпринять  его  без  уверенности  в  завершении
было  бы  делом  не  только  прискорбным,  но  прямо-таки  постыдным.
Эти  соображения  являются,  на  мой  взгляд,  прекрасными  гаран¬
тиями  успеха  данного  замысла  и  очень  много  значат  для  тех,  кто
всем  благам  мира  предпочитает  унцию  славы,  заслуженную  ка¬
ким-либо  выдающимся  деянием».150
 Итак,  и  король,  и  Ришелье  давали  нотаблям  слово  чести  в  том,
что  выполнят  свои  обещания.  Как  ассамблея  это  восприняла,  мы
увидим  дальше,  теперь  же  добавим,  что  заключительные  слова
Ришелье  по  данным  пунктам  не  менее  выразительны.  В  свойствен¬
ной  ему  манере  альтернативного  построения  рассуждения  Ришелье
изложил  нотаблям  задачу  ассамблеи  в  таком  виде:
 1)  нотабли  могут  найти  какой-либо  иной  способ  для  облегче¬
ния  народа  и  увеличения  государственных  доходов,  не  прибегая
к  экстраординарному  фонду,  но  это  невозможно;  151
 2)  они  могут  оставить  все  в  прежнем  состоянии,  но  это  не¬
должный  способ  действий.
 Следовательно,  они  обязаны  изыскать  пути,  какие  сочтут  не¬
обходимыми  для  блага  государства.  Эта  альтернатива  подводила
нотаблей  к  необходимости  принять  подсказываемое  кардиналом
решение  как  единственно  возможное  в  данных  условиях.
 Мы  привели  аргументацию  Ришелье  почти  полностью,  чтобы
показать,  на  какой  шаткой  базе  она  зижделась,  несмотря  на  импе¬
ративную  логику  построения.  Для  доказательства  резюмируем  по¬
ложение  вещей.
 148  Речь  шла,  разумеется,  о  нем  самом.
 149  Последние  слова  приписаны  в  рукописи  рукой  Ришелье  (A  venel.  Let-
tres.  .  .,  t.  II,  стр.  333,  прим.  1).
 150  A  v  е  n  е  1.  Lettres.  .  .,  t.  II,  стр.  333.  —  Эта  тирада  также  очень  харак¬
терна  для  Ришелье.
 151  Т.  е.  невозможно  найти  этот  иной  способ.
 325

Правительство  должно  провести  финансовую  реформу:  увели¬
чить  доходы  и  сократить  расходы.  Увеличивать  налоги  оно  не
только  не  собирается,  но  уже  объявило  о  начатом  их  сокращении.
Уменьшать  расходы  оно  намерено  путем  значительного  (более  чем
на  половину)  сокращения  пенсий  знати  и  дворянству.  Получалось,
что  нотабли  не  имели  морального  права152  предложить  прави¬
тельству  изыскать  экстраординарный  фонд  путем  увеличения  на¬
логов,  и  в  то  же  время  они  должны  были  согласиться  на  сокра¬
щение  пенсий.  Чиновники  легко  могли  пойти  на  последнюю
 1  'л  Я
 меру,100  но  дворяне  против  нее  протестовали.
 Правительство  предлагает  провести  финансовую  реформу
именно  тем  самым  способом  —  выкупом  домена,  —  который  давно
уже  все  и  всегда  предлагали  как  самое  верное  и  надежное  сред¬
ство  укрепить  бюджет,154  прекратить  взимание  новых  налогов,
практику  принудительных  займов  и  денежную  зависимость  от  фи¬
нансистов.  У  нотаблей  нет  никаких  оснований  отвергнуть  этот
план,  тем  более  что  они  сами  разделяют  убеждение  в  его  плодо¬
творности.
 На  этом  ясная  и  бесспорная  ситуация  кончается,  и  начи¬
наются  затруднения,  связанные  с  вопросом  о  том,  каким  образом
произвести  выкуп  домена.
 Правительству  нежелателен  метод  Сюлли,  ибо  он  требует
слишком  большого  срока  в  16  лет.155  Оно  предлагает  срок  в  6  лет,
но  для  этого  нужен  оборотный  фонд.  Где  его  достать?  Он  слиш¬
ком  велик,156  чтобы  его  можно  было  получить  в  форме  займа
у  финансистов  под  нормальные  проценты  (5—6);  уплачивать  же
большие  проценты  невозможно  из-за  полного  отсутствия  денег.
Правительство  не  может  рассчитывать  на  субсидию,  ибо  нотабли
неправомочны  ее  предоставлять.  Предлагая  проект  выкупа  в  те¬
чение  6  лет  и,  как  мы  видели,  очень  на  нем  настаивая,  оно  имеет
в  виду  получить  согласие  нотаблей  на  предоставление  ему  долго¬
срочного  займа  с  низким  процентом.  Этот  заем  мог  быть  взят
 152  О  чрезвычайно  тяжелом  состоянии  народа  писали  и  говорили  тогда  по¬
всюду.  Это  был  мотив,  по  которому  парламенты  отказывались  утверждать
эдикты  о  новых  налогах.
 153  Они  ее  уже  предлагали  (см.  выше,  стр.  312).
 154  В  последний  раз  официально  это  предложение  было  включено  в  наказ
третьего  сословия  на  Генеральных  Штатах  1614—1613  гг.
 155  Выше  мы  объяснили  (см.  стр.  306),  что  длина  срока  определялась  уров¬
нем  процента  (в  данном  случае  нормальным),  получаемого  финансистами  за  вы¬
куп  заложенных  коронных  имуществ.  Именно  поэтому  данная  форма  выкупа
домена  требовала  этого  срока.
 156  В  имеющихся  в  нашем  распоряжении  источниках  размер  оборотного
фонда  не  обозначен,  но  можно  предположить  следующее.  Доходы  с  домена
(в  размере  нормальных  3—6%)  исчислялись  примерно  в  20  млн  ливров;  следо¬
вательно,  вложенный  в  домен  и  подлежавший  выкупу  капитал  составлял  100—
120  млн.  Поэтому  оборотный  фонд  не  мог  быть  меньше  10—13  млн  ливров.
 326

у  городов  и  церкви;  157  родовитые  дворяне  не  были  в  состоянии
ссужать  казну.
 Заем  у  городов  лег  бы  своей  тяжестью  главным  образом  на  бо¬
гатые  и  зажиточные  слои,  т.  е.  на  купцов  и  чиновников.  Чинов¬
ничество  не  желало  давать  правительству  заем.  Оно  уже  давно
(и  с  основанием)  считало,  что  правительство  ущемляет  его  инте¬
ресы,  создавая  лишние  должности  и  предоставляя  полетту  лишь
при  условии  принудительных  займов.158  Почему  именно  чиновники
должны  еще,  кроме  того,  предоставить  большой  заем  в  доброволь¬
ном  порядке  и  при  небольших  процентах?  Однако  они  не  могут
заявить  об  этом  во  всеуслышание,  не  могут  также  выставить  это
в  качестве  причины  отказа.  Они  мотивируют  отказ  неуверен¬
ностью,  что  данный  фонд  —  в  случае  его  реализации  —  будет
использован  именно  для  данной  цели,  т.  е.  что  он  не  будет  обра¬
щен  на  уплату  каких-нибудь  сверхсрочнейших  расходов,  и  тогда
домен  по-прежнему  останется  невыкупленным,  а  они  окажутся
обыкновенными  кредиторами  короны  на  невыгодных  для  них  усло¬
виях.  Иными  словами,  они  опасаются  того,  что  предоставление
фонда  ничего  не  изменит  в  финансовой  системе  и  что  эта  опера¬
ция  превратится  в  еще  один  принудительный  по  сути  дела  заем.
 Что  может  сделать  правительство  при  подобной  ситуации?
Никаких  материальных  гарантий  оно  дать  не  в  состоянии.  Оно
может  лишь  заверять  нотаблей.  Поэтому  Ришелье  дает  от  имени
короля  и  себя  самого  слово  чести,  что  оборотный  фонд  будет
использован  правильно.  Это  заверение  было  поддержано  докладом
д’Эфиа,  в  котором  нарисована  картина  почти  что  государственного
банкротства.  Но  вместе  с  тем  это  заверение  показывает,  что
у  правительства  нет  никаких  иных  способов  оказать  давление  на
ассамблею.
 Слово  чести,  данное  королем  и  Ришелье,  окончательно  лишает
чиновников  возможности  открыто  отказать  в  оборотном  фонде  —
они  не  могут  публично  выразить  этим  двум  персонам  свое  недове¬
рие.  Дальнейшие  события  на  ассамблее,  длившейся  еще  месяц,
представляют  собой  поиски  выхода  из  положения,  окончательно
оформившегося  11  января.
 Но,  прежде  чем  перейти  к  этим  событиям,  надо  вернуться
к  прочим  пунктам  «предложений»  правительства.  Нотаблям  пред¬
лагалось  решить  также  ряд  других  вопросов,  из  которых  два  пер¬
вых—  размещение  армии  по  провинциям  и  оплата  гарнизонов  —
тоже  требовали  частичной  перестройки  финансов,  поскольку  пред¬
 157  Пико  сообщает  об  одном  архивном  документе,  хранящемся  среди  бумаг
Ришелье  и  содержащем  предложение  нотаблям:  для  создания  оборотного  фонда
нужно  было,  чтобы  духовенство  и  города  представили  правительству  заем
(G.  Р  i  с  о  t.  Histoire  des  Etats-Generaux,  2  ed.  t.  5.  Paris,  1888,  стр.  41,  прим.  2).
 158  См.  выше,  стр.  238.
 327

лагалось  перевести  армию  на  содержание  провинций.  В  числе
других  пунктов  имелись  и  такие,  которые  были  направлены  против
гугенотов  (точнее  —  мятежных  гугенотов)  и  знати:  наказания  за
мятежи,  запрещение  самовольных  поборов,  упразднение  крупных
должностей  знати.  У  нотаблей  они  не  могли  встретить  возраже¬
ний.  Предложение  ввести  дворян  в  Королевский  Совет  и  учредить
экстраординарную  судебную  комиссию  (Grands  Jours)  задевало
интересы  высшего  чиновничества.  Сокращение  изъятий  от  тальи,
урегулирование  хлебных  цен  и  сокращение  числа  сержантов  были
приемлемы  для  всех,  и  эти  пункты  действительно  не  вызвали
споров.
 Оставался  еще  пункт  о  запрещении  сношений  с  иностранными
послами.  Сам  по  себе  он  был  совершенно  приемлем  для  всех
сословий;  споры  возникли  лишь  в  связи  с  вопросом,  считать  ли
папского  нунция  иностранным  послом.  Однако  этот  конфликт
принял  неожиданно  большой  размах.159
 Как  же  оценить  эти  реформы  в  целом  и  в  связи  с  реформой
финансов?
 Предлагаемый  порядок  расквартирования  армии  по  провин¬
циям  не  представлял  собой  абсолютного  новшества.  Спорадически,
а  также  для  некоторых  пограничных  провинций  он  существовал  и
ранее.  Новшеством  было  его  распространение  на  все  провинции  и
перевод  полков  на  содержание  провинций.
 Для  последних  в  этом  крылось  много  трудностей  и  препят¬
ствий.  Пограничные  провинции  держали  у  себя  войска,  но  зато
имели  как  свои  провинциальные  штаты,  так  и  солидное  число
налоговых  привилегий.  Прочие  провинции  не  имели  ни  штатов,  ни
привилегий.  Правительство  предлагало  им  принять  войска,  но  не
давало  никаких  прочих  преимуществ,  кроме  обещания  снизить
талью.  Так  же  обстояло  дело  и  с  оплатой  гарнизонов.  Кроме  того,
вставал  вопрос: 	если 	провинции 	будут 	набирать  и  оплачивать
 войска,  то  кто  будет  ими  распоряжаться?  Губернаторы,  парла¬
менты,  интенданты?  Этим  объясняются  многочисленные  дебаты
на  ассамблее  и  препирательства  с  правительством.
 Почему  правительство  выдвинуло  данный  проект  и  каким  об¬
разом  он  был  связан  с  планом  выкупа  домена?
 Речь  шла,  разумеется,  лишь  о  мирном  времени,  когда  армия
могла  быть  рассредоточена  и  фактически  сведена  к  гарнизонам.
Эта  мера  сильно  облегчала  бюджет.  Кроме  того,  она  позволяла
значительно  сократить  аппарат  финансового  ведомства,  ибо  отпа¬
дала  нужда  в  огромном  числе  сборщиков  тальи  и  других  мелких
и  средних  чиновников.  Такова  была  финансовая  сторона  реформы,
клонившаяся  к  той  же  цели,  что  и  выкуп  домена.  Однако  суще¬
ствовала  еще  и  политическая  сторона.
 159  См.  ниже,  стр.  329,  330.
 328

С  первого  раза  может  показаться,  что  в  итоге  реформы  уси¬
лилась  бы  самостоятельность  провинций,  а  наличие  расквартиро¬
ванных  в  них  полков  придало  бы  больше  веса  губернаторам  и
местным  властям,  т.  е.  парламентам.  На  деле  Ришелье  потому  и
предложил  данную  реформу,  что  в  его  распоряжении  находились
новые,  подчиненные  только  ему  хозяева  провинций  —  интенданты.
Не  входя  в  детали,  скажем,  что  к  тому  моменту  они  были  уже
повсюду  (причем  некоторые  по  многу  лет)  и  уже  ведали  всем.
Ниже  мы  приведем  высказанные  на  ассамблее  чиновничеством
(т.  е.  первыми  президентами  всех  парламентов)  яростные  про¬
тесты  против  интендантов.  Здесь  же  отметим,  что  благодаря  ин¬
тендантам  правительство  выиграло  бы  от  предложенной  реформы  и
в  политическом  плане.
 После  оглашения  «предложений»,  т.  е.  списка  конкретных  ре¬
форм,  события  на  ассамблее  разыгрались  следующим  образом.
Ришелье  сразу  же  предложил  организовать  —  ради  ускорения  —
две  комиссии:  одну  по  делам  армии,  другую  по  делам  финансов,
что  и  было  принято.  Вплоть  до  окончания  ассамблеи  работа  ее
протекала  путем  обсуждения  сословиями  подготовленных  комис¬
сиями  проектов  решений.
 По  некоторым  пунктам  (они  были  и  наиболее  простыми)  ре¬
шения  были  приняты  почти  сразу,  без  больших  дебатов.  Были
составлены  списки  подлежавших  срытию  замков  в  Провансе  и
Дофинэ,  списки  остающихся  пограничных  крепостей  и  тех  кре¬
постей  внутри  страны,  которые  были  сочтены  необходимыми  для
борьбы  с  мятежниками.160  Нотабли  просили  оставить  без  смягче¬
ний  прежние  законы  для  наказания  мятежников.
 Затем  на  заседании  19  января  возник  спор  о  нунции,  и  нор¬
мальное  течение  работы  было  прервано.  Верные  своей  галликан¬
ской  ориентации  чиновники  причислили  нунция  к  иностранным
 160  На  заседаниях  были  рассмотрены  лишь  те  провинции,  из  которых
к  тому  времени  уже  были  получены  сведения,  запрошенные  правительством
для  исполнения  королевской  декларации  от  31  июля  1626  г.  о  срытии  замков.
К  их  числу  принадлежали  Пуату,  Сентонж,  Ангумуа,  Прованс  и  Дофинэ.  Поло¬
жение  всех  укрепленных  пунктов  было  рассмотрено  в  отдельности;  мотивировки
того  или  иного  решения  свидетельствуют,  что  основным  соображением  являлась
обстановка  в  провинции.  Так,  в  Пуату  было  предложено  сохранить  все  кре¬
пости,  поскольку  они  заняты  королевскими  гарнизонами,  а  область  населена  гу¬
генотами.  В  Ангумуа,  наоборот,  было  предложено  срыть  не  только  все  укрепле¬
ния,  но  и  городские  стены;  лишь  два  города  вызывали  сомнение.  В  Провансе,
где  срытие  укреплений,  возникших  во  время  Лиги  почти  во  всех  городах,  зам¬
ках  и  даже  деревнях,  началось  еще  при  Генрихе  IV,  нотабли  просили  не  оста¬
вить  ни  одной  крепости  (в  том  числе  принадлежавший  Гизу  Оргон),  кроме
пограничных  и  замка  Беу  (Веоих)  с  королевским  гарнизоном.  Нотабли  особо
подчеркнули  необходимость  срытия  всех  замков  (их  было  около  30),  принад¬
лежавших  дворянам  и  церкви.  Такое  же  предложение  было  сделано  для  Дофинэ,
за  исключением  цитадели  в  г.  Ди,  расположенном  в  центре  области,  населенной
гугенотами  (А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  111  —121,  135—148).
 329

послам  на  том  основании,  что  папа  является  также  и  светским
государем.  Прелаты  возражали,  перестали  являться  на  заседания,
жаловались  нунцию  и  даже  собрали  отдельное  совещание  в  его
присутствии.  Король  был  очень  недоволен,  так  как  это  весьма
некстати  осложняло  отношения  с  Римом  и,  кроме  того,  могло  по¬
вести  к  срыву  ассамблеи.  Когда  же  и  сам  нунций  заявил  протест,
грозя  покинуть  Францию,  правительство  предписало  не  включать
нунция  в  число  послов,  чем  вызвало  негодование  чиновничества,
которое,  несмотря  на  королевский  запрет,  продолжало  придержи¬
ваться  прежней  точки  зрения  и  обсуждать  ее.161
 Нотабли  поддержали  пункты  о  запрещении  самовольных  сбо¬
ров,  о  включении  дворян  в  Королевский  Совет  (в  этом  вопросе
чиновники  оказались  в  одиночестве),  об  упорядочении  хлебной
торговли,  цен  на  хлеб  и  взимания  тальи,  указав  на  необходимость
издания  нового  регламента  о  талье.  В  связи  с  тальей  возник  лю¬
бопытный  инцидент.  Президент  Парижской  палаты  косвенных
сборов  (Cour  des  Aides)  предложил  ввести  во  всей  стране  реаль¬
ную  талью,  которая  существовала  только  на  юге.162  Напомним,
что  там  поземельный  налог  взимался  с  цензивной  (т.  е.  «ротюр-
ной»,  недворянской)  земли  независимо  от  сословного  положения
ее  владельца.  Если  дворянин  покупал  цензивную  землю,  он  пла¬
тил  с  нее  талью.  В  остальной  (т.  е.  большей)  части  страны  талья
была  персональной,  т.  е.  не  взималась  с  дворян  за  цензивы,  нахо¬
дившиеся  в  их  владении.  В  итоге  всякий  переход  цензивы  в  «бла¬
городные»  руки  увеличивал  долю  тальи,  приходившуюся  на  дру¬
гих  членов  данного  округа.163  Предложение  было  рациональным  и
важным;  оно  привело  бы  к  значительному  облегчению  крестьян¬
ства.  Но  оно  посягало  на  налоговые  сословные  привилегии,  при¬
чем  не  родовитых  дворян  (у  которых  цензивной  земли  почти  не
было),  а  дворян  новых,  чиновных,  чьи  доходные  поместья  были
в  основном  составлены  именно  из  цензив  (т.  е.  из  купленных  кре¬
стьянских  участков).  Естественно,  что  это  предложение  было
отвергнуто,  как  «весьма  трудное  для  исполнения  и  чреватое  опас-
 1R4
 ными  последствиями».  *
 Чиновники  отвергли  и  пункт  о  Grands  Jours,  заявив,  что  он
направлен  прямо  против  них;  они  предложили  составлять  подоб¬
ные  комиссии  только  из  членов  парламентов,  что  полностью  выхо¬
лащивало  смысл  данной  меры.165
 Наибольшими  дебатами  сопровождалось  обсуждение  самых
важных  пунктов  об  армии  и  финансах.  Но  сперва  надо  отметить
 161  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  149—154,  158—160.
 162  В  Провансе  и  Лангедоке.  В  середине  XVII  в.  она  была  введена  и  в  Дофинэ.
 163  Напомним,  что  округ  уплачивал  сумму,  определенную  заранее,  которая
затем  разверстывалась  среди  налогоплательщиков.
 164  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  162.
 165  Там  же,  стр.  157,  158.
 330

споры  (grande  agitation),  возникшие  в  связи  с  проектом  упраздне¬
ния  должностей  сержантов.  Собственность  на  должности  превра¬
щала  всякое  сокращение  числа  чиновников  в  сложную  операцию
выкупа  должностей,  т.  е.  ликвидации  части  государственного
долга.  Нотабли  обсуждали  не  само  сокращение  должностей,  а  спо¬
соб  их  выкупа:  выплатит  ли  казна  владельцам  стоимость  должно¬
стей  сразу  и  полностью  или  же  им  будет  выплачиваться  рента
в  размере  6.25%.  Последнее  означало,  что  должность  ликвидиро¬
валась,  но  владелец  получал  ренту  в  течение  16  лет,  вплоть  до
полного  возмещения  ее  стоимости.  Большинством  голосов  было
принято  решение  в  пользу  владельцев  должностей,  т.  е.  о  выплате
стоимости  сразу.  Все  прочие  должности,  созданные  после  1617  г.,
предлагалось  упразднить  таким  же  образом.166
 Решения  нотаблей  по  важнейшим  пунктам  были  таковы.
 Предлагалось  выкупить  домен  путем  выплаты  ренты  размером
в  6.25%  (кроме  Нормандии,  где  она  повышалась  до  7.1%)  вплоть
до  полного  возмещения  капитала,  т.  е.  в  течение  16  лет.  Кроме
того,  всем  владельцам  предоставлялись  преимущественные  права
на  аренду  выкупаемых  имуществ.167  Следовательно,  нотабли  отка¬
зались  предоставить  оборотный  фонд.
 Бюджет  они  предлагали  уравновесить  путем  полной  ликвида¬
ции  бесконтрольных  расходов  (comptans).168
 Они  соглашались  разместить  армию  по  провинциям,  но  так,
чтобы  2/з  расходов  падали  на  казначейство;  провинции  оплачи¬
вали  лишь  7з.  В  провинциях,  имевших  свои  штаты  и  вотиро¬
вавших  королю  ежегодные  субсидии  (dons  gratuits),  последние
уменьшались  на  ту  сумму,  которая  должна  была  тратиться  на  со-
 169
 держание  армии.
 Предложения  правительства  о  флоте  и  торговле  были  снова
оглашен^  с  дополнениями  и  обсуждены  на  заседаниях  5—8  фев¬
раля.  Нотабли  приняли  проекты  создания  флота  согласно  пред¬
ставленной  им  смете  (45  судов  стоимостью  в  1  млн  200  тыс.  лив¬
ров)  и  организации  торговых  компаний  с  тем,  однако,  чтобы
эдикты  об  их  учреждении  проходили  регистрацию  в  парламентах
(которые  могли  при  этом,  как  и  для  всех  эдиктов,  представлять
свои  замечания).  Нотабли  подчеркнули  необходимость  усиленной
охраны  побережья  Прованса  и  просили  увеличить  число  галер  на
 166  Там  же,  стр.  164,  165,  167,  168.
 167  Там  же,  стр.  168—172.
 168  Там  же,  стр.  173—175.  —  Надо  отметить,  что  король  особо  заявил,  что
намерен  весьма  милостиво  отнестись  к  тем  финансовым  чиновникам,  которые  до¬
бросовестно  исполняют  свой  долг  (там  же,  стр.  177).
 169  А  г  die  г,  ук.  соч.,  стр.  193-205,  215,  216,  222,  223.  —  Характерно,
что  предложения  правительства  по  этим  пунктам  ограничивали  срок  размеще¬
ния  армии  по  провинциям  шестью  годами,  в  течение  которых  будет  выкуплен
домен  (там  же,  стр.  200,  201).
 337

Средиземном  море.170  Но  они  не  указали  ни  источника  финанси¬
рования  постройки  флота,  ни  характера  торговых  компаний.
Впрочем,  было  принято  решение  послать  к  королю  особую  депута¬
цию  с  поручением  изложить  ему  развернутый  ответ  ассамблеи  по
вопросам  торговли.  Представители  нотаблей  были  приняты  Лю¬
довиком  XIII  10  февраля,  и  епископ  Шартрский  произнес  длин¬
ную  цветистую  речь,  краткий  смысл  которой  сводился  к  тому,  что
торговля  и  мореплавание  —  наилучшие  способы  увеличить  богат¬
ство  нации,  что  флот  необходим  для  защиты  страны  и  купцов  и  —
главное  —  что  кардинал  Ришелье  (которого  не  было  при  приеме
депутации)  наилучшим  образом  подходит  для  должности  началь¬
ника  и  сюринтенданта  торговли  и  мореплавания.  Если  учесть,  что
парламенты  в  это  время  всячески  оттягивали  регистрацию  эдикта
о  его  назначении,  то  эту  депутацию  и  речь  следует  оценить  как
способ  заставить  их  поторопиться.171  Король  поблагодарил  но¬
таблей  за  их  поддержку  и  похвалил  рвение  и  твердость  кардинала
в  осуществлении  проектов.172  Через  три  дня  на  ассамблее  был  об¬
сужден  вопрос  о  том,  в  какой  степени  можно  сократить  функции
крупных  должностей,  а  также  тех,  что  зависят  от  коннетабля  и
адмирала.  Нотабли  выразили  мнение,  что  король  сам  может  на¬
значать  на  все  должности  на  флоте  и  в  армии.173
 Решения  нотаблей  были  вручены  королю  23  февраля,174  при¬
чем  дворяне  и  чиновники  приложили  к  ним  еще  свои  просьбы
(requetes  et  articles).175
 Дворяне  (речь  шла  только  о  родовитых)  жаловались  королю
на  упадок  и  нищету,  в  которой  они  оказались  в  итоге  возвышения
третьего  сословия,  т.  е.  нового  чиновного  дворянства,  которое
они  упорно  не  желали  считать  равным  себе.  Они  повторили
вкратце  требования  своего  наказа  на  Генеральных  Штатах
1614  г.:  176  монополия  на  владение  фьефами  (т.  е.  дворянской  зем¬
лей),  треть  мест  в  Королевском  Совете,  в  особенности  во  всех  его
финансовых  секциях,  бесплатное  получение  трети  важных  должно¬
стей  в  парламентах  и  трети  церковных  бенефициев,  учреждение
бесплатных  военных  школ  и  т.  д.
 170  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  178—183.
 171  Способ  оказался  действенным,  см.  выше,  стр.  299.
 172  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  206—213.
 173  Там  же,  стр.  217.  —  В  целом  это  мнение  так  и  осталось  благим  пожела¬
нием,  но  на  флоте  Ришелье  назначил  многих  по  своему  усмотрению.
 174  В  процессе  окончательного  оформления  решений  снова  всплыл  вопрос
о  нунции  и  возобновились  трения  между  ассамблеей  и  правительством.  Некото¬
рые  президенты  парламентов  даже  не  явились  на  церемонию  вручения  королю»
решений.  По  приказу  короля  нунцию  была  дана  выписка  из  решений  с  благо¬
приятной  для  него  формулировкой,  но  не  секретарем  ассамблеи  (который  отка¬
зался),  а  государственным  секретарем  (А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  218,  219).
 175  Mercure  frangais,  t.  XII.
 176  См.:  А.  Д.  Люблинская.  Франция  в  начале  XVII  в.  .  .  .,  гл.  IV.
 332

Чиновники  особенно  настаивали  на  некоторых  наиболее  важ¬
ных  для  них  пунктах.  Они  желали  по-прежнему  вносить  в  заве¬
ряемые  ими  королевские  эдикты  свои  изменения.  Они  желали
по-прежнему  непосредственно  ведать  делами,  связанными  с  управ¬
лением  доменом,  минуя  откупщиков,  и  требовали  регистрации
в  парламентах  контрактов  на  откупы.  Они  желали  по-прежнему
держать  под  своим  контролем  выборы  в  городские  муниципали¬
теты  и  протестовали  против  сохранившегося  кое-где  участия  на¬
рода  (menu  peuple)  в  этих  выборах.  Но  больше  всего  и  настой¬
чивее  всего  они  протестовали  против  «наносящих  им  огромный
ущерб»  интендантов,  требуя  уничтожения  этого  института.
 Если  суммировать  требования  парламентов,  то  можно  сказать,
что  они  возражали  против  всех  новшеств,  введенных  абсолютиз¬
мом  за  последние  20—30  лет,  и  требовали  возврата  к  порядкам
XVI  в.177  Единственное,  о  чем  они  не  упоминали,  была  полетта,
ибо  та  ее  форма,  которая  утвердилась  в  1620  г.,  парламенты
 1  7  R
 вполне  устраивала.
 Таков  был  финал  нотаблей  1626—1627  гг.  Понятно,  что  в  из¬
данной  в  связи  с  этим  королевской  декларации,  за  исключением
снижения  тальи  на  3  млн  в  течение  1627—1631  гг.,  нельзя  найти
ничего,  кроме  красивых  слов  и  неопределенных  обещаний.179
 Следовательно,  правительство  не  получило  от  нотаблей  разре¬
шения  самых  важных  и  наболевших  вопросов.  Представленные  на
ассамблее  парламенты  сорвали  проект  финансовой  реформы  и  план
оздоровления  бюджета,  ибо  это  потребовало  бы  от  них  денежных
затрат.  Они  согласились  лишь  на  то,  на  что  требовалось  пассив¬
ное  одобрение,  не  более.  Они  предоставили  правительству  самому
выпутываться  из  затруднений.
 Правительству  и  стране  нотабли  не  принесли  никакой  пользы.
Присутствовавшие  на  ассамблее  верхи  привилегированных  сосло¬
вий  продемонстрировали  свою  приверженность  к  узкокастовым
привилегиям,  которые  явно  довлели  в  их  сознании  над  общегосудар¬
ственными  интересами.  Все  они,  каждое  по-своему,  тянули  страну
назад.  Прелаты  не  одобряли  галликанства,  т.  е.  национальной
церкви,  и  тяготели  к  Риму.  Родовитые  дворяне  с  тупым  упорством
требовали  себе  во  всем  первого  места,  не  понимая,  что  ход  исто¬
рии  уже  закрыл  перед  ними  эту  перспективу.  Новое,  чиновное,
дворянство,  самое  богатое  и  самое  влиятельное  из  всех  привиле¬
гированных  сословий,  также  вступило  на  путь  реакции.  Оно  имело
 177  Там  же,  стр.  70—74.
 178  См.  выше,  стр.  193,  194.
 179  А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  225—228.  —  В  таком  же  неопределенном  духе
была  дана  информация  французским  послам,  где  конкретно  упоминалось  лишь
о  снижении  тальи  (письмо  Эрбо  к  Сези  от  5  марта  1627  г.  ГПБ,  Авт.  94,  №  32).
Следует  еще  добавить,  что  оплата  членов  ассамблеи  обошлась  казне  в  200  тыс.
ливров  (А  г  d  i  е  г,  ук.  соч.,  стр.  228—233).
 333

возможность  дать  иное  направление  финансовой  политике  прави¬
тельства.  Оно  предпочло  уклониться.  В  этом  отношении  поведение
парламентов  на  нотаблях  1626  г.  было  своего  рода  поворотным
пунктом  в  переходе  от  поддержки  ими  абсолютизма  к  оппозиции
к  нему.
 Кроме  того,  собрание  нотаблей  оказалось  делом  затруднитель¬
ным  для  самих  сословий.  Прелаты  снова  столкнулись  с  воинствую¬
щим  галликанством  парламентов,  в  силу  чего  ассамблея  (в  кото¬
рой  они,  имея  собственную  организацию  духовенства,  вообще
были  мало  заинтересованы)  принесла  им  только  неприятности  и
никакого  положительного  результата.  Дворяне  не  играли  на  ас¬
самблее  никакой  роли  и  ничего  не  могли  добиться.  Включить  их
в  состав  Совета  предложил  сам  король  (кстати,  обещание  это  не
было  затем  выполнено),  чиновники  этому  препятствовали.
 Для  представителей  парламентов  ассамблея  оказалась  прямо-
таки  опасной.  Именно  от  них  зависело  принятие  самых  ответст¬
венных  и  притом  положительных  (мы  б»ы  теперь  сказали  —  конст¬
руктивных)  решений.  Они  оказались  к  этому  неспособны,  ибо*
оберегание  в  первую  очередь  своих  привилегий  и  материальных
интересов  диктовало  им  отказ  от  такого  рода  шагов.  Это  роняло
их  в  глазах  общественного  мнения  и  усиливало  трения  с  прави¬
тельством,  что  в  свою  очередь  грозило  новыми  посягательствами
со  стороны  Королевского  Совета  на  их  привилегии  и  власть.
 Следовательно,  никто  не  был  заинтересован  в  сохранении  и
дальнейшем,  хотя  бы  спорадическом,  функционировании  инсти¬
тута  нотаблей.  Он  исчез  потому,  что  был  бесполезен  для  прави¬
тельства  и  не  нужен  и  даже  вреден  для  сословий.  Путь  к  усиле¬
нию  абсолютизма  и  к  его  освобождению  от  контроля  парламентов
оказался  расчищенным  не  столько  благодаря  усилиям  Ришелье
именно  в  этом  направлении,  сколько  благодаря  неудаче  его  по¬
пытки  получить  помощь  от  нотаблей  и  опереться  на  них  в  прове¬
дении  реформы.  Попытка  провалилась,  и  тем  самым  Ришелье
вынужден  был  поставить  крест  на  помощи  этих  сословий  вообще
и  парламентов  в  особенности.
 Как  же  он  поступил  после  провала  проекта  финансовой  ре¬
формы?  Для  осады  Ларошели  и  похода  в  Италию  Ришелье
пришлось  прибегнуть  к  старому  средству  —  займам  у  финансистов.
В  1627—1629  гг.  они  дали  казне  примерно  по  18  млн  ливров
в  год  (около  40%  всех  доходов),  и  эти  деньги  почти  полностью
были  истрачены  на  содержание  армии.  В  дальнейшем  начался  рост
налогов  и  —  как  неизбежное  его  следствие  —  волна  народных  вос¬
станий.  Но  если  финансовая  реформа  потерпела  неудачу,  то  все  же
поддержанное  общественным  мнением  согласие  нотаблей  на  созда¬
ние  флота  и  торговых  компаний  было  получено,  и  оно  имело  не¬
малый  вес.  Кроме  того,  Ришелье  извлек  урок  из  крушения  планов
первых  компаний  в  1625—1626  гг.  Он  теперь  отрицательно  отно-
 334

сился  к  крупным  монопольным  компаниям.  В  1627  г.  он  отверг
проект  двух  больших  компаний: 	«Западной»  (Compagnie
 d’Occident)  для  купцов  Парижа  и  атлантических  портов  и  «Вос¬
точной»  (Compagnie  d’Orient)  для  купцов,  связанных  с  левантий¬
ской  торговлей.  Ришелье  отдал  предпочтение  компаниям  с  более
узкими  целями  и  районами  действий.  В  1627  г.  была  основана
компания  для  торговли  и  колонизации  Канады  (Compagnie  des
cent  associes  de  la  Nouvelle  France),  затем  появились  компания  для
колонизации  Антильских  островов  (Compagnie  des  seigneurs  de
Saint-Christophe,  называвшаяся  также  «Compagnie  des  Indes
Occidentales»),  компания  для  торговли  с  Берберией  и  т.  д.180  Дела
всех  этих  компаний  шли  неблестяще,  но  все  же  благодаря  им
крепли  заатлантическая  колонизация  и  торговля  Франции,  раз¬
вертывались  и  расширялись  отечественные  мануфактуры.
 180  L.  А.  В  о  i  t  е  u  X,  ук.  соч.,  стр.  240—260,  286—288,  325—332.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
 а  каких  моментах  следует
—остановиться,  обозревая  до¬
бытые  нашим  исследованием  итоги?
 Прежде  всего,  что  дало  оно  для  определения  уровня  развития
капиталистических  отношений  в  1610—1620  гг.  как  во  Франции,
так  и  в  других  государствах  Западной  Европы?
 Зарождение  и  развитие  капиталистического  уклада  имело  для
каждой  из  стран  отчетливо  выраженные  особенности,  проистекав¬
шие  из  обстоятельств  внутреннего  и  внешнего  порядка.  Поэтому
движение  этих  стран  в  направлении  к  буржуазному  строю  прохо¬
дило  не  только  в  разных  формах  —  что  достаточно  хорошо  из¬
вестно,  —  но  и  разными  темпами,  что  также  известно,  однако  да¬
леко  не  всегда  учитывается  для  отдельных  кратких  периодов.
 Франция  XVI—первой  трети  XVII  в.  представляет  собой
в  этом  плане  интереснейший  феномен.
 XVI  век  открыл  для  нее  эпоху  значительного  экономического
подъема  во  всех  отраслях  хозяйства,  что  было  связано  с  появле¬
нием  ранних  форм  капитализма.  Но  уже  в  последней  трети  столе¬
тия  наметился  упадок,  вызванный  в  основном  ожесточенной  соро¬
калетней  гражданской  войной,  которая  сама  явилась  социальным
и  политическим  следствием  этого  подъема.  Ликвидация  междоусо¬
бицы  и  экономический  прогресс  в  первом  десятилетии  XVII  в.
привели  к  укреплению  и  дальнейшему  развитию  капиталистиче¬
ского  уклада.  Однако  к  этому  времени  уже  отчетливо  обозначи¬
лись  признаки,  свидетельствовавшие  о  разном  уровне  развития
капитализма  в  странах  Европы  и  в  силу  этого  —  об  изменении  их
экономической  потенции  в  овладении  европейскими  и  заморскими
рынками.  В  Голландии  и  в  Англии  капитализм  развивался  и  бо¬
лее  быстрыми  темпами  и  глубже  проникал  в  цитадель  феода¬
 336

лизма—  аграрный  строй.  К  тому  же  в  Голландии  эти  экономиче¬
ские  успехи  в  достаточной  мере  подкреплялись  политикой  буржу¬
азной  республики,  Англия  же  вплотную  подошла  к  буржуазной
революции.  Начавшийся  экономический  упадок  Испании  еще  не
успел  полностью  обессилить  ее  также  и  в  политическом  плане;
в  то  время  она  являлась  колониальной  и  европейской  державой
первого  ранга.
 Экономические  интересы  этих  четырех  —  главных  в  ту  пору  —
западноевропейских  стран  теснейшим  образом  переплетались  с  их
политическими  притязаниями  и  программами.  В  известной  мере
экономика  начала  даже  определять  собой  борьбу  не  столько  из-за
колоний  (для  изучаемого  периода  это  соперничество  еще  не  при¬
обрело  острой  формы),  сколько  из-за  промышленно-торговой  геге¬
монии  в  самой  Европе.  Одной  из  главных  задач  каждой  из  стран
стало  овладение  внешними  рынками,  что  диктовалось  насущными
потребностями  ранней  мануфактуры.  Рынки  соседних  стран  пред¬
ставляли  самую  близкую  добычу  и  —  при  наличии  известных  усло¬
вий  —  значительные  барыши.  Подобного  рода  выгоды  приобрета¬
лись  преимущественно  в  ущерб  развитию  экономики  этих  соседей.
Голландцы  богатели  от  эксплуатации  Испании  и  особенно  —  об¬
ширного  французского  рынка,  нанося  тяжелый  урон  французской
промышленности  и  торговле  и  задерживая  развитие  во  Франции
капиталистического  уклада.  Англичане  богатели  за  счет  Испании
и  частично  Франции,  французы  —  за  счет  Испании  и  отчасти
Германии.  Характерно,  что  усиление  протекционизма  в  Испании
в  1620-х  годах  сразу  же  ударило  по  интересам  французских  куп¬
цов  и  мануфактуристов;  если  бы  правительство  Оливареса  было
в  состоянии  эффективно  осуществить  начатую  линию  экономиче¬
ской  политики  и  закрыть  для  всех  —  или  почти  всех  —  француз¬
ских  товаров  испанский  и  американский  рынки,  потери  Франции
были  бы  еще  значительнее.
 Глубокая  заинтересованность  в  овладении  рынками  соседних
стран  в  пределах  Западной  Европы  в  точном  значении  этого  по¬
нятия  дополнялась  и  естественно  сочеталась  с  такими  же  тенден¬
циями  по  отношению  к  рынкам  Центральной,  Северной,  Восточ¬
ной  и  Юго-Восточной  Европы  и  Ближнего  Востока.  Борьба  за  них
входила  составной  частью  в  сложный  узел  международных  отно¬
шений  и  целой  серии  военных  конфликтов,  объединенных  назва¬
нием  Тридцатилетней  войны.1  Но  уже  в  ту  пору  этот  комплекс
 1  Основные  причины  возникновения  и  постепенного  расширения  Тридцати¬
летней  войны  как  первого  общеевропейского  военного  столкновения  являются
теперь  объектом  пристального  внимания  и  плодотворного  изучения.  В  связи
с  проделанным  нами  исследованием  отметим,  что,  по  нашему  мнению,  в  очень
интересных  статьях  М.  Гроха  и  И.  Полишенского  недостаточное  внимание  уде¬
лено  экономическим  интересам  буржуазии  еще  феодальных  государств,  т.  е.
национальным  интересам  этих  стран.  М.  Грох  оценивает  Тридцатилетнюю  войну
 22  А.  Д.  Люблинская
 337

взаимоотношений  не  ограничивался  одной  Европой.  Хотя  главный
фокус  столкновений  находился  в  ней,  нити  от  него  тянулись  да¬
леко  на  другие  континенты.2  Кроме  того,  следует  подчеркнуть,  что
всего  лишь  через  несколько  лет  после  окончания  Тридцатилетней
войны  дело  дошло  уже  до  настоящих  «торговых  войн»  (англо-
голландских,  франко-голландских,  франко-английских  и  т.  д.),
в  которых  добывалось  экономическое  преобладание  на  тех  или
иных  рынках.
 Для  Франции  того  времени  очень  характерно,  что  общее  от¬
ставание  ее  мануфактур  от  Голландии  и  Англии  было  усугублено
начавшимся  в  1610-х  годах  подчинением  французской  торговли  и
промышленности  ^интересам  английских  и  голландских  купцов  и
мануфактуристов  Д  Таким  образом,  в  концерте  трех  стран,  прочно
вступивших  на  капиталистический  путь  развития,  Франция  не
только  оказалась  в  неравноправном  положении  по  сравнению  со
своими  северными  соседями;  более  того,  в  тот  период  она  оказа¬
лась  единственной  из  этих  стран,  испытавшей  серьезные  трудности
в  данном  плане.
 Эти  выводы  имеют,  как  нам  представляется,  непосредственное
и  очень  существенное  отношение  к  критике  теории  «кризиса  капи¬
тализма»  в  XVII  в.  В  первой  главе  настоящей  книги  мы  не  раз
подчеркивали,  что  историки,  придерживающиеся  этой  теории,
фактически  делают  исключение  для  Голландии  и  Англии,  в  отно¬
шении  которых  они  больше  подчеркивают  момент  слишком  мед¬
ленного  темпа  развития  капитализма  вообще.  Зато  Франция
является  для  них  одним  из  наиболее  выигрышных  доказательств
наличия  кризиса.  Между  тем  анализ  не  только  самой  француз¬
ской  экономики,  но  и  ее  соотношения  с  английской  и  голландской
убеждает  нас  в  том,  что  дело  заключалось  не  в  препятствиях,  на
которые  наткнулся  в  своем  развитии  способ  капиталистического
 как  огромный  по  масштабам  конфликт  внутри  класса  феодалов  в  эпоху,  когда
наличие  общеевропейского  рынка  должно  было  непременно  превращать  всякое
локальное  противоречие  в  европейское  (М.  Г  р  о  х.  К  вопросу  об  экономических
отношениях  стран  Восточной  и  Западной  Европы  в  переломный  период  Три¬
дцатилетней  войны.  Сб.  «Средние  века»,  вып.  24,  М.,  1963,  стр.  236,  237).  При
таком  понимании  в  стороне  остаются  задачи  и  цели  государственной  политики
отдельных  стран,  ибо  она  не  укладывается  в  понятие  конфликта  внутри  фео¬
дального  класса.  К  тому  же  после  Тридцатилетней  войны  было  немало  военных
столкновений  отнюдь  не  общеевропейского  масштаба.  И.  Полишенский  также
подчеркивает  преимущественно  антагонистические  классовые  противоречия  и
скрытый  конфликт  внутри  феодального  класса  (И.  Полишенский.  Чешский
вопрос  и  политические  взаимоотношения  Западной  и  Восточной  Европы  в  пер¬
вый  период  Тридцатилетней  войны.  Сб.  «Средние  века»,  вып.  24,  М.,  1963,
стр.  242).
 2  Для  американских  колоний  это  факт  известный.  Интересны  в  этом  отноше¬
ний  данные,  касающиеся  также  и  Дальнего  Востока  (Р.  С  h  a  u  п  и.  Manille  et
Macao  face  a  la  conjoncture  des  XVIе  et  XVIIе  siecles.  Annales  E.S.C.,  1962,
№  3).
 338

производства  как  таковой  (из  чего,  однако,  не  следует  делать
заключения,  что  он  вообще  развивался  беспрепятственно).  Встре¬
тившиеся  на  его  пути  трудности  были  особого  рода  и  не  дают
оснований  говорить  о  «кризисе  капитализма»  в  XVII  в.  В  эконо¬
мическом  плане  мануфактурному  производству  имманентно  при¬
сущи  свои  особенности  и  в  первую  очередь  относительно  медлен¬
ные  темпы  развития  и  относительная  слабость  капиталистических
элементов,  особенно  вначале.  Что  же  касается  политической
сферы,  то  военный  потенциал  той  или  иной  страны  в  ее  действиях
как  в  Европе,  так  и  за  ее  пределами  играл  весьма  существенную
роль  в  овладении  внешними  рынками.  Конкретный  пример  Фран¬
ции  является,  по  нашему  убеждению,  доказательством  именно
отсутствия  кризиса  капитализма  в  XVII  в.
 Вследствие  этого  французский  протекционизм  XVII  в.  нельзя
рассматривать  как  общее  средство  выхода  из  кризиса  капита¬
лизма.  Он  имел  целью  оградить  национальную  мануфактуру  от
непосильной  для  нее  в  ту  пору  чисто  экономической  конкуренции
с  более  развитыми  странам#.  Можно  предположить,  что  анало¬
гичный  характер  был  присущ  протекционизму  и  в  других  стра¬
нах.  Сложный  комплекс  экономических  явлений,  характерный  для
XVI—XVII  вв.,  коренился,  на  наш  взгляд,  не  в  кризисе,  постиг¬
шем  новый,  капиталистический  способ  производства  чуть  ли  не
сразу  после  его  появления  на  свет.  Какой  бы  смысл  ни  вкладывать
в  понятие  «кризиса»  (пусть  даже  мысль  о  «кризисе  роста»),  он
мало  соответствует  реальной  обстановке  первой  половины  XVII  в.,
при  анализе  которой  в  столь  «показательной»  в  данном  отношении
Франции  на  первый  план  выступили  причины  другого  рода,  о  чем
уже  была  речь.
 j  Какие  же  выводы  можно  сделать  из  рассмотрения  социальной
неолитической  истории  Франции  изучаемого  периода?
 Социальная  структура  Франции  представляла  собой,  пожалуй,
неповторимое  для  того"  времени  сочетание  различных  сословий:
Непривилегированных,  феодальных  и  по  сути  и  по  происхожде-
нию^духовенства,  знати  и  старого  родовитого  дворянства,  2)  бур¬
жуазного  по  происхождению,  но  уже  почти  феодального  по  сути
архипривилегированного  чиновного  нового  дворянства,  3)  еще
безгласной  в  политическом  отношении,  но  экономически  довольно
развитой  и  немолчно  вопившей  о  своих  насущных  нуждах  торгово-
промышленной  буржуазии,  4J  народных  масс  города  и  деревни,
тяжело  страдавших  не  столько  от  развития  капитализма,  сколько
от  недостаточного  его  развития.  Французское  общество  той  поры
действительно  находилось  в  постоянном  брожении,  и  классовые,
равно  как  и  сословные,  противоречия  были  достаточно  выра¬
жены.  Однако,  на  наш  взгляд,  это  отнюдь  не  было  подготовкой
к  появлению  революционной  ситуации,  якобы  сложившейся  в  се-
редине-столетия.  Развитие  капитализма,  т.  е.  новых  производст-
 *  '•>  22  А-  Д-  Люблинская
 339

венных  отношений,  еще  не  наталкивалось  внутри  страны  на  проти¬
воречия,  разрешить  которые  могла  бы  только  буржуазная  рево¬
люция.  Основная  линия  политики  абсолютизма  по  своему
направлению  благоприятствовала  буржуазии,  которая  очень  нужда¬
лась  в  центральной  сильной  власти,  способной  защитить  ее  эко¬
номические  интересы  также  и  за  пределами  Франции.  В  обосно¬
ванности  подобной  оценки  нас  убеждает  и  сам  характер  полити¬
ческой  борьбы  изучаемого  периода.
 Гражданские  войны  второго  и  третьего  десятилетий  XVII  в.
распадаются  на  два  главных  этапа.  1614—1620  гг.  заполнены
борьбой  знати  и  родовитого  дворянства  обоих  вероисповеданий,
выступивших  против  правительства  и  потерпевших  поражение.
Второй  этап—  1620—1629  гг.  —  был  периодом  борьбы,  предприня¬
той  правительством  против  политической  партии  гугенотов;  и  в  этом
случае  победа  также  досталась  абсолютизму.  На  обоих  этапах
победа  правительства  была  обусловлена  не  столько  его  военной
мощью,  сколько  расстановкой  социальных  сил.  В  итоге  в  начале
1630-х  годов  с  политической  сцены  сошли  как  самые  реакционные
феодальные  сословия  («Фронда  принцев»  была  последним  их
всплеском),  так  и  не  совместимая  с  национальным  централизован¬
ным  государством  сепаратистская  гугенотская  «республика»,  не
имевшая  внутренней  социальной  сплоченности.
 Очень  важно  подчеркнуть,  что  по  самым  основным  чертам  эти
внутренние  войны  были  своеобразным  выражением  развития
в  стране  капиталистических  отношений.  Без  новых  явлений  в  эко¬
номике  и  в  социальной  структуре  государственная  власть  не
могла  бы  усилиться  настолько,  чтобы  реакционным  сословиям
знати  и  старого  родовитого  дворянства  пришлось  длительное
время  бесплодно  воевать  с  ней.  Эти  сословия  просто  забрали  бы
себе  первенствующие  позиции  без  вооруженного  столкновения,
путем  дворцового  переворота;  примеров  тому  в  Европе  изучаемого
периода  было  достаточно.  В  таком  случае  и  «гугенотское  государ¬
ство»  могло  бы  добиться  для  себя  примерно  такой  же  автономии,
которой  —  при  всей  разнице  между  ними  —  отличалась  Каталония
в  системе  испанского  королевства,  что,  очевидно,  задержало  бы
процесс  сплачивания  национального  государства.  '  Неспособные
завоевать  себе  победу,  реакционные  сословия  и  сепаратистская
гугенотская  республика  активно  мешали  своими  вооруженными
выступлениями  экономическому  развитию  страны,  истощая  ее
материальные  ресурсы  как  непосредственно,  разоряя  в  процессе
смуты  деревни  и  города,  так  и  косвенно,  способствуя  увеличению
налогов,  необходимых  для  борьбы  с  ними.  Очень  важной  чертой
гражданских  войн  1610—1620-х  годов  является  также  то,  что  они
протекали  почти  в  «чистой»  форме  борьбы  правительства  с  фео¬
дальными  сословиями  и  гугенотской  республикой.  Народные  вос¬
стания  1624—1629  гг.,  как  городские,  так  и  крестьянские,  по
 340

своему  числу  и  масштабам  не  идут  ни  в  какое  сравнение  с  восста¬
ниями  второй  половины  XVI  в.  и  1630—1650  гг.  По  нашему  мне¬
нию,  это  объясняется  сравнительно  небольшим  в  ту  пору  ростом
налогов;  в  обстановке  внутренней  борьбы  со  знатью  и  гугенотами
правительство  остерегалось  усиливать  недовольство  широких  на¬
родных  масс.  Разумеется,  между  1629  г.  и  Фрондой  лежит  двадца¬
тилетие,  заполненное  почти  непрерывными  народными  восстаниями,
вызванными  небывалым  ростом  налогов  в  связи  с  внешней  войной.
Однако  важно  подчеркнуть,  что  позиция  торгово-промышленной
буржуазии  существенно  за  этот  период  не  изменилась.  Хотя
налоги  ложились  немалым  грузом  и  на  нее,  политику  правитель¬
ства  она  в  целом  поддерживала.
 Нам  представляется,  что  эти  особенности  экономики  и  соци¬
альной  структуры  Франции,  равно  как  и  ее  политическая  история
в  первой  трети  XVII  в.,  являются  выражением  тех  же  важнейших
обстоятельств,  которые  определяли  характер  и  темпы  развития
в  ней  капитализма.  «Классическая  страна  феодализма»  не  могла
столь  быстро  расправиться  со  старым  отяжелявшим  ее  грузом,
как  это  сделала  маленькая  Голландия,  отягощенная  им  лишь
в  малой  степени,  или  же  Англия  с  ее  неповторимо  быстрым  тем¬
пом  проникновения  капитализма,  в  сельское  хозяйство  и  с  дейст¬
вительно  обуржуазившимся  «новым  дворянством».  Французской
торгово-промышленной  буржуазии  пришлось  пережить  тогда  труд¬
ную  полосу  и  в  экономическом,  и  в  политическом  отношениях,
и  помощи  она  могла  ждать  лишь  от  правительства.  Но  это  отнюдь
не  означает,  что  во  Франции  уже  объективно  создались  условия
для  «кризиса  капитализма»  или  для  «кризиса  феодализма»  и  подго¬
товки  буржуазной  революции.  А  ведь  именно  подробно  исследо¬
ванное  нами  третье  десятилетие  XVII  в.  большинство  сторонников
теории  «кризиса  капитализма»  и  теории  «всеобщей  революции»
в  XVII  в.  считают  начальным  этапом  этих  процессов.
 Что  касается  французского  абсолютизма,  то  1620-е  годы
сыграли  в  его  развитии  в  XVII  в.  определяющую  роль.  Обычно
этчгхвязБГваётся  с  именем  Ришелье,  якобы  резко  изменившим  курс
политики  своих  предшественников.  Наше  исследование  полити¬
ческой  борьбы  в  1620—1624  гг.  дает  основание  считать,  что  пере¬
мены  курса  как  таковой  не  было,  что  Ришелье  в  основном  шел  по
пути,  намеченному  еще  до  него.  Бесспорно,  однако,  что  он  добился
такого  успеха,  которого  ранее  не  добивался  никто.  Но  нам  пред¬
ставляется,  что  этот  успех  был  определен  глубокими  сдвигами
в  са'мом  французском  обществе,  происшедшими  в  1610—Т62СГ  гг.
Без  них  этому  крупнейшему  политическому  деятелю  в  истории
абсолютистской"  Франции  довелось  бы,  Наверное,  скоротать  жизнь
в  захолустном  епископстве,  не  имея  возможности  проявить  свои
выдающиеся  таланты,  либо  кончить  жиэГнь  в  заключении  "или
изгнании.
 22*
 341

^  Политика  Ришелье  в  первые  годы  его  правления  (1625—
1629)  представляет  в  этом  плане  чрезвычайный  интерес.  Хотя
главные  ее  линии  были  намечены  еще  ранее,  но  осуществление
их  —  и  притом  в  очень  сложной  внутренней,  и  особенно  внешней,
обстановке^—действительно  потребовало  большого  политического
мастерства.  При  этом._дути  и  средства,  выбранные  для  достижения
поставленных  целей,  отчетливо  показывают,  что  реальные  возмож¬
ности,  которыми  располагал  в  ту  пору  французский  абсолютизм,
были  еще  ограничены.  Во  всех  областях  внешней  и  внутренней
^политики  ....  центральную  власть  лимитировали  многочисленные
вредные  старые  Тй  вновь  возникшие  привилегии  различных  со¬
словий  господствующего  класса,  безденежье,  сепаратизм  знати  и
юго-западных  провинций,  слабость  на  международной  арене  и
многое  другое.  События  1625—1629  гг.  представляют  собой  любо¬
пытную  во  всех  от  ношениях  картину  поисков  кардиналом  Ришелье
средств  и  способов  преодоления  препятствий,  стоявших  на  пути
экономического  и  политического  укрепления  Франции,  поисков,
не  всегда  увенчивавшихся  в  те  годы  успехом.
 ^..Характеризуя  французский  абсолютизм  той  поры,  необходимо
также  отметить,  что  правительство  было  крайне  заинтересовано
в  увеличении  богатства  торгово-промышленной  буржуазии,  ибо  это
было  теснейшим  образом  связано  с  ростом  государственных  до¬
ходов;  сама  же  буржуазия  могла  богатеть  лишь  при  помощи  и
содействии  центральной  власти.  Следовательно,  политический  союз
этих  сил  еще  не  был  разорван.  Что  касается  дворянства,  то  борьба
двух  его  фракций  —  родовитого  и  нового  —  между  собой  также
еще  не-была  изжита,  и  это  давало  правительству  возможность
усилить  свою  самостоятельность,  используя  соперничество  сосло¬
вий  в  своих  интересах.
 Разумеется,  история  правления  Ришелье  не  кончается  победой
над  гугенотами,  завершившейся  «эдиктом  милости»  1629  г.  Но
история  Франции  1630—1650-х  годов,  включая  Фронду,  —  это
уже  новый  этап  в  развитии  капитализма  во  Франции  и  француз¬
ского  абсолютизма.

RESUME
 Ce  livre  concerne  l’histoire  economique,  sociale  et  politique  de  la
France  pendant  les  premieres  decennies  du  XVIIе  siecle  et  surtout  du-
rant  les  annees  1620—1629.  La  premiere  partie  (chapitres  I—III)  est
consacree  a  la  critique  de  la  theorie  de  la  «crise  generate  du  XVIIе
siecle»,  a  l  etude  des  traits  particuliers  propres  au  capitalisme  de  cette
epoque,  de  la  structure  sociale  et  de  la  situation  difficile  de  1  econo¬
mic  capitaliste  en  France  pendant  les  annees  1610—1629.  Dans  les
chapitres  IV—VI  l’auteur  examine  les  evenements  politiques  les  plus
importants:  lutte  contre  les  huguenots,  politique  des  devanciers  de  Riche¬
lieu,  systeme  des  finances  publiques,  activite  de  Richelieu  au  debut  de
sa  carriere,  assemblee  des  notables  de  1626—1627.
 Le  choix  de  cette  periode  et  des  themes  est  dicte  par  les  considera¬
tions  suivantes.
 Ce  n’est  qu’au  debut  du  XVIIе  siecle  que  les  particularity  les  plus
originales  propres  a  chaque  pays  du  capitalisme  europeen  se  sont  des-
sinees  avec  nettete.  Une  nouvelle  hierarchie  des  Etats  commenga  a  se
reveler  suivant  leur  place  dans  revolution  du  capitalisme.  Les  pays  ou
son  rythme  etait  le  plus  rapide  —  Flollande  et  Angleterre  —  etaient
comparativement  en  avance  et  leur  force  politique  s’augmentait  pour
autant.
 Ce  progres  etait  d’autant  plus  evident  que  le  developpement  des
autres  pays  europeens  retardait  sensiblement.  L  essor  du  capitalisme
au  XVIе  siecle  ne  put  etre  consolide  partout.  Dans  quelques  pays  —
Italie,  Espagne,  Allemagne  —  les  elements  capitalistes,  encore  tout  re-
cents  et  assez  sporadiques,  ont  eprouve  de  grands  echecs.  La  France  se
trouvait  dans  une  situation  particuliere.  Les  guerres  civiles  du  XVIе
siecle  ont  considerablement  ralenti  la  marche  du  capitalisme  industriel
et  commercial,  et  son  redressement  pendant  le  regne  plus  propice
d’Henri  IV  fut  assez  court.  En  1610—1629,  la  conjoncture  economique
restait  encore  fort  instable  ainsi  que  la  situation  politique;  le  capita¬
lisme  rencontrait  des  obstacles  qui  pouvaient  ralentir  une  fois  de  plus
son  cours  pour  un  long  terme.  L  opposition  politique  de  Taristocratie
feodale  aux  tendances  centralisatrices  de  l’absolutisme  aggravait  Tavenir
des  forces  progressistes.  Ce  groupe  social,  anime  d’un  programme
 343

reactionnaire,  representait  un  obstacle  au  progres  de  la  bourgeoisie.
La  personnalite  de  Louis  XIII  suggerait  aux  aristocrates  l’esperance
de  pouvoir  mettre  le  roi  sous  leur  tutelle  afin  de  diriger  la  politique
interieure  et  exterieure  au  gre  de  leurs  interets.  La  perspective  d’une
preponderance  politique,  pareille  a  celle  dont  jouissaient  les  grands
d'Espagne,  semblait  etre  ouverte  aux  princes,  dues  et  pairs  de  France,
ce  qui  aurait  serieusement  entrave  le  developpement  du  pays  entier.
 En  fait,  les  forces  progressistes  —  bourgeoisie  et  masses  populai-
res  —  etaient  deja  assez  vigoureuses  pour  faire  pencher  la  balance  au
profit  du  progres  economique  et  politique  en  appuyant  le  gouvernement
dans  sa  lutte  contre  les  tendances  separatistes  et  reactionnaires.  Mais
e’etaient  des  processus  profonds  et  latents  pour  la  plupart  des  contem-
porains.  Les  realites  quotidiennes  —  guerres  civiles,  insurrections  des
huguenots,  soulevements  populaires  —  donnaient  plutot  l’impression  de
I’instabilite  politique  et  de  l’insecurite  generale.  Cette  impression  semb¬
lait  etre  d’autant  plus  fondee  que  la  situation  economique  restait  pre-
caire  et  que  les  finances  publiques  etaient  dans  un  etat  deplorable.  La
bourgeoisie  exigeait  des  mesures  protectionnistes  plus  strictes,  la  misere
du  peuple  etait  manifeste,  les  revoltes  semblaient  imminentes.  Le  gouver¬
nement  s’effor^ait  de  parer  tant  bien  que  mal,  a  ces  difficultes,  mais
ses  efforts  restaient  presque  vains  principalement  a  cause  des  charges
necessitees  par  les  guerres  civiles  et  la  Guerre  de  Trente  ans.
 Ces  phenomenes  invitent  l’historien  a  depasser  les  frontieres  d’un
seul  pays  et  d  etudier  le  developpement  du  capitalisme  en  France  con-
jointement  avec  l’examen  de  la  situation  economique  de  l’Europe  en
general.  Ce  point  de  vue  est  d’autant  plus  necessaire  que,  de  nos  jours,
dominent  des  theories  fort  interessantes  sur  le  complexe  des  phenomenes
propres  au  continent  entier,  —  theories  de  la  «crise  generale  du  XVIIе
siecle».  La  place  reservee  a  la  France  par  les  auteurs  de  cette  conception
est  toute  particuliere  puisque  le  retard  («la  crise»)  de  Involution  capi-
taliste  s’y  etait  produit  d’une  maniere  evidente  sans  aneantir  toutefois
le  fondement  economique  de  la  bourgeoisie.
 *  *  *
 L  evolution  capitaliste 	de 	la  France 	pendant  la 	periode  examinee
 etait  fortement  influencee 	par 	le  capitalisme  des  pays 	voisins,  principa¬
 lement  de  la  Hollande  et  de  l’Angleterre.  Ces  trois  Etats  progressaient
vers  la  societe  bourgeoise 	non 	seulement 	chacun  a  sa 	maniere  —  ce  qui
 est  bien  connu  —  mais  a 	un  rythme  fort 	different,  qu’on  ne  prend  pas
 habituellement  en  consideration  pour  des  periodes  de  courte  duree.  La
France  des  annees  1610—1629  offre  sous  ce  point  de  vue  un  exemple
d’importance.
 Du  niveau  different  que  le  capitalisme  atteignit  alors  dans  ces  pays
resultait  une  grande  difference  de  leurs  forces  economiques  et  politiques
tendant  a  la  preponderance  commerciale  sur  les  marches  tant  europeens
 344

que  mondiaux.  Les  interets  economiques  de  ces  puissances  (y  compris
lEspagne,  dont  le  declin  economique  n’empechait  pas  d’etre  encore  un
Etat  europeen  et  colonial  de  premier  rang)  s’enchevetraient  etroite-
ment  avec  leurs  actions  politiques.  L’economie  commen^ait  deja  d’orien-
ter,  dans  une  certaine  mesure,  la  lutte  des  Etats  europeens  vers  l’hege-
monie  politique  en  Europe  meme.  Un  des  problemes  les  plus  urgents
etait  la  conquete  des  marches  exterieurs,  d’une  importance  extreme  pour
les  manufactures  de  cette  epoque.  Les  marches  des  pays  voisins  of-
fraient  des  chances  a  l’enrichissement  plus  facile  et  plus  efficace.  Mais
ces  avantages  s’acqueraient  en  general  aux  depens  de  leconomie  de  ces
voisins.  Les  Hollandais  s’enrichissaient  en  exploitant  les  marches  d’Es-
pagne  et  surtout  de  France,  causant  de  grands  dommages  a  l’industrie
ainsi  qu’au  commerce  frangais  et  nuisant  au  developpement  capitaliste
de  la  France.  Les  Anglais  s’enrichissaient  aux  depens  de  LEspagne  et
partiellement  de  la  France,  les  Fran^ais  —  au  depens  de  l  Espagne  et
de  l’Allemagne.  Le  fait  est  bien  significatif:  des  mesures  protection-
nistes,  prises  par  Olivares  durant  les  annees  1620,  ont  porte  un  grand
dommage  aux  interets  des  marchands  et  des  manufacturiers  fran^ais.
Si  le  gouvernement  espagnol  avait  pu  continuer  cette  politique  de  prohi-
bitionnisme,  fermant  aux  marchandises  franchises  les  marches  espagnols
et  americains,  les  pertes  des  Frangais  auraient  ete  encore  plus  grandes.
 Les  efforts  pour  conquerir  les  marches  voisins  s’accompagnaient
d’une  politique  tendant  a  gagner  la  preponderance  commerciale  sur  tous
les  marches  europeens  ainsi  que  sur  ceux  du  Proche-Orient.  La  lutte  en
vue  d’acquerir  ces  marches  lucratifs  est  manifeste  dans  les  conflits  inter-
nationaux,  surtout  dans  la  Guerre  de  Trente  ans.  Et  apres  une  ving-
taine  d’annees  survinrent  les  guerres  purement  «commercials»  (anglo-
hollandaises,  franco-hollandaises,  franco-anglaises  etc.).
 Pour  les  annees  1610—1629,  il  faut  prendre  en  consideration  les
phenomenes  suivants:  possedant  des  manufactures  assez  nombreuses,  un
commerce  bien  developpe,  des  ressources  abondantes  et  une  population
dense,  leconomie  franchise  retrogradait  plutot.  II  semble  que  les  ele¬
ments  capitalistes  auraient  du  progresser  d’une  maniere  ininterrompue,
suivant  tout  au  moins  le  rythme  de  la  premiere  decennie.  Pourtant  c’est
le  contraire:  meme  la  stabilisation  de  la  production  et  du  commerce
au  niveau  atteint  a  ete  mise  en  doute.  Impossible  d’en  rejeter  la  faute
uniquement  sur  les  guerres  civiles,  quoique  les  evenements  des  annees
1614—1629  aient  accru,  et  de  beaucoup,  l’instabilite  de  l  economie.
 La  cause  principale  de  ce  phenomene  consiste  dans  le  niveau  plutot
bas  de  l’industrie  capitaliste  en  France.  Les  indices  les  plus  essentiels
le  prouvent.  La  division  du  travail  dans  les  manufactures  franchises
etait  loin  de  celle  qui  existait  dans  les  manufactures  hollandaises  et
anglaises.  Le  nombre  des  ouvriers  qualifies  etait  insuffisant,  ce  qui  em-
рёсЬай  les  patrons  de  varier  les  salaires  d’une  maniere  efficace  pour  en
tirer  un  benefice  plus  grand.  Les  subventions  de  1’Etat,  absolument  in-
dispensables  a  cette  epoque,  etaient  toutes  accidentelles  et  assez  m

ques,  l’accumulation  des  capitaux  restreinte,  la  France  etant  ecartee  du
pillage  direct  des  colonies.
 II  en  resultait  une  cherte  relative  de  la  production  industrielle  fran-
caise,  de  sorte  que  les  manufacturiers  et  les  marchands  frangais  etaient
pour  la  plupart  incapables  de  soutenir  en  France  meme,  ainsi  que  sur  les
marches  etrangers  la  concurrence  des  Anglais  et  des  Hollandais.  I  Is
etaient  souvent  obliges  de  placer  leurs  capitaux  ailleurs:  en  participant
aux  fermes,  en  achetant  les  offices,  la  terre  etc.  Parfois  meme  les  mar¬
chands  fran^ais  avangaient  leur  argent  aux  marchands  hollandais  ou
espagnols.  De  cette  maniere,  les  profits  acquis  dans  l’industrie  et  le
commerce  ne  servaient  pas  toujours  au  progres  de  leconomie  purement
capitaliste.
 La  navigation  ainsi  que  le  commerce  oceanique  etaient  aussi  en  re¬
tard  en  c.omparaison  avec  ceux  de  la  Hollande  ou  de  l’Angleterre.  Le
particularisme  urbain  etant  tres  vif  chez  les  marchands  frangais,  il  en
resultait  que  dans  toutes  les  compagnies  de  commerce  fondees  par  eux
et  non  par  le  gouvernement,  le  nombre  d’associes  etait  en  general  rest-
reint,  ce  qui  rendait  la  concurrence  encore  plus  difficile  sur  les  marches
etrangers.  A  cause  de  ces  difficultes,  un  protectionnisme  effectif  et
suivi  constituait  pour  la  bourgeoisie  frangaise  un  probleme  dont  la  so¬
lution  devenait  de  plus  en  plus  urgente.  Elle  la  demandait  avec  obstina-
tion  et  cette  solution  semblait  etre  d’autant  plus  necessaire  que  la  do¬
mination  des  Hollandais  et  des  Anglais  sur  le  marche  frangais  s’eten-
dait  et  s’affermissait  de  plus  en  plus.  Parmi  ces  trois  pays,  dont
l  evolution  capitaliste  se  maintint  au  debut  du  XVIIе  siecle,  la  France
occupait  non  seulement  une  place  mineure,  mais  c’etait  le  seul  Etat  dont
le  developpement  capitaliste  eprouvait  vraiment  de  grandes  difficultes.
 Ces  considerations  ont  guide  l’auteur  dans  sa  critique  des  theories
de  la  crise  generale  du  XVIIе  siecle  et  de  la  crise  du  capitalisme  en
particulier.  Les  historiens  qui  ont  contribue  a  l’elaboration  de  ces  theo¬
ries  (R.  Mousnier,  E.  J.  Hobsbawm,  R.  Romano,  P.  Chaunu,
H.  R.  Trevor-Roper  etc.)  ont  pour  la  plupart  attenue  leurs  conclu¬
sions  quant  a  l’economie  hollandaise  et  anglaise;  ils  soulignent  plutot
le  rythme  trop  lent  a  leur  avis  de  ce  processus  meme  dans  les  pays
developpes.  La  France,  par  contre,  leur  offre  une  preuve  des  plus  con-
vaincantes  de  l’existence  de  la  crise  du  capitalisme  (reduction  de  la
production,  baisse  des  prix,  diminution  des  benefices,  chomage  etc.)  et
des  consequences  de  cette  crise  pour  les  structures  sociales  et  politiques.
En  analysant  l’economie  fran^aise  ainsi  que  ses  liens  avec  celles  des
pays  plus  developpes,  l’auteur  trouve  des  arguments  contraires  a  ces
theories.  Les  difficultes  eprouvees  a  cette  epoque  par  le  capitalisme  euro-
рёеп  ne  doivent  pas  etre  considerees  comme  des  crises  de  production
et  de  marche.  Elies  proviennent  de  la  nature  meme  du  systeme  capita¬
liste  a  ses  debuts,  c’est-a-dire  a  lepoque  des  manufactures.  Le  rythme
assez  lent  (en  comparaison  avec  celui  de  1’industrie  capitaliste.  mecani-
see)  etait  inevitable  a  cause  de  la  preponderance  du  travail  manuel
 346

dans  les  manufactures.  Quant  a  la  faiblesse  relative  des  elements  capi-
talistes  dans  le  volume  entier  de  la  production,  elle  provient  de  ce  que
les  manufactures  coexistaient  avec  toutes  sortes  de  metiers  dans  les  vil-
les  et  le  travail  artisanal  dans  les  campagnes.  II  est  a  remarquer  que  la
force’economique  d  un  pays,  c’est-a-dire  le  niveau  de  son  evolution  ca¬
pitaliste,  contribue,  et  de  beaucoup,  a  la  conquete  des  marches  Gran¬
gers.
 Quant  a  la  France,  l’exemple  de  son  economie  pendant  les  annees
cruciales  1610—1629  —  la  plupart  des  historiens  considerent  ces  decen-
nies  comme  le  debut  de  la  crise  dans  l’Europe  entiere  —  demontre  que
la  cause  principale  de  cette  situation  deplorable  consistait  dans  la  faib¬
lesse  de  l’industrie  capitaliste  de  France,  incapable  de  soutenir  la  con¬
currence  commerciale  des  Hollandais  et  des  Anglais  sur  les  marches
tant  frangais  qu  Grangers.  Dans  ces  conditions,  le  mercantilisme  etait
le  moyen  efficace  non  pas  de  surmonter  la  crise  de  la  production  ca¬
pitaliste,  mais  de  proteger  les  manufactures  nationales  contre  la  concur¬
rence  commerciale  des  pays  plus  developpes  et  d’assurer  par  ce  moyen
leur  domination  sur  le  marche  national  ainsi  que  la  participation  lucra¬
tive  des  marchands  frangais  au  commerce  mondial.
 L/auteur  estime  par  consequent  que  ce  n’est  pas  une  crise  de  la
production  capitaliste  qui  eut  lieu  au  XVIIе  siecle,  mais  plutot  une
lutte  economique  —  et  politique  —  entre  les  pays  ou  le  capitalisme  se
developpait  de  maniere  inegale.
 La  structure  sociale  etait  d’une  complexite  particuliere  en  France,
A  cote  des  classes  et  des  etats  medievaux  en  desagregation  surgissaient
deja  les  elements  des  classes  futures  de  la  societe  bourgeoise.  Le  haut
clerge,  l’aristocratie  feodale  et  la  noblesse  d  epee,  jouissant  de  privile¬
ges  nombreux,  etaient  —  tant  par  leur  origine  que  par  leurs  moyens
d’existence,  c’est-a-dire  par  le  caractere  feodal  de  leurs  revenus  et  leur
place  dans  la  production  sociale  —  des  etats  purement  feodaux  quoique
leur  puissance  politique  s  etait  beaucoup  affaiblie  au  cours  des  temps.
Bourgeoise  d’origine,  la  noblesse  de  robe  s  etait  presque  pleinement
feodalisee  quant  a  ses  moyens  d’existence  (rentiers  terriens,  proprietai-
res  d’offices);  son  ascension  sociale,  qui  la  melait  de  plus  en  plus  a  la
noblesse  d’epee  et  meme  a  l’aristocratie,  commengait  de  l’encliner  vers
ces  etats  dans  le  plan  politique  aussi,  mais  ce  n’etait  que  le  debut  de  ce
processus.
 La  bourgeoisie  industrielle  et  commerciale,  deja  nombreuse,  mais  pas
assez  riche,  depourvue  des  privileges  politiques  et  fiscaux  esperait  sur¬
monter  les  obstacles  economiques  a  l’aide  de  l’absolutisme,  de  ses  mesures
protectionnistes  et  en  resultat  de  sa  lutte  avec  les  forces  reactionnaires.
Les  masses  populaires  des  villes  et  des  campagnes,  sur  le  chemin  de
perdre  leur  homogeneite  relative  du  moyen  age,  souffraient  de  plus  en
plus  des  impots  d’Etat  et  de  l’exploitation  tant  feodale  que  capitaliste.
Les  contradictions  assez  accusees  de  classes,  ainsi  que  celles  des  divers
etats  entre  eux,  mettaient  la  societe  frangaise  en  mouvement  constant,
 347

mais  elles  ne  servaient  nullement  a  preparer  la  soi-disant  «situation  re-
volutionnaire»  des  decennies  1640—1650.  L  evolution  capitaliste  en
Prance  ne  provoquait  pas  a  cette  epoque  des  contradictions  de  classes
tellement  avancees  que  seule  une  revolution  bourgeoise  etait  capable  de
surmonter.  La  politique  absolutiste  etait  encore  en  general  propice  a  la
bourgeoisie  (mesures  mercantilistes,  centralisation  administrative  et  po¬
litique,  lutte  contre  les  forces  reactionnaires  et  separatistes  etc.)  qui
etait  encore  loin  de  former  une  classe  nationale  homogene  et  avait  be¬
som  d  un  gouvernement  puissant  pour  assurer  ses  interets  economiques
tant  au  dedans  qu’en  dehors  du  pays.
 L’examen  de  la  lutte  politique  des  annees  1610—1629  confirme  ces
conclusions.  Elle  se  divise  en  deux  etapes: 	1) 	1614—1620,
 2) 	1621  —1629.  La  premiere  periode  fut  remplie  par  des  guerres  civiles
dont  l’aristocratie  feodale  et  la  noblesse  d  epee,  tant  catholiques  qu’hu-
guenotes,  etaient  les  promoteurs.  Dans  leur  lutte  contre  le  gouvernement
pour  obtenir  la  preponderance  politique  elles  ont  subi  un  echec  militaire.
Pendant  la  seconde  periode  c’etait  le  gouvernement  qui  entreprit  plu-
sieurs  campagnes  militaires  ayant  pour  but  la  ruine  du  parti  politique
des  huguenots.  Cette  lutte  de  longue  duree  etait  indispensable  a  la  vic-
toire  de  l’absolutisme  sur  son  ennemie  politique  —  Taristocratie  feodale
qui  s’appuyait  sur  les  reserves  militaires  et  politiques  considerables  du
parti  huguenot.
 Pendant  la  campagne  de  1621,  presque  toutes  les  villes  huguenotes
du  Poitou,  de  Saintonge  et  de  Guyenne,  La  Rochelle  exceptee,  ont  ete
conquises,  de  sorte  que  ces  provinces  furent  soumises  au  pouvoir  royal.
Mais  le  siege  de  Montauban,  qui  servait  de  clef  au  Languedoc  entier,
ne  reussit  pas  a  1’armee  de  Louis  XIII.  La  campagne  de  1622  visait
directement  le  Languedoc  qui  fut  completement  conquis  et  ses  villes
occupees  par  les  regiments  royaux.  Ainsi  le  Sud  et  le  Sud-Ouest  hugue¬
nots  etaient  soumis.  Restait  a  prendre  La  Rochelle,  ce  qui  etait  impos¬
sible  pour  le  moment  la  marine  militaire  faisant  defaut.
 En  1625  les  huguenots,  se  preparant  au  siege  imminent  de  La  Ro¬
chelle,  prirent  les  lies  qui  couvrent  la  ville  du  cote  de  la  mer.  Au  debut
de  Гаппёе  suivante  l’armee  royale  у  retablit  le  status  quo  ante.
 Le  siege  de  1627—1628,  longuement  prepare,  a  demontre  la  fai-
blesse  du  parti  huguenot.  La  ville  fut  non  seulement  bloquee  mais  com¬
pletement  isolee  des  provinces  huguenotes  dont  les  ressources  humaines
et  pecuniaires  avaient  ete  gravement  atteintes  pendant  les  campagnes
precedentes,  ce  qui  a  joue  un  role  decisif  dans  la  prise  de  La  Rochelle.
En  1629,  les  derniers  points  d’appui  des  huguenots  dans  les  montagnes
du  Languedoc  furent  liquides  et  le  parti  dissous.
 Cette  courte  analyse  montre  que  le  gouvernement  avait  un  certain
plan  strategique  et  que  ses  succes  allaient  en  se  renforgant.  II  est  a
noter  que  les  campagnes  de  1621—1622,  qui  ont  prepare  d’une  maniere
efficace  la  victoire  complete  des  annees  1628—1629,  sont  ordinairement
estimees  par  les  historiens  comme  infructueuses,  honteuses  meme  pour
 348

le  gouvernement.  En  fait,  il  etait  impossible  d’obtenir  une  victoire  com¬
plete  et  de  prendre  La  Rochelle  sans  avoir  prealablement  conquis  les
provinces  du  Sud  et  de  Sud-Ouest,  ce  qui  fut  precisement  realise  pen¬
dant  les  premieres  campagnes.
 La  structure  sociale  du  parti  huguenot  a  aussi  coniribue,  et  de  beau-
coup,  au  succes  de  l’absolutisme.  Quoique  le  lien  religieux  etait  tres
fort,  les  interets  economiques  et  politiques  de  classe  divisaient  le  parti
de  maniere  profonde.  Les  nobles,  poursuivant  leur  programme  d’inde-
pendance  politique  et  de  defense  des  privileges  de  toute  l’aristocratie
feodale  (independamment  de  la  religion),  pretendaient  se  servir  a  leur
gre  des  ressources  militaires  et  financieres  du  parti.  Ce  programme,
reactionnaire  et  separatiste,  n’etait  pas  accepte  dans  son  entier  par  la
bourgeoisie  huguenote,  royaliste  pour  la  plupart  dans  le  plan  politique
et  qui  voulait  conserver  ses  privileges  economiques  et  fiscaux  en  parti¬
cipant  en  meme  temps  au  progres  industriel  et  commercial  de  la  France.
Elle  appreciait  l’oeuvre  centralisatrice  et  mercantiliste  de  l’absolutisme,
surtout  ses  demarches  faites  en  faveur  du  commerce  frangais  a  l’etran-
ger.  Cette  position  royaliste  etait  renforcee  objectivement  par  le  fait  que
revolution  generale  du  pays  etait  orientee  dans  le  sens  bourgeois  et  que
l’absolutisme  de  cette  epoque  servait  a  sa  maniere  au  progres  du  capi¬
talisme.
 De  cette  division  du  parti  il  resultait  une  opposition  parfois  mani-
feste  de  la  bourgeoisie  huguenote  contre  les  nobles  et  les  chefs  de
guerre  du  parti  meme  au  temps'  de  guerre  ouverte  contre  le  roi.
 Ces  contradictions  internes  affaiblissaient  considerablement  les  hu¬
guenots  d’autant  plus  que  les  masses  populaires  des  villes  etaient  loin
d’appuyer  toujours  et  partout  les  chefs  du  parti,  nobles  ou  bourgeois.
La  plebe  se  trouvait  dans  une  position  particulierement  difficile  et  comp-
lexe.  Les  riches  bourgeois  l’exploitaient  en  tant  que  population  ouvriere
et  urbaine  denuee  de  tous  les  droits,  ce  qui  la  portait  parfois  a  suivre
les  actions  et  les  exhortations  demagogiques  des  nobles  dans  leur  lutte
contre  la  bourgeoisie.  II  arrivait  parfois  que  les  villes  devenaient  Гагёпе
des  complots,  tant  nobles  que  bourgeois,  tendant  a  concentrer  toute  la
puissance  dans  les  mains  d’un  groupe  quelconque.
 En  fin  de  compte  le  succes  de  l’absolutisme  a  contribue  au  desastre
presque  complet  de  la  force  militaire  de  l’aristocratie  feodale  (l’insur-
rection  de  Montmorency  et  «la  Fronde  des  princes»  furent  ses  der-
niers  efforts  desesperes),  ce  qui  etait  le  but  principal  du  gouvernement.
Ce  succes  a  profite  aussi  a  Involution  capitaliste  du  pays  en  rendant
egaux,  dans  une  certaine  mesure,  les  bourgeois  frangais  en  tant  qu’in-
dustriels  et  marchands  soumis  a  la  loi  d’egalite  des  concurrents  capi-
talistes.  L’unification  politique  et  administrative  en  fut  accrue,  renfor-
gant  les  positions  de  la  bourgeoisie  et  de  l’Etat  absolutiste.  Au  debut  des
annees  1630,  les  groupes  sociaux  les  plus  reactionnaires  ainsi  que  «la
republique  huguenote»,  denuee  d’homogeneite  sociale  et  incompatible
avec  l’Etat  national  centralise,  avaient  quitte  la  scene  politique.
 23  А.  Д.  Люблинская
 349

II  est  a  noter  que,  par  leurs  traits  les  plus  caracteristiques,  les  guer¬
res  civiles  des  annees  1614—1629  ont  ete  l’expression  originale  de
revolution  capitaliste  de  la  France.  Les  elements  nouveaux  dans  1’eco-
nomie  et  dans  la  structure  sociale  avaient  aide  l’absolutisme  a  devenir
suffisamment  fort,  de  sorte  que  la  lutte  des  groupes  reactionnaires
avait  ete  et  sans  succes.  Autrement,  l’aristocratie  aurait  acquis  la
preponderance  politique  a  l’aide  d’une  simple  revolution  de  palais,  assez
frequente  en  ce  temps.  Dans  ce  cas  «l’Etat  huguenot»  aurait  pu  profi-
ter  lui  aussi,  en  obtenant  une  autonomie  de  fait.  II  en  aurait  resulte  le
retardement  du  processus  de  la  consolidation  nationale  ainsi  que  de
l  evolution  capitaliste.
 Les  etats  reactionnaires  et  la  republique  huguenote,  incapables  d’ob-
tenir  la  victoire,  contrecarraient  par  leur  lutte  a  main  armee  le  develop-
pement  economique  du  pays  en  epuisant  les  ressources  materielles  tant
directement  —  ruinant  pendant  la  guerre  les  villes  et  les  campagnes,
qu’indirectement  —  contribuant  a  l’accroissement  des  impots.
 Un  des  traits  les  plus  saillants  des  guerres  civiles  des  annees
1614—1629  consiste  en  ce  qu’elles  se  sont  passees  dans  une  forme  pres-
que  pure  de  la  lutte  du  gouvernement  contre  les  etats  reactionnaires  et
les  huguenots.  Les  soulevements  populaires  de  cette  periode  ne  peuvent
pas  entrer  en  comparaison  par  leur  nombre  et  leur  etendue  avec  celles
du  XVIе  siecle  et  surtout  des  annees  1630—1650.  On  peut  expliquer
ce  phenomene  par  l’accroissement  relativement  faible  des  impots  avant
1630.  La  guerre  civile  obligeait  le  gouvernement  a  une  certaine  modera¬
tion  dans  la  politique  fiscale.
 Les  particularites  de  l  evolution  economique,  sociale  et  politique  de
la  France  pendant  la  periode  etudiee,  provenaient  de  ces  memes  cir-
constances  qui  ont  determine  le  caractere  et  le  rythme  de  son  develop-
pement  capitaliste.  Le  pays  classique  du  feodalisme  ne  pouvait  ni  sur-
monter  promptement  son  passe  a  la  maniere  de  la  petite  Hollande  (qui
en  etait  chargee  mediocrement),  ni  suivre  l’exemple  de  l’Angleterre  avec
son  rythme  rapide  de  revolution  agraire  capitaliste,  sa  «gentry»  vraiment
bourgeoise,  sa  puissance  navale  etc.  La  bourgeoisie  fran^aise  a  du  passer
par  une  periode  economiquement  et  politiquement  fort  difficile.
 Les  annees  vingt  du  XVIIе  siecle  ont  joue  un  role  important  dans
l  evolution  de  l’absolutisme  en  France.  C’est  au  genie  de  Richelieu  qu’on
attribue  habituellement  le  «retour  a  la  politique  forte  d’Henri  IV».  En
fait,  la  nouvelle  etape  s’ouvre  non  pas  en  1624,  mais  en  1620,  avec  la
victoire  de  Ponts-de-Сё,  a  la  veille  des  campagnes  militaires  contre  les
huguenots.  Elle  a  ete  determinee  par  la  defaite  de  l'aristocratie,  ce  qui
a  permis  au  gouvernement  de  commencer  la  lutte  contre  la  «republique
huguenote».  Luynes  en  a  pris  l’initiative,  mais  c’est  Richelieu  qui  l’ait
menee  jusqu’a  la  fin.
 L’auteur  etudie  d’une  maniere  tres  detaillee  les  evenements  compli-
qu<is  des  annees  1621  —1624,  qui  precederent  l’arrivee  de  Richelieu  au
pouvoir.  En  examinant  le  regime  financier  de  La  Vieuville  et  le  sy-
 350

steme  de  la  dette  publique  dans  son  entier,  hauteur  arrive  a  la  conclu¬
sion  que  c’etaient  principalement  les  campagnes  militaires  qui  ont  cause
l’enorme  deficit  de  1622.  Le  regime  d’economie  introduit  par  La  Vieu-
ville  tendait  a  l’affermissement  du  budget  en  retranchant  les  garnisons
et  les  pensions.  Mais  le  credit  public  etant  devenu  deja  une  condition
sine  qua  non  de  l’existence  meme  de  l’Etat  absolutiste,  il  fallait  assurer
d’une  certaine  maniere  les  interets  des  crediteurs  de  la  couronne.  Cette
politique  etait  appuyee  par  Louis  XIII  et  le  mecontentement  de  la  no¬
blesse  d’epee  et  de  l’aristocratie  fut  reduit  a  rien.  La  chute  de  La  Vieu-
ville  a  ete  causee  par  son  echec  dans  les  affaires  diplomatiques.  Quoi-
qu’il  ait  suivi  la  politique  deja  traditionnelle  dirigee  contre  la  maison
d’Autriche,  ses  defauts  —  manque  de  souplesse  et  de  clairvoyance  —l’em-
pecherent  de  la  realiser  avec  succes.
 Cette  politique  reussit  en  fin  de  compte  a  Richelieu,  mais  les  de¬
buts  de  sa  carriere  furent  tres  difficiles.  Denue  d’argent  et  de  forces
militaires  suffisantes,  il  a  tente  malgre  tout  de  fonder  des  grandes  com-
pagnies  de  commerce  et  d’intervenir  a  l’aide  de  la  force  armee  dans  le
conflit  de  la  Valteline.  Ces  tentatives  s’averant  infructueuses,  il  lui  fal-
lut  recourir  a  la  diplomatic  et  aux  reformes.  Le  traite  de  Mongon  fut
un  traite  separe  conclu  secretement  avec  l’ennemi  principal,  l’Espagne,
aux  depens  des  allies  italiens  de  la  France  —  Venise  et  Savoie.  II  a  per-
mis  a  Richelieu  de  gagner  du  temps  afin  de  se  preparer  au  siege  de  La
Rochelle.
 Aux  notables,  convoques  en  1626,  Richelieu  a  propose  un  plan  fort
detaille  de  reformes  financieres  et  autres.  II  esperait  trouver  l’appui  des
tours  souveraines  (dont  les  membres  etaient  en  forte  majorite),  indi¬
spensable  pour  l’enregistrement  les  edits  touchant  la  creation  des  com-
pagnies  de  commerce  et  les  mesures  fiscales.  Le  point  principal  de  ce
programme  etait  le  rachat  du  domaine  non  a  la  maniere  de  Sully  (c’est-
a-dire  en  16  ans  et  sans  debourser  d’argent)  mais  pendant  une  periode
courte  de  6  ans  et  a  l’aide  de  fonds  suffisants  pretes  par  les  villes  et  le
clerge  moyennant  interets  legaux.  Par  ce  moyen  le  gouvernement  es¬
perait  avoir,  apres  ce  terme,  des  revenus  suffisants  et  stables.
 Les  autres  reformes  prevoyaient  la  creation  de  la  marine  ainsi  que
des  compagnies  de  commerce  et  le  repartissement  de  l’armee  dans  les
provinces  a  charge  de  celles-ci.
 Le  resultat  des  debats  ne  fut  pas  satisfaisant  pour  le  gouvernement.
Les  notables  avaient  refuse  l’emprunt  espere;  ils  proposerent  de  rache-
ter  le  domaine  a  l’aide  d’une  rente  a  6.25%  jusqu’au  remboursement
total  du  capital  engage,  c’est-a-dire  en  16  ans.  Ils  consentirent  a  repar-
tir  l  armee  dans  les  provinces  mais  a  condition  que  celle-ci  devraient
payer  un  tiers  seulement  des  depenses.  Ils  approuverent  la  creation  de  la
marine,  mais  d’une  maniere  abstraite,  sans  indiquer  les  ressources  finan¬
cieres. 	.
 En  outre  les  nobles  et  les  officiers  profiterent  de  l’assemblee  pour
presenter  au  roi  leurs  requetes  et  articles.  Les  nobles  repeterent  les  do-
 23*
 357

Ieances  de  leur  chambre  aux  Etats-Generaux  de  1614—1615;  les  parle-
rnents  protesterent  violemment  contre  les  intendants  de  justice  en  recla-
mant  leur  renvoi.
 L’assemblee  n  a  done  profite  ni  au  pays,  ni  au  gouvernement.  Le
projet  financier  tomba  par  le  fait  des  officiers,  mecontents  a  cause  des
intendants  et  de  plusieurs  emprunts  forces.  Aux  projets  touchant  la
marine  et  le  commerce  ils  ont  donne  un  appui  tout  formel,  laissant  le
gouvernement  a  ses  propres  ressources.  Les  trois  etats  tachaient,  chacun
a  sa  maniere,  de  tirer  le  pays  en  arriere.  Les  prelats  n’approuvaient  pas
le  gallicanisme,  e’est-a-dire  l’eglise  nationale.  Les  nobles  d’epee  recla-
maient  obstinement  la  premiere  place  pour  leur  etat  sans  comprendre
que  cette  perspective  etait  deja  fermee.  La  noblesse  de  robe,  la  plus
riche  et  la  plus  influente  de  tous,  devenait  reactionnaire  elle  aussi.
L’assemblee  des  notables  fut  pour  les  parlements  le  commencement  de
leur  opposition  a  la  politique  centralisatrice  de  l’absolutisme.  Tout  en
ayant  des  liens  de  classe  indissolubles  avec  le  gouvernement,  ces  ordres
privilegies  accentuaient  de  plus  en  plus  leurs  interets  de  caste,  reaction-
naires  pour  la  plupart,  et  qui  entravaient  le  progres  economique  et  so¬
cial  du  pays.
 Les  moyens  employes  par  Richelieu  dans  ces  conditions  defavora-
bles  demontrent  les  possibilites  tres  restreintes  de  l’absolutisme.  Le  pou-
voir  central  avait  a  surmonter  des  obstacles  serieux:  privileges  onereux
des  ordres  formant  la  classe  dominante,  penurie  d’argent,  separatisme
des  provinces  du  Sud-Ouest,  faiblesse  a  Techelle  international,  danger
de  guerre  exterieure  etc.
 Pour  le  siege  de  La  Rochelle  et  les  campagnes  d’ltalie,  Richelieu
a  du  recourir  a  des  emprunts  de  plus  en  plut  massifs.  Les  financiers
ont  prete  au  gouvernement  plus  de  18  millions  par  an  —  presque  40%
des  revenus  totaux  de  l’Etat.  L’augmentation  des  impots  en  fut  la  suite
inevitable  et  les  soulevements  populaires  eclaterent.  L’essor  politique  de
1’absolutisme  etait  paye  bien  cherement  par  le  peuple.
 L’adhesion  des  notables  aux  projets  touchant  la  marine  et  le  com¬
merce  a  joue  tout  de  meme  un  role  positif.  La  marine  fut  creee;  les
compagnies  de  commerce,  bien  que  relativement  faibles,  aiderent  la  co¬
lonisation  et  le  commerce  oceanique  en  augmentant  la  production  des
manufactures  et  en  elargissant  les  marches  etrangers.

ИМЕННОЙ  УКАЗАТЕЛЬ
 Авенель  Д.  274,  279,  282,  307,  313,
320—323.
 Агучча,  секретарь  папы  Григо¬
рия  XV  219.
 Алигр  Э.,  хранитель  печати  269,
270,  297.
 Альбицци,  банкиры  244.
 Альбре  Генрих  II  182.
 Альбре  Жанна  182.
 Альбре  Изабелла  183.
 Анна  Австрийская  269,  296,  297.
Аното  Г.  161—163,  163,  191,  231,
288,  303.
 Ардье  П.,  секретарь  ассамблеи  но¬
таблей  1626  г.  306,  322.
Аржанкур,  командир  гарнизона  Мон¬
пелье  218.
 Архангельский  С.  И.  93.
 Барбен  К.,  финансист  238.
 Барг  М.  А.  93.
 Бассомпьер  Ф.,  маршал  189, 	190,
 192,  202.
 Бёкингэм  Д.,  герцог  99,  100, 	106,
 188,  227,  272.
 Берюлль  П.,  кардинал  274.
Бессмертный  Ю.  Л.  7.
 Бетлен  Габор  263.
 Биллотти,  купец  294.
 Бирюкович  В.  В.  232—234, 	237,
 238,  260, 	262—264,  269,  270,
 274,  276—278,  280.
 Боклер,  государственный  секретарь
 269.
 Бомарше  В.,  финансист  236,  237,
 270,  276.
 Буатё  Л.-А.  36,  282,  299,  307.
Бульон  А.,  герцог,  маршал  170,  171,
173,  183,  217.
 Бурбон  Антуан  182.
 Бургуэн,  публицист  262,  263,  276.
Буффар-Мадиан  Ж.,  мемуарист  223.
Бэкон  Фрэнсис  99.
 Бюльон  К.,  военный  интендант  273.
 Валериан  Маньи,  капуцин  239,  269.
Вандом  Ц.,  герцог  167,  202,  217,
296,  298.
 Ван-Робе,  мануфактурист  41.
 Ван  Хутте  Я.  88.
 Вельзеры,  банкиры  10,  244.
Верлинден  К.  33.
 Вилар  П.  7,  13,  84.
 Вильгельм  III  Оранский  34.
 Вильруа  Н.,  государственный  секре¬
тарь  189,  207.
 Висконти  187.
 Водемон  Ф.,  граф  239.
 Габсбурги  21, 	23, 	130, 	162—164,
 181, 	187, 	219, 	240, 	242,  267,
 280,  281,  284,  317,  319.
 Гаданьи,  банкиры  244.
 Гамильтон  Э.  Д.  7,  12,  16,  18.
 Гаморини,  военный  инженер  198.
 Гастон 	Орлеанский 	29, 	209,  242,
 296,  297.
 Гёман  П.  243,  247.
 Генрих  II  Валуа  136.
 Генрих  IV  Бурбон  4,  18,  20,  38,
39,  99,  127,  132,  136,  140,  148,
156, 	160, 	162, 	163, 	165—168,
 171,  173,  177,  179,  182,  183,  188,
189, 	192, 	208—210, 	238—240,
 242, 	244, 	255, 	267, 	281,  296,
 316,  317,  324,  329,  343,  350.
 Генриэтта,  сестра  Людовика  XIII
188,  223,  272.
 353

Гиз  Л.,  кардинал  255.
 Гиз  Ш.,  герцог  213,  298,  329.
 Гитон,  мэр  Ларошели  228,  229.
Григорий  XV,  папа  265.
 Гризель  Е.  224.
 Грох  М.  56,  337,  338.
 Губер  П.  41,  114.
 Гуго  Капет  102.
 Гюго  В.  166.
 д’Анкр  К.,  маршал  167,  180,  207,
208,  258.
де  Вик  Д.,  хранитель  печати  207.
де  Витт,  купец  294.
 Дедувр  Л.  286.
 Дейон  П.  27.
 Делош  М.  260,  286.
 Добб  М.  7,  73,  93,  94,  98.
Дорошенко  В.  В.  55.
д  Эпернон  Ж.,  герцог  184,  200,  201.
д’Эстре  Габриель  167.
д  Эстре  Ф.,  маршал  275,  287.
д  Эфиа  А.,  маркиз,  сюринтендант
 253,  279,  297,  310,  312—320,  327.
Дювер  Г.,  канцлер  189,  201.
 Дюкро  Л.,  публицист  237,  245,  247.
Дюма  А.  166.
 Дюморье,  купец  294.
 Дю  Нуайе  де  Сен-Мартен  Ф.  139.
Дюплесси-Морне  Ф.,  губернатор  Со-
мюра  171,  197.
 Дю  Фаржи  Ш.,  граф  289,  290.
 Екатерина,  герцогиня  Барская  182.
Елизавета  Тюдор  38,  99,  138.
 Жаннен  П.  16,  40,  57,  87,  88.
 Жаннен  П.,  президент  207.
 Жордания  Г.  152,  154.
 Зелле  Б.  161,  260.
 Изабелла,  эрцгерцогиня  219.
 Казенов  А.  227.
 Кан  А.  С.  89.
 Карл  I  Стюарт  33,  99,  107,  113,
188,  223,  227,  272.
 Карл  II  Стюарт  39.
 Карл  V,  император  10,  11,  244.
Карлейль,  граф  275.
 Кастельно  А.,  маркиз  197.
 Катон  Марк  Порций  Старший  120.
Кенсингтон,  граф  275.
 Кёр  Жак  244.
 Кларк  Д.  64,  88.
 Клебергеры,  банкиры  244.
 Колиньи  Г.,  адмирал  170.
 354
 Кольбер  Ж.-Б.  17,  18,  36,  40—42,
80,  98,  99,  102,  107,  134,  240.
Конде  А.,  принц  170,  180,  186,  197,
208—210,  214,  215,  218,  228,
232,  257,  267,  268,  296.
 Корнель  П.  30.
 Косман  Э.  109—111.
 Крейбекс  Я.  88.
 Кузен  В.  161.
 Лавиль-о-Клер  А.,  государственный
секретарь  269.
 Лавровский  В.  М.  93.
 Лавьевиль  Р.  254,  255.
 Лавьевиль  Ш.,  маркиз,  сюринтендант
 160,  163,  165,  222, 	232—234,
 240, 	253—260, 	262—264,  266,
 268—271,  273—281, 	283, 	285,
 297,  315,  350,  351.
 Лагранж,  финансист  148.
 Ларошфуко  Ф.,  кардинал  274.
Лафорс  Ж.,  герцог  184,  185,  202.
Лаффема  Б.,  советник  Генриха  IV
 102,  116.
 Ледигьер  Ф.,  герцог,  конетабль  170,
173,  185,  191,  198,  202,  203,  213,
214, 	216—218, 	225, 	275, 	287,
 298.
 Ленин  В.  И.  62,  73,  74,  79.
Леопольд,  эрцгерцог  211,  216,  217,
219.
 Лист  Фридрих  116.
 Людовик  XI  102.
 Людовик  XII  135.
 Людовик  XIII  4,  27,  99,  118,  159,
163,  164,  166,  167,  183,  184,  186,
188, 	193, 	196—199, 	201, 	203,
 207—211, 	214, 	216, 	218—220,
 223,  228,  231,  242,  255—258,  266,
268, 	270, 	272, 	274, 	275, 	277--
 281, 	288, 	291, 	296, 	297, 	320-
 323, 	325, 	327, 	330, 	332, 	344,
 350,  351.
 Людовик  XIV  6,  23,  31,  32,  39,  210,
297.
 Люин  Ш.,  герцог,  конетабль  150,
 160—162, 	164—168, 	180, 	186—
 192, 	196—198,  201—210,  215,
 232,  258,  278,  279,  350.
 Мазаньелло  (Томмазо  Аньелло)  91
Мазарини  Ж.,  кардинал  31,  99,  210.
Максимилиан,  герцог  Баварский  259,
265.
 Малле,  финансовый  чиновник  237,
 240, 	247, 	263, 	308, 	312, 	319.
 Маловист  М.  56.
 Манби  Л.  44.

Мандру  P.  152,  154.
 Мансфельт,  граф  216, 	217, 	255,
 264,  272.
 Маргарита  Валуа  182.
 Маргарита  Наваррская  182.
 Мареско  Г.,  советник  276.
 Марильяк  М.,  хранитель  печати
 297,  307,  308,  310,  311,  315.
Мария  Медичи  118,  165—168,  179,
180,  204,  206,  207,  209,  211,  242,
255,  258,  268,  270,  274,  277,  280,
291,  315,  317.
 Маркс  Карл  50,  63,  73—83,  138.
Марсильи  Д.,  начальник  лесного  ве¬
домства  253,  254.
 Мерриман  Р.  91.
 Метивье  А.  89.
 Минкели,  банкиры  244.
 Мишле  Ж.  304.
 Монбазон  Э.,  герцог  197.
Монкретьен  А.,  публицист  115—147,
150,  152—156.
 Монморанси  А.,  герцог,  адмирал
149,  203,  213,  228,  296,  298,349.
Моро  Ф.  44,  58,  59,  86.
 Муассе,  финансист  245.
 Мунье  Р.  8—16, 	18—21, 	23—45,
 47,  49,  63,  74,  83,  90,  100—103,
111,  132,  274,  346.
 Мэйор  Р.  301.
 Мэн  А.,  герцог  201,  202,  204.
 Невер  LLL.  герцог  255.
 Неф  Д.  50.
 Николаи  А.,  през.  Счетной  палаты
 312,  316.
 Обрехты,  банкиры  244.
 Озе  А.  151,  282,  283,  303,  305,
307,  310,  312.
 Оккёр  Н.,  государственный  секре¬
тарь  269.
 Оливарес  Г.,  герцог  31,  98,  104,  105,
191, 	266, 	267, 	271, 	289, 	290,
 337,  345.
 Оранские,  принцы  24,  33,  178,  179.
 Пардальян  170.
 Пико  Ж.  327.
 Питон  Р.  284,  288.
 Полишенский  И.  337,  338.
 Поршнев  Б.  Ф.  7,  8.
 Пти  Ж.  303,  312.
 Пюизье  П.,  гос.  секретарь  160,  163,
189, 	208, 	210, 	211, 	215, 	216,
 232,  256,  258,  259,  264,  266—
269,  271.
 Разилли  И.,  шевалье  139,  152—155.
Разилли  Ф.,  адмирал  152.
 Разин  Степан  46.
 Ракони,  капуцин  275.
 Ранюм  О.  283.
 Рембрандт  X.  ван  Рейн  30.
 Рец  А.  де  Гонди,  кардинал  207;  208,
"210,  232.
 Ришелье  Ж.-А.,  кардинал,  герцог  5,
28,  31,  36,  39,  42,  96,  98,  102,
104,  105,  134,  136,  139,  147—
149, 	152—154,  159—161,  163,
 165—167, 	171, 	205—208,  210,
 225—228,  231—233,  235,  254,  257,
258,  260,  267,  268,  270,  273—
299,  303—305,  307—310,  312—
315,  320—325,  327,  329,  332,  334,
335,  341,  342,  350—352.
 Роган  А.,  герцог  170,  171,  177,  179,
183,  185,  194—198, 	202, 	203,
 211—215,  217—221,  223—230.
Розэ,  купец  149.
 Романо  Р.  83—85,  346.
 Рони  М.,  герцог  171,  198.
 Рубенс  П.  30.
 Ру  гковский  Я.  54.
 Рюдлов  М.  115—117,  119,  121.
 Сардини,  банкиры  244.
 Сези  Ф.,  граф  288,  291,  306,  312,
333.
 Сенесэ  А.,  маркиз  256.
 Сен-Жеран  Ж.,  маршал  205.
 Сен-Мар  А.,  маркиз  29,  314.
 Серр  О.  127.
 Силлери  Н.,  канцлер  160,  163,  189,
 207,  210,  211,  215,  216,  232,  256,
258,  259,  264—269.
 Силлери  Н.,  командор  258,  259,  265,
266,  271,  272.
 Скульерс  Э.  55.
 Солсбери  Р.,  граф  99.
 Соом  А.  55,  56.
 Спинола  А.,  маркиз  187,  188,  204,
219.
 Стон  Л.  106,  107.
 Страффорд  Т.,  граф  99.
 Строцци,  банкиры  244.
 Стюарты  33,  34,  38,  39,  99,  100,
112.
 Суасеон  Л.,  граф  296.
 Субиз  Б.,  герцог  153,  171,  185,  197—
199,  214,  225,  226.
 Сюали  М.,  герцог  127,  140,  170,  171,
 208,  240,  245,  248,  256,  267,
268,  305,  306,  314,  316,  317,  326,
351.
 355

Тапье  В.  163—163,  183,  191,  282,
288,  303—305,  307,  312.
 Темин  П.,  маршал  184.
 Гилли  И.,  граф  187,  217.
Тревор-Ропер  Г.  90—98,  100—113,
 319j  346’
 Тремуйль  А.,  герцог  197.
 Тухеры,  банкиры  244.
 ^рбан  VIII,  папа  265,  266,  271.
 Фанкан,  публицист.  276,  277.
Фанфани  А.  51.
 Фаньез  Ж.  260,  286.
 Фейдо  А.,  финансист  243,  252.
Фенк-Брентано  Т.  118.
 Фериа,  герцог  187,  189,  199,  201,
 204,  211,  216,  219,  265,  292.
Филипп  II  Габсбург  104.
 Филипп  III  Габсбург  189,  190,  204.
Филипп  IV  Габсбург  98,  190.
Фонтенэ-Марейль  Ф.,  мемуарист  175,
 205,  256,  257,  270,  274,  276.
Франциск  I  188.
 Фридрих  V,  курфюрст  Пфальцский
 188,  216,  223,  259,  272,  273.
Фуггеры  10,  11.
 Фуэнтес,  граф  188.
 Хекстер  Д.  108,  109,  111.
 Хилл  К.  93.
 Хобсбом  Э.  43—55,  57—73,  75—77.
81,  83,  87,  93,  94,  98,  107,  108,
112,  132,  144,  346.
 Хохштеттеры,  банкиры  10.
 Чаплинский  В.  56.
Чнполла  К.  52.
 Шалэ  А.,  граф  296—298,  307.
Шампиньи  Ж.,  директор  финансов
 m
 Шарло,  финансист  139.
 Шартрский  епископ  Э.  д’Этамп  332.
Шатильон  Г.,  маршал  170,  185,  212,
217.
 Шеврёз  М.,  герцогиня  167,  296,  297.
Шомбер  А.,  граф  186,  208,  210,  215,
256,  257,  307,  309,  310,  314.
Шон  Г.,  герцог  188,  198.
 Шоню  Г.  И  П.  59,  85—88,  346.
 Эллиот  Д.  103,  105.
 Эльбёф  Ш.,  герцог  205.
 Энгельс  Фридрих  73,  74,  76,  77.
Эрбо  Р.,  государственный  секретарь
 269,  288,  291,  306,  312,  333.
 Яков  I  Стюарт  33,  99,  107,  188,
189,  223,  259,  272,  275,  287.

ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ  УКАЗАТЕЛЬ
 Авиньон  141.
 Австрия  44,  176,  187,  211,  219,  220,
265,  275,  319.
 Адда  187,  199.
 Азия  54,  57—59,  154.
 Альбижуа  202.
 Альпы  187,  213,  271,  289.
 Алэ  195,  229.
 Амазонка  152.
 Америка  12,  53,  54,  57-59,  77,  84,
86,  117,  134—136,  143,  151,
153—155,  294.
 Амстердам  95,  98,  139,  293.
 Амьен  41.
 Англия  10,  11,  13,  16—18,  21,  24,
26,  30,  33,  34,  36,  37,  39,  43—48,
50,  59,  61,  64,  66,  69,  70,  79,  81,  84,
85,  88,  91—93,  96,  98—100,
Ю6—108,  110,  113,.  117, 	118,
 120, 	123,  131—133,  135,  136,
 138,  142,  145,  149,  153,  156,
176,  181,  189,  197,  198,  214,  223,
 226—229,  240,  269,  272,  273,  275,
284,  285,  287,  289,  294—296,  300,
336—338,  341,  343—346.
 Ангумуа  329.
 Андалусия  91,  105.
 Андюз  195.
 Анжу  147.
 Антверпен  10,  55,  88,  95.
 Антильские  острова  335.
 Атлантический  океан  44,  152.
 Атлантическое  побережье  Франции
 153,  164,  293,  295,  309.
 Африка  57,  144,  151,  153,  154.
 Бавария  96,  259,  273.
 Балтийское  море  45,  49,  149,  151.
 Барселона  287.
 Беарн  158,  169,  177,  182—185,  192,
200,  201,  225.
 Безье  214.
 Бельгия  см.  Нидерланды  испанские
в  XVII  в.
 Берберия  128,  136,  295,  335.
Берген-оп-Зом  217.
 Бержерак  172.
 Берри  197,  204,  209,  267.
 Беу,  замок  в  Провансе  329.
 Бигор  182,  225.
 Бирмингем  64.
 Ближний  Восток  см.  Левант.
 Блэ  206.
 Бовези  114.
 Бордо  149,  169,  185,  214,  232.
Бормио,  перевал  189.
 Брабант  55,  266.
 Бразилия  59,  86.
 Бреда  217.
 Бретань  169,  170,  185,  196,  202,
217,  236,  293,  294,  298,  309.
Бруаж  141.
 Брюссель  95.
 Бурбоннэ  197,  209.
 Бургундия  48,  170,  236,  262.
 Вальтелина  187—192,  199,  201,  204,
205, 	210, 	211, 	215, 	216, 	219,
 220, 	225, 	258, 	259, 	264—266,
 271—273,  284,  287—290,  292г
318,  351.
 Валэ  141.
 Ванн  294.
 Вена  287.
 Венгрия  46,  176,  266.
 Венеция 	98, 	125, 	137, 	176, 	181,
 187—190,  204,  211,  215,  219,
245, 	258, 	259, 	264—266, 	271,
 272,  288—291,  351.
 Вест-Индия  48,  144.
 357

Виварэ  169, 	185, 	192,  212,  217,
 224,  225.
 Висла  57.
 Гаага  275.
 Гамбия  149.
 Гамбург  95.
 Гаронна  185,  200,  201.
 Гасконь  169,  204.
 Гвинея  137,  154.
 Генуя  125,  136,  225,  287,  288.
Германия  3,  10,  13,  16,  44,  45,  50,  56,
70,  84,  116,  120,  123,  137,  141,
176,  181,  188,  190,  199,  216,  223,
 225,  244,  259,  266,  267,  269,  271,
272,  276,  287,  337,  343,  345.
 Гиэнь  158,  169,  171,  172,  184,  185,
194—198,  200,  204,  205,  212,
214,  217,  221,  224—227,232,261,
315,  348.
 Голландия  15—18,  21,  24,  30,  34—
36,  39,  43—48,  72,  82,  84,  85,
88,  98,  100,  107,  110,  111,  117,
118,  120,  123,  126, 	130—133,
 135,  136,  138,  141,  142,  149,  151,
156, 	164,  175,  177—179,  190,
 197,  199,  216,  223,  225,  226,  240,
269,  275,  278,  289,  291,  294-
296,  336—338,  341,  343—346.
Граубюнден  141, 	187—190, 	192,
 204,  215,  216,  219,  225,  269,  271,
287—290.
 Гренобль  169.
 Дальний  Восток  59,  86,  87, 	144,
 151,  338.
 Дания  44,  55,  87,  176,  265.
 Данциг  57,  293.
 Дордонь  200.
 Дофинэ  23,  169,  185,  204,  213,  216,
217,  236,  249,  258,  262,  287,  329,
330.
 Дьепп  149.
 Европа  3,  5,  6,  8—10,  15,  17—19,
30,  35,  37,  38,  45,  47,  49,  53,  57,
58—61,  64,  78,  84,  87,  92,  94,
101,  110,  111,  113, 	132,  139,
 161—164,  175,  210,  304,  337,  333,
 344.
 Европа  Восточная  16,  46,  54,  55,  64,
67,  68,  337,  338.
 Европа  Западная  7,  9,  46,  66,  67,  75,
131,  145,  336—338.
 Европа  Северная  16,  86,  88,  295,  337.
 Европа  Средиземноморская  44—46,
49,  86,  137.
 35S
 Европа  Центральная  44,  66,  85,  337.
 Европа  Юговосточная  16,  337.
 Жаржо  172.
 Жеводан  202.
 Женева  175.
 Жиронда  153,  206,  211.
 Зеландия  130.
 Зеленый  Мыс  154.
 Золинген  64.
 Зунд  55,  87.
 Иль-де-Франс  185.
 Индийский  океан  86.
 Индия  77,  149,  154,  294.
 Инн  187,  265.
 Инсбрук  287.
 Ирландия  46.
 Испания  3,  10,  13,  15—17,  35,  48,
58,  59,  70,  84,  86,  87,  96,  98,
100,  103—106,  110,  111,  120,  126,
132—137,  140,  142,  143,  150,
151,  154,  156,  158,  162,  164,  165,
176, 	181,  182, 	184,  186—192,
 199,  204,  210,  211,  215,  216,
220,  223,  225—227,  257—259,
265—269,  271—273,  283,  285—
292,  294,  295,  319,  337,  343—
 345.
 Италия  3,  10,  16,  45,  48,  51—54,
77,  84,  86,  87,  135—137,  181,
187,  188,  191,  199,  211,  215,
216,  219,  220,  222,  229,  244,  256,
257,  264,  266,  267,  269,  285,
288,  289,  291,  292,  314,  318,
334,  343,  352.
 Канада  137,  149,  294,  296,  335.
 Каркасон  214.
 Кастилия  98,  103,  104.
 Кастр  192,  195,  202,  215,  220.
 Каталония  46,  91,  98,  103—106,  151.
 Китай  144.
 Клерак  172,  199,  200,  201,  211,  214.
 Коменж  182,  225.
 Комо,  03.  187,  188,  265.
 Константинополь  136.
 Конта—Венессен  141.
 Корби  29.
 Коркон  218.
 Кьявенна  199,  211,  265,  266.
 Ламанш  293.
 Лангедок  48,  158,  159,  164,  169,
171,  172,  174,  177,  182,  185,
192,  194—198,  200,  201,  203,

204,  211—214,  217,  218,  220—
222,  224—226,  228,  236,  238,
249,  236, 	239, 	261, 	296, 	313,
 330,  348.
 Ланс  23.
 Ларошель  130,  138,  139,  163,  171,
172,  174, 	173, 	184, 	183, 	189,
 198—201, 	204,  206,  207,  213,
 214,  220—229, 	261, 	266, 	271,
 272,  279, 	287, 	288, 	292, 	294,
 313,  334,  348,  349,  331,  332.
 Ла-Шом  213.
 Левант  39,  77,  136,  137,  144,  131,
152,  155,  269,  294,  309,  337,345.
 Лейден  48.
 Лимузен  251.
 Лион  21,  95,  191,  211,  213,  220.
244,  249,  255,  256,  268.
 Лиссабон  139.
 Лифляндия  56.
 Ломбардия  287.
 Лондон  95,  139,  188.
 Лорагэ  202.
 Лориан  294.
 Лотарингия  123,  216,  217,  240,  249.
 Луара  153,  169,  177,  185,  191,  197,
309.
 Лукка  136.
 Льеж  64,  189.
 Люксембург  187.
 Люцерн  200.
 Мадрид  95,  189,  191,  272,  287,  289.
 Мантуя  187,  244.
 Марокко  154.
 Марсель  95,  136,  149,  236.
 Милан  136,  187—190,  204,  211,  216,
287,  292.
 Милло  195,  202,  215,  220,  225.
 Монёр  205.
 Монконтур  199.
 Монпелье  174,  182,  212—215,  217—
221,  225,  232.
 Монте-Веккио,  форт  188.
 Монтобан  158,  174,  182,  192,  199—
204, 	209, 	211—214, 	217—221,
 348.
 Морбиган,  залив  294.
 Наварен  184.
 Наварра  182,  183.
 Нант  214.
 Неаполь  46,  91,  95,  105,  112.
 Негрпелисс  211,  214.
 Нерак  201.
 Нивернэ  41.
 Нидерланды  в  XVI  в.  10,  55,  98,
179.
 Нидерланды  испанские  в  XVII  в.
 88,  123,  128,  176,  187,  219,  225,
269,  287,  290,  294,  295.
 Ним  174,  217,  218,  220,  221.
 Ниор  172.
 Норвегия  45.
 Нормандия  63,  106,  117,  118,  141,
165,  169,  185,  196,  197,  204,  236,
293,  331.
 Олерон  206,  213,  226.
 Оргон  329.
 Орлеан  191.
 Оссон  256.
 О-ва  Зеленого  Мыса  128.
 Палатинат  187,  188,  204,  216,  217,
219,  223,  259,  266,  272,  273,290.
 Париж  21,  29,  95,  189,  190,  196,  200,
203—205,  210,  211, 	214, 	217,
 249,  250,  287,  291,  306,  335.
 Пернов  56.
 Персидский  залив  154.
 Персия  136,  154,  155.
 Пикардия  41,  141,  197,  204.
 Пиренеи  177,  182.
 Пиренейский  полуостров  104—106,
135.
 По  184.
 Польша  16,  44,  45,  54,  57,  83,  84,
176,  269.
 Пон-де-Се  160,  165,  181,  184,  350.
 Португалия  46,  48, 	59, 	91, 	98,
 103—106,  112,  135.
 Прага  95,  96.
 Прибалтика  56.
 Прованс  170,  185,  213,  236,  238,
249,  262,  298,  309,  329,  330.
 Пруссия  57,  67.
 Пуату  158,  169,  172,  177,  184,  185,
191,  197,  204,  213,  214,  220,  221,
251,  329,  348.
 Пуатье  192,  211.
 Ре  206,  226.
 Ревель  56.
 Регенсбург  259.
 Рейнские  области  181,  190,  217,  259,
264,  266,  271—273,  287.
 Ретелуа  255.
 Рим  95,  258,  259,  264—266,  271,
272,  286,  287,  330,  333.
 Рона  169,  211,  213,  218.
 Россия  16,  44,  47,  67,  68,  151.
 Руайян  211,  213,  214.
 Руан  139,  149,  249,  266.
 Руэрг  202.
 359

Сабль-д’Олон  213.
 Савойя  141,  187,  211,  215,  223,  258,
259,  264—266, 	272, 	287—291,
 351.
 Сансерр  197.
 Севенны  169,  172,  177,  194,  195,
201,  202,  213,  217,  218,  220,
224,  226,  228.
 Севилья  59,  139,  151.
 Седан,  княжество  185,  217.
 Сена  309.
 Сенегал  137,  149,  152,  154.
Сен-Жан-д’Анжели  171,  177,  197  —
200,  203.
 Сен-Мало  292.
 Сен-Сюрен  211.
 Сент-Антонен  211,  214.
 Сентонж  158,  169,  171,  200,  204,
214,  329,  348.
 Сент-Фуа  200,  205,  211,  214.
 Сомюр  172,  197.
 Сона  309.
 Средиземноморское  побережье  Фран¬
ции  293,  295,  298,  332.
Страссбург  48.
 Суматра  151.
 Тарн  201,  202.
 Тироль  187—189,  216,  219.
 Тихий  океан  86,  144.
 Тонейн  211.
 Тоскана  240.
 Туар  172.
 Тулуза,  23,  169,  192,  200,  203,  205,
214.
 Тур  192,  211.
 Турция  136,  154,  190,  269,  288,
291.
 Фландрия  55,  120.
 Флоренция  72,  244.
 Фонтенбло  191.
 Фонтене-ле-Конт  172.
 Фор-Луи,  форт  214,  220,  224.
Франш-Конте  187,  287.
 Фризия  130.
 Фуа,  область  182,  202,  225.
 Чехия  46,  93,  176,  184,  266.
 Шампань  170,  200,  216,  217,  255.
Шагельро  172.
 Швейцария  44—47,  141,  176,  178,
187,  189,  195,  215,  240,  269.
Швеция  44,  45,  47,  67,  176,  293.
Шеффилд  64.
 Шотландия  175,  195.
 Шплюген,  перевал  211,  265.
 Эльзас  187,  216,  217,  314.
 Энгадин  187,  211,  219.
 Эстляндия  56.
 Юзес  213,  218,  220,  221
Юлих  187,  204.
 Ява  151.

ОГЛАВЛЕНИЕ
 Стр.
 Введение  ... 	. 	  3
 Глава  I. 	Теория  «всеобщего  кризиса»  в  XVII 	в. 	6
 Г  лава  II.  Теория  «всеобщей  революции»  в  XVII  в.  . 	. 	. 	. 	90
 Глава  III.  Основные  черты  развития  французской  экономики  в  1610—
 1620-е  годы 	 114
 Г  лава  IV. 	Ликвидация  гугенотского  «государства 	в 	государстве» 	158
 Г  лава  V. 	Финансисты  и  абсолютная  монархия 	 230
 Глава  VI. 	Первые  годы  правления  Ришелье  (1625—1627) 	282
 Заключение 	 336
 Resume  . 	.  . 	343
 Именной  указатель 	353
 Географический  указатель 	357

Александра  Дмитриевна  Люблинская
 ФРАНЦУЗСКИЙ  АБСОЛЮТИЗМ
В  ПЕРВОЙ  ТРЕТИ  XVII  в.
 Утверждено  к  печати
Ленинградским  отделением  Института
истории  Академии  наук  СССР
 Редактор  издательства  Г.  А.  Альбова
Художник  С.  Н.  Тарасов
Технический  редактор  М.  Н.  Кондратьева
Корректоры:  3.  В.  Гришина,  В.  А.  Пузиков
и  Г.  И.  Шер
 Сдано  в  набор  18/XII  1964  г.  Подписано  к  печати  27/111
1965  г.  РИСО  АН  СССР  №  75—130В.  Формат  бумаги
60  X  90Vi6*  Бум.  л.  113/8.  Печ.  л.  22'7.i  —  22,75  уел.  печ.  л.
Уч.-изд.  л.  24,88.  Изд.  №  2476.  Тип.  зак.  №  1104.
М-28031.  Тираж  1200.  ТП  1965  г.  №  65.
 Цена  1  р.  65  к.
 Ленинградское  отделение  издательства  „Наука“
Ленинград,  В-164,  Менделеевская  лин.,  д.  1
 1-я  тип.  издательства  „Наука11
Ленинград,  В-34,  9  линия,  д.  12

тра-
 iuu,a
 21
 29
 48
 78
 118
 142
 193
 221
 236
 242
 263
 273
 350
 351
 А,
 ИСПРАВЛЕНИЯ  И  ОПЕЧАТКИ
 Строка
 12  сверху
 14  снизу
16  сверху
 2  снизу
 15  сверху
18  снизу
8  сверху
 5 	*
 15  снизу
3—4  сверху
15  снизу
И  „
 6  сверху
6  снизу
 Напечатано
 их  учеников
других
столетия
прим.  93
Голландия
также
10%
 1622-1624
138,  139
более  чем
трех
президенту
ete  et  sans
celle-ci
 Должно  быть
 учеников
вообце
столетие
прим.  91
Последняя
такие
 13%
 1623—1624
238,  239
почти
двух
резиденту
ete  sans
celles-ci
 Люблинская.

ИЗДАТЕЛЬСТВО  „НАУКА"
 Имеются  в  продаже  книги:
 Документы  по  истории  внешней  политики  Фран¬
ции.  1547—1548  гг.  1963.  402  стр.  Цена  2  р.  10  к.
 В  книге  публикуются  архивные  документы  из  коллекции
Ламуаньона,  хранящиеся  в  Центральном  государственном  архиве
древних  актов  и  представляющие  собой  секретную  переписку  фран¬
цузского  правительства  со  своими  официальными  представителями
в  Италии  и  Турции.  Материалы  содержат  ценнейшие  сведения  по
истории  итальянских  войн  середины  XVI  в.  До  сих  пор  исследо¬
вания,  посвященные  истории  борьбы  Франции  с  германским  импе¬
ратором  Карлом  V,  стремившимся  подчинить  себе  все  страны
Западной  Европы,  основывались  преимущественно  на  итальянских
материалах,  очень  неполных  и  не  вполне  достоверных.  Данная
публикация  дает  в  руки  историков  и  преподавателей  первоклас¬
сный  материал,  который  они  давно  ждали.
 Документы  по  истории  гражданских  войн  во  Фран¬
ции.  1561—1563  гг.  1962.  362  стр.  Цена  1  р.  72  к.
 В  книгу  вошли  уникальные  французские  документы  из  извест¬
ной  коллекции  П.  П.  Дубровского,  хранящиеся  в  Отделе  рукопи¬
сей  Государственной  публичной  библиотеки  в  Ленинграде.  Эти
чрезвычайно  ценные  документы  по  новому  освещают  историю  пер¬
вых  лет  гражданских  войн  во  Франции,  показывают  активное
участие  народных  масс  в  этих  войнах.

#  =
 ИЗДАТЕЛЬСТВО  „НАУК  А“
 Имеются  в  про  да  же  книги:
 СЕРИЯ  „ФРАНЦУЗСКИЕ  ЕЖЕГОДНИКИ*
 (Статьи  и  материалы  по  истории  Франции)
 Французский  ежегодник  за  1958  г.  1959.  615  стр.
Цена  50  к.
 Французский  ежегодник  за  1959  г.  1961.  599  стр.
Цена  1  р.
 Французский  ежегодник  за  1960  г.  1961.  543  стр.
Цена  1  р.
 Фридлянд  Ц.  Жан  Поль  Марат  и  гражданская
война  XVDI  в.  1959.  560  стр.  Цена  80  к.
 ВАШИ  ЗАКАЗЫ  ПРОСИМ  ПРИСЫЛАТЬ  ПО  АДРЕСУ:
 Москва,  К-12у  Б.  Черкасский  пер.у  2/70,
Контора  „Академкнига",  отдел  „Книга  —  почтой";
Ленинград,  Д-120  у  Литейный  пр.у  57у
Ленотделение  „Академкнига“
 ИНОГОРОДНИЕ  ЗАКАЗЫ  НА  КНИГИ  ВЫПОЛНЯЮТСЯ
НАЛОЖЕННЫМ  ПЛАТЕЖОМ