Author: Кучеренко С.П.
Tags: краеведение биологические науки в целом природа охрана окружающей среды экономические науки основные понятия стоимость капитал фонды pisces рыбы ихтиология систематика животных специальные зоологические науки рыбное хозяйство гидробиология художественная литература биология зоология
ISBN: 5-8003-0028-3
Year: 2005
Text
Даш ний В куток России.
ОКНОМ ПРИРОДУ
Издательский дим
f ^5? «Приамурские ведомости»
Выуживание крупной сильной рыбы,
особенно на тонкой леске — верх блаженства.
А минуты извлечения севшего на крючок
солидного трофея — самые волнующие и
наиболее рискованные... Вроде бы выдохся, лег на
бок и покорно волочится с широко раскрытой
пастью, не шелохнув плавниками... К уже
опущенному в воду сачку плывет... И вдруг
неожиданный могучий рывок и... Хорошо, коли
чей <ка кр< гка, а если... Но все равно на всю жизнь
отложится в памяти
to гнусь не ющ<е, /л и..' 'аоимие
и пр* •красное.
/ й
Самое ценное в рыбалке — переживания,
и даже от горестной неожиданности.
Острые мгновения — в памяти навечно, и
чем дальше, тем ярче они вспоминаются.
И потому-то на рыбалке не улов важен
а эмоции. Тогда клев был — и нет его, а
воспоминания — до края жизни.
И год от года обостреннее.
Трепетнее.
f
Серия
«ДАЛЬНИЙ ВОСТОК РОССИИ.
ОКНО
В ПРИРОДУ»
УДК 908(470+571 61/.62)+502:330.15+597.2/.5
Б БК 28 693.32-* 47.2+ 28.082+84(2 Рос= Рус)6
К95
Серия
«Дальний Босток России.
Окно в природу»
основана в 2002 году
Разработка и оформление серии
Л.Н. Посохов
Фотоиллюстрации
Ю.И. Дунский
ISBN 5-8003 0028-3
© Кучеренко С.П., 2005
© Дунский Ю.И., фотоиллюстрации, 2005
© Издательский дом «Приамурские ведомости», 2005
Сергей КУЧЕРЕНКО
Рыбы
Амура
2-е издание,
исправленное
и дополненное
Издание осуществлено
при финансовой поддержке
министерства природных
ресурсов Хабаровского края
Хабаровск
Издательский дом
«ПРИАМУРСКИЕ ВЕДОМОСТИ»
2005
Содержание
Река тайн и открытий 6
Амур — могучий и рыбный 9
Что мы знаем о рыбах 32
1. АБОРИГЕНЫ АМУРА Калуга — амурский ихтиозавр Амуры белый и черный Толстолобы-плясуны Желтощек — амурская нельма Верхогляд — стремительный хищник Ауха, или китайский окунь Змееголов — рыба необычная Красноперы и красноперки Амурские лещи Косатки- разбойницы Кони и троегубы Чебак и ему подобные Ротан-головешка 38 39 53 61 68 73 79 84 90 95 100 108 112 117
2. ЗНАКОМЫЕ НЕЗНАКОМЦЫ 126
Обыкновенный, всем известный карась 127
Сазан — речной гладиатор 137
Щука — охотник ярый 147
Сомы — речные медведи 161
Эти популярные гольяны 173
Красавцы пескари 177
Изворотливые вьюны 182
3. БОЛЬШИЕ И МАЛЫЕ СТРАННИКИ 189
Неразгаданная красная рыба 190
Краснохвостое величество — таймень 208
Ленок — собрат тайменя 223
Серебро хрустальных омутов — хариус 229
Сиг-холодолюб 238
Мраморный налим 242
Рыбообразные миноги 250
Пиленгас — угрызения совести 256
Судак-новосел 259
11роблемы амурской рыбы 262
11 риложение
писок рыб — старожилов бассейна Амура 270
Река тайн
и открытий
И такая вся природа: все знает,
а сказать должен человек.
М. Пришвин
Давно и верно подмечено, что Дальний Восток начина-
ется с Амура. А для знаменитого Амуро-Уссурийского
края Амур — «становая жила». Это одна из величай-
ших рек России, по длине уступающая лишь двум, а по площади
бассейна — трем исполинским «сибирякам». Волга-матушка ря-
дом с Амуром-батюшкой выглядит скромно. Судите сами: от исто-
ков Онона в Забайкалье до Амурского лимана — 4 325, а от места
зарождения Аргуни — 4 444 километра; водосбор — 2 356 тысяч
квадратных километров. Наш «батюшка» не теряет могутности и
славы и в масштабах планеты: он входит в первую десятку величай-
ших рек земного шара — вместе с Амазонкой, Миссисипи, Нилом,
Енисеем, Обью, Леной..
И еще некоторые сведения для более зримого представления об
Амуре: ширина реки у Хабаровска за 2 километра, под Комсомоль-
ском около 4-5, а рядом с Николаевском — 16. Глубина в среднем
10-15, но достигает 40-50, а у Тырского утеса даже 80 метров. В па-
водки, когда в пойму обрушиваются многометровые толщи воды, от
берега до берега в иных местах под 40-50 километров. Средний го-
довой сток около 350 миллиардов кубометров — это равнозначно 11
тысячам кубометров в секунду. Почти в 1,5 раза больше, чем в Волге.
6
Амур — река необычайного богатства, река тайн и открытий,
рока удивительной жизни.
Долгим был путь первых русских землепроходцев от Забайка-
лья и Якутии к океану. Эти мужественные люди поведали миру о
щедрой природе открытых ими земель. Более всего же их поразило
невероятное богатство рек «неисчислимой рыбицей».
Потом пришло время удивляться ученым: в 1811 году П.С. Пал-
лас насчитал в Амуре 20 «пород» рыб, Б.И. Дыбовский в 1877-м —
!>3, Л С Берг через 32 года этот список продолжил до 72 видов и
подвидов, а еще через четверть века внес в него дополнительно
два десятка их... Еще совсем недавно мы с гордостью читали и слы-
шали: в Амуре живет 103 вида и подвида рыб, а теперь их изучено и
< >i 1исано на 36 больше — 139.
Однако столь значительный рост видового состава амурских
рыб в последние 10-15 лет надо воспринимать условно. В него
включено много инвазионных сунгарийских видов, в небольшом
числе из морей временно заходящих, завезенных с целью аккли-
матизации... Вырос список и за счет «видодробительства». Так, в
составленном Г.В. Никольским в 1956 году списке рыб Амура хари-
ус значился в единственном числе. Теперь же их «объявлено» пять.
К двум видам колюшки прибавилось еще три; шиповка значилась
одна, стало же их четыре; вместо четырех видов гольянов описано
< емь вдвое больше оказалось горчаков.. А вот интересующих ры-
озка рыб не стало больше. И все же...
Наглядность — в сравнении: в Сырдарье обитает 42 «собствен-
ных» вида рыб, в Лене — 46, в Оби — 47, в Енисее — 63. В ихтио-
ло| ическом реестре прославленной рыбными промыслами Волги
шачится 77 коренных видов — на одну треть меньше, чем в Амуре.
О неповторимом своеобразии удивительного мира растений и
к ивотных Амуро-Уссурийского края восторженно пишется уже вто-
рое столетие. Тут и ель, обвитая виноградной лозой; то и дело упо-
минаются и маньчжурский орех около пихты и кедра, рододендрон
и аралия; тигр по соседству с росомахой, горал с кабаргой. Фазан
и рябчик, райская мухоловка и обыкновенная сорока, чешуйчатый
крохаль и кукша — все по соседству. Но почему-то гораздо реже
приводятся в пример столь же, если еще не более, поразительные
। очетания в мире рыб
Довелось мне как-то июньской зорькой счастливо порыбачить
на берегу Амура спиннингом и удочками. Не так и много я надер-
। ал рыб, но очень уж пестрым оказался мой улов: чуть ли не всему
миру известные караси, щука и сазанчик, а вместе с ними в садке
шевелились совсем незнакомые западным рыбакам косатки, чер-
ный лещ, змееголов... Бок о бок соседствовали банальные чебаки
7
с экзотическим редким окунем аухой. А на сверкающих ртутью раз-
ливах какие только сугубо амурские рыбы не давали о себе знать!
Ослепляли зеркальным блеском выпрыгивающие верхогляды, тол-
столобы и кони, будто выглядывали на мгновение из рыбьей стихии
в мир иной желтощек, белый амур, монгольский краснопер. А где-
то недалеко, знал я, плавали арктические рыбы, сибирские, китай-
ские...
Разглядывая свой улов, я вспоминал далекое былое. Родился
я и вырос в стране Амура и здесь почти всю жизнь тружусь. Удочку
освоил в 6 лет, закидушку и блесну — в 10. Мне повезло: я застал
здесь — успел увидеть и накрепко запомнить — поразительные
богатства амурской ихтиофауны. Мне довелось пережить басно-
словно удачные рыбалки, я долгие годы видел обычных и необыч-
ных, маленьких, больших и гигантских рыб, о которых теперь наста-
ло время рассказывать. О том, что было, о том, что стало. О том, что
должны бы увидеть внуки наши, но увидят ли...
И несколько необходимых пояснений. При описании рыб я
старался дать как можно больше материалов рыбаку-любителю и
природолюбу и потому сгруппировал их в главы об аборигенных, то
есть собственно амурских видах, «знакомых незнакомцах» и «стран-
никах» — кочующих рыбах, не придерживаясь строго их система-
тической номенклатуры. По той же причине наиболее характерные
отличительные признаки рыб выбирались таким образом, чтобы их
легко мог увидеть рядовой рыболов.
Степень полноты в описании той или иной рыбы обусловлена
ее эстетической и практической ценностью, популярностью, а так-
же изученностью. Совокупно рассматриваются разные роды и виды
пескарей, гольянов и вьюнов, интересующих природолюба и рыба-
ка лишь в общем, без мелких подробностей и деталей. Обойдены
вниманием очень редкие рыбы и еще те, которые заходят в Амур на
короткое время. Не каждый рыбак и слышал о них. Таких я насчитал
48 видов.
И еще. Не все рыбы Амура изучены даже ихтиологами. Каждое
живое существо (а рыбы — отнюдь не исключение) таит в себе мно-
жество загадок. Много знаю я рыбаков, которые, засев с удочками
или расхаживая со спиннингом, не дают покоя своему мозгу беско-
нечными вопросами о рыбах и порой догадываются о таком, что не
сыщешь ни в солидных руководствах по рыбной ловле, ни в анна-
лах научной литературы. И потому я стремился возбудить интерес
читателя к неизученному, пока еще непонятному, необъяснимому.
Ведь жизнь наша, в числе прочего, прекрасна и интересна потому,
что окружена тайнами.
Амур -
могучий
и рыбный
Рыбаков в Амуро-Уссурийском крае много — почитай, каж-
дый второй взрослый мужчина, — но знают они, как пра-
вило, лишь свою речку или участок Амура "от идо». Кило-
метров на сто. Об Амуре же в целом — представления приблизи-
юльные, а о его бассейне — весьма туманные.
Но нельзя составить более или менее полную картину жизни
амурских рыб, не зная их среду обитания, их распространение, их
большие и малые кочевки, [де, например, проводит теплое время
। ода таймень или ленок, а где и как они зимуют? Сиг, налим, осетро-
вые? И еще: как воздействуют на те или иные виды рыб многовод-
ные и маловодные сезоны, зимние заморы и промерзания, темпы
подъема и спада воды?
И вот для общего знакомства с Амуром читателю предлагает-
ся совершить по протяженности длинное, но по времени короткое
условное путешествие от его верховьев до лимана. Теперь всем не-
когда, все очень заняты, а нам предстоит проплыть 2 824 километ-
ра — от слияния Шилки и Аргуни вниз до лимана. Выше — Забайка-
лье, природный мир которого особый, от приамурского отличный, к
юму же оно в состав Амуро-Уссурийского края и Дальнего Востока
। ю входит.
Почти 3 тысячи километров проплыть на весельной лодке, а
гем более на плоту теперь никто не согласится: для этого и меся-
9
ца не хватит — хотя для более обстоятельного изучения реки луч-
шего не придумаешь. Мчаться же сломя голову на «Ракете» или
«Метеоре» — мало что увидишь и узнаешь. А потому остановимся
на усредненном варианте: путешествуем на быстроходной мотор-
ной лодке со скоростью 35-40 километров в час, плывем примерно
10-12 светлых часов в сутки, интересуясь лишь Амуром и его обита-
телями, оставив все технические заботы нашим добрым незримым
проводнику и мотористу.
Итак, время начала пути 1 июля, уровень воды средний, погода
устойчиво ясная.
На Усть-Стрелке, как именовался со времен первых русских
землепроходцев пост у слияния Шилки и Аргуни, теперь капиталь-
но смонтирован огромный прямоугольный щит с четкой надписью:
«Конец Амура». Думается, было бы логичнее прочитать: «Начало
Амура», ну да ладно. Нам важнее осмыслить масштаб предстоя-
щего плавания: до Благовещенска 893 километра (и хорошо бы их
проскочить за два дня), оттуда до Хабаровска — 975 километров, а
там еще 966. При идеальных условиях это 7-8 дней плавания.
Но вот мы в лодках, и наше быстрое путешествие началось.
В верховьях Амур — типичная горная река. Быстрая, холодная,
чистая. Примерно как Бикин, Хор или Анюй в низовьях. Только здесь
вода буроватая и даже с краснинкой: немного торфяная, немного
железистая Долина стиснута справа отрогами Большого Хингана,
слева — склонами Амазарского хребта. Русло шириной 200-300
метров, выложено галькой и камнями, вода мчит со скоростью 6-8
километров в час. Шумные крутые перекаты — один за другим, на
плесах между ними быстрое течение тоже рябит воду. Островов
мало, по «бортам» мощного единого потока то и дело возвышаются
большие и малые утесы, седые обомшелые скалы, из кипящей воды
поднимаются остроугольные глыбы останцов. Зеленые сопки оку-
наются в воду, полощут в ней свой фундамент.
В иных местах реку стискивают каменные «щеки», и она меж
ними бушует, ревет и рыдает, захлебываясь собственной пеной и
яростью а освободившись из этих теснин, успокоенно вздыхает и
всхлипывает.
Наиболее узка долина в районе устья Амазара, где Амур, с тру-
дом прорываясь через могучий гранитный барьер, мчится в скалис-
том русле по дну ущелья, а по обе стороны — высокие и крутые скло-
ны. Здесь гул и грохот столь сильны, что трудно разговаривать.
Глядя на этот опасный поток воды, думаешь: «Теперь-то что, а
каково было сплавляться на тяжелых, неповоротливых, почти неуп-
равляемых плотах первым русским переселенцам в XIX веке9»
10
Горной реке — горный ихтиологический комплекс. Не надо изу-
чать специальную литературу, а достаточно быть хорошим рыболо-
вом, чтобы знать: здесь можно половить хариуса, ленка, сига, тай-
меня или налима. Подскажем, что живут эти рыбы в «прокормистых»
вотчинах гольянов и пескарей, большинство видов которых благоден-
ствует лишь в чистой холодной воде. В прогреваемых тихих заливах,
протоках и забоках нас не поразят приспособленцы — привычные к
разным условиям жизни карась, щука и сом. Рыбы вроде бы и обык-
новенные, широко известные, но все, исключая карася, с особинкой:
"сть у них свои амурские отличия. Выходит, те — да не те.
В этом быстро убедились и первые ученые, взявшиеся за изу-
чение рыб гигантской реки. Одним из них был Б.И. Дыбовский. Его
вряд ли могли удивить видовые особенности амурского сома, из-
вестного еще Линнею, или амурской щуки, которую предстояло
окрестить» самому Дыбовскому, — зоологу к такому разнообра-
!ию не привыкать. Но вот диковинные косатка-плеть, пескарь-лень,
владиславия... И чем дальше вниз по Амуру — тем больше ему по-
падалось новых для науки видов и даже родов рыб.
Быстро мелькает таежная земля по обеим сторонам. Как будто
только что отплыли, и солнце еще то и дело ныряет за высокие пра-
вые берега, но уже далеко позади светлоструйное устье почти 300-
километрового Амазара, вместе с чистой ледяной водой принесше-
г о Амуру запах хариуса и таежных гор. А устье этого притока — уже
на 44-м километре нашего быстротечного маршрута... Через пол-
часа — река Урка, по которой когда-то спустился на Амур Хабаров
со своим отрядом землепроходцев... Атам — Омутная, Уруша.
К одноразмерному с Амазаром Ольдою мы подошли около по-
лудня. Остановились, передохнули, поразмялись. Подзаправили
себя и мотор — и снова в путь. И опять лодка стремительно ска-
чет по горному Амуру из плотно состыкованных перекатов и плесов,
стиснутых сопками справа и слева. Но эти горы все чаще раздвига-
ются, высокие берега от реки отдаляются, освобождая место для
сел и сельскохозяйственных угодий, все больше от главного русла
рукавами отсоединяются протоки, образуя острова. И вот уже ле-
систо-луговая пойма реки кое-где приличной ширины.
Мы в самых высоких широтах амурского русла — 53 «с хвос-
тиком» градуса Северного полушария. Параллель Командоров и
Алеутских островов. Почти 1,5 тысячи километров по прямой до
Охотского моря. И потому здесь, рядом со Сковородином, еще
чувствуется холодное дыхание Сибири. Но все заметнее склоняет-
ся Амур к югу. По берегам то и дело к примелькавшимся лиственни-
цам, соснам и березам подсоединяются дубки, ясени и даже липы...
За большой деревней Джалиндой горы нашего берега отдаляются,
11
сглаживаются, перерождаются в плато, с них доносится теплый,
пропитанный запахами хвои, листьев и луговых трав очень свежий
воздух.
Долина здесь расширилась до нескольких километров, река за-
метно стихает, ее русло то и дело выписывает замысловатые боль-
шие и малые кренделя. На Черпельских и Кайкуканском кривунах
Амур течет сначала полуоборотом в одну сторону, затем очерчива-
ет чуть ли не полный круг в другую... Солнце вот только что било в
лоб, теперь же оно за кормой, а через несколько минут его «завора-
чивает» дальше, дальше... И уже греет оно левое плечо, хотя еще не
остыло правое... [де-то впереди будет знаменитый Корсаковский
кривун с двумя почти слипшимися огромными петлями.
Здесь много примечательного. Вот, например, громадными
башнями средневекового замка надвинулись высокие скалы Два
Брата, размером почти с гигантский буреинский Собор, там берег
высок, тверд и отвесен, а за ним — вроде бы гранитные орудийные
редуты по плавному овалу безымянной горы...
Но интереснее то, что «по нашей теме». Мимо теперь проплы-
вают не только галечные, но и песчано-галечные косы и даже пес-
чаные. Песок еще сер или бур, крупнозернист, но завтра появится
и желтый, мелкий — спутник уравновешенных — не горных и не за-
болоченных — рек.
И заливов час от часу становится больше, они окружены ряда-
ми тальников. Там, в тихой, спокойной воде — свой, обособленный
рыбий мирок. В этих заливах еще должны быть налимы и ленки, но
есть и щуки, и сомы. Хариус может проплывать рядом с косаткой-
скрипуном, что почти равнозначно северной ели, обвитой южной
лианой. А на широкой (в иных местах — до 10 километров) пойме
задымились, затуманились блюдца озерушек и полудуги стариц...
Озерный гольян, вьюны и карась в них точно есть, должен уже пока-
заться и ротан-головешка.
Первый 400-километровый пробег мы закончили недалеко от
устья реки Ольги. Отаборились на полуострове с тихим заливом и
высокой галечной косой. Поставили закидушки, забросили удочки,
начали хлестать воду спиннингами. Интерес не только к рыбе вооб-
ще, а — какая она здесь? К последним закатным отблескам в нашем
садке были ленок, пара щук, два губаря, красноперый жерех и дю-
жина карасей.
Ночью слушали Амур. Он как бы рассказывал нам о своих ра-
достях и горестях, о прожитом и пережитом. На недалеком перека-
те в теснинах между скалами он бесновался, могуче гудел и ревел,
разбрасывая вокруг гулкое эхо. А здесь, у табора, пологий берег
ласкали спокойные, расслабленные волны. Мы пытались расшиф-
12
Таков Амур в верховьях
ровать голоса мощного неукротимого потока, смотрели в безмя-
южно черное звездное небо и загадывали: а что завтра?
Утром с закидушек сняли приличного сома и полуметрового
налима. Синявки были, пескарь-губач Черского, чебак. Слазили на
г ору, полюбовались дивными пейзажами, позавтракали и — снова
н путь.
К обеду следующего дня мы остановились на острове у мес-
ючка Кумара, на высоком взлобке рядом с широкой левобереж-
ной низкой поймой, иссеченной протоками и длинными старицами.
Меня давно это место интересует: здесь через Амур проходит био-
। еографический рубеж между приамурско-маньчжурской фауной
<: юго-восточной стороны, охотско-камчатской и восточносибирс-
кой — с северо-западной. В XIX веке сюда нет-нет да и забредали
гигр, непальская куница харза, амурский лесной кот, маньчжурский
заяц, фазан... До этого же места поднимаются и многие виды рыб
китайского ихтиологического комплекса: белый амур, чернобрюш-
ка, верхогляд, желтощек, сазан, толстолоб, китайский окунь ауха,
амурский бычок, белый лещ... Да сей рубеж заметен и по расти-
1ельности: на склонах появляется много дубов, в долине формиру-
ется широколиственная урема типично маньчжурского облика — с
ясенем, ильмом, липами, амурским бархатом, мелколистным и
маньчжурским кленами...
13
Если бы мы взобрались на высокий берег да внимательно ос-
мотрелись, все равно не увидели бы такой четкости биогеогра-
фического рубежа, какую мне нередко приходилось наблюдать на
стрелках некоторых водораздельных хребтов: посмотришь с вы-
соты в одну сторону — суровая сибирская природа, обернешься в
противоположную — богатые кедрово-широколиственные леса. В
этой низине, а особенно по реке, рубежу, ширина 100, а то и 200-
300 километров.
Через час после Кумары мы достигли Корсаковского кривуна.
Моторка вроде прямо к селу Корсакову подлетела, но неожиданно
уперлась в скалу и на 120 градусов завернула вправо. Верно в книгах
написано: чуть больше километра по прямой посуху и 30 — речным
кривуном. Но и это не все: к пройденной петле вплотную примкнула
соседняя, такая же, с еще более узким перешейком у старого села
Буссе — всего 600 метров.
А далее Амур стремительно и прямолинейно помчался почти
на юг, к Благовещенску, словно намереваясь обогнуть Зейско-Бу-
реинскую равнину. Девятая сотня километров реке, а она все еще
горная, все еще быстрая и узкая, и все еще глухо шуршит галькой
русло да шумят перекаты, хотя заметно меньше их стало.
Лишь ниже устья Зеи Амур преображается: становится вдвое
шире, гораздо многоводнее и спокойнее. При слиянии этих рек —
длинная песчаная коса с множеством куликов, цапель, ворон и дру-
гих птиц. Даже при беглом взгляде видно превосходство Зеи над
Амуром в мощи. Завернув в нее и проплыв 15 километров против
течения, удивляемся: приток, а в 2-3 раза шире реки, в которую впа-
дает, и к тому же полноводнее: 16,5 процента годового стока Амуру
дает эта река, в два с лишним раза больше, чем Шилка с Аргунью.
Справочники свидетельствуют: длина Зеи 1 242 километра,
площадь водосбора — 233 тысячи квадратных километров. По этим
показателям Амур выше слияния превосходит Зею в два раза. Но
Зея гораздо богаче водами, ибо собирает их с дождевых районов.
Мы не имеем возможности плыть по Зее, преодолевая напор
ее воды, и для краткого знакомства с нею придется ограничиться
тем, что мне известно по прежним путешествиям. На 284 километ-
рах от устья до встречи с 647-километровой Селемджой эта река
многоводна, умеренно быстра, имеет прекрасно разработанную
широкую пойму. Обликом, гидрологическими характеристиками и
ихтиофауной она схожа с Амуром между Благовещенском и устьем
Бурей. А на протяжении 400 километров выше места слияния и Зея,
и Селемджа сродни Амуру, виденному нами накануне. Зейское во-
дохранилище — глубокое озеро с площадью 2 420 квадратных ки-
лометров, а питающая его Зея в своих верховьях — типичная гор-
14
пая река в 3,3 сотни километров длиною. Ледяная, стремительная,
каменистая. Пристанище закоренелых рыб-холодолюбов — хариу-
са, ленка, тайменя, сига... На верхних 250 километрах Селемджа и
Зея во всем — как сестры-двойняшки.
В низовьях своенравная Зея то упирается в белые горы право-
бережья, то уходит в степные просторы равнины с левого берега,
белые скалы, белые косы и дно из белого песка. Даже острова в
белых берегах. Множество проток, заливов, озер, стариц, притоков.
Зея здесь гораздо спокойнее, чем Амур выше слияния. В ней много
сазана, толстолоба, сома, щуки, обычны косатки, белый лещ, оба
вида Красноперов.
В третий день стремительного знакомства с Амуром мы про-
плываем на своей моторке от Благовещенска, удобно приютивше-
гося на слиянии Зеи с Амуром, до предгорного села Пашкова ров-
но 400 километров. Путь наш пролегает вдоль Зейско-Буреинской
равнины. Пойма широченная, долина необозримая, в сети проток
не всегда найдешь главное русло. Его ширина в иных местах до 1,5
и даже 2 километров. Огромные луговые острова в окантовке гус-
тых тальников, песчано-галечных кос и отмелей, множество боль-
ших и малых озер, в которых нашего «прославившегося» в после-
военные годы ротана-головешки уже не может не быть: они тихие,
щедро прогреваемые, заросшие, тинистые. Вероятно, здесь уже
появились тропические змееголовы, упорно именуемые местными
рыбаками угрями.
Ну а с русловой рыбой на этом участке мы познакомились на
рыбачьей тоне в тихий полуденный зной. Большой невод рыбаки
заводили с просторной косы на глубокий плес. Ячея-тридцатка поз-
волила всей рыбьей мелочи преспокойно улизнуть, отцедив в мот-
ню лишь крупную рыбу. И заполнил улов центнеровую бочку: караси,
сазаны, щуки, сомы, кони-губари, косатки-скрипуны, плети, амурс-
кий жерех... Больше всего первых четырех. А большинство косаток
сквозь ячею-тридцатку, конечно, проскользнуло.
Попытаемся же оценить этот улов: явное преобладание рыб
равнинных рек, но в сравнении с «прихабаровским» комплексом
улов заметно беден и числом видов, и количеством особей. Мне
подумалось, что таким неводом в 200 километрах выше Хабаровска
можно было бы вытянуть раза в 2-3 больше.
Бурея обликом что Зея, только меньше: ее длина с Правой Буре-
ей 739 километров, водосбор — 71 тысяча квадратных километров.
До ГЭС она во всем сродни Зее в низовьях, а выше мало чем отли-
чается от верховьев той же Зеи и Селемджи. Слившись с Буреей,
Амур стал многоводнее, шире и тише — скорость течения всего 4-5
километров в час. Очень просторная, густо иссеченная всевозмож-
15
ными водоемами, во многих местах заболоченная пойма, которой,
кажется, теперь не будет конца, и которая лишь немного изменится
к Хабаровску.
А на закате весь этот простор уперся в невысокие, но крутые
отроги Малого Хингана. Амур тут быстро сузился, собрался в тугое,
глубокое единое русло, как бы насторожился и глухо загудел. Сразу
за селом Пашковым он ударился в скалы и, не осилив их, круто и
шумно завернул на 150 градусов к югу.
Всю ночь мы, примостившись на узенькой террасе, слышали,
как он плещет, гудит и ярится, и в памяти живо всплывали такие
большие норовистые горные реки, какЗея, Бурея, Хор, Большая Ус-
сурка, Анюй... Задавались вопросом: что теперь изменилось в ры-
бьем населении рек? Можно было предположить, что не милы эти
места тиховодным карасям и им подобным — тем, кому жизненно
На зорьке
необходима широкая, регулярно затапливаемая пойма, — сазану,
белому амуру, лещам, щуке...
В первый утренний час четвертого дня мы обгоняли Амур на его
прямой стремнине в окружении пологоувалистых гор, заросших
кедрово-широколиственным лесом. Виднелось много густых дуб-
няков, и разнопородные широколиственные леса были, а на лесо-
оках и гарях угнездились мелколиственные — березняки да осин-
ники. И это радовало: мы вплывали в зону уссурийской тайги. Были
основания думать, что в мире рыб тоже произойдут соответствую-
щие изменения: ведь в природе, как известно, все взаимосвязано.
Прижимаясь правым берегом к сопкам, имел здесь все же Амур
левобережную пойму с долиной и, стало быть, кое-какой простор.
Но они исчезли к исходу первого утреннего часа плавания. От села
Ра лдр началась Хинганская «труба». Сжатая высокими скалистыми
берегами до 400 метров, еще совсем недавно широкая, напрочь
лишенная долины, река загудела звонко и яростно. Наткнувшись
на неодолимые каменные тверди, она заметалась, заизвивалась
кривунами, и за каждым из них открывались дивные пейзажи. И так
плыли полторы сотни километров. А у Екатерино-Никольского река
вырвалась из горных теснин и снова успокоилась, и опять широко
и расслабленно растеклась, легко раздвинув низкие берега начав-
шейся обширной Средне-Амурской низменности.
Здесь самая южная излучина Амура, прогибом которой он до-
стигает широты Южной Украины и Молдавии. Разлившийся и пос-
ле Хинганской «трубы» заметно уменьшившийся в глубинах Амур в
этом районе летом хорошо прогревается, и именно на этом участке
реки в царстве рыб начинает формироваться сложный ихтиологи-
ческий состав.
Посмотрите, как много здесь становится рыб, родиной которых
являются равнинные реки Китая: белый амур и лещ, монгольский
краснопер, пестрый толстолоб и пестрый конь, желтощек, «южные»
пескари — Солдатова и длинноусый, экзотические вьюны лефуа
и лептобоция. И даже настоящие тропические рыбы — змееголов
и косатка-крошка здесь оказываются завсегдатаями тихих водо-
емов... Особенно много этих «южан» в районе ниже устья Сунга-
ри — самого большого притока Амура. Могучий поток с юга прино-
сит теплые воды — на 2-3 градуса теплее амурских — из жаркой
Маньчжурии.
Палеогеографы считают, что в третичном периоде тот Амур, что
у нас впереди, тек из Сунгари, а пройденный нами в первые два
дня — заворачивал по Зее на север и через Уду впадал в Охотское
море. Малый Хинган долго был неприступен для реки, но она все же
сумела «пропилить» его в наиболее низком месте... Может быть, с
той эпохи и сохраняются в Амуре теплолюбивые рыбы?
Но вместе с тем совсем немного рыб-«северян» не дошло сюда
с Верхнего Амура, разве что ленский пескарь да гольян Лаговско-
го... Сиг-хадары, правда, заместился сигом амурским, а типичный
2 Рыбы Амура
17
для Евразии озерный гольян сменился нашим подвидом — мань-
чжурским.
В пятый день пути мы проплыли от теплого желтовато-мутного
сунгарийского потока до Хабаровска. Все шире и глубже становил-
ся Амур, до десятка километров раздавалась его пойма, а приняв
с юга тоже теплый и тоже мощный вал воды с Уссури, он стал еще
полноводнее.
Ах, как надо бы было познакомиться с чудесной рекой Уссури!
Не только потому, что она от верховьев в Южном Сихотэ-Алине 900
километров длины, собирает же воду с площади почти в 200 тысяч
квадратных километров и вливает ее в Амур столько же, сколько и
Сунгари. Главный интерес в том, что она густейшей сетью речек и
ключей пронизывает весь Уссурийский край, всю уссурийскую тай-
гу с кедром и женьшенем, тигром и леопардом, уткой-мандаринкой
и чешуйчатым крохалем... А рядом с ними в водах плещутся столь
же интересные рыбы: амуры, толстолобы, змееголовы, черный
лещ, ауха, желтощек... Но в Уссури и Сунгари водятся и такие рыбы,
каких очень редко встретишь даже в самой теплой, самой южной
большой излучине Амура, или они там вовсе не живут. Это уссурий-
ская востробрюшка, гольян Черского, элеотрис, горбушка, мелко-
чешуйный желтопер... Но все виды рыб той излучины живут и в Ус-
сури, которая до самого озера Ханка — Амур в миниатюре. Только
более экзотический.
Мало кому не приходилось видеть Амур из иллюминатора само-
лета, приземляющегося в хабаровском аэропорту. С низкой высоты
взору представляется поразительная, захватывающая дух картина.
Необозримые долина и пойма, густо иссеченная прямыми, дуго-
образными и неимоверно извилистыми протоками и заливами, нет
числа старицам и озерам, островам и косам. Берега оконтурены
желтыми песчаными косами, полосами и купами пушистых тальни-
ков, их плотные шпалеры тянутся вдоль проток и заливов. Лесистые
релки, луговые низины, кочкарники... Глаза разбегаются. Пробуешь
пересчитать протоки на пойме Амура, что под брюхом самолета, —
не успеваешь. И задумываешься: какая же бездна времени потребо-
валась воде, чтобы размыть себе, разработать такое могучее ложе...
И как же коротка человеческая жизнь для того, чтобы разобраться в
истории Амура, как мал ее срок рядом с возрастом этой реки!
Ну а если из иллюминатора не самолета, а космического кораб-
ля взглянуть на Амур с высоты этак тысячи километров? Тогда он
показался бы нам подобием громадного раскидистого дерева, ок-
руженного большими ветвями от вершины до комля. А все потому,
что бассейн этой реки тоже «раскидист»: крупные притоки питают
18
Амур от его верховьев до лимана... Для сравнения: если из того же
космического корабля мы полюбуемся на Волгу го ее бассейн упо-
добится высокой сосне: длинный гладкий ствол а сверху скромная
крона. И в самом деле, ведь на доброй половине своей протяжен-
ности Волга ниже Камы без притоков.
Да, тысячи больших и малых притоков питают и освежают Амур
родниково чистой, напитанной кислородом водой, на всем его про-
тяжении делая русло с каждым километром, до самого лимана, все
многоводнее и многоводнее...
Утро туманное... Пора на рыбалку
Для преодоления Амурского утеса у Хабаровска река собралась
в единый глубокий поток шириной поболее чем в 2 километра, но
не сдвинула его и, гневно шумя и клокоча уловами, резко отвернула
плево А за Воронежскими сопками Амур раздробился на множес-
1во проток в сторону низкого маристого левого берега, заполняя,
через посредство крупных пойменных озер, 50-километровые дали.
А по высокому правому — село за селом: Вятское, Челны, Троиц-
кое Славянка, Иннокентьевка.. Их основали русские переселенцы
но второй половине XIX века.
19
От Елабуги водяная лава откатывается к левому берегу, Амур
все круче заворачивает к северу, и теперь он будет сохранять об-
щее северо-восточное направление.
Следуя основным руслом Амура, мы не видели сел Челны, Маяк,
Синда, Искра — они стоят на высоких берегах Челнинской и Синдин-
ской проток. Зато мы удивлялись невероятно широкой долине Аму-
ра — если в нее включать неоглядную заболоченную низменность,
ширина которой до 120 километров. В половодье здесь настоящее
море, над поверхностью которого лишь изредка возвышаются от-
дельные релки, останцы да небольшой горный узел Халхадьян. Но
даже в среднюю воду ширина собственно поймы Амура за устьем
Анюя и селом Троицким увеличивается до 25-30 километров.
Самая вкусная уха — сваренная на костре
Более всего Амур красив в среднюю воду, и мы могли им любо-
ваться каждый час. В своем раздолье он и ласков, и серьезен, при
ветре же становится грозным и опасным. Но нам сопутствует тихая
солнечная погода и мы наслаждаемся глубокой небесной голубиз-
ной, украшенной белыми комками, глыбами, торосами и айсберга-
ми облаков, следим за зелеными берегами, золотистыми косами.
20
Днем тихая вода сверкает зеркалами, и мы как бы по небу между
облаков лавируем. Пробежит ветерок, зарябит, засвинцует воду, но
она скоро опять зеркальна... Затянулось плавание до ночи — и тогда
лодка словно по звездной и черной, бездонно глубокой космичес-
кой дороге плывет. Плывет вслепую, и душа невольно трепещет...
Какое же здесь приволье для рыбы! Трудно вообразить, как
много ее было еще лет 40-50 назад! На берегу протоки Сии, соеди-
няющей огромное, в 340 квадратных километров, озеро Болонь с
амурской протокой Серебряной, мы сделали остановку на ночь ря-
дом с палаткой старика нанайца Он много нам рассказал. Озеро
мелкое, в малую воду обсыхает, зимой промерзает насквозь. Но
большую часть весны и лета даже в среднюю воду здесь прекрас-
ное пастбище и родильный дом для водных обитателей. На подъ-
еме уровня по неширокой протоке прежде в озеро шло так много
рыбы, что одним заметом 200-метрового крупноячейного нево-
да брали тонну живого товара — сазана, толстолоба, щуки, сома,
крупного карася, верхогляда... «Пошла летом вода на убыль — мы
протоку заставляли сетями, и опять ее полно, — рассказывал ста-
рик. — А осенью перегораживали по низкому берегу сетями, а по
глубокой части — забором. Половину годового плана колхоз ловил
тут», — тыкал рассказчик трубкой в протоку...
Такие глухие забойки я видывал в детстве и знаю, как много в
них брали рыбы. Но знаю и сколь много ее гибло в пересыхающих и
промерзающих озерах и протоках выше городьбы.
На правах нанайца старик рыбачил разрешенными небольши-
ми ставными сетями, и мы вечером и утром любовались его уловом:
добрые караси, пара 5-килограммовых сазанов, 3 толстолоба, хо-
роший верхогляд, белый амур, сомы, косатки, монгольский красно-
пер. Я откровенно удивился: под Хабаровском теперь такие уловы
не взять. Старик ответил: «Скоро и тут будет как там — город рядом,
рыбак на рыбаке, гляди, как берега все затоптаны...» До нового го-
рода Амурска было 50 километров, да разве ж это расстояние для
лодки с «Вихрем»! До Комсомольска на 40 километров побольше,
но рыбаки и оттуда доплывают до Болони за три часа1
Следующим днем мы минуем и Амурск, и Комсомольск. Напро-
тив города юности вплотную подступивший к реке Сихотэ-Алинь
вновь стиснул ее до километровой ширины, и стала она здесь глу-
бокой, а течением быстрее почти в 2 раза. Но вскоре — напротив
устья Горина — Амур взял свое, расширив главное русло до 6 кило-
метров. А всего через час — опять «труба», такая же узкая, такая же
глубокая, такая же быстрая, как в горах Малого Хингана, но более
длинная И теперь Амуру течь по ней около 150 километров — до
старого села Циммермановка, где он вырвется на широкую Нижне-
21
Амурскую низменность. Тоже сильно заболоченную, густо иссечен-
ную протоками и озерами, из которых Большое Кизи и Удыль раз-
мером примерно с Болонь.
Озер от Хабаровска до устья Амура много. Мелких пойменных
не счесть — их сотни тысяч. Но то и дело встречаются и обширные.
Свыше 300 квадратных километров имеют четыре озера, тех же,
которые с гектар или с два, не пересчитать. В Нижнем Приамурье
их общая площадь составляет около 15 тысяч квадратных километ-
ров.
Для рыб озера в летнюю пору — все равно что сочные луга для
скота. Во время паводков на Амуре они наполняются и аккумули-
руют воду, на спаде уровня — питают реку. Мощный естественный
регулятор стока. Жаль только, что преобладающее большинство
озер мелки и потому при резких спадах воды обсыхают, а зимой
промерзают. Однако, будучи заполненными, они приносят Амуру
большую пользу: мелководье для нагула и нереста рыбы — «земля
обетованная» Громадное значение озер еще и в том, что они сис-
тематически напитывают амурские воды зоо- и фитопланктоном и
другим кормом для рыб и прочих гидробионтов.
...Палатку поставили, развели костер, насторожили рыболов-
ные снасти на большой, золотистой, за день прогревшейся косе,
отделившей от струистой воды широкую тихую заводь. Недалеко от
Циммермановки на крючок, наживленный черным червем, подце-
пился полуметровый калужонок, мы полюбовались им и отпустили.
И, словно благодаря нас за великодушие, в заводи заворочались,
забили хвостами две здоровенные калуги. Любят они спокойные
темные глубины, но охотятся на мелководье.
От этого места пошли калужьи пажити, и чем ближе к устью
реки, тем больше будет и калуги, и осетра. Но меньше станет аухи,
черных амура и леща, а вскоре и их белых собратьев: монгольского
краснопера, желтощека, верхогляда, толстолоба — вода здесь для
них холодна. Не тот климат — все-таки уже почти 51 градус север-
ной широты, а завтра будет за 54. Выше Хабаровска на полтысячи
километров, а относительно Сунгарийского прогиба — еще на сот-
ню больше. О суровости здешних мест свидетельствуют и сопки за
амурскими берегами — они в темных, хмурых ельниках и листвен-
ничниках. Моховых. С кедровым стлаником в подлеске.
И наконец в последний день стремительного бега мы посмот-
рели самые низовья Амура. Миновали Софийск, озеро Кизи, за
которым уже Татарский пролив, — каких-нибудь 60 километров от
нас! Богородское, Сусанине, Тахта, уже доступный для морских су-
дов порт Маго, потом Николаевск. А там пошло широкое предус-
тьевое пространство — длинная воронка с раструбом, само устье,
22
которое непосредственно глазом не фиксируется, а далее — лиман,
«незаконно» носящий свое название (это, по существу, часть проли-
ва). Чем ближе к устью, тем шире Амур, все больше и больше в нем
мелей и островков. Между конечными мысами Пронге и Табах — 16
километров. Простор! Дали в туманной дымке. Крутобокие берега.
Свинцово-тяжелая вода... Но здесь так много мелей, что для судов
обвеховано два фарватера. В северной стороне открывается сту-
деное Охотское море, а до Сахалина рукой подать.
Мы проплыли громадину Амура в средний уровень воды. Но при
обмелениях и наводнениях картина будет совершенно иной. Тогда
Амур совсем не похож на тот, каким он бывает в нормальную воду, —
ни при взгляде с высоты птичьего полета, ни из лодки. А реку надо
знать во всех режимах водности, без этого нельзя составить даже
приблизительного представления о ней как среде обитания рыб.
Сведения о поведении Амура в разные годы можно отыскать в
подшивках газет. «Я давно живу в Хабаровске, но не припомню, что-
бы так мелел Амур. Он до того стал мелким, что даже на моторной
лодке плыть можно только по путевым створам: чуть в сторону — и
на косе». «Наш Амур-батюшка вот уже несколько лет подряд год от
года маловоднее... Создается впечатление, что он уже не будет так
могуч и широк, каким был вечно... Просим привлечь внимание уче-
ных, министерств и ведомств к проблеме обмеления Амура...»
Это — тревожные строки из газетных статей и писем 70-80-х
годов прошлого века и 2003 го. Разговоров тогда было много. Об-
меление рек связывали с заполнением водохранилища Зейской, а
с 2003 года и Бурейской ГЭС и считали чуть ли не фатально беспо-
воротным. Помню, этот вопрос серьезно обсуждался учеными в год,
когда все лето вода в Амуре была гораздо ниже нулевой отметки, а
в начале августа отдельные участки Амура стали несудоходными.
Небывалое явление! Решили срочно готовить представительную
научно-производственную конференцию: надо, мол, принимать
меры... Некуда больше обмелел Амур в мае 2003 года! В июне было
минус 170!
Зато много воды было в реках с мая по октябрь 1984 года — все
6 месяцев! А наводнение в сентябре стало небывало катастрофи-
ческим: 6 метров с четвертью! Четыре недели выше 5 метров или
около того! На пойме — 3-метровый слой воды! Река разлилась на
десятки километров вширь!
Что же это с Амуром случилось? А ничего не случилось — он
всегда таким неуравновешенным и был: то многоводен, то сух, ред-
ко когда в норме, если под этой нормой понимать оптимальную для
людей водность. И вот почему такое.
23
Реки Амуро-Уссурийского края на 80 процентов питаются дож-
девыми водами, а наиболее «мокры» летне-осенние месяцы. Зимы
в общем малоснежны, снег возгоняется и тает постепенно, и все-
го-то талые воды дают 8-10 процентов годового стока. Потому-то
весенние половодья, столь обычные для европейских и сибирских
рек, здесь невысоки и кратковременны. Даже щука, нетерпеливо
ждущая их с зимы в полной готовности к икромету, отнереститься
далеко не каждый год успевает.
А вот когда пройдут дожди — непременно быть паводкам. Про-
должительность их и высота определяется характером летних мус-
сонов. Если тучи стоят, проливаясь дождями, от Забайкалья до мор-
ского побережья, жди на Амуре грозных для человека стихийных
бедствий. Особенно буйствует «батюшка» в дождливое лето ниже
устья Зеи — на протяжении почти 2 тысяч километров.
В горах, где узкие истоки ключей и ручьев стремительно плещут
по каменным глыбам и не обзавелись даже подобием поймы, уро-
вень воды после дождей быстро поднимается, но вскоре приходит
в норму.
А там где реки, набрав силу, уже ревут, оповещая горы о своей
мощи, наводнения куда грознее. Эти мощные потоки и в хорошую-
то погоду требуют к себе уважительного отношения, а после ливней
или мусонно-затяжного ненастья становятся необычайно бурными,
выходят из русел, заполняя хорошо разработанную, хотя обычно
неширокую, пойму.
Неукротимая сила несущейся воды размывает берега, с корня-
ми вырывает вековые деревья, шутя разбрасывает старые заломы
и нагромождает новые. Даже иные острова сносит, намывая взамен
их другие. Уровень воды может за сутки подняться на метр-другой,
не то и на 3 метра, а в горных теснинах без поймы — в два раза
больше. Рев, грохот, неистовая пенисто-водоворотная кипень, ог-
ромные деревья в мутной взбесившейся воде, что соломинки...
Но ушли тучи, разъяснило, вода быстро скатывается, и реки
смиряются.
А на степенно-больших низменных реках, куда в конечном счете
собираются воды с обширной горной территории, картина движе-
ния вала иная. Обладая широченной придаточной системой с бес-
численными протоками старицами, озерами, марями и торфяни-
ками, такая река не позволяет уровню рваться вверх бесконтрольно,
как бывает у горных рек. Но он поднимается неуклонно, долго, и в
конечном итоге высоко поднимается, а после своего пика снижает-
ся опять-таки медленно и долго: 15-20 сантиметров в сутки, редко
когда 30-40
Амур в наводнение страшен. Затапливаются сенокосы, гибнут
24
застогованное сено и скот, уничтожаются пашни, сносятся дома и
мосты, размываются дороги Бывает, спасение людей не обходится
без помощи воинских подразделений и вертолетов.. А как много
тонет косуль, енотов, лисиц и других диких животных.
Влияние же наводнений на рыб совсем иное. В половодье они
используют ранее недоступные пространства, воды густо насыща-
ются массой органического вещества. Для рыбы большая весенне-
летняя вода — благо: резвись себе на просторе, нерестись, нагули-
вай тело. Кормов на обширных разливах — каких угодно и в полном
достатке, вода гораздо чище, чем в русле. Рыбаку в половодье нет
удачи, а для рыбы это счастье. После многоводных лет ее поголовье
многократно возрастает. Особенно когда уровень не прыгает, а спо-
койно высок и изменяется медленно.
Зато низководье для рыбы настоящая катастрофа: виды, от-
кладывающие икру на растительность, не размножаются месяц,
другой, бывает, и совсем нет им для этого условий. И пелагофилы,
мечущие икру в толще прогретой воды на ее подъеме, тоже не не-
рестятся. Тогда у них бесцельно гибнут зрелые продукты размно-
жения, а на следующий год не созревают к нужному сроку К тому
же рыбы не успевают накопить зимних запасов, и пережить полу-
годовое подледье для них — проблема. Несколько таких низковод-
ных сезонов — кстати, для рыбаков весьма добычливых, — и рыбы
становится мало.
Но коль уж мы заговорили об отношении рыбы к высоте воды,
нужно остановиться и на скорости изменения уровня. Скачки его
вверх безопасны: водные обитатели им радуются и рвутся в заливы
и протоки, смело выходя на привольные разливы полой воды как на
праздник.
Снижение же уровня для многих рыб всегда опасно, но когда
оно происходит резко — беда неминуема. В первую очередь — для
беспечного карася, в реку с тихих мелководий никогда не спешаще-
го, во вторую — для всякой многочисленной «детворы», еще не зна-
ющей, как погибельно оказаться в отшнуровавшемся водоемчике.
Тут еще надо иметь в виду, что уход рыбы с разливов к рекам
осенью природою как бы запрограммирован. Накопив в достатке
жир и гликоген на всю зимовку, изрядно подросшая за лето рыба
привычно скатывается вместе со спокойно убывающей водой к
надежной глуби. Крупные и зрелые — амуры, толстолобы, сазаны,
верхогляды, лещи — в первых эшелонах, кто поменьше — те попоз-
же. В последнюю очередь мальки. Не спешат лишь рекордсмены по
живучести и неприхотливости — караси, ротаны, гольяны... И змее-
головы.
Наблюдения за уровнем в Амуре ведутся с 1896 года Хабаровс-
25
ким водомерным постом. Графики водности почти за столетие поз-
воляют делать любопытные выводы, искать какие-то закономер-
ности, прогнозировать... Но прежде всего об упомянутом водомер-
ном посте. Он прост в устройстве: монументальная свая с широким
бетонным основанием, закрепленная на дне, а на ней — рейка-шка-
ла с делениями. Отсчет ведется от реперной точки, зафиксирован-
ной в незыблемом положении раз и навсегда. И ведется он отно-
сительно условного нуля графика — плоскости, расположенной на
полметра ниже самого низкого уровня.
Неогляден Амур в половодье
«Но Хабаровск зимой, как правило, показывает минусовые от-
метки», — сразу же подметит внимательный читатель. Да, дает ми-
нусовые. И потому, что в 1895 году здесь нуль графика был выбран
неудачно гидрологи еще не знали, как сильно падает вода в Амуре
зимой и каким «сухим» в иные лета он бывает. Графики водности
просто и наглядно являют собою сложнейшую, в определенной
мере драматичную историю Амура за 110 последних лет.
Поскольку режим осадков у нас сильно различается по годам,
26
очень заметно разнятся и уровни воды в реке Промежутки между
дождливыми периодами оказываются маловодными, и послед-
ний из них пришелся на 1999-2003 годы. А закономерность как в
этих периодах, так и в колебаниях по годам почти не просматри-
вается, потому что проблематична она и в режиме осадков. Иные
ученые, правда, усматривают некие циклы якобы связанные с
солнечной активностью, но очень уж сложны непрямодействен-
ны эти связи.
И потому-то гидрометеорологам очень трудно не ошибить-
ся в прогнозах на месяц вперед, а тем более на год. Ибо уровень
воды в Амуре у того же Хабаровска, например, определится вре
менем и количеством осадков в бассейнах Аргуни, Шилки, Зеи, Бу-
рей, Сунгари, Уссури, Тунгуски, не считая Онона, Ингоды, Амазара,
Архары, Биры, Биджана и прочих. Совпали дождливые периоды в
них — формируется грозный вал воды, растянулись по всему сезо-
ну — колебания уровня глаже.
В общей, или усредненной, схеме на главных притоках Амура с
весны по осень бывает 5-7 дождевых наводнений с резкими подъ-
емами и спадами, учащающимися в июле — сентябре. Паводковые
валы, смещаясь из этих притоков в Амур и сливаясь, подступают к
Хабаровску двумя-тремя изрядно растянутыми большими горба-
ми — так они смотрятся на графиках При 2-метровом уровне вода
выходит на самую низкую пойму, через 1,5 метра — заливает об-
ширные пространства средней поймы, а когда около 5 — и высокая
пойма оказывается под водой.
Наводнения бывают здесь часто, но в «сухие» годы они крат-
ковременны. Средние — при максимальных уровнях 450-550 сан-
тиметров — за 108 лет зафиксированы 20 раз. Характер стихийных
бедствий половодья за эти годы принимали 16 раз — когда уровень
воды превышал 550 сантиметров. За 6-метровую отметку вода в
Амуре у Хабаровска выходила 8 раз. А представьте себе слой воды
в 6 метров — это же 2-этажный дом! Это же яроводье!
В графиках водности содержится богатейшая информация Вот,
например, самый низкий уровень водомерный пост Хабаровска от-
метил в 1921 году — минус 397 сантиметров. И в том же году был
зафиксирован летний рекорд — минус 260. Высший летний паводок
был в 1897 году — 642 сантиметра Всего на 8 сантиметров ниже
оказались максимальные уровни 1951 и 1959 годов; 625 сантимет-
ров — отметки 1902 и 1984 годов.
А стояли эти паводки от 40 до 120 дней. В многоводном перио-
де 1951-1964 годов из 30 наводнений 10 были выше 5 метров. Зато
с 1933 по 1943 год — 10 лет подряд! — Амур и его система оказа-
лись бедственно «сухими».
27
Но отметка 642 рекордна лишь за время с 1896 года. Гидрологи
же установили, что пик наводнения 1872 года был выше на 80 сан-
тиметров — 722! Представьте себе эту стихию! Как много тогда по-
гибло зверей, сколько было человеческих трагедий! И сколько сел
смыло начисто... Но вместе с тем какое тогда было приволье для
рыбы!
Не менее грандиозные наводнения зафиксированы и в других
местах Приамурья. В 1861 году вода у Благовещенска поднялась до
10-метровой отметки. Невиданно высокой она была в тот год на Ус-
сури. Паводок 1872 года напрочь смыл много казачьих станиц, при-
чем так смыл, что уже никто не помышлял об их восстановлении. А
ведь места для станиц выбирались бугристые, вроде бы надежно
высокие... Разве мог кто подумать, что Амур когда-нибудь и до них
дотянется.
Наводнения более всего характерны для Среднего и Нижнего
Амура, но к самым его низовьям они сглаживаются вследствие бли-
зости моря. Средней многолетней амплитудой колебания уровня в
период открытой воды считается 3 метра у Благовещенска, 4-5 — в
Малохинганской «трубе», 2,5 — у Хабаровска, 2 метра — под Со-
фийском и один — ниже Тахты. В среднем раз в 2 года эта ампли-
туда возрастает двукратно. Максимальными размахами колебания
уровня воды в Амуре принято 10-12 метров в Малохинганской «тру-
бе», 8-10 — у Благовещенска и Хабаровска, 9 метров — у Софийска
и 4,5 — у Тахты, в Зее — 6-8 метров, в Селемдже и Бурее — 5-6...
Но что же и как изменили в режиме этой реки водохранилища
Зейской и Бурейской ГЭС? На них уже много нареканий, а зря. Водо-
хранилища летний уровень воды в реках снижают лишь в годы с по-
вышенным и нормальным стоком. Не будь, к примеру, Зейской ГЭС,
уровень наводнения 1984 года на Среднем и Нижнем Амуре мог ока-
заться выше на 40-50 сантиметров, и тогда непоправимых бед было
бы в десятки раз больше.
А вот в маловодье водохранилища щедро подпитывают реку, не
давая возможности опускаться уровню так катастрофически — те-
перь уже для рыб — низко, как нередко бывало в прежние годы. Осо-
бенно интенсивно они поддерживают уровень зимой: раньше зей-
ские воды у Хабаровска в ледовое время составляли всего 13 про-
центов стока, теперь же гораздо больше. У села Ленинского зимний
уровень Зейская ГЭС подняла на метр-полтора, у Хабаровска — не-
много меньше. А это для зимовки рыбы благо неоценимое, особенно
если учесть, что с плотины ГЭС идет насыщенная кислородом вода.
Угроза заморов рыбы теперь уже не столь велика. Вот если бы еще
очистные сооружения всем промышленным и бытовым стокам...
28
Амур весной нагревается быстро. Небольшой весенний паво-
док заливает низины почти ледяной водой: всего 1-2 градуса. Но
на мелководье она быстро теплеет, и когда к первым числам мая
вернется в берега, в ней уже 5-7 градусов. В районе Хабаровска
вода в Амуре к 10 мая прогревается до 10 градусов, к 20-му — при-
мерно до 15, а к концу месяца — до 18. Это — «в среднюю воду».
В паводковом же мае 1984 года высокие воды к 30 мая нагрелись
всего до 14 градусов.
Самой теплой вода в Амуре бывает в конце июля — в пределах
22-24 градусов. До 26 нагревается она на течении и до 30-32 — на
стоячих мелководьях. Таким образом, даже для самых требова-
тельных к температуре рыб благоприятные нерестовые условия
наступают не позже середины лета, а преобладающая их часть раз-
множается в мае — июне.
Со второй половины августа, как правило, пасмурной и дожд-
ливой, вода во всех реках и озерах начинает остывать. В середине
сентября уже почти никто не купается, к концу же месяца темпера-
тура воды всего около 10-12 градусов. Уровень быстро снижается,
и вся рыба скатывается к речным глубинам.
Ну а за период с мая по сентябрь средняя температура воды та-
кова: на Верхнем Амуре — 15 градусов, у Влаговещенска — 17, под
Хабаровском — 19, за Комсомольском — 18. Более всего Амур про-
гревается от устья Сунгари до Болони: в июле — августе до 24-26
градусов. В такой воде и южным рыбам благодать.
Картина ледостава для Амура на всем его протяжении и для
широких низовьев главных притоков сходна: сначала образуются
забереги в стоячих мелководьях, однако днем первый стекольно-
прозрачный тонкий ледок стаивает Но утренники с каждым днем
крепче, и вот уже дневное солнце с заберегами не справляется,
они быстро наступают и уже близ берега держат нетерпеливого
махальщика (так у нас называют любителей зимнего блеснения с
помощью короткого удилища, иначе махалки) А вскоре по всему
еще текущему руслу пойдет шуга, непроточные водоемы замерзнут
(на Верхнем Амуре — в середине октября, у Хабаровска — в начале
ноября). Это, конечно, обобщенные сроки, после многоводных лет
лед устанавливается на 10-15 дней позднее.
Забереги с каждым днем крепнут и теснят фарватер с обеих
сторон, шуговой лед становится все крупнее и толще, и вот уже с
громким шорохом несет и крутит большие льдины. Заторы, пере-
мычки, скачки уровня до метра-полутора. К концу ноября застыва-
ют и Амур, и другие реки.
Период установления сплошного льда на Амуре длится от 2
до 6 недель, в среднем 2-3 декады. На горных реках этот процесс
29
проходит быстрее и бурнее. Забереги растут рано, мороз сначала
сковывает плесы, потом он штурмует и теснит перекаты, леденя
их с каменистого дна. Их часто забивает шугой и салом то в одном
месте, то в другом, и ледяная вода захлестывает пойму иной раз
на глазах. Заторы пробивает, вода спадает, нередко оставляя после
себя висячий лед. Иные бурные перекаты «дымятся» до середины
декабря.
Уже ко времени образования заберегов и начала шугохода
рыбы приготовились для долгой 5-6-месячной зимовки. Одни,
укутавшись густой слизью уснули в ямах, еле шевеля плавниками
да жаберными крышками, другие просто потеряли бодрость, тре-
тьи — обычно хищники — все так же активны. А есть и такие для
которых лишь в подледье наступает настоящая, самая активная
жизнь. Пресноводные лососи к ледоставу горные реки покидают,
проходные — заканчивают ход, а тихоокеанская минога штурмует
амурскую стремнину.
Лед поначалу за сутки «толстеет» на 2-3, до 4-6 сантимет-
ров — в зависимости от морозов. Потом, когда толщина панциря
перевалит за метр, он наращивается миллиметрами. К концу зимы
мощность ледового покрытия — около 1,5, а на севере бассейна —
до двух метров. От медленного но неуклонного снижения зимне-
го уровня лед сильно провисает, у пологих берегов он ложится на
мели у приглубых образует так называемые пустоледья
А горные реки часто промерзают до дна, да еще стискиваются
наледями, которые и подрусловым стоком наращиваются, и насту-
пают с горных склонов, выжимающих грунтовые воды. В это вре-
мя для рыбы здесь нет никакой жизни, и потому она такие участки
загодя покидает. Лишь живучие гольяны, пробираясь в глубь меж
камней, умудряются переждать, заснув и оцепенев, это бедствие,
потому что подрусловой сток воды даже в насквозь промерзших
реках имеется.
Талая весенняя вода поверх льда и водные забереги появляют-
ся в конце марта — начале апреля Попозже зачернеют промоины
в русле. Лед вспучивается, рыхлеет, начинаются его подвижки. Ле-
доход длится неделю-другую, затяжными веснами — до 3 недель.
На Амуре, как и на всех больших реках, он грандиозен Очищаются
реки обычно в третьей декаде апреля от Благовещенска до Комсо-
мольска, в начале мая — на Верхнем Амуре и в его низовьях. Се-
верные притоки вскрываются тоже в начале мая, а приморские — в
первой декаде апреля.
Из-за малоснежных зим, как уже отмечалось, весенний паводок
в бассейне Амура незначителен и недолог: 1,5-2, реже 3 метра на
7-10 дней. Но заторы льда, бывает, за несколько дней и даже не-
30
сколько часов поднимают воду в Амуре на 3-4 метра. Максималь-
ный уровень весеннего половодья у Хабаровска зафиксирован
в 1915 году — 529 сантиметров. Вызван он был множественными
заторами льда. Для людей это уже бедствие, но и рыбам от него
мало хорошего: истомившись за зиму бескислородьем, они вместе
с водой ошалело устремляются в протоки, заливы, озера. А падает
уровень после этих заторных половодий до метра в сутки, и, естес-
твенно, много рыб не успевает избежать обсыхания.
Особо подчеркнем еще раз: такой необычный гидрологический
и температурный режим Амура обусловил своеобразную биологию
и поведение его рыб. В большинстве рек Земли рыбы нерестятся
главным образом весной, на долгом паводке вешних вод, а в Аму-
ре — в начале лета, когда и вода прогреется, и придут первые дож-
девые наводнения... Приноравливаясь к частым подъемам-спадам
уровня, амурские рыбы вынуждены были выработать способность
к порционному многоразовому нересту — чтоб не вся икра гибла,
чтоб была возможность дать за лето хотя бы небольшой приплод...
В связи с длительным периодом ледостава рыбья молодь должна
очень быстро расти, дабы к своему первому суровому подледью
хотя бы немного возмужать. А взрослые спешат как можно основа-
тельнее зажиреть. . И еще: абсолютная плодовитость амурских рыб
заметно выше, чем у их родичей из других бассейнов.
Что мы знаем
о рыбах
Думаю, нет нужды рассказывать об «устройстве» рыб: как
сформированы природой, как живут в воде, чем и как
дышат, что едят и как добывают хлеб свой насущный, как
уживаются или не уживаются друг с другом, как размножаются и
взрослеют. Это большинству рыбаков известно. Примитивнее они,
разумеется, чем звери или птицы. И все же рыбы — прогрессивный
и процветающий класс животного мира планеты, без них и многие
звери-птицы исчезли бы, и миллиарды людей вымерли бы от голо-
да. А сколько радостей потеряли бы рыбаки! Особенно те, что ры-
бачат не заработков ради, а для души. Ради успокоения... Но все же
поговорим о том, как живется славной амурской рыбице в ее естес-
твенной, природой предназначенной среде.
Фауна речных рыб Приамурья оригинальна, богата и разнооб-
разна. Здесь обитает большая группа выходцев из теплых стран
Юго-Восточной Азии — белый и черный амуры, белый и черный
лещи, толстолоб, желтощек, окунь ауха, кони — губарь и пестрый,
косатки, мелкочешуйчатый желтопер, ротан-головешка, усатый го-
лавль ... А рядом с этими типичными «южанами», в прочих водоемах
нашей страны не встречающимися (или до недавнего времени там
не обитавшими), преспокойно живут такие закоренелые «сибиря-
32
ки», как таймень, ленок, хариус, голец... Более того, зимой можно
выловить настоящих «полярников» — сига или налима, — хорошо
зная, что совсем неподалеку дремлют тропического происхожде-
ния змееголов и косатка-крошка.
С какой точки зрения на мир амурских рыб ни посмотри — по-
всюду удивительное. Рядом с множеством эволюционно молодых,
процветающих нынче видов живут такие реликты древней ихтио-
фауны, как калуга, амурский осетр, проходная и ручьевая миноги,
амурский жерех, пескарь и сом Солдатова, горчак-синявка. При-
мерно каждый второй амурский вид рыбы эндемичен, то есть в их-
тиологических списках России значится лишь для бассейна Амура.
Здесь и типичные обитатели шумных холодных горных рек, и те, кто
не любит ни их, ни покоя стоячих и медленно текущих рек, а облюбо-
вали умеренные во всех отношениях потоки предгорий, и привер-
женцы озер. Есть и такие, что по сезонам года меняют неспокойные
и тесные горные реки, речки и ключи на степенный простор Амура и
крупных водоемов его низовьев.
И, наконец, особая группа рыб. Летом и осенью в Амур огром-
ными стадами заходят тихоокеанские проходные лососи — кета,
сима и горбуша. Они поднимаются на сотни и тысячи километров
вверх по течению, чтобы оставить потомство и погибнуть. В лима-
не изредка ловятся кижуч, нерка, чавыча, кунджа. А немного позже
идет из моря минога.
Многие ученые рассматривают амурскую ихтиофауну как в из-
вестной степени реликтовую — остаточную от той, что в древности
господствовала на большой части водоемов Северного полушария.
После сурового ледникового похолодания эти рыбы вымерли на
громадных пространствах Сибири, но многим из них удалось со-
храниться в тех районах Амурского бассейна, до которых ледники
не дошли. Потому-то в нем и сейчас обитают представители давно
минувших геологических эпох, в то же время остались здесь жить
и оказавшиеся устойчивыми к похолоданию рыбы, которые теперь
обитают на значительной части северной половины Евразии. А поз-
днее в горных реках освоились некоторые представители полярной
фауны. И все перемешалось. Уживаются в бассейне одной реки,
хотя и в разных биотопах.
Есть у рыб Амура и другие особенности. Например, обилие
бентофагов — это которые находят свой главный корм на дне водо-
емов. Их здесь 26 — в 3-4 раза больше, чем в других реках нашей
страны. Типичные или частичные бентофаги Амура — черный лещ,
кони, карась, сазан, черный амур, косатки, вьюны, пескари, песко-
ройки-миноги. И всем «харча» хватает.
Бентофаги — рыбы мирные. Растительноядными видами Амур
3 Рыбы Амура оо
тоже богаче любой другой реки или озера нашей страны. Но вместе
с ними в Амуре слишком уж много хищных рыб — почти треть его
ихтиофауны. Да каких хищников! Таймень, ленок и сиг; щука, сомы и
налим; змееголов, желтощек, верхогляд, ауха, «красноперки»... Ка-
луга... Необременительно ли это для мирной рыбы? Особенно если
помнить, что и многие нехищные виды при удобном случае совсем
не прочь заглотить малька. И сазан небезгрешен. Даже тихоня ка-
рась! Крупный, конечно. А икру почти все любят.
О хищниках стоит поговорить. Начать с того, что не только в во-
дах Приамурья, но и в его лесах наблюдается редкое для Евразии
обилие хищников: каждый четвертый вид. От тигра и бурого медве-
дя до горностая и ласки. В значительной степени из-за плотоядных
зверей все меньше и меньше достается охотникам косули, кабана,
изюбря, лося... Нечто подобное демонстрирует нам и ихтиофауна.
Предвижу возражения: хищников, в том числе и подводных,
считают санитарами и селекционерами, оздоравливающими попу-
ляции своих жертв! Да, считали. Но период идеализации хищников
прошел. Теперь, наверное, уже все поняли, что «биологический па-
цифизм» не согласуется с задачами охраны всего животного мира,
с проблемами повышения продуктивности биоценозов и с закон-
ными интересами как охотников, так и рыболовов. Теперь трезво
мыслящие зоологи провозгласили, что хищники чрезмерно активно
сдерживают численность своих жертв, ибо вместе с незначитель-
ным числом больных и недоразвитых поедают массу вполне здо-
ровых, и потому поголовье плотоядных необходимо сдерживать на
весьма невысоком уровне, при котором им придется удовлетворять
свой аппетит в основном за счет неполноценных животных — боль-
ных, недоразвитых, увечных.
Полную аналогию между взаимоотношениями по системе хищ-
ник— жертва в лесах и водоемах проводить нельзя, конечно. Нельзя
потому, что многие хищные рыбы Амура дороги и промысловику, и
любителю. «Волков» в реке нет. Возьмите калугу, тайменя и ленка,
желтощека и верхогляда. Они стоят доброго нашего внимания.
Но вместе с тем нельзя всерьез считаться с воплями неграмот-
ных «природолюбов» о том, что, мол, слишком много махальщики ло-
вят щуки и оттого-де ее почти не стало. Пусть ловят! Особенно круп-
ную! На здоровье! И, осторожно выражаясь, не во вред рыбам Амура
ловят. И потому пусть ловят, что, во-первых, щука плодовита, растет
и созревает быстро, и ее в Амуре истребить просто невозможно: до-
статочно 2-3 многоводных весен, как ее полчища удесятеряются; во-
вторых — в питании этой хищницы большое значение занимает мо-
лодь карася, сазана, толстолоба и других милых нашему сердцу рыб;
и в-третьих, когда меньше щуки — больше других, более ценных для
34
нас хищников. Но все же и молодь щуки нужно оберегать. А активно
ловить взрослых вовсе не означает — уничтожать.
Помнится, в конце 70-х — начале 80-х годов в газетах печата-
лись статьи и заметки с гневными нападками на махальщиков — из-
вели-де щуку! Да, ее тогда стало действительно мало. Но ведь ка-
кими маловодными были 1974-1979 годы! Фитофилы, втом числе и
щука, почти не нерестились. А простояла вода на травяных поймах
4 весенне-летних сезона подряд, и опять эту щуку знай лови...
Кстати, не так уж и много ее махальщики берут. Округлив все
<имние месяцы и все выходы на лед рыбаков, подсчитаем и уди-
вимся — всего 1,5 килограмма на человеко-день. А пойди-ка поси-
ди на ветру и морозе с утра до вечера, померзни. . Молва о богатых
i рофеях разлетается широко, а вот возвращения с пустыми руками
внимания не удостаиваются.
Разумеется, это «знай лови» нельзя распространять на боль-
шинство других амурских рыб, чьи запасы за последние десятиле-
। ия оказались сильно подорванными.
Часто говорят о пустых рыбьих глазах и холодной, ко всему рав-
н< щушной рыбьей крови. А это не совсем так. На самом деле рыбы
попадают удивительно тонкими органами восприятия внешней
роды и анализаторами.
Рыбы вовсе не немы. Они издают всевозможные звуки при по-
мощи плавательного пузыря, лучей плавников, трущихся звуковых
косточек, жаберных крышек... К тому же они обыкновенно чавкают
и скрипят во время еды, а в грязной воде натурально кашляют. Но
не слышим мы эти звуки лишь потому, что они по законам физи-
ки почти не выходят из воды в воздух. А вот наденьте специальные
микрофонные наушники с усилителем — поразитесь богатству и
разнообразию рыбьего «лексикона».
Еще в начале предвоенных сороковых, когда стали использо-
ван, гидроакустику для поиска подводных лодок, моряки и ученые
у< лышали, насколько «болтливы» рыбы. Выяснилось также, чтодиа-
п.| юн частот звуков, используемых рыбами при общении, весьма
<шизок к человеческому. А любознательные юные рыболовы и без
। идрофонов слушали рыбью болтовню, и даже своеобразные пес-
ни, с помощью насквозь промокшей доски, один конец которой
>пускался в воду, а к другому плотно прикладывалось ухо. Особен-
но <; 1нятно было интересоваться обменом информацией косаток на
и нерестилищах — скрипят ведь громко, охотно и азартно.
Редко когда рыбы издают звуки от безделья, хотя и такое бы-
нш'1 Чаще всего они выясняют отношения, подают множество ин-
|« >рмативных сигналов, заботятся о потомстве (!).
35
У каждой рыбы есть корм нажировочный и пустой. И распознают
они его с помощью вкусовых точек, находящихся не только во рту,
но и на губах, усиках, коже головы и тела, и даже на плавниках. Так
что знайте, что поплавок вашей удочки вздрагивает не только тогда,
когда рыба взяла крючок с наживкой в рот. Вам не доводилось под-
секать ее за область грудного плавника?..
А вкусовые анализаторы рыб в сотни раз тоньше наших. Даже
трудно представить, что какой-то пескарь к раствору сахара в воде
чувствительнее человека... в 512 раз. Что же говорить о рыбах-гур-
манах? О сазане, например? Мы ведь знаем, как дотошно готовит
сазанятник приманку, используя всевозможные вкусовые и запахо-
вые добавки. И ведь не зря!
Рыбы чрезвычайно тонко улавливают и ощущают запахи. У со-
баки обоняние острее нашего во много тысяч раз, У большинства
же рыб оно гораздо тоньше, чем у лучшего друга человека. Сом и
налим, кета и горбуша, и множество других улавливают запахи не-
которых веществ при разбавлении... одного грамма в 600 тысячах
кубических километров воды, каждый из которых весит миллиард
тонн! У сига оно чуть похуже, но что значит ощутить присутствие
одного грамма ванилина в десятке кубокилометров воды?! И даже
обыкновенный карась обнаруживает вещества в разбавлении грам-
ма на 100 миллионов тонн воды...
По запаху рыбы не только ищут корм, но и брачных партнеров,
распознают друзей и врагов, своих мальков и других, слаженно
действуют в стае. Налим свободно бодрствует в своей стихии за-
предельно темными ночами под метровыми толщами льда, покры-
тыми завальными снегами По запаху он может выследить оыбку
или найти иную добычу за десятки метров. Обонянием он распо-
знает своих и чужих, определяет растения, беспозвоночных, грунты.
И точно знает свои «тропы». Асом? Он ведь со своими крошечными
глазками свободно гуляет в черных глубинах омутов безлунными
ночами при сплошной облачности, где мы бы не увидели и кончи-
ка своего носа. Однажды мне показали пойманного на закидушку
сома приличных размеров, у которого на месте глаз были наросты.
И оказался он упитанным. Мне самому доводилось лавливать без-
глазых карася и чебака.
Однако успешно осваивают рыбы свою стихию при помощи и
других органов чувств, во многом до сих пор остающихся загадоч-
ными. Возьмем так называемую боковую линию. Боковой линией
рыба улавливает шлепок легкого поплавка по воде, падение дро-
бинки, плавные движения соседних рыб. Она воспринимает коле-
бания натянутой нити толщиной всего в четверть миллиметра. С ее
помощью рыба не только свободно ориентируется в беспросветной
36
от темени воде, но и в очень мутной. Боковая линия дает возмож-
ность осуществлять взаимосвязи в косяке сородичей, определять
величину и направление движения живых существ и неживых, «ви-
деть» лежащие на дне предметы... Ну чем она хуже локаторов лету-
чих мышей и дельфинов?
...В поставленном опыте щуку ослепили и определили в про-
сторный аквариум. Как ни в чем не бывало, она обследовала это
обиталище и затаилась в самом удобном месте. И когда в аквари-
ум опускали живых рыбок, хищница тут же поворачивалась носом
точно в направлении поживы, а когда та приближалась, следовал
рывок и заглатывание добычи. Она хватала и карандаш, когда его
подводили с боков и сзади, реагировала на движение тончайшей
стеклянной нити.
Мне приходилось видеть нечто подобное при блеснении лен-
ка на одной из горных рек... С крутого берега я видел неподвижно
застывшего головой ко мне красавца и подводил к нему «рыбку» со
стороны хвоста. Он не мог ее видеть, однако когда она оказалась от
него в четверти метра, последовал мощный рывок хвоста, блесна
взвилась в воздух, а при падении в воду исчезла в пасти хищника.
А знаете ли вы, что далеко не только электрический скат и угорь,
но и многие, если не большинство, рыбы вырабатывают электри-
ческий ток и воспринимают электрическое поле? Более того, неко-
юрые из них чувствуют его лучше, чем видят и слышат...
Удивительное заключается в том, что они не имеют каких-то
особых органов, генерирующих электричество, и воспринимают
>лектрическое попетой же боковой линией, в которой есть и этакие
крошечные гальванометры. С их помощью рыбы улавливают ма-
лейшие изменения электрического поля, которым окутаны многие
кивые существа.
Ученые утверждают, что благодаря электрическим сигналам
рыбы меж собою общаются, метят свою территорию, ищут корм и
добычу, брачного партнера.
У многих рыб имеется особый механизм электролокации, како-
। о нет у других животных. Только вот ее механизм во многом пока
ыинствен. Мы часто лишь констатируем факты вроде: у миноги есть
специальный радар, с помощью которого она мигрирует в абсолют-
। к)й темноте Но вот что он собою i |редставляет и как работает?
Тайн в рыбах еще полным полно, и не нужно на них глядеть с вы-
соты своего разума. Куда важнее и благороднее эти тайны разга-
дывать.
1 Аборигены
Амура
Только в Амуре водится
гигантская царица-рыба
калуга, вырастающая в
длину за 5 метров и набира-
ющая вес до тонны. Именно
здесь, в Амуре, в естествен-
ных природных условиях жи-
вут замечательные абориге-
ны местной ихтиофауны.
Коренные «амурчане» —
вегетарианцы белый толс-
толоб и белый амур — ре-
шительно потеснили в прудоводстве западных областей и зару-
бежных стран достославного карпа. К тому же они помогли людям
спасти водоемы, в том числе каналы и водохранилища, от поги-
бельного зарастания. Вполне возможно, не за горами время бо-
лее широкой акклиматизации пестрого толстолоба, тоже способ-
ного расти как на дрожжах и в считанные годы тяжелеть почти до
пудового веса.
Но и среди мелюзги (гольянов, пескарей и вьюнов) в могучей
дальневосточной реке полно интересных рыбок. Возьмите хотя бы
вьюнов: их здесь 5 видов, но 2 из них — лептобоцию и лефуа — знает
лишь эта река да те, что южнее. И они так интересны, что в послед-
ние годы ими занялись аквариумисты. Или те же пескари: в Евразии
38
их раз-два и обчелся, в Амуре же 11 родов с 18 видами, многие из
которых резвятся лишь в этой реке.
Да, каждый второй вид рыб Амура — абориген. Но в эту главу
включены рассказы лишь о тех из них, с которыми мы встречаемся
на рыбалке, и встречаемся наиболее часто, и которыми можем гор-
диться: наши, амурские.
Калуга - амурский ихтиозавр
Гигантская рыба древнего происхождения. Очень своеобразна внеш-
ним видом и образом жизни. Типичный хищник. Долгожитель: созре-
вает к 14 18 годам при 1.5-метровой длине. К старости в 60-80 лет
вырастает до 4-5 метров, достигая веса в тонну и более. Туводная
рыба Амура, живет преимущественно в его низовьях и лимане. Но для
нагула привычно выходит в море.
С этой невероятно громадной рыбой я познакомился в детстве
и всю жизнь ее помню, хотя не видел достаточно больших особей
уже лет 30. При удобном случае читал о калугах все, что удавалось
достать, но то ли очень мало, как мне казалось, о них было написа-
но, то ли не мог найти соответствующие труды...
Мне частенько думалось: «Странно, как часто мы слышим о
царь-дереве кедре, о царе зверей тигре, о царь-птице орле, а вот
царица-рыба калуга остается как бы в тумане. О щуке, сазане или
соме написано в десятки раз больше, а что они значат рядом с пер-
вобытным, причудливой формы гигантом, пришедшим к нам вроде
некоего ихтиозавра из немыслимых далей земной истории!..»
. 12-летним пацаном — как давно это было! — я плыл на легкой
оморочке по широким разливам июньского половодья реки моего
детства Тунгуски, что впадает в Амур в нескольких километрах ниже
Хабаровска. Было тихо и жарко, с полуденного неба неистово шпа-
рило солнце. Иногда его прикрывали облака, и тогда становилось
удивительно приятно: жара сменялась заметной прохладой — и
<>| юго, что солнце скрывалось, и потому, что тут же начинал тянуть
кч кими порывами ветерок. Воду рябило, нежно-зеленые верхушки
39
торчащих из воды трав покачивало, а листья тальников показывали
свои серебряные изнанки и начинали о чем-то шептаться, тоже ра-
дуясь живительным дуновениям.
Я смотрел на все это буйство лета и думал, где бы еще поры-
бачить. В оморочке тихо серебрились около двух десятков карасей,
желтела дюжина косаток, пара сомов, щука, но мне так хотелось
выудить сазана... Этак килограммов на 10, каких часто и запросто
лавливал мой отец, а иногда и мне уже удавалось снимать с крюч-
ка. Когда я сплыл с речного разлива на темное глубоководье, в дно
оморочки ни с того ни с сего глухо и сильно ударило, и она под-
прыгнула, по обеим ее сторонам поднялись огромные сверкающие
пласты воды, а я растопырил руки и ноги в «свободном полете» за
борт. Сначала я скорее не испугался, а удивился: что это? И не за-
жмуривал глаза при падении в воду, чтобы все увидеть.
Оморочка неожиданно наплыла на гревшуюся под солнцем или
просто зачем-то всплывшую со дна громадную рыбину. Это была
калуга. Я и сейчас вижу мощную лопасть загребающего воду рас-
топыренного хвоста, а рядом с собой — большущую острорылую
рыбью голову.
С калугами я к тому времени уже встречался: неоднократно
разглядывал их на тонях рыбозавода и видел таких, что величиною
с большое бревно. Примостишься на спину уснувшей — и словно
верхом на коне. Только на голую спину садиться было неудобно:
груба, шершава и колюча. При мне как-то из калужьего желудка вы-
потрошили с полмешка рыбы, среди которой были крупные сазаны,
сомы и даже щуки. И даже колючие косатки.
Однажды рыбаки расправили и вытянули в трубу, напоминаю-
щую своеобразные мехи, рот лежащей на боку небольшой калуги и
смеются: «А ну-ка, Серега, попробуй, — влезешь?» Голову и плечи
я просунул в беззубую страшную пасть свободно... Все это в те се-
кунды, когда я вылетел из оморочки, завспыхивало светлячковыми
мгновениями памяти, и, окунувшись с головой в воду, я захлебнул-
ся запоздалым страхом. Ухватился за опрокинутую кверху дном
оморочку, ногами сучу и кажется мне, что вот-вот утянет меня этот
водяной в свое царство и проглотит. А больше ничего не помню...
«Сабанеевских» рыб в те годы я уже знал, но не упоминалось в
книге Сабанеева о калуге ни словом. Определенный интерес пред-
ставляло описание ее очень близкой родственницы белуги — цари-
цы бассейна Понто-Каспия, но ей было отпущено страниц в 5-7 раз
меньше, чем каким-то плотве или голавлю. Правда, Л.П Сабанеев
написал книгу о речных и озерных рыбах, а белуга живет в основном
в море, в реки же заходит нереститься. Однако в них-то она пребы-
40
вает подолгу, потому что неспешно путешествует по пресноводью
на многие тысячи километров туда и обратно, да еще и зимует в глу-
боких речных ямах. Но ведь и лосось-семга «разрывается»' между
морем и речкой, а как внимательно она обрисована в той книге.
Нет, не удовлетворил уважаемый Леонид Павлович мой интерес
к царице-рыбе. Но уже хорошо и то, что узнал я из тех страниц о бе-
луге, что она «достигает длины нескольких сажен и веса до 70, даже
80, а в прежние времена и 100 пудов».
У нашего школьного врача Осипа Спиридоновича Парыгина
была оригинальная библиотека, почти целиком состоящая из тол-
стых старинных книг в прочных темных, тисненных по коже золо-
том переплетах, и был среди них трехтомник знаменитой «Жизни
животных» Брема. О калуге в ней тоже не оказалось и слова, а о
белуге... несколько строчек. Заинтересовавшись моими поисками,
добрый доктор принес мне из поселковой библиотеки новехонький
полупудовый том «Жизни животных по Брему». Амурской царицы и
в нем не оказалось, а белуга «прописалась» на полутора страничках
с картинкой. «Образ жизни этой рыбы почти неизвестен». И еще за-
помнилось: какой-то путешественник (называлась фамилия) в 1730
году видел-де белугу в 18,5 метра, а близ Астрахани в 1922 году вы-
ловили великаншу в 1 230 килограммов.
И лишь много лет спустя посчастливилось мне познакомиться
с мудрым и многоопытным, ныне покойным амурским ихтиологом
Михаилом Лукичом Крыхтиным. Дал он мне толстый старинный фо-
лиант и сказал: «Солдатов о калуге и осетре эту книгу написал еще
в 1915 году». Открыл я титульный лист и прочел: «В.К. Солдатов.
Материалы к познанию русского рыболовства. Исследования осет-
ровых Амура. Санкт-Петербург». Быстро пролистал: великолепная
плотная бумага, прекрасно отпечатанные фотографии, масса со-
держательных таблиц. Конечно же, я эту книгу «проглотил» в 3 дня
и так много узнал и о калуге, и об осетре. Но еще больше об этих
рыбах потом рассказывал мне Михаил Лукич.
Меня еще тогда немного смутило почти единодушное утверж-
дение ихтиологов и ученых о том, что в отличие от белуги калуга
строго речной вид, живущий только в бассейне Амура и за пределы
его лимана да близлежащих опресненных вод Татарского пролива в
море не выходящий. Но упорно помнился мне рассказ одного мое-
го друга.
Плавали они в районе Шантарских островов. В 1956 году. Осе-
нью. И заметили старую плавучую мину. Ну, что делается в таких
случаях, ясно. Короче говоря, через некоторое время мина была
взорвана. Всплыло много оглушенной рыбы, которую грех было не
собрать. Среди непредвиденного улова оказались 2-метровые и одна
41
1,5-метровая калуги. Та, которая побольше, весила около 20 килограм-
мов... И хотя мой друг был не только заядлым, но еще и грамотным ры-
боловом, я усомнился в достоверности услышанного и с пристрастием
расспросил о внешности этих рыб, но все вроде бы говорило о том, что
были то калуги, а не сахалинские осетры, в морях обычные.
Долго носил я в себе то удивление, но разрешили его ученые
Магаданского отделения ТИНРО. Его заведующий В.К. Клоков рас-
сказал, что факты единичного обнаружения калуги в прибрежных
водах Охотского моря достоверны и что заходит она даже в его се-
верные районы. Инспектора Охотскрыбвода свидетельствовали:
метровые калужата изредка попадаются в сети и в районе устья
реки Уды — в полутысяче километров от Амурского лимана.
Охотники и рыболовы из Николаевска-на-Амуре и с Сахалина
рассказали, что в Татарском проливе и по его берегам в зимнюю
и ранневесеннюю пору им нередко доводится находить больших и
средних мертвых калуг, как плавающих вверх брюхом, так и выбро-
шенных на берег. Сперва я подумал, что все-таки живет эта рыба и в
соленом Татарском проливе, потом решил, что выходит она в него в
середине и конце зимы вынужденно, вследствие загрязнения под-
ледных вод и критического обеднения их кислородом. А потом вы-
яснил я, как мне тогда казалось, вот что.
Бывает, запоздалые высокие осенние паводки сильно опресняют
южную часть лимана и прилежащие к нему воды Татарского проли-
ва и Сахалинского залива, и калуга туда выходит погулять. А потом
вдруг ударит свирепый ледяной шторм северо-восточных и север-
ных румбов, нагонит и перемешает в лимане, заливе и проливе воду,
и быстро станет она по-морскому соленой. Такое стремительное
увеличение солености для калуги очень опасно. К тому же соленая
вода остывает до минус 1-2 градусов, а это для рыбы губительно
Осенние штормы с густым снегопадом тоже приносят беды: наибо-
лее пресные верхние слои лимана, в которых калуга ищет спасения
от нагонной соленой воды густеют снежным «салом», отчего ее жаб-
ры зашуговываются... Впервые такое бедствие русские промыш-
ленники наблюдали в 1900 году, а в 1980-е в Татарском проливе и
Сахалинском заливе можно было видеть тысячи погибших калуг.
Через несколько лет ученые-ихтиологи установили, что калуга
подолгу живет не только в Сахалинском заливе и Татарском проли-
ве, но гуляет по Охотскому и Японскому морям, жируя на плотных
стадах лососей, сельди, корюшки... Однако на нерест непременно
идет в Амур, поднимаясь по нему на сотни километров
Судьба царицы амурских рыб печальна, а все потому что она
велика, мясо ее изумительных пищевых достоинств, не говоря уже
о всесветно известной икре, которой в иной особи бывает до 10-15
42
пудов. Отец рассказывал, что на его глазах из 5-метровой калуги
вынули 20 ведер икры. За икрянку в 40-50 пудов весом в дореволю-
ционное время платили как за пару хороших коров. Неудивительно,
что алчные промышленники, в том числе и иностранные, так жад-
но навалились на калугу, что год от года ее становилось меньше. В
конце XIX века в Амуре ловили до 11 -12 тысяч центнеров осетровых,
из них примерно половину составляла калуг&. В газетах то и дело
писали: «На базаре появилась калуга колоссальных размеров. На
прошлой неделе была доставлена с Амура икряная калуга в пол-
сотни пудов весом и продана за 170 рублей. На днях же калуга в
42 пуда продана за 125 рублей...» Старики и теперь хорошо помнят
речных цариц, которые едва умещались на двух состыкованных са-
нях. Рядовой рыбак из казаков или крестьян небольшой примитив-
но-самодельной крючковой снастью за осень ловил до 170 калуг и
осетров, за одну проверку снимая с крючков по 6-8 штук. А «таких
снастей в Амур опускалось много тысяч...
В первые годы XX века уловы осетровых в Амуре, в том числе и
калуги, упали в два раза, и они продолжали снижаться. Перед Пер-
вой мировой войной добывалось уже не более 1,5 тысячи центнеров
калуги и столько же осетра. В 1915 году указом приамурского гене-
рал-губернатора Гондатти был запрещен на 2 года лов осетровых в
период от весеннего ледохода до 15 июля и введена минимальная
промысловая мера: на калугу — 168 сантиметров, осетра — 70. Но
как мог повлиять кратковременный запрет на состояние стад мед-
ленно размножающихся и поздно созревающих рыб!
В Гражданскую войну лов калуги велся совершенно бесконт-
рольно. И не скоро удалось упорядочить рыбные промыслы, обуз-
дать рыбацкую вольницу да браконьерство
В газете «Утро», издававшейся во Владивостоке в начале 20-х
годов, в номере от 3 декабря 1922 года напечатано письмо одного
из жителей села Верхнетамбовского, что в низовьях Амура, под за-
головком «Хищничество». Вот оно:
«Ежегодно, начиная с ледохода, все дно Амура усеивается
крючковой снастью, которой ловятся калуги и осетры.
Этот способ лова использует главным образом русское насе-
ление. Инородцы им мало занимаются, так как не имеют дорого-
стоящих крючков и других материалов.
В течение прошлогодней зимы крестьянами нашей Тамбовской
волости было поймано до 10 тысяч пудов осетровых пород. Среди
пойманной рыбы было много маломерных, то есть таких, которые
запрещены к лову. Кроме того, рыба ловилась на запрещенные
размеры крючков, и вообще улов производился без соблюдения
установленных правил.
43
Хищническому истреблению осетровых способствовало также
и небывалое мелководье. Этим объясняется сильное поредение
рыбы в этом году. Количество уловов на семью приходилось при
наличии 80 снастей — 400 пудов. Исходя из среднерыночной цены
4 рубля золотом за пуд, доходность семьи определяется приблизи-
тельно в 2 000 руб. в год.
В течение лета рыба эта ловится сплавными сетями-двухстен-
ками и снастями. Местный улов идет преимущественно для собс-
твенного употребления. Количество улова достигало до двух и бо-
лее тысяч пудов в лето.
Рыбнадзор только нынче начал проявлять активность, но в
очень слабой форме. Дело в том, что представители рыбнадзора,
не получая вовремя жалованья, очень часто в материальном отно-
шении зависят от населения и поэтому делают ряд поблажек. Если
же эти поблажки не делать, то крестьяне всячески стараются из-
жить стражу из деревни измором. И в результате страдают интере-
сы государства».
В 1923 году ловить калуг и осетров запретили, но просущест-
вовал этот запрет лишь 7 лет, и местными рыбаками он нарушался
сплошь да рядом. А потом на рыб, составляющих гордость и славу
Амура, дружно навалились многочисленные бригады гос лова и кол-
хозов. Почти до конца Отечественной войны официально добывали
по I 400-1 700 центнеров калуги, причем наибольшие уловы прихо-
дились на район «трубы» — от устья Горина до Сухановки, где река
стискивается горами. И ловилась там, как правило, калужья молодь,
которая должна бы обеспечивать будущее калужьих племен. Про
мышляли и далеко от лимана, в частности под Хабаровском. А по-
том уловы резко пошли вниз. В 50 х годах благодаря оснащению
рыбаков уловистыми капроновыми сетями специально для добычи
калуги — аханами — ее заготовки несколько лет возрастали, до-
стигнув к 1956 году 2 238 центнеров. Это был явный перепромысел,
и через пару лет последовал новый запрет на лов осетровых.
Сильно запоздал он, но все же... Все же благодаря ему через
18 лет только в лимане Амура численность калуги, по расчетам
М.Л. Крыхтина, возросла до 48-50 тысяч штук. Если в 1954-1956
годах в летние месяцы на ахано-сутки в среднем приходилось все-
го 300 граммов пойманной калуги, то в 1975-1976-м улов возрос до
12 килограммов. В 40 раз увеличился1 И вполне обоснованно с 1976
года ее стали в строго лимитированных размерах подавливать. По
нескольку сот особей и тоже жестко определенных размеров — от
50 до 100 килограммов — общим весом в пределах полутысячи
центнеров, под особым контролем. Взрослых ловить запрещалось.
Лимитированный лов не мешал росту калужьего поголовья:
44
к началу 80-х годов в лимане насчитывалось уже более 50 тысяч
калуг, в том числе до 2 тысяч половозрелых. В русле Амура ниже
села Ленинского поголовье этой рыбы достигало 60 тысяч, однако
взрослых было еще совсем мало — не более тысячи особей. Но с
начала 90-х годов на калугу навалилась такая тьма разномастных
браконьеров, что произошла катастрофа более гибельная, чем сто
лет назад. И проблема эта с каждым годом усугубляется
К концу минувшего века калужье стадо сократилось ниже 40-50
тысяч хвостов, при среднем весе 80-100 килограммов. И это на весь
Калуга — царь-рыба Амура
огромный Амур с прилегающими к его лиману морскими простора-
ми! Но и это поголовье уменьшается на глазах, а через пять-шесть
пет оно станет в десять раз меньше. Отчего же?
А судите сами. В каждом селении на амурских берегах 15-20
моторных лодок, с которых жители систематически ловят осетро
пых рыб. Этих лодок ниже Хабаровска насчитывается до трех тысяч.
Массовое браконьерство хорошо организовано, у каждой лодки
есть « крыша», улов принимается многочисленными скупщиками и
перекупщиками и тут же отправляется «в цивилизацию». Амур по-
делили криминальные группировки, коррупция достигла невидан-
45
ного размаха. Улов грузят на «Метеоры» средь бела дня. И даже
рыбинспекция подключена к этому разбою! И даже милиция! В Ки-
тае такого разгула браконьерства нет, ибо с ним там борются куда
эффективнее, а наказания суровы... В итоге же отечественный те-
невой промысел нельзя назвать иначе, чем беспредельно истре
бительным Годовой улов осетровых достиг тысячи тонн, при этом
ежегодно изымается четверть всех половозрелых особей.
А воспроизводство осетровых? Да оно чисто символическое:
два рыбоводных заводика у нас и столько же у китайцев, с общей
производительностью около полутора миллионов молоди в год,
всего-то одна взрослая калуга мечет столько, даже больше.
Уж в который раз подтверждается мудрость пословицы — «Жад
ный теряет вдвойне». Экономя средства на организацию мощной
эффективной рыбоохраны, мы только на осетровой вольнице теря-
ем стократно больше, а еще больше несем убытков на уничтожении
лососевого промысла. Однако у нынешних властей к этому бедс-
твию нет какого-либо внимания. Как, впрочем, вообще к охране на-
шей многострадальной природы
Теперь познакомимся с цаоицей-рыбой, как говорится, в лицо.
А оно хищно заостренное, с большим ртом полулунной формы в мя-
систых губах, с двумя парами усов снизу. Длинное курносое рыло
переходит к покатому лбу. Спина гребнистая, почти как у некоторых
динозавров, большой хвост акульего рисунка... Настоящий реликт
далеких миллионолетий! У нее и скелет-то не из костей, а хряще-
вой. Но и на хрящевой основе эта рыба достигает поистине гигант-
ских размеров представьте себе ее длиной в 4-5, а то и 6 метров
при весе в 1,5 тонны...
Сразу же возникает интерес: а есть ли в Амуре такие гигантские
рыбы сейчас? Вероятно, все же есть — какие-нибудь единицы мог-
ли уцелеть от недавнего прошлого, когда они существовали досто-
верно. Дальневосточный поэт Петр Комаров засвидетельствовал
добычу под Хабаровском калуги весом в 98 пудов — 1 568 кило-
граммов1 Прикиньте: это вес трех бугаев! Писатель — тоже рыбак —
Александр Грачев отметил: у села Пермского подледной снастью
поймали 80-пудовую (1 280 килограммов) калугу. Опять же П.С. Ко-
маров поведал о поимке гигантской «царицы» в низовьях Зеи — в 2
тысячах километров от лимана. И была та столь могуча, что уволок-
ла тяжелую снасть на десяток километров против течения, потом
сплавлялась с нею вниз 70 километров, и остановили ее лишь быки
железнодорожного моста, за которые снасть зацепилась.
В зиму 1983/84 года на сахалинские берега шторм выбросил
громадную калугу. Нашедшие ее охотники не имели возможности
взвесить гиганта, но замерили длину: 490 сантиметров без хвосто-
46
вого плавника. Конечно же, потянула бы она около тонны. Другая
находка охотников — калуга в 420 сантиметров — 5-6 центнеров.
А вот история, поведанная ученым-ихтиологом М.Л. Крыхти-
ным «Поплыли мы ловить красавицу. Выметали на течении ахан.
Так называется специальная крупноячейная.сеть 100-метровой
длины, сплетенная из капроновых веревочек толщиной почти с ка-
рандаш. Плывем. Ждем. Вдруг чувствуем: попалась! Подтягиваем
сеть. Идет трудно. Всем миром навалились. Вытащили на повер-
хность и замерли: лежит на воде чудо-юдо. Распласталась вдоль
казанки. Длина больше 5 метров. Лежит наш трофей и так спокойно
на нас смотрит: «Ну что, мол, дальше делать будем?» Мы и сами уж
не рады. Тут калуга сжалилась над нами, плавниками этак небрежно
повела, ахан сбросила и скрылась в пучине амурской...»
Астафьевской царь-рыбой, погибельно тянущей Игнатьича в пу-
чину енисейскую, был, конечно, осетр, и был он не тяжелее центнера,
максимум — полтора, потому что больших осетров в Енисее давно нет.
Крепкий здоровый человек с ним не справится. А калуга вроде той, о
которой рассказывал М.Л. Крыхтин, сильнее самого царственного
осетра из сибирской реки раз в 10. Попытайтесь это осмыслить.
Удивительны в столь гигантском существе его спокойствие и
смирение. Не только в мягкой сетке, но и на вонзившихся в тело
। ромадных стальных крючьях калуга редко когда буйствует, а чаще
всего при виде людей спокойно вильнет хвостом и медленно уйдет
в глубину. И дубинкой ее еще не били... Меня до сих пор поражает
виденное в детстве: затягивают в лодку этакое живое могущест-
во весом в 3-4 центнера, а ему хоть бы что, «вежливо» повиливает
хвостом, ворочается да шевелит жаберными крышками Живая! Да
рванись она хотя бы раз и вполсилы — быть бы лодке кверху дном, а
рыбакам в воде, но нет же... И в лодке лежит спокойно.
Но в лодки таких без буксировки к берегу, как правило, не за-
искивают. А вот представьте себе, как подтягивают водяного ве-
ликана к проруби вместе с крючковой снастью: идет себе он, как
конь на поводке, хвостом лениво водит. А из ран — кровь. Вонзили
ему «под дых» стальной боевой крюк — ворохнулась, притопла не-
много. Но вот она снова у проруби. Рыбаков галдящая толпа набе-
жала, лошадь на помощь примчали... Да прояви эта калуга хотя бы
сотую часть сазаньей или сомовьей боевитости — ни один крюк ее
не удержал бы, ни единая железная хребтина снасти не выдержала
<>ы и никакие кони не выволокли ее налед Но нет же...
Говорят, что когда ее крючковой снастью или сетью пе-
реворачивают кверху брюхом, у нее не то шок наступает, не то «со-
<нание» теряется. Может быть. Но вот нанайцы и удэгейцы раньше
оили этих гигантов... острогою с оморочки. На что рассчитывали?
47
На удар дубинкой? Рисковали ли? Или хорошо знали калужьи по-
вадки? И все-таки риск был. Случалось, калуга так рванет, что ника-
кая сеть или снасть ее не удерживает. И покалеченные ею рыбаки
были... Да. Случалось, конечно. Есть. Но не в порядке ли исключе-
ния из правила?
Гигантских калуг много было до конца XIX века, и особенно в
Амурском лимане. Но, как выявил В.К. Солдатов, уже в самом на-
чале минувшего столетия не только изредились калужьи ряды, но и
измельчали, и даже 50-пудовые попадались не каждый год.
Средние размеры рыб свидетельствуют о состоянии их популя-
ций, ибо перепромысел и снижение поголовья сопряжены с измель-
чанием особей. И вот по этому вопросу информация для размышле-
ния. В 1929-1930 годах усредненная длина калуги составляла 248
сантиметров; к 1957 году она уменьшилась до 179 сантиметров. А в
1975-1976 годах М.Л. Крыхтин, обмерив 1 346 калуг, определил ее
средний размер в 187 сантиметров — больше, чем перед запретом
лова, но гораздо меньше, чем 46 лет назад.
Издавна считается, что калуга распространялась по громадным
просторам Амурского бассейна — вплоть до Шилки и Аргуни — мно-
гочисленными обособленными стадами, или популяциями, среди
которых были и типично речные, и полупроходные. Издавна неод-
нократно повторялось: полупроходные калуги, живущие в лимане,
совершают к местам своего нереста тысячекилометровые вояжи
с возвратом, путешествуя до Шилки, Зеи и Ханки. Самых крупных
«цариц» относили к таким путешественницам, речные же в «царс-
ких» рангах не оказывались.
Но вот пометили в лимане несколько тысяч калуг, и ни единая из
них из русла Амура не возвратилась. Не означает ли это, что она и
не уходила туда? Стало быть, склонность калуги к дальним нерес-
товым странствиям — под вопросом. Возможно, она угасла, но, мо-
жет быть, ее и не было? Как на самом деле, покажет будущее.
До недавнего времени считалось, что родителем калуга стано-
вится в 18-22 года, в этом возрасте ее длина — за 2 метра, а вес —
не менее 5 пудов. Но по новейшим материалам половое созревание
этой рыбы уточнено: у самцов оно наблюдается на 14-15-м годах
жизни при длине тела 163-234 сантиметра и весе 44-120 кило-
граммов; у самок — на 16-17-м годах, при 185-251 сантиметре и
56-169 килограммах. Такие растянутые сроки взросления вполне
естественны, ибо многими факторами они определяются: наследс-
твенностью, гидрологическим режимом, обеспеченностью пищей и
другими условиями жизни.
В пору «свадеб» собираются эти громадины в глубоких ямах по
руслу реки на каменистых россыпях, галечнике с песком, в закоря-
48
женных местах с чистой родниковой водой, прогревшейся до 10 и
более градусов. Брачные процессы растягиваются с весны почти до
середины лета. На первый взгляд, странно: так велика рыба, а икра
ее мельче, чем у ленка. Но зато как много ее — до 4- 5 миллионов! В
среднем плодовитость когда-то определялась в 1,5 миллиона штук,
теперь в 2 раза меньше. Накануне нереста вес икры калужихи со-
ставляет четверть ее общей массы.
В прежние годы калуги собирались на определенных нерести-
лищах большими стадами. Гуляли по тихим плесам, поднимались к
их поверхности и даже выпрыгивали из воды. Одиночками и пара-
ми. Старики рассказывают, что иной раз такие из воды выворачива-
лись, что сердце обмирало и дух перехватывало.
О том, как много калуги табунилось на нерестилищах минувшего
времени, можно судить по такому примеру: на одном из них — у села
Среднетамбовского — собиралось до 200 рыбачьих лодок с калужь-
ими сетями, и редко в какой потом не оказывалось добытых взрос-
лых гигантов... Таких нерестилищ давно не стало. Икринки донные,
способные приклеиваться к всевозможным подводным предметам.
Но почему же тогда медленно размножаются эти великаны? Причи-
ны известны: родительская зрелость приходит к ним через много лет
после рождения, и большинство взрослых нерестится с перерывом
4-5 лет, и очень много икры, личинок да мальков, сплывающих по
течению, гибнет. Зато будущие гиганты, которых беды минуют, рас-
тут быстро: к первой осени в них уже 20-25 сантиметров, в первую
годовщину — 32 сантиметра при 160 граммах. О, как у этой молоди
остры шиповатые жучки: не всякий хищник посмеет тронуть!
И теперь темпы прироста, а особенно привеса, будут быстро
нарастать: в 5-летнем детеныше около метра в длину и до 4-5 кило
на весах, в 10-летнем подростке — за 1,5 метра и 30 килограммов,
15-летние «юниоры» переваливают за 2 метра и почти 5 пудов...
Голиафам, превысившим 5-метровую длину, очевидно, под 75-80
лет. Таких теперь мало, потому как человек не позволяет рыбам до-
живать до глубокой старости. Теперь 40-летняя калуга — уже ста-
руха. Редкая.
Калуга лишь в младенчестве пробавляется такой мелюзгой, как
личинки комаров и поденок, речные креветки и моллюски, не гну-
шается и водорослями. Но уже годовички питаются в основном ры-
бой. Сначала пескарями, корюшкой да чебачками, потом коньками,
миногой, карасями. Взрослые же — отъявленные хищники. Осо-
бенно активно они жируют во время нерестового хода кеты и гор-
буши — во второй половине лета и осенью, а позже — в ход миноги.
Особь длиной в три метра легко заглатывает почти метровую кету, в
желудок же их вмещается до 10. А вместе с кетой — прочая крупная
4 Рыбы Амура
49
амурская рыбица: сазан, толстолоб, верхогляд... Даже небольшого
тюленя способна заглотить1 Но иной раз и мелочи вроде пескарей и
косаток не гнушается.
Меня долго поражало: такие острые у скрипуна да плети колюч-
ки, такая ядовитая на них слизь, а калужьему желудку хоть бы что.
Удивительно! Но когда я пощупал своими руками этот желудок, все
стало на свои места: он многослоен и чрезвычайно прочен. Ножу с
трудом поддается. А кроме того, желудочный сок быстро размягча-
ет кость.
Громадный рот калуги открывается трубой-мехами вниз, и по-
тому ей собирать поживу со дна легко: обнаружила, подплыла, от-
крыла пасть и засосала вместе с мощным потоком воды. Отцедила,
проглотила — и дальше в поиск. Когда же идет кета, сима, горбуша
или минога, и идет густыми косяками, прожорливая охотница зани-
мает удобные позиции и знай пасть в нужные мгновения раскрыва-
ет, всасывая поживу в неодолимом потоке воды.
Мясо у калуги такое же превосходное, как и у белуги и дру-
гих осетровых. В нем 16-17 процентов белка, около 4 — жира. Но
цифрами не передашь главное — аромат и вкус осетрины, а кто к
таким качествам равнодушен! И потому белуга с осетром издавна
поставлялась царским дворам, а заодно сановитым вельможам и
прочей знати. Черная зернистая икра была (и остается!) украшени-
ем самых изысканных столов. Без нее знаменитые русские пиры не
мыслились. Потом к этим яствам приобщилось богатое купечество,
еще позднее — партийная и властная элита. Нынче за рубежом ки-
лограмм этого деликатеса стоит до 5 тысяч долларов.
А вот аборигены Приамурья калугой и осетром интересовались
совсем мало, и потому этих рыб в Амуре было очень много вплоть
до второй половины XIX века. За них крепко взялись лишь в конце
того столетия. Крепко и алчно. И быстро подорвали запасы чуд-
ной рыбы. А ведь еще древние мудрецы говорили: живущие всегда
должны помнить о тех, кому быть после.
Калуга — представитель семейства осетровых. В России в нем
значатся около 20 видов и подвидов, а вот Амур ими беден: три вида
осетров и калуга. Но наберемся же терпения вникнуть вот во что.
Относятся наши герои к подклассу лучеперых, а входят в группу
костно-хрящевых рыб. Хотя их скелет состоит в основном из хря-
щевой ткани, однако уже есть в нем и настоящие кости. Они име-
ют своеобразный, ни с какой другой группой рыб не сравнимый
внешний вид, разве что с акулой. На удлиненном веретенооб-
разном теле пять продольных рядов костяных жучек — спинной,
боковые и брюшные, — а между этими рядами мелкие костные
зернышки и щитки-пластинки.
50
И еще немного для кругозора: в роде белуг всего 2 вида — ка-
луга и белуга, осетров же 16 видов, в том числе амурский осетр. Он
далеко не так популярен, как калуга, потому что экземпляры тяже-
лее 1,5-2 центнеров были большой редкостью даже в позапрошлом
веке. Но все же и этот размер внушителен: 1,5-центнеровый осетр
имеет в длину 2-3 метра. В Амуре прежде он был распространен от
лимана до Онона и Ханки, верховьев Амгуни, Бурей, Зеи, Сунгари и
Уссури. Однако и тогда выше Благовещенска и устья Уссури попа-
дался очень редко, а теперь и подавно: его добывали сверх всякой
меры в то же время и теми же темпами, что и калугу.
Осетр — донная пресноводная рыба, столь же древняя и ориги-
нальная как ее сановитая родственница. Живет отдельными мест-
ными с.адами, любит быстрое течение и глубину, но летом изредка
таходит в мелководные озера и даже на разливы. Нерестится через
4 года. Брачный сезон — с конца мая до начала июля, на песчано-
। алечных косах, галечных россыпях и на перекатах, плодовитость —
от 28 до 434, в среднем 105 тысяч икринок. Черных. Самые молодые
из размножающихся — 8-10-летние, достигшие длины метр и веса
4 -8 килограммов... Судите сами, какова разница в размерах между
осетрами и калугами.
Растет осетр медленно: в 5-летнем возрасте хотя и набира-
ет 75-80 сантиметров длины, но весит-то немногим более 2 кило-
। раммов. Год от года подрастает в среднем на 8 сантиметров, а к 15
। одам утяжеляется лишь до 12-13 килограммов. Три четверти века
назад В.К. Солдатову удалось обмерить таких гигантов из осетро-
вого племени: 288-сантиметровый потянул 152 килограмма, 258-
сантиметровый — 86. В том, что был длиною 2,5 метра, оказалось
ЬП кило, в 2-метровом — 35... Вникнешь в эту размерность и отме-
тишь: нет четкой закономерности в соотношении длины и веса. А
дело в том, что икрянки на 20-25 процентов тяжелее «пустых».
Главный современный дом осетров в Амуре — его низовья. В
лимане их нет — там господствует калуга. По обильным промыс-
ловым уловам был установлен средний размер осетра из района
Николаевска: 173 сантиметра — 37 килограммов, возраст — начало
третьего десятка лет. Выше по Амуру эти рыбы бывают в основном
на нерестовых миграциях. В уловах здесь гораздо чаще оказывают-
с я неполовозрелые индивиды, и поэтому средние размеры русло-
ного амурского осетра оказались мельче — около метра длины.
Кормится осетр в основном со дна и мелкотой: личинками ру-
чейников и поденок, моллюсками, раками и небольшой рыбой. Зи-
мует на глубине, причем активности не теряет. В море не выходит...
А | остальном он — как младший брат калуги. И такова же его судь-
Ап — в ней много достойного печали и сожаления. Промысел осет-
51
ра запрещен уже давно, и даже лимитированный лов его не разре-
шается. Это должно бы привести к восстановлению его поголовья,
да беда в том, что не получается: слишком сильно переловили это-
го красавца, эту гордость Амура когда-то наши деды и прадеды, а
современные рвачи долавливают, и нет на них управы. И дело к луч-
шему никак не движется, наоборот...
Два злостных врага у осетра — браконьер с сетью или самолов-
ной крючковой снастью и грязная вода. Зимой Амур покрыт сплош-
ной ледяной броней, под которой вода теряет кислород. Чем ближе
к устью, тем его меньше. А тут еще множество загрязнителей. Осетр
же, как и калуга, любит и постоянно ищет чистые светлые струи.
Нижнеамурцы рассказывают: «Задыхающиеся подо льдом
осетры в январе — феврале ошалело прут из Амура к устьям речек,
несущих с гор чистую воду, забивают их. И здесь-то на них навали-
ваются с сетями... Даже просто с крючками...» Вот ведь какая не-
справедливость к одному из братьев наших меньших.
Но упорно верю я, что вернем мы Амуру былые богатства. Од-
ной строгой охраны и борьбы за чистоту воды мало — нужны еще
хорошие заводы по разведению осетров. Безотлагательная необ-
ходимость в них высказана уже давным-давно, и проект много лет
как в деталях разработан. В чем же дело? Разве Амур хуже Волги,
где таких заводов уже много, и дают они огромный биологический
и хозяйственный эффект? Ах, Амур-Амур, когда же у тебя появится
добрый и всемогущий хозяин? Когда власть имущие избавятся от
импотенции в деле охраны природы?
И все же посчастливилось мне удивиться: оказывается, в Аму-
ре еще не перевелась исполинская царица всех рыбьих племен и
времен, свидетельница давно минувших миллионолетий — калу-
га. В сплавную сеть рыбаков на кетовой путине под Хабаровском
«села» калуга, по моим прикидкам, длиною около 4 метров и весом
до полутонны. Она была всего лишь немного короче лодки казан-
ки, которую буксировала по просторному плесу с такой скоростью,
что белел бурун за кормой. Но ведь не только эту тяжелую посудину
рыба буксировала по течению и против него, а и волочившуюся за
нею 150-метровую сеть. И тридцатисильный мотор не мог воспро-
тивиться.
Но, наконец, устала та калуга. И подвсплыла она. Лодку с ры-
баками вплотную к себе подпустила. Она виделась и страшной, и
необыкновенно красивой. Ей через несколько минут надоело себя
показывать, и она поплыла, чудно окутываясь белой пеленой из
мириад пузырьков. Когда хозяин моторки и сетки во зле выругал-
ся и крепко ударил веслом о борт, калуга вынырнула почти во весь
богатырский рост и снова ушла в свою стихию. Но тут же рванула,
52
опасно заглубляя и заваливая набок лодку. И рыбакам ничего не ос-
тавалось, как обрубить сеть.
А на следующий день другие рыбаки эту сеть поймали. В ней
зияла огромная дыра. Знать, порвала царица крепчайшую дель как
птица паутину и снова загуляла по амурским просторам. Может
быть, все еще гуляет? Хочется верить.
Амуры белый и черный
Их 2 вида — белый и черный: первый питается водными и затоплен-
ными наземными растениями, второй — исключительно ракушками.
Очень осторожны. Средние размеры — 60-70 сантиметров при весе
5-6 килограммов. Известны экземпляры в 20-30 килограммов. Теп-
лолюбивы. Как активную растительноядную рыбу белого амура ши-
роко расселили в европейской части нашей страны, в республиках
Средней Азии. Казахстане и в странах Европы, где она спасает ис-
кусственные водоемы от зарастания. Черный же амур в наших водах
почему-то исчезает.
Гуляют по широким амурским просторам красивые и сильные
рыбы амуры. Белый и черный. Внешне они очень схожи, но первый
как бы облачен в крупночешуйную кольчугу из надраенного до ос-
лепительного блеска благородного металла, а у второго она будто
мореная, старинно-темная, почти черная.
Есть у белого амура много общего с белым толстолобом: оба
южане», оба крупны и красивы, оба широколобы и сообразительны,
< >ба чутки к спаду уровня воды и осторожны, оба признают лишь расти-
гельную пищу, и, наконец, оба удивительные мастера рыбьих плясок.
...В детстве мне приходилось бывать на рыбачьих тонях. И какую
I олько рыбу не выцеживали тогда из Амура на моих глазах, и в каких
баснословных количествах! Но нечасто в неводах оказывался амур:
обычно он уходит из западни, легко перепрыгивая через дорожки
поплавков. Взметнется ракетой, сверкнет светло-золотистой че-
шуей и, описав плавную дугу до 5-6 метров, уйдет в свою стихию.
Но грандиозные пляски амуров мне все же видеть довелось, и пом-
нятся они в таких свежих красках и звуках, словно только что были.
53
...На июньском подъеме воды зашло как-то в одно из простор-
ных приамурских озер множество всякой рыбы, в том числе и на-
ших белых амуров. То лето было полноводным, рыбы на широких
разливах и в озерах плодились, росли, беззаботно нагуливались,
готовясь к суровой зиме.
В середине августа уровень воды стабилизировался, а через
несколько дней стал падать. Крупная рыба эшелонами двинулась в
протоку, ведущую в недалекий Амур, но оказалась та дорога наглухо
перекрытой от берега до берега заездком, хитроумно сработанным
рыбаками из бревен, кольев, досок, плетня и сетей таким образом,
чтоб в его щели уходила с водой только рыбья мелюзга и молодь.
И началась для рыб в отрезанном от Амура озере беда. Карась,
чебак, коньки, косатки, пескари и прочая некрупная разнорыбица,
посуетившись у загороди, нашла в ней хотя и просторные, но по-
дозрительные дыры. Собирались у них, стояли, толкались. А вода
уходила все быстрее и быстрее. И пошла в те дыры обеспокоенная
разнорыбица. И попала в вентеря...
Крупные, умудренные опытом рыбы осторожно плавали под
забором в поисках возможности уйти на свободу. Осторожно рыли
было ил да песок, но то колья оказывались вбитыми слишком глубо-
ко, то обнаруживалась вдоль загородки уложенная прочная сетка.
А надежность заслона каждый день проверял водолаз. Медленно
ходил он вдоль барьера в своем тяжелом скафандре, с бульканьем
испуская густые клубы пузырей и взмучивая воду, и после него даже
маленькие лазейки для прорыва осажденных на волю исчезали.
Сазаны, щуки, верхогляды, змееголовы, по своей извечной по-
дозрительности и осторожности чуя неладное, в вентеря не шли. Но
они искали в заборе низкие места и решили преодолеть их прыж-
ками. И прыгали один за другим. Но не свободу обретали, а плен в
натянутых по ту сторону преграды сетях.
Совсем не так вели себя белые амуры и толстолобы. Обнару-
жив глухую забойку в горле протоки, они благоразумно отходили и
уплывали в неглубокую яму неподалеку. Табунились. От беспокойст-
ва не ели. В самом «низком» месте ямы, близко подступавшем к
берегу, обособился большой косяк амуров, а подальше к разливам
выстроились толстолобы.
...Охватили ту яму рыбаки неводищем вскоре после рассвета.
Было тихо, огромной зеркальной чашей сияло озеро в зеленовато-
буром окружении уже высвободившихся из воды, но еще не обсох-
ших берегов, вскрикивали речные чайки, крачки и кулики, чертили
небо поднявшиеся на крыло утиные выводки. На высокой лесистой
релке басовито рявкали косули. Озерная гладь жила возникающи-
ми и расплывающимися кругами, всплесками... И в этот мир и по-
54
кой природы грубо вторгались громкие озабоченные людские го-
лоса, скрип весел, плеск раздвигаемой тяжелыми лодками воды. И
чем ближе подходила просторная дуга неводных поплавков к бере-
гу, тем больше становилось галдежа, а отсеченная от озера нево-
дом вода бело вскипала.
Беспокойно запрыгали щуки и верхогляды, тяжело взметыва-
лись сазаны и черные амуры, неумело заплюхали и заворочались
сомы. Испуганно метались стаи карасей и лещей, малолетних тол-
столобиков и сазанчиков, бестолково выскакивали чебаки, красно-
перы, коньки... С шумом оголился «до пояса» громадный желтощек,
осветил всю эту сутолоку блеском своих широченных боков и по-
грузился в воду, оставив о себе короткой памятью крутую волну.
Особняком держались толстолобы. Они, первыми почуяв беду,
в поисках спасения обежали грозно надвигавшуюся крепкую сетя-
ную стену, отошли от нее, постояли и, словно сговорившись, друж-
но ринулись на прорыв блокады. Стаями ринулись, стаями высоко
взметывались над водою, неловко плюхаясь в нее хвостом. Но пры-
гали беспорядочно, даже бестолково, и потому немногие обретали
временную свободу. В тесную мотню невода попадало их больше...
А мотня та, быстро заполнившаяся всякой рыбой, уже тяжело воло-
чилась по дну за крыльями невода, обозначая себя в озерном се-
ребре темной рябью.
«Навалились!.. Прижимай подбору!.. Поднимай поплавки
выше!.. Выше! — хрипел бригадир. — Вишь — сазан запрыгал,
голпыга, счас амур пойдет!.. Сходитесь, не ели, что ли!..» И пошел
амур. Пошел стеной, отчаянно и дружно. И потому помнится та кар-
тина без увядания.
Большие рыбы в крупной блестящей чешуе одна за другой лег-
ко выбрасывали свои удлиненно-вальковатые увесистые тела на
метр-полтора над неводными поплавками и уходили в свой мир,
освобожденный от неводного плена, но... запертый глухим забором
забойки.
Рыбаки, для которых амур намного желаннее иной рыбы, засу-
етились, стали торопливо поднимать поплавочную подбору невода
руками, веслами и шестами. Некоторые рыбы пружинисто ударя-
лись о нее, другие преодолевали... Один, от многих прожитых лет
побронзовевший, поболее чем метровый великан угодил самому
крикливому рыбаку в голову, и тот оглушенно рухнул в воду, выпус-
кая пузыри... Думалось тогда мне, что рыбий патриарх того рыбака
специально выделил.
Люди зашумели пуще, засуетились больше, но обронили в сует-
ливой панике поплавки. А амуры все прыгали и сверкали, и не было
конца моему удивлению: сколько же их здесь скопилось! Как будто
55
дружно и решительно ринулась в атаку на вражеские стены целая
армия, и так много взлетало над водой отчаянных рыбин, и так густо
напитался воздух брызгами, что заиграли в ней радуги, птицы испу-
ганно шарахнулись к дальним берегам, а за плеском воды и челове-
ческими криками уже ничего не было слышно...
И вдруг все странно стихло — молчало озеро, молчали люди,
даже невод на берег не вытягивали Но все еще слышал я и видел,
как кипело амурами озеро, как сверкал ими радужный воздух и как
все это слилось в ни на что не похожую пляску. Сейчас все то давнее
тоже слышу и вижу — душой и сердцем.
Вот портрет белого амура, как говорится, в полный рост. Го-
лова лобастая, туловище великолепно сбитое, плотное и вместе с
тем изящное. Спина зеленовато или желтовато-серая, бока тем-
но-золотистые, брюхо и глаза цвета полуденного солнца. По краю
каждой броневой чешуи — она у разновозрастных особей разме-
ром от копейки до полтинника — темная полоска. А радужина глаз
золотистая.
Эта рыба растительноядна, причем ее основной корм — трава.
Всякая, даже такая относительно грубая, как хвощи, камыш, трост-
ник, рогоз, вейник. В прудовых условиях этот травоед с удовольс-
твием расправляется с сеном, овощами, отрубями, жмыхом, зер-
ном. Ест также мелкую рыбешку, червей, насекомых или измель-
ченное мясо.
У него мощные, сильно зазубренные глоточные зубы, через ко-
торые грубая пища попадает в длинный пищеварительный тракт
мелко перетертой. А ест много, кормится подолгу и потому быстро
растет. Почти всегда жирен! Чем теплее вода и больше кормов, тем
быстрее нагуливает тело. В Амуре он способен достичь двухпудо-
вого веса, а в более теплых китайских реках известны и полуцент-
неровые гиганты. 5-летние на участке Амура от устья Сунгари до
озера Болонь, где этой рыбы больше всего, подрастают до 50-сан-
тиметровой длины и 2-килограммового веса, в Сырдарье же, где ее
акклиматизировали, амуры к этому возрасту становятся в 1.5 раза
длиннее и в 3-4 — тяжелее. А вот в водоемах жаркой Кубы растет
наш герой просто стремительно: в прудах 3-килограммового веса
достигает уже на третьем году жизни, а в теплых водохранилищах
при электростанциях он и 2-годовалым уже тянет 10 килограммов.
Как выяснили хабаровские ихтиологи, амур в нашей реке со-
зревает и становится взрослым в основном в 8-9, не то в 10 лет, в
среднеазиатских же водоемах — в 3-5, а на Кубе — даже в 2 года.
Но тут нужно учитывать, что амур обитает на юге Дальнего Востока
на пределе видового ареала, активен он здесь всего-то 4 месяца, а
56
две трети года терпеливо переживает суровые холода, в том числе
4 5 месяцев подо льдом в глубоких ямах, зачастую при кислород-
ном голодании. В Сырдарье, а особенно на Кубе, этим рыбам рай
круглый год. Легче живется амурам, акклиматизированным в По-
волжье, Предкавказье и на Украине.
Но давайте все же уточним размеры нашего амурского амура. До
5 лет он подрастает в среднем по дециметру за год, потом же темпы
роста уменьшаются вдвое. Зато вес после 5 лет увеличивается быс-
трее — округленно по килограмму за сезон. 10-летние имеют 67-75
сантиметров от кончика рыла до начала хвостового плавника при весе
6-7 килограммов. Тем метровым 12-14-килограммовым, которых мне
посчастливилось держать в руках, оказывалось по 15-16 лет. А живет
амур до 22-24 лет, возможно, и больше. Точнее — способен жить.
Эта рыба естественно немногочисленна, во всяком случае в
Амуре. Будем судить по промысловым уловам: даже в давние вре-
мена более 1,5 тысячи центнеров ее здесь не брали, в то время как
уловы сазана были в 10-15 раз больше. В послевоенные годы, ког-
да рыбаки гослова вылавливали до миллиона сазанов в год, амуров
в сетях и неводах оказывалось лишь 50-60 тысяч штук. Иными сло-
вами — один амур на 20 сазанов.
И это несмотря на высокую плодовитость амура: в среднем 800
тысяч икринок на самку. Но до промысловых размеров доживает 3-
4 на миллион икринок — десятитысячные доли процента. Почему?
Очевидно, потому, что все-таки в Амуре южной рыбе трудно живет
ся и гибель икры да смертность молоди очень велики.
И скажем прямо: эту ценную рыбу здесь в свое время брали
сверх меры и неразумно. Ловили круглый год, в том числе и в не-
рестовый период, безжалостно выгребали ее из зимовальных ям, в
которых она концентрировалась плотно. Минимальная промысло-
вая мера не соблюдалась, в 1953 году ее установили смехотворно
малой — в 30 сантиметров. Теперь эту меру увеличили до 70 сан-
тиметров — размеров продуктивных половозрастных самок, — но
поздно увеличили: промысел запрещен с 1972 года. Рыбакам-лю-
бителям амура ловить тоже не разрешается, хотя поймать его мож-
но лишь в сеть да неводом.
Теперь, изредка видя красоту и мощь амуров, я не только вспо-
минаю их давние пляски, но еще и думаю: такие дикие и осторож-
ные рыбы, а вот заставил их человек жить рядом с собой, приручив
и почти одомашнив. Поручил им важную работу — очищать от за-
растания рыборазводные пруды, оросительные каналы, охлади-
тельные водоемы электростанций. Но прежде чем это стало воз-
можным, «водяную корову», как иногда называют амура, несколько
лет акклиматизировали за пределами Дальнего Востока. Завез-
57
ти-то новую рыбу в другие места нетрудно, вырастить из мальков
взрослых особей — тоже, но надо еще добиться, чтобы новоселы
размножались на новой родине. Однако все эти трудности были
преодолены, наши ихтиологи сумели разработать методы массо-
вого разведения амура в западных водоемах страны. Теперь он
там — ценная промысловая рыба и один из лучших объектов рыбо-
водства. А «по совместительству» еще и водный мелиоратор.
Не успели пустить воду по Каракумскому каналу и соединенной
с ним ирригационной сети, как стали они быстро и буйно зарастать:
в теплой воде под жарким солнцем водные травы за сутки прибав-
ляли до 10-15 сантиметров. И вскоре заросли эти каналы и арыки
до такой степени, что почти перестала течь вода. Сколь мощную и
хитроумную технику ни применяли в стараниях вырвать, выкосить,
уничтожить джунгли водной растительности и тем спасти дорогие
водоемы — не помогало. Травили зеленую напасть ядами — и безус-
пешно. А заселили белых амуров — эти подводные «сенокосилки» —
и вскоре стали каналы чистыми и текучими. Если кто-то не поверит
в такие выдающиеся способности рыбы то пусть поразмыслит над
реальным фактом: за сутки она съедает столько, сколько сама весит.
И даже больше! А в крупном амуре 8-10, до 20, а то и 30 килограм-
мов. Позднее даже в США, во Флориду, завезли этих рыб с той же
целью — спасти задыхающиеся, умирающие водоемы.
Все это стало возможным, повторюсь, лишь потому, что рус-
ские ученые впервые в мировой практике удачно разрешили про-
блему акклиматизации белого амура. В чем тут была трудность? А в
самом главном: не мог вдали от родных текучих рек акклиматизант
размножаться, ибо от природы ему положено нереститься на быст-
ром течении, обычно в местах слияния крупных рек, потоки которых
намывают на дне песчано-каменистые косы и пороги. Икра выме-
тывается и оплодотворяется в верхних слоях текучей воды, обя-
зательно при повышении ее уровня и температуре 20-24, а лучше
26-30 градусов Чаще всего после ливневых дождей, взмучиваю-
щих воду, на худой конец — в затяжную морось.
Несутся пелагические икринки самосплавом, а тем временем
в них быстро развивается жизнь: эмбрион, предличинка, личинка,
малек... Последний непомерно головаст. В 2-недельном возрасте
он уже умеет жить самостоятельно... А в стоячих прудах и озерах
нет амуру условий для продления своего рода-племени, и отсутст-
вует он даже в реках с тихим течением.
Но нашли все-таки ихтиологи способы побудить переселенных
и прижившихся амуров к нересту. Отловленным производителям,
созревшим для икромета, вводили гонадотропные гормоны, поме
щали их в специальные камеры, в которых искусственно создавали
58
условия быстротекущих рек на подъеме уровня... А теперь личинок
выращивают миллиардами штук и не только по рекам разводят, но
и в пруды выпускают, за границу отправляют.
Однако амура вселяли также и в быстротекущие реки — Волгу,
Кубань, Дунай и другие. И научился он в них нереститься без люд-
ской помощи. Теперь амур стал и важнейшим объектом прудового
рыборазведения и рыболовства. Успешно заселили им множество
водоемов Украины, Молдавии, Северного Кавказа, Средней Азии,
Казахстана. В низовьях Волги он теперь как дома, в Сырдарье и Аму-
дарье... Государственную комплексно-целевую программу разведе-
ния растительноядных рыб назвали «Амур» с полным основанием.
На примере амура (а далее будут названы и другие наши рыбы)
видно, как легко акклиматизируются в отдаленных районах пред-
ставители амурской ихтиофауны. Интересно, а как ведут себя в
Амуре «чужеводные» вселенцы?
Завезли сюда обскую стерлядь — и не прижилась она здесь,
хотя, казалось бы, в своей Сибири эта рыба условиями обитания не
избалована. И судак в Ханке больно долго решал, остаться ли ему
там на долгое житие или сгинуть.
Вернемся же к белому амуру. Кормится он, как мы уже говорили,
всякой зеленью. И потому, что так питается, а обличьем и многими
повадками схож с сазаном, его старые рыбаки иногда так и называ-
ют: травяной сазан. И оттого-то ни мне, ни другим моим землякам-
удильщикам даже и не мечталось подцепить на крючок эту рыбу с
необыкновенно сочным и вкусным мясом.
Но довелось как-то познакомиться со старым пасечником, хо-
зяйство которого угнездилось рядом с Амуром, и убедился я рыба-
чье мастерство способно достичь такой виртуозности, что и белый
амур на крючке оказывается. Случилось это в те годы, когда можно
было удить амура.
Однажды возвращается с утренней зорьки тот пасечник, Аким
Иванович, а в садке, привязанном за ворох удилищ и тяжело забро-
шенном за спину, вместе с разнорыбицей сверкает пара отличных
амуров. Я удивился. «Сетчонкой балуетесь или вентерьком?» —
спросил. А тот помолчал, похмыкал этак насмешливо, да и отвеча-
ет: «Я не браконьерничаю... А настоящий рыбак и травяного сазана
на крючок посадит. Не всегда, конечно, но все же. . Так-то, милок...
Чисти-ка лучше мой улов!»
Я чистил, а он, внимательно обследуя контрольный улей, про-
свещал меня. «Кода вода на разливах — и не моги удить амура: в
жисть не пойдет... Ему тода всяких зеленей сколь хошь. А вот кода
обмелеет река, как сичас, сильно, амурчик наш и заголодает Ест,
конечно, водяной мох и тальниковые корни у обрывов обсасывает.
59
Но что это ему! Сильно затоскует по своему настоящему харчу. Вот
тода и старайся его изловить... Я как рыбачу? Сначала обхожу уло-
ва и по калу - а он вроде бы как у гусей да уток — определяю, где
амур отстаивается, межень терпеливо пережидает. А найду — начну
прикармливать: свежего сенца разнотравного на бечевке аккурат-
но подброшу, нитяного моху наскребу с притопленных в протоке
коряг да осторожно подсуну. Бывает, приваживаю распаренным
зеленым горохом да молодой кукурузой, не то свежей фасолью...
А потом ловлю. Прячу крючки во всякие мягкие травки и зерна го-
роховые, кукурузные да фасольные пробую... А лучше всего идет
зеленый водяной мох... Нанижешь его на крючок, прихватишь нит-
кой... Хорошо еще на стрекозу: приделаешь ее тонкой проволочкой
на щепку или ветку, положение живой смастеришь, а внутри крючок
пропустишь... Правда, эту стрекозу не прочь схватить и сазан... По-
годи, мил человек...» — и засуетился мой Аким Иванович со своим
пасечным хозяйством.
Продолжил он за ухой. «Так вот, об той амуре-рыбице. Главное,
скажу я тебе, не в наживке да приваде, а в осторожности. Если нет в
тебе терпежу да выдержки — и не моги изловить его, потому страсть
как хитрый он, подозрительный и чуткий. Поплавок легонький, гру-
зильце — дробинка, жилка тонкая, но прочная и зеленая, а крючок
крепкий да острый. Следи, не сводя глаз, и не шевелись, ведь пок-
левку заметить трудно. Взял он эту наживу в рот. а поплавочек на-
клонился или прилег, и не зевай, дергай! А прошляпил секунду — и
выплюнул амур твой крючок, почуял подвох — ищи дураков!.. Но,
допустим, повезло тебе: подсек рыбу! А до садка еще далеко, пото-
му как на крючке амур отчаяннее и сильнее сазана. Немало цеплял
я их, а бывало, каждый второй или жилку рвал, или крючок разгибал
да ломал .. Зато изловишь этого красавца — и радуешься неделю,
песни поешь. Сам собою гордишься. Так-то, мил человек».
51 пытался по полученному уроку ловить тех амуров, затаив-
шись неподалеку от учителя. Он на моих глазах поймал двух, меня
же фарт ли не посетил или не хватило внимания, осторожности да
умения. И далеко не всем их достало бы на моем месте. Тут нужен
рыбацкий талант.
Во всяком деле возможности совершенствования безграничны,
и всякий труд способен возвыситься до степени искусства Об этом
я думал, когда увидел ужение белого амура пасечником Акимом
Ивановичем.
Что же это за рыба — черный амур? Коротко я уже говорил: фор-
мой тела он похож на белого, но окрасом темен почти до черноты. В
питании узко специализирован на ракушках.
В нашей реке известны великаны в 140 сантиметров и до 30 ки-
60
лограммов, в Китае — на дециметр и 5 килограммов больше. Роди-
на амура — реки КНР, у нас же он встречается обычно лишь в самых
теплых водах от Сунгари до Анюя, однако очень редко еще попада-
ется вплоть до устья. Но все меньше этой славной рыбы у нас, все
меньше.
Летом жирует в неглубоких тихих реках и протоках, в половодье
заходит в заливы и озера. Нерестится в июне и июле, когда вода
сильно прогреется. И тоже на течении при подъеме уровня воды
мечет икру И теми же сотнями тысяч икринок Молодь развивается
и растет так же, как и у белого амура. Да и темпы роста этой рыбы
по годам примерно одинаковы. Очень редок черный амур в Амуре,
и радостен тот факт, что стали его выращивать в прудах на Украине,
Северном Кавказе и в Средней Азии.
Почему все же так мало этой рыбы в Амуре? Ведь его белый
родич тоже далеко не многочислен, а черного примерно в 150 раз
меньше Известно, что задавать вопросы куда легче, чем отвечать
на них.
А еще более удивляет другое: основных-то кормов этого арис-
тократа в бассейне Амура, особенно в его южной части, очень мно-
го: до 70 видов и подвидов моллюсков, до нескольких сот штук на
квадратный метр! Поля большой биологической продуктивности!
Может быть, черному амуру у нас не климат? Но и в теплой Ян-
цзы, и в Хуанхэ его особо много тоже не бывает, хотя он и считается
гам промысловой рыбой. А у нас он занесен в Красную книгу.
Толстолобы-плясуны
В российской части бассейна Амура белый толстолоб обитает спокон
веку, его пестрый родич появился здесь в 50-х годах прошлого века и
быстро расселился преимущественно от Малого Хингана до Комсо-
мольска. Типичные представители ихтиофауны теплой Юго-Восточ-
ной Азии. Питаются планктоном. Крайне чуткие. Икромет в разгаре
лета, в толщах текучей воды. Растут быстро. Обычный размер 50-60
сантиметров, вес — около 3 килограммов. В теплых водохранилищах
достигают 22-28 килограммов.
61
Белый, или обыкновенный, толстолоб — замечательная круп-
ная амурская рыба из семейства карповых. Это именно она, пожа-
луй, больше всего поразила путешественников и ученых, увидев-
ших Амур еще не изученной, грозной и сказочно богатой рекой! И
поразила потому, что устраивала дивящемуся люду грандиозные
зрелища.
Толстолоб — рыба донельзя чуткая, пугливая и компанейская.
Живет она на просторных водяных пастбищах большими стаями. Лю-
бит заливы, тихие протоки с медленным течением, на подъеме воды
охотно выходит на зеленые разливы. Бодрствует днем и ночью...
И вот в чем странность этой рыбы. Испугать ее внезапно и резко
надвинувшейся тенью, стуком или вскриком ничего не стоит, и тог-
да-то начинаются пляски этой рыбы. Может быть, за то, что живет
стаями да отчаянно прыгает, местные жители и зовут толстолоба
толпыгой?
.. .Недавно это было. Будоража и коверкая сонную тишину зной-
ного летнего дня, моя моторка ворвалась на зеркальную гладь
амурского речного залива и потянула пенно-бурунный след вдоль
притопленных тальников. Я смотрел на этот след, и мне казалось,
что вовсе не лодка, а гигантский стальной нож в оглушительном
бензиновом реве кромсает 3-метровую толщу воды и всю беско-
нечно сложную жизнь в ней.
И мельком — уже в который раз — вспомнил я, что всего каких-
нибудь 40-50 лет назад — песчинка в Сахаре времени! — по таким
вот заливам неторопливо, спокойно, размеренно и безвредно для
водной жизни плавали по Амуру лишь на весельных лодках да омо-
рочках.
Вдруг по обе стороны от буруна запрыгали крупные рыбы. Они
взмывали вверх, вспыхивали серебряным пламенем и как попало
шлепались в воду, вздымая феерическую россыпь алмазных брызг
И все за кормой лодки. Лишь одна полуметровая рыбина взметну-
лась свечкой из-под пласта воды, вывернутого острым носом лод
ки, так близко, что я успел хорошо разглядеть ее. То был белый тол
столоб.
Их выпрыгнуло, наверное, с десяток. Мой молодой моторист
кричал восторженно и дико, выкатив глаза и широко раскрыв рот,
махая руками и подпрыгивая, швыряя лодку в опасные виражи в по-
гоне за взлетающими живыми торпедами.
Я тоже заерзал на своем сиденье... И все-таки не теперешние
толстолобы взметнули во мне поток мыслей, а то далекое и за дав-
ностью сгоревших лет уже туманное, что когда-то отложилось в од-
ном из глубоких колодцев памяти...
62
...Я тихо толкал деревянную лодку-плоскодонку шестом, на-
правляя ее через затопленные зеленокудрые кочки к широкому
разливу, на дне которого лежал мой перемет, тогда не запрещав-
шийся, наживленный лягушками. А думал просто: позавчера я снял
с этой снасти 18 сомов, вчера — 15, сколько же нацеплялось за эту
ночь? И будет ли среди них экземпляр побольше того пудового, ко-
торый попался два дня назад?
Когда лодка наконец пробралась сквозь кочки и свободно за-
скользила вдоль берега, меня неожиданно окликнули я, оборачи-
ваясь, поскользнулся босыми ногами на ослизлом мокром днище и
упал, загремев шестом и своими ребрами. И тут же вода взорвалась
дикой пляской большого косяка толстолобов, сытый покой которых
я так бесцеремонно и резко нарушил.
Они беспорядочно выпрыгивали из воды со всех сторон, вы-
прыгивали десятками сразу, тяжелыми снарядами перелетали че-
рез лодку высоко и низко. И было их так много, что плеск и шум сли-
лись в суматошный живой водоворот, в дикую рыбью вакханалию, в
ни на что не похожую пляску.
Я, опершись руками о сиденье, одурело ворочал шеей, а здо-
ровенная рыбина, как будто прицелившись, ударила меня в заты-
лок так крепко, что загудели в голове чугунные колокола, а она за-
прыгала в лодке с жарким треском, расталкивая шест и весла, как
спички. Рядом с нею шлепнулся другой толстолоб и тоже забился,
осеребривая борта перламутром чешуи, судорожно глотая воздух
маленьким мясистым ртом, беззвучно шлепая жаберными крышка-
ми и оголяя нежную красноту жабер. Он отрешенно ворочал низко
посаженными глазами на большелобой голове и словно чему-то
печально удивлялся.
И как по команде рыбьего бога все стихло. Лишь разбегались
по глади, перехлестываясь и гасясь, круги волн. От них шевелились
метелки полузатопленного вейника и тихо покачивалась лодка. А в
ней засыпали неживуче-квелые толстолобы: они уже не прыгали, а,
прилипнув к дну, вяло шевелили хвостами да все реже и реже про-
i сняли воздух через подсыхающие жабры, отравляясь чудовищным
для них избытком кислорода Тускнели, высыхая, серебряные, лишь
поверху позеленевшие одеяния из мелкой, ювелирного изготовле-
ния чешуи, туго обтягивавшие бокастые — теперь, я думаю, полу-
пудовые — тела.
Сейчас такое зрелище ошеломило бы любого видавшего виды
амурского рыбака, а тогда... Тот, кто меня окликнул, без всякого
удивления или возбуждения спросил: «Живой, Серега? Не затопи-
ли лодку-то толстолобы? — и сквозь зевоту добавил. — Отец велел
п'бе пошукать коня, стога ставить надо...»
63
Так что же это за рыба — белый толстолоб? А непростая рыба.
Главная ее особенность в том, что она питается не просто расти-
тельной пищей, а фитопланктоном. Он не ахти как калориен, но его
почти повсеместно много. К тому же и нет другой рыбы, которая
была бы так великолепно приспособлена к жизни на мельчайших
водорослях: жаберный аппарат с тонкими, очень густыми тычинка-
ми, соединенными между собой поперечными перемычками, — это
настоящая планктонная сетка, чудесное сито почище китового уса.
Отцеженные из воды растеньица отжимаются и направляются к
сильным глоточным зубам, где спрессовываются в зеленый брикет.
А кишечник в 6-8 раз, иногда десятикратно длиннее тела. Потому-
то и умудряется толстолоб на малопитательном харче к осени силь-
но зажиреть. Так основательно, что в своем Амуре спит на глубинах
ям плотными сборищами с октября по апрель и к весне не так уж
и тощает. С таких ям прежде рыбаки, запустив невод под лед, за
один замет вытаскивали до 10-15 тысяч серебряных рыб длиною по
60-70 сантиметров и весом по 4-6 килограммов.
У толстолоба много достоинств: он красив, плодовит, довольно
быстро растет и достигает солидных размеров. Мясо его замеча-
тельно вкусное и сытное. Промысловые рыбаки толпыгой издавна
интересовались и в былые годы на Амуре брали ее лишь немного
меньше, чем сазана.
Средняя длина толстолоба на различных участках Амура чаще
всего составляет 50-60 сантиметров, вес — 2,5-3,5 килограмма.
Впрочем, не особенно удивляли и 80-сантиметровые почти полу-
пудовые богатыри. Эта река хорошо знает и метровых — пудовых
толстолобов.
Отмеченные в рассказе о белом амуре требования к условиям
обитания свойственны и толстолобу, как и многим другим рыбам
южного происхождения: чем теплее вода, больше кормов да про-
должительнее безледье и высокие паводки, тем быстрее они рас-
тут. На озерных просторах Ханки 5-6-летние толстолобы почти в 2
раза тяжелее, чем в Амуре, а в более холодной воде его низовьев
они не достигают размеров, характерных для южного прогиба реки
неподалеку от сунгарийских теплых потоков.
Забегая вперед, оговоримся, что в последние 40-50 лет белого
толстолоба широко расселили по естественным и искусственным
водоемам нашей страны и многих среднеазиатских и европейских
государств. Теперь он обычен в бассейне Аральского моря и Кубани,
в Волге, Днепре и Дунае, выращивается в прудах Украины, Средней
Азии. Даже слабо засоленная вода лиманов пришлась ему по вку
су! В прудоводстве он стал более важен, чем карп. В теплых водах
он растет стремительно. На Кубе 2-летние весят уже до 2,7 кило-
64
грамма в прудах и 5 — в водохранилищах. В Сырдарье он мужает
не столь стремительно, но все же в 2 раза быстрее, чем в Амуре. В
теплом водохранилище у города Калуги однажды поймали толсто-
лоба длиною 133 сантиметра и весом 27,8 килограмма. В обычном
природном водоеме бывшей Чехословакии добыли когда-то почти
такого же — 130 сантиметров, 22 килограмма.
Таких громадин в Амуре нет, и все по той же причине: очень уж
суровы здесь условия обитания для рыб южного происхождения.
Да, на северном пределе ареала теплолюбивой рыбе живется да-
леко не вольготно. Об этом можно судить по ее размеру: в годович-
ках 7,5 сантиметра, в двухлетках — 25,6; трехлетки вырастают до
34,9 сантиметра и весят 710 граммов (всего-то) В следующем году
они на дециметр длиннее и на килограмм тяжелее, еще через год
переваливают полуметровую меру, приблизившись к 3-килограм-
мовому весу. 6-летние, набрав 6 дециметров в длину, а веса — три
триста, становятся причастными к семейным делам и отныне рас-
тут еще медленнее. В 10-летних — 66-68 сантиметров и 5-6 кило-
граммов. Сазан, не столь требовательный к теплу, в этом возрасте
посолиднее.
Плодовитость толстолоба высока: в среднем самка мечет около
400 тысяч икринок. Они пелагические, выпускаются в толщу вод на
волю течения и развиваются в период сплава. Нерестилища там же,
где и у амура, обычно располагаются над косами с песчаным или
каменистым дном, чаще всего близ слияния рек и проток. Будучи
рыбой теплолюбивой — севернее Амура ее нигде нет, — толстолоб
мечет икру при прогреве воды до 20-24 градусов и непременно на
подъеме уровня особенно после обильных дождей, когда в мутной
иоде много всякой взвеси, в том числе и съедобной органической,
и она непрозрачна: взрослые рыбы как бы заботятся о безопасное -
1И своего потомства.
Оплодотворенные прозрачные икринки подхватываются тече-
нием, и в текучих толщах вод в них совершаются чудеса: бурно рас-
1ет эмбриончик, всего через 2-3 суток он вылупляется этакой про-
фачной крошкой, в недельном возрасте эта крошка уже в стадии
личинки, имеет жабры, рот, умеет плавать и вскоре прибивается к
берегу, в затишные, теплые, более богатые кормом воды, чтобы на-
чать есть, есть и есть, расти, расти и расти... К осени серебристый
головастый малек уже подобен взрослым. Только размером всего
лишь с лезвие перочинного ножичка.
А взрослые, исполнив долг перед потомством, стаями уплыва-
ют в большие спокойные заливы, протоки и затопленные озера для
нагула. Едят свой фитопланктон подолгу и помногу, а потому растут
5 Рыбы Амура
65
да сильно жиреют: к осени в крупных особях жира до 20-28 процен-
тов общего веса. Он и на внутренностях, и в мясе. Так предусмотре-
но генетической программой: долгую амурскую зиму в состоянии
полуоцепенения без солидных запасов жира не пережить.
В Китае толстолоба разводят давно: личинок отлавливают спе-
циальными сетями в крупных речках в нерестовую пору, затем их
развозят для выращивания в специальные пруды и естественные
изолированные водоемы.
У нас же, в России, об этой рыбе, многочисленной в Амуре,
вспомнили, когда стали зарастать сине-зелеными и другими мик-
роскопическими водорослями в европейской части страны обшир-
ные водохранилища ГЭС, пруды-охладители при атомных и тепло-
вых электростанциях. Вода в них превращалась почти в кашицу, в
которой погибала вся рыба, зато бешено плодились комары. Водо-
росли забивали водозаборники, блокировали нижние бьефы. Даже
мощным теплоходам было трудно пробиваться по этой «кашице»...
Сине-зеленые водоросли стали примерно таким же бедствием,
как «водяная чума» элодея, непреднамеренно завезенная в про-
шлом веке в Европу из Канады. И вот эти обреченные было водоемы,
имеющие, как правило, большое народнохозяйственное значение,
спасли... белые толстолобы. Уничтожая фитопланктон, они быстро
на нем росли... За сутки съедали столько, сколько сами весили!
Вот только по части размножения вышла закавыка: от природы
толстолобам положено метать икру на течении, которого нет ни в
водохранилищах, ни в прудах... Но разрешили и ее ихтиологи тем
же методом и так же успешно, что и в случае с белым амуром.
И, как амура, толстолоба стали усиленно и очень эффективно
разводить в прудах, расселять по рекам и озерам европейской час-
ти нашей страны, в среднеазиатских республиках... А все потому,
что, во-первых, типично растительноядных рыб вообще мало, а во-
вторых — амурчане оказались рыбами живучими, неприхотливыми,
с поистине огромными потенциальными способностями роста и
размножения.
А вот «промысловые возможности» этого вида в Амуре не-
велики. В 30-40-х годах прошлого века рыбаки брали здесь по
10-15 тысяч центнеров толстолоба, но к началу 50-х годов из-за
перепромысла и затяжного маловодья уловы сократились в 10
раз. Потом начался многоводный период, в практику стреми-
тельно ворвались высокоуловистые капроновые сети и невода,
моторные лодки и катера. Добыча толстолоба стала расти, но 6,5
тысячи центнеров она так и не превысила и пошла по нисходящей
линии. С начала 80-х годов уловы измеряются всего лишь десят-
ками центнеров.
66
Однако нельзя это считать следствием лишь оскудения запасов
толстолоба. Низкие промысловые уловы были обусловлены и тем,
что действовал запрет на добычу рыбы в нерестовое весенне-лет-
нее время, да еще увеличили минимальную промысловую меру с
30-45 до 60 сантиметров.
Как и у амура, у белого толстолоба есть собрат — пестрый тол-
столоб. Ихтиологи и рыбаки любовно зовут его пестряком. Внешне
от «блондина» он отличается мало: немного больше голова, груд-
ные плавники подлиннее да цвет чешуи порябее. Питается главным
образом зоопланктоном, хотя не игнорирует и фитопланктон. Ра-
зумеется, кишечник у него покороче, но растет «пестряк» быстрее
своего собрата. Кстати, биологически эти два вида столь близки,
что легко скрещиваются.
В списках рыб русской части бассейна Амура пестрый толсто-
лоб появился лишь в конце 50-х — начале 60-х годов. Он более теп
лолюбив, чем толстолоб гуводный, и у нас в прежние тысячелетия
ему был «не климат». А в Китае его разводят наравне с амурами и
белым толстолобом давно, и всех их там столь же давно прозвали
домашними рыбами
В 1952 году китайские рыбоводы выпустили пестрого толстоло-
ба в Сунгари, а через 6-8 лет он вышел в Амур. Попал «пестряк» к нам
благодаря высоким паводкам на Сунгари в 1955-1963 годах. Вероят-
। ю, затопило рыборазводные пруды где-то в районе Харбина, и молодь
< жазалась в реке, потом ее вынесло в Амур.
В 60-х годах минувшего века пестрого толстолоба единич-
но отлавливали в районе устья Сунгари и немного ниже его. А в
1970 году поймали уже 9-летнюю самку весом 12,4 килограмма в
75 километрах ниже Хабаровска, 3-4-летней молоди год от года
становилось больше... И все же эта теплолюбивая рыба осваи-
вает более холодную российскую часть бассейна Амура не столь
быстро, как привычный к суровым условиям судак-новосел. Для
ускорения процесса акклиматизации пестряка внесли в Красную
книгу, однако мера эта пуста, потому что никто пойманную рыбу в
воду не отпускает.
Пестрый толстолоб более скороспел, чем белый: на 5-м году
жизни в нем 42 сантиметра и 1,5 килограмма, к своему 10-летию
удлиняется в два с лишним раза — до 88 сантиметров, а утяжеляет
< я почти в 8 раз — до 11,2 килограмма.
Прекрасная это рыба. Мало того, что вырастает до крупных раз-
меров, — зоопланктофагов в Амуре почти нет, один лишь черный
лещ И заняла она в нем свободную экологическую нишу, никому
не мешая... Вот если бы для ускорения ее акклиматизации вселить
I 2-летней молоди тысяч этак 200...
67
Питание пестрого толстолоба зоопланктоном привлекло и ры-
боводов, и теперь его акклиматизировали во многих водоемах за
южной границей нашей страны. В Туркмении он созревает на 2-3
года раньше, чем в Амуре. 5-летние там весят в 3 раза больше, чем
у нас (5 килограммов!), а у 7-летних оказывается 80-90 сантимет-
ров и от 8 до 14,5 килограмма.
Желтощек — амурская нельма
Крупный, сильный, стремительный и красивый хищник. Мечта спин-
нингиста и махальщика. Известны полутораметровые трофейные
«нельмы», вынуть из воды которых удается лишь после получасового
вываживания. Обычен в Амуре между селами Ленинским и Троицким.
Молодь созревает лишь на 9-м году, набрав 7-8 килограммов. 20-лет-
ние считаются стариками- В последние годы численность вида растет.
Нельмой эту рыбу зовут неправильно Настоящая нельма боль-
шерота и зубаста, хоть и мелкозуба, живет главным образом в хо-
лодных сибирских реках, впадающих в Северный Ледовитый океан,
встречается также в Печоре и Онеге. Род, к которому принадлежит
нельма, родствен сигам, и с некоторыми из них (омуль, муксун) она
даже дает гибридные помеси.
Однако чисто внешне желтощек и нельма, как родные братья:
оба с сильными, хорошо обтекаемыми прогонистыми телами в се-
ребристой некрупной чешуе, оба — хищники-одиночки, оба и те-
перь достигают 2-пудового веса при 1,5-метровой длине, не считая
хвостового «оперения».
И потому то сибирские казаки и крестьяне, знавшие толк в рыб-
ной ловле, переселившись на Амур и увидев могучего красавца, да
еще отведав его такого же сочного, жирного, очень вкусного розова-
того мяса, решили: это нельма. Они, конечно, не посчитались с тем,
что у амурского богатыря нет ни жирового плавника, ни желудка, как
у сибирского двойника. И не задумались, почему у этого «щеки» та-
кие желто-золотистые, что кажутся ярким пятном на голове.
Желтощек — самый большой представитель амурских карпо-
вых. Рыбаки старого поколения держали в руках 40-килограммовых
2-метровых богатырей, да и теперь еще нет-нет да и удивят нас 1,5-
68
метровые силачи, способные ударом хвоста свалить с ног взросло-
го человека.
Мой друг Р.Л. Вербицкий рассказывал: «Блеснил верхогляда. С
лодки. Вижу: неподалеку уж очень большой верхогляд бьет рыбку,
а присмотрелся внимательнее — хвост-то желтощечий выворачи-
вается из воды... Подплываю, раз за разом закидывая в заманчи-
вое место блесну. И взял ее громила... Особо не сопротивлялся, не
буйствовал, дал сравнительно быстро подтянуть себя к борту, «лег»
с ним рядом. Был не менее 2 метров. И только я начал соображать,
как же мне взять его в лодку и не подчалить ли с ним к косе, как он
спокойненько разинул пасть да... выплюнул блесну. И, невозмути-
мо вильнув хвостом, потонул в Амуре... Только в памяти моей ему
не потонуть».
На рыбачьих тонях мне приходилось видеть, как легко пробива-
ет желтощекая «нельма» прочную дель невода. Сначала ткнется в
нее носом, спокойно вильнет туда-сюда в раздумье, а потом отплы-
вает и — р-р-раз! Как серебристая молния! Сказать «два» не оста-
ется мгновения. Случалось видеть и прогнутый частокол глухих за-
боек, которыми перегораживали протоки на спаде воды, и рыбаки
говорили: «нельма», ее работа. Однажды на моих глазах громадный
желтощек в стремительном броске ударил в такой прочный часто-
кол и пробил его. Но и сам всплыл, не воспользовавшись свободой,
обретенной ценою жизни... Потом я его долго рассматривал: тугое,
прекрасно обтекаемое мощное тело в как бы позолоченной и по-
серебренной чешуе, серовато-зеленой по спине и ослепительно
надраенной» снизу, соразмерно большая остроносая голова, за-
питая кровью позолота еще шевелящихся «щек», едва приоткрыва-
ющийся широкий рот...
Мне редко приходилось ловить амурскую «нельму», но одну
из них я хорошо запомнил: она взяла блесну, волочившуюся за
оморочкой, и потом таскала эту легкую верткую посудину вместе
со мною по реке битый час майского дня — по течению, поперек,
против него. Много раз я осторожно подводил рыбу к борту, но, с
небрежною силой взмахнув широким хвостом, она неизменно ухо-
дила вглубь, обжигая и разрезая леской мои руки. Неоднократно
пытался причалить к мелкому берегу и прочно стать на ноги, да не
хотела этого рыба и «настаивала» на своем...
А одолел я ее благодаря терпению и осторожности: излишне не
тропился, не пугал, избегал резких движений и быстрого подбора
пески. Притомил и измотал до той степени, что легла она отрешен-
но набок рядом с оморочкой. Такая длинная, такая широченная.
В ней оказалось 130 сантиметров и 25 килограммов. То была
> .1мка с увесистыми ястыками крупной, как у кеты, светлой икры.
69
Дома мы засолили ее «пятиминуткой» и убедились, что она не хуже
красной. А мясо в ухе и на сковороде, приготовленное со знанием
дела и со специями, было такого непередаваемого вкуса, что с тех
пор даже об аухе и слышать не хочется...
Как и многие рыбы, о которых речь, желтощек — коренной оби-
татель Амура. В России он больше нигде не встречается, а к югу
заселяет реки Китая. В горных реках не живет. Это типичная рыба
восточноазиатского, или китайского, ихтиологического комплекса.
Южная. В Амуре ее ареал кончается в 1,5 сотни километров выше
Благовещенска, а на 200 километрах в низовьях этой реки обитает
лишь молодь. Желтощек здесь естественно редок, но вот в послед-
ние 10-15 лет численность его растет. Ну а чаще всего он попада-
ется в южной части Амурского бассейна — в Амуре между устьями
Сунгари и Анюя, в Уссури и Ханке. Впрочем, в Ханке его тоже не так
много: желтощек в своих охотах руководствуется в первую очередь
острым зрением и потому мутную воду этого большого озера не
любит.
Чгит амурская «нельма» просторные, глубокие и чистые водо-
емы. Рыба эта пелагическая, обитающая в толще воды поверху и
не связанная с дном никакими жизненными потребностями. Вот и
предпочитает всему светлые глубоководья, где легко обнаружить
поживу в свободной охоте. Увидела — и медленно сближается.
Осторожно. Потом бросок, как выстрел. Иногда погоня. Какой-ни-
будь чебак или востробрюшка, троегуб или конь, загодя заметив
врага, пускается прочь что есть духу. Но редко кому удается сбе-
жать — желтощек стремителен и вынослив. Иной раз приходится
видеть, как жертва, мчась поверху, в панике выпрыгивает из воды, а
за нею — нечто большое, сильное и стремительное. Летит, как глис-
сер. И нет несчастной спасения — разве что поблизости окажется
мель или какие заросли... Впрочем, довелось мне однажды видеть,
как большой желтощек вслед за чебаком выскочил на косу. По инер-
ции. В азарте.
Как и все иные безжелудочные хищники из семейства карповых
(красноперый жерех, монгольский краснопер, верхогляд...), жел-
тощек всем «кандидатам» в добычу предпочитает рыбок узкотело-
прогонистых: корюшку, пескарей, чебаков, троегубов... Верхогля-
дика, «красноперочку», щучку. Хотя и карасика да леща может сло-
пать. И относительно небольших рыбок ловит: впятеро себя короче
и в сотню раз легче. Рот-то у него большой, но беззубый, и это тоже
не располагает к щучьей кровожадности. Правда, на челюстях на-
шей «нельмы» есть оригинальный замок: крепкий бугорок нижней
частью плотно входит в соответствующее ему углубление верхней.
Этим бугорком удобно захватывать и удерживать добычу...
70
Желтощек мечет икру в толщах вод, в самом начале лета, ког-
да реки прогреются до 18-20 градусов и станут вспухать паводком.
Через 3-4 дня свободного плавания из икринок вылупляются про-
зрачные 7-миллиметровые эмбриончики, еще через 8-10 суток они
перерождаются в пучеглазых личинок... А в августовских мальках,
успевших вытянуться до 7-10 сантиметров, уже просматриваются
будущие гиганты. Они пока избегают больших водных толщ и пред-
почитают озера да просторные разливы, но уже вовсю хищничают и
не признают иного харча, чем рыба. И не хуже взрослых чувствуют
движение уровня воды: чуть что — быстрее на глубину. И свою пер-
вую зиму проводят уже на этих речных глубинах Весь желтощечий
«народ» в стужу теряет активность, но не спит по-карасьи. Иному
рыбаку выпадает редкая удача подсечь на блесну и протянуть че-
рез лунку на лед славную золотощекую рыбу, на которую сбегаются
посмотреть махальщики в радиусе километра. И чего уж греха та-
ить — в те минуты каждый затаенно завидует счастливчику.
Первые 5-6 лет хищник растет быстро: годовички вытягивают-
ся до 17-20 сантиметров, в 2 года достигают трети метра и более, а
в 3 они уже почти полуметровые и весом до килограмма, а то и свы-
ше. В 6-летнем желтощеке 70-75 сантиметров длины и примерно
4 килограмма веса. Взросление наступает в основном на 9-м году
жизни («рост» — до 9 дециметров, вес — 7-8 килограммов).
А дальше размеры тела, как и у многих других видов рыб, увели-
чиваются уже медленнее. За первое 8-летие жизни желтощек вы-
растает на 90 сантиметров, а за второе — на 60. Речь тут, разумеет-
ся, идет о линейном росте, а масса тела с годами прибавляется все
больше. Восьмилетки весят, как уже отмечалось, 7-8 килограммов,
а 16-летние набирают в 3 раза больше. Одно важное уточнение:
данные о возрасте и размерах рыб не могут быть постоянными для
всех времен. Ихтиологи, исследовав 700 желтощеков, составили
обстоятельные таблицы длины и веса этой рыбы по годам — до 17-
летнего возраста. И они оказались существенно отличными от тех,
что приводились авторами прошлого, в том числе в солидной моно-
(рафии «Рыбы бассейна Амура» Г.В. Никольским.
Скорость роста рыбы — величина более или менее изменчи-
вая. Мы уже упоминали об этом. Среди достоверно 5-летних жел-
ющеков есть особи от 45 до 85 сантиметров длиной и от 1,5 до 5
килограммов весом, а в группе 12-летних — 90-130 сантиметров и
6,5-9 килограммов.
Видимо, тут многое зависит от наследственности, водности
рек, кормовых факторов, условий нереста и зимовки... Немалова-
жен и район исследования: неподалеку от устья Сунгари, где Амур
наиболее тепел, многие рыбы южного происхождения, в том числе
71
и наш желтощек, в 1,5-2 раза крупнее, чем ниже Комсомольска. В
одном и том же месте маловодным летом «нельма» растет гораздо
быстрее, чем многоводным, — рыба-то вся в русле, по разливам не
разбредается, и потому охотиться легче. А самцы мужаю г медлен-
нее своих подруг, да и век их заметно короче.
В той пробе ихтиологов из 700 желтощеков самцов старше 13 лет
не оказалось, а самки были до 17-летнего возраста. Самые тяжелые
самцы весили 11,5 килограмма, самки же — 30. Вроде бы странно,
но биологически это благоразумно и целесообразно, потому что
воспроизводство рыб в первую очередь определяют самки.
Поймать желтощека — мечта рыбацкая, да редко она осущест-
вляется. В конце 30-х и начале 40-х годов XIX века, когда в Амуре
промысел рыбы велся без каких-либо ограничений — в любое время
года, неводами, сетями и глухими забойками, — государству сдава-
лось до полутысячи центнеров «нельмы», и почти восьмую часть это-
го брали в озере Болонь, преимущественно в узкой протоке, соеди-
няющей водоем с Амуром. Весной и осенью.
С 1943 года официальные заготовки желтощека резко сократи-
лись. Не столько потому, что так уж быстро падало поголовье этой
рыбы из-за переловов и маловодья, сколько оттого, что в те тяже-
лые военные годы немалую часть добычи рыбаки брали себе. И для
текущего питания, и для приготовления впрок. Соленый, особенно
вяленый, желтощек очень хорош, а балык и теша из него просто пре-
красны. Лучше даже, чем из кеты.
В 50-е годы прошлого века, когда Амур стал регулярно затоп-
лять пойму, а продовольственные затруднения смягчились, про-
мысловые уловы желтощека значительно возросли, достигнув в
1958 году 750 центнеров. А потом они год от года стали падать, и
теперь уже потому, что не соблюдали должных мер промысловые
рыбаки. Много лет желтощек значится в Красной книге, но настала
пора вывести его «на свободу», сделать эту рыбу доступной для лю-
бительского лова. Тем более, что в последние годы его становится
больше.
Счастливчик, которого удача или случай одарили амурской
«нельмой», навечно не вкус ее запоминает, а то, как обарывал ее,
вытаскивал. Ведь одолеть крупного желтощека — почти все равно,
что убить медведя. А есть еще в Амуре такие, есть! Недаром же по
условиям действующего в Хабаровском крае конкурса на самую
крупную рыбу года для разных видов — от пескаря до великанов —
рядом со словом «желтощек» написано «20 кг» — это минимальный
вес, с которым можно обращаться в жюри конкурса с трофеем и
кое-какими надеждами на приз... Краснокнижник? Пока да. Но вот
вопрос: какой рыбак отпустит пойманного желтощека в воду?..
72
Достоинства желтощека не остались без внимания рыбоводов,
его уже акклиматизируют в крупных водохранилищах южной части
нашей страны, уже научились и эту рыбу разводить искусственно.
Может так случиться, что со временем в тех водохранилищах амур-
ской «нельмы» будет гораздо больше, чем в Амуре... Что ж, ведь и
пятнистых оленей, завезенных в европейские леса, ныне там гораз-
до больше, чем на их родине в Приморье.
Верхогляд —
стремительный хищник
Ослепительно серебристый, стремительный хищник. Охотится ста-
ями, активен на зорях, любит глубокие и быстрые, чистые отбойные
струи. Блесну и живца берет осторожно, изредка соблазняется чер-
вем Метровые 10-килограммовые трофеи не составляют особой
редкости. На крючке верхогляд исключительно буен.
Большинство речных обитателей видят и вверх, и вниз, и по бо-
кам: возьмите хариуса, ленка, тайменя, щуку, змееголова... Пела-
гические рыбы живут в толще воды и должны хорошо обозревать
округу. Но есть и такие, что приспособились рассматривать пре-
имущественно речное дно, — вспомним сомов, косаток, карасей,
амуров... Бентофаги — рыбы, питающиеся со дна водоема Соот-
ветственно образу жизни у них устроены и глаза: они на щеках или
смещены к низу головы. А у ряда видов они посажены очень высоко,
и особенно — у амурской рыбы верхогляда: природа водрузила их
ему чуть ли не на затылке. Потому-то и зовется он верхоглядом.
Обликом эта рыба — словно ослепительно сверкающий турец-
кий ятаган. И молниеносна, как то г же ятаган в руках возбужденного
сильного и ловкого воина. Ихтиолог, однако, о внешности верхогля-
да напишет спокойнее и обстоятельнее: тело удлиненное, в мелкой
73
чешуе, с прямой или слегка прогнутой линией спины, сравнитель-
но небольшой головой с вертикально прорезанной ротовой щелью.
Снизу, позади брюшных плавников, четко выделяется киль...
...Нет, это слишком сухо. Не лучше ли так: мощное и стреми-
тельное тело обтянуто серебряной парчой, раскрашенной серова-
то-зелеными с нежной желтизной тонами лишь вдоль спины, зато
«начищенной» снизу — спереди и с боков — до ослепительного
сияния. Оно к тому же украшено прозрачно-розовыми брюшными
плавниками и желтоватыми грудными, а защищено мощной острой
костяной пикой темно-зеленого спинного плавника. Глаза большие,
серебристо-золотистые. Они должны бы придавать всей физио-
номии красоту, да все портит высокомерно оттопыренная нижняя
губа.
Верхогляды прекрасно приспособлены рассекать толщи чис-
тых проточных вод, и потому озера удостаивают вниманием далеко
не все: мутные и застоялые не любят, как будто осознанно не хо-
тят пачкать в них серебро своей мелкочешуйной парчи. Это очень
активные хищники, берущие добычу с налету и в погоне. Как сокол
или гепард. Только в отличие от них предпочитают коллективную
охоту.
Мне как-то посчастливилось наблюдать за стаей верхоглядов с
высокого скалистого берега в чистой прозрачной заводи. Напав на
рыбью мелочь вроде востробрюшек или чебака и выгнав ее наверх,
верхогляды глушили ее мощными ударами хвостов. Тех рыб, что пе-
реворачивались вверх брюшком, ложились на бок или бестолково и
нервно кружились, хищники незамедлительно проглатывали...
Был шум, был плеск, испуганным дождем брызгали по воде
тучки мальков отчаянно выпрыгивали напуганные неугомонными
хищниками коньки, подлещики и даже сазанчики... И так же неожи-
данно, как появились, верхогляды враз исчезли в темной ряби не-
далекого фарватера.
Верхогляд — характерная рыба Амура, да и то в его верховьях
он очень редок: это тоже южный вид, и он пришел к нам из Кореи и
Китая. Чаще всего встречается на протяжении 5-6 сотен километ-
ров ниже Хабаровска и выше, обычен в Уссури и на просторах Хан-
ки. Хоть он и теплолюбив, однако в меру холодную, но чистую воду
он переносит легче, чем теплую, но мутную. Недаром ведь он зимой
активности почти не теряет, разве что в лютом январе становится
ненадолго вялым и дремлет.
Хищник он особый: рот с виду мал, а раскрывается широкими
«мехами», и ему ничего не стоит заглотить добычу размером в треть
собственной длины тела. Только она должна быть прогонистой —
узкотелой, вроде чебака, востробрюшки, чернобрюшки, гольяна,
74
пескаря или корюшки... Но, конечно, молодым карасикам, сазан-
чикам, толстолобикам и другим ценным рыбам тоже достается от
этого разбойника. И все же это не его добыча: у верхогляда, как
представителя карповых, желудка нет, а в переднюю часть кишеч-
ника карася или леща в четверть собственной длины поместить и
думать нечего.
Траву и водоросли верхогляд, конечно, не ест и в иле не ковы-
ряется, однако кроме рыбы за милую душу употребляет насекомых
и их личинок, раков и креветок. В лёт поденок он от жадности прос-
то дуреет. Я собственноручно лавливал эту рыбу и на лягушек, и на
червя, и на резку. На мушку — тоже. А вот на хлеб — ни-ни!
...Веселые и теплые майские дни. Реки давно очистились ото
льда, вешние воды заполняют заливы и протоки, выплескиваются на
косы и едва успевшие зазеленеть осокой да вейником низкие коч-
коватые берега. А яростное солнце их щедро греет, и неудержимо
рвется на мели отощалая за зиму рыба. И верхогляды — тоже туда.
Там они жируют, там готовятся исполнить свои обязанности по про-
длению рода. Самцы свадебно принаряжаются: спина становится
бархатно-черной, серебряные блестки-чешуйки на боках очерчива-
ются темными ободками, щеки вроде бы золотистыми румянами вы-
крашиваются, иногда и кончик нижней губы краснеет, а края нижних
плавников тонко чернеют. Самкам же не до нарядов: в них дозревает
несколько сот тысяч икринок — до полутора миллионов и больше!
Хабаровский ихтиолог В.В. Худякова изучила плодовитость
верхогляда по 1,5 сотням взрослых самок с длиною тела от 51 до
92 сантиметров и весом 1 400-7 900 граммов. Им было от 5 до 17
лет. Абсолютная плодовитость зафиксирована в пределах от 108 до
1 780 тысяч, в среднем около полумиллиона икринок. Взаимосвязь
между возрастом, размерами самок и количеством икры оказа-
лась слабой. Это особенно четко прослеживалось по относитель-
ной плодовитости — количеству икринок на грамм веса самки: она
колебалась от 43 до 350 штук. Разброс восьмикратный. Важно это
запомнить.
Нерест у верхоглядов происходит чаще всего возле чистых пес-
чаных кос, иногда притоков. «Свадьбы» обычно играют на утренних
зорях. Крошечные прозрачные личинки, выклюнувшиеся из икри-
нок через неделю, растут сами по себе, по сложным генетическим
программам. Через две недели они превращаются в мальков. Но к
осени эти еще нежные крошки, достигнув всего-то 10 сантиметров
в длину, уже питаются рыбой.
Растут верхогляды довольно быстро, да созревают долго. Для
сравнения: в 3 года в щучке поболее 40 сантиметров, и она уже по-
мышляет о брачных играх. Верхогляды же в этом возрасте совсем
75
еще юны: по человеческим меркам — мальчики и девочки. Совер-
шеннолетие к ним приходит не ранее 5-6 лет, чаще же в 6-8, когда
достигнут они 50-62 сантиметров.
Почти в 2 раза дольше щук созревают верхогляды, а вот век им
природой отпущен не больше щучьего — немногим более деся-
тилетия. 15-летний гигант верхогляд обычно метровой длины или
около того при 9-10-килограммовом весе. Это уже старик. Боль-
шие размеры нет-нет да отмечаются в книгах, а вот мне посчаст-
ливилось собственными глазами видеть и измерить старика-гига-
нта: 115 сантиметров в длину и 12 килограммов на весах. Было это
у острова Салмаки, что в 20 километрах ниже Хабаровска по Амуру,
а поймал его старый егерь этого острова Соснин. Рыбак не из мас-
теров, не из асов. Да и поймал-то... переметом на дохлого чебака.
На стремнине. И было тому гиганту 18 лет.
«Ходовые» размеры верхогляда гораздо скромнее, и год от года
они давно уже уменьшаются. Пойманные в 1927-1928 годах в Ха-
баровском районе 14 600 верхоглядов потянули около полутысячи
центнеров — средний вес одного составил 3 270 граммов. Длина
при таком весе — 65 сантиметров. А уже через полтора десятиле-
тия средние размеры в промышленных уловах этой рыбы уменьши-
лись до 44-47 сантиметров и 1 100-1 800 граммов (год от года эти
показатели разнятся).
В начале 40-х годов прошлого века в российской части Амура
брали до 3,4-3,7 тысячи центнеров верхогляда ежегодно. Пример
но столько же ловили в китайской части реки. А к концу того деся-
тилетия уловы сократились в 3 раза. В определенной мере сказался
перепромысел вследствие активного использования сетей, неводов,
глухих забоек. К тому же все 40-е годы пришлись на маловодный пе-
риод, когда ловить рыб не составляло труда. Но стоило в 1951 году
начаться периоду многоводья как и поголовье рыб, и их уловы пош-
ли в гору. Уже с 1954 года в наших водах стали добывать до полутора
и более тысяч центнеров верхогляда за сезон. И все-таки в после-
дующие годы рыбу опять перелавливали. До тех пор, пока не стали
упорядочивать промысел построже.
О том, как много верхогляда (в числе всякой иной рыбы) было
прежде, можно судить по рассказам Петра Комарова: сеткой на-
подобие большого сачка, привязанного к длинному шесту-рычагу,
хабаровский рыбак у Амурского утеса вылавливал до 1 000 верхо-
глядов общим весом до 8 центнеров всего за пару дней!
В любительских уловах верхогляд теперь оказывается не так уж
редко, хотя и гораздо реже, чем щука или сом. Небольшие попада-
ются на червяка. Редко. Крупного можно подцепить на блесну при
ловле щук. Иногда его блеснят специально — ищут места, подгады-
76
вают время. Чаще всего на зорях у глубоких омутов, крутящих свои
воронки рядом с мощными потоками на резком повороте, у скалис-
того мыса, при устье крупного притока или протоки на спаде воды...
Особенно хороша охота на верхогляда со спиннингом в августе,
сентябре и октябре. И в лёт поденок. Опять-таки на стремнине, без
которой эта неугомонная рыба не мыслится.
Представьте себе: тихое росное раннее утро, только что выка-
тившееся из-за горизонта, но уже горячее светило торопливо се
ребрит и греет просыпающийся мир... Не желая потревожить тиши-
ну, вы осторожно удите разнорыбицу. Чаще всего карася. И спин-
нинг заброшен в дальнюю глубину с заветной приманкой на сазана.
Любуетесь красотой, гармонией и покоем природы, думаете о вся-
ком... И терпеливо ожидаете волнующего мига.
Самое ценное в рыбалке — переживания. Даже от неприятной
неожиданности. Острые мгновения в памяти навечно, и чем даль-
ше, тем ярче они вспоминаются. Я всегда считал — правда, оста-
вив далеко позади свое голодное детство, когда рыба помогала
выжить, — что на рыбалке не улов важнее, а эмоции. Тот — был и
нет ei о, а эти — до самого края жизни. И год от года обостреннее.
Трепетнее.
Были и у меня такие тихие серебряные зори у реки, были. И так
вот однажды удил я карасей под крутым берегом, посматривал на
слегка провисшую жилку спиннинга, 2 крепких крючка которого на-
живил червем и медведкой. Любовался оставляемыми всякой ры-
бой на рябом зеркале недалекого улова следами, поглядывал на
воронки, втягивавшие в себя листья, веточки и падающих насеко-
мых...
Неожиданно увидел и услышал, как вывернулась там из воды
пара широких рыбьих хвостов и мощно ударила и раз, и два. А около
потянулись утюжные следы волн от совсем близких к поверхности
крупных стремительных рыб. Верхогляды’ И я торопливо завертел
катушкой спиннинга, чтобы заменить крючки на блесну и попытать
счастья. От быстрой подмотки они шли в полводы, а вскоре даже бли-
же к ее поверхности, я нетерпеливо, бог знает зачем, дергал удили-
щем, и вдруг оно от сильного толчка вылетело из рук. Я подхватил его
и сделал резкую, но протяжную подсечку, и сразу же почувствовал
>угие тяжелые удары по вытянутой жилке, и через несколько мгнове-
ний над водой ослепительно вспыхнул горячим расплавом серебра
широкий бок большого, яростно извивающегося верхогляда.
Скажу сразу, что после 15-минутной борьбы я одолел его, а по-
том замерил: 82 сантиметра — шесть сто. Но боролся я с ним труд
нее, чем с полупудовыми тайменем или сазаном, и мне не нужно
рассказывать, как бешен и неутомим верхогляд на крючке.
77
А все же главный восторг на той счастливой зорьке — в удив-
лении: очень почтенный верхогляд взял... обыкновенного красно-
го дождевого червя. И взял с ходу, без обычных осторожных пок-
левок.
А оказывались в моих руках эти рыбы таких размеров далеко не
единожды. Мальчишкой и отроком летом и осенью мне часто прихо-
дилось, помимо почти ежедневного ужения, плавать на весельной
плоскодонке или оморочке с разными заботами: на заимку и покос,
по ягоды и грибы, к рыбакам на путину. Иной раз часами греб. А что-
бы не зря время пропадало, волочились за мною по воде 2 дорож-
ки, разведенные от бортов шестами. Одна, с блесной из небольшой
ложки, с грузилом, шла вблизи дна, другая же — обманка — плыла
поверху, потому что представляла собою крепкий тройник, осна-
щенный гусиным пером под рыбку. Та — на щуку или змееголова,
эта — на верхогляда. Перо работало реже, однако вытаскивать вер-
хогляда было настолько радостно и волнующе, что и 10 щук таких
переживаний не приносили.
Но и обыкновенную металлическую блесну он берет лишь не-
много реже. Из того же детства вспоминается: в малую воду, опус-
кая с боков блесну по течению и выбирая ее, я на ту же ложку за час
вытянул 4 «околометровых» верхоглядов, а промышлявший рядом
со мной сплавщик заблеснил в 2 раза больше. Счет трофеям и у
него, и у меня оборвался разом: стая прошла.
Верхогляд осторожен, поймать его гораздо труднее, чем, ска-
жем, щуку или сома. И червя берет с оглядкой, и блесну не всегда
жадно хватает. Да взяв или схватив, может тут же выплюнуть. Тер-
пения и быстрой реакции рыбаку при намерении поймать эту рыбу
нужно не меньше, чем при ловле сазана.
Однако странно: осторожный и недоверчивый хищник ловится
на «малька», вырезанного из белой клеенки. На закидушку их цеп-
ляют, пристроив к крючку, на донки ярусно приспосабливают. Зи-
мой верхогляды придерживаются проточных глубин и суводей око-
ло них. И вот специалисты по этой рыбе долбят лунку где-нибудь
неподалеку у отбоя, опуская крепкую леску с увесистой свинчаткой,
а от нее на метровом расстоянии вытягиваются полуметровые по-
водки с полосками белой клеенки наподобие мальков... Следят за
жилкой по поплавку или тонкому гибкому стерженьку внимательно:
очень непросто подсечь заинтересовавшегося «мальком» верхо-
гляда... И стоит удивляться, что он же может заглотить эту клеенку,
зацепившись за крючок и без рыбацкой подсечки.
...В начале октября по широкой протоке из Синдинского озера
дружно сплавлялась в Амур всякая рыба, но особенно густо шла
молодь. Косяки — как темные тучи! И вот однажды утром, на тихой
78
ясной зорьке, ворвался в эту протоку из Амура огромный табун вер
хоглядов. Может, и не один табун, однако было рыб несколько ты-
сяч. Они били по всей 200-метровой ширине протоки, да так били,
что вся вода выглядела вскипающей. И такой шум от плеска стоял,
какого не услышишь в грозу с градом. И такие хвосты лупили вокруг
поставленной на якорь лодки, что забыл я про свой спиннинг и все
глядел да удивлялся. Аж рот раскрыл... Лишь когда наглотавшиеся
рыбьей мелочи верхогляды стали оттягиваться в Амур, принялся
кидать я блесну, но и то успел отвести душу во как!..
Ауха, или китайский окунь
Эту пелагическую рыбу называют еще китайским окунем Она исклю-
чительно ярко и пестро окрашена и живая очень красива. Тело уп-
лощенное, широкое, вес достигает 7-8 килограммов. Предпочитает
уединенную жизнь. В Амуре его больше всего на протяжении 500 ки-
лометров от Хабаровска вверх и вниз по течению, а также в Уссури и
Ханке. Наиболее активен от июня до сентября. Зимой вял, 2-3 месяца
спит. Занесен в Красную книгу без достаточных оснований.
Китайского окуня ауху у нас неправильно называют ершом, и
только потому, что в его плавниках есть крепкие и острые колючки.
В Китае же ауху окрестили уткой-мандаринкой яркая и сочная
окраска этой рыбы мало уступает брачной расцветке оперения той
необыкновенной птицы.
Ауха — один из немногих пресноводных представителей се-
мейства перцихтовых, куда входят главным образом морские или
солоноватоводные окуни. Всех их, а также еще 400 с лишним видов
близкого семейства серрановых (или каменных окуней) объединя-
ют общие признаки в строении плавников: спинной состоит из двух
частей — мягкой и колючей, анальный вооружен тремя колючками,
и по одной такой острой «пике» имеется в брюшных плавниках, рас-
положенных под основанием грудных.
В книгах и статьях об амурских рыбах читаем почти одно и то
же: «Форма тела и окраска у китайского окуня необыкновенной кра-
79
соты... Красавица из красавиц.. Чрезвычайно эффектна...» Да, эта
рыба действительно красива, особенно окрасом, хотя изяществом
не блещет.
И в самом деле: вертикально уплощенное, широкое — можно
сказать, лопатообразное — тело неважнецкой обтекаемости, хищ-
ное клювоподобное рыло с выпирающей вперед нижней челюстью,
какие-то если и не несуразные, то вовсе лишенные гидродинами-
ческого изящества и стремительности плавники, да еще с ершовы-
ми колючками. И все тело в мелкой невыразительной чешуе. И про-
порции тела аухи не вызывают ощущения гармоничной соразмер
ности: голова занимает третью часть общей длины тела, его высота
составляет 30-40 процентов всей длины...
Но поразительно: при таком телосложении движения аухи не
просто красивы, а изящны. Об этом трудно рассказывать, это надо
видеть. Может быть, здесь необыкновенность в окраске нашего эк-
зота? Да, «спецовка» аухи заслуживает если и не восторженного, то
во всяком случае доброго слова: спина серая с нежной прозеленью,
по серебристым бокам чистая зеленоваго-желтая поволока, непар
ные плавники оранжево-желтые, парные же — светлее. Тело в боль-
ших и малых темно-коричневых или зеленовато-коричневых пятнах
и полосах неправильной формы, на непарных плавниках — пестрая
россыпь темных, оранжевых и желтых «конфетти»...
Нет строгости в распределении цветов по телу китайского оку-
ня, но цвета-то, цвета какие! Как в радуге, как на крыльях тропичес-
ких бабочек, как на лепестках цветков! И в небрежности размеще-
ния пятен и полос тоже особая прелесть
Жаль только, что, вытащенная из воды и обсыхающая, ауха быс-
тро теряет свое цветовое очарование, блекнет, сереет... И остается
лишь ее лишенное изящества тело. А для того, чтобы насладиться
красотой этой рыбы, нужно видеть ее в воде. У хорошего простор-
ного аквариума с очаровательной пленницей можно сидеть затаив
дыхание часами. Особенно когда в нем много сочной зелени и он
ярко освещен солнцем.
...Она не суетится, не мельтешит, и хвостом, что дорогим мод-
ным веером, едва пошевеливает, однако перемещается, внима-
тельно обозревая свои владения. Боком может повернуться, рас-
сматривая дно... Но вот совершила настоящую «мертвую петлю»!
Замкнула полный круг в вертикальной плоскости, переворачиваясь
кверху брюхом! И снова застыла. Необыкновенно!
И все же вы не этими «фигурами высшего пилотажа» более все
го восторгаетесь, а чудесными переливами красок в солнечном
свете. Где еще сыщешь такие! Разве что в тропиках...
Родина аухи в Юго-Восточной Азии. Амур захватывается север-
80
ной границей ее ареала. Здесь она обитает на небольшом участке
от Кумары до Мариинского. В холодных горных реках ее нет.
Живет этот странный окунь, как правило, одиночно, стай не об-
разует, если не считать кое-каких группировок в нерестовую пору, и
принадлежит к естественно редким видам животных. Как, скажем, в
мире зверей росомаха.
Больше всего аухи у нас в крутой южной излучине Амура от села
Ленинского до Троицкого, а также в Уссури. Есть она и в Ханке. Но и
здесь, вероятно, ее гораздо меньше, чем, скажем, щуки. Эту цифру
я не с потолка взял, а получил косвенным порядком, в давние годы.
Ауху можно поймать и зимой
когда рыбу неводили без каких-либо ограничений, щук колхозы и
рыбозаводы брали около 15 тысяч центнеров, аухи — в среднем 75
центнеров. Однако я упустил из виду, что ауха из уловов растаски-
валась по домам и не учитывалась. Фактически ее гораздо боль-
ше и в прошлом было, а в последние 10 лет численность этой рыбы
растет, и в уловах рыбаков она стала обычной.
Ауха любит чистую светлую воду, однако в просторных, доста-
точно глубоких озерах живет охотно. При половодьях заходит и в
6 Рыбы Амура
81
небольшие пойменные озерки. Но, будучи очень чувствительной к
уровню воды, она спешит на глубину, поближе к Амуру, сразу же, как
только после подъема вода установится «на мере». Это, однако, не
относится к молоди: сеголетки порой застревают в отшнуровываю-
щихся водоемах.
Аухе положено всю жизнь хищничать. И она преуспевает в этом,
не только не уступая щуке, но в чем-то и превосходя ее: та глотает
все живое и шевелящееся, даже лягушку или мышь, а этой подавай
одну лишь рыбу. И много подавай, ибо мы говорим о прожорливом
хищнике. Летом, обосновавшись в протоках и заливах, она концен-
трирует свое внимание на карасиках, сазанчиках, чебаках, горчаках,
малой корюшке, востробрюшке, чернобрюшке. Осенью же, ког-
да скатывается на зимовку в Амур, ей в желудок чаще попадаются
обычные на глубинах коньки да пескари. Как видно, питается наша
красавица не только непромысловой, но и интересующей рыбаков
живностью. В холодное время года ауха пассивна, а в наиболее лю-
тые морозы и длинные ночи — 2-3 месяца спит, завалившись бо-
ком на дно, укутавшись густой слизью и утратив интерес к еде. Да и
в ноябре и марте она малоактивна, хотя и не спит.
Подолгу стоит где-нибудь в затишном месте, едва пошевели-
вая жаберными крышками. Окажись перед ее носом рыбка — она
ее, конечно, заглотит, причем не столько рывком тела, сколько вса-
сыванием вместе с водой. Потому-то ее поклевки при подледном
блеснении тихие, вялые, еле ощутимые, и подцепить ее вероятнее
всего при медленном, аккуратном подергивании легкой небольшой
блесны-сиговки в некотором удалении от дна. Грудью рыбку ауха
никогда не давит.
Она резко активизируется после весеннего ледохода. В самом
конце мая, а чаще с начала июня, когда вода в руслах рек и проток
прогревается выше 18 градусов, у аухи начинается нерест. Но пос-
ле освобождения ото льда до него еще целый месяц, и все это вре-
мя китайский окунь усиленно питается. Жирует. Глотает рыбок чуть
ли не до половины своих линейных размеров. Подолгу неподвижно
стоит в засаде, медленно пошевеливая лишь высоко посаженными
большими серебристо-желтыми глазами да жаберными крышками.
Неподвижную, ее в воде очень трудно заметить и у коряги, и под
крутяком, и среди зеленых зарослей: маскировочная окраска ее
тела великолепна. В засаде может простоять и час, и два, и три.
Когда терпение иссякнет, а брюхо подведет, хищник пускается в
поисковое плавание. Тихое и осторожное. Жертва рано или поздно
находится, следует стремительный рывок — и вот несчастная уже
в широко раскрывшейся пасти, густо усеянной мелкими зубами. И
снова терпеливая засада охотника.
82
К нересту ауха успевает зажиреть, это ей жизненно необходимо,
ибо нерестовый период растянут на 2 летних месяца и 3 приема.
Размножается ауха на течении, икра мечется в толщу воды, здесь
же оплодотворяется, а потом сносится по течению по-над дном. Че-
рез 3-4 суток свободного плавания из икринки выклевывается по-
лусантиметровая предличинка, еще день-другой она развивается на
запасах желточного мешка с жировой капелькой, а потом начинает
охотиться на других личинок. Заглотить она способна и ровню себе, и
даже немного подлиннее. Правда, в этом случае несколько часов изо
рта маленького живоглота торчит хвост несчастной жертвы.
Как видно, аушная мелюзга прожорлива и хищна «с раннего дет-
ства». Всего через 1,5 суток после вылупления личинка обзаводит-
ся острыми зубками на хорошо развитых челюстях.
Уже при сантиметровой длине малек формой и цветом похож
на родителя. Только рот у него непомерно велик, да сам он почти
прозрачен. И все же просматривается необычная, тоже прозрачная,
затейливая раскраска тела: голова в оранжевых пятнах, брюшко —
в черных. И все краски младенчески чисты и акварельно нежны... А
на жаберных крышках по острому шипику.
Течением икринка, а затем личинка сносятся довольно далеко
от мест, где родители вдохнули в них жизнь Этак километров на
200-300, случается — до 600. И потому инстинкт побуждает малька
спешить в прибрежную зону, а там по мелководью проток, заливов
и кос медленно, но упорно — годами! — «подгребать» встречь тече-
нию, и подгребать все в той же страсти кого-нибудь заглотить.
Растут аушата быстро: к концу лета вытягиваются до 6-8 санти-
метров, в годовалых уже 10-12, еще через год — 18-21 сантиметр,
а трехлетки достигают длины тела почти в четверть метра и веса
около килограмма. Половое созревание к ним приходит в 4-5 лет
при «росте» в 3-4 дециметра.
Доживают китайские окуни до 10-12 лет, достигая к старости
60-70 сантиметров при 7-8 килограммах. Самая большая «сини-
перка» (по-латыни это и означает китайский окунь), пойманная в
Амуре, потянула восемь шестьсот. Таких и прежде было очень мало,
а теперь, вероятно, нет Мне довелось держать в руках не более 20
китайских окуней, наиболее «ходовыми» оказались 30-35-санти-
метровые, весом в 900-1 200 граммов. Мой личный рекорд скро-
мен: 62 сантиметра — пять двести.
Высокие пищевые достоинства, быстрый рост, питание аухи
преимущественно малоценными и сорными рыбами побуждают
< >братить внимание на нее как на объект возможного разведения в
i лубоких теплых водохранилищах. Но станет ли она там многочис-
ленной? Возьмем наше озеро Ханка: большое, достаточно глубо-
83
кое, сравнительно теплое, обильное кормом для этого хищника... А
и там аухи меньше, чем, скажем, щуки.
Ну а в Красной книге ауха оказалась случайно, и пришло время
сделать ее доступной для ловли.
Змееголов — рыба необычная
С головы он и в самом деле похож на змею. Теплолюбивый сильный
хищник. Предпочитает хорошо прогреваемые тихие водоемы с илис-
тым дном. Достигает 10 килограммов. Активен с мая по сентябрь.
Икру откладывает летом в плавучие гнезда, изготовленные из травы
и водорослей, бдительно сторожит ее и мальков. Способен усваивать
кислород не только из воды, но и из атмосферного воздуха.
Нетускнеющим мгновением из страны детства стала моя не-
ожиданная встреча со змееголовом — странным существом, при-
шедшим в Амур из Южной Азии еще в ту пору, когда буйно зеле-
нели здесь почти тропики, а могучая река не знала ледового пле-
нения...
Был разгар приамурского лета, горячий воздух настоялся духом
свежескошенной травы, под взвизги кос на луговой низине день ото
дня росли стога. Управившись со своими обязанностями на табо-
ре покосчиков — накормив их обедом, помыв посуду и приготовив
рыбу собственного улова для вечерней ухи, — я взял удочки и ушел
на озеро.
Но не клевала рыба в ту знойную полуденную духоту я нажи-
вил крючки лягушками, накупался в почти горячей, пропахшей илом
воде и, спасаясь от докучливой мошкары да слепней, уплыл на бре-
венчатом плотике к середине озера. Растянулся вдоль бревна, под-
ставив яростному солнцу костлявую спину, о чем-то задумался, за-
глядывая в высвеченную воду, поерошил листья и цветы кувшинок
и незаметно уснул.
Проснулся под непонятно испуганный стук сердца. Раскрыв
глаза, но еще не поднимаясь и не шевелясь, с ужасом увидел гро-
мадную зеленовато-черную змеиную голову, зловеще и пристально
84
уставившуюся мне в лицо из воды с расстояния в каких-нибудь 30
сантиметров.
Более 60 лет прошло с того страшного мгновения, а как сейчас
помню широкую уплощенную голову в панцире мелких, но ясно ви-
димых чешуй-щитков, большой разрез хищной, желто окаймленной
пасти, широко расставленные близко кпереди злые, круглые, с ти-
пично змеиным «выражением» зеленоватые глаза с темным зрачка-
ми и черные полосы от них кзади. Вдоль мощного овала панцирной
спины, резко наклоненной вглубь, тянулся длинный странный гре-
бень, и было такое ощущение, будто в воду уходят нескончаемые
метры змеиного тела...
Казалось, в следующее мгновение эта ужасная пасть выбросит
метровый язык, потом разверзнется, легко смахнет меня с плота и
отправит в утробу. Но лишь только вскочил я с пронзительным воп-
лем, как вода у плота шумно взбурлила мощным водоворотом и чу-
довище исчезло в озерной глубине.
Отдышался и успокоился лишь на берегу.
Одно из удилищ гнулось и шлепало по воде, я выбросил по-
павшегося полуметрового змееголова в траву, а отцепляя крючок,
вдруг поразился: голова — уменьшенная копия башки того водяно-
го чудовища. . И все понял я, пристыженно улыбнулся, потом обо-
злился и решил напугавшего меня вражину изловить.
Смастерил закидушку из десятка крепких больших крючков, на-
живил их ротанами да лягушками и поставил на кольях в том месте
озера, где натерпелся страху. А через день змееголовое чудовище
через руки моего отца оказалось в моих руках. И было в нем длины
целый метр, а весу около 10 килограммов...
Вроде бы и не исполин, щук и сомов я к тому времени видел и
побольше, а вовсе не пугали они меня. Змееголов же и на проволоч-
ном кукане волновал, я то и дело подходил к нему, и его змеиная го-
лова почему-то возбуждала беспокойство. Взгляд мой притягивало
и зеленовато-бурое, почти черное, тоже змеиного облика круглое
гело в крупных расплывчатых пятнах, с желтовато-белым брюхом
крепкий панцирь чешуи опять же змеиного рисунка. Полная пасть
больших острых зубов... И лишь мощные плавники да хвост успока-
ивали: все-таки это рыба.
Рыба, что и говорить, необычная! Солидная, сильная и стреми-
тельная.
Семейство змееголовых распространено в Южной Азии, в Ки-
тае и в тропической Африке. В нем 2 рода: африканские змееголо-
вы и азиатские. Видами они тоже небогаты: всего их 25. В России
единственный представитель семейства естественно живет лишь в
южной части бассейна Амура, причем довольно много его в озере
85
Ханка, реках Уссури, Сунгари, в южном прогибе Амура от Хабаров-
ска до гор Малого Хингана, но гораздо меньше уже в районе Благо-
вещенска и Комсомольска. А вообще эта рыба и здесь не относится
к таким многочисленным, как, скажем, щука.
Его дом родной — неглубокие, хорошо прогреваемые, сильно
заросшие стоячие пойменные водоемы преимущественно с илис-
тым дном. Обычно это заливы, озера и старицы, окруженные поя-
сами кочкарника, тростника, камыша, дикого риса, рогоза, вейни-
ка, осоки. По зеркалу воды — кувшинки, кубышки, чилим, водяная
гречиха, ряска... Эта среда естественна в основном для ротана,
гольянов, пескарей, синявок-горчаков и лягушек, а ими-то хищник
преимущественно и питается. Словно приставлен к ним природой в
роли пастуха, надзирателя — в общем, регулятора численности.
Хищник это смелый, агрессивный и прожорливый. Лишь в
первые 2 года жизни в его желудок вместе с мальками попадают
планктон и личинки насекомых. Позже он переходит на «рыбный
стол», летом поедает также головастиков, но особенно любит ля-
гушек. Свои владения строго охраняет и прочих хищников гонит.
Как-то довелось мне наблюдать в небольшом озере за схваткой
насмерть вцепившихся, пасть в пасть, змееголова и щуки одина-
ково внушительных размеров. Бурлили и взмучивали воду ожес-
точенно, то спинами мелькали, то брюхом. Замирали, повиснув в
толще воды, и вновь ожесточались. Сражались долго, а победил
змееголов. Щука же, как известно, рыба сильная и ярая.
Но прожорливые змееголовые хищники в некоторых отношени-
ях и ситуациях красивы и симпатичны. Мне приходилось наблюдать
за ними с высоких точек — с крутого берега, с нависшего над водой
большого дерева, со стога сена, поставленного у озера. И я всегда
любовался этими рыбами: в высвеченной солнцем воде они плава-
ли то до сонности неторопливо, едва пошевеливая плавниками, то
замирали и в горизонтальных, и в наклонных, и даже вертикальных
позах и вдруг стремглав бросались на добычу, бешено извиваясь
всем длинным гибким телом. Настигая рыбку, они в последнее
мгновение погони широко раскрывали пасть, и несчастная оказы-
валась в ней вместе с хлынувшей туда водой...
Однажды мне довелось видеть, как змееголов на мелководье
сцапал сомика в половину своей длины, но ухватил его неудачно —
поперек туловища. Умертвил-то он его быстро, да заглатывал долго
и трудно: сом ведь головаст. Возился, чавкал, как слезами обвола-
кивался пузырьками воздуха. И не проглотил сомика полностью, ус-
тало уплыл в глубины с торчащим изо рта хвостом.
...Змееголовы в том озере, где я увидел великана, хорошо ло-
вились на живца и лягушку, и с 20 расставленных вдоль берега ве-
86
шал я снимал по 5-6 рыбин почти ежедневно. И как-то раз, обходя
озеро, заметил я в нем с высокого яра такое, что стало открытием
не только для меня, но и для косарей. На воде кто-то соорудил с
десяток своеобразных плавучих гнезд в виде небрежных кольцевых
валиков из травы диаметром около метра. Я не обратил бы на эти
зеленые валики внимания, если б не заметил возле них крупных,
чем-то возбужденных рыб.
Вот он, красавец змееголов
Внимательно присмотревшись, через несколько минут я рас-
познал в тех рыбах змееголовов, а спустя четверть часа присталь-
ного наблюдения догадался, что они нерестятся. Но странное было
то размножение. Я интересовался рыбьими гнездами несколько
дней, тихо приближался к ним на лодке и удивлялся: в гнездах пла-
вало множество крупных желтых икринок, снабженных увесистыми
87
жировыми капельками, и в каждой можно было рассмотреть кро-
шечное существо. Потом там вместо икринок оказались малюсень-
кие черные головастикоподобные личинки, у них имелся желточный
мешочек, образующий 2 выступа по бокам тельца, и все они поко-
ились на нем под поверхностной пленкой и день, и два, и неделю.
Все это время они быстро росли, спасительные же мешочки таяли.
Но самое для меня интересное оказалось в том, что гнезда с
икрой, а пару дней спустя с народившимся потомством бдитель-
но стерегли взрослые змееголовы. В камуфляжной окраске их в
темной воде с зеленью рассмотреть было трудно, но выдавало их
то, что они регулярно, минут через 10-15, приближались к самой
поверхности воды и, тяжело, но сильно крутанув водоворот, снова
скрывались в глубине. Иногда, правда, они всплывали очень тихо,
вроде бы в желании заглянуть в свое гнездо сверху или обозреть
округу, и тихо погружались в воду. Но странно: появление этих рыб
сопровождалось своеобразным таким звуком вроде чавканья или
бульканья, а потом со дна шел этакий бисер воздуха или солидный
пузырь...
Мог ли я тогда знать, что у змееголова есть чудесный наджа-
берный орган, помогающий традиционным жабрам насыщать кровь
атмосферным кислородом! И регулярно всплывали те рыбы потому,
что была озерная вода теплой, как парное молоко, а стало быть, кис-
лородом сильно обедненной. А поднялся, захватил порцию свежего
воздуха — и трать его экономно, живи в своем доме спокойно...
Уже будучи взрослым, узнал я, что кислород из атмосферного
воздуха амурские оригиналы впитывают посредством расположен-
ных в особой наджаберной полости парных пластинчатых отрос-
тков первой жаберной дуги и подвески, слизистая которых насы-
щена кровеносными сосудами. И еще: наджаберный орган имеет
канальный выход на темя.
Благодаря этому «второму дыханию» змееголов способен по
траве в ночной росе переползать из одного водоема в другой. Как
угорь (не потому ли местные жители эту рыбу здесь угрем и назы-
вают?). По надобности, конечно, переползать: обмелела, скажем,
вконец озерушка, где жили, или не стало в ней корма.
Кинул я как-то вечером пару змееголовов под стол табора и
ушел к отцу. Вернулся через несколько минут — исчезла моя рыба.
Туда-сюда забегал в поисках, а нашел их в 20 метрах на прямом пути
к озеру.
Однажды поднялся я ни свет ни заря, залез на стог сена за забы-
той там рубахой, оглянулся и насторожился: метрах в 50 колыхалась
трава. А утро занималось росистое, и на фоне седой зелени травы
из обмелевшего озера к протоке тянулась сочная зелень странной
88
тропки. И вот как раз в «голове» такой тропки осока и шевелилась
Спрыгнул, подбежал к тому месту и с торжествующим кличем под-
нял над головой протестующе трепещущего змееголова... А еще
через несколько минут — еще двух, точно таким образом замечен-
ных с высоты стога.
При температуре воздуха не выше 15 градусов в мокрой тра-
ве или во влажной тряпке змееголов живет 3-4 дня, а когда холод
нее — даже неделю!
Однако поговорим еще об уходе родителей (а точнее отцов) за
своим потомством. Когда гнезда опустели, я решил было, что бла-
гословили они своих наследников на самостоятельную жизнь. Но
нет же! Вскоре нашел и ставших ярко и пестро разукрашенными
«мальков», уже похожих не на головастиков, а на крошечных, словно
аквариумных, рыбок, и около них — взрослых на прогретом мелко-
водье. Мальки суетились дружными плотными стайками...
..Проходил я как-то мимо высохшего озера, из которого не
задолго перед этим покосчики выбрали несколько мешков обре-
ченной рыбы, а сопровождавшая меня собака забежала на ровную
гладь оголенного озерного ложа, стала принюхиваться и в том мес-
те, где ил был еще сыроват, принялась его разрывать, азартно по-
скуливая Знал я, что такие обсыхания способны переживать, глу-
боко зарываясь в ил, ротаны и вьюны, и подумал, что их зачуял пес.
Стал ради интереса помогать ему палкой. И вытащили мы из ила...
трех змееголовов да дюжину вьюнов Были они укутаны в толстый
слой слизи, рот и жаберные крышки плотно закрыты. Признаков
жизни — никаких. Но снес я этих рыб к воде, отмыл, посадил в са-
док. И вскоре они вышли из оцепенения, стали шевелить жабрами,
потом заизвивались и наконец заплавали.
Случилось мне как-то вылавливать руками из вконец обмелев-
шего озера рыбу, и один крупный змееголов на моих глазах, спаса-
ясь от меня, ловко и проворно зарылся в ил. Знать, хорошо умеет
эта рыба и норы рыть? Да, умеет. Мне несколько раз приходилось
вытаскивать солидных амурских «угрей» за жабры из таких нор, ус
троенных в обрывистых глинистых берегах. Были они узкими, длин-
ными, с глянцево отшлифованными уплотненными стенками.
Мальки змееголова растут очень быстро: к осени вымахивают
до 1,5 десятка сантиметров, в годовалом возрасте в них уже от 22
до 25 сантиметров, а еще через год их тела превышают треть метра
при весе около килограмма, и становятся они взрослыми. Пройдет
еще несколько лет, и они удвоят длину своего очень мускулистого
туловища, набрав 6-7 килограммов... Поймать такого — большая
удача: уже с 4-килограммовым можно участвовать в краевом кон-
курсе на самую крупную рыбу года.
89
В детстве я ловил змееголовов обычно с помощью вешал. Что
это такое — вешала? Их иногда называют и тычками. Примерно
1,5-метровый крепкий и гибкий прут надежно втыкается в берег
наклонно к воде таким образом, чтобы крючок на короткой леске
опускался в воду на десяток сантиметров. Наживленная на него ля-
гушка или рыбка суетится, булькает... Хищник ее зачуивает издали,
а берет смело. Тут главное — выбрать место для вешал, в узкостях,
неподалеку от (лубоких закоряженных ям, затопленной травы или
кочки... Сома на эти снасти тоже удобно ловить, и щуку А мясо змее-
голова розовато белое, вкусное. И потому на Корейском полуост-
рове и в Китае его давно выращивают в прудах.
В нашей стране змееголова непреднамеренно акклиматизиро-
вали (на свою голову, надо сказать) на Урале, Кубани. В среднеази
атских республиках он освоил не только Амударью и Сырдарью, но и
обжил озера, оросительные каналы и арыки. Чем спокойнее и силь-
нее прогревается водоем, тем увереннее заселяет его змееголов.
Даже если его вода и грязна! И даже если временами пересыхает!
Живучестью и неприхотливостью эта рыба намного превосходит ка-
рася и сазана, и ровней ей, пожалуй, будет лишь ротан-головешка,
с которым она живет бок о бок миллионы лет, образуя классическую
пару хищник — жертва. У себя на родине образует. А в местах аккли-
матизации стал этот ярый амурский «угорь» бичом и для тамошних
рыб, и для рыбаков, и для рыбоводства.
Красноперы и красноперки
В Амуре водятся монгольский краснопер и плоскоголовый жерех.
Первый из них теплолюбив, встречается обычно от устья Сунгари до
Анюя, второй держится в полугорных холодных реках. Отличить их
проще всего по острой и толстой колючке в спинном плавнике, име-
ющейся только у монгольского краснопера. Оба хищники. Жерех ак-
тивен почти весь год, монгольский же краснопер зиму переживает в
глубоких проточных ямах в лолуоцепенении.
90
Большая часть рыбаков-любителей Приамурья считают, что в их
реках и речках водится обыкновенная — настоящая! — краснопер-
ка. Между тем это мнение ошибочное, ибо типичная красноперка
из одноименного рода есть лишь в реках Европы, исключая ее се-
верные области и Крым, в Закавказье, Малой Азии, в реках Южного
Каспия да в бассейне Аральского моря. На красноперых рыб Амура
она даже внешне очень мало похожа: сравнительно высокотела, с
направленным кверху ртом и невелика — плотва плотвой...
Но вполне возможно, что наши рыбаки об этом и не знают, счи-
тая что амурская красноперая рыба и есть красноперка. Даже и не
подозревают, что где-то водится иная, настоящая красноперка.
В совсем другом роде дальневосточных красноперок есть ин-
тересная рыба, именуемая восточной красноперкой, красноперкой
Брандта, или угаем. Это — проходная придонная рыба, живущая
в основном в морской прибрежной полосе, но поднимающаяся на
нерест и зимовку в низовья рек. В Амуре она бывает в приустьевой
части. К уже знакомому нам роду верхоглядов помимо верхогляда
и горбушки принадлежит еще один вид — краснопер монгольский.
Внешне он очень похож на угая, в бассейне Амура если и не много-
числен, то уж по меньшей мере обычен, и в руки рыбаков попадает
частенько
И еще: в роде амурских жерехов значится единственный вид —
плоскоголовый, или красноперый, жерех, именуемый еще и узко-
головым краснопером. И тот и другой — как двоюродные братья по
внешности и образу жизни. Только монгольский краснопер более
теплолюбив и чаще встречается в южной части Амурского бассей-
на, а узкоголовый — в северной: он любит чистую холодную воду. И
нужно еще сказать, что к амурским красноперам дальневосточная
красноперка тоже близка — и внешностью, и повадками.
Строгая же систематика рыб утверждает, что родство «крас-
ноперки»-угая с амурскими красноперами весьма отдаленное: это
всего лишь троюродные братья (или сестры) по единому семейству
карповых. А внешнее сходство резко подчеркивают красноперые
плавники Теперь о них поговорим конкретнее да попытаемся разо-
браться в степени родства.
Угай — стройная рыба средних размеров. В обычное время она
серебриста, с темно-серой, в прозелени, спинкой и светлым брюш-
ком. В нерестовый период облачается в великолепный брачный на-
ряд, особенно яркий у самцов.
На теле образуются продольные полосы оранжево-красных то-
нов от хвостового плавника вдоль брюха к голове: одна выше боко-
вой линии, другая — ниже.
91
Плавники как бы загораются прозрачным оранжево-красным
огнем. На щеках красные пятна, сверху — от головы до спинного
плавника — разбрызгана жемчужная сыпь, губы тоже как бы подве-
дены краснотой. Спинка и спинной плавник чернеют, а у самцов они
становятся угольно-бархатистыми, брюшко же ярко серебрится.
Нерестится эта красноперка в реках полуторного типа, в кото-
рые заходит в конце апреля и мае. Икру откладывает на песчано-га-
лечных косах и галечно-каменистых перекатах. Самка мечет до 30
тысяч икринок, те прилипают на донные предметы.
Пройдя положенные ей стадии икра — личинка — малек, мо-
лодь красноперки скатывается по течению. В это время их длина
6-8 сантиметров.
Растут угаи довольно медленно: зрелость приходит в 3-4 года,
при длине всего около 20 сантиметров.
В середине осени, перед ледоставом, эти рыбы стаями заходят
в реки на долгую зимовку. Недалеко поднимаются: была бы вода
пресной да ямы поглубже. Сначала устремляются против течения
те, которые помельче, а что ни день — крупнее. Плывут не спеша,
спокойно кормятся. Долгий пост у них наступает лишь после того,
как скопищем обоснуются в ямах, а над ними настынет толстый
лед. Жировых запасов до весны хватает. Питается угай в основном
мелкими донными беспозвоночными — червями, ракообразными,
и зоопланктон ему не чужд, иногда ест нежные водные растения.
Крупные экземпляры не упускают возможности проглотить малька
или креветку.
Мне доводилось часто ловить эту рыбу на морском побережье.
Донными удочками со шлюпки. Были удачные зорьки: за 3 часа па-
рой донок вытаскивал до 40 красноперок. Оказывались среди них
и полуметровые великаны, тянувшие до 1,5 килограмма. Впрочем,
было это давно, но такие уже и тогда попадались редко. В «ходовой»
красноперке обычно 30-35 сантиметров, а весом она около полуки-
лограмма.
Удить ее занятно, клюет она смело, берет на дождевого червя,
креветку, мякоть ракушек, сыр, хлеб. По перволедью в реке угая мож-
но ловить легкой красной блесной, но на крючок нужно обязательно
наживлять червя, креветку или икринку. И летом берет блесну.
...Недавно я рыбачил в заливе Петра Великого после долгого
перерыва. Красноперки стало гораздо меньше, и сильно помель-
чала она. И проявилась, и запульсировала застарелой уже болью
не новая мысль: сейчас под прессом человеческого воздействия на
природу почти все живое испытывает угрозу если не самой жизни,
то уж благополучию своего существования — точно. То есть не по-
лучают ныне братья меньшие всех тех благ, которые уготовила им
92
природа: чистой воды, к примеру, корма, спокойствия в нересто-
вый период...
Монгольский краснопер в Амуре — коренной житель, абори-
генный. Как теплолюб, он обычен ниже устья Сунгари до Анюя, хотя
иногда встречается и под Благовещенском, и даже у озера Кизи. Не
считается редкостью в Уссури и Ханке. В последние годы его вклю-
чили в число охраняемых видов. В более теплых реках Китая мон-
гольского краснопера много.
Итак, я представляю его. Удлиненное, сжатое с боков тело в
некрупной, в общем серебристой чешуе, но на спине серовато-зе-
леной с желтизной или буризной, а снизу просто ослепительной.
Позади брюшных плавников хорошо обозначен гладкий, без чешуи,
киль. Ротовая щель косая. Нижняя челюсть с бугорком на вершине
выдается вперед. Брюшные, анальный и нижняя половина хвосто-
вого плавника — красные, грудные и верхняя лопасть хвоста — тем-
ные.
Знающие рыбаки его иногда называют колючим краснопером,
потому что спинной плавник начинается колючкой.
Беззуб и малорот этот краснопер, но ведет хищный образ жиз-
ни. Основой его питания служат пескарь, гольян, востробрюшка,
чернобрюшка, чебак, малая корюшка... Ну и молодь более крупных
видов, разумеется. Правда, ест он еще рачков, креветок, мелких
моллюсков... И охотно пожирает икру всяких рыб, какая только попа-
дается. Больше всего сазанью и карасью, потому что любит бродить
по зеленым разливам рек и озер. Ученые его так и определяют: пе-
лагический умеренный хищник стоячих и слабопроточных водоемов,
тяготеющий к зарослям водной и прибрежной растительности.
Но он очень чуток к изменению уровня воды и чуть что — торо-
пится на глубину. При спадах воды — всегда в руслах рек, хотя на
кормежке и тянет его к береговой зелени, если она залита.
Нерестится в основном на песчаных косах да мелких разливах
рек и озер с конца мая по июль включительно, когда вода становит-
ся теплее 18 градусов. Икромет разовый, а время нереста... около
2 месяцев. Ибо не так-то просто выбрать удобное время по высо-
те воды и изменению ее уровня. Нерестятся красноперы старше
4-5, чаще 6 лет, нагуляв более чем 30-сантиметровое тело. А кон-
кретнее — самцы созревают, достигнув длины 33-35 сантиметров,
самки — 37-39. Икринок откладывается много — 80-100 тысяч, до
четверти миллиона. Клейких, прикрепляющихся к всевозможным
водным предметам, в том числе и растениям.
Личинки в мальков превращаются через 25 суток, при длине
тельца 17-20 миллиметров. Они жадно ищут крошечных веслоногих
93
и ветвистоусых рачков, а достигнув длины за 5-6 сантиметров, на-
валиваются и на рыбью мелкоту, и на креветок.
На второе лето в краснопере 11-14 сантиметров от головы до
хвоста и 18-20 граммов веса, через год он в 1,5 раза длиннее, но
в 5-6 — тяжелее: 80 120 граммов. Тем, которые чаще всего цеп-
ляются на крючок, — 25-30-сантиметровым «фунтовикам» — пятый
год. В пору моего детства размеры средней «красноперки» были
гораздо внушительнее: до 40 сантиметров, весом в килограмм. По-
луметровые не считались редкостью, хотя и тянули 1,5 килограмма.
На рыбозаводе же видел и таких, что величиной и видом смахивали
на небольшую кету... Им было по 12-14 лет, и не окажись они на бе-
регу, все равно их время вскоре бы остановилось к долгожителям
наших красноперых серебрянок природа не отнесла.
Рыбаки специально «красноперку» не ловят, потому что ни ста-
ями она не держится, ни на каком-то определенном месте отдельно
от других рыб не живет, и особой, избирательной приманки-нажив-
ки на нее еще не придумано. А потому ловят ее случайно да единич-
но. Но рыбака она радует: мясо у нее сочное, белое, вкусное. Толь-
ко вот мышечных костей не было бы...
У жереха тоже удлиненное серебристое тело, и чешуя такая же,
и краснота на плавниках «наведена» сходным образом. Но разли-
чить его среди «братьев» несложно: у жереха, как отмечалось, нет
колючего луча в спинном плавнике, а к тому же брюхо без киля и
голова клиновидно-приплюснутая.
Мы уже говорили что красноперому жерехулюбы холодные чис-
тые полуторные потоки, теплая стоячая вода не для него. И потому-
то он с монгольским краснопером вместе живет очень редко — каж-
дому свое. Под Хабаровском чаще ловится монгольский краснопер,
а жереха лучше искать на Зее с Селемджой, Бурее, Горине, Амгуни.
В Амуре поближе к его верховьям или ниже Анюя, особенно за Ком-
сомольском... И лучше всего искать в русловых потоках.
Закаленный жерех активен почти всю зиму, которую он прово-
дит в неглубоких проточных местах Амура и его главных притоков,
где больше стаек всякой мелочи. Монгольский же краснопер холо-
дов не переносит и зимует в состоянии не то сна, не то оцепенения
на глубоких проточных участках крупных рек.
У жереха тоже рот невелик, но как хищник он активнее своего юж-
ного собрата. Яростнее. Больше всего от него достается мелюзге —
пескарям, востробрюшке, гольянам, небольшим конькам Обычный
линейный размер добычи — четверть собственной длины.
Мы ведем разговор о безжелудочных рыбах. Щуке или сому
жить проще: туго набил утробу — и на покой. Съеденного хватает,
94
чтобы подремать вволю. Красноперам же, как и другим лишенным
желудка хищникам, есть приходится помалу, но часто.
Мелкой рыбешки всегда много на неглубоких местах, особенно
хорошо прогреваемых. И как только попрут вешние воды в протоки,
заливы, на высохшие и вымерзшие за зиму мели, истомившиеся
на зимней «диете» жерехи идут вместе с половодьем в заливы и
протоки. Там они сначала отъедаются, набираясь сил для нереста,
а после него — с июля — у них не столь жадный, как у щуки, но зато
долгий жор.
И все-таки жерех — рыба постная. Диетическая. И костлявая.
Хороша на котлеты да на первый «этаж» для ухи.
Ну а много ли Красноперов в Амуре? Об этом можно судить по
их промысловым уловам. К сожалению, в статистической отчетнос-
ти оба вида проходят едино: красноперы. А какая в них доля при
ходится на монгольскую рыбу и жереха, уяснить мне не удалось. В
разных местах она разная.
Так вот. Максимальными заготовки Красноперов были в 30-40-х
годах, а их общий вес был в 15-20 раз меньше, чем у карася. И мас-
са этой рыбы составляла 1-2 до 3 процентов от общей добычи час-
тиковых в Амуре. В общем-то, немного. А с 1954 года промысловые
уловы красноперов год от года становились все меньше да меньше
И в любительских уловах они попадались реже.
Амурские лещи
Их 2 вида, принадлежащих к самостоятельным родам: более мно-
гочисленный белый и редкий черный, теперь занесенный в Красную
книгу. Проще всего их отличить по окрасу. Но еще: бесчешуйный киль
у белого тянется по всему брюшку, а у черного — позади брюшных
плавников; у последнего к тому же имеется заметный горб перед
спинным плавником. Достигают 50-60-сантиметровой длины и 4-6
килограммов веса, обычные же в уловах — с карася. Активны в теплое
время года. В последние годы численность черного леща возросла.
95
В Амуре испокон веков обитает 2 вида лещей', белый и черный.
Однако они относятся к 2 совсем разным родам семейства карпо-
вых и, стало быть, не так уж родственны. Еще менее близки они к
лещу, известному в Европе и Средней Азии, по внешнему сходству
с которым и получили свое название. Как видим, и здесь в некото-
ром роде повторяется история «красноперок».
У европейского тезки амурских лещей нет длинной крепкой
колючки в спинном плавнике, как у них, иначе устроены глоточные
зубы, есть отличия в строении анального и хвостового плавников.
Европейский любит спокойную теплую воду заливов и озер, даже
торфяных карьеров и прудов, наши же без чистых текучих рек долго
не проживут. Тот питается всякой мелюзгой животного происхож-
дения — ракообразными, моллюсками, личинками. Амурские же
лещи довольствуются более непритязательным столом, особенно
белый — он преимущественно растительнояден.
Оба они внешне очень схожи, только у белого мелкочешуйное
одеяние серебристо, у черного же это серебро воронено до той
степени, что схож он с обгорелой доской. Даже глаза как будто из
вороненой стали.
Но ихтиолог и грамотный рыбак различит их и на ощупь: бесче-
шуйный киль снизу у белого леща тянется по всему брюшку, у чер-
ного же он — лишь позади брюшных плавников. И еще: у черного
леща перед спинным плавником есть подобие горба, почему его
иногда зовут горбачом. Он очень уж широк: высота тела у белого
леща составляет 37-42, в среднем 39 процентов длины, а у его со-
брата — на 5-6 процентов больше: до 48. Сковорода сковородой,
да еще закопченная на рыбацких кострах!
Амурские лещи являются представителями восточноазиатской
ихтиофауны и в России больше нигде не встречаются. Оба зимуют
в руслах рек на слабопроточных глубинах, оба пелагофилы (нерес-
тятся летом на течении, выметывая икру на волю потоков), и оба
спешат для нагула в заливы, протоки, озера.
Растут лещи, особенно черные, медленно, созревают долго. Сам-
ки черного леща становятся взрослыми в 7-9 лет при длине 40-50
сантиметров, самцы — в 6-8 лет при 35-45 сантиметрах. А дряхлеют
с 1,5 десятков лет, достигнув 60 сантиметров в длину и около 4 кило-
граммов веса. Далеко не всем, правда, удавалось прожить весь срок,
отпущенный природой, и в доброе старое время, теперь же рыбы
сплошь и рядом гибнут преждевременно, и даже в юном возрасте...
Кстати, небезынтересно упомянуть: полуметровые лещи, кото-
рыми мне посчастливилось любоваться когда-то, в ширину дости-
гали 20-23 сантиметров.
Относительно долгожительства и максимальных размеров
96
белого леща вопрос еще не решен. Попадаются экземпляры воз-
растом по 20-му году, достигающие в длину 55 сантиметров и веса
четыре сто. Кое-кто в наше время скептически относится к этому
утверждению. Названная величина, говорят они, относится, види-
мо, к черному лещу, а белый таких размеров не достигает. Дейс-
твительно, многие нынешние ихтиологи даже не встречали белых
лещей старше 16 лет и длиннее 50 сантиметров.
Но вот другие факты: 1) мой отец однажды осенью в низовьях
Тунгуски заневодил белого леща длиной с небольшую самку кеты,
но раза в 1,5 ее шире; 2) в 1964 году на выходе из озера Кабар в
Амур на закидушку был пойман белый лещ, которого я промерил:
52 сантиметра (до начала перьев хвостового плавника), три во-
семьсот. На его чешуе накопилось 19 колец. И это в 64-м году, ког-
да все амурские рыбаки старого поколения дружно говорили: куда
подевалась та рыба, которую мы видели полвека назад? Почему так
мало ее стало и обмельчала она?
А теперь? Теперь же крупный белый лещ — редкость. Теперь с
лещом весом всего кило двести и к жюри конкурса на самую круп-
। |ую рыбу года можно обращаться.
Черный лещ, как уже говорилось, покрупнее белого. И растет
он немного быстрее. В свое время его как редкую рыбу с полным
основанием занесли в Красную книгу. Но много лет назад черного
леща ловили (особенно часто — в озере Ханка), и заслуживающие
доверия рыболовы записывали в своих книжках: поймали горбача
длиной 65, шириной 26 сантиметров и весом три восемьсот. Судя
7 Рыбы Амура
97
по весу, в показатель длины включили и хвостовое оперение, но
отбросив 15 процентов общей длины, приходящиеся у лещей на
хвост, получим длину тела в 55 сантиметров, а это тоже о-го-го!
Те же мастера-счастливчики отмечают черного леща в четыре де-
вятьсот. Старики утверждают, что лавливали и 6-килограммовых. А
зарегистрированным рекордсменом наших дней стал экземпляр
черного леща, добытый 9 мая 1956 года в протоке Сий. Запомните:
длина 78 сантиметров, вес семь шестьсот, возраст 17 лет.
Из косяков белых лещей таких гигантов не извлекали, и разме-
ры, приведенные выше, для этого вида (55 сантиметров, вес четы-
ре сто), очевидно, надо считать рекордными, быть перекрытыми
которым — увы — уже вряд ли суждено. Как и зафиксированные для
черного собрата. Размеры рядовых лещей куда скромнее. В уловах
даже 40-х годов прошлого века средняя длина белого леща коле-
балась от 22 до 32 сантиметров, а вес обычно составлял от 200 до
700 граммов, максимальный же не превышал 865 (опять же — для
«среднестатистического» леща, а не для отдельных рекордсменов).
Лещи малоголовы, а еще более малороты. Губы у них достаточ-
но жестки, но раскрываются небольшой трубкой. Волей-неволей
будешь довольствоваться мелким кормом: водорослями, червя-
ми, низшими рачками, небольшенькими моллюсками... Крупный,
видавший виды горбач может заглотить зазевавшегося малька.
На это иногда отваживается и белый, но все-таки в его питании
главенствуют мелкие растения и микроживность со дна. Обрыва-
ет он также заливаемые полыми водами травы и молодые листья
кустарников, потому-то охотно бродит по зеленым разливам, в то
время как черный родич предпочитает обследовать подмываемые
течением крутые берега, песчаные косы около и у сливов воды с
мелей на глубину, ямы и мелководья в крупных озерах. Любит це-
дить зоопланктон и детрит в вытекающих из озер протоках.
Случается, горбач хлеб у сазана отбивает. Но вот копаться по-
сазаньи в иле не способен и ограничивается сбором того, что ле-
жит сверху или «выглядывает».
Лещи — рыбы стадные, подвижные. Ходят косяками. Порою
мигрируют на несколько сот километров. Иногда удается за какие-
нибудь четверть часа поймать десяток-другой отборных лещей, а
потом их будто и не бывало около удочек — ушла стая дальше, не
заметив и не обратив внимания на потери в рядах, хотя и считает-
ся лещ рыбой осторожной. Особенно горбач.
И зимуют лещи скопищами. Раньше, бывало, одним заметом
невода из ямы выгребали до 40 центнеров леща! Не менее десятка
тысяч 400-граммовых! И нерестятся эти рыбы стадно, хотя далеко
не так шумно, как европейские тезки. Из русла реки в придаточ-
98
ные водоемы поймы для нагула тоже идут косяками и из них друж-
но уходят в русло — едва лишь уровень воды станет «на нуле».
Созревают лещи на 6-7-м году жизни при 25-30-сантиметро-
вой длине и примерно полукилограммовом весе. Мальки, едва об-
ретя способность плавать, вырываются из речных потоков и обос-
новываются на мелководьях. За несколько сот километров ниже
тех мест, где в икринке начались чудеса зарождения жизни...
На зимовку молодняк сплывает 6-7-сантиметровыми «сереб-
ряными рублями», к следующей осени они в длине удваиваются...
И так до 5 лет каждый год белый лещ удлиняется в среднем на 5
сантиметров, черный — на 6. Потом темпы линейного роста умень-
шаются, и к 10 годам в белом леще в среднем 40 сантиметров, в
черном — 55-58. В старости прибавляют всего по 2-3 сантиметра
в год, но этого достаточно для того, чтобы потяжелеть на 400-500
граммов... Почему? А вспомните из геометрии: объем тела воз-
растает в кубической степени от его линейного размера.
О лещи, лещи! Кого они не радовали в уловах! Особенно круп-
ные, да еще если оказывались черными, которые гораздо вкуснее!
Лещатина сочна, в меру сладковата и очень питательна, потому
что жира в ней 12-13 процентов. А еще этого жира полно на внут-
ренностях, и какая жалость, что его при чистке выбрасывают, хотя
собрать, а потом удивиться аромату и вкусу — проще простого.
А ведь рыбий жир при той же высочайшей калорийности, что и у
млекопитающих, полезнее, да и усваивается лучше. К тому же он
обладает лечебными свойствами.
Но ведь материальная ценность улова для рыбака-любителя
далеко не то, что эмоции и память... Мне редко удавалось под-
секать больших лещей, да и ловил-то их как бы нечаянно, ожидая
сазаньей поклевки, — на липкий, тягучий и пахучий хлеб под высо-
кими омываемыми берегами, набравшись терпения. А вот закрою
глаза — и вспоминаю... И переживаю... И мечтаю, чтоб еще случи-
лось такое.
Но были, были специально лещевые рыбалки. Подготовка к
ним по тщательности не уступает сборам на сазана. Так же дотош-
но уминается хлеб, потом он раскатывается в сосиски, заварива-
ется, остужается и снова мнется — уже с маслом, медом, паху-
чими каплями. А потом — трудная охота за пугливой осторожной
рыбой. С берега, из укрытия. Но какой бы удачной ни была веще-
вая зорька, более 8-10 рыб выудить не удается: лещ — не карась
и не косатка.
Лет 40-50 назад лещи считались промысловой, хотя и второ-
степенной, рыбой Амура. Добывали их в начале 40-х предвоен-
ных годов до 2 миллионов штук. Вернее, не добывали, а сдавали
99
государству, потому что я основываюсь на статистике заготовок
рыбы. Ловили-то гораздо больше, а самых крупных лещей уноси-
ли домой. Ловили! После запрета варварских глухих забоек в 1946
году лещей стали брать все меньше и меньше. А тут еще малово-
дье. Однако пришли многоводные 50-е. и пришел час капроновых
снастей, а уловы лещей редко в какой год превышали тысячу цен-
тнеров. Но теперь черных лещей становится все больше и больше.
Наступило время разрешить их лов. Разумеется, строго по сущес-
твующим правилам.
В сравнении с европейским лещом амурский белый имеет
много преимуществ как биологического, так и практического ха-
рактера. Он в основном растительнояден, на обильном корме в
теплых краях способен быстро расти и достигать внушительных
размеров... И потому его стали акклиматизировать в южных водо-
хранилищах европейской части России, в которые впадают быст-
рые реки: в стоячей воде наш лещ не может метать икру. Как и
амуры, толстолобы, желтощек, ауха и прочие пелагофилы. Аккли-
матизация идет успешно.
Вот и еще один амурец проник в Европу... Который уже по
счету?
Косатки-разбойницы
Их у нас 5 видов. Самые распространенные — скрипун и плеть. Есть
еще обычная в больших озерах синяя косатка, предпочитающая полу-
торные реки косатка Герценштейна и косатка-крошка, длиннее спички
не вырастающая. Скрипун боек, нахален и почти всеяден. Многочис-
лен; в бассейне Амура он столь же обычен в уловах, как и карась. Икру
откладывает в вырытых в грунте «кувшинах». Плеть чаще всего охо-
тится на речных фарватерах, она осторожнее.
Каждая рыба — разумеется, как и все живые существа — чем-
нибудь да своеобразна: внешностью, размерами, повадками, фи-
зиологическими особенностями организма, приспособлениями к
условиям обитания. Есть, правда, с виду вроде бы похожие рыбы,
как, например, чебак и чернобрюшка или сом с налимом, но они
совершенно разные внутренне. А с другой стороны, живут и такие,
100
которые не просто удивляют, но и поражают. Минога — змеевид-
но длинным гибким телом, камбала — уродливой сплющенностью,
осетровые — акульим хвостом и замысловатым панцирем.
А вот косатки — амурские рыбы средних размеров — необыч-
ны своими крепкими, зазубренными и острыми колючками: одна
торчит в спинном плавнике, две — на грудных. Их длина пример-
но равна наибольшей высоте тела. У уссурийской косатки колюч-
ки вырастают до 10 сантиметров в длину при толщине у основания
с карандаш, а крепость и острота их таковы, что в детстве мы ими
сколачивали плотики. Правда, хрупковатые они, крошатся под мо-
лотком, но в сырое дерево входят.
Тело этих оригинальных рыб покрыто ядовитой слизью, и на
колючках ее тоже полно, а потому уколы ими всегда болезненны и
долго не заживают.
Косаток в Амуре и теперь много, а раньше они здесь водились в
громадном количестве. Редко когда их не оказывается в рыбацких
уловах вперемешку с карасем и в наше время.
Уха из них с особым ароматом, замечательно вкусна и нава-
риста. А вот многие рыболовы их не любят, и именно за опасные
коварные колючки, да еще потому, что не считается эта рыба ще-
кочущим рыбацкое самолюбие трофеем. Такой добычей удильщик
недоволен: ворчит, достает кусачки, ищет тряпку потолще, чтобы
взять в руки добычу. А между прочим, с косаткой можно и нужно
обращаться просто и бесцеремонно: левой рукой приподнять на
поводке, большим пальцем правой охватить верхнюю колючку сза-
ди и слева, указательным же подать оттопыренную правую «пику»
с перекосом к хвосту. При сжатии этих двух пальцев колючки фик-
сируются столь плотным замком, что широко раскрывает рыба рот
и покорно замирает. Теперь уже нетрудно отцепить другой рукой
крючок.
А вот для промысловых рыбаков косатки — истинная беда: из
сети или невода и одну пока выпутаешь — всех чертей помянешь,
а ведь иногда они застревают в снасти сотнями. Скрутят в жгуты
сеть — и хоть плачь, хоть бросай ее. Несколько часов, а то и дней
приходится ждать, пока не высохнет скользкое колючее «божье на-
казание», как зовут косаток промысловики. Видимо, с учетом этого
вреда некоторые ихтиологи считают их рыбой сорной.
Семейство багрид — косатковых — тропическое: большинство
его представителей обитает в реках и озерах Южной и Восточной
Азии и Африки и лишь 5 из них на пределе ареала живут в Амуре. Кро-
ме бассейна этой реки косатки нигде больше в России не водятся.
Пять амурских видов относятся к 3 родам семейства. Формой
тела они весьма сходны: оно бесчешуйное, конически удлиненное и
101
стройное, голова широкая, уплощенная, тупорылая, с нижним ртом
и довольно крупными глазами. Хорошо развит жировой плавник. Ну
и, разумеется, все косатки защищены своими грозными «рапира-
ми». Да, еще: они способны издавать громкие скрежещущие звуки,
из-за чего их иногда называют скрипунами.
Самыми многочисленными из них являются косатка-скрипун,
уссурийская косатка-плеть и малая, или синяя, косатка Бражнико-
ва. Косатка-крошка (мистус мика) не так уж и редка, но она еще поч-
ти не изучена, ибо ее лишь недавно открыли и описали хабаровские
ихтиологи. Кстати, все косатки Амура еще ждут своих дотошных ис-
следователей.
Скрипун в уловах косаток составляет от двух третей до трех
четвертей общего веса. Называется эта рыба так потому, что может
издавать особенно резкие и громкие скрипящие звуки с помощью
своеобразной трещотки на грудных плавниках.
Живут скрипуны стайками. Поведение их в период размно-
жения занятно и своеобразно. Собираются они плотными ко-
лониями на отмелях с глинисто-илистым дном, в возбуждении
суетятся и вроде бы играют. И много на разные лады скрипят,
разумеется.
Самцы роют в грунте гнезда-норки глубиной примерно в поло-
вину своего «роста» — обычно от 12 до 16 сантиметров. Вход в него
в виде пологой воронки, суженная часть которой через некоторое
время переходит в колбовидное, сравнительно просторное расши-
рение. Это само гнездо, в которое после уплотнения и шлифовки
стен избранница строителя откладывает икру...
«Кувшины» располагаются густо: до 10-15 на квадратном мет-
ре, а то и в 2 раза больше. Как у береговых ласточек. А тянутся эти
колонии гнезд на десятки, а то и сотни метров вдоль уреза воды.
Самец все время не только бдительно охраняет гнездо с отложен-
ной икрой, но и постоянно в него заглядывает, возможно, выбрако-
вывая погибшие икринки. Он старательно вентилирует хвостом воду
до тех пор, пока не выклюнется крохотное потомство да не присту-
пит к самостоятельной жизни. Дней 10-15 трудится и... постится. По-
пробуйте этакому бдящему папаше подсунуть кончик удилища — он
моментально вцепится в него мертвой хваткой и грозно заскрипит.
В ребячьем возрасте мы старались наблюдать в свой «водяной
бинокль» — ящик со стеклянным дном — за косаточьими колониями,
да вот беда: на нерестилищах косаток вода была мутной. Забрасы-
вали удочки, но скрипуны отвергали любую наживу, хотя иногда и
хватали червяка на крючке, как возможного врага икре. Опустив в
воду тяжело промокшую доску одним концом, мы плотно приклады-
вали к другому ухо и слушали «скрипичные концерты».
102
Размером косатка-скрипун достигает 30-35 сантиметров при
весе порядка 400 граммов, но средние — самые «ходовые» — име-
ют 18-24 сантиметра и 200-250 граммов. От других собратьев по
семейству ее можно отличить по зазубренным с обеих сторон ко-
лючкам грудных плавников — у других косаток зазубрины лишь на
внутренней стороне — и по длине усиков верхней челюсти: их кон-
чики достигают оснований плавников-колючек.
Спинка у скрипуна зеленовато-серая, брюшко — сочно-желтое,
по такой же чистой яркой желтизне боков тянутся темные преры-
вистые полосы и разводы, заходящие и на лопасти глубоко выем-
чатого хвоста. Взрослые, особенно старые, особи покрыты мель-
чайшими ворсинками, едва высовывающимися из обильного слоя
слизи. Вероятно, это анализаторы внешней среды.
Косатки очень живучи, и вполне возможно, что могут, как сомы,
усваивать кислород голой кожей.
Летом косатки-скрипуны обычно живут в равнинных реках с ти-
хим течением, в протоках, озерах и старицах, предпочитая участки
не с песчаным, а илисто-глинистым дном. В половодье широко раз-
бредаются по залитой пойме. Зиму переживают в глубоких ямах рек
и проток со слабым течением, в больших непромерзающих озерах.
Залегают скопищами, становятся очень вялыми, ко всему равно-
душными, все свое терпение и энергию сконцентрировав на ожида-
нии вскрытия реки и прогрева воды. Вместе с весенним паводком
дружно устремляются на свои илисто-глинистые мелководья.
Живородящие амурские улитки лужанки из рода вивипарус и
другие мелкие моллюски да ракообразные — обычный харч косат-
ки, хотя как разносторонний хищник она употребляет множество
прочих беспозвоночных: насекомых, их личинок и куколок. Наибо-
лее частая ее пища из этой группы — хирономиды, мизиды, ручей-
ники, поденки...
103
Кстати, о поденках. Это существа, век которых — день-другой,
редко немного больше, но иногда и укороченный до нескольких
часов. Почти невесомые, с двумя, реже с одной парой прозрачно-
тонких крылышек, членистым червячком брюшка и прикрепленны-
ми к его кончику двумя-тремя длинными нитями... Многие видели
беспорядочную воздушную толчею поденок во время их массового
вылета из воды. Но интересен не этот вихрь новорожденных лету-
ний, а другой их полет, брачный. Свадебные игры некоторых видов
поденок состоят из взлетов и падений. Часто взмахивая крылышка-
ми, они взмывают ввысь, а затем замирают и долго невесомо пара-
шютят вниз, полностью отдавшись во власть малейших движений
воздуха. И снова взлет — и новое падение... После брачной встречи
поденки погибают. Но самки успевают отложить оплодотворенные
яйца в воду.
Личинки, вылупившиеся из яиц чуть ли не через год, живут и
развиваются в донном иле, под камнями, в норках, на растениях.
Развиваются долгие 2-3 года, многократно линяя. Закончив личи-
ночное существование, они мириадами всплывают на поверхность
(некоторые виды вылезают на берег), и здесь обретшая плавучесть
букашка превращается сначала в нимфу, а уже нимфа, полетав не-
которое время, через посредство линьки преображается во взрос-
лое половозрелое насекомое. Рот у этих созданий недоразвит, а
кишечник превращен для облегчения веса в воздушный пузырь.
Питаться они, конечно, не могут, а толикой энергии для брачных по-
летов обеспечились еще на стадии личинки.
Лёт поденок — в своем роде грандиозное явление. Их бессчет-
ные миллиарды. Точь-в-точь крупнохлопчатый снегопад над река-
ми, заливами, озерами... Смотришь — и не веришь. Какая-то дикая
вакханалия. В это время всякая рыба проявляет активность, ибо
дармовой корм в изобилии плывет по воде и порхает над нею. Наши
косатки не составляют исключения, а именно из-за них я и затеял
этот рассказ о поденках.
Сидел я как-то у жарко пылавшего костра на берегу залива со
своим дружком по школьным каникулам и удивлялся громадному
множеству этих маленьких белых существ, тучами слетавшихся на
свет. А вода кишела азартно кормящейся рыбой. Когда мы отплы-
ли на лодке проверять перемет, в свете фонаря увидели такое, что
не забудешь и при старании выбросить из памяти. Поверху суети-
лось множество косаток, жадно заглатывающих поденок. А самое
странное заключалось в том, что плавающих как положено — спи-
ной кверху — было гораздо меньше тех, что рыскали на боку и
...кверху брюхом. Так вот и желтеет пузцом, медленно извиваясь
104
головой против спокойного течения, и хватает с поверхности по-
денок.
Но перечисленные корма скрипуна — не самые главные. Мел-
ких рыбешек он заглатывает сплошь да рядом. И икру других рыб
пожирает, и только что выклюнувшихся из нее личинок. Этот под-
водный разбойник выходит на промысел обычно вечером и «рабо-
тает» в ночную темень. Шныряет в тех местах, где нерестится рыба,
тщательно прощупывая веером четырех пар чутких усиков траву и
Косатка-скрипун — в острейших колючках
кочки, дно и берег, и удаляется передохнуть, лишь когда его вмес-
тительное брюхо раздуется до барабанной упругости.
А на утренней заре колючий пират снова в поиске. С легким
посветлением неба оживают мальки, и в погоне за ними матерая
косатка развивает такую стремительность, что редко какой от ее
молниеносных бросков спасается. Крупный самец с удовольствием
заглатывает синявок, пескарей, вьюнов. Карасиков и сазанчиков в
четверть своей длины — тоже. Не милует головастиков, лягушат и
даже лягушек. Особенно рьяно охотятся самцы после нереста, из-
рядно их измотавшего всякими заботами и долгим постом. И чем
крупнее скрипун, тем сильнее проявляются у него повадки типич-
ного хищника.
Как и большинство разбойников, скрипун не любит дневного
света и после утренней зари затаивается в укромных местах — в
пучках травы, меж кочек, в береговых нишах, в опустевших гнез-
105
довых норах. Однажды подцепил я крючком за ручку бог весть как
оказавшийся в воде огнетушитель без крышки, вытащил его в лод-
ку, а в нем вместе с илом оказались 3 косатки. Может, было их там
и больше, да те счастливчики успели смотаться. В другой раз мой
товарищ выволок из воды резиновый сапог, а в лодке вытряхнул из
него пару возмущающихся скрипунов.
Косатка — рыба южная, теплолюбивая. Нереститься она начи-
нает позднее других соседствующих типично амурских рыб — уже в
конце июня, когда вода на мелководье прогреется до 24-26 граду-
сов. Икринок откладывается сравнительно мало — от 2-3 до 10-12
тысяч на гнездо. Но благодаря этому гнезду и его охране мало ик-
ринок гибнет, и доля доживших до стадии малька тоже солидна.
Молодь держится в теплом спокойном прибрежье, движимая
лишь двумя стремлениями — избегать врага и держать свой живот
постоянно набитым пищей. Растет быстро: за июль, август и сен-
тябрь вытягивается до 4-5 сантиметров В 3-4 года при 16-22-сан-
тиметровой длине косатки становятся взрослыми.
Во многом схожа со скрипуном косатка-плеть, или уссурийс-
кая косатка. А потому уссурийская, что в Уссури и озере Ханка ее
гораздо больше, чем в Амуре. Впрочем, в численности она усту-
пает другим нашим багридам: в Уссури на одну плеть приходится
по меньшей мере 10 скрипунов. Она гораздо крупнее своего родс-
твенника: мне самому доводилось ловить 60-80-сантиметровых,
но видели люди и метровых, какие упоминаются в ихтиологической
литературе.
Проще всего отличить плеть от скрипуна по длинной, заметно
истончающейся к хвосту части туловища позади спинной колюч-
ки. И цвет у нее чаще однотонный — желтовато-серый, хотя спина
темнее брюшка. У разных особей, однако, в зависимости от места
обитания, окраска может быть и пепельно-желтой, и почти черной.
Желтые, оранжевые встречаются, и даже в одном месте.
Плети тоже ведут стайный образ жизни, тоже активны ночами,
тоже размножаются в колониях и тоже в «кувшины» откладывают
икру, а самцы ее и личинок охраняют. Только рыба эта русловая,
106
придерживается речных потоков средней мощи. На фарватерах с
сильным течением прижимается к берегам и ко дну, там же, где к
берегам река мелеет и затихает, ночью плеть выходит кормиться на
мелководье, а днем возвращается в придонные глубокие струи. Зи-
мой малоактивна, но не так сонна, как скрипун.
Плеть и не столь жадна, воровата и разбойна, как косатка-скри-
пун. Мальки и рыбья мелюзга в ее питании значатся на втором плане.
Основной корм — беспозвоночная мелкота, от всяких личиночек и
личинок до моллюсков и раков. И уж вовсе странен тот факт, что эту
самую крупную из косаток изредка удается подцепить на крючок, на-
саженный хлебом или картошкой. Скрипуну такое не свойственно.
Ну а для полного знакомства с плетью надобно хотя бы кратко
упомянуть еще некоторые биологические сведения. «Совершенно-
летие» — в 3-4 года при линейных размерах 20-26 сантиметров
половое соотношение в популяциях примерно равное. Нерест — в
разгар лета, когда вода даже в русле прогреется выше 20 градусов
Икры, как и у скрипуна, сравнительно немного: от 4 до 10, чаще все
го 7 тысяч штук. Средний век косатки-плети около 10 лет.
И последнее: она особенно вкусна в ухе, сваренной из совер-
шенно свежего улова.
Есть еще малая, или синяя, косатка. Ихтиологи ее называют ко-
саткой Бражникова. Она очень схожа со скрипуном и обличьем, и
повадками, но примерно в 1,5 раза меньше его, да основной фон
окраса не желтый, а синевато- или лиловато-серый по спине и бе-
ловатый на боках. Осваивает больше озера да тихие протоки, пита-
ясь в основном бентосом. Ее никогда не бывает так много, как скри-
пуна. Под Хабаровском редка, но чем ниже по Амуру, тем ее больше
В низовьях больше всего.
А вот косатка Герценштейна, как писали, предпочитает реки
предгорного характера с довольно сильным течением и чистой хо-
лодной водой. Формой тела она походит на скрипуна, но размером
поменьше: около 20 сантиметров имеют самые «ходовые», а вели
каны — в полметра. Спина у нее зеленовато-серая, брюхо и бока —
посветлее. Пробавляется в основном личинками и мальками. Ма-
лочисленна и почти не изучена. В последние же годы она и совсем
не попадается. Возможно, этого вида и вовсе не было.
Я всегда радуюсь косатке приличного размера, подцепившейся
на крючок: рыба красивая, занятная и вкусная. На ее колючки опыт-
ный амурский рыболов внимания обращает мало. И ловить ее ин-
тересно. Клюет она в сумерках и ночью, но нередко и днем, бесце-
ремонно и прочно берет червяка, мотыля, рака, моллюска, резку из
рыбы и прочие насадки. Приходилось за предутренний или поздний
вечерний час лавливать до 30 добрых скрипунов, и весили такие
107
уловы около полупуда — большое ведро с горкой! Соседей одари-
вал чищеной косаткой — без головы, колючек и внутренностей. И
рекомендовал в уху... И каждый раз все восторгались ее вкусом.
Много беспокойства рыбаку-удильщику доставляет мелкая ко-
сатка — этак с указательный палец: объедает наживу — не успева-
ешь ее обновлять. Это обычно молодь скрипуна и синей косатки, но
нередка среди них и мистус мика — косатка-крошка. Во взрослом
состоянии в ней всего-то 3-4 сантиметра длины, а веса — несколь-
ко граммов, но она заслуживает внимания. Аквариумистам стоит
заинтересоваться ею: красивая, оригинальная и миролюбивая, она
для других обитателей аквариумов не опасна. А скрипит очень неж-
но и так тихо, что в обычных условиях (если звук не срезонирует) и
не услышишь.
Отличить мику от «пацанвы» более крупных сородичей просто: у
нее на боках сплошные темные, иногда с коричневым оттенком по-
лоски, заходящие в лопасти хвостика, в то время как у других коса-
ток они прерывисты. А ниже той сплошной полоски — резкая косая
линия, опускающаяся к брюшку и рассыпающаяся там на мелкие
пятнышки. Усиков 4 пары.
Вот только размножение этой крошки — кстати, и других коса-
ток — по сию пору изучено плохо. Говорят и пишут, что ее тропичес-
кие родственники роют те же «кувшинчики» и что самчики за ними
ревностно следят. . Но небезынтересно задуматься над тем, что у
других братьев по роду мистус, обитающих в теплых странах Азии,
во время нереста самчики сидят в своих гнездах, и сидят облеп-
ленные икрой до тех пор, пока из нее не выклюнутся детки. Детки
же в первые дни своей жизни кормятся богатыми белком кожными
выделениями отца...
Ждет еще, ждет косатка-крошка своих дотошных исследовате-
лей.
Кони и троегубы
Коня-губаря от пестрого коня отличить проще всего по серовато-ко-
ричневой спинке и темно-серебристым бокам. К тому же пестрый
конь пятнист. Живут стаями, придерживаются дна глубоких проточных
рек, зимой активны. Кормятся почти круглые сутки. С удовольствием
заглатывают мелких рыбешек. Рыбака не радуют — постны и костля-
вы. Троегуб же в близком родстве с конями не состоит. Он с ладонь,
однако ведет хищный образ жизни.
108
Почему их зовут конями — не сразу догадаешься и поймешь.
Вроде бы не похожи они на лошадок. Но оттяните ротовую трубку —
и увидите крошечную лошадиную морду. И даже глаза с жемчужно-
печальным темным блеском похожи на конские.
Амурчане этих рыб частенько не различают, а зовут их конями,
коньками или губарями. И еще трегубами, или троегубами, для чего
есть определенные основания: в раскрытом большой «двухколен-
ной» трубкой рту видится как бы 3 губы: третья — на перегибе «ко-
лена».
Но вот ведь в чем вопрос: троегуб — название особого вида
амурской рыбы, на коней совсем не похожей, а биологически и по
давно другой. И кони (а их в Амуре 2 вида), и троегуб — типично
амурские аборигены.
На рыбацкий крючок кони попадаются довольно часто, но не ра-
дуют они рыбака: мясо их постно, водянисто, невкусно, да еще кос-
тляво. Единственное им кулинарное предназначение — на «первый
этаж» ухи, которой они дают своеобразный аромат. Троегуб — тот
повкуснее, но он мелок, почти как пескарь или чернобрюшка. И все
же познакомиться с этой троицей стоит хотя бы потому, что наши
это рыбы, амурские. Кроме Амура живут они к югу до Янцзы и Тай-
ваня да в Японии. В известной мере тоже экзотические существа.
Оба вида коней многие рыбаки принимают за один. Различить
же их совсем просто: у коня-губаря, именуемого еще амурским
усачом, спина серовато-коричневая, а бока темно-серебристые,
причем серебристость темнеет оттого, что чешуйки по краям имеют
темную полоску. А у его собрата-родича — пестрого, или пятнисто-
го, коня — спина серовато-желтая в мелких темных точках, на се-
ребристых же боках продольный ряд крупных почти черных пятен. В
таком наряде он очень похож на непомерно большого пескаря. Пес-
тряк не столь губаст, как его родня. В Амуре он теперь в несколько
раз многочисленнее губаря, хотя раньше соотношение было более
ровное.
109
Они близки не только обличьем, но и повадками, образом жиз-
ни. Имеют удлиненное, сжатое с боков невысокое тело, в спинном
плавнике — крепкая, острая колючка, рот нижний, в его углах по уси-
ку Ведут стайный придонный образ жизни. Бентофаги: их «стол» об-
разуют всевозможные личинки, черви, моллюски, креветки, а также
рыбья мелочь (пескарики, синявочки, гольяны, малая корюшка).
Кони придерживаются текучих вод с порядочными глубинами,
едят днем и ночью, зимой активны и бодры, аппетита не теряют. На
блесну-сиговку идут, но вот крючком, наживленным червем, голь-
яном, мясом рака или резкой, интересуются особенно азартно. И
ловятся, разумеется. Случайно ловятся, когда рыбаки пытаются
поймать рыбу ценную.
Конек на леске боек и силен, и пока его тянешь из проруби, в
волнении перебираешь приятные варианты: ленок! сиг! ауха! на-
лим! А выбросив на лед конька, вмиг освобождаешься от восторгов.
Для нас эта рыба — изгой, хотя пестрый бывает почти полуметро-
вым, в кило семьсот, а губарь дорастает до 70 сантиметров при 3
килограммах.
Пестрый конь заметно меньше губаря. Весной он широко «раз-
бредается» по протокам, заливам и разливам и потому рыбаку-лю-
бителю попадается гораздо чаще. Всегда больше было его и в про-
мысловых уловах: сетями и неводами эту рыбу брали весной, когда
она косяками уходила из Амура в его придаточную систему, и осе-
нью — когда возвращалась на зимовальные ямы да фарватеры. А
ловили ее колхозы и рыбозаводы до 6 тысяч центнеров за год — по
весу всего в 2-3 раза меньше, чем сазана, и в 6-8 — чем «массово-
го» в то время, преобильнейшего крупного карася.
Губарь же в тех уловах оказывался гораздо реже. Как истый
приверженец глубоких текучих вод, он должен бы во множестве по-
падаться в сплавные сети в кетовую путину. Но когда идет кета, вся
рыба, уступая ей дорогу, жмется к берегам, в заливы, глухие прото-
ки. И конь-губарь осенью тоже сторонится «столбовых дорог» Аму-
ра. И потому-то даже из сплавных сетей выпутывать его приходится
довольно редко.
Созревают кони на 5-7-м году жизни при длине тела в 30 санти-
метров. Икринок самки вынашивают 80-100, до 130 тысяч. Нерест
порционный, в 3 приема. Начинается он в конце мая — когда вода
прогреется до 19 градусов — и продолжается до июля. На песча-
но-галечном грунте... А все остальное — без особенностей и без
интереса, потому что уже много раз повторено: икра — эмбрион-
чик — личинка — малек...
В принципе сокращение стад коней надо бы приветствовать:
рыбака они не радуют, а вот как типичные бентофаги отбирают мно-
110
го «хлеба» у сазана, карася, лещей... И у знаменитого — теперь зна-
чащегося в Красной книге — черного амура, признающего за пищу
лишь моллюсков.
О троегубе разговор наш короток, для информации.
Это скромная, мало кем замечаемая и виденная, довольно
редкая рыбка. С виду — размером и цветом — вроде сардинки или
крупной чернобрюшки: тело удлиненное, с боков несколько сжатое,
в сравнительно крупной чешуе. В сопоставлении с конями неве-
ликого размера: длиной в ладонь человека — 12-18 сантиметров.
Рот большой, да еще и оригинальный: предчелюстная кость имеет
3 выемки с буграми между ними (отсюда — троегуб). Бугорки ниж-
ней челюсти входят в углубления верхней, и наоборот. В сомкнутом
состоянии они образуют подобие крепкого замка. Благодаря та-
кому устройству троегуб свободно захватывает пастью довольно
крупную рыбу-добычу. Как видим, это маленький, но прожорливый
хищник. Вроде ласки или горностая на земле.
Держится он чаще всего у омываемых быстрым течением зако-
ряженных яров с космами корней деревьев и кустарников. Нередко
рядом и вместе с косатками, от неуживчивости и жадности которых
терпит много неудобств. С такими нежелательными соседями можно
отдыхать лишь подо льдом: те засыпают, а он бодр и активен. Даже
блесну берет смело, только маленькую — сиговку. И мормышку.
Интересен троегуб тем, что самцы в брачную пору года пижо-
нисто принаряжаются: раскраска становится много ярче, высыпа-
ет живописная пятнистость, а на голове образуются роговидные
бугорки. Появляются красные пятна под глазами, а иногда и в них.
Жаберные крышки как бы желтеют. Очень нежен и сочен оранже-
вый наплеск на парных плавниках, а иногда и на нижней губе... И
еще что-то неуловимо прелестное появляется в женихах-троегубах.
Вместе с возбужденностью и бойкостью.
Но не менее интересно другое: завезли троегуба совершенно
случайно, вместе с благородным амуром и толстолобом, в водо-
емы Средней Азии, и он там очень быстро освоился. «Оккупировал»
в первую очередь малые быстротекущие речки, бесцеремонно по-
теснив маломерных жерехов, ранее там многочисленных. Местных
рыбаков, не избалованных рыбицей, он теперь привлекает. А что: в
почти горячих речках юга троегуб вырастает в полтора раза больше
нашего линейно и вдвое — по весу. 6-8 штук — и сковородка. А по
вкусу троегуб не чета коням — сочен и питателен.
Чебак и ему подобные
Живет стаями почти во всех водоемах бассейна Амура. Всеяден.
Нерестится в начале весеннего ледохода. Молодь на третьем году
начинает размножаться, а в 8 10 лет чебак стар... На него похожа
чернобрюшка, ее отличительный признак — желтое пятнышко на жа-
берной крышке. Востробрюшек же легко распознать по острому килю
на брюшке... А синявку-горчака узнает любой рыбак по одному лишь
виду.
Чебаки, ельцы, язи да еще голавли — близкие родственники.
Представителей рода ельцов ни много ни мало 30 видов, «оккупи-
ровавших» реки и озера чуть ли не всего Северного полушария, в
том числе, разумеется, и североамериканский континент. Амурс-
кий же чебак — рыба амурская, хотя водится и в других реках Даль-
него Востока.
Это многочисленная, быстрая и проворная рыба. Обществен-
ная и очень пластичная. В бассейне Амура чебак успешно освоил
реки, протоки и озера от Онона до лимана и от Амгуни до Ханки.
Не выносит лишь мутные, грязные да очень теплые водоемы, где
жарче 20 градусов. И в питании почти всеяден: употребляет все,
что пролазит в горло, хотя предпочитает корм животный: рачков,
личинок, червей, моллюсков, икру; покушается на лягушат и маль-
ков. Очень любит воздушных и наземных насекомых, за которыми
охотится, плавясь и брызгаясь, как хариус. Молодь не гнушается и
мелкой водной растительностью. Об этом можно судить по тому, на
что он клюет, — а почти на все. На червя и насекомое, рачка и резку,
малявку и блесну-сиговку, хлеб и зерна. Летом и зимою клюет.
У рыбаков чебак не в чести, они считают его сорной рыбой,
несмотря на то, что средние размеры у него немного меньше ха-
риусовых. Не радуются же ему потому, что это — рыба из разря-
да «непрестижной мелочи», постная и костлявая. Кое-кто брезгует
ею из-за паразитического рачка, которым заражены многие особи.
Брезгливость неоправданная: сей паразит для человека безвре-
ден. А так чебак красив: стройное, серебристое, прогонистое тело
с желтоватыми нижними парными плавниками, пропорциональная
ему голова, аккуратный, хотя и широко раскрывающийся, рот.
Ловятся обычно чебаки размером от 16 до 30, чаще всего 20
112
сантиметров при 150-200 граммах. Весящих 350-400 граммов те-
перь стало совсем мало, раньше таких за зорьку можно было вы-
удить 3-4. Бывает, нет клева, и вдруг разом задергались, заныря-
ли все поплавки сразу — знать, нагрянул косяк этой компанейской
братии. Резвой и смелой. Нахальной. Клюет чебак бесцеремонно,
но подсекать его надо не мешкая, иначе быстро раскусит подвох и
выплюнет крючок вместе с наживкой.
Память во мне о чебаке «со значением»: он открывал сезон мо-
его ужения ранней весной, когда на речке еще лед, а освободивша-
яся вода — лишь по заберегам и промоинам. Он и зимой не спит, и
зимой ловится, но весной развивает бурную деятельность прежде
щуки: нерестится неделей-другой раньше.
Нерестится на галечном и крупнопесочном грунте в неглубокой,
едва прогревшейся проточной воде, очень клейкая икра отклады-
вается на всевозможные донные предметы. В ту весеннюю рань
всякая икроядная рыбья мелочь вроде пескарей, гольянов, вьюнов,
косаток и прочих еще не ожила, и икра хорошо сохраняется.
Через неделю-другую — в зависимости от тепла — выклюнув-
шиеся личинки тут же прячутся и в спокойной темноте еще дней 10
живут на запасах икряного желточного мешочка. А малек уже шустр,
он забивается в прибрежные заросли да камни, и врагу его не так
просто слопать. Плодовит чебак, а потому и повсеместно много-
числен. Как зайцы в лесу или белки.
Чебак — рыбка рано и быстро созревающая, с короткой жизнью.
Как те же зайцы да белки. К осени в тельце малька 3-4 сантиметра,
ко второй весне — около 10, к третьей — 13-14, и он уже готовится
к размножению. В 8-10 лет чебак стар, и даже в большом неводном
улове таких мало: у этой рыбы врагов так же много, как опять-таки у
зайцев и белок, и попробуй она доживи до естественной смерти.
Рыбка эта для промысловиков второстепенная, чуть ли не сор-
ная, но когда-то ловили ее много Неводили в основном весною и
осенью, когда чебаки особенно табунятся. Помню, однажды в осен-
ний ледоход в тихом небольшом песчаном заливе за большой косой
50-метровым бреднем наловили их полную лодку — 5 центнерных
бочек... Даже к 1960-м годам, когда промысел амурского частика
задыхался, чебаков ловили все еще достаточно много — до 4-5 ты-
сяч центнеров за год.
Но вот для русловых амурских хищников вроде щуки, жел-
тощека, жереха, сома и прочих чебак, пожалуй, милее всего: он
достаточно крупен, легко заглатывается, а главное — его кругом
полно. Летом и зимою. Подо льдом врагов прибавляется: тай-
мень и ленок с горных рек спустились, налим ожил. И всем пода-
вай его — чебака.
8 Рыбы Амура
113
Однако живет чебак не тужит, будто бы зная, что погибнуть в
чьей-то утробе можно в любую минуту, но мгновенную смерть при-
нимать легко. Гораздо больше, и подолгу, этих шустряков мучают
уже упомянутые паразитические рачки — левонека амуренсис. Эти
рачки размером с кнопку природой как бы созданы для чебака. На-
шли жертву помоложе, присосались под грудным плавником и да-
вай вгрызаться в живое тело, да все ближе к сердцу вбуравливать-
ся, чтоб кровь сосать легче, пока не погибнет несчастный... Каждый
десятый — и преимущественно молодые — заражен и обречен, а до
«совершеннолетия» не доживает и 13 процентов молоди.
Зря все же рыбаки пренебрегают чебаком. При желании из
него, как в той же мере из востробрюшек, чернобрюшек, песка-
рей и прочей мелюзги, можно приготовить отличное блюдо вроде
шпротов. И ведь для этого особого труда не требуется... Прочищен-
ных и подсоленных рыбок плотно укладывают в кастрюлю с очень
горячим постным маслом, добавляя лук, лаврушку и другие специи
по личному вкусу. Масло должно закрывать всю рыбу. На сильном
огне кастрюля держится не более 10 минут, потом огонь убавляется
с таким расчетом, чтобы рыба тушилась. Часа 3-4. Потом она долж-
на еще час дозревать без огня, остывая... Снимите крышку и удиви-
тесь: чем не шпроты!
Живет в Амуре тоже очень похожая на ельца, а стало быть и на
чебака, серебристая рыбка-невеличка чернобрюшка. Длиной 15-20,
максимум 30 сантиметров. Ослепительно-белая, прогонистая, изящ-
ная. Тоже только в Амуре живет, нигде больше в нашей стране не во-
дится. Южного происхождения рыбка. От всех прочих ее легко отли-
чить по желтому пятнышку с муравьиное яйцо на жаберной крышке.
Раньше ихтиологи называли ее двойным именем: подуст-чер-
нобрюшка. С настоящим подустом, однако, чернобрюшка не в
родстве, она лишь похожа на него внешне и образом жизни. Между
прочим, тот «европеец» достигает гораздо больших размеров (1,5
килограмма при длине в полметра).
Чернобрюшка в Амуре не так многочисленна, как чебак. Глав-
ный ее корм — диатомовая растительная мелочь и детрит. У нее и
рот ловко приспособлен для соскребания с различных подводных
предметов нароста. Пища эта далеко не изысканна, малокалорий-
на, а потому рыбке приходится есть да есть, прогоняя съеденное по
длинному кишечнику.
Брюшная полость у нее, как и у всех амурских растительнояд-
ных, изнутри выстлана черной пленкой, потому и называется чер-
нобрюшкой. Казалось бы, стоило ли этот признак подчеркивать в
видовом названии? Ведь у карася, толстолоба, леща, белого амура
и многих других рыб брюшинка тоже выстлана черной пленочкой. А
114
все дело в том, что у чернобрюшки она просвечивает сквозь стенку
тоненького брюшка, и оно смотрится будто в темной поволоке.
Она теплолюбива и потому ниже Комсомольска очень редка,
а выше Благовещенска ее совсем мало. От Сунгари же до Болони
много. Но и там рыбакам она редко попадается на крючок, и оттого
ее знают плохо.
И вот еще небольшая информация для того, чтобы познако-
миться с чернобрюшкой получше. В безледный период она скром-
но обосновывается в протоках со слабым течением, в тихих озе-
рах и заливах. Там ее кормовые угодья. А нерестится на течении
умеренной силы, в середине июня, когда вода хорошо прогреется.
Бесцветно-прозрачная пелагическая икра мечется в толщу воды и
в ее потоке развивается. 6-суточные личинки вырываются из него и
спешат к берегу. До 1,5-сантиметровой длины питаются зоопланк-
тоном, потом начинают потреблять очень мелкие водоросли, а по
достижении года и до конца жизни признают только микрорасти-
тельность и детрит.
Зимуют в реках на проточных местах: им надо много кислорода.
В неводных уловах обычно оказываются чернобрюшки длиной
от 9 до 23, но чаще — 15-20 сантиметров при весе от 60 до 120
граммов. Для амурского удильщика они совершенно ничего не зна-
чат. Но, как и чебака, их любят хищники. Русловые — в теплое время
года, а зимой против них ополчаются таймени, ленки, сиги, налимы.
Одна судьба у чернобрюшки и чебака.
Но и еще есть в Амуре маленькие интересные рыбки — вос-
тробрюшки. Их всего-то несколько видов, и все они относятся к
китайской фауне, у нас же обитают на северном пределе родового
ареала. Востробрюшек здесь 2 вида: обыкновенная, с ханкайским
и буиннурским подвидами, и корейская.
Мне часто думается, что любимыми и наиболее доступными
объектами алчного внимания окуня-аухи, верхогляда и монгольско-
115
го краснопера являются именно востробрюшки: они и удобнее для
сравнительно небольшой пасти этих хищников, и обитают множес-
твом стаек в толщах вод, часто совсем близко от поверхности, где
их поймать легко.
Востробрюшки — красивые, сверкающие чистым серебром,
лишь чуть-чуть позеленевшим на спинке, рыбки размером с чер-
нобрюшку. В слегка уплощенном с боков тельце — те же 15-20 сан-
тиметров. Брюшко с острым килем — вроде лезвия ножа. Налицо
сходство с европейской уклейкой.
Что еще, кроме заостренного киля, бросается в глаза у востро-
брюшки? А боковая линия: от головы она круто спускается вниз, от
основания грудного плавника тянется параллельно килю, за аналь-
ным плавником резко изгибается кверху и далее по хвостовому
стеблю идет посредине тела.
Востробрюшек в воде — что полевок в лесу или воробьев в
сельской местности: на каждом шагу. В период открытой воды их,
как и всей прочей, даже солидной рыбы, больше в пойменных во-
доемах. Неглубоких, в меру заросших, со слабым течением или
вовсе без него. Суетятся стайками, прыгают, плещутся — охотятся
за своими любимыми воздушными насекомыми. А кроме них живут
планктоном, крошечными моллюсками, всевозможными личинками
и куколками. Пробавляются и семенами растений, сине-зелеными
водорослями.
На 3-м году востробрюшка, вытянувшись до 10 сантиметров,
становится взрослой. Как рыба южная и теплолюбивая, нерестит-
ся летом. Икру мечет в толщах текучих вод. В осенней молоди уже
4-5 сантиметров. Всего ей отпущено жизни 6-7 лет, но мало кто эти
возможности использует: слишком много в Амуре хищников. Для
них востробрюшки — все равно что полевки для соболя, колонка,
горностая, лисицы и прочих ценных лесных зверей.
С другой земной мелюзгой — многочисленными мышами —
можно сравнить вездесущих в Амуре горчаков, метко именуемых
синявками. Для рыболова-любителя они, пожалуй, столь же непри-
ятны, что мыши: нещадно объедают наживку. Особенно красного
червя и хлеб. С утра до вечера. Одно от них спасение — забросить
снасть на глубину или наживить крючок приманкой погрубее.
Кто не знает синявку! Высокотелая, с боков сильно уплощен
ная, небольшая, очень серебристая рыбка с синей цветной поволокой.
Обитает на мелководьях, собираясь в подвижные стайки, суетящиеся с
рассвета до заката. Каждый удильщик ворчит, считая, что синявки упор-
но ищут именно его крючки, чтобы моментально их обчистить. Выдер-
гивая из воды, их обычно тут же выбрасывают: проку в них никакого.
В Амуре горчаков прежде описывали 4 вида: обыкновенный, ко-
116
лючий, ханкайский и горчак Лайта. Однако в современном списке
рыб Амура горчаков стало уже 7 видов, причем 3 колючих и 2 обык-
новенных. Настоящее видодробительство.
Обыкновенный амурский горчак сродни европейскому. Он и в
Амуро-Уссурийском крае распространен шире других, более теп-
лолюбивых видов, — до Уды включительно, и от самых истоков
Амура до лимана. В нем всего 5-6, редко до 10 сантиметров, но он
замечательно красив, особенно самцы в брачном наряде: лилова-
тость на боках становится ярче и чище, на лиловом хвосте отлива-
ет нежным цветом сирени ромбик, парные плавники приобретают
солнечно-золотистую прозрачность, а вся рыбка в целом становит-
ся бронзовой... В пору «сватовства» горчаки замысловато и отчаян-
но танцуют, а самчики и конфликтуют: каждый стремится оттеснить
соперников! А поскольку их подружкам по законам жизни издревле
положено в сезоне нереститься несколько раз (у них, как пишут уче-
ные, нерест порционный), то продолжается это брачное возбужде-
ние более месяца.
Собрат обыкновенного — колючий горчак — не столько щеголе-
ват, но примерно в 2 раза крупнее. Однако он при этом выше мес-
течка Кумары и ниже озера Кизи почти не распространяется: тоже
ведь типично китайская рыбка, теплолюбивая.
Везде пишут: горчаки растительноядны... Поверим в это, хотя
и отметим: червя-то дождевого берут за милую душу. Но зато кто
только горчака не ест: всякие водяные хищники, и даже лещ да ка-
рась норовят заглотить; птицы, звери... Рыбацкие коты, куры, сви-
ньи... Лишь люди ими брезгуют.
Помню еще с отрочества, а потом и по студенчеству и изо всяких
книг про рыб: «Горчак размножается удивительно своеобразно. Ко
времени нереста у самки вырастает довольно длинный яйцеклад, и
с его помощью она откладывает крупные икринки в мантийную по-
лость двустворчатых моллюсков...» И тут же рисунок, чуть ли не 100
лет кочующий из книги в книгу...
Ротан-головешка
Еще недавно эту поразительно неприхотливую и живучую рыбу знали
только дальневосточные рыбаки да ихтиологи, теперь же о ней бурно
дискутируют чуть ли не по всей нашей стране. А все потому, что ее
неосторожно и бездумно завезли и выпустили В подмосковные пруды,
и теперь она буйно расселяется во все стороны, тесня местных рыб...
Так мал и с виду неказист ротан, и так много в нем удивительного.
117
Мне с малолетства мила эта небольшенькая, с виду неказистая,
но образом жизни интересная амурская рыбка ротан, хотя в качест-
ве трофея она меня мало интересовала: как рыболов я вырос и со-
зрел на более благородной, крупной и ценной рыбе. Однако мне эта
головешка особенно дорога, потому что однажды в детстве, может
быть, спасла мою жизнь.
Голодной ранней весной 1944 года я проверял перемет на Тун-
гуске. Вдруг мою легкую плоскодонку перевернуло волной от близ-
ко прошедшего грузного катера, я очутился в ледяной воде, а в
следующее мгновение вцепившиеся в телогрейку крючки потяну-
ли меня на дно. Из одежды я вывернулся и выплыл, но свалился в
тяжелой простуде. Мать и сестры, оказавшись без моей помощи,
заголодали сильнее прежнего, потому что еще не взошли даже ле-
беда и черемша. А уже надо было копать огород, и копали они его,
выжимая из себя последние струйки сил.
Однажды мне, только что очнувшемуся от туманного обморо-
ка забытья, сестренки поднесли горячий настой чаги, а потом дали
на тонком ломтике хлеба увесистую пахучую котлету непередава-
емо замечательного вкуса. С зеленью молоденького дикого лука.
Я потянулся еще за одной. И тихо спросил: «Из чего?» — «Из ро-
танов», — ответили мне. «[де взяли?» — «Наловили. За заливом в
озерах. Бредешком...»
Ротана к тому времени я знал неплохо — с позиций рыбака,
разумеется, — и мне не было нужды расспрашивать до предела
истощенных малолетних «старушек» с потускневшими от голода
глазами, как они его ловили нашим легким старым бреднем. Ясно,
как: растягивали его вдоль одного берега мелководного озерца, а
потом, утопая босыми ногами в вязком ледяном иле и еще не про-
гревшейся воде гораздо выше синих пупырышных коленок, волок-
ли к другому. Собрав примерно полуведерную горку бурого трепе-
щущего улова из этой озерушки, плелись к другой...
После тех ротаньих котлет я быстро пошел на поправку и через
несколько дней встал на ноги. Поднялся, чтобы следующим днем
снова уплыть на Тунгуску к своему перемету: сиг и ленок в ту пору,
знал я, еще шли встречь течению, но уже вовсю ловилась и славная
летняя рыбица...
118
Наш школьный врач, все тот же добрый, высокий и мудрый дед Па-
рыгин, по части рыб в Николаевке самый грамотный, сказал мне как-то,
что ротанов во всей нашей стране нет нигде, кроме Приамурья. И еще
он многозначительно добавил, что изучены они до сих пор плохо.
В то время я не знал, что эту амурскую рыбку с латинским име-
нем перккоттус глени почти 100 лет назад открыл и описал талант-
ливый и дотошный натуралист Б.И. Дыбовский, что под Петербург
ее привез И.Л. Заливский еще в 1912 году, что вскоре после этого
сложные события обусловили случайную, но прочную акклиматиза-
цию амурского бычка — ротана-головешки — не только в прудах и
озерах близ Петербурга, но и в Невской губе, и в Финском заливе.
Не знал я и того, что уже почти 30 лет его с интересом разводили и
изучали многие аквариумисты не только в туманном городе Петра,
но и далеко за его пределами, ибо было в образе жизни перккотту-
са, что в переводе означает окунь-бычок, много завлекательного.
И не ведая всего этого, я с пацанячьим задором открывал для
себя ротана, как мне казалось, — с нуля. Навсегда остаются в памя-
ти те прекрасные дни нашего детства, когда ярко и жарко разгора-
ются желания открывать, познавать, до всего доходить собствен-
ным путем и собственными стараниями.
Лишь только оттают озерки в поймах рек, как в них засуетятся
небольшие рыбки — в 10 15 сантиметров, иные в 2 раза побольше.
Еще тогда я со своими дружками удивлялся; воды в озерке нам все-
го-то до пупа, и целых 5 месяцев была она до самого дна промерз-
шей, а растаяла, и ротаны — вот они, как ни в чем не бывало. Даже
караси со своей широко известной живучестью и неприхотливос-
тью погибли и теперь скорбно белеют на берегах.
Но еще больше поражал нас ротан летом: бывало, обсохнут без
дождей ротаньи озера, походим мы по потрескавшемуся илу и при-
горюнимся: все, хана бычкам. А полили дожди, и накопилось в тех
озерах водицы на пару вершков — забулькали! Завозились в кочках!
Ожили? Но откуда?! А отцы нам раскрывали эту жгучую тайну: ротан
способен переживать пересыхание озера летом, как и зимнее про-
мерзание, зарываясь глубоко в ил.
Пацаны — народ любознательный и дотошный. Нам надо было
самим убедиться в правдивости услышанного. Вооружились мы
лопатами — и на свои ротаньи озера. Копать стали, конечно, в
том самом низком месте, где вода тоже исчезла, но ил был еще
сыроват. Разрыли 4-5 квадратных метров и убедились в том, что
нас не обманули: мы извлекли из ила около сотни пошевеливаю-
щихся ротанов. Каждый находился в своеобразном гнезде-кап-
суле с уплотненными и отшлифованными стенками. Завернули
мы свою добычу в мокрую мешковину и — к речке. В воде рыбки
119
вскоре осторожно заплавали а через час уже шустрили как ни в
чем не бывало.
Но в тот счастливый день мы сделали для себя еще одно откры-
тие: рядом с ротанами в иле мирно покоились вьюны и гольяны...
Некоторые были бодрыми, трепыхались в гнездышках.
А зимой нам иногда приходилось выдалбливать изо льда вмерз-
ших туда ротанов, и это поражало нас еще больше.
Ведь вот как интересно самому постигать мир живой природы и
его тайны! Интересно и мучительно. Ибо не дает покоя, мучит воп-
рос: как же потом оживают промерзшие ротаны? Ведь типичный
анабиоз — оживление после полного промерзания тела — позво-
ночным животным, уже знали мы из учебников для старших классов,
не свойствен. Разве что сибирскому углозубу... Эту загадку долго
носил я в закоулках памяти, пока не «просветил» ее в солидном воз-
расте, да и то не до конца разобрался.
Оказывается, в этих случаях для рыб жизненно важно, чтобы не
промерзли полостные жидкости, внутренности и жабры. А для это-
го в них солей к морозам накапливается столько, что иногда рыбы
не замерзают почти при 5 градусах мороза. Вроде бы антифризом
напитываются. Карась — слабым, ротан, вьюн и озерный гольян —
крепким. Но и замерзнув — не погибают! Оживают, оттаивая! Стало
быть, в их жидкостях не образуются погибельные для клеток крис-
таллики? И тогда хоть в ледышку превращайся, «до мозга костей»
промерзай? И все же мне думается, что большинство ротанов не в
лед вмораживается, а зарывается в ил: там лютые амурские холода
выдержать легче.
Чувствую, не всех убедил. Но возьмите даллию — рыбку длиной
1,5-2 десятка сантиметров, обитающую в мелководных речках, озе-
рах и сфагновых болотах Чукотки и Аляски. Она-то переносит го-
раздо большее промерзание, чем ротан!
А почему, спросим себя, некоторые лягушки, зимующие на
суше, не погибают от холодов? Ведь они зарываются в землю не так
уж глубоко. Возможно, они тоже синтезируют в своем теле биоло-
гический антифриз. Ученые обнаружили 3 вида лягушек, способных
вырабатывать глицероль, благодаря которому, укрывшись просто в
ямке под листьями, они преспокойно и зимуют...
Но не меньшее наше удивление вызывала всеядность ротана,
а также его постоянный отменный аппетит. Весной, вскоре после
оттаивания озер, мы ловили его на удочки. Наживишь червя — тут
же сцапает, кусочек хлеба или картошки насадишь — тоже. Правда,
чаще всего рыбки хватали эту наживу в те мгновения, когда крючок
двигался, тонул. Жадно брали они и на внутренности собратьев, и
на кусочки их мяса. Нацепляешь на крючок даже простого дикого
120
лука и только что народившихся осок и вейника да начнешь его во-
дить — и их заглатывают И так азартно, что крючок приходится вы-
нимать из горла
Что и говорить, выуживать эту рыбку было не так прибыльно, да
занятно и весело.
Летом как-то разрезал я брюшко ротана, а в нем чего только нет:
рыбья икра, мальки, вьюнчики, личинки насекомых, мелкие рачки,
головастики, кусочки трав и водорослей. Даже маленькие ракушки
оказались целиком заглоченными, прямо в створках! И еще что-то
вроде пасты было в том ротане. И даже дюжину крохотных ротанчи-
ков отыскал я в нем! Выходило, что ротан не только неприхотлив и
всеяден, он еще и каннибал, как все заправские хищники!
Но что еще нашел я при том анатомировании: оказывается, у
него при очень зубастой пасти есть аж 14 глоточных зубов. Обычно у
рыб зубы или во рту, или в глотке, у ротана же — и там и там. И опять
щекотало: сам открыл.
Выкраивая время, я затаивался в развилке нависшего над глу-
боким озерком дерева и подолгу наблюдал за жизнью в нем, цеп-
ляясь, глазами конечно, за ротанов. Хорошо-то как было: тепло, но
не жарко, тихо, облака и птицы в ясном небе. Вода подо мною как
стекло, а в ней — мои живые загадки. Вот медленно выплыл из зе-
леных зарослей крупный бычок-бычище и удивляет: так барабанно
туго раздул свое брюхо, что не только скромных размеров хвост, но
и большая голова кажутся к тому брюху неумело приставленными.
Другой такой же неподалеку метнулся на гольяна, лишь немного
себя меньшего, сцапал его и стал трудно, но упорно заглатывать.
А потом, с торчащим из пасти хвостиком жертвы, в благостном
изнеможении опустился на дно и замер, пошевеливая лишь костя-
ными щеками, опершись, подобно крохотному истребителю, на 3
точки — кончики грудных плавников и хвоста.
Но как он живуч! Как стоек не только зимой, но и летом! Бывало,
в жаркую сушь обмелеют озера, прогреются насквозь беспощад-
ным солнцем, зарастут, зелено зацветут — типичным лягушачьим
домом станут, для рыб вроде бы совсем непригодным. А ротан в
нем живет не тужит. Даже в болотине, даже в грязной канаве или
другой какой, казалось бы, абсолютнейшей неудоби, живет! И не
удивительно, что столь колоритная «ихтиофигура» теперь привлек-
ла к себе широченное внимание... Впрочем, об этом стоит сказать
подробнее.
Раньше ротана и на его родине-то — в Приморье и Приамурье —
мало кто знал, а теперь о нем возбужденно заговорили чуть ли не по
всей стране. Я, понятно, за этими разговорами внимательно слежу.
Вот уже около 50 лет, как на страницах московских газет, журна-
121
лов и даже книг с каждым годом все чаще рассказывается об этой
удивительной рыбешке. Сначала тон этих рассказов был иронично-
благожелателен: ротан неимоверно плодовит, абсолютно всеяден,
феноменально прожорлив, невероятно живуч и неприхотлив, жадно
берет на лй>бую рыболовную снасть и приманку. Но несколькими
годами спустя озаботились: азиата все больше, он быстро рассе-
ляется во все стороны, а где появляется — другой рыбы — и даже
живучего карася! — становится все меньше и меньше, в закрытых
водоемах она просто исчезает. Легко пробираясь в рыбоводные
пруды, наш «земляк» не дает житья даже карпу, размножаясь на
нагло воруемом «казенном» харче до чудовищной плотности — 100
тысяч штук на гектар! И тем вводя хозяйство в погибельный разор.
И теперь о головешке, уже объявленной там вне закона, пишут
одно: подлежит беспощадному истреблению любыми способами и
средствами. Но пока не находится на агрессора с Амура управы. Как
же появился там этот завоеватель? А очень просто, как это обычно
и бывает в таких случаях. Ученые из МГУ — участники Амурской их-
тиологической экспедиции 1945-1949 годов — привезли в Москву
для дальнейшего исследования ряд живых рыб, в том числе и рота-
на. Несколько экземпляров раздобыли у них для себя аквариумис-
ты, дальнейшее нетрудно представить, памятуя о плодовитости
ротана: икра его крупная, откладывается она поштучно, заботливо
и предусмотрительно, за лето в числе нескольких сот и даже тысяч
штук. И почти без отхода, потому что самец бдительно ее охраняет,
вентилирует чистой водой до тех пор, пока не выклюнутся личинки.
Бесстрашно и яростно набрасывается на врагов... А в годовалом
возрасте 5-6-сантиметровый ротанчик сам становится родителем.
Разумеется, через год-другой развелось у москвичей-аквариу-
мистов этих экзотов много, а однажды кто-то выпустил их в пруд Из-
майловского парка. Или из несерьезного любопытства выпустил, или
уезжал куда, или недосуг стало заниматься аквариумом — в жизни
бывает всякое. И началось победное стремительное шествие амурс-
кой рыбки по стоячим и слабопроточным водоемам. Сначала по Под-
московью, потом по Владимирской области, Ивановской, Тульской,
Рязанской... На очереди Белоруссия и Украина. Кто знает, может, и
дальше проберется, атам, гляди, и к Атлантике выйдет!
В 1961 году вместе с амурским сазаном неосторожно завез-
ли ротана и в Горьковскую область, а вскоре он стал обычен в По-
волжье и, должно быть, скоро объявится в Приуралье. С амуром и
толстолобом проник «зайцем» в оросительные каналы Приаралья,
в Сырдарью, Амударью, Балхаш, а сейчас «оккупирует» водоемы
всей Средней Азии и Казахстана.
Сам по себе ротан — большой домосед, к путешествиям и бро-
122
дяжничеству он решительно не склонен. Но дождевой водой сплав-
ляется из одного пруда в другой, и ручьи его расселяют. Иной раз
клейкую икру переносят птицы.
Да и рыбаки способствуют «противозаконной» акклиматизации
дальневосточника: ротан очень живуч, и на щуку, окуня или иную
рыбу лучшего живца не сыскать. Но наловили ротанов в пруду или
озере, покатили порыбачить в другое место, а они с крючков и ушли.
Или оставшихся с миром отпустили в воду. А ведь живуч до невоз-
можности. И плодовит. Чужих мальков пожирает жадно, чем другим
рыбам сильно вредит, неотвратимо уменьшая их численность.
Теперь многие водоемы в районах из-за непреднамеренной ак-
климатизации головешки загрязняются. Ротану-то что, он в грязи,
как дома. А вот другие акклиматизанты да местные рыбы не выдер-
живают. Стоящей рыбы в Подмосковье и вокруг него все меньше, а
от ротана нет избавления. Ученые, рыболовы, рыбаки — все ломают
головы, как справиться с пришельцем из Амура, как поставить за-
слон на пути его дальнейшего почти триумфального шествия. А он
все наступает.
Но сдается мне, что агрессивно-победное наступление ротана
по небольшим озерам и речкам — это еще полбеды. Будет гораздо
хуже, если обоснуется он в прибрежных мелководьях рыбных водо-
емов — в плавнях крупных рек, в низовьях Волги, Дона, в Днепре и в
аналогичных районах массового нереста рыб: съедая икру, личинок
и мальков, станет он бичом рыболовства и рыбного хозяйства.
На примере ротана-«интервента» хорошо видно, какие беды
может причинить вроде бы безобидная шалость в природе. Поду-
маешь — пустили десяток рыбешек в парковый пруд! А ошибка ока-
залась страшной.
Но вернемся к нашему герою. На своей родине он вовсе без-
вреден, потому что видовое разнообразие ихтиофауны здесь го-
раздо больше, чем в той же Волге, а следовательно, и конкурентная
борьба острее и напряженнее, и разные жизненные приспособле-
ния совершеннее. А численность ротана постоянно сдерживается
более солидными хозяевами водоемов: змееголовами, косатками,
аухой, красноперками, которых нет ни в Европе, ни в Средней Азии.
Да еще щуками и сомами.
Не из книг и даже не от отцов мы еще в детстве разузнали, что
наш ротан со змееголовом неразлучен: обитают они бок о бок в
своих илистых заросших мелководьях, оба очень живучи, обоим ни-
почем грязь и бескислородье, оба способны переживать осушение
водоема, зарываясь в ил... Даже при выводе потомства оба одина-
ково заботливы. Нет, правда, у ротана змееголовьего наджаберно-
го органа, способного усваивать кислород из атмосферы, но зато
123
он умеет аэрировать воду во рту при обыкновенном заглатывании
воздуха и уже после такого обогащения кислородом пускать ее к
жабрам... Вот сколько любопытных приспособлений к неблагопри-
ятным условиям среды у ротана! И захватывающе интересно было
до всего этого доходить самому! Открывать в маленьких мирах
большие, как нам казалось, тайны.
Мы непростительно задержались с описанием портрета наше-
го героя, бегло упомянув лишь о том, что он большеголов и больше-
глаз. Головаст он, конечно, особенно в старости, когда «шарабан»
вырастает до непомерных размеров, а еще сильнее выпирает впе-
ред нижняя челюсть. Но при этой голове — вполне приличное круг-
лое, спереди вальковатое тело с двумя спинными, парой широких
и сильных грудных и анальным плавниками. Хвост плавно закруг-
лен...
В общем же он с виду довольно оригинален и при некоторой
условности даже красив. Особенно симпатичны самцы в брачную
пору, когда становятся блестяще-черными, с белыми пятнами на
спинных плавниках, с этаким кокетливым гребешком на голове...
Кстати, ротан и по части окраски своего тела оригинален, что
нас, юнцов, немало удивляло: в зеленых травах при светлой воде
он явно зеленоват, в бурых — темно-бур, а пересели его в озеро с
желтым песком — пожелтеет. Ни птице, ни человеку его сверху не
видно, ни снизу водяному хищнику...
Даже, казалось бы, безобразно большой рот головешки при
внимательном рассмотрении интересен. Меня, например, до сих
пор удивляет, как ротан умудряется им аккуратно соскабливать
мелкую икру с травы, поднимать с ила, не взмутив его, всякую съе-
добную крошку, выедать мякоть из дохлых двустворчатых ракушек.
Ухаживая в ожидании потомства за кладкой, он безошибочно выби-
рает из нее побелевшие икринки
При всей своей воинственности ротан вовсе не лишен осторож-
ности и на чистую воду выходит редко: береженого бог бережет! Его
стихия — заросли травы. Наевшись чего придется, он зацепится
грудными плавниками, словно ладонями, за какой-нибудь стебелек
или лист и «мертво» повиснет — иной раз в самой смехотворной
позе. Но зорко наблюдает за своими владениями. Завидев добычу,
подбирается к ней очень медленно и осторожно. Проявляя несом-
ненную сообразительность, срезает углы, маскируется, где зами-
рает, а где снова подгребает... Потом стремительный рывок — и
добыча в пасти.
Склонен он и к каннибализму, ну надо же природе хоть как-то
регулировать численность ротаньего населения, когда она пере-
валит нормы целесообразности! Особенно когда нет для взрослых
124
хищников другого корма. А так он семьянин отменный: попробуй
подсунь ему палец, когда он в аквариуме стережет икру, — непре-
менно цапнет! При всей своей прожорливости он в это время от
своих родительских забот не отвлекается даже для кормежки.
А как все же занятно было его удить весною, когда он берет
жадно, смело и уверенно! За зорьку совсем нередко доводилось
ловить по 2-3 сотни головастых бодрячков, но оказывались в уло-
вах и великаны чуть ли не в полкило. Мясо у ротана белое и вкусное,
особенно если его поджарить, а уха, поостыв, превращается в за-
ливное. И в пору наших весенних голодовок были нам головешки
милее всяких яств. Пусть теперь привередливые амурские рыбо-
ловы говорят, что, мол, на безрыбье и ротан рыба или «чем бы ры-
болов ни тешился, лишь бы не маялся от бесклевья», — все равно
ротан мне мил и симпатичен. И потому, что он в Амуре у себя дома,
и потому, что пластичен и неприхотлив, и потому еще, что было с
ним связано мое детство.
2 Знакомые
незнакомцы
gJ"”" огат Амур не только
О экзотическими рыба
ми, но и, казалось бы,
хорошо известными любо-
му рыбаку нашей огромной
страны. Ну кто не знает са-
зана, щуку или того же сома!
Однако это и так, и не так.
Дальневосточный сазан, на-
пример, — обитатель водо-
емов Китая, Кореи, Японии
и нашего Приамурья. У него
много своеобразных черт
поведения. Он особенно дик и осторожен. И даже во внешности
есть особенности. По темпу роста, зимостойкости и товарным ка-
чествам мяса сазан из Амура значительно превосходит родичей из
Европы и Средней Азии, и потому именно его акклиматизируют, и
именно его используют для гибридизации и улучшения жизнестой-
кости прудовых карпов.
А щука? На бескрайних просторах Сибири, Европы и Северной
Америки обитает обыкновенная щука, а на юге Дальнего Востока —
и нигде больше — живет амурская. Вид самостоятельный. В проти-
126
воположность обыкновенной амурская щука не избегает рек и про-
ток с быстрым течением, и далеко не всегда она обосновывается
в зарослях затопленных трав, не боится открытого дна. И потому
окраска взрослых особей не темно-зеленая с белыми горошинами,
а сероватая в темных пятнышках... И биологически амурская щука
более прогрессивна — не зря же американцы теперь ею заинтере-
совались.
Сомов в Амуре 2 вида, и оба они заметно отличаются от евро-
пейского: Амурский и Солдатова...
Нам часто кажется, что мы рыб, с которыми постоянно имеем
дело, знаем как себя, но это не так. В ребячьем возрасте я тоже в
этом был уверен, но чем глубже изучал своих старых знакомых, тем
больше удивлялся и тому, что многого не ведал раньше, и тому, что
еще неизученного, непознанного, загадочного не перечесть. И ока-
зывались эти старые знакомые незнакомцами.
Обыкновенный,
всем известный карась
Скромная, неприхотливая, вездесущая рыба, но нет ее желаннее
рыбаку. Вроде бы всем досконально известен карась-простофиля,
однако не так уж он прост. Ведома ему и осторожность, и не все его
повадки, не все особенности известны нам. На десяток икрянок при-
ходятся 1 -2 молошника, а то и ни одного. Карасихи в нерест способ-
ны обходиться и вовсе без брачных партнеров.
С годами мне все реже и «короче» удается выезжать на рыбалку,
но всякий раз гложет нетерпение: быстрее закинуть удочки, вытя-
нуть карася и взять его вздрагивающее живое прохладное сереб-
ро на ладони. И именно о карасе мечтается, хотя всякую амурскую
и заморскую рыбу лавливал и разную держал в руках — обычную
и диковинную, размером нормальную и громадную, никчемную и
бесценную, робкую и хищную. Оказывались в моих уловах пудовые
сазаны, сомы и щуки, метровые верхогляды, амуры и змееголовы,
127
а желтощеки и того больше. Видел еще живыми калуг и сомов в 2-3
метра длины, а в морях — громадных акул, тунцов, меч-рыбу. Уди-
вительных по красоте и форме снимал с крючка тоже... Но нет мне
рыбы милее карася, и никакая иная не радует так душу и сердце.
Почему же? Отчего так волнует столь тихая, скромная, чуть ли
не всему свету известная рыба? Может быть, оттого, что всякая
истинная любовь часто необъяснима? Но нет же, нет! Все гораздо
проще: карась — это мои детские и юные годы. Сначала он ввел
меня в чудесный мир ни с чем не сравнимых и ничем не заменимых
ребячьих радостей и открытий, а потом помог пережить страшную
голодуху военных лет. И с тех пор на всю жизнь стал он и любовью
моей, и болью...
У каждого рыбака своя звезда.
...Всю долгую зиму я с нетерпением ждал появления первых
мартовских проталин под берегами, из которых можно было осто-
рожно вынимать сачком изголодавшихся по кислороду рыб, а боль-
ше всего карасей. Чуть позже, вооружившись удочками, усажи-
вался на мелях около едва освободившихся ото льда зимовальных
закоряженных ям, когда еще не совсем оклемавшаяся от долгих
холодов и полугодового оцепенения рыба клевала едва-едва... Но
известно было мне, что через несколько дней попрет карась вместе
с весенними водами на быстро прогреваемые отмели и там пока-
жет, что значит хороший аппетит в здоровом теле после многоме-
сячного воздержания от пищи. А впереди была пора черемухового
цвета, и знали мы, мальчишки, что в ту уже теплую, хотя и нежаркую
еще пору карась пойдет на красного дождевого червяка и на рако-
вый хвостик просто зверски... А потом будут нерест и хороший клев
после него до августа, и станет наш зажиревший герой к концу лета
ленивее, к наживе привередливее, но мы все же умели выуживать
его даже из зимовальных ям и глубоких заливов у самого ледового
порога, когда он, полусонный, будет клевать столь вяло и осторож-
но, что едва заметно пошевелится самый легкий поплавок, который
смело и легко топит даже синявка.
Деревенская пацанва — народ бывалый, предприимчивый, ини-
циативный и сообразительный. Мы неусыпно следили за уровнем
воды, погодой и поведением рыб и не хуже взрослых знали, какую
из них, где, когда и как да на какую наживу поймать. Умели наблю-
дать за событиями в подводных царствах и невооруженным гла-
зом, и через «водяной бинокль», и сквозь стеклянно же прозрачный
осенний ледок, еще совсем не посеченный белыми трещинами. И
красоту познавали — правда, скорее подсознательно, — и щедрую
пищу для размышлений черпали.
Бывало, уляжешься на плотике из бревен в чистоводном залив-
128
чике, опустишь в воду тот «бинокль», или «водяной глаз», прикро-
ешься сверху от света и замрешь. Затаишь дыхание. Окунешься в
сказочный, таинственный мир и забудешь обо всем ином... Шеве-
лятся будто бы во вздохах водные травы, суетливо снуют меж ними
стайками пескари, гольяны, синявки, деловито осматривают свои
владения сазаны, скрипуны да «красноперки», полусонно погля-
дывают на всю эту живность плотно набившие свое брюхо сомы и
щуки. Озабоченно проплывают косячки чебаков, востробрюшек,
белых лещей, темной тенью выплывет поверху воды «угорь» и рас-
тает где-то меж бревен. А то разбойно нагрянут волчьей стаей вер-
хогляды и посеют панику... Но скоро снова здесь будет спокойно. И
всякой рыбы полно. А глаза ищут... карасей.
А чего их искать-то! Вот они. И там, и напротив. 16-дюймовые
патриархи карасьих племен в гордом одиночестве, те, что чуток по-
меньше, держатся парами или тройками, рядовые «лапти» — косяч-
ками, «подростки» табунятся гуще, ну а несмышленая молодь — как
саранча. И чем крупнее карась, тем степеннее, тем крепче притяги-
вает он твое внимание. Жадно смотришь, как он сонно шевелит не-
большими плавниками, шлепает губами да жаберными крышками,
и кажется тебе, что вот-вот и глаза-то прикроет. Но вдруг лениво
взмахнул пару раз выемчатым хвостом и неожиданно быстро про-
скользнул на пяток метров, зачем-то всплыл. Погреться захотел?
Да нет же: там на небольшом лоскуте коры, свесившемся с бревна,
что-то заползало...
Тысячи раз держал в руках эту рыбу, а никогда не перестану лю-
боваться ее широким, с боков изрядно сжатым, но стройным и кра-
сивым телом, длинным спинным плавником с колючезазубренным
передним лучом, крупной перламутровой чешуей в черной оканто-
вочке, пунктиром боковой линии, серебристыми боками...
Впрочем, цвет карася не всегда одинаков: в текучих протоках и
реках он серебрист, в тихих травяных заливах — бронзовато-золо-
тист, в глубоких же озерах — почти черен.
Одной из моих самых уважаемых и читаемых в детстве книг
была толстая старинная сабанеевская «Жизнь и ловля пресновод-
ных рыб». У дружков ее не было, а потому я среди своих сверстников
слыл рыбаком-грамотеем. Грамотеем меня даже обзывали — со
злости или от зависти. И я не обижался.
Осмеливался я кое в чем не соглашаться с Сабанеевым. Осо-
бенно меня удивляло утверждение, что карась — рыба будто бы вя-
лая, ленивая, бродит мало и редко... Клюет якобы кое-как, на крюч-
ке почти не сопротивляется, отчего и ловить-то его скучно.
И оставалось думать, что у карасей разных водоемов, особенно
несхожих по экологическим условиям, и повадки разные.
9 Рыбы Амура 1 qq
Сколько раз наблюдал я в свой «водяной бинокль», как актив-
но караси пасутся, как энергично копаются в иле, зарываясь в него
чуть ли не до половины тела, как внимательно обследуют притоп-
ленные травы, водоросли, топляки и корчи. А как шустры и бойки
они в нерестовую пору! Да как отчаянно упираются на крючке! Быс-
тро устают? Верно. Но пока не устанут, сопротивление оказывают
все же чувствительное.
Караси очень живучи. Мало какая другая рыба способна выжить
при таком ничтожном содержании кислорода в воде, как эта. Также
мало найдется других видов, которые «догадывались» бы заглаты-
вать атмосферный воздух в рот, чтоб пустить к жабрам обогащен-
ную кислородом воду.
А как долго он живет в садке! В сырой траве или во мху при 20
градусах в тени выдерживает до 3-4 суток, если же ему, уже сонно-
му, положить в рот ватный тампон, смоченный водкой, а под жабер-
ные крышки подсунуть, чтобы они не присыхали, ломтик овоща или
фрукта, то и 5-6 дней выдюжит.
При высыхании водоемов карась способен некоторое время
выживать под коркой ила. Бывает, при промерзаниях зимовальных
ям ему приходится вынужденно — когда уже не остается воды меж-
ду дном и льдом — зарываться в ил. Если это произойдет в конце
ледового плена, он, вероятно, доживет до весны. Распространен-
ные же рассказы о том, что вмерзший в лед или ил карась при от-
таивании оживает, относятся, должно быть, к обитающему в Европе
более живучему золотистому карасю. На нем проводили такие опы-
ты: промораживали до 16 градусов в течение 7 часов, потом посте-
пенно оттаивали, — и карась оживал.
Но слишком часто приходится видеть в только что освободив-
шихся ото льда неглубоких, до дна промерзших зимою илистых
озерах сотни погибших карасей. Значит, замерзли — и погибли?
Или просто задохнулись под сплошным льдом? И возможность за-
рыться в ил не стала спасительной? А может быть, избегать гибели
долгое время в иле, почти начисто лишенном кислорода, способны
лишь сверхживучие ротан, вьюн, гольян да еще совсем немногие, а
серебряному карасю до них далековато? Все это, судя по редким
публикациям на данную тему, изучено еще крайне недостаточно.
...Так дружно шагал я со своими карасями по детству и отрочес-
тву. И так прочно въелись в юную память размеры карасей моего
детства, что и теперь знаю: 30-сантиметровый перед нерестом ве-
сит около килограмма, 4-дециметровый — два двести
Детская память вечна и неистребима.
Но все это — в прошлом. Теперь по своим нечастым и небога-
тым уловам я тоже знаю карасей — «великанов» нашего времени:
130
20-сантиметровый — 300, на спичечный коробок подлиннее — 460-
530 граммов... Обмельчал наш амурский карась оттого, что очень
долго и слишком помногу ловили его наши деды и прадеды. Брали
сколько могли и в нерестовое время, и варварскими глухими за-
бойками осенью, и зимовальные ямы неводом выгребали начисто.
А тем временем вода год от года грязнела.
Всякому ресурсу, а тем более живому, есть пределы. В нача-
ле 40-х годов на амурские базы от государственного и колхозного
лова поступало до 40-50 тысяч центнеров карася (10-12 миллионов
штук!), да еще примерно половину такого же количества составляли
частные уловы А уже к концу того десятилетия добыча упала вдвое:
и переловили, и маловодное двадцатилетие сказалось, лишившее
возможности размножаться да нагуливаться.
В 50-х годах вроде бы на поправку дела промысловых рыбаков
пошли — в 1950 году заготовили свыше 31 тысячи центнеров ка-
рася, но... Навалились рыбаки на эту рыбу слишком усердно... Да
пошли потом лавиной моторные лодки, капроновые невода и сети,
да с каждым годом все больше и гуще... Когда в 1965 году наступил
маловодный период, уловы карася круто покатились под гору.
Говорят: сколько у зайца в лесу врагов! А у карася в речке их
еще больше. Хищников хоть пруд пруди, и ловят они этого «речного
зайца» непересчетно. Выметанную оплодотворенную икру, личинок
и мальков жрут почти все — от пескаря и вьюна до сома и краснопе-
ра. А сколько ее еще гибнет от обсыхания нерестилищ, случающих-
ся сплошь да рядом. Молодь карасиную нещадно лопают щуки, оку-
ни, змееголовы, верхогляды, косатки и прочие водяные разбойники
и воры. И не удивительно, что даже в средних возрастных группах
смертность карася составляет 20 процентов.
Невероятно много карася погибает в отшнуровывающихся и
пересыхающих озерах, старицах, а также при зимних заморах, ко-
торые из-за усиливающегося загрязнения рек бытовыми, промыш-
ленными и прочими ядовитыми стоками переносятся рыбами год от
года труднее... А помощи — ниоткуда и никакой. Результаты работы
«голубых патрулей» — капля в море. Вся надежда на феноменаль-
ную неприхотливость и живучесть карася да на его высокую плодо-
витость.
Скажем еще: удивительно пластична эта рыба! Чужды ей, пожа-
луй, лишь горные ключи и реки да очень уж заболоченные и, конеч-
но, вонючие озерушки Ну а предпочитает она все же чистоводные
озера и заливы, по зеркалу в меру заросшие кувшинкой, водяным
орехом, кубышкой, ряской и прочими водными растениями, а по
прибрежному закочкаренному мелководью — осокой, тростником,
рогозом, дальневосточным диким рисом... Любит карась копаться
131
в иле, где полно всевозможных органических остатков, всякой мик-
роскопической живности, рачков, червячков, личинок, а потому-то
водоемы с илистым дном предпочитает всем иным.
А еще нравится карасю бродить по зеленым разливам, лако-
мясь нежными листочками да с характерным чмоканьем заглаты-
вая с поверхности воды всякую шестиногую нечисть: комара, мош-
ку, муху, слепня. Гусеницу. И даже планктон способен отцеживать
из воды густой бахромой жаберных тычинок! Подумать только, как
много карась умеет!
Он вообще-то всеяден. Казалось бы, лишь на мелкую рыбешку
не смеет покуситься, ан нет же! И малька крупный карась заглотить
не прочь, особенно когда уйдет вода с разливов и обсохнут озера,
заливы да протоки. Лавливали, лавливали бывалые вдумчивые ры-
баки «лаптей» на малька!
Кормится амурский карась старательно: ему к осени нужно во
что бы то ни стало обеспечить свое полугодовое оцепенение в зи-
мовальных ямах: основательно зажиреть, накопить гликогена да
подготовиться к очередному размножению, до которого 8-9 меся-
цев. И потому нет оснований амурскому карасю в период открытой
воды лениться да проявлять вялость, особенно в нередкие мало-
водные лета.
Серебряный карась плодовитее золотистого: число созревших
икринок в карасихе колеблется от 100 до 385, даже 700 тысяч — в
среднем четверть миллиона. Нерест — в 2-3 «очереди» от мая до
июля, благодаря чему все же редко когда совсем не бывает у карася
потомства.
Но есть в его размножении особенность: самок рождается зна-
чительно больше, чем самцов. Бывает, на 100 карасих приходится
всего-то 5-7 «мужчин», редко когда один на 3-4. Но случается — и
ни одного «рыцаря» в косяке «амазонок» не находится, а они не
тужат! Только вот икру откладывают рядом и вместе с сазаниха-
ми, «кавалерами» обеспеченными сполна. Как говорится, греются
«амазонки» у чужого огонька.
Это не партеногенез, не бессамцовое размножение. В данном
случае неоплодотворенная икринка карася стимулируется к разви-
тию спермиями других видов рыб, без соединения ядер мужских и
женских половых клеток. Называется это гиногенезом. В потомстве
при гиногенезе — одни самочки, во всем подобные матерям своим.
Это очень выгодное явление и для вольных карасей, и в прудоводс-
тве.
А вот карась-самец в определенных условиях способен опло-
дотворить сазанью икру, и тогда развиваются карпо-караси — не-
что среднее между родителями. В прудах они растут очень быстро:
132
к концу второго лета достигают в длину 45 сантиметров! И так же
живучи, как «сводные» родители.
Карасиный нерест начинается в самую восхитительную пору
конца весны — начала лета, когда вода прогреется до 16-18 гра-
дусов. Еще доцветает черемуха, на релках вдоль берегов уже рас-
пускаются ландыши, вовсю дозеленяются, отражаясь в тихой воде,
теплолюбивые монгольский дуб, маньчжурский орех, амурский
бархат.
Так красив и свеж обновившийся мир природы, так благоухает и
звенит, что хочется жить с удочкой в руках сто лет. Смотреть и слу-
шать на зорях, как дремлет вода в сонной глади, как возбужденно
носятся по зеркалам рек, озер и заливов, ломая их, стаи рыб, то и
дело выпрыгивая и выплескиваясь, как гнут притопленные, едва ус-
певшие подняться травы, качая запутавшуюся в них голубизну неба
и белизну облаков...
Дня 2-3 — и первая карасья нерестовая порция икры отпущена
на волю воды и солнца. Будет все хорошо — через 10-15 дней на-
чнется новый тур икромета, потом еще...
Будущий карась формируется в икринке в течение 4-5 дней.
Разумеется, если она приклеилась к траве: те, что падают на грунт,
погибают.
Появившаяся крохотная предличинка 3 дня набирается сил, по-
виснув на чем-либо у самой прогретой водной глади, и лишь в 8-су-
точном возрасте эта крошечка, превратившись в личинку, начинает
свободную жизнь...
К первой осени малек-карасик вырастает до 5-8 сантиметров,
ко второй он в 2 раза больше, а еще через год —15-19 сантиметров,
и он уже готовится к своей первой брачной поре. 5-летние караси
радуют рыбака, 6-летние — приводят в восхищение, а 8-10-летние,
в которых килограмм-полтора, повергают удильщика в буйный вос-
торг и обеспечивают воспоминания на долгие годы...
Мне посчастливилось держать в руках карасей в 3 килограмма,
а вообще-то Амуру известны и 4-килограммовые рекордсмены. Но
вот теперь в таблице минимальных размеров рыб, принимаемых к
участию в конкурсе на лучший трофей по Хабаровскому краю, ря-
дом со словом «карась» поставлено: «1,5 килограмма».
Что ни говори, а славная рыба карась. Представьте: розовым
половодьем бушует утренняя заря, с водного глянца поднимаются
белые пряди тумана, где-то полусонно вскрикивают цапли, утки и
еще кто-то. Там заводоворотит не то сом, не то желтощек, здесь
взметнется сазан или толпыга, в кочке — чавканье и чмоканье жи-
рующего карася.
А вы в чувстве единения с природой завороженно следите за
133
поплавками Один завздрагивал, другой качнулся несколько раз и
косозанырнул... Вот он! Первый! Упирается! То тянет прочь и вглубь,
то вдруг резко поволок в кочку, но вы. конечно, сильнее... И уже лю-
буетесь, не забывая поглядывать на поплавки других удочек...
Горько, с кислинкой пахнет дымом костра, глуховато вздрагива-
ют полы палатки, мягко плещут в днище лодки пущенные какой-то
крупной рыбой круги волнышек... И такой вокруг покой, что... опять
хочется жить с удочкой в руках сто лет. О, если бы еще не комары да
мошки, которых так много по всему Приамурью! Да не чудовищная
влажность воздуха, превращающая лето в баню!
Но и в морось рыбак не сдается! Разумеется, приходится обла-
чаться в плащ или накидку, зато под дождик карась клюет лучше. Но
пусть даже и не лучше — все равно хорошо: накрапывающий лет-
ний дождь побуждает к размышлениям, к воспоминаниям. . Пере-
брасывает тебя по шатким мостикам памяти в затуманенные дали
детства. А что может быть лучше возможности окунуться в ту сол-
нечную пору жизни?.. И что в нашем бытии есть прекраснее памяти
о прошлом?
Недавно был я на реке моего детства. Сидел на дуплистом кед-
ровом бревне, смотрел вокруг, вдыхал знакомые запахи и думал,
вспоминал свое былое. И в первую очередь вспомнилась мне одна
из рыбачьих зорь, которая со множеством прожитых лет ничуть не
потускнела. А была она в какой-нибудь сотне метров от дуплистого
кедрового бревна, на котором сидел.
...Весенняя вода невысоко залила на низких берегах густые
щетки трав, и вся рыба ринулась туда, но взять ее там было очень
трудно. Поймаешь за зорьку на ушицу — и все, хотя бывали условия
похуже, а лавливалось.
...Чутьсветало. По крыше коровьей стайки, на сеновале которой
я ночевал, шуршал мелкий затяжной дождик, вдоль огородных гря-
док улеглись марлевые полоски тумана, от сырости увлажнились и
огрубели брезентовые штаны и отцовская парусиновая рубаха. Так
не хотелось вылезать из-под изодранного, но теплого ватного оде-
яла, да уже тихо ходила в огороде по бороздам, набросив на голову
и плечи углом сложенный мешок, мать, и уже дымилась труба лет-
ней кухоньки с грубым горбыльным навесом, и уже погнали по ули-
цам коров счастливые соседи...
Позавтракав стаканом кипятка на чаге, аккуратненькой плас-
тинкой хлеба и зеленой пухлой котлетой из лебеды, я ухватил под
мышки связку удочек, засунул в карман банку с червями, прикрылся
дырявым отцовским дождевиком и замесил босыми ногами скольз-
кую грязь по своей заветной рыбачьей тропе.
Мой колышек с вечерней отметкой уровня воды в заливе ого-
134
лился на десяток сантиметров, а знал я, что при таком резком об-
мелении рыба с невысоких и недолгих разливов торопится загодя
уйти, и в первую очередь — рыба крупная. Взбодрившись надеж-
дой на хороший клев, я наловил раков, опасаясь, что не хватит чер-
вей, сколотил из двух плавающих у берега бревен плотик и отплыл
на нем через хлопья тумана к противоположному низкому берегу,
вздрагивая от промозглой сырости.
Была там длинная узкая старица, вытянувшаяся вдоль залива
метров на 200 и соединявшаяся с ним при невысокой воде узкой,
глубокой и короткой проточкой. Прикинув, что теперь солидная
рыба спешит в залив именно через эту проточку, я примостился у
нее, размотал леску, замерил глубину на длине заброса, наживил
один крючок червяком, другой — раковым хвостиком... Не успел за-
бросить, как поплавок лихо задергался и исчез... На крючках оказа-
лось по хорошему карасю — 2 сразу!
...Такой клев, живи хоть век, не забывается. Я выуживал из воды
отборно крупных карасей одного за другим и свою пятую удочку
стал разматывать только через час после первой, потому что не
оставляли те караси свободных минут. Были и косатки, и верхогля-
дики, и килограммовые сазанчики да сомики; цеплялись, зля меня,
коньки, чебаки, «красноперки» и прочая по тому клеву чепуха (о ко-
торой мечтал вчера лишь). Но особенно радовали караси. Не было
среди них легче полукилограмма, попадались чаще всего по кило —
на длину полных трех моих ладоней И до потери дыхания радовали
настоящие богатыри сазаньей стати и крепости.
Забросив, наконец, пятую удочку, я оглянулся назад и ликующе
оторопел — на мокрой траве между мокрых кочек прыгало и во-
рочалось около 30 большущих карасей да еще примерно столько
же другой рыбы. А клев разгорался пуще, и не замечал я, что день
начался без зоревого полыхания, а серо и угрюмо, что дождик все
сыплет и сыплет и весь я уже мокрый и продрог... И только подумал,
как обрадую столь обильным уловом и мать, и сестер, и соседей,
как услышал с другого берега девчоночий голос: «Сергей, поймал
что-нибудь?» Там стояла старшая сестра Зоя. И ответил я с досто-
инством: «Поймал... Только налови мне раков да плыви ко мне на
лодке... Попроси у Храмовых».
Нагрузив Зою карасями — сколько могла она унести, стал ры-
бачить спокойнее. Сидя на мокром корче, я выволакивал карасей
и другую рыбу не реже прежнего, но с другим наслаждением. С
горделивым чувством одолевал упругую силу очередного «лаптя»
своей грубой силой без какой-либо церемонии осторожного выва-
живания, а выбросив его на берег или прямо на колени, замирал
в восторге от того, как вздрагивает он, как бьет мои ноги или мнет
135
траву, ослепляя ту траву и меня своим блеском, как шлепает белой
хрящеватой трубкой рта, пытаясь выбросить крючок. И попробуй
удержи его, чтоб вынуть тот крючок: широк, стервец, в боках, здоров
и скользок! Пляшет! Поводит крепкой перламутровой кольчугой! А
плотное тело в броневой чешуе такое холодное и такое живое. И нет
в нем ни намека на сдачу победителю: он все прыгает и прыгает, и
шлепает хвостом, что-то коротко немо вскрикивает, и как будто го-
рестно плачет по своей свободной стихии. На миг поднимается во
мне жалость к нему, но... исчезли два поплавка, а одно тальниковое
удилище потянуло в воду.
Стало совсем светло, за серостью неба смутно угадывалось
солнце, но дождь еще сыпал и, собравшись в тяжелые капли, стекал
с головы сквозь дыры плаща на шею, плечи, грудь и спину и опус-
кался еще ниже по вспузырившейся холодом, посиневшей «гуси-
ной» коже... На мокром сидел, в мокроту опущены ноги... Но был в
те долгие мгновения мой мир прекрасен, потому что я уже, не глядя
на поплавки, поднимал удилища одно за другим, чтоб вытянуть оче-
редного карася или еще что там.
Через пару часов привезли мне сестры прямо со сковородкой
здоровенного зажаренного карася, сухие штаны, ватник да бан-
ку червей, увезли же, сколько могли поднять. А клеву все не было
конца, и молил я Бога, чтоб длилось это до бесконечности. Но про-
слышала про бешеный карасиный клев и мою сказочную рыбалку
соседняя ребятня и облепила меня у той проточки со всех сторон.
Потому ли, что стало здесь шумно, или просто совсем кончилось
утро, но оборвало клев, и пришлось сматывать удочки.
Сестренки потом подсчитали мой улов: 107 карасей, 32 косатки,
по дюжине сомов и сазанов. Прочее во внимание не бралось, хотя в
ход было пущено тоже...
Карась далеко не всегда клюет. Особенно в половодье, когда от
пуза наедается всякой зеленью, разными букашками, ползающими
по притопленным кустам и травам, да непересчетной микроскопи-
ческой водяной живностью. Тогда он разве что мясом рака да уж
очень аппетитным красным червяком и может соблазниться.
А в иные периоды нет карасиного клева, хотя по всем призна-
кам вроде бы должен быть.
Не следует только думать, будто карась простофиля, поймать
его — пара пустяков. Он чуток и осторожен, боковой линией улавли-
вает шаги рыбака по берегу и тихий шлепок поплавка. Обонянием он
превосходит человека, может быть, в тысячу раз. И орган вкуса у него
развит прекрасно... Так что для ужения нашего славного карася на-
добны и опыт, и умение, и осторожность. А тем, что он в мутной воде
иногда берет крючок в метре от рыбака, руководствоваться не стоит.
136
И славен именно наш дальневосточный серебряный карась, а
потому именно его, но не золотистого и не серебряного европей-
ского, широко акклиматизировали от Камчатки до Украины. Даже
в Северную Америку и Индокитай завезли, где он прекрасно осво-
ился. Более того, прижился этот карась в совсем, казалось бы, ему
не свойственных условиях — например, в глубоких высокогорных
холодноводных озерах Памира.
Да нельзя еще не упомянуть, что знаменитая аквариумная золо-
тая рыбка выведена еще тысячу лет назад именно из серебряного
карася: это его обыкновенный хромист. Посмотрите на аквариум-
ное великолепие: телескопы, вакины, кометы, вуалехвосты, шубун-
кины, львиноголовки... И этих замечательных декоративных разно-
цветных рыбок много, а все они — от того же серебряного карася
через золотую рыбку. И как спартански непритязательный предок,
эта аквариумная внешняя хрупкость и нежность очень живуча, не-
прихотлива и плодовита, а радует людей своей красотой долгими
десятилетиями.
Сазан — речной гладиатор
Мечта рыбацкая. Рыба красивая, осторожная и сильная. Трудно ее
подсечь, но не проще вынуть из воды. Сазан почти всеяден. Непри-
хотлив и живуч, высокая экологическая пластичность позволяет ему
жить на большей части Амурского бассейна. Икромет проходит в 2-3
очереди, самка откладывает до 1,5 миллиона икринок. Созревает в
5-6 лет. Живет до 24 лет, достигая метровой длины и 20-килограм-
мового веса.
Как-то рыбачили мы с другом на Тунгуске в ту пору, когда на
прогревшихся летних разливах отчаянно плясали нерестившиеся
сазаны. Картина была захватывающей: в утренней прохладе стаи
речных красавцев мощными ударами хвостов взвихряли воду, гнули
и мяли притопленную траву, свечой взмывали в воздух. Они слов-
но демонстрировали зелено-голубому миру прелесть оранжевых
137
хвостов и плавников на закованных в блестящую броню из чешуи
плотных телах с золотистыми боками, светло-желтым брюшком и
коричневатой с прозеленью и синью спиной. Шумно плюхаясь в
свою стихию, они поднимали тучу брызг, в которых трепетало сол-
нечное серебро и радужное многоцветье... То там, то здесь проре-
зали тихую полую воду сазаньи плавники, хвосты, а то и гребнистые
спины, и круги от них снова тяжело и плавно шевелили воду.
Смотрел я на все это и думал: может быть, рыбам тоже ведомы
какие-то радости и страдания? И если нет, то почему этак буйству-
ют, а в другое время стоят отрешенно, ни в чем не нуждаясь и мало
на что реагируя?
Такие раздумья что! Когда-то я с рыбами пытался разговари-
вать... В детстве ведь мы владели поразительным умением одухо-
творять неживые предметы, очеловечивать зверя, птицу, рыбу.
Даже рака или мотылька... С годами мы, умнея и черствея, эту спо-
собность утрачиваем: не той чуткости становятся душа и сердце, не
то воображение, не той яркости восприятие природного мира. ...А
жаль.
Напарник мой был из тех, кто летнюю рыбалку без сазана не
признавал. Я смотрел, как он не рыбачил, а скорее священнодейс-
твовал, и хорошо понимал его: эта великолепная, во всех отноше-
ниях поистине царская рыба стоит восторженного внимания и даже
поклонения. И хотя нет для меня в реках ничего милее карася, я
подолгу любовался, как в садке друга лениво шевелили жабрами и
хвостами, недоуменно поводя золотистыми глазами, добрые оран-
жеворотые полуметровые сазаны-красавцы.
Аза ухой он возбужденно и важно, словно на лекции, просвещал
меня давно мне известным: «Звучит-то как по-латыни: ципринус
карпио! Благороден, но неприхотлив, смел, но осторожен, сооб-
разителен и хитер! Еще в Античном мире он был посвящен Венере
Кипрской и считался символом плодородия... Чтобы его подсечь,
нужны умение и железные нервы. А как он силен и буен на крюч-
ке, какие «свечки» выкидывает! 5-килограммовый «сазанчик» тянет
леску с пудовой силой, а выносливость-то, выносливость — семь
потов с тебя сойдет, пока его одолеешь... Назови мне мгновения
счастливее и радостнее тех, когда ты воюешь с сазаном, как с гла-
диатором! Только искусный, хладнокровный да осторожный рыбак
может его поймать... А как прекрасен он в садке — вроде отлили его
из бронзы, а потом позолотили!»
Я мягко пытаюсь его успокоить: «В скромной красоте карася
свое очарование...» Да где там! Он не дает мне слова и обрушивает
новый поток информации: «Да скажи ты мне, кого разводят в прудах
с древности? Сазана. А назовешь ли более важную в современном
138
прудоводстве рыбу?.. Знаешь ли, как много пород карпа развели, и
каких разных, и каких красивых! Даже белых, красных и пятнистых!
Даже таких, что почти без костей! Растут эти карпы не по дням, а по
часам: всего на второе свое лето на обильном харче нагуливают до
килограмма, а к концу третьего — они уже едва ли не полуметро-
вые. С одного гектара в добрых хозяйствах берут до 2 тысяч таких
трехлеток. Представь себе: 30-40 центнеров деликатесной рыбы с
гектара...»
Воспользовавшись тем, что мой темпераментный собеседник
полез в костер за угольком для сигареты, я опять подал голос: «В той
же древности, друг мой, сазана считали речной свиньей, потому что
он прожорлив и всеяден, что твоя чушка... Обрати внимание: у него
даже рот розовый, как у поросенка...» Но он снова обрезал: «Ну и что
же! А что бы делало теперь человечество без свиней! Этакое к ним
пренебрежение, а свинину-то уплетают за милую душу! Что записал
Даль в своем «Толковом словаре»? — «Сазанина ближе всякой рыбы
к говядине»... Ну соглашусь, не скрою, что амурский сазан намного
жирнее волжского, так нам же этим нужно гордиться!»
Слушал я его, но уже не слышал, с головой нырнув в свое дет-
ство. Припомнился мне и «водяной глаз». Поставил как-то плот на
якорь в тихой заводи, где частенько прыгали сазаны, наживил удоч-
ки хлебом с постным маслом, опустил между бревен свою «оптику»
и замер... Караси стоят или лениво проплывают, косатки мелькают,
востробрюшки косячками суетятся, молодь всякая... Потом вижу —
муть со стороны залива на меня надвигается. Со дна идет. При-
смотрелся и ахнул: косяк сазанов роется в иле, что кабаны. Уцепил-
ся глазами за ближнего, самого крупного: наклонится тот крутым
углом головой книзу, ударит хвостом, вгонит голову в ил по самые
глаза, повозится в нем, вылезет, отплывет в сторону на чистую воду
и заработает ртом да жабрами! Судя по всему, насобирал он там
всякого корма, а теперь его обрабатывает, отправляя съедобное на
перемол в жернова 3-рядных глоточных зубов, а все лишнее выбра-
сывая через жабры...
Подплыли эти сазаны к моим хлебным мякишам и застыли. Об-
следуют. Маракуют что к чему. Тот самый большой стал осторожно
щупать соблазнительное, но подозрительное лакомство мясисты-
ми губами и усиками. Как бы напустил на него трубку рта, но тут же
и снял. Отплыл и снова вернулся, вроде что надумал.
Другие сазаны остальными моими хлебами масляными заин-
тересовались, тоже щупают их губами да принюхиваются. Мелкие
крошки, отрывающиеся от мякишей, тут же заглатывают, а наживу
на крючке не берут. Хитрые бестии. Сообразительные. Ну чем не во-
дяные лисицы!
139
Но вдруг большой, сильно махнув хвостом, подлетел к одному из
меньших, оказавшемуся на отшибе и навис над ним, угрожающе рас-
топырив напрягшиеся плавники и раздув жаберные крышки А тот без
промедлений стал медленно, как бы отрешенно поворачиваться, при-
вставая столбиком головой кверху. И «старший» успокоился, отошел:
у рыб, оказывается, лежачего тоже не бьют! Но зачем он, подплыв к
другой рыбе, волнообразно задвигал спинным плавником, перекосил
хвост, открыл рот?
Много позже узнал я, что у рыб, в том числе у сазана, для взаи-
моотношений существует своеобразный язык поз, телодвижений.
Что-то вроде «разговорного языка» глухонемых. Однако рыбы вовсе и
не глухи — они слышат не хуже нас, да к тому же далеко не безгласы.
Поговорка «нем как рыба» бытовала от незнания. Рыбы издают все-
возможные звуки — при помощи различных приспособлений. Мы не
слышим эти звуки потому, что они почти не выходят из воды в воздух,
рыбы же воспринимают их чутко и четко И это не все! Общаются рыбы
и посредством химических сигналов и электромагнитных импульсов.
«Разговорный язык» сазану особенно необходим, потому что он —
рыба общественная, живущая стайками. Стайки эти тем больше, чем
моложе сазанчики. Взрослые собираются в большие косяки лишь в
нерест и ко времени залегания на зимовку.
В Амурском бассейне сазан распространен очень широко — поч-
ти от Шилки и Аргуни до лимана, однако неравномерно. Нет его в гор-
ных реках, нет и в спокойных, летом достаточно прогреваемых, но без
придаточной системы: ему нужна хорошо разработанная пойма с про-
токами, озерами, заливами, богатыми растениями и донным илом.
И чем теплее лето — тем сазану лучше. Выше Благовещенска, где
Амур имеет горный характер, и ниже Николаевска, где летом тепла
маловато, сазан довольно редок и худ В море не выходит.
Поскольку Амур на-своем огромном протяжении то широко разбе-
гается на сотни проток и заливов то сжимается горами в единую «тру-
бу», условия обитания сазана изменчивы, и потому живет он отдель-
ными популяциями, в которых особей при известном навыке можно
отличить по размерам, цвету, числу мягких лучей в спинном плавнике,
развитию усиков, относительному диаметру глаза.
И живут довольно оседло. Вот ихтиологи поймали однажды и
вернули в Амур с метками около тысячи сазанов. Из повторно от-
ловленных в течение последующих 4 лет большинство пришлось на
места мечения или поблизости от них — не далее 80 километров. На
350 километров удалился лишь один бродяга, да по паре на 270 и 230
километров уплыли. Атак, в норме, сазаны нерестятся, нагуливают и
зимуют из года в год в одних и тех же водоемах.
Мне самому не раз приходилось вытаскивать этих рыб точно в
140
тех же местах, где они обрывали мои крючки 2-3 месяцами раньше
Почему уверен, что именно они были9 Да потому, что у каждого ры
бака своя манера привязывать крючки, свои излюбленные лески и
грузила.
А сравнивают сазана со свиньей не зря. Карпа обычно уподоб-
ляют домашней, ну а сазан — что дикий кабан: почти всеяден, ест
много, способен основательно жиреть. Даже в иле постоянно копа-
ется, как кабан в лесной подстилке и земле. В Амурском бассейне
сазан столь же обыкновенен и для рыбака так же притягателен, как
вепрь для охотника в уссурийских лесах.
Я хорошо помню, как много было этой великолепной рыбы пре-
жде и какие здоровенные экземпляры встречались! До 25-30 тысяч
центнеров ловили за сезон А обратите-ка внимание на средние
размеры сазана в уловах тех лет 40-45, до 68 сантиметров! А сред-
ний возраст — 5-6 лет. Треть заготовок крупного частика в Амуре
приходилась на сазана, его уловы достигали 15 процентов общей
промысловой добычи всех амурских частиковых рыб.
Однако сазана ловили столь же бесхозяйственно, как и других
промысловых рыб. Облавливали зимовальные ямы, в которых по-
лусонный сазан стоит плотными многотысячными рядами, собрав-
шись с большой площади. Неоднократно сообщалось о случаях вы-
лова с таких ям одним заметом невода до 20 тысяч мерных сазанов
весом по 6-8 килограммов каждый. 140 тонн на тоню! Невероятно!..
Но и мне приходилось быть свидетелем «выгребания» с таких ям в
40-х годах по 5-8 тысяч отборных особей.
Конечно же, устойчивое снижение промысловых уловов было
вполне закономерным. Уже в середине 40-х годов прошлого века
они сократились в 3-4 раза. . В следующем (многоводном) десяти-
летии сазана стало заметно больше, но общая добыча едва дости-
гала лишь половинных размеров предвоенных лет, а потом снова
сократилась до 6-7 тысяч центнеров за сезон. В конце 50-х — нача
ле 60-х годов условия для нереста и нагула в бассейне Амура были
хорошими, сазаньи популяции выросли и уплотнились, а тут еще
промысловики обзавелись капроновыми снастями. И уловы «под-
прыгнули» до 10 тысяч центнеров. В 1966 году взяли 8 183 центне-
ра, но за 4 последующих года промысловые уловы сазана катастро-
фически упали. И сильно измельчала эта рыба. И это измельчание
произошло несмотря на высокую плодовитость сазана, скороспе-
лость, неприхотливость к кормам, чистоте и температуре воды.
Вот цифры, характеризующие эту плодовитость. У самки к не-
ресту созревает несколько сот тысяч икринок, бывает до 1,5 мил-
лиона. Икромет обычно проходит в 2-3 очереди, он сильно растянут
по двум летним месяцам, а потому весь приплод гибнет редко.
141
Оплодотворенные икринки обязательно должны приклеиться
к стебелькам трав. Через 4-5 дней из них выклевываются личинки,
какое-то время они неподвижно висят в теплой воде, быстро под-
растая. В возрасте восьми суток начинают активно питаться, пла-
вать и уходят в придонные заросли, где энергично ищут коловраток,
мелких рачков, не игнорируют и водоросли.
Ест сазан почти все, и ест много, но главным его кормом явля-
ются обильные в иле личинки хирономид, разные моллюски, расти-
тельность, в том числе и семена, молодые побеги камыша, трост-
ника, дальневосточного дикого риса, вейника и осок.
О всеядности этой рыбы можно судить по рыбацким наживкам:
дождевой червяк, кузнечик, гусеницы и другие личинки; мясо рака и
моллюсков, улитки и слизни; хлеб, картошка, жмых, горох. Голода-
ющий сазан может заглотить и живца. Карпы в рыбоводных прудах
едят всевозможные комбикорма, а карп — это одомашненная форма
сазана, и как бы человек ни изменил его вид отпусти его на волю —
потомство со временем уподобится своим предкам. Одичает.
Сазан действительно скороспел: в августе в 2-3 сантиметра,
в сентябре, перед первой зимовкой, — в 4-5. Через год сазан-
чик подрастает до 10-13 сантиметров, еще через год он удваива-
ет свою длину, а после четвертого лета уже почти совсем взросл:
28-34 сантиметра в длину, тянет 600-800 граммов, даже под кило.
А рост продолжается в том же темпе. В полуметровом сазане, про-
жившем 7-8 лет, 4-5 килограммов, к десятилетию он увесистее
почти в 2 раза... В Амуре сазан созревает гораздо позднее прудо-
вого карпа — в 5-6 лет достигнув 35-40-сантиметровой длины и
перевалив за килограммовый вес. И растет он здесь медленнее, а
почему — расскажем немного позднее.
Живет сазан долго — в Амуре известны 24-летние И почти всю
свою жизнь растет. Тем без малого пудовым, вытянувшимся в дли-
ну до 90 сантиметров, которых мне посчастливилось лавливать,
оказывалось около 15 лет.
Судя по литературным источникам и свидетельствам старо-
жилов, поимка 20-килограммового амурского сазана с метровым
богатырским телом раньше вовсе не считалась сенсационной. По-
разительны достоверные факты иного рода В начале XIX века неда-
леко от Таганрога поймали сазана-гиганта весом 55 килограммов,
в реке Воронеж — 68-килограммового. Француз М. Рувьер в реке
Ионна после часового единоборства вытащил карпа в 40 килограм-
мов, в возрасте, как потом выяснили, свыше 100 лет. Даже не ве-
рится В Бангладеш на реке Мегхна был выловлен карп в 55 кило-
граммов при 120-сантиметровой длине. А сколько ему оказалось
лет — не сообщалось.
142
В Японии карпы глубоко почитаемы, с ними ведется селекцион-
ная работа. В частных прудах содержится немало карпов-долгожи-
телей, имеющих собственные клички. И есть среди них немало та-
ких, кому за 100 лет. А вот карпу по кличке Ханако, принадлежащему
доктору Косихара, еще в 1977 году исполнилось 223 года, хотя он и
не вытянулся за 80 сантиметров. Этот древний карп превосходно
здоров, подвижен, обладает отменным аппетитом, хотя по ряду со-
Даже в лютую зимнюю пору рыбацкие страсти не затухают
ображений, думается мне, что до отвала его никогда не кормили и
не кормят. И правильно делают!..
В Амуре подобных гигантов не встречали, и не достигает здесь
сазан таких размеров потому, что, в общем, не очень сладко ему
живется. Все-таки эта рыба теплолюбива, в странах с нехолодной
зимой она активна почти круглый год, в Амуре же в октябре — как
только вода охладится до 8-10 градусов — практически прекращает
питаться, а при 7 градусах уже собирается в глубоких местах боль-
шими стадами и дремлет, едва пошевеливаясь, более полугода в
тесноте и темноте — пока майская вода не прогреется до тех же
8-10 градусов
Но все же не перевелись еще в Амуре сазаны-богатыри! Как-то
143
счастливо отличился мой друг, добывший сазана весом 18 кило-
граммов... А указанный для этой рыбы минимальный размер в 15
килограммов на право участия в конкурсе на самую крупную рыбу
года — тоже о чем-то говорит.
Нерестует сазан при температуре воды 18-20 градусов, при 20
же у него наступает активный жор, ну а милее всего ему 25-29 гра-
дусов, хотя выдерживает 35 по Цельсию. Очень любит воды тихие,
хорошо прогреваемые и богатые всякой зеленью, но такими они
бывают здесь лишь 3 месяца в году.
Далеко не в каждое лето у нашего героя есть возможность на-
брать после зимних тягот силу, обеспечить продление сазаньего
рода и снова подготовиться к долгому пребыванию в зимовальных
ямах. А потому-то и в доброе старое время, когда всякой рыбы в
Амуре было полным-полно, численность сазана по годам сущест-
венно менялась. Об этом свидетельствуют статистика промысло-
вых уловов прошлых лет и сведения о размерах и возрасте рыбы в
них.
Высокая плодовитость сазана не обеспечивает столь же высо-
кой его численности, ибо слишком много в Амуре хищников, да еще
в громадном числе гибнет его молодь в обсыхающих водоемах. До
сих пор не изжито зло, причиняемое реке браконьерами, а также
людьми, которым загрязнить водоем ничего не стоит.
Утратили мы славу Амура как сазаньей реки, но утратили вовсе
не безнадежно. Возвратить ее можно быстро: для этого нужно вер-
нуть рекам исконную чистоту вод, чтоб насыщали ее лишь запахи
луговых просторов, родников да ясного неба; искоренить браконь-
ерство и наладить повсеместное спасение молоди от летних обсы-
ханий и зимних заморов. Ну и, конечно, давно пора организовать
ряд специализированных рыбных хозяйств по выращиванию са-
зана, в том числе и на базе таких крупных прекрасных пойменных
водоемов, как озера Болонь, Синдинское, Дарга, Катар, Дабанда и
другие, соединяющих свои неоглядные просторы с Амуром узкими
протоками, и потому удобных для рыбоводства. Тогда бы горожане
не смотрели на сазана, как на деликатесную, давно забытую неви-
даль.
...Не всякому дано поймать сазана: нужно досконально изучить
его совсем не простые повадки, нужно точно знать, в какое время
года и суток где он держится, когда и какую насадку использовать,
наконец, нужны терпение и выдержка, чтобы долго-долго следить
за поплавком в ожидании мгновения для верной подсечки.
Ох и каналья этот сазан! Клюет преосторожнейше, сначала не-
сколько минут едва-едва шевелит поплавок — испытывает наживу
и рыбака! Может отойти поразмыслить, глядя издали, потом опять
144
приблизится. Не всегда заметишь, как поплавок в сторону поплы-
вет, без припляса, будто его легким течением повело. А то лишь
чуть-чуть вздрогнет и замрет. Разве подумаешь, что так осторож-
ничает богатырь!
Но подцепил на крючок — еще не поймал: нужно вытянуть. А са-
зан на этом крючке что разъярившийся зверь, и зверь неутомимый.
Поспешил, погорячился — упустил; затянул вываживание — тоже
упустил. Чувство меры дает опыт, ни по каким учебникам его не пос-
тигнешь.
Я уважаю сазанятников за их мастерство и одержимость. К ры-
балке они готовятся необыкновенно тщательно. Понаблюдайте, как
они священнодействуют, готовя приманку и наживку. Опустят пол-
булки черного хлеба на несколько минут в воду, потом, отжав его,
мешают со ржаной мукой, долго сминают в тугие колобки и зава-
ривают их в кипящей воде или растительном масле. И чего только
в эти колобки не подмешивают! Масла и меда, валерьянки и губной
помады... И тут же завозятся с распаренными кукурузными зерна-
ми или нежным зеленым горошком, с вареным картофелем и под-
жаренными из него кубиками. И всякие каши у них заготовлены, и
раки наловлены, ракушки, стрекозы... Разумеется, и не без обыч-
ных дождевых червей они, но те у них от долгой подкормки бульона-
ми, маслами, настоем чая и еще чем-то толстые, тугие и пахучие...
Знакомый сазанятник рассказывал: «Новая приманка появи-
лась. Берут плавленый сыр, мешают и отминают его с мукой, бел-
ком яйца, подсолнечным маслом и анисовыми каплями, добавив
чуток воды... Потом лепят из теста маленькие колобки и варят их,
пока не всплывут... Сазан берет отлично, карась... Вот попробуй!»
Творчества у рыбака не отнять.
А днем позже встретил он меня, остановил посреди улицы, го-
ворит этак заговорщицки: «А ты знаешь, как наши деды сазана ло-
вили? На что бы ты думал? А из кедровой или пихтовой смолы ката-
ли шарики с крупную картечь, окунали их в подсолнечное масло, а
потом вываливали в муке... Такая приманка крепка на крючке, а идут
на нее и карась, и лещ».
И ведь вовсе не зря усердствуют в этом сазанятники! Да, мень-
ше стало сазана против прежнего, и обмельчал он, но все же и те-
перь нет-нет да и полетит по плотным рядам рыбаков волнующая
достоверная новость: тот-то, там-то и на такую-то приманку взял
пудового сазана.
...Но вернемся к моему плотику, «водяному глазу» и сазанам.
Тот — самый большой — не стал рисковать с моими удочками, по-
лез в ил и тут же начал сортировать набранное в рот. Засмотрел-
ся я, как пошло у него все негожее через жабры, и вдруг вспомнил:
10 Рыбы Амура 145
как-то слышал рассказ старожила здешних мест о ловле сазанов
очень необычным способом. Крепят на конце лески кусочек жмыха
и подвязывают на поводке прочный, совершенно тупой крючок так,
чтобы на слабом течении он вытягивался на десяток сантиметров
ниже жмыха. Расчет построен на повадке сазана лишнее пропус-
кать через жабры. Обнаружив соблазнительный запах, рыба, идя
встречь струе, находит приманку и начинает ее обследовать, стоя
против течения А крючок по рыбьей «морде» шлеп да шлеп, шлеп
да шлеп... Кончается сазанье терпение, берет он эту штучку в рот да
и выбрасывает за жабры. Как тот мусор. И влопался...
Решил я этот способ испробовать. Попытать на нем счастья. На-
гнул из крепкой железной проволоки крючков, достал подсолнечно-
го и соевого жмыха, связал несколько вариантов снасти. Но подолгу
сидел я на бонах — веренице скрепленных тросом бревен, отсоеди-
нявших наш тихий залив от быстрой Тунгуски, — пускал по течению
эти снасти.. В одном месте, в другом, а фарта не было. Рассердил-
ся. Решил не тратить время попусту и тут же, рядом, сплавлял заки-
душки с обыкновенной наживкой: червяк, лягушонок, рак, ракушка.
Ловились косатка и плеть, цеплялись сомики и коньки... И вернулся
я с затаенным вздохом в свой залив. На карасей вернулся.
Может быть, вся неудача в том, что крючок из железа тяжел и не
играет? Или, наоборот, легковат? Смастерил другие крючки — из
достаточно прочного, но легкого алюминия и из тяжелой меди. Ис-
пытывал снасть с ними на разных течениях — чтобы и у дна была, и
не всплывала. А фарта все равно не было.
Однажды подумал: с бонов надо ловить сазана той снастью при
низкой воде, когда он уйдет с разливов, заливов, проток и стариц
в русло. И в ближайшее летнее обмеление двинул туда И в пер-
вый же день выволок пару таких сазанов, что потом мальчишки всей
улицы приходили смотреть их. Даже взрослые заглядывали!
Ах, какие это были минуты, когда я осиливал тех богатырей!
Разве можно забыть мгновения борьбы с подцепившимся оранже-
воперым «гладиатором»! Он мощно стаскивает тебя в воду, вытя-
гивает прочную леску в звонкую струну и тут же ненароком бьет по
ней хвостом или, как говорят, чиркает крепкой зазубренной костью
спинного плавника; то прет вглубь тягачом — то дергает короткими,
но сильными рывками... Вроде бы устал, выдохся, сдался — и ты
радостно подбираешь провисшую леску, и уже готовишь сачок, а он
вдруг снова взъярился и рванул, как будто и не было еще борьбы. .
Сотворил раз за разом «свечки»... Но зато потом... Если ты выдю-
жил и оправдал марку опытного сазанятника. .. Когда он стоит в сад-
ке, темнея спиной... Когда показываешь трофей своим домашним и
соседям. .. Разве можно забыть такое?
146
Бывает, забрасываешь спиннинг в расчете на карася, косатку и
прочую мелочевку и вдруг на обычного червяка или хлебный мякиш
нежданно-негаданно подцепишь... доброго сазана. А жилка 0,4...
Вот тут-то самый серьезный экзамен на мастерство твое, на вы-
держку! Но вытаскивать крупного сазана на тонкую леску — это еще
и восторженное наслаждение, воспоминание о котором ничуть с
годами не тускнеет! И какою прозою выглядит даже отлично приго-
товленная рыба со всеми специями и гарнирами мира в сравнении
с такими вот воспоминаниями .
. Как-то увидел в газете фотографию: крепкий улыбающийся
рыбак держит богатырскую рыбу. А под нею подпись: «Этого кар-
па чехословацкий рыболов Франтишек Балок поймал в реке Малый
Киар. Вес трофея ровно 21 кг, длина 101 см. Взял карп на кукурузу
и был выважен на леске 0,3 мм». И до сих пор нет мне успокоения:
такого громилу на столь тонкую леску вытянул! Это какое же мас-
терство надо иметь, и как долго пришлось воевать!
Хотелось бы рассказать, что приходилось мне ловить сазанов
спиннингом... на блесну, да многие ли в это поверят9 Можно было
бы поделиться воспоминанием, как, будучи еще совсем в пацанячь-
ем возрасте, голыми руками ловил в притопленной кочке полупудо-
вых рыб, но опасаюсь читательских насмешек.
Щука — охотник ярый
Ярко выраженный хищник. Неисправимый каннибал. Икромет — в хо-
лодных вешних водах Щука очень плодовита и скороспела. Активна
круглый год, но более всего при 18 20 градусах. Великолепный охот-
ник. Периоды жора чередуются с полусонной вялостью. Излюблен-
ный объект спиннингиста и особенно рыбака-подледника. Метровый
полупудовый трофей их пока не удивляет.
Как только прошумит по Амуру и его притокам апрельский ле-
доход и вынесет из проток да заливов лед и «съест» его весеннее
солнце в озерах, а еще студеные полые воды станут заливать низ-
кие поймы и жухлую траву на них, день ото дня повышая уровень,
147
устремится в травяное мелководье щука на свой весенний нерес-
товый карнавал.
Сначала туда явятся травянки — едва начавшие входить в зре-
лый возраст зеленовато-полосатые особи. Но день ото дня щука
будет все больше, все крупнее, и вот уже соберутся они в прони-
занной солнцем воде над травою да между кочек в неожиданно
большом числе и выстроятся почти рядом, хотя и на определенном
расстоянии. И будут стоять группками: крупная и толстая «дама», а
около нее свита из 3-4, а то 5-6 мелковатых вроде бы для нее про-
гонистых, несолидно суетливых «кавалеров». Мир и покой их никак
не берут, в избытке чувств они то и дело всплескивают, оголяют
спины, трутся о что попало.
В эту преднерестовую пору, когда вода набрала еще так мало
тепла, будут щуки несколько дней добирать под живительным
солнцем силу для икромета, у всех рыб требующего много энер-
гии. Осторожно плывя на лодке или тихо шагая по притопленному
кочкарнику, совсем нетрудно высмотреть в стеклянно-прозрачной
воде стройные торпедовидные зеленовато-серо-желтые, в мра-
морных разводьях и темных пятнах сильные щучьи тела с крупной
глазастой головой, спереди удлиненной и сплющенной на манер
утиного клюва, с широким разрезом большой очень зубастой пас-
ти, мощным хвостом и стреловидно напряженными плавниками.
Рыбы застыли, как самолеты у взлетной полосы в немедленной бо-
евой готовности, как танцоры перед плясками в ожидании первых
аккордов музыки.
А вскоре начнется диво дивное. Мелководье закипит от возбуж-
денных рыб, по его зеркальной, высвеченной солнцем глади пойдут
круги волн, водовороты и буруны, всплески и мощные удары хвос-
тов. То здесь, то там будут выворачиваться остромордые хищные
головы, а то и целиком выпрыгнет какая, бешено извиваясь всем
телом. Завздрагивают верхушки прошлогодних трав, закачаются
лозинки, зашевелится мокрая осоковая шевелюра притопленных
кочек... Щуки в эту пору не просто возбуждены — они спешат. Им во
что бы то ни стало надо дружно отнереститься в 6-8 дней, потому
что очень изменчив весенний уровень в приамурских реках.
Если не шевелиться на нерестовом мелководье, можно с за-
миранием духа наблюдать, как то медленно и величественно, то в
возбужденной спешке проплывают чуть ли не у ваших сапог свое-
образные гаремчики наоборот: большая и степенная, как пава, с
раздутым брюхом она и возбужденные, почтительно отставшие
на полкорпуса в тесном свадебном кортеже — они. Жмутся к ней,
трутся и с боков, и сверху, утратив осторожность.
Но чувствуется, что эти суетливые кавалеры пребывают в
148
странном напряжении иного рода — в готовности в любое мгнове-
ние сигануть от своей возлюбленной прочь, судьбу не испытывая. И
неспроста: самка в нерест долго постится, созревающая икра за-
бирает много энергии, и потому рыба сильно слабеет, а закончив
наконец все нелегкие заботы о будущем своего щучьего «народа»,
совсем не прочь заглотить одного-другого ставшего ей ненужным
брачного партнера. А они эти ее странности хорошо знают и пос-
тоянно помнят, и чуть что — брызгами в разные стороны. Вероятно,
потому-то на щучьем нерестилище всегда много плеска.
Щука не упустит какой-либо возможности схватить не только
рыбу, но и оказавшуюся в воде мышь, крысу, бурундука или белку.
Змею, жука, червяка... За птичкой у поверхности воды способна и
выпрыгнуть. Да и кому не известно, что это ярый, стопроцентный
хищник! Зеленый щуренок всего-то со спичку-другую, а уже стра-
шен. Как маленький крокодильчик: голова с большущими злыми
глазами и прямо-таки громадной для тельца зубастой пастью, и
одна всепожирающая страсть кого-нибудь проглотить. Он уже са-
мым что ни есть активным образом, со щучьим разбоем питается
всякими рыбками «детсадовского» и «школьного» возраста. В пер-
вую очередь, мальками милых сердцу рыболова карася и сазана, но
не только ими. А при случае этот пока еще маленький живоглот не
упустит возможности съесть и отставшего в росте собрата.
Да что говорить о повадках щуренка! Даже малечек, не дотя-
нувший до дюйма, уже успешно охотится за личинками карповых
рыб, причем крошечная утроба его поистине ненасытна. Посадите
несколько щурят в пустой аквариум — и увидите, как будут они под-
стерегать друг друга.
Мало найдется на земле более зубастых водяных хищников,
чем щука. Острых зубов в ее пасти несколько сот! Они на челюстях,
на языке, на сошнике... Даже на жаберных дугах! Попробуй-ка взять
ее, живую, за жабры: трепыхнется — и руки в крови... Удобнее всего
ее усмирить, запустив большой и указательный пальцы в простор-
ные глазницы, — вмиг покорно замирает.
Щука — каннибал с рождения, и каннибал неисправимый. Найти
в щучьем брюхе щуку-другую поменьше ничего не стоит. Однажды я
бросил пару полуметровых хищниц в просторную естественную яму
на речной косе, в которой осталось немного мелкой рыбешки. Ее
они через день сожрали, а на другой я увидел «подруг» при изды-
хании: вцепившись друг дружке за челюсти — пасть в пасть, — они
дрались насмерть, видимо, уже несколько часов.
Иной раз щука схватит слишком крупную для пасти рыбу и за-
глатывает, вываливая глаза из орбит, заглатывает. Случается — пока
сама не удушится! А если и уцелеет, то «страдает» с торчащим изо
149
рта хвостом несколько дней, пока не продавится голова жертвы в
кишечник.
Вдоволь отъевшись и плотно набив утробу, щука несколько дней,
а то и неделю пребывает в полной отрешенности от окружающего
мира, не реагируя даже на проплывающую рядом добычу. А потом
снова у нее начинается жор. Кроме того, рыба меняет активность в
связи с погодой, гидрологическими явлениями, фенологическими
факторами и собственными интересами. Например, хорошо выра-
жен жор у щуки перед нерестом и после него. В летнюю жару она
малоактивна, но резко активизируется с осенним похолоданием.
Чаще всего из лунок во льду вываживают щук
Когда начнет образовываться лед, этой рыбе опять до всего трын-
трава, зато ее обжорство по перволедью удивительно.
Аркадий Фидлер в интересной книге «Канада, пахнущая смо-
лой» рассказал об озерах, в которых живут одни лишь щуки, причем
живут в громадном количестве, от только что народившихся щурят
до исполинов, и нет там каких-либо иных рыб. Казалось бы, это не-
возможно: есть-то этим хищникам кого? А оказывается, в тех озерах
150
щуки питались... щуками. Лишь самые маленькие щучки — длиной с
палец — жили и росли на водяных блохах, которых в воде было полно,
да те, что немного побольше, кроме совсем малых щучек, пробавля-
лись рачками. Взрослые же знали одно: ловить и проглатывать «бра-
тьев своих меньших» и, вполне возможно, — своих же детей... Выхо-
дит так, что ранней весной метали они икру и давали начало тысячам
тысяч щучьих жизней для того, чтобы вскоре их пожирать.
Вероятно, такое становится возможным не только вследствие
особых щучьих нравов, но еще и потому, что рыба эта очень пло-
довита и скороспела. Самка откладывает от 30 до 150, в среднем
50 тысяч икринок — все зависит от ее возраста и размеров. Икра
довольно крупная, отход у нее небольшой, жизнь в ней развива-
ется быстро и уверенно. Прошел всего десяток дней, а из икринки
уже выклюнулся эмбриончик с желточным мешочком, а еще через
неделю в личинке будущего ярого хищника уже 1,5 сантиметра, и
он начинает свободную разбойную жизнь. Начинает, чтобы отныне
охотиться всю жизнь — во все сезоны года, с рассвета до заката.
Одно нашей щуке плохо: весенняя вода в Амуре и его притоках
часто быстро спадает, едва успев выйти на пойму, и тогда выме-
танная икра обсыхает и гибнет. Но достаточно 2-3 многоводных
весен — и будет этой рыбы полно. И не только потому, что велика
ее плодовитость, — растет-то она как на дрожжах: к концу первого
года в ней уже 30 сантиметров, к 3-4 — до полуметра, даже больше,
и веса в ней до килограмма, а то и «с хвостиком». Самцы становятся
«совершеннолетними» на 3-4-м году, еще через год созревают и
самки. Созревают чуть ли не быстрее даже карася.
Интересный факт: при заполнении ложа водохранилищ только
что построенных гидроэлектростанций неудержимо растет числен-
ность щуки. Конечно, вместе с другими видами рыб, размножаю-
щимися на траве. Мне пришлось побывать на достраивающейся
Зейской ГЭС, водохранилище которой заполнялось всего лишь
четвертый год. И поразился я невероятному обилию там щуки. А
все потому, что медленное и неуклонное подтопление разреженных
лесов, марей, лугов на горных склонах создало ей идеальные усло-
вия для нереста и почти безотходного развития икры. После же за-
полнения щуки становится во много раз меньше, потому что берега
вокруг обмелевшего искусственного моря со временем лишаются
растительности.
Используя высокую плодовитость и скороспелость щуки, во
многих странах ее интенсивно и эффективно разводят в прудах. Во
Франции, например, ею занята половина всей рыбоводной площа-
ди — 50 тысяч гектаров!
Растет амурская щука всю жизнь и может достигнуть больших
151
размеров. Метровая хищница в 8-10 килограммов нашего рыбака
и теперь не удивит. Доводилось же мне ловить и видеть (правда, не
часто и давненько) пудовых щук длиною 115-120 сантиметров, но
были то глубокие старики.
Думаю, есть смысл еще раз подчеркнуть строгой пропорци-
ональности в соотношении возраста и размеров рыб в том числе
и щуки, нет. Индивидуальные значения веса у линейно однораз-
мерных рыб сильно разбросаны, одновозрастные имеют разные
размеры: при длине 57-60 сантиметров щука может весить от 1 до
3 килограммов; 78-81-сантиметровые — от 2,5 до 6. Сеголетка в
благоприятное лето может к осени вытянуться до 30-38 сантимет-
ров, хотя в среднем даже годовик имеет 21-23 сантиметра. Среди
достоверно 3-годовалых оказались измеренными 47-60-сантимет-
ровые, с весом от 600 граммов до 2,5 килограмма. Еще больше раз-
брос у 8-летних щук: длина от 57 до 102 сантиметров, а вес — 1,7-9
килограммов... Даже как-то и не верится.
Но вот еще что интересно: самки живут дольше и достигают
гораздо больших размеров. Можно почти наверняка считать: если
вы добыли или увидели очень крупную щуку, это скорее всего ста-
руха... С 5-летнего возраста даже у одногодков самки значительно
«солиднее» самцов.
В популярной литературе вот уже не первое столетие из книги
в книгу кочует сообщение о том что так называемая хельбренская
щука, пойманная в Германии в 1497 году, оказалась в возрасте...
267 лет, от старости была она, мол, совершенно белой, и оказа-
лось в ней длины 570 сантиметров, а весу — 140 килограммов.
Утверждают, что пометил ее император Фридрих II в 1230 году, а
сомневающихся отсылают в собор города Мангейма, где хранится
громадный щучий позвоночник. Но на поверку оказалось, что поз-
воночник собран из позвонков нескольких щук, да к тому же Фрид-
рих II в 1230 году проживал в Италии. Верь в это теперь или не верь.
Я весьма сомневаюсь в достоверности «факта» еще и потому, что
почти 6-метровая рыбина весила 140 килограммов. Если столько б
весила, то длина ее доходила бы всего до 2,5 метра.
А еще издавна рассказывают и пишут, что якобы в 1794 году при
чистке Царицынских прудов под Москвой была поймана 3-аршин-
ная щука с золотым колечком, продетым сквозь жаберную крышку.
И оказалась мол, на том колечке надпись: «Посадил царь Борис
Федорович» Выходит, было той щуке больше двух столетий?.. За-
манчиво поверить и в эту сенсацию, но... нет того колечка, и каких-
либо иных доказательств тоже нет.
Точно зафиксированный и удостоверенный предельный возраст
европейской щуки — 33 года. Рекордный размер этой рыбы, в ко-
152
торый я верю, — 1,5 метра в длину при 35 килограммах веса: такую
сам держал в руках.
Но не только рыбаки, но и естествоиспытатели до сих пор пред-
полагают, что где-то в далеком глубоком озере или в реке еще
скрываются 5-метровые вековые щуки. А ученые это отвергают
Анализируя результаты множества археологических раскопок на
неолитических стоянках древнего человека по всей территории
нашей страны, палеоихтиологи собрали сведения по более чем 12
тысячам ископаемых остатков щуки из кухонных отбросов наших
далеких рыбаков-предков. По ним и было установлено: самая круп-
ная щука имела в длину 182 сантиметра. И это пока достоверный
рекорд для щук всех времен и стран.
Щука — рыба интересная и своеобразная, тоже единственная в
своем роде. Несколько ее видов распространены чуть ли не по все-
му Северному полушарию. Заселяет она всякие речные водоемы,
но главный ее дом — спокойные слабопроточные, хорошо прогре-
ваемые речки с ямами, зарослями водных или затопленных «сухо-
путных» трав, в которых она, терпеливо затаившись в засаде, может
ждать мгновения своей удачи часами. Но засада — не единственный
ее охотничий прием. Бывает, и сама она ищет добычу, медленно и
бесшумно, словно тень, скользя у дна вдоль подводных зарослей.
Любит щука, натерпевшись холодов в долгой подледной жиз-
ни, погреться в теплой воде и понежиться на солнце, но все же наи-
более активна при 18-20 градусах. А наша амурская — особенно в
годах — довольно обычна в текучих реках, и в русле Амура в том
числе, хотя и здесь обосновывается в затишных местах у кос, при
устьях ручьев, проток и заливов, в уловах и заводях. Нет ее лишь в
типично горных реках и ключах да очень мало на быстрых глубоких
речных фарватерах.
Нравится ей охотиться на речных разливах, обосновавшись у
закраек травяных зарослей, над притопленной кочкой, под тенис-
той нависью раскидистых деревьев. Но она очень чувствительна
к изменению уровня, и как только полые воды начнут снижаться —
устремляется в протоки и реки. И потому-то в отшнуровавшихся
озерах она нечасто оказывается.
Это великолепный охотник. Броски ее настолько стремитель-
ны, что редко какая добыча ускользнет. Но при всей своей ярости
щука осторожна даже пуглива, и при хорошем зрении и слухе, да
еще при чувствительной боковой линии, улавливающей малейшие
колебания и перепады давления, она всегда великолепно знает об-
становку на своем участке и опасности избегает умело. Неосторож-
ного рыбака тоже замечает...
Иногда выпадает удача разглядеть притаившуюся в засаде щуку и
153
понаблюдать за нею. Так долго стоит она в полнейшей неподвижности,
что создается впечатление: крепко спит. Но приглядишься вниматель-
нее — и увидишь, что большие глаза ее медленно шевелятся — вверх,
вниз, вбок... Вот она едва задвигала нижними ладошками-плавниками
и стала медленно поворачиваться. Даже назад чуть-чуть сдала! Пе-
рехватив ее взгляд, замечаешь беспечную рыбку или стайку их. Щука
не ждет, пока они приблизятся к ней, она предельно осторожно, очень
медленной тенью сама скользит к ним... Рывок же ее настолько молние-
носен, что нет возможности проследить его, а только отмечаешь, что
цели своей охотник достиг. И снова хищница в засаде, и опять в полной
неподвижности, и все так же жадно шарит зоркими глазами вокруг.
Щука — один из основных объектов промысла и любительской
рыбалки. В давние годы в Амуре колхозы и госрыбтресты ее нередко
добывали до 25 тысяч центнеров — около 3 миллионов щук. Средний
размер в уловах составлял 45-55 сантиметров, средний вес — пример-
но килограмм
Основную массу щуки брали неводами в мае на нерестовых мелко-
водьях да глухими забойками осенью, когда она скатывалась из озер и
заливов в устья рек и глубокие протоки. Немало тогда ловили и любите-
ли — для собственных нужд и для продажи, что в то время дозволялось.
Эти нерациональные способы промысла резко подорвали запасы не
только щуки, но и многих других ее соседей по Амуру.
Ее мясо питательное и диетическое. Спортивный лов этой рыбы
высокоэмоционален и требует немалого мастерства, выдержки, сооб-
разительности. Щука всегда была и остается желанной добычей лю-
бого рыболова. Но тем не менее отношение к ней сложно и далеко не
однозначно.
А дело все в том же, что специфической особенностью ихтиофау-
ны Амура является непомерно большой пресс хищных рыб. о чем мы
уже говорили, но вынужденно повторяем. Взаимоотношения в системе
хищник — жертва здесь полны драматизма, и рыбному хозяйству они
отнюдь не благоприятствуют... Щука повсеместна, ее и теперь не так
мало. Питается она весной, летом и осенью главным образом карасем, с
которым половину года живет бок о бок. Не игнорирует и другие ценные
виды карповых рыб и лишь зимою переходит на чебака, востробрюшку,
чернобрюшку, пескарей, гольянов, коньков и другую непромысловую и
сорную рыбу.
Особенно вредны большие щуки — те, что крупнее полуметра. Вся-
кой мелочи вроде пескаря, чебачка и им подобных они предпочитают
ту славную рыбицу, о которой мечтает рыбак-удильщик в томительном
ожидании поклевки. А что греха таить, теперь тот удильщик, честно
соблюдая правила рыболовства, далеко не всегда ловит и на уши-
цу. Конечно, не может быть речи об объявлении щуки хищником,
154
подлежащим уничтожению. Не должно быть возврата и к губитель-
ным способам промысла в прошлом. И в нерестовую пору нужно
ей благоприятствовать. Однако думается мне, чем активнее ловить
взрослую щуку дозволенными снастями и способами, любителям
и спортсменам, и особенно спиннингом да зимней махалкой, тем
быстрее восстановятся стада карася, сазана, лещей, толстолобов,
Счастливые мгновения рыбака-махальщика
амуров и других симпатичных и желанных амурских рыб. Разумеет-
ся, нельзя оспаривать, что щука в определенной мере санитар во-
доемов, в первую очередь ловящий неполноценных и больных рыб.
Но слишком много в Амуре таких «санитаров».
В годы моего военного детства спиннингов наши рыбаки не
знали, а ловили щуку на живца, на буксируемую с легкой лодки или
оморочки блесну-дорожку, жерлицами, вешалами, закидушками. А
то забрасывали подальше ложку с отпиленной ручкой, оснащенную
тройником, и подтягивали ее вручную...
155
Спиннинг — дело совсем другое, и теперь у нас спиннингистов
множество, а чаще и больше всего они ловят щук, и немало среди
них больших мастеров-умельцев, способных осилить пудовую хищ-
ницу, а за зорьку нахлестать до 30-40 ее собратьев помельче. Прав-
да, теперь такие уловы запрещены.
И ведь как умело кидают блесну: взметнулась охотящаяся рыба
метрах в 20-30 — и полетела туда блесна, и упала точно в еще не
разгладившиеся кругляши волн, а через мгновение щука уже «на
якоре». Она сначала метнется прочь, рванув и выгнув спиннинг,
потом, поняв, что влопалась, взлетит над водою свечкой, бешено
мотая башкой в стремлении выбросить блесну с тройником из ши-
роко распахнутой пасти. И снова рванется в глубину или к корчам, и
опять сделает «свечку», и все так же яростно затрепещет в воздухе.
А катушка то трещит пулеметом, то скрипит колесами тяжело на-
груженной телеги, а рыбак и напряженно согнется, и попятится от
воды, и трудно засеменит вдруг к ней...
Случается, добыча так велика для непредусмотрительно тонко-
ватой лески, что переживания захлестнут рыбака: радость переме-
жается с опасениями обрыва. Глядя со стороны на него, очень ос-
торожного, но еще более нетерпеливого, тревожно подумаешь: не
случилось бы с ним чего.
Вываживание крупной сильной рыбы на тонкой леске — верх бла-
женства. А минуты извлечения севшей на крючок большой рыбы —
самые волнующие и наиболее рискованные. Вроде бы выдохлась та,
легла на бок и покорно волочится с широко раскрытой пастью, не
шелохнув плавниками. К уже опущенному в воду сачку плывет... И
вдруг совершенно неожиданный могучий рывок и... Хорошо, если
жилка крепка, а если... Но все равно на всю жизнь отложится в памя-
ти еще одно нетускнеющее, неизгладимое, прекрасное...
И зимой тоже непросто выволочь из-подо льда крупную щучину.
Но когда, одолев живую торпеду, вы бросите ее на лед и она остер-
венело замечется, всем своим естеством противясь неволе и отча-
янно борясь за жизнь, — трудно ею не залюбоваться... Вот только
вечно злое выражение щучьей морды с неутолимо хищным блес-
ком глаз и презрительно сомкнутыми губами не порождает поло-
жительных эмоций.
Зимним блеснением щуки на Амуре «заражен» чуть не каждый
второй рыбак вообще, и в одном лишь Хабаровске их несколько
десятков тысяч. Даже неподалеку от полумиллионного города ими
усеян лед! Среди них и женщины. Профессора, писатели, артисты.
Шоферы, слесари, грузчики...
Однажды по долгу службы ясным ноябрьским днем пролетал
я на вертолете низко над Амуром до Комсомольска и поразился:
156
фарватером еще идет шуга, а просторные забереги, свежо припо-
рошенные снегом, уже усеяны множеством рыбаков-махальщиков.
В одном месте человек сто темнеет, в другом, неподалеку, — еще
больше, а чуть дальше их — и не пересчитать... Эти устье большого
залива оккупировали, те заполонили выход к Амуру широкой прото-
ки, а вот за поворотом — за высоким лесистым мысом — от правого
берега до левого рассыпались неуемные и нетерпеливые по сов-
сем еще слабой, ненадежной ледяной перемычке...
100 километров пролетел, 200, а рыбаков не становилось мень-
ше. Глядя на них, я думал о своем. Вспоминал. Размышлял. Много
рыбаков я знаю, которые из года в год планируют свой отпуск на
ноябрь, специально на лунки, и ждут его не дождутся чуть ли не год,
копя в себе нетерпеливый рыбацкий азарт.
Известное дело: непересчетно прелестей в блеснении махал-
ками вообще, а по перволедью — в особенности, потому что в это
время и жор щуки, ленка, сига, тайменя отменен, и лед еще не толст,
долбить его легко, и не холодно. Благодать во всех отношениях!
И теперь, уже в наши годы, когда рыбы даже в приамурских ре-
ках здорово поубавилось, счастливчики за ноябрьский день выбра-
сывают из лунок на лед немало крупных зубастых бестий...
Ах, эти лунки во льду!
Но не в одной лишь рыбе дело. Страсть рыбака не только в том,
когда, где и сколько поймаешь и всегда ли будешь с добычей. Вот и
махальщик-подледник. Он уже в сентябре ознобно волнуется и су-
етится, мечтает руку и душу усладить. Ему этот отпуск хочется ис-
пользовать день в день, с полной отдачей, и потому он томительно
и внимательно следит за погодой, за образованием льда.
Иной раз и сам ринется в воскресную разведку.
А что ни день, то крепче лед, и уже пора брать отпуск, и вот уже
рыбак в дороге. В полной экипировке оглядывает давно знакомые
картины... А когда выйдет на молодой чистый лед, облюбует место
для лунки да радостно ударит пешней или крутанет буром, — считай,
начался для него праздник, переполненный волнениями, ежеминут-
ным ожиданием чудес, неистребимыми предчувствиями удачи...
Все бесконечные, иссушавшие душу заботы, неурядицы и не-
приятности позади, а вместо них со всех сторон и по всем статьям
благодать: свобода, чистая природа, простор Амура-батюшки, дру-
зья и единомышленники.
И сидит он рядом с темными крохотными овалами лунок в свер-
кающих россыпях ледяного крошева, и весь его мир, вся его душа в
них, и пытается он мысленно заглянуть в безмолвный, но прекрас-
ный мир под ним. Не выдерживая, на всякий случай стеснительно
оглянувшись, он ложится на лед, затеняется с затылка воротником
157
и рукавицами от света и завороженно заглядывает в то загадочное
подледье уже не мысленно, а воочию.
. Тихо в подводном царстве, спокойно Сквозь толстый слой
отстоявшейся прозрачной воды каждая песчинка, каждый каме-
шек видны Ракушек, каких-то личинок-червячков можно различить,
рыбешки полусонно проплывают. Блесны, положенные на дно, по-
сверкивают... Но вот тенью надвинулась щука, ударила по нервам
рыбака, и он торопливо, но осторожно берет махалку, поднимает
блесну подводит ее к самому щучьему рылу, шевелит. А та — ноль
внимания. Только глазами ворочает да плавниками пошевелива-
ет. Даже отошла на полметра... И вдруг — молниеносный бросок!
Схватила блесну! Сжала челюсти!.. В следующее мгновение она
уже бьется-трепещет на льду у ног ликующего рыбака.
А через несколько минут, успокоившись да поделившись радос-
тью с соседями, он снова рассматривает водный мир. Он вполне
может увидеть, как уткнется в блесну осторожный недоверчивый
сиг и начнет крутиться вокруг нее, обследовать. Или крупный чебак.
Конь. А то наплывет этакой подводной лодкой громила-таймень и
ляжет грудью на блесну...
Как много прелестей таит в себе рыбалка у лунок во льду! Вы
только представьте себе: тихое утро лишь пробуждается, моро-
зец ласково пощипывает раскрасневшиеся щеки, чистый воздух
вливает в тело силу. Из-за синеющих вдали сопок солнце вот-вот
выкатится... Вы следите, как оно радостно взбирается на небосвод,
и тоже радуетесь... Оно медленно разогревает наступающий неяс-
ный осенний день, искрится во льдинах и льдинках, в снежинках и
инее, в азартящихся глазах махальщиков. А шуга еще шумит и прет,
и всякая рыба ищет покоя в затишных местах — таких, где вы теперь
обосновались. Окопались у своих лунок, машете, настороженно
прислушиваясь к ударам и толчкам по блесне. Вы весь в напряже-
нии, в ожидании, вы в том особом волнующем состоянии, которое
ведают лишь рыбаки-подледники.
И вот то один в поле вашего зрения резко привстанет и взмах-
нет рукой и тут же сядет, довольно крякнув или в возбуждении потя-
нувшись за куревом, то другой... И вдруг сзади доносится громкое,
с высоким звоном: «Дай-ка багорчик!..» Знать, таймень, желтощек,
а не то матерая щука села на крючок.
Чего ж греха таить — завидуете счастливчику. Светло и чисто
завидуете. Машете, напряженно прислушиваясь к махалке. Знае-
те ведь, что у каждой рыбы своя реакция на блесну, свой «подход».
Щиплет да царапает небольшую блесну чебак, конь и сиг Сиг по-
том ее придавит головой или грудью ко дну но и тут не обязательно
возьмет. Эта блесна иной раз ему мордашку поцарапает, а он все
158
привередничает, все решает... Не то что ленок: заметил, прицелил-
ся и — р-р-раз! Схватил!
Или таймень. Тот блесну давит могучей бронированной грудью,
да так, что не сразу ее из-под него и выдернешь. А выдернул — тут
счастье рыбацкое совсем рядом.
Да, ждете своего мгновения. Неутомимо машете, шевелите
снасть, ревниво приглядываетесь, как работают те счастливчики. И
хотя терпеливо ждете подхода рыбы к своей блесне, удар по ней
почти всегда неожидан: хищник — не карась, поплавка у махалки
не имеется Махалка к тому же не удочка и не спиннинг. И как толь-
ко ударила или взяла блесну рыба и почувствовалась она на крюч-
ке, замелькали руки ваши... У-ух!! И вот уже на льду долгожданный
трофей. Бьется, извивается. Ослепляет красотой. Душу рыбацкую
переполняет ликование.
Но иной раз блесна за низ лунки зацепится, а то носом в лед
рыба упрется, разверзнув пасть. Или никак ее, здоровенную, не
осилишь, не притомишь... Вроде бы выдохлась, сдалась, покорно
волочится зубастая в лунку. И вдруг как взрыв мины неожиданный
ее могучий рывок! Но вы к таким выкрутасам и коварству хищника
готовы: стальные крючки на блеснах остры и неразгибаемы, а леска
крепости необыкновенной, хоть и тонка. Хорошая леска у рыбака на
вес золота...
Рыбаки — народ сообразительный и дотошный. Блесна — дело
хорошее, но не всегда она ловит: все-таки рыба чувствует подвох.
Сколько раз наблюдал сквозь лед. подойдет в упор, постоит и —
дудки. Ищи дураков. Уплывает. И на такие случаи приделывает ры-
бак полуметровый поводок немного выше блесны, а обыкновенный
крючок наживляет мальком или резкой. Настраивает снасть так,
чтобы и блесна, и наживка у дна шевелились да «играли», дополняя
друг друга. Блесну хищник издали замечает, издали он улавливает
ее движение и боковой линией, но подошел — и к «мясу». Нюх-то у
рыбы замечателен, и что ей металл рядом с малявкой или аромат-
ным кусочком! Перед ним и привередливый сиг не всегда ломает-
ся.
Особенно хорошо берет хищник малька, а из них лучше всего
вьюн, потому что очень живуч он. Нет ему в этом равных. Даже ро-
тан уступает.
Щука, сиг, ленок, таймень, налим. А то ауха... И в каждой — свои
прелести, своя красота. Но теперь мы ведем речь о щуке, всегда
у рыбаков почитающейся добрым трофеем. Почетным. Даже пре-
стижным С которым домой возвращаться приятно.
На махалку она цепляется гораздо чаще других. В первую оче-
редь. По перволедью у щуки жор, а у махальщиков на нее особо
159
обостренный азарт. Эту неистребимую хищницу ловить не только
интересно и занятно, но еще и выгодно, и потому за нею охотят-
ся в первую очередь. Но... Махалка с тонкой жилкой и маленькой
блесной-сиговкой тут же, во второй лунке. А бывает и так, что ма-
шет рыбак щуку, а рядом, в запасных лунках, — удочка с нажив-
кой на сига. А то и на тайменя...
Воздух свеж круглые сутки, холодок в меру, впечатлений хоть
отбавляй. Вдоволь напитавшись за день всей этой благодатью,
а вечером до отвала наевшись ухи высочайшего класса и самой
вкусной, умеючи зажаренной рыбы и запив съеденное отличным,
тоже умело заваренным чаем, заводят рыбаки милые сердцу
профессиональные разговоры, попутно знакомясь и сближаясь
с братьями по духу и страсти, оказывающимися с неожиданными
профессиями, служебным положением и судьбой. Переодетого
полковника здесь иной раз встретишь, писателя, артиста. Быва-
ет, и калеку какого, слепого или глухого — все ищут упокоения
изболевшемуся телу и истерзанной душе.
Споры, воспоминания, обмен опытом Волнения, азарт, ду-
шевное тепло. И что только не вспоминается, о чем не говорит-
ся. Множество душ сливаются воедино, и место там лишь теплу,
добру и соучастию, удивлениям и восторгам. Немудреные, но ис-
кренние радости, доступные лишь детям, охотникам да рыбакам...
Но наговорились. Наспорились. Разошлись по своим «лежкам» и
тут же провалились в блаженные счастливые сны. Тоже рыбацкие.
А впереди и дней таких много, и горячих бесед, и откровений.
А днем опять машешь, горячим кофе или чаем из термоса
подогреваешься. В тихом условном одиночестве припоминаешь
вчерашние разговоры, позавчерашние, планируешь, что сегодня
вечерком рассказать.
Подумается мне еще, что если бы все люди временами, в такие
вот тихие ясные дни, ловили б рыбу, любуясь небом, солнцем, да-
лями, — насколько доброжелательнее стали бы они по отношению
друг к другу, в скольких суетных ценностях усомнились бы! Ведь
недаром же среди истинных рыбаков и тонких ценителей природы
нет прожигателей жизни, вершителей грязных дел, рабов вещей,
искателей теплых местечек и нетрудовых доходов...
Каждый махальщик сам себе профессор. У каждого — свое
любимое место. Знает он, где и в какое время долбить лунку, ка-
кую блесну опустить в воду и как ее шевелить. Известно ему, в
какую погоду идти на лед, а когда все же не стоит тратить время
попусту, потому что жор у солидных хищных рыб бывает перио-
дами.
Дома к воскресеньям обычно накапливаются хозяйственные
160
или другие дела. Но всегда рыбак выкраивает время для душев-
ного. Достает и разворачивает махалки, коробку с блеснами рас-
крывает. И какой богатейший ассортимент этих блесен! Каких
только не увидишь! Оловянные, бронзовые, латунные. Желтой и
красной меди. Никелированные, посеребренные. Двухцветные,
с насечкой, даже с зеркальцами. Даже с самоцветами стали де-
лать! Сильна и благородна рыбачья страсть.
В такие вот дни он вспоминает свое рыбачье прошлое. Ви-
дятся ему заснеженная река, лунки во льду, а вокруг них зеле-
новатые щуки, пятнисто-коричневые ленки, словно только что,
вот-вот отлитые из серебра сиги. И все дальше, все глубже в про-
житое он погружается таинственными нитями памяти, пододви-
гает далекое невообразимо близко, в упор к сегодняшнему дню.
И уже распахивает свои объятия детство, в которое всю жизнь
хочется броситься, какое бы оно ни было.
Такое это чистое и благородное, оздоравливающее и увлека-
тельное занятие — подледное ужение блесной, — а на махальщи-
ка нет-нет да и промелькнет сердитое слово в газете. Мол, много
ловят, отчего оскудевают рыбные богатства Приамурья. Оскуде-
вают-то действительно, но вовсе не по вине рыбака-любителя.
Думается мне, не будь старателей блеснить щуку, а заодно ло-
вить и других речных хищников, куда как меньше было бы теперь
и карася, и сазана, и лещей. Амуров, толстолобов, коней.
Сомы — речные медведи
Их в Амуре 2 вида: амурский и сом Солдатова, Отличаются они по цве-
ту, числу пар усиков, грудной колючке и количеству лучей в спинном
плавнике. Солдатовский сом скороспел, он быстро растет и достигает
огромных размеров. 1,5-метровые и теперь не составляют особой не-
видали, встречаются же 2-3-метровые гиганты и даже более крупные.
Хищная и всеядная рыба. Достаточно осторожная и сообразительная
Ночная. С исключительно тонким обонянием, острым слухом и чуткой
боковой линией сом без затруднений охотится даже в кромешной
тьме.
11 Рыбы Амура
161
Нынче даже опытные рыбаки мечтают поймать крупного сома —
«...этак килограммов на 20». И столь упорно стремятся они к осу-
ществлению своей голубой мечты, употребляя множество всевоз-
можных, для сома самых лакомых насадок на разных снастях, и во
всю долгую часть года, когда эта удивительная рыба изволит вести
активный образ жизни, так стараются... Но не дается им в руки «си-
няя птица».
«Почему же не дается?» — нередко задумывался я. И приходил
к выводу: вероятно, потому, что уходит из Амура пора гигантских
сомов. Теперь и я радуюсь сомику в 60-70 сантиметров длиной, а
о великанах не помышляю. Однако посчастливилось мне в свои дет-
ские и юные годы видеть таких громадин, что заряжен я «сомовьи-
ми» впечатлениями до дней своих последних. Вот пример тому.
Вода в Тунгуске в июле была высокая, солидная рыба широко
разошлась по разливам и при обильном корме не брала ни на чер-
вяка, ни на козявок, ни на хлеб, блесны тоже игнорировала.
С таким же, как и я, босоногим мальчишкой сидели мы в лод-
ке, ощетинившейся тальниковыми удилищами, и злились, глядя
на карнавальное празднество рыбы. Хороводились, чертя плавни-
ками гладь воды, рои карасей-«лапотников»; золотыми слитками
выпрыгивали сазаны и, озарив мир блестящим панцирем чешуи,
шумно шлепались обратно; без видимых причин, наверно, просто
от сытости и избытка сил взвивались в воздух широкоглазые, буд-
то только что отлитые из серебра толстолобы; выпрыгивали, хлеща
хвостом, позеленевшие от возраста щуки. В одном месте плави-
лись «красноперки» и лещи, в другом — сонно заглатывали воздух
змееголовы. Гоняли чебаков верхогляды. А в толщах воды шевели-
ли траву тысячи других разных рыб, начисто игнорирующих наши
наживки.
Посидели мы в лодке, по-стариковски сгорбившись и отбиваясь
от комаров, над терзаемыми мелюзгой поплавками безрезультатно
4 предвечерних часа и сумерки прихватили, но домой идти было не
с чем. А там нас так ждали с рыбой. И решили мы прихватить немно-
го ночи в надежде на косаток и сомов, которые бодрствуют и клюют
в темень куда активнее, чем посветлу.
Скрипуны и действительно пошли на червяка, и мелочь угомо-
нилась. Подцепилась пара сомов. И мы ожили. Еще немного, еще
чуточку хотелось посидеть, и досиделись до полуночного заводс-
кого гудка.
Все вокруг спало в черной мертвой тишине, ее тревожили лишь
всплески и чмоканье рыб да комариный звон. Хотелось есть, хоте-
лось спать, хотелось домой, где уже давно беспокоились. Но еще
чуть-чуть, и будем сматывать удочки.
162
Вдруг в днище лодки уперлось что-то мягкое, но сильное и тяже-
лое, она резко закачалась, накренилась. Мы недоуменно застыли, а
когда рядом взбурлило шумно и мощно — обмерли. Отойдя немно-
го от страха, мы дружно чуть слышно изрекли: «Что это?» И как в
ответ на этот еле живой вопрос у борта лодки появилась громадная,
как у крокодила, голова сома, смачно чавкнула широченной пастью
и исчезла в черной тяжелой воде. Поплескались волны о лодку, чуть
качая ее, и снова тишина обволокла нас. Только испуганная кровь
хлюпалась в наших трясущихся телах...
Дома нам не верили, смеялись. Но через день отец, придя с по-
коса, признался: да, действительно объявился громадный сом. Он
обещал взять меня на покос и... показать его. От расспросов ушел
коротким «сам увидишь».
...В том месте, где наводнение залило травяную ложбину, лежа-
ла павшая лошадь. Река подтопила ее, она еще не всплыла, но вок-
руг воды уже было по колено. Отец подвел меня к трупу, показал на
белое мясо его выеденного бока и коротко сказал: «Работа вашего
сома». А походив около, добавил: «Ночью мы его изловим». И опять
не стал пояснять, как это — изловим, да еще такого верзилу.
А поймали мы того сома просто. С вечера растянули по разливу
полукругом вдвое сложенный для прочности бредень таким обра-
зом, чтобы не мешать «крокодилу» приплыть к мясу, а самим быть
готовыми прижать его к берегу приготовленной сетью.
Еще не потухла вечерняя заря, как мы из засады увидели расплы-
вающиеся по мелководью волны, потом закачалась притопленная тра-
ва, заходила, как в громадном котле, вода, и вот уже рядом с лошадью
оголились широкая спина и верх головы невиданного нами водяного
гиганта. Мы для надежности подождали, когда сом начал рвать мясо
и чавкать, затем тихо начали выбирать привязанную к дальнему концу
бредня веревку, отрезая ему путь к отступлению, прижимая к берегу.
Сом понял, что попал в ловушку, слишком поздно: сеть облепила его
вплотную и лишила возможности проявить силу и норов. Да и бился он
по своей старости не столь яростно, как его молодые потомки.
Везли сома в деревню следующим днем на телеге, за которой
бежала, визжа в восторге, уйма пацанов. Я не скажу точно, как дли-
нен был он и сколь тяжел, но хорошо помню, что на телеге покои-
лись лишь серо-коричневая с темными разводами голова и спина с
грязно-серым брюхом. Хвост свисал, его широченный конец пылил
по дороге.
Потом отец говорил, что был тот сом Солдатова, как зовут его
ихтиологи, трех с половиной метров.
Первого своего сома я добыл в 7 лет. Примерно 1,5-метрового,
1,5-пудового... Отцовский табор в сенокосную пору стоял на устье
163
залива, из которого на спаде воды сплывала в Тунгуску всякая рыбья
мелкота. И тут ее караулили сомы. Одного из них, нажравшегося да
истомно затяжелевшего, большущего и толстопузого, выбросило
волной от проходившего близко к берегу парохода на песок прямо
к моим ногам. А рядом стояли вилы. И отец был близко...
А вот те, что прошли через мои собственные взрослые руки
позже: метр восемьдесят — 39 кило; метр шестьдесят три — ров-
но 2 пуда; метр тридцать — 15 килограммов... Метровых — полупу-
довых и чуть побольше — не считал, много их лавливал, и даже на
обыкновенную удочку докапроновых времен. И не бахвалюсь своим
мастерством: мои сверстники, друзья по рыбачьим тунгусским ро-
бинзонадам, ловили сомов-гигантов еще похлеще.
Теперь я думаю, что были то старые особи сома Солдатова, оби-
тающего в России только в Амуре, потому что другой тоже здешний
вид — амурский сом — редко когда перерастает метровую мерку.
Солдатовский же родич во всем близок к обыкновенному, или евро-
пейскому, виду растущему очень быстро, доживающему (или до
живавшему), как свидетельствует Л П. Сабанеев, до 4-5-метровых
размеров при 3-4-центнеровой массе.
Наш разговор — о рыбах Амура, и потому мы сразу же уясним
различия упомянутых 2 видов местных сомов. Рядовых представи-
телей в 60-80 сантиметров проще всего отличить по числу пар уси-
ков — у сома Солдатова их 3, у амурского — 2; по количеству лучей в
спинном плавнике — первый имеет 6, второй — 4-5; по цвету спины
и боков — у амурского они зеленовато-серые, почти черные, а его
собрат заметно светлее, серо-коричневого цвета с темными рас-
плывчатыми разводами. И еще можно упомянуть признак: у сома
Солдатова колючий луч грудного плавника слабый, снаружи он гла-
док, у амурского же много крепче и изрядно зазубрен.
Солдатовский вид в период активного образа жизни — с мая по
октябрь — придерживается главным образом русел рек, основа-
тельно обживает глубокие, закоряженные или с завалами камней,
с недалекими отмелями, правда, ямы. Амурскому же подавай мел-
ководные заливы, протоки, озера с прибрежными зарослями трав.
164
Сомы любят промышлять на мелководьях
Любит он и просторные разливы по зеленотравью, где гуляют кося-
ки, табуны и стада всякой рыбы, включая тучи мелюзги, до которой
все сомы страсть как охочи, ибо являют собою типичных хищников.
Правда, и этот сом выбирает, чтобы неподалеку от мелей были глу-
бокие места.
Внешний вид сома всяк воспринимает по-своему, мне он, на-
пример, нравится, и в этом мнении я далеко не одинок; другим же
эта рыба осознанно или беспричинно неприятна. Но объективно:
массивное, неуклюжее, клиновидно-длинное, обильно покрытое
слизью тело без какой-либо чешуи; большая уплощенная, тупо за-
кругленная усатая голова с широченной пастью и выдающейся впе-
ред нижней челюстью; смехотворно маленький спинной плавничок
и очень длинный — почти в две трети тела — анальный, сливающий-
ся с небольшим округлым хвостовым. Крошечные глазки-дробинки
с поперечно-овальным зрачком, трубочки четырех носовых отверс-
165
тий... При взгляде сверху — как головастик, а сбоку он ровен, сим-
патичен, даже красив, хотя и головаст, и пузат, и соплив.
Когда постигнешь повадки сома, то он предстанет как бы «со-
тканным» из противоречий. В общем спокоен и ленив до непово-
ротливости и неуклюжести, но способен на неожиданно стреми-
тельные броски. Что медведь.
Икру откладывает заботливо: на чистом прогретом мелководье
в траве устраивает круглое гнездо диаметром немного меньше сво-
ей длины, в котором и нерестится. Клейкая икра равномерно рас-
пределяется по траве гнезда... Однако попозже, когда родитель-
ский инстинкт угаснет до следующего года, он заглатывает, вместе
с другими рыбками, своих же сомят.
То он скрытен и осторожен, то бесцеремонно всплывает на
водную гладь, высовывает башку и даже переворачивается кверху
брюхом чуть ли не рядом с лодкой. Иные — а может, одни и те же,
но в разное время — берут насадку смело, с ходу, глубоко ее за-
глатывая. Случается же удивляться: чувствуешь, знаешь, что здоро-
венный «детина» у крючка, а поплавок еле вздрагивает и качается,
потому что тот «детина», словно бы прекрасно понимая, что к чему,
умудряется громадными подковами твердых губ стаскивать с крюч-
ка, запах и вкус которого, вероятно, чувствует, не только рыбку или
лягушку, но и червяка.
Предвижу возражения: «С годами всякая рыба опыта набирает-
ся, умнеет, а сом особенно «башковит», и потому, мол, чем крупнее
он, тем осторожнее да хитрее». Согласен с этим. Но как-то, в 1963
году, спиннингом на блесну по Тунгуске у входа в Зеленопольскую
протоку пасмурным днем за 2 часа я вытащил 32 сома, и оказалось
среди них 5 «ростом» в 90-110 сантиметров при весе от пяти шес-
тьсот до девяти двести, которых были все основания считать мате-
рыми и не лыком шитыми.
Сомы и в самом деле хитры и для рыб сообразительны. У них
легко и быстро вырабатываются условные рефлексы, они учатся на
собственном «горьком опыте», запоминают коварство всевозмож-
ных рыболовных снастей и различных наживок. Сколько довелось
мне ловить щук с оторванными крючками в пасти, а вот сома —
единственный раз. Оказавшись в неводе, он энергично ищет спасе-
ния: дыру какую в щели, ямку под нижней тетивой или прогиб между
поплавками, а не то занырнет в ил перед надвигающимися грузи-
лами головой вперед и пропустит их через себя... Старики в своих
омутах живут долгими годами, не выдавая себя рыбакам.
Но тут требуются кое-какие уточнения: как утверждают некото-
рые знающие и заядлые рыбаки, по части «ума и сообразительнос-
ти», а также способности вырабатывать условные рефлексы амур-
166
ский сом намного превосходит солдатовского, который лишь к ста-
рости «умнеет», а вернее, просто становится осторожнее. Видимо,
амурский вид эволюционно моложе, а потому лучше организован
да еще обладает более гибкой и совершенной нервной системой,
...Есть и другие различия. Солдатовский вид более южный:
распространен он по Среднему и частично Нижнему Амуру — в ос-
новном от устья Сунгари до озера Болонь — и вверх по Уссури. Его
«соперник» заселяет весь бассейн реки, исключая лишь холодные
горные потоки. Сомы — рыбы теплолюбивые, и потому не было их
в Сибири. Однако в 30-х годах амурский сом сумел проникнуть в
бассейн реки Селенги. Он перебрался туда через Арахлейские во-
дораздельные озера (тут особо-то нечему удивляться: переползать
по росистой траве из водоема в водоем сом большой мастер), а не-
сколько позже внесли свою лепту в расселение этого вида и рыбо-
воды. Теперь там его много, особенно в озерах речной поймы, есть
даже в Байкале, откуда он проник в Иркутское и Братское водохра-
нилища. Одновременно он мигрировал и вверх по Селенге и теперь
встречается на территории Монголии.
Но все-таки сомы — рыбы действительно теплолюбивые, и чем
дальше на юг — тем их больше, а особенно много в Уссури и Ханке.
Эта приверженность к теплу определила годовой цикл жизни на-
ших лягушатников: активны они от весеннего ледохода до осеннего.
А если точнее, то уже в середине октября, когда льдами едва лишь
«запахнет», лениво собираются они в глубоких слабопроточных
ямах и день ото дня смирнеют. Подо льдом спят, плотно укутавшись
слизью, но стоят правильно, головой против течения, и жаберные
крышки изредка приоткрываются, и парные плавники пошевелива-
ются. Очень экономно расходуют они свои обильные жировые запа-
сы, составляющие 10-15, а то и все 20 процентов общего веса.
Оживают тотчас после очищения рек ото льда. Избегая про-
тивной им мутной воды, сразу ищут тихую чистую на мелководье.
Несколько дней разгоняют кровь, разминаются, а потом набрасы-
ваются на еду. На рыбу в основном нажимают, ибо она для нашего
типичного хищника корм номер один.
Уж что-что, а поесть сом любит, особенно после многомесячной
голодовки. В майские праздники в протоке у обсохшего озера Ка-
тар выудил я как-то на крючок с червяком метрового сома с неве-
роятно раздутым брюхом, а из пасти торчали хвосты двух карасей.
Подумать только: после столь чудовищного обжорства он позарил-
ся еще и на простого дождевого червяка!
Я не поленился «проинвентаризировать» содержимое сомовь-
его брюха, а выявленное записать: 4 карасика длиной от 12 до 14
сантиметров, 15-сантиметровый сазанчик и конь такой же длины,
167
2 средних чебака. Горчаков и чернобрюшек не считал. Однако по
сравнению со щукой сом не покажется таким уж обжорой: та за-
просто заглатывает рыб длиной в треть своей собственной, боль-
шинство прочих хищников — в 20-25 процентов, сом же — всего в
12-15 процентов: брюхо-то у него короткое.
И все же на обильном корме сомовье обжорство удивительно.
Приходилось в этом убеждаться при разных обстоятельствах, и
можно бы передать впечатления от этого, но лучше будет привести
яркое описание утробного шабаша сомов из комаровской «Золо-
той удочки». Мелкая рыба скатывалась по обмелевшему ручью, а в
устье ее поджидали сомы. Хищники «жрали торопливо, жадно, мно-
го. Они толкались между собой, как поросята у корыта. Их желудки
вздулись и стали круглыми. Из открытых ртов торчали рыбьи хвосты
вперемешку с клешнями раков. Некоторые, уже не в силах прогло-
тить хотя бы маленькую рыбью икринку, все-таки не отходили от ва-
лежины и бесполезно тыкались полными, словно законопаченными,
ртами в обессиленных чебаков... Поистине это был праздник об-
жорства, где все объедалось, чавкало, давилось, причмокивало».
Но больше всего меня поразил сом, в желудке которого оказа-
лись 4... среднеразмерные косатки, причем у 3 из них в «боевом»
положении были верхние колючки, а у 2 и боковые. У сравнитель-
но свежих они сохраняли остроту, у той же, что успела побледнеть,
размягчились... Оказывается, крепким да еще и очень эластичным
стенкам сомовьего желудка и защитное оружие косаток не страш-
но, а ферменты и кислоты их быстро размягчают, переваривают.
С момента освобождения рек ото льда до нереста сомам дале-
ковато, и потому у них все это время одна забота: чревоугодничест-
во. Больше всего от них страдают караси и сазаны, чернобрюшки и
востробрюшки, чебак и горчак да им подобная удоболовимая рыба.
Однако наш головасто-усатый обжора не боится, как видно, загло-
тить и косатку с ее смертоубийственными колючками да ядовитой
слизью. Раки, моллюски, черви, личинки — тоже в его меню. А о ля-
гушках он мечтает денно и нощно.
Натуралисты патриархально-уравновешенного старого уклада
дружно и долго писали, что лов сомов «на квок» (когда по воде уда-
ряют деревяшкой с чашевидным углублением на конце) потому и
успешен, что рыбы этот звук воспринимают за лягушачий и спешат
на добычу. А оказалось не так. Теперь говорят, что «квок» имитиру-
ет, да и то грубо, звуки захвата сомом пищи. Услышал — и туда: кто-
то что-то нашел съедобное и трапезничает. Впрочем, этот вопрос
не закрыт до сих пор: некоторые уверяют, что «квок» напоминает
звуки, издаваемые самкой, которая привлекает самца.
Мне много раз приходилось интересоваться содержимым со-
168
мовьих желудков и потому я кое-что из того, чем живет эта рыба
узнал. Посторонние, то есть неудобоваримые, предметы встреча-
лись редко: папковая гильза, винтовочный патрон, согнутый гвоздь,
пробка, алюминиевая ложка, небольшой кусок поролона... А вот из
брюха балхашских сомов, как свидетельствуют газеты, чего толь-
ко не извлекали: шкалики из-под водки и пивные бутылки, галоши,
куски мыла и консервные банки. Даже кирпич зачем-то заглотил
один из старых балхашцев. А в последнее время рыбаки в Балхаше
стали успешно ловить крупных сомов на... лоскутки полиэтилено-
вой пленки, насаженной на крючок... Отчего такое — не знаю. Воз-
можно, плохо там стало с сомовьим кормом, в Амуре же его пока
хватает? Вряд ли. Вероятно, и на Амуре сом пойдет на полиэтиле-
новых (или клеенчатых) рыбок, как уже идет верхогляд.
У сома великолепные органы чувств. Исключительно острое
обоняние, прекрасный слух, органы вкуса — на губах, усах и во рту,
да и просто на поверхности тела во многих местах. На тех же уси-
ках— осязательные рецепторы, а боковая линия помогает «ося-
зать» на расстоянии, улавливая малейшие движения и вибрации.
И оттого-то сомы легко ориентируются в водной стихии темными
ночами, хотя зрение у них, по-видимому, неважное Большая часть
рыб спит, а он шествует этак неспешно и почти беззаботно собира-
ет жертвенную дань.
Среди рыболовов-любителей нередки люди, не утруждающие
себя изучением биологии рыб. Эти-то как раз и не перестают удив-
ляться: как это в кромешной тьме можно бодрствовать и охотиться.
Пусть великолепное обоняние, тонкий вкус .. Они забывают о боко
вой линии, а ведь это очень высокочувствительный орган, особенно
у ночных хищников: он воспринимает колебания натянутой нитки.
Благодаря ему рыба прекрасно ориентируется в темноте и в непро-
глядно мутной воде, «видит» даже мелкие движущиеся предметы, и
даже неподвижные, покоящиеся на дне, четко воспринимает. Дока-
зано же, что ослепленная щука ловит добычу как ни в чем не бывало.
А сомовьи глаза-дробинки в угольно-черной темноте — все равно
что ничего...
Я знаю сома и как терпеливо-умелог о придонного засадника
и как выносливого охотника-поисковика. Броски его из укрытия на
жертву короткие, но очень проворные и редко не достигают цели. Он
может скрытно приблизиться к стайке рыб, мощным ударом хвос-
та заводоворотить их, а пока те очухаются — несколько штук ловко
проглатывает. А то рванет вдогон, да так резво, что выпрыгивает из
воды во весь «рост»... Правда, плюхается в свою стихию неуклю-
же — мокрым тюфяком, поднимая тучу брызг и водяные пласты.
Сом бесподобно вынослив и живуч. В садке или в сырой траве
169
борется за жизнь не хуже змееголова, ротана или карася, ловко и
подолгу ползает по сырой или росной траве. Он может кроме жабр
дышать и кожей.
Мне однажды посчастливилось наблюдать, как сомы верени-
цей, след в след, низкой травяной ложбинкой перебирались из на-
глухо перекрытой сетью протоки в недалеко шумящий Амур. Вода
тогда пошла на спад, рыбе надо было спасаться... Взял я в сачок 4
хороших сомов и присел на кочку, удивляясь. Стал считать кочевни-
ков-беглецов. Потом пошел рядом с одним верзилой. Тихо шагал за
ним, но тот не останавливался до самой реки.
...Пора рассказать и о размножении сома. Нет нужды перечис-
лять даты его начала в разных местах и в разные годы, потому что
куда проще сказать: как только полая вода над травой да разливами
окажется при 18 20 градусах и непременно на повышении уровня.
Нерест — на мелководье. Собираются рыбы в удобных для ик-
ромета местах стаями и играют: шумят, плещутся, бьют хвостами, а
самые горячие даже выпрыгивают. В эту свадебную пору соперники
недружелюбны, утрачивают осторожность, а о еде и не помышля-
ют.
Икра определяется на затопленную траву и между кочек. Она
видом вроде бы лягушачьей. У «рядовой» сомихи созревают не-
сколько тысяч икринок, великанши же выметывают их до 180-200
тысяч. Не все сразу: нерест сома длится до 1,5 месяца.
...Отшумели брачные игры, оплодотворенная икра приклеилась
к травинкам, а дальше все идет как положено, как всегда было от
века, по отработанному «сценарию»: через 4-5, а то и 6-7 суток, в
зависимости от температуры воды и погоды, из икринки появляет-
ся личинка, еще 2-3 дня она дозревает, а в декадном возрасте су-
щество вроде черненького головастика начинает свободную жизнь,
которая может или оборваться в любое мгновение, или затянуться
на долгие десятилетия — в подводном мире все во власти случая
Мальки — особенно «солдатовские» — такие жадные да про-
жорливые, что растут не по дням, а по часам: к первой осени вытя-
гиваются до 15-20, а то и 25 сантиметров, ко второй их длина почти
удваивается, к третьей им уже за полметра при весе кило — кило
двести. По 4-5 году сомы в благоприятных обстоятельствах стано-
вятся родителями. А если кому из них крупно не повезет и он окажет-
ся на крючке, не так-то просто будет счастливому рыбаку подвести
под него сачок: в нем 65-70 сантиметров... Это — не забудьте — о
соме Солдатова речь. А размеры амурского в том же возрасте в 1,5
раза меньше, хотя созревает он на год раньше.
Тому гиганту, которого поймали мы с отцом, было, вероятно, за
50 лет и посчастливилось ему прожить 2-3 средних сомовьих века,
170
ибо уже в 20-25 лет сом становится стариком. Пора зрелой мощи,
энергии и апогея плодовитости приходит к этой рыбе, думается
мне, в 10-15 лет. До 60-80 лет доживают очень редкие — один из
сотен тысяч соплеменников. Жаль, что с годами таких все меньше
и меньше.
Всякий возмужавший сом имеет свои владения, которым верен
до смерти. Кочевья, а тем более миграции — не для него. Знавал я
и таких стариков, которые из своего родного улова не отплывали
далее полукилометра. Правда, глубокая старость к ним приходит,
когда в них накопится несколько пудов веса, а при такой солиднос-
ти кому же хочется двигаться без особой надобности?
И потому-то еще живут в реках сомы-гиганты. В конкурсе на
лучший трофей минимальной массой сома, принимаемого к рас-
смотрению в Хабаровске, является четверть центнера. Дерзайте
же, рыболовы, ловите свою удачу! К настойчивым она приходит. Ви-
дел я 180-сантиметрового сома, а чуть позже умельцы добыли ры-
бину длиной 160 сантиметров весом 36 килограммов. С ней рядом
и сфотографировался — на память и в доказательство скептикам.
Но вот в густонаселенной Европе нет-нет да и выудят страши-
лище. В Волге поймали такое длиной 221 сантиметр и весом 86
килограммов, на Дону — 90-килограммового, «ростом» в два с по-
ловиной метра, на Кубани — в два тридцать. Рекордом рыболовов-
спортсменов бывшей ГДР значился сом весом семьдесят три кило-
грамма шестьсот граммов, Польши — всего на десяток меньше.
Многие рыбаки охоту за сомами вниманием не жалуют, а зря.
Мне же нравится ловить их, и я счастлив тем, что в долгие часы не-
везения могу вспоминать, когда, где и как обманывал их и обары-
вал. Жарил лангеты из сомовьих хвостов, в годы войны варил «тол-
ченку» из свежей картошки и бескостной сомятины в пропорции
один к одному и тем был сыт и оттого счастлив. А ловил их на удочку,
закидушку, перемет, донки, блесну. Вентерем и сетью. Крючки чем
только не наживлял: черным и красным червем, раком и ракушкой,
резкой и кишками, рыбкой и лягушкой, крысой и мышью, стрекозой,
гусеницей и кузнечиком. Даже свиным салом и плавленым сыром.
Сомов ловят обычно с вечерней зари, но чем глубже в ночь, тем
крупнее выходит на жировку рыба. Днем его можно поймать в ос-
новном в пасмурную погоду при низкой воде, однако такое случа-
ется редковато.
С полупудовым сомом, севшим на крючок, приходится изрядно
повозиться. Пудового же иной раз нужно одолевать едва ли не час.
Особенно сильный, упорный и выносливый боец, мгновенно реаги-
рующий на малейшую возможность освободиться, — амурский сом.
С речной косы или чистой отмели выволочь его проще, а вот если
171
ты расположился на яме... То за корягу, то под топляк или камень
занырнет противник, то непонятно каким образом просто заляжет
на дно, и не сдвинуть его с места. Кажется — обыкновенный зацеп
лески, блесны или крючка, но интуиция подсказывает: передыхает.
В такие мгновения лучше всего и тебе прервать единоборство,
не давая все-таки жилке слабины... Прикоснешься пальцем к натя-
нутой в струну леске, а она выдает живую мощь, затаившуюся там,
в глубине. Даже если и не дергается...
А потом следующий тур поединка, да такого изматывающего,
что хоть проси тайм-аут у достойного противника. Но не позволят
рыбацкая честь и выросший до самого неба спортивный азарт уни-
жаться, и ты дергаешься, напрягаешься, чертыхаешься. На помощь
зовешь звонким криком. А тот водяной только что быком волок тебя
в глубь реки, и вдруг повисла безжизненно леска. «О, будь ты про-
клят, лягушатник, повезло тебе, сорвался!» — метнется молнией от-
чаянье. Асам лихорадочно выбираешь слабину, зная, что может сом
без всякого предупреждения развернуться и ринуться на тебя, как
в лобовую атаку... И тут такой могучий рывок из глубины, что стано-
вятся твои разбитые спиннинговой катушкой или порезанные лес-
кой руки от крови алыми. А ты уже зол. в тебе одно-единственное
желание: победить... Но если и не победишь —надолго зарядишься
неизгладимыми впечатлениями, каких никогда не почерпнешь дру-
гим путем — из книг, фильмов, чужих рассказов...
Ушло время громадных сомов. Или, может, еще лишь уходит? С
надеждой на возврат?.. В пору моей юности на Амуре ловили до 10-
12 тысяч центнеров сома для сдачи государству да четверть этого
брали рыбаки-любители. Средний размер этой рыбы в уловах был
60 сантиметров при весе около 1,5 килограмма. Однако уже вскоре
после войны уловы упали в несколько раз...
Восстановить же в Амуре былое «сомообилие» возможно. Сом —
не калуга, которая начинает размножаться чуть ли не в 20 лет. Сому
нужно наше людское благоприятствование всего-то в 3-4 года. Как
и карасю, сазану. .. Правда, к этому необходимы еще и щедрость
Амура на воду, и повсеместное строительство очистных сооруже-
ний. И строгое соблюдение рыбаками существующих правил.
Ну а ученым-ихтиологам пора вывести сома Солдатова из Крас-
ной книги, где он оказался безосновательно. Да и несерьезное это
дело — включать рыб, которых ловят тысячи рыбаков, в число за-
претных к лову. Никто никогда не станет определять, какой вид сома
осчастливил снасть — амурский дозволенный или солдатовский за-
прещенный. И никто никогда пойманного сома в речку не опустит.
Тем более, что численность сомов, в том числе и солдатовских, в
последние годы растет.
172
Эти популярные гольяны
В Амуре их 5 видов Удивительно многочисленны и повсеместны
Одни живут в мелких тинистых водоемах, другие — только в холодных
горных реках. Держатся большими стаями. Жадны, едят почти все до-
ступное. Обсыхание и промерзание водоемов способны переживать,
прячась в иле, песке и между камней. Поедая отложенную икру, вре-
дят промысловым рыбам. Зато сами составляют излюбленный объект
питания хищников.
Их действительно очень мало кто замечает, считая рыбками
слишком мелкими и совсем никчемными. Даже в качестве живца
они плохи: в неволе, атемпачена крючке, быстро мрут и в этой роли
не идут ни в какое сравнение с пескарями, а особенно — с вьюнами.
Лишь некоторые аквариумисты их удостаивают вниманием, а иные
и любят за своеобразную красоту и занятное поведение. Но, с дру-
гой стороны, когда обескураженного удильщика спрашивают: «Как
улов?» — он с досадой машетрукой: «А!.. Одни гольяны».
Нет спору, эта мелюзга ни в малой степени не может у нас за-
числяться в разряд трофеев (хотя в ряде европейских стран ее
охотно удят), но она далеко не лишена интереса, и любознательный
рыбак не упустит возможности присмотреться к ней пристальнее,
поискать в литературе сведения о ее биологии. Может, к месту при-
помнит он и линнеевские слова о том, что природа более всего чу-
десна в малом.
Возьмем самого известного и широко распространенного
представителя рода гольянов — обыкновенного: разве можно не
отметить его красоту? Посмотрим внимательно: плотное брускова-
тое, ювелирно сработанное тельце в бисерной чешуе, с человечес-
кий палец размером. Овально-тупорылая головка с аккуратненьким
ртом. А краски-то на нем какие прелестные: спинка желтовато-ко-
ричневая или оливково-зеленая в черных разводах, бока, в зависи-
мости от возраста и местообитания, серебристо-белые или золо-
тисто-зеленые, в крупных пятнах, выстроенных вдоль срединной
линии от головки до хвоста, брюшко же всегда что чистое зеркало.
Но самцы в брачном наряде словно яркие бабочки: все цвета на
них глянцево-блестящи, темные пятна резко оконтуриваются, вдоль
брюшка проявляется сочная красная полоса, углы рта розовеют.. И
это не все: по верху жаберных крышек и в основаниях нижних плав-
173
ников проступают ярко-белые пятна, головка как бы ограничивает-
ся желтой полоской, а по темени выступает жемчужная сыпь. Самки
наряжаются проще, но и они очаровательны. Не потому ли этих ры-
бок наши предки звали скоморохами да красавками?
Род гольянов объединяет всего 14 видов, в том числе 8 значат-
ся в фауне России, и 6 из них (с подвидами 8) — в Амуре. Но они
настолько многочисленны и повсеместны, что в этом с ними срав-
няются лишь пескари да вьюны. Одни виды обосновались в чистых
прозрачных холодных ручьях и ключах, другим ничего, кроме тинис-
тых заросших озерушек с тепловатой водой, не нужно.
Обыкновенный гольян оккупировал водоемы большей части
северной половины громадной Евразии к югу до Крыма, Кавказа,
Кореи. Его стихия — малые горные речки, а больше всего — ключи
с галечно-каменистым дном. К их истокам в самых горных кручах
он пробирается выше всех иных рыб пониже беспечно суетится в
сообществах гольцов и пескарей а еще ниже уже бдит: не оказать-
ся бы в брюхе хариуса или ленка. Крупных, особенно тиховодных и
мутных рек избегает, не признает и малые равнинно-илистые ре-
чушки, а тем более озера.
Живут гольяны большими — иной раз многотысячными! — стая-
ми. В неустанном поиске пищи суетятся меж каменьями перекатов,
расплываются по плесам и ямам. Все стаями. Но присмотритесь —
в них строгий порядок: чем крупнее и темнее гольян, тем он ближе
ко дну, а сверху — самая серебристая мелюзга. Движения строго
согласованны, рыбки широко не разбредаются. И еще вы непре-
менно обратите внимание на то, что все они проворны, пугливы и
жадны.
Жадны потому, что им все время надо что-то есть, ибо чем мень-
ше живое существо — будь то зверюшка, птаха или рыбка, — тем
больший у него относительный вес поедаемой пищи. А едят поч-
ти все, что может быть захвачено ртом и протолкнуто сквозь гло-
точные зубы: крошечных рачков и моллюсков, личинок насекомых,
фитопланктон, опадающую с наземных растений пыльцу, а также
всякую падаль. Успокаиваются лишь на темное время суток.
Самцы уже к весне изысканно принаряжаются — они день ото
дня становятся суетливее и агрессивнее. Их подруги степеннее, как
будто знают, что в раздувающихся брюшках — продолжение жиз-
ни, наследие и нельзя нервничать... Все ждут, пока вода прогреется
хотя бы до 8-10 градусов...
А затем начинается нерест. Рыбки плотно табунятся на каменис-
тых перекатах и проточных плесах. Самочки обеспокоенно и сосре-
доточенно трутся о гальку, а самцы — о них. Попарно усердно жмут-
ся к бокам подружки — один с одной стороны, второй — с другой.
174
От старания устают. Свою очередь нетерпеливо ждет другая пара
«скоморохов». У всех у них теперь главная задача — не прозевать,
когда истомившаяся подруга пустит тонкую яркую струю икры.
А потом — дело времени. Оплодотворенная икра приклеивается
к нижней поверхности камней, набухает... Через 6 дней появляются
совершенно прозрачные, удивительно большеглазые личинки... И
жизнь гольяньего народца пошла дальше.
Озерные виды гольяна, в их числе сахалинский, покрупнее и по-
желтее, и тело у них повыше, с боков посжатее, и чешуя сравнитель-
но крупная. Вроде бы маленький линь, отчего его зовут линьком. В
Европе, конечно, так зовут, потому что приамурцам линь известен
лишь понаслышке.
Вот он — озерный гольян: шустрая рыбка в 8-10, изредка до
16-18 сантиметров в длину и в четверть этого в высоту, с зелено-
вато-серой спинкой, желтыми с прозеленью боками (иногда они в
мелких бурых пятнах), золотистым брюшком (не беспричинно же
его еще именуют желтопузиком). Даже глаза у этого гольяна жел-
товатые... Впрочем, его окраска меняется в зависимости от цвета
окружающего фона.
По образу жизни он близок к нашему ротану-головешке: живет
не тужит в пойменных озерах, болотцах и даже мочажинах с мутно-
бурой теплой водой над тиной, сплошь заросших внутри и вокруг.
Он чрезвычайно неприхотлив и живуч, способен обсыхание и про-
мерзание водоема переживать, зарывшись в ил поглубже. В еде не-
разборчив и жаден. Любит тихими вечерами понежиться в верхних
слоях прогретой задень воды, невесомо распластавшись в ней.
Озерный гольян распространен так же широко, как и обыкно-
венный, только их места «прописки» совершенно не совпадают. Но
у этого «озерника» ареал захватывает лишь бассейн верхней час-
ти Амура, уступая место на остальной его громадной территории
особому амурскому подвиду, именуемому маньчжурским озерным
гольяном. Отличия его непосвященному в зоологические тонкости
покажутся трудноуловимыми: более длинные грудные плавники,
относительно меньшая голова, хвостовой стебель шире, но поко-
роче... Цветом он зеленее и не так пятнист.
А образом жизни этот маньчжурский собрат еще ближе к рота-
ну, с которым в Среднем Амуре, по Уссури и в других частях ареала
живет, что говорится, бок о бок, и живет удивительно неприхотливо,
нетребовательно, непритязательно. Изгой? Да нет — так ему жить
нравится, а точнее — завещано природой.
Совсем иные условия требуются другому подвиду — гольяну
Лаговского. Он даже в сравнительно чистых равнинных реках не
175
живет — ему нужны потоки горно-быстрые, и желательно — подпи-
тываемые множеством родников.
...Если вам приходилось осенью бывать на кетовых нерестили
щах, вы не могли не обратить внимание на непересчетное множес-
тво мелких рыбешек, возбужденно снующих между закончившими
и заканчивающими свой жизненный путь кетинами, среди нары-
тых ими нерестовых бугорков. Есть тут и обыкновенные пескари, и
восьмиусые и шестиусые гольяны, и другие малявки, но, пожалуй,
больше всего там гольянов Лаговского. Мне, по крайней мере, так
казалось неоднократно.
Ихтиологи и просто знатоки рыб в числе кормов этого подвида
обычно указывают личинок, насекомых, малявок... Но как много они
пожирают кетовой и горбушьей икры! Конечно, в основном той, ко-
торая уплывает из гнездовых ям и обречена на гибель. Но замечал
я, как эта мелюзга упорно пробивалась сквозь гальку в нерестовые
бугры, где в икринках уже началось развитие будущих серебристых
путешественников-фанатиков. Мне не удалось разобраться в «фа-
милиях» этих воришек, но все же кажется, что в первую очередь то
были гольцы, потому что в сравнении с ними гольян Лаговского кру-
пен: 8-10, до 16, а иногда и все 20 сантиметров в длину... Впрочем,
ихтиологи в этих тонкостях разберутся лучше.
В тех чистых реках полуторного типа, куда идет кета, хозяйни-
чает еще один гольян — Чекановского. Он как озерный, но в рас-
цветке больше коричнево-золотистых тонов, а зелени нет. Однако
наш новый знакомец заселяет не только полуторные речки и клю-
чи: он преспокойно живет-поживает и в равнинных речках, и даже
в озерах. Выражаясь языком ученых, этот вид гольянов относится к
экологически многовалентным рыбам, способным существовать в
разных условиях. Как, скажем, карась или щука.
Есть еще в наших дальневосточных пресных водах гольян Черс-
кого — на юге Приморья его обнаружили. Но он изучен меньше дру-
гих, еще ждет своих исследователей, а потому и мы о нем пока мало
что можем сказать.
Эту мелкоту в Амуре за рыбу не считают, а вот в Якутии и на Ко-
лыме существует промысел гольяна. В основном озерного. В ряде
районов он считается даже важной промысловой рыбой, дающей
до третьей части общих уловов. Странно? Мелок? А корюшка, уек,
мойва... Мелюзга, если ее много, стоит трудов. Особенно когда с
гектара водного зеркала ее берут 15-25 килограммов. А берут мел-
коячейными неводами, большими садками, мордушками в немуд-
реных загородках. В иную морду в день попадает до 1,5 центнера
гольяна.
Его морозят, сушат. Для собак, на приманку в охотничьи само-
176
ловы, на зверофермы. Годится он и в пищу людям, особенно позд-
ней осенью и весной, когда упитан. Летом гольян худ и водянист, а
хранить его трудно.
Думаю, на Амуре дело не дойдет до промыслового лова этой
рыбки. Пусть лучше она неограниченно долго остается важным
кормом хищных рыб, рыбоядных птиц, норки, выдры, а через них —
косвенно — приносит и нам важную пользу.
Красавцы пескари
В списке рыб Амура 16 видов пескарей. Все они схожи: невелики,
узкотелы, сравнительно большеголовы, с выдвижной трубкой рта.
Многочисленны, повсеместны, очень активны. Выносливы, но загряз-
ненную воду не переносят. Удивительно плодовиты. Живут просто,
без всяких премудростей. В Европе пескарей считают рыбкой дели-
катесной..
Давно пора сказать несколько общих слов о семействе кар-
повых рыб. Оно исключительно обширно, самое богатое по числу
видов: в нем 275 родов и свыше 1 700 видов, распространенных
на большей части Северного полушария. В Амуре почти половина
списочного состава ихтиофауны принадлежит семейству карпо-
вых. И каких только обычных и необычных по внешности и окраске
среди них нет! И как много разных по образу жизни существ в этом
семействе! А по размерам — и в палец длиной, и почти 2-метро-
вые!.. Казалось бы, что общего между толстолобом, амуром и голь-
яном с востробрюшкой или какая может быть общность у хищного
гиганта желтощека с крошечной синявкой... Может быть, зоологи-
систематики слишком грубо «сколотили» это семейство? Нет, все
в нем обосновано.
Оказывается, у представителей карповых рыб много единых
признаков: выдвижной рот, беззубые челюсти, глоточные зубы,
жерновок на нижней поверхности черепа, 2- или 3-камерный плава-
тельный пузырь, циклоидная чешуя... Желудок отсутствует, а весь
пищеварительный тракт хотя и длинный, но являет собою простую
трубку. Извилистую, разумеется. Много и других общих признаков.
Конечно, есть и исключения: у некоторых карповых рот не выдвиж-
ной, чешуи нет или кишечник короткий. Но таких очень мало.
И выясняется, что пескари — эта многочисленная, повсемест-
ная, суетливая мелкота — тоже в семействе карповых, а стало быть,
12 Рыбы Амура
177
в отдаленном родстве с сазаном, карасем, верхоглядом... И с тем
же желтощеком! Ибо обладают все они общими признаками се-
мейства.
Есть возможность еще раз подчеркнуть богатство Амура рыбой: в
Европе и Сибири обитает всего один род пескариных, представленный
в основном обыкновенным пескарем, в великой же дальневосточной
реке — 11 родов с 16 видами! Есть среди них и такие, что обычны чуть
ли не для всего Северного полушария, но больше всего строго амур-
ских, нигде больше не встречающихся: ханкайский пескарь, амурский
лжепескарь, амурский носатый пескарь, амурский чебачок...
Все они схожи тем, что размером невелики, максимум до чет-
верти, в исключительных случаях — до трети метра. Почти все об-
ладают узким, в сечении почти цилиндрическим или брусковатым,
хорошо обтекаемым телом со сравнительно большой головой, рот
у них раскрывается хоботком вниз. Чешуя довольно крупная и проч-
ная, у большинства видов в четкой темной окаемочке, отчего тело
рыбки кажется туго обтянутым красиво связанным свитерком.
И окрашены они затейливо: спинка зеленовато-бурая, желто-
вато-серая или коричневатая; бока серебристые, золотистые, бы-
вают и зеленоватые, в крупных или мелких пятнах, поперечных да
продольных полосках; брюшко белое, не то темно-серебристое,
иногда серебристо-розовое или даже золотисто-оранжевое. Сам-
цы некоторых видов в период размножения надевают брачный на-
ряд... Что ни говори, а положишь этакую мало кем примечаемую и
поминаемую добрым словом рыбку «карманных» размеров на ла-
донь и залюбуешься.
Приглядитесь к пескарю-леню: чем не красавец! Молодые —
светло-желтоватые или золотистые, с четырьмя широкими темны-
ми поперечными полосами, с возрастом эти полосы расширяются
и сливаются, и вся рыбка становится почти черной, с нежно-лило-
вым оттенком. И неспроста аквариумисты этого пескаря держат в
своих посудинах наравне с причудливыми экзотами. Правда, лень
способен вырасти до 10—15, а на вольном просторе — и до 25-30
сантиметров, но пескарям хищничество не свойственно.
И в красоте пескарь-лень не одинок. Вот приглядитесь еще
178
к пескарю-губачу Черского — крошечной, очень мирной и милой
рыбке: по нежным желтовато-зеленым тонам окраски тела и сте-
кольно-прозрачным плавникам разбросаны черные пятна. К брач-
ной поре усиливается золотисто-зеленый блеск. У самцов перед-
няя часть низа тела и грудные плавники становятся оранжевыми, а
глаза краснеют, в то время как у их брачных партнеров последние
зеленеют. Возьмите ту же крошку владиславию или чебаковидного
пескаря — залюбуешься! Нет, что ни говорите, а зря мы вспомина-
ем об этих великолепных рыбках лишь когда нуждаемся в хороших,
очень живучих малявках для своих снастей.
Но при всем изяществе окрас пескарей, как и большинства дру-
гих рыб, хорошо их маскирует — каждого к своей среде обитания.
Ни сверху его, темноспинного, не увидишь, ни сбоку — пятнистого,
ни снизу — брюшко серебристо! Природа долгими тысячелетиями
подбирала и совершенствовала цвет «одежды» рыб таким образом,
чтобы она одних надежно скрывала от врагов, другим помогала не-
заметно подобраться к жертве.
Пескари — обитатели больших и малых рек, ручьев и озер. Одни
живут по мелководью, другие — на течении, третьи — даже на фар-
ватерах. Избегают лишь очень холодной и быстротекущей воды да
сильно заросших илистых озер. Загрязненную воду не любят, хотя
живучи. Бодрствуют в светлое время суток. Ночью отлеживаются
на дне, замаскировавшись в укромном месте. Ведут придонный
образ жизни, хорошо приспособлены искать и брать корм со дна:
маленьких червячков, рачков, коловраток, личинок, микроводорос-
ли. Особо любят мотыля. Не упускают, к сожалению, возможности
полакомиться икрой. Всякой, в том числе и отложенной собратья-
ми. И даже лососевой! Это «народ» компанейский, обычно он живет
большими разновозрастными стаями, стадами или популяционны-
ми группировками, наиболее шумными и оживленными, как водит-
ся, в нерестовое время.
А нерест у них чаще всего порционный и потому длится месяц-
полтора. Самцы многих видов оплодотворенную икру бдительно и
самоотверженно охраняют. А лжепескари ее откладывают в спе-
циально вырытые в грунте гнезда в виде тарелок диаметром сан-
тиметров 20 и глубиной с вершок. Самец от этой «тарелки» гонит
179
прочь решительно всех! Протяните к нему руку — а гнезда эти при-
урочены к мелководьям, — он и на нее отважно бросится... Да еще
норовит поранить острыми шипиками, специально для охраны по-
томства отрастающими на голове и грудных плавниках. А когда у
гнезда спокойно, он деловито перемешивает в нем икринки, вен-
тилирует их.
У самки пескаря-губача к лету отрастает миниатюрный яйце-
клад, с помощью которого икра определяется поштучно в наибо-
лее надежные места: в ниши, между камней... А может быть, и в по-
лости моллюсков? Как горчак? Ведь жизнь пескариной мелкоты и
по сей день изучена слабовато. Тот же пескарь-лень перед нерес-
том роет в песке довольно глубокое гнездо — до 15 сантиметров!
Но зачем оно ему, если у этой рыбки икра, как считают некоторые
ихтиологи, пелагическая?
Активность пескарей определяется главным образом темпе-
ратурой. Более всего они бодры и подвижны в теплой весенне-лет-
ней воде. С осенним похолоданием становятся вялыми и уплывают
в спокойные глубины, где и зимуют при предельном снижении ак-
тивности. Иные и в ил зарываются. До самой весны.
Кроме упоминавшихся пескарей в бассейне Амура живут амур-
ский, обыкновенный, ленский, Солдатова, амурский белоперый,
длиннохвостый колючий и восьмиусый пескари. Читать о жизни
каждого из них не у всех найдется время. Но стоит набраться тер-
пения и прочесть об обыкновенном пескаре. Он почти повсеместен
и многочислен. И один из самых крупных — до 22 сантиметров в
длину и четверти килограмма весом. С хорошего чебака! Но таких
пескариных гигантов и прежде было все же мало, обычны 10-15-
сантиметровые. Любит проточные реки с песчаным или галечным
дном и чистой прохладной водой. На перекатах горных рек рыбаку
чаще всего приходится встречать его стайки. В озерах, особенно
проточных, он тоже живет, но на нерест поднимается в верховья
небольших рек, к осени скатываясь обратно. Туда — стаями, и ста-
ями обратно. К ледоставу переселяются на глубину, где и зимуют в
полусонном состоянии. А вот пескарем его назвали, видимо, с оп-
ределенным основанием: будучи извлеченным из своей стихии в
нашу, он пищит. В ряде мест, особенно в прежнее время, его звали
пискарем. Но может быть, оттого пескарь, что чаще всего встреча-
ют его на песчаном дне? Ведь об этом еще С Т Аксаков писал.
Но поговорим немного еще об одной интересной местной
рыбке — амурском чебачке. Его называют пестрым чебачком, или
амурчиком. В нем обычно 6-8, максимум 10 сантиметров. Вне-
шностью он почти точь-в-точь пестрый конь в миниатюре. Молодь
180
заметна резко обозначенной на боках вдоль всего тела узкой чер-
ной полоской, вроде бы оттеняющей боковую линию, да пятнистос-
тью плавников. По мере взросления полоска выцветает, а плавники
чернеют. Правда, к икромету эта боковая чернота снова «обостря-
ется», а у самцов под глазами появляются острые роговые шипики.
В общем же взрослые чебачки желтовато-серебристо-пестрые. По
их чешуйкам разбросаны темные скобки. Самец крупнее самки и
ярче окрашен.
Это бентофаг. Ест все, что положено есть пескарям, — разную
беспозвоночную мелкоту. И ест много, с характерным металличес-
ким пощелкиванием. В нерест сильно возбужден и икру свою, по-ви-
димому, оберегает. Неприхотлив, пластичен, живуч. По всем статьям
пескарь как пескарь. Но как стремительно стал этот амурчик размно-
жаться да расселяться там, куда его по неосторожности завозили!
В искусственные и естественные водоемы Средней Азии и Ка-
захстана он тоже попал «зайцем» — при акклиматизационных заво-
зах толстолобика и белого амура. Здесь этот «заяц» моментально
освоился. Ему потребовалось всего несколько лет для того, чтобы
стать повсеместным и многочисленным. Рыбаки оценили этот взрыв
численности чужестранца не иначе как напастью, [де бы и куда бы
ни забросили крючок — тут же решительная поклевка и... улов в па-
лец размером. Почему же амурчик на чужбине так быстро приспо-
собился и размножился? А потому, что он экологически тоже очень
пластичен и живуч, и почти не оказалось у него в новых местах тех
«штатных пастухов», которые на родине постоянно поддерживают
поголовье своих жертв на биологически разумном уровне.
Амурский чебачок в среднеазиатских водоемах оказался при-
мерно в той же роли, что ротан-головешка в Подмосковье и сосед-
них областях. У них много общего: оба неприхотливы, оба быстро
приспосабливаются есть все съедобное, вплоть до комбикормов и
личинок прудовой рыбы, оба оказались очень плодовитыми. У че-
бачка клейкая икра тоже откладывается заботливо и предусмотри-
тельно, потом родитель за нею следит, ухаживает, чистит. Нерест
многопорционный, растянут на 2 весенне-летних месяца. Предли-
181
чинка же, не успев вылупиться, уже подвижна, и ее не так-то просто
поймать. А в итоге прижился, размножился и расселился амурский
чебачок в местах неосторожной его акклиматизации так же побед-
но, как и его головастый земляк ротан.
Рыбак Приамурья пескаря в улове не считает рыбой. А вот в ев-
ропейских странах за ним охотятся. И считают его деликатесным.
В детстве мне иногда приходилось ловить пескарей мордушками
и малявочницами, а то и просто ситом с прибитой к его ободу пал-
кой. Вместе с пескарями — синявки, гольяны, вьюны, молодь более
крупных рыб. За час-другой налавливал 1-2 ведра.
Изворотливые вьюны
Небольшие, очень скользкие мелкие рыбки со змеевидным телом
Живут на дне водоемов, часто зарываются в ил и песок. Строением и
образом жизни примитивны, поразительно неприхотливы, способны
жить и в грязной воде. Очень плодовиты, очень компанейски и очень
прожорливы. Зимуют зарывшись в песок. В аквариумах безошибоч-
но предсказывают погоду. Ими охотно питаются придонные хищные
рыбы. Экзотические лефуа и лептобоция великолепны в аквариуме.
Этих небольших, неприятно змеевидных, чрезвычайно скольз-
ких и удивительно изворотливых рыбок почти все рыбаки и знают и
не знают одновременно. Знают, если даже никогда в руках не дер-
жали, поскольку при соответствующем случае о том или ином чело-
веке говорят: «Он как вьюн...»
А рыбки эти распространены широко и во многих местах много-
численны. Но в то же время обнаружить их не так-то просто, потому
что живут они на дне водоемов, зарывшись в ил или песок, забив-
шись под камень или топляк
Но какой-нибудь башковитый мальчуган может уверенно запус-
тить сачок в илистую топину тиховодья и за часок наполнить не то
большими червями, не то малыми змейками ведро или объемистую
корзину. Промоет их чистой водой, прикроет травой да бодро до-
мой: и на наживку, и на сковородку более чем достаточно...
А теперь самое время познакомиться с этим странным «народ-
цем» вплотную: надо, потому что не только рыбак, но и всякий гра-
мотный человек должен знать его. Хотя бы в общих чертах.
Семейство вьюнов хорошо обособлено: в него входит необыч-
182
ного вида мелкота древнего происхождения, а потому довольно
примитивного строения и образа жизни. Удлиненное, очень гибкое
тело в микроскопически мелкой, иногда всего лишь в зачаточной че-
шуе или вовсе голое, но густо покрытое слизью. Маленькая головка,
небольшие плавнички — все приспособлено для того, чтобы жить
не как всем рыбам, а на манер червей. Глаза крошечные: мало в них
нужды. Зато на редкость чувствительных усиков вокруг рта целая
бахрома — без этого органа осязания вьюнам не прожить, потому
что именно осязанием да обонянием отыскивают они в своей грязи
далеко не изысканную снедь: крошечных червячков, всевозможных
личинок, пиявок, а то и просто ил. Деликатес для вьюнов — икра со-
седей по водоему, которую все они воруют жадно.
А едят тоже относительно много. Рот у них мал и беззуб, но если
заглянуть в него поглубже, то можно отыскать глоточные зубы, ко-
торые не хуже челюстных: раковинки мелких моллюсков крошат за-
просто.
Вьюны донельзя живучи, совершенно неприхотливы и способ-
ны обитать в такой грязи, какую, пожалуй, и ротан не выдержит. В
банке с водой неделю живут, на крючке вертятся 2-3 дня. Переруби
вьюна напополам — головная часть будет плавать еще несколько
часов. Переждать обсыхание водоема глубоко в иле может запрос-
то. Способен и ожить после того, как долго был замерзшим. В траве
на суше бодрствует всю ночь.
А все потому, что при крайнем недостатке кислорода в воде мо-
жет вьюн усваивать атмосферный воздух... кишечником, отдельные
участки которого насыщены капиллярами. Заглотит пузырек возду-
ха, кровь заберет из него кислород, а углекислый газ выйдет через
анальное отверстие. Если вам приходилось иметь дело с вьюнами,
вы слышали, как они пищат: это они заглатывают и выпускают воз-
дух.
В бассейне Амура с древних пор было основательно прописано
5 видов вьюнов: амурский, или восточный, вьюн, голец и шиповка,
известные чуть ли не всей Евразии, а еще экзотические лептобоция
и лефуа. Теперь же вьюнов описано 9, в том числе 4 шиповки вмес-
то одной.
Родной дом амурского вьюна — тихие или едва шевелимые те-
чением неглубокие водоемы с илистым дном. Озерки и старицы,
глухие протоки и заливы, заболоченные речки. Даже болота, моча-
жины и канавы! Пусть будет в них воды едва-едва, и очень несвежей
воды, но побольше бы ила!
Если бы вьюн не извивался змеей, неприязнь к которой у чело-
века в крови, то вполне сошел бы за приличную рыбку: она стройна
и оригинальна, размером с круглый толстый карандаш, с желтовато-
183
бурой или темно-зеленой спинкой в мелком черном крапе, желты-
ми боками и брюшком. Бока тоже в крапе, а животик иногда бывает
красноватым. Усиков 5 пар: по две на верхней и нижней челюсти и
одна в уголках мягкогубого рта. Плавники аккуратно закруглены.
Нестандартная это рыбка — вьюн, оригинальная. Право же, не
заслуживающая нашего пренебрежительного, а то и брезгливого к
ней отношения.
Корм для вьюнов — всякая живность на дне и в иле. Размером
до пиявки. Наелся — и выглядывай из своей норки, едва пошеве-
ливая грудными плавничками для кое-какой вентиляции жабр. Да
бди: сом, налим, крупная косатка не упустят возможности слопать.
А особо опасен для вьюна здесь змееголов: предпочитая чистой
звонко-прозрачной речной благодати такие же неудоби, он всегда
рядом и сторожит вьюна так же усердно, как и ротана.
Нерестится вьюн довольно рано, в мае — как только подогреет-
ся вода до 15-16 градусов. Но икринок много: у иных 100-150 ты-
сяч. Откладывают их на всякую водную зелень, к которой икринки
приклеиваются, потом снова в свой ил зарываются. Отдыхать, сил
набираться.
Амурский вьюн не очень компанейское существо, однако на
зимовку собирается большими скопищами. В тинистых ямах по-
глубже, тихих омутах, где ил на дне накапливался столетиями. Но
не просто в глубоких непромерзаемых местах собирается, а чтобы
и роднички были, и вода не застаивалась мертво. Ибо зимует вьюн,
зарывшись в ил, в котором из-за постоянных процессов разложе-
ния органических веществ кислорода совсем мало, а хоть и в не-
больших дозах, но все же нужен он рыбке-крошке.
Почему я говорю о родничках? Да потому что зимой приходи-
лось мне черпать сачком вьюнов из знакомых озерных зимовальных
ям. Заодно с ротанами. И был всегда над ними лед гораздо тоньше,
чем в соседних местах...
Они удивительно чувствительны к изменению атмосферного
давления, а стало быть, и погоды. Перед ненастьем суетятся, от-
рываются от дна, всплывают к водной глади и даже высовываются
из нее, беспокойно попискивая. Японцы с давних времен держали
при себе вьюнов в качестве барометров. В некоторых странах они и
теперь содержатся в специальных аквариумах среди сложнейшей,
самой современной гидрометеорологической аппаратуры. Такие
чудо-рыбки в Японии предсказывают даже землетрясения и цуна-
ми. Как — пока неизвестно.
Обыкновенный вьюн довольно крупен, а костей в нем — почти
один позвоночник. Из своих давних уловов я всегда набирал до-
стойных гастрономического внимания на сковороду, и ели их все с
184
аппетитом. Правда, чистить их всегда приходилось мне... Можно их
подсушить и завялить. Немцы вьюнов издавна варят в уксусе или
пиве. Ценятся они и во Франции. А в Японии и Китае их специально
разводят в прудах...
Обратите внимание и запомните: у настоящего вьюна мы отме-
тили 5 пар усиков, а вот у его близкого родича гольца — 3.
Он потому и именуется гольцом, что его длинное брусковатое
тело почти начисто голое, и лишь на боках в лупу можно разглядеть
редкие, глубоко посаженные чешуйки. Коричневато-серая или бу-
рая спинка в темных пятнах, бока посветлее, а брюшко почти белое.
Плавнички темно-пятнистые. Размерами мелок: 4-6, редко 10-12,
и как рекорд — 15 сантиметров
От обыкновенного вьюна он отличается еще и тем, что любит чис-
тую проточную прохладную воду и песчано-галечное дно, и потому
гольца больше всего в реках полуторного типа да проточно-роднико-
вых озерах. Но эта экологическая привязанность не жесткая, гольца
можно встретить и в озерах, и в тихих заливах да протоках. Но все же
тинистых прогретых мелководий он избегает. А в остальном — вьюн
вьюном. Придонная рыбка, типичный бентофаг. Склонен зарываться
в песок и под камни, почему его еще зовут и вьюном-подкаменщи-
ком. Иногда сбивается в стайки, но больше живет одиночно.
Малоподвижен. Может сделать стремительный рывок, но быст-
ро выдыхается. Как и все вьюны, живуч, способен дышать кишечни-
ком, зимует в ямах теми же скопищами. И тоже удивительно тонко
чувствует ухудшение погоды. Когда она ясная и солнечная, голец
невозмутим, иногда малоподвижен. В аквариуме это хорошо за-
метно: не шелохнется. Но вот если заплавал он вдоль стеклянных
стенок, извиваясь змейкой, — жди ненастья, а перед самым дож-
дем начинает метаться по аквариуму, словно сделали ему больно.
И тоже тревожно попискивает.
Голец во многом другом схож с амурским вьюном. Любит пола-
комиться икрой. И нерестится весною. Только к брачному сезону у
подкаменщиков голова покрывается мелкими бородавками, перед-
ние носовые дырочки вырастают в торчащие кверху трубочки, а у
самцов, кроме того, на хвосте — сверху и снизу — появляются ко-
жистые гребеньки.
Икра откладывается на песок или растения в неглубоких про-
точных местах, чаще всего на спокойных перекатах. Голец ее не ох-
раняет, а чужую жрет в большом числе, чем здорово вредит хари-
усу, ленку, тайменю. И кете с горбушей, на нерестилищах которых
обычно многочислен. Но зато и сам тайменю, ленку, налиму и дру-
гим хищникам в зубы попадается частенько.
185
Небольшие горные реки летом часто настолько мелеют, что
превращаются в цепь тихих плесов, разделенных обсохшими пере-
катами, их истоки же вовсе обезвоживаются. А зимой промерзают
насквозь. Но сошел лед, полили дожди, ожили эти речки, звонко
выплескиваясь из плеса в плес по шумным перекатам. И куда ни
глянь — вьюны-гольцы...
Им не страшны ни засухи, ни льды, потому что способны они
переживать невзгоды (для многих рыб погибельные), углубляясь в
песок до непромерзаемо-непросыхаемых нижних «этажей» речки.
Мне доводилось находить их в летнюю засуху в «колодце» метровой
глубины, выкопанном в обсохшем дне. Обнаруживал я их и во влаж-
ных песчаных берегах живых-живехоньких. Описан даже случай на-
ходки ранней весной в песке выше уровня воды восьмиусого гольца
из рода лефуа, который, судя по всему, вне воды прозимовал все
очень студеные месяцы...
Голец жирен и вкусен. Одно плохо — мал. А потому и интересен
рыбаку лишь в качестве отличного живца.
Вьюнами являются и шиповки, называемые еще щиповками. У
этих рыбок тоже 3 пары усиков, но от гольца, с которым мы толь-
ко что познакомились, ее проще всего отличить по подглазничным
складным шипикам, о которые можно больно уколоться. И еще. Тело
шиповки впереди, и особенно голова, сплющено с боков, а раскра-
шено оно красивее и пестрее: спинка желто-серая в темных пят-
нах разного размера и формы, эти же пятна распространяются и на
бока, где иногда сливаются в продольную полосу; горло и брюшко
чистые светло-желтые, а плавнички сероватые. Крошечные бледно-
желтые глазки сверху, миниатюрный мягкогубый рот снизу. Вот и
весь портрет этой во всем скромной рыбки с палец размером.
Заселяют шиповки весь бассейн Амура, и где их только нет: в
стоячих и быстротечных водоемах, речках, озерах и старицах. Лишь
вонючие ротаньи обители они не любят да холодные горные потоки
не переносят. А дно все-таки предпочитают илисто-песчаное, что-
бы можно было вырыть в нем лабиринт ходов и жить рядом с пес-
коройками. Еще эти вьюны ищут скопления нитчатых водорослей,
в которых любят зависнуть на час-другой в полной неподвижности
и в которых же откладывают многочисленные прозрачные бусинки
икры...
Все вьюны удивительные мастера прятаться. Вроде бы замети-
ли его: вот он, на дне, стоит на плавничках, что на колесиках. Голов-
ку приподнял и соображает, видят ли его? И в мгновение исчез. За
камешек спрятался или в норку. Иной раз просто взмутит ил-песок
и застынет в мути, а осела та на него — одни глазки поблескивают.
186
...Теперь же самое время поговорить о собственно амурских
вьюнах.
Лефуа костата, он же восьмиусый голец, он же карликовый
вьюн, обитает по всему бассейну Амура, а больше всего — в его
пойменных озерах около Уссури и Сунгари, вдоль отлогих тинистых
берегов Ханки. Как и обыкновенный вьюн, живет в стоячих и мед-
ленно текущих болотистых речках и протоках.
Эта мелкая рыбка, как большинство экзотов, красива: основ-
ной цвет тела коричневато-сиреневатый, сверху потемнее, снизу
посветлее, а на боках темно-шоколадная сквозная полоса, рассы-
пающаяся по лопатовидному хвостовому плавнику бисером пятен
такого же цвета. У самцов окрас более сочен и насыщен.
Аквариумисты с удовольствием держат лефуа в своих посуди-
нах: они всегда подвижны, почти всеядны — даже хлебные крошки
не игнорируют. Было бы где спрятаться на сытое брюхо да отдох-
нуть. В нерест играют незатейливые «свадьбы»: сначала плывут по-
над дном парами, потом зигзагами поднимаются кверху, а постояв
там, тихо «тонут» бок о бок.
Другая амурская вьюн-рыбка носит имя лептобоция. Внешнос-
тью и раскраской она похожа на широко распространенную шипов-
ку, но цвета на ее удлиненном, слегка сжатом с боков теле ярче и
чище: спинка зеленовато-серая, бока светло-золотистые или се-
ребристые, в частых темных поперечных полосах. Особо красивы
спинной и хвостовой плавники: они прозрачно-желтые, в мелких
черных пятнах-черточках. Рыльце вытянутое, с тремя парами усиков,
бока головы в мелкой чешуе, под глазами — те же острые складные
шипики, а сами глаза имеют веки, без которых трудно копошиться
в иле, тине да песке. Размеры лептобоции — 10-15, редко до 20
сантиметров в длину.
Ведут эти экзотические рыбки жизнь, типичную для вьюнов, од-
нако, как истые южане, они заметно активнее и подвижнее. Чаще
суетятся у дна, но не забывают наведываться и к водной поверх-
ности, чтобы схватить, к примеру, упавшую букашку. Ну а в донном
грунте отыскивают живность с помощью чрезвычайно чувствитель-
ных органов осязания (усики) и обоняния, то и дело засовывая в ил-
187
песок рыльце. Вогнать в него свое гибкое скользкое тело ей ничего
не стоит — секундное это дело. В грунте прокладывает сложную
сеть нор, которые постоянно посещает и в поисках пищи, и для по-
коя.
Наблюдать за лептобоцией в аквариуме занятно и интересно.
Это развлечение и для науки небесполезно, потому что жизнь амур-
ских вьюнов лефуа и лептобоции до сих пор изучена слабо. Ученые
в первую очередь и всем фронтом работают по рыбам, имеющим
определенное практическое значение. Не до вьюнов пока и не до
иных мелких пескарей. Вот тут-то рыбаку-аквариумисту и все карты
в руки.
И последнее. Вьюнов рыбаки частенько путают с личинками
ручьевой и тихоокеанской миноги — пескоройками. Но те миножки
безглазы, без жаберных крышек, у них нет ни парных плавников, ни
усов... А потому их путают, что не удосужились еще изучить как сле-
дует рыб своей реки.
Большие
и малые
странники
По степени оседлос-
ти — привязанности
к месту своего оби-
тания — рыбы, как и многие
иные существа, весьма не
одинаковы. Есть среди них
такие завзятые домоседы,
что всю жизнь проводят там,
где выклюнулись из икрин-
ки В радиусе какого-нибудь
десятка километров. Карась,
например, косатки, змеего-
лов, сом Солдатова, ротан,
пескари, гольяны. Не склон-
ны к бродяжничеству и щука,
сазан, кони, красноперы...
Те, которые мечут пелагическую икру, волей-неволей путешес-
твуют, ибо мальки задерживаются в тихих прибрежьях, за многие
километры от мест, где их родители отметали икру, а в пору взрос-
ления медленно, но упорно идут в отчие края.
А в этой главе рассказывается о рыбах, которым «не сидится
дома» от роду и от века. Одни из них совершают регулярные, до-
189
вольно длительные путешествия из горных рек в равнинные или
наоборот — с целью благополучно перезимовать в одном районе,
отнереститься — в другом, понаслаждаться спокойной жизнью — в
третьем Речь идет о таймене, ленке, сиге, хариусе, налиме... Дру-
гие большую часть жизни проводят в море, где быстро растут и
мужают для того, чтобы в свой срок совершить грандиозное путе-
шествие в несколько тысяч километров в реки, единственный раз
отложить там икру и погибнуть. . И по сию пору трудно сказать, где
их родина — в море или в речках.
В этих путешествиях еще много невыясненного. Проходных
лососевых и миног можно в известной мере считать смертниками,
потому что штурмуют они реки, в которых им уготована неминуемая
гибель.
Но более всего сложно и интересно не то, почему так их жизнь
устроена, а как они находят верный путь в немереных морских про-
сторах к устью своей реки, и настолько уверенно находят, пересе-
кая океан, что диву даешься.
По этим сложным вопросам существует достаточно много раз-
личных гипотез или просто остроумных догадок, но... до твердых
заключений еще далеко, и многие загадки остаются загадками, а
гипотезы — гипотезами.
Наша жизнь интересна неиссякаемой вереницей открытий и
разгадок. Возможно, и кому-то из нас посчастливится что-то «рас-
крыть». Но для этого непременно нужно хорошо ознакомиться с уже
изученным, чтобы не открывать открытое и не искать найденное.
Неразгаданная красная рыба
Удивительны эти рыбы — проходные тихоокеанские лососи. Краси-
вые, сильные и беспримерно выносливые, с очень сложной, до кон-
ца еще не изученной трагической жизнью. Нерестовый ход вверх по
Амуру и его притокам горбуши, симы, а особенно кеты, представляет
грандиозное зрелище. Рыбы с фанатическим упорством проплывают
тысячи километров, чтобы отложить икру в том месте, где родились,
и погибнуть.
190
При слове лосось в воображении жителей многих европейских
стран встает прежде всего семга, или атлантический лосось. Этой
рыбе присвоен еще один видовой эпитет — благородный лосось.
Тут отразилось все: красота и изящество рыбы, ее нежный вкус, со-
лидные размеры...
Но русские (и иные национальные) названия видов — дело в из-
вестной мере условное, нередко зависящее от случайностей, и не
следует думать, будто семга — эталон из эталонов, а другие лососи
менее «благородны». К примеру, нашу кету американцы называет
собачьим лососем, и это правильно лишь в том смысле, что ког-
да-то он в большом количестве шел на корм собакам. Интерпре-
тировать теперь данное название как «годный в пищу только соба-
кам», конечно, нельзя, ибо американцы и мы хорошо знаем, какие
высокие гастрономические качества у кеты . А другие наши лососи?
Если на минуту представить, что семга водилась бы в Тихом океа-
не, а камчатская чавыча, наоборот, — в Атлантическом, то вполне
возможно, что все утонченнейшие гурманы Европы единодушно
провозгласили бы именно чавычу благородным лососем. Тем более
что она и поувесистее семги — вырастает до полуцентнера. Кстати,
американцы называют ее королевским лососем, а японцы — кня-
зем лососей.
Однако не будем ориентироваться на те или иные названия и
составлять на их основе «табели о рангах». Все лососи — предста-
вители славного семейства сальмонид — рыбы благородные, вы-
зывающие у нас восхищение и особый интерес. Кто не хотел бы
поймать лосося, кто не хотел бы отведать лососины?
Я очень сожалею, что в своем рассказе смог лишь вскользь
упомянуть о чавыче, в порядке сравнения. Она обитает в суровых
Беринговом и Охотском морях, а потомство оставляет в реках Кам-
чатки и Приохотья (и Северной Америки тоже), а в лимане Амура
появляется только случайно, единично, совсем редко. Это-то и не
дает мне оснований для обстоятельного разговора о чавыче в книге
про амурских рыб.
И еще несколько интересных представителей сальмонид наве-
дываются в Амур лишь в ту часть, которая своими просторами уже
уподобляется морю. Для примера — кунджа, живущая в северо-за-
падной части Тихого океана вдоль азиатского побережья к югу До
Владивостока. Заходит она на икромет лишь в приустьевую часть
Амура, и на короткое время появляется, и в небольшом числе.
Мальма, неправильно называемая еще форелью, — житель вы-
соких тихоокеанских широт. Осенью ее небольшие косяки бывают
только в коротких горных речках, впадающих в Амурский лиман...
А какая жалость, что не приходится рассказывать о своеобразной
191
красоте этой рыбы, об особенностях и неразгаданных странностях
в ее жизни!
Самой многочисленной и ценной лососевой рыбой Амура явля-
ется кета. Но прежде чем приступить к разговору о ней и ее ближай-
шей родне, надо бы, во избежание повторения общих мест, кратко
упомянуть основные черты, объединяющие различные виды в се-
мейство сальмонид. Его полноправными представителями являют-
ся и некоторые речные рыбы — таймень, ленок и другие, не нужда-
ющиеся в путешествиях к морю. О них вы прочтете отдельные рас-
сказы. Все наше внимание здесь — к тихоокеанским проходным, то
есть тем, которые растут и откармливаются на морских просторах,
а нерестятся в небольших горных реках, которых достигают после
грандиозных, продолжительных путешествий.
И еще. Казалось бы, что общего между чавычей и тайменем или
горбушей и ленком, в образе жизни которых так мало сходства? Но
систематиков в решающей мере интересует не то, как разные виды
живут-существуют, а как они устроены. Так вот, у всех лососевых
имеются короткий спинной плавник с количеством лучей не более
16 и плюс к нему бесперый жировой — он ближе к хвосту. Кишеч-
ник — с многочисленными пилорическими придатками. Яйцеводы у
самок зачаточные или их совсем нет, то есть икра через разрывы в
стенках яичников поступает в полость тела, откуда выводится нару-
жу без посредства специального «шланга».
Некоторые представители лососевых изменяют свое поведе-
ние, вид и окраску тела в зависимости от внешних условий. Напри
мер, камчатская нерка.
Проходные все беззубы, все крупны, стройны и серебристы.
Разумеется, когда они плавают в холодной части Тихого океана.
Другие же лососевые зубасты. Возьмите тайменя или ленка.
Живут проходные лососи небольшими косяками, главным об-
разом в верхнем слое морской воды, густо нашпигованном всевоз-
можным кормом... Зимуют поюжнее, поближе к теплому течению
Куросио, весной же устремляются в берингийскую сторону. А ле-
том или к осени те, которым настал срок, табунятся день ото дня
гуще, сбиваются в большие плотные косяки и начинают ту нересто-
вую миграцию, которой завершается их жизнь.
Удивительнейшим образом отыскав устье Амура, лососи не-
сколько дней постепенно привыкают к пресной воде, отдыхают, а
потом, как по общей команде, устремляются против течения...
С.П. Крашенинников два с половиной века назад писал, что эти
лососи «идут летом из моря в реки такими многочисленными ру-
нами, что реки от того прибывают и, выступая из берегов, текут до
самого вечера, пока перестает рыба входить в их устья». Это о них
192
путешественники-первоисследователи дальневосточной приро-
ды рассказывали: воткни шест в плывущее стадо — и он стоит, не
падая, и тоже плывет вместе с рыбой, качаясь, — столь плотно и
велико то стадо...
В.К. Солдатов писал: «Никогда не забываемую картину оста-
вил... массовый ход кеты в Амур... По огромному количеству двига-
ющихся рыб, по производимому ими шуму и всплеску представля-
ющийся чем-то стихийным...»
Особенность нерестовой миграции еще и в том, что рыбы со-
вершенно перестают питаться, расходуя накопленную в морях
энергию и день ото дня худея. И перерождаясь кишечник за пол-
ной ненадобностью сжимается и атрофируется, печень не выра-
батывает желчь, форма тела становится уже отнюдь не изящной, и
оно покрывается брачным нарядом — можно сказать, и смертным
саваном. Продукты размножения дозревают в рыбах в течение все-
го их пути.
Нельзя читать без волнения написанное С.П. Крашенинниковым
еще в начале XVII века: «Во всех родах... лососей сие достойно при-
мечания, что они в реках и родятся, и издыхают, а возрастают в море,
и что по однажды токмо в жизнь свою икру и молоки пускают».
Итак — кета.
Ее в Амуре 2 формы, или расы: летняя и осенняя. Первая отли-
чается лишь тем, что заметно меньше: в среднем 58-61 сантиметр
в длину и 2,4-3,1 килограмма весом, у самых крупных самцов наби-
рается 77 сантиметров при 5,5 килограмма. Осенняя же обычно на
। четверть длиннее и примерно на 60 процентов увесистее, но встре-
чаются и великаны, схожие с чавычей. Почти метровые вытягивали
до десятка килограммов, а М.Л. Крыхтин держал в руках кетину ве-
I сом в 17 килограммов.
Летняя кета в Амурском лимане появляется в конце июня, рун-
ный ход обычно с 6-8 июля по 10-12 августа, затухание миграции — к
последним дням лета. Поднимается до Анюя, но в преобладающем
большинстве не выше Горина, что под Комсомольском. Основные
нерестилища в бассейне Амгуни. Икромет проходит с середины
лета до половины сентября.
Осенняя же раса кеты в Амуре объявляется в разгаре последне-
го летнего месяца, а Николаевск авангардным мощным валом про-
ходит с 20-25 августа по 1-5 сентября. Это кета так называемого
первого хода — самая сильная, серебристая и жирная. А всего их 3,
так они «организованы», что на нерестилищах готовые к икромету
производители появляются с середины сентября до конца ноября.
В истоках Уссури и верховьях Кура мне приходилось видеть нерес-
тящуюся подо льдом кету в последних числах ноября.
13 Рыбы Амура iqo
С какой же скоростью поднимается эта рыба? М.Л. Крыхтин по-
метил в Амурском лимане свыше 12 тысяч сгрудившихся на старте
кетин и на основании возврата меток с фиксацией места и време-
ни поимки точно установил: в лимане она всего лишь разминает-
ся, одолевая за сутки 1-1,5 километра; в приустьевой части Амура
темпы движения нарастают до 6-18, в среднем 12,5 километра за
24 часа; в нижнем участке реки достигают 25-40; у Мариинска —
45-61; у Хабаровска же — 53-66 километров в сутки. В горных ре-
ках против стремительных потоков рыба одолевает немного мень-
ше — 50-60 километров за день и ночь. Но если в Амуре с учетом
встречного течения она относительно воды проходит где-то 150
километров — немного более 6 в час, то в горных — 170 в сутки и 7
в час. Это для рыбы, так долго преодолевающей встречное течение,
поразительно много!
Первые российские землепроходцы, увидев нерестовую миг-
рацию кеты, поражались. Вот что записал в середине XIX века один
из них — А.Ф Миддендорф: «С неудержимой силой, целыми мил-
лионами... кета мчится вверх по рекам, в горные потоки. Вода ки-
шит ею, принимая рыбий вкус, весла вязнут, подкидывая рыб, и как
скоро лодка плывет вдоль несколько плоского берега, так крайние
ряды вытесняются на сушу, где они жалостно погибают. Но главная
стая продолжает стремиться вперед, пробирается против напора
потока, против быстрин, вверх в горы, все дальше и дальше, пока
наконец не хватает воды. Уже выдаются из воды спинные плавники,
даже самые спины; люди, вооруженные уже не сетями и гарпуна-
ми, а просто палками, медведи, собаки, птицы безжалостно губят
ряды, — но остальные не прекращают своего движения».
Грандиозный штурм Амура начинают гонцы — самые большие,
самые нетерпеливые и смелые особи. В основном самцы. Рвутся
против течения они небольшими косяками — вроде бы разведотря-
дами или боевыми авангардами. Через несколько дней за ними
устремляются полки первого хода кеты, в котором преобладают
крупные сильные самцы, самок же гораздо меньше. Во втором
ходе, одной-двумя неделями позже, оба пола в равном числе, а в
третьем — икрянок больше. Но в общем за весь период хода и за
ряд лет в стадах кеты самцов и самок примерно поровну.
Кета третьего хода на нерестилищах появляется самой черной,
телом самой худой, подплывает она не столь дружно, зато долго. Но
добирается поздно, когда рыбачьи страсти поулягутся, и много ее
подходит к нерестилищам уже по шуге, а икру рыбы откладывают
даже подо льдом.
Бывает, нерестовые бугры предшественниц разрываются, но
зато при этом дренируется и промывается дно. И потому именно
194
потомство третьего хода кеты оказывается наиболее многочис-
ленным. И в значительной мере благодаря именно третьему ходу
осенняя раса кеты бесконтрольным промышленным переловам до
установления на Дальнем Востоке советской власти противостояла
значительно дольше, чем летняя, хотя нельзя снимать со счетов и
гораздо большую нерестовую площадь поздней расы.
Половозрелость к этой рыбе приходит в 3-5, а то и 6 лет — кому
как повезет! — и потому-то даже в одной лодке улова одноразмер-
ных рыбин мало. Замечено, что осенняя кета имеет больший сред-
ний возраст Посудите: в тысяче летних на трехлеток приходится
около 150 штук, а у осенних — всего 40-50; зато 5-летних в той же
тысяче: первых — 85, вторых же — 250, 6-летних — 5 и 14 соответс-
твенно. О 7-летних долгожителях в рядах летней кеты нет и речи, в
осенней же их 4 на тысячу.
Это известно еще со времен возникновения на Амуре массово-
го лососевого промысла. Ученые-ихтиологи Амурского отделения
ТИНРО в 60-х годах прошлого века на огромном материале возраст-
ные соотношения в уловах кеты уточнили и конкретизировали: по
их данным, четырехлетки в стадах летней расы кеты составляют
преобладающую часть — 86-96 процентов, у осенней же — 54-
88,5; но 5-летних у первой кот наплакал, а у второй — от 10 до 38
процентов.
Нерестовые места — в чистых неглубоких протоках с мелкога-
лечным дном, слабым течением, обильным поступлением роднико-
вых и грунтовых вод. Осенняя температура воды в них обычно от 4
до 14 градусов.
Нерест кеты являет собой захватывающее дух зрелище, оно на-
водит на всевозможные размышления. Кетовые нерестилища мож-
но увидеть и вблизи моря, и в тридевятьземельных далях от него.
Природа распорядилась так, что годные для откладки икры речки
рационально распределены между стадами этой рыбы на огром-
ной территории бассейна Амура: летней расы — до Горина и Анюя,
осенней — до Биры и Биджана включительно, а небольшое коли-
чество доходит до Бурей и даже до Кумары.
И трудно сказать, в какой приток Амура кеты заходит больше. Я
наблюдал ее беспокойные стремительные косяки на Амгуни и Анюе,
Куре и Бире, на Хоре, Бикине, Большой Уссурке... Они уходят порой
так далеко от моря, что почти невозможно поверить: свыше 1,5, до
2 и более тысяч километров против течения! Без крошки еды! Это
какую же выносливость, какую целеустремленность нужно иметь!
Однажды в середине октября я залетел для осенних охотовед-
ческих учетных работ вертолетом на реку Кур и случайно обосно-
вался в палатке на берегу красивой протоки Асекты с богатыми
195
нерестилищами кеты. И получили мы там счастливую возможность
понаблюдать за размножением этой удивительной рыбы.
Асекта оказалась чистоводной речкой-невеличкой со светлыми
плесами и рябыми перекатами, сплошь устланными крупной и мел-
кой галькой, с обрывистыми берегами и плоскими косами. Хмурая
кедрово-еловая тайга то с одной стороны пододвигалась вплотную
к воде, то с другой, уступая место вдоль кос на излучинах ивнякам
и чозенникам. Поодаль зеленели горы. Это было типичное нерести-
лище нашего героя из семейства лососевых рода онкоринхус.
Покой воды то и дело нарушала кета. Она выпрыгивала на пле-
сах, шевеля тяжелый глянец, будоражила перекаты, разбивая бу-
рунами и брызгами их переливчатую рябь. Иные на мелководье
взвивались в воздух так близко от меня, что хорошо были видны
большие глаза, а в них как будто безумная, какая-то маниакальная
целеустремленность.
Кругом было много снулой кеты — сненки. Она валялась по
берегам, лежала на дне тихих заводей, торчала в заломах. И еще
целая, и уже облезшая, поеденная и расклеванная, и одни лишь
скелеты. Я видел в пронизанной светом воде косяки сильных, стре-
мительных рыб в брачном наряде, спешащих дальше. Здесь же от-
дыхали и те, чье путешествие уже закончилось, но которые еще не
отнерестились.
Повсюду стояли и двигались зубатки, спаровавшиеся для про-
должения рода. Одни рыли нерестовые гнезда, другие, совсем
почерневшие и сгорбленные, уже зарывали заполненные оплодо-
творенной икрой ямы, третьи — едва живые — отгоняли от своего
бугра ленков, хариусов, гольянов и прочих пожирателей икры. Гнать
приходилось не только их, но и своих же сородичей, потому что дру-
гим парам ничего не стоило разрыть бугор ближнего своего, раз-
бросать чужую икру и отложить свою.
Было на нерестилище много и таких, что уже почти не шевели-
ли жабрами, го и дело сваливались на бок, лишь чуть-чуть вздраги-
вая вконец измотанным телом. Иных подхватывали струи течения и
сносили, но они неведомым чудом уходили из этих струй к берегу, в
затишье, и вдоль него снова карабкались вверх, к своему бугру, где
было продолжение жизни в потомстве.
Невозможно было поверить, что эти жалкие, горбатые и плос-
кие, худые и черные, израненные, с бесцветными обтрепанными
мочалами вместо хвостов и плавников зубастые страшилища с
почти белыми жидкими мышцами всего 2 месяца назад находились
в 1,5-2 тысячах километров отсюда и были красивыми, стройными,
серебристыми, полными энергии рыбами. Знал я, но не укладыва-
лось в сознании, что все эти 2 месяца единственно инстинкт про-
196
должения рода гнал их бесподобным, просто грандиозным марш-
броском против течения.
Одну брачную пару в протоке напротив палатки я запомнил с
первого дня. Самец был особо крупным, довольно светлым и почти
не пострадавшим, если не считать характерной метки: где-то цеп-
лялся за острый большой крючок перемета верхней частью хвоста,
но благополучно сорвался, унеся на себе белую рану в палец глу-
биной. Увечье пустяковое. Самка же отличалась от других почти
неутраченной, а лишь слегка пожелтевшей серебристостью, пере-
сеченной поперечными малиновыми, еще не очень темными, как у
других, полосами. И у нее имелась метка, круглый след позади пра-
вого грудного плавника, оставленный присоской миноги.
Пара эта приплыла в силе, гнездо у нее было еще впереди, и я
с интересом наблюдал за нею, иной раз просиживая в тени скло-
ненного к воде громадного тополя час-другой. Наблюдал как можно
осторожнее, потому что спугнуть рыб ничего не стоило А испугать
их могла и тень, упавшая на воду, или вспышка спички.
В первый после нашего знакомства день Светлые — так я их на-
звал — отдыхали, застыв под навесом корней того самого тополя.
Стояли они рядом, голова к голове. Самец превосходил самку поч-
ти на четверть длины, а массой наверняка двукратно. Стояли они
неподвижно, лишьустало шевеля плавниками да прогоняя воду под
жаберными крышками.
Грандиозное путешествие вверх по реке проходило, как по
строжайшему расписанию. Ожидая своего часа, миллионы стреми-
тельных серебрянок скапливались в лимане Амура, потом, словно
по команде, срывались со старта и громадными косяками устрем-
лялись вперед, преодолевая в сутки огромное для их размеров рас-
стояние против течения и каждодневно расходуя 1-2, а то и 3 про-
цента жировых запасов. Единственной их заботой было не сбиться
с пути, не потерять свою родную струю, не ошибиться в развилках
сотен рек, добраться до той узкой быстрой речушки, которая оста-
валась все эти годы запечатленной в сокровенных тайниках нераз-
гаданной памяти рыбьего естества.
Размышляя об этом, я пытался представить себя на месте Свет-
лых. Словно не их, а меня в море преследовали хищные киты косат-
ки, сивучи и котики. Траулеры с громадными сетями под разными
национальными флагами. Не всем рыбам удалось избежать их. А
потом появлялись новые враги — тюлени, белухи, калуги. Люди на
реках были самыми опасными: они перегораживали путь громад-
ными заездками с неодолимой железной сетью и частоколом, пе-
ред которыми вода вскипала, из которых забирали почти всю скап-
ливающуюся и мечущуюся кету. Прорвавшихся вверх поджидали
197
тысячи капроновых сетей и неводов, потом были железные вентери,
переметы с густой бахромой иглоострых стальных крючков, остро-
ги, крючья.
Как много потерь ежечасно несли кетиные племена! Но, не-
смотря ни на что, самые сильные все-таки прорывались до не-
рестилища. Из десятка 2-3. И очень дорогой ценой прорывались:
элегантные морские красавцы становились почти уродами и дис-
трофиками: тело облегчалось вдвое, 97-98 процентов «морских»
жиров как не бывало, а с ними «сгорело» более половины белков...
Знаменитая по сочности, питательности и вкусу красная лососина
превратилась в белую водянистую массу. А портрет, портрет то как
неузнаваем стал: вместо красивой, серебристой и мужественной
головы — черное безобразное страшилище с хищно и криво загну-
тым вниз носом, навстречу которому скрючилась нижняя челюсть,
с пастью, наполненной беспорядочно разбросанными большими и
малыми зубами...
...Пара Светлых, за которой я наблюдал, наконец собралась с
силами и приступила к завершающему этапу своей жизни. Сам-
ка облюбовала участок для гнезда, очистила его от ила и мусора,
и даже наметилась яма в гальке. Оба были озабочены, нервозны,
гнали от себя всех и вся. Оба они то и дело ложились на дно боком
и судорожно били хвостами. Но гнездовую яму строила в основном
она.
Через 2 дня эта яма была готова — около 1,5-2 метров в диа-
метре и сантиметров 30 глубиной, в окружении вала выгребенных
камней. Вырыла ее рыба для того, чтобы добраться до более све-
жих родниковых струек, а вместе с тем понадежнее упрятать икру от
многочисленных любителей полакомиться ею.
Но странно: я считал раньше, что мечет икру кета просто в об-
щую яму, ан нет! В ней уже было 2 небольших свеженагребенных
бугорка, а теперь супруги колдовали в том месте, где суждено было
быть третьему.
К вечеру мне представился завершающий этап откладки икры
этой парой. Точно, она вырыла третью ямку, в общей яме разбрасы-
вая гальку еще сильными движениями тела, стоя против течения. Он
же бдительно охранял гнездо от вражьих сил и соперников. Затем
самка, опустившись в ямку, выпускала красно-оранжевую цепочку
икры, свертывавшуюся горкой, самец же в это мгновение закрывал
подругу и ту оранжевую горку светлым облаком молок. Раз, другой,
третий. И все. Оставалось закрыть этот маленький бугорок и ждать
своего смертного часа.
Прежде я задумывался: зачем у кеты на последнем этапе жиз-
ни вырастают большие зубы, а теперь понял. Уж больно много было
198
желающих полакомиться около нее. Мало того, что всякая мелюзга
и не мелюзга, крутившаяся подле, жадно хватала каждую икринку,
ненароком выплывающую из гнезда, — эти захребетники то и дело
норовили забраться в гнездо! Прочь гнали всех их оба супруга, но
более энергичным был он. Я дважды видел, как после хватки зубас-
тым ртом кеты небольшие ленки обреченно уплывали по течению,
кособоко вихляя.
Утром мне представилась такая картина: вместо ямы — бугор
размером 2 на 1,5. Самка измученно стояла в тени под корнями то-
поля на страже. Почти все ею сделано. Теперь ее последние дни
станут дотлевать скорбно и жалко, умирать она будет около 2 не-
дель, пока не иссякнет последняя искра, последняя крупица жиз-
ненных сил.
А где же ее друг? Странно: гнездо рыла она, и зарывала она
же. Сделал свое дело и смотался? Да. Но возмутиться этим можно
было лишь по некомпетентности Присмотревшись к нерестилищу,
я обратил внимание: в среднем на две икрянки приходился один
молошник. Стало быть, им свои силы и свои продукты размножения
требовалось расходовать экономнее ради общей задачи воспроиз-
водства.
Я подолгу смотрел и на угасающую Светлую у ее гнезда, и на
других, а думал не столько о них, сколько о бугре и отложенных в
нем икринках, в которых уже началось нечто не менее таинствен-
ное, чем загадочные кочевья взрослых. Через 90, а то и 120 дней
они превратятся в крошечные личинки с полспички, с пузырьком
оранжевого жирка на брюшке, и еще 2-3 месяца будут подрастать
здесь же, в родительском гнезде. Весной, когда личинки превра-
тятся в мальков-пестряток почти со спичку, начнется в своем роде
тоже грандиозное кочевье по вешним и летним водам но в ином на-
правлении — к морю. Малыши достигнут цели через 4-5 месяцев —
в августе. Далеко не все приплывут, ибо слишком много встретится
желающих проглотить крошечное существо.
199
Средняя плодовитость летней кеты две с половиной тысячи
икринок, осенней — три семьсот. По исследованиям ихтиологов,
при икромете уплывает и погибает 22-25, до 42 процентов икри-
нок. Допустим, под бугром оказывается их около 2 тысяч у первой
расы и 3 — у второй. Вроде бы достаточно для воспроизводства. Но
все же немало икринок остается неоплодотворенными или гибнет
на первых стадиях дробления яйцеклетки. В гнездовых буграх за
зиму гибнет 70-80 процентов икры, потому что очень трудно жить
личинкам в ледяной воде под каменным слоем! Да если он начнет
промерзать... А вокруг бдят прожорливые хищники... И потому не
приходится удивляться, что из гнезда уплывают вниз по течению, к
морю, от двух до трех сотен, а то и несколько десятков мальков на
гнездо, моря же достигнет в лучшем случае один из двух.
Сплывая тысячами тысяч струй и потоков, крохотульки навсег-
да запоминают их чередование, да так надежно, что через 3-4 года
пойдут вспять точно этим же путем. Как запоминают и как вспоми-
нают — никто до сих пор точно не знает.
Впрочем, ученые все больше склоняются к мысли, что отыски-
вают лососи свои реки по запаху их вод. С блокированными ноздря-
ми рыба блуждает. А тонкость обоняния у нее просто невообразима.
Доказано, что семга улавливает в море запахи родной реки за 800
километров, кета же в этом своей родственнице вряд ли уступает. И
меньше остается удивления, когда узнаешь, что лососевые способ-
ны ощутить в воде вещество, одна часть которого растворена в ста
миллиардах частей воды.
Странные это существа — кетовые малечки. Такие крошки, а во
рту острейшие зубки. С аппетитом здорового малыша едят планк-
тон и бентос. Продукты разложения трупов родителей им тоже на
пользу, пусть и не всегда прямым путем, а через резко возрастаю-
щую массу придонного органического вещества. Так и живут в став-
ших родными шумных потоках: днем прячутся и воровато питаются,
ночью спешат плыть. Лишь выбравшись на просторы Амура, где
вода помутнее, «седлают» наиболее быстрые струи и несутся днем.
И часто несутся поверху, а тут чайки, крачки — как много пестряток
гибнет в их ненасытных желудках!
Но всему приходит конец, и многомесячному сплаву мальков
тоже... Море — вот оно. И здесь-то, на привольных, богатых кор-
мами пастбищах, из большеглазой круглоголовой малявки-крохо-
тульки всего за 3 года вырастает могучий отважный красавец! Се-
ребряный силач! Тот самый, который после долгих странствий по
тихоокеанским просторам возмужания ринется в великое безвоз-
вратное плавание до затерянной в горах холодной речушки.
200
Горбуша — ближайший родственник кеты. В известной мере —
ее уменьшенная копия с укороченной жизнью. Средние размеры
горбуши-серебрянки, только что двинувшейся на свои родовые не-
рестилища в Нижнем Амуре: длина 42-52 сантиметра, вес самцов
1,7 (от 0,7 до 3,2) килограмма, самок — 1,3 (от 0,5 до 1,9) соответс-
твенно.
У этих серебрянок есть и характерная особенность в окраске —
пятнистость. Сначала, еще в море, возникает много мелких темных
пятнышек на хвосте, в речке более крупные горошины появляются
на спине и боках. Вскоре голова чернеет, тело коричневеет, тем-
неет. И еще более резко, чем у кеты, деформируется тело самцов.
Горбуша — точнее не скажешь.
Ее жизненный цикл стереотипно лососевый. Зрелость — в воз-
расте около 2 лет, нерест — в горных речках, личинки появляются
через 3-4 месяца — к концу декабря, а в мае—июне чисто-сереб-
ристые мальки докатываются до устья реки. К морю они плывут
гораздо быстрее кетовых пестряток, потому как жить им в 2 раза
меньше и во всем нужно спешить.
Горбуша теплолюбивее кеты, а потому в северную часть Тихого
океана заходит ненадолго. А в пище весьма разборчива — предпо-
читает высококалорийный харч — рыбу, ракообразных... И потому
растет быстрее кеты, созревая менее чем за 1,5 года, а точнее — за
одно лето и зиму, ибо в начале второго лета уже собирается в даль-
ний трудный поход.
Горбуша поднимается по Амуру недалеко — километров до 600-
700. Не выше устья Гура. Входит в лиман в июне сначала одиночно,
а вскоре чрезвычайно густыми рунами, потом торопливо разбреда-
ется по мелким быстрым речкам и протокам, заполняет многочис-
ленные горные ключи.
Основная часть спешит в Амгунь. Будто бы в нежелании мешать
кете нерестится на более быстром течении, выбирая галечник по-
201
крупнее. Брачные процессы совершаются в июле—августе, с зату-
ханием к середине сентября. Все почти так же, как у кеты: образо-
вание пар, яма, икромет, бугор. И обязательная гибель...
Мне приходилось видеть штурм горбушей рек на подступах к
нерестилищам. Было это в горной тайге в разгар лета, когда весь
мир заливало горячим солнечным сиянием, и казалось, будто не
знобкая вода мчалась по галечным руслам, а тяжелое расплавлен-
ное серебро или ртуть. Вода ревела на мелких перекатах и отды-
хала, покойно заполнив плесы. Она ярилась на крутых поворотах в
бесплодных устремлениях разбить и опрокинуть скалы и, ослабев,
как бы извиняясь за короткую злость, с тихим журчанием растека-
лась по мелким косам, стараясь дотянуться до зеленой тальнико-
вой поросли.
...Экспедиционная палатка летом обычно устанавливается с
того края речной косы, где мель обрывается к устью глубокого за-
лива или протоки, а до тайги с сушняком рукой подать. Ветерком
сдувает гнус и несет какую-то прохладу, чистая глубь тут же, и спин-
нинг бросать есть куда, и закидушку поставить где, червей и коро-
едов раздобыть. А зверовая тропа рядом, и можно по ней выйти на
другие тропы и ходить по ним весь день в охотоведческих заботах...
Вечером задумчиво смотреть на полыхание зари, ночью слушать
переливы речных струй на разных по высоте и мощи, но одинаково
чистых ладах, внимать безмолвной перекличке звезд...
И вот приходит день, когда на перекат врывается небольшой
косяк сильной серебристой рыбы. Воды там мало, но бешен ее на-
пор, а рыба в каком-то безумстве рвется ей навстречу, отчаянно
извивается между скользкими камнями. И даже валится набок, но
все равно яростно трепещет, рвется вперед и вперед, безошибоч-
но чувствуя, что где-то совсем рядом спокойная глубина, в которой
можно отдохнуть.
Это гонцы горбуши — тоже самые крепкие, смелые и нетерпе-
ливые «мужи». Первопроходцы этого года. Вожаки. Они еще «в теле»
и серебристы, и блеск чешуи пока не затмевает едва выступившее
202
воронение да пятнистость на спине. Они спешат на нерестовые
плесы, чтобы очистить их от всей посторонней рыбы и подготовить
к приходу основных косяков, которые теперь в нескольких трудных
днях пути отсюда. Гонцы им прокладывают дорогу.
Эти авангардные посланцы перекат одолели дружно, но еще
не успокоились, не погасили штурмовую инерцию и возбужденно
вспарывают плесовый глянец в стремительных прыжках... Но вот
их хотя и не видно, да можно догадаться, что сейчас они завернут
в глубокую тишь и постоят там 10-15 минут, чтобы опять с новой
силой ринуться вверх, к холодным истокам реки. И сколько еще пе-
рекатов придется им одолеть!
.Первый отряд гонцов прошумел утром, второй подоспел к ве-
черу. Ночью, слышно было, прорвались уже 3 небольших косяка. А
рассвет принес вовек незабываемое зрелище: горбуша одолевала
перекат бессчетными полчищами. Одно за другим набегали они.
Когда рыба врывалась на перекат, казалось, что из воды поднима-
ется холм из неистовых и жарких ртутно-серебристых рыбьих тел.
Живой таран взметывал тучи брызг, они закрывали горные дали, а
вместо них загоралось яркое и чистое радужное многоцветье.
Сильные одолевали преграду единым махом, те, что послабее,
отступали, и их сносило вглубь — они там передохнут, сплывутся,
скопятся и снова дружно бросятся на трудный перекат... У некото-
рых будут и третьи попытки, и четвертые, но все пройдут его.
В ночной тишине становилось слышно, как иные косяки прохо-
дили плес верхом, и создавалось впечатление, что вода вскипала.
Это означало, что лососям уже тесно было идти по речному дну не
осталось места в толще потока, и они вынужденно занимали его
верхние слои. А у перекатов возникали такие заторные накопления
рыбы, что вода бело бурлила часами, успокаивалась ненадолго и
снова закипала А над рекою сияли радуги с утра до вечера, и раз-
рывало ее несмолкаемым плеском и день, и два, и три, вся река от
кривуна до поворота кипенно белела, светясь даже ночью.
Не было сил что-нибудь делать, хотелось только сидеть у воды
да глядеть на чудо рунного хода горбуши и вспоминать такие же,
виденные на других речках бассейна, фантастические миграции
кеты, симы, горбуши... Великие кочевья
Горбуша почти столь же ценна для нас, что и кета, хотя в Амур ее
заходит гораздо меньше. А на Камчатке ее ловят больше, чем других
лососевых. И на Сахалине, в Приохотье, в Приморье. Все-таки она
не может одолевать столь громадные реки, как Амур, ей более под-
ходят средние и небольшие горные речки, которых — множество.
Но у горбуши есть свои достоинства. Она созревает в 2-3 раза
быстрее других проходных лососевых и не столь скована строжай-
203
шей наследственной программой, повелевающей идти на нерест
непременно туда, где появилась на свет. Конечно, она стремится
к своей колыбели, но может отложить икру и в других подходящих
водоемах
Как сестры похожи в серебристом расцвете сил горбуша и сима.
Только по величине сима — между кетой и горбушей: в среднем БА-
ЗУ сантиметров длины, весом два триста. Рекордсмены дотягивают
до 70 сантиметров при 8-9 килограммах. Точнее было бы сказать,
что кета, сима и горбуша — как 3 сестры.
Сима тоже сравнительно теплолюбива, но более примечатель-
на тем, что она — единственный вид среди наших проходных лосо-
сей, входящий в реки лишь азиатского побережья — от Камчатки
до южной границы российского Дальнего Востока. В том числе и
сахалинские. А далее к югу — в реки Кореи и Японии.
В реки сима входит первой из лососевых — в разных районах и
широтах с мая по июль. Обычно идет днем, ночью отдыхает. Разгар
хода в Амуре, по которому поднимается не далее 300-400 километ-
ров, в первой половине лета.
Иногда она плывет вместе с горбушей, и их в улове путают даже
промысловики. А отличить несложно: у горбуши по серебру чешуи
лишь пятнистость проступает, а у симы еще и светло-малиновые,
позднее темнеющие поперечные полосы
Эти 3 лосося как бы распределили сферы нерестовых интере-
сов. Всем им необходимы небольшие холодноводные речки с га-
лечным дном и родниково грунтовым подтоком свежей воды. Но
кету удовлетворяют не очень быстрая вода и мелкогалечное дно,
горбуша идет выше и ищет струи посильнее и гальку покрупнее,
выбирает места, где больше родников; нерестилища же симы рас-
полагаются еще выше — почти в истоках речек и ключей, в которых
кристально чистая вода то и дело скачет по каменным глыбам. Но
нерестится не на этих стремнинах, а в небольших ключевых прито-
ках и заводях со сравнительно медленным течением, в которых глу-
бина 20-30 сантиметров, а дно — песчано-галечное.
204
В размножении симы каких-то особенностей мало. Нерест про-
ходит с конца июля до последних чисел августа. Плодовитость до
3 200 икринок, в среднем 1 500. Зарывает ее самка двумя порци-
ями, отход икры примерно 30 процентов. Но что для симы приме-
чательно: в ее косяках самцов меньше, чем самок, в 2 раза. Для
восстановления сильно изреживающихся рядов это в общем-то
благоприятно.
Необычное в другом: молодь этого лосося задерживается, рас-
тет и развивается в реке, и чаще всего — в ее истоках — там, где не-
рестились взрослые. На год, два и более задерживается, вырастая
до 10-20 сантиметров. В это время «молодежь» имеет защитную
окраску: на серебристом фоне большие и мелкие темные пятна, по
бокам — крупные поперечно-овальные мазки, их 7, 8 или 9. И пото-
му-то этих рыбок зовут пеструшками или пестряками.
Большая их часть уплывает в море через год после рождения,
иные остаются еще на один, а некоторые и вовсе не помышляют о
чем-либо, кроме речки. Сима легко образует жилые пресноводные
формы. Как, впрочем, и семга, и наши чавыча, кижуч, нерка. И вот
те, кто отрекается от моря, в реке остаются карликами — выраста-
ют не более 28 сантиметров. Однако они вполне созревают, и даже
раньше других своих братьев, которые еще резвятся где-то далеко-
далеко в море. И как правило, это самцы.
Бывают такие драмы на нерестилищах: пока взрослые полно-
ценные «кавалеры» конфликтуют из-за «дамы», ловкий и плутова-
тый карлик-мужичок овладевает ее сердцем. Мальки от этого брака
выйдут нормальные, и рыба нормальной вырастет... Но интереснее
всего то, что этот карлик, исполнив свой долг, и не думает погибать!
Он намерен долго жить и принимать участие в последующих нерес-
тах тоже рассчитывает!
И тут возникает еще один вопрос: разве для тех особей, кото-
рые случайно не пошли в море и стали карликами, генетические
часы, определяющие видовую продолжительность жизни, не бьют
смертный час? Или выходят из строя? А может, не включается гене-
205
тическое реле времени?.. Несомненно, кто-то когда-то это выяснит.
Однако и после разгадки этой тайны новым поколениям еще надол-
го хватит загадок, которыми полна биология лососевых. Всегда у
природы будет достаточно таких ларчиков, к которым необходимо
подбирать ключи, отчего жизнь приобретает особый смысл и со-
держание.
Но вот еще что интересно. В некоторых сахалинских и японских
речках кроме карликовых самцов симы живут и карликовые самки.
Они заметно крупнее: в длину 30-40 сантиметров. Но после нерес-
та, отложив икру, умирают.
Все это волнует, но в данный момент нам важнее уберечь рыба-
ка-удильщика от крупного конфуза. Наловил он, например, в горной
речке 1,5 десятка пеструшек, не ведая, что это та же сима, только
молодая. И напоролся на инспекцию... Придется ему выплачивать
нешутейный штраф. И никакие адвокаты не помогут, потому что за-
кон есть закон, а каждый уважающий себя рыбак его знать должен.
И рыб знать должен хорошо.
Куда проще, выкупи лицензию и лови ту же симу, но подошед-
шую к берегам моря — крупную, красивую, во всех отношениях до-
рогую. А как хорошо берет блесну сима-серебрянка перед входом
в речку! Со спиннинга, дорожки!.. Как отчаянно мечется на крючке и
как долго не поддается! Какое это наслаждение — вываживать кра-
сивого и сильного лосося!
Этим тихоокеанским проходным лососям нет цены, для людей
они — великий дар природы. Захода их в Амур терпеливо ждали
еще древние аборигены, потому что с появлением гонцов симы и
горбуши, а вскоре и летней кеты приходило изобилие сытной вкус-
ной пищи. Не только ели до отвала, но и про запас сушили для себя
и собак. Икру за неимением соли обычно выбрасывали.
С присоединением Приамурья к России появилась соль, а по-
тому вскоре стало возможным готовить красную рыбу впрок, и с тех
пор она здесь в ранге отличного продукта и дорогого товара, пи-
щевого ресурса высокого достоинства. Деликатесного. В свежем
виде, в консервированном. Соленом, копченом, вяленом. . Красная
икра, кета и сима семужного посола, балыки, теша. Холодные и го-
рячие копчености...
Остается сожалеть, что запасы этих рыб изменяются обратно
пропорционально росту наших знаний о них, нашему умению учи-
тывать и прогнозировать размеры стад.
И в самом деле. В начале XX века на Амуре добывали до мил-
лиона учитываемых центнеров лососевых за сезон, а сколько еще
бралось индивидуальными рыбаками! В 1910 году одной кеты вы
ловили свыше 30 миллионов штук! В газетах того времени никого
206
не удивляли такие корреспонденции: «Из Николаевска-на-Аму-
ре сообщают, что местный рынок завален рыбой и икрой. Свежая
кета продается по 2-3 копейки за фунт » Пуд кеты стоил рубль, пуд
красной икры —два пятьдесят...
Да я и сам хорошо помню такое же по началу 40-х годов. В се-
редине сентября отец со мною и моим братом спокойно отгребал
к Тунгуске на день-другой первого хода кеты. Был у нас небольшой
бредешок, а привозили мы сотню кетин и солили их на зиму. Икры
выходил пудовый бочонок. Большой нашей семье хватало этого до
весеннего тепла и первой огородной зелени, а сверх того не тре-
бовалось.
Тогда только лодыри-пьянчуги кетой не запасались. Была она в
достатке во всех сельских домах, и ели ее, отмоченную и сварен-
ную, с картошкой столь же часто и обыденно, как традиционные
борщи, а ароматная юкола шла наравне с сухарями.
Максимальный улов летней кеты в Амуре был зафиксирован в
1912 году — 534 тысячи центнеров, и с того года уловы пошли вниз.
Поголовье горбуши и осенней кеты тоже оказалось подорванным.
Да к тому же пагубно сказались малоснежные, но очень морозные
зимы 1911-1914 годов, в результате чего многие нерестовые гор-
ные реки промерзали до дна вместе с икрой лососей. А их ловили,
перелавливали, долавливали...
В первые же годы советской власти на Дальнем Востоке на
лов кеты, симы и горбуши был введен временный запрет, но из-за
очень слабой охраны водоемов был он во многом формальным: в
притоках Амура, особенно на нерестилищах, ее брали сколько кому
хотелось. А надо особо подчеркнуть, что наиболее губительно для
проходных лососей истребление рыб именно на нерестилищах.
А потом были нужды трудного военного времени. После вой-
ны пошли мощные железные заездки, катера и моторные лодки,
капроновые невода и сети. Но входило в Амур лососевых гораздо
меньше, чем ожидалось, ибо трудно им было пробиться через гро-
мадные сети и бесконечные крючковые снасти, выставляемые еще
в море иностранными рыболовецкими судами поперек извечных
миграционных дорог этой рыбы.
В 60-80-х годах в Амуре организованно ловили до 150-200 ты-
сяч центнеров осенней кеты, плюс еще примерно половину этого
брали браконьеры незаконно.
Когда-то давным-давно осенняя кета поднималась по Амуру
до самой Шилки и даже до Ингоды. Ну, поверить, что проходила
до Шилки 2 821 километр, с большим трудом можно, но чтобы одо-
лела еще 560 до Ингоды... Нет, не укладывается в сознании. Дру-
гое дело — доплывала до Благовещенска, шла в Зею, а по Амуру
207
поднималась еще на 100-150 километров — об этом я достоверно
знаю от своих дедов и из литературы. Летняя же кета добиралась до
Уссури. Мой сын в это теперь так же мало верит, как я в Ингоду.
Во времена моих дедов кета свободно заходила в Амур десят-
ками миллионов производителей. Каких-нибудь 40-50 лет назад
здесь оставляли потомство 4-5 миллионов кетин-икрянок, теперь
же — многократно меньше миллиона, и то с помощью 5 заводов, из-
за отсутствия икры работающих почти вхолостую.
Необходимо восстановить множество загубленных лесозагото-
вителями и приисками нерестилищ, избавить реки от лавин неочи-
щенных сточных вод, решительнее бороться с прямым и косвенным
браконьерством... Впрочем, это тема для другого разговора. Серь-
езного. И он касается не только кеты и горбуши.
Краснохвостое величество —
таймень
За особо крупные размеры, хищный уединенный образ жизни зовется
речным тигром, В Амуре ловили тайменей весом до 60-80 килограм-
мов. Активен круглый год, живет в чистых холодных водах. С весны
придерживается горных рек, осенью спускается в Амур и низовья его
крупных притоков. Икру откладывает в родниковых ключах и протоках
в апреле — мае. Созревает к 5-6-му году, имея полуметровую длину
тела. Доживает до 30 лет, причем безостановочно растет..
Познакомился я с тайменем еще в детстве. На Тунгуске. По
осеннему перволедью. Блеснил щуку, попадались сиги. И вдруг
подцепилось такое могучее чудище, что оторопел я и не то в вол-
нении, не то в испуге крикнул о помощи. Вытаскивал его из лунки
дед Храмов — мой старый добрый наставник, и вытаскивал долго,
и здорово помог его ухватистый хитроумный багорик. А потому мой
первый таймень не высек в памяти ощущения борьбы с ним. Но на-
любовался я на него вдоволь и рыбацкое самолюбие удовлетворил
208
вполне, хотя было в том чудище, как помнится, не более метра с
четвертью, а весил он, что выяснилось уже дома, 26 килограммов.
Рядом на льду замерзали крупные щуки, стыли полуметровые
сиги, но глаза приковывал к себе мой первый таймень. Не скажу,
что любовался я тогда его красотой, а вот мощное брусковатое
тело и лобасто-зубастая голова той рыбы запечатлелись в памя-
ти навечно. Позднее мне не раз приходилось выволакивать на лед
тайменей, но обычно маломерок — покороче метра Фарта не было.
Но наконец весной 1945-го, когда мне оставалось рыбачить на реке
своего детства всего несколько последних месяцев, мою блесну
взял такой верзила, что пришлось его осиливать «колхозом», спеш-
но расширив лунку.
Сначала я решил, что зацепилась блесна за топляк, но нет же
Редкие рывки живого из-подо льда были такими невозмутимо силь-
ными, что при каждом из них я едва выстаивал на ногах, а при мо-
гучем потяге рыба осиливала, пригибая меня ко льду. И вдруг пере-
стала бороться, дала подтянуть себя к лунке, расплывчато показала
важную морду сквозь слой воды — туловище в лунку не проходило.
И снова ушла под лед на четверть часа... Но все же рыбацкой сплот-
кой мы ее одолели.
Этот трофей я запомнил куда лучше. Могучее и притом потря-
сающе красивое тело атлета с великолепной обтекаемостью. Голо-
ва, по длине занимающая четверть всего тела, лобастая, немного
сплюснутая с боков, с большой очень зубастой пастью, причем
крепкие острые зубы густо усеяли не только челюсти, но нёбо и
язык. Глаза в меру большие, с выражением суровости и надменнос-
ти.
И весь он был будто облачен в крепкую ратную кольчугу, по слу-
чаю близких свадеб красиво и благородно расцвеченную: спина
бархатисто-коричневая, бока серебристо-зеленоватые в живопис-
ной россыпи черных крестообразных и полулунных пятен, живот с
брюшными и анальным плавниками и внушительный хвост оранже-
во-красные, огнеперые, акварельной чистоты и яркости красок.
Оказался он «ростом» с меня — около 1,5 метра, весил же, по
единодушному определению мужиков, 2 пуда и 10 фунтов.
Потом лет 20 редко имел я с тайменями дела, да, признаться,
не изменял своей изначальной и непреходящей любви к карасю, и
потому не завлекала меня охота на эту рыбу, которую восторженные
люди именуют тигром горных рек. Бывая на тех «тигриных» реках,
я больше интересовался хариусом. Может быть, за его жемчужно-
блестящее, радужное очарование, возможно, и оттого, что удочку и
крючок с детства предпочитал блесне, дорожке и спиннингу. Каждому
свое...
14 Рыбы Амура
209
Не так давно довелось мне несколько месяцев работать по сихотэ-
алинскому Хору, выше села Бичевая, где река холодна и стремительна,
сурова и дика. И посчастливилось как-то с директором зверопромхоза
Виктором Петровичем Шипицыным две недели попутешествовать на
лодке-водомете по Хору до самых его истоков и по его притоку Сук
паю — пока не зацарапала лодка по камням
Правда, не досуже путешествовали мы, а работали: изучали леса,
считали зверей, планировали промыслы... У охотоведов забот много.
А оказался мой спутник асом-спиннингистом, был он к тайменю
столь же неравнодушен, как я к карасю. И за те две недели я впервые
хорошо узнал, где и как живет летом «водяной тигр» да как его ловят
умельцы.
Мы чаще всего останавливались у глубоких омутов под круто-
ярьем, особенно на резких речных поворотах, где вода могуче рыдала,
бесилась и стонала, проносясь совсем рядом со спокойной много-
метровой глубиной, в которой угадывалась чернота камней, топляков
и коряг Не проходили мимо и угрюмых старых заломов: в ямах возле
них не доставали дна самые длинные шесты. И тут Виктор Петрович
священнодействовал. Сам он по себе — спокойный, выдержанный и
рассудительный, душой и телом красивый мужчина, а вот спиннинг и
таймени доводили его иной раз почти до транса. Но потом, успокоив-
шись, он говаривал' разве может что-либо так снимать житейскую на
кипь, как рыбалка со спиннингом?
Обычно я не мешал ему и на берегу занимался своими делами, но
приходилось и сидеть у руля на корме, когда орудовал он с носа плы-
вущей по течению лодки. И наблюдал всю его технику лова, и здоро-
венные трофеи видел, и кое с какими сфотографировал. Но ярче всего
запомнились 3 события.
Подкрутил было он свою блесну почти к самому борту, и увидели
мы, как за нею впритык спокойно плывет, лениво пошевеливая хвос-
том и плавниками, некое подобие красноперой акулы. Блесну она не
взяла, но постояла у лодки несколько мгновений, строго озирая нас, и
с величавым спокойствием неспешно погрузилась под вековой залом.
Растаяла в глубине, как призрак... Старая была, опытная рыбина, из-
ведавшая на своем веку почем фунт лиха.
Я уверен, что в том тайменище было под пару метров в длину, но
для осторожности скину сантиметров 20, не более. Не знаю, сколько
потянул бы он, но думаю — больше полуцентнера. Что за башка была
у него! Что за широченная спина! Что за хвостище, ленивым махом ко-
торого он закачал лодку! Бревно! Крокодил! А какое властное очерта-
ние рта, и что за царственно грозный взгляд!
...Еще в середине прошлого века авторитетные ихтиологи пи-
сали: в бассейне Амура таймени в 16-20 килограммов не составля-
210
ют редкости, и даже 1,5-метровые не выходят из разряда обычных.
Там же указывалось, что известны случаи поимки тайменей весом
до 50-60 килограммов... Для полноты картины: не столь давней зи-
мой в низовьях Амура добыли 5-пудового гиганта, о чем писалось
немало. Но и сам я знаю о поимке такого же великана на Бикине...
А мой коллега по охотоведческим скитаниям в таежном При-
амурье В.И. Нехлебов рассказывал, что видел пойманного в сеть на
Амгуни тайменя, в котором от носа до конца хвостового плавника
оказалось 195 сантиметров. В желудке этого великана были 3 ке-
тины.
И еще о размерах «красноперой акулы». Как-то ихтиологи соб-
рали всех тайменей, составивших прилов в сетях Солонцового ры-
Есть еще в Амуре такие таймени
211
бозавода, что в низовьях Амура. Посчитали их, тщательно измери-
ли, взвесили. И оказались они длиной от 45 до 145 сантиметров, а
весом — от 5 до 36 килограммов. Математические расчеты выяви-
ли средние размеры: без сущей малости метр при 11 килограммах.
Надеюсь теперь, что моя прикидка длины шипицынского тай-
меня (под пару метров) не будет воспринята читателем как ры-
бацкая байка. Ту «акулу» Виктор Петрович не поймал: времени
свободного не оставалось. Но расскажу о другом въевшемся в
память случае. Бросал как-то мой таймешатник блесну на сливе
шумного мелкого переката в глубокий тихий плес под скалою, где
хищник любит попромышлять. Было раннее утро. Еще не удари-
ли по воде первые солнечные веера, но алыми красками в пол-
ном безветрии уже светилась заря, высоко и звонко пел Сукпай,
в алую же гладь плеса опрокинулись таежные горы с правого
берега и с левого. Зеленые, кудрявые... А по речному простору
резвились таймени, ловко хватая рыбью мелкоту. И так красиво
и сильно резвились! Выпрыгивали из воды то пологой дугой, то
«свечкой»! Заметил я, как один из этих охотников перекусил по-
полам выскочившего из воды конька-губаря и не стал подбирать
половинки. А 3 других водоворотили круги, могуче били хвоста-
ми. Всякая иная рыба шарахалась, стаи разбрызгивались, пани-
чески разбегались...
Такое долго помнится светло и радостно.
Как детство.
...Таймень подцепился на блесну и ну выделывать кульбиты! То
в глубину тянул, то вдруг наперерез мощной струе летел на пере-
кат! Там, на мели, он и сорвался. Почувствовав свободу, смастерил
«свечку», потом помчался поверху глиссером — чуть ли не на брюхе,
оголив лоб и темя, оставляя за собою высокие волны и пенный след.
Но вот зарылся в воду, а след все равно за ним тянулся...
И вдруг начал он по своему курсу выпрыгивать, выделывая го-
ловокружительные виражи... И так все это посреди дикого таежного
мира было красиво и сильно, что долго мы тянули сигареты, пере-
живая и обдумывая увиденное и обмениваясь впечатлениями.
Но успокоился мой спутник, и снова захотел руку и душу усла-
дить, и опять стал хлестать речку, виртуозно швыряя блесну точно
в те места, где давали о себе знать таймени. Двух подсек и ловко
оборол, потратив на вываживание каждого по четверти часа.
Не впервые я видел, а все же искренне любовался тяжелой,
сильной рыбой, облаченной в роскошное серебро мундира, ее со-
вершеннейшими обводами. Взвесил я их обоих и промерил: оба
имели по 103 сантиметра, только один потянул 13 кило, другой же
оказался на пару фунтов легче.
212
. И еще раз удивил меня Виктор Петрович. Повечеряли мы уже
в темноте, пора бы в палатку на сон а он берет спиннинг и цепляет
вместо блесны бархатистый чурбачок с мощными тройниками с од-
ной стороны и с другой. А мне объясняет, словно я не знаю: «Искус-
ственная мышь. Пенопласт обтянут шкуркой с беличьих лапок. Ку-
сочек свинца снизу для устойчивости. Плывет поверху вроде какой
зверюшки. Ленок хватает, таймень Пошли-ка к перекату, помышку-
ем, попытаем удачи».
Ночь была безлунной. Бархатно-черное небо ярко мерцало
звездами... По шуму катушки и шлепку «мыша» о воду догадывал-
ся я о забросах средней дальности и умеренной силы. Тянул рыбак
обманку не спеша, и вблизи было видно, что она и в самом деле
очень походит на переправляющуюся через речку крупную полевку
или бельчонка.
Один заброс впустую, другой. Сразу после третьего шлеп-
ка сильно всплеснуло, тут же затрещала катушка, и Петрович мой
вскрикнул: «Есть! Тяжело идет!» Но то был ленок килограмма на 4.
И еще 3 таких же подцепилось чуть ли не один за другим. А потом
падение в воду «мыша» сопроводилось таким мощным всплеском,
что услышал я торопливо сказанное: «Таймень хвостом ударил». И
тут же застрекотало, засвистало, зашумело в воде и на берегу. Мой
рыбак забегал, замесил сапогами гальку, закланялся, «заиграл»
спиннингом, то гнущимся в дугу, то вытягивающимся в одну линию
с леской, со свистом режущей воду.
«Приготовь багорик! Посвети!» — принимал я возбужденные
команды и тоже суетился. А катушка ревела тормозом, натужно
скрипела при подмотке. То и дело она вырывалась из пальцев и
разбила их в кровь. Трижды таймень подходил почти к самому бе-
регу и показывал свою тушу, но стоило мне занести багорик, как
он рвался в темень...
Борьба кипела не менее получаса, но победа стоила труда и по-
раненных рук. Рыба оказалась длиной 110 сантиметров. Напоми-
нанием об этом стала запись в дневнике: «В желудке, кроме рыбы,
оказались 2 большие дальневосточные полевки, землеройка-куто-
ра и молодая утка-каменушка».
...Вспомнился мне рассказ знакомого нанайца: «Смотрю — кро-
хали в заливе! Я — к ним. Подкрадываюсь. «Тулку» приготовил.
Только примостился целиться, как там будто бомба взорвалась.
Было в стае 6 уток, а улетело 5... Думал, выдра. А вечером в сетку
на устье того залива запутался большой дзели (таймень. — С.К.). А
в пузе — крохаль».
Но каков все же стол тайменя? Тогда — на Хору — и следующим
годом на Бикине распотрошил я 16 трофеев. И удивился: рядовые
213
(с округлением — метровые) таймени с весны до осени питаются
обыкновенной сорной мелюзгой — пескарями, синявками, голья-
нами, корюшкой, чебаками и чебачками, по массе составляющими
от 75 до 90 процентов всего употребляемого продукта. Осталь-
ная малость пришлась на налимчиков, коньков, косаток, харьюзят.
Обнаруживались, кроме рыб, мыши, полевки и землеройки, раки,
моллюски и лягушки. Даже насекомые. И лишь более крупные осо-
би наслаждались ленками-маломерками, жерешками, конями, ха-
риусами, хотя не гнушались и обыкновенной мелюзги. Да что там,
они не отказывались также от слепня, стрекозы, мотылька.
А чем же питаются таймени в ледовое время, уже переселившись
в Амур и его широкие тиховодные притоки? Истребляют ли моего
любимого карася? Ведь пишут же знатоки, что способен этот хищ-
ник заглотить жертву, длина которой составляет 30-40 процен-
тов его собственной! И оказалось, что он карасем действительно
не брезгует, только составляет последний шестую часть всего его
амурского рациона. Гораздо больше исчезает в его утробе черно-
брюшек, востробрюшек, пескарей, коней, чебаков. Любит он раз-
говеться сочной, жирной миногой.
Неудивительно, что как представитель лососевых таймень сма-
хивает на кету, горбушу и других и внешностью, и многими элемен-
тами поведения, в том числе нерестового. И в самом деле: на сотни
километров упорно поднимается в те же верховья рек и ключей, что
и кета, и так же сильными ловкими прыжками форсирует пороги и
водопады, и тоже на брюхе переползает очень мелкие перекаты,
судорожно извиваясь и оголяя спину свою, а то и бока. Только не
стаями идет он — одиночками или парами. И не осенью, а весной.
Икру часто откладывает в тех же протоках и ключах, откуда совсем
недавно уплыли кетовые малявочки. Так же хвостом и животом ус-
траивает гнезда-ямы в гальке с песком глубиной до полуметра и
так же старательно зарывает их. Икра тяжелая, крупная, яркая... В
самке ее созревает от 10 до 35 тысяч штук, чаще всего немногим
больше 20 тысяч.
Но кета, оставив потомство, стережет свои бугры до последне-
го издыхания. Таймень же, изрядно отощав, сплывает неспешно до
глубоких ям и омутов, соседствующих со стремительными потоками,
шумными перекатами, спокойными плесами да тихими мелководны-
ми заводями, где и «отаборивается» до осени, усиленно питаясь.
Днями наш властелин горных рек обычно отстаивается, укрыв-
шись под топляками, за большим камнем, в нижних слоях бревен
древних заломов... В нишах под корчами, в корнях. Дремлет впол-
глаза, не упуская из виду ни то, что рядом, ни водную гладь вверху.
Как только беспечно приблизится какая рыбка, следует бросок — и
214
этой рыбки нет. Правда, если упал на воду мотылек и забился, поги-
бельно намокая, таймень еще подумает, стоит ли игра свеч.
А на зорях активно жирует. Охотник он великолепный, «голодный
паек» ему несвойствен, и потому упитан он что сом. Только большая
часть жировых накоплений у него в мясе да на внутренностях, а не
на спине под кожей.
Но какова же судьба отложенной и зарытой тайменьей икры?
Ее развитие идет по все тем же законам природы: в определенное
время выклевываются личинки, потом они превращаются в маль-
Не каждому посчастливится выловить такого тайменя — тигра горных рек
ков и сами начинают искать свою пищу: насекомых и их личинок,
бокоплавов, моллюсков. Едят много и жадно, растут быстро. Се-
ребристый 10-сантиметровый годовичок обликом совсем похож на
родителей, только в отличие от них он украсился темными попереч-
ными полосами.
Он уже умеет промышлять всякую рыбью мелкоту, причем про-
мышляет старательно. Ко второму году он в 2 раза длиннее, масса
составляет 160-200 граммов. Еще через 2-3 года он почти полу-
метровый, уже во всем взрослый и предпринимает дальний нерес-
товый вояж в верховья рек.
215
Созрел, но и дальше растет. И всю жизнь расти будет, в пер-
вую дюжину лет ежегодно прибавляя примерно по дециметру:
5-летний — где-то чуть больше полуметра, 10-летний — немно-
го за метр. 12-летний имеет около 120 сантиметров и 20-24 ки-
лограмма. Но на второй дюжине лет темпы линейного годового
прироста снижаются до 6-7 сантиметров, и в этом уже почтен-
ном возрасте рыбища не столько удлиняется, сколько жиреет и
утолщается. Те, кому посчастливилось дожить до 30-летия, за 18
последних лет подрастают всего на две трети, зато утяжеляются
в 3-4 раза.
...С годами таймени набираются жизненного опыта. Бойкая за-
диристость и наглость дополняются у них осторожностью, предус-
мотрительностью. Впрочем, у каждого могут быть и какие-го свои
особенности. Одинаково у всех лишь стремление к светлым и хо-
лодным струям. Нет для них места краше горной реки. Всякие кара-
синые неудобья этой рыбе совершенно не подходят.
И вот тут-то настало время вернуться к вопросу о «социальных»
отношениях в тайменьих популяциях. Тяга к собратьям ослабляется
с возрастом — мальки шастают солидными стайками, «подростки»
хотя и не густо, но еще табунятся, те среднеразмерные, которых
ловил Шипицын, обживают свои ямы с охотничьими владениями
вокруг них группами по 4-6 особей, ну а 20-30-килограммовые дер-
жатся уединенными парами. Не терпят себе подобных 1,5-метро-
вые особи, не говоря уж о более крупных.
Но великанов непросто найти, еще труднее «посадить» на ос-
трый стальной тройник. Одолеть и вытащить такого — все равно
что убить из лука свирепого вепря или заарканить мустанга. Честь
тому рыбаку и слава! Не меньше часа провозится он, руки изобьет
и окровянит, весь измотается... Одна рыбацкая душа воспаряет в
самое небо и там ликует... Часто, однако, ликование оказывается
преждевременным и разбивается вдребезги... Но горькая досада
стократно возмещается светлыми и трепетными пожизненными
воспоминаниями.
Однако в больших ямах и омутах иногда собирается до 10, даже
20 громадных тайменей. Особенно перед ледоставом, когда шумит
по реке шуга, а в глубоких местах с просветленной голубоватой во-
дой образуются стекольно-прозрачные ледяные забереги. Впро-
чем, летом тоже иногда таймени состаиваются. Но это не стаи в
полном смысле слова, ибо всяк в такой группировке — сам по себе.
Просто каждому из них позарез нужно быть именно в этом месте.
В конце концов, не так уж много глубоких, удобных для охоты ям в
горных реках, — это вам не Амур.
...Обитает в Амуре и почти во всех его притоках мелкая рыбеш-
216
ка — речная малоротая, или малая, корюшка. Родня того знамени-
того огуречника, который живет в море, а на нерест невысоко под-
нимается в Амур густыми косяками.
Малая же корюшка в пресных водах держится всю свою корот-
кую и непритязательную, в норме 2-летнюю, жизнь, однако к нерес-
товым местам и обратно совершает довольно протяженные мигра
ции. Идет вдоль берега горных рек длинными — иной раз километ-
ровыми — жгутами. Сачком начерпать ведро — дела на несколько
минут. Можно и полюбоваться этими лилипутиками: в указательный
перст размером, бока серебристые, спина желтовато-зеленоватая
в чешуйках с ювелирной пятнистой каемочкой. И тоже попахивают
огурцами.
Взрослые обычно нерестятся на галечниковом грунте поймен
ных озер и впадающих в них мелких рек. 1де-то недалеко от Амура.
А после нереста идут скопом в холодноводные реки. Осенью точно
таким же образом кочуют по течению к озерам в низовья крупных
рек. Невелика рыбешка, а еще меньше изучена она по сей день.
Так вот. Когда движутся эти бесконечные жгуты малой корюшки,
таймени, а заодно и прочие хищники от жадности словно пьянеют.
Дней 5-10 проходит эта лакомая рыбка через тайменьи вотчины. В
такое время все речные тигры, волки, рыси, лисы и прочие спешат
на пир. Жрут денно и нощно. И в пору этого фантастического мас-
сового жора блесну хватают тоже без раздумий.
Довелось мне однажды быть свидетелем, как знакомый удэге-
ец на Бикине июньской благодатью с берега, в десятке метров от
своего охотничьего зимовья, за пару дней вытащил спиннингом 15
больших тайменей, и пять из них были длиннее метра, а один — 1,5-
метровый. А еще над его коптильней созревало полсотни добрых
ленков. .
Вот я по сей день и ломаю голову: или те 1,5 десятка тайменей
жили в яме около единственного в том месте залома, или же стаями
шли за неспешно мигрирующей корюшкой?..
Как многое из биологии даже самых популярных рыб нам неиз-
вестно! Любознательные рыбаки, правда, могут знать и такое, что
не добыть ни в каких научных исследованиях. Оттого-то для вдум-
чивого охотника со спиннингом всякая новая рыбалка становится
особенно интересной. Волнующей.
Забрались мы как-то с нанайцем Сергеем Ахтанкой к верхне-
му притоку Бикина Зеве. Коварная, порожистая, очень опасная
река. Перекаты с торчащими из ледяного кипятка смертоносными
белоклыкими камнями беснуются один за другим. Могучий поток
с яростным ревом остервенело бьет то в одну каменную стену, то,
круто и зло изогнувшись, в другую. Между скал большие и малые
217
шумные волны несутся бесконечным караваном испуганных верб-
людов, а над ними носятся долгие-долгие ревы, стоны и рыдания
эха... Кажется, пронесло, слава тебе господи. Успокоилась Зева,
растеклась зеркальным плесом вроде озера. Сдержанно рокочет за
поворотом. Но... спереди уже доносится гул нового водоворотного
ада. Вскоре рев раздается совсем близко. Сопки вплотную надви-
нулись, небо опустилось, вода засвинцовела и зарябила.
Впереди видно: река упирается в широченную скалу от берега
до берега и под ней вроде бы проваливается в преисподнюю. Нас
несет прямо на скалу, мы глохнем, а лодку швыряет словно высох-
ший дубовый листик, и трудно ею управлять, и не сообразишь, куда
нацелить. Назад? Но поздно, не развернуться между камней. В го-
лове мелькает обреченное: все, хана... Но впереди справа ударил в
глаза зеленовато-голубой просвет, приходится мгновенно толкать
руль вправо на борт, выворачивать ручку акселератора мотора до
упора, и только потому успевает лодка проскочить совсем рядом с
чудовищным волнобоем потока, всей своей мощью обрушившегося
на скалу... А через несколько мгновений рев и грохот остаются за
кормою, и лодка опять устало качается на невозмутимо просторном
плесе... Амы молча тянемся за сигаретой. И думаем: с этой стихией
только тайменю и совладать.
...Едва не опрокинувшись на свирепом перекате, мы причалили
к небольшому уголку галечной косы, неведомо как намытой у вы-
першей из-за поворота скалы. А рядом оказалось громадное уло-
во. Оно было под высокой стеной базальта, отвесно уходящей под
воду. Немного выше этой скалы река, разбившись о несокрушимую
твердь, круто загибала свой поток к другому берегу, лишь рикошет-
но задев то улово. В нем вода медленно и тяжело шла по охватисто-
му кругу, а у самой скалы течение становилось обратным.
Мы долго смотрели, как кружило и гоняло в улове большие и
малые воронки, топляки и плавник, как исчезали в них ветки и палки,
не говоря уж о листьях и прочей легкости. Развели костерок, сушим-
ся. И вдруг видим: рядом с лодкой всплыл 1,5-метровый таймень,
уже утративший свой брачный наряд, а потому просто серебристо-
пятнистый, коричневоспинный. Что хорская «красноперая акула».
Нагло рассматривает пришельцев сквозь тонкий чистый слой воды.
Интересуется... Двинулся под лодку... С другой стороны высунул-
ся. И вдруг метнулся торпедой к улову, а рыба от него — веером.
Всплеск, водоворот, волны — и все стихло. Да-а-а... И радостно, и
тревожно стало на душе.
Хорошо, что оказался у нас моток наикрепчайшей жилки и запас
блесен. И были отличнейший багорик, и малопулька, и глубокий са-
чок поперечником почти в метр. Иначе не взяли бы мы с одной точки
218
за вечернюю и утреннюю зори дюжину тайменей. Все они стояли
в одной огромной яме. А размерами оказались от 90 сантиметров
до 140...
Как просто скупо написать: «взяли за вечернюю и утреннюю
зори дюжину тайменей». Ведь зори какие были! Бурные вольные,
переполненные рыбацкими восторгами и радостями! Уж сколько
лет прошло, а как будто вчера пережиты. И разве же можно от них
отделаться одной лишь скупой фразой! Ну послушайте же меня,
разделите мои восторги!
Мой тезка из нанайского рода Ахтанка на лов тайменя был не
только гораздо азартнее, но и ловчее меня. Однако с первым он
провозился добрых полчаса и разбил вертушками спиннинга паль-
цы. Блесну бросал с кормы лодки, а потому, вываживая того перво-
го, гремел в ней, оскальзывался, и трудно было вытащить добычу
Пришлось тайменя пристрелить из тозовки-мелкашки.
И сошел Сергей на косу. Второго верзилу мы одолели просто:
взяли силой, в четыре руки выбирая жилку с таким расчетом, чтобы
при очень уж резком натяге и рывках она в наших ладонях проскаль-
зывала. Выволокли его на косу еще в силе, а потом любовались, как
расшвыривал он гальку могучими рывками. А третий нас удивил:
даванул молодецки, ударил блесну, заглотил ее, ворохнулся не-
сколько раз на жилке и успокоился. Волочился бревнышком, лишь
изредка вздрагивая. И спокойно дался в руки: я запустил обе пя-
терни за перемычку под горлом между жабрами и отнес его к скале.
Легкомысленно нес: осерчай он да ударь хвостом во всю силу — ва-
ляться бы мне, а то и бултыхаться.
...Утром дело пошло куда горячее. Я варил уху, когда Ахтан-
ка крикнул: «Зацепил, однако, пропала блесна!» Я обернулся: тот
обескураженно и лениво дергал удилищем, раздумывая, что пред-
принять. Подошел к нему... Давно знаю, что зацеп с живым со-
противлением крупной рыбы спутать трудно, но послушал струну
лески — никаких признаков жизни. Потянули вдвоем посильнее,
натужились — сдвинулось. Пошло тяжело и медленно. Решили: за
топляк блесна зацепилась.
Я подтягивал тот «топляк», а мой напарник наматывал леску на
катушку, беспечно попыхивая сигаретой. И вдруг нас за ту леску так
сокрушительно рвануло, что обожгло мои мокрые руки и едва удер-
жался я на ногах, а неприторможенная катушка засвистела высоко
и надсадно, и никак не мог ее Сергей затормозить, прижимая ла-
донью.
Но затормозил. И застрекотала она, словно рассерженный ко-
лонок, которого за хвост извлекают из-под коряги Туго натянутая
жилка тренькает, гудит, со свистом режет и пузырит воду и тяжело
219
вздрагивает, и неостановимо заглатывает ее пучина, и нет возмож-
ности остановить катушку, на которой лесы все меньше и меньше...
А как вовсе не останется?
Очень спокойный человек Сергей Ахтанка, а тут его лицо пере-
косилось, от напряжения раскраснелось, глаза на лоб лезут, рот то
широко раскрыт, то плотно стиснут. И просит он помощи, потому
что удилище — в дугу, леса — в струну и вся снасть от натуги сто-
нет. А вертушки все колотят по пальцам и ладони, не даются, и вот-
вот рассыплется «машинка». Я помогаю, тяну жилку, удерживаю ее,
подбадриваю Серегу, которого распирает и восторг, и страдание,
который то выстанывает, то яростно вскрикивает: «Ии-ых... Уу-ух!..
Ыыы-ы... Гад... Бык!..» И я переживаю. Суечусь. Не знаю, что еще
посоветовать и чем помочь. И у меня голова от восторга кружится,
и ликующие мурашки по телу бегают. Дух замирает, сердце рвется
наружу.
Но что это еще: ни взад, ни вперед. Зацеп? Обмотнулась леска
вокруг топляка? О господи, этого нам еще не хватало. Но Сергей
опытен и догадывается: «Уперся башкой во что-то. Надо немного
слабины дать, чтоб снесло его». Даем. Провисла жилка, а потом
медленно поплыла по течению. И снова натяг, и снова редкие, но тя-
желые толчки по леске, и снова нет сил управиться с «крокодилом».
И тут случилось непредвиденное: оскользнулся Сергей и упал
на спину, больно ударившись затылком о булыгу. Я подхватил уди-
лище, закрепил его в лодке под сиденьем и — к пострадавшему. Но
тот сел и неожиданно спокойно говорит: «Ничего... Тяни его, гада».
И я стал бороться с тем «гадом» один на один. Помаленьку ума-
ял его. Пошел тот кверху, показал спину, взгреб воду широким вени-
ком хвоста, крутанул водоворот. И замер. Повис невесомо в своей
стихии. А я радостно кручу, кручу, трясутся коленки и одеревенели
руки. Но туго взвизгивает леска, и доносятся по ней могучие удары,
и тяжко скрипит катушка, и душа уносится в разгорающееся подне-
бесье, под которым лишь я со своим другом, Зева, лодка и таймень
на блесне.
...Подвел я его уже к самому берегу. Не менее чем 2-метровое
толстое чудище. Бархатистая темно-вишневая спина, башка что у
коня, розоватый зев. Зло оглядывает меня, что-то соображает. Не
лыком ведь шит. И только выкрикнул я: «Серега! Бей из малопульки
ему в темя!» — как взбурлил тот воронку и исчез, и снова затрещала
катушка... Когда на ней почти ничего не осталось, я обмотал леску
вокруг кисти, перекинул через плечо и уперся: будь что будет.
И вдруг почувствовал ужасную, невыразимо потрясающую лег-
кость в невесомо упавшей на гальку жилке. В какой-то надежде ли-
хорадочно хватаю ее, быстро-быстро вытягиваю из воды, мельтеша
220
руками, но идет она пусто и расслабленно... И звякнула по камням
блесна с обломанным якорем...
Сначала вырвался из меня страдальческий стон, потом я бро-
сил спиннинг и заломил руки в небо, словно проклиная Бога, кулаки
стиснул, неизвестно кому угрожая... Но тут же такая усталость на-
хлынула, такое безразличие ко всему, что сел на камни и горестно
обхватил голову руками... Подошел Серега, невозмутимо сказал
свое обычное «ничего», потом вдруг запричитал тихо и торопливо:
«Медведь к нам плывет, Петрович, медведь! Уже близко!» Но только
и мог я равнодушно на это откликнуться: «А пусть себе плывет...»
Это потом, не меньше чем через неделю, воспоминания стали
восторженными, и кому только не рассказывал я взахлеб, как гро-
маден был тот таймень и как долго и трудно мы с ним воевали. А
тогда ничего не хотелось, кроме как напрочь отключиться от этого
мира, забыться, уснуть, не испытывая душевных страданий.
Эти страдания не прошли и после того, как вскорости извлекли
мы из улова еще нескольких богатырей. Один из них был почти в
1,5 метра, но не радовал он меня: тот был куда как громаднее. Кто
таких видел? Нам с Сергеем Ахтанкой посчастливилось.
Рыба эта — мечта спортсмена. Любителя. Промысловое ее зна-
чение невелико. Даже в давние, баснословно рыбные времена по
всему Амуру вылавливали не больше двух тысяч центнеров тайме-
ня. В начале 40-х годов прошлого века официально добывалось его
до тысячи с хвостиком центнеров, а еще в 3 4 раза больше уносили
по домам промысловики колхозов и бригад гослова и добывали для
себя отдельные любители. Около 5 тысяч центнеров — это не так и
мало. Примерно полсотни тысяч средних тайменей...
Но уже после войны официальный прилов этой рыбы по Амуру
катастрофически упал до... полусотни центнеров. В середине 50-х
и в 60-х годах заготовки увеличились до 300-400 центнеров, но и
это лишь небольшая часть фактической добычи тайменя
Старики говорят, что по домам много тайменей уносили. Время
то было еще ох какое голодное, а мясо этой рыбы сочное, питатель-
ное и очень вкусное... Правда, по мне карась-«лапотник» приятнее.
Каждый кулик потому свое болото хвалит, что по-своему на него
смотрит.
О технике лова тайменя написано достаточно много. Главное
орудие в безледье — хорошо отлаженный спиннинг, наипрочней-
шая леска, крупная блесна — предпочтительно вращающаяся, на
худой конец — колеблющаяся. В мутную воду лучше желтая, в чис-
тую — белая. Тройники должны быть крепче рельса, и их нужно пос-
тоянно затачивать.
Но важнее всего этого — найти тайменье место. О ямах, омутах
221
и заломах мы уже говорили. Стоит еще напомнить, что любит эта
«рыбка» выходить на быстрину рядом с глубоким местом, к устьям
речек и ключей... Забросил блесну несколько раз — пусто. Иди,
значит, дальше искать, и осторожнее иди. Как на хариуса. И тень
свою на воду не бросай. Не ломись медведем. Да не ленись встать
пораньше: таймень на зорях частенько выдает себя. Иной ночью
можно осчастливиться, заменив на спиннинге блесну на «мышь».
...Бывает, и день ходишь впустую, и второй. Но зато когда по-
чувствуешь могучий резкий рывок и засечешь живую глыбу надежно,
все забудешь, кроме спиннинга и рыбы, которую одолевать-обары-
вать да изматывать четверти часа не хватит, а то и в 3 раза больше
провозишься, потому что силен он и вынослив. А когда повезет — за
час отведешь душу на квартал.
...Не так давно поднимался я с приятелем в верховья Кура. Дол-
го мы исхлестывали воду, а все без толку. Но от устья Ярапа стало
нам фартить — не пересчитать ям, омутов или заломов, которые
«отпустили» нам по тайменю или по два.
Каких-нибудь 20 лет назад мало было рыбаков в летних домах
тайменя. По Хору, Бикину, Анюю, Куру, Большой Уссурке, случа-
лось, полтысячи километров одолеешь на подвесном моторе и под
шестами вверх да обратно и редко когда встретишь спиннингис-
та. Теперь все наоборот — те же места от рева моторов стонут, на
каждой косе — таборы или неопрятные следы их. И большинство из
суетящегося люда — с мечтою о тайменях, на худой конец о ленках
или хариусах.
Осенью таймень неспешно спускается в сторону Амура, немно-
го опережая появление льда. В Амур приплывает к образованию в
тихих местах заберегов, обычно в конце октября — начале ноября.
Обосновывается на ямах, в уловах и заводях с чистым дном и уме-
ренного напора течением. Чаще поблизости от сливов с кос и пере-
катов, особенно около устьев ключей и речек.
По перволедью махальщики щуку ловят, сига, ленка... Но нет
среди них такого, что не мечтаете таймене. Тысячи рыбаков — и все
разные. А каждый думает о крупном речном лососе.
В юности я использовал самую примитивную блесну из свинца
или баббита, а еще ловил щук, ленков, сигов и тайменей на донки
с тяжелым грузилом, наживленные ротанами или вьюнами. На уде
устраивал 2-3 поводка с крючками разного размера — сиговьими,
леночье-щучьими и тайменьими.
Где брал наживку? А в озерах да старицах. Долбишь лунку над
самым глубоким местом и черпаешь илистую жижу с ротанами да
вьюнами... Смотришь — замерзли, бедные, пока возился с сачком.
А опустил их в воду — и ожили! На свободу рвутся!.. Приходилось
222
ловить тайменей и на червя, и на лягушку, и даже на стрекозу... Но
достаточно об этом. Тем более что многим из молодого поколения
уже не испытать тех эмоций необыкновенной силы, которые доста-
лись на нашу долю: все меньше рыбы, все мельче она. Не в рыбаке-
любителе главная причина оскудения рыбных богатств, но все же не
хочется продолжать разговор о способах лова тайменя. Внукам бы
сохранить его...
Ленок — собрат тайменя
Ведет сходный с тайменем образ жизни. Красивый, смелый хищник
Растет медленно, к 10 годам утяжеляется всего до 2 килограммов или
немного больше. Особо крупный ленок весит 6 килограммов. Смело
берет блесну, рыбку, «мышь», лягушку, червя. Однако период жора
сменяется продолжительным покоем, когда он не соблазняется ни-
какой приманкой.
Когда-то на Тунгуске мне приходилось ловить ленков помногу,
но очень короткое время — в конце апреля и начале мая, сразу пос-
ле ледохода, и в октябре, перед осенней шугой. Но промышлял я
их без спортивного интереса и волнения: переметом. Теперь такие
снасти запрещены, а были они удобны тем, что и ловили хорошо, и
времени требовали мало: проверить, снять улов и наживить сотню
крючков — часа хватит, а то и меньше. Утром и вечером. Работает
же перемет круглосуточно.
Мы часто не ведаем причин и истоков наших симпатий. С пе-
ремета снимал я почти в равном числе как ленков, так и сигов. Но
сиги забирали почти всю мою радость, потому что представлялись
они мне много красивее, да и были вкуснее. Для других же рыбаков,
напротив, именно ленок — воплощение совершенства: и красив,
и интересен, и силен. Формой тела он изрядно смахивает на тай-
меня или горбушу: оно плотное, прекрасно обтекаемое, я бы ска-
зал, стремительное. Спина лиловато-темно-серая или бурая, не то
медно-фиолетовая, с золотистым отливом, бока серовато-сереб-
ристые, брюхо белое. Верхняя половина тела в затейливо и густо
223
разбросанных мелких черных пятнах. И потому его еще называют
речным леопардом
Весь теплый период года ленки и сиги привольно живут в гор-
ных реках, осенью же путешествуют в Амур, где активно промышля-
ют рыбью мелочь с ноября по апрель, а как только очищаются ото
льда родные им горные реки — устремляются вверх по течению...
К брачному сезону ленок, как старший его собрат по образу
жизни таймень, наряжается: вся мелкочешуйная риза темнеет, на
боках расцветают красные ягоды, на нижних плавниках крайние
костистые лучи ярко выбеливаются, а сами плавники покрываются
нежным малиновым налетом.
Нерестится ленок весной в верховьях горных рек: в конце ап-
реля — в сравнительно теплых приамурских краях и месяцем поз-
же — в Приохотье. И мигрирует он из Амура на свою холодоводную
родину уже в брачном наряде, который я имел возможность рас-
сматривать на снятых с перемета в апреле—мае «женихах» и «не-
вестах» Но в те давние юные годы всякие красоты трудно доходили
до моего сознания, и далеко не с той обостренностью, которая при-
шла в пору взрослости...
А увидеть ленка по-настоящему мне довелось почти через 20
лет. Во время экспедиционного охотоведческого обследования
бассейна Бикина, когда моим проводником был нанаец Федя Уза.
Мастер на все руки, опытный охотник, заядлый рыбак. Это он помог
мне познать многих горных рыб, в том числе и ленка.
Забрались мы как-то с Федей на моторке в глухие строгие вер-
ховья Бикина. Безлюдные, угрюмые, день и ночь шумящие бурными
потоками... Имелась у нас дозволенная специальным разрешени-
ем 10-метровая капроновая сетка-путанка — в собранном виде она
свободно вмещалась в сумку из-под противогаза, а весила всего
килограмм.
Удивился я обилию ленка на Бикине в первый же день плава-
ния по нему. Под вечер Федя тихо причалил лодку к узкому заливу
под сводом сплевшихся вверху крон деревьев, мы перегородили
его устье сеточкой, потом осторожно поплыли на шестах в тенистую
вершину залива. Я тихо любовался зелеными зарослями трав в нем,
чистым галечным дном и глыбами обомшелых камней... Федя же
видел совсем другое. Осматривая это дно своим необыкновенно
острым наметанным взглядом, он полушепотом сообщал: «Ленки...
Крупные... Много...»
А от вершины к устью мы поплыли шумно, подгоняя приютив-
шихся в этом раю рыб к звонко шумевшему Бикину шлепками по
воде шестов... В сеточку напуталось 2 десятка ленков, они скрутили
ее жгутом, и во много-много раз больше ушло в речку.
224
А было самое начало июня, ленки лишь недавно отнерестились
и еще «не сняли» с себя брачное одеяние . Вот в тот вечер я впер-
вые по-настоящему и рассмотрел эту рыбу во всей ее красе. Она,
конечно, не затмила моей любви к карасю, но в сердце ей местечко
нашлось.
В самом деле, как можно было не любоваться плотно сбитым
телом сильной, стремительной и красивой рыбы леопардового ок-
раса, сияющей текучими бархатистыми просверками, с удивитель-
но чистыми и прозрачными красками на плавниках! А какая строй-
ность, какая обтекаемость, какие идеальные для рыбы пропорции!
И как она незаметна со своей пятнистостью на фоне речного дна!
При ярком свете костра в темной ночи Федя первым делом
«замастрячил» себе талу — из мелко нарезанных кусочков рыбы,
сдобренных солью, перцем, уксусом и еще чем-то, — и уплетал ее с
уморительной торопливостью. А тем временем для меня, ничего не
понимающего в нанайских рыбных блюдах, у костра зрели на пру-
тьях шашлыки из цельных ленков, и они же шкворчали на сковород-
ке... Ел я их с аппетитом.
В последующие дни Федя изредка ловил ленков спиннингом,
но ни он, ни я не испытывали страсти к блесне, предпочитая ей не-
затейливую удочку.
...Чаще всего приходится читать рассказы рыбаков-просвети-
телей о блеснении «ярого прожорливого хищника ленка», на худой
конец — ловле его на живца. Однако он далеко не столь хищен, как,
скажем, щука или таймень. Ленок почти всеяден — разве что пища
растительного происхождения ему чужда. Рот у него сравнительно
невелик, зубы слабоваты и их не так много. Рыбья мелочь, главным
образом сорная — бычки, пескари, гольяны, горчак, реже молодь
хариуса, жереха, коней да налимов — в его меню. Зимой наш герой
кормится, правда, в основном востробрюшкой да малой корюшкой,
а вот с весны излюбленный его харч — всевозможные водные бес-
позвоночные: личинки поденок да ручейников, в гораздо меньшей
мере — веснянок и стрекоз. Иногда в его желудок попадают хироно-
миды, круглые черви, мелкие моллюски... По свидетельству амур-
ских ихтиологов, в теплое время года рыба в питании этого якобы
«ярого хищника» занимает всего-то 18 процентов кормов.
Прожорлив ли он? Напраслина! Немало пришлось мне в то
плавание с Федей и потом — с другими — распотрошить ленков, и
каждый третий был с пустым желудком, да и у других он оказывал-
ся полунаполненным. Правда, ночью на «мыша» эта рыба ловится
хорошо, но, думается, не от жадности это, а оттого, что зверюшки
очень нечасто попадают в его нутро. Даже лягушкой редко когда
выпадает ему полакомиться.
15 Рыбы Амура 225
И все же ленок небезгрешен. Главный ущерб от него весною,
когда мигрирует он в горные реки, навстречу же ему толпами сплы-
вают мальки кеты... Очень много их оказывается в леночьих желуд-
ках, а сколько бы их вернулось сюда же взрослой кетой!
Ленка подцепить на удочку просто: наживку хватает смело, за-
глатывает глубоко. Гораздо труднее его найти. Федя знал их «квар-
тиры» — омуты у скал и на крутых поворотах, ямы возле старых
заломов да около устьев ключей и ручьев, глубокие закоряженные
заливы. Здесь они отстаивались, всплывая кормиться ночами на
соседние проточные мелководья. Мой спутник чутьем угадывал,
где присесть с удочкой, и я не помню случая, чтоб мы возвращались
на табор без связки отличных ленков.
Но еще заметил я, что блеснил этих рыб Федя по чистой воде
на перепадах глубин, где быстрые шумные потоки соседствуют со
спокойной тихой глубиной или зеркало плеса выходит к рябому
плеску переката.
...В сентябре, как только начнет осень затейливо раскрашивать
лесную зелень, вместе с опавшей листвой поплывут по течению
рядом с тайменями да хариусами и ленки. Они словно знают, что
тяжелые льды и наледи скоро скуют малые реки до дна. И плывут
ленки в основном до амурского глубоководья, редко когда останав-
ливаясь на зимовку в ямах крупных притоков Амура.
Но при этом ленок не спешит: в удобных местах задержится
и на неделю, и на другую. Жир нагуливает. Пока осенняя шуга не
подстегнет. А вот обратный путь весной проделывает в быстром
темпе: торопится в свои родные пенаты, жизнь в которых начнется
с нереста. В верховья горных рек ленки приходят, когда продукты
размножения находятся у них в стадии дозревания. Самки несут в
разбухшем чреве от 4 до 18, а то и 20 тысяч икринок.
Взрослыми ленки становятся обычно на 5-6-м году жизни,
когда вырастают до 40-45 сантиметров и набирают кило — кило
двести веса. У этой «молодежи» икринок около 4 тысяч. Так свиде-
тельствуют ихтиологи, в подробностях знающие амурскую рыбу. В
других регионах обширного ареала, охватывающего просторы Азии
от Алтая и Оби до Колымы и Корейского полуострова, ленки почему-
то не так плодовиты: в бассейне Байкала — 2-3 тысячи икринок на
самку, на Колыме — четыре семьсот — семь пятьсот тысячи...
Впрочем, нужно иметь в виду, что ленок до сих пор изучен все-
таки недостаточно. Да и причины есть тому! Впервые о нем научно-
му миру сообщил П.С. Паллас в 1773 году, привезя его как невидаль
с Енисея. В фундаментальном труде Брема «Жизнь животных» о
ленке — ни слова. Не оказалось ничего о нем и в капитальной книге
Л .П. Сабанеева «Жизнь и ловля пресноводных рыб». Даже в толстых
226
томах «Жизни животных», выпущенных в Москве в 1939 году боль-
шой группой ученых под редакцией таких корифеев, как академик
А.Н. Северцев, профессора В.К. Солдатов, Б.М. Житков и другие,
ленку уделено всего 14 общих строк...
Ленок не относится к категории важных промысловых рыб, и
потому ихтиологи особым вниманием его не балуют. И не потому
ли ученые долго спорили, 1 или 2 вида ленка обитают в сибирских и
дальневосточных реках? В последние годы вроде бы доказано, что
2 — тупорылый и острорылый, но... надолго ли? Систематиков пос-
тоянно лихорадят споры, они не так уж редко открывают новый вид
или «закрывают» прежний.
Но вернемся к ленку — мы его оставили только что вернувшим-
ся в верховья горно-таежных рек. Вес икры в самках составляет в
среднем 14 процентов общей массы рыбы. Икринки довольно круп-
ные — диаметром 4-5 миллиметров, оранжево-желтые, тяжелые,
но не клейкие. Нерестится эта рыба около месяца, откладывая и оп-
лодотворяя икру несколькими порциями. Икромет — на неглубоких
участках рек с умеренно быстрым течением и галечным дном, при
температуре воды 5-7 градусов.
В почти ледяной воде жизнь в икринке развивается около ме-
сяца, а то и дольше. Личинка появляется с большим желточным
мешком, запасов которого хватает на 2 недели. Ну а потом малек,
подстерегаемый бесконечными напастями, начинает самостоя-
тельную жизнь.
К своей первой осени молодь ленка вырастает до 10-12 сан-
тиметров. У нее, конечно, нет сил для дальних миграций к Амуру, и
зимует она в своей колыбели, лишь приспустившись вниз до доста-
точно глубоких ям. Трудно зимует, и многие особи гибнут от голода
или вымерзают.
Растет ленок медленно. От года к году сначала вытягивается
на 6-7 сантиметров, а потом — на 4-5. 5-летний едва достигает 40
сантиметров длины при 600-800 граммах. Щука, пестрый толсто-
лоб или сазан в этом возрасте заметно тяжелее, а кета вырастает
всего за 3-4 года вон до какой солидности!
Тянет 10-летний ленок около 2-2,5, через 2-4 года он утяже-
ляется до 3-4 кило. Пишут, что рекордсмены в мире этой братии
достигают 8 килограммов, но мне не приходилось видеть крупнее
6-килограммовых.
Средние размеры амурского ленка теперь невелики. В мои
юные годы в низовьях Амура они были еще значительны — около
полуметра, без малого два килограмма. А все потому, что слишком
активно его ловили разные любители легких заработков, и частень-
ко ловили варварски — перегораживали в начале осени реки и вы-
227
лавливали в них нередко рыбу начисто Весной же почти столь ак-
тивно брали ее сетями и неводами на миграционных переходах. И
вот результат: в 1941 году в бассейне Амура промысловики добыли
2 065 центнеров ленка, а через 7 лет — в 2 раза меньше. В 50 60-х
годах заготовки оставались на уровне 500-750 центнеров. Пример-
но в 2 раза больше этого ловили любители.
В книге рассказов Петра Комарова «Золотая удочка» упомина-
ется о том, что некий дед-амурчанин за 2 часа махалками из лунок
выудил 170 ленков. По мешку рыбы за час ловили запросто. Проис-
ходило это в начале 40-х годов. Но тот дед был недоволен: что, мол,
теперь за рыбалка! Вон раньше за день по возу ловили!
...Не берите во внимание мое некоторое пренебрежение ленком
как рыбой: оно, конечно, субъективно. Народ же эту рыбу ценит, и
ценит с полным на то основанием. Мясо ее считается сочным, вкус-
ным жирным. Ленок хорош в свежем, соленом и копченом виде.
Умело посоленная икра мало уступает кетовой. В печени— 14-15
процентов целебного жира. Из кожи шьют прочную непромокаемую
обувь .. И, видимо, не зря махальщики да спиннингисты за одного
ленка дают пару щук того же веса.
...Множество светляков памяти пожизненно напоминают о том,
что видел я, пережил когда-то с удочкой. В тех воспоминаниях есть
и связанное с ленком.
Возил на моторке как-то по Бикину меня уже упоминавшийся
Сергей Ахтанка — средних лет, спокойный и степенный нанаец из
Красного Яра. Как и все нанайцы, он любил, знал и умел брать рыбу.
Разную. Но всему прочему, и даже охоте на тайменя, предпочитал
ловлю ленка удочкой... Когда я узнал, что Сергей трагически погиб
в тайге, то сразу вспомнились его страсть к ленку и умение его пой-
мать.
...Причалили мы к берегу, поставили палатку, попили чаю. «Пой-
ду ловить ленков», — спокойно заявил Сергей и пошагал. Встал и
пошел с пустыми руками. Я вспомнил мощнейшую экипировку
хабаровских рыбаков и спросил: «Чем и как ловить-то ленков бу-
дешь?» — «А пойдем, посмотришь», — был мне невозмутимый от-
вет.
...Первым делом Сергей отыскал леночий дом — затененную
яму под невысоким, но крутым берегом у старого залома. Срезал
орешниковый хлыст и обстругал его, из фуражки достал леску с
крючками, соорудил удочку. Отошел от берега, осмотрелся, раз-
ломал пень и набрал горсть короедов, потом стал копать руками
землю и за десяток минут насобирал дождевых червей... Уселся у
берега, наживил крючки, забросил их и закурил.
Сидит, клубя дымом, на поплавок смотрит вроде бы спокойно,
228
даже равнодушно, да глаза его выдают: в них просверкивают искор-
ки азарта... Но через минуту, когда вздернутое удилище изогнулось,
а натянутая леска со свистом зарезала воду, сотворяя пузыри, лицо
Сергея расплылось радостью и счастьем. Он не спешил вытянуть
рыбу — лишь не давал слабины леске и явно наслаждался момен
том. Крупный ленок уже пошел с выкрутасами поверху, Сергей же
как будто забавлялся... Нет, не забавлялся он — потом я услышал
пояснение: «Для меня в рыбалке главное — процесс, а рыба — уже
потом».
Разазартившись, я юркнул в лес срезать удилище, а вернув-
шись, увидел, как мой спутник довольно опускает на длинный кукан
из гибкой лозы второго ленка... Порыбачили мы не более часа, а
выудили 6 ленков.
Я в тот час наблюдал не столько за поплавком своей удочки,
сколько за соседом, и имелись на то причины. Он был как бы впи-
сан в природу и удивительно гармонировал с нею. Более чем не-
торопливый в движениях, он не за одной лишь удочкой следил, но
осматривал и водную гладь, и стену тайги на другом берегу, и ясное
зоревое небо над нею. Наслаждался тишиной и покоем, радовался
процессу рыбалки и изредка говорил короткие фразы: «Рыба и ры-
балка для нанайца главное»... «Больше всего люблю удить ленка»...
«Хорошо-то как, когда клюет»...
А я думал: «У каждого рыбака свои понятия о счастье, но есть
у всех них общее: стремление перехитрить рыбу и насладиться ее
тугими живыми ударами по туго натянутой леске. Удочки ли, спин-
нинга или махалки...»
Серебро хрустальных
омутов — хариус
Удивительно красивая и бойкая рыба, населяющая горные реки. Уже-
ние хариуса на мушку или червя в высшей мере эмоционально. Осе-
нью спускается до непромерзаемых плесов. Нерест — весною. Наи-
более активен с мая по сентябрь. Размером невелик, зато необыкно-
венно вкусен.
229
В другой раз я с Федей Узой оказался в той высокогорной глу-
хомани по Бикину, где истоки ключей и речек можно не увидеть, а
услышать или почувствовать нутром: они глухо, иногда чуть слыш-
но, лопочут и булькают где-то под россыпями камней и обомшелых
глыб крутобоких распадков, окруженных криволесьем да коврами
кедрового стланика.
Жарко шпарило солнце, красовались разноцветьем мхов и ли-
шайников скалы, суетились и цвиркали сеноставки. 1де-то недалеко
рявкали медведи. А нас манили уходящие вниз, к далекому Бикину,
могучие первозданные леса, так плотно укутавшие беспорядочно
разбросанные сопки, что казались они фантастическими грома-
дами зеленых валов оцепеневшего океана. И нас неодолимо туда
тянуло еще потому, что изнывали мы жаждой.
Мы устало прыгали с камня на камень, да все вниз и вниз по
распадку, потом пошли поперек нашей тропы «кресты» и «костры»
из валежин, преодолевать которые стоило пота и загнанного дыха-
ния. Вода из подземелья шумела уже звонче и радостнее, и, пожа-
луй, можно было до нее добраться, разобрав камни Но Федя рас-
судил: «Еще чуток проломимся — и обопьемся» И мы стали ломить-
ся дальше, потом вылезли к кромке загустевшего зеленобородого
ельника, нащупали там зверовую тропу и облегченно, успокоенно
зашагали вдоль распадка. А через четверть часа пили родниковую
воду, как истомившиеся жаждой верблюды.
Потом, немного остыв в тени на плотных прохладных подушках
мха, блаженно растянулись в холодной чистоте тонкой, но бодрой
ледяной струи ключа, которая через десяток метров снова заныри-
вала под камни.
Я склонен был тут же и отабориться, ибо солнце уже круто пада-
ло к сопкам, но Федя спросил: «Харьюзов хочешь? Через километр
пойдут ямы, в них они теперь собрались, потому как ключ сильно
обсох... Изголодали, ждут нас». Мы оделись, взвалили на плечи
рюкзаки и пошли на штурм того километра.
...Первая яма оказалась небольшой: метров 20 в длину, 10 — в
ширину и до 1 5 — в глубину. С одного берега галечная коса, с дру-
гого — сухой крутой яр с еловым редколесьем и травяными поля-
нами... Я уже готов был изречь: «Здесь наш причал... Сбрасываем
рюкзаки!» — благо место для табора представлялось великолеп-
ным. Но Федя предостерег меня от крика, знаками приказал не шу-
меть... Потом поманил за собой пальцем... И мы уставились глаза-
ми в тихую, темную прозрачность омуточка.
Дно его было устлано крупной галькой и валунами с возвышав-
шимися над водой обомшелыми макушками. Лениво шевелились и
бурые космы водорослей, блестела утопленная поллитровка, ры-
230
жели несколько проржавелых консервных банок, белел лосиный че-
реп. «Какие тут хариусы?» — подумалось. А Федя, будто уловив мое
разочарование, утер мне нос: «Штук 20... А то и 30... Все большие...
Не пугай». Я же до рези в глазах просматривал каждый камень, каж-
дый квадратный дециметр дна, но так ничего и не увидел. Только
какая-то мелюзга суетилась стайками. Друг меня успокоил: «Когда
кадана (хариус. — С.К.) стоит, очень трудно его заметить. Тут чутье
нужно». У него-то чутье было...
Пока я расчищал место под палатку, Федя вырезал 3-метровый
хлыст, очистил его, привязал леску с крючком... Пока я собирал
сушняк для костра, он разворотил огромный еловый пень, набрал
целую горсть жирных белых короедов и с удочкой спустился с яра,
исчезнув с моих глаз... Я еще развязывал и разворачивал палатку,
как внизу заплескалась вода, а через минуту к моим ногам упал и
бешено запрыгал хариус — родственник знаменитой форели. Я
взял его в руки и тут же подумал: высокую красоту описать невоз-
можно — ее надо видеть. Об этом хариусе можно было сказать: «Его
тело — что мастерски отлитый из благородного металла клинок. Он
украшен чудным громадным опахалом спинного плавника, про-
зрачно отливающего едва ли не всеми цветами радуги и сполохами
северного сияния. А были еще оранжевые парные плавники, серо-
вато-фиолетовые — непарные и широколопастный хвост».
Стоило попытаться выразить эту красоту и иным манером: «Он
туго затянут в роскошное серебро мундира, подкрашенного лилово-
серо-зеленоватой акварелью на спине, до ослепительного блеска
начищенного с груди и живота, с наведенными темно-радужными
полосками по светло-голубым и матовым бокам старинного сереб-
ра. И еще тот мундир украшен мелкими темными пятнами на боках и
спине, медно-красным сиянием над брюшными плавниками и оран-
жевыми «медалями» — под грудными... А по спине развевается рос-
кошный шлейф со стройными рядами фиолетовых глазчатых пятен
и малиновой каймой удивительной чистоты...» Но все эти слова не
передавали настоящей красоты только что выуженного хариуса.
Пока я тихо размышлял над красотою жар-рыбы, рыбы-цвет-
ка — этой королевы холодно-хрустальных омутов, — она затихала и
успокаивалась. Все меньше билась и вздрагивала, и вот уже побе-
жали по ее телу мелкие судороги... И уходило из этого чуда вместе с
жизнью великолепие. Испарялись, таяли краски, терялись и блеск,
и красота, сложился и подсох шлейф знаменитого спинного плав-
ника... А через несколько минут мой первый хариус уснул, слинял,
и о нем можно было сказать лишь то, что он серебрист и строен, в
меру сжат с боков, с красивой глазастой небольшой головой, изящ-
но заостряющейся непрозрачным зубастеньким ртом...
231
За те 3-4 минуты, пока я любовался первой Фединой рыбой, он
подбросил их еще 3. Все такие же резвые и ослепительно красивые.
И одноразмерные: чуть больше фута в длину и фунта весом.
Раньше мне частенько приходилось видеть хариусов — в та-
зах или на сковородках, — но те были гораздо мельче, рядовые: по
20-25 сантиметров было в них при 100-150 граммах. А эти — Феди-
ны — оказывались молодцами! Представьте себе полукилограммо-
вых красавцев «ростом» в треть метра!
Это позже я узнал, что в некоторых реках обширной хариусовой
страны, распростершейся по Евразии от Англии и Франции до севе-
ро-запада Тихого океана, водятся и полуметровые, даже 60-санти-
метровые весом под три кило, что камчатский рекордсмен потянул
на три девятьсот, а чемпион абсолютный — мировой — значится в
четыре килограмма шестьсот семьдесят пять граммов. Надо пола-
гать, что был он «ростом» как минимум 70 сантиметров — с хоро-
шую кету, с увесистого толстолоба, с доброго верхогляда...
...Я бросил свои таборные дела и сбежал с берега. Федя, разо-
блачившись до трусов, тихо брел, отмахиваясь от комаров и мош-
кары, по урезу воды, забрасывая крючок и очерчивая поплавком по
едва заметному течению охватистое полукружье радиусом в 5-6
метров. Он не блистал классическим мастерством ужения хари-
уса нахлыстом, вподкидку или впроводку. Леска была из не очень
тонкой жилки немного длиннее удилища. Поплавок — бутылочная
пробка, грузильце — дробинка, крючок, по моему определению,
карасиного размера. Короед проплывал невысоко над дном, умело
направленный рыбаком. Подсекал рыбу Федя без зевков, дергал
несильно, а зацепившейся не давал баловаться и выбрасывал на
берег без промедлений и церемоний.
В тот вечер я получил первый урок ловли великолепной рыбы
горных рек, преподанный мне столь просто и понятно, что помнится
он и по сей день.
Из омуточка мы выдернули тогда 1,5 десятка хариусов, и все
они были одинаково крупные. И нет в этом удивительного: чтобы в
такую даль забраться по весне, надо было одолеть множество пере-
катов и порогов, побороть стремнины и водопады. Самым крепким
это под силу. А ключ обмелел — и все они тут... Изголодались, а по-
тому и набросились на короедов... Даже ленки сюда не поднялись.
Выше «харьюза» одни только гольяны как-то умудряются проби-
раться...
Уже под звездным небом мы хлебали чудную юшку и наслажда-
лись сочной и нежной харьюзятиной. А тем временем вокруг кос-
тра созревали золотистой корочкой шашлыки из хариуса, причем
созревали столь аккуратно, что не обронилась с них ни единая ка-
232
пелька сока и ни единая жиринка. Что ни говори, чего ни коснись —
Федины руки оказывались золотыми.
За делами он просвещал меня: «Бывает, харьюз на всякую при-
манку ноль внимания, а то жадно бросается хоть на лоскуток тряпки.
Потому-то его иной раз и заправский харьюзятник не подцепит, а
то любой зеленый сопляк стоит на берегу или даже в воде и дерга-
ет одного за другим... И так бывает: цепляются — снимать успевай.
Один сорвался — другой тут же цапает крючок. И тот, что сорвал-
ся, тоже жадничает. Прямо у твоих ног берет! А через час — глухота.
Все берега исходишь, всякое испробуешь — пусто...»
Сбегал он за сухими дровами, подбросил в огонь гнилушек,
проверил, все ли на таборе прибрано на случай дождя... И продол-
жал: «На крючке бьется почище щуки, а через минуту выдохся. И вот
еще: очень он привязан к своему месту с весны до сентября. Пол-
года может прожить, как настоящий домосед, на пятачке. А вместе
с осенним листом поплыл в дальние путешествия вниз, до глубоких
непромерзаемых плесов и ям. И после весеннего ледохода — снова
в путешествие к своему дому. Завтра будет много харьюзовых мест,
порыбачим. Вот увидишь: схватит мушку — и на свое местечко, на
пост. В другой стороне поймает — и опять на тот же пост, в коридор-
чик между трав, в тихое уловочко на сливе переката. Любит затишок
рядом с таким течением, чтоб и воду несло, и чтоб гладь на ней была
такая — упади или полети низко комар — а его со дна видно».
Вспоминал Федя, как, где и в какое время лавливал хариусов.
Весной — на червяка и короедов, летом — на мушку, слепня, кузне-
чика, осенью — на блесну, а лучше всего на кетовую икру, на худой
конец помогают ручейники. Самый лучший клев — сразу после ран-
невесеннего нереста и перед осенью, когда усиленно копит рыба
жир на долгую зимовку, в которую ей и не спится, и не резвится, а
так... Прозябается. Когда томительно ждет безледья. Ждет возвра-
щения навстречу течению в шумные и холодные верховья горных
рек. Ждет времени всяких мух, мотыльков, комаров, бабочек, кото-
рых ловит виртуозно. Даже тех, что быстро летают над водой, умуд-
ряется изловить в высоком прыжке.
На другой день мы шли берегом уже сплошного, хотя и обме-
левшего потока речки. Стали появляться проточки, огибавшие ос-
тровки, и тихие глубокие заливчики, густо заселенные ленками.
Федя предложил наловить дюжину этих ленков не более чем за час,
но я, все еще пребывая под впечатлением красоты вчерашних хари-
усов, попросил остановиться там, где можно было бы заняться ими,
и только ими. Мне надо было сходить по своим охотоведческим за-
ботам в горный кедровник и на перевал, я сказал, что отаборимся
на пару дней, и Федя все это быстро обмозговал.
233
Он внимательно осматривал речку, я предлагал одно место,
другое и третье, но все эти предложения были отвергнуты; то учас-
ток был нехарьюзовый, то сырости для табора оказывалось много,
то не находилось сушняка для костра. А по ходу он меня мягко и не-
навязчиво просвещал: «Харьюз в выборе дома своего капризный
и привередливый, это тебе не карась. Вот только что прошли мы
вроде бы и хороший перекат, но берега пологие и русло прямое, гут
ему делать нечего. И этот завлекает, но приглядись — все та же пря-
мизна, а оба берега крутые и обрывистые, ни выше слива, ни ниже
нет удобных затишков. Да и дно — одна булыга».
Выбор Федя остановил на взлобке, круто огибаемом речкой,
сердито разворчавшейся на крупнокаменистом порожистом пере-
кате. Плесы выше него и ниже сверкали бело-голубыми зеркалами,
а снизу под яром шевелилось глубокое уловце с мягкими завихре-
ниями. Вода тут спокойно отдыхала в каких-нибудь 2-3 метрах от
туго закрученных струй мощного потока. И для палатки место весе-
ленькое да продуваемое, и сухостоины тут же...
Пока мы передыхали, сидя на рюкзаках, над уловом запорхал
желтый мотылек. Федя указал на него сигаретой: «Последи за ним».
И всего через десяток секунд, когда мотылек замельтешил уже над
потоком, из воды стремительно вырвался хариус, ослепил нас от-
блеском радужного солнца и исчез вместе с поживой. А друг мой
пояснил: «Такое нечасто бывает. Обычно харьюз берет с поверх-
ности... Видишь круги да короткие бурунчики по воде? Это его ра-
бота. Ни одну мошку не пропустит, ни комара или муху... Да, здесь
на короеда или червяка ловиться похуже будет... Во вчерашней яме
харьюз голодный был, а здесь подавай ему мух...»
Был полдень, рыбалку мы оставили на вечер и занялись своей
привычной работой. Поставили в тени разлапистой ели палатку,
наготовили дров, в косогорчике устроили коптильню. Искупались
на плесе выше переката, почаевали, перекусив зашашлыченными
вчера хариусами..
В сопки я уходил на 3 часа, а когда вернулся — на кукане слабое
течение шевелило 20 хариусов и 3 солидных ленков. Федя улыб-
нулся: «Каков улов?» Но больше меня удивила большая, до блеска
начищенная сковорода, «[де взял?» — спросил. «А тут в километ-
ре зимовье Андрея Суанки... Сбегал туда. Потом отнесу. Нет рыбы
вкуснее свежего жареного хариуса... Ну, раздевайся, охолонись да
принимай очередной урок харьюзиного промысла».
Была для меня приготовлена хорошая длинная удочка с искусст-
венной мушкой и вторым крючком для наживки. Без грузила. И пол-
ная спичечная коробка слепней с кузнечиками. Вручил все это мне
Федя с коротким, как ружейный дуплет, приказом: «Делай, как я».
234
Сначала мы ходили, забрасывая и проводя приманку по те-
чению, по пояс в воде. Первым делом я удивился: «Распугаем
рыбу», — но мне мой учитель разъяснил: «Непуганый кадана стоя-
щего в воде человека не боится». Потом я раздосадовался: «Почему
ты таскаешь в пять раз больше меня? Секрет не выдаешь?» — «А
весь секрет в умении и навыке, — отвечал мне Федя. — Терпение,
реакция. Главное же — надо хорошо проводить мушек. Возле валу-
нов, над коридорчиками между травой, под крутячками...» Несколь-
ко хариусов с моей уды сорвались, и я получил взбучку: «Что ли не
знаешь, что у харьюза рот слаб? Обрываешь. Дергай без проволоч-
ки, но мягко. И не зевай — и не спеши. Вырабатывай сноровку. Он
ведь что молния».
В одном месте раз за разом выбросили мы 5 рыб, а Федя пошел
дальше. Мое недоумение развеял все так же просто: «Выловили.
Других искать нужно».
Потом на его крючок сел хариус размером почти с сига, на ко-
торого видом и смахивал. Что та рыба выделывала! То тянула в глу-
бину, то вырывалась на стремнину и мчалась по течению. Прыга-
ла, извивалась, плескалась. Я тут немедля проявил бы свою силу,
а Федя держал рыбу внатяжку да приговаривал: «Пусть устанет, не
то оборвется». Через пару минут он подтащил хариуса, до смерти
умаявшегося и отрешенно присмиревшего, мы уложили славную
добычу в тени на мокрый мох и залюбовались ею.
Было в этом красавце-силаче 45 сантиметров, а потянул он 950
граммов. Федя, переловивший не одну тысячу хариусов, и то ува-
жительно изрек: «Великан. Одному и не съесть...»
Вечером я вскрыл кишечник того великана и с помощью Феди
долго разбирался в гастрономических наклонностях хариуса. А
меню его оказалось разнообразно-изысканным! Не только всякую
порхающую живность нашли мы, но и рачков-бокоплавов, крошеч-
ных моллюсков, личинок ручейников, червей. Гусеницу, кузнечика,
муравьев... И даже мальков! И даже харьюзенка со спичку! И такого
же леночка!..
Федя, осмотрев все это, пошел в лес, и я вскоре услышал, как
затрещал разламываемый пень... Когда уставшее солнце стало
прятаться в гущине хребтового кедрача, он забросил в улово удочку,
оснастив ее поплавком, грузильцем и двумя крючками с короеда-
ми.
Пока я чистил рыбу и готовил ужин, он принес, сияя широкой
улыбкой, такую связку ленков и хариусов, что молча сел я на бревно
и подумал: «Неужели мы, люди, и эти рыбные богатства растранжи-
рим?» А Федя подкрепил мои опасения: «Как будто в очереди стоя-
ли на короедов... Только надолго ли здесь рыбы столько? Раньше ее
235
было полно кругом, теперь же многие речки опустошили...» Я подумал,
подумал да и сказал (легко, дабы не обидеть, но и строго, чтоб самим
себя как бы осмотреть со стороны): «А мы-то зачем столько наловили,
если хватило бы и втрое меньшего?.. На Петра кивать проще простого,
но вот самому себе быть судьей — труднее. Не всякий может, а боль-
шинство не хочет... Добыть-то рыбки побольше каждый норовит... За-
втра — запрет на рыбалку, уважаемый Федор Уза .» Хотел он мне туг же
что-то возразить, но промолчал, гася светлые искорки в черных глазах.
Утро было ненастное, но мы все же решили сходить в горы, по-
смотреть, какой здесь будет урожай кедрового ореха, как много бель-
чат народилось, с лимонником как, с виноградом... Федя собирался в
маршрут бойко и даже радостно. Я взглянул на него вопросительно, а
он пояснил: «В ненастье харыоз все равно плохо клюет — вяло. Как и
после дождей, когда вода замутится, в жару... Чем прохладнее да яс-
нее— тем он бодрее. Так-то, усекай, уважаемый Сергей Петрович».
Шпильку, знать, воткнул мне в мягкое место.
Я напомнил ему о своем запрете на рыбалку, а он этак легонько за-
упрямился: «Ты — не лови. А я нанаец, рыба у меня — в печенке, без
рыбы я не человек . Пяток штук — всего на сковородку свеженины! —
не грех. Тем более что мы в глухой тайге».
Я промолчал.
Возвращались на табор к вечеру тропой вверх по той же реч-
ке: спустились с гор к ней километром ниже. И в том месте, где вода
трудно и шумно прорывалась к еще далекому Бикину сквозь скалис-
тый хаос, мы с 10-метровой высоты мыса заметили выводок бурой
оляпки — родительскую пару с четырьмя уже летающими птенцами.
Не были эти птицы для нас невидалью, но их ловкость, смелость и
удивительная приспособленность к жизни в горных кипучих ключах и
речках неодолимо тянула... И мы, не сговариваясь, дружно сбросили
рюкзаки, уселись у обрыва и впились глазами в водяных воробьев, как
их прозвали русские охотники за чисто внешнее, весьма приблизи-
тельное сходство. Скорее всего, оляпка обличьем схожа с дроздом,
которому изрядно укоротили хвост.
Самое интересное в этих птахах было то, что они бесстрашно и сво-
бодно ныряли в стремительный поток реки, легко осиливали его напор,
сильно гребя крыльями в оригинальном «полете» в воде. И были они
при этом в таком густом бисере воздушных пузырьков, что казались се-
ребристо-белым чудом.
С противоположного скалистого яра в речку низвергался тонко-
слойный, но широкий водопад, отсекающий тенистую нишу под камен-
ной нависью. Оляпки играючи пронизывали этот водопадик и словно
куда-то дальше улетали по невидимым нам коридорам. Но Федя пояс-
нил: там гнездо...
236
Об этом я и сам догадался, но удивился сказанному Федей: «[де
оляпка — там и харьюз, и ленок. А знаешь, почему? Да потому, что
любят все они собирать на дне один и тот же харч — ручейников,
рачков, улиток, малечков. И где этой мелюзги больше всего — там и
оляпка, и ее водяные соседи-конкуренты... Ты посиди немного, я тем
временем докажу, что правду говорю тебе, и только правду... Хотя и
погода не для клева»
Через пару минут он уже забрасывал удочку. Крючок с наживкой
умело проводил над дном. Вытаскивал его из воды и снова опускал.
Отошел он от меня всего метров 10 — и уже выдернул и бросил в
котелок хариуса. Рядового, 10-дюймового. А пока я докуривал сига-
рету, в тот котелок шлепнулся 8-й — такой же 10-дюймовый. Уже на
ходу спросил его: «[де же ленки?» Федя ответил откровенным удив-
лением: «Я же их не ловил, я забрасывал на харьюза. Ленок стоит в
это время в других местах...» Мне стало немного неловко. Опять по-
думал: как же много знает этот нанаец по имени Федя Уза.
Вечером, пока он раздувал коптильню, я чистил хариусов, сдирая
крепко сидящую чешую. Мой спутник стал настраивать сковородку
на камнях, подсунув между ними немного угольков и прутиков. А ког-
да зашкворчали на ней хариусы, продолжал просвещать меня: «Я как-
то в мае рыбачил, хариус нерестился и не клевал. Спаровались они,
играют — не до еды им. Знаешь, как интересно икру откладывают? А
в ямки, где мелкая галечка с песком. Трутся, суетятся. А икру зарыва-
ют! Что маленькая кета! Даже икринки такие крупненькие, тяжелень-
кие и почти красные. И нерестятся-то там, где роднички бьют, но в
затишках, чтоб не так сносило икру. А малечки выклевываются почти
через месяц!.. Но что хочу сказать. К концу лета мелюзга уже с лезвие
твоего скальпеля, и такие же блестящие, только в поперечных темных
пятнышках. Стайками шныряют. И вот подсмотрел я как-то: налетел
на такой табунок на мелком месте крупный харьюз, ударил хвостом,
оглушил кой-каких и заглатывает. Я от возмущения камнем в него. А
потом подобрал двух еще не оклемавшихся малявок и — на крючок
их. И вытащил того разбойника. Поболее вчерашнего был. А пока он
прыгал по косе, из него три таких харьюзеночка и выскочило».
Подумал я, подумал, посматривая на своего спутника, а тот на
меня поглядывает, ожидая ответа. И я сказал: «В мире животных
жестокость — в наших оценках — часто целесообразна. Даже не-
обходима. Мы еще многого не знаем. О том же хариусе — ведь его
в этой речке еще хватает, может, даже излишек населения иногда
появлялся, при котором срабатывают механизмы саморегуляции
численности. Не исключено, что в таких вот стайках мальков от раз-
бойного налета оглушаются самые слабые, которых природа всегда
выбраковывает...»
237
Утром следующего дня я встал рано, но Федя опередил меня на-
много: он успел уже поймать 3 великолепных ленков и дюжину ха-
риусов... Уловив мое намерение рыкнуть: «Зачем рыбачил?», — он
набрал в руки золы и посыпал ею голову. «Прости, Петрович, нанай-
ца. Ведь рыба с древности для нас — главное в жизни». Не мог я его
ругать: всего в 2 дня сделал он меня грамотным харьюзятником и
преклонил перед живым серебром хрустальных омутов.
Да, у каждого рыбака свои пристрастия. В горных районах, где
нет карасино-сазаньих обителей, где все реки шумны и холодны,
кого же еще любить, как не хариуса, ленка да тайменя! А харьюзят-
ники после того похода с Федей мне симпатичны. Теперь я их узнал
много, и все они с какой-то особинкой.
Сиг-холодолюб
Таинствен. Очень осторожен и скрытен. Строен, серебрист. Может
жить лишь в чистейшей ледяной воде. Летом придерживается плесов
горных рек и больших озер, с поздней осени до весны нагуливает-
ся в Амуре и низовьях других крупных рек. Нерестится в октябре по
небольшим горным рекам. Растет медленно, взрослеет в 6-7 лет,
набрав 600-800 граммов. Крупный сиг весит пару килограммов или
немного больше. Мечта махальщика.
Род сигов среди рыб, видимо, один из самых многочисленных,
самых многообразных и к тому же, пожалуй, самый малоизучен-
ный. До сих пор точно не известно, сколько же видов и форм сигов
существует. А все потому, что они необычайно изменчивы: что ни
озеро или река — то своя форма. Из-за этого ученые лет 30-40 на-
зад выделяли множество видов сигов и в десятки раз больше форм.
Теперь их число крепко подсократили, и тем не менее систематика
сиговых еще ждет своего разрешения. К данному роду в настоящее
время относят ряпушек, омулей, пелядь, чира, муксуна... Есть про-
ходные сиги, сиг-пыжьян, сиг-хадары...
Наш амурский сиг — именуемый издавна еще и уссурийским —
один из членов этого рода сигов и семейства сиговых, хотя прежде
входил в семейство лососевых.
238
Внешностью и обычными размерами взрослые схожи с горбу-
шей-серебрянкой, только они более аккуратны, даже нежны. Как
крупная тихоокеанская сельдь или очень большой хариус.
Сиг строен и подвижен, тело немного сжато с боков и пропор-
ционально высокое — в одну пятую длины. Голова умеренно ма-
ленькая, аккуратный рот на самом ее конечном заострении, верх-
няя челюсть немного нависает над нижней. Спина, вычерчивающая
плавную линию, слегка выгнута, но вот брюшко чуток провисает.
Окраска бело-серебристая. Среднеразмерная чешуя лишь по
спине с серовато-голубым отливом, а на слегка забронированном
брюшке — как старательно протертое зеркало. И глаза серебристы.
Верхние плавники, в том числе и жировой, как водится у большинс-
тва рыб, цвета спины, нижние желтоваты. Брачную раскраску сиг не
признает.
Освоил он Нижний и Средний Амур, встречается по нему и не-
сколько выше. Обычен в Зее с Селемджой, Бурее, Тунгуске с Куром
и Урми, Уссури и Ханке... Чем ниже по Амуру и севернее — тем его
больше: сиг — рыба холодноводная. А чаще всего он встречается
в лимане и низовьях Амура, в Амгуни и в системе нижнеамурских
озер Удыль, Кизи, Орель, Чля. Обычен в Эвороне и Чукчагире.
Сиг довольно хорошо приспособлен к различным местам оби-
тания, но он очень требователен к кислородному режиму, а кисло-
рода, как известно, в воде тем больше, чем она холоднее и, разуме-
ется, чище. Потому-то он летом обосновывается в горных реках, а
неполовозрелая мелюзга добирается до самых их ледяных истоков.
Но вместе с тем эта рыба шумных потоков не любит и гремучим пе-
рекатам предпочитает тихие плесы между ними. По той же причине
она в теплые сезоны поселяется и в чистых глубоких озерах, однако
держится в них близ устьев горных рек, пропахших хвоей, смолой и
кислородом.
С похолоданием он постепенно спускается в Амур, в низовья
его крупных притоков, а также в большие озера, где бодро жирует
все холодное время года — с ноября по апрель — май. А с весен-
ним потеплением и освобождением рек от ледяного плена вновь
устремляется в холодные края.
В этих сезонных миграциях сига еще не все выяснено. Извест-
но, что он способен выходить из реки в море, но как далеко? Летом
он иногда попадается в заездках Амурского лимана. Значит, не все
особи уходят в горные реки, часть из них остается в холодноструй-
ных местах?
Как истый холодолюб, сиг в тепле вял, а в разгар лета питается
совсем скромно и редко. Долго постится, пробавляясь в основ-
ном легкодоступными всевозможными растительными остатками,
239
личинками, ручейниками, червями, крошечными моллюсками и
рачками Рыбку иногда вроде с удовольствием проглотил бы, да
нет бодрости ее поймать Бодрость приходите похолоданием — в
некотором роде — как у налима. Ну а зимой ему рыбок только по-
давай. Мелких — рот у него маловат гольянов, пескарей, востро-
брюшку, чебачка, синявку, малую корюшку... К чебачкам страсть
особая. Вообще-то сиг — типичный бентофаг, но в Амуре он боль-
ше хищник.
Нерестится сиг в октябре, а в Приморье — даже в ноябре. В
стадах половозрелых сигов, как у ленков, на две самки приходит-
ся один самец, что помогает поддерживать численность. Мелкая
желтая икра откладывается в ямки или просто на грунт. В зависи-
мости от возраста одна самка мечет ее от 20 до 90 тысяч, в сред-
нем — 50-60.
После икромета, изрядно измотавшись и отощав, сиги сплавля-
ются если и не в Амур, то во всяком случае к нему поближе. Обосно-
вываются обычно в умеренно глубоких заводях и заливах, непода-
леку от впадения горных ключей. И начинают усиленно кормиться.
Силы восстанавливать.
А как же потомство? А оно обходится без родительского учас-
тия и забот, как у большинства рыб. Выклюнувшиеся личинки сплы-
вают по течению в Амур, где оседают в заводях, заливах, протоках с
чистой водой. Питаются главным образом всякими микроорганиз-
мами. В мае они уже в стадии мальков размером в тоненький лучик
длиной сантиметр-полтора, а за лето подрастают до 5-8 сантимет-
ров.
С каждым днем юное поколение все крепче и сноровистее, с
каждым годом — увереннее на глубинах и быстринах. Но взрослеют
не очень быстро: в 3 года сижок набирает всего 25 сантиметров при
160 граммах — в среднем, конечно. До 36 сантиметров тянуться ему
еще пару лет, и за это долгое для сига время он нагуливает лишь
немногим более полукилограмма.
Возраст зрелости — в 6-7 лет К нему сиги приходят уже в со-
лидной форме примерно40 сантиметров и 600-800 граммов...
Но живет в Амуре и очень близкий родственник нашего героя —
сиг-хадары. Различия совсем незначительные: при тех же разме-
рах у него голова и спина в мелких темных пятнышках, верх тела
покоричневев, серебристость боков потемнее, концы плавников
чернее.
Обитает этот сиг в верховьях Амура, в основном в Шилке и Ар-
гуни. Но и там он встречается гораздо реже, чем амурский сиг в ни-
зовьях. Рассказывать о нем мы предоставляем возможность кому-
нибудь из забайкальцев, сами же вернемся к сигу амурскому.
240
Самые большие сиги, которых мне довелось держать в руках,
были длиной 55 сантиметров и весом два четыреста; 53 — два сто;
полметра — кило восемьсот. Им было, вероятно, от 12 до 14 лет.
Правда, в юности я видел сига размером с небольшую кету-сереб-
рянку. Хорошо его помню, но точных размеров сказать не могу.
Теперь таких редко приходится видеть. И все потому же: слиш-
ком могуч и немилосерден человек, как это ни прискорбно. Ловить
рыбу он весьма охоч, и умеет ловить, а забот о ней пока почти ника-
ких. Жнет, где не сеял. И вот результаты на частном примере сига.
В начале 40-х годов прошлого века на Амуре его заготовляли по 5-6
тысяч центнеров, а через 10-15 лет — в 4-5 раз меньше. Средний
размер в уловах упал с 35-40 до 20-25 сантиметров. Полуметровые
в кило восемьсот уже тогда редки были, а теперь... Теперь 3-фун-
товый сиг может принести рыбаку победу в конкурсе «Рекордные
рыбы года». В пробных уловах ихтиологов преобладают 3- и 4-лет-
ки — их 80-90 процентов.
Сейчас амурский сиг промысловое значение утратил почти
полностью, но еще интересует и радует любителей. Интересует, ко-
нечно, потому, в первую очередь, что красив, вкусен и питателен.
Мясо сочное и белое, косточки мелкие, а жирность - до 14-16 про-
центов. Ловят сига в основном махалками с перволедья всю зиму,
и ловят азартно.
Лучший клев — в ноябре, когда серебряный красавец, изрядно
изголодавшись, спускается на зимовку в Амур или останавливается
в его глубоких притоках.
Лед в это время лишь тонкими заберегами в затишных местах
лежит, и ненадежен он еще. Но нет в заядлом махальщике терпения
и осмотрительности, и он лезет на тонкий лед со своими махалка-
ми, лезет. Как будто приключений на свою голову ищет. Доски под
себя подталкивает наподобие лыж, кусты рубит. Оправдывается:
«Риск — благородное дело». А голос вздрагивает, и нетрудно дога-
даться, почему. .
Но с каждой ночью крепче лед, и с каждым днем больше рыба-
ков. У рыбы — жор, у махальщиков — азарт. Конечно, щуку ловить
выгоднее, ее и ловят в первую очередь. Но махалка с тонкой жилкой
и блесной-сиговкой тут же.
Поймать сига посложнее, чем щуку. Та жадна столь же, сколь
сиг осторожен, щуке абы пролезло в пасть, в жор она всякую блесну
хватает почти всегда бесцеремонно. Сиг же и с пустым брюшком
разборчив да предусмотрителен. Далеко не каждую рыбку-обманку
возьмет, и к тому же не при всяком ее движении в воде соблазнит-
ся. Натяг жилки при опускании блесны рыбак расслабляет, чтобы та
тонула осторожненько, аккуратненько, играючи, а на дно прилегла
16 Рыбы Амура 241
вроде бы живая. Вот тогда-то оказавшийся поблизости сиг ее креп-
кой своей грудкой и придавит ко дну, а потом схватит. Водит блесну-
сиговку махальщик, не дергает. И весь в напряжении чувств, не про-
зевать бы, когда сиг осторожно ее стукнет, будто на пробу, чтобы в
следующий миг взять или придавить.
Где лунку долбить? Да там, где может быть скопление малька.
Где и щука любит охотиться, ленок, таймень. Лучше всего — на сли-
вах воды или просто перепадах глубины от мели к ямам и непода-
леку от устьев речек, ключей, проток, из которых осенью скатилась
мелюзга или еще сплавляется, а отстаивается в дремоте в затиш-
ных местах. На глубине метр-другой.
Но ловят сига и до ледостава. На блесну, а лучше на живца. И
сразу после весеннего ледохода, когда эта рыба уходит из Амура к
горам, ловят.
В Тунгуске у Николаевки в былые времена на 100-крючковый
перемет, поставленный сразу же после ледохода, мне приходилось
снимать до 20 сигов за проверку, а весили они около пуда. Тогда
они не только мальками живо интересовались, но и просто резкой,
и черным червем. А вот летом и в прежнее время редко кто ту пре-
красную рыбу ловил: вяла она, скажем еще раз, в тепле. Потому-то
многие не знают, где и как сиг летует.
...Больше всего мне нравится сидеть у лунок, легко пробитых в
совсем еще не окрепшем, но уже не трескающемся под тяжестью
человека льду. Морозец лишь бодрит, тихо, солнце пробивает ут-
реннюю хмару тумана и высвечивает синь дальних сопок, золотит
русло Амура, фарватер которого скрежещет крупным крошевом
льда. Вокруг тебя чернеют неподвижные рыбаки, терпеливо скло-
нившиеся над лунками и обо всем забывшие, и ты тоже ритмично
пошевеливаешь подогнанными по своей руке удилищами-короты-
шами.
К вечеру на базе или в землянке подводятся итоги: столько-то
сигов, такие-то щуки, таймень сорвался, ленок брал блесну... Но
мало кто оценивает главное: такой был прекрасный день, такой чуд-
ный воздух, так отдохнулось от городского нервного бытия.
Мраморный налим
А.П. Чехов хорошо знал рыб и любил их ловить. О налиме он писал
со знанием дела: “Тяжел, неповоротлив и флегматичен... Живет под
корягами и питается всякой всячиной. По натуре хищник, но умеет до-
вольствоваться падалью, червяками... Пойманный на крючок, вытас-
кивается из воды как бревно, не изъявляя никакого протеста... Ему на
все наплевать»»... Самый закоренелый холодолюб, вода теплее 12 гра-
дусов его усыпляет. Наиболее активен он в зимнем ночном подледье.
242
Странная рыба налим всегда возбуждала во мне обостренный
интерес, хотя всю свою жизнь мало я имел с нею дела и нечасто
снимал со своих снастей. А потому я ею так интересуюсь, что по об-
разу жизни она сильно отличается от других рыб.
В теплую весенне-летнюю благодать, когда порядочной рыбе
положено славить жизнь, наслаждаться ею и умножать себя в по-
томстве, налим уходит в холодноводные реки, забивается в самую
глухомань, старательно прячется под корчи, топляки и камни, ищет
норы поглубже, ниши в донных трущобах или обрывистых берегах.
И не просто так ищет, а чтобы омывали его, удалившегося от «мир-
ской жизни» и уединившегося в глубоком мраке, холодные родники
или, на худой конец, прохладные пряди речных потоков, еще не ут-
ратившие ледяную чистоту горных ключей.
Но в студеные горные реки ранней весной из Амура уходят
вместе с налимом и другие холодолюбы — таймень, ленок, сиг... И
нерестятся они там весной или осенью. Однако эти рыбы там в теп-
лый период года живут и бодрствуют. А вот эта же теплая весенне-
летняя пора рыбьих карнавалов утомляет нашего скользкого «не-
людима» до той степени, что ему не только подолгу есть не хочется,
но и плавниками шевелить. Температура воды плюс 15-16 градусов
для него уже опасна, а за 20 — может и погубить. Вот уж кто совер-
шенно не ищет теплого места в жизни, так это налим.
Лишь с осенними холодами, остужающими воду до 12 градусов,
оживает этот один из самых типичных северян среди пресновод-
ных рыб Северного полушария. И чем холоднее вода, тем он бод-
рее и активнее. Налимий нерестовый праздник происходит в самую
лютую пору года — в декабре, январе и феврале когда уплотнив-
шиеся на метровом льду снега, едва переносимая стужа и прони-
зывающие ветры сковывают все живое. Насквозь промороженный
ледовый панцирь тяжелыми пластами давит воду, она остужается
до зыбкой грани, колеблющейся у самой точки замерзания, свет
туда и днями едва проникает... Но и этого налиму мало: он ждет
ночи, когда морозы остервенеют до крайности, и лишь тогда начи-
нает разгуливать во всю ширь и даль своих мрачных владений И
чем темнее ночь, тем ему радостнее. А когда на мир обрушивается
вьюга при которой человек не видит ладони своей вытянутой руки,
этот тать ночной празднует свой шабаш.
Можно, конечно, как-то оправдать сие странное существо: не
243
один лишь он зимой активен — те же таймень, ленок, хариус, голец
и другие рыбы тоже не спят в подледье. Верно, не спят. Но и не ис-
пытывают они пристрастия к ночной беспросветности, а о нересте
в зимнюю стужу как принято у налимов, и не помышляют.
У налима стройное, удлиненное тело с заметно уплощенной
широкой крутолобой головой. Пасть большая, челюсти и сошник в
щетке мелких, но крепких зубов. Довольно крупные глаза желты, и в
них недобро мерцают, тоже вроде бы просверкивая, черные искры.
Длинное, к хвосту с боков постепенно сужающееся тело покрыто
такой обильной слизью, что не прощупывается имеющаяся у этой
рыбы мелкая, в кожу глубоко посаженная чешуя. Второй спинной
и анальный плавники тянутся до самого округлого веерообразного
хвоста.
Размерами налим — рыба средняя. Вроде сома, которого вне-
шностью напоминает. Но таких гигантских, как сомы, налимов нет.
Около 2 метров в длину и 24-30 килограммов на весах — редкие
для налимьего рода великаны, и встречались они в низовьях Оби и
Иртыша, где условия обитания для них самые благоприятные. Ре-
кордсмены же Амура — 100-120 сантиметров, 10-12 килограммов.
Да и таких здесь теперь, пожалуй, уже нет. Лет 30 назад самыми «хо-
довыми» амурскими налимами были 50-60-сантиметровые, нынче
же этот средний размер (еще раз напомним: свидетельствующий о
состоянии популяции) уменьшился на четвертую часть.
Раскраской налим, пожалуй, оригинален: оливково-зеленые
спина, бока и верхние плавники в темно-бурых и светлых пятнах да
полосах, будто рыба мастерски высечена из отшлифованного мра-
мора. Горло и нижние плавники светло-серые, иногда почти белые.
«Молодежь» цветом потемнее, с годами — светлеет.
Но есть в окраске этой скользкой, неприятно голой рыбы да и во
всей ней что-то мрачное, мертвое, не радующее глаз. А пойманный
и уснувший налим желтеет. Многие считают героя нашего рассказа
непривлекательным, неприятным, а есть и такие, что просто пре-
зирают его или игнорируют и как объект рыбалки, и как продукт. Но
справедливости ради не умолчим: иным рыбакам он нравится во
всех отношениях — с виду, в клеве, в ухе.
В налиме содержится от 6 до 24 процентов жира, однако в ос-
новном он накапливается в печени, мясо же постное: всего в нем не
более полупроцента жира. Оно жесткое, усваивается человеческим
организмам трудновато и вкусом «бесцветное». Многие его даже на
«первый этаж» ухи не берут. Но и не без любителей этой жесткой
постнятины, хотя они и сравнительно редки.
А вот налимья печень во всех отношениях и для всех хороша:
вкусна, питательна, полезна Весь жир в ней! Все гликогены —
244
тоже! Большинство витаминов и нужных для жизни микроэлемен-
тов— там же! А потому и не зря налимья печень, как и тресковая,
почитается деликатесом. Жаль что по весу она составляет только
6 9 процентов общей массы этой рыбы.
Треску я упомянул не просто так. Налим к ней очень близок не
только по нашим кулинарным оценкам, — он ей прямой и близкий
родственник. В обширном семействе тресковых, в котором много
таких наших старых знакомых, как треска, навага, минтай, пикша,
лишь мраморный хищник пресноводен, все остальные родичи — в
морях и океанах преимущественно северных широт.
Обратите внимание: повадки и образ жизни сома и налима
весьма схожи, но территориально эти рыбы разделены: у перво-
го — южные реки, у второго — северные.
Соприкосновение их ареалов незначительно, и на Дальнем
Востоке их границы проходят по Амуру.
Налим — ночной хищник. Непривередливый — все живое ему по
вкусу. Конечно, особую радость ему доставляет рыба, заглатывать
которую он большой мастер. Но на случившемся безрыбье за милую
душу проглотит рака или улитку, червяка и личинку, лягушку или уто-
нувшую полевку Всеяден, как сом, и подобно ему не признает лишь
растительный корм. Может снизойти до поедания дохлятины. В ноч-
ную зимнюю стужу, когда большинство рыб вяло и полусонно стоит в
каком-нибудь укрытии, налим, подолгу шаря в поисках съедобного,
почти всегда набивает свое брюхо до отказа. Заглатывает все живое
без разбора, лишь бы в глотку проходило. Особенно жаден он после
летних мучений в теплой воде — в октябре, затем после ледостава до
начала нереста и сразу после него. Активно жирует и после весенне-
го ледохода, пока вода в Амуре еще не прогрелась до 15 градусов.
Как же умудряется эта рыба активно бодрствовать в кромешной
тьме ночью, в том числе и в пору безлунно-метельного подледья?
Разумеется, глаза, хотя они у налима гораздо больше сомовьих, в
таких условиях плохие помощники. Мало проку и от единственного
усика на нижней челюсти. И приходится хищнику все надежды воз-
лагать на обоняние, боковую линию и органы вкуса Мы об этом уже
успели поговорить и повторяться не станем.
Налиму нужна не просто холодная вода, но еще и чистая, слабо-
проточная. Стоячие озера и реки с мутью не для него, быстрые гор-
ные потоки тоже не по нему. А отсюда и своеобразный жизненный
цикл хищника: с октября начинает разгуливаться, во время осенней
шуги и ледостава отдыхает, привыкая к подледью, всю зиму деяте-
лен и энергичен, по весеннему ледоходу смирнеет ненадолго, а в
апреле — мае становится полусонно-вялым.
С началом прогрева воды большинство налимов, зимовавших
245
в Амуре, поднимается навстречу течению в его горные притоки, но
совсем не так далеко, как таймень, ленок или сиг. И поднимаются
неспешно, как и живут. Плывут ночами, усердно кормятся, днем
дремлют в заливчиках, где-нибудь под крутоярьем, в глубоких ямах.
А останавливаются на лето обычно там, где река уже не равнинная,
но еще и не совсем горная, с галечно-каменистым дном и даже в
летние солнцепеки с достаточно холодной водой. И живут здесь на-
лимы до сентября. Осенью часть обитателей уходит в Амур, другие
здесь же зимуют.
Налимьи кочевья — дело вынужденное, обусловленное темпе-
ратурным водным режимом. В сибирских реках, особенно ближе к
Заполярью, эта рыба оседла и активна круглый год, и потому имен-
но там ее много и там она наиболее крупна.
Но, вероятно, не все налимы покидают на лето Амур, в нем есть
столь глубокие ямы — до 40-50 метров! — где и в июле — августе
студено. Почему бы ему в них не летовать? Однако и в таких амурс-
ких «холодильниках» летом налим дремал бы, заплесневелым чур-
баком забившись под камни, в пустоты, топляки, и потому-то на
крючок не удалось бы взять его.
Так остается ли налим в Амуре с приходом весны? Остается.
Только в очень небольшом числе В браконьерских сетях, снятых
как-то в калужьих ямах около Елабуги в середине июня, оказались
два полуметровых налима. А недавно летом недалеко от Хабаровс-
ка был пойман налим на спиннинг. Правда, случай этот совершенно
нетипичен.
Насколько налим ненасытно жаден в холода, настолько же вял
в тепле. Однако и в последнем случае он все же изредка, самыми
темными безлунно-дождливыми ночами, оживает, чтобы набить
брюхо и снова залечь. Заглоченная пища у этой рыбы летом пе-
реваривается очень медленно — около 2 недель, потому что все
процессы жизнедеятельности у разморенного жарой хищника пре-
дельно замедлены.
Короткий рассказ А.П. Чехова «Налим» несведущему человеку
может показаться неправдоподобным: несколько человек шумно
возятся около рыбы, пытаясь вытащить скользкое тело из-под ко-
ряги, а до «зебров» добраться не могут. Налим же будто дурак и не
может убежать. Но Антон Павлович был опытным рыболовом и рыбу
знал. И ему было ведомо, что при потеплении воды налим забива-
ется как можно глубже и дальше, и забивается всегда головой впе-
ред, о хвосте заботясь гораздо меньше. А когда его обнаруживают и
пытаются вытащить, он действительно стремится залезть подаль-
ше, сопротивляясь насилию совсем слабо, потому что летом вооб-
ще вял и сонен.
246
...Любил Чехов рыбную ловлю не только за то, за что любим ее
мы, простые смертные, но еще и за то, что в спокойном уединении
на лоне природы о чем только не передумаешь. Возможно, сюжеты
многих чеховских рассказов и повестей и образы их героев зароди-
лись в те часы одиночества, когда была вода в соседстве с зеленью,
были зори и небо, и были поплавки удочек. Почему я так предпо-
лагаю? Да потому, что сам он сказал: «Я думаю, что многие лучшие
произведения русской литературы задуманы за рыбной ловлей».
Мы уже говорили, что нерест у нашего героя обычно прохо-
дит в январе — феврале, а длится он 15-20, до 40-45 суток. В это
время налимы собираются по нескольку десятков штук и на свой
лад справляют незатейливые «свадьбы»: суетятся, «взбрыкивают»,
даже свиваются скользкими телами попарно, а то и группками Пе-
реиначивая старинную поговорку хочется сказать: «В лютый хо-
лод — налим молод».
Но что интересно: в налимьих обществах самцов заметно больше,
чем самок, однако размерами они мельче. И потому в брачную пору
за крупной налимихой обычно увивается пара, а то и три небольших
«кавалера». Кстати, самки тоже растут гораздо быстрее своих парт-
неров, и очень крупных размеров достигают, как правило, они.
Икромет — на мелководье до 2 метров. Икра откладывается
на песчано-галечное или каменистое дно со слабо текущей водой.
Икринки маленькие, у молодой налимихи их созревает 30-40 ты-
сяч штук, у зрелой — несколько сот тысяч, а вот у сибирских ве-
ликанш — до 2-3 и даже 5 миллионов! Икра «жидкая», ею самки
буквально заливают свои нерестилища, но так много ее тут же уно-
сится водой и так нещадно пожирается она самими же налимами
и другой рыбой, что едва ли в одном проценте икринок начинается
развитие крошечных эмбриончиков. Везет тем, которых забило под
камни или гальку, где они надежно приклеились.
Те икринки в ледяной воде развиваются очень медленно: 2-3, до
4 месяцев Выклюнувшейся личиночке помогает дотянуть до весны
жировая капелька в желтке. В мае она уже сама себя кормит, пе-
рерождается в малька, и этот малек, особо не боясь в свое первое
лето теплой воды, поразительно много ест всякой беспозвоночной
мелкоты и быстро растет. Он познает жизнь с нуля, но растет быст-
ро и с каждым днем становится проворнее и умелее.
В середине мая малец-удалец уже 3-4-сантиметровый, к концу
июля он удваивает длину, а к осени еще подрастает Но потом рост
налимчиков резко замедляется, потому что далее они летнюю ак-
тивность утрачивают.
В год налимчики весят от 30 до 50 граммов, в два — 130-150,
к трем годам вырастают до 30-40 сантиметров и утяжеляются до
247
300-400 граммов, а в четыре они уже радуют рыбака: 500-700 грам-
мов, 38-44 сантиметра от головы до хвоста... В 4-5 лет созревают и
впервые участвуют в размножении.
Но с годами, как водится, рост все медленнее... В 10-летнем
всего немного за пару килограммов, а длина тела примерно 75 сан-
тиметров. Самый крупный налим, которого мне уже давно довелось
держать в руках, был длиной 110 сантиметров, а потянул он 11,5 ки-
лограмма.
В нерест и прожорливый налим постится, однако сразу после
него стремится наверстать упущенное... Но ставшую нарицатель-
ной налимью жадность все-таки нужно пояснить. Прожорлив-то он
прожорлив, однако в холодной воде и у него съеденное перевари-
вается медленно: осенью и весной, когда она еще не заледенела, —
от 4 до 6 суток, а вот зимою — все 8-9. И потому даже налим не
способен на каждодневное обжорство, стало быть, хорошего клева
ждать от него постоянно нельзя.
И все же жадность нашего героя поразительна. Если он, буду-
чи голодным, окажется в садке рыбака с уловом, то пока не околе-
ет — будет заглатывать живых и мертвых рыб. Даже в мотне невода,
когда панике пленения нет предела, налим торопится, пользуясь
случаем, набить свою утробу поплотнее...
Любителей ловить налима в Приамурье мало: рыба эта здесь
в общем-то немногочисленна, с наступлением холодов, а особен-
но зимой, гораздо интереснее и результативнее блеснение щуки,
сига, ленков, наконец, тайменя. И лишь на таких амурских притоках,
как Бурея, Кур с Урми, Симми, Горин, Амгунь и им подобные, нали-
ма ловят на наживку, реже — на блесну или мушку. Блеснят и удят
вместе с хариусом, ленком и другими рыбами горных рек. Колхозы
добывали его сетными ловушками с ячеей 30-40 миллиметров, ко-
торые опускали на дно реки в налимьих местах.
Ловить налима на Амуре и в низовьях впадающих в него круп-
ных рек на закидные крючковые снасти в октябре, а также в конце
апреля — мае небезынтересно. Наживка — любая, но животного
происхождения: малек, рак, резка, черви, кишки, потроха, мясо,
сало. И чем она пахучее — тем лучше. Не обязательно искать глу-
бокие места и обрывистые берега: ночами этот хищник бродит и
по мелководью.
Но нужно помнить: чем темнее и ненастнее ночи, тем лучше
ловится налим. Не только солнца он сторонится, но даже полной
луны. Днем поймать эту рыбу случается очень редко.
Клюет вяловато, но уверенно и глубоко заглатывая крючок,
поэтому надо иметь с собой запасные поводки. «Прослушивать»
снасти желательно чаще: хищник на крючке сидит смирно. Редко
248
сопротивляется он и при вываживании, хотя нет-нет да изогнется
колесом, хвостом шлепнет, головой дернется.
Как заметил еще Л.П. Сабанеев, налим не только не боится
звуков, но и в любопытстве плывет на них. Разговоры при ловле
этой рыбы вовсе не противопоказаны. Раньше налимов даже ло-
вили на звук: делали тяжелый 5-крючковый якорек, в ушко кото-
рого продевали большое кольцо, за которое и привязывали лес-
ку. Опустив этот якорек на дно и слегка подергивая леску, звенят
кольцом. Налим идет на этот звук, а в нерестовую пору и трется о
якорек, что при натянутой леске рыбаком хорошо чувствуется.
Тот же Василий Иванович Нехлебов, которому посчастливи-
лось видеть пойманного тайменя длиною без 5 сантиметров 2
метра, рассказал о зимней ловле налима, которую и сам он. рыбак
с детства, назвал удивительной.
Было это на Амгуни в январскую стужу. Однажды предложил
ему местный промысловик съездить «на налима». Днем промча-
лись по заснеженному льду реки от райцентра километров 30 и
остановились в таежном зимовье, напротив которого таилось на-
лимье нерестилище. Лунки продолбили с вечера, махали крабами
ночью. По определению Нехлебова, та ночь была жутко морозной
и беспросветно темной. Выдерживали у лунок всего полчаса, а
после этого отогревались в избе почти час. Но зато ловился налим
так хорошо, что за 30 минут оказалось на льду этой рыбы столько,
что не помещалась она в большом мешке. И все крупные, как на
подбор, хвосты из мешка высовывались. «Опустил якорек на дно,
пошевелил — и уже чувствую подход налима, — рассказывал Ва-
силий Иванович. — Резкая подсечка — и к лунке его, на лед... На
одного уходило не более 2-3 минут. К утру их оказалось 6 куч...»
Теперь, конечно, этот способ правилами рыболовства не раз-
решается, ибо якорек из 5 крючков — это тот же запрещенный
«краб». Но как-то темной октябрьской ночью удалось мне пой-
мать на Тунгуске 1,5 десятка хороших налимов. Ловил я их дву-
мя спиннингами в режиме закидушки, наживляя крючки рыбьей
резкой. На поводок одного из них подвесил рядом с грузилом
сигнальный звоночек и им вытащил 12 хищников, на другой же
при прочих равных условиях пришлось всего 3 налима. Случай?
Не исключено. Но думаю я все же, что любопытствовала эта рыба
мелодично позванивавшим на течении колокольцем, а рядом
оказывался харч.
В странности этой повадки налима сомневаться не приходит-
ся. Некоторые рыбаки, привлекая налима, кладут в лодку или на
землю включенный на полную мощность радиоприемник, настро-
енный на музыку. А что? Вспомните, как привлекают нерпу музы-
249
кой . Один дедушка знал секрет ловли налима: поверх блесны на
леску надевал серебряное колечко...
Костер при осенней или весенней ловле налимов с берега кле-
ву не только не мешает, но оживляет его. Правда, в освещенную
воду налим не лезет, а любопытствует издали — под отблеска-
ми огня на поверхности. А как раз туда и летят рыбачьи закидные
удочки.
Кое-где, говорят, ловят налима на светящуюся блесну, но ду-
мается мне, что при этих словах амурский рыбак начнет размыш-
лять в ином направлении: а не испробовать ли такую блесну на
щуку, сига или тайменя?..
Для наших промысловых рыбаков он ценности не представ-
ляет: немногочислен, даже редок, неводом да сетями ловить его
практически невозможно, косяков не образует. Общий промысло-
вый улов этой рыбы в бассейне Амура даже полвека назад нечасто
переваливал за тысячу центнеров в год, а в послевоенное время
измеряется десятками центнеров. И попадается эта рыба в про-
мысловые снасти случайно. Любители на крючки берут ее гораздо
больше, и ни в ком это не вызывает протеста.
Рыбообразные миноги
Проходная древняя рыба со змеевидным телом длиною около полу-
метра. Взрослые 2 года нагуливаются в океане. На икромет подни-
маются по Амуру до устьев Уссури и Сунгари. Нерестятся в апреле.
Выклюнувшиеся из икры личинки-пескоройки растут в реках 4-5 лет,
после чего уплывают в море, превращаясь в молодых миног.
Но это, строго говоря, не рыбы Это представители самостоя-
тельного, очень древнего, примитивного класса круглоротых. Уди-
вительно странны они и внешностью, и строением, и образом жиз-
ни. Представьте: змееподобно длинное и гибкое, голое, обильно
покрытое слизью тело, отсутствие парных плавников, небольшая
голова, бесчелюстной рот в форме присасывательной воронки,
вооруженной роговыми зубами и окаймленной кольцевидным хря-
щом. И очень сильный зубастый язык также укреплен своеобраз-
ным скелетом. Жабры — на ажурной решетке, не имеющей ничего
общего с обязательными для рыб жаберными дугами, а сами жабры
мешковидны. Ноздря одна, глаз же — 3. Правда, третий (теменной,
расположенный рядом с ноздрей) примитивен, без хрусталика и
250
способен лишь к ощущению света. И ни единой косточки у миног
потому что весь их скелет образован хрящом и соединительной
тканью... Из такой древности дожили до нас на вид не очень прият-
ные существа, что представить трудно.
Своеобразный класс круглоротых распадается на 2 подклас
са — миноги и миксины. Последние в пресных водах не встречают-
ся, а из 30-32 видов миног 2 обитают в Амуре: тихоокеанская про-
ходная и ручьевая.
Не только на змею похожи эти миноги, но и на очень больших
водяных червей, которые обзавелись двумя невысокими плавника-
ми и 7 парами жаберных мешков, каждый из которых связан с во-
дой особым отверстием (отчего их называют семидырками)... А о
странностях их образа жизни поговорим при рассмотрении упомя-
нутых 2 видов в отдельности.
Проходная тихоокеанская минога довольно крупна: обычно
длина взрослых самцов составляет 35-50 сантиметров, самки на 2-
3 сантиметра больше, средний вес 80-90 граммов. Но среди этой
рядовой братии встречаются экземпляры в 300 с лишним граммов,
вытянувшиеся за 60 сантиметров. Сам таких видел.
Взрослая минога, вошедшая в Амур, сверху темная, вернее,
темно-серая с прозеленью, а брюшко желтоватое. Еще набираю-
щиеся сил в море имеют серую, с металлическим блеском, спинку
и серебристо-белое брюшко.
А теперь об образе жизни этих змееподобных рыб. Во взрослом
состоянии они обитают в умеренных широтах Тихого океана, в его
прибрежных водах. И живут там 2 года, вырастая, набираясь сил и
готовясь к первому и последнему нересту за тридевять земель от
моря.
Живут не очень «прилично»: паразитируют. Отыскивают жертву
и присасываются к ней воронкой, вгрызаются в тело и с помощью
мощного языка тянут не только кровь и соки, но и мышечную ткань
несчастной. Паразиты эти «квалифицированные»: выделяют спе-
циальные антикоагулирующие вещества, и кровь жертвы теряет
живительную способность в ранах свертываться. К тому же выра-
батывают особые ферменты, разрушающие не только красные кро-
вяные тельца, но и разлагающие ткань жертвы. В кишечник миноги,
представляющий элементарно простую прямую трубку, поступает
бурая масса из крови и перетертого мяса.
Жертвами этих рыб оказываются крайне разноразмерные оби-
татели моря — от корюшки до акулы. Пишут, что набираются они
наглости присасываться даже к киту. Но больше всего достает-
ся наваге, сельди, окуням, горбуше, кете... Мелкая рыба гибнет в
несколько дней, крупная страдает дольше. А тем бедолагам, кому
251
посчастливится остаться в живых, приходится долго мучиться от-
крытыми ранами, разъедаемыми соленой морской водой. Кета
уносит их незажившими, даже загноившимися, за тысячи километ-
ров от моря.
Особенно усердно и жадно кормятся-разбойничают миноги вблизи
устьев рек, по которым им суждено совершить долгий марафон, чтобы
оставить потомство и погибнуть. И потому усердно и жадно, что нуж-
но им зажиреть, накопить сил на дальний трудный путь встречь тече-
нию — до 1 000-1 300 километров и еще поболее, на «доводку» продук-
тов размножения до окончательной готовности, на трудный нерест, на
многомесячный голодный пост.
В лимане Амура созревшие миноги начинают скапливаться, при-
выкая к пресной воде, во второй половине лета, а в середине августа
их огромные плотно сбитые стада входят в реку. Напротив Николаевска
массовый ход этой рыбы бывает в конце сентября — начале октября,
затухает же он там до самого ноября.
Амур, как известно, в низовьях широк и могуч, и миноги стремятся
идти против течения боковыми потоками. Идут косяками длиною в не-
сколько километров, но узкими и плотными жгутами. И стараются идти
больше ночами, избегая не только солнца, но и лунного света. Однако
это вовсе не означает, что днем они где-то прячутся да отстаиваются, —
мигрируют и днем, сам видел. Но интересно и то, что в кромешной тем-
ноте минога плывет свободно: ученые предполагают, что имеется у нее
своеобразный радар.
Сначала движутся эти странные существа к своим колыбелям не-
спешно — 3-5 километров за ночь, но день ото дня, будто распаляясь,
темпы этого странствия растут.
Минога не так сильна и стремительна, как кета, и преодолеть в сут-
ки 15-20 километров — предел ее физических возможностей. «Сред-
ний ход» — около 10-12 километров за 24 часа. Не вся эта рыба идет
собственно Амуром — много ее расходится по крупным притокам и
протокам. Какой-либо участок дружно минуют за 2-3 недели, а потом
еще почти столько же тянутся отставшие — видимо, самые слабые осо-
би.
Основные нерестилища миноги в Амуре находятся напротив устья
Уссури и Амурской протоки, хотя одолевает она частью своих косяков
еще несколько сот километров выше. На всю долгую-долгую дорогу от
моря до нерестилищ уходит до 4 месяцев.
Под Хабаровском минога появляется в декабре, у устья Сунгари — в
январе. И так много уже истрачено сил, что пока не до нереста: теперь
нужно основательно отдохнуть, и отдохнуть на остатках морских запа-
сов, потому что есть им уже и незачем, и нечем: внутренние их органы
переродились, атрофировались, кишечник напрочьдегенерировал.
252
Эту закавыку трудно пока объяснить: добрались в первой поло-
вине зимы, а икромет — весною. Проще уяснить, где берут силы без
какого-либо питания. В покое рыбы, как существа пойкилотермные,
тело свое согревающие очень незначительно, расходуют энергию
чрезвычайно экономно. Что минога! Вон озимая семга в европей-
ских реках почти целый год дремлет на глубине, ожидая свой срок
икромета, и ничего не рст. И озимая белуга в Волге...
Нереститься наши странники начинают обычно в апреле, вы-
брав глубокие участки рек с галечниковым грунтом и быстрым
течением. Самцов и самок у них в среднем поровну, и брачными
партнерами обычно обзаводятся все. Каждая пара приступает к
рытью гнезда в виде продолговатых ямок. Строит в основном он:
присосавшись ротовой воронкой к гальке, поднимает ее, опира-
ясь на заднюю часть тела, напружинив переднюю, и рывком от-
брасывает в сторону. Одну, другую, третью... Сотую... И когда кон-
туры гнезда станут вполне зримыми, а на его дне окажутся лишь
мелкие камешки да песок, он крепится головой к какому-нибудь
надежному предмету у верхней части «колыбели» и резкими, еще
сильными змеевидными движениями постепенно углубляет ее,
периодически передыхая.
А подруга в то время, сберегая силы для заключительных ак-
кордов жизни, медленно, как бы торжественно плавает над гнездом
и его строителем и изредка не то возбуждает его, не то поощряет
прикосновением своего брюшка к его темечку... Непрошеных гос-
тей и соперников решительно гонят прочь — у миног третий непре-
менно лишний...
И все же на завершающей стадии рытья гнезда, как бы сжалив-
шись над партнером или выдохшись в нетерпении, самка тоже при-
нимает участие в строительных работах. А потом она присасывает-
ся к вершине гнезда, а он — к ее голове. И обвивается вокруг нее,
и сжимает... И на последнем дыхании они дают начало десяткам
тысяч новых миножьих жизней.
Икринок бывает от 50 до 165 тысяч, в среднем 90-95, но, ра-
зумеется, далеко не в каждой вспыхивают бурные процессы раз-
вития, потому что не все яйцеклетки оплодотворяются, потому что
не все оказываются дозревшими в утробе матери, потому что не
все задерживаются в гнезде и часть уносится водой, потому что...
Множество этих «потому что». А истощенные и вконец измученные
родители отрешенно забиваются под камни, коряги, меж крупной
гальки и медленно умирают.
...Через несколько недель из икринок вылупляются крошечные
червячки личинок. Сначала они прячутся под камнями и в песке, но
все-таки потом вылезают и подхватываются течением, разносятся
253
им по безбрежным амурским просторам. Постепенно они оседа-
ют на дно тихих, лишь слегка или временами проточных заливов и
проток. И непременно на илистое дно, в котором им предстоит жить
долго. Заканчивается этот процесс распределения личинок по Аму-
ру к июлю.
Их зовут пескоройками, а вернее было бы сказать — илоройка-
ми. Они очень похожи на вьюнов, но что это не вьюн, понять легко:
хотя бы по тому, что у личинок пескороек нет парных плавников, и
глаз не видно, и рот не как рот, да еще в странных ворсинках, и жаб-
ры совсем не рыбьи... И очень они светло окрашены — в белое или
светло-серое...
На взрослых миног тоже мало смахивают: присасывательной
воронки нет, и глаза не видны...
Важно еще раз подчеркнуть: живут личинки миноги в иле. Сто-
ит обратить внимание, как они вбуравливаются в ил: приподнялась,
ткнулась головой, изогнулась штопором, крутанулась — и нет ее. А
копни в том месте — уже не найдешь: она успела убежать далече —
теперь в горизонтальном направлении.
Своеобразно питаются эти пескоройки. Втягивают в себя с
током воды через 4-угольный рот со странной нависью козырька-
губы ил и отфильтровывают из него съедобное очень примитивным
кишечником всего в половину собственной длины тела.
Растут и развиваются пескоройки до невозможности медленно.
Рыбке уже 7 месяцев, а она всего-навсего в 1,5 сантиметра и удваи-
вает длину лишь к году. Даже 2-годовалая пескоройка всего лишь со
спичку или чуток побольше, а трехлеток едва дотянул до дециметра.
И потому нашему странному илоеду требуется долгих 4 -5 лет для
того, чтобы подготовиться к переходу в стадию взрослой рыбы.
Вытянувшись наконец до 14-18 сантиметров и кое-как нако-
пив в себе 3-4 грамма весу, пескоройки покидают ил и отдаются
воле речного течения. Да почти на полгода отдаются! ГШывут эти
покатники и... перерождаются в настоящих молодых миног. Этот
процесс называется метаморфозом, а затягивается он на всю
вторую половину календарного года, да еще месяц-другой надо-
бны.
И наконец-то они в море, и обзавелись зубастой присасы-
вательной воронкой с мощным языком, и прозрели, и научились
быстро плавать. И стали на обильном высококалорийном корме
стремительно расти, чтобы через пару лет замкнуть странный,
своеобразный, тоже не лишенный трагического и загадочного
жизненный круг.
Неприятна на вид минога, и характер ее питания не распола-
гает нас к ней. А она вкусна и очень питательна, в ней совершен-
254
но нет костей и все тело съедобно. Я ее ем с удовольствием, а
потом чувствую прилив сил.
Только в последние годы совсем редкой стала минога в мага-
зинах — мало ловят ее из-за сложностей добычи и низкой произ-
водительности труда. А все потому, что начало самого массового
хода в низовьях Амура приходится на время еще не угасших ке-
товых страстей, но уже близких ледовых образований Напротив
Комсомольска минога движется навстречу шуге, а у Елабуги и
Хабаровска штурмует течение подо льдом. И трудно при этом ее
ловить, нужно долбить толстый торосистый лед и опускать под
него сетные ловушки вентерного типа горлом по течению. А ко
времени их проверки вода в прорубях вновь окаменела .
И не всегда угадаешь миграционную струю потока мино-
ги, ширина которой невелика, и не всегда подгадаешь время ее
хода, а стало быть, и не всегда заработаешь.
Ловить миногу мне пришлось единожды за всю жизнь. Немно-
го ниже устья Анюя в начале ноября. По склонам сопок в заскво-
зивших низами лесах тихо и печально дотлевала осень, обреченно
стыли льдом спокойные мелководья, утрами иней густо обсыпал
опавшие листья, поникшую траву и совсем молодой лед...
И вот однажды, пробив лунки недалеко от мыса, дугой оги-
баемого фарватером, мы с другом «махали» щуку. Метрах в 20 от
берега на глубине 2-3 метра. И пошла под нами минога! Поперла
такой густой беспрерывной стаей, что все подледье вмиг стало
черным... Лед был всего 5-сантиметровой толщины, мы быстро
расширили лунки и принялись выбрасывать рыбу из воды чем по-
пало: черпаком, махалками, потом в азарте руками, оголив их по
локти и став на колени... За полчаса и сил не осталось, и незачем
было очень уж много этой рыбы. А она все плыла и плыла подо
льдом у мыса, спрямляя дугу фарватера...
У морской миноги есть пресноводная сестра. Ручьевая минога
живет во многих небольших речках от Японии до Анадыря. В бас-
сейне Амура она повсеместна, даже в озерах обычна, а нет ее лишь
в широких и быстрых речных потоках, особенно где дно не илистое,
ибо ил и тина тоже ее «стихия».
Она и внешностью весьма схожа с более крупным и сильным
своим родичем. Основное отличие в том, что после метаморфоза
личинки-пескоройки ручьевой обитательницы на свет божий явля-
ется особь с уже почти готовыми к нересту половыми продуктами.
Она способна хорошо плавать и, вероятно, ест вовсю. Но вместо
того, чтобы надолго уходить в морские края, вскоре «играет свадь-
бу». Первую и последнюю.
Ручьевая минога хотя и широко распространена, все же немно-
255
гочисленна. По крайней мере в бассейне Амура. Личинки перед ме-
таморфозом достигают в длину 20-25 сантиметров, а переродив-
шись, несколько укорачиваются.
Нерест в конце мая — июне, икринок от 1,5 до 3 тысяч... А в ос-
тальном нет нужды повторяться: гнездо в гальке... странная долгая
жизнь личинок вслепую в иле... метаморфоз... И мало интереса к
этому существу у промысловиков, а у рыбаков-любителей его и
вовсе нет.
Пиленгас — угрызения совести
Красивая, крупная и сильная рыба из семейства кефалевых. Большую
часть года живет на морском прибрежном мелководье, в опресненных
заливах, питаясь ракушками, рачками и органикой ила. На зимовку же
поднимается в устья рек, где залегает в ямах. Встречается в лимане.
Весьма схож с белым амуром и так же замечательно вкусен.
В числе рыб бассейна Амура до недавнего времени не значился
один интересный, хорошо мне знакомый вид — пиленгас. Прекрас-
ная дальневосточная кефаль. Рыба эта считается морской, живет
она вдоль отмельного побережья, но обычна и в опресненных ла-
гунах, и в устьях рек, а на зимовку поднимается по ним и стадами
залегает в ямах на 3- 4, до 5 месяцев, причем по некоторым рекам
пробирается на сотню километров от моря.
Знаменитая черноморская кефаль, шаланды полные которой
«в Одессу Костя приводил», — в теснейшем родстве с пиленгасом,
сходна с ним внешним видом, размерами, повадками. Но та кефаль
распространена почти всесветно, по всем морям и океанам, ис-
ключая лишь самые холодные, а ее дальневосточный родич имеет
весьма ограниченный ареал. И еще: он самый неприхотливый в об-
ширном семействе кефалевых.
Распространен пиленгас от Желтого моря к северу до Амурс-
кого лимана. Обширнейшие илистые мелководья тех мест для него
вполне благоприятны, он там если и не обычен, то во всяком случае
256
отнюдь не редок ( щг н недавнем времени рыбаки в осеннюю пору
брали по нескольку <<ц центнеров этой рыбы. Ловят ее обычно осе-
нью, зимой и ранней весной. И потому есть достаточно оснований
включить пилеш .к .। в список амурских рыб.
А рассказан. о пиленгасе я решил все-таки потому, что грызет
он мою рыбацкую совесть много-много лет, и грызет по той причи-
не, что слишком рьяно со своими друзьями его промышлял когда-
то, ловил в (>• зрассудно большом числе, и оказались у меня в этом
недобром деле азартные последователи, а теперь в тех краях после
разбойного промысла этот красавец исчез. Так сказать, информа-
ция к размышлению
Хлеб насущный пиленгаса весьма прост — детрит, мелкие ор-
ганические частицы из ила. Деликатесами оказываются черви, ли
чинки, мелкие рачки и моллюски. Потребляет он все это на тихих
илистых мелководьях бухт и заливов, особенно на отмелях вбли-
зи устьев рек, где слой ила всегда мощен. Плывет себе неспешно,
опустившись ко дну головой под углом 30-40 градусов, и скребет
заостренной лопатовидной нижней челюстью свой «хлеб». Отфиль-
тровывает и промывает жаберными тычинками, отжимает в сильных
глоточных зубах и отправляет в железисто-мускульный двойной же-
лудок. Малокалориен этот корм, но у пиленгаса очень длинный ки-
шечник, и ест он помногу, потому умудряется быть не только сытым,
но и жирным. А мясо нагуливает вкусное и питательное. Как у бело-
го амура. Оно великолепно и на сковороде, и в ухе, и в заливном...
Пиленгас красив и строен. Сильное стремительное торпедо-
видное тело облачено от носа до хвоста в крепкую циклоидную че-
шую серебристо-коричневатого цвета. Голова небольшая, но ши-
рокая, уплощенная. Внешне смахивает на того же белого амура и
размерами ему не уступает: средние в наших уловах оказывались
при 40-45 сантиметрах в длину с весом 1 500-1 700 граммов, не
составляли редкости и 60-сантиметровые при 2-3 килограммах, и
даже таких приходилось держать в руках, что на весах показывали
5- 6 кило, имея в длину три четверти метра.
Поймать на крючок, блесну или иную снасть пиленгаса невоз-
можно, никакая приманка его не интересует, ко всему он насторо-
жен. И даже неводом эту рыбу не возьмешь, потому что она легко
и ловко перепрыгивает через его стенки. У нас была одна возмож-
ность охоты на пиленгаса — колоть его острогой. Снаряжения ми-
нимум, времени много не требуется: выкроилось оно — собрался,
сплавал, к нужному сроку вернулся. Сегодня здесь, а завтра там...
...К вечеру мы готовили двухвесельную шлюпку, ставили акку-
мулятор с сильной фарой, а с угасанием зари плыли на мелководья,
где днями кормились, а ночами отстаивались пиленгасы. В общем-
17 Рыбы Амура
257
то это была интересная, эмоциональная рыбалка. Яркий сноп света
просвечивал совершенно прозрачный слой воды, выхватывая из
темени ровное илистое дно с редкими водорослями, притаивших-
ся камбал и бычков, шныряющих крабов и чилимов. Но все это не
удостаивалось внимания рыбаков, они терпеливо ждали появления
желанной рыбы. И она обязательно оказывалась по курсу нашей
шлюпки, а после меткого рывка остроги билась и успокаивалась на
ее дне. Одна, другая, третья... Десятая... Сотая...
Было то давно, в одной из укромных бухт Южного Приморья.
Шлюпка с добычей причаливала к берегу, утром экипажи здешних
судов и семьи моряков были уже оповещены, и люди бесплатно
брали рыбу, кому сколько нужно было.
Год от года пиленгаса становилось меньше, но мы не тужили,
потому что были молодыми и беспечными. Острогу насаживали на
длинную дюралевую трубку, а в пользовании ею усовершенствова-
лись до удэгейской виртуозности и без промаха доставали даже
испуганную, стрелой мчащуюся рыбу, бросая вдогон ей трезубец. И
шлюпки к утренней заре подходили к берегу все так же почти до-
верху загруженными.
Мы быстро научились эту рыбу коптить, икру в ястыках подса-
ливали и подвяливали... Продукт получался изысканнейшего вкуса.
...В 1978 году я после 18-летнего отсутствия побывал в тех кра-
ях. За это время на берегах знакомой мне бухты многое измени-
лось, хотя осталась она укромной, тихой и чистой. Молодые рыбаки
бойко ловили камбалу, морских налимчиков, бычков, попадались
красноперочки. И креветок-чилимов дотраливали мизерными сбо-
рами. Спросил о пиленгасах и получил ответ, как пулю в сердце: «Их
здесь теперь нет... Старожилы говорят, что когда-то водились».
Недавно я опять побывал там. Перед возвращением в Хабаровск
долго сидел в уединении у входа в бухту. Был пасмурный туманный
вечер. Устало шевелилась, шуршала и шептала у берега тяжелая
морская вода, пахло солью, водорослями и морем; недалеко взды-
хал океан. А я вспоминал давние удачные походы за пиленгасами и
казнился: в том, что во многих местах не стало этой чудесной рыбы,
и моя вина. Можно было оправдаться тем, что был молод тогда и
беззаботен, что весь улов шел в дело и не имелось в нем ни на ко-
пейку корысти, наконец, и тем, что в то время проблемы бережного
отношения к живым ресурсам мало кого беспокоили. Но все рав-
но грызет совесть, и давит сердце сознание своей причастности к
расхищению былых богатств.
Не хочу, чтобы сын мой и внук давали волю своим рыбачьим
страстям, а потом мучились подобными угрызениями совести. И
всем братьям по удочке и махалке это слово мое.
258
Судак-новосел
Крупный смелый хищник из семейства окуневых Родина его — бас-
сейны Черного моря, Каспия, Арала и более северные реки и озера.
Живет в малосоленых морях и прибрежьях. Полмиллиона мальков
судака завезли в Ханку в начале 70-х годов прошлого века. За 15 лет
судак освоил и это озеро и стал быстро распространяться по Уссури
и Амуру.
Мы уже имели возможность на конкретных примерах убедить-
ся, что вольная и невольная акклиматизация рыб-«чужестранцев»
в коренных водных биоценозах способна повлечь за собой резкие
и быстрые изменения. Выгодные для людей или вредные. Рассе-
ление амуров и толстолобов по рекам, каналам и водохранилищам
принесло огромный успех. Сазан и карась обогатили базу рыбного
хозяйства во множестве водоемов. Однако завоз ротана в Подмос-
ковье и змееголова в Казахстан и Среднюю Азию уже край как до
рого обошелся, но следует ожидать худшего.
Акклиматизация — наисложнейший процесс, способный вызы-
вать в водных живых сообществах цепную реакцию. Последствия
акклиматизации мы еще не в состоянии предвидеть, потому что
почти невозможно предсказать, даже просто угадать судьбу ново-
села. Всем известно, какими тяжелыми катастрофами для стран и
целых континентов обернулись завозы безобидного кролика в Авс-
тралию и Новую Зеландию, а скворца — в США. Или какие бедс-
твия принес китайский краб европейским странам. Проникновение
миноги в Великие американские озера привело к полному разору
некогда процветающих там рыбных промыслов.
В Северную Америку в 1976 году было завезено всего 345 маль-
ков сазана (карпа), и эта неприхотливая всеядная рыба, необычай-
но быстро освоившись в новых водоемах и размножившись, едва не
«сжила со свету» многих других представителей ихтиофауны конти-
нента. Потом эту рыбу выпустили в Бразилии, и бразильские рыба-
ки прокляли ее, потому что она погибельно потеснила местных рыб.
Та же история повторилась в Южной Африке... Часто, очень часто
попытки пополнить фауну какого-нибудь региона оборачиваются
259
на практике ее оскудением, и все потому, что невообразимо тонко
отбалансированное сложнейшее равновесие в природе нарушить
проще простого.
Акклиматизация хищных рыб требует особой, чрезвычайной
осторожности, потому что многие из них способны непоправимо
опустошить гидробионтные сообщества тех водоемов, в которые
их по неосторожности или безграмотности завозят. К сожалению,
не всеми еще отвергнут беспечный метод проб и ошибок («заве-
зем — там видно будет»), А к водным плотоядным его вообще
нельзя применять. Акклиматизация рыб-хищников допустима лишь
в тех случаях, когда пустует экологическая ниша, когда полно для
них неиспользуемых кормов, когда они не опасны для местных
«конкурентов». Романтика в акклиматизации должна полностью ис-
ключаться.
Казалось бы, любому биологу, ихтиологу и рыбоводу это долж-
но быть известно, а вот взяли и завезли в 70-х годах наихищнейше-
го судака в озеро Ханку, где и своих хищников полным-полно.
Да, долго решал судак, завезенный в огромное озеро, «пропи-
саться» ли ему здесь на постоянное местожительство. Года 4 потре-
бовалось, чтобы мелюзга освоилась с новой средой, с необычными
соседями, доросла до зрелого возраста и приступила к размноже-
нию. И не удивительно: молодая судачиха мечет 200 тысяч икринок,
зрелая — до миллиона! И даже больше! Молодь растет и созревает
так же быстро, как щука: в 3-4 года она становится взрослой, до-
стигнув 35-40 сантиметров длины и почти килограмма веса, а еще
через столько же лет становится совсем матерым хищником, тяну-
щим 2-3 килограмма.
Как и щука, судак — хищник свирепый. Сильный, стремитель-
ный, бойкий. Прожорливый и жадный. За кормом «в очередь» сто-
ять не привык и свое всегда возьмет. Свое и не свое. И не стоит
удивляться, что через 10 лет в Ханке он стал вполне обычной ры-
бой. Видимо, этого акклиматизаторы и хотели. Но не учли, должно
быть, что у судака склонность к путешествиям в крови. И потому ему
спуститься из Ханки по Сунгари в Уссури и далее к Амуру ничего не
стоило.
Первые свидетельства освоения судаком рек Приамурья при-
шли из поселка Хор в 1981 году, где в декабре поймали пару «диковин-
ных» рыб околокилограммового веса. Рыбаки описывали эту невидаль
так: «Вроде аухи, с такими же колючими пятнистыми плавниками, но в
темных поперечных полосах. Спина зеленовато-серая. Пасть зубас-
тая. Однако тело удлиненное и стройное, толстобокое, а голова остро-
носая...» Через год судака вытащили из лунки на устье Уссури, в 1983
году — напротив Хабаровска. В зиму 1985/86 года их здесь подцепи-
260
ли на блесны уже несколько штук. С ноября 1987 года «чужеземца» все
чаще добывали возле Синдинского озера, чуть позднее стали ловить
около Маяка. Теперь же есть все основания говорить, что судак благо-
получно освоил Амур на огромном пространстве от Благовещенска до
Богородского и продолжает расселяться по всему Амурскому бассейну.
И ведь этот акклиматизант быстро наращивает численность! Его теперь
примерно в 10 раз меньше, чем аухи, всего-то! А в итоге — амурская
ихтиофауна обрела еще одного хищника. Ярого. Сильного. И ничего в
этом доброго нет.
Выходит, эту рыбу приамурцам теперь нужно знать.
.. .У нее, как и у аухи, на спине 2 плавника, причем первый — колю-
чий. Это вернейший признак. Но отличить «чужеземца» несложно: он
гораздо уже нашей красавицы аухи и без разноцветья в окраске.
Судак — рыба ценная. На родине — в европейской части нашей
страны и в бассейне Аральского моря — он издавна считался важной
промысловой рыбой. Его средние размеры — 40-50 сантиметров в
длину, а масса составляет около или чуть больше кило. Крупные, почти
метровые, весят до 8-10 килограммов — им 9-10 лет. Прежде же лав-
ливали и 20-килограммовых судаков длиною в метр тридцать.
Излюбленные места обитания хищника—достаточно глубокие реки
и озера с чистой, богатой кислородом водой. Стоячей, мутной воды он
избегает. Держится преимущественно у дна, любит закоряженные ямы.
Активен круглый год, но более всего бодр с весны до осени. Нерестится
с конца мая Самка мечет икру на мелководье в траве, между кочек и
топляков, а то и просто в песке. Кладку самец бдительно охраняет до тех
пор, пока из икринок не проклюнутся крохотные детки. Тут уж он удаля-
ется с одной-единственной заботушкой — побыстрее привести в норму
отощалое тело.
В образе жизни судака много щучьего. Блесну, живца, рака или ля-
гушку он берет жадно и неосторожно Нахально, можно сказать. Пик его
бодрости — зори и темное время
Красивая рыба судак. Бойкая, крупная. Со вкусным диетическим
мясом. Ловить ее — радость и наслаждение. Но лишний для Амура этот
хищник, и пусть бы много его здесь никогда не было. Хотя я думаю, что
лет через 20 он будет в Амуре многочисленным.
Проблемы
амурской рыбы
том, сколь много было рыбы на Амуре, в том числе и дико-
винной, во второй половине позапрошлого столетия, можно
прочесть в трудах первоисследователей Амуро-Уссурийс-
кого региона, да и в этой книге го-
ворено об этом немало. Достаточно
напомнить, что в конце XIX — нача-
ле XX века здесь вылавливали до
10-12 тысяч центнеров осетровых
рыб, миллион центнеров лососей.
Свежая кета продавалась в неогра-
ниченном количестве по цене 2-3
копейки за фунт. Временами не хва-
тало соли даже для черной и красной икры. Лососи штурмовали не-
рестовые реки многомиллионными плотными стадами, тянувшими-
ся сплошными километрами, не удивляли и 4-5-метровые калуги.
В газетах того времени часто можно было прочесть: «На на-
ших глазах три рыбака в течение не более двух часов поймали двух
осетров, шесть лещей, четырнадцать сазанов и пять верхоглядов»
(«Приамурские ведомости», 3 мая 1900 г). «В поселке Васильев-
ском по реке Уссури казаками наловлено пять тысяч рыб» («При-
амурские ведомости», 28 ноября 1899 г).
Еще больше водилось рыбы в Амуре в годы начала его освое-
ния Россией — в середине XIX века. «Кто поверит тому, что большую
часть дня, пока пароход плывет по реке, только и слышатся удары
рыб о дно, а на поверхности воды сплошняком виднеются выскаки-
вающие рыбы», — писал инженер Алябьев в 1872 году.
Писатель Н.Г. Гарин-Михайловский, побывавший в Приамурье
в первые годы XIX века, сообщал: «Во всем мире нет такого изоби-
262
лия рыбы, как в нашей дальневосточной окраине. Хоть руками ее
лови. Целый пуд не дороже копейки». Талантливый исследователь
амурских рыб В.К. Солдатов в 1915 году писал, что маленьким не-
водом или сеткой в день, в два крестьянин или казак налавливал
рыбы столько, сколько нужно для хозяйства, что небольшой само-
дельной снастью за ночь добывали десятки осетров и калуг.
Слава о баснословном обилии в Амуре расчудеснейшей рыбы
разнеслась по белу свету еще в середине XIX века. И уже в 1865 году
в его низовьях вылавливалось иностранцами до 80 тысяч центнеров,
в основном кеты и горбуши, осетра и калуги. Замороженную рыбу
и икру вывозили в Европу пароходами. Осетровых в 80-х годах того
века только в низовьях Амура насчитывалось до 250 тысяч хвостов,
ежегодный же вылов их составлял 3-4, до 10 тысяч центнеров, плюс
к этому засаливали 160 центнеров черной икры.
Конечно же, такой хищнический лов рыбы, и в первую очередь
осетровых и лососевых, не мог не привести к подрыву их запасов. И
уже в 1884 году генерал-губернатор Корф узаконил взимание пош-
лины с добытой рыбы. В 1898 году ихтиологом Бражниковым были
разработаны правила рыболовства в бассейне Амура, утвержден-
ные генерал-губернатором Гродековым год спустя. Согласно этим
правилам запрещался лов рыбы иностранцами и промысел осет-
ровых во время нереста. Устанавливался порядок отвода участков
для рыбалки и допустимые орудия лова. Воспрещался также — уже
тогда — промысловый лов осенней кеты во всех притоках Амура.
В 1907 году была заключена русско-японская конвенция о рыб-
ном промысле у берегов южной части Дальнего Востока. В 1909
году учреждается рыбоохрана рек низовьев Амура. Ав 1912 году
там начал функционировать первый рыбоводный завод, построен-
ный на личные средства рыбопромышленником Лавровым, с на-
чальной производительностью миллион мальков в год.
Однако все эти меры без должной охраны угодий пользы прино-
сили мало. Местное население рыбу ловило в полную потребность.
Но уже и то хорошо, что истребительному промыслу иностранцев в
низовьях Амура был положен предел, что весьма благоприятно ска-
залось в первую очередь на стадах лососевых и осетровых.
Русские и украинские крестьяне переселялись за тридевять
земель с целью заняться вольным хлебопашеством на тогда еще
совсем неосвоенных просторах едва лишь присоединенного к Рос-
сии Приамурья. Но почва и климат здесь далеко не всегда способс-
твовали созреванию ржи, пшеницы и прочего жита: сухая весна,
«мокрая» вторая половина лета, бесконечные наводнения... Однако
была возможность жить иными промыслами, и в первую очередь
рыбными.
263
Мне посчастливилось хорошо узнать и запомнить амурскую
рыбу 30-40-х годов прошлого века. Отец мой был не просто уме-
лым рыбаком с мудрым промысловым нутром — он регулярно ры-
бачил для прокорма большой семьи, которой жилось несладко. Я
частенько сопровождал его и насмотрелся на водных обитателей на
всю жизнь. За 2-3 часа можно было надергать с полсотни карасей-
лапотников, а еще косаток, сазанов, сомов... С небольшого переме-
та утром приходилось снимать 20-25 сомов и змееголовов, сигов и
ленков, и редки были средь них меньше полуметровых. Бредешок
иной раз вытащить стоило большого труда — вода от рыбы в нем
«кипела». Выбросить из лунок на лед 100 щук за 4 часа особой уда-
чей не считалось. Доводилось мне выуживать почти полуметровых
карасей весом за 3 килограмма, в неводных уловах промысловиков
их средний размер был 600-800 граммов. Не удивляли и 10-кило-
граммовые сазаны, потому что ходовыми были 3-4-килограммо-
вые, а попадались и более чем пудовые.
Ну и еще на эту тему. За один замет невода по чистой воде за-
просто попадалось до 800 сазанов или 2-3 тысячи карасей, не то до
20 центнеров толстолоба. Амурские рыбозаводы одного лишь ка-
рася в торговую сеть официально сдавали до 500 тысяч центнеров,
причем в больших уловах не было необходимости: в продаже они не
переводились, значительная же часть населения имела рыбу собс-
твенного улова или покупала на рынках, где ее было полно.
Я помню и хабаровский Нижний рынок предвоенных годов: его
длинные ряды были завалены горами рыбы. Всякой. В изобилии
ее было и в садках, и в ящиках, а еще больше в лодках. В сентябре
берег у этого базара заполнялся лодками с кетой, продававшейся
дешевле дешевой. Кета свежая, кета соленая, кета копченая. Целая
и поротая. Балыки, юкола, теша. Красной икры — сколько угодно:
ведро — червонец.
И все это теперь в прошлом. За какие-то 50 лет амурчане
умудрились эти казавшиеся неисчислимыми богатства растран-
жирить и разбазарить. Уж много лет как исчезла из магазинов
речная рыба. На дозволенные теперь рыбаку-любителю дейс-
твующими правилами 3, максимум 10 крючков далеко не всег-
да удается наловить на уху, а пойманная рыба частенько пахнет
керосином. Что оставили отцы и деды детям и внукам? Увидят ли
они славного амурского карася размером с лапоть? И неужели
столь катастрофический разор сказочной рыбицы был неизбежным
следствием освоения Приамурья?
Столь печальная действительность с рыбой здесь не случайна.
Еще раз скажем, что на нее сверх всяких мер жадно навалились еще
с середины XIX века. В.К. Солдатов уже в 1915 году отмечал, как
264
много бед и зла рыбным запасам наносили глухие забойки-заездки,
которыми перегораживали протоки и устья заливов на спаде воды
тем самым лишая рыбу возможности уйти на глубину. «Задержива
ется от ската в главную реку вся рыба, нерестившаяся и нагуливав
шаяся на разливах, в том числе и вся молодь, — писал Солдатов. —
Рыба запирается городьбой в таком большом количестве, что по-
том задыхается подо льдом, и только малая часть ее используется...
Казаки по Уссури говорили мне, что с проходом льда выносится
огромное количество мертвой рыбы...» И еще у него же: «Вместе с
крупной рыбой улавливали массу мелкоты, которая гибла, образуя
на десятки метров от берега сплошной слой...»
В 30-60-х годах минувшего века было на Амуре около 80 рыбо-
ловецких колхозов, рыбозаводов и бригад гослова — они имелись
почти в каждом селе. И все знали одно: ловить, и сколько можно
больше. Планы рыбодобычи долгое время определялись лишь воз-
можностями промысла и сбыта ни в малой мере не считаясь с био-
логическими запасами и показателями воспроизводства рыб. Вар-
варские глухие забойки-заездки ликвидировали лишь в 1946 году,
однако нерестилища выгребались неводами после этого еще 20
лет. Лишь в 1967 году колхозам и гослову запретили весенне-лет-
ний промысловый лов рыбы, но запрет облова зимовальных ям еще
долго оставался формальным, и на его нарушение все смотрели
сквозь пальцы.
...Иногда мне доводилось проплыть по Амуру несколько сот ки-
лометров. Путешествуешь вниз от Хабаровска, а по берегам одно
село за другим: Малышево, Вятское, Елабуга, Челны, Маяк, Тро-
ицкое, Иннокентьевка... Нижнетамбовское, Циммермановка, Со-
фийск... Но проплывая мимо них, не об истории их создания и пер-
вопоселенцах думаешь, а о том, что еще несколько десятилетий на-
зад почти в каждом из них бойко работали колхозы, заводы, гослов.
Почти 100 лет без дум о будущем гребли и черпали здесь осетро-
вых, лососевых, частика. Чуть меньше 1,5 тонны в среднем на душу
всего населения от Хабаровска до Николаевска вылавливали до
революции. А в предвоенные годы на рыбу навалились так дружно,
что всего лишь, к примеру, на 180-километровом участке Амура от
Синды до Болони брали ее до 10 тысяч тонн... Уму непостижимо!
Но все прошло-минуло. Можно бы тоскливо вздохнуть: время
ко всем и ко всему беспощадно. Однако более к месту было бы ска-
зать в упрек дедам и отцам нашим и в назидание детям и внукам:
«Жни там, где сеешь, а взяв — отдай». Ведь как неопределенно дол-
го процветали бы те рыболовецкие промыслы при соблюдении эле-
ментарного: оставь в покое рыбу в нерест, исключи глухие забойки-
заездки, позаботься о рыбе в летние обмеления и в зимние заморы
265
организуй на озерах несложные и недорогие нерестово-выростные
хозяйства, забудь о зимовальных ямах... На это ушла бы десятая
доля обильных доходов. Но жадный теряет вдвойне.
И вот итог: в 1981 году лов частика был запрещен на почти 1,5
тысячи километров русла Амура от Амурзета до Богородского. Эф-
фект этого был, конечно же, положительным, и оставалось пожа-
леть, что слишком он запоздал.
С 50-х годов стали неудержимо расти ряды моторизованных
рыбаков-любителей, почти каждый из которых имел сети, бредни,
невода, вентери. В одном лишь Хабаровске к 1960 году было до 10
тысяч моторок, теперь же их на порядок больше.
Еще не растворилось в тумане минувшего время, когда инспек-
ция Амуррыбвода за год вскрывала 2-3 тысячи нарушений правил
рыболовства, теперь же это количество многократно больше. В
2002 году изъято около 5 тонн красной икры и тонна черной, а это
не более 10 процентов фактической злостно-браконьерской заго-
товки икры, берущейся в основном на нерестилищах.
Злостнейшее браконьерство никогда не было столь массовым,
наглым, как теперь во время хода кеты. Рыбинспекция хапугам
нипочем. На большинстве нерестилищ разбойничают икрянщики,
вывозящие икру вертолетами. До 6 тонн икры изымалось с нерес-
тилищ одной реки! Из десятка браконьеров попадаются в среднем
2-3, не больше. И невозможно их всех ловить, хотя штаты и техни-
ческое оснащение рыбинспекций год от года растут. Браконьеры
оснащены намного лучше госохраны.
Но, пожалуй, главная причина столь катастрофического оску-
дения былых рыбных запасов приамурских рек кроется в их загряз-
нении ядовитыми бытовыми, промышленными и прочими стоками,
долгие годы нараставшими и накапливавшимися. Теперь же вода в
этих реках настолько грязна и заражена, что в ней и купаться опасно.
Неоднократно приходилось видеть в весенний ледоход исподы
вывороченных на берег льдин: на них был слой нефти и мазута поч-
ти в палец толщиной, а текучая вода меж льдин радужно сверкала
керосиново-бензиновой пленкой, и проплывали мертвые рыбы, и
скорбно белели они на берегах. Различные инспекции системати-
чески составляют тысячи протоколов на организации и должност-
ных лиц, повинных в сбросе в реки неочищенных вод, но эффектив-
ность этого ничтожна: непосредственные и очевидные виновники
ограничиваются шутейными наказаниями, ничего не значащими
рядом с производственными показателями.
Однако Амур становится с каждым годом грязнее не только по
нашей вине. В китайской части его бассейна проживает свыше 70
миллионов человек — в 15 раз больше, чем на сопредельной рос-
266
сийской. С их территории одна лишь Сунгари, на берегах которой
живет 60 миллионов человек, несет в Амур до 50 процентов всех
грязно-ядовитых стоков, хотя она по водности в месте слияния в
4 раза меньше Амура. И потому Амур ниже устья Сунгари гораздо
грязнее, чем выше... А сколько отравы и грязи выносят из Китая ле-
вобережные притоки Уссури! Впрочем, к чистоте этой великой реки
мы относимся не намного лучше. Разница в том, что по ту сторону
Амура плотность населения многократно больше, и куда больше
там всевозможных загрязнителей.
Известно, что водохранилища ГЭС таят в себе большие воз-
можности преумножения рыбных запасов и повышения эффектив-
ности рыбного хозяйства. Сердитого слова заслуживают рыбники
Приамурья за то, что пропустили мимо рук огромную вспышку фи-
тофильных рыб, в первую очередь карася и щуки, в годы затопле-
ния Зейского «моря». Но удивления заслуживает другой факт: воду
пустили на необозримые просторы великолепных лесов таежного
типа, которые загодя не были вырублены с пользой для дела, и не
просто бесцельно загублены, но затоплены с громадным вредом
для водохранилища, потому что под водой преимущественно лис-
твенничная древесина разлагается долгими десятилетиями, даже
столетиями, устойчиво отравляя воду и губительно ухудшая эколо-
гическую среду водохранилища. И всего через 15-20 лет она там
стала «цвести», самозаражаясь.
Говорят, что не делает ошибок тот, кто ничего не делает. Но не-
простительно не извлекать опыт из чужих и былых промахов и не-
доработок. А ведь до затопления Зейского «моря» были Иркутское,
Братское и другие.
30 лет строилась Бурейская ГЭС, но не побеспокоились вывез-
ти из будущего ложа водохранилища древесину. А вполне доста-
точно было поставить там корейский леспромхоз, которых в районе
полно.
Много зла приносит рекам небрежное применение сельхозпред
приятиями различных химических препаратов, значительная часть
которых с дождевыми, талыми и грунтовыми водами рано или поздно
оказывается в реках. Всякие удобрения, разные пестициды. Хранятся
они, как правило, небрежно, нередко под открытым небом. И вовсе не
в порядке исключения в недозволенной близости от водоемов.
Или те же многочисленные эскадры частных моторных лодок.
На большинстве их установлены мощные, но удручающе неэконом-
ные двухтактные двигатели. С подтекающих карбюраторов за борт
уходит смесь бензина и автола, одна лишь капля которой расплы-
вается десятками квадратных метров ядовитой воздухонепроница-
емой пленки, особенно опасной для развивающейся икры и малька.
267
Со временем эта пленка исчезает, но вытягивает она из воды, окис-
ляясь, массу так нужного для водной жизни кислорода.
...Недавно сидел за удочками, клевало плохо, и я смотрел вокруг
и думал о разном. Издали заметил шустро плывущую вдоль берега
оморочку. Родом из моего детства: из трех хорошо обструганных
тонких широких досок, остроносую с обоих концов, легкую и стре-
мительную. Ее легко перенести или протащить из протоки в озеро,
в какой-нибудь залив, мели и разливы ей не страшны. Сидя на дне,
легко гребешь длинным двусторонним веслом, и мчится твоя ладей-
ка быстро, бесшумно, чисто. А то привстанешь и толкаешься тем же
веслом как шестом. Ни моторного рева, ни бензинового смрада.
Оморочка приближалась быстро, и через несколько минут я уже
видел сидящего в ней белобрысого мальчугана лет 12. Подозвал его
поговорить, он согласно кивнул и причалил рядом с моей казанкой.
Увидел я в оморочке связку немудреных удочек, садок с приличным
уловом и школьный рюкзачишко, в котором угадывались котелок,
кружка, топорик... «Откуда ты?» — спросил его. «Из Николаевки», —
ответил малый. «Но ведь до нее 10 километров!» — удивился я. «Ну
и что ж? — в тон мне поднял белые брови паренек. — Я на оморочке,
как на велосипеде. Никого не пугаю, никому не мешаю, все вижу. И
воду не грязню, как вот вы».
Конечно же, правда и справедливость были на его стороне.
Пригласил мальчугана к своему костру перекусить, чтобы тем вре-
менем самому тряхнуть стариной. Поплавал, с непривычки быстро
запалился и вспотел, да еще чуть не перевернулся. Зато как будто
снова по макушку окунулся в чистые воды детства. А хозяину омо-
рочки на радостях подарил многонаборный ножичек. И долго глядел
ему вслед, вспоминая вдруг четко прояснившиеся малые годы свои
с удочками в руках. На таких же оморочках.
А факты текущего времени совсем в другом окрасе. Большинс-
тво жителей Приамурья забыли вкус жареного карася и аромат ухи
из косаток. Промышленный лов кеты летней запрещался еще в 1954
году, однако ее стада до сих пор не восстановлены. В последние
20 лет допущен катастрофический 10-кратный перелов и осенней
кеты, на ее нерестилища теперь заходит рыбы в 10 раз меньше, чем
еще сравнительно недавно, и почти не остается икры для закладки
на рыбоводных заводах. Уже давно назрела острейшая необходи-
мость в полном запрете лова проходных лососей, но их упорно вар-
варски долавливают.
И в самом деле, кетовый промысел практически уничтожен. В
начале 90-х годов промысловый лов осенней кеты составлял 5 ты-
сяч тонн, а в 2002-м — всего 600. Нерестилища заполнились толь-
ко на 10-15 процентов. Икра на заводах заложена всего лишь на
268
четверть мощностей. В 60-70-х годах выпуск молоди осенней кеты
с Тепловского завода доходил до 66 миллионов мальков. В реках
на подходах к заводу кета закрывала воду... Теперь это осталось в
невозвратном прошлом.
Имеющиеся на Амуре 5 заводов по инкубированию икры и вы-
ращиванию мальков в свое время выпускали по весне около 100
миллионов мальков. Казалось бы, немало. Но беда в том, что те
мальки, выращенные в искусственных условиях, значительно мень-
ше жизнеспособны, чем.их собратья из естественных нерестилищ.
И потому возврат кеты из инкубированных мальков в Амур, к своим
заводам, составляет не более десятой доли процента. А что значит
миллион кетин, которым еще предстоит пробраться сквозь густые
заслоны, если их для более или менее удовлетворительного запол-
нения нерестилищ необходимо не менее 5 миллионов. И потому не
5 заводов здесь нужно, а как минимум 20. По сути дела, на каждой
нерестовой реке, даже небольшой. Как на Сахалине, где работает
23 таких завода, выпускающих свыше 800 миллионов мальков. Я
уже не упоминаю японский остров Хоккайдо, на котором функцио-
нирует 80 заводов. Но строить новые заводы на Амуре уже поздно:
негде будет брать икру для закладки в чаны.
Кризис с частиковыми рыбами можно было бы ликвидировать
рыбоводством, как это издавна и эффективно практикуется в за-
падных областях нашей страны, республиках Средней Азии и евро-
пейских государствах, в Японии и Китае, где выращивание многих
видов рыб, по сути дела одомашненных, поставлено на промыш-
ленную основу. В последние годы особенно бурно развивается
прудоводство в Китае. У нас же этим никто не занимается, хотя воз-
можности для этого великолепны, а необходимость остра.
О полном разгроме осетрового хозяйства мы уже говорили, но
не проходит удивление: отчего так равнодушны к этим катастрофи-
ческим бедствиям власть предержащие? Преступно равнодушны!
Так жестоко разбросаны здесь камни, что уже не собрать их.
Амур с его некогда славной рыбой оказался на грани гибели, но и
теперь о его спасении больше слов, чем дела... Нет, не все возвра-
щается на круги своя.
П Р И Л О Ж Е Н 14 Е
СПИСОК
рыб — старожилов
бассейна Амура
(По Г.В. Никольскому, 1956 год)
1. Дальневосточная ручьевая ми-
нога
2. Тихоокеанская (японская) минога
3. Калуга
4. Амурский осетр
5. Сахалинский осетр
6. Стерлядь
7. Кета
8. Горбуша
9. Нерка
10. Кижуч
11. Сима
12. Камчатская семга
13. Мальма жилая
14. Кунджа
15. Обыкновенный таймень
16. Ленок
17. Амурский сиг
18. Сиг-хадары
19. Амурский хариус
20. Корюшка-зубатка
21. Малоротая речная корюшка
22. Лапша-рыба
23. Амурская щука
24. Амурский чебак (язь)
25. Дальневосточная красноперка
26. Черный амур
27. Белый амур
28. Озерный гольян
29. Маньчжурский озерный гольян
30. Гольян Чекановского
31. Гольян Черского
32. Гольян Лаговского, или амурс-
кий гольян
33. Китайский гольян
34. Обыкновенный гольян
35. Амурский плоскоголовый (крас-
ноперый) жерех
36. Китайский афиоциприс
37. Усатый голавль
38. Амурский чебачок
39. Сибирский пескарь
40. Пескарь Солдатова
41. Ленский пескарь
42. Амурский белоперый (длинно-
усый) пескарь
43. Ханкинский пескарь
44. Чебаковидный (амурский) пе-
скарь
45. Пескарь-губач Черского
46. Пескарь-лень
47. Китайский (амурский) лжепес-
карь
48. Владиславия
49. Китайский ящерный пескарь
50. Амурский носатый пескарь
51. Восьмиусый пескарь
52. Конь-губарь
53. Пестрый (пятнистый) конь
54. Амурская чернобрюшка (подуст-
чернобрюшка)
55. Мелкочешуйчатый желтопер
56. Черный амурский лещ
57. Белый амурский лещ
58. Монгольский ханодихтис
59. Верхогляд
60. Монгольский краснопер («сун-
гарик»)
61. Горбушка
62. Уклей (амурская острогрудка)
63. Обыкновенная востробрюшка
64. Уссурийская востробрюшка
65. Буиннурская востробрюшка
66. Корейская востробрюшка
67. Желтощек
68. Амурский троегуб (трегубка)
270
69. Обыкновенный горчак
70. Колючий горчак
71. Ханкайский горчак
72. Горчак Лайта
73. Обыкновенный серебряный
карась
74. Амурско-китайский сазан
75. Белый толстолоб (толпыга)
76. Пестрый толстолоб (большего-
лов)
77. Голец-усан (сибирский голец)
78. Восточный (амурский) вьюн
79. Дальневосточная лефуа (вось-
миусый голец)
80. Амурская (маньчжурская) леп-
тобоция
81. Обыкновенная шиповка (щи-
повка)
82. Сом Солдатова
83. Амурский сом
84. Косатка-скрипун
85. Уссурийская косатка (плеть)
86. Косатка Бражникова (малая, или
синяя)
87. Косатка Герценштейна
88. Косатка-крошка
89. Окунь-ауха (китайский ерш)
90. Обыкновенный судак
91. Обыкновенный окунь
92. Разукрашенный маслюк
93. Ротан-головешка
94. Элеотрис
95. Японский бычок
96. Полосатый трехзубый бычок
97. Амурский бычок
98. Южная плоскоголовая широ-
колобка (дальневосточная ро-
гатка)
99. Амурская широколобка
100. Пестроногий подкаменщик
101 Налим
102 Дальневосточная навага (вах-
ня)
103. Змееголов
104. Трехиглая колюшка
105. Девятииглая (малая) амурская
колюшка
106. Звездчатая(тихоокеанская
речная) камбала
107. Полосатая полярная камбала
108. Лобан
1
Кучеренко С.П.
К95 Рыбы Амура/С.П. Кучеренко. — 2-е изд., испр. и доп. —Хабаровск :
Издательский дом «Приамурские ведомости», 2005. — 272 с. : ил.
(Дальний Восток России. Окно в природу).
ISBN 5-8003-0028-3
Красочное и эмоциональное описание рыбацких зорь на Амуре плавно пе-
реплетается с научно-популярным рассказом автора об особенностях амурской
ихтиофауны, о биологии и промысловом значении десятков видов рыб, водящих-
ся в бассейне знаменитой реки. Много внимания уделено проблемам охраны и
воспроизводства ценных амурских рыб.
Для широкого круга читателей.
УДК 908(470+571.61/.62)+502:330.15+597.2/.5
ББК 28.693.32+47.2+28.082+84(2 Рос=Рус)6
Серия «Дальний Восток России. Окно в природу»
Научно-художественное издание
КУЧЕРЕНКО Сергей Петрович
Рыбы Амура
Графика, верстка А.В. КОЛЕСОВ
Фото Ю.И. ДУНСКИЙ, А.В. КОЛЕСОВ
Редактор Е.М. Никитина
Корректоры ТВ. Киевская, Н.В. Родина
Технический редактор Е.В. Чемезова
Техническое обеспечение И.Г. Заволока
Подписано в печать 25.11.2005. Формат 84x108/32. Бумага офсетная.
Печать офсетная. Усл. печ. л. 14.28.
Тираж 6 000 экз. Заказ № 3282.
Издательский дом «Приамурские ведомости»
680030, г. Хабаровск, ул. Ленина, 57.
Генеральный директор В.В. Смирнов.
Тел. (4212) 21-66-64. Факс (4212) 21-33-37.
E-mail: postmaster@phpv.khv.ru
Http://www.phpv.khv.ru
Отпечатано с готовых диапозитивов
в ОАО «Производственно-издательский комбинат «Офсет»
660075, г. Красноярск, ул. Республики, 51.
Тел./факс (3912) 23-36-81, отдел маркетинга.
E-mail: marketinge@ic-ofset.ru
Выуживание крупной сильной рыбы,
особенно на тонкой леске — верх блаженства.
А минуты извлечения севшего на крючок
солидного трофея — самые волнующие и
наиболее рискованные... Вроде бы выдохся, лег на
бок и покорно волочится с широко раскрытой
пастью, не шелохнув плавниками... К уже
опущенному в воду сачку плывет... И вдруг
неожиданный могучий рывок и... Хорошо, коли
жилка крепка, а если... Но все равно на всю жизнь
отложится в памяти
нетускнеющее, неизгладимое
Самое ценное в рыбалке — переживания,
и даже от горестной неожиданности.
Острые мгновения — в памяти навечно, и
чем дальше, тем ярче они вспоминаются.
И потому то на рыбалке не улов важен,
а эмоции. Тогда клев был — и нет его, а
воспоминания — до края жизни.
И год от года обостреннее.
Трепетнее.
С П. КУЧЕРЕНКО
Мне, как рыбаке по
призванию, в жизни
несказанно повезло, я успел
увидеть на амурских
просторах и накрепко
запомнить поразительные
богатства и удивительное
разнообразие здешнего мира
рыб В пору мальчишества
и отрочества мне
посчастливилось переживать
баснословно удачные
рыбалки немудреными
деревенскими снастями, а в
основном удочками. Я долгие
годы и неоднократно видел
обычных и необычных,
маленьких больших
и громадных рыб
в собственных уловах и на
рыболовецких тонях.
Я при вычно снимал
с крючков больших карасей,
сазанов, сомов, щук,
змееголовов, тайменей
ленков и других рыб своего
детства и в таком изобилии
лавливал их что теперь
приходится убеждать своего
читателя, что такое было.
Было и — не стало Внуки
наши то рыбное эльдорадо
уже не увидят, так пусть хотя
бы представят сто
в воображении И да поможет
в этом моя книга.
Издательский дом
«Приамурские
ведомости»