1

2
АКАДЕМИЯ НАУК АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ ССР ИНСТИТУТ
ФИЛОСОФИИ И ПРАВА
Г. Н. ВЕЛИЕВ
ПРОБЛЕМА БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО В ФИЛОСОФИИ И
ПСИХОЛОГИИ
Баку «Элм»
1984
Печатается по постановлению
Редакционно-издательского совета Академии наук Азербайджанской ССР
Редактор проф. Шингаров Г. X.
Велиев Г. Н.
Проблема бессознательного в философии и психологии — Баку, Элм, 1984 —
100 с.
В монографии исследуется природа неосознанного психического отражения
и его соотношение с сознанием в процессе отражения внешнего мира и
регулирования деятельности субъекта. В этой связи автор дает также критику
идеалистических концепций бессознательного с точки зрения современного
уровня развития науки
Рассчитана на философов, психологов.

3
ВВЕДЕНИЕ
Внутренняя логика развития таких наук, как философия, психология,
психиатрия, психолингвистика, нейрофизиология, с необходимостью
привела к постановке и решению проблемы бессознательного, имеющей
большое теоретическое и практическое значение. В теоретическом
отношении исследование проблемы бессознательного способствует
выявлению сущности сознания и психики в целом, опосредствующей
взаимодействие субъекта с внешним миром, а также решение
психофизиологической проблемы. В практическом же отношении проблема
бессознательного связана с теорией познания и обучения, с теорией научного
и художественного творчества, а также с проблемой соотношения сознания и
неосознанного в процессе регулирования деятельности субъекта. Решение
столь важной в теоретическом и практическом отношениях проблемы
предполагает прежде всего необходимость ее методологической разработки,
так как общие методологические положения в понимании бессознательного
являются основой всестороннего научного исследования данной проблемы в
рамках отдельных наук. В свою очередь исследование проблемы
бессознательного в рамках отдельных наук будет способствовать более
глубокому философскому осмыслению сущности бессознательного.
Научное решение проблемы бессознательного возможно лишь на основе
учения классиков марксизма об общественной природе человека,
детерминированности его психики внешним миром. Проблема
бессознательного не была предметом специального исследования в работах
классиков марксизма, хотя и К. Маркс и Ф. Энгельс, и В. И. Ленин
неоднократно пользовались понятием бессознательного в качестве антипода
понятия сознания и не отождествляли сознание с психикой, рассматривая
психику как многообразную и развивающуюся.
Так, в работе «Немецкая идеология» К. Маркс и Ф. Энгельс, обосновывая
положение о том, что в основе идеальных образований лежат материальные
процессы, отмечают, что «даже туманные образования в мозгу людей, и те
являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их
материального жизненного процесса...»
1
. Можно допустить, что здесь К-
Маркс и Ф. Энгельс под «туманными образованиями» имели в виду
неосознаваемые человеком процессы отражения внешнего мира. В другой
работе Ф. Энгельс, говоря об открытии периодического закона, считает, что
автор этого открытия «...применив бессознательно гегелевский закон о
переходе количества в качество, совершил научный подвиг...»
2
.
1
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.. т. 3, с. 25.
2
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 389.

4
На вопросы, связанные с неосознаваемыми формами психического
отражения обращал внимание и В. И. Ленин, что видно из его конспекта
книги А. Рея «Современная философия». У В. И. Ленина не вызвало
возражений положение А. Рея о том, что сознание далеко не исчерпывает
психику человека, что трудно преувеличить объем, занимаемый
бессознательны в нашей организации. В то же время он специально
подчеркнул положение А. Рея о том, что «не следовало бы, как это часто
делала некая прагматистская психология, преувеличивать качественное
значение этого бессознательного»3
.
Реальность неосознаваемых психических явлений признавали и
основоположники рефлекторной теории. В этом отношении особенно важно
положение И. М . Сеченова, который рассматривает неосознанную психику
как начало любого психического процесса, без которого невозможно
возникновение сознательной психической деятельности. «В прежние
времена, — пишет И. М . Сеченов, — психическим было только
«сознательное», т. е . от цельного натурального процесса отрывалось начало,
которое относилось психологами для элементарных психических форм в
область физиологии и конец»4
. В другом месте И. М . Сеченов, рассматривая
процессы узнавания, приходит к выводу, что узнавание предметов,
сопровождающееся их сравнением и различением друг от друга,
представляют собой психический акт, происходящий вне сознания.
5
И. П. Павлов, развивая теорию И. М . Сеченова, также признавал реальность
и важность неосознаваемых представляют собой психический акт,
происходящий вне психических процессов. По мнению И. П. Павлова,
недостатком психологического исследования является ограничение сферы
исследования старой психологией лишь сознательными явлениями и
пренебрежение неосознанными процессами, составляющими важную часть
психики. По этому поводу И. П. Павлов пишет: «Неблагоприятным условием
психологического исследования является тот факт, что исследование это не
имеет дела со сплошным непрерывным рядом явлений. Ведь в психологии
речь идет о сознательных явлениях, я мы отлично знаем, до какой степени
душевная психологическая жизнь пестро складывается на сознательного и
бессознательного».
6
Таким образом, и классики марксизма-ленинизма, и основоположники
рефлекторной теории не отождествляли психику с сознанием и признавали
3 В. И. Ленин. ПСС, т. 29, с. 507.
4
И. М . Сеченов. Кому и как разрабатывать психологию? Избранные произведения, т. 1, М., 1952, с.
208.
5
Там же, с. 478.
6
И. П. Павлов. Соч., .. 3. М., 1949, с. 89.

5
реальность неосознаваемых психических процессов, рассматривая их как
составную часть психики человека.
Глубокое, всестороннее исследование проблемы бессознательного,
необходимо прежде всего для объективной критики различных
идеалистических концепций бессознательного (фрейдизм, неофрейдизм),
представители, которых абсолютизируют несознаваемые компоненты
психики, полагая, что вся человеческая деятельность определяется
бессознательными мотивами. Однако, если раньше критика
психоаналитической концепции бессознательного сводилась фактически к
отрицанию реальности бессознательных процессов, то в настоящее время
уже недостаточно приводить аргументы, подтверждающие сам факт
существования бессознательного. На данном этапе развития науки
необходимо направить свои усилия при разработке проблемы
бессознательного «в сторону позитивных построений, в сторону разъяснения
того, что же дается взамен отклоняемых нами доктрин»7.
Следовательно, на современном этапе разработки проблемы
бессознательного задача заключается в том, чтобы выявить природу
бессознательного, ее специфические функции по отношению к внешнему
миру и деятельности субъекта. Исследование проблемы деятельности,
предпринятое в советской философской и психологической литературе, -
показало, что «осуществленная деятельность богаче, истиннее, чем
предваряющее ее сознание. При этом для сознания субъекта вклады, которые
вносятся его деятельностью, остаются скрытыми»8
. Поэтому научное
решение проблемы бессознательного будет способствовать также более
глубокому пониманию выдвинутого советскими авторами принципа связи
сознания и деятельности, так как, во-первых, «не все компоненты
мотивационной сферы деятельности всегда и с одинаковой четкостью
осознаются;»9 во-вторых, «неосознанно может протекать и деятельность,
движимая сложными и, в частности, моральными побуждениями»10
.
Несмотря на то, что за последнее десятилетие проблеме бессознательного
специально посвящен ряд исследований11
, вопрос о сущности
7
Ф. В. Бассин. Проблема бессознательного. М ., 1968, с. 35.
8
А. Н . Леонтьев. Деятельность, сознание, личность. М ., 1977, г. 129 .
9
В. Н. Сагатовский. Деятельность как философская категория. — Философские науки. 1978, No 2, с.
53.
10
Б. О. Николаичев. О неосознаваемой нравственной регуляции поведения личности. В кн.:
Моральная регуляция и личность. М„ 1972, с. 174 .
11
См.: Ш. Н. Чхартишвили. Проблема бессознательного ь советской психологии. Тбилиси, 1966; Ф.
В. Бассин. Проблема бессознательного. М., 1968; А. Е . Шерозия. К проблеме сознаний и
бессознательного психического. Тбилиси, т. 1, 1969; т. 2, 1973: А. Н. Бойко. Проблема

6
бессознательного, его функциях и роли в общей структуре психической
деятельности субъекта остается предметом острых дискуссий. Особенностью
развития представлений о бессознательном является то, что несмотря на
наличие сложных форм активности мозга, проявляющихся в процессе
научного и художественного творчества, решения сложных задач, но
протекающих за пределами сознательной психической деятельности,
большинство исследователей как советских, так и зарубежных отказываются
признать данную форму мозговой активности как разновидность
психических процессов. Причем «представление о совпадении сферы
объектов психологии со сферой осознаваемого и, следовательно, об
отнесении того, что не осознается к области нейрофизиологии,
поддерживается столь многими исследователями, что его можно было бы с
правом назвать традиционным»12
. Однако, если рассматривать
бессознательное как разновидность физиологических процессов, то в этом
случае трудно будет объяснить те сложные формы познавательной
деятельности, в которых оно бесспорно участвует.
Так, Ш. Н. Чхартишвили, рассматривая конкретные формы психической
деятельности субъекта, приходит к выводу, что без признания реальности
бессознательных процессов невозможно объяснить функционирование
психики в целом. Автор приводит веские аргументы, свидетельствующие в
пользу реальности бессознательного, объясняющей многие сложные аспекты
познавательной и практической деятельности субъекта. Однако Ш. Н.
Чхартишвили считает, что единственной формой существования
бессознательного является установка, тем самым отождествляя понятие
бессознательного и установки. Причем, по мнению автора, установка имеет
психофизиологический характер, так как в противном случае она не смогла
бы быть фактором, регулирующим деятельность субъекта. Рассматривая же
способ формирования установки, автор считает, что установка возникает на
основе физического отражения. Однако установка, для возникновения
которой необходимо наличие потребности субъекта и ситуации по
удовлетворению этой потребности, не может образоваться на основе только
физического отражения, так как информацию о ситуации, соответствующей
потребности субъекта, приводящую к формированию установки, можно
получить в результате психического отражения. Признание же автором
психофизиологического характера установки ведет к стиранию
относительной противоположности психического и физиологического.
бессознательного в философии и конкретных науках. Киев, 1978. Сб.: Бессознательное: природа,
функции и методы исследования; т. 1,2, 3. Тбилиси, 1978.
12
А. С. Пранчишвили, А. Е . Шерозия. Ф. В. Бассин. Введение. В кн.: Бессознательное:..., т. 1, 1978, с.
72.

7
В монографии Ф. В . Бассина рассматривается состояние решения проблемы
бессознательного как в советской, так и в зарубежной философской и
психологической литературе и предпринята попытка критического анализа
существующих точек зрения по данной проблеме. На основе обобщения
результатов теоретических и экспериментальных исследований проблемы
бессознательного, автор показывает характерное для современного уровня
развития науки сближение психологии с учением о высшей нервной
деятельности, теорией биологического регулирования, неврологией,
нейрокибернетикой и приходит к выводу, что данная проблема перестает
быть предметом только психологии. По мнению Ф. В . Бассина, главными
функциями бессознательного являются переработка информации и
формирование установок, на основе которых осуществляется регулирование
поведения и признается бесспорная связь бессознательного с
осуществлением наиболее сложных форм деятельности, в частности участие
бессознательного в научном и художественном творчестве, распознавании
образов и решении сложных шахматных задач.
Рассматривая вопрос о соотношении сознания и бессознательного, автор
показывает, во-первых, необоснованность упрощения связей сознания и
бессознательного в рамках психоаналитической теории, сведение всей
сложности, противоречивости, разнообразия их соотношения к
функциональному антагонизму; во-вторых, согласно результатам
теоретических исследований и наблюдений, в условиях клиники между
сознанием и бессознательным существуют также отношения
функциональной синергии, которые преобладают в условиях нормы, так как
необходимы для адекватной организации самых различных форм
адаптивного поведения.
Вопросу соотношения сознания и бессознательного большое внимание
уделяется также в работе А. В . Шерозия, рассматривающий его в аспекте
общей теории установки Д. Н. Уднадзе. А. Е. Шерозия, исследуя явление
психической установки, ее участие в процессах отражения объективного
мира и регулирования деятельности субъекта показывает различие между
фиксированной и нефиксированной, габитуальной установкой. Автор
приходит к выводу, что особенностью общей теории установки Д. Н.
Узнадзе, его заслугой является открытие им феномена габитуальной
установки, чем эта теория отличается от зарубежных теорий, в основу
которых положено явление фиксированной установки.
Отмечая психическую природу установки и справедливо признавая
неправомерность отождествления понятия установки и бессознательного,
автор тем не менее, не останавливается конкретно на способах формирования
установки и не приводит других форм существования бессознательного.

8
Далее, рассматривая соотношение между установкой и сознанием А. Е.
Шерозия проводит идею об обратном влиянии сознания на формирование
установки в плане объективации, сопровождающейся сменой старой
установки новой, соответствующей новой ситуации. В этом случае
оказывается не совсем ясным положение о принципиально бессознательном
характере установки, предваряющей функционирование сознания.
А. Н. Бойко предпринял попытку провести гносеологический анализ
проблемы бессознательного, выявит, адекватность бессознательного
психического отражения объективному миру, ее роль и функции в
познавательной и практической деятельности субъекта. Начиная свое
исследование с историко-философского анализа проблемы бессознательного,
автор далее показывает развитие представлений о бессознательном в
психологической и физиологической литературе, пытаясь обобщить
философские и современные конкретно-научные исследования по данной
проблеме. А. Н. Бойко справедливо считает, что бессознательные формы
психического отражения, имеющие место у современного человека,
представляют собой продукт длительного исторического развития и
выступают как составная часть психической деятельности человека.
Анализируя конкретные формы проявления бессознательного (инстинкт,
установка, навыки, интуиция), автор приходит к выводу, что психическая
деятельность и возникшая на ее основе познавательная деятельность имеют
многоплановый характер, протекают сразу на нескольких уровнях, высшим
из которых является творческое мышление, характеризующее собственно
сознание.
Таким образом, рассматривая современное состояние разработки проблемы
бессознательного, следует отметить, что наиболее общим для большинства
исследований по данной проблеме является признание реальности
бессознательного психического отражения, сложность и многообразие его
форм и проявлений, участие в процессах познания и регулирования
деятельности субъекта. В то же время в вопросах о сущности, природе
бессознательного, его соотношения с сознанием в общей структуре
психической деятельности субъекта мнения авторов расходятся.
Отличительной особенностью подавляющего большинства исследований по
данной проблеме является то, что авторы в результате своих исследований
рассматривают сознание и бессознательное как уровни психического
отражения, причем сознание рассматривается как высший уровень
психического отражения, а бессознательное как низший, необходимый для
выполнения второстепенных функций, облегчающих работу сознания при
выполнении им наиболее важных творческих функций. Однако результаты
теоретических и экспериментальных исследований свидетельствуют о том,

9
что бессознательная психика в общей структуре психической деятельности
выполняет важные свойственные ей специфические функции, которые для
сознания принципиально невыполнимы13
. Поэтому, исходя из современного
состояния разработки проблемы бессознательного и связанных с данной
проблемой вопросов, являющихся по сей день предметом острых дискуссий,
в настоящей работе предпринята попытка рассмотреть осознаваемые и
неосознаваемые процессы как качественно различные и в то же время
функционально и структурно-взаимосвязанные способы психического
отражения. Необходимость рассмотрения осознаваемых и неосознаваемых
процессов именно как способов, а не как уровней психического отражения
объясняется тем, что при понимании сознания и неосознанного как уровней
психического отражения невозможно избежать вопроса о доминантности
того или иного уровня. Как это обычно принято считать, сознание
рассматривается как высший уровень психики, а неосознанное либо вообще
отрицается в качестве психического, либо рассматривается как низший
уровень психики.
Однако, согласно результатам современных экспериментальных
исследований, психическая деятельность в целом обеспечивается
функционированием и сознания и неосознанного, каждый из которых может
быть доминантным при осуществлении свойственных ему специфических
функций.
Рассмотрение же осознаваемых и неосознаваемых процессов как
функционально и структурно-взаимосвязанных способов психического
отражения предполагает, во-первых, на основе анализа и философского-
обобщения конкретно-научных данных, полученных в результате
психологических и нейрофизиологических исследований, показать не только
реальность бессознательного, но и выявить его природу; во-вторых,
определить специфику осознанного отражения; и, в-третьих, попытаться
разобраться в вопросах соотношения осознаваемых и неосознаваемых
процессов.
Соответственно, в первой главе монографии дается анализ
экспериментальных исследований (подпороговый эффект стимулов, явление
реминисценции, реализация гипнотического внушения), свидетельствующих
в пользу реальности неосознаваемых процессов, и обосновывается
положение об идеальном характере результатов неосознанного психического
отражения14
. Проблема неосознаваемой психической деятельности субъекта
в ее отношении к проблеме идеального специально в нашей философской
13
См.: Бессознательное: природа, функции и методы исследования, Т. 1,2, 3. Тбилиси, 1978.
14
Здесь и далее автор имеет в виду свойство идеальности.

10
литературе не исследовалась. Однако без признания идеальной природы
бессознательного отражения фактически означало бы рассмотрение
бессознательного как разновидности физиологических, материальных
процессов.
Во второй главе предпринята попытка рассмотреть специфические
особенности сознания, его связь с речью, с мышлением и показать, что
функционирование неосознанной психики обусловлено самой сущностью
сознания, и сознание не является единственным способом функционирования
психики субъекта. Для более глубокого понимания природы психического
отражения, используется информационный подход, позволяющий
проследить возможность отражения внешнего мира и регулирование
деятельности без непосредственного участия сознания.
И, наконец, в третьей, заключительной главе рассматриваются стадии
неосознанного психического отражения, их роль, функции в познавательной
и практической деятельности субъекта и соотношение осознаваемых и
неосознаваемых процессов.
Особое место уделяется анализу явления психической установки, которая
рассматривается как стадия неосознанного психического отражения и
показывается способ ее образования и смены в процессе объективации.
Кроме этого, привлекается большой естественно-научный материал из
нейрофизиологических исследований по проблеме соотношения
осознаваемых и неосознаваемых процессов, который дополняет современные
представления по данному вопросу.
Глава I. К ВОПРОСУ О РЕАЛЬНОСТИ НЕОСОЗНАННОГО
ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ
Решение проблемы бессознательного есть прежде всего решение вопроса о
зависимости психических явлений от взаимодействия субъекта с
объективным миром. Специфика психического отражения заключается в том,
что психика выступает как фактор, опосредствующий процесс
взаимодействия субъекта с объективным миром, со всеми условиями его
жизнедеятельности, придавая действиям субъекта определенную значимость
и целесообразность. Поэтому взаимодействие субъекта с объективным миром
следует рассматривать как ту реальную основу, которая приводит к
необходимости функционирования психики в целом, осуществляющей
отражение объективной реальности и регулирование деятельности субъекта.
В процессе отражения субъектом внешнего мира и воздействия на него
обнаруживаются довольно сложные и многообразные как по
происхождению, так и по содержанию формы активности субъекта, не

11
сопровождающиеся их осознанием. Именно это многообразие и сложность
форм активности субъекта, охватываемые понятием бессознательного, и
послужило причиной того, что по проблеме бессознательного нет единого
мнения не только среди представителей различных философских и
психологических направлений, но и среди представителей одного и того же
направления. Нет единства мнений по данной проблеме и среди советских
исследователей, о чем свидетельствуют, в частности, материалы Тбилисского
международного симпозиума по проблеме бессознательного15
. Если для
подавляющего большинства исследователей (А. Т . Бочоришвили, В. Л.
Кокабадзе, В. М . Ковалгин) неосознанное представляет собой разновидность
физиологических процессов, то, по мнению таких авторов, как Ш. Н.
Чхартишвили, И. Т. Бжалава, неосознанное имеет психофизиологический
характер. До сих пор нет единого мнения и среди авторов, рассматривающих
неосознанное как разновидность психологических процессов. Если одни
исследователи под неосознаваемыми процессами имеют в виду психические
автоматизмы, то другие, справедливо отмечая недопустимость
отождествления психики и сознания и рассматривая неосознанное именно
как психическое явление, тем не менее отрицают идеальную природу
неосознаваемых психических явлений.
Точка зрения, рассматривающая неосознанное как психическое явление и в
то же время отрицающая ее идеальную природу, по существу ничем не
отличается от другой точки зрения, рассматривающей неосознанное как
только физиологическое явление, так как в таком случае неясно, какова же
вещественная природа самого психического, в чем отличие между
неосознанным психическим и физиологическим? И первая, и вторая точки
зрения по существу отождествляют психику и сознание и тем самым
фактически отрицают реальность самого факта существования
неосознанного, так как понятие неосознанного приобретает подлинное
смысловое содержание только при характеристике психических явлений в их
отношении к внешнему миру, а не в отношении к нейрофизиологическим
процессам, лежащим в основе психических явлений как осознаваемых, так и
неосознаваемых. При оперировании понятием неосознанное для
характеристики нейрофизиологических процессов, данное понятие не
выполняет какой-либо объяснительной или описательной функции в
познавательной и практической деятельности субъекта и поэтому по
отношению к нейрофизиологическим процессам понятие неосознанного
имеет формальный характер. Более того, формальный характер понятие
неосознанного будет иметь и при объяснении психических автоматизмов,
автоматических действий. Что же касается психических явлений,
15
См. В кн.: Бессознательное: природа, функции, и методы исследования, т. 1 .

12
обусловленных внешним миром и обслуживающих деятельность субъекта, то
факт их осознанности и неосознанности свидетельствует о наличии
качественно новых форм активности, новых способов отражения и
воздействия на внешний мир, а также о том, что понятие психики
значительно шире понятия сознания. Отождествление психики и сознания
является ошибочным положением, так как, во-первых, придется признать
наличие сознания у животных, которые ведь обладают психикой, и, во-
вторых, при отождествлении психики и сознания невозможно объяснить
возникновение сознания в онтогенезе человека.
В философской и психологической литературе имеются также точки зрения,
согласно которым бессознательное — это понятие внутренне
противоречивое, фиктивное и несовместимое с диалектико-
материалистическим пониманием психики. Однако, как справедливо
отмечает С. Геллерштейн, «водораздел между материалистическим и
идеалистическим пониманием бессознательного лежит не в признании или
отрицании бессознательного, а в его трактовке и в придаваемой ему роли в
психической деятельности. Признание бессознательной психической
деятельности ни в малой степени не противоречит принципам
материалистической науки»16
.
Отсутствие единства мнений при исследовании проблемы бессознательного
объясняется, на наш взгляд, тем, что многие авторы, используя различную
терминологию при объяснении бессознательных процессов, вкладывают в
эти термины различный смысл. В литературе по проблеме бессознательного
можно встретить такие термины, как досознательное, подсознательное,
неосознанное, сверхсознание, надсознание, каждый из которых
употребляется в различном понимании.
Так, например, Ф. В . Бассин предлагает два понятия: понятие
неосознаваемых форм высшей нервной деятельности наряду с понятием
неосознаваемых форм психики. По мнению автора, понятие неосознаваемых
форм высшей нервной деятельности необходимо для обозначения тех форм
приспособительной активности мозга, которые характеризуются отсутствием
не только их осознания, но и их отражения в переживаниях субъекта. Это
отсутствие «модальности переживания» позволяет отграничить —
неосознаваемые формы высшей нервной деятельности» от «неосознаваемых
форм психики», являющихся результатом деятельности мозга, при которой
модальность переживания сохраняется, а сама мозговая деятельность не
осознается17
. Нам представляется, что оперирование понятием
16
С. Геллерштейн. Бессознательное. Философская энциклопедия, т. 1, 1960, с. 160.
17
См.: Ф. В. Бассин. Проблема бессознательного. М., 1968, с. 167.

13
неосознаваемых форм высшей нервной деятельности неприемлемо для
характеристики психических форм отражения, каким является неосознанное
отражение. Наличие или отсутствие «модальности переживания» у субъекта
при неосознаваемых формах приспособительной активности мозга
свидетельствует лишь о разных уровнях проявления неосознанной психики.
Как отмечает сам Ф. В . Бассин в своей другой работе, неосознаваемость
проявляется в том, что отражение воздействий, оказываемых на субъекта,
может отсутствовать не только в его сознании, но и в системе его
переживаний; в других случаях, неосознанное отражение действительности
переживается субъектом, но не может быть соотнесено с объективной
причиной данного переживания. Далее, субъектом могут быть осознаны
лишь формальные значения событий, при неосознанности этих событий на
уровне личностного, интимного смысла более глубокого и скрытого от него;
неосознаваемыми могут быть не только переработка информации, но и даже
реализация определенной деятельности18
. Как видно, неосознаваемые
психические процессы, впрочем, как и осознаваемые, имеют различные
уровни проявления. Вместе с тем, нельзя, допустим, низкий уровень
осознанности отождествлять с неосознанной психикой, и наоборот, так как
осознанное и неосознанной представляют собой качественно различные
способы психического отражения.
Другой автор, А. Н. Дмитриев, отмечая необходимость четкого определения
конкретных форм неосознанного отражения, справедливо замечает различие
между понятиями бессознательного и неосознанного. Однако, по мнению
автора, понятие неосознанного является гносеологическим и применимо
поэтому только к процессам отражения внешнего мира. Понятие же
«бессознательное» применимо для обозначения всех психических процессов,
протекающих вне сферы сознания19
.
На наш взгляд, различение понятий неосознанного и бессознательного
относительно психики человека независимо от того, какие именно
психические процессы ими обозначаются, не имеет принципиального
значения. Более правомерно понятие неосознанного применять относительно
психики человека, понятие же бессознательного — относительно психики
животных. Предлагаемое нами понятие неосознанного психического
отражения для характеристики психических процессов именно человека
более правомерно потому, что понятие неосознанного предполагает
обязательное наличие сознания, так как то, что в данный момент неосознанно
18
См.: Ф. В. Бассин, В. Е . Рожнов. О современном подходе к проблеме неосознаваемой
психической деятельности (бессознательного). — Вопросы философии. 1975, No 10, с. 101—106 .
19
См.: А. Н. Дмитриев. Взаимосвязь осознанного и неосознанного в процессе отражения
действительности. В кн.: «Современные проблемы теории познания диалектического
материализма», т. 2, М., 1970, с. 310 —311.

14
при необходимости может стать осознанным. Понятие неосознанного
возникло лишь после того, как сложилось понятие сознания. Что же касается
понятия бессознательного, то оно предполагает только один уровень психики
—
бессознательный, и поэтому применимо для характеристики психики
именно животных, у которых психика только бессознательна. На наш взгляд,
только при такой конкретизации понятия бессознательного и неосознанного
приобретают строго принципиальное значение и четкое различие.
Предпринятая конкретизация понятий бессознательного и неосознанного
предполагает недопустимость отождествления бессознательной психики
животных и неосознанной психики человека, так как неосознанное, присущее
человеку, представляет собой качественно иной способ психического
отражения, детерминированный не только внешним миром, но и социально.
Учение классиков марксизма о сознании, по нашему мнению, исключающее
тождество психики и сознания предполагает наличие определенных
предпосылок, лежащих в основе возникновения сознания, которые длительно
созревают не только в условиях филогенетической эволюции, но и в
онтогенезе человека. Исследование естественно-исторических предпосылок,
обусловивших становление сознания, предполагает прежде всего
исследование орудийной деятельности высших животных (антропоидов),
соответствующих им психических процессов, а также трудовой деятельности
непосредственных предшественников человека.
Рассмотрение сознания в естественно-историческом аспекте необходимо, во-
первых, не только для обоснования реальности бессознательного, но и для
выявления его природы, так как расхождение мнений среди авторов сводится
в основном не к вопросу о реальности бессознательного, а к вопросу о его
природе; во-вторых, данный подход, на наш взгляд, позволяет проследить,
что не только сознание, но и свойственный уже человеку неосознанный
способ психического отражения формировался в процессе эволюции на
основе бессознательных форм психики и деятельности его животнообразных
предков. Непосредственной же функциональной основой трудовой
деятельности далеких предков человека являются общие свойства психики
высших животных (антропоидов) и присущие им формы орудийной
деятельности, которые хотя и осуществляются на уровне животных, но в
пределах животного мира представляют качественно новый вид
деятельности. Положение о том, что бессознательная психика высших
животных (антропоидов) может рассматриваться в качестве основы новой
психической организации непосредственных предшественников человека,
подтверждается данными эволюционной психологии, антропологии,
зоопсихологии, которые свидетельствуют о больших способностях

15
современных антропоидов использовать формирующиеся у них идеальные
образы в орудийной деятельности.
О наличии у антропоидов идеального отражения в форме представлений
говорится в исследованиях Н. Н. Ладыгиной-Котс, Г. Ф. Хрустова, Н. Ю.
Войтониса, Э. Г . Вацуро, Л. Г . Воронина и других авторов. Так, Н. Н.
Ладыгина-Котс, исследуя психику высших обезьян, пришла к выводу, что у
шимпанзе на базе высокоразвитого манипулирования с предметами
возникает новая, не существующая у других животных форма деятельности.
Эту новую форму деятельности автор характеризует как орудийную
деятельность, представляющую собой такую предтрудовую деятельность
животных, на основе которой позднее возникли формы труда, характерные
для непосредственных животнообразных предков человека. В этой форме
деятельности шимпанзе сочетает предметы не столько на основе инстинкта
(как при конструировании гнезд), сколько на основе приобретенного им
опыта. В орудийной форме деятельности шимпанзе осуществляет
опосредствованное употребление предмета как орудия, устанавливая новые
связи между собой и другими даже биологически индифферентными
предметами, основываясь на прежние следы, генерализованные зрительные
образы (представления)»20
.
В экспериментах Н. Н. Ладыгиной-Коте шимпанзе прибегал к
вспомогательному предмету, будучи не в состоянии произвести
непосредственное воздействие на предмет руками, что позволяет признать
установление им таких связей, которые характерны для мышления.
Мышление особенно проявляется в тех случаях, когда шимпанзе не только
использует предмет в качестве орудия, но и активно подрабатывает этот
предмет, производя ряд предварительных действий, облегчающих
использование орудия. Следовательно, шимпанзе способен устанавливать
такие связи между предметами, которые относятся к использованию их не
столько в данной, сколько в будущей ситуации. Далее, в экспериментах Н. Н
Ладыгиной-Коте шимпанзе выбирал подходящее для употребления орудие с
целью проталкивания в трубу с приманкой, дифференцируя такие признаки
орудия, как форма, длина, ширина, плотность, причем выбирая из нескольких
предложенных различных палок нужную. В случае если не было готового,
подходящего для употребления орудия, шимпанзе производил обработку не
совсем подходящего орудия, тем самым проявляя в своих действиях по
использованию и подработке орудия зачатки элементарного мышления.
В исследованиях Г. Ф. Хрустова было установлено, что антропоиды
способны решать более сложные задачи, причем не только пользоваться
20
Н. Н. Ладыгина-Котс. Развитие психики в процессе эволюции организмов. М., 1958, с. 212.

16
готовыми орудиями, но и создавать новое орудие. При этом в процессе
изготовления орудий антропоиды способны были создавать орудия даже
вопреки внешне выраженным свойствам материала.
Более того, в указанных экспериментах от антропоида скрывались не только
внешние признаки структуры материала, из которого изготовлялось орудие,
но и предварительно наносились на этот материал иллюзорные признаки,
скрывающие его действительную структуру. Антропоиды были поставлены
перед необходимостью в процессе освоения все более сложных форм
орудийной деятельности переходить от ориентировки на последовательно
уменьшающиеся в материале данных в нем элементов орудия к
использованию полученной ими информации об основных параметрах
нужного орудия. Сформировавшиеся у антропоида идеальные образы
внешних предметов, хотя и не отдифференцированы от него, выступают как
основа предварения их будущих действий, используя опыт прошлого или, по
словам Г. Ф. Хрустова, «предметно-информационного комплекса»,
посредством которого получается нужное орудие, независимо от
первоначальной формы материала. По этому поводу Г. Ф. Хрустов пишет:
«Естественно возникает вопрос: в чем же в таком случае разница между
предметно-информационным комплексом и тем заранее имеющимся в
представлении результата труда, который по словам К. Маркса «отличает
самого плохого архитектора от самой лучшей пчелы?». Такое отличие
состоит не в том, что у антропоида к началу деятельности нет или не может
быть предваряющего ее направления фиксированного в психике результата, а
у человека есть. Фундаментальное отличие предметно-информационного
комплекса от человеческого целеполагания состоит в том, что последнее
осуществляется и формируется в процессе труда, который как по своему
социальному содержанию, так и по своей предметной структуре качественно
отличен от функционально подготовившей его историческое возникновение
орудийной деятельности предков человека»21
.
Таким образом, исследования Н. Н. Ладыгиной-Коте, Г. Ф. Хрустова и
других авторов свидетельствуют о том, что психика животных
характеризуется такими особенностями, как способность к анализу и синтезу
поступающих из внешнего мира раздражителей и вычленение среди них
биологически значимых; способность к образованию ассоциаций между
раздражителями, находящимися в причинно-следственных отношениях и на
этой основе экстраполяция предстоящих изменении ситуации, что можно
назвать элементарным мышлением (И. И. Павлов).
21
Г. Ф. Хрустов. О функциональных предпосылках сознания. В кн.: Проблема сознания. М., 1966, с.
67—68 .

17
Однако элементарное мышление животных не является процессом
оперирования понятиями, что характерно для абстрактного мышления и
присуще только человеку. Антропоиды не способны к образованию понятий
и поэтому не способны мыслить вне непосредственной связи с предметами и
конкретной ситуации, не способны к установлению отношений в отрыве от
конкретных вещей. Элементарное мышление антропоидов, возникая под
влиянием внешних биологически значимых воздействий, непосредственно
связано с их деятельностью. В то же время, отмечая неспособность
животных, в частности, антропоидов к абстрагированию от конкретных
вещей, к абстрактному мышлению, нельзя отрицать идеальную природу
мышления антропоидов, от которого своими специфическими особенностями
отличается мышление человека. Научный подход к вопросу о наличии
идеального отражения у животных заключается не в отрицании идеального
отражения у животных и не в отождествлении идеального отражения
животных и идеального отражения человека, а в том, чтобы показать их
качественную специфику и подчеркнуть их эволюционную связь. Если
отрицать связь идеального, психического отражения животных и идеального,
психического отражения человека, то в этом случае трудно понять сам
процесс формирования человека и присущей ему психической организации,
которая не могла возникнуть непосредственно из непсихического отражения.
Усложняющаяся деятельность высших животных, их способность к
элементарному мышлению и орудийной деятельности, что невозможно без
идеальной природы психики антропоидов, необходимо рассматривать как
основу трудовой деятельности непосредственных предшественников
человека, которая является одной из предпосылок психики современного
человека. На эти важнейшие предпосылки, лежащие в основе возникновения
человеческой психики и сознания, указал Ф. Энгельс, подчеркивая, что
«сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя
самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны
постепенно превратился в человеческий мозг...»
22
. Из этого положения Ф.
Энгельса следует, что труд в его примитивной форме, являясь главным
фактором возникновения сознания предшествовал сознанию, существовал до
него. Роль труда в процессе становления человека и его сознания является
непреложной истиной в марксизме. Исследование процесса формирования
общественно-трудового типа во взаимодействии с природой, отрицающего
предшествующие формы биологически-адаптивного приспособления к
внешней среде, показывает, что этот процесс происходил поэтапно в
направлении совершенствования примитивной трудовой деятельности
предшественников человека и их психической организации. Примитивная
трудовая деятельность животных предков, в частности, австралопитеков,
22
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 490 .

18
является основой для возникновения качественно нового типа отношения к
внешнему миру, основывающегося на его изменении. Первый этап связан с
возникновением инстинктивной, животнообразной формы труда (К. Маркс)
как одного из условий существования высокоорганизованных
человекообразных обезьян. Данная форма труда предшественников человека,
хотя и возникала в пределах их биологической эволюции и определялась
биологическими закономерностями, тем не менее характеризуется как
предсоциальная орудийная адаптация, являющаяся необходимым периодом в
жизни австралопитековых, так как, существенно определяла их выживание в
борьбе за существование23
.
Среди советских исследователей нет единства взглядов по вопросу о
соотношении труда и сознания в процессе антропогенеза. Если такие авторы,
как Б. Ф. Поршнев, П. Ф. Протасеня, Ю. И. Семенов и другие утверждают,
что сознание должно было появиться намного позднее труда, то такие
авторы, как Д. В . Гурьев, Э. С . Маркарян, В. 3 . Панфилов и другие считают,
что труд и сознание возникли одновременно. Однако, если согласиться с
положением, что труд и сознание возникли одновременно, то в таком случае
невозможно объяснить возникновение как сознания, так и труда в его
современном понимании. Отрицание первичности труда по отношению к
сознанию означает отрицание роли труда в становлении человека и развитии
его сознания.
Совершенствование способов обработки, создание орудий более адекватных
способам их использования, накопление опыта обращения с ними
способствовало более эффективному адаптированию предшественников
человека к внешней среде, чем это достигалось под действием естественного
отбора. Австралопитеки могли выжить лишь при условии активных
действий, направленных на изменение внешней среды путем изготовления и
применения орудий труда, не ограничиваясь использованием готовых
окружающих предметов. Тем самым зарождавшаяся примитивная трудовая
деятельность, опосредствуя процесс приспособления австралопитека к
окружающей среде, сама становится важным фактором эволюции. На наш
взгляд, отсутствие единства мнений среди советских авторов по вопросу о
соотношении труда и сознания в процессе антропогенеза обусловлено
расхождением в понимании ими труда. Труд в его современном понимании
как сложная форма деятельности, действительно, предполагает обязательное
наличие сознания, сопровождающее процесс труда, и не мог предшествовать
сознанию. Что же касается труда австралопитеков, непосредственного
предшественника человека, то его труд носил примитивный характер.
23
См.: Ю. И . Ефимов. Природное и общественное в человеческой предыстории. В кн.: Человек и
природа. М ., 1980, с. 20 .

19
Однако, несмотря на свой примитивный характер, это был именно труд и
иначе назвать его нельзя, так как в процессе изготовления орудий
австралопитеки оказывались вовлеченными уже в небиологические
отношения, и получаемое в результате этого труда примитивное орудие
предназначалось для охоты, защиты от хищников, разделки животных и для
других целей.
Примитивный труд австралопитека нельзя назвать обычной орудийной
деятельностью, так как орудийная деятельность свойственна и антропоидам,
которые прежде чем использовать определенный предмет в качестве орудия
активно подрабатывают его. Но если у антропоидов использованное орудие
не сохраняет закрепленного за ним назначения, так как шимпанзе разрушает
его, то у австралопитеков орудие сохраняет свое назначение.
Усовершенствование орудийной деятельности антропоидов оказало
решающее влияние на совершенствование их телесной организации, на
развитие их рук, головного мозга и психики в целом, что послужило основой
возникновения качественно новой психики, психики австралопитека, так как
человеческая психика (кроманьонец) не могла бы возникнуть
непосредственно на основе психики антропоидов. Отличительной чертой
жизнедеятельности австралопитека является то, что он, изготовляя
примитивное орудие, отвлекался от своих непосредственных биологических
потребностей, и результат его работы не имел для него непосредственного
биологического значения. Повседневное использование австралопитеками
окружающих предметов — костей, камней, палок в целях защиты от
хищников, охоты, разделки добычи и в других целях стихийно привело к
изготовлению орудий более удобных форм и свойств. Повседневное,
избирательное использование готовых окружающих предметов в качестве
орудий сопровождалось обогащением знания свойств этих, предметов,
опытом и навыками их употребления, умением применять их в новых
условиях. Все это побуждало австралопитеков сначала подправлять
естественные орудия (устранять сучки на палке, выступы на камне, костях), а
затем и намеренно изготовлять простейшие орудия, что явилось результатом
накопления опыта о свойствах используемых предметов и навыков их
употребления. Следовательно, уровень развития психики австралопитеков
качественно отличался от психики современных антропоидов, которые также
обладают орудийной деятельностью, но не способны изготовить даже самое
примитивное, простейшее орудие.
Переход от использования окружавших предметов к намеренному
изготовлению орудий был необходим, так как в условиях борьбы за
существование искусственные орудия, будучи более надежными и
производительными, способствовали выживанию австралопитеков. Однако

20
наметившийся переход к изготовлению орудий труда еще вовсе не означал
возникновения сознания. В то же время изготовление орудий труда
австралопитеком уже нельзя назвать не трудовой, а просто орудийной
деятельностью, так как в отличие от современных антропоидов,
австралопитеки, во-первых, использовали не готовые, подсказываемые
природой орудия, а намеренно изготовляли орудия и, во-вторых, если
антропоиды используют предмет для доставания приманки, то результат
труда австралопитека не имел для него непосредственного биологического
значения.
Ф. Энгельс в работе «Анти-Дюринг» отмечает, что «Какими люди
первоначально выделились из животного (в более узком смысле слова)
царства, такими они и вступили в историю: еще как полуживотные, еще
дикие, беспомощные перед силами природы, не осознавшие еще своих
собственных сил; поэтому они были бедны, как животные, и не намного
выше их по своей производительности»24
. Из этого положения Ф. Энгельса
следует, что человек как таковой, хотя и выделился из животного мира,
однако мало чем отличался от животного, которому предстояло выжить в
борьбе за существование. Поэтому признать наличие сознания у
австралопитека, непосредственного выходца из животного мира, никак
нельзя. На наш взгляд, в вопросе о соотношении труда и сознания
правомерна точка зрения Б. В . Поршнева, согласно которой ранее
производство орудий никоим образом не было связано с появлением
сознания. Сознание могло возникнуть только с переходом к
систематическому изготовлению орудий труда, с возникновением
производства составных орудий, с производством орудий для изготовления
других орудий. Далее возникновение сознания необходимо предполагать
распределение производственных операций между индивидами, что является
основой возникновения общественных отношений, а следовательно, и
сознания, так как сознание «с самого начала есть общественный продукт и
остается им, пока вообще существуют люди»11
.
Что же касается производства орудий у австралопитеков, то они,
предназначаясь для охоты, обороны, разделки добычи, не предназначались
для общественных нужд. Данные этнографии показывают, что эти орудия
изготовлялись индивидуально и предназначались для индивидуального
пользования. Поэтому с положением о том, что труд и сознание возникли
одновременно трудно согласиться, так как изготовление примитивных
орудии у австралопитеков невозможно отрицать, хотя оно не носило
систематического характера, не было связано с распределением
24
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 183 . 11 К . Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, с. 29.

21
производственных операции между ними л, следовательно, не было связано с
возникновением сознания.
Сознание возникало по мере усложнения трудовой деятельности
австралопитеков, что привело также к необходимости возникновения органов
речи, так как появилась потребность в сохранении, накоплении и обмене
полученных знаний и опыта. Поэтому Ф. Энгельс и подчеркивает, что труд и
членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами развития
человеческого мозга, а значит и сознания, что сознание могло возникнуть
только на основе и после труда, а не одновременное трудом. Изданного
положения Ф. Энгельса следует также, что уровень развития психики людей,
вышедших из животного мира, несмотря на свой бессознательный характер,
так как они были еще полуживотные, дикие, не осознавшие своих
собственных сил, тем не менее позволял им в идеальной форме отражать
окружающие их предметы внешнего мира, их отдельные свойства, а также
отношения между ними. Как показывает практика отбивки ручного рубила,
после каждого удара отбойником по кремневому желваку следует поиск
новой точки для следующего удара путем зрительного и осязательного
анализа поверхности. Положение руки, держащей желвак, изменяется вместе
с углом падения отбойника. Каждый удар рассчитывается с точки зрения
силового напряжения, направления движения отбойника в намеченную
точку. Для изготовления ручного рубила необходимо затратить в среднем
около 30 ударных актов, посредством которых можно сбить желвачную
корку и придать орудию миндалевидную форму. Примитивная трудовая
деятельность предшественников человека предполагает достаточно высокий
уровень развития их психики, которая несмотря на бессознательный характер
обеспечивала выполнение ими трудовых операций за счет наличия в их
представлении результата труда, данного им идеально. В противном случае,
наши предки не смогли бы приспособиться к окружающей среде, не смогли
бы выжить перед стихийными силами природы и в борьбе за существование,
так как, не смогли бы даже использовать естественные, готовые, данные
природой орудия, тем более самостоятельно производить эти орудия.
Следовательно, в таком случае не происходило бы никакой эволюции от
австралопитека до современного цивилизованного человека и никакой
эволюции самой психики от ее животнообразных форм до развитого
человеческого сознания. По этому поводу основоположник теории установки
Д. Н. Узнадзе специально замечает, что если бы существовали «только
сознательные психические явления, а бессознательные представляли бы
собою только бессмысленные и бессодержательные слова, тогда полностью
надо было бы опровергнуть факт исторического развития. Эпоха
просвещения и рационализм действительно отрицали идею истории,
поскольку для них существовало лишь сознательное. Для нас же история —

22
несомненный факт, и поэтому мы обязательно должны принять такую
гипотезу, которая сделает этот факт легко воспринимаемым для нашего
разума. Такая же гипотеза прежде всего — подтверждение существования
бессознательной психической жизни. Эта гипотеза объясняет нам многое в
исторических явлениях»25
.
Признание реальности бессознательного психического имеет важное
значение не только в плане объяснения возникновения и развития сознания в
процессе онтогенеза, но и в плане объяснения целенаправленной
деятельности субъекта, которая, представляя собой непрерывный процесс, в
то же время не может постоянно в пределах определенного времени
осуществляться сознательно. Отсюда возникает противоречие, «имеющее для
теории «бессознательного» характер исходного: противоречие между
необходимостью непрерывной (в пределе — индискретной) регуляции
развертывания действия, и выраженной прерывистостью (дискретностью)
осознаваемого контроля этой регуляции»26
. Чтобы не допустить пробела, так
как любой пробел в регуляции целенаправленной деятельности может
привести к ее распаду, регулирование деятельности в случае отключения
сознания осуществляется посредством неосознанной психики, обеспечивая
тем самым ее непрерывность и стабильность. Причем несмотря на то, что в
момент осуществления деятельности в сознании субъекта в основном
представлены пути и средства достижения цели, а цель, как таковая,
отсутствует, тем не менее деятельность, посредством которой цель
реализуется, не теряет своей направленности и назначения. Противоречие
между непрерывностью фактической регуляции деятельности и
дискретностью осознаваемой регуляции свидетельствует о том, что, во-
первых, в процессе осуществления деятельности, цель, будучи не всегда
представленной в сознании субъекта, продолжает наличествовать в системе
его деятельности; во-вторых, там, где акты поведения субъекта развиваются
целесообразно без участия сознания, следует признать реальность
функционирования неосознанной психики, идеальной по своей природе,
чтобы не отводить материальным, физиологическим процессам таких
функций, которые ими в силу их сущности невыполнимы. То же самое
следует допустить и для более глубокого понимания познавательной
деятельности субъекта, основанной на сложной взаимосвязи осознаваемых и
неосознаваемых процессов27
. Психическое отражение внешних предметов и
явлений представляет собой апперцептивный процесс, происходящий б
несколько этапов. При повторном акте восприятия одного и того же объекта
25
Д. Н. Узнадзе. Индивидуальность и ее генезис. (Цит. по работе А. Е. Шерозия «К проблеме
сознания и бессознательного психического»), т. 1, Тбилиси, 1969, с. 212—213 .
26
Ф. В. Бассин. Проблема бессознательного. М., 1968, с. 272 .
27
Более подробно этот вопрос нами будет рассмотрен во II главе.

23
осознаются только новые, не отраженные ранее сознанием элементы, а ранее
отраженные элементы, будучи уже воспринятыми и осознанными, не
осознаются, но продолжают взаимодействовать с вновь осознаваемыми
элементами объекта. Каждая новая осознаваемая часть внешнего объекта,
опосредствуется с ранее воспринятыми, но теперь уже не осознаваемыми
элементами, а также предшествующими опытом субъекта и только
посредством такой взаимосвязи осознанного и неосознанного психического
отражения формируется целостный образ внешнего предмета.
Известны случаи, когда взаимосвязь осознанного и неосознанного отражения
имеет иногда отсроченный характер, т. е . между процессом психического
отражения и осознания содержания этого отражения существует
определенный временный интервал, о чем убедительно свидетельствуют
явления, реминисценции. При этих явлениях воспроизведение ранее
воспринятого материала, причем воспроизведение более позднего времени,
гораздо совершеннее воспроизведения материала, которое следует
непосредственно поле его восприятия.
Явление реминисценции исследователями трактуется неоднозначно. К
явлениям реминисценции относят и отсроченное восстановление
запоминаемого материала и отсроченное восстановление давно известного
материала. Далее под реминисценцией понимают все те случаи, когда при
последующей проверке появляются новые элементы запоминаемого
материала, не воспроизведенного непосредственно, даже если второе
воспроизведение количественно меньше первого. Более правомерно к
явлению реминисценции относить качественные улучшение и увеличение
запоминаемого материала при отсроченном воспроизведении.
В советской психологии явление реминисценции впервые было рассмотрено
С. Л . Рубинштейном, исследовавшим роль эмоционального фактора,
отрицательно влияющего на результаты непосредственного воспроизведения.
В дальнейшем экспериментальное исследование явления реминисценции
было предпринято Д. И. Красильщиковой под руководством С. Л.
Рубинштейна. Исходя из того, что процессы запоминания и воспроизведения
материала взаимосвязаны со всеми другими сторонами психической
деятельности человека и характерной чертой памяти человека является ее
осмысленность, по мнению Д. И. Красильщиковой, факторы,
обуславливающие реминисценцию, заключаются в совместной деятельности
памяти и мышления28
. На основании полученных в ходе исследования
данных Д. И. Красильщикова пришла к выводу, что явление реминисценции
28
См.: Д. И. Красильщикова. Реминисценция в воспроизведении. Ученые записки Ленинградского
гос. пед. ин -та им. А. И . Герцена, т. 34, 1940, с. 337 .

24
представляет собой определенную закономерность памяти, где смысловые
связи играют существенную роль. Отличие отсроченного воспроизведения
материала от непосредственного воспроизведения заключается не только в
том, что между ними определенный временной интервал большей или
меньшей длительности, но и в том, что если в процессе непосредственного
воспроизведения испытуемый пытается восстановить материал, используя
внешние ассоциативные связи, то при отсроченном воспроизведении
испытуемый использует в основном смысловые связи.
Аналогичные результаты получены также Б. А. Грековым, по мнению
которого реминисценция — широко распространенное явление. Согласно
данным, полученным в исследованиях Б. А. Грекова, при воспроизведении
осмысленного материала у испытуемых наблюдается преимущественно
стойкая реминисценция при воспроизведении рассказов — нарастающая
реминисценция; при воспроизведении же бессмысленных слогов —
нестойкая реминисценция29
.
Наблюдаемое при явлениях реминисценции качественное улучшение и
увеличение содержания материала в процессе его отсроченного
воспроизведения является результатом актуализации испытуемыми того
содержания материала, который был воспринят ими посредством
неосознанной психики. По отношению к субъекту отсроченная актуализация
предъявляемого материала может совершенно им не осознаваться или же
осознаваться только со стороны результата. В некоторых случаях
отсроченная актуализация материала может осознаваться как итог
целенаправленной мыслительной деятельности субъекта. Качественное
улучшение и увеличение содержания материала в процессе его отсроченного
воспроизведения можно объяснить тем, что еще в процессе первого,
непосредственного воспроизведения материала мыслительная деятельность
испытуемых сопровождается потенциальной актуализацией всего
содержания материала, полученного как посредством сознания, так и
посредством неосознанной психики. Без признания реальности
функционирования неосознанной психики наблюдаемое увеличение и
качественное улучшение содержания материала при его отсроченном
воспроизведении объяснить невозможно. Следовательно, при явлениях
реминисценции, основанных на неосознаваемых психических процессах,
акты психического отражения и осознания содержания этого отражения во
времени не совпадают. Однако результаты этого психического отражения,
будучи неосознаны, тем не менее, в момент их отсроченной актуализации,
которая или совершенно не осознается субъектом, или же осознается со
29
См.: Б. А. Греков. Реминисценция в пожилом и старческом возрасте. Вопросы психологии, 1969,
No3,с.60.

25
стороны результата, должны быть идеальны. В противном случае
презентирование субъекту (А. Н . Леонтьев), выявление в его отсроченном
воспроизведении временно неосознаваемых результатов психического
отражения было бы невозможно, как невозможно само явление
реминисценции.
Современная психология располагает данными, согласно которым
неосознанная психика способна осуществлять функции по регулированию
целесообразной деятельности субъекта без участия сознания, вне
соотношения с сознанием. Для обоснования данного положения важное
значение имеют экспериментальные исследования по подпороговому
эффекту стимулов, проведенные Б. И. Хачапуридзе, В. В . Григолава, В. Л .
Капустиным и другими авторами. Эти исследования показали реальность и
действенность различных стимулов, предъявляемых ниже порога
сознательного восприятия, т. е . неосознанно, на процесс осуществления
деятельности. В частности, методика экспериментального выявления
подпорогового эффекта стимулов в исследованиях В. Л. Капустина строилась
при соблюдении двух главных принципов: во-первых, обеспечение
неосознавания испытуемыми демонстрируемых стимулов путем их
подпорогового предъявления; во-вторых, создание ситуации, в которой
предметное содержание этих стимулов определяет некоторое поведение или
действие испытуемого, тем самым выявляя реальность неосознаваемых
психических процессов.
Результаты исследований показали, что испытуемые реагировали именно на
предметное содержание неосознаваемых стимулов, так как в ответных
действиях испытуемых при выборе предъявляемых вариантов материала это
предметное содержание выполняло функцию неосознаваемых ориентиров
деятельности. Из предъявляемых вариантов материала испытуемые
выбирали именно тот, который ранее уже предъявлялся им ниже порога
сознательного восприятия, т. е . неосознанно30
.
Аналогичные результаты были получены В. Л. Капустиным по исследованию
влияния подпороговых вербальных стимулов на эмоциональную оценку
индифферентного портрета. Полученные данные свидетельствуют о высокой
корреляции между подпороговым предъявлением слов «веселый» или «злой»
и эмоциональной оценкой портрета.
К разновидности форм по регулированию деятельности посредством только
неосознанной психики относятся и факты о реализации гипнотического
30
В. Л. Капустин. Экспериментальное доказательство существования неосознаваемого
перцептивного процесса. В кн.: Структуры познавательной деятельности. Владимир, 1975, с. 134—
136; См. также: Э. А . Костандов. Восприятия и эмоции. М, 1977.

26
внушения, при котором испытуемый совершенно не осознает получаемой
инструкции и тем не менее как в состоянии гипноза, так и после
пробуждения полностью ее выполняет31
.
Таким образом, результаты экспериментальных исследований явления
реминисценции, подпорогового эффекта стимулов, гипнотического
внушения свидетельствуют, во-первых, о реальности неосознаваемых
психических процессов, так как сам факт восприятия инструкции при
подпороговом предъявлении и гипнотическом внушении отрицать
невозможно; во-вторых, функционирование неосознанной психики так же,
как и сознания по регулированию деятельности субъекта органически
связано с выполнением определенной смысловой нагрузки.
Если полученные данные по явлению реминисценции и неосознаваемому
восприятию инструкции характеризовать как непсихическое,
физиологическое явление, тогда с тем же успехом можно характеризовать
как непсихическое, как разновидность физиологических процессов и
сознательное восприятие инструкции. Неосознанное восприятие инструкции
и действия испытуемых в соответствии с ее предметным содержанием
подтверждают идеальную природу неосознанного психического отражения.
Неосознанное как пишет Л. С . Выготский, «не отделено от сознания какой-то
непроходимой стеной. Процессы, начинающиеся в нем, имеют часто свое
продолжение в сознании, и, наоборот, многое сознательное вытесняется нами
в подсознательную сферу. Существует постоянная, ни на минуту
непрекращающаяся, живая динамическая связь между обеими сферами...
Бессознательное влияет на наши поступки, обнаруживается в нашем
поведении, и по этим следам и проявлениям мы научаемся распознавать
бессознательное и законы, управляющие им»32
.
Из этого положения Л. С . Выготского следует, что существующая
постоянная динамическая связь между осознаваемыми и неосознаваемыми
процессами была бы невозможна, если бы неосознаваемые процессы
представляли собой разновидность материальных, физиологических
процессов, так как физиологические процессы не могут заменить
психическое, представляющее собой отражение внешнего мира в виде
образов, отношений и переживаний. Физиологические процессы лежат в
основе психического отражения идеального по своей природе, каким
является и неосознанное отражение, что позволяет понять динамику
непрерывных переходов между обеими сферами психики. Поэтому сведения
31
Л. П . Гримак. Моделирование состояний человека в гипнозе. М., 1978, с. 10—24 .
32
Л. С . Выготский. Психология искусства. М., 1968, с. 96.

27
неосознанной психики до уровня физиологических процессов также
неправомерно, как сведение до этого уровня самого сознания.
Глава II. СУЩНОСТЬ ОСОЗНАННОГО ОТРАЖЕНИЯ
Научное решение проблемы бессознательного зависит от выявления
сущности сознания, его функций и роли в деятельности субъекта. Авторами
многочисленных работ, посвященных исследованию проблемы сознания,
рассматриваются различные стороны данной проблемы и даются различные
понимания. Так, С. Л. Рубинштейн отмечает, что поскольку осознание чего-
либо необходимо предполагает некоторую совокупность знаний, соотносясь
с которым окружающее осознается, постольку сознание — «это знание,
функционирующее в процессе опознания действительности»33
.
По мнению А. Г . Спиркина, сознание представляет собой высшую форму
психического отражения и заключается «в целенаправленном отражении
объективных свойств и отношений предметов внешнего мира, в
предварительном мысленном построении действий и предвидении их
результатов, в правильном регулировании и самоконтролировании
взаимоотношений человека с общественной и природной
действительностью»34
.
Приведенные точки зрения по проблеме сознания являются
общепризнанными в советской философской и психологической литературе.
Исходя из приведенных мнений авторов, отмечающих различные аспекты
осознанного отражения, следует отметить, что многообразие пониманий
проблемы сознания не является их недостатком или же ошибочным
подходом к данной проблеме, а свидетельствует о многообразии ее сторон,
сложности, своеобразии, богатстве значений, выражаемых этим понятием.
Поэтому рассмотрение таких компонентов сознания, как знание, мышление,
целеполагание, планирование действий не выявляют специфики, сущности
сознания и предлагаемые различные понимания проблемы сознания имеют
не объяснительный, а описательный характер. Сознание возникало в
процессе онтогенеза человека как более надежное средство приспособления к
усложнившейся природной и социальной среде и представляет собой
качественно новый, особый способ функционирования психики. Диалектико-
материалистический подход к проблеме сознания сводится к признанию
сознания как одного из способов функционирования психики,
характеризующийся объективированным отражением предметов внешнего
мира, интеграцией предшествующего опыта и заключающийся в
33
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 275—276.
34
А. Г . Спиркин. Происхождение сознания. М., 1960, с. 8 .

28
целенаправленном регулировании деятельности субъекта на
основе презентированного субъекту соотношения его субъективных
переживаний с внешним миром.
Объектированное отражение предметов внешнего мира, являющееся
спецификой сознания, возможно только при наличии способности к
обобщению, выражению и фиксации получаемой информации в языке, речи,
в письменных знаках. То, что осознается получает таким образом особый
способ существования, в результате чего становится возможным обмен и
хранение идеальной информации между людьми. Функционирование
сознания невозможно без языка, так как язык является основным средством
объективирования идеальной информации и обмена идеальной информацией.
«Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее
и для других людей и лишь тем самым также и для меня самого,
действительное сознание...»
35
. Однако обмен и хранение идеальной
информации между людьми возможен не за счет объективирования
получаемой информации в словах, языке только как носителей значений, но
и за счет объективирования этой информации в словах, языке как средстве
выражения смыслов. Как справедливо замечает Г. X. Шингаров, анализ
взаимоотношений понятий «информация» и «значение» «показывает, что
между ними существуют сложные взаимоотношения, меняющиеся в
зависимости от конкретных условий, в которых происходит деятельность
субъекта»; и, если рассматривать информацию как разновидность сведений,
сообщений, необходимых для деятельности организма в определенной
ситуации, то «понятия «значение» и «информация» явно отличаются друг от
друга...»
36
, т. е . понятие «информация» шире, содержательнее понятия
«значение».
Язык как носитель значений только в его связи, отношении с конкретной
ситуацией может выступать как средство выражения смыслов и понятий, так
как только в этом случае может происходить встреча смысла со словом.
Понятие — это результат оречевленного смысла, и особенностью
человеческого языка является смысловой язык, а не язык значений. Обмен
идеальной информацией у человека осуществляется на уровне смыслов, а не
на уровне значений. Язык на уровне значений преобладает в раннем детстве,
когда ребенок учится говорить или же когда взрослый человек изучает
иностранный язык, повторяя заученные слова и предложения. Во всех других
случаях, внесмысловая речь, т. е . речь безотносительно к конкретной
смысловой ситуации, основанная на языке чистых значений, является одним
из признаков психической патологии. Положение о том, что обмен идеальной
35
К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 3, с. 29 .
36
Г. X . Шингаров. Условный рефлекс и проблема знака и значения. М ., 1978, с. 41 .

29
информацией между людьми осуществляется именно за счет
объективирования этой информации в словах, языке как средстве выражения
смыслов, происходящего в результате слияния смысла со словом,
подтверждается явлениями парафазии. При явлениях парафазии наряду с
усилением образного содержания речи происходит, как известно, сужение
словесных значений и полная потеря словом его предметной отнесенности.
Однако, несмотря на полную потерю словом его предметной отнесенности,
люди при парафизических расстройствах выражают смысловую информацию
через другие слова, не имеющие отношения к данной ситуации. При этом
замещающие слова остаются внутри общей структуры предложения и
позволяют в определенной степени выразить содержание мысли.
Следовательно, при парафазических расстройствах речи несмотря на
замещение, замену слов, потерю ими предметной отнесенности, полностью
сохраняется смысловой мотив речевого выражения в целом. Именно в этих
случаях, когда полностью распадаются словесные значения, исчезает
предметная отнесенность слов и вскрывается мотивационно-смысловая
сторона речи, можно заключить, что, во-первых, смысл не связан с речью ни
внутренней, ни внешней, в самом процессе своего возникновения. В процессе
внутренней и внешней речи происходит только оречевление, формализация
смысла, что обеспечивает его осознание. В процессе внешней речи человек
только выражает уже оречевленные, формализованные в процессе
внутренней речи смыслы; во-вторых, встреча, слияние смысла со словом
происходят неосознанно. Процесс речепорождения происходит на до-
формально-речевом этапе.
В процессе речи подбор и грамматическое согласование слов, необходимых
для выражения определенной мысли, происходит без участия сознания.
Слова, сцепленные смысловой связью, составляющие структуру
предложения, сознаются только после выражения того или иного
предложения. Сама же структура предложения, содержащая определенную
мысль, оформляется еще до его произношения. Если бы структура
предложения формировалась в самом процессе речевыражения, а не до
начала речи, тогда было бы непонятно начало самого разговора, так как
неясно для чего человек приступил к разговору. Именно то, что процесс
речепорождения происходит на до-формально-речевом этапе, приводит к
тому, что структура предложения оказывается завершенной еще до начала
речи и человек приступает к разговору, причем будучи вполне уверенным в
истинности своих высказываний. Все, что мы должны сказать, «дано нам еще
до того, как мы открыли рот — дано все сразу и неосознанно. Раскрытие же
этой данности во времени и ее осознание происходит в процессе речи»37
.
37
Ш. Н . Чхартишвили. Проблема бессознательного в советской психологии. Тбилиси, 1966, с. 39.

30
Против этого положения можно возразить, утверждая, что структура
предложения оформляется сначала в процессе внутренней речи, т. е .
сознательно, а потом уже выражается в процессе внешней речи. Однако в
таком случае невозможно будет объяснить процесс речепорождения при
чтении лекции, доклада, когда никак невозможно все содержание
высказываемого предварительно осознать, а также то, что человек часто
бывает недоволен своим выступлением, считая, что ему не удалось выразить
в речи чего-то, на его взгляд, важного.
Объективизирование получаемой и перерабатываемой мозгом информации в
языке как средства выражения смысла этой информации сопровождается
дискретностью и формализацией смысла, что является необходимым
условием осознания и обмена идеальной информацией, так как ясно
осознанным может быть только то, что имеет четкую словесную форму.
Однако эта речевая формализация смысловой информации и дискретный
характер ее переработки неизбежно сопровождаются ограничением
смысловой информации. Фиксирование смысловой информации в
развернутой речи, ее логическая завершенность ведут к потере «способности
дальнейшего развития смысла...», к ослаблению «...способности к легкому
установлению новых связей оречевленного смысла с другими
смыслами»38 (подчеркнуто нами. — Г . В .) .
Предлагаемый подход к проблеме сознания подтверждается современными
нейрофизиологическими исследованиями. Результаты этих исследований,
представленные в работах А. Р . Лурия, Н. П. Бехтеревой, Н. Н. Трауготт, Э.
С. Бейн, Э. А. Костандова, Н. Ф. Диксон, Т. Е. Лир, способствовали
формированию представлений о правополушарной и левополушарной
психики и свидетельствуют о преимущественной связи осознаваемых
процессов с функционированием левого полушария, а неосознаваемых
процессов с функционированием правого полушария. Исследования
указанных авторов показали, что такие особенности человеческой психики,
как более четкое, основанное на логических умозаключениях, выделение
отдельных характерных признаков предметов внешнего мира, для фиксации
которых необходима вербализация и, следовательно, сукцессивность и
дискретность протекания этих процессов обеспечиваются нейронными
структурами левого полушария. Функционированием же правого полушария
обеспечивается психическая деятельность, характеризующаяся
симультанностью анализа и синтеза информации, индискретностью, большой
свободой в комбинации знаков, гибкостью, тонкостью, отсутствием
логической последовательности и независимостью от логики вербального
38
Ф. В. Бассин. У пределов распознанного: к проблеме предречевой формы мышления. В кн.:
Бессознательное..., т. 3, Тбилиси, 1978, с. 741.

31
языка. Этот способ функционирования психики доминирует в тех случаях,
когда свойства, признаки, лежащие в основе предметов внешнего мира,
слишком сложны для формализации и объективирования в речи и,
следовательно, не могут улавливаться посредством осознанной психики,
основанной на вербализации и логико-знаковом мышлении. Без отмеченных
специфических особенностей сознание было бы не способно обеспечить
надежность и эффективность при межиндивидуальных общениях и в
процессе регулирования деятельности человека. Именно при
презентированном человеку соотнесении объективированных в речи его
субъективных переживаний с внешним миром сознание и может выступать
как фактор экстремального отражения внешнего мира и регулирования
деятельности человека. Однако вместе с тем в рамках осознанной психики,
основанной на вербализации и логико-знаковом мышлении невозможно
отразить все богатство и разнообразие объективного мира, так как сознание
как более надежный способ функционирования психики предполагает
прежде всего более точный, четкий анализ действительности. Однако то. что
выигрывается в четкости неизбежно проигрывается в тонкости и
целостности.
Таким образом, выявление специфики сознания, приводящее к более
глубокому понимаю его сущности, показывает, что функционирование
неосознанной психики обусловлено самой сущностью сознания, его
специфическими особенностями, а именно прямой зависимостью от логико-
знакового мышления, необходимостью объективирования смысловой
информации в речи и, следовательно, дискретностью (расчлененностью
обрабатываемой информации на ряд последовательных операций) и
формализацией, что неизбежно сопровождается ограничением объема
сознания. Из этого положения следует, что сознание представляет собой
один из способов функционирования психики, осуществляющейся
посредством таких стадий психического отражения, как ощущение,
восприятие, представление, мышление, эмоция, воля и не является каким-то
дополнительным процессом, надстраивающимся над этими стадиями
психического отражения (Е. В . Шорохова). В процессе сознания предметы
внешнего мира выступают в виде образов, ощущения, восприятия,
представления, понятия. Сами стадии психического отражения реально
существуют как психофизиологические процессы, которые в своем
результативном выражении в отношении к предметам внешнего мира
являются образами этих предметов. Поэтому образ не может быть обособлен
ни от внешнего предмета, образом которого он является, ни от процесса
отражения, так как в противном случае придется признать
субстанциональность образа как идеального (С. Л . Рубинштейн). Но из-за
того, что психофизиологические процессы и их результаты неразделимы для

32
нашего самонаблюдения, вовсе не следует, что ощущение, восприятие,
представление, понятие, эмоция, воля, т. е . продукты этого процесса —
образы, идеальное, и есть сам психофизиологический процесс.
Диалектический материализм, исходя из данных частных наук,
рассматривает ощущение как исходную форму связи субъекта с внешним
миром, как источник информации о нем. С появлением в процессе эволюции
организмов на основе раздражимости ощущения связь организма с внешней
средой стала носить опосредствованный характер, так как, ощущение в
отличие от раздражимости не только вызывает изменения в раздражаемой
живой системе, но и дает информацию о свойствах внешнего раздражителя.
Содержанием ощущений являются свойства и качества предметов внешнего
мира, так как «самым первым и самым первоначальным является ощущение,
а в нем неизбежно и качество...»
39
.
Процесс ощущения представляет собой самостоятельную стадию
психического отражения, результатом которого является субъективный образ
объективного свойства внешнего предмета. Связь человека с предметами
внешнего мира возможна только через связь с отдельными свойствами этих
предметов, так как только в этом случае возможно восприятие предмета в
целом. О самостоятельности ощущений могут свидетельствовать данные,
полученные в случаях зрительной агнозии. Так, при предъявлении больному
какого-либо предмета он его не узнает, хотя сохраняет полную способность
различать отдельные признаки предъявляемого предмета и по ним пытается
определить предмет в целом. Значит в случаях зрительной агнозии ощущение
отдельных свойств предмета сохраняется, а зрительное восприятие
отсутствует. Образ предмета является результатом того, что каждое
отдельное ощущение как субъективный образ объективного свойства
предмета необходимо предполагает другие ощущения, приводящие к
формированию целостного образа предмета. Однако этот образ не является
результатом суммы отдельных ощущений, так как имеет свои специфические
особенности, которые несводимы к сумме отдельных ощущений. Образ
восприятия предмета — это определенное качественно своеобразное целое,
качественно новая стадия чувственного отражения. Поэтому признание
реальности, самостоятельности ощущений, приводящих к формированию
целостного образа предмета, не должно привести к отрицанию реальности
восприятий. Всякий акт чувственного отражения, по Б. Г .
Ананьеву, «является фазным процессом (подчеркнуто нами. — Г . В .),
39
В.И. Ленин. ПСС, т. 29, с. 301 .

33
начальный момент которого составляет ощущение, как отражение
отдельного качества или свойства предметов окружающего мира»40
.
Восприятие как образ предмета основано на сложном взаимодействии
органов чувств, сопровождающимся анализом отдельных признаков объекта
и синтезом информации об этих признаках объекта в целом. Особенности же
взаимодействия органов чувств, являющиеся одним из основных условий
правильности построения целостного образа, обусловлены особенностями
внешнего предмета, связей между отдельными признаками предметов.
Следовательно, в образе восприятия как целом объединяются те свойства
внешних предметов, которые связаны в действительности, что
свидетельствует также о предметности восприятия, и о том, что человек при
восприятии отображает не процессы, происходящие в его нервной системе, а
сам предмет, имеющий для него определенное значение. Без предметности
восприятия, без отражения в образе свойств, качеств предметов внешнего
мира, образы не могли бы выполнить свою ориентирующую и
регулирующую функцию в процессе деятельности человека. Именно
адекватность образа внешнему предмету позволяет выполнять ему функцию
регулятора деятельности. Однако восприятие как стадия психического
отражения не дает полного и обобщенного отражения предмета. Более
полное и обобщенное отражение предметов внешнего мира возможно на
стадии представления. Если ощущения и восприятия возникают при
непосредственном воздействии предмета на человека, то представление не
связано с непосредственным воздействием предметов на его органы чувств.
На стадии представления образ предмета отделяется во времени от
непосредственной связи с предметом. Но представление не является простым
воспроизведением отдельного восприятия, а является качественно новым
образованием, так как представление — это результат определенной
переработки прежних восприятий. Специфика представления как стадии
психического отражения заключается в том, что в процессе чувственного
отражения внешнего предмета представление участвует в формировании
целостного образа предмета как результат прошлого опыта человека об этом
предмете. «В систему корковых связей, — пишет С. Л. Рубинштейн, —
образующих нейродинамическую основу чувственного образа предмета,
включаются не только наличные раздражения, но, посредством условных
связей, и следовые раздражители — результат прошлого опыта»41
.
Рассмотренные нами данные о стадиях чувственного отражения
свидетельствуют о том, что осознаваемые ощущения, восприятия,
представления являются составной частью функционирования психики.
40
Б. Г . Ананьев. Психология чувственного познания. М., 1960, с 229.
41
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 78 .

34
Однако при рассмотрении стадий чувственного отражения возникают
следующие вполне логичные вопросы, являющиеся исходными для
проблемы неосознанной психики, так как на наш взгляд без обращения к
психическим процессам, функционирующим неосознанно, на эти вопросы
ответить невозможно. Дело в том, что спецификой осознаваемых стадий
психического отражения, осознаваемого способа функционирования психики
является осмысленность. В таком случае осмысленность является также и
спецификой осознаваемых ощущений, восприятий, представлений, несмотря
на отсутствие понятийной стадии психического отражения или мышления
как оперирования понятиями.
Современные исследования показывают, что уже на стадии восприятия
отражаются не только сами предметы, но и их значение для человека, так как
восприятие, сопровождающееся выделением определенных качеств и свойств
объекта, имеет направленный, избирательный, дифференцированный
характер, возникает на основе определенной предуготовленности человека.
Представления же характеризуются тем, что в них те или иные свойства или
стороны объекта передаются не всегда одинаково полно и ярко.
Представления, возникая в процессе определенной деятельности человека,
отражают те стороны объекта, которые имеют наибольшее значение для
данной деятельности. На такой особенности осознаваемых стадий
чувственного отражения, как осмысленность специально останавливаются С.
Л. Рубинштейн, А. М . Коршунов и другие авторы. Так, С. Л . Рубинштейн
отмечает, что «наличие и в чувственном отражении анализа и синтеза
означает, что вопреки кантианской философии и вюрцбургской психологии
отношения отражаются не только мышлением, но и чувственным
восприятием»42
. На этот факт прямо указывает и А. М . Коршунов, который
считает, что чувственный образ является способом выражения не только
предметного содержания, но и ценности вещи, и «важнейшим условием
оценок в форме чувственного образа является его осмысленность»43
.
Верно отмечая возможность отражения свойств и отношений предметов
внешнего мира на уровне чувственного отражения, указанные авторы
объясняют данное явление следующим образом. Если С. Л . Рубинштейн
объясняет это явление взаимными переходами чувственного отражение в
мышление и обратно, то, по мнению А. М . Коршунова, «осмысленность
восприятий, представлений означает, что чувственные образы
функционируют во внутреннем единстве с логическими понятиями,
категориями»44
. Возможность отражения свойств и отношений предметов
42
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 213.
43
А. М. Коршунов. Диалектика чувственного отражения. — Философские науки, Н79, No 1, с. 57.
44
Там же.

35
внешнего мира еще на стадии чувственного отражения можно также
объяснить, если признать реальность неосознаваемого способа
функционирования психики, включающего в себя цикл стадий психического
отражения, а именно ощущение, восприятие, мышление, эмоцию, установку,
предшествующих функционированию сознания. Против этого положения
можно возразить, считая, что отношение, предуготовлениость человека на
тот или иной предмет обусловливается функционированием мышления.
Однако при этом невозможно будет объяснить тот факт, что еще до стадии
мышления, ощущение, восприятие, представление человека имеют
избирательный, направленный характер. На стадии же мышления происходит
обработка данных чувственного отражения, причем данных, уже имеющих
определенную значимость для человека. Обработка данных чувственного
отражения приводит к образованию понятий, в которых отражаются общие
существенные свойства предметов и явлений внешнего мира. Каждый
предмет, явление или их свойства обладают качественной определенностью
и в понятии выражается прежде всего качественная определенность
предметов и явлений. На основе понятий становится возможной дальнейшая
обработка данных чувственного отражения на уровне абстрактного
мышления, представляющего собой оперирование понятиями. Оперирование
понятиями, составляющее содержание абстрактно-логического мышления,
осуществляется в форме суждений, в которых утверждается или отрицается
что-либо о предмете или явлении. Мысленная связь нескольких суждений,
приводящая к новому суждению о предметах и явлениях внешнего мира,
лежит в основе индуктивных (восхождение от единичных фактов к общему)
и дедуктивных (движение мысли от общего к частному) умозаключений,
позволяющих отразить объективный мир со стороны его существенных,
внутренних закономерностей. В процессе абстрактного мышления через
включение объекта в новые отношения выявляются новые качества и
содержание объекта, которое обобщается в новых понятиях, являющихся
более глубоким и сложным отражением действительности. Отражение
предметов внешнего мира со стороны их внутренних закономерностей
осуществляется в процессах анализа и синтеза, являющихся основными
процессами мышления. Анализ заключается в выделении внутренних свойств
вещей и явлений в их существенных, закономерных связях и сопровождается
абстракцией от случайных связей, фиксируясь в отвлеченных понятиях.
Процесс синтеза представляет собой мыслительную операцию, посредством
которой совершается обратный переход, т. е . включение отвлеченных
понятий в новые связи. Соотнесение абстрактных понятий, полученных в
процессе анализа, с новыми связями и закономерностями и есть процесс
синтеза. Результаты мыслительной деятельности человека объективируются
в речи и становятся объектами дальнейшей мыслительной обработки. Однако

36
мышление человека не сводится только к абстрактно-логическому
мышлению. Логичность мышления, четкость и строгость суждений при
оперировании понятиями не является критерием, главной характеристикой
человеческого интеллекта. Именно способность человеческого интеллекта
выходить за рамки логических правил мышления, способность мыслить не
только по правилам логике и делает его во многом сильнее интеллекта
машин, основанного на логических, формализованных операциях. «Самое
главное, — отмечает В. А. Звегинцев, — никакая логика не способна создать
новое знание; она эксплицирует его, но по самой своей сути тавтологична»45
.
В каждый момент деятельности человека процессы ощущения, восприятия,
представления, мышления, эмоции, воли выступают как процессы,
протекающие в определенной форме психической организованности,
предуготовленности человека. И эту организованность психических
процессов нельзя объяснить активностью сознания или мышления также, как
нельзя объяснить этим избирательный, дифференцированный характер
осознаваемых ощущений, восприятий и представлений, так как
мыслительная деятельность сама оказывается направляемой в общем
процессе психической организации человека. Как свидетельствуют
многочисленные современные экспериментальные исследования,
«мыслительный, как и всякий иной разворачивающийся в сознании процесс,
носит направленный характер, ведущий к определенному завершению лишь
благодаря предварительному, до-сознательному отражению общих
объективных отношений...»
46
.
То, что общие, объективные отношения предметов внешнего мира
отражаются еще на досознательном этапе, позволяет объяснить и
эмоциональную окрашенность стадий осознанного психического отражения.
Большинство исследователей (Г. X. Шингаров, С. X. Раппопорт, И. Б.
Михайлова и другие) рассматривают эмоции как субъективно-оценочное
отношение, как предрасположенность человека к положительной или
отрицательной оценке той или иной ситуации. Предметом эмоционального
отражения является ситуация, которую человек должен оценить для
дальнейших действий, так как любая ситуация, с которой человек
сталкивается требует хотя бы общей оценки, осуществляемой эмоциями,
способствуя ориентировке человека в новой ситуации. Характер эмоций
всегда связан с содержанием информации, и поэтому эмоции могут
выступать в роли носителей информации о сложившейся ситуации. Эмоции
45
В. А . Звегинцев. Проблема «искусственного интеллекта» с точки зрения лингвистики. — Вопросы
философии, 1979, No 3, с. 94 .
46
Д. И. Рамишвили. Бессознательное в контексте речевой активности. См. В кн.:
Бессознательное:..., т. 3, Тбилиси, 1978, с. 184.

37
страха или радости — это не только выражение общего настроя или же
переживания человека, но и также знание о том, что ситуация в целом
неблагоприятна или благоприятна для него. Следовательно, эмоции
выражают не только внутреннее состояние человека, но и несут информацию
о внешнем мире. Эмоциональное состояние представляет собой особую
форму отражения, дающую интегративную, обобщенную оценку о
сложившейся ситуации и тем самым осуществляющую непосредственную
связь внутреннего состояния человека с внешним миром47
. В отличие от
ощущений, восприятий и представлений, эмоции — это отражение не самих
предметов и явлений действительности, а того отношения, в каком эти
предметы и явления находятся к потребностям и мотивам деятельности
человека. Эмоции как результат отражательно-оценочной работы психики,
выражают значимость отраженного в образе содержания для человека
(функция оценки), предопределяя его к соответствующей деятельности
(функция побуждения). Отраженные в образе предметы внешнего мира не
могут сами по себе вызвать какую-либо деятельность, так как предметы
деятельности представлены в нем как равнозначные. Но эмоциональная
окраска предметов нарушает их равенство перед человеком, побуждая его к
определенным действиям. «Эмоция, — пишет П. В . Симонов, — есть
отражение мозгом силы потребности и вероятности ее удовлетворения в
данный момент»48
.
Таким образом, эмоциональное переживание выражает смысл отражаемого
объективного содержания с точки зрения потребности человека. Оценивая
субъективную значимость объективных явлений, эмоционально-смысловые
переживания способствуют вместе с тем побуждению человека к
деятельности. Однако, несмотря на то, что возникновение эмоции
как субъективно-оценочного отношения человека к внешней ситуации и
как фактора побуждающего человека к соответствующей деятельности
возможно только на основе мышления, тем не менее ощущение, восприятие,
представление и само мышление человека имеет эмоционально-окрашенный
характер. Эмоциональную окрашенность осознаваемых стадий психического
отражения можно объяснить тем, что уже в досознательном отражении
общих объективных отношений ситуации, содержится эффективное
отношение человека к этой ситуации. Поэтому если «трудно полностью
объяснить объем и характер эмоциональных переживаний»49
, то такие
содержания следует искать в сфере неосознанной психики.
47
См.: Г. X . Шингаров. Эмоции и чувства как форма отражения действительности. М., 1971, с. 82.
48
П. В. Симонов. Теория отражения и психофизиология эмоций. М., 1970, с. 46.
49
Ш. Н . Чхартишвили. Проблема бессознательного в советской психологии. Тбилиси, 1966, с. 35.

38
Наряду с другими стадиями психического отражения, в осуществлении
деятельности человека по удовлетворению его потребности участвуют так же
и воля. Воля представляет собой способность человека сознательно
контролировать свою деятельность и активно направлять ее на достижение
поставленной цели. Как одна из стадий осознанного психического
отражения, воля обладает сложной структурой и включает в себя следующие
компоненты: цель, целеустремленность, волевое усилие. Цель я
целеустремленность как отражение объективно существующих
возможностей результата действия придают всей волевой деятельности
целевую направленность. Конечный результат волевой деятельности
определяется не только содержанием цели, но и ее материализированной
формой. Материализация же цели невозможна без волевого усилия,
представляющей собой сознательную активно-личностную реакцию нашей
психики на осуществляемую деятельность. Волевое усилие сопровождается
активностью сознания по мобилизации психических и физических
возможностей человека, необходимых для преодоления препятствий в
процессе деятельности. Волевое усилие может проявляться на любом этапе
волевого действия, связанного с преодолением внешних или внутренних
трудностей. При борьбе мотивов и принятии решения волевое усилие
объективно переживается человеком как состояние психического
напряжения. Волевой акт считается завершенным лишь в том случае, когда
за решением следует исполнение, которое является самым ответственным
моментом волевого действия. Непосредственное исполнение по ходу
деятельности может усложняться и превращаться в более длительный
процесс. В процессе практического осуществления поставленной цели
человек, посредством волевого усилия, мобилизует свои силы, знания и опыт
для выполнения цели действия. Волевая регуляция, осуществляясь
посредством сознания, находится во взаимосвязи с другими стадиями
психического отражения и является связующим звеном между познанием и
целенаправленной практической деятельностью человека. Однако
возникновение и функционирование воли как одной из стадий осознанного
психического отражения обусловлено не только сознанием. Как отмечает И.
М. Сеченов, «ни обыденная жизнь, ни история народов не представляют ни
единого случая, где одна холодная, безличная воля могла бы совершить
какой-нибудь нравственный подвиг. Рядом с ней всегда стоит, определяя ее,
какой-нибудь нравственный мотив...»
50
. Таким образом, рассмотренные нами
стадии осознанного психического отражения свидетельствуют
о недопустимости отождествления психики и сознания, так как,
осознаваемые стадии психического отражения, начиная с ощущений и
кончая волевыми процессами возникают и функционируют не сами по себе, а
50
И. М. Сеченов. Избранные произведения, т. 1, М., 1952, с. 360.

39
заранее обусловлены определенной активностью, которая организует и
направляет эти процессы. Спецификой, сущностью психики не является
обязательно сознательный способ функционирования. Сущность психики
следует определять по той роли, которую она выполняет в общей структуре
познавательной и практической деятельности человека, придавая ей
значимость и целесообразность, и заключается в определении значений
отражаемых явлений для человека, их отношения к его потребностям, так как
«оценка» явлений, отношение к ним связаны с психическим с самого
его возникновения (подчеркнуто нами. — Г . В .) так же, как их
отражение»51
, т. е . эта специфика была свойственна психике в целом задолго
до возникновения сознания. Поэтому психическое отражение предметов и
явлений внешнего мира совершается не в порядке пассивной рецепции, а
предметы, затрагивая потребности и интересы человека, воспринимаются как
объекты, имеющие определенное значение в жизни и деятельности людей.
Именно этим и объясняется неправомерность теории бихевиоризма, согласно
которой поведение определяется по принципу стимула и реакции, между
которыми нет никакого опосредствующего фактора, обусловливающего
активность человека, так как одно и то же внешнее воздействие вызывает
разную направленность и разную ответную реакцию и от внутреннего
состояния человека зависит, на какой из внешних стимулов человек будет
ориентирован и ответит ли он на внешний стимул вообще. Предметы и
явления внешнего мира, затрагивая потребности и интересы человека,
выступают как побудители поведения, как факторы, порождающие в
человеке определенные побуждения к действию, т. е . мотивы. Именно мотив
человеческой деятельности в целом, обусловленный той или иной
потребностью, приводит к постановке конкретной цели и к выполнению
соответствующих действий, необходимых для реализации данной
потребности. Поэтому для функционирования сознания, для того чтобы
воспринимаемое содержание осознавалось «нужно, чтобы оно заняло в
деятельности субъекта структурное место непосредственной цели действия
и, таким образом, вступило бы в соответствующее отношение к мотиву этой
деятельности»52
. В таком случае логично будет допустить, что сознание
возникает не само по себе, а обусловлено определенной активностью, а
именно мотивационным фактором, приводящим к необходимости
функционирования сознания, так как в зависимости от специфики
деятельности мотивационный фактор и может себя реализовать посредством
актов сознания, начиная с ощущений и кончая волевым процессами, потому
что сознание как один из особых способов функционирования психики,
основанной на презентированном субъекту соотнесении объективированных
51
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 178.
52
А. Н. Леонтьев. Деятельность, сознание, личность. М., 1977, с. 248 .

40
в речи его субъективных переживаний с внешним миром и потому более
надежное средство воздействия на внешний мир, «служит для «регуляции»
поведения, для приведения его в соответствие с потребностями людей и
объективными условиями, в которых оно совершается»53
.
Таким образом, рассмотренные нами специфические особенности сознания,
приводящие к более глубокому пониманию его сущности свидетельствуют о
том, что сознание не является единственным способом функционирования
психики. Определение значения отражаемых предметов и явлений, их
отношение к потребностям субъекта, придание значимости и
целесообразности общей структуре деятельности является спецификой не
только сознания, а всей психики в целом. Выполнение же психикой
указанных функций возможны потому, что сущность психического
заключается в идеальном отображении внешнего мира, так как именно в
идеальных образах раскрывается как предметное содержание внешних
объектов, так и их значимость для деятельности субъекта.
Положение об идеальной природе психического отражения подтверждается
современными научными данными, в частности информационным подходом
к исследованию психических процессов, разрабатываемым П. К -Анохиным,
Н. П. Бехтеревой, П. В . Будзеном, Д. И. Дубровским, А. М . Коршуновым, В.
С. Тюхтиным, Б. С . Украинцевым и другими авторами. Преимущество
данного подхода заключается в том, что, во-первых, удается проследить
возможность осуществления процессов переработки информации и
регулирования без непосредственного участия сознания; во-вторых, «именно
теория информации в настоящее время дает нам наиболее реальную
возможность расшифровки нейрофизиологических механизмов отражения и
особенно осуществления перехода материальных нервных процессов в
субъективный образ, в сознание»54; в-третьих, данный подход позволяет
объяснить регулятивные функции психики, т. е . как психическое, идеальное
воздействует на физиологическое материальное, регулируя процессом
практической деятельности субъекта. С точки зрения информационного
подхода связь психического (идеального) с физиологическим
(материальным) — это связь информации и ее материального носителя.
Идеальный образ представляет собой информационное содержание
различных нейродинамических систем, которое возникает у субъекта под
воздействием внешних раздражителей (Д. И. Дубровский). Все то, что
чувственно воспринимается субъектом в результате воздействия внешней
среды, представляет собой информацию о тех или иных качествах внешней
53
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 280.
54
П. К . Анохин. Избранные труды. Философские аспекты теории функциональной системы. М,
1976, с. 338.

41
среды. Качественное же многообразие объективной действительности,
обуславливает качественное многообразие информации.
Известно, что среди существующих точек зрения по вопросу о сущности
информации наиболее общими являются атрибутивная и структурно-
функциональная точки зрения. Согласно атрибутивной точки зрения,
информация рассматривается как свойство всей, в том числе и
неорганической материи, так как и на уровне неорганической материи в
процессе отражения происходит передача свойств одной системы другой.
Согласно же структурно-функциональной точки зрения, информация
представляет собой свойства только самоуправляемых систем и живой
материи. Мы не будем подробно останавливаться на анализе существующих
точек зрения по вопросу о сущности информации, так как данный анализ
наиболее обстоятельно проделан Д. И. Дубровским55
, а ограничимся
анализом положений тех представителей структурно-функциональной точки
зрения, среди которых при исследовании психических процессов нет
единства мнений по вопросу о вещественной природе информации. Данный
анализ необходим не только для понимания психических процессов как
разновидности информационных процессов, но и для выявления
вещественной природы той информации, получение, переработка и
использование которой происходит в процессе функционирования психики,
но без участия сознания. Большинство авторов, рассматривающих
информацию как свойство самоуправляемых систем и определяя ее
вещественную природу, признают идеальный характер информации только
на уровне осознанного психического отражения. Что же касается
бессознательных и неосознанных информационных процессов, то они, хотя и
существуют реально, но не могут быть причислены к категории идеальных,
поскольку не являются субъективной реальностью, и субъективно не
переживаются. На наш взгляд, с мнением авторов, признающих идеальный
характер информации только на уровне сознательных психических
процессов, трудно согласиться, так как, во-первых, защищаемая ими точка
зрения, если ее логически продолжить, не признает соотношения
материального и идеального до возникновения сознания; во-вторых, позиция
авторов, признающих реальность бессознательных и неосознаваемых
информационных процессов, но отрицающих их идеальный характер, по
существу ничем не отличается от позиции авторов, вовсе отрицающих
реальность неосознанной психики. И первая, и вторая точки зрения по
существу отождествляют психику и сознание, что ведет к признанию
сознания у животных, которые ведь обладают психическим,
информационным отражением.
55
См.: Д. И. Дубровский. Информация, сознание, мозг. М., 1980, с. 96 —108 .

42
Отрицать идеальный характер неосознаваемых информационных процессов
на том основании, что они не являются субъективной реальностью и
субъективно не переживаются, не совсем убедительно, так как
субъективность переживания не может служить критерием идеального. Как
справедливо отмечает С. Л . Рубинштейн, бытие реального образа
объективного мира сводится не к тому, что образ субъективно переживается.
Субъективное переживание образа «может отсутствовать, а сложившийся у
субъекта образ объективного мира будет делать свое дело, выполнять свою
объективную роль — соответственно регулировать поведение, действия
человека. В этой объективной роли, выполняемой образом в жизни и
деятельности человека, в службе, которую образ несет, заключается его
бытие, которое отнюдь не сводится к тому, что образ субъективно
переживается»56
.
Далее, если задуматься над тем, как можно осознать ту информацию, которая
согласно принципу инвариантности закодирована в материальном сигнале с
разными физическими характеристиками, то ответить на этот вопрос будет
сложно, так как субъект осознает не материальный сигнал, а идеальную
информацию, и эта информация вычленяется не в процессе осознания. Точно
также субъект не мог бы осознать свой прошлый опыт, хранящийся в мозгу в
форме нейрофизиологических связей. Сущность понятия «осознание»
необходимо предполагает наличие чего-то такою, что уже есть для
осознания. Об этом в частности свидетельствует подход А. Н. Леонтьева к
проблеме сознания, как презентированности субъекту объективного мира. «В
факте такой «презентированности», — пишет А. Н. Леонтьев, — собственно
и состоит факт сознания, факт превращения несознательного психического
отражения в сознательное»57
. Из этого положения А. Н. Леонтьева следует
то, что, во-первых, предметы внешнего мира могут быть презентированы
субъекту лишь в том случае, если их отражение у него уже есть, т. е . если эти
предметы уже восприняты субъектом. Во-вторых, так как субъект может
иметь в себе не сами эти предметы, а только их идеальные образы, то он
осознает и ему презентируются именно информация, образы этих предметов.
На этот факт обращает внимание и С. Л. Рубинштейн, который пишет:
«Образы, посредством которых осознаются предметы или явления, всегда
обладают той или иной мерой обобщенности»; поэтому «сознание, т. е .
осознание объективной реальности, начинается там, где появляется образ в
собственном гносеологическом смысле, т. е . образование, посредством
которого перед субъектом выступает объективное содержание предмета»58
.
Следовательно, процессы формирования образа и вычленения,
56
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 68 .
57
А. Н. Леонтьев. Проблемы развития психики М. 1972, с. 287.
58
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М. 1957, с. 276-277.

43
декодирования информации должны предшествовать началу
функционирования сознания.
Рассмотрение отношений между явлениями субъективной реальности
(ощущением, восприятием, мышлением) и соответствующим мозговым
процессом как отношение между информацией (идеальным) и ее сигналом
(материальным носителем) получило экспериментальное обоснование в
исследованиях как советских, так и зарубежных авторов. Результаты этих
исследований свидетельствуют о том, что механические, световые и другие
раздражители, несущие разнообразную информацию об окружающей среде
преобразуются рецепторами в универсальные для мозга сигналы — нервные
импульсы, в которых кодируется информация. Кодирование информации
осуществляется не одиночными импульсами, а группой следующих друг за
другом импульсов, что дает возможность использовать такие параметры
сигналов, как частота импульсации, продолжительность межимпульсных
интервалов, число импульсов в группе, продолжительность следования групп
той или иной периодичности. Возможности такого кодирования
безграничны, так как за счет разнообразия комбинаций обеспечивается
передача разнообразной информации. Кодирующая функция рецепторов
обеспечивает организму отражение интенсивности и качества
раздражителей. Кодирование интенсивности раздражителей осуществляется
посредством изменения частоты следования нервных импульсов от
рецепторов в мозг, а также изменением числа возникающих в рецепторе
импульсов. Кодирование же качества раздражителей осуществляется по
принципу «меченой линии», заключающейся в том, что каждый рецептор и
соответствующий ему в центральном отделе анализатора нейрон жестко
связаны между собой каналом связи. Данная связь, обеспечивая передачу
сигналов в одном направлении, способствует возбуждению этого нейрона, а
его возбуждение всегда вызывает определенные ощущения. В этом случае не
требуется наличие особых сигнальных признаков нервных импульсации,
отображающих качественные свойства раздражителя, так как приход к
нейрону любого по форме сигнала обеспечивает лишь то ощущение, за
которое ответственна эта нервная клетка. Кодирование качества
раздражителей осуществляется также по принципу «структуры ответа»,
согласно которому рецепторы кодируют качественные особенности
раздражителей структурой или ударом импульсного ответа59
. Так, волновые
колебания, соответствующие зрительным параметром наблюдаемого
объекта, в результате фотохимического процесса, происходящего в сетчатке
глаза, преобразуются в нервные импульсы. Этот поток нервных импульсов,
59
См.: Ю. Г . Кратин. Нейрофизиология и теория отражения. Л., 1982, с. 10—27. См. также: П.
Линдсей, Д. Норман. Переработка информации у человека. М., 1974, с. 62—72.

44
направляющийся с различной скоростью, амплитудой и частотой в мозг,
содержит в себе ту же информацию об объекте, какую имели волновые
колебания, вызванные зрительными параметрами объекта еще в начальной
стадии отражательного процесса. На последующих этапах отражательного
процесса поток нервных импульсов, содержащий в себе эквивалентный образ
отражаемого предмета, проходя через ретикулярную формацию и наружные
коленчатые тела, постоянно перекодируется, представляя собой новый, более
высокий уровень в процессе формирования зрительного образа.
Окончательная обработка информации, связанная с декодированием нервных
импульсов, формированием зрительных образов, их опознанием, происходит
в корковом центре анализатора. Современные исследования свидетельствуют
о наличии трех иерархически связанных друг с другом зон в корковом отделе
зрительного анализатора. Первичная зона состоит из
высокоспециализированных нейронов, избирательно отвечающих на
элементарные яркостные, геометрические и цветовые параметры сигнала. В
ней осуществляется анализ элементов проекционного сетчатого
изображения. Вторичная зона состоит из специализированных и
ассоциативных нейронов, обеспечивающих избирательное объединение
(синтез) выделенных элементов. В следующей зоне, состоящей из
ассоциативных и мультимодальных нейронов, осуществляется
преобразование признаков и становление зрительного образа.
Рассмотренный принцип переработки информации строго сохраняется и в
процессе слухового восприятия. Например, при произношении звука «а»
звуковые волны, перекодированные барабанной перепонкой в механические
колебания, попадают на кортиев орган слушателя, который своими
рецепторными клетками избирательно отражает такие параметры звуковой
речи, как частота волнообразных колебаний воздуха, интенсивность, тембр и
другие параметры. На следующем этапе переработки слуховой информации
кортиев орган слушателя преобразуют полученные параметры звука в
нервные импульсации, которые направляются к мозгу. Если же на слуховой
нерв, проводящий потоки нервных импульсаций наложить электроды и
соответствующим образом декодировать эти потоки, то на репродукторе
можно будет услышать именно звук «а»60
.
Таким образом, данные современной нейрофизиологии свидетельствуют о
том, что, во-первых, между начальным и конечным этапом переработки
информации существует точная информационная эквивалентность,
соответствующая параметрам внешнего объекта; во-вторых, рассмотрение
процесса переработки информации в нервной системе, ее использование
60
П. К . Анохин. Избранные труды. Философские аспекты теории функциональной системы. М.,
1978, с. 337—346. См. также: В. Ф. Рубахин. Психологические основы обработки первичной
информации. Л., 1974, с. 27—32 .

45
показывают, что психическое, информация, как чистый процесс не
существует, что в целом психический процесс всегда есть
психофизиологический, где материальным является сам процесс воздействия
предметов внешнего мира и кодирование информации о них, а идеальным
является информация в чистом виде как продукт декодирования нервных
импульсов. Это положение позволяет объяснить также и регулирующую
функцию психики деятельностью субъекта. Исходя из данного положения,
психику, информацию следует рассматривать не как дополнительный
процесс, существующий над физиологическим, а как субъективное
выражение, как особую качественную характеристику единого
психофизиологического процесса. Психические явления, информацию,
только абстрактно можно выделить из того целостного
психофизиологического процесса, внутри которого они только и
приобретают свое назначение. Трудность понять способность психических
явлений (идеального) производить действия заключаются в том, что
психические явления вырываются из целостного психофизиологического
процесса, часть которого они составляют и рассматриваются как
самостоятельные процессы. Таким образом, получается, что вырвав
определенное качество из целостного процесса, затем ставится вопрос о
функции этого качества, как если бы оно существовало само по себе,
совершенно независимо от того целостного процесса, качеством которого
оно является. Следовательно, сама постановка вопроса о том, может ли
данное качество (психические явления, информация) действовать на
физиологические процессы в целях регулирования — неправомерна (Л. С .
Выготский).
Во всех случаях, когда психические явления (идеальное) производят
действия (материальное), это значит, что действие произвел весь
психофизиологический, информационный процесс в целом, а не одна его
идеальная сторона. Информационный подход к исследованию психических
процессов, объясняющий регулятивные функции психики, показывает
неубедительность онтологического подхода, претендующего на выявление
природы психического. Согласно онтологической точке зрения, психика в
антологическом аспекте по отношению к мозгу представляет собой
материальное явление, и только в гносеологическом аспекте психика
идеальна. Преимущество данной концепции многие авторы видят в том, что
она позволяет различить философское и конкретно-научное исследование
психического, устраняет разрыв психического и физиологического и
позволяет объяснить регулирующую роль психики в отношении
деятельности субъекта. На наш взгляд, различие между мозгом и его
свойством идеального отражения объективного мира должно сохраняться во
всех аспектах. При онтологическом подходе сущность психического, его

46
природа ставятся в зависимость от аспекта рассмотрения, однако изменение
аспектов рассмотрения не может изменить его качественной определенности.
И независимо от аспекта рассмотрения сущность психического состоит в
идеальном отображении, осуществляемом человеком с помощью мозга. Как
по отношению к объекту, так и по отношению к своему материальному
носителю это свойство выступает идеальным образом внешних предметов.
Кроме этого, информационный подход к исследованию психических
процессов показывает также, что, говоря о психическом, сущность которого
состоит в идеальном отображении, следует иметь в виду не только
сознательные, но и неосознаваемые процессы61
, так как информация в чистом
виде как продукт вычленения ее из материального сигнала имеет идеальную
природу независимо от того осознается она субъектом или же не осознается.
Согласно современным исследованиям, процесс окончательной обработки
информации представляя собой постепенное преобразование и анализ
специфических особенностей сигнала, происходит последовательно в разных
зонах коры. При этом, полученные факты свидетельствуют о том, что
«целостная образная невербализованная оценка ситуации сочетается и может
в какой-то мере предшествовать ее осознанному анализу»62
, так как системы
переработки информации правого полушария, связанные преимущественно с
неосознаваемыми процессами, реагируют на вербальные и невербальные
стимулы раньше систем переработки информации левого полушария,
связанного с функцией речи, знаковым кодированием информации, т. е . с
сознательными процессами63
.
Следовательно, согласно данным современной нейрофизиологии «нельзя
жестко противопоставлять идеальное всему бессознательно-психическому.
Структура субъективной реальности необходимо включает и
нерефлексируемые компоненты, играющие весьма существенную роль в
качестве логических и ценностных установок»64
. Неосознанная информация,
как продукт декадирования потоков нервных импульсаций, по своей природе
идеальна, субъективна, предметна и способна обслуживать деятельность
субъекта.
Таким образом, рассмотрение специфических особенностей сознания
показывает, что сознание не является единственным способом
функционирования психики и не может заменить полностью
61
А. М. Коршунов. Отражение, деятельность, познание. М., 1979, с. 59; 133.
62
Н. Н. Трауготт. Проблема бессознательного и нейрофизиологических исследованиях. В кн.:
Бессознательное: природа, функции и методы исследования, т. 1, с. 715.
63
См.: Э. А . Костандов, О. А. Генкина. Межполушарные взаимодействия у человека при
восприятии зрительных стимулов. Журнал высшей нервной деятельности им. И. Т . Павлова, т. XXV,
вып. 5, 1975, с. 899 —907.
64
Д. И. Дубровский. Информация, сознание, мозг. М., 1980, с. 163 —164 .

47
функционирование психики субъекта в целом. Поэтому для более глубокого
понимания сущности психического отражения и функционирования самого
сознания необходимо выявить природу и функции неосознаваемых
психических процессов, являющихся составной частью психики субъекта.
Глава III. СОЗНАНИЕ И НЕОСОЗНАННОЕ КАК СПОСОБЫ
ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ
При рассмотрении специфических особенностей сознания было выявлено,
что осознанное отражение, основываясь на логико-вербальном типе
мышления, знаковом кодировании информации, не способно охватить всего
богатства и разнообразия объективного мира, так как информация,
поступающая от внешнего мира, бывает слишком сложна, разнообразна и
неформализуема, чтобы всегда быть полностью усвоенной с помощью
логико-знакового мышления. Поэтому сознание не может быть
всеобъемлющей формой психического отражения. За пределами сознания
обычно остается такая информация, которая может быть охвачена и усвоена
качественно иным способом психического отражения, никак не связанным с
логико-знаковым отражением внешних воздействий. Этим качественно иным
способом является неосознанный способ психического отражения, который
как составная часть психики субъекта в целом характеризуется
симультанностыо переработки информации, отсутствием логической
последовательности и независимостью от логико-вербального мышления.
Именно в таком совместном отражении внешнего мира и выражается
соотношение сознательного и неосознанного способов функционирования
психики. Далее из положения о том, что сознание, будучи основанным на
логико-знаковой переработке информации и потому не способным охватить
всего богатства и разнообразия внешнего мира, следует, что
функционирование неосознанного способа психического отражения
обусловлено самой природой сознания, его специфическими особенностями.
Для более глубокого понимания соотношения осознанного и неосознанного
психического отражения важное значение имеет выявление природы
неосознанной психики, ее функций в познавательной и практической
деятельности субъекта, выявление того, посредством каких психических и
нейрофизиологических механизмов осуществляется неосознанный способ
психического отражения. На наш взгляд, неосознанный способ психического
отражения также, как и осознанный осуществляется посредством таких
стадий психического отражения, как ощущение, восприятие, мышление,
эмоция, установка, принимающих непосредственное участие в отражении
внешнего мира и регулирования деятельности, но протекающих неосознанно.
Наличие неосознаваемых ощущений и восприятий подтверждается

48
многочисленными теоретическими и экспериментальными исследованиями,
полученными как советскими (А. Н. Бойко, Ю. П . Ведин, С. Г . Геллерштейн,
А. Н. Дмитриев, Ю. В . Идашкин, Э. А. Костандов, В. Л. Капустин, Б. И.
Хачануридзе), так и зарубежными исследователями (Р. Лаэарус, Е. Эриксон,
А. Эдвордс — США, В. Хмеларж — ЧССР).
Известно, что в процессе деятельности, когда сознание субъекта направлено
на решение какой-либо задачи, окружающие его предметы внешнего мира, не
имеющие отношения к данной задаче, продолжают воздействовать на
субъекта, получающего информацию о свойствах и качествах этих
предметов, что подтверждается поведением субъекта, адекватным
окружающей обстановке. Никакое сознание не может выделить, тем более
открыть в ощущениях и восприятиях того, чего в них нет. То, что
презентируется субъекту уже должно быть ему дано в его ощущениях и
восприятиях как образах объективного мира. Сознание же в зависимости от
стоящей перед субъектом задачи только актуализирует уже имеющуюся у
него информацию, которая еще до того, как быть осознанной, выполняла
функцию по регулированию действий субъекта. Например, зрительный образ
какого-либо внешнего предмета не меняется от того, направлено или не
направлено на него наше сознание. Различие состоит только в том, что, когда
образ предмета будет находиться в поле нашего сознания, мы можем выявить
для себя некоторые особенности данного предмета. Если бы ощущения и
восприятия, как образы предметов внешнего мира, изменялись в зависимости
от того, направлено или нет на них сознание, то в этом случае пришлось бы
признак, что ощущения и восприятия субъекта продуцируются его
сознанием. Зрительный образ какого-либо предмета еще до того, как быть
осознанным субъектом, уже содержит в себе присущие ему особенности,
которые затем вычленяются сознанием. На этот факт указывает в частности
А. Н. Леонтьев, подчеркивая, что субъект воспринимает окружающие его
предметы в их свойствах, связях, отношениях, что это отражение может
опосредствовать его деятельность, но субъект может и не сознавать этих
предметов. Наличие того или иного содержания в поле восприятия не
означает еще, что это содержание является предметом сознания, что это
содержание сознается. «Восприятие, — пишет А. Н. Леонтьев, — не всегда
связано с собственно сознанием... На первый взгляд это утверждение кажется
немного парадоксальным, но тем не менее это так. Воспринимаемое и
сознаваемое содержание прямо не совпадают»65
.
Так, при прочитывании книги сознание субъекта может незаметно для него
отключиться от осмысления читаемых предложений. Однако несмотря на
это, глаза продолжают перемещаться по строчкам, губы нашептывают
65
А. Н. Леонтьев. Деятельность, сознание, личность. М. . 1977, с. 245 .

49
читаемые слова, предложения, вызывая определенные переживания, что
свидетельствует о наличии у субъекта образов этих букв, восприятии им
содержания читаемых строчек, хотя сознание в данный период и не
участвует в прочитывании книги.
Ряд экспериментальных исследований прямо свидетельствует о наличии у
субъекта неосознанных форм чувственного отражения66
. Данные
исследования показали соотношение осознаваемых и неосознаваемых
компонентов не только в процессе ощущений и восприятий, но и внутри
каждого отдельного акта психического отражения. Например, О. Пётцл
обнаружил, что при кратковременном показе испытуемому неизвестного ему
диапозитива в его последующих представлениях появлялись именно те
элементы, которые он не успел уловить сознанием. Эти элементы дополняли
первоначальный образ объекта и таким образом осознаваемые и
неосознаваемые компоненты в совокупности отражали все содержание
диапозитива. Установленная в опытах регулярная и закономерная
взаимосвязь осознанно и неосознанно отраженных частей объекта
характеризуется тем, что с преобладанием в ощущениях и восприятиях
неосознанного отражения уменьшается наличие осознанного и, наоборот, с
преобладанием осознанного отражения соответственно уменьшается
неосознанное.
Регулярная и закономерная взаимосвязь осознанного и неосознанного в
процессе чувственного отражения была выявлена и в опытах В. Хмеларжа.
Исследуя воздействие простых и сложных зрительных раздражителей
различной длительности на динамику оптических структур восприятия, В.
Хмеларж установил, что некоторые части объекта восприятия, имевшиеся в
предшествующем восприятии, в новом акте восприятия могут не
осознаваться. В последующих актах могут осознаваться некоторые ранее не
осознанные части и некоторые новые части. При восприятии динамических
объектов субъектом осознаются только определенные части поля зрения, в то
время как остальные части его остаются в данный момент неосознанными.
Полученные данные также свидетельствуют о том, что восприятие имеет
сложную динамическую структуру, представляющую собой единство
осознаваемых и неосознаваемых компонентов.
В советской психологической литературе существует точка зрения, связанная
с исследованиями П. И. Зинченко, А. А. Смирнова, Г. К . Середа и других
авторов, согласно которой непроизвольное (неосознанное) восприятие и
запоминание являются результатом только целенаправленной деятельности
66
А. Н. Дмитриев. Взаимосвязь осознанного и неосознанного в процессе отражения
действительности. В кн.: «Современные проблемы теории познания диалектического
материализма:», т. 2, М., 1970, с. 312-313.

50
человека. Исследователям удалось установить ряд зависимостей
неосознанного восприятия и запоминания от основной направленности,
содержания и характера деятельности. Так, П. И. Зинченко в ходе
исследований отмечает большую успешность запоминания материала,
соответствующего цели действия, чем материала, который, хотя и
использовался в процессе деятельности, но выступал не как цель действия, а
только как условие достижения цели. По мнению автора, необходимым
условием формирования образа предмета и его непроизвольного
(неосознанного) восприятия и запоминания является целенаправленное
действие с этим предметом, а те предметы, в отношении которых
испытуемые не действовали целенаправленно, только пассивно воздействуют
на органы чувств и поэтому не запоминаются67
. Этой же точки зрения
придерживается и А. А. Смирнов, который в результате своих исследований
пришел к выводу, что лучше всего запоминаются предметы, которые
непосредственно связаны с направленностью деятельности, а все остальное
запоминается значительно хуже68
.
Однако с мнением П. И. Зинченко и А. А. Смирнова, на наш взгляд, нельзя
полностью согласиться, так как авторы ограничивают понятие деятельности
с предметами, обеспечивающее их восприятие и запоминание, только
целенаправленной, сознательной деятельностью. Если принять такое
положение, тогда придется признать, что все воспринимаемое человеком
исчерпывается только предметами, с которыми человек действует
сознательно. На наш взгляд, не следует считать, что вся деятельность с
предметами, результатом которой является непроизвольное, неосознанное
восприятие и запоминание этих предметов, исчерпывается лишь
сознательной, целенаправленной деятельностью. Предметы, не входящие в
сферу осознаваемых действий человека, не пассивно воздействуют на его
органы чувств. Отражение этих предметов посредством ощущений и
восприятий представляет собой активный, рефлекторный процесс,
результатом которого являются идеальные, но неосознаваемые образы этих
предметов. Неосознаваемые ощущения и восприятия также, как и
осознаваемые возникают в результате рефлекторного процесса, так как все
акты осознанного и неосознанного отражения по способу происхождения
суть рефлекса69
. На этот факт указывает и Г. В . Гершуни с соавторами,
67
П. И. Зинченко. О непроизвольном запоминании на уровне первой сигнальной системы. —
Вопросы психологии, 1959, No 4. См. также: К проблеме «сотрудничества» непроизвольного и
произвольного запоминания. Доклады АПН РСФСР, М., 1960, No 1.
68
А. А. Смирнов. Проблемы психологии памяти. М., 1966.
69
И. М. Сеченов. Избранные философские и психологические произведения. М ., 1947, с. 176.

51
отмечая, что выработка условного рефлекса не является критерием сознания,
поскольку существует целый класс неосознаваемых условных реакций70
.
Ощущения и восприятия в действительности существуют как рефлекторные
процессы, результатом которых является образ отражаемого внешнего
предмета. Образ предмета является результатом целой совокупности
последовательно совершающихся и смыкающихся в единое целое
рефлекторных актов. «Изучение реального процесса рефлекторной
деятельности, — пишет С. Л. Рубинштейн, — возникающей в результате
воздействия раздражителя на рецептор (орган чувств), прямо показывает, как
в процессе рефлекторной деятельности возникают психические явления. Они
ее закономерный продукт»71
. Поэтому образ существует до тех пор, пока
осуществляется рефлекторная деятельность мозга.
О том, что неосознанное восприятие и запоминание не являются результатом
только сознательной, целенаправленной деятельности, свидетельствуют в
частности исследования Ю. В . Идашкина. Исходя из предположения, что
непосредственное воспроизведение непроизвольно запечатленного материала
обычно не исчерпывает фактического объема запоминания, В. В . Идашкин
исследовал возможности и способы воспроизведения той части фактически
запечатленного материала, которая не обнаруживается при
непосредственном воспроизведении. Ту часть запечатленного материала, для
воспроизведения которой достаточно словесной инструкции и намерения
испытуемого, автор называет актуальным слоем запечатления, а та часть
материала, которая не воспроизводится в обычных условиях и для
воспроизведения, которой необходимо применение специальных приемов,
автором названа латентным слоем72
. Для выявления возможности
воспроизведения той части фактически запечатленного материала, которая не
обнаруживается при непосредственном воспроизведении, Ю. В . Идашкиным
были проведены серии опытов, где испытуемым давалась инструкция,
обеспечивающая воспринятие материала в ходе деятельности с ним, без
указания на необходимость запоминания этого материала. Исходя из
результатов, полученный после трех серий опытов, автор пришел к выводу,
что в процессе деятельности с предметами происходит их непроизвольное
запоминание, распадающееся на актуальный слой, который выявляется при
непосредственном воспроизведении, а латентный слой, выявляющийся при
применении специальных приемов. В ходе опытов была выявлена
70
Г. В. Гершуни, В. А. Кожевников, А. М . Марусева, Л. А . Чистович. Бюллетень экспериментальной
биологии и медицины, т. 26, 1948, No 9, с. 205.
71
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 204—205.
72
См.: Ю. В. Идашкин. Некоторые условия воспроизведения непроизвольно запечатленного
материала. Доклады АПН РСФСР, 1958, No 3. См. также: К вопросу о непроизвольном
запоминании. — Вопросы психологии. 1959, No 2.

52
взаимосвязь актуального и латентного слоев, так как запоминаемые
предметы переходили из латентного слоя в актуальный и обратно.
Для подтверждения положения о том, что неосознанно воспринимаются и
запоминаются не только те предметы, которые являются объектом
целенаправленной, сознательной деятельности человека, наиболее важной
является четвертая серия опытов, проведенная Ю. В . Идашкиным. В этой
серии опытов одни компоненты предъявляемого материала входили в
содержание цели деятельности, а другие не входили. Испытуемым
предъявлялись карточки, на которых было изображено по одному предмету с
цифрой в верхнем правом углу каждой карточки и давалась инструкция
разложить все карточки по возрастающему порядку чисел. Затем
испытуемым предлагалось воспроизвести эти числа и предметы,
изображенные на карточках. После непосредственного воспроизведения
предметов было организовано дополнительное, в результате которого были
восстановлены оставшиеся предметы.
Ю. В . Идашкин, используя методику с карточками, применяемую в опытах
П. И. Зинченко, получил другие результаты. Исходя из данных в его
четвертой серии опытов, необходимо отметить, что деятельность с
предметами, сопровождающаяся их неосознанным восприятием и
запоминанием, не исчерпывается сознательной, целенаправленной
деятельностью человека. Согласно инструкции, в содержание цели действия
входили числа, изображенные на карточках, тем не менее испытуемые
воспринимали и запоминали также и предметы, изображенные на карточках,
не входящие в содержание цели действия. Возможность неосознанного
восприятия и запоминания предметов, не входящих в содержание цели
действия, объясняется тем, что деятельность человека, направляемая
содержанием стоящей перед ним задачи, требует предварительной
ориентировки во всем материале. Предварительная ориентировка
необходима для выяснения того, какие компоненты материала имеют прямое
отношение к достижению цели, а какие такого отношения не имеют. Поэтому
необходимость в предварительной ориентировке и обусловливает как
осознанные, так и неосознанные ощущения и восприятия. Как справедливо
отмечает С. Л. Рубинштейн, «когда совершается произвольное запоминание,
вместе с тем закономерно происходит и непроизвольное. Психические
процессы протекают сразу на нескольких уровнях, и высший уровень
реально всегда существует лишь неотрывно от низших. Они всегда
взаимосвязаны и образуют единое целое»73
.
73
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 261.

53
То, что испытуемые действительно не осознавали воспринимаемые и
запоминаемые ими предметы подтверждается полной уверенностью всех
испытуемых в невозможности воспроизвести предметы, изображенные на
карточках как непосредственно, так и дополнительно. Все протоколы
четвертой серии опытов содержат заявления испытуемых, с разной степенью
категоричности отказывающихся от предложения воспроизвести предметы.
Причем используемый в опытах материал не был слишком обширным с тем,
чтобы его полное воспроизведение находилось в пределах возможностей
испытуемых, и вместе с тем не был слишком незначительным по объему, так
как в этом случае его запоминание не составило бы никакого труда для
испытуемых.
Результаты, полученные в исследованиях Ю. В . Идашкина и,
свидетельствующие о том, что деятельность с предметами, сопровождающая
их неосознанным восприятием и запоминанием, не исчерпывается
сознательной деятельностью, что и в процессе деятельности с предметами, не
входящими в содержание цели действия, происходит их непроизвольное
запоминание, распадающееся на актуальный и латентный слои, являются
важными и в том отношении, что предполагают признать возможность
существования у субъекта неосознаваемых представлений. Без признания
наличия неосознанных представлений невозможно объяснить сам факт
воспроизведения предметов из латентного слоя запоминания74
.
74
В истории философии вопрос о неосознаваемых представлениях рассматривался в работах Р.
Декарта, Д. Локка, Г. В. Лейбница, К. Фишера, И. Канта, Г. В. Ф. Гегеля и других мыслителей. Если Р.
Декарт и Д. Локк отвергали идею о существовании неосознанных представлений, что позволяло,
по их мнению, избежать логических противоречий, то К. Фишер, исходя из известного положения
Г. В. Лейбница о том, что в сознании нет ничего, что не дремало бы раньше в виде незамеченных
(бессознательных) представлений во тьме души, за исключением самого этого сознания прямо
отмечает, что «бессознательные представления являются для нас прежде всего необходимым
допущением, без которого также не может быть объяснен факт духа, как без движущих сил факт
тела... без этого предположения нельзя объяснить также факта познания» (К. Фишер. История
новой философии, т. 3, СПб, 1905, с. 495 —496).
Подход Г. В. Лейбница к проблеме неосознанных представлений нашел отражение в работах И.
Канта и Г. В. Гегеля, где проблема бессознательного стала объектом специального исследования.
В философии И. Канта вопрос о реальности неосознанных представлений обретает особую
остроту. Допустив возможность существования неосознанных представлений, И. Кант ищет ответа
на вопрос о том, как можно «иметь представления и тем не менее не сознавать их — это кажется
чем-то противоречивым; в самом деле, каким образом мы можем знать, что мы их имеем, если
мы их не сознаем? — Такое возражение делал еще Локк, который поэтому и отрицал
существование подобного вида представлений». Однако «опосредствованно, — отмечает И. Кант,
— мы можем сознавать, что имеем представление, хотя непосредственно и не сознаем его. —
Такие представления называются смутными» и «у человека обширнее всего сфера смутных
представлений» (И. Кант. Антропология, § 5. О представлениях, которые мы имеем, не сознавая
их. Соч., т. 6 . М ., 1966, с. 366 —367).
Если вопрос о неосознанных представлениях не получил достаточно развернутого обсуждения в
философии И. Канта, то в «Философии духа» Г. В. Гегеля вопрос о неосознанных представлениях

54
Среди современных авторов к признанию реальности неосознанных
представлений приходят А. Н. Бойко, Д. А. Микитенко, по мнению которых
неосознанные представления являются составной частью познавательного
процесса75
. В советской психологической литературе имеется такая точка
зрения, связанная с работами Д. Н. Узнадзе, что в качестве неосознанного
представления следует рассматривать неосознаваемую субъектом установку.
Считая, что понятие неосознанного представления является противоречивым,
Д. Н. Узнадзе пишет: «Что это за представление, которое не дает моему
сознанию никакого объективного содержания, которое ничего не
представляет? Несомненно, было бы более целесообразным, если бы вопрос
был поставлен иначе, а именно: нет ли в человеке чего-либо такого, чему не
надо быть осознанным, но что могло бы, несмотря на это, выполнять такую
роль, какую поручают подсознательному представлению»76
.
На наш взгляд, с этим мнением трудно согласиться, так как представление и
установка являются качественно различными стадиями неосознанного
способа психического отражения. Понятие установки как сложного
психического явления, предваряющей начало функционирования сознания
субъекта (что является аксиоматическим положением в теории установки Д.
Н. Узнадзе), требует допустить, что ее образованию предшествует цикл
стадий неосознанного психического отражения. Установка является
результатом предшествующих стадий неосознанного отражения и в основе ее
возникновения лежит само представление как стадия психического
отражения.
Если проследить процесс прочитывания книги, то можно заметить, что
смысловая информация, получаемая от прочитанных предложений переходит
в сферу неосознанных представлений с тем, чтобы разгрузить сознание для
получения новой смысловой информации от прочитывания последующих
предложений. Переход и хранение получаемой в данный момент смысловой
информации в сфере неосознанных представлений обусловлен природой
самого сознания, объем которого настолько узок, что невозможно уместить
даже одно длинное предложение (Ш. Н. Чхартишвили). Причем переход
рассматривается более подробно в связи с выявлением «темного бессознательного тайника», в
котором «сохраняется мир бесконечно многих образов и представлений без наличия их в
сознании» (Г. В. Ф. Гегель. Философия духа. Соч., т . 3, М., 1956, с. 256— 257). При этом Г. В. Ф.
Гегель подробно прослеживает, как именно образы и представления, таящиеся в глубинах
человеческого существа, поднимаются на поверхность сознаниях. Тем самым Г. В. Ф. Гегель во
многом предвосхитил те идеи, которые являются основными в учении 3. Фрейда и его
последователей.
75
А. Н. Бойко. Проблема бессознательного в философии и конкретных науках. Киев, 1978, с. 49—
50.
76
Д. Н. Узнадзе. Экспериментальные исследования по психологии установки, т. 2, Тбилиси, 11963,
с. 41.

55
полученной смысловой информации в сферу неосознанных представлений не
ведет к потере связи со смыслом последующих предложений, так как для
улавливания смысла предложений последней страницы книги, необходимо
соналичие в сознании одновременно и той смысловой информации, которая
получена на предыдущих страницах. Содержание читаемых новых
предложений становится понятным потому, что оно соотносится со
смысловой информацией, полученной от предыдущих страниц и
сохранившейся в качестве неосознанных представлений. Неосознаваемая
психическая деятельность не ограничивается сферой чувственного
отражения. Другой важной и характерной особенностью неосознанного
способа функционирования психики является то, что на его основе нередко
возникает знание, которое не может быть достигнуто лишь при опоре на
абстрактно-логическое мышление. Неосознанное мышление особенно
отчетливо проявляется, когда субъект сталкивается с необходимостью
осмысления наиболее сложных сторон действительности, сложных явлений,
которые настолько многогранны, что попытки выявления их сущности на
основе только абстрактно-логического мышления безуспешны. Абстрактно-
логическое или вербальное мышление развивалось на определенном этапе
онтогенеза как более надежное средство приспособления к усложнившейся
социальной среде. Однако наряду с большими преимуществами,
полученными субъектом в его возможностях приспособления и воздействия
на внешнюю среду, для логико-вербального типа мышления характерна и
определенная ограниченность, вытекающая из его природы. Спецификой
логико-вербального типа мышления является более четкое, точное,
упорядоченное отражение внешнего мира, достигаемое за счет
функционирования речи, что обязательно предполагает дискретность и
продолжительность во времени такого отражения. Однако то, что
выигрывается в четкости, точности отражения внешнего мира, неизбежно
проигрывается, в тонкости, целостности отражения, в результате чего
окружающая субъекта действительность не может быть охвачена в рамках
логико-вербального мышления77. Для более глубокого понимания природы
77
К вопросу о неосознаваемых формах мыслительной деятельности обращались в своих
исследованиях и основоположники рефлекторной теории. Так, И. М. Сеченов, анализируя
выдвинутые Г. Гельмгольцем идеи о формировании представления, считает, что они развиваются
как бы «путем «бессознательных умозаключений» (И. М. Сеченов. Кому и как разрабатывать
психологию? Избранные произведения, т. 1, iM., 1952, с. 221). И. П . Павлов, исходя из выдвинутого
им положения о том, что душевная психическая жизнь пестро складывается из сознательного и
неосознанного, подчеркивает, что «такой важный корковый акт, как синтезирование, может
совершаться и в части полушарий, находящихся в известной степени торможения под влиянием
преобладающего в коре в данный момент сигнального раздражения. Пусть этот акт тогда не
сознавался, но он произошел и при благоприятных условиях может обнаружиться в сознании
готовым и представляется нам возникшим неизвестно как» (И. П . Павлов. Лекции о работе
больших полушарий головного мозга. Соч., т. 3, кн. 1, М., 1951, с. 433). В приведенном

56
неосознанного мышления уместно обратиться к затрагиваемой в статье Ф. В .
Бассина и В. Е . Рожнова дискуссии по проблеме искусственного интеллекта.
В ходе дискуссии, вызванной работами американского нейрокибернетика Г.
Дрейфуса, была отмечена ограниченность возможностей машинного
интеллекта, проявляющаяся тем отчетливее, чем качественно сложнее
предъявляемые машине для решения задачи. Ограниченность возможностей
машинного интеллекта объясняется, тем, что принципы работы машины
сводятся только к дискретному шаговому поиску, к перебору дискретных
возможностей, опирающемуся на точные алгоритмы, в то время как
человеческий мозг способен к качественно иным, более разнообразным
принципам работы в процессе решения задачи. Эти качественно иные
принципы функционирования мозга, благодаря которым человек оказывается
во многом сильнее машины, обусловливаются неосознаваемой мыслительной
активностью человека и особенно остро проявляются при распознавании
образов, при переводе художественных произведений, в процессе решения
сложных шахматных задач.
Так, в результате физиогномических экспериментов, где испытуемые
выносили свои суждения о характере эмоции, выражаемой портретным
изображением лица человека, выяснилось, что причины того или иного
точного суждения испытуемые объяснить не могут. Дело в том, что в основе
характера эмоции лежат свойства, которые в силу своей сложности не
улавливаются только логико-вербальным мышлением и для правильной
характеристики эмоции, выражаемой портретным изображением человека,
необходима также неосознаваемая мыслительная активность. По мнению Ф.
В. Бассина и В. Е . Рожнова, «факторы выбора, действительные для всех
испытуемых, и, следовательно, объективные, здесь слишком сложны, чтобы
они могли улавливаться осознанно, и поэтому неформализуемым.
Восприятие же их на неосознаваемом уровне осуществляется с большей
легкостью и, что очень характерно для восприятий этого типа, не
сукцессивно..., а симультанно...»78
.
Чем тоньше, сложнее подлежащие выражению свойства, оттенки, тем
труднее они улавливаются сознанием, так как сознание, основываясь на
логико-вербальном типе мышления, не может охватить всю реальную
действительность. За рамками сознания остается информация, не
высказывании И. П. Павлова отмечается тот факт, что неосознаваемая мыслительная деятельность
представляет собой вполне самостоятельный процесс, так как результат неосознанного
синтезирования обнаруживается в сознании уже готовым.
78
Ф. В. Бассин и В. Е . Рожнов. О современном подходе к проблеме неосознаваемой психической
деятельности. — Вопросы философии, 1975. No 10, с. 100.

57
поддающаяся логико-вербальной переработке и отражаемая посредством
неосознанной психики.
Именно посредством соотношения неосознанного и осознанного мышления
объясняется способность человека улавливать все тонкости и оттенки,
исходящие из смысла контекста в целом, при переводе художественной
литературы. Машина же, несмотря на наличие даже нескольких программ, не
может обладать той гибкостью функционирования, какой обладает мозг
человека, так как машинный перевод художественной литературы, машинное
распознавание образов и решение шахматных задач имеют характер жестко
формализованного процесса и поэтому ограничены. Тот факт, что многие
свойства, оттенки, исходящие из смысла контекста в целом, при переводе
художественной литературы, при решении задачи на распознавание образа,
не улавливаются осознаваемой мыслительной активностью, объясняется тем,
что «информация, поступающая от объекта, слишком сложна и нелинейна,
чтобы быть полностью усвоенной с помощью логико-знакового мышления.
Она слишком мало поддается структурированию, чтобы соответствовать
прокрустову ложу этого мышления, но при этом осознаваемое отнюдь не
находится во взаимоисключающих отношениях с неосознаваемым. Такие
отношения скорее можно считать взаимодополняющими...»79.
Неспособность машины к улавливанию и передаче более сложной
информации, что доступно только человеку за счет взаимодополняющих
отношений между осознанным и неосознанным способами мышления,
свидетельствует о неправомерности отождествления неосознанного
мышления человека и мышления машины, а также о том, что способность к
неосознанному мышлению является сугубо человеческой способностью.
Далее признание способности человека посредством именно неосознанного
мышления улавливать сложность и разнообразие информации, исходящей от
объекта, требует признания идеального характера неосознанного мышления.
Так, в процессе решения шахматной задачи мыслительная деятельность
шахматиста заключается в переборе и осознанном учете выгодных ему для
очередного хода комбинаций, однако начинается этот перебор с привлечения
внимания шахматиста к определенной зоне шахматной доски, где, по его
мнению, наиболее слабое место в позиции противника. Привлечение
внимания шахматиста к определенной зоне доски является, в частности,
результатом неосознанного осмысления информации о расположении фигур,
приводящего к сужению зоны поиска. И только потом начинается ясно
осознаваемый перебор возможных вариантов комбинаций. В . С . Ротенберг,
анализируя процесс решения шахматной задачи, подчеркивает, что «в основе
79
В. С . Ротенберг. Разные формы отношений между сознанием и бессознательным. — Вопросы
философии, 1978, No 2, с. 74.

58
такого выбора в действительности лежат цельное восприятие и оценка всей
позиции, ее образ, включающий в свернутом виде выделение ее более
сильных и более слабых сторон. В какой степени этот субъективный образ
соответствует объективному соотношению сил в позиции — это вопрос
таланта и опыта шахматиста, но сам образ существует, хотя и не осознается...
Поэтому непонимание причин интуитивного выбора есть следствие
неосознания образа позиции, определяющего этот выбор»80
. Справедливость
положения В. С . Ротенберга о наличии у шахматиста неосознаваемого
образа, включающего в себя в свернутом виде слабые и сильные стороны
шахматной позиции, подтверждается исследованиями таких авторов, как Б.
М. Блюменфельд, А. В . Брушлинский, В. П. Зинченко, А. Н. Леонтьев, Я. А.
Пономарев, В. Н. Пушкин, О. К . Тихомиров, А. Л. Ярбус и другие,
изучавших процессы мышления и функции движения глаз при решении
шахматных задач. Согласно этим исследованиям, решение шахматной задачи
является результатом того, что в процессе мышления шахматиста происходят
одновременно два процесса: осознанный процесс по исследованию каждого
элемента условия задачи с точки зрения его будущего местоположения,
сопровождающийся актуализацией прошлого опыта шахматиста, и
неосознаваемый процесс по исследованию отношений, связей между
элементами условия задачи, сопровождающийся съемом и обработкой
дополнительной, неосознаваемой информации. В период, предшествующий
окончательному выбору хода решения задачи шахматистом, глаз
проделывает огромную исследовательскую работу по установлению
функциональных взаимодействий между элементами наличной и возможной
в будущем шахматной ситуации, объединяя элементы условия задачи в
комплексы и тем самым формируя неосознаваемую антиципирующую схему,
которая отражает объективные связи элементов задачи. Эта сформировавшая
антиципирующая схема объективных связей элементов задачи предполагает
наряду с актуализацией прошлого опыта также актуализации
дополнительной информации о связях между элементами задачи, полученной
посредством неосознанного отражения. Актуализированная информация,
полученная посредством неосознанного отражения, восполняет
отсутствующие звенья в общей антиципирующей схеме объективных связей
задачи, способствуя ее решению. То, что в процессе решения шахматной
задачи формируется антиципирующая схема, неосознанно отражающая
объективные связи элементов задачи, свидетельствует тот факт, что в
исследованиях А. Н. Леонтьева, Я. А. Пономарева и других
80
В. С . Ротенберг. Разные формы отношений между сознанием и бессознательным. — Вопросы
философии, 1978, No 2, с. 73 .

59
авторов81 испытуемым, не способным найти правильного принципа решения
шахматной задачи, давалась дополнительная задача, наводящая на
правильное решение. Перенос принципа решения дополнительной задачи,
наводящей на правильное решение основной задачи, не осознавался
испытуемыми. Причем наводящая на правильное решение задача-подсказка
оказывалась эффективной только после ряда безуспешных попыток
испытуемого решить основную задачу, а не до начала решения основной
задачи. Именно в результате ряда безуспешных попыток решения основной
задачи у испытуемых формировалась и созревала неосознаваемая
интиципирующая схема, отражающая объективные связи элементов задачи и
выявляющая контуры недостающего звена схемы. Наводящая на правильное
решение задача-подсказка оказывалась эффективной потому, что исходящая
от нее информация о связях между элементами задачи соответствовала
недостающему звену общей схемы и замыкая ее приводила к правильному
решению. Только благодаря образованию неосознаваемой антиципирующей
схемы, идеальной по своей природе, возможен тот факт, что «люди сплошь и
рядом делают правильный вывод, не осознавая его основания, — переносят
правило с одних задач на другие, новые, не осознавая, что между этими
задачами общего и т. д .»
82
. Таким образом, результатом мышления
шахматиста являются смысловые образования, представляющие собой
обобщенное содержание шахматной позиции и выражающиеся не в
словесной формулировке, которая затруднительна или не вполне адекватна
содержанию, а в образе позиции. В процессе мышления шахматиста
смысловые образования, оценивающие позицию в целом или же содержащие
готовый вариант решения задачи, возникают не в результате рассуждения, а
как бы непосредственно всплывают в сознании. Рассуждения,
предполагающие обязательное функционирование речи, появляются потом,
когда шахматист начинает анализировать возникший у него вариант решения
и пытается найти более оптимальную последовательность преобразований,
необходимых для решения задачи.
Говоря о сущности осознанной психики, мы отметили, что мышление
человека не представляет собой процесса, изолированного от интересов и
побуждений человека, а связано с эмоциями и обусловливает эмоциональное
состояние человека. На этот факт указывает, в частности, Л. С . Выготский,
отмечая, что «анализ... показывает, что существует динамическая смысловая
система, представляющая собой единство аффективных и интеллектуальных
процессов. Он показывает, что во всякой идее содержится в переработанном
81
А. Н. Леонтьев. Опыт экспериментального исследования мышления. В кн.: Доклады на
совещании по вопросам психологии. М., 1954. См. также: Я. А. Пономарев. Психика и интуиция.
М., 1967, с. 229—250 .
82
С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 277.

60
виде аффективное отношение человека к действительности, представленной
в этой идее»83
. Однако связь мышления с эмоциями, наличие в идее в
переработанном виде аффективного отношения человека к действительности
можно наблюдать не только в сфере сознания, но и в сфере неосознанного
отражения, о чем свидетельствуют данные, полученные О. К . Тихомировым.
По замыслу автора, задача экспериментального исследования состояла в том,
чтобы выявить сложные взаимоотношения между мыслительными и
эмоциональными процессами прежде всего в фазе зарождения решения,
нахождения его основного принципа. Мыслительная деятельность
испытуемых заключалась в решении сложных шахматных задач (постановка
мата в 2—3 хода). Причем испытуемым предлагалось решать задачу,
рассуждая вслух, не передвигая фигуры. Результаты исследования при
использовании автором КГР (кожно-гальванической реакции) в качестве
индикатора состояния эмоциональной активации показали, что «...состояния
эмоциональной активации, как правило, опережает словесное
формулирование принципа решения задачи, направление дальнейших
поисков, оценку очередной попытки решения и название окончательного
решения»84
. Кроме этого было также замечено, что наступление состояния
эмоциональной активизации значительно меняет структуру последующей
деятельности.
Данные, полученные О. К . Тихомировым, показали, что эмоциональная
реакция дважды опережает «выдачу» решения на речевом уровне: называние
окончательного готового решения задачи и называние вероятной гипотезы.
Первое опережение измеряется минутами (иногда десятками минут), второе
опережение измеряется секундами85
. Однако на основании полученных
фактов автор приходит к выводу, что состояние эмоциональной активации
только подготавливает нахождение принципа решения задачи, с чем трудно
полностью согласиться. Почему? Чтобы разобраться в этом вопросе,
интересно проследить, как О. К . Тихомиров приходит к данному выводу.
Отмечая такие закономерности, наблюдаемые по ходу эксперимента, как
фиксация зоны поиска, уменьшение объема зоны поиска, фиксация
направления исследования, изменение характера поисковых действий
испытуемых после эмоциональной активации, О. К . Тихомиров заключает,
что эмоциональные состояния выполняют в процессе решения задачи
различного рода регулирующие функции.
83
Л. С . Выготский. Психология искусства. М., 1968, с. 54.
84
О. К . Тихомиров. Структура мыслительной деятельности человека. М., 1969, с. 209.
85
О. К . Тихомиров. Структура мыслительной деятельности человека. М., 1969, с. 219.

61
Рассматривая отчетливо наблюдаемую связь между состоянием
эмоциональной активации и нахождением испытуемым основного принципа
решения задачи, автор считает, что или испытуемый находит принцип
решения и у него сразу же возникает состояние эмоциональной активации, т.
е. эмоциональная активация является следствием успешного решения, или же
состояния эмоциональной активации включены в самый процесс поиска
принципа решения задачи. Однако при этом автор склоняется в пользу
второй гипотезы, по мнению которого «факт закономерного
предшествования состояний эмоциональной активации называнию принципа
решения говорит скорее в пользу второй гипотезы»86
.
На наш взгляд, более верной является первая гипотеза, ибо в тех случаях,
когда состояние эмоциональной активации опережало словесное
формирование принципа решения задачи, его предпочтительнее
рассматривать как вторичное явление, сопутствующее нахождению
принципа решения задачи в результате неосознанной мыслительной
деятельности. В противном случае возникновение состояния эмоциональной
антиципации понять невозможно. Именно благодаря эмоциональной
антиципации, являющейся результатом неосознанного мышления, возможны
фиксация и уменьшение объема зоны поиска, фиксация направления
исследования, словом, характера поисковых действий испытуемых, словом,
только в этом случае возможно состояние эмоциональной активации,
подготавливающей нахождение принципа решения задачи.
Далее, на наш взгляд, мнение О. К . Тихомирова о выполнении эмоциями при
решении сложных задач эвристических функций по подготовке нахождения
принципа решения задачи основывается на факте не совсем убедительном.
Так, автор пишет: «Анализ речевой активности в интервале между моментом
возникновения состояния эмоциональной активации и называнием в речи
принципа решения показывает, что речь испытуемого в этом интервале не
содержит в себе указаний на то, что принцип решения задачи найден, и
происходит лишь процесс его вербализации. Напротив, она показывает, что
испытуемый продолжает искать принцип решения»87
.
Приводимый автором довод, исходя из которого следует признать
эвристическую функцию эмоций, является не совсем убедительным потому,
что найденный принцип решения задачи, являющийся результатом
неосознанного мышления, не может быть сразу обнаружен при анализе
речевой активности, так как речевая активность связана с сознательным
мыслительным процессом. Результаты неосознанной мыслительной
86
Там же, с. 219.
87
О. К . Тихомиров. Структура мыслительной деятельности человека. М., 1969, с. 219.

62
деятельности и следует искать в сфере неосознанной психики, а не в сфере
сознания, анализируя речевую активность испытуемых. Эмоциональная
активация испытуемых, опережающая вербализацию принципа решения
задачи, свидетельствует о том, что принцип решения задачи найден,
благодаря чему возможна эмоциональная антиципация.
Принцип решения задачи, полученный на уровне не осознанного мышления,
является, говоря словами Л. С . Выготского, той идеей, в которой содержится
в переработанном виде аффективное отношение человека к решаемой задаче.
Таким образом, вывод О. К . Тихомирова о том, что состояние эмоциональной
активации только лишь подготавливает нахождение принципа решения
задачи, на наш взгляд, не учитывает всех фактов, обнаруженных в этом
интересном исследовании. Данные, полученные в исследованиях О. К .
Тихомирова, приводят к следующим выводам:
1) в основе состояния эмоциональной активации испытуемого лежит
найденный принцип решения задачи, ибо в противном случае возникновение
эмоции было бы невозможно, так как эмоциональное переживание по своей
сущности есть вторичное явление, сопутствующее мыслительной
деятельности;
2) найденный принцип решения задачи является результатом неосознанной
мыслительной деятельности испытуемого, так как состояние эмоциональной
активации во времени опережало вербализацию88
, а значит, и осознание
окончательного решения задачи;
3) принцип решения задачи, найденный в результате неосознанной
мыслительной деятельности, будучи еще неосознанным, тем не менее имеет
идеальный характер, ибо в противном случае было бы невозможно понять
эмоциональную антиципацию человека, т. е . фиксацию и уменьшение объема
зоны поиска, соответствующее изменение характера и направления
поисковых действий, ведущее к успешному решению задачи;
4) состояние эмоциональной активации, опережая вербализацию принципа
решения задачи и, будучи, таким образом, неосознанным, также имеет
идеальный характер, потому что, как известно, всякое эмоциональное
состояние, будучи результатом мыслительной активности, представляет
собой субъективно-оценочное отношение человека, воплощая в себе
определенное семантическое содержание, что невозможно без признания
идеальной природы эмоций. Кроме этого состояние эмоциональной
активации, побудительная причина которого не представлена в сознании,
88
См.: О. К . Тихомиров. Структура мыслительной деятельности. М., 1969, с. 210.

63
предполагает обязательное наличие этой побудительной причины, в данном
случае принципа решения задачи в сфере неосознанной психики.
Значение неосознаваемых эмоций особенно важно в известных в психологии
явлениях психологической защиты, сопровождающееся повышением порога
осознания неприятной для человека информации и способствующее тем
самым предупреждению психической травмы. Исходя из фактов
психологической защиты, роли неосознанной психики в процессе
чувственного отражения и мышления, а также специфики осознанного
отражения в целом, можно допустить, что в процессе отражения внешнего
мира неосознанная психика во времени опережает сознание. В зависимости
от специфики деятельности в сфере сознания осуществляется окончательная
переработка информации. Получаемая информация о каком-либо явлении
проходит все стадии неосознанного психического отражения, так как в
зависимости от эмоциональной значимости для человека получаемой
информации происходит либо повышение порога осознания этой
информации и тем самым осуществляется психологическая защита человека
(в случаях неприятной информации), либо понижение порога осознания
получаемой информации. Такое соотношение осознанного и неосознанного
отражения подтверждается и результатами нейрофизиологических
исследований неосознаваемых психических явлений, полученными И. И.
Короткиным, М. М . Сусловой89; Анджей Юс, Каролиной Юс90; Э. А.
Костандовым, Ю. Л . Арзумановым91
. Наиболее важным для естественно-
научного обоснования положения об идеальной природе неосознанного
отражения, опережающего в процессе переработки информации сознание,
являются исследования Э. А. Костандова и Ю. Л. Арзуманова. Авторами
была выдвинута и впоследствии ими же экспериментально подтверждена
гипотеза о том, что пороговые изменения осознания информации в
зависимости от ее эмоциональной значимости обусловлены формированием
временных связей между воспринимающими нейронами неокортекса и
палеокортекса, где интегрируются нервные механизмы эмоциональных
реакций. Согласно выдвинутой гипотезе, предполагается, что в зависимости
от эмоционально значимой информации скорость образования временных
связей между неокортексом и палеокортексом больше скорости образования
связей во всем неокортексе, где расположены рече-двигательные центры и,
таким образом, осознание данной информации запаздывает. Задержка
89
И. И. Короткий и М. М . Суслова. Журнал высшей нервной деятельности им. И . П. Павлова, т. 13,
М., 1963,No1,с.3.
90
А. Юс и К. Юс. Журнал невропатологии и психиатрии им. С . С. Корсакова, т. 67, М„ 1967, No 12, с,
1809.
91
Э. А . Костандов и Ю. Л. Арзуманов. Журнал высшей нервной деятельности им. И. П . Павлова, т.
26, М., 1976, No 5, с. 954.

64
осознания эмоционально значимой информации происходит потому, что
образование временных связей между нейронами неокортекса и
палеокортекса, опережающее образование связей в неокортексе целиком,
сопровождается импульсацией из лимбической системы, т. е . из
палеокортекса, где расположены нервные центры эмоциональных реакций, и
эта импульсация из лимбической системы изменяет активность корковых
нейронов неокортекса, препятствуя образованию связей по вербализации и
осознанию информации, осуществляя тем самым психологическую защиту
человека.
Для экспериментального подтверждения данного предложения, Э. А.
Костандов и Ю. Л. Арзуманов в своем исследовании регистрировали
усредненные вызванные потенциалы (УВП) со скальпа человека на
нейтральные и эмоциональные словесные раздражители, которые не
осознавались испытуемым. При очень коротком предъявлении стимулов,
когда испытуемый не мог их осознать, поздние компоненты УВП на
эмоциональные стимулы были большей амплитуды, чем на нейтральные
стимулы. Существенная разница в амплитуде УВП на нейтральные и
эмоциональные слова позволяет авторам сделать вывод о том, что «...и в
случаях, когда словесный стимул не осознается, в коре головного мозга
происходят анализ и синтез его семантических свойств. Ведь только после
«опознания» предъявляемого слова корковыми элементами,
воспринимающими зрительную речь, может произойти та дополнительная
активация корковых нейронов, связанная с эмоциональным значением
стимула, которую мы наблюдали в виде увеличения потенциала»92
.
Рассматривая влияние возбужденных в результате эмоционального стимула
структур лимбической системы на активность корковых нейронов как
механизм обратной связи, через который кора головного мозга регулирует
активность собственных нейронов, сообразно сигнальному значению
стимула, авторы пишут: «Получено веское доказательство того, что
эмоциональный раздражитель еще до его осознания может изменить
активность корковых элементов, что должно отразиться и на высших
корковых (психических) функциях, в частности, на уровне сознания
индивидуума»93
.
Подтверждение выдвинутой Э. А. Костандовым и Ю. Л. Арзумановым
гипотезы о том, что информация еще до ее осознания поступает в
92
Э. А . Костандов и Ю. Л. Арзуманов. Вызванные корковые потенциалы на эмоциональные
неосознаваемые слова. Журнал высшей нервной деятельности им. И. П . Павлова, т. 24, 1974, No 3,
с. 469.
93
Э. А . Костандов и Ю. Л. Арзуманов. Вызванные корковые потенциалы на эмоциональные
неосознаваемые слова. Журнал высшей нервной деятельности им. И. П . Павлова, т. 24, 1974, No 3,
с. 470.

65
соответствующие сенсорно-гноситические области неокортекса, возбуждая
временные связи в лимбической системе, без активации связей с речевой
областью в неокортексе (без чего невозможны вербализация и осознание
информации), было осуществлено авторами в другом эксперименте. Путем
регистрации УВП на два зрительных раздражителя, простой и
семантический, последовательно сочетаемых друг с другом, авторами была
предпринята попытка выработать прямые и обратные временные связи
между неосознаваемыми раздражителями.
Полученные данные подтвердили возможность образования опережающего
возбуждения связей между неокортексом и палеокортексом, связанного с
семантическим раздражителем, и возможность влияния палеокортекса на
речевую область неокортекса, причем это влияние выражается в явном
угнетении активности новой коры. Опираясь на этот факт, авторы
предполагают, что тем самым тормозятся временные связи между
воспринимающими корковым элементами и нейронами, участвующими в
осуществлении вербализации информации. «У нас нет сомнений в том, —
пишут авторы, — что именно этот нервный механизм — прямые временные
связи между двумя неосознаваемыми раздражителями — и является
физиологической основой ряда явлений «бессознательного», получающих
мистическое толкование. Мы имеем в виду такие явления, как «безотчетные
эмоции», «интуитивное умозаключение», «бессознательные влечения»,
«бессознательные побуждения»94
.
В ходе указанных исследований авторами наблюдалось существенное
различие в характере изменений корковой активации на эмоциональные
стимулы в зависимости от того, осознаются или не осознаются
они исследуемым. На осознаваемые эмоциональные стимулы изменяются
амплитудно-временные параметры только поздней положительной волны и
только в затылочной области, т. е . активация коры более локальна и
приурочена к корковым структурам, воспринимающим данный
раздражитель. Если те же эмоциональные стимулы не осознаются
испытуемым, то активация коры больших полушарий более диффузна, и эта
диффузная активация наблюдается почти на всей части коры больших
полушарий, как бы подготавливая ее к более полному восприятию стимула и
обеспечивая тем самым необходимые защитные реакции на этот стимул.
Возможно, что описанный Э. А. Костандовым и Ю. Л. Арзумановым
нейрофизиологический механизм психологической защиты, т. е . диффузная
активация коры больших полушарий, что выражается в угнетении и
94
Э. А . Костандов и Ю. Л. Арзуманов. Прямые и обратные временные связи между
неосознаваемыми зрительными стимулами. Журнал высшей нервной деятельности им. И . П.
Павлова, т. 25, 1975, No 6, с. 1178.

66
торможении временных связей по вербализации информации, и лежит в
основе замеченного еще З. Фрейдом явления психогенной слепоты и
фрейдовского положения о вытеснении в сферу неосознанного неприятных
для человека жизненных явлений.
Выявляя природу информации, нами было отмечено, что информационные
процессы выступают в качестве средства управления систем. Однако
управляющие свойства информации были бы никак невозможны без
избирательного отношения, без избирательной чувствительности системы к
поступающей информации. Более того, этот факт обязывает признать
активность системы, ее изначальную ориентированность на определенную
информацию. Эти качества системы объясняются наличием у нее
определенных факторов, обусловливающих ее изначальную
избирательность к поступающей информации, определяя ее
значимость для функционирующей системы. Именно поэтому на основе
получаемой информации становится возможной определенная
упорядоченность системы.
В философской и психологической литературах проблема связи информации
с управлением систем рассматривается в работах таких авторов, Как И. Т.
Бжалава, Ф. В . Бассин, А. С . Прангишвили, А. Е. Шерозия и другие. В
работах указанных авторов, фактором, обусловливающим изначальную
избирательность системы на поступающую информацию, является
психическая неосознаваемая установка, которая рассматривается в связи с
общей теорией функциональной организации действия.
Так, Ф. В . Бассин, выявляя связь информации с управлением систем,
отмечает, что информация приобретает значение регулирующего фактора
только в том случае, если она соотносится с предсуществующей системой
установок95
.
Способность установки быть фактором, определяющим значение
поступающей информации, объясняется тем, что установка, формируясь на
основе потребности и соответствующей ей ситуации удовлетворения,
антиципирует программу поведения по удовлетворению возникшей
потребности. Установка является состоянием, объединяющим потребность и
ситуацию «в виде целостной организации данной личности, содержащей в
себе уже «разрешенную задачу» предстоящей быть ею осуществленной
актуальной деятельности»96
. В процессе формирования установки
создается новая информация, в частности программа поведения по
95
См.: Ф. В. Бассин. Проблема бессознательного. М., 1968, с. 216-217.
96
А. Е. Шерозия. Психоанализ и теория неосознаваемой психологической установки: итоги и
перспективы. В кн.: «Бессознательное:...», т. I. Тбилиси, 1978, с. 43.

67
удовлетворению потребности что позволяет установке определять значение с
учетом предстоящих актов поведения той информации, которая
корригируется с установкой, поступая извне в порядке обратной связи.
Поэтому говоря о сущности информационных процессов, мы специально
отметили, что информационные процессы осуществляются во
взаимодействии тех самоуправляемых систем, которые не только способны
воспринимать, перерабатывать, хранить, использовать поступающую
информацию (так как этого недостаточно для активного воздействия на
окружающую среду), но и способны вырабатывать новую информацию на
основе индивидуального и видового опыта.
Рассматриваемые в работах И. Т . Бжалавы, Ф. В . Бассина, А. Е . Шерозия и
других авторов проблемы связи информации с управлением систем и
проблема неосознаваемой психической установки как фактора,
опосредствующего информацию и регуляцию системы, привели к
возникновению ряда вопросов, от постановки и решения которых зависит
понимание сущности проблемы связи информации с регуляцией системы, а
именно:
1. Каков способ или каким образом формируется установка, и какова ее
природа?
2. Имеет ли установка принципиально неосознанный характер или следует
допустить существование осознанных установок?
3. Каково соотношение между неосознаваемой установкой и сознанием?
4. Какова конкретная роль сознания в процессе организации и
регулирования деятельности?
Необходимость постановки вопроса о способе формирования установки
заключается в том, что среди авторов нет единства мнений в этом
отношении. Более того, разноречивые мнения авторов приводят к
формально-логическому противоречию: для возникновения установки
должна быть воспринята ситуация, которая соответствует потребности
субъекта, однако «факт восприятия не может предшествовать установке, он
может лишь следовать за ней»97. По мнению Д. И. Узнадзе, возникновению
установки предшествует замечание, ощущение ситуации. Однако это
объяснение не совсем удовлетворительно, так как любое замечание,
ощущение — это уже психический процесс. Не является
удовлетворительным также и мнение Ш. Н. Чхартишвили, согласно которому
«установка, предшествуя всем психическим формам без исключения, со
97
Д. Н. Узнадзе. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси, 1961, с. 172 .

68
своей стороны основывается на физическом отражении...»98
, так как
получение информации о ситуации предполагает наличие психического, а не
чисто физического отражения.
На наш взгляд, выйти из этого противоречия возможно, если только
признать, что в основе возникновения установки лежит неосознанное
психическое отражение ситуации. Поэтому в данном вопросе более
правомерно мнение Ф. В . Бассина, согласно которому главными функциями
неосознаваемых форм высшей нервной деятельности является переработка
информации и формирование установок на основе этой информации99.
Однако при этом подходе возникают следующие вопросы: во-первых,
насколько правомерно оперирование понятием неосознаваемых форм
высшей нервной деятельности и, во-вторых, каким именно образом
осуществляется отмечаемая автором переработка информации
неосознаваемыми формами высшей нервной деятельности. Поставленные
нами вопросы взаимосвязаны, так как от правильного подхода к первому
вопросу зависит возможность решения второго. На наш взгляд, понятие
неосознаваемых форм высшей нервной деятельности неприменимо для
характеристики психических форм отражения, каким является неосознанное
отражение. Отсутствие модальности переживания у субъекта при
неосознаваемых формах приспособительной активности мозга, для
обозначения которых Ф. В . Бассин предлагает понятие неосознаваемых форм
высшей нервной деятельности, свидетельствует лишь о разных уровнях
проявления неосознанной психики. Понятие неосознаваемых форм высшей
нервной деятельности правомерно для обозначения нейрофизиологических,
материальных основ неосознанной психики и осуществление таких функций,
как переработка информации и формирование установок является
спецификой именно неосознаваемых форм нов неосознанной психики и
осуществление таких функций психики. А поскольку осуществление таких
функций, как переработка информации и формирование установок является
спецификой именно неосознаваемых форм психики, постольку логично
допустить, что переработка информации, на основе которой возникает
установка, осуществляется посредством таких стадий психического
отражения, как ощущение, восприятие, представление, мышление, эмоция,
протекающих неосознанно. В противном случае невозможно будет
объяснить, во-первых, каким образом субъект получает информацию о
ситуации, являющейся одним из факторов образования установки; во-
вторых, определение степени соответствия ситуации потребности субъекта и
тот важный факт, что в состоянии установки «каждая саморегулирующая
98
Ш. Н . Чхартишвили. Некоторые спорные проблемы психологии установки. Тбилиси, 1971, с. 12.
99
См.: Ф. В. Бассин. Проблема бессознательного. М., 1968, с. 265.

69
система, в том числе и «человек-система», находит предварительное решение
задачи или «план» поведения...
100
, в-третьих, эмоциональную окрашенность
установок.
Предлагаемый здесь подход к вопросу о способе образования установки
снимает указанное противоречие между установкой и восприятием и
находится в соответствии с общей теорией установки Д. Н. Узнадзе, так как,
по мнению основателя этой теории, «без участия установки вообще никаких
психических процессов как сознательных явлений (подчеркнуто нами — Г .
В.) не существует»...
101
.
Далее предлагаемый здесь подход к вопросу о способе формирования
установки подтверждается рассмотренными нами конкретными
экспериментальными исследованиями, свидетельствующими о реальности
неосознаваемых стадий чувственного отражения и мышления.
Признание того факта, что возникновению установки предшествует цикл
неосознаваемых стадий психического отражения подтверждает специфику
рассматриваемого Д. Н. Узнадзе и его школой установки как качества
неосознанного психического отражения, так как, во-первых, в отличие от
стадий осознанного психического отражения, имеющих сукцессивный
характер, стадии неосознанного психического отражения, предшествующие
образованию установки, имеют симультанный характер. Во-вторых, если
согласится с темп последователями школы Д.Н. Узнадзе, которые
предпочитают отказываться от всякой модификации бессознательной
психики в виде каких-либо отдельных явлений человеческой психики
(представлений, эмоций, мыслей)...»
102
, то в этом случае будет трудно понять
точку зрения последователей школы Д. Н. Узнадзе, относящих установку «к
числу наиболее сложных, наиболее обобщенных форм отражения
действительности», «детерминированных «смыслом» объективных
ситуаций»103 и признающих, что «бессознательное» — это понятие во всяком
случае гораздо более широкое, чем психологическая установка»104
.
Предлагаемый здесь подход к вопросу о формировании установки
свидетельствует о принципиально неосознанном характере установки. В
результате экспериментальных исследований школы Д. Н. Узнадзе выявлено,
100
А. Е . Шерозия. К проблеме сознания и бессознательного психического, т. 2, Тбилиси, 1973, с.
372—373.
101
Д. Н . Узнадзе. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси, 1961, с. 41.
102
А. Е . Шерозия. К проблеме сознания и бессознательного психического, т. 2, Тбилиси, 1973, с.
265.
103
Основные критерии рассмотрения бессознательного в качестве своеобразной формы
психической деятельности. Вступительная статья от редакции. В кн.: Бессознательное: ..., т. 1,
Тбилиси. 1978, с. 78.
104
Там же, с. 79.

70
что явление установки охватывает все состояние субъекта, то есть установка
проявляется не только в той сфере, где сформировалась (например, в
зрительной), но и в совершенно иной сфере (мышечной, гаптической) путем
иррадиации из одной сферы в другую. Поэтому, по мнению Д. Н. Узнадзе
установка как целостное состояние не отражается в сознании субъекта в виде
его отдельных самостоятельных переживаний и «не может быть отдельным
актом сознания субъекта, она лишь модус его состояния как целого»105
.Из
этого положения основателя теории установки следует, во-первых, что
рассматривая установку как принципиально неосознанное явление, Д. Н.
Узнадзе имеет в виду только сам процесс функционирования установки, так
как функционировать как осознанное явление она не может. Однако
сохранить качества неосознанности установка может именно потому, что сам
способ ее формирования также имеет принципиально неосознанный
характер. Рассматривать установку качеством сознания — значит извратить
ее суть, так как при таком подходе теряется качество установки как явления,
предваряющего сознание субъекта. Во-вторых, то, что установка не может
быть отдельным актом сознания, вовсе не значит, что субъектом при
необходимости не может быть осознанно содержание его установки. Более
того, весь смысл понятия объективации, введенного в общую теорию
установки самим Д. Н. Узнадзе, в том и состоит, что в случае несоответствия
установки сложившейся ситуации путем осознания старой установки и
выявления ее несоответствия ситуации у субъекта формируется новая
установка. Поэтому с мнением Ф. В . Бассина о том, что «Д. Н. Узнадзе
рассматривает установку как состояние, которое при любых условиях
остается неосознаваемым»106
, и что это положение ведет «к тому, что в
системе психоанализа является наиболее неправильным, — к представлению
о функциональной гегемонии бессознательного...»
107
трудно согласиться. В -
третьих, последователи школы Д. Н. Узнадзе, характеризуя установку как
сложную, обобщенную форму отражения, постоянно отмечают такие
качества установки, как «установка-система», «установка-модус» целостного
состояния субъекта, «установка-программа» по удовлетворению потребности
субъекта. Поэтому можно допустить, что в случае необходимости субъекту
презентируется только содержание, уже решенная программа установки по
удовлетворению потребности, тем самым теряется свое качество установки
только как «программы», но ни при каких случаях не изменяется качество
установки как «модуса» целостного состояния субъекта. В противном случае
невозможно объяснить регулирующую роль установки, которая, как
неоднократно указывает сам Ф. В . Бассин, «проявляется на протяжении
105
Д. Н . Узнадзе. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси, 1961, с. 178.
106
Т. В. Бассин. Проблема бессознательного. М ., 1968, с. 229 .
107
Сам же, с. 231.

71
интервалов времени, характеризующихся переключением сознания на какие-
то другие формы активности или объекты»108
. Именно тот факт, что
установка, ни при каких условиях не теряя своего качества «установки-
модуса» целостного состояния субъекта, т. е . не осознаваясь, разрешает
отмечаемое Ф. В . Басенным противоречие между необходимостью
непрерывной регуляции действия и выраженной прерывистостью
осознаваемого контроля этой регуляции, так как в основе презентированного
в случаях объективации «установки-программы», продолжает оставаться
никак непрезентируемое такое качество установки, как «установка-модус»
целостного состояния субъекта.
Предложенный нами подход к вопросу о способе формирования установки
необходим и для того, чтобы объяснить способ возникновения ее и в
процессе объективации, сопровождающийся сменой старой установки новой,
соответствующей сложившейся ситуации, тем самым отстаивая положение о
принципиально неосознанном характере установки и в случаях
объективации. Положение о принципиальном неосознанном характере
установки невозможно будет защитить в случаях «объективации, поскольку с
ней непосредственно связаны волевые и мыслительные процессы
сознания»109
, если мы не признаем тот факт, что образованию установки
предшествует цикл стадий неосознаваемых психических процессов. В
правомерности данного подхода к вопросу о способе формирования
установки можно убедиться, если проследить как авторам, трактующим
соотношение установки и сознания в плане объективации, при всем их
желании фактически не удается последовательно показать ее специфику как
качества неосознанной психики и тем самым отстоять до конца принцип
первичности установки по отношению к сознанию.
Так, говоря о соотношении установки и сознания в процессе объективации,
А. С . Прангишвили пишет: «...результаты активности, осуществленной в
плане объективации, ...ложатся в основу смены актуализированной
установки установкой, соответствующей изменениям в объективных
условиях деятельности»110
. Из приведенного положения А. С . Прангишвили
следует, что, если в основе смены старой установки новой лежат «результаты
активности, осуществленной в плане объективации», то фактически новая
установка возникает на основе активности сознания.
108
Там же. с. 272.
109
А. Е . Шерозия. К проблеме сознания и бессознательного психологического, т. 1, Тбилиси, 1969,
с. 83.
110
А. С . Прангишвили. К проблеме бессознательного в свете теории установки, школа Д. Н .
Узнадзе. В кн.: Бессознательное:... т . 1, Тбилиси, 1978, с. 92 . См. его же: Исследования по
психологии установки. Тбилиси, 1967, с. 71 .

72
Возникновению новой установки предшествует сознание, то, что прямо
отмечает и А. Н. Дмитриев, согласно которому «в результате сознательной
активности, объективации предшествующая установка в случае ее
неадекватности «разрушается»; сменяется другой, более адекватной новым
изменившимся условиям, новой ситуации»111
. С мнением указанных авторов
трудно согласиться, так как, во-первых, согласно теории установки Д. Н.
Узнадзе, установка всегда предшествует возникновению сознания. Поэтому
мнение указанных авторов ведет к потере специфики установки как качества
неосознанной психики и как фактора, предваряющего сознание. Во-вторых,
если установка возникает в результате сознательной активности, то мы,
решая таким образом данный вопрос, фактически опять сталкиваемся со
старой антиномией — что чему предшествует: установка осознанному
восприятию или наоборот, но теперь уже в плане объективации. В -третьих,
если смена установок осуществляется в плане объективации, то остается
неясным, каким образом происходит смена установок у высших животных.
Противоречивость рассматриваемой точки зрения верно замечает А. Е.
Шерозия: «...но означает ли это, — пишет автор, — что тем самым
сторонники Узнадзе вообще отказываются от постулата, согласно которому
ни одна из психологических установок не может быть непосредственной
данностью сознания... Да и могут ли они так поступать, не расставаясь с
концепцией Узнадзе»112
. Однако А. Е . Шерозия, поставив таким образом
вопрос, приходит тем не менее к выводу о том, что в положениях основателя
теории установки «по сути констатируется мысль о возможности
формирования психологических установок при обратном воздействии на них
сознания, в частности, мысль о роли мышления и воли в их возникновении и
регуляции»113
.
Исходя из основного положения теории установки о том, что для работы
сознания предварительно необходима активность установки, которая в
каждом отдельном случае и определяет это направление, можно, на наш
взгляд, соотношение между установкой и сознанием в процессе
регулирования деятельности рассматривать следующим образом:
1) При наличии определенной потребности и соответствующей ситуации
удовлетворения этой потребности информация о ситуации, обрабатываясь на
уровне неосознанной психики, завершается образованием установки, в
которой антиципирована вся программа поведения субъекта по
111
А. Н . Дмитриев. Установка и ее роль в познании. См.: Проблемы научного и художественного
познания. Научные труды Куйбышевского пед. ин -та, т. 143, Куйбышев, 1975, с. 72 .
112
А. Е . Шерозия. К проблеме сознания и бессознательного психического, т. 2, Тбилиси, 1973, с.
272.
113
Там же.

73
удовлетворению его потребности. Важность феномена установки в процессе
регулирования деятельности состоит в том, что «именно в рамках
формирования установки и происходит переход объекта в его субъективную
форму — в форму того или иного идеального образа, который
непосредственно сливается с данной потребностью и входит через нее в
структуру определенной деятельности»114
. То, что установка объединяет
предмет потребности с самой потребностью, разрешив способ ее
удовлетворения, и объясняет то, почему установка является фактором,
обусловливающим изначальную активность и избирательное отношение
субъекта к поступающей информации, определяя ее значимость в процессе
регулирования деятельности. С момента образования установки, «...живое
существо — носитель разрешенной задачи, что и обусловливает
негэнтропическое действие установки. Значит, установка для нас есть такая
модель поведения, в которую включен и алгоритм управления им»115
.
Рассматривая потребность как один из факторов образования установки,
необходимо отметить, что потребность является также и фактором,
обусловливающим деятельность субъекта. На этот факт указывал еще И. М .
Сеченов в статье «Участие нервной системы в рабочих движениях человека»,
где основоположник рефлекторной теории отмечает, что жизненные
потребности порождают желания, а желания ведут за собой действия и «без
хотения как мотива или импульса движение было бы вообще
бесмысленно»116
.
Деятельность — это такое взаимодействие субъекта с внешним миром, в
процессе которого реализуется определенное отношение субъекта к этому
миру, причем отношение, диктуемое той или иной потребностью. Однако
реализовать это отношение к внешнему миру на основе только потребности
субъекту невозможно, так как потребность сама по себе никак не способна
регулировать и направлять процесс реализации отношения субъекта к
внешнему миру. Потребность оказывается способной направлять и
регулировать деятельность субъекта только после объединения с предметом
потребности в рамках установки. Поэтому, как справедливо отмечает А. Е .
Шерозия, «только благодаря установке потребность и делается таковой, как
она есть, — неосознанным фактором и мотивом поведения»117
.
114
А. Е . Шерозия. Психоанализ и теория неосознаваемой психологической установки, итоги и
перспективы. В кн.: Бессознательное:... т . 1, Тбилиси, 1978, с. 47 .
115
И. Т . Бжалава. Психология установки и кибернетика. М ., 1966, с. 113.
116
И. М . Сеченов. Избранные произведения, т. 1, М., 1952, с. 516 .
117
А. Е . Ш е р о з и я. Психоанализ и теория неосознаваемой психологической установки: итоги и
перспективы. В кн.: Бессознательное: .... т . 1, Тбилиси, 1978, с. 47.

74
Регулирование поведения субъекта на основе установки можно выразить
следующейформулой:Sp—U(a, b, c, d ... n) —R(a, b, c, d ... n)где:Sp—
ситуация, соответствующая потребности субъекта; U(a, b, c, d ... n)—установка,
которая содержит элементы а, b, с, d... n схемы поведения субъекта, причем в
такой последовательности, в какой они развернутся в будущем, в процессе
удовлетворения потребности; R (a, b, c, d ... n) — поведение субъекта,
осуществляющееся по схеме, данной в установке.
Исходя из приведенной формулы, следует, что установка как готовность
субъекта к осуществлению определенного действия есть своего рода
антиципация этого действия, и каждое действие, которое субъект выполняет,
как бы предварительно, латентно уже дано ему в виде установки.
2) При несоответствии установки ситуации происходит объективация,
осознание содержания этой установки, необходимое для того, чтобы субъект
разобрался в новой ситуации. Осознание таким образом возникает на основе
старой уже фиксированной установки, не соответствующей новой ситуации,
и поэтому в данный момент субъект сознательно переживает только дефицит
информации, которая необходима для ориентировки в новой создавшейся
ситуации. На наш взгляд, и в момент объективации, функционирования
сознания, информация о новой ситуации раньше обрабатывается
посредством неосознанной психики, опережающей осознанное отражение и
завершается образованием новой установки. И в случаях сознательной
активности субъекта по удовлетворению потребности субъектом осознается
содержание, информация, программа уже новой установки, соответствующей
новой ситуации. Поэтому из существующих точек зрения по вопросу о
соотношении установки и сознания в плане объективации более правомерна
точка зрения А. Е . Шерозия, согласно которой «...посредством объективации,
как одной из основных категорий психологии установки, происходит не
формирование установки, а лишь переход представленных в ней
невербализованных сообщений (информации)»118 и суть явления
объективации заключается «в проявлении семантической сущности той
информации, которую оно (т. е . сознание — Г . В .) получает из установки как
установочную информацию»119
. Однако это положение А. Е. Шерозия
вызывает следующие вопросы: во-первых, если формирование установки
происходит не посредством объективации, то каким же образом формируется
новая установка? во-вторых, семантическая сущность какой установочной
информации (старой или новой) переходит в сознание и проявляется
посредством объективации? Если старой установки, то субъект осознает
118
А. Е . Шерозия. Психоанализ и теория неосознаваемой психологической установки: итоги и
перспективы. В кн.: Бессознательное:..., т. 1, Тбилиси, 1978, с. 42 .
119
Там же.

75
только дефицит информации, а если новой установки, то как она
образовалась? Поэтому следует допустить, что и в процессе объективации
неосознанная психика опережает сознание по обработке информации о новой
ситуации, что ведет к образованию новой установки, содержащей новую
информацию, семантическая сущность которой проявляется посредством
объективации.
Обработка информации о новой ситуации, завершающаяся образованием
новой установки, осуществляется на основе цикла стадий неосознанного
психического отражения. Данное положение подтверждается такими
экспериментальными исследованиями, как, во-первых, реальность
подпороговых, неосознанных ощущений и восприятий, обоснованная в
исследованиях В. Л . Капустина, и факты образования установок на основе
подпороговых, неосознаваемых раздражителей, полученные в исследованиях
Т. А. Ратановой, Б. И. Хачапуридзе; во-вторых, «механизм досознательного
фиксирования общих моментов и отношений... и затем механизм
последующего осознания»120
, вскрытый в исследованиях Л. И. Рамишвили; в-
третьих, факты, свидетельствующие о том, что «целостная, образная
невербализованная оценка ситуации сочетается и может в какой-то мере
предшествовать ее осознанному анализу»121
, полученные в исследованиях Э.
А. Костандова122
, Н. Н . Трауготт и других авторов.
3) Выявление соотношения между установкой и сознанием в процессе
регулирования деятельности необходимо предлагает определение
специфики, конкретной роли сознания в этом процессе как важного фактора
регуляции. Отмечая основные функции неосознаваемых форм высшей
нервной деятельности (переработка информации и формирование установок,
регулирующих поведение) и выявляя конкретную роль сознания в этом
процессе, Ф. В . Бассин считает, что осознание как презентирование субъекту
объективной действительности, сопровождающееся переживанием
отношения к этой действительности «глубоко влияет на все последующее
развертывание мыслительной активности и поведения»123
, выступая как
средство экстремальной регуляции.
Исходя из указанного положения Ф. В . Бассина, мы хотим специально
обратить внимание на специфику самого процесса регулирования,
осуществляемого сознанием. Дело в том, что так как изменение характера
120
Д. И . Рамишвили. Бессознательное в контексте речевой активности. В кн.: Бессознательное: ...,
т. 3, с. 181.
121
Н. Н . Трауготт. Проблема бессознательного в нейрофизиологических требованиях. В кн.:
Бессознательное: ..., т. 1, с. 715 .
122
Э. А. Костандов. О физиологических механизмах «психологической защиты» и безотчетных
эмоций. В кн.: Бессознательное:..., т. 1, с. 634.
123
Ф. В. Бассин. Проблема бессознательного. М ., 1968, с. 255 .

76
любого поведения субъекта предполагает изменение прежде всего характера
его установки, то положение Ф. В . Бассина о глубоком влиянии сознания на
развертывание поведения может привести к мнению, что именно
посредством сознания формируется установка и меняется ее характер. На
самом деле все обстоит иначе. Сознание, вследствие такой своей
особенности, как объектированное отражение действительности,
сопровождающееся презентированным для субъекта соотношением
субъективных переживаний с внешней действительностью, может только
выявлять, а не изменять характер установки и степень ее соответствия
внешней ситуации. Выявлять же характер и степень соответствия установка
внешней ситуации сознание может на основе информации, поступающей в
порядке обратной связи и корригирующейся с установкой. «Стоит лишь,
однако, не совпасть обратной афферентации с заготовленными
возбуждениями акцептора действия (психическим выражением которого
является установка. — Г . В .), как сейчас же весь процесс становится
сознательным»124 и переживается субъектом, после выявления
неадекватности установки ситуации как дефицит информации. Восполнение
же этого дефицита информации, сознательно переживаемого субъектом,
осуществляется через переработку информации о новой ситуации
неосознаваемыми стадиями психического отражения, завершающуюся
образованием новой, адекватной ситуации установкой, информация которой
может презентироваться субъекту. Сознание — это только «форма, в которой
должна проявляться семантическая сущность установочной информации»125
.
Поэтому содержанием сознания субъекта может быть только то, что ему
презентируется, а презентируется ему не что иное, как только семантическая
сущность установочной информации, степень адекватности которой и
выявляется сознанием.
На наш взгляд, более правомерно считать, что глубокое влияние на
развертывание процесса поведения оказывает не сознание или неосознанное,
а психика субъекта в целом через выявление посредством сознания степени
адекватности установки ситуации и в случае ее неадекватности через
изменение характера установки путем формирования новой установки
посредством неосознанной психики. Поэтому наше положение о том, что в
случаях объективации в процессе сознательной активности субъекта, в
основе презентируемой «установки— программы» продолжает оставаться
124
П. К . Анохин. Особенности афферентного аппарата условного рефлекса и их значение для
психологии. — Вопросы психологии, 1955, No 6, с. 38 . О признании П. К . Анохиным установки как
психического выражения акцептора действия, см. его же: Проблемы высшей нервной
деятельности. М., 1949, с. 83.
125
А. Е . Шерозия. К проблеме сознания и бессознательного психического, т. 2, Тбилиси, 1973, с.
405.

77
никак непрезептируемое качество установки — «установка-модус»
целостного состояния субъекта — не может свидетельствовать о гегемонии
бессознательного, так как в случае неадекватности установки ситуации,
выявленной посредством сознания, распадается и «установка — программа»
и «установка-модус», уступая место новой адекватной установке.
Таким образом, намеченное здесь решение вопроса о сущности установки и
ее соотношении с сознанием в процессе регулирования деятельности
предполагает, во-первых, признание принципиально неосознанного
характера установки в процессе ее функционирования; во-вторых, признание
идеального характера установочной информации, так как в противном случае
было бы невозможно никакое соотношение между сознанием и установкой;
в-третьих, признание сознания и неосознанного как функционально и
структурно взаимосвязанных способов психического отражения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Методологический анализ проблемы бессознательного позволяет сделать
вывод, что неосознаваемая психическая деятельность является составной
частью психики человека и понимание ее природы во многом зависит от
выявления сущности, специфики осознанного отражения, его функций,
которые она выполняет в познавательной и практической деятельности
человека. Сознание возникало в процессе антропогенеза человека как более
надежное средство приспособления к усложнившейся природной и
социальной среде, а также воздействия на эту среду. Указанное
преимущество объясняется спецификой осознанного отражения, основанного
на презентированном субъекту соотнесении его субъективных переживаний с
внешним миром и, обеспечивает тем самым точность и четкость при
осуществлении той или иной деятельности. Однако то, что выигрывается в
точности, неизбежно проигрывается в тонкости и целостности. Поэтому
взаимодействие субъекта с внешним миром, его отражательная деятельность
не исчерпывается только сознанием, а включает в себя многообразные виды
неосознанного психического отражения, которое выполняет важные функции
в деятельности субъекта, и без которого функционирование психики в целом
было бы невозможно. Рассмотрение специфики осознанного отражения
показало, что функционирование неосознанной психики обусловлено самой
природой сознания, так как информация, поступающая из внешнего мира не
всегда поддается логико-вербальной переработке, что является спецификой
сознания, и для ее усвоения необходим принципиально иной способ
функционирования психики, характеризующийся отсутствием логической
последовательности, симультанностью анализа и синтеза переработки
информации, независимостью от языка. Познавательная и практическая

78
деятельность субъекта обусловливает необходимость не только осознанного,
но и неосознанного способа функционирования психики, также
обслуживающего эту деятельность. При этом каждый из них может быть
доминантным при осуществлении свойственных им специфических функций.
Таким образом, психическая деятельность субъекта обеспечивается
соотношением осознанного и неосознанного отражения, представляющим
собой функционально и структурно взаимосвязанные способы
функционирования психики. Поэтому понятие неосознанного отражения
нельзя распространять за пределы психики субъекта на физические или же
физиологические формы отражения, так как неосознанного как способа
функционирования психики не существует вне отношений субъекта с
объективным миром. Неосознаваемые психические процессы возникают
только в процессе взаимодействия субъекта с внешним миром и их
содержанием является отраженный внешний мир. Причем хотя свойством
психического отражения обладает лишь нервная система, однако не всякая
деятельность нервной системы является психической. Под психической
деятельностью следует иметь в виду только такую отражательную
деятельность, при которой возникает субъективный образ объективного
мира, что свойственно не только осознанной, но и неосознанной психике,
потому что психика субъекта в целом как осознанная, так и неосознанная,
представляет собой результат общественно-исторического развития и ее
содержание детерминировано объективным миром как природным, так и
социальным.

79
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ ........
3
ГЛАВА I. К вопросу о реальности неосознанного психического
отражения.......13
ГЛАВА II. Сущность осознанного отражения .... 34
ГЛАВА III. Сознание и неосознанное как способы психического
отражения.......59
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
......97
Горхмаз Нусрат оглы Велиев
ПРОБЛЕМА БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО В ФИЛОСОФИИ И
ПСИХОЛОГИИ
Горхмаз Нүсрəт оғлу Вəлијев
ФƏЛСƏФƏ ВƏ ПСИХОЛОКИЈАДА ШYУРСУЗЛУГ
ПРОБЛЕМИ
(Рус дилиндə)
Редактор издательства М. Гейбатова.
Художник Р. Азизов.
Художественный редактор Ф. Сафаров.
Технический редактор Т. Гасанова.
Корректор С. Гасымова.
Велиев Г. Н. Проблема бессознательного в философии и психологии —
Баку, Элм, 1984 — 100 с.