Вопросы философии 1960 № 8

M.Б. Митин – Под непобедимым знаменем марксизма-ленинизма
Г.И. Шеменев – Инженерно-техническая интеллигенция в период развернутого строительства коммунизма
Д.П. Горский – Проблема формально-логического и диалектического тождества
A.А. Зиновьев – К определению понятия связи
B.А. Лекторский, В.Н. Садовский – О принципах исследования систем
И.С. Куликова – Социальная сущность сюрреализма
Э.С. Виленская – Н.Г. Чернышевский и А.И. Герцен о роли народных масс в освободительной борьбе
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
Из научного наследства академика С.И. Вавилова
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
Л.А. Тумерман – Роль физики в познании жизненных явлений
ДЛЯ ИЗУЧАЮЩИХ ФИЛОСОФИЮ
Т.И. Ойзерман – Основной философский вопрос и критика современного идеализма
А.Т. Москаленко – Социальные корни и реакционная сущность иеговизма
КРАТКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
В.И. Михеев – О социологическом образовании во французских университетах
В.С. Полубиченко – С точки зрения читателя
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Б.М. Пышков – В Научном совете по философским вопросам естествознания
Ф.В. Лазарев – Конференция по проблемам автоматизации
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
В.С. Молодцов, Ц.А. Степанян – Марксистская философия – передовое научное мировоззрение
Г.М. Гак, П.А. Рачков, Э.X. Степанян, А.Я. Чугаев – Спорные положения в интересной книге
Tags: журнал вопросы философии
ISBN: 0042-8744
Year: 1960
Similar
Вопросы философии 2021 № 2
Журнал "Вопросы философии" №2 1960 г
Вопросы истории №04/1968
Журнал "Вопросы философии" №1, 1960 г
Text
                    АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ
ВОПРОСЫ
ФИЛОСОФИИ
XIV ГОД ИЗДАНИЯ
ЖУРНАЛ ВЫХОДИТ ЕЖЕМЕСЯЧНО
8
I960

Под непобедимым знаменем
марксизма-ленинизма
Академик М. Б. МИТИН
Творческое развитие и воплощение в жизнь марксизма-ленинизма
является характерной особенностью всей многогранной деятельности
Коммунистической партии Советского Союза. В полном соответствии
с требованиями материалистической диалектики наша партия
анализирует, оценивает конкретную историческую обстановку и выделяет
на каждом этапе исторического развития те основные звенья и задачи,
решение которых определяет дальнейшее развитие.
Важным этапом в движении нашей страны вперед к коммунизму
явился июльский Пленум ЦК КПСС, посвященный ходу выполнения
решений XXI съезда КПСС о развитии промышленности, транспорта и
внедрении в производство новейших достижений науки и техники.
Июльский Пленум ЦК КПСС войдет в жизнь Советской страны, в
историю технического прогресса в Советском Союзе как важнейшая
веха. Развернувшееся по всей стране в связи с Пленумом широкое
движение трудящихся за ускорение технического прогресса, обсуждение
поставленных Пленумом вопросов и принятые им решения знаменуют
собой новый подъем в развитии промышленности, науки и культуры.
Решения июльского Пленума ЦК — яркое выражение творческого
развития и применения марксистско-ленинской науки. И в вопросах
внутреннего развития и в области международной политики решения
Пленума ЦК являются неуклонным воплощением в жизнь идей
ленинизма.
Трудящиеся нашей страны встретили июльский Пленум ЦК
новыми замечательными трудовыми успехами. План первого полугодия
1960 года по общему объему промышленного производства выполнен
на 104%. При этом промышленное производство развивалось более
высокими темпами, чем это было предусмотрено планом в целом на
1960 год. По сравнению с первым полугодием прошлого года объем
промышленного производства увеличился более чем на 10%,
промышленной продукции произведено почти на 70 миллиардов рублей
больше, чем за первое полугодие 1959 года. В промышленности и
строительстве перевыполнены задания по росту производительности труда и
снижению себестоимости.
На июльском Пленуме были заслушаны и обсуждены доклады:
заместителя Председателя Совета Министров, председателя Госплана
РСФСР тов. К. М. Герасимова, заместителя Председателя Совета
Министров УССР тов. И. С. Сенина, председателя Латвийского совета
народного хозяйства тов. Г. И. Гайле, председателя Красноярского совета
народного хозяйства тов. П. Ф. Ломако, председателя Кемеровского
совета народного хозяйства Л. Е. Графова, председателя
Карагандинского совета народного хозяйства тов. Б. Ф. Братченко, председателя
Государственного комитета Совета Министров СССР по
автоматизации и машиностроению тов. А. И. Костоусова, директора Института

4
M. Б. МНТНН
электросварки имени Е. О. Патона Академии наук Украинской ССР
тов. Б. Е. Патона.
Пленум дал глубокий анализ выдающихся успехов советского
народа в осуществлении семилетнего плана, вскрыл недостатки в
использовании тех богатейших возможностей, какие имеются у нас для
повышения производительности труда, для ускорения технического
прогресса, наметил меры по дальнейшему широкому внедрению новейшей
техники в производство.
Решения Пленума ЦК КПСС вызвали в стране новый большой
трудовой подъем. Основной вывод, сделанный Пленумом, убедительно
показывает, что утвержденная XXI съездом КПСС грандиозная
программа развернутого строительства коммунизма осуществляется успешно,
что советский народ под руководством Коммунистической партии
уверенно идет по ленинскому пути — к коммунизму. Успешно
претворяется в жизнь программа создания в СССР материально-технической базы
коммунизма, растущая активность трудящихся и приведение в
действие огромных дополнительных резервов, имеющихся в нашей
экономике, создают все условия для досрочного выполнения семилетнего
плана развития народного хозяйства.
Центральный Комитет партии счел необходимым сосредоточить
внимание предприятий, конструкторских и научно-исследовательских
организаций, совнархозов, министерств и ведомств на решении таких
технических проблем, которые позволяют получить наибольший
экономический эффект (ускорение ликвидации тяжелого ручного труда,
создание новых промышленных материалов, особенно синтетических, и
широкое использование их в производстве, дальнейшее всемерное
развитие рационализации и изобретательства и т. д.). Это позволяет
успешно решить историческую задачу — выиграть время в
экономическом соревновании с капитализмом.
Июльский Пленум явился ярким показателем гигантского
развития нашей экономики. В резолюции Пленума говорится о том, что в
результате больших капитальных вложений за время, прошедшее после
XXI съезда КПСС, значительно возросли основные фонды во всех
отраслях промышленности и транспорта. Вступило в строй более 1 400
новых промышленных предприятий, построено было свыше 1 200
километров железнодорожных линий. Особенно бурный рост экономики и
культуры происходит в восточных районах страны. В своем докладе
председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по
автоматизации и машиностроению тов. А. И. Костоусов отмечал, что
«в 1959 году внедрено свыше 1 500 механизированных, поточных и
конвейерных линий, около 250 автоматических и полуавтоматических
линий, а также большое количество автоматического и
полуавтоматического оборудования».
Вместе с тем в докладах и выступлениях указывалось, что решения
XXI съезда КПСС о механизации трудоемких и тяжелых работ во
многих отраслях промышленности выполняются еще недостаточно
быстро. На предприятиях сохраняется еще ручной труд. Численность
рабочих, выполняющих работу вручную, на 1 августа 1959 года
составляла 47% от общего числа рабочих промышленности. Из общего
объема погрузочно-разгрузочных работ в 1960 году примерно 37%
выполнялось вручную. Это свидетельствует о том, какие большие задачи в
деле комплексной механизации и автоматизации производства еще
стоят перед нами.
С большим интересом были выслушаны на съезде выступления
ученых — академиков А. Н. Несмеянова, А. Ф. Иоффе, С. А. Христиа-
новича, директора украинского Института электросварки тов. Б. Е.
Патона. В этих выступлениях раскрывалась картина тех новых научно-
технических проблем и экспериментальных работ, проводящихся в

ПОД НЕПОБЕДИМЫМ ЗНАМЕНЕМ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА δ
Советском Союзе, которые содействуют развитию техники будущего,
техники коммунизма. Особенно большое значение имеет работа
украинского Института электросварки. Тов. Б. Е. Патон в своем
выступлении отмечал, что в народном хозяйстве СССР имеется «около 12
тысяч автоматов и полуавтоматов для дуговой сварки и свыше 40 тысяч
контактных сварочных машин». Это, говорил он, реально превосходит
масштабы любой из европейских стран, а но дуговой
механизированной сварке — и масштабы США, что еще раз свидетельствует о
дальновидной политике нашей партии, о блестящем предвидении
Н. С. Хрущева, который еще двадцать лет назад направил нашу
сварочную технику по пути механизации. Расчеты показывают, что
предусмотренное увеличение выпуска сварных конструкций и
повышение уровня механизации сварочных работ позволят сэкономить к
концу 1965 года и вложить в другие отрасли народного хозяйства около
20 миллиардов рублей.
О грандиозности решаемых советским народом задач, о величии и
масштабе наших планов свидетельствуют данные, приведенные на
Пленуме ЦК членом Президиума ЦК КПСС, первым заместителем
Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгиным. «По данным
переписи Центрального статистического управления, все основные
фонды государственных и кооперативных организаций на 1 января 1960 г.
составляют в современных ценах свыше двух триллионов четырехсот
миллиардов рублей. Это все, что было накоплено в нашей стране за
время существования России в прошлом и за 42 года Советской
власти.
Сейчас перед нами стоит задача только за время с 1960 по
1965 год удвоить основные фонды народного хозяйства нашей
страны. Это означает, что за семилетку мы создадим столько же, сколько
было создано за всю историю нашей страны».
В чем основа такого быстрого и неуклонного роста всех отраслей
народного хозяйства и культуры, быстрых темпов технического
прогресса?
Во-первых, в социально-экономической природе нашего
общественного строя. Социализм создал неограниченные возможности для
непрерывного мощного роста производительных сил общества, он
выступает как могучий ускоритель исторического процесса в развитии
экономики, науки, техники, в подъеме культуры и непрерывного
улучшения условий жизни и труда масс. В нашей стране сложилось и
окрепло нерушимое морально-политическое единство народа —
великая движущая сила развития социалистического общества. То
обстоятельство, что каждая новая задача, новый вопрос, поставленный ходом
коммунистического строительства, вызывают горячий отклик во всех
слоях советского народа, новый трудовой подъем, все возрастающее
раскрытие потенциальных сил и энергии народа, единодушие рабочего
класса, колхозного крестьянства и интеллигенции, является
ярким показателем значения морально-политического единства
народа как одной из важнейших движущих сил развития
коммунистической формации. Глубокая связь Коммунистической партии и народа,
народа и правительства — нерушимая основа нашего неуклонного и
успешного движения вперед по пути коммунизма.
Во-вторых, в мудрой политике КПСС, основанной на познании
законов общественного развития, творческом развитии марксистско-
ленинской теории. Под непобедимым знаменем марксизма-ленинизма
Коммунистическая партия Советского Союза ведет огромную
организаторскую и воспитательную работу в массах для достижения своей
конечной цели — победы коммунизма.
Особо важную роль в достижении столь больших успехов играют
подлинно ленинские методы руководства, осуществляемые Централь-

ь
M. Б. МИТИН
ным Комитетом партии и его Президиумом. С неуклонной
последовательностью и энергией проводит ЦК нашей партии Пленумы,
посвященные коренным вопросам развития экономики, техники, культуры,
в соответствии с задачами, поставленными XXI съездом КПСС.
Каждый Пленум ЦК, к участию в котором привлекаются
выдающиеся новаторы производства, руководящие работники всех отраслей
экономики и техники, ученые и изобретатели, партийные и
общественные деятели, становится великим форумом, трибуной обмена наиболее
передовым опытом и важнейшей вехой в непреоборимом движении
страны к коммунизму. Своевременное извещение страны о
предстоящем Пленуме, о вопросах, которые будут обсуждаться, становится
новым замечательным стимулом для развертывания активности масс. На
Пленумах ЦК мы видим наилучшую аккумуляцию опыта и энергии
масс, целенаправленность и замечательную форму руководства
партийными органами делом строительства коммунизма.
Во всем этом проявляется подлинно ленинское отношение к опыту
масс, к выдвижению кадров, к постановке и решению очередных
задач. Оперативность и конкретность, последовательность и мудрость,
знание жизни и глубокое понимание нужд трудящихся масс, умение
выдвигать назревшие задачи и намечать ясные пути для их решения —
таков стиль руководства Центрального Комитета партии, Президиума
ЦК во главе с Первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым.
С течением времени все более проявляется огромное значение
реорганизации управления промышленностью и строительством в
Советском Союзе. Это подлинно революционное мероприятие,
предпринятое по инициативе Н. С. Хрущева, ликвидировало возникшие в ходе
развития советской экономики некоторые тормозы в виде
ведомственных барьеров в управлении гигантской промышленностью, известные
элементы бюрократизма и казенщины, накопившиеся за прошлые
годы, и дало возможность более полного использования огромных
резервов социалистической экономики. Эта реорганизация приблизила
руководителей непосредственно к предприятиям и цехам, привела к
повышению роли местных партийных органов в руководстве
хозяйством, вызвала новую трудовую активность масс, ускорила развитие
производительных сил социалистического общества.
Если в 1954—1956 годы, отмечается в постановлении июльского
Пленума ЦК, среднегодовой прирост промышленной продукции
составил 100 миллиардов рублей, то в 1958—1960 годы он превысит
130 миллиардов рублей. За три года, прошедших после организации
советов народного хозяйства, произведено сверх плана промышленной
продукции более чем на 130 миллиардов рублей. Таково материальное
выражение эффективности проведенной реорганизации управления
промышленностью. Новая система управления промышленностью,
основанная на ленинском принципе сочетания централизованного
планового руководства со всемерным развитием инициативы мест,
обладает большими преимуществами и достоинствами и дает возможность
еще быстрее двигаться вперед.
Красной нитью через всю работу июльского Пленума ЦК КПСС
проходила мысль о возможно более полном использовании наших
возможностей и резервов для повышения производительности труда и
ускорения темпов экономического развития.
Узловым звеном в решении этой задачи является дальнейший
технический прогресс, дальнейшее широкое внедрение новой техники,
комплексной механизации и автоматизации. В этом отношении наша
партия прямо опирается на указания, имеющиеся в трудах Маркса —
Энгельса — Ленина. В свое время Маркс, рассматривая вопрос о
дальнейшем развитии промышленности, сумел предвидеть далекое
будущее. В «Капитале» он писал: «Когда рабочая машина выполняет все

ПОД НЕПОБЕДИМЫМ ЗНАМЕНЕМ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА 7
движения, необходимые для обработки сырого материала без
содействия человека, и нуждается лишь в контроле со стороны рабочего, мы
имеем перед собой автоматическую систему машин» («Капитал», т. 1,
стр. 387).
Комплексная механизация и автоматизация представляют собой
высший этап в развитии техники, ведущий к огромному повышению
производительности труда, к все более быстрому развитию
производительных сил общества. Тов. Н. С. Хрущев на XXI съезде КПСС
говорил: «Успешно решить задачи семилетнего плана можно только на
основе широкого внедрения новой техники, комплексной механизации
и автоматизации производственных процессов, специализации и
кооперирования во всех отраслях народного хозяйства».
В условиях капитализма огромные возможности для развития
производительности труда, открываемые автоматизацией производства,
не могут быть широко использованы, так как они сталкиваются с
частнокапиталистической формой присвоения, с анархией
капиталистической системы хозяйства. Совершенно другие возможности и
перспективы открываются перед автоматизацией и комплексной механизацией
при социализме. Конечно, и в. современном капиталистическом
производстве применяется автоматизация (в некоторых отраслях даже
довольно широко). Однако антагонизмы этого общества приводят к
тому, что она порождает рост безработицы, увеличение затрат на
техническое вооружение военной промышленности, обостряет классовые
противоречия.
Все антагонизмы капиталистического применения машин
достигают в период автоматизации производства своего наибольшего
обострения. Особенно разительным становится контраст между мощью,
рациональностью, высокой степенью обобществленности средств
труда и слепым, хаотичным, иррациональным характером самого
экономического развития, между совершенством технического аппарата
производства и жестокой эксплуатацией, на которые обрекает
капитализм массы людей, участвующих в современном производстве.
Технический прогресс в странах капитала носит глубоко противоречивый
характер, внедрение машин имеет своим последствием результаты,
прямо противоположные тем, которые можно было ожидать. Так,
первоначальная механизация производства имела своей целью замену
ручного труда машинным, но возникшая на ее основе капиталистическая
фабричная система оказалась на деле такой формой организации
производственного процесса, где в массовых масштабах применялся
самый тяжелый и изнурительный труд. Это произошло потому, что
капитализм применяет машину вовсе не для облегчения труда рабочего и
лишь в тех звеньях производственного процесса, механизация которых
принудительно диктуется интересами повышения прибыли. На всех
других участках производства тяжесть труда не только не
уменьшается, но даже становится еще более непосильной, так как рабочему
приходится приспосабливаться к бешеному ритму техники. «Прогресс
техники и науки,— отмечал В. И. Ленин,— означает в
капиталистическом обществе прогресс в искусстве выжимать пот» (Соч., т. 18,
стр. 557).
Это общее принципиальное положение отнюдь не утратило своего
значения для современного капиталистического общества.
Подчиненная общим законам капиталистической системы хозяйства,
автоматизация (то есть передача механическим устройствам ряда функций по
управлению и контролю над производственным процессом)
прокладывает себе дорогу стихийно, принудительно, выборочно. В тех участках
производства, которые не охватываются автоматизацией (а
необходимость наличия и даже постоянного возрастания таких звеньев
отстаивается сегодня целым рядом направлений буржуазной «социологии

8
M. Б. МИТИН
труда»), работа человека по управлению и контролю становится
особенно интенсифицированной, изнурительной и зачастую непосильной.
Характерно поэтому, что именно автоматизация, призванная частично
разгрузить человеческий мозг, привела в капиталистическом обществе
к невиданной дотоле нервной напряженности труда, о чем
свидетельствует новый тип «производственной травмы» — быстрый рост
психических и сердечно-сосудистых заболеваний. В ФРГ на их долю
приходится 50% смертей и 40% случаев потери трудоспособности, а в
США—55% рабочих дней, потерянных по болезни (см. «Revolution der
Roboter», Untersuchungen über Probleme der Automatisierung», München,
1956, S. 120).
Все это в сочетании с безработицей, оказывающейся в
капиталистических странах непременным спутником автоматизации, порождает
страх перед современной техникой, настроения апатии, подрывает
рационализаторский интерес, убивает стимулы к массовому научно-
техническому творчеству.
Эти настроения активно используются теми направлениями
современной буржуазной идеологии, представители которых хотят
изобразить современную технику как главного виновника уродливых
явлений капиталистической системы труда. С подобным пониманием
техники можно встретиться в экзистенциализме, неотомизме и некоторых
вариантах «антропологической философии».
Другая группа буржуазных авторов, напротив, рассматривает
современные формы технического прогресса, и в частности
автоматизацию производства, как «панацею» от всех зол капиталистической
действительности, как силу, способную привести к «перерождению»
капитализма. Это одна из главных идей ряда «технократических
концепций» и излюбленный конек реформистских теоретиков «второй
промышленной революции».
И панический страх перед техническим развитием и иллюзорные
надежды на его «исцеляющее» воздействие навеяны теми все более
ощутимыми трудностями и противоречиями, на которые вообще
наталкивается прогресс производства в условиях современного капитализма.
«Усовершенствование техники...— писал В. И. Ленин,— обусловливает
собою в буржуазном обществе возрастание общественного
неравенства, увеличение расстояния между имущими и неимущими и рост
необеспеченности существования, безработицы и разного рода лишений
для все более широких слоев трудящихся масс» (Соч., т. 29, стр. 81).
Таковы социальные последствия прогресса техники и автоматизации
производства, характерные для современного капитализма.
При социализме нет никаких социальных препятствий для
неуклонного, широчайшего внедрения комплексной механизации и
автоматизации. Автоматизация ведет здесь к неуклонному повышению
уровня жизни народа. Как со всей ясностью показывает опыт
Советского Союза, комплексная механизация и автоматизация в условиях
социализма меняет характер труда, повышает культурно-технический
уровень рабочих, создает условия для ликвидации различий между
умственным и физическим трудом.
Во всем этом и состоит коренное отличие технического прогресса
в СССР от технического прогресса в условиях капитализма.
Социальные последствия автоматизации и комплексной механизации в
условиях социализма и в условиях капитализма так же противоположны,
как коренным образом противоположны друг другу сами эти системы.
Прогрессивный английский экономист Лилли в книге
«Автоматизация и социальный прогресс», отмечая это коренное отличие
социальных последствий автоматизации, писал: «Автоматизация в
огромной степени повышает производительность и таким образом
значительно приближает нас к потенциальному миру изобилия. Именно по-

ПОД НЕПОБЕДИМЫМ ЗНАМЕНЕМ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА 9
этому автоматизация обостряет все проблемы, которые характерны
для дряхлеющего капитализма, и поэтому капитализм не может
развивать автоматизацию до конца» (С. Λ и л л и «Автоматизация и
социальный прогресс», стр. 218).
В недавно вышедшей книге «Курс на автоматизацию», написанной
экономистом-марксистом Клодом Венсаном и
журналистом-социологом Вильямом Гроссеном, активными деятелями рабочего движения
Франции, отмечается: «Автоматизация несет капитализму социальную
угрозу, отказ от автоматизации — экономическую угрозу; весь вопрос
для капиталистического мира заключается в этом противоречии, из
которого он думает выбраться только посредством установления
контроля над развитием автоматизации. Но накопленные противоречия
нельзя разрешить мановением волшебной палочки, вмешательством
государства, которое само состоит на службе у капиталистов» (К. В е н-
сан и В. Гроссен «Курс на автоматизацию», стр. 169).
Небывалый технический прогресс, осуществляемый в нашей
стране, всенародная поддержка мероприятий партии, направленных на
широкое внедрение комплексной механизации и автоматизации в
промышленность и сельское хозяйство, является еще одним ярчайшим
показателем прогрессивности социализма, его преимуществ перед
умирающим капитализмом.
Философы, работающие в области исторического материализма,
призваны уделять серьезное внимание изучению вопросов о
реализации возможностей для успешного внедрения новой техники,
заложенных в социалистических производственных отношениях, исследовать
изменения в общем характере труда, в формах организации
производства, в способах соединения производства и науки, которые влечет за
собой автоматизация, показывать значение комплексной механизации
и автоматизации производства как важного фактора повышения
производительности и культуры труда, сокращения рабочего дня и
высвобождения времени для всестороннего развития человеческой личности,
стирания существенных различий между умственным и физическим
трудом.
Необходимо подвергать глубокой и всесторонней критике
буржуазные философские и социологические интерпретации современной
техники, давать марксистский анализ социальных последствий
автоматизации в условиях капитализма.
Как и в каких пределах могут быть формализованы и переданы
механическим устройствам умственные операции, связанные с
функциями управления и контроля? В каких пределах возможно строить
аналогии с работой человеческого мозга? Каким образом влияет
современный технический прогресс на развитие научного исследования? Что
нового вносит автоматизация и связанная с ее развитием кибернетика
в проблему синтеза различных областей знания? Мимо этих вопросов
не могут в настоящее время проходить ученые, работающие в области
диалектического материализма.
Нельзя не видеть также, что философский и социологический
анализ проблем автоматизации предполагает все более широкие
творческие контакты философов с представителями ряда конкретных
научных дисциплин, бурное развитие которых в последнее время в
значительной мере обусловлено новейшими формами технического
прогресса и соответствующей этим формам организацией хозяйства.
* * *
Огромное значение имеет единогласно принятая Пленумом ЦК
КПСС резолюция об итогах Совещания представителей
коммунистических и рабочих партий в Бухаресте. Пленум ЦК КПСС заслушал
доклад тов. Ф. Р. Козлова об итогах Совещания представителей комму-

10
M. Б. МИТНН
мистических и рабочих партий социалистических стран в Бухаресте и
целиком и полностью одобрил политическую линию и деятельность
делегации КПСС во главе с тов. Н. С. Хрущевым на этом Совещании и
Коммюнике Совещания.
Совещание представителей коммунистических и рабочих партий
социалистических стран позволило обменяться мнениями по
актуальным вопросам международного положения и задачам мирового
коммунистического движения. В обстановке полного единодушия
Совещание братских партий с новой силой подтвердило выводы XX и
XXI съездов КПСС, а также принципы Декларации и Манифеста
мира, принятых в Москве в ноябре 1957 года.
В решении ЦК подчеркивается, что все положения Декларации и
Манифеста мира полностью подтверждены ходом международных
событий. Особо важное значение, отмечается в решении ЦК КПСС,
имеет в современной обстановке марксистско-ленинское положение
Декларации о характере нашей эпохи, основное содержание которой
составляет переход от капитализма к социализму, начало которому
положила Октябрьская революция, о возможности мирного
сосуществования государств с различным общественным строем и реальной
возможности предотвращения войны, о необходимости сохранения
бдительности народов в отношении военной опасности, о формах
перехода различйых стран от капитализма к социализму, о необходимости
укрепления единства и братского сотрудничества социалистических
стран, коммунистических и рабочих партий всех стран мира.
Выводы XX и XXI съездов КПСС, Декларации и Манифеста мира,
а также бухарестского Коммюнике основаны на творческом
марксистско-ленинском анализе международной обстановки, на подлинно
диалектическом подходе ко всем вопросам современной
действительности. Важнейшее требование материалистической диалектики —
учитывать новое в развитии событий, уметь, как говорил В. И. Ленин, видеть
оригинальные черты, характеризующие каждую историческую
обстановку.
Самым важным, коренным, качественным изменением
современной исторической обстановки является образование мировой системы
социализма, сплочение мощных сил мира. Возникновение и
укрепление мировой системы социализма привело к изменению соотношения
сил между капитализмом и социализмом. Наша эпоха — эпоха
перехода от капитализма к социализму, укрепления и роста мировой системы
социализма.
Реформисты и ревизионисты всячески подкрашивают империализм
и в полном противоречии с действительностью утверждают, что
империализм потерял свою агрессивную сущность, что в современном
капиталистическом обществе произошли такие изменения, которые
якобы сделали его миролюбивым и свободолюбивым. Это столь же далеко
от истины, как небо от земли. Догматики же не учитывают
действительных, коренных изменений, происшедших в мире в связи с
образованием и укреплением мировой системы социализма, ростом
международного коммунистического движения, сплочением сил мира на
земле. Они не видят того, что империализм, сохраняя всю свою
агрессивную природу, лишен, однако, своей былой силы. Империализм
перестал быть доминирующей силой в международных отношениях. «В
нашу эпоху мировое развитие определяется ходом и результатами
соревнования двух противоположных общественных систем»
(«Документы Совещаний представителей коммунистических и рабочих партий,
состоявшихся в Москве в ноябре 1957 года». Госполитиздат, 1957,
стр. 6). Все более выявляется решающее влияние социалистического
лагеря на ход мировых событий. Большое значение имеет наличие
группы государств, освободившихся от вековой колониальной зависи-

ПОД НЕПОБЕДИМЫМ ЗНАМЕНЕМ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА 11
мости и твердо стоящих за мир. Растет и крепнет рабочее движение в
странах капитализма. Все шире развертывается могучее движение
сторонников мира на всех континентах. Отсюда вытекает глубокий
диалектический вывод о том, что в настоящих условиях война может быть
предотвращена, что нет фатальной неизбежности войны.
Марксистская диалектика учит, однако, что для превращения возможности в
действительность требуются активные действия масс. Чтобы
возможность предотвращения войны стала действительностью, нужна
мобилизация бдительности народов. Утверждение, что в настоящее время
нет фатальной неизбежности войны, вовсе не означает отрицания
опасности войны. Поскольку существует империализм, поскольку ок
не утратил — да и не может утратить — своей агрессивной сущности,
постольку сохраняется и опасность развязывания новых войн. Однако
силам империализма противостоят сегодня объединенные силы мира,
которые способны предотвратить войну, обуздать агрессивные круги
империализма. Такова глубочайшая диалектика современной эпохи.
Только догматически мыслящие люди могут повторять формулу о том,
что при империализме войны неизбежны, не учитывая при этом тех
грандиозных изменений, которые произошли на мировой арене.
Как известно, основным источником военной опасности в
настоящее время является агрессивный курс американского империализма,
отражающий стремление монополий США к мировому господству.
Империалисты США поддерживают реакционные режимы в ряде
стран, реакционные круги Западной Германии, Англии, Франции и
других капиталистических государств. Они накапливают атомное и
водородное оружие, раздувают «холодную войну», проводят
международный шпионаж, провоцируют конфликты в различных районах мира.
Однако империализм уже перестал быть господствующей силой на
земном шаре. Кроме империализма, существует мощная мировая
система социализма, оказывающая все более решающее влияние на ход
истории. Планы и намерения империализма все более подрываются
революционным движением рабочего класса в капиталистических
странах, могучей волной национально-освободительных движений
народов колониальных и зависимых стран.
Маркс писал: «В противоположность старому обществу с его
экономической нищетой и политическим безумием нарождается новое
общество, международным принципом которого будет — мирг ибо у
каждого из народов будет один и тот же властелин — труд»
(К. .Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIII, часть II, стр. 9). Мировая
система социализма и является тем содружеством народов,
международным принципом которого является мир, ибо у каждого из народов
этого содружества властелином является труд. Она представляет собой
в настоящее время главное препятствие для агрессивных сил
империализма в деле развязывания новой мировой войны, главный фактор
сохранения мира на земле.
Марксизм-ленинизм требует ясного понимания качественных
сдвигов в международной обстановке, так же как и полного
осознания прогрессивными силами своих задач в новых
общественно-исторических условиях.
Стремление к миру, к мирному сосуществованию государств с
различным общественным строем закономерно присуще
социалистическим странам. Оно вытекает из их социальной природы.
Основатель Советского государства В. И. Ленин на заре развития
советского общества провозгласил: «Мы за союз со всеми странами,
никого не исключая» (Соч., т. 30, стр. 341).
Внешняя политика Советского социалистического государства во
все времена его существования базировалась и базируется на
идеологии мира и дружбы между народами. Это является закономерным, так

12
M. 6. МИТИН
как в социалистическом обществе господствует идеология рабочего
класса — марксизм-ленинизм, важнейшими принципами которого
являются пролетарский интернационализм, социалистический
гуманизм, равноправие всех национальностей и рас, дружба народов.
Принципы марксизма-ленинизма находят свое выражение не
только в идеологии мира и дружбы между народами, но и в политике мира
и сотрудничества со всеми народами и государствами, которую
Советское правительство проводит с самого начала своей деятельности. Не
случайно законом, который оно издало в первые же часы своего
существования, был ленинский «Декретно мире», скрепленный подписью
великого вождя революции, неутомимого глашатая и знаменосца мира
и дружбы между народами.
Принцип мирного сосуществования государств с различным
общественным и политическим строем разработал В. И. Ленин. Он
предсказал, что в «течение того периода, когда будут существовать рядом
социалистические и капиталистические государства» (Соч., т. 30, стр. 21),
объективные законы экономики, действующие независимо от воли и
сознания людей, заставят обе стороны в той или иной форме
сотрудничать, вступать в те или иные экономические, политические и другие
отношения, заключать договоры торговые, дипломатические, о
культурном обмене и т. п.
Политика мирного сосуществования государств с различным
общественным строем была глубоко обоснована В. И. Лениным еще в
первые годы существования Советского государства в ряде его работ:
«Странное и чудовищное» (1918); «Американским рабочим» (1919);
«Ответ на вопросы корреспондента американской газеты «New York
Evening Journal» (1920); Отчетный доклад IX Всероссийскому съезду
Советов (1921) и др.
Фальсификаторы марксизма, вроде небезызвестного иезуита
Густава Веттера, утверждают, что политика мирного сосуществования не
вытекает из ленинского учения. Но на то они и фальсификаторы, чтобы
выполнять «социальный заказ» своих хозяев.
Советская политика мира и мирного сосуществования вытекает
из коммунистической идеологии и морали, из подлинно
гуманистических принципов, господствующих в нашем обществе, из великого
учения В. И. Ленина.
Такой же политики придерживаются все социалистические
государства.
В. И. Ленин писал: «Не может быть догматизма там, где
верховным и единственным критерием доктрины ставится — соответствие ее
с действительным процессом общественно-экономического развития...»
(Соч., т. 1, стр. 280).
Марксизм-ленинизм является гранитной основой международного
коммунистического движения. Решительная и последовательная
борьба коммунистических и рабочих партий на основе принципов
Декларации и Манифеста мира против ревизионизма, догматизма и
сектантства способствовала и будет способствовать дальнейшему укреплению
и сплочению сил мирового коммунистического движения. Именно
единство теории и практики, глубокое знание жизни и глубокое
понимание марксистской науки дали возможность нашей партии на своих
XX и XXI съездах внести новые главы в творческое развитие
марксистско-ленинского учения.
Доктрина Маркса, отмечал Ленин, связала в одно неразрывное
целое теорию и практику классовой борьбы. Именно это единство теории
и практики, замечательное соединение полной научной трезвости в
анализе объективного положения вещей с решительным признанием
революционной энергии, творчества и инициативы масс отличает
творческий марксизм от ревизионизма и догматизма.

ПОД НЕПОБЕДИМЫМ ЗНАМЕНЕМ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА 13
В соответствии с таким творческим пониманием марксизма в
решениях XX и XXI съездов КПСС, в Декларации и Манифесте мира
дана оценка характера новой эпохи, высказаны замечательные
положения о задачах борьбы за мир и о мирном сосуществовании, о
необходимости мобилизации бдительности народов в современных
исторических условиях.
В резолюции Пленума ЦК КПСС об итогах Совещания
представителей коммунистических и рабочих партий в Бухаресте говорится:
«Центральный Комитет КПСС выражает свою полную солидарность
с заявлением коммунистических и рабочих партий, участвовавших в
Совещании в Бухаресте, о том, что борьба за мир остается
первостепенной задачей коммунистического движения. В наши дни сохраняет
полную силу положение Манифеста мира, гласящее, что «теперь
можно не допустить войны, можно сохранить мир». Главным условием
избавления человечества от истребительных войн является укрепление
мирового социалистического лагеря, мобилизация всех народов на
борьбу за мир. Растущая и крепнущая мировая система социализма
оказывает все большее влияние на ход мирового развития в пользу
мира и социализма, выступает как несокрушимый оплот мира,
прогресса и свободы народов».
Решения июльского Пленума ЦК ставят перед нашими
философскими кадрами большие задачи в деле творческой разработки проблем
диалектического и исторического материализма применительно к
современной международной обстановке. Необходимо глубоко
исследовать процессы, происходящие в буржуазном обществе,
продолжающееся загнивание и умирание капитализма, которому противостоят
неуклонно растущие силы социализма и коммунизма. Необходимо
глубокое теоретическое освещение вопросов войны и мира в
современных условиях, мирного, сосуществования, все возрастающей роли
мировой системы социализма на международной арене. Особенно
важной задачей в настоящее время является дальнейшая борьба как
против ревизионистского извращения материалистической диалектики,
так и против всяких форм проявления догматизма, являющихся
отступлением от марксистско-ленинского учения.
* * *
Пленум ЦК КПСС сыграет важную роль в дальнейшей
мобилизации энергии народа на досрочное выполнение грандиозного
семилетнего плана.
Неуклонно руководствуясь марксизмом-ленинизмом,
Коммунистическая партия Советского Союза всеми своими действиями и
решениями все более развязывает творческую инициативу масс в деле
борьбы за построение коммунистического общества.
Единодушное решение Пленума ЦК по вопросу об итогах
Бухарестского Совещания коммунистических и рабочих партий имеет
огромное значение для дальнейшего укрепления единства
социалистического лагеря, сплочения всех прогрессивных сил на земном шаре,
для борьбы за мир, демократию, социализм.

Социально-экономические
последствия технического
прогресса при социализме
В. С. НАЙДЕНОВ (Харьков)
Коммунистическая партия Советского Союза на всех этапах
социалистического строительства придавала первостепенное значение
совершенствованию техники производства. Особую важность приобретает
развитие техники в период развернутого строительства коммунистического
общества.
XXI съезд КПСС разработал широкую программу технического
прогресса. Важность намеченных им задач подчеркнута тем, что на июньском
Пленуме 1959 года, первом после съезда, ЦК КПСС поставил вопрос о
работе по выполнению решений съезда об ускорении технического
прогресса в промышленности и строительстве. Недавний июльский Пленум
ЦК КПСС подчеркнул в своем решении, что «решить коренную
проблему текущего семилетия — максимально выиграть время в мирном
экономическом соревновании социализма с капитализмом — можно только
путем всемерного повышения темпов технического прогресса и на этой
основе роста производительности, труда». Вполне понятно, что в
настоящее время самое пристальное внимание уделяется изучению и
разъяснению социально-экономического значения технического прогресса, в том
числе его основного направления — комплексной механизации и
автоматизации.
1. Основное направление современного технического прогресса
История развития производительных сил общества знает ряд
узловых моментов, сыгравших важную роль в общественном развитии.
Изобретение машины явилось величайшим качественным скачком в процессе
развития средств труда. В машине человек впервые нашел форму
широкого применения и использования неисчерпаемой энергии
движущейся материи. «Выступая в виде машины, —писал К. Маркс,— средство
труда приобретает такую материальную форму существования, которая
обусловливает замену человеческой силы силами природы» («Капитал»,
т. 1, стр. 392).
Современное машинное производство вступает в новую стадию своего
развития — в стадию автоматизации.
Применение обычных машин, то есть механизация в узком смысле,
означает, что физическая сила человека как источник движения
заменяется силами пара, газа, электричества и т. п. Автоматизация — это не только
дальнейшая механизация, но и замета механизмами человеческого труда
по управлению производственными процессами. В механизированном
производственном процессе машина выполняет главное движение (возвратно-
поступательное, вращательное и т. п.), на которое затрачивается
преобладающая часть энергии, а человек лишь направляет действие рабочих

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ
15
органов машины. В автоматическом процессе машина не только
воздействует на обрабатываемый предмет, но сама направляет и в известных
пределах регулирует это воздействие. Например, на металлорежущем
станке с автоматизированным циклом производится безучастия человека
рабочая подача инструмента до определенного предела, отвод
инструмента в исходное положение, поворот револьверной головки или барабана,
остановка вращения. В более сложных машинах приборы могут
регулировать режим обработки (скорость резания, температуру, давление и т. п.).
Если наряду с технологическими переходами автоматизированы
вспомогательные процессы (установка, загрузка, фиксация, перемещение
предмета обработки и т. п.) и ряд технологических операций объединен
водном слаженно работающем агрегате, то мы имеем дело с автоматическим
производством.
Развитие машинной техники позволяет сделать вывод, что в
современной машине наряду с двигателем, передаточным механизмом и
рабочим органом (орудием) имеется четвертый элемент, исполняющий
функцию регулирования работы механизмов. К. Маркс в свое время не
отметил наличия в машине четвертого элемента, так как последний находился
еще в зачаточном состоянии. Элементы регулирования развивались по
мере совершенствования машин. В результате этого процесса были
созданы сложные автоматические станки, а затем и современные
автоматические системы машин — автоматические линии.
Первая в СССР автоматическая линия, как известно, была построена
в 1938 году на Сталинградском тракторном заводе. Ее создателем был
рабочий-наладчик И. П. Иночкин. Затем были созданы автоматические
линии на Первом государственном подшипниковом заводе (линия
А. И. Волкова), на Горьковском автомобильном заводе и ряд других
автоматических систем. В 1950—1953 годах в СССР начали работать первые
автоматические заводы. В настоящее время автоматика все больше
распространяется в нашей стране и в высокоразвитых капиталистических
странах. Известно, что в странах капитализма автоматизация обостряет
присущие этой формации и неразрешимые в ее условиях противоречия.
Поэтому полная автоматизация при капитализме невозможна. Лишь
социалистическое общество, освободившее производительные силы от пут
частной собственности, смогло взяться за осуществление этой
грандиозной исторической задачи. XXI съезд КПСС, июньский (1959 год) и
июльский (1960 год) Пленумы ЦК КПСС наметили широкую программу
комплексной механизации и автоматизации социалистического
производства, создание новых автоматических агрегатов, линий, цехов,
заводов. Только в 1959 году в промышленности СССР внедрено 250
автоматических и полуавтоматических линий, а также большое количество
автоматического и полуавтоматического оборудования.
Достижения современной науки и техники поставили на службу
человеку титанические силы покоряемой природы. Применяя эти силы,
человек постепенно освобождает себя от тяжелой физической и
монотонкой умственной работы, оставляя за собой в основном творческие
функции. В этом состоит главное направление развития современных
производительных сил общества. Это направление в области
совершенствования орудий производства, машин принято называть автоматизацией.
В тезисах доклада Н. С. Хрущева XXI съезду КПСС указывается, что
переход к комплексной механизации и автоматически управляемому
производству с применением средств электронной техники составляет
наиболее характерную черту современного технического прогресса.
Поэтому в автоматизированном производстве наиболее
концентрированно выражаются экономические тенденции современного технического
прогресса. Это заключается прежде всего в том новом характере,
который автоматизация придает процессу производительного труда.

16
В. С. НАЙДЕНОВ
2. Изменение характера труда при автоматизации
а) Сглаживание индивидуальных различий
в производительности труда
В условиях обычной, неполной механизации рабочий вынужден
затрачивать значительное количество физического труда на изменение формы
и состояния предмета труда, а также на его перемещение. Силой своих
мускулов он направляет действие рабочих органов машины, много
времени и усилий затрачивает на вспомогательные приемы: установку, снятие,
передвижение обрабатываемых деталей и т. п. В машиностроении даже
в условиях специализированного массово-поточного производства
вспомогательное время на перемещение и закрепление деталей составляет
5—10%* полезного рабочего времени основных рабочих.
В процессе автоматизации самодействующая машина постепенно
заменяет человека. С развитием автоматизации физическая сила и ловкость
рабочего оказывают все меньшее влияние на эффективность
производственного процесса. Все более решающее значение приобретает
техническая вооруженность труда. Поэтому в автоматическом производстве при
равных технических и организационных условиях сглаживаются
индивидуальные различия в производительности труда.
б) Материальная основа всестороннего
развития рабочего
Одной из особенностей машинного производства на первом этапе его
развития является узкая специализация действий рабочего. Механические
средства труда классического образца — обычные универсальные
металлорежущие и другие станки, требующие применения физического труда в
главном технологическом процессе,— представляют собой сложные
орудия. Строго говоря, каждый такой станок является обычно системой
нескольких орудий или комбинацией многих простых инструментов
(см. К. Маркс «Капитал», т. 1, стр. 349). Но эта система приводится в
действие отдельным рабочим и требует индивидуального труда. Маркс
отмечал, что системе машин свойственна «характерная для
мануфактуры кооперация, основанная на разделении труда» (там же, стр. 385).
Узкая специализация действий и пооперационное разделение труда
внутри фабрики приковывают рабочего к определенному виду деятельности,
снижают его интерес к процессу труда, ограничивают развитие его
активности и квалификации.
С повышением уровня механизации и автоматизации все больше
увеличивается круг деятельности рабочего. Создается возможность поручать
ему выполнение одновременно нескольких операций, обслуживать
одновременно несколько агрегатов. Система многоагрегатного обслуживания
постепенно перерастает в систему обслуживания автоматических линий
и комплексов.
В автоматизированном производстве рабочий не должен
специализироваться на выполнении каких-либо узкооднообразных действий.
Наоборот, он должен знать и обслуживать целый ряд звеньев
производственного потока. Вместо узкой специализации наблюдается в известной мере
универсализация труда.
Расширение трудовых функций рабочего идет в двух направлениях.
Во-первых, расширяется сфера его деятельности, растет число
обслуживаемых им механизмов, объем контролируемых процессов. Во-вторых,
действия рабочего по обслуживанию каждого производственного
звена становятся более многогранными. Рабочий не только
заряжает агрегаты и ведет основной технологический процесс. Поскольку
механизация сокращает время, затрачиваемое на несложные функции по за-

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ
17
рядке и управлению, рабочий получает возможность самостоятельно
заниматься настройкой, регулировкой, подналадкой, устранять
неисправности, осуществлять и другие функции по техническому обслуживанию
оборудования. На этой основе происходят глубокие изменения
профессионального состава рабочих кадров. Широко распространяется совмещение
рабочими различных профессий. В результате этого иногда возникают
новые профессии. Так, например, на ряде машиностроительных заводов,
в частности на Харьковском тракторном заводе, фактически
ликвидирована грань между операторами-автоматчиками и наладчиками,
работающими на токарных автоматах. Специалисты предлагают узаконить
на практике сложившуюся профессию токаря-автоматчика,
универсального специалиста по обслуживанию токарных автоматов. Отмечается
также постепенное сглаживание грани между основными и
вспомогательными рабочими.
Все это свидетельствует о том, что с прогрессом техники производства
создаются условия для устранения узкой специализации рабочих, для
многогранной деятельности, для свободного перехода от одной работы к
другой. Здесь заложены материальные основы всестороннего развития
всех членов общества «путем устранения прежнего разделения труда»
(К. M a ρ к с и Ф. Э н г е л ь с, Соч., т. 4, стр. 336).
Следует отметить, что процесс автоматизации сложен и тенденции
его на некоторых ступенях развития противоречивы. Нельзя не считаться
с теми фактами, что в отдельных случаях автоматизация производства
усугубляет ограниченность и монотонность действий рабочего, упрощает
его труд. Некоторые группы рабочих в автоматизированном производстве
выполняют лишь примитивные, не требующие специальной подготовки
движения по загрузке автоматов. Только устанавливают, скажем,
головку или блок двигателя на стол и проталкивают ее на конвейер линии или
бросают кольца подшипников в приемные устройства и т. п. Поэтому
иногда высказываются мнения, что автоматизация ведет не к
расширению, а к сужению функций рабочего. Но это сужение функций имеет
преходящий характер. Автоматизация не сразу охватывает все
элементы основного производственного процесса. Остающиеся
немеханизированными или частично механизированными звенья процесса
характеризуются обычно примитивностью и вместе с тем высокой интенсивностью
труда, так как рабочий должен поспевать за темпом работы
автоматизированных агрегатов. Это элементы производственного процесса,
подлежащие механизации и автоматизации. Альтернативная постановка
некоторыми товарищами вопроса о том, к расширению или сужению функций
основного рабочего, к повышению или снижению квалификации труда
ведет автоматизация, допматична. Все зависит от характера
применяемой автоматики, от уровня ее развития и степени охвата ею
производственного процесса. Комплексное оснащение производственного
процесса средствами механизации и автоматизации устраняет остатки
неквалифицированного, монотонного ручного труда.
Главная и в конечном счете преобладающая особенность
автоматизации— разнообразие, облегчение труда рабочего, повышение уровня
его квалификации.
в) Повышение квалификации и культуры труда
Отмеченные особенности труда в автоматизированном и
автоматическом производстве свидетельствуют о том, что современнная передовая
техника тЬебует высокой квалификации рабочего. Рабочему в
автоматическом производстве приходится управлять сложными и
многочисленными механизмами и процессами, для чего нужны значительные
технические знания, навыки и разносторонняя подготовка.
Физические функции рабочего в значительной мере уступают место
функциям интеллектуальным. Когда физический труд по установке и пере-

18
В. С. НАЙДЕНОВ
мещению предметов труда и по управлению технологическим процессом
в его массовых, шаблонных элементах механизирован, на долю рабочего
остаются главным образом функции умственного труда: наблюдение,
контроль, измерения, расчеты, анализы и т. п. Так, например, составление
расчетов, ведение процесса и контроль, а также учет производства занимают
78%' рабочего дня сталевара (см. В. Бондарь «Общественные
результаты прогресса техники при социализме», «Московский рабочий»,
1957, стр. 24). На Харьковском тракторном заводе контрольные замеры
и наблюдение за работой механизмов занимают до 40% рабочего
времени автоматчика, работающего на многошпиндельных токарных
автоматах без помощи наладчика.
Труд некоторой части работников в условиях высокого уровня
автоматизации становится почти исключительно умственным, например, труд
персонала, осуществляющего управление с диспетчерских пультов
электростанциями, энергосистемами, химическими процессами, нефтяными
скважинами и другими автоматическими комплексами, а также труд людей,
разрабатывающих и кодирующих программы для
электронно-аналитических устройств, станко»в с программным управлением и т. п. В
результате, помимо того, что интеллектуальные функции занимают все большее
место в труде рабочего, приближая его тем самым к труду
инженерно-технического персонала, развитие техники приводит к росту численности и
удельного веса технической интеллигенции в производстве. В 1950 году
в СССР было выпущено 36 тысяч инженеров, а в 1958 — 94 тысячи
(соответствующие цифры для США — 53 и 35: снижение) (см. «Народное
хозяйство СССР в 1958 году». Статистический ежегодник, стр. 839).
На июльском Пленуме ЦК КПСС (1960 год) указывалось на
необходимость и впредь увеличивать число технических специалистов в нашем
народном хозяйстве для обеспечения неуклонного развития техники.
Автоматическую систему машин необходимо физически •поддерживать
в дееспособном состоянии. Для этого нужна затрата труда на монтаж,
наладку, регулировку, ремонт оборудования, изготовление инструментов
и приспособлений и т. п. С развитием техники в производстве возрастает
удельный вес квалифицированных групп, занятых техническим
обслуживанием рабочего, энергетического и передаточного оборудования. Так, на
Харьковском тракторном заводе в 1949 году удельный вес этой группы в
общей численности вспомогательных рабочих составлял 39%, а к 1958
году достиг 42% (при общем снижении доли вспомогательных
рабочих на 7%).
Изменение состава рабочих кадров по мере повышения уровня
механизации и автоматизации видно из сравнения данных о трех участках,
выпускающих блоки четырехцилиндровых дизельных двигателей для
тракторов и комбайнов на двух харьковских машиностроительных
заводах.
Состав рабочих в процентах:
Наладчики
Основные рабочие
(операторы)
Поточная
линия блока
на XT3
12,2
87,3
Поточная
линия блока на
з-де »Серп
и Молот*
17,2
82,8

Автоматизированный участок
блока з-да
»Серп и Молот·
32,3
67,7
Труд рабочих, занятых техническим обслуживанием сложной
техники — наладчиков, электромонтеров, ремонтников, инструментальщиков и
специалистов универсального профиля,— это квалифицированный
физический труд, характеризующийся высокой интеллектуальной активностью.
В работе наладчика или электромонтера не существует стандартной, не-

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ
19
изменно повторяющейся последовательности раз и навсегда заученных
приемов. Каждая операция и каждый прием предварительно обдумывают-
ся. На каждом этапе своей работы, скажем, по наладке или ремонту
станка, рабочий анализирует положение и, опираясь на свои технические
знания и опыт, избирает дальнейший ход действий. Для названной
группы рабочих характерен рационализаторский подход к работе. Их
физический труд органически слит с трудом умственным.
Руки рабочего, обслуживающего сложную современную технику,
выполняют не просто физическую работу, но воплощают творческую
работу мозга.
Очевидно, что для развитого автоматического производства
характерно органическое единство физического и умственного труда. Процесс
комплексной механизации и автоматизации приводит постепенно к
устранению существенных различий между квалифицированным и
неквалифицированным трудом.
Машинной промышленности присуща тенденция к сглаживанию
различий в характере трудовых процессов рабочих. К. Маркс отмечал,
например, что «на автоматической фабрике выступает тенденция к уравнению
или нивелированию тех работ, которые должны выполняться
помощниками машин» («Капитал», т. 1, стр. 425).
При этом уравнивание идет по линии двух факторов, определяющих
трудовые затраты.
Во-первых, нивелируются затраты трудовой энергии различных
рабочих. Механизация устраняет, как отмечено, тяжелый физический и
наиболее шаблонный умственный труд. В автоматизированном
производстве темп работы зависит не от рабочего, а от машины, причем изменение
темпа либо вовсе не отражается на степени напряженности труда, либо
отражается незначительно. И это понятно: машина-автомат действует
самостоятельно, без непосредственного участия рабочих. Относительная
независимость интенсивности производственного процесса от затрат
труда в автоматическом производстве наглядно выражается, в
частности, в формах оплаты труда. В условиях автоматизации характерно
применение повременной оплаты. Важно здесь и то, что
совершенствование техники и технологии способствует облегчению труда, созданию
здоровых условий труда во всех отраслях и видах производства.
Во-вторых, в значительной мере уравнивается степень сложности
труда. С развитием современных средств производства в труде различных
рабочих возникает и развивается общий признак — управление машиной.
В общих чертах сходные функции управления и обслуживания машин
постепенно вытесняют те особенности труда, которые связаны со
свойствами предмета обработки. Повышение доли машинно-автоматического
времени в рабочем процессе является технической основой
постепенного устранения существенных различий в характере труда разных
рабочих.
Комплексная механизация и автоматизация, внедрение
индустриальных методов в обрабатывающей промышленности, строительстве,
сельском хозяйстве и горнодобывающем деле, совершенствование техники
.транспорта превращают все виды труда в разновидность
квалифицированного индустриального труда, оснащенного новейшей техникой, даю-
щейг высокую производительность и облегчающей труд.
Это не означает, что развитие орудий производства вообще
устраняет конкретные различия в труде. Однако разрывы в степени сложности и
тяжести труда значительно уменьшаются. Это также ведет к тому, что
мерой труда остается лишь фактическое рабочее время. Данная
тенденция подготавливает условия для коренного изменения форм
народнохозяйственного учета и распределения материального богатства.

20
В. С. НАЙДЕНОВ
г) Изменение кооперации труда внутри
предприятия
Автоматизация существенным образом изменяет кооперацию труда
на машинном предприятии. С самого начала своего возникновения
машина приводится в движение и обслуживается несколькими рабочими.
К. Маркс писал о машинном производстве, что «...кооперативный
характер процесса труда становится здесь технической необходимостью,
диктуемой природою самого средства труда» («Капитал», т. 1, стр. 392).
^ Однако первоначально, в условиях обычной механизации, на
первый план выступает пооперационное разделение труда между основными
рабочими, работающими индивидуально. Труд каждого основного
рабочего отделен от труда смежных рабочих во времени и пространстве.
Результаты их труда накладываются на продукт последовательно.
В автоматическом же производстве труд всего коллектива людей,
работающих у агрегата или автоматической системы, воплощается
одновременно и в равной мере во всех стадиях обслуживаемого процесса.
Автоматическую систему машин обслуживает группа рабочих, каждый из
которых выполняет определенные функции. Описывая автоматическую линию
по обработке головки двигателя «ДТ-54» на Харьковском тракторном
заводе, авторы характеризуют ее следующим образом: «Это, по существу,
огромный станок, длиной около 16 метров, на котором работает 134
шпинделя» (В. И. К о в а л е н к о и А. В. Χ ρ а м о й «Автоматика и
телемеханика в народном хозяйстве СССР». Госполитиздат, 1951, стр. 13). В этом
смысле любую автоматическую линию можно также назвать большим
агрегатом. Труд единичного рабочего не выражается здесь в каком-либо
персональном результате, а потому отдельный рабочий не может иметь
индивидуальных показателей выработки. Эффективность труда всех
рабочих, обслуживающих автоматический агрегат или линию, выражается
общим показателем: количеством произведенных на линии изделий,
количеством выработанной электроэнергии и т. п. Процесс труда
осуществляется в непосредственно коллективной форме при функциональном
разделении труда между рабочими.
Конкретным отражением повышения степени коллективности труда
в практике являются получающие все более широкое применение
коллективные формы организации и оплаты труда. К таковым следует отнести
прежде всего комплексные бригады. Получает распространение оплата
труда коллективов по реальным результатам, по готовой продукции.
Внедряются различные виды премирования, повышающие коллективную
заинтересованность в результатах производства. Выступая в «Правде»,
председатель Государственного комитета по вопросам труда и заработной
платы Совета Министров СССР А. П. Волков отмечал, что в процессе
упорядочения заработной платы «более широкое распространение получают
системы заработной платы, основанные на принципе коллективной
материальной заинтересованности в росте общественного производства»
(«Правда» от 25 ноября 1958 г.).
Повышение уровня коллективности труда в материальном
производстве соответствует характеру социалистических производственных
отношений и отражает тенденции технического прогресса.
д) Развитие общественного характера трудовых
процессов
С момента своего возникновения машина выступила как средство
общественного труда. Современное развитие техники в несравненно
большей степени обобществляет труд.
Развитие современных орудий труда, с одной стороны, изменяет, как
отмечено, кооперацию труда внутри предприятия в сторону усиления его
коллективности, С другой стороны, обобществление труда развивается в

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ
21
масштабах всего общества. Это выражается прежде всего в развитии
общественного разделения труда и дальнейшей специализации
производства, что является необходимым моментом развития производительных
сил общества.
Углубление общественной природы труда (происходит также и в том
смысле, что в общественном продукте с развитием производительных сил
возрастает доля прошлого труда. Машины, применяемые рабочим,
представляют собой овеществленный общественный труд. По мере развития
техники производства вооруженность и производительность живого
труда неуклонно возрастают. Каждый рабочий своим личным трудом
приводит в движение все большее количество овеществленного общественного
труда. Поэтому в условиях применения автоматического и другого
высокопроизводительного оборудования особое значение приобретает бережное
отношение к средствам производства. Это служит одним из мотивов
применения повременно-премиальных систем оплаты труда взамен сдельных.
Таким образом, по мере прогресса техники возрастает общественная
значимость труда каждого работника производства.
3. Об основных социально-экономических последствиях технического
прогресса
Преобразование характера трудовых процессов на базе
автоматизации ведет к глубоким социально-экономическим последствиям.
Достаточно указать на некоторые, наиболее существенные из них.
В условиях социализма развитие техники не наталкивается, как это
имеет место при капитализме, на преграды социально-экономического
характера, и потому возможности технического развития в нашей стране и
в странах народной демократии безграничны. В социалистическом
обществе .технический прогресс осуществляется быстро и неуклонно, в
результате чего столь же неуклонно возрастает производительность
общественного труда. Повышение производительности труда в обществе, где
производство развивается в интересах всего народа, приводит к росту
благосостояния и созданию того обилия предметов потребления, которое
наряду с другими условиями необходимо для осуществления принципа «от
каждого по способностям, каждому по потребностям». В решении
июльского Пленума ЦК КПСС (1960 г.) указано, что «главное внимание
должно быть сосредоточено на всемерном повышении
производительности общественного труда, как решающего источника расширенного
социалистического воспроизводства и основы дальнейшего улучшения
благосостояния народа».
Увеличение количества средств потребления оказывает влияние на
характер и формы распределения. «Способ распределения,— указывал
Ф. Энгельс,— существенным образом зависит от количества
распределяемых продуктов» (К. M a ρ к с и Ф. Э н г е л ь с. Избр. произв., т. II,
стр. 466). Однако проблему развития способа общественного
распределения нельзя связывать только с объемом распределяемых продуктов.
Большое значение здесь имеет преобразование характера
общественного труда в результате развития его технической основы. Как уже
говорилось, технический прогресс сглаживает существенные различия в
тяжести, трудности, сложности и эффективности производственного процесса.
В результате постепенно уменьшаются различия между вкладами разных
работников в создание совокупного общественного продукта, а
следовательно, уменьшаются различия в степени удовлетворения материальных
потребностей, еще свойственные распределению по труду.
Эта тенденция проявляется в постепенном выравнивании уровней
оплаты труда, что находит свое отражение в проводимой в настоящее
время работе по совершенствованию тарифной системы и упорядочению
заработной платы в промышленности СССР. При переходе на сокращенный

22
В. С. НАЙДЕНОВ
рабочий день внедряются тарифные сетки с меньшим количеством
разрядов (шести- и семиразрядные вместо восьми- и двенадцатиразрядных
сеток). При этом уменьшаются разрывы в тарифных ставках крайних
разрядов. Если по действовавшей до сих пор в тракторной промышленности
сетке тарифная ставка максимального разряда была в 2,5—2,8 раза
больше ставки первого разряда, то то новой сетке это соотношение
уменьшается до 2. Еще ранее, до 1946 года, соотношение крайних разрядов
составляло 1 : 3,5.
Высказываются мнения о том, что в недалеком будущем следовало
бы оставить в промышленности всего четыре разряда.
В настоящее время улучшение системы заработной платы в нашей
стране ведется в направлении, указанном XX и XXI съездами партии,—
по линии уменьшения разрывов в уровнях оплаты труда различных групп
трудящихся в основном за счет повышения заработной платы
низкооплачиваемых рабочих и служащих. Как известно, эта линия нашла
отражение и в постановлении пятой сессии Верховного Совета СССР о
прекращении взимания налогов с заработной платы рабочих и служащих.
Таким образом, переход к коммунистическому принципу
распределения подготавливается развитием технической стороны производства,
созданием обилия средств потребления, а также повышением культуры и
коммунистического сознания членов нашего общества. Изменение
характера труда на основе комплексной механизации и автоматизации
производства выступает как один из важнейших моментов, оказывающих
существенное влияние на развитие форм и способа распределения при
социализме.
Рассмотрение трудового процесса в автоматическом производстве
позволило нам сделать вывод о том, что технический прогресс, расширяя
и углубляя функции рабочего «в производстве, тем самым требует
повышения уровня подготовки производственного персонала. «Партийные
организации,— говорится в решении июльского Пленума ЦК КПСС
(1960 г.),— должны постоянно заботиться о повышении деловой
квалификации кадров промышленности и транспорта, создании им условий
для пополнения знаний в области науки и новой техники, экономики
производства».
Тенденция развития современного машинного производства требует
создания условий, дающих каждому рабочему возможность приобрести
высшие технические, научные знания. Социализм обеспечивает эту
возможность путем развития народного образования и сокращения
рабочего времени.
Повышение производительности общественного труда в результате
совершенствования техники создает материальные возможности
сокращения рабочего времени. Н. С. Хрущев в докладе XXI съезду КПСС
говорил, что высокомеханизированное и автоматизированное производство
будущего не потребует от людей многочасового труда; у них останется
много свободного времени для занятий науками, искусством,
литературой, спортом и т. д.
В настоящее время в нашей стране завершается перевод рабочих и
служащих промышленности на семичасовой, а рабочих, занятых в
тяжелых отраслях, на шестичасовой рабочий день. Коммунистическая партия
поставила задачу добиться установления в недалеком будущем в нашей
стране самого короткого в мире рабочего дня и самой короткой рабочей
недели при одновременном росте благосостояния народа.
В увеличении свободного времени заключается одна из главных
предпосылок всестороннего развития человеческой личности. Но так как
человек с его знаниями и навыками к труду является главным элементом
производительных сил общества, то сокращение рабочего времени в
конечном счете приведет к новому, невиданному росту и
совершенствованию общественного производства. В условиях коммунистического способа

технический прогресс при социализме
23
производства свободное от производительного труда время приобретает
большую общественную ценность. Сбывается необычайное по глубине
предсказание Маркса о том, что будущее общество станет измерять свое
богатство не рабочим, а свободным от производства временем.
Не следует думать, что преодоление существенных различий между
умственным и физическим трудом приводит к ликвидации различий
между функциями инженера и функциями рабочего-исполнителя.
Н. С. Хрущев в докладе на XXI съезде КПСС предостерегал против
вульгарного представления о коммунистическом обществе как о
неорганизованной массе людей. В производстве всегда будет руководящий
технический и административный персонал, круг обязанностей которого
отличается от обязанностей и функций рабочего-исполнителя.
Устранение существенных различий между трудом инженера и
рабочего означает, во-первых, что труд рабочего, становящийся
высококвалифицированным, требует высокой общеобразовательной и технической
подготовки, как и труд техника или инженера; во-вторых, разделение труда
между рабочим и инженером, утратив черты социального различия,
остается лишь как организационное разделение функций в производстве.
Вчерашний рабочий сегодня может исполнять работу инженера, и
наоборот. Для перехода от одного вида деятельности к другой не возникает
затруднений материального или морального характера. Большинство
людей, выполняющих обязанности рабочих-исполнителей, могут быть по
уровню своих знаний подготовленными к труду инженеров. Все
инженеры должны обладать навыками к физическому труду. Мероприятия
КПСС в области развития народного образования и направлены как раз
на то, чтобы обеспечить всестороннюю подготовку членов
социалистического общества, привить им навыки как к физическому, так и к
интеллектуальному труду.
Большое значение для ликвидации пережитков социальных различий
между работниками физического и работниками умственного труда имеет
отмеченное выше уменьшение разрыва в размерах оплаты труда. На
Харьковском тракторном заводе средняя заработная плата рабочих за
последние пять лет выросла с 750 до 900 рублей, то есть на 20%, тогда
как средняя заработная плата инженерно-технических работников
повысилась за это же время на 14%. Уже в настоящее время многие группы
квалифицированных рабочих (наладчики автоматов, сталевары,
ремонтники высокой квалификации и др.) по уровню оплаты труда стоят выше
не только младшего, но и среднего инженерно-технического персонала.
Таким образом, развитие средств труда создает техническую основу,
а социальные мероприятия, проводимые под руководством партии,
воплощают в жизнь новые, коммунистические формы разделения
общественного труда.
Обусловленные развитием производительных сил изменения
характера общественного труда, ликвидация существенных различий между
умственным и физическим трудом, сближение кооперативной формы
собственности с общенародной придают общественному труду, при всем
различии трудовых процессов, признак известной качественной
однородности. А это ведет к уже отмеченной тенденции соизмерять затраты
труда непосредственно по их длительности. Фяктически затраченное
рабочее время становится в условиях будущей техники
преимущественным, а затем и единственным критерием оценки труда. Можно думать,
что это обстоятельство в конечном итоге послужит одной из основных
предпосылок отмирания товарно-денежных отношений в будущем.
♦ * *,
• Отношения общественной собственности первоначально
складываются на технической основе, унаследованной от капитализма. Но полный
расцвет всех возможностей, связанных с этими отношениями, предпола-

24
В. С. НАЙДЕНОВ
гает значительно более высокий уровень развития производительных сил.
С возникновением нового общественного строя к производительным
силам предъявляются новые количественные и качественные требования,
представляющие собой объективные условия полного использования всех
величайших преимуществ коммунистических производственных
отношений. Эта общественная потребность с огромной силой воздействует на
развитие производительных сил. Коммунизм создает производительные силы,
соответствующие его природе. Их технической базой являются
автоматика, атомная энергетика и другие прогрессивные и наиболее перспективные
отрасли современной техники, справедливо называемые техникой
коммунизма.
Темпы и размах коммунистического строительства во многом зависят
от того, насколько решительным и инициативным оказывается
внедрение в производство новейших технических изобретений и научных
открытий. Главное сейчас, говорится в постановлении июльского Пленума
ЦК КПСС (1960 г.), заключается в том, чтобы «совершенствовать
организацию всего дела по созданию и внедрению новой техники, смелее
поддерживать и настойчиво развивать новое, прогрессивное, все то, что
повседневно рождается на предприятиях, в конструкторских, проектных и
научно-исследовательских организациях и ускоряет наше движение по
пути к коммунизму».
Современный технический прогресс ведет к расцвету и полному
торжеству коммунистических отношений.

Инженерно-техническая
интеллигенция в период
развернутого строительства
коммунизма
Г. И. ШЕМЕНЕВ
XXI съезд Коммунистической партии Советского Союза, определяя
характер и закономерности поступательного движения общества к ком-,
мунизму, выдвинул в качестве основной практической задачи создание
материально-технической базы коммунистического общества,
обеспечение нового мощного подъема производительных сил.
Коммунистическая партия и Советское правительство проявляют
постоянную заботу о дальнейшем техническом прогрессе.
Постановления июньского Пленума ЦК КПСС (1959 г.) и июльского
Пленума текущего года, являющиеся глубокой и всесторонней
проверкой хода выполнения решений XXI съезда партии, вместе с тем
составляют конкретную программу внедрения в производство новейших
достижений науки, техники и передового опыта, на основе которых создается
материально-техническая база коммунизма. Июльский Пленум особо
подчеркнул, что решить коренную проблему текущего семилетия — максимально
выиграть время в мирном экономическом соревновании социализма и
капитализма — можно только путем всемерного повышения темпов
технического прогресса и на этой основе роста производительности труда.
Гигантский масштаб осуществляемых в нашей стране материально-
технических преобразований, обусловленных задачами коммунистического
строительства, значительно меняет содержание и характер
деятельности инженерно-технической интеллигенции. В настоящей статье
рассматриваются некоторые характерные черты этого процесса.
1. Изменения в характере и содержании деятельности инженерно-
технической интеллигенции
К инженерно-технической интеллигенции относится та часть
советской интеллигенции, которая призвана в нашем обществе обеспечивать,
в соответствии с задачами коммунистического строительства,
организацию процесса производства материальных благ, его совершенствование,
техническое и административно-хозяйственное управление им.
Деятельность инженерно-технических кадров — необходимое условие
нормального функционирования каждого современного промышленного
предприятия, работы строительных организаций, транспорта и сельского
хозяйства.
С победой социализма в СССР была создана многочисленная новая,
народная техническая интеллигенция, являющаяся составной частью
всей советской интеллигенции. Это совершенно новая интеллигенция,
связанная всеми корнями с рабочим классом и колхозным крестьянством.
Ни в одной капиталистической стране мира интеллигенция не
может и мечтать о столь благоприятных условиях для развития науки и
техники, которые созданы в нашей стране.

26
Г. И. ШЕМЕНЕВ
Важнейшее преимущество социализма состоит именно в том, что
развитие техники в условиях общественной собственности получает
безграничный простор.
Лучшим доказательством этого являются достижения Советского
Союзав области технического прогресса: запуск искусственных
спутников, космической ракеты, создание высокосовершенных конструкций
реактивных самолетов, успехи в ядерной технике и станкостроении,
вызвавшие восхищение всей мировой общественности. Деятельность нашей
инженерно-технической интеллигенции, ученых и рабочих получила
высокую оценку Коммунистической партии и советского народа.
Выдвинутая XXI съездом КПСС задача создания
материально-технической базы коммунистического общества предполагает решение
целого ряда крупных технических проблем, связанных с автоматизацией
производства, сплошной электрификацией страны, применением новых
источников энергии и синтетических материалов.
Это означает, что перед инженерами и техниками нашей страны
поставлены задачи, не имеющие по своему масштабу ничего равного в про-
щлом. Создаваемая ныне техника в конечном счете должна привести к
тЬму, что процесс производства материальных благ будет совершаться
при самом минимальном участии физических сил человека. Достигнуть
этого возможно при сплошной автоматизации процессов материального
производства. Решение этой задачи ознаменует наступление новой эры в
истории материального производства.
На основе технического прогресса происходят глубокие коренные
изменения и в самом содержании и характере деятельности инженерно-
технических кадров.
Это обусловлено следующими обстоятельствами.
Во-первых. Создание материально-технической базы коммунизма
предполагает применение средств труда, имеющих исключительно
высокие единичные мощности, огромные скорости, давления, температуры,
так как только высокие параметры средств труда дают крупный технико-
экономический эффект. В связи с этим в нашей стране строятся в
широком масштабе крупнейшие в мире металлургические, нефтеперегонные
заводы, электростанции, прокатные станы и другие мощные
промышленные предприятия. К примеру, домна объемом более 2 тысяч кубометров,
электростанция мощностью 1,5 миллиона киловатт, металлургический
завод с годовым прокатом до 2 миллионов тонн у нас считаются типичными
сооружениями.
Во-вторых. Коренным образом изменяется технология производства,
так как технологические процессы автоматизируются, широко
используются новые источники энергии, новые материалы. Следует особо
отметить, что широкое применение полимерных материалов предполагает
глубокое и всестороннее раскрытие их свойств и создание на этой основе
научно обоснованной технологии переработки их в изделия, разработку
специальных методов конструирования машин.
И в-третьих. Автоматические заводы в самых различных отраслях
хозяйства, специализированные на производстве отдельных деталей,
составляющих часть продукта, и единые энергетические системы в
масштабе союзных республик, всей страны, а со временем и в масштабе ряда
стран, единые транспортные системы, линии связи для своего
нормального функционирования требуют тесно взаимосвязанной, органически
согласованной работы самых различных отраслей народного хозяйства,
а следовательно, и высококвалифицированного учета и анализа многих
крайне разнообразных факторов в масштабе всей страны и в расчете на
сравнительно далекую перспективу.
Таким образом, материальное производство при переходе к
коммунизму в силу своей сложности, взаимосвязанности, более высокого
развития общественного характера производства, бурных темпов техниче-

ТЕХНИЧЕСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В ПЕРИОД СТРОИТЕЛЬСТВА КОММУНИЗМА 27
ского прогресса объективно требует: а) непосредственного участия в
организации совершенствования производственных процессов и управлении
ими крупных специалистов, способных обеспечить высокоэкономичное
использование мощной техники и осуществлять при этом
исследовательскую и проектную деятельность; б) инженерно-технические кадры
должны быть хорошими организаторами производства, обладать широким
технико-экономическим кругозором, глубоко понимать закономерности
общественного развития.
Основной и наиболее характерной чертой изменений, происходящих
в деятельности инженерно-технических кадров в настоящее время,
является значительное творческое обогащение и усложнение ее за счет
увеличения объема исследовательской, рационализаторской, проектно-кон-
структорской работы. Основным содержанием функций
инженерно-технических кадров становится главным образом контроль над
использованием средств труда; технико-экономический анализ деятельности
предприятий; рационализация и совершенствование технологии с целью
полной автоматизации и повышения технико-экономической эффективности
производства.
Особенность задач, решаемых ныне инженерно-технической
интеллигенцией, обусловлена тем, что осуществляемое в настоящее время
совершенствование средств труда не ограничивается мелкими
изменениями, а в большинстве своем сводится к созданию, конструированию
совершенно новых технологических процессов. Создание
автоматизированного производства означает не столько приспособление средств
автоматизации к сложившейся технологии производства, сколько существенную
ее перестройку, изыскание и построение новых технологических
процессов.
В свою очередь, современные средства автоматики серьезно меняют
способы и методы решения задач, стоящих перед инженерно-техническими
кадрами на предприятиях. Они позволяют значительно разгрузить их
деятельность от утомительно-однообразных умственных операций, внедрить
более сложные и точные методы расчетов на основе применения
электронных счетно-решающих машин. Следствием механизации
инженерно-технических расчетов, сметных работ, чертежно-графических, а также работ по
проектированию технологических процессов является резкое сокращение
объема элементарных операций интеллектуальной деятельности, огромная
экономия труда.
Использование цифровой электронной машины «Стрела» по
программе, разработанной лабораторией гидравлических машин Академии наук
УССР, позволило сократить затраты времени наиболее
квалифицированных конструкторов только на одном расчете критических оборотов
многоспиральных роторов с 800 часов до 2,5 минуты. А ведь таких расчетов
необходимо делать десятки тысяч. Использование математических
машин не только намного повышает темп вычислительных операций, но и
значительно преобразовывает методы исследования и расчеты по
существу. Это связанно с тем, что электронные счетные машины способны
учитывать огромное количество влияющих факторов, и в силу этого
появляется возможность находить наиболее оптимальные режимы ведения
технологических процессов. Особенно эффективным является применение
электронных моделей для проектирования и испытания тех или иных
систем, их автоматического регулирования, когда экспериментирование
в натурном виде требует больших материальных затрат (самолеты,
реакторы, турбины, подстанции и другие крупные установки).
Современная высокая ступень индустриального развития нашей
страны во многом изменила характер трудностей, возникающих на
отдельных этапах развития техники. Если в свое время наибольшие
затруднения представляло материальное воплощение той или иной
разработанной конструкции, то в наши дни трудности переместились главным

28
Г. И. ШЕМЕНЕВ
образом в область «мозговой работы». Н. С. Хрущев в речи на
Всесоюзном совещании по энергетическому строительству (1959 г.) говорил:
«Если вы создали одну турбину, сконструировали ее, сделали чертежи,
все проверили, то есть выполнили всю самую сложную
инженерно-техническую, так сказать, мозговую работу, то остальное сделать уже легче».
Характерной особенностью технического прогресса в СССР является
его стремительность, вызывающая необходимость частой замены
устаревших орудий производства. Чтобы судить об огромных масштабах этой
работы, достаточно сказать, что в настоящее время у нас в стра-не имеется
свыше 350 тысяч единиц устаревшего и малопроизводительного
металлорежущего, деревообрабатывающего, кузнечно-прессового оборудования,
которое требует замены. Это значительно повышает роль
рационализаторской, проектно-конструкторской и исследовательской деятельности.
Н. С. Хрущев на июньском Пленуме ЦК КПСС (1959 г.) говорил:
«Мы находимся как бы в безвыходном положении. Пока делали одну
машину и еще не успели внедрить ее в производство, а уже на смену этой
машине ученые и изобретатели создали более усовершенствованную
машину, лучше прежней». Н. С. Хрущев говорил далее, что, видимо, при
коммунизме новое оборудование будет эффективно служить не более
пяти лет. Уже в наши дни темпы технического прогресса высоки. Так, с
начала 1956 года по 1958 год включительно в СССР создано и освоено
свыше 4 500 принципиально новых типов машин, механизмов и аппаратов.
Следовательно, в эти годы ежедневно создавалось около пяти новых
машин.
Июньский Пленум ЦК КПСС (1959 г.) наметил практические пути
преодоления трудностей, обусловленных быстрым моральным износом
средств труда. Главное в разрешении этого противоречия состоит в том,
чтобы сосредоточить инженерные конструкторские силы в сферах
непосредственного материального производства, то есть там, где
осуществляется непосредственный контакт средств труда с материальными
условиями их функционирования, там, где сразу выявляются все слабые
стороны той или иной машины и вместе с тем определяются направления ее
совершенствования. Относительно кратковременный период, в течение
которого функционируют средства труда до их модернизации или
замены, требует создания хорошей экспериментально-конструкторской
базы на предприятии, позволяющей при создании новых машин
проводить быстро, оперативно эксплуатационные испытания, делать без
промедлений наладку и доводку до серийного образца.
На многих крупных предприятиях ныне созданы специальные бюро
перспективной техники и технологии, конструирующие машины
завтрашнего дня. Это мощные конструкторские бюро, в которых творчеокой
работой занято большое число наиболее квалифицированных инженеров
предприятия. Так, на Ждановском заводе конструкторское бюро
насчитывает около 250 инженеров-конструкторов.
Бюро перспективной технологии призваны к тому, чтобы как можно
чаще организовывать «скачки» через отдельные этапы развития техники,
минуя промежуточные стадии, а также переходы к совершенно новым
направлениям в технике. Наше производство поэтому все в большей мере
становится предметно воплощающейся наукой, в силу чего в деятельности
советской инженерно-технической интеллигенции непрерывно возрастает
объем научных исследований.
Показателен в этой связи тот факт, что первые конструкции
программного управления станками самостоятельно, без какой-либо помощи
создали конструкторские бюро Ленинградского завода имени
Свердлова, Одесского и Дмитровского станкостроительных заводов,
опередившие многие научно-исследовательские институты.
Принятый курс на серьезное укрепление конструкторского и
технологического звена на предприятиях в р-яде случаев предполагает соада-

ТЕХНИЧЕСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В ПЕРИОД СТРОИТЕЛЬСТВА КОММУНИЗМА 2S
ние особых научных институтов на крупных заводах. Необходимо
отметить, что создаваемые ныне на заводах и предприятиях научные
институты (например, на заводе «Уралмаш») являются новым типом научных
учреждений. Главная их особенность состоит в том, что они входят
составной органической частью в общую технологию производства, являясь
как бы особым цехом, разрабатывающим перспективную и более
совершенную технологию. Создание таких институтов радикально решает
также один из наиболее типичных, все еще встречающихся конфликтов,
состоящих в том, что когда научно-исследовательский институт продвигает
новую, прогрессивную идею, производственники, занятые выполнением
плановых заданий, нередко сопротивляются изменению технологического
процесса. Новая организация научно-исследовательской работы позволяет
успешно разрешить это противоречие.
Изменение характера труда инженерно-технических кадров вполне
определенно выступает не только при конструировании- новых образцов
техники, но и в процессе непосредственного обслуживания,
использования функционирующей техники. Например, функции по наладке и
обслуживанию автоматической системы машин требуют постоянного решения
обслуживающим персоналом новых сложных проблемных ситуаций.
Определение возможности достижения более оптимальных режимов
ведения технологических процессов, вскрытие наиболее неустойчивых
участков в технологической цепочке, выявление возможности более строгого
соответствия установленных стандартов и допусков фактическим
характеристикам продукции, поиски более рациональных структурных схем
технологических агрегатов — таково в общем виде содержание инженерного
труда на автоматизированном предприятии.
Успешное и более радикальное решение проблемных ситуаций
возможно, разумеется, только при наличии глубоких специальных
теоретических и технико-эконом'ических знаний. Взять, к примеру, передовую
современную технологию литейного производства. Инженерно-техническая
деятельность здесь, значительно усложняясь, вместе с тем становится
органической составной частью трудовых операций по
непосредственному ведению металлургического процесса. Выбор оптимальных
параметров плавки: температурного режима, кислородного питания, загрузки
самой печи — ныне уже не предоставлен многолетнему опыту и мастерству
горнового. Все это на передовых предприятиях решается с помощью
специальных машин, на основе научных данных.
Повышение технического уровня производства, усложнение
технологического оборудования определяют, таким образом, с одной стороны,
необходимость преимущественного сосредоточения сил
инженерно-технической интеллигенции в сфере непосредственного производства
материальных благ и, с другой стороны, повышения культурно-технического
уровня рабочих, превращения со временем их труда в инженерный
труд.
Показательна в этом отношении большая работа, проведенная
Советом народного хозяйства Сталинского административного
экономического района по приближению специалистов к производству,
сосредоточению инженерно-технической и конструкторской деятельности
непосредственно на предприятиях и развертыванию научно-исследовательской
работы на местах. В результате проведенной организационной
перестройки здесь на одну небольшую шахту приходится теперь более 20
инженеров и 55 техников, а на крупных шахтах работают 45—50 инженеров и
100—150 техников.
На заводах этого совнархоза укрепляются и создаются крупные
конструкторские бюро и исследовательские лаборатории. В 1958 году
только на машиностроительных заводах количество конструкторов и
технологов увеличилось более чем .на 600 человек. Их удельный вес в обшей
численности инженеров и техников составляет около 50%.

30
Г. И. ШЕМЕНЕВ
Трудовая деятельность инженерно-технической интеллигенции все
более и более становится элементом широко кооперированного процесса
производительного труда, опирающегося на новейшую технику. В связи
с этим небезынтересно отметить, что количественное определение уровня
производительности труда на предприятиях рассчитывается в последнее
время путем отнесения размеров вырабатываемой продукции к
затратам труда не только рабочих, но и других категорий промышленно-про-
изводственного персонала, в том числе и инженерно-технических
работников.
В условиях социализма техническое совершенствование
производства, хозяйственное руководство деятельностью »предприятий во всех
звеньях все больше и больше основывается на учете инициативы, опыта
и творчества широких масс. В этом проявляется общая закономерность
коммунистического строительства, состоящая в том, что с приближением
к коммунизму неуклонно повышается роль общественности.
Общественное участие в борьбе за технический .прогресс, пожалуй, особенно
значительно, ибо сфера материального производства—решающая сфера
человеческой жизни.
Технический прогресс происходит тем успешнее и стремительнее,
чем большая .масса людей принимает участие в этом процессе и
заинтересован в .нем.
После июньского Пленума ЦК КПСС (1959 г.) формы
общественного участия в совершенствовании производства стали особенно
разнообразными.
В технико-экономических советах предприятий и строек, в первичных
организациях научно-технического общества теперь в порядке
установившейся системы обсуждаются самые коренные вопросы развития
производства: проекты автоматических цехов и т. д.
Широкую известность получила замечательная инициатива
инженерно-технической интеллигенции Урала, создавшей общественные
конструкторские бюро, впервые возникшие на Уральском вагоностроительном
заводе, Уральском заводе тяжелого машиностроения и Первоуральском
новотрубном заводе. Эти конструкторские бюро объединили
инженеров, техников и рабочих для совместного технического творчества.
Общественные конструкторы в свободное от работы время занимаются
разработкой проектов механизации и автоматизации производственных
процессов, внедрения передовой технологии и рационализаторских
предложений.
Только в Свердловской области при активном участии инженерно-
технической интеллигенции Свердловска создано около 400
общественных самодеятельных конструкторских бюро и 100 групп экономического
анализа, объединяющих 10 тысяч специалистов производства.
Этому почину, по мере нашего продвижения к коммунизму, будет
принадлежать все более славное и широкое будущее.
Широкой популяризации заслуживает деятельность открывшегося
недавно в Свердловске университета технического прогресса для
молодых рабочих. Всемерное одобрение получила инициатива инженера
Ижорского завода И. В. Яшина, вот уже в течение трех лет являющегося
руководителем постоянно действующего на заводе технического
семинара повышения квалификации рабочих. Характерно, что совместные
занятия рабочих в этом семинаре способствовали развитию технической
мысли у его участников, самостоятельного творчества. Ныне
большинство слушателей семинара — новаторы и рационализаторы производства,
обладающие глубокими разносторонними знаниями.
Творческая активность инженерно-технической интеллигенции всегда
находит самую горячую поддержку рабочих, выливающуюся в мощное
движение новаторов, изобретателей и рационализаторов производства.
Ны,не всюду на заводах, предприятиях и стройках создаются комплекс-

ТЕХНИЧЕСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В ПЕРИОД СТРОИТЕЛЬСТВА КОММУНИЗМА 31
ные бригады из рабочих и инженерно-технических работников, которые
самостоятельно разрабатывают чертежи, изготовляют образцы новой
техники и внедряют их в производство. На широких собраниях -рабочие
вместе с инженерно-технической интеллигенцией по-деловому обсуждают
важнейшие вопросы производства, проявляя огромную заботу о том,
чтобы каждое предприятие работало как можно лучше, чтобы труд был
высокопроизводительным, технология более совершенной.
В этих условиях советский инженер органически сочетает свою
специальную работу с активным участием в общественно-политической
деятельности. Ему чужды кастовая замкнутость, индивидуализм, узкоцеховой
профессионализм, свойственные буржуазным специалистам.
2. Расширение профессионального профиля инженерно-технических
работников
Социалистическое производство, основывающееся на сознательном
применении данных науки, выдвинуло в качестве одного из ведущих
требований к технической интеллигенции расширение профессионального
профиля "инженера. Это означает прежде всего увеличение объема знаний
за счет: а) данных общеинженерных наук; б) обстоятельного знания
экономики произ(ВОдства.
При этом важно заметить, что расширение профиля в той или иной
степени сближает технологически разнородные инженерные профессии,
так как развитие техники ведет к (Непрерывному нарастанию не только
различий, но и общности конструктивных элементов в машинной технике
всех отраслей производства. Проявление этой тенденции особенно
заметно на стадии комплексной механизации и автоматизации производства.
В каждом устройстве, автоматизирующем трудовой процесс, имеются
такие общие операции, как подача, фиксация, зажим, поворот,
рассортировка и т. д. Автоматические устройства для управления летательными
аппаратами по своему принципу могут быть вполне использованы также и при
регулировании процессов в котлах, печах, прокатных станах и в целом
ряде других видов технологического оборудования. Автоматически
действующие машины в далеко отстоящих друг от друга по технологии
отраслях производства всегда имеют больше общего между собой, чем ручные
средства труда одной и той же технологической группы. Следовательно,
можно создать на научных основах продуманную классификацию машин
и механизмов, руководствуясь которой конструктор может подбирать в
известных пределах уже готовые схемы механизмов.
Автоматические машины, применяемые в самых различных отраслях
материального производства, при всем своем многообразии типов
основываются на общих принципах, причем количество технологических схем
оказывается относительно небольшим.
В более узких рамках сейчас практически решается вопрос о
создании единой государственной системы приборов, построенных по алрегат-
ному принципу, предусматривающему, чтобы все приборы состояли в
основе своей из стандартных узлов и агрегатов. Создание таких
классификаций, систем, номенклатур становится возможным только в
социалистическом народном хозяйстве, где общественный характер
производства сочетается с общественной собственностью на средства
производства. Неуклонное нарастание общности научно-технических основ в
каждой отрасли производства делает возможной и целесообразной
подготовку специалистов широко-го профиля. Конкретные исследования должны
определять конкретные границы этого профиля.
Взять, к примеру, инженерную деятельность в машиностроении. Здесь
объем знаний и уменья инженера за последние годы значительно
расширился в связи с внедрением автоматического управления машинами (ме-

32
Г. И. ШЕМЕНЕВ
ханизмов управления, контроля, блокировки) с помощью электронной
техники.
Обсуждение архитектурно-строительных проблем на Всесоюзном
совещании градостроителей (июнь 1960 г.) показало, что в наше время
архитектор не в состоянии умело, искусно проектировать здания без
глубоких знаний технологии производства сборных домов, условий их
монтажа и социального назначения.
Или другой пример. Широкий профиль инженера — строителя
железных дорог как бы распадается на две узкие специальности: а)
строительство дорог и б) техническую эксплуатацию, содержание их.
Практика показала, что, изучив основательно и глубоко энергетику
и машины по одной из специальностей — строительной или
эксплуатационно-путейской,— инженер всегда сможет овладеть энергетикой и
машинами по любой из этих специальностей. Все это показывает, что ныне
заметно возросла роль общеинженерных наук, так как все больше и больше
приходится изучать и применять в инженерной практике одновременно
серию качественно разнообразных машин, и, следовательно, становится
особенно важным знание принципов их действия, знание теории, общих
схем узлов и механизмов, что позволяет, в свою очередь, глубоко знать и
конкретные машины.
Инженерная деятельность, можно сказать, имеет объективное
тяготение к «универсализации». Формирование высококвалифицированных
инженеров широкого профиля возможно только на базе глубокого
изучения физико-математических, общеинженерных и экономических наук и
хорошей осведомленности в области практики и опыта использования
новейшей техники.
Развитие современной техники в период развернутого строительства
коммунизма требует от нашей инженерно-технической интеллигенции
всесторонних экономических знаний. В наше время инженерная деятельность,
особенно в области конструирования новых машин и создания новых
технологических процессов, в качестве составной своей части предполагает
экономическое обоснование.
3. О некоторых тенденциях в изменении профессионального состава
инженерно-технической интеллигенции
Технический прогресс всех отраслей народного хозяйства СССР на
основе создания автоматизированного производства, комплексной
механизации и применения новых материалов и источников энергии
обусловливает значительные изменения профессионального состава технической
интеллигенции.
В начальные годы социалистического строительства задача
создания инженерных кадров решалась исхоля из потребностей машинной
техники, унаследованной от прошлого. При переходе к коммунизму
обеспечивается преимущественный рост профессий инженерно-технического
труда, связанных с высшей ступенью технического прогресса — комплексной
механизацией, автоматизацией производства, а также химизацией и
использованием атомной энергии. В целом возрастает также общая
численность технической интеллигенции, заметно повышается и ее удельный вес
в составе всей советской интеллигенции.
В СССР темпы роста и структура состава технической
интеллигенции характеризуются следующими данными: (ом. таблицу на 33 стр.).
Приведенные данные об изменении состава интеллигенции
показывают, что рост кадров специалистов намного опережал рост всех других
профессий умственною труда. Так, с 1926 по 1956 год, то есть за 30 лет,
отдельные категории интеллигенции численно возросли:
инженерно-технический персонал — в 11,4 раза, агротехнический персонал — в 8,5 раза,

тогда как общая численность интеллигенции повысилась примерно в
5,7 раза. И это вполне закономерно, так как всестороннее техническое
перевооружение производства, постоянное увеличение его объема составляют
важнейшую черту коммунистического строительства.
План подготовки специалистов на семилетие предусматривает
неуклонный -рост выпуска инженеров. К 1965 году выпуск специалистов из
высших учебных заведений увеличится до 100 тысяч в год, при этом
преимущественный рост получают специальности в области автоматики,
вычислительной техники, радиоэлектроники, химической технологии,
использования ядерной энергии. Таким образом, в условиях
коммунистического строительства непрерывно возрастает удельный вес инженерно-
технической интеллигенции, связанной с высшими разделами техники.
Строительство коммунизма требует создания огромной армии
высококвалифицированных специалистов. Характерны в этом отношении
сравнительные данные о численности дипломированных инженеров в
СССР и США. В 1940 году в СССР их насчитывалось 290 тысяч, в
1956 году — 721 тысяча, в 1957 году — 816 тысяч, в 1958 году — 894
тысячи; в США в 1940 году— 156 тысяч, в 1956 году — 400 тысяч. Выпуск
инженеров в СССР в 1957 году составил 83 тысячи, а в США — 31
тысячу человек. В 1958 году советские вузы выпустили 94 тысячи инженеров,
а в США — только 35 тысяч. Следовательно, СССР выпускает в три раза
больше инженеров, чем США.
На фоне огромных хозяйственных успехов в СССР рельефно
обнаружилась ограниченность капиталистической системы в целом и в сфере
технического прогресса в частности. Это объясняется тем, что темпы и
масштабы технического прогресса, а также конкретное решение сколько-
нибудь значительных технических проблем целиком зависят от
социальных условий.
Взять, к примеру, создание единых транспортных и энергетических
систем.
Имеющиеся в США мощные объединенные энергетические системы
связаны соглашениями, в основе которых лежит выгода каждой отдельной
системы. Здесь игнорируется возможность получения максимальной
выгоды для всего объединения в целом, так как в этом случае всегда создаются
для отдельных систем менее выгодные условия. Это препятствует
подлинно научному решению Бопроса, обеспечивающему максимальный
технический прогресс. Перед инженерно-техническими кадрами такая задача и не
ставится, их деятельность ограничивается решением узких, частных задач.
Вот почему В. И. Ленин писал, что буржуазный специалист рано или
поздно придет к признанию коммунизма, но через данные своей профессии.
В условиях социалистической плановой системы хозяйства
создается самое широкое кооперирование и специализация производства.
Создание единой энергетической системы в Европейской части СССР на
принципах обеспечения общегосударственных выгод даст эффект, определяв-

34
Г. И. ШЕМЕНЕВ
мый в 500 тысяч киловатт дополнительной мощности. Аналогичное
положение наблюдаем мы в единых водных, железнодорожных системах,
линиях связи и т. д.
Все это показывает, что в период создания материально-технической
базы коммунистического общества инженерная деятельность по своему
содержанию становится богаче, сложнее, разностороннее и интереснее.
В процессе формирования инженерно-технической интеллигенции
социалистического общества большое значение приобретает активное
участие специалистов в общественной жизни (в партийной работе, в работе
Советов депутатов трудящихся, технических обществ, культурных
организаций, участие в художественной самодеятельности и т. д.). Значительное
сокращение рабочего дня, всестороннее повышение материального
благосостояния и другие социально-экономические изменения, связанные с
постепенным переходом от социализма к коммунизму, способствуют
всестороннему развитию технической интеллигенции, ее духовному обогащению,
преодолению всякого проявления «техницизма» и признаков какой-либо
профессиональной ограниченности.
Следует отметить, что все эти изменения в содержании деятельности
инженерно-технической интеллигенции и рабочих наглядно
свидетельствуют о постепенном стирании существенных различий в
культурно-техническом уровне рабочих, техников и инженеров.
В нашей стране уже сейчас имеются многочисленные кадры, главным
образом в машиностроении и энергоснабжении, которые являют собой
новый тип рабочих, отличающихся высокой общеобразовательной и
технической подготовкой, применяющих столь совершенные орудия
производства, что в характере их труда теряются основные существенные
признаки, отличавшие в прошлом их труд от труда инженерно-технической
интеллигенции. Июньский Пленум ЦК КПСС (1959 г.) прямо указал, что
в нынешних условиях производственное обучение рабочих обязательно
должно включать элементы инженерно-технической подготовки.
Если содержание и объем профессиональных знаний, навыков и
опыта инженеров сопоставить с теми изменениями, которые происходят в
профессиях рабочих одной и той же отрасли производства, то ясно
вырисовывается тенденция непрерывного нарастания общности технических
знаний, навыков, умений у инженеров и рабочих. Общность знаний и
опыта увеличивается по мере совершенствования применяемых средств
труда и более всего становится очевидной в автоматизированном
производстве.
Но стирание существенных граней между трудом технической
интеллигенции и трудом рабочих представляет сложный и длительный
процесс. Полное уничтожение существенных различий между трудом рабочих
и инженеров предполагает гигантский культурно-технический рост всех
членов общества и является одной из важных задач коммунистического
строительства.
Задачи коммунистического строительства требуют, чтобы современные
инженеры являли собой наиболее полно новый тип специалиста, в котором
органически сочетается крупный специалист конкретной, но при этом
широкой отрасли материального производства и вместе с тем всесторонне
развитый общественный деятель, страстный борец за технический и неоаз-
рывно с ним связанный социальный прогресс.

Роль Ленина в развитии науки
Член-корр. АН СССР А. Д. АЛЕКСАНДРОВ (Ленинград)
Значение Ленина для науки так громадно и многообразно, что
осветить эту тему даже в общих чертах в рамках одной статьи совершенно
невозможно. Какие бы то ни было попытки исчерпывающего освещения
темы были бы несерьезны, поэтому приходится ограничиваться только
некоторыми вопросами,
В развитии науки Ленин сыграл выдающуюся роль. Эту сторону
всемирно-исторической деятельности Ленина можно рассматривать в трех
планах.
Во-первых, Ленин был великим ученым-марксистом, обогатившим
науку об обществе фундаментальными теориями и открытиями.
Во-вторых, Ленин обогатил марксистскую философскую науку,
поднял ее на новую ступень. Ленин отстаивал общие принципы этой науки,
освещая пути ее развития.
В-третьих, Ленин, как руководитель Советского государства, был
организатором развития науки в нашей стране, и его деятельность оказала
здесь определяющее влияние. Но этой важнейшей стороны деятельности
Ленина мы здесь не сможем коснуться вследствие ограниченности
размеров статьи.
Говоря о заслугах Ленина в развитии общественных наук,
достаточно назвать ленинскую теорию империализма, теорию социалистической
революции, теорию построения социализма, чтобы понять, каким
гигантским вкладом в науку мы обязаны Ленину.
Ленину принадлежит научное предсказание возможности построения
социализма в одной стране. Даже если отвлечься от главного — от
непосредственного практического значения этого предсказания для всей
деятельности нашей партии и народа, для истории человечества в целом,—
а рассматривать его только как научное открытие, то и тогда ясно, какую
научную смелость и глубину проявил здесь Ленин. Даже в этом чисто
научном плане речь идет о величайшем открытии, сделанном в самой
грудной для точных предсказаний области человеческого знания, и
вместе с тем о предсказании, которое было столь новым и неожиданным
з момент своего появления и все же полностью подтвердилось практикой.
В замечательных итогах общего прогресса науки XX века самым
главным и значительным является ленинская теория построения
социализма. Главные проблемы, которые стоят перед человечеством,— это
проблемы социальные. От их решения зависит, в частности, и то, куда
направляются достижения науки и техники. Проблема атомной энергии
есть не только проблема физики и техники, но также проблема
социальная. Это ясно каждому мыслящему человеку. То же можно сказать,
например, о кибернетике. Один из основателей этого научного
направления, Н. Винер, в предисловии к своей книге «Кибернетика» писал, что
плодотворное развитие и применение принципов кибернетики возможно
лишь в обществе, «основанном на человеческих ценностях, отличных от

36
А. Д. АЛЕКСАНДРОВ
купли-продажи». Нам ясно, что таким обществом является общество
социалистическое.
Итак, познание законов общественного развития, то есть
самопознание человечества, составляет главную научную проблему, и Ленин внес
в нее крупнейший, решающий вклад. Вся история нашей страны, всего
международного рабочего движения служит доказательством научной
истинности ленинизма.
И именно понимая всю трудность, все исключительное значение
проблем общественных наук, мы пришли к правильному взгляду на роль
Ленина в науке: он был величайшим ученым, потому что решал самые
насущные, самые трудные и самые перспективные вопросы науки.
I
Обращаясь теперь к значению Ленина для философии, хотелось бы
прежде всего фиксировать внимание на его роли в развитии диалектики.
Ленин многократно подчеркивал значение диалектики — этой души
марксизма. Так, можно вспомнить его указание на то, что ^физика
свихнулась в идеализм, главным образом, именно потому, что физики не знали
диалектики», его замечание, что «основная беда» метафизического
материализма «есть неумение применить диалектики к Bildertheorie, к процессу
и развитию познания», его ссылки на диалектику в политических
дискуссиях, как, например, в дискуссии о профсоюзах, когда он формулировал
ряд основных ее положений и т. д. Уже сами по себе эти конкретные
указания на фундаментальную роль диалектики и ее применения в
решении не только теоретических, но и практических вопросов имеют
руководящее значение.
Ленин этим не ограничился, но существенно развил диалектику
как науку. Прежде всего он указал, что диалектика совпадает с логикой
и теорией познания марксизма, и наметил программу ее конкретной
научной разработки. В основу научной теории познания в противоположность
всем спекулятивным ее построениям кладется ленинская теория
отражения, определяющая познание как отражение человеком природы.
В своих «Философских тетрадях» Ленин указал «те области знания,
из коих должна сложиться теория познания и диалектика» (Соч., т. 38,
стр. 350) К Это история отдельных наук, история умственного развития
ребенка, история умственного развития животных, история языка плюс
психология и физиология органов чувств.
Таким образом, гносеология ставится на твердую почву
материализма и превращается из области чистого философствования в
действительную науку со своим объективно-определенным предметом, с
определенной программой и источниками для выводов. Познание есть определенное
явление, и оно должно быть предметом детального научного
исследования ничуть не меньше, чем физиологические процессы или социальные
явления. К тому же указанные Лениным области знания, на основе
которых должна строиться эта наука, продвинулись достаточно далеко и в
последнее время обогатились новыми выводами, методами и
концепциями. Не говоря о ставшем уже классическим учении Павлова, можно
назвать, например, концепции кибернетики, дающие новые, в частности,
экспериментальные и практически важные подходы к моделированию
некоторых сторон мышления и поведения человека. Прогресс науки
привел теперь к тому, что научные гипотезы и теории дают большой материал
для обобщающих выводов. Математическая логика привела к
чрезвычайно глубокому анализу форм и возможностей точного логического
вывода, и это также дает дополнительный материал для теории познания.
1 В дальнейшем при ссылках на «Философские тетради» будут указываться только
страницы.

РОЛЬ ЛЕНИНА В РАЗВИТИИ НАУКИ
37
Короче, ленинская программа развития гносеологии как науки
имеет более чем достаточную почву, и задача состоит в том, чтобы
конкретно двигать вперед эту науку.
Ленин в «Философских тетрадях» писал: «Логика есть учение о
познании. Есть теория познания. Познание есть отражение человеком
природы. Но это не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а
процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов
etc., каковые понятия, законы etc. (мышление, наука = «логическая
идея») и охватывают условно, приблизительно универсальную
закономерность вечно движущейся и развивающейся природы. Тут действительно,
объективно три члена: 1) природа; 2) познание человека,= м озг
человека (как высший продукт той же природы) и 3) форма отражения
природы в познании человека, эта форма и есть понятия, законы, категории
etc.» (стр. 173).
В этом фундаментальном определении теории познания и логики
важным, в частности, является последний пункт: «форма отражения
природы в познании человека», каковая форма и есть понятия, законы,
категории, логические выводы, гипотезы, теории. Логика в собственном
смысле и есть наука об этих формах теоретического познания, или, что то же,
абстрактного мышления. В этом смысле она составляет часть
гносеологии, включающей также общее учение о чувственной ступени познания,
движущегося, согласно ленинской формуле, «от живого созерцания к
абстрактному мышлению и от него к практике...».
Но Ленин дал не только общую программу теории познания, логики
и диалектики, но и выд&инул, обосновал, развил целый ряд ее основных
положений, поставил ряд конкретных ее вопросов. Даже простое
перечисление того, что дал здесь Ленин, было бы затруднительным. Он
выдвинул и многосторонне определил как основную черту диалектики
учение о единстве и борьбе противоположностей, дал систему элементов
диалектики, раскрыл общее значение и вместе с тем ограниченность
научной абстракции, соотношение относительного и абсолютного вообще и в
процессе познания в особенности, указал метод изложения и изучения
диалектики, начинающий с анализа самого простого элемента — с
простейшего предложения вроде «листья дерева зелены», «Иван — человек»,
показывая, что уже тут можно раскрыть зародыш всей диалектики и
доказать, что вообще всему человеческому мышлению свойственна
диалектика и т. д. и т. п.
Труды Ленина — это энциклопедия диалектики как теории познания,
представляющая гигантский вклад в науку. Это полет обобщающего
гениального научного мышления, охватывающего широчайшие
пространства и неизмеримые глубины научной истины.
В трудах Ленина мы находим руководство к решению самых
трудных вопросов, программу для большой работы. Они служат источником
вдохновения, источником радости и гордости за мощь и красоту
человеческой мысли.
Извиняясь за, может быть, несколько личное замечание, я все же не
могу удержаться, чтобы не сказать, что труды Ленина, в частности его
философские работы, являются моим постоянным чтением. Многие
места в его произведениях перечитываются как самая сильная и высокая
поэзия, с которой не только по содержанию, но и по вдохновенной
форме можно сравнить очень немногое. И, кстати, изучение самого
стиля Ленина представляет интереснейшую литературоведческую задачу,
на что литературоведам нужно обратить самое серьезное внимание.
Ленин, как уже было отмечено, выдвинул и многосторонне
определил как основную черту диалектики учение о единстве и борьбе
противоположностей. Он писал, в частности, следующее:
«Вкратце диалектику можно определ-ить, как учение о единстве
противоположностей» (стр. 215).

38
А. Д. АЛЕКСАНДРОВ
«Диалектика есть учение о том, как могут быть и как бывают
(как становятся) тождественными противоположност и,—
при каких условиях они бывают тождественны, превращаясь друг в
друга,— почему ум человека не должен брать эти противоположности за
мертвые, застывшие, а за живые, условные, подвижные,
превращающиеся одна в другую» (стр. 97—98).
«Всесторонняя, универсальная гибкость понятий, гибкость,
доходящая до тождества противоположностей,— вот в чем суть. Эта гибкость,
примененная субъективно, = эклектике и софистике. Гибкость,
примененная объективно, т. е. отражающая всесторонность материального
процесса и единство его, есть диалектика, есть правильное отражение вечного
развития мира» (стр. 99).
Материя и сознание в философии, конечное и бесконечное в
математике, относительное и абсолютное в теории относительности, объект и
прибор, возможность и действительность, статистика и индивидуальные
явления в квантовой механике, анализ и синтез в химии, внутренние
свойства организма и внешняя среда в биологии, постепенность и скачки,
количественные и качественные изменения в теории эволюции, «сведение»
физиологических законов к физике и химии и их несводимость к ним в
физиологии, содержание и форма в искусствоведении и т. д. и т. о.— так
всякий вопрос науки, если брать его с должной глубиной и общностью,
неизбежно приводит к противоположностям. Поэтому всесторонняя
объективная гибкость мысли, доходящая до тождества противоположностей,
отражающая многообразие предмета и единство его, составляет суть
истинно научного, диалектического мышления. Поэтому положение Ленина
о единстве, тождестве, борьбе противоположностей имеет
фундаментальное значение для понимания всякой научной проблемы, для развития
всякого направления науки.
Это можно доказывать и обосновывать многими обобщающими
выводами и сотнями конкретных примеров. Приведу только два-три примера.
Первый касается вопроса об относительном и абсолютном движении
(имея в виду обычное механическое перемещение). Не удовлетворяясь
тем, что движение относительно, некоторые авторы искали абсолютное
движение, привлекая к рассмотрению все тела вселенной или доходя до
довольно странных и ошибочных утверждений. Между тем вопрос
решается очень просто, если последовать указанию Ленина: взять самое
обычное, миллионы раз встречающееся отношение и в нем вскрыть
диалектику.
Движения отдельного тела не существует, так как положение тела
не определено само по себе. Простейший случай — движение двух тел,
одного относительно другого. Если, например, два тела А и В
сближаются, то А движется относительно В и В относительно А, движение
каждого из них относительно. Но сближение тел, то есть их взаимное
движение, безотносительно, абсолютно; оно принадлежит этим двум телам
самим по себе.
Стало быть, здесь противоположности относительного и абсолютного
тождественны: относительное движение одного тела относительно
другого есть вместе с тем их взаимное абсолютное движение. (Кстати
сказать, теория относительности ничего не меняет в этом простом выводе.)
Совершенно так же вообще отношение двух предметов есть вместе с
тем свойство их пары; отношение частей целого есть свойство самого
целого. То, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы,
выражает одновременно как отношение катетов и гипотенузы, так и
свойство прямоугольного треугольника. То, что планеты находятся на таких-
то расстояниях от Солнца, есть их отношение к Солнцу и одновременно
свойство солнечной системы.
Словом, противоположности свойства и отношения в этом смысле
тождественны, и только метафизика берет их за несовместимые.

РОЛЬ ЛЕНИНА В РАЗВИТИИ НАУКИ
39
Рассмотрим в том же плане соотношения противоположностей
вопрос о сведении физиологических закономерностей к физико-химическим.
Физики склонны настаивать на таком сведении, тогда как многие биологи
открещиваются от этого, повторяя известные положения о несводимости
одних форм движения к другим.
Совершенно очевидно, что нельзя нацело свести физиологию к
физике и химии в том смысле, чтобы вовсе исключить из науки специальные
физиологические методы и законы; нельзя уже просто потому, что они
существуют.
Действительный вопрос науки состоит не в этом. Все
материалистически мыслящие ученые согласны, что в основе физиологических
закономерностей лежат физико-химические свойства живого вещества. При
анализе явлений, протекающих в организме, доходящем до
элементарных физиологических процессов и элементов структуры живого
вещества, обнаруживается, что эти процессы и структуры оказываются вместе
с тем физико-химическими. На околомолекулярном уровне грань между
живым и неживым, между биологией и физико-химией стирается, одно
переходит в другое, или, иначе говоря, противоположности живого и
неживого, биологического и физико-химического оказываются
тождественными.
Отсюда следует важнейший вывод, что на этом уровне, где
находятся тончайшие механизмы, лежащие в основе жизни, исследование
необходимо должно вестись и теми и другими методами, что тут биологи,
физики и химики должны идти навстречу, а не отталкиваться друг от
друга.
В своей работе «К вопросу о диалектике» Ленин писал: «Раздвоение
единого и познание противоречивых частей его... есть суть (одна из
«сущностей», одна из основных, если не основная, особенностей или черт)
диалектики... Правильность этой стороны содержания диалектики
должна быть проверена историей науки» (стр. 357).
Последовав этому указанию, проследим в качестве примера
«борьбу» противоположностей дискретного и непрерывного в математике.
Математика складывалась в своем возникновении из арифметики,
имевшей своим предметом счет дискретных вещей, и геометрии,
изучающей непрерывные пространственные формы и величины. Но уже
простейшие практические задачи измерения непрерывных величин — длин,
площадей и объемов — привели к расширению понятия о числе путем
введения дробей.
Атомистическая концепция Демокрита пыталась свести непрерывное
к дискретному, представляя геометрические фигуры как сумму
неделимых частиц. Эта идея послужила основанием для важных
математических выводов, например для определения объемов путем суммирования
элементов, что было уже зачатком интегрального исчисления.
Однако открытие несоизмеримых отрезков привело к опровержению
этой концепции, потому что, согласно ей, отрезки как состоящие из
нечетного числа элементов должны быть соизмеримыми: отношение их
длин просто равно отношению числа элементов в них.
Таким образом, непрерывность была восстановлена в своих правах
и заняла в греческой математике господствующее положение. Греки не
смогли обобщить понятие числа так, чтобы придать отношению
несоизмеримых отрезков смысл числа. Поэтому в их изложении математики
господствовала геометрия, и задачи, которые мы теперь трактуем как
алгебраические, они рассматривали геометрически. Следы этого
сохранились в нашем языке, в названиях для степеней: «квадрат» и «куб».
После долгой истории развития от греков до Возрождения
математика, обогащенная результатами восточной, особенно индийской науки,
подошла опять к проблемам определения площадей и объемов. В этот
период — в первой лолопине XVII века — возникло представление о том,

40
А. Д. АЛЕКСАНДРОВ
что геометрические фигуры состоят из бесконечно малых, неделимых
элементов. Это было возвращение к Демокриту, к примату дискретности над
непрерывностью, но на высшей ступени: фигура считалась состоящей уже
не из конечного, но из бесконечного числа «неделимых». Опять-таки эта
концепция привела к важным математическим результатам.
Однако вскоре развитие математического анализа уже у Ньютона
повело к опровержению этого взгляда. Непрерывное нужно было
понимать не как состоящее из точек, но как только содержащее
точки.
Этот взгляд был господствующим, пока в 70-х годах прошлого века
Кантор, создав теорию множеств, не показал, что геометрические фигуры
могут рассматриваться как множества точек. Таким образом,
дискретность опять взяла верх, но в еще более сложной форме. В связи с этим
было введено точное определение иррационального числа, так что
греческий геометризм в учении об отношении несоизмеримых величин был
полностью преодолен и пошел процесс арифметизации математики.
Однако довольно скоро в идеях и выводах теории Кантора
обнаружились трудности, которые повели к ее известному пересмотру и снова
возродили представление о непрерывности, не сводимой к совокупности
неделимых элементов. .
Новейшие этапы этого «спора» мы не будем прослеживать. Для нас
важно лишь подтвердить на этом примере общую мысль Ленина о
раздвоении единого и познании противоречивых частей его. Раздвоение на
дискретное и непрерывное составляло источник развития математики
так же, как «борьба» этих противоположностей составляла внутреннее
содержание развития важнейших математических понятий и методов.
Положение сторон в этой «борьбе» менялось неоднократно: 1) от
наивного взгляда к атомизму, 2) от атомизма к чистой непрерывности у
греков, 3) от нее к неделимым, 4) от них опять к чистой непрерывности,
5) от нее к теории множеств и 6) от первоначальной формы этой теории
к новым, более глубоким взглядам. Этот пример подтверждает также то
положение Ленина, что «единство (совпадение, тождество, равнодейст-
вие) противоположностей условно, временно, преходяще, релятивно.
Борьба взаимоисключающих противоположностей абсолютна, как
абсолютно развитие, движение» (стр. 358).
Я не имею возможности демонстрировать дальше плодотворность
идей Ленина в области диалектики для постановки и исследования
конкретных вопросов науки, но и на основе приведенных примеров можно
резюмировать общий вывод, что эти идеи имеют решающее значение в
любой области — от математики до психологии, от самой философии до
конкретной практики. Они даны нам не для простого повторения, но для
развития и претворения в действие. Задачи, поставленные здесь Лениным,
должны решаться. Были попытки уклониться от этого, например, во
время дискуссии по логике, когда некоторые просто отрицали
диалектическую логику, не желая видеть постановки ее вопросов, данных Лениным.
Подобные попытки должны быть бесповоротно отброшены. Нужно
решительнее браться за конкретную, вникающую во все детали работу. Это
имеет решающее значение также для философского обобщения данных
современной науки, для борьбы с идеализмом.
II
Ленин развивал и отстаивал общие принципы науки и прежде
всего последовательно-научное мировоззрение, то есть материализм, точнее,
диалектический материализм.
Материализм, как писал еще Энгельс, состоит в понимании природы
такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений. А это
совпадает с целью науки — понять мир таким, каков он есть, так что
научная установка мышления и материализм тождественны. Всякое отступ·

РОЛЬ ЛЕНИНА В РАЗВИТИИ НАУКИ
41
ление от материализма есть отступление от науки и обратно: отступление
от науки есть отступление от материализма. Это в конце концов и
подчеркивал Ленин в своей борьбе за матер'иализм, против всяких
идеалистических шатаний, вывертов и ухищрений.
В «Материализме и эмпириокритицизме» Ленин последовательно
доказывал, что все эти ухищрения противоречат данным науки, и уличал
Маха и других в непоследовательности, когда они, с одной стороны,
хотят сохранить научность, а с другой стороны, тщатся толковать науку в
противоположном смысле. Поэтому Ленин и ставил перед ними вопросы:
«мыслит ли человек посредством мозга?», «существовала ли земля до
человека?» и т. д., то есть признаете ли вы данные и выводы науки или
нет? Если да, то это материализм, если нет,— это идеалистическая
путаница, обскурантизм.
Материя есть объект познания, а познание есть отражение ее
человеком. Материя дана нам в ощущениях, и научное познание идет путем
соединения чувственной практики с абстрактным мышлением: от
практики к абстракции и от абстракции к практике и т. д. до бесконечности.
Так через ряд приближений, через ряд относительных истин познание
охватывает все полнее и полнее объективную, абсолютную истину. Все в
принципе доступно научному познанию, так что материализм есть
целостное и всеобъемлющее мировоззрение. Оно охватывает также и сознание
человека и самое познание. Эти положения, которые развивал и
отстаивал Ленин, представляют собою не что иное, как вывод из до конца
последовательного научного мировоззрения.
Такое последовательно-научное мировоззрение есть диалектический
материализм не потому, что кто-то предписывает природе и познанию
диалектику, а потому, что наука открывает ее в действительности, то есть
в природе, обществе и мышлении, и сама развивается диалектически.
Охарактеризовав гносеологические корни идеализма как
«одностороннее, преувеличенное, überschwengliches (Dietzgen) развитие
(раздувание, распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в
абсолют, оторванный о г материи...» (стр. 361), Ленин указал тем самым
общий путь последовательно-научной борьбы с идеализмом в науке. Этот
путь состоит в том, чтобы четко выявить те черты данной теории,
которые идеализм неправомерно преувеличивает, и, поставив эти черты на
свое место, дав им верное объяснение, подорвать, таким образом, самый
корень идеалистических толкований. Этому ленинскому методу и
следуют передовые ученые в их борьбе за верное понимание выводов науки.
Таков, например, путь преодоления ошибок в понимании теории
относительности и квантовой механики, потому что эти ошибки основаны
именно на одностороннем преувеличении и неверном толковании таких черт
этих теорий, как относительность физических величин, роль системы
отсчета в теории относительности и особая роль прибора в квантовой
механике. Преодоление ошибок состоит не в отрицании этих черт
указанных теорий, но именно в верном их понимании, а это требует
глубокого проникновения в вопрос и не может сводиться к простому указанию
на идеализм.
Короче говоря, Ленин учит подходить к борьбе с идеализмом в науке
диалектически: не просто отрицать идеализм, но отрицать его на основе
утверждения верного понимания тех элементов науки, которые идеализм
неправомерно преувеличивает и извращает.
Чрезвычайно поучительно рассмотреть в этой связи суждение о
мировоззрении ученого, высказанное таким гигантом науки, как Эйнштейн,
Вот что он писал в 1949 году: «Взаимное соотношение теории познания
и науки весьма достопримечательно. Они зависят друг от друга. Теория
познания без контакта с точной наукой становится пустой схемой. Точная
наука без теории познания, поскольку она вообше мыслима без нее,
примитивна и беспорядочна. Но если ищущий ясную систему философ, за-

42
А. Д. АЛЕКСАНДРОВ
нимающийся теорией познания, додумается однажды до такой системы,
то он будет склонен интерпретировать богатство идей точных наук в
смысле своей системы и не признавать того, что под его систему не
подходит. Ученый же не может себе позволить, чтобы устремления к
теоретико-познавательной систематике заходили так далеко... В таком случае он
должен систематическому философу-эпистемологу показаться своего
рода беззастенчивым оппортунистом. Ой кажется реалистом, поскольку
старается представить не зависящий от актов ощущений мир;
идеалистом— поскольку смотрит на понятия и теории как на свободные
изобретения человеческого духа (не выводимые логически из эмпирически
данного); позитивистом — поскольку рассматривает свои понятия и теории
лишь настолько обоснованными, насколько они доставляют логическое
представление связей между чувственными переживаниями. Он может
показаться даже платоником или пифагорейцем, поскольку
рассматривает точку зрения логической простоты как необходимый и действенный
инструмент своего исследования» (статья в сборнике «Философские
вопросы современной физики», 1959, стр. 243—244).
Мы видим прежде всего, что Эйнштейн, подчеркивая необходимость
тесной связи науки и теории познания, отмечает несоответствие
философских систем богатству идей точных наук. Мы чувствуем, что он не
удовлетворен этим положением. Но он имел в виду те философские системы,
которые были ему доступны. Не зная или не понимая трудов Маркса,
Энгельса и Ленина, он не смог понять, что систематическая философия,
соответствующая богатству идей науки, существует, что те элементы
научной философии, которые он изображает как эклектически соединенные
обрывки разных философских систем, образуют единое целое в
диалектическом материализме. Конечно, при этом исчезают и идеализм, и
позитивизм, и пифагорейство, о которых он говорит и которые только
односторонне преувеличивают отдельные черты познания, отрывая их от
материи.
В самом деле, диалектический материализм представляет мир не
зависящим от ощущений, он определяет познание как отражение человеком
природы, но, говоря словами Ленина, не как простое, непосредственное
отражение, а как процесс ряда абстракций, образования понятий,
законов и т. д., так что идеализм, о котором упоминает Эйнштейн, говоря о
понятиях науки, тут ни при чем. Далее, вместо ссылки на позитивизм
нужно сослаться на критерий практики. А что касается ссылки на
пифагорейство, то она также отпадает, поскольку диалектический
материализм, конечно, признает значение логической простоты теории, но не как
абсолютный, а как относительный критерий.
Эйнштейн хотел бы иметь систематическую научную философию, но
он не смог ее найти, потому что все условия буржуазного общества
отталкивали его от такой философии. Вместо нее он, по собственному
признанию, вынужден был довольствоваться «беззастенчивым оппортунизмом».
И этот пример великого ученого, не нашедшего верной научной
философии, лишний раз подтверждает, насколько прав был Ленин в своем
анализе и оценке философских шатаний естествоиспытателей.
Аналогично другой крупнейший физик-теоретик нашего времени,
Бор, является, в сущности, стихийным материалистом и поправляет
теперь изложение своих взглядов на квантовую механику, отказываясь от
позитивистской терминологии, навязанной ему окружающей обстановкой.
Однако другой выдающийся физик-теоретик, Гейзенберг, специально
выступал против материализма, стараясь обосновать вывод, будто
«онтология материализма основывалась на иллюзии, что непосредственная
действительность мира вокруг нас может быть экстраполирована в
атомную область» и что «такая экстраполяция невозможна». Но и он
вынужден теперь хотя бы частично отступить и признать объективное
значение квантово-мсханического описания атомных явлений.

РОЛЬ ЛЕНИНА В РАЗВИТИИ НАУКИ
43
В то же время множество философов на Западе все так же строят
новые и новые варианты идеализма и, сражаясь против материализма,
сражаются тем самым против науки.
Этот философский кризис науки в капиталистическом обществе не
может кончиться иначе, как вместе с концом самого капитализма, потому
что классовые интересы империалистов, требуя развития науки, требуют
одновременно ее извращения под влиянием их идеологии. Только общая
победа социализма и тем самым победа социалистической идеологии
может покончить со всякими кризисами такого рода. Ленинский анализ
философского кризиса естествознания, его борьба за материализм будут
служить нам верным руководством и оружием в идеологической битве
за единственно верное научное мировоззрение.
III
Отстаивая материализм, Ленин раскрывал всю его широту, всю его
подвижность, его соответствие всяким научным открытиям, как бы ни
казались они неожиданны и парадоксальны с точки зрения
установившихся взглядов, ибо только такой материализм, развивающийся с
наукой, отвечает ей во всем ее развитии.
Я позволю себе напомнить то, что Ленин писал по этому поводу:
«Материя исчезает» — это значит исчезает тот предел, до которого
мы знал» материю до сих пор, наше знание идет глубже; исчезают такие
свойства материи, которые казались раньше абсолютными, неизменными,
первоначальными (непроницаемость, инерция, масса и т. п.) и которые
теперь обнаруживаются, как относительные, присущие только некоторым
состояниям магерии. Ибо единственное «свойство» материи, с признанием
которого связан философский материализм, есть свойство быть
объективной реальностью, существовать вне нашего сознания» (Соч., т. 14,
стр. 247).
«Но диалектический материализм настаивает на приблизительном,
относительном характере всякого научного положения о строении
материи и свойствах ее... Как ни диковинно с точки зрения «здравого смысла»
превращение невесомого эфира в весомую материю и обратно, как ни
«странно» отсутствие у электрона всякой иной массы, кроме
электромагнитной, как ни необычно ограничение механических законов движения
одной только областью явлений природы и подчинение их более
глубоким законам электромагнитных явлений и т. д.,— все это только
лишнее подтверждение диалектического материализма» (там же, стр. 248).
Никакой неизменной сущности вещей, никаких неизменных научных
положений Ленин не признает; неизменно для материализма только
одно: это объективное существование и развитие внешнего мира и то, чтс
этот мир отражается в человеческом сознании (когда человеческое
сознание существует).
Эти формулированные Лениным фундаментальные положения
материализма выражают, очевидно, его полное соответствие развивающейся
науке, и потому они направлены против идеализма, против метафизики,
против всякого догматизма, предвзятости и окостенелости мысли.
К сожалению, мы вынуждены заметить, что эти важнейшие
положения Ленина, цитированные и заученные, можно сказать, наизусть, не
были, однако, поняты и усвоены должным образом довольно многими
авторами, выступавшими от имени диалектического материализма. Научный
и философский догматизм, косность, неспособность и нежелание
воспринять новое в науке были распространенным явлением и до сих пор
сохраняются среди нас.
Сколько раз приходилось слышать высказывания вроде того, что
относительности времени не может быть, что отсутствия у электрона
одновременно точно определенных положения и скорости не может быть,

44
А. Д. АЛЕКСАНДРОВ
что математические выводы в экономике не могут применяться, что
кибернетика, теория игр и математическая логика — идеализм, что
проследить формирование признака взрослого организма из определенных
элементов оплодотворенной клетки невозможно, что разлетания
галактик не может быть и т. д. и т. -п.!
Все подобные утверждения, высказываемые априори якобы на
основе неизменных и незыблемых положений диалектического
материализма, в действительности противоречат ему, противоречат тому, что ясно и
точно формулировал Ленин, ибо Ленин, как мы только что цитировали,
указывал, что «диалектический материализм настаивает на
приблизительном, относительном характере всякого (заметьте: всякого!—А. А.)
научного положения о строении материи и свойствах ее...» Ибо Лении
указывал, что открытие самых «диковинных» свойств материи,
ограничение, казалось бы, совершенно твердо установленных законов только
одной областью явлений и подчинение их более глубоким законам, переход
от одной физической «картины» мира к другой — «все это только
лишнее подтверждение диалектического материализма».
Как подлинный материалист и ученый, Ленин боролся за
прогрессивную последовательно-научную философию, очищая естествознание от
идеалистических извращений. Но Ленин проводил разграничение между
признанием заслуг ученых и критикой их философских ошибок. В
частности, опровергая с язвительной насмешкой философские заблуждения
Пуанкаре, Ленин отдавал ему должное как крупному ученому, и не кто
иной, как Ленин, назвал Эйнштейна великим преобразователем
естествознания.
В науке всегда шла и будет идти борьба точек зрения, борьба
теорий и разных подходов к одним и тем же проблемам. Поэтому всегда
найдутся ученые, которые будут утверждать невозможность какого-либо
ожидаемого другими явления или предлагаемого другими объяснения
известных фактов. Свойственное ученому страстное стремление к истине,
естественно, влечет страстность научной полемики. Но эта полемика
оказывается научной лишь постольку, поскольку ведется на почве фактов и
научной аргументации, без догматизма и априорных суждений.
Конечно, крайности догматизма уходят в прошлое, но в науке всегда
идет борьба против косности и предвзятости мнений. В этой борьбе
вдохновляющим началом всегда будут служить идеи Ленина, его метод,
самый дух его подхода к проблемам науки.
Принимая в качестве основного своего положения развитие всего
сущего, диалектический материализм тем самым полагает свое
собственное развитие в неразрывной связи и соответствии с развитием науки и
общественной (практики. Поэтому нельзя просто стоять на страже нашей
философии, но нужно постоянно двигать ее вперед. Только так, в
частности, можно продуктивно бороться против идеализма и всяких
извращений науки. Именно этому учит нас пример Ленина, и в этом также
заключается его непреходящее значение для науки.
Ленин развивал также общее понятие о научном методе,
решительно выступая против всякой поверхностности и субъективизма, против
скороспелой моды и общих фраз в подходе к научным проблемам, настаивая
на глубоком изучении фактов прежде всего. Чрезвычайно важные
соображения по этому поводу содержатся уже в его ранней работе «Что
такое «друзья народа»...» (см. Соч., т. 1, особенно стр. 124—130), где он, в
частности, писал: «Это самый наглядный признак метафизики, с которой
начинала всякая наука: пока не умели приняться за изучение фактов,
всегда сочиняли a priori общие теории, всегда остававшиеся бесплодными.
Метафизик-химик, не умея еще исследовать фактически химических
процессов, сочинял теорию о том, что такое за сила химическое сродство?
Метафизик-биолог толковал о том, что такое жизнь и жизненная сила?
Метафизик-психолог рассуждал о том, что такое душа? Нелеп тут был уже

РОЛЬ ЛЕНИНА В РАЗВИТИИ НАУКИ
4Ь
прием. Нельзя рассуждать о душе, не объяснив в частности психических
процессов: прогресс тут должен состоять именно в том, чтобы бросить
общие теории и философские построения о том, что такое душа, и суметь
поставить на научную почву изучение фактов, характеризующих те или
другие психические процессы» (там же, стр. 126—127).
Эти разъяснения Ленина очень существенны и направлены против
спекулятивного подхода к вопросам науки, против беспочвенных
объяснений и претензий на всеобъемлющие объяснения.
Отсюда следует, например, предостережение насчет
кибернетической моды, предостережение против скороспелых претензий на то, чтобы
объяснять все процессы управления и передачи информации в природе,
обществе и мышлении на основе кибернетики, тогда как рационально
понятая кибернетика претендует только на то, чтобы дать новый,
достаточно общий и плодотворный подход к рассмотрению определенных
сторон этих явлений.
Приходится встречаться с постановками вопросов и рассуждениями
о категориях исторического материализма вообще, об общественной
психологии вообще, о противоречиях и движущих силах социалистического
общества вообще и т. д., когда философствуют, не утруждая себя
кропотливым изучением фактов и проработкой деталей. Но такой подход
Ленин характеризовал как метафизический, ненаучный. Сам Ленин, как
и Маркс, всегда строил свои выводы на основе глубокого изучения
громадного конкретного материала, и потому-то эти выводы навсегда вошли
в науку, поднялись до широчайших обобщений и одновременно служили
действенным руководством в конкретной практике.
Не только вклад Ленина в науку и его борьба за общие принципы
науки, но и самая личность Ленина как ученого сохранит навсегда
значение высокого примера.
Для Ленина как ученого характерны, во-первых, целостное, до конца
последовательное научное мировоззрение и безграничная уверенность в
мощи человеческого познания;
во-вторых, для Ленина характерна смелость и глубина обобщающей
научной мысли, широта ее в сочетании с детальным проникновением в
конкретные факты;
в-третьих, для Ленина характерна живая связь теории с практикой,
претворение выводов науки в действие.
И еще одна характерная черта Ленина — это страстность,
партийность, непримиримость по отношению ко всяким извращениям науки. Эта
непримиримость не противоречит научной широте взглядов, но вытекает
из нее: она составляет неотъемлемое свойство настоящего ученого уже
просто потому, что истину нельзя примирить с заблуждением.
Уйдет в прошлое капитализм с его идеологией, со всеми ее
идеалистическими, антинаучными измышлениями, уйдет в прошлое и борьба
с ними. Но в невиданном расцвете науки будущего навсегда сохранит
свое значение то, что дал ей, что развивал и отстаивал Ленин, что сделал
он для «живого,— как говорил он сам,— плодотворного, истинного,
могучего, всесильного, объективного, абсолютного, человеческого познания».

Проблема формально-логического
и диалектического тождества
Д. П. ГОРСКИЙ
Способность отождествления состоит в умении устанавливать, что
данный предмет есть тот же самый предмет и что известные предметы
идентичны друг другу в каких-то существенных характеристиках, а
потому могут быть названы одним и тем же именем. Эти два процесса
отождествления (отождествление предмета с самим собой и отождествление
различных предметов) с теоретико-познавательной, методологической
точки зрения суть отличные друг от друга процессы, поскольку они
связаны с различными видами абстракции. Процесс отождествления предмета
с самим собой связан с выделением из окружающей нас постоянно
изменяющейся действительности отдельных предметов в некотором «жестком»
смысле. Мы при этом отвлекаемся от «зыбкости», «неопределенности»,
постоянной «текучести» предметов действительности. В процессе же
отождествления различных предметов мы оперируем уже выделенными из
окружающей действительности отдельными предметами.
В ходе этого процесса мы отождествляем различные предметы
по каким-то общим для них свойствам и объединяем их в один класс,
в результате чего каждый член этого класса может быть
представителем всего класса (точнее, представителем любого иного члена этого
класса), поскольку предметы, объединяемые в класс, рассматриваются лишь
с точки зрения общих для них свойств (от различий мы при этом
абстрагируемся). Процесс отождествления неразрывно связан с
процессами анализа, обобщения, а также введения новых общих имен,
являющихся «сокращениями» имен отождествляемых предметов. В дальнейшем и
при определении формального тождества и при выяснении
противоположности метафизического и диалектико-материалистического подхода к
решению проблемы тождества (именно эти два вопроса, относящиеся к
весьма сложной и многообразной проблематике, связанной с тождеством,
и будут нас интересовать в настоящей статье) мы абстрагируемся от
различий указанных нами двух процессов отождествления.
1. Значение разработки проблемы тождества
Деятельность людей в широком плане не могла бы осуществляться,
если бы человек не умел отождествлять предметы, поскольку правила
оперирования, правила ориентировки, правила поведения (в этическом
смысле) формулируются в подавляющем большинстве случаев не по
отношению к каждому отдельному предмету, а применительно к
определенным группам предметов, отождествленных каким-то образом друг
с другом, что, естественно, связано с познанием объективных
характеристик окружающего нас мира.
Более того, организация общественной жизни, общественного
производства предполагает, что люди умеют отождествлять и различать
предметы однозначным образом (во всяком случае, эта однознач-

О ПРОБЛЕМЕ ТОЖДЕСТВА
47
ность должна осуществляться в достаточно широких пределах) Мот факт,
что люди различных родовых, племенных, расовых общностей на самых
низших ступенях общественного развития отождествляли между собой
одни и те же предметы, пытаясь отличить их с помощью
соответствующих наименований, служит доказательством в пользу материализма и
аргументом против всех разновидностей субъективного идеализма (в том
числе и современного позитивизма). Этот факт означает, что предметы
отождествлялись между собой не по произволу, не по воле и желанию
отдельных людей, а по объективным характеристикам самих предметов,
существующих независимо от нас. Само собой понятно, что и процесс
языкового общения в пределах одного коллектива, говорящего на одном и
том же языке, не может осуществляться, если люди не будут относить
одниитеже знаки (звучания или написания) к одним и тем же
предметам, то есть если люди не будут отождествлять между собой
знаки, предметы и устанавливать соответствие (что тоже является
отношением типа тождества, равенства) между определенными знаками и
предметами2.
Научное познание начинается с умения строго фиксировать те
объективные характеристики, по которым различаются и отождествляются
предметы. При этом в отличие от повседневного опыта, когда отбор этих
характеристик в первую очередь связывается с необходимостью
удовлетворения непосредственных потребностей, для научного познания
прежде всего важно выделение таких характеристик предметов, которые
позволяли бы раскрывать закономерные связи действительности,
намечать перспективы для успешных дальнейших научных изысканий,
давали бы возможность построить научную теорию. В этом случае задача
более полного и всестороннего удовлетворения самых различных
потребностей человека (в том числе и непосредственных) опосредствуется
необходимостью создания научной теории, которая при этом может
выступать в весьма абстрактной форме и применяться на практике
длительное время спустя после ее создания.
Отметим, что в современной науке постоянно возникают проблемы,
связанные с процессами отождествления и различения предметов. Так, в
современной биологии благодаря наличию промежуточных форм между
различными группами живых организмов трудно бывает решить, к
какому типу, классу организмов следует отнести данные их разновидности.
Иными словами, возникает вопрос, можно ли их отождествить с
представителями тех или иных групп растений и животных. Существуют та-
1 Разумеется, в процессе развития познания изменялись и способы отождествления
и объемы отождествляемых предметов. В свое время в объем рыб включали и китов,
но впоследствии они были исключены из числа рыб, когда был выяснен критерий, по
которому можно выделять рыб из числа иных животных, а именно признак
жаберного дыхания. В свое время «нуль» не считали числом, его исключали из объема чисел,
а затем стали его рассматривать как натуральное число. Основанием для этого
послужило распространение операций (во всяком случае, большинства операций),
применимых к натуральным числам, и на «нуль».
Однако не может быть такого положения, чтобы каждый человек отождествлял
предметы по-своему, чтобы предшествующее поколение отождествляло предметы
таким образом, а последующее совершенно иным образом.
2 Уже сам факт, что при переводе с одного современного развитого языка на
другой мы, как правило, умеем одному слову какого-либо языка, относящемуся к его
основному словарному запасу, поставить в соответствие слово, взятое из основного
словарного запаса другого языка, говорит о том, что процессы отождествления
предметов у различных народов осуществлялись единообразно. Такое единообразие
могло возникнуть лишь в силу того, что люди разных народов имели дело с
предметами, обладающими теми же самыми объективными характеристиками. Эти предметы они
отождествляли и различали по таким их объективным свойствам, которые были су*
щественными для удовлетворения их потребностей. Данные лингвистики
свидетельствуют о том, что пути развития процесса отождествления (соответственно
наименования отождествленных групп предметов) были в общем и целом одни и те же у разных
народов.

48
Д. П. ГОРСКИЙ
кие простейшие организмы, как жгутиковые, относительно
принадлежности которых к животному или растительному царствам среди биологов
до сих пор нет единого мнения.
В механике Ньютона не были, например, выяснены основания
тождества тяжелой и инертной массы, хотя этим тождеством постоянно
пользовались при расчетах по соответствующим формулам, и лишь в
релятивистской механике удалось оправдать это отождествление. В свое
время электричество· отождествлялось с особого рода невесомой
жидкостью. Потребовалось немало времени и экспериментальной работы, чтобы
разрушить это неверное мнение. До сих пор обсуждается вопрос о том,
в чем сходны и в чем различны причинные отношения в области
макромира и микромира. В настоящее время широко обсуждается также
вопрос о тождестве и различии между кибернетическими устройствами,
моделирующими определенные стороны мышления человека, и
человеческим мозгом и т. п.
В философии уже на самых ранних этапах ее развития встал вопрос
о необходимости проводить строгое различие между субъективным и
объективным, между мыслью и предметом мысли 1, что вызвало
ожесточенные споры материализма и идеализма.
Не требует особых доказательств тот факт, что человек умеет
отождествлять и различать предметы не только в элементарных случаях,
но и в случаях весьма сложных, о чем свидетельствует прогресс науки.
Научное определение тождества мы встречаем впервые только у
Лейбница, то есть уже на весьма высокой ступени развития научного
мышления. История науки показывает, что многие понятия возникли до того,
как им были даны точные научные определения. Более того, этими
понятиями люди пользовались, применяли их в процессе своей практической
деятельности и в процессе научных исследований. Таковы, например,
понятия: «сила», «масса», «одновременность», «число», «стоимость» и
множество других. Люди давно пользовались понятием стоимости, умели
устанавливать эквивалентность обмениваемых товаров по их стоимости.
Известно, что анализом понятия стоимости занимался еще Аристотель.
Однако научное определение стоимости было дано К. Марксом. Точно
так же такими терминами, как «государство», «право», «революция»,
люди пользовались задолго до того, как этим понятиям были даны строго
научные определения в марксиэме-ленинизме. Появлению строгих
определений в науке предшествует* длительный период их формирования и
развития. При систематизации же научных теорий эти определения
начинают выступать как исходные, первичные. Построение строго научной
теории обычно начинается с введения строгих и точных определений ее
основных понятий.
2. Проблема определения формального тождества
Введение Виетом и Декартом языка формул в математику,
большие успехи в XVII и начале XVIII века алгебры, исследовавшей общие
методы решения задач при помощи уравнений, впервые появившаяся
в науке запись законов природы (классической механики) в виде
формул, включавших в свой состав отношение равенства (тождества),
поставили перед наукой задачу — дать в общей форме определение
отношения равенства (тождества). Эта задача и была выполнена
Лейбницем. Определение Лейбницем тождества (его иногда называют
законом Лейбница) формулируется обычно так:
ι Проблема тождества и различия мысли о предмете и самого предмета отнюдь
не является тривиальной. Объективный идеализм Платона, априоризм Канта, отказ от
решения этой проблемы и объявление ее «псевдопроблемой» современным
позитивизмом в значительной мере порождены ее трудностью (если рассматривать
гносеологическую сторону вопроса).

О ПРОБЛЕМЕ ТОЖДЕСТВА
49
«Х = У, если, и только если, X обладает каждым свойством, которым
обладает У, а У обладает каждым свойством, которым обладает Хъ
(см. А. Тарский «Введение в логику и методологию дедуктивных
наук». М. 1948,, стр. 91).
Это определение Рассел символически записывает так:
(X = y) = V(I) [f (χ) =f (У)]
Df
(Два предмета X и У равны по определению между собой, если только
для любого свойства / будет справедливо, что когда это / принадлежит
Ху то оно принадлежит и У, и наоборот)·
Данное определение связано с рядом трудностей. Во-первых, оно
опирается на понятия «свойство» и «предмет», которые интуитивно вряд
ли более ясны, чем понятие тождества (равенства). Во-вторых, в данном
определении речь идет о тождестве двух различных предметов,
что незаконно, поскольку (как говорится в определении) два
тождественных предмета неразличимы, совпадают между собой.
Иными словами, решение логической проблемы даже формального
тождества приводило к необходимости заняться анализом
онтологических проблем, проблем соотношения тождества и различия.
Определение Лейбница приводило к необходимости заняться и семантическими
проблемами, поскольку в определении говорится об обладании
предметом некоторым свойством, а это равносильно утверждению, что
соответствующее высказывание о том, что предмет обладает определенным
свойством, является истинным.
В логической литературе мы встречаемся с рядом попыток
уточнения лейбницевского определения понятия формального тождества
(равенства), например, у И. И. Жегалкина, Г. Рейхенбаха, В. Квайна,
Дж. Россера, С. Лесневского и др.
Наиболее интересными и плодотворными нам представляются
соображения, высказанные в этой связи И. И. Жегалкиным (см. его работу
«Трансфинитивные числа»).
И. И. Жегалкин исходит из того, что некоторые предметы мы умеем
отождествлять и различать между собой, опираясь на опыт. Особые
формальные правила их отождествления и различения не вводятся в
строгую научную теорию (всякая формальная система в этом смысле не
является строго формальной, она включает в свой состав и моменты
содержательного, неформализуемого знания). Так, если написаны два
знака — 1 и 2, то мы умеем их отличать друг от друга и отождествлять
сами с собой, опираясь непосредственно на опыт, а не на какие-либо
формальные правила отождествления. Исходя из этого, мы затем
можем формулировать правила отождествления для более сложных
случаев. При этом, указывает И. И. Жегалкин, такие правила
отождествления предметов неизбежно включают в свою формулировку указание на
то, чем различаются отождествляемые предметы.
Допустим, у нас имеется последовательность чисел (предметов):
2, 1, 7, 6, 3, 1... Перенумеруем члены этой последовательности
следующим обоазом:
2, 1, 7, 6, 3, 1...
αϊ, α2, аз, α4, α5, а6.·.
Нам требуется отождествить между собой различные единицы,
встречающиеся среди написанных натуральных чисел. Мы можем это
отождествление записать в виде следующего равенства:
02 = Яб-
По Жегалкину, это равенство означает лишь следующее: а2 есть
упорядоченная пара чисел (1, 2), где на первом месте стоит сам
отождествляемый предмет, а на втором его номер (индекс); аналогично а6есть
упорядоченная пара (1, 6). Эти пары отличаются тем, что первые их
члены тождественны, а вторые различны.

so
Д. П. ГОРСКИЙ
Поэтому всегда при отождествлении двух предметов мы имеем дело
с двумя парами, где одни члены тождественны, а другие различны. Во
всякой формальной системе мы опираемся на умение отождествлять и
различать некоторые предметы, даваемое нам опытом, а с помощью
этого· умения мы отождествляем иные предметы, и притом так, что тождество
всегда включает в свой состав различие.
В том случае, когда мы встречаемся с парами, которые совпадают в
обоих членах, например (3,4) = (3,4), мы можем сказать, что первый
раз мы взяли пару (3,4), а второй раз ту же самую пару. Отождествляя
таким путем эти пары, мы их различаем как «первую» и как «вторую» пару
и затем образуем следующие новые сложные пары: [(3,4)1 J = [(3,4)2J.
Однако теория тождества И. И. Жегалкина опирается на
понятие упорядоченной пары, определение которого является достаточно
сложным.
В. Квайн прежде всего указывает, что равенство в формулах
связывает не сами предметы, а их имена, так как вместо переменных χ и у в
равенстве х = у мы можем подставлять не сами предметы, а их
наименования. Если при этом окажется, что х = у истинно, то это будет означать,
что х и у суть имена одного и того же предмета. При этом Квайн исходит
из очень сильного предположения (которое никогда не реализуется,
например, в обычных неформализованных языках), а именно из того, что
каждому имени соответствует лишь один предмет, который этим именем
обозначается (см. W. V. Quine «Mathematical logic». 1955). Р. Карнап
справедливо критикует Квайна (см. Р. Карнап «Значение и
необходимость». М. 1959, стр. 167—169), показывая, что это сильное
предположение, из которого исходит последний, не реализуется и в
формализованных языках, поскольку имена для классов всегда могут рассматриваться
и как имена для соответствующих им свойств. Значит, и здесь по имени
невозможно однозначно отыскать соответствующий ему предмет.
Равенство Квайн определяет через отношение элементов класса к
классу: X = У ^yZ(ZEXErZEY), где знак ^ читается как «обозначает то
же самое, что и...». В этом определении сказано, что классы χ и у равны,
если они имеют одни и те же элементы.
Дж. Россер пытается сформулировать определение тождества таким
образом, чтобы избежать кванторов по предикатам, то есть
утверждений типа «для всякого свойства / верно, что...», присутствующих в
определении Лейбница, поскольку задача обозреть все свойства
отождествляемых предметов является, вообще говоря, невыполнимой (к тому же
раз мы отождествляем два различных предмета, то в каких-то свойствах
они не могут быть тождественны). С этой целью он превращает
определение Лейбница в обобщенное правило (см. J. Rosser «Logic for
mathématiciens») l.
Рейхенбах уточняет лейбницевское определение, используя
метаязык. Определение в таком случае будет выглядеть так: «Два знака
обозначают одну и ту же вещь, если два соответствующих предложения,
содержащие эти знаки в соответствующих местах, являются одинаково
истинными» (Н. Reichenbach «Elements of symbolic logic», 1948,
p. 241). В данном случае определение тождества формулируется в виде
правила замены: два знака обозначают одну и ту же ©ещь, если в
результате подстановки одного знака вместо другого в истинном высказывании
его истинность не будет изменяться (останется той же самой). Против
данного уточненного определения тождества можно было бы возразить.
1 Если мы имеем дело с высказыванием Ρ со свободными переменными, например
Ρ (χ, у, ζ), то если х=у и на место ζ мы подставим первый раз х, а второй раз
у, мы получим импликацию вида: Р(х, у, х) ") Р(х, у, у). После того, как будет
доказано, что у = х, мы в результате соответствующей подстановки получим
импликацию в другую сторону: Р(х, у, у) ~)Р(х, у, х) — и, следовательно, докажем
эквивалентность Ρ (χ, у, χ) '- Р(х, у, у).

О ПРОБЛЕМЕ ТОЖДЕСТВА
, 51
Оно опирается на понятие тождественности высказываний в смысле их
истинности («истинность высказывания остается той же самой»).
Однако такое возражение вряд ли состоятельно. Как уже указывалось выше,
многими понятиями мы владеем в достаточной степени, не зная их
определений. Одна из задач определения и состоит в том, чтобы раскрыть
в явной форме, путем фиксирования свойств определяемого предмета
то, что нами понимается, когда этот предмет выступает в конкретных
отношениях к другим предметам. Поэтому в приведенном выше
определении, как и в подобных ему определениях, часто встречающихся в
формализованных дисциплинах, нет никакого порочного круга. Если мы
говорим, что два высказывания в равной степени являются истинными, то
понятие их тождественности в смысле истинности совсем не предполагает
знания тождества в смысле его определения. Мы эти высказывания
отождествляем лишь в определенных отношениях, и это их отождествление
в смысле их истинности может быть осуществлено нелогическими
средствами (например, различными способами опытной проверки).
Каждая из этих уточненных формулировок закона Лейбница может
быть использована преимущественно при решении тех или иных задач.
При этом ни одно из уточненных определений не может претендовать на
абсолютную универсальность. ЛАожет быть, наиболее общим является
определение тождества (равенства), данное И. И. Жегалкиным,
поскольку оно с самого начала не претендует на универсальность и полноту
формализации, предполагая, что в конечном счете опыт должен решить
вопрос о тождестве некоторых элементарных предметов.
Из закона Лейбница нетрудно логически вывести ряд других
законов, определяющих свойства отношения тождества (равенства). Из него
можно получить свойство рефлективности («всякий предмет равен
самому себе: х = х»)у свойство симметричности («если х = у, то у = х»),
свойство транзитивности («если х = у и y = z, то x = z»)y положение о том,
что если два предмета равны одному и тому же предмету, то они равны
между собой, и т. п. (см. А. Тарский «Введение в логику и
методологию дедуктивных наук», стр. 92—94).
Закон Лейбница позволяет в математике заменять одно выражение
другим, обозначающим тот же самый предмет. Этим мы всегда
пользуемся при решении систем уравнений. В логике мы этим законом
всегда пользуемся в формализованных дисциплинах. Вводя, например, в
систему некоторую совокупность элементарных предикатов и способы
образования из них сложных предикатов, мы затем одни сложные
предикаты можем заменять другими, тождественными им сложными
предикатами, в соответствующих формулах заменять сложные выражения
другими простыми знаками и т. п.
Поскольку формулировка закона Лейбница
(X = y) = V(f) [f (X) =f (У)]
Df
предполагает область всех предикатов «/» определенной (ъ формуле
у нас имеется квантор общности {«V Ь>), то есть «для любого f...»),
постольку этот закон в формальных системах не применяют в его общей
форме. Это правило вводится не для всех предикатов вообще, а лишь для
некоторых, элементарных. При этом вводятся правила образования из
простых предикатов предикатов сложных. Поэтому разрешается
заменять χ на у и, наоборот, не во всех, вообще говоря, случаях, а для
определенных предикатов, с которыми мы оперируем в нашей системе и
которые могут быть подставлены в закон Лейбница вместо переменной «/».
При таком подходе мы вместо абстрактного формального
тождества, которое содержится в общей формулировке закона
Лейбница, получаем частичное тождество. Это частичное тождество
имеет силу лишь для предикатов, образующихся по определенным праеи-

52
Д. П. ГОРСКИЙ
лам из тех элементарных предикатов, для которых справедливость закона
Лейбница нами была предположена с самого начала.
Вопрос о том, как возникают «абстрактные предметы» (классы,
предикаты и т. п.) и почему мы можем применять к ним отношение абстрактного
формального тождества в смысле определения Лейбница, выходит за
пределы формальной логики и может решаться лишь логикой
диалектической.
3. Метафизический и диалектико-материалистический
подход к проблеме тождества
Определение и уточнение понятия тождества не устраняют основной
трудности теоретико-познавательного, философского характера, связанной
с проблемой тождества. Эта трудность была выявлена еще Гераклитом, но
получила свое научное разрешение лишь в философии диалектического
материализма. Известное изречение Гераклита гласит, что человек не
может войти дважды воднуитуже реку, выявляя тем самым
трудность отождествления предмета с самим собой. Предмет («река»)
постоянно меняется, а потому утверждение, что этот предмет есть тот же
самый (а = а)у является ложным. Таким образом была выявлена одна
из важнейших проблем познания: как можно постоянно изменяющуюся
материальную действительность отобразить через выражаемые в словах
понятия, обладающие большой точностью и определенностью? Как можно
единый материальный мир, где все предметы овязаны друг с другом
различными взаимосвязями, а сами с собой непрерывностью своего
изменения, отобразить с помощью выраженных в словах систем дискретных
понятий?
Эта проблема интересовала философию на протяжении тысячелетий.
Метафизика и диалектика давали противоположные ее решения. Платон
решает указанную проблему с позиций объективного идеализма. Решение
этой проблемы Платоном является образцом метафизического подхода к
анализу теоретико-познавательных проблем. Логика его рассуждений по
данному вопросу вкратце такова (см. соч. Платона «Т-имэй» (48Е).
Подлинное знание всегда есть истинное знание. Истинное же
знание должно всегда отвечать по крайней мере трем условиям: оно
должно точно отражать объект, быть независимым от субъекта и обладать
некоторой непреходящей ценностью (не может быть такого положения,
чтобы предложение, высказываемое как истинное, тотчас же устаревало и
превращалось в ложь). Это третье условие и делает невозможным, по
мнению Платона, признание объектом подлинного знания мир вещей.
Вещи постоянно возникают и исчезают, и если бы наше познание точно
отражало мир вещей, то истины как чего-то прочно установленного не
существовало бы. Поэтому Платон постулирует особый мир идей, вечный
и неизменный, прообразом которого является несовершенный и крайне
изменчивый мир вещей. Этот род бытия мира, указывает Платон,
является вечно себе тождественным. Закон тождества Платон и формулирует по
отношению к идеальному миру сущностей. Согласно этому закону, нельзя
одну и ту же идею считать иной и иное тем же самым (см. соч.
Платона «Софист» (258Д)· Истинное знание возможно как знание
вечных, неизмененных объектов («идей») потустороннего мира.
Познание, однако, осуществляется через познание материальных
несовершенных вещей — «отблесков», «несовершенных копий» идей,
напоминающих человеку, душа которого некогда пребывала в царстве
идей, о совершенном мире (теория воспоминания). Подобная теория в
современной философии развивалась Э. Гуссерлем.
Аристотель, критиковавший Платона за отрыв материальных вещей от
их сущностей («идей»), не сумел преодолеть да конца платонизма. Хотя
родовые сущности (вещей и не отрываются Аристотелем от самих вещей.

О ПРОБЛЕМЕ ТОЖДЕСТВА
53
но отличаются им от материальных вещей по их субстанции. Эти идеи
через Ф. Аквинского перешли к современному неотомизму. В
средневековом споре об универсалиях эта точка зрения была представлена ка«
«умеренный реализм»: общее, сущность, не существует помимо
единичных материальных вещей, но тем не менее она отлична от них по своей
субстанции.
Метафизический материализм XVII—XVIII »веков выступил не только
против средневекового реализма («платонизма»), но и против умеренного
реализма. Дж. Локк и Т. Гоббс, несмотря на различия их взглядов,
обосновывали верную мысль о том, что общее, сущности вещей,
существующие неразрывно с самими материальными вещами, не отличаются от
последних по своей субстанции. Это общие и существенные свойства и
отношения самих материальных вещей. Локк создал теорию абстракции,
которая позволяла проследить, как общее в нашем уме возникает в результате
изучения единичного. Однако в целях обоснования концепции истинного
знания, согласно которой »вполне определенные, точные, обладающие
инвариантностью научные понятия, фиксирующие существенные свойства и
отношения вещей, вполне согласуются с самой действительностью,
материалисты-метафизики эти свойства определенности, дискретности,
неизменности перенесли и на саму материальную действительность. Закон
тождества получил свою онтологическую трактовку © метафизическом
смысле: «а есть а» («каждая вещь в действительности рав'на самой себе»).
Только в этом случае, с их точки зрения, можно было обосновать
соответствие наших мыслей действительности.
И. Кант, так же как и Д. Юм, полагал, что .наш непосредственный
опыт отличается большой неопределенностью в смысле отсутствия в нем
всякой всеобщности и необходимости. Однако, борясь против скептических
выводов Юма относительно ценности научного знания, в котором в
отличие от неопределенности непосредственного опыта все определенно, Кант
пришел к выводу, что эта определенность (всеобщность и необходимость
синтетических суждений, полученных посредством опыта) обеспечивается
наличием неких априорных форм чувственного созерцания и категорий
рассудка. Лишь в сфере рассудка опыт приобретает такой вид, который
обеспечивает применение к нему формально-логического тождества.
Современный позитивизм исходит из непосредственного опыта как
первично данного. В этом опыте позитивисты пытаются отыскать некие
исходные «атомарные факты», подчиняющиеся уже закону тождества.
Эти «атомарные факты» и являются, по их мнению, базой для создания
различных логических построений 1.
Все перечисленные точки зрения (исключая гераклитовскую) на
проблему тождества являются метафизическими; все они или объявляют мир
вещей полностью отвечающим требованиям формально-логического закона
тождества, или конструируют особый мир идеальных неизменных
сущностей, тождественных самим себе, или объявляют закон тождества априорно
присущим лишь субъекту, оформляющему опыт в соответствии с этим
законом.
Подлинно научное решение проблемы тождества оказалось
возможным только с позиций материалистической диалектики.
Ф. Энгельс резко критиковал «принцип тождества в староме-
тафизическом смысле», принцип «абстрактного тождества»: а = а,
1 Ввиду того, что современный позитивизм отказывается от обсуждения
вопроса о том, что лежит за пределами опыта, спор номинализма и реализма в
современной позитивистской литературе (см., например, «The problem of Universals», Indiana.
1956) формулируется следующим образом: если ты признаешь существование общего,
классов, абстракций, не сводимых к индивидуальным объектам, то ты реалист; если же
ты признаешь лишь существование единичных объектов и такое общее и абстрактное, о
котором можно рассуждать лишь в терминах, обозначающих индивидуальные вещи,
то ты номиналист.

54
Д. П. ГОРСКИЙ
который формулировался многими домарксистскими метафизиками по
отношению к действительности («каждая вещь равна самой себе»).
Подчеркивая диалектический характер материальной
действительности, Энгельс отмечал, что во всех ее сферах для
метафизического принципа тождества нет места. В «Диалектике природы» он
писал: «...Уже в неорганической природе тождество как таковое в
действительности не существует. Каждое тело беспрерывно
подвержено механическим, физическим, химическим воздействиям,
которые все время производят в нем изменения, модифицируют его
тождество» (стр. 169). Абстрактное тождество тем более неприменимо в
органической природе. «Растение, животное, каждая клетка в каждое
мгновение своей жизни тождественны с собою и тем не менее
отличаются от самих себя благодаря усвоению и выделению веществ,
благодаря дыханию, образованию и отмиранию клеток, благодаря
происходящему процессу циркуляции — словом, благодаря сумме непрерывных
молекулярных изменений, которые составляют жизнь...» (там же,
. стр. 168—169).
В отличие от таких наук, как физика и химия, развитие которых
осуществляется не за счет того, что объект их изучения прогрессирует
(элементарные частицы, атомы, молекулы, химические элементы), а за счет
углубления наших знаний об объекте, общественные науки
развиваются преимущественно вследствие постоянного развития изучаемых
объектов. Изменения в общественной жизни, процесс ее прогрессивного
развития совершаются чрезвычайно быстро, что порождает необходимость
постоянного развития и соответствующих теорий. Неприменимость
принципа абстрактного тождества в этом случае выступает еще более
явственно.
Всякое тождество, указывает Ф. Энгельс, является не абстрактным, а
конкретным, поскольку каждый предмет постоянно изменяется, постоянно
становится в известном смысле иным, отличным от своего прежнего
состояния. Следовательно, о тождестве предмета самому себе можно
говорить лишь в условном смысле, это тождество всегда включает .в себя
различие. Ф. Энгельс пишет: «И тем не менее естествознание в последнее
время доказало в подробностях... тот факт, что истинное, конкретное
тождество содержит в себе различие, изменение» (там же, стр. 170).
Любое явление бывает самим собой и в то же время другим,
содержит в себе противоположные стороны, тенденции. Однако эти
противоположные стороны не только взаимоисключают друг друга, но и
взаимополагают, так как они в каких-то моментах совпадают, тождественны,
связаны друг с другом. Без этого совпадающего момента нет
диалектического противоречия. Поэтому В. И. Ленин в некоторых случаях термин
«тождество» употреблял в смысле единства. Одновременно В. И. Ленин
отмечал, что тождество противоположностей условно, временно,
преходяще, а борьба взаимоисключающих противоположностей абсолютна,
как абсолютно развитие, движение.
Диалектический характер окружающей нас действительности не
означает того, что она хаотична и неопределенна. Подобно тому, как при
абсолютности движения имеет место относительный покой, так и
диалектическая изменчивость, текучесть действительности необходимо
включает в себя относительную определенность своих конкретных состояний.
Эта определенность проявляется по крайней мере в следующих ее чертах:
1) Процесс изменений, с которыми мы встречаемся в окружающем
нас мире, всегда детерминирован предшествующими состояниями
изменяющегося предмета и условиями, в которых он находится. Виды этой
детерминации могут быть различными и сравнительно простыми (как,
например, <в случае изменения объема тела при повышении его
температуры) и очень сложными (как, например, в случае детерминированности
последующих состояний какой-либо «элементарной» частицы некоторы-

О ПРОБЛЕМЕ ТОЖДЕСТВА
55
ми ее предшествующими состояниями). Но во всех случаях на основании
учета данных, характеризующих первоначальное состояние предмета и
изменения начальных условий, мы можем строить предсказания
относительно последующих изменений его состояний (иногда лишь с известной
степенью вероятности).
2) Процесс превращений предметов с одними свойствами в предметы
с иными свойствами, который постоянно наблюдается в природе и
обществе, осуществляется не беспорядочно. Изменяющийся предмет может
превратиться не во что угодно, а лишь, как выражался Гегель, в «свое
другое». Афродита, если бы таковая и существовала, не могла появиться
из пены морской, какие бы изменения последняя ни претерпевала. Задача
науки и состоит в том, чтобы раскрыть и выделить это инвариантное,
относительно определенное и неизменное (относительно тождественное) в
предметах и явлениях окружающего нас мира. «Закон,— как указывал
В. И. Ленин,— есть прочное (остающееся) в явлении... (Закон —
идентичное в явлении)... Закон = спокойное отражение явлений» («Философские
тетради», 1947, стр. 126). В процессе отвлечения закона как
существенного отношения (связи) между предметами и явлениями
действительности мы отождествляем это отношение с самим собой. Эта связь
является инвариантом по отношению к различным предметам определенной
предметной области, связываемым данным отношением. Однако это
тождество является всегда относительным. В процессе развития науки
законы постоянно уточняются, вносятся коррективы в сферу и условия их
действия и т. п. Отвлечение этого относительно определенного и
инвариантного осуществляется не в порядке созерцательного отношения к
миру, а в ходе практической деятельности людей, направленной на
преобразование окружающей действительности. Практические потребности
людей не только определяют ход развития науки, научные поиски,
практика не только является заключительным этапом познания, проверкой
истинности той или иной научной теории посредством ее применения в
технике, в ходе решения тех или иных народнохозяйственных задач; она
включается (непосредственно или косвенно) в процесс познания на
самых первоначальных его этапах. Уже простейший акт познания,
состоящий в отличении единичных предметов друг от друга, что связано
с процессом установления их тождественности с самими собой, с их
наименованием, не осуществляется независимо от практических
потребностей и деятельности людей.
Так, ребенок отличает воду от других предметов не как вещество,
молекула которого имеет состав Н20, а как вещество, которое можно пить,
которое безвкусно, которое утоляет жажду и т. п. Процесс
отождествления предметов, имеющих одно и то же имя, может быть осуществлен
тогда, когда один и тот же предмет ставится нами в различные отношения
к иным предметам и наблюдается в этих различных отношениях. Если
мы, указывая ребенку на ведро с водой, называем его «ведро», ребенок,
естественно, не может решить, относится это имя к ведру с водой или к
ведру без воды. Но, называя различное одним и тем же именем, мы
направляем мысль ребенка па то общее, что существует в этом различном.
Процесс выделения идентичного, инвариантного, тождественного в
предметах и явлениях окружающей нас действительности неизбежно
связан с ее идеализацией, с ее «огрублением», «омертвлением», с
«остановкой» движения, изменения. В. Й. Ленин в этой связи писал: «Мы
не можем представить, выразить, смерить, изобразить движения, не
прервав непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не омертвив
живого. Изображение движения мыслью есть всегда огрубление,
омертвление,— и не только мыслью, но и ощущением, и не только движения, но
и всякого понятия. И в этом суть диалектики. Эту-то суть и
выражает формула: единство, тождестве противоположностей»
(«Философские тетради», стр. 243),

56
Д. П. ГОРСКИЙ
Уже простой акт отождествления предметов с самими собой или друг
с другом предполагает отвлечение от их различий, изоляцию их из
совокупности тех многочисленных связей, в которые они «вступают с другими
предметами. Более того. То, что выделяется нами в предметах и явлениях
как относительно тождественное (поскольку при существующей
определенности предметов и явлений они постоянно изменяются), неизбежно
рассматривается нами как тождественное в некотором абсолютном смысле
(мы производим при этом «остановку» движения и изменения). Это
относится не только к логике и математике, но и ко всем иным наукам,
использующим математический аппарат. Так, в физике ее законы записываются
на математическом языке в виде соответствующих равенств (тождеств).
Правые и левые части этих равенств мы при этом рассматриваем как
выражения, подчиняющиеся закону Лейбница (с теми оговорками о
конкретных условиях его применения,— а именно применения его не как
полного, а как частичного тождества, включающего различие,— которые
были сделаны выше). Однако такое рассмотрение является некоторой
идеализацией действительности, поскольку применение математического
аппарата в таких случаях предполагает ряд допущений, которые никогда в
абсолютном смысле не имеют места в действительности именно благодаря
тому, что действительность .подчиняется диалектическим закономерностям.
Так, вычисляя путь, пройденный равномер'но движущимся телом со
скоростью ό в течение времени t по формуле S = vt, мы предполагаем, что
в природе существуют абсолютно равномерные движения (чего на самом
деле нет). Мы исходим из еще более сильного предположения, когда
описываем неравномерное движение; мы здесь предполагаем, что умеем
измерить скорость в каждой точке пути (то есть мгновенную скорость)
что на самом деле невозможно в абсолютном смысле.
В этом проявляется глубокая диалектика нашего познания,
осуществляющегося через противоречия, через противоположности, как на это
указывает В. И. Ленин в приведенном выше высказывании.
Познание чего-либо осуществляется всегда через его противоположность:
тождественное выявляется в результате анализа различного, непрерывное
отображается через дискретное, целое — через его части, «текучее»,
«изменяющееся» познается через «жесткое», через «остановки»
изменения, движения, общее раскрывается через анализ единичного,
сущность— через анализ явления, абстрактное — через анализ отдельного,
конкретное — через абстрактное и т. п.
Применение закона Лейбница в различных науках, использующих
математический аппарат, не означает того, что сама действительность
подчиняется принципу формального тождества. Этот закон применяется
лишь в процессе познания, в ходе которого мы неизбежно прибегаем к
«остановкам» движения, к идеализации действительности. Более того,
применение этого закона в процессе познания не означает и абсолютной
«остановки», «окостенения» процесса познания, который, как известно,
подчиняется диалектическим закономерностям. Одни «остановки»
движения на определенном уровне развития познания, одни
отождествления и различения предметов, связанные с образованием
соответствующих понятий и абстракций, сменяются иными «остановками», иными
отождествлениями предметов и связанными с ними понятиями и
абстракциями, характеризующими более глубокий уровень нашего познания.
Подобно тому как покой я»вляется относительным, а движение
абсолютным, так формальное тождество является относительным, постоянно
«снимающимся» в силу диалектического характера действительности и

О ПРОБЛЕМЕ ТОЖДЕСТВА
57
нашего познания. Это проявляется в изменении, развитии, уточнении
существующих научных теорий и в создании новых теорий.
Проблема отождествления предметов, поставленная еше
Гераклитом и решавшаяся на протяжении всей истории развития философской
мысли, получает научное решение лишь с позиций диалектического
материализма.
Сформулируем основные выводы:
1) Принцип формального тождества, определяемый законом
Лейбница, применяется по крайней мере во всех науках, использующих
математический аппарат.
2) Использование закона Лейбница в науках не означает того, что
сама материальная действительность подчиняется этому закону и
является метафизической по своему характеру. Не означает оно и того,
что тождество привносится в действительность нашим рассудком,
является априорной категорией нашего рассудка.
3) Диалектический характер действительности не означает ее
хаотичности и неопределенности. Определенность, инвариантность в
связях и свойствах предметов, в процессах движения и изменения
окружающего нас мира отражается нами в виде различных понятий и
законов.
4) В процессе отражения относительной определенности,
инвариантности в связях и свойствах предметов, в процессах движения и
изменения мы эту определенность, инвариантность абсолютизируем,
производим «остановку» движения, прибегаем к идеализации и т. п. Именно к
знанию, находящемуся в состоянии этой временной «остановки»,
идеализации, применяется формальное тождество, определяемое законом
Лейбница.
5) От одной «остановки» движения, от одних идеализации,
отождествлений и связанных с ними понятий и абстракций мы переходим к
другим в связи с развитием наших знаний об окружающем мире. Каждая
«остановка» движения с целью отображения этого мира в дискретных
понятиях и точных формулировках является относительной. Процесс же
«снятия» таких «остановок» © ходе развития нашего познания является
абсолютным.

К определению понятия связи
А. А. ЗИНОВЬЕВ
В диалектике, как известно, проблема связи является одной из
центральных. Ей посвящено большое число работ. Здесь нет
необходимости излагать, каким образом в этих работах определилось
содержание проблемы связи и какие выработались методы ее решения.
Достаточно сказать, что учение диалектики о связях охватывает учение
о мире как о едином связном целом, о причинности, о единстве и борьбе
противоположностей, о взаимоотношении качества и количества,
содержания и формы, сущности и явления и т. д., а основным методом
исследования является анализ материала конкретных наук в плане
разработки обобщающей картины мира. В данной же статье будет
выделена лишь та сторона проблемы связи, которая касается чисто
формальных моментов, а именно построения дефиниций и отыскания
некоторых абстрактных предпосылок для дедукции. Другими словами, здесь
будет выделена лишь та сторона проблемы, которая поддается
постановке и решению средствами формальной логики. И даже в тех
случаях, когда будут привлекаться гносеологические соображения (а они,
как увидим, необходимы и в рассматриваемом случае), упор будет
делаться не на них, а на характеризуемый с их помощью логический
аспект проблемы.
Поиски общего (можно сказать, формального) определения связи
должны опираться, естественно, на привычно ясное понимание связей, во
всяком случае, на одно из обычно встречающихся пониманий. Это
добавление насчет одного из пониманий допустимо здесь потому, что задача
заключается не в приведении общего определения в полное соответствие
с разнообразными представлениями об определяемом материале, а в
указании некоторых реальных, привычно ясных предпосылок для
дальнейших рассуждений. Это и есть одно из ближайших проявлений той
абстракции, о которой говорилось выше, ибо предварительные замечания
в значительной мере предопределяют границы базирующихся на них
теоретических конструкций.
Предварительно связь предметов можно определить таким
образом: два или более различных предмета связаны, если по наличию или
отсутствию некоторых свойств у одних из них мы можем судить о
наличии или отсутствии тех или иных свойств у других из них
(возникновение и исчезновение предметов можно рассматривать как частный
случай). Например, температура и давление данной массы газа
связаны так, что с увеличением температуры (при всех прочих постоянных
условиях) увеличивается давление. Зная о том, что температура
увеличилась, мы можем делать вывод об увеличении давления (если
выяснены точные количественные соотношения, то они учтутся и в
выводах). Это свойство связей и обусловило особую познавательную
ценность их обнаружения. Выявление связей позволяет познавать
предметы не непосредственно, а косвенно, через другие предметы, ргаходя-

К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПОНЯТИЯ СВЯЗИ
59
щиеся с ними в той или иной связи. Не приходится доказывать,
насколько это важно для исследования предметов, не поддающихся
непосредственному наблюдению, для разработки стандартных методов
расчета, избавляющих от необходимости каждый раз ставить эксперимент,
и т. п.
Характерным для приведенного определения является наличие в
нем ссылок на логическое следование, на вывод одних знаний из
других. Весьма возможно, конечно, что такого рода ссылок можно
избежать. Но в рассмотренных нами случаях это достигается обычно за
счет тавтологии, то есть за счет ссылок на зависимость,
обусловленность и другие понятия, которые сами выступают как синонимы
понятия связи, за счет ссылок на частные формы связей (например, на
причинность), за счет употребления выражений, которые сами нуждаются
в разъяснениях через понятие связи (например, предметы считаются
связанными, если изменение одних ведет к изменению других; здесь
слово «ведет» лишь создает иллюзию определения, так как при попытке
разъяснения его смысла мы будем вынуждены обратиться к данному
выше предварительному определению связи).
Наличие в определении связи ссылки на логическое следование
заставляет поставить принципиально важный вопрос о том пути, по
которому следует идти в решении стоящей проблемы. Поскольку
логическое следование характеризует взаимоотношение знаний о предметах,
то вполне естественным представляется следующий путь: базируясь на
принципе отражения, можно через определенные структуры знаний
определять то, что соответствует этим знаниям, что ими отображается
в объективной реальности. Например, можно определить отношения
предметов как то, что соответствует высказываниям с многоместными
предикатами. Аналогично обстоит дело со связями. Определив
высказывания о связях как особый тип высказываний, можно определить
сами связи как то, что отображается высказываниями этого рода.
Подчеркиваем, что вопрос об определении одних факторов путем
противопоставления их другим факторам и вопрос о взаимоотношении этих
факторов безотносительно к их определению суть различные вопросы.
Впрочем, определяя связь как то, что отображается в форме такого-
то рода знаний, мы тем самым указываем на овязи как на объективный
источник знаний в полном соответствии с принципами теории
отражения.
При таком подходе к проблеме, который иногда называют
сужденческим, необходимо прежде всего выяснить место знаний о связях в
системе знаний, то есть выяснить круг знаний, называемых знаниями
о связях. Человеческие знания, представляющие собою высказывания
(суждения) и совокупности высказываний, можно разбить на две
группы: 1) высказывания о наличии или отсутствии свойств у отдельно
взятых предметов, другими словами, высказывания с одним
субъектом; 2) высказывания, в которых говорится о двух или более различных
предметах,— высказывания с двумя и более различными
субъектами (или высказывания с многоместными предикатами). Различие этих
групп относительно. Например, высказывание «Точка А лежит между
точками В и С» принадлежит ко второй группе, поскольку в нем
говорится о трех различных предметах — о точках Л, В и С. Но не
представляет труда изобразить его как высказывание первой группы,
придав ему вид: «Тройка точек А, В и С характеризуется тем, что первая
точка лежит между второй и третьей (по порядку написания)». Здесь
выражение «тройка точек А, В и С» будет обозначать один предмет, о
котором идет речь в высказывании. Однако различие между
указанными группами высказываний имеется и является существенным с точ*
ки зрения правил построения высказываний и правил оперирования ими

60
Α. Α. ЗИНОВЬЕВ
в процессе рассуждения (см. статью «Следование как свойство
высказываний о связях», «Философские науки» № 3, 1959).
Высказывания второй группы можно, в свою очередь, разбить
на две подгруппы: 1) высказывания вроде «Число А больше числа В»,
«Ленинград лежит севернее Москвы», «Точка А лежит между
точками В и С», «А брат В» и т. п.; 2) высказывания вроде: «С
увеличением температуры данной массы газа при всех прочих постоянных
условиях увеличивается его давление», «Стоимость не существует без
потребительной стоимости», «Биологические процессы предполагают
химические», «Событие А является причиной события 5» и т. п.
Различие этих высказываний точно так же относительно. Например,
высказываниям «Событие А является причиной события В» и «Число А больше
числа ß» можно придать одинаковый по структуре вид соответственно
«События А и В характеризуются тем, что первое является причиной
второго» и «Числа А и В характеризуются тем, что первое больше
второго», то есть представить оба высказывания как высказывания с
двухместным предикатом. Однако различие этих высказываний является
решающим с точки зрения обсуждаемой темы. Для того, чтобы это
различие показать более отчетливо, сформулируем такие свойства
высказываний второй подгруппы, какими высказывания первой подгруппы не
обладают.
Высказывания второй подгруппы образуют класс высказываний
о связях. Чтобы охарактеризовать их в общем виде, необходимо
осуществить следующие две абстракции: 1) отвлечься, от разнообразия
языковых форм их выражения (наличия особых слов в предложениях,
особого построения предложений, системы предложений, формул,
графиков, таблиц и т. п.) и взять их в логически стандартизированном виде.
Таким стандартизированным выражением этих высказываний может
служить запись их в виде условных высказываний или системы
условных высказываний, не выражающих логического следования и
удовлетворяющих тому коррективу, который укажем ниже; 2) взять
элементарный случай «Если х, то у» (где χ и у суть высказывания), к которому,
как к клеточке, сводятся более сложные случаи (посредством
подстановок на место хну сложных высказываний, посредством определения
отрицаний, посредством комбинирования элементарных высказываний
логическими связками «и», «или» и т. п.). Во всяком случае, основная
методологическая трудность исследования высказываний о связях
лежит в анализе элементарной их формы «Если х, то г/», которую для
краткости будем записывать символом xSy. Символами Nx и Ny будем
обозначать отрицания высказываний χ и у.
Высказывание xSy характеризуется следующими свойствами,
которые необходимо иметь в виду для понимания последующих
рассуждений: 1) Если истинны высказывания xSy и х, то истинно и
высказывание у, то есть у следует из xSy и х; 2) истинность у не следует из
истинности одного только xSy, для этого необходима еще истинность х;
аналогично истинность у не следует из истинности одного только х, для
этого необходима еще истинность xSy; 3) из истинности xSy и Ny еще
не следует истинность Λ'*; другими словами, из xSy не следует NySNx
(«Если не-у, то не-r»); при этом не исключается то, что xSy и N'y могут
быть оба истинными, и то, что могут быть истинными оба xSy и
NySNx; аналогично из xSy не следует ySx и NxSNy, хотя и не
исключается возможность их одновременной истинности.
Поясним третий пункт таким примером. Пусть мы каким-то путем
выяснили, что если начать изменять температуру некоторого данного
тела, то изменится его положение. Спрашивается, будет при этом
истинным высказывание «Если не -изменять положение да-нного тела,
то не изменится его температура» или нет? Очевидно, без
дополнительных опытов или без дополнительных знаний, компенсирующих их от-

К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПОНЯТИЯ СВЯЗИ
61
сутствие, категорически ответить на этот вопрос нельзя. Мыслима как
ситуация, для которой это высказывание будет истинно, так и
ситуация, для которой оно будет ложным. Например, возможно такое
устройство, что если воздействие на него начинается с изменения
температуры данного тела, то будет соответственно изменяться его
положение, а если воздействие начинается с того, что положение тела
стабилизируется, то колебания температуры все же оказываются
возможными. Аналогичные примеры можно привести и для остальных
вариантов. Так что в самом общем и простейшем виде вполне правомерно
допущение только одного варианта вывода для xSy: xSy\ х\ значит,
у. Прочие варианты, повторяем, не запрещаются; принятие или
исключение их в том или ином случае требует дополнительных сведений.
Например, чтобы осуществить вывод от Ny к Nx, требуется истинность
высказывания NySNxl
Короче говоря, за высказыванием xSy признается в качестве
позитивного свойства исключительно одно — право на вывод: «xSy; x;
значит, у». Никаких требований к нему больше не предъявляется.
Прочие пункты мы сформулировали исключительно для того, чтобы с
самого начала отсечь нежелательные ассоциации xSy с логическим
следованием (здесь у не следует логически из х) и такими формами
импликации, для которых из xSy следует NySNx. Основная задача теперь
будет заключаться в объяснении происхождения xSy, то есть в ответе
на вопрос: откуда это высказывание приобретает свое свойство?
В истории философии и логики два прецедента исследования
высказываний о связях представляют важный интерес с точки зрения
темы статьи. Рассмотрим кратко их достоинства и недостатки, чтобы
извлечь из этого некоторые уроки.
Первый прецедент — это бэконовско-миллевская традиция в
индуктивной логике, рассмотрение методов исследования причинных
связей (точнее, причин тех или иных явлений), известных каждому по
учебникам традиционной логики. Недостаток бэконовской традиции
в логике состоит прежде всего в том, что проблема связи сводится
исключительно к проблеме обнаружения причин явлений, тогда как
в настоящее время речь идет о связях вообще, так что причинные связи
охватываются в качестве частного случая. Кроме того, здесь само
понятие связи (даже в ее частной форме) считается интуитивно ясным, а
методы выявления связей хотя и рассматриваются, однако ни в какой
мере не принимаются во внимание с целью экспликации этого понятия.
Собственно говоря, сама задача экспликации привычного понимания
связи не ставится. Мы не будем здесь останавливаться на попытках
обобщения и формализации индуктивной логики в современной логике,
поскольку они не меняют положения в интересующем нас плане
проблемы, а разбор их увел бы далеко в сторону. Однако несомненным
достоинством бэконовского подхода к проблеме связей является то, что он
исходит из рассмотрения фактически применяемых в науке способов
обнаружения связей, из реального процесса познания их. И это обстоятельство
должно играть решающую роль © исследовании проблемы связей, на
какие бы ступени абстракции ни поднималось это исследование. Ниже мы
к нему еще вернемся.
Второй прецедент — современные логические исследования
условных высказываний, не выражающих логического следования (см. об
этом, например, В. С. Ш в ы ρ е в «К вопросу о каузальной имшшкации»,
«Логические исследования», М., 1959). Основная идейная установка
этих работ—так или иначе приспособить аппарат классического
исчисления высказываний (и прежде всего материальную импликацию) для
систематического описания свойств высказываний рассматриваемого
типа, дать логическую модель (см. А. А. Зиновьев и И. И. Ρ е в з и н
«Логическая модель как средство научного исследования», «Вопросы фило

62
Α. Α. ЗИНОВЬЕВ
софии» № 1, I960) для них и тем самым для отображаемых ими
связей. Конечно, стремление построить такую модель само по себе
следует только приветствовать, это весьма эффективный путь применить
дедуктивный метод в решении конкретной проблемы логики и теории
познания. Но не всякая модель может считаться удачной.
Рассматриваемые же работы страдают, на наш взгляд, двумя существенными
недостатками: 1) они оставляют без внимания происхождение свойств
высказываний о связях, а лишь констатируют их наличие в той или
иной форме (берут готовыми) и пытаются описать лишь их
взаимоотношения; 2) они не считаются с тем фактом, что высказывания о связях
невозможно представить как функции истинности в исчислении
высказываний и что здесь требуется принципиально иной подход
(доказательство того, что высказывания о связях невозможно представить как
функции истинности исчисления высказываний, подробно изложено автором
в статье «Высказывания о связях», Доклады АПН РСФСР, № 3, 1960).
Следует заметить, что в большинстве работ, о которых идет речь,
имеется в виду не функциональное, а аксиоматическое построение
исчисления высказываний. Однако при этом так или иначе
предполагается функциональная интерпретация последнего, так что изложенные
соображения сохраняют полную силу. Надо, очевидно, при построении
логической модели для высказываний о связях и отображаемых ими
связей идти каким-то другим путем, который позволил бы приспособить
логическую конструкцию к задаче описания фактических путей
выявления связей, сочетать каким-то образом возможности дедуктивного
подхода с правильной, по существу, гносеологической тенденцией бэконов-
ского подхода к проблеме. Ниже мы кратко охарактеризуем, как это
можно осуществить конкретно. При этом мы отнюдь не считаем, что
это единственно возможный путь.
Как уже отмечалось, xSy невозможно представить как функцию
истинности χ и у в классическом исчислении высказываний. Из этого,
однако, не следует, что вообще можно обойтись в решении стоящей
задачи без каких бы то ни было логических исчислений. Если имеется в
виду построение логической модели связей и отображающих их
высказываний, то так или иначе логические знаки обычной речи («и», «или»,
«не», «следовательно» и т. д.) должны быть определены в некоторой
системе аксиом, дающей точные правила оперирования ими в ходе
дальнейших рассуждений. Эта система аксиом должна, очевидно,
опираться на привычную ясность употребляемых логических знаков, а не на
построение функционального типа, которое само строится с их помощью.
Причем здесь требуется не любое определение, а определение
применительно к особенностям проблемы (например, аксиоматика Аккер-
мана для строгой импликации здесь является неподходящей). Но откуда
могут быть взяты эти особенности проблемы? Единственный источник
идей на этот счет — анализ эмпирических фактов построения
высказываний о связях, фактов выявления связей.
В данной статье не представляется возможным осуществить
сколько-нибудь детальный анализ такого рода фактов. Мы
предполагаем, что он уже осуществлен в той мере, которая позволяет выявить
основные идейные установки для дальнейшего их логического
развития. В бэконовских методах эти установки обнаруживаются более или
менее явно. Здесь же мы ограничимся разбором простого примера,
поясняющего вопрос: откуда xSy приобретает свойство, указанное в
определении, а именно то свойство, что из xSy и χ следует у?
Возьмем какой-то твердый стержень и закрепим его на
горизонтальной плоской поверхности так, чтобы он мог вращаться.
Ограничим его поведение таким образам, чтобы он занимал только два
положения — 1 и 2 (промежуточные положения исключим из рассмотрения
для упрощения иллюстрации). Положим на поверхности на концах

H ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПОНЯТИЯ СВЯТИ
63
стержня с одной его стороны грузики А и В таким -образом, что
-перемещения А и В опишутся системой высказываний: 1) передвинем В
из положения 1 в положение 2; в таком случае стержень переместит
и А из положения 1 в положение 2; 2) будем перемещать иначе, а
именно— передвинем сначала А из положения 1 в положение 2; но при этом
положение В не изменится. Такую модель сделать нетрудно. Как
видим, здесь в обоих случаях мы имеем дело с двумя ситуациями. В
первом случае это будут такие ситуации: а) В занимает положение 1, и А
занимает положение 1; б) В занимает положение 2 (не занимает
положение 1), и А занимает положение 2 (не занимает положение 1).
Кроме того, здесь небезразлично, в каком порядке менять положение А и
В. Если бы А и В были прикреплены к стержню и мы, допустим, не
знали об этом, то потребовался бы ряд опытов с их перемещением, чтобы
убедиться в этом. И каждый раз пришлось бы выбирать определенный
порядок.
Если мы в качестве исходного имели положение 1 и если
перемещения А и В возможны в таком порядке, что В выступает первым, то в
рамках приведенной выше системы высказываний возможен следующий
вывод: если эта система высказываний верна и если В занимает
положение 1, то и А.занимает положение 1. Возможны и другие варианты, что
здесь несущественно. Важно здесь другое: 1) мы имеем здесь дело со
сменой положений предметов; 2) порядок, в котором это производится,
небезразличен; 3) система высказываний, описывающая это,
приобретает свойства, характерные для xSy. Поэтому представляется вполне
естественным изобразить высказывание xSy как сокращение (по
определению) некоторым образом упорядоченного множества высказываний
и их отрицаний. Подчеркиваем, что при этом речь идет пока еще не об
описании методики исследования связей, а лишь об отыскании логически
исходного пункта для такого описания. Поэтому многие вопросы, которые
могут здесь возникнуть в силу ассоциации с более сложными проблемами,
останутся без ответа. При отыскании исходного пункта для той или иной
теории невозможно удовлетворить всем требованиям; это под силу лишь
развитой теории или даже системе теорий, поскольку всякая логическая
модель не исчерпывает всех сторон проблемы.
Конкретнее говоря, нам кажется целесообразным следующий путь
дальнейшего исследования. Высказывание xSy можно представить как
сокращенную запись высказывания «Либо {х и у), либо (Nx и Ny)»,
упорядоченного некоторым точно определенным образом. При этом
должны быть выполнены следующие два условия: 1) логические знаки
«и», «не», «либо.., либо...», «значит» («следовательно») и т. д. должны
быть определены такой системой аксиом, чтобы обеспечивались выводы
от истинности «Либо (х и у), либо (Nx и Ny)» ихк истинности у; 2) на
упорядоченность высказываний, х, //, (х и у), Nx, Ny и (Nx и Ny) должны
быть наложены такие ограничения, чтобы правомерным признавался
вывод только такой, какой указан в первом пункте, но выводы другого
рода (от у к х, от Nx к Ny и от Ny к Nx) при этом не исключались бы.
Упорядоченность высказываний можно интерпретировать как
отображение пространственно-временной упорядоченности предметов,
фиксируемых высказываниями, или последовательности процесса их наблюдения
(или как\определенный порядок, в котором высказывания оцениваются
как истинные относительно некоторой предметной области). Очевидно,
ограничение, о котором говорилось выше во втором пункте, выражает
зависимость истинности высказываний от объективной упорядоченности
предметов.
Возможность аксиоматизации, указанная выше в первом пункте,
опирается на следующее достаточно очевидное рассуждение: если истинно
высказывание «Либо (х и у), либо (V* и Ny)»y то истинно одно и только
одно из высказываний (х и у) и (Nx и Ny); если истинно х, то не может

6V
А. А. ЗИНОВЬЕВ
быть истинным (Nx и Ny), так как при истинном χ будет ложно Nx,
а значит, ложно и высказывание в целом; но если ложно (Nx и Ny), то
истинно (х и у) ; последнее истинно только тогда, когда истинны оба
χ и у; значит, истинно у. Однако при этом правомерными оказываются
и выводы в направлении от у к х, от Nx к Ny и от Ny к Nx.
Упорядоченность, указанная во втором пункте, и ограничивает право на вывод лишь
в одном варианте.
Определение xSy через упорядоченное некоторым образом
множество высказываний и их отрицаний, соединенных логическими связками
«и» и «или» (исключающее «или», поскольку высказывание и его
отрицание не могут быть одновременно истинными), дает известную
перспективу для систематического обзора методов упорядочивания систем
высказываний в высказывания о связях. Определив отрицание xSy (здесь
возможны различные (варианты, в частности «Если х, то у или Ny»), можно
сложные высказывания о связях представить как соединение
элементарных и их отрицаний (например: «Если х, то у, и если у, то х»\ «Если
χ и у, то либо ζ, либо υ» и т. п.). Но основная трудность при этом
заключается в выяснении свойств этих высказываний с учетом их
упорядоченности. Разработка достаточно разумных правил на этот счет теснейшим
образом связана с методикой обнаружения связей и, надо надеяться,
принесет свою пользу для последней.
Нужно сказать, что с чисто логической точки зрения ^возможны
различные принципы упорядочивания высказываний. Например, употребляя
для этой цели индексы 1 и 2, можно xSy определить как «Либо (л:1 и у2) ι,
либо (Nx1 и Ny2)2», как «Либо (х1 и у2)2, либо (Nx1 и Ny2)l»y как «Либо
(хх и у2)1, либо (Nx2 и Ny])2» и т. д. И усмотреть здесь какие-либо
принципиально важные различия невозможно, так как индексы можно
интерпретировать различным образом. Например, индексы в выражении
«Либо (хх и у2)1, либо (Nx1 и Ny2)2» можно интерпретировать так:
1) событие, описываемое высказыванием с индексом 1, предшествует
событию, описываемому высказыванием с индексом 2; 2) событие,
описываемое высказыванием с индексом 2, предшествует событию,
описываемому высказыванием с индексом 1; 3) для индексов у высказываний
χ, ί/, Nx и Ny имеет силу интерпретация, указанная в пункте 1, а для
индексов у высказываний (л: и у) и (Nx и Ny) — интерпретация,
указанная в пункте 2; 4) возможны и другие интерпретации. Вместо
индексов можно пользоваться и другими средствами фиксирования
(обозначения) упорядоченности высказываний.
Выяснение свойств сложных высказываний о связях, как
отмечалось, предполагает разработку правил, касающихся упорядочивания
высказываний. Проиллюстрируем на примере, о какого рода правилах
здесь идет речь. Какой бы вариант расстановки порядковых индексов
мы ни выбрали для определения xSy, при/замене высказывания (xSy
и ySz) высказыванием с порядковыми индексами в соответствии с
определением знака S (a также логических знаков «и» и «или») получим
выражения (например, для первого ш указанных выше вариантов
расстановки индексов) такого рода: либо (xi и у2 и у1 иг2) ι, либо (Nx1 nNy2
и Ny1 и NZ2) 2. Если мы хотим при этом сохранить право транзитивности
(из xSy и ySz следует xSz), то должно быть, очевидно, введено правило,
позволяющее исключать выражения вроде (у2 и ух) и (Ny2 и Nyx).
В общем, правила, о которых здесь идет речь, должны дать оправдание
выводам вроде «Из xSy и ySz следует xSz», «Из xSy и xSz следует
xS(y и г)», «Из xSy или xSz следует xS(y или ζ)» и т. п., которые
интуитивно признаются правомерными, или отвергнуть ряд из них как
сомнительные.
Разработка указанных правил в виде некоторой системы аксиом
означает построение логической системы, которая лишь при условии
определенной интерпретации может быть представлена как описание

К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ПОНЯТИЯ СВЯЗИ
65
процесса выявления связей. Но интерпретация в данном
случае-предполагает дополнительное исследование, идущее по двум линиям: по линии
рассмотрения частных форм связей и конкретных языковых средств их
изображения. При этом, говоря о частных формах связей, мы имеем в
виду более или менее широкие классы связей, описываемых в понятиях
логики и теории познания, а не в специфических понятиях той или иной
конкретной науки. Аналогично в отношении языковых средств имеются
в виду опять-таки обобщения в логико-философской терминологии,
и о более конкретном рассмотрении здесь приходится говорить лишь
постольку, поскольку характер их вообще до сих пор был безразличен
(от него происходило вполне закономерное на первых порах отвлечение).
Рассмотрим один пример, поясняющий изложенную мысль.
Переход к частным формам связей поясним на примере так
называемых связей соответствия. Мы не берем причинные связи, поскольку
по этому вопросу имеется достаточно обширная литература. Кроме того,
рассуждения по поводу этих связей настолько обросли философскими
соображениями, не имеющими прямого отношения к нашей теме или
касающимися более сложных ее пунктов, что выделить здесь то, что
непосредственно иллюстрировало бы сказанное выше,— дело довольно
трудное. Мы не касаемся в данном случае также возможной
координации и субординации понятий, фиксирующих различные типы связей. Этот
вопрос требует специального обсуждения.
Связи соответствия широко известны в науке (соответствие образов
и предметов в теории познания, соответствие элементов различных
множеств в математике и т. д.). Чтобы охарактеризовать эти связи
посредством предполагаемой логической системы, о которой говорилось выше,
необходимо высказывания х, у> ζ ,..., из которых строятся высказывания
о связях, интерпретировать не просто как высказывания о наличии или
отсутствии любых свойств у любых предметов, но как высказывания о
предметах со специфическими свойствами. Специфика связей
соответствия состоит в том, что здесь имеет место активный выбор (мысленное
выделение, указание и т. п.) человеком отдельных предметов из их
совокупностей и их сопоставление, то есть совместный упорядоченный выбор
двух и более различных предметов. Например, составляя график
температуры некоторого тела, физик выбирает уровни его температуры
в определенные промежутки времени и выбирает определенные знаки для
их обозначения. Если факт осуществления выбора предмета
рассматривать как свойство предмета (это, разумеется, требует осознания ряда
абстракций), то связи соответствия можно рассматривать как связи
предметов по особым свойствам. При этом, например, выражение «А
соответствует В» будет расшифровано как выражение «Если выбирается
А, то вслед за ним выбирается В», обладающее свойствами xSy со всеми
вытекающими отсюда последствиями. Этот же пример годится и для
пояснения мысли о конкретизации исследования по линии языковых
средств изображения связей. В данном случае связь предметов
обозначаемся особым понятием «соответствует», логический анализ которого
(как и логический анализ понятий «причина», «предполагает», «зависит»
и т. п., а также таблиц, графиков, схем, систем упорядоченных
предложений и т. п.) должен выявить свойства, совпадающие с некоторыми
выводами формальной модели,— выявить логический смысл этого термина,
его свойства в процессе рассуждений.
Другим примером анализа языковых средств фиксирования связей
может служить логический анализ термина «предполагает» в
высказываниях типа «А предполагает В» (где А может быть биологическим
процессом, капиталистическим отношением и т. п., а В — химическим процессом,
товарным отношением и т. п.). Этот термин определяется как сокращение
для совокупности высказываний «Если А, то В» и «Если не-В, то не-А»,
где «Если .., то...» обладает свойствами 5 (в примере: если имеются капи-

66
Α. Α. ЗИНОВЬЕВ
талистические отношения, то имеются и товарные, но если нет вторых,
то нет и первых). Заметим, между прочим, что в такого рода случаях
определение А через В, выступая по форме как родо-видовое определение,
выражает вместе с тем генезис А на основе В. Так что исследование
связей в общей форме может пригодиться для разработки методики
исторического исследования.
Здесь не представляется возможным рассмотреть другие
разветвления конкретизации проблемы. В частности, остается еще совсем не
затронутой проблема общности высказываний о связях, для решения которой
потребуется привлекать соображения логики вероятностей вообще,
понимаемой как обобщение индуктивной логики в традиционном смысле.
По самому смыслу понятия «связь» последняя есть всегда связь по
крайней мере двух различных предметов, знание о связи есть знание,
в котором отображаются по крайней мере два различных предмета.
Если речь идет о связи различных свойств одного данного предмета
(предмета данного рода), то в этом контексте в силу относительности
понятий «предмет» и «свойство» свойства оцениваются как предметы.
Например, в высказывании о зависимости размеров металлического
стержня от его температуры последние оцениваются как самостоятельно
мыслимые предметы, поскольку в этом высказывании говорится рб
изменении их величин, то есть, в свою очередь, об их свойствах. Так что не
всякое знание есть знание, отображающее связь. Высказывания о наличии
или отсутствии свойства у отдельно взятого предмета не принадлежат,
естественно, к числу знаний о связях. Не принадлежат к их числу и
высказывания о двух и более различных предметах, для построения которых
не требуется фиксирование различных ситуаций предметов, учет
изменения предметов (см., например, А. И. Уемов «О диалектико-мате-
риалистическом понимании связи между явлениями»,
«Философские науки» № 1, 1958). Например, зная, что тело А весит 10
килограммов, а тело В — 5 килограммов, мы из этйх^зданий логически получим
высказывание: «А вдвое тяжелее В», или «В вд&ое легче А». Но это не
будет высказывание о связи А и В. В данном случае допустим вывод:
«А вдвое тяжелее В; А весит 10 килограммов; значит, В весит 5
килограммов», но здесь остается невыявленным целый ряд посылок, касающихся
смысла терминов «тяжелее», «вдвое», правил деления и т. п., а главное,
здесь не производилось исследования того, что произойдет с весом одного
тела при изменении веса другого тела, чтобы получить высказывание типа
«Если х, то у». Так что расценивать всякую логическую связь (а любое
знание есть структурная связь по крайней мере двух компонентов) как
отображение связи реальной — значит смешивать понятия и
вульгаризировать сам принцип отражения.
Изложенный в данной статье подход к проблеме связей ни в какой
мере не претендует на то, чтобы исчерпать эту проблему в том ее объеме,
в каком она рассматривается в диалектике. Более того, если даже
допустить, что этот подход реализован в форме более или менее
развернутой теории, последняя так или иначе будет лишь односторонним
освещением проблемы в силу своих исходных предпосылок. Уже одно то,
что она будет иметь характер логической (или формальной) модели для
эмпирических фактов исследования связей, свидетельствует о ее
односторонности и приблизительности и о необходимости ее интерпретации,
выходящей за рамки формальной логики.

О принципах исследования систем
(В связи с «общей теорией систем» Л. Берталанфи)
В À. ЛЕКТОРСКИЙ, В. Н. САДОВСКИЙ
Характеризуя развитие науки в последние сто — двести лет,
необходимо наряду с описанием достижений различных научных дисциплин
отметить еще два чрезвычайно важных обстоятельства. Это, с одной
стороны, прогрессирующее усложнение специальных задач конкретных
научных дисциплин, а с другой стороны, ©се более увеличивающаяся
сложность методологических проблем, встающих перед учеными.
Факт усложнения задач специальных исследований не требует
особого доказательства. Любой специалист конкретной науки, так же как и
философ, прекрасно понимает, что этот факт совершенно естествен и
свидетельствует о все более глубоком проникновении в исследуемые
предметы. Не менее очевидно и прогрессирующее усложнение
методологических проблем науки, то есть вопросов, относящихся к методам
мышления, приемам и способам оперирования понятиями, к принципам
построения научных дисциплин, и т. д.
Одной из характерных особенностей современной науки является то,
что она анализирует не отдельные элементы и связи элементов предмета,
а сложные .образования, системы взаимосвязанных элементов.
В настоящее время нельзя найти ни одной науки, которая бы не
ставила задачи исследования системных предметов, то есть предметов,
представляющих собой системы и рассматриваемых как таковые. В физике —
это задача изображения твердого тела как системы, атома и молекулы
как системы и т. д.; в химии — анализ органических соединений как
системных образований; в биологии — исследование организмов как систем
особого вида; в политэкономии — анализ системы экономических
отношений; в лингвистике — описание системы языка; в логике и психологии —
исследование сложной системы мыслительных процессов и т. д.
Специалисты конкретных наук, имеющие перед собой вполне определенный
предмет исследования, обычно не занимаются разработкой методологии
процесса своего научного исследования, то есть решением иной, чем
стоящая перед ними непосредственно, задачи. Разработка методологических
принципов науки — задача философии. Современная наука выдвигает в
качестве одной из главных методологических проблем установление
логических и методологических принципов анализа
системных предметов.
В этой связи! представляют определенный интерес попытки
некоторых прогрессивных современных зарубежных ученых выработать
принципы исследования системных предметов. Практика конкретного
научного исследования наталкивает их на необходимость решения этой
проблемы. Эти попытки весьма многочисленны и нередко значительно
отличаются друг от друга как по задачам, которые ставят перед Ообой
исследователи, так и по формам предлагаемых <ими решений. В современной
зарубежной методологической литературе можно встретиться и со стрем-

b8
В. А. ЛЕКТОРСКИЙ, В. Н. САДОВСКИЙ
лением разработать методологические принципы исследования
конкретных систем (экономических — В. Леонтьев, биологических — Л.
Берталанфи, Г. Бём и Г. Шефер 1 и т. д.) и с попытками разработать общую
теорию систем (Н. Винер, У. Эшби, Л. Берталанфи). Подавляющее
большинство предлагаемых зарубежными авторами теоретических принципов
анализа системных предметов в силу отсутствия у них четкого
представления о диалектической структуре как анализируемых предметов, так и
процесса мышления, с помощью которого проводится анализ этих
предметов, страдает принципиальными философскими или научными (часто
одновременно и теми и другими) (недостатками. Обычно подобные
теоретические принципы чрезмерно специализированы. В том случае, если они
носят обобщенный характер, то основаны на идеалистических
философских представлениях, чаще всего неопозитивистских. Однако некоторые
попытки современных зарубежных ученых и философов разработать
методологию исследования систем, безусловно, заслуживают серьезного
внимания. Прежде всего представляют интерес работы создателей
кибернетики, а также труды Л. Берталанфи, построившего широко
распространенную в настоящее время за рубежом «общую теорию систем». Авторы
этих теорий, исходя из эмпирического материала, добытого к
настоящему времени физикой, биологией, психологией и рядом других наук,
выдвигают методолЬгичеокие соображения общего порядка.
В настоящей статье мы проанализируем одну из таких теорий, а
именно «общую теорию систем» Л. Берталанфи, выясним ее
действительное предметное содержание и роль, которую она может играть в
решении методологических проблем современной науки.
♦ * *
Людвиг фон Берталанфи (родился в 1901 году) —один из
крупнейших современных биологов. Его первые работы появились в двадцатых
годах и были посвящены вопросам формообразования, теории
органического «гештальта», общим философским проблемам биологии. С 1934
года Берталанфи преподавал в Вене. В 1949 году он переехал в Канаду и
работает в университете в Оттаве. Область научных интересов
Берталанфи обширна: от физиологии до биофизики и от методологии естественных
наук до историко-методологических исследований. Берталанфи является
руководителем созданного им «Общества по разработке общей теории
систем». В 1956 году издан первый том трудов этого общества—«General
systems». Ed. bu L. Bertalanffy and A. Rapoport, Ann Arbor Michigan,
vol. 1. 1956.
К необходимости построения «общей теории систем» Л. Берталанфи
пришел не сразу. Разработке программы теории систем, впервые четко
сформулированной в середине сороковых годов2, предшествовала
длительная и во многих отношениях весьма интересная эволюция его
взглядов.
Начиная со своих первых работ, Л. Берталанфи проводит мысль о
неразрывности естественнонаучного (биологического) и философского
(методологического) исследований.
Свою мысль о первостепенной важности для науки развития ее
методологических принципов Л. Берталанфи прежде всего попытался
выразить в изложенном им в конце двадцатых — начале тридцатых годов «ор-
ганицистском» мировоззрении, основу которого составляет представление
о том, что живой организм не конгломерат отдельных элементов, а опре-
1 См. «Regelungsvorgänge in der Biologie», Verlag R. Oldenbourg, München, 1956.
2 Берталанфи впервые выдвинул идею «общей теории систем» в 1938 году а
лекциях, прочитанных в Чикагском университете, однако первые публикации по
этому вопросу относятся только к 1945 году (см. L. Bertalanffy «Allegemeine
Systemtheorie». «Deutsche Universitätszeitung», 12 Jahrg., 1957, № 5—6, S. 9).

О ПРИНЦИПАХ ИССЛЕДОВАНИЯ СИСТЕМ
69
деленная система, обладающая организованностью и целостностью. С
точки зрения Берталанфи, органицизм есть философская концепция,
вырастающая на базе современной биологии и ряда других научных
дисциплин, имеющих дело с анализом системных предметов.
Концепция органицизма как философской системы имеет много
уязвимых сторон: на основе оргаиицистского подхода Берталанфи пытается
найти «третью линию» в философии, он соглашается с рядом утверждений
религиозно-мистического иррационализма Альвина Митташа и признает,
что в генетике «наряду с рациональными действуют также и
иррациональные факторы» (L. Bertalanffy «Das biologische Weltbild», Bd. I, Bern,
1949, S. 75) и τ· д. В работах философов-марксистов (см., например,
статью Р. Рохгаузена «Проблема целостности в биологии». Журнал
«Вопросы философии» № 3 за 1959 год) дана критика ошибочных
философских, откровенно идеалистических или могущих быть идеалистически
истолкованными утверждений Берталанфи. Поэтому мы не будем
останавливаться на этом и лишь покажем, какую роль в развитии
методологических идей Берталанфи сыграли принципы органицизма.
Основу методологических идей, содержащихся в органицистском
учении Берталанфи, составляют принципы метода мышления, свойственного,
по его мнению, современной биологии. По Берталанфи, «старая биология»
характеризовалась (Прежде всего аналитико-суммативным подходом к
своему предмету (организм есть агрегат отделенных друг от друга
элементов), стремлением отождествить структуру организма со структурой
машины и рассмотрением организма как покоящегося и действующего только
в случае ©нешнего воз/действия, то есть рефлекторно. В
противоположность этому биология XX века стоит на точке зрения системного
рассмотрения своего предмета — живого организма; она признает 'первичность
динамического подхода к исследованию биологических явлений и
первостепенную важность рассмотрения организма как первично активного (см.
L. Bartalanffy «Das biologische Weltbild», S. 30). Отмечая тот факт,
что наука XX века все чаще сталкивается с необходимостью исследования
разных системных предметов, Берталанфи утверждает, что «наука
о целостности и органицистском par excellence — биология — призвана
играть в нашем мировоззрении такую роль, которую она никогда не
играла раньше» (L. Bertalanffy «Theoretische Biologie», Bd. I, Berlin,
1932, S. 5).
Содержащиеся в органицистском мировоззрении определенные
методологические принципы, бесспорно, представляют интерес. Однако
сформулированные Берталанфи в чрезвычайно общей форме, Ьни фактически
мало что дают конкретному исследователю. Это обстоятельство
потребовало детальной разработки указанных принципов и главным образом
развития тех из них, которые должны лежать в основе методов исследования
системных предметов.
* ♦ *
Берталанфи разработал методологические принципы исследования
систем в созданных им теории «открытых систем» и «общей теории
систем».
«Теория открытых систем» была создана Берталанфи в тридцатых
годах. Она представляет собой дисциплину, граничащую с современной
физикой, физической химией и биологией 1. Классическая термодинамика
1 Понятие «открытой системы» было впервые использовано Р. Дефаем
(R. D e f a y «Introduction à la thermodynamique des système ouvertes». Acad. Royale
de Belgique, «Bull. Classe des Sciences», 53 Serie, 15, 678, 1929). Берталанфи ввел это
понятие в биологию в 1932 году (L. Bertalanffy «Theoretische Biologie», Bd. 1, 1932).
Кроме Берталанфи, в разработке теории «открытых систем» принимали участие
А. Бэртон, И. Пригожий, С. де Гроот, К. Денбиг и другие.

70
В. А. ЛЕКТОРСКИЙ, В. Η. САДОВСКИЙ
исследовала лишь закрытые системы, т. е. системы, не обменивающиеся
веществом с внешней средой и имеющие обратимый характер. Было
выяснено, что закрытые термодинамические системы, предоставленные сами
себе, переходят в состояние равновесия, характеризующееся
минимумом свободной энергии и максимумом энтропии. В физической химии
было развито учение о кинетике и равновесии в химических системах,
рассматриваемых так же, как закрытые системы с обратимыми
элементами.
Попытка применения классической термодинамики к живым
организмам (начало XX века) показала, что, хотя ори рассмотрении органических
явлений использование физико-химических принципов имеет большое
значение, так как в организме имеются системы, находящиеся в равновесии,
однако сам организм не может рассматриваться как закрытая система
в состоянии равновесия, ибо он не является таковой. Организм
представляет собой открытую систему, остающуюся постоянной при непрерывном
изменении входящих в нее веществ и энергии (так называемое состояние
подвижного равновесия). «Поэтому организм напоминает скорее пламя,
чем кристалл или атом» (L. Bertalanffy «Biophysik des
Fliessgleichgewichts», Braunschweig, 1953, S. 1).
Исходным понятием «теории открытых систем» является понятие
системы. Берталанфи понимает под системой «комплекс элементов,
находящихся во взаимодействии» (см. «General Systems». Vol· 1, 1956,p. 2, а
также статью L. Bertalanffy «Allgemeine Systemtheorie». «Deutsche
Universitätszeitung», 1957, № 5—6, S. 9). Исходя из этого определения, он
фактически отождествляет системы вообще с организованными
совокупностями предметов.
Такая направленность рассуждений Берталанфи понятна, если, учесть,
что его прежде всего интересует построение теории организации. Однако
отождествление систем вообще с организованными системами не означает,
что Берталанфи отрицает системный характер тех неорганизованных
совокупностей, которые исследовала'Хлассическая физика. Для "Берталанфи
это, конечно, тоже системы — так называемые замкнутые или закрытые
системы,— для описания функционирования которых имеется достаточно
разработанный математический аппарат. Но эти системы являются лишь
частным случаем собственно систем, то есть организованных систем. Они
могут рассматриваться как системы, взаимодействие элементов которых
носит случайный характер. Поскольку эти системы не имеют
специфических признаков организованных совокупностей, рассматриваемых
современной биологией, биофизикой, химией, психологией и т. д., постольку они
остаются вне внимания Берталанфи, который занимается исключительно
организованными системами и отождествляет их с открытыми (в
противоположность замкнутым и закрытым), или «телеологическими»,
системами.
Чем же конкретно отличаются эти системы от закрытых систем?
Каковы пути описания их «поведения»? Ответы Берталанфи на эти вопросы
сводятся к следующему.
Система называется закрытой, если в нее не поступают и из нее
не выделяются вещества (учитывается лишь возможный обмен энергией).
Система называется открытой, если в ней постоянно происходит ввод
и вывод не только энергии, но и вещества. Равновесием называется не
зависящее от времени состояние закрытой системы, при котором остаются
неизменным» все макроскопические величины и прекращаются все
макроскопические процессы. По второму закону терхмодинамики каждая
закрытая система в конце концов достигает не зависящего от времени состояния
равновесия с максимальной энтропией и минимальной свободной
энергией. Подвижным ρ а ©но иве сие im называется не зависящее от
времени состояние открытой системы, при котором все макроскопические
величины остаются неизменными, хотя и непрерывно продолжаются макро-

О ПРИНЦИПАХ ИССЛЕДОВАНИЯ С И CT EW
71
скопические процессы ввода и вывода веществ. При выполнении
определенных условий открытая система может перейти в состояние
подвижного равновесия в противоположность закрытой системе, которая, как мы
уже отмечали, будучи предоставлена самой себе, должна перейти в
состояние равновесия (см. L. Bertalanffy «Biophysik des
Fliessgleichgewichts», Braunschweig, 1953, S. 13—14).
Для описания «поведения» открытых систем Берталанфи предлагает
определенный математический аппарат. При этом он опирается на
разработанную в последнее время термодинамику необратимых процессов (см.
С. де Гроот «Термодинамика необратимых процессов». М., 1956). По
мнению Берталанфи, общим уравнением открытых систем является
уравнение вида
Igi^Ti + Pi (1 = 1, 2,3,..., η,...),
dt
где dQ, — определенная характеристика i-ro элемента системы
(например, концентрация или плотность энергии), t — время, Τ — функция,
описывающая скорость переноса элементов в определенную точку
пространства, Ρ — функция, описывающая появление элементов в определен·
ном месте внутри системы.
Общее уравнение открытых систем применимо при соответствующих
модификациях и интерпретациях для любых разделов науки, в которых
возникает задача исследования открытых систем. Например, оно
применяется в учении о народонаселении: скорость изменения популяции равна
движению населения (иммиграция минус эмиграция) плюс скорость
размножения населения (число рождений минус число смертей).
В работах Берталанфи анализируются различные типы уравнений
открытых систем, рассматриваются условия и принципы их решения, а
также модели простейших открытых систем.
Анализируя математический формализм, с помощью которого в
общем виде описываются системы определенного типа, Берталанфи
обнаруживает такие характеристики этого формализма, которые при его
интерпретации оказываются сходными со. свойствами организмов, находящихся
в состоянии подвижного равновесия. Важным является следующее
обстоятельство: характеристики подвижных (динамических) равновесий
выводятся Берталанфи на основе физико-математического рассмотрения. Та-
% ким же путем ему удается обнаружить и другие свойства живых
организмов (постоянное сохранение состава при изменяющихся условиях,
динамическая упорядоченность процессов, восстановление динамического
равновесия, эквифинальность и др.).
Сфера приложения «теории открытых систем» не ограничивается
изучением организма в целом как открытой системы. По мнению Берталанфи,
в форме открытых систем должны рассматриваться явления обмена ве-
^ ществ, роста, раздражимости (см. L· Bertalanffy «Der Organismus
als physikalisches System betrachtet», «Die Naturwissenschaften», 1940,
Heft 23, S. 530), многие факты социологии, политэкономии и других наук
(см. L. Bertalanffy «Allgemeine Systemtheorie», «Deutsche
Universitätszeitung», 1957, № 5—6, S. 12). Принципы теории «открытых систем»
находят-применение в химии (D. F. Bradley and M. Calvin
«Behaviour: imbalence in a network of chemical transformations». «General
systems», pp. 56—65) и психологии (D. Kr ech «Dynamic systems,
psychological fields and hypothetical constructs». «General systems»,
pp. 139—143). В последнее время «теория открытых систем» стала
применяться к проблемам биохимии (см. А. Г. Пасынский «Теория открытых
систем и ее значение для биохимии». Журнал «Успехи современной
биологии», 1957, т. XLIII, вып. 3, стр. 263—279).
Все это говорит о большом значении «теории открытых систем» для
современных научных дисциплин.

72
В. А. ЛЕКТОРСКИЙ, В. Η. САДОВСКИЙ
» * *
Во второй половине сороковых — начале пятидесятых годов Берта-
ланфи обобщил идеи, содержащиеся в «теории открытых систем», и
выдвинул программу построения «общей теории систем», являющейся
всеобщей теорией организации.
По его мнению, если классическая наука с успехом изучала
неорганизованные комплексы, которые базируются на законах случая, в
последнем счете на действии второго закона термодинамики, то основной
проблемой, поставленной современной наукой, является разработка общей
теории организации. Проблемы организации, целостности, динамического
взаимодействия весьма актуальны для современной физики, химии,
физической химии и технологии. В биологии подобные проблемы
встречаются повсюду. Необходимо изучать организующие отношения, вытекающие
из динамического взаимодействия частей и обусловливающие различное
поведение частей в зависимости от того, функционируют ли последние
изолированно от целого или внутри него. Та же тенденция
обнаруживается и в гештальт-психологии и в современных концепциях Социальных
наук. Такие понятия, как организация, целостность, направленность,
телеология, контроль, саморегуляция, дифференциация и им подобные,
чужды классической физике. Однако они повсюду встречаются в
современной науке (см. «General systems», 1956, vol. 1, p. 1).
По мнению Берталанфи, «общая теория систем» должна, во-первых,
дать логическое определение понятий «система» и «организация» и
классифицировать основные типы систем, во-вторых, в некоторых случаях
дать количественный анализ отдельных топов систем. При этом особый
акцент Берталанфи делает на то, что «общая теория систем» не есть
исследования «туманных» и поверхностных аналогий между
физическими, биологическими и социальными системами. Аналогии как таковые
имеют незначительную ценность, так как, кроме сходства между
явлениями, всегда могут быть обнаружены и различия. Берталанфи заявляет, что
изоморфизм, о котором идет речь в «общей теории систем», есть
следствие того факта, что в некоторых отношениях соответствующие
абстракции и концептуальные модели могут быть применены к различным
явлениям. Только учитывая это, мы и должны применять законы систем
(см. там же, стр. 2).
В связи с этим Берталанфи намечает специфическую программу
синтеза наук. Если до сих пор унификацию наук видели обычно в сведении
всех наук к физике, то, с точки зрения Берталанфи, единая концепция
мира может быть скорее основана на изоморфизме законов © различных
областях. Учитывая «формальный» модус речи, то есть рассматривая
концептуальную «конструкцию науки, можно говорить о структурном
сходстве теоретических моделей, которые мы применяем © различных областях.
Говоря «материальным» языком, мир, то есть целостность наблюдаемых
явлений, обнаруживает структурное пЬдобие, проявляющееся в
изоморфизме структур разных уровней. В результате Берталанфи 'Приходит к
концепции синтеза наук, которую в (противоположность «редукционизму»
(то есть сведению всех наук к физике) он называет «неропективизмом»
(там же, стр. 8).
Таковы задачи «общей теории систем». Можно лишь приветствовать
ее цель, то есть попытку дать общее определение понятия «организованная
система», логически классифицировать разные типы систем и разработать
математические модели для их описания. Однако некоторые из
намеченных Берталанфи путей реализации этой цели вызывают сомнение. Во-
первых, хотя изоморфизм, как правило, характеризуется четким
выявлением границ его применимости, однако степень проникновения в
«существо» дела зависит не от изоморфизма, а определяется совершенно
другими логическими требованиями. Поэтому рассуждения Берталанфи о том,

О ПРИНЦИПАХ ИССЛЕДОВАНИЯ СИСТЕМ
23
что выявление изоморфизма на разных уровнях знания в некотором роде
характеризует существенную «структуру мира», представляются
неаргументированными.
Во-вторых, и это самое главное, тот путь «перспективизма» в
реализации единства науки, который намечает Берталанфи, явно ведет к
ограничению задачи науки чисто феноменальным описанием процессов (хотя
бы и описанием, облеченным в математическую форму) и, по существу, к
отказу от структурного анализа предмета. Конечно, критика
механистического «редукционизма» со стороны Берталанфи совершенно справедлива.
Однако нельзя не видеть того, что, употребляя термин «редукционизм»,
Берталанфи смешивает две разные вещи: 1) механическое сведение
сложных закономерностей к простым; 2) генетическое выведение из простых
закономерностей более сложных, то есть конкретный анализ тех условий,
в которых взаимодействие отдельных процессов, подчиненных законам
одного уровня, приводит к появлению законов более высокого уровня,
управляющих поведением всей целостной системы этих процессов. Если
«сведение» действительно является научно несостоятельной концепцией, то
«выведение», напротив, диктуется всем (развитием современной науки (с этим
связано, в частности, применение физических методов в химии, биологии
и т. д.). «Перспективизм» же Берталанфи, который предлагает
ограничиться лишь отысканием изоморфизмов в разных областях знания, не
способен указать пути для разработки методов «выведения» сложных
закономерностей из более простых.
В этой связи следует напомнить, что попытки противопоставить
внешнее описание и поиски изоморфизмов структурному анализу и
генетическому выведению не новы. Они связаны с так называемым
«феноменальным» направлением в физике (Э. Мах, П. Дюгем, В. Оствальд и другие),
которое существовало в начале XX века и так же, как и теория
Берталанфи, протавопоставляло себя механицизму. Известно, что эти попытки в
свое время потерпели крах.
В рамках «общей теории систем» Берталанфи предлагает
следующую классификацию систем: I) системы, основанные на динамическом
взаимодействии частей (эквифинальные системы); 2) системы, в основе
которых лежит схема обратной связи; 3) системы типа гомеостата Эшби
(система достигает устойчивого состояния путем проб и ошибок)
(см. «General systems», vol. 1, pp. 6—7).
В связи с этим Берталанфи критикует кибернетиков (в частности,
Н. Винера) за отождествление системы, в основе которой лежит схема
обратной связи, с открытой системой вообще (там же, стр. 6, а также
L. Bertalanffy «Towards a Physical Theory of Organic Teleology»,
«Human biology», vol. 23, 1951, pp. 346—361). Схема обратной связи,
подчеркивает Берталанфи, носит довольно специальный характер. В живых
организмах существует много регуляций другой природы, то есть
регуляций, связанных с динамическим взаимодействием процессов. Сюда
относятся, например, эмбрионные регуляции, когда целое восстанавливается
из частей в эквифинальном процессе (известные опыты Дриша).
Берталанфи считает, что первичные регуляции в органических системах (то есть
ге регуляции, которые наиболее важны и в эмбриональном развитии и в
эволюции) имеют как раз природу динамического взаимодействия.
Позднее над ними надстраиваются вторичные регуляции, контролирующие
поведение посредством некоторого фиксированного устройства. К ним, в
частности, относится и обратная связь. Это положение — следствие общего
принципа организации, который может быть назван «прогрессирующей
механизацией». Сначала биологические, неврологические и
психологические системы управляются динамическим взаимодействием их
компонентов, позднее появляются некоторое фиксированное устройство и
дополнительные условия, которые делают систему и ее части более
эффективными, но одновременно постепенно уменьшают и в конце концов ликвиди-

74
В. А. ЛЕКТОРСКИЙ, В. Η. САДОВСКИЙ
руют ее эквипотенциальность (то есть возможность достигать одного и
того же конечного положения из разных начальных условий и различными
путями).
Таково в общих чертах основное содержание «общей теории систем»
Берталанфи. Резюмируя изложенное, можно сказать, что «общая теория
систем» есть попытка построить теорию организованных совокупностей
путем разработки определенного математического формализма,
интерпретация которого дает возможность описывать функционирование большого
класса конкретных явлений и процессов, рассматриваемых как открытые
системы.
Необходимо отметить, что участники «Общества по разработке
общей теории систем» нередко вносят модификации в некоторые общие
положения теории, предложенной Берталанфи. Так, например, наряду с
определением понятия «система», данным Берталанфи, фигурирует и
другое определение, принадлежащее Холлу и Фэйджину, согласно
которому «система — это множество объектов с отношениями между ними и
между их атрибутами» («General systems», 1956, vol. 1, p. 18). На
основании этого определения Холл и Фэйджин проводят иную, нежели
Берталанфи, классификацию систем. С их точки зрения, основное, различие
необходимо проводить между «целостными» и «суммативными»
системами. Если изменение в каждой отдельной части системы вызывает
изменение всех других частей и в целой системе, то в этом случае система
является «целостной». Если же изменение каждой части не вызывает
изменения других частей, то система называется «суммативной».
Совершенно ясно, что благодаря такому разделению Холл и Фэйджин
получают возможность охватить в своей теории значительно больший круг
систем, чем Берталанфи.
Несмотря на то, что классификация систем Холла и Фэйджина более
детальна, чем классификация Берталанфи, а -их определение системы
более широко по сравнению с определением систем Берталанфи, тем не
менее эти модификации не вносят принципиальных изменений в существо
«общей теории систем». И у Берталанфи и у Холла — Фэйджина речь
идет о построении определенного математического аппарата, способного
дать описание «поведения» достаточно обширного класса системных
предметов.
* * *
Мы достаточно подробно изложили идеи, лежащие в основе
разработанных Берталанфи «теории открытых систем» и «общей теории систем».
Какую оценку можно дать этим идеям, исходя из методологических
принципов диалектического материализма?
Построенная Берталанфи теория организации, теория организованных
комплексов, является специальной научной дисциплиной.
Вместе с тем она, безусловно, выполняет определенную
методологическую функцию. «Общая теория систем», являясь
математизированной теорией организованных совокупностей, дает возможность
в силу общего характера исследуемого в ней предмета (системы) охватить
одним формальным аппаратом достаточно обширный круг специальных
систем, специфические формы которых выводятся при интерпретации
данного аппарата. Благодаря этому «общая теория систем» действительно
может, как об этом пишет Берталанфи, освободить ученых от
дублирования работы, проведенной раньше в иной области.
Методологическое значение имеют также выделенные Берталанфи и
его сотрудниками объективные структуры некоторого класса систем
(главным образом биологических), предложенные ими классификации систем
и проведенный в их трудах анализ самого понятия системы. Несомненно,
что в этих разделах «общей теории систем» содержится много интересных
идей. В частности, особый интерес представляют проанализированные уча-

О ПРИНЦИПАХ ИССЛЕДОВАНИЯ СИСТЕМ
75
стниками «Общества по разработке общей теории систем» различные типы
систем. Однако, на наш взгляд, эти теоретические представления Берта-
ланфи и· его сотрудников небезупречны. Сомнения возникают уже при
рассмотрении определения понятия «система» — как в той форме, которая
предложена Берталанфи, так и в той, которая имеется у Холла и Фэйджи-
на. Что касается определения последних, то оно слишком общо. В
результате возможно включение в понятие «система» как собственно системных
образований, так и совокупностей элементов, совершенно лишенных каких-
либо целостных характеристик. Определение понятия «система», данное
Берталанфи, имеет другой недостаток: оно опирается на понятие
«взаимодействие элементов», хотя это понятие недостаточно ясное. Определение
Берталанфи «скорее является не претендующим «на четкость описанием того
круга явлений, «которое мы можем назвать системами, чем строго
логическим определением понятия «система».
При рассмотрении классификаций систем, предложенных Берталанфи
и ФэйджинО'М — Холлом, бросается в глаза их неполнота. В частности, в
них не учтены особенности саморазвивающихся систем, полностью
отсутствует теоретическое исследование связи систем между собой, а также
условий, при которых система модифицирует свои формы.
Необходимо отметить и другой недостаток «общей теории систем»:
ее чисто описательный характер, отсутствие в ней собственно структурных
методов исследования. Чтобы как-то объяснить этот характер «общей тео-
.рии систем», Берталанфи вынужден был 'Построить теорию различных
ступеней описания явлений (см. L. Bertalanffy «Das biologische Weltbild»,
1949, S. 186). С его точки зрения, первой ступенью описания является
установление аналогий, то есть сходных внешних свойств исследуемых
явлений. Вторая ступень состоит в установлении логических гомологии
(изоморфизмов), то есть в Констанции формально одинаковых законов,
управляющих функционированием материально различных явлений. Только
третья ступень представляет собой собственно объяснение, то есть
указание условий развития отдельных явлений и специальных закономерностей,
по которым протекают эти процессы. Отрицая научную ценность
аналогий, Берталанфи настаивает на большом научном значении логических
гомологии, исследование которых представляет собой основное содержание
«общей теории систе*м». Установление гомЬлогий он называет
«объяснением в принципе» и утверждает, что «объяснение в принципе лучше, чем
отсутствие объяснения» (L. Bertalanffy «Allgemeine Systemtheorie»,
«Deutsche Universitätszeitung:», 1957, № 5—6, S. 10). Это, конечно,
бесспорно. Но несомненно также и то, что ни в коем случае нельзя
останавливаться на «объяснении в принципе», а надо двигаться к выяснению
действительных факторов, порождающих данные явления, к вскрытию их
специфических закономерностей и т. д., то есть к их реальному объяснению.
И, во всяком случае, нельзя приписывать теории, ограничивающейся в силу
своих исходных положений «объяснением в принципе», то значение,
которое ей »придает Берталанфи; иными словами, нельзя видеть в «общей
теории систем» шаг к Mathesis universalis — к универсальной науке,—
охватывающей все области научного' анания (см. L. Bertalanffy «Das
biologische Weltbild», S. 187; «Allgemeine Systemtheorie»1 «Deutsche
Universitätszeitung». 1957, № 5—6, S. 12, и другие работы).
Отмеченные недостатки теоретических построений Берталанфи,
бесспорно, снижают их естественнонаучную и методологическую ценность.
Однако не они составляют основной недостаток методологических идей
Берталанфи. Выдвинутые и*м принципы классификации систем и
рассматриваемые в рамках «общей теории систем» объективные структуры
системных предметов даже при условии их неполноты и чисто описательного
характера имеют большое научное значение, так как дают возможность
более глубоко понять «формы поведения» и принципы организации
достаточно широкого класса системных предметов. Будучи сформулированы

76
В. А. ЛЕКТОРСКИЙ, В. Η. САДОВСКИЙ
для класса систем и объясняя в случае их интерпретации
функционирование конкретных систем, эти принципы выполняют (важную
методологическую функцию. Отмеченные их недостатки говорят лишь о том, что
«общая теЬрия систем», как и любая другая научная теория, должна
дальше развиваться и в ходе этого развития стремиться к более
адекватному отражению исследуемого объекта.
Между тем сам Берталанфи склонен приписывать «общей теории
систем» более важную роль. Исходя -из того, что эта теория позволяет
анализировать принципы организации систем разного рода, т. е. тех объектов
исследования, которые прежде -всего рассматриваются науками на
современной стадии их развития, Берталанфи видит в «общей теории систем»
универсальную науку, охватывающую все отдельные науки (см. L. В е г-
talanffy «Allgemeine Systemtheorie», «Deutsche Universitätszeitung»,
1957, № 5—6, S. 12). С его точки зрения, эта теория выполняет роль
философии современной науки, она дает не только специальные
методологические принципы исследования определенного класса объектов, но и
формулирует философски обобщенные принципы и методы научного
исследования.
В этом утверждении и проявляется основной, на наш взгляд,
методологический недостаток предложенных Берталанфи теорий.
Берталанфи прежде всего занимается анализом принципов
организации систем определенного (вида. При этом он не исходит из следующей
философской постановки проблемы: если имеются определенные системы
предметов и стоит задача наиболее адекватного выражения
функционирования этих систем в мышлении, то главная задача теории метода
заключается в том, чтобы установить, какой должна быть специфика
системы знания, способной отобразить «поведение» системных предметов.
В свете этой задачи и должны фиксироваться и исследоваться различные
типы предметного содержания.
Такая постановка проблемы требует, во-первых, четкого логического
определения понятия «система», во-вторых, осуществления возможно
более полной классификации системных предметов, в-третьих, анализа
системных характеристик знания разного типа и, в-четвертых, установления
принципов построения знания, способного отразить разные по своему типу
системные предметы. Методология как философское учение о принципах
научного познания должна в этом случае сформулировать принципы
организации системного строения знания, адекватно отражающего
исследуемые системные (предметы. Определение понятия «система» и
классификация системных предметов суть лишь подготовительные стадии для
осуществления такого 'методологического исследования. Последнее требует
разработки определенною числа специфических понятий и абстракций,
пригодных для логического анализа системы знания. К ним принадлежат
понятия «абстрактное и конкретное специфически мысленное знание»,
«связь знаний», принципы построения знания определенного типа
(аксиоматическое построение, гипотетико-дедуктивная система и т. д.), приемы
и способы оперирования знанием и получения новых знаний и т. д. В
результате при таком проведении методологического анализа возможно
получение, с одной стороны, теории построения знания разного типа, а с
другой— теории систем и их типов. При условии достаточной развитости и
разветвленности методологических исследований станет возможным
построение общей теории систем и изучение процессов их познания.
Анализ «общей теории систем» показывает, что для Берталанфи
чужда такая постановка проблемы методологических принципов
исследования систем. Поэтому его теория не может играть роль философского
учения о методах исследования, применяемых в современной науке. Для
решения этой задачи необходимы совершенно иные исходные понятия и иная
направленность анализа.

О ПРИНЦИПАХ ИССЛЕДОВАНИЯ СИСТЕМ
77
* * *
Для исследования методологических принципов анализа системных
предметов чрезвычайно большое значение имеют работы классиков
философии диалектического материализма. Созданные значительно раньше
работ Берталанфи труды К. Маркса («Капитал», «К критике политической
экономии» и др.), Ф. Энгельса («Анти-Дюринг» и «Диалектика природы»)
и В. И. Ленина («Материализм и эмпириокритицизм» и «Философские
тетради») содержат богатейший материал по методологии исследования
систем.
Если говорить о развитии принципов методологии системного
анализа, то «общая теория систем» Берталанфи содержит в неразвитой форме
то, что четко сформулировано и подробно проанализировано классиками
диалектического материализма 50—75 лет тому назад.
Карл Маркс, анализируя экономическую структуру
капиталистического общества, одновременно сформулировал ряд важнейших
методологических принципов анализа сложных объективных систем. По его мнению,
экономическая структура капиталистического общества характеризуется
не столько разнообразием ее элементов и внешне выступающих отношений
этих элементов, сколько наличием связей между элементами, причем
связей специфического рода. В таком сложном объекте, каким
является экономика, главную роль играют не сравнительно простые типы
связей элементов, а сложнейшие взамозависимости элементов,
множество накладывающихся друг на друга связей и отношений. Наличие
связей и взаимосвязей .между элементами объекта обусловливает то, что
элементы такого объекта могут функционировать только в рамках
системы, которая, с одной стороны, определяет их место и роль, а с другой
стороны, сама является их продуктом, не возникающим, однако, путем
простого суммирования элементов и их отношений. Маркс показал, что
системные объекты типа экономической структуры капиталистического
общества обладают развитием. В них имеются как связи между
одновременно данными элементами, так и связи разновременно возникающих
элементов. Последние характеризуют происхождение одних элементов из
других, взаимодействие во времени разных элементов и т. д. Причем элементы,
возникшие из других элементов, сами воздействуют на породившую их
основу, трансформируют ее, в результате чего на определенном этапе
развития системы «порождающие» элементы оказываются в зависимости от
«порожденных». Системные объекты, подобные экономической структуре
капиталистического общества, получили у Маркса название
«органического целого», или «диалектически расчлененного
цело г о».
Таким образом, с точки зрения Маркса, специфические особенности
саморазвивающихся сложных систем связей и процессов определяются их
переплетением, взаимовлиянием, происхождением одних из других и т. д.
Иными словами, для понимания системного объекта необходимо выяснить
субординацию элементов целого, что возможно лишь в
рамках исторического подхода -к анализу системы, то есть понимания ее
данного состояния как исторически развившегося и развивающегося.
Сопоставляя с таким пониманием теоретические построения Берталанфи,
можно убедиться в следующем: Берталанфи занимается не только
выяснением координации частей в составе целого, то есть он не только под
черкивает обусловленность свойств частей системного предмета их
принадлежностью к целому, но и анализирует субординацию элементов
системы. Последнее проявляется, например, в исследовании Берталанфи
«прогрессирующей механизации», а также первичных и вторичных
регуляций в эмбриональном развитии и эволюции. Однако исследования
Берталанфи не доведены до вскрытия внутренней причины
«прогрессирующей механизации», до выяснения источника развития системы.. Поэтому

78
В. А. ЛЕКТОРСКИЙ, В. Η. САДОВСКИЙ
понимание Берталанфи субординации элементов системного объекта во
многом остается поверхностным.
По Марксу, характер предмета исследования предопределяет и
способ его теоретического описания. Маркс указывает, что для того, чтобы
правильно отразить в понятиях системный предмет, необходимо раскрыть
все сложные связи и отношения элементов системы, что возможно только
при условии разработки и правильного использования специальных
прием ов и способов мышления. Например, для исследования
системного предмета элементарные методы анализа и синтеза
недостаточны; для этого требуются более сложные их формы, учитывающие
координацию и субординацию элементов системы, процессы их
функционирования и развития. В работах Маркса нашли свое детальное развитие методы
мышления, дающие возможность адекватного отображения системных
предметов (приемы анализа «простых» и «сложных» зависимостей
системы, способы связи «абстрактных» определений, используемые для
получения конкретного знания об объекте, методы анализа закона «в чистом
виде» и его модификаций в конкретных условиях, пути исследования
«одновременно данных» и «разновременных» элементов системы и т. д.).
Бели Маркс выяснение специальных приемов и способов мышления,
способных адекватно отразить исследуемую систему, считает
важнейшей задачей методологии как учения о принципах
научного.исследования, то Берталанфи совершенно абстрагируется от рассмотрения этой
проблемы. Именно поэтому его теория не может играть роль обобщенной
методологии науки.
Действительное развитие проблем методологии системного
исследования состоит в конкретизации выдвинутых К. Марксом и В. И. Лениным
принципов анализа системных предметов. Целый ряд исследований
марксистов — ученых и философов — ведется именно в этом направлении.
Советские ученые, исходя из специфических особенностей связей
между предметами, пытаются дать общее определение понятия «система» и
получить классификацию систем то основному для системных образований
признаку, а именно по логическому типу связей между предметами,
входящими в систему. Для получения определения понятия «система» этим
путем необходим логический анализ понятия «связь предметов». В
современной зарубежной логике было предпринято несколько попыток
провести логический анализ некоторых частных видов связей между
предметами (работы Рейхенбаха, Карнапа, Льюиса, Бёртсса и т. д.), но в
логически обобщенном виде эта проблема ставится лишь советскими
исследователями (см., например, сборник «Логические исследования», М., 1959,
стр. 113—138). Дальнейшее развитие этих исследований, направленных
прежде всего на анализ многопредметных связей, даст 'возможность
получить строгое определение понятия «система».
При условии определения понятия «система» на основе анализа
логического типа связей между предметами, входящими в системные
образования, мы впервые получим возможность строго научной классификации
систем. У Берталанфи ή особенно у Холла и Фэйджина вместо
классификации систем фактически дано лишь описание тех типов систем, которые
им известны, причем это описание, по существу, не содержит и намека
на логическую стройность. Определение же систем на основании анализа
характера связей между входящими ib ни« предметами дает возможность
классифицировать системы по логическому типу связей между
предметами и исследовать ©опрос о связи разных типов систем между собой.
Анализ типов связей предметов между собой позволит расположить системы
в определенной последовательности по степени их усложнения и выявить
наиболее «простейшие» и наиболее «сложные» системы.
Важнейшей методологической проблемой, встающей в связи с
анализом системных предметов, является исследование специфических
особенностей строения знания, способного адекватно отражать функционирование

О ПРИНЦИПАХ ИССЛЕДОВАНИЯ СИСТЕМ
79
этих систем. В этом направлении советскими философами проделана
значительная работа: подробно проанализирован метод восхождения от
абстрактного к конкретному, являющийся специфическим способом
воспроизведения в мышлении одного из наиболее сложных типов систем —
развивающейся органической системы; исследованы приемы и способы
воспроизведения в мышлении исторических процессов развития (см.,
например, Б. А. Грушин «Маркс и современные методы исторического
исследования». Журнал «Вопросы философии» № 3 за 1958 год),
выяснены специфические формы анализа и синтеза, употребляемые при
исследовании сложных систем связей (см., например, М. К. Мамардашви-
л и «Процессы анализа и синтеза». Журнал «Вопросы философии» № 2
за 1958 год) и т. д.
Только дальнейшее развитие и конкретизация выдвинутых классиками
марксистско-ленинской философии методологических идей может
привести к построению философски обобщенной теории методологических
принципов исследования системных предметов. «Общая теория систем»
Л. Берталанфи, вопреки некоторьш заявлениям ее автора, не решает и не
может решить этих проблем. Являясь главным образом
естественнонаучной теорией, «общая теория систем» выполняет определенную
методологическую функцию: построенный в ней математический аппарат может
использоваться для анализа сравнительно большого класса таких системных
предметов, исследованием которых в настоящее время занимаются
биологи, химики, биохимики, биофизики, психологи и другие. В этих рамках
использование «общей теории систем» Л. Берталанфи правомерно и
весьма полезно.

дамами
Вечный смысл марксизма
Умберто КАВАЛКАНТИ (Бразилия)
ОТ РЕДАКЦИИ:
Монополистическая буржуазия не без основания усматривает в религии одно из
важнейших идеологических средств борьбы против возрастающего влияния марксизма
на трудящиеся массы, против международного коммунистического и рабочего
движения. Особое внимание при этом уделяется католической церкви, экономические и
политические интересы которой наиболее тесно переплелись с интересами
монополистического капитала, которая все крепче связывает свою судьбу с судьбой отжившего
капиталистического общества.
Ватикан, надо сказать, делает все, чтобы оправдать возложенные на него
надежды. И если он не очень-то преуспел на поприще опровержения марксизма, то отнюдь
не из-за недостатка средств или рвения. Наряду с таким допотопным оружием, как
отлучение от церкви всех коммунистов и сочувствующих им католиков, он в лице хри-
стианско-демократических партий, христианских профсоюзов и прочих массовых
организаций все шире прибегает к социальной демагогии. С целью упрочить влияние
католической церкви на массы новый папа Иоанн XXIII недавно возвел в сан кардиналов
негра, филиппинца, японца и нескольких латиноамериканцев, а также «инкогнито» трех
священников в социалистических странах; он намеревается реформировать
богослужение— отправлять его на родном языке верующих и перенести на вечерние часы, чтобы
сделать более доступным для трудящихся. Кроме того, он предполагает в ближайшем
будущем созвать ойкуменический (вселенский) собор для консолидации всех
направлений христианства в борьбе против коммунизма (см. «New York Herald Tribune».
European edition, 1960, March 15, p. 5; March 29, p. I).
И тем не менее, к величайшей тревоге идеологов реакции, в борьбе против
марксизма и коммунизма католическая религия стала давать одну осечку за другой; она
все чаще оказывается оружием, которое отказывается служить.
Быть может, наиболее яркое подтверждение тому — восприятие марксизма
(полное или частичное) теми самыми католическими священниками, которые как раз и были
призваны его опровергнуть. В этом отношении события последних лет подтвердили, что
кардинал Монтини, будучи государственным секретарем Ватикана, имел веские
основания обратиться к служителям церкви со следующим предостережением: «Пусть
священники, глубоко интересующиеся социальными вопросами, не уступают перед
соблазнами марксистской теории и не считают ее единственно правильной с точки зрения
доктрины и практической деятельности» («New York Times», September 13, 1953).
Действительно, еще не успело улечься замешательство в католическом лагере, вызванное
переходом на марксистские позиции видного члена ордена иезуитов Алигеро Тонди (см.
А. Тонди «Иезуиты», 1955). как в Ватикане разразился очередной скандал. На
этот раз речь шла о провале массовой кампании так называемых
«священников-рабочих» во Франции. Эти прошедшие специальную подготовку священники были
направлены на заводы и фабрики, чтобы, трудясь там в качестве простых рабочих,
распространять христианское вероучение и тем самым вырвать массы из-под влияния
коммунистов. Однако результаты этой кампании, в которой принимало участие до 300
священников, оказались прямо противоположными: вместо того чтобы превратить
рабочих в послушных христиан, многие священники сами обратились в марксистов (см.
«Les prêtres-ouvriers». Documents. Paris. 1954). Несмотря на увещевания и проклятия,
которые щедро расточает Ватикан, за последние годы все больше католических
священников, не говоря уже о католиках-трудящихся, участвует совместно с
коммунистами в борьбе за мир и социальную справедливость. Достаточно назвать такие
имена, как священники Андреа Гаджеро и Данило Дольчи в Италии, каноник Феликс
Кир во Франции, священник Талавера в Парагиае и многие другие.
Помещенная в настоящем номере журнала лекция священника Умберто Кавал-
канти «Вечный смысл марксизма» — еще одно убедительное подтверждение
возрастающей привлекательности идей марксизма для всего прогрессивного человечества
и вместе с тем явной неспособности каголпч<\ кон церкви предотвратить их
распространение. Эта лекция была прочитана осенью 1959 года на философском факультете

вечный смысл марксизма
81
университета штата Алагоас (Бразилия) и затем широко излагалась и
комментировалась прогрессивной печатью Латинской Америки. Публикуя лекцию, еженедельник
Бразильской компартии «Новое Румос» отмечал: «Предмет лекции и характер его
освещения, не говоря уже о вызванных ею откликах, бесспорно, свидетельствуют о
том, что коммунистическое учение все более широко проникает в общественное
сознание и культуру нашей страны» («Novos Rumos» № 33, 9—15 outubro 1959, p. 10).
Кавалканти, как убедится читатель, подходит к марксизму без предубеждения
и искренне стремится понять его смысл и историческое значение. В этом состоит
принципиальное отличие его лекции от непрекращающихся попыток католических
идеологов примирить марксизм с религией с очевидной целью исказить его и
воспользоваться его популярностью среди трудящихся масс для своей социальной демагогии
(см., например," М. Reding «Der politische Atheismus», 2 Auflage, Graz-Wien-Köln,
1958).
Кавалканти отвергает позицию слепого отрицания марксизма как «отрицания,
покоящегося на невежестве и паническом страхе перед коммунизмом». Не приходите j
удивляться, что выступление Кавалканти произвело в лагере реакции впечатление
разорвавшейся бомбы и было резко осуждено всеми антимарксистами — от правых
социалистов до клерикалов.
В своей лекции Умберто Кавалканти отмечает глубоко научный характер
марксизма, называя его «воплощением великих истин»; он подчеркивает высокогуманное
и моральное содержание социального учения Маркса, возвеличение им, в отличие от
всей традиционной философии, труда и практической деятельности простых людей.
«Перед нами новое явление, новый взгляд на жизнь, на человека и на мир,— заявляет
он,— перед нами гуманизм, предлагающий путь для разрешения человеческих проблем
и совершивший множество поистине героических подвигов. Мы не можем ни
отрицать это новое явление, ни рассматривать его как коллективное заблуждение или что-
либо в этом роде, так как оно стало душой, идеалом, движущей силой, смыслом жизни
многих людей, отдавшихся ему душой и телом, не щадивших себя ради
предпринятого ими дела». Подчеркивая насущную необходимость беспристрастного обмена
мнениями между христианами и марксистами, Кавалканти призывает католиков к
совместной с коммунистами борьбе за мирное сосуществование между народами, против
социальной несправедливости в обществе, построенном на прибыли, за счастливое
будущее человечества. «Христианин не может отвергнуть проделанный Марксом
социологический анализ структуры современного мира только из нежелания изменять
вере»,— утверждает он.
Кавалканти не марксист, поэтому нет ничего удивительного в том, что в ряде
случаев он неточно излагает мысли Маркса и марксистскую точку зрения, в
частности определение производительных сил, состав надстройки и т. п. И уже полное
непонимание современных задач человечества и склонность к обычным буржуазным
предрассудкам в отношении марксизма проявляет Кавалканти, когда усматривает
«философскую неполноценность» марксизма в его воинствующем атеизме, в
отрицании им трансцендентности и бога. Подобные замечания говорят скорее о
непоследовательности самого Кавалканти и его недостаточном знании марксистской философской
литературы. Ведь марксистский атеизм, отрицание всяких сверхъестественных
сущностей является неизбежным логическим выводом из современного научного
мировоззрения, из материалистического понимания истории. Для того чтобы возобладать над
стихийными силами природы и общества, люди должны предварительно познать их. а стало
быть, освободить свое сознание от религии, от веры в бога, чудеса и прочие
сверхъестественные явления. Как подчеркивал Маркс, «упразднение религии, как
иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья» (Соч., т. I, 1955,
стр. 415).
Явно противоречиво также отношение Кавалканти к классовой борьбе в
антагонистическом обществе. Как верующий-католик, тем более священник, он не может не
выразить беспокойства по поводу «провозглашаемой марксистами необходимости
классовой борьбы» и «питает христианскую надежду на развитие человека через
«любовь». Но одновременно, будучи прогрессивным общественным деятелем, связанным
с народом и повседневно наблюдающим жестокую эксплуатацию в капиталистическом
мире, он (всего несколькими строками ниже1) восклицает: «Если бы трудящиеся не
протестовали, разве имели бы мы законодательство о труде, хотя оно и
чрезвычайно урезано с точки зрения справедливости и милосердия? Так пусть же они
протестуют, а мы будем поддержинать их протест, пока не рухнут колонны храма этих
божков: денег, честолюбия, нищеты, бесчестных поступков, преследований,
патернализма, пока мы не станем свидетелями гибели мира несправедливости и наступления
новой эры».
Лекция Умберто Кавалканти — это страстный протест против общественного
строя, обрекающего массы на голод и нищету, страдания и невежество. Отдельны?
неверные высказывания и иллюзии, которые он еще питает, с лихвой искупаются
искренним стремлением бороться за осуществление «царства небесного», социальной
справедливости не в потустороннем мире и не после второго пришествия Христа, а
здесь, на земле, и в наше время. То обстоятельство, что протест против социальной
несправедливости у значительной части населения в капиталистическом мире все еще
воплощен в архаическую религиозную форму, подобно антифеодальным движениям

82
УМБЕРТО КАВАЛКАНТИ
средневековья, не может и не должен служить препятствием для совместной с
коммунистами борьбы за мир, демократию и социализм. Конечно, выступления вроде
лекций Кавалканти пока еще единичны, но одновременно они в высшей степени симво-
личны и являются своего рода знамением времени.
Лекция Кавалканти публикуется по тексту, помещенному в еженедельнике
«Новое Румос»; редакцией еженедельника были опущены изложение Кавалканти
истории возникновения марксизма и приведенная им известная цитата из работы Маркса
«К критике политической экономии», а также сделаны подзаголовки к разделам.
Полный текст лекции был опубликован в провинциальной газете «Жорнал до Алагоас».
Если хорошенько поразмыслить, то время — всегда наш союзник.
Но до этого момента время работало против меня, так как я не имел
физической возможности подготовить лекцию, которая прежде всего
явилась бы достойным актом уважения к культуре и духу развития
культуры, царящим на факультете философии в Алагоас.
Как мышление, так и культура не возникают внезапно; они не
простой результат диалектики слова. Культура требует размышления,
углубления, сочетания идей и особенно единства мышления, которое
предполагает единый образ жизни и исходит из него.
Как бы то ни было, внимательность моих коллег и любезная
решительность дражайшего отца Теофанеса привели меня на это распутье, и
вот я здесь, чтобы сказать вам несколько слов. Я хотел бы выразить одну
мысль: сознание нашей ответственности перед тем миром культуры,
каким является марксизм, честное и откровенное отношение к этому
явлению в жизни человечества, к этой жизненной концепции, к этому
воззрению на мир и человека, к этому гуманизму.
Очень легко и удобно встать на позиции упрощенчества перед лицом
новой проблемы, выдвинутой марксизмом, и особенно перед лицом того
размаха, который он со временем приобрел, объединив, как мы видим,
огромное количество человеческих существ, как и мы, наделенных
сердцем и разумом.
Позиция отрицания «a priori», отрицания, покоящегося на
невежестве и паническом страхе перед коммунизмом, отрицания нездорового
и до сих пор наиболее распространенного не заслуживает нашего
взимания в силу ее недостойного характера.
Перед нами новое явление, новый взгляд на жизнь, на человека и на
мир, перед нами гуманизм, предлагающий путь для разрешения
человеческих проблем и совершивший множество поистине героических
подвигов. Мы не можем ни отрицать это новое явление, ни рассматривать его
как коллективное заблуждение или что-либо в этом роде, так как оно
стало душой, идеалом, движущей силой, смыслом жизни многих людей,
отдавшихся ему душой и телом, не щадивших себя ради предпринятого
ими дела.
Марксизм — прекрасная живая действительность
Мы не можем забывать, что марксизм сегодня представляет собой
такую осязаемую реальность в области знания и человеческой
деятельности, в водовороте исторических событий, что к нему нельзя относиться
как к чему-то второстепенному, как к какой-то дешевой литературе,
лишенной реальной базы и не отражающей действительности. Дело обстоит
совершенно иначе. Отличительной чертой марксизма является то, что
он прекрасная живая действительность, попытка создать новую жизнь
и с помощью мудрого усилия открыть «нового человека», чтобы прийти
к такому гуманизму, который действительно был бы достоин человека,
гуманизму, полностью отвечающему своему определению и дающему
полный простор для развития всех способностей человека, гуманизму,
«который развил бы все возможности, заложенные в человеке, его твор-

ВЕЧНЫЙ СМЫСЛ МАРКСИЗМА
83
ческие силы, деятельность разума и стремился бы превратить силы
материального мира в орудие его освобождения».
Многие из тех, кто пытается критиковать Маркса, никогда не имели
мужества или решимости прочесть хотя бы одно из его произведений.
Критика понаслышке, критика, опирающаяся на комментарии, иногда
сомнительные, нечестные и сектантские,— это детская критика, чтобы не
называть ее недостойной, никоим образом не соответствующей
распространенному понятию о человеке порядочном, человеке серьезном,
человеке умном и еще меньше — о настоящем христианине, стороннике той
свободы, которая нас освобождает в силу своей истинности — «et Veritas
liberabit vos» («истина вас освободит»).
Таким образом, при критике марксизма нельзя вырвать из
контекста отдельные положения. Марксизм —это единое целое. Его учение
удивительно монолитно, оно представляет собой единство взглядов.
В нем все на своем месте. Когда, сталкиваясь с человеческой
философией, включающей всю совокупность человеческих проблем и даже
рассуждение о том, есть ли бог или его нет, мы ограничиваемся обороной
или атакой, сводящейся к перестрелке, это означает лишь признание
того, что нам не хватает синтетического мышления стратега, одним
взглядом оценивающего поле битвы.
Такой метод, конечно, не подходит для тех, кто мыслит только
терминами уличной полемики, целым набором дешевых лозунгов.
Необходимо определить, имеем ли мы интеллектуальное мужество для того,
чтобы не довольствоваться дешевыми лозунгами и непосредственно
приступить к изучению человеческого учения, сила которого приводит в
растерянность ограниченный дух, 'привыкший только жонглировать словами
на предвыборных митингах. Так как марксизм является учением о
человеке, нужно подвергнуть его серьезному изучению, чтобы познать всю его
внутреннюю связь.
Или мы вступим в фазу живого христианского реализма, фазу
серьезности, отсутствия наивности, фазу честных дискуссий, духа
культуры, честных поисков истины, или мы постоянно будем оказываться в
смешном положении, а наша деятельность будет бессмысленной.
Очевидно, что в этой вводной лекции нами руководит не дух
разрушения, не желание насмехаться над марксизмом, а только лишь
откровенное желание поделиться своими мыслями и честно и откровенно
рассмотреть ту великую проблему, которой является марксизм, конечно, в
пределах нашего времени и нашей компетенции.
Скромность — это естественное условие жизни ученого. По мере
углубления наших знаний становится более явным мир нашего незнания,
и мир культуры приводит нас в восхищение.
Итак, мои дорогие друзья, с этой скромностью мы займемся
анализом нашей темы: «Вечный смысл марксизма».
Этой несомненно благородной и очень смелой темой мы хотим
сказать, что марксизм имеет вечный, непреходящий смысл, постоянную
ценность, которую в конечном счете нельзя забывать, несмотря на его
атеизм. В нем в своеобразной форме ставятся проблемы человека и
мира, это замечательная попытка разрешить проблему человека, взятую
в историческом плане. Особенно если мы обратимся к развитию
человека, реально существующего, человека конкретного, то мы должны
констатировать, что марксизм—это идейная сила и жизненная
концепция большой части человечества. Мы знаем, что невозможно
заблуждаться в течение долгого времени, и если бы марксизм был концепцией, не
опирающейся на действительность, то он давно был бы разбит другими
силами...
Отвергая идеализм Гегеля и углубляя материализм Фейербаха,
Маркс утверждал, что главной деятельностью человека является
«конкретная предметная деятельность». Он рассматривает конкретного че-

84
УМБЕРТО КАВАЛКАНТИ
ловека, человека и его труд, человека в процессе 'Истории, в его
взаимоотношениях с природой и ему подобными. '
Отсюда последовательно отрицается всякое чисто теоретическое
мышление, всякое умозаключение, оторванное от практической
деятельности. Он не приемлет созерцательного мышления, так как подлинное
мышление завоевательное, оно осуществляется в процессе труда. Это —
мышление, преобразующее мир.
В своих тезисах о Фейербахе он пишет: «Вопрос о том, обладает ли
человеческое мышление предметной истинностью, — вивсе не вопрос
теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек
истинность, то есть действительность и мощь, посюсторонность своего
мышления. Спор о действительности млн -недействительности мышления,
изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос...
Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело
заключается в том, чтобы изменить его».
Основа аргументации Маркса — практика. Она представляет собой
деятельность конкретного человека, рассуждающего в каждый момент
как цельное существо, мыслящее и одновременно практически
реализующее. Это деятельность человека в конкретной жизни. «Настоящий
коммунизм не может мыслить, не действуя, ни действовать, не размышляя».
Таким образом устанавливается тесная связь теории с практикой.
Здесь в теорию Маркса включается «материя». Конкретная
физическая деятельность представляет собой историческую реальность,
свободную от всякой лотусгоронности. И основным свидетельством исторической
реальности является «материя». По Марксу, человек возник из материи,
а всякое человеческое мышление во всех его проявлениях образует
«надстройку», обусловливаемую развитием «базиса».
Как видите, мои дорогие друзья, дело осложняется, ибо теория
Маркса не шутка. Для того, чтобы проникнуть в эту теорию,
проанализировать и понять ее, требуется много мужества.
Предоставим же слово самому Марксу, чтобы попытаться лучше
понять его терминологию.
В предисловии к своей работе «ιΚ критике политической экономии»
Маркс указывает, как возникло это материалистическое понимание
истории: «Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые
отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть
поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития
человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных
отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру англичан и
французов XVIII века, называет «гражданским обществом...». Маркс идет еще
дальше и стремится проанализировать определяющие причины этого
гражданского общества, или, точнее, «материальные условия жизни», на
которых базируется гражданское общество.
Плеханов, один из крупнейших теоретиков марксизма, о котором
Ленин писал: «...уместным мне кажется заметить для молодых членов
партии, что нельзя стать сознательным, настоящим коммунистом без
того, чтобы изучать, именно изучать, все, написанное Плехановым по
философии, ибо это лучшее во всей международной литературе марксизма»,
Плеханов поясняет цитируемый текст Маркса: «Таким образом,
экономический строй каждого народа определяет его общественный строй, а
общественный строй народа, в свою очередь, определяет его политический,
религиозный строй и т. д. Но, спросите вы, и экономический строй тоже
ведь должен иметь свою причину? Конечно, как и все на земле, он имеет
свою причину, и эта причина — основная причина всякой общественной
эволюции и, следовательно, всякого исторического движения — есть
борьба, которую человек ведет с природой за свое существование».
Если мы представим себе учение Маркса в виде здания, то должны
сказать, что основание этого огромного здания составляют «материаль-

ВЕЧНЫЙ СМЫСЛ МАРКСИЗМА
85
ные производительные силы». Производительные силы на каждом этапе
своего развития определяют «производственные отношения».
Совокупность производственных отношений образует экономическую структуру
общества. Эта экономическая структура, или «базис», представляет
собой реальную основу, над которой возвышается «надстройка»: семья,
государство, право, наука, искусство, философия, религия, то есть все, что
называется формами общественного сознания. Все зависит от
материальных условий жизни или от способа производства...
Резюмируя учение Маркса, мы можем сказать: состояние
производительных сил определяет производственные отношения, а эти последние
определяют все другие отношения, существующие между людьми в
процессе общественной жизни. Согласно Марксу, производительные силы
являются результатом борьбы человека с природой, которую он ведет,
чтобы обеспечить свое существование.
Как видно, главное значение Маркс отводит производительным
силам.
Попытаемся лучше пояснить нашу мысль. Вся жизнь общества, а
следовательно, и вся ее надстройка (государство, право, искусство,
наука, философия, религия) обусловливается определенным уровнем
развития производительных сил. «Не идеи являются решающими факторами
в историческом процессе; этот фактор — уровень развития средств
производства, «способа производства». Если этот последний изменяется, то
изменяются также производственные отношения, социальный строй и
идеологическая надстройка: государство, право, искусство, философия и
религия.
Исторические этапы производственных отношений
Поэтому различные исторические эпохи производственных
отношений, в свою очередь, обусловливаемые определенным уровнем развития
производительных сил с их надстройкой, то есть с
политико-юридическими формами и соответствующими идеологическими течениями, образуют
единое целое, единую систему, систему «общественной формации». Эта
система «общественной формации» имеет пять фаз, то есть в процессе
истории прошла через пять этапов. 1) Первобытное бесклассовое
общество, в котором марксизм различает три периода: общество,
предшествующее возникновению этнических групп, матриархат и, наконец,
патриархат. 2) Рабство, возникшее при патриархате. 3) Феодализм, при
котором человек является собственником своих орудий производства, но
продолжает оставаться рабом земли, не может оторваться от земли. 4)
Начиная с XVI века — капитализм. Маркс характеризует эту эпоху двумя
факторами: сосредоточением средств производства в руках немногих и
общественным характером организации труда. Таким образом, возникает
противоречие между общественным характером труда и частной
собственностью, развертывается классовая борьба, борьба между
пролетариатом и буржуазией. 5) С пролетарской революцией возникает пятая
фаза — коммунизм, который существует с момента Октябрьской
революции 1917 года в России. Эта последняя фаза имеет два этапа:
переходный этап, при котором устанавливается диктатура пролетариата и
уничтожаются враждебные классы. Это социализм. На первом этапе
основной принцип: «От каждого по способностям, каждому по труду». Затем
возникает второй этап: собственно коммунизм, при котором
преодолевается разделение труда, порабощающее людей. Будет такое изобилие
коллективных богатств, что основным принципом станет: «От каждого по
способностям, каждому по потребностям». Отсюда знаменитое
изречение Маркса: «Коммунизм, будучи законченным натурализмом, совпадает
с гуманизмом; он является подлинным разрешением спора между
существованием и сущностью, между свободой и необходимостью, между ин-

86
УМБЕРТО КАВАЛКАНТМ
дивидуумом и родом. О« раскрывает тайну истории и знает, что
раскроет». Таким образом, будет создано общество, где труд будет
единственной мерой достоинств человека.
Марксизм — это гуманизм труда
Гуманизм марксизма реализуется в труде. Человек развивает самого
себя с помощью труда. Полное и свободное развитие всех способностей
и возможностей человека осуществляется с помощью этой силы —
демиурга, какой является его исключительная привилегия — «труд».
Труд есть исходный пункт всякой чисто человеческой деятельности.
Он занимает главное положение в жизни человека, и с его помощью
человек овладевает природой. Предоставим слово Марксу: «»Труд есть
прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой...
Веществу природы он сам противостоит как сила природы. Для того
чтобы присвоить вещество природы в известной форме, пригодной для его
собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу
естественные силы...» («Капитал», т. I, 1950, стр. 184). «Для социалиста
всякая так называемая всеобщая история есть история создания
человека с помощью его собственного труда» («Экономическо-философские
рукописи»). «Воздействуя посредством этого движения на вненлнюю природу
и изменяя ее, он в то же время изменяет свою собственную природу.
Он развивает дремлющие в последней способности...» («Капитал», т. I,
стр. 184).
Трудом человек смягчает природу и делает более гуманным
самого себя.
Маркс возродил настоящее и подлинное понимание труда. Часто на
протяжении истории этот аспект созидания и обновления, содержащийся
в труде, отодвигался на второй план. Им пренебрегали теология и
мораль, вспоминавшие о труде только как о проклятии, обрушенном богом
на человека после свершения им первородного греха.
Таким образом, мои друзья, перед нами настоящий гуманизм труда.
Нужно еще много сказать о труде, об идеях Маркса относительно
бесклассового общества, которое вовсе не представляет собой уравниловку.
Но это долгий разговор, а сейчас надо кончать.
Необходимость диалога между марксистами и христианами
В попытке сделать обобщения, хотя и довольно поверхностные, мы
познакомились с теми положениями, опираясь на которые мы можем
утверждать, что марксизм имеет вечное значение, постоянную силу и
является воплощением великих истин.
У нас нет времени заниматься критикой марксизма. Достаточно
отрицания им трансцендентности, отрицания бога, воинствующего атеизма,
чтобы доказать его неполноценность в философском смысле, в области
чистого разума.
Но было бы глупо с нашей стороны отрицать в силу этого
постоянное значение марксизма, способного превратиться во всеобщее
мировоззрение. Его анализ в области экономики, политики и культуры и даже
его перспектива искупления человека в труде—:это факторы, с
которыми, хотим мы этого или не хотим, мы будем сталкиваться до тех пор,
пока мы не откроем глаза на действительность и не предпримем борьбу за
избавление наших братьев, особенно наших братьев-трудящихся, от
бесчеловечного и несправедливого социального строя.
Христианин не может отвергнуть проделанный Марксом
социологический анализ структуры современного мира только из нежелания
изменять вере.

ВЕЧНЫЙ СМЫСЛ МАРКСИЗМА
87
Более того. Если мы обратим внимание на общее земное благо,
являющееся самоцелью, хотя оно есть нечто преходящее и не самое
высокое, если мы обратимся к земным делам с их специфической и
определенной автономностью, то диалог между марксистами и христианами —
это диалог не только возможный, но и необходимый.
Постоянство экономического фактора в отношениях между людьми,
беспрерывное проявление материальной обусловленности
(интереснейшая тема, коснуться которой мы сейчас не можем в силу ее обширности),
гениальные перспективы эры машин, процесс отчуждения человека при
капиталистическом строе, понятие труда — все это ценности,
сохраняющие свое значение на протяжении всей человеческой истории.
Мы сказали, что диалог между марксистами и христианами не
только возможен, но и нужен. И в данном случае мирное сосуществование
выступает как самое большое требование свободных людей, а для нас
это — требование милосердия и взаимной любви.
Покончить с эксплуатацией, нищетой и страданиями
Развитие человеческого общества является фактом. Развитие
рабочего класса также является фактом, против которого бессильны
аргументы и болезненная, трусливая реакция — плод «ignorantia elenchi», или
врожденной интеллектуальной лени.
Христианина может беспокоить «радикальный» путь развития,
осуществляемого, согласно марксистской концепции, через революцию.
Нас беспокоит провозглашаемая марксистами необходимость
классовой борьбы, ибо мы питаем христианскую надежду на развитие
человека через «любовь». Но к тем, кто не пкмшмает или «е хочет понимать
обязанности любить своих братьев со всеми необходимыми
последствиями, мы обращаемся с призывом к «справедливости». В современных
исторических условиях, если бы трудящиеся не боролись, их продолжали бы
эксплуатировать те люди, у которых, кажется, нет ничего, кроме желудка
да подлости в сердце! Разве без борьбы они дали бы рабочим право на
забастовку? Если бы трудящиеся не боролись, разве имели бы мы
законодательство о труде, хотя оно и в крайней степени урезано с точки
зрения справедливости и милосердия? Так пусть же они протестуют, а мы
будем поддерживать их протест, пока не рухнут колонны храма этих
божков: денег, честолюбия, нищеты, бесчестных поступков,
преследований, патернализма,— пока мы не станем свидетелями гибели мира
несправедливости и наступления новой эры...

m
Заметки об иррациональности
в современной американской мысли
П. КРОССЕР (США)
Процесс «разрушения разума» в современной Америке идет в двух
основных направлениях, которые мы будем называть здесь арационализ-
мом и иррационализмом.
Арациональными мы будем называть те представления,
которыми традиционная философия, претендовавшая на роль «науки наук»,
ограничивала возможности научного познания и которые в то же время
выступают в теологии и религии в виде веры в «сверхъестественное» и
«потустороннее».
Под иррациональностью сознания мы будем понимать
протест против науки и разума, стихийно порождаемый иррациональностью
самого общественного строя.
Мы хотим показать, что, во-первых, в настоящее время в США ара-
циональная форма мышления (как в религиозной, теологической, так и в
метафизической форме) все больше и больше распространяется за счет
рационального мышления; во-вторых (и это особенно показательно),
иррационализм вторгается во все сферы общественного сознания (в том
числе и в область самого арационального) как господствующий тип
отношения к действительности. Иррациональность проникает в субъективный
идеализм в виде экзистенциализма, в традиционную психологию
самонаблюдения в виде психоанализа и т. д. Она обнаруживается также в
буржуазных интерпретациях марксизма и в современных антиисторических
концепциях.
Общее направление, в котором движутся наиболее влиятельные
представители американской мысли в области культуры после первой
мировой войны и особенно после второй мировой войны, характеризуется
отступлением от принципов разума, рационального понимания. Это "не
только скептицизм юмистского толка, который постулирует ограниченность
способности человеческого разума в разрешении человеческих проблем,
но и вообще отказ от пути познающего мышления, апология
непознаваемых, иррациональных побуждений и мотивов. Этот уход в сферу, которую
Ленин назвал фидеизмом, сферу, где разум и логическое мышление
оттесняются на задний план, а неразумие выдвигается на передний,
представляет собою все усиливающуюся болезнь американской мысли.
Я говорю об американской'мысли, а не об американской философии,
потому что область, о которой идет речь, более широка, чем область
собственно философии. Та область, которую я имею в виду, включает,
помимо академической философии, культуру в целом, складывающееся в ней
общественное восприятие религии, истории, политики и экономики.
Интеллигенция Восточной и Западной Европы, может быть, будет
удивлена, узнав, что религиозное мышление представляет одну из значи-

ЗАМЕТКИ ОБ ИРРАЦИОНАЛЬНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ АМЕРИКАНСКОЙ МЫСЛИ 89
тельных форм американской мысли. Между тем деятельность церковных
организаций широко освещается на столбцах ежедневных газет, а
проповеди священников печатаются на видном месте. Изречения папы римского
занимают главное место во всех важных газетах. Радио и телевидение
передают в эфир огромное количество религиозных программ по
воскресеньям и в меньшем количестве в другие дни недели. Некоторые
религиозные организации имеют свои собственные радиостанции. В ряде случаев
книги религиозного характера издаются в большем количестве, чем
книги, светские по своей направленности.
Большинство высказываний и публикаций религиозного характера
проникнуто настроениями благочестивой набожности. Эти проявления
религиозной мысли можно охарактеризовать как выражение примитивного,
или, лучше сказать, утопического, христианства.
Наибольшую аудиторию имеет католический священник епископ
Шиа-н, профессор католического университета в Вашингтоне. На
телевидении у пего несколько миллионов зрителей. Хотя беседы Шиана
затрагивают по преимуществу религиоз;ные проблемы, он не останавливается и
перед обсуждением политических тем. Шиан — автор многих книг
примитивного христианского характера.
В атмосфере все увеличивающейся горячности происходят так
называемые «митинги религиозного возрождения» среди
протестантских сект Юга Соединенных Штатов. Интересно заметить, что
«митинги религиозного возрождения», или «оживления», по большей части
возникают в так называемой «Библейской зоне», где'примитивное
утопичное, христианское мышление очень сильно. Характерно, что так
называемая «Библейская зона» географически совпадает с границами
прошлых рабовладельческих штатов, в которых большинство населения во
многих местностях составляют негры. Религиозный экстаз,
проявляющийся на подобного рода митингах, является отражением стремления
убежать от того убогого существования, которое накладывает отпечаток
и на белых и на черных, как это убедительно показал Уильям Фолкнер
в своих рассказах.
Другой стороной так называемого религиозного «оживления»
является выступление перед десятками тысяч слушателей во всей стране так
называемых евангелистов, хорошо владеющих искусством эмоционального
воздействия «а слушателей. Один из наиболее видных евангелистов,
Билли Грэхам, доктор протестантской теологии, имел много миллионов
слушателей в Соединенных Штатах за последние годы. Проповеди Билли Грэ-
хама в Madison Square Garden в Нью-Йорке, сопровождающиеся
массовым пением религиозных гимнов, производили такой эмоциональный
эффект, что сотни людей давали обет доктору Грэхаму не грешить
больше в будущем и жить в соответствии с основоположениями утопичной
христианской веры.
Религиозные «оживления» и проповеди эмоционального характера
находят большое количество приверженцев в среде третьей по
многочисленности религиозной группы в Соединенных Штатах — евреев.
Соединенные Штаты стали пристанищем вождей так называемых хассидов
(еврейской религиозной группы, до первой мировой войны
сосредоточивавшейся в Белоруссии и на Украине). Дикий религиозный эмоционализм
царит на митингах религиозного «оживления», которые созываются весьма
часто потомками хассидской раввинской династии Шнеершна,
размещавшейся до первой мировой войны в Гомеле.
Все, что было сказано мною до сих пор, касается христианского и
иудейского примитивизма и утопизма, которые представляют
религиозную пищу для широких масс.
Пропаганда примитивной и утопичной веры, несмотря на ее
распространенность, не является, однако, θλμκτγβθηήοΑ формой религиозной
деятельности, которая усиливается в Соединенных Штатах. В наше время в

9α
П. КРОССЕР (США)
Соединенных Штатах распространена также более утонченная форма
религиозного мышления. Почти во всех католических семинариях
преподается религиозная философия Фомы Ливийского.
Наиболее красноречивым выразителем концепции Фомы Аквинского
является француз Маритэна, который большую часть года проводит з
Соединенных Штатах, выступая с большим количеством лекций. Следует
заметить, что христианский экзистенциализм, представленный
французом Габриелем Марселем, пока еще не имеет большого числа
последователей в Соединенных Штатах. У католиков-интеллеКтуалов арациона-
лизм не превратился пока в иррационализм. Но на протестантское
религиозное мышление экзистенциализм, подчеркивающий иррациональность
человеческой природы, оказывает большое влияние. Главным
представителем протестантского экзистенциализма в Соединенных Штатах
является Поль Тиллих, который начал свою карьеру в Германии перед
первой мировой войной как так называемый «христианский социалист»
и в настоящее время занимает кафедру протестантской теологии в
Гарвардском университете.
Главный международный вождь протестантской экзистенциалистской
религиозной философии — это швейцарский теолог Карл Барт. Основной
характеристикой религиозной экзистенциалистской философии Барта,
которая перенята Тиллихом, является отрицание принятого ранее в
протестантской теологии исторического истолкования евангелия. Характерно,
что эта протестантская экзистенциалистская философия окрестила себя
«теологией кризиса».
Со времени Лютера иррационализм имел большее влияние в
протестантской, чем в католической религиозной мысли. Христианский
протестантский экзистенциализм культивирует тот иррациональный склад
религиозного мышления, который был характерен для протестантизма со
времени его рождения.
Второй по влиянию протестантский религиозный философ в
Соединенных Штатах — это Рейнгольд Нибур, профессор христианской этики в
Теологической семинарии в Нью-Йорке. Нибур — это весьма искушенный
и плодовитый писатель, который пишет на религиозные и нерелигиозные
темы. Он рассматривает политические вопросы и занимается философией
истории. Было бы правильнее сказать, что Нибур способствует
проникновению религиозного мышления в нерелигиозные сферы.
Основоположения учения Нибура близки к основоположениям экзистенциализма,
однако характерный для него тип мышления не вполне совпадает с
экзистенциалистским антиисторизмом.
Историческое истолкование у Нибура основано тем не менее на
предположении, что разум человека ограничен и бессилен и поэтому
осмысленное историческое развитие весьма трудно и подчас невозможно.
Общественно-исторический прогресс ставится Нибуром под вопрос.
Дополнением Нибура в сфере еврейской религиозной мысли
является Вил Герберг, занимающийся эмоциональным толкованием древних
еврейских верований. Концепции Герберга близки к воззрениям Мартина
Бубера, вождя еврейских экзистенциалистов, выходца из Германии. После
прихода Гитлера к власти Бубер поселился в Палестине, где он занимал
кафедру профессора философии в Иерусалимском университете до своей
отставки несколько лет тому назад. Переводы книг Бубера на английский
язык весьма многочисленны, и количество его последователей в
Соединенных Штатах постоянно увеличивается.
Сторонники ортодоксальной еврейской религиозно-философской
позиции очень встревожены тем обстоятельством, что мистические идеи
еврейских экзистенциалистов типа Бубера имеют разрушительное
влияние на то, что талмудисты считают ортодоксальным еврейским
религиозным мышлением. Сам Бубер сознался в том, чго еврейский экзистенциа-

ЗАМЕТКИ ОБ ИРРАЦИОНАЛЬНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ АМЕРИКАНСКОЙ МЫСЛИ 91
лизм коренится в антиталмудистской эмоциональности и
иррациональности хассидизма.
Религиозное мышление пронизывает не только экзистенциализм, оно
начинает оказывать все большее воздействие на другую влиятельную
сферу западного мышления — мышление неопозитивистского типа. Хотя
мыслители в Соединенных Штатах пока еще не покрыли неопозитивизм
религиозной одеждой, количество американских мыслителей, которые
восхищаются теми английскими философами неопозитивистского толка,
которые открыли ворота неопозитивизма для религиозного мышления,
быстро увеличивается.
Среди неопозитивистов, которые не только сами стали исполнять
религиозные обряды, но и рассматривают неопозитивизм как философскую
арену религиозного мышления, видное место занимает Брейтвейт,
профессор моральной философии Кембриджского университета в Англии.
Брейтвейт и его последователи в Англии утверждают, что они-де только
дают семантическую интерпретацию религиозных концепций. Но на деле
признание выражений религиозной мысли равноправным объектом
семантического анализа наряду с выражениями светской мысли уничтожает
различие между религиозным и нерелигиозным мышлением. Один из
последователей Брейтвейта, Тумлин, читает в настоящее время лекции в
Соединенных Штатах и является экстраординарным профессором
Колумбийского университета. Лекции Тумлина привлекают большое количество
слушателей. Объяснение того, почему неопозитивисты со своей точки
зрения могут утверждать, что нет никакой разницы между религиозными и
нерелигиозными предложениями, можно видеть в отсутствии социального
и исторического содержания в неопозитивистском мышлении.
Все, что было сказано об отношении позитивистского мышления к
религиозному мышлению, приложимо и к прагматизму, наиболее
типичной форме американского мышления. При праздновании столетия со дня
рождения главного представителя прагматизма в Соединенных Штатах
Джона Дьюи в 1959 году большое внимание уделялось его книге «Общая
вера». Эта книга ставит ту же цель, какую имеют в виду сторонники
религиозного мышления из лагеря неопозитивистов, а именно искоренение
различия между рациональным и нерелигиозным мышлением и арацио-
нальными религиозными концепциями. Что касается второго видного
представителя прагматизма в Соединенных Штатах, Вильяма Джемса, то
его психологический подход к так называемому религиозному опыту
приблизил его к компании религиозных мистиков. Подход Джемса к религии
очень популярен в современной Америке.
В настоящее время курсы на тему философии религии стали
модными в Соединенных Штатах; список предметов, преподающихся на
философских факультетах американских университетов, не считается вполне
заполненным, если курс философии религии не включен в этот список.
Главной целью этих курсов является завоевание для религиозного
мышления того же престижа, который имеет нерелигиозное мышление в
университетских кругах. Несущественно, что курсы по философии религии в
некоторых университетах преподаются агностиками, как, например,
профессором Рендалом в Колумбийском университете в Нью-Йорке.
В истолковании истории и философии религии, предлагаемом
профессором Рендалом, религиозное мышление приобретает такое же значение,
как нерелигиозное мышление. Грань между религиозным, нерелигиозным
и антирелигиозным мышлением, следовательно, стирается.
Что касается академической философии, то главной характеристикой
ее современного состояния в Соединенных Штатах является возрастание
влияния метафизики как объективно-идеалистического, теологического
по существу учения.
Метафизическая традиция в Соединенных Штатах имеет своим
истоком философию Эмерсона. Трансцендентализм Эмерсона представляет

92
П. КРОССЕР (США)
собой отчасти метафизику, отчасти своеобразную религию. Эмерсон был
очень влиятельным мыслителем в Америке в первой половине XIX
столетия; его учение вытеснило обскурантистскую шотландскую школу
философии, так называемую философию «здравого смысла», которая до
этого пользовалась преимущественным влиянием в Соединенных Штатах.
Эмерсон был, в свою очередь, вытеснен американскими гегельянцами.
Гегельянство, бывшее в свое время одной из влиятельных форм
американского мышления, уступило место философии прагматистов — Чарлза
Пирса, Вильяма Джемса и Джона Дьюи. Но метафизическое мышление
не исчезло из американской мысли во время преобладания
прагматизма. Метафизик Жозайа Ройс оказывал значительное влияние на
протяжении всей его долгой карьеры как писателя и педагога. Празднование
столетия со дня рождения Ройса год тому назад привело к возрождению
многих метафизических тем, которыми он занимался в своих книгах и
статьях.
Особенно с Уайтхедом, английским философом, поселившимся в
Соединенных Штатах, метафизика снова стала приобретать влияние как
внушительное направление американской мысли.
Скончавшийся несколько лет тому назад Сантаяна (испанец по
рождению и американец по воспитанию), книги которого пользуются большим
влиянием в Соединенных Штатах, продолжал традиции обскурантистской
шотландской школы «здравого смысла». Сантаяна так же, как
представители шотландской школы, подчеркивает неразличимость
теоретического, интеллектуального, и нетеоретического, обыденного, мышления и тем
открывает дверь для вторжения метафизических и просто религиозных
концепций.
Не будет ошибкой видеть в возрастающем влиянии метафизики, и в
частности онтологии, признак разочарования многих интеллигентов в
Соединенных Щтатах в рациональном мышлении как средстве анализа
социального и политического положения в Америке, как и других странах
мира.
Необходимо заметить, что в своеобразной форме метафизика также
вторглась в сферу неопозитивистского мышления в Соединенных Штатах.
Неопозитивизм, таким образом, не только открыл дверь для вторжения
религиозного мышления, но и приобщился к метафизическим
концепциям. Густав Бергман и Моррис Лазарович являются неопозитивистами
такого склада.
Среди видных метафизиков-онтологистов следует назвать Джона
Уайлда, профессора философии в Гарвардском университете. В Йельском
университете выделяется метафизик Вейсс, ученик Уайтхеда. Вейсс
является также издателем журнала «Ревю оф метафизик» и одним из
руководителей метафизического философского общества в Соединенных
Штатах. Следует заметить, что среди членов и руководителей
Американского метафизического философского общества много неотомистов;
это большей частью католические священники, преподающие в
католических университетах и институтах.
Президентом ахМериканского метафизического общества в настоящее
время является Маккеон, декан философского факультета Чикагского
университета, видный последователь Аристотеля. Маккеон, без сомнения,
может найти общую точку зрения с неотомистами, так как не кто иной,
как Фома Аквинский, ввел концепции Аристотеля в западную
христианскую теологию.
Современный подход к онтологии и метафизике, который выражен в
экзистенциализме нерелигиозного типа, не пользуется большим влиянием
в Соединенных Штатах. Английский перевод главного произведения
Сартра «Бытие и ничто» не произвел большого впечатления на американскую
интеллигенцию. Книга Вильяма Барета «Иррациональный человек»,
вышедшая недавно в Соединенных Штатах, которая популярно излагает

ЗАМЕТКИ ОБ ИРРАЦИОНАЛЬНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ АМЕРИКАНСКОЙ МЫСЛИ 93
экзистенциализм в его нерелигиозной форме, тоже не имела большого
успеха. Чтобы приобрести влияние среди интеллигенции в Америке,
иррационализм экзистенциалистского или иного типа, как видно, должен
быть преподнесен под видом рационализма. Американский
нерелигиозный иррационализм вынужден поэтому стыдливо прикрываться
цитатами, относящимися к рациональному аспекту прагматизма или
неопозитивизма. Соединенные Штаты Америки — мы не должны этого
забывать — имеют традицию радикального рационального светского
мышления, которое не вполне еще поглощено волнами современного
иррационализма.
Экзистенциализм, как выражение крайнего субъективного идеализма,
постоянно подвергается критике со стороны приверженцев других
идеалистических школ, в частности школы Эдмунда Гуссерля. Мэрвин Фар-
бер, самый популярный представитель гуссерлианской феноменологии,
выступил с очень резкой критикой религиозного экзистенциализма хей-
деггеровского типа, обнаружив при этом некоторые материалистические
тенденции.
Джером Натансон, прагматист, видный деятель Общества этической
культуры, опубликовал в форме брошюры критику светского
экзистенциализма. Критике Натансона свойствен тот оптимистический дух, который
господствовал в пионерский период американской истории — в начале
индустриализации.
Очень влиятельной формой американского мышления является
психоанализ. Верно, что в Соединенных Штатах больше людей,
занимающихся психоанализом, чем во всем остальном мире. Американские
интеллектуалы, полуинтеллектуалы и те, кто их окружает, увлечены
психоанализом. Американская литература, представленная выдающимся
драматургом О'Нилом и другими, менее известными писателями, стала центром
притяжения для психоанализа. Литературная критика
психоаналитического направления представлена известным литературным критиком Кан-
нстом Бэрком и многими другими, не столь известными критиками. Не
может быть сомнения в том, что именно привлекает американских
литераторов в психоанализе,—это инстинктивные и подсознательные стимулы,
которые, как утверждал Фрейд, он обнаружил в человеческом мышлении.
Именно эта иррациональная сторона учения Фрейда и обеспечила ему
многочисленных последователей в среде мыслящих американцев.
Попытка одного из учеников Фрейда, Эриха Фромма (в некоторых
его книгах о Фрейде), элиминировать иррациональную сторону учения
Фрейда и выявить рациональные элементы в его мышлении
заинтересовала многих интеллектуалов и полуинтеллектуалов в Америке.
Произведения Фромма имеют значительный успех среди американских читателей,
интересующихся книгами философского и полуфилософского характера.
Однако сочинения Фромма не имели существенного влияния на тех, кто
практикует психоанализ в Соединенных Штатах и издает журналы,
посвященные интерпретации фрейдовских концепций. Сам Фромм не
является членом психоаналитических обществ и институтов в
Соединенных Штатах — он преподает в университете в Мексике. Практика же
психоанализа в Соединенных Штатах остается иррациональной в своем
существе.
Уместно заметить, что крайняя форма иррационализма, которую
психоанализ получил в трактовке швейцарца Юнга, не вошла в моду в
Соединенных Штатах. В иррациональной интерпретации Юнга аспекты
предсознательного и бессознательного заместили рациональные и
сознательные аспекты, так или иначе имевшие место в учении самого Фрейда.
Американские последователи Фрейда не поддались напору
иррациональных концепций Юнга, которые привели этого швейцарского
последователя Фрейда к мистической теории расы, которую пропагандировали
немецкие фашисты. Рациональность в некоторой степени еще сохранена

94
П. КРОССЕР (США)
в Америке даже среди последователей такой фундаментальной
обскурантистской формы мышления, которая была разработана Фрейдом.
Иррациональные мотивы американской мысли проникают и в
различные формы буржуазной интерпретации марксизма. Собственно
марксистские философские произведения, то есть произведения, авторы которых
рассматривают себя как последователей диалектического материализма,
очень редки © настоящее время «в Соединенных Штатах. Такие
произведения, как правило, не рецензируются в немарксистских журналах.
Материализм сам по себе также не имеет сегодня большого распространения в
Соединенных Штатах. Мнимый «материализм» Джона Дьюи
значительно подорвал влияние материалистической мысли. Марксизм как научная
дисциплина рассматривается в курсах философии и политической
экономии в университетах и институтах, но трактовка его принимает в
большинстве случаев форму острой критики. Некоторые американские
мыслители ошибочно рассматривают учение Маркса как родственное
прагматизму. Этот ошибочный подход к марксизму сравнительно мало
распространен, он практикуется только среди некоторых узких кругов
преподавателей философии.
Широким влиянием пользуется то извращенное понимание
марксизма, которое представляет учение Маркса как какую-то
«демонологию». Эта интерпретация марксизма особенно распространена среди
некоторых комиссий американского конгресса, а также среди некоторых
неправительственных организаций и -комитетов. «Демонологическая
характеристика» марксизма является выражением своего рода примитивного
мышления, которое приписывает все зло в мире марксизму, а все добро —
противникам марксистского мышления. Демонологическая интерпретация
марксизма очень близка к искажению марксизма, которое предпринял
Сидней Хук в одной из своих книг. Хук пытался представить марксизм как
какую-то мифологию, то есть как нерациональную и ненаучную форму
мышления.
Влиятельной формой искаженного понимания марксизма являются
распространенные попытки отождествления коммунизма и фашизма,
когда иррационализм используется для стирания различий между
прогрессивными и реакционными идеологическими движениями. Одна из
таких попыток была предпринята Ганной Аренд, немкой, переехавшей
в Соединенные Штаты после прихода Гитлера к власти. Предпосылкой
книги Аренд и других публикаций такого рода является убеждение в том,
что всякое мышление, подвергающее острой критике буржуазный
мещанский устой жизни, в своей основе эмоционально и, следовательно,
иррационально. Революция и контрреволюция в этой интерпретации
представляются как некие чисто эмоциональные явления, социально-политические
различия между революционным и контрреволюционным стираются при
таком рассмотрении. Революция и контрреволюция представляют собой,
с этой точки зрения, не более как проделки неудовлетворенных жизнью
индивидуумов, которые в результате приводят к эмоциональному
расстройству все население и толкают его к активным выступлениям.
Основание субъективной иррационалистической интерпретации
социальных движений положено психологом Адорно. В его работе
«Авторитарная личность» проводится мысль о том, будто политическая и
социальная деятельность радикального и антирадикального характера
могут быть в одинаковой мере объяснены эмоциональной
настроенностью разных индивидуумов. Так как социальный контекст потерян
в представлении Адорно, то становится невозможно определить, какой
из эмоционально настроенных индивидуумов предпримет прогрессивные,
а какой реакционные действия. При таком понимании дела все зависит
от случайности. Тем самым исключается какая-либо возможность
объективно и научно понять социальные движения, а тем самым и будущее
человечества.

ЗАМЕТКИ ОБ ИРРАЦИОНАЛЬНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ АМЕРИКАНСКОЙ МЫСЛИ 95
Более тщательная попытка, попытка специфически антимарксистская
в своей основе, предпринята в широко пропагандировавшейся работе
«Изучение истории» английского историка Арнольда Тойнби. Тойнби был
признан американцами после того, как очень влиятельный журнал
«Лайф», формирующий мнения и вкусы миллионов американцев среднего
культурного уровня, опубликовал ряд статей, в когорых Тойнби
изображался чуть ли не пророком нашего времени.
Основой его концепции является утверждение, что вторжение разума
в историю человечества является началом его культурного упадка.
В частности, кризис западноевропейской культуры 'начался, согласно
Тойнби, с того момента, как Гомер осмелился очеловечить богов. С
разложением примитивной веры в языческих богов западноевропейская
культура получила удар, от которого она не может оправиться по сей день.
В некотором смысле философия истории Тойнби представляет отголосок
взглядов Ницше, для которого греческое мышление периода,
предшествующего Сократу, то есть периода, когда, согласно Ницше,
нерациональное мышление преобладало в Греции, является высшей ступенью
культурного развития в западноевропейском обществе. Исчезновение
антиинтеллектуализма диоцисовского типа в Древней Греции оплакивается
и Ницше и Тойнби.
Интересно заметить, что шум, поднятый вокруг произведений
Тойнби, совершенно приглушил материалистическую трактовку истории,
которая была очень популярна в Соединенных Штатах три десятилетия тому
назад. В те времена Чарлз Бэрд, трактовавший американскую историю с
материалистической точки зрения, имел большое влияние в Америке как
среди историков-специалистов, так и среди широких кругов
американской интеллигенции. Единственное, что теперь печатается о Бэрде,— это
острая критика его материалистического подхода к интерпретации
американской истории.
К какому заключению мы можем прийти относительно
усиливающегося распространения арационального и иррационального мышления
в Соединенных Штатах? Отступление от разума представляет собой
наиболее удобный способ для того, чтобы укрыться от реальности в
антиреалистических концепциях, затушевывающих социальные и
экономические проблемы, разрешение которых представляет значительные
трудности.

Социальная сущность сюрреализма
И. С. КУЛИКОВА
Сюрреализм — одно из самых «гибких», точнее, провокационных,
направлений буржуазного искусства XX века. Давно облетели мишурные
блестки его мнимой революционности; на выставках модернистского
искусства в капиталистических странах произведения сюрреалистов
уже не производят сенсаций. Однако реакционное буржуазное
искусствоведение в наши дни стало снова пропагандировать принципы
сюрреализма. За последние годы сюрреализму посвятили свои
труды два профессора Сорбонны — Ф. Алкиэ и И. Дюплесси; в 1958 году
вышла в свет книга М. Надо «История сюрреализма»; в 1959 году
опубликовал историю сюрреалистической живописи М. Жеан. Почему же
именно теперь буржуазные искусствоведы пытаются поставить
сюрреализм в центр внимания? Чем привлекает сюрреализм теоретиков
буржуазного искусства? Почему они пытаются его гальванизировать? Для
того, чтобы понять это странное на первый взгляд явление, необходимо
рассмотреть эстетические принципы сюрреализма.
Сюрреалисты недовольны существующей действительностью — они
объявляют ее источником всех зол. Именно реальный мир приносит
человеку неприятности, именно из него проистекают все беды.
Соприкосновение с этим миром порождает в человеке неуверенность в себе, в своих
силах, неуверенность в будущем. В этом мире не могут развиваться
творческие силы человека. В нем человек лишен возможности
предаваться истинным радостям. Удел человека в реальном мире — тяжелый,
безрадостный труд. Утверждения эти в целом правильны для
капиталистического мира, однако критика сюрреалистов не носит
социально-конкретного характера. Они выступают против абстрактного мира
цивилизации вообще. В борьбе с этим злым -реальным миром сюрреалисты
предлагают выход, программу действий, которую многообещающе называют
революцией. Противопоставляя свое понимание революции
марксистскому, основанному на учении о классовой борьбе и диктатуре пролетариата,
сюрреалисты призывают произвести революцию не в производственных
отношениях, не в живни общества, не свергать отживший общественный
строй во имя утверждения нового, прогрессивного, а в человеческих
представлениях и восприятиях. Никаких социальных революций не нужно,
заверяют теоретики сюрреализма, нужно только отказаться от разума и
логики, от привычного восприятия вещей, от неудовлетворительного,
абсурдного разграничения прекрасного и уродливого, правдивого и ложного,
хорошего и плохого. Нужно отказаться от всех традиций («в порыве бунта
никому не нужны предки»), уничтожить все привычные представления
о .нормах человеческих взаимоотношений, о всех основах
человеческого общества («все средства хороши для уничтожения семьи, родины»)
(A. Breton «Les Manifestes du Surréalisme», стр. 96, 99). Иначе
говоря, предлагаемая сюрреалистами революция должна заключаться в
освобождении человека от чувств и обязанностей семейных, гражданских, клас-

СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ СЮРРЕАЛИЗМА
97
совых, от чувства справедливости, классовой солидарности, патриотизма,
верности долгу. Таким образом, первым шагом в осуществлении
предлагаемой сюрреалистами революции, смысл которой состоит якобы в
освобождении личности, является снятие с этой личности всякой
социальной ответственности, признание за ней права на обнаженный звериный
эгоизм.
Сюрреалисты считают, что «свободе личности» вовсе не мешают
социальные условия, существующие в капиталистическом мире. Все зло,
утверждают они, в противоречии между истинными инстинктами
человека и теми сковывающими условностями, которые человеку якобы
навязывает многовековая цивилизация. Свободное выявление
примитивных, придавленных цивилизацией инстинктов человека должно стать, по
мнению сюрреалистов, содержанием обещаемой ими революции.
Уже эти, так сказать, предварительные теоретические положения
сюрреализма показывают, почему он снова пропагандируется
реакционным буржуазным искусствознанием. «Холодная война», атомный
шантаж и другие приемы империалистического устрашения подавляют
индивидуалистическое сознание мелкобуржуазной художественной
интеллигенции. Французский драматург-сюрреалист Ионеску говорит, что герой
его пьесы «Убийца не для заработка» «чувствовал себя одиноким в
чудовищной вселенной, которую он больше не понимал». Спрятаться от
ужасов империалистической действительности, воспринимаемой как стихийный
кошмар, сюрреалисты призывают в иррациональном, подсознательном.
Усиливающийся под напором демократических движений кризис
буржуазной идеологии вынуждает буржуазных реакционных теоретиков
возрождать старые иррационалистические теории, способствующие
отвлечению интеллигенции от социальных проблем. Сюрреализм, как и другие
модернистские школы, распространяется среди художественной
интеллигенции, сковывая ее активность, отвлекая от социальной борьбы, отвечая
ее анархо-индивидуалистическим настроениям, склонности к громким
фразам. Сюрреализм льстит художнику, объявляя его творцом новой
реальности. Он отвергает традиционные формы искусства и призывает к
новаторству, революции в области формы. Бунт против старых форм
направлен против реализма. В литературе и театре сюрреалисты пользуются
бессмысленными словосочетаниями, стремясь показать разобщенность
людей, невозможность взаимопонимания, абсурдность как норму жизни.
Гротеск, буффонада, фарсовые ситуации, якобы пародирующие
автоматизм жизни, абсурдность буржуазного здравого смысла, в
действительности утверждают бессмысленность реальной борьбы с абсурдом. На
полотнах художников-сюрреалистов, в отличие от абстракционистов,
присутствуют предметы реального мира. Часто эти предметы даже выписаны
с натуралистической тщательностью. Однако они представлены в
деформированном виде, в неясных сочетаниях — люди с двумя носами
вперемежку с частями деталей машин, части тела человека и детали городского
пейзажа. По словам теоретиков сюрреализма, эти изображения являются
результатом освобождения художника из плена видимой
действительности, следствием открытия области подсознательного. Подсознательное,
галлюцинация, безумие, мечта, чудесное — пять принципов
сюрреализма— опираются на неофрейдистские теории, сводящие все социальные
проблемы к проблеме задавленных инстинктов, среди которых ведущее
место занимает инстинкт пола.
«Сюрреалистическая революция» не грозит никакими изменениями
порядков в буржуазном обществе, сюрреалисты не выступают против
эксплуатации, против социального неравенства, расовой
дискриминации, они не призывают людей к объединению и борьбе. Наоборот, они
утверждают, что силы для проведения «сюрреалистической революции»
должны черпаться не в коллективе, не в объединении людей, связанных
7. «Вопросы философии» № 8.

98
И. С. КУЛИКОВА
общими задачами. Эти силы якобы рождаются в индивидуальной изоли-.
рованности человека, в глубине его подсознания.
Исходя из верного утверждения о невыносимом положении
человека в буржуазном обществе, сюрреалисты предлагают выход из этого
положения в отказе от всех форм политической и социальной борьбы, а
революционную борьбу подменяют поисками неисчерпаемых резервов
свободы в скрытых и подавляемых желаниях, якобы являющихся
«великим тайным двигателем» человека.
Проведение «сюрреалистической революции» теоретики этого
направления возлагают на деятелей искусства. Именно художники всех видов
искусства своим творчеством, своими произведениями, по их мнению,
должны произвести революцию. Но революция эта безопасна для
капитализма, она распространяется только на внутренний мир людей. Черпая
материал из своего подсознания, художники средствами искусства
создадут новый мир — мир «новой реальности», по отношению к которому
действительный мир явится только «поверхностной оболочкой». Было бы
ошибкой предполагать, что «мир новой реальности», представленный в
произведениях сюрреалистического искусства, фантастически прекрасен.
Созданный из «выявленных низменных инстинктов», он отражает все
худшее, что есть в человеке,— «дремлющие и пробуждающиеся в нас
чудовища», некие запретные и темные углы человеческого подсознания, в
которых якобы «таится угроза жизни». Этот мир родится, в соответствии с
неофрейдистским« модными теориями, «из конфликта между разумом и
темными силами». Этот угнетающе мрачный, подавляющий своим уродством
мир «новой реальности», оказывается, представляет собой выявление и
фиксацию явных и скрытых пороков для достижения «внутренней
гармонии человека», он якобы способствует «очищению личности» путем «чистки
нечистотами».
Следуя антинаучной реакционной теории, утверждающей, что
каждый человек будто бы в своей внутренней жизни проходит все стадии
развития человечества, от животного до современной цивилизации, и
поэтому непременно бывает кровожаден, испытывает жажду убийств и
войн, теоретики сюрреализма рекомендуют насытить «мир новой
реальности», создаваемый в искусстве, картинами насилия и жестокости. Эти
мрачные картины, по их теории, должны способствовать путем
эмоционального потрясения «очищению человеческих душ». В своей книге
«Философия сюрреализма» профессор Ф. Алкиэ приводит удачный, по его
словам, пример жестокости как средства эстетического воздействия:
герой сюрреалистического фильма «Золотой век», отправляясь на
свидание к любимой женщине, сильным ударом ноги сбивает с ног слепого.
«Что означают эти кадры? — вопрошает профессор Алкиэ.—
Совершенно очевидно, что это не совет нам бить слепых, как могут вообразить
некоторые дураки». Эти кадры, объясняет он,— «эстетически волнующее
зрелище». Оно должно заставить нас (не возмутиться гнусным
поступком героя, нет!) «испытать потрясение, заставить пережить чистое
возмущение условиями нашего существования, всем, что стесняет наши
желания и нашу любовь» (F. Alquie «Philosophie du Surréalisme», p. 76).
Вряд ли нужно пояснять, что подобного рода «протест» против
препятствий желаниям представляет собой проповедь чудовищной
разнузданности и насилия. Культ эгоистических желаний, сметающих любыми
средствами все помехи, препятствующие их удовлетворению, в
действительности служит не развитию личности, а развязыванию самых
бесчеловечных, реакционных сил. В соответствии со своими задачами
развития звериного индивидуализма сюрреалистские теорийки толкуют
процесс художественного творчества как умение и способность выявлять и
фиксировать образы подсознательного мира человека. Художник, по
словам сюрреалистов, как бы опускает ведро в свое подсознание и
извлекает из него нечто обычно скрытое, находящееся за пределами досягае-

СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ СЮРРЕАЛИЗМА
99
мого. Зафиксированное содержание этого «ведра» и является
произведением искусства. Этот новый вид «творчества», призванный выявить
темные стороны человеческого существа, его инстинкты, пороки,
подсознание, был назван сюрреализм — сверхреализм. Правда, уже в первом
манифесте инициаторы сюрреализма оговаривают, что правильнее было
бы воспользоваться словом «супернатурализм» (сверхнатурализм),
которое гораздо больше соответствовало бы характеру и направлению их
деятельности. Учитывая несоответствие названия характеру
направления, авторы последующих работ, говоря о поле деятельности
сюрреалистов, определяют его как находящееся не «над», а «за», а иногда и
прямо «под» миром реальности.
Лучшими состояниями для выявления «подсознательных образов»
сюрреалисты считают сон, опьянение, сумасшествие, то есть состояния,
при которых человек свободен от контроля разума. Поэтому
содержание произведений сюрреализма составляют фантастические и
полуфантастические образы, сны, галлюцинации — смесь бреда с
действительностью, выдаваемая за «мир новой реальности». По заявлению
сюрреалистов, «мир новой реальности» не менее, а может быть, и более, реален,
чем окружающий нас действительный мир, так как ничто будто бы не
доказывает, что бодрствование не является частью сна. «Ум человека
спящего полностью удовлетворяется тем, что с ним происходит во сне.
Тревожный вопрос возможности больше не ставится. Убивай, кради,
люби сколько тебе захочется... У тебя нет имени. Доступность всего
неоценима» (A. Breton «Les Manifestes du Surréalisme», p. 27). Так
бессильный мещанин осуществляет свой анархический бунт на коленях,
воображая себя в снах и галлюцинациях равным элите, «сверхчеловеком»
капиталистического мира, которому в действительности доступно
безнаказанно убивать, красть, насиловать. Предельную деградацию
человеческой личности сюрреалисты выдают за свободу личности. Эти строки
манифеста очень отчетливо показывают социальное лицо сюрреалистов,
растерянных мелкобуржуазных художников, преклоняющихся перед
силами, действующими в капиталистическом мире, и хотя бы в снах и
мечтах пытающихся стать вровень с этими силами. Мысли, выраженные в
манифесте, явились тем зерном, из которого вырос уродливый полип
человеконенавистнического сюрреалистического псевдоискусства.
Как мы показали выше, эстетика сюрреализма исключает из
процесса творчества разум и логику. Выступая против разума, сюрреалисты
зачеркивают искусство как познание. Блаженство творчества, заявляют
сюрреалисты, заключается именно в том, что художник творит, не зная
ни структуры, ни объема, ни смысла своего произведения: никаких «как»,
никаких «почему». Они сравнивают сюрреалистические произведения с
кривой линией, начертанной неизвестными нам силами. По какому
праву можно обсуждать характер этой кривой? По какому праву можно
оспаривать ее изгибы, если она выражает неизвестное нам. Теоретики
сюрреализма не предъявляют к художественным произведениям
требования понятности: как можно объяснить смысл произведения, если его
смысла-не понимает сам автор, являющийся лишь «регистратором»
непроизвольно возникающих в его подсознании бессвязных образов?
И художники-сюрреалисты считают, что каждый волен видеть в их
картинах все, что он хочет. Сам художник не всегда знает, что изображено на
его картине. Он лишь орудие высших мистических сил. А картины его,
обладающие магической силой, не рассчитаны на понимание разумом.
Художник должен уметь вызвать призрачные образы и запомнить их. Он
должен научиться улавливать слова и образы, возникающие в момент
погружения в сон. Он должен развить в себе способность детально
запоминать сны, ибо именно сны позволяют проникнуть в самого себя и
«досгичь высшей степени самопознания». Чем непроизвольнее поток
образов, тем лучше. Прекрасно вдохновляют художников, по мнению сюр-

100
И. С. КУЛИКОВА
реалистов, наркотики, в особенности опиум, порождающий самые
причудливые галлюцинации. При широком применении «опиум смягчил бы
нравы и принес бы больше добра, чем лихорадка деятельности,
приносящая только зло»,— заявляет один из основоположников сюрреализма,
французский писатель Ж. Кокто, в своей книге «Опиум», подробно
рассказывая об испытанных им на собственном опыте ощущениях
наркомана, систематически подвергавшего свой организм отравлению
опиумом. По его свидетельству, опиум порождает медлительность, лень,
пассивные мечты. Опиум «десоциологизирует», ограждает человека от
общества. Опиум не только может создать содержание произведений
искусства, но может и должен заменить для человека практическую
деятельность. Таким образом, искусство сюрреализма призвано парализовать
деятельность. Широкое применение наркотических средств в среде
сюрреалистов породило громадное количество ужасающих по своей
нелепости и мрачности «произведений искусства», многих талантливых
молодых художников, писателей и поэтов наркотики привели к гибели.
То, что сюрреализм представляет собой явление социальной
патологии, подтверждается как всей практикой сюрреалистического искусства,
так и бредовыми писаниями его теоретиков. Особое внимание теоретиков
сюрреализма привлекает сумасшествие, то есть состояние, при котором
человек полностью выходит из-под контроля разума. Сумасшедшие, по
утверждению сюрреалистов,— это люди, погрузившиеся в свою
«внутреннюю реальность». Наблюдая за ними, мы можем понять многие вещи,
которые иначе остались бы непонятыми. В сумасшедших они
рекомендуют видеть обычных людей, рассматриваемых как бы через лупу.
Особую ценность представляют собой, по мнению сюрреалистов,
параноики— больные, охваченные навязчивой идеей, склонные к
галлюцинациям. В их расстроенном уме, считают теоретики сюрреализма,
достигается тот синтез реального и воображаемого мира, к которому
должен стремиться художник. Все события реального мира
воспринимаются параноиками только как подтверждение их фантазий.
Художники, писатели, поэты, по мнению сюрреалистов, ничем, по существу, не
отличаются от сумасшедших. «Ничто не может быть менее нормальным
для поэта, чем сходство с нормальным человеком. Гюго, Гете... это
сумасшедшие на свободе. Это сумасшедшие, не производящие
впечатления сумасшедших. Сумасшедшие, на которых никогда не падало
подозрение. Когда я писал, что Виктор Гюго сумасшедший, я не шутил»,—
заявляет Ж. Кокто (J. Cocteau «Opium», p. 81). Конечно, ни Гюго,
ни Гете не были пошлыми обывателями, равнодушными к миру
эксплуатации и насилия, в котором они жили. Они представляли собой явное
отклонение от нормы, предписанной в мире эксплуатации и угнетения.
Но сюрреалисты, без всяких оснований на то, пытаются стать в один ряд
с этими великими художниками, мера величия которых равна их
участию в борьбе за интересы народных масс. Если уж говорить о
предшественниках сюрреалистов, то их можно видеть разве что в декадентах
конца прошлого века. Но уже эти, по выражению М. Горького,
«блудные дети буржуазии» говорили немало честных слов о своих родителях,
хотя неизменно к старости и возвращались в лоно своей буржуазной
семьи, раскаявшись в грехах молодости. Социальный смысл стихов
французского поэта-декадента Лотреамона (1846—1870), воспевавшего
«волнующую случайность встречи на операционном столе зонтика и
швейной машины», на которого любят ссылаться сюрреалисты как на
своего предшественника, состоит в том, что эти стихи были симптомом
загнивания буржуазного общества. Сюрреалисты выражают агонию
этого общества, выливающуюся во взвинченность, мистику, притупляющие
волю к действиям. Поэтов, подобных Лотреамону, буржуазия середины
прошлого века третировала как нарушителей благопристойности;
сюрреалистов современная буржуазия обеспечивает стипендиями, избираете

СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ СЮРРЕАЛИЗМА
101
академии, увенчивает Ήp,eмиями; произведения сюрреалистов она скупает
за огромные деньги для музеев, коллекционирует. Стоит вспомнить
полотна Сальватора Дали, его «Меланхолическую атомную идиллию» или
«Три сфинкса Биккени» и крикливую рекламу, созданную этому
сюрреалисту в США, чтобы понять, что произошло в мире капитализма.
Отсутствие логических связей является специфическим признаком
сюрреалистического искусства. Оно очень полно проявилось с первых же
шагов сюрреализма. Группы слов, изображенные средствами живописи,
предметы или части предметов, кадры кинофильмов сюрреалисты
никогда не связывают логически. Читателям и зрителям предоставляется
возможность, вооружившись «лупой интуиции», самостоятельно искать
в этих «произведениях искусства» черты «новой реальности».
Английский сюрреалист Бэкон Френсис считает, например, что
«каждый по-своему истолковывает картину, на которую смотрит,— и
далее он заявляет,— я ничего не имею против того, что люди
по-разному понимают мои работы».
Теоретики сюрреализма активно выступают против значения логики
и целесообразности следования ее законам: «Мы живем еще под
господством логики... Но в наши дни логические действия применяются для
решения второстепенных вопросов. Логика вертится, как белка в колесе,
и все труднее становится извлечь ее оттуда. Она тоже основывается на
утилитарности и охраняется здравым смыслом» (A. Breton «Les
Manifestes du Surréalisme», p. 22). Отказ от логики совершенно закономерен
для сознания, одурманивающего себя, опирающегося на мистику для
того, чтобы как-то примириться с окружающим миром. Личность,
утешающаяся тем, что внутри себя она свободна, уверяет, что «каждое
произведение искусства само себе закон». В результате, печально
констатирует автор солидной работы «Значение и цели искусства и создание
жизни» (1957 год) американский искусствовед А. Хоуэлл, у нас
появились картины, изображающие гробы, висящие на телеграфных
проводах.
Самыми «сильными» сюрреалисты признают произведения наиболее
противоречивые, алогичные, необъяснимые, ставящие в тупик разум и
чувства. «Бессмертными» они объявляют сюрреалистические
произведения, «полностью выходящие за пределы человеческого, находящиеся по
ту сторону смысла и логики».
Сюрреалисты яростно возражают против «невыносимой мании»
открывать закономерность явлений; они утверждают, что это якобы
«усыпляет ум». «А что может быть лучше для ума, чем возможность
блуждать?»— спрашивают они. Проводя параллель между деятельностью
художника и научным исследованием теории сюрреализма, они приходят
к выводу, что и ученый и художник действуют без всякого плана: оба
они якобы производят бессистемные опыты в надежде на случайные
«открытия». Все эти глубокомысленные наукообразные рассуждения, иногда
представляющие собой сознательное шарлатанство, иногда — чудовищное
заблуждение, поддерживаемое классовыми интересами буржуазии,
создают атмосферу шаманства вокруг художников. Последние начинают
верить в свое мистическое предназначение и вещают «истины» на полотне,
а нередко и просто эксплуатируют создаваемую на эти откровения моду.
Картины сюрреалистов, как и других модернистов (принципиальных
различий между ними нет), легко сбываются на рынке. Реалистические
произведения спросом не пользуются, а художникам надо жить. Ведь
покупают картины в ка'питалистических странах не трудящиеся, а
«избранные», меценаты псевдоискусства.
В последние десятилетия американский империализм особенно
щедро оплачивает все, что помогает ему бороться с демократизмом в любых
его проявлениях. Модернистское искусство всех школ и направлений
обрело в США землю обетованную; перекочевали туда и европейские

102
И. С. КУЛИКОВА
сюрреалисты. Подновленные, ожившие в США сюрреалисты снова стали
пользоваться спросом и в Европе. Европейские теоретики немедленно
принялись обогащать «теоретические» основы сюрреализма новой
аргументацией.
Среди широкой публики сюрреализм не только не пользуется
успехом, но подвергается насмешкам. Фабрикующие свои опусы сюрреалисты
и не рассчитывают на благодарность трудящихся. «Нужно мешать
публике приблизиться, во избежание беспорядков,— писал глава
сюрреализма А. Бретон.— Я могу добавить, что ее нужно держать в состоянии
отчаяния за дверью при помощи системы оскорблений и провокаций» (т а м
ж е, р. 169). Одновременно сюрреалисты пытаются делать вид, что якобы
именно отсутствие широких слоев, настоящих ценителей искусства
мешает им создавать шедевры. «Глупость публики уже признана,— пишет
Ж. Кокто.— Увы! Гениальные произведения требуют гениальной
публики» (J. Cocteau «Opium», p. 141). Таким образом, изобретен еще один
аргумент в доказательство необходимости творить непонятное, ребусопо-
добное искусство. Не понимаете произведений сюрреалистов? Значит,
недостаточно тонки, изощрены, не принадлежите к избранным. Среди
почитателей сюрреалистической пачкотни есть люди, во что бы то ни
стало желающие состоять в числе избранных, посвященных в тайны этой
магии.
Некоторые'виды искусств, например театр и кино, не могут
обходиться без относительно большого числа зрителей. Для привлечения зрителей
сюрреалисты рекомендуют следующие методы: «Не мы должны
слушаться публики, которая сама не знает, чего хочет,— мы должны заставить
публику следовать за нами. Если она отказывается, нужно применить
хитрости: картинки, крупный шрифт, оформление и другие волшебные
фонарики, пригодные для интригования детей, и заставить ее
проглотить зрелище» (J. Cocteau «Entretieus autour du cinématographe»,
p. 77). Но когда, несмотря на все ухищрения, зрелища сюрреалистов все
же не привлекают внимания сколько-нибудь широких кругов людей, они
винят во всем зрителей: «Больше нет публики. Есть только судьи. Толпа
индивидуалистов, непригодных для коллективного гипноза, без которого
ни одно зрелище в настоящее время не может существовать» (там же,
р. 53). Нет, положительно сюрреалистам не удалось выйти на дорогу
массового гипноза. Искусство, вернее псевдоискусство, сюрреалистов
вызывает восхищение лишь снобов.
Организованная в прошлом году Институтом Грамши в Риме
дискуссия на тему «Авангардизм и декаданс» показала, что среди
зарубежных прогрессивных деятелей культуры не все отчетливо понимают
реакционное содержание деятельности сюрреалистов. Идеализируя
бунтарство раннего сюрреализма, некоторые видят в нем два начала: одно —
ведущее к действию, другое — к отрыву от жизни, к мечте. Но
представлял ли сюрреализм во времена своего возникновения нечто
действительно новаторское, были ли в нем элементы подлинной
революционности?
Сюрреализм родился, как и ряд других формалистических школ, во
Франции после первой мировой войны. В группы сюрреалистов, стихийно
возникавшие в различных городах, 'наряду с причастной к искусству и
литературе молодежью входили врачи, юристы, а также материально
состоятельные молодые люди без определенных занятий,
преимущественно выходцы из обеспеченных слоев. Группы эти не были связаны между
собой, но все они объединяли людей, подавленных ужасом жизни,
растерянных, охваченных чувством протеста против империалистической
действительности. Это был протест оторванной от народа части
интеллигенции, протест людей, сознание которых было травмировано войной,
людей, выбитых из жизни, мелких буржуа, которым был чужд империализм,

СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ СЮРРЕАЛИЗМА
103
но которые воспринимали его как стихийную силу, раковую и
неодолимую.
К движению сюрреализма, призывавшему к протесту, возмущению и
называвшему свой анархический бунт революционностью, примкнули
многие молодые писатели, поэты, художники, в том числе Л. Арагон,
П. Элюар, Ж. Кокто, П. Валери, Г. Арп, М. Эрнст. Большинство из них
было растеряно, выбито из колеи, многие остро ощущали свое
одиночество, отсутствие контакта с читателями. Глубоко н-е удовлетворенные
окружающей жизнью, лишенные положительных идеалов, они бунтовали
против всего окружающего мира, не умея в нем разобраться.
«Абсолютный бунт, тотальное неподчинение, саботаж как метод,
насмешка и культ абсурдности — сюрреализм первоначально носил
характер непрерывных, все время возобновляющихся эксцессов»,— как
рассказывает Альберт Камю о первых порах этого движения. «Эти
буйствующие жаждали какой-нибудь революции, чего угодно, что бы
вывело их из мира лавочников и компромиссов, в котором они вынуждены
были жить. Не имея возможности добиться лучшего, они предпочитали
еще худшее. В этом отношении они были нигилистами» (A. Camus
«L'homme révolte», pp. 118—119, 122). Угрозы и оскорбления, попытки
самоубийств, поножовщина, постоянные скандалы составляли
органическую часть раннего периода деятельности сюрреалистов.
Как направление в искусстве сюрреализм оформился в 1924 году
выпуском манифеста. Автор его А. Бретон определил цели и задачи
этого направления. Сюрреализм воспринял некоторые принципы кубизма,
заимствовал идею создания средствами искусства произведений, не
отражающих явлений реальной действительности, но создающих ее.
Воспринял он и «впитал в себя» дадаизм с его нарочито наивным
воспроизведением отдельных черт реального мира, якобы соответствующих
«примитивным инстинктам» человека. К сюрреализму примкнула
значительная часть дадаистов во главе с инициатором этого движения поэтом
Т. Цара.
С самого своего возникновения сюрреализм носил активный, даже
агрессивный характер. В отличие от дадаистов сюрреалисты не
ограничивались стихийным неорганизованным протестом, выражавшимся в ломке
привычных форм произведений искусств. С первых же своих шагов
теоретики сюрреализма активно пытались подчинить себе всю деятельность
примкнувших к движению художников, писателей, поэтов. Еще до
официального оформления манифестом движения сюрреализма, в 1921 году,
А. Бретон организовал под своим председательством настоящее судилище
над французским писателем М. Барре за опубликование произведений, в
которых признавались моральные идеалы и земные интересы. Его
обвиняли в признании того, что «без жизненного опыта и сознания
ответственности не может быть человеческих представлений» (M. Na de a u
«Histoire du Surréalisme, p. 28). Хотя этот суд велся А. Бретоном от лица
дадаистов, глаза дадаизма Т. Цара наотрез отказался принимать в нем
участие. Вскоре после выпуска первого манифеста сюрреализма было
официально решено, что участники этого движения не имеют права
выпускать в свет свои произведения без получения их одобрения со
стороны руководства группой. Эта установка, противоречащая всем
теоретическим высказываниям сюрреалистов о «бесконтрольности» и «свободе»
творчества, строго проводилась в жизнь.
Предложенные теоретиками сюрреализма в 20-х годах характер и
методы творчества — автоматическое письмо, сводившееся к написанию
случайно возникших в уме, не связанных между собой слов, создание
картин путем «копчения», «натирания», «.расклеивания»,
«разбрызгивания», «опрыскивания», при помощи бросания издали на холст
различных, красящих веществ — не могли надолго удержать интерес и
внимание ни большинства деятелей искусства, ни публики. Доносы, скандалы,

104
И. С. КУЛИКОВА
провокации, непременно сопровождавшие деятельность сюрреалистов,
вызывали отвращение и усиливали пренебрежение к этому движению.
Творчество «методами автоматизма» не давало удовлетворения даже
самим авторам-сюрреалистам. Наиболее честные и талантливые участники
этого движения, привлеченные сначала громковещательными, но
оказавшимися пустыми декларациями о неприятии буржуазного мира, о бунте
и борьбе, стали один за другим отходить от этого направления. Одним из
первых расстался с сюрреализмом П. Навилль, открыто заявив в печати:
«Никто больше не сомневается в том, что сюрреалистической
живописи не существует; ни случайно проведенные карандашом
линии, «и картины, воссоздающие образы снов, ни фантастические
вымыслы, конечно, не могут быть названы живописью» (цит. по кн,
М. Nadeau «Histoire du Surréalisme», p. 79). П. Навилль примкнул к
коммунистическому движению и стал вместе с французскими
коммунистами доказывать бессмысленность, бесперспективность и вредность
сюрреализма.
Прекрасно понимая, что среди участников сюрреалистического
направления было немало людей действительно честных, готовых всеми
средствами отстаивать народные интересы, французские коммунисты
предприняли длительную, увенчавшуюся значительными успехами
борьбу за отрыв от сюрреализма здоровых сил молодой бунтующей
интеллигенции и за ее привлечение в ряды Французской компартии. Первым
шагом в этой борьбе была попытка вовлечь сюрреалистов в совместную
работу.
Коммунисты предложили сюрреалистам отказаться от бесплодной
теории «сюрреалистической революции» и принять участие в живой
социальной борьбе. «Скандалы морального характера, вызываемые
сюрреализмом, ни в коей мере не способствуют переоценке
интеллектуальных и социальных ценностей: буржуазия их не боится.чОна их
воспринимает легко. Даже ожесточенные нападки сюрреализма на патриотизм
приняли характер морального скандала. Такого сорта скандалы ничем
не грозят главе интеллектуальной иерархии в буржуазной республике»,—
писал П. Навилль в своей работе «Революция и интеллигенция». В конце
1925 года в «Юманите» было опубликовано заявление сюрреалистов, в
котором они признавали, что никогда сами не верили в
«сюрреалистическую революцию». В 1926 году французские коммунисты пытались
совместно с сюрреалистами выпускать периодическое издание «Кларте».
Для части молодых писателей и художников-сюрреалистов, в том числе
для Л. Арагона, работа в «Кларте» стала началом плодотворного
сотрудничества с коммунистической партией. Против совместной работы
с коммунистами резко выступил глава сюрреализма А. Бретон. В
сентябре 1926 года он выпустил в свет брошюру «Законная защита», в
которой заявил, что считает деятельность Французской компартии
«дезориентирующей», а газету «Юманите» «недостойной порученной ей роли
воспитателя пролетариата». Почему? Потому, что коммунистическая
партия основывается исключительно на защите интересов материальных:
но может ли надеяться извлечь материальные выгоды из революции
каждый, кто ставит жизнь — свою жизнь — на красную карту, писал
Бретон в своей брошюре. Так, извращая цели борьбы коммунистов и
фальсифицируя положение марксизма, глава сюрреализма А. Бретон
начинает свои выступления против Коммунистической партии Франции.
Псевдореволюционность сюрреализма была очевидной. Не вызывала
сомнений и несостоятельность его творческих методов «автоматизма» и
скандалов. Количество участников движения быстро уменьшалось.
Потеряла к нему интерес даже буржуазная пресса. Примерно около 1927
года вокруг сюрреализма образовалась «зона молчания». «Я ищу вокруг
нас, с кем бы обменяться, если это возможно, знаками единомыслии,
но нет никого»,— писал А. Бретон во втором манифесте сюрреализма.

СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ СЮРРЕАЛИЗМА
105
Так закончился первый период сюрреалистической деятельности. За это
время сюрреализмом не было создано ни одного хоть сколько-нибудь
значительного художественного произведения. Благодаря участию в этом
движении (на ранней его стадии) одаренных писателей и поэтов
отдельные работы первого периода сюрреализма обладают известными
художественными достоинствами — некоторые стихи Элюара и Арагона и
других поэтов. Наиболее значительные из них содержат элементы острой
и яркой сатиры, разоблачающей мир буржуазии. Однако эти присущие
отдельным произведениям достоинства тонут в потоке макулатуры.
В 1927 году с несколькими из немногих оставшихся
единомышленников А. Бретон вступил в одну из низовых ячеек Коммунистической
партии Франции. В истории сюрреализма начался период, который
французский писатель-коммунист Роже Вайан в своей острообличительной
работе «Сюрреализм против революции» назвал периодом «искушения
коммунизмом».
А. Бретон объявил себя и других сюрреалистов марксистами,
«духовными помощниками» французских коммунистов. Началась
спекуляция марксистской терминологией — сюрреалисты стали на путь
ревизионизма. Прежде всего они «принялись «расширять» границы марксизма.
Почему нужно ограничиваться применением диалектических методов
только для исследования и решения социальных проблем? Бретон
предложил пользоваться диалектикой при рассмотрении проблем любви, снов,
сумасшествия. Теоретики сюрреализма начали подводить «новые
философские осно-вы» под сюрреализм, пытаясь приблизить его к марксизму,
предварительно искаженному до неузнаваемости. Теперь своим
«исходным пунктом» сюрреалисты объявили исторический материализм. Они
заявили, что безоговорочно разделяют его принципы, признали (вопрос
обращения к действительности вопросом жизни искусства. Они уверяли,
что давно, по существу, стоят на марксистских позициях. Разве то, что
мы пытаемся извлечь из «глубин человека» заключенные там
«священные сокровища», то, что мы стремимся стереть грань между
бессознательным и сознательным, помочь людям достичь свободы путем
выявления своих подавляемых желаний, не создает «точек соприкосновения»
сюрреализма с марксизмом, спрашивали они. Разве сюрреализм,
считающий своей задачей примирение противоречий действительности, не
становится «методом познания», развивающимся в границах
диалектического материализма? Так, играя софизмами, демагогически извращая
марксизм, выбрасывая из него и материализм, и диалектику, и
революционность, А. Бретон пришел к утверждению, что социальная
революция, поскольку она представляет собой не цель революционной
деятельности, но только средство, ведущее к обновлению человечества, пока что
с пользой может быть заменена сюрреалистическими исследованиями в
области подсознания и. конечно уж, независимо от всякого «внешнего
контроля, даже марксистского».
Этот обыч'ный для ревизионизма прием использования марксистской
терминологии после того, как из нее изъято все марксистское
содержание, закономерно завершался откровенным и безоговорочным
выступлением против ленинизма. Лидер сюрреалистов решительно отвергал
«коммунистические взгляды, нашедшие осуществление в России» (стр. 115).
Сюрреалисты начали сближаться с троцкизмом.
Французский профессор Ив Дюплесси -в своей книге, посвященной
прославлению сюрреализма, подытоживая его исторический путь,
писал: «Диалектика эволюции сюрреализма, таким образом, может быть
сведена к трем именам — Лотреамон, Фрейд и Троцкий» (J. Du ples-
si s «Le surréalisme», p. 118).
В 1928 году руководители Французской коммунистической партии на
специально созванном совещании предложили А. Бретону доложить
собравшимся об идейных позициях сюрреализма. Перед Бретоно-м был по-

106
И. С. КУЛИКОВА
ставлен вопрос: считает ли он, что передовая литература и искусство
выражают интересы рабочего класса? Ссылаясь на то, что Троцкий
доказывал невозможность существования новой культуры, связывая ее
возникновение с будущим, которое наступит якобы после мировой
революции, Бретон заявил, что разделяет мнение Троцкого. Выкладывая свои
откровенно троцкистские взгляды, он клеветал на революцию, на фра«-
цузских прогрессивных писателей. Его деятельность была резко осуждена
Французской компартией, и Бретон выбыл из ее рядов.
В 1929 году к сюрреалистам примкнули художники — Сальватор
Дали, Ив Танги, А. Джакометти, Ф. Бекон, затем М. Грейвс, П. Челищев.
Это были уже откровенные сторонники реакции, активные и
последовательные враги реалистического искусства. Выпущенный в 1930 году
второй манифест сюрреалистов открыто выступил против Французской
компартии, заявляя, что она находится в «глубоком идеологическом
упадке».
Крикливо рекламируя свою революционность, второй манифест
сюрреализма объявил насилие единственной формой борьбы. А. Бретон,
продолжая привлекать к сюрреализму внимание скандальностью, заявил в
этом манифесте: «Самый простой сюрреалистический акт — с
револьвером в руках выйти на улицу и стрелять, пока возможно, в толпу» (A.
Breton «Les manifestes du Surréalisme», p. 94).
Сюрреалистические картины заполнялись изображением
извращений, кошмаров, бредовых фантазий параноиков; усиливалась пропаганда
человеконенавистничества и жестокости.
Во время второй мировой войны многие сюрреалисты, в тсм числе
С. Дали, открыто перешли на сторону фашизма. Наиболее местные
художники-сюрреалисты боролись в рядах Сопротивления против\фа-
шизма. «Война вынудила нас пересмотреть многие из наших взглядов,—
писал Роже Вайан.— Наконец мы убедились, что восставать нужно не
против цивилизованного общества, а против жизни в условиях
общества, которое показало свое истинное лицо. Мы познали своих врагов
и друзей» (R. Vailland «Le Surréalisme contre la Revolution»», p. 44).
В годы войны центр сюрреалистического движения переместился в
США: там сконцентрировались сюрреалисты всех стран — испанец С.
Дали, французы А. Бретон, И. Танги, немец М. Эрнст и др.; все они нашли
радушную поддержку в реакционных кругах США.
Сюрреализм, уводящий искусство от жизни, проповедующий
субъективный произвол, создающий культ порочности, вполне соответствует
интересам империализма. Сюр-реалистам в США предоставили широкие
возможности ставить фильмы, осуществлять театральные постановки,
организовывать выставки. Теоретики сюрреализма настойчиво внедряют
принципы сюрреализма в творчество художников различных видов
искусств. Сюрреализм объявлен наисовременнейшим направлением,
обогатившим искусство фантазией и вымыслом, искусством революционным, а
потому и плохо принимаемым широкой публикой, склонной к
консерватизму. Новаторство сюрреализма доказывают его связью с последними
достижениями психоанализа. В сюрреалистических трагических
фарсах— загадках Ионеску утверждается, что нет разницы между злом и
добром, что ничего не нужно менять в этом мире; молодые американские
художники и скульпторы создают угрожающе мрачные произведения,
подобные созданному американским скульптором Дж. Уаймсом
изображению висящего голого трупа ребенка, обвитого паутиной. Это лишенное
логики нагромождение ужасов сюрреалисты называют выявлением
внутреннего мира художника. Сюрреализм гальванизируется, подновляется,
пропагандируется реакцией потому, что он криклив, любит щеголять
фразами о своей революционности, он двулик, поэтому он не только
безопасен для буржуазного общества, но служит интересам реакции.
Осуждение .реального мира, о котором кричат сюрреалисты, ведет не к пре-

СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ СЮРРЕАЛИЗМА
107
образованию мира, а к развязыванию низменных инстинктов, к
нигилистическому отрицанию всех норм морали, к эгоцентризму. Культ
подсознательного и иррационального, которым проникнут сюрреализм, крепко
связывает его с реакцией.
* * *
В ту пору, когда буржуазия боролась против феодализма, выступая
от имени всех антифеодальных классов, она утверждала революционные
идеи, прославляла разум, от искусства требовала серьезности, гражда«-
ского содержания, нравственной значительности. Придя к власти,
буржуазия быстро повернулась против своих союзников и отреклась от
революционных идей. «Буржуазия верно «поняла,— -писал Маркс,— что
оружие, выкованное ею против феодализма, обращалось против нее самой,
что все созданные ею средства образования поднимали бунт против ее
собственной цивилизации, что все сотворенные ею боги отреклись от нее»
(Соч., т. VIII, стр. 360). История искусства подтверждает правильность
мыслей Маркса о логике развития буржуазных идеалов в искусстве.
Уже эстетический агностицизм натурализма свидетельствовал о том, что
искусство из вида познания превращается в субъективистскую игру.
Дальнейшая эволюция буржуазного искусства представляет собой
историю его деградации и разложения. Только те художники
капиталистического мира, которые сохранили связь с демократическим движением,
создают произведения, стоящие на уровне подлинного искусства.
В период империализма, когда окончательно поляризовались
социальные силы, возникло много формалистических школок, объединивших
художественную интеллигенцию, пытавшуюся сохранить свой
«индивидуальный» взгляд на мир. Но жить в обществе и быть свободным от
общества невозможно. «Независимые» художники оказались в полной
зависимости от капитализма, который оплачивает их работу.
Уродливая продукция сюрреалистов, коллекционируемая
буржуазией, представляет собой продукт социальной болезни
капиталистического мира, полное разложение искусства.

H. Г. Чернышевский и А. И. Герцен
о роли народных масс
в освободительной борьбе
Э. С. ВИЛЕНСКАЯ
Изучению революционно-демократического этапа освободительной
борьбы в России, в частности деятельности выдающихся его
теоретиков— Герцена, Огарева, Чернышевского, Добролюбова и
др-—советская историография уделяла и продолжает уделять чрезвычайно
большое и заслуженное внимание. Это выразилось в большом числе
монографических исследований и статей, с разных сторон осветивших
мировоззрение и жизненный путь корифеев русской революционной мысли.
Солидной базой для исследовательских работ послужили изданные
на протяжении последнего двадцатипятилетия полные и избранные
собрания сочинений этих авторов, а также документальные публикации в
«Литературном наследстве», «Звеньях» и других сборниках и, наконец,
мемуары современников.
За последнее десятилетие особый интерес был проявлен
исследователями к поискам и изучению новых фактов, проливающих свет на
организационно-революционную деятельность в период первой
революционной ситуации 1859—1861 годов. Это естественное стремление
восстановить из разрозненных сведений картину подпольной
революционной борьбы эпохи падения крепостного права, формирования тайных
организаций и их практической деятельности нашло широкий и
плодотворный отклик среди ученых. И хотя в процессе изысканий в этой
области порой и встречается несколько односторонний подход к изучению
вопроса, тем не менее в целом эти продолжающиеся поиски уже
оказали благотворное влияние на развитие советской науки.
Однако разработка новых вопросов не снимает необходимости
продолжать исследование идейного наследия основоположников
революционно-демократических идей, идей русского утопического социализма, а
наличие обобщающих монографий и статей по частным вопросам их
деятельности и мировоззрения не означает, что в этой области все уже
сделано и что работа по изучению идеологии революционной
демократии уже завершена.
Нельзя забывать, что каждое литературное выступление
представителей разных общественных течений являлось не только выражением их
мировоззрения, то также актом борьбы с противником. В этом именно
смысле и говорил В. И. Ленин, что «слово тоже есть дело» (Соч., т. 9,
стр. 53). Между тем изучение отдельных произведений революционных
публицистов под этим углом зрения в нашей литературе едва еще только
наметилось. Не считая чисто литературоведческих исследований, в
которых, естественно, преобладает историко-литературный анализ таких
произведений, как «Былое и думы», «Кто виноват?», и других
художественных произведений Герцена или «Что делать?», «Пролог», «Отблески
сияния» Чернышевского, можно назвать только несколько статей о
работах Герцена «Very damgerous!!!», «Лишние люди и желчевики», об ответе
Герцена на «Письмо из провинции», о статье Чернышевского «Предисло-

H. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ И А. И. ГЕРЦЕН О РОЛИ НАРОДНЫХ МАСС 109
вие к нынешним австрийским делам» и некоторые другие. Изучение
отдельных произведений революционных демократов в совокупности
обстоятельств, вызвавших появление этих работ в печати, поможет
раскрытию их значения как актов революционной борьбы, выявлению
подлинного исторического места их авторов в процессе самой борьбы, а
также предохранит исследователей от односторонних оценок,
основанных на выборочном цитировании.
В настоящее время, когда реакционные буржуазные
фальсификаторы истории русского освободительного движения стремятся путем
произвольного и преднамеренно одностороннего подбора фактов
исказить подлинную роль революционных мыслителей и деятелей России,
научное значение «упрямого» факта приобретает особую важность для
наших исследователей, так же как и методологически правильный
подход к его изучению. Поэтому анализ отдельных произведений русских
революционных мыслителей как конкретного факта революционной
борьбы приобретает особое значение.
В данной статье рассматриваются публицистические выступления
Герцена и Чернышевского, относящиеся к рубежу 1861—1862 годов, а
именно оставшаяся не замеченной исследователями статья Герцена
«Мясо освобождения» и не подвергавшаяся специальному анализу статья
Чернышевского «Не начало ли перемены?». Обе эти статьи посвящены
вопросу о роли народных масс в освободительной борьбе — самому
актуальному и имевшему непосредственно практическое значение в
условиях революционной ситуации, создавшейся в стране. Эти статьи
явились последним звеном полемики между редакциями «Колокола» и
«Современника». Но и с этой точки зрения они также остались
незамеченными и не получили освещения в нашей литературе.
Между тем полемика по важнейшему вопросу революционной
борьбы, возникшая в период практической организации руководящего центра
народного восстания, ожидавшегося к весне 1863 года, проливает свет и
на идейную историю тайного общества «Земля и воля» и на
формирование воззрений последующего поколения борцов за революцию. В самой
этой полемике, в теоретических разногласиях внутри
революционно-демократического лагеря наметились уже те оттенки революционной
мысли, которые оказались в центре внимания революционных народников
70-х годов.
* * *
Признание народа самостоятельной и ведущей силой в
освободительном движении и вытекающая отсюда идея крестьянской
революции— основная черта, характеризующая идеологию русской
революционной демократии, то качественно новое идейное явление в истории
революционного движения в России, которое отделяет разночинский
этап от дворянско-революционного. В мировоззрении последовательных
демократов — Чернышевского и Добролюбова — в силу их большей
близости к народу представление об активной роли народных масс
сложилось в период раннего формирования их революционных взглядов.
Н. А. Добролюбов еще в 1855 году в выпускавшейся им
студенческой рукописной газете «Слухи» связывал ломку гнилого здания
самодержавия с пробуждением сознания низших классов. «Если основание
составляет низший класс народа,— писал он,— нужно действовать на
него, раскрывать ему глаза на настоящее положение дел, возбуждать в
нем спящие от века богатырским сном силы души, внушать ему понятия
о достоинстве человека, об истинном добре и зле, о естественных правах
и обязанностях. И только лишь проснется да повернется русский
человек,— стремглав полетит в бездну усевшаяся на нем немецкая
аристократия, как бы ни скрывалась она под русскими фамилиями» (Н. А.
Добролюбов. Полное собрание сочинений, т. 4, стр. 434).

110
Э. С. ВИЛ EH С КАЯ
Из дневника Чернышевского 1853 года известно его ожидание
«бунта». «Неудовольствие народа против правительства, налогов,
чиновников, помещиков все растет,— писал он, излагая свой разговор с
невестой Ольгой Сократовной.— Нужно только одну искру, чтобы
поджечь все это». Свою веру в способность народных масс подняться
против самодержавного и крепостнического гнета Чернышевский связывал
с неизбежностью отклика со стороны «людей из образованного кружка,
враждебных против настоящего порядка вещей», то есть революционно
настроенной интеллигенции. «Вот готова и искра, которая должна
зажечь этот пожар» (Н. Г. Чернышевский. Полное собрание
сочинений, т. I, стр. 418).
Отмечая отличие революционеров-разночинцев от поколения
дворянских революционеров, Ленин как раз и подчеркнул то
обстоятельство, что декабристы и Герцен были еще «страшно далеки... от народа»
(Соч., т. 18, стр. 14), между тем как у разночинной революционной
интеллигенции связь с народом стала теснее.
Яркой иллюстрацией этого ленинского положения является
эволюция взглядов Герцена, происходившая под воздействием российской
действительности, с одной стороны, и под влиянием идеологии
разночинной революционной интеллигенции — с другой. Путь Герцена к
выводам, принятым Добролюбовым и Чернышевским на заре их
вступления в ряды борцов против самодержавия и крепостничества, был
более сложным и извилистым. Разочаровавшись в буржуазных
революциях 1848 года в Западной Европе, Герцен утвердился на позициях
русского утопического социализма. Но, усмотрев в общинном устройстве
русской деревни зародыш социализма, а в русском крестьянине —
единственного носителя социалистического начала, Герцен вместе с тем
возлагал на общественные «верхи» разрушение старых социальных форм,
сковывавших «социалистическое» развитие деревни.
Еще в статье «Юрьев день! Юрьев день!» (1853 г.), обращенной к
русскому дворянству, он призывал помещиков «полюбовно решить
тяжелый вопрос с крестьянами» (А. И. Герцен. Собран-ие сочинений в
тридцати томах, т. XII, стр. 83). Но в этой же статье он не только не
исключал возможности крестьянской революции, но открыто выражал свою
готовность ее поддержать. Так, говоря о возможности новой
«пугачевщины» как неизбежного следствия многовекового гнета и бездеятельности
правительства и помещиков, Герцен писал, что «если освобождение
крестьян не может быть куплено иначе, то и тогда оно недорого куплено.
Страшные преступления влекут за собой страшные последствия» (т а м
же, стр. 84). Герцен подчеркнул при этом, что только вера в дворянское
образованное меньшинство удерживает его от прямого обращения «к
несчастным братьям... для того, чтоб сосчитать им их силы, которых они
не знают, указать им средства, о которых они не догадываются... для
того, чтоб сказать им:
«Ну, братцы, к топорам теперь...» (там же, стр. 85).
Однако не следует упускать из виду, что в это время Герцен не
видел еще необходимости прибегать к такой «крайности». Он потому и
обращался к благоразумию русского дворянства, а не к крестьянам» что
не считал крестьянскую революцию единственным, а главное, лучшим, то
есть наиболее радикальным средством ликвидации старых социальных
форм. В этой же статье он называет крестьянское восстание «большим
бедствием», которое помещики могут еще предупредить.
Аналогичным было отношение Герцена к самостоятельным
революционным действиям народных масс и в изменившейся
общественно-политической обстановке — в годы назревания и наступления революционной
ситуации. В статье «Революция в России» (август 1857 г.) он прямо
говорил, что предпочитает «путь мирного человеческого развития — пути
развития кровавого», подчеркнув вместе с тем искреннее предпочтение,

H. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ И А. И. ГЕРЦЕН О РОЛИ НАРОДНЫХ МАСС 111
которое он отдает самому бурному и необузданному развитию перед
застоем «николаевского status quo» (Собр. соч., т. XIII, стр. 22). В статье
«Нас упрекают» (ноябрь 1858 г.) Герцен отмечал, что он одинаково
готов приветствовать освобождение крестьян с землею, «будет ли это
освобождение сверху или снизу» (там же, стр. 363). И именно тот факт,
что наряду с «мирной» революцией (под которой Герцен подразумевал
коренное изменение общественных отношений) он не только не отвергал,
но готов был приветствовать революцию «кровавую», привел его еще в
1858 году к разрыву с либералами, для которых второй путь был
неприемлем.
Двойственное отношение Герцена к крестьянской революции
определялось совокупностью различных факторов: он был выходцем из
помещичьей среды, что в известной мере ограничивало его социальный
горизонт; в силу слабости крестьянского движения и оторванности от
России он не видел революционного народа, наконец, его скептическое
отношение к насильственным переворотам определялось разочарованием
в западноевропейских революциях 1848 года,
буржуазно-демократической сущности которых он не понял.
Правда, в 60-е годы, когда Герцен, по выражению Ленина, увидел
революционный народ в России, «он безбоязненно встал на сторону
революционной демократии против либерализма» (В. И. Ленин. Соч.,
т. 18, стр. 14). Это выразилось в личном обращении Герцена к
«труженику и страдальцу земли русской» в статье «Ископаемый епископ,
допотопное правительство и обманутый народ» (август 1861 г.), цитируемом
Лениным в статье «Памяти Герцена», в призыве к студенческой
молодежи идти в народ и к народу (статья «Исполин просыпается», октябрь
1861 г.). Однако и в это время, признав роль народа в освободительной
борьбе, Герцен не осознал до конца значения крестьянской революции.
Вопрос о роли народных масс в освободительной борьбе приобрел
особую остроту в условиях усилившейся классовой борьбы крестьянства
в связи с началом проведения крестьянской реформы. Рост крестьянских
волнений как следствие неудовлетворенности крестьянства
крепостническим характером реформы, распространение прокламаций,
активизация деятельности революционных кружков, студенческие волнения,
возникновение первой тайной революционной организации «Земля и
Воля» — все это вселяло надежду на близость революционного взрыва.
В этих условиях вопрос о роли народных масс становился вопросом
конкретной революционной практики.
Еще до манифеста 19 февраля Н. Г. Чернышевский, предвидевший,
во что может вылиться помещичье-царская «воля», решил прямо
обратиться к русскому крестьянству с призывом готовиться к революции.
Продолжая курс, рассчитанный на подготовку восстания, он в
ноябрьской книжке «Современника» за 1861 год выступил со статьей «Не
начало ли перемены?», в которой в подцензурной, завуалированной форме
специально ставился вопрос о роли народных масс в освободительной
борьбе и формулировался вывод о необходимости подготовки к
крестьянской революции. Эта статья, сильно урезанная цензурой в своих
наиболее ярких местах и недвусмысленных намеках, имела в рукописи
заглавие, непосредственно отражавшее ее содержание и замысел
автора — «Чего ждать?». Представляя собой -по форме
литературно-критический разбор рассказов из народного быта Н. В. Успенского, она, по
существу, теоретически обосновывала историческую неизбежность и
необходимость крестьянской революции.
Рассказы Успенского, в которых народ показан как темная,
забитая, инертная и, казалось бы, не способная ни к какому протесту масса,
в интерпретации Чернышевского приобрели совершенно иное звучание:
он привлек их в качестве показателя революционных возможностей
народа. Чернышевский не только соглашается с мрачной характеристикой

112
Э. С. ВИЛЕНСКАЯ
народа в рассказах Успенского, но даже усугубляет эту характеристику
собственными заключениями. Высмеивая идеализацию народа в
произведениях прежних (то есть дворянских) писателей, он
противопоставляет им правду без прикрас рассказов Успенского. В стремлении
идеализировать народ он видит, с одной стороны, выражение сочувствия
писателей и общества к народу, положение которого казалось
настолько безнадежным, что не находилось других средств высказать
сочувствие и симпатию к тяжелой жизни «простолюдинов», кроме как
изображать их «благородными, возвышенными, добродетельными,
кроткими и умными, терпеливыми и энергическими» (Н. Г.
Чернышевский. Поли. собр. соч., т. VII, стр. 883—884). С другой стороны,
Чернышевский зло иронизирует по поводу этой идеализации, не приносящей
никакой пользы народу, но зато импонирующей либералам ощущением
«способности трогаться, умиляться, сострадать несчастью, проливать над
ним слезу, достойную самого Манилова» (там же, стр. 859).
Возможность говорить о народе правду, «описывать народ в столь мало лестном
для народа духе свидетельствует,—по убеждению Чернышевского,— о
значительной перемене в обстоятельствах, о большой разности нынешних
времен от недавней поры, когда ни у кого не поднялась бы рука
изобличать народ» (там же, стр. 884).
Раскрывая эту мысль, он утверждает, что резко говорить о
недостатках известного класса можно только тогда, когда «дурное
положение» этого класса продолжается «только по его собственной вине и для
своего улучшения нуждается только в его собственном желании
изменить свою судьбу» (там же). Этот вывод дает право Чернышевскому,
опираясь на рассказы Успенского, вскрывать правду о народе,
представлять народ не в виде страждущих героев, а обыкновенных
дюжинных людей, у которых «ум слишком неповоротлив, рутина
засела в... мысль так крепко, что не дает никуда двинуться» (там же,
стр. 875).
Варьируя эту мысль, Чернышевский цитирует стихи из
некрасовской «Песни убогого странника» и с горьким возмущением восклицает:
«Жалкие ответы, слова нет, но глупые ответы. «Я живу холодно,
холодно».— А разве не можешь ты жить тепло?.. «Я живу голодно,
голодно».— Да разве нельзя тебе жить сытно, разве плоха земля, если ты
живешь на черноземе, или мало земли вокруг тебя, если она не
чернозем,— чего же ты смотришь?» (там же, стр. 874). Но все эти, казалось
бы, обличительные слова в адрес народа, нарочитое подчеркивание его
«дюжинности» преследуют у Чернышевского одну цель — показать, что
революцию совершают не герои, а именно эти дюжинные люди. «...Не
спешите,— говорит Чернышевский,— выводить из этого никаких
заключений о состоятельности или несостоятельности ваших надежд, если вы
желаете улучшения судьбы народа, или ваших опасений, если вы до сих
пор находили себе интерес в народной тупости и вялости» (там же,
стр. 877).
Используя весь богатый арсенал своего обычного оружия —
обиняками, примерами, сравнениями излагать в подцензурной печати самые
революционные идеи, Чернышевский настойчиво проводит мысль о
революционных возможностях народа. Он подчеркивает, что в жизни всех
народов неизбежны «минуты энергических усилий, отважных решений»,
ссылаясь на французских поселян, действовавших очень энергически в
революционные периоды истории Франции, и на «одушевление, которым
увлеклись было немецкие поселяне в начале XVI столетия, когда вслед
за Лютером явился Фома Мюнцер...» (там же). «Энергическим
усилиям» как кратковременному, но чрезвычайно важному для хода
истории движущему фактору, иначе говоря,—революции, Чернышевский
придает огромное значение. Он приводит в пример смирную и
благоразумную лошадь, которая хоть раз в жизни, да встанет на дыбы и понесет

H. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ И А. И. ГЕРЦЕН О РОЛИ НАРОДНЫХ МАСС ИЗ
седока. Значение этой «экстренной деятельности» Чернышевский видит
в том, что «лошадь в пять минут своей горячности передвинет вас (и
себя, разумеется) так далеко вперед, что в целый час не подвинуться бы
на такое пространство мерным, тихим шагом» (там же, стр. 882).
Обосновывая таким образом ведущее значение революционных
взрывов в поступательном развитии общества в противовес идее
медленного, постепенного движения, то есть развивая те же самые мысли,
которые в общем виде были им высказаны еще в работе
«Антропологический принцип в философии», Чернышевский ориентирует читателя
только на революционную самодеятельность угнетенных масс, которые,
несмотря на свою темноту, забитость и неподвижность, способны на
«энергические усилия», то есть на восстание, революцию.
В этой концепции Чернышевского отсутствует представление о
постоянной готовности народа к революции — бакунистская идея,
характеризовавшая взгляды известной части народников конца 60-х—70-х
годов. Чернышевский убежден, что нельзя точно предугадать, когда
наступят те или иные исторические события даже в том случае, если
совершенно ясно, что конфликт неминуем. Он иллюстрирует эту мысль на
примере назревавших австро-венгерских столкновений: «Может быть,
нынешнее положение протянется еще долго,— ведь тянулось же оно до сих
пор, хотя почти все были уверены, что прошлой весны оно не переживет.
А может быть, и не протянется оно так долго, как кажется вероятным».
Одно представляется Чернышевскому несомненным — это то, что
«мирным порядком не развяжется австрийско-венгерское дело» (там же,
стр. 878).
Эти рассуждения по частному вопросу общественной борьбы в
Австро-Венгрии содержали значительно более широкий, обобщающий
смысл, а именно общий вывод о соотношении между непримиримыми
общественными антагонистическими противоречиями и их конкретным
революционным разрешением, зависящим от совокупности обстоятельств,
ускоряющих или задерживающих это разрешение. Такой взаимосвязью
Чернышевский подводил читателя к мысли о необходимости усилить те
условия, которые могут ускорить крестьянскую революцию в России.
Для Чернышевского ясен и стихийный характер народных
восстаний, в силу чего они способны терпеть неудачу. Так, обращаясь к
истории, он замечает, что «одушевление массы не всегда приводит к
лучшему,— это как случится: иной раз бывает удачен, иной раз — нет» (гам
же, стр. 877). В неопубликованной части статьи Чернышевский
раскрывает свою мысль: он сравнивает народные массы со спящим человеком,
который во сне бессознательно поворачивается с одного бока на другой
или сгоняет с лица муху. Человек при этом не знает, какие причины
заставили его повернуться, хотя в общем совершенно ясно, что ему просто
стало «неудобно лежать на прежнем боку и развилась в нем
потребность изменить свое положение». И хотя он сознательно не чувствовал
этой потребности и не обнаруживал ее никакими словами, «он спал
крепко и молчал», все же «эта бессознательность и молчаливость не
помешала совершиться факту» (там же, стр. 885).
Этот пример Чернышевский использует для показа различия между
бессознательным, стихийным действием и действием осознанным.
Сгоняя муху, сонный человек, во-первых, «не так скоро шевелит рукою... как
бодрствующий», то есть сознательно действующий; во-вторых, «это
машинальное действие вообще не имеет той верности и успешности, какая
бывает в движениях бодрствующего». Отсюда он выводит и третье
различие, а именно то, что «муха, вяло прогнанная сонным, в одну секунду
замечает, что снова может опуститься на него, и в самом деле опять
садится на место, с которого только что слетела» (там же).
Таким образом, устанавливая общий источник и общую
направленность стихийных и сознательных действий, Чернышевский подчеркивает

114
Э. С. ВИЛЕНСКАЯ
слабость первых и вытекающую отсюда необходимость разбудить
«спящих» для сознательной борьбы.
Раскрывая с помощью «невинных» примеров вопрос о соотношении
стихийности и сознательности в освободительной борьбе, Чернышевский
особо останавливается на вопросе совпадения бессознательных
стремлений народных масс с осознанными наукой выводами. В качестве
примера он приводит далекий от общественной жизни факт — обычай
немцев кушать бутерброды — выдумка, до которой немцы дошли
«совершенно машинально» и пользу которой подтвердила наука,
установившая, что хлеб и масло, в отдельности с трудом усваиваемые желудком,
вместе перевариваются гораздо легче. С помощью этого примера
Чернышевский подводит читателя к мысли, что общинное устройство
русской деревни определяет «наклонность» русского крестьянина к
социализму, о котором он, конечно, не может иметь отчетливого
представления. «...Если, например,— развивает эту мысль Чернышевский,— масса
русских простолюдинов невежественна и апатична, это еще не дает нам
права отрицать в них способность проникнуться наклонностью к какому-
нибудь другому порядку жизни, хотя бы он и не был хорошенько
известен ей, и даже энергически устремиться к приобретению этого лучшего
неведомого ей состояния» (там же, стр. 886—887).
Таким образом, социалистическое переустройство общества
Чернышевский связывал, во-первых, с общиной, благодаря наличию которой
крестьянство, не зная о социалистических теориях, могло проникнуться
наклонностью к этому порядку жизни, и, во-вторых, с революцией,
которую совершают сами крестьяне.
Вопрос о соотношении стихийности и сознательности в
освободительной борьбе доведен Чернышевским до своего логического вывода.
Чернышевский видел необходимость внесения извне сознательного и
организующего начала в движение народных масс. В упоминавшемся
примере с лошадью он отмечал, что неожиданный порыв лошади только
тогда не пропадет даром и не останутся в результате него лишь
усталость и переломанные оглобли, если этому порыву даст надлежащее
направление искусная рука. В качестве доказательства он приводит факт
патриотического подъема в Отечественную войну 1812 года: «Вот
пример великости прекрасных результатов, совершаемых народным
одушевлением при надлежащем его направлении» (там же, стр. 882).
Еще более прямо о том же самом Чернышевский говорит в последней
части статьи, не пропущенной цензурой. Он приходит к выводу, что,
когда того потребуют события, из среды самого народа выдвинутся
организаторы и руководители, так как и «в простом народе, как и во всех
других сословиях, кроме большинства, состоящего из людей, лишенных
инициативы, встречаются люди энергического ума и характера,
способные обдумывать данное положение, понимать данное сочетание
обстоятельств, сознавать свои потребности, соображать способы к их
удовлетворению при данных обстоятельствах и действовать самостоятельно»
(там же, стр. 887).
В заключительных строках статьи Чернышевский указывает путь
сближения революционной интеллигенции с народом. Он ссылается на
пример Н. В. Успенского, который считает крестьян «за людей,
одинаковых с собою», а поэтому «нимало не стесняется в их обществе». И когда
писатель «сидит на постоялом дворе или за обедом у мужика или бродит
между народом на гулянье», мужики видят в нем не доброго барина, а
«говорят о нем запросто как о своем брате». Это свидетельствует, по
мысли Чернышевского, о том, что «образованные люди уже могут,
когда хотят, становиться понятны и близки народу». Он подчеркивает
принципиальную разницу между личным, непосредственным общением с
народом и барской высокомерной ласковостью. Подытоживая эту мысль,
Чернышевский недвусмысленно замечает: «Вот вам жизнь уже и приго-

H. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ И А. И. ГЕРЦЕН О РОЛИ НАРОДНЫХ МАСС 115
товила решение задачи, которая своею мнимою трудностью так
обескураживает славянофилов и других идеалистов, вслед за славянофилами
толкующих о надобности делать какие-то фантастические фокус-покусы
для сближения с народом». Чернышевский заканчивает свою статью
призывом: «...Говорите с мужиком просто и непринужденно, и он поймет
вас; входите в его интересы, и вы приобретете его сочувствие. Это дело
совершенно легкое для того, кто в самом деле любит народ,— любит не
на словах, а в душе» (там же, стр. 889).
Чернышевский, конечно, не мог в подцензурной статье говорить о
целях сближения с народом: эти цели представлялись само собой
разумеющимися, вытекающими из очередной и ближайшей задачи —
подготовки крестьянского восстания. Намекая на решение задачи,
приготовленное жизнью, обращаясь к людям, любящим народ не на словах,
а в душе (то есть на деле готовых доказать эту любовь), призывая
говорить с мужиком непринужденно и входить в его интересы,
Чернышевский прежде всего имел в виду пропаганду среди крестьянства идеи
народного восстания, внесение сознательного начала в стихию
крестьянского движения. Таков и был главный .замысел статьи «Не начало ли
перемены?». Таким образом, в этой статье, обращенной к
революционной интеллигенции, Чернышевский выразил те же мысли, с которыми
годом раньше в бесцензурной прокламации «Барским крестьянам от их
доброжелателей поклон» он имел в виду открыто обратиться к
крепостному крестьянству.
* * *
Через два с небольшим месяца после опубликования статьи
Чернышевского та же самая тема о роли народа в освободительной борьбе и
революции была поднята в передовой статье «Колокола» (лист 121-й
от 1 февраля 1862 г.), озаглавленной «Мясо освобождения» и
написанной самим Герценом. Статья эта осталась не замеченной
исследователями. Между тем она представляет чрезвычайно большой интерес как
программное выступление Герцена, показывающее черты различия и
общности во взглядах руководителей двух революционных центров на
важнейший вопрос революционной борьбы того времени.
Проблему народа и революции Герцен ставит в данной статье под
другим углом зрения, чем Чернышевский. Основной вопрос, который он
здесь решает,— учить народ или учиться у народа, то есть тот вопрос,
который имел чрезвычайно большое значение для народников
семидесятых годов. При этом самую постановку проблемы Герцен дает в плане
полемики с людьми, обвиняющими «Колокол» в отсутствии
политической программы.
Герцен отмечает несправедливость подобных упреков, ссылаясь на
сборники «За пять лет» и «Колокол» за 1861 год, в которых содержится
«мнение о том, что нужно народу, войску, помещикам и проч.» (Соч.,
т. XVI, стр. 26), решительно возражая в то же время против
навязывания народу программ, кодексов и конституций, изобретаемых в отрыве
от народных нужд и помыслов. «...Нет, господа,—-пишет он,— полно нам
из себя представлять громовержцев и Моисеев, возвещающих молнией
и треском волю божью, полно представлять пастырей мудрых стад
людских! Метода просвещении и освобождений, придуманных за спиною
народа и втесняющих ему его неотъемлемые права и его
благосостояние топором и кнутом, исчерпаны Петром I и французским террором»
(там же, стр. 27).
Главная мысль, которую Герцен проводит в своей статье,— это
мысль о разрыве между подлинными нуждами народных масс, с одной
стороны, и политическими преобразованиями, которые провозглашают
или проводят в жизнь передовые идеологи и деятели в интересах
народа,— с другой. С этой точки зрения Герцен подчеркивает, что и для рево-

116
Э. С. ВИЛЕНСКАЯ
люционеров, и для мирных реформаторов, и для прогрессивных
мыслителей народ постоянно оставался лишь подопытным материалом. В
своих политических экспериментах они видели в народе только «мясо
освобождения», «мясо общественного благополучия», подобно тому как для
Наполеона народ служил лишь пушечным мясом. Робеспьер и Петр I,
Руссо и Сперанский пытались решать судьбы народа, не спрашивая у
масс, чего они сами желают.
Не отвергая прогрессивного исторического значения деятельности
реформаторов и революционеров, великих мыслителей прошлого и
настоящего, Герцен вместе с тем усматривает это значение не в
практическом применении их опытов и идей гражданского устройства, а в
пробуждении человеческого сознания. «Значение «Contrat social», — пишет
он, имея в виду господствовавшую в XVIII веке теорию «Общественного
договора»,— только и было важно как великий факт освобождения
мысли, совести в сознании человеческом, как утренняя заря, осветившая
вершины...» (там же, стр. 27—28). Но все эти великие идеи, по мысли
Герцена, не могли принести своих плодов потому, что передовые люди
«были убеждены, что лучше народ поучать, чем учиться у него, что
лучше строить, чем ломать, что лучше писать у себя в кабинете счет без
хозяина, чем его спрашивать у него...» (там же, стр. 28). Они, «с
полной любовью и верой, приказали другим видеть в темноте» (там же),
вместо того чтобы самим прислушиваться, «что говорит государь-народ»
(там же). А народ, которому оставались чуждыми все политические
преобразования, «на все реформы, революции, объявления прав отвечал:
Голодно, странничек, голодно!
Холодно, родименький, холодно!» (там же).
В результате пропасть между народом, с одной стороны, и мирными
и революционными реформаторами — с другой, не только не
уменьшалась, но все более увеличивалась. Это с особой наглядностью, по
мысли Герцена, показали июньские дни 1848 года во Франции, когда
«самые лучшие и самые несчастные из народа... вышли безумно, без плана,
без цели, от отчаяния и сказали своим опекунам, законодателям и
воспитателям: «Мы вас не знаем! Мы были голодны — вы нам дали
парламентскую болтовню; мы были наги — вы нас послали на границу
убивать других голодных и нагих; мы просили совета, мы просили научить
нас, как выйти из нашего положения — вы научили нас риторике;—мы
возвращаемся в тьму сырых подвалов юаших, часть нас ляжет в
неравном бою, но прежде мы вам, книжники революции, скажем громко и
ясно: «Народ не с вами!» (там же, стр. 29).
Эти мысли о народе и революции, неразрывно связанные у
Герцена с резкой критикой европейского буржуазного либерализма,
были повторены и раскрыты Герценом в заключительной главе его
большой работы «Император Александр I и Каразин», на.писанной
в феврале 1862 года, то есть непосредственно после статьи «Мясо
освобождения».
Если в статье «Мясо освобождения» Герцен подчеркивает ту же
мысль, что и Чернышевский, а именно, что народ является не объектом,
а субъектом истории, то в работе «Император Александр I и Каразин»
он доводит эту мысль до ее логического вывода: «Без народа — его
не освободит ни царь с (писарями, ни дворянство с царем, ни дворянство
без царя» (там же, стр. 77), видя в народе, таким образом, основную
движущую силу освободительной борьбы. Этот вывод тем более
знаменателен, что на протяжении почти десяти предыдущих лет Герцен
возлагал надежды на освободительную деятельность дворянства или царя.
Как и Чернышевский, Герцен видит задачу революционной
интеллигенции в сближении с народом, в изучении его нужд и помыслов,
в том, чтобы привести народ «к сознанию», как разъясняет он в работе

H. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ И А. И. ГЕРЦЕН О РОЛИ НАРОДНЫХ МАСС 117
«Император Александр I и Каразин» (см. там же, стр. 76). Но мысль
об изучении народных нужд Герцен доводит до идеализации общинного
строя русской деревни, до требования учиться у народа «социализму».
Разъясняя свою мысль о том, что, собственно, является достоянием
народного творчества и чему должны учиться у народа его руководители,
Герцен пишет: «Как будто мы научили его праву на землю, общинному
владению, устройству, артели, мирской сходке» (там же).
В отличие от Герцена Чернышевский не идеализирует русской
деревни, а видит в ее общинном устройстве лишь выражение
бессознательного стремления к тому, что сознательно установлено
социалистической теорией.
В статье «Мясо освобождения» Герцен не касается вопроса о том,
каким образом призыв учиться у народа получает свое воплощение в
преобразовании общественных отношений. В работе «Император
Александр I и Каразин» он ставит этот вопрос, связьивая его с вопросом о
социальных силах, способных повести за собой народные массы. Только
тот, пишет он, «кто поймет быт народа, не утратив того, что ему дала
наука, кто затронет его стремления и на осуществлении их оснует свое
участие в общем земском деле, тот только и будет женихом грядущим»
(там же, стр. 77). Эта мысль, казалось бы, сближает понимание
Герцена с пониманием Чернышевского. Однако ее дальнейшее раскрытие
показывает, что Герцен еще не поднялся до тех представлений, которые
сложились у Чернышевского относительно внесения сознательности в
стихийное движение крестьянства.
По существу, Герцен оставляет открытым вопрос о том, кто может
выступить в роли «грядущего жениха». Более того, он даже не
исключает возможности, что таковым может стать император, «который,
отрекаясь от петровщины, совместит в себе царя и Стеньку Разина», наряду
с предположением, что им окажется «новый Пестель» или Емельян
Пугачев, или же «пророк и крестьянин, как Антоний Безднинский».
Герцену все еще представляется, что вопрос о том, кто поведет за собой
крестьянство,— «это частности, des détails, как говорят французы» (там
же). Заметим, однако, что, назвав императора в числе других
возможных «грядущих женихов», Герцен говорит об этом только как о
возможности, а не имеет в виду Александра II в противоположность тому, что
в 1857—1859 годах он верил в реальность освободительной деятельности
царствовавшего императора. Тем не менее тот факт, что Герцен ставит
в один ряд Пестеля, Пугачеза, Антона Петрова и государя,
свидетельствует о том, что в вопросе о реформе и революции он не порвал
окончательно со своими прежними взглядами.
Из этого видно, с какой осторожностью следует говорить о процессе
изживания Герценом либеральных иллюзий и насколько сложно и
противоречиво протекал у него этот процесс. Мысль Ленина о том, что при
всех колебаниях Герцена демократ всегда брал в нем верх, нельзя
понимать хронологически1. Колебания Герцена никогда, даже в годы его
наибольших надежд на деятельность Александра II, не уводили его в
либерально-монархический лагерь, и он всегда «боролся за победу
народа над царизмом, а не за сделку либеральной буржуазии с
помещичьим царем» (В. И. Ленин. Соч., τ 18, стр. 14). Будучи
революционером, оказавшим большое влияние на формирование революционеров-
разночинцев, Герцен сам относился к насильственной революции как
вынужденной, но нежелательной необходимости, как к «ultima ratio»
притесненных» (А. И. Герцен. Собр. соч., т. XIV, стр. 239), стремясь
отыскать средства «мирного» преобразования общества. Но это определялось
1 Это удачно сформулировал А. Е. Кошовенко в статье «Герцен и либералы в
период революционной ситуации 1859—1861 годов» (см. сборник статей «Из истории
революционного движения в России в XIX — начале XX вв.», сгр. 125—126. М. 1958).

118
Э. С. ВИЛЕНСКАЯ
не опасением перед революционной самодеятельностью народных масс,
а ограниченностью мыслителя, у которого крах «буржуазных иллюзий в
социализме» (В. И. Ленин. Соч., т. 18, стр. 10) породил скептицизм к
политической революции как самому надежному средству освобождения
народа.
В отличие от Чернышевского Герцен в статье «Мясо освобождения»
не только не доводит вопрос о самостоятельной роли народа/в
освободительной борьбе до идеи насильственной народной революции, но
рассматривает революцию только как политический акт. (
Статья «Мясо освобождения» имела полемический характер. Герцен
прямо указал, что в ней он отвечает на обвинения «русских доктринеров»,
«прогрессивных консерваторов» и «очень молодых людей», а также и
европейской консервативной прессы. Вынесение за общие скобки столь
различных «обвинителей» понадобилось Герцену для того, чтоб ярче
оттенить мысль, что политическое начало преобладает над социальным и
у реформаторов и у революционеров. По существу же, его ответ не мог
относиться ни к «прогрессивным консерваторам» (то есть, Чичерину, Кор-
шу, Бабсту и др. умеренным либералам), которым вопрос о революции и
роли народа был вообще чужд, ни тем более к консервативной печати.
Фактически Герцен полемизировал с редакцией «Современника», идейно
представлявшего революционную разночинную молодежь, и прежде
всего со статьей Чернышевского «Не начало ли перемены?». В этом
убеждает и самый факт появления герценовской статьи вслед за
выступлением Чернышевского (в которой ставились те же вопросы, но под
другим углом зрения), а также перекличка, имеющаяся в обеих статьях: и
Герцен и Чернышевский используют, но по-разному некрасовскую
«Песнь убогого странника».
Спор по вопросу о роли народа в революции был выражением раз'но-
гласий внутри идейного лагеря, отражавших разную степень
последовательности в среде революционной демократии. И не случайно под несо-
мнен'ньш влиянием Чернышевского Герцен настолько проникался его
мыслями, что порой повторял их дословно. Так, в полемике с Катковым в
статье «Сенаторам и тайным советникам журнализма» он выразил ту же
мысль, что и Чернышевский, о моментах энергических усилий, которые
бывают как в жизни отдельных людей, так и целых народов, словами,
близкими к выражениям Чернышевского. «В личной жизни человека,—
пишет Герцен,— и в известные эпохи народной жизни есть кризисы и
переломы, есть торжественные минуты усилий и увлечений...» (Соч., т. XVI,
стр. 89). В этом сказалось идейное влияние Чернышевского на Герцена,
влияние, которое вообще прослеживается начиная с 1859 года.
Недаром уже после осуждения Чернышевского Герцен в статье «VII лет»
(1864 г.) писал, обращаясь к революционной разночинной
интеллигенции, что «Колокол» будет писать для этой «новой среды» и хочет
«прибавить... слово дальних странников — к тому, чему их учит
Чернышевский с высоты царского столба» (Соч., т. XVIII, стр. 100).
Таким образом, идейная дистанция между двумя руководителями
революционной борьбы, несомненно, сокращалась, хотя Герцен и не смог
достичь полного единства с молодым поколением. Вместе с тем разрыв
с анархистом Бакуниным и тот факт, что к концу жизни «Герцен обратил
свои взоры не к либерализму, а к Интернационалу» (В. И. Ленин,
Соч., т. 18, стр. 11), показывает, в каком направлении эволюционировали
его взгляды.
У Чернышевского идеи утопического социализма были неразрывно
связаны с признанием решающей роли народных масс, из чего
закономерно вытекала у него борьба за крестьянскую революцию. Скептицизм
Герцена по отношению к насильственной революции препятствовал ему
довести до логического вывода идею о самостоятельной роли народа в
освободительной борьбе. Тем не менее объективно самый факт признания

H. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ И А. И. ГЕРЦЕН О РОЛИ НАРОДНЫХ МАСС 119
народа движущей силой в борьбе за изменение общественных
отношений не мог означать ничего иного, как признания революции «низов»-
* * *
Идея крестьянской революции была самой революционной идеей
эпохи падения крепостного права. Ее объективное содержание состояло
в наиболее решительной ломке феодально-крепостнических отношений,
в полном уничтожении помещичьего землевладения и передачи всей
земли в руки сельских производителей — крестьян. Но представление о
социалистическом характере самостоятельной крестьянской революции
было утопичным. Однако как первоначальная форма пролетарского
движения, по выражению Маркса и Ленина, оно не только пробуждало
сознание угнетенных масс, но, как основной лозунг, наносило удар
помещичьей собственности, а следовательно, и поддерживавшему ее
самодержавию.
В 1846 году К. Маркс, полемизируя с немецким журналистом,
мелкобуржуазным «социалистом» Германом Крите, примкнувшим в
Америке к движению против ренты, писал: «Если бы Крите взглянул на
движение, стремящееся к освобождению земли, как на необходимую при
известных условиях первую форму пролетарского движения, если бы
он оценил это движение, как такое, которое в силу жизненного
положения того класса, от которого оно исходит, необходимо должно развиться
дальше в коммунистическое движение, если бы он показал, каким
образом коммунистические стремления в Америке должны были
первоначально выступать в этой аграрной форме, на первый взгляд
противоречащей всякому коммунизму,— тогда против этого ничего нельзя было бы
возразить» (К- Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 4, стр. 8).
Цитируя это место из статьи Маркса, В. И. Ленин в работе «Маркс
об а!мериканском «черном переделе» пишет: «...Маркс отмечает
революционную сторону нападения на поземельную собственность, Маркс
признает мелкобуржуазное движение за своеобразную первоначальную
форму пролетарского, коммунистического движения». И, развивая далее
эту мысль Маркса, Ленин поясняет, в чем заключается преемственная
связь между мелкобуржуазным и пролетарским движением: «Удар,
нанесенный поземельной собственности, облегчит неизбежные дальнейшие
удары собственности вообще; революционное выступление низшего
класса с преобразованием, временно дающим узенькое благоденствие
далеко не всем, облегчит неизбежное дальнейшее революционное
выступление самого низшего класса с преобразованием, которое
действительно обеспечит полное человеческое счастье всем трудящимся»
(Соч., т. 8, стр. 299).
Поэтому если смотреть на вопрос о крестьянской революции с
точки зрения его социально-экономического содержания, то нельзя не
прийти к выводу, что различия во взглядах Чернышевского и Герцена на
рубеже 1861 —1862 годов не имеют того принципиального характера,
какой они имели в период назревания и наступления революционной
ситуации. Это и выразилось позднее в идеологии различных течений
революционного народничества, черпавшего свои идеи и из взглядов
Чернышевского и из воззрений Герцена.

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
И ПУБЛИКАЦИИ !
Из научного наследства академика
С. И. Вавилова
Имя крупнейшего советского физика, видного государственного и общественного
деятеля, президента Академии наук, академика Сергея Ивановича Вавилова
(1891—195î) широко известно не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами.
Его фундаментальные научные исследования в области оптики прочно вошли в золотой
фонд отечественной и мировой науки.
Большое научное и философское значение имеют исследования С. И. Вавилова,
лосвященные визуальному наблюдению квантовых флюктуации света. Эти
исследования дали возможность доказать прерывность света, его корпускулярную природу,
существующую в единстве с волновой. Ученый установил, что свет и вещество
представляют две тесно связанные между собой формы материи, что свет материален в той
же степени, как материально вещество.
Исследования С. И. Вавилова.наряду с исследованиями П. Н. Лебедева сыграли
большую роль в развитии материалистического учения о свете, в преодолении
идеалистических предрассудков в этом важном разделе физики.
В 1934 году по предложению и под руководством С. И. Вавилова.его аспирант
П. А. Черенков исследовал свечение чистых жидкостей под действием гамма-лучей
радия и открыл особое явление, носящее сейчас название «свечения» или «эффекта
Вавилова — Черенкова». Тогда же были выявлены основные свойства этого свечения.
Теория этого явления была разработана И. Е. Та-ммом и И. М. Франком. Шведская
Академия наук за это научное открытие присудила советским ученым Нобелевскую
премию.
Будучи президентом АН СССР, С. И. Вавилов вместе с И. В. Курчатовым,
Д. В. Скобельцыным, Д. И. Блохинцевьш и другими крупнейшими советскими
учеными осуществлял научное руководство в области развития ядерной физики в нашей
стране.
С. И. Вавилов был не только выдающимся физиком, но и глубоким знатоком
марксистско-ленинской философии, страстным борцом за диалектико-материалистиче-
ские принципы в современном естествознании.
Н. С. Хрущев говорил: «Академик Вавилов был беспартийным. Но он всей душой
был предан Коммунистической партии, являлся образцом беспартийного большевика...
В своих трудах он творчески применял всепобеждающие идеи марксизма-ленинизма»
(«Вестник АН СССР» № 2, 1951, стр. 27).
С. И. Вавилов подчеркивал большое значение трудов В. И. Ленина, и прежде
всего «Материализма и эмпириокритицизма», для современного естествознания. Книга
«Материализм и эмпириокритицизм», писал он, стала «настольной книгой каждого
советского интеллигента, книгой, по которой страна учится диалектическому
материализму и которая является основным философским руководством для советского
ученого» (Собр. соч., т. III, стр. 31). Критикуя тех, кто отрицал влияние философии на
результаты научных исследований, С. И. Вавилов в статье «В. И. Ленин и физика»
подчеркивал: «Неправильно весьма распространенное мнение, что ошибочная
философия не может повлиять на реальную работу физика. Несомненно, например, что
упорная зашита классических механических позиций, встречающаяся, хотя и редко, и на

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
121
современном этапе, попросту тормозит очередную работу физика, зараженного
механицизмом «во что бы то ни стало». Тратятся силы, получаются ложные выводы, а наука
стоит на месте, дожидаясь правильного подхода. Не менее опасен идеалистический
путь» (там же, стр. 27). Далее Вавилов писал: «Неправильный метод мстит за себя
жестоко как в случае механизма, так и идеализма, он влечет за собой научный
застой» (там же, стр. 28).
Вавилов дал марксистско-ленинскую критику так называемой копенгагенской
идеалистической трактовки квантовой механики. Характеризуя философские взгляды
Бора, Гейзенберга и их сторонников, С. И. Вавилов в своей обобщающей работе
«Философские проблемы современной физики и задачи советских физиков в борьбе
за передовую науку» указывал: «Можно привести (и это не раз делалось в нашей
печати) длинный список цитат явно идеалистического характера об индетерминизме
элементарных процессов, о неприменимости понятий пространства и времени к
областям, где действует соотношение неопределенностей, об ограниченности мира и т. д.
Высказывания эти принадлежат Бору, Гейзенбергу, Дираку, Шредингеру, Эддингтону,
Джинсу и очень многим другим видным физикам и астрономам» (сборник
«Философские вопросы современной физики». 1952, стр. 16—17).
Идеалистические рассуждения буржуазных ученых свидетельствуют о том,
писал С. И. Вавилов, что «для развития физики и естествознания в целом в
капиталистическом мире создается сейчас значительная угроза» (там же, стр. 17).
Вавилов призывал советских ученых «серьезно взяться за расшвы'ривание
карточных домиков идеализма и мистицизма, независимо от того, кем эти домики строятся»
(Собр. соч., т. III, стр. 38).
В разработке важнейших философских проблем современного естествознания
особенно большую роль сыграли широко известные работы С. И. Вавилова: «Диалектика
световых явлений», «В. И. Ленин и физика», «Новая физика и диалектический
материализм». «Развитие идей вещества», «Ленин и современная физика», «Ленин и
философские проблемы современной физики», «Философские проблемы современной физики
и задачи советских физиков в борьбе за передовую науку», «Глаз и Солнце»,
«Микроструктура света», «Физика Лукреция» и другие.
Философских проблем С. И. Вавилов касается и в своих работах, посвященных
истории естествознания, и в специальных исследованиях по физике.
Плодотворное значение диалектического материализма Маркса — Энгельса —
Ленина для современного естествознания, невозможность примирить науку с идеализмом
С. И. Вавилов доказывал также во многих своих устных выступлениях, часть которых,
к сожалению, до сих пор не опубликована.
В начале 1945 года по решению Президиума АН СССР в Институте философии
был организован сектор философии естествознания С. И. Вавилов принимал
непосредственное участие в создании этого сектора и первое время (до избрания президентом
АН СССР) возглавлял его.
24 марта 1945 года на расширенном заседании ученого совета Института
философии АН СССР широко обсуждались меры усиления научно-исследовательской работы
в области философских проблем естествознания. Основным докладчиком на этом
заседании был С. И. Вавилов. Ниже приводится полный текст его доклада,
подготовленный к печати на основе стенограммы, хранящейся в архиве Института философии.
Стенограмма эта не правлена, поэтому встречающиеся в ней отдельные неточности
ч опечатки были устранены при подготовке данного сообщения.
Со времени заседания ученого совета, на котором выступил С. И. Вавилов, прошло
15 лет, однако многие положения, развитые в его докладе, не утратили своего
значения и в наше время.
Непосредственное участие С. И. Вавилова в работе сектора философии
естествознания, его выступления на ученом совете Института философии — только один эпизод
из истории борьбы за диалектический материализм в советской науке. Но этот эпизод
свидетельствует о том, что в Советской стране из года в год крепнет боевой союз между
философами и естественниками, который был завещан великим Лениным. В укреплении
этого союза выдающуюся роль сыграл академик Вавилов.
Помимо доклада С. И. Вавилова, ниже публикуется его заключительное слово.
А. И. КОМПАНЕЕЦ

122
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
ДОКЛАД АКАДЕМИКА С. И. ВАВИЛОВА
Я получил предложение от Института философии руководить
отделом философии естествознания, но, разумеется, для меня это
чрезвычайно трудно. Я думаю, это всем понятно, так как основная моя работа не
философская, а совершенно конкретная работа в области физики, и я могу
уделять этому участку только небольшую долю своего времени.
Должен сказать, что я считаю совершенно правильной организацию
такого отдела в Институте философии. Сам я не философ, но понимаю,
что есть ряд совершенно специфических философских проблем, которые
могут развиваться и разрешаться и без участия естественников. Но в то
же время целую группу вопросов, связанных с центральными
проблемами философии, с проблемами теории познания, в последние полвека,
вероятно, уже просто немыслимо разрешать без теснейшего контакта
философов и работников конкретных естественнонаучных областей. Если
философы отходят от этих областей, перестают ими интересоваться или
просто плохо их знают, волей-неволей физики, астрономы и т. д. принуждены
заниматься философией и иногда делать, может быть, грубые ошибки
с точки зрения философии, но пытаться разрешать философские
проблемы. Это имеет место и у нас и в особенно больших размерах за границей.
Это относится не только к таким наиболее абстрактным областям
естествознания, как физика и отчасти математика и астрономия, но и к более
конкретным — к химии и биологии. Необходимость разрешения
философских проблем в этих областях науки становится из года в год все
настойчивее и определеннее.
Я цитировать ничего не буду, но всем известно указание Энгельса,
что естествоиспытатель должен заниматься философией, ибо он все
равно будет ею заниматься, «о вместо настоящей философии пойдет по пути
пошлой философии.
Для меня как физика и многих моих товарищей, занимающихся
вопросами физики, участие в философской работе стало сейчас
совершенно неотложной задачей. И это, повторяю, относится к представителям
целого ряда естественнонаучных областей. Все .это, конечно, вещи, всем
присутствующим достаточно известные. Спрашивается только, как
приступить к решению этих вопросов.
Мы находимся в стенах Института философии. Трудно предполагать,
что можно подготовить особого специалиста, который будет
одновременно и философом и естественником. По-видимому, это нереально. Мне
кажется, что эти проблемы могут быть разрешены только в коллективе,
а не в индивидуальных работах.
Мне думается, что задачи, которые мы ставим, могут разрешаться
только тем способом, который мы называем совместительством, то есть,
иначе говоря, те естественники, которые будут работать над конкретными
вопросами в отделе философии естествознания, должны продолжать
работу «и в своей области. Они должны быть биологами, физиками,
астрономами, математиками и некоторое время уделять обсуждению своих и
чужих воззрений в стенах Института философии. Мне кажется, это
необходимо для пользы дела. И вопрос не в том, что трудно найти таких людей
(которые сменили бы работу в области естествознания на работу в
Институте философии.— Ред.). Нет, дело совсем не в этом! Если мы оторвем
такого человека от его основной работы, он перестанет быть тем, чем он
должен быть. В то же время слово «совместитель» здесь не должно
звучать одиозно, это — просто необходимое условие. То же относится к
философам. Мне кажется, что товарищи философы, которые хотят
заниматься специально этими областями, должны работать над своими
специальными задачами, быть образованными философски, но вместе с тем
принимать активное участие в работе физического, биологического и дру-

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
123
ггос институтов. И философы могут состоять по совместительству
сотрудниками, скажем, физического института.
Вот на каком организационном принципе должна строиться наша
работа, если мы хотим двигать этот вопрос ©перед. Я бы хотел знать
мнение товарищей по этому вопросу. Других путей к его решению я не вижу.
По поводу предложенной мне новой работы я беседовал с рядом
товарищей и прежде всего с директоро»м института тов. Светловым, с его
заместителем и другими сотрудниками. Были здесь разговоры и до меня.
В результате нами намечены следующие проблемы (я думаю, это не
только на текущий год, но и на будущий, а может быть, и далее).
Прежде всего это проблема причинности в современном
естествознании как центральная проблема, вокруг которой разгораются такие
страсти. Это проблема очень актуальная, носящая совершенно конкретный
характер, связанная с конкретными работами биологов, физиков,
химике© и работников других областей естествознания и имеющая в то же
время очень важное значение для философов. Всем вам известно, какая
огромная литература, иногда совершенно бездарная, иногда основанная
на недоразумениях, написана по этому вопросу. Я не знаю, удастся ли
нам разрешить эту проблему, разобраться в том хаосе, который создался
вокруг нее.
Это основная проблема, имеющая многосторонний характер. Всем
ясно, что она представляет прежде всего физико-философский интерес.
Вопрос об анализе понятия причинности и определении причинности
находится в весьма неопределенном состоянии; здесь все точки зрения
подвергнуты ревизии, и ничего установившегося нет, даже если подходить
к этому делу с позиций буржуазной философии.
Дальше идут общеизвестные, конкретные вопросы, относящиеся к
определенным дисциплинам. Для физиков основным вопросом является,
конечно, принцип неопределенности Гейзенберга, лежащий в основе всей
квантовой механики и имеющий огромное методологическое и общее
значение, поскольку он определяет роль физики на сегодняшний день во всех
проблемах, вплоть до технических. Поэтому в области физики
намечалась разработка некоторых вопросов, относящихся к этому соотношению,
или принципу неопределенности. Здесь предполагаются работы Д. И. Бло-
хинцева и М. А. Маркова. Они являются сотрудниками Физического
института Академии наук, и там протекает их основная работа, но они
согласились работать и в Институте философии в том порядке, как я
говорил. К сожалению, тема М. А. Маркова в конкретном виде может
разрабатываться только во второй половине года. Д. И. Блохинцев
предполагает включиться в работу в ближайшее время.
Несколько особняком стоит наметившаяся еще ранее работа
И. В. Кузнецова, основанная на идеях современной физики *. Тов.
Кузнецов анализирует наиболее общие принципы, наиболее общие
положения современной физики, выясняет их центральный стержень и
подвергает их философскому анализу. Это большая, трудная работа. Она
несколько шире нашей основной проблемы и только частично
перекрывается ею.
В области химических наук намечены следующие вопросы: тов. Эйдус
предполагает работать над темой о причинности в процессах катализа.
Тов. Уразов и тов. Клочко предполагают работать над учением о
физико-химическом равновесии.
К сожалению, мы не можем охватить все разделы этой работы, так
как она только еще развертывается. Однако должен сказать, что,
например, по принципу неопределенности почти неизбежно привлечение
биологов. Всем известно, какое распространение на Западе получила дискус-
1 Речь идет о работе И. В. Кузнецова «Принцип соответствия в современной
физике».— Ред.

124
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
сия о значении принципа неопределенности для биологических вопросов.
Обойти этот вопрос нам не удастся, и заниматься им только силами
физиков было бы, конечно, неправильно. Очевидно, участие биологов в этом
вопросе 'необходимо, но пока только в ограниченном размере.
Вот основные вопросы, по которым я предполагаю вести работу.
Несколько особняком стоит одна тема, не относящаяся к нашей\цент-
ральной проблеме. Эта тема — «Критика биологических
основ^^фашистской расовой теории» — совершенно естественна в создавшейся сейчас
политической и идеологической обстановке. Конкретные работники по
этой проблеме окончательно еще не утверждены.
Вторая очень важная проблема, представляющая большой интерес,
предложена Институтом философии. Это проблема единства мира в
свете космологии.
Работу предполагается вести следующим образом: товарищи будут
разрабатывать конкретные вопросы, изучать их, подготавливать книги
или статьи. В результате, мы надеемся, эти работы составят один или
несколько сборников и проблема причинности будет подвергнута
всестороннему рассмотрению.
Затем предпачатается проводить обсуждение текущей литературы,
устраивать семинары с просмотром текущей литературы по книгам и
статьям, появляющимся у нас и на Западе. Мы знаем, что по этим
вопросам имеется большое количество книг, и очень интересных. Кроме того,
такие собрания чрезвычайно интересны для установления единой точки
зрения; для создания коллектива такие семинары, конечно, необходимы.
На этих семинарах, как я уже сказал, будет проходить обсуждение
советской и мировой литературы.
Предполагается введение библиографических работ; может быть,
надо выделить специального сотрудника, который бы занимался вопросами
библиографии. Литература по этому вопросу очень большая, и найти ее
не так легко; она появляется в самых разнообразных иностранных
журналах, относящихся к разным дисциплинам. Если бы нам удалось
наладить это дело, были бы созданы очень важные условия для нормальной
научной работы в этой области '.
Заключительное слово С. И. Вавилова
Я хочу сказать совсем коротко. Здесь говорили, что поскольку физик
оказался во главе сектора философии естествознания, то и институт стал
институтом философии физики. Должен напомнить, что физика в
системе науки занимает особое положение. Я должен напомнить о работе
Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», которая написана на основе
не биологии, а физики. Мне думается, что руководство сектором
философии естествознания неизбежно должно находиться либо в руках
философов, либо в руках физиков.
По поводу различных предложений по плану. Я уже говорил об этом.
Я человек реальный и исхожу из реальных возможностей. Конечно,
можно придумать очень широкий объем работы. Тут и проблема
целостности, может быть, и другие. Но, как известно, Козьма Прутков давно
сказал, что нельзя объять необъятное. Если мы с этого начнем, мы сорвем
всю работу.
1 Необходимо отметить, что во время войны и в первые годы после нее сектор
философии естествознания и вообще Институт философии были малочисленны и поэтому
библиографическая деятельность была слабой. Сейчас положение изменилось в лучшую
сторону: в институте имеется особый сектор научной информации, который ведет не
только библиографическую работу, но и реферирует выходящую за рубежом обширную
философскую литературу.— Ред.

НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
125
Надо начинать деловую научную работу. Мы хотим, чтобы наша
работа в области философии естествознания вышла на такое же широкое
поприще, на какое вышла наша наука во всех других областях. Этого
можно достичь, занимаясь решением конкретных актуальных вопросов.
Тут говорили, что вопрос о причинности не актуален. Это результат
недостаточной осведомленности. Это вопрос не только философский, но
вопрос конкретной науки, даже техники. Это не какая-нибудь выдуманная
проблема, а конкретная задача, стоящая перед современной философией
и естествознанием. Вот почему она выдвинута.
Она в то же время достаточно конкретна. Само собой
разумеется, можно поставить темы более широкие, более острые, но самое
нужное и полезное в работе — самоограничение. Только таким путем
можно чего-нибудь достигнуть. Поэтому, учитывая все замечания, которые
были сделаны, необходимо все же сохранить в качестве основной
.проблемы проблему причинности в естествознании.
Я вполне согласен, что работа И. В. Кузнецова несколько отходит
от основной темы. Работа эта началась раньше, чем сектор возник;
работа эта существенная, и она продолжается.
Кроме того, здесь говорили о том, что, помимо основной темы,
необходимо разрабатывать биологические темы. Наиболее важными в
философском -и в политическом отношениях являются проблемы генетики
и проблема вирусов.
Я думаю, что по мере укрепления сектора и привлечения новых
сотрудников можно, в частности, будет заняться кругом тех вопросов,
о которых говорили товарищи биологи. Действительно, в области
биологии есть целый ряд вопросов подлинно философского характера. Я этого
не оспариваю и считаю, что если сколотится достаточный коллектив,
можно будет поставить и эти темы. Но я полагаю, что у нас нет оснований
отказываться от основной проблемы — проблемы причинности в
современном естествоз1нании как главной задачи сектора в 1945 и, вероятно,
в 1946 году.

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
Роль физики в познании
жизненных явлений
Л. Л. ТУМЕРМЛН
При рассмотрении роли физики в познании явлений жизни прежде
всего нужно коротко отметить два аспекта рассматриваемого вопроса,
которые часто привлекают к себе особое внимание, но на которых я
не буду задерживаться, и не потому, конечно, что эти аспекты проблемы
сами по себе представляются мне маловажными, а потому что, на мой
взгляд, они не затрагивают принципиальной сущности обсуждаемой
проблемы и, во всяком случае, не характерны для современного этапа
взаимоотношений между физикой и биологией.
Первый из этих аспектов — это роль современных физических
методов и средств исследования в решении биологических проблем, то есть
роль физики как арсенала средств исследования жизни. Нелепо было бы,
разумеется, преуменьшать роль современных уточненных физических и
математических методов исследования в биологии, и я, как физик,
меньше всего склонен недооценивать эти методы. Однако в современном
мощном развитии физических методов исследования и во все
расширяющемся применении их в биологических науках нет ничего
принципиально нового, вносящего качественные изменения во
взаимоотношения физики и биологии.
Со времен Левенгука все биологи необычайно широко пользуются
таким физическим прибором, как ммкроокоп. И сколь бы ни был важен
сам по себе тот факт, что современные методы и приборы микроскопии
несравненно совершеннее, чем микроскоп Левенгука, или что в помощь
оптическому микроскопу мы располагаем сейчас электронным, этот факт
еще не создает качественного изменения во взаимоотношениях физики
и биологии, равно как не создает такого перелома и широкое развитие
других оптических, радиочастотных, электрических, изотопных и других
методов исследования.
Более того, в биологии у нас, по существу, нет никаких иных
методов наблюдения над внешним миром, кроме физических. Нет
принципиальной разницы между тем, производим ли мы эти наблюдения
непосредственно с помощью наших органов чувств, или привлекаем в помощь
им более мощные средства наблюдения; оцениваем ли мы вес тела очень
грубо, просто поднимая его рукой, или производим взвешивание на
точнейших аналитических весах; характеризуем ли мы цвет тела просто
словами: «синий», «зеленый», «красный» и т. д., или приводим точные
опектры поглощения или отражения соответствующих пигментов, и т. п.
Именно поэтому я и оставляю в стороне все вопросы, связанные
с необычайным развитием и могуществом современных физических
средств исследования окружающего нас живого мира.
Второй аспект проблемы, на котором я также не хотел бы
останавливаться сколько-нибудь подробно,— это вопрос о роли биофизики,
понимаемой как наука, изучающая реакции организма на различные физи-

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
127
ческие воздействия, а также те физические явления, которыми
сопровождаются процессы жизнедеятельности.
Такое очень узкое понимание содержания науки биофизики довольно
распространено в зарубежной, особенно американской литературе. Мне
пришлось недавно редактировать русский перевод книги четырех
американских авторов (Стэйси и др.), которые последовательно и убежденно
стоят на той точке зрения, что основная задача биофизики — это
возможно более тщательное изолирование отдельных биологических систем,
воздействующих на них факторов и возникающих реакций и
установление эмпирических связей между фактором и реакцией. Мне, как и многим
другим советским исследователям, такое узкоэмпирическое понимание
задач и сущности биофизики представляется совершенно неправильным.
Однако для внесения терминологической ясности мы будем употреблять
термин «биофизика» именно в этом заведомо слишком узком смысле,
чтобы резче противопоставить этот устаревший подход к проблеме
новому подходу, который мы будем называть подходом «физико-химической
биологии».
В чем же заключается суть этого нового подхода, специфичного для
нашей эпохи и принципиально существенного для выяснения вопроса о
роли физики и химии в познании жизненных явлений?
Нам представляется, что это принципиально новое заключается
в стремлении внести физические идеи в понимание
внутренних механизмов элементарных процессов
жизнедеятельности.
Быть может, соотношение между биофизикой (в указанном выше
узком смысле слова) и физико-химической биологией в нашем понимании
этого термина до известной степени аналогично соотношению между
физической химией и химической физикой. В то время как главное
содержание физической химии составляет изучение связи между составом и
свойствами системы и изучение влияния внешних условий на протекание
химических реакций, основное внимание биофизики в старом понимании
сосредоточено на изучении физических характеристик биологических
объектов и их реакций на внешние воздействия. И подобно тому как
основной задачей химической физики является выяснение физического
механизма элементарных процессов, протекающих при химической
реакции, физико-химическая биология стремится постичь физические
механизмы элементарных процессов, лежащих в основе жизнедеятельности.
В том определении содержания «физико-химической биологии»,
которое было дано выше, я прежде всего хотел бы особенно подчеркнуть, что
речь идет о выяснении физического механизма элементарных
процессов жизнедеятельности, ибо, на мой взгляд, именно понятие об
элементарных процессах жизнедеятельности и является той точкой, в
которой скрестились пути развития биологии и физики,
Это понятие не было внесено в биологию извне, например, физиками,
а является естественным результатом собственного, «эндогенного»
развития биологических дисциплин. На протяжении нескольких
тысячелетий — скажем условно, от Аристотеля и его предшественников и до
Линнея и его последователей — натуралисты тщательно изучали и
описывали все многообразие внешних форм и проявлений жизни. Венцом этого
развития было творчество Ньютона биологии — Чарлза Дарвина,
который выяснил связь между разнообразными формами и механизм их
эволюции. Девятнадцатый век, прошедший под знаком великолепного
развития физиологии и — во второй своей половине — биохимии,
ознаменовался тем, что было вскрыто такое же великое многообразие не
только во внешних формах жизеи, но и во внутренних процессах
жизнедеятельности, в сложнейших химических реакциях, протекающих в
организмах. Наука углублялась во все более частные проблемы отдельных
явлений и процессов, и одновременно шло все бо*тьшее раздробление единой

128
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
биологической науки на ряд овдельных научных дисциплин,
представители которых сейчас иногда плохо понимают друг друга. Еще более глу-,
бокая пропасть образовалась в отношениях между совокупностью всех
биологических дисциплин, с одной стороны, и дисциплинами
физико-химическими — с другой.
В нашу эпоху за этим неисчерпаемым множеством «отдельностей»
стали вырисовываться контуры потрясающего по своему величию
единства, своего рода «простоты в сложности». Я хотел бы показать это на
нескольких примерах, относящихся к различным уровням организации
биологических субстратов.
Начнем с молекулярного уровня. Биохимики сумели выделить и
изучить огромное количество отдельных белков, входящих в состав
организмов. По подсчетам Поулинга, число таких белков в настоящее
время превышает 100 000. Но по мере изучения этих отдельных белков
все резче выяснялось значение того факта, что все они представляют
собой макромолекулы, построенные по единому плану и отличающиеся
в основном последовательностью аминокислотных остатков в их
боковых цепях. Более того, и число этих различных аминокислот во всем
живом мире при всем неисчерпаемом разнообразии форм и проявлений
жизнедеятельности оказалось очень ограниченным — примерно равным
двум десяткам.
Таким образом, за частными биохимическими задачами изучения
отдельных белков, отдельных ферментов вскрывается общая задача
понимания их структуры как биополимеров и изучения общего механизма
ферментативного катализа как такового.
Это же можно сказать и о другой важнейшей группе
биополимеров — нуклеиновых кислотах, которые сейчас рассматриваются как
основной хранитель и передатчик генетической информации. За
бесчисленным разнообразием отдельных видов нуклеиновых кислот
вскрывается общность их строения, и теперь уже ставится вопрос не о
частном механизме наследования того или иного признака, а об общем
механизме кодирования и декодирования генетической информации в
процессе редупликации клеток или вирусов.
На более высоком — надмолекулярном—уровне электронный
микроскоп вскрыл поразительное единообразие в структурах различных
биологических субстратов и связь этих структур с их биологической
функцией. Так, во всех структурах, связанных с энергетическими
преобразованиями — в митохондриях клеток, в хлоропластах, в окончаниях
зрительных нервов,— были вскрыты однородные пластинчатые структуры,
регулярное чередование белковых и липоидных (или липопротеиновых)
слоев, что, по-видимому, связано с общим механизмом преобразования
энергии в этих структурах. Много общего найдено и в структурах
фибриллярных белков, которые во многих случаях имеют структуру
«многожильных кабелей», что также, вероятно, связано с их функцией конт-
рактильного аппарата.
Такие же общие вопросы о первичных механизмах важнейших
элементарных процессов предстают перед нами и на клеточном уровне. Если,
например, отвлечься от описания бесчисленных частных деталей
процессов размножения у разных организмов, то за ними вырисовываются
контуры общей проблемы конвариантной редупликации, то есть такой, при
которой определенные изменения в коде генетической информации
родительской клетки редуплицируются в ее потомстве. Эта общая
проблема конвариантной редупликации, обусловливающей и относительную
стабильность жизненных форм и возможность их эволюции, приводит
нас к изучению общих механизмов биосинтеза и механизмов управления
им со стороны определенного кода генетической информации,
заложенного в ядре клетки.
Здесь возникает и ряд других общих проблем, связанных с элемен-

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
129
тарными механизмами размножения. Во всем живом мире, начиная с
уровня одноклеточных организмов, мы встречаемся с единым, по
существу, процессом клеточного деления (митоза), а у организмов, имеющих
половое размножение (по-видимому, к ним относятся и
микроорганизмы),— со столь же общим механизмом подготовки половых клеток
(мейоза) и их слияния в процессе оплодотворения. Возникает общая
проблема движущих сил митоза и природы сил, проявляющихся и в
механизме редупликации ДНК и в механизме конъюгации гомологичных
хромозом.
При изучении ряда процессов, протекающих как на клеточном, так
и на более высоком физиологическом уровне, мы встречаемся с той же
«простотой в сложности» и наличием общих элементарных процессов.
Ясно, например, что спонтанные физико-химические реакции не могут
иметь места в жизнедеятельности, ибо, раз начавшись, они должны идти
до конца. Все жизненные реакции должны быть управляемыми.
Возникает, следовательно, общая проблема триггерных (спускных)
механизмов в процессах жизнедеятельности и механизмов осуществления
обратных сзязей. Можно полагать, что число таких механизмов окажется
ограниченным, а механизм их достаточно общим.
Ряд общих проблем и единых элементарных механизмов вскрывается
и при изучении энергетики жизненных процессов, например, вопрос о
механизме функционирования удивительного вещества — аденозинтри-
фосфата, который является во всем живом мире единой «энергетической
валютой», единственным аккумулятором и, по-видимому,
трансформатором энергии, вопрос о механизме транспорта электронов в цепи
окислительно-восстановительных реакций при дыхании и фотосинтезе и
сопряжения этого процесса с процессами фосфорилирования и дефосфорили-
рования, то есть запасания или освобождения энергии,
аккумулированной в «макроэргических» фосфатных связях аденозинтрифосфата. К
этому примыкают и вопросы о роли возбужденных электронных состояний
в биоэнергетических процессах, о полупроводниковых свойствах
биополимеров и механизмах миграции энергии в биологических субстратах
и т. д. и т. п. Сюда относится и самый общий вопрос о накоплении в
организмах негэнтропии и особенностях биоэнергетики как энергетики
открытых систем, а также более частные вопросы о механизмах передачи
энергии от хромофорной группы к белкам в хромопротеидах, играющих
такую исключительную роль во всех биоэнергетических процессах, и ряд
других.
Прекрасные иллюстрации сказанного нами о пути развития
биологии от изучения частных и разнообразных явлений к выявлению общего
в этом разнообразии можно найти в недавно вышедшей в русском
пере-воде книге А. Клюйвера и К. Ван-Ниля «Вклад микробов в
биологию». Начав с описания тех бесконечно разнообразных способов
аккумуляции энергии и ее освобождения в организме для осуществления его
жизнедеятельности, какие обнаружила в своем развитии
микробиология, авторы показывают, что в основе всех этих процессов лежит
единый, по существу, путь транспорта электронов по цепи ряда веществ,
испытывающих окислительно-восстановительные реакции, сопряженные
с фосфорилированием и дефосфорилированием. «Сделанный обзор,—
пишет Клюйвер,— убедит читателя в том, что при рассмотрении этого
громадного разнообразия обнаруживается принципиальное единство,
которое должно ободрить тех, кто стремится познать основу жизни»
(стр. 35).
Число примеров такого рода можно было бы произвольно умножить,
но в этом нет надобности, так как и без этого, мне кажется, ясно, как
мощно и как «эндогенно» приводит развитие самой биологии к
выявлению общих и элементарных процессов, лежащих в основе всей
жизнедеятельности организмов.
9. «Вопросы философии» № 8.

130
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
Но именно на этом этапе в изучение биологических явлений может и
должна включиться физика, представляющая собой, по существу, учение
об общих и элементарных процессах движения материи в окружающем
нас мире. Так шло исторически развитие всех дисциплин. Пока
астрономы ограничивались описанием частных движений светил по небесному
своду, физике там нечего было делать. Она вошла в астрономию лишь
после того, как Ньютоном все эти частные явления движения планет
были сведены к единому закону тяготения, а последующее развитие
атомной физики, физики ядра и теории относительности привело к все
прогрессирующему перерастанию «чистой» астрономии в астрофизику.
Равным образом лишь после того, как химия от описания частных
химических свойств отдельных веществ и их реакционной способности
перешла к выявлению общих закономерностей, нашедших свое
выражение прежде всего в периодической системе элементов, физика сумела со*
вершить переход от периодической системы к естественной, то есть свести
эти закономерности к различиям структуры электронных оболочек
атомов элементов. Дальнейшее развитие привело к созданию квантовой
химии и химической физики.
Мы присутствуем, по-видимому, при начальной стадии аналогичного
процесса и в биологии. Выявленное в развитии самой биологии наличие
общих закономерностей и элементарных процессов создает объективную
почву и необходимость создания физико-химической биологии.
Еще одно замечание. То, что мы называем «физико-химической
биологией», в англо-американской литературе часто называют
«молекулярной биологией» («molecular biology»). Этот термин представляется мне
неудачным, ибо суть дела заключается в самом подходе к
биологическому явлению, а не в том, на каком уровне мы его рассматриваем. Если
сейчас наибольшие достижения физико-химической биологии имеют
место на молекулярном уровне, то это служит только выражением
ограниченности физико-химических методов на сегодняшний день, а
отнюдь, не каким-либо принципиальным ограничением. В принципе да и
на практике возможно как изучение чисто биологическими методами
явлений на субклеточном уровне (например, замечательные опыты по
трансформации и трансдукции у бактерий), так и физико-химический
подход к явлениям на очень высоком уровне (биоэнергетическая
концепция Сент-Дьердьи).
* * *
Попытки создания физической трактовки наиболее общих и
элементарных явлений жизни обострили старую дискуссию вокруг вопроса
о «сводимости» или «несводимости» жизни к физико-химическим
процессам.
Чтобы попытаться дать ответ на этот вопрос, мне кажется, прежде
всего необходимо четко разграничить две его стороны. Первая: имеем ли
мы в живом мире дело только с теми же частицами, силами и полями,
с какими мы встречаемся в мире неорганическом, то есть с физическими
частицами, силами и полями, или существуют, кроме них, некие иные,
специфически витальные силы и механизмы, принципиально отличные от
физических, действующих в мире неживом? И вторая: если мы признаем,
что в живом мире нет иных веществ и сил, кроме физико-химических, то
снимается ли этим качественная специфичность жизненных явлений,
качественное отличие живого от неживого?
Утверждая, что все элементарные силы и взаимодействия, с какими
мы имеем дело в живом организме, являются физическими, мы отнюдь
не говорим, что при изучении жизненных явлений мы не столкнемся с
такими физическими явлениями или силами, какие ускользали от нашего
наблюдения при изучении явлений неорганического мира. Напротив

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
131
(и эту мысль часто высказывал С. И. Вавилов), более чем вероятно, что
изучение элементарных биологических явлений приведет нас к
открытию новых физических явлений, которых мы -в неживом мире не
наблюдали, -потому что они играют в нем меньшую роль. Существенно, однако,
что эти новые явления и взаимодействия будут, по существу, явлениями
и взаимодействиями физическими.
С самого начала хотелось бы подчеркнуть, что утверждение о
физико-химическом характере элементарных взаи,модейств,ий в живом
организме отнюдь не означает отрицания качественного отличия живого
от неживого, специфичности жизненных явлений. Мы не будем
останавливаться на этом подробно, так как вопрос о специфичности живой
материи требует специального обсуждения. Однако ясно, что
специфичность— качественное отличие живого от неживого — создается не
наличием каких-то принципиально нефизических фактов, а необычайной
сложностью жизненных структур, одновременным протеканием в них
множества взаимосвязанных и взаимокоординированных процессов,
переплетением множества взаимодействий. Совокупность большого числа
взаимодействующих факторов всегда есть нечто большее, чем их простая
арифметическая сумма. В этой сложности и координированное™
взаимодействий и коренится специфичность жизни.
В связи с вопросом о «сводимости» жизненных явлений к физико-
химическим возник и вопрос о том, не упраздняется ли развитием
физико-химической биологии и биофизики биология как самостоятельная
наука и не пытаются ли злокозненные физики и химики подменить собой
биологов. Вопрос этот, по существу, является надуманным и
несуществующим, но поскольку он в нашей печати поднимался, нельзя пройти
мимо него. Здесь имеется в виду прежде всего статья И. И. Презента,
напечатанная в № 4 журнала «Агробиология» за 1959 год. Статья эта
посвящена доказательству того, что вопреки утверждениям физиков и
химиков биология была, есть и будет оставаться самостоятельной наукой.
Но ведь утверждение о том, что физика и химия якобы стремятся
подменить и упразднить биологию, придумано самим автором. Нам неизвестен
ни один серьезный физик или химик, который утверждал бы, что физико-
химическая биология снимает или заменяет биологию как таковую. Автор
сам придумывает эти явно нелепые утверждения и затем опровергает их.
Вопрос этот предельно ясен. Все зависит от уровня и от аспекта
рассмотрения явлений. Никто не станет утверждать, что изучение
физиологии человека заменяет или упраздняет психологию или что обе эти
науки в совокупности — физиология и психология—упраздняют
социологию. Точно так же нельзя утверждать, что изучение жизненных явлений
на определенном уровне и в определенном аспекте физико-химическими
методами и в духе физико-химических идей исключает закономерность и
необходимость чисто биологического изучения ряда проблем, например,
проблем физиологии, экологии, эволюции видов и др.
* * *
Если попытаться несколько конкретизировать тот подход к
жизненным явлениям, который я назвал подходом «физико-химической
биологии», то прежде всего нужно отметить, что к каждому жизненному
явлению мы можем подходить с трех различных точек зрения или
рассматривать его в трех аспектах: кибернетическом, энергетическом и
метаболическом. Иными словами, мы можем сосредоточить внимание либо
на действующих в данной системе механизмах управления и
регулирования, либо на механизмах превращения энергии в этих процессах,
либо, наконец, на процессах превращения вещества, то есть на
химических реакциях в самом широком смысле этого слова.
На последней — химической — стороне дела мы останавливаться
не будем, ибо ей -посвящена статья В. А. Энгельгардта (ом. «Вопросы

132
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
философии» № 7, 1960). Что же касается соотношения между
энергетикой и кибернетикой, то здесь хотелось бы высказать некоторые
соображения, которые не разделяются многими физиками и, наверно, вызовут
возражения, но которые мне лично все же представляются правильными.
Нельзя отрицать, конечно, что широкое распространение ряда
понятий, созданных кибернетикой и теорией информации, таких, как понятие
о мере количества информации, о связи энтропии в информационном
смысле с энтропией термодинамической, о прямых и обратных связях, об
«усилителях» в кибернетическом понимании этого слова и т. д.,
чрезвычайно полезно и плодотворно прежде всего как создание языка, очень
удобного для трактовки ряда явлений. Нельзя отрицать и того, что
моделирование работы тех или иных органов или биологических систем может
в ряде случаев оказаться интересным с теоретической точки зрения и
весьма полезным практически (напомним здесь хотя бы о классических
работах Ван дер Поля по электрическому моделированию работы
сердца). Но при все том нам представляется, что проблема применения
кибернетики в физико-химической биологии сейчас имеет меньшее
значение, чем изучение энергетики и химизма жизненных явлений.
Причина этого моего сдержанного отношения к всеобщему сейчас
увлечению кибернетикой коренится в следующем. Характерным для
кибернетики является принципиально функциональный характер ее
мышления. Кибернетика интересуется только функцией, выполняемой тем или
иным органом, оставляя в стороне вопрос о конкретном механизме,
которым эта функция выполняется. Для нее нет различия между
водопроводным краном, пропускающим воду только в одном направлении, и
электрическим диодом (ламповым или полупроводниковым), пропускающим
ток в одном направлении и запирающим его в противоположном
направлении. Кран и диод «изоморфны» в том смысле, что оба они несут одну
функцию — выпрямление. Равным образом кибернетика часто
рассматривает изучаемую систему как «черный ящик». Дан вход —
воздействующий стимул — и выход — реакция,— изучаются обратные связи,
усиление и т. п., но как природа входа и выхода, так и механизм обратной
связи или усиления для кибернетики как таковой безразличны, ибо она
представляет собой общую теорию процессов управления и
регулирования. Безразлична для нее и физическая природа тех сигналов, которые
несут поток информации от управляющей системы к действующей или
в обратном направлении, равно как и механизмы, осуществляющие
кодирование и декодирование этой информации и ее переработку. На опре-
целенной стадии развития такое обобщенное функциональное
изучение самых разнообразных, по существу, систем может быть, конечно,
чрезвычайно важно, как »важна, например, общая теория колебаний и
волн, охватывающая и акустические волны, и электромагнитные
волны, и Ψ волны квантовой механики. Но этому эта'пу обобщения
обязательно должен предшествовать этап накопления точных знаний о
механизмах отдельных явлений, о сущности процессов распространения
акустических или электромагнитных воли. И именно такой период в развитии
физико-химической биологии мы сейчас, как м»не кажется, переживаем.
Для кибернетического подхода характерно и типично исключение
конкретных механизмов. Для нас на данном этапе главное — это именно
выявление конкретных механизмов. Поэтому мы и не считаем сейчас
кибернетическое направление направлением главного удара в физической
биологии. Таким образом, то, что было нами сказано о кибернетике,
сводится не к отрицанию ее роли вообще, а к отрицанию решающей роли
функционального мышления и изоморфических замещений в
современном исследовании биологических процессов. Думается, что сейчас
основная и главная задача состоит в изучении конкретных энергетических и
химических механизмов явлений, а не в изучении общих
функциональных сходств между ними.

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
133
Поясним эту свою мысль на нескольких примерах. В последние годы
очень много внимания уделялось проблеме «кода генетической
информации», запасенной в виде последовательности пуриновых и пиримидино-
вых оснований в ядерной дезоксирибонуклеиновой кислоте (ДНК).
С одной стороны, блестящие успехи микробиологии и вирусологии с
особой силой выявили чрезвычайно важную роль нуклеиновых кислот и
прежде всего ДНК в механизме наследственности. С другой стороны,
новые данные биохимии показали, что ферментативные свойства белков
определяются не столько их глобальным аминокислотным составом,
сколько последовательностью отдельных аминокислотных остатков в
данном белке. Наконец, расшифровка структуры ДНК и предложенная Ват-
соном и Криком модель ее двойной спирали с однозначным сопряжением
пуриновых и пиримидиновых оснований в «мостиках», соединяющих две
сопряженных спирали, впервые дали структуру, в самой себе несущую
способность к конвариантной редупликации, то есть наследственной
передаче как основной структуры, так и происшедших в ней изменений
(мутаций). Все это привело к упрощенному представлению, будто разгадка
тайны наследственности исчерпывается установлением соответствия
между последовательностью оснований в ДНК и последовательностью
аминокислотных остатков в белках. Формально задача тождественна с
задачей перевода текста, зашифрованного кодом из четырех различных
знаков, на язык, имеющий двадцать кодовых знаков (букв). В связи
с этим Гамов, а за ним и ряд других физиков и математиков сделали
попытку угадать этот «код генетической информации», отыскать те
комбинации («тройки») оснований, которые представляют собой знаки этого
кода и однозначно определяют включение в определенное звено белка
той или иной аминокислоты.
Попытка эта, как известно, не удалась, и сейчас нужно считать, что,
по-видимому, сам «код генетической информации», то есть аппарат,
управляющий развитием клетки и организма, есть нечто более сложное,
чем простая последовательность оснований в ДНК. Но если бы даже
исходное представление оказалось правильным и если бы код,
определяющий зависимость между последовательностью оснований в ДНК и
последовательностью аминокислот в белках, удалось установить, то этим
задача еще не была бы решена. Мне кажется, что не подлежащее
сомнению огромное значение всей этой совокупности работ, связанных с
вопросом о генетической роли ДНК и строении ее молекулы, заключается в
кристаллизации понятия о «матрице», то есть аппарате управления
биосинтезом. Однако, на мой взгляд, более важное значение имеет изучение
конкретных механизмов этого процесса и тех «обратных связей», которые
предопределяют дифференциацию клеток, детерминированную тем же
управляющим аппаратом, заключенным в исходной клетке. Именно эта
сторона дела — выяснение конкретных механизмов, а не общих
функциональных соотношений — представляется мне сейчас наиболее
важной, ведущей в развитии физико-химической биологии.
В связи с развитием вычислительных машин много внимания
привлекает к себе в последнее время и вопрос об аналогии между работой
мозга и работой этих машин. Из того несомненного факта, что машина
в состоянии выполнять некоторые функции человеческого мозга,
например, расчетные и логические операции, и притом даже быстрее и
совершеннее, чем мозг, делают очень далеко идущие выводы вплоть до
отрицания принципиальной разницы между ними. Говорят, что если бы мы
могли построить машину с достаточным количеством ламп, то такая
машина была бы совершенно эквивалентна человеческому мозгу. Нам
думается, что это — опасное увлечение. Человеческое мышление—не
говоря уже о всей человеческой психической деятельности — не сводится к
формализуемым операциям, то есть к алгорифмам, которые умеет
производить машина. Не вда©аясь здесь в опор по вопросу о том, до каких

134
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
пределов может быть доведена аналогия между машиной и мозгом,
следует, однако, подчеркнуть, что сейчас задача выяснения конкретных
физиологических и физико-химических механизмов, лежащих в основе
функционирования нервных клеток и синапсов между ними, важнее, чем
абстрактные и довольно расплывчатые соображения о функциональных
аналогиях между мозгом и машиной. Для кибернетики существует,
например, только функция «памяти», и ей совершенно безразлично, как она
осуществляется — путем записи на магнитной ленте, на фотопленке, на
перфокарте или как-нибудь еще иначе. Но нас, физиков и химиков,
работающих в области биологии, в первую очередь интересуют не
абстрактные свойства «памяти», а те механизмы, которыми осуществляется эта
функция в человеческом мозгу.
* * *
В соответствии со сказанным выше о роли физики в выяснении
механизма элементарных биологических процессов необходимо еще
остановиться на вопросе о роли в данном случае моделей и в связи с этим на
вопросе о структурности биологических субстратов.
Любое биологическое явление, даже такое, какое мы склонны в
настоящее время рассматривать как «элементарное», настолько сложно,
представляет собой взаимодействие и координацию такого количества
частиц и факторов, что изучение его «в целом», во всех его
бесчисленных внутренних и внешних связях, является фактически невозможным. То
или иное упрощение картины, то есть пренебрежение связями, которые
рассматриваются в данном аспекте как второстепенные, и создание
модели, физической или математической, отражающей наиболее важные и
существенные черты явления, совершенно неизбежны. Модель эта должна
быть достаточно упрощенной, чтобы допускать физическую или
математическую трактовку, и вместе с тем она должна сохранять основные
черты сходства с изучаемым биологическим явлением. Нет и не может
быть универсальной «лоции», позволяющей исследователю безопасно
проплыть между Сциллой — чрезмерным усложнением модели — и
Харибдой —потерей ею адекватности явлению. В каждом отдельном
случае выбор модели диктуется конкретной обстановкой и представляет
для исследователя наиболее трудную часть его задачи.
При этом, однако, следует подчеркнуть одну особенность
биологических субстратов, которая непременно должна быть учтена при
построении модели, если эта модель претендует хоть в какой-нибудь мере на
адекватность явлению. Это структурность всех биологических
субстратов и теснейшая связь между их структурой и функцией.
К пониманию первостепенной важности высокой организованности,
или структурности, биологических субстратов можно подойти, исходя из
чисто эмпирического — микроскопического и субмикроскопического —
изучения конкретных структур. Электронный микроскоп вскрыл,
например, поразительную картину регулярного, почти кристаллического
расположения белковых слоев во всех важнейших структурах, в которых
совершаются энергетические преобразования: в митохондриях клеток, в хло-
ропластах, в окончаниях зрительного нерва — «палочках» и
«колбочках». Высокая и совершенно своеобразная структурность установлена
физико-химическими методами в строении дезоксирибонуклеиновой
кислоты. Именно эти свойства и лежат в основе современных
представлений о роли ДНК как матрицы для биосинтеза белков и т. д. С другой
стороны, и общие соображения термодинамики жизненных процессов и
теории информации показывают, что наиболее характерной
особенностью процессов жизнедеятельности является способность организмов
«накоплять негэнтропию» (Шредингер), то есть их способность строить
из наиболее вероятных хаотических веществ — углекислого газа, воды и

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
135
некоторых простейших соединений—те сложные и организованные,
наименее вероятные структуры, в которых осуществляются жизненные
функции.
Эти процессы «ассимиляции», или «анаболизма», в живом
организме, находящемся в стационарном состоянии, уравновешиваются
процессами «диссимиляции», или «катаболизма», то есть процессами распада
структур и возвращения в наиболее вероятное, хаотическое состояние,
состояние с наибольшей энтропией. Поддержание равновесия между
«ассимиляцией» и «диссимиляцией», между «анаболизмом» и
«катаболизмом», или, что то же самое, между процессами структуирования и
дезорганизации, накопления и потери негэнтропии, и есть осуществление
жизни каждого отдельного организма. Превалирование первых
процессов есть рост и развитие организма, (превалирование вторых — путь к
его смерти. В конечном счете жизнь — это всегда структура и
организованность, смерть — это хаос и дезорганизация. Именно поэтому, если
рассматриваемая модель биологического явления претендует на
адекватность, то она необходимо должна учитывать структурность
моделируемой системы. Нет биологической функции без специфической
структуры, и нет биологических структур, которые не несли бы
определенных функций. Напоминание об этих почти самоочевидных истинах имеет,
как мне кажется, не только некоторое общеметодологическое, но «и
конкретное методическое значение, ибо оно до известной степени
ограничивает область применения биохимических подходов и методов к
изучению биологических явлений. Нельзя переоценить важность и значение
той работы, которая была проделана биохимиками. Только на основе
этой грандиозной работы стало возможным создание и развитие
современной общей биологии и физико-химической биологии. И все же
возможности чисто биохимического подхода к явлениям и чисто
биохимического их моделирования ограниченны и неадекватны этим явлениям.
Первое ограничение возможностей биохимии связано с тем, что, как
правило, в биохимических исследованиях не учитывается именно
структурность субстратов, в которых протекают биологические реакции.
Классической химической и биохимической моделью является
«пробирка», относительно гомогенная жидкая среда, в которой плавают
молекулы двух или нескольких сортов, реагирующие друг с другом при
соударениях. Такая модель не может быть адекватна биологической структуре.
Я поясню свою мысль на примере из наиболее близко знакомой мне
области изучения первичных механизмов запасания световой энергии в
процессах фотосинтеза. Большая часть господствующих в этой области
теорий — это теории фотохимические. Они исходят из предположения,
что первичным актом процесса является некое фотохимическое
превращение молекулы хлорофилла, например, ее переход в восстановленную
форму, и последующая реакция между этой измененной молекулой и
какой-то другой молекулой, дающая начало сложной цепи окислительно-
восстановительных ферментативных реакций, приводящих в конечном
счете к ассимиляции углерода. Роль хлоропластов, то есть той
специфической белково-липоидной структуры, в которой этот процесс происходит,
при этом не учитывается. Совершенно иным является физический подход
к явлению сенсибилизации фотографических эмульсий различными
красителями, которое в своих первичных механизмах, быть может, не так
уж далеко от фотосинтеза. Здесь никто не говорит о специфическом
химизме каких-то реакций между красителем и бромистым серебром.
Учитывается в первую очередь кристаллическая структура
бромистого серебра, наличие у него зоны делокализованных,
обобществленных электронов и возможности переброса электронов и соответствующей
энергии из слоя красителя, определенным образом адсорбированного на
зерне эмульсии, в «зону проводимости» этого зерна.
Мне кажется, что чисто химическая, «пробирочная» модель фотосин-

136
ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
теза, не учитывающая специфической структуры хлоропластов, не может
быть адекватна явлению и что будущее принадлежит «фотофизическим»
теориям, которые в какой-то мере будут аналогичны теориям
сенсибилизации эмульсий, по крайней мере, в том смысле, что они будут
отталкиваться от структуры хлоропластов, от их квазикристаллических свойств
и, быть может, от связанных со структурой полупроводниковых свойств
белков. Этим вовсе не сказано, что мы никогда не сумеем осуществить
фотосинтез в лаборатории, без участия хлоропластов. Но если мы
сумеем добиться этого, го синтез будет идти отнюдь не в «пробирке», а
только при наличии созданных нами соответствующих структур.
Другое ограничение возможностей чисто химического подхода к
биологическим явлениям связано с тем, что биохимия всегда выделяет
отдельные вещества или группы веществ и изучает их реакции в
изолированном виде. Между тем в биологическом объекте мы
принципиально имеем не изолированные, а сопряженные реакции, то есть строго
координированные, протекающие в определенном направлении и
подчиненные некоему общему управляющему механизму. Выделение
отдельных реакций из той сложной их совокупности, какая имеет место в
живом организме, само по себе неизбежно и не является
принципиальным ограничением. Можно было бы надеяться — ив этом направлении
биохимия и развивается,— что по мере накопления наших знаний <и
усовершенствования наших методов в рассмотрение будут вовлекаться все
более и более широкие группы и циклы реакций, в пределе — все реакции,
происходящие в данной системе. Принципиальное огРаничение чисто
химического подхода к явлениям метаболизма состоит в ином: в том, что
вряд ли на этом пути возможно понимание механизмов управления всей
совокупностью реакций. Можно полагать, что этот механизм «обратных
связей» между реакциями не исчерпывается законом действия масс и что
подлинное его понимание также требует сосредоточения внимания на
структурах, в которых реакции осуществляются, а также на физических
свойствах этих структур, определяющих их функцию. Модель живого
должна быть моделью структурной со всем, что из этого вытекает.
В заключение хотелось бы посмотреть на процесс проникновения в
биологию физико-химических идей и концепций с несколько более
широкой точки зрения, с точки зрения диалектики развития самой науки.
Выше уже отмечался процесс кристаллизации в каждой отдельной науке, в
частности в биологии, понятия элементарного общего процесса, лежащего
за множеством частных и отдельных наблюдаемых явлений. Другой
стороной этого процесса перехода от науки аналитической к науке
синтетической являлось все более ясное понимание того факта, что каждое
явление может быть понято тем глубже, чем в большем количестве связей
оно рассматривается. Нам теперь ясно, например, что биологическая
структура не исчерпывается свойствами отдельных входящих в нее
молекул и атомов, что клетка не есть простая сумма своих органелл
(митохондрий, микрозом, ядер и т. д.), что организм не есть простая сумма
клеток или органов и т. д. Отсюда ясно, что изучение каждого
изолированного явления, отдельной белковой молекулы, отдельной органеллы,
отдельной клетки, отдельной ткани или органа и т. д. дает только
частичное знание и является в силу нашей ограниченности лишь неизбежным
этапом на пути к все более синтетическому знанию.
Наконец, если в свой аналитический период наука все более
распадалась на совокупность мало и плохо связанных друг с другом отдельных
научных дисциплин, то для нашей эпохи характерно именно все более
широкое взаимопроникновение различных дисциплин, все более
усиленное внимание к изучению пограничных областей между ними. Частным
проявлением этого процесса является и возникновение той пауки,
которую мы называем физико-химической биологией.

ДЛЯ ИЗУЧАЮЩИХ ФИЛОСОФИЮ
Консультации
Основной философский вопрос
и критика современного идеализма
Т. И. ОЙЗЕРМАН
Рассмотрение проблем историко-философской науки, начавшееся на
страницах журнала «Вопросы философии», является как нельзя
более своевременным. Завершается издание многотомной «Истории
философии», готовятся к публикованию учебные пособия по истории
философии, вышел в свет ряд историко-философских монографий. Все это
требует анализа, научного разбора теоретических вопросов истории
философии как науки, ибо эта наука по самой своей природе не может
быть только эмпирическим повествованием о делах давно минувших
дней. История философии — теоретическая дисциплина, исследующая
объективные закономерности и основные этапы развития философского
знания.
Поляризация философии на два противоположных лагеря —
материализм и идеализм, борьба между материализмом и идеализмом
составляют специфическую закономерность развития философской теории
в условиях классового общества. Это основное положение марксистско-
ленинской историко-философской науки должно быть осмыслено
конкретно-исторически, в полном объеме, с учетом объективного
содержания и субъективной формы выражения основного вопроса философии.
Этой проблеме и посвящается настоящая статья.
1. Объективное содержание и субъективная форма выражения основного
философского вопроса
В истории философии, более чем в какой-либо другой исторической
науке, исследующей развитие идеологических форм общественного
сознания, в которых отражение действительности является в то же время
самосознанием определенного класса, необходимо разграничивать
объективное содержание философских учений и их субъективную, подчас
даже произвольную форму выражения. Материалистическая, бесспорно,
атеистическая система великого голландского мыслителя Б. Спинозы
изложена им как учение о боге и его атрибутах. В этой связи Маркс
говорил: «Даже у философов, которые придали своим работам
систематическую форму, как, например, у Спинозы, действительное внутреннее
строение его системы совершенно отлично от формы, в которой он ее
сознательно представил» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXV,
стр. 229). Это замечание Маркса имеет огромное методологическое
значение для истории философии; оно, в частности, весьма важно для
теоретического анализа основного вопроса философии.
Если бы И. Фихте сказали, что центральным пунктом его
философии является определенное решение в'опроса об отношении мышления
к бытию, он, вероятно, ответил бы, что его неправильно поняли. «Вся моя
система, от начала до конца—- лишь анализ понятия свободы»,—писал

138
Т. И. ОИЗЕРМАМ
этот типичный представитель субъективного идеализма, несмотря на то,
что в ряде случаев он непосредственно подходил к формулировке
основного философского вопроса. Но не только Спиноза и Фихте,— все до-
марксовские философы, в том числе и те, которые сознательно
противопоставляли свое учение в корне противоположному философскому
направлению, не видели того, что то или иное (материалистическое или
идеалистическое) решение вопроса об отношении духовного к
материальному является исходным пунктом, определяющим направление
любой философской системы. Даже наиболее выдающиеся мыслители
прошлого, вплотную подходившие к диалектическому материализму, не
сознавали, какой теоретический вопрос является ключевым' в решении
всей совокупности философских проблем.
В. И. Ленин, констатируя, что «Н. Г. Чернышевский стоит вполнеба
уровне Энгельса» в отношении к кантовскому агностицизму и
субъективизму, отмечает вместе с тем, что «Чернышевский стоит позади
Энгельса, поскольку он в своей терминологии смешивает
противоположение материализма идеализму с противоположением метафизического
мышления диалектическому» (Соч., т. 14, стр. 345).
Значит ли это, что и наиболее выдающиеся представители
домарксистской философии ни в какой мере не приблизились к научному
пониманию действительного значения вопроса об отношении мышления
к бытию в построении философских систем, в логическом развитии их
основных положений? Конечно, нет. Поскольку эти мыслители
занимались исследованием реального отношения духовного к материальному,
они не могли уйти от постановки и оценки теоретического
значения этого вопроса. Так, Гегель утверждал, что «дух и природа, мышление
и бытие суть две бесконечные стороны идеи», единство которых стремятся
постигнуть все философы. «Философия,— писал Гегель,— поэтому
распадается на две основные формы разрешения этой
противоположности, реалистическую и идеалистическую философию, то есть на
философию, заставляющую возникнуть объективность и содержание мысли
из восприятий, и философию, исходящую в своем искании истины из
самостоятельности мышления» (Соч., т. XI, стр. 208—209). Однако,
несмотря на эту гениальную догадку, Гегель, в силу органически присущего ему
непонимания действительной роли материализма в истории философии,
вследствие идеалистической недооценки материального вообще, не мог,
конечно, осознать основополагающего значения вопроса об отношении
духовного к материальному встроении каждой философской системы,
в исторически-преемственном развитии философских знаний, в
поляризации философии на два противоположных лагеря — материализма и
идеализма.
Итак, мы имеем дело с историческим парадоксом: многие философы,
исходя © своем теоретическом самоопределении из того или иного
решения основного философского вопроса, не сознавали того, что именно этот
вопрос является основным. Это противоречие между субъективным и
объективным, характеризующее не только отдельные философские
системы, но и ©сю домарксистскую философию, может быть объяснено я
позитивно разрешено лишь с позиций диалектического и исторического
материализма. Исходя из научного анализа несомненного
факта—отношения общественного сознания к общественному бытию,—
основоположники марксизма пришли к открытию главного философского вопроса, к
теоретическому объяснению того, почему именно вопрос об отношении
сознания к бытию, духовного к материальному вообще является
основным, определяющим.
Положение марксизма об основном философском вопросе является,
с одной стороны, специальным историко-философским выводом из
материалистического понимания истории; с другой стороны, оно представляет
собой научное обобщение, подытожение всего предшествующего разви-

ОСНОВНОЙ ФИЛОСОФСКИЙ ВОПРОС И СОВРЕМЕННЫЙ ИДЕАЛИЗМ 139
тия философской мысли. Не удивительно поэтому, что философы, чуждые
материалистическому пониманию общественной жизни и далекие в силу
этого от научно-исторического понимания развития философии, не
сумели открыть основного вопроса философии, несмотря на то, что они
постоянно имели с ним дело, исходили из него, решали его, подвергали
критике противоположные его решения и т. д.
Итак, рассмотренное выше противоречие между объективным и
субъективным в содержании философских учений имеет вполне
рациональное объяснение: открытие основного философского вопроса является
неотъемлемой частью того революционного переворота в философии,
который совершили Маркс и Энгельс. А то обстоятельство, что исходная
теоретическая предпосылка всех философских учений была выявлена
лишь после многовекового развития философской мысли, не должно,
конечно, вызывать недоумения. «Принципы,— говорил Энгельс,— не
исходный пункт исследования, а его заключительный результат...»
(«Анти-Дюринг», стр. 34, 1948). Само собой разумеется, что это в первую очередь
относится к такому важнейшему принципу
историко-философского исследования, каким является вопрос об отношении мышления к
бытию, идеального к материальному. Громадное методологическое значение
этого принципа заключается в том, что он раскрывает основную
специфическую закономерность развития философии,
противоречивое единство исторического развития
философских знаний, несмотря на многообразие философской
проблематики, неизбежно изменяющейся вместе с изменением предмета
философии в ходе ее многовековой истории.
2. Основной вопрос философии и современная идеалистическая
философия
Если величайшие предшественники философии марксизма, как
правило, не могли выделить отношение духовеого к материальному как
основной философский вопрос, то современные буржуазные философы,
ведя непримиримую войну против марксизма и материализма вообще,
категорически отвергают уже установленный, проверенный,
подтвержденный факт существования основного вопроса философии. В то
время как позитивисты второй половины XIX века утверждали, что
отношение мышления к бытию непознаваемо, неопозитивисты заявляют, что
этого отношения вообще не существует объективно, в силу чего
основной философский вопрос является... псевдопроблемой. Совершенно
очевидно, что такой вывод логически вытекает из неопозитивистского
положения о том, что признание объективной реальности является
псевдоутверждением, то есть утверждением, бессмысленным с точки зрения
науки. Идеалистически решая основной философский вопрос,
неопозитивизм объявляет его вместе с тем псевдопроблемой, прикрывая идеализм
агностическим заявлением о том, что он отвергает «и тезис о реальности
внешнего мира, и тезис о его нереальности, как псевдоутверждения»
(Р. Карнап «Значение и необходимость», 1959, стр. 312).
Неопозитивисты-семантики, отрицая реальное содержание общих
понятий, объявляют отношение мышления к бытию всего лишь
отношением абстрактных понятий или даже фикций, а борьбу материализма и
идеализма — бесплодным спором о словах. На деле же, неопозитивисты
продолжают агностическую линию в истории философии, представители
которой (начиная с Д. Юма), отказываясь от решения первой стороны
основного философского вопроса, субъективно-идеалистически решают
вторую его сторону. Этот гносеологический идеализм выдается за
преодоление «крайностей» материализма и идеализма, между тем как в
действительности он представляет собой новейшую, наиболее изощренную
форму идеализма, одним из родоначальников которой является Э. Мах.

140
Т. И. ОИЗЕРМАН
Последний, как известно, утверждал, что субъективное и объективное,
психическое и физическое — это, в сущности, одно и то же, но лишь
рассматриваемое в различных отношениях. С этой точки зрения нечто
твердое есть физическое, поскольку оно рассматривается в отношении'к
тяжелому, голубому, прямоугольному и т. д. Если же нечто твердое
рассматривается в отношении к субъекту, то оно уже не физическое, а
психическое. Само же по себе твердое, красное, теплое и т. п. не. есть ни
психическое, ни физическое, а представляет собой «нейтральный элемент»
всего существующего.
Приверженцы позитивистского идеализма третируют
материалистическое учение о первичности материального и вторичности духовного как
исторический анахронизм и запоздалую рецепцию античной философской
космологии с ее наивными представлениями о первоматерии, первове^це-
стве, апейроне. Никакой первоматерии не существует, заявляют с
победоносным видом новейшие позитивисты. Но диалектический материализм,
как известно, бесконечно далек от допущения начала мира как во
времени, так и в пространстве. Признание не только количественной, но и
качественной бесконечности мира неотделимо от диалектико-мате-
риалистического решения основного философского вопроса.
Марксистская философия говорит о первичности материи лишь по отношению
к сознанию, то есть в том смысле, что сознание есть продукт материи, ее
высшее свойство, ее отражение.
С точки зрения диалектического материализма, так называемая
онтологическая постановка вопроса об отношении материи и сознания и
гносеологическая постановка того же вопроса образуют неразрывное
единство: материя первична, сознание вторично, значит, материя
существует вне и независимо от сознания, которое является отражением
материи, отображением объективной реальности. Между тем
неопозитивисты, неореалисты, неотомисты пытаются доказать, что диалектико-
материалистическое решение основного вопроса философии означает
смешение материализма с реализмом (см., например, G. А. Wetter
«Der dialektische Materialismus», Freiburg, 1953, S. 310, I. d e V г i e s «Die
Erkenntnistheorie des dialektischen Materialismus», S. 98, München, 1957).
Положение Энгельса о первичности материи является с этой точки
зрения исходным пунктом материализма, а положение Ленина о
существовании вне и независимо от сознания объективной реальности —
исходным пунктом «реализма», о котором говорится, что это ни
материалистическое, ни идеалистическое учение. Так, неореалист Холт утверждал,
например, что «все существующее не является ни духовным, ни
материальным, а представляет собой некое нейтральное существование».
Не трудно понять, что эти идеалистические выпады против
марксистско-ленинской постановки и решения основного философского вопроса
основываются на смешении гносеологического подхода к проблеме
с естественнонаучным исследованием психического и физиологического.
Последнее, по словам современных идеалистов позитивистского толка,
лишает всякого основания какое бы то ни было противопоставление
духовного и материального: такое противопоставление объявляется
пережитком первобытного анимизма, проявлением религиозного
спиритуализма, мистицизмом. И в этих грехах обвиняется... диалектический
материализм, несмотря на то, что именно диалектический материализм
доказал, что противоположность материи и сознания «имеет
абсолютное значение только в пределах очень ограниченной области: в
данном случае исключительно в пределах основного гносеологического
вопроса о том, что признать первичным и что »вторичным. За этими
пределами относительность данного противоположения несомненна»
(В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 134—135).
Само собой разумеется, что физиология, доказывающая, что
мышление является свойством высокоразвитой материи — мозга, полностью

ОСНОВНОЙ ФИЛОСОФСКИЙ ВОПРОС И СОВРЕМЕННЫЙ ИДЕАЛИЗМ 141
подтверждает материализм, а следовательно, и материалистическое
решение основного вопроса философии. Те же, кто утверждает, что сама
постановка вопроса о том, что первично— материальное или духовное,—
лишена смысла, пытаются лишь смазать различие между тем и другим,
между материей и высшим результатом ее развития. Вот почему
отрицание основного философского вопроса является в наше время
характерным признаком идеализма.
В. И. Ленин указывал, что классики домарксистской философии
открыто противопоставляли основные философские направления и
становились на позиции того из них, которое считали истинным. Нынешни^
идеалисты не могут быть последовательными, ибо откровенный идеал
лизм уже дискредитировал себя. Поэтому его сторонники выступают
под флагом «реализма», а иногда даже, как это ни странно, называют
себя «материалистами», вкладывая в понятие «материализм»
идеалистическое содержание. Так, лидер американского «критического
реализма» Д. Сантаяна называл себя единственным в американской философии
материалистом, а Р. Карнап характеризовал свою позитивистскую
концепцию как «методический материализм».
Отбрасывание основного вопроса философии,
псевдоматериалистические возражения против материалистического решения этого вопроса,
кокетничанье с понятием «материализм», смазывание коренной
противоположности между различными философскими направлениями,
противопоставление материализму и идеализму «реализма» — все это
типичные проявления разложения современной буржуазной
философии. Отсюда понятно, почему Бохенский, один из наиболее
реакционных представителей современного теологического идеализма,
утверждает, что идеалистическая философия уже не имеет сторонников
на Западе, она исчерпала себя, уступила место неотомистскому
«реализму», экзистенциализму, неопозитивизму и другим течениям, которые,
по словам Бохенского, принципиально отличны от идеализма.
Очевидно, что словесный отказ от идеализма, характерный для
современной буржуазной философии, есть не что иное, как попытка спасти
и обновить идеализм путем отказа от некоторых, явно
дискредитированных положений идеалистической философии. Этот вывод вполне
подтверждается, если рассматривать типичное для современной
буржуазной философии определение понятия «идеализм». Такое
определение мы находим, например, у маститого французского философа
А. Лаланда. «Под идеализмом в настоящее время (разрядка
моя.— Т. О.) понимают философскую тенденцию, которая заключается
в сведении всего существующего к мысли в самом широком смысле
слова... Идеализм, следовательно, противостоит онтологическому реализму,
который, соответственно самому понятию онтологии, допускает
существование, независимое от мысли» («Vocabulaire technique et critique de
la philosophie», pp. 435—436. Paris, 1956). Согласно этому определению,
махизм (и идеалистический эмпиризм вообще), сводящий все
существующее не к мысли, а к ощущению, рассматривающий ощущения
как независимые от мышления, не является идеализмом и, больше того,
представляет собой разновидность «реализма», поскольку махизм
признает «нечто», независящее от мышления. С помощью такого рода
софизмов идеалисты пытаются доказать, что философ, считающий ощущение
первичным, а мышление вторичным, не является идеалистом.
Экзистенциалисты, объявляющие первоначальной реальностью
«существование», фрейдисты, доказывающие, что сознание является
производным от подсознательного, неотомисты, признающие, что природа
существует независимо от человека, поскольку она сотворена богом,
неореалисты, провозглашающие, что между вещами и их отражениями
нет никакого различия, что идеи образуют независимую от субъекта
реальность,— все они, по мнению Лаланда, Бохенского и других идеоло-

142
Т. И. 0R3EPMAH
гов современной буржуазии, не являются уже идеалистами. Их
утверждения— это-де преодоление идеализма, возвышение над
«односторонними» противоположными лагерями в философии и т. д. «В наше
время,— писал В. И. Ленин свыше пятидесяти лет тому назад,— нельзя
философу не объявлять себя «реалистом» и «врагом идеализма» (Соч.,
т. 14, стр. 310).
Основной вопрос философии является принципиальной,
альтернативной постановкой проблемы: или материализм, или идеализм,
третьего, по существу, нет. Эта-то альтернатива как раз и неприемлема
для современных буржуазных философов, как неприемлемы для
большинства из них и откровенная пропаганда идеализма и открытое
подчеркивание своей несомненной, буржуазной партийности. Они
отвергают, следовательно, основ'ной во<прос философии, чтобы избежать этой
альтернативы. Вот почему экзистенциалист П. Рикер утверждает,
что существуют не два, а четыре основных, философских
направления: материализм, спиритуализм, идеализм и реализм. Эту же точку
зрения высказывает и де Фриз. Материализм, по мнению этих
идеалистов, считает все существующее материальным; спиритуализм допускает
некую сверхприродную, сверхчувственную, рационально непостижимую
реальность; идеализм сводит все существующее к мышлению; реализм,
напротив, признает независимую от мышления реальность.
П. Рикер и другие философы, разделяющие данную точку зрения,
не анализируют взаимоотношений между названными выше
философскими течениями. Между тем не трудно увидеть, что
материализмом они называют вульгарный материализм, спиритуализмом —
объективный идеализм, идеализмом — преимущественно идеализм
субъективный. Что же касается термина «реализм», то он обозначает у них
теории объективно-идеалистического толка (вроде неотомизма) или же
эклектические попытки сочетания субъективного и объективного
идеализма, что характерно для неореалистов, «критических реалистов»,
сторонников феноменологии, и т. д. «Реалист» говорит о существовании
объективной реальности, но истолковывает понятие «объективность»
идеалистически, отбрасывая материалистический тезис q вторично-
сти духовного. Так, американские неореалисты в своем программном
труде «Новый реализм» утверждали, что неореализм «развивает
теорию познания независимо от вопроса о том, что является первичным —
материя или дух. То, что называют объектом познания, совпадает
с идеей» («The New Realism», 1912, p. 185). Совершенно ясно, что при
таком понимании объективной реальности «реализм» не имеет ничего
общего с материализмом.
Таким образом, хотя современные буржуазные философы и
отвергают основной вопрос философии, оци фактически не могут уйти от
выше указанной альтернативы, от решения этого вопроса. И решают они
его, конечно, идеалистически. При этом идеалистическое решение
данного вопроса современные буржуазные философы затушевывают
безосновательными ссылками на то, что идеализм сводит все
существующее к мышлению, считает мышление первичным; они же не считают
мышление первичным и выводят его из ощущения, из подсознательного,
а иной раз даже из «материи», которая в таком случае рассматривается
как внешнее проявление иррациональной сверхматериальной сущности.
Последнюю концепцию мы встречаем, например, у Бергсона, который
утверждает, что мышление находится в коррелятивном отношении с
материей (нечто вроде принципиальной координации Авенариуса), в то
время как интуиция, инстинкт неотделимы от иррациональной
«длительности», продуктом распада которой якобы является материя.
Энгельс подчеркивал, что основной вопрос философии есть вопрос
об отношении мышления к бытию, духа кприроде. Это значит,

ОСНОВНОЙ ФИЛОСОФСКИЙ ВОПРОС И СОВРЕМЕННЫЙ ИДЕАЛИЗМ 143
что идеалист, формулируя исходные посылки своей философии, может
принять в качестве первоначала любую форму духовного — не только
мышление, но и ощущение, представление, воображение, интуицию,
инстинкт, веру, «подсознательное», общие понятия, эмоции, волю,
абсолютный дух, то есть бога и т. д. Этим определяются как основные
формы, так и многочисленные разновидности идеализма. На эту
особенность идеализма обратил внимание В. И. Ленин, который еще в начале
текущего столетия указывал на существование различных форм,
разновидностей, приемов идеалистического решения
основного вопроса философии. «Мир есть не-Я, созданное
нашим Я,— говорил Фихте. Мир есть абсолютная идея,— говорил
Гегель. Мир есть воля,— говорил Шопенгауэр. Мир есть понятие и
представление,— говорит имманент Ремке. Бытие есть сознание,— говорит
имманент Шуппе. Физическое есть подстановка психического,— говорит
Богданов. Надо быть слепым,— подчеркивал Ленин,— чтобы не видеть
одинаковой идеалистической сути в различных словесных нарядах*
(Соч., т. 14, стр. 215).
Однако изощренность идеалистической философии доходит до того,
что некоторые ее представители объявляют первоначалом
идеалистически истолкованное материальное. В. И. Ленин, характеризуя философию
Ш. Ренувье, отмечал, что этот реакционный философ объявляет
основой всего существующего закон. «Вещь в себе решительно
отвергается. Связь явлений, порядок, закон объявляется априорным, закон
пишется с большой буквы и превращается в базу религии. Католические
попы е восторге от этой философии» (там же, стр. 198).
Не трудно понять, что, поскольку закон отрывается от реальной
действительности и противопоставляется последней как некая
возвышающаяся над ней сила, с которой действительность обязана
сообразовываться, постольку понятие закона теряет свой научный смысл и
превращается в псевдоним сверхприродного духа.
Время, как известно, не есть духовная сущность: это форма
существования материи и, следовательно, материальная форма. Но оторвите
время от материи, противопоставьте его природе, и вы получите идеали-
стически-иррационалистическое решение основного философского
вопроса, предложенное А. Бергсоном. «Время вне временных вещей =
бог»,— говорил по этому поводу В. И. Ленин (Соч., т. 38, стр. 58.)
Идеалист может даже утверждать, что он считает «природу»
первичной, вечной и т. д. Но стоит присмотреться к его концепции, и станет
ясно, что идеалист отрывает природу от материальности, телесности.
Относительно такого рода идеалистических концепций В. И. Ленин
писал: «Природа вне, независимо от материи = бог» (там же).
Известно, что некоторые прагматисты (следуя бихевиористам)
приходят к отрицанию реальности сознания, мышления и духовного вообще,
ни в малейшей мере не отказываясь от идеализма, то есть так же, как
все идеалисты, отрицают существование независимой от субъекта
объективной реальности, объективной истины и т. д. Немецкий иррационалист
Г. Кайзерлинг определяет все рационально постигаемое, то есть все то,
что мы узнаем при помощи чувственных восприятий и научного
познания, как «внешнее», противопоставляя ему «внутреннее», как нечто
определяющее, первоначальное, независимое от природы, материи. Само
собой разумеется, что это чистейший идеализм, несмотря на то, что
Кайзерлинг не рассматривает «внутреннее» как сознание; мышление,
интеллект— все эти формы духовного — он относит к «внешнему»,
сопоставляет с материей, природой.
Небезызвестный английский философ Смэтс, создатель так
называемого «холизма», противопоставлял «целое» частям. Понятие
абсолютной целостности, освобожденное от составляющих его частей, от
всего реально-природного, превращалось Смэтсом в мистическое перво-

144
Т. И. ОЙЗЕРМАН
начало. Таким же мистическим первоначалом является и «конкретное
существование» в философии Ж. Лашелье, поскольку вся природа
рассматривается этим реакционным французским философом как
«абстрактное существование», являющееся производным от высшей,
«конкретной» реальности, то есть в конечном счете от бога.
Таким образом, современный идеализм всячески затушевывает,
запутывает, мистифицирует ту классически ясную, предельно четкую
постановку философских проблем, которая вытекает из марксистско-
ленинского решения основного философского вопроса. Без
мистификации этого исходного пункта современный идеализм превращается в
очевиднейший для всех нонсенс. Именно поэтому отрицание, отбрасывание
основного философского вопроса представляет собой не одну из
особенностей современной буржуазной философии, а ее modus vivendi.
3. Материалистическое решение основного вопроса философии —
важнейший принцип историко-философского исследования
Для того, чтобы успешно опровергать утонченную аргументацию
современного идеализма, недостаточно простого повторения той
бесспорной истины, что исследование отношения духовного к материальному
составляет основной вопрос философии, что различные ответы на этот
вопрос разделяют философию на
противоположные—материалистический и идеалистический — лагери. Необходимо
конкретно-исторически рассматривать содержание этого вопроса и его формы,
обогащая новыми данными диалектико-материалистическое понимание
основного философского вопроса. Здесь, как и везде, научный анализ
проблемы должен носить не догматический, а творческий характер.
Борясь против современной идеалистической философии,
необходимо генетически исследовать основн ой философский
вопрос, то есть показать, из чего он проистекает, почему он является
действительно основным, а не производным вопросом, необходимым, общим
для всех философских учений, в особенности (как на это указывал
Энгельс) в новое время.
На наш взгляд, вопрос об отношении духовного к материальному
коренится в том основном факте, из которого исходит вся человеческая
деятельность,— в различении субъективного и объективного. Каждый
человек (в том числе и идеалист) отличает себя от всего другого и
благодаря этому сознает себя как Я, то есть как индивидуальность.
Восприятие окружающей нас объективной действительности невозможно без
осознания своего отличия от воспринимаемых предметов. Сознание
человека есть вместе с тем и самосознание, поскольку никому не придет
в голову считать себя деревом, рекой, ослом или какой-либо вещью,
которую он воспринимает.
Кант был совершенно прав, когда утверждал в «Критике чистого
разума», что сознание самого себя невозможно без восприятия внешней,
вне тебя находящейся действительности. Конечно, философ-идеалист,
признавая различие между субъективным и объективным, может затем
объявить это различие лишь видимостью или же существующим только
в сознании. Но так или иначе, и идеалист, как об этом свидетельствует
вся история философии, не может принципиально отказаться от
разграничения субъективного и объективного, Я и не Я, как бы ни
истолковывал он взаимоотношения между тем и другим.
Понятия субъективного и объективного охватывают все
существующее, включая и человека. Какое бы явление ни рассматривалось, егс
всегда можно отнести к объективному или субъективному. Конечно,
люди могут не соглашаться друг с другом в том, что считать
объективным, а что — субъективным. Люди могут спорить друг с другом

ОСНОВНОЙ ФИЛОСОФСКИЙ ВОПРОС И СОВРЕМЕННЫЙ ИДЕАЛИЗМ 145
относительно того, является ли данный факт объективным или
субъективным. Но даже те, кто, совершая идеалистическую ошибку,
утверждают, что нет никакой объектив'ной реальности, вынуждены проводить
различие между объективным и субъективным и рассматривать
отношения между тем и другим.
Так, неопозитивисты, объявляя понятие «объективная реальность»
бессмысленным в научном отношении, требуют проведения
демаркационной линии между субъективным и «интерсубъективным», между личным
и «общественным», как выражается Б. Рассел, то есть никоим образом
не отказываются от применения, разграничения, исследования
вышеуказанных понятий.
Тезис о существовании третьего, нейтрального, является одним из
основных положений неореализма. Гносеологические корни этого
идеалистического утверждения заключаются в том, что субъективное
находится в единстве с объективным. Это единство неореалист превращает
в тождество идеи и предмета, субъективного и объективного. В
действительности же то обстоятельство, что некоторые явления (например,
ощущения) содержат в себе и объективное и субъективное, не делает их
чем-то нейтральным. Ощущения представляют собой определенное
отношение человека к воспринимаемому предмету. Не удивительно поэтому,
что ощущения субъективны по форме и в основном объективны по
содержанию. Как это вынуждены были в конечном счете признать и
многие неопозитивисты, понятие нейтральной реальности является
априористическим, неосновательным допущением. Ничего третьего,
нематериального и вместе с тем недуховного, не существует. Все, что существует,
может быть отнесено к материальному или нематериальному, к
объективному или субъективному.
Экзистенциалисты заявляют, что понятие существования
представляет собой нечто третье, то есть нечто не материальное, но и не
духовное, не объективное, но вместе с тем и не субъективное. Однако это
утверждение является обычным софизмом идеалистической философии.
Ведь существования, безотносительного к определенным предметам,
явлениям, существования вообще, нет, как нет (употребляя выражение
Аристотеля) дома вообще вне реальных, единичных, видимых домов.
Всякое конкретное, определенное существование, всякий факт, событие
можно и должно отнести или к объективному, или к субъектив'ному.
Итак, все возражения идеалистов против разграничения
субъективного и объективного, духовного и материального не выдерживают
критики. И здравый смысл, и наука, и общественная практика обязывают
всех людей, в том числе и философов, проводить вышеуказанное
разграничение, являющееся необходимой предпосылкой сознательной и
целесообразной деятельности людей, специфической особенностью
человеческого сознания, неразрывно связанного с самосознанием. Именно
этот основной факт, то есть отношение человека к внешнему миру,
объективно существующее отношение между духовным и материальным,
субъективным и объективным, и выражает основной вопрос
философии. *
Исследование необходимости и всеобщности основного
философского вопроса неизбежно приводит к выводу об объективной
закономерности поляризации философии на два противоположных лагеря —
материализма и идеализма. Однако эту поляризацию философских систем
не следует представлять себе упрощенно, объявляя причиной
возникновения материализма и идеализма, альтернативный характер основного
философского вопроса, то есть возможность двух диаметрально
противоположных ответов на вопрос об отношении духовного к
материальному. Различные варианты ответа на основной вопрос философии
образуют лишь теоретическую основу деления философии на
материалистическое и идеалистическое направления. Само собой разумеется, что тео-
10. «Вопросы философии» № 8.

146
Т. И. ОИЗЕРМАН
ретическая основа образовалась уже после того, как возникли эти
противоположные направления; ее появление свидетельствовало о том, что
противоположность материализма и идеализма достигла уже
значительного развития.
Материализм и идеализм имеют глубокие социально-экономические
и гносеологические корни. Господство стихийных сил природы (а с
расколом общества на классы — стихийных сил общественного развития)
было необходимой предпосылкой возникновения религии, а затем и
идеализма. Гносеологические корни этого исторического процесса —
в противоречивом развитии человеческой способности абстрактного
мышления, воображения, фантазии. В отличие от идеализма
материализм (и естествознание) возникает на базе исторически
развивающегося господства человека над отдельными стихийными силами природы.
Развитие противоречий между классами и внутри господствующего
класса рабовладельческого общества привело к более резкому,
непримиримому противоречию материализма и идеализма, к борьбе между
этими основными противоположными философскими направлениями.
Однако социально-экономическая обусловленность поляризации философии на
два противоположных лагеря нисколько не умаляет значения основного
философского вопроса, то или иное решение которого образует
теоретическую основу и руководящий принцип в решении всех философских
проблем·
Конкретно-историческое рассмотрение вопроса об отношении
духовного к материальному предполагает учет различных форм решения
основного философского вопроса представителями одного и того же —
материалистического или идеалистического— философского
направления. И философия марксизма и метафизический материализм XVII—
XVIII веков в общем и целом дают одно и то же, то есть
материалистическое, решение этого вопроса. Однако было бы грубой ошибкой не
видеть в этих границах качественного различия между диалектико-мате-
риалистическим и метафизическо-материалистическим решением
основного философского вопроса. Ведь, кроме основной — материалистической
или идеалистической — постановки вопроса об отношении идеального
к материальному, существует и производная — метафизическая или
диалектическая — постановка этого же вопроса. Матсриалист-метафизик
не может понять исторического развития сознания, скачкообразного
перехода от материи к сознанию и зачастую склоняется к воззрению,
согласно которому духовное, как свойство материи, никогда не
возникает. Метафизический материализм не может распространить
материалистическое решение основного философского вопроса на понимание
общественной жизни и, значит, остается идеалистом в социологии,
в силу чего метафизически-материалистическое решение вопроса об
отношении духовного к материальному не является последовательным
и носит в известном смысле половинчатый характер. В отличие от
метафизического материализма марксистско-ленинская философия
применяет теорию развития к материалистическому решению основного
философского вопроса, диалектико-материалистическое решение которого
марксизм распространяет на познание общественной жизни.
С конкретно-историческим пониманием материалистического
решения основного вопроса философии должно быть связано и конкретно-
историческое понимание противоположности между
материализмом и идеализмом. Абстрактное, внеисторическое
противопоставление материализма и идеализма без учета достигнутой
ими исторической ступени развития противоречит принципам
марксистско-ленинской истории философии как науки. Энгельс отмечал, что
основной философский вопрос «мог быть со всей резкостью поставлен, мог
приобрести все свое значение лишь после того, как европейское
человечество пробудилось от долгой зимней спячки христианского средневе-

ОСНОВНОЙ ФИЛОСОФСКИ« ВОПРОС 1Г*С0вРЕМЕННЫЙ ИДЕАЛИЗМ 147
ковья» («Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»,
стр. 16). В древнегреческой философии лишь со времен Демокрита и
Платона складываются и прямо выступают друг против друга
противоположные философские направления. В средневековой философии
материализм существует преимущественно как определенная тенденция, но
отнюдь не как система взглядов, отвергающая духовное первоначало и
рассматривающая материю как основу или причину существования
сознания. С этой точки зрения следует, в частности, рассматривать
противоположность номинализма и «реализма», имея в виду, что она
аналогична противоположности между материалистическими и
идеалистическими теориями, но, конечно, не совпадает с нею, поскольку номинализм,
как правило, не отрицал ни существования сверхприродного духа, ни
сотворения мира.
Развитие производительных сил в буржуазном обществе,
формирование капиталистических производственных отношений и связанные
с тем и другим выдающиеся достижения естествознания явились
материальной и теоретической основой метафизического материализма
XVII—XVIII веков, который уже вполне определенно и решительно
выступает как философское учение, враждебное идеализму.
Ученым-материалистам, представителям прогрессивной европейской буржуазии
XVII—XVIII веков принадлежит великая историческая заслуга как в
борьбе с идеализмом, так и в развитии основных аргументов
материалистической философии. И все же нельзя не видеть, что в своей борьбе
против идеализма эти представители материализма далеко не всегда
были последовательными. Об этом свидетельствует теологическая
непоследовательность Бэкона, деизм Локка, теологическая форма
материализма Спинозы, не говоря уже о свойственном им идеалистическом
понимании истории.
Выступая против всякой недооценки великого исторического
значения борьбы материализма против идеализма, мы должны вместе с тем
со всей категоричностью заявить, что было бы ошибкой ставить на одну
доску отношение к идеализму философии марксизма и домарксистской
материалистической философии. Только диалектический и исторический
материализм является до конца последовательным, непримиримым
противником идеализма по всем философским вопросам.
Только учение диалектического и исторического материализма
принципиально исключает какие бы то ни было компромиссы с идеализмом,
дуализмом, философским эклектизмом и т. д.
Не приходится доказывать, что эта коренная особенность
диалектического материализма неразрывно связана с его подлинной
научностью, с его классовым содержанием. Прогрессив>ная буржуазная
идеология, в зависимости от конкретных исторических условий, может
носить как материалистический, так и идеалистический характер. Это
значит также и то, что материализм и идеализм в условиях буржуазного
общества могут быть философскими мировоззрениями двух различных
фракций одного и того же класса. В таком случае борьба между
материализмом и идеализмом оказывается борьбой в рамках одной и той
же, то есть буржуазной, идеологии. Это обстоятельство, естественно, не
способствует всестороннему развитию непримиримой
противоположности между этими враждебными друг другу философскими партиями,
несмотря на то, что развитие науки, ее борьба 'Против религии
неизбежно усугубляют противоположность главных философских направлений.
Этот факт необходимо постоянно учитывать историку буржуазной
философии.
Итак, противоположность идеализма и материализма в античной,
а также в буржуазной философии не отражает (во всяком случае,
непосредственно) противоположности основных классов этих общественно-
экономических формаций. Лишь в эпоху возникновения и развития диа-

ш
Т. И. 0R3EPMÄH
лектического материализма и окончательного отречения буржуазии от
материалистической философии противоположности основных классов
буржуазного общества соответствует противоположность философии
марксизма и буржуазной философии. В этом смысле В. И. Ленин,
подытоживая свое исследование, указывал в «Материализме и
эмпириокритицизме», что борьба партий в философии «в последнем счете выражает
тенденции и идеологию враждебных классов современного общества»
(Соч., т. 14, стр. 343). В наши дни противоположность материализма и
идеализма отражает противоположность двух социальных систем —
социалистической и капиталистической.
Таким образом, лишь конкретно-историческая характеристика
основного философского вопроса и столь же конкретная, историческая
оценка борьбы противоположных лагерей в философии является
подлинно научным, важнейшим принципом историко-философского
исследования. Только такая характеристика связывает теоретическое
содержание вопроса об отношении духовного к материальному с конкретными
социально-экономическими условиями, определяющими философию как
форму общественного сознания. И именно потому, что необходимо
учитывать все многообразие философской проблематики, порождаемой
развитием общества, было бы ошибочно сводить предмет философии (на
любом этапе ее развития) к основному философскому вопросу: в таком
случае пришлось бы допустить, что основной круг философских проблем
остается неизменным на всем протяжении исторического развития
философии. Значит ли это, что основной вопрос философии не является
важнейшим философским вопросом? Отнюдь нет; такой взгляд
затушевывал бы принципиальное значение борьбы материализма против идеализ-.
ма. Основной философский вопрос является важнейшим, ибо то или
иное решение его является теоретически исходным пунктом
любого философского учения, определяет принадлежность этого учения
к одной из основных философских партий.
Этот вопрос является, несомненно, теоретической основой
определенного (материалистического или идеалистического) понимания
предмета философии; с ним прямо или косвенно связана любая философская
проблема, но вместе с тем ни одна проблема не может быть сведена
только к нему, поскольку ее содержание носит конкретно-исторический
характер.
Величайшее значение основного философского вопроса заключается
в том, что он и исторически и логически является исходным
теоретическим пунктом и теоретической основой главных философских
направлений, в силу чего научное, диалектико-материалистическое решение
этого вопроса служит важнейшим принципом историко-философского
исследования.

Ответы на вопросы
Социальные корни и реакционная
сущность иеговизма
Л. Т. МОСКАЛЕНКО
В настоящее время в нашей стране происходит неуклонный процесс
окончательного отхода верующих от религии. Стараясь оживить
угасающие религиозные чувства, церковники вынуждены прибегать к новым
тактическим маневрам.
Пользуясь ослаблением идеологической борьбы с религией и
попустительством со стороны некоторых организаций, призванных следить за
строгим соблюдением советского законодательства о культах, в ряде мест
оживили свою преступную деятельность запрещенные в нашей стране
секты иеговистов, пятидесятников, мурашковцев и др. Особую активность
начали проявлять главари секты «свидетелей Иеговы», пользующейся
широкой поддержкой крупнейших монополий США, Англии и Западной
Германии. Секта иеговистов является организацией, не только
проповедующей утонченную, хорошо приспособленную для одурманивания масс
религию, но и использующей ее для осуществления политических целей
реакционных кругов империалистической буржуазии. Иеговистская
организация в США и других буржуазных странах при империализме
превратилась в типичную политическую организацию, предназначенную
прежде всего для подрывной работы в социалистических странах.
Реакционные взгляды, пропагандируемые иеговистами, враждебны
интересам народа, направлены на защиту эксплуататорского строя, на
оправдание и освящение империалистических войн. Иеговистские главари
по указанию своих хозяев пропагандируют человеконенавистнические
идеи расизма, космополитизма, выступают против мира, демократии и
социализма.
Основные идеи иеговизма зародились и развились в эпоху глубоких
изменений в жизни народов Европы и'Америки. Вслед за всколыхнувшей
всю Европу Французской буржуазной революцией прошла волна
наполеоновских войн. Эти войны разорили некоторые слои мелкой буржуазии
и прежде всего крестьянство. Промышленная революция в ее
капиталистической форме и развитие отношений наемного рабства принесли с
собой потрясения в жизни народных масс. Крестьянам и ремесленникам
приходилось бросать свое хозяйство и идти на фабрики и заводы. Этот
процесс, стихийный и разрушительный, сопровождавшийся крутой ломкой
векового уклада жизни и связанных с ним представлений о мире, легко
мог породить у наиболее страдающих слоев населения мысль о* конце
света. В Англии, Франции и Германии одна за другой стали появляться
книги, предсказывавшие на основании Апокалипсиса скорое наступление
второго пришествия Христа и установление на земле тысячелетнего нар-

150
А. Т. МОСКАЛЕНКО
ства. Хилиастические} воззрения в этот период широко распространяются
среди сект Запада, а в начале XIX века проникают и в Россию.
Идеи хилиазма, как правило, получали широкое распространение в
задавленных эксплуатацией народных массах в эпоху крутой ломки
общественных отношений. Для сектантов-хилиастов характерна широкая
пропаганда идей, насквозь пронизанных отчаянием и пессимизмом,
возрождающих принципы первых христиан и мистики и легко
сливающихся с отголосками языческих поверий. Такая идеология обычро
появляется в эпоху, когда, как указывал В. И. Ленин, весь старый строй
«переворотился» и масса, с молоком матери впитавшая в себя начала,
привычки, традиции, верования этого строя, не видит и не может видеть,
каков «укладывающийся» новый строй, какие общественные силы и
как именно его «укладывают», какие общественные силы способны
принести избавление от неисчислимых особенно острых бедствий,
свойственных эпохам «ломки» (см. Соч., т. 17, стр. 31).
Идеи хилиазма и западноевропейского мистицизма довольно широко
стали проникать в Россию после 1812 года, в эпоху царствования
Александра I. Вначале они пользовались популярностью только в слоях
привилегированного общества, а затем, проникая в народ, они стали
переходить в религиозное сектантство.
Возникшая в России в середине XVIII века секта молокан
заимствовала хилиастические идеи из книги западноевропейского мистика Юнга-
Штиллинга «Победная повесть христианской веры», перевод которой с
английского языка появился в 1815 году. Ставя эту книгу выше
евангелия, молокане стали широко распространять идеи о ко'пце мира и
наступлении в 1836 году тысячелетнего «царства Христова». По мере
приближения времени ожидаемого «великого события» волнения среди
молокан усиливались: фанатики продавали и раздавали свое имущество,
оставляли дома и шли встречать Христа в то место, которое указал им
Юнг-Штиллинг, именно в «край Закавказский, между Каспийским и
Черным морями».
Когда же наступил 1836 год и толпы молокан, собравшиеся в Ленко-
ранской долине, не дождались своего «истинного избавителя», то это
вызвало среди них ужас и отчаяние. «Обманщики,— кричали они на своих
наставников.— вы проповедовали нам не победную повесть, а лихую
болесть!» (см. В. Терлецкий «Хилиастические течения в русском
сектантстве», СПБ, 1913, стр. 14).
Однако хилиастические идеи после 1836 года не только не исчезли
в молоканстве, но и получили распространение среди других сект России.
Наиболее яркое воплощение эти идеи нашли в возникшей в 40-х годах
XIX века на промышленных предприятиях Урала секте «десного
братства», или иеговистов.
Иеговизм как религиозное течение представлен в виде двух
организационно обособленных религиозных сект: иеговистов-ильинцев и иегови-
стов-русселитов.
Секта иеговистов-ильинцев возникла в округе Гороблагодатских
заводов, Пермской губернии. Ее основателем был офицер царской армии
штабс-капитан артиллерии Ильин (1809—1890). В молодости он был
православным, но позже (под влиянием религиозно-мистической литературы
и, в частности, таких журналов, как «Маяк» и «Сионский вестник») стал
во все большей степени разделять идеи мистицизма.
Первыми прозелитами2 секты были друзья и родственники Ильина,
но затем к секте примкнули многие крепостные крестьяне и рабочие
горнозаводского Урала, а через 20 лет ее последователи появились и в
других губерниях России.
1 Chilias — тысяча; учение о тысячелетнем царстве Христа, которое должно
наступить после второго пришествия.
2 Прозелит — новообращенный в какую-либо веру.

СОЦИАЛЬНЫЕ КОРНИ И РЕАКЦИОННАЯ СУЩНОСТЬ ИЕГОВИЗМА 151
В «Сионской вести», где Ильин дал свод своего учения, встречаются
целые страницы из журнала «Сионский вестник», темы из мистической
книги «Таинство креста»; некоторые мотивы, до сих пор популярные
среди иеговистов, взяты из книг западноевропейского мистика Эккартсгау-
зена. Но наиболее заметное влияние на Ильина оказала книга Юнга-
Штиллинга «Победная повесть веры христианской».
В целом идеи русских сектантов-иеговистов, как и их
предшественников— молокан, не являлись оригинальными. Они были заимствованы
из книг западноевропейских мистиков конца XVIII и начала XIX века
и вероучения сектантов-хилиастов Запада. Но если у молокан эти идеи
вылились в форму наивно-простодушного, мечтательного ожидания
второго пришествия, то у иеговистов к хилиастическим чаяниям
прибавляются идеи социально-политические, в которых усиленно подчеркивается
необходимость энергичной борьбы с «сатанинским миром» и «кнутоубой-
ными порядками России».
Иеговизм возник в период резкого обострения классовых
противоречий и вызревания крестьянской революции в России. Кроме того, и
классовый состав сектантов-иеговистов несколько отличался от молокан.
В секте иеговистов имелась большая прослойка крепостных рабочих
горнозаводского Урала, в сознании которых неприятие господствующих
порядков было выражено значительно ярче. Таким образом, в период своего
зарождения иеговизм питался настроениями социального протеста,
стихийно пробудившегося возмущения эксплуататорским строем.
В то же время протест против колоссальных бедствий, за счет
которых осуществлялось капиталистическое развитие, во все большей и
большей степени становился в русле иеговизма стихийным неприятием
общественного прогресса как такового. Поэтому со временем он легко мог
быть использован социальными силами, препятствующими
поступательному развитию общества.
В эпоху империализма иеговизм превращается в одно из религиозно-
политических течений, активно обслуживающих реакционную буржуазию.
Наиболее ярко проявилось все это в развитии иеговизма в
Соединенных Штатах Америки. После гражданской войны 1861 —1865 годов в
связи с развитием капитализма перед американской мелкой буржуазией
(мелкими фермерами, ремесленниками, торговцами) открылась
перспектива быстрого и неизбежного разорения, создались условия,
благоприятствовавшие развитию сектантских движений. Не понимая экономической
закономерности происходящих явлений, масса мелких собственников
восприняла эти социальные процессы как предвестие «конца времен».
Иеговизм в США, в свою очередь, вырос на идеях
западноевропейских мистиков и сектантов-хилиастов конца XVIII и начала XIX века. Эти
идеи впервые были занесены в Америку из Англии и Голландии сектой
индепендентов \ На этой основе возникает целый ряд хилиастических
сект, среди которых наиболее известными были мормоны, или «церковь
святых последнего дня», «Новый Иерусалим», или «Новый Сион», и
адвентисты 2 различных толков. Последние выразили идеи хилиазма наиболее
полно.
Основателем секты адвентистов был баптистский проповедник
В. Миллер. В 1838 году он опубликовал книгу «Доказательства
священного писания о втором пришествии Христа в 1843 году и его
тысячелетнем царствии», сыгравшую исключительно большую роль в пропаганде
хилиастических идей.
Хотя ни в 1843-м, ηή в последующие годы никакого пришествия
Христа не состоялось, идеи Миллера привились. Правда, наученные
1 Индепенденты— независимые; религиозные секты, представлявшие крайние
течения в английском протестантизме.
2 Adventus — пришествие; религиозная секта, возникшая в США в первой
половине XX века.

152
А. Т. МОСКАЛЕНКО
горьким опытом В. Миллера, новые «пророки» адвентизма перестали
теперь назначать «точные сроки» второго пришествия Христа, они просто
подчеркивали, что «такой час близок».
Популяризации идей иеговизма в Америке способствовали также
многочисленные «послания» и «гласы» основателя русского иеговизма
Н. Ильина, а также литература, которая посылалась русскими
иеговистами в Америку.
Но главным источником, из которого американские сектанты
познакомились с идеями ильинцев, была книга английского путешественника
и писателя В. Н. Диксона, посетившего в 1869 году Россию и собравшего
богатый материал о секте иеговистов1.
Спустя два года после выхода в свет этой книги в Питтсбурге (штат
Пенсильвания) торговцем Ч. Т. Русселем (1852—1916) был создан
небольшой кружок «исследователей Библии». Этот кружок и положил
начало распространению иеговизма в США и в других странах мира.
Система вероучения американских иеговистов-русселитов несколько
отличается от системы иеговистов-ильинцев. Это отличие заключается
прежде всего в том, что иеговистььрусселиты отказались от иудейской
догматики и обрядности, а также от элементов язычества, которые в
какой-то степени были свойственны иеговистам-ильинцам. Последнее
способствовало более широкому распространению именно американского
типа иеговизма во всех странах мира, население которых исповедовало
христианскую религию.
Этот процесс стал особенно активным после второй мировой войны.
Если в 1900 году организация «свидетелей Иеговы» имела лишь один
филиал в Лондоне, то в 1946 году русселиты образовали уже 15 новых
филиалов; в 1956 году их было 56, а в настоящее время насчитывается
75. Организация «свидетелей Иеговы» имеет свои группы в 168 странах
мира. Ее мировой центр, находящийся в Бруклине (предместье Нью-
Йорка), и филиалы издают десятки различных журналов, сотни газет,
многие миллионы экземпляров литературы на 98 языках народов мира.
Только за послевоенный период бруклинский центр через так называемую
Высшую библейскую школу Галаад подготовил и направил в различные
страны мира свыше 20 тысяч миссионеров и так называемых
«специальных пионеров» для активизации работы на местах и контроля за
выполнением указаний мирового иеговистского центра. Бруклинский центр
«свидетелей Иеговы» имеет мощный пропагандистский аппарат,
издательство и радиостанцию, ведущую радиопередачи на 50 языках мира. В
настоящее время мировой центр иеговистов возглавляется президентом
Норро'м и семью директорами, тесно связанными с американским
капиталом.
* * *
Подвергая произвольному толкованию догматы иудашма и
христианства, представители иеговизма создали своеобразное вероучение с ярко
выраженной политической тенденцией, отвечающей интересам
реакционных кругов империализма. Ч. Руссель и Д. Рутерфорд в своих сочинениях
насквозь пропитали религию буржуазной политикой. Именно в этом
отношении идеология иеговизма в большей степени отвечает запросам
современной реакционной буржуазии, чем какие-либо другие религиозные
течения.
Иеговисты признают наличие в мире двух противоборствующих сил:
бога Иеговы и Сатаны, между которыми идет вечная борьба. Бог Иегова
победит Сатану и установит на земле свое царство, во главе которого бу-
деть стоять Иисус Христос. Иеговисты отрицают троичность бога и при·
1 W. N. Dikson. «Free Russia», Vol. 1—2, London, 1870.

СОЦИАЛЬНЫЕ КОРНИ И РЕАКЦИОННАЯ СУЩНОСТЬ ИЕГОВИЗМА 153
знают Иегову единым богом. Иисус Христос, по учению иеговистов-иль-
инцев, есть тот же Иегова, а по учению «свидетелей Иеговы»,— сын
божий, его творение. Духа святого иеговисты также не считают богом,
рассматривая его как «силу божию».
Все люди на земле, по учению иеговистов, составляют два лагеря.
Одни из них — те, кто идет с Иеговой и Христом, являясь свидетелями
их борьбы,— это иеговисты. Другой лагерь образуют «сатанисты» — все
остальные люди. По учению иеговистов, все государственные власти на
земле, все существующие церкви и религии, кроме иеговистской, являются
учреждениями Сатаны, служат ему и помогают строить его царство.
Одним из важнейших догматов вероучения иеговистов является миф
о скором конце мира и «великой вселенской битве Армагеддон». В этой
битве Иегова уничтожит всех противников иеговистского учения.
Останутся лишь святые на небе и иеговисты на земле. Только после
Армагеддона на земле будет установлено тысячелетнее царство «теократической
республики» во главе с Иисусом Христом, в котором иеговисты получат
вечное блаженство. От грозного и жестокого бога Иеговы и его сына
Иисуса Христа иеговисты ждут счастья и спасения. Полагаясь на
пророчество Ч. Русселя, «свидетели Иеговы» верят, что в 1914 году
свершилось невидимое второе пришествие Христа на землю. В качестве
«знамений» и «признаков», якобы подтверждающих исполнение этого
пророчества, иеговисты указывают на прошедшие впоследствии войны, голод,
землетрясения, на рост преступности и аморализма, на создание Сатаной
ООН и кохммунистических стран.
Чем же занимается невидимо пришедший на землю Христос?
Оказывается, он готовит великую вселенскую битву Армагеддон. Именно этому
мифу о битве, предсказанной будто бы еще в Апокалипсисе, посвящен
четвертый том «Изучения писаний» Ч. Русселя. Пропаганде
человеконенавистнических идей и идей истребительной войны современные вожаки
иеговизма придают первостепенное значение. Так, например, в недавно
выпущенной издательством «Башня стражи» брошюре «Царство божие—
надежда мира» автор пишет: «Следующий большой поступок
помазанника Иеговы будет истребление сатанинских организаций в Армагед-
донской битве, которая как раз впереди... Армагеддон —
наивеличайшая война... Она произойдет во время величайших ужасов,
которых мир никогда не видел... Погибнут миллионы, и все будет
совершено Иисусом Христом, как орудием разрушения, могучей десницей
Иеговы бога».
Нельзя не видеть, что иеговистская пропаганда Армагеддона
полностью импонирует оруженосцам «холодной войны» из американского
Пентагона и Западной Германии, стремящимся развязать третью мировую
войну, она является одним из элементов атомного психоза.
Взгляды иеговизма были и остаются враждебными науке. Однако
главной особенностью современного иеговизма является то, что его
идеологи вообще предпочитают отодвигать на задний план взгляды на космос,
на сотворение мира и т. д. Основное внимание они уделяют
нравоучительной стороне религии и политике.
Отравляя сознание трудящегося человека ядом религии, иеговистские
проповедники» учат его ненависти к миру и безразличному отношению к
своим братьям по классу. Вместо того чтобы призвать трудящихся к
борьбе за освобождение от рабства и эксплуатации, иеговисты всегда
требовали от них безропотно переносить свои страдания, утешаясь надеждой
на блаженство в тысячелетнем царстве Христа. Иначе говоря, иеговисты
всегда проповедовали и проповедуют такие нормы поведения, которые
выгодны не трудящимся, а их классовым врагам.
Проповедники иеговизма решительно выступают против всяких попы
ток трудящихся объединить свои усилия в борьбе с эксплуатацией. Вот
что пишет об этом журнал «Башня стражи»: «Угнетенные люди сего

154
А. Т. МОСКАЛЕНКО
мира не найдут помощи себе ни в каких объединенных обществах и
организациях. Зачем же тогда следовать за пустыми и обреченными- на
неудачу планами несовершенных людей, в которых никогда нельзя найти
помощи и утешения?»
С первых дней рождения молодого Советского государства иеговист-
ские вожаки выступили как его открытые и непримиримые враги. Вот что
писал, например, журнал «Башня стражи» в 1919 году: «Приближается
время... когда все человечество потребует свободы. Существуют в мире
тысячи добрых и честных людей, которые верят, что социализм
осуществит эту свободу (но свобода через этот канал невозможна).
Большевизм угрожает теперь земле, и многие возлагают на него надежды как
на средство свободы и благосостояния. Но таковые будут определенно
разочарованы».
Советским людям хорошо известен клич: «Большевизм угрожает
земле!». Это был лозунг международной буржуазии, по призыву которой в
годы гражданской войны на обескровленную и истерзанную Россию
послали свои войска 14 капиталистических государств. s
Данная политическая линия по отношению к социализму проводится
иегавистскими вожаками и в наши дни. Президент организации
«свидетели Иеговы» Д. Ф. Рутерфорд не раз^ выступал с пророчествами о
гибели Советской власти, но прогнозы незадачливого пророка неизменно
проваливались. В изданной в 30-х годах книге «Владычество» Д. Ф.
Рутерфорд выступил с лакейским восхвалением американского империализма,
а о Советском государстве и социализме писал следующее: «Всякий
здраво -и спокойно наблюдающий развертывающиеся события хорошо знает,
что большевизм никогда не может привести к установлению
удовлетворительного правительственного строя для народа. Большевизм обречен на
верную и неизбежную неудачу. То же самое следует сказать и о
коммунизме. Эти радикальные движения по установлению правительства для
народа никогда не могут принести мира, благосостояния и счастья
народам...».
Мировой центр иеговистов в издаваемой им литературе активно
пропагандирует идеи космополитизма. Иеговисты видят свою задачу в том,
чтобы собрать «все народы, нации, племена» в единую родину Христа и
«ввести право теократическое». В целях оправдания идеи мирового
господства англо-американского империализма иеговистские проповедники
не останавливаются и перед прямой фальсификацией библейских текстов.
Так, например, в одном из номеров журнала «Башня страж-и» говорится:
«Последняя книга Библии, «Откровение», показывает, что до
определенного года будет существовать семь мировых властей, которые будут иметь
дело со «свидетелями Иеговы». По порядку пришествия их к господству
они являются следующими: 1) Египет, 2) Ассирия, 3) Вавилон, 4) Мидо-
Персия, 5) Греция, 6) Рим и 7) англо-американская мировая власть
настоящего времени» (стр. 4). Из этого высказывания вытекает, что если
еще англо-американская власть и не пришла к мировому господству, то
это господство обязательно наступит, так как оно якобы предвещено
Апокалипсисом.
Богатые покровители организации «свидетелей Иеговы» требуют от
своих агентов непримиримой борьбы против молодого социалистического
движения в Европе и Азии, деятельного участия в подрывной работе.
Иеговистокая агентура в странах социалистического лагеря выступает с
открытой программой борьбы против мира, пытается всякими путями
ослабить монолитное единство народов, стоящих на страже
социалистических завоеваний. Программа их деятельности носит сугубо
политический характер. Что, например, общего с религией имеет такое
высказывание иеговистского журнала «Информатор»: «Свидетели Иеговы»
поступают во всей земле единодушно и гармонично. Поэтому... выявили они
перед всем организованным миром Сатаны, что:

СОЦИАЛЬНЫЕ КОРНИ И РЕАКЦИОННАЯ СУЩНОСТЬ ИЕГОВИЗМА 15Ö
а) Не идут ни в коем случае в ряды военной армии, ибо помнят, что
являются воинами Христа...
б) Не отдают своего голоса за высших властей этого мира...
в) Не подписываются под Стокгольмским обращением и- т. п.,
потому что познали в ООН «мерзость запустения» и уверовали, что ее
провозглашение «Мир и безопасность»... будет последним признаком ее
вечного истребления».
Ясно, что такие призывы на руку тем, кому ненавистна идея мирного
сосуществования и дружбы между народами, кто вынашивает идеи
третьей мировой войны.
За последнее время в нашей стране усилилась научно-атеистическая
работа среди верующих, и нужно сказать, что там, где наши
пропагандисты развернули широкую, систематическую научно-атеистическую
работу среди сектантов-иеговистов и раскрыли перед рядовыми верующими
подлинную цель их организации, имеются и хорошие результаты. Узнав
правду о секте иеговистов, многие верующие с проклятием отрекались
от черных дел главарей секты, решительно отказывались от дальнейшего
участия в ней. В некоторых областях за последнее время стали выходить
из секты и отдельные руководители низовых звеньев иеговистской
организации. Вот что, например, писал бывший руководитель иеговистского
кружка Кирилл Малиняк в брошюре «Правду скажу»: «Крича о
«теократическом государстве»,— пишет К. Малиняк,— иеговисты
пропагандируют «американский образ жизни», американский тип государства.
А что такое «американский образ жизни», каждый советский человек
хорошо знает. Это эксплуатация, угнетение, разбой, национализм,
космополитизм. Советский образ жизни — это вольный труд на себя, дружба
между народами, мир, уважение больших и малых народов. Это
настоящее человеческое счастье, которое творят самые простые рабочие руки.
Кто же захочет променять настоящую свободу на неволю?
Пусть же поймут рядовые иеговисты, что кроется под религиозным
покрывалом трубадуров Бруклина. Пора это понять и исполнителям
указаний бруклинских «возвещателей царства Иеговы».
Я не один порвал с иеговистским подпольем. О своих убеждениях з
лживости бруклинской пропаганды я рассказал другим — и тем, которые
были в моем кружке, и тем, которые находятся в других кружках.
Убедились в фальшивом характере иеговистских проповедей и оставили
подполье Нимас Анастасия, Юркевич Анна, Юркевич Наталья, Бичкало Анна,
Малиняк Василий, Малиняк Розалия, Гук Мария» (Малиняк Кирилл
«Правду скажу», Киев, 1959, стр. 32).
# * *
Секта иеговистов имеет распространение в некоторых областях и
республиках нашей страны в обоих официально существующих
направлениях: ильинском и руссел-рутерфордском. За последние годы
особенно активизировала свою деятельность секта «свидетелей Иеговы».
Социальной базой иеговистской организации в нашей стране являются
уголовные преступники и чаще всего бывшие члены оуновской 1
организации, которые в годы Великой Отечественной войны, и в первые годы
после ее окончания с оружием в руках вели борьбу против Советского
государства. В отдельных случаях иеговистские вожаки вербуют в свою
организацию и членов других религиозных организаций и течений.
Каждый сектант-иеговист обязан прежде всего заниматься
пропагандой вероучения, вовлечением в организацию новых членов. С этой целью
вожаки иеговизма разработали целую систему инструкций о различных
1 ОУН — организация украинских националистов, существовавшая · в западных
областях Украины.

lob
А. Т. МОСКАЛЕНКО
методах и формах пропагандистской работы; существуют специальные
подпольные школы теократического обучения.
В организации иеговистов, действующей в нашей стране, необходимо
различать две категории людей. С одной стороны, существуют
руководители организаций, которые сознательно ведут подрывную антисоветскую
работу, прикрываясь ширмой религии. Другая категория — это рядовые
сектанты (таких большинство), которые чаще всего являются слепым
орудием в руках вожаков секты. Поэтому антирелигиозная работа среди
верующих иеговистов должна вестись в двух направлениях: выявление и
беспощадное разоблачение вожаков иеговизма как ярых врагов
Советской власти и терпеливая разъяснительная работа среди рядовых
сектантов. К последним необходимо проявлять максимум чуткости,
внимания и такта.
В наши дни особая опасность кроется в излишней уступчивости и
непротивлении активным проповедникам ^егбвистского мракобесия. Мы
не можем и не должны предоставлять свободу деятельности тем, кто
ведет вредную пропаганду, направленную на ослабление нашего
государства, пропаганду против мира, за развязывание третьей мировой войны.
Мы должны идейно разоблачать тех, кто обходит дома, пишет
анонимные письма, подбрасывает в почтовые ящики антисоветскую литературу,
пытаясь обмануть советских людей.
Борьба с идеями иеговизма есть борьба за науку, за научное
марксистско-ленинское мировоззрение, которое освещает нашему народу путь
к коммунизму.

КРАТКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
О социологическом образовании во французских
университетах
Социология во Франции, как и в других
капиталистических странах, делится на
марксистскую и буржуазную. Социологи-
марксисты, обычно являющиеся в то же
время философами и публицистами, в своих
работах защищают марксистские взгляды
на общество и общественное развитие,
подвергают критике антинаучную буржуазную
социологию.
В текущем году вышел, например,
специальный номер журнала «Recherches
internationales à la lumière du marxisme»,
посвященный критике современной
буржуазной социологии. В последнее время
широкую известность во Франции получили
философско-социологические работы Роже
Гароди «Перспективы человека»,
«Марксистский гуманизм».
Однако серьезным препятствием
развития марксистской социологической мысли
во Франции является то, что органы
просвещения буржуазного государства не
допускают преподавания марксистской
социологии во французских университетах.
Борьба против буржуазной социологии,
в особенности против ее влияния на
молодежь капиталистических стран, требует
знакомства с системой официального
социологического образования в этих странах.
В настоящей заметке мы остановимся на
некоторых сторонах социологического
образования во французских университетах.
Социология относительно недавно заняла
должное место в учебных планах
французских университетов. Это объясняется тем,
что как самостоятельная наука в ее
современном виде она окончательно
сформировалась во Франции лишь 20—30 лет тому
назад.
В XIX веке французская социология
сводилась к учению 0. Конта и его школы. Во
второй половине прошлого века ее влияние
и популярность во Франции скорее
уменьшались, чем увеличивались. Возрождение
социологии и включение ее в учебные
планы французских университетов связаны с
именем Дюркгейма. Он снова поднял на
щит контовскии позитивизм, треоуя
превратить социологию в разновидность
точной науки. Правда, это не мешало Дюрк-
гейму самому злоупотреблять
схоластическими рассуждениями.
Однако еще долгое время преобладало
мнение, что социология — это узкая
дисциплина, подобная эстетике,
занимающаяся только изучением и объяснением
гражданского поведения. Поэтому
социологические доктрины преподавались в
рамках общих курсов философии; в некоторых
случаях они попадали в программы по
истории, педагогике, праву.
Но постепенно социология все больше
приобретала вид науки, истолковывающей
общественные явления. В конце концов
она была признана как самостоятельная
дисциплина, и накануне первой мировой
войны во Франции появились кафедры
социологии.
Следует заметить, что хотя школа
Дюркгейма занимала главенствующее
положение во фралцузской социологии, уже
тогда существовали и другие течения.
Наиболее известными из них были
психологическое направление, возглавляемое Тар-
дом, и органическое направление,
возглавляемое Эспина. Кроме того, имелись
социологи, проводившие самостоятельные
исследования и не примыкавшие ни к
какому направлению. Из них наиболее известен
Л. Леви-Брюль.
В 1920 году в университетах впервые
появился предмет «мораль и социология»,
а с 1923 года социология стала одним из
факультативных предметов,
преподаваемых в средних учебных заведениях
(лицеях).
Новым фактором, под влиянием которого
социология существенно укрепила свои
позиции, было значительное усиление в ней
эмпирической тенденции. Социология
начала вторгаться в экономику, право,
религию, демографию, этнографию и т. д.
Социологией начинали заниматься
экономисты и историки. Происходит взаимопроник-

156
КРАТКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
новение социологии и других социальных
наук. В результате в 30-х годах то в одном,
то в другом университете возникают
кафедры социологии.
В 1936 году кафедру.социологии в
университете Страсбурга возглавил Жорж Гур-
вич. Он как бы завершает формирование
современной буржуазной французской
социологии, сочетая эмпиризм и доктрины,
ведущие начало от Конта и Дюркгейма.
В том же направлении работают и другие
.видные социологи 30—40-х годов: Хальб-
вакс, Оимиан, Масс, Булле. Усиливающийся
эмпиризм уживается в их трудах с
«теоретическими исследованиями природы
социального феномена как такового».
Эти же тенденции продолжают
господствовать во французской социологии и
после второй мировой войны. Они
значительно усилились под влиянием американской
социологии, а их доктринальная сторона
«обогатилась» за счет поглощения
изрядной доли психоанализа, уже давно
процветавшего в буржуазной философии
благодаря стараниям Фрейда и его
последователей. Кроме психоанализа, современная
французская социология испытала влияние
американской социальной психологии,
антропологии, феноменологии и т. п.
По мере кристаллизации социологии как
самостоятельной науки все более
определенным становилось и ее положение в
системе высшего образования. Однако вплоть
до недавнего времени социология была
лишь аспектом философского образования.
Получение диплома (la licence) об
окончании университета по специальности
«философия» требовало сдачи экзамена по
предмету «мораль и социология»,
введенного в 1923 году. И только совсем
недавно ряд французских университетов стал
готовить специалистов в области
«социальных наук», то есть, по существу, в области
социологии. Кадры французских социологов
в настоящее время пополняются главным
образом за счет выпускников
университетов, специализирующихся в данной области.
Программа подготовки специалистов
составлена так, чтобы познакомить учащихся
как с доктринальной (спекулятивной), так
и с эмпирической частью социологии, для
чего преподаются некоторые конкретные
гуманитарные науки. Для получения
диплома об окончании университета по
специальности «социальные науки» в
настоящее время необходимо сдать экзамены по
следующим четырем предметам: общая
социология, социальная психология,
политическая и социальная экономия и на выбор
по одному из трех предметов: этнология,
демография, гуманитарная география.
Экзамены во Франции состоят, как
правило, из двух частей: письменного ответа
на поставленный вопрос общего характера
(своего рода сочинение) и устных ответов
на довольно большое количество вопросов.
К устному экзамену допускаются лишь те,
кто получил положительную оценку за
письменную работу.
Основным предметом, изучаемым
будущими социологами, является общая
социология. Чтобы сдать экзамен по общей
социологии, необходимо прослушать ряд
лекционных курсов по разным разделам
социологии и проработать довольно большое
количество литературы (несколько сот
кн^г). Количество и содержание
лекционных курсов в различных университетах
зависят от того, специалисты какой области
преподают в данном учебном заведении.
Так, если в Сорбонне профессор Жорж
Гурвич читает спецкурс «Концепция
социальных классов», то это не значит, что
в других университетах Франции читается
такой же курс. С другой стороны, там
могут читаться курсы лекций, которые не
читаются в Сорбонне.
В программу курса по общей
социологии входят следующие основные разделы:
социология до Огюста Конта
включительно; социология после Огюста Конта;
предмет социологии: механистическая,
биологическая и психологическая
интерпретация; социальные отношения и формы
коллективизма; социальные группы; метод
социологии; социальная морфология;
экономическая социология; юридическая
социология: политическая и идеологическая
социология.
В дополнение к этим разделам
социологии, которые в некотором роде могут
считаться специальными дисциплинами,
изучаются такие проблемы, как: наиболее
крупные концепции жизни общества;
метафизика и мораль; наука и мораль;
социальная морфология; статистическое изучение
социологических факторов; определение и
классификация социальных фактов;
изучение социальных фактов (наблюдение,
опрос, статистика, история); классы;
социальная стратификация; социальная
мобильность; общество и личность; влияние
общественной жизни на материальную,
интеллектуальную и моральную жизнь
индивида; социальные и моральные законы
и т. д.
Следует, однако, иметь в виду, что
поскольку буржуазные социологи толкуют
свой предмет чрезвычайно широко, то
трудно няйти проблему, касающуюся
общественной жизни, которую они не могут
объявить относящейся к их компетенции.
Перечисленные выше проблемы являются
основными темами учебной программы.
Для того, чтобы получить
представление о характере спецкурсов, достаточно
рассмотреть, например, курс лекций
профессора Ж. Гурвича, читаемый им в Сор-

КРАТКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
159
бонне, «Концепция социальных классов».
Этот курс состоит из следующих 20
лекций:
1-я и 2-я лекции вводные. I часть
курса — «Концепции социальных классов у
Маркса и некоторых марксистов»; 3—6-я
лекции — Маркс; 7-я лекция — Энгельс,
Каутский, Лений; 8-я лекция — Бухарин,
Лукач; 9-я лекция — Лукач
(продолжение); 10-я лекция — «Критика
марксистской концепции социальных классов».
II часть — «Концепция социальных
классов у теоретиков-немарксистов». 11-я
лекция — Шмоллер; 12-я — Вильфред Па-
рето; 13-я — Макс Вебер; 14-я — Шум-
петер; 15 — 16-я — Морис Хальбвакс;
17-я — Морис Хальбвакс (продолжение),
Питирим Сорокин.
III часть — «Систематическое
изложение»; 18-я и 19-я лекции —
Кардинальный характер социальных классов; 20-я
лекция — Детальное определение
концепции социальных классов. Три основных
направления эмпирических исследований о
социальных классах.
В некоторых университетах студенты не
только слушают лекции, но и выполняют
практические работы по социологическому
исследованию (опросы населения).
Основным пособием служит учебник Кювийе
(Си vi Her «Manuel de Sociologie»), a
также лекции, размноженные на ротаторе.
Вторым по важности предметом,
изучаемым будущими социологами, является
социальная психология. Значение этого
предмета определяется той ролью, которую
психология играет в настоящее время в
буржуазной социологии.
Тенденция сводить общественные
закономерности к психологии людей и объяснять
явления общественной жизни психологией
соответствующих групп и классов —
типичная черта всей буржуазной социологии.
С помощью такого метода удобнее всего
маскировать ответственность
эксплуататорских классов за все бедствия,
переживаемые народными массами. Однако отнюдь
не просто превратить социологический
анализ в анализ психологии отдельных лиц
или даже классов. На этой попытке
фактически потерпел крах и потерял в свое
время лидерство во французской
социологии известный социолог Тард.
Дюркгейм потратил немало усилий,
чтобы представить общественные явления в
виде проявления «общественной
психологии». Леви-Брюль, Мосс и Хальбвакс
также искали объяснение социальных явлений
в психологии и даже в биологии.
Эта тенденция не исчезла, и
современные «столпы» французской социологии
вроде Ж. Гурвича продолжают искать
корни социальных явлений в психологии и
даже в антропологии, составляющих
теоретическую основу эмпиризма буржуазной
социологии.
В курсе «социальной психологии»
изучаются, например, следующие вопросы:
индивид и культура, социальная психология
и реальное поведение, социальная
психология познания, социальная психология
личности, прикладная социальная психология,
экономическая психология, привычки
потребителей во Франции, социальная
психология и политика, поведение избирателей,
социальная психология выбора избирателя,
социальная психология лидеров, феномен-
масса, моды и слухи, психология
катастрофы, коллективное насилие, энтузиазм,
социальная психология и жизнь
коллективов, психология в промышленности,
психосоциальная структура промышленного
предприятия, психологические проблемы
производства.
Третий предмет — «политическая и
социальная экономия» — преподается в том
же объеме, как и на экономическом
отделении. Последний, четвертый, предмет, как
уже говорилось выше, выбирается для
изучения самими учащимися.
Кроме университетов, важным учебным
заведением, готовящим специалистов по
социологии, является Институт
социальных наук труда, точнее, его учебная
секция (кроме учебной секции, институт
имеет исследовательскую секцию).
Этот институт был создан в 1951 году
по инициативе Парижского университета и
Министерства труда и считается как бы
самостоятельным факультетом
университета. Однако его положение, как и других
подобных институтов, характеризуется
большей самостоятельностью, чем положение
обычных факультетов университета.
В настоящее время в учебной секции
института занимаются 30 человек.
Программа предусматривает изучение
трудового права, системы социального
страхования, экономики промышленности,
промышленной социологии, социальной
психологии, проблем профсоюзного и рабочего
движения, социальных проблем,
возникающих на предприятиях.
В институт принимаются все желающие,
однако предпочтение оказывается лицам,
имеющим высшее образование, хотя в
настоящее время из 30 слушателей института
университетское образование имеют только
6 человек.
Помимо университетов и Института
социальных наук труда, социологов готовят
еще несколько высших учебных заведений:
Коллеж де Франс, Национальная
консерватория искусств и ремесел, Институт
политических исследований, Институт кино.
Программы этих учебных заведений
меняются из года в год в зависимости от
состава профессоров и преподавателей. В об-

160
КРАТКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
щих чертах, однако, они приближаются к
изложенной выше программе
университетов.
Все перечисленные учебные заведения
дают социологическое образование,
позволяющее окончившим их работать в
частных и государственных промышленных
фирмах и в научных учреждениях в
качестве научных сотрудников; обычно их
знания просто служат общей базой для более
квалифицированного исполнения ими
обязанностей администраторов.
Но если на практическую работу можно
поступить непосредственно после
получения диплома, то для того, чтобы получить
право преподавать, нужно быть внесенным
в особый список, который составляется
министерством образования (Liste d'aptitude
à Tensegnement). Для этого необходимо
сдать довольно трудный экзамен, который
принимает большая комиссия министерства
(такой порядок существует для
преподавателей всех предметов средней (лицей) и
высшей школы). Экзамен на получение
права преподавать называется агрегасьйон
(agrégation), a лицо, выдержавшее его и
внесенное в список, получает звание агре-
же — agrégé (агреже по социологии, агре-
же по физике и т. п.).
Но в список можно попасть
(следовательно, стать агреже) и не сдавая
экзамена: министерство имеет право вносить в
этот список лиц, имеющих определенные
заслуги в научной области (для этого
достаточно, например, получить первую
ученую степень — доктора наук).
Степень доктора присуждается
университетами. Для ее получения необходимо
подготовить «основную диссертацию» (these
prinsipale) размером в 100—150 страниц
на машинке. Помимо этого, требуется
представить небольшую работу, которая
называется «второй диссертацией» (these secon-
В № 10 журнала «Вопросы философии»
за истекший год редакция обратилась к
своим подписчикам с просьбой ответить на
некоторые вопросы, касающиеся работы
журнала. Несмотря на то, что я довольно
старый читатель журнала, я решил
воздержаться от ответов на эти вопросы, так
как не считаю себя специалистом в
области философии.
Однако редакционные обзоры —
«Журнал и читатель», «Конференция читателей
журнала «Вопросы философии» на Горь-
ковском автомобильном заводе»,—
помещенные в мартовском номере журнала за
текущий год, убедили меня в неправильно-
daire); она может быть небольшой статьей
или даже переводом на тему, близкую к
«основной» диссертации. * · ^
Системы, аналогичной аспирантуре в
СССР, во Франции не существует, хотя
некоторые студенты, оставленные при
университетах и имеющие возможность
готовить диссертацию параллельно с
обязанностями, возложенными на них
университетом, могут рассматриваться как своего рода
аспиранты.
Большинство лиц, получающих степень
доктора, готовят диссертации
самостоятельно, работая в каких-либо учреждениях или
живя на разного рода доходы.
Такова система социологического
образования во Франции. Нельзя не отметить
чрезвычайно узкую специализацию
учебной программы. Фактически студент
глубоко изучает только два-три предмета. Οι
него не требуется знания иностранной
литературы. Все внимание на экзаменах
обращается на знание литературы по
специальности и умение ее комментировать.
Бросается в глаза очень небольшое
количество экзаменов; практически студент
тратит целый год и больше на подготовку
одного экзамена. Однако проработка
чрезвычайно обширной литературы
практически осуществляется самостоятельно, ибо
помощь преподавателей университета
крайне относительна. Это сказывается на глу>
бине знаний.
Преподаваемая во Франции социология
является буржуазной наукой,
истолковывающей явления общественной жизни в
интересах буржуазии и поэтому искажающей
действительную картину. Она представляет
собой один из идеологических барьеров,
которые воздвигает буржуазия на пути
исторического прогресса, преодолеть которые —
задача социологов-марксистов.
— В. И. МИХЕЕВ
сти принятого решения. Из этих обзоров
следует, что высказывание по
поставленным вопросам целесообразно не только для
специалистов-философов, но и для других
читателей журнала.
Поэтому, может быть, с известным
опозданием я позволю себе изложить
некоторые соображения, непосредственно
связанные с этими вопросами.
В редакционном обзоре «Журнал и
читатель» констатируется, что «...каждый
отмечает прежде всего те статьи, которые
связаны с его специальностью, интересами,
отвечают на волнующие его вопросы».
И это совершенно естественно, так как для
С точки зрения читателя

КРАТКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
161
советских специалистов и научных
работников наш философский журнал является
не отвлеченным источником
общетеоретических рассуждений, а руководителем и
помощником при решении повседневных
практических задач в той области
коммунистического строительства, в которой они
трудятся. Меня также интересует не весь
широкий круг вопросов, рассматриваемых
на страницах журнала. Наибольшую
ценность для меня представляют статьи,
посвященные философским вопросам, связанным
с применением точного количественного
анализа и новых методов (кибернетика,
линейная алгебра, математическая логика) к
исследованию проблем управления в самом
широком смысле этого слова, организации
и экономики. Попытка, пользуясь случаем,
изложить имеющиеся у меня пожелания и
является истинным содержанием данного
письма. Существо их сводится к
следующему.
Гигантские темпы развития науки и
техники, свойственные современной эпохе,
довольно часто ставят меня как специалиста
перед фактами новых открытий, новых
теорий и гипотез. Большое количество
информации по различным вопросам науки и
техники поступает к нам из-за рубежа. При
этом специальные вопросы излагаются в
журналах, брошюрах, книгах, как
правило, под сильным влиянием буржуазной
идеалистической философии. Для
правильного восприятия этой литературы с
марксистско-ленинских позиций, умения
разобраться в ней, найти рациональное
содержание, отбросив идеалистическую
шелуху, необходимо владеть диалектико-мате-
риалистическим методом. Всемерно
способствовать овладению этим методом — задача
философского журнала.
Консультация журнала нужна мне и в
том случае, когда я знакомлюсь с
литературой, переведенной на русский язык и
снабженной соответствующими
предисловиями. В качестве примера можно указать
на книги: Н. Винер «Кибернетика» и
«Кибернетика и общество», Р. Карнап
«Значение и необходимость», Д. Пойа
«Математика и правдоподобные рассуждения», В.
Леонтьев «Исследование структуры
американской экономики» и другие. Все эти
книги требуют к себе осторожного и
критического подхода.
Вдумчивое отношение необходимо и к
нашим советским книгам и статьям,
посвященным новым научным проблемам, так
как многие из них грешат существенными
философскими неточностями.
Философского осмысливания требуют и
некоторые новые теоретические построения,
во многих случаях хотя бы для того,
чтобы определить, прогрессивны они или
регрессивны. К числу таких построений
относится классификация машин и
технологических процессов, предложенная
инженером Л. Кошкиным (см. «Известия» от
11.III.1960 года). В своей статье сам
Кошкин приходит к выводу о том, что
объективно правильная оценка изложенных
в ней вопросов не может быть получена
только одними технологами и
машиноведами, без участия философов.
Укажу еще на один пример, когда
отсутствие определенной философской оценки
явно тормозит развитие нового и весьма
важного направления в экономической
науке. Речь идет о применении средств
современной математики к решению
экономических задач. Можно только приветствовать
выход в свет сборника «Применение
математики в экономических исследованиях»
(Соцэкгиз, 1959). Тем большее сожаление
вызывает нигилистическое отношение к
этим вопросам со стороны ряда советских
специалистов, на которое указывает
академик В. Немчинов в своей статье «Союз
экономики и математики» («Известия» от
3.IV. 1960 года). По-видимому, нельзя
оставлять этот вопрос на откуп только
одним специалистам, экономистам и
математикам. В решение его необходимо
вмешаться философам. Должны же мы
учитывать опыт прошлого (например, с
кибернетикой или с математической логикой) и
своевременным философским разбором и
правильной оценкой рассеивать
необоснованные сомнения. Если же такая оценка
еще не сложилась, то вопрос должен
немедленно ставиться на широкое обсуждение.
Важную роль в этом может сыграть журнал
«Вопросы философии».
И это вполне понятно, так как если мне
нужно пробраться сквозь дебри буржуазной
кибернетики или эконометрии к решению
кадоой-либо задачи, то я прямо
рассчитываю на помощь философского журнала. Он
не должен дать мне возможности
заблудиться и прийти к философски ошибочным
теоретическим выводам, какой бы
новейшей проблематикой в указанных областях
знания я ни занимался.
Подавляющее большинство советской
интеллигенции работает систематически над
повышением своих специальных знаний,
следит за развитием смежных областей
науки и техники, за зарубежными
достижениями. И все же сколько бы труда ни
вкладывал ученый, инженер в совершенствование
своей специальной квалификации, он не
сможет добиться успеха в решении стоящих
перед ним задач, если он не овладеет в
необходимой мере марксистским
диалектическим методом. Именно поэтому для
советского специалиста, в какой бы
области он ни работал, философские
произведения Маркса, Энгельса, Ленина являются
настольными книгами, а марксистский фи-

162
КРАТКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
лософский журнал — постоянным
помощником и консультантом. Я также в своей
научно-исследовательской работе
нуждаюсь в систематической и
методологической помощи философского журнала.
Наконец, мне хочется отметить еще один
вопрос. Для того, чтобы новые теории
быстрее находили свою проверку на практике,
а теории, возникшие в практической
работе, получали оценку научной
общественности, чтобы все ценное, что может
содержаться в этих теориях, было отобрано и
возможно быстрее включено в общую
сумму усилий советского народа,
направленных на строительство коммунизма,
необходимы теоретические органы, которые
всемерно помогали бы нашей партии
выполнять эту большую интеллектуальную
задачу. Мне думается, что одним из таких
органов должен быть научный философский
журнал. И если у меня в результате моей
специальной и общественной работы
появятся методологические обобщения, я
хочу иметь уверенность, что они встретят
беспристрастную оценку в редакции
философского журнала.
Таким образом, с моей точки зрения,
журнал «Вопросы философии» должен быть
научным журналом, всемерно развивать
нашу марксистско-ленинскую философскую
науку. В атом его основное назначение.
В заключение этого письма мне хочется
высказать еще два пожелания в адрес
журнала. Во-лервых, представляется полезным
рекомендовать журналу усилить свою
работу с читателями в целях вовлечения их
в авторский актив, а также *с авторами по
повышению их творческого мастерства.
«Вопросы философии» уже сделали в этом
направлении некоторые шаги (публикация
тематики статей, интересующих редакцию,
правил представления рукописей,
проведение встреч с читателями). К числу таких
мероприятий можно было бы добавить
публикацию в журнале обзоров
поступивших, но ненапечатанных рукописей, с
разбором их основных недостатков. Хотелось
бы также, чтобы журнал шире практиковал
дискуссии по актуальным вопросам
диалектического и исторического
материализма, возникающим в связи с развитием
науки и техники, в связи с новыми
историческими событиями, которыми так богата
наша эпоха.
Во-вторых, журнал очень хорошо делает,
периодически помещая на своих страницах
перечни вновь издаваемых книг по
философии и социологии. Однако, на мой взгляд,
этим далеко не исчерпываются
библиографические затгросы читателей. Для них еще
важнее знать^какие книги по философии
и социологии должны быть выпущены в
текущем году. Поэтому журнал оказывал бы
большую помощь своим читателям, если бы
публиковал списки готовящейся к изданию
литературы. Кроме того, было бы
желательно, чтобы помещались статьи,
обосновывающие планы изданий философской и
социологической литературы.
В. С. ПОЛУБИЧЕНКО
(инженер, кандидат технических наук)

НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
В Научном совете по философским вопросам
естествознания '
13 мая сего года состоялось заседание
Бюро научного Совета по философским
вопросам естествознания при Президиуме
Академии наук СССР, на котором были
подведены первые итоги организационной ^и
исследовательской работы,
развернувшейся после Всесоюзного совещания по
философским вопросам естествознания. С
сообщениями о результатах этой работы в
крупнейших научно-исследовательских центрах
Украины и Урала выступили В. С. Готт
(Академия наук Украинской ССР) и M. H.
Руткевич (Уральский филиал АН СССР).
Было заслушано также сообщение
ответственного секретаря редакции журнала
«Вопросы философии» II. Т. Фролова о
публикации статей и материалов по
философским вопросам естествознания.
В течение последних лет в
академических институтах и вузах республики,
отмстил в своем выступлении В. С. Готт,
установился тесный контакт философов и
естествоиспытателей, в результате
которого изучение философских вопросов
естествознания приняло широкий размах. За
последнее время издано более 30 книг и
брошюр на соответствующие темы. При
участии большого числа ученых была
разработана программа научных исследований
на пять лет. В программу входит более
шестидесяти тем, охватывающих
важнейшие философские проблемы современной
науки. Содержание этой программы могут
характеризовать, например, следующие
темы: «Значение естествознания в
формировании диалектико-материалистического
мировоззрения» — монография,
подготовляемая к изданию Киевским политехническим
институтом; «Философские вопросы
биологии» и «Проблема причинности в
современной физике» — труды, создаваемые в
Киевском государственном университете ;
«Борьба за материализм в естествознании
в годы Советской власти на Украине» —
большой коллективный труд Института
философии АН УССР. Ведутся исследования,
связанные с выяснением философского
содержания и значения таких крупных
естественнонаучных проблем, как проблемы
симметрии и асимметрии, пространства и
времени, законов сохранения и др. Ряд
работ посвящается анализу
гносеологических проблем современной физики и
биологии. Докладчик особо отметил большой
интерес, проявляемый к философским
вопросам украинскими геологами. При участии
таких видных геологов страны, как лауреат
Ленинской премии Балухозский, академик
АН УССР Бондарчук, разрабатывается
важная философская проблема, касающаяся
особой формы геологического движения.
Для координации всей работы по
философским вопросам естествознания при
Президиуме АН УССР создан специальный
Совет, куда входят ученые — представители
основных отраслей современной науки.
Совет рассматривает исследовательскую
тематику, созывает республиканские совещания
для обсуждения важнейших проблем,
осуществляет связь с АН СССР. В настоящее
время Совет готовит республиканскую
конференцию по философским вопросам
биологии. В программу конференции включены
такие важные дискуссионные проблемы,
как «Сущность жизни в свете данных
современной науки», «Соотношение
биологической, химической и физической форм
движения материи», «Симметрия как одна из
форм проявления единства и борьбы
противоположностей в природе» и ряд других.
В качестве докладчиков выступят
крупнейшие биологи Украины. В дальнейшем
намечено провести подобную конференцию по
философским вопросам физики.
Дав в целом положительную оценку
организации исследований по философским
вопросам естествознания на Украине,
члены Бюро вместе с тем указали на ряд
существенных недостатков в деятельности
республиканского Совета. М. Э. Омель-
яновский подчеркнул недостаточное
руководство методологическими
семинарами со стороны Совета. Работа семинаров
зависит полностью от их участников и
непосредственных руководителей.
Республиканский Совет должен оказывать им система-

164
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
тическую помощь как по линии
координации их деятельности, так и по линии
организации публикаций наиболее интересных
материалов. Желательно, сказал он, чтобы
республиканский Совет проанализировал
работу методологических семинаров ряда
ведущих научно-исследовательских центров
Украины и выступил со статьей,
обобщающей их опыт, на страницах журнала
«Вопросы философии», М. Э. Омельяновский
обратил также внимание на некоторую
разбросанность тематического плана, на
необходимость укрупнения тематики с тем,
чтобы сосредоточить усилия философов и
естественников на решении важнейших
проблем современной науки.
П. Н. Федосеев в своем
выступлении отметил необходимость такой
организации исследований, при которой можно
было бы четко фиксировать достигнутые
результаты в разработке кардинальных
проблем и, опираясь на эти результаты,
углублять их исследования. Для этого надо
концентрировать усилия больших
коллективов ученых на решении именно узловых
проблем. Недостатком республиканского
тематического плана является
распыленность тематики. Вряд ли можно ожидать
серьезных результатов от таких
исследований, когда один ученый берется решать
сраяу несколько различных проблем. Выход
отдельных небольших брошюр в настоящее
время уже не может оцениваться как
показатель успешной работы. Необходимо
добиваться создания капитальных трудов,
которые должны стать свидетельством
передовой роли советской науки в разработке
философских вопросов естествознания.
В целях более успешного решения этой
главной задачи П. Н. Федосеев предложил
провести выездную сессию Научного
совета в расширенном составе в Киеве с тем,
чтобы, обсудив важнейшие теоретические
проблемы, наметить основные направления
исследований на Украине. Для обмена
опытом организации и проведения таких
исследований в крупных центрах Советского
Союза решено издавать Информационный
бюллетень.
Свое сообщение о состоянии
научно-исследовательской работы по философским
вопросам естествознания в крупных
центрах Урала M. H. Руткевич начал с
анализа деятельности методологических
семинаров. Методологические семинары, в
которых участвует большое число
естествоиспытателей, в настоящее время являются
основой организации исследования
философских проблем науки. За последнее время
эти семинары получили широкое
распространение. Только в одном Кировском
районе Свердловска таких семинаров
насчитывается около двадцати. Семинары,
имеющие многолетний опыт работы,
сосредоточены в Уральском филиале Академии наук.
Тематика работы семинаров весьма
разнообразна. Характерной особенностью работы
семинаров, которая может представить
общий интерес, отметил докладчик,
является переход от обсуждения широкого круга
вопробо^к решению одной проблемы или
комплексу взаимосвязанных проблем в Tej
чение длительного периода (по крайней
мере, года). Например, в семинаре химиков
обсуждался комплекс проблем, касающихся
специфики органических соединений,
начиная с вопроса о месте углерода в
периодической системе, кончая проблемой
происхождения жизни. Такой метод работы
позволяет получать серьезные в
теоретическом отношении результаты. В процессе
обсуждения избранного круга проблем
участники семинара систематически реферируют
литературу по философским вопросам
соответствующей области знания, что помогает
выявить те опорные пункты, отталкиваясь
от которых можно двигаться дальше в
решении данных проблем и ставить новые.
В настоящее время готовится к печати
ряд трудов, в основу которых положены
доклады, прочитанные на методологических
семинарах. Например, выходит из печати
сборник трудов Уральского филиала
Академии наук, составленный из докладов,
заслушанных на двух семинарах физиков и
химиков. Подготавливается большой труд
«Практика — критерий истины», к
написанию которого привлечены
естествоиспытатели. В книге найдут отражение идеи,
развитые на методологических семинарах.
Кроме того, готовятся монографии «Борьба
материализма и идеализма в современной
космогонии», «Диалектика квантовой
теории твердого тела» и ряд других работ.
В заключение докладчик обратил
внимание членов Бюро на отсутствие на Урале
единого организующего центра, который
мог бы координировать всю
научно-исследовательскую работу, отметив, что без
такого органа вряд ли возможно дальнейшее
серьезное развитие философских
исследований в области естествознания в научных
центрах Урала.
Бюро одобрило направление
деятельности методологических семинаров в
Уральском филиале АН СССР и предложило
подготовить более детальную информацию об
их работе для публикации в
Информационном бюллетене. Члены Бюро указали на
необходимость создания в той или иной
форме организационного центра на Урале
по философским вопросам естествознания.
Б сообщении о публикации материалов
по философским вопросам естествознания
в журнале «Вопросы философии» И. Т.
Фролов отметил, что за последние годы
возросло число публикуемых в журнале
статей, рецензий, обзоров и других мате-

НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
165
риалов по соответствующей тематике,
ß 1959 году редакцией получено 248
материалов по философским проблемам
естествознания, из них опубликовано 76.
Журнал уже не может увеличивать
число публикаций такого рода материалов,
так как это означало бы свертывание
работы других важных отделов. Между тем,
если даже учесть, что половина полученных
материалов непригодна, то все же остается
много интересных статей, заслуживающих
опубликования. Это является
свидетельством того, что назрела необходимость
осуществить принятое Всесоюзным совещанием
решение о создании специального органа по
философским вопросам естествознания.
Что касается качественной стороны
публикуемых материалов, то в этом отношении
перед редакцией открыты широкие
возможности и стоят большие задачи. Одним из
серьезных недостатков публикуемых
материалов по философским вопросам
естествознания является то, что в них слабо
выявляется специфически философская
проблематика, многие статьи естественников
носят натурфилософский характер или не
выходят в своих обобщениях за рамки
специальных проблем. С другой стороны, в
статьях наших философов
естественнонаучный материал анализируется недостаточно
глубоко и часто является лишь
иллюстративным привеском к основному
содержанию. Пути преодоления этих недостатков
редакция видит в том, чтобы всемерно
способствовать совместным выступлениям
философов и естествоиспытателей,
максимально использовать уже сложившееся
творческое содружество их в
методологических семинарах. Расширение связей с
методологическими семинарами —
первоочередная задача.
Современный уровень разработки
философии естествознания характеризуется все
большей специализацией ее проблематики,
идущей как по линии выявления
гносеологических и логических проблем,
специфичных для отдельных отраслей
естествознания, так и по линии конкретизации
философской проблематики, относящейся к
естествознанию в целом. Редакция стремится к
«Автоматизация производства —
важнейшее условие развития
производительных сил и производственных отношений в
период развернутого строительства
коммунизма» — такова тема научной
конференции, прошедшей 5—6 апреля сего года на
философском факультете МГУ. Конференция
явилась своего рода итогом работы целого
тому, чтобы обеспечить комплексное
обсуждение конкретных философских проблем,
выдвигаемых современной наукой на
передний план. Одной из ближайших задач
журнала является усиление критики
буржуазных идеалистических и метафизических
концепций в философии естествознания.
В заключение И. Т. Фролов
информировал членов Бюро о размещении основных
заказов на статьи среди советских и
зарубежных ученых.
Бюро одобрило в целом деятельность
редакции по освещению философских
проблем естествознания. Вместе с тем члены
Бюро указали на возможность дальнейшего
улучшения этой работы. В частности, было
указано на необходимость повышения
оперативности в организации и подготовке
статей, расширения рецензирования и
аннотирования книг по философии естествознания,
на целесообразность установления более
тесных контактов с редакциями
теоретических естественнонаучных журналов.
Особое внимание члены Бюро обратили на
задачу расширения связей редакции с
методологическими семинарами и
непосредственно с учеными-естествоиспытателями.
В. Н. Столетов в своем выступлении
подчеркнул необходимость более
последовательного проведения принципа единства
теории и практики в философии
естествознания. Философские проблемы
естествознания, сказал он, надо ставить так,
чтобы ясно прослеживалась линия от самых
общих идей к конкретной проблематике
науки, а от нее к технике и, наконец, к
технологии и индустрии. Советская наука
имеет приоритет в разработке важнейших
идей современного естествознания, однако
в приложении этих идей к технике и
технологии у нас имеется определенное
отставание. Одна из центральных задач
философии естествознания как раз состоит в том,
чтобы раскрыть переход от всеобщих
принципов философии к общим идеям
теоретического естествознания, а от последних к
приложению их в различных областях
народного хозяйства.
Б. М. ПЫШКОВ
коллектива ученых, студентов и
работников производства ряда московских заводов
над указанной темой.
Наша конференция, сказал во
вступительном слове декан философского
факультета проф. В. С. Молодцов, должна
содействовать решению задачи комплексной
разработки закономерностей развернутого
Конференция по проблемам автоматизации

166
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
строительства коммунистического
общества. Автоматизация — это сфера
деятельности не только инженера, экономиста, но и
физиолога, психолога, логика, социолога.
В процессе автоматизации наиболее ярко
проявляется содружество рабочих и ученых
различных специальностей. Помимо
технической реконструкции, повышения
производительности труда, улучшения качества
продукции, на путях автоматизации будут
решаться и многие социальные проблемы.
Особенностям развития
материально-технической базы коммунизма посвятил свой
доклад доктор экономических наук, проф.
А. А. 3 в о ρ ы к и н. Докладчик выделяет три
основных момента, характеризующих
материально-техническую базу коммунизма:
эффективность применяемых средств
производства; уровень развития науки и степень
ее технологического применения; новая
форма общественного труда. Материально-
техническая база коммунизма возникает на
основе революции средств труда. Здесь
решающим является переход к
автоматической системе машин и превращение этой
системы во всеобщую форму производства.
Элементы материально-технической базы
будущего начинают все в большей степени
определять характер производства; это
особенно заметно сейчас в развитии
электроэнергетики.
Докладчик подверг тщательному анализу
новые проблемы и трудности, связанные с
процессом автоматизации, такие, как
проблема унификации деталей,
специализации заводов, а также вопросы о новой
роли науки, о возрастающей роли
конструкторской и экспериментальной
деятельности в процессе производства.
Значительное внимание на конференции
было уделено вопросу о влиянии
автоматизации на процесс стирания существенного
различия между умственным и физическим
трудом, который приобретает ряд
своеобразных и противоречивых черт.
Выступавшие показали, что из этого факта иногда
делаются ошибочные выводы. Так, была
подвергнута критике точка зрения,
согласно которой труд рабочего в результате
автоматизации становится менее творчески?,!.
Кандидат философских наук А. Д. К о с и-
чев правильно заметил, что рабочему
автоматического цеха подчас приходится
решать сложные технологические задачи по
управлению, контролю и устранению
нарушений в технологическом процессе.
Поскольку рабочий уже не прикован к
одному станку, гораздо эффективнее идет
процесс совмещения нескольких профессий.
С другой стороны, сокращается число
рабочих-операторов, работающих у станков, и
растет число наладчиков, обладающих
высокой технической культурой. А. Д. Косичев
считает, что на автоматических
предприятиях инженерно-технический персонал
непосредственно участвует наряду с
рабочими в создании материальных ценностей.
Болыпай^интерес вызвало выступление
начальника цеха-автомата Первого ГПЗ
М. А. Куминского, который рассказал
об опыте создания цеха-автомата. На
конкретных фактах он показал, как успехи
автоматизации в цехе расширяют кругозор
рабочих, как создается новый тип
рабочего, совершенствующего культуру
производства, обладающего большим чувством
коллективизма и ответственности за работу
цеха в целом. Например, наладчик
токарного автомата, помимо токарного дела и
умения налаживать станок, должен знать
основы гидравлики, пневматики и
электротехники. Большие требования
предъявляются и к слесарю по ремонту: он должен
прекрасно разбираться в сложных
кинематических схемах станков и т. д.
Заместитель главного инженера завода
имени Серго Орджоникидзе В. К.
Смирнов рассказал о том, как решаются
проблемы наиболее рациональной организации
труда на комплексных автоматических
линиях. Совершенствование автоматических
линий происходит в направлении
расширения круга операций и увеличения
количества станков на данной линии. Если
раньше автоматические линии состояли из
10—15 станков, то теперь ставится задача
увеличить количество станков до 80.
Кандидат философских наук М. Г.
Шест а к о в в своем выступлении затронул
вопрос о повышении роли общественных
организаций в борьбе за технический
прогресс. Опираясь на результаты
конкретных исследований, проведенных группой
преподавателей и членов
научно-студенческого общества философского факультета
МГУ, он рассказал о характере и формах
работы контрольных комиссий,
производственных совещаний, комсомольских
штабов семилетки на ряде заводов г. Москвы.
Этой теме было посвящено также
несколько сообщений студентов.
Кандидат философских наук Г. М.
Андреева в своем выступлении подвергла
критическому разбору современные
буржуазные социологические концепции,
фальсифицирующие социальные последствия
автоматизации. Она показала, что даже те
буржуазные социологи, которые пытаются
объективно оценить результаты
автоматизации в СССР и признают наши успехи, не
могут, однако, понять, что коренное
различие социалистической автоматизации от
капиталистической кроется в различии
способов производства.
Ф. В. ЛАЗАРЕВ

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Марксистская философия — передовое научное
мировоззрение
сОсновы марксистской философии». Авторский коллектив: Ф. В. Константинов,
член-корреспондент АН СССР (руководитель) ; В. Ф. Б е ρ е с τ н е в, доктор
философских наук; Г. Е. Г л е з е ρ м а н, доктор философских наук; М. А. Д ы н н и к,
член-корреспондент АН СССР; М. Д. К а м м а р и, член-корреспондент АН СССР; И. В.
Кузнецов, кандидат философских наук; П. В. Копнин, доктор философских наук;
Μ. Μ. Ρ о з е н τ а л ь, доктор философских наук; А. Ф. Шишкин, доктор
философских наук; П. Н. Федосеев, член-корреспондент АН СССР; Ю. П. Францев,
член-корреспондент АН СССР. Госполитиздат, 1959, 672 стр.
Важнейшей задачей научной работы в
области философии является создание
учебных пособий, способствующих
формированию коммунистического мировоззрения
у широких масс трудящихся. Такие
учебные пособия могут быть созданы лишь на
основе учета всех достижений марксистской
науки, обобщения современного знания о
мире, а также всего богатства практики
строительства коммунизма и борьбы
трудящихся всех стран за социализм.
За последнее время издано несколько
учебных пособий по диалектическому и
историческому материализму,
подготовленных преподавателями высшей школы и
изданных центральными и местными
издательствами.
В этих пособиях авторы раскрывают
положения марксистско-ленинской философии
на основе обобщения современного знания
и практики строительства коммунизма.
Марксистская философия — творческая,
развивающаяся наука, и составители
учебных пособий стремятся изложить ее
положения на основе достижений современного
философского знания. Все это
свидетельствует о том, что наши учебные пособия
составляют важнейшее звено научной
работы в области философии. На
необходимость такого подхода к составлению
учебных пособий указывает решение ЦК КПСС
по вопросам пропаганды от 10 января 1960
года.
Книга «Основы марксистской
философии»., вышедшая дополнительным тиражом,
помогает формированию научного
мировоззрения, воспитанию идейно убежденных и
сознательных творцов новых,
коммунистических отношений. В книге показывается,
что философия формулирует основные
принципы мировоззрения, способствует
формированию общего взгляда на окружающий мир,
отвечая на вопросы: существует ли мир
извечно или он возник тем или иным образом;
какое место в мире занимает человек; что
собой представляет наше сознание, как оно
относится к миру, какими законами
управляется жизнь общества?
Рецензируемое учебное пособие
существенно отличается по своему типу от
прежних учебников. Длительное время у
нас существовали учебные пособия
отдельно по истории философии,
диалектическому материализму и историческому
материализму. В известной мере это имеет
положительное значение, ибо содействует
самостоятельному и углубленному изучению
отдельных составных частей марксистско-
ленинской философской науки. Но это
положительное значение только в том случае
сохранит свою силу и не приведет к
отрицательным последствиям, если
одновременно будут существовать квалифицированные
учебные пособия, излагающие все разделы
марксистско-ленинской философии в целом.
Эту важнейшую задачу целостного
изложения философии как составной части
марксизма-ленинизма и выполняет
рецензируемая книга. В ней показана органическая
связь диалектического и исторического
материализма, что является необходимым
условием правильного определения
предмета марксистско-ленинской философии,
раскрыта его специфика как науки о наиболее
общих законах развития материального и
духовного мира и как всеобщего метода
познания и изменения действительности.
В этом отношении особенно удачными
являются главы I и XI, раскрывающие
существо предмета диалектического и
исторического материализма, а также главы XII и
XIII, в которых показаны общие
закономерности и движущие силы общественного
развития.

168
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Выход в свет данного учебного пособия
является несомненным достижением
советской философской мысли. В рецензируемой
книге глубоко обоснована коренная
противоположность материалистического и
идеалистического мировоззрений. Воспроизведя
кратко историю развития
материалистического мировоззрения, авторы убедительно
показывают благотворное влияние
материализма на развитие наук и познания в
целом. Материалистическое мировоззрение
направляло человеческий ум на поиски
новых законов природы, помогало обществу
организовывать мир на прогрессивных
началах. Напротив, идеалистическое
мировоззрение, направляя внимание людей на
поиски несуществующего «потустороннего
мира», на обоснование религии и мистики,
отвлекало людей от познания явлений
природы и общества, обосновывало
реакционные позиции в практической деятельности.
Самой высшей и передовой формой
материализма является диалектический и
исторический материализм. Авторы книги в
доходчивой форме раскрывают содержание
важнейших принципов
марксистско-ленинской философии, наиболее общих законов
развития природы, общества и мышления.
В книге подчеркивается значение
философии как метода мышления, метода
научного исследования, применяемого во всех
областях знания.
Диалектический материализм «вооружает
ученых всех отраслей знания цельной и
последовательно научной теорией
мышления, всеобщим методом исследования», —
справедливо отмечается в книге (стр. 28).
Это положение пронизывает все главы
книги, в которых раскрывается
непосредственная связь философии с другими науками.
Однако необходимо заметить, что
характеристика диалектического метода только как
метода мышления явно недостаточна.
Диалектика является также всеобщим методом
практической деятельности,
революционного преобразования действительности, что,
по нашему мнению, не выдвинуто в книге
на первый план.
Хорошо показана взаимосвязь философии
и естествознания в главе «Материя и
формы ее существования». В ней используются
основные новейшие достижения
естествознания: теория относительности, учение об
элементарных частицах, некоторые
материалы химии и биологии, показывающие,
сколь глубоко и всесторонне современная
наука подтверждает важнейшие принципы
диалектического материализма о
материальности мира, многообразии форм
существования материи и закономерностях ее
развития. В книге правильно
характеризуются основные законы диалектики. Вместе с
тем необходимо отметить, что в главах,
посвященных законам диалектики,
недостаточно привлекаются для анализа данные
современного общественного развития. В
книге хорошо показана диалектика процесса
. познания: дается общая характеристика
диалектической логики, соотношения
чувственного и рационального, абстрактного и
конкретного в процессе познания; глубоко
анализируются проблемы логического и
исторического, соотношение объективной,
абсолютной и относительной истин. Все эти
важнейшие вопросы марксистско-ленинской
теории познания изложены на уровне
современной науки и в доступной форме.
По сравнению с учебными пособиями,
изданными в прежние годы, в «Основах
марксистской философии» диалектический
материализм излагается на более высоком
уровне, поэтому книга окажет несравненно
большую помощь в деле пропаганды
марксистского философского знания.
Вторая часть книги посвящена
историческому материализму — науке об общих
законах развития общества. Еще раз
важно заметить, что «Основы марксистской
философии* — первая книга, в которой
диалектический и исторический
материализм излагаются как единая философская
наука марксизма-ленинизма. Таким
образом, она знакомит читателя со всеми
проблемами марксистско-ленинской философии
в целом, что выгодно отличает ее от
других изданий того же тина.
Главы XII—XVIII посвящены
рассмотрению основных вопросов исторического
материализма. Только марксизм придал под*
линно научный характер знанию об
обществе, выдвинув в качестве определяющей
общественной основы материальное
производство и материальные отношения людей.
Показывая диалектику производительных
сил и производственных отношений,
характеризуя способ производства как
определяющую основу изменения форм
общественной жизни, авторы правильно применяют
эти исходные положения исторического
материализма к объяснению явлений
социализма и превращению его в коммунизм.
Законы строения и развития
общественной жизни, раскрытые историческим
материализмом, охватывают не только
процессы производственной жизни людей, но и
сферы их социально-политической и
духовной деятельности.
В книге имеются специальные главы, в
которых рассматриваются проблемы
возникновения классов и государства,
закономерности проявления классовой борьбы в
различных общественных формациях. Большое
внимание уделяется анализу форм
стратегии и тактики классовой борьбы
пролетариата в условиях капитализма и особенно
в условиях империализма.
С победой социализма меняются
классовая структура общества, а также функции

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
169
и формы социалистического государства.
Окончательная победа социализма в СССР
и вступление нашей страны в период
развернутого строительства коммунизма
требуют дальнейшего развития
социалистического государства. XXI съезд КПСС
разработал программу постепенного перерастания
социализма в коммунизм. В этот период
будут разрешены такие важнейшие задачи,
как преодоление существующих еще
классовых различий и значительное повышение
роли общественных организаций в жизни
нашего общества.
Большое внимание в книге уделяется
выяснению роли общественного сознания в
жизни общества, роли социалистической
идеологии в становлении социализма и
коммунизма. Враги марксизма изощряются в
попытках доказать, будто в
социалистическом обществе человеком интересуются
лишь как созидателем материальных благ
и якобы недооценивается роль
общественного сознания и духовной жизни людей.
Эта клевета на марксизм давно опроверг-
нута^основоположниками марксизма и
практикой строительства социализма. В
специальной главе — «Общественное сознание и
его роль в жизни общества» — авторы
всесторонне рассматривают закономерности
развития различных форм общественного
сознания, подчеркивают его огромную роль
в жизни общества, раскрывают законы его
обратного влияния на материальную жизнь
общества. В главе отмечается роль
общественного сознания в условиях социализма,
когда наиболее ярко проявляется
подлинная забота о духовном росте свободного от
эксплуатации человека.
Книга заканчивается рассмотрением и
марксистской критикой основных
направлений современной буржуазной философии и
социологии. Авторы убедительно
показывают, как реакционная идеология «стремится
отравить сознание трудящихся, лишить
рабочий класс уверенности в его
возможностях освободить себя и все человечество от
всех видов социального и духовного гнета»
(стр. 661). Мирное сосуществование
различных социальных систем не означает
примирения марксистско-ленинской идеологии
с реакционной идеологией. Борьба против
этой идеологии закономерно продолжается
и впредь.
Острой критике в книге подвергнуты и
различные ревизионистские теории. В ней
показана сущность ревизионизма как
главной опасности в современном
коммунистическом движении, а также вред догматизма
и сектантства.
Книга «Основы марксистской
философии» сыграет большую роль в деле
овладения кадрами марксистско-ленинским
мировоззрением. В ней раскрывается
содержание всеобщих законов развития
природы, общества и мышления, показывается,
как марксистская философия — марксизм-
ленинизм в целом — трактует коренные
вопросы общественного развития. Открывая
новые закономерности, марксистская наука
служит делу победы коммунизма,
всестороннему расцвету духовного облика
строителей коммунистического общества.
«Основы марксистской философии», безусловно,
представляют собой весьма полезное
учебное пособие для студентов вузо© и для
кадров, занимающихся философским
самообразованием.
Наличие этого в целом удачно
написанного учебника не исключает необходимости
создания других учебных пособий,
предназначаемых для различного круга
читателей. Учитывая, что в настоящее время
ведется работа по созданию новых
коллективных и индивидуальных учебников по
философии, нам хотелось бы высказать ряд
соображений и пожеланий, которые можно
было бы учесть как при переиздании
рецензируемой книги, так и при подготовке
новых учебников.
Марксистско-ленинская философия, как
и любая другая наука, непрерывно
развивается. Открываются новые законы
развития природы и общества, которые
нуждаются в философском истолковании, возникают
новые философские понятия, отражающие
развитие естественных и общественных
наук, развитие идеологии социализма и
коммунизма. Все это, безусловно, должно
приводить и приводит к появлению новых
разделов марксистской науки, к изменению
ее структуры. Как известно, материализм
с каждым новым крупным научным
открытием принимает новый вид; это ленинское
положение должно быть руководящим и при
составлении учебного пособия по
философии.
Новым по сравнению с ранее изданными
учебными пособиями по философии
является в этой книге то, что изложению
диалектического материализма предпосылается
краткое историко-философское введение, а
изложение марксистско-ленинской
философии начинается с темы «Материя и формы
ее существования», а в следующей главе
раскрывается соотношение материи и
сознания. В этих главах рассматриваются
исходные принципы материалистического
мировоззрения.
Положительным фактом следует считать
введение в учебное пособие специальной
главы (VI) о закономерной связи явлений
действительности. В последние годы
характеристике диалектики как учения о
всеобщей связи уделялось явно недостаточное
внимание. Между тем категория связи в
современной науке приобретает все
большее значение.
Главы VII—IX шювящшы законам диа-

170
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
лектики. Давая в общем правильную
характеристику последних, впредь необходимо
больше раскрывать действие этих законов
в условиях социализма и строительства
коммунизма.
Крайне важным в теоретическом и
методическом отношениях является вопрос о
структуре учебных пособий. Нам
представляется, что этот вопрос еще недостаточно
разработан, о чем свидетельствуют,
например, имеющиеся различия в схемах
построения вышедших за последние годы учебных
пособий по философии. В рецензируемой
книге, как нам думается, необоснованным
является освещение категорий диалектики
в главах, посвященных рассмотрению
законов. Почему, например, категория формы
и содержания рассматривается в главе о
законе борьбы противоположностей, а не в
главе, где говорится о закономерной связи
явлений действительности? Так же обстоит
дело и с другими парными категориями.
По-видимому, целесообразней излагать
категории диалектики в отдельной главе.
В изданных учебных пособиях структура
изложения законов диалектики весьма
различная. На наш взгляд, этот вопрос следует
обсудить в широких философских кругах.
Прежде всего речь идет о структуре
курса диалектического и исторического
материализма, тесно связанной во многом с
развитием самого предмета философии,
обусловленным величайшими
революционными изменениями в обществе и науке.
В. И. Ленин всесторонне развил
марксистскую философию. Глубокая
разработка им новых проблем позволила говорить
о ленинском этапе в развитии
диалектического материализма. Достаточно указать,
например, на то, что в статье «Карл
Маркс» В. И. Ленин изложил черты
диалектики, характеризуя диалектический
принцип развития как самый богатый по
своему содержанию по сравнению с
распространенной теорией эволюции. В этой
работе Ленин изменил структуру
диалектического материализма и диалектического
метода в частности. Ленинское понимание
диалектики отразило потребности развития
научного знания начала XX века и явилось
обобщением опыта классовой борьбы
рабочего класса. Это понимание и должно быть,
на наш взгляд, положено в основу
современного изложения диалектики.
В период перехода от социализма к
коммунизму марксистская наука бурно и
всесторонне развивается. Коммунистическая
партия, обобщая всемирно-исторические
общественные события, совершающиеся в
наше время, обогащает марксистскую науку
открытием новых закономерностей развития
общества, опираясь на которые она
определяет пути построения коммунизма в нашей
стране.
Нам думается, что при дальнейшей
работе над улучшением учебных пособий
необходимо уделить основное внимание
раскрытию глубокой связи
марксистско-ленинской философии с коренными
закономерностями перехода от последней
антагонистической формации — капитализма к высшей
форме общества — к коммунизму.
Конечно, исторический материализм, как
наука о наиболее общих законах развития
общества, рассматривает человеческое
общество в целом, все этапы его развития. Но
объективное содержание современного
исторического периода, возникновение
коммунистического общества требуют того, чтобы
исторический материализм творчески
применялся и развивался прежде всого путем
анализа высшего этапа общественного
развития.
Эта объективная революционно
развивающаяся действительность вносит новое в
понимание предмета исторического
материализма, в известной мере расширяет его
рамки. Это расширение не искусственное,
какое мы наблюдали в недалеком прошлом,
когда в исторический материализм, как
справедливо указывают авторы,
вкрапливались отдельные части политэкономии,
истории партии и т. д., а естественное,
вытекающее из особенностей возникающей
коммунистической формации, которые наряду с
действующими во всемирной истории
всеобщими закономерностями становятся общими
закономерностями дальнейшего
безграничного развития подлинной истории
человечества.
У нас принято определение
исторического материализма как науки о наиболее
общих законах развития человеческого
общества.
Это определение в целом правильное, но
неполное. Если строго руководствоваться
им, то надо ограничиться рассмотрением
только наиболее общих закономерностей
развития человеческого общества. Тогда
выпадут из поля зрения многие основные
социологические закономерности,
действующие если не всегда, то на протяжении
длительного исторического периода времени, и,
главное, выпадут коренные
закономерности возникновения и развития
коммунистической формации, многие из которых,
повторяем, превратятся в общие
закономерности всей подлинной истории
человечества.
Эти принципиальные положения,
продиктованные логикой вещей, самой
развивающейся действительностью, требуют
определения предмета истмата в узком и
широком смысле слова.
Исторический материализм в узком
смысле слова изучает наиболее общие законы
развития, действующие как в период
предыстории, так и в эпоху подлинной исто-

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
171
рии человечества. Исторический
материализм в широком смысле слова изучает как
законы, действующие во всех формациях,
так и социологические законы в группе
фармации, а также многие законы станов-
ления и функционирования
коммунистической формации, как наиболее совершенной
и безгранично развивающейся
общественной формации.
В программах и учебниках по философии
рассматриваются многие наиболее общие
законы, а также законы, охватывающие
классовые формации. Но нередко
обходится такой всеобщий закон, раскрывающий
коренной источник развития всех
формаций, как закон соответствия и
противоречия между двумя сторонами способа
производства: между производительными силами
и производственными отношениями. Выпали
из наших программ и учебников и такие
актуальные проблемы, как закономерности
возникновения и развития нации, семьи.
Социологические закономерности,
действующие в период возникновения и
развития коммунистической формации,
специально не рассмотрены; о некоторых из них
говорится попутно, вскользь. Между тем
объективный характер этих
социологических законов требует не только более
широкого освещения их, но и некоторого
изменения и обогащения самой структуры
исторического материализма, расширения его
рамок и углубления его содерлсания. Это
тем более необходимо, что до сих пор у нас
нет еще специального курса по третьей
составной части марксизма — по теории
научного коммунизма. Конечно, этот курс
в силу объективной необходимости рано или
поздно будет создан. Но и тогда законы
становления и функционирования
коммунистической формации станут предметом
изучения не только теории научного
коммунизма и политической экономии, но и
исторического материализма. Различие будет
в аспекте изучения этих законов.
Многогранность законов новой формации станет
объективной основой изучения их
отдельных сторон различными науками.
Глубокая органическая связь философии
с практикой коммунистического
строительства требует того, чтобы в курс
исторического материализма был включен в качестве
завершающего специальный раздел о
коммунистической формации в целом, то есть
о наиболее общих закономерностях и
специфических особенностях возникновения и
развития социализма и коммунизма в
различных странах. Опыт СССР и всех стран
социализма дал возможность
сформулировать общие закономерности и
специфические особенности возникновения первой
фазы коммунизма в различных странах.
Ныне опыт развернутого
коммунистического строительства в СССР и перспективы
более или менее одновременного движения
социалистических стран к коммунизму
выдвинули новую актуальную проблему —
общие закономерности и конкретные
особенности движения к высшей фазе
коммунистической формации.
Творческое решение этих новых
жизненных проблем XXI съездом КПСС требует
того, чтобы наши теоретические кадры,
выполняя решения партии, дальше
разрабатывали и пропагандировали закономерности
перерастания социализма в коммунизм.
Задача курса исторического
материализма состоит в том, чтобы прежде всего
вскрывать общие социологические
закономерности коммунистического строительства,
которые охватывают новую формацию в
целом. К ним относятся: всестороннее
развитие социалистических производительных
сил и производственных отношений,
являющихся определяющей основой движения
от социализма к коммунизму;
возрастающая роль субъективного фактора в
созидательном творчестве масс; укрепление
единства общества на основе
своевременного преодоления противоречий;
исчезновение прежнего общественного разделения
труда и возникновение нового,
коммунистического разделения труда; всестороннее
развитие личности; закономерности стирания
классовых, а в будущем и национальных
различий; закономерности формирования
коммунистического сознания; диалектика
перехода от социалистического
распределения по труду к коммунистическому
распределению по потребности; диалектика
перехода от социалистической
государственности к коммунистическому общественному
самоуправлению и т. д.
Отдельные стороны этих новых проблем
освещаются при рассмотрении наиболее
общих законов развития человеческого
общества. Отметим здесь лишь некоторые, на
наш взгляд, неточности, а главным
образом выскажем ряд пожеланий, которые
смогут помочь авторам будущих учебников
углубить связь философии с практикой
коммунистического строительства.
Сейчас требуется более полно и ясно
раскрывать особенности проявления законов
диалектики в условиях социализма и
строительства коммунизма. В этой связи хочется
высказать ряд пожеланий относительно
характеристики и определения сущности
противоречия как источника развития.
Как известно, в нашей философской
литературе имеются различные определения
существа противоречия, как более общие,
фиксирующие роль противоречий в
качестве источника развития на всех ступенях
истории, так и более конкретные,
подчеркивающие те или иные стороны ядра
диалектики, которые выступают на первый
план в отдельные периоды всеобщей исто-

172
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
рии. Такова диалектика форм выражения
самих законов диалектики. Марксист
должен всегда иметь в виду эту
закономерность развития и обогащения законов
диалектики.
Из всех определений противоречия
наиболее общим является положение,
сформулированное В. И. Лениным в известной
статье «Карл Маркс». Для научного
понимания сущности Марксовой диалектики,
подчеркивал Ленин, надо иметь в виду
«внутренние импульсы к развитию,
даваемые противоречием, столкновением
различных сил и тенденций, действующих на
данное тело или в пределах данного явления
или внутри данного общества» (Соч., т. 21,
стр. 38).
Это определение не только раскрывает
всеобщность противоречия, но и дает
возможность глубже осмыслить особенности
его проявления и действия в условиях
социализма и перехода к коммунизму. К
сожалению, в учебнике это определение
отсутствует. Вместо него, часто не совсем
уместно, используется понятие
«противоположность», которое не всегда применимо к
развитию коммунистической формации, где
социальные противоположности
уничтожаются. Такой терминологический
консерватизм имеет место и в некоторых разделах
учебника. Так, на странице 255 мы читаем:
«Наши понятия должны отражать не только
объективные противоречия предметов,
явлений, но и динамику развития этих
противоречий, переходы явлений в их
противоположность, превращение
противоположностей друг в друга. Например, исследуя
процесс становления социалистических форм
труда в СССР, мы должны проследить, как
единичные проявления социалистического
отношения к труду в виде
коммунистических субботников закономерно
превращаются в общее явление, становятся
социалистическим отношением народа к труду.
Единичное превращается в общее, то есть
в свою противоположность».
Такой пример перехода
противоположностей друг в друга неудачен. У читателя
может создаться впечатление, что
современные формы социалистического труда
противоположны первой его форме —
коммунистическим субботникам. Переход единичного
в общее, как переход противоположностей,
лучше было бы показать на другом
примере.
О некоторых противоречиях в развитии
социалистического способа производства
правильно говорится в соответствующих
главах книга. Но в ее новом издании
целесообразно привести общую
характеристику особенностей противоречий в
условиях социалистического общества,
данную Н. С. Хрущевым в докладе о 40-летии
Великой Октябрьской революции, и
выделить противоречие между быстро
растущими потребностями народных масс и
существующим уровнем развития производства.
Это поможет читателю глубже понять
главные условия перехода от социализма к
коммунизму, решения основной экономической
задачи СССР, создания
материально-технической базы коммунистического общества.
При освещении диалектического перехода
от социализма к коммунизму необходимо
показать все возрастающую роль единства
народа, как важнейшей движущей силы
новой формации.
В тесной связи с характером
противоречий находится и правильное понимание
сути скачка. В нашей педагогической и
научной работе получило широкое
распространение понятие «постепенное
качественное изменение» или «постепенный скачок».
На наш взгляд, специфику социализма
составляют не «постепенные скачки», а
подготовляемые постепенными
количественными изменениями скачки без «взрыва», без
социальной революции. Такие скачки,
завершающие, оформляющие новое качество,
имеют место и при социализме.
В учебнике дается правильная
трактовка производительных сил общества как
совокупности средств труда и рабочей силы:
«Общественные производительные силы —
это созданные обществом средства труда,
орудия производства, а также люди,
обладающие известным производственным
опытом и навыками к труду и осуществляющие
производство материальных благ» (стр.
387).
Это определение имеет принципиальное
методологическое и практическое значение.
Оно последовательно раскрывает
монистически-материалистическую точку зрения о
главной, определяющей силе
общественного развития, служащей критерием
общественного прогресса. Отнесение природных
факторов к непосредственно общественным
производительным силам, имеющее место в
ряде работ, нарушает принципы
материалистического понимания истории, приводит к
смешению марксизма с различными
буржуазными и реформистскими концепциями.
Что же нового дает современная эпоха
для дальнейшего углубления наших
знаний о диалектике развития
производительных сил общества? В период
разностороннего преобразования природы и
развертывания научно-технической революции
ускоряется превращение природных факторов в
общественные производительные силы,
грани между ними становятся все более
подвижными. Без учета этой диалектики
трудно вскрыть и преодолеть гносеологические
корни ошибочных трактовок
производительных сил общества, вооружить наши кадры
всесторонним знанием важнейших
закономерностей общественного развития.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
173
В наших учебниках в целом правильно
рассматривается диалектика
производительных сил и производственных отношений,
в целом хорошо показано соотношение этих
двух сторон способов производства.
Желательно уточнить и развить ряд
формулировок и положений, дающих возможность
правильно помять диалектику соответствия
и противоречия в развитии
производительных сил и производственных отношений.
В развитии способов производства
всегда существует определенное соответствие
и противоречие между тенденцией
безграничного роста производительных сил и
относительной устойчивостью
производственных отношений. Когда доминирует
соответствие, тогда происходит ускоренное
развитие. А когда нарастают противоречия,
соответствие начинает ослабевать и
нарушаться. Преодоление назревших
противоречий открывает новый простор дальнейшему
развитию производительных сил общества.
При капитализме с самого начала его
возникновения складывается и нарастает
основное противоречие между
общественным характером производства и частной
формой присвоения, что находит свое
выражение в антагонизме между рабочим
классом и буржуазией. Усиление и
обострение этого противоречия в эпоху
империализма нарушает соответствие между
производительными силами и
производственными отношениями, последние становятся
оковами для развития всего общества. Но
это нарушение, как показывает реальная
действительность, не означает полного
исчезновения всякого соответствия, иначе
был бы окончательный разрыв между
двумя сторонами способа производства и не
было бы никакого развития
производительных сил в условиях современного
капитализма.
Опыт истории показывает, что в
общественном развитии не может быть не
только абсолютного соответствия, но и
абсолютного несоответствия. Знание живой
диалектики реального соотношения соответствия
и несоответствия дает возможность глубже
овладеть законами общественного развития.
В книге удачно рассмотрены
закономерности возникновения и развития классов и
государства, но слабее — диалектика их
отмирания в условиях победы
коммунистической формации. О стирании различия
между рабочим классом, колхозным
крестьянством и интеллигенцией вообще сказано не·
сколько строк. Спрашивается: где же
должны специально рассматриваться
закономерности преодоления классовых различий
социалистического общества в условиях
перехода к коммунизму? Политическая
экономия социализма изучает экономическую
основу стирания классовых различий.
А всесторонне, в социологическом плане эту
проблему должен исследовать исторический
материализм. Но это, к сожалению, не
нашло отражения в учебнике.
Нам кажется, что в новом издании
следует выделить специальный раздел,
посвященный социологическому рассмотрению
процесса стирания классовых различий.
При этом надо не только показать коренные
закономерности, ведущие к бесклассовому
обществу (создание
материально-технической базы коммунизма, образование единой
формы коммунистической собственности,
преодоление существенных различий между
городом и деревней, между физическим и
умственным трудом, введение
коммунистического принципа распределения и т. д.),
но и раскрыть те новые, порожденные
самой практикой коммунистического
строительства явления, которые с новых сторон
характеризуют процесс стирания классовых
различий.
Проблема отмирания государства — одна
из сложных и трудных проблем социологии.
Без диалектики, всесторонне учитывающей
реальную действительность и новые
явления, порождаемые практикой
коммунистического строительства, нельзя творчески
рассматривать этот вопрос и успешно вести
борьбу как против ревизионизма, так и
против догматизма.
В книге острие критики направлено
против современных ревизионистов, которые
призывают «под видом борьбы с
бюрократизмом к скорейшему отмиранию
государства... в условиях социализма, пока еще
существует капиталистический мир, и тем
более в условиях переходного периода от
капитализма к социализму». Призывать к
этому — «значит обезоруживать
трудящихся перед лицом их классовых врагов»
(стр. 535).
Успешная борьба с ревизионизмом
требует преодоления и догматизма, который
противопоставляет всемерное укрепление
государства его постепенному отмиранию в
процессе перехода οτ социализхма к
коммунизму. В книге необходимо было показать
диалектику этого процесса, который
отражает две тенденции в развитии государства
победившего социализма: всемерное
укрепление как главную, определяющую
тенденцию и элементы отмирания как
подчиненную тенденцию. Эти две тенденции, взятые
в единстве, подготовляют полное отмирание
государства в условиях окончательно
победившего коммунизма в мировом масштабе.
В книге показана первая тенденция и
ничего не говорится о второй. А без этой
диалектики трудно теоретически осмыслить
новые явления нашей жизни, в том числе
и постепенный процесс передачи
государственных функций общественным
организациям.
Не имея возможности в данной рецензии

174
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
рассмотреть все главы книги, в заключение
необходимо все же отметить крайне
недостаточное освещение вопросов, связанных с
ликвидацией религиозных пережитков в
период построения коммунизма. В
социалистическом обществе преодолены
различные идеалистические направления в теории.
Марксизм-ленинизм является безраздельно
господствующей идеологией, что самым
благотворным образом сказалось на
развитии науки, искусства и литературы,
ускорило совершенствование духовного облика
советских людей. Однако до сих пор еще
продолжает существовать идеализм прежде
©сего в виде религиозного мировоззрения.
Преодоление последнего требует немалых
усилий, направленных на то, чтобы убедить
самые широкие массы в реакционности и
научной несостоятельности религиозного
мировоззрения. Авторы учебника уделяют
этому вопросу недостаточное внимание.
Вряд ли нужно подробно говорить о том,
сдоль серьезно« теоретическое и
практическое значение имеет тема рецензируемой
книги, являющейся, по существу, первой
монографической работой, в которой
специально рассматривается марксистско-
ленинское учение об общественном
сознании и его формах.
В книге освещаются общие
теоретические положения марксизма о
происхождении различных форм общественного
сознания, об их историческом развитии, об их
роли и о взаимодействии общественного
сознания и общественного бытия; достаточно
полно характеризуются отдельные формы
общественного сознания: политическая и
правовая идеология, мораль, религия,
наука, искусство, философия.
Достоинством книги, на наш взгляд,
является то, что в ней в целом ряде мест
удачно сочетается глубокое изложение
марксистско-ленинского учения об
общественном сознании с самостоятельными
мыслями авторов по целому ряду вопросов.
Примером в этом отношении могут
служить те места книги, где говорится о
сущности и причинах разрыва между формой и
содержанием буржуазного права, о месте и
роли науки в развитии
капиталистического общества, о единстве и различии между
Постановление ЦК КПСС «О задачах
партийной пропаганды в современных
условиях» обязывает работников общественных
наук «изучать и обобщать опыт борьбы пар*
тии и народа за победу коммунизма,
вторгаться в жизнь, творчески разрабатывать
коренные теоретические проблемы
современности, ^бновные закономерности
перерастания социализма в коммунизм». Этим
требованиям должны удовлетворять и
учебные пособия, имеющие большое значение
для формирования духовного облика
строителей коммунистического общества.
Сделанные нами отдельные замечания,
конечно, не снижают в целом
положительной оценки рецензируемой книги, которая
является шагом вперед в создании
стабильного учебника по марксистской философии.
В. С. МОЛОДЦОВ,
Ц. А. СТЕПАНЯН
наукой об обществе и наукой о природе,
о взаимосвязи и различии эмпирических
знаний и знаний теоретических и т. д.
и т. п. О большой самостоятельной работе
авторов свидетельствует и тот
немаловажный факт, что в качестве материала,
призванного аргументировать и иллюстрировать
теоретические положения и выводы,
используются не случайные и не «дежурные»
примеры, переходящие из одной книги в
другую, а факты продуманные и в
большинстве случаев удачно подобранные.
Заслуживает всяческого одобрения то
внимание, которое авторы уделили
освещению практической значимости, роли
различных форм сознания в жизни общества.
Под этим углом зрения они рассматривают
все формы сознания, причем особенно
обстоятельно освещается роль
социалистической идеологии, которую авторы повсюду
противопоставляют идеологии буржуазной,
показывая антинаучный, реакционный
характер последней.
Таковы несомненные достоинства книги.
Их дополняет и подчеркивает ее простой,
доходчивый язык. Ярко и увлекательно
написаны главы об искусстве, некоторые
параграфы глав о науке, правосознании,
религии, философии. Воздействие книги
усиливается доказательностью и обосыовад-
Спорные положения в интересной книге
В. КЕЛЛЕ, М. КОВАЛЬЗОН. Формы общественного сознания. Госполитиздат, 1959,
263 стр.
ОТ РЕДАКЦИИ. Редакция журнала «Вопросы философии» получила несколько
рецензий на книгу В. Келле и М. Ковальзона «Формы общественного сознания». Не
имея возможности полностью опубликовать их, мы помещаем ниже рецензию группы
сотрудников кафедры диалектического и исторического материализма гуманитарных
факультетов МГУ и обзор других рецензий.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
175
ностью многих излагаемых авторами
положений. Книга, несомненно, окажет помощь
студентам и аспирантам, а также
самостоятельно изучающим курс исторического
материализма. Она представляет интерес и
для преподавателей как известный опыт
изложения весьма важного раздела
исторического материализма.
Необходимо, однако, отметить, что в
рецензируемой книге, в целом полезной,
содержатся отдельные положения, которые
вызывают серьезные возражения и
нуждаются во внимательном разборе и критике.
«В развитии общественного сознания,—
пишут авторы,— необходимо выделять две
взаимно связанные друг с другом
тенденции: во-первых, познавательный процесс,
обусловленный интересами реальной
жизненной практики общественного
человека,— накопление объективных знаний о
природе и обществе; во-вторых,
идеологический процесс, обусловленный в
антагонистических формациях интересами
различных действовавших в истории
классов,— возникновение, развитие и смена
идеологий различных классов» (стр. 11).
Это противопоставление познавательного
процесса идеологическому последовательно
проводится авторами во всех разделах
книги. Рассматривается ли общетеоретическое
положение о преемственности в развитии
общественного сознания в целом, они
опешат заявить: «...Следует различать
преемственность в области идеологии от
преемственности научного познания»
(стр. 22); излагается ли та же проблема
преемственности применительно к
отдельным формам сознания, например
философии, авторы вновь утверждают: «...В
развитии философии имеет место
идеологическая и познавательная преемственность...»
(стр. 244); освещается ли содержание
определенной формы общественного сознания,
например искусства, они вновь и вновь
повторяют, что это содержание представляет
собой «единство идеологического и
познавательного моментов», осуществляемое «на
эстетической основе» (ctd. 212), и т. д.
Известно указание В. И. Ленина ото<м,
что научная идеология в
противоположность идеологии ненаучной содержит
объективную истину. Ленин
противопоставляет одну идеологию другой идеологии в
их отношении к объективной истине, но
не противопоставляет науку вообще
идеологии вообще, познавательный процесс —
идеологическому процессу. Если, как
утверждают авторы, в общественном
сознании действуют две тенденции —
познавательная, научная, и противостоящая ей
идеологическая, ненаучная,— то понятие
«научная идеология» в его
противопоставлении «ненаучной или антинаучной
идеологии» лишается всякого смысла.
Проводимое авторами противопоставление
познавательного и идеологического как двух
противоположных процессов не отвечает
действительности и не согласуется таЗике с
указанием В. И. Ленина, содержащимся в
статье «Три источника и три составных
части марксизма»: «Точно так же, как
познание человека отражает независимо от
него существующую природу, т. е.
развивающуюся материю, так общественное
познание человека (т. е. разные взгляды
и учения философские, религиозные,
политические и т. п.) отражает
экономический строй общества» (Соч., т. 19,
стр. 5). Как видим, Ленин здесь называет
все формы общественного сознания —
значит, и идеологические формы, идеологию —
формами познания.
Общественное сознание отражает
общественное бытие, и отражает именно в
смысле гносеологическом, а не в
смысле только производного от
определенных материальных причин. Когда мы
говорим, например, что данная система
производственных отношений есть порождение
данного состояния производительных сил,
то это не значит, что производственные
отношения отражают производительные
силы. Между тем авторы трактуют
идеологию только как такого рода порождение
материального развития общества. Они
пишут: «Идеология тоже в конечном счете
порождается действием объективных
законов общественного развития и служит
необходимым субъективным условием их
реализации. Но непосредственно она
выступает как духовное выражение интересов
борющихся классов» (стр. 11).
Опрашивается, каково отношение
идеологии к общественному развитию? Она
только порождается им или является
вместе с тем и его копией, отражени-
е м? Ленин прямо говорит: «Общественное
сознание отражает общественное
бытие — вот в чем состоит учение Маркса.
Отражение мол^ет быть верной
приблизительно копией отражаемого... Сознание и
там и тут есть только отражение бытия, в
лучшем случае приблизительно верное (адэ-
кватное, идеально-точное) его
отражение» (Соч., т. 14, стр. 309, 312). Из
всего этого видно, что идеологический
процесс есть процесс отражения,
познавательный процесс. Отражение может быть
верным и неверным, более правильным и
менее правильным; познание может
находиться на различных уровнях точности,
глубины, оно может быть ложным
познанием (или сознанием) и т. д. Но ставить
вопрос тж, как ставят его авторы:
познавательный процесс и идеологический
процесс,— значит мыслить идеологаю вне
отражения.
Совершенно верно, что идеология есть

176
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
непосредственное духовное выражение
определенных интересов. Но это
значит, что она есть отражение экономической
структуры, ибо, как указывает Энгельс,
«экономические отношения проявляются,
прежде всего, как интересы». Сами же
авторы в некоторых местах книги
высказывают правильную мысль о том, что
интересы передовых, революционных
классов отражают потребности материального
развития общества. Конечно, до появления
марксизма это отражение было
ограниченным, деформированным огромными
наслоениями разных иллюзий и утший, однако
в политических, в правовых взглядах этих
классов и в других идеологических
формах отражался и не мог не отражаться обь-
ективный ход исторического развития.
Вопрос, следовательно, стоит не так, как
ставят его авторы, утверждая, что «в
идеологическом процессе есть познавательный
момент, а в развитии познания имеется
идеологическая сторона» (стр. 11).
Идеологический процесс есть всегда процесс
отражения, в конечном счете,
экономической структуры общества,
который может быть как ложным, так и
истинным, не переставая быть
идеологическим процессом.
И еще на одном вопросе необходимо
остановиться. Авторы проделали в
известной степени полезную работу, стремясь
увязать общетеоретические вопросы с
практическими вопросами борьбы за коммунизм.
Но, конечно,— и это относится не только
к рецензируемой книге — в этом
отношении остается желать еще многого.
В жизни нашей страны за последние
годы произошли чрезвычайно важные и
глубокие сдвиги и изменения. Партия, ее
Центральный Комитет, Советское
правительство с большим успехом осуществили
смелые и важные реформы в системе
управления промышленностью, сельским
хозяйством, в организации образования и в
других сферах жизни общества, имеющие
глубокий политический смысл.
Повседневно, решительно и неуклонно
партия осуществляет руководство
государством, массами, ведя неустанную войну с
элементами бюрократизма, косности,
рутины, с парадностью и шумихой, создавая
деловую обстановку во всех сферах
государственной деятельности. По всей стране с
невиданной широтой развернулась
политическая активность масс, значительно
возросло их творческое участие во всех
звеньях государственной жизни;
активизировалась деятельность Советов,
общественных организаций; советская демократия
переживает небывалый подъем; укрепилась
социалистическая законность; многими
новыми чертами обогатились отношения
нашего государства с дружественными
нам социалистическими странами, с
государствами капиталистического мира.
Во всем этом обнаруживаются
закономерности политического развития
страны, которые должны обстоятельно
раскрываться в таком важном разделе, как
политическая идеология.
Или взять вопросы морали. Авторы
совершенно правильно выделяют особый
параграф о коммунистической
нравственности. В нем анализируются
ее/:происхождение, содерлсание, роль в /строительстве
коммунизма. Немалое внимание они
уделяют вопросу об отношении
коммунистической морали к праву, религии, искусству,
философии. Авторы подчеркивают при этом,
что роль коммунистической
нравственности все более возрастает по мере
движения общества к коммунизму.
«Возрастание роли морали,— пишут они,— связано
также с тем, что переход к коммунизму
предполагает постепенное отмирание
роли права как регулятора отношений
между людьми коммунистического общества и
соответственное увеличение роли
морали» (стр. 127).
Все это, конечно, верно. Но, к
сожалению, авторы застревают на этом выводе,
не связывают этого давно установленного
общетеоретического положения с
происходящими ныне в нашей стране
процессами развития социалистической
государственности. А ведь передача
некоторых государственных функций
общественным организациям имеет не только
практически-политическое значение для
развития социалистического
демократизма,— она имеет вместе с тем и важное
теоретическое значение, затрагивая как раз
вопросы взаимоотношения права и морали.
Она означает повышение роли
общественного мнения как силы
воздействия на поведение людей, изменение
соотношения принуждения и убеждения в
сторону повышения роли
убеждения, что не должно, однако, расцениваться
как ослабление или умаление роли
юридического права, стоящего на страже
социалистической законности,
В главе о науке правильно говорится,
что советская наука является народной.
Но само понятие народности излагается
в данном случае авторами так, как оно
могло истолковываться в первые годы
Советской власти. Да, наука
принадлежит народу; это — великое завоевание
пролетарской революции. Не менее
важным фактом является и то, что в
условиях Советской власти из гущи
трудящихся вышли тысячи и тысячи ученых,
вливших новую силу в науку. Впервые в
истории такая наука служит не
меньшинству, не его своекорыстным целям и
прихотям, а практическим нуждам и запро-

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
177
сам широчайших масс. Но вместе с этим
ныне для науки характерно и нечто другое,
а именно все возрастающее участие масс
в ее развитии. Особенно ярко эта черта
народного характера науки выражена в
массовом движении рационализаторов и
изобретателей, в многообразных и все новых и
новых формах связи науки с
производством. В этом проявляются новые
закономерности развития науки, и они-то более
всего должны привлекать внимание
исследователей, изучаться и обобщаться ими.
Еще одно замечание, касающееся
отдельных моментов критики враждебной
идеологии. Авторы стараются разоблачать врагов
по-боевому, стремятся обнажить
софистические приемы их наскоков на марксистскую
доктрину.
И тем не менее при внимательном
изучении тех мест и разделов книги, где
осуществляется эта критика, где
марксистское учение противопоставляется
буржуазным, реформистским и
ревизионистским воззрениям, бросается в глаза, что
отбор критикуемых работ довольно случаен.
Некоторые из критикуемых работ
буржуазных философов и социологов не оказали
никакого воздействия на умы людей даже
в то время, когда они вышли в свет.
Другие уже почти забыты, и вряд ли
необходимо воскрешать их в памяти.
Не приносит пользы и содержащаяся в
книге критика людей, которые проявили
в свое время серьезные колебания,
отступали в ряде случаев от позиций
марксизма, поддерживали ревизионистов, но затем
признали свои ошибки и уже кое-что
сделали для их исправления.
Недостатки в критике буржуазной
идеологии, содержащиеся в . этой книге,
да и не только в ней, побуждают нас
высказать пожелание о создании научного
центра изучения буржуазной идеологии, в
частности философии, который оказывал бы
нашим кадрам в этом деле
квалифицированную помощь.
Теоретическая разработка проблемы
форм общественного сознания — одна из
важных, актуальных задач марксистско-
ленинской философской вау'юи. Книга
В. Келле и М. Ковальзона представляет
собой одну из первых попыток
комплексной разработки этой проблемы. Впереди
большой, подлинно творческий труд.
Наряду с рассмотрением
общетеоретических вопросов этой проблемы необходимо
изучать конкретные вопросы
коммунистического сознания, перенести центр тяжести
научной работы именно на это.
Огромное значение приобретает в наши
дни борьба за преодоление религиозных и
иных пережитков, а следовательно,
всестороннее и тщательное изучение того, как они
проникают в сознание советских людей,
какие средства в различных исторических,
национальных и других условиях наиболее
эффективны для успешной борьбы с ними.
А для этого необходимо смелее
вторгаться в жизнь, изучать ее явления,
обнаруживать новые тенденции,
закономерности. Крайне важно в этой работе
нахождение более рациональных методов,
способов, приемов, при помощи которых она
будет осуществляться.
Назрела, думается, потребность
объединить и лучше координировать работу
различных кафедр, научных учреждений,
отдельных ученых нашей страны, а быть
может, и ученых стран народной
демократии, ведущих исследования в этой
области, организовать более рациональное
разделение их труда.
Г. М. ГАК, П. А. РАЧКОВ,
Э. X. СТЕПАНЯН, А. Я. ЧУГАЕВ
* * *
Авторы других рецензий, поступивших
в редакцию, как и авторы помещенной
выше рецензии, также считают, что
книга В. Келле и М. Ковальзона «Формы
общественного сознания» является полезным
учебным пособием, своевременной и
нужной работой.
Вместе с тем рецензенты, в том числе и
те, кто разделяет основную концепцию
авторов книги, подвергают товарищеской
критике имеющиеся в ней недостатки,
высказывают свои соображения
относительно поднимаемых в ней вопросов.
Основное внимание рецензентов,
естественно, привлекает проводимая авторами
книги концепция, заключающаяся в
различении познавательного и
идеологического элементов в общественном сознании.
При этом не все рецензенты разделяют
отрицательное отношение к позиции
авторов книги, которое нашло выражение в
приведенной выше рецензии. Напротив, как
указывает в своей рецензии доктор
философских наук проф. М. Джунусов
(г. Фрунзе), различение двух моментов в
общественном сознании свидетельствует о
творческой зрелости авторов книги «Формы
общественного сознания». По его мнению,
авторы справедливо указывают на
недопустимость как противопоставления, так и
отождествления этих двух моментов,
неизбежно существующих в классовом
обществе. При всей точности семасиологических
границ научных понятий, отмечает М. С.
Джунусов,они могут иметь нередко
различный смысл, как это можно убедиться на
анализе понятия идеологии. В марксистской
литературе понятие идеологии применяется
в различном значении. Можно указать, по
крайней мере, на три аспекта этого
понятия:

178
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
а) в широком смысле под идеологией
понимается, по существу, общественное
сознание, являющееся главной стороной
духовной жизни общества. (Последняя, кроме
общественного сознания, включает
общественную психологию, обыденное сознание,
психический склад нации, национальное
самосознание и т. д.). К. Маркс в
предисловии к «К критике политической экономии»
назвал формы общественного сознания
идеологическими формами. Когда В. И. Ленин
употреблял понятие идеологических
отношений, он имел в виду понятие идеологии
в широком смысле этого слова;
б) в узком смысле под идеологией иногда
понимается теоретическая часть
общественного сознания, в которой выражаются
потребности разрешения определенных
задач общественного развития. В этом смысле
и употребляются понятия идеологии
классовой борьбы, идеологии
национально-освободительного движения, национальная
идеология, военная идеология и т. д. В. И. Ленин
отмечал, что «социализм, будучи
идеологией классовой борьбы пролетариата,
подчиняется общим условиям возникновения,
развития и упрочения идеологии, т. е. он
основывается на всем материале
человеческого знания, предполагает высокое
развитие науки, требует научной работы и т. д.»
(Соч., т. 6, стр. 143);
в) в более узком, в собственном смысле
слова, идеология выражает ту часть
общественного сознания, которая возникла на
основе отражения общественного бытия с
позиций определенных классов. В этом
смысле идеология есть классовая часть
формы общественного сознания. Не
случайно поэтому говорят об идеологии
крестьянства, мелкой буржуазии, буржуазной
идеологии, идеологии рабочего класса,
социалистической идеологии. Имея в виду данный
аспект содержания понятия идеологии,
можно и нужно различать идеологический
процесс от познавательного процесса.
Необходимость различения понятия идеологии как
классогвой части общественного сознания и
понятия общественного сознания М. С. Джу-
нусов обосновывает, исходя из следующих
трех моментов.
Во-первых, общественное сознание во
всех общественно-экономических
формациях отражает общественное бытие. Но
потребности и интересы общественных
классов оказывают влияние на процесс
отражения общественного бытия в общественном
сознании. Возможность отражения
общественного бытия в различных формах
общественного сознания в классовом обществе
реализуется через классовую борьбу, через
борьбу отживших и передовых сил
общества. В условиях классового общества
отражение общественного бытия в
общественном сознании представляет собой не только
познавательный, но и идеологический
процесс. Продуктом познавательного процесса
является общественное сознание в его
различных исторически сложившихся формах,
результатом идеологического процесса —
идеология.
Во-вторых, отождествление
общественного сознания с идеологией может породить
неправильное отношение Г культурному
наследию. Например, пролеткультовцы
фактически отождествляли общественное
сознание и идеологию. Но р другой стороны,
забвение идеологических моментов,
классового содержания культуры может привести
к некритическому отношению к
культурному наследию.
Нельзя идеологию ни противопоставлять,
ни отождествлять с общественным
сознанием. Идеология того или иного класса
реализуется через формы общественного
сознания, через политику, право, науку,
искусство, философию, религию.
В классовом обществе идеологией
бывают пронизаны все формы общественного
сознания. Идеология не является отдельной,
обособленной формой общественного
сознания.
В-третьих, по .своему характеру
идеология бывает научной и ненаучной, а между
тем нельзя делить формы общественного
сознания на научные и ненаучные.
Примером антинаучной идеологии является
религия. Всякой научной идеологии, отмечал
В. И. Ленин, соответствует объективная
истина.
Современные ревизионисты
отождествляют научную идеологию рабочего класса с
различными формами антинаучных
идеологий. Абсолютизация значения
классовых моментов в процессе отражения
общественного бытия в различных формах
общественного сознания приводит
современных ревизионистов к «открытию» того,
что всякий классовый подход к изучению
и оценке явлений общественной жизни
якобы порождает односторонность и схематизм
и задерживает развитие науки. Отсюда
такие «рецепты» современных
ревизионистов, как требошмие вытраотть из
марксизма идеологию, «освободить» науку от
идеологии.
Зам. редактора газеты «Труженик
полей» А. Черемнов (Алтайский край)
также считает правильным различение
авторами книги познавательной и
идеологической сторон в общественном сознании.
В том, что такие стороны действительно
имеют место в общественном сознании,
пишет он, убеждают нас многочисленные
исторические факты. Да и сами авторы книги,
хотя и в немногих словах, довольно
убедительно это доказывают. Отмечая, что в
реальной жизни эти две тенденция тесно
переплетаются и иногда совладают друг с

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
m
другом, авторы обращают главное
внимание на их специфические особенности.
Вместе с тем А. Черемнов считает
необходимым подчеркнуть отражательный
характер общественного сознания в целом,
в том числе и его идеологической части.
Он пишет в этой связи: авторы определяют
идеологию «как часть общественного
сознания, которая непосредственно связана
с решением встающих перед обществом
социальных задач и поэтому отражает
общественные отношения с целью их
изменения или закрепления» (стр. 11—12).
Нам кажется, что дело обстоит как раз
наоборот. Каждая конкретная идеология
является отрал;ением в общественном
сознании соответствующих общественных
отношений или их конфликта с
выросшими производительными силами и потому
непосредственно связана с решением
встающих перед обществом социальных
задач.
В книге надо было бы сказать и о том,
что в практике пропагандистской работы
очень часто понятие «идеология»
употребляется в весьма различном смысле. Так,
наряду с определением идеологии как
системы господствующих в данном
обществе взглядов этим понятием принято
обозначать вообще любую систему идей
конкретной идеологической формы
(религиозная идеология, политическая идеология,
правовая идеология и т. д.). Поэтому
необходимо уточнить определение идеологии.
Отрицательно относясь к излагаемой в
книге концепции о соотношении
познавательного и идеологического моментов в
сознании, доцент И. Миндлин (Москва)
считает, что разделение духовной жизни
общества на эти два момента имеет
искусственный характер. В действительности
жизнь общества подразделяется на
материальную и идеологическую (то есть
духовную). Материальная жизнь — это та,
которая складывается независимо от сознания
людей, а идеологическая складывается,
проходя через сознание людей. Из этого
следует, что в классовом обществе
общественное сознание не может быть единым,
оно носит классовый характер; оно
отражает ту ожесточенную борьбу классов,
которая происходит в обществе и является
главной силой истории. Эта борьба
пронизывает от начала до конца все формы
общественного сознания, в том числе и
науку. А отсюда следует, что незачем
искусственно расчленять общественное
сознание на эти две тенденции. ·
Авторы книги, продолжает И. Миндлин,
считают важнейшим признаком
идеологической тенденции, идеологического
процесса наличие выраженного классового
интереса. Однако В. И. Ленин
подчеркивал, что совершенно неправильно
отождествлять идеологию с классовым
интересом.
Таким образом, заключает И. Миндлин,
вместо неоправданного разделения
общественного сознания на идеологический и
познавательный моменты полезно было бы
подчеркнуть одно общеизвестное положение:
господствующей идеологией является
идеология господствующего класса.
В рецензиях содержится также mhofo
замечаний и по другим вопросам.
Приведем здесь наиболее существенные. Доцент
И. Миндлин считает заслуживающими
внимания страницы книги, посвященные
так называемому «обыденному сознанию»,
анализу которого до сих пор не уделялось
достаточного внимания в нашей
философской литературе. Некоторые
«специалисты», отмечает рецензент, привыкнув к
разреженному воздуху далеких от жизни
рассуждений, не торопятся сойти на
грешную землю, где большинство людей
руководствуется в своей жизни
«обыденным сознанием».
Авторы книги справедливо пишут о
необходимости включить возникающее в
повседневной, будничной практике широких
масс людей «обыденное сознание» в
общественное сознание (см. стр. 23). Но они
допускают ошибку, когда вместо
завоевавшего права гражданства еще со времен
Г. В. Плеханова понятия «общественная
психология» пользуются понятием
«обыденное сознание». Это, несомненно, шаг
назад. В книге «Основы марксистской
философии» не только употребляется
понятие «общественная психология», но и
приводится известная и бесспорно
правильная мысль Г. В. Плеханова, что без
понимания общественной психологии
«нельзя сделать ни шагу в истории
литературы, искусства, философии и проч.» (см.
стр. 577).
Характеризуя «обыденное сознание»',
авторы Я!Вно недооценивают его роль как в
положительном, так и в негативном
отношении. Взять, к примеру, «обыденное
сознание» рабочего класса, его психологию.
Вспомним замечательный разбор Г. В.
Плехановым пьесы А. М. Горького «Враги» и
сделанные им философские выводы. Если
иметь в виду негативное значение того, что
авторы называют «обыденным сознанием»,
то именно с ним в первую очередь связана
такая большая и сложная проблема, как
отставание сознания от бытия, и борьба с
пережитками прошлого, которая в книге
почти не освещается.
Отставание, консервативная
устойчивость свойственны прежде всего
общественной психологии. Этим объясняется
живучесть пережитков прошлого в быту, в
области семейных отношений.
Как констатирует А. Черемнов, каждый,

180
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
кто внимательно прочитал книгу «Формы
общественного сознания», с
удовлетворением отмечает новую, более обоснованную
постановку вопроса о многообразии форм
общественного сознания. Авторы книги
не ограничиваются приведением положения
о многообразии форм. Они раскрывают
саму причину этого явления. «В конечном
счете многообразие форм общественного
сознания определяется богатством и
многообразием самого объективного мира
природы и общества». В этом усматривается
возможность появления различных форм.
Возможность превращается в действительность
благодаря общественной потребности.
Однако в ходе дальнейшего
исследования эта мысль фактически остается
забытой. Когда речь идет о каждой
конкретной форме общественного сознания, то
опять фигурируют уже известные нам
шесть форм, к которым в качестве
самостоятельной формы добавлено право. И
опять остается все по-старому. Надо
полагать, что многообразием авторы
называют не те семь форм общественного
сознания, о которых в книге идет речь.
А. Черемнов считает, что к
перечисленным авторами книги принципам,
характеризующим формы общественного
сознания (предмет, социальная основа,
особенности развития, роль в жизни
общества), необходимо добавить еще
следующее: данная форма общественного
сознания является устойчивой на более или
менее длительный период жизни общества;
она имеет свои понятия, категории,
присущую ей терминологию. Если взять за
основу все перечисленные признаки, то
Коротко о книгах
За последнее время заметно возрос
интерес исследователей к раннему периоду
формирования философских взглядов
К. Маркса. Об этом свидетельствует и
выход в свет книги Л. Н. Пажитнова,
целиком посвященной анализу «Экономическо-
философских рукописей 1844 года»
К. Маркса. Такое внимание к этой
незавершенной работе Маркса имеет свои веские
основания. Прежде всего, как совершенно
справедливо отмечает сам автор,
«Рукописи» являются «важнейшим узловым
пунктом процесса формирования марксизма»
(стр. 4). Во-вторых, фальсификация
действительного хода развития взглядов
молодого Маркса и противопоставление их
зрелому марксизму «аргументируются» са-
можно сказать, что каждая отрасль науки
(математика, история и др.) является
самостоятельной формой общественного
сознания.
Такое решение вопроса о многообразии
форм общественного сознания, заключает
А. Черемнов, может дать нам возможность
проводить их классификацию по '
определенным признакам и глубже выяснить
существенные особенности/ каждой формы
как части единого духовного процесса в
жизни общества, увидеть, что процесс
отмирания старых форм, возникновение и
развитие новых происходит непрерывно в
истории общества.
* * *
Таким образом, рецензии, поступившие
в редакцию лсурнала «Вопросы
философии», свидетельствуют о большом
интересе советской философской общественности
к научным проблемам, поднимаемым в
книге В. Келле и М. Ковальзона «Формы
общественного сознания». При этом
высказываются различные, подчас
противоположные точки зрений. Но это —
естественное явление, свойственное научному
познанию вообще.
Чем шире в наших трудах будет
представлен коллективный научный опыт
советских философов, чем чаще авторы будут
рекомендовать изучающим философию
статьи и книги своих советских и
зарубежных коллег, чем больше будет отражаться
на страницах журналов полемика, борьба
мнений, плодотворная и принципиальная
дискуссия, тем успешнее будут как искания
истины, так и ее усвоение.
моновейшими буржуазными критиками и
ревизионистами ссылкой именно на
«Рукописи». Поэтому выполненный автором
всесторонний анализ этой работы Маркса,
несомненно, является отрадным фактом.
Открывая книгу критическим
рассмотрением правосоциалистической и буржуазной
литературы о рукописи 1844 года, автор
умело вводит читателя в сложную
проблематику процесса формирования марксизма,
вокруг которой идет острая борьба между
марксистами и врагами марксизма. Следует
отметить, что почти во всех разделах
юниш (позитивное (решение а)втором тех или
иных проблем удачно сочетается с
критикой немарксистских положений.
Центральной (и наиболее удачной) яв-
Л. Н. ПАЖИТНОВ. У истоков революционного переворота в философии. Соцэкгиз.
I960, 170 стр.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
181
ляется вторая глава, где исследуется
вопрос об отчужденном труде. Автор
показывает, что, с точки зрения Маркса,
«отчужденный труд, как отчуждение
человеческой деятельности и продуктов этой
деятельности, оказывается такой исторической
формой осуществления господства общества
над природой, при которой человек не
является хозяином своих отношений к
внешнему миру. Наоборот, эти отношения,
развиваясь, отнимают у него все развитое в
труде богатство его связей с
действительностью, все его разностороннее содержание
как общественно сформированной
личности. Продукты труда, будучи отчуждены,
выходят из-под общественного контроля и
выступают против человека в форме
враждебного ему мира капиталистического
частнособственнического богатства» (стр. 47—
48).
Разработка Марксом категории
отчуждения справедливо рассматривается в книге
Л. Н. Пажитнова как исходный пункт
критики не только буржуазной политической
экономии, но и прежних утопических
коммунистических теорий и философских
систем, то есть как исходный пункт
формирования марксизма в целом. Это
лейтмотив всей книги, ключ к пониманию ее
логической структуры и каждого параграфа
в отдельности.
Автор показывает, что Маркс
исторически подошел к трактовке общественных
отношений, основанных на частной
собственности. Если буржуазная экономическая
наука принимала частную собственность за
атрибут «человеческой природы», то Маркс
рассматривал ее как «материальное,
резюмированное выражение отчужденного
труда». Понимание частнособственнических
отношений как исторически закономерных
и внутренне противоречивых, поскольку в
их основе лежит отчужденный труд,
ставило на принципиально новые основы и
учение о коммунизме. Коммунизм
рассматривается Марксом как разрешение
противоречий, как коренной переворот в обществе,
подготовленный движением самой частной
собственности.
Анализируя процесс критического
преодоления Марксом идеалистической
диалектики, автор заключает, что Маркс
сосредоточивает внимание на гегелевской
трактовке категории «отчуждения», поскольку она
является центральным пунктом всей
философской конструкции Гегеля. В книге
отмечается, что у Гегеля категория
«отчуждения» отождествляется с категорией
«предметности», в результате чего
товарно-капиталистическая форма «отчуждения»
понимается им как нечто вечное. Далее
подчеркивается, что для Гегеля процесс
отчуждения есть всего-навсего отчуждение
мыслящего духа в предметной сфере, так
как он признает один лишь
абстрактно-духовный труд. Как раз на этом
сосредоточивает Маркс свою критику, здесь видит он
начало той мистификации, которой
подвергается категория «отчуждения» в
гегелевской философии. Предложенное в этой
связи автором объяснение известного
высказывания Маркса о том, что Гегель не
понимает отрицательной стороны труда,
поскольку от его внимания ускользает та
конкретная общественная форма, в которой
осуществляется отчуждение труда (см.
стр. 107), представляется более верным,
чем ранее встречавшееся в литературе.
Однако имеющийся в книге анализ
марксистских мыслей о диалектике как
логике и теории познания
недостаточен. Бегло говорится о единстве
теории и практики как методологическом
принципе, определение которого является
важнейшим завоеванием марксистской
философии. Этот раздел был бы более
интересным, если бы автор смелее делал
теоретические обобщения относительно
вызревания элементов материалистической
диалектики в исследуемых марксовских
рукописях. Более широкая критика
фальсификации диалектики современными
буржуазными теоретиками натолкнула бы его на
необходимые выводы.
Последняя глава книги посвящена
формированию исходных принципов научной
социологии. Автор подчеркивает огромную
роль пролетарской классовой позиции
Маркса в преодолении метафизической
ограниченности фейербаховской антропологии и
в создании начал новой научной
социологии. Нельзя, однако, пройти мимо того, что
в этом разделе основа основ марксистской
социологии — идея общественных
отношений, складывающихся в процессе
производства,— освещена недостаточно и заслонена
разбором более частных вопросов.
Л. Н. Пажитнов правильно
подчеркивает, что «Экономическо-философские
рукописи 1844 года» не являются
произведением зрелого марксизма. Тем не менее,
видимо вопреки намерению автора, в
осуществляемом им анализе все же ощущается
тенденция придать ряду положений
рукописи 1844 года смысл, который придавал
им Маркс в более поздний период. Эта
тенденция проявляется, например, в том, что
недостаточность разработки Марксом в
рукописи тех или иных проблем автор
подчас относит просто за счет устаревшей
терминологии, не соответствующей новому
содержанию. Для решения возникающих
в этой связи вопросов, требующего
выхода за рамки рассмотрения только «Эко-
номическо-фило'Софских рукописей 1844
года», уже имеется солидная основа.
В. В. КЕШЕЛАВА,
(Тбилиси).

BRIEF SUMMARIES OF MAIN ARTICLES
Academician M. B. MITIN. Under the Invincible Banner of Marxism-Leninism
The article deals with points arising out of the decisions adopted by the July
Plenary Meeting of the Central Committee of the Communist Party of the Soviet
Union. It shows the fundamental distinction between technical progress under
capitalism and under socialism, and examines a number of philosophical and sociological
problems connected with the all-inclusive mechanisation and automation of
production.
Emphasis is laid on the tremendous significance of the resolution, adopted
unanimously by the Plenary Meeting, about the results of the conference of
representatives of Communist and Workers' Parties held in Bucharest. The Party Central
Committee decision states that all the points of the Declaration and Peace Manifesto
adopted at the Moscow Conference held in November 1957 have been fully confirmed by
the course of international events.
V. S. NAIDYONOV. The Socio-economic Consequences of Technical Progress under
Socialism
The article is devoted to an examination of the question of how the character of
labour changes under automation. The latter does away with differences in the labour
productivity of those who work, levels out the expenditure of human energy in
labour, and evens out differences in skills, while at the same time making very high
demands on each person in respect of the breadth and depth of his scientific
knowledge. The change In the character of labour under complete automation leads to
the abolition of heavy physical and monotonous mental labour. Physical labour
becomes auxiliary to the mental labour, and all in all automation leads to a
considerable lightening of labour and to its acquiring a completely creative character.
G. I. SHEMENEV. The Engineering and Technical Intelligentsia in the Period of the
Eull-Scale Construction of Communism
The article deals with changes that take place in the substance of engineering
and technical activity in the period of the gradual transition from Socialism to
Communism. The objective basis of this process is formed by automation and the all-
embracing mechanisation of production proceeding in socialist society on the basis of
society's ownership of the means of production.
The author shows that contemporary production objectively requires that highly
qualified specialists, people capable of conducting scientific-research activity should
play a direct part in organising the work of perfecting production processes and in
management. That is why the considerable creative enrichment of engineering and
technical activity and its complication due to the increased volume of research and
designing activity now constitute a characteristic feature of the changes taking
place in this activity at the present time. The work of the engineering and technical
intelligentsia becomes an element of an extensively cooperated process of productive
labour based on the latest techniques. ,.,,.„·
The article deals with the problem of expanding the professional skills of
engineering and technical workers, since contemporary technical progress leads to
an increase in the common character of constructive elements in the machinery
employed in the basic industries.

SUMMARIES
183
The changes taking place in the content of the activity of the engineering and
technical personnel and the workers in Socialist society lead to the gradual
elimination of substantial differences between mental and physical labour.
V. D. ALEXANDROV. Lenin's Role in the Development of Science
The article Is based on a paper read by the author to a conference of Leningrad
scientists held to commemorate the ninetieth anniversary of V. I. Lenin's birthday.
In the article emphasis is laid on the particularly great part played by the Lenin
theory of the construction of Socialism, in view of the fact that the chief problems
facing mankind are social problems, on whose solution depends the direction taken
by scientific and technical achievement itself.
The author deals specially with Einstein's views regarding the relation
between philosophy and the natural sciences.
D. P. GORSKY. The Problem of Formal-logical and Dialectical Identity
The article shows the significance of the process of identification for knowledge
and practical activity and lingual intercourse, deals with difficulties in determining
identity (equality), and cites Leibnitz's definition of identity ("Leibnitz's law") and
its more specific definition in contemporary logical literature (I. I. Zhegalkin,
N. Reichenbach, W. Quine, T. B. Rosser, and S. Lésniewski).
Analysing the difficulties of a theoretical-cognitive character connected with
the problem of identity, the author reaches the following conclusions:
1) The principle of formal identity defined by Leibnitz's law is applied at least
in all the sciences that employ mathematical apparatuses. 2) The employment of
Leibnitz's law in the sciences does not mean that material reality itself is
subordinate to this law and is metaphysical in character, or that identity is introduced Into
reality by our intellect, and is an a priori category of the intellect. 3) In the course
of the reflection of definlteness, invariance in the connections and qualities
of objects in the shape of concepts and laws, we render definiteness and invariance
absolute: we effect a "stoppage" of motion, resort to idealisation, etc. 4) Each such
"stoppage" of motion with the aim of reflecting it in discrete concepts and precise
formulations is relative, temporary; from one "stoppage" of motion, from some
idealisations, identifications and concepts and abstractions connected with them we
pass to others in connection with the development of our knowledge of the world
surrounding us. The process, however, of "removing" such "stoppages" in the course
of the development of our knowledge is absolute.
A. A. ZINOVYEV. A Definition of the Concept of Connection
In order to avoid a vicious circle in defining what connection is in general,
one has to refer to logical succession: two or more objects are connected if one can
draw the conclusion from the presence or absence of some properties in one of them
that certain properties are present or absent in the other (s) of them (object being
understood as that which is indicated by the subjects of propositions, and properties
as that which is indicated by the predicates). The need of referring to logical
succession conditioned the line selected in the present article, viz.:-to introduce the
definition of connection through an analysis of the propositions reflecting them. The
elementary case is selected, namely, the proposition that "If x, then y", to which is
attributed the single property that "If x, then y\ x; that is to say y". Complex
propositions boil down to combinations of elementary ones. The article shows that the
elementary proposition on connection may be presented as an abbreviated record
of a certain ordered multiplicity of propositions, namely of the propositions x, and
their negations, connected by the signs "and" and "or". Orderness may be
interpreted as the reflection of the succession of events in time or of the succession
of their observation. The question is raised of drawing up a system of axioms that
could be regarded as a description of the rules governing the construction of
propositions about connections for complex cases.
V. A. LEKTORSKY and V. N. SADOVSKY. About the Principles Governing the
Investigation of Systems
One of the characteristic features of contemporary science is the fact that it
analyses complex formations, systems of interconnected elements (systemed objects),
and not separate elements or separate connections of elements of the object. The

184
SUMMARIES
methodological principles of the investigation of such objects have been developed
in the works of the classics of the philosophy of dialectical materialism and are
further concretised in the works of Marxist scholars and philosophers. At the same
time the attempts of contemporary scholars abroad to elaborate principles of
systemed research are of interest. An analysis is made in the article of one. such
attempt, namely, the so-called "general systems theory", constructed by a
leading contemporary biologist, Ludwig von Bertalanffy. Defining the system as "a
complex of elements that are in interaction" ("General Systems", vol. I, 1956, p. 1),
Bertalanffy tries, together with other participants in the organisation he has created,
the "Society for the Advancement of the General Systems Theory", to build a
mathematical apparatus capable of giving an adequate description of the "conduct"
of systems (organised totalities) of various types, primarily of the so-called "open
systems", which exchange substance and energy with the surrounding
environment.
The investigation of the isomorphism of the formal expression of laws in various
fields of science has led Bertalanffy to the conception of a synthesis of sciences, which
in contrast to "reductionism", i. е., the reduction of all sciences to physics, he calls
"perspectivism", and in which he sees a step towards Mathesis universalis, which
covers all fields of science.
An analysis of Bertalanffy's "general systems theory" shows that it is
primarily a specially scientific theory that describes the functioning of systems of a
definite type.
At the same time it performs a definite methodological function. Being a math-
ematised theory of organised totalities the "general systems theory" embraces
in one formal apparatus sufficiently wide range of special systems, the specific forms
of which are inferred by an interpretation of this apparatus.
As to Bertalanffy's striving for seeing in "the general systems theory" a
philosophy of modern science, it is misleading. Not founded on special philosophical
(logical) concepts and not putting forth a task of analysing the peculiarities of
the methods of thinking that adequately reproduce the systemed objects,
Bertalanffy's "general systems theory" is not a philosophically generalised methodology of
the investigation. Such a theory is being created in the philosophy of dialectical
materialismc
P. CROSSER (USA). Notes on Irrationality in Contemporary
American Thought
In this article the author describes the two basic trends in which a process of
"destroying reason" is going on in present-day America, and which the author calls
arationalism and irrationalism. Aratlonalism is the notions with which traditional
philosophy, which laid claim to the role of "the science of sciences", limited the
possibilities of scientific cognition, and that simultaneously come forward in theology,
metaphysics and religion as belief in the "supernatural" and the "transcendental".
By irrationalism the author understands the protest against science and reason that
arises spontaneously out of the irrationality of the social system itself. The author
tries to show that, firstly, in the USA at the present time, the arational manner of
thinking (both in the religious and theological, and in the metaphysical forms) is
becoming increasingly widespread at the expense of rational thinking; secondly (and
this is particularly indicative), irrationalism is invading all spheres of social
consciousness (including the sphere of aratlonalism itself) as the dominant type of
attitude to reality. Irrationalism is penetrating into contemporary religion in the
shape of the propagation of the emotionalism and irrationalism of primitive
Christianity (particularly in Protestantism) and anti-Talmudist Hassudism, into subjective
idealism—In tne snape of existentialism, and into the traditional psychology of se)f-
observation—in the shape of psycho-analysis, etc. It also appears in bourgeois
interpretations of Marxism and in contemporary anti-historical conceptions.
I. S. KULIKOVA. The Social Substance of Surrealism
There is a growing interest today In surrealism among bourgeois students of
art. This is expressed in the publication of a number of lengthy works in which
surrealism is publicised, and the early period of its development is idealised. An attempt
is made in the article to answer the question: what has caused a revival of interest
in this modernist art trend, that came into existence twenty years ago. The
aesthetics of surrealism are based on the cult of the irrational, the negation of logic and
of the part played by the intellect in art. The suggestion is made to the artist that
he plunge into realm of the unconscious, which a realm is supposed to emancipate
him from the conventionalities of the civilised world that hamstrings the individual.

SUMMARIES
185
The subconscious, hallucination, madness, dreams, the magic, — these are the five
principles of surrealism, and they are based on neo-Freudian theories.
In the realm of form the surrealists arbitrarily combine parts of articles of the
real world, in violation of their real connections and proportions, and split up forms,
which results in the creation of totally incomprehensible rebuses. In the view of the
surrealists the distorted picture of reality results from the artist being released from
the bondage of apparent reality.
The ambiguity and flashiness of surrealism render it convenient for reactionary
ruling circles, who are interested in hampering* the social activity of artists, and of
intellectuals in general. It is this that explains the growing interest in surrealism
displayed under contemporary conditions.
E. S. VILENSKAYA. N. G. Chernyshevsky and A. I. Herzen about the Role of the
Masses in the Struggle for Emancipation
The literary heritage of past revolutionary personalities is the sum-total of their
direct acts in combatting opponents, acts aimed at the implementation of their own
ideas. This determines the need for studying their separate works in unbroken
connection with the specific circumstances of the social struggle. From this angle the article
examines the utterances of N. G. Chernyshevsky and A. I. Herzen relating to the
supremely important question of the epoch of the first revolutionary situation in
Russia—namely, the question of the independent role of the masses in the struggle
for emancipation. In the article "Is this the beginning of a change?" Chernyshevsky
adduces arguments to support the idea that the masses are capable of undertaking
independent revolutionary action against the existing social system. Dealing with
the question of the spontaneous character of peasant revolts, Chernyshevsky
considered it necessary to introduce organisation into them, from the revolutionary
intelligentsia. Fundamentally the article was an appeal to the revolutionary non-nobility
intelligentsia to prepare for the coming peasant revolution by carrying on
propaganda in favour of it among the peasants.
As distinct from Chernyshevsky Herzen did not connect the question of the
independent role of the masses in the social struggle with the question of revolution,
in which he saw above all a political, and not a social-economic act. He expressed
this in a polemical article entitled "The meat of emancipation". The basic thought of
the article was the appeal to learn from the people and not to sermonise them with
theories created behind their backs. However, the objective content of Herzen's views
regarding the role of the masses led inevitably, though with less consistency, to the
same conclusions as those to which Chernyshevsky advanced deliberately and
consistently.
The notion that the peasant revolution would be socialist in content was
a Utopian one, but the peasant movement, raised to its highest point of development,
namely a peasant revolution hitting at the landlord property of the pomeshchiks
(landlords) was, in the view of Marx and of Lenin, the initial specific form of the
proletarian movement, a form facilitating action by the proletariat against private
property in general.
L. A. TUMERMAN. The Role of Physics in the Cognition of Vital Phenomena
Characteristic of the contemporary stage of the development of biology is the
revealing of the general and elementary processes and phenomena at the basis of
the infinite variety of forms and manifestations of vital activity. This renders it
possible and necessary to introduce physical ideas into the understanding of
elementary general phenomena—and this is the basic task facing contemporary
physico-chemical biology.
Recognition of the fact that in all manifestations of life we have to do with the
same elementary particles, forces and interactions as in the inorganic world, does
not mean that the specific character of the living, qualitative difference between the
organic and the inorganic is denied. This difference, however, is not created by
allowing of the existence of non-physical particles or forces, but by the exceptional
complexity of the relationship between the above-mentioned particles and forces in
the living object and the strictly coordinated character of the processes going on in
them.
The article examines the problem of the relation between the cybernetic and
energetic approaches to the study of living objects, and emphasises the leading role
now played by the study of the concrete mechanisms of living phenomena.
An examination is also made of the role of models in the physical study of
living phenomena, and emphasis is laid on the important part played by the
structural character of biological substrata, which must without fail be reflected in the
model.

186 SUMMARIES
T. I. OIZERMAN. The Basic Problem of Philosophy and Criticism of Contemporary
Idealism
The article shows that the problem of the relation between the spiritual and the
material is the basic problem of philosophy, whose solution determines tfie basic
trend, the character of the philosophical system.
In the interests of a scientific criticism of contemporary idealist philosophy, a
genetical investigation is necessary of the basic problem of philosophy. In our view,
the problem of the relation between the spiritual and the material is rooted in the
basic fact which is the starting point of all human activity, namely, the distinction
between the subjective and the objective. These concepts are the most all-embracing:
they cover everything that exists, including man.
The investigation of the necessity and universality of the basic philosophic
problem inevitably leads to the conclusion, that the polarisation of philosophy into
the two opposite camps of materialism and idealism is an objective law.
The solution of the basic philosophic problem must be regarded in concrete
historical fashion, a distinction being made particularly between its
dialectical-materialist and metaphysical-materialist solutions. Hence, too, the need for a concretely
historical understanding of the oppositeness of materialism and idealism. It would
be a mistake to draw a line of equality between the attitude of the philosophy of
Marxism to idealism and the attitude to it of pre-Marxist materialist philosophy.
It would be a mistake to reduce the subject of philosophy (at any stage of Its
development) to the basic problem of philosophy. The latter, however, is the most
important, for its solution in one way or another constitutes the theoretical starting
point of any philosophical theory. That is why the scientific statement of the
problem, and its solution, are the guiding principle of historico-philosophical
research.

CONTENTS
187
CONTENTS
Academician M. В. Mitin-Under the invincible banner of
Marxism-Leninism 3
V. S. Naidyonov (Kharkov)—The socio-economic consequences
of technical progress under Socialism 14
G. I. Shemenev—The engineering and technical intelligentsia
in the period of the full-scale construction of
Communism 25
A. D. Alexandrov, Corr. Member, USSR Acad. Sciences
(Leningrad)—Lenin's role in the development of science. ... 35
D. P. Gorsky—The problem of formal-logical and dialectical
identity 46
A. A. Zinovyev—A definition of the concept of connection . . 58
V. A. Lektorsky, V. N. Sadovsky — About the principles
governing the investigation of systems 67
Umberto Cavalcanti (Brazil) — The eternal meaning of
Marxism 80
P. Crosser (USA)—Notes on irrationality in contemporary
American thought 88
f. S. Kulikova—The social substance of surrealism .... 96
E. S. Vilenskaya—N. G. Chernyshevsky and A. I. Herzen
about the role of the masses in the struggle for
emancipation 108
SCIENTIFIC REPORTS AND PUBLICATIONS
From the scientific heritage of Academician S. I. Vavilpv . 120
DISCUSSIONS
L. A. Tumerman—The role of physics in the cognition of vital
phenomena 126
FOR STUDENTS OF PHILOSOPHY
Consultation. T. I. Oizerman—The basic problem of
philosophy and criticism of contemporary idealism . .137
Answers to Questions. A, T. Moskalenko—The social
roots and reactionary essence of jegoism 149
CRITICAL NOTES AND LETTERS
V. I. Mikheyev—Sociological education in French universities. 157
V. S. Polubichenko—From a reader's angle 160
IN THE WORLD OF SCIENCE
B. М. Pyshkov—At the Scientific Council on philosophical
problems of natural science. F. V. Lazarev—A
conference on problems of automation 163
CRITICISM AND BIBLIOGRAPHY
V. S. Molodtsov, Ts. A. Stepanyan—The Marxist philosophy
is a progressive scientific world outlook. G. M. Gak,
P. A. Rachkov, E. H. Stepanyan, and A. Y. Chugayev—
Debatable points in an interesting book 167
Briefly About Books. V. V. Keshelava (Tbilisi)—
L. N. Pazhitnov. At the sources of the revolution in
philosophy 180
Resumes in English . , 182

133
SOMMAIRE
SOMMAIRE
Mitîn M. В., Membre de l'Académie—Sous l'étendard
invincible du marxisme-léninisme 3
Naidenov V. S. (Kharkov) — Les conséquences sociales et
économiques du progrès technique à l'époque du
socialisme 12
Chéménev G. I. — Les ingénieurs-techniciens de l'intelligentzia
à l'époque de l'édification étendue du socialisme ... 25
Alexandrov A. D., membre correspondant de l'Académie des
Sciences de l'U.R.S.S. (Leningrad) — Du rôle de Lénine
dans l'évolution de la science 35
Gorski D. P. — Le problème de l'identité considéré du point
de vue logiquement formel et du point de vue dialectique 46
Zinoviev A. A. — Sur la définition de la notion de relation . 58
Lectorskî V. A. et Sadovski V. N. — Sur les principes de
l'étude des systèmes 67
Umberto Cavalcantî (Brésil)—La valeur éternelle du marxisme 80
Crosser P. (USA) — De l'irrationnel dans la pensée américaine
contemporaine. Notes 88
Koulikova I. S. —L'essence sociale du surréalisme .... 96
Vilenskaya E. S. — Tchernychevski N. G. et Herzen A. I. du
rôle des masses populaires dans la lutte libératrice. . .108
COMMUNICATIONS ET PUBLICATIONS SCIENTIFIQUES
De l'héritage scientifique de l'académicien Vavilov S. I. . .120
DISCUSSIONS ET DELIBERATIONS
Toumerman L. A. — Le rôle de la physique dans l'évolution
des phénomènes vitaux 126
POUR CEUX QUI ETUDIENT LA PHILOSOPHIE
Consultations. Oîserman T. I. — Le problème
philosophique essentiel et la critique de l'idéalisme contemporain . 137
Réponses aux questions. Moscalenko A. T.—Les
racines sociales et la nature réactionnaire du jéhovisme 149
BREVES NOTES ET LETTRES
Mihéev V. I.—Sur l'éducation sociologique dans les
Universités de France. Poloubitchenko V. S.—L'opinion d'un
lecteur .... ■< 160
LA VIE SCIENTIFIQUE
Pychkov B. M. — Au conseil scientifique sur les problèmes
philosophiques des sciences naturelles. Lazarev F. V. —
Conférence sur les questions de l'automatisation .... 163
CRITIQUE ET BIBLIOGRAPHIE
Molodzov V. S., Stepanian С A. — La philosophie marxiste—
conception scientifique et progressiste du monde . . 167
Gak G. M., Patchkov P. Α., Stepanian E. K., Tchougaev A. I.
— Problèmes à débattre soulevés par un livre intéressant.
Brèves notes sur les livres Kéchélava V. V.
(Tbilissi) — L. N. Pagitnov. Aux sources de la révolution
en philosophie 180
Résumé en anglais 182

INHALT
iS9
INHALT
Akademiemitglied M. B. Mîtin — Unter dem unbesiegbaren
Banner des Marxismus-Leninismus 3
W. S. Naidenow (Charkow) — Die sozialökonomischen Folgen
des technischen Fortschritts im Sozialismus 12
G. I. Schemenew — Die ingenieur-technische Intelligenz in der
Periode des entfalteten Aufbaus des Kommunismus . . 25
Korrespondierendes Mitglied der Akademie der
Wissenschaften der UdSSR A. D. Alexandrow (Leningrad) — Die
Rolle Lenins in der Entwicklung der Wissenschaft. ... 35
D. P. Gorski — Das Problem der formell-logischen und der
dialektischen Identität 46
A. A. Sinowjew — Zur Definition des
Zusammenhangsbegriffes 58
W. A. Lektorsky, W. N. Sadowsky — Über die Prinzipien der
Systemnachforschung 67
Umberto Cavalcanti (Brasilien) — Der ewige Sinn des
Marxismus 80
P. Crosser (USA) — Skizzen über die Irrationalität in dem
gegenwärtigen amerikanischen Denken 88
I. S. Kulikowa — Soziales Wesen des Surrealismus .... 96
E. S. Wilenskaja — N. G. Tschernyschewsky und A. I. Herzen
über die Rolle der Volksmassen im Befreiungskampf . .108
WISSENSCHAFTLICHE BERICHTE UND PUBLIKATIONEN
Aus dem wissenschaftlichen Nachlaß dies
Akademiemitgliedes S. 1. Wawilow 120
DISKUSSIONEN UND MEINUNGSAUSTAUSCH
L. A. Tumermann — Die Rolle der Physik bei der Erkenntnis
der Lebenserscheinungen 126
FRAGEN DES PHILOSOPHIESTUDIUMS
Konsultationen. Th. Ι. Ε usermann -^ Grundfrage der
Philosophie und Kritik des gegenwärtigen Idealismus . 137
Beantwortung von Fragen. Α. Τ. Moskalenko —
Die sozialen Wurzeln und das reaktionäre Wesen des
Jehowismus 149
KURZE BEMERKUNGEN UND BRIEFE
W. I. Michejew — Über die soziologische Bildung an
französischen Universitäten. W. S. Polubitschenko — Vom
Standpunkt des Lesers aus 160
WISSENSCHAFTLICHES LEBEN
Β. Μ. Pyschkow — Im Wissenschaftsrat für philosophische
Fragen der Naturwissenschaft. F. E. Lasarew — Eine
Konferenz über die Probleme der Automatisierung . . .163
KRITIK UND BIBLIOGRAPHIE
W. S. Molodzow, Ζ. Α. Stepanjan — Marxistische Philosophie
als fortschrittliche wissenschaftliche Weltanschauung.
G. M. Gak, P. A. Ratschkow, E. Ch. Stepanjan,
A. J. Tschugajew — Strittige Thesen eines interessanten
Buches 167
Kurz über Bücher. W. W. Keschelawa (Tbilissi) —
L. N. Pajitnow. An den Anfängen der
Revolutionsumwälzung in der Philosophie 180
Kurze Zusammenfassung auf Englisch 182

1ОД
CONTENIDO
CONTENIDO
Académico M. В. Mitin — Bajo la invencible bandera del mar-
xismo-leninismo 3
V. S. Naidenov (Jarkov)—Las consecuencias
économico-sociales del progreso técnico en el socialismo 14
G. I. Semionov—La intelectualidad técnica durante el periodo
de la construction amplia del comunismo 25
A. D. Aleksandrov, miembro correspondiente de la Academia
de Ciencias de la URSS (Leningrado)—El papel de
Lenin en el desarrollo de la ciencia 35
D. P. Gorski—El problema de la identidad logico-formal y
dialéctica 46
A. A. Zinovev — Sobre la definition del concepto de re-
lacion 58
V. A. Lektorski, V. N. Sadovski — Sobre los principios para
la investigacion de sistemas 67
Umberto Cavalcanti (Brasil) — El sentido eterno del mar-
xismo 80
P. Crosser (EE.UU.) — Notas sobre la irracionalidad del pen-
samiento americano contemporâneo 88
I. S. Kulikova — La esencia social del surrealismo 96
E. S. Vilenskaya — N. G. Chernishevski y A. I. Gertzen sobre
el papel de las masas populäres en la lucha de liberacion. 108
INFORMACION CIENTIFICA Y PUBLICACIONES
De la herencia cultural del académico S. I. Vavilov ... 120
POLEMICAS Y DISCUSIONES
L. A. Tumerman — El papel de la f isica en la investigacion de
los fenomenos vitales 126
PARA LOS QUE ESTUDIAN FILOSOFIA
С о η s u 11 a s. T. I. Oiserman — La cuestion suprema de la fi-
losofia y la critica del idealismo contemporâneo . . .137
Respuestas. A. T. Moskalenko—Las raices sociales y la
esencia reaccionaria del jehovismo 149
NOTAS BREVES Y CARTAS
V. I. Mijeev — Sobre la instruccion sociologica en las univer-
sidades francesas. V. S. Polubichenko — Desde el punto
de vista del lector 160
VIDA CIENTIFICA
B. M. Puiskov — En el consejo cientifico para elestudio de los
problemas filosoficos de las ciencias naturales. F. V. Lasa-
rev — Conferencia sobre los problemas de la automatiza-
cion 163
CRITICA Y BIBLIOGRAFIA
V. S. Molodtsov, S. A. Stepanian—La filosofia marxista,
concepcion cientifica avanzada. G. M. Gak, P. A. Raskov,
E. J. Stepanian, A. Y. Chugaev — Ideas problemâticas en
un interesante libro 167
En brève sobre librosV. V. Keselava (Tbilisi) —
L. N. Pasitnov. En los albores del cambio revolucionario
en la filosofia 180
Resumen en inglés 182

СОДЕРЖАНИЕ
Академик M. Б. Митин — Под непобедимым знаменем
марксизма-ленинизма ..,.,. 3
В. С. Найденов (Харьков) — Социально-экономические
последствия технического прогресса при социализме 14
Г. И. Шеменев — Инженерно-техническая интеллигенция
в период развернутого строительства коммунизма . 25
Член-корр. АН СССР А. Д. Александров (Ленинград) —
Роль Ленина в развитии науки 35
Д. П. Горский — Проблема формально-логического и
диалектического тождества 46
A. А. Зиновьев — К определению понятия связи ... 58
B. А. Лекторский, В. Н. Садовский—О принципах
исследования систем 67
Умберто Кавалканти (Бразилия)—Вечный смысл
марксизма 80
П. Кроссер (США) —Заметки об иррациональности в
современной американской мысли 88
И. С. Куликова — Социальная сущность сюрреализма . 96
Э. С. Виленская — Н. Г. Чернышевский и А. И. Герцен
о роли народных масс в освободительной борьбе . . 108
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ
Из научного наследства академика С. И. Вавилова . . 120
. ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ
Л. А. Тумерман —Роль физики в познании жизненных
явлений 126
ДЛЯ ИЗУЧАЮЩИХ ФИЛОСОФИЮ
Консультации
Т. И. Ойзерман — Основной философский вопрос и
критика современного идеализма 137
Ответы на вопросы
А. Т. Москаленко — Социальные корни и реакционная
сущность исговпзма 149

КРАТКИЕ ЗАМЕТКИ И ПИСЬМА
В. И. Михеев — О социологическом образовании во
французских университетах 157
В. С. Полубиченко —С точки зрения читателя .... 160
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Б. М. Пышков — В Научном совете по философским
вопросам естествознания 163
Ф. В. Лазарев — Конференция по проблемам
автоматизации 165
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
В. С. Молодцов, Ц. А. Степанян — Марксистская
философия— передовое научное мировоззрение 167
Г. М. Гак, П. А. Рачков, Э. X. Степанян, А. Я. Чугаев —
Спорные положения в интересной книге .... 174
Коротко о книгах
В. В. Кешелава (Тбилиси) — Л. Н. Пажитнов. У истоков
революционного переворота в философии .... 180
Резюмо на английском языке
182