/
Author: Кара-Мурза С.Г.
Tags: социология культуры культурный контекст социальной жизни биологические науки в целом социология правоведение право история россии общество терроризм аномия
ISBN: 978-5-91290-195-9
Year: 2013
Text
Центр проблемного анализа и государственно-
управленческого проектирования
Москва
Научный эксперт
2013
С.Г. Кара-Мурза
Аномия в России:
причины и проявления
2
УДК 316.758(470+571)
ББК 60.524.126.3
© Центр проблемного анализа и государственно-
управленческого проектирования, 2013
ISBN 978-5 -91290-195-9
ISBN 978-5 -91290-195-9
Аномия в России: причины и проявления. М.: Научный эксперт,
2013. — 264 с.
Кара-Мурза С.Г.
К21
К21
Мы свидетели потрясающей своим драматизмом картины дезинте-
грации нашего общества. Эта болезнь России еще не имеет надежного
диагноза, надо глубже изучать симптомы. Много признаков указывают на
общий поразивший нас болезнетворный фактор — аномию. Так называ-
ют состояние общества, при котором большая его часть нарушает извест-
ные нормы этики и права. Эту беду пережил Запад в период становления
капитализма при распаде общинных отношений, когда людям внушили,
что «никто никому ничем не обязан». Аномия сразу разрывает множество
связей между людьми и делает их беззащитными — и перед кризисами,
и перед сильными мира сего, и перед бандами воров и мошенников. В Рос-
сии после травмы 1990-х годов аномия набирала силу и многообразие
форм.
В книге описаны проявления аномии и вызванные ею процессы.
Это лишь «история болезни», не все возбудители болезни известны. Но
и в ожидании хорошей теории и средства лечения надо действовать ме-
тодом проб и ошибок. Чем внимательнее мы обдумаем уже накоплен-
ное знание, тем меньше травм и страданий нанесет аномия нашему на-
селению.
Эта книга — для всех, кто умеет читать и слушать.
Издание ос ущес твлено при поддержке ГК «Рос технологии»
3
Содержание
Введение ........................................................................................... 4
Глава 1. Общая характеристика российской аномии.............. 10
Глава 2. Структурный анализ аномии американского
общества середины ХХ века (Р. Мертон) .................... 20
Глава 3. Разрушение СССР: аномия победителей
и побежденных ............................................................... 31
Глава 4. Расслоение общества, перевернувшее жизнь ............ 51
Глава 5. Аномия бедности............................................................ 64
Глава 6. Аномия: де ти, подростки и молодежь в обществе
риска ................................................................................. 97
Глава 7. Кризис культуры как генератор аномии .................. 117
Глава 8. Ложь элиты — источник аномии ............................... 144
Глава 9. Преобразование системы потребностей
как источник аномии ................................................... 167
Глава 10. Преступность как продукт аномии ......................... 179
Глава 11. Подростковая и молодежная преступность........... 213
Заключение .................................................................................. 235
Список литературы .................................................................... 250
4
Введение
Мысленно мы осваиваем колоссальный кризис России как
систему, рассматривая разные его «срезы». Его интегральную,
многомерную рациональную модель сложить в уме пока трудно,
приходится довольствоваться художественными образами и ощу-
щениями. С языком для описания образа этой катастрофы дело
обстоит тоже плохо: страшно назвать вещи «своими именами»,
приходится ограничиваться эвфемизмами, чтобы не накликать
лиха. Говорим, например, «кризис легитимности власти». Разве
это передает степень, а главное, качество отчуждения, которое
возникло между населением и властью? Нет, перед нами явление,
которого Вебер не мог себе и вообразить.
Разработка аналитического языка для изучения нашей Сму-
ты — большая задача, к которой почти еще не приступали. Надо
хотя бы наполнять термины из общепринятого словаря западной
социологии нашим содержанием. Ведь почти все понятия, обо-
значаемые этими терминами, нуждаются в «незамкну тых» опре-
делениях, требуют большого числа содержательных примеров из
реальности именно нашего кризиса.
В этой работе рассмотрим один срез нашего кризиса, который
можно назвать аномия России.
Аномия (букв. беззаконие, безнормность) — такое состояние
общества, при котором значительная его часть сознательно на-
рушает известные нормы этики и права. Э. Дюркгейм, вводя
в социологию понятие аномии (1893 г.), видел в ней продукт раз-
рушения солидарности традиционного общества при задержке
формирования солидарности общества гражданского1
.
Это со-
стояние пережил Запад в период становления буржуазного об-
1
Р. Мертон говорит об истории этого понятия: «Воскрешение Дюркгеймом
этого термина, насколько мне известно впервые появившегося почти в том же
самом смысле в конце XVI столетия, могло вполне бы стать объектом иссле-
дования ученого, интересующегося историческим происхождением понятий.
Подобно термину «состояние общественного мнения», благодаря Уайтхеду
ставшему популярным в науке и политике спустя три века после того, как он
был придуман Джозефом Глэнвиллем, слово «аномия» (anomie, anomy или
anomía) стало широко использоваться лишь после его употребления Дюркгей-
мом» [5].
5
щества при трансформации общинного человека в свободного
индивида.
Череда революций при возникновении современного Запада
(Реформация, Научная и Промышленная революции, великие
буржуазные революции) вызвала в Европе не просто всплеск
психических расстройств, но даже и наследуемые физиологичес-
кие изменения, ставшие этническими маркерами, присущими
народам этого региона, как, например, расщепление сознания
(историк науки Нидэм называет его «характерной европейской
шизофренией»)
2
.
В советское время понятие аномия применялось редко, по-
скольку представление о советском человеке было проникну то
эссенциа листской верой в устойчивость его ценностной матрицы
(подобно тому, как в сословном обществе царской России была
сильна вера в монархизм православного русского крестьянина).
Считалось немыслимым, чтобы в советском обществе целые со-
циальные группы могли сознательно отвергну ть привычные уста-
новленные нормы, т. е. вести двойную жизнь. Преступный мир,
который существовал как бы в параллельном мире («подполье»),
считался антисоциальной группой, и его системное перемеши-
вание с законопослушными социальными общностями не допу-
скалось как аномалия. Аномия — это двойная жизнь как норма.
Более того, это необходимая сторона жизни общества в целом.
Маргинальные группы, проявляющие склонность к деви-
антному и криминальному поведению, есть в любом обществе
и в любом времени. Конечно, и в советском обществе были про-
явления аномии (например: мелкое воровство «несунов», мас-
совая мелкая коррупция и пр.), но это считалось болезненными
формами девиантного поведения, которое не приобретало систе-
мообразующего характера.
Постсоветское обществоведение тоже медленно осваивает
когнитивные возможности представлений об аномии. В течение
2
Историк психиатрии Л. Сесс пишет: «Шизофренические заболевания во-
обще не существовали, по крайней мере в значительном количестве, до конца
XVIII — начала XIX века. Таким образом, их возникновение надо связывать
с чрезвычайно интенсивным периодом перемен в направлении индустриали-
зации в Европе, временем глубокой перестройки традиционного общинного
образа жизни, отступившего перед лицом более деперсонифицированных
и атомизированных форм социальной организации» (цит. по: [4]).
6
двадцати лет едва ли не половина статей в «СОЦИСе» затрагива-
ет проблему аномии той или иной социокультурной общности
в России, но даже само понятие, обозначающее это явление, почти
не применяется. На 2–3 тысячи релевантных статей по проблеме
аномии российского общества едва наберется десяток имеющих
в заглавии этот термин.
Некоторые социологи видят в концепции аномии развитие
идей Маркса об отчуждении (алиенации). Так, В.О. Рукавишни-
ков пишет об отчуждении кризисного российского общества от
политики власти как об одной из сторон аномии, порожденной
реформами, которые свели идею модернизации к вестернизации:
«Политическая алиенация в нашей стране связана с кризисом
ценностной структуры общества, равно как изменениями в эко-
номической, политической и культ урной среде жизнедеятельно-
сти россиян. Для старших возрастных групп ее индикаторы кор-
релируют с негативным отношением к экономической политике
и приверженностью традиционным ценностям и неприятием за-
падных культурных стандартов, навязываемых реформаторами.
Алиенация связана и с представлениями о том, что в условиях
безудержной коррупции, преступности и растущей дифферен-
циации доходов личного успеха можно достичь только противо-
законными средствами. Увы, кризис морали и нравственности
в период падения благосостояния масс является неизбежным по-
бочным продуктом вестернизации, по крайней мере, обратной
зависимости до сих пор не обнаружено ни в одной из стран» [2]3
.
Но сведение аномии к одной из форм отчуждения непродук-
тивно. Отчуждение — категория размытая и исключительно ту-
манная. В русском толковом словаре слово отчуждение означает
отделение, удаление, разрыв, отбирание. В этом же смысле оно
перешло из латыни (alienatio) в европейские языки, правда, с до-
бавлением значения беспамятство, психическое расстройство.
Когда во время перестройки начал нарастать поток откровений
о том, что и советское общество основано на отчуждении, было
несколько слабых голосов, которые пытались воззвать к здра-
3
На мой взгляд, лучше говорить о том, что эти две концепции особого со-
стояния общества «перекрываются», а не являются генетически связанными
(хотя частная собственность как генератор отчуждения у Маркса — продукт
модерна и разрушения традиционного общества). Однако из контекста обыч-
но становится понятно, когда понятие отчуждения эквивалентно аномии.
7
вому смыслу. Культу рологи, например, писали (1990 г.): «Каж-
дый конкретный этап человеческой истории имеет свою форму
социально-экономического и духовного отчуждения. Особая
форма отчуждения культуры присуща и социализму. Мы исхо-
дим из того, что отчуждение при социализме так же естественно,
как и при капита лизме, и, впрочем, при первобытно-общинном
строе. Это не аномалия, а нормальный, естественный процесс,
свойственный развитию каждого общества, и охватывает он не
только сферу экономики, но и сферу духовности, культуры» [43].
Напротив, понятие аномии вполне конкретное и жесткое, обо-
значает оно тяжелую социальную болезнь, в которой отчуждение
служит лишь легким симптомом. Вот высказывания философа
и социолога: «Идеи Дюркгейма об аномии... лишь незначитель-
ная, но зловещая прелюдия» (К. Вольфф); «Аномия есть тенден-
ция к социальной смерти; в своих крайних формах она означает
смерть общества» (Р. Хилберт) (цит. по: [44]).
Более того, эта болезнь изучае тся в рамках современной ра-
циональности уже полтора века, накоплена и систематизирована
масса эмпирического материала. В этой работе попытаемся упо-
рядочить хотя бы часть материала, посвященного аномии в Рос-
сии — здесь и сейчас4
. Мы будем говорить об аномии как социаль-
ном явлении. Его отличают от аномического состояния индивидов
(хотя, очевидно, оно связано с обстановкой в обществе).
В обзоре 1992 года сказано: «Для обозначения «социаль-
ной» аномии используется дюркгеймовский вариант этого слова
(anomie); для обозначения аномии «психологической» — тер-
мин, предложенный американским социологом Лео Сроулом
(anomia).
«Психологическая аномия», по Макайверу, — это «состояние
сознания», в котором чувство социальной сплоченности — дви-
жущая сила морали индивида — разрушается или совершенно
ослабевает. Аномия — духовная опустошенность, неизбывная
тоска, которая толкает или к преступлению, или к алкоголю
4
Некоторые западные психологи видят связь аномии с индивидуальной сво-
бодой и даже выступают против «чрезмерного затвердевания норм», считая,
что «определенная степень аномии необходима для максимальной свободы
в обществе». Но мы в дискуссию с ними вступать не будем, для российского
общества она сейчас неактуальна.
8
и наркотикам, или к самоубийству. Люди по-разному избегают
этих крайних зол, но проживают свои годы в состоянии глубоко-
го душевного неблагополучия.
Макайвер определяет аномию как «разрушение чувства при-
надлежности индивида к обществу »: «Человек не сдерживается
своими нравственными установками, для него не существует
более никаких нравственных норм, а только несвязные побуж-
дения, он потерял чувство преемственности, долга, ощущение
существования других людей. Аномичный человек становится
духовно стерильным, ответственным только перед собой. Он
скептически относится к жизненным ценностям других. Его
единственной религией становится философия отрицания. Он
живет только непосредственными ощущениями, у него нет ни
будущего, ни прошлого».
Макайвер связывает это явление с тремя «проблемными ха-
рактеристиками современного демократического общества —
конфликтом культур, капиталистической конкуренцией и стре-
мительностью социальных изменений» [44].
Эти проблемные характеристики присущи и постиндустри-
а льному западному, и нашему нынешнему «демократическому »
обществу, но аномия накрыла Россию и ряд других постсовет-
ских обществ так плотно и всеобъемлюще, что сравнение с со-
временным Западом нам мало что дает. Украинские социологи
пишу т: «Американские социологи в середине прошлого столетия
создали методики по измерению аномии. Уже первые замеры ин-
тегральных индексов аномии обнаружили, что переход западно-
го общества от индустриальной эпохи к постиндустриальному
состоянию, когда привычный уклад жизни стал стремительно из-
меняться, у многих людей вызвал состояние аномической демо-
рализованности — столь нелегким был процесс приспособления
к новым социальным нормам. И это происходило, несмотря на
общий подъем экономики, улучшение условий труда и быта и за-
метное повышение уровня жизни населения.
Гораздо тяжелее переносить аномию в странах, где изменение
ценностно-нормативной системы сопряжено со значительным
ухудшением экономической сит уации. И в России, и на Украине
с начала 1990-х годов феномен аномии получил чрезвычайно ши-
рокое распространение... Разумеется, вряд ли можно было ожи-
9
дать, что постсоветская трансформация обойдется без серьезных
последствий для ценностно-нормативной системы... Однако по-
казатель распространенности аномической деморализованности
в первый же год независимого существования Украины превзо-
шел все самые пессимистические ожидания. Как показывали ре-
презентативные для взрослого населения Украины опросы, более
80% населения были подвержены состоянию аномической демо-
рализованности» [162].
Аномия — это такое явление, что, глядя через него, можно
рассмотреть и понять почти все сферы и срезы бытия нынешней
России. Сегодня к любому процессу или событию в российском
обществе надо подходить, вооружившись знаниями об аномии,
как пробным камнем.
10
Глава 1.
Общая характеристика российской аномии
В российском обществоведении наибольшее внимание ано-
мии уделяют социологи и криминалисты. Для социологов ано-
мия — важнейший фактор, определяющий динамику структу-
ры общества, поскольку человеческие общности, являющиеся
структурными единицами общества, скрепляются прежде всего
общими ценностями и нормами.
От аномии человек защищен в устойчивом и сплоченном
обществе. Атомизация общества, индивидуализм его членов,
одиночество личности, противоречие между «навязанными» об-
ществом потребностями и возможностями их удовлетворения —
вот условия возникновения аномии. Целые социальные группы
перестают чувствовать свою причастность к данному обществу,
происходит их отчуждение, новые социальные нормы и ценности
отвергаются членами этих групп. Неопределенность социально-
го положения, у трата чувства солидарности ведут к нарастанию
отклоняющегося и саморазрушительного поведения. Аномия —
важная категория общей теории девиантного поведения.
Причины, порождающие аномию, являются социальными
(а не личностными и психологическими) и носят системный ха-
рактер. Воздействие на сознание и поведение людей оказывают
одновременно комплексы факторов, обладающие кооператив-
ным эффектом. Поэтому можно принять, что проявления ано-
мии как результат взаимодействия сложных систем будут мало
зависеть от структуры конкретного потрясения, перенесенного
общностью.
Результат перестройки и реформы в социально-психологи-
ческом плане заключается в нанесении народу тяжелой куль-
турной травмы. Это понятие определяют как «насильственное,
неожиданное, репрессивное внедрение ценностей, остро проти-
воречащих традиционным обычаям и ценностным шкалам», как
разрушение культурного времени — пространства. М .М . Бахтин
обозначал эту систему словом хронотоп; сам он называл такие
к ультурные травмы «временем гибели богов». Теория культур-
11
ной травмы возникла именно в ходе анализа нарушений нацио-
нальной идентичности1
.
Культурная травма — это агрессия, средство войны, а не ре-
формы. По словам П.А . Сорокина, реформа «не может попирать
человеческую природу и противоречить ее базовым инстинктам».
Человеческая природа каждого народа — это укорененные в под-
сознании фундаментальные представления о добре и зле, кото-
рые уже не требуется осознавать, поскольку они стали казаться
«естественными». Изменения в жизнеустройстве народа в России
в 1990-е годы именно попирали эту «природу» и противоречили
«базовым инстинктам» подавляющего большинства населения.
П. Сорокин, говоря об интеграции людей в общности или ее
дезинтеграции, исходил именно из наличия общих ценностей,
считая, что «движущей силой социального единства людей и со-
циальных конфликтов являются факторы духовной жизни об-
щества — моральное единство людей или разложение общей сис-
темы ценностей».
Перемена устоявшихся порядков всегда болезненный про-
цесс, но когда господствующие политические силы начинают
ломать всю систему жизнеустройства, это наносит народу столь
тяжелую травму, что его сохранение ставится под вопрос. Целые
социальные группы в таком состоянии перестают чувствовать
свою причастность к обществу, происходит их отчуждение, но-
вые социальные нормы и ценности отвергаются членами этих
групп. Неопределенность социального положения, у трата чув-
ства солидарности ведут к нарастанию отклоняющегося и само-
разрушительного поведения. Это и есть аномия.
Мы исходим из того, что пусковым механизмом этого цепно-
го процесса и стала «культурная травма», нанесенная населению
радикальными изменениями. Штомпка пишет: «Травма появля-
ется, когда происходит раскол, смещение, дезорганизация в упо-
рядоченном, само собой разумеющемся мире. Влияние травмы
на коллектив зависит от относительного уровня раскола с пред-
шествующим порядком или с ожиданиями его сохранения...
1
Эту методологию польский социолог П. Штомпка применяет в серии иссле-
дований ценностного кризиса народов Восточной Европы как следствия «пост-
социалистического шока» [46, 6]. В 1990-е годы состояние массового сознания
этих народов выражалось в вопросе: «А есть ли жизнь после перехода?»
12
Что конкретно поражает травма? Где можно обнаружить сим-
птомы травмы? Травма действует на три области; следовательно,
возможны три типа коллективных (социальных) травматических
симптомов. Во-первых, травма может возникну ть на биологи-
ческом, демографическом уровне коллективности, проявляясь
в виде биологической деградации населения, эпидемии, умствен-
ных отклонений, снижения у ровня рождаемости и роста смерт-
ности, голода и т. д. ...
Во-вторых, травма действует на социальную структуру. Она
может разрушить сложившиеся каналы социальных отношений,
социальные системы, иерархию. Примеры травмы структуры —
политическая анархия, нарушение экономического о бмена, пани-
ка и дезертирс тво воюющей армии, нарушение и распад семьи,
крах корпорации и т. п .
Конечно, любая травма, по определению, культурный фено-
мен. Но она может быть воздействующей на культу рную ткань
общества. Только это и может считаться культурной травмой
в полном смысле слова. Такая травма наиболее важна, потому что
она, как все феномены культуры, обладает сильнейшей инерцией,
продолжает существовать дольше, чем другие виды травм, ино-
гда поколениями сохраняясь в коллективной памяти или в кол-
лективном подсознании, время от времени при благоприятных
условиях проявляя себя...
Вследствие стремительного, радикального социального из-
менения «двойственность культуры» проявляется своеобразно:
травматические события, сами по себе несущие определенный
смысл, наделяются смыслом членами коллектива, нарушая мир
смыслов, неся культурную травму. Если происходит наруше-
ние порядка, символы обретают значения, отличные от обычно
означаемых. Ценности теряют ценность, требуют неосуществи-
мых целей, нормы предписывают непригодное поведение, жесты
и слова обозначают нечто, отличное от прежних значений. Веро-
вания отвергаются, вера подрывается, доверие исчезает, харизма
терпит крах, идолы рушатся» [6].
Другими словами, радикальные социальные изменения, нес у-
щие «свой смысл», наделяются дополнительным смыслом как от-
вет культ уры той общности, которая испытала травму. Люди пе-
реживают травму, и им открываются все новые и новые смыслы.
13
Культурная травма, нанесенная народу, привела к культурно-
му шоку. Он вызвал тяжелый душевный разлад у большинства
граждан. В нача ле 1990-х годов 70% опрошенных относили себя
к категории «людей без будущего». В 1994 году «все возрастные
группы пессимистически оценивали свое будущее: в среднем
только 11% высказывали уверенность, тогда как от 77 до 92% по
разным группам были не уверены в нем». Летом 1998 года (до ав-
густовского кризиса) на вопрос «Кто Я?» 38% при общероссий-
ском опросе ответили: «Я — жертва реформ» (в 2004 г. таких от-
ветов — 27%) [45].
В 2011 году Институ т социологии РАН опубликовал большой
доклад, подводящий итоги исследований восприятия реформы
в массовом сознании — с начала реформ до настоящего момента.
Большой раздел посвящен «социальному самочувствию» граж-
дан, т. е. состоянию их духовной сферы. В докла де сказано: «Рас-
смотрим ситуацию с негативно окрашенными чувствами и нач-
нем с самого распространенного по частоте его переживания
чувства несправедливости всего происходящего вокруг. Это
чувство, свидетельствующее о нелегитимности в глазах россиян
самого миропорядка, сложившегося в России, испытывало в апреле
2011 года хотя бы иногда подавляющее большинство всех россиян
(свыше 90%), при этом 46% испытывали его часто. ... На фоне
оста льных негативно окрашенных эмоций чувство несправедли-
вости происходящего выделяется достаточно заметно, и не только
своей относительно большей распространенностью, но и очень
маленькой и весьма устойчивой долей тех, кто не испытыва л со-
ответствующего чувства никогда: весь период наблюдений этот
показатель находится в диапазоне 7–10%. Это свидетельствует не
просто о сохраняющейся нелегитимности сложившейся в России
системы общественных отношений в глазах ее граждан, но даже
делегитимизации власти в глазах значительной части наших со-
граждан, идущей в последние годы» [61].
Вот глубина культурной травмы: в духовной сфере практиче-
ски всего населения России господствует чувство несправедли-
вости. И это чувство порождается не какими-то эксцессами или
частными противоречиями, речь идет о несправедливости все-
го жизнеустройства. Иными словами, травма не залечивается,
а воспроизводится из года в год.
14
В этом докладе сделано такое смягчающее замечание: «Можно
предположить, что если бы реформаторы 1990-х годов в свое вре-
мя сумели предложить и реализовать специальные адаптацион-
ные программы для людей предпенсионного возраста, возможно,
развитие страны пошло каким-то иным пу тем и социальное са-
мочувствие старшего поколения россиян было бы не столь пес-
симистичным» [61].
Это предположение нелогично. Причем здесь предпенсион-
ный возраст — реформа повергла в пессимизм 30-летних! И не
в адаптации дело, масса трудящихся именно адаптировалась
к антисоциальным условиям жизни, иначе бы она уже не дыша-
ла и не отвечала на вопросы социологов. Она (да и большинство
разбогатевших) оскорблена несправедливостью всего жизнеу-
стройства. Это проблема нравственная, и ее никакими выбо-
рочными «адаптационными программами» не разрешить. Другое
дело, что эта несправедливость толкнула большинство не к мя-
тежу, а к аномии, но это нормальная реакция, пока не дошло до
крайности. А реформаторы в принципе и не могли ничего «пред-
ложить и реализовать»: сама доктрина реформ исключала такие
отступления.
Наиболее жестко подходят к формулировке проблемы аномии
криминалисты. В. В. Кривошеев пишет, хорошо вводя нас в тему :
«Дезорганизация, дисфункциональность основных социальных
институ тов, патология социальных связей, взаимодействий в со-
временном российском обществе, которые выражаются, в част-
ности, в несокращающемся числе случаев девиантного и делинк-
вентного поведения значительного количества индивидов, т. е .
все то, что со времен Э. Дюркгейма определяется как аномия,
фиксируется, постоянно анализируется представителями разных
отраслей обществознания. Одни социологи, политологи, крими-
нологи полагают, что современное аномичное состояние обще-
ства не более чем издержки переходного периода... Другие — рас-
сматривают происходящее с позиций катастрофизма, выделяют
определенные социальные параметры, свидетельствующие, по их
мнению, о необратимости негативных процессов в обществе, его
неотвратимой деградации. Своеобразием отличается точка зре-
ния А. А. Зиновьева, который полагает возможным констатиро-
вать едва ли не полное самоуничтожение российского социума.
15
На наш взгляд, даже обращение к этим позициям свидетель-
ствует об определенной теоретической растерянности перед ли-
цом крайне непростых и, безусловно, не встречавшихся прежде
проблем, стоящих перед нынешним российским социумом, свое-
го рода неготовности социального познания к сколь-нибудь пол-
ному, если уж не адекватному, их отражению» [3]2
.
Эту «неготовность социального познания» к пониманию кон-
кретного явления современной российской аномии надо срочно
преодолевать. Эта работа — обзор отечественной социологиче-
ской литературы по теме, с привлечением конкретных данных
в качестве примеров.
В.В . Кривошеев исходит из классических представлений
о причинах аномии — распада устойчивых связей между людь-
ми под воздействием радикального изменения жизнеустройства
и ценностной матрицы общества. Он пишет: «Аномия российско-
го социума реально проявляется в условиях перехода общества
от некоего целостного состояния к фрагментарному, атомизи-
рованному... Общие духовные черты, характеристики правовой,
политической, экономической, технической культ уры, по с у ти,
можно было отметить у представителей всех слоев и групп, в том
числе и национальных, составлявших наше общество...Надо
к тому же иметь в виду, что несколько поколений людей форми-
ровались в духе коллективизма, едва ли не с первых лет жизни
воспитывались с сознанием некоего долга перед другими, всем
обществом...
Ныне общество все больше воспринимается индивидами как
поле битвы за сугубо личные интересы, при этом в значительной
мере оказались деформированными пусть порой и непрочные
механизмы сопряжения интересов разного уровня. Переход к та-
кому атомизированному обществу и определил своеобразие его
аномии» [3].
От аномии человек защищен в устойчивом и сплоченном
обществе. Атомизация общества, индивидуализм его членов,
одиночество личности, противоречие между «навязанными» об-
ществом потребностями и возможностями их удовлетворения —
2
В момент публикации статьи доктор социологических наук В.В. Кривошеев
был заместителем начальника кафедры социально-философских дисциплин,
экономики и психологии Калининградского юридического инстит у та МВД РФ.
16
вот условия возникновения аномии. Атомизированное общество
не озабочено жизненными целями людей, нравственными норма-
ми поведения, даже социальным самочувствием. Целые социаль-
ные группы перестают чувствовать свою причастность к данному
обществу, происходит их отчуждение, новые социальные нормы
и ценности отвергаются членами этих групп. Неопределенность со-
циального положения, у трата чувства солидарности ведут к нарас-
танию отклоняющегося и саморазрушительного поведения. Ано-
мия — важная категория общей теории девиантного поведения.
В социологической литературе большее внимание уделяется
изменениям в образе жизни, даже, скорее, в экономической, ма-
териальной стороне жизнеустройства. Здесь мы будем в какой-то
мере компенсировать этот перекос соображениями о травмах
и в духовной сфере.
Вообще, обе эти сферы связаны неразрывно — изменения
в образе жизни (социальных правах, доступе к жизненным благам
и пр.) и изменения в духовной сфере (оскорбление памяти, разру-
шение символов и пр.) переплетаются очень тесно, их разделяют
в целях анализа, прибегая к абстракции. Например, приватиза-
ция завода для многих не просто экономическое изменение, но
и духовная травма, подобно тому как не сводится к экономичес-
ким потерям ограбление в темном переулке.
Поэтому мы будем описывать травмирующие социальные из-
менения в России и результирующие проявления аномии, не пы-
таясь установить корреляции между изменениями в образе жиз-
ни и духовной сфере.
Не углубляясь в проблему количественного анализа, отметим
методологическую трудность, присущую нашей теме: трудность
измерения аномии. Само это понятие нежесткое, все параметры
явления подвержены влиянию большого числа плохо опреде-
ленных факторов. Следовательно, трудно найти индикаторы,
пригодные для выражения количественной меры. Легче оценить
масштаб аномии в динамике через нарастание или ослабление
болезненных явлений. А главное, на до грубо взвешивать смысл
качественных оценок.
Социологи, в общем, соглашаются в том, что аномия охватила
большие массы людей во всех слоях российского общества, бо-
лезнь эта глубока и обладает большой инерцией. Видимо, обо-
17
стрения и спады превратились в колебательный процесс — после
обострения люди как будто подают друг другу сигнал, что надо
притормозить (это видно, например, по частоте и грубости на-
рушений правил дорожного движения — они происходят волна-
ми). Если так, это говорит об устойчивости и системном характе-
ре явления. Но надо в то же время отдавать себе отчет в том, что
наряду с углублением аномии непрерывно происходит восста-
новление общественной ткани, связей между людьми и этических
норм в их отношениях.
Таким образом, несмотря на глубокую аномию, состояние
российского общества следует считать «стабильно тяжелым»,
но стабильным. Общество пребывает в условиях динамического
равновесия между процессами повреждения и восстановления,
которое сдвигается то в одну, то в другую сторону, но не прибли-
жается к у ровню катастрофы (хотя это верно лишь при взгляде
с птичьего полета статистики, а горе конкретных жертв аномии
преступника или пьяного водителя — именно катастрофа).
Спектр проявлений аномии очень широк — от мягких форм
социальной мимикрии до разгула насильственной преступности
и очень высокого уровня самоубийств. Заведующий кафедрой
социологии Российской академии государственной службы при
Президенте РФ В.Э . Бойков пишет в 2004 году: «Одной из форм
социально-психологической адаптации людей к действитель-
ности ста ла их мимикрия, т. е. коррекция взглядов, ценностных
ориентаций, норм поведения и т. д . в соответствии со стандар-
тами новых взаимоотношений. Нередко это приспособление
выражается в амбивалентности моральных воззрений — в не-
согласованности между исповедуемыми идеями и принципами
нравственности, с одной стороны, и реальным уровнем мораль-
ных требований к себе и окружающим с другой. Такие явления,
как ловкачество, беспринципность, продажность и другие анти-
поды морали, все чаще воспринимаются в обыденном сознании
не как аномалия, а как вполне оправданный вариант взаимоот-
ношений в быту, в политической деятельности, бизнесе и т. д .
Например, две трети опрошенных респондентов, по данным ис-
следования 2003 года, не видят ничего зазорного в уклонении от
уплаты налогов, более того, 36,7% убеждены, что такого рода об-
ман государства морально оправдан» [13].
18
Об инерционности аномии свидетельствуют сообщения не-
давнего времени, в которых дается обзор за ряд лет. Авторы об-
ращают внимание на то, что даже в годы заметного улучшения
экономического положения страны и роста доходов зажиточных
групп населения степень проявления аномии снижа лась незна-
чительно.
Вот вывод психиатра, заместителя директора Государствен-
ного научного центра клинической и судебной психиатрии им.
В.П . Сербского (2010): «Затянувшийся характер негативных со-
циальных процессов привели к распаду привычных социальных
связей, множеству мелких конфликтов вну три человека и при
общении с другими членами общества. Переживания личного
опыта каждого человека сформировали общую картину обще-
ственного неблагополучия. Переосмысление жизненных целей
и крушение устоявшихся идеалов и авторитетов способствова-
ло у трате привычного образа жизни, потере многими людьми
чувства собственного достоинства. Отсюда — тревожная напря-
женность и развитие «кризиса идентичности личности»... Раз-
виваются чувство неудовлетворенности, опустошенности, по-
стоянной усталости, тягостное ощущение того, что происходит
что-то неладное. Люди видят и с трудом переносят усиливающие-
ся жестокость и хамство сильных» [9].
В этом суждении важное место занимает травма, нанесенная
именно духовной сфере людей: крушение устоявшихся идеалов,
потеря чувства собственного достоинства, оскорбительные же-
стокость и хамство сильных...
Если сохранять чувство меры и делать скидку на то волнение,
с которым социологи формулируют свои выводы из исследова-
ний социального самочувствия разных социальных и гендерных
групп, то массив статей главного профессионального журнала
«Социологические исследования» («СОЦИС») за 1989–2011 годы
можно принять за выражение экспертного мнения большого на-
учного сообщества. Важным качеством этого коллективного мне-
ния служит и длинный временной ряд — динамика оценок за все
время реформы.
В этих оценках сообщество социологов России практически
единодушно. Статьи различаются лишь в степени политкоррект-
ности формулировок. Как было сказано, подавляющее большин-
19
ство авторов в качестве основной причины аномии называют
социально-экономические потрясения и обеднение большой ча-
сти населения. Часто указываются также чувство несправедливо-
сти происходящего и невозможность повлиять на ход событий.
На материа ле американского общества середины ХХ века по-
нятие аномии хорошо разобрал социолог Р. Мертон в очень акту-
альном для нынешней России аспекте. Он, в частности, пришел
к подобному выводу: «Именно вследствие всеобщей ориентации
поведения на основные культурные ценности мы можем говорить
о массе людей как об обществе... Вряд ли возможно, чтобы когда-
то усвоенные культу рные нормы игнорировались полностью.
Что бы от них ни оставалось, они непременно буду т вызывать
вну треннюю напряженность и конфликтность, а также извест-
ную двойственность. Явному отвержению некогда усвоенных ин-
стит уциональных норм будет сопу тствовать скрытое сохранение
их эмоциональных составляющих. Чувство вины, ощущение гре-
ха и угрызения совести свойственны состоянию неисчезающего
напряжения» [5].
В следующем разделе дадим краткую выжимку из его рас-
суждений об аномии и разных вариантах поведения человека,
живущего в обстановке этой социальной болезни. Это поможет
упорядочить события, которые мы наблюдаем в нынешнем рос-
сийском обществе.
20
Глава 2.
Структурный анализ аномии американского
общества середины ХХ века (Р. Мертон)
Мертон писал об аномии общества США, ей подобна суще-
ственная (но не вся) часть явлений аномии, которые наблюдаются
в современной России. Сама доктрина реформы, взявшая за обра-
з ец социально-экономическую модель англо-саксонского буржу-
азного общества, неизбежно толкала нашу молодежь и бóльшую
часть населения трудового возраста к тому, чтобы пройти через
период аномии «американского типа». Это и происходит. Поэто-
му ана лиз Мертона поможет нам понять происходящее.
В большой работе Мертона «Социальная теория и социаль-
ная структура» глава VI называется «Социальная структура
и аномия». В ней он предлагает следующую модель взаимодей-
ствия социальной и культурной структур: «Среди множества
элементов социальной и культурной структур можно выделить
два особенно важных. Они различимы аналитически, хотя и тес-
но взаимосвязаны в конкретных ситуациях. Первый состоит из
определенных культурой целей, намерений и интересов, высту-
пающих в качестве законных целей для всего общества или же
для его отдельных слоев... Варьируя по значимости и формируя
к себе различное отношение, господствующие цели вызывают
устремленность к их достижению...
Второй элемент культу рной структуры определяет, регулиру-
ет и контролирует приемлемые способы достижения этих целей.
Каждая социальная группа всегда связывает свои культурные
цели и способы их достижения с существующими моральными
и поведенческими нормами. Последние не обязательно совпа-
дают с нормами техничности или эффективности. Многие спо-
собы действий, с точки зрения отдельных индивидов, наиболее
эффективные для достижения желаемого: применение силы, об-
ман, власть, — не разрешены в культуре общества... Критерием
приемлемости поведения является не его техническая эффектив-
ность, а основанные на ценностях человеческие установки (под-
держиваемые большинством членов группы или теми, кто спосо-
21
бен содействовать распространению этих установок при помощи
силы или пропаганды). В любом случае выбор средств достиже-
ния культурных целей ограничивается институционализирован-
ными нормами...
Культурные цели и институционализированные нормы, со-
вместно создающие формы господствующих образцов поведе-
ния, вовсе не находятся друг с другом в неизменных отношениях.
Культу рное акцентирование определенных целей изменяется не-
зависимо от степени акцентирования интитуционализирован-
ных средств. Ценность определенных целей может подвергаться
сильному, иногда исключительно сильному превознесению, что
вызывает сравнительно малую заботу об институциональной
предписанности средств их достижения. Крайним выражени-
ем такой сит уации является распространение альтернативных
способов поведения в соответствии лишь с техническими, но не
с институциональными нормами. В этом гипотетическом поляр-
ном случае разрешены любые способы поведения, обещающие
достижение всезначащей цели...
Подлинное равновесие между этими двумя факторами соци-
альной структуры поддерживается до тех пор, пока велика удо-
влетворенность индивидов и достигну тыми целями, и институ-
ционализированными способами их достижения... Моя главная
гипотеза как раз в том и заключается, что отклоняющееся поведе-
ние с социологической точки зрения может быть рассмотрено как
симптом рассогласованности между культурно предписанными
стремлениями и социально структурированными средствами их
реализации» (выделено нами. — Авт.) [5].
Вот противоречие, влияющее на поведение людей: культ ура
навязывает людям цели (например, образ жизни, который при-
знан «достойным»), а социальная система (доступ к образованию
и рабочему месту, распределение доходов и т. п .) не дает возмож-
ности достигну ть этих целей без нарушения нравственных и пра-
вовых норм.
Мертон пишет: «Ни одно общество не обходится без норм,
управляющих поведением. Однако общества существенно раз-
личаются по степени интеграции народных обычаев, нравов
и институциональных требований... При таком различии в ак-
центировании целей и способов поведения последние могу т быть
22
настолько сильно искажены вследствие акцентирования целей,
что поведение многих индивидов ограничится лишь соображе-
ниями технической целесообразности. В этом случае единствен-
но важным становится вопрос, какой из доступных способов
поведения наиболее эффективен для достижения культу рно одо-
бряемой ценности. Наиболее эффективные с технической точки
зрения средства, узаконенные или же не узаконенные в культуре,
обычно предпочитаются инстит уционально предписанному по-
ведению. В случае дальнейшего ослабления институциональных
способов поведения общество становится нестабильным и в нем
развивается явление, которое Дюркгейм обозначал как «аномия»
(или безнормность) ...
Превознесение цели порождает, в буквальном смысле слова,
деморализацию, т. е. дeинcтитyциoнaлизaцию средств» [5].
В сноске Мертон приводит фразу социолога Э. Мэйо: «Про-
блема заключается не в болезненности стяжательского общества,
а в стяжательстве больного общества» — и добавляет: «Мэйо рас-
сматривает процесс, в ходе которого богатство становится основ-
ным символом общественной успешности, и считает его след-
ствием состояния аномии». Иными словами, считать богатство
символом успеха — признак социальной и культурной болезни.
Обязанность бороться всеми средствами за успех предписы-
вается в культу ре США очень жестко (во всяком случае, в то вре-
мя когда Мертон писал свою работу). Он в разных выражениях
подчеркивает, что «акцентированию обязанности поддерживать
высокие цели сопу тствует акцентирование наказуемости тех, кто
уменьшает свои притязания... Культурный манифест понятен: не
следует отказываться от стремлений, не следует уходить от борь-
бы, не следует уменьшать свои цели, поскольку «преступлением
является не неудача, а заниженная цель».
В России в последние 20 лет также ведется интенсивная кам-
пания по внедрению «достижительных» установок, и социологи
время от времени сообщают, что их признаки наблюдаются в сре-
де «молодых образованных людей». Но в целом большого успеха
в модернизации ценностей российского общества пока нет.
Далее Мертон рассматривает варианты поведения людей, вы-
бирающих тактику разрешения этого противоречия между целя-
ми и средствами. Первый вариант — массовое нарушение норм
23
(отклоняющееся поведение). Диапазон нарушений очень ши-
рок — начиная с подделки билетов на метро и уклонения от упла-
ты налогов до грабежа и разбоя или наемных убийств.
Общую схему Мертон излагает так: «Во-первых, стремление
к успеху вызывается установленными в культ уре ценностями, и,
во-вторых, возможные пу ти движения к этой цели в значительной
степени сведены классовой структурой к отклоняющемуся поведе-
нию. Именно такое соединение культ урных приоритетов и соци-
альной структуры производит сильное побуждение к отклонению.
Обращение к законным способам «добывания денег» ограничено
классовой структурой, на всех уровнях не полностью открытой
для способных людей. Несмотря на нашу широко распространен-
ную идеологию «открытых классов», продвижение к цели — успеху
является сравнительно редким и значительно затруднено для име-
ющих формально низкое образование и незначительные экономи-
ческие ресурсы. Господствующее в культ уре побуждение к успеху
ведет к постепенному уменьшению законных, но в целом неэффек-
тивных усилий и увеличивающемуся использованию приемов не-
законных, но более или менее эффективных.
Когда система культу рных ценностей, фактически ни с чем не
считаясь, превозносит определенные, общие для всего населения,
цели успеха, и при этом социальная структура строго ограничи-
вает или полностью закрывает доступ к одобряемым способам
достижения этих целей для значительной части того же самого
населения, — это приводит к увеличению масштабов отклоняю-
щегося поведения... Цели не связываются классовыми границами
и могу т выходить за их пределы. А существующий социальный
порядок накладывает классовые ограничения на их доступность.
Вот почему основная американская добродетель, «честолюбие»,
превращается в главный американский порок — “отклоняющее-
ся поведение”» [5].
Мертон особое внимание уделяет этому виду аномии в бо-
гатом слое (он называет эту тактику «инновации» — в другом
смысле, чем это слово понимается в России). Он пишет: «На
верхних этажах экономики инновация довольно часто вызывает
несоответствие «нравственных» деловых стремлений и их «без-
нравственной» практической реализации. Как отмечал Веблен,
«в каждом конкретном случае нелегко, а порой и совершенно не-
24
возможно отличить торговлю, достойную похвалы, от непрости-
тельного преступления»...
Сазерлэнд неоднократно доказывал, что прест упность «бе-
лых воротничков» преобладает среди бизнесменов. Изучение
1 700 представителей среднего класса показало, что в число со-
вершивших зарегистрированные преступления вошли и «вполне
уважаемые» члены общества. 99% опрошенных подтвердили, что
совершили как минимум одно из сорока девяти нарушений уго-
ловного законодательства штата Нью-Йорк, каждое из которых
было достаточно серьезным для того, чтобы получить срок за-
ключения не менее года... Противозаконное поведение, далеко не
являющееся следствием каких-либо социально-психологических
анома лий, встречается поистине очень часто» [5].
Однако и в бедных слоях населения США наблюдалась мас-
совая аномия. Мертон пишет: «К представителям нижних соци-
а льных слоев культура предъявляет несовместимые между собой
требования. С одной стороны, представители низов ориентируют
свое поведение на большое богатство. С другой же стороны, они
в значительной мере лишены возможности достичь его законным
путем. Эта структурная несовместимость приводит к высокой
степени отклоняющегося поведения. Равновесие установленных
к ультурой целей и средств становится весьма нестабильным по
мере увеличения акцентирования достижения престижных це-
лей любыми средствами...
Профессиональные возможности представителей нижних со-
циальных страт ограничиваются преимущественно ручным тру-
дом и в меньшей степени — работой «белых воротничков». Не-
любовь к ручному труду почти в равной степени присуща всем
социальным классам американского общества, и результатом от-
су тствия практических возможностей для продвижения за этот
уровень является отмеченная тенденция к отклоняющемуся по-
ведению. С точки зрения существующих стандартов успеха об-
щественное положение неквалифицированного труда с соответ-
ствующим ему низким доходом никак не может конкурировать
с силой и высоким доходом организованного зла, рэкета и пре-
ступности» [5].
И вот общий вывод: «Порок и преступление — «нормальная»
реакция на ситуацию, когда усвоено культурное акцентирова-
25
ние денежного успеха, но доступ к общепризнанным и законным
средствам, обеспечивающим этот успех, недостаточен» [5]1
.
Но Мертон подчеркивает, что сама по себе бедность не вызы-
вает аномии (на это указывал и П. Сорокин): «Бедность» — это не
изолированная переменная, предстающая в одной и той же фор-
ме независимо от контекста, а лишь одна из переменных величин
в системе определенным образом взаимосвязанных социальных
и культурных показателей. Одной только бедности и сопу тствую-
щего ей ограничения возможностей недостаточно для того, что-
бы вызвать значительный уровень преступности. Но высокая
степень преступности становится обычным явлением, когда бед-
ность и невзгоды в борьбе за одобряемые всеми членами обще-
ства культурные ценности соединяются с культурным акценти-
рованием денежного успеха, как доминирующей цели» [5]. Это
положение важно и для понимания причин аномии в России.
Важен также вывод, что сопряженная аномия элиты и бед-
ных слоев создает порочный круг, который трудно разорвать:
возникает социальный «сговор», и разобщение целей и средств
закрепляется, болезнь становится хронической. По выражению
Мертона, «общество становится почти непредсказуемым, и воз-
никает явление, которое, собственно, и может быть названо ано-
мией или культ урным хаосом». Популярный писатель и сатирик
Аброз Бирс предупреждал (1912 г.): «Американцы будут под-
вергаться ограблениям и расхищениям до тех пор, пока харак-
тер нации будет оставаться прежним, пока они будут терпимы
к преуспевающим негодяям... Американцы будут терпеть расхи-
щение, пока они этого заслуживают. Ни один человеческий закон
не может, да и не должен, остановить это, так как невозможно
отменить действие более высокого и благотворного закона «что
посеешь, то и пожнешь».
Это надо бы и нам в России обдумать.
Мы не будем останавливаться на типе поведения, при котором
человек находит компромисс между целями и средствами, что ха-
1
В другом месте Мертон делает уточнение: «Для упрощения задачи в каче-
стве главной культурной цели был взят денежный успех, хотя, конечно, суще-
ствуют и другие общие цели и ценности. К ним, несмотря на довольно частое
отсутствие большого денежного вознаграждения, относятся, например, до-
стижения в интеллектуальной и художественной областях» [5].
26
рактерно для стабильного благополучного общества. Мертон на-
зывает это состояние «конформность» и пишет: «Чем больше сте-
пень стабильности общества, тем шире распространен этот тип
приспособления — соответствие и культу рным целям, и инсти-
т уционализированным средствам. Если бы дело обстояло иначе,
было бы невозможно поддерживать стабильность и преемствен-
ность общества» [5]. Нас интересует поведение людей, которые
такого компромисса найти не могу т.
Мертон описывает особый тип поведения людей, которые не
удержались в состоянии конформности, он обозначает его тер-
мином ретритизм. Вот каковы его основания и типичная эво-
люция: «С точки зрения социально-структурных источников
этого типа приспособления, последний часто встречается, когда
и культурные цели, и институциональные способы их достиже-
ния полностью усвоены, горячо одобряются и высоко ценят-
ся индивидом, но дост упные институциональные средства не
приводят к успеху. Возникает двойной конфликт: интериоризо-
ванное моральное обязательство использовать для достижения
целей только институциональные средства противостоит внеш-
нему побуждению прибегну ть к средствам недозволенным, но
эффективным. Это приводит к тому, что индивид лишается воз-
можности использовать средства, которые были бы и законны-
ми, и эффективными.
Конкурентный порядок поддерживается индивидом, но, ис-
пытывая неудачи и затруднения, индивид выбрасывается из него.
Процесс постепенного отстранения, в конце концов приводящий
индивида к «бегству » от требований общества, характеризуется
пораженчеством, успокоенностью и смирением. Это результат
постоянных неудач в стремлении достигну ть цели законными
средствами и неспособности прибегну ть к незаконным способам
вследствие вну треннего запрета. Этот процесс продолжается до
тех пор, пока высшая ценность цели — успеха еще не отвергну та.
Конфликт разрешается пу тем устранения обоих воздействующих
элементов — как целей, так и средств. Бегство завершено, кон-
фликт устранен, индивид выключен из общества» [5].
Формирование такого типа и его конфликт с конкурентным
обществом замечательно описаны в автобиографическом рома-
не Кну та Гамсуна «Голод». В зажиточном Осло молодой писатель
27
был одной ногой в могиле от голода — у него уже и волосы выпа-
ли. Его страдающий вид отпугивал работодателей, ему не только
никто не подумал помочь — он сам не мог заставить себя украсть
булку или пирожок, хотя это было не трудно. Святость частной
собственности (институциональная норма) была вбита ему в под-
сознание. Он был выключен из общества и спасся потому, что его
из жалости взяли матросом на корабль.
На мой взгляд, именно этот тип спасения от аномии харак-
терен в России для обедневшей части старшего поколения. Они
не могу т нарушить укорененные нравственные нормы, но и не
могу т «достичь успеха» в нынешнем обществе. Они из него вы-
пали, и только государство и близкие поддерживают их пенсией
и своей помощью. Но таких немало и среди молодежи. Эти люди
враждебны новым «хозяевам жизни».
Мертон пишет (об американском обществе): «Нельзя сказать,
что общество, настаивающее на всеобщем стремлении к успеху,
с легкостью принимает ретритистское отречение. Напротив, оно
не допускает посягательств на свои ценности и неумолимо пре-
следует тех, кто отказывается от борьбы за успех... В обществен-
ной и официальной жизни этот вид отклоняющегося поведения
наиболее неистово осуждается традиционно-типичными пред-
ставителями общества. В противоположность непрерывно следу-
ющим за социальными изменениями конформистам, ретритисты
становятся помехой на их пу ти. В отличие от инноваторов, по
меньшей мере ловко и активно стремящихся к цели, ретритисты
вообще не признают ценность «успеха», столь высоко превозно-
симую в культуре» [5].
Сейчас и в России этот тип людей вызывает ненависть не-
которых идеологов реформы. Это понятно, отречение этих лю-
дей — тихий бунт в сфере ценностей, но он не может быть по-
давлен ни властью, ни элитой. Более того, и в самих США фигура
ретритиста, представленная в современной культуре помогает
поддерживать «моральное состояние и самоуважение посред-
ством изображения человека, отвергающего господствующие
идеалы и выражающего к ним презрение». Примером такого ге-
роя в фильмах является Чарли Чаплин.
Другой способ уйти от безнадежной гонки за «успехом», не
нарушая институциональные нормы, Мертон называет ритуа-
28
лизмом. По Мертону, сущность его в том, что этот тип приспо-
собления предполагает оставление или понижение слишком вы-
соких культурных целей большого денежного успеха там, где эти
устремления не могу т быть удовлетворены. Несмотря на то, что
культурное предписание «стараться преуспеть в этом мире» от-
вергается, продолжается почти безусловное соблюдение инсти-
т уциональных норм.
Мертон у точняет: «Непрекращающаяся конкурентная борьба
вызывает острое беспокойство индивидов по поводу своего ста-
т уса. Один из способов уменьшения этого беспокойства — посто-
янное снижение уровня притязаний. Страх вызывает бездействие
или, точнее, действие строго в рамках заведенного порядка... Это
тип приспособления индивида, лично стремящегося избежать
опасностей и неудач посредством отказа от основных культур-
ных целей и приверженности любому обещающему безопасность
рутинному распорядку и институциональным нормам.
Если «инновация»... возникает среди американцев нижнего
класса, как реакция на фрустрирующее несоответствие малых
возможностей и господствующего акцентирования больших
к ультурных целей, то «ритуализм» должен иметь место преиму-
щественно среди американцев нижнего среднего класса. Ведь
именно в нижнем среднем классе родители обычно оказывают
продолжительное давление на своих детей в сторону прочного
усвоения ими мора льных наказов общества. Сильное дисципли-
нирующее воздействие, побуждающее к соответствию нравам,
уменьшает вероятность «инновации» и увеличивает вероятность
«ритуализма»... Таким образом, сам процесс социа лизации ниж-
него среднего класса создает максимально предрасположенную
к ритуализму структуру характера. А потому именно в этом со-
циальном слое наиболее часто встречается ритуалистический
тип приспособления» [5].
Реже всего встречается ответ на несовместимость ценно-
стей и норм, который выражается в одновременном отрицании
и культурных целей, и институциональных средств. Эти люди,
по выражению Мертона, «находятся, строго говоря, в обществе,
однако не принадлежат к нему. В социологическом смысле они
являются подлинными «чужаками». Как не разделяющие общую
ценностную ориентацию, они могу т быть отнесены к числу чле-
29
нов общества (в отличие от «населения») чисто фиктивно». К ним
Мертон относит «лиц, ушедших от реа льного мира в свой вну-
тренний болезненный мир, отверженных, изгнанных, праздно-
шатающихся, бродяг, хронических а лкоголиков и наркоманов».
Активный целостный ответ на социок ультурное противоре-
чие, альтернативный аномии, Мертон обозначает термином мя-
теж. Он описывает его так: «Этот тип приспособления выводит
людей за пределы окружающей социальной структуры и побуж-
дает их создавать новую, т. е. сильно видоизмененную социаль-
ную структуру. Это предполагает отчуждение от господствую-
щих целей и стандартов. Последние начинают считаться чисто
произвольными, а их претензия на законность и приверженность
индивидов — несостоятельной, поскольку и цели, и стандарты
вполне могли бы быть другими...
Мятеж стремится изменить существующие культурную и со-
циальную структуры, а не приспособиться к ним...
Для участия в организованной политической деятельности не-
обходимо не только отказаться от приверженности господствую-
щей социальной структуре, но и перевести ее в новые социальные
слои, обладающие новым мифом. Функция мифа заключается
в определении социально-структурного источника массовых ра-
зочарований и в изображении альтернативной структуры, кото-
рая не должна привести к разочарованию достойных. Таков устав
деятельности» [5].
Мертон делает важное у точнение: «мятеж» надо отделить от
другого типа — «внешне весьма похожего, но в сущности отлич-
ного от него — ressentiment’a. Введенное Ницше в качестве спе-
циального термина, данное понятие было принято и разработано
социологически Максом Шелером. Это сложное отношение со-
держит три взаимосвязанных компонента:
1) смешанное чувство ненависти, злобы и враждебности;
2) ощущение собственного бессилия активно выразить эти чув-
ства против человека или социального слоя, их вызываю-
щих;
3) периодически возобновляющееся переживание бесполезной
враждебности.
Если в случае «мятежа» желаемое, но недостижимое, в сущнос-
ти перестает быть желаемым и ценным, то «ressentiment», напро-
30
тив, не сопровождается подлинными ценностными изменениями;
в этом заключается их основное отличие... В случае ressentiment’a
осуждается то, что втайне желается. В случае «мятежа» осуждает-
ся желание само по себе» [5].
Иными словами, есть категория людей, которая обличает стя-
жателей и карьеристов, а втайне мечтает именно о таком «успе-
хе». Это «оборотни в погонах» в стане «мятежников». Похоже, что
без них не обойтись: будучи в душе стяжателями и карьеристами,
они чрезвычайно энергичны и эффективны в делах, от которых
истинные «мятежники» бегу т или выполняют неумело.
Вообще, в работе Мертона содержится много полезных для
нас мыслей. В частности, он обращает внимание на особое поло-
жение тех мятежников, которые, отвергая ценности конку рент-
ного общества, тем не менее, оказываются успешными в своей
профессии. Но «классовое» сознание порождает к ним непри-
язнь товарищей и усиливает позиции их идейных и прочих оп-
понентов. Это надо иметь в виду. Мертон пишет: «Отвержение
преуспевающим товарищем господствующих ценностей стано-
вится предметом величайшей враждебности мятежников. Ведь
«предатель» не только подвергает эти ценности сомнению, как
делает вся группа, но своей успешностью обозначает разрушение
ее единства. Однако, как уже часто отмечалось, возмущенных
и бунтующих организовывают в революционные группы именно
представители класса, набирающего в обществе силу, а отнюдь не
самых угнетенных слоев» [5].
Подводя итог этому обзору, подчеркнем, что для нашей темы
наибольший интерес представляют две группы из перечня Мер-
тона:
те, кто ведет «инновационную» деятельность, нарушая ин-
−
ституциональные нормы и запреты (это и есть часть об-
щества, впавшая в аномию);
те, кто готовит и ведет «пересборку » общества на новой цен-
−
ностной матрице (т. е . мятежники, противостоящие охва-
тившей общество аномии).
31
Глава 3.
Разрушение СССР: аномия победителей
и побежденных
Особой общностью, которой была нанесена и продолжает на-
носиться глубокая культурная травма, является в России «совет-
ский человек». Численность этой группы определить трудно, но
она составляет большинство населения, независимо от идеологи-
ческих (даже антисоветских) установок отдельных ее частей. Ви-
димо, со временем эта численность сокращается из-за выбытия
старших возрастов, хотя, судя по ряду признаков, «либеральная»
молодежь, взрослея и создавая семьи, вновь осваивает «советские
ценности». Ведь детей надо кормить, лечить, давать им образо-
вание, да и о своих подступающих болезнях вспоминают — ту т
и начинают ценить советскую социальную систему.
Сравним идейно-политические предпочтения граждан РФ
в 2001 и 2011 годах. Доля тех, кто «относят себя к либералам, сто-
ронникам рыночной экономики», снизилась за десять лет с 7 до 5%,
доля «сторонников коммунистов» не изменилась и составила 12%,
доля «сторонников обновленного, реформированного социализ-
ма» выросла с 4 до 6% [61]. Ясно, что «просоветская доля» выросла
не за счет стариков советского времени, а за счет той молодежи,
которая в 1991 году аплодировала Ельцину, а в 40–50 лет стала смо-
треть на жизнь более реалистично. В этом возрасте уже приходит-
ся быть реалистом, вопреки самой оголтелой пропаганде.
В обзорном докладе Институ та социологии РАН (2011) гово-
рится: «В молодежных группах минимальна доля тех, кто отно-
сится к реформам негативно. Напротив, поколение, которому на
момент старта реформ было 40 лет и выше, оценивает их отрица-
тельно; и чем люди старше, тем градус недовольства реформами
выше. Если среднее по возраст у поколение (30–50 лет) демонстри-
рует умеренный негатив в отношении произошедших перемен, то
люди, перешагнувшие 50-летний рубеж, воспринимают реформы
резко отрицательно» [61].
Но ведь людям, в 2011 году «перешагнувшим 50-летний ру-
беж», в 1991 год было лишь 30 лет и менее! Это и была молодежь,
32
которая встретила реформу с энтузиазмом. Теперь эта когорта
«воспринимает реформы резко отрицательно» — и это не резуль-
тат воздействия советской идеологии, это продукт двадцатилет-
него опыта. Трудно отказаться от надежд молодости, пересмо-
треть свой выбор, который привел к массовым страданиям. Это
разочарование лишь усилило культурную травму и в значитель-
ной части нынешних 50-летних породило устойчивую аномию.
Исследования, проводимые ВЦИОМ под руководством са-
мого Ю.А. Левады с 1989 года и в 1990-е годы, раз за разом под-
тверждали, что главные «советские» ориентации граждан в ходе
реформы не менялись, а, скорее, укреплялись. Вот, в 1994 году
было проведено повторное исследование: в 1989 году в РСФСР
было опрошено 1 325 человек, в 1994 году в РФ — 2 957 человек
в различных регионах. В докладе о нем Ю. А. Левада сообщает,
что в списке значительных для нашей страны событий ХХ века
«введение многопартийных выборов» занимало в 1994 году по-
следнее место (3%). Для сравнения скажем, что полет Гагарина
отметили в числе важнейших событий 32% опрошенных. Более
того, в 1994 году уже преобладает мнение, что многопартийные
выборы принесли России больше вреда, чем пользы. Такого мне-
ния придерживались 33% опрошенных (29% ответили, что «боль-
ше пользы»). За то, что распад СССР принес России больше вре-
да, чем пользы, высказались 75% (8% ответили, что «распад СССР
принес больше пользы»)
1
.
Наиболее полное представление (из опубликованных дан-
ных) об общности «советских людей» дает исследование, которое
ВЦИОМ вел с 1989 года. Его целью было наблюдение за тем, как
изменялся в ходе перестройки и реформы социокульту рный об-
1
Т.И . Заславская в главном докладе на Международной конференции «Рос-
сия в поисках будущего» в октябре 1995 г.: «На прямой вопрос о том, как, по
их мнению, в целом идут дела в России, только 10% выбирают ответ, что «дела
идут в правильном направлении», в то время как по мнению 2/3 «события ве-
дут нас в тупик». Именно те же 2/3 россиян при возможности выбора пред-
почли бы вернуться в доперестроечное время, в то время как жить как сейчас
предпочел бы один из шести» [62]. Итак, через десять лет перестройки и ре-
форм общность «советский человек» составляла более 2/3 населения. Непре-
рывное оскорбление и обирание такой массы людей не могло не разрушить
нравственные основания общества и государства. И даже хотя значительная
часть этих людей за последующие 15 лет сошла в могилу, их дети и внуки трав-
мированы зрелищем тех оскорблений.
33
лик советского человека — «homo sovieticus». В заключительной
четвертой лекции об этом исследовании, 15 апреля 2004 года,
Ю.А. Левада говорит: «Работа, которую мы начали делать 15 лет
назад, — проект под названием “Человек советский” — последова-
тельность эмпирических опросных исследований, повторяя при-
мерно один и тот же набор вопросов раз в пять лет... Было у нас
предположение, что мы, как страна, как общество, вступаем в со-
вершенно новую реальность, и человек у нас становится иным...
Оказалось, что это наивно... Мы начали думать, что, собственно,
человек, которого мы условно обозвали “советским”, никуда от
нас не делся... И люди нам, кстати, отвечали и сейчас отвечают,
что они то ли постоянно, то ли иногда чувствуют себя людьми
советскими. И рамки мышления, желаний, интересов почти не
выходят за те рамки, которые были даже не в конце, а где-нибудь
в середине последней советской фазы. У нас сейчас половина лю-
дей говорит, что лучше было бы ничего не трогать, не приходил
бы никакой злодей Горбачев, и жили бы, и жили» [39].
Итак, «советский человек никуда от нас не делся». Он про-
сто «ушел в катакомбы». Более того, в тяжелых условиях совет-
ский человек становится «более советским», чем в благополучное
время. Культ урное ядро нашего общества выдержало удар пере-
стройки и реформы. Именно к традиционной (в советской фор-
ме) культу ре обращаются люди за материалом, чтобы починить
ткань человеческих отношений, поврежденную аномией.
Показательна реплика безымянного слушателя, высказанная
после докла да Ю.А. Левады: «Я много лет работаю на телевидении
и занимаюсь там аналитикой и социологией. И столько же време-
ни я пытаюсь понять, что они смотрят. Наверное, самая четкая
метка — это отношение телезрителей к старому советскому кино.
После каких-либо резких взломов интерес к советскому кино по-
вышается. А сам процесс идет, в общем — то, непрерывно. Его
можно назвать откатом к “советскому человеку”... Единственное
кино, которое не привлекает массовую аудиторию, — это интел-
лигентское кино 1960–1980-х годов, для примера приведу “Осен-
ний марафон”.
Чем дальше в историю, тем больше кино становится востре-
бованным. Кино 1930-х годов, предоттепельные фильмы, фильмы
о секретарях горкомов и райкомов и фильмы начала 1980-х годов,
34
самого не интеллигентского плана, они находят все большую ау-
диторию. Казалось бы, город Москва, где социальные процессы
шли более остро, так вот в Москве старое кино любят люди с вы-
соким уровнем образования и люди молодые. Любят больше, чем
кино интеллигентское. Это значит, что во многом наш человек,
в данном случае — московский, а в регионах, я думаю, еще в боль-
шей степени, становится все более советским».
Показательны оценки советского и нынешнего строя по инте-
гральному, бытийному критерию — возможности счастья. В мае
1996 года было опрошено 2 405 человек. Им был задан вопрос:
«Когда было больше счастья: до перестройки, в конце 1970-х го-
дов или в наши дни?» Ответили, что «до перестройки»: 68% лю-
дей с низкими доходами, 55% — со средними и 44% — с высо-
кими. Но даже среди богатых меньше тех, кто видит в нынешней
жизни возможность для счастья — их всего 32%.
Помимо той культурной травмы, которую переживает на-
селение при развале государства, территориального распада
страны и быстрой смене образа жизни, поражение советского
строя вызвало аномию из-за резкого отличия нового строя от
прежнего, советского — и этого отличия большинство населе-
ния не могло принять. В.В . Кривошеев объясняет это в очень
осторожных выражениях: «Аномия российского социума реально
проявляется в условиях перехода общества от некоего целост-
ного состояния к фрагментарному, атомизированному. На наш
взгляд, советское общество путем весьма болезненных социаль-
ных травм выросло до относительно целостного образования,
что, конечно, не исключало наличия в нем и разного рода кон-
фликтов, и идейных разночтений, особенно в последний период
истории... Общие духовные черты, характеристики правовой,
политической, экономической, технической культ у ры можно
было отметить у представителей, по с ути, всех слоев, групп,
в том числе и национальных, составлявших наше общество...
Надо к тому же иметь в виду, что несколько поколений людей
формировались в духе коллективизма, едва ли не с первых лет
жизни воспитывались с сознанием некоего долга перед други-
ми, всем обществом» [3].
Это социальная реальность, и бесполезно от нее отворачи-
ваться.
35
«Советский человек» подвергается жесткой идеологической
обработке, часто с примесью культ урного садизма. Его труд
и его идеалы оболганы: любой тип, выходящий на трибуну или
к телекамере с антисоветским сообщением, получает какой-то
бонус. Мало кто удерживается от такого соблазна. Антисовет-
ская риторика узаконена как желательная, что и обеспечивает
непрерывность «молекулярной агрессии» в массовое сознание
населения.
Любое явление советской жизни, которое квалифицировалось
этой элитой как отрицательное, доводилось и доводится в его от-
рицании до высшей градации абсолютного зла2
. У людей, кото-
рых в течение многих лет бомбардируют такими у тверждениями,
разрушается способность измерять и взвешивать явления, а зна-
чит, адекватно ориентироваться в реальности. В структуре мыш-
ления молодого поколения это очень заметно.
Ана лиз каждого провала нынешних «менеджеров» заменяют
проклятьями в адрес советских людей, которые не обеспечили
нас вечными благами. Вот, научный руководитель Высшей шко-
лы экономики Евгений Ясин на следующий день после аварии на
ГЭС прибегает к этому магическому приему: «Саяно-Шушенская
ГЭС была символом крупных проектов, которые осуществлялись
в СССР. Мы не знаем истинных причин этой крупной техноген-
ной катастрофы, почему произошел гидроудар. Но, я уверен, ис-
тинная причина — в безалаберности и наплевательском отноше-
нии к строительным стандартам» [58].
Вот такие «научные руководители» управляют ВШЭ, «генера-
тором программ» реформы. «Мы не знаем истинных причин...
Но, я уверен, истинная причина — в ...» Не знает, но уверен!
В 1990 и в 2001 годах было проведено большое исследова-
ние исторического сознания граждан России. В 2001 году был
добавлен вопрос: «Искажается или нет отечественная история
в современных публикациях?» Только 5% опрошенных ответи-
ли «нет».
2
К числу отрицательных явлений были отнесены те стороны советской жиз-
ни, которые традиционно приветствовались демократами и гуманистами: вы-
сокий уровень социальной защиты, доступность образования и здравоохра-
нения, реальное право на труд, низкий уровень преступности и пр. Инверсия
оценки этих сторон жизни вызвала культурное потрясение.
36
Какие же периоды искажались в наибольшей степени? Со-
ветский период, перестройка и реформы 1990-х годов. Люди чув-
ствова ли, что у них разрушили историческую память и не дают
ее восстановить. При этом подчеркивалось, что «наиболее иска-
жается история советского общества, когда руками, умом, трудом
народа осуществлены такие свершения, которые вывели нашу
страну в разряд великой мировой державы, что является обоб-
щающим достижением всех народов, населявших тогда СССР».
При обсуждении этого вывода на круглом столе в Российской
академии госслужбы было сказано: «Момент истины заключается
в том, что предмет гордости российских граждан, согласно обоим
исследованиям, составляют достижения, относящиеся к периоду
советской истории — в области культуры, литературы, искус-
ства, в космонавтике, в спорте; всенародная самоотверженность
и массовый героизм советских людей в Великую Отечественную
войну » [50].
Уход государства от выполнения сплачивающей функции,
ценностный конфликт с большинством населения разрывают
узы «горизонтального товарищества» и углубляют аномию. Это
фундаментальная угроза для России.
Что происходит с людьми, когда с у тра до вечера по радио
и телевидению оплевывают их память и ценности, труд и жерт-
вы их отцов? Поднимается глу хая злоба на государство, которое
поощряет эти издевательства, и на общество, которое не хочет
защитить человека. Это основание для аномии.
Э.В. Бойков пишет (2004 г.): «Любое изменение моральных
норм и ценностей происходит на основе моральной системы, ко-
торая регулировала взаимоотношения в обществе многие деся-
тилетия или столетия. И даже если устоявшиеся прежде нормы
формально отвергаются, они латентно продолжают функциони-
ровать. Так, например, в настоящее время колхозы сохранились
в рудиментарном состоянии. Практически выродились прежние
общественные организации, обеспечивавшие участие населе-
ния в коллективных формах самоуправления. В бизнесе, а также
в средствах массовой информации, как уже отмечалось, культи-
вируется индивидуализм. Тем не менее 48,2% опрошенного насе-
ления считают коллективизм одной из ведущих норм регулирова-
ния взаимоотношений в обществе, 71% — считают нравственной
37
ценностью быть нужными и полезными обществу. Как показыва-
ют данные опросов, в ценностной структуре массового сознания
идеалы социализма занимают достаточно важное место.
Наибольшее количество сторонников социализма среди
крестьян (68% респондентов) и рабочих (58%); за развитие ка-
питалистической рыночной экономики отдали голоса 65,5%
представителей малого и 75% среднего бизнеса. Последние дан-
ные отражают социально-классовый аспект дифференциации
нормативно-ценностных ориентаций. Любопытна и латентная
связь, обнаруженная с помощью семантического дифференциала
и кластерного анализа данных опроса. Капитализм ассоциирует-
ся в сознании многих людей с диктатурой и национализмом, а со-
циализм — с демократией» [13].
В России ведется настоящий штурм символического смыс-
ла пра здников, которые были приняты и устоялись в массовом
сознании в советское время, давно уже стали национа льными.
Праздник связывает людей, которые за много лет коллективно
выработали его образы и символы, в общность. Праздник —
всегда коллективное действо, это такой момент времени, когда
как будто открывается в небесах окошечко, через которое наша
жизнь озаряется особым магическим светом. Он позволяет нам
вспомнить или хотя бы почувствовать что-то важное и проник-
ну ть взглядом в будущее.
Важным механизмом сплочения людей в такие моменты яв-
ляется ритуал — древнейший компонент религии, поныне со-
храненный в праздниках. Его первостепенная роль — укрепление
солидарности общности. Ритуал представляет в символической
форме действие космических сил, в котором принимают участие
все члены племени или народа. Во время праздничного ритуаль-
ного общения преодолевается одиночество людей, чувство от-
чужденности. Как говорят, «ритуал обеспечивает общество пси-
хологически здоровыми членами». По словам Тютчева, у человека,
участвующего в ритуале, «к чувству древнего прошлого неизбеж-
но присоединяется предчувствие неизмеримого будущего».
Праздник мобилизует присущие каждому народу видение
истории и художественное сознание. В празднике оживают со-
бытия национальной истории, определившие с удьбу народа, —
и люди незримо соединяются общими воспоминаниями. В этом
38
смысле к праздникам примыкают дни памяти обо всех событиях,
вызывающих коллективные гордость и горечь, радость и сожале-
ние. Возникае т духовная структура, занимающая исключительно
важное место в центральной мировоззренческой матрице народа.
Разрушение символических праздников — генератор аномии,
поскольку лишившиеся их люди выпадают из традиции. В мо-
мент праздника у человека оживает чувство социального времени
и возникает духовная структура, скрепляющая людей в обще-
ство. Ткань этой структуры сложна: вырвав одну нить, мы можем
всю ее «распустить». Изъять важный праздник из жизни наро-
да — это значит подрубить один из его корней.
Конрад Лоренц в 1966 году писал в статье «Филогенетическая
и культ урная ритуализация»: «Молодой «либерал», достаточно
поднаторевший в научно — критическом мышлении, обычно не
имеет никакого представления об органических законах обы-
денной жизни, выработанных в ходе естественного развития. Он
даже не подозревает о том, к каким разрушительным последстви-
ям может привести произвольная модификация норм, даже если
она затрагивае т кажущуюся второстепенной деталь. Этому моло-
дому человеку не приде т в голову выбросить какую-либо деталь
из технической системы, автомобиля или телевизора только пото-
му, что он не знае т ее назначения. Но он выносит безапелляцион-
ный приговор традиционным нормам социального поведения как
пережиткам — нормам как действительно устаревшим, так и жиз-
ненно необходимым. Покуда возникшие филогенетически нормы
социального поведения заложены в нашем наследственном аппа-
рате и с уществуют во благо ли или во зло, подавление традиции
может привести к тому, что все культ урные нормы социального
поведения могу т угасну ть, как пламя свечи» [1, с. 164].
Именно это мы наблюдали во все годы перестройки и наблю-
даем еще сейчас в России — угасание «всех культурных норм со-
циального поведения» под давлением «молодого либерала».
Вспомним у траченные праздники. Было приложено много
усилий, чтобы вытравить смысл 1 Мая — праздника, очень лю-
бимого народом. Из памяти людей решили изъять само понятие
солидарности трудящихся, велели называть 1 Мая «Днем весны
и труда». Какая пошлость! Это никакой не День весны и труда,
а особый праздник трудящихся, их ежегодный крик о солидар-
39
ности. Праздник стал всемирным потому, что в основе его была
пролитая кровь — сила мистическая, не сводимая ни к идеоло-
гии, ни к экономическим интересам. Все это прекрасно изучено,
и ни один режим на Западе не посягает на этот праздник. В этот
день улицы и площади отдаются красному флагу. А демонстра-
ции в этот день имеют характер процессий. Любое правитель-
ство, которому взбрело бы в голову запретить, а тем более разо-
гнать первомайскую демонстрацию, было бы устранено завтра
же, причем по инициативе правых партий и самих капита листов.
И зная все это, Ельцин отдает приказ об избиении демонстрации
1 Мая 1993 года3
.
Массовое сознание советских людей приняло праздник 23 фев-
раля, он давно уже у тратил первоначальное политическое значение
и стал общенародным праздником (наряду с 8 Марта). Но в ри-
т уа ле этого праздника обязательным было шествие ветеранов,
стариков — военных. И вот, к этим-то старикам была примене-
на демонстративная жестокость в самой примитивной форме —
массового показательного избиения на улицах Москвы 23 февра-
ля 1992 года.
Газета «Коммеpсант» (1992. No 9) так описывает ту операцию:
«В День Советской Армии 450 гpузовиков, 12 тысяч милиционе-
ров и 4 тысячи солдат дивизии имени Дзержинского заблокиро-
вали все улицы в центре города, включая площадь Маяковского,
хотя накануне было объявлено, что пеpекpоют лишь Бульварное
кольцо. Едва перед огражденной площадью начался митинг, как
по толпе прошел слу х, будто некий представитель мэрии сооб-
щил, что Попов с Лужковым одумались и pазpешили возложить
цветы к Вечному огню. С победным криком «Разрешили! Раз-
3
Тогда в Москве устроили «антипраздник», наподобие черной мессы. По-
ражал сам вид кордонов вокруг отведенного для демонстрации места. С трех
сторон маленького пространства — сверкающие на солнце щиты и каски, бар-
рикады из грузовиков, множество машин для перевозки арестованных, сви-
репые немецкие овчарки. И на глазах этой надменно-враждебной силы людям
было «разрешено» провести исполненный большого для них смысла ритуал.
Это был садистский удар по подсознанию людей, безусловно преступная ак-
ция власти. Мой знакомый (кстати, видный предприниматель) рассказал мне
назавтра, как, нарядно одетый, он вышел из метро «Октябрьская» и испытал
потрясение, увидев эти легионы с овчарками. Он обошел этот строй и не вы-
держал — заплакал. «Ничего не мог поделать, — рассказывал он. — Текут сле-
зы, и все. И уехал». Человек, кстати, очень крепкий.
40
решили!» толпа двинулась к Кремлю. Милицейские цепи тотчас
рассеялись, а грузовики разъехались, образовав проходы. Однако
вскоре цепи сомкнулись вновь, разделив колонну на несколько
частей». Разделенные группы ветеранов были избиты дубинками,
и это непрерывно показывали по центральному телевидению.
Газета добавляет: «К могиле Hеизвестного солдата не были до-
пущены даже делегации, получившие официальное pазpешение:
Совета ветеpанов войны и Московской Федеpации пpофсоюзов».
Одновременно ряд СМИ провели кампанию глумления над из-
битыми. «Комсомольская пpавда» писала «сочувственно»: «Вот
хpомает дед, бpенчит медалями, ему зачем-то надо на Манежную.
Допустим, он несколько смешон и даже ископаем, допустим, его
стаpиковская настыpность никак не соответствует дpяхлеющим
мускулам — но тем более почему его надо теснить щитами
и баppикадами?»
7 ноября, годовщину Октябрьской революции, Ельцин поста-
новил «считать Днем Согласия». Какая пошлость, оскорбляющая
чувство и достоинство людей. Ведь революция — трагическое
столкновение, а не день согласия. При этом нынешние полити-
ки борются не против идеалов Октябрьской революции: она
в далеком прошлом, им неизвестна и мало их интересует. СМИ
изощряются в изобретении духовных пыток для побежденного
большинства. Зная, что до сих пор примерно половина граждан
уважают память о Революции и о тех поколениях, которые строи-
ли СССР, идеологические работники телевидения в день празд-
ника заполняют эфир издевательствами. А социологи регулярно
измеряют, как вымирает «советский народ», у которого отняли
праздник, похваливают Моисея, который придумал 40 лет водить
по пустыне народ, пока не вымерли все, кто «помнил».
Русская революция — великое событие, повернувшее ход
истории. Это великое событие с одинаковым волнением отме-
чал весь народ, независимо от того, на какой стороне баррикады
были деды и прадеды каждого. Так же отмечают 14 июля, годов-
щину своей Революции, французы. И сама мысль отменить во
Франции этот праздник показа лась бы там чудовищной и глупой.
У нас, как известно, этот «красный день календаря» отменили. Да
еще предложили попраздновать нечто 4 ноября. Мол, какая раз-
ница — выпьете водки на три дня раньше. Плюнули в душу, да
41
еще и стравили людей. Атрофия разума и чувства у господствую-
щего меньшинства — признак аномии нынешней «элиты».
После Ельцина пришел В.В. Путин. Вместо того чтобы выпра-
вить положение и просто восстановить праздник, какой-то умник
из а дминистрации придумал праздновать 7 ноября «годовщину
военного парада 7 ноября 1941 года». Парад в честь годовщины
парада! А в честь чего был тот парад, говорить нельзя. Такие
вещи даром не проходят, они усиливают аномию.
Способов углубить аномию и стравить расколотые части об-
щества много. К ним относится профанация праздников — не-
явное издевательство. Американская журналистка М. Фенелли,
которая наблюдала перестройку в СССР, подмечает: «По дороге
в а эропорт Москва подарила мне прощальный, но впечатляющий
образ лжи, которым проникну то все их так называемое “обнов-
ление”: кумачовые плакаты с лозунгом “Христос воистину вос-
крес!”. Сперва думаешь, что перед тобой какая-то новая форма
атеистического богохульства...» А разве не профанацией было
устройство концерта поп-музыки на Красной площади именно
22 июня 1992 года? И чтобы даже у тугодума не было сомнений
в том, что организуется святотатство, диктор ТВ объявил: «Будем
танцевать на самом престижном кладбище страны».
Ученые-гуманитарии кинулись изобретать методы профана-
ции советских праздников. Д.А. Левчик с философского факуль-
тета МГУ (!) в академическом журнале дает власти рекомендации,
как испоганить людям праздник: «Доказать, что место проведе-
ния митинга не “святое” или принизить его “священный” статус;
доказать, что дата проведения митинга — не мемориальная, на-
пример разверну ть в средствах массовой информации пропаган-
ду теорий о том, что большевистская революция произошла либо
раньше 7 ноября, либо позже; нарушить иерархию демонстрации,
определив маршру т шествия таким образом, чтобы его возглави-
ли не “главные соратники героя”, а “профаны”. Например, создать
ситуацию, когда митинг памяти жертв “обороны” Дома Советов
возглавит Союз акционеров МММ».
Этот интеллектуал понимает смысл того, что советует: «Про-
фанация процедуры и дегероизация места и времени митинга
создает смехотворную ситуацию... Катализатором профанации
может стать какая-нибудь “шу товская” партия типа “любите-
42
лей пива”. Например, в 1991 году так называемое Общество ду-
раков (г. Самара) профанировало первомайский митинг вете-
ранов КПСС, возложив к памятнику Ленина венок с надписью:
“В.И . Ленину от дураков”. Произошло столкновение “дураков”
с ветеранами компартии. Митинг был сорван, а точнее, превра-
щен в хэппенинг» [49]. Какая гадость! И это — в журнале Россий-
ской академии наук. Что же удивляться аномии.
Не лучше дело и с учреждением новых праздников. С ХVI века
по 1991 год большинство жителей России и подавляющее боль-
шинство русских понимали и ощущали Россию как державу, во-
бравшую в себя множество народов и ставшую империей. Уни-
чтожение этой империи (в форме СССР) было, без сомнения,
великой катастрофой мирового масштаба и тяжелейшей травмой
для большинства граждан исторической России. Если бы наши
предки могли видеть нас с небес — это было бы и для них страш-
ным горем.
И вот, 12 июня вводится государственный праздник — День
независимости России! Это черный день ликвидации историчес-
кой России и «освобождения» ее половины от украинцев и бело-
русов, от казахов и абхазов. Независимость! Выходит, все эти
народы нас угнетали, а с приходом Ельцина мы стали от них не-
зависимы и должны ежегодно это поминать как праздник. Это
дикое надругательство над здравым смыслом, совестью и народ-
ной памятью. Людей заставляют праздновать, вспоминая черное
событие в нашей национальной истории. Кто же мог искренне
праздновать это событие? Ничтожное меньшинство, которое
и было «пятой колонной» в геополитическом столкновении.
В этом есть большая доля садизма. Ответом на него у мно-
гих является аномия. Когда президентом был В.В. Путин, власть
переименовала День независимости России в День России. Это
смягчило издевательство, но не исчерпало конфликта. Ведь «ко-
рень» события, которое мы обязаны праздновать, и его смысл не
изменились. Мы же отмечаем в этот день не историческую ошиб-
к у приведения Ельцина к власти. Привязать День России именно
к 12 июня — это отказ от исторической России. И те, кто празд-
новал гибель Империи, это прекрасно понимают и старательно
подчеркивают. Еще недавно в этот день через улицы протягивали
транспаранты: «России — 10 лет».
43
Как-то 12 июня компания «Билайн» разослала всем клиентам
поздравление: «С Днем рождения, страна!» А в Новогоднем об-
ращении к народу президент Д.А. Медведев заявил: «Ровно 20 лет
назад мы в первый раз встречали Новый год в стране с именем
Россия». Что это такое? Какой в этом смысл? Ведь целая куча экс-
пертов думают над каждым словом таких обращений — что они
хотели выразить этой нелепой фразой?
Вот, стали вспоминать день 4 ноября 1612 года как завершение
той Сму ты. Но нельзя же одновременно праздновать 12 июня —
символическое начало нынешней Сму ты. Это все равно, что празд-
новать день коронации Лжедмитрия в Кремле. Сму та порождает
абсурд, но нельзя ему потакать: это вещь заразная. Ясно, что этот
праздник остае тся инструментом разрушения исторической па-
мяти и рикошетом по нравственному состоянию населения.
Постоянно, год за годом, ведется кампания по растравлива-
нию старых, давно затянувшихся ран Гражданской войны. Спо-
собность русской культуры заживлять эти раны — кость в горле
наших реформаторов. В эти кампании они втягивают и церковь.
Вот, 12 июля 2009 года, в у тренней передаче Первого канала рос-
сийского телевидения «Служу отчизне» выступает священник
Георгий Митрофанов, апологет Белого движения в Гражданской
войне 1918–1921 годов. Он обращается к военнослужащим Рос-
сийской армии с таким пастырским напу тствием: «Не может быть
примирения между теми, кто отстаивал дело исторической Рос-
сии, и теми, кто поверил в коммунистическую у топию и 70 лет
топил в крови Россию. Всем придется выбирать, с белыми они
или с красными».
Заявление это в своей невежественности и несообразности
доходит до гротеска, но это не так важно. Строго говоря, о. Геор-
гий вел экстремистскую идеологическую пропаганду в рядах во-
еннослужащих — дело откровенно противозаконное. И дело не
в нем, а в политической линии руководства «Первого канала».
Пожалуй, не было ни одной страны, которая пережила бы боль-
шую Гражданскую войну и в которой через 90 лет экстремистам
дали бы такую трибуну для призывов к реваншу и взаимной не-
примиримости. Видимо, влиятельной части политической элиты
нынешнего режима сегодня для полного счастья не хватает имен-
но новой гражданской войны. Со стороны должностных лиц го-
44
сударства за все время не последова ло ни одного неодобритель-
ного слова по поводу подобных выступлений.
В тот же день — другое сообщение прессы: «12.07.2009. Улья-
новску могу т верну ть его историческое название — Симбирск.
По сообщению ИТАР — ТАСС, губернатор Ульяновской области
Сергей Морозов заявил сегодня, выступая перед участниками
молодежного форума на Селигере, что «поддерживает восста-
новление исторической справедливости». О сроках возможного
переименования города Морозов не сообщил. Симбирск был пе-
реименован в Ульяновск в 1924 году — после смерти Владимира
Ульянова — Ленина, родившегося в этом городе».
О какой «исторической справедливости» могла идти речь на
Селигере? Ульяновск носит это имя 85 лет, это уже совершенно
другой город, нежели был Симбирск почти век назад. Он весь
создан в советское время, все его «градообразующие» структу-
ры несу т на себе облик советских «мегапроектов». Очевидно, что
целью выступления этого губернатора было сделать еще один
плевок в лицо советскому человеку. А социологи днем с фонарем
ищут причины аномии.
Оскорбления на советского человека сыплются непрерыв-
но. Вот, например, рассуждения ведущего важной программы
на канале «Культ ура» российского телевидения Виктора Ерофе-
ева в статье, написанной по такому поводу: «На минувшей не-
деле стало известно, что в проекте «Имя России. Исторический
выбор–2008» с большим отрывом лидирует Иосиф Сталин». По-
нятно, что В. Ерофеев этим недоволен, но важна теоретическая
база, которую он подводит под это демонстративное голосование.
Он пишет: «Никогда не обижай человека, который любит Стали-
на. Не кричи на него, не топай ногами, не приходи в отчаяние,
не требуй от него невозможного. Это тяжелобольной человек,
у него нечеловеческая болезнь — духовный вывих. ...Никогда
не обижай человека, который любит Сталина: он сам себя на всю
жизнь обидел.
Любовь половины родины к Сталину — хорошая причина от-
верну ться от такой страны, поставить на народе крест. Вы голо-
суете за Сталина? Я развожусь с моей страной! Я плюю народу
в лицо и, зная, что эта любовь неизменна, открываю циничное от-
ношение к народу. Я смотрю на него как на быдло, которое можно
45
использовать в моих целях... Сталин — это смердящий чан, буль-
кающий нашими пороками. Нельзя перестать любить Сталина,
если Сталин — гарант нашей цельности, опора нашего идиотиз-
ма. Только на нашей земле Сталин пустил корни и дал плоды. Его
любят за то, что мы сами по себе ничего не можем... Мы не умеем
жить. Нам нужен колокольный звон с водкой и плеткой, иначе
мы потеряем свою самобытность» [40].
Здесь писатель, идеологический работник того меньшинства,
которое, как считается, победило в войне с «совком», реагирует
на символический жест побежденных. В ответ на этот жест он
выдает декларацию полного отрицания страны, народа, «нашей
земли» и ее самобытности. Это уже не политическая и не соци-
альная борьба — это экзистенциальная несовместимость и не-
терпимость. И этому человеку предоставлена постоянная трибу-
на государственного телевидения. Может ли власть не видеть, что
вручила инструмент культу рного господства поджигателю граж-
данской войны? Но для начала он создает аномию.
В антисоветской революции обрыв корней производился
систематически при поддержке государства. В. Ерофеев в ста-
тье «Поминки по советской литературе» пишет: «Итак, это
счастливые похороны, совпадающие по времени с похоронами
социально-политического маразма» [51].
Удивительна радость В. Ерофеева от того, что значитель-
ная часть стариков (можно было бы сказать, «ветеранов войны
и тыла») страдают от тех перемен, которые происходили в стра-
не. Он пишет «о настоящей шекспировской трагедии, происшед-
шей с частью пожилого поколения, которое к семидесяти годам
осознает бессмысленность своего земного существования, от-
данного ложным идеалам». О ком он это пишет? О поколении
тех, кому в 1941 году было по 20 лет. Они почти все полегли на
фронте — и теперь литератор из номенклатурной семьи припи-
сывает им «осознание бессмысленности своего земного сущест-
вования».
Как признак «сожжения кораблей», означающего необрати-
мый переход к военным действиям против «советского челове-
ка», можно считать нанесение властью ударов даже по такому
фундаментальному символу, укрепляющему национальное со-
знание народа России, как Великая Отечественная война. Образ
46
этой войны — один из немногих сохранившихся центров сосре-
доточения связей общенациональной основы. Вся система дей-
ствий по его разрушению настолько широка и многообразна, что
заслуживает даже не книги, а серии книг (см.: [52]). Значение это-
го символа власть и правящая элита хорошо понимали4
.
В 1990-е годы было завершено начатое при Горбачеве создание
целой индустрии, производящей особый культу рный продукт —
поток «сообщений» (в художественной или «научной» форме),
в совокупности очерняющих все стороны Великой Отечествен-
ной войны. В 1990-е годы государственные институ ты приняли
активное участие в кампании по пробуждению симпатий к тем,
кто во время войны действовал на стороне гитлеровцев против
СССР. Это был один из способов подрыва авторитета символов
войны. Достаточно упомяну ть реабилитацию группенфюрера
(генерал-лейтенанта) СС фон Паннвица, который командовал
карательной дивизией в Белоруссии, был осужден за военные
преступления и казнен в 1947 году. Мало того, что его реабили-
тировали как невинную жертву политических репрессий, ему
и его соратникам поставили «скромный памятник» в Москве.
Уже после избрания президентом В.В. Пу тина пришлось прини-
мать беспрецедентное постановление об «отмене реабилитации»
(а памятник сносить не решились) [60].
В государственных еще издательствах возник жанр литера-
т уры, оправдывающей предательство. Власовцы были изменни-
ками — но ведь они боролись со сталинизмом. Измена Власова
оправдывалась высшими ценностями. Чингиз Айтматов в своей
книге «Тавро Кассандры» (1994) уже не считает войну Отече-
ственной. Это для него «эпоха Сталингитлера или же, наоборот,
Гитлерсталина» и это «их междоусобная война». В ней «сцепились
в противоборстве не на жизнь, а на смерть две головы физиоло-
гически единого чудовища».
Писатель В. О. Богомолов, участник Великой Отечественной
войны, писал в 1995 году, в полувековой юбилей Победы: «Очер-
нение, с целью «изничтожения проклятого тоталитарного прош-
4
На круглом столе в Российской академии госслужбы в 2002 году в заключи-
тельном слове было сказано: «Память о Великой Отечественной войне при всех
ее проблемах, ошибках, провалах — это практически сегодня, пожалуй, един-
ственное объединяющее наш народ историческое событие прошлого» [50].
47
лого», Отечественной войны и десятков миллионов ее живых
и мертвых участников как явление отчетливо обозначилось еще
в 1992 году. Люди, пришедшие перед тем к власти ... стали откры-
то инициировать, спонсировать и финансировать фальсифика-
цию событий и очернение не только сталинского режима, систе-
мы и ее руководящих функционеров, но и рядовых участников
войны — солдат, сержантов и офицеров.
Тогда меня особенно впечатлили выпущенные государствен-
ным издательством «Русская книга» два «документальных» сбор-
ника, содержащие откровенные передержки, фальсификацию
и прямые подлоги. В прошлом году в этом издательстве у меня
выходил однотомник, я общался там с людьми, и они мне под-
твердили, что выпуск обеих клеветнических книг считался «пра-
вительственным заданием». Для них были выделены лучшая бу-
мага и лучший переплетный материал, и курировал эти издания
один из трех наиболее близких в то время к Б.Н. Ельцину высо-
копоставленных функционеров. Еще в начале 1993 года мне ста-
ло известно, что издание в России книг перебежчика В.Б . Резуна
(«Суворова») также инициируется и частично спонсируется (вы-
деление бумаги по низким ценам) сверху » [59].
В трактовке Великой Отечественной войны антисоветизм сце-
плен с отрицанием исторической России вообще, с отрицанием
смысла ее отечественных войн против нашествия Запада. «Мо-
сковский комсомолец» писал 22 июня 2005 году, в годовщину нача-
ла войны и сразу после юбилея Победы: «Нет, мы не победили. Или
так: победили, но проиграли. А вдруг было бы лучше, если бы не
Сталин Гитлера победил, а Гитлер — Сталина? Мы освободили Гер-
манию, может, лучше бы освободили нас?» (цит. по: [55]). Это де-
монстрация, и такие демонстрации никто себе не позволяет, если
они не санкционированы сильными мира сего, пусть и негласно.
Более того, идеологическим деятелям было позволено в самый
момент праздника вести гнусную и поразительную по своей лжи-
вости пропаганду, пачкающую образ Победы. Терпимость к это-
му со стороны власти и «элиты» — признак деградации культу-
ры. Вот Г.Х . Попов к юбилею Победы в 2005 году выпустил книгу
«Три войны Сталина», в которой утверждал, что «Курской битвы
как таковой не было, так как после высадки союзников на Сици-
лии Гитлер увел все свои танковые дивизии на запад» [55].
48
Президент Академии военных наук М.А. Гареев пишет в 2006 го-
ду: «За последние 10–15 лет не показано ни одного нового филь-
ма ... где бы правдиво и доброжелательно по отношению к участ-
никам войны отобража лась ее история. 60 -летие Курской битвы
газета «Известия» ознаменова ла «сенсационным» сообщением:
оказывается, немцы в знаменитом Прохоровском сражении по-
теряли 5 танков, а советские войска — 334... Не менее десятка
писателей и историков написали о том, что Ленинград не надо
было оборонять, а следовало бы сдать его. ... Доходит даже до
у тверждений о том, что это была позорная война, в которой мы
потерпели поражение» [55].
Программа подрыва памяти о Победе была снабжена самы-
ми разными этикетками. Одна из них — объявляющая советское
государство фашистским. Вот как Л. Радзиховский «благодарит»
в юбилей Победы Красную армию: «Я, конечно, помню. И благо-
дарен за спасение... за «дарованную жизнь». Благодарен Красной
армии и СССР, каким бы отвратительным государством он ни
был, благодарен солдатам, как бы кто из них ни относился к ев-
реям, каким бы кто ни был антисемитом, благодарен — как ни
трудно это сказать — да, благодарен Сталину. Этот антисемит,
пусть сам того не желая, но спас еврейский народ... Но помня
великую заслугу Сталина, я не могу отрицать очевидного — что
он конечно же был «обыкновенным фашистом», создал вполне
фашистский строй» [56].
Вся эта идеологическая работа оправдывалась необходи-
мостью нанести еще один удар по «массовой идентичности рос-
сиян». Социолог Л.Д. Гудков объясняет задачу так: «Державная
интерпретация победы 1945 года стала не просто оправданием
советского режима в прошлом и на будущее... Победа в войне
легитимирует советский тоталитарный режим... Представление
людей о себе как жертве агрессии придало им непоколебимую
уверенность в своей правоте и человеческом превосходстве, за-
крепленном Победой в этой войне. Рутинизацией этой уверен-
ности стало и внеморальное, социально примитивное, почти
племенное деление на «наших и ненаших» как основа социальной
солидарности» [57].
Согласно Гудкову, жертвой агрессии советский народ не был
и никакого человеческого превосходства над фашистами в войне
49
не продемонстрировал. Гордость народа — победителя, поддер-
живающая его самосознание и скрепляющая общей памятью,
называется внеморальной и социально примитивной. Это пишет
квалифицированный специалист, доктор философских наук,
руководитель Отдела социально-политических исследований
Аналитического центра Юрия Левады, а ныне директор Левада-
центра, окончивший факультет журналистики МГУ и аспиран-
т уру Институ та философии АН СССР, работавший в Институ те
социологии АН СССР и во ВЦИОМ5
.
Он верно определяет эту память как «социальное отношение
к войне, воплощенное и закрепленное в главном символе, инте-
грирующем нацию: Победе в войне, победе в Великой Отечествен-
ной войне. Это самое значительное событие в истории России,
как считают ее жители, опорный образ национального сознания.
Ни одно из других событий с этим не может быть сопоставле-
но. В списке важнейших событий, которые определили судьбу
страны в ХХ веке, победу в ВОВ в среднем называли 78% опро-
шенных... Всякий раз, когда упоминается «Победа», речь идет
о символе, который выст упает для подавляющего большинства
опрошенных, для общества в целом важнейшим элементом кол-
лективной идентификации, точкой отсчета, мерилом, задающим
определенную оптику оценки прошедшего и отчасти — понима-
ния настоящего и будущего».
Задача сформулирована вполне ясно — разрушить «опорный
образ национального сознания». В свой академический текст
Л.Д. Гудков даже включает художественную метафору: «Победа
торчит сегодня как каменный столб в пустыне, оставшийся после
выветривания скалы».
Пустыня, оставшаяся после выветривания скалы — это и есть
аномия. Но для ее полноты надо еще взорвать сохранившийся ка-
менный столб.
Л.Д. Гудков объясняет, почему память об Отечественной войне
и Победе стала таким важным объектом ударов: «Она стягивает
к себе все важнейшие линии интерпретаций настоящего, задает
5
В основе статьи лежит выступление Л.Д. Гудкова на IX Немецко-российских
осенних дискуссиях в Берлине 22–24 октября 2004 года. По словам автора, он
рассматривает «характер коллективной «памяти о войне» или роль представ-
лений о войне в системе национальной идентичности нынешних россиян».
50
им масштаб оценок и риторические средства выражения... [Она
дала] огромному числу людей свой язык «высоких коллективных
чувств», язык лирической государственности, который намерт-
во закрепился впоследствии, уже к середине 1970-х годов, и на
котором только и могу т сегодня говорить о войне большинство
россиян».
Таким образом, задача — уничтожить систему «всех важней-
ших линий интерпретаций настоящего», уничтожить систему
координат для оценки реальности. Тогда население России будет
лишено языка («риторических средств выражения») и общих ху-
дожественных и эмоциональных средств общения вну три себя
и с государством: оно у тратит «язык «высоких коллективных
чувств» и язык «лирической государственности».
51
Глава 4.
Расслоение общества,
перевернувшее жизнь
С точки зрения социологии, главным следствием реформы
1990-х годов стала дезинтеграция, распад российского обще-
ства. Дезинтеграция и аномия — две стороны одного процесса,
они усиливают друг друга с кооперативным эффектом. Кризис,
перешедший в 1991 году в острую стадию, потряс всю систему об-
щества, все ее элементы и связи. Можно у тверждать, что одна из
главных причин продолжительности и глубины кризиса заключа-
ется именно в глубине дезинтеграции общества. Ее маховик был
раскручен в политических целях как способ демонтажа советско-
го общества. Но остановить этот маховик после 2000 года не уда-
лось (если такая задача вообще была осознана и поставлена).
Исследователи, изучающие эт у сторону реформы, писали
(1999 г.): «Социальная дезинтеграция понимается как процесс
и состояние распада общественного целого на части, разъеди-
нение элементов, некогда бывших объединенными, т. е. процесс,
противоположный социальной интеграции. Наиболее частые
формы дезинтеграции — распад или исчезновение общих со-
циальных ценностей, общей социальной организации, инсти-
т у тов, норм и чувства общих интересов. Полная социальная де-
зинтеграция разрушает систему, но не обязательно ее составные
части... Это также синоним для состояния, когда группа теряет
контроль над своими частями. Этим понятием часто обозна-
чается и отст упление от норм организации и эффективности,
т. е . принятого инстит уционального поведения то ли со сторо-
ны индивида, то ли со стороны социальных групп и акторов,
стремящихся к переменам. Тогда понятие социальной дезинте-
грации по содержанию становится весьма близким к понятию
«аномия». Социальная дезинтеграция способствует развитию
социальных конфликтов» [53].
А. Тойнби писал, что «больное общество» (в состоянии дезин-
теграции) ведет войну «против самого себя». Образуются соци-
альные трещины — и «вертикальные» (например, между регио-
52
нальными общностями), и «горизонтальные» (вну три общностей,
классов и социальных групп). Это и происходит в России.
В большой обзорной работе сказано: «В настоящее время
в российском социальном пространстве преобладают интенсив-
ные дезинтеграционные процессы, размытость идентичностей
и социальных статусов, что способствует аномии в обществе.
Трансформационные процессы изменили прежнюю конфигура-
цию социально-классовой структуры общества, количествен-
ное соотношение рабочих, служащих, интеллигенции, крестьян,
а также их роль. Судьба прежних высших слоев (политическая
и экономическая элита) сложилась по-разному : кто-то сохранил
свои позиции, используя имеющиеся привилегии, кто-то у тра-
тил. Хуже всех пришлось представителям прежних средних сло-
ев, которые были весьма многочисленны, хотя и гетерогенны:
профессионалы с высшим образованием, руководители среднего
звена, служащие, высококвалифицированные рабочие. Бóльшая
их часть обеднела и стремительно падает вниз, незначительная
доля богатеет и уверенно движется к вершине социальной пира-
миды...
Коренным образом изменились принципы социальной стра-
тификации общества, оно стало структурироваться по новым
для России основаниям... Исследования подтверждают, что су-
ществует тесная связь между расцветом высшего слоя, «новых
русских» с их социокультурной маргинальностью, и репродукци-
ей социальной нищеты, криминала, слабости правового государ-
ства» [53].
Это состояние было зафиксировано уже в середине 1990-х
годов: «Исследования социальной структуры российского об-
щества, проведенные в последние годы... фиксируют крайнюю
неустойчивость социальной структуры трансформирующегося
общества, ее аморфность, неопределенность... Ныне отсу тству-
ют сложившиеся массовые социальные слои со своими осознан-
ными интересами, политико-идеологическими ориентациями,
общепринятыми правилами и стандартами поведения» [68].
В 1998 году А.А. Галкин писал: «Если подойти к проблеме тео-
ретически, то складывающуюся картину можно представить себе
как результат наложения друг на друга двух стратификационных
сеток: прежней, традиционной, хотя и частично очищенной от
53
мифологических искажений, и новой, сложившейся (или скла-
дывающейся) благодаря трансформации экономических отно-
шений. Такое наложение неизбежно должно иметь результатом
высокую степень дробления социальных групп, их повышенную
мозаичность...
Многие социальные группы, которые теоретически должны
были бы составить костяк среднего класса (прежде всего работ-
ники нефизического труда, большинство квалифицированных
рабочих, ремесленники, часть мелких предпринимателей) в ре-
зультате издержек трансформации и некомпетентной полити-
ки оказались на социальном дне или где-то рядом. Те, кто с не-
которой натяжкой могли бы быть отнесены к среднему классу
(основная масса торговых работников и мелких предпринимате-
лей в промышленности и сфере услуг), с трудом держатся на его
самой последней, низшей ступени, постоянно подвергаясь опас-
ности соскользну ть вниз...
Расчлененность и вну тренняя противоречивость интересов
свойственна и другим слоям и группам российского общества»
[136].
После 2000 года этот процесс не остановился: инерция его
велика. Вот как социологи В.А. Иванова и В.Н. Шубкин харак-
теризуют состояние общества, сравнивая ответы респондентов
в 1999 и 2003 годах: «Усиливается ориентация на готовность к со-
циальному выживанию по принципу «каждый за себя, один Бог
за всех». 30% считают, что даже семья, близкое окружение не смо-
гу т предоставить им средств защиты, адекватных угрожающим
им опасностям, т. е. чувствуют себя абсолютно незащищенными
перед угрозами катастроф. Анализ проблемы страхов росси-
ян позволяе т говорить о глубокой дезинтеграции российского
общества. Практически ни одна из проблем не воспринимается
большей частью населения как общая, требующая сочувствия
и мобилизации усилий всех» [12].
Примерно так же описывает ситуацию В.Э. Бойков (2004 г.):
«Состояние массовой фрустрации иллюстрируется данными со-
циологических опросов различных категорий населения. Соглас-
но опроса 2003 года, 73,2% респондентов в той или иной степени
испытывают страх в связи с тем, что их будущее может оказаться
далеко не безоблачным; 74,6% — опасаются потерять все нажи-
54
тое и еще 10,4% —заявили, что им уже нечего терять; 81,7% — не
планируют свою жизнь или планируют ее не более чем на один
год; 67,4% — считают, что они совсем не застрахованы от эко-
номических кризисов, которые опускают их в пучину бедности,
и 48,3% — чувствуют полную беззащитность перед преступно-
стью; 46% — полагают, что если в стране все будет происходить
как прежде, то наше общество ожидает катастрофа. Заметим,
тревожность и неуверенность в завтрашнем дне присущи пред-
ставителям всех слоев и групп населения, хотя, конечно, у бедных
и пожилых людей эти чувства проявляются чаще и острее» [13].
Вот взгляд из российской глубинки (Ивановская обл., 2007 г.):
«Депрессивная экономика, низкий уровень жизни и высокая диф-
ференциация доходов населения сильнее всего сказываются на
представителях молодежной когорты, порождая у них глубокий
«разрыв между нормативными притязаниями... и средствами их
реализации», усиливая аномические тенденции и способствуя
тем самым росту суицидальной активности в этой группе...
Бесконечные реформы, результирующиеся в усиление бед-
ности, рост безработицы, углубление социального неравенства
и ослабление механизмов социального контроля неизбежно ве-
дут к деградации трудовых и семейных ценностей, распаду нрав-
ственных норм, разрушению социальных связей и дезинтеграции
общественной системы. Массовые эксклюзии рождают у людей
чувство беспомощности, изоляции, пустоты, создают ощуще-
ние ненужности и бессмысленности жизни. В результате теряет-
ся идентичность, растет фрустрация, у трачиваются жизненные
цели и перспективы. Все это способствует углублению депрессив-
ных состояний, стимулирует алкоголизацию и различные формы
суицидального поведения. Общество, перестающее эффективно
регулировать и контролировать повседневное поведение своих
членов, начинает систематически генерировать самодеструктив-
ные интенции» [8].
А вот вывод при взгляде на российскую реформу извне,
с обобщающей формулировкой. Вице-президент Международ-
ной социологической ассоциации М. Буравой пишет: «Россия
поляризуется... Центр интегрируется в передовые сети глобаль-
ного информационного общества, провинции бредут в противо-
положном направлении к неофеодализму... Невероятно глубокое
55
разделение общества по имущественному положению повлекло
за собой отчужденность. Разрушительной формой протеста ста-
ло пренебрежение к социальным нормам. В социальной струк-
т уре распадающегося общества возник значительный слой «от-
верженных» — люмпенизированных лиц, в общности которых
процветают преступность, алкоголизм и наркомания» [7].
Таким образом, распад структуры общества означает ис-
чезновение той социальной среды, которая и обеспечивает вы-
полнение каждым членом социума нравственных (и в большой
степени также правовых) норм. Люди, не связанные с ближними
социальными, информационными и эмоциональными связями,
не получают от окружающих сигналов одобрения или неодобре-
ния и тем более не испытывают на себе моральных санкций своей
общности.
З.Т. Голенкова и Е.Д. Игитханян пишу т (2008 г.): «Современ-
ную социальную структуру российского общества нельзя рас-
сматривать как стабильное устойчивое явление. Появившиеся
различные формы собственности привели к рождению новой со-
циальной структуры с новыми формами социальной дифферен-
циации. Основной характеристикой современного российского
общества является его социа льная поляризация, расслоение на
большинство бедных и меньшинство богатых. Таким образом,
налицо конфликт между сущностью проводимых экономических
реформ и ожиданиями и стремлением большинства населения.
Пространство социальной стратификации как бы свертывается
практически к одному показателю — имущественному (капитал,
собственность, доход) ...
В заключение отметим, что проблематика социальной страти-
фикации российского общества является сегодня приоритетной
в российской социологии» [3].
Стратификация общества и его деление на большие общности
(классы) — предмет макросоциологии. Но общий вывод о дезин-
теграции российского общества под воздействием реформы под-
тверждается и социологами, которые ведут наблюдения за про-
цессами, происходящими на «микроуровне» — в малых группах,
в отношениях между людьми на уровне личности. Такие регу-
лярные обследования начались уже в 1981 году и продолжались
в ходе реформы. В недавней обзорной работе подведены итоги
56
длительных наблюдений. Приведем обширную выдержку из этой
работы: «Анализ свидетельствует, что весьма заметные и наибо-
лее противоречиво оцениваемые изменения в российском образе
жизни за прошедшие четверть века произошли в одной из глав-
ных сфер человеческого взаимодействия и общения — в микро-
среде, проходя через которую общественные требования либо
принимаются, либо отвергаются, либо видоизменяются, прелом-
ляясь через призму специфических условий, норм, ценностей,
взглядов и отношений и т. п.
Как следует из приведенных данных, общий вектор проис-
шедших изменений — активное расширение зоны действия норм
негативных и сужение позитивных. Так, в 8,4 раза уменьшилась
доля микросред, в которых почти все люди уверены в завтраш-
нем дне, и в 2 раза стало меньше тех, в ближайшем социальном
окружении которых также почти все стремятся работать как
можно лучше. На 40% сократилась доля микросред, состоящих
в основном из людей отзывчивых, всегда готовых прийти на по-
мощь. Напротив, в 4,4 раза стало больше людей, в ближайшем
социальном окружении которых почти все озабочены исклю-
чительно собой, личным благополучием. В 3 раза возросла доля
микросред, состоящих из пьющих людей, в 1,4 раза — доля, где
спиртными напитками злоупотребляет большинство. В ближай-
шем социальном окружении, зараженном националистическими
предрассудками, сегодня живет более чем в 3 раза больше людей,
нежели в 1981–1982 годах. Таким образом, мы наглядно видим,
что «лучше работать» постепенно заменяется на «лучше потре-
блять», взаимопомощь на эгоцентризм, уверенность в завтраш-
нем дне на социальную и национальную напряженность.
Все это признаки явной деструкции социальных отношений,
масштабы которой достаточно хорошо видны из сравнитель-
ного анализа характера социального окружения людей в совет-
ское и нынешнее время. Отчетливо видна тенденция замены
благоприятной для нормального человека социа льной среды на
неблагоприятную, паразитически-эгоистическую, агрессивно-
враждебную...
Ана лиз показывает, что в современном российском обществе
не только формируется, но уже реализуется альтернативная нор-
мативная система, определяющая повседневные практики людей.
57
В советский период основу общественной жизни составлял мо-
дальный тип цивилизованной личности, который сформировал-
ся на базе культ уры стабильного общества. В современной России
люди не уверены в завтрашнем дне, среди них в разы уменьши-
лась доля тех, кто стремится работать как можно лучше, готовых
проявить отзывчивость и взаимопомощь. Резко увеличилась эт-
ническая нетолерантность и алкоголизация населения. Сегодня
основная масса стремится взять от общества побольше, а дать
ему поменьше. Резко у худшилась социальная ситуация в целом,
в том числе на производстве, а насаждение идеологии продажно-
сти привело к повсеместной распространенности безудержного
внеэтического индивидуализма» [147].
Это картина погружения России в бездну аномии.
Отметим еще одну сторону этого процесса. Выше было приве-
дено замечание В.Э. Бойкова, который указал на важный признак
аномии — люди «не планируют свою жизнь или планируют ее
не более чем на один год», причем это присуще «представителям
всех слоев и групп населения». Эту тему развивает В.В. Кривоше-
ев (2009 г.): «Для современного общества, насыщенного горизон-
тальными связями (сетями), обладающего качественно иными
коммуникационными и информационными возможностями, все
в большей мере характерна, на наш взгляд, специфичная форма
проявления аномии, которую можно определить как ситуацию
коротких жизненных проектов.
Социальное беспокойство, страхи и опасения людей за до-
стигну тый уровень благополучия субъективно не позволяют лю-
дям удлинять в дение своих жизненных перспектив. Известно,
например, что ныне, как и в середине 1990-х годов, почти три чет-
верти россиян обеспокоены одним: как обеспечить свою жизнь
в ближайшем году.
Короткие жизненные проекты — это не только субъективная
рассчитанность людьми жизненных планов на непродолжитель-
ное физическое время, но и сокращение конкретной продолжи-
тельности «социальных жизней» человека, причем сокращение
намеренное, хотя и связанное со всеми объективными процес-
сами, которые идут в обществе. Такое сокращение пребывания
человека в определенном состоянии («социальная жизнь» как
конкретное состояние) приводит к релятивности его взглядов,
58
оценок, отношений к нормам и ценностям. Поэтому короткие
жизненные проекты и мыслятся нами как реальное проявление
аномии современного общества» [14].
В. В. Кривошеев связывает распространение этого типа аномии
именно с качествами нового общественного порядка в сравнении
с советским жизнеустройством. Он пишет: «Прежнее общество,
хотя и было во многом гомогенизированным, но состояло все же
из дифференцированных индивидов, которые были в состоянии
«эмоционального смешения», т. е. возможности включения себя
в жизнь иных. Теперешний человек, как никогда прежде имею-
щий возможность комму тировать с другими, остается одиноким,
отъединенным от общих социальных установлений. Образовал-
ся новый, фрагментированный индивид...
В советский период истории не только декларировались, но
и на практике осуществлялись иные, длинные, жизненные проек-
ты... Ситуация длинных жизненных планов предполагала наличие
определенной системы ценностных координат. Социологические
исследования, проведенные в 1963–1966 годах, например, показа-
ли, что подавляющее число молодых людей (70% от числа опро-
шенных) считали для себя главными жизненными ориентирами
«иметь интересную, любимую работу », «пользоваться уважением
окружающих», «любить и быть любимым». Исследование, прове-
денное в Москве в 1982 году, выявило, что на первом месте среди
жизненных ценностей респондентов из числа молодежи была «ин-
тересная работа» (75,3%), далее шли — «семейное счастье, счастье
в любви, детях» (66,4%), «уважение людей» (43,6%). Получается,
что именно длинные жизненные планы были ориентиром и в сфе-
ре семейных отношений. Человек рассчитывал свою жизнь с одним
брачным партнером, что можно расценивать и как некую инерцию
элементов и характеристик традиционного общества.
Кардинальная трансформация российского общества, нача-
тая в конце 1980-х — начале 1990-х годов, одновременно означала
и резкий переход значительного числа людей, целых социальных
групп и категорий к коротким жизненным проектам» [14].
Можно предположить, что важным фактором углубления
аномии стал распад большой общности — интеллигенции. В со-
временном обществе, особенно в среде городского населения,
интеллигенция играла важнейшую консолидирующую функцию
59
как обладающая авторитетом в интерпретации явлений соци-
альной жизни. Инженер и учитель, врач и офицер через личные
контакты на массовом уровне вели «молекулярную» работу по
легитимизации правовых и нравственных норм. «Деклассирова-
ние» интеллигенции, ее резкое обеднение и снижение социаль-
ного статуса ликвидирова ли саму возможность выполнения этой
функции — и одновременно привели к обширной аномии среди
самих представителей этой общности.
А.А . Галкин писал (1998 г.): «Глубокой дисперсии подверглись
массовые группы людей интеллектуального труда, т. е. интелли-
генция. Одновременно произошло ее беспрецедентное статусное
падение. Сотни тысяч, миллионы — инженеры, ученые, меди-
цинские работники, педагоги — потеряли возможность работать
в соответствии со своей профессией. Их заработная плата, и так
невысокая в прежние годы, упала в два–четыре раза. Во многих
случаях ее, как известно, вообще не платят.
В структуре безработицы самый высокий уровень среди лиц
нефизического труда. Ценность умственной деятельности в обще-
ственном сознании упала до самого низкого уровня за последние
десятилетия. Чтобы выжить, многим интеллигентам приходит-
ся выполнять тяжелые, непрестижные работы, выслушивая при
этом издевательские комментарии скоробогачей и сохранивших
свои позиции бюрократов. И это не конъюнктурная ситуация,
а перспектива на многие десятилетия...
Сейчас вновь все очевиднее проявляются и двойственность
положения интеллигенции в системе общественных отношений,
и ее глубокая вну тренняя дифференциация, хотя конфигура-
ция, как это обычно бывает на новом этапе, выглядит по-иному.
В сфере политической ориентации все более отчетливо выделя-
ются три основные группы: две массовые и одна, приобретающая
черты маргинальной. Первая группа включает не принимающих
ценности складывающегося общественного строя; вторая —
глубоко разочарованных его бывших сторонников; третья —
в основном, а в ряде случаев и полностью идентифицирующая
себя с властью» [136].
Рассмотрим кратко типы расколов, которые сразу разрывают
множество связей между людьми и в совокупности ведут к де-
зинтеграции общества и всеобъемлющей аномии.
60
—
Первый раскол — между бедными и богатыми.
Это самое массовое разделение. Выше был приведен катего-
ричный вывод социологов: «Пространство социальной страти-
фикации как бы свертывается практически к одному показате-
лю — имущественному (капитал, собственность, доход)». Это,
конечно, преувеличение, поскольку принципиальное разделение
происходит по многим признакам, не менее важным, чем имуще-
ственный.
Институ т социологии РАН с 1994 года ведет мониторинг
«социально-экономической толерантности» в России — регуляр-
ные опросы с выявлением субъективной оценки возможности
достижения взаимопонимания и сотрудничества между бедными
и богатыми. После ноября 1998 года эти установки стали удиви-
тельно устойчивыми. В ноябре 1998 года они были максимально
скептическими: отрицательно оценили такую возможность 53,1%
опрошенных, а положительно — 19% (остальные — нейтрально).
Затем от года к году (от октября 2001 г. до октября 2006 г.) доля
отрицательных оценок колебалась в диапазоне от 42,1 до 46%.
Оптимистическую оценку давали — от 20 до 22% [50]. Угроза
у траты «коммуникабельности» со временем нарастает.
—
Второй раскол — мировоззренческий.
Это массовое разделение проходит по всем группам. Оно даже
пересекает пропасти между богатыми и бедными, между русски-
ми и нерусскими, между поколениями.
Социологи пишу т о таком пересечении линий раздела следую-
щее: «Россиян в большей степени беспокоит не размер кошелька
или банковского счета «соседа», а то, что нынешнее расслоение на
богатых и бедных неестественно, неорганично, проистекает из ис-
точников, которые «разрывают» общество и задают сомнитель-
ные, антисоциальные ориентиры. «Природа» этого расслоения
входит в противоречие с консенс усной ценностью большинства
россиян (свыше 75% ее разделяющих) о том, что “человек должен
име ть те доходы, которые заработал честным трудом”» [63].
Л. Радзиховский констатирует в официальной «Российской газе-
те»: «Идеологически страна по-прежнему состоит из “двух Россий”.
Одна — за Сталина, русского бога равенства, зависти и садистской
жестокости. Другая — за Гайдара, символ неравенства, конкурен-
ции, рыночной жесткости. И договориться этим двум странам ни-
61
как не возможно — спасибо хоть тихой гражданской войны нет.
Такая страна — две взаимоисключающие друг друга половинки,
с разным прошлым и разными мыслями о будущем» [65].
В.Э. Бойков приводит данные опросов населения в возрасте
18 лет и старше (объем выборочной совокупности — 2 400 че-
ловек) и экспертов (242 человека), проведенных Социологиче-
ским центром РАГС и Институ том социальных исследований
(осень 2009 г.) в 24 субъектах Российской Федерации. Предмет —
социально-политические ориентации россиян. Автор делает ис-
ключительно важный вывод: «В иерархии ценностных ориента-
ций ключевое значение имеет “социальная справедливость”. Для
большинства опрошенных она по-прежнему означает преиму-
щественно социальное равенство, что проявляется в оценке раз-
личий между людьми по принципу получения ими доходов. Во
взглядах респондентов на соответствие оплаты труда трудовым
усилиям произошел существенный сдвиг в сторону социального
равенства... Оценки социальной справедливости с точки зрения
морали предстают как осознание людьми общественно необхо-
димого типа отношений.
Как показывают данные исследований, распределение мнений
о су ти социальной справедливости и о несправедливом характере
общественных отношений одинаково и в младших, и в старших
возрастных группах... Именно несоответствие социальной ре-
альности ментальному представлению большинства о социаль-
ной справедливости в наибольшей мере отчуждает население от
политического класса, представителей бизнеса и государствен-
ной власти» [64].
—
Третий раскол — этнокультурный.
Этнонационализм как идеология начал свое наст упление еще
в СССР, в годы перестройки. А в 1990-е годы реформаторам уда-
лось произвести важное изменение во всей конструкции межна-
ционального общежития России — сдвину ть массовое сознание
нерусских народов от русоцентричного к этноцентричному. В не-
которых регионах была начата мобилизация этничности на базе
русофобии, т. е . агрессивного этнонационализма.
В.А . Тишков пишет об этом: «Идеологи этнонационализма
проводят линию, что татарский, башкирский, марийский, мор-
довский и другие культурные компоненты не есть часть рос-
62
сийского культурного ареала, а это часть полумифических и по-
литизированных «тюркского мира», «финно-угорского мира»
и прочих «татарских миров». Следом за этим принимаются го-
сударственные программы поддержки избранной категории рос-
сиян, родные языки которых лингвисты поместили в одну язы-
ковую семью, например финно-угорскую. А уже за ними следом,
только с противоположным смыслом, эстонские политики вносят
в ПАСЕ проект резолюции о нарушении прав финно-угорских
народов в России. Обе эти позиции спонсирования этнического
партикуляризма есть по сути отрицание российского народа,
а значит, и России» [66].
Аномия в сфере этнических отношений инерционна, преодо-
ление ее требует больших и тщательных усилий. Их результаты
разрушаются социальными формами, возникающими в ходе ре-
формы. На основании исследований 2003 года социологи пишу т:
«Вне зависимости от их мировоззренческой и вероисповедной
принадлежности идентифицирует себя в качестве граждан Рос-
сии — 62%. При этом 11% по-прежнему считают себя граждана-
ми СССР, а 3% респондентов — гражданами мира. Около четвер-
ти респондентов (24%) заявили о неопределенности собственной
гражданской ориентации.
Наиболее же существенные отличия демонстрирует группа
последователей ислама, в которой гражданами России ощущают
себя лишь 39% респондентов, в то время как гражданами СССР —
19%, а гражданами мира — 8%. При этом уровень неопределен-
ности в гражданской ориентации мусульман также самый высо-
кий — 33%» [67].
—
Четвертый раскол — между поколениями.
В последние годы перестройки и в 1990-е годы культурная
травма, поразив и старшие поколения, и подростков, вызвала
резкие конфликты между поколениями, разрушая традиционные
отношения и установившуюся в советское время систему норм
взаимной ответственности и уважения. В дальнейшем, в ходе
углубления дезинтеграции общества, этот раскол лишь углублял-
ся, становился «системным»: происходило расхождение социаль-
ных и ценностных установок, структур потребностей и пр.
М.Б. Глотов, изучающий отношения между поколениями, пи-
шет (2004 г.): «Наиболее экспрессивное и агрессивное противо-
63
стояние поколений происходит на макроуровне по проблемам
идеологии. На микроуровне столкновение поколений сглажива-
ется семейными традициями и вызвано различиями в отноше-
ниях к нравственным и субкульту рным ценностям. Негативное
влияние на межпоколенные конфликты оказывают такие соци-
альные явления, как социальное неравенство и социальная не-
справедливость, конкуренция и безработица, этнические, со-
словные и религиозные разногласия.
Обострению межпоколенных конфликтов способствуют мас-
штабные и динамические изменения в политической и эконо-
мической структурах общества, смена бытовых и к ультурных
стандартов, а также сопу тствующие им социальные конфликты,
такие как, например, семейные, этнические, классовые, профес-
сиональные» [69].
Приведем недавнюю оценку состояния молодежи: «Для уста-
новок значительной части молодежи характерен нормативный
релятивизм — готовность молодых людей преступить социаль-
ные нормы, если того потребуют их личные интересы и устрем-
ления... Обычно такая стратегия реализуется вследствие гипер-
болизации конфликта с окружением, его переноса на социум
в целом. При этом конфликт, который может иметь различные
источники, приобретает в сознании субъекта ценностно-ролевой
характер и, как следствие этого, ярко выраженную тенденцию
к эскалации» [70].
Психологи и социологи пишу т о молодежных субкультурах
и «группировках», в которых подростки и молодые люди обре-
тают «негативную» (асоциальную и агрессивную) идентичность.
Это разновидность проявлений аномии.
Далее обсудим подробнее эти и некоторые иные типы рас-
колов.
64
Глава 5.
Аномия бедности
По нашему народу прошли трещины и разломы. Люди съежи-
лись, сплотились семьями и маленькими группами, отдаляются
друг от друга, как разбегаются атомы газа в пустоте. Народ, ко-
торый в недавнем прошлом был цельным и единым, становится
похож на кучу песка.
Но сначала его раскололи на большие блоки — и так умело,
что мелкие трещины прошли по всем частям. Главные разломы
прошли в дву х плоскостях — социальной и национальной. Это
те плоскости, в которых уложены главные связи, соединяющие
людей в народы. Для России обе эти плоскости всегда были оди-
наково важны и связаны неразрывно. Болезни социальные всегда
принимали у нас национальную окраску и наоборот.
Обратим внимание на ту сторону проблемы, от которой ухо-
дят политики. Су ть ее такова: по достижении критического по-
рога в разделении богатых и бедных (в расслоении социальном)
это разделение смыкается с разделением этническим. Расслоение
социальное становится и расслоением на разные народы. И тогда
образуется пропасть, навести мосты через которую уже стано-
вится очень трудно.
Речь идет о том, что одним народом ощущают себя люди, ве-
дущие совместимый, понятный всем частям народа образ жизни.
Иными словами, социальное расслоение народа не может быть
слишком глубоким. Когда оно достигает «красной черты», раз-
деленные социально общности начинают расходиться по разным
дорогам и приобретают черты разных народов.
Такое наложение и сращивание этнических и социальных
признаков — общее явление. Этнизация социальных групп —
важная сторона общественных процессов. Сходство материаль-
ного уровня жизни ведет к сходству культуры, моральных норм,
отношения к людям и государству. Напротив, возникновение
резкого отличия какой-то группы по материа льному положению,
по образу жизни отделяет ее от тела народа, делает членов этой
группы отщепенцами или изгоями.
65
В начале ХХ века на социальный раскол наложился и раскол
мировоззренческий, который и довел нас до Гражданской войны.
Расколы, возникающие как будто из экономического интереса,
тоже связаны с изменением мировоззрения, что вызывает ответ-
ную ненависть. Христианство определило, что люди равны как
дети Божьи, «братья во Христе». Отсюда «человек человеку брат»
как отрицание языческого (римского) «человек человеку волк».
Православие твердо стоит на этом, но социальный интерес бога-
тых породил целую идеологию, согласно которой человеческий
род не един, а разделен, как у животных, на виды. Возник соци-
а льный расизм. Потом подоспел дарвинизм, и эту идеологию
украсили научными словечками («социал-дарвинизм»).
Русская культу ра отвергла социал-дарвинизм категорически,
т у т единым фронтом выст упа ли наука и Церковь (этот отпор во-
шел в мировую историю культу ры как выдающееся событие). Но
когда крестьяне в начале ХХ века стали настойчиво требовать
верну ть им землю и наметилась их смычка с рабочими, бóльшая
часть элиты впала в социальный расизм. Рабочие и крестьяне
стали для нее низшей расой1
.
Две части русского народа стали расходиться на две враждеб-
ные расы. Это отразилось уже в книге «Вехи» (1906). Основная
идея этой книги ясно была выражена М.О. Гершензоном, кото-
рый писал: «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о сли-
янии с народом, — бояться мы его должны пуще всех казней вла-
сти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками
и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».
Эта история сегодня повторяется в худшем варианте. В годы
перестройки социа л-дарвинизм стал почти официальной идеоло-
гией, она внедрялась в умы всей силой СМИ. Многие ею соблаз-
нились, тем более что она подкреплялась шансами поживиться
за счет «низшей расы». Этот резкий разрыв с традиционным рус-
ским и православным представлением о человеке проложил важ-
нейшую линию раскола.
1
Группа московских миллионеров, выступив в 1906 году в поддержку Сто-
лыпинской реформы, заявила в журнале «Экономист России»: «Мы почти все
за закон 9 ноября... Дифференциации мы нисколько не боимся. Из 100 полу-
голодных будет 20 хороших хозяев, а 80 батраков. Мы сентиментальностью не
страдаем. Наши идеалы — англосаксонские. Помогать в первую очередь нуж-
но сильным людям. А слабеньких да нытиков мы жалеть не умеем».
66
В отличие от начала ХХ века часть тех, кто возомнил себя «белой
костью», а остальных «быдлом», сегодня количественно достаточно
велика, возросла и ее агрессивность. Стóит только почитать в Ин-
тернете рассуждения этой «расы», чтобы оценить, как далеко она
откатилась и от русской культуры, и даже от современного Запада.
Мы имеем дело с социальным расизмом без всяких украшений.
Богатые ста ли осознавать себя особым, «новым» народом
и называть себя новыми русскими. Но «этнизация» социальных
групп происходит не только сверху, но и снизу. Совместное про-
живание людей в условиях бедности порождает самосознание,
близкое к этническому. Крайняя бедность изолирует людей от
общества, и они объединяются этой бедой. В периоды длитель-
ного социального бедствия даже возникают кочующие общнос-
ти бездомных бедняков, прямо называющими себя «народами»,
иногда даже получающими собственное имя.
Реформа делит наш народ на две части, живущие в разных
цивилизациях и как будто в разных странах: на богатых и бед-
ных. И они расходятся на два враждебных народа — они уже не
ощущают друг друга ближними. Общая система норм ру хнула.
Этот раскол еще не произошел окончательно, части социально
разделены, но они еще не стали враждебными расами (классами).
Большинство богатых сознают, что их богатство — плод уродли-
вых социальных условий. Как граждане они тоже считают, что
проиграли от реформ. Эти люди не стали ни извергами, ни из-
гоями, изменится политический порядок — и они будут работать
на восстановление страны. Отщепенцев, которые поклоняются
мамоне, еще немного. Они не решат нашу судьбу, если мы найдем
разумное, приемлемое для подавляющего большинства решение.
Но сейчас состояние очень тяжелое: бедность одной части сопро-
вождается демонстративным ростом благосостояния и потребле-
ния другой. Это порождает аномию в обеих частях.
Вспомним, как в России были созданы условия, в которых, со-
гласно выводам Мертона, аномия возникает неизбежно. Одним
из наиболее впечатляющих — в силу своей очевидности — след-
ствием реформы в социальном плане стало обеднение большин-
ства граждан.
Кратко опишем этот процесс. Воздействие проводимой в Рос-
сии реформы на общество было чрезвычайно разрушительным —
67
это настолько очевидный факт, что не будем останавливаться на его
доказательстве. Достаточное количество объективных показателей
приведено, без всяких комментариев, в «белой книге» реформ [73].
Разрушение структур прежнего жизнеустройства созда ло ту
питательную среду, в которой небольшое меньшинство смогло
«наскрести» огромные состояния. Иными словами, обеднение
большинства населения было выгодно некоторым социальным
группам и явилось результатом их целенаправленных действий.
Можно сказать, что оно явилось следствием молниеносной граж-
данской войны, в которой неорганизованное большинство по-
терпело поражение и было ограблено победителями.
За 1990-е годы в России сложилась огромная общность лю-
дей, которые не могли бы выжить, не нарушая норм. Вот размеры
этой общности (2004 г.): «Истекшее десятилетие, когда числен-
ность бедного населения колебалась в пределах от 30 до 60 млн
человек, характеризует весьма тяжелую ситуацию в стране, если
учитывать, что сам уровень прожиточного минимума (ПМ) обе-
спечивает лишь физическое выживание: от 68 до 52% его объема
составляют расходы на питание. Таким образом, в этих условиях
около 45 млн человек либо вырабатывали стратегию выживания,
либо пауперизировались, переходя в слой маргиналов» [23].
Очень тяжелым был 1993 год: «Падение чувства близости
буквально со всеми группами отражает психологическое состо-
яние, связанно е с глубокой аномией, явно обнаружившей себя
в тот период. В сознании людей российская трансформация за-
шла в тупик. 1993 год можно охарактеризовать как переломный
для российского сознания: происходит переход от политического
к социальному мировосприятию: политические события влияют
и стимулируют, но не политическое сознание и поведение, а соци-
альные чувства и рефлексии... Пик социополитического кризиса
вызвал сильнейшую аномию и отчуждение буквально от всех со-
циогрупповых образований, и в первую очередь от больших кол-
лективных солидарностей» [92].
Но в этой книге речь идет не только об объективной стороне
реальности, а о том, как она преломляется в сознании, и прежде
всего в системе нравственных и правовых норм.
Быстрые и подвижные процессы, породившие бедность в Рос-
сии: приватизация и изменение типа распределения доходов. При-
68
ватизация лишила подавляющее большинство населения РФ по-
стоянного источника значительных доходов в виде «дивидендов
частичного собственника» — от общественной собственности на
землю, промышленные и другие предприятия. Эти дивиденды
распределялись на уравнительной основе в виде низких цен на
главные жизненные блага или даже бесплатное предоставление
таких благ (например, жилья). Как «частичные собственники»
средств производства граждане СССР имели право на труд (на
рабочее место) и были обязаны трудиться. Это объективная сто-
рона дела. Для нашей темы важно восприятие этой реальности.
Если бы население приняло приватизацию промышленности
как естественное право власти, установленное неким высшим за-
коном, то оно бы примирилось с внезапной бедностью как сти-
хийным бедствием или божьей карой. Но этого не произошло.
Уже в 1994 году, еще в ходе приватизации, наблюдалось непри-
миримое неприятие приватизации, которое сочеталось с молча-
нием населения. Многие тогда замечали, что это молчание — при-
знак гораздо более глубокого отрицания, чем протесты, митинги
и демонстрации. Это был признак социальной ненависти, разрыв
коммуникаций — как молчание индейцев во время геноцида.
Н.Ф. Наумова писала, что «российское кризисное сознание
формируется как система защиты (самозащиты) большинства
от враждебности и равнодушия властвующей элиты кризисно-
го общества». На это важное наблюдение В.П . Горяинов заметил:
«Сказанное как нельзя точно подходит к большинству населения
России. Например, нами по состоянию на 1994 год было показа-
но, что по структуре ценностных ориентаций население России
наиболее точно соответствовало социальной группе рабочих,
униженных и оскорбленных проведенной в стране грабительской
приватизацией» [74].
Здесь произнесено символическое определение: грабитель-
ская приватизация. Запомним его.
В исследовании, проведенном в июне 1996 года (общероссий-
ский почтовый опрос городского и сельского населения), сделан
такой вывод: «Радикальные реформы, начатые в 1992 году, полу-
чили свою оценку не только на выборах, но и в массовом сознании.
Абсолютное большинство россиян (92% опрошенных) убеждены,
что «современное российское общество устроено так, что простые
69
люди не получают справедливой доли общенародного богатства».
Эта несправедливость связывае тся в массовом сознании с итога-
ми приватизации, которые, по мнению 3/4 опрошенных, являются
ничем иным как «грабежом трудового народа» (15% не согласны
с такой оценкой, остальные затруднились с ответом).
Данные опроса подтвердили ранее сделанный вывод о проис-
ходящем ныне процессе преобразования латентной ценностной
структуры общественного мнения в форме конфликтного сосу-
ществования традиционных русских коллективистских ценно-
стей, убеждений социалистического характера, укоренившихся
в предшествующую эпоху, и демократических ценностей, инди-
видуалистических и буржуазно-либеральных взглядов на жизнь»
[75].
Вот главное: 75% воспринимают приватизацию как грабеж.
Она осознана как зло. Эта травма так глубока, что произошел
раскол общества по ценностным основаниям. Это сразу разру-
шило систему норм, которые регулировали отношения этих двух
частей общества — большинства и тех, кто получил кусок обще-
народной собственности. Вследствие этого и социальная обста-
новка, и трактовка происходящих в социальной сфере процессов
отмечены знаком глубокой аномии. Это проявляется как в рассу-
ждениях и действиях политиков, так и в поведении тех, кто ста л
жертвой социальных изменений.
Этот фактор стал не просто инерционным, но почти постоян-
ным. В 1998 году в Москве (!) «только 5% опрошенных уважали
богатых людей и почти 60% требовали той или иной репрессивной
меры по отношению к ним». К 2003 году оценки смягчились, но
ненамного. Автор исследования, профессор РАГС В. М. Соколов,
пишет: «Уровень толерантности москвичей виден из ответов на
вопрос “Нужно ли в судебном порядке пересмотреть итоги при-
ватизации, проводившейся в нашей стране с 1992 по 2000 год?”
32% уверены, что “обязательно нужно”. “В какой-то мере, может
быть, и нужно” — 33; “не нужно” — 18; затруднились с ответом —
17%.
Таким образом, 65% горожан не только отрицательно отно-
сятся к прошедшей в нашей стране приватизации, но и выступа-
ют за ее полный или частичный пересмотр. Столь же нетерпимо
отношение москвичей к основным авторам и исполнителям дан-
70
ных реформ Е. Гайдару, А. Чубайсу, другим активным деятелям,
проводившим социально-экономические реформы 1990-х годов
(свободные цены и т. д .) ... 33% относятся отрицательно, так как
“они принесли России больше вреда, чем пользы”; 30% высказа-
лись резко отрицательно, считая, что “надо судить за их дела”»
[76].
В обзоре результатов общероссийского исследования «Но-
вая Россия: десять лет реформ», проведенного Институ том ком-
плексных социальных исследований РАН под руководством
М. К. Горшкова [77], говорится: «Проведение ваучерной привати-
зации в 1992–1993 годы» положительным событием назвали 6,8%
опрошенных, а отрицательным 84,6%».
Изменение отношений собственности и устранение права
на труд позволило работодателям резко снизить заработную
плату. Это коснулось подавляющего большинства населения.
В целом реальная заработная плата работников в России соста-
вила по сравнению с 1990 годом в 1999 году 35%, в 2000 — 42%
и в 2001 году — 50,4%. Надо к тому же учесть, что сегодня средняя
величина мало что говорит: львиную долю фонда зарплаты за-
бирает себе новая номенклатура (менеджеры), которая в десятки
раз прожорливее старой.
Так и произошло аномальное расслоение граждан по доходам.
В СССР регулярный учет распределения по уровню доходов вел-
ся с 1956 года. Отношение между доходами самых богатых 10%
населения и 10% самых бедных (фондовый коэффициент) под-
держивалось в течение 30 лет в диапазоне 3–4, при этом доходы
росли, и основная масса передвигалась в зону средних доходов.
В ходе реформы с 1989 года стали быстро нарастать нетрудовые
доходы. При резком снижении доли трудовых доходов фондовый
коэффициент вырос в СССР до 4,5 в 1991 году, но уже к 1994 году
подскочил в РФ до 15,1
2
. Сейчас он колеблется около уровня 16–
16,5. Улучшение экономической конъюнкт у ры с высокими цена-
ми на нефть и газ на мировом рынке не привело к смягчению со-
циального расслоения по доходам.
2
Согласно данным группы экспертов Мирового банка, Института социоло-
гии РАН и Университета Северной Каролины (США), которая вела длитель-
ное наблюдение за бюджетом 4 тысяч домашних хозяйств (большой исследо-
вательский проект Russia longitudinal monitoring survey), коэффициент фондов
в 1996 году составил 36,3.
71
Что такое расслоение было предусмотрено в доктрине реформ,
показывает сама риторика власти, даже после ухода Ельцина.
В.В. Путин говорит в Послании 2003 года: «Россия должна быть
и будет страной с конкурентоспособной рыночной экономикой.
Страной, где... экономические свободы позволяют людям честно
работать, зарабатывать. Зарабатывать без страха и ограничений».
Но ведь «честно зарабатывать» и «зарабатывать без ограниче-
ний» — вещи несовместимые. Не может такого быть. Честность
и есть нравственное и правовое ограничение дохода!
Р. Абрамович «заработал» к тому моменту за пять лет 12 млрд
долларов. Считает ли В.В . Путин, что он «заработал» их честно?
И можно ли столько «заработать», если права собственности всех
граждан действительно были бы защищены? Никак нельзя, ту т
экономическая свобода входит в противоречие с законом сохра-
нения материи. И как можно «зарабатывать без страха», если лю-
бое легальное получение дохода предполагает ответственность,
а она не существует без санкций, т. е. без страха. Ну как, напри-
мер, может «зарабатывать без страха и ограничений» врач? Огра-
ничения и страх были отменены только ничтожной группе «из-
бранных олигархами».
Доходы Абрамовича не заработок, а изъятие ресурсов из кла-
довых России, из народного хозяйства и карманов населения.
И если государство допускает такие изъятия «без страха и огра-
ничений», то ничего хорошего в этом нет, оно просто не выпол-
няет своих функций даже «ночного сторожа».
В Послании 2004 года было сделано общее у тверждение: «Ни-
какого пересмотра фундаментальных принципов нашей полити-
ки не будет». Но как же в этом случае можно преодолеть бедность,
если она порождена именно «фундамента льными принципами
нашей политики»!
Вспомним элементарные положения. Бедность — социаль-
ный продукт классового общества. Таким было общество рабов-
ладельческое, а потом капиталистическое. В сословном обществе
люди были включены в разного рода общины, и бедность здесь
носила совсем иной характер: она обычно представала в качестве
общего бедствия, с которым и бороться надо было сообща. Мы
т у бедность вообще мало знаем и маскируем ее сущность тем, что
обозначаем словами из современного языка.
72
Во время реформы были отвергну ты советские критерии
и принципы, и именно Запад был взят за образец «правильного»
жизнеустройства, устраняющего ненавистную «у равниловку ».
Не будем вилять — отрицание уравниловки есть не что иное, как
придание бедности законного характера.
Именно это произошло на Западе в ходе становления капи-
тализма — и на уровне обыденных житейских обычаев и устано-
вок, и на у ровне социальной философии. Как писал Ф. Бродель
об изменении отношения к бедным, «эта буржуазная жестокость
безмерно усилится в конце ХVI века и еще более в ХVII веке».
Он приводит такую запись о порядках в европейских городах:
«В ХVI веке чужака — нищего лечат или кормят перед тем, как
выгнать. В начале ХVII века ему обривают голову. Позднее его
бьют кну том, а в конце века последним словом подавления стала
ссылка его в каторжные работы» [94, с. 92].
Ведущие мыслители — экономис ты либера льного направления
(А. Смит, Т. Мальт ус, Д. Рикардо) считали, что бедность — неиз-
бежное следствие превращения традиционного общества в индуст-
риальное. Действительно, протестантская Реформация породила
новое, неизвестное в традиционном обществе отношение к бедно-
сти как признаку отверженности («бедные неугодны Богу» — в от-
личие от православного взгляда «бедные близки к Господу»).
В середине XIX века важным основанием либеральной идеоло-
гии стал социал-дарвинизм. Он исходил из того, что бедность — за-
кономерное явление, и она должна расти по мере того, как растет
общественное производство. Кроме того, было принято, что бед-
ность — проблема не социальная, а личная. Это индивидуальная
с удьба, предопределенная неспособностью конкретного человека
побеждать в борьбе за существование. Идеолог социал-дарвинизма
Г. Спенсер считал даже, что бедность играет положительную роль,
будучи движущей силой развития личности. Идеолог неолибера-
лизма Ф. фон Хайек также считал, что бедность — закономерное
явление в человеческом обществе и необходима для обществен-
ного блага. Он призывал ограничить государственное участие
в сокращении бедности и возложить ответственность за свою бед-
ность на индивида.
Это отношение к бедным очень нравилось нашему экономи-
сту из номенклатуры КПСС Е.Т. Гайдару. Он на этот счет теоре-
73
тизирует: «Либеральные идеи в том виде, в котором они сфор-
мировались к концу ХVIII века, предполагали акцент на свободу,
равенство, самостоятельную ответственность за свою судьбу.
Либеральное видение мира отвергало право человека на полу-
чение общественной помощи. В свободной стране каждый сам
выбирает свое будущее, несет ответственность за свои успехи
и неудачи» [87].
Таким образом, бедность в буржуазном обществе вызвана не
недостатком материальных благ, она — целенаправленно и ра-
ционально созданный социальный механизм. В социальной ре-
альности даже богатейших стран Запада бедность является обя-
зательным элементом («структурная бедность»).
В обзоре 2003 года о положении в Нью-Йорке приведены такие
сведения. На 1 января 2003 года 20,2% жителей Нью-Йорка имели
доходы ниже федерального уровня бедности, еще 13% находились
чу ть выше этой черты. Один миллион жителей ежедневно полу-
чали суп в благотворительных столовых, но в 2001 году в этой по-
мощи было отказано 350 тыс. нуждающихся (в том числе 85 тыс.
детей), так как на них не хватило еды. В городе насчитывалось
38 тыс. бездомных и т. д . [86].
Традиционные культурные установки России исходили из
того, что бедность есть порождение несправедливости и потому
она — зло. Таков был и важный стереотип общественного созна-
ния. Понимание бедности как зла, несправедливости, которую
можно временно терпеть, но нельзя принимать как норму жизни,
вовсе не является порождением советского строя. Напротив, со-
ветский строй — порождение этого взгляда на бедность.
Таким образом, массовое обеднение населения России было
хладнокровно предусмотрено в доктрине реформ. Бедность
в этой доктрине рассматривалась не как зло, а именно как полез-
ный социальный механизм. Директор Центра социологических
исследований Российской академии государственной службы
В.Э. Бойков писа л в разгар реформы: «В настоящее время жиз-
ненные трудности, обрушившиеся на основную массу населения
и придушившие людей, вызывают в российском обществе соци-
альную депрессию, разъединяют граждан и тем самым в какой-
то мере предупреждают взрыв социального недовольства» [85].
В работе этого правительственного социолога есть даже целый
74
раздел под заголовком «Пауперизация как причина социальной
терпимости».
Сама программа реформы и не предполагала механизмов,
предотвращающих обеднение населения. Исследователи ВЦИОМ
пишу т: «Процессы формирования рыночных механизмов в сфе-
ре труда протекают весьма противоречиво, приобретая подчас
уродливые формы. При этом не только не была выдвину та такая
стратегическая задача нового этапа развития российского обще-
ства, как предупреждение бедности, но и не было сделано ника-
ких шагов в направлении решения текущей задачи — преодоле-
ния крайних проявлений бедности» [80].
Это было следствием «культ урной бесчувственности» вла-
сти. Она игнорировала тот факт, что бедность и ее воздей-
ствие на общество в разных культ урах предстают по-разному.
На Западе беднота сосуществует с благополучным большин-
ством населения потому, что бедность легитимирована социал-
дарвинизмом, господствующим в сознании как благополучных,
так и отверженных. Предполагать, что так же произойдет в Рос-
сии, — ошибка, говорящая о том, что власть неадекватна куль-
туре страны.
Из этого следует, что аномия людей, сброшенных в бедность,
вызывается не только тем, что прежняя система норм разруше-
на сменой самого образа жизни, но и несправедливостью и же-
стокостью новых норм, устанавливаемых обществом и государ-
ством, — норм, которых большинство людей не может принять
и в силу своего мировоззрения, и потому, что они прямо направ-
лены против них лично и их близких.
Структурная бедность, возникшая в России в результате
реформ, — постоянное состояние значительной части населе-
ния. Политическими средствами была создана большая социаль-
ная группа бедных как структурный элемент нового общества.
Очень быстро стало понятно, что эта бедность — социальная
проблема, не связанная с личными качествами и трудовыми
усилиями людей. ВЦИОМ фиксирует: «В обществе определи-
лись устойчивые группы бедных семей, у которых шансов вы-
рваться из бедности практически нет. Это состояние можно
обозначить как застойная бедность, углубление бедности». По
данным ВЦИОМ, только 10% бедняков могут, теоретически, по-
75
высить свой доход за счет повышения своей трудовой активно-
сти [79]3
.
Особенность российской бедности в том, что это бедность
работающих людей. Из этого видно, что либеральная трактовка
бедности, согласно которой «проблемы бедных людей порожде-
ны их собственной ленью или неполноценностью», совершенно
неприложима к конкретному случаю бедности в РФ. Начальник
Отдела политики доходов населения Департамента доходов на-
селения и у ровня жизни Минтруда РФ М. Байгереев писал: «За
годы становления рыночной экономики наиболее негативные из-
менения произошли в оплате труда работников. В 1992 году ми-
нимальная заработная плата составляла 31,8% от прожиточного
минимума трудоспособного населения, к 1995 году она снизилась
до 14,3%, затем наблюдался ее некоторый рост, но уже с 1998 года
обозначилась тенденция резкого снижения минимального раз-
мера оплаты труда относительно величины прожиточного ми-
нимума. В 1999 и 2000 годах соотношение составляло 8,3 и 8,2%
соответственно.
В таких отраслях, как сельское хозяйство, здравоохранение,
образование и культура, более 65% работников получают зарпла-
т у ниже прожиточного минимума. В целом по экономике доля
работников, начисленная зарплата которых в 2000 году была на
уровне прожиточного минимума и ниже, составляла 41,5% их об-
щей численности. Номинальная начисленная заработная плата
более 18% работников была ниже стоимости минимального на-
бора продуктов питания» (см.: [95] и другие выпуски журнала
«Человек и труд»).
Таким образом, обеднели люди, которые получили рабочее
место и в частных фирмах, и в государственных больницах или
школах — значит, они вполне конкурентоспособны на рынке
труда. К их работе нет нареканий — но 41,5% всех работников
имеют зарплату ниже прожиточного минимума. Они даже свою
3
В 2004 году был сделан такой вывод: «Уже сейчас бедным как четко обозна-
ченной социальной группе довольно редко вообще удается добиться каких-
либо существенных изменений своего положения, решить какую-то сложную
семейную проблему, остановить падение уровня жизни, вырваться из круга
преследующих их неудач. За последние три года только 5,5% из них удалось
повысить уровень своего материального положения (по населению в целом —
22,7%)» [20].
76
собственную жизнь не могу т обеспечить, а не то чтобы воспроиз-
вести свою рабочую силу! Более того, 18% работающих не могу т
себя даже прокормить работой, не то чтобы купить себе рубашку
или носки. Тут капитализмом и не пахнет, почти половина работ-
ников в РФ работала в 1990-е годы в режиме концлагеря.
И ведь значительная часть бедных — это те, кто прямо работа-
ли на государство и получали от него зарплату. М. Байгереев, сам
ответственный чиновник, пишет, как ни в чем не бывало: «Хро-
нические очаги бедности сформировались в бюджетной сфе-
ре и в ряде стагнирующих отраслей промышленности. Низкий
уровень оплаты труда работников этих секторов экономики стал
главной причиной бедности работающего населения».
Как же государство собирается бороться с бедностью, если
именно оно и является работодателем, который грабит нанятых
им работников? Кстати, раз уж непрерывно говорят о воспроиз-
водстве населения РФ, то ту т нечего мудрить, искать какие-то
духовные причины: детей надо кормить, а на зарплат у, установ-
ленную в РФ, вырастить детей население не может — даже для
своего простого воспроизводства, т. е. в среднем 2,1 детей на пару
супругов.
Вот официальные данные, которые сообщает М. Байгереев:
«В 2000 году среднемесячная начисленная заработная плата со-
ставила 171,2% величины прожиточного минимума трудоспособ-
ного населения. Это означает, что семья из двух работников со
среднестатистической зарплатой может обеспечить минималь-
ный уровень потребления только одному ребенку. В 2000 году но-
минальная начисленная заработная плата более половины семей,
состоящих из двух работающих, не могла обеспечить минималь-
но приемлемый уровень жизни даже одному ребенку ».
Более того, из всех возрастных категорий сильнее всего обед-
нели именно дети в возрасте от 7 до 15 лет. В 1992 году за чертой
бедности оказалось 45,9% этой части народа, а в 2000 и 2001 годы
эта доля сократилась до 40,3%. Таким образом, результаты воз-
действия бедности на здоровье, к ультуру и поведение человека
имеют долгосрочный характер — через состояние бедности про-
шла половина детей РФ.
Менее непосредственно, но существенно призрак бедности
овеял своим дыханием почти все население России, и это влия-
77
ние обладает последействием. В середине реформы подавляющее
большинство граждан РФ субъективно считали, что они живу т
бедно. При опросе ВЦИОМ в марте 1996 году на вопрос «Как вы
считаете, большинство людей с таким же уровнем образования,
как у вас, живу т сейчас бедно или богато?» в целом 67,1% отве-
тили «скорее бедно», а 18,5% — «бедно». Т. е . люди, ощущавшие
себя бедняками, в сумме составляли 85,6% всего населения РФ.
Чу ть — чу ть благополучнее других оказались люди с высшим
и незаконченным высшим образованием (из них бедняками себя
посчитали 79,8%), хуже всех — с образованием ниже среднего
(90%). О своей семье люди думали, что она живет несколько бед-
нее, чем люди такого же уровня образования [81].
Пребывание в состоянии бедности оказало сильное влияние
на поведение. Например, бедность породила обширную тене-
вую экономику и придала ей высокую устойчивость тем, что она
выгодна и работникам и работодателям. Но теневая экономика
в свою очередь воспроизводит бедность, в результате чего замы-
кается порочный круг. Застойная бедность изменила поведение
по меньшей мере половины населения России, что предопредели-
ло новое состояние общества.
Это всего лишь несколько штрихов картины. Но и из них
видно, что бедность не сводится к сокращению потребления
материальных благ (как, например, это произошло в годы От-
ечественной войны). Бедность — сложная система процессов,
приводящих к глубокой перестройке материальной и духовной
культуры — причем всего общества, а не только той его части,
которая испытывает обеднение. Если состояние бедности про-
должается достаточно долго, то складывается и воспроизводится
устойчивый социальный тип и образ жизни бедняка. Бедность —
это ловушка, т. е. система порочных кругов, из которых очень
трудно вырваться.
В сознании массы людей в ходе реформы целенаправленно
создавался «синдром бедняка», в том числе множеством мелких
подачек — льгот, а параллельно так же целенаправленно разру-
шались все сложившиеся в советское время «структуры солидар-
ности» — так, чтобы люди могли опереться друг на друга. В. Гла-
зычев пишет: «Взаимная социальная поддержка почти совсем
ушла в прошлое вместе с советскими трудовыми коллективами,
78
тогда как щедрые льготные обещания выработали у слабейших
граждан закрепление синдрома зависимости от властей. В дей-
ствительности — большей зависимости, чем в ушедшую эпоху.
На глазах «из ничего» лепится новая сословность, она отнюдь не
закрыта «снизу», но только для наиболее агрессивных, наиболее
сильных персонажей» [82].
Но этой стороны дела власть как будто не видела, хотя
о социально-психологическим проблемах бедности в мировой
науке накоплен огромный запас знаний. О борьбе с бедностью
В.В . Пу тин сказал в телефонном разговоре 18 декабря 2003 года:
«Ясно, сколько нужно будет денег на решение этой проблемы
и сроки, которые потребуются для того, чтобы эту проблему ре-
шить... Все для этого есть».
Из контекста подобных заявлений как раз вытекает, во-первых,
что правительству не ясно, «сколько нужно будет денег на решение
этой проблемы». А во-вторых, что ничего для этого нет. И прежде
всего, нет трезвого понимания масштаба, глубины и структуры
проблемы. Нет даже понимания того, что она совершенно не сво-
дится к деньгам. За подобными декларациями проглядывает наи-
вный оптимизм новых русских начала 1990-х годов, когда вся их
рациональность сводилась к постулату «Бабки, в нат уре, решают
все!»
Бедность в России — совершенно иного типа, чем представля-
ет себе власть. Она — продукт социальной катастрофы, слома, она
представляет собой резко неравновесный переходный процесс.
В стране, где «структурная бедность» была давно искоренена и,
прямо скажем, забыта так, что ее уже никто не боялся, массовая
бедность была буквально «построена» политическими средства-
ми. Искусственное создание бедности в нашей стране — колос-
сальный эксперимент над обществом и человеком. Он настолько
жесток и огромен, что у многих не укладывалось в голове: люди
не верили, что сброшены в безысходную бедность, считали это
каким-то временным «сбоем» в их нормальной жизни. Вот кон-
чится это нечто, подобное войне, и все наладится.
Люди не верили, что старики, еще в старой приличной одеж-
де, копаются в мусоре не из странного любопытства, а действи-
тельно в поисках средств пропитания. Наоборот, благополучные
граждане охотно верили глумливым и подлым сказкам телевиде-
79
ния о баснословных доходах нищих и романтических наклонно-
стях бомжей. Отношение к бедности не было и не является ра-
циональным ни в среде «бедняков», ни в среде «благополучных».
Еще требуются специальные усилия по разработке понятийного
аппарата даже просто для описания происходящих процессов.
Без этого невозможны ни рациональный план действий, ни ра-
циональная оценка необходимых для успеха средств.
Исследователи подчеркивают важную особенность процесса
обеднения в ходе реформы: происходило исчезновение «средне-
го класса» с образованием ничтожной прослойки богатых (к ним
относили около 1% населения) и беднеющего большинства. Ака-
демик Т.И . Заславская писала: «Процесс ускоренного социально-
го расслоения охватывает российское общество не равномерно,
подобно растягиваемой гармонике, а односторонне, — все резче
отделяя верхние страты от массовых слоев, концентрирующихся
на полюсе бедности» [83].
Из этого следует, что тот молодой «средний класс», который
вырос на нефтедолларах до 2008 года, собран из детей, которые
в 1990-е годы перенесли травму обеднения семьи. Эта травма
оставила шрамы в виде аномии. Поэтому неудивительно отноше-
ние этой общности к власти, которое проявилось в ходе выборов
2011–2012 годов.
Вызывает возмущение и трактовка бедности властью, и по-
верхностное представление о преодолении этого бедствия.
В.В . Путин, назвав борьбу с бедностью одной из первоочередных
задач, ту т же сделал в Послании 2004 года туманную, но много-
значительную оговорку : «Достижения последних лет дают нам
основание приступить наконец к решению проблем, с которыми
можно справиться. Но можно справиться только имея определен-
ные экономические возможности, политическую стабильность
и активное гражданское общество».
Вообще-то говоря, везде и всегда, даже без всяких «достиже-
ний последних лет», люди спокойно прист упают к решению про-
блем, «с которыми можно справиться». Но нас предупреждают,
что с задачей преодоления бедности мы не справимся, если не бу-
дем иметь определенных (но не названных) экономических воз-
можностей или если гражданское общество не будет активным.
Совсем наоборот — именно поразившая страну массовая тяже-
80
лая бедность подрывает экономику, порождает политическую не-
стабильность и душит ростки гражданского общества.
Это такие оговорки, которые заранее снимают с авторов про-
граммы всякую ответственность за ее результат. Попробуйте
сказать через четыре года, что у нас гражданское общество было
достаточно активным. Ту т же выскочит куча профессоров, кото-
рые как дважды два докажу т, что у нас гражданского общества
вообще нет.
Более того, несколько лет Россия имела «определенные эко-
номические возможности» благодаря высоким ценам на нефть
и газ. И каков результат для бедных? Вот вывод 2010 года: «Хотя
в условиях благоприятной экономической конъюнкт уры за по-
следние шесть лет уровень благосостояния российского населе-
ния в целом вырос, положение всех социально-демографических
групп, находящихся в зоне высокого риска бедности и малообес-
печенности, относительно ухудшилось, а некоторых (неполные
семьи, домохозяйства пенсионеров и т. д.) резко упало» [84]. Вот
этот феномен следовало бы объяснить В.В. Путину в предвыбор-
ных статьях!
Для рационального представления проблемы важен уже тот
факт, что бедность является болезнью общества. Болезнь требует-
ся лечить, она не прекращается просто от некоторого улучшения
ухода за больным, хотя и это очень важно. Даже такое сравни-
тельно широко известное и отложившееся в памяти проявление
бедности, как голод, требует специальных знаний и осторожно-
сти для выведения человека из этого состояния. Дайте человеку
после длительного голодания просто поесть — и это его убьет.
Точно так же значительной части страдающих от бедности
людей не поможет формальное увеличение их доходов — у кого-
то деньги отниму т окружающие, кто-то их пропьет, кто-то из
иррационального страха перед «черным днем» спрячет деньги
в тайник. Чтобы эти дополнительные деньги «усваивались», нуж-
но лечить весь социум, в котором обитают бедные4
.
4
Английские социологи, изучавшие обедневших жителей рабочих районов
с длительной застойной безработицей, отметили у них такое явление, как «по-
терю рациональности» в обращении с деньгами. Эти люди разучились считать
и разумно тратить деньги! Получив сумму денег, позволяющую сносно жить,
они тратили ее на совершенно нелепые, ненужные вещи или лакомства —
и снова впадали в нужду. Чтобы вновь превратить их в «рационального по-
81
Еще более важно, что бедность — болезнь многообразная
и очень динамичная. В ее развитии имеют место пороговые яв-
ления, критические точки и качественные переходы. В России
пока что обеднело большинство граждан, так что они друг друга
«разумеют». На этом мы пока и держимся. У всех у них еще сохра-
нилась данная общим образованием единая культу рная основа,
один и тот же способ мышления и рассуждения, один и тот же
язык слов и образов. Все это сильно подпорчено телевидением,
но и подпорчено почти одинаково у всех. Подавляющее боль-
шинство наших бедных имеют еще жилье, а в квартире свет, во-
допровод, отопление, книги на полках. Все это «держит» человека
на весьма высоком социальном уровне.
Совсем иное дело — бедность в трущобах большого капита-
листического города. Здесь она приобретает новое качество, для
определения которого пока что нет подходящего слова в рус-
ском языке. Вернее, смысл слова, которым точно переводится
на русский язык применяемый на Запа де термин, у нас совсем
иной. Бедность (англ. poverty) в городской трущобе на Западе
для большинства быстро превращается в нищету, ничтожество
(англ. misery).
Что же это такое — ничтожество? Это прежде всего бедность
неизбывная — когда безымянные общественные силы толкают
тебя вниз, не дают перелезть порог. Кажется, чу ть-чу ть — и ты
вылез, и там, за порогом, все оказывается и дешевле, и доступнее,
и тебе даже помогают встать на ноги. Мы этого пока еще не знаем,
но наши бедные — уже на этом пороге.
Вот данные 2004 года: «Богатство и бедность в современ-
ной России не гомогенны и имеют несколько уровней, которые
различаются и по материальному положению, и по социально-
профессиональной деятельности, и по досуговым предпочтени-
ям людей. Что касается бедности, то по крайней мере два таких
уровня выделяются довольно отчетливо: просто бедность, пред-
ставители которой составили в нашем исследовании 19,0%, и ни-
щета, в которой живу т 6,5% опрошенных. Судя по полученным
данным, уровень и образ жизни, соответствующие скорее поня-
тию “нищета”, чем “просто бедности”, отличают следующие ха-
требителя», необходимы усилия по их реабилитации. Понимают ли это рос-
сийские разработчики программы «сокращения бедности вдвое»?
82
рактеристики: накопившиеся долги, в том числе по квартплате,
отсу тствие таких предметов домашнего имущества (пусть даже
очень старых), как пылесос, мебельная стенка или мягкая мебель,
ковер, цветной телевизор, а также плохие жилищные условия...
Что касается семей, находящихся на у ровне нищеты, то следу-
ет отметить, что около половины этой группы составляют семьи
рабочих. Особенно велик здесь удельный вес неквалифицирован-
ных рабочих, почти каждый пятый из которых живет в условиях
нищеты (в среднем по массиву лишь каждый двадцатый россия-
нин) и еще 25,9% — на уровне “просто бедности”.
В группе просто бедных характерно заметно большее коли-
чество лиц с высшим и незаконченным высшим образованием
(26,4% при 13,4% в группе нищих), специалистов и служащих
(19,0% при 4,2% у “нищих”) и гораздо меньшая доля неквали-
фицированных рабочих (9,6% против 22,3%), а также социально
слабых семей (9,6%). Эти характеристики подтверждают справед-
ливость взглядов россиян на макроэкономический характер при-
чин бедности большинства бедных в сегодняшней России» [88].
В состоянии нищеты очень быстро иссякают твои собствен-
ные силы — и ты теряешь все личные ресурсы, которые необхо-
димы для того, чтобы подняться. У нас мы это видим в среде опу-
стившихся людей, прежде всего а лкоголиков, но это другое дело,
они «под наркозом» и не хотят оторваться от бутылки. Ничтоже-
ство — это постоянное и тупое желание выбраться из ямы, и в то
же время неспособность напрячься, это деградация твоей куль-
т уры, воли и морали. Вырваться из этого состояния ничтожества
можно только совершив скачок «вниз» — в антиобщество тру-
щобы, в иной порядок и иной закон, чаще всего в преступный
мир.
В неизбывную бедность и преступность сталкиваются люди,
которые с начала 1990-х годов стали массами заполнять места
заключения — сначала за преступления средней тяжести (не-
большие кражи). Из тюрьмы они выходили в совершенно новый,
неизвестный и враждебный мир. Социологи пишу т, что к числу
причин их дальнейшего падения «можно отнести крайне слож-
ную, еще более обострившуюся в условиях экономического кри-
зиса, ситуацию, которая сложилась с трудоустройством лиц, от-
бывших наказание в виде лишения свободы. Данный контингент,
83
учитывая его низкий профессиональный уровень и неподготов-
ленность в сложившихся экономических условиях к достойной
конкуренции на рынке труда, сталкивается с большими пробле-
мами в процессе трудоустройства. В результате, не найдя достой-
ной работы, они пополняют резерв криминалитета и в итоге сно-
ва иду т по пу ти совершения преступлений» [145].
Переход людей через барьер, отделяющий бедность от нище-
ты, — важное и для нас малознакомое явление. Если оно приоб-
ретет характер массового социального процесса, то вся наша об-
щественная система резко изменится, — а наше сознание вообще
пока что не освоило переходных процессов. Надо наблюдать и из-
учать то, что происходит на этой грани, в этом «фазовом перехо-
де». Если понимать с ущность нелинейных процессов и пороговых
явлений, чувствовать приближение к критической точке, то мож-
но и с небольшими средствами помочь людям удержаться в фазе
бедности или даже перейти в эт у фазу «снизу », из ничтожества.
Но для всего этого нужно произвести беспристрастную ин-
вентаризацию нашего интеллектуального инструментария.
И тогда наверняка придется начинать со срочной программы по
восстановлению навыков и норм рационального мышления. Как
бы неприятно это ни было нашим политическим бонзам.
В России сегодня даже нет языка, более или менее развитого
понятийного аппарата, с помощью которого можно было бы опи-
сать и структурировать нашу бедность. Есть лишь расплывчатый,
в большой мере мифологический образ, который дополняется
метафорами в зависимости от воображения и вкуса оратора. Со-
ответственно, нет и более или менее достоверной «фотографии»
нашей бедности, ее «карты».
В некоторых отношениях социальное положение в России
сегодня хуже, чем представляется западными экспертами и рос-
сийскими социологами, мыслящими в понятиях западной ме-
тодологии. Вернее, оно не то чтобы хуже, а находится в совсем
ином измерении. Негативные социальные результаты реформ из-
меряются экспертами в привычных индикаторах. Но положение
в России подошло к тем критическим точкам, когда эти индика-
торы становятся неадекватными.
У нас даже не сообщается показатель, которым на Западе обыч-
но сопровождают число тех, кто имеет доходы меньше прожи-
84
точного минимума — величину «пограничного слоя», т. е. число
тех, кто имеет доходы немного больше прожиточного минимума.
А ведь у нас этот слой, с удя по всему, очень велик, и любая очеред-
ная кампания власти по потрошению карманов «среднего класса»
сбрасывае т часть людей из «пограничного слоя» ниже уровня бед-
ности.
Наконец, судя по риторике наших реформаторов, объявив-
ших поход против бедности, они сознательно уходят от вопроса
о глубине бедности в РФ. Одно дело — жить «ниже уровня бед-
ности», когда тебе не хватает до прожиточного минимума десяти
рублей в месяц, и совсем другое — когда тебе не хватает тысячи
рублей, и ты не можешь на свои доходы купить даже минималь-
ного набора продуктов питания.
Понятно, что ни наше общество, ни сформированное в совет-
ское время обществоведение методологически не были готовы
для того, чтобы рационально описать и изучать разрушительные
процессы, порожденные «революцией регресса». Но тот факт, что
и за двадцать лет этой революции нет никаких импульсов, чтобы
развить или хотя бы освоить чужие методы описания и анализа
таких объективно существующих теперь в нашем обществе объ-
ектов, как бедность, говорит о глубоком кризисе всего нашего
к ультурного слоя. Ведь не только официальное обществоведение
реформаторов прячет, как страус, голову в песок, чтобы не ви-
деть этого порождения реформы5
. Интеллигенция оппозиции на-
ходится примерно в таком же состоянии.
Мощным генератором аномии стало созданное реформой
«социальное дно». Оно сформировалось в России к 1996 году
и составляло около 10% городского населения или 11 млн чело-
век. В состав его входят нищие, бездомные, беспризорные дети
и уличные проститу тки. Отверженные выброшены из общества
с поразительной жестокостью. О них не говорят, их проблемами
5
Четких определений тех социальных категорий, в которых они мыслят ре-
альность, наши реформаторы в принципе избегают. Они, однако, приняли не-
олиберальную программу и регулярно напоминают о своей к ней привержен-
ности. Уже с самого начала реформы наши интеллект уалы легко проскакивали
все умеренные градации социал-демократии и либерализма, доходя до край-
ностей неолиберального фундаментализма. Их решения категорически несо-
вместимы с умеренными установками Рузвельта в США или Эрхарда в ФРГ.
85
занимается лишь МВД, в их защиту не проводятся демонстрации
и пикеты. Их не считают ближними.
Имеется в виду даже не аномия самих обитателей «дна» (хотя
и это массивный элемент всей проблемы), а необходимость для
всех социальных групп переступить через нравственные и граж-
данские нормы, чтобы сосуществовать с «дном», видеть его каж-
дый день и «не пускать» в свое сознание — чтобы не сойти с ума.
А как же социальные обязательства государства? Так, этим
людям де факто отказано в праве на медицинскую помощь. Они
не имеют полиса, поскольку не зарегистрированы по месту жи-
тельства. Ну и что? Лечите их просто как людей, а не как квар-
тиросъемщиков и владельцев недвижимости. Это их конститу-
ционное право, записанное в ст. 41 Конституции РФ. При этом
практически все бездомные больны, их надо прежде всего лечить,
класть в больницы. Больны и 70% беспризорников — дети граж-
дан России и сами будущие граждане.
Где в приоритетном Национальном проекте в области меди-
цины раздел о лечении этих детей? Им не нужны томографы за
миллион долларов, им нужна теплая постель, заботливый врач
и антибиотики отечественного производства — но именно этих
простых вещей им не дает нынешнее государство. Помалкивает
и общество со всей его духовностью и выкупленными у Гарварда
колоколами. А ведь колокола продали именно, чтобы вылечить
тогдашних беспризорников — так кто больше христианин, Нар-
комздрав 1920-х годов или добрый Вексельберг?
Н.М . Римашевская пишет: «Бедность, безработица, эконо-
мическая и социальная нестабильность, несбыточность надежд,
крушение планов интенсифицируют процесс маргинализации
населения. В результате появляется социальный слой пауперов,
как следствие усиливающейся нисходящей социальной мобиль-
ности, нарастающей по своей интенсивности. Так формируется
и укрепляется «социальное дно», которое фактически отторгает-
ся обществом, практически не знающим даже его истинных раз-
меров...
Представители «социального дна» имеют сходные черты. Это
люди, находящиеся в состоянии социальной эксклюзии, лишен-
ные социальных ресурсов, устойчивых связей, у тратившие эле-
ментарные социальные навыки и доминантные ценности социу-
86
ма. Они фактически уже прекратили борьбу за свое социальное
существование... «Социальное дно» в России находится вне ра-
мок законов и норм Констит уции. «Большое» общество исклю-
чает его из орбиты социальных связей; контакты с ним ведутся
только по линии правоохранительных органов, процесс эксклю-
зии реализуется в наиболее полном виде...
Представители бедных не ждут от жизни ничего хорошего;
для их мироощущения характерен пессимизм и отчаяние. Этим
психоэмоциональным напряжением беднейших социально-про-
фессиональных слоев определяется положение «придонья»...
«Придонье» — это зона доминирования социа льной депрессии,
область социа льных катастроф, в которых люди окончатель-
но ломаются и выбрасываются из общества. Процесс форми-
рования «придонного» слоя связан чаще всего с объективными
причинами и показывает, как происходит «втягивание» людей,
образованных и необразованных, квалифицированных и неква-
лифицированных, в среду «социального дна»... «Придонный»
слой формируется как бы помимо воли людей, как результат эко-
номического реформирования, крушащего надежды вполне про-
фессионально состоятельных групп населения» [23].
Крайняя степень депривации — бездомность. Она стала круп-
номасштабным социальным явлением в постсоветской России.
Исследователи пишу т: «Начавшееся в 1990-е годы реформирова-
ние российского общества породило резкую социальную диффе-
ренциацию... Нынешняя российская действительность возвра-
тила нас в мир, где бездомность приобрела характер социального
бедствия, не только в силу многочисленности этой категории, но
и из-за явной тенденции ее роста...
Индивид, оказавшийся за пределами первичной социальной
группы и не имеющий жилья, приобретает специфические чер-
ты поведения, характерного для бездомных, он интериоризирует
нормы и ценности, принятые среди этой категории населения.
Каковы же причины роста бездомности? Одной из основных
причин являются резкое ухудшение социально-экономического по-
ложения в стране, трудности или невозможности адаптации части
ее населения к новым условиям жизнедеятельности... Объективно
способствует росту бездомности проведенная в начале 1990-х годов
приватизация и создание рынка жилья, возможность его купли —
87
продажи. Среди воспользовавшихся этой возможностью были без-
работные люди, которые, продав свою квартиру или дом, оказались
на улице, а вырученные деньги попросту пропивали» [24].
Половина бездомных — бывшие заключенные и беженцы. Что
им делать? Они нарушают правила регистрации и уже поэтому
выпадают из общества. В России около 3 млн бездомных. Боль-
шинство их в прошлом были рабочими, но приватизация лишила
их рабочих мест. Теперь среди бездомных наблюдается увеличе-
ние доли бывших служащих. 9% бездомных России имеют выс-
шее образование. Государство гордится высоким образователь-
ным у ровнем своего населения!
Государственная помощь бездомным столь ничтожна по мас-
штабам, что это стало символом отношения к изгоям общества.
К концу 2003 года в Москве действовало 2 «социальных гости-
ницы» и 6 «домов ночного пребывания», всего на 1 600 мест —
при наличии 30 тыс. официально у чтенных бездомных. Зимой
2003 года в Москве замерзло насмерть более 800 человек.
И вот выводы социологов: «Всплеск бездомности — прямое
следствие разгула рыночной стихии, «дикого» капитализма. Ряды
бездомных пополняются за счет снижения уровня жизни боль-
шей части населения и хронической нехватки средств для опла-
ты коммунальных услуг... Бездомность как социальная болезнь
приобретает характер хронический. Процент не имеющих жилья
по всем показателям из года в год остается практически неиз-
менным, а потому позволяет говорить о формировании в России
своеобразного «класса» людей, не имеющего крыши над головой
и жизненных перспектив. Основной «возможностью» для пре-
кращения бездомного существования становится, как правило,
смерть или убийство» [25].
Общество терпит тот факт, что крайне обедневшая часть на-
селения лишена жизненно важных социальных прав, и в этой
нравственной и правовой норме аномия российского общества
тотальна. Крайнее обеднение массы сограждан в России, тем
более работающих и с высоким уровнем образования, отравляет
все общество. Социальное дно в России не может сосущество-
вать с благополучной частью, оно ее станет пожирать. Люди из
«придонья» буду т непрерывно опускаться на дно, а люди дна бу-
дут быстро и непрерывно умирать.
88
Об этом в сухих выражениях и говорят социологи: «В об-
ществе действует эффективный механизм «всасывания» людей
на «дно», главными составляющими которого являются методы
проведения нынешних экономических реформ, безудержная дея-
тельность криминальных структур и неспособность государства
защитить своих граждан» [23].
Своей бесчувственностью в социальной политике власть соз-
дала предпосылки для аномии, которая перема лывает россий-
ское общество. Уход государства от выполнения сплачивающей
функции, ценностный конфликт с большинством населения раз-
рывают узы «горизонтального товарищества».
Известно, что в отношении доступа к базовым социальным
благам советское общество было устроено по типу семьи, в ко-
торой роль отца (патера) выполняло государство. В этом заклю-
чался патернализм Советского государства.
Реформаторы, следуя догмам неолиберализма, напротив, не
признают иного основания для права на жизнь, кроме платеже-
способного спроса. Коррекция «неразумной» действительности
допускается в их доктрине как социальная помощь «слабым».
Это специа льно подчеркнул В.В. Путин в своем первом Посла-
нии Федеральному собранию в 2000 году: «У нас нет другого выхода,
кроме как сокращать избыточные социальные обязательства и стро-
го исполнять те, которые мы сохраним. Социальную политику будем
проводить на принципах общедоступности и приемлемого качества
базовых социальных благ. А помощь предоставлять прежде всего
тем, чьи доходы существенно ниже прожиточного минимума».
Здесь тяжелое нарушение меры, за которым стоит отказ от
ряда привычных норм. В чем состояла избыточность социаль-
ных обязательств в России в 2000 году? Относительно чего они
были избыточны — относительно смерти? В тот год все мусор-
ные баки в Москве несколько раз в день перебирались людьми,
еще недавно принадлежавшими к «среднему классу». Число этих
людей уже было таково, что они составляли целую социальную
группу. Но ведь они — только видимый кончик проблемы. И при
этом президент считал социальные обязательства государства
избыточными — и призывает их сокращать!
Обещание «помощь предоставлять прежде всего тем, чьи
доходы существенно ниже прожиточного минимума» — оскор-
89
бительный штамп. Что значит «существенно ниже»? Насколько
ниже прожиточного минимума должны быть доходы, чтобы че-
ловеку оказали помощь?
Концепция «а дресной» помощи является социальной демаго-
гией, добиться ее даже в богатых странах удается не более трети
тех, кто должен был бы ее получать (например, жилищные суб-
сидии в США в лучшие годы получали лишь 25% от тех, кто по
закону имел на них право). На деле именно наиболее обедневшая
часть общества не имеет ни грамотности, ни навыков, ни душев-
ных сил для того, чтобы преодолеть бюрократические препоны
и добиться законной субсидии.
Поэтому, как говорил премьер-министр Швеции Улоф Паль-
ме, если доля нуждающихся велика, для государства дешевле
применять не адресную, а уравнительную систему помощи —
например, через цены или через дотации отрасли вроде тепло-
снабжения. Но другая мысль Пальме гораздо более важна — сама
процедура оформления субсидии превращается в символический
акт стигматизации: на человека ставится клеймо бедного. Это уза-
коненное признание слабости (и отверженности) человека, ко-
торое само по себе становится фактором консервации бедности
и углубляет раскол общества.
Социолог пишет о формировании в России социально-исклю-
ченных групп (андекласса): «Именно социальное исключение явля-
ется механизмом формирования постоянной и глубокой бедности.
Исключение проявляется на институциональном и поведенческом
уровнях. На институциональном уровне происходит формирова-
ние институ та изоляции несостоятельных граждан: экономическая
политика государства определяет нестратегические места работы,
исключая из состоятельных тех, кто там работает, а органы соци-
альной защиты исключают тех, кто не входит в число достойных
помощи бедных. На уровне поведения происходит выбор неэффек-
тивной стратегии жизнеобеспечения, выпадающей из принятого
(распространенного) хозяйственного уклада, исключение из кото-
рого закрепляет бедность. Апогеем исключения становится атоми-
зация индивидов — потеря связи с домашней экономикой (выпаде-
ние из семьи) и сетевой экономики (родственного обмена) ...
“Новые бедные” в стратификации современного российского
общества представляют собой стат усную группу, которая выде-
90
ляе тся не только стилем жизни и стандартами потребления, но
и закрепленным правовым стат усом. По существу, механизм фор-
мирования этой реальной группы включае т три стадии: власт-
ную номинацию, идентификацию (стигматизацию окружающими
в качестве бедных) и самоидентификацию: осознание себя бедным
и представление о социальном минимуме, отсу тствие которого
является основанием для подобной самоидентификации)» [78].
Важной особенностью российской бедности является и тот
факт, что она, будучи создана посредством нанесения по обще-
ству ряда молниеносных ударов (типа либерализации цен в янва-
ре 1992 года и конфискации сбережений граждан), в дальнейшем
ста ла воспроизводиться и углубляться в результате ряда массив-
ных, очень инерционных, но начавших идти с ускорением про-
цессов.
Это прежде всего ликвидация или деградация рабочих мест
вследствие длительного паралича промышленного и сельскохо-
зяйственного производства, распродажи, а также физического
и морального износа всей производственной базы страны. След-
ствием этого процесса и стало резкое обеднение не только мас-
сы безработных или полубезработных, но и тех, кто продолжает
занимать рабочие места в состоянии их качественного регресса.
По масштабам своего влияния на благосостояние населения этот
процесс просто несоизмерим с «социальной помощью».
Вот, например, читаем о сельской бедности: « социально-
экономическая трансформация является обстоятельством не-
преодолимой силы, зачастую превосходящим возможности
выживания отдельной сельской семьи... Более трех четвертей
трудоспособного сельского населения России составляли работ-
ники колхозов и совхозов. Советские сельхозпредприятия не
только предоставляли рабочие места, но и обеспечивали своих
членов жильем со всеми необходимыми для жизни условиями
и поддерживали практически весь комплекс социальных услуг...
Малоимущими являются около половины селян... Из общего
числа сельских бедных треть является крайне бедными, т. е. ре-
сурсы, которыми они располагают, ниже прожиточного миниму-
ма в два раза и более» [89].
То оживление промышленности, которое началось после 1998
года, не излечивает, а локализует и усугубляет бедность в целом
91
ряде развитых в прошлом промышленных районов России. При-
чина этого в том, что на этом этапе «оживления» уже проявились
черты нового типа российской экономики как периферийной.
Она складывается в виде небольшого числа анклавов промыш-
ленного производства, ориентированного на внешний рынок
и не интегрированного в народное хозяйство страны. Вне этих
анклавов идет процесс деградации и даже архаизации производ-
ства и быта. Возникают целые регионы с застойной бедностью,
в которой не возникает рабочих мест для квалифицированных
и образованных людей, тем более молодежи. Люди отсюда уезжа-
ют на заработки, многие спиваются, семьи разрушаются, проис-
ходит криминализация жизненных укла дов.
Второй массивный процесс — деградация и даже разруше-
ние жилищного фонда страны и инфраструктуры ЖКХ. Дело не
только в том, что оставленная без надлежащего ухода и ремонта
система требует все больших и больших затрат на ее содержание,
которые перекладываются на плечи жильцов. Само проживание
в домах, которые на глазах превращаются в трущобы, создает
в сознании людей синдром бедности, который сталкивает людей
в бедность реальную.
Под разговоры о «доступном жилье» власть сбросила с себя
заботу о ЖКХ, которое за двадцать лет сама и поставила на грань
краха. Вот суждение В.В. Путина (в сокращении): «Новый Жи-
лищный кодекс возложил полную ответственность за содержа-
ние жилых домов на собственников. Однако эта нагрузка для
подавляющего большинства граждан оказалась абсолютно не-
подъемной. Из 3 млрд кв. метров жилищного фонда России бо-
лее половины нуждается в ремонте. Сегодня объем аварийного
жилья — более 11 млн кв. метров. Вопрос, который вообще не
терпит никакого отлагательства — расселение аварийного жилья.
Невнимание государства к этим проблемам считаю аморальным.
Правительство в 2007 году запланировало на расселение ветхого
и аварийного жилья всего 1 млрд рублей».
Отказ власти соблюдать нормы рациональности тоже ано-
мия! Президент подписывает закон о новом Жилищном кодексе
и ту т же объявляет, что «подавляющее большинство граждан»
абсолютно не могу т его выполнять. Зачем же принимать такой
закон?
92
Президент обращается с упреком в аморальности — к госу-
дарству, главой которого он является. Как это понять? И поче-
му вопрос переводится в сферу морали, если проживание людей
в ветхом и аварийном жилье запрещено законом? Государство по
закону обязано расселить этих граждан, а угрызения совести —
лирика.
Но главное в том, что в качестве доводов Президент приводит
величины, которые несоизмеримы между собой. Из этого видно,
что государство отказывается решать проблему в ее реальных из-
мерениях. Структурируем процитированное рассуждение.
Государство обязано расселить людей из аварийных домов
−
(забудем о ветхих).
Для этого требуется построить 11 млн кв. метров жилья.
−
Денег, выделенных государством для этой цели на 2007 год,
−
достаточно, чтобы построить примерно 20 тыс. кв. метров.
Это составляет 0,2% от требуемой для расселения площади.
−
Вывод: если бы старение жилищного фонда с 2007 года чудес-
ным образом прекратилось, граждане из аварийных жилищ были
бы расселены, при сохранении нынешних темпов расселения, за
500 лет.
То же и с тарифами. Первой сферой, в которой власти ввели
«адресные» субсидии вместо субсидирования отрасли, как раз
и был ЖКХ. В конце 2002 года был принят Закон “Об основах фе-
деральной жилищной политики”. Упор был сделан на регулярном
повышении тарифов по оплате жилья и коммунальных услуг.
ЖКХ из сферы, ответственность за содержание которой несет го-
сударство, перевели в ведение местных властей, которые долж-
ны продавать жильцам коммунальные услуги по законам рынка.
По расчетам Госстроя, число граждан, имевших в 2003 году пра-
во на субсидии, составило 47 млн человек. В бюджете на льго-
ты и субсидии было выделено 20,5 млрд руб., т. е. на каждого по
37 руб. 96 коп. в месяц.
Уже 8 лет бедным обещается «социа льное жилье». Что это
такое, сколько его реально строится, какие государство дает «га-
рантии» его предоставления? Ничего определенного. Президенты
много говорят об ипотеке, но о механизме обеспечения жильем
бедных — ни слова. И можно понять, почему. Объемы строитель-
ства такого жилья ничтожны и вряд ли сильно возраст у т.
93
В 2004 году в интервью председателя Союза потребителей
России, депу тата Госдумы П. Шелища спросили: «Разработчики
нового жилищного кодекса предполагают, что богатые и бедные
будут жить в разных кварталах. Это неизбежно?» Он важно от-
ветил: «Да, это неизбежно. Наступает естественное расслоение
бедных и богатых... К тому же если у человека не хватает денег
на хлеб и лекарства, зато от советской власти осталась дорогая
квартира, почему не поменять ее на другую, чу ть проще, меньше
и дальше?» [90].
Третий массивный процесс — ухудшение физического и ду-
ховного здоровья обедневших людей. Это вызывается целым ком-
плексом причин, так что возникает порочный круг, из которого
очень трудно вырваться. Причины у худшения здоровья, резко
снижающего трудовые возможности человека, достаточно полно
освещаются в регулярных государственных докладах о состоя-
ния здоровья населения РФ. Главные из них — плохое питание,
резко у худшившиеся жилищно-бытовые условия и постоянный
тяжелый стресс, разрушающий иммунную систему.
Немаловажным фактором стало и ухудшение здравоохране-
ния. Его кризис, вызванный реформой, сильнее всего ударил по
обедневшей части населения, и кризис этот углубляется, посколь-
ку иссякает запас прочности унаследованной от СССР системы
и ликвидирована отечественная фармацевтическая промышлен-
ность и производство медицинской техники.
Важным результатом реформы стало в бедной части населе-
ния угасание трудовой и жизненной мотивации, снижение ква-
лификации работников и быстрое нарастание малограмотности
и неграмотности. Это не только резко сокращает возможности
для профессионального роста и увеличения доходов, но и созда-
ет ту среду, в которой бедность воспринимается как нормальное
состояние.
Обеднение большой части трудящихся и ликвидация права на
равный доступ к образованию независимо от доходов родителей
созда ли порочный круг, резко сокративший возможность моло-
дежи вырваться из бедности. Этот механизм обратной связи был
создан на первом же этапе реформы. Видный социолог В.Н. Шуб-
кин говорил в докладе на международном симпозиуме в декабре
1994 года: «Все более усиливается беспросветность в оценках мо-
94
лодежи. Этому в немалой степени способствует и дифференциа-
ция в системе образования, ибо плюрализм образования ведет
к тому, что в наших условиях лишь богатые получают право на
качественное образование. Бедные сегодня уже такого права не
имеют» [91].
Предполагается ли принять какие-то существенные меры,
чтобы разорвать этот порочный круг? Нет, власть ограничивает-
ся констатацией общеизвестных фактов. В Послании 2004 года
В.В . Путин сказал: «Одна из самых серьезных проблем — это не-
доступность качественного образования для малоимущих. Обу-
чение сопровождается дополнительными платежами, которые
не каждый может себе позволить. Сокращение общежитий, ма-
ленькие стипендии не позволяют детям из малообеспеченных се-
мей — особенно из отдаленных городов и сел — получить качест-
венное образование».
Как это понимать? Президент констатирует недоступность
нормального образования для большой части населения, кото-
рую искусственно превратили в бедняков. Это результат полити-
ки, главных принципов которой власть менять не собирается. Ну
так принимайте специальные меры, чтобы разрешить проблему
в рамках своей политики. Так ведь нет, ничего делать не соби-
раются. В чем же тогда заключается эта «борьба с бедностью»?
В.В . Путин высказал философскую истину: «Доступность услуг
образования и здравоохранения, возможность приобрести жи-
лье помогу т нам смягчить проблему бедности». Но ни этой до-
ступности, ни этой возможности вы и не предполагаете дать обе-
дневшим людям!
В России идет поэтапная коммерциализация здравоохранения
и сокращение обязательств государства в этой сфере — вводят-
ся «стандарты», устанавливающие лимиты на обслуживание по
полису социального страхования. Это одна из главных проблем
бедной части населения. Социологи пишу т: «То, что части бедных
все-таки удается пользоваться платными медицинскими услуга-
ми, скорее отражает не их возможности в этой сфере, а очевидное
замещение бесплатной медицинской помощи в России псевдоры-
ночным ее вариантом и острейшую потребность бедных в меди-
цинских услугах. Судя по их самооценкам, всего 9,2% бедных на
сегодняшний день могу т сказать с определенной долей уверен-
95
ности, что с их здоровьем все в порядке, в то время как 40,5%, на-
против, уверены, что у них плохое состояние здоровья. Боязнь по-
терять здоровье, невозможность получить медицинскую помощь
даже при острой необходимости составляют основу жизненных
страхов и опасений подавляющего большинства бедных» [20].
Наконец, важным условием создания и воспроизводства
бедности является становление и укрепление теневой и крими-
нальной экономики. Бедность является ее питательной средой
и одновременно следствием. Уже сейчас в России велики мас-
штабы низкооплачиваемого и почти рабского труда нелегальных
мигрантов. Прису тствие целой армии таких бесправных работ-
ников на рынке труда настолько сбивает цену на рабочую силу,
что в России на многих производствах нет даже возможности на-
ладить капиталистическую эксплуатацию трудящихся — перед
нами уклад, представляющий собой угнетение работников нео-
феодальным сословием — бандой, которая действует под маской
предпринимателей.
Кроме того, обеднение вошло в режим самовоспроизводства.
Его «продукт» ускоряет процесс и может превратить его в лави-
нообразную цепную реакцию. Люди, впавшие в крайнюю бед-
ность, разрушают окружающую их среду обитания. Этот процесс
и был сразу запущен одновременно с реформой. Его долгосроч-
ность предопределена уже тем, что сильнее всего обеднели семьи
с детьми, и большая масса подростков стала вливаться в преступ-
ный мир. Криминалисты определенно оценивают главные при-
чины этого: снижение жизненного уровня населения, появление
и рост армии безработных, снижение нравственного уровня об-
щества, распад системы нравственных норм. Сильнее всего эти
факторы сказа лись на подростках, специалисты отмечают в среде
подростков «широкое распространение пьянства и наркомании,
нравственное падение, физическое и психическое ухудшение
здоровья, неэффективное оказание медицинской и социальной
помощи» [93]. Это массивный социальный процесс, начавшийся
вместе с реформой, который не будет переломлен просто из-за
небольшого роста доходов.
Крайнее обеднение выталкивает масс у людей из общества
и так меняет их культ урные устои, что они начинают добывать
себе средства к жизни «поедая» структуры цивилизации. Тем са-
96
мым они становятся инструментом “насильственной” архаизации
жизни окружающих и их дальнейшего обеднения. Типичным про-
явлением этого процесса стало хищение электрических проводов,
медных и лат унных де талей оборудования железных дорог и т. п .
Подобных этому признаков архаизации мы наблюдаем доста-
точно, чтобы прийти к выводу: при длительном обеднении и со-
кращении предоставляемых на уравнительной основе социальных
(“бесплатных”) благ люди вынуждены отказываться от дорогосто-
ящих оболочек цивилизации и отст упать ко все более примитив-
ным и архаичным способам производства и жизнеустройства.
Очевидно, что все эти процессы вовсе не прекратятся отто-
го, что государство при благоприятной конъюнкту ре на мировом
нефтяном рынке сможет дать бедной части населения вспомоще-
ствование и «поднять» доходы некоторых из них (пусть даже по-
ловины) выше черты бедности. Указанные процессы деградации
«затяну т» этих людей обратно в бедность.
Для преодоления бедности требуется большая восстано-
вительная программа — восстановление всех главных систем
жизнеустройства. Для этого прежде всего необходимо восста-
новление рационального сознания и мобилизация материально-
технических и трудовых ресурсов, а вовсе не «известная сумма
денег». Правительство реформаторов, будучи проникну то «мо-
нетаристским мировоззрением», во главу угла при рассмотрении
состояния больших систем ставит проблему денег. Это — у ход от
су ти, плохой признак, ибо в критических ситуациях, как прави-
ло, дело решают не деньги, а «реальные» ресурсы: материальные,
ка дровые, интеллектуальные.
Но этих ресурсов в условиях созданной в ходе реформы си-
стемы, не будет. Энтузиаст этой реформы Л. Радзиховский от-
кровенно и даже цинично пишет в 2009 году: «Главный вектор
всех наших реформ — СБРАСЫВАТЬ БАЛЛАСТ. Балласт госсоб-
ственности. Ба лласт фиксированных цен. Балласт “союзных ре-
спублик”. Балласт неэффективных предприятий. Балласт неадек-
ватной социальной системы. И т. д . Сбросить это было, конечно,
трудно, точнее — страшно. У многих до сих пор фантомные боли
в ампу тированных социальных конечностях. Но в конце кон-
цов, чтобы “отрезать”, требуется мужество и политическая воля.
И все. ”Ломать — не строить, душа не болит”» [65].
97
Глава 6.
Аномия: дети, подростки и молодежь
в обществе риска
Самыми незащищенными перед волной аномии, которую
подняла реформа, оказались дети и подростки. Они с самого на-
чала 1990-х годов тяжело переживали бедствие, постигшее их ро-
дителей. Потом, по мере углубления кризиса, роста безработицы
и бедности, целые контингенты их оказывались беспризорными
или безнадзорными, лишившись всякой защиты от преступных
посягательств и втягивания их самих в преступную среду.
Вот формулировка юриста: «В ходе проводимых в России
социально-экономических реформ дети оказались более неза-
щищенными, чем все остальные социально-демографические
группы населения. Ситуация в сфере детства, связанная с нарко-
манией, алкоголизмом, детской безнадзорностью, постоянным
ухудшением положения детей, ростом посягательств на их права,
сегодня на государственном уровне рассматривается как угроза
национальной безопасности России.
Семейное неблагополучие подростков может и должно ком-
пенсироваться школьным благополучием. Однако в большинстве
случаев происходит как раз наоборот: семейное неблагополучие
подростка усугубляется его школьным неблагополучием, ситуа-
ция отчужденности, одиночества в семье дополняется аналогич-
ной ситуацией в школьном классе, в группе других образователь-
ных учреждений» [105].
В 1994 году социологи исследовали состояние сознания
школьников Екатеринбурга дву х возрастных категорий: 8–12
и 13–16 лет. Выводы авторов таковы: «Наше исследование пока-
зало, что ребята остро чувствуют социальную подоплеку всего
происходящего. Так, среди причин, вызвавших появление нищих
и бездомных людей в современных больших городах, они называ-
ют массовое сокращение на производстве, невозможность найти
работ у, высокий уровень цен... Дети школьного возраста полага-
ют, что жизнь современного россиянина наполнена страхами за
свое будущее: люди боятся быть убитыми на улице или в подъ-
98
езде, боятся быть ограбленными. Среди страхов взрослых людей
называют и угрозу увольнения, страх перед повышением цен...
Сами дети также погружены в атмосферу страха. На первом
месте у них стоит страх смерти: «Боюсь, что не доживу до 20 лет»,
«Мне кажется, что я никогда не стану взрослым — меня убьют»...
Российские дети живу т в атмосфере повышенной тревожности
и испытывают недостаток добра... Матерятся в школах все: и де-
вочки и ма льчики... Как говорят сами дети, мат незаменим в по-
вседневной жизни. В социуме, заполненном страхами, дети нахо-
дят в мате некий защитный механизм, сдерживающий агрессию
извне» [18].
Старшеклассники в 1990-е годы ощущали дыхание безрабо-
тицы уже за порогом их школы. М .Н . Руткевич писал: «В 1993
году угроза безработицы стала реальностью для рабочих, слу-
жащих, инженеров и техников в большинстве регионов страны,
особенно на предприятиях ВПК, машиностроения, текстильной
и легкой промышленности, а также в научно-исследовательских
учреждениях. Выпускники средней школы по-разному оценива-
ли эту угрозу в отношении собственного будущего жизнеустрой-
ства в зависимости от социального статуса семьи... В целом же,
если принять за 100% число тех, кто дал определенный ответ, то
реальной считают угрозу безработицы две трети выпускников
средней школы» [98].
Через десять лет, в 2003 году, Ю.А. Зубок характеризовала
это положение так: «Сформировался слой незанятой молоде-
жи. В разных отраслях численность молодежи в составе рабочей
силы сократилась за последние десять лет от 2 до 6 раз. Многие
из юношей и девушек, оставшихся на производстве, лишь чис-
лятся в штате, зарабатывая на стороне. Вследствие развала кол-
лективных форм сельского хозяйства и невозможности заняться
фермерством произошла маргинализация значительной части
сельской молодежи. Растет ее миграция из села в город. После
1991 года в 2,5 раза возросла доля молодых людей, стремящихся
любыми способами перебраться на постоянное место жительства
в города, где немногим из них удается избежать криминальных
структур.
Как выявилось в ходе исследований, высокая трудовая моти-
вация и ориентация на производительный труд приводят скорее
99
к снижению показателей уровня жизни, нежели к их повышению.
А реализация иных, не связанных с трудом моделей самореали-
зации, наоборот, оказывается эффективнее с точки зрения соци-
ального продвижения. Это закрепляется в молодежном сознании
в виде доминанты инструментальных ориентаций, готовых пре-
вратиться в условиях высокой толерантности к девиации в асоци-
альные установки. Совокупность отмечаемых тенденций ставит
в ситуацию неопределенности и риска наиболее подготовленную
и социально активную молодежь...
Ощущение нестабильности и незащищенности знакомо 60,1%
молодых россиян. Видимо, социально-правовой фактор риска
и впредь останется ведущим в социальном развитии подрастаю-
щего поколения» [99].
Эта атмосфера страха перед бытием наносит тяжелую травму,
которая порождает аномию в подростковом и молодом возрас-
те. Социальное бедствие, в которое страну погрузила реформа,
ударило по обеим защитам ребенка — по семье и по школе. Со-
циологи пишу т в 2003 году: «Для социологов и психологов важ-
ны специфические особенности социальной политики в России
1990-х годов, которые повлияли на судьбы детей и подростков.
Подрастающее поколение лишилось ориентиров в условиях куль-
т урного вакуума. Точнее говоря, провозглашение “частнособ-
ственнических” норм поведения, осуждавшихся прежде, привело
к сосуществованию взаимоисключающих ценностных ориенти-
ров, одновременно действующих в обществе. Это самым непо-
средственным образом повлияло на усложнение социализации
подростков, рожденных во второй половине 1970-х
—
начале
1980-х годов...
Подводя итог нашему ана лизу, можно сказать, что в целом все
эти подростки — жертвы социа льных трансформаций, оставлен-
ные в условиях культу рного вакуума без какой-либо поддержки
со стороны и общества, и семьи, и государства. В условиях сосу-
ществования взаимно исключающих друг друга ценностных ори-
ентаций тяжело сделать правильный выбор» [97].
А.А . Зиновьев писал в 1995 году: «В России больше нет той си-
стемы воспитания и образования детей и молодежи, которая еще
не так давно считалась лучшей в мире. Вместо нее новые хозяева
России создали систему растления новых поколений с раннего
100
детства и во всех их жизненных проявлениях. Те поколения, ко-
торые теперь подрастают, уже принадлежат к иному миру, к иной
цивилизации, к иной человеческой общности. Они не имеют
исторических корней в делах, идеях и системе ценностей своих
предшественников. Растет поколение людей, являющееся кари-
катурной имитацией всего худшего, созданного в странах Запада.
Растет поколение плохо образованных, завистливых, жадных до
денег и развлечений, морально растленных с детства, лишенных
понятия Родины и гражданского долга и т. п . ловкачей, мошенни-
ков, деляг, воров, насильников и, вместе с тем, людей с рабской
психологией и изначальным комплексом неполноценности. С та-
ким человеческим материалом уже невозможны никакие великие
свершения» [96].
Как философ, А.А . Зиновьев слишком пессимистичен, он —
человек с трагическим мировосприятием. Цивилизация и куль-
т ура — большие инерционные системы, даже самая радикальная
реформа не может их сломать за 20–30 лет. Повреждения зале-
чиваются в «молекулярной» деятельности родителей, общества,
государства и школы. Но образуются уродливые шрамы и разры-
вы, нагноения и фантомные боли, — и структуру процесса дегра-
дации ценностной шкалы новых поколений детей и подростков
России А.А. Зиновьев обрисовал верно.
Институциональные изменения в системе воспитания, тесно
связанной со школой, не могли не повлиять на ценностную си-
стему молодежи. И.В . Староверова пишет, опираясь на опыт двух
десятилетий: «Как известно, отечественная система формирова-
ния сознания и поведения молодежи базировалась на приоритете
традиционной мора ли и нравственности, что и обеспечивалось
единством обучения и воспитания. В обучении доминировал
принцип овладения основами фундаментальных научных знаний
в сочетании с практическим опытом их применения, причем реа-
лизация его обеспечивалась преемственностью прошлого и на-
стоящего, с ориентацией на будущее, при относительной диалек-
тической гармонии материального и идеального...
В долиберальные времена в процессе социализации нашей
молодежи одно из ключевых мест занимали комсомольская
и пионерская организации, многочисленные объединения по
интересам: спортивные, творческие и др. При всей скованности
101
идеологическими рамками, они формировали здоровые досуго-
вые интересы молодого человека, да к тому же обеспечивали их
реализацию инфраструктурой, кадрами и средствами. С факти-
ческой ликвидацией этих форм молодежной самодеятельности
уже на первом этапе либеральных реформ значительная часть
молодежного и детского контингента перешла, по мнению веду-
щих российских ювенологов, в “субкультурные ниши”, которые
далеко не всегда носят позитивный характер» [10].
Тяжелейший удар нанесла реформа по важнейшему для вос-
питания институ ту — семье. Группа риска в условиях кризиса —
дети из неполных семей (чаще всего без отца). Это очень крупный
контингент. По данным Росстата, в первое десятилетие реформ,
за период между переписями 1989 и 2002 годов доля детей, вос-
питываемых в семьях без одного или обоих родителей, возросла
в 1,7 раза. По данным переписи 2002 года, в семьях, где дети вос-
питываются без участия одного или обоих родителей, прожива-
ло 23,3% детей. Этот показатель растет: сейчас около трети детей
рождаются в России вне брака.
Социологи в статье 2010 года пишут о «воспитательном по-
тенциале» семьи: «Социальные девиации в поведении детей более
характерны для неполных семей. Судя по ответам матерей, дети
в них чаще плохо учатся. Их матерей значительно чаще вызыва-
ют в школу из-за поведения детей: 43% матерей из неполных семей
и 25,7% замужних. Среди последних каждая третья (33,4%) стал-
кивается с крайне неприятной сит уацией: дети пьют, курят, упо-
требляют наркотики. Однако в семьях незамужних матерей эта
проблема встречается еще чаще (43%) ... Соответственно, риск по-
пасть в плохую компанию и совершения различных правонаруше-
ний и даже прест уплений у детей из неполных семей в 2,8 раза (т. е.
почти втрое) выше, чем в семьях, где есть оба родителя» [100].
Заместитель директора Центра социологических исследова-
ний Министерства образования РФ А.Л. Арефьев писал (в 2003 г.):
«Причины беспризорности, как показывают результаты исследо-
вания, связаны с неблагополучной ситуацией во многих россий-
ских семьях, что отражает серьезный и углубляющийся кризис
институ та семьи в России: стабильно увеличивается внебрачная
рождаемость (более четверти всех новорожденных), почти поло-
вина всех матерей (45%) растят своих детей в одиночку... Глубин-
102
ные причины кризисных явлений во многих российских семьях,
у тративших свой социализирующий потенциал, воспитательную
роль и фактически выталкивающих своих детей на улицу, связа-
ны с падением уровня жизни большинства населения (особенно
разительным на фоне обогащения чиновничье-олигархических
групп), увеличивающейся коррупцией и моральным разложени-
ем общества. Все больше россиян, и прежде всего семьи с детьми,
погружаются в состояние бедности, социальной апатии, физичес-
ки вымирают» [101].
Семью разрушают прежде всего не личностные проблемы,
а социальная внешняя среда, которая катастрофически деградиро-
ва ла в 1990-е годы. Это привело к страшному, невыносимому для
детского сознания явлению — насилию в семье. Дети и подростки
получают тяжелую психическую травму уже будучи свидетелями
таких сцен, а ведь нередко и они сами становятся жертвами.
Социолог из ВНИИ МВД РФ А.Н. Ильяшенко пишет: «В по-
следние годы все большее внимание и беспокойство общес твен-
ности и правоохранительных органов вызывает насилие в семье,
ставшее наиболее распространенной формой агрессии в совре-
менной России. Так, по результатам исследований, 30–40% тяж-
ких насильственных преступлений совершается именно в семье.
Жертвы семейно-бытовых конфликтов составляют наиболее
многочисленную группу среди погибших и пострадавших от лю-
бых преступлений...
Проявления насилия в семье нередко отличаются жестоко-
стью, дерзостью и исключительным цинизмом, что свидетель-
ствует о сложных вну трисемейных отношениях, высочайшей
степени «накала» семейного конфликта, а также о глубокой нрав-
ственной деградации, пренебрежительном отношении к элемен-
тарным требованиям морали. По данным изучения уголовных
дел, каждое восьмое насильственное преступление в семье (13,2%)
совершено с особой жестокостью, каждое седьмое (15,4%) — с са -
дизмом, каждое шестое (16,9%) — с издевательством над по-
терпевшим, каждое десятое (10,3%) — с причинением мучений,
а 2,9% — с применением пытки...
У подавляющего большинства (88,1%) преступников на мо-
мент совершения семейного насилия отмечен низкий материаль-
ный уровень жизни. Только у 1,5% имелись доходы выше среднего,
103
у 10,4% — средние доходы (жили не хуже других), у 11,9% — до-
ходы ниже среднего (не могли себе многое позволить), у 37,7% —
низкие доходы (на всем приходилось экономить), а у 38,5% —
крайне низкие доходы (едва сводили концы с концами) ...
Имущественное расслоение общества, снижение уровня жиз-
ни значительной части населения, социально-бытовая неустро-
енность, безработица, юридическая бесправность, общая пси-
хологическая неустойчивость, выливающаяся в алкоголизацию
и наркотизацию, потеря нравственно-психологических ориенти-
ров отрицательно сказываются на микроклимате в семье, в шко-
ле, на производстве, способствуют резкому снижению у ровня
культуры межличностного общения, росту жестокости и наси-
лия. Положение усугубляется демонстрацией, пропагандой же-
стокости, насилия, эротики в средствах массовой информации,
посредством чего обществу навязывается определенная схема
культуры, в которой унижается достоинство женщины.
Таким образом, проникновение насилия в жизнь семьи ведет
к деконструкции нравственных, гуманистических основ семейно-
го воспитания, к росту детской безнадзорности и беспризорниче-
ства, вовлечению несовершеннолетних в потребление спиртных
напитков, наркотиков, в проституцию и криминальную деятель-
ность. В такой обстановке совершенствование мер предупрежде-
ния насилия в семье становится важнейшей задачей не только
органов вну тренних дел, но и всего общества» [102].
Исследование Российской Академии медицинских наук, за-
вершенное в 2010 году, показывает, что прямым следствием воз-
действия реформы на семью и школу стал всплеск в России дет-
ских и подростковых самоубийств. Общепринято, что уровень
самоубийств — один из самых чу тких индикаторов дезинтегра-
ции современных обществ, а у ровень самоубийств детей и под-
ростков тем более.
В докладе сказано: «По уровню самоубийств среди подрост-
ков Россия на первом месте в мире — средний показатель са-
моубийств среди населения подросткового возраста более чем
в 3 раза превышает средний показатель в мире. И эти страшные
цифры не учитывают случаев попыток к самоубийству.
Причины подростковых самоубийств — это прежде всего
конфликты с окружающими. Анализ материалов уголовных дел
104
и проверок обстоятельств причин самоубийств несовершенно-
летних, проведенный Генеральной Прокуратурой России, пока-
зывает, что 62% всех самоубийств несовершеннолетних связано
с семейными конфликтами и неблагополучием, боязнью насилия
со стороны взрослых, бестактным поведением отдельных педаго-
гов, конфликтами с учителями, одноклассниками, друзьями, чер-
ствостью и безразличием окружающих...
Анализ подростковой смертности за длительный 26-летний
период показал, что ведущими факторами ее изменения явля-
ются социально-экономические сдвиги, происходящие в России
в этот период» [21].
Исследование самоубийств в конкретном регионе (Иванов-
ская обл.) лишь усиливает этот вывод. В отчете об исследовании
(2007) сказано: «Рост суицидальной активности, маскулинизация
и дальнейшее омоложение самопокушений, радикализация мето-
дов их совершения — тревожные симптомы, свидетельствующие
о нарастании суицидального потенциала в современной Рос-
сии...
Характеристики половозрастной структуры суицидов, а так-
же совпадение суицидальных трендов с динамикой социального
неблагополучия позволяют говорить о том, что в современной
России явно превалируют два основных типа самоубийств —
«аномические» и «эгоистические» (по терминологии Э. Дюрк-
гейма). Если первые вызываются дефицитом регулирования со-
циальных процессов и нарушением ценностно-нормативного
единства общества, то вторые — низким уровнем социальной
интеграции и индивидуалистическими установками рыночной
идеологии («бизнес — это война»).
Полуразрушенная экономика и отсталая социальная инфра-
структура, слабые рыночные механизмы и низкий уровень жизни
людей, острый дефицит современных рабочих мест и отсу тствие
у молодежи возможностей для профессиональной самореали-
зации, узость среднего класса и высокая доля депривирован-
ных слоев населения — таковы важнейшие условия, создающие
социально-экономическую базу для не спадающей волны суи-
цидальной активности в регионе. Продолжающийся рост самоу-
бийств — это та цена, которую мы до сих пор вынуждены платить
за нецивилизованные формы перехода к капитализму » [8].
105
Здесь все сказано совершенно ясно и точно, подтверждено
эмпирическими данными за шесть лет. Но российское общество
и государство как будто «привыкли» к таким сообщениям и про-
сто игнорируют их. О какой модернизации, о каком «креативном
классе» может идти речь, когда половина молодежи страны нахо-
дится в таком состоянии! Как могу т молодые люди «с хорошей зар-
платой» спокойно заниматься творческой работой в «силиконовой
долине» Сколково рядом с массовым бедствием? Ведь это было бы
духовной патологией. Ведь в современном обществе невозможно
построить для этих креативных кадров башню из слоновой кости.
Как говорилось в главе 5, мощное воздействие на обществен-
ные инстит у ты оказало катастрофическое изменение — молние-
носное и резкое обеднение большой части населения. Все жители
России являются свидетелями и участниками этого бедствия,
поэтому оно влияет на духовную сферу всех детей и подростков,
включая тех, кто «выиграл» от реформы. Культ урная травма кос-
нулась всей молодежи, включая ее привилегированную часть. Вся
система воспитания оказалась деформированной, и ее адапта-
ция к аномальному состоянию общества требовала специальной
и сложной программы, но эта задача в реформе даже не ставилась.
Бедность в России, созданная в мирное время в кратчайшие
сроки политическими средствами, — необычное, неизученное яв-
ление. Оно не описано ни в советской, ни в западной социологии.
Коротко коснемся лишь самых срочных и очевидных проблем.
Как говорилось выше, институционализация бедности прои-
зошла прежде всего в семьях с детьми. Вдумаемся: в 1990-е годы
более половины семей, состоящих из двух работающих, не мог-
ла обеспечить минимально приемлемый уровень жизни даже
одному ребенку!
Тяжесть культурной травмы во многом объясняется молние-
носным и необъяснимым характером обеднения, а затем и необ-
ратимостью этой бедности для огромной массы людей. Н .М. Рима-
шевская пишет: «Несмотря на повышение в 2003 году минимальной
оплаты труда, она все еще составляет четверть от прожиточно-
го минимума нетрудоспособного... Супружеские пары с 1–2 детьми,
где двое взрослых работают, в советское время традиционно отно-
сились к средне– и высокообеспеченным слоям населения, а теперь
каждая пятая семья оказывается за границей бедности» [23].
106
Прошли 1990-е годы, настали тучные годы нефтедолларов,
«средние» доходы выросли, начался потребительский бум. А бла-
госостояние неполных семей в тучные годы резко упало [11].
И ведь в неполных семьях воспитывается почти половина рос-
сийских детей. Произошла деформация общества гораздо более
тяжелая, нежели обеднение: исключение из общества большой
части населения. Как пишу т, «наряду с крайней бедностью возни-
кает межпоколенческая преемственность нужды». Это задает со-
вершенно новое измерение в воспитании. Как обращаться с на-
ставлениями к подростку, который чувствует, что обречен вечно
пребывать в «низшем классе»?
В 2004 году Н.М . Римашевская так описывает возникновение
порочного круга бедности: «Устойчивая бедность связана с тем,
что низкий уровень материальной обеспеченности, как правило,
ведет к ухудшению здоровья, деквалификации, депрофессиона-
лизации, а в конечном счете — к деградации. Бедные родители
воспроизводят потенциально бедных детей, что определяется их
здоровьем, образованием, полученной квалификацией. Социаль-
ные исследования устойчивости бедности подтвердили эт у ги-
потезу и показали, что люди, «рождающиеся как постоянно бед-
ные», остаются таковыми в течение всей жизни» [23].
Суть этого состояния излагается так: «Нисходящая мобиль-
ность ранее благополучных социальных слоев и распростране-
ние бедности на работающих стали признанными особенностя-
ми трансформирующейся России... С началом рыночных реформ
1990-х годов и развалом прежней системы жизнеобеспечения
меняется характер бедности: из феномена жизненного цикла,
обусловленного демографическими факторами, она становится
явлением, тесно связанным с классовой позицией, этничностью
и гендером. В сравнении с советскими временами сокращаются
возможности мобильности в благополучные слои и создаются
условия для формирования постоянной бедности...
Формируется реальная устойчивая группа постоянно бед-
ных, характеризуемая крайней бедностью, исключением с рын-
ка труда и из системы социальной защиты. Именно социальное
исключение является механизмом формирования постоянной
и глубокой бедности... Апогеем исключения становится атоми-
зация индивидов — потеря связи с домашней экономикой (вы-
107
падение из семьи) и сетевой экономикой (родс твенного обме-
на)» [104].
Как показал ход реформы, для большинства обедневших се-
мей их нисходящая социальная мобильность оказалась необра-
тимой. Произошла сегрегация детей этих семей от благополуч-
ных слоев общества [104]. В 2004 году социологи делают такой
вывод: «Чрезмерная поляризация общества, прогрессивное суже-
ние социальных возможностей для наиболее депривированных его
групп, неравенство жизненных шансов в зависимости от уровня
материальной обеспеченности начнет в скором времени вести
к активному процессу воспроизводства российской бедности, рез-
кому ограничению возможностей для детей из бедных семей до-
биться в жизни того же, что и большинство их сверстников из
иных социальных слоев» (курсив наш — Авт.) [20].
Возникло новое явление — социальное сиротство. Вот состо-
яние на 2004 год: «Изменения экономических отношений в Рос-
сии повлекло за собой ряд существенных перемен в социальной
жизни общества. ... Страдающими группами стали наиболее сла-
бые — дети и престарелые. Половина детей проживают в бедных
семьях с доходами ниже прожиточного минимума. В них дети
не только лишены удовлетворительного питания, но становятся
обузой семьи, получают характеристику «лишних».
В российской действительности появилось такое явление, как
вынужденное сиротство. Это дети, имеющие родителей, но вынуж-
денные жить вне своего дома: в детских домах, приютах, интерна-
тах. Официальная статистика показывает, что численность «соци-
альных сирот» составляет сегодня более 685 тыс. человек» [19].
Осознание себя бедным невыносимо для ребенка и подрост-
ка, очень немногие с ним могу т справиться: для этого требуется
редкостная воля и самоуважение, даже презрение к окружающим.
Особенно тяжелую травму наносит стигматизация — «наложение
клейма», как на раба или каторжника1
. Эта операция почти всегда
порождает ненависть и жажду мщения, пусть до поры скрытую.
1
Заметим, что 1992 г. отменили школьную форму – давно найденный шко-
лой способ предотвратить стигматизацию одеждой. В советской школе 1930–
1940-х годов с их уравнительным бытом хвастаться костюмом не приходилось.
Но как только в 1950-е годы жизнь стала налаживаться, для мальчиков ввели
форму (1954 г.), а у девочек она была восстановлена в 1948 г.
108
Обеднение семьи резко снижает ее воспитательный потен-
циал, и ребенок, травмированный социальным неравенством
в школе, не получает духовной поддержки и в семье. Социологи
пишу т: «Анализ социально-экономических причин и факторов,
снижающих воспитательный потенциал семьи, свидетельствует
о распространении такого нежелательного явления, как соци-
а льная депривация, означающего лишение, ограничение либо
недостаточность условий, материальных и духовных ресурсов,
необходимых для выживания, разностороннего развития и со-
циализации личности. Дети из обеспеченных семей оказываются
в привилегированном положении в плане получения полноцен-
ного образования, лечения и отдыха...
Низкие показатели доходов от занятости по найму побуждают
работников искать дополнительные источники или увеличивать
рабочее время. Это приводит к переу томлению и уменьшению
возможностей общения с детьми. «Уста лость и переу томление»
отметили в опросах 47,5%, «недостаток свободного времени»
10,4% респондентов... Это значительно осложняет реа лизацию
воспитательной функции, может привести к разногласиям и не-
допониманию между старшим и младшим поколением, пробелам
в воспитании и конфликтам, вплоть до безнадзорности и беспри-
зорности детей.
Постоянное отсу тствие родителей, физическое и психологиче-
ское переу томление, связанное со значительными перегрузками
на работе, исключение отцов из процесса воспитания порожда-
ют семейные конфликты, влеку т за собой искажение социальных
и гендерных стереотипов поведения в семье, которые ребенок
«перенесет» во взрослую жизнь» [100].
Н. Давыдова и Н. Седова, изучавшие эволюцию бедности
в России с самого начала реформ, сделали в 2004 году такой вы-
вод, относящийся к детям: «По данным нашего исследования,
немалая доля российского населения (23,1%) серьезно озабочена
отсу тствием перспектив для детей, и именно для бедных на прак-
тике эта проблема встает наиболее остро. Как уже отмечалось,
возможности получения хорошего образования, включая допол-
нительные занятия для детей и взрослых, в настоящее время вхо-
дят в первую пятерку наиболее значимых факторов, отличающих
жизнь бедных семей от жизни всех остальных.
109
Уже сейчас подавляющее большинство российских бедных
(62,2%) оценивают собственные возможности получения образо-
вания и знаний, которые им необходимы, как плохие (население
в целом склоняется к подобной оценке только в трети случаев,
богатые — практически никогда). Следствием того, что только
каждой десятой бедной семье в России удается оплачивать об-
разовательные услуги, является то, что среди бедных все больше
растет убеждение в том, что получить хорошее образование «хо-
телось бы, но вряд ли удастся» (41,1% бедных именно так оцени-
вают возможность достижения для себя этой цели по сравнению
с 29,7% населения в целом)» [20].
Надо добавить, что результатом массовой бедности и вы-
званных ею социальных страхов стал демографический сдвиг,
который еще сильнее ослабляет воспитательный и защитный
потенциал семьи: «В кризисных социально-экономических усло-
виях усиливается ориентация родителей на одного ребенка —
однодетная семья становится все более типичной для России.
По мнению исследователей, ребенок в ней становится центром
притяжения «всех и вся», исчезают особые свойства многодет-
ной семьи, позволяющие успешно выполнять функцию социа-
лизации. Если принять за 100% все семьи с несовершеннолетни-
ми детьми (всего их 20,7 млн), то среди них более чем две трети
(67,7%) — однодетные. Двухдетные составляют лишь немногим
более четверти (26,9%), а семей с тремя и более детьми лишь
5,4%» [100].
Вот частный, но красноречивый симптом: резкое расслое-
ние населения по уровню благосостояния (прежде всего по до-
ходам) сразу породило неизвестный в советской школе феномен
детской жестокости. Социологи пишу т уже в конце 1991 года:
«Особенно ярко синдром жестокости проявляется среди молоде-
жи, все заметнее принимая тотальный характер. Об этом свиде-
тельствует постоянно увеличивающееся число преступлений, со-
вершаемых подростками с изощренной жестокостью, доходящей
до садизма и глумления над личностью. Более того, в последнее
время мы столкнулись с феноменом “детского бунта”, когда дети
и подростки выступают застрельщиками в столкновениях между
мафиозными группами, в конфликтах на межнациональной или
социально-бытовой почве.
110
Наконец, жестокостью все больше насыщаются и отношения
между самими учащимися. Многие из них полагают, что пу ть са-
моу тверждения лежит через культ силы, вседозволенности. Яд
суперменства проникает даже в отношения 7–10-летних, в среде
которых уже начинается расслоение на тех, “к то имеет”, тех, “к то
не имеет”, и тех, “кто пытается отобрать у тех, кто имеет”... Пре-
вращение определенной части подрастающего поколения в на-
стоящих маргиналов грозит обществу страшным по силе и раз-
рушительным по последствиям социальным взрывом» [103].
Особо надо выделить бедственное положение сельских детей
и молодежи. Вот выводы социолога (2004 г.): «Процесс произ-
водственного, экономического и социоструктурного обнищания
сельского бытия особенно негативно сказывается на социали-
зации сельской молодежи. В некоторых регионах доля безработ-
ной молодежи в возрасте 21–29 лет достигает 35–40%, а 15–20-
летней — 50–60%.
Ограничения в сфере трудовой социализации усиливаются
отчуждением сельской молодежи от социализации в образова-
тельной сфере. Она все более явственно усугубляется склады-
вающейся тенденцией снижения образовательного уровня мо-
лодых людей, которым предстоит в ближайшее время обновить
стареющие кадры деревни. Уже с середины 1990-х годов многие
подростки из материально неблагополучных семей стали бросать
школу, в результате свойственная России на протяжении послед-
них двух–трех столетий тенденция, в соответствии с которой
каждое следующее поколение россиян становилось образованнее
предшествовавшего, сменяется на противоположную. Нынешнее
поколение сельской молодежи школьного возраста имеет обра-
зование ниже, чем их родители в соответствующий период сво-
ей жизни. В последние три–четыре года вне школы оказываются
ежегодно от 500 до 600 тыс. детей школьного возраста.
Основными причинами является бедственное положение
семей, когда невозможно снарядить школьника в школу, прихо-
дится впрягать его в работу в личном подсобном хозяйстве и все
чаще посылать «в люди» для заработка на проживание. Ведь 86%
аграрных работников получили в 2003 году заработную плату
ниже прожиточного минимума» [106].
В этой статье помещена такая таблица:
111
Таблица 1
Причины непосещения школы сельскими детьми школьного
возраста (%)
Причины по словам родителей
1999 г.
2004 г.
Школа далеко, а подвоза нет
2,8
7,1
Нет денег на учебники, одежду, обувь
21,9
32,5
Помогают в личном подсобном хозяйстве
30,3
36,1
Работают по найму, иначе семье не прожить
10,5
15,3
Не хотят учиться
22,9
6,6
Прочие причины
13,6
4,3
В ходе исследований влияния реформы на социальную струк-
т уру и состояние культуры в социологии сложилось понятие
общества риска. Это общество в состоянии такого кризиса, при
котором материа льные невзгоды ведут к разрушению ценност-
ных ориентаций и нормативных систем — в отличие от солидар-
ных обществ, где общее бедствие сплачивает людей и укрепляет
их дух.
Вот что писали о положении молодежи в российском общест-
ве риска: «Когда кризис у трачивает свою главную отличительную
черту — периодичность, углубляется и превращается в перма-
нентный процесс и на лицо невозможность или неспособность
найти приемлемый выход из него, начинается эскалация неопре-
деленности и постоянное воспроизводство риска. Как свидетель-
ствуют данные социологических исследований, воспроизводство
риска в российском обществе носит именно расширенный харак-
тер, что обусловливает его дальнейшую эскалацию. Затрагивая
фундаментальные механизмы общественного воспроизводства,
риск приобретает системный характер, определяя специфичес-
кие черты общества, называемого обществом риска.
За прошедшие годы ложное представление о неограниченной
свободе как об идеале либерального общества воплотилось в раз-
рушении и расхищении государства и в деформациях правово-
го сознания молодых граждан. А наибольшим адаптивным по-
тенциалом в современных условиях возобладала такая личность,
в направленности которой (структуре потребностей, интересов
112
и ценностей) доминируют потребительские по отношению к об-
ществу мотивы... Приобретая в условиях продолжительного
системного кризиса тотальный, перманентный характер, угро-
зы и риск проникают в повседневную жизнь все большего числа
молодых людей, слабо контролируются и редко преодолеваются,
усиливая процесс его воспроизводства...
Фундаментальное свойство общества риска — неопределен-
ность и непредсказуемость жизненного пути, самоопределения
и самореализации в большей или меньшей степени всех молодых
людей, что не может не влиять на характер социального развития
молодежи как группы...
Прежде всего, это определяется ограниченными возмож-
ностями, предоставляемыми обществом для вертикальной мо-
бильности молодых людей. Осознание ограничений стимулирует
молодых людей к решительным и рисковым действиям, исход ко-
торых в условиях нестабильности слабо прогнозируем. Не сумев
реализовать себя в обществе, молодежь становится перед альтер-
нативой: оказаться на обочине жизни или пойти по пу ти наруше-
ния правовых и нравственных норм...
В целом анализ подтверждает наличие связи между степенью
социальной неопределенности образа жизни молодежи, риском
и характером ее ценностных ориентаций. Неопределенность
жизненной ситуации и необходимость рискованного поведения
деформируют ценности — цели и активизируют ценности —
средства, оказывая влияние на социальное развитие молодого
поколения, как на направленный процесс» [99].
В этой статье дана таблица, которая в более поздней публика-
ции была дополнена данными 2007 года.
Таблица 2
Жизненные позиции российских студентов
(в % к числу опрошенных)
Ответы, выражающие «согласие»
1997 г. 1999 г. 2007 г.
В нашей стране столько неясного, что такому чело-
веку, как я, трудно в ней разобраться
73,4 91,9 83,2
Сегодня кажется, что все в жизни обесценивается 73,5 73,7 80,8
Все живут сегодняшним днем и не заботятся о бу-
дущем
51,4 64,8 79,7
113
Ответы, выражающие «согласие»
1997 г. 1999 г. 2007 г.
Ни в ком нельзя быть уверенным
57
57,8 60,5
Сейчас, когда будущее неясно, вряд ли стоит рожать
детей
40
43,4 55,4
Таким образом, «общество риска» есть общество массовой
аномии в «группах риска».
Вот недавняя оценка состояния молодежи, включающая в себя
социально-психологические факторы: «Для установок значитель-
ной части молодежи характерен нормативный релятивизм — го-
товность молодых людей преступить социальные нормы, если
того потребуют их личные интересы и устремления... Обычно
такая стратегия реализуется вследствие гиперболизации кон-
фликта с окружением, его переноса на социум в целом. При этом
конфликт, который может иметь различные источники, приоб-
ретает в сознании субъекта ценностно-ролевой характер и, как
следствие этого, ярко выраженную тенденцию к эска лации» [10].
Эта «смена вех» получила мощную информационную под-
держку, а после ликвидации СССР была поддержана и социаль-
ной политикой государства. В ответ произошли быстрые сдвиги
в массовом сознании, особенно молодежи: ее установки очень
пластичны.
Предупреждения, сделанные в самом начале реформы, сбы-
вались, причем в худшем варианте. Вот выдержка из доклада
Комитета РФ по делам молодежи «Молодежь России: тенденции
и перспективы» (1993 г.): «Более трех четвертей молодых людей
испытывают чувство неудовлетворенности жизнью. Фиксирует-
ся быстрое нарастание (за год в два раза) страха перед будущим.
В структуре конкретных страхов на первом месте страх перед во-
йной на национальной почве, далее идут одиночество, бедность,
болезнь, бандитизм, возможность потерять работу, голод. Страхи
такого рода для российской молодежи являются во многом новы-
ми и потому парализуют волю ее значительной части... На шкале
ценностей значительно снизилось значение ценности человече-
ской жизни. Существовавшая тенденция на снижение числа са-
Продолжение таблицы 2
114
моубийств прервана. Количество самоубийств резко возросло
и будет увеличиваться» [107]2
.
Как сказано в том докладе, при опросах среди молодежи, со-
ставлявшей 32 млн человек, 6% заявили, что согласны убить че-
ловека, если им хорошо заплатят. Конечно, они хорохорились,
отвечая на такой вопрос, — но ведь это 2 млн молодых людей,
допускающих мысль, что они могу т это сделать!
В заключение надо вновь подчеркну ть, что аномия не есть
следствие только объективных условий материального бытия
(в частности, резкого массового обеднения и ухудшения условий
жизни детей, подростков и молодежи). Причиной ее является
кооперативное взаимодействие изменения объективных условий
и культурного сдвига, резкой деформации ценностной шкалы.
Вот вывод социологов (2010): «Обобщение полученных дан-
ных позволило сделать вывод о том, что в молодежной среде
ста ли доминировать престижно — потребительские установки
и ориентации. Их преобладание во многих отношениях стало
естественной реакцией молодежи на реализацию стратегии вне-
дрения рыночных (и квазирыночных) принципов в экономик у.
В результате в 1990-е годы в сознании значительной части мо-
лодежи стал у тверждаться когнитивно-ценностный диссонанс,
который проявился в противоречии между личными смысло-
жизненными ориентациями и установками, предлагаемыми не-
стабильным обществом в качестве универсальных норм поведе-
ния» [10].
В социологической литературе описаны и представлены
в динамике все главные типы аномии молодежи, которые систе-
матизирова л Мертон — и социальная мимикрия, и девиантное
2
Этот первый доклад был подготовлен под научным руководством И. М. Иль-
инского. Он вспоминает: «Это полный текст проекта доклада Правительству
РФ, который был подготовлен Научно-исследовательским центром при Ин-
стит уте молодежи под моим научным руководством и при моем авторском
участии...
На заседании Правительства при обсуждении этого доклада, посвященного
проблемам воспитания молодежи, выступили ныне бывший первый вице-
премьер Сосковец, бывший министр обороны Грачев и бывший министр об-
разования Кинелев и оценили доклад как очернительский... Бывший премьер
Черномырдин снял вопрос с обсуждения и запретил бывшему тогда Председа-
телем Комитета по делам молодежи А.В . Шаронову рассылать Доклад на места.
Указание было выполнено» [108].
115
или прест упное поведение в борьбе за средства существования,
«ресентимент» (озлобление) и мятеж (ориентация на револю-
ционное преобразование господствующей системы социальных
целей).
Больше всего внимания уделяется преступности как ради-
кальной форме аномии. Мы посвятим ей отдельную главу. Од-
нако, пожалуй, еще более массовой, хотя и не такой драматиче-
ской, формой является ресентимент — пессимизм и озлобление
на общество, совмещение в сознании желания достичь видимого
успеха, предписанного господствующей идеологией, с ненави-
стью к этому недосягаемому успеху, к наложенным на человека
социальным ограничениям.
Именно здесь некоторые социологи видят риск обретения
большой частью молодежи «негативной идентичности». Сущ-
ность ее Д.В. Трубицын излагает так (2010 г.): «В психологии под
негативной идентичностью понимают способ самоу тверждения
подростков посредством демонстративного нарушения правил
и норм, отрицательных образцов для подражания, вызывающее
поведение. Сущность негативной идентификации — определение
содержания коллективного «мы» посредством образа Врага, де-
ление мира на «своих» и «чужих», возложение ответственности
за собственные неудачи на коллективного «другого». Признаки
негативной идентичности — рост ксенофобии и агрессии в соци-
альных действиях, упрощение картины мира, рост политической
демагогии, идеологизация общественного сознания, “коллектив-
ный цинизм”» [71].
Некоторые авторы считают даже, что эти множественные раз-
деления и расколы ведут к особой консолидации людей в общ-
ности — на основе страха и цинизма. Это нечто вроде парадок-
сальной «солидарности в аномии». Эта концепция негативной
мобилизации изложена в статьях и сборнике Л.Д. Гудкова [72].
В аннотации сказано: «На основе анализа данных мониторинго-
вых исследований сначала ВЦИОМ, а затем Левада–Центра автор
описывает феномен негативной мобилизации. Под ним он пони-
мает механизм интеграции населения на основе процессов роста
диффузного массового раздражения, страха, ненависти, сопрово-
ждаемых чувствами общности на основе появления «врага», при
перспективах нежелательного развития событий, чреватого у тра-
116
той привычного образа жизни, престижа, авторитета, дохода, ста-
т уса, девальвацией групповых ценностей и т. д. Отмечается край-
няя неконструктивность и опасность для общества такого типа
консолидации, блокирующей реальные поиски пу тей выхода из
кризиса. Возникающее в результате негативной мобилизации об-
щественное сознание представляет собой состояние моральной
дезориентированности, неспособности к какой-либо практиче-
ской оценке, кроме нигилистической: «Чума на оба ваши дома».
Негативная мобилизация провоцирует крайний цинизм, остав-
ляет после себя выжженное ценностное пространство, в преде-
лах которого невозможны никакие смысловые инновации, энту-
зиастический подъем или позитивная гратификация»3
.
Рассмотрим теперь тот культурный сдвиг, который толкнул
массу людей к типичной аномии обездоленных — пренебреже-
нию установленных правовых и моральных норм.
3
Надо заметить, что Д.В. Трубицын делает такую оговорку: «Н.С. Розов харак-
теризует понятие «негативная идентичность» как метафору, не заменяющую
теорию. Он назвал книгу Л. Гудкова «мизантропической и чересчур прозапад-
ной» и в то же время «наиболее эмпирически обоснованным, комплексным
и продуманным взглядом на происходящие в современной России процессы»
[109]. Чересчур прозападный взгляд Л. Гудкова можно потерпеть, для нас важ-
нее эмпирическая обоснованность и продуманность выводов.
117
Глава 7.
Кризис культуры как генератор аномии
Человек создан (преображен из животного) культу рой. Пер-
вое дело культуры — дать нам знания, умения и мотивы, чтобы
жить в обществе и непрерывно создавать его. Культура дает нам
квалификацию — быть членом общества. Она загоняет нас в рам-
ки норм, дисциплины, как при обучении ребенка и подростка,
а позже рабочего, врача и др. Культу ра вбивает в нас множество
табу и запретов, подчиняет цензуре.
Во время перестройки и реформы главным объектом идеоло-
гического воздействия было культурное ядро сове тского обще-
ства. При достаточной глубине его разрушения терял связность
и волю советский народ, а значит, можно было ликвидировать
СССР, сменить политическую систему, произвести передел соб-
ственности и кардинальное перераспределение доходов.
Удар был нанесен столь сильный, что была повреждена куль-
т ура России в целом, во всех ее элементах и связях. Более того,
были запущены механизмы разрушения культуры, которые вош-
ли в режим самовоспроизводства и даже самоускорения. Поэто-
му одним из срезов системного кризиса, в который погрузилась
Россия в 1990-е годы, был кризис культуры. Когда культурный
кризис затягивается, общество переживает болезненный период
деградации нравственных и правовых норм (аномию). Выделим
проявления этого кризиса, которые непосредственно воздейству-
ют на нормативную систему общества.
Кризис культуры всегда связан с кризисом ее философских
оснований. В центре любой национальной культуры — ответ на
вопрос «Что есть человек?» Тысячу лет культурное ядро России
покоилось на идее соборной личности. Человек человеку брат!
Общество усложнялось, эта идея изменялась, но ее главный
смысл был очень устойчивым. В нашей культу ре был закрыт вход
мальтузианству, отвергающему право на жизнь бедным. И вдруг
культурная элита в конце ХХ века впала в дремучий социал-
дарвинизм, представив людей животными, ведущими вну триви-
довую борьбу за существование. Конкуренция — это наше все!
118
Кризис культуры возникает, когда в нее внедряется крупная
идея, находящаяся в непримиримом противоречии с другими
устоями данной культуры — люди теряют ориентиры, пу тают-
ся в представлениях о добре и зле. И вот, авторитетные деятели
к ультуры России стали убеждать общество, что «человек человеку
волк», а элита гуманитарной интеллигенции — прямо проповедо-
вать социальный расизм.
Это транслировалось в СМИ, школу и вузы. Внедрение в мас-
совое сознание антропологической модели социал-дарвинизма
велось как специальная программа. В разных вариациях во
множестве сообщений давались клише из Ницше, Спенсера,
Мальт уса такого типа: «Бедность бездарных, несчастья, об-
рушивающиеся на неблагоразумных, голод, изнуряющий без-
дельников, и то, что сильные оттесняют слабых, оставляя мно-
гих «на мели и в нищете», — все это воля мудрого и всеблагого
провидения».
Очень популярен среди интеллигенции был Н.М. Амосов
(в рейтинге он шел третьим после Сахарова и Солженицына).
Он писал о своем кредо: «Человек есть стадное животное с раз-
витым разумом, способным к творчеству... За коллектив и равен-
ство стоит слабое большинство людской популяции. За личность
и свободу — ее сильное меньшинство. Но прогресс общества
определяют сильные, эксплуатирующие слабых» [110]. Ему вто-
рили Г.Х . Попов, А.С. Ципко и другие идеологи помельче.
В молодежной прессе самым обычным делом стали заявления
в духе тяжелого социал-дарвинизма. Вот как «Московский ком-
сомолец» излагал сущность человека: «Изгнанный из эдемского
рая, он озверел настолько, что начал поедать себе подобных —
фигурально и буквально. Природа человека, как и всего живого
на земле, основывается на естественном отборе, причем на самой
жестокой его форме — отборе вн у тривидовом. Съешь ближнего!»
А вот высказывание в той же газете одного из первых крупных
бизнесменов Л. Вайнберга (1 мая 1988 г.): «Биологическая наука
дала нам очень необычную цифру: в каждой биологической попу-
ляции есть четыре процента активных особей. У зайцев, у медве-
дей. У людей. На западе эти четыре процента — пpедпpиниматели,
которые дают работ у и кормят всех остальных. У нас такие особи
тоже всегда были, есть и будут» [111].
119
В советское время к категории высших ценностей, которые
и служат «полицией нравов» для населения, была причислена
социальная справедливость. Авангард идеологов реформы от-
верг эту ценность, а затем изъял из обихода и само это понятие.
В 1992 году Юлия Латынина свою статью — панегирик рынку на-
звала «Атавизм социальной справедливости». С возмущением
помянув все известные истории попытки установить справед-
ливый порядок жизни, она привела сентенцию неолибералов:
«Среди всех препятствий, стоящих на пу ти человечества к рынку,
главное — то, которое Фридрих Хайек красноречиво назвал ата-
визмом социальной справедливости» [112].
Отношение населения к ценности социальной справедливос-
ти было все время в сфере внимания реформаторов. Все понима-
ли, что доктрина реформы находилась в глубоком противоречии
с этой ценностью. Приверженность ей блокирова лась интенсив-
ной идеологической обработкой. В статье М.М . Назарова, дающей
обзор этой проблемы в 1990-е годы, сказано (1999 г.): «В период
экономических трансформаций радикально — либерального пла-
на в российских средствах массовой информации почти общим
местом стало мнение, что вопросы социальной справедливости
являются не чем иным, как “пережитком социализма”, и что в об-
ществах с рыночной экономикой и либеральной демократией за-
ботам о социальной справедливости места нет. ...Подобное “от-
ключение нравственности” (а представления о справедливости
являются одной из важнейших норм) неминуемо ведет к аномии,
к проблематичности существования российской социальной
общности как таковой... Сейчас существуют как бы “две России”:
расходящиеся в разные стороны социальные ветви. Они резко от-
личаются поведением, предпочтениями, ориентациями» [113]1
.
Конфликт укорененных в культу ре ценностей с социальной
реальностью и порождает аномию. Привычная ценностная шка-
ла расщепляется. Уже в 1993 году общая ориентация населения
на справедливость расщепилась на три ветви: «уравнительную»,
1
Выдвигался даже аргумент, что в СССР именно социальные права и гаран-
тии начали превращаться в препятствие для осуществления «маниакальной
цели советского руководства и привилегированных слоев догнать Запад».
При этом многие западные ученые и экономисты предупреждали, что отказ
от принципа социальной справедливости «есть отступление не от советского
социализма, а от современного западного общества» [113].
120
«социал — либеральную» и «либерально-экономическую». Эти
трактовки социальной справедливости соотнесли, грубо, с «ком-
мунистической», «социа л-демократической» и «либера льной».
Их доли составили 26, 36 и 25% соответственно.
Эти исследования обнаружили расхождение ценностных си-
стем поколений. М.М. Назаров пишет: «Для достаточно много-
численной группы респондентов характерно рассмотрение соци-
а льной справедливости как одной из центральных ценностных
и практических составляющих жизни в советский период. В осно-
ве таких трактовок находятся интересы коллектива, группы, го-
сударства, а личность рассматривается во взаимосвязи с этими
категориями. Тексты интервью позволяют у тверждать, что по-
добные трактовки справедливости в большей степени присущи
представителям старшего и среднего поколения» [113].
Но в целом социальная справедливость оставалась ключе-
вой ценностью для большинства населения России (хотя уже
сложилась группа респондентов, для которых «было характерно
неприятие феномена справедливости как такового»). В между-
народном исследовании отношения к социальной справедливо-
сти был за дан вопрос, несет ли правительство ответственность
за справедливое распределение доходов. В США положительный
ответ дали 50% опрошенных, в Нидерландах — 53%, Великобри-
тании — 67, Западной Германии — 71, Эстонии — 76, Чехосло-
вакии — 82, Японии — 86, Болгарии — 87, в Словении, Польше,
Венгрии — 88, Восточной Германии и России — 96% [114].
Из множества исследований вытекает поучительный вывод:
идеологическая обработка действует на подсознание даже при-
том, что вытесняемая или нейтрализуемая ценность как будто
сохраняется в сознании незыблемо. Люди знают, что жить надо
согласно нормам справедливости, но нарушают эти нормы под
давлением обстоятельств.
В.Э. Бойков пишет (2004 г.): «Научный и практический ин-
терес представляют координаты оценок социальной справедли-
вости, которые с точки зрения морали предстают как осознание
людьми общественно необходимого типа отношений. Основная
масса опрошенных (до 80%) считает, что социальная справедли-
вость должна выражаться в таких принципах, как наличие рав-
ных шансов на труд, образование, медицинское обслуживание,
121
обеспечение соответствия доходов выполняемой (или ранее вы-
полненной) работе» [13].
Выше приводился вывод большого исследования социально-
политических ориентаций россиян осенью 2009 года (руководи-
тель В.Э. Бойков): «В иерархии ценностных ориентаций ключевое
значение имеет “социальная справедливость”» [64].
Ценностный, культурный конфликт, расколовший Россию,
быстро превратился в социальный: большинство населения угне-
тено общественным порядком, общество враждебно этому боль-
шинству. Вот вывод из большого исследования осени 2008 года,
еще до того, как население ощутило давление нового витка кри-
зиса: «Лидером негативно окрашенного чувства ста ло чувство не-
справедливости происходящего вокруг, которое свидетельствует
о нелегитимности для наших сограждан сложившихся в России
общественных отношений (испытывают это чувство часто —
38%, иногда — 53%). Острота переживания социальной неспра-
ведливости в последние годы несколько притупилась. Во всяком
случае, в 1995 году большинство населения (58%) жило с прак-
тически постоянным ощущением всеобщей несправедливости,
а в 2008 году оно превратилось преимущественно в ситуативное
чувство, испытываемое иногда...
Еще одно выраженное негативно окрашенное чувство — это
чувство собственной беспомощности повлиять на происходящее
вокруг. С разной степенью частоты его испытывают 84% взрос-
лого населения, в том числе 45% испытывают часто. Чувство бес-
помощности очень тесно связано с ощущением несправедливости
происходящего, образуя в сочетании поистине «гремучую смесь»,
изну три подрывающую и психику, и физическое здоровье многих
россиян. Ведь жить с постоянным ощущением несправедливости
происходящего и одновременным пониманием невозможности
что-то изменить — значит постоянно находиться в состоянии дли-
тельного и опасного по своим последствиям повседневного стресса.
Сочетание это достаточно распространено: каждый пятый росси-
ян пребывает сейчас именно в таком состоянии, притом что лишь
4% населения никогда не испытывают обоих этих чувств» [28].
Таким образом, в массовом сознании закреплена нравствен-
ная норма социальной справедливости, а социальное бытие этой
норме противоречит. Люди вынуждены подчиняться диктату бы-
122
тия над сознанием — подчиняться несправедливости и неизбеж-
но соучаствовать в ней. Это и есть аномия.
Комбинированное воздействие ненормальных материальных
условий жизни с растлевающим влиянием новой идеологизиро-
ванной масскультуры сильнее всего ударяет по крайним, отлич-
ным от основной части народа, группам. Одна такая группа —
обездоленные, другая — элита . На Международном симпозиуме
в 1995 году В.Н. Шубкин в докладе «Молодое поколение в кри-
зисном обществе» рассказал об исследовании взглядов молодой
элиты.
Вот что он подчеркнул: «Резкое снижение ценности челове-
ческой жизни с точки зрения ст удентов МГУ. Тезис, что “можно
лишить жизни новорожденного, если у него есть физические или
умственные отклонения”, поддерживают от 17 до 25% студентов
и 8% обычных граждан. 16% студентов считают, что заповедь “Не
убий” для современного человека становится все менее важной.
Среди обычных граждан так думают только 2,6%.
Судя по результатам указанных мною исследований, молодежь
расходится с основной массой граждан почти по всем существен-
ным пунктам. Этот разрыв как бы характеризует тот социальный
и моральный климат, с которым придется иметь дело нашей стра-
не, когда нынешние студенты стану т элитой общества. Общество
будет более прагматичным, более жестоким и циничным, более
лживым и беспощадным к слабым» [91].
Как видится ситуация десять лет спустя? Пишет руководи-
тель исследования, проведенного в школах Краснодара в 2005–
2008 годах и охватившего учителей, школьников 9–11-х классов
и их родителей: «Момент, на который бы хотелось обратить вни-
мание, — это идеология целей образовательной реформы. Для
чего реформируется образование? Чтобы стать более эффектив-
ным и конкурентоспособным. Эти установки на конкурентность
и эффективность как заклинание повторяют все официальные
лица, говорящие о реформе. Эффективность и конку рентоспо-
собность — элементы рыночной идеологии. Провозглашая эту
идеологию в качестве целей, мы совершаем опасную подмену. Тр а -
диционная цель классического образования — “воспитание зре-
лой, гармонично развитой личности” (вспомним, как третиро-
ва ли в 1990-е годы эту установку советского образования). Это
123
совсем иное, чем “воспитание конкурентоспособной и эффек-
тивной личности”» [115].
Задача той масскультуры, которая была сформирована в ходе
реформы, — «атомизация» человека, разрыв всех связей солидар-
ности. Природное состояние людей — атомов — «война всех про-
тив всех». У человека, который живет в правовом государстве,
эта война принимает форму конкуренции. Атомы равны друг дру-
гу, но вот в каком смысле: «Равными являются те, кто в состоя-
нии нанести друг другу одинаковый ущеpб во взаимной боpьбе»
(Гоббс). Представление о человеке как о хищном животном и не
скрывается. Ф. Ницше писал в книге «По ту сторону добра и зла»:
«Сама жизнь по существу своему есть присваивание, нанесение
вреда, преодолевание чуждого и более слабого, угнетение, суро-
вость, насильственное навязывание собственных форм, аннексия
и по меньшей мере, по мягкой мере, эксплуатация».
Под давлением этой культ уры, вопреки разуму и совести боль-
шинства, с нынешнего распу тья идет сдвиг к эгоцентризму. Если
на нынешнее неустойчивое равновесие не воздействовать целе-
направленно и умело, сдвиг продолжится в сторону углубления
аномии и распада общества. Вопрос в том, есть ли силы, способ-
ные остановить его, пока дрейф не станет лавинообразным.
Смена культурных кодов началась с диверсии в сфере языка.
Ведь для каждого его средства есть своя ниша, оговоренная выра-
ботанными в культ уре нравственными и эстетическими нормами.
Разрушение этой системы норм вызывает тяжелую болезнь всего
организма культ уры. Опросы 2004 года показали, что 80% граж-
дан считали использование мата на широкой аудитории недопу-
стимым [35, с. 258]. Но ведь снятие запрета на использование мата
было на деле частью культ урной политики! Недаром 62% граждан
одобрили бы введение цензуры на телевидении [35, с. 80].
Так началось лавинообразное обрушение всех структур куль-
т уры. Этика любви, сострадания и взаимопомощи ушла в ката-
комбы, диктовать стало право сильного. Оттеснили на обочину,
как нечто устаревшее, культ уру уживчивости, терпимости и ува-
жения. Мы переживаем реванш торжествующего хама — в самых
пошлых и вызывающих проявлениях. Это и архитект ура элитар-
ных кварталов и заборов, и набор символических вещей (вроде
«джипов»), и уголовная эстетика на телевидении, и повсеместное
124
оскорбление обычаев и приличий. Это и наглое открытое растле-
ние коррупцией символических фигур нашей общественной жиз-
ни — милиционера и чиновника, офицера и учителя... Все это —
следствие культ урной революции двух последних десятилетий.
Заметим, что индивидуализм порождает аномию не только
в отношении норм человеческой солидарности — он ведет и к от-
чуждению от страны, к нарушению норм гражданственности. Вот
результаты одного из исследований (2003 г.): «Ценности индиви-
дуализма, приобщение к миру престижных и красивых вещей
становятся для все большей части юношей и девушек самоцелью
существования, смыслом бытия. И неудивительно, что относи-
тельное большинство молодежи заявляет о невозможности тер-
петь различные неудобства и лишения ради блага и процветания
России (47,5% городских респондентов и 45,9% — сельских).
И уже большинство юношей и девушек желают жить там, где
будут достойно оплачивать их труд, в том числе за пределами
России. Таковы позиции городских (55,7%) и сельских учащих-
ся (52%). Жить в России, несмотря на существующие здесь про-
блемы, предпочитает явное меньшинство респондентов (39,3%
городских и 43,9% сельских подростков). Вполне очевидно выри-
совывается серьезная миграционная угроза» [116].
За последние двадцать лет художественная элита России стала
«играть на понижение». Как будто что-то сломалось в ее миро-
воззрении. Телевидение кру тит лицензионные игровые шоу типа:
«Слабое звено», «За стеклом», «Последний герой». Каков идейный
стержень этих программ? Утверждение социал-дарвинистских
принципов борьбы за существование как закона жизни обще-
ства. Неспособные уничтожаются, а приспособленные выжива-
ют в «естественном отборе». Умри ты сегодня, а я завтра!
Социологи пишу т, что в этих программах «знания и эрудиция
участников все более у ходят на второй план. Акцент делае тся на
возможностях победы над противником через подкуп, сговор,
активизацию темных, находящихся в глубине души инстинктов.
Практически во всех программах прослеживается идея, что для
обладания материальным выигрышем, т. е . деньгами, хороши лю-
бые средства. Таким образом, программы ориентируют зрителя на
определенный вариант жизни, стиль и способ выживания» [38].
125
С.Б . Переслегин предваряет статью о передачах телевидения
типа «Слабое звено» таким введением: «...Сим я официально об-
виняю министра образования РФ Филиппова, идеолога реформ
Грефа и «примкнувших к ним лиц» в измене Родине, подготовке
и осуществлении заговора, направленного на подрыв российско-
го образования и опосредовано — на разрушение научного, куль-
т урного, экономического и военного потенциала России, а так-
же — в преступлениях против Будущего» [117].
Надо подчеркну ть, что растлевающее воздействие телевиде-
ния обладает с одновременным обеднением населения коопера-
тивным эффектом. Культ денег и силы — вот что способство-
вало тому, что преступное сознание заняло господствующие
высоты в экономике, искусстве, на телевидении! Тут США идут
впереди нас, и следуе т послушать их ученых. Там уже в середи-
не неолиберальной волны был сделан вывод, что цена ее опла-
чивается прежде всего детьми и подростками. Американский
социолог К. Лэш пишет в книге «Восстание элит»: «Телевизор,
по бедности, становится главной нянькой при ребенке... [Дети]
подвергаются его воздействию в той грубой, однако соблазни-
тельной форме, которая представляет ценности рынка на по-
нятном им простейшем языке. Самым недвусмысленным обра-
зом коммерческое телевидение ярко высвечивает тот цинизм,
который всегда косвенно подразумевался идеологией рынка»
[118, с. 79].
В отношении отодвину той от «праздника жизни» половины
населения России наша официальная к ульт ура ведет себя как
в отношении низшей расы. Ее просто не замечают, как досадное
явление природы, а если и упоминают, то с «романтической» или
глумливой подачей. Социальная драма миллионов людей не вы-
зывает минимального уважения. Гастарбайтеры! Бомжи! Пьяни-
цы! — колоритные фигуры российского телевидения.
Резко изменилась нравственная платформа кинопроизвод-
ства и репертуарная политика кинопроката. В 1985 году отече-
ственные фильмы составляли 74% репертуара московских кино-
театров, а американские 3%. За первый квартал 1994 года доля
отечественных фильмов снизилась до 14%, а зарубежная часть
репертуара увеличилась до 84%, число американских фильмов
возросло до 60%.
126
В 1993 году в НИИ киноискусства был проведен контент-
анализ фильмов, составлявших репертуар московских кинотеа-
тров. Главные выводы этого исследования таковы: «Широкое
распространение зарубежной кинопродукции, прежде всего
американской, поставило под вопрос само существование отече-
ственного кино как феномена национальной культуры, а массо-
вое сознание оказалось под мощным воздействием распростра-
няемых ею ценностей.
Общеизвестно, что фильмы содержат и распространяют
определенные социальные и культ урные ценности, которые про-
являются и тиражируются посредством тем, сюжетов, героев,
пафоса кинопроизведении и т. п . Общий поток фильмов создает
некоторое “ценностное поле”, оказывающее воздействие на мен-
тальность зрителей. Американские и западноевропейские филь-
мы, доминирующие сегодня в репертуаре наших кинотеатров,
с та ли каналом широкого проникновения в российское общество,
его социокультурную среду “инородных” культурных ценно-
стей и вызвали изменение привычного ценностного содержания
функционирующего в обществе кинопотока...
Большинство героев фильмов текущего репертуара являются
представителями периферийных социальных групп и маргиналь-
ных слоев культуры. Чаще всего это заключенные, преступники,
наемные убийцы, тунеядцы, проститу тки и др., т. е . носители цен-
ностей криминальной микросреды. Соответственно, и социаль-
ное окружение героя чаще всего криминально. (Любопытно, что
эта особенность характерна для фильмов всех стран: 36% отече-
ственных фильмов, 43% европейских и 42% американских.) В за-
рубежных фильмах часто встречаются авантюристы, секретные
агенты, содержанки, разведчики; в американских также нередки
герои — инопланетяне, роботы, “тарзаны”, “ниндзя” и пр. В целом
герой–“маргинал” характерен для каждого второго фильма...
Если обратиться к мотивам, которыми руководствуются аме-
риканские киногерои в своих действиях и поступках (а именно
в них проявляется ценностная структура личности героя), то
самыми распространенными оказались: “месть” (42% фильмов)
и “сохранение жизни” (35%) ...
Американизация репертуара российских кинотеатров осу-
ществляется в виде экспансии наиболее «низких» пластов и наи-
127
более китчевых форм американской массовой культ уры. В резуль-
тате вместо обогащения и расширения разнообразия репертуара,
приобщения наших зрителей к ценностям мирового кинемато-
графа и западной цивилизации происходит нечто противопо-
ложное: распространяются большей частью стереотипы и ценно-
сти маргинального слоя американской культуры...
Сравнительный анализ показывает, что в большинстве случа-
ев фильмы текущего репертуара содержат и несу т зрителю не на-
циональные ценности той или иной культуры — отечественной,
европейской или американской, а универсальные стереотипы,
имиджи, штампы “усредненной” массовой культуры. Сегодня
в нашем кинопрокате циркулируют по крайней мере два пото-
ка массовой культуры. С одной стороны, импортная (зарубеж-
ная) коммерческая кинопродукция, прежде всего американская,
с другой — “американизированная” продукция собственного
(отечественного) производства, мало отличающаяся по набору
ценностей и стереотипов от продукции зарубежного коммерче-
ского кино, далекая от российских национальных истоков и на-
ционального культу рного менталитета.
Это, в свою очередь, обусловило появление “американизиро-
ванной” отечественной кинопродукции, свидетельствующей об
изменении ориентаций российских кинематографистов: сцена-
ристов, режиссеров, продюсеров. Иными словами, происходит
формирование отечественной самовоспроизводящейся социо-
культурной системы, несущей ценности массовой культуры “аме-
риканского типа”» [119].
Вывод слишком пессимистический, хотя в целом верный. На-
дежду внушает тот факт, что американизация киноискусства вызва-
ла отторжение зрителя от нового кино. Главный редактор журнала
«Искусство кино» Д.Б . Дондурей говорит на международном симпо-
зиуме (1995 г.): «Рейтинг фильмов, снятых в ельцинскую эпоху, т. е .
после 1991 года, у советских граждан в 10–15 раз ниже, чем у выпу-
щенных под эгидой отдела пропаганды ЦК КПСС. Созданная наши-
ми режиссерами вторая реальность массовой публикой отвергает-
ся. Наши зрители сопротивляются той тысяче игровых лент «не для
всех», которые были подготовлены в 1990-е годы... герои которых
по преимуществу прест упники, наркоманы, инвалиды, проститу т-
ки, номенклат урная дрянь с отклонениями в поведении» [36].
128
Таким образом, именно «тысяча игровых лент 1990-х годов»
продуцирует аномию, а противодействуют ей фильмы, «выпу-
щенные под эгидой отдела пропаганды ЦК КПСС». Какой провал
всей культурной политики!
Тяжелое последствие американизации кино и телевидения,
которое ударило по молодежи — легитимизация преступника.
Сращивание «светлой» культуры с культурой уголовной — одна
из самых драматических сторон культу рного кризиса России по-
следних тридцати лет. Это особая сторона современной нацио-
нальной трагедии, о ней скажем подробнее.
Уже в ХIХ веке осознавалась, в том числе и в России, опасность
для общества распространения криминальной субкульт уры сре-
ди массы граждан. Как пишу т криминологи, человек как соци-
а льное существо развивается или в группе законопослушных
людей — или «в преступной шайке, у членов которой есть устой-
чивая система ценностей, отличающаяся от системы ценностей,
существующей в большом обществе. Личность в такой среде раз-
вивается в соответствии с ценностями и нормами своего окру-
жения, не воспринимая ценностей культу ры в целом». Академик
В.Н . Кудрявцев, говоря о «нравах переходного общества», уже на
первом этапе реформ предупреждал, что «преступная субкуль-
т ура — не экзотический элемент современных нравов, а опасное
социально-психологическое явление, способное самым отрица-
тельным образом воздействовать на многие стороны обществен-
ной жизни».
Криминолог И.М. Мацкевич пишет об этой стороне рефор-
мы: «В последние десятилетия произошли существенные пере-
мены в отношении общества к преступности и ее проявлениям.
Криминальная субкультура, о которой раньше предпочитали не
говорить, в настоящее время получила легальный статус наряду
с общей культурой. Некоторые у тверждают, что это часть общей
к ультуры и нет ничего страшного в том, что общество будет знать
некоторые постулаты криминальной субкультуры. Между тем не
учитывается самое главное: криминальная субкультура — это не
часть общей культуры, а ее прямой антипод. Кроме того, по своей
природе она социально агрессивна.
Представители криминальной субкультуры не жалеют ни сил,
ни средств для того, чтобы вытеснить лучшие вековые традиции
129
культурного наследия человечества и подменить их суррогатом
сомнительных произведений так называемого тюремного искус-
ства. При этом подмена понятий происходит в завуалированных
формах, откровенно уголовные песни называются почему — то
«бытовыми» песнями, уголовный жаргон и терминология — «бы-
товым» разговором. Никого не удивляет, что ведущие журнали-
сты разговаривают со своими читателями на страницах газет и по
телевидению на полублатном языке... Я уже не говорю о том, что
массовыми тиражами выходят книги, написанные на матерном
языке. В игровых фильмах актеры позволяют себе нецензурно
выражаться, чтобы, как говорят режиссеры, приблизить экран-
ную жизнь героев к реальной» [168].
Без духовного оправдания преступника не было бы взрыва
преступности. Особенностью нашего кризиса стало включение
в этическую базу элиты элементов преступной морали — в пря-
мом смысле. В результате сегодня одним из главных препятствий
к возврату России в нормальную жизнь ста ло широкое распро-
странение и укоренение преступного мышления. Это нечто более
глубокое, чем сама преступность. Этот вал аномии накатывает на
Россию и становится одной из фундаментальных угроз.
Криминальная субкульту ра — сложная и «рыхлая» систе-
ма, воспроизводству которой способствует много факторов. Но
И.М . Мацкевич выделяет самый основной: «Прежде всего, не сле-
дует делать поспешных ошибочных шагов в области социально-
экономических преобразований, плодами которых пользуются
в первую очередь представители криминального мира. При этом
надо помнить, что, возникнув однажды, какое-либо негативное
явление полностью никогда не исчезает. Ошибки в этой сфе-
ре обходятся очень дорого... К сожалению, рассматриваемые
социально-негативные явления имеют место и сейчас. Так, око-
ло 1% трудоспособного населения у нас ежегодно проходит опыт
тюремной жизни. Это колоссальная цифра! Огромное число лю-
дей возвращается в обыденную жизнь в качестве проповедников
тюремного быта и образа жизни» [168].
Именно это произошло в России. Реформы 1990-х годов созда-
ли для представителей криминального мира режим наибольшего
благоприятствования. Это реформы послужили «социальным
лифтом», который в огромных масштабах поднял преступный
130
мир сначала в экономическую, а потом и в другие сегменты «эли-
ты». Для основной массы населения это стало бедствием.
Сравним выводы 1999 года с тем, что пишу т десять лет спу-
стя (в 2009 г.) российские социологи: «Социальное беспокойство,
страхи и опасения людей за достигну тый уровень благополучия
субъективно не позволяют людям удлинять видение своих жиз-
ненных перспектив. Известно, например, что ныне, как и в сере-
дине 1990-х годов, почти три четверти россиян обеспокоены од-
ним: как обеспечить свою жизнь в ближайшем году...
В состоянии социальной катастрофы особенно сильно сказа-
лось сокращение длительности жизненных проектов на молодом
поколении. С одной стороны, оно в значительной степени поте-
ряло нравственные ориентиры: сначала молодому поколению на-
стойчиво показывали и доказыва ли тупиковую бесперспектив-
ность “строительства самого справедливого общества на земле”,
а потом это поколение не могло не увидеть явные изъяны перио-
да первичного накопления капитала. Молодые люди на личном
опыте стали все чаще убеждаться, что наибольшего успеха в жиз-
ни очень часто достигают отнюдь не те люди, которые имеют
твердые моральные принципы, проявляют трудолюбие, стара-
тельность, совестливость, милосердие, а те, кто вообще не имеет
позитивных жизненных установок, кто желает и умеет достигать
своих целей любой ценой. Из средств массовой информации бы-
стро исчезли репортажи о “трудовых подвигах”, исчез и сам че-
ловек труда как таковой. Вместо этого в теле– и радиопередачах
ста ли пропагандироваться маргинальные личности, а их умение
решать жизненные проблемы выдаваться за образец для всех,
в первую очередь для молодежи...
В условиях, когда едва ли не интуитивно все большее число
молодых людей понимало и понимает, что они навсегда отрезаны
от качественного жилья, образования, отдыха, других благ, мно-
гие из них стали ориентироваться на жизнь социального дна, из-
гоев социума. Поэтому — то и фиксируются короткие жизненные
проекты молодых: наркоману бесполезно внушать, что до 30 лет
доживает редкий из наркозависимых людей. Ведь больше жить
ему просто не надо, он не видит, не может увидеть перспектив
для себя в этой жизни. Неслучайно, как свидетельствуют оценки
экспертов, по сравнению с 1990 годом в 2002 году число больных
131
наркоманией в России возросло в 10 раз и достигло более 2 млн
человек. Молодому человеку, который чрезмерно потребляет
спиртное, можно сказать, уже спивается, также бессмысленно го-
ворить о жизненных перспективах, “открытости всех дорог”.
По данным Комитета по безопасности Государственной думы
в 2007 году в стране было зафиксировано 65 тыс. алкоголиков, чей
возраст не превышал 15 лет. Сейчас каждый третий подросток
в возрасте 12 лет, что называется, “балуется” пивом, даже среди
13-летних таких две трети. Потребление водки резко возрастает
с 15-летнего возраста. Нельзя не видеть, что все это происходит
на фоне едва ли не полностью разрушенной социализации под-
растающего поколения» [14].
Пока что культура нынешней России находится в отступле-
нии. В среде новой «элиты» возникли течения, следующие бо-
лезненному ницшеанству. Они мечтают о выведении не просто
новой породы людей («сверхчеловека»), а нового биологического
вида, который даже не сможет давать с людьми потомства. Они
предвидят «революцию интеллектуалов».
В Петербургском университете идет проект «Мировые ин-
теллектуалы в Петербурге», делают доклады «признанные ми-
ровые интеллектуалы и лидеры влияния». Доктор философских
наук А.М . Буровский излагает такие концепции: «Неандерталец
развивался менее эффективно, он был вытеснен и уничтожен.
Вероятно, в наше время мы переживаем точно такую же эпоху.
«Цивилизованные» людены все дальше от остального человече-
ства — даже анатомически, а тем более физиологически и психо-
логически... Различия накапливаются, мы все меньше видим рав-
ных себе в генетически неполноценных сородичах или в людях
с периферии цивилизации. Вероятно, так же и эректус был агрес-
сивен к австралопитеку, не способному овладеть членораздель-
ной речью. А сапиенс убивал и ел эректусов, не понимавших ис-
кусства, промысловой магии и сложных форм культуры» [120].
Читаем Буровского об «интеллектуалах — люденах» и обыч-
ных людях — как дву х несмешивающихся «слоях»: «Молодые
люди из этих слоев вряд ли будут способны соединиться — даже
на чисто биологическом уровне. Малограмотный пролетариат
малопривлекателен для люденов — и для мужчин, и для женщин.
Мы просто не видим в них самцов и самок, они нам с этой точ-
132
ки зрения не интересны... Иногда мужчине — людену даже не
понятно, что самка человека с ним коке тничает. А если даже он
понимает, что она делает, его «не заводит»... Поведение текущей
суки или кошки вполне «читаемо» для человека, но совершенно
не воспринимается как сигнал — принять участие в игре... Я не
раз наблюдал, как интеллигентные мальчики в экспедициях при-
лагали большие усилия, чтобы соблазнить самку местных про-
летариев».
Это говорит в ХХI веке с кафедры Петербургского универси-
тета профессор двух вузов. Какое мракобесие в цитадели русской
культуры!
Все эти «лидеры влияния» не просто мечтают о таком буду-
щем, они реализуют проект «Постчеловечество», перенося его
в плоскость политических и экономических программ. Вот глав-
ная статья В. Иноземцева в книге «Постчеловечество». Она на-
зывается «On modern inequality. Социобиологическая природа
противоречий ХХI века».
Иноземцев пишет: «Государству следует обеспечить все усло-
вия для ускорения «революции интеллектуалов» и в случае воз-
никновения конфликтных ситуаций, порождаемых социальны-
ми движениями «низов», быть готовым не столько к уступкам,
сколько к жесткому следованию избранным курсом» [41].
Интеллектуальные дебаты кру тятся вокруг идеи создания
с помощью биотехнологии и информатики постчеловека. При
этом сразу встает вопрос: а как видится в этих проектах судьба
человека? В рассуждениях применяются три сходные парные ме-
тафоры. В жестких тезисах виды «постчеловек и человек» пред-
ставлены как «кроманьонцы и неандертальцы». Помягче, это
«элои и морлоки» (из фантазий Уэллса), совсем мягко — «людены
и люди» (из Стругацких).
Вот рассуждения А.М. Столярова, видного писателя-интел-
лект уа ла, лауреата множества премий: «Современное образо-
вание становится достаточно дорогим... В результате только
высшие имущественные группы, только семьи, обладающие вы-
соким и очень высоким доходом, могу т предоставить своим де-
тям соответствующую подготовку... Воспользоваться [новыми
лекарствами] сможет лишь тот класс людей, который принадле-
жит к мировой элите. А это в свою очередь означает, что «ког-
133
нитивное расслоение» будет закреплено не только социально, но
и биологически, в предельном случае разделив все человечество
на две самостоятельные расы: расу «генетически богатую», пред-
ставляющую собой сообщество «управляющих миром», и расу
«генетически бедную», обеспечивающую в основном добычу сы-
рья и промышленное производство...
Очевидно, что с развитием данной тенденции «когнитивное
расслоение» только усилится: первый максимум устремится вле-
во — к значениям, характерным для медицинского идиотизма,
что мы уже наблюдаем, в то время как второй, вероятно все более
уплотняясь, уйдет в область гениальности или даже дальше...
Современные «морлоки» с их интеллектом кретина будут не-
способны на какой-либо внятный протест. Равным образом они
постепенно потеряют умение выполнять хоть сколько-нибудь
квалифицированную работу, и потому их способность к инду-
стриа льному производству вызывает сомнения» [42].
Поток таких рассуждений омывает разум страдающих от
стресса жителей России. Какие чувства он вызывает...
Частным проявлением аномии бывает массовая моральная
распущенность, под которой прежде всего понимают отказ от
привычных (традиционных) норм отношений полов. Иногда по-
литические силы, ведущие подрыв «старого порядка», доступ-
ными им средствами легитимируют и поощряют эту половую
распущенность, используя ее как инструмент разрушения куль-
турного ядра общества, на которое опирается культурная геге-
мония прежнего общественного строя. Такие программы даже
называют сексуальными революциями. Это особый срез кризиса
культуры.
Подобная сексуальная революция стала важной частью пере-
стройки 1985–1991 годов и последовавшей радикальной рефор-
мы. Была поставлена цель разрушить советский общественный
строй, а значит, и культурное ядро, на которое этот строй опи-
рался. Было очевидно, что эта программа аморализации обще-
ства приведет к ряду тяжелых социальных болезней, которые
общество оплатит очень дорогой ценой и будет изживать очень
долго и трудно. Однако эффективность этой политической тех-
нологии высока, и решение применить ее против СССР, а затем
постсоветской России все же было принято.
134
Смена установок в воспитании детей и подростков была одной
из задач школьной реформы, а сексуальная революция стала од-
ним из направлений в программе «смены менталитета общества
через школы». Преодоление отрицательного отношения к поло-
вой распущенности и проституции, бывшее в советском обще-
стве нравственным стереотипом, снятие признанных ранее в об-
ществе запретов — важное изменение всего жизнеустройства.
Юристы и психологи писали уже в 1991 году: «Подростки по-
теряли интерес к привычным общественным ценностям и инсти-
т у там, традиционным формам проведения досуга. Они больше
не доверяют миру взрослых. Неслучайно стремительно растет
армия ничем не занятых подростков (с 1984 года она увеличилась
в шесть раз). В преслову тых молодежных «тусовках» неминуемо
наступает сексуальная деморализация несовершеннолетних де-
вушек» [121].
В эт у кампанию были вовлечены СМИ, очень активно пропа-
гандой «свободного секса» занимались популярные молодежные
газеты (например, газета «Московский комсомолец»). Социологи
из Академии МВД в 1992 году констатировали: «Рост у проститу-
ции, наряду с социа льно-экономическими, по нашему глубокому
убеждению, способствовали и другие факторы, в частности воз-
действие средств массовой информации. Отдельные авторы взах-
леб, с определенной долей зависти и даже восхищения, взяв за
объект своих сочинений наиболее элитарную часть — валютных
проститу ток, живописали их доходы, наряды, косметику и пар-
фюмерию, украшения и драгоценности, квартиры и автомобили
и пр... Эти публикации вкупе с повестью В. Кунина “Интердевоч-
ка”, известными художественными и док умента льными фильма-
ми создали красочный образ “гетер любви” и сделали им яркую
рекламу, оставив в тени трагичный исход жизни героинь.
Массированный натиск подобной рекламы не мог остаться
без последствий. Она непосредственным образом воздейство-
ва ла на несовершеннолетних девочек. Примечательны в этом
отношении результаты опросов школьниц в Ленинграде и Риге
в 1988 году, согласно которым профессия валютной проститу тки
попала в десятку наиболее престижных» [37].
Цинично, что пропаганда простит уции велась под флагом де-
мократии, она была представлена «формой протеста» против со-
135
ветского строя — в то время против такого «протеста» невозможно
было возразить. Авторы из Академии МВД приводят слова актри-
сы Е. Яковлевой, сыгравшей роль «интердевочки» в одноименном
фильме П. Тодоровского: «Это следствие неприятия того, что при-
ходится “исхитряться”, чтобы прилично одеваться, вечно толкаться
в очередях и еле дотягивать до получки или стипендии, жить в дол-
гах. Между тем у них на глазах кому-то доставались любые блага
явно не по труду. Образцов роскошной жизни и безнравственного
поведения тех, кто до недавнего времени был на виду, хватало. Но
именно эти люди громче всех требовали от молодежи нравствен-
ной чистоты и бескорыстия. Поэтому проституция часто была для
девочек формой протеста против демагогии и несправедливости,
с которыми они сталкивались в жизни» [37].
Для растлевающего воздействия была открыта и школа. В об-
зоре истории «девиации сознания и поведения российской мо-
лодежи» сказано: «В начале 1990-х годов в учебные заведения на-
хлынула волна социологических и социопсихологических анкет
сексуальной направленности, ориентированных на возбуждение
у учащейся молодежи нездоровых интересов. Вместе с «клуб-
ничными» детскими и юношескими газетами, многотиражными
журналами, далеко переходящими грани традиционной морали
телевизионными передачами, всем доступными порнофильма-
ми они, безусловно, имеют самое прямое отношение к расцвету
в России педофилии, малолетней проституции, тотального юно-
шеского аморализма» [17].
Социолог-криминалист пишет: «Телевизионная и Интернет-
пропаганда насилия, всякого рода пороков, снижение нравствен-
ных барьеров “взрослого” общества способствовали развитию
и такого явления, как детская и подростковая простит уция. По
данным социологических исследований, простит уцией занимает-
ся 5,7% опрошенных в возрасте 12–22 лет. Если в 1991 году средний
возраст, в котором молодежь начинала секс уальную жизнь, состав-
лял 16,3 года, в 1996 году — 15,4, то в 2001 году — 14,3 года» [122].
Но этот процесс была начат еще в годы перестройки. По со-
стоянию на 1989–1990 годы положение было таково: «Чаще дру-
гих среди проститу ток преобладают представительницы сферы
обслуживания, а также студентки вузов, учащиеся техникумов
и ПТУ, школьницы... Ежегодно от проститу ток заражается свы-
136
ше 350 тыс. мужчин. Более 1/3 проститу ток перенесли венериче-
ские заболевания, причем некоторые из них по два, три и более
раз. Наблюдается рост венерических заболеваний от 20 до 200%
в различных регионах страны, в основном у несовершеннолет-
них... Так, в Новосибирской области 16-летняя проститу тка–
«дальнобойщица» за короткое время заразила сифилисом 27 во-
дителей» [37].
Пока действовала советская система медицинского и адми-
нистративного контроля, динамика распространения венеричес-
ких заболеваний среди подростков происходила в РСФСР и РФ
в темпе, представленном на рис. 1 до 1996 года.
0
100
200
300
400
500
600
700
1
9
8
1
1
9
8
3
1
9
8
5
1
9
8
7
1
9
8
9
1
9
9
1
1
9
9
3
1
9
9
5
1
9
9
7
мужчины
женщины
Ч
и
с
л
о
б
о
л
ь
н
ы
х
1
0
0
0
0
0
н
а
с
е
л
е
н
и
я
год
Рис. 1 . Заболеваемость подростков в возрасте 15–17 лет сифилисом
в РСФСР и РФ (выявлено больных с установленным впервые в жизни
диагнозом сифилиса на 100 000 населения)
К чему привело целенаправленное растление подростков
и молодых людей? Обычно обращают внимание на взрывной рост
заболеваемости сифилисом. На деле положение хуже — спектр
болезней, связанных с упадком морали, широк, и некоторые из
таких болезней гораздо опаснее сифилиса. Вот что сказано в Госу-
дарственном докладе «О состоянии здоровья населения Россий-
137
ской федерации в 1999 г.» (2000 г.): «В последние годы сохраняется
неблагоприятная тенденция у худшения состояния психической
адаптации детей и подростков, увеличение у них дезадаптивных
форм поведения, включая алкоголизацию, табакокурение, нарко-
манию и другие виды девиантного поведения...
Среди причин, приведших к увеличению заболеваемости ин-
фекциями, передаваемыми половым пу тем, следует указать, пре-
жде всего, на происшедшие изменения социально-экономических
отношений, приведших к расслоению населения, повлиявших на
поведенческие, в том числе сексуальные, реакции людей...
Необходимо отметить, что регистрируемый уровень инфек-
ций, передаваемых половым пу тем, не отражает истинной забо-
леваемости населения страны, так как коммерческие структуры
и организации, а также частнопрактикующие врачи не заинте-
ресованы (в основном по финансовым соображениям) в полной
регистрации и сообщении сведений в органы здравоохранения
о числе принятых ими больных...
Начиная с 1994 года в РФ складывается принципиа льно новая
эпидемическая ситуация по ГВ. Резко изменившиеся социальные
условия, искажение представления о жизненных ценностях, сни-
жение нравственного уровня среди молодежи привели к резкому
рост у заболеваемости ГВ. Эти негативные процессы резко превы-
сили успех в борьбе с ГВ, достигну тый к началу 1990-х годов. Рост
заболеваемости обусловлен двумя возрастными категориями:
15–19 и 20–29 лет, вовлекаемыми в наркоманию и неупорядочен-
ные сексуальные контакты... С начала регистрации в 1994 году
продолжает ежегодно увеличиваться заболеваемость гепати-
том С, по сравнению с 1998 годом она увеличилась на 65,7%...
Основное количество заболевших формируют подростки и лица
20–29 лет... С 1997 г. на некоторых территориях страны отмеча-
ется интенсивное вовлечение в эпидемический процесс школь-
ников 11–14 лет»2
.
2
В официальном Докладе признается, что в результате реформы не просто
резко изменилась реальная эпидемиологическая обстановка, но и ухудшилось
положение с выявлением источников заражения. В 1990 году 60,2% случаев
впервые установленного заболевания сифилисом были выявлены и привле-
чены к лечению лица, ставшие источником заражения, в 2004 году — 20,2%
и в 2006 году — 20,7%.
138
4 февраля 2002 года в Государственной думе прошли парла-
ментские слушания на тему «Социально-правовая защита детей от
сексуальной эксплуатации и растления». Представляем выдержки
из доклада А.А . Бигулова, начальника Управления по делам несо-
вершеннолетних и молодежи Генеральной прокуратуры РФ: «Не-
совершеннолетних все чаще стали использовать для получения
прибыли. Одной из доходных сфер бизнеса являются интимные
услуги. В то же время средства массовой информации вольно
или невольно стимулируют интерес к сексуальной сфере жизни.
Телевидение, газеты, журналы изобилуют соответствующим мате-
риалом. С учетом того, что нравственное воспитание подростков
оставляет желать лучшего, а зачаст ую отс утствует вовсе, пропа-
гандируемые СМИ деяния попадают на благодатную почву...
Что касается детской проституции по вызову, а тем более
уличной проституции, то они приняли совершенно неконтро-
лируемые масштабы, поскольку вот уже 5 лет не входят в пред-
мет регулирования уголовного права. Повсеместно производятся
съемки порнофильмов, которые через Москву и другие крупные
города направляются потребителям за рубеж. При этом низкая
активность правоохранительных органов в возбуждении уго-
ловного преследования по делам данной категории объясняется
несоответствием уголовного законодательства той степени обще-
ственной опасности, которой достигло данное направление кри-
минальной деятельности.
Рынок порноиндустрии стимулирует совершение половых
преступлений в отношении малолетних детей. Следственными
органами установлены факты продажи порнографии с детьми 8
и даже 6-летнего возраста... При этом порнография используется
как средство развращения детей» [122].
Реально никаких мер ни Генеральная прокуратура, ни законода-
тели не предприняли. В 2003 году в Петербурге был выпущен в про-
дажу видеофильм «Школьница–2». В анонсе на обложке кассеты го-
ворилось: «Старшеклассница приходит в новую школу... У нее все
при всем в смысле внешности. В новой школе своеобразные педаго-
гические приемы, в чем новенькая убеждается в первый же день на
переменках. Для получения достойных отметок нужно для начала
сексуально удовлетворить педсостав. А потом был день рождения
одноклассника, где она уже по-настоящему вливается в коллектив».
139
Шок вызвал тот факт, что съемки фильма проводились в кон-
кретной школе No 193 в Гродненском переулке Центрального рай-
она Петербурга. Ученики и их родители увидели на экране зна-
комые кабинеты и классы, стенгазету на стене, выставку детских
рисунков. Увидели парты и столы, на которых разыгрывались
порнографические сцены. Когда возмущенные родители приш-
ли в школу и пригласили педагогов тоже просмотреть фильм, то
многие из учителей плакали, а с некоторыми был сердечный при-
ступ. Плака ли не только от оскорбления, но и от бессилия [123].
К юбилею Санкт-Петербурга там был выпущен цикл порно-
фильмов, в которых половые акты совершались на фоне исто-
рических памятников — Медного всадника, Казанского собора
и т. д. Съемки проходили открыто, на глазах прохожих, детей,
милиционеров. Милиция прису тствовала там не для того, что-
бы пресечь демонстративное нарушение норм морали и права,
а чтобы охранять съемочную группу от публики.
Протесты общественных организаций ни к чему не привели.
Фильмы отправили на экспертизу главному специа листу Россий-
ской Федерации — заведующему кафедрой сексологии и сексо-
патологии Государственной еврейской академии им. Маймонида
профессору Льву Щеглову. Он заявил, что «сцены половых ак-
тов с детальной демонстрацией физических деталей» считаются
жесткой эротикой, а она в Российской Федерации не запрещена.
В Министерстве культуры РФ эксперты сделали лишь одно за-
мечание — съемки на фоне православного храма Спаса на Крови
могу т оскорбить чувства верующих.
Этим тенденциям ни Министерство образования, ни Министер-
ство культуры не оказали никакого противодействия, что говорит
об определенных установках в отношении воспитания детей и под-
ростков. Это радикальная трансформация российской школы.
Когда в Петербурге проходила II Международная эротическая
выставка, где, как подчеркивалось, «русские красавицы демон-
стрировали свои прелести», корреспондент «Независимой газе-
ты» задал вопрос главному ее идеологу, уже упомяну тому Льву
Щеглову : «Какова цель выставки?» Тот ответил: «Формирование
у населения эротической культуры, которая блокирует тотали-
тарность». Как видно, цели у этой Академии и у реформаторов из
Минобрнауки совпадают, а методы чу ть-чу ть разные.
140
Кстати реформа открывает еще одно уязвимое место в систе-
ме воспитания. Речь идет о подрыве традиционной шкалы нрав-
ственности под флагом либерализации отношения к гомосексу-
а лизму. Это не та либерализация, которая постепенно шла уже
в СССР (де факто преследование гомосексуалистов происходило
лишь в случае насильственных преступлений или растлении ма-
лолетних). Запад переживает волну политизации гомосексуализ-
ма под прикрытием доктрины мультикультурализма. Теперь эта
волна подступает к берегам России.
Аномия — это удел не только обездоленных и обедневших.
Культ урная травма поразила все общество, хотя и в разных фор-
мах. Однако аномия представителей высшего среднего класса и бо-
гатых исследуется как особый феномен. Для ее проявления пред-
ложен термин парааномия. С.А. Кравченко считает даже, что ее
изучение позволяет обосновать новую социологическую парадиг-
му — настолько важные явления обнаруживаются при этой разно-
видности аномии. Эту разновидность он называет играизацией.
С.А . Кравченко пишет: «Играизация представляет собой вне-
дрение принципов игры, эвристических элементов в прагматиче-
ские жизненные стратегии, что позволяет формироваться новому
типу социальной адаптации в условиях парааномии. В отличие
от классической аномии, новых форм социальной патологии,
возникших как результат «конкретного сочетания сил аномии
и развития», парааномия предполагает стирание принципиаль-
ных различий между объективной и субъективной реальностью,
нарушение целостного мира смыслов, размывание идентично-
стей, культурных целей и, соответственно, институциональных
средств их достижения» [124].
Возникновение этой новой формы аномии С.А . Кравченко
связывает с кризисом, который сопровождается резким усложне-
нием общественных структур и процессов. Это усиливает куль-
т урную травму, которую испытывают предприниматели и менед-
жеры высшего звена, а также молодая элитарная интеллигенция.
Дело в том, что на культ урную травму как следствие резко-
го слома социального и культурного жизнеустройства, испыты-
ваемую российским обществом, наложилось травматизирующее
столкновение постмодерна с культурой советского индустри-
а льного общества. Это породило новые, необычные процессы
141
(к ним относят возрастание сложности социокультурных струк-
т ур, у трату гомогенности и стабильности групп, возникновение
непредсказуемых флуктуаций).
С.А. Кравченко пишет: «Одной из коллективных реакций (при
этом весьма существенной) на эти жизненные новации становит-
ся играизация... Используя терминологию Ж. Бодрийяра, можно
сказать, что парааномия — это мир симулякров и симуляций, мир,
в котором уничтожается соотнесенность знаков и слов с истин-
ным положением дел. При этом общественная жизнь в целом все
более приобретает хаотическое содержание, находящееся в про-
цессе самоорганизации... Парааномия возникает, когда начинает
размываться само представление о нормативности и девиации.
Она естественное состояние общества постмодерна. В этом на-
правлении, нравится нам это или нет, развивается и российское
общество» [Там же].
С.А. Кравченко описывает проявления парааномии в полити-
ке, финансовой деятельности, управлении, СМИ, искусстве. Из-
вестные нам патологии этих сфер хорошо укладываются в пред-
ложенную им модель. Можно сказать, что речь идет об аномии
элитарных слоев, но эта аномалия сильно воздействует на обще-
ство в целом. В частности, эту форму аномии С.А. Кравченко счи-
тает во многом ответственной за те регрессивные явления в к уль-
т уре, о которых мы говорили выше и которые подробно описаны
в социологической литературе последних двадцати лет.
Он пишет: «Межличностные связи освобождаются от зависи-
мости внешних факторов — традиций, родства, материального
обеспечения... Под влиянием симулякров и симуляций в играи-
зированном обществе стираются различия между китчем и высо-
ким искусством... В итоге современные россияне входят в куль-
т урный мир, в котором китч и высокие эстетические ценности
трудно различить. Интимность, секс и сексуальность также ока-
зались подвержены играизации... Российские уличные и газет-
ные рекламы предлагают круглосу точный досуг, стриптиз, сексу-
альные релаксации на любой вкус...
Играизации сопу тствует регрессия — переход к более низ-
ким, упрощенно-примитивным социальным действиям, что так
или иначе способствует воспроизводству деструктивности. Ре-
грессия может проявляться в самых различных формах — уве-
142
личении потребления алкоголя, табачных изделий, наркотиков,
а также в том, что люди испытывают тягу к социальным действи-
ям, связанным с повышенными рисками и мистикой... Словом,
совершают массу действий с явно иррациональным компонен-
том...
Возникает социальный тип авантюриста, движимый жаж-
дой игровой страсти, успеха любой ценой. Вместе с тем многие
люди начинают ощущать себя марионетками. Есть опасение, что
авантюристский и марионеточный типы людей могу т распро-
страняться в России как прямое следствие играизации. Индивид
практически у трачивает внешние опоры, детерминирующие его
поведение (авторитет, традиции, веру). Возникает дезориентиро-
ванность, источник которой — разрыв преемственности, а также
социальных и культурных традиций. В результате неуверенность,
тревога становятся спутником жизни играизированного ин-
дивида, а субъективные кризисы, безрассудства, проявления
деструктивности превращаются чуть ли не в норму.
Для играизированной ментальности характерен невиданный
ранее индивидуализм, нравственная и моральная всеядность. Ис-
чезает такое явление, как универсальная, общая для всех мораль.
Соответственно, индивиды перестают быть плохими или хоро-
шими, они становятся «морально амбивалентными». Прошлый
опыт мало значит для играизации. Ныне играизация в нашей
стране не встречает серьезного противодействия, распространя-
ются ее наиболее антигуманные формы, поощряющие социаль-
ную безответственность по принципу «После нас — хоть потоп»,
жажду легкой наживы. Разумеется, индивиды с играизированной
ментальностью не приемлют долгосрочной стратегии развития
общества. ... Подобно макдональдизации, играизация порождает
иррациональную рациональность. Люди, участвующие в играизи-
рованной деятельности, по существу, низводятся до технических
ресурсов, что так или иначе способствует дегуманизации челове-
ческих отношений» [124].
Эта играизация элитарных слоев, превращение в шоу любой
попытки обсуждения самых тяжелых социальных проблем, про-
фанация зарождающихся движений социального протеста, кото-
рым придается глумливая форма политических спектаклей, — все
143
это препятствует самоорганизации социокульту рных общностей
в новых поколениях и углубляет аномию.
Л.Г. Ионин писа л: «Гибель советской моностилистической
культуры привела к распаду формировавшегося десятилетиями
образа мира, что не могло не повлечь за собой массовую дезори-
ентацию, у трату идентификаций на индивидуальном и группо-
вом у ровне, а также на уровне общества в целом. В таких обстоя-
тельствах мир для человека и человек для самого себя перестают
быть прозрачными, понятными, знакомыми. Такое положение не
длится долго, немедленно начинается поиск новых культурных
моделей, идеологических схем, призванных восстановить мир
пусть как иное, чем раньше, но равным образом упорядоченное
целое» [125].
Это исторический вызов, перед которым оказалась россий-
ская интеллигенция и все общество.
144
Глава 8.
Ложь элиты — источник аномии
Принципиальный дефект той мировоззренческой структу-
ры, на основе которой производилось целеполагание реформ, —
этический нигилизм, игнорирование тех ограничений, которые
«записаны» на языке нравственных ценностей. Реформа привела
к важному провалу в культуре, о котором не принято говорить.
Он из тех, которые тяну т на дно, как камень на шее — пока не
сбросишь, не выплывешь. Речь о том, что элита присвоила себе
право на ложь. И дело не только в этике: общество, где у тверж-
дено такое право, слепо. Оно не видит реальности, и с каждой ло-
жью в нем слепну т и поводыри.
Есть преуспевающие «пиратские страны», стоящие на прин-
ципе «Не в правде Бог, а в силе». В век Просвещения этот прин-
цип был прикрыт, ушел в молчание круговой поруки гражданско-
го общества — ложь была направлена вовне, а не против своей же
нации. В проекте Просвещения, при разработке идеи Обществен-
ного договора, был сформулирован принцип, который следовал
золотому правилу нравственности: «Поступайте по отношению
к другим так, как вы хотели бы, чтобы другие пост упали по отно-
шению к вам». Кант назвал этот принцип основным моральным
законом, его категорический императив гласил: «Поступай так,
чтобы максима твоей воли в то же самое время могла иметь силу
принципа всеобщего законодательства». Его следствием является
запрет на ложь. Этот принцип был заложен в основу права Ново-
го времени1
. Было принято, что Общественный договор (в прин-
ципе, как и любой контракт) не может быть достигну т, если одна
сторона заранее готовится обману ть другую сторону.
Но стратегия перестройки и реформ в России изначально стро-
илась на лжи. Сейчас уже невозможно делать вид, что «мы не зна-
ли». Уход от рефлексии загоняет болезнь все глубже, обман стал со-
циальной нормой реформаторской элиты России — вот главное.
1
Речь идет именно о философии права, т. е . принципах соединения людей в
общество и государство. Жизненные ситуации в человеческих отношениях,
когда бывает оправданной «ложь во спасение», обсуждаются в других разделах
общественной мысли.
145
Кризис советской политической системы начался с ХХ съез-
да, когда верховная власть партии применила фундаментальный
(в отличие от ритуального) обман как средство управления самой
партией. Тогда в своем известном докладе Н.С. Хрущев пошел на
заведомый и сознательный подлог в заявлении о количественных
масштабах репрессий сталинского периода. Это положило нача-
ло развитию культуры лжи в политической верхушке. При этом
та часть номенклату ры, которая приняла эти нормы, сразу стала
сдвигаться к антисоветизму. А после 1985 года нас просто затопил
поток лжи. Началось со статей юриста С.С. Алексеева в «Литера-
т урной газете», где он у твержда л, что на Западе давно нет част-
ной собственности, а все стали коопеpатоpами и pаспpеделяют
трудовой доход. Казалось невероятным: член-коppеспондент АН
СССР, учит ст удентов, наверняка знает, что на тот момент в США
1% взрослого населения имел 76% акций и 78% других ценных бу-
маг. Эта доля колебалась очень незначительно, начиная с 1920-х
годов.
Лжец теряет контроль на д собой, как клептоман, ворующий
у себя дома. Речь идет о сдвиге в мировоззрении, подрыве жизне-
способности нашей культ уры. Это произошло в самой доктрине
реформ и стало элементом «культурного ядра» общества. В мас-
совое сознание внедрена программа-вирус.
Вот несколько примеров. Во время перестройки множе-
ство академиков, писателей и народных трибунов доказывали,
что строительство “рукотворных морей” и стоящих на них ГЭС
было следствием абсурдности плановой экономики и нанесло
огромный ущерб России. Н.П. Шмелев, депу тат Верховного Со-
вета, ответственный работник ЦК КПСС, ныне академик, пишет
в важной книге: «Рукотворные моря, возникшие на месте преж-
них поселений, полей и пастбищ, поглотили миллионы гектаров
плодороднейших земель» [170]. Но это неправда! Водохранилища
отнюдь не “поглотили миллионы гектаров плодороднейших зе-
мель”, при строительстве водохранилищ в СССР было затоплено
0,8 млн га пашни из имевшихся 227 млн га — 0,35% всей пашни2
.
2
Если уж вводить меру потерь «плодороднейших земель», то надо вспом-
нить, что в Российской Федерации нынешняя рыночная реформа «поглотила»
45 млн га посевных площадей — они выведены из оборота и зарастают кус-
тарником.
146
Зато водохранилища позволили оросить 7 млн га засушливых зе-
мель и сделали их действительно плодородной пашней.
Честный человек должен был бы сообщить, что на тот мо-
мент в США было 702 больших водохранилища (объемом более
100 млн м3), а в России 104. А больших плотин (высотой более
15м)былов2000годувКитае24119,вСША—6389,вКанаде—
820, в Турции — 427 и в России — 62 [169]. Отставание России
в использовании гидроэнергетического потенциала рек колос-
сально, но общество убедили в том, что водное хозяйство приоб-
рело у нас безумные масштабы.
Поток подобных у тверждений заполнил все уголки массового
сознания и создавал ложную картину буквально всех сфер бы-
тия России. Наше общество было просто контужено массирован-
ной ложью. Этот социально-психологический климат порожда л
и углублял аномию.
Тяжелый удар нанесла ложь, которой была пропитана идео-
логическая риторика, представлявшая реформу переходом к де-
мократии и правовому государству. Основная масса населения
искренне верила в эти лозунги и обещания, но стоило ликви-
дировать СССР и его политический порядок, как те же идеоло-
ги стали издеваться над обману тым населением с удивительной
глумливостью.
Валерия Новодворская писала в 1993 году: «Я лично правами
человека накушалась досыта. Некогда и мы, и ЦРУ, и США ис-
пользовали эту идею как таран для уничтожения коммунистиче-
ского режима и развала СССР. Эта идея отслужила свое и хватит
врать про права человека и про правозащитников. А то как бы не
срубить сук, на котором мы все сидим... Я всегда знала, что при-
личные люди должны иметь права, а неприличные (вроде Крюч-
кова, Хомейни или Ким Ир Сена) — не должны. «Право» — по-
нятие элитарное. Так что или ты тварь дрожащая, или ты право
имеешь. Одно из двух» [171].
А вот признание в фундаментальной лжи. А .Н . Яковлев писа л
в «Черной книге коммунизма»: «После XX съезда в сверхузком
кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто
обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Из-
брали простой, как кувалда, метод пропаганды “идей” поздне-
го Ленина. Надо было ясно, четко и внятно вычленить феномен
147
большевизма, отделив его от марксизма прошлого века. А потому
без устали говорили о “гениальности” позднего Ленина, о необхо-
димости возврата к ленинскому “плану строительства социализ-
ма” через кооперацию, через государственный капитализм и т. д .
Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработала
(разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина уда-
рить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Пле-
хановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом
и “нравственным социализмом” — по революционаризму вооб-
ще» [172].
С тех пор быстрее всего по лестнице партийной (в том числе
в общественных науках) иерархии быстрее всего стали продви-
гаться люди двуличные. Некоторые из них были талантливыми,
другие посредственными, но важно, что они приняли нормы дво-
емыслия, что подорвало веру у населения. Так на Россию накати-
ла волна аномии и цинизма.
И Горбачев, и Яковлев карабкались наверх по номенклату рной
лестнице КПСС и докарабкались до ее вершины. На каждой ст у-
пеньке они клялись в верности коммунизму и СССР. Горбачев
даже стал Президентом СССР и давал ему присягу на верность.
Но прошло всего два года, и он в своей лекции в Мюнхене 8 марта
1992 года сказал: «Мои действия отражали рассчитанный план,
нацеленный на обязательное достижение победы... Несмотря ни
на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр
рухнул» [173]. Мыслимое ли дело — услышать от президента
страны такое признание! И мыслимое ли дело двадцать лет после
этого признания оказывать ему в преданной им стране всяческие
почести!
А что такое была перестройка, переходящая в реформу? Это
было именно заключение нового общественного договора власти
с народом. Суть была сформулирована так: «Больше справедли-
вости! Больше социализма». А вот откровение А.Н. Яковлева,
сделанное в 2003 году: «Для пользы дела приходилось и отсту-
пать, и лукавить. Я сам грешен — лукавил не раз. Говорил про
“обновление социализма”, а сам знал, к чему дело идет... Есть до-
кументальное свидетельство — моя записка Горбачеву, написан-
ная в декабре 1985 года, т. е. в самом начале перестройки. В ней
все расписано: альтернативные выборы, гласность, независимое
148
судопроизводство, права человека, плюрализм форм собствен-
ности, интеграция со странами Запада... Михаил Сергеевич про-
читал и сказал: “Рано”. Мне кажется, он не думал, что с советским
строем пора кончать» [174].
Об этом своем плане Горбачев вплоть до конца 1991 года, буду-
чи Президентом СССР, не обмолвился ни словом. Он его обсуж-
дал с ближайшими соратниками, с А.Н . Яковлевым и Э.А. Ше-
варднадзе, но и они молчали. Значит, власть заранее готовилась
обману ть общество (партнера по общественному договору!) и го-
товила ликвидацию социализма и СССР. Нынешняя власть не от-
межевалась от этого обмана — как же она может рассчитывать на
уважение и легитимность?
Подойдем с другой стороны. В Послании Президента Россий-
ской Федерации Федеральному Собранию 2004 года В.В . Путин
говорит: «С начала 1990-х годов Россия в своем развитии прошла
условно несколько этапов. Первый этап был связан с демонтaжем
прежней экономической сис темы... Второй этап был временем рас-
чистки завалов, образовавшихся от разрушения “старого здания”...
Напомню, за время длительного экономического кризиса Россия
потеряла почти половину своего экономического потенциала».
Но ведь реформа 1990-х годов представлялась обществу как
модернизация отечественной экономики — а теперь оказывает-
ся, что это был ее демонтаж, причем грубый, в виде разрушения
«старого здания». На это согласия общества не спрашивали, а раз-
умные граждане никогда бы не дали такого согласия. Ни в одном
документе 1990-х годов не было сказано, что готовился демонтаж
экономической системы России. Значит, власть следова ла тай-
ному плану. Она заведомо лгала обществу! Как же можно сегодня
похваливать эту ложь! Власть просто отвергла категорический
нравственный императив. Что же удивляться той аномии, что
накрыла Россию!
Эксперты (политологи, экономисты и пр.) как сообщество
выступили авторами и исполнителями огромного подлога, обес-
печив тотальное замалчивание тех трудностей, которые должны
были выпасть на долю общества, лишив его, таким образом, сво-
боды волеизъявления. Иными словами, они выступили как ору-
дие манипуляции общественным сознанием со стороны корыст-
но заинтересованного меньшинства.
149
Поразительно, но сознательный обман общества экспертами
даже при виде массовых страданий обману тых людей не вызвал
в профессиональной среде никакого осуждения. Напротив, его
оценива ли как эффективный. На круглом столе в «Независимой
газете» в мае 2000 года В. Третьяков так отозвался о ловкости
Е. Гайдара: «Представьте, если бы Гайдар пришел к Ельцину и ска-
зал: будем вводить реформы, и через десять лет все будет хоро-
шо — не так, как требовал Ельцин: успех через полгода, — а через
10 лет. И будет гиперинфляция процентов 1000–2000... Если бы
он так сделал, Ельцин бы ту т же ударил его кулаком по голове,
и Гайдар не стал бы премьер — министром. Поэтому Гайдар на
всякий случай сказал: инфляция составит 50%, и к концу года все
будет нормально. Я предполагаю, что Гайдар как эксперт был тог-
да достаточно грамотен, но не говорил правду из идеологических
соображений, потому что считал, что нужен капитализм, а это
зависит от Ельцина, ему надо сказать то, что он хочет услышать,
а дальше пойдет, и уже ничего нельзя будет сделать» [181].
Вдумайтесь в эту конструкцию! Человек сознательно лжет «из
идеологических соображений», причем своей ложью прикрывает
не благо, а губительные для страны изменения, но в элитарном
кружке, который обсуждает вопрос «Чем больно наше экспертное
сообщество?», это называют не должностным подлогом, а «гра-
мотный эксперт». В этом-то и есть ответ на вопрос о болезни —
ни В. Т. Третьяков, ни собравшиеся эксперты «реформаторов» не
видят во лжи Гайдара ничего зазорного или патологического, они
ее считают законным атрибутом «грамотного эксперта». Кстати,
В. Т. Третьяков как будто не видит абсурдности своего критерия:
«успех через полгода» это ложь, а «успех через 10 лет» был бы
правдой. Ведь десять лет к моменту этого «круглого стола» уже
прошли! В чем же видит В. Т. Третьяков «грамотность» Гайдара,
назови он дату «успеха» 2000 год?
Массированная ложь применялась с целью подрыва всего строя
символов, связанных с Великой Отечественной войной. Образ этой
войны — один из немногих сохранившихся центров сосредоточе-
ния связей общенациональной основы. Надо подчеркну ть, что эта
кампания ведется несмотря на то, что власти России прекрасно по-
нимают значение образа Отечественной войны для поддержания
сплоченности общества, хотя бы на минимальном уровне.
150
Одна из тем — доведенное до абсурда преувеличение потерь
Красной Армии в Великой Отечественной войне. Возможностей
опровергну ть ложь несравнимо меньше, чем у тех сил, которые
занимаются фальсификацией. Эту кампанию мы наблюдаем каж-
дый год. Вот, накануне праздника 60-летия Победы, 3 апреля
2005 года, телепередача В.В. Познера «Времена». В качестве экс-
перта был приглашен президент Ака демии военных наук генерал
армии М.А. Гареев, который в 1988 году возглавлял комиссию
Министерства обороны по оценке потерь в ходе войны.
Ведущий, В.В . Познер, заявляет: «Вот поразительное дело —
мы до сих пор не знаем точно, сколько погибло наших бойцов,
солдат, офицеров в этой войне».
И это — на Первом канале центрального российского телеви-
дения! В.В. Познер, человек сведущий, не мог не знать, что в 1966–
1968 годы подсчет людских потерь в Великой Отечественной во-
йне вела комиссия Генерального штаба, возглавляемая генералом
армии С.М. Штеменко. Затем в 1988–1993 годы сведением и про-
веркой материалов всех предыдущих комиссий занимался коллек-
тив военных историков под руководством генерал-полковника
Г.Ф. Кривошеева. Было осуществлено большое комплексное ста-
тистическое исследование архивных документов и других мате-
риа лов, содержащих сведения о потерях в армии и на флоте, в по-
граничных и вну тренних войсках НКВД.
Этот коллектив имел возможность изучить рассекреченные
в конце 1980-х годов материалы Генерального штаба и главных
штабов видов Вооруженных Сил, МВД, ФСБ, погранвойск и ма-
териалы архивных учреждений СССР. Результаты этого фунда-
ментального исследовании потерь личного состава и боевой тех-
ники Советских Вооруженных сил в боевых действиях за период
с 1918 по 1989 год были опубликованы в книге «Гриф секретности
снят. Потери Вооруженных сил в войнах, боевых действиях и во-
енных конфликтах» (М., 1993).
В этой книге сказано: «По результатам подсчетов, за годы
Великой Отечественной войны (в том числе и за кампанию на
Дальнем Востоке против Японии в 1945 году) общие безвозврат-
ные демографические потери (убито, пропало без вести, попало
в плен и не вернулось из него, умерло от ран, болезней и в ре-
зультате несчастных случаев) советских Вооруженных сил вме-
151
сте с пограничными и вну тренними войсками составили 8 млн
668 тыс. 400 человек». Соотношение по людским потерям Гер-
мании и ее союзников на Восточном фронте было 1:1,3 в пользу
нашего противника3
.
Ни одно суверенное государство не допустило бы заявлений
по центральному телевидению, подобных заявлению В.В. Позне-
ра. Согласно европейским законам о телевидении, он был обязан
сначала сообщить аудитории официальные данные, а уже за-
тем высказывать свое личное мнение с обоснованием своих со-
мнений в этих официальных данных. А ведь после выхода книги
«Гриф секретности снят» продолжали регулярно публиковаться
данные, в которые в ходе дальнейших исследований вносились
небольшие у точнения (эти сведения публиковались, например,
в жу рнале РАН «Социологические исследования»).
На той телепередаче М.А. Гареев пытался сообщить известные
и проверенные данные, но на них просто не обратили внимания,
отмахнулись. Ему, главному эксперту по обсуждаемому вопро-
су, не дали говорить! Включили видеоинтервью с писателем-
фронтовиком: «Сталин сделал все для того, чтобы проиграть во-
йну... Немцы, воюя на всех фронтах, у нас, на Западе, подводная
война, авиационная война, африканская война, немцы в общей
сложности потеряли 12,5 миллионов человек, а мы на одном ме-
3
Заметим, что известный исследователь–демограф, эмигрант С. Максудов
(А. Бубенышев), работающий в Гарвардском университете (США) и изучавший
потери Красной Армии, оценил безвозвратные потери в 7,8 млн человек, что
на 870 тыс. меньше, чем в книге «Гриф секретности снят». Такое расхождение
он объясняет тем, что российские авторы не исключили из числа потерь тех
военнослужащих, которые умерли за время войны «естественной» смертью.
Если приложить к действующей армии те же показатели смертности, которые
зафиксированы в те годы в тылу, это составляет 250–300 тыс. человек.
Кроме того, по мнению Максудова, завышено число погибших советских во-
еннопленных. Из них, как он считает, надо вычесть «естественно» умерших во-
еннопленных (около 100 тыс.), а также тех, кто остался после войны на Западе
(200 тыс.) или вернулся на Родину, минуя официальные каналы репатриации
(примерно 280 тыс. человек). Свои расчеты Максудов опубликовал на русском
языке [175].
Признав эти поправки резонными, российские авторы, однако, не внесли их
в итог. Оценка числа военнослужащих, умерших по причинам, не связанным
с войной, методически недостаточно разработана. А для данных о судьбе быв-
ших военнопленных на Западе пока нет документального подтверждения –
Максудов пользовался данными служб США, которые не опубликованы.
152
сте потеряли 32 миллиона, на одной войне... Каждый видел войну
из своего окопа. Дальше он видеть ничего не мог. Это случается
на каждой войне решительно».
И этот бред несется на всю страну. Человек «видел войну из
своего окопа и дальше он видеть ничего не мог», но уверен, что
немцы, воюя везде, даже в Африке и под водой, потеряли 12,5 млн,
а мы «на одном месте» (!) 32 млн. Откуда у него это точное чис-
ло? От «архитектора перестройки» А.Н. Яковлева, тот за месяц
до этой передачи, 1 марта 2005 года, дал интервью «Аргументам
и фактам». Его спрашивают: «Сколько на самом деле погибло на-
ших солдат в войне с Германией? Называются разные цифры —
19 млн, 27 млн... Где правда?» Он отвечает: «В войне с Германи-
ей погибло не менее 30 млн человек. И как за это можно хвалить
великого полководца всех времен и народов Сталина? Это было
преступление. ... Я думаю, цифра больше. Это горькая правда
Победы. За грабежи наших солдат расстреливали».
Грабежи он приплел сюда, чтобы напустить туману. Но на
эт у «горькую правду» опирается и В.В. Познер: «Вот Александр
Яковлев, ссылаясь на неохотные признания маршала Язова, гово-
рит о 27 миллионах погибших солдат именно, т. е . военных». Эту
весть радостно подхватывает «историк» Борис Соколов: «Ну, это
близко к моей цифре». Какая сыгранность лживых лицедеев!
Этот Б.В. Соколов оценил общее число погибших в рядах Совет-
ских Вооруженных сил в 1941–1945 годах в 26,4 млн человек при
немецких потерях на советско-германском фронте в 2,6 млн (т. е .
при соотношении потерь 10:1). А всего погибших в Великой Оте-
чественной войне советских людей он насчитал 46 млн человек.
Как советовал Геббельс, его ложь абсурдна, так как за все годы
войны было мобилизовано (с учетом довоенного числа военнос-
лужащих) 34 млн человек, из которых непосредственными участ-
никами войны было около 27 млн человек. После окончания вой-
ны в Советской Армии числилось около 13 млн человек. Никак из
27 млн участников войны не могли погибну ть 26,4 млн.
За А.Н . Яковлевым и Б.В. Соколовым шел целый отряд таких
же «идейных борцов за горькую правду». Это соотношение по-
терь 10:1 повторил в своей книге «Россия накануне XXI века»
(1997 г.) фу туролог И.В. Бестужев-Лада: «Советские солдаты бук-
ва льно своими телами загородили Москву, а затем выстлали до-
153
рогу до Берлина: девять падали мертвыми, но десятый убивал —
таки вражеского солдата».
В 2000 году эти цифры повторили в памятные даты 8 мая
и 23 июня в телефильме «Победа. Одна на всех» (НТВ). В интер-
вью по «Радио России» (2002 г.) Астафьев снова вернулся к «под-
ведению итогов» войны: «Перед нами усталая и по существу по-
бежденная страна...» О мелких кропателях и не говорим.
М.А . Гареев на реплик у В.В. Познера вставляет слово: «Назы-
вали и цифру 60 миллионов. Вот Володарский [киносценарист]
недавно сказал, что наши потери в войне составляют 56 миллио-
нов. Ведь можно что угодно изобрести». В .В . Познер парирует:
«Это вместе с гражданскими». Он прекрасно знает, что общие
потери в войне, вместе с гражданскими лицами, оцениваются
в 26,6 млн человек. Знает, но вставляет эту реплику.
В.В. Познер заводит разговор о том, что «чудовищные потери»
были вызваны сталинскими репрессиями в армии, показывает
ролик, звучат абсурдные числа. Гареев пытается воззвать к здра-
вому смыслу : «Это никакой не поиск правды, это поиск неправ-
ды. Ведь он сказал, что 90% командного состава было уничтоже-
но в 1937–1938 годах. Есть точная цифра: было репрессировано
9 тысяч человек. Это 5% командного состава Вооруженных сил».
Познер отмахивается.
В.В. Познер заходит с другой стороны и поднимает тему без-
различия российского общества к судьбе погибших, в отличие от
цивилизованных стран. Горестно говорит: «Я тоже этим вопро-
сом занимался сугубо по-любительски и хочу вам сказать, что ни
в одной стране, которая воевала, ни в одной, ни в Германии, ни
в Великобритании, ни во Франции, ни в Америке, ни в Японии,
нет вопроса о том, сколько погибло военных, только у нас».
Тут есть простое объяснение: ни в одной из этих стран не до-
пустили бы, чтобы на телевидении сидели люди, ведущие инфор-
мационно — психологическую войну против «страны пребыва-
ния». «Вопрос о том, сколько погибло военных», обсуждается там
военными статистиками и историками в кабинетах и универси-
тетских аудиториях, а не с Б.В . Соколовым перед телекамерой.
Трудно поверить, что Президент РФ настолько ограничен
в своих полномочиях, что не может у резонить деятелей типа
В.В . Познера. Надо отметить, что сегодня эта ложь уже не нуж-
154
на антисоветским силам. Атака на образ ВОВ ведется вне зави-
симости от отношения к СССР или советскому общественному
строю. Миф о том, что «русские не умели воевать и пришлось
завалить немцев трупами», — политический инструмент дезин-
теграции нынешнего российского общества. Он производит ано-
мию в основном в среде молодежи.
Пресса организовала настоящую травлю ветеранов, издеваясь
над их возмущением наглой ложью о войне. В 2000 году ряд орга-
низаций ветеранов ВОВ даже попытался возбудить в судах иски
против НТВ и некоторых авторов газеты «Известия» за перехо-
дящую всякие рамки фальсификацию истории войны в «доку-
ментальных» фильмах и статьях.
В частности, обозреватель «Известий» Б. Соколов в годов-
щину битвы на Курской дуге 12 июля 2000 года напечатал такой
текст: «12 июля 1943 года у деревни Прохоровка произошло круп-
нейшее танковое сражение Второй мировой войны между 5-й
Гвардейской танковой армией генера ла Павла Ротмистрова и 2-м
Танковым корпусом СС группенфюрера Пауля Хауссера. 850 со-
ветским танкам противостояло 273 немецких. Безвозвратные по-
тери вермахта составили 5 танков, а Красной армии — 334 танка.
Сталин раздумывал, стоит ли расстрелять Ротмистрова за без-
дарно проигранный бой, и в конце концов решил, что не стоит.
Впоследствии Прохоровка была объявлена грандиозной совет-
ской победой, сорвавшей немецкое наступление на Курск с юга.
Ныне на Прохоровском поле стоит памятник в честь мнимой по-
беды советского оружия».
Союз ветеранов подал на «историка» в с уд. Суд поддержал за-
ведомых фальсификаторов, хотя истцы привели виднейших во-
енных экспертов, историков и участников битвы, представили
подробные документы с картами боя, включая германские ис-
точники, труд германского военного историка генерала вермахта
Б. Мюллера-Гиллебранда, воспоминания о битве под Прохоровкой
начальника Генштаба вермахта и главного специалиста по Танко-
вым войскам Гудериана, а также публикации историков США. Та-
ким образом, ложь, разрушавшая историческую память о войне
была под надежной защитой судебной власти. А что изменилось?
Лжива сама идеология проведения пышных годовщин и осо-
бенно юбилеев Победы в последние десять лет. Проблематика
155
Великой Отечественной войны и Победы в этих праздниках де-
формирована и представлена как дань благодарности небольшой
горстке стариков-ветеранов и как «общечеловеческая» скорбь
о погибших. 9 Мая вот-вот назову т Днем примирения. И русские,
и немцы — все жертвы войны, над всеми мы плачем.
Вместо размышлений о природе этой особой войны и тех фор-
мах социальной организации и гос ударственности, в которых со-
ветский народ смог мобилизоваться для победы, эфир заполни-
ли огромным числом манипулируемых выступлений ветеранов,
в которых эти главные вопросы были подменены бытовыми вос-
поминаниями: «Эх, помню, кашу вовремя не привезли, портянки
мокрые». Снимают такого ветерана мину т сорок, потом из всего
отснятого материала выбирают пару таких жалких фраз — и вот
вам образ мысли ветеранов. Бедные старые люди, как им пришлось
настрадаться. В большинстве этих передач акцент делался на тяго-
тах войны с общим рефреном «Будь ты проклята, война». Какая
же война «будь проклята»? Отечественная, священная.
Особый жанр лжи — представление Красной Армии как орды
бандитов и насильников. Перед юбилеем Победы в 2005 году
Г.Х. Попов, пообещал рассказать «правду о войне» в интервью
«Московскому комсомольцу» (07.02.2005): «После вступления ар-
мии в Германию власти закрыли глаза на захват немецкого иму-
щества... Были официальные нормативы, у твержденные лично
Сталиным. Всем генералам по одной легковой машине — “Опель”
или “Мерседес” — бесплатно. Офицерам — по одному мотоциклу
или велосипеду бесплатно».
Лжет идеолог узаконенной коррупции. Если бы были такие
«нормативы» за подписью Сталина, о них во время перестройки
уже растрезвонили бы на весь мир. Но главное, живы еще мил-
лионы людей, у которых воевали офицерами отцы и старшие бра-
тья, и кто-то из них даже вернулся живым из Германии. Все мы
видели и свою родню, и своих сверстников — никто «по одному
мотоциклу или велосипеду бесплатно» не привез. И ведь зачем-то
Попов это говорит именно перед праздником — вот на что надо
обратить внимание.
Но велосипеды — мелочь. Главная ложь Попова покрупнее:
«Но не только кофточки были солдатской добычей. Ею стали не-
мецкие женщины и девушки. Наши солдаты насиловали во всех
156
странах. Но настоящая вакханалия началась именно в Германии.
Только в Берлине, после его штурма, к врачам по поводу изнаси-
лования обратилось до 100 тысяч немок. Я хотел бы сейчас, хотя
бы спустя 60 лет, услышать от лидеров новой России официаль-
ные извинения перед женщинами Европы за эти оргии в “вели-
кие те года”».
И множество людей не замечают лжи, глотают яд этого от-
равителя колодцев. Подумали бы, к каким врачам «обратились
по поводу изнасилования до 100 тысяч немок» в превращенном
в руины Берлине? В палатках медсанбатов в эти дни врачам надо
было оказать срочную помощь примерно тремстам тысячам со-
ветских раненых и не меньшему числу немецких. Представляете
себе — 9 мая среди руин Берлина очередь к врачу из 100 тысяч
изнасилованных. И зачем эти 100 тысяч немок обращались к вра-
чам — чтобы получить справки и обратиться в суд? В какой суд?
Посмотрите на фотографии «Берлина после штурма».
Война сопряжена с жестокостью и эксцессами, но не о них го-
ворит Попов, знает он, что наша армия как раз отличалась спо-
собностью очень быстро погасить ярость после боя — об этом
с удивлением писал антрополог Конрад Лоренц. Что же касается
насильников, то даже А.Н. Яковлев в своем интервью сказал, что
их расстреливали. А вот «Записки о войне» поэта Б. Слуцкого,
который был военным прокурором. В городке Зихау эр пришли
с жалобой две изнасилованные женщины. Б . Слуцкий пишет: «Че-
рез два дня я докладывал начальству о женщинах Зихауэра. Гене-
ралы сидели внимательные и серьезные, слушали каждое слово.
Из Москвы поступали телеграммы — жестокие, определенные...
Но и без них накипали самые сокровенные элементы человечно-
сти. По этому докладу были приняты серьезные меры».
Если бы в Германии творилась «настоящая вакханалия» из-
насилований, то не сидели бы генералы «внимательные и серьез-
ные», не «слушали каждое слово», не шли бы жестокие телеграм-
мы из Москвы.
Другое важное направление — кино. Уже после 2000 года был
снят целый ряд фильмов с заведомой ложью о войне — и в основ-
ном на деньги из государственного бюджета! Ложь разоблачалась
и военными специалистами, и непосредственными участниками
событий, но эти разоблачения трибуны не получали.
157
Вот многосерийный фильм «Штрафбат», он вбивает в головы
молодежи, что Победу одержали не маршалы Жуковы и рядовые
Матросовы, а уголовники. Во множестве писем постановщиков
предупреждали, что практически все с ущественные утверждения
фильма ложны, — это воспринималось ими со смехом. М.А . Гареев
дает краткий перечень заведомых фальсификаций: «В штрафбате
никаких уголовников, равно как и политических заключенных,
просто не могло быть. Из уголовников формировали штрафные
роты. Командовали штрафными подразделениями только кадро-
вые офицеры. Во всех штрафных подразделениях не было обраще-
ний «гражданин», а только «товарищ». Во время войны в любом
штрафбате был заместитель командира по политчасти. В фильме
его нет. Вместо политработника в «Штрафбате» действует свя-
щенник. Но в те времена это было просто невозможно: не толь-
ко как нетипичный, но и как самый исключительный случай. Да
и вообще война с фашистскими захватчиками ушла в фильме на
второй план. А на первом — показ ненависти персонажей к со-
ветской власти. Все штрафные подразделения составляли не более
1,5% от всей численности действующей армии» [55].
Какой позор для всего цеха российских деятелей киноиск ус-
ства! Ведь идеологический смысл этого фильма направлен не на
укрепление, не на собирание народа и общества, а на углубление
их раскола, на стравливание людей и поколений ложью!
К 60-й годовщине Победы на средства госбюджета был снят
фильм «Полумгла» (режиссер А. Антонов, ст удия «Никола —
фильм»). Сюжет — работа военнопленных немцев на стройке
где-то на Севере в 1944 году. Был написан сценарий психологи-
ческого фильма, соответствующий реальности жизни пленных
немцев в СССР в те годы. Но режиссеры переиначили замысел
и сотворили черный миф.
Суть фильма стала такова: «Коренной «демифологизации» под-
вергся, во-первых, главный герой, молодой советский лейтенант,
откомандированный после тяжелого ранения не на фронт, куда
он всеми правдами и неправдами порывался верну ться, а в глу-
бокий тыл — руководить строительством. Этот образ, в сценарии
вполне положительный, переосмыслен режиссером в направле-
нии... алкогольно-психопатическом. Теперь наш главный герой
готов напиваться где угодно и когда угодно, после чего, очнув-
158
шись в соответствующем состоянии, хватается за пистолет и от-
крывает па льбу по людям.
Но главное изменение было внесено в финал картины... На
экран врывается мощная бронетехника, отт уда — безжалостные, как
орки во «Властелине колец», русские солдаты во главе с назгулом-
майором. И абсолютно безо всякой причины берут и расстрелива-
ют из автоматов всех немцев, с которыми зритель за полтора часа
худо-бедно успел сродниться... На фестивали 2005 года — Вы-
боргский («Окно в Европу») и Монреальский — студия «Никола-
фильм» представила готовую картину о том, как русские «недочело-
веки» перебили ни в чем не повинных немцев» [60].
Попытка сценаристов возбудить судебное дело была безуспеш-
ной — ведомство Швыдкого, которое финансировало фильм, мо-
билизовало крупные силы. Прессу заполнили статьи в поддерж-
ку «молодого талантливого режиссера». На просмотре фильма
в Доме кино даже сказали о ВОВ, что это была «война между
людоедами». На вопрос, из каких источников режиссер получил
информацию о том, что в 1944 году в глубоком тылу в СССР про-
изводились массовые расстрелы военнопленных немцев, ответ
был таков: «Если капитан Ульман расстрелял в Чечне мирных
жителей, то как вы можете отрицать расстрелы военнопленных
немцев в 1944 году?»
Вот такая у нас «борьба с фальсификацией истории».
С трудом удалось не допустить выхода на экран художествен-
ного фильма «Дом», над которым работал режиссер Алексей Учи-
тель. Пресса писала: «Алексей Учитель собирается начать работу
над очередным проектом, сообщает газета “Известия”. Он снимет
фильм, открывающий неизвестные страницы истории Великой
Отечественной войны. Сценарий, написанный Александром Ро-
гожкиным, основан на реальных событиях.
В 1943 году в Мурманске был создан бордель для иностранных
военных. Моряки с кораблей союзников посещали заведение, по
официальным документам проходившее как “Дом дружбы”, где
работали специально отобранные очень красивые женщины,
прекрасно говорившие на иностранных языках... Судьба всех
женщин, оказавшихся в публичном доме, оказалась трагична.
После войны все они были посажены на три баржи, которые за-
тем вывели в море и затопили. Обитательницы борделя не были
159
проститу тками в обычном понимании этого слова. Они искренне
считали, что оказались в публичном доме, потому что это необ-
ходимо партии. Политрук читал им политинформацию, воспита-
тельница учила этикету.
В интервью «Известиям» Алексей Учитель рассказал, что
к проекту проявляют интерес две американские киностудии, но
их представители буду т готовы принять решение, только когда
увидят окончательный вариант сценария, который, с согласия Ро-
гожкина, переписывают Дуня Смирнова и американский сцена-
рист Грегори Маркэтт» [176]4
.
Сценарий был опубликован осенью 2001 года в дву х номерах
журнала «Иск усство кино». А . Рогожкин написал его якобы по
воспоминаниям очевидцев. Когда А. Учителя спросили: «Это ре-
альная история?», — он ответил: «Абсолютно».
Журналистка О. Голубцова, изучавшая эту историю на месте
и с помощью английских и американских коллег среди их моря-
ков — ветеранов, которые посещали «Дом дружбы» в Мурманске,
писала, какой шум поднялся, когда появился сценарий: «Мурманск
живет темой будущего фильма Учителя. Друзья-журналисты со-
общают о письмах, написанных на имя губернатора ветеранами
с требованием запретить в городе съемки порочащего весь со-
ветский народ фильма, фальсифицирующего историю... В моих
руках еще один документ. Ответ губернатору Мурманской обла-
сти Ю.А. Евдокимову из Управления ФСБ РФ по Мурманской об-
ласти: “Каких-либо данных, прямо или косвенно указывающих
на существование в годы войны в г. Мурманске под покровитель-
ством органов НКВД публичного дома и затоплении баржи с его
персона лом не обнаружено”... Я позвонила Алексею Ефимовичу
Учителю и спросила, собирается ли он отказываться от задуман-
ной концепции. Кинорежиссер ответил мне: работа на д фильмом
продолжается» [177].
Скорее всего, вопли ветеранов и жителей Мурманска, Архан-
гельска и Североморска не смогли бы одолеть Швыдкого с Учи-
4
По сценарию, такие публичные дома были организованы по решению об-
комов партии в Мурманске, Архангельске и Молотове (ныне Североморск).
Эпизод потопления барж с девушками украшен такими художественными
деталями: «Море в тот день было абсолютно ровным, как зеркало, и головы
женщин еще какое-то время были видны на поверхности воды».
160
телем. Заграница помогла! Возмущены были престарелые ан-
глийские моряки. Влиятельная лондонская газета писала в ста-
тье под заголовком “Ветераны арктических конвоев столкнулись
с новым противником”: “Выжившие после нападений немецких
подводных лодок приведены в ярость создателями фильма, ри-
сующими их восторженными клиентами публичного дома”».
В прессе были опубликованы высказывания по поводу сцена-
рия многих живых участников тех событий — и в России, и в Ве-
ликобритании. Все тряслись от бессильной ярости перед лицом
абсолютно хладнокровной лжи. И именно в это время Алексей
Учитель удостоился высокого звания народного артиста России!
Неужели российские власти не могли придумать для этого та-
лантливого режиссера какого-нибудь иного титула, кроме «на-
родного артиста России»? Уж слишком это, того...
Но, пожалуй, самой гнусной подлостью стал фильм о детях
«Сволочи» (режиссера А. Атанесян по повести В. Кунина). Фильм
вышел в 2006 году, кстати, показали его по центральному россий-
скому телевидению перед самым 9 Мая 2010 года.
Приведем выдержки из материалов, опубликованных на сай-
те «Страна.Ru» (их подборка, сделанная А. Аргуновой, помещена
и на сайте ФСБ [179]): «В фильме рассказывается о детской ди-
версионной школе, якобы созданной НКВД в Алма-Ате из бес-
призорников и подростков с уголовным прошлым, которых гото-
вили в качестве «русских камикадзе». Во время съемок Атанесян
в ряде интервью заявлял, что «фильм основан на реа льных со-
бытиях, которые происходили в годы Великой Отечественной
войны в 1943 году, а затем, по понятным причинам, выпа ли из
официальной истории». Интересно, как к таким заявлениям от-
носится российская юстиция?
В конце съемок сканда льного фильма Атанесян сбавил тон
и у тверждал, что у него нет оснований не верить автору повести
Кунину, «биография которого сама по себе заслуживает экра-
низации: беспризорник, оказавшийся в тюрьме за вооруженное
ограбление, фронтовик, летчик, позднее — чемпион по акробати-
ке, цирковой артист, журналист, писатель и эмигрант».
Скорее всего, у Кунина припасен целый набор легенд, помимо
карьеры грабителя. В частности, в биографии, опубликованной
в мюнхенском издании «Сволочей» в 2003 году, он писал: «Я по-
161
пал в школу альпинистов-диверсантов под начало полковника
НКВД, заслуженного мастера спорта Погребицкого, знаменитого
альпиниста. Мы были разбиты на пятерки, в которых собирали
таких, как я, — из тюрем. Мальчики эти были готовы на все, они
были способны перерезать глотку кому угодно. Чему нас только
не учили — и слалому-гиганту, и стрельбе на скоростном спуске,
и умению 250-граммовой толовой шашкой сделать 200-тонный
снежный обвал, и тому, как убивать ножом с расстояния в 12–
15 метров. Обучали нас пленные немцы из группы «Эдельвейс»
и русские наши бандиты из НКВД»5
.
Накануне показа фильма ФСБ РФ выступила с официаль-
ным опровержением «фактов», положенных в его основу. Сразу
после показа фильма «Страна.Ru» обратилась за комментария-
ми в российские государственные и ведомственные архивы. По
данным Российского государственного военного архива (РГВА),
который, кроме документов Красной и Белой Армии, хранит до-
кументы частей и соединений ВЧК — ОГПУ — НКВД — МВД
СССР за 1918–1991 годы, детских диверсионных школ в их со-
ставе никогда не существовало. Более того, представители архива
подчеркнули, что в дислокационных книгах вообще не «значится
какая-либо диверсионная школа — ни в Алма-Ате, ни в Казах-
стане». Материалов, подтверждающих существование в системе
органов НКВД такого рода детских диверсионных школ не на-
шлось также ни в Центральном архиве Министерства обороны
(ЦАМО РФ), ни в архиве Комитета национальной безопасности
республики Казахстан.
В РГВА подчеркнули, что никакой тайной не является суще-
ствование в немецкой армии специальных школ, в которых ди-
5
На запрос «Комсомольской правды» о фронтовых успехах Кунина в Цен-
тральный архив Министерства обороны редакции был прислан текст приказа
приемной комиссии о зачислении Кунина (Фейнберга) в Ташкентскую военно–
авиационную школу стрелков: «Фейнберг Владимир Влад., 1927 г.р ., призван в
декабре 1944 г., еврей, дом. адрес: г. Алма-Ата. ул. Калинина, 63... А также при-
казы об откомандировании его в сентябре 1945 г. во 2-е Чкаловское военно–
авиационное училище летчиков–наблюдателей (ныне Оренбургская область),
решение педсовета об отчислении 15 мая 1946 г. в связи с учебной неуспевае-
мостью, а затем об отчислении 11 декабря 1946 г. за недисциплинированность
из Московской военно–авиационной школы (г. Серпухов). На чем карьера не
воевавшего военного пилота заканчивается» [178].
162
версионно-подрывной работе обучались завербованные или по-
хищенные из советских детских домов подростки в возрасте 13–
17 лет. В частности, по архивным данным, такие детские дивер-
сионные школы существовали на оккупированной территории
Украины, Белоруссии, в Прибалтике, Польше и конечно в самой
Германии.
Факт существования немецких спецшкол, в которых обуча-
лись завербованные советские дети, подтвердили и в ФСБ РФ.
Как видно из документов, хранящихся в архивах ФСБ, на терри-
тории Германии в июле 1943 года в местечке Гемфурт близ города
Каселя была организована школа для подготовки подростков-
диверсантов — Абверкоманда 203, которая именовалась «Гем-
фурт». Представители школы вербовали 13–17-летних подрост-
ков обоего пола из детских домов Орши и Смоленска, объясняя
им, что они вступают в РОА («власовцы»). Девочкам говорили,
что из них подготовят медсестер. В этой школе одновременно
обучались 25–75 человек. Аналогичная школа по подготовке ма-
лолетних разведчиков и диверсантов существовала в полосе дей-
ствия Калининградского фронта — в деревне Телешево, а также
в Бобруйске, Орше, Краматорске и Славянске.
Архивисты предоставили редакции ряд документов, из кото-
рых следует, что немецкие спецслужбы методично занимались
вербовкой русских детей — беспризорников и воспитанников дет-
ских домов, которые еще оставались на оккупированной немцами
территории. Приведены выдержки из протоколов допроса Анато-
лия Якубова, 1928 года рождения, проходившего обучение в не-
мецкой диверсионной школе и совершившего три «ходки» в тыл
Красной армии, а также Юрия Евту ховича, бывшего лейтенанта
Красной армии, попавшего в плен и вст упившего в РОА Власова,
который был вербовщиком и начальником таких подростков.
Некоторые кадры фильма практически полностью совпадают
с содержанием архивных документов. Это наводит на мысль, что
уехавший в начале 1990-х годов в Германию Владимир Кунин мог
быть действительно осведомлен о методах подготовки диверсан-
тов и, может быть, даже видел упомяну тые документы, которые
могли сохраниться в немецких архивах.
Накануне премьеры фильма «Сволочи» Андрей Панин, сы-
гравший в нем роль полковника — воспитателя малолетних ди-
163
версантов, в интервью сказал: «Правда всякая нужна. Мне кажет-
ся, что вообще лучше говорить правду. Просто она чаще всего
никому не нужна».
А уже в день показа режиссер Атанесян отрекся от своих пре-
тензий на историческ ую достоверность и правдивость фильма.
В интервью радио «Культура» 1 февраля он заявил: «Ни у меня
лично, ни у одного из моих ассистентов нет ни одного архивно-
го документа, подтверждающего существование таких лагерей на
территории Советского Союза». А в интервью «РИА-Новости» он
пошел еще дальше, сказав, что является «сторонником того, что
искусство оперирует не категориями правды, а категориями ху-
дожественного вымысла, но вымысел должен быть интересным,
эмоционально ценным», и признал, что, по его сведениям, «в Со-
ветском Союзе детских диверсионных школ не существова ло».
Кунин, автор этой «истории», в 1995 году в интервью альма-
наху «Панорама» (Лос-Анжелес) утверждал, что он был в такой
школе и давал подписку о неразглашении. А за день до показа
фильма он признался: «Все это сочинено. Я считаю, что писатель
имеет право на вымысел, на домысел, на свой собственный взгляд
на мир и на любые фантазии».
Остается добавить: «Комсомольская правда» сообщила, что
«на фильм «Сволочи» ушло 2,5 млн долларов. Часть расходов —
около 700 тыс. долларов — оплатило Федеральное агентство по
культуре и кинематографии, возглавляемое Михаилом Швыд-
ким». Фильм был удостоен премии Россия–2007 за лучший фильм
года (ее учредил подростковый канал телевидения MTV). На це-
ремонию вручения премии пригласили актера и режиссера Вла-
димира Меньшова. Открыв конверт с результатами голосования,
он бросил его на пол и сказал: «Я на деялся, что пронесет — не
пронесло. Вручать приз этому фильму, достаточно подлому и по-
зорящему мою страну, я попросил бы Памелу Андерсон. Я этого
делать не буду» — и ушел.
«Страна.Ru» пожурила авторов фильма. Ах, как они неправ-
дивы! Но в нашей прогрессивной общественности есть и другие
мнения. В газете «Газета» за 3–5 февраля 2006 года так говори-
лось: «Телепостановками о зонах и штрафбатах, где ясно показа-
ли, откуда в суровые военные годы первым делом бралось пушеч-
ное мясо и кандидаты на невыполнимые задания, отечественного
164
зрителя вроде бы уже подготовили к адекватному восприятию
такого сюжета. О призыве малолеток в армию и разведку против-
ника — и литература, и кинохроника давно донесли. И прогло-
тить версию о том, что подобная практика существовала и в Со-
юзе, после этого не так уж сложно.
Но нынешние российские органы посчитали нужным выска-
заться: не соответствует, говорят, показанное в фильме историче-
ской действительности... Для авторов отнюдь не документальной
картины обвинения в исторической недостоверности не так уж
страшны... Режиссер Александр Атанесян и команда мальчишек-
актеров с Александром Головиным и Сергеем Рыченковым стара-
лись ради эмоционального отклика, зрительского сочувствия или
неприятия. И если, допустим, в натуре этих малолеток-камикадзе
не было, а после фильма возникают сомнения: может, все-таки
были? — то создателям картины все равно плюс: значит, вышло
убедительно».
А на радио «Свобода» 10.02.2006 произошел такой обмен мне-
ниями: «Александр Атанесян: В книге Кунина, которая была из-
дана два года назад, есть титр: «Все события, описанные в этой
книге, являются достоверными, исторической правдой». И вдруг
я слышу, что заявление ФСБ, пресс-службы ФСБ по поводу абсо-
лютной исторической недостоверности фильма «Сволочи»... Это
не значит, что я сейчас хочу свалить ответственность на Кунина.
Никакой ответственности за то, что я снял, я с себя не снимаю.
Но меня поражает в этой ситуации реакция ФСБ. Я, честно го-
воря, им очень благодарен. Каждый лишний раз произнесенное
слово «Сволочи» работает: что ж такое, этим не нравится, этим
нравится, надо пойти и посмотреть, почему. Во-вторых, они этим
заявлением активно подняли интерес за пределами нашей стра-
ны к этой картине. Сразу стали интересоваться: что же такое, за
15 лет первая картина, которая вызвала такую реакцию спецслуж-
бы российской. В-третьих, она меня, конечно, удивила, потому
что у них много другой работы и уж точно не проблема истори-
ческой достоверности должна занимать их сознание и часть их
деятельности.
Владимир Тольц: Тема войны, про которую уже не раз сказано,
что «это наше все», военный миф, превращающийся в единствен-
ную почти объединяющую общенациональную идею, и мсти-
165
тельная обида на то, что кинематограф последних 15 лет уже не
раз изобразил чекистов на фоне батальных полотен в не самом
привлекательном виде, — все это послужило решающим инициа-
тивным моментом для столь небывалой реакции ФСБ на новинку
российского киноэкрана».
Понятно теперь, в каком состоянии находится Россия и от-
куда взялась аномия? Да, кризис нам нипочем, нефть хлещет по
трубам во все стороны, олимпийцы готовятся к новым победам,
в школы пошел широкоформатный Интернет. А вот это все —
что это такое? ФСБ жалуется, что ее обижает кучка подонков,
а подонкам за это Михаил Швыдкой еще выплачивает 700 тыс.
долларов.
Скажу т: что ж, это политика! Люди выполняют свое партий-
ное задание в информационной войне против России, как раньше
против СССР. Это слабое у тешение — ложь стала всеобъемлю-
щей. Ничуть не лучше положение и в экономике с ее прогрессив-
ными менеджерами.
Вот важная операция уже в постсоветской России — дефолт
1998 года. Подготовка к этой операции изучалась специалиста-
ми, и последствия могли быть сильно смягчены. В январе 1998
года в Российском торгово-финансовым союзе был подготов-
лен и в апреле того же года разослан в министерства, ведомства
и Центральный банк доклад, в котором были с большой точно-
стью предсказаны момент и ход приближающегося финансового
кризиса. Доклад был подготовлен на основе анализа большого
объема информации из зарубежных и российских источников.
Вывод сводился к тому, что Россия стояла на грани пятикратной
девальвации рубля и обвала фондового рынка.
Этот доклад был продуктом профессионального «мониторин-
га экономической сит уации», выполненного по заказу государ-
ственных структур. Но против этого доклада сразу были приня-
ты меры чиновниками высшего ранга. Экс-министр экономики
Е. Ясин назвал его «антиу топией», Ясина поддержал А. Чубайс.
Начальник департамента ценных бумаг Минфина РФ Белла Злат-
кис 20 мая (!) советовала инвесторам: «Говорю с полной уверен-
ностью: надо покупать ГКО. Их доходность столь высока, что
компенсирует возможные риски изменения курсовой стоимо-
сти рубля. Кстати, такой же совет могу дать не только частным
166
инвесторам, но и профессиональным участникам фондового
рынка»
6
.
Председатель Центробанка С. Дубинин даже призывал «плю-
ну ть в глаза» тем, кто «распускает слухи» о девальвации рубля.
А буквально накануне дефолта Ельцин заявлял: «Дефолта не бу-
дет!»
Здесь не просто ложь, которая разорила огромное число
вкладчиков и предпринимателей малого и среднего бизнеса, —
и обогатила узкую группу, имевшую доступ к информации.
А.С . Панарин, говорит о катастрофических изменениях во
всем жизнеустройстве России и добавляет: «Но сказанного все
же слишком мало для того, чтобы передать реальную атмосферу
нашей общественной жизни. Она характеризуется чудовищной
инверсией: все то, что должно было бы существовать нелегально,
скрывать свои постыдные и преступные практики, все чаще де-
монстративно занимает сцену, обретает форму «господствующе-
го дискурса» и господствующей моды» [180, с. 297].
Это и есть источник аномии.
6
После 1998 года Ясин остался в ранге экономического гуру и возглавляет
Высшую школу экономики, которой поручается подготовка программ в эко-
номике. Бела Златкис была повышена в должности и стала заместителем Ми-
нистра финансов. О Чубайсе и говорить нечего.
167
Глава 9.
Преобразование системы потребностей
как источник аномии
Человек живет в искусственном мире культуры. Важная его
часть — мир вещей. Он неразрывно связан с миром идей и чувств,
человек осознает себя, свое положение в мире и в обществе по
тому, какими вещами владеет и пользуется. Вещи — символы от-
ношений. Воздействуя на отношение людей к вещам, можно из-
менить и их отношение к людям, к стране, к своей собственной
жизни. Отношение людей к вещам — один из главных фронтов
борьбы за души людей.
Последние двадцать лет граждане России были объектом небы-
вало мощной и форсированной программы по созданию и внед-
рению в общественное сознание новой системы потребностей.
В ходе этой программы сначала культурный слой и молодежь,
а потом и основную массу граждан втянули в то, что называют
«революцией притязаний», т. е. добились сдвига к принятию рос-
сийскими гражданами пост улатов и стереотипов западного об-
щества потребления.
Вспомним азы этой проблемы по близкому для нас источ-
нику — марксизму, который вся наша интеллигенция изучала
в вузах. Маркс писал: «Способность к потреблению является
условием потребления... и эта способность представляет собой
развитие некоего индивидуального задатка, некой производи-
тельной силы» [166, с. 221]. С этим у тверждением можно было
бы согласиться, если бы не акцент на индивидуальности «некоего
задатка». Этот акцент Марксу нужен, чтобы перейти к проблеме
формирования капиталистического общества потребления, ибо
другие общества Маркса, в отличие от нас, не интересуют.
В обыденном сознании укоренилось представление, что по-
требности даны человеку объективно, что они естественны. Че-
ловеку нужна пища, одежда, жилище и т. д. Слово «объективно»
можно принять с оговорками — если учесть, что имеется в виду
объективность социального бытия, выскочить далеко за рамки
которого отдельный человек не может. Но «естественными» пот-
168
ребности человека считать никак нельзя. Это ошибочное пред-
ставление.
На деле потребности являются явлением социальным, а не ин-
дивидуальным. Человек создан культурой, и его потребности —
также продукт культуры. Биологические потребности человека
как живого существа очень невелики. Точнее сказать, биологи-
ческие потребности составляют в общем их спектре очень малую
часть и даже “подавляются” культу рой: большинство людей при
бедствиях погибают от голода, но не становятся людоедами.
На самых ранних стадиях развития человеческого общества
люди жили собирательством и охотой. Материальные потребно-
сти у них были еще неразвиты, и на их обеспечение было доста-
точно потратить около дву х часов в день. Это был «век изобилия»,
и люди имели много времени для досуга, который использовали,
чтобы созерцать мир, совместно создавать большие мифологиче-
ские системы и музыку, заниматься наскальной живописью.
Новые материальные потребности создавались обществом
в его развитии как стимул для более интенсивного и продолжи-
тельного труда в выполнении общих задач. Они не были предпи-
саны природой человека, а были обусловлены социально-исходя
из целей данного конкретного общества в данный исторический
момент. Как писал Маркс, «потребности производятся точно так
же, как и продукты и различные трудовые навыки».
В любом обществе круг потребностей меняется, идет обмен
вещами и идеями с другими народами. Это создает противоре-
чия, разрешение их требует развития и хозяйства, и культуры.
Уравновешивают этот процесс разум и совесть людей, их исто-
рический опыт, отложившийся в традиции. Любой народ, чтобы
сохраниться, должен обеспечить безопасность «национального
производства потребностей» от вторжения чужих «программ-
вирусов». Обновление системы потребностей как части нацио-
нальной культуры должно вестись в соответствии с критериями,
которые нельзя отдавать на откуп «чужим».
Капитализм (рыночная экономика) — первая цивилизация,
которая не может существовать без экспансии, как акула не может
дышать, не двигаясь. Поэтому капитализм нуждается в непре-
рывном расширении и обновлении потребностей, чтобы жажда
потребления становилась все более жгучей и ненасытной. У себя
169
дома Запад создал тупиковую ветвь культуры — «общество по-
требления».
Это очень необычный тип бытия. Будучи одержимо идеей
прогресса, индустриальное общество создавало все новые и но-
вые вещи и налаживало их массовое производство. Изучение их
потребления показало, что здесь кроется мощный способ господ-
ства. Возникла технология рекламы, позволяющая внушить лю-
дям страстное желание иметь ту или иную вещь (был обнаружен
парадокс: «Ненужные вещи нужнее людям, чем нужные»). В мо-
лодом буржуазном обществе, в век Просвещения говорилось:
«Я мыслю, значит, я существую». Сейчас, на нисходящей ветви
жизненного цикла, в обществе потребления, говорят: «Иметь —
значит быть».
Маркс пишет об этой заложенной в самом основании капи-
тализма необходимости превращать людей в потребителей: «Во-
первых, требуется количественное расширение существующего
потребления; во-вторых, создание новых потребностей пу тем
распространения уже существующих потребностей в более ши-
роком кругу; в-третьих, производство новых потребностей»
[167, с. 385].
Более того, он писал, что и сформированный в культуре буржу-
азного общества рабочий — такой же ненасытный потребитель,
как и капиталист, и его потребности ограничены только доходом:
«Рабочий, однако, не связан ни определенными предметами, ни
определенным способом удовлетворения потребностей. Круг его
потребления ограничен не качественно, а только количественно.
Это отличает его от раба, крепостного и т. д.» [167, с. 235]. В это
«и т. д.» входят трудящиеся любого традиционного общества,
в том числе советского — они отличались от рабочего в обществе
потребления. Советские трудящиеся — вплоть до перестройки.
Быстрое изменение системы потребностей (и материальных,
и духовных) толкает общество к революционному изменению
жизнеустройства, вплоть до самоотречения народа. Оно и по-
рождает смуты как самые тяжелые кризисы. Маркс определен-
но и прозорливо писал о буржуазной революции, разрушающей
«старые режимы»: «Революции нуждаются в пассивном элементе,
в материальной основе. Теория осуществляется в каждом народе
всегда лишь постольк у, поскольку она является осуществлением
170
его потребностей... Радикальная революция может быть только
революцией радикальных потребностей» [164].
Для нас важен тот факт, что буржуазное общество создало це-
лую индустрию производства потребностей на экспорт. Именно
навязывание другому народу специально созданной, наподобие
боевого вируса, системы потребностей является одним из глав-
ных средств ослабления и подчинения этого народа. Потребно-
сти стали интенсивно экспортироваться Западом через разные
механизмы — грубо говоря, и с помощью кино, и с помощью ка-
нонерок (теперь авианосцев).
Так, например, англичане произвели захват Китая в ХIХ веке.
Все попытки соблазнить китайцев западными товарами были
безуспешны: от имени императора послов и купцов благодарили
за подарки и хвалили эти «занимательные штучки», но отвеча-
ли, что надобности в них у китайцев нет. Англичанам пришлось
вести тяжелые войны, чтобы заставить Китай разрешить на его
территории торговлю опиумом, который для этого стали произ-
водить в Индии. С этого и началось — с сильного наркотика, по-
том пошли в ход более слабые (граммофоны, чайники со свист-
ком и пр.) . Как известно, «животное хочет того, в чем нуждается,
а человек нуждается в том, чего хочет».
Различные страны по-своему и в разной степени закрыва-
лись от этого экспорта, сохраняя баланс между структурой по-
требностей и теми реально доступными ресурсами для их удо-
влетворения, которыми они располагали. При ослаблении этих
защит ниже определенного порога происходит, по выражению
Маркса, «ускользание национальной почвы» из-под производ-
ства потребностей, и они начинают полностью формироваться
в центрах мирового капитализма. По замечанию Маркса, такие
общества, у тратившие свой культурный железный занавес, мож-
но «сравнить с идолопок лонником, чахнущим от болезней хри-
стианства»: западных источников дохода нет, западного образа
жизни создать невозможно, а потребности западные. Это и есть
слаборазвитость.
Советский востоковед В.В . Крылов пишет о феномене слабо-
развитости: «Вызванные к жизни не столько убогим состоянием
местной системы работ, сколько развитыми формами современно-
го производства в центрах мирового прогресса, новые потребности
171
развивающихся обществ не могу т ни качественно, ни количествен-
но быть удовлетворены за счет тех ресурсов, которые предоставля-
ет в их распоряжение местная система работ» [163, с. 101].
Он добавляет важную вещь, объясняющую, почему такие
«идолопоклонники» вынуждены вечно быть подавленными, чах-
нущими: «Удовлетворение новых потребностей, если оно вообще
когда-нибудь осуществляется хотя бы для отдельных слоев тако-
го общества, наступает именно тогда, когда эти потребности под
могучим воздействием извне уже сменились еще более новыми...
Они переживают мучительный процесс поиска выхода из создав-
шегося положения, сопровождающийся всплесками идеологиче-
ского и социального брожения» [163, с. 104].
В «Коммунистическом Манифесте» Маркса и Энгельса сказа-
но: «Буржуазия быстрым усовершенствованием всех орудий про-
изводства и бесконечным облегчением средств сообщения вовле-
кает в цивилизацию все, даже самые варварские, нации. Низкие
цены ее товаров — вот та тяжелая артиллерия, с помощью которой
она разрушает все китайские стены и принуждает к капит уляции
самую упорную ненависть варваров к иностранцам. Под угрозой
вымирания она заставляет все народы ввести у себя то, что она
называет «цивилизацией», т. е. самим стать буржуазными. Одним
словом, она создает мир по своему образу и подобию» [165].
Таким образом, «экспорт потребностей» — одно из важных
средств в войне цивилизаций. «Слаборазвитость» и есть такое
состояние культуры, когда элита становится «компрадорской»,
т. е. тратит национальные ресурсы на покупку заграничных това-
ров для собственного потребления, а массы с таким положением
соглашаются, потому что надеются вкусить хоть немного от за-
граничных благ.
Процесс внедрения «невозможных» потребностей протекал
в СССР начиная с 1960-х годов, когда ослабевали указанные выше
культурные защиты против внешнего идеологического воздей-
ствия. Эти защиты были обрушены обвально в годы перестрой-
ки под ударами всей государственной идеологической машины.
И прежде всего культ личного потребления был воспринят эли-
той, в том числе интеллигенцией (подавляющее большинство
«новых русских» имеют высшее образование). Это уже само по
себе говорит о поражении сознания.
172
При этом новая система потребностей, которая вслед за эли-
той была освоена населением, была воспринята не на подъеме хо-
зяйства, а при резком сокращении местной ресурсной базы для
их удовлетворения. Это породило кризис культуры и быстрый
регресс хозяйства — с одновременным распадом системы соли-
дарных связей. Монолит народа рассыпался на кучу песка, зыбу-
чий конгломерат мельчайших человеческих образований — се-
мей, кланов, шаек. Ставшие одинокими люди впадают в аномию.
Ясно, что уже первые, еще неосознанные сдвиги в мировоз-
зрении нашей интеллигенции к запа дному обществу потребле-
ния породили враждебное отношение к непритязательности по-
требностей советского человека.
Сму тная мечта советских интеллектуалов о капитализме на-
талкивалась на непритязательность как иммунитет против со-
блазнов капитализма. В 1970-е годы, когда начались частые
и плотные контакты наших обществоведов с либера льной гума-
нитарной интеллигенцией Запада, легко сложились два духовных
ресурса: подсознательная, вошедшая в плоть и кровь либерала
установка на «создание и расширение потребностей» с револю-
ционной ненавистью к «старым режимам».
Но вместо того чтобы рационально разобраться в этих своих
духовных импульсах, оценить их разрушительный потенциал для
к ульт уры того общества, в котором наша интеллигенция жила
(и без которого она как интеллигенция и не может жить!), наш
образованный слой перековал эти импульсы в иррациональную,
фанатическую ненависть к «совку ». Из нее и выросла программа
по слому присущей советскому обществу структуры потребно-
стей и собственного ритма ее эволюции.
Это не какая-то особенная проблема России, хотя нигде она
не создавалась с помощью такой мощной технологии. Начиная
с середины ХХ века потребности стали интенсивно экспортиро-
ваться Западом в незападные страны через механизмы культуры.
В ходе довольно длительной культурной кампании (с 1970-х го-
дов и очень интенсивно с середины 1980-х годов) в наше обще-
ство были импортированы и внедрены в сознание потребности,
якобы удовлетворенные на Западе. При помощи прямых подло-
гов и недоговоренностей было создано также убеждение, что этот
комплекс потребностей может быть удовлетворен и в России —
173
надо только «перестроить» наш дом, главные структуры жизнеу-
стройства. В дальнейшем это убеждение не подтвердилось и пре-
вратилось в более хищную, но реалистичную формулу : «кое-кто
в России может потреблять так же, как на Западе». Но потребно-
сти остались у большинства, они обладают большой инерцией.
Масса людей стала вожделеть западных стандартов потребле-
ния и считать их невыполнение в России невыносимым наруше-
нием «прав человека». Так жить нельзя! — вот клич человека,
страдающего от невыполнимых притязаний. Чтобы получить
шанс, пусть эфемерный, на обладание вещами «как на Западе»,
надо было сломать многие устои российской цивилизации, от-
бросить многие заданные ею нравственные ограничения. Реаль-
ность нам известна: дом «перестроили» так, что отдали хозяйство
на поток и разграбление. За годы реформы в России в три раза со-
кратилось число тракторов и в три раза увеличилось число лич-
ных легковых автомобилей.
Сейчас в России продолжается большая программа по пре-
вращению наших граждан в чахнущих аборигенов, начатая в пе-
рестройку. В ноябре 2000 года президент В.В. Путин, выступая
перед студентами Новосибирского государственного универ-
ситета, сказал, что России «необходимо открыть границы. При
этом части российских производителей станет неуютно под дав-
лением более качественной и дешевой зарубежной продукции»
(«Вечерний Новосибирск», 17 ноября 2000 года). Далее он пояс-
нил, что идти по этому пу ти необходимо — иначе «мы все вы-
мрем, как динозавры».
Это суждение почти буквально повторяет формулу из «Ком-
мунистического Манифеста»: внушив страх перед «угрозой вы-
мирания без западных товаров», буржуазия заставит наш народ
ввести у себя то, что она называет «цивилизацией», т. е. самим
стать буржуазными. Одним словом, она создаст Россию по тому
образу и подобию, какой желает.
Тут Маркс ошибся, а В.В . Путин отнесся к нему некритически.
«Китайские стены» буржуазия разрушала не товарами, а самой
обычной артиллерией и подкупом элиты, а динозавры вымерли
не от нехватки западных товаров, а от холода. Нам такая участь
тоже грозит: не от нехватки иномарок, а от кризиса теплоснаб-
жения.
174
В прошлом сильнейшим барьером, защищавшим местную
(«реалистичную») систему потребностей, были сословные и ка-
стовые рамки культуры. Таким барьером, например, было закры-
то крестьянство в России. Крестьянину и в голову бы не пришло
к упить сапоги или гармонь до того, как он накопил на лошадь
и плуг, — он ходил в лаптях. Так же в середине ХХ века было за-
щищено население Индии и в большой степени Японии. Позже
защитой служил мессианизм национальной идеологии (в СССР,
Японии, Китае). Были и другие защиты — у нас, например, осо-
знание смертельной внешней угрозы, формирующей потребно-
сти «окопного быта».
Сейчас этих защит нет, и положение изменилось. Вот выводы
социологов (2010 г.): «Обобщение полученных данных позволило
сделать вывод о том, что в молодежной среде стали доминировать
престижно — потребительские установки и ориентации. Их пре-
обладание во многих отношениях стало естественной реакцией
молодежи на реализацию стратегии внедрения рыночных (и ква-
зирыночных) принципов в экономику. В результате в 1990-е годы
в сознании значительной части молодежи стал у тверждаться
когнитивно-ценностный диссонанс, который проявился в про-
тиворечии между личными смысложизненными ориентациями
и установками, предлагаемыми нестабильным обществом в каче-
стве универсальных норм поведения» [10].
К аналогичному выводу привели исследования ценностных
установок подростков (старшеклассников): «Рассмотренные тен-
денции показывают, что школа из институ та воспитания и обуче-
ния неизбежно превращается в один из институтов потребле-
ния. Проблема эта отнюдь не только российская; она для нашей
школы — импортный продукт, результат переноса на отечествен-
ную почву западных (американских прежде всего) идеологем.
Социологические опросы в США показывают, что 93%
девочек-подростков называют шоппинг в качестве своего люби-
мого занятия; порядка 60% студентов колледжей, говоря о жиз-
ненных ценностях, самым важным считают зарабатывание боль-
шого количества денег; в Вашингтонском университете, отвечая
на вопрос «Что для вас самое важное в жизни?», 42% ответили
«хорошо выглядеть», 18% — «быть всегда пьяным» и только
6%(!) — «получить знания о мире» [115].
175
Этот сдвиг в культуре и есть источник аномии — отказ от
гражданских и нравственных норм в пользу гедонистических
и потребительских притязаний.
Этот вид аномии и придал легитимность доктрине реформ,
в результате которых множество людей не могу т удовлетворить
даже самые обычные, традиционные жизненные потребности.
Но при этом и несбыточные потребности у них сохранились!
И оттого, что несбыточность их очевидна, но в то же время от-
вергается сердцем, люди испытывают сильный стресс, который
и разрушает структуры сознания и производит аномию. «Хочу
“форд» любой ценой!” — это коверкает душу, толкает к разры-
ву со здравым смыслом и с совестью. Многие не выдерживают
и скатываются к принятию принципа «Человек человеку волк».
Рушатся солидарные связи, соединявшие население в народ.
Если «форд» надо заполучить «любой ценой», то не жалко
продать ни Курильские острова, ни русских девушек в публичные
дома, ни ракеты «игла» Басаеву. И люди, и отдельные чиновники,
и целые организации становятся подобны наркоману, который
тащит из дому, — какая уж ту т суверенная демократия. Не может
быть суверенитета у тех, кто клянчит займы и кредиты, а вместо
тракторов производит «форд-фиесту ».
Когда идеологи и «технологи» планировали и проводили эту
акцию, они преследовали, конечно, конкретные политические
цели. Но удар по здоровью страны нанесен несопоставимый
с конъюнктурной задачей — создан порочный круг угасания на-
рода. Система потребностей, даже при условии ее более или ме-
нее продолжительной изоляции, обладает инерцией и воспроиз-
водится, причем, возможно, во все более уродливой форме.
Поэтому, даже если бы удалось каким-то образом вновь по-
ставить эффективные барьеры для «экспорта соблазнов», вну-
треннее противоречие не было бы разрешено. Ни само по себе
экономическое «закрытие» России, ни появление анклавов об-
щинного строя в ходе нынешней ее архаизации не подрывают
воспроизводства «потребностей идолопоклонника». Таким обра-
зом, у нас есть реальный шанс «зачахну ть», превратившись в сла-
боразвитое общество.
Возникает вопрос, не оказались ли мы в новой «экзистенци-
альной» ловушке — как и перед революцией начала ХХ века? До
176
начала ХХ века почти 90% населения России жили с уравнитель-
ным крестьянским мироощущением («архаический аграрный
коммунизм»), укрепленным Православием (или уравнительным
же исламом). Благодаря этому культуре было чуждо мальтузиан-
ство, так что всякому рождавшемуся было гарантировано право
на жизнь.
Даже при том низком уровне производительных сил, который
был обусловлен исторически и географически, хватало ресурсов
для жизни растущему населению. В то же время было возможно
выделять достаточно средств для развития культ уры и науки —
создавать потенциал модернизации. Это не вызывало социа льной
злобы вследствие сильных сословных рамок, так что крестьяне не
претендовали на то, чтобы «жить как баре».
В начале ХХ века под воздействием импортированного зрело-
го капитализма это устройство стало разваливаться, но кризис
был разрешен через революцию. Она сделала уклад жизни более
уравнительным и в то же время производительным. Жизнь улуч-
шалась, но баланс между ресурсами и потребностями поддержи-
ва лся благодаря сохранению инерции «коммунизма» и наличию
психологических и идеологических защит против неадекватных
потребностей. На этом этапе, так же как раньше в культуре не
было мальтузианства и стремления к конкуренции, так что на-
селение росло и осваивало территорию.
В 1970–1980-е годы большинство населения обрело тип жиз-
ни «среднего класса». В массовом сознании стал происходить
сдвиг от советского коммунизма («архаического крестьянского»)
к социал-демократии, а потом и к либерализму. В культуре ин-
теллигенции возник компонент социал-дарвинизма и соблазн
выиграть в конкуренции. Из интеллигенции социал-дарвинизм
ста л просачиваться в массовое сознание. Право на жизнь (напри-
мер, в виде права на труд и на жилье) стало ставиться под сомне-
ние — сначала неявно, а потом все более громко. Положение из-
менилось кардинально в конце 1980-х годов, когда это отрицание
ста ло основой официальной идеологии.
Одновременное снятие норм официального коммунизма и ис-
сякание коммунизма архаического (при угасании Православия)
изменили общество так, что сегодня, под ударами реформы, оно
впало в демографический кризис, обусловленный не только и не
177
столько социальными, сколько мировоззренческими причинами.
И одна из важнейших причин этого класса — аномия, массовый
отказ от ответственности за будущее, а конкретнее, от ответ-
ственности за своих детей. В ходе реформы в России доля детей,
рожденных вне брака, достигла трети! В 2002 году число бра-
ков в расчете на 1 тыс. человек превышало число разводов только
на 1, т. е. в среднем распалась одна семья на каждую возникшую.
Бóльшая часть детей, оставленных отцами, растет в бедности
и лишена многих благ, которые дает полная семья. Выпавшая им
тяжелая доля неизбежно удерживает женщин от рождения ре-
бенка, которого она не сможет защитить от горя.
Еще немного продолжится эта демографическая катастрофа —
и новое население России ни по количеству, ни по типу сознания
и мотивации уже не сможет не только осваивать, но и держать
территорию. Оно начнет стягиваться к «центрам комфорта», так
что весь облик страны будет быстро меняться. Эти проекты уже
разрабатываются, предлагаются и благосклонно оцениваются
в правительстве.
Таким образом, опыт последних десяти лет заставляет нас
сформулировать тяжелую гипотезу : русские могли быть боль-
шим народом и населять Евразию с одновременным поддержани-
ем высокого уровня культуры и темпом развития только в двух
вариантах. Или в традиционном обществе, при комбинации
Православия с аграрным коммунизмом и феодально-общинным
строем; или в модернизированном промышленном обществе при
комбинации официа льного коммунизма с большевизмом и со-
ветским строем. При капитализме, хоть либеральном, хоть кри-
минальном, они стяну тся в небольшой народ Восточной Европы
с утратой статуса державы и высокой культуры.
Переход к импортированным из иного общества «несбы-
точным» потребностям — это социальная болезнь. Болезнь эта
страшна не только страданиями, но и тем, что порождает пороч-
ный круг, ведущий к саморазрушению организма. Разорвать этот
круг нельзя ни потакая больному : частично удовлетворяя его не-
сбыточные потребности за счет сограждан, — ни улучшая понем-
ногу «все стороны жизни». Противоречие объективно чревато
катастрофой — раскол общества и расщепление каждой лично-
сти создают напряжение, которое может разрядиться и ползучей
178
(«молекулярной») гражданской войной, и войнами нового, не-
знакомого нам типа. России грозит гражданская война «постмо-
дерна», порожденная «революцией притязаний».
Исход зависит от того, сможет ли та часть интеллигенции,
что осознала опасность и сохранила силы для действия, собрать
осколки культу рного ядра России, чтобы составить из них то зер-
ка ло, в котором каждый из нас сможет увидеть себя как судьбу,
как частицу судьбы народа. Тогда будет у нас шанс испытать ка-
тарсис, вспомнить свой долг перед нашими мертвыми и нашими
потомками — и начать восстанавливать свой дом, хотя бы уже
с землянки и барака.
179
Глава 10.
Преступность как продукт аномии
Преступность, особенно с применением насилия, — острое
и радикальное проявление аномии и в то же время ее генератор.
Главной причиной ее всплеска, по единодушному мнению социо-
логов, стали социальные изменения в ходе реформы. Произошло
событие аномальное: в одной из самых благополучных в этом
смысле стран мира почти искусственно раскручен маховик жест-
кой, массовой, организованной преступности. Страна перешла
в совершенно новое качество.
Вот введение в диссертацию (2010 г.): «За период с 1991 по
2009 год в России зарегистрировано более 41 млн прест уплений,
выявлено 20 млн лиц, их совершивших. Коэффициент преступ-
ности (по фактам регистрации) в расчете на 100 тыс. человек вы-
рос с 407 прест уплений в 1961–1965 годах до 2 427 преступлений
в 2009 году, т. е. в 4,4 раза. Общество в угрожающих масштабах
воспроизводит огромное количество особо опасных, привычных
к самому жестокому и изощренному насилию прест упников.
Современная российская преступность демонстрирует раз-
личные по содержанию, но во многом совпадающие по детер-
минантам, связанным с особенностями сложившейся в стране
экономической, социальной, нравственной сит уацией, неблаго-
приятные тенденции в своем развитии, при этом весьма значимые
как по масштабам, так и по социальным последствиям» [131].
В этом В.В. Кривошеев видит необычность воздействия ре-
формы 1990-х годов на связность общества: «Специфика аномии
российского общества состоит в его небывалой криминальной на-
сыщенности. Конечно, и прежние этапы развития нашего социу-
ма нельзя считать стерильными в этом отношении... Но общество
всегда имело потенциал сдерживания избыточной криминаль-
ной активности, понижа ло ее уровень до социально приемле-
мого. Скажем, в начале 1950-х годов минувшего века в сознании
людей даже карманная кража воспринималась как чрезвычайное
происшествие, чего, естественно, нельзя сказать применительно
к нынешним условиям функционирования социума. Кроме того,
180
надо иметь в виду, что преступный социальный мир долгое вре-
мя воспринимался массовым сознанием как сугубо негативный,
находился на периферии социальной жизни.
Что касается современной ситуации, то аномия в решающей
мере выступает в наших отечественных условиях в форме кри-
минализации социума. ...Криминализация общества — это та-
кая форма аномии, когда исчезает сама возможность различе-
ния социально позитивного и негативного поведения, действия.
Преступный социальный мир уже не находится на социальной
обочине, он на авансцене общественной жизни, оказывает суще-
ственное воздействие на все ее грани.
Кроме того, криминализация означает появление таких по-
веденческих актов, которые прежде лишь в единичных случаях
фиксировались в нашей стране либо не отмечались вовсе. Речь
идет, к примеру, о заказных убийствах, криминальных взрывах,
захвате заложников, открытом терроре против тех представите-
лей власти, которые не согласны жить по законам преступного
социального мира. Криминализация на поведенческом уровне вы-
ражается и в ускоренной подготовке резерва преступного мира,
что связывается нами с все большим вовлечением в антисоци-
а льные действия молодежи, подростков, разрушением позитив-
ных социализирующих возможностей общества...
Роль среднего класса в наших условиях фактически играют
определенные группы преступного социального мира. Традици-
онные группы, из которых складывается средний слой (массо-
вая интеллигенция, верхние слои других групп наемного труда
и т. д .), к сожалению, в российском обществе ни по своему ста-
т усному, ни по своему материальному положению не могу т пре-
тендовать на позицию в нем. Сказанное и позволяет нам опреде-
лить криминализацию современного российского общества как
весьма специфичную форму такого социального феномена как
аномия» [3].
Известный криминолог, доктор юридических наук, бывший
начальник российского бюро Интерпола, заслуженный юрист Рос-
сии, генерал МВД в отставке В.С . Овчинский недавно сообщил на
семинаре: «По самым скромным оценкам, сейчас на территории
России проживает до 30 миллионов лиц, судимых за уголовные
преступления. Из 140 миллионов всего населения 30 миллионов
181
у нас судимы за уголовные преступления. Которые прошли че-
рез места лишения свободы. У нас есть города, где половина все-
го мужского населения судимы не просто за преступления, а за
тяжкие и особо тяжкие преступления. Такие, как Нижний Тагил,
допустим. Там половина мужского населения судима за грабежи,
разбои, убийства, рэкет и пр.» [138].
Отметим вскользь особый тип социальных потерь, которые
несет общество от аномии. В главе 2 приведены рассуждения
Р. Мертона о том, что деятельность тех людей, которых аномия
толкает в коридор преступности, носит характер инновационный.
Это объясняется тем, что эти люди нарушают действующие пра-
вовые нормы, значит, вступают в борьбу с государственной ма-
шиной санкций и наказаний. Эта борьба требует изобретатель-
ности и непрерывного изобретения форм поведения, которых
эта машина не может сразу распознать. Преступный мир вбирает
в себя значительную часть творческих и деятельных личностей,
обедняя инновационный потенциал общества.
Социолог — криминалист Н.Г. Шурухнов приводит такие
примеры: «В одном из ИТУ УИД МВД Киргизии был обнаружен
компактный реактивный двигатель, с помощью которого пред-
принималась попытка покину ть пределы колонии и таким об-
разом совершить побег. Исходя из сложности и оригинальности
конструкции, оперативные работники предположили, что его
мог изготовить осужденный М., который имел среднетехниче-
ское образование (закончил авиационный техникум), выписы-
вал технические журналы, неоднократно изготовлял различные
технические усовершенствования, вносил рационализаторские
предложения и т. п .
Осужденный К., отбывавший наказание в одном из ИТУ УВД
Винницкой области, пытался совершить побег с помощью дель-
таплана. На участке деревообработки он достал рулон наждачной
бумаги на тканевой основе, замочил его в пожарном водоеме (что-
бы извлечь ткань), изготовил металлические и деревянные кон-
струкции. На плоской крыше (с которой предполагалось начать
полет) одного из цехов укрепил ролики и натяжной шнур» [160].
Педагог-психолог, работавший с «трудными подростками»
в школах и колонии, пишет в диссертации (2010 г.): «Результаты
исследований лиц с девиантным поведением показывают, что
182
многие из этих подростков нередко являются более креативны-
ми людьми, чем некоторые представители поведенческой нормы.
Список сходных черт креативных и девиантных личностей вклю-
чает в себя самостоятельность суждений, способность находить
привлекательность в трудностях и рисковать. Лица такого типа
могу т достигать высокой с тепени креативности, но демонстриро-
вать деструктивное, даже криминальное поведение. Подросток-
девиант излишне любознателен, в высшей степени склонен к ри-
ску и существованию в неопределенности» [161].
Но это проблема все же побочная. Преступность наносит по
обществу тяжелейшие удары самым непосредственным образом
и даже с большими человеческими жертвами. Нарастание ано-
мии резко увеличивает масштабы этих потерь.
В 1987 году, последний год перед реформой, в РСФСР от
убийств погибли 11,3 тыс. человек (с учетом смерти от ран
и травм) и произошло 33,8 тыс. грабежей и разбоев. В 2006 году от
преступных посягательств погибли 61,4 тыс. человек и получили
тяжкий вред здоровью 57 тыс., а число грабежей и разбоев достиг-
ло 417 тыс. Число таких преступлений сокращается, но остается
на высоких уровнях. В 2007 году от преступных посягательств по-
гибли 54 тыс. человек, получили тяжкий вред здоровью 52,9 тыс.,
зарегистрировано 340 тыс. грабежей и разбоев. В 2008 году по-
страдали 2,3 млн человек, из них 44 тыс. погибли (без покушения
на убийство) и 48,5 тыс. получили тяжкий вред здоровью, зареги-
стрировано 280 тыс. грабежей и разбоев. В 2010 году от преступ-
ных посягательств погибли 30,5 тыс. человек, получили тяжкий
вред здоровью 39,7 тыс.
На рис. 2 видно, какой всплеск разбоев и грабежей вызвало
потрясение от начала реформ в конце 1980-х годов.
В 1997 году в России было зарегистрировано 1,4 млн тяж-
ких и особо тяжких преступлений, а в 1999 году — 1,8 млн,
в 2000 году — 1,74 млн. Однако положение, несмотря на очень
благоприятную экономическую конъюнкт уру 2000–2008 годов,
остается тяжелым. Число тяжких и особо тяжких преступлений
уже много лет колеблется на уровне около 1 млн в год (к тому же
сильно сократилась доля тех преступлений, что регистрируют-
ся и тем более раскрываются). Это значит, что официально при-
мерно в 5% семей России ежегодно кто-то из близких становится
183
жертвой тяжкого или особо тяжкого прест упления! А сколько
еще друзей и знакомых переживают эту драму. Сколько милли-
онов живу т с изломанной душой преступника, причинившего
страшное зло невинным людям! Только в местах заключения по-
стоянно пребывают около 1 млн человек (в 2008 году — 888 тыс.) .
Таким образом, жертвы преступности, включая саму вовлечен-
ную в нее молодежь, ежегодно исчисляются миллионами.
В настоящее время многие из совершаемых тяжких преступле-
ний с применением насилия оказываются не выявленными. В дис-
сертации 2010 года сказано: «В России масса таких преступле-
ний ежегодно пополняется на 1 млн посягательств. В результате
общее число общественно опасных посягательств, за совершение
которых виновные должны понести уголовную ответственность
на начало 2010 года превысило 17 млн Свыше 1⁄4 из них приходит-
0
50
100
150
200
250
300
350
400
450
1
9
8
5
1
9
9
0
1
9
9
5
2
0
0
0
2
0
0
5
2
0
1
0
год
Ч
и
с
л
о
з
а
р
е
г
и
с
т
р
и
р
о
в
а
н
н
ы
х
с
л
у
ч
а
е
в
р
а
з
б
о
я
и
г
р
а
б
е
ж
а
в
Р
о
с
с
и
и
,
т
ы
с
.
з
а
г
о
д
Рис. 2 Число зарегистрированных случаев разбоя и грабежа в России
184
ся на особо тяжкие и тяжкие преступления, основную часть из
которых составляют насильственные посягательства.
При этом уровень раскрываемости большинства насиль-
ственных прест уплений не превышает 60%. В результате на на-
чало 2010 г. общая численность убийств, требующих своего
раскрытия, превысила 40 тыс., причинений различной тяжести
вреда здоровью — 250 тыс. ...Если дополнить приведенные пока-
затели данными о преступлениях, не подвергну тых официально-
му учету, можно у тверждать, что надлежащей защиты граждане,
находящиеся на территории России, от преступного насилия по-
прежнему не получают, а многие преступники остаются не на-
казанными» [133].
Важным показателем социальной ситуации в стране и «са-
мочувствия» общества служит уровень смертности от травм
и отравлений. Причинами их служит неосторожность людей, вы-
званная стрессом и состоянием психической сферы, самоубий-
ства и непредумышленные убийства при нанесении человеку по-
вреждений, приводящих к гибели.
Вот что говорится об этой проблеме в диссертации 2007 года:
«В России... возобладали негативные тенденции, вследствие чего
уровни травматической смертности российских мужчин в насто-
ящее время более чем вчетверо выше, чем во Франции и США,
и более чем в 8 раз выше, чем в Великобритании...
Выраженные негативные тенденции, рост отставания не толь-
ко по сравнению со странами Западной, но и со странами Цен-
тральной и Восточной Европы и даже с бывшими советскими ре-
спубликами, деградация структуры смертности свидетельствуют
о том, что в период реформ в России сложился принципиально
новый фон, которым и обусловлены происходящие процессы...
Смертность от неточно обозначенных состояний росла в ре-
форменный период максимальными темпами в сравнении с дру-
гими причинами, причем как для населения в целом, так и для
каждой из основных возрастных групп в отдельности. В 1989–
2005 годах показатель вырос в 6,5 раз в мужской и в 8,3 раза в жен-
ской популяции... Практически вся смертность от неточно обо-
значенных состояний определяется блоком диагнозов R96–R99
к уда вошли: «мгновенная смерть» и «смерть, наступившая менее
чем через 24 часа с момента появления симптомов, не имеющая
185
другого объяснения»; а также «смерть без свидетелей» и «другие
неточно обозначенные и неу точненные причины смерти». По-
добные диагнозы, как свидетельствуют ранее опубликованные
исследования, маскируют смертность от внешних (не обязатель-
но насильственных) причин, по крайней мере, в трудоспособных
возрастах...
По самым предварительным оценкам, в среднем по России
половина смертности 20–39 -летнего населения от повреждений
с неопределенными намерениями определялась латентными
убийствами (53,2% — у мужчин и 50,4% — у женщин), соответ-
ственно 16,4% и 17,9% — латентными самоубийствами и 17,5%
и 19,1% — отравлениями разного рода химическими веществами
(что также косвенно может быть отнесено к суицидам). У насе-
ления старших трудоспособных возрастов значимость латент-
ных убийств возраста ла до 67,6% и 63,2%... По данным 2005 года
в России реальная смертность 20–39-летних мужчин от убийств
превышала официально указанную (по данным Росстата) на
60,4%, 40–59-летних — вдвое. В женской популяции реальная
насильственная смертность 20–39 -летних превышала официаль-
ную на 41,1%, 40–59-летних — на 74,3%» [22].
Такова была травма, нанесенная уже на первом этапе смены
общественного строя. Среди всех факторов, которые привели
к волне преступности, определяющую роль криминалисты отво-
дили проводимым реформам. Об этом предупреждали и автори-
тетные политики и криминалисты Запада. Уже к концу 1980-х го-
дов была известна прямая связь между применением программы
МВФ и криминализацией общества тех стран, где она была приме-
нена. В 1995 году в Испании прошла междунаpодная конфеpенция
«Наpкотики и пpавовое госудаpство». Главный доклад «Глобаль-
ный долг, макpоэкономическая политика и отмывание денег»
был сделан виднейшим канадским экономистом и экспеpтом по
наpкобизнесу. В нем много места уделено пpямой связи между
интеpесами наpкобизнеса и пpогpаммой МВФ. Некотоpые выво-
ды прямо касались российской реформы. Он сказал: «Пpогpамма
макpоэкономической стабилизации МВФ способствовала
pазpушению экономики бывшего советского блока и демонтажу
системы госудаpственных пpедпpиятий. С конца 1980-х годов
“экономическо е лекаpство” МВФ и Всемиpного банка навязано
186
Восточной Евpопе, Югославии и бывшему СССР с опустошитель-
ными экономическими и социальными последствиями. Показа-
тельно, в какой степени эти экономические изменения в бывшем
СССР pазpушают общество и дефоpмиpуют фундаментальные со-
циальные отношения: кpиминализация экономики, pазгpабление
госудаpственной собственности, отмывание денег и у течка ка-
питалов — вот pезультат pефоpм. Пpогpамма пpиватизации
(чеpез пpодажу госпpедпpиятий на аукционах) также способ-
ствует пеpедаче значительной части госудаpственной собствен-
ности в pуки оpганизованной пpеступности. Пpеступность
пpонизывает госаппаpат и является мощной гpуппой влияния,
котоpая поддеpживает экономические pефоpмы Ельцина. Со-
гласно последним pасчетам, половина коммеpческих банков
России находится под контpолем мафии и половина коммеpции
в Москве в pуках оpганизованной пpеступности. Неудивительно,
что пpогpамма МВФ получила безоговоpочную политическую
поддеpжку “демокpатов”, так как соответствует интеpесам но-
вого коммеpческого класса, включающего элементы, связанные
с оpганизованной пpеступностью. Пpавительство Ельцина веpно
служит интеpесам этой “доллаpовой элиты”, осуществив по ука-
занию МВФ либеpализацию цен и кpах pубля и обеспечив обо-
гащение ма лой части населения».
А вот официальное заключение российских специалистов:
«Наиболее деструктивным из факторов, влиявших как на со-
стояние общества в целом, так и на криминальную сит уацию
в стране, стал неоправданно высокий темп концентрации ка-
питалов и средств производства в руках частных лиц. Это не
только углубило социальное неравенство и антагонизм между
отдельными группами населения, но и ожесточило борьбу за
сферы влияния среди новоявленных бизнесменов, обладающих
криминальным опытом или связями с преступным миром. В ре-
зультате наблюдается активный процесс криминализации эко-
номики с одновременным усилением альянса экономической
и общеуголовной прест упности в наиболее опасных формах. От-
сюда — заказные убийства банкиров и крупных коммерсантов;
серии банкротств и разорений банковских и иных финансовых
структур, подконтрольных менее влиятельным криминальным
группировкам» [128].
187
Здесь надо остановиться на совершенно новом для России яв-
лении — убийствах, совершаемых по найму (точнее, по заказу).
Это, пожалуй, крайняя степень аномии, поскольку убийство пре-
вращается в чистый бизнес — ничего личного. Речь идет о появ-
лении в России криминального наемничества, важного и сложно-
го социально-правового и культурного явления.
В диссертации 2009 года об этом явлении сказано: «В сложных
условиях переустройства общественных отношений во всех сфе-
рах деятельности Российского государства в течение 1992–2007
годов получили широкое распространение убийства, совершен-
ные по найму. В частности, за указанный период было зареги-
стрировано 5 424 таких убийств, а раскрыто из них только 1 419.
Жертвами преступлений данной категории стали 1 698 сотрудни-
ков правоохранительных органов, в том числе 1 318 — сотрудни-
ков органов вну тренних дел, а также 96 депу татов и 26 работни-
ков средств массовой информации.
Анализ убийств, совершенных по найму, и прогноз их дина-
мики показывают, что они имеют тенденцию не только к расши-
рению территориального распространения, но и превращению
в завершенную систему с устойчивыми рынками спроса и пред-
ложений, формирующуюся и успешно функционирующую вокруг
наиболее прибыльных отраслей промышленности. Практика рас-
крытия данных преступлений позволяет говорить об использо-
вании убийства по найму в качестве одного из основных средств
разрешения спорных вопросов между коммерческими структу-
рами и преступными группировками, касающихся раздела сфер
влияния... Наряду с этим не прекращается использование наем-
ных убийц для разрешения конфликтов в сфере семейно-бытовых
отношений.
Осложняющим сит уацию объективным фактором является
появление в уголовно-преступной среде прослойки профессио-
нальных убийц. При этом существующая система организации
оперативного реагирования не готова к эффективному противо-
стоянию убийствам, совершаемым наемными лицами» [139].
Какова степень аномии в среде коммерсантов и их партнеров,
говорит отмеченный в диссертации факт, что «практически все
заказные убийства, так или иначе связанные с коммерческой дея-
тельностью, инициируются близкими связями потерпевших. Так,
188
24,0% заказчиков принадлежали к сфере частного предпринима-
тельства, 34,0% были членами семьи или родственниками погиб-
шего, 12,0% — руководителями предприятий и 25,0% — государ-
ственными служащими».
Исключительно прибыльный бизнес наемных убийц отно-
сится к категории тех явлений, которые, возникнув, начинают
воспроизводиться, и для их искоренения потребуются чрезвы-
чайные усилия государства и общества. Как подчеркивает дис-
сертант, «спрос на услуги наемных убийц — результат, с одной
стороны, определенной системы сложившихся общественных
отношений, с другой — вну тригрупповых, корпоративных отно-
шений, при которых жизнь конкретных лиц может становиться
предметом коммерческой сделки». Это и делает раскрытие таких
преступлений особо сложным: нанятый убийца не имеет остав-
ляющих следы связей ни с жертвой, ни с заказчиком.
Нормы и отношения, которые сложились в среде новых соб-
ственников и предпринимателей, целесообразно встроить в более
широкий контекст — отношений в том слое, который теперь на-
зывают элитой. Она, оказывая большое влияние на государство,
вла дея почти всей совокупностью рабочих мест в стране и почти
всеми СМИ, непосредственно влияет на шкалу ценностей и по-
ведение большой части населения. Слова и дела этой элиты ин-
тенсивно генерируют массовую аномию.
А.А . Галкин в 1998 году так подвел итог «ельцинского» пе-
риода реформ: «Рассмотрение социальной структуры не может
быть сколько-нибудь полным без такого ее существенного эле-
мента, как правящая элита. В нынешней России она сложилась на
двойственной основе. С одной стороны, это выходцы из второ-
го и третьего эшелонов партийно-хозяйственного актива, с дру-
гой — бывшая интеллектуальная контрэлита, поднявшаяся к вла-
сти на демократической волне противостояния прежней системе
и пополнившаяся на этом пу ти выходцами из теневой экономи-
ки. Эти две части сосуществуют в рамках властных структур, так
и не слившись полностью...
Часть партийной номенклатуры (за исключением выбывшей
по возрасту) ушла в частный бизнес. Из интеллектуальной, име-
нующей себя демократической, контрэлиты к властным функ-
циям пробились, как правило, не лучшие. Наиболее искренних
189
и нравственно ориентированных отодвинули на обочину по-
литики, и они в своем большинстве вошли в состав умеренной,
а отчасти и радика льной оппозиции. У тех же, кто приобщился
к плодам власти, стремление сохранить завоеванные позиции
и извлечь из них персональные выгоды стало доминирующим...
Среди наиболее значимых особенностей вновь сформировав-
шейся элиты можно выделить следующие.
1. Доминирование корпоративных интересов над публичны-
ми, общенациона льными, преобладание группового и лич-
ного эгоизма.
2. Недостаток общей и профессиональной культуры, дефицит
ярких лидеров, талантливых политиков.
3. Высокая степень бюрократизации со всеми присущими ей
пороками: преобладанием аппаратной логики, неэффектив-
ностью, чинопочитанием, пренебрежением к нуждам насе-
ления, отчуждением от народа.
4. Низкий уровень нравственности, по су ти исключающий из
политики моральные критерии.
5. Утилитарный прагматизм, отсу тствие интереса к теоретиче-
скому осмыслению происходящего.
6. Отсу тствие во властных структурах общенациона льной со-
лидарности.
Прагматизм и безыдейность, выведение нравственности за
скобки политики, естественно, оборачиваются раздробленно-
стью и групповыми разборками, подрывающими авторитет вла-
сти в глазах населения.
На все эти противоречия накладываются специфические ин-
тересы мафиозных экономических групп, которые также неодно-
родны: одни еще не насытились и заинтересованы в продолже-
нии хищнического разграбления национальных богатств, другие
стремятся легализовать свое положение, третьи, уже отмывшие
“грязные деньги”, склонны поддержать у тверждение правовых
основ функционирования экономики» [136].
В.В. Лунеев в большом историческом обзоре криминальности
элиты (с 1920-х годов) пишет о начале реформы (1994 г.): «Наи-
более сильные взаимосвязи регистрируются между криминаль-
ностью правящей (управляющей) элиты и криминологической
обстановкой в стране в целом. При любом уровне критического
190
отношения к правящим кругам, последние могу т служить образ-
цом для прямого и косвенного подражания, а при высокой кри-
минальности — серьезным аргументом для прямого и косвенно-
го оправдания своего противоправного поведения...
Латентность преступлений должностных лиц в целом много-
кратно выше латентности преступного поведения остального на-
селения, а скрываемость преступлений, совершаемых правящей
элитой, является еще более высокой. И это несмотря на огромное
внимание к ней средств массовой информации, политических
противников и общественных организаций.
Во время перестройки в стране интенсивно разруша лись
остатки тотального контроля, растаскивалась государственная
собственность, умножалась коррумпированность старой номен-
клатуры и представителей новой элиты, тогда как ответствен-
ность снижалась» [148].
В.В. Лунеев выделяет разные группы элиты начала 1990-х го-
дов и «взвешивае т» их роль в криминализации. Он пишет: «Самой
большой и значимой группой политической и правящей элиты яв-
ляются бывшие партийные, гос ударственные и хозяйственные ру-
ководители, пришедшие в новые политические и властные струк-
т уры по демократическим и реформистским убеждениям...
Мгновенный и неоправданный развал Союза со страшными
последствиями для народов, попытки его насильственного со-
хранения, массовые межнациональные кровавые столкновения,
разрушение экономического пространства, беспрецедентное рас-
хищение народного достояния, катастрофическое обнищание на-
рода, интенсивная криминализация всех общественных отноше-
ний на совести этой части элиты...
Следующей группой формирующейся политической и пра-
вящей элиты России являются выходцы из нового, интенсивно
нарождающегося слоя отечественных предпринимателей, банки-
ров, коммерсантов и их сторонников».
Эту «новую» группу он делит на три подгруппы, из которых
самой активной в криминальном отношении является вторая:
«Вторая подгруппа владеет чисто криминальным капиталом, об-
разованным за счет рэкета, краж, мошенничества, банковских
манипуляций, спекуляций, наркобизнеса, проституции, торговли
оружием и других преступлений мафиозного характера. Значи-
191
тельная часть «грязного» капитала «отмыта». Эта категория тоже
рвется к власти. По данным МВД, для прикрытия криминальной
деятельности организованная преступность использует около
1,2 тыс. собственных легальных коммерческих структур. В целом
же она контролирует 40 тыс. хозяйствующих субъектов, в том
числе около 2 тыс. государственных предприятий и 160 банков...
Особо криминогенным стало сращивание оставшейся у вла-
сти номенклату ры с криминальными и коммерческими кругами
и с организованными преступниками. По экспертным оценкам,
от 30 до 50% доходов организованной преступности идет на под-
куп государственных должностных лиц» [148].
В экономической элите возникло и развивается важное явле-
ние, которое разворачивается на глазах большинства трудящих-
ся, — рейдерство. О нем так говорится в диссертации 2009 года:
«Рейдер — наемный профессионал, который использует, как пра-
вило, криминальные методы захвата чужой собственности (част-
ной, государственной), такие как подделка документов, фальси-
фикация судебных решений, уничтожение реестра — все, что
позволяет захватить контрольный пакет акций, ликвидные акти-
вы, товары, неимущественные активы предприятия. Также рей-
деры используют такие способы, как размывание пакетов акций
через новые эмиссии, хищение акций, создание параллельных со-
ветов директоров, коррупционность судей, сотрудников силовых
структур и чиновников, черный РR. Цель рейдера — захватить
ликвидные активы предприятия по заказу захватчика для даль-
нейшей их ликвидации или инвестирования в другие проекты.
По данным консалтинговых агентств, в РФ ежегодно соверша-
ется 60–70 тыс. рейдерских атак. Волны рейдерских атак из центра
переходят в регионы с определенным запаздыванием и диверси-
фицированной технологией захватов предприятий, распростра-
няясь не только на крупный бизнес, но средний и малый, приоб-
ре тая черты макроэкономического явления...
В отличие от зарубежных моделей для российского институ-
та рейдерства характерно разделение функций заказчика захвата
и функций исполнителя, с переходом рейдерства на ау тсорсинг,
формированием специализированных рейдерских «цепочек»
и услуг, снижением стоимости захвата, увеличением количества
рейдерских атак, их непрозрачностью, ведущих к ужесточению
192
конкуренции между рейдерами за средний и малый бизнес»
[140].
Рейдерство превратилось в мощный фактор криминализации
современного хозяйства. Особенно массовый характер оно при-
обрело в сельском хозяйстве. На слушаниях в Совете Федерации
РФ было заявлено, что в Московской области почти все сельхоз-
предприятия подвергались в пореформенный период рейдерским
набегам. Исследователи проблемы пишу т: «Ни одно из семейных
и малых частных предприятий, по признаниям их владельцев, не
имеет необходимых для предотвращения захвата их собственно-
сти систем защиты. Вместе с тем в АПК не имеет таких систем
и 86,37% средних частных предприятий и фирм, а также 75,03%
компаний крупного бизнеса. Причем что касается государствен-
ных и кооперативных предприятий, то их положение в этом пла-
не такое же, как у семейного и малого бизнеса» [141].
Как показывает опыт, большинство средних и малых пред-
приятий не имеют средств для создания систем защиты от рей-
деров. Те, кто все же держит охрану, расходуют на нее от 15 до
40% прибыли, а у малого предприятия расходы на охрану «порою
съедают всю прибыль, обрекая их на банкротство или на ужесто-
чение самоэксплуатации».
Рейдерство — крупная отрасль преступной экономики. В нее
привлечены большие людские ресурсы и финансовые средства.
Организован информационный и экономический шпионаж, ве-
дется фальсификация документов, широко применяется подкуп
нотариусов и судей, наем высококвалифицированных юристов
и силовых структур для насильственных захватов. Проблема
и в том, что защита от рейдерства требует от предпринимате-
лей столь же эффективных технологий обороны. Таким образом,
методы защиты от рейдерских захватов определяются методами
нападения и в успешных случаях почти зеркально отражают их
характер.
Социологи пишу т: «По сообщениям юристов, и опросы это
подтверждают, рейдерские захваты планируют и организуют
работающие под прикрытием юридических, психологических
и иных консалтинговых и консультационно-информационных
служб и фирм опытные правоведы и социальные психологи,
частные детективы и социальные технологи. В их распоряжении
193
находятся довольно мощные, нередко в несколько сот субъектов
группы полукриминальных и прямо криминальных элементов из
числа гражданских дебоширов и направляющих их деятельность
бандитских вожаков, а также охранные отряды ЧОПов, действу-
ющие на основании криминально организованных легальных су-
дебных постановлений, прямо или косвенно руководимые неред-
ко коррумпированными представителями правоохранительных
и правоисполнительных органов. В этих условиях защитить свою
собственность возможно только в том случае, если означенной
силе противостоит еще большая сила.
Эти их у тверждения принципиально важны для социальной,
правовой и этической оценки положения, сложившегося в совре-
менной российской хозяйственной жизни в связи с массовостью
и масштабностью разгула в ней рейдерства. Ведь, по у твержде-
нию тех же правоведов и следователей, почти 90% рейдерских
захватов собственности в России обременены правонарушения-
ми... Каждое из этих полу тора дюжин нарушений влечет за собой
соответствующую, а в некоторых случаях и не одну, статью Уго-
ловного кодекса Российской Федерации. Вместе с тем, по у тверж-
дению тех же юристов, успешно отбив рейдерское нападение на
его собственность, владелец ее в России в большинстве случаях
сам невольно или сознательно в целях успешной обороны также
совершает хотя бы одно из выше перечисленных нарушений уго-
ловного характера. А уж нарушения Гражданского кодекса Рос-
сийской Федерации в этих случаях можно считать десятками...
Рейдерские захваты уже сформировали довольно устой-
чивую системную парадигму функционирования и развития
криминально-коррумпированного по своему характеру россий-
ского бизнеса, став его императивом. Сегодня это обстоятель-
ство уже отравляет болезненными метастазами все российского
общество, постепенно выводя его за рамки формирующегося ци-
вилизованного мирового рынка... Одним из доказательств этого
является то, что значительная часть опрошенных нами россий-
ских предпринимателей уже во многом у тратила нравственно-
этические представления о принципиальных различиях между
классическим враждебным поглощением чужой собственности
и деловыми предпринимательскими сделками между корпора-
циями и компаниями» [141].
194
Рейдерство — организованный криминальный бизнес, в ко-
торый вовлечены государственные учреждения. С.Ю . Барсу-
кова так описывает структуру процесса бандитского захвата
предприятия в конце 1990-х
—
начале 2000-х годов: «Решением
арбитража назначался внешний управляющий, менялся состав
оперативных руководителей, чьи действия вынуждали соб-
ственников продать акции. Упорствующих в нежелании рас-
статься с собственностью добивали сфабрикованными уголов-
ными делами. Этот типовой для того времени сценарий работал
только при поддержке со стороны гос ударственных структур.
Бандиты, ЧОПы могли решать отдельные мелкие задачи, но
в целом успех дела зависел от покровительства государствен-
ных органов. Арбитраж должен был вынести нужное решение,
ОМОН — обеспечить физический доступ для новых управлен-
цев, следователь — открыть дело против несговорчивых соб-
ственников, губернатор — дать понять исполнительной вер-
тикали, что происходящее его устраивает, и т. д. Масштабный
передел собственности требовал слаженной работы всех под-
разделений государственной власти, торгующих своими полно-
мочиями в интересах крупного бизнеса» [146].
Государственность и общество России резко ослаблены кор-
рупцией — продажей чиновником частицы своей власти ради
личной выгоды. Так удовлетворяются незаконные частные или
групповые интересы, в том числе интересы преступников и нару-
шаются права и интересы порядочных граждан. Еще важнее, что
коррупция быстро охватывает весь государственный организм
и начинает его «разъедать». Соответственно, в обществе расши-
ряется и углубляется аномия.
Возникает порочный круг — коррумпированная часть госап-
парата развращает здоровую часть чиновничества быстрее, за-
раза захватывает и бóльшую часть общества, и становится нор-
мой. Честный чиновник для коррумпированного — не просто
конкурент, это его смертельный враг. Его надо подсидеть, оклеве-
тать, запу тать. Ради этого идут на огромные затраты и потери для
государства — устраивают кадровые перетряски, «сокращения»,
слияние и расчленение ведомств и учреждений, иной раз идут на
всеобъемлющие «административные реформы». Часто все это
делается под флагом «борьбы с коррупцией».
195
Коррумпированная власть смыкается с прест упным миром,
чтобы растлевать, подкупать и подчинять как раз те органы го-
сударства, что должны обеспечивать его безопасность: судебную
систему и прокуратуру, органы госбезопасности, прессу и пред-
ставительную власть. И не только растлевать, но и устранять,
и даже убивать тех, кто этому мешает. Возникает организован-
ная преступность, которая создает свою, теневую «государствен-
ность».
Можно сказать, что организованная преступность, будучи ан-
типодом и антагонистом государства, становится в России его те-
нью, почти двойником. Уже в 2000 году был сделан такой вывод:
«Организованная преступность, используя новые социальные
возможности, стремительно вторгается во все сферы экономиче-
ской и общественной жизни, осваивает все новые и новые виды
преступлений. На рынок идей вышла идеология преступного
мира — воровской закон. Еще недавно бывшая годной для весьма
специфической части общества, сегодня она проникает в различ-
ные сферы общественной жизни, провозглашая лагерные прави-
ла и обычаи, облекая их в упаковки справедливости и братства.
Воровской закон изобретен не вчера. Но сегодня, выйдя из
подполья, он обретает новые свойства: легальность, демонстра-
тивность, дерзость, агрессивность, что в конечном итоге явля-
ется открытым вызовом обществу и закону. Усиление влияния
преступной идеологии выражается в росте претензий лидеров
преступного мира, изменении методов достижения целей: сило-
вое давление, массовые беспорядки и акты неповиновения, ис-
пользование средств массовой информации для запугивания
либо введения в заблуждение населения» [142].
Доктор юридических наук, профессор Академии МВД России
П.А. Скобликов пишет: «Экономическая преступность и кор-
рупция представляют собой две стороны одной медали. Все
сколько-нибудь серьезные коррупционные акты совершаются
для того, чтобы облегчить совершение экономических престу-
плений (побудить чиновников нарушить закон) или защититься
от возможного преследования за экономические правонаруше-
ния. Что касается коммерческих подкупов (как активных, так
и пассивных, если выражаться языком международно-правовых
актов), которые встречаются у нас на каждом шагу и в повседнев-
196
ной жизни называются «откатами», то, по российскому УК, это
и есть экономические преступления (ст. 204), т. е. сплав экономи-
ческой преступности с коррупцией в чистом виде» [137].
Некоторые читатели с недоверием относятся к таким описа-
ниям, считая их авторов критиками реформы, которые сгущают
краски. Возможно, для такого недоверия имелись какие-то осно-
вания в начале 1990-х годов, в условиях острого идеологического
конфликта. Но эти времена давно прошли, стало очевидно, что
волна преступности по своим масштабам несоизмерима с идеоло-
гическими противоречиями, она стала общенациональной, даже
экзистенциональной угрозой, вопросом жизни и смерти нации
и общества. В середине прошлого десятилетия в отношении этой
угрозы возник консенсус между социологами и криминологами
обоих направлений — и «демократами», и «консерваторами».
Вот, например, как описывает процесс криминализации эко-
номики в 1990-е годы профессор ГУ ВШЭ, «кузницы либераль-
ных кадров», С.Ю . Барсукова: «Государственные силовые струк-
т уры были негласно причислены к потенциальным противникам
реформы, что отразилось на их ресурсном обеспечении и медий-
ной травле.
Потеря государством монополии насилия вернула страну
в «естественное состояние», изгнание Левиафана — государства
означало неконтролируемое насилие. Именно в это время лю-
дей соблазняют частным бизнесом. Появляются те, с кого есть
что взять, и происходит это, в отличие от советского времени,
массово и открыто. Формально такие люди могу т искать защи-
т у у государства, но ослабевшее государство никого защитить не
способно. В тех обстоятельствах маховик вымогательства наби-
рает такие обороты, что становится очевиден обществу и требует
обозначения. И тогда повседневный язык обогатился понятием
«рэкет».
Конкуренция среди бандитов привела к тому, что они укруп-
нились, финансово окрепли. Сколоченные на скорую руку бан-
ды уступили место организованным преступным группировкам
(ОПГ) с военной дисциплиной вну три и налаженными контак-
тами вовне, включая связи с госорганами. Пожалуй, только пре-
ступность в середине 1990-х годов была организованной, все
остальные системы общества соперничали в степени хаоса...
197
Бандиты становятся заменителем арбитража, страховых ком-
паний, судебных приставов, милиции. Неэффективность такой
замены очевидна, если сравнивать с идеальным правовым госу-
дарством, но эта система была несопоставимо более эффектив-
ной, чем российское государство того времени. Крупные сделки
были невозможны, если не подкреплялись гарантиями силовых
предпринимателей. Фирмы, не имеющие силового партнера, не-
избежно обращались к бандитам с просьбами выступить гаран-
том сделки или решить те или иные проблемы бизнеса» [146].
Коррупция, которая во времена Ельцина считалась времен-
ным явлением революционного хаоса, теперь буквально «введена
в рамки закона», стала, как теперь принято говорить, системной
и даже системообразующей. Теневые потоки денег идут к кор-
румпированным чиновникам по установленным каналам авто-
матически1
.
Коррупция подрывает легитимность власти, потому что вы-
зывает не только недовольство и населения, и предпринимателей
поборами, но и презрение. Особенно губительны для легитимно-
сти власти разоблачения коррупции в ее высших эшелонах. Во-
пиющей стала безнаказанность должностных лиц, допускающих
громкие злоупотребления в своей работе. Происходят невероят-
ные по масштабам и сходные по своей структуре чрезвычайные
события (например, террористические акты), каждый раз вы-
является халатность или прямое пособничество должностных
лиц — и никакой реакции верховной власти. Это возможно толь-
ко при действии круговой поруки во властной верхушке, парали-
зующей нормальные действия руководства.
Крупный российский капитал, верхушку которого представ-
ляют так называемые «олигархи», был создан в ходе программы
приватизации через залоговые аукционы (1995 г.) . Эта программа
стала важным шагом в углублении коррупции властной верхуш-
ки и огосударствлении преступного мира. Сам А. Чубайс гово-
рил о за логовых аукционах так: «Что такое залоговые аукционы
1
Перед выборами 1996 г. А .Н . Яковлев пугал избирателей коммунистами.
В «Российской газете» он упрекнул крестьян, голосующих за КПРФ, потом
и чиновникам досталось: «Те же настроения у среднего чиновничества: тоже
готовы назад. Хотя их-то еще труднее понять. Сейчас могут взятки брать без-
наказанно, по сложившемуся тарифу, а при большевиках все-таки посадят».
198
1995 года? Это было формирование крупного российского ка-
питала искусственным способом. Далеко не безупречным... Мы
действительно получили искажение равных правил игры, давле-
ние на правительство с целью получить индивидуальные преи-
мущества, к сожалению, нередко успешное. Получили мощную
силу, зачаст ую ни во что не ставящую государство» («Москов-
ский комсомолец». 23.09.1998).
Более того, власть разрушает общество. Страшным стало уже
не само воровство высших чиновников, а «вторая производная»
от коррупции — ее демонстративное выставление напоказ, ее без-
граничная гласность. Чиновники совершают хищения на сотни
миллионов долларов — это коррупция. Прокуратура разоблача-
ет эти хищения, собирает все необходимые доказательства — это
первая производная. Пресса, Интернет и целые книги сообщают
об этих умопомрачительных хищениях, приводят факсимиле до-
к ументов, заключения комиссий Госдумы — это вторая произво-
дная. А результат всех этих уравнений — полная безнаказанность
преступников (в крайнем случае, их отправляют в почетную
ссылку — на скамейку сенаторов). Эта демонстрация узаконен-
ного беззакония и полного бессилия общества — уже постмодер-
нистский способ уничтожения государственности.
В.С. Овчинский так сказал о коррупции: «Когда говорят о том,
что такое российская коррупция, то не подразумевают взятки.
Взятки — это бытовой уровень, примитивный. А современная
российская коррупция — это когда банда захватывает власть
в каком-то регионе, ставит человека во властные структуры, они
беру т под свой контроль финансы, а потом эти финансы пилят.
Они получают деньги из федерального бюджета, они делают от-
кат в федеральный бюджет, на местах все разворовывают. Ставят
они своих людей в основном на ЖКХ, на все управления по жи-
лищному хозяйству, потому что деньги там бешенные, все, что
связано с отоплением, энергоснабжением, это все отдано на места,
а вращаются там в масштабах страны триллионы. Сотни милли-
ардов рублей и все это в основном в руках бандитов» [138].
Одним из важных условий роста экономической прест упно-
сти, которая прямо влияет на поведение большинства населения,
ста ли те привилегии, которые предоставляет государство пред-
принимателям, совершающим уголовные преступления. Это
199
один из признаков «дикого» капитализма, он наблюдался и на
Западе. Этих привилегий добивается в России влиятельное лоб-
би, в котором подвизаются даже именитые ученые. Так, в авгу-
сте 2011 года был опубликован доклад «Стратегия–2020: Новая
модель роста — новая социальная политика». Он подготовлен
большой группой экспертов под руководством ректора Высшей
школы экономики Я. Кузьминова и ректора Академии народного
хозяйства и государственной службы В. Мау.
В этом Докладе есть важный раздел, су ть которого такова:
«Главная идея данной стратегии состоит в минимизации госу-
дарственного регуляторного вмешательства в экономику. ...
Стратегия основывается на «презумпции добросовестности»:
развитие бизнеса и создание условий для добросовестных пред-
принимателей важнее возможных рисков, связанных с недо-
бросовестным поведением». И это предлагается в период, когда
криминализация бизнеса достигла апогея и «риски, связанные
с недобросовестным поведением», реализовались в сращивании
бизнеса с организованной прест упностью.
В Докладе даже дается конкретная рекомендация, необычная
в стратегических программах: «Действующий Уголовный кодекс,
фактически отражающий еще «советские» подходы к свободной
экономической деятельности, обладает системными недостатка-
ми, которые не могу т быть устранены пу тем отдельных поправок.
Он принципиально не учитывае т современные реалии рыноч-
ной экономики, права и мотивы поведения экономических
субъектов, реалии современного рынка... Необходимо пере-
смотреть подходы к использованию понятия «организованная
преступная группа» применительно к экономическим престу-
плениям».
Но экономическая прест упность, как правило, является ор-
ганизованной, что и делает ее очень опасной. Тем не менее идет
поэтапное смягчение норм права в отношении этого типа пре-
ступников. 29 декабря 2009 года был принят Федеральный закон
(No 383 — ФЗ), внесший дополнение в ст. 108 УПК РФ. Согласно
этому закону, в отношении подозреваемого или обвиняемого в со-
вершении преступлений в сфере экономической деятельности не
может быть применено в качестве меры пресечения заключение
под стражу. П.А. Скобликов пишет по этому поводу: «Запрет на
200
взятие под стражу экономических преступников означает также
деление преступников на привилегированных и прочих, причем
к привилегированным отнесены отнюдь не те, деяния которых
менее опасны. Экономических прест упников за решеткой столь
ма ло, что они попадают в сводную группу — лица, совершившие
прочие преступления (должностные, государственные, экологи-
ческие и пр.). Таковых 60 088 человек» [144].
Фактически, нынешнее государство России декларировало:
«Тюрьма — не для богатых!» (не считая некоторых символических
фигур, заключение которых в тюрьму дает эффект грома в нашем
политическом театре). П .А. Скобликов видит в этом фундамен-
тальную угрозу для России. Он пишет о широко распространен-
ном незаконном предпринимательстве — без оформления, без
контроля и без уплаты налогов, что дает большие конку рентные
преимущества: «По данным Судебного департамента при Верхов-
ном Суде РФ в 2009 году, всего в России по ст. 171 УК РФ (а имен-
но она предусматривает ответственность за незаконное предпри-
нимательство) было осуждено 904 человека. Реальное лишение
свободы было назначено... 51 человеку! Причем все эти лица
были осуждены исключительно по ч. 2 ст. 171 УК РФ (предусма-
тривает совершение преступления организованной группой или
сопряженное с извлечением дохода в особо крупном размере),
каждому из них грозило до 5 лет лишения свободы, тем не менее
размер наказания половины из них — до одного года! ...
С каждым актом “гуманизации” уголовной политики пред-
ставители “грязного” бизнеса получают очередное конку рентное
преимущество, и, если “гуманизация” продолжится нынешни-
ми темпами, вскоре “чистый” бизнес будет полностью вытеснен
с экономического прос транства России. Добропорядочных биз-
несменов на нем не останется, и вся отечественная экономика бу-
дет полностью криминализованной» [144].
Само существование такой «элиты», которая занимает при-
вилегированные ниши уже во всех сферах, порождает аномию
в массе людей, которые при этом оказываются лишенными воз-
можностей социальной мобильности. Особую опасность для об-
щества представляет общность преступников-рецидивистов.
Криминологи подчеркивают такие качества рецидивиста:
«Он обладает определенным кримина льным опытом, приобре-
201
тает новые криминальные навыки, на него не оказали воздей-
ствие уголовное наказание за предыдущее преступное деяние
и предпринятые меры уголовного, уголовно — исполнительно-
го и криминологического воздействия, вследствие чего можно
предположить у такого лица наличие стойкой антиобщественной
установки, реализующейся во вновь совершенном преступле-
нии...
Общественная опасность рецидивной преступности выра-
жается также в том, что рецидивисты, являясь носителями кри-
минальной субкультуры, противопоставляющей себя обществу,
являются и ее распространителями, вследствие чего ее элементы
проникли практически во все сферы общественной жизни как на
бытовом, так и на государственном уровне. Кроме того, рециди-
висты своим примером, а нередко и целенаправленными усилия-
ми, вовлекают в преступную деятельность других лиц, особенно
из числа молодежи» [145].
Масштабы рецидивной прест упности велики, прирост с у-
щественный: с 2002 по 2008 год среднегодовой прирост престу-
плений составил 4,5%, а количество осужденных из числа ранее
судимых за тот же период времени в среднем за год увеличива-
лось на 12,4%. Удельный вес постпенитенциарной преступности
в общем массиве раскрытых преступлений составляет примерно
30%. Этому способствует вся социальная и культурная обстанов-
ка и опять же массовая аномия. Однако надо отметить и политику
государства в сфере права. В отношении рецидивной преступно-
сти идет тот же самый процесс либерализации, что и в преступ-
ности экономической.
В цитированной выше работе говорится: «После отмены
1 июля 2002 года административного надзора за рецидивоопасны-
ми лицами значительное число таких лиц остались без контроля
со стороны милиции, которая лишилась довольно эффективных
мер упреждения, недопущения криминальной активности... В ре-
зультате опроса практических и научных работников 73% опро-
шенных отметили, что отмена административного надзора, не со-
провождавшаяся установлением иного социального контроля за
лицами, освобожденными из мест лишения свободы, способство-
вала ослаблению и снижению эффективности работы по преду-
преждению уголовного рецидива как одной из наиболее опасных
202
форм прест упности, а 37% отметили, что это способствовало
ограничению возможности правоохранительных органов в части
раскрытия прест уплений, совершенных рецидивистами» [145].
Надо учесть еще одну новую крупную общность, связанную
с преступным миром. В главе 5 приводилась выдержка из статьи
Н.М . Римашевской о том «социальном дне», которое сформиро-
ва лось в России в ходе реформы. К тому, что было сказано, здесь
добавим такой вывод социолога: «Российское «дно» социально
опасно, так как оно склонно к насилию. По мнению представите-
лей «дна», 85% беспризорников и 34% бомжей вооружены холод-
ным оружием, а 28% — огнестрельным... Обитатели «дна» в Рос-
сии — естественный ресурс уголовного мира...
Эксперты считают, что угроза обнищания — глобальная со-
циальная опасность. По их мнению, она захватывает: крестьян
(29%), низкоквалифицированных рабочих (44%); инженерно-
технических работников (26%), учителей (25%), творческую ин-
теллигенцию (22%) ... Представители бедных не жду т от жизни
ничего хорошего; для их мироощущения характерен пессимизм
и отчаяние. Этим психоэмоциональном напряжением беднейших
социально-профессиональных слоев определяется положение
«придонья»: они еще в обществе, но с отчаянием видят, что им не
удержаться в нем. Постоянно испытывают чувство тревоги 83%
неимущих россиян и 80% бедных... Оказываясь на краю соци-
а льной деградации, люди чаще всего не видят источников под-
держки и начинают испытывать состояние паники» [23].
Признаком аномии стало неожиданное для российской куль-
т уры явление геронтологического насилия. Традиционно старики
были в России уважаемой частью общества, а в последние деся-
тилетия советского периода и вполне обеспеченной частью, но
в ходе реформы социальный статус престарелых людей резко из-
менился. Большинство из них обеднели, большая их часть оказа-
лись в положении изгоев, не нужных ни семье, ни обществу, ни
государству. Крайним проявлением дегуманизации стало насилие
по отношению к старикам, которое приобрело масштабы соци-
а льного явления.
Это явление наблюдается во всех социальных слоях, изучение
проблемы показало, что «социальный портрет» тех, кто избивает
и мучает стариков, отражает общество в целом. В составе «субъ-
203
ектов геронтологического насилия» 23,2% имеют высшее обра-
зование (плюс студенты вуза — 3%), 36,7% — среднее, 13,5% —
среднее техническое, 4,9% — начальное, у 13,4% образовательный
уровень неизвестен; 67% насильников — родственники, 24% —
друзья и соседи, 9% — «посторонние» [26].
Геронтологическое насилие было узаконено уже в самом нача-
ле реформы потому, что новый политический режим видел в стар-
ших поколениях советских людей своего противника. К старикам
сразу была применена демонстративная жестокость в самой при-
митивной форме — массового показательного избиения в центре
Москвы 23 февра ля 1992 года ветеранов и военных пенсионеров,
которые вышли на традиционную демонстрацию с возложением
венков к Вечному огню.
Исследование последних лет приводит к такому выводу:
«В настоящее время в Российской Федерации наблюдаются не-
благоприятные тенденции развития преступности, которые обу-
словлены социально-экономическими изменениями, происходя-
щими в обществе. Между тем увеличивается не только уровень
криминализации населения, но и значительными темпами растет
количество потерпевших от преступлений. При этом в последние
годы все чаще и чаще преступники выбирают в качестве жертв
преступных посягательств людей пожилого возраста — наименее
защищенную и слабую категорию населения. Все больше стари-
ков оказываются ограбленными, обману тыми, убитыми или по-
калеченными из-за незначительной наживы в виде нескольких
сотен или тысяч рублей.
Виктимизация пожилых людей становится все более акту-
альной проблемой не только в связи с увеличением ее уровня, но
и с тем, что рост преступлений в отношении наиболее незащи-
щенных групп населения определяет уровень нравственного со-
стояния общества» [135]2
.
2
Представляет интерес такой факт: «В ходе исследования выявлен специфи-
ческий вид личностной виктимности — идеологический. Идеологическая вик-
тимность способствует виктимизации пожилых лиц и характеризуется сово-
купностью личностных свойств и качеств человека, выработанных вследствие
действия идеологии Советского государства, согласно которой гражданин про-
должает безоговорочно доверять общественным институ там, ранее полностью
подконтрольным государству, ошибочно воспринимая их в качестве государ-
ственных» [135].
204
Для любого народа преступный мир — это «программный ви-
рус», который стремится ослабить и разорвать все связи, объе-
диняющие общество, и перепрограммировать атомизированных
индивидов на своей матрице, сделать их общностью изгоев наро-
да. Аномия — его питательная среда.
Причины роста преступности известны, и первая из них —
социальное бедствие, к которому привела реформа. Из числа тех,
кто совершил преступление, более половины (в 2010 году 66%)
составляют теперь «лица без постоянного источника дохода».
Большинство из другой половины имеют доходы ниже прожи-
точного минимума. Изменились социальные условия! Честным
трудом прожить трудно, на этом «рынке» у массы молодежи ни-
каких перспектив, реформа «выдавила» ее в преступность.
Само по себе это, однако, не объясняет масштабов волны
преступности. Только от бедности люди не становятся ворами
и убийцами — необходимо было и разрушение нравственных
устоев. Оно было произведено, и сочетание этих причин с не-
избежностью повлекло за собой взрыв массовой преступности.
В России возникли новые культурные условия жизни, когда мно-
жество молодых людей идут в банды и преступные «фирмы» как
на нормальную работу.
Как взрастили эт у угрозу? Ведь это новое явление. Был у нас
в 1960–1970-е годы преступный мир, но он был замкну т, скрыт,
он маскировался. Он держа лся в рамках теневой экономики и во-
ровства, воспроизводился без расширения масштабов. Обще-
ство — и хозяйство, и нравственность, и органы правопоряд-
ка — не создавало питательной среды для взрывного роста этой
раковой опухоли.
В своем походе против государства антисоветские интеллек-
т уалы постепенно легитимировали, а потом и опоэтизировали
преступный мир. Он всегда играет большую роль в сломах жизне-
устройства. Социальный хаос — его питательная среда. С другой
стороны, его используют и революционеры в своих усилиях по
подрыву государства. Принявший активное участие в революции
преступный мир затем был с огромным трудом загнан в жесткие
рамки в период «сталинизма». Надо напомнить, что особо тяж-
кие преступления (убийства, бандитизм и вооруженный разбой)
в советском праве причислялись к числу государственных пре-
205
ступлений (ст. 58). В поздний советский период преступный мир
усилился из-за у рбанизации и смены привычных укладов жизни.
Он насытился интеллектуальными силами, вобрав в себя (или
породив) существенную часть интеллигенции. Но главное, что
начиная с 1970-х годов он получал культурную легитимацию.
Конечно, в ходе перестройки необходимо было оживить пре-
ст упный мир и для поставки кадров искусственно создаваемой
буржуазии, повязанной круговой порукой прест уплений, готовой
воевать с ограбленными. Но это социальная сторона, а поговорим
о том, какую роль сыграла интеллигенция, особенно художествен-
ная, в снятии неприязни советского человека к вору, в обелении
его образа, в его поэтизации — создании совершенно нового куль-
т урного стереотипа. Без духовного оправдания никакие социаль-
ные трудности не привели бы к взрыву прест упности.
Преступность — процесс активный, она затягивает в свою
воронку все больше людей, преступники и их жертвы перепле-
таются, меняя всю ткань общества. Бедность одних ускоряет
обеднение соседей, что может создать лавинообразную цепную
реакцию. Люди, впавшие в крайнюю бедность, разрушают окру-
жающую их среду обитания. Этот процесс и был сразу запущен
одновременно с реформой. Его долгосрочность предопределена
уже тем, что сильнее всего обеднели семьи с детьми, и большая
масса подростков стала вливаться в преступный мир.
Изменение ситуации в преступности произошло сразу с на-
чалом реформы.
В.О. Рукавишников пишет в обзоре 1994 года: «Углубление
пропасти между богатыми и бедными, прогрессирующее обни-
щание значительной части трудоспособного населения порожда-
ет известную реакцию — рост преступности, депрессию и другие
негативные психологические последствия. Мы не будем приво-
дить здесь данные из сводок МВД, показывающие, что каждый
новый год последнего пятилетия уверенно бьет печальные ре-
корды года предыдущего. Вот результаты исследования: на во-
прос “Чувствуете ли Вы себя в Вашем городе защищенным от
преступных действий?” отрицательно ответили весной 1993 года
84%, при этом каждый пятый (22%) лично не менее чем один раз
непосредственно сталкивался с физическим насилием или други-
ми преступными действиями, еще у половины (56%) с подобны-
206
ми происшествиями ста лкивались знакомые... Таким образом,
наше общество бедных оптимистов рискует превратиться в со-
общество невротиков, боящихся выходить на улицу» [126].
Даже сам глава Правительства России В. Черномырдин объя-
вил о «тотальной криминализации российского общества». Про-
фессор Мичиганского университета В.Э . Шляпентох (специа лист
по России и бывший советский социолог, работавший для «Прав-
ды») говорил про обстановку страхов, даже не главных: «Страх
за свою жизнь влияет на многие решения россиян — обстоятель-
ство, практически неизвестное в 1960–1980-х годах... Судьи бо-
ятся, и не без основания, обвиняемых, налоговые инспекторы —
своих подопечных, а милиционеры — преступников. Водители
смертельно боятся даже случайно ударить другой автомобиль,
ибо «жертва» может потребовать компенсации, равной стоимос-
ти новой машины или квартиры»3
.
Страх перед преступным насилием после 1990 года был и оста-
ется одним из главных доминирующих страхов в России. По ре-
зультатам массового опроса в январе 2003 года было выявлено три
ведущие группы «страхов», которые присутствуют в сознании рос-
сиян. Список наиболее тревожных явлений возглавляли различные
проявления социальной девиации. В 1999 году в числе самых глав-
ных причин общего ощущения бесправия 66% опрошенных назва-
ли криминализацию, 63% — беззаконие и 58% — коррупцию [12].
Это новое явление. В советское время преступный мир был
замкну т, скрыт, он маскировался. Он держался в рамках теневой
экономики и воровства, воспроизводился без большого расши-
рения в масштабах. В СССР существовала довольно замкну тая
и устойчивая социальная группа — профессиональные преступ-
ники. Они вели довольно размеренный образ жизни (75% муж-
чин имели семьи, 21% проживали с родителями), своим пре-
ступным ремеслом обеспечивали скромный достаток: 63% имели
доход на одного члена семьи в размере минимальной зарплаты,
17% — в размере двух минимальных зарплат. У советских пре-
ступников (и мужчин, и женщин, и несовершеннолетних) из всех
мотивов преступных деяний «жажда наживы» была на самом
последнем месте. У взрослых главным было «стремление выйти
3
Запись его выступления в Институ те социологии АН СССР (в изложении
Н. Карцевой) опубликована в журнале CОЦИС, 1991. No 1.
207
из материальных затруднений наиболее легким пу тем» и «склон-
ность к легкой жизни» [127].
Экономическая реформа 1990-х годов породила особый новый
тип преступника — расхитителя государственной собственности
в особо крупных размерах. По уровню доходов и своей эконо-
мической мощи эта новая социальная группа не имеет генетиче-
ской связи со старой советской преступностью. Вот заключение
криминалистов Ю.В . Голика и А.И. Коробеева о результатах при-
ватизации в этом аспекте (по состоянию на начало десятилетия
ХХI века): «В криминальные отношения в настоящее время во-
влечены 40% предпринимателей и 66% всех коммерческих струк-
т ур. Организованной преступностью установлен контроль над
35 тыс. хозяйствующих субъектов, среди которых 400 банков,
47 бирж, 1,5 тыс. предприятий государственного сектора. Побо-
рами мафии обложено 70–80% приватизированных предприятий
и коммерческих банков. Размер дани составляет 10–20% от обо-
рота, а нередко превышает половину балансовой прибыли пред-
приятий... По некоторым данным, примерно 30% состава выс-
шей элиты в России составляют представители легализованного
теневого капитала, организованной преступности» [30].
Это одна из непосредственных причин провала рыночной ре-
формы в России. «Сословие» предпринимателей формировалось
в России не только неправовым и антисоциальным способом
захвата и распределения общенародной собственности, но и на
уродливой мировоззренческой матрице. Успешное формирова-
ние капитализма (хотя и «не без кровопивства», как выражался
Салтыков-Щедрин) удавалось, только если предприниматель-
ство было ограничено жесткими этическими нормами (как про-
тестантская этика в Западной Европе, конфуцианство в Японии
и Китае, совсем недавно — буддистской этикой в Таиланде). И все
равно эти страны переживали и переживают волны массовой
«беловоротничковой» преступности. А в России 1990-х годов
предпринимательство с самого начала загнали в жесткие рамки
уголовной этики. Она действовала независимо от личных пред-
почтений или нравственных идеалов отдельного предпринимате-
ля — именно как «невидимая рука» российского рынка.
Осенью 2009 года по заказу Российского союза промышлен-
ников и предпринимателей ВЦИОМ провел ежегодный опрос
208
1 200 предпринимателей, представлявших крупные, средние и ма-
лые предприятия промышленности и строительства; транспорта
и связи; обслуживания и торговли в 40 субъектах России. Был
задан один вопрос и получены такие ответы.
Таблица 3
Опрос предпринимателей об отношении к закону
Как Вам кажется, что сегодня для предприятия важнее — соблюдение буквы
закона или «правил игры», принятых в «бизнес — сообществе»? (закрытый
вопрос, один ответ)
2007 г. 2008 г. 2009 г.
Соблюдение буквы закона
36
45
20
Соблюдение «правил игры» в бизнес — сообществе
51
41
69
Затрудняюсь ответить
12
14
11
Надо отметить особый вид аномии, присущий общности
предпринимателей. В.В . Кривошеев характеризует ее как крат-
косрочность жизненных проектов. Он пишет: «Уплотняя вре-
мя своего участия в социальной жизни, человек часто теряет
многие возможности неспешного просчета последствий своей
активности, утрачивает ощущение подлинности, реальности
происходящего, оказывается в сит уации неспособности ра-
ционализировать, в полной мере оценивать действительность
с позиции морального выбора между добром и злом, если упо-
треблять эти высокие этические категории. “Укорачивание”
пространственно-временных аспектов индивидуальной и соци-
альной жизни приводит к ощущению ее непрочности, ненадеж-
ности, необходимости непрерывного приспособления к этому
неуловимо изменчивому миру.
Резкий ценностный разворот, падение у ровня общественной
нравственности, только усугубившие эту обстановку социально-
го краха, неразберихи, в еще большей мере обусловили сокраще-
ние временной протяженности жизненных проектов нового слоя
предпринимателей» [14].
На этот фактор указывают и криминологи. П .А . Скобликов
пишет о краткосрочности планов предпринимателей, нарушаю-
щих закон: «Осознавая общественную опасность своей деятель-
ности и (как следствие) угрозу того, что в будущем (возможно,
209
недалеком) политический курс может измениться, законодатель-
ство и правоприменительная практика — ужесточиться, преступ-
ники от бизнеса не ставят себя в зависимость от долговременных
проектов. В целях собственной безопасности, а также сохранения
приобретенного они должны быть готовы в любой момент бы-
стро сверну ть все свои дела. Поэтому они не только не стремятся
к развитию и модернизации, но и не вкладывают средства в об-
новление основных фондов предприятий, износ которых в стра-
не давно перешел критический рубеж» [144].
Еще предстоит исследовать процесс самоорганизации осо-
бого, небывалого союза: уголовного мира, власти (номенклату-
ры) и либеральной части интеллигенции — той ударной силы,
которая сокрушила СССР. Такой союз состоялся, и преступный
мир является в нем самой активной и сплоченной силой. И речь
идет не о личностях, а именно о крупной социальной силе. Уму-
дренный жизнью и своим редким по насыщенности опытом
человек, прошедший к тому же через десятилетнее заключение
в советских тюрьмах и лагерях — В .В. Шульгин написал в своей
книге-исповеди «Опыт Ленина» (1958 г.) такие слова: «Из своего
тюремного опыта я вынес заключение, что «воры» (так бандиты
сами себя называют) — это партия, не партия, но некий органи-
зованный союз или даже сословие. Для них характерно, что они
не только не стыдятся своего звания «воров», а очень им гордят-
ся. И с презрением они смотрят на остальных людей, не воров...
Это опасные люди; в некоторых смыслах они люди отборные. Не
всякий может быть вором!
Существование этой силы, враждебной всякой власти и вся-
кому созиданию, для меня несомненно. От меня ускользает ее
удельный вес, но представляется она мне иногда грозной. Мне
кажется, что где дрогнет, при каких-нибудь обстоятельствах, Ап-
парат принуждения, там сейчас же жизнью овладеют бандиты.
Ведь они единственные, что объединены, остальные, как песок,
разрознены. И можно себе представить, что наделают эти объе-
диненные «воры», пока честные объединяются» [130].
Фундаментальная ошибка нашей честной антисоветской ин-
теллигенции заключается в том, что она совершенно безоснова-
тельно верила, что, сломав советскую политическую надстрой-
ку, попадет в демократическое либеральное общество. А попала
210
под теневую власть бандитов. Иначе и быть не могло, и причины
фундаментальны, пора это честно признать. История советского
строя показала, что можно в рамках солидарного общества за-
гнать бандитов в катакомбы и постепенно выгрызать у них почву.
Эта борьба шла с переменным успехом, но в целом неуклонно —
пока либеральная интеллигенция не заключила с «братками»
исторический блок.
Антисоветская элита оказалась не только в «политическом
родстве» с ворами. Порой инженеры человеческих душ выпивали
и закусывали на ворованные, а то и окровавленные деньги. Они
говорили об этом не только без угрызений совести, но с удовлет-
ворением. Вот писатель Артур Макаров (сам ставший жертвой
убийства в 1995 году) вспоминает в книге о Высоцком: «К нам, на
Каретный, приходили разные люди. Бывали и из “отсидки”... Они
тоже почитали за честь сидеть с нами за одним столом. Ну, напри-
мер, Яша Ястреб! Никогда не забуду... Я иду в институ т (я тогда
учился в Литературном), иду со своей женой. Встречаем Яшу. Он
говорит: “Пойдем в шашлычную, посидим”. Я замялся, а он понял,
что у меня нет денег... “А-а, ерунда!” — и вот так задирает рукав
пиджака. А у него от запястья до локтей на обеих руках часы!. Так
что не просто “блатные веянья”, а мы жили в этом времени. Прак-
тически все владели жаргоном — “болтали по фене”, многие тогда
даже одевались под блатных». Тут же гордится Артур Сергеевич:
«Меня исключали с первого курса Литературного за “антисовет-
скую деятельность” вместе с Бэллой Ахма дулиной» [132].
Без духовного оправдания преступника авторитетом искус-
ства не было бы взрыва преступности. Особенностью нашего
кризиса стало включение в этическую базу элиты элементов пре-
ступной морали — в прямом смысле. Преступник стал положи-
тельным лирическим героем в поэзии — таков был социальный
заказ элиты культурного слоя.
Вот один из последних примеров — сериал «Сонька–Золотая
Ручка», который снял режиссер В.И . Мережко. Он восхищен
ею — «талантливая воровка». В этой воровке, которая действова-
ла в составе банды, он видит героя, востребованного нынешним
обществом: «Она уже легенда. И войдет в число женщин-героинь
обязательно! Это наша Мата Хари. Но не шпионка, а воровка».
Национальная героиня России! В этих похвалах режиссера под-
211
держивает телеканал «Россия»: «Ее таланту и авторитет у в уго-
ловном мире не было равных» [134].
В.И . Мережко пошел по пу ти голливудских властителей моды.
Под этот поворот подводилась целая философия, разделяющая
эстетику и этику. Но это слабое оправдание. И.М. Мацкевич пи-
шет об этих оправданиях: «Приходится слышать, что американ-
ское общество пережило фильм “Крестный отец”, который не ока-
зал на него негативного влияния, но зато ста л шедевром мирового
киноискусства. Думаю, в этом проявляется двойное лукавство.
Во-первых, как только фильм вышел на большой экран, вокруг
него разгорелись жаркие споры, и большинство не только крими-
нологов, но и общественных деятелей и авторитетных предста-
вителей культ урной элиты указывали, да и сейчас указывают на
серьезные негативные элементы фильма. Прежде всего речь идет
об определенной идеализации мафиозного мира и откровенном
сочувствии и автора сценария Марио Пьюзо, и режиссера Фрэн-
сиса Копполы к экранному герою − крестному отцу» [168].
Чтобы этот особый дух «уважения к вору » навязать, хоть
на время, большой части народа, в России трудилась целая ар-
мия поэтов, профессоров, газетчиков. Первая их задача была —
устранить общие нравственные нормы, которые были для людей
неписаным законом. В результате сегодня одним из главных пре-
пятствий к возврат у России в нормальную жизнь стало широкое
распространение и укоренение преступного мышления. Это не-
что более глубокое, чем сама преступность. Этот вал антиморали
накатывает на Россию и становится одной из фундаментальных
угроз.
Это массивный социальный процесс, который не будет пере-
ломлен ни ростом доходов «среднего класса», ни небольшими
«социальными» подачками бедным. Должно измениться само
жизнеустройство страны — хозяйство, культура и нравствен-
ность как единая система. В США даже при их колоссальном
накопленном богатстве превращение общества в арену конку-
ренции привело к большим потерям человеческого потенциала
и аномально высокому уровню преступности. На конец 1999 года
в тюрьмах и других исправительных учреждениях США находи-
лось 2 054 694 человек (полную сводку можно получить на сайте
ФБР в Интернете).
212
10 декабря 2010 года Председатель Констит уционного суда
Валерий Зорькин выступил с таким заявлением: «Свой анализ
я хочу посвятить нарастающей криминализации российского
общества. Увы, с каждым днем становится все очевиднее, что
сращивание власти и криминала по модели, которую сейчас на-
зывают «кущевской», — не уникально. Что то же самое (или не-
что сходное) происходило и в других местах — в Новосибирске,
Энгельсе, Гусь-Хрустальном, Березовске и т. д.
Всем — и профессиональным экспертам, и рядовым гражда-
нам — очевидно, что в этом случае наше гос ударство превратит-
ся из криминализованного в криминальное. Ибо граждане наши
тогда поделятся на хищников, вольготно чувствующих себя в кри-
минальных джунглях, и «недочеловеков», понимающих, что они
просто пища для этих хищников. Хищники будут составлять мень-
шинство, «ходячие бифштексы» — большинство. Пропасть между
большинством и меньшинством будет постоянно нарастать.
По одну сторону будет накапливаться агрессия и презрение
к «лузерам», которых «должно резать или стричь». По другую
сторону — ужас и гнев несчастных, которые, отчаявшись, ста-
ну т мечтать вовсе не о демократии, а о железной диктатуре, спо-
собной предложить хоть какую-то альтернативу криминальным
джунглям» [143].
Это крик отчаяния! Председатель Конституционного суда
констатирует, что организованная прест упность становится
сильнее нынешнего государства, поскольку выработала эффек-
тивную модель сращивания с властью и с бизнесом, что создает
качественно новую антисоциальную хищную силу. Тенденции
негативны, так как государство не помогло возникну ть граждан-
скому обществу, и опереться ему не на кого. Фактически, лишь
«железная диктатура способна предложить хоть какую-то аль-
тернативу криминальным джунглям».
Надо искать выход из этого тупика — и он будет непростым.
213
Глава 11.
Подростковая и молодежная преступность
Здесь рассмотрим специфические формы аномии в молодеж-
ной среде — подростковую и молодежную преступность и де-
линквентность. Это явление выделяют из общей прест упности
вследствие ряда особенностей и важных для общества «отложен-
ных» последствий. Поднятая в раннем возрасте волна преступ-
ности проходит, угасая, через всю жизнь поколения.
Термин «делинквентность» (от лат. delinquo — совершить по-
ступок, провиниться, погрешить) означает понятие гораздо бо-
лее широкое, чем преступность. Это нарушения правовых и со-
циальных норм — от озорства до прест упных действий, таких
как кражи. Согласно словарю, «в криминологии обычно исполь-
зуют термин “подростковая делинквентность”, обозначающий
высокий уровень правонарушений, влекущих за собой предъяв-
ление обвинения, которые совершаются подростками мужского
пола в возрасте от 12 до 20 лет. Типичными преступлениями для
подростков более юного возраста в указанных пределах являются
воровство и кражи с взломом, тогда как насильственные престу-
пления более характерны для тех, кто старше семнадцати» [149].
В ходе реформы этот фактор стал системообразующим в жизни
подростков многих регионов.
В США подростковая делинквентность с начала ХХ века ста ла
предметом интенсивных исследований. Преобразование обще-
ственного порядка в России по шаблонам США принесло нам
«в одном пакете» и эт у инновацию. У нас вместо слова «шайка»
(«gang») употребляют более нейтральный термин «группировка»
или, академически, «подростково-молодежное делинквентное
сообщество» [150].
Факт становления этого явления как социального в литерату-
ре констатируют так (выделяя вывод курсивом): «Сформирова-
лось поколение людей, которое уже ничего не ждет от властей
и готово действовать, что называется, на свой страх и риск.
С другой стороны, происходит индивидуализация массовых уста-
новок, в условиях которой говорить о какой бы то ни было соли-
214
дарности, совместных действиях, осознании общности группо-
вых интересов не приходится» [16].
В обзоре 2009 года обстановка излагается так: «Дефекты пра-
вового сознания и явления массового девиантного (в том числе
делинквентного) поведения детей, подростков, юношей и деву-
шек приобретают все большие масштабы... Отражением этого
ста л факт, что количество несовершеннолетних, доставляемых
в правоохранительные органы, превысило миллион человек, из
которых половина доставляется с расплывчатой, но в общем-то
не оставляющей сомнения в девиантном характере поведения
подростков формулировкой “за совершение правонарушений,
влекущих меры административного и общественного порядка”.
Расту т масштабы и последствия беспризорничества и без-
надзорности детей, тяжкие и особо тяжкие преступления, совер-
шенные подростками; об этом также свидетельствует структура
сроков заключения несовершеннолетних, осужденных к лише-
нию свободы: вопреки общей тенденции смягчения наказаний
за преступления, ставшей отличительной чертой Фемиды либе-
ральной России, наказания несовершеннолетних ужесточаются,
что отражает тяжесть совершенных ими деяний... По сведениям
социальных психологов, государственные органы, при всем их
нежелании заводить дела, готовят сейчас в 6–7 раз больше мате-
риа лов о лишении родительских прав, чем это было в начале ли-
беральных реформ» [17].
Фундаментальной причиной этого сдвига стал слом социаль-
ного порядка с возникновением массовой бедности и разрушени-
ем системы ценностей с переориентацией их на индивидуализм
и эгоцентризм. Этот сдвиг и вызванный им всплеск прест упности
были надежно предсказаны в годы перестройки. Реформаторы не
могли не знать этих прогнозов, и их выбор был вполне осознан-
ным. Предупреждения они получали не только от советских уче-
ных и практиков, но и от западных ученых и политиков самого
высокого ранга. Идеологи реформы в России приняли в качестве
ее теоретической основы неолиберальную доктрину, выраженную
в ряде программных документов. Но результаты реализации этой
доктрины, начатой в 1970-е годы, были уже хорошо известны.
Видный английский либеральный философ Дж. Грей писал:
«Только проявив героическую волю к самообману или просто
215
банальную нечестность, британские консерваторы могли не раз-
глядеть связи между невиданным доселе уровнем преступности
и реализуемыми с 1979 года рыночными мерами, которые явились
грубым попранием интересов сложившихся общностей и при-
вычных ценностей. И только не менее усердный самообман или
нежелание знать всю правду до конца не позволили консервато-
рам увидеть связь между экономическими переменами, которые
были усилены и ускорены их собственной политикой, и ростом
многочисленных проявлений нищеты, различных групп бедно-
сти, огульно и бездушно объединенных рыночниками в броскую,
но вводящую в глубокое заблуждение категорию “низшие слои
населения (underclass) ”» [151, с. 176–177].
Подростковая преступность растет прежде всего в той части
народа, что впала в крайнюю бедность, — беженцев, безработ-
ных. Семьи распа даются, родители часто спиваются или попа-
дают в тюрьму, дети беспризорничают, прибиваются к бандам.
О том же говорит и уголовная статистика. Но непосредственно на
душевное состояние всех подростков действует наличие в стра-
не особого контингента их сверстников — беспризорных детей.
Прежде всего скажем о масштабах проблемы беспризорности.
Действительно ли она приняла социальный характер или, как
у тешают себя многие, пока что является личной бедой немногих
неустроенных семей?
А.Л. Арефьев пишет: «Неотъемлемой чертой повседневной
жизни и своеобразным символом новой, постсоветской России
стали беспризорные дети. По данным Правительства их число на
начало 2002 года в стране составляло 1 млн человек + 100–130 тыс.
безнадзорных. Похожие данные приводит и Министерство труда
и социального развития. В то же время по оценкам МВД и Ген-
прокуратуры их число достигало 2–2,5 млн, а по оценкам Совета
Федерации и независимых экспертов — 3–4 млн, приближаясь
к количеству беспризорных в 1921 году (4,5–6 млн человек) ...
В 1999 году Министерством образования с участием спе-
циалистов Госкомстата России и других ведомств был проведен
единовременный учет российских детей, не посещавших школы.
Их оказалось приблизительно 100 тыс. человек, исходя из чего
количество беспризорных — россиян указанного возраста не
должно превышать эту цифру. Однако в начале 2002 года Мино-
216
бразования России, проведя учет среди более широкой возраст-
ной группы российских детей, подростков, молодежи (7–17 лет),
определило, что 368 тыс. человек из них официально не посеща-
ют образовательные учреждения» [101]1
.
В докладе РАМН сказано: «Сведений о состоянии здоровья
и смертности среди данной когорты детей практически нет. Мо-
ниторинг за беспризорными и безнадзорными детьми, поступив-
шими в медицинские учреждения г. Москвы, показал, что у 58,2%
из них были выявлены социально опасные и социа льно значимые
болезни, 11% страдают различными психическими расстройства-
ми, 6% регулярно употребляют алкоголь, наркотические и психо-
активные вещества» [21].
Беспризорные дети сразу же входят в контакт с преступным
миром, становятся особой его частью. Вот фактология исследо-
вания 2004 года: «Опасности, подстерегающие беспризорных
подростков многообразны. Одна из них связана с местом ночев-
ки. Ночуют беспризорники обычно «где придется» (это наибо-
лее распространенный ответ). Многие имеют постоянное место
на чердаках или в подвалах преимущественно старых домов, на
вокзалах, и могу т стать легкой добычей для любого преступника,
в том числе и маньяка.
С другой опасностью подросток сталкивается, добывая сред-
ства к жизни. Основные ее источники: попрошайничество, воров-
ство, мелкий рэкет, приторговывание, подработки на бензоколон-
ках, мойке машин, сбор и сдача пустых бутылок... Большинство
беспризорных связано в той или иной мере с преступным миром.
Беспризорные могу т войти и в группировку взрослых, и если она
криминальная, выйти из нее, по мнению работников МВД, очень
сложно...
1
Вот некоторые дополнительные данные из МВД. В 2000 году в милицию за
различные правонарушения было доставлено 1,2 млн подростков. В 2001 году
количество задержанных детей и подростков достигло почти 1,5 млн чел., и
при этом 300 тысяч из них оказались младше 13 лет, 295 тыс. нигде не учились
и не работали, а 45 тыс. были неграмотными. Кроме того, согласно докладу Ге-
нерального прокурора РФ В.В . Устинова на заседании Государственной думы,
в 2001 г. милиция «изъяла» с чердаков, вокзалов, из подвалов более 300 тыс.
беспризорных детей. А только за январь и февраль 2002 года в органы вну-
тренних дел МВД, ГУВД и УВД субъектов Российской Федерации было достав-
лено 71 677 безнадзорных и беспризорных детей и подростков [152].
217
Убежав из дома от притеснения и жестокости родителей, под-
росток часто по-прежнему подвержен риску стать жертвой на-
силия, ограбления, оскорбления. Так, по некоторым данным, от
20 до 40% детей претерпевают физическое насилие, около 8% —
сексуальное...
Беспризорные дети все меньше нуждаются в помощи обще-
ства и все больше рассчитывают на самих себя. «Верну ть» их
в общество становится все тяжелее, и требуется все больше уси-
лий, чем, например, в 1995 году. Их отсу тствие будет иметь необ-
ратимый характер. Это пагубно скажется на детях, так как имен-
но в этом возрасте закладываются основы их дальнейшей жизни,
и достаточно велика вероятность того, что они не смогу т, а в ряде
случаев и не захотят изменить свою жизнь.
Это скажется и на обществе, так как оно вынуждено будет рас-
плачиваться за свое невнимание и незаинтересованность в судь-
бе этих детей: будет расти число преступлений и преступников
среди подростков и молодежи. Причем, очевидно, все более же-
стоких, так как у этих детей не было и нет перед глазами ника-
ких положительных примеров. Они не видели уважения к себе
и окружающие не ценили их как личность, точно так же и они не
будут ценить ничью жизнь, и не потому, что они плохие, а потому
что их этому не учили» [19].
Значительная часть беспризорных детей и подростков стано-
вятся бродягами. Это особый контингент с делинквентным пове-
дением. В диссертации криминолога (2010 г.) говорится: «Несо-
вершеннолетние бродяги — это подростки, всегда находящиеся
в социально-опасном положении, вне зависимости от причин,
по которым они стали таковыми. Преступление в значительной
степени обостряет это социально негативное качество несовер-
шеннолетнего, укрепляет его «статус» бродяги, который, в свою
очередь, неизбежно ведет подростка к новым преступлениям.
Несовершеннолетние бродяги активно включились в совре-
менную преступность. Главным образом, они совершают престу-
пления корыстной направленности: кражи, грабежи, разбои. Вы-
сока в среде несовершеннолетних бродяг и доля прест уплений,
связанных с незаконным оборотом наркотиков. Несовершенно-
летние бродяги всегда составляют «кадровый резерв» для взрос-
лых прест упных группировок, организованной преступности...
218
Опасность беспризорности видится в том, что такая среда спо-
собствует формированию личности, неприспособленной к нор-
ма льной общественной жизни на основе признаваемых и одо-
бряемых обществом ценностей, норм и форм поведения. Будучи
предоставленными самим себе с малолетнего возраста, выживая
за счет средств, полученных, как правило, незаконным пу тем,
молодые беспризорники совершают преступления и считают это
нормой не только в нынешней, но и в будущей своей жизни. При-
су тствие же подростка длительное время в беспризорной крими-
нальной среде фактически предопределяет его противоправный
жизненный пу ть» [105].
Именно вследствие контакта с преступным миром и самой
подростковой преступности так резко возросла в России смерт-
ность подростков. Без защиты семьи и государства большое чис-
ло подростков гибнет от травм, насилия и душевных кризисов.
В докладе РАМН говорится: «В последние 5 лет смертность рос-
сийских подростков в возрасте 15–19 лет находилась в пределах
108–120 на 100 000 населения данного возраста. Этот показатель
в 3–5 раз выше, чем в большинстве стран Европейского региона.
Главной причиной смертей являются травмы и отравления
(74,4% в 2008 г.). Реальные масштабы подростковой смертнос-
ти от травм и отравлений заметно превышают ее официально
объявленный уровень за счет неточно обозначенных состояний,
маскирующих внешние причины, а также сердечно-сосудистых
заболеваний, с латентной смертностью наркоманов. Реальные
масштабы смертности от убийств, суицидов и отравлений су-
щественно выше официально объявленных за счет повреждений
с неопределенными намерениями. Быстрее всего растет смерт-
ность от неточно обозначенных состояний» [21].
Мало того что значительная часть подростков оказывается без
защиты государства, «зона беззащитности» расширяется вслед-
ствие того, что в ходе правовой реформы шаг за шагом повыша-
ется порог безнаказанности насильственных преступлений.
П.А . Скобликов пишет о либерализации наказаний за избие-
ние, которое является преступлением, широко распространен-
ным в подростковой среде: «Согласно УК РСФСР (который пре-
кратил свое действие с 1 января 1997 г.) и разъяснениям ВС РФ
беспричинное или по надуманному поводу избиение человека,
219
повлекшее причинение ему легких телесных повреждений или
побоев, расценивалось как злостное хулиганство и в соответ-
ствии с законом влекло наказание от одного года до пяти лет ли-
шения свободы (ч. 2 ст. 206 УК РСФСР; Постановление Пленума
ВС СССР от 16.10.1972).
В начальной редакции УК РФ ответственность за такое дея-
ние была серьезно смягчена, виновному грозило уже наказание
до дву х лет лишения свободы (ч. 1 ст. 213). Но в гуманистическом
запале 2003 года редакция статьи была изменена таким образом,
что демонстративное и необоснованное насилие перестало счи-
таться уголовно наказуемым хулиганством (Федеральный закон
от 08.12.2003 No 162 — ФЗ). Рассмотрим типичную ситуацию: на
идущего вечером с работы прохожего забавы ради (т. е. из хули-
ганских побуждений) нападает группа праздно шатающихся пар-
ней, избивает так, что он на 20 дней попадает в больницу. Сейчас
это согласно ст. 213 УК РФ не считается хулиганством» [153].
П.А . Скобликов объясняет, какие процессуальные сложности
должен преодолеть гражданин, обращающийся в суд по поводу
«побоев и умышленного причинения легкого вреда здоровью,
совершенных из хулиганских побуждений». В совокупности эти
сложности таковы, что в массе своей этот вид преступного на-
силия остается безнаказанным. Юрист пишет: «Побои из хули-
ганских побуждений влеку т наказание по ч. 2 ст. 116 УК РФ — до
дву х лет лишения свободы... В 2010 году всего в России по ч. 2
ст. 116 УК РФ было осуждено 4 208 человек. Из них к реальному
лишению свободы приговорено 434, т. е . каждый десятый. Нака-
зание на срок свыше одного года получили 73 человека... Право
на произвольное насилие входит в набор свобод человека из со-
временного общества?» [153].
Как можно в этих условиях защитить подростка? Закон, мож-
но сказать, поощряет насилие «из хулиганских побуждений».
В совокупности с порожденным реформой культ урным сдвигом
этот фактор стал важной причиной роста подросткового наси-
лия и жестокости. Уже в конце 1991 года социологи отметили
«падение нравов в России с резким возрастанием насилия и же-
стокости». Это общее явление, которое наблюдалось даже в сте-
нах школы.
220
Вот наблюдение того времени: «Все молодые респонденты
констатируют, что жестокость между учащимися выражается
в избиении, издевательствах старших по отношению к младшим,
сильных по отношению к слабым. Инициатором насильственных
действий в классе, по мнению 86% ответивших, становится наи-
более сильный в физическом плане ученик. В связи с этим сле-
дующим предлагался вопрос «Как можно таких школьников оха-
рактеризовать?» Ответы не отличались разнообразием: жестокие,
злые, мелкие людишки, которые хотят казаться «лидерами»...
Ожесточение к одноклассникам испытывают 26% опрошен-
ных (к родителям — 25%, к учителям — 23%). На заключитель-
ный вопрос «Что, по-вашему, можно сделать, чтобы жестокости
в отношениях учащихся стало меньше?» мнения разделились.
Бóльшая часть (76%) считают, что государству нужно сосредото-
чить усилия на улучшении школьного и семейного воспитания.
Выявилась и группа (22%) более радикально настроенных под-
ростков, у тверждающих, что для этого необходимо коренным об-
разом изменить все общество» [13].
Этот тип аномии не остался в «лихих 1990-х». Вот сообщение
прессы апреля 2012 года: «В Калининградской области (г. Гусев)
две 14-летние школьницы зверски избили подругу-инвалида, сня-
ли все на мобильный телефон, а кадры выложили в Интернет...
Две 14-летние школьницы решили отомстить своей сверстнице
за старые обиды. На снятых ими видеокадрах видно, что Лену Су-
хорукову бьют жестоко и долго. О том, что у Лены инвалидность,
мстительницы знают, но это их не останавливает, а мольбы о по-
щаде малолетних извергов лишь раззадоривают. Школьницы не
забывают позировать — приятели снимают их зверства на каме-
ру мобильного телефона. Девочке удалось вырваться и убежать.
Это преступление, возможно, так бы и осталось незамеченным,
однако подростки захотели похвастаться своими «подвигами»
в Интернете...
В поле зрения местной инспекции по делам несовершенно-
летних одна из участниц этого избиения, Дарья, уже попадала.
Вторая же, Анна — круглая отличница из благополучной семьи.
То, что она оказалась способна на подобную жестокость, для всех
ста ло неожиданностью. Сейчас родители обеих девочек опасают-
ся уже за их безопасность...
221
В воскресенье жители Гусева намерены провести собрание
у здания городской администрации. Основное требование —
за свою недетскую жестокость виновницы должны ответить
по-взрослому » [159].
Здесь одинакова разрушительность мышления и девочек —
подростков, и их приятелей, но и взрослых «жителей Гусева» с их
«основным требованием». Почему же детей за их «недетскую
жестокость» надо наказывать «по-взрослому »? Как может гума-
нитарий в ХХI веке публично заявлять по поводу хулиганского
перформанса «Pussy Riot» в храме Христа Спасителя: «Они заслу-
живают, наверное, сожжения на костре! Они инструмент дьявола.
Если их не скроют лет на десять от глаз оскорбленных православ-
ных людей, им придется пострадать. Поэтому власть поступит
гуманно, если их посадят»! В России даже в ХV веке никому не
приходило в голову послать ведьму или колдунью на костер. А те-
перь это говорит профессор МГУ — и все остальные профессора
и студенты это равнодушно слушают, а то и одобряют. Какое уж
т у т правовое государство или нравственные нормы, вокруг нас
бродят влиятельные фанатики самых разных толков — и обучают
студентов.
Обратимся к более поздним исследованиям, которые охва-
тывают более длительный период реформы. Вот некоторые ре-
зультаты исследования, которое проводилось в несколько этапов
с 2001 года в индустриальном городе Лениногорск в Татарстане.
Опрашивались все учащиеся 7, 8, 9 классов, возраст опрошенных
12–17 лет. Как пишет автор (Р.А . Ханипов), «информанты ссы-
лались на доминирующий характер делинквентных сообществ
в городе, большое количество насильственных практик, которые
осуществляются подростками города, говорили о доминирую-
щем характере криминальной культуры».
Вот выдержка из итоговой статьи (2007 г.): «18% мальчиков
отметили, что они подвергались угрозам, вымогательству денег,
избиениям со стороны сверстников, 2% из них ответили, что по-
добное физическое насилие им приходится испытывать часто.
Однако всего 3% девочек подверга лись угрозам и вымогатель-
ству денег (1% из них — часто) ... Результаты анкетирования по-
казали, что 13% мальчиков и 11% девочек испытывают чувство
страха от того, что кто-нибудь в классе или школе может приме-
222
нить к ним физическое насилие; 57% мальчиков и 69% девочек
сказали о наличии в классе (в школе) ребят, которые издеваются
над другими, угрожают, требуют деньги; 44% девочек и 22% маль-
чиков отметили, что испытывают чувство страха, когда гуляют
по улицам города... 24% мальчиков и 18% девочек хотели бы пере-
вестись в другую школу, потому что считают, что на новом месте
было бы безопаснее и спокойнее учиться; половина опрошенных
подростков (48%) хотели бы переехать в другой город; чувство
бессилия и беспомощности из-за проблем со сверстниками испы-
тывали 18% мальчиков и 26% девочек» [150].
Из этого исследования, проведенного в небольшом типичном
городе, виден масштаб проблемы: «Сущность и специфика под-
ростковой делинквентности в Республике большей частью схожа
со спецификой подростковой делинквентности в других субъек-
тах России... В г. Лениногорске (с населением около 70 тыс. че-
ловек) информанты называли количество участников в 120–200
человек в одном крупном делинквентном образовании; согласно
мнениям информантов, подобных сообществ в городе насчитыва-
ется около 10... На существование в городе группировок, различ-
ных шаек указало 80% мальчиков и 74% девочек; 35% мальчиков
и 23% девочек признались, что входят в групповое объединение
ребят... Данные количественного опроса показали, что 29% под-
ростков с 7-го по 9-й класс являются участниками групповых
объединений» [150].
Социологи сходятся в том, что подростковые группировки ор-
ганизуются взрослыми преступниками и имеют сетевую струк-
т уру : «Неотъемлемой частью “сети” является ежемесячный сбор
денег лидеру своей группы, который, оставляя часть этих денег
себе, передает остальные вышестоящему лидеру, и т. д. Деньги
после передачи “сбытовым агентам” (т. е. “старшим”, локальным
лидерам), перемещаются вверх по цепочке, от “старшего” к “стар-
шему”, и так до главного организатора, который, в свою очередь,
возможно, также передает деньги другим агентам криминального
мира. Некоторые информанты отмечали, что основные органи-
заторы, в свою очередь, тесно связаны с криминальным миром,
к уда и передают часть полученной прибыли. А. Салагаев отмеча-
ет, что «большую роль в возникновении шаек сыграл преступный
мир, который в определенный период времени “освоил” подрост-
223
ковые компании, и преобразовал их в хорошо организованные
группировки».
Таким образом, делинквентные сообщества как сетевая орга-
низация приносят прибыль — чем больше участников, тем боль-
ше прибыль вышестоящим лидерам» [150].
А.Л. Салагаев и А.В . Шашкин, изучающие подростковые груп-
пировки уже более двадцати лет, пишу т: «Наши многолетние
исследования позволяют говорить о связи между “традицион-
ными” подростковыми группировками (данный термин прежде
всего относится к группам “казанского типа”) и организованной
преступностью: их члены образуют молодой резерв мафии, особо
отличившиеся представители которого в дальнейшем войдут в те
или иные взрослые преступные группы... В группировках “ка-
занского типа” существует строгое разделение функций (лидер,
кассир, оружейник и т. п .), жесткая возрастная стратификация,
постоянные социальные связи, самовоспроизводимые за счет ре-
кру тирования новых членов и сбора средств в общий денежный
фонд группировки (“общак”) ...
Переходный период в России сопровождался возникновени-
ем противоречивых ценностных полей различных социальных
групп. С одной стороны, происходила популяризация демокра-
тии и рыночной экономики, а с другой — многие молодые люди
стали осознанно выбирать альтернативные “преступные карье-
ры”. Группировки же были и до сих пор остаются не только эко-
номически эффективными преступными группами, но также
и культурными аренами, на которых российские подростки про-
ходят процесс социализации и формируют отношение к другим
людям.
По данным нашего опроса школьников... 11% опрошенных
являются членами групп, которые могу т считаться делинквент-
ными группировками... Всего в Москве в деятельность проблем-
ных групп (термины “молодежная группировка” и “проблемная
молодежная группа” употребляются как синонимы) включено
около 15% респондентов — учащихся школ. Эта доля превышает
аналогичный показатель в Европе и США примерно в три раза»
[154]2
.
2
А.Л . Салагаев и А.В. Шашкин замечают такие отличия подростковых со-
обществ России: «Особенностью российских территориальных делинквент-
ных группировок по сравнение с западными выступает... [то, что] российские
224
Р.А. Ханипов делает такой вывод: «Согласно результатам
опроса, большая часть подростков не входит в делинквентные со-
общества. Тем самым эти подростки, преимущественно юноши,
становятся уязвимыми перед делинквентными сообществами, но
их проблема — “не состоять в группировке и выжить”» [150].
Вот социальная цена реформы — государство, школа и семья,
у тратив возможности защитить детей и подростков, бросили их
перед проблемой: “Не состоять в группировке и выжить”! Это
национальная трагедия России в начале ХХI века.
Р.А. Ханипов пишет: «Конфликты, конкуренция, выяснение
отношений, разборки оказываются неотъемлемым атрибутом
жизни подростков, кроме того, в конкретном городе, районе го-
рода, локальности может преобладать делинквентная культура,
в которой в широкой степени распространены насильственные
практики... Насильственные практики в виде вымогательства
денег и физического насилия имеют две функциональные ориен-
тации: первая — разбойная, несущая в себе корыстное желание
получения прибыли.
Вторая функциональная ориентация насильственных прак-
тик — это рекру тирование, или вербовка новых членов в делинк-
вентные сообщества. Здесь важно отметить, что подобная среда
(школа, класс), где подростки чувствуют себя незащищенными,
подвергаются насильственным атакам, возможно, создается
представителями делинквентных сообществ намеренно, с целью
большего количества завербованной в делинквентные шайки мо-
лодежи.
Итак, подростку предлагается стать членом делинквентного
сообщества, взамен чего он получает: прекращение насильствен-
ных атак со стороны тех, кто предлагает вступить в шайку; за-
щиту от насильственных атак прочих индивидов/групп; приоб-
ретение определенных властных ресурсов в виде содействия со
стороны как членов данного группового сообщества, так и стар-
ших членов делинквентной организации; возможность исполь-
зования этих ресурсов в собственных вымогательствах и физи-
группировки этнически гетерогенны... Кроме того, «традиционные» россий-
ские группировки, в отличие от западных, репрезентируют и воспроизводят
тюремные нормы и ценности. Их также отличает нетерпимость к представи-
телям иных молодежных культур, сексизм и неприятие к употреблению нар-
котиков» [154].
225
ческом насилии. Вот за эту защиту и властные ресурсы и платят
деньги своему “сбытовому агент у/дистрибьютору” властных ре-
сурсов члены делинквентных сообществ» [150].
Какой тип социализации проходят подростки, завербованные
в группировки? Вот описание: «19% мальчиков и 11% девочек от-
ветили, что вошли в группировку с целью обезопасить себя...
другие входят в групповые объединения, потому что им нравится
проводить там время (16% и 12% соответственно) ...
Исследование показало, что больше половины девушек состо-
ят в групповых объединениях, потому что им нравится проводить
там время, тогда как большинство мальчиков состоит в группи-
ровках, с целью обезопасить себя. Можно сделать вывод, что
мальчики подвергаются большему количеству насильственных
атак со стороны сверстников, чем девочки; 29% мальчиков и 11%
девочек указали, что им приходилось требовать деньги у свер-
стников; 14% и 7% из них, соответственно, ответили: «Потому
что мне нужны были деньги». Мальчики, 11% из 47%, избивавшие
кого-нибудь, ответили, что делали это в группе. Соответственно,
2% из 11% среди девочек, также участвовали в групповом избие-
нии, остальные делали это в одиночку » [150]3
.
Волна делинквентной активности подростков стала под-
ниматься сразу с начала реформ. Вот что пишу т социологи из
ВНИИ МВД СССР в 1991 году о девочках-подростках: «Крайне
существенным моментом предстает стремление девушек к лич-
ной безопасности, ибо конфликты между различными группами,
сама общественная атмосфера в городе вполне могу т пагубно
отразиться на их моральном, психическом и физическом состо-
янии, социальном статусе, случись им оказаться на «враждеб-
ной» территории либо без защиты старшего или сильного. Если
не принадлежать к группе или не быть девушкой одного из ее
участников, высок риск оказаться избитой, изнасилованной или
по меньшей мере оскорбленной. Словом, групповая прина длеж-
ность, постоянное общение с членами своей компании служат
3
Отдельно о девочках автор исследования пишет: «23% девочек входят в
групповые объединения, 11% из них ответили, что входят в них с целью обе-
зопасить себя. Зачастую «старшие» из мужских группировок сами предлагают
защиту и поддержку женским делинквентным группам. Помимо приобретен-
ной защиты девушки могут сами применять насильственные практики по от-
ношению к сверстницам и извлекать прибыль, уже исходя из этих атак» [150].
226
надежной гарантией неприкосновенности и даже условием до-
стижения некоего психологического комфорта» [121].
Но какой ценой покупается эта «безопасность»? Социологи
заставляют наших «либеральных и демократических» рефор-
маторов взгляну ть этой правде в глаза: «Важно отметить, что
в характере взаимоотношений девушек с участниками групп на-
личествует и весьма непривлекательная оборотная сторона ме-
дали, вызывающая протест у многих из них. Речь идет о широко
практикуемом принуждении к половой связи без добровольного
выбора и согласия. Отдельного разговора заслуживают так назы-
ваемые общие девочки, многие из которых впоследствии стано-
вятся простит у тками... Например, в 80% казанских молодежных
групп систематически имеют место факты насильственного при-
нуждения малолетних девушек к вступлению в половые отно-
шения, причем в одной трети случаев их возраст не превышает
14–15 лет» [121].
Этих девочек авторы характеризуют как «запуганных, пода-
вленных существ, выполняющих любые указания «группиров-
щиков» и их влиятельных подруг и не способных самостоятельно
изменить сложившуюся вокруг себя жизненную ситуацию». Но
ведь в России среди девочек 14–15 лет 99% «не способны самосто-
ятельно изменить сложившуюся вокруг себя жизненную ситуа-
цию»! Им нужна помощь школы, комсомола, профкома завода —
шефа, милиции и семьи. Все эти защиты у ничтожены реформой,
уже невозможно этого не видеть!
Вот как формулируют социологи активность преступного
мира в молодежной среде в 2000 году: «Пропаганда “воровского
закона” идет по нескольким каналам и, как правило, не встречает
никакого противодействия. Специалистами с тревогой отмеча-
ется энергичное проникновение организованной преступности
в молодежную среду. Интенсивность вовлечения несовершенно-
летних можно сравнить с эпидемией. Приемы используются са-
мые разные: на у ровне дворовой группы вовлечение происходит
почти в ходе игры, умело подается романтика блатного мира, ис-
пользуются элементы игры в заурядной краже. Молодежь, рекру-
тированная “общаком”, в основном учащиеся школ, ПТУ, те, кто
не занят ничем, доказывая верность “воровским законам”, терро-
227
ризируют сверстников, забирают у них деньги, требуют прино-
сить продукты питания.
Проникновение преступной идеологии в молодежную среду
подтверждает то обстоятельство, что в сознании некоторой ча-
сти подростков и молодежи укрепляется мнение о том, что быть
судимым, носить знаки принадлежности к преступному миру
чу ть ли не признак высочайшей доблести» [142].
Криминолог И. М.Мацкевич пишет об этом: «Не могу т не вы-
зывать особого беспокойства не прекращающиеся процессы сра-
щивания криминальной субкульту ры с молодежной. Не понимаю
людей, в том числе и занимающих ответственные государствен-
ные посты, которые не видят в этом ничего страшного. Более того,
у тверждается, что такое взаимопроникновение является прямым
следствием демократизации общества, и в этом есть определен-
ная социальная польза. Мол, преступный мир через культурные
пласты общества станет более цивилизованным. Надо сознавать,
что криминальная субкульту ра не проникает, а уничтожает об-
щую (официальную) культ уру.
Криминальная или, как ее еще можно назвать, “делинквент-
ная” (от лат. delinquens — совершающий проступок) субкульту ра
характеризуется поведением групп лиц, отражающим ценности,
которые прямо противоположны официальной культуре. Эти
группы включают в себя людей, обладающих криминальным про-
фессионализмом, и группы лиц, возраст которых может быть раз-
личным, находящихся в “закрытых учреждениях”, таких, напри-
мер, как тюрьмы, режимные психиатрические больницы и т. п .
Они являются важной системой отчета, посредством которой
отдельные личности и группы познают мир и интерпретируют
его в своих целях. Теория криминальной субкультуры объясняет,
таким образом, преступное поведение как обучаемое, — делинк-
вент субкультуры усваивает ценности, которые являются деви-
антными (от лат. deviatio — отклонение)» [168].
Более того, иные структуры, которые раньше защищали де-
тей, при рынке обернулись к ним дьявольским ликом растлителя.
Посмотрите, какую роль в этом процессе сыграли СМИ! Поч-
ти все социологи — криминалисты отмечают активность СМИ
в оправдании и даже пропаганде делинквентной деятельности
подростков. Авторы цитируемой выше статьи пишу т о молодеж-
228
ных группировках: «Свою роль сыграл и тот факт, что в резуль-
тате не всегда продуманных выступлений СМИ эти группировки
получили беспрецедентную всесоюзную рекламу. Вокруг образа
юного «группировщика» был создан ореол таинственности, бес-
страшия, мужественности, который в известной степени послу-
жил интригующим, завлекающим обстоятельством, предельно
значимым в подростковой среде» [121].
Лэш пишет: «Самым тревожным симптомом оказывается об-
ращение детей в культ уру прест упления. Не имея никаких видов
на будущее, они глухи к требованиям благоразумия, не говоря
о совести. Они знают, чего они хотят, и хотят они этого сейчас. От-
срочивание удовлетворения, планирование будущего, накаплива-
ние зачетов — все это ничего не значит для этих преждевременно
ожесточившихся детей улицы. Поскольку они считают, что умру т
молодыми, уголовная мера наказания также не производит на
них впечатления. Они, конечно, живут рискованной жизнью, но
в какой-то момент риск оказывается самоцелью, альтернативой
полной безнадежности, в которой им иначе пришлось бы пребы-
вать... В своем стремлении к немедленному вознаграждению и его
отождествлении с материальным приобретением преступные
классы лишь подражают тем, кто стоит над ними» [118, с. 169].
И.М . Мацкевич пишет о той «ползучей криминальной куль-
т урной революции», которая происходит в России: «Самое ужас-
ное, что криминальная субкультура непосредственно связана
с несовершеннолетними и молодежью, имеющими криминальную
направленность. Нормы и ценности криминальной субкульт уры
являются мощными регуляторами индивидуального поведения,
обладают высочайшей степенью референтности в силу действия
механизмов психического заражения, подражания, прессинга,
постоянно создающими ситуацию фрустрации и психической
травмы для молодого человека...
“Тусовочная” молодежная субкульт ура является копилкой
криминального опыта, регулятором деятельности несовершен-
нолетних делинквентных подростков, одобряя один тип поведе-
ния (как правило, противоправный) и пресекая другой (социаль-
но полезный). Особенность криминальной субкультуры в среде
несовершеннолетних правонарушителей состоит в том, что в ней
постоянно обновляются и совершенствуются нормы и ценности
229
преступной среды... Без преувеличения можно сказать, что кри-
минальная субкульту ра — основной механизм криминализации
молодежной среды» [168].
В этом пункте начатая в конце 1980-х годов реформа радикаль-
но порвала с принципами либерализма и демократии, она узур-
пировала эти понятия, и эта маска лишь углубила переживаемый
Россией кризис. Вот что пишет Дж. Грей: «Больше, чем в свободе
потребительского выбора, человек нуждается в культу рной и эко-
номической среде, способной обеспечить ему разумный уровень
защищенности и где он чувствовал бы себя как дома. Рыночные
институ ты, отрицающие эту потребность, обречены на то, чтобы
демократическая политика их отвергла» [151, с. 206]. И это пишет
авторитетный философ — либерал!
Вот главное социальное и нравственное противоречие ны-
нешней России: государство, раскрыв страну рынку и преступно-
му миру, не может обеспечить гражданам и их детям «разумный
уровень защищенности», а сами граждане в этой политической
системе «не могу т ни на что повлиять».
Девочки-подростки, если у них нет «крыши» в виде богатых
или «номенклату рных» родителей, особенно имеющих деловые
контакты с криминальными авторитетами, попадают в пороч-
ный круг — как не дать изуродовать себе жизнь, чем откупиться
или куда убежать. И очень многие не находят выхода и «не могу т
изменить жизненную ситуацию».
Вот, в жестких выражениях, на какой пу ть их толкает эта
«сит уация» в нашем обществе: «Для понимания преступного
девичьего поведения большое значение имеет изучение антиоб-
щественных молодежных группировок, вну тригрупповых взаи-
моотношений, особенно в организованных и высокострукту-
рированных подростковых объединениях... Эти исследования,
в частности, показывают, что динамика численности несовершен-
нолетних девушек, предпочитающих контактировать с антиобще-
ственными группами подростков, имеет постоянную тенденцию
к увеличению. Надо полагать, такая неблагоприятная ситуация
складывается в основном по причине распада и разрушения се-
мьи, у траты ею функций эмоционального центра и социального
контроля, заметного ослабления влияния школы и форма льных,
официальных молодежных организаций...
230
Нема лую тревогу вызывает то, что в преслову тых молодеж-
ных «тусовках» неминуемо наступает сексуальная деморализация
несовершеннолетних девушек... В 12–14 лет, а иногда и раньше,
такие девочки начинают половую жизнь, пить и курить, идут на
мелкие кражи, позволяют себе хулиганские выходки, наиболее же
агрессивные и жестокие избивают своих сверстников, участвуют
в грабежах. Одновременно происходит углубление отчуждения от
семьи и школы, учащаются побеги из дома и бродяжничество...
В притонах и иных обиталищах таких групп нередки воровство,
грабежи, насилия. Там основательно закрепляются антисоциаль-
ные черты и установки личности, определяющие преступную
ориентацию» [121].
Вот о чем должны были бы говорить президенты, премьер-
министры и министры образования, рассуждая о демократии,
демографии и модернизации.
Крайнее выражение этой тенденции — преступность деву-
шек. Социологи-криминалисты пишу т: «Убивать стали с особой
жестокостью, агрессивные поступки начали отличаться большей
дерзостью и цинизмом, притом отмечается учинение прест уп-
ных деяний группами бесчинствующих молодых женщин и без
участия мужчин. Такие группы проводят разбойные нападения
с применением ножей и прочих предметов, страшных даже в сла-
бых девичьих руках... Яркое отражение это находит в соучастии
женщин в изнасилованиях, преступлении сугубо мужском. Чис-
ленность замешанных в нем несовершеннолетних девушек, по
нашим выборочным данным, невелика, но за минувшие три года
она увеличилась вчетверо. Здесь проявляется не просто желание
помочь своим дружкам в сексуальном насилии, но и попытка ре-
шить субъективные, личностные проблемы — повысить свой, так
сказать, социально-психологический стат ус в группе. Кроме того
что тоже очень существенно, унижая жертву, как бы опуская ее
до нижайшего у ровня, они вырастают в собственных глазах, удо-
влетворяют одну из важнейших человеческих потребностей —
самоу тверждение» [121].
Можно сказать, что всплеск жестокого интенсивного насилия
остался позади, в «лихих 1990-х». Да, но экстенсивный, «молеку-
лярный» процесс продолжается даже в «тучные» годы, посколь-
к у углубляется социальное расслоение. Вот результаты исследо-
231
вания подростковой преступности в школе (2006 г.): «Средний
возраст несовершеннолетнего преступника — неполных 16 лет...
На момент прест упления 57,7% обучались в образовательных
учреждениях; 44,3% — отказались от получения полного средне-
го образования; 94,3% подростков не работали, 80,2% подростков
педагоги оценивали как плохих учеников.
30,2% подростков жили в условиях, когда семья не может обе-
спечить удовлетворение потребностей в питании, одежде, жи-
лье; 55,7% подростков были обеспечены только необходимыми
материальными благами... Хищения материальных ценностей
составляют 73,8% всех преступлений. Больше всего хищений со-
вершают подростки, у которых наиболее низкое материа льное
положение.
Как показал анализ, требования, которым должен соответ-
ствовать ученик в образовательном учреждении, не соответ-
ствуют условиям жизни детей из семей, находящихся за чертой
бедности. В условиях коммерциализации среднего образования
обучение требует от семьи сохранять статус ученика за счет вло-
жения немалых средств. Подростки, живущие за чертой бедности,
не имеют возможности повышать свои позиции как потребители.
Поэтому некоторые из них дост упным им способом хищения пы-
таются удовлетворить материальные потребности и выровнять
позиции по сравнению с теми, кто живет в достатке. Рецидивы от
общего числа преступлений составили 17%» [155].
Происходит и эволюция подростковой делинквентности. Вот
недавнее (2010 г.) исследование о росте и «модернизации» моло-
дежной культуры — гопников. Автор исследования, ведущегося
с 2007 года в Тюмени и Тюменской области, пишет: «Хотелось бы
обратить внимание на достаточно распространенное в россий-
ской провинции явление в среде молодежи — «гопники». Это яв-
ление еще недостаточно изучено отечественными социологами.
Между тем степень его распространения, влияние на социализа-
цию нового поколения весьма заметны. В отличие от известных
молодежных субкульту р, доминирующих в СМИ, гопники сегод-
ня — реальная форма социа лизации большей части молодежи
в основном из низших слоев российской провинции...
Оценки масштабности «гопничества» сегодня достаточно
сложны, но о его распространенности в регионе можно судить по
232
факту самоидентификации 30% опрошенной молодежи... Массо-
вый характер оно имеет среди подростков и молодежи, относя-
щейся к периоду ранней юности» [156].
Рассмотрим описание этого явления и отношение к нему под-
ростков и молодежи.
Автор пишет: «Большинство респондентов не только знают
о гопниках, но и общались с ними; значительная часть находится
в контакте с этой группой. Более того, из анализа открытых во-
просов видно, что примерно пятая часть подростков мужского
пола выражают симпатии этой молодежи, или признаются, что
принадлежат к ней. При отчетливо выраженной позиции ре-
спондентов об агрессивности поведения гопников по отношению
к «другой» молодежи примерно треть опрошенных считают, что
лично им ничего от встречи с гопниками не угрожает. Оценки
распространенности гоп-движения сегодня достаточно сложны,
но даже из сказанного можно составить представление о масшта-
бах маргинализации современной молодежи.
Позитивные характеристики [гопников] наиболее распро-
странены среди базового социального слоя — будущих рабочих
и младших менеджеров: 33,8% из них дают характеристику пред-
ставителям гоп-молодежи как независимым, свободным от пред-
рассудков людям...
К характерным чертам гопников респонденты отнесли сле-
дующие:
а) групповая сплоченность на основе общих интересов;
б) доминирующая ориентация на материальные ценности;
в) сформированный на основе «зоновского» языка жаргон, со-
держащий большой объем специфических понятий, распро-
страненных в местах заключения и вышедших за их преде-
лы, а также нецензурную лексику;
г) уважение к индивидам, имеющим опыт отбывания наказа-
ния в местах лишения свободы;
д) нетерпимость, агрессивность по отношению к представите-
лям других групп молодежи;
е) культ физической силы — брутальность...
Происхождение термина связано, по мнению респондентов,
с понятием «гоп-стоп», что отражает основную направленность
деятельности гопников — вымогательство под любыми предло-
233
гами. Как правило, вымогаются мобильные телефоны и деньги.
Под философией или «точкой зрения» гопников понимается не-
признание законов страны и общества, ориентация на уличный
грабеж, а не на получение образования и зарабатывание денег
собственным трудом, отсу тствие самореализации в других обще-
признанных формах жизнедеятельности. Также отмечалась не-
терпимость к представителям некоторых молодежных субкуль-
т ур, прежде всего таким, как панки и неформалы («нефоры») ...
Жители г. Тюмени говорили о многочисленности гопников.
Внешние черты современных гопников и особенности их пове-
дения описаны участниками фокус-групп через следующие при-
знаки:
а) обязательные: спортивный костюм, кепка-восьмиклинка,
короткая стрижка, семечки;
б) стремление к объединению в большие группы (до 10 чело-
век) и демонстрации собственного «авторитета» посред-
ством апелляции к физической силе;
в) общение с представителями других молодежных групп ори-
ентировано на разжигание конфликта (на «развод») с целью
последующего обвинения в «неправильном» поведении,
чтобы начать вымогательство и перейти к физической агрес-
сии...
Значительная часть респондентов отмечала связь гопников
с представителями криминальных сообществ, что проявляется
не только в заимствовании языковых штампов, но и ряде правил
и норм, регулирующих поведение членов группы, в стремлении
подражать лицам, имеющим опыт нахождения в местах заклю-
чения: — «у них есть «авторитет», который распределяет обязан-
ности»...
Социальная опасность феномена гопников не осознается со-
временниками в полной мере, так как эта молодежь не проявляет
себя в качестве активной реакционной группы, как, например,
скинхеды. Сущность мировоззрения гопников — агрессивное
отрицание ценностей культ уры: высокого уровня образования,
межэтнической толерантности, труда, стремления к самосовер-
шенствованию и приверженности к этическим нормам. Го п н и -
ки — маргинальное течение с размытыми представлениями о со-
циальных, нравственных, правовых нормах» [156].
234
Наконец, перед обществом стоит тяжелый вопрос: как укре-
пить молодежь против вала наркомании, который на нее надви-
гается? Судя по тому, что происходит в западной школе, особен-
но в странах с социальным расслоением, подобным российскому,
надо признать, что чем дальше наша школа отходит от советского
уклада, тем беззащитнее становится и против этого зла. На ко-
нец 2003 года официальные данные о положении были такими:
«По данным министра образования РФ В.М. Филиппова, сегодня
6,5 млн россиян периодически употребляют наркотические сред-
ства (или почти 4,5%), из которых 2 млн человек страдают нар-
котической зависимостью. 4 млн потребителей наркотических
средств — дети и молодежь от 11 до 24 лет, из которых от 0,9 до
1,1 млн человек наркозависимы» [157].
Экспертные данные на тот же момент были более тревожны-
ми: «В России, по расчетам специалистов, количество наркоманов
превышает 10 млн человек. Среди общего числа наркоманов 82%
составляют молодые люди в возрасте до 24 лет, а преобладающий
возраст приобщения к наркотикам в последние годы снизился
с 17–18 до 12–13 лет» [158].
235
Заключение
Глубокий и небывало затяжной кризис постсоветской России
требует еще больших усилий для постановки достаточно полного
диагноза. Описаний симптомов собрано уже много, но их надо
еще систематизировать. Если бы было время взять весь массив
такого жу рна ла, как «Социологические исследования», за 1989–
2011 годы, и прочитать его весь, номер за номером, читателю от-
крылась бы потрясающая и величественная в своем драматизме
картина дезинтеграции нашего общества. И в этой эпохальной
драме только сейчас становится понятно, какое сложное, дина-
мичное и великолепное общество было разрушено. Примерно так
же это стало видно во время Великой Отечественной войны, хотя
тогда это было во многом иное общество. Но тот образ замазал
идеологический официоз советского обществоведения, скрыл его
от молодежи — это нас очень ослабило. А сейчас нельзя у тратить
урок и то знание, которое дается поражением и болезнью, — это
знание едва ли не важнее, чем у рок победы.
Но прочитать две–три тысячи статей «СОЦИСа» сразу, что-
бы сложилась эта панорама, да еще в движении, мало кто может:
у одних нет времени, у других — интереса, да и привычки вни-
кать в частности. Ведь каждая статья — это маленький осколок
стекла, который еще нескоро найдет себе соседа в мозаике. Все
ждут Откровения, краткого катехизиса. Но уповать на него бес-
полезно. Тотализирующего учения типа марксизма, которое бы
нам все объяснило, сейчас нет и в обозримом будущем быть не
может: все и всюду находятся в поиске и сомневаются почти во
всем. Человечество переживает общий кризис картины мира
и мировоззренческой основы. У нас в ХХ веке изменения были
очень быстрыми, сомнения мучительными и мы оказались более
«открыты» этому кризису. Он нам дорого обходится, но, может
быть, это как-то вознаградится. Любой фундамента лизм в такой
буре лишь щель, где можно пересидеть грозу, но двигаться по его
компасу нельзя. Значит, надо собирать мозаики знания и наме-
чать пу ть коллективно, в том числе в диалоге с противниками —
и справа, и слева, и сзади.
236
Правда, процесс дезинтеграции общества очень затрудняет
различение «своих» и «противников» — и те и другие предстают
в сознании как идеа льные типы, а в реальности почти в каждом
есть что-то от «своего» и что-то от «противника». Это один из
симптомов болезни нашего общества.
Есть также много сложных болезненных явлений, которые
метафорически можно назвать синдромами общей болезни, на-
пример: коррупция чиновников, всплеск преступности разного
типа, мошенничество бизнеса и пр. Но для диагноза главного за-
болевания желательно найти элементарные причины, которые
являются общими для многих разных синдромов и симптомов,
хотя и проявляются по-разному в различных условиях и в раз-
ных «органах и тканях». Если следовать этой грубой аналогии,
то корпус российской социологической литературы указывает,
на мой взгляд, на такой элементарный и общий болезнетворный
фактор, как аномия.
Общество (как и народ) соединено ответственностью каждо-
го перед каждым — в кругу семьи, ближних, знакомых и друзей,
предков и потомков, односельчан и соотечественников, перед го-
сударством и перед своей совестью. Ответственность — это неяв-
но данная еще где-то в отрочестве присяга, взятая на себя обязан-
ность следовать нравственным и правовым нормам, принятым
в данном обществе и государстве в данный исторический период.
Эти нормы и предписывают обязательные действия (заботиться
о семье, идти в армию и пр.), и запрещают действия, наносящие
вред обществу, государству и даже самому себе (ты тоже достоя-
ние страны). Ясно, что массовое невыполнение норм — аномия —
сразу разрывает множество связей между людьми и делает страну
беззащитной — и перед кризисами, и перед внешними угрозами,
и перед своими же бандами воров и мародеров. В России тяжелое
поражение начала 1990-х годов на наших глазах привело к ано-
мии не только массовой, но и в очень широком диапазоне норм.
Аномия связана с дезинтеграцией общества диалектическими
отношениями — причина и следствие при анализе этих явлений
непрерывно меняются местами. Был ли приступ массовой ано-
мии вызван демонтажем советского общества в ходе перестрой-
ки — или успешный демонтаж несущих конструкций советского
общества удался благодаря нарастающей с 1970-х годов аномии?
237
Вряд ли мы найдем ответ на этот вопрос, потому что налицо ав-
токатализ, кооперативное взаимодействие обоих процессов,
так что новая порция аномии ускоряет дезинтеграцию, а разрыв
нового пучка связей человека с обществом углубляет его аномию.
В 1990-е годы мы наблюдали уже лавинообразный процесс. Он
всех потряс своей мощью и неумолимостью, но и то, что проис-
ходило почти незаметно в инкубационный период, важно для
диагноза. Здесь — большое поле для исследований.
В книге даны описания проявлений аномии и вызванных ею
или находящихся с ней в обратной связи процессов. Это, конеч-
но, только «история болезни», причем уже в открытой форме.
Возбудителя болезни мы не знаем. Но и это первое приближе-
ние позволяет сформулировать ряд предположений и поставить
вопросы. Скоро ли наше обществоведение поставит надежный
диагноз и предложит средства лечения, сказать трудно. Значит,
в ожидании хорошей теории придется действовать методом проб
и ошибок. Чем более внимательно и хладнокровно мы обдума-
ем то эмпирическое знание, которое уже накоплено, тем меньше
травм нанесет лечение обществу.
В этом заключении главное предположение состоит в том,
что нынешние выборы (2011–2012 гг.) пришлись на момент, в ко-
торый совместилось несколько важных процессов, вместе из-
менивших «политический ландшафт» страны. Возникла новая
и неустойчивая система, которую можно сравнительно неболь-
шими усилиями толкну ть в коридор, ведущий к существенному
оздоровлению общества. А значит, на выходе из этого коридора
на следующий перекресток уже можно будет собрать социокуль-
т урную общность, способную стать культу рно-историческим ти-
пом и изменить вектор хода событий в России.
Выборы совпали с точкой перегиба в новейшей истории — за -
вершился первый период «проекта Путина». Колебания и неопре-
деленности в действиях «тандема» не меняют этого вывода. Суть
этого периода с точки зрения состояния общества и государства
выглядит так: надо было провести мягкий выход из «ельциниз-
ма», повысить управляемость и связность страны, смягчить по-
следствия культурной травмы 1990-х годов и увеличить поток
ресурсов для жизнеобеспечения. После 2000 года новая власть
попыталась «приподнять» страну в рамках коридора, заданного
238
реформой, не входя в конфликт ни со слоем новых собственни-
ков, ни с Западом.
Без конфликта все же не обошлось, но был увеличен поток ре-
с урсов в экономику России и на потребление граждан (хотя и не
всех — сохранилось огромное по масштабам «социальное дно»,
выпавшее из программы). Это успокоило людей, оставшихся на
плаву, пробудило оптимизм, но улучшения во многом были до-
стигну ты «проеданием базы» — проблемы перекладывались на
плечи следующего поколения. От ельцинизма в наследство были
получены главные системы страны в изношенном и даже полу-
разрушенном состоянии. Ресурс этого компромиссного проекта
был исчерпан уже к 2005–2006 годам, возникло ощущение застоя,
ста ло расти недовольство — еще сму тное, но массовое. Темпы де-
градации ускорились, и процесс приобрел массивный, неумоли-
мый характер.
Переломить ход событий и преодолеть кризис легитимности
не удалось. Задержка с программой восстановления размыла соз-
данный за первый срок Путина «сгусток» легитимности. Поло-
жение осложнил кризис 2008 года. И когда обществу стали пред-
ставлять «стратегические программы» развития, написанные то
ИНСОРом, то ГУ ВШЭ с их антисоциальными установками, ле-
гитимность власти быстро пошла вниз.
В результате общий фон выборов был таков. Россия уже двад-
цать лет живет в состоянии нестабильного равновесия, которое
испытывает давление извне при наличии вну три страны влия-
тельных сил, также заинтересованных в дестабилизации. Идут
взаимосвязанные «дремлющие» кризисы социальных и нацио-
нальных отношений, деградация систем жизнеобеспечения, без-
опасности и культу ры, быстрые изменения в массовом сознании
и смена поколений в условиях культурного и социального кри-
зисов. Созревание всех частных кризисов и их соединение в си-
стему — результат стратегического выбора, сделанного в конце
1980-х годов с целью разрушения советской системы. Этот выбор
не был принципиально пересмотрен.
Бывают ситуации, когда легитимность власти почти на нуле,
но политический режим, заведомо не обеспечивая долгосрочно-
го выживания народа и страны, притормаживает процесс раз-
рушения. И население, рассмотрев имеющиеся в на личии реа-
239
листичные варианты конфигурации власти, приходит к выводу,
что данный режим ведет страну к гибели, но медленнее, чем это
сделали бы другие властные команды, возможно, даже более па-
триотичные, чем данный коррумпированный режим — он оказы-
вается более эффективным1
.
В докладе «Двадцать лет реформ глазами россиян» (Инсти-
т у т социологии РАН, 2011) сказано «не просто о сохраняющейся
нелегитимности сложившейся в России системы общественных
отношений в глазах ее граждан, но даже делегитимизации власти
в глазах значительной части наших сограждан, идущей в послед-
ние годы».
Но в 2011 году это состояние приобрело новое качество.
И в этом докладе сказано: «В первую очередь в этой связи стоит
упомяну ть чувство стыда за нынешнее состояние своей стра-
ны. Стыд за страну... связан с отрицанием сложившегося в Рос-
сии «порядка вещей», «правил игры» и т. п ., которые представ-
ляются людям не просто несправедливыми, но и позорными...
Новой тенденцией последних лет является при этом практи-
чески полное исчезновение связи чувства стыда за свою страну
и всего блока негативных чувств с доходом — если еще пять лет
назад наблюда лась отчетливая концентрация испытывающих со-
ответствующие чувства людей в низкодоходной группе, то сей-
час они достаточно равномерно распределены по всем группам
общества, выделенным с учетом их среднедушевых доходов. Это
значит, что если тогда эти чувства вытекали прежде всего из не-
довольства своей индивидуальной ситуацией, то сейчас это след-
ствие несовпадения реальности с социокультурными нормами,
широко распространенными во всех слоях россиян, что также го-
ворит об идущих процессах делегитимизации власти. При этом
в последние годы чувство стыда за свою страну довольно быстро
нарастает» [61].
Таким образом, чувство стыда и несправедливости теперь
«равномерно распределено по всем группам общества»! Это кри-
зис, который неминуемо ведет к изменениям.
Второй важный сдвиг в структуре общества, который, види-
мо, и послужил условием для первого, состоял в том, что на обще-
1
Понятно, что слово гибель в отношении такой страны, как Россия, — мета-
фора.
240
ственную арену вышло совершенно новое поколение — первое
постсоветское и постимперское поколение. Оно представляет
собой новый культурно-исторический тип с неизвестным в Рос-
сии типом рациональности и потребностей, несбыточными при-
тязаниями и комплексами, почти у тративший коммуникации
с государством и старшими поколениями. На мой взгляд, это
краткоживущий культу рный тип, но срока его жизни хватит на
то, чтобы сыграть важную роль в судьбе России — пока трудно
сказать, во благо или нет.
Это поколение, вошедшее в активную взрослую жизнь по-
сле 1990-х годов, обнаружило совершенно необычное к ультур-
ное лицо, которое поразило и власть, и большинство общества
на Болотной площади2
. Надо вдуматься: плейбой М.Д. Прохоров,
символизирующий сладкую жизнь, получил в Москве на выбо-
рах президента более 20% голосов. Более того, в общежитиях са-
мых элитарных вузах Москвы рейтинг Прохорова был чрезвы-
чайным. В общежитиях Высшей школы экономики он получил 66
и 64% голосов, в МФТИ (г. Долгопрудный) — 45%, в общежитиях
и библиотеке МГУ — 39,4 и 40,4%. Его электорат: люди сходного
возраста и образа мыслей, связанные интенсивным обменом ин-
формации, — это уже почти готовая партия или, точнее сказать,
новое племя, младое, незнакомое.
Уже в ходе выборной кампании произошли столкновения,
хотя они и были обозначены иносказательно — как требование
честных выборов. В этом требовании сошлись и «правые», и «ле-
вые», и даже «националисты». Такое единение говорит о том, что
в населении накопилось недовольство, но по разным основани-
ям в разных группах. Выборы и обвинение в подтасовках — та
точка, в которую довольно легко «канализировать» самые раз-
ные, даже взаимоисключающие, типы недовольства, как фокуси-
руется в одной точке взрыв кумулятивного снаряда. Это одна из
самых эффективных политических технологий дестабилизации
обществ «переходного типа».
2
В истории народов не раз наблюдались явления необычных поколений —
и гениальных, и героических, и неспособных к войне. Даже в Библии сказано
о таком странном случае: «И лицо поколения будет собачьим». Лица нынеш-
него «креативного» поколения России мы пока не разглядели, но надеемся на
лучшее.
241
Ясно, что не на выборах решается наша судьба. Ее надо стро-
ить, и строительство будет долгим, так что время для настоящих
выборов еще не настало. Примечательно, что все это участники
митингов интуитивно понимали и потому отказывались гово-
рить, какой результат они бы посчитали «честным» (точнее, ка-
кого результата они бы хотели). Разве собравшиеся на Болотной
площади хотели привести к власти Каспарова, Касьянова или
даже саму Ксению Собчак? Думаю, это невероятно.
При этом упор делали на подтасовке при подсчете голосов
(трудно измерить ее величину, но не она решает дело). Но выбо-
ры — это не опускание бумажки в у рну, это обдумывание и об-
суждение программ, альтернативных векторов развития. На деле
партии или кандидаты, шедшие на выборы, не могли внятно из-
ложить свои программы, даже те, которые у них заготовлены. Их
спокойное рассудительное объяснение было заменено скандаль-
ными шоу с циничным посредником — краснобаем, который
формирует тематику и стравливает выступающих. Это профа-
нация выборного процесса, которая целенаправленно искажает
образ кандидатов (хотя и качество их программ оставляет желать
лучшего, во многом из-за деформации массового сознания, к ко-
торому эти программы обращены). Но эту фундаментальную не-
честность выборов как будто не замечали ни правые, ни левые.
Строго говоря, реальных выборов не бывает при отсу тствии
принципиально разных стратегических программ. А программы
еще не вызрели: наш кризис слишком глубок и слишком плохо
изучен. Многие формы нашей жизни еще условны, мы ходим
в тумане по нашим порочным кругам. Что до выборов, то власть
и «элиты» компонуют из разных групп политиков, загримирован-
ных слегка по-разному, псевдопарламент — в нем и коммунисты
есть, и социал-демократы, и либералы, и консерваторы. Но в об-
ществе, где бушует аномия, «честные» выборы без программ —
это риск катастрофы без шанса выбраться целыми.
Могу т ли быть действительно честными выборы при той
структуре общества, которая сложилась, и при той степени все-
общей аномии, в которую мы погрузились? Нет, это у топическое
предположение. И дело не во власти, а в состоянии общества.
В России произошло глубокое и тотальное отчуждение населе-
ния от власти. Ведь половина избирателей вообще не участвует
242
в выборах — их разными способами отвратили от этой проце-
дуры. Уже поэтому выборы нельзя считать честными, но на это
не обращают внимания: средний класс принял «правила игры»
такой демократии.
Ну как может в этих условиях разумная власть допустить
честные выборы? Люди переживают сильнейший стресс, их недо-
вольство и отчаяние кана лизированы именно на власть, которая
предстает в массовом сознании как «коллективный враг народа».
В таком состоянии сами граждане не могу т выст упить как разу-
мные и расчетливые избиратели. Часто люди признаются: «Я го-
лосовал за... но с отвращением». Ничего себе, честные выборы.
Сейчас, в этом «переходном периоде», политический класс Рос-
сии представляет собой типичное «общество спектакля». Пока
что этот спектакль удерживают в рамках жанра вялой бытовой
драмы — и то это почти подвиг нашей власти. Представьте, что
какой-то ангел заставил власть провести новые, «честные» выбо-
ры, которых требовали и на Болотной, и на Поклонной. Что было
бы на выходе? Шведский социализм? Наблюдая весь этот полити-
ческий класс 25 лет, могу почти с уверенностью сказать, что, приле-
ти такой ангел, вся нынешняя система, которая и так еле держится,
рухнула бы без всякой революции, не оставив зародышей порядка.
Хотят ли этого наши креативные обитатели дискотек и пассажиры
чартерных рейсов? Или они думают, как думали в 1991 году, что
система рухнет, а все остальное останется по-прежнему?
Да, избыточное участие государства в выборах ведет к сдви-
гу результатов в пользу власти. Но ведь у нас нет гражданского
общества, которое бы выполняло контролирующие функции.
Кто же возьмет под свою крышу и под свое руководство изби-
рательные комиссии, если отогнать от них «силовиков и бюро-
кратов»? Преступные группировки, отвязанные от «силовиков».
РФ в плоскости выборов станет одной большой Кущевкой. То-то
будут довольны честные наблюдатели, которые возмущались
грубостью функционеров «Единой России». И ведь трудно этого
не понять!
Но выборы — совсем другая тема. Для нас важнее тот факт,
что выборы породили общественный конфликт, который стал
«затравкой» для интенсивных контактов, а затем и сгустков че-
ловеческих связей, способных стать зародышами новых социо-
243
культурных общностей — как кристаллик, брошенный в про-
бирку с раствором, инициирует кристаллизацию растворенного
вещества. В условиях неустойчивого равновесия такие события
открывают возможность внесения матриц порядка в хаос броу-
новского движения атомизированного населения. Реально про-
ект, альтернативный проекту власти, может сложиться только
в результате политического действия, которое создает возмож-
ность «сборки» социокульт урной общности как политическо-
го субъекта (так же, как преступное сообщество формируется
в процессе совершения преступлений). Если будет на то полити-
ческая воля государства, этот процесс можно довести и до этапа
«сборки» рассыпанных аномией социокульт урных групп. Недо-
вольство еще не достигло степени, при которой люди превраща-
ются в разрушительную толпу, но уже побудило к самоорганиза-
ции, хотя и рыхлой.
Задача — конструктивно использовать потенциал этой само-
организации, охлаждая при этом выбросы иррациональной энер-
гии. Очевидно, что консолидация группы, укрепление ее солидар-
ности и излечение ее членов от аномии одного типа может резко
усилить коллективную аномию этой группы, но другого типа.
Пример — сборка прест упного сообщества с жесткими нормами
воровского закона и круговой порукой.
Можно даже предположить, что на выходе из длительного тя-
желого кризиса все спасительные для общества проекты сопряже-
ны с риском породить в качестве побочного продукта маленького
или большого монстра. Тут требуется знание, системное видение
и мужество.
В процессе самовыражения дву х рыхлых протообщностей,
вышедших на митинги во время выборов, мы могли разглядеть
эт у опасность. Вот, например, листовка с митинга на Поклонной
горе — обличение «альтернативного» митинга на проспекте Са-
харова. Надо, наверное, ее петь на мотив популярной песенки:
—
Что там за люди такие? — А просто враги.
—
Просто враги, вы уверены? — Да, я уверен.
А ниже — портретики Гитлера и дяди Сэма и надпись: «Вот
этим нужна твоя помощь. Пойдешь на “оранжевый” митинг?»
244
А на обороте — плакат «Родина — мать зовет!» с такой иден-
тификацией: «Мы... за Родину, за народ, против власти и против
“оранжевых”»...
Если бы я был Маяковский, я бы сказал: «Вы что, товарищи,
белены объелись?» Ведь концы с концами в листовке не вяжу т-
ся — и это вы несете людям. «За Родину, против власти...» Как вы
себе представляете Родину без власти?
Далее, рядышком, два суждения: «Никогда больше мы не от-
дадим страну в руки врагов и предателей... Россия — наша стра-
на, мы в ней хозяева».
Товарищи хозяева, когда же вы успели вырвать страну «из рук
врагов и предателей», которым ее отдали, видимо, в 1991 году? И
почему вы, хозяева, так плохо хозяйничаете? Да и чем вы заслу-
жили место «хозяев России»? Вы, похоже, бредите наяву.
А что написано о мотивации тех, кто был на Болотной площа-
ди? Вчитайтесь: «Они хотят нас грабить под прикрытием Запада,
хотят стать полицаями при оккупационном режиме — не зря они
цепляют белую повязку на рукав: хотят забрать власть у одних
воров и передать другим».
Это, откровенно говоря, свинство, да и глупо это. А неделю до
этого я видел очень похожую листовку, но еще круче: на плакате
юноша со злобным искаженным лицом бежит прямо на вас с го-
лыми руками — и надпись: «На нас идут оранжевые собаки!»
Это уже никуда не годится! Кого вы называете собаками? Та-
ких же ст удентов и инженеров, которые собрались на соседней
улице! Да у них точно такая же каша в голове, как и у вас, разли-
чия между вами малы, не стройте иллюзий. У них точно такие же
причины куда-то идти вместе, что-то кричать и свистеть. Потому
что за двадцать лет — весь срок их жизни — они зашли в тупик,
а десять последних лет в тупик их вела нынешняя власть. Вела
по многим непреодолимым причинам — из коридора 1990-х вы-
браться трудно, хорошей дыры нет.
И выходит, что и оба «альтермитинга» ведут их в тупик. Обе
родственные группы внемлют, как их вожди с трибуны внушают им
самосознание смертельных врагов. И ни на одной трибуне не гово-
рят о том, как выйти из тупика! Только патетические заклинания.
Это провал рациональности, этики и эстетики! В 1918 году
наши деды сорвались в Гражданскую войну — культу ра в этом
245
плане не дозрела до революции. Интеллигенция грезила наяву
и начала битву призраков, в которой разум отключается. Со-
циалисты объявили войну социалистам! Дорого мы заплатили
за этот урок. И вот, когда он мог бы быть освоен — устраивают
спектакль новой гражданской войны.
После выборов в блогах обсуждали эту проблему. Один участ-
ник разговора написал: «У меня довольно тяжелый опыт попыт-
ки диалога с представителями разных политических сил. Это
нельзя назвать “борьбой идеологий”, в головах не четкие идео-
логические конструкции, а хаос, мозаика из мифов. Почему раз-
личные философские школы могли вести в Древней Греции диа-
лог? У них была общая площадка — логическая, языковая, — на
которой они могли друг друга понимать. У нас она разрушена.
Назаровский Союз Русского Народа называет себя “бело-
монархистами”. Их не смущает то, что белые не только не были
монархистами, но именно они и были революционной силой,
свергнувшей царя. Здесь не только нельзя выйти на диалог, ту т
просто тяжело обнаружить фундамент вменяемости. Но у мно-
гих зато в головах четко сформулировалась идея террора. Я сна-
чала думал, что это так — просто смелые фразы, но потом по-
нял — люди не шу тят. Разговариваю с коммунистом, и он мне
между делом говорит: «А если мы придем к власти, мы вас рас-
стреляем — вы же белые”. Разговариваю с националистом — та
же песня: “Если мы придем к власти, мы тебя расстреляем — ты
же красный”. Вел диалог с лидером монархической организации.
Он ругал — ругал большевиков за террор, а потом, фактически
без перерыва, заявляет: “Мы придем к власти и расстреляем всех
сталинистов”. И его нисколько не смущало — сколько же стали-
нистов в нашей стране... Идеологию заменила идея расстрела.
И это не шу тки».
Ясно, что последние три года вся система РФ нестабильна,
многое на до менять, и давно пора. Страна — на перепу тье. Одни
считают, что сдвиг надо производить в сторону восстановления
хозяйства и к более социально ориентированной политике. Пере-
брали с изъятием куска хлеба у обедневшей половины, причем
перебрали так сильно, что надо удивляться терпению людей.
Но «креативный класс», перспективы которого с умрачны,
прильнул к нашей «демократической буржуазии», которую потес-
246
нили у кормушки «силовики и бюрократы». Он в томящем бес-
покойстве пошел на Болотную площадь требовать честных выбо-
ров. Это средство компенсировать фрустрацию, реально не было
никаких надежд на то, что эта «буржуазия», победив Путина, по-
делилась бы трофеями с нашей креативной офисной молодежью.
Задача, которую большинство сму тно излагает в социологиче-
ских опросах, очень сложна: создать снова сплоченное справедли-
вое общество с большим потенциалом развития и без мещанской
т упости норм позднего СССР. В чем сложность? В том, что если
ослабевает тоталитарная идеократия (а она вырождае тся быстро),
бóльшая часть образованных и умелых людей сдвигае тся к социал-
дарвинизму. Даже если таких людей 10–15%, они побеждают
остальное «мирное население» — оно само не может организовать-
ся. В позднем СССР интеллигенция составляла 30% населения, из
них половина была «энергичных», остальные примыкали к «мир-
ному населению» и своей политической функции не выполняли.
А сейчас почти всю молодежь пропускают через «вузы». Зна-
ний эти вузы дают не так уж много, но идеологическая промывка
эффективна. Даже просоветские ст уденты выражаются штампа-
ми из полученных курсов. Они и не знают, что «говорят прозой».
Мы видим, что какое-то время справедливые общества держат-
ся на харизме вождей и первых трех поколений «чекистов и прав-
дистов». СССР молодые пока еще плохо знают, но перед глазами
наглядные примеры. Каддафи просто засыпал всех своих бедуинов
нефтедолларами — и что? От Лукашенко молодые и продвину тые
бегут, чтобы «защищать Беларусь» извне. Они признают, что «про-
ект Лукашенко» — самый разумный и удачный способ преодолеть
кризис, но им под его властью неуютно. Пока что его опора — про-
стонародье. Но память «лихих 1990-х» уже перестает работать,
и легитимность его «похожего на советский» режима иссякает, как
это было и в самом СССР. То же самое наблюдается на Кубе — об-
разованная молодежь похожа на нашу в конце 1980-х годов. При
этом всем студентам там очевидно, что при «демократизации» их
сбросят с уровня постиндустриальной (во многих отношениях)
страны на уровень Гондураса, да еще и примерно накажу т.
Думаю, что слабость «режимов социальной справедливо-
сти» — следствие романтических, идеалистических представле-
ний о человеке и обществе. Эти представления начинают господ-
247
ствовать, когда сходит со сцены третье поколение тех, кто строил
эти режимы и отдавал за них свои жизни (следовал «практичес-
кому разуму »). Справедливости, чистой совести и безопасности
желает минимум 95% нашего населения (хотя почти у всех есть
своя мечта, личное отклонение от нормы, без этого никак не мо-
жет человек). Но незнание «общества, в котором живем» и тупое
неуважение к «личным отклонениям» отталкивают массу лю-
дей — и они равнодушно смотрят на уничтожение главных цен-
ностей. Люди в состоянии аномии перестают быть гражданами
и не защищают справедливый строй, хотя и ценят его.
При этом из всех векторов политической активности сегод-
ня именно левопатриотический выглядит самым заторможен-
ным — я говорю о когорте молодых. Старики — это все же де-
корация спектакля, уже сходящего со сцены. Блокировка этого
направления — общая беда, без него вся система оказывается
вырожденной и недееспособной. Только это «разумно советское»
течение совмещает ценности справедливости, свободы и разви-
тия с гражданским национализмом, а значит, может вести диалог
почти со всеми другими «субкультурами». Если оно недееспособ-
но, все остальные повисают в воздухе, система кру тится на холо-
стом ходу. Какие психологические блоки дезактивируют мотива-
цию этой общности? Думаю, трудно молодому человеку перейти
Рубикон и стать изгоем в среде «энергичных и креативных» — без
гарантий, что успеет подойти подкрепление.
В общем, в настоящее время российское общество находится
в «переходном состоянии», и главная задача оппозиции — выра-
ботать новые формы оказывать давление на власть, чтобы заста-
вить ее сдвигаться к решению задач национальной повестки дня
в интересах страны и большинства. Для этого надо преодолевать
аномию, изучать реальную структуру общества и налаживать
диалог с консолидирующимися социокультурными общностями
с помощью современных информационных средств. Надо соби-
раться не на митинги, а для выработки национальной повестки
дня — для обсуждения стратегических идей развития без моно-
полии ИНСОРа и Мау с Кузьминовым.
Как видятся главные сгустки мировоззрения, вокруг которых,
скорее всего, будут собираться общности. Как эти общности ра-
зойдутся по обе стороны главной линии фронта?
248
Думаю, главное разделение пройдет в сфере «представлений
о человеке», между приверженцами разных «антропологических
моделей». Грубо говоря, для одних «Человек человеку — волк»,
для других «Человек человеку — брат». На это надстраивается
практически все остальное.
Поскольку слоев в этой надстройке много, люди в большин-
стве своем разделяются не на «чистые типы», а на размытые
группы с разными профилями взглядов. Скажем, предпринима-
тель — искренний православный, хочет быть справедливым, лю-
бит человечество, но вынужден в условиях конку ренции иногда
поступать по-волчьи — и какие-то нормы этих отношений входят
в привычку. Непрерывная рефлексия и самоанализ невозможны,
времени и сил не хватит. Куда он сдвинется в критических об-
стоятельствах, заранее сказать нельзя. Но описать «чистые типы»
полезно: это людям в решающие моменты сколько-то поможет.
Будет лучше, если общности тех, кто уже наметил векто-
ры своего дрейфа в критических обстоятельствах, определятся
и консолидируются — возьму т в руки флаг. Можно сказать, наде-
ну т форму — вспомним, что участие в боевых действиях без фор-
мы есть нарушение конвенций. Конечно, появятся и партизаны,
но лучше, чтобы главные силы были регулярными: меньше травм
для мирного населения. Флаг и более или менее внятное кредо
позволяют вести переговоры, находить компромисс, а в худшем
случае заключать перемирие.
Если верить социологии, большинство населения по главному
критерию разделения сдвину то к типу «человек советский» в со-
стоянии развития, с учетом уроков, полученных с 1980-х годов.
В этой массе, мне кажется, сложились три «сгустка». При этом
в каждом из них можно увидеть ядра, способные к развитию по
слегка разным траекториям:
люди, тоскующие по советскому строю, считающие несво-
−
евременным его критический анализ и выработку его новой
мировоззренческой основы; это в основном приверженцы
ортодоксальной советской идеологии, слегка прикрытой
«советским» марксизмом;
люди, которые подвергали и подвергают советский строй кри-
−
тическому анализу с целью выработать мировоззренческую
основу и технологии для сдвига постсоветского общества
249
в коридор «нового советского проекта» как необходимого
условия жизни страны и народа (точнее, многих стран, наро-
дов и культур); большинство этих людей уже в конце 1980-х
или самом начале 1990-х годов отвергли доктрину перестрой-
ки и реформы, однако среди них весьма велика и доля тех, кто
сохранил идеалы демократии и либерализма, но отверг прак-
тику реформаторов, признав советский строй потенциально
более демократическим и справедливым, нежели западные
варианты социал-демократии и либерализма;
люди, которые под давлением новой идеологии и социаль-
−
ного бедствия отшатнулись от «надстройки» советского
строя и прильнули к учениям, амбивалентным по отно-
шению к главному критерию (религиозным, культурным
и этническим); они могу т стать и союзниками первых двух
общностей, и их активными противниками — зависит от
многих факторов; Это, видимо, самая массовая категория:
это и люди, принявшие религиозную картину мира (притом
что очень влиятельные силы толкают Церкви к антисоветиз-
му), это и националисты (которых усиленно толкают к этно-
национализму), а также те, кто попал под влияние крими-
нальной субкультуры.
В принципе превращение всех этих рыхлых масс в политиче-
ские и даже социокультурные общности требует разработки их
кредо и представлений о будущем. Надо бы этот процесс ускорить.
Сейчас, к сожалению, наблюдается лихорадочная активность по
консолидации православных как антисоветской общности, хотя
по всем признакам она должна была бы сближаться с «советски-
ми» — ведь видимые альтернативы организации земной жизни
в России явно противоречат системе христианских норм. Но при
всех дрейфах точки невозврата пока не достигну ты, так что до-
говориться в мирных условиях еще возможно, а прогнозировать
расколы в условиях катастрофы почти бесполезно.
О том меньшинстве, которое сплачивается на платформе «Че-
ловек человеку — волк» и охотно заявляет свое кредо, пока го-
ворить не будем. Но с уверенностью можно сказать, что по мере
оформления массы их противников как политической силы у них
начнется «отток персона ла». Все-таки, участь волка печальна,
и перспективы неблагоприятны.
250
Список литературы
1. Lorenz K. La aссión de la Naturaleza y el destino del hombre.
Madrid: Alianza. 1988.
2. Рукавишников В.О. Социологические аспекты модерниза-
ции России и других посткоммунистических обществ // СОЦИС.
1995. No 1.
3. Кривошеев В.В . Особенности аномии современного россий-
ского общества // СОЦИС. 2004. No 3 .
4. Могильнер М.Б. Трансформация социальной нормы в пе-
реходный период и психические расстройства // СОЦИС. 1997.
No2.
5. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура //
СОЦИС. 1992. No 2.
6. Штомпка П. Социа льное изменение как травма // СОЦИС.
2001. No 1.
7. Буравой М. Транзит без трансформации: инволюция России
к капитализму // СОЦИС. 2009. No 9.
8. Мягков А.Ю., Смирнова Е.Ю . Структура и динамика неза-
вершенных самоубийств: региональное исследование // СОЦИС.
2007. No 3.
9. Александровский Ю.А . Социальные катаклизмы и психиче-
ское здоровье // СОЦИС. 2010. No 4.
10. Бабинцев В.П., Реутов Е.В . Самоорганизация и «атомиза-
ция» молодежи как актуальные формы социокультурной рефлек-
сии // СОЦИС. 2010. No 1.
11. Леж нина Ю.П. Социально-демографические факторы,
определяющие риск бедности и ма лообеспеченности // СОЦИС.
2010. No 3.
12. Иванова В.А., Шубкин В.Н. Массовая тревожность россиян
как препятствие интеграции общества // СОЦИС. 2005. No 2.
13. Бойков В.Э. Ценности и ориентиры общественного созна-
ния россиян // СОЦИС. 2004. No 7.
14. Кривошеев В.В. Короткие жизненные проекты: проявление
аномии в современном обществе // СОЦИС. 2009. No 3 .
15. Шляпентох В.Э . Предвыборные опросы 1993 г. в России
(критический анализ) // СОЦИС. 1995. No 9 и 10.
251
16. Петухов В.В . Новые поля социальной напряженности //
СОЦИС. 2004. No 3.
17. Староверова И.В . Факторы девиации сознания и поведе-
ния российской молодежи // СОЦИС. 2009. No 11.
18. Мошкин С.В ., Руденко В.Н . За кулисами свободы: ориенти-
ры нового поколения // СОЦИС. 1994. No 11.
19. Бреева Е.Б . Социальное сиротство в социально ориентиро-
ванном государстве // СОЦИС. 2004. No 4.
20. Давыдова Н.М ., Седова Н.Н . Материально-имущественные
характеристики и качество жизни богатых и бедных // СОЦИС.
2004. No 3.
21. Альбицкий В.Ю., Иванова А.Е ., Ильин А.Г., Терлецкая Р.Н.
Смертность подростков в Российской Федерации.м.: БЭСТ-
принт. 2010.
22. Антонова О.И. Региональные особенности смертности на-
селения России от внешних причин // автореферат дис. ... канд.
эконом. наук. М ., 2007.
23. Римашевская Н.М . Бедность и маргинализация населения
(социальное дно) // СОЦИС. 2004. No 4.
24. Осинский И.И ., Хабаева И.М., Балдаева И.Б . // Бездомные —
социальное дно общества // СОЦИС. 2003. No 1.
25. Алексеева Л.С . Бездомные как объект социальной дискре-
дитации // СОЦИС. 2003. No 9.
26. Пучков П.В . Вы чье, старичье? // СОЦИС. 2005. No 10.
27. Михайлова Л.И. Социальное самочувствие и восприятие
будущего россиянами // СОЦИС. 2010. No 3 .
28. Горшков М.К. Фобии, угрозы, страхи: Социально-психоло-
гическое состояние российского общества // СОЦИС. 2009. No 7.
29. Яковлев А.Н. Большевизм — социальная болезнь XX века //
Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии /
Куртуа С. и др. М .: «Три века истории». 2001. С . 14.
30. Го л и к Ю.В., Коробеев А.И . Преступность — планетарная
проблема. СПб.: Юридический центр, 2006.
31. Яковлев А.Н. Муки прочтения бытия. Перестройка: надеж-
ды и реальности.м.: Новости, 1991. С. 170.
32. Шмелев Н. Авансы и долги // Новый мир. 1987. No 6 .
33. Бенуа А. де. Против либерализма // Русское время. 2009.
No1.
252
34. Хагуров А.А. Земельная реформа на Кубани: региональный
срез // СОЦИС. 2004. No 5.
35. Как мы думали в 2004 году: Россия на перепу тье.м .: Алго-
ритм — ЭКСМО, 2005.
36. Дондурей Д.Б . О конструктивной роли мифотворчества. —
«Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития». М.:
Аспект-Пресс, 1995. С . 275.
37. Карпухин Ю.Г., Тор бин Ю .Г. Проституция: закон и реаль-
ность // СОЦИС. 1992. No 5.
38. Иванов В.Н., Назаров М.М . Массовая коммуникация в усло-
виях глобализации // СОЦИС. 2003. No 10.
39. Лев ада Ю. «Человек советский». http://www. polit.ru/
lectures/2004/04/15/levada. html.
40. Ерофеев В. Похвала Сталину // Огонек. 2008. No 29. http://
www. ogoniok. com/5055/13/.
41. Иноземцев В. On modern inequality. Социобиологическая
природа противоречий ХХI века // «Постчеловечество». М .: Ал-
горитм, 2007. С . 71.
42. Столяров А.М . Розовое и голубое // «Постчеловек». М.:
Алгоритм, 2008. С. 26, 31.
43. Орлов В.Н., Карпухин О.И . Культура и отчуждение // СО-
ЦИС. 1990. No 8.
44. Феофанов К.А. Социальная аномия: обзор подходов амери-
канской социологии // СОЦИС. 1992. No 5.
45. Беляева Л.А. Социальный портрет возрастных когорт
в постсоветской России // СОЦИС. 2004. No 10.
46. Коровицына Н. С Россией и без нее: восточноевропейский
пу ть развития. М .: ЭКСМО — Алгоритм, 2003.
47. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура //
СОЦИС. 1992. No 4.
48. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура //
СОЦИС. 1992. No 3.
49. Левчик Д.А. Митинг как форма предвыборной борьбы //
СОЦИС. 1995. No 11.
50. Историческая память: преемственность и трансформа-
ции // СОЦИС. 2002. No 8.
51. Ерофеев В. Поминки по советской литерату ре // Апрель.
1990. Вып. 2.
253
52. Кара-Мурза С. Демонтаж народа. М.: Алгоритм, 2005.
53. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Процессы интеграции и де-
зинтеграции в социа льной структуре российского общества //
СОЦИС. 1999. No 9.
54. Голенкова З.Т., Игитханян Е.Д. Социальная структура об-
щества: в поиске адекватных ответов // СОЦИС. 2008. No 7.
55. Гареев М.А . Об объективном освещении военной истории
России // Новая и новейшая история. 2006. No 5.
56. Радзиховский Л. Фашисты/антифашисты // Еврейское сло-
во. 2005. No 18. (http://www.e — slovo.ru).
57. Гу д к о в Л. «Память» о войне и массовая идентичность росси-
ян // Неприкосновенный запас. 2005. No 2–3 . http://www.nz -online.ru .
58. Ведомости. 18.08 .2009. No 153. http://old. vedomosti.ru/
newspaper/article. shtml?2009/08/18/210158.
59. Богомолов В. Срам иму т и живые, и мертвые, и Россия... //
Свободная мысль. 1995. No 7.
60. Смирнов И. Полумглисты // Россия — ХХI. 2006. No 2.
61. Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних
социологических замеров). Аналитический доклад. М .: Институ т
социологии РАН. 2011.
62. Заславская Т.И . Россия в поисках будущего // СОЦИС.
1996. No 3.
63. Горшков М.К ., Тихонова Н.Е . Богатство и бедность в пред-
ставлениях россиян // СОЦИС. 2004. No 3.
64. Бойков В.Э . Социально-политические ценностные ориен-
тации россиян: содержание и возможности реализации // СО-
ЦИС. 2010. No 6.
65. Радзиховский Л. Високосный год // Российская газета. 2009.
No 252.
66. Ти ш к о в В.А. О российском народе // Восточноевропейские
исследования. 2006. No 3.
67. Мчед лов М.П., Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Мировоззрен-
ческие предпочтения и национальные различия // СОЦИС. 2004.
No9.
68. Голенкова З.Т. Динамика социоструктурной трансформа-
ции в России // СОЦИС. 1998. No 10.
69. Глотов М.Б . Поколение как категория социологии // СО-
ЦИС. 2004. No 10.
254
70. Бабинцев В.П., Реутов Е.В . Самоорганизация и «атомиза-
ция» молодежи как актуальные формы социок ультурной рефлек-
сии // СОЦИС. 2010. No 1.
71. Тру б иц ы н Д.В . «Модернизация» и «негативная мобилиза-
ция»: конструкты и сущность // СОЦИС. 2010. No 5.
72. Гу д к о в Л. Негативная идентичность. Статьи 1997–2002 гг.
М.: Новое литерату рное обозрение, «ВЦИОМ — А», 2004.
73. Кара-Мурза С.Г., Батчиков С.А., Глазьев С.Ю . Куда идет
Россия. Белая книга реформ. М .: Алгоритм–книга, 2010.
74. Го р я и н о в В.П. Социальное молчание как концепция осо-
бого вида поведения (о книге Н.Ф. Наумовой «Философия и со-
циология личности») // СОЦИС. 2007. No 10.
75. Рукавишников В.О., Рукавишникова Т.П., Золотых А.Д.,
Шестаков Ю.Ю . В чем едино «расколотое общество»? // СОЦИС.
1997. No 6.
76. Соколов В.М . Толерантность: состояние и тенденции // СО-
ЦИС. 2003. No 8.
77. Десять лет российских реформ глазами россиян // СО-
ЦИС. 2002. No 10.
78. Ярошенко С. Северное село в режиме социа льного исклю-
чения // СОЦИС. 2004. No 7.
79. Заславская Т.И. Новые данные о доходах россиян // Эко-
номические и социальные перемены: мониторинг общественного
мнения. ВЦИОМ. 1995. No 4.
79а. Зубова Л.Г. Представления о бедности и богатстве. Крите-
рии и масштабы бедности // Экономические и социальные пере-
мены: мониторинг общественного мнения. ВЦИОМ. 1996. No 4.
80. Зубова Л.Г . Социальное расслоение в России // Экономи-
ческие и социальные перемены: мониторинг общественного мне-
ния. ВЦИОМ. 1995. No 3.
81. Оценки населением качества жизни: проблемы беднос-
ти // Экономические и социальные перемены. Мониторинг об-
щественного мнения. ВЦИОМ. 1996. No 3 .
82. Гл а з ы ч е в В. Культура бедности. www. russ.ru, 31.05.2004.
83. Заславская Т.И . Доходы работающего населения России.
Часть вторая: Динамика и дифференциация доходов // Экономи-
ческие и социальные перемены: мониторинг общественного мне-
ния. ВЦИОМ. 1996. No 6.
255
84. Леж нина Ю.П . Социально-демографические факторы,
определяющие риск бедности и малообеспеченности // СОЦИС.
2010. No 3.
85. Бойков В.Э . Социально-экономические факторы развития
российского общества // СОЦИС. 1995. No 11.
86. Cohen M.A. Reframing Urban Assistance: Scale, Ambition,
and Possibility // Urban Update, No 5, Feb. 2004, Woodrow Wilson
International Center for Scholars. Р. 9.
87. Га й д а р Е. Богатые и бедные. Становление и кризис системы
социальной защиты в современном мире. Статья первая // Вест-
ник Европы. 2004. No 10.
88. Тихонова Н.Е. Особенности дифференциации и самооцен-
ки статуса в полярных слоях населения // СОЦИС. 2004. No 3 .
89. Овчинцева Л. Особенности сельской бедности // Отечест-
венные записки. 2004. No 1.
90. Интервью с П. Шелищем // Дело. 14 .06 .2004.
91. Шубкин В.Н . Молодое поколение в кризисном обществе //
Куда идет Россия?. Альтернативы общественного развития. М.:
Аспект–Пресс. 1995. С. 56–59.
92. Данилова Е.Н. Идентификационные стратегии: российский
выбор // СОЦИС. 1995. No 6.
93. Зинчук Е.Г., Карпухин Ю.Г. Корыстные преступления несо-
вершеннолетних // СОЦИС. 1994. No 8–9.
94. Бродель Ф. Структуры повседневности. Материальная ци-
вилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. М .: Прогресс.
1992. Т. 3.
95. Байгереев М. Бедность и политика адресной социальной
помощи малоимущим семьям // Человек и труд. 2001. No 1.
95а. Байгереев М. Анализ российской бедности: причины, осо-
бенности, методика счета // Человек и труд. 2001. No 8 .
96. Зиновьев А.А . Гибель «империи зла» // СОЦИС. 1995. No 4.
97. Антонов А.И ., Лебедь О.Л. Несовершеннолетние преступ-
ники: кто они? // СОЦИС. 2003. No 4.
98. Руткевич М.Н. Изменение социальной роли общеобразо-
вательной школы в России // СОЦИС. 1996. No 12.
99. Зубок Ю.А . Проблемы социального развития молодежи
в условиях риска // СОЦИС. 2003. No 4.
256
100. Ку ч м а е в а О.В ., Марыганова Е.А., Петрякова О.Л., Синель-
ников А.Б . О современной семье и ее воспитательном потенциа-
ле // СОЦИС. 2010. No 7.
101. Арефьев А.Л. Беспризорные дети России // СОЦИС. 2003.
No9.
102. Ильяшенко А.Н. Основные черты насильственной пре-
ступности в семье // 2003. No 4.
103. Завражин С.А., Староверова М.П. Жестокость и подро-
сток // СОЦИС. 1991. No 12.
104. Ярошенко С. Северное село в режиме социа льного исклю-
чения // СОЦИС. 2004. No 7.
105. Альтудов А.Ю . Бродяжничество и прест упность несовер-
шеннолетних: криминологические взаимосвязи и последствия:
автореф. дис. ... канд. юр. наук. М ., 2010.
106. Староверов В.И. Результаты либера льной модернизации
российской деревни // СОЦИС. 2004. No 12.
107. Молодежь России: положение, тенденции, перспективы.
Доклад Комитета Российской Федерации по делам молодежи. М.,
1993.
108. http://ilinskiy.ru/publications/stat/budros. php.
109. Розов Н.С . Цикличность российской политической исто-
рии как болезнь: возможно ли выздоровление? // Полис. 2006. No 3.
110. Амосов Н.М . Мое мировоззрение // Вопросы философии,
1992. No 6.
111. Вайнберг Л.И . // Московский комсомолец, 1 мая 1988.
112. Латынина Ю. Атавизм социальной справедливости // Век
ХХимир.1992.No5.
113. Назаров М.М. Социальная справедливость: современный
российский контекст // СОЦИС. 1999. No 11.
114. Рукавишников В., Халман Л., Эстер П. Политические
к ультуры и социальные изменения. Международные сравнения.
М., 1998. С. 132 (цит. по: [113]).
115. Хагуров Т.А. Образование в стиле «пепси» (полемические
заметки) // СОЦИС. 2010. No 7.
116. Шумилов В.К. Экономическое сознание старшеклассни-
ков // СОЦИС. 2003. No 1.
117. Переслегин С.Б . ...Копия — Президенту РФ // http://stabes.
nm.ru/materials/Pereslegin/Per_GeneralToPresident. htm.
257
118. Лэш К. Восстание элит и предательство демократии.м .:
Логос — Прогресс, 2002.
119. Полу эх тов а И.А. Американские фильмы на российском
киноэкране // СОЦИС. 1994. No 10.
120. Буровский А.М . После человека // Постчеловек. М .: Алго-
ритм, 2008, с. 208.
121. Антонян Ю.М ., Перцова Л.В ., Саблина Л.С . Опасные деви-
цы (о несовершеннолетних преступницах) // СОЦИС. 1991. No 7.
122. Быстров Б. Действующий Уголовный кодекс не защищает
детей от растления // Правда России. 20–26 февраля 2002. No 7.
(цит. по: Лисичкин В.А., Шелепин Л.А. Россия под властью плу-
тократии).
123. Кедрова И. На фоне Пушкина — порнушка // Трибуна.
2003. 19 февраля.
124. Кравченко С.А. Играизация российского общества (К обо-
снованию новой социологической парадигмы) // Общественные
науки и современность. 2002. No 6 .
125. Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка (к теории
социокульту рных изменений) // СОЦИС. 1995. No 4.
126. Рукавишников В.О. Социология переходного периода //
СОЦИС. 1994. No 8–9.
127. Та й б а к о в А.А. Профессиональный преступник (опыт со-
циологического исследования) // СОЦИС. 1993. No 8.
128. Преступность и правонарушения (1991–1995). Статисти-
ческий сборник. МВД РФ, Минюстиции РФ, Межгоскомстат СНГ.
Москва, 1996 (цит. по: [129]).
129. Рывкина Р.В . Социальные корни криминализации рос-
сийского общества // СОЦИС. 1997. No 3 .
130. Шульгин В.В . Опыт Ленина // Наш современник. 1997.
No 11.
131. Федоренко В.В . Психологическое сопровождение ресоци-
ализации женщин с делинквентным поведением: автореф. дис. ...
канд. юр. наук СПб., 2010.
132. Макаров А.С . // Живая жизнь. Штрихи к биографии Вла-
димира Высоцкого. М.: Петит, 1992. С. 3.
133. Ревягин А.В . Нераскрытые насильственные преступления:
криминологическая характеристика и детерминация: автореф.
дис. ... канд. юр. наук. Челябинск, 2010.
258
134. Романов Н. Сонька на скорую руку // Литературная газе-
та. No 20 (6120) 16–22 мая 2007 г. (http://www. lgz.ru/archives/html_
arch/lg202007/Polosy/10_1.htm).
135. Репецкая Ю.О. Виктимологическая характеристика
и предупреждение преступлений, совершенных в отношении лиц
пожилого возраста: автореф. дис. ... канд. юр. наук. М ., 2010.
136. Га лкин А.А. Тенденции изменения социальной структуры
// СОЦИС. 1998. No 10.
137. Скобликов П.А. Семь причин для милосердия // Санкт-
Петербургские ведомости. Выпуск No 111, 21.06 .2011.
138. http://www. sovet. msk.ru/view/8997/comment — page–
1#comment–250
139. Прокофьев В.В . Раскрытие убийств, совершенных по най-
му : автореф. дис. ... канд. юр. наук. Владимир, 2009.
140. Тарханова З.Э . Функционирование институ та рейдерства
в РФ: автореф. дис. ... канд. эконом. наук. Владикавказ, 2008.
141. Захаров А.Н., Староверов В.В . Проблемность сельско-
го предпринимательства // Социальные проблемы российского
села. Книга II. М .: ИСПИРАН, 2009. С. 245 –293.
142. Татидинова Т.Г. Организованная преступность и моло-
дежь // СОЦИС. 2000. No 1.
143. Зорькин В. Конституция против криминала // Российская
газета. Федеральный выпуск No 5359 (280), 10.12 .2010.
144. Скобликов П.А. Основания и последствия ослабления от-
ветственности за экономические преступления в современной
России // Закон. 2011. No 9.
145. То х о в а Е.А. Предупреждение постпенитенциарного реци-
дива преступлений: автореф. дис. ... канд. юр. наук. Краснодар,
2010.
146. Барсукова С.Ю. Государство и бандиты: драма с проло-
гом и эпилогом // Экономическая социология. Т. 13. No 1. Январь
2012.
147. Возьмитель А.А., Осадчая Г.И . Образ жизни в России: ди-
намика изменений // СОЦИС. 2010. No 1.
148. Лунеев В.В . Криминогенная обстановка в России и фор-
мирование новой политической элиты // СОЦИС. 1994. No 8–9.
149. Аберкромби Н., Хилл С., Те р н е р Б. Социологический сло-
варь. М .: Экономика, 2004.
259
150. Ханипов Р.А. Делинквентность: современные подрост-
ковые сообщества и насильственные практики // СОЦИС. 2007.
No 12.
151. Грей Дж. Поминки по Просвещению. М.: Праксис, 2003.
152. Государственный доклад «О положении детей в Россий-
ской Федерации». М., 2001. С. 69 .
153. Скобликов П.А . Выступление без наказания // ЭЖ —
Юрист. 2012. No 3.
154. Салагаев А.Л., Шашкин А.В . Молодежные группировки —
опыт пилотного исследования // СОЦИС. 2004. No 9.
155. Климова С. Подростковая преступность в зеркале социо-
логической экспертизы // СОЦИС. 2006. No 9.
156. Гаврилюк В.В . Гопники как феномен в среде молодежи //
СОЦИС. 2010. No 1.
157. Щербакова Е.М . Нарконашествие в России. О чем говорит
статистика // СОЦИС. 2004. No 1.
158. Реутов Е.В . Учащаяся молодежь и наркотики // СОЦИС.
2004. No 1.
159. http://www. vesti.ru/doc. html?id=763823&cid=8 07.04.2012.
160. Шурухнов Н.Г. Личность пенитенциарного преступника //
СОЦИС. 1993. No 8.
161. Савина Н.Н. Преодоление подростковой делинквентно-
сти средствами креативной педагогики: автореф. дис. ... докт.
пед. наук. Тюмень, 2010.
162. Головаха Е.И., Панина Н.В . Постсоветская аномия: осо-
бенности выхода из состояния анемической деморализованности
в России и на Украине // Общественные науки и современность.
2008. No 6.
163. Крылов В.В . Теория формаций. М .: Восточная литература.
1997.
164. Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введе-
ние // Соч. Т. 1, с. 423–424.
165. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической пар-
тии // Соч. Т. 4.
166. Маркс К. Экономические рукописи 1857–1859 годов //
Соч. Т. 46, ч. II.
167. Маркс К. Экономические рукописи 1857–1859 годов //
Соч. Т. 46, ч. I.
260
168. Мацкевич И.М . Криминальная субкультура // Россий-
ское право в Интернете. 2005. No 1 (http://rpi.msal.ru/prints/200501
criminology1.html).
169. Беляков А.А. Стратегические проекты России в условиях
кризиса // Проблемный анализ и государственно-управленческое
проектирование. 2009. Т. 2. Вып. 3.
170. Шмелев Н., Попов В. На переломе: перестройка экономики
в СССР. М .: Изд-во Агентства печати Новости, 1989. С. 140–143.
171. Новодворская В. Прощание славянки.м .: Захаров, 2009.
С. 307.
172. Яковлев А.Н. Большевизм — социальная болезнь XX века //
Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии /
Куртуа С. и др./ М.: Три века истории, 2001. С . 14.
173. Горбачев М. Декабрь–91. Моя позиция. M .: Изд-во «Ново-
сти», 1992.
174. Яковлев А. О перестройке, демократии и «стабильно-
сти» // Независимая газета. 2003. 2 декабря.
175. Максудов С. О фронтовых потерях Советской Армии
в годы Второй мировой войны // Свободная мысль. 1993. No 10.
176. Алексей Учитель снимет фильм о трагической судьбе
советских проститу ток // http://www.newsru.com/arch/cinema/
31aug2001/movie. html.
177. Голубцова О. Интерклуб, но не «бордель Черчилля». Фак-
ты против концепции мэтров Российского кино // Правда Севе-
ра. 2002. 1 июня. — http://www. arhpress.ru/ps/2002/6/1/16.shtm.
178. Бойко А. Спор вокруг фильма «Сволочи»: А был ли маль-
чик — диверсант? Писатель Кунин нашел материал о подготовке
детей — смертников. Но не в СССР, а у гитлеровцев // Комсомоль-
ская правда. 2006. 2 февраля.
179. Аргунова А. Сволочной сюжет // http://www. fsb.ru/fsb/
press/message/single. htm!id%3D10434388@fsbMessage. html.
180. Панарин А.С . Народ без элиты. М .: Алгоритм — ЭКСМО,
2006.
181. Чем больно наше экспертное сообщество? // Независимая
газета. НГ — Сценарии. 2000. No 5. 17 мая.
Центр проблемного анализа
и государственно-управленческого
проектирования
Современная динамично развивающаяся некоммерческая
научно-экспертная и проектная организация.
Центр учрежден в 2006 году, с 2007 года работает под научно-
методическим руководством Российской академии наук.
Председатель попечительского совета и научный руководи-
тель Центра — доктор политических наук, заведующий кафедрой
государственной политики факультета политологии Московского
государственного университета им. М.В. Ломоносова, президент
ОАО «РЖД» В.И . Якунин.
Генеральный директор Центра — доктор физико-математи-
ческих наук, доктор политических наук, профессор С.С . Сулак-
шин.
Основные сферы деятельности Центра:
фундамента льные и прикла дные (проектные) мультидисци-
−
плинарные цивилизационные, политические, социальные,
экономические и государственно-управленческие исследо-
вания;
ана литические научно-правовые исследования проблем
−
действующего законодательства;
разраб
−
отка проектов государственных политик, концепций,
доктрин, законов и иных нормативно-правовых управлен-
ческих решений;
разработка практических рекомендаций для политиков, ру-
−
ководителей властных структур и хозяйствующих субъектов.
В Центре проблемного анализа
и государственно-управленческого проек-
тирования
вышли в свет:
Сулакшин С.С., Бачурина Д.В ., Вилисов М.В ., Кари-
мова Г.Г., Киш И.Р., Куропаткина О.В .,
Макурина Л., Сулакшина А.С.
Благотворительность. М.: Научный эксперт, 2013.
В транзитной стране в условиях перенастройки
общественных и государственных механизмов соци-
альной кооперации большое значение имеет благотво-
рительная деятельность. В России целый ряд проблем
затрудняет разворачивание этого социального институ-
та. В монографии анализируется мировой и российский
исторический опыт благотворительной деятельности,
правовые проблемы ее активизации. Предложены под-
ходы к законотворческим решениям проблем развития
благотворительности.
Для государственных служащих, законодателей, преподавателей, студен-
тов и аспирантов по специальности государственная политика и государ-
ственное управление.
Якунин В.И., Сулакшин С.С., Багдасарян В.Э.,
Орлов И.Б ., Строганова С.М .
Качество и успешность государственных политик
и управления. Серия «Политическая аксиология». М.:
Научный эксперт, 2012. — 488 с.
В монографии впервые решена задача единой инте-
гративной количественной оценки качества и успешно-
сти государственных политик и управления. Качество
государственных политик и управления представлено
как фактор успешности развития, выступающей в виде
функции цели. Показаны многокомпонентность катего-
риий качества и успешности государственного управле-
ния и методология их максимизации. Рассмотрены более
сорока «отраслевых» государственных политик как управленческих практик.
Изучен обширный исторический и компаративный межстрановый опыт, отра-
жающий цивилизационную специфику российской государственности и госу-
дарственных политик.
Для специалистов системы государственного управления, госслужащих,
преподавателей, аспирантов и студентов, обучающихся по специальностям по-
литологии и государственного управления.
Сулакшин С.С.
Количественная теория цивилизационогене-
за и локальных цивилизаций. М.: Научный эксперт,
2013. — 176 с.
Для широко употребляемой категории «циви-
лизация» наряду с понятием как стадии развития от
дикости к варварству и цивилизованности предложе-
но представление о цивилизационном категориаль-
ном прогрессе человечества. В мегаисторическом окне
обнаруживается его выравнивающийся фронтальный
характер. Представление о категориальной сущности
человека и человечества позволило ввести «мерность»
цивилизационной идентичности, выявить количественные особенности су-
ществующих локальных цивилизаций, доказать цивилизационную идентич-
ность русской российской цивилизации и построить футурологический облик
человеческих цивилизаций.
Для преподавателей, студентов, аспирантов философских, исторических,
политологических и государственно управленческих специализаций.
Багдасарян В.Э ., Сулакшин С.С.
Высшие ценности Российского государства. Серия
«Политическая аксиология». Научная монография. М.:
Научный эксперт, 2012. — 624 с.
В монографии, подготовленной в Центре проблем-
ного анализа и государственно управленческого про-
ектирования вводится правовое и государственно-
управленческое понятие высших ценностей государства.
Показано, что категориально они тождественны немате-
риальным факторам успешности государственности той
или иной страны. На обширном историческом и страно-
вом феноменологическом материале доказано, что значение высших ценностей
для успеха государства настолько велико, что пренебрежение ими объясняет
даже его распад. Проанализировано значение высших ценностей для государ-
ственного целеполагания и управления. Исследованы формы имплементации
высших ценностей государства в Конституции, государственных символах,
национальных правовых основаниях, в воспитательном, образовательном,
пропагандистском пространствах активности государства и общества. Под-
тверждено, что высшие ценности государства и национальная идея страны
функционально взаимосвязаны.
Для обществоведов, политологов, государственных служащих, политиче-
ских и общественных лидеров, студентов, аспирантов и преподавателей поли-
тологии, государственного и муниципального управления, иных гуманитар-
ных специальностей.
Научное издание
Ответственный за выпуск: О.А . Середкина
Корректор: Н.В. Козлова
Художник: С.Г. Абелин
Верстка: О.П. Максимова
Центр проблемного анализа
и гос ударственно-управленческого проектирования
107078, Россия, Москва, ул. Каланчевская, д. 15.
Тел./факс: (495) 981-57-03, 981-57-04, 981-57-09.
www.rusrand.ru
E-mail: frpc@cea.ru
Сдано в набор 06.11 .2012 г. Подписано в печать 09.11 .2012 г.
Формат 60×90 1/
16
. Бумага офсетная No 1.
Гарнитура Minion. Печать офсетная.
Усл. печ. л . 16,5. Тираж 1500 экз. Заказ No
Отпечатано в полном соответствии с качеством
предоставленного электронного оригинал-макета
в типографии филиала ОАО «ТАТМЕДИА» «ПИК «Идел-Пресс».
420066, г. Казань, ул. Декабристов, 2.
E-mail: idelpress@mail.ru
Аномия в России:
причины и проявления
С.Г. Кара-Мурза