Author: Джессоп Б.
Tags: формы политической организации государство как политическая власть общественные науки в целом политика государство
ISBN: 978-5-7749-1473-9
Year: 2019
Text
РАНХиГС
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА
И ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ
ПРИ ПРЕЗИДЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Bob Jessop
The State
Past, Present, Future
POLITY
Боб Джессоп
Государство:
прошлое, настоящее
и будущее
Перевод с английского
Сергея Моисеева
Под научной редакцией
Дмитрия Карасева
I Издательский дом ДЕЛО |
Москва | 2019
УДК 321
ББК 60
ДИ
Джессоп, Боб
Дп Государство: прошлое, настоящее и будущее/Боб Джессоп;
пер. с англ. С. Моисеева; под науч. ред. Д. Карасева. — М.: Из¬
дательский дом «Дело» РАНХиГС, 2019.—504 с.
ISBN 978-5-7749-1473-9
Споры о роли и природе государства занимают центральное
место в современной политике. Но само государство с трудом
поддается определению, а сам термин имеет множество раз¬
личных интерпретаций. В этой книге известный теоретик го¬
сударства Боб Джессоп предлагает критическое введение в го¬
сударство как понятие и реальность. Он описывает наиболее
влиятельные подходы к государству и рассматривает попыт¬
ки соотнесения государства с другими чертами социальной ор¬
ганизации. Среди важнейших тем анализа государства, под¬
робно рассматриваемых в книге, — формирование государства,
периодизация, изменение масштабов государства и его буду¬
щее. Джессоп четко определяет ключевые понятия от гегемо¬
нии и принуждения до правительства и управления. Он так¬
же анализирует то, что мы имеем в виду, когда говорим о нор¬
мальных государствах и странах-изгоях. Сочетая доступность
изложения с глубоким пониманием сложного устройства госу¬
дарства, эта книга представляет несомненный интерес не толь¬
ко для студентов и преподавателей социологии и политологии,
но и для всех, кого интересует меняющаяся роль государства
в современных обществах.
Настоящее издание публикуется по соглашению с Polity Press Ltd., Cambridge.
Переведено no: Bobjessop, The State: Past, Present, Future. Cambridge: Polity, 2016.
Copyright © Bob Jessop 2016
The right of Bob Jessop to be identified as Author of this Work has been asserted
in accordance with the UK Copyright, Designs and Patents Act 1988.
© ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной
службы при Президенте Российской Федерации», 2019
ISBN 978-5-7749-1473-9
Содержание
Предисловие к русскому изданию • и
Предисловие • 23
Список таблиц • 26
Список сокращений • 27
1. Введение • 29
ЧАСТЬ I. ГОСУДАРСТВО КАК ПОНЯТИЕ,
ОТНОШЕНИЕ И РЕАЛЬНОСТЬ • 49
2. Понятие государства • 51
Ремарки о трудностях изучения государства • 53
Так что же такое государство? • 61
Трехэлементный подход • /О
Государственный аппарат • 74
Территория государства • 79
Население государства • 84
Возвращаясь к трем элементам • 91
Подробнее о территориализации политической
власти • 96
Полиморфический характер государства • 99
Государственность как переменная • 105
Конституирование государства • 107
Четырехэлементное определение государства • 112
Предварительные выводы • пб
3. Государство как общественное отношение • 119
Стратегически-реляционный подход • 120
Измерения государства • 129
Формы политического представительства
и их сочленение • 132
Институциональная архитектура государства • 142
Механизмы и формы государственного
вмешательства и их общее сочленение • 150
Социальная база государственной власти • 153
Экскурс о политических партиях • 156
Кризис партийной системы? • 172
Государственный проект -176
Гегемонистские представления • 181
Парадокс государства и общества • 185
Выводы • 188
4. Власть, интересы, господство,
воздействия государства • 191
Власть как explanans или explanandum? • 192
Интересы и господство • 195
Государство и классовое господство • 198
Экономическое классовое господство • 203
Политическое классовое господство • 207
Идеологическое классовое господство • 214
Сочленение экономического, политического
и идеологического господства • 218
Пределы формального анализа и государства
в капиталистических обществах • 229
О социальных воображениях и критике
идеологий • 233
Выводы • 235
ЧАСТЬ II. О ТЕРРИТОРИИ, АППАРАТЕ
И НАСЕЛЕНИИ • 241
5. Государство и пространство-время • 243
Социопространственность • 245
Территориализация и формирование
государства • 246
Территория, место, уровень, сеть • 262
К новым состояниям ТМУС • 275
Господство и пространственно-временные состоя¬
ния • 280
Выводы • 284
6. Государство и нация • 285
Национальное государство и нация-государство • 287
Национальное существование • 291
Европа как территориальное государство
и как нация-государство • 300
К мировому государству и мировому обществу? • 305
7- Правительство плюс управление в тени
иерархии • 313
Управление и комплексность • 316
Провалы управления и метауправление • 321
От правительства к управлению • 328
Метауправление как политический процесс
и политический курс • 332
Успехи и провалы метауправления
в тени иерархии • 338
Выводы • 344
ЧАСТЬ III. ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ
(ВАРИАНТЫ БУДУЩЕГО) ГОСУДАРСТВА • 349
8. Мировой рынок и мир государств • 351
Формулировка проблемы • 352
Теоретические дискуссии о мировом рынке
и мире государств • 359
Мировая рыночная интеграция и государственная
система • 364
Растущее господство логики капитала • 369
Тенденции и контртенденции
в реакции государств • 371
Денационализация государственности • 372
Разгосударствление политической системы,
политического процесса и политики • 376
Интернационализация режимов политики • 379
Три группы контртенденций • 380
Потеря темпорального суверенитета • 383
Выводы • 387
9. Либеральная демократия, государства
с исключительными/чрезвычайными
полномочиями и новая нормальность • 391
«Наилучшая возможная политическая
оболочка»?• 394
Чрезвычайные положения и режимы
с исключительными/чрезвычайными
полномочиями • 400
Политический кризис и чрезвычайные
положения • 404
Хрупкие государства, несостоятельные государства
и государства-изгои • 410
Авторитарный этатизм • 412
Европейский союз • 426
Министерство внутренней безопасности • 427
К государству постоянной жесткой экономии • 430
Выводы • 435
ю. Будущее государств и государственности • 439
Европоцентрична ли теория государства? • 440
Куда идет государство? • 447
Куда идет теория государства? • 453
Библиография • 460
Памяти Йозефа Эссера
(1943-зою)
Предисловие к русскому изданию
Л А В Н О Й темой моей исследовательской ра
боты с тех пор, как я получил докторскую
степень более 40 лет назад, является крити¬
ка политической экономии и ее применение к раз¬
витым капиталистическим общественным форма¬
циям в Европе, Северной Америке и Восточной
Азии. В последнее время эта сфера исследований
расширилась и стала включать мировой порядок,
который все более организуется в контексте нео¬
либерализма, и его экологические и социальные по¬
следствия. Так, мои исследования стали включать
меняющиеся формы связи экономического и поли¬
тического, их более широкие условия существова¬
ния и их влияние на природу и общество. Это на¬
шло отражение в шести книгах, написанных мной
о государстве и государственной власти с 1982 г.
по настоящее время, в двух книгах по политиче¬
ской экономии (во второй из них осуществляется
открытый «поворот к культуре») и во множестве
статей, опубликованных в различных сборниках
и журналах на эти и связанные с ними темы.
Настоящая книга о государстве продолжает раз¬
вивать стратегически реляционный подход, пред¬
ставленный во всех моих книгах (см. в особенности
Jessop 2007b), но отличается от этих более ран¬
них исследований в четырех важных отношени¬
ях. Во-первых, она более синтетична по своему
замыслу, чем «Теория государства» (Jessop 1990)
или «Будущее капиталистического государства»
(Jessop 2002), в силу двух причин. С одной сто¬
11
государство: прошлое, настоящее и будущее
роны, в ней изучаются значительные пересечения
и взаимодополняемость теоретических и методо¬
логических подходов, которые часто рассматри¬
ваются как отдельные и несовместимые, с другой
стороны, в ней сохраняется моя приверженность
эвристической силе и практической важности от¬
крытого, недогматического исторического мате¬
риализма. Во-вторых, в ней рассматривается более
длительная историческая перспектива и предлага¬
ется более широкий сравнительный взгляд на го¬
сударство и государственную власть, особенно
в отношении множественности истоков первых го¬
сударств и теоретического инструментария, под¬
ходящего для анализа генеалогий и исторического
строения государственных форм и политических
режимов. В-третьих, она более открыто фокуси¬
рует внимание на государстве с исключительны-
ми/чрезвычайными полномочиями и его норма¬
лизации в текущих обстоятельствах. Все это темы,
которые должны были быть исследованы в моей
книге о будущем капиталистического государства
(Jessop 2002), но были опущены из-за недостатка
места. И в-четвертых, в отличие от предыдущей
книги, в этой рассматривается будущее государства
в более общем плане, а не только капиталистиче¬
ского типа государства. В обоих случаях, однако,
это будущее будет развертываться в контексте гло¬
бального доминирования капиталистического на¬
копления как главного фактора, формирующего
эволюцию мирового общества.
И напротив, в силу ограничений объема в этой
книге не будут рассматриваться мой подход к кри¬
тике политической экономии, разработанный в те¬
чение последних нескольких лет (к примеру, Jessop
2013; Jessop 2014а; Jessop and Sum 2005; Sum and Jes¬
sop 2013), его отношение к «повороту к культуре»
или семиотическому повороту гуманитарных и со¬
циальных наук либо аргументы относительно ре¬
организации капиталистического государства и его
12
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
функций при переходе от атлантического фордиз¬
ма к постфордизму (Jessop 2002). Для того что¬
бы мои российские читатели имели представление
об этом контексте, я расскажу о нем здесь.
Во-первых, разработанный мной подход к кри¬
тической политической экономии подчеркивает
структурные противоречия и стратегические ди¬
леммы, внутренне свойственные капиталистиче¬
ским отношениям. Этот подход попал под огонь
критики после краха Советского Союза и совет¬
ского блока, сопровождавшегося, конечно же, мно¬
жеством утверждений о том, что их гибель сви¬
детельствует об устарелости Маркса и триумфе
либеральной демократии. Глобальный финансо¬
вый кризис, разразившийся в 2007 г. и продол¬
жающийся до сих пор, ставит под сомнение та¬
кие воззрения. Маркс начинает «Капитал» с тесно
связанных утверждений о том, что форма стоимо¬
сти является клеточной формой (Zellenform), эле¬
ментарной формой (Elementarform) и зачаточной
или эмбриональной (в русском переводе — «про¬
стой». — Прим, ред.) формой (Keimform) капита¬
листического способа производства (соответствен¬
но Магх 1976а: 8; Маркс 1960а: 6; Marx 1976b: 55, 82;
Маркс 19606: 55, 71). Товарная форма претерпева¬
ет метаморфозы, чтобы стать другими формами,
такими как форма цены (Marx 1976b: 82; Маркс
19606: 71). Если бы он писал не в середине, а в кон¬
це XIX в., то, возможно, развил бы эту анало¬
гию из клеточной биологии, рассматривая товар
как форму стволовых клеток (Stammzellenform) ка¬
питалистического способа производства. Это име¬
ло бы смысл, поскольку стволовые клетки жизнен¬
но важны для обновления тела, а эмбриональные
стволовые клетки плюрипотентны, то есть диф¬
ференцируются в различные виды специализиро¬
ванных клеток. Аналогичным образом циркуля¬
ция товаров жизненно важна для расширенного
капиталистического производства, и товарная фор¬
13
государство: прошлое, настоящее и будущее
ма также дифференцируется в конкретные фор¬
мы, по отдельности и совместно сущностно важные
для общего функционирования капиталистических
отношений.
В других работах я рассматривал это в категори¬
ях дифференциации внутренне присущего форме
стоимости товара диалектического противоречия
(между ее потребительной и меновой стоимостью),
так что каждая форма капиталистических отноше¬
ний воплощает отчетливое противоречие. К при-
меру, работник является и конкретным индиви¬
дом с особыми умениями, знаниями и творческими
способностями, и абстрактной единицей рабочей
силы, заменимой другими такими же единицами
(или даже другими факторами производства); за¬
работная плата является источником спроса и из¬
держками производства; деньги функционируют
как валюта, циркулирующая в рамках националь¬
ного или наднационального валютного блока, яв¬
ляющегося объектом государственного контроля
в экономических и политических целях и в каче¬
стве международных денег, обмениваемых на дру¬
гие на валютных рынках; производительный ка¬
питал есть более или менее конкретный основной
капитал со своими пространственными и времен¬
ными характеристиками, подвергающийся пере¬
оценке, и абстрактная стоимость, находящаяся
в движении (особенно как реализованная прибыль,
доступная для инвестирования в различных сфе¬
рах); земля есть дар природы и монополистиче¬
ское притязание на доходы; знание циркулирует
как часть общих интеллектуальных, ресурсов и мо¬
жет также стать объектом прав интеллектуальной
собственности и т.д. В этих категориях не только
товарная форма воплощает диалектическое про¬
тиворечие, но и другие формы капиталистических
отношений. Соответственно, имеется много аб¬
страктных возможностей кризиса (коренящихся
в диспропорциях между двумя сущностными мо¬
14
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
ментами каждого противоречия) и много соответ¬
ствующих стратегических дилемм относительно
того, как поступать с такими противоречиями в той
степени, в какой они распознаются exante или выяв¬
ляются ex post в ходе реальных кризисов.
С точки зрения теории государства это имеет
важные следствия для исторического и сравнитель¬
ного анализа формы и функций капиталистическо¬
го типа государства и государств в капиталисти¬
ческих обществах (относительно этого различия
см. главу 4; в более общем плане см. Jessop 2013,
2014, 2016b). К примеру, неолиберализм обычно
поддерживает связанный с меновой стоимостью ас¬
пект этих различных форм капиталистических от¬
ношений, и такая односторонность является глав¬
ным источником его финансовых, экономических,
политических и социальных кризисных тенденций
(см. главу 9 и Jessop 2016а). Конечно, имеется мно¬
го других видов противоречий, дилемм и парадок¬
сов, которые также заслуживают исследования и яв¬
ляются причиной реальных проблем в природном
и социальном мирах. Выявление их могло бы стать
серьезной исследовательской программой, выходя¬
щей далеко за рамки этой книги.
Связанная с этим тема касается исторического
и сравнительного анализа капитализма и далее го¬
сударств в капиталистических общественных фор¬
мациях. Здесь я разработал концепцию пестрого
капитализма (variegated capitalism), которая ука¬
зывает на сложные формы взаимодополняемости
и трений между типами (или разновидностями)
капитализма в потенциально едином, но все еще
неполном и неравномерно интегрированном ми¬
ровом рынке. Эти взаимодополняемости и трения
ставят пределы сосуществованию и совместной эво¬
люции особых разновидностей капитализма в дан¬
ной пространственно-временной оболочке (или ма¬
трице), характеризующейся особыми сочетаниями
пространств мест и потоков и экономических ци¬
15
государство: прошлое, настоящее и будущее
клов и других темпоральностей (см. в особенности
главы 5 и 8). Соответственно, можно изучать, ока¬
зывает ли взаимодействие сосуществующих разно¬
видностей капитализма в более или менее сложном
экономическом пространстве благотворное, ней¬
тральное или негативное воздействие на их эконо¬
мические показатели. Этот «более экологический»
подход исходит из того, что зоны относительной
стабильности в экономике данного пространства
обычно связаны с проявлениями нестабильности
в других местах и/или в будущем, возникающими
из-за неравных способностей перемещать и/или
откладывать проблемы, конфликты, противоре¬
чия и кризисные тенденции. Такие различия от¬
части связаны с «вертикальными» отношениями
между ядром и периферией и с иными нетриви¬
альными асимметричными способностями форми¬
ровать мировой рынок. Этот анализ также можно
распространить на относительно малоизученную
(насколько мне известно) тему пестрого колониализ¬
ма и/или империализма. Так, хотя имеются исследо¬
вания отдельных проявлений или разновидностей
колониализма или империи и даже предприни¬
мались попытки написать мировые или глобаль¬
ные истории в более масштабной перспективе, у нас
практически нет исследований отношений связан¬
ности, переплетения, дополнительности, соперни¬
чества и совместной возможности разновидностей
колониализма и империализма в рамках мировой
системы (см., к примеру, Abu-Loghod 1989; Karatani
2014; Potter and Saha 2015; Subrahmanyan 1997; Wain-
wright 2016). Разработка таких исследований требу¬
ет детального теоретического и эмпирического ана¬
лиза связи между геоэкономикой и геополитикой
(ten Brink 2014; van der Pijl 2008). Я уверен, что это
имеет особое звучание для российских читателей
и тех, кто интересуется историей во всемирно исто¬
рическом контексте, особенно в свете недавних уси¬
лий по реинтеграции центральных районов Евр¬
16
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
азии посредством (в числе прочего) инициативы
«Один пояс и один путь». Поддерживаемая Росси¬
ей и Китаем, она предоставляет реальную возмож¬
ность бросить вызов гегемонии США и попыткам
военного и экономического окружения этих вели¬
ких держав.
Продолжая тему вариации и пестроты, в «Буду¬
щем капиталистического государства» говорилось,
среди прочего, о продолжающемся, зависящем
от различных обстоятельств переходе от после¬
военного типа капиталистического государства,
которое может быть охарактеризовано как кейн¬
сианское национальное государство всеобщего бла¬
госостояния, к шумпетеровскому постнациональ¬
ному режиму, который стимулировал искать работу
(workfare) и соответствовал возникающему экономи¬
ческому режиму накопления, основанного на зна¬
ниях. Тот же теоретический подход был приме¬
нен к восточноазиатским девелопменталистским
государствам (developmental states), которые я оха¬
рактеризовал как листовское национальное госу¬
дарство, стимулирующее искать работу, и их кри¬
зисным тенденциям (Jessop 2016b). Оглядываясь
в прошлое, я вижу, что недооценил способность
к выживанию альтернативы экономике, основан¬
ной на знаниях, а именно накопления при господ¬
стве финансового капитала, что отражает возра¬
стающее доминирование капитала, приносящего
проценты (interest-bearing capital), в противопо¬
ложность капиталу, приносящему чистую прибыль
(profit-producing capital), более связанному с эконо¬
микой, основанной на знаниях (см. главу 9).
В то время как шумпетеровский постнациональ¬
ный режим, стимулирующий искать работу (workfa¬
re), более соответствует интересам приносящего чи¬
стую прибыль капитала, который может выиграть
от укрепления экономики, основанной на знаниях,
накопление при господстве финансового капита¬
ла более связано с приносящим проценты капита¬
17
государство: прошлое, настоящее и будущее
лом. В дополнение к этому экономика, основанная
на знаниях, с самого начала занимала более важ¬
ное место в тех экономиках, которые были в боль¬
шей степени ориентированы на экспорт и имели
социал-демократические или неокорпоративист-
ские режимы всеобщего благосостояния. Напро¬
тив, финансы играли ведущую роль в накоплении
в тех обществах, которые ранее имели более либе¬
ральные режимы всеобщего благосостояния, а за¬
тем пережили переход к неолиберальному режиму.
Это способствовало переходу к скорее рикардов-
скому, чем шумпетеровскому, подходу, к режиму,
стимулирующему искать работу (workfare), ориен¬
тированному на снижение индивидуальной, кол¬
лективной и социальной заработной платы как из¬
держек (международного) производства. Это
является результатом фундаментальной институ¬
циональной реорганизации отношений между эко¬
номическим и политическим в капиталистических
формациях либо в результате (возможно, непред¬
намеренном) политики жесткой экономии, либо
вследствие сознательной стратегии более прямого
и долгосрочного подчинения политической систе¬
мы «императивам» мирового рынка, как он пони¬
мается в неолиберальном дискурсе с его односто¬
ронним акцентом на логике меновой стоимости.
Я исследую тенденцию к сохранению мер жесткой
экономии в главе д этой книги. Такой же широкий
эвристический подход может быть применен, с уче¬
том соответствующих различий, к меняющимся
формам экономического и социального воспроиз¬
водства и соответствующим им режимам всеобще¬
го благосостояния в Советском Союзе и постсовет¬
ской России.
Я уделял такое внимание экономике, основанной
на знаниях, отчасти из-за того, что я недооценивал,
насколько устойчивым может быть неолиберализм,
несмотря на все свои противоречия и кризисные
тенденции. Это подтверждает один из моих люби¬
18
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
мых афоризмов о власти, а именно: власть —это воз¬
можность не учиться на собственных ошибках
(Deutsch 1963:111), поскольку их издержки перекла¬
дываются на другие общественные силы или откла¬
дываются на будущее. Это отражается в способности
неолиберализма «проваливаться вперед», то есть
поддерживать инерцию движения, несмотря на по¬
вторяющиеся случаи провалов, и продолжать идти
в будущее, основываясь в своей политике на более
или менее неизменных предпосылках, возможно,
при помощи фланговых и поддерживающих меха¬
низмов (Peck 2010: б). Другие экономические и по¬
литические режимы —но не все из них —также де¬
монстрируют эту способность в зависимости от их
конкретных структурных форм и меняющихся об¬
стоятельств. Вопрос о справедливости этого наблю¬
дения применительно к распаду советского блока
и провалам неолиберальной системной трансфор¬
мации и неолиберальной шоковой терапии мог бы
стать темой интересного кейс-стадиз.
В данной книге, хотя и не вполне явно, нахо¬
дят отражение аргументы, разработанные в расту¬
щем корпусе работ по критической политической
экономии или, точнее, по культурной политиче¬
ской экономии (см. Sum and Jessop 2013). Имеется
много причин для поворотов к культуре, а имен¬
но признание важности культуры (в широком по¬
нимании) как темы, долгое время находившейся
в забвении, как продуктивной методологической
исходной точки или как базовой онтологической
характеристики социального мира. Мой поворот
к культуре в сущности онтологический, но он ос¬
новывается на моем давнем интересе к предло¬
женному Грамши анализу гегемонии, на моих соб¬
ственных работах о том, как различные стратегии
накопления определяют направление капиталисти¬
ческого развития, а также на моем интересе к тому,
как государственные проекты и гегемонистские об¬
разы мира наделяют государство некоторым аппа¬
1.9
государство: прошлое, настоящее и будущее
ратным единством и чувством цели в его стратеги¬
ях и мерах государственной политики. Культурная
политическая экономия соединяет понятия и ин¬
струментарий критического семиотического ана¬
лиза (родовое понятие, охватывающее критический
анализ дискурса и других знаковых систем, участ¬
вующих в производстве смыслов и значений) и кри¬
тической политической экономии, создавая особый
подход к капиталистическим общественным фор¬
мациям. В частности, он отличается от других по¬
воротов к культуре своим вниманием к ключевым
механизмам, определяющим совместную эволюцию
семиотических и внесемиотических аспектов поли¬
тической экономии. Эти механизмы опосредуются
общими характеристиками семиозиса и определя¬
ются конкретными формами и институциональ¬
ной динамикой капитализма. В своих предыдущих
работах я изучал эти (и многие другие) вопросы
с точки зрения перформативной роли экономиче¬
ского воображаемого в придании формы, содержа¬
ния и динамики экономическому порядку. Именно
поэтому и Маркс уделял так много усилий крити¬
ке базовых категорий или организующих понятий
классической и вульгарной политической эконо¬
мии и их роли в консолидировании и легитимации
капиталистических отношений. В данной книге
ключевыми категориями снова являются страте¬
гии накопления, политическое воображаемое, го¬
сударственные проекты, а гегемонистские образы
мира и государственные проекты наделяются клю¬
чевой ролью в определении характера государства
(см. главы 1-3 и др.).
Еще одна тема, возникшая в рамках моего подхо¬
да к государству и государственной власти и отра¬
жающая важные кризисные тенденции и кризисы
в реально существующем мировом обществе, — это
растущее, хотя и запоздалое признание радикаль¬
ной политической экологии как основы для бо¬
лее адекватной критики политической экономии.
20
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
В этой области уже проведена большая и важная
теоретическая работа, иногда связанная, а иногда
нет с общественными движениями и противоречи¬
вой реакцией капитала и государственных управ¬
ленцев. Мое ранее пренебрежительное отношение
к теме жизни и смерти отражает такое же отно¬
шение к ней и со стороны капиталистов и госу¬
дарственных управленцев — классические приме¬
ры провалов рынка и государства соответственно,
представленные в значительной части обычной ли¬
тературы по экономике и/или государстве. И, как я
уже отмечал в «Будущем капиталистического го¬
сударства», выход политической экологии из тени
не является просто вопросом завершения критики
политической экономии. Эта тема вновь подчер¬
кивается в заключении к настоящей монографии,
где я снова опираюсь на критические исследования,
использующие научный анализ, критическую по¬
литическую экологию и работу общественных дви¬
жений для того, чтобы дать необходимые детали.
Резюмируя, можно сказать, что в этом введе¬
нии была сделана попытка обозначить место дан¬
ной книги в моем предшествующем теоретическом
развитии, выявить новые теоретические интере¬
сы, явно или неявно отразившиеся в этом тексте,
и обозначить новые направления исследований,
требующие дальнейшей разработки, особенно пе¬
стрый империализм, накопление при господстве
финансового капитала и сохранение режима жест¬
кой экономии, политическую экологию как основ¬
ной вызов человечеству и продолжающееся на¬
копление. Как однажды отметил в письме ко мне
Никое Пуланцас, мой любимый марксистский тео¬
ретик, ни один теоретик никогда полностью не на¬
ходится на вершине своей теоретической эволю¬
ции (более общий анализ исследований Пуланцаса
см. в Jessop 1985). Это совершенно верно в отно¬
шении меня с моим неравномерным развитием,
остатками прошлых теорий, сохраняющимися не¬
21
государство: прошлое, настоящее и будущее
ясностями, неполными шагами вперед и областя¬
ми исследования, незаслуженно обойденными вни¬
манием. Поэтому становится еще более важно быть
открытым теоретической и идеологической кри¬
тике в академическом и более широком социаль¬
ном мирах, а также постоянной самокритике, поро¬
ждаемой размышлениями о расхождениях между
теорией и практикой. Это не гарантирует, что не¬
который будущий цикл теоретизирования приве¬
дет твои исследования к совершенству и завершен¬
ности. Но это означает, что характер и выражение
неравномерного развития твоего интеллектуально¬
го проекта изменятся.
Ожидая этого, я хотел бы выразить особую при¬
знательность Сергею Моисееву за то, с какой тща¬
тельностью он подошел к переводу этой книги,
и надеюсь, что этот прекрасный перевод будет спо¬
собствовать дальнейшим циклам критики и само¬
критики. Это нужно не.только для того, чтобы
достичь лучшего понимания противоречий и ди¬
лемм капиталистических отношений и характе¬
ра государственной власти как формы господства,
но и для того, чтобы создать лучшую основу для бу¬
дущей политической практики, призванной изме¬
нить мир, в котором царит безжалостный механизм
ориентированного на прибыль и опосредованного
рынком накопления капитала и все острее стано¬
вятся угрозы климатических изменений.
Боб Джессоп
Ланкастер
12 сентября 2016 г.
Предисловие
ЭТА книга — последняя из незапланирован¬
ной серии работ о теории государства, госу¬
дарствах и государственной власти, которая
отражает меняющиеся обстоятельства и исследо¬
вательские интересы. Она отличается от всех моих
предыдущих работ в трех важных отношениях.
Во-первых, вместо того чтобы фокусировать вни¬
мание на послевоенных капиталистических госу¬
дарствах или государствах в капиталистических об¬
ществах, в ней обсуждается генеалогия государства,
периодизация становления государства, современ¬
ные государства и вероятные будущие тенденции,
различимые в настоящем (иными словами, вари¬
анты будущего в настоящем). Во-вторых, учиты¬
вая такое расширение исторического горизонта ра¬
боты, она предлагает концептуальную структуру
для изучения государства, которая может исполь¬
зоваться в большем числе контекстов, интегриро¬
ваться с более теоретическими подходами и при¬
меняться с различных позиций. В-третьих, хотя
она обращается к множеству разнообразных теоре¬
тических подходов и иногда выступает с их беглой
критикой, ее цель состоит не в проведении резких
разграничительных линий между ними, а в их син¬
тезе—там, где это можно и нужно. Таким образом,
даже там, где я концентрируюсь на одном конкрет¬
ном подходе, я отмечаю возможные связи, пересе¬
чения или параллели с другими подходами, не по¬
лучившими разработки.
23
государство: прошлое, настоящее и будущее
Эта книга основывается на многолетнем, хотя
и не непрерывном занятии вопросами теории госу¬
дарства и критическими исследованиями реальных
государств, прежде всего в Европе. Рань1ые я больше
занимался критикой политической экономии, осо¬
бенно послевоенного капитализма, развитием ми¬
рового рынка и их кризисными тенденциями. По¬
этому точкой отсчета проведенного мной анализа
часто выступают теории капитала или классов. Но,
как было отмечено выше, это лишь одна из многих
возможностей и ни одна из них не будет занимать
привилегированное положение на априорных ос¬
нованиях, но только с точки зрения ее способно¬
сти объяснять конкретные проблемы в конкретных
контекстах (см. главу 3). Многие исследователи по¬
влияли на мое понимание государства своими раз¬
мышлениями и анализом исторических процессов
или личными беседами со мной и в ряде случаев
язвительной критикой! Мои собеседники знают,
о ком идет речь, и их влияние очевидно в основ¬
ном тексте и сносках.
Я хотел бы упомянуть здесь восемь исследова¬
телей, которые продолжают служить для меня ис¬
точниками вдохновения. Никое Пуланцас, с ко¬
торым я встречался лишь однажды, но к работам
которого я регулярно возвращаюсь в поисках све¬
жих идей и вопросов для размышления; Алекс Де-
мирович, неутомимый энтузиаст, источник крити¬
ческого разума и теоретической мудрости; Иоахим
Хирш, автор одного из лучших исследований госу¬
дарства в духе исторического материализма и его
критического применения к Германии; Юпп Эс-
сер, подчеркивавший важность строгой эмпириче¬
ской проверки теоретических утверждений о госу¬
дарстве; Мартин Джонс, который открыл для меня
экономическую и политическую географию и ока¬
зал поддержку в качестве соавтора и собеседника
в течение многих лет и влияние которого хорошо
видно в главе 5 и на протяжении всей книги; Уль¬
24
ПРЕДИСЛОВИЕ
рих Бранд, всегда напоминающий мне, что теория
может сочетаться с социальной и политической
практикой; Михаэль Брие, радушно принявший
меня в Фонде Розы Люксембург в Берлине и под¬
черкивавший важность эмансипирующего един¬
ства теории и практики, и (последняя по счету,
но не по значимости) Нгай Линсум, вместе с ко¬
торой я работал над проблемой культурного пово¬
рота в политической экономии и его последствий
для государства, так же как и для экономических
исследований.
Я выражаю отдельную благодарность Луизе
Найт и Паскалю Поршерона, сотрудникам изда¬
тельства Polity Press, за то, что они заботливо опе¬
кали и направляли меня на последних этапах напи¬
сания этой книги вплоть до сдачи окончательной
версии в 2015 г. На благо этой окончательной версии
пошли комментарии Колина Хея и трех аноним¬
ных рецензентов, а также компетентное и высоко¬
профессиональное редактирование Мануэлы Те-
кьюсан.
Некоторые части этой книги были написаны
во время профессорской исследовательской ста¬
жировки, которую финансировал Исследователь¬
ский совет по экономическим и социальным на¬
укам (Economic and Social Science Research Council)
в рамках гранта RES-051-27-0303. Ни ESRC, ни упо¬
мянутые выше друзья и коллеги, конечно, не несут
ответственности за ошибки и упущения в данном
тексте. Обычные оговорки такого рода, несомнен¬
но, важны здесь вдвойне.
Я посвящаю эту книгу памяти Юппа Эссера, кол¬
леги и вдохновителя, критического собеседника
и дорогого друга, жизнь которого преждевремен¬
но забрал рак в 2010 г.
Гаага
21 марта 2015 г.
Список таблиц
Таблица 1.1. Шесть подходов к анализу государства
Таблица 2.1. Кумулятивный генезис современного
государства
Таблица 2.2. Аспекты традиционной трехэлемент¬
ной теории
Таблица 3.1. Шесть измерений государства и их
кризисные тенденции
Таблица 4.1. Некоторые ключевые характеристики
капиталистического типа государства
Таблица 4.2. Капиталистический тип государства
в соотношении с государством в капиталисти¬
ческом обществе
Таблица 5.1. Четыре аспекта социопространствен-
ности
Таблица 5.2. К многомерному анализу социопро-
странственности
Таблица 6л. Типология воображаемых политиче¬
ских сообществ, связанных с национальными
государствами
Таблица 7.1. Способы управления
Таблица 7.2. Управление второго порядка
Таблица 8.1. Три тенденции и контртенденции
в трансформации государства
Таблица 9.1. Нормальные государства и исключи¬
тельные режимы
26
Список сокращений
МВБ — Министерство внутренней безопасности
США (DHS, Department of Homeland Security)
до н.э. — до нашей (новой) эры
ЕС—-Европейский союз
ЕСМ — Европейский стабилизационный механизм
(ESM, European Stability Mechanism)
ЕЦБ —Европейский центральный банк
МВФ —Международный валютный фонд
ООН —Организация Объединенных Наций
ОЭСР —Организация экономического сотрудниче¬
ства и развития (OECD)
«Патриотический акт»—Акт о сплочении и укреп¬
лении Америки путем обеспечения надле¬
жащими средствами, требуемыми для пре¬
сечения и воспрепятствования терроризму
(2001 г.)
ПВС — пространственно-временное состояние
СРП — стратегически-реляционный подход
США—Соединенные Штаты Америки
ТМУС —территория, место, уровень, сеть
ТТИП —Трансатлантическое торговое и инвестици¬
онное партнерство
ТТП — Транстихоокеанское партнерство
MECW — Собрание сочинений К. Маркса и Ф. Эн¬
гельса в 50 томах (Progress Publishers: Moscow,
Lawrence and Wishart: London, and Internatio¬
nal Publishers, New York, 1975-2005)
Q,— quaderno (тетрадь)
27
l Введение
« ОВРЕМЕННОЕ государство» веками было
■ частью политического ландшафта, хотя и
не всегда отчетливо выделямой на этом об¬
щем горизонте. Интерес социальных наук к нему
то возрастал, то' убывал, исследовательский фокус
смещался, подходы сменяли друг друга, повинуясь
прихотям интеллектуальной моды. Иногда даже
складывается впечатление, что в этой области,
как и в других, обществоведы не столько решают
проблемы,' сколько сами их создают. Что действи¬
тельно интересно, так это когда новое поколение
исследователей или новое эпистемное сообщество
находит новый потенциал в старых теориях, стал¬
кивается с новыми проблемами и исследователь¬
скими возможностями или перенимает находки,
метафоры или парадигмы у других школ или дис¬
циплин. В этом отношении цель моего исследо¬
вания в том, чтобы показать, что по-прежнему
важно заниматься теоретическим осмыслением го¬
сударства и государственной власти и что по мере
того, как объекты исследования меняются, необхо¬
димо обновление теории государства. Все это на¬
шло отражение в пяти взаимосвязанных задачах,
которые где-то решаются последовательно, одна
за другой, а где-то к ним приходится снова и снова
возвращаться в разных местах в этой книге. Из-за
ограниченного объема не всем задачам уделяется
равное внимание и энергия, но я надеюсь, что на¬
писал о каждой из них достаточно, чтобы проде¬
монстрировать их относительную эвристическую
29
государство: прошлое, настоящее и будущее
ценность и целесообразность их совместного рас¬
смотрения.
Первая — изначально спорная — задача состоит
в том, чтобы обрисовать шесть стратегий анали¬
за государств и государственной власти, которые,
если объединить их сильные стороны, могут пред¬
ложить мощный инструмент для решения сложных
проблем в данной области. Это не требует разра¬
ботки общей и трансисторической теории государ¬
ства-цель, которую я давно отверг по причинам,
описанным в другом месте (Jessop 1982: 211-213).
Но это подразумевает принятие (мета)теоретиче-
ского, эпистемологического и методологического
плюрализма при анализе государства и тщательное
рассмотрение наиболее уместных исходных пунк¬
тов и точек зрения в конкретных теоретических
и практических контекстах.
" Вторая —дающая предварительные ответы —за¬
дача состоит в том, чтобы предложить такое опре¬
деление государства, которое отражало бы его от¬
личительные признаки как формы политической
организации и способствовало анализу его институ¬
циональной и пространственно-временной измен¬
чивости. Начиная с континентальной европейской
традиции теории государства, которая выдвигает
на первый план три ключевых элемента современ¬
ного государства, я добавлю четвертый: источни¬
ки легитимации в государственных проектах. Эти
четыре элемента могут расширяться и уточняться
в различных теоретических и практических целях.
Такой ревизионистский подход.также дает основу
для изучения различных прошлых и настоящих го¬
сударства и спекуляций относительно возможных
вариантов будущего.
Третья — не столь масштабная — задача заклю¬
чается в рассмотрении исторической семантики
современного государства, то есть возникновения
и установления особой терминологии для опи¬
сания государства, и, безусловно, ее роли в кон¬
30
1 . ВВЕДЕНИЕ
ституировании, консолидации, воспроизводстве
и управлении различными институтами, спосо¬
бами учета, практиками и воображаемыми, будь
то в сфере высокой политики или в повседневной
жизни, которые соотносятся с этой семантической
структурой. Эта задача важна, даже если считать,
что государство, рассматриваемое как форма по¬
литической организации, предшествует собствен¬
ной явной концептуализации в категориях госу¬
дарственности. Данная задача предусматривает
нечто большее, нежели изучение истории идей, ин¬
теллектуальной истории или истории политиче¬
ской мысли: она распространяется на связи между
семантическими изменениями и социальными
трансформациями и в этом контексте на споры
о природе и целях государства. Она также требу¬
ет критической рефлексии о языке, который ис¬
пользуют для описания государствоподобной по¬
литической власти до возникновения семантики
государства, и о социальных изменениях, которые
подтолкнули к использованию семантики управ¬
ления и метауправления для описания возникаю¬
щих политических институтов и практик, менее
территориально сконцентрированных, чем их го¬
сударственные аналоги. Историческая семантика
государства также ставит вопросы о европоцен¬
тристской природе теории государства и на этой
основе о применимости (европоцентристской) тео¬
рии государства к территориально организован¬
ным формам политической власти .за пределами
центров формирования европейских государств,
особенно до того, как правители и подданные
этих иных политических режимов столкнулись
с представителями европейских государств, таки¬
ми как грабители, купцы, путешественники, мис¬
сионеры, дипломаты и др. Такая рефлексия может
помочь выявить историческую специфику различ¬
ных форм политической организации, политиче¬
ских режимов и типов государств.
31
государство: прошлое, настоящее и будущее
Четвертая задача, основывается н# первых
трех, но в то же время оказывает обратное влия¬
ние на них. Она заключается в том, чтобы предло¬
жить некие теоретические рассуждения о ключе¬
вых аспектах государства и государственной власти,
особенно в развитых капиталистических режимах
на мировом рынке. Фокус на них отражает мои ис¬
следовательские интересы и познания и не означа¬
ет, что за такими государствами будет приоритет
в онтологическом или нормативном плане, особен¬
но потому, что они принадлежат миру государств,
характеризующихся иными формами господства.
Так, ориентированное на получение чистой при¬
были и опосредованное рынком накопление яв¬
ляется доминирующим принципом общественной
организации в мировом обществе. И это оправ¬
дывает исследовательский фокус, направленный
на капиталистические черты современного госу¬
дарства, но не предполагает, что это единственно
полезная отправная точка (см. Jessop 1990, 2002,
2011, 2015а). Результаты, полученные в ходе реше¬
ния других задач, вместе с иллюстративной силой
данного упражнения должны дать читателям по¬
нятия и идеи для изучения других видов государ¬
ства и государственной власти со стратегическо-ре¬
ляционной точки зрения.
Пятая задача, решаемая в большинстве глав, за¬
ключается в том, чтобы показать, каким образом
можно критиковать государство, государствен¬
ную власть, государственную семантику, притяза¬
ния на легитимность и даже саму теорию государ¬
ства, указывая на их укорененность в господстве
и идеологии. Отвергая представления о государ¬
стве как о нейтральном инструменте или ориен¬
тированном на общее благо акторе, эта задача тре¬
бует критического изучения асимметрий власти
и господства, запечатленных в государстве, рас¬
сматриваемом как форма политической организа¬
ции, и в его воплощениях в политических режимах,
32
1 . ВВЕДЕНИЕ
вместе с его структурной и стратегической ролью
в воспроизводстве более широких форм эксплуата¬
ции, угнетения и господства в конкретном времени
и месте и вместе с пространством для оспаривания,
модификации или свержения этих асимметрий
и их последствий. Критика не должна ограничи¬
ваться хищническими, жестокими, тоталитарными,
авторитарными государствами, государствами-из¬
гоями или париями, но распространяться и на те,
которые принято считать благожелательными ли¬
берально-демократическими режимами. Никако¬
го господства в целом и никакой общей формы
господства не существует. Формы господства раз¬
личаются в различных социальных полях (вклю¬
чая отношения общества и природы) и пересекают¬
ся друг с другом (см. главу 4). Поэтому необходимо
пояснять, какие именно формы господства подвер¬
гаются критике.
История государств и систем государств тесно
связана с историей политической философии, нор¬
мативной политической теории и объяснениями
геополитики и геоэкономики, а также с теорети¬
ческими исследованиями реальных (межгосу¬
дарственных систем. На самом деле все пять вы¬
деленных полей с их различными объяснениями
и рациональностями сыграли важную роль в фор¬
мировании государств и их трансформации. Вер¬
но и обратное: меняющиеся формы и функции
(меж)государственных систем способствовали сдви¬
гам, постепенным или резким, в ведущих формах
философской, нормативной и теоретической ре¬
флексии о государстве. Поэтому к этим полям сле¬
дует подходить как к пространству соперничества,
которое одновременно формирует государствен¬
ный аппарат и государственную власть и отражает
изменения в них. Более того, государственные вла¬
сти редко (если вообще когда-либо) бывают индиф¬
ферентны к политическим философиям, политиче¬
ским теориям и теориям государства. Они обычно
33
государство: прошлое, настоящее и будущее
проводят различия между ними (и между их орга¬
ническими интеллектуалами, сторонниками и ин¬
ституциональными базами), Поддерживая те из них,
которые менее всего расходятся с продвигаемы¬
ми в конкретный момент государственными тра¬
дициями и проектами, и отвергают, маргинализи¬
руют или подавляют те, которых боятся. Контроль
и подавление инакомыслия (dissent) так же важны,
как и формирование согласия (consent). Поэтому од¬
ним из подходов к истории государства может быть
изучение его коэволюции с идейными изменениями
(независимо от того, что первично, а что вторично).
В исследовательской литературе можно встретить
множество примеров такого подхода в его идеали¬
стическом, институционалистском или материали¬
стическом изводе. Настоящая работа не принадле¬
жит к их числу. Но время Ът времени она будет об¬
ращаться к философским позициям, нормативным
политическим теориям и парадигмам государствен¬
ной политики, оформляющим государство и госу¬
дарственную власть.
Хотя история теории государства не является ос¬
новным предметом этой книги, здесь все же стоит
сделать несколько кратких замечаний. Происхо¬
ждение «современного государства» и системы го¬
сударств было связано с многими конкурирующими
философскими идеями об этой инновации (вспо¬
мним Жана Бодена, Эмера де Ваттеля, Гуго Гроция,
Франческо Гвиччардини, Г. В. Ф. Гегеля, Томаса
Гоббса, Иммануила Канта, Джона Локка, Никко¬
ло Макиавелли, Самуэля Пуфендорфа и Жан-Жа¬
ка Руссо)1 — идеями, которые были также отчасти
перформативными, то есть способствовали форми¬
рованию того самого института, рефлексиями о ко¬
тором были. Подобным образом консолидация го¬
1. Сходными философскими размышлениями сопровождалось
формирование других видов государств в разное время
и в разных местах, а не только в Европе.
34
1 . ВВЕДЕНИЕ
сударства в XIX в. была связана с влиятельными
работами по теории государства, праву, политиче¬
ской науке, государственному администрированию
и государственной политике. 1920-30-е гг. ознаме¬
новались новым циклом интенсивного изучения
меняющихся форм и функций и даже кризиса ли¬
берального государства вместе с теориями, оправ¬
даниями и критикой авторитарных или тоталитар¬
ных режимов. Аналогичное возрождение теории
государства и режимов имело место на Западе сразу
после окончания Второй мировой войны (особен¬
но в отношении к послевоенному восстановлению
в Европе), а затем в 1970-80-е гг., чему отчасти спо¬
собствовали кризисы в сложившейся после войны
форме государства, отчасти интерес к государство-
строительству сразу после деколонизации, а отча¬
сти — к экспортно ориентированным девелопмен-
талистским государствам Восточной Азии.
После затишья в 1990-х общая форма и функ¬
ции государств вновь стали предметом присталь¬
ного теоретического и политического внимания.
Кризис национального государства в так называе¬
мых обществах позднего модерна (как раз тогда,
когда оно приобрело большую значимость в ходе
государство- и нациестроительства после распа¬
да советского блока) привел к возрождению инте¬
реса к теории государства и попыткам разработать
альтернативные понимания политики, выходя¬
щие за рамки институтов суверенного государства.
Внимание сместилось от противопоставления ка¬
питализма и социализма и соответствующих госу-
даственных форм к разновидностям капитализма
и политических режимов, от национального госу¬
дарства и нации-государства к диалектике глобаль¬
ного и локального и многоуровневому управлению
и от относительной автономии или классового ха¬
рактера государства к микрофизике власти и по¬
литике идентичности. Затем финансовые и эконо¬
мические кризисы в североатлантических странах
35
государство: прошлое, настоящее и будущее
и еврозоне, роль государства в кризисно^ управле¬
нии и серьезные фискальные кризисы, а также кри¬
зисы суверенного долга возродили интерес к преде¬
лам государственной власти и вызовам глобального
управления. Другим стимулом были несостоятель¬
ные государства и так называемые государства-из¬
гои, особенно на Ближнем Востоке и в Северной
Африке, а также интерес к особенностям ислам¬
ских и/или арабских государств, включая в самое
последнее время исламский халифат.
Спектр литературы, посвященной проблемати¬
ке государства, необычайно широк, и одному ис¬
следователю не под силу ее даже просто обозреть,
не говоря уже о том, чтобы освоить. Эта кни¬
га касается многих вопросов и опирается на мно¬
гие дисциплины и междисциплинарные подхо¬
ды. История понятий и историческая семантика,
которые занимаются соответственно (i) генеало¬
гией и прагматическим использованием понятий
и (2) исторической взаимосвязью между новы¬
ми или меняющимися понятиями и социальны¬
ми трансформациями, служат ключевыми источ¬
никами для изучения идей или образа государства
(например, Bartelson 1995; Koselleck 1985; Palonen
2006; Skinner 1989; об этих двух подходах см. Sum
and Jessop 2013). Я также опираюсь на находки
критического дискурс-анализа, который способен
предложить очень многое для критики идеологии.
Мой анализ ключевых проблем государственно¬
сти как формы господства во многом основывает¬
ся на континентальной европейской традиции тео¬
рии государства и ее возрождении в марксистской
интерпретации в 1970-80-е гг. Все это дополняет¬
ся политико-юридическими исследованиями и ра¬
ботами по государственному управлению, полити¬
ческой экономии и международным отношениям.
В историческом отношении основными отправ¬
ными точками служат археология, антропология,
исторический институционализм и историогра-
зб
1 . ВВЕДЕНИЕ
фи я. Более современные изменения в государстве,
особенно когда оно рассматривается как ансамбль
форм власти и управления, выявляются исследова¬
ниями микрофизики власти, правительности и ис¬
кусства государственного управления. Этот список
можно продолжать, но весь круг источников про¬
яснится по ходу дальнейшего повествования.
Круг источников, необходимых для обращения
к проблеме государства, иллюстрирует три ключе¬
вых утверждения, выдвигаемые ниже. Во-первых,
общая, трансисторическая, теория государства не¬
возможна, особенно если она понимается как един¬
ственная теория, стремящаяся понять и объяснить
происхождение, развитие и тенденции государства,
не обращаясь к другим видам исследований. Во-вто¬
рых, государственная система как сложная поли¬
тическая ассоциация, аппарат, dispositif, ансамбль
или сборка (возможны различные термины), свя¬
занная с более обширным комплексом социальных
отношений, может изучаться с многих теоретиче¬
ских и политических позиций (см. различные точ¬
ки зрения по этому вопросу: Lukacs 1971; Лукач 2003;
Althusser 2006; Hartman 1979; Harding 1991, 2003;
D. Е. Smith 1990; Calhoun 1995). Более того, полез¬
но изучать идею государства, государство и межго¬
сударственную систему, а также государственную
власть с различных, хотя и соизмеримых теорети¬
ческих точек зрения. Интересна также феноменоло¬
гия государственной власти из перспектив различ¬
ных субъектов. В-третьих, несмотря на тенденции
к овеществлению государственной системы как на¬
ходящейся вне общества и стоящей над ним, эта
система рано или поздно должна быть соотнесена
с мировым обществом, в которое включены государ¬
ства. Отсюда возникает целый ряд интересных па¬
радоксов части и целого (глава 3).
В контексте вышесказанного я утверждаю,
что формирование государств и государственной
системы может быть и будет проанализировано
37
государство: прошлое, настоящее и будущее
по меньшей мере из шести ракурсов (gm. табл.1.1).
Принятие одного или более из них для конкрет¬
ных теоретических или практических целей обна¬
руживает сложность государства как полиморфно¬
го ансамбля институтов, поскольку разные точки
зрения выявляют различные лики государства и го¬
сударственной власти. Кроме того, каждая точка
зрения имеет свою характерную слепую зону, ко¬
торая не дает нам увидеть полной картины. Таким
образом, сочетание соизмеримых перспектив позво¬
ляет провести более сложный анализ, который мо¬
жет включить внешне противоречивые утверждения
о государстве в более всеобъемлющую аналитиче¬
скую схему, показывающую, как истинность наблю¬
дений и высказываний зависит от контекстов, в ко¬
торых они делаются (о важности пересекающихся
«контекстур» таких наблюдений см. Gunther 1973).
Эти темы также касаются полиморфической или по¬
лиморфной природы государства (см. главу 2).
Первый ракурс — это «история становления»
государства, изучаемая в терминах эффекта колеи
или генеалогий отдельных частей государства. Этот
подход используется в главе 5 при изучении перехо¬
да от простых и сложных вождеств к ранним фор¬
мам государства и империи. Такая точка зрения
также может применяться для изучения развития
и сведения в единое целое таких ключевых компо¬
нентов современного государства, как постоянная
армия, современная налоговая система, рациональ¬
ная бюрократия, верховенство’права, парламент,
всеобщее избирательное право, права граждан¬
ства и признание другими государствами2. И со¬
ответственно, она может использоваться для от-
2. Основные исследования включают такие классические рабо¬
ты, как Weber 1978; Hintze 1975 и Brunner 1992 и позднее
Anderson 1974а, 1974b; Андерсон 2007, 2010; Baker 1966;
Bonney 1995; Finer 1997b, 1997c; Gerstenberger 2008; Mann
1986, 1996; Манн 2017, 2018; Poggi 1978; Strayer 1970 и Til¬
ly 1992; Тилли 2009.
38
оо
Подход
Историческое
устройство
Формальное
устройство
Институ¬
циональный
анализ
Агентоцен-
тричный ин¬
ституциональ¬
ный анализ
Фигуративный
анализ
Государствен¬
ная семантика,
политический
дискурс
таблица 1.1. Шесть подходов к анализу государства
Фокус исследования Ключевые темы Некоторые дисциплины
Первоначальное формирование госу¬
дарства; последующая эволюция госу¬
дарства; генеалогия разнообразных эле¬
ментов государственного аппарата
Государство как форма господства;
виды государств и режимов; функцио¬
нальная дифференциация
Связь между ветвями власти
Государство (государственная система)
как институциональный ансамбль
Институциональный дизайн
Государственные управленцы и другие
государственные деятели, политиче¬
ские акторы и политическое поведение,
равновесие сил
«Государство и общество»
«Государство и цивилизация»
Социальная укорененность
Понятие государства, «государство
как идея», философии и теории госу¬
дарства и государственной системы
Тсрриториализация политической
власти
Ключевые характеристики государ¬
ственного аппарата
Кризис государства, распад, революция
Форма производна от функции
или форма умножает функции
«Относительная автономия»
Демократия и диктатура
Институциональный изоморфизм
или дополнительность
Зависимость от пути исторического
развития и формирование пути
Государство в контексте, истори¬
ческие расколы, базис-надстройка,
социетализация
Государственные проекты, политиче¬
ское воображение, нарративы полити¬
ки, этико-политические, гегемонист-
ские образы мира, критика идеологии
Археология, антропология, геополи¬
тика, история, военная наука, исследо¬
вание организаций, государственное
администрование
Исторический материализм, междуна¬
родные отношения, право, наука о го¬
сударственной политике, политическая
наука, теория государства
Исторический, организационный, сете¬
вой и социологический институциона¬
лизм в различных дисциплинах
Сравнительная политика, география,
история, историческая социология, по¬
литическая экономия
История понятий, критический анализ
дискурса, культурология, политическая
философия и теория, семиотика
Лидерство, принятие решений, полити-Акторно-сстевая теория, исторический
ческие расчеты, политическое рскрути- институционализм, исследования госу-
рование, социальные базы, гегемония дарственной политики, социология
Источник: составлено автором.
государство: прошлое, настоящее и будущее
вета на вопрос, почему современное государство,
а не иные формы политической организации часто
избиралось и в конце концов сохранилось в каче¬
стве доминирующей политической формы во вре¬
мя распада или свержения феодализма (Tilly 1975;
Spruyt 1993).
Во-вторых, другой корпус работ обращается
к тому, что иногда называют формальным устрой¬
ством государства, то есть к его признакам как осо¬
бой формы общественных отношений. Если исто¬
рическое устройство требует диахронного подхода,
то для рассмотрения формального устройства ну¬
жен скорее синхронный. Здесь речь идет о ком-
плементарности — иногда даже изоморфизме —
между характеристиками данного типа государства
(о различии между изоморфизмом и комплемен-
тарностью см. Amable 2009; Crouch 2005). Этот
подход более соответствует современному государ¬
ству в той мере, в какой последнее явно отделе¬
но от других институциональных порядков и мо¬
жет изучаться само по себе, а не как укорененная
в социуме или переплетающаяся с другими часть
более сложного, многогранного социального по¬
рядка. Поэтому возможно изучение того, как со¬
временное государство становится формально от¬
деленным (оторванным) от других сфер общества,
приобретает свою политическую рациональность
(raison d’etat) и modus operandi и притязает на осо¬
бую конституционную легитимацию, основанную
на строгом соблюдении собственных политиче¬
ских процедур, а не на таких ценностях, как боже¬
ственное или естественное право. Данный подход
применяется в главах 3 и 4, но во всех главах кни¬
ги подчеркивается, что государства полиморфич-
ны, демонстрируют разные формы в зависимости
от меняющихся принципов организации общества
или от конкретных вызовов и обстоятельств, если
только не от того и другого вместе (дальнейшее
рассмотрение полиморфизма см. в главе 2).
40
1 . ВВЕДЕНИЕ
В-третьих, существует множество различных ин¬
ституционалистских подходов к государству, и все
они исходят из того, что каким-то образом «инсти¬
туты имеют значение». Эти подходы вдохновляют¬
ся общим, но недостаточно конкретизированным
представлением о том, что институты включают
в себя комплексы социальных практик, которые
(i) регулярно повторяются; (2) связаны с опреде¬
ленными ролями и общественными отношения¬
ми; (3) тесно связаны с конкретными формами дис¬
курса, символическими средствами или способами
коммуникации; (4) санкционируются и поддер¬
живаются социальными нормами; (5) имеют важ¬
ное значение для социального порядка. Термин
«институт» также применяется для обозначения
организаций или социальных организмов, кото¬
рые имеют большое значение для общества в це¬
лом и действуют как квазикорпорации. Помимо
исполнительной, законодательной и судебной вет¬
вей власти, другими примерами таких институтов
служат транснациональные фирмы, банки, иерар¬
хические организации труда и капитала и традици¬
онные религии. В данной книге не будет рассматри¬
ваться парадигма рационального выбора3, но будут
подробно рассмотрены исторический, сетевой, ор¬
ганизационный, социологический и идеациональ-
ный (также известный как конструктивистский
или дискурсивный) институционализмы, пред¬
лагающие ценные идеи относительно государства
и политики. В дополнение к изучению отдельных
институтов или их комплексов исследования инти-
туционалистов посвящены и другим темам, вклю¬
чая различия в отдельных институциональных
формах, межинституциональные конфигурации,
институциональные истории, порядки или функ¬
циональные системы, институциональный изо¬
3. Ценную критику теории рационального выбора см. в: Green
and Shapiro 1996.
41
государство: прошлое, настоящее и будущее
морфизм или комплементарность, институцио¬
нальный дизайн и управление институтами и их
отношениями (о видах институционализма в поли¬
тике см. Hall and Taylor 1996; критический обзор ин-
ституционализмов, включая идеациональный ин¬
ституционализм, см. в Sum and Jessop 2013: 33-71).
В-четвертых, «агентоцентричный» институцио¬
нализм изучает то, как социальные силы делают
историю —свою и других —в конкретных институ¬
циональных контекстах. Такие исследования пред¬
полагают более детальный анализ конкретных ин¬
ституциональных структур и рассматривают окно
возможностей, открываемое ими для осуществле¬
ния изменений индивидуальными и коллектив¬
ными акторами. Имея дело с акторами, теоретики
«агентоцентричного» институционализма фоку¬
сируются на групповых акторах, а не на индиви¬
дах; на интересах, идентичностях, ориентациях
действий и ресурсах в конкретных комбинациях
акторов, а не на родовых, внеконтекстуальных ка¬
тегориях; на различных формах взаимодействия
(например, переговорах, многоуровневом приня¬
тии решений или иерархическом командовании).
Этот подход избегает методологического индиви¬
дуализма, начинающего с индивидуальных акто¬
ров, их мотивов и поведения, и отвергает функ¬
ционалистские и структуралистские описания,
отдающие предпочтение приписывемым функци¬
ям институтов или неизбежным ограничениям,
которые накладываются специфическими струк¬
турными конфигурациями. Вместо этого он со¬
средоточивает внимание на эмерджентной логике
и динамике различных институциональных поряд¬
ков или функциональных подсистем и на связан¬
ных с ней асимметричных возможностях, которы¬
ми они наделяют различных акторов в конкретных
полях взаимодействия, включая многоуровневые,
многосторонние или многопространственные аре¬
ны. Этот подход, схожий со стратегически-реляци-
42
1 . ВВЕДЕНИЕ
онным подходом (глава 3), и лег в основу моих объ¬
яснений управления, несостоятельных государств,
а также нормальных государств и государств с ис-
ключительными/чрезвычайными полномочиями
(главы 7 и 9). Он отличается от (нео)плюралисти-
ческих традиций, которые намного более «агенто-
центричны» и уделяют меньше внимания институ¬
там как источникам ограничений и возможностей,
если вообще признают их в качестве таковых. (Кри¬
тику плюрализма см. в Conolly 1969; защиту этой
парадигмы от критики см. в M.J. Smith 1990; кон¬
цепцию неоплюрализма, ориентированную скорее
на возникающую мировую политику, а не на нацио¬
нальные государства, см. в Сегпу 2010.)4
В-пятых, разновидности фигуративного анализа
фокусируют внимание на отношениях между госу¬
дарством и гражданским обществом (понимаемым
очень широко) и стремятся локализовать форми¬
рование государства в рамках более широких ис¬
торических процессов. Образцовыми примерами
здесь могут служит работа Шмуэля Эйзенштадта
(Eisenstadt 1963) о подъеме и падении бюрократи¬
ческих империй, исследования Норберта Элиаса
(Elias 1982; Элиас 2001) о longue duree динамике го¬
сударства и цивилизации, включая их фазы дезин¬
теграции и интеграции, исследование Вима Блок-
манса (Blockmans 1978) о средневековых системах
представительства, работа Стейна Роккана (Rok-
kan 1999) 0 формировании европейских государств
на протяжении последних 400-500 лет и автори¬
тетное трехтомное исследование истории правле¬
ния, принадлежащее Сэмюэлу Файнеру (Finer 1997а,
1997b, 1997с). Сюда также входит масштабный про¬
ект Майкла Манна по истории социальной вла¬
сти (Mann 1986, 1996, 2012а and 2012b; Манн 2018а,
4. Плюрализм есть также особая нормативная традиция в по¬
литической теории, которую я здесь не рассматриваю,
но см., например: Conolly 1983, 2005 и Wissenburg 2009.
43
государство: прошлое, настоящее и будущее
20186, 2018В, 2ш8г). Этот подход также имеет сход¬
ства с историческим институционализмом. Неко¬
торые версии фигуративного подхода и историче¬
ского институционализма также оказали влияние
на рассуждения ниже.
В-шестых, история понятий и историческая се¬
мантика используются для анализа возникновения
идеи государства, консолидации понятия государ¬
ства (и родственной терминологии) в период ран¬
него Нового времени, распространения идеи го¬
сударства из Западной Европы и разнообразных
политических воображений^ государственных про¬
ектов и гегемонистских представлений, опреде¬
ляющих соперничество за государственную власть
внутри государства и за его пределами. Подоб¬
ным образом критический дискурс-анализ изуча¬
ет, как дискурс (или дискурсы) формирует государ¬
ство и задает ориентацию действиям по отношению
к нему. Здесь релевантны как экономические и по¬
литические концепции широкого плана, так и кон¬
кретные примеры мер государственной полити¬
ки. Так как существует множество конкурирующих
концепций (в лучшем случае мы имеем дело с вре¬
менно доминирующим или гегемонистским дис¬
курсом), направляющих действия политических
сил, это еще больше подкрепляет представление
о государстве как о поливалентном, поликонтек-
стуальном ансамбле. Это особенно очевидно тогда,
когда мы рассматриваем то множество измерений
и мест, в которых, как считается; действует опреде¬
ленное государство, и тем самым на первый план
снова выходят проблемы институциональной инте¬
грации государства и распределения государствен¬
ных функций и полномочий.
В следующей за этим кратким предисловием
части I рассматриваются некоторые фундаменталь¬
ные теоретические и методологические проблемы.
Она состоит из трех глав. В главе 2 исследуется по¬
нятие государства и отдается предпочтение внешне
44
1 . ВВЕДЕНИЕ
привычному «трехчастному» подходу к определе¬
нию государства, в основе которого лежит взаимо¬
связь между территорией, аппаратом и населением
государства. Этот подход модифицируется путем
добавления четвертого элемента, а именно «идеи
государства», или государственного проекта, кото¬
рый определяет природу и цели государственных
действий. В главе 3 развивается тезис о том, что го¬
сударство представляет собой не субъект или вещь,
а общественное отношение. Это эллиптическое вы¬
ражение смещает внимание с элементов государ¬
ства к государственной власти. В стратегически-ре-
ляционных категориях государственная власть есть
институционально и дискурсивно опосредованная
конденсация (отражение и преломление) меняю¬
щегося баланса сил, стремящихся влиять на формы,
цели и содержание политической системы, полити¬
ческого процесса и мер государственной политики.
Затем в этой главе приводится эвристическая мо¬
дель для изучения государства и государственной
власти и локализации их обоих в более широком
природном и социальном контекстах. В категори¬
ях четырехэлементной теории данная глава в ос¬
новном занимается проблемами государственного
аппарата и идеей государства. В главе 4 приводят¬
ся более общие замечания относительно власти, ин¬
тересов и господства, которые соотносятся с одним
из важных измерений господства, а именно отно¬
шением между властью класса и государственной
властью. В ней оспаривается обычное понимание
этого вопроса и предлагается альтернативное, стра-
тегически-реляционное описание, которое также
подкрепляет плодотворное разграничение между
капиталистическим типом государства и государ¬
ством в капиталистических обществах и вновь под¬
черкивает полиморфическую природу государства.
Часть II включает три более краткие главы, ко¬
торые развивают и дополняют приведенные ра¬
нее соображения относительно четырех элементов
45
государство: прошлое, настоящее и будущее
государственности, ее формальной конфигурации
и сущностной природы. В главе 5 рассматривает¬
ся социопространственная организация государ¬
ства, выходящая за пределы узко понимаемого во¬
проса территориальности. Эта глава обращается
к двум проблемам. Во-первых, в ней рассматри¬
вается генеалогия государства в категориях авто¬
номного формирования самых первых государств,
то есть тех географически широко рассредоточен¬
ных случаев, когда некоторое «государство» впер¬
вые возникает путем территориализации поли¬
тической власти [без воздействия других, прежде
оформившихся государств]. Во-вторых, она более
кратко объясняет сложности вторичного форми¬
рования государств. И в-третьих, она не ограничи¬
вается обычной связью между территориальностью
и государственностью (или одним из ее четырех
элементов), рассматривая государственность в ка¬
тегориях места, масштаба, сети и социопростран-
ственности в более общем плане. Глава 6 переходит
от территориального аспекта к другому элемен¬
ту государственности, а именно к населению го¬
сударства. Она проводит различия между нацио¬
нальным государством и государством-нацией,
выделяет виды бытия наций в качестве воображае¬
мого сообщества и изучает значимость граждан¬
ского общества для государства и государственной
власти. Глава 7 возвращается к теме государствен¬
ного аппарата и государственной власти в форме
связи между правительством и управлением. Та¬
кой подход преследует две цели. G одной стороны,
он предлагает менее «формоцентричное» описа¬
ние государства, изучая методы применения го¬
сударственной власти сквозь призму ее роли в мо¬
дерировании и регулировании различных форм
управления. С другой стороны, глава 7 рассматри¬
вает характерные особенности различных способов
управления, их провалы и роль государства в реше¬
нии проблем, связанных с провалами управления,
46
1 . ВВЕДЕНИЕ
как по собственной инициативе, так и в качестве ад¬
ресата в последней инстанции, которого призыва¬
ют к действию другие социальные силы.
Часть III также состоит из трех глав, обращаю¬
щихся к новой и новейшей истории государства
и альтернативным (актуальным) вариантам буду¬
щего. В главе 8 изучается меняющееся отношение
между мировым рынком и миром государств и рас¬
сматривается вопрос, подрывает ли глобализация
территориальный и темпоральный суверенитет го¬
сударств. В ней утверждается, что эта тема остает¬
ся мало понятой и что если ее переформулировать,
то можно будет получить интересные результаты,
основанные на разработанной в этой книге теоре¬
тической рамке. В главе g исследуется избиратель¬
ное сродство между капитализмом и либеральной
демократией, рассматривается подъем авторитар¬
ного этатизма и ставится вопрос, не становится ли
государство с исключительными/чрезвычайными
полномочиями «новой нормой». Глава ю завер¬
шает книгу некоторыми замечаниями относитель¬
но недостающих звеньев и открытых вопросов; она
также выявляет несколько общих макротенденций,
которые, вероятно, будут определять будущее госу¬
дарства в следующие десятилетия.
Часть I
Государство как понятие,
отношение и реальность
2. Понятие государства
ТРУДНО, а некоторые утверждают, что не¬
возможно, дать четкое определение государ¬
ства, когда эта форма политической органи¬
зации имеет такую длинную историю, принимает
такое многообразие форм и так часто изменяется.
Эти проблемы заставляют сомневаться в дескрип¬
тивной истинности и нормативной силе идеи го¬
сударства. Особый интерес вызывает то, затемня¬
ет, фетишизирует или мистифицирует ли идея
государства политическую власть. Даже допуще¬
ние о том, что существует некий интенциональ-
ный объект теории государства, проблематично.
Но эта проблема с государством и государствен¬
ной властью не уникальна. Она также присуща дру¬
гим социальным явлениям, таким как семья, право,
деньги, капитал как социальное отношение и рели¬
гия. Немецкий философ-нигилист Фридрих Ниц¬
ше даже провозгласил, что «все понятия, в которых
семиотически резюмируется процесс как таковой,
ускользают от дефиниции; дефиниции подлежит
только то, что лишено истории» (Nietzsche 1994: 53;
Ницше 1990: 457). Ницше анализировал наказание
(связанное, конечно, с государством), но его заме¬
чание проливает свет на более широкую проблему
определения понятия, не имеющего фиксирован¬
ного референта. Это, конечно, верно для такой по¬
движной мишени, как государства и межгосудар¬
ственная система. И проблема осложняется, когда
эта подвижная мишень или изменчивый референт
является, по сути, предметом борьбы за его опреде¬
ление. Иными словами, это поднимает важные тео¬
51
государство: прошлое, настоящее и будущее
ретические и нормативные вопросы, требует срав¬
нительно-исторического и динамического анализа
государства и государственной власти — анализа,
который должен быть восприимчив к спорной при¬
роде своего объекта.
Не обращаясь напрямую к наблюдениям Ницше,
румынский писатель-экзистенциалист Эмиль Сио-
ран, как представляется, дает иной ответ на этот
дефиниционный вызов. Он заметил, что «опреде¬
ления дают только от отчаяния. Нужна формула,
хотя бы просто для того, чтобы дух и небытие об¬
рели какую-то видимую оболочку» (Cioran 1975: 48;
Сиоран 2003: 49). В этом прочтении именно наше
бессильное и обессиливающее непонимание го¬
сударства — даже предполагаемая фундаменталь¬
ная неспособность установить, существует «госу¬
дарство» реально или нет, заставляет нас давать
определение для того, Цтобы преуспеть в иссле¬
довании так называемых проявлений государства
или опять же «как-то продолжать жить» в мире,
где политическая практика связана с применени¬
ем государственной власти.
Другой ответ предлагает британский историче¬
ский социолог Филип Абрамс, который, не обра¬
щаясь прямо или косвенно к Сиорану, как пред¬
ставляется, переворачивает его утверждение с ног
на голову. Он говорит, что если государство являет¬
ся оболочкой (Абрамс называет это маской), то это
не скрывает небытие, а мешает нам увидеть истин¬
ную и ужасную реальность политической практики.
Ложная вера в существование государства как глу¬
бинной структуры политической жизни маскиру¬
ет действительную роль реальных политических
институтов и практик в осуществлении господства
(Abrams 1988; подробнее об этом ниже).
Из этих противоположных взглядов на вызо¬
вы, стоящие перед теорией государства, а именно
что она будет определять неопределяемое, скрывать
пустоту или снимать маску с того, что реально суще¬
52
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
ствует, последний ближе всего к позиции, которая
будет изложена ниже. Стоит только прекратить иг¬
норировать и признать беспорядочные полиморфи¬
ческие и поликонтекстуальные черты государства
как особого типа общественных отношений, и нам
не придется больше сокрушаться по поводу очевид¬
ных трудностей с понятием «государство». В главе 3
как раз таки предложена точка зрения (стратегиче-
ски-реляционный подход), которая призвана отве¬
тить на вызовы анализа государства, его реструкту¬
ризации, его стратегической переориентации и его
природы как ставки в социальных конфликтах.
Ремарки о трудностях изучения
государства1
Государство изучали с множества разных точек зре¬
ния и исходных позиций. Это придает его анализу те
спорные качества, которыми оно известно (или пе¬
чально известено, в зависимости от того, как на это
смотреть). Государство — это сложный ансамбль
(или, как это называют некоторые исследователи,
«сборка») институтов, организаций и взаимодей¬
ствий, участвующих в осуществлении политиче¬
ского лидерства и реализации решений, которые
в принципе являются коллективно обязывающими
для его политических субъетов. Эти институты, ор¬
ганизации и взаимодействия обладают различны¬
ми пространственно-временными характеристи¬
ками и горизонтами действия и мобилизуют ряд
возможностей и ресурсов государства для дости¬
жения государственных целей. Данные сложности
привели к тому, что некоторые исследователи стали
заниматься отдельными случаями, игнорируя об¬
щие вопросы государственности и государственной
1. Название этого раздела взято из рассматриваемой ниже кни
ги: Abrams 1988.
53
государство: прошлое, настоящее и будущее
власти. Многие теоретики даже отвергают понятие
государства как туманное или бессодержательное
и предлагают заменить его исследованием полити¬
ки как функциональной системы, ориентирован¬
ной на властное распределение ценностей и кол¬
лективное достижение целей (Almond i960; Easton
1965; Parsons 1969). Другие обращаются к микроос¬
нованиям политических отношений либо в виде ин¬
дивидуальных ориентаций и действий (например,
Coleman 1990; Elster 1982), либо в виде конкретных
микроконтекстов (Foucault 1980), уклоняясь от во¬
проса, имеет ли политическое поведение система¬
тически эмерджентные характеристики, которые
сами по себе заслуживают исследования. Ни один
из этих подходов не может полностью избежать
необходимости заниматься государством. После¬
довательный интерес к политике требует по мень¬
шей мере некоторого внимания к политической си¬
стеме, политическому процессу и государственной
политике (см. Heidenheimer 1986 и применительно
к глобальной политике Lipschutz 2005). Политиче¬
ская система или «полития» (polity) —слово, сфор¬
мированное на основе греческого politeia, — есть та
институциональная матрица, которая устанавлива¬
ет особую территорию, область, сферу, поле или ре¬
гион специфически политических действий (Weber
х978, 1994; Вебер 2003, 2016; Palonen 2006). Это эк¬
вивалентно государственности в инклюзивном смыс¬
ле данного понятия, как она рассматривается здесь
и в главах 3, 7 и 9. Кроме того, хотя политическая
система (polity) соотносится с чем-то статическим
и пространственным, политический процесс (poli¬
tics) по своей природе динамичен; неокончателен
и гетерогенен. Это понятие относится к формам, це¬
лям и объектам политических практик. Политиче¬
ский процесс включает борьбу за ту или иную форму
устройства государства и более широкой политиче¬
ской сферы, а также столкновения, происходящие
за пределами государства, которые меняют поли¬
54
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
тические расчеты или представления о целях госу¬
дарственной власти (или и то и другое вместе). По¬
литический процесс, в свою очередь, ограничивает
набор возможных мер государственной полити¬
ки (policies), то есть выработку политического кур¬
са как искусство возможного. Таким образом, если
политический процесс касается общего стратегиче¬
ского направления государства и разделения в нем
политического труда, то государственная полити¬
ка обозначает конкретные поля государственного
вмешательства и воздержания от такового, решений
и отсутствия решений и т.д. При этом некоторые
меры государственной политики трансформируют
политический процесс (свидетельством этого слу¬
жит деполитизирующая роль неолиберальных мер
или реполитизирующие последствия феминистско¬
го тезиса о том, что «личное —это политическое»)
и придают новые формы политическим практикам,
например меняя баланс сил и стимулируя новые по¬
литические требования и движения (о деполитиза¬
ции см. Jessop 2014b).
Столкнувшись с этим концептуальным кошма¬
ром, Филип Абрамс (Abrams 1988) выступил за иной
подход. Он выделил три способа рассмотрения го¬
сударства, отметив, что один из них [первый] глу¬
боко не верен, а два других потенциально полезны
для анализа. Эти способы могут быть кратко изло¬
жены следующим образом:
1) овеществленное понимание государства2 как само¬
стоятельной единой сущности, актора, функ¬
ции или отношения, отделенного от остально¬
го общества и действующего как необходимый,
2. Здесь Абрамс на самом деле пишет «понятие государства».
Я заменил «понятие» на «понимание» для того, чтобы
избежать путаницы с понятием государства, которое ис¬
пользуется в других местах этого текста и анализируется
в работах по истории понятий и исторической семантике.
55
государство: прошлое, настоящее и будущее
но скрытый структурирующий механизм поли¬
тической жизни;
2) государственная система3 как реальное, различи¬
мое ядро институтов, организации и практик,
более или менее обширных, более или менее свя¬
занных с экономическими и иными обществен¬
ными отношениями, и в лучшем случае лишь от¬
носительно единое;
3) идея государства как явная идеологическая сила
(idee-force), укорененная в коллективном лож¬
ном представлении, маскирующая политическое
и экономическое доминирование в капиталисти¬
ческих обществах такими способами, которые ле¬
гитимизируют подчинение ему.
Абрамс утверждает, что фантасмагорическое3 4
представление о государстве как единой сущно¬
сти скрывает неизбежную разобщенность реально
существующей государственной системы как фраг¬
ментарного и хрупкого устройства институциона¬
лизированной политической власти. Оно также
мешает многим, если не большинству людей, осо¬
знать, что они в идеологическом плену у идеи госу¬
дарства, которая в квазигегелевской терминологии
3. Здесь государственная система означает более или менее цель¬
ное множество институтов и практик, составляющих
одно государство (для Абрамса это имплицитно означает
национальное территориальное государство), а не меж¬
государственную систему.
4. Прилагательное древнегреческого происхождения, производ¬
ное от phantasmagoria и означающее «множественный»,
«меняющийся», «иллюзорный», «призрачный». Неко¬
торые комментарии по поводу использования Марксом
этого слова в связи с товарным фетишизмом и политиче¬
ским иллюзионизмом говорят о том, что слово «фанта¬
смагорический» было введено в употребление в контексте
проведенной в 1802 г. выставки оптических иллюзий,
на которой спектральная технология была применена
для того, чтобы вызывать призрачные видения и застав¬
лять их снова исчезать.
56
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
представляет государство в качестве бескорыстно¬
го слуги общих интересов. Так что задача обще¬
ствоведов состоит в том, чтобы демистифициро¬
вать государство, решительно сорвать с него маску,
доказать, что государства как самостоятельной, еди¬
ной сущности не существует. Это открывает возмож¬
ность для изучения попыток государственных слу¬
жащих и иных людей навязать некоторое условное,
временное и нестабильное единство реально суще¬
ствующей государственной системе и создать отно¬
сительную последовательность официальных мер
в различных сферах действия. Это также открыва¬
ет пространство для критики идеи государства и ее
фетишистской власти над актерами политической
сцены и требует такой критики. Действительно,
лишь тогда, когда мы откажемся от овеществлен¬
ного представления о «государстве», мы сможем
приступить к серьезному изучению государствен¬
ной системы во всей ее беспорядочной сложности
и предпринять серьезную критику различных госу¬
дарственных идей (Abrams 1988: 82). Только тогда
мы можем надеяться преодолеть ложное узнавание
государства в «идее государства» и изучать государ¬
ство таким, каким оно реально является и функ¬
ционирует, само по себе, в его более широких по¬
литических и социальных контекстах.
Этот вывод показывает ценность кейс-стадиз,
фокусирующих внимание на развитии понятия го¬
сударства и конкретных идей государства — идей
помимо идеи государства как бескорыстного слу¬
ги—в конкретных исторических контекстах. Та¬
кие упражнения в интеллектуальной генеалогии ос¬
новываются на семантической истории или шире¬
на истории политической мысли-. К примеру,
почему в конкретный период одно конкретное сло¬
во или понятие выбирается из многих для описания
(и, возможно, вклада в оформление) конкретного
исторического аппарата, а именно современного го¬
сударства? Иными словами, почему «государство»
57
государство: прошлое, настоящее и будущее
(“state”) и его этимологические эквиваленты, такие
как estado, etat, Staat или stato, стали общепринятыми
терминами для описания определенного вида прав¬
ления в Западной Европе и его последующего рас¬
пространения: почему “state”, а не такие термины-
конкуренты, как «царство» (“regnum”), «политиче¬
ский организм» (“body politic”), «республика» (“res
publica”), «монархия» (“monarchia”), «страна» (“re¬
alm”), «нация» (“nation”), «гражданское общество»
(“civil society”) или «содружество» (“commonwe¬
alth”)? И наоборот, почему исторически определен¬
ная семантика «государства» (“state”) остается неиз¬
менной, застывшей вопреки вековому и даже тыся¬
челетнему историческому процессу формирования
государства? Некоторые обществоведы утверждают,
что государства или государствоподобные объеди¬
нения не существовали до возникновения современ¬
ного понятия или формы государства. Например,
исторический социолог Ричард Лахман полагает,
что они возникли примерно 500 лет назад, и свя¬
зывает это с возникновением капитализма в Евро¬
пе (Lachmann 2010: vii; Лахман 2019). Мартин ван
Кревельд, военный историк, датирует их подъем
1300-1648 гг., а упадок—периодом, начиная с 1975 г.:
на протяжении трех столетий между этими датами
государство функционировало как особый суверен,
территориальная «корпорация» с отчетливой иден¬
тичностью, отделенная от своего кадрового состава
и стремящаяся защищать свои границы, националь¬
ные интересы и граждан в пределах своей террито¬
рии. Оно достигло своего пика в ходе двух мировых
войн и затем стало приходить в упадок, передавая
свою власть другим организациям или просто пе¬
реживая крах (van Creveld 1999; ван Кревельд 2006).
Оба исследователя утверждают, что, несмотря на су¬
ществование племен, вождеств, городов-государств,
империй и теократий, о сложившихся консолиди¬
рованных государствах до той даты, на которую
они указывают в качестве даты возникновения, го-
58
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
борить о государствах практически не приходится.
В результате большая часть истории человечества
выпадает из поля зрения теории государства и ее ис¬
следований и рассматривается только как предысто¬
рия. (Критику подобных утверждений, основанную
на представлении о длительном процессе формиро¬
вания правительства и государства на протяжении
5200 лет, но признающую позднее возникновение
современных государств в 1776 г. и национальных
государств с четкими границами в 1815 г., см. в Finer
х997а: l~l5> З1? 99“юЗ и Д^л^е, а также с большим гео¬
графическим охватом Breuer 2014: 9—38.)
Эта проблема также находит отражение в теории
государства и политической социологии в доволь¬
но типичном, хотя и недостаточно четком разделе¬
нии государств на традиционные и современные.
Альтернативой этому часто европоцентристскому
подходу является рассмотрение способов локали¬
зации (территориализации) политической власти
и изучение альтернативных политических вообра¬
жений и описаний предшественников современно¬
го государства. В более общем плане я утверждаю,
что все эти разнообразные институциональные
и организационные формы демонстрируют свои
государствоподобные качества через усилия, ко¬
торые они предпринимают по установлению, при¬
менению и консолидации политической власти
над населением определенной территории. Необ¬
ходимо особенно отметить, что подобные усилия
стали предприниматься задолго до появления идеи
современного государства, но в итоге привели к не¬
ожиданному триумфу этой государственной формы
над другими, исторически возможными в то время
(см. также главы 5 и ю).
Аналитический подход, описанный выше, замет¬
но отличается от изучения исторического устрой¬
ства, изменений и распадов государств, а также
от изучения их формального устройства, то есть
развития относительно когерентных, взаимодо¬
59
государство: прошлое, настоящее и будущее
полняющих и воспроизводимых государственных
форм. Этот подход требует исторического и срав¬
нительного изучения конкретных кейсов в конкрет¬
ные периоды и в определенном пространстве и вре¬
мени и, насколько это эмпирически и теоретически
возможно, помещения этих эпизодов и последова¬
тельностей во всемирно-историческую перспекти¬
ву, ориентированную на меняющиеся государствен¬
ные и межгосударственные системы. Такой подход
также может предполагать фигуративный анализ,
который соединяет историческое устройство, фор¬
мальное устройство и соответствующие им идеи
государства. В свою очередь, такой анализ может
стать основой для хорошо обоснованной критики
идеологии и господства.
Принимая во внимание все эти проблемы, в на¬
стоящей главе вводятся некоторые определения
государства (или его основные характеристики)
из различных теоретических традиций. В ней так¬
же утверждается, что государство и политическая
система являются частью более широких множеств
общественных отношений и не могут быть адекват¬
но поняты и объяснены без учета их укорененно¬
сти в этих более широких системах. Суверенные
государства не просто волшебным образом изоли¬
рованы от всего остального общества, но при этом
контролируют его; наоборот, они тесно связаны
с другими институциональными порядками (в осо¬
бенности с экономическими неправовыми систе¬
мами) и соответствующими им «гражданскими
обществами» (осмотрительные кавычки сигнали¬
зируют об аналогичных трудностях в определе¬
нии гражданского общества, его столь же спорной
природе и утопических ожиданиях, которыми оно
часто феноменологически нагружено). Эта связь
с другими институциональными сферами замет¬
но разнится как внутри одного государства, так
и в различных государствах при сравнении их друг
с другом. Более того, какой бы ни была степень
6о
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
автономии государства от других порядков, осу¬
ществление и воздействие государственной власти
(или лучше — государственных властей) происхо¬
дят через меняющиеся со временем группы поли¬
тиков и государственных чиновников, локализо¬
ванных в тех или иных частях государственного
аппарата, а также в конкретных обстоятельствах,
и отражают существующий баланс сил как внутри
государства, так и за его пределами (глава 3). От¬
сюда следует, что структурные власть и возмож¬
ности государства невозможно полностью понять,
сосредоточиваясь только на государстве. Поэтому
неудивительно, что различные социальные теории
предлагают различные интерпретации государства
и государственной власти.
Так что же такое государство?
Как было показано выше, за этим на первый взгляд
незамысловатым вопросом скрывается серьезный
вызов для исследователей государства. Некоторые
теоретики отрицают само существование государ¬
ства (или по меньшей мере возможность и смысл
его изучения), но большинство все же признает,
что государства (или, следуя Абрамсу, государ¬
ственные системы и тем более межгосударственные
системы) реальны и представляют собой предмет,
который можно и нужно изучать. Однако стоит
сделать лишь шаг за пределы этого базового кон¬
сенсуса, и мы столкнемся с концептуальной анар¬
хией. В число ключевых вопросов входят следую¬
щие. Определяется ли государство наиболее точно
через его правовую форму, репрессивный потен¬
циал, институциональную структуру и границы,
внутренние механизмы работы и методы расчетов,
провозглашаемые цели, функции, выполняемые
для более широкого общества, или его суверенным
местом в международной системе? Что оно собой
61
государство: прошлое, настоящее и будущее
представляет — вещь, субъект, общественное отно¬
шение или конструкт, помогающий направлять
политическое действие? Меняются ли государства
со временем, и если да, то что именно меняется,
а что остается неизменным? Каково соотношение
между государством и правом, государством и по¬
литическим процессом, государством и граждан¬
ским обществом, публичным и частным, государ¬
ственной властью и отношениями микровласти?
Как лучше всего изучать государство: изолирован¬
но-как часть политической системы или как один
из элементов более широкой социальной структуры
или даже мирового общества? Обладают ли государ¬
ства с точки зрения своей деятельности или инсти¬
тутов, а также принятия решений пространствен¬
ным и временным суверенитетом или автономией,
и если да, то каковы источники и пределы этого су¬
веренитета или автономии?
От повседневного языка здесь мало толку.
Иногда он преподносит государство как субъект —
не в специфически юридическом смысле, напри¬
мер как persona ficta (искусственное лицо), person¬
ae morale, устойчивая «единоличная корпорация»
и так далее, но в интерпеллятивном смысле, то есть
в плане того, как о государстве вообще говорят,
как оно фигурирует в речи, — к нему обращаются
или обсуждают так, как если бы оно было отдель¬
ным лицом или коллективным субъектом, наделен¬
ным сознанием, волей и способностью к действию
(об интерпелляции см. Althusser 1971; Альтюссер
2011). Например, говорят, что государство делает
или должно делать то или иное либо должно пе¬
рестать это делать. В том же ключе, хотя и очень
далеко от обычного здравого смысла, реалистиче¬
ская теория международных отношений рассма¬
тривает государство как единого актора в миро¬
вой политике, как если бы оно имело собственное
сознание и интересы (например, Morgenthau 1954;
Waltz 1979)* Аналогичным образом государство
62
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
иногда рассматривается как подобное вещи орудие,
машина, механизм, (государственный) корабль,
кибернетическое или регулирующее устройство
для использования, приведения в движение, акти¬
вации, направления, контроля или регулирования
со стороны некоторого экономического класса, со¬
циального слоя, политической партии, чиновничь¬
ей касты или других действующих лиц, реализую¬
щих собственные проекты, интересы или ценности.
Но как (если это вообще возможно) государство мо¬
жет действовать, как если бы оно было единым субъ¬
ектом, и что может составлять его единство в каче¬
стве вещи? Трудно найти последовательные ответы,
потому что референты государства так сильно раз¬
личаются во времени, пространстве и контекстах,
а также в зависимости от сил, воздействующих
на государство, обстоятельств, в которых «оно»
само действует, и т. д.
Во-первых, если государство рассматривает¬
ся как субъект, в чем тогда состоит его субъектив¬
ность? Для досовременных государств на этот во¬
прос можно довольно легко дать ответ, указав
на личность правителя. Этот ответ нашел отра¬
жение в одном высказывании времен раннего Но¬
вого времени, приписываемом, вероятно, апокри¬
фически французскому королю Людовику XIV:
VEtat c’est тог («Государство —это я»). Есть разные
мнения по поводу того, когда именно он это ска¬
зал — на смертном одре или когда депутаты фран¬
цузского парламента оспаривали правомочность
его законов. Но в первом случае также сообщают,
что он сказал: Je m’en vaisy mais VEtatdemeurera toujours
(«Я ухожу, но государство остается»). Любопытно,
что первое высказывание, если эти слова действи¬
тельно имели место, провозглашает воплощение
государства в личности короля, тогда как второе
указывает на его безличный характер, безотноси¬
тельно к какому-либо индивиду.
63
государство: прошлое, настоящее и будущее
Это отделение отразилось в растущем при¬
менении понятия «государство» для описания
устойчивого, безличного аппарата, ответственно¬
го за обеспечение хорошего положения дел (“sta¬
te of affairs”) на территории, контролируемой этим
аппаратом (Boldt et al., 1992; Luhmann 1989; Skin¬
ner 2009). Понятие государства ознаменовало ис¬
торический контраст между (1) отождествлением
политической системы с конкретным лицом, орга¬
низацией или институтом (polis, civitas, regnum, im-
perium и т.д.) и (2) более абстрактным характером
политического правления в современных, функ¬
ционально дифференцированных обществах. В та¬
ких обществах политическая система, в центре ко¬
торой находится государство, институционально
и операционно оторвана от более широкого обще¬
ства и государство принимает форму деперсонифи-
цированной власти, кбторая отделена от тех, кто
использует власть от имени государства, и на бо¬
лее поздней стадии от партий или политических
альянсов, время от времени формирующих пра¬
вительство. В XV в. литература в жанре «зерца¬
ло государей» демонстрировала семантическое
скольжение между терминами «статус» (“status”),
«состояние» (“estate”) и «государство» (“state”). Та¬
кие трактаты давали советы правителям, как под¬
держивать свой статус, мирное состояние дел в сво¬
их владениях и функционирующий государственный
аппарат (Skinner 1989; Viroli 1992). В свою очередь,
традиция естественного права, обосновывавшая
абсолютизм в XVI-XVII вв., проводила более рез¬
кое различие между возникающей единой, высшей
суверенной властью, теми, кто занимал должно¬
сти в этом государстве и осуществлял власть от его
имени, и людьми, над которыми осуществлялась
суверенная власть, будь то от их имени или нет.
В дополнение к этому, поскольку состояние мира
достигается в пределах данной территории, госу¬
дарственный аппарат, обеспечивающий мир, начи¬
64
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
нает символизировать господство над самой тер¬
риторией. Одним словом, в отличие от различных
коннотаций более раннего множества соперни¬
чающих терминов, семантика государства подчер¬
кивает отличительные черты этой новой формы
территориализации политической власти. Затем,
по мере внутренного усложнения самой полити¬
ческой системы, юридическо-политический дис¬
курс в рамках конституционного, административ¬
ного и публичного права также становится более
сложным (Luhman 1989: 107-108; Nettl 1968; Lough-
lin 2014). И наконец, как только появляется этот но¬
вый государственный лексикон, он начинает играть
ключевую роль в институциональной интеграции
и стратегической ориентации государства (см. Jes-
sop 1990: 347-349)-
Процесс политической институциализации
отражен в контрасте между высказыванием Лю¬
довика XIV в XVII в. о том, что он воплощает го¬
сударство (L’Etat c’est moi), и утверждением прус¬
ского императора Фридриха II в XVIII в. о том,
что он является «первым слугой государства»,
в котором он стремился оправдать свое положе¬
ние делами, а не божественным правом (Bruba¬
ker 1992: 58). С этим связана тема lese majeste: неува¬
жение или оскорбление личности суверена и его/
ее ближайших родственников или даже глав дру¬
гих государств. Эта идея до сих пор сохраняется
в некоторых конституциях (например, конститу¬
циях Дании, Иордании, Малайзии, Марокко, Сау¬
довской Аравии, Испании и Таиланда). Проявле¬
ния подобного неуважения или оскорбления (будь
то воображаемые или реальные) подвергались на¬
казанию в диктатурах, отождествляемых с лично¬
стью вождя (например, Иосифа Сталина, Адоль¬
фа Гитлера, Муаммара Каддафи, Ким Ир Сена),
или диктатурах со сплоченным высшим командо¬
ванием (например, военная хунта в Мьянме). Оно
также может распространяться на осквернение го-
6^
государство: прошлое, настоящее и будущее
сударственной символики, например сожжение
государственного флага или фальшивомонетниче¬
ство. Однако с возникновением современного го¬
сударства власть становится более обезличенной
и ее «личность» рассматривается как юридическая
фикция. В свою очередь, Use majeste включается
в состав такого преступления против правитель¬
ства, как подстрекательство к бунту (в противопо¬
ложность измене государству и его народу). Этот
безличный характер подкрепляет преемствен¬
ность договоров и обязательств государства, а так¬
же полномочия индивидов действовать от его
имени, особенно когда они занимают определен¬
ный пост на основании (квази)конституционного
документа.
В то время как идеалистические и спекулятив¬
ные философы, такие как Гегель, могут постулиро¬
вать, что государство — это сознательный субъект,
наделенный надиндивидуальным и сверхъесте¬
ственным разумом, можно спросить вместе с Бадью
(Badiou 2005: 87; Бадью 2005: 171): мыслит ли госу¬
дарство? Или оно безмозгло не только в букваль¬
ном, но и в метафорическом смысле (Marx 1975;
Маркс 1955)? ® чем состоят raison d'etat и разумность
государства? В более общем плане как мы можем
рассматривать роль государства в разделении ум¬
ственного и физического труда и роль его интел¬
лектуалов в формировании государства и идеи
государства? (Об этих последних моментах см. Ва-
lasopoulos, 2012.)
Оставляя в стороне государство, рассматривае¬
мое в качестве реального или фиктивного полити¬
ко-правового Субъекта, можно задаться вопросом
о множественности субъектов, действующих в ка¬
честве агентов государства. Здесь возникают ин¬
тересные вопросы с точки зрения теории принци-
пала-агента. С одной стороны, кто уполномочен
принимать решения от имени государства в ка¬
честве его агента и осуществлять политическую
66
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
власть, подкрепленную там, где это уместно, фи¬
зическим насилием? С другой и более интригую¬
щей стороны, кто или что является принципа¬
лом в отношении принципала-агента? От имени
кого (или чего) действуют агенты? Ответ зависит
от списка институтов, которые, как считается, со¬
ставляют государство. Указать на основные орга¬
ны управления государством в качестве его аген¬
тов сравнительно нетрудно, труднее становится
по мере расширения списка государственных ор¬
ганов. В пограничных случаях, например, вклю¬
чали ли они в себя лидеров профсоюзов, кото¬
рые контролировали политику в сфере доходов
в «интересах национальной экономики» в стаг-
фляционные 1960-70-е гг. в развитых капитали¬
стических обществах? Включают ли они собствен¬
ников средств массовой информации и угодливых
журналистов, транслирующих ложные оправда¬
ния для развязывания государством агрессивных
войн, или мирящихся с его переименованием пы¬
ток в «усиленные меры дознания»? Включают ли
они наемников, поставляемых частными фирмами
для участия в войнах, и частные вооруженные фор¬
мирования, поддерживаемые государством в своих
военно-политических целях? Включают ли они ин¬
тересы внешних сил, совместно осуществляющих
регулирование или подчиняющих себе регулирую¬
щие органы идеологически, политически или эко¬
номически? Новые проблемы возникают, когда
мы изучаем внутреннюю стратификацию, парал¬
лельные сети власти и взаимосвязи государствен¬
ной политики с внешними факторами, приводя¬
щими в действие государство. Здесь можно указать
на агентов государства за его пределами, имеющих
высокий уровень доступа к секретной информации
и способствующих выработке стратегии, формули¬
рованию мер государственной политики и их реа¬
лизации (о такого рода «глубинном государстве»
см. главы 3 и 9).
67
государство: прошлое, настоящее и будущее
Во-вторых, что касается «вещности» государ¬
ства, то обычно перечисляют составляющие его ин¬
ституты, обозначая их ядро и все более расплыв¬
чатые внешние границы. Политический теоретик
Ральф Милибэнд использовал этот подход в сво¬
ей ставшей уже классической работе «Государство
в капиталистическом обществе». Он начинает с на¬
глядного определения ключевых государственных
институтов: «правительства, администрации, ар¬
мии и полиции, судебной ветви власти, около¬
центральных органов власти и парламентских
собраний» (Miliband 1969: 54). Но затем включа¬
ет антисоциалистические партии, средства массо¬
вой информации, образовательные учреждения,
руководство профсоюзов и иные силы граждан¬
ского общества в качестве частей более широкой
государственной системы (Miliband 1969: 180-211,
220-227; ср. Miliband 1977: 47-50). Философ-марк¬
сист Луи Альтюссер, который также писал в кон¬
це 1960-х гг., в своем знаменитом эссе «Идеология
и идеологические аппараты государства» рассу¬
ждал похожим образом. Он проводит различие
между единым «репрессивным государственным
аппаратом» и разнородными, относительно ав¬
тономными «идеологическими аппаратами госу¬
дарства» (Althusser 1971; Альтюссер 2011). Первый
составляет ядро государства (исполнительную, за¬
конодательную и судебные власти и военно-по¬
лицейский аппарат), последний включает инсти¬
тут семьи, образование, организованную религию
и средства массовой информации: При этом, хотя
репрессивный государственный аппарат и опирает¬
ся в большей степени на насилие, у него есть важ¬
ный идеологический аспект; и хотя идеологические
аппараты государства опираются в большей степе¬
ни на идеологию, насилие остается их запасным
средством. Расширенные списки, подобные мили-
бэндовскому или альтюссеровскому — существуют
и другие, например предлагаемые Антонио Грам¬
68
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
ши и Никосом Пуланцасом,— часто предполагают,
что государственные институты существуют по обе
стороны юридической границы между «публич¬
ным» и «частным» (см. ниже о конституировании
государства). Однако эту границу иногда отвергают
как юридическую мистификацию с легимирующи-
ми последствиями, рискуя тем самым минимизи¬
ровать различия между демократическими и тота¬
литарными режимами (глава 9).
Эти два подхода с их обширными списками ин¬
ститутов и аппаратов совершенно справедливо по¬
лагают, что управление одним институтом, даже
если это исполнительная власть, не обеспечива¬
ет контроля над всей государственной системой.
Помимо всего прочего, так как государство явля¬
ется «организацией, состоящей из людей» (Jones
2007: 17-20 и passim), кадровый состав государ¬
ственных органов может не следовать предписан¬
ным процедурам или действовать по усмотрению
своих членов, способствуя реализации существую¬
щего государственного проекта (см. также Finer
1997а, 1997b, 1997е)- Трудности общего контроля
особенно очевидны там, где государство интегри¬
ровано в международные или транснациональные
структуры или (формально или неформально)
подчинено другому государству. Такие списки так¬
же заставляют задуматься о том, что именно оправ¬
дывает рассмотрение этих институтов и аппаратов
как пребывающих внутри государства, а не за его
пределами. В обоих случаях дается функциона¬
листский ответ. Милибэнд (Miliband 1969: 3) утвер¬
ждает, что важнейшей функцией государства яв¬
ляется защита интересов господствующего класса,
а Альтюссер (Althusser 1971; Альтюссер 2011) — обес¬
печение социальной сплоченности в классовых об¬
ществах. Но если качество государственности опре¬
деляется через такие широкие функции, особенно
там, где они отождествляются с предполагаемыми
результатами, а не декларируемыми целями, по¬
69
государство: прошлое, настоящее и будущее
чему не расширить список соответствующих ин¬
ститутов на все поле социальных отношений? Та¬
кие списки выглядят более убедительными, когда
они не столь широки и соответствуют повседневно¬
му пониманию государства. Но даже в этом случае
они обычно не в состоянии прояснить, что прида¬
ет институту, о котором идет речь, специфическое
качество государственности. Это трудно, потому
что, как отмечал выдающийся немецкий соци¬
альный теоретик Макс Вебер, вряд ли существу¬
ет хоть какая-то сфера деятельности, в которой бы
современные государства (или их исторические
предшественники) себя не проявили, при этом
нет ни одной, которой они занимались бы всегда,
а тем более в гордом одиночестве (Weber 1994: 310;
Вебер 1990: 645). Поэтому дефиниции, опираю¬
щиеся на заранее определенный набор задач госу¬
дарства, не точны, а это означает, что он ратовал
за иной подход.
Трехэлементный подход
Альтернатива, предложенная Вебером, состояла
в том, чтобы первоначально дать определение го¬
сударству в категориях средств, а не целей, то есть
в плане его отличительной организационной фор¬
мы и возможностей государственного аппарата,
а не его предполагаемых функций или целей. По¬
этому он определял современное государство (стоит
отметить: не все государства) как «то человеческое
сообщество, которое внутри определенной обла¬
сти — „область44 включается в признак! — претендует
(с успехом) на монополию легитимного физическо¬
го насилия» (Weber 1994: 310-311; Вебер 1990: 645).
В этом контексте «человеческое сообщество» от¬
носится исключительно к административному пер¬
соналу «принудительной политической организа¬
ции», осуществляющей непрерывное господство
70
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
в пределах некоторой территории (Weber 1978:
53-"54; Вебер 2016, тл: 109-110; ср. Weber 1994: 313;
Вебер 1990: 648). Это определение исходит из того,
что данная территория населена людьми (этот ас¬
пект он исследовал в других работах).
Вебер утверждает, что эта монополия на наси¬
лие может легитимироваться по-разному. Наибо¬
лее значимые способы содержат традиционную
власть, включая божественное право и династиче¬
ское наследование; харизматическое господство
и формальную конституцию, определяющую пере¬
дачу и осуществление полномочий по принятию
коллективно обязывающих решений. Уточняя свой
тезис о насилии, Вебер говорит, что обычно госу¬
дарства прибегают к ненасильственным средствам
для обеспечения своего существования и поддержа¬
ния общего политического порядка на своих терри¬
ториях. Задачи и виды деятельности, которые го¬
сударства осуществляют в этом отношении, очень
изменчивы, и государство как политическое сооб¬
щество должно стремиться обосновать их в кате¬
гориях общих ценностей (Weber 1978: 54-56, 902,
905-906; Вебер 2016: 84-86 и далее). И наконец,
то, что он первоначально рассматривал в качестве
определяющей характеристики современного го¬
сударства (его право определять легитимное при¬
менение насилия), вскоре исчезает из веберовского
объяснения по мере того, как он обращается к бю¬
рократии и ее решающей роли в осуществлении
единства государственной администрации (Weber
1978: 56, 212-226, 956-1003; Вебер 2016: 256-263 и да¬
лее). Короче говоря, даже это самое знаменитое
определение, будучи однажды введенным, потре¬
бовало поправок, учитывающих сложность совре¬
менных государств. (Хорошие обзоры веберовской
теории государства см. в Anter and Breuer 2007; о Ве¬
бере и двух других ведущих германских теоретиках,
рассматриваемых ниже, Карле Шмитте и Франце
Ноймане см. Kelly 2003.)
71
государство: прошлое, настоящее и будущее
Определение Вебера связано с трехэлементным
подходом континентальной европейской тради¬
ции — конституционной, юридической и теории
государства (см., к примеру, Jellinek 1905; Еллинек
2004; Heller 1983; Kelsen 1945; Schmitt 1985; Шмитт
20006). Такой подход также широко распространен
в международном праве, занимающемся вопросами
взаимного признания государств. Выявляемые им
три элемента таковы: (1) политически организован¬
ный репрессивный, административный и символи¬
ческий аппарат, наделенный и общими, и специфи¬
ческими полномочиями (по-разному описываемы¬
ми как Staatsgewalt, Staatsapparat или Staatshoheit:
соответственно государственная власть, государ¬
ственный аппарат или государственный суверени¬
тет), что отразилось в веберовском понимании «че¬
ловеческого сообщества» как административного
персонала государства; (2)* четко ограниченная ос¬
новная территория, находящаяся под более или ме¬
нее бесспорным и постоянным контролем государ¬
ственного аппарата (Staatsgebiet: государственная
территория); (3) постоянное или стабильное насе¬
ление, для которого политическая власть и реше¬
ния государства являются обязывающими (Staats-
volk). Аналогичные идеи, хотя и без явного исполь¬
зования политико-правовой терминологии, можно
обнаружить в антропологических исследованиях
формирования государства (глава 5).
Теперь я рассмотрю каждый из этих элементов
в категориях общей теории государства, конститу¬
ционного права и международного права. Общая
теория государства в основном касается внутрен¬
них отношений между этими элементами и подчер¬
кивает их институциональные характеристики. Это
делает данный подход совместимым с проблема¬
тикой исторического или формального устройства
и институционалистскими подходами (см. главу 1).
Сосредоточение внимания на конституционном
праве имеет свои плюсы и минусы. С одной сто¬
72
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
роны, конституционализация, как и территориа-
лизация политической власти, является ключевой
особенностью современного государства, тем бо¬
лее если мы хотим отличить легитимную власть,
основанную на верховенстве права, от господства
военных диктаторов и организаций мафиозного
типа, у которых другие представления о правиль¬
ном и неправильном. С другой стороны, консти¬
туционная легитимность с точки зрения мировой
истории— очень новое явление в сравнении с тра¬
диционной или харизматической властью или гру¬
бой и часто жестокой реальностью «права сильно¬
го». В дополнение к этому мир государств включает
в себя распадающиеся или несостоятельные, пере¬
жившие коллапс или теневые государства, в кото¬
рых нет верховенства права и часто нет эффектив¬
ной внутренней высшей власти. В-третьих, хотя
некоторые политологи могут заниматься практи¬
ческим или легалистским изучением «внутрен¬
него государства», международное право также
рассматривает внешнее измерение государствен¬
ности. Здесь важен принцип, согласно которому
ни одно государство не должно быть формально
подчинено внешней власти: оно должно обладать
суверенитетом на своей территории и над своим
населением. Но, как показывают многие современ¬
ные исследования мирового рынка и глобально¬
го управления, государственный суверенитет стал¬
кивается с различными вызовами как изнутри, так
и извне (см. главу 8). С этим связана проблема экс¬
территориального радиуса действия сверхдержав
(в особенности Соединенных Штатов после окон¬
чания холодной войны), которое в самых разных
отношениях попирает внутренние и внешние пра¬
ва других суверенных государств. То же касается
империи и империализма в различные периоды
времени (см. главы 5, 8 и 9). Пока же мы вернемся
к трем нашим элементам (резюме этой проблема¬
тики см. в табл. 2.2).
73
государство: прошлое, настоящее и будущее
Государственный аппарат
Это словосочетание означает политически орга¬
низованный репрессивный, административный
и символический аппарат государства, обладающий
суверенной властью по отношению к своему насе¬
лению и другим государствам. Это не сводит госу¬
дарственную власть к прямому и непосредственно¬
му насилию, применяемому для внутренних целей
или внешней обороны. Если большинство под¬
данных считает государственную власть легитим¬
ной, подчинение ей обычно не требует физическо¬
го (здесь противопоставляемого символическому)
насилия и часто опосредовано микротехниками,
которые на первый взгляд имеют мало (или вообще
ничего) общего с государством (ср. Foucault 1980;
Bourdieu 1994, 2014; Бурдье 1999, 2016; Bratsis 12006;
Miller and Rose 2008; Neocleous 2000). Можно также
провести разграничение между насилием, которое
обычно применяется периодически при помощи
правовой системы, и открытым, часто неограни¬
ченным применением силы в чрезвычайных си¬
туациях (state of emergency). Нередко обращение
к насилию свидетельствует о слабой легитимности,
причем даже там, где насилие эффективно. Это ча¬
сто является симптомом кризиса или даже краха
государства. Понимание важности того, что власть
должна базироваться на чем-то большем, чем наси¬
лие, очевидно даже в самых ранних государствах,
где бюрократические формы (или по крайней мере
иерархия должностей и занимающих их кадров)
возникли и были связаны с ритуальной или ха¬
ризматической властью, а также с военной мощью
(Service 1975: 10; Breuer 2014). Таким образом, отно¬
сительная монополия организованного насилия
является только одной из нескольких форм жест¬
кой силы и обычно сосуществует с формами мяг¬
кой силы, укорененными в социокультурных от¬
ношениях. Джозеф Най, американский политолог,
74
I
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
специалист по теории международных отношений
и влиятельный эксперт по проблемам внешней по¬
литики, является даже сторонником «умной силы»,
основанной на благоразумном сочетании жесткой
и мягкой силы (Nye 2004; Най 2006).
Тем не менее многие государства постоянно на¬
рушают требования собственного законодатель¬
ства — будь то открыто или за завесой государ¬
ственной тайны, внутри страны или за рубежом,—
опираясь на сочетание террора, силы, обмана
и коррупции при отправлении власти. (О различ¬
ных видах преступной деятельности государств
см. Магап 1989; Barak 1991; Giraldo 1996; Reno 1998;
Campbell and Brenner 2000; Green and Ward 2004;
Bayart, Ellis and Hibou 2009; Rothe 2009; Wilson
2009; о крупномасштабной и мелкой коррупции
см. Dobel 1978; Kang 2002; Bratsis 2003; Satter 2003;
Tsoukalas 2003; Kofele-Kala 2006.) Отдельные госу¬
дарственные служащие также могут злоупотреб¬
лять государственной властью для мошенничества
в мелком или крупном масштабе. Более того, все
государства, рассматриваемые в качестве субъек¬
тов права, оставляют за собой право —или провоз¬
глашают необходимость —приостанавливать дей¬
ствие конституции или отдельных правовых норм
в чрезвычайных ситуациях. Карл Шмитт, знамени¬
тый — или печально знаменитый — немецкий тео¬
ретик политики и права, писавший в 1920-30-е гг.,
даже предполагал, что «суверенен тот, кто прини¬
мает решение о чрезвычайном положении» (Sch¬
mitt 1985: 55; Шмитт 20026: 15; ср. Scheuerman 1994;
Agamben 2005; Агамбен 2011; Boukalas 2014а и глава 9
в этой книге). Устанавливаемые в результате «чрез¬
5. Далее в том же тексте, «Политической теологии», Шмитт
пишет, что «он [суверен] принимает решение не только
о том, имеет ли место экстремальный случай, но и о том,
что должно произойти, чтобы этот случай был устранен»
(Schmitt 1985: 7; Шмитт 20006: 17).
75
государство: прошлое, настоящее и будущее
вычайные положения» являются, по крайней мере
в принципе, временными и связанными с конкрет¬
ными угрозами или вызовами первоначально в сфе¬
ре безопасности, в новейшее время они также рас¬
пространяются на чрезвычайные ситуации в эко¬
номике (Scheuerman 2000). Однако в некоторых
случаях может быть объявлено постоянное чрезвы¬
чайное положение, и его используют для оправда¬
ния долгосрочных, а не временных диктатур.
Одним словом, даже для ученых, принадлежа¬
щих к шмиттовской традиции, суверенитет не то¬
ждествен только лишь государственному насилию —
будь то в форме полицейской власти или дальнейше¬
го обращения к военной силе. Простую типологию
государственных ресурсов предложил немецкий со¬
циолог Гельмут Вилке (Willke 1992). Он различает
четыре общих средства, которые могут применять¬
ся поодиночке или в сочетании при отправлении
власти: сила, право, деньги и знание. Если первые
три интуитивно понятны, четвертое заслуживает
объяснения. Знание издревле было важным аспек¬
том государственной власти и включало в себя мно¬
гие формы сбора информации, политических расче¬
тов и надзора (например, о том, что значит «видеть
как государство»: Scott 1998; Скотт 2005; об «инфор¬
мационном капитале» государства: Bourdieu 2014;
Бурдье 2016). Действительно, «статистика» перво¬
начально означала сбор государством демографиче¬
ских и экономических данных в своих целях. Более
общая связь силы и знания часто была предметом
исследований, включая знаменитые работы Мише¬
ля Фуко (Foucault 1980, 2007, 2008; Фуко 2010, 2011).
И с появлением государства безопасности информа¬
ция становится критически важной для способности
государства обеспечивать национальную, социаль¬
ную, экономическую и экологическую безопасность.
Исходя из этого, Вилке выявляет четыре стадии
в развитии современного государства. Каждая из этих
стадий характеризуется относительным преоблада¬
76
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
нием одного из средств власти. Проведенный Вилке
анализ был доработан немецким политологом Сте¬
фаном Ланге, чья версия здесь сведена в табл. 2.1.
Первой стадией было государство, охраняю¬
щее территорию (Sicherheitstaat), мобилизовывав¬
шее и применявшее силу для защиты своих границ
и установления порядка в их пределах. Следую¬
щей было конституционное государство, основан¬
ное на верховенстве права (Rechtsstaat), опиравшее¬
ся на закон для обеспечения внутреннего поряд¬
ка и поддержания мира на международной арене.
Третьей стало социальное государство (Sozialstaat),
использовавшее налоги и государственные кредиты
для поддержки социального обеспечения, привя¬
занного к различным формам и степеням граждан¬
ства. Самой новой стадией, согласно Вилке, явля¬
ется Supervisionstaat. Это понятие трудно поддается
переводу. Оно обозначает и государство, осущест¬
вляющее наблюдение в результате своей относи¬
тельной монополии на коллективную информацию,
и государство, осуществляющее контроль благода¬
ря своим надзорным или дисциплинарным воз¬
можностям (Willke 1997; Lange 2003). По мере того
как масштаб государственного интервенционизма
расширяется и возможности государства начинают
больше зависеть от мягкого и рефлексивного пра¬
ва, знаний и целевого расходования средств, тради¬
ционные политические лидеры и государственные
управленцы обнаруживают, что все более вынужде¬
ны решать политические вопросы широкого плана
на основе объяснений, предлагаемых экспертами
(ср. Gramsci 1971: 28 = Q.12, §1; Грамши 1991: 435-436)6.
Это находит свое отражение в сдвиге от правитель¬
ства к (мета)управлению (об этом см. главы 3,7 и 9).
6. Среди исследователей Грамши принято цитировать оригинал
тетради (quaderno или Q) и заголовок раздела (§), так же
как и указывать соответствующую страницу перевода там,
где таковой существует.
77
таблица 2.1. Кумулятивный генезис современного государства
Ось времени
Историческая
цезура
Социальный
дискурс
Ведущая
наука
Основа
власти
Средство
политического
управления
Форма
государства
XV-XVII вв.
Секуляриза¬
ция
Вопрос
о власти
Военная
наука
Армия,
полиция
Сила
Абсолютистское госу¬
дарство или государство
безопасности
XVIII-XIX вв.
Конституция
Вопрос
о легальности
Юридическая
наука
Система ,
санкций
Право
Конституционное
государство
XIX-XXI вв.
Индустриали¬
зация
Вопрос
о бедности
Политическая
экономия
Фискальные
возможности
Деньги
Социальное государство
или государство всеобщего
благосостояния
XX-XXI вв.
Технологиза-
ция
Вопрос
о риске
Информатика
Коммуника¬
ционные сети
Информация
Государство надзора
*
Источник: переведено и адаптировано из Lange 2003: 57.
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
Территория государства
Если легитимная монополия на насилие дает один
исходный пункт для анализа государства, другим
таким пунктом является территориальная органи¬
зация политической власти. Некоторые теоретики
рассматривают ее в качестве неотъемлемой особен¬
ности государства, как ^современного, так и со¬
временного (например, Luhman 1989). Такая терри-
ториализация политической власти, несомненно,
придает некую общую форму всем эффективным
государствам в современной межгосударственной
системе и тем самым является важным критери¬
ем разгосударствления власти и в иных контек¬
стах краха государства. Она также дает основа¬
ние для проведения различия между политикой
в целом (например, организационной политикой)
и политикой, ориентированной на отправление го¬
сударственной власти (ср. Weber 1994; Вебер 2003).
Территориализация означает деление земного
шара на области, отделенные друг от друга более
или менее четкими границами, управляемые поли¬
тической властью, наделенной правом принимать
решения, обязательные для жителей этих областей
(Delaney 2005). Территорию в этом смысле не сле¬
дует смешивать с более общим понятием terra, кото¬
рое охватывает землю в ее наиболее широком смыс¬
ле (то есть земную поверхность и недра, море, его
глубины и морское дно, воздух и космическое про¬
странство), задающую изменчивый, обусловливае¬
мый технологией и относительный «сырой мате¬
риал» для территориализации как особого поли¬
тического процесса. Земля без централизованной
политической власти иногда объявляется terra nul-
lius, «ничьей землей», то есть землей без суверена
(редким современным примером служит земель¬
ный массив Антарктиды), ее морской параллелью
являются международные воды. Важным моментом
в процессе становления современного «вестфаль¬
79
государство: прошлое, настоящее и будущее
ского» государства была папская декларация о том,
что Европа будет управляться независимыми, суве¬
ренными и христианскими национальными госу¬
дарствами, что война будет вестись только между го¬
сударствами (тем самым запрещались гражданские
войны) и что Новый Свет, рассматриваемый как ter¬
ra nullius, будет поделен между Португалией и Ис¬
панией для колонизации, какую посчитают умест¬
ной их правители, в соответствии с европейскими
традициями естественного права —обязательства,
которое, по общему признанию, чаще нарушалось,
чем соблюдалось (см. Schmitt 2003; Шмитт 2008).
Понятно, что природа этого сырого материала
придает определенную форму притязаниям на су¬
веренитет (сравним, к примеру, континентальные
и островные государства) и порождает различные
виды территориальных споров (например, о пра¬
вах судоходства в проливах). Все это предмет геопо¬
литики, обычного и международного права. Здесь
фигурируют различные принципы, когда идет речь
о море и воздушном пространстве, и это приводит
к изменению характера принципов и практик, при¬
меняемых в процессе территориализации. Один
из примеров этого — изменение приоритета, при¬
даваемого отдельными государствами в различное
время «свободе открытого моря» и «суверените¬
ту над территориальными водами», и проистекаю¬
щие из этого споры. Более того, по мере изменения
навигационных технологий и развития авиации
также меняется и масштаб территориализации
(например, последовательно охватывая «террито¬
риальные воды», исключительные морские эконо¬
мические зоны, континентальный шельф и откры¬
тое море)7. Хотя территории могут казаться чем-то
7. У истоков авиаперелетов были аналогичные дискуссии
о том, насколько далеко суверенитет простирается вверх
и за пределы территории данного государства. Различ¬
ные торговые, политические и военные интересы отра¬
8о
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
фиксированным, корабли и самолеты не толь¬
ко имеют страновую принадлежность, но и могут
иметь суверенный территориальный статус и х£м са¬
мым приобретать иммунитет от нежелательного
вмешательства (Bernhardt 1989).
Пространство территориальных конфликтов
также меняется вместе с изменением технологий
и стратегических интересов, как это видно в но¬
вых битвах за «доминирование по всему спектру»:
борьба за контроль над космосом и киберпростран¬
ством, а также сушей, морем и воздухом (ср. Bern¬
hardt 1989; Haanappel 2003: 1-27; Engdahl 2009).
И наконец, земное, территориальное и самое со¬
временное телематическое (или в более широком
плане киберпространственное) являются объекта¬
ми картографической репрезентации. Государства
занимаются их картографированием в качестве ча¬
сти государственных проектов и для более широ¬
ких целей (Escolar 1997; Biggs 1999; Hannah 2000; El-
den 2007, 2010; Barkan 2011).
Территориализация принимает различные
формы, начиная с групп охотников-собирателей
или скотоводов, которые обычно перемещаются
в пределах некоторого пространства с проницае¬
мыми границами, но также и ключевыми узлами
(такими как оазисы, места отправления ритуалов),
которое они стремятся защищать, и развиваясь че¬
рез простые и сложные вождества в ранние формы
государства и империи (van der Fiji 2007; см. также
главу 5)8. Также развивались и кочевые империи,
зились в соперничающих определениях границы между
воздушным (или атмосферным) пространством и космо¬
сом (Bernhardt 1989). Она по-прежнему оспаривается, осо¬
бенно в связи с текущими перспективами коммерческих
космических путешествий (Listner 2012).
8. Напротив, рома, цыгане, или другие странствующие сооб¬
щества стремятся к свободе передвижения и временно¬
го поселения на территории, уже контролируемой дру¬
гим государством.
81
государство: прошлое, настоящее и будущее
иногда в тени оседлых империй, иногда парази¬
тируя на них, как это было в ходе совместной эво¬
люции сменявших друг друга монгольских союзов
в противостоянии с ранним имперским Китаем (Fi¬
ner 1997а, 1997b; Barfield 2001; van der Pijl 2007). Такие
империи впоследствии стали основой евразийской
монгольской империи с ее вассальными государ¬
ствами, созданной Чингисханом (см. Amitai-Preiss
and Morgan 2000). Контроль над территорией был
также определяющей характеристикой феодаль¬
ного способа производства и отличал его от ка¬
питалистического преемника, для которого пре¬
дельным пространственно-временным горизонтом
экспансии и воспроизводства служил мировой ры¬
нок. Итак, было бы ошибочным отождествлять тер-
риториализацию или ее результаты исключительно
с вестфальской государственной системой, якобы
установленной Вестфальским договором 1648 г.,
но воплощаемой постепенно и не полностью лишь
в XIX-XX вв.
Имеются веские исторические основания
для того, чтобы поставить под сомнение влиятель¬
ный «миф о происхождении» вестфальской систе¬
мы, особенно в том, что касается ее переломно¬
го характера. Заключавшие Вестфальский мирный
договор на самом деле предполагали, что он обес¬
печит сохранение Священной Римской империи,
а не породит независимые государства или поли¬
тические сообщества (Schmitt 2003; Шмитт 2008).
Эта империя в конце концов прекратила свое су¬
ществование в результате вторжения новой кон¬
тинентальной гегемонистской державы, наполео¬
новской Франции, а не угасания или замещения
многочисленными «вестфальскими» государства¬
ми (Beaulac 2004). Тем не менее в своей мифиче¬
ской версии эта система, как обычно, утверждается,
предусматривает систематическое деление потен¬
циально глобальной политической системы на ряд
особых территорий, контролируемых взаимно при¬
82
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
знающими друг друга, взаимно легитимирующи¬
ми государствами, которые не являются юридически
подчиненными власти иного государства. Напро¬
тив, феодализм якобы подразумевает 3anyfaHHyio
мешанину частично перекрывающихся или на¬
кладывающихся друг на друга территорий, «в ко¬
торых различные юридические инстанции были
географически переплетены и стратифицирова¬
ны и в изобилии были представлены многочис¬
ленные подданства, асимметричные сюзеренитеты
и аномальные анклавы» (Beaulac 2004:189). Иногда
утверждают, что эта мешанина политических режи¬
мов возродилась в обличии «Нового Средневеко¬
вья» или неофеодализма (см. главу 5).
Вестфальские территориальные принципы яв¬
ляются, обоснованно или нет, главной точкой
отсчета в современных политических битвах,
они также служат основанием для разделения по¬
литических вопросов на внутренние и междуна¬
родные. Эта точка отсчета может быть негатив¬
ной, например когда некоторые исследователи
полагают, что эти принципы растворяются в бо¬
лее ранних формах территориальной организа¬
ции или возвращаются к ним. Она также может
пролить свет на временные совпадения или расхо¬
ждения между различными пограничными зона¬
ми, границами или фронтирами действия и под¬
черкнуть меняющееся главенство различных слоев
или уровней политического действия. Последние
включают институты многоуровневого или мно¬
гопространственного правления и управления
(см. главы 5 и 7). В более общем плане эти прин¬
ципы — или по крайней мере их повторение в ка¬
честве мифа о происхождении — также задают
символическую, институциональную и организа¬
ционную основу для геополитического взаимодей¬
ствия в глобальных масштабах, которое было бы
по своей природе анархическим, если бы действи¬
тельно не существовало неких действующих пра¬
8з
государство: прошлое, настоящее и будущее
вил, определяющих природу этих взаимодействий
(о «вестфальском» государстве см. среди прочих
работ Kratochwil 1986; Osiander 2001; Ruggie 1993;
Spruyt 1993; Teschke 2003; Тешке 2011).
Население государства
Первоначально понятия «населять» и «населе¬
ние» обозначали заселение места или простран¬
ства (McNicoll 2003; Petit 2013). Вне зависимости
от того, как мы будем называть этот процесс, по¬
пытки способствовать ему предшествуют формиро¬
ванию вождеств, не говоря уже о городах-государ¬
ствах и территориальных государствах, поскольку
люди вместе с землей были важнейшими экономи¬
ческими и военными ресурсами в доиндустриаль-
ных обществах. В более близкие к нам времена это
отражается в борьбе за Grofiraum — большой массив
земель — или Lebensraum — дополнительную терри¬
торию и ресурсы, необходимые для поддержания
государства с большим населением (по-прежнему
дело большой важности, хотя сам термин был дис¬
кредитирован из-за связи с нацистской геополи¬
тикой),—в демографической политике, занимаю¬
щейся вопросами рождаемости, браков, миграции
и старения населения, а также более широкими во¬
просами семьи как аппарата и организации и по¬
вседневного, происходящего в течение жизни,
и межпоколенческого воспроизводства. С этим свя¬
зан такой аспект, как сознательные усилия по пе¬
ремещению населения или депопуляции (что в по¬
следнем случае может вести к геноциду) — будь
то в целях экономической или политической выго¬
ды, как форма наказания из-за «расизма» или этни¬
ческих конфликтов (Levene 2005а, 2005b). Вопрос
о населении также имеет отношение к заинтере¬
сованности в «населенности», то есть численно¬
сти, возрасте, составе, качестве и способностях на¬
селения (Biller 2000; Curtis 2002; Petit 2013). Лишь
84
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
позднее население стало означать объект для ис¬
числения, деления на категории и управления: до¬
мохозяйства, семьи или индивиды, населяющие
место или пространство9. Первые переписи насе¬
ления зафиксированы в государствах Месопота¬
мии почти б тысяч лет назад. С тех пор государства
и иные власти проводили их в различных фискаль¬
ных, производственных, религиозных, полицей¬
ских, военных, евгенических и пастырских целях.
Проведение переписей порождает категориза¬
ции и классификации, ориентирующиеся на обще¬
ственное разделение труда и социальные деления;
они также являются процессом, вокруг которого
не прекращается борьба, особенно если речь идет
о налогообложении, выплате дани, военной служ¬
бе, поддержании порядка и других государствен¬
ных практиках (Ojakangas 2012).
Как подчеркивал Мишель Фуко, население явля¬
ется объектом и анатомо-политики, и биополити¬
ки, то есть дисциплинирования индивидуальных
тел и управления населением соответственно. Ины¬
ми словами, население государства — это не про¬
сто совокупность индивидов, живущих на терри¬
тории государства или перемещающихся через его
территорию, оно интерпретируется, составляется
и управляется как более или менее сложный объект
государственной политики, который меняется в за¬
висимости от типа государства, исторического пе¬
риода и политического режима. К примеру, в «со¬
временных государствах» население
понимается не как общее число людей, а через
такие категории, как состояние здоровья, ро¬
ждаемость и смертность, возраст, пол [брач¬
ность, плодовитость], удельный вес иждевен-
цев ит.д,- как объект с особой рациональностью
9. Первое употребление этого слова в Великобритании датиру¬
ется 1771 г., первая официальная перепись населения была
проведена в 1800 г.: McNicoll 2003: 731.
85
государство: прошлое, настоящее и будущее
и внутренней динамикой, которая может быть
целью прямого вмешательства определенного
рода (Thompson 2012: 42).
Поэтому с ростом значимости населения как объ¬
екта управления предполагается «создание новых
порядков знания, новых объектов вмешательств,
новых форм субъективности и... новых форм госу¬
дарства» (Curtis 2002: 507; cp. Dean 1990; Petit 2013;
также стоит обратить внимание, как это соотносит¬
ся с пониманием Вилке знания как государствен¬
ного ресурса и с более общей важностью «стати¬
стики»—об этом см. Woolf 1989; Kalpagam 2000;
Petit 2013). Кроме того, управляя населением, лица,
определяющие политический курс в современ¬
ных государствах, рассматривают такие вопросы,
как миграция, налогообложение, семейная поли¬
тика, образование и профессиональная подготовка,
здравоохранение, жилищная политика и террито¬
риальное планирование. И наконец, интерес к на¬
селению и биополитическим практикам выходит
за пределы городов-государств и территориаль¬
ных государств, распространяется на колониальное
управление и по крайней мере с 1930-х гг. и далее
также возникает на уровне глобальной политики,
например в вопросах здравоохранения (см. Bash-
ford 2006; Kaasch and Martens 2015).
Население как элемент трехчастной доктри¬
ны государства иногда интерпретируется как эмо¬
ционально сплоченное сообщество (Gemeinschaft)
в противоположность разделяемому представле¬
нию о принадлежности к одной *и той же полити¬
ческой ассоциации (Gesellschaft), представлению
о принадлежности к одной нации и общему гра¬
жданству, основанному на общих обязанностях,
правах и благах. Такие коннотации являются ана¬
хронизмом с точки зрения истории формирования
государств — древнеегипетское и древнееврейское
государства были редкими исключениями, где име¬
86
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
ла место общая идентичность (см. Finer 1997а: 3),—
к тому же гражданство является далеко не всеоб¬
щим даже в современных государствах. Вернее
будет считать населением тех, кто подчиненивласти
государства, и рассматривать, как эти подданные
конституируются в различных формах государств
и политических режимов. Гражданство с его обя¬
занностями и правами (включая права по отноше¬
нию к государству) является лишь одной из таких
возможностей. Организация населения, связанно¬
го с территорией и аппаратом государства, обычно
институционализирует исключение, а также вклю¬
чение в границах данного государства или за их
пределами. Интересный пример касается «треть¬
его пространства суверенитета», то есть соотноше¬
ния между полновластием государства колониали¬
стов или поселенцев и правами коренных народов
на (частичный) суверенитет в пределах границ го¬
сударства или даже с их пересечением (Bruyneel
2007). Это создает парадокс., суть которого в том,
что коренные народы часто должны использовать
законы и связанные с ними политико-правовые
дискурсы государства, легальность и легитимность
которого они оспаривают, чтобы добиться призна¬
ния своих прав на «национальный» суверенитет,
когда их собственные обычаи, нравы и традиции
не содержат концепции нации (Purvis 1998)• Этот
парадокс порождает дальнейшие проблемы кон¬
ституционного, международного права и законо¬
дательства о правах человека относительно того,
должны ли одни только государства определять
национальность и гражданство и тем самым быть
в состоянии лишать какую-то группу людей госу¬
дарственности или недавно признанных (и все еще
оспариваемых) прав человека.
Следует добавить, что население, управляемое
государствами, подвергается делению на катего¬
рии, закрепляющие национальные, гендерные,
расовые и иные идентичности, и что оно диффе¬
«7
государство: прошлое, настоящее и будущее
ренцировано с точки зрения классового состава
и отношений, а также неравного местного, регио¬
нального и общенационального территориально¬
го развития. Национальная идентичность служит
одним из оснований для включения и исключе¬
ния либо постоянно, либо на тех или иных стадиях
развития государства, либо в конкретных обстоя¬
тельствах. В этом смысле «национальное государ¬
ство» представляет собой лишь одну, хотя и вполне
определенную форму территориализации государ¬
ственной власти — форму, основанную на социаль¬
но конструируемых национальных идентичностях,
уже консолидированных, потенциально фиксируе¬
мых или пока всего лишь воображаемых в качестве
цели (глава 6). Так, «территориальное разграниче¬
ние предшествовало политике формирования на¬
ций, и последний как всеобщий принцип все еще
не реализован в полной мере, тогда как принцип
территориальной государственности установился
во всемирном масштабе» (Albert and Brock 1996).
Последний вопрос касается того, как государство
осуществляет обязывающую власть над разного
рода ассоциациями или организациями, базирую¬
щимися или действующими на его территории,
и наделяются ли они такими же правами, как и ин¬
дивидуальные граждане.
Пять вопросов, связанных с населением в эпоху
модерна, таковы: (1) признание государств другими
государствами; (2) право на самоопределение на¬
ций; (3) соотношение между населением и «наци¬
ей» (как бы ни понималась последняя); (4) соотно¬
шение между населением и гражданством (включая
вопросы социального включения и исключения,
юридических и политических прав); (5) междуна¬
родно-правовая проблема формальных прав, свя¬
занных с принадлежностью к государству и получе¬
нием защиты от него, и, соответственно, прав лиц
без гражданства. Первый вопрос будет кратко рас¬
смотрен здесь, остальные —в главе 6.
88
ТАБЛИЦА 2.2. Аспекты традиционной трехэлементной теории
Государственный аппарат
Государственная территория
Государственный народ
Определяю¬
щие характе¬
ристики
Специальный персонал с разделени¬
ем труда и особыми возможностями
государства
Имеющая границы территория, под¬
лежащая контролю государственной
власти
Население государства
Сходные
понятия
Appareil
Диспозитив
Государственный суверенитет
Граница, фронтир, limes, домен, об¬
ласть, регион
Постоянные жители, натурализовав¬
шиеся иностранцы
Временно проживающие
Учредительная власть, pouvoir constitui
Внешнее
измерение
Признание государственного суверените¬
та другими суверенными государствами
Эксклавы, колонии, протектораты, за¬
висимые территории
Притязания на экстерриториальность
Проживающие в стране подданные
другого государства, беженцы, лица
без гражданства
Кризис
государства
Неспособность государства выполнять
свои обязательства, кризис легитимности
Правительство в изгнании
Незащищенные границы, оккупация
Демографический упадок
Провал
государства
Административный провал, потеря
легитимности
Военное поражение ,
Утрата территориального суверенитета
Насильственное перемещение, гено¬
цид, гражданская война, двоевластие,
конфликт лояльности
Односторон¬
ний анализ
Неспособность отличить государство
от организаций мафиозного типа
Пренебрежение пространством пото¬
ков, сочленением места, масштаба, сети
Методологический национализм
Примечания
Несводим к организованной силе
Может быть многоуровневым
или многослойным
Может быть недемократическим
или нелегитимным
Может отсутствовать конституция, управ¬
ляющая государственной организацией
Не путать с территорией, наземным,
телематическим
Не обязательно должна быть непре¬
рывной (например, в случае анклавов
или эксклавов)
Не обязательно должна быть
национальной
Не то же самое, что и общность чувств,
нация или гражданство
Является объектом
и анатомо- и биополитики
Подданными могут быть «корпоратив¬
ные» акторы, а также индивиды
Источник: составлено автором.
государство: прошлое, настоящее и будущее
Существуют три формы признания государств:
de facto, дипломатическая и de jure. Эти различия
восходят к отделению испанских провинций в Юж¬
ной Америке в начале XIX в. Формы признания за¬
висят от намерений признающего правительства,
а они по своей природе являются не только юри¬
дическими, но и политическими. В целом, сле¬
дуя трехэлементной доктрине, признание государ¬
ства зависит от того, организовано ли население,
проживающее на некоторой территории, под эф¬
фективной публичной властью, которая обладает
внутренним суверенитетом или конституцион¬
ными полномочиями, то есть может принимать
конституцию, и в дополнение к этому пользует¬
ся формальным внешним.суверенитетом, то есть
не является формально подчиненной другому го¬
сударству10 *. Международное право также отличает
(i) признание государства в соответствии с надлежа¬
щими юридическими критериями государственно¬
сти от (2) признания правительства, которое связано
с его легитимностью и рациональными расчетами
других государств. Варианты здесь варьируются
от враждебного вмешательства через непризнание
и условного признания до позитивного принятия.
Некоторые государства признают только государ¬
ства, другие признают —формально или de facto —
правительства, включая те, которые находятся
в изгнании или будущие правительства11. В дипло¬
ю. В своей недавней провокационной книге Дженс Бартельсон
(Bartelson 2013) утверждает, что признание суверените¬
та в межгосударственных отношениях более не зависит
от способности защищать границы’ и осуществлять су¬
веренную власть внутри государства, теперь оно зависит
от того, реализуется ли эта власть ответственно, в со¬
гласии с нормами и ценностями воображаемого между¬
народного сообщества.
и. В первом случае это может быть следствием переворота
или иностранного вторжения, в последнем —следствием
отрицания легитимности стоящего у власти правитель¬
ства и/или плана его свергнуть.
90
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
матическом и политическом смысле возникает ще¬
котливая ситуация, когда приходится иметь дело
с попытками сецессии или соперничающими пра¬
вительствами, претендующими на контроль над од¬
ной территорией, или опять же когда иностранные
державы отдают предпочтение различным пра¬
вительствам в изгнании или будущим правитель¬
ствам (Talmon 1998). Это не исключает подчинения
международному праву, хотя некоторые государ¬
ства (например, Соединенные Штаты) также тре¬
буют для себя освобождения от некоторых или всех
обязанностей, зафиксированных (или возникаю¬
щих) в международном праве.
Возвращаясь к трем элементам
Принимая пока трехэлементный подход как полез¬
ный исходный пункт для анализа (позже я добавлю
четвертый элемент), следует рассмотреть все три
элемента и их взаимосвязи. Они могут быть соеди¬
нены различным образом, дискурсивно и институ¬
ционально. Например, если спорной якобинской
формулой для государства после Французской ре¬
волюции было unpeuple, ипе terre, ип etat («один на¬
род, одна территория, одно государство»), то в на¬
цистской Германии это было Егп Volk, ein Reich,
егп FiXhrer («один народ, один рейх, один фюрер»).
Точно так же в институциональном плане имеет
место широкая вариативность в согласовании и по¬
литических приоритетах, связанных с территориа-
лизацией, созданием государственного аппарата
и нациестроительством (или «населёниестроитель-
ством»). Двумя противоположными исторически¬
ми примерами (из многих) являются вызов, по¬
следовавший за объединением Италии—Italiafatta,
bisognafare gli Italiani («теперь, когда Италия созда¬
на, мы должны создать итальянцев»), —и сионист¬
ский проект по созданию еврейского государства.
Последствия пренебрежения этими концептуаль¬
91
государство: прошлое, настоящее и будущее
ными и практическими проблемами проявляются
в искажениях, порождаемых различными типами
односторонности.
• Одностороннее внимание к государственному ап¬
парату и его возможностям выдвигает на первый
план возникновение разделения труда между ли¬
дерами государства и руководимым или управ¬
ляемым ими населением. Крайней формой это¬
го является сведение государства к «особым
отрядам вооруженных людей, тюрьмам и про¬
чему» (Lenin 1972; Ленин 1974), что делает госу¬
дарство трудноотличимым от власти полевых
командиров, рэкетиров и организаций мафиоз¬
ного типа (Tilly 1975; Volkov 2000; Breuer 2014,
но см. Blok 1975 о роли мафии в формировании
государства на Сицилии). Вот почему опреде¬
ляющей характеристикой современного государ¬
ства является легитимность насилия и иных форм
осуществления государственной власти. Одно¬
стороннее внимание к отличительным чертам
государства как административного или репрес¬
сивного органа также вдохновляет так называе¬
мые «государствоцентричные» исследования го¬
сударства как независимой переменной. Такие
исследования делают акцент на том, как особые
политические ресурсы государства позволяют ему
проникать в современные общества, поддержи¬
вать в них порядок, контролировать, надзирать,
дисциплинировать их, даже несмотря на сопро¬
тивление негосударственных сил, —особенно там,
где плюралистическая вселенная социальных сил
создает значительное пространство для маневра,
а также то, как они позволяют государственным
деятелям преследовать собственные бюрократи¬
ческие, карьерные и политические интересы во¬
преки другим агентам и интересам (современной
классикой является следующий текст: Evans, Rue-
schemeyer, and Skocpol 1985; см. также Skocpol 1979;
92
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
Скочпол 2017; Nordlinger 1981; Mann 1984; Манн
2018а; Giddens 1985; Bourdieu 2014; Бурдье 2016).
Такое внимание территории государства уделя¬
ется потому, что оно противопоставляется «ро¬
довым» обществам, организованным на основе
сегментарной дифференциации племен, кла¬
нов или gentes (родов) (ср. Engels 1972; Энгельс
1961; Service 1975; Wright 1977; Finer 1997а; см. так¬
же главу 5), или, пользуясь более современной
терминологией, кочевым обществам (ср. De-
leuze and Guattari 1983; Делез и Гваттари 2007).
Указанный подход также позволяет противопо¬
ставлять тенденции развития досовременной
государственной власти путем расширения тер¬
риториального охвата государства тенденциям
современного государства к интенсификации
контроля в пределах данной территории. Од¬
нако такой подход упускает из виду, что безго-
сударственные общества тоже имели свои спосо¬
бы присвоения территории, например кочевые
группы обычно занимают признаваемую «сво¬
ей», но «пористую» территорию без четких гра¬
ниц. Такие взгляды также могут вести к однобо¬
кому рассмотрению де- и ретерриториализации
политической власти в ущерб иным формам ор¬
ганизации политического пространства. С этим
связан вопрос о существовании анклавов и экс¬
клавов, нарушающих непрерывность террито¬
рий государств. Также значима экстерритори¬
альность, которая принимает по меньшей мере
две формы. Одна из них— параллельные право¬
вые системы для экспатриантов на иных терри¬
ториях (например, существовавшие в XIX в. суды
для европейцев, живущих в Китае, Японии и Ос¬
манской империи). Другая — юридический импе¬
риализм после Второй мировой войны, основан¬
ный на максиме, согласно которой сила и есть
право, и притязаниях на верховенство право¬
вых норм США, американскую исключительность
93
государство: прошлое, настоящее и будущее
и уникальную глобальную роль Соединенных
Штатов (об этих примерах см. Kayaoglu 2010).
• И наконец, одностороннее сосредоточение вни¬
мания на подданых государства может привести
к поглощенности демографической проблемати¬
кой, фокусировке на природе (примордиальной,
воображаемой или конструируемой) Staatsvolk
как «нации» или интересу к режимам граждан¬
ства вплоть до пренебрежения другими формами
господства, подчинения или исключения. Это
также может способствовать развитию «методо¬
логического национализма», а именно исходно¬
го допущения о том, что экономический, поли¬
тический или социальный порядок определяется
подчинением власти данного национального госу¬
дарства или данного национального территори¬
ального государства. Тем не менее мы обязаны за¬
даваться вопросом, каким образом население
конституируется в качестве множества объек¬
тов правления, в качестве подданных, граждан,
натурализовавшихся иностранцев, проживаю¬
щих в данной стране подданных другого госу¬
дарства и т.д.; каким образом они организуют¬
ся в качестве основы для управления (например,
как индивиды, домохозяйства, сообщества, груп¬
пы населения); каким образом ассоциации, кор¬
порации и другие коллективы конституируются
в качестве субъектов права с правами и обязанно¬
стями, отличными от таковых у входящих в них
индивидов. И конечно, следует изучать нацие-
строительство, виды нации, проблемы включе¬
ния, исключения и неравенства, дискуссии о диа¬
спорах и миграции и т.д. (глава 6). И наконец,
с точки зрения радикальной демократической
теории можно задаваться вопросом об условиях,
в которых население или кто-либо из его пред¬
ставителей становится «учреждающей властью»,
то есть приобретает полномочия составлять кон¬
ституцию и осуществлять народный суверенитет.
94
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
Следующий вопрос, возникающий при разра¬
ботке теоретически насыщенного общего описания
государства, заключается в том, насколько необхо¬
димо отдельное и параллельное описание упадка,
кризиса или провала государства. Предлагаемый
здесь ответ заключается в том, что как не может
быть общей теории государства, так не может быть
и общей теории его упадка, кризиса или провала.
Тем не менее стратегически-реляционный под¬
ход к государственной власти, развиваемый далее,
действительно свидетельствует об абстрактной воз¬
можности таких событий или процессов. Объясне¬
ние этого предшествует любому конкретному опи¬
санию реальных причин частного случая упадка,
кризиса или провала (ср. Kenway 1980). Иными сло¬
вами, можно размышлять об общих условиях, в ко¬
торых могут развиться кризисы, и как следующий
шаг (или шаги) рассматривать конкретные причи¬
ны конкретных кризисов. А если возможно опре¬
делить кризисные тенденции и контртенденции,
присущие конкретным формам или комплексам со¬
циальных отношений, то это позволяет объяснять
периоды нестабильности, упадка, кризиса или фиа¬
ско, а также периоды относительной стабильности.
Эти условия и тенденции могут изучаться на раз¬
личных уровнях абстракции точно так же, как изу¬
чают государство и его конкретные проявления
в различных исторических и сравнительных кон¬
текстах. Я отвергаю эссенциалистское понимание
государства, которое рассматривает его контроль
над территорией, операциональное единство и по¬
литическую власть как нечто само собой разумею¬
щееся. Отсюда следует, что в той мере, в какой эти
его черты существуют, они являются практическим,
зависящим от обстоятельств достижением, которое
должно постоянно воспроизводиться и подкреп¬
ляться. Справедливо и то, что можно определить
в столь же абстрактных категориях основные места
и вероятные формы кризисов (см. более или менее
95
государство: прошлое, настоящее и будущее
абстрактные примеры в табл. 2.2, 3.1, 6.1 и 7.1 и до¬
полнительные примеры и описания в главах 3, 4,
7. 8 и 9).
Таким образом, упадок государства, провал госу¬
дарства или его регресс может принимать форму:
1) неспособности государства выполнять свои обя¬
занности вследствие административного про¬
вала, кризиса легитимности или ее утраты, так
что коллективные цели, обозначенные в государ¬
ственных проектах относительно природы и це¬
лей правительства, не достигаются;
2) потери контроля над территорией государства
вследствие катастрофы, завоевания, интеграции
или сецессии, подъема многоуровневого прав¬
ления, развития двоевластия на одной террито¬
рии в ходе борьбы нынешних властей и револю¬
ционных сил или возникновения притязаний
на экстерриториальную власть либо иммунитет
(или и то и другое);
3) распада Staatsvolk вследствие таких процессов,
как геноцид, принудительное выселение или де¬
мографический упадок, или иным образом, на¬
пример в результате гражданской войны, двое¬
властия или конфликта лояльностей.
Подробнее о территориализации
политической власти
Сегодня подавляющее большинство государств-
и все наиболее могущественные государства — об¬
ладают взаимно признанным формальным суве¬
ренитетом над соответстующими (большими)
территориями и имеют взаимные, хотя иногда и хо¬
лодные, дипломатические отношения. В дополне¬
ние к этому подданные этих государств в принципе
подчиняются общим законам и должны (в идеа¬
ле) признавать свое государство (и, возможно,
96
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
его субнациональные уровни) как осуществляю¬
щее легитимную власть в пределах своей терри¬
тории. В этом отношении все государства равны.
Тем не менее, за редкими исключениями, суверен¬
ные города-государства и небольшие островные го¬
сударства не обладают значительной геоэкономи-
ческой и геополитической мощью. Действительно,
когда в 1919 г. создавалась Лига Наций, некото¬
рым микрогосударствам было отказано в членстве
на том основании, что они не могут выполнять обя¬
занности, предполагаемые членством, поскольку
не имеют армии и имеют очень маленькие терри¬
тории и немногочисленное население (например,
Андорра, Лихтенштейн, Монако и Сан-Марино;
см. Ferguson and Mansbach 1989: 526). Тем не менее
многие из таких государств являются членами Ор¬
ганизации Объединенных Наций, однако они об¬
ладают минимальным влиянием и часто являются
пешками в стратегических играх, разыгрываемых
крупными державами. Это свидетельствует о неко¬
торых пределах, как считается, прогрессирующе¬
го «огосударствления» мира (Reinhard et al., 1999;
Schuppert 2010: 2; Albert 2005).
Необходимо сразу же сделать три оговор¬
ки (они будут конкретизированы в главах 3 и 5).
Во-первых, территориализация политической вла¬
сти и создание населения, на которое эта власть
распространяется, являются результатами пред¬
шествующего исторического процесса борьбы.
Они также воспроизводятся (или трансформи¬
руются) в конституционной, институциональной
и организационной борьбе, направленной на со¬
хранение, трансформацию или свержение государ¬
ства. С этим связано и то, что политическая власть
может реализовываться в таких формах, которые
нежестко связаны со строго определенной терри¬
торией (например, кочевые или иные безгосудар-
ственные общества, сетевое управление, управле¬
ние без правительства, харизматическое правление,
97
государство: прошлое, настоящее и будущее
транснациональная религиозная власть, как у Ва¬
тикана или исламской уммы, неформальные импе¬
рии или консоциативные конфедерации сообществ,
управляемые их представителями)12.
Во-вторых, существует множество разнообраз¬
ных форм территориализации. Национальное тер¬
риториальное «вестфальское» государство — лишь
одна из нескольких исторических возможных
(и, в сущности, совозможных) форм организации
политической власти на территориальной осно¬
ве. Другими формами являются вождества, феода¬
лизм, княжества, города-государства, абсолютизм,
империи, сюзеренитет, отношения данничества,
вассальные государства или государства-клиен¬
ты, современные империалистистически-колониа-
листские блоки и колонии (Braudel 1975; Бродель
1986-4992; Dodgshon 1987,1998; Anderson 1996).
В-третьих, некоторые прочие формы террито¬
риализации по-прежнему сосуществуют с вестфаль¬
ской системой (например, города-государства, го¬
сударства-анклавы, правление военных диктаторов,
деспотическое правление и неформальные импе¬
рии) и появляются новые выражения государствен¬
ности (например, Европейский союз). Выделяются,
хотя и не всегда обоснованно, такие новые фор¬
мы, как возвращение империи в качестве органи¬
зующего принципа, перспективы глобального го¬
сударства, сети городов мира как новый вариант
Ганзейского союза, возрождение субнациональных
регионов в качестве ключевых экономических и по¬
литических игроков, трансграничное региональное
12. Консоциативная федерация есть «нетерриториальная фе¬
дерация, в которой политическое общество разделено
на „постоянные** межпоколенческие религиозные, куль¬
турные, этнические или идеологические группировки,
изветные как „лагеря**, „секторы** или „столпы**, объеди¬
ненные на федеративных началах и совместно управляе¬
мые коалициями лидеров каждой из них» (Elazar 1991: xiv;
ср. Lijphart 1969).
98
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
сотрудничество, «Новое Средневековье», надна¬
циональные блоки, западное конгломеративное го¬
сударство (Shaw 2000) и в зачаточном виде мировое
государство или даже глобальное правительство,
ориентированное на обеспечение вечного мира. Со¬
путствующие сложности можно проиллюстриро¬
вать на примере конкурирующих интерпретаций
Европейского союза как «национального» государ¬
ства иного масштаба, воссоздания, в духе «Ново¬
го Средневековья», средневекового политического
«лоскутного одеяла», постсуверенной формы вла¬
сти, «вестфальского» супергосударства, консоциа-
ции или империи нового типа (см. Beck and Grande
2007; Brenner 2004; Costa and Magnette 2003; Ander¬
son 1996, Friedrichs 2001; Segesvary 2004; Shaw 2000;
Taylor 2004; Ohmae 1995; Voigt 2000; Wendt 2003;
Zielonka 2001, 2006; Ziltener 2001). В дополнение
к этому, по мнению Хардта и Негри (Hardt and Ne¬
gri 2000; Хардт и Негри 2004), мир суверенных тер¬
риториальных государств сменяется единственной,
нетерриториальной, сетевой Империей, функцио¬
нирующей в глобальном масштабе (о возникающих
формах см. главу 8).
Полиморфический характер государства
Важным сравнительно-историческим подходом
к этим сложным проблемам является представле¬
ние о том, что государство полиморфно. В есте¬
ственных науках полиморфия означает то, что не¬
который вид проходит через различные формы
в своем жизненном цикле или может принимать
несколько форм, не теряя способности к скре¬
щиванию, или же, обращаясь к химии, что физи¬
ческое соединение может в результате кристал¬
лизации принимать две (или более) устойчивые
формы. Аналогичным образом, критикуя пред¬
ставление о том, что государства в капиталисти¬
99
государство: прошлое, настоящее и будущее
ческих обществах обязательно являются капита¬
листическими, Майкл Манн (Manij 1986; Манн
2018а) утверждал, что в зависимости от баланса
сил, влияющего на различные составляющие го¬
сударства и осуществление им своей власти, ор¬
ганизация и возможности государства могут быть
преимущественно капиталистическими, военны¬
ми, теократическими или демократическими. Его
доминирующая кристаллизация открыта для воз¬
действия различного рода конфликтов и прини¬
мает различную форму, в том числе в зависимости
от обстоятельств. Этот список можно дополнить,
опираясь на исследования других авторов, бюро¬
кратический деспотизм (Wittfogel 1957), технокра¬
тическое правление (Bentham 1970; Бентам 1998),
этническое или расовое государство (Goldberg
2002), государство апартеида (основанное на этни¬
ческой сегрегации; см. Price 1991)» патриархальное
государство (главный патриарх; см. MacKinnon
1989; Brown 1992) или этико-политическое государ¬
ство (Gramsci 1971; Грамши 1959)-
Сходным образом, как отмечает политический
географ Питер Тейлор (Taylor 1994), с возникно¬
вения современной межгосударственной систе¬
мы во время «долгого XVI века» роль государства
как территориального «вместилища власти» рас¬
ширилась в нескольких направлениях. В их чис¬
ло входит: (1) ведение войны и оборона военны¬
ми средствами; (2) меркантилистская политика
ограничений и создание национального экономи¬
ческого богатства; (3) поддержка политико-куль¬
турных идентичностей национального государ¬
ства; (4) институционализация демократических
форм политической легитимации; (5) предостав¬
ление различных форм социального обеспечения.
Таким образом, от военных машин раннесовремен¬
ной Европы и «вместилищ богатства» мерканти¬
листской эры до национальных девелопменталист-
ско-империалистических государств времен второй
юо
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
промышленной революции и национальных «го¬
сударств всеобщего благоденствия» фордистско-
кейнсианского периода государства применяли
крайне разнообразные политико-регулятивные
стратегии и пытались использовать принцип тер¬
риториальности для «сдерживания» крайне раз¬
личных видов социально-экономической деятель¬
ности в пределах своих границ. Территориальные
границы лучше всего рассматривать как средство
и итог исторически конкретных стратегий и бес¬
престанно возобновляющихся попыток форми¬
ровать географию политико-экономической дея¬
тельности в пределах государств и между ними
(Newman and Paasi 1998).
Один из способов понять эти различные кри¬
сталлизации—сделать это на основе доминирующе¬
го принципа организации общества (если таковой
вообще существует) и его роли в (трансформирова¬
нии государства. Среди претендующих на это место
принципов — маркетизация, внутренняя или вне¬
шняя безопасность, контроль над окружающей сре¬
дой, инклюзивное гражданство, верховенство пра¬
ва, национализм, этничность и теократия. Любой
из этих (или каких-либо других) принципов мо¬
жет стать доминирующим по крайней мере времен¬
но и будет иметь тенденцию отражаться в основной
кристаллизации государственной власти. Отсюда
следует, что накопление капитала не всегда служит
наилучшим исходным пунктом для изучения слож¬
ностей социального мира, даже если впоследствии
можно поставить вопрос, не проводят ли государ¬
ства, которые, как кажется, отдают приоритет,
допустим, национальной безопасности и нацие-
строительству, на самом деле политику, благопри¬
ятствующую капиталу (например, девелопмента-
листские государства Восточной Азии).
Наличие пространства для альтернативных кри¬
сталлизаций подчеркивает особую важность исто¬
рической семантики формирования государств
Ю1
государство: прошлое, настоящее и будущее
и изменчивости политических воображений и го¬
сударственных проектов. Действительно, каки¬
ми бы ни были истоки, составляющие современное
государство (такие как армия, бюрократия, на¬
логообложение, правовая система, законодатель¬
ные собрания), их организация в качестве относи¬
тельно целостных институциональных ансамблей
в решающей мере зависит от возникновения опре¬
деленной идеи государства. Поэтому дискурсы
о государстве играют решающую роль в отделении
политической сферы от иных институциональных
порядков и, будь то в качестве мистификации, са¬
момотивации или самоописания, по-прежнему
определяют государство как сложный ансамбль
политических отношений, связанных с соответ¬
ствующими им социальными структурами. Дис¬
курсивное и материальное установление границы
между государством и гражданским обществом по¬
зволяет государственным управленцам размещать
эту подвижную границу при отправлении государ¬
ственной власти и может, в свою очередь, спрово¬
цировать контрпредложения или сопротивление
со стороны общественных сил. Эта линия демар¬
кации также определяет, как другие актеры на по¬
литической сцене ориентируются в своих действи¬
ях на «государство», действуя так, как если бы оно
действительно существовало. И борьба за господ¬
ствующее или гегемонистское политическое и госу¬
дарственное воображение может иметь решающую
роль в определении природы, целей и интересов
власти (Gramsci 1971; Грамши 1959; Mitchell 1991; Ваг-
telson 1995, 2001; Neocleous 2003).
Одним словом, наличие конкурирующих про¬
ектов государства и социетализации исключа¬
ет то, что современное государство всегда будет
(или когда-либо сможет быть) по сути капитали¬
стическим. Более того, даже когда накопление глу¬
боко встроено в их организационную матрицу,
государственные управленцы (политики и чинов-
102
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
ники) обычно принимают во внимание иные функ¬
циональные императивы и иные формы нажима
со стороны гражданского общества, пытаясь обес¬
печить институциональную интеграцию государ¬
ства и социальную сплоченность на соответствую¬
щих территориях.
Этот подход рассматривает реально существую¬
щие государственные структуры или формации
как поливалентные полиморфные кристаллиза¬
ции того или иного доминирующего принципа
организации общества, которые различаются в за¬
висимости от остороты тех или иных проблем
в сложившихся условиях, общие кристаллизации,
определяющие долгие периоды, и конкретные
кристаллизации, возникающие в отдельных си¬
туациях. Этот подход ставит провокационные во¬
просы относительно диапазона осей или проектов,
вокруг которых могут осуществляться кристал¬
лизации, и пространственно-временных матриц,
в которых они могут происходить. Тем самым воз¬
никают интересные проблемы, связанные с инте¬
грацией различных институциональных порядков
и их потенциальной разобщенностью в простран¬
стве-времени. Это означает, что государство мо¬
жет быть неспособным эффективно функциониро¬
вать из-за конкурирующих проектов государства
или социетализации (или и того и другого). Из-за
этой незавершенности Абрамс предлагал отказать¬
ся от овеществленного понятия государства в пользу
идеи государства (которая связана с конкурирую¬
щими государственными проектами) или государ¬
ственной системы (отражающей различные не¬
завершенные кристаллизации государственной
власти). В этом контексте государственная систе¬
ма будет включать «эффекты государства», дости¬
гаемые институционализацией и легитимацией не¬
которых проектов, со всеми их дополнительными
промежуточными, остаточными, маргинальны¬
ми, иррелевантными, неподатливыми и противо-
юз
государство: прошлое, настоящее и будущее
речивыми элементами. Та же самая идея может
быть распространена и на социальные структуры
в более общем плане, так что характер данного об¬
щества будет меняться вместе с его коллективной
идентичностью и тем, как он отражается в основ¬
ных социальных институтах и практиках (cp. Jes-
sop 1990, 2007b).
С этим связана и идея поликонтекстуальности
государства (Willke 1992). Если полиморфная кри¬
сталлизация относится к эффектам государства,
возникающим вследствие конкурирующих проек¬
тов государства и социетализации, то поликонтек-
стуальность относится к сложностям этих эффек¬
тов во множественных контекстах. Эти контексты
могут быть включены друг в друга или существо¬
вать в запутанных иерархиях или и то и другое вме¬
сте. Таким образом, государства и государствен¬
ная власть и полиморфны, и поликонтекстуальны.
Государства существуют во многих местах и мас¬
штабах и занимаются выполнением различных
(наборов) задач в каждом контексте. Они будут вы¬
глядеть по-разному в зависимости от контекста,
иногда принимая преимущественно один облик,
иногда —другой. Это объясняет наличие многих
альтернативных дефиниций, в которых государ¬
ство уточняется при помощи различных прилага¬
тельных: административное государство, конститу¬
ционное государство, кооперативное государство,
демократическое государство, национальное госу¬
дарство, государство-нация, сетевое государство,
патриархальное государство, государство безопас¬
ности, налоговое государство, транснациональное
государство, государство благосостояния и т.д.
Вот почему восприимчивые к контексту исследо¬
вательские методы нужны даже для изучения го¬
сударств «одного типа» и почему необходимы уси¬
лия для того, чтобы сделать различные подходы
соизмеримыми.
104
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
Государственность как переменная
Принимая во внимание сделанные ранее Замеча¬
ния, особенно относительно трехэлементного под¬
хода, становится ясно, что о существовании «го¬
сударства» нельзя судить в простых категориях
наличия/отсутствия. Это объясняет давно суще¬
ствующий и время от времени возрождающийся
интерес к исторической и сравнительной вариатив¬
ности реально существующих государств в сравне¬
нии с тем или иным абстрактным или идеальным
типом. Поэтому одни теоретики фокусируются
на государстве как концептуальной переменной
и изучают имеющееся разнообразие идей, инсти¬
тутов или возможностей, определяющих государ¬
ство (например, Nettl 1968; Badie and Birnbaum 1983;
Schmitter 1996; Evans 1997; Fukuyama 2003; Фукуя¬
ма 2009; Axtmann 2004). Другие изучают имеющее¬
ся разнообразие государства как особой политиче¬
ской формы. Такие подходы историзируют идею
государства и подчеркивают ее огромное институ¬
циональное многообразие. Эти вопросы изучаются
на всех территориальных уровнях или во всех мас¬
штабах—от местного до международного, причем
особое внимание уделяется вариативности на сред¬
нем уровне.
С этим связан также вопрос о факторах, опре¬
деляющих силу государства. Во внутреннем плане
это относится к способности государства осущест¬
влять власть над социальными силами в пределах
его территории, во внешнем — к могуществу госу¬
дарства в рамках межгосударственной системы (от¬
носительно последнего см. Handel 199°)- Этот ис¬
следовательский интерес часто связан с интересом
к способности государства проникать в остальное
общество и организовывать его. Он особенно заме¬
тен в недавних теоретических и эмпирических ра¬
105
государство: прошлое, настоящее и будущее
ботах, посвященных хищническим и девелопмен-
талистским государствам. Сущность первых в том,
что они паразитируют на экономике и граждан¬
ском обществе, осуществляют в основном деспоти¬
ческую командную власть и могут в конце концов
подорвать экономику, общество и само государство.
В противоположность этому девелопменталистские
государства в дополнение к деспотической облада¬
ют сетевой и инфраструктурной властью и при¬
меняют ее, как утверждается, совместимым с ры¬
ночной экономикой образом (например, Castells
1992; Evans 1989,1995; Johnson 1987; Weiss 1998; Weiss
and Hobson 1995). Одна из проблем, в массе прису¬
щая подобной литературе, состоит в том, что она
все время апеллирует к вводящему в заблуждение
противопоставлению сильных и слабых государств,
а не к поликонтекстуальному подходу. Широкое
разнообразие интерпретаций силы (и слабости) де¬
лает анализ еще более проблематичным. Государ¬
ства описываются как сильные, потому что они име¬
ют большой государственный сектор, авторитарную
форму правления, сильную поддержку со сторо¬
ны общества, слабое и бесхребетное гражданское
общество, сплоченную бюрократию, интервенцио¬
нистскую политику или способность ограничить
внешнее вмешательство. Некоторые исследова¬
ния рискуют даже впасть в тавтологию, опреде¬
ляя силу исключительно через результаты (см. об¬
зоры в Clark and Lemco 1988; Migdal 1988; Onis 1991;
Waldner 1999). Возможное теоретическое решение
этой проблемы заключается в том, чтобы исследо¬
вать диапазон изменчивости государственного по¬
тенциала в тех или иных сферах государственной
политики, во времени и в конкретных условиях.
Так, можно проверить эти конкретные способно¬
сти государств с точки зрения того, какие сферы
государственной политики и по отношению к ка¬
ким секторам экономики эффективно способствуют
повышению экономических показателей и в каких
юб
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
пространственно-временных горизонтах действия
и обстоятельствах это срабатывает. Например, спо¬
собность государства поддерживать догоняющий
экспортно ориентированный рост в низкотехноло¬
гичных секторах может вредить росту инновацион¬
ной конкурентоспособности в наукоемких секто¬
рах экономики, когда отставание уже преодолено.
Конституирование государства
Теория государства не может просто брать его в ка¬
честве предмета исследования как некую данность,
напротив, она может и должна изучать те практи¬
ки, которые вызывают очень изменчивые эффекты
государства. Это стимулирует интерес к меняющей¬
ся институциональной архитектуре и меняющейся
деятельности.
К примеру, Бади и Бирнбаум пишут об этом так:
Даже сегодня по-прежнему можно проводить
различие между политическими системами,
у которых (l) есть и центр, и государство (Фран¬
ция), (2) есть государство, но нет центра (Ита¬
лия), (3) есть центр, но нет настоящего государ¬
ства (Великобритания и Соединенные Штаты)
или (4) нет ни центра, ни настоящего государ¬
ства (Швейцария). В первых двух случаях госу¬
дарство доминирует над гражданским обществом
и отвечает за его организацию, хотя и в разной
степени. В последних двух случаях гражданское
общество самоорганизуется. Поэтому возможно
различать общества, в которых государство пы¬
тается управлять социальной системой с помо¬
щью могущественной бюрократии (идеальным
типом здесь является Франция,-а Пруссия, Ис¬
пания и Италия демонстрируют схожие траек¬
тории развития), и общества, в которых нет не¬
обходимости в сильном государстве и правящей
бюрократии, потому что гражданское общество
107
государство: прошлое, настоящее и будущее
способно к самоорганизации (здесь идеальным
типом является Великобритания, а Соединенные
Штаты и «консоциативные демократии»... такие
как Швейцария, демонстрируют похожие траек¬
тории) (Badie and Birnbaum 1983: 103-104)13.
Мишель Фуко дает еще более радикальное толкова¬
ние идеи «эффектов государства»:
И, судя по всему, если государство существует
в том виде, в каком оно существует сейчас, то это
имеет место благодаря правительности, пред¬
ставляющей собой одновременно и нечто вне¬
шнее, и нечто внутреннее по отношению к госу¬
дарству, поскольку как раз тактики управления
и позволяют в каждом конкретном случае опре¬
делять, что должно зависеть от государства,
а что от него зависеть не должно, что являет¬
ся публичным, а что им не является, что может
быть государственным, а что государственным
быть не может. Следовательно, коль скоро мы хо¬
тим понять, почему государство выжило и поче¬
му оно сегодня заявляет о себе так, а не иначе,
нам нужно исходить из основных тактик прави¬
тельности (Foucault 2007: 109; Фуко 2011: 163; пе¬
ревод исправлен. —Прим. ред.).
Таким образом, искусство управления государством
не сводится к отправлению суверенной власти. Оно
распространяется на те практики, которые прово¬
дят различие между политическими и различными
неполитическими сферами. Соответственно искус¬
ство управления включает в том числе и управле¬
ние теми видами деятельности, которые стирают
или укрепляют проведенное различие. Тим Мит¬
челл делает очень похожее замечание:
13. Файнер предложил другую типологию с намного большим ис¬
торическим охватом, основанную на наличии или отсут¬
ствии централизованной и стандартизованной админи¬
страции и гомогенизированных культуры, языка и пра-
ва (Finer 1997а: 13).
108
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
К государству надо подходить как к следствию
(эффекту) глубоких процессов пространственной
организации, упорядочивания во времени, функ¬
циональной спецификации, контроля и надзо¬
ра, которые создают видимость мира, фундамен¬
тально разделенного на государство и общество.
Сущность современного политического процес¬
са не в политике, оформленной на одной сто¬
роне этого деления и применяемой к другой
(или формируемой ею), а в производстве и вос¬
производстве этой демаркационной линии (Mit¬
chell 1991: 95).
В обоих случаях ключевой аспект искусства госу¬
дарственного управления и правительности со¬
стоит в том, как они (пере)определяют некоторые
вопросы как частные, технические или управленче¬
ские, устраняя их из сферы открыто политического
принятия решений и конкурентной политики (Mil¬
ler and Rose 2008; см. также главу 7 здесь). Далее,
как было отмечено выше, сходные материальные
и дискурсивные границы делят мир на различные
государства и общества, создавая более или менее
сложную сегментарную и стратифицированную
межгосударственную систему в возникающем ми¬
ровом обществе. Границы и временные горизон¬
ты государства не зафиксированы раз и навсегда,
и по мере их трансформации они оказывают влия¬
ние на политические процессы и возможности го¬
сударства (см. главы 5 и 8).
И наконец, со своей отчетливо марксистской
точки зрения Антонио Грамши заметил:
в общее понятие государства входят элемен¬
ты, которые должны быть отнесены к понятию
гражданского общества (в этом смысле можно
было бы сказать, что государство = политическое
общество + гражданское общество, иначе гово¬
ря, государство является гегемонией, облеченной
в броню принуждения) (Gramsci 1971: 263 = С) 6,
§88: 763-764; Грамши 1991: 247).
109
государство: прошлое, настоящее и будущее
Грамши рассматривал государство как сложное об¬
щественное отношение, которое осуществляет ко¬
ординацию государственных и негосударственных
институтов и практик вокруг конкретных эконо¬
мических, политических и социальных проектов
и стратегий. Он подчеркивал центральное место
частных институтов, организаций и движений в го¬
сударственной власти, формировании политиче¬
ских альянсов и дезорганизации подчиненных сил.
«Гражданское общество», сфера на первый взгляд
«частных» ассоциаций, оказывалась интеграль¬
ным элементом государства и тем более политиче¬
ского процесса и мер государственной политики.
Это открытие впоследствии было распространено
и на «глобальное гражданское общество».
На основании этой аргументации трехэле¬
ментный подход может быть дополнен указани¬
ем на роль дискурсивных и материальных практик
в демаркации территориальных границ и пере¬
осмыслении различия между государством в ка¬
честве ансамбля институтов и другими институ¬
циональными ансамблями, а также повседневной
жизнью в данном обществе. Это также имеет по¬
следствия для определений природы и целей го¬
сударства и государственной власти. В этом аспек¬
те я уже рассматривал территориальные границы
(см. также главу 8), ниже я предложу еще несколь¬
ко замечаний относительно другой из указанных
выше линий демаркации, а именно демаркации по¬
литической сферы от одной или нескольких вне¬
шне неполитических сфер, что также предполагает
локализацию общественных отношений или ком¬
плексов социальных проблем на той или другой
стороне этой границы. Неполитическое может
включать в себя некий неотчетливый остаток за пре¬
делами сферы политического (например, государ¬
ство vs. общество, публичное vs. частное) или отчет¬
ливо внешние сферы со своим институциональным
порядком, операционной логикой, субъектами
по
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
и практиками (например, поля религии, экономи¬
ки, права, образования или науки). Подобные де¬
маркационные линии не являются естественными,
даже если их иногда считают чем-то само собой
разумеющимся; они должны контролироваться
и могут реполитизироваться или реактивировать¬
ся. Аналогичным образом попытки переопределе¬
ния демаркационных линий между политическими
и неполитическими сферами могут провоцировать
противоречия и борьбу вокруг того, что собствен¬
но принадлежит к промежуточной сфере, а имен¬
но вокруг того, что принадлежит к сфере, которая
была однозначно определена как неполитическая.
Это создает пространство для политизации, рас¬
ширяя границы политии на неполитические сферы
и подчиняя их политическим факторам, интере¬
сам, ценностям и силам. И наоборот, деполити¬
зация отодвигает назад эти границы, например,
посредством сакрализации, маркетизации, юри¬
дификации, саентизации (экспертизы) или, в тер¬
минологии Фуко, распространения правительно-
сти и интериоризации ответственности с помощью
дисциплинарных практик или практик правитель-
ности. Этот процесс может привести и к обратно¬
му результату, если вызовет споры и разногласия
по поводу демаркации политической и неполити¬
ческой сферы и о том, что именно относится к про¬
межуточной сфере либо, наоборот, к сфере одно¬
значно определенной в качестве неполитической
(ср. Jessop 2014b).
Указание на то, что государство дискурсивно,
структурно, технически и посредством агентов свя¬
зано с иными институциональными ансамблями,
например экономикой, семьей, религией, спортом,
искусством или «гражданским обществом», не ис¬
ключает (а даже предполагает) процессы, порождае¬
мые или опосредуемые именно государством. Обыч¬
но политические битвы относительно автономны
по отношению к этим другим местам и связанным
ш
государство: прошлое, настоящее и будущее
с ними формам борьбы. Кроме того, поскольку госу¬
дарство обладает обособленными ресурсами и воз¬
можностями, оно может облегчить их функцио¬
нирование и воспроизводство (конечно, возмож¬
но и обратное), но также может препятствовать
им, подрывать их или уничтожать. То, как именно
это происходит, зависит от форм социетализации,
по-разному проявляясь в сегментированных, по¬
строенных по оси центр — периферия и функцио¬
нально дифференцированных обществах, и от сте¬
пени интеграции различных порядков или систем
в возникающем мировом обществе. Эта же автоно¬
мия также побуждает различные социальные силы
вести борьбу с государством или стремится транс¬
формировать некоторые (или даже все) его черты
в материальных или идеальных интересах борю¬
щихся сил (см. следующие главы).
Четырехэлементное определение
государства
Некоторые читатели могут отклонить эту линию
аргументации или по крайней мере обеспокоиться
тем, что она ставит под сомнение оправданность
попыток разработать «теорию государства». Такое
беспокойство в какой-то мере оправданно, посколь¬
ку теоретически верное описание государства дол¬
жно обращаться к чему-то намного большему, не¬
жели государству как ансамблю институтов. Но эта
проблема поправима. Поэтому вместо того, чтобы
тут же броситься к другим вопросам, я предложу
общее определение государства и затем рассмотрю
некоторые из многих его последствий. Учитывая
мои замечания о государственной системе и идее
государства, любое общее определение должно от¬
сылать к государственному дискурсу или полити¬
ческому воображению как четвертому элементу,
дополняющему обычно выделяемые три ключевых
112
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
компонента государства. Вот определение, которое
я предлагаю:
Ядро государственного аппарата включает в себя
относительно унитарный ансамбль укорененных
в обществе, социально регулируемых и страте¬
гически селективных институтов и организаций
[Staatsgewalt], общественно признанной функци¬
ей которых является вынесение и проведение
в жизнь решений, обязательных для всех членов
общества [Staatsvolk] на определенной террито¬
рии [Staatsgebiet] во имя общего интереса или об¬
щей воли воображаемого политического сооб¬
щества, отождествляемого с этой территорией
[Staatsidee] (адаптировано из Jessop 1990: 341).
Эта дефиниция определяет государство через его
родовые характеристики в качестве особой фор¬
мы макрополитической организации с особым ти¬
пом политической ориентации; она также указы¬
вает на его связи с политической сферой и, более
того, с более широким обществом. Она подходит
как для исследования конкретных государств и по¬
литических режимов, так и для условий, в которых
государства возникают, развиваются, погружаются
в кризис и трансформируются. Она также выдви¬
гает противоречия и дилеммы политического дис¬
курса на передний план исследований государства.
И это верно, поскольку претензии на выражение
общей воли или общего интереса являются клю¬
чевой характеристикой государственной системы
и отличают ее от неприкрытого политического гос¬
подства или жестокого угнетения. При этом данное
определение нуждается в шести уточнениях.
1. Над ядром государственного ансамбля, под ним
и вокруг него расположены институты, связь ко¬
торых с этим ядром всякий раз является неопре¬
деленной. Государственные системы никогда
не достигают полного отделения от общества,
из
государство: прошлое, настоящее и будущее
а их институциональные границы часто оспари¬
ваются. Это означает, что они никогда не быва¬
ют полностью закрытыми, а это, в свою очередь,
осложняет любые усилия по институциональной
интеграции. В дополнение к этому их действия
зависят от различных микрополитических прак¬
тик, рассредоточенных в обществе, но коорди¬
нируемых чаще в намерениях или стремлениях,
чем реальности, в «ядре» государства. Они так¬
же устанавливают связи с возникающими госу¬
дарствоподобными институтами в межгосудар¬
ственном поле.
2. Характер этих институтов и организаций, их
проявления, формирующие ансамбль и их свя¬
зи с более широким обществом, — все это зави¬
сит от природы и истории данной социальной
структуры. К примеру, капиталистический тип
государства отличается от феодального типа
и в дополнение к этому в различных капита¬
листических обществах существуют различные
формы режимов. Вопросы о полиморфии госу¬
дарства здесь также являются ключевыми. Та¬
кие различия являются предметом исторической
социологии и сравнительного государственного
управления.
3. Хотя социальное признание политических
функций государства для общества является
определяющей характеристикой нормальных
государств, формы, в которых оно институцио¬
нализировано и предстает, различны. Я назы¬
ваю эти функции социально признанными, пото¬
му что их содержание конституируется отчасти
посредством политически релевантных дискур¬
сов, воображений и проектов. Даже в отдель¬
ных государствах обычно существует несколь¬
ко конкурирующих политических воображений,
которые касаются задач государства и его вкла¬
да в более широкое общество и могут вступать
в противоречие друг с другом. Это одна из обла¬
114
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
стей, где тройное различие между политической
системой (polity), политическим процессом (po¬
litics) и политикой (policy) особенно наглядно.
Более того, вполне предсказуемо, что эти вопро¬
сы имеют прямое отношение к критике господ¬
ства и идеологии.
4. Хотя принуждение есть государственная санкция
последней инстанкции, государство также имеет
в своем распоряжении иные средства вмешатель¬
ства, как материальные, так и символические. Их
сочетание и использование связаны с различны¬
ми противоречиями и поднимают важные стра¬
тегические вопросы (глава 3).
5. Общество, общий интерес и общая воля которо¬
го согласуются с идеей государства, не является
большей эмпирической данностью, чем государ¬
ство, хотя они часто смешиваются в повседнев¬
ном дискурсе и теоретических работах14. Его гра¬
ницы и идентичность часто конституируются
благодаря тем же процессам, которыми строятся,
воспроизводятся и трансформируются государ¬
ства. Это ключевой аспект определения и фор¬
мирования Staatsvolk (глава 6). В качестве отступ¬
ления: идея государства или государственный
проект в этом контексте относится не к общей ле¬
гитимации государственной власти (например,
в веберовской терминологии, традиционной,
рационально-легальной или бюрократической),
а к политическому воображению, преподносяще¬
му характер и цели государства более широкому
обществу в те или иные периоды.
6. Что бы ни утверждала политическая ритори¬
ка общего интереса или общей воли, послед¬
ние всегда «иллюзорны», поскольку попытки их
определения предпринимаются в стратегически
искаженной структурной и дискурсивной обла¬
14. В последнем случае это порождает «методологический
национализм».
115
государство: прошлое, настоящее и будущее
сти и предполагают дифференцированное соче¬
тание и агрегирование интересов, мнений и цен¬
ностей. Общий интерес или общая воля всегда
асимметричны, маргинализируют или ограничи¬
вают одни интересы, превознося другие. Не су¬
ществует общего интереса, который охватывал бы
все возможные частные интересы (см. также гла¬
ву^. Это отражено в концепции «идеи госу¬
дарства» Абрамса и является важной областью
для разработки критики идеологии.
Предварительные выводы
К настоящему моменту можно извлечь четыре
предварительных урока. Во-первых, я согласен
с рекомендацией Абрамса, что нам следует сосре¬
доточить внимание на сложностях реально суще¬
ствующей государственной системы и признать
сбивающую с толку роль идеи государства при рас¬
смотрении государства .как системы господства.
Исходя из этого, цель теории государства должна
заключаться в демистификации государства или,
по выражению Мишеля Фуко, в «отрубании голо¬
вы королю» (Foucault 1980: 121) через лишение су¬
веренного государства его привилегированного
места в политических исследованиях. Во-вторых,
этот вывод подготавливает основу для критическо¬
го изучания государства, которое соединяет исто¬
рическую семантику, критику господства и кри¬
тику идеологии. Третий, предварительный урок
состоит в том, что государство — это сложная и по¬
лиморфная реальность, которую лучше всего ана¬
лизировать с нескольких исходных пунктов и то¬
чек зрения, а не односторонне сосредоточиваясь
на каком-то одном его элементе и возможной кри¬
сталлизации. Тем не менее (и в этом состоит чет¬
вертый урок), для того чтобы продвинуться вперед
в исследовании, а не погрязнуть в концептуальном
пб
2. ПОНЯТИЕ ГОСУДАРСТВА
болоте, необходимо предварительное определение
государства. Четырехчастное определение, данное
выше, может служить исходным пунктом анализа,
но не должно становиться его конечным пунктом.
Чтобы сделать анализ более конкретным, мож¬
но разработать иерархию понятий: она будет спу¬
скаться с абстрактного, формального понятия го¬
сударственности ко все более точно определенным
типам политического режима. Наиболее абстракт¬
ный уровень требует описания, устанавливающего
родовые элементы государства как формы полити¬
ческой организации (см. выше). Это может вклю¬
чать как историю формирования государства, так
и сравнительные исследования. Ниже понятия го¬
сударственности расположены различные типы го¬
сударства, связанные с различными типами соци¬
альных структур — последние могут различаться,
например, по их основным способам производства
или основному, осевому принципу организации
общества. Далее мы можем очертить типичные ва¬
рианты исторических форм и на следующем уров¬
не провести различение между нормальным го¬
сударством и государством* с исключительными/
чрезвычайными полномочиями15 и разновидно¬
сти их форм (глава 9). Следующий шаг может со¬
стоять в установлении различий между типами ре¬
жимов в категориях специфической артикуляции
их способов репрезентации, внутреннего строения,
форм вмешательства, социальных основ, государ¬
ственных проектов и гегемонистских представле¬
ний (глава 3).
Такая концептуальная иерархия также делает
возможной критику государства, идеи государства
15. Нормальность и исключительность, чрезвычайность являют¬
ся относительными применительно к данному типу госу¬
дарства: для капиталистического типа государства нор¬
мальность отождествляется с демократическо-республи¬
канскими формами (см. главу 7).
117
государство: прошлое, настоящее и будущее
и государственной власти на разных уровнях аб¬
стракции. Она может простираться от трансистори-
ческой анархистской критики государства как ма¬
шины господства, а не воплощения общей воли
общества, до, скажем, конкретной критики мер го¬
сударственной политики, проводимых во время
«чрезвычайной ситуации в экономике», которые
спасают крупные финансовые институты от банк¬
ротства и вводят меры жесткой экономии во имя от¬
ветственности государства за сохранение здоровой
финансовой системы, в национальных интересах.
Такая концептуальная иерархия также дает значи¬
тельно лучшую основу для анализа государства, чем
могло бы дать единственное определение, и обеспе¬
чивает эвристику для изучения государственности
как переменной. Этот подход получит дальнейшее
развитие в последующих главах.
3* Государство
как общественное
отношение
В НАСТОЯЩЕЙ главе разрабатывается стра-
тегически-реляционный подход к государ¬
ству. Такой подход смещает фокус от само¬
го государства к власти государств и основывается
на загадочном тезисе о том, что государство есть
общественное отношение. Этот тезис можно рас¬
крыть через шестичастное утверждение (также
требующее дальнейшей концептуализации) о том,
что плодотворным будет исследовать государство
в следующих терминах: (l) реализация государ¬
ственной власти (2) в качестве институционально
и дискурсивно опосредованной конденсации (от¬
ражения и преломления) (3) меняющегося баланса
сил, (4) стремящихся влиять на формы, цели и со¬
держание политической системы, политического
процесса и политики (5) в конкретных обстоятель¬
ствах, характеризующихся изменчивым сочетани¬
ем возможностей и ограничений, (б) которые сами
связаны с более широкой природной и социальной
средой. Эта глава раскрывает смысл этого чересчур
насыщенного утверждения и стремится продемон¬
стрировать его эвристическую ценность. В катего¬
риях четырехэлементного подхода данная глава
в основном занимается проблемами государствен¬
ного аппарата и идеи государства. В следующих
главах более детально рассматриваются другие эле¬
менты.
119
государство: прошлое, настоящее и будущее
Стратегически-реляционный подход
Отталкиваясь, среди прочих, от работ Карла Марк¬
са и Антонио Грамши, Никое Пуланцас, послево¬
енный греческий политический теоретик, создав¬
ший свои основные работы в Париже, предложил
такое решение для трудностей в изучении государ¬
ства, которое превосходило господствующие обще¬
принятые альтернативы. Источником его решения
стала историческая реинтерпретация итальянского
фашизма и германского национал-социализма в пе¬
риод между двумя мировыми войнами, а также его
исследование более современных падений военных
диктатур в Греции, Португалии и Испании в сере¬
дине 1970-х гг. Он утверждал, что государство луч¬
ше всего изучать как общественное отношение. Это
означает, что, рассматриваемое как вещь (или луч¬
ше-институциональный ансамбль) или как субъ¬
ект (или лучше —как вместилище особых полити¬
ческих воль и ресурсов), государство представляет
собой вовсе не пассивное орудие или нейтральное
действующее лицо. Напротив, «подобно „капи-
талу“, оно есть... взаимоотношение сил или, точнее,
материальная конденсация такого взаимоотношения
между классами и фракциями классов, которая как та¬
ковая явлена в лице государства в неизбежно особой фор¬
ме» (Poulantzas 1978: 128-129). Это уточнение отра¬
жает внимание Пуланцаса к классовому характеру
государства, но также имеет более общее значение.
Оно постулирует, что государство внутренне пред¬
расположено отдавать предпочтение одним акто¬
рам и интересам перед другими. Но то, как и когда
эта предвзятость будет реализована, если будет во¬
обще, зависит от меняющегося баланса сил, их стра¬
тегий и тактик. Пуланцас добавляет, что социаль¬
ные конфликты и противоречия воспроизводятся
внутри государства, хотя и таким образом, который
отражает его [государственные] особые формы ор¬
120
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
ганизации и действия (Poulantzas 1978; коммента¬
рии к этому см. в Jessop 1985; Wissel 2007; Bretthau-
er et al. 2011).
На основе этого специфического взгляда автор
данной книги разработал стратегически-реляци-
онный подход (далее — СРП) первоначально при¬
менительно к теории государства, а затем и в более
общем плане применительно к проблеме структу¬
ры и агентности (Jessop 2007b). Другие исследова¬
тели, особенно британский политолог Колин Хей,
также развивают, операционализируют и приме¬
няют СРП (Нау 1995, 2002; Brenner 2004; Heigl 2011;
Clark and Jones 2012; Valler, Tait, and Marshall 2013;
Boukalas 2014a). Те, кто использует СРП, отверга¬
ют попытки зафиксировать «сущность» государ¬
ства и вместо этого разрабатывают полезный тео¬
ретический и методологический инструментарий
для изучения его меняющихся форм, функций
и воздействий (эффектов). Вместо того чтобы рас¬
сматривать государство как субстанциальную, еди¬
ную вещь или унитарный субъект, СРП расширя¬
ет фокус исследования, чтобы увидеть не только
государственный аппарат, но и применение и по¬
следствия государственной власти как зависящее
от обстоятельств выражение меняющегося балан¬
са сил, стремящихся способствовать своим интере¬
сам внутри государственной системы, посредством
ее и вопреки ей. Политические и политически
значимые баталии могут принимать множество
форм — от нацеленных на достижение консенсуса
дискуссий о (всегда иллюзорном) общем интере¬
се до кровавых гражданских войн или актов гено¬
цида. Меняющийся баланс сил опосредуется ин¬
ституционально, дискурсивно и через технологии
правительности. Он обусловлен особыми инсти¬
туциональными структурами и процедурами го¬
сударственного аппарата, укорененными в более
широкой политической системе и окружающих об¬
щественных отношениях. Результативность потен¬
121
государство: прошлое, настоящее и будущее
циала (способностей) государства зависит, в свою
очередь, от связей с силами, действующими за пре¬
делами формальных границ государства в качестве
«мультипликаторов силы» либо, наборот, перена¬
правляющими, подрывающими или блокирующи¬
ми его вмешательство.
Взаимодействие структурно вписанной страте¬
гической избирательности государственной систе¬
мы и соперничающих сил с различными стратегия¬
ми порождает «эффект государства» (Jessop 1990: 9;
ср. Mitchell 1999; Foucault 2007; Фуко 2011; Bourdieu
2014; Бурдье 2016). Разработка этого подхода мо¬
жет помочь разъяснить и развить аргументацию
Абрамса относительно государственной системы,
а также связать ее с различными видами ошибоч¬
ного представления или понимания государства
в качестве системы господства. Она также откры¬
вает один из путей к созданию диалектики структу¬
ры и агентности в теории государства в том, что ка¬
сается вопросов эффекта колеи и прокладывания
этой колеи.
СРП берет свое название из переопределения
дихотомии структуры и агентности в реляцион¬
ных терминах. Этот подход подчеркивает важ¬
ность стратегического контекста действия и транс¬
формирующего потенциала действий. Пользуясь
этой терминологией, можно сказать, что структу¬
ра представляет собой дифференциал ограничений
и возможностей, который переключается актором;
агентность, в свою очередь, зависит от стратеги¬
ческих возможностей, которые различаются в за¬
висимости от структуры и вовлеченных акторов.
Эта взаимодополняющая пара утверждений мо¬
жет быть противопоставлена более общеприня¬
тому подходу, который рассматривает структуру
как равно ограничивающую всех акторов или рав¬
но содействующую им. В частности, СРП подчер¬
кивает, что неодинаково выгодная для всех струк¬
тура ограничений и возможностей может быть
122
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
понята только применительно к конкретным стра¬
тегиям, используемым определенными силами
для реализации определенных интересов на про¬
тяжении данного временного горизонта в окру¬
жении из определенного множества других сил,
каждая из которых продвигает свои определенные
интересы посредством определенных стратегий.
Это приводит нас к вопросу, учитывают ли (и если
да, то как) политические значимые акторы (инди¬
видуальные или коллективные) это дифференци¬
рованное распределение преимуществ, анализируя
«стратегический контекст» при выборе курса дей¬
ствий. Иными словами, до какой степени они дей¬
ствуют рутинным или привычным образом в про¬
тивоположность оцениванию текущей ситуации
в категориях меняющегося «искусства возможно¬
го» в различных пространственно-временных го¬
ризонтах действий?
Поскольку структуры являются лишь страте¬
гически избирательными, а не абсолютно ограничи¬
вающими, существует пространство для действий,
преодолевающих, обходящих или подрывающих
структурные ограничения. Подобным образом, по¬
скольку субъекты никогда не унитарны, никогда
полностью не осознают условий, влияющих на (их)
стратегическое действие, и никогда полностью
не подготовлены для стратегической рефлексии
и обучения, нет никаких гарантий, что им вооб¬
ще удастся достичь своих стратегических целей.
Для большинства субъектов это вообще маловеро¬
ятно. Кроме того, изменения идентичностей, ин¬
тересов, ресурсов, целей, стратегий и тактик кон¬
кретных сил также модифицируют возникающие
ограничения и возможности, связанные с конкрет¬
ными структурами. В свою очередь, расчетливые
субъекты, оперирующие на стратегическом про¬
странстве, конституируемом государством, отча¬
сти оформлены текущей стратегической избира¬
тельностью государственной системы (ее формами
123
государство: прошлое, настоящее и будущее
репрезентации, ее внутренней структурой и ее фор¬
мами интервенционизма), а также прошлыми вме¬
шательствами государства. Вскоре я свяжу это с ше¬
стью измерениями государственной системы и ее
встроенностью в более широкий социальный поря¬
док. Нынешняя предвзятость государства отчасти
является результатом взаимодействий между про¬
шлыми паттернами стратегической избирательно¬
сти и стратегиями (успешными или нет), приняты¬
ми для их трансформации.
Здесь эффект колеи и сам момент прокладыва¬
ния колеи переплетаются воедино. Возможности
реорганизации конкретных структур и стратеги¬
ческой переориентации сами зависят от структур¬
но вписанной исторической избирательности. На¬
пример, может оказаться необходимым прибегнуть
к стратегиям в нескольких пространственных и вре¬
менных горизонтах действия и мобилизовывать
различные множества социальных сил в разных
контекстах для того, чтобы устранить или модифи¬
цировать специфические ограничения и возможно¬
сти, вписанные в те или иные структуры государ¬
ства. Со временем рефлексивно реорганизованные
структуры и рекурсивно избираемые стратегии
и тактики, совместно эволюционируя, порождают
относительно стабильный порядок, но это также
вполне может зависеть от некоторого ансамбля ин¬
ституциональных и пространственно-временных
состояний, обеспечивающего стабильность ценой
вытеснения проблем в другие места или отклады¬
вания их на будущее (главы 4 и 7).
Баланс сил также меняется вместе со сдвигами
в стратегических областях экономики, государства
и более широких социальных структур, а также
с переменами в организации, стратегии и такти¬
ке конкретных сил. Данный тип государства, фор¬
ма государства или режим для одних сил может
быть более достижимым, чем для других, в соот¬
ветствии со стратегиями, которые избираются таКИ¬
124
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
ми силами для завоевания государственной власти.
Это свидетельствует о необходимости историче¬
ского анализа меняющихся форм государствен¬
ности, который должен проводиться, например,
в аспекте типов государства (например, феодаль¬
ное в противоположность капиталистическому),
форм государства (например, абсолютистское, ли¬
беральное, интервенционистское), способов по¬
литической репрезентации (например, демокра¬
тическое в противоположность деспотическому),
политических режимов (например, военные, фа¬
шистские или авторитарные бюрократические ре¬
жимы с исключительными/чрезвычайными пол¬
номочиями или парламентские, президентские,
массовые плебисцитарные демократические режи¬
мы), конкретных парадигм государственной по¬
литики (например, кейнсианского управления
спросом в противоположность неолиберальной
политике предложения) и т.д. (Jessop 1982, 1990,
2007b). Историческое и формальное устройство
государств всегда является результатом прошлой
борьбы и воспроизводится (или трансформирует¬
ся) в борьбе и через борьбу.
В качестве ансамбля центров власти и возмож¬
ностей, предоставляющих неравные шансы различ¬
ным силам внутри государства и за его пределами,
государство не может осуществлять власть. Ины¬
ми словами, это не государство как таковое осуще¬
ствляет власть. Вместо этого его власти (во мно¬
жественном числе) активируются меняющимися
наборами политических функционеров в конкрет¬
ных частях государства, в конкретных обстоя¬
тельствах. Хотя эти «инсайдеры» являются клю¬
чевыми игроками в реализации государственных
властей, они всегда действуют в свяэке с более ши¬
роким балансом сил внутри данного государства
и за его пределами. Разговоры о государственных
управленцах, осуществляющих власть, не говоря
уже о самом государстве, скрывают сложный ком¬
125
государство: прошлое, настоящее и будущее
плекс общественных отношений, распространяю¬
щихся далеко за пределы государственной системы
и ее отличительных способностей. Кондтитуцио-
нализация и централизация государственной вла¬
сти в современном государстве, позволяющие фор¬
мально наделять ответственностью назначенных
официальных лиц и органы, могут быть полезными
для сохранения подотчетности политических акто¬
ров, в ходе выборов или на иных форумах. Но она
также представляет в ложном свете сложные и опо¬
средованные пути циркуляции власти внутри госу¬
дарства и за его пределами. Амбивалентность вла¬
сти часто выражается самими государственными
управленцами. Иногда они гордо ставят себе в за¬
слугу начало и осуществление генеральной стра¬
тегической линии или конкретной политической
меры, в других случаях они с радостью перекла¬
дывают ответственность за действия государства
или их результаты на иные общественные силы
(или форс-мажорные обстоятельства) в ходе борь¬
бы за власть.
Как и насколько далеко властные функции госу¬
дарства (и любые связанные с ними препятствия,
уязвимости и неспособности) будут реализовы¬
ваться, зависит от действий, ответных действий
и взаимодействия конкретных общественных сил
в государстве и вне его. Это, в свою очередь, за¬
висит от структурных связей между государством
и его всепоглощающей политической системой,
от стратегических связей между государственны¬
ми управленцами и иными политическими силами
и от сложной паутины взаимозависимостей и соци¬
альных сетей, соединяющих государство и полити¬
ческую систему с ее более широкой средой.
Обращение ко всем этим темам выводит на пер¬
вый план роль стратегических концепций в ходе
исследования государственных аппаратов и госу¬
дарственной власти. Учитывая наличие социаль¬
ных противоречий и политической борьбы, а так¬
126
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
же внутренних конфликтов и соперничества между
различными уровнями и ветвями государства, спо¬
собность государства действовать в качестве еди¬
ной политической силы — в той мере, в какой оно
это делает, — зависит от широко распространен¬
ного принятия внутри государственного аппарата
относительно цельного (и объединяющего) госу¬
дарственного проекта. Если в осуществлении го¬
сударственной власти различима некоторая общая
стратегическая линия, то это, как подчеркивали
Мишель Фуко и Никое Пуланцас, есть результат
стратегической координации, которая становит¬
ся возможной благодаря избирательности государ¬
ственной системы. А по мнению Пуланцаса, ее так¬
же делают возможной параллельные сети власти,
пересекающие и объединяющие формальные струк¬
туры государства и соединяющие их с гражданским
обществом (Foucault 1980, 2007; Фуко 2011; Poulant-
zas 1978; ср. замечания относительно «глубинно¬
го государства» в следующем разделе и в главе 9).
Соответствующие стратегические понятия
для государств в капиталистических обществах
включают поддерживаемые государством экономи¬
ческие стратегии, которые могут возникать где-то
еще и ориентированы на экономическое развитие
и в специфически капиталистическом контексте
на дифференцированное накопление (то есть обес¬
печение конкурентоспособности и прибылей выше
среднего любыми способами); государственные про¬
екты, направленные на создание и воспроизводство
институционального единства государств; гегемо-
нистские представления о природе и цёлях государ¬
ства для более широкого общества. Эти понятия
предполагают особые сочетания элементов, взятых
из более широких технологических, экономиче¬
ских, политико-правовых и социальных воображе¬
ний, и их успех зависит от соответствия глубин¬
ной структуре и логике данного социального строя
и встроенности в мировой рынок, межгосудар¬
127
государство: прошлое, настоящее и будущее
ственную систему и мировое общество. Такие стра¬
тегии, проекты и видения имеют наибольшие шан¬
сы на успех там, где они обращаются к основным
структурным ограничениям, связанным с господ¬
ствующими институциональными порядками и су¬
ществующим балансом сил, а также конъюктурным
возможностям, которые могут открываться для но¬
вых альянсов, стратегий, пространственно-времен¬
ных горизонтов действий и т. д. Конечно, существу¬
ет много других видов воображения и стратегии,
которые могут рассматриваться в соотношении
с иными принципами социетализации или мно¬
жествами социальных сил, идентичностей, а также
идеальных и материальных интересов.
И хотя первоначально этот подход был создан
для работы с политическим классовым господ¬
ством, опосредованным государством и балансом
политических сил, он вполне применим и для дру¬
гих форм социального господства. Последние
включают гендер, этничность, «расу», поколение,
религию, расстановку политических сил или ре¬
гиональную локализацию (но далеко не исчерпы¬
ваются этим). Более того, необходимо внимание
к другим отправным позициям и принципам объ¬
яснения, для того чтобы адекватно теоретически
осмыслить и объяснить конкретные сложные яв¬
ления. Такой подход к изучению государств не ис¬
ключает порождаемых и опосредуемых государ¬
ством структур и процессов: на самом деле он их
предполагает.
Чтобы преобразовать это понимание в детальные
исследования конкретных политических периодов,
стадий или обстоятельств, необходимо проработать
три взаимосвязанных момента: (l) историческое
и формальное устройство государства как сложно¬
го ансамбля институтов с особым (в пространствен¬
но-временном отношении) паттерном «стратегиче¬
ской избирательности», отражающим и меняющим
баланс сил; (2) историческую и субстанциональную
128
а. ГОСУДАРСТВО КАК общественное отношение
организацию и конфигурацию политических сил
в конкретно-исторических ситуациях и их страте¬
гии, включая способность отражать стратегическую
избирательность, вписанную в государственный ап¬
парат в целом, и реагировать на нее; (3) взаимодей¬
ствие этих сил на стратегически селективном про¬
странстве или на расстоянии от него по мере того,
как они преследуют немедленные цели или стре¬
мятся изменить баланс сил либо трансформировать
государство и его базовые стратегические селектив¬
ности. Я рассмотрю государственное строительство
в главе 5, а сейчас перейду к исторической и содер¬
жательной организации государства.
Измерения государства
Для разработки СРП полезно изучить шесть изме¬
рений государства, которые могут исследоваться
начиная с наиболее базовых государственных форм
вплоть до особых режимов в конкретных обстоя¬
тельствах (см. табл. 3.1). Три измерения касаются
в основном формальных институциональных ас¬
пектов. Это формы политической репрезентации
и их сочленение; вертикальное, горизонтальное
и поперечное сочленение государства как институ¬
ционального ансамбля и его демаркация от других
государств и отношения с ними; механизмы и фор¬
мы государственного интервенционизма и их об¬
щее соединение. Каждое измерение характеризует¬
ся своей стратегической избирательностью, и, хотя
каждое из них аналитически отлично, эмпириче¬
ски все они частично пересекаются. Три других из¬
мерения связаны с дискурсивным и деятельност¬
ным аспектами государства и придают содержание
и стратегическое значение его более формальным
чертам. Они составляют социальную базу, которая
обеспечивает стабильное ядро поддержки для госу¬
дарства и включает в себя его главных материаль-
129
ТАБЛИЦА 3.1. Шесть измерений государства и их кризисные тенденции
Измерение
Определение
Роль в СРП
Аспекты кризиса
Три формальных измерения
Формы пред¬
ставительства
Они дают общественным силам до¬
ступ к государственному аппарату
и его возможностям
Неравный доступ к государству
Неравная способность сопротивляться
на расстоянии от государства
Кризис представительства
Формы
сочленения
Институциональная архитектура
уровней и ветвей государства
Неравная способность вырабатывать,
принимать и выполнять решения
Кризис институциональной
интеграции
Формы
вмешательства
Формы вмешательства внутри госу¬
дарства и за его пределами
Различные места и механизмы
в мешател ьства
Кризис рациональности
Три субстанциональных измерения
Социаль¬
ная база
государства
Институционализированный соци¬
альный компромисс
Неравномерное распределение матери¬
альных и символических уступок «насе¬
лению», гарантирующих поддержку го¬
сударству, государственным проектам,
отдельным комплексам политических
мер и гегемонистским представлениям
Кризис властного блока
Недовольство партиями
и государством
Общественные беспорядки, гра¬
жданская война, революция
Г осударствен-
ный проект
Обеспечивает операциональное
единство государства и его способ¬
ности действовать
Преодолевает невозможность унитар-
. ной государственной системы, ори¬
ентируя государственные агентства
и агентов
Кризис легитимности
Гегемонистские
представления
Определяют характер и цели госу¬
дарства для более широкой обще¬
ственной формации
Обеспечивает легитимность государ¬
ства, формулируемую в плане достиже¬
ния общего блага и т.д.
к
Кризис гегемонии
Источник: составлено автором на основе аргументации, приведенной в этой главе.
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
ных или символических бенефициаров или и тех
и других вместе; «государственные проекты», фор¬
мирующие его внутреннее единство и modus орегап-
di (способы выработки политического курса и т. д.);
«гегемонистские представления», которые описы¬
вают характер и цели государства по отношению
к более широкому обществу или миру. Последние
два измерения связаны с «парадоксом части и це¬
лого»: государство — это лишь один из многих ин¬
ституциональных порядков (собственное единство
которого проблематично) в том или ином обще¬
стве, тем не менее он отвечает за поддержание ин¬
теграции и сплоченности этого общества.
Внешне точное соответствие между тремя фор¬
мальными и тремя содержательными измерения¬
ми—представительство/социальная база, архитек-
тура/государственный проект и интервенционизм/
гегемонистский образ —не является преднамерен¬
ным. Хотя аналитически они и разделены по со¬
ображениям удобства изложения, существуют свя¬
зи и потенциальные расхождения внутри каждой
группы и комплексные связи между ними. В каче¬
стве окончательного на данный момент предосте¬
режения следует сказать, что эти измерения не дол¬
жны изучаться исключительно на национальном
уровне. Дело в том, что даже во времена расцве¬
та национального территориального государства
политический процесс также находил выражение
в других формах территориальной организации
и иных координатных сетках политической прак¬
тики. В иные времена и в других местах сложности
пространственной организации были еще важнее
в периоды, когда национальное государство было
основной формой территориализации политиче¬
ской власти (см. главу 5).
Не будучи исчерпывающими, эти шесть изме¬
рений задают первоначальные рамки для анализа
основных аспектов государства, сравнения «нор¬
мальных» и «чрезвычайных» форм (глава 9) и опи-
Ч1
государство: прошлое, настоящее и будущее
сания гибридного характера отдельных государств
и их стратегической избирательности. И внутрен¬
няя организация системы государства играет клю¬
чевую роль в поддержании иерархий фдрм репре¬
зентации и интервенционизма. Несоответствие
между этими формами может привести к внутрен¬
нему кризису государства. Хорошо известным при¬
мером является кризис либерального парламента¬
ризма 1920--30-Х гг., последовавший за подъемом
массовой политики и экспансии государственного
экономического интервенционизма (Schmitt 1988;
Шмитт 2000а; Scheuerman 1996). В более общем
плане эта матрица помогает идентифицировать те
аспекты кризиса государства, которые выводят нас
за рамки трехэлементного подхода, представленно¬
го в главе 2. Поэтому она может включать кризисы
представительства, институтов, рациональности,
легитимности, власти и гегемонии1.
Формы политического представительства
и их сочленение
Институты, формально зафиксированные в консти¬
туции, могут не быть самыми важными механизма¬
ми политического представительства. Некоторые
могут быть более символическими или «почетны¬
ми», некоторые более «действенными», даже если
они неформальные. Используя это разграниче¬
ние, которое он сам же и ввел, Уолтер Бэджет со¬
поставил роли короны и кабинета в английской
конституции (Bagehot 1963)- Ключевой проблемой
для критики господства сегодня является отде-
1. Понятия кризиса представительства, кризиса гегемонии и ор¬
ганического кризиса ведут начало от Грамши (Grams-
ci 1971; Грамши 1959)> кризиса рациональности и кризи¬
са легитимности — от Хабермаса (Habermas 1976; Хабер¬
мас 2016), а институционального кризиса —от Пуланцаса
(Poulantzas 1974, 1979).
132
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
ление «действенных» частей государства от «по¬
четных» (см. главу 9). Схожее наблюдение ведет
к применению феодальных метафор для описа¬
ния фактических ветвей правительства. Хорошо
известными примерами являются четвертое,сосло¬
вие (обычно пресса, иногда толпа, народные массы
или пролетариат)2 и пятое сословие (это обозначе¬
ние используется применительно к профессиональ¬
ным союзам, социальным сетям или новому прека-
риату)3. Другим полезным понятием, которое уже
упоминалось выше, но будет рассмотрено более по¬
дробно ниже, является «параллельная сеть власти».
Необходимо выявлять реальные формы полити¬
ческого представительства в различных локациях
и масштабах действий и то, как они функциониру¬
ют, формально и неформально, позволяя политиче¬
ским силам заявлять о своих условных материаль¬
ных интересах и безусловных идеальных интересах
(или ценностях) и отстаивать их благодаря различ¬
ному доступу к политическим центрам, центрам
принятия решений и их осуществления4.
2. Обычное словоупотребление происходит от якобы принад¬
лежащему Эдмунду Бёрку (согласно Карлейлю: Carly¬
le 1908; Карлейль 2008) описания роли прессы как кон¬
тролирующей инстанции для духовенства, аристократии
и палаты общин.
3. См., соответственно: Taylor 1978, Dutton 2009; Allegri and Cic-
carelli 2014.
4. Макс Вебер провел это различение для того, чтобы клас¬
сифицировать мотивы и расчеты, направляющие соци¬
альное действие. Расчет материальных интересов явля¬
ется инструментальным, ориентированным на относи¬
тельные затраты и выгоды и нацеленным на результаты;
действие, ориентированное на идеальные интересы, яв¬
ляется безусловным и основывается на «сознательной
вере в безусловную этическую, эстетическую, религиоз¬
ную или как угодно еще толкуемую самоценность опреде¬
ленного поведения чисто как такового независимо от его
результата» (Weber 1978: 24-25; Вебер 2016: 84). Вебер так¬
же рассматривал в своей работе традиционное действие
(основанное на обычае) и аффективное действие (моти-
m
государство: прошлое, настоящее и будущее
Хотя доступ к государственному аппарату в уз¬
ком смысле наиболее важен для политического
процесса (politics) и политики (policy), политиче¬
ское представительство также имеет место вдали
от государства в той мере, в какой официальные
решения учитывают (потенциальную) поддержку
или сопротивление. При всей важности формаль¬
ных каналов представительства их необходимо со¬
относить с ролями, которые играют политические
партии, различными типами корпоративистских
органов, лобби и групп давления, старых и новых
социальных движений и государственных управ¬
ленцев (о влиянии избирательных систем см., на¬
пример, Grofman and Lijphart 2003; о политических
партиях см. ниже). Все эти акторы обеспечивают
связи с социальной базой государства и помога¬
ют ее организовывать. Медиатизация политиче¬
ского процесса также становится все более важной
и как трансляция политических интересов и тре¬
бований, и как особая, но внутренне дифферен¬
цированная самостоятельная сила (о медиатиза¬
ции политического процесса см. Cook 2005; Esser
and Stromback 2014; Luhmann 2000; Луман 2005;
Meyer 2002; Kriesi et al., 2013). Поэтому группы
без доступа к гегемонистским медиа, как прави¬
ло, маргинализируются в «нормальных» условиях,
но суб- и контргегемонистские медийные каналы
могут облегчать политическую мобилизацию в ме¬
нее институционализированных формах массовой
политики. Это объясняет современное использова¬
ние термина «пятое сословие» для обозначения де¬
централизованных социальных СМИ и так называе¬
мой блогосферы.
вированное чувствами). Традиция может быть источни¬
ком легитимной власти (Herrschaft), аффективное дей¬
ствие может быть связано с харизмой или, допустим,
мстительными чувствами (внешняя политика США после
9/11 может быть здесь примером).
134
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
Полезно перечислить пять идеально-типических
форм представительства, не объявляя этот список
исчерпывающим. Они включают клиентелизм, кор¬
поративизм, парламентаризм и raison d'etat. В основе
клиентелизм — это обмен политической поддержки
на выгодное распределение политически опосредо¬
ванных ресурсов. Он включает в себя иерархическое
отношение между зависимым клиентом (клиента¬
ми) и вышестоящим патроном (патронами). Он ас¬
социируется с кадровыми партиями, возглавляемы¬
ми нотаблями, с патронажными партиями и с клас¬
сической политикой партийных машин.
Корпоративизм предполагает политическую ре¬
презентацию на основе социально заданной функ¬
ции, роли или задачи в рамках разделения труда
в данном экономическом пространстве и характе¬
ризуется формальной эквивалентностью «корпо¬
раций», члены которых выполняют содержатель¬
но разные функции. Он может ассоциироваться
с многочисленными функцйональными корпора¬
циями (классический пример —- итальянский фа¬
шизм) или трипартизмом (классический пример —
крупный бизнес, крупные организации трудящихся
и главные правительственные структуры в эпоху
атлантического фордизма). Как почти сто лет на¬
зад отмечал Макс Вебер, корпоративистские орга¬
низации подвержены фракционности (Weber 1994:
351-352; Вебер 1990: 688-689), которая ограничива¬
ет их представительскую роль. В более общем плане
при рассмотрении в абстрактных категориях кор¬
поративизм, как он определяется здесь, также об¬
наруживается в формах управления, основанных
на сетях, которые соединяют группы с различны¬
ми ролями в более широком общественном разде¬
лении труда (см. главу 7).
Парламентаризм основывается на опосредо¬
ванном участии в выработке политического кур¬
са формально равных индивидов — «граждан» че¬
рез избирательное право и сопутствующие права
135
государство: прошлое, настоящее и будущее
по отношению к избираемому законодательному
органу или политической исполнительной власти
(включая прямые выборы президента с «действен¬
ными», а не «почетными» полномочиями). Сте¬
пень действительного равенства может быть очень
разной в зависимости от роли и денежных источ¬
ников для проведения политических кампаний
(см. печально известные последствия принятого
в 2010 г. в США решения Citizens United v. Federal
Election Commission). Парламентаризм ассоцииру¬
ется с территориальной основой политической ор¬
ганизации (местными избирательными округами)
и обычно опосредован организацией политических
партий (о меняющихся формах партий и партий¬
ной динамике см. экскурс о партиях ниже).
Плюрализм основывается на институционали¬
зированных каналах доступа к государственным
аппаратам для политических сил с добровольным
членством, представляющим интересы или цели,
укорененные в гражданском обществе (в противо¬
положность функции в разделении труда), которые
соответствующие ветви государства также призна¬
ют легитимными. Этот доступ далеко не равный:
он не осуществляется на пресловутом «поле с рав¬
ными условиями игры». Более того, плюралисти¬
ческие органы сталкиваются с давлением в поль¬
зу адаптации к структурам и операционной логике
государства. И наоборот, всегда присутствует воз¬
можность «подрывных» действий на расстоянии
от государства, которая тем не менее учитывается
в политических расчетах.
Плюрализм в этом контексте следует отличать
от плюрализма и неоплюрализма как теоретиче¬
ских и методологических подходов в политиче¬
ской науке. Главные различия в следующем: во-пер¬
вых, (нео)плюрализм —это подход, разработанный
в пику конституционалистскому и институциона¬
листскому подходам; как таковой он подчеркивает
важность конфликта, конкуренции и создания коа¬
136
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
лиций как движущих сил политической стабильно¬
сти и изменений. Во-вторых, такие стратегии и так¬
тики могут реализовываться в разных типах поли¬
тического пространства (включая клиентелизм,
парламентаризм, корпоративизм) и поэтому не яв¬
ляются особыми формами репрезентации. В-треть-
их, (нео)плюрализм включает широкий диапазон
индивидуальных и групповых акторов со столь же
разнообразными властными ресурсами, интереса¬
ми, ценностями и не сводится, как это было предло¬
жено в моем определении плюрализма, к интересам
и ценностям, укорененным в гражданском обществе
(ср. Bentley 1908; McFarland 2004; Cerny 2010). СРП,
развиваемый в этой главе, имеет некоторое сходство
с (нео)плюрализмом в том, что касается внимания
к меняющемуся балансу разнородных сил, чувстви¬
тельности к наличию взаимопересекающихся групп
и социальных сил, интереса к конфликтам, конку¬
ренции и построению коалиций. Его отличие в том,
что он придает равный вес в аналитическом пла¬
не структурно вписанным, стратегическим, изби¬
рательным асимметриям, содержащимся в инсти¬
тутах, институциональных порядках и социальных
конфигурациях. (Недавнее исследование, признаю¬
щее в общих чертах эти моменты и утверждающее,
на мой взгляд, неубедительно, что они интегрирова¬
ны в неоплюрализм, см. в Cerny 2010:10-11 и далее.)
Более того, в сравнении с той конкретной версией
СРП, которая разрабатывается здесь и в других моих
исследованиях, (нео)плюрализм менее чувствителен
к особенностям капиталистических отношений, осо¬
бенно внутренне присущим им структурным про¬
тиворечиям, стратегическим дилеммам и соци¬
альным антагонизмам; к относительной первич¬
ности ориентированного на извлечение прибыли,
опосредованного рынком накопления как принци¬
па организации общества; к тем способам, которы¬
ми они формируют общий механизм ограничений
и возможностей в современных обществах.
137
государство: прошлое, настоящее и будущее
Raison d’etat — пятая форма представительства,
рассматриваемая здесь, является предельным случа¬
ем вмешательства без формальных каналов предста¬
вительства. Он включает попытки легитимировать
такое вмешательство через апелляцию к угрозам
безопасности самого государства, общества или не¬
которого важного национального или общественно¬
го интереса5. Затем суверенная власть может пред¬
принять любое действие, которое считает необхо¬
димым для обеспечения безопасности, даже если
это действие в нормальных условиях было бы ult¬
ra vires («превышением [законных] полномочий»)
или открыто противозаконным. Во многих случа¬
ях интересы государства и народа отождествляются
и к одному или обоим из них апеллируют при объ¬
явлении чрезвычайного положения и в более об¬
щем плане —при легитимации практик при режи¬
мах с исключительными/чрезвычайными полно¬
мочиями. (По поводу чрезвычайных положений,
комиссарских и конституционных диктатур, «глу¬
бинного государства» и режимов с исключительны¬
ми/чрезвычайными полномочиями см. главу 9.)
Raison d’etat может быть связан с неформальны¬
ми каналами предствительства, такими как па¬
раллельные сети власти, распространяющиеся
за пределы формальных границ государства и уста¬
навливающие всеобщие сети и комплексы власти.
Они формируют твердое ядро государства, которое
действует в серой зоне между законностью и про¬
5. Raison d’dtat, как это понятие используется здесь, резко от¬
личается от его использования в концептуальной паре
Серии raison d’ttat в противоположность raison du mon-
de. Для Серии первое означает более ориентированную
на национальное государство рациональность власти,
а последнее — более транснациональную, неоплюралист-
скую властоментальность, ориентированную на все еще
находящуюся в процессе становления всемирную поли¬
тическую надстройку (см. Сету 2010: passim и особенно
27. 157. 175. 244. 269, 297, Зоб).
138
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
тивозаконностью и определяет ключевые поли¬
тические процессы и проблемы государственной
политики. Другими терминами для обозначения
этого феномена в конкретных контекстах явля¬
ются «дуалистическое государство» (Morgenthau
1962; Fraenkel 1941), «государство в государстве»
(как иногда называют церковь, но чаще полицию,
армию и службы безопасности), «государство без¬
опасности» (Tunander 2009), «глубинное государ¬
ство» (Park 2008, Scott 2014а) и «четвертая ветвь»
(Engelhard t 2014).
Принцип raison d'etat стал более важным в по¬
следние десятилетия. К нему апеллируют в войнах
с терроризмом (этот термин сам становится все бо¬
лее эластичным и охватывает многие акты полити¬
ческого протеста и гражданского неповиновения
и даже журналистские расследования и разоблаче¬
ния). В государствах, основанных на верховенстве
права, апелляции к raison d'etat обычно подлежат су¬
дебной интерцессии (вето в режиме реального вре¬
мени), последующему расследованию и, возможно,
post hoc санкции или после возвращения к полити¬
ческой норме — законодательной или электораль¬
ной санкции. Но по мере усиления авторитарного
этатизма этот принцип сегодня часто нарушается
(см. главу 9).
Эти формы представительства оказывают опре¬
деленное (но не полностью определяющее) влияние
на то, как конституируются политические силы,
и на их способность получать доступ к государ¬
ственной системе. Так, парламентаризм поощря¬
ет политическую фрагментацию и дезорганизацию
экономических категорий в пользу концепций ин¬
дивидуального гражданства, соперничающих фи¬
скально-финансовых и клиентелистских групповых
интересов, неэкономических идентичностей и тер¬
риториальных делений. Корпоративизм, наоборот,
способствует организации экономических классов
в особые, формально эквивалентные и взаимозави¬
49
государство: прошлое, настоящее и будущее
симые функциональные группировки, и ожидает¬
ся, что все они выиграют от сотрудничества и со¬
гласованных действий. Поэтому он препятствует
организации участвующих в производстве групп
в поляризованные, антагонистические и несовме¬
стимые классы и может также способствовать де¬
политизации тех или иных вопросов. Так, корпо-
ративистские формы организации часто вводились
для решения долгосрочных экономических и со¬
циальных проблем там, где сложная реципрокная
взаимозависимость требовала долгосрочного со¬
трудничества. Тем самым соответствующие сферы
государственной политики выводились за пределы
краткосрочных временных горизонтов избиратель¬
ных циклов и парламентских распрей в ожидании
(когнитивном или нормативном) того, что участ¬
вующие организации или по крайней мере их ли¬
деры будут действовать «неполитическим» обра¬
зом ради проведения государственной политики
в общенациональных интересах (например, реше¬
ния об ограничении заработной платы, принимае¬
мые трехсторонними органами).
Клиентелизм и плюрализм способствуют парти-
куляристскому воспроизводству особых экономи-
ческо-корпоративных и гражданско-корпоратив¬
ных интересов и могут приводить к формированию
тупиковых, патовых или центристских коалиций,
основанных на тактических альянсах, заключаемых
исключительно в собственных интересах. Парла¬
ментаризм, напротив, предоставляет политическим
партиям средства, которые они могут использовать
для мобилизации политической поддержки более
широких государственных и гегемонистских про¬
ектов и тем самым способствовать формированию
более открытого политического, интеллектуально¬
го и морального лидерства. Тем не менее имеют¬
ся и смешанные формы, как, например, в полити¬
ческих партиях, которые полагаются на патронаж
или политический подкуп для обеспечения под¬
140
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
держки или на программы, апеллирующие к ин¬
тересам отдельных секторов общества, а не на по¬
пулярные общенациональные проекты (см. экскурс
о партиях). Образцовым примером подобных поли¬
тических эффектов служит то, как корпоративизм
благоприятствует группам производителей за счет
потребителей, а также силам, стремящимся к пред¬
ставительству через электоральные каналы.,Остав¬
ляя в стороне формальные аспекты, избиратель¬
ность способов представительства также зависит
от конкурирующих сил и связей между представи¬
тельством и вмешательством. Каналы представи¬
тельства существуют и в режимах с исключитель-
ными/чрезвычайными полномочиями, где важное
различие между авторитарными и тоталитарными
государствами состоит в степени простора для про¬
движения особых идеальных и материальных инте¬
ресов (см. Linz 2000; см. также главу 9).
Формы представительства также влияют на иден¬
тичность и организацию сил, стремящихся быть
представленными, а это, в свою очередь, ведет к по¬
пыткам реорганизации форм с целью изменения
этих сил или политического равновесия. По этой
причине классы не должны рассматриваться как за¬
ранее сложившиеся политические силы, которые
существуют за пределами государства и независимо
от него и могут манипулировать им как простым
пассивным орудием. Хотя классы как объективные
категории экономических акторов и определяются
прежде всего через их место в системе обществен¬
ных производственных отношений, их политиче¬
ский вес зависит от форм организации и средств
вмешательства, при помощи которых их экономи¬
ческие (и иные) классовые интересы находят свое
выражение. В этом смысле можно сказать, что по¬
литическая классовая борьба есть прежде все¬
го борьба за конституирование классов в качестве
политических сил — даже до того, как она станет
борьбой между классами (Przeworski 1977: 371-373).
141
государство: прошлое, настоящее и будущее
Аналогичные соображения применимы и к иным
политическим силам независимо от того, имеют
они преимущественно классовую основу или нет.
Это подкрепляет представление о том, что госу¬
дарство может изучаться как система политическо¬
го [классового] господства, чья структура оказыва¬
ет определенное воздействие на социальную борьбу
благодаря своей роли в установлении баланса сил
и форм политического действия. Этот вывод под¬
крепляется стратегическими и тактическими рас¬
четами, стоящими за усилиями по реорганизации
конкретных форм и изменению их веса в системе
представительства. В крайних случаях, конечно,
это может вести к приостановке действия прин¬
ципа выборности, запрету определенных полити¬
ческих организаций или тому и другому вместе
(см. главу 9).
Институциональная архитектура государства
Это измерение касается внутренней вертикаль¬
ной, горизонтальной и поперечной организации
государственной системы, того, как она выражает¬
ся в распределении полномочий между ее частя¬
ми, рассматриваемыми территориально и функ¬
ционально. Очевидной проблемой здесь является
относительный вес законодательной и исполни¬
тельной ветвей власти, формально установленный
или просто воспроизводимый в рутинном взаимо¬
действии, и степень, в которой имеется по крайней
мере формальное пространство для контроля дей¬
ствий исполнительной власти (и наложения вето
на них) со стороны внешних органов или сил (су¬
дебной власти, церкви или толпы): Также следует
уделять внимание весу различных частей админи¬
стративного аппарата, роли права, денег и знания
в его внутренней организации, механизмам рекру¬
тирования должностных лиц государства, тому, на¬
сколько они владеют своими постами и средствами
142
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
управления, а также форме и степени его адми¬
нистративного единства. Будучи прописанными
слишком жестко, эти механизмы и правила мо¬
гут ограничивать институциональные инновации
и адаптируемость к неожиданным потрясениям
(также см. далее анализ вопроса о чрезвычайном
положении). Все более важными здесь становят¬
ся отношения между национальными территори¬
альными государствами и возникающими транс-
и наднациональными формами государственности,
а также отношения между центральными, местны¬
ми, региональными и полугосударственными фор¬
мами правления. Согласно исследованиям Файне-
ра (Finer 1997а, 1997t>, 1997е)? посвященным истории
государства на протяжении 5200 лет, тайна долго¬
вечных правлений заключается в том, насколько
хорошо разработана институциональная структу¬
ра и какова ее способность к относительному един¬
ству действий.
Понятие институциональной архитектуры мо¬
жет предполагать статичный взгляд на государ¬
ственный аппарат. Но разделение политическо¬
го труда в государстве и внутри более широкой
политической системы регулярно пытаются реор¬
ганизовать. Это может происходить посредством
институциональной дифференциации и дедиффе¬
ренциации, добавления новых ступеней или уров¬
ней либо передачи тех или иных вопросов от одних
ветвей и органов государства другим. В различ¬
ных ветвях правительства нормальные формы по¬
литики выглядят по-разному: например, в зако¬
нодательных органах это может быть партийная
и состязательная политика; в политической испол¬
нительной, рационально-легальной администра¬
ции в бюрократиях она может проявляться в заботе
о национальном интересе, хотя бы только в целях
легитимации; в судах она может принимать вид
формально-юридической аргументации, а в слу¬
чае с верховными судами — толкования конститу¬
U4
ГОСУДАРСТВО: ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ
ции. Возникающие в результате сдержки и проти¬
вовесы и уравновешивающие силы могут сводить
политику к искусству возможного и привносить
трения и задержки в политический процесс, если
кто-то стремится к серьезным изменениям. Это
возможно, когда назначение на административ¬
ные или судебные должности или ключевые посты
в квазиавтономных неправительственных органи¬
зациях служит вознаграждением за политические
услуги или опять же когда бюрократы действуют
не как «хорошие», веберианские чиновники, sineira
et studio («без гнева и пристрастия»), но имеют свои
личные, партийные или групповые политические
повестки (Peters and Pierre 2004). Аналогичным об¬
разом в случае с регулирующими органами совмест¬
ное производство регулятивных практик, а также
объектов и субъектов регулирования может приво¬
дить к «захвату регулятора» или добровольному
подчинению тем секторам, которые могут предло¬
жить выгодное трудоустройство в будущем.
Игнорирование этого измерения привело бы
к рассмотрению государства как черного ящика,
внутри которого внешние требования и поддерж¬
ка каким-то непонятным образом преобразуются
в конкретные политические меры, которые затем
направляются вовне. Концепция черного ящика
исходит из жесткого разграничения между тем,
что имеет место на входе (inputs), и тем, что по¬
лучается на выходе (outputs), пренебрегая тем,
что теоретики политических систем называют вну¬
тренними факторами (withinputs). Что более важ¬
но, она игнорирует широкий диапазон sui generis
форм организации и искусства управления госу¬
дарством, связанных с поддержанием самой госу¬
дарственной системы как режима политического
господства. Это требует не только мобилизации ре¬
сурсов для продолжения деятельности государства,
например финансов, кадров, информации, средств
администрирования, но и формальной и содержа¬
144
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
тельной координации его различных ветвей и дей¬
ствий. Здесь крайне важной является балансировка
соперничающих сил и интересов (cp. c Finer 1997а,
где говорится о вызове, с которым сталкивались
древние государства, нуждавшиеся в поддержании
контроля над военными и ограничении аппети¬
тов храмовых жрецов). Обеспечение единства го¬
сударственного аппарата как ансамбля институ¬
тов и органа господства в обществе — непростая
задача. Здесь есть свои специализированные обла¬
сти и общие руководящие принципы в таких сфе¬
рах, как искусство государственного управления,
наука о государстве, меркантилизм, камералисти¬
ка (то есть наука о публичных финансах, включая
сбор налогов и контроль над расходами)6, публич¬
ное администрирование, новый государственный
менеджмент и т.д.
Формально-институциональное единство го¬
сударства обычно связывают с бюрократизацией.
Это предполагает (1) формирование особой кате¬
гории карьерных чиновников, отделенных от соб¬
ственности на средства администрирования, и (2)
их подчинение формальным правилам юридиче¬
ской и финансовой подотчетности в иерархиче¬
ской вертикали управления, связывающей различ¬
ные уровни и ветви государства. Рост бюрократии
сопровождается все более специализированным
разделением задач и большим числом уровней
иерархии и исполнения (роль бюрократизации
в переходе от вождества к формированию первич¬
ного государства рассматривается в главе 5). Но то,
насколько это формальное единство является так¬
же и содержательным, зависит от степени единства
политической исполнительной власти на верши¬
не вертикали управления, а поскольку государ¬
ство—это «организация, состоящая из людей» (Jo¬
6. Этот термин происходит от латинского camera, «подвал», ко¬
торый породил немецкое Каттег, «казна».
145
государство: прошлое, настоящее и будущее
nes 2007), его работе может мешать сопротивление
или неповиновение со стороны чиновников на дру¬
гих уровнях или в других ветвях государственной
системы. Более того, хотя бюрократические формы
уместны для исполнения общих законов или мер
государственной политики в соответствии с вер¬
ховенством права, они меньше подходят для форм
вмешательства, осуществляемых ad hoc, а также
для крупных уникальных проектов или реаги¬
рования на партиципаторные формы принятия
и исполнения решений (cp. OfFe 1975). Бюрокра¬
тические предпосылки формального единства го¬
сударственной системы на самом деле могут так¬
же ограничивать содержательную эффективность
мер, направленных на накопление, легитимность
и социальную сплоченность. Это находит отраже¬
ние в сосуществовании формальной бюрократии,
руководимой четкими процедурами, и более не¬
формальных, гибких или ad hoc способов вмеша¬
тельства. Корпоративизм, государственно-частные
партнерства, привлечение государством частных
подрядчиков для выполнения тех или иных ра¬
бот, регулируемое саморегулирование и т.д. — все
это различные примеры таких гибридных меха¬
низмов, которые преодолевают деление на публич¬
ное и частное. Они порождают интересные пробле¬
мы в процессе определения формальных границ
государства как ансамбля институтов, угрожают
содержательному единству государства благодаря
своему потенциалу клиентелистското вырождения
и стремления к реализации особых экономически-
корпоративных требований. Это говорит о необхо¬
димости контроля над бюрократическими механиз¬
мами со стороны всеохватывающей политической
исполнительной власти или пересекающихся сетей,
которые способны обеспечить относительное един¬
ство действий государства.
Сочленение ветвей и ведомств государственной
системы (включая квазинеправительственные ор¬
146
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
ганизации и подобные им органы) помогает струк¬
турировать властные отношения. Относительное
доминирование ведомств или министерств мо¬
жет обеспечивать гегемонию конкретных матери¬
альных и идеальных интересов. К примеру, до¬
минирующая роль связки министерства финансов
и Банка Англии в Великобритании является важ¬
ным элементом структурной детерминации ге¬
гемонии национального и международного тор¬
гового и банковского капитала (cp. Ingham 1984;
об аналогичном «режиме доллара и Уолл-стрит»
см. Gowan 2000). Она сохраняется и в настоящее
время, когда сменяющие друг друга правительства
Соединенного Королевства отстаивают интересы
лондонского Сити в качестве финансового центра
международного капитала и в последние тридцать
лет поддерживают неолиберальный режим накоп¬
ления, основанный на господстве финансовой си¬
стемы и выгодный Лондону и остальной части
юго-востока Англии. Подобным образом в тече¬
ние примерно тридцати лет министерство вне¬
шней торговли и промышленности Японии своей
промышленной политикой активно способствова¬
ло интересам японского промышленного капитала
(cp. Johnson 1982). Агентство национальной без¬
опасности США с 1949 г. играло существенную, все
более важную и во многом скрытую роль в вопро¬
сах внешней безопасности Соединенных Штатов
(Stuart 2008; Glennon 2014). Наряду с Пентагоном
оно также является важной частью американского
политико-экономического аппарата (Weiss 2013).
Более современным примером, знаменующим ра¬
дикальный сдвиг в структуре внутригосударствен¬
ной власти в Соединенных Штатах, является
учреждение и развитие министерств^ внутренней
безопасности, ставшее ключевым трансформаци¬
онным моментом в возникновении постоянного
состояния чрезвычайного положения (Boukalas
2014а; cp. Hodai 2013).
47
государство: прошлое, настоящее и будущее
Чтобы структурно привилегированная фракция
стала по-настоящему гегемонистской, это струк¬
турное доминирование должно соединяться с ши¬
роким принятием «гегемонистского проекта».
Но если это условие не выполняется, структуры
государства могут помешать осуществлению про¬
екта, который выгоден классу или фракции клас¬
са, не являющихся структурно привилегирован¬
ными. Наглядным примером тому служит провал
усилий британского правительства лейбористов
по реализации проекта индустриальной модер¬
низации и экономического планирования во вре¬
мя пребывания у власти в 1964-1970 гг. Ведь, хотя
оно и учредило новое министерство планирова¬
ния, благоприятствующее промышленному капи¬
талу, в виде министерства экономики (Department
of Economic Affairs) и предприняло иные инициа¬
тивы по поддержке реорганизации промышленно¬
сти, министерство финансов и Банк Англии сохра¬
няли свое доминирование и смогли использовать
свои фискальные, монетарные и расходные полно¬
мочия, чтобы обратить кризис ущербного британ¬
ского фордизма к выгоде банковского капитала. Бо¬
лее современным примером таких трений является
противостояние между Мейн-стрит и Уолл-стрит7,
в ходе которого систематические капиталовложе¬
ния в инфраструктуру, выгодные приносящему чи¬
стую прибыль капиталу, маргинализируются благо¬
даря структурному доминированию приносящего
проценты капитала в национальных, транснацио¬
нальных и международных государственных ап¬
паратах (Ingham 1984; Gowan 2000; Harvey 2005;
Харви 2007; Peet 2011; Lapavitsas 2013). Это указы¬
7. Мейн-стрит — главная торговая улица деревни, небольшого
городка или крупного города в ряде англоязычных стран.
В американском словоупотреблении символизирует ин¬
тересы обычных людей и мелкого бизнеса в противопо¬
ставлении Уолл-стрит, символизирующей интересы круп¬
ного финансового капитала. —Прим. пер.
148
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
вает на то, что долгосрочные сдвиги в гегемонии
требуют не только нового «гегемонистского про¬
екта», но и реорганизации государственной систе¬
мы, подкрепляющей более прочное изменение со¬
отношения сил.
Внутренняя структура государства также име¬
ет ключевое значение при анализе нормальных
и чрезвычайных режимов. Ведь если нормальные
государства характеризуются прежде всего отно¬
сительным доминированием различных каналов
демократического представительства (клиенте-
листского, корпоративистского, парламентского
и плюралистического), то режимы с исключитель-
ными/чрезвычайными полномочиями отлича¬
ются в основном относительным доминировани¬
ем различных государственных аппаратов (таких
как армия, бюрократия, политическая полиция,
органы безопасности, фашистская партия, религи¬
озная полиция или экономические министерства).
В случае нормальных государств иерархия госу¬
дарственных аппаратов служит дополнительным
средством для выделения политических режимов
и их разнообразных избирательностей; для режи¬
мов с исключительными/чрезвычайными полно¬
мочиями важно изучать относительный приоритет
различных каналов представительства, в особен¬
ности по отношению к господствующему государ¬
ственному аппарату. Соединение форм предста¬
вительства и внутренней архитектуры государства
позволяет в первом приближении рассмотреть
формы и степени деспотической власти, то есть,
согласно Майклу Манну (Mann 1984:187-188; Манн
2018а: 263-264), способности государства действо¬
вать без каких-либо рутинных институционализи¬
рованных переговоров с группами гражданского
общества. И хотя введенные выше разграничения
дают возможность с большими нюансами оцени¬
вать потенциал для деспотической власти, ее ре¬
альные пределы будут также зависеть от социаль¬
149
государство: прошлое, настоящее и будущее
ных основ государства, характера государственных
проектов и политических воображений и степени,
в которой государственная власть предполагает ге¬
гемонию и принуждение.
Механизмы и формы государственного
вмешательства и их общее сочленение
Это измерение касается различных форм вмеша¬
тельства за пределами государственной системы
в узком смысле слова. Оно включает в себя не толь¬
ко роль государства в демаркации меняющихся
границ между публичным и частным (ср. Mitchell
1991), но и институциональные и организационные
механизмы и ресурсы, имеющиеся для вмешатель¬
ства. Они придают определенную форму искус¬
ству возможного, когда государство представляет¬
ся действующим деспотически (или в одиночку)
или же когда оно действует в более или менее от¬
крытом альянсе или координации с другими по¬
литическими силами. Поэтому данное измерение
также касается того, что Майкл Манн называет ин¬
фраструктурной властью государства: его способ¬
ностей проникать в общество и организовывать
общественные отношения на всей территории, ос¬
новываясь на своих политических решениях (Mann
1984: 189; Манн 2018а; ср. Mann 2008)8. Эти способ¬
ности относительны. Ведь государства, даже когда
они не встречают сопротивления, не всемогущи,
поскольку любая форма вмешательства имеет свои
сильные и слабые места. Первоначальная класси¬
фикация общих средств вмешательства включает
8. Подъем рациональной бюрократии и территориальной инте¬
грации, современных систем коммуникации и массового
образования усиливает инфраструктурную власть, а зави¬
сящее от индустриальной базы ведение боевых действий
может мотивировать усилия по достижению социальной
инклюзии (или обещания ее) для компенсации лишений
военного времени.
150
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
организованное насилие; право, соответствующее
общим стандартам верховенства права или же бо¬
лее зависящее от обстоятельств и рефлексивное;
деньги, включая кредит и налогообложение; зна¬
ние (Willke 1992).
Но эта крупномасштабная классификация, хотя
и неполная, должна быть дополнена более деталь¬
ными исследованиями микрофизики государствен¬
ной власти. Анализ последней в наше время особен¬
но ассоциируется с Фуко, акторно-сетевой теорией
и другими практически ориентированными под¬
ходами к дисциплинарности и нормализации (на¬
пример, Foucault 1980, 2007, 2008; Фуко 2010, 2011;
Latour 2005, 2010; Латур 2014; Law 2009; МасКау
2006; Scott 1998; Скотт 2005; Miller and Rose 2008).
Тем не менее исследования искусства государствен¬
ного управления имеют более длительную исто¬
рию. Внимание к этим микроаспектам порожда¬
ет вопросы о внешних пределах государственного
аппарата и их частичном совпадении с иными ин¬
ституциональными порядками, гражданским об¬
ществом и повседневным миром. Этим объясняется
растущий интерес к управлению и правительности
как особым комплексам практик, соединяющих го¬
сударство с другими институциональными ансамб¬
лями (глава 7).
В качестве отступления: есть по меньшей мере
один аспект государственного вмешательства, ко¬
торый также касается иных двух формальных черт
государства — речь о его характере в качестве на¬
логового государства. Потребность государства
в доходах, особенно получаемых с помощью на¬
логообложения (и сначала нередко в связи с вой¬
ной), является основой для расширения предста¬
вительства на базе принципа «никаких налогов
без представительства». Деньги служат ключевым
ресурсом для государства, особенно по мере пере¬
хода от деспотической к инфраструктурной власти.
И его прямая зависимость от налоговых поступле¬
151
государство: прошлое, настоящее и будущее
ний, предназначенных для финансирования его
деятельности или в качестве обеспечения государ¬
ственных займов и облигаций, является источни¬
ком роста могущества торговцев или капиталистов
по отношению к государству (см. главу 4).
В дополнение к этому, соединяясь е требова¬
ниями по поводу государственных расходов —будь
то на избирательные кампании, государственную
политику или на заявленные военные или экономи¬
ческие императивы, —эта зависимость может вести
к фискально-финансовым кризисам. Последние
могут иметь внешнее происхождение или возни¬
кать на основе затруднительных обстоятельств,
порождаемых внутри государственной системы.
Они включают в себя кризисы в связи с правом взи¬
мать налоги (с представительством или без него)
и в связи с сопротивлением или уклонением
от уплаты налогов; кризисы институциональ¬
ной интеграции и координации внутри государ¬
ственного аппарата; кризисы, влияющие на спо¬
собность государства к вмешательству (например,
такие, когда вмешательство подрывает налоговую
базу); кризисы легитимности, когда социальная
база государства, мобилизованная в поддержку того
или иного налогового режима, не может консоли¬
дироваться или распадается; административная де¬
морализация или дезориентация, когда политиче¬
ский esprit de corps оказывается подорван вследствие
провала государственного проекта, или кризис ге¬
гемонии, касающийся характера и целей власти
для общества (ср. Habermas 1976; Хабермас 2010;
Poulantzas 1979). И наоборот, как отмечал Шум¬
петер (Schumpeter 1954), фискально-финансовый
кризис может инициировать или усилить уже су¬
ществующие кризисы в государстве или самого го¬
сударства. Это может привести к требованиям из¬
менения форм политического представительства,
реформ внутренних структур и действий государ¬
ства, изменения объема и форм государственного
152
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
вмешательства, перестройки социальных основ го¬
сударства, переопределения государственных стра¬
тегий и изменения соотношения между согласием
и принуждением, для того чтобы справиться с кри¬
зисом гегемонии или более широким органическим
кризисом (ср. Gramsci 1971; Грамши 1991; см. также
O’Connor 1973).
Социальная база государственной власти
Это измерение важно потому, что государство —
это нечто намного большее, чем механизм подсче¬
та и взвешивания избирательных бюллетеней, го¬
лосов и угроз применения насилия в сложившемся
к текущему моменту балансе сил. Понятие «соци¬
альная база» обозначает особую конфигурацию об¬
щественных сил, как бы они ни определялись в ка¬
честве субъектов и какими бы (дезорганизованны¬
ми они ни были в качестве политических акторов.
И эта конфигурация поддерживает базовую струк¬
туру государственной системы, ее способ функцио¬
нирования и ее цели. На ранних этапах формиро¬
вания государств вплоть до настоящего времени во¬
енная организация, ее социальная стратификация
и ее социальные основы были важными факторами
в общей конфигурации власти (ср. Andreski 1968; Fi¬
ner 1975; Finer 1997а: 15-23,59”6з). В более общих ка¬
тегориях конфигурация социальных баз включа¬
ет в себя нестабильное компромиссное равновесие,
преломляющееся в государственной системе. Это
равновесие отражает проекты и требования (а также
составляется ими), выдвигаемые различными соци¬
альными силами, которые представлены в рамках
государственной системы и за ее пределами и стре¬
мятся к такому представительству или оспаривают
ее текущие формы, функции и виды деятельности.
Это представительство народных сил имеет важное
значение, особенно с тех пор, как массы формаль¬
но вступают в политику (в общем и целом благода¬
153
государство: прошлое, настоящее и будущее
ря предоставлению права голоса все более широ¬
ким слоям населения с 1870-х гг. в ведущих запад¬
ных государствах). На самом деле оно было важно
всегда, хотя и было оформлено по-разйому, в за¬
висимости от формы государства. Например, ан¬
тичные города-государства, феодальные системы,
классические империи и общества, организованные
по оси центр —периферия, с системой двора и при¬
дворных не только будут иметь различную социаль¬
ную базу, но и различные формы организации этой
базы. В современных государствах такая политиче¬
ская поддержка не сводится к консенсусу, а зависит
от конкретных форм интеграции (или даже исклю¬
чения) масс, которые канализируют, трансформи¬
руют требования и определяют их приоритетность,
а также управляют потоком материальных усту¬
пок, необходимых для поддержания основопола¬
гающего «нестабильного компромиссного равнове¬
сия» (unstable equilibrium of compromise). Она также
не исключает конфликта относительно конкретных
мер государственной политики, пока он протекает
в согласованных институциональных рамках и при¬
нимаемой парадигме государственной политики,
задающих параметры политического выбора. Со¬
циальная база гетерогенна, и степень поддержки
государства со стороны различных социальных сил
меняется в зависимости от обстоятельств. Значи¬
тельные различия наблюдаются и в той смеси мате¬
риальных уступок, символических вознаграждений
и репрессий, которые государство преподносит раз¬
личным социальным силам. Эти различия обычно
связаны с существующими государственными про¬
ектами и гегемонистскими представлениями (если
таковые существуют), а также с их последствиями
для формы и содержания политического процесса.
Двумя понятиями, полезными для анализа ин¬
ституционализированных общественных компро¬
миссов, определяющими социальные базы совре¬
менного государства, являются понятия «властный
154
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
блок» и «гегемонистский блок» (Gramsci 1971; Грам¬
ши 1991). Властный блок представляет собой устой¬
чивый альянс господствующих классов и фракций
классов, который структурирует властную политику
и определяет «искусство возможного» на политиче¬
ской сцене. В электоральном плане он может быть
представлен одной или несколькими естественно
правящими партиямй, но его устойчивость базиру¬
ется на жизнеспособной модели роста и прочном
присутствии в более широкой государственной си¬
стеме-присутствии, включающем в себя значитель¬
ное влияние на государственный проект (см. ниже).
Гегемонистский блок представляет собой широкий
ансамбль национальных народных сил, мобили¬
зованных вокруг конкретного проекта гегемонии.
В той мере, в какой этот ансамбль существует, он от¬
ражает историческое единство правящих классов,
поддерживающих их классов, массовых движений
и интеллектуалов. Это единство зависит от проч¬
ного альянса, организованного классом (или фрак¬
цией класса), который доказал свою способность
к осуществлению политического, интеллектуаль¬
ного и морального лидерства и над господствующи¬
ми классами, и над народными силами. В различ¬
ных отношениях властный блок и гегемонистский
блок зависят от способности управлять нестабиль¬
ным по своей природе компромиссным равновеси¬
ем с помощью соответствующих наступательных
и оборонительных стратегий и тактик. Это помога¬
ет создать (и, в свою очередь, подкрепляется им) ис¬
торический блок, иными словами, взаимно поддер¬
живающую связь между экономическим базисом,
политико-правовыми организациями и моральным
и интеллектуальным полем (см. главу 4).
Хотя Грамши иногда критиковали за неспособ¬
ность очертить границы государства, его самого
интересовал не столько государственный аппарат,
сколько формы осуществления государственной
власти. Для него государственная власть определя¬
155
государство: прошлое, настоящее и будущее
лась отношениями между государством, институ¬
тами и силами в широкой политической системе
и обществе в целом. Вот почему он выдвигал на пер¬
вый план роль партийной системы и интеллектуалов
в координации и опосредовании отношений между
политическим и гражданским обществом. Именно
в партии получают обучение лидеры и государствен¬
ные чиновники (Gramsci 1971; Грамши 1991; cp. Miglia-
ro and Misuraca 1982: 81; Sassoon 1980:134-150 и далее).
Эти отношения имеют ключевое значение для соб¬
ственных стратегических возможностей государ¬
ства и для шансов на согласие сил за пределами госу¬
дарства. Этим объясняется то, почему столь многие
из грамшианских понятий касаются субъективных
элементов политической жизни (здравый смысл,
идентичность, формирование воли, лидерство, об¬
разование и т. д.; Jager 1979). В частности, Грамши
приписывал ключевую организационную роль «ор¬
ганическим интеллектуалам», работающим в этико¬
юридических и культурных институтах, а также по¬
литическим партиям и другим представительным
организациям. Интеллектуалы играют различные
роли в зависимости от своего социального проис¬
хождения, места в интеллектуальном разделении
труда, пространственно-временного положения, ор¬
ганизационных обязанностей (если они есть) и от¬
ношений с классами, иными социальными силами
и партиями (Portelli 1972). Они активно участвуют
в производстве государственных форм и совершен¬
ствуют стихийную философию социологии государ¬
ства (Bourdieu 2014; Бурдье 2016). Также они могут
участвовать в производстве и воспроизводстве геге¬
монии, субгегемоний или контргегемоний.
Экскурс о политических партиях
Партии играют ключевую роль в организации по¬
литической власти во всех шести измерениях го¬
сударства. В разных формах государства и разных
156
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
политических режимах партии и партийные си¬
стемы выглядят по-разному; сюда входит и «чер¬
ный парламентаризм»9, возникающий тогда, когда
нормальная партийная политика запрещена. Пар¬
тии меняются вместе с формами политической
конкуренции (особенно с введением широких из¬
бирательных прав), меняющимися формами госу¬
дарственного вмешательства (насилием, правом,
деньгами и знанием), профессионализацией поли¬
тики и внешней политической и внеполитической
средой. Партийная система, а не те или иные кон¬
кретные партии является важнейшим, даже неза¬
менимым элементом либерально-демократических
режимов. Из этого следует, что в качестве формаль¬
ных организаций партии привязаны к территориа-
лизации политической власти, которая является
предварительным условием представительства,
основанного на территориальных избирательных
округах. Такая связь, как отмечал Макс Вебер (We¬
ber 1994; Вебер 1990), отличается от той, которая на¬
блюдается в частных хозяйственных предприяти¬
ях, которые формируют политику на основе своей
экономической власти, а не на основе голосов изби¬
рателей, которые они могут получить на выборах.
Это также означает, что, если хозяйственные пред¬
приятия могут быть международными или космо¬
политическими по своему характеру (хотя иногда
они имеют стратегическое или тактическое нацио¬
нальное лицо), партии, как правило, остаются мест¬
ными, региональными или национальными и дей¬
ствуют на основе территориальных избирательных
округов в рамках национальных государств. Это
верно и для федеративных систем, подобных Евро¬
пейскому союзу, где европейские партии основыва¬
ются на подвижных альянсах или являются конгло¬
мератами национальных партий.
9. Этот термин берет начало в работах Грамши (Gramsci 1971; Грам¬
ши 1959, 1991) и является аналогом идеи черных рынков.
157
государство: прошлое, настоящее и будущее
Партии играют ключевую роль в редукции
комплексности политических проблем, объеди¬
няя отдельные политические меры в программы.
Они также опосредуют парадокс части — целого
в политической системе, представляя частные ин¬
тересы и интегрируя их в иллюзорный общена¬
циональный народный интерес, ориентированный
на политический процесс на определенной терри¬
тории. Выполняя эту роль, естественные правящие
партии и иные программные партии должны быть
посредниками между многими интересами — ста¬
рых и новых общественных движений, групп дав¬
ления и протестных движений и т.д. — и органами
и институтами государства, корпоративистскими
сетями и средствами массовой информации. Па¬
радокс части — целого находит отражение в стра¬
тегическом выборе между (l) стремлением стать
«естественной правящей партией» и (2) сосредо¬
точенностью на представлении частных интересов
или на отдельных вопросах (Gamble 1973). Подоб¬
ным образом Мюллер и Стром (Muller and Strom
1999) рассматривают трилеммы, с которыми стал¬
киваются партийные лидеры, вынужденные делать
непростой выбор между максимизацией числа по¬
лучаемых голосов, выработкой политики и полу¬
чением постов. Они показывают, как эти компро¬
миссы складываются под действием существующих
избирательных систем, характера членства, финан¬
сирования партии, стратегической конфигурации
конкурентных партийных систем, наглядности
влияния партии на политику, баланса сил между
законодательной и исполнительной властью и т.д.
Во всех случаях, будучи избирательными маши¬
нами, партии должны завоевывать голоса для того,
чтобы влиять на власть посредством электораль¬
ного процесса—в этом отношении даже протест¬
ное голосование оказывает определенное воздей¬
ствие. Так происходит потому, что партийная по¬
литика в парламентских и президентских режимах
158
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
всегда вращается вокруг подсчета голосов, реальных
или потенциальных, и их влияния на соотношение
сил и, следовательно, на принятие решений. Таким
образом, учитывая характер партийной конкурен¬
ции в хорошо упорядоченных партийных системах,
преобладающей формой компромисса в межпар¬
тийных отношениях и в парламентской политике
является компромисс на выборах или компромис¬
сы относительно законодательных предложений
(что не исключает возможности дисфункциональ¬
ных партийных систем, которые способствуют про¬
валу государства). И возможность такого законода¬
тельного компромисса является одним из главных
достоинств парламентской системы, где на заднем
плане всегда остается ultima ratio избирательного
бюллетеня. Иными словами, достижению компро¬
миссов способствует признание того, что без них
предстоящие выборы или голосование могут иметь
результат, более или менее нежелательный для всех
заинтересованных сторон. Итак, реальный или вир¬
туальный подсчет голосов является неотъемлемым
элементом современной электоральной конкурен¬
ции и ведения дел в парламенте.
Хотя партии, безусловно, являются средством
политического представительства, они также
оформляют другие стороны государства и связан¬
ные с ним практики, особенно в политических си¬
стемах, которые по крайней мере номинально явля¬
ются демократическими. В таких системах партии
по-прежнему формально ответственны в парламен¬
те за законодательство и общие правила и не могут
быть заменены внепарламентскими организациями
или движениями, даже если последние влиятель¬
ны на расстоянии от государства. Это верно даже
тогда, когда законодатели соглашаются приоста¬
новить свою обычную работу во время чрезвычай¬
ного положения (см. главу 9). И именно партии,
представленные в законодательном органе, опре¬
деляют формальные правила партийной конкурен¬
159
государство: прошлое, настоящее и будущее
ции. Средства массовой информации и суды в луч¬
шем случае играют здесь корректирующую роль.
Используя любые средства, партии также влияют
на правила финансирования партий и границы из¬
бирательных округов, включая их нечестную нарез¬
ку (Greven 2010)10 *.
Партии также могут включать в себя ключе¬
вые элементы институциональной архитектуры
государства (свидетельством чему служат поня¬
тия Parteienstaat, partitocrazia, означающие правле¬
ние посредством политических партий) в той мере,
в какой они колонизируют ключевые части госу¬
дарственного аппарата и в узком, и в широком смысле
этого слова (например, бюрократические структуры,
суды, государственные предприятия, находящие¬
ся в собственности государства средства массовой
информации, университеты и фонды) и использу¬
ют свое положение в партикуляристских целях11.
Они могут прямо участвовать в формах вмешатель¬
ства, например, благодаря своей роли в клиенте-
листских и патронажных практиках, содействию
необычным сделкам с политическими властями,
использованию возможностей для мелкой и круп¬
номасштабной коррупции (Tsoukalas 2003). В до¬
полнение к общей роли партий и партийной си¬
ю. Республиканские партии в Соединенных Штатах в послед¬
ние годы активно применяли технологии уменьшения
явки избирателей, используя решение Верховного суда
в деле «Объединенные граждане против Федеральной из¬
бирательной комиссии» (558 US 310) (2010), создавая «не¬
зависимые» политические организации для привлече¬
ния финансирования и расходования денежных средств
и скрывая степень их координации с официальными кам¬
паниями их кандидатов.
и. Parteienstaat как форма государства послевоенного развито¬
го капитализма была более распространенной в постфа¬
шистских и поставторитарных демократиях (Германии,
Австрии, Италии и Греции) с сильной традицией го¬
сударственности и политизированными бюрократиями
(Leibholz 1966; von Beyme 1993).
160
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
стемы в организации и обеспечении социальных
основ государства (иногда путем дезорганизации
и фрагментации оппозиции) партии также могут
быть важнейшими органами разработки государ¬
ственных проектов (особенно когда это «идеологи¬
ческие» или программные, а не патронажные пар¬
тии) и подобным образом помогать выражению
и трансляции гегемонистских образов как в перио¬
ды стабильности, так и в критические моменты.
Итак, серьезный анализ формы (или форм)
партий и их роли в осуществлении политиче¬
ской власти может охватывать все аспекты госу¬
дарства. Подробное описание этих различных
форм потребовало бы еще одной книги. Поэтому
здесь я сосредоточу внимание на партиях в разви¬
тых капиталистических государствах с либераль¬
но-демократическими формами представительства
на форме партий и партийных систем, их роли
в организации представительства и разработке пра¬
вительственных программ и мер и на последстви¬
ях этих ролей для социальной базы и государствен¬
ных проектов.
Современная система политических партий воз¬
никла в тот период, когда политии (государства)
приобретали форму национальных территориаль¬
ных государств с национальными парламентами.
Партии, конечно, возникали и ранее, формиру¬
ясь вокруг ключевых вопросов политического про¬
цесса и политических мер, но они, как правило, дей¬
ствовали как политические течения или рыхлые
фракции, маневрирующие для продвижения, из¬
менения или блокировки конкретных мер и обес¬
печения личной выгоды. Такая деятельность ближе
к придворным и дворцовым интригам, чем к мас¬
совой политике. Возникновение последней в нор¬
мальных государствах, особенно в связи с расши¬
рением избирательных прав и ростом населения
больших городов по сравнению с малыми горо¬
дами или сельской местностью, стало решающим
161
государство: прошлое, настоящее и будущее
фактором формирования современной партийной
системы. Партии начали играть решающую роль
в организации конкуренции за голоса избирате¬
лей, мобилизации избирателей и борьбе за^андаты
для участия в принятии решений правительством.
Они выполняют иные функции в режимах с ис-
ключительными/чрезвычайными полномочиями,
где парламент утратил свою ключевую роль в пред¬
ставительстве (см. выше и главу 9).
И все же важно отличать партии, ориентиро¬
ванные преимущественно на политику предста¬
вительства (которая может быть узко партикуля-
ристской, особенно в многопартийных системах),
и партии, ориентированные на получение и осу¬
ществление власти. Правящие партии суть те, ко¬
торые сочетают восприимчивость к политике пред¬
ставительства и «императивы»12 государственной
власти (см. Gamble 1973). Их можно понимать в уз¬
ком организационном смысле и в аспекте более
широких политических функций. Правящие пар¬
тии — важные движущие силы создания гегемонии
(Gramsci 1971; Грамши 1991; Portelli 1972; Elfferding
1985) и регулирования различий в рамках фрак¬
ций господствующего класса и между ними или же
между классами для того, чтобы выработать кон¬
сенсус, выходящий за пределы чисто тактическо¬
го краткосрочного альянса. Они должны посто¬
янно реорганизовывать себя, поддерживая свою
способность к правлению, чтобы обеспечивать реа¬
лизацию государственного проекта и гегемонист-
ских представлений, воспроизводить и реорга¬
12. Эти «императивы» дискурсивно конструируются (отчасти
через партии), но также имеют материальные основа¬
ния. Они связаны со стратегиями накопления, государ¬
ственными проектами и гегемонистскими видениями и,
если оказываются действительно органическими, помо¬
гают консолидировать властный блок и трансформиро¬
вать и консолидировать исторический блок (Gramsci 1971:
366-367 = Qio, II, §6; Грамши 1959: 59-60).
1б2
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
низовывать свою классовую базу и одновременно
выходить за рамки этой базы, чтобы стать гегемо¬
ном в плане национально-народной воли (Gramsci
1971; Грамши 1991; Elfferding 1983, 1985). Более того,
как отмечает Грамши, есть иная сторона роли пра¬
вящих партий в обобщении интересов, формирова¬
нии альянсов и нормализации буржуазного правле¬
ния. Она предстает в виде действий, направленных
на маргинализацию, делегитимацию или дезорга¬
низацию оппонентов (Gramsci 1971: 102 = () 1, §44;
Грамши 1959: 3^9)* Грамши описывал «самую эле¬
гантную форму этого» как (метафорически) обез¬
главливание оппозиционных сил через включение
их лидеров и интеллектуалов в состав буржуазии
и буржуазные партии. Другими формами являют¬
ся диффамация, исключение из дискуссии (часто
при поддержке средств массовой информации,
являющихся союзниками доминирующей партии
или партий либо правящих сил) и с помощью ис¬
полнительной и военно-полицейских властей тю¬
ремное заключение, ссылка или исчезновение.
В нормальных государствах современные пар¬
тии выполняют три главные функции, которые
могут сочетаться различным, часто испытываю¬
щим воздействие эффекта колеи образом, поро¬
ждая различные партийные системы. Во-первых,
существуют давно созданные партии, которые уже
были представлены в правительстве, когда выход¬
цы из простого народа получили избирательные
права, и которые могут использовать старые и но¬
вые возможности для патронажа. Такие партии
сосредоточиваются на организации поддержки
для местных нотаблей и политиков, которые мо¬
гут, в свою очередь, поддерживать политических
лидеров, способных и готовых раздавать опреде¬
ленным людям политические посты в качестве на¬
грады за верность (Weber 1994; Duverger 1954: 63-71;
Дюверже 2002:116-123; Shefter 1994: 29). Эти партии
часто называют партиями нотаблей или кадровы¬
163
ГОСУДАРСТВО: ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ
ми партиями. Их примерами являются Демокра¬
тическо-республиканская партия и Федералистская
партия в США и Либеральная партия и Консерва¬
тивная партия в Соединенном Королевстве (We-
ber 1994).
Во-вторых, более новые партии созданы для ор¬
ганизации и координации большого числа акти¬
вистов как в данной географической области, так
и на всей территории, агитации за (дальнейшее)
расширение избирательных и иных политических
и экономических прав и проведения кампаний
в ходе массовых выборов для завоевания голосов
на базе программных платформ. В таких партиях
кандидаты, депутаты и партийные лидеры подот¬
четны членам партии благодаря таким механизмам,
как регулярные или чрезвычайные конференции
и избираемая исполнительная власть в партии.
Как только массы вступают на политическую арену,
появляется цезаристский или харизматический ас¬
пект партийного лидерства. По той же причине эта
форма партии обычно зависела от «сети массовых
организаций — профессиональных союзов, кресть¬
янских лиг, церквей, партийных секций, которые
не нуждались в патронажной подпитке» (Shefter
1994: 29). Такие партии были организационной
базой для развития массовых партий (mass integ¬
ration parties) (Neumann 1956). Примерами таких
партий являются рабочие, католические, консер¬
вативные или националистические массовые пар¬
тии до и после Первой мировой войны (Weber 1994;
Вебер 2003) и позднее националистические партии
в так называемом третьем мире (Shefter 1994). Раз¬
витие первых совпало с подъемом организованно¬
го капитализма, скорее интервенционистским, чем
либеральным, государством, концентрацией поли¬
тической власти в исполнительной, а не законода¬
тельной ветви и ростом значительных организован¬
ных групп производителей и корпоративистским
представительством. Эти массовые партии соеди¬
164
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
няют различные сферы общества и различные об¬
щественные силы, апеллируют к широким кол¬
лективным интересам и делают принципиальные
программные обещания, которые могут основы¬
ваться на их классовой базе, конфессиональных
группах, отличительной социальной и нравствен¬
ной среде, особом мировоззрении или каких-либо
других общественных делениях (Hausler and Hirsch
1987; Lepsius 1993; Rokkan 1999; Shefter 1994; Gunther
and Diamond 2003; Puhle 2002). Какими бы ни были
их конкретные формы, массовые партии играли
ключевую роль при переходе от либерального к ин¬
тервенционистскому государству в буржуазно-де¬
мократических политических режимах.
Третья форма начала возникать в Соединенных
Штатах в период между двумя мировыми война¬
ми, затем она распространилась на Западную Ев¬
ропу вследствие Второй мировой войны и кон¬
солидировалась в пору расцвета атлантического
фордизма. Это «всеохватная партия» (catchall par¬
ty) или Volkspartei (Kirchheimer 1966, 1969). Это ма¬
шина максимизации получаемых на выборах
голосов, прибегающая к рекламным, профессио¬
нальным маркетинговым и плебисцитарным пи¬
ар-кампаниям в целях захвата электорального
центра, апеллирующая к колеблющимся или непо¬
стоянным избирателям. Отказавшись от апелля¬
ции к определенным классовым базам и мобили¬
зуя средства для партии и кампании из источников
помимо взносов рядовых членов партии (а имен¬
но из государственной казны, от крупных жерт¬
вователей (а не взносов членов партии) и жерт¬
вователей, представляющих открыто или скрыто
иностранные или транснациональные интересы),
лидеров всеохватных партий заботило не столь¬
ко сохранение поддержки своего традиционно¬
го электорального ядра лояльных избирателей,
сколько завоевание ключевых колеблющихся из¬
бирателей в маргинальных избирательных окру-
165
государство: прошлое, настоящее и будущее
rax (Crouch 2004; Крауч 2010; Blyth and Katz 2005;
Rohrschneider and Whitefield 2012). Более того, ор¬
ганизации, способные обеспечить труд волонтеров
(например, профсоюзы, церкви), отошли на второй
план по сранению с ценностью экспертного знания
в области связей с общественностью и больших де¬
нег для финансирования кампаний13. По мере кон¬
солидации послевоенного социального компромис¬
са и основанного на нем консенсуса партии могут
включать в свои программы требования максими¬
зации электоральной поддержки и даже придавать
этим требованиям правую или левую идеологиче¬
скую окраску, но на самом деле подобные требо¬
вания не выходят за рамки электоральных целей.
Всеохватные партии стали даже более дисципли¬
нированными и централизованными, чем массовые
партии для поддержания партийного единства, ко¬
торое все больше было условием успеха на выбо¬
рах, и, соответственно, их лидеры и должностные
лица стали более автономными. Благодаря разви¬
тию национальных средств массовой информации
и распространению телевидения, особенно ком¬
мерческого телевидения, эти партии также ста¬
ли более «национальными» по своей ориентации,
при этом полностью не потеряли свои традицион¬
ные региональные электоральные базы (Rohrschnei¬
der and Whitefield 2012). Это ознаменовало новый
шаг к олигархическому устройству в партийной
организации (Michels 1962), а также подталкивало
партийные элиты к большей идентификации с го¬
сударством, поскольку они начали больше жить
за счет политики, а не для нее (Weber 1994; Вебер
2003). Эта форма партии была, по сути, фордист-
ской массовой партией. В пору расцвета атлантиче¬
13. Недавним контрпримером была первая президентская кам¬
пания Обамы, но этот пример оказался недолговечным,
так как его администрация взялась за старое и деньги
стали даже еще более важны для организации кампаний.
166
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
ского фордизма и его кейнсианского национально¬
го государства всеобщего благосостояния (КНГВБ),
в период 1950-70-х гг., всеохватные партии завое¬
вывали 90 или более процентов голосов. Однако
со временем конкуренция за колеблющегося изби¬
рателя привела к размыванию классового созна¬
ния и впоследствии к разрыву связи с конкретными
партиями (иногда этот процесс называют партий¬
ным размыванием) по мере того, как электоральная
поддержка стала более непостоянной. И это посея¬
ло семена кризиса такой формы, как всеохватная
партия (см. далее и главу 9).
Некоторые комментаторы утверждают, что
с 1960-х до 1970-х гг. имело место дальнейшее раз¬
витие партийных форм. Новые категории, исполь¬
зуемые для описания этой новой формы, вклю¬
чают картельную партию (Katz and Mair 1995),
обновленную кадровую партию принятия реше¬
ний (Koole 1994), профессионально-электораль¬
ную партию (Panebianco 1988) и авторитарную
массовую партию (Poulantzas 1978)- Они говорят,
что картелизация заметна в конвергенции поли¬
тики, отстаиваемой «естественными» правящи¬
ми партиями («нет иной альтернативы»), а так¬
же в деполитизации некоторых вопросов по мере
их устранения из повестки дня кампаний. Но этот
феномен также создает место для возникновения
протестных партий, антисистемных партий и об¬
щественных движений в ответ на Partei- и Staatsver-
drossenheit — широко распространенного состояния
«сытости по горло» и разочарованности политиче¬
скими партиями или государством соответственно.
Иные заметили тенденцию к «президенциализации
политики», в ходе которой внимание и авторитет
перемещаются к партийным лидерам (Poulantzas
1978; Poguntke and Webb 2007). Или другая тенден¬
ция, когда партии начинают осуществлять пред¬
ставительство государства, включая параллельные
властные сети, перед обществом, а не наоборот.
167
государство: прошлое, настоящее и будущее
К примеру, касаясь последнего, Катц и Мэйр утвер¬
ждают, что упадок массовой электоральной базы
партий компенсируется ростом связей между пар¬
тиями и государством. Партии больше не функ¬
ционируют как посредники между государством
и гражданским обществом, которых поддерживают
партийная пресса и средства вещания. Наоборот,
сейчас государство выступает посредником между
гражданским обществом и партиями. Дело в том,
что доступ к государственному финансированию,
патронажу, государственным средствам массовой
информации, независимым СМИ, регулируемы¬
ми государством, и иным государственным ресур¬
сам является критически важным для выживания
партий и их способности вознаграждать членов
партии. Финансируемые государством сотрудники
партии, представленные в парламенте, становятся
более важными, чем сотрудники центральных ор¬
ганов партии, которые теперь тоже зависят от го¬
сударственных субсидий как прибавки к иным до¬
ходам. В дополнение к этому государства также
регулируют внутрипартийную демократию и иные
аспекты партийной организации (Katz and Mair
1994: 8-ю; см. также главу 9).
Параллельной тенденцией является рост пря¬
мой коммуникации между политиками и избирате¬
лями: эта коммуникация обходит стороной массо¬
вые партии, в результате члены партии становятся
избыточными, так как проведение кампаний зака¬
зывается на стороне и средства массовой информа¬
ции играют все большую роль. Это связано с атро¬
фией публичной сферы по мере того, как четвертое
сословие становится более влиятельным, и обще¬
ственным мнением манипулируют с помощью «по¬
пулистского чревовещания» (Hall 1983: 29, 35, 37),
то есть когда пресса и партии говорят от имени на¬
рода и тем самым меняют общественное мнение.
Это способствовало росту пятого сословия, кото¬
рое черпает свои силы из интернета, блогосферы
168
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
и других социальных сетей. И наконец, в настоя¬
щее время партии имеют тенденцию терять свою
ранее важную роль в рекрутировании политическо¬
го класса, включая рекрутирование принимающей
решения элиты, — они уступают ее бизнесу, вузам,
готовящим государственных управленцев, к кон¬
салтинговым фирмам. Этот процесс усиливается
по мере того, как продолжается интернационали¬
зация и растет роль наднационального управления
(Rub 2005: 4o6ff). Партии становятся картельны¬
ми партиями, пренебрегающими своей социальной
базой в виде партийного членства, и представля¬
ют собой сложную организацию лидеров, профес¬
сиональных активистов, симпатизирующих экспер¬
тов, работающих за деньги, чистых профессионалов
(которые могут и не быть сторониками курса пар¬
тии) и групп лоббистов, которые ловко шныряют
между различными партиями, лобби и бизнес-ор¬
ганизациями или между национальной и междуна¬
родной политикой и другими институциональны¬
ми сферами (Crouch 2004: 72-73; Крауч 2010: 96-97;
Wedel 2009). Так что Крауч предсказывает, что
в качестве классической партии XXI века можно
назвать организацию, состоящую из самовоспро-
изводящейся внутренней элиты, далекой от мас¬
совых движений, которые служат для нее базой,
и в то же время уютно устроившейся среди не¬
скольких корпораций, которые, в свою очередь,
финансируют выдачу подрядов на проведение
опросов общественного мнения, услуги полити¬
ческих советников и труды по привлечению из¬
бирателей в обмен на обещание партии в случае
ее прихода к власти щедро вознаградить ком¬
пании, стремящиеся к политическому влиянию
(Crouch 2004: 74; Крауч 2010: 98).’
Предшествующий анализ показывает важность
определения места отдельных партий в рамках
общей партийной системы и внимания к тому,
169
государство: прошлое, настоящее и будущее
как их положение соотносится с институциональ¬
ной структурой государства. Отношения между
партиями крайне важны для их роли в (дезорга¬
низации политических сил и формировании кол¬
лективной воли. Именно взаимодействие партий
в партийной системе определяет расколы, вокруг
которых вращается политическая жизнь, и влия¬
ет на структуру, в которой возникает националь¬
ная народная воля. Институциональная матрица
государства, в свою очередь, влияет на то, какую
форму примут партийные системы. Здесь мы снова
сталкиваемся со сложной диалектикой. Например,
по мере того как исполнительная ветвь получает
больше власти за счет парламента, роль полити¬
ческих партий меняется и становится более мар¬
гинальной, тогда как иные каналы политического
представительства и выражения политического во¬
ображения становятся более важными. Сети, уча¬
ствующие в выработке государственной политики,
и функциональное представительство часто игра¬
ют ключевую роль в организации политической
сферы (глава 7).
Чтобы проиллюстрировать важность институ¬
ционального контекста для функционирования
партийных систем, рассмотрим некоторые из ос¬
новных различий между партиями в парламент¬
ских и президентских системах. Следуя Хуану
Линцу (Linz 1994), можно сказать, что президент¬
ские системы, в которых президент избирается на¬
прямую и имеет реальные (эффективные, а не по¬
четные) полномочия, имеют тенденцию снижать
роль партий в формировании и поддержке прави¬
тельств, программ и широких мер государствен¬
ной политики. Это особенно вероятно там, где пре¬
зидент может полагаться на поддержку партий
или меняющегося по своему составу большинства
в парламенте. Однако там, где они находятся в оп¬
позиции к президенту, он/она может проводить
кампанию на основе непартийной, надпартийной
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
или антипартийной платформы. В дополнение
к этому там, где президенты имеют более или менее
прямой мандат народа, законодатели могут кон¬
центрироваться на представлении интересов изби¬
рательных округов, хотя и рискуя впасть в партику¬
ляризм, служение особым интересам, а не широкой
коллективной воле. Это может вести — как в Со¬
единенных Штатах с их одномандатной, мажо¬
ритарной избирательной системой — к отсутствию
партийной сплоченности, дисциплины и предан¬
ности программе партии и, можно добавить, к осо¬
бой уязвимости к взяточничеству и коррупции (от¬
личную современную типологию форм коррупции
в политическом процессе в Соединенных Шта¬
тах см. в Strether 2015.) И наоборот, парламент¬
ские системы имеют тенденцию усиливать связи
между законодательной и исполнительной властью
и порождать большую дисциплину внутри партий
как условие успеха на выборах и оказания стабиль¬
ной поддержки главе правительства. Это, конечно,
обобщение, и то, в какой степени подобные опи¬
сания применимы к конкретным ситуациям, за¬
висит от более широкого баланса сил (см. также
Linz 1990а, 1990b и критику этих идей в Mainwaring
and Shugart 1997).
Следующая иллюстрация структурной селектив¬
ности политических режимов основывается на ис¬
следованиях Аренда Лийпхарта о консоциатив-
ных демократиях. Они стремятся к общественно¬
му консенсусу (часто в силу того, что все осознают
риски фрагментации и разделений); примеры взя¬
ты из практики Нидерландов, родины Лийпхар¬
та. Не вдаваясь в вопросы причинно-следственных
связей или коэволюции, Лийпхарт отметил клю¬
чевые различия между режимами, где существуют
консоциативные (или консенсусные) партийные си¬
стемы, и мажоритарными системами, где обычно
правит одна партия, имеющая простое или отно¬
сительное большинство голосов. Он выявил пять
171
государство: прошлое, настоящее и будущее
различий между ними, и мажоритарное правле¬
ние чаще встречалось там, где (i) исполнительная
власть концентрировалась, а не распределялась;
(2) существовало доминирование исполнитель¬
ной власти, а не баланс исполнительной и законо¬
дательной властей; (3) существовала двухпартий¬
ная (а не многопартийная) система; (4) партийная
система была организована вокруг одного важно¬
го расхождения, а не нескольких, затрагивающих
несколько аспектов расхождений; (5) законодатели
избирались на основе относительного большинства,
а не пропорционального представительства. Соеди¬
ненное Королевство является мажоритарным, Ав¬
стрия и Германия подходят близко к идеальному
типу мажоритаризма, а большинство других евро¬
пейских стран находятся на консенсусной сторо¬
не континуума (Lijpharti999; в более общем плане
о стратегических селективностях избирательных
и представительских систем см. Lijphart 2008).
Кризис партийной системы?
Демократические представительные институты
способствуют гибкому, органическому регулиро¬
ванию общественных сил и гладкой циркуляции
и реорганизации гегемонии, поскольку они пред¬
лагают структурированное пространство с правила¬
ми игры для выработки и осуществления соперни¬
чающих представлений о национальном народном
интересе (cp. Poulantzas 1978). Эта адаптивность на¬
ходит выражение в сохранении многих из партий,
возникших с начала XIX в. по 1920-е гг. на основе
четырех критических расколов, которые Сеймур
Мартин Липсет и Стейн Роккан выявили на про¬
тяжении примерно четырехсот лет государство-
и нациестроительства и экономического развития
(Lipset and Rokkan 1967; Rokkan 1999; Linz 2002).
Этими расколами были (i) осуществляющее цен¬
трализацию светское государство vs. корпоратив¬
172
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
ные церковные привилегии (или в более широком
плане — светские идентичности и ценности про¬
тив религиозных); (2) центр vs. периферия в про¬
цессе формирования национального государства
(раскол, находящий отражение в оппозиционных
региональных, сепаратистских и других партиях
меньшинств); (3) землевладельческие интересы vs.
индустриальные (раскол, отчасти отразившийся
в спорах вокруг протекционизма в противополож¬
ность свободной торговле, хотя находящиеся в мла¬
денческом состоянии отрасли промышленности
и отрасли промышленности, обслуживающие в ос¬
новном внутренние рынки, так же как и землевла¬
дельцы, требовали тарифного протекционизма);
(4) собственники vs. арендаторы, работники и на¬
емные рабочие (раскол, связанный с разделением
на правых и левых). Четвертый раскол последним
нашел отражение в партийных системах. На осно¬
вании этого Липсет и Роккан предложили перио¬
дизацию партийного развития на основе эффекта
колеи, связанную в дополнение к этому с институ¬
циональными порогами, влияющими на способ¬
ность новых партий мобилизовывать народную под¬
держку. Вехами этой исторической периодизации
были Реформация и Контрреформация, Француз¬
ская революция и промышленная революция. Пар¬
тийные системы, возникшие в Европе в 1920-е гг.,
оставались важными вплоть до 1960-х гг., несмотря
на потрясения, связанные с фашизмом, авторитар¬
ным правлением и национальными коалициями.
Однако кризисы партий и партийных систем пе¬
риодически повторяются, отражая изменения более
широких политических и государственных систем.
Кризис партийной системы часто ассоциируется
с кризисом государства, особенно если он влияет
на естественно правящую партию или партии. Дело
в том, что относительное операциональное единство
государственных властей, если таковое и существу¬
ет, не может быть выведено из конституционных га¬
173
государство: прошлое, настоящее и будущее
рантий или объяснено просто в категориях баланса
сил внутри государства. Государственное единство
является результатом осуществления политическо¬
го лидерства, нацеленного на контроль и развитие
духа партии, придающего государству форму и це¬
лостность и связывающего его с народным нацио¬
нальным самосознанием, превозмогающим эгоизм
и групповой партикуляризм. Тем не менее партии
являются весьма адаптивными, в чем-то даже неза¬
менимыми формами политической организации,
особенно в формально демократических системах.
Кризис партийной системы можно проиллю¬
стрировать на примере кризиса атлантическо¬
го фордизма и связанной с ним формы государ¬
ства—КНГВБ в 1970-е и 1980-е гг. И парламентские,
и президентские системы пережили кризис пред¬
ставительства благодаря падению классовой и пар¬
тийной лояльности и явки избирателей на выборах,
непостоянству электората, кризисам партийного
членства, финансирования и дезориентации пар¬
тий и их программ перед лицом экономического
и политического кризиса. Экономические и фи¬
скальные кризисы ограничивали возможности идти
на материальные уступки. Развитие неокорпорати-
вистского кризисного управления уже уменьшило
роль партий и законодательных органов в проведе¬
нии экономической и социальной политики и оста¬
вило меньше пространства для программных раз¬
личий партий. Более того, интернационализация
ослабила эффективность политики КНГВБ, о кото¬
рой уже много спорили (Jessop 2002), и увеличила
вес над- и транснационального политического про¬
цесса, в котором партии имеют меньше влияния
в сравнении с исполнительными властями, груп¬
пами производителей и корпоративными лобби.
Эту смесь кризисов репрезентации, рационально¬
сти и легитимности одно время связывали с пере-
открытием и возросшей ролью гражданского об¬
щества (нашедшей выражение в экспоненциальном
174
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
росте и многообразии новых общественных дви¬
жений, а также в призывах к более партиципатор¬
ным или прямым формам демократии) и подъемом
протестных, популистских, антисистемных партий
и партий меньшинств (Blyth and Katz 2005).
Тем не менее общественные движения не заме¬
няют политических партий и не могут это сде¬
лать. Они в целом фокусируются на отдельных
проблемах, не склонны идти на компромисс ради
эффективной власти или управления (и испыты¬
вают меньше давления в пользу такого компро¬
мисса). В этом отношении они имеют тенденцию
фрагментировать политическую повестку дня,
а не разрабатывать целостные программы и госу¬
дарственные проекты. Они мобилизуют сильно
приверженные им меньшинства по крайней мере
временно, но долгосрочную поддержку этих мень¬
шинств трудно сохранять из-за слабой организации
движений (Kornhauser 1959; Dalton and Kuechler
1990; Giugni 1998; Cox and Nilsen 2014). Они так¬
же переживают подъемы и падения вместе с ре¬
шаемыми ими проблемами или же должны вновь
«изобретать себя», чтобы выжить. Хотя новые об¬
щественные движения более гибки в своей совокуп¬
ности, индивидуально они более уязвимы. Подоб¬
но этому, выживание протестных, популистских,
антисистемных партий и партий меньшинств за¬
висит от способности и готовности этих организа¬
ций приспосабливаться к тяготам электоральной
конкуренции, где деньги крайне важны, и к бре¬
мени ответственных действий, если они включены
в правящие коалиции, не говоря уже о тех случаях,
когда они формируют правительство. В этом кон¬
тексте партии меньшинств разрываются между тем,
оставаться ли им «партиями представительства»,
выступающими маргинальными раздражителями
и способными добиться небольших уступок, или же
стать «естественными» правящими партиями, ко¬
торым необходимо идти на компромисс и уважать
т
государство: прошлое, настоящее и будущее
искусство возможного перед лицом ограниченных
возможностей правительства бросить вызов более
широкой системе экономического и политическо¬
го господства (Puhle 2002; OfFe 1975)"
Развитие технологий порождает и иные вызовы
партийной системе. Средства массовой информа¬
ции открыли новые каналы для прямого доступа
граждан к их политическим лидерам, так что ком¬
муникация между ними не должна обязательно
проходить по традиционным партийным каналам.
Быстрое распространение доступа в интернет со¬
здало массовые и сложные сети прямой горизон¬
тальной коммуникации между гражданами, создав
в то же время потенциальную основу для узко¬
направленных сообщений между политиками
и конкретными, если не высокоспециализирован¬
ными, секторами общества. Недостатком этого про¬
гресса коммуникаций является огромная стоимость
создания таких сетей, в которую входит оплата кон¬
сультантов для разработки обращений и привлека¬
тельных образов политиков и в некоторых странах
(особенно в Соединенных Штатах) покупка вре¬
мени на радио или телевидении для рекламных
объявлений. Резкое возрастание стоимости про¬
ведения политических кампаний заставило пар¬
тии искать большие суммы денег из общественных
и частных источников, а это иногда ведет к корруп¬
ции или вызывает подозрения.
Государственный проект
Данное понятие предполагает невозможность еди¬
ной государственной системы. Государственный
проект означает политические воображения, про¬
екты и практики, которые (1) определяют и регули¬
руют границы государственной системы по отно¬
шению к более широкому обществу и (2) стремятся
придать демаркированному таким образом госу¬
дарственному аппарату достаточное внутреннее со¬
176
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
держательное операциональное единство, для того
чтобы он был способен выполнять свои исконные
или вновь заявленные «социально признанные» за¬
дачи (см. главу 2). Государственный аппарат, рас¬
сматриваемый как совокупность, не существует
в виде полностью сложившейся, внутренне целост¬
ной, организационно чистой и операционально за¬
крытой системы. Это — эмерджентная, противоре¬
чивая, гибридная и относительно открытая система.
Такая характеристика применима к жесткому ядру
государства (то есть различным частям вооружен¬
ных сил, связки центральный банк —казначейство
и главным отделам расходов, главе правительства),
так же как и к более широкому ансамблю государ¬
ственных аппаратов. Короче говоря, государство
не имеет внутренне присущего субстанциального
единства в качестве ансамбля институтов, даже там,
где есть формальный изоморфизм или комплемен-
тарность. Государственные проекты могут возникать
за пределами данного государства (например, благо¬
даря интеллектуалам, связанным с различными об¬
щественными силами), разрабатываться внутри (ча¬
стей) государственного аппарата или копироваться
откуда-то еще или навязываться внешними силами.
Долговечные проекты обычно коренятся в консти¬
туционном соглашении или институционализиро¬
ванном компромиссе. В любом случае (всегда отно¬
сительное) единство государства должно, по сути,
создаваться внутри самой государственной системы,
через особые операциональные процедуры, средства
координации и направляющие цели. В целом госу¬
дарственные проекты играют критически важную
роль в процессе строительства государства или по¬
литической системы (polity). Государственный про¬
ект связан с отличительным raison d'etat, означаю¬
щим в данном случае особую правительственную
рациональность, а не форму репрезентации, как было
выше, и с искусством государственного управления,
стремящимся придать единство деятельности его
177
государство: прошлое, настоящее и будущее
различных ветвей и департаментов в различных ме¬
стах, масштабах и сферах действия. Трудности обес¬
печения такого единства объясняют, почему кризи¬
сы государства часто проявляются в виде кризисов
институциональной интеграции и целостности го¬
сударственного действия.
Единство можно понимать узко как способность
государственных функционеров применять кон¬
ституционно допустимое насилие и иные средства
в целях воспроизводства государственного аппара¬
та как ансамбля институтов и обеспечения подчи¬
нения его политике перед лицом сопротивления.
Сопутствующие вызовы были предметом камера¬
листики, полицейской науки и государственно¬
го управления. Единство также можно понимать
шире — в категориях способности государственно¬
го аппарата поддерживать общий политический
порядок и социальную сплоченность на контроли¬
руемой им территории. Интерпретируемые таким
образом государственные проекты имеют своей
целью обеспечить целостный образец или рамки,
в которых отдельные действующие лица и государ¬
ственные органы могут координировать и благо¬
разумно соединять (коллибрировать)14 меры го¬
14. Это неологизм, введенный Эндрю Дансайром (Dunsire 1990: 4;
см. также: Dunsire 1993, 1996)- Хотя Дансайр не объясня¬
ет его этимологию, это явно составное слово, происходя¬
щее от латинского libra (весы) с приставкой сит (с), и оно
обозначает, по версии Дансайра, манипулирование рав¬
новесием среди множества объектов, процессов или отно¬
шений. Можно добавить, что разница между «уравнове¬
шивать» и «коллибрировать» заключается в том, что урав¬
новешивание обычо включает две вещи, между которыми
достигается равновесие (к примеру, масштабы), тогда
как коллибровка является продуманным уравновешива¬
нием нескольких сил. Дансайр объясняет это следующим
образом: «Коллибровка или ко-либровка это неологизм,
введенный для описания действий по принципу „разде¬
ляй и властвуй**, манипуляций с весами, искусственного
завышения или занижения цен на рынке, махинаций с до¬
кументами, выравнивания игрового поля, передвижения
178
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
сударственной политики и практики, а также
объединять разнообразные меры государствен¬
ной политики для того, чтобы преследовать (бо¬
лее или менее иллюзорный) национальный инте¬
рес, обеспечивать общественное благо и всеобщее
стойки ворот и т. д. Все это означает нарушение равнове¬
сия, или содействие в установлении равновесия, или сдвиг
точки равновесия (Dunsire 1996: 318-319). Таким образом,
коллибровка использует встроенные сдержки и проти¬
вовесы, основанные на раздельных институциональных
или организационных выражениях бинарных оппозиций
для того, чтобы склонить чашу весов (1996: 320-321). В бо¬
лее ранней статье Дансайр писал:
Сущностью коллибровки как орудия управления являет¬
ся выявление в любой интересующей области того, какие
антагонистические силы уже действуют, вынесение сужде¬
ния о том, находится ли точка изостазии [равновесия, по¬
рожденного равными нажимами, напряжениями или вса¬
сываниями] в соответствии о государственной политикой,
и затем при необходимости вмешательство не путем реше¬
ния вопроса из центра или взятия обязательств по уста¬
новлению стандарта или запрета, но изменением равнове¬
сия в пользу той стороны и интереса, который нуждается
в какой-то степени поддержки (Dunsire 1990: 17).
Иными словами, она изменяет соотношения между раз¬
личными сдержками и противовесами в системе, которая
выражает различные стороны противоположности, анта¬
гонизма или противоречия (Dunsire 1996: 320-321; ср. Jes-
sop 2013). Похожую идею предложил Пьер Бурдье, когда
говорил о том, что государство как «центральный банк
символического капитала», так же как и других видов ка¬
питала (в его понимании этого термина), является цен¬
тром «метакапитала», то есть изменяет отношения между
различными видами капитала (к примеру, экономическо¬
го, символического, культурного, информационного, по¬
литического) в интересах общества и/или для соблюде¬
ния собственных интересов (Bourdieu 2014: 197, 222-223,
345-346; Бурдье 2016: 374, 416-417, 625-627). Коллибровка
не есть чисто технический или технократический процесс,
но, как и другие аспекты государственной власти, вклю¬
чает усилия по обеспечению или достижению вновь более
широкого «нестабильного равновесия компромисса», ор¬
ганизованного вокруг конкретных объектов, технологий
и субъектов власти или управления. Дальнейшее рассмо¬
трение этого вопроса см. в главах 3, 6 и 8.
179
государство: прошлое, настоящее и будущее
благоденствие. В этом отношении государственные
проекты также обычно сочленяются с различны¬
ми парадигмами государственной политики, которые
формируют ее ориентации и решения в конкрет¬
ных областях этой политики. Государственные
проекты колониальных, имперских или великих
держав могут стремиться к расширению сферы
контроля и относительного единства политиче¬
ской власти за пределами их текущих территори¬
альных границ.
Конкуренция между государственными проек¬
тами приводит к борьбе за то, чтобы навязать про¬
тиворечащие друг другу «аппаратные единства»
(реальным или потенциальным) государствен¬
ным органам. Поэтому тенденциозную институ¬
циональную логику и особые интересы государства
следует всегда соотносить с теми государственны¬
ми проектами (если таковые выделимы), которые
в данный момент оказались политически гегемо-
нистскими или доминирующими. Такого момен¬
та, когда государство на определенной территории
построено окончательно и после этого действует,
так сказать, автоматически, на автопилоте соглас¬
но своим собственным определенным, фиксиро¬
ванным и неотвратимым законам, не существует.
Никогда даже не бывает так, что единственный го¬
сударственный проект становится настолько геге-
монистским, что все государственные управленцы
применяют алгоритмическую модель своих обя¬
занностей и интересов в качестве членов особого
правящего класса. Когда, как и до какой степени
можно с определенностью говорить о государстве,
зависит от возможного и временного результата
борьбы за реализацию более или менее определен¬
ных государственных проектов. Что бы ни закреп¬
ляли или ни заявляли конституции относительно
единства и суверенитета современного государства
как субъекта права, часто имеется несколько го¬
сударств, соперничающих в борьбе за временную
180
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
и локальную гегемонию в пределах данной нацио¬
нальной территории (использование приведенной
выше концептуальной схемы на материалах Китая
см. в Mulvad 2015).
Национальные границы не представляют со¬
бой фиксированного горизонта для возникающих
государственных проектов: есть не больше осно¬
ваний исключать возможность стратегий, наце¬
ленных на строительство мульти- и транснацио¬
нальных сетей и цепочек государственной власти,
чем исключать локальные или региональные го¬
сударственные проекты. Это ставит интригующие
вопросы об источнике над- или транснациональ¬
ных проектов государственного строительства, та¬
кого, например, как, Европейского союза. (Анализ
трех конкурирующих государственных проектов,
нацеленных на перестройку ЕС во время кризи¬
са, см. в Georgi and Kannankulam 2012; Kannanku-
lam and Georgi 2012.) Таким образом, государствен¬
ные действия не следует приписывать государству
как порождающему их субъекту. Их следует рас¬
сматривать как эмерджентный, непреднамеренный
и комплексный результат того, что сделали или де¬
лают конкурирующие «государства в государстве»
или соперничающие общественные силы на слож¬
ном стратегическом ланшафте.
Гегемонистские представления
В то время как государственный проект в рамках
парадокса «часть — целое» соответствует части, ге-
гемонистское представление соответствует целому.
Как было отмечено выше, этот парадокс возникает
потому, что государство является всего лишь од¬
ной из частей сложного социального порядка, име¬
ет ограниченные возможности вмешиваться в дела
других частей целого и в то же время считается от¬
ветственным за целое, к тому же от него ожидают
вмешательства в качестве силы последней инстан¬
181
государство: прошлое, настоящее и будущее
ции для поддержания институциональной инте¬
грации и социальной сплоченности. В этом кон¬
тексте гегемонистские представления раскрывают
проблематику природы и целей государства по от¬
ношению к более широкой общественной форма¬
ции (в более ранних работах я называл эти виде¬
ния гегемонистскими проектами: см., например,
Jessop 1990). Они предлагают собой общие направ¬
ляющие принципы для проведения государствен¬
ной политики. Эти представления имеют своей
целью примирить частное и универсальное, увя¬
зывая характер и цели государства с более широ¬
ким — но всегда избирательным — политическим,
интеллектуальным и моральным представлением
об общественном интересе, о хорошем обществе,
об общем благе или о каком-либо подобном прин¬
ципе организации общества. Этот «иллюзорный»
общественный интерес отдает предпочтение одним
материальным и идеальным интересам, идентич¬
ностям, местам и временам и т.д. перед другими
и может принимать открыто включающую форму
(например, либеральные демократии) или же от¬
кровенно исключающую (например, государство
апартеида). Эти представления могут быть перво¬
начально соотнесены с конкретными экономиче¬
скими, политическими и социальными воображе¬
ниями и затем с глубинной структурой и логикой
данной общественной формации и ее встроенно-
стью в мировой рынок, межгосударственную систе¬
му и мировое общество. Гегемонистские представ¬
ления имеют наибольшие шансы на успех тогда,
когда обращены к основным схруктурным огра¬
ничениям, наложенным существующими форма¬
ми господства, а также существующим балансом
сил, и перспективам их трансформации с помощью
новых альянсов, стратегий и пространственно-
временных горизонтов действия.
Полезно различать проекты «одной нации»
и «двух наций». Эти термины берут начало в кон¬
182
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
сервативном политическом дискурсе Англии
XIX в.15, и нация обозначает здесь воображаемый
Staatsvolk (народ-нация) (о других значениях поня¬
тия «нация» см. главу 6). Проект или представле¬
ние «одной нации» нацелен на широкоохватную
и инклюзивную гегемонию, основанную на широ¬
кой народной поддержке, мобилизуемой посред¬
ством материальных уступок и символических
вознаграждений (как в социальном империализ¬
ме или КНГВБ). Зачастую он является скорее ри¬
торическим, чем реальным. Напротив, стратегии
«двух наций» открыто или неявно нацелены на бо¬
лее ограниченную гегемонию, основанную на под¬
держке стратегически важных секторов населения,
стремящихся возложить издержки проекта на дру¬
гие, исключенные сектора (как в фашистских ре¬
жимах или при апартеиде). Во времена экономи¬
ческого кризиса и ограниченного пространства
для материальных уступок перспективы страте¬
гии «одной нации» ограничены (если только она
не предусматривает справедливого распределе¬
ния бремени жертв), и более вероятно обращение
к стратегии «двух наций». Последние также мож¬
но обнаружить и в относительно стабильных эко¬
номиках. В обоих случаях проекты «двух наций»
требуют сдерживания, даже репрессирования «дру¬
гой нации» (или, развивая метафору, «наций»),
а также включают в себя избирательный доступ
и уступки для более «привилегированной нации».
Это связано с усилиями по реорганизации поли¬
тической поддержки таким образом, чтобы она
могла отражать вертикальный, антагонистиче¬
15. См. в особенности роман «Сибилла, или Две нации», напи¬
санный в это время Бенджаменом Дизраэли, будущим
премьер-министром Великобритании. Роман был опуб¬
ликован в 1845 г*> тогда же, когда и «Положение рабоче¬
го класса в Англии» Ф. Энгельса. Дизраэли предлагал па¬
терналистскую интеграцию рабочего класса в социаль¬
ный и политический порядок.
183
государство: прошлое, настоящее и будущее
ский раскол между «продуктивными» и «парази¬
тическими» в экономических категориях, между
«лояльными» и «нелояльными» в политических
категориях и между «цивилизованными» и «не¬
цивилизованными» в категориях гражданского об¬
щества (например, дискурсы тэтчеризма, сталиниз¬
ма и апартеида соответственно). Одним словом,
в то время как стратегия «одной нации» включа¬
ет в себя плюралистический дискурс различия, ад¬
ресуемый группам, выполняющим различные эко¬
номические функции, выражающим различные
политические взгляды и демонстрирующим раз¬
нообразные стили жизни, стратегия «двух наций»
основывается на дихотомическом дискурсе антаго¬
низма (ср. Laclau and Mouffe 1985)* Такие контраст¬
ные стратегии должны сочетаться с соответствую¬
щими формами организации, представительства
и вмешательства для того, чтобы создавать адекват¬
ную социальную базу для отправляющих государ¬
ственную власть.
Без гегемонистского представления, успешно со¬
единяющего институциональное и классовое един¬
ство, политики и государственные управленцы мо¬
гут пытаться объединить государство вокруг его
узкой политической функции воспроизводства са¬
мого государственного аппарата за счет его общих
политических функций для более широкого обще¬
ства. Или опять же единство государства может
полностью разрушиться. Ничто в предшествую¬
щем рассмотрении шести измерений и их сочлене¬
ния не должно пониматься как то, что современ¬
ная государственная система непременно является
капиталистической по своей форме или функци¬
ям. Такой вывод исключается моими замечания¬
ми относительно полиморфии государства, а также
тем, как форма проблематизирует функцию, и, бо¬
лее того, тенденциями всех государственных форм
к фиаско государства (глава 6).
184
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
Парадокс государства и общества
Исполняя свои более широкие социальные обя¬
занности, государственные управленцы исполь¬
зуют имеющиеся стратегические возможности,
которые всегда ограничены по отношению к стоя¬
щим перед ними задачам. «Материальной» осно¬
вой ответственности современного государства
по поддержанию общего политического поряд¬
ка, институциональной интеграции и социаль¬
ной сплоченности является его конституционная
монополия на насилие и связанная с ней способ¬
ность проводить в жизнь решения, обязательные
для членов общества (индивидов или организаций)
в рамках своей юрисдикции. Его «идеальной» ос¬
новой и движущей силой является притязание го¬
сударства как субъекта права и государственных
управленцев в качестве «универсального класса»
на то, что оно представляет интересы общества16.
Ни то ни другое не гарантирует, что государствен¬
ные управленцы действительно способствуют обще¬
му благу, а не своим (или иным) частным интере¬
сам. И все же эти фикции влияют на политические
ожидания и поведение, даже если они часто на¬
рушаются. Но поскольку это фикции и посколь¬
ку государство есть всего лишь одна структурно
связанная часть общественной формации, то оно
никогда не играет роль, которой от него ждут. Все
дело в том, что оно является институциональным
ансамблем, а не субъектом; даже там, где возни¬
кает консенсус относительно концепции общего
блага, это всегда частная концепция с частичными
16. Там, где государственные управленцы интернализируют эту
юридическую условность и она становится сущностно
важной частью их идентичности и ориентаций, мож¬
но говорить о государстве как о коллективном субъекте.
185
государство: прошлое, настоящее и будущее
следствиями, и отправление государственной вла¬
сти всегда сталкивается со структурными ограниче¬
ниями и сопротивлением, которые ограничивают
способность государства управлять общественной
формацией. Эта сложное смешение политической
фикции и политической реальности постоянно
воспроизводит и гордыню, и трагедию государства
(Willke 1986,1992).
Этот первичный парадокс отражается в четырех
других аспектах отношений между государством
и обществом.
1. Хотя государство играет ключевую роль в опре¬
делении идентичности общества, его идентич¬
ность, в свою очередь, оспаривается силами, мо¬
гущество которых укоренено в других сферах.
С одной стороны, общество не существует до го¬
сударственной системы, но отчасти конституи¬
руется ее деятельностью. Как было отмечено,
территория и общество, которыми правит госу¬
дарство, начинают отождествляться с этим госу¬
дарством, и в международных делах от дипло¬
матии и войны до спорта и культурных обменов
государство повсеместно считается представляю¬
щим общество. С другой стороны, множество
негосударственных сил в рамках политической
системы и за ее пределами борется за (пере)по-
строение государства и переопределение его про¬
ектов. Это порождает непрекращающиеся циклы
определения и переопределения, в которых го¬
сударства формируют общество и общественные
силы формируют государство.
2. Хотя государство обладает собственной харак¬
терной для него динамикой и стратегическими
возможностями и потому сопротивляется пря¬
мому внешнему контролю, другие сферы обще¬
ства также имеют собственные логики и возмож¬
ности. Различные государства вырабатывают
свои политические дискурсы, свои ритмы и тем-
186
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
поральности и свои интересы и возможности.
Это гарантирует, что действия государства важ¬
ны, устойчивы к внешнему контролю в силу сво¬
ей внутренней сложности и поэтому должны
приниматься во внимание действующими ли¬
цами за пределами государства. Другие инсти¬
туциональные порядки, имеющие сходные сте¬
пени внутренней сложности, оперируют своими
методами расчетов, следуют своим временным
паттернам и также имеют особые ресурсы и воз¬
можности. Это также делает их устойчивыми
к прямому контролю со стороны государства.
3. По мере того как государство все более вме¬
шивается в различные сферы общества (здесь
предполагается, что мощь государства растет),
оно ослабляется под воздействием двух других
трансформаций, которые оно само претерпева¬
ет. Во-первых, его собственное единство и особая
идентичность ослабевают по мере того, как оно
становится внутренне более сложным, его власть
фрагментируется между ветвями власти и сетями
государственной политики, множатся проблемы
координации. Это подталкивает неолибералов
утверждать, что государство только тогда может
быть сильным, когда ограничит свои амбиции
и власть. И наоборот, по мере роста государствен¬
ного вмешательства успех действий государства
все более зависит от сотрудничества других обще¬
ственных сил. Поэтому могущество государства
становится более взаимосвязанным с внешними
силами или более подчиненным им. Вот поче¬
му некоторые теоретики государства полагают,
что современное государство может стать силь¬
ным только тогда, когда оно откажется от пре¬
тензий на суверенитет (или перестанет прибегать
к деспотической власти) и разделит свои полно¬
мочия с иными силами для того, чтобы увели¬
чить свою инфраструктурную власть (например,
Mann 1984, 2008; Hall and Ikenberry 1989).
187
государство: прошлое, настоящее и будущее
4. Даже тогда, когда государство действует во имя
raison d'etat или вводит чрезвычайное положе¬
ние, приостанавливая действие обычных меха¬
низмов представительства, его легитимность
зависит от увязывания интересов и действий го¬
сударства с интересами и действиями «обще¬
ства» и от правдоподобия обязательств «вер¬
нуться к нормальному режиму обслуживания»
как можно раньше. Декларируемые мотивы го¬
сударства всегда связаны с утверждениями об об¬
щем благе, национальном интересе или и том
и другом; относительно чрезвычайных положе¬
ний или периодов диктатуры имеются норматив¬
ные ожидания, что они в конце концов приведут
к возвращению нормальности, когда конкури¬
рующие определения национального народного
интереса снова станут общеупотребительными
в политическом дискурсе. Таким образом, наряду
с общим пространством для дискурсивного выра¬
жения участвующие в дискурсе имеют особые ос¬
нования для интеграции тем, выходящих за рам¬
ки политического. И напротив, государственные
и официальные дискурсы никогда не могут быть
изолированы: они подвержены дезартикуляции
и подрыву со стороны внешних сил.
Выводы
Парадоксы, возникающие на основе связи «часть-
целое», влекут за собой дилеммы, требующие стра¬
тегического выбора. Поскольку любой выбор отдает
предпочтение одной из частей дилеммы, пробле¬
мы, проистекающие из пренебрежения другой сто¬
роной, имеют тенденцию разрастаться, до тех пор
пока не потребуется «стратегическое переключе¬
ние» на нее. Это помогает объяснить циклы госу¬
дарственной политики, имеющие место во многих
сферах. Например, неспособность вмешаться остав¬
188
3. ГОСУДАРСТВО КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ
ляет другим институциональным порядкам сво¬
боду следовать своей логике, возможно, в ущерб
целям государства, но вмешательство может про¬
валиться потому, что оно нарушает иные инсти¬
туциональные порядки и порождает сопротивле¬
ние или другие контрпродуктивные последствия.
Одно из возможных решений для государства —
прибегнуть к метауправленческим стратегиям, ос¬
нованным на предварительных консультациях
с органами других систем, к формальному или со¬
держательному содействию деятельности таких ор¬
ганов там, где они совпадают с согласованными це¬
лями, и к тому, чтобы полагаться на эти органы
в нахождении оптимальных способов достижения
этих целей в рамках их собственной институцио¬
нальной логики. Но эта форма государственного
вмешательства скорее всего усилит фрагментацию
и разобщенность государства* если только не будет
широкого консенсуса относительно целей не толь¬
ко государства, но и общества. Такие соображе¬
ния повышают значимость СРП с его вниманием
к структурным противоречиям, парадоксам части —
целого и иным источникам стратегической дилем¬
мы. К исследованию стратегически-реляционного
взаимодействия между стратегиями и структурами
я обращаюсь в следующей главе.
ф Власть, интересы, господство,
воздействия государства
ВЭТ О Й главе стратегически-реляционный
подход (СРП) применяется для ответа на
три вопроса. Первым и концептуально пер¬
вичным из них является вопрос о природе вла¬
сти и интересов. Второй вопрос касается государ¬
ства как особого институционального выражения
властных отношений. Третий — как и насколь¬
ко сильное государство структурирует властные
отношения и отдает приоритет одним интере¬
сам в ущерб другим. Господство имеет множество
форм, мест, ставок и стратегий, и все их рассмо¬
треть здесь не получится. Поэтому я поясняю вто¬
рой и третий вопросы, спрашивая, какая разница
между фокусом на «капиталистическом типе госу¬
дарства» и на «государстве в капиталистическом
обществе». Это касается спорной темы соотноше¬
ния между классовой и государственной властью
в формально демократических обществах с силь¬
ным институциональным разделением экономи¬
ческой и политической систем. В категориях ше¬
сти подходов, обрисованных в главе 1, изучение
капиталистического типа государства предпола¬
гает в основном институциональное описание ти¬
пичных форм государства, их комплементарности
и пригодности (или непригодности) для обеспе¬
чения классового господства. Для изучения го¬
сударства в капиталистических обществах лучше
подходит исторический и агентоцентричный под¬
ход. Затем я даю некоторые комментарии к Ideo-
государство: прошлое, настоящее и будущее
logiekritik и заканчиваю комментариями по поводу
ограничений марксистского анализа государства
и государственной власти.
Власть как explanarts
или explanandum?
То, что обычно называют властью, является слож¬
ным, сверхдетерминированным феноменом, кото¬
рый мало подходит для объяснения общественных
отношений. Отчасти это вызвано путаницей отно¬
сительно того, означает ли власть лишь способность
что-то изменить или реальную активацию этой спо¬
собности таким образом, который действительно
что-то изменяет. Более того, в той мере, в какой
власть есть не просто общее понятие для производ¬
ства всех и любых эффектов в рамках конкретных
структурных ограничений, конкретные эффекты
применения власти конкретными действующи¬
ми лицами в конкретных обстоятельствах состав¬
ляют explanandum (нечто, требующее объяснения),
а не explanans (само объяснение). Но чем более де¬
тально описание контекста данного действия, тем
меньше пространства для приписывания эффектов
действиям, совершающимся в этом контексте. По¬
этому, когда конкретные обстоятельства контек¬
ста точно заданы, власть, как правило, становит¬
ся остаточной категорией, которая полезна только
для объяснения того, что осталось не объяснен¬
ным контекстуальными факторами, включая шанс
или случайность. Более того, в качестве explanans
власть не обладает независимым статусом в при¬
чинно-следственном анализе. Она либо формаль¬
ное бессодержательное понятие, неспособное объ¬
яснить, как порождаются конкретные последствия,
либо замещающее понятие, которое становится из¬
быточным, как только исследование выявляет со¬
держательные механизмы, порождающие эти по¬
192
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
следствия. Неспособность признать эту дихотомию
ведет к кругу в доказательствах, когда результаты
применения власти объясняются самим примене¬
нием власти. Чтобы избежать этих проблем, следу¬
ет признать, что нет такой вещи, как власть вообще
или общая власть. Так что трудность заключает¬
ся в том, чтобы установить вес различных наборов
конкретных властей и то, как они сочетаются (если
это имеет место), порождая конкретные структуры
господства.
В приписывании последствий применению вла¬
сти имплицитно присутствует исходное допуще¬
ние о том, что такие действия были свободно из¬
бранными и каузально значимыми. Но применение
власти не включает в себя механическое столкно¬
вение воль. Оно имеет определенные социальные
и материальные условия существования и огра¬
ничено из-за своих связей с иными социальными
детерминациями. Вот почему политика является
«искусством возможного». Анализ этих пределов
и ограничений логически предшествует изучению
действий агентов властных отношений в рамках
определенного стечения обстоятельств. Более того,
если не утверждать, что действия этих агентов сле¬
дуют из осуществления неограниченной свобод¬
ной воли, необходимо также изучать, как возмож¬
ности действия ограничиваются специфическими
качествами этих агентов. Это означает необходи¬
мость исторических описаний сочетания социаль¬
ных сил, материальных и символических ресурсов,
способов расчета, стратегий и тактик, социальных
технологий, структурных ограничений и конъюк-
турных возможностей, необходимых или достаточ¬
ных для того, чтобы произвести данные послед¬
ствия. Поэтому анализ власти должен исследовать,
как эти различные факторы взаимодействуют
между собой, определяя общее соотношение сил
и их эффектов для различных пространственно-
временных горизонтов действия.
1.9Я
государство: прошлое, настоящее и будущее
Похожие аргументы применимы к пресловуто¬
му понятию относительной автономии государ¬
ства. В лучшем случае оно позволяет его апологе¬
там отличать свой подход от попыток объяснять
формы и функции государства внешними причина¬
ми или от утверждений об абсолютной автономи-
зации, наделяющих государство неограниченной
волей и способностью ее реализовывать. Однако,
когда теоретики относительной автономии про¬
водят конкретные кейс-стадиз, относительная ав¬
тономия становится по большей части описатель¬
ным понятием, содержание которого варьируется
от случая к случаю. Таким образом, подобно вла¬
сти в более общем плане, относительная автономия
не может быть explanans: она — explanandum.
Отделение государства от других институцио¬
нальных порядков является, как утверждают, кри¬
тически важным для его относительной автономии.
Однако это вовсе не гарантирует автономии, необ¬
ходимой для того, чтобы‘преследовать коллектив¬
ные интересы капитала (типичный способ отделе¬
ния государства в рамках марксистского анализа),
национальный интерес вопреки частным интере¬
сам (типичное утверждение либералов и консер¬
ваторов) или национальный интерес вопреки на¬
циональным интересам других национальных
государств (типичный подход в работах реали¬
стов и неореалистов). Такое отделение является
серьезным препятствием для данных действий.
Это происходит по большей мере из-за парадокса
части— целого, рассмотренного в предыдущей гла¬
ве. Относительная автономия реальных государств
является сложной результирующей их форм(ы) от¬
деления от экономического региона и гражданско¬
го общества (как места «частных», неэкономиче¬
ских отношений), их suigeneris институциональной
структуры, их социальных баз поддержки и сопро¬
тивления и эффективности их мер в достижении
определенных целей или функций. Все эти момен-
194
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
ты подкрепляют критику относительной автоно¬
мии и государственной власти как абстрактных,
служащих любым целям принципов объяснения.
Интересы и господство
Интерес — это замаскированная сравнительная
категория (Barry 1965: 173-187). Расчет интересов
действующего лица зависит от сравнительного
преимущества в конкретных контекстах, а не от аб¬
солютного преимущества независимо от его осу¬
ществимости. Интересы должны соотноситься
со структурными ограничениями и конъюктур-
ными возможностями в данных обстоятельствах
и потенциальными балансами между различны¬
ми множествами интересов в различных простран¬
ственно-временных горизонтах. Таким образом,
не делая огульных утверждений о преимуществах
(или недостатках) в целом, необходимо уточнять,
какие аспекты интересов агента получают преиму¬
щество (или, наоборот, теряют его) в каких отно¬
шениях. Более того, в той мере, в какой агенты
участвуют в различных комплексах отношений
или имеют многие субъективности или идентично¬
сти, они могут иметь противоречивые наборы инте¬
ресов. Эти сложности задают рациональное зерно
плюралистических и неоплюралистических иссле¬
дований политического процесса и государствен¬
ной политики ценой игнорирования ограничений,
связанных с конфигурацией данной политической
системы (или государственной системы). Противо¬
речивые интересы могут вести к порочным (или не¬
решаемым) проблемам в выработке стратегии, по¬
литического курса и принятии решений, которые
в отсутствие ясных аксиом или алгоритмов приня¬
тия решений могут вести к прокрастинации, про¬
извольным или случайным решениям (на которых
учатся или нет), взвешиванию голосов, подсчету со¬
195
государство: прошлое, настоящее и будущее
отношения сил, принятию решений с помощью ма¬
нипуляций или в форс-мажорных обстоятельств
либо к поиску новых аксиологических принципов.
В рамках исследования власти как-господства
возможности понимаются как социально структури¬
рованные, а не социально аморфные (или произволь¬
ные). Рассматриваются систематические, институ¬
ционализированные, регулярно воспроизводимые
реципрокные отношения, а не одноразовое и од¬
ностороннее навязывание воли. Власть как господ¬
ство обеспечивает непрерывность общественных от¬
ношений. Поэтому, как отмечает Джеффри Айзек,
«общественные отношения власти это не А, застав¬
ляющий В делать то, что тот в ином случае не де¬
лал бы. Они обычно включают и А, и В, делающих
то, что они обычно делают» (Isaac 1987: 96; стоит от¬
метить сходство с понятием правительности Фуко).
Длительные отношения включают в себя реципрок¬
ные, хотя часто и асимметричные воможности и уяз¬
вимости. Общей парадигмой здесь является гегелев¬
ская диалектика господина и раба, в которой раб за¬
висит от господина, а господин—-от раба (Hegel 1977;
Гегель 2000). Применяемая по отношению к рабству
и капитализму, эта парадигма может разрабатывать¬
ся и в других направлениях. К примеру, некоторые
марксисты связывали ее с классовым господством,
некоторые феминистки —с патриархальным господ¬
ством, а некоторые (глубокие) экологи —с диалекти¬
кой взаимодействия между человеком и природой
(например, Brennan 2007). Она применяется в осо¬
бенности к так называемой эпохе антропоцена, когда
деятельность человека значительно изменила гло¬
бальную эволюцию (ср. Crutzen 2006; Steffen et al.,
2011; критику этих взглядов см. в Moore 2015а, 2015b).
Всесторонний СРП оценивает интересы в катего¬
риях потенциальных результатов, в конкретных си¬
туациях, для конкретных субъектов, интернализо-
вавших конкретные идентичности. Здесь работает
многоуровневая объективно-субъективная диалек¬
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
тика. Во-первых, объективные интересы должны
соотноситься с конкретной субъективностью (чув¬
ством идентичности) индивида или коллектив¬
ного актора, занимающего определенное* место
в данных обстоятельствах, потому, что в данной
ситуации идеальные и материальные интересы ме¬
няются вместе с идентичностью актора. В то время
как идеальные интересы связаны с потусторонни¬
ми заботами (такими как спасение) и символиче¬
скими системами (такими как социальный статус),
материальные интересы связаны с мирскими забо¬
тами и материальными преимуществами. Однако,
как заметил Макс Вебер, многие интересы на самом
деле смешивают идеальные и материальные факто¬
ры (ср. McIntosh 1977 и Swedberg 52003). Этот субъек¬
тивный, имеющий отношение к идентичности ас¬
пект не означает, что социальные акторы не могут
заблуждаться относительно своих интересов. Даже
несмотря на субъективную идентичность в качестве
точки отсчета, интересы объективно укоренены
в общественных отношениях и системах ценностей,
а не зависят целиком и полностью от восприятий
субъекта. Это верно и для идеальных интересов
в той мере, в какой они не являются чисто эксцен¬
тричными, уникальными или аморфными, но свя¬
заны с институционализированными структурами.
Во-вторых, имеет место борьба за переопределе¬
ние или рекомбинацию субъективных идентично¬
стей и связанных с ними объективных интересов
в различных контекстах. Она может включать в себя
переупорядочивание приоритетности идентично¬
стей, ранее принятых акторами, и попытки заставить
их принять новые идентичности, которые часто бу¬
дут нести с собой другие интересы. Эта тема известна
исследователям интерсекционализма, то есть диф¬
ференцированной взаимосвязи классовой, гендер¬
ной, этнической и иных идентичностей. Она также
лежит в основе плюралистических подходов, в рам¬
ках которых имеют место разнообразные идеальные
197
государство: прошлое, настоящее и будущее
и материальные интересы с различными простран¬
ственно-временными горизонтами действия.
Одним словом, значение понятий «власть» и «ин¬
тересы» должно соотноситься с отношениями между
общественными отношениями в конкретных обстоя¬
тельствах. Структурные ограничения— это те эле¬
менты ситуации, которые не могут быть изменены
актором (акторами) в рассматриваемый период време¬
ни и различаются в зависимости от стратегического
местоположения акторов в социальной формации
в целом. Последняя включает в себя сложную иерар¬
хию потенциальных властей, определяемую диапазо¬
ном и определенностью возможностей влиять нате
элементы, которые ограничивают других акторов.
Этот потенциал власти определяется/?я^ Ляс посред¬
ством взаимодействия (стратегических) действий,
осуществляемых этими силами в рамках структур¬
ных ограничений, варьирующих в зависимости от ак¬
тора и действия. Интересы, которые таким образом
испытывают на себе воздействие, тоже должны оце¬
ниваться реляционно. Они зависят от конъюктур-
ных возможностей в данный период, потенциально¬
го соотношения сил и горизонтов действий. Все это
влияет на расчеты политических стратегий для раз¬
личных периодов времени и выдвигает на передний
план важность ситуационного, реляционного подхо¬
да к таким вопросам, как природа государственной
власти (глава 3). Сейчас я намерен проиллюстриро¬
вать эти замечания с помощью примеров, получен¬
ных в ходе усилий марксистских активистов и ис¬
следователей по изучению капиталистических госу¬
дарств и государств в капиталистических обществах.
Государство и классовое господство
Исследователи-марксисты изучают связи между со¬
циальной властью и воспроизводством классово¬
го господства и склонны рассматривать иные виды
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
субъектов, идентичности, антагонизма и господ¬
ства в основном в категориях их возможной значи¬
мости для классового господства или обусловлен¬
ности последним (см. обзоры этих исследований
в Jessop 19852; Barrow 1993; Hirsch 52005; Domhoff
2013). Веберианцы придают равный аналитиче¬
ский вес трем формам господства — классу, стату¬
су и партии. Аналогичной позиции придержива¬
ются интерсекционалистские исследования власти
и господства в отличие от радикального феми¬
низма, который обычно придает наибольшее зна¬
чение патриархальному господству. Напротив,
исследователи-плюралисты и неоплюралисты вы¬
являют огромное множество ресурсов, идентично¬
стей и интересов, которые развертываются таким
множеством образов, потенциально пересекающих¬
ся и уравновешивающих друг друга, что это прак¬
тически исключает возможность долговечных си¬
стем господства. Хотя и марксисты, и веберианцы,
и интерсекционалисты изучают связь между го¬
сударством и классовым господством, они расхо¬
дятся в понимании того, как именно они связаны.
Однако ни одна из этих позиций не реифицирует
различие между государством и классовой властью
таким образом, что (1) государственная власть яв¬
ляется свойством государства в качестве автоном¬
ного субъекта, находящегося за пределами обще¬
ства и над ним и имеющего собственные ресурсы;
(2) классовая власть полностью коренится в эко¬
номике или гражданском обществе; (3) эта резкая
дифференциация между государством и экономи¬
кой или гражданским обществом ведет к усилиям
(обычно имеющим характер игры с нулевой сум¬
мой) агентов одного из них по контролю другого
в ходе внешнего столкновения сил. ’Отвергая в со¬
ответствии с этим все попытки провести разграни¬
чение между властью государства и властью класса
(в качестве как дескриптивных понятий, так и объ¬
яснительных принципов), я не обрасываю такие по¬
199
государство: прошлое, настоящее и будущее
литические категории, как армия или бюрократия.
Я также не отрицаю того, что государства имеют
различные способности к организации и ресурсы,
которые дают им особые преимущества в отправ¬
лении власти. Ключевая идея здесь в том, что го¬
сударственная власть есть опосредованный эффект
меняющегося баланса всех сил в данной ситуации.
Отсюда следует, что государственная власть —это
explanandum (объясняемое), а не объяснительный
принцип (Jessop 1990: 117-118), и когда мы говорим,
что государство или действие государства как буд¬
то бы вызвало определенные последствия, это всего
лишь сокращение (немного вводящее в заблужде¬
ние) для описания более сложного стратегически-
реляционного стечения обстоятельств.
В целом СРП признает, что классовая борь¬
ба может иметь место внутри государства, так же
как и за его пределами, и что агенты государства осу¬
ществляют влияние за рамками его формальных гра¬
ниц, так же как и внутри них. Поэтому, исследуя свя¬
зи между государством и классовой властью, следует
обращать внимание на то, как отправляется государ¬
ственная власть и как она согласуется (или не со¬
гласуется) с конкретными классовыми интереса¬
ми в конкретных обществах, и наоборот. Возможны
самые разнообразные альянсы, смешанные моти¬
вы и амбивалентные результаты, особенно потому,
что классовые силы и классовые интересы не яв¬
ляются единственными факторами, участвующи¬
ми в поддержании социальной базы государствен¬
ной власти, во взаимосвязи государственных проек¬
тов и поддержке гегемонистских видений. На самом
деле гегемония (насколько она вообще имеет место
быть) обеспечивается посредством соединения ши¬
рокого диапазона идентичностей, ориентаций и ин¬
тересов, многие из которых не являются прямо свя¬
занными с классовыми интересами (см. далее).
Это предполагает, что накопление капитала дол¬
жно выполнять две функции при анализе государ¬
200
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
ства в капиталистических обществах: точки отсче¬
та и объяснительного принципа.
• В качестве точки отсчета накопление капитала
создает основу для определения того, в какой
степени отправление государственной власти,
связанное с конкретной формой государства
или режима, действительно отличительным об¬
разом продвигает идеальные или материальные
интересы капитала (или и те и другие одновре¬
менно) по сравнению с властью других клас¬
сов или общественных сил. Позвольте мне здесь
напомнить, что такие интересы не абсолютны,
но реляционны — этот вопрос будет подробнее
рассмотрен ниже. Более того, принятие накопле¬
ния капитала в качестве точки отсчета не требует
того, чтобы акторы, чьи действия служат его вос¬
производству, осознавали это следствие.
• В качестве объяснительного принципа накопле¬
ние капитала может направлять исследования
о том, как форма и ход дифференцированного
накопления и мобилизация классовых сил об¬
условливают и пронизывают форму и действия
государственного аппарата и накладывают пре¬
делы (не определяя полностью) на воздействие
государственного вмешательства (ср. Jessop 1982).
Та же двойственная функция присутствует в ис¬
следованиях соотношения между государственной
властью и другими формами господства, такими
как милитаризм, военная диктатура, апартеид, эт¬
ническая дискриминация, отношения центра и пе¬
риферии, теократия, патриархия или гетеронорма¬
тивность.
Исследователи-марксисты в основном изуча¬
ют четыре взаимосвязанные темы, относящиеся
к господству. Первая касается властных отноше¬
ний как манифестации особого характера или кон¬
фигурации классового господства, а не чисто
201
государство: прошлое, настоящее и будущее
межличностного феномена, не имеющего более
глубоких социальных оснований. Это не предпо¬
лагает, что власть и сопротивление — это заповед¬
ники социальных акторов с отчетливыми классо¬
выми идентичностями и классовыми интересами.
Напротив, данная перспектива предполагает фо¬
кус на релевантности классового подхода для изуче¬
ния различных форм политической системы, поли¬
тического процесса и политики и тому подобного,
а не, допустим, на формах и уровнях классово¬
го самосознания. Такая фокусировка требует экс¬
плицитного обоснования того, почему в конкрет¬
ных обстоятельствах классы значимы (см. ниже).
Во-вторых, марксисты изучают связи (или их от¬
сутствие) между экономическими, политическими
и идеологическими формами классового господ¬
ства. Эта тема вызывает постоянные теоретические
и эмпирические разногласия. Различные подхо¬
ды по-разному выводят классовую власть из обще¬
ственных производственных отношений, контро¬
ля над государством или гегемонии над сердцами
и умами. В-третьих, простые или недогматические
марксисты, к коим я причисляю и себя, отмеча¬
ют, что классовая власть и господство неизбежно
ограниченны, и пытаются объяснить это через про¬
тиворечия и антагонизмы, внутренне присущие
капиталистическим отношениям, или существо¬
вание других форм господства и конкурирующих
принципов организации общества (см. Jessop 1982,
520052, 2013,52014а, 2015а). Простые марксисты обыч¬
но исходят из того, что все формы социальной вла¬
сти, связанные с классовым господством, хрупки,
нестабильны, условны и временны и что продол¬
жение борьбы необходимо для обеспечения клас¬
сового господства, преодоления сопротивления,
натурализации или мистификации классовой вла¬
сти. В-четвертых, интересны стратегии воспроиз¬
водства, сопротивления или свержения классово¬
го господства в конкретный исторический период
202
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
и в конкретных обстоятельствах. Важным аспектом
здесь являются пространственно-временные изме¬
рения стратегии.
Экономическое классовое господство
Способ производства предполагает определен¬
ное сочетание сил и общественных производствен¬
ных отношений. Производительные силы включа¬
ют в себя сырье, средства производства, техниче¬
ское разделение труда в соответствии с имеющимся
сырьем и средствами производства и отношения
взаимозависимости и сотрудничества между непо¬
средственными производителями при обеспечении
работы средств производства. Общественные произ¬
водственные отношения также включают контроль
над распределением ресурсов на различные виды
производственной деятельности и над присвоением
любого результирующего прибавочного продукта;
общественное разделение труда (или распределение
рабочих на различные виды деятельности в рамках
различных производственных единиц); классовые
отношения, основывающиеся на отношениях соб¬
ственности, и форму экономической эксплуатации
(или присвоения прибавочного труда). Эти отноше¬
ния оформляют выбор между имеющимися произ¬
водительными силами и их размещение в процессе
производства, а также порождают структурные про¬
тиворечия, потенциал для классового антагонизма
и стратегические дилеммы.
Капиталистические отношения найма хорошо
иллюстрируют эту ситуацию. Добровольно про¬
давая свою рабочую силу за заработную плату, ра¬
бочие передают контроль над ней капиталисту,
имеющему право на любой прибавочный продукт.
Формально свободный обмен тем самым становится
договорной основой для деспотизма на рабочем ме¬
сте (реализации прерогатив менеджмента) и эконо¬
мической эксплуатации (присвоения прибавочного
203
государство: прошлое, настоящее и будущее
труда). Организация трудового процесса являет¬
ся главным локусом антагонизма между капитали¬
стами и рабочими, а также причиной многих битв,
распространяющихся далеко за пределами рабоче¬
го места. Сопротивление рабочих на рынках труда
и в трудовом процессе показывает, что неравные
общественные отношения производства еще не га¬
рантируют успешного отправления власти. Марк¬
систы также изучают общую организацию процесса
производства и его связи с другими аспектами от¬
ношений капитала. Соответствующие темы иссле¬
дований затрагивают относительную значимость
промышленного или финансового капитала, моно¬
полистический капитал или малые и средние пред¬
приятия, транснациональные или национальные
фирмы и фирмы, заинтересованные в наращивании
доли на внутреннем рынке или в экспорте. В зави¬
симости от этого идеальные и материальные инте¬
ресы капитала будут варьироваться.
Эти замечания относительно экономического
классового господства соотносят со стилизованным
описанием современного государства. Во-первых,
отдельным капиталам запрещено использовать
прямое насилие в трудовом процессе и в конку¬
ренции с другими капиталами; с другой сторо¬
ны, государство защищает частную собственность
и священность контрактов от имени капитала в це¬
лом. Это гарантирует формальные права капита¬
ла управлять трудовым процессом, присваивать
прибавочный труд и заключать контракты с дру¬
гими капиталами. Во-вторых, рациональная ор¬
ганизация капитализма требует свободного наем¬
ного труда, который государство создает путем
участия в ликвидации феодальных привилегий,
поддержки огораживания общинных земель, на¬
казания бродяг и принуждения их идти на рынок
труда. Оно также позволяет рабочим продавать
свою рабочую силу «свободно», обеспечивает усло¬
вия для воспроизводства наемного труда, устанав-
204
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
ливает фабричное законодательство, решает жи¬
лищный вопрос, обеспечивает дешевые продукты
питания и т. д. В-третьих, современное государство
не участвует в прибыльной экономической деятель¬
ности в качестве коммерческой организации — ка¬
питал берет это на себя, оставляя на откуп государ¬
ства экономически и социально необходимые виды
деятельности, которые не приносят прибыли. Эти
виды деятельности различались в различные ис¬
торические эпохи и у различных народов (образ¬
цовое исследование этих различий см. в Offe 1972;
дальнейшее обсуждение этого вопроса см. в Jessop
1982: 78-141). Примечательно, что эти аргументы
также присутствуют в веберовском списке условий,
гарантирующих максимальную формальную рацио¬
нальность капиталистического хозяйства (Weber
1978: Цб-Ч0» 161-166; Вебер 2016: 168-186,
197-203,209-213).
В-четвертых, в качестве налогового государства
(Steuerstaat) современное государство получает свой
основной доход благодаря монополии на налого¬
обложение, по сути, частного экономического по¬
рядка, а не благодаря прибыльному управлению го¬
сударственной или контролируемой государством
собственности (Goldscheid 1976; Schumpeter 1954;
Kratke 1984: 25-26). Его способность собирать нало¬
ги, в свою очередь, базируется на монополии на на¬
силие. Более того, там, где государство полагается
на государственный долг, что является широко рас¬
пространенной в истории практикой, возможность
занимать деньги обеспечивается налоговыми пол¬
номочиями государства.
Эту двойную монополию обычно легитими¬
рует тезис «никаких налогов без представитель¬
ства», который по идее гарантирует, что уровень,
охват и цели налогообложения соответствуют кон¬
цепциям справедливости и хорошего правления,
которых придерживаются отдельные граждане
и другие ключевые силы общества (Kratke 1984: 67;
205
государство: прошлое, настоящее и будущее
Theret 1992: 133). Наряду со своим внутренним су¬
веренитетом и политической легитимностью на¬
логовое государство должно уметь адаптировать
государственный бюджет в его фискальном (до¬
ходном) и расходном измерениях к потребностям
накопления, так же как и к политической леги¬
тимности (O’Connor 1973; Theret 1992; Streeck 2014;
Штрик 2019). Это ограничивает свободу манев¬
ра государства, так как оно постоянно находится
под угрозой удара со стороны производственного
капитала или держателей государственного долга.
Там, где налоговое государство использует полно¬
мочия по налогообложению в будущем в качестве
обеспечения текущих и будущих займов, важную
роль также играют мнения кредиторов и кредит¬
но-рейтинговых агентств. Государства-должники,
особенно обремененные большим внешним дол¬
гом, как правило, стремяться к переговорам о его
списании или отсрочке. Односторонние действия,
даже если они возможны, лишь подрывают доверие
к ним. Проблема осложняется, когда государство
хочет привлечь иностранные инвестиции и сти¬
мулировать местное предпринимательство. Одна¬
ко налоговые льготы, субсидии и тому подобные
меры могут угрожать текущей налоговой базе и ле¬
гитимности государства в глазах налогоплатель¬
щиков. Это укрепляет власть капитала над госу¬
дарством. Поэтому говорят о том, что деятельность
современного государства требует здоровой и ра¬
стущей (или по крайней мере прибыльной) эконо¬
мики, что привязывает политические программы
к экономическим императивам (Offe 1975). Под¬
чиненные классы могут добиться материальных
уступок только в рамках этого ограничения: если
прибыльность под угрозой, уступки придется от¬
менять. В кризисные периоды зависимость государ¬
ства от продолжения частного накопления может
даже усилить могущество капитала там, где альтер¬
нативные экономические воображения слабы и со¬
20б
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
противление дезорганизовано. Но капитал не мо¬
жет бесконечно наращивать свои экономические
преимущества, не подрывая при этом политиче¬
ской легитимности государства, которая в нор¬
мальных условиях требует уважения к верховен¬
ству права и общественному мнению.
Политическое классовое господство
Многие марксисты, которые начинают с экономи¬
ческих основ господства, признают, что политика
тем не менее первичнее, поскольку она имеет ре¬
шающее значение для поддержания, реформиро¬
вания или опрокидывания классовых отношений.
Государство является средоточием не только поли¬
тической власти в узком смысле слова, но и классо¬
вой власти в более общем плане (см. главы 1 и 3; так¬
же см. ниже). Некоторые описания политического
классового господства начинаются с прямой и кос¬
венной роли государства в обеспечении условий эко¬
номического классового господства. Многие выдви¬
гают на первый план его роль в поддержании общей
структурной интеграции и социальной сплоченно¬
сти «общества, разделенного на классы», без чего
противоречия и антагонизмы могли бы провоци¬
ровать революционные кризисы или вести к «взаи-
моуничтожению соперничающих классов» (Магх
and Engels 1976b; Маркс и Энгельс 1957). Важно напо¬
мнить, что угрозы социальной сплоченности коре¬
нятся не только в классовых отношениях—поддер¬
живать социальную сплоченность, не ставя под удар
экономические и внеэкономические условия накоп¬
ления и политического классового господства, весь¬
ма трудно. Успех здесь не гарантирован.
В этом отношении государство в силу различ¬
ных причин приобретает особое значение. Я от¬
мечу лишь три из них. Во-первых, считается, что,
поскольку рыночные силы сами по себе не могут
обеспечить все условия, необходимые для накопле¬
207
государство: прошлое, настоящее и будущее
ния капитала, и подвержены провалам рынка, не¬
обходим некоторый механизм, стоящий за предела¬
ми рынка и над ним, для того чтобы гарантировать
функционирование рынка и компенсировать его
провалы. Во-вторых, экономическая и политиче¬
ская конкуренция между капиталами требует силы,
способной организовывать их коллективные инте¬
ресы и ограничивать любой ущерб, который мо¬
жет нанести одностороннее преследование своих
целей одной группы капиталистических интере¬
сов. В-третьих, государство также необходимо, что¬
бы справляться с множеством разнообразных по¬
следствий экономической эксплуатации в более
широком обществе. Только государственное обес¬
печение достаточной институциональной инте¬
грации и социальной сплоченности гарантирует
условия для рациональных экономических расче¬
тов и a fortiori накопления. Это предположительно
требует суверенного государства, которое относи¬
тельно автономно от частных классовых интересов
(но как было отмечено выше, понятие относитель¬
ной автономии глубоко проблематично) и тем са¬
мым может разрабатывать и продвигать проекты,
основанные на широком общенациональном народ¬
ном интересе. Как такая относительная автономия
функционирует в контексте интернационализации
и транснационализации, это вопрос, в данных кон¬
цептуальных рамках рассматриваемый в категори¬
ях узловых пунктов в глобальных цепях капитала,
связанных с империалистическими государствами,
сетями транснациональной власти и относительно
автономными институтами глобального управле¬
ния (см. главу 8).
Там, где эти экономические стратегии, государ¬
ственные проекты и гегемонистские представле¬
ния с уважением относятся к «решающей функ¬
ции, которую руководящая группа осуществляет
в решающей области экономической деятельности»
(Gramsci 1971: 161 = Q13, §18: 1591; Грамши 1959:149),
208
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
государство помогает обеспечивать и экономиче¬
ское, и политическое классовое господство. Счита¬
ется, что это чаще встречается в буржуазных демо¬
кратиях, чем в диктаторских режимах, благодаря
роли первых в мистификации классовой власти
и облегчении гибкой реорганизации властных от¬
ношений в ответ на меняющиеся условия (см. так¬
же главы з и 9).
Маркс утверждал, что форма политической органи¬
зации соответствует форме экономической организации
(Магх 1967: 791; Маркс 1962: 354)- Поэтому экономи¬
ческий порядок, основанный на частной собствен¬
ности, отношениях наемного труда и ориентиро¬
ванного на прибыль, опосредованного рынком
обмена, выглядит вполне подходящим или соот¬
ветствующим политическому порядку, основанно¬
му на верховенстве права, равенстве перед законом
и едином суверенном государстве. Этим подчер¬
кивается «формальное соответствие» буржуазной
демократии консолидированному, ориентирован¬
ному на прибыль, опосредованному рынком ка¬
питализму, так как в либерально-демократических
государствах свободе экономических акторов участ¬
вовать в обмене (свободе, подрываемой деспотиз¬
мом управленцев в трудовом процессе) соответству¬
ет политическая свобода граждан при верховенстве
права (свободе, подрываемой подчинением госу¬
дарства логике капитала). Поэтому класс не при¬
сутствует в качестве явного организующего прин¬
ципа капиталистического типа государства — нет
ни юридической монополии, ни исключительной
принадлежности политической власти господ¬
ствующему классу, члены или представители кото¬
рого должны соперничать за власть на формально
равных условиях с членами или представителями
подчиненных классов; это ключевой момент в ана¬
лизе нормального капиталистического государства,
осуществленном Евгением Пашуканисом (Pashuka-
nis 1978; Пашуканис 1985). Это способствует сгла¬
209
государство: прошлое, настоящее и будущее
живанию антагонистических классовых интересов
в политической борьбе в пользу переговоров от¬
носительно экономическо-корпоративных или не-
классовых интересов.
В этом контексте экономическая борьба обыч¬
но проходит в рамках логики рынка (то есть во¬
круг заработной платы, рабочего времени, усло¬
вий труда, цен), а политическая борьба обычно
проходит в рамках логики представительного го¬
сударства, на основе верховенства права (то есть
она ориентируется на конкурирующие определе¬
ния национального интереса и стремится прими¬
рить частные интересы граждан и собственников
с «иллюзорным» общим интересом). В более ши¬
роких категориях важной частью борьбы вокруг
классового господства является поддержание фе¬
тишизированного разделения экономической и по¬
литической сфер и связанных с ними битв по край¬
ней мере для подчиненных классов. Тем не менее
не все государства в капиталистических обществах
имеют эту якобы соответствующую форму (см. раз¬
дел о пределах анализа форм в данной главе, а так¬
же главу 9). К тому же формальное соответствие
не гарантирует вещественного соответствия, ины¬
ми словами, для того чтобы либеральная демокра¬
тия всегда и везде обеспечивала внеэкономические
условия для продолжения накопления (см. Abrams
1988; Barrow 1993; Gramsci 1971; Грамши 1959; Marx
1978а, 1978b; Маркс 1956,1957; Moore 1957; Offe 1983;
Poulantzas 1978).
Это исследование подчеркивает специфику госу¬
дарства как арены политической борьбы в противо¬
положность его специфике как арены борьбы эко¬
номических классов. Отделение экономического
и политического порядков исключает прямой изо¬
морфизм между экономическими классовыми от¬
ношениями и отношениями между политическими
категориями. Более того, легитимность современ¬
ного государства исчезла бы, если бы государство
210
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
безропотно служило непосредственным экономи¬
ческим интересам господствующего класса (клас¬
сов). Оно должно обладать некоторым аппаратным
единством и автономией для того, чтобы организо¬
вывать гегемонию (см. главу 3). Только тогда оно
может навязывать господствующему классу (клас¬
сам) экономические жертвы в краткосрочном плане
для обеспечения их долгосрочного политического гос-
подства. Интеллектуалы и идеологическая классо¬
вая борьба играют здесь решающую роль, поскольку
все общественные отношения в капиталистиче¬
ских обществах представляются как отношения со¬
гласия, подкрепленного по необходимости обра¬
щением к легитимному насилию (см. следующий
раздел). Это касается не только политических от¬
ношений между господствующими и подчиненны¬
ми классами, но и отношений между различными
фракциями господствующего класса (классов). Раз¬
нообразие интересов требует работы по их страте¬
гическому согласованию, чтобы единый властный
блок мог возникнуть и оставаться относительно
стабильным. Это может происходить при гегемо¬
нии одной фракции капитала, но такая гегемо¬
ния, в свою очередь, зависит от работы интеллек¬
туалов, высших капиталистических ассоциаций,
естественных правящих партий и даже государ¬
ственных управленцев (см., например, Gramsci 1971;
Грамши 1959, 1991; Poulantzas 1973; Portelli 1972; van
Apeldoorn 2002).
Связи между классовыми и политическими от¬
ношениями зависят от преобладающего баланса
сил, сориентированных на отправление государ¬
ственной власти в более широкой общественной
формации. Это снова ставит вопрос об относитель¬
ной автономии. Маркс обращался к нему в своем
анализе исключительной автономии преторианско¬
го режима Луи Бонапарта, который, основывался
на «господстве обнаженной сабли» и больше опи¬
рался на бооооо штыков, чем на поддержку наро¬
211
государство: прошлое, настоящее и будущее
да (Магх 1986: 848; Маркс 1958: 412). Он объяснял
этот вопрос не через родовые характеристики капи¬
талистического типа государства, а через преврат¬
ности классовой борьбы. Так, говоря о буржуазии,
он заметил, что «для сохранения в целостности
ее социальной власти должна быть сломлена ее
политическая власть... для спасения ее кошелька
с нее должна быть сорвана корона» (Marx 1978b: 143;
Маркс 1957:1^1)- Это замечание основывается на бо¬
лее раннем утверждении Маркса в его «Классо¬
вой борьбе во Франции с 1848 по 1850 г.» (впервые
опубликованной в 1850 г.) о том, что фундамен¬
тальное противоречие лежит в сердце демократи¬
ческой конституции. В то время как избирательное
право дарует политическую власть классам, для со¬
хранения социального рабства которых и разра¬
ботана конституция, социальная власть буржуа¬
зии поддерживается конституционной гарантией
прав частной собственности, которая выгодна в ос¬
новном господствующим классам (Магх 1978а: 77;
Маркс 1956: 41). Одним словом, стабильность ли¬
беральных буржуазных демократий зависит от са¬
моограничения в том вопросе, который политиче¬
ские силы могут сделать вопросом политики. Если
необходимый компромисс внутри властного бло¬
ка и между господствующими и подчиненными
классами рушится, всегда возникает юридическая
или фактическая возможность объявить чрезвычай¬
ное экономическое или политическое положение,
приостановить верховенство права и ограничить
формы, собрания, пространства и методы выраже¬
ния политического сопротивления. Тогда провоз¬
глашаемые требования национальной безопасно¬
сти и экономического восстановления берут верх
над нормальным демократическим политическим
процессом (см. главу 9).
Важность отделения экономической сферы
от политической также объясняет, почему Маркс
редко прибегает к непосредственно экономической
212
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
аргументации при объяснении развития конкрет¬
ных политических режимов или содержания кон¬
кретных мер государственной политики. Все дело
в том, что специфика обоих зависит от конкретной
динамики политической борьбы, а не от непосред¬
ственных экономических обстоятельств. Этот мо¬
мент также подчеркивал Грамши:
Требование (изображаемое как основной посту¬
лат исторического материализма) представлять
и истолковывать любое колебание в сфере поли¬
тики и идеологии как непосредственное выраже¬
ние [экономического] базиса следует подвергнуть
критике в теоретическом плане как проявление
примитивного инфантилизма, а в качестве прак¬
тического аргумента противопоставить ему дея¬
тельность самого Маркса как автора трудов по кон¬
кретным политическим и историческим вопросам
(Gramsci 1971: 407 = Q7, § 24: 869; Грамши 1991:125).
В этом контексте Грамши отмечал, что (1) разви¬
тие политических режимов включает в себя то,
что, следуя эволюционным принципам, можно
назвать принципами изменчивости, отбора и со¬
хранения (и такие принципы, настаивал он, де¬
лают затруднительным анализ в реальном време¬
ни долгосрочной важности нынешних тенденций
и контртенденций); (2) ошибки в стратегических
и тактических расчетах являются обычным делом,
ведушим к обучению методом проб и ошибок, ча¬
сто направляемым кризисами и облегчаемым игрой
сил; (3) многие политические действия происхо¬
дят из организационных необходимостей, связан¬
ных с сохранением единства партии или государ¬
ства, а не с классовыми интересами (Gramsci 1971:
407-409 = 0,7, §24: 869-871; Грамши'1991: 125). Од-
ним словом, политический процесс нельзя напря¬
мую выводить из меняющихся экономических об¬
стоятельств, экономических кризисов, лежащих
в основе противоречий, и тому подобного.
214
государство: прошлое, настоящее и будущее
Идеологическое классовое господство
В «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс (Marx
and Engels 1976а; Маркс и Энгельс 1955) указывали
на идеологическое классовое господство, когда пи¬
сали, что «мысли господствующего класса являются
в каждую эпоху господствующими мыслями», и свя¬
зывали этот принцип с контролем над средствами
интеллектуального производства со стороны пра¬
вящего класса. Маркс и Энгельс анализировали
идеологическое классовое господство в несколь¬
ких ракурсах — начиная от мистифицирующего
воздействия товарного фетишизма и индивидуали¬
зированного мироощущения, порождаемого поли¬
тическими формами, такими как гражданство, и за¬
канчивая борьбой за сердца и умы в гражданском
обществе. Второй из этих ракурсов выявляет осо¬
бое влияние формы государства на идеологическое
господство — влияние, аналогичное воздействию
товарного фетишизма (см. предыдущий раздел).
Интерес марксистов к идеологическому классово¬
му господству усилился в связи с подъемом демо¬
кратии и массовой политики в конце XIX в. и с ра¬
стущей важностью средств массовой информации
и массовой культуры в XX в. Оно стало важной
темой так называемого западного марксизма (по¬
лезные обзоры см. в Anderson 1976; Андерсон 1991;
Kellner 2005; Therborn 2010; о различных подходах
к идеологии см. в Rehmann 2013).
Вдохновителем здесь, как это уже не раз отмеча¬
лось, был Антонио Грамши. Его главным проектом
была разработка самостоятельной марксистской
науки о политических процессах в капиталисти¬
ческом обществе, различных типах государства
и политического процесса и выявление условий
для социальной революции. Больше всего его вол¬
новали особенности политической ситуации на За¬
паде (в Западной Европе, Соединенных Штатах).
В этом контексте он фокусировался на перспекти¬
214
вах революции и стратегиях, которые подошли бы
для Запада в противоположность Востоку (то есть
царской России и другим государствам Восточ¬
ной Европы). Он начинал свой анализ не с при¬
вычной [ленинской] триады «территория — аппа¬
рат — население» отчасти потому, что Италия все
еще была формирующимся национальным госу¬
дарством и во многих отношениях несостоявшим-
ся государством. Он также выходил за рамки вебе¬
ровского интереса к императивной координации,
осуществляемой рационально организованным
административным аппаратом, и ленинского све¬
дения государства к преимущественно репрессив¬
ному аппарату. В узком смысле слова он отождест¬
влял государство с политико-правовым аппаратом,
конституционными и институциональными харак¬
теристиками власти, ее формальными процедура¬
ми принятия решений и его политикой в целом.
Но обычно он сосредоточивал внимание на «госу¬
дарстве в его инклюзивном смысле» (то есть инте¬
гральном государстве) как «политическом обществе
+ гражданском обществе» (Gramsci 1971: 263 = Q6,
§88: 763-764; Грамши 1991: 247). В этом контексте
он также определял государство как «весь комплекс
практических и теоретических видов деятельно¬
сти, при помощи которой правящий класс не толь¬
ко оправдывает и поддерживает свое господство,
но и ухитряется завоевать активное согласие тех,
кем он правит» (Gramsci 1971: 244 = Q15, § 10: 1765).
Этот подход сбрасывает с трона государство, децен¬
трализует его в качестве основного фокуса исследо¬
вания и делает его основой формы классового гос¬
подства, тем самым уменьшая риск фетишизации
государственного аппарата или его отделения и ис¬
ключения из более широкого обшества.
Грамши выявил две основные формы классово¬
го господства: силу (использование репрессивного
аппарата для приведения народных масс к подчи¬
нению и соответствию требованиям того или ино¬
государство: прошлое, настоящее и будущее
го способа производства) и гегемонию (успешную
мобилизацию и воспроизводство правящим клас¬
сом «активного согласия» подчиненных групп че¬
рез применение его политического, интеллектуаль¬
ного и морального лидерства, ориентированного
на «коллективную волю» или «национально-на¬
родный» консенсус). Сила не отождествляется ис¬
ключительно С государством (например, Грамши
отмечал роль фашистских военизированных терро¬
ристических формирований), а гегемония —с гра¬
жданским обществом (политико-правовой аппарат
имеет также и этико-политические функции). В це¬
лом Грамши утверждал, что капиталистическое го¬
сударство должно рассматриваться не как в своей
основе аппарат насилия, но как институциональ¬
ный ансамбль, базирующийся на меняющейся
от случая к случаю смеси из принуждения, мо¬
шенничества и коррупции, пассивной революции
и активного согласия. Более того, вместо того что¬
бы трактовать конкретные институты и аппараты
как технические средства власти, он изучал их со¬
циальные основы и подчеркивал то, как связи го¬
сударственной власти с экономической системой
и гражданским обществом придают ей определен¬
ную форму (ср. с главой 3).
Рассматривая идеологическое классовое гос¬
подство, Грамши изучал идеологию как систему
идей: мировоззрение, проявляющееся во многих
аспектах индивидуальной и коллективной жизни
и превращающееся в соответствующие правила по¬
ведения. Особо заслуживают упоминания три ар¬
гумента. Во-первых, он утверждал, что этико-по¬
литические идеи являются ключевыми элементами
в ходе взаимного оформления -экономического ба¬
зиса, политико-правовой надстройки и морально¬
го и интеллектуального поля. Понятие историче¬
ского блока означало результирующее структурное
единство общественной формации. Грамши изучал
то, как оно создается и консолидируется посред¬
216
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
ством особых интеллектуальных, моральных и по¬
литических практик, преобразующих узкие секто¬
ральные, профессиональные или местные интересы
в более широкие «этико-политические» интересы
(Gramsci 1971: 366-367 = Q10, II, §6i; Грамши 1959:
59-60). Этико-политические практики не только
совместно конституируют экономические структу¬
ры, но и придают им их общее обоснование и ле¬
гитимность (например, посредством буржуаз¬
ных понятий прав собственности, свободы обмена
и экономической справедливости). Во-вторых, «ге-
гемонистский блок» Грамши трактовал как долго¬
временный альянс классовых сил, организованных
классом (или фракцией класса), доказавший спо¬
собность осуществлять руководство подчиненными
группами, так же как и среди господствующих клас¬
сов. Он также полагал, что ключевую роль в этом
играют «органические интеллектуалы», то есть ин¬
теллектуалы с органической связью с правящим
или подчиненными классами, способными артику¬
лировать гегемонистские проекты, выражающие их
соответствующие долгосрочные интересы в катего¬
риях национально-народного.
В-третьих, в этом контексте Грамши также раз¬
личал произвольные и исторически «органические»
идеологии. Идеологии или, как я предпочел бы их
сначала называть, воображения (см. следующий раз¬
дел о социальных воображениях и критике идео¬
логий) могут быть сконструированы в терминах
стратегий накопления, государственных проектов
и гегемонистских представлений (см. главу 3). «Про¬
извольные идеологии» или проекты —это уникаль¬
ные, своеобразные спекуляции, мало (если вообще)
связанные с реальностью и предлагающие альтерна¬
тивные варианты будущего, недостижимые в данных
обстоятельствах. Напротив, «органические идео¬
логии» материально адекватны, отождествляются
с тем, что существует in potentia (то есть может быть
реализовано в данном пространственно-времен¬
217
государство: прошлое, настоящее и будущее
ном горизонте действия), и очерчивают надлежа¬
щие стратегические шаги к осуществлению этих воз¬
можностей на практике. Как таковые они помогают
укрепить идеологическое единство всего социально¬
го блока на уровне блока власти и, что немаловаж¬
но, значительных сегментов подчиненных групп.
Сочленение экономического,
политического и идеологического
господства
Приведенные выше аргументы свидетельствуют
о возможности некогерентности различных форм
классового господства (условно говоря, экономи¬
ческого, политического и идеологического). Каж¬
дая из них имеет свои особые социальные формы,
логику действий и по-своему материально инсти-
туционализована. Однако общее единство обще¬
ственной формации, сколь бы маловероятным
оно ни было, зависит от малой доли институцио¬
нальной и идейной согласованности между эти¬
ми порядками. Последняя вовсе не предполагает
изоморфизма или консенсуса в рамках всего об¬
щества. Институциональная комплементарность
и некоторое самоограничение общественных сил
во избежание вредоносных эффектов для других
сил, от которых они зависят (и их ответного уда¬
ра в результате), часто куда более важны. Более
того, как отмечал Грамши, в капиталистических об¬
ществах гегемония должна иметь решающую эко¬
номическую область (Gramsci 1971: 161 = Q13, §18:
1591; Грамши 1959: 149)- Таким образом, то, как от¬
ношения между экономическим, политическим
и идеологическим господством зависят от основ
конкретных форм господства и стратегий, консо¬
лидирующих (или подрывающих) эти селективно¬
сти, требует исследования сквозь призму стратеги-
чески-реляционного подхода.
218
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
Я собираюсь сделать это в два этапа. Сначала
я представлю формально-аналитическое описание
институционального соответствия между капита¬
листической экономикой, политико-правовой фор¬
мой государства и следствиями этого соответствия
для политической практики. На втором этапе
я продемонстрирую, что эти комплементарности
не гарантируют стратегической целостности эко¬
номического, политического и социального поряд¬
ков. Такая целостность требует чего-то большего,
а именно конкретных экономических, политиче¬
ских и социальных стратегий. Поэтому на втором
этапе исследуется то, что предполагают эти стра¬
тегии и как они вырабатываются, консолидируют¬
ся и институционализируются.
В табл. 4.1 представлены шесть ключевых фор¬
мальных характеристик государства капиталисти¬
ческого типа, начиная с базового институциональ¬
ного отделения экономики как ориентированной
на прибыль, опосредованной рынком, социально
отделенной сферы деятельности, а также и поли¬
тической системы, рассматриваемой как опосредо¬
ванная политикой и правом и социально отделен¬
ная сфера политической деятельности, ориентиро¬
ванная на достижение коллективных целей. Первая
колонка определяет важные аспекты сочленения
экономики и государства при капитализме, отра¬
женные в их разделении в рамках единства. Исполь¬
зование этого понятия обозначает, что это разде¬
ление реально, но в случае реификации также ил¬
люзорно, поскольку оно является частью большей
социальной тотальности, тенденциозно организо¬
ванной в тени ориентированного на прибыль, опо¬
средованного рынком накопления й качестве гос¬
подствующего принципа социальной организа¬
ции. Эта разделенность в единстве основывается
на капиталистических отношениях, а также спо¬
собствует их воспроизводству. Более того, отдель¬
ные экономические и политические системы имеют
910
220
ТАБЛИЦА 4.1. Некоторые ключевые характеристики капиталистического типа государства
Сочленение экономики и государства
при капитализме
Институциональное отделение рыноч¬
ной экономики, суверенного государ¬
ства и публичной сферы (гражданско¬
го общества), находящейся вне рынка
и государства
Легитимные или конституционные притя¬
зания на монополию организованного на¬
силия в пределах территории, контроли¬
руемой государством
Роль легальности в легитимации государ¬
ства и его деятельности
«Налоговое государство»: государство
получает доходы в основном от налогов
на экономических акторов и их деятель¬
ность и займов, ссужаемых рыночными
акторами
Государство не обладает собственностью
для производства товаров и услуг для соб¬
ственного употребления и/или продажи
в целях получения прибыли и поддержа¬
ния себя и своей деятельности
Способность собирать налоги зависит
от правовых полномочий и способности
к принуждению
Последствия для экономики и классовых
отношений
Экономика организована под властью капита¬
листического закона стоимости, опосредован¬
ного конкуренцией между капиталами и эконо¬
мической классовой борьбой
Насилие исключено из непосредственной ор¬
ганизации трудового процесса. Форма стоимо¬
сти и рыночные силы, а не насилие оформляют
траекторию накопления капитала
Налоги вычитаются из частных доходов,
но могут использоваться для создания пуб¬
личных благ, считающихся насущно важными
для рыночной экономики и/или социальной
сплоченности
Буржуазная форма налогов: налоги представ¬
ляют собой общий вклад в доходы государства
и взимаются на постояной основе, которую го¬
сударство может свободно применять для вы¬
полнения правомерных задач. Они не должны
быть особыми налогами ad hoc, взимаемыми
для конкретных задач
Последствия для государства и политическо¬
го процесса
Raison d’Stat*, специализированная полити¬
ческая рациональность, отличная как от ры¬
ночной логики прибыли и потерь, так
и от религиозных, моральных или этических
принципов
Специализированные военно-полицейские
органы подлежат конституционному контро¬
лю. Сила выполняет не только репрессив¬
ные, но и идеологические функции
Подданные государства на его территории
имеют общую обязанность платить налоги
независимо от того, одобряют они конкрет¬
ные действия государства или нет
Государственные бумажные деньги являются
платежным средством для государственных
налогов и поэтому более широко циркулиру¬
ют в национальном пространстве (и, возмож¬
но, за его пределами)
Способность осуществлять налогообложение
действует как гарантия выплаты суверенно¬
го долга
Налоги как один из первых предметов клас¬
совой борьбы
155
Специализированный административный
персонал со своими каналами рекрути¬
рования и подготовки и отличительным
Ssprit de corps
Этот персонал подчиняется главе испол¬
нительной власти. Он составляет социаль¬
ную категорию, внутренне разделенную
по рыночным и статусным позициям
Государство основывается на верховенстве
права, которое в идеале включает разделе¬
ние между частным, административным
и публичным правом
Нет формальной монополии политической
власти в руках господствующего эконо¬
мического класса (классов): равенство пе¬
ред законом является ключевым правовым
принципом
Международное право регулирует отно¬
шения между государствами
Формально суверенное государство с от¬
дельной и суверенной территорией, в пре¬
делах которой оно формально обладает
свободой дейсувий без вмешательства дру¬
гих государств
Содержательно государства ограничены
в осуществлении суверенитета балансом
международных сил *Государство занимает особое место в общем
разделении физического и умственного труда.
Чиновники и политический класс специализи¬
руются в интеллектуальном труде с характер¬
ной тесной связью между их специализирован¬
ным знанием и их властью
Знание и информация становятся важной осно¬
вой возможностей государства
Экономические агенты являются формально
свободными и равными владельцами товаров,
включая рабочую силу
Частное право развилось на основе прав соб¬
ственности и договорного права
Государство играет ключевую роль в обеспече¬
нии внешних условий экономического обмена
и получения частных прибылей
Официальный дискурс ш рает ключевую
роль в отправлении государственной власти.
Публичные и частные интеллектуалы фор¬
мулируют государственные и гегемонист-
ские проекты, определяющие национальный
или «национально-народный» интерес
Государство выстраивает легитимность, от¬
ражая национальный или «национально-на¬
родный» интерес
Формальными подданными государства яв¬
ляются индивиды, наделенные правами гра¬
жданства, а не феодальные сословия или кол¬
лективно организованные группы произво¬
дителей или клдссы. Борьба за расширение
и защиту этих прав играет ключевую роль
в расширении деятельности государства
Публичное право организова¬
но на основе разграничений инди¬
вид — государство, публичное — частное
и национальное — международное
В идеале государство признается другими го¬
сударствами как суверенное на своей терри¬
тории, но иногда территориальную целост¬
ность приходится защищать силой
Политическое и военное соперничество об¬
условлено силой национальной экономики
Между экономикой как абстрактным «про¬
странством потоков» мирового рынка и эконо¬
микой как суммой локализованных видов дея¬
тельности с неизбежно политически сверх-
детерминированным характером существует
напряженность
Отдельные капиталы в ходе мировой конкурен¬
ции могут искать поддержки у своих государств
* Raison d’dtat здесь относится к особым способам расчетов, коренящимся в воспроизводстве государства в его узком смысле слова,
и к условиям реализации государственных проектов; здесь это понятие не используется в ограниченном смысле одного из не¬
скольких принципов репрезентации, как это было в главе 3.
Источник: Jessop 2002: 38-39.
государство: прошлое, настоящее и будущее
свои операциональные логики, пространственно-
временные динамики, способы расчетов и связан¬
ные с этим практики, которые не только отделены
друг от друга, но и могут развиваться противопо¬
ложным образом. Эти две системы также взаимо¬
зависимы, структурно связаны и совместно эволю¬
ционируют.
Вторая колонка определяет некоторые следствия
этого институционального отделения для классо¬
вых отношений и общей динамики капиталистиче¬
ской экономики, которая при данном разделении
основывается на ориентированном на прибыль,
опосредованном рынком накоплении (о политическом
капитализме см. главу 8).
Третья колонка представляет результаты ана¬
логичных действий для государственного аппара¬
та, государственной власти, форм политического
процесса и господства политического класса. Во¬
просы, освещаемые во второй и третьей колонках,
крайне важны для анализа структурной власти ка¬
питала и классового господства. Таблица в целом
демонстрирует эвристический потенциал формаль¬
ного анализа.
Со стратегически-реляционной точки зрения та¬
кая разновидность анализа форм объясняет не толь¬
ко формальное устройство и формальную адекват¬
ность данного типа государства или режима, но и его
ключевую роль как источника стратегической селек¬
тивности или тенденций, благоприятных для того
или иного социального актора, идентичности, инте¬
ресов, пространственно-временных горизонтов дей¬
ствий, стратегий и т. д. Стратегически-реляционный
анализ также постулирует, что форма, а не следую¬
щая из нее функция может делать это проблематич¬
ным (Jessop 1982). Это одна причина того, почему
анализ форм может применяться (1) для рассмо¬
трения проблем, встающих перед различными со¬
циальными силами, преследующими свои интере¬
сы на стратегически селективном пространстве, со¬
222
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
стоящем из конкретного набора или ансамбля форм,
и (2) выявления потенциальных точек кризиса вну¬
три государственной системы и в ходе реализации
государственной власти (см. главы 2, 3, 8, 9).
Однако, как было отмечено в главе 2, государ¬
ство полиморфно. Ориентированное на прибыль,
опосредованное рынком накопление есть лишь
одна из нескольких альтернативных ориента¬
ций на прибыль (ср. Weber 1961, 1978; Вебер 2016,
2018; см. также главу 8), и в дополнение к этому
существуют другие принципы организации обще¬
ства помимо дифференцированного накопления.
То, какой принцип доминирует, может повлиять
на форму и воздействие государственной власти
и само по себе зависит от соотношения сил, моби¬
лизуемых для различных проектов. Так что нет ни¬
какой гарантии того, что современное государство
будет всегда (или когда-либо) преимущественно
капиталистическим по своему характеру, и даже
там, где представители капитала и капиталистиче¬
ская рациональность глубоко встроены в его орга¬
низационную матрицу, государственные проекты
обычно принимают во внимание другие функцио¬
нальные требования, а также гражданское обще¬
ство для того, чтобы способствовать институцио¬
нальной интеграции и социальной сплоченности
в пределах территории государства.
Специфика ориентированного на прибыль, опо¬
средованного рынком накопления капитала проис¬
текает из его характера обобществленного товар¬
ного производства и, следовательно, из господства
формы стоимости. Последняя объединяет в себе
несколько взаимосвязанных элементов, органи¬
чески соединенных в качестве различных момен¬
тов общего воспроизводства отношения капитала.
Они включают такие формы, как товар, заработная
плата, деньги, цены, налоги, прибыли предприя¬
тия, процент, рента и т.д. В своем единстве в каче¬
стве взаимосвязанных элементов формы стоимости
223
государство: прошлое, настоящее и будущее
эти моменты определяют параметры накопления
и то, какого рода экономические кризисы могут
развиваться при капитализме. Но господство фор¬
мы стоимости не детерминирует полностью пути
накопления капитала. Накопление зависит от спо¬
собности капитала устанавливать цену наемного
труда и, следовательно, от борьбы, в которой ме¬
няющееся соотношение сил формируется многи¬
ми факторами за пределами формы стоимости.
Различные моменты формы стоимости (см. выше)
имеют лишь формальное единство, то есть объеди¬
нены лишь в качестве форм выражения обобщенно¬
го товарного производства. Субстанциальное един¬
ство и продолжающееся воспроизводство оборота
капитала зависят от успешной координации его
различных моментов в рамках формы стоимости.
Она достигается post hoc и анархическим образом:
оборот может прерваться во многих точках. Глав¬
ной трудностью в исследовании конструирования
и последующей репрезентации интересов капита¬
ла является их неопределенность. Если субстанцио¬
нальное единство и курс капиталистических эконо¬
мик не определены, как можно установить, в чем
интересы капитала?
В абстрактном плане эти интересы включают
воспроизводство формы стоимости (обобщенно¬
го товарного производства) наряду с ее различ¬
ными внешними условиями существования. Это
имплицитно содержится в определении капита¬
лизма и может казаться тавтологией. Однако даже
на этом уровне абстракции трудно дать содержа¬
тельное наполнение этой отчетливой тавтологии,
даже на уровне капитала в целом, не говоря уже
об отдельных капиталах. Интересы капитала в це¬
лом состоят в воспроизводстве противоречивой,
дилеммной, амбивалентной и недостаточно опре¬
деленной связи стоимостных и нестоимостных
форм, благоприятных для продолжения накопле¬
ния в мировом масштабе. Эта связь всегда является
224
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
оспариваемой, временной и нестабильной, особен¬
но если распространять анализ торговли на сво¬
бодных рынках и рациональной организации ка¬
питалистического производства (рационального
капитализма) так, чтобы он включал различные
виды политического капитализма, так же как и фи¬
нансовые спекуляции и традиционный торговый
капитализм, и их сочленение на мировом рынке
(см. главу 8). Капитал в целом, обозначающий здесь
общий оборот капитала, рассматриваемого отдель¬
но от частных капиталов, является реальной струк¬
турой с реальными последствиями. Ему, однако,
не хватает субъектности и способности к расчету,
которые могут проявлять лишь частные капита¬
лы. Таким образом, капитал в целом как объектив¬
ная структура-и-процесс и частные капиталы взаи¬
мозависимы. Первый не может воспроизводиться
без деятельности частных капиталов, последние
не могут функционировать вне экономической свя¬
зи, формируемой оборотом капитала. Но воспроиз¬
водство капитала в целом требует только некоторого
варьирующегося от случая к случаю подмножества
отдельных капиталов, возможно даже, что его вы¬
живание потребует банкротства, обесценивания
или поглощения других капиталов.
В целом отношение капитала есть недостаточно
детерминированное пространство, на котором раз¬
нообразные акторы с разнообразными интересами
соперничают, преследуя конкурирующие стратегии
накопления, которые могут различным и потенци¬
ально противоречивым и конфликтным образом
урегулировать напряженность между —перефрази¬
руя рассуждения Руссо о политической экономии
(Rousseau 1758; см. также Rousseau 1792; Руссо 1969а,
19696; Foisneau 2010) — интегративной «общей во¬
лей» и погоней за частным интересом, которая мо¬
жет вылиться в непоследовательную «волю всех».
Существуют три пути достижения такой неполной,
временной и нестабильной «общей воли».
225
государство: прошлое, настоящее и будущее
Первый — благодаря возникшему анархически со¬
впадению общей воли с интересами наиболее могу¬
щественных фракций капитала, навязывающих ее
другим фракциям посредством негативной или по¬
зитивной координации (см. главу 7). Этот путь осо¬
бенно маловероятен, поскольку потребности капи¬
тала в целом не являются абсолютно прозрачными
и, вероятно, лучше всего удовлетворяются различ¬
ными частными капиталами в различное время,
в различных отношениях и в различных обстоя¬
тельствах.
Вторая возможность заключается в том, что по¬
явится реальный коллективный капиталистический
актор, представляющий интересы капитала в целом
не только риторически, но и на практике. Финансо¬
вый капитал, Бильдербергская группа, Трехсторон¬
няя комиссия, Европейский круглый стол промыш¬
ленников, Американская торговая палата, Всемир¬
ный экономический форум в числе групп, форумов
или ассоциаций, стремящихся к этой роли или же
приписываемой им (примеры см., соответственно,
в Hilferding 2007; Гильфердинг 2004; Estulin 2007;
Gill 1991; van Apeldoorn 2002; Rupert and Solomon
2006; Marshall 2015). И все же существует много кон-
курирующих ассоциаций, организаций, мозговых
центров и стратегических форумов, стремящихся
агрегировать и артикулировать капиталистические
интересы в различных экономических стратегиях.
Они также разобщены многими другими простран¬
ственно-временными интересами, особенно когда
этот аспект рассматривается с точки зрения миро¬
вого рынка, а не относительно закрытых националь¬
ных экономик. Одним словом, в отсутствие сильного
стратегического уклона в общей артикуляции госу¬
дарственной системы, благоприятствующей капита¬
лу в целом в мировом масштабе, они воспроизводят
плюралистическую капиталистическую «волю всех».
Третья, еще менее вероятная возможность за¬
ключается в том, что некий орган за пределами
226
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
оборота капитала мог бы действовать во имя капи¬
тала и навязывать «общую волю» реальным капи¬
талистам. Эта роль часто приписывается государ¬
ству. Она потребовала бы от государства (или его
эквивалента) быть структурированным таким обра¬
зом, чтобы противоречащие друг другу требования
частных капиталов могли агрегироваться и посред¬
ством его деятельности и становиться совмести¬
мыми с потребностями капитала в целом. Однако,
как было отмечено, государство имеет собственные
интересы, воспроизводя себя как политико-право¬
вой аппарат и легитимируя свою власть выдвиже¬
нием государственных проектов и гегемонистских
видений, которые не очевидно служат непосред¬
ственным интересам капитала.
Все три решения выглядят еще менее вероятны¬
ми, если учесть многочисленные трудности, свя¬
занные с определением текущих —не говоря о бу¬
дущих — интересов капитала в целом как точки
отсчета для установления общей — в противопо¬
ложность частной — классовой значимости данных
стратегий, проектов и представлений. При всем
сказанном четыре допущения могут сделать зада¬
чу более достижимой. Это, во-первых, то, что нет
никакой внутренней направленности накопле¬
ния (Postone 1993) —его ход зависит от прошлых
и настоящих гегемонистских или доминирующих
стратегий и их взаимодействия с мировым рын¬
ком. Во-вторых, стратегии совместно составляют¬
ся классовыми интересами и альянсами с тем ре¬
зультатом, что они могут ориентировать действия
в ситуациях неопределенности, кризиса или пере¬
ходного периода, и если они совместимы с общей
логикой капитала, то могут давать направление.
В-третьих, непростое взаимодействие на благопри¬
ятном стратегическом пространстве есть наиболее
вероятное средство, при помощи которого будут
обнаружены возможные интересы капитала в це¬
лом и частных капиталов (об этом третьем моменте
227
государство: прошлое, настоящее и будущее
см. Clarke 1977). И в-четвертых, кризисы дают меха¬
низм управления, показывающий, где пренебрег¬
ли важнейшими интересами, хотя здесь также воз¬
никают проблемы объяснения причин и решений
(Jessop 2015b; см. также главу 5 о пространственно-
временных состояниях).
Эти соображения предполагают другое, более
случайное решение. Оно состоит в разработке «ис¬
торически органической» стратегии накопления
(например, государственного проекта), объединяю¬
щего различные части оборота капитала (напри¬
мер, банковского, производительного, торгового
капитала) под гегемонией одной фракции. Такое
решение не устранит конкуренцию или конфликт
интересов (и не может этого сделать), но предло¬
жит стабильные рамки, в которых может проходить
конкуренция, разрешаться конфликты и достигать¬
ся компромиссы. Это решение зависит от общего,
упрощенного экономического воображения, обрам¬
ляющего наблюдение, расчеты и управление, соот¬
ветствует процессам и практикам реального мира
и важно для целей гегемонистской фракции, взя¬
тых вместе с критической массой (в плане числа,
диапазона и взаимосвязанности) частных капита¬
лов. В то время как ведущие капиталистические ин¬
тересы могут играть ключевую роль в формирова¬
нии этой стратегической ориентации, ее разработка
и преобразование в меры государственной полити¬
ки требуют множество технических интеллектуалов
и экспертов. Целью было бы дать капиталу неко¬
торую «гомогенность и осознание» своих эконо¬
мических и политических функций, организовать
отношения между стоимостными и нестоимост¬
ными аспектами, целесообразными для стратегий
накопления, и выполнять задачи политического
правления и социальной гегемонии. Эти условия
выглядят более вероятными, если «под „государ¬
ством"... понимать, помимо правительственного
аппарата, также „частный" аппарат „гегемонии4
228
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
или гражданское общество» (Gramsci 1971: 261 = Q26,
§6: 801; Грамши 1959: 245). Успех такой стратегии
также зависит от надлежащих институциональных,
пространственно-временных и социальных состоя¬
ний (см. главу 5). В дополнение к этому стратегия
может быть подлинно гегемонистской только там,
где она принимается экономически подчиненными
или эксплуатируемыми классами, так же как неге-
гемонистскими фракциями капитала. Это, в свою
очередь, подразумевает, что гегемонистская страте¬
гия накопления должна быть связана с меняющим¬
ся соотношением сил между капиталом и трудом
и время от времени модифицироваться под влия¬
нием других классовых или неклассовых сил (на¬
пример, традиционной мелкой буржуазии, христи¬
анских правых, новых общественных движений).
Пределы формального анализа
и государства в капиталистических
обществах
Аргументы, приведенные в предшествующем
разделе, демонстрируют пространство, откры¬
вающееся для другого типа анализа, полагающе¬
гося не столько на формальное устройство госу¬
дарства, сколько на его историческое устройство
и существующее соотношение сил, их стратегиче¬
ские ориентации и выбранные тактики. Потенци¬
ал этого типа анализа отражен в обычном разли¬
чении (не всегда полностью осознаваемом) между
государством капиталистического типа и госу¬
дарством в капиталистическом обществе. Анализ
форм подходит для первого, но не для второго.
Более того, если принимать членство в ОЭСР в ка¬
честве косвенного показателя капиталистического
типа государств, имеются 34 государства, которые
могут быть оправданно включены в эту катего¬
рию. Некоторым из них на самом деле недостает
229
государство: прошлое, настоящее и будущее
ключевых характеристик этого типа. Для других
государств, которых значительное большинство,
лучше применять более исторический и агенто-
центричный подход к государству как ансамблю
институтов и фокусировать внимание на веще¬
ственной адекватности особых формальных и со¬
держательных характеристик государства в его ин¬
тегральном смысле. Поэтому такие исследования
будут уделять больше внимания открытой борьбе
между политическими силами, формирующей по¬
литический процесс, отдавая приоритет не накоп¬
лению, а другим принципам социетализации. Ос¬
новным вопросам является то, как политический
процесс и меры государственной политики при¬
обретают конкретное, содержание, миссию, цели
и задачи и в какой степени они более или менее
соответствуют обеспечению экономических и вне¬
экономических условий, поддерживающих диф¬
ференцированное накопление в данных обстоя¬
тельствах или в среднесрочном и долгосрочном
плане. Это говорит о том, что изучение историче¬
ского устройства государства в капиталистических
обществах и использование его в капиталистиче¬
ских целях отличается от исследований формаль¬
ного устройства государства капиталистического
типа, обладающего встроенным, структурным ме¬
ханизмом усиления капиталистических интересов
в ущерб другим.
В табл. 4.2 сравнивается государство капитали¬
стического типа и государство в капиталистиче¬
ских обществах в шести измерениях и приводят¬
ся ответы на важные теоретико-методологические
вопросы. На основании этой таблицы можно за¬
ключить, что анализ государства капиталисти¬
ческого типа начинается с выявления его исто¬
рической специфики и разработки типологии
и периодизации его различных форм. То есть та¬
кой анализ выявляет формальную адекватность дан¬
ного типа государства в чисто капиталистической
230
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
ТАБЛИЦА 4.2. Государство капиталистического типа
и государство в капиталистическом обществе
Капиталистический тип Государство в капитали-
государства стическом обществе
Историческая Отличает государство
специфика капиталистического
типа от типов, связан¬
ных с другими способа¬
ми производства
Фокусируется н^том,
как унаследованные
из прошлого формы госу¬
дарства могут использо¬
ваться в новых историче¬
ских контекстах
Господствую- Господствует логика на-
щая ось органи- копления капитала
зации общества
Господствует либо другая
ось организации обще¬
ства, либо никакая
Ключевой под¬
ход к развитию
государства
Мера
адекватности
Фокус на формальном,
устройстве (как госу¬
дарство обретает «фор¬
мальную адекватность»)
и на том, как «фор¬
ма проблематизирует
функцию»
Акцент на формальной
адекватности, то есть
на изоморфическом со¬
ответствии или общей
комплементарности ме¬
жду формой государства
и другими формами ка¬
питалистических отно¬
шений, так что первая
подкрепляет последние
Фокус на историческом
оформлении (как государ¬
ственное строительство
опосредуется меняющим¬
ся соотношением сил,
ориентированных на раз¬
личные проекты)
Акцент на функциональ¬
ной или материальной аде¬
кватности, то есть на эф¬
фективном применении
возможностей государ¬
ства, как они сформиро¬
ваны соотношением сил
с целью обеспечить клю¬
чевые условия для накоп¬
ления и политической
легитимности
Государствен¬
ная власть
как классовая
власть
Периодизация
Классовая власть струк¬
турна и непрозрачна.
Этот тип государства
скорее всего будет функ¬
ционировать для капита¬
ла в целом (по крайней
мере в национальном
масштабе), и его функ¬
циональность также ме¬
нее зависит от открытой
классовой борьбы
Этапы формального раз¬
вития, кризисы капита¬
листического типа го¬
сударства и в государ¬
стве капиталистического
типа, чередования нор¬
мальных и исключитель¬
ных периодов
Классовая власть инстру-
ментальна И прозрачна.
Существует большая веро¬
ятность того, что государ¬
ство используется в инте¬
ресах отдельных капита¬
лов либо других особых
интересов
Этапы исторического раз¬
вития, крупные сдвиги
в институциональном ди¬
зайне,-перемены в прави-
тельности и политике
Источник: существенно переработанная версия таблицы в Jes-
sop 2007а.
231
государство: прошлое, настоящее и будущее
общественной формации, признает, что ее форма
обычно проблематизирует его функциональность
и затем исследует то, как и в какой степени ши¬
роко применяемые политические практики могут
справляться с такими проблемами в конкретные
исторические периоды и в конкретных обстоя¬
тельствах. Напротив, анализ реально существую¬
щих государств в обществах, где доминируют ка¬
питалистические производственные отношения,
проводится в сравнительно более конкретных
и сложных категориях и с самого начала является
более историчным, ориентированным на меняю¬
щийся баланс сил. Такой анализ выявляет, как по¬
литическая классовая борьба и ее результаты опо¬
средуются и конденсируются определенными
институциональными формами в определенных
обстоятельствах, периодах и этапах независимо
от того, соответствуют ли эти формы государству
капиталистического типа..
Такой анализ выясняет, являются ли действия
конкретных ветвей, департаментов, регуляторов,
центров или сетей власти функционально или ма¬
териально адекватными для накопления капитала
и господства политического класса. Он вскрывает,
как это соответствие достигается (или не достига¬
ется) в конкретных обстоятельствах посредством
особых стратегий и мер государственной полити¬
ки, которые продвигают конкретные социальные
силы. Оба подхода могут быть полезны для кон¬
кретных целей и оба совместимы с утверждением
о том, что государство — это общественное отноше¬
ние. Первый отдает предпочтение анализу форм,
второй — изучению общественных сил. Чтобы объ¬
единить их, сохранив сильные стороны обоих, по¬
требуется более детальное изучение важнейшей
опосредующей роли институциональных и орга¬
низационных форм политического процесса и их
стратегически-реляционных следствий для балан¬
са сил.
232
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
О социальных воображениях
и критике идеологий
Семиозис, дискурс, язык (и средства массовой ин¬
формации) являются ключевыми силами, фор¬
мирующими политические воображения в самом
сердце государства и политической борьбы. Осо¬
бый интерес в данном случае представляют ис¬
ходные допущения, фреймы и структуры чувство¬
вания, закрепленные в языке и других знаковых
системах еще до того, как начинается использова¬
ние определенных политических стратегий. «Сы¬
рым материалом» идеологического господства яв¬
ляются системы смыслов и переживаемый опыт,
и они соединяются в особые воображения на осно¬
ве конкретного сочленения семиотического сыро¬
го материала (Laclau and Mouffe 1985; Rehmann 2013;
Sum and Jessop 2013). Эти конкретные воображе¬
ния должны быть, в свою очередь, соотнесены
с конкретными нарративными, риторическими
или аргументативными характеристиками реали¬
зации государственной власти, так же как и клас¬
совыми отношениями и политикой идентично¬
сти (Jessop 2002; Muller et al., 1994; Neocleous 2003).
Предметом в данном случае выступают источни¬
ки и механизмы, склоняющие переживаемый опыт
и воображения в сторону конкретных идентично¬
стей и их меняющихся в определенных обстоятель¬
ствах идеальных или материальных интересов. Эта
направленность не подразумевает, что они всегда
будут «идеологическими», то есть неизбежно свя¬
занными с властью и господством, не говоря уже
о том, что они разработаны для поддержания этих
отношений. Действительно, что касается послед¬
него, наиболее сильные идеологические эффекты
возникают не столько на основе непосредственных
сознательных действий, сколько из-за их вписыва¬
ния и седиментации в форме фетишизма, принятия
233
государство: прошлое, настоящее и будущее
как само собой разумеющихся основополагающих
категорий капиталистического способа производ¬
ства и т.д. (cp. Rehmann 2013).
Поэтому важно остановиться и спросить,
как этим базовым категориям и общим социаль¬
ным воображениям удается на более или менее по¬
стоянной основе оформить, гегемонизировать мир
или господствовать в нем. Один из аспектов здесь-
степень и характер их связи с переживаемым опы¬
том, укорененности в нем. То есть речь о том, как ак¬
торы переживают и понимают свой мир (миры)
как реальные и наполненные смыслом с одной
или более субъектных позиций или точек зрения
и как эти базовые категории и воображения связаны
друг с другом. Переживаемый опыт никогда не от¬
ражает внесемиотическую реальность, но включает
в себя процессы порождения смыслов и значений,
основанные на осмысленной предшествующей ин¬
терпретации естественно-социального мира1. Фор¬
ма этого опыта не является заранее заданной, и это
создает пространство для обучения. Она также от¬
крыта для нарушений, оспаривания, реполитизации
и борьбы за восстановление, изменение или опро¬
вержение систем значения, включая соответствую¬
щие социальные воображения. Общественные силы
стремятся сделать то или иное воображение гегемо-
нистским или господствующим «фреймом» в кон¬
кретных контекстах или продвигать дополнитель¬
ные либо оппозиционные воображения. Ключевую
роль в этом отношении играют органические и тра¬
диционные интеллектуалы и во все большей степени
средства массовой информации. Эти усилия успеш¬
1. Аспекты переживаемого опыта включают реляционность (пе¬
реживаемое отношение к другим), телесность (пережи¬
ваемое тело), пространственность (переживаемое про¬
странство) и темпоральность (пёреживаемое время). Не¬
которые могут добавить спиритуальность (переживаемое
отношение к миру духов через внутренние разговоры
с воображаемыми другими; см., например: Archer 2003).
234
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
ны в такой степени, в какой люди забывают произ¬
вольный, оспариваемый и конструируемый харак¬
тер воображения, в результате чего оно становится
«единственно... имеющим смысл» (Taylor 2001: 2).
Эти замечания создают основу для развития стра-
тегически-реляционной критики идеологии, касаю¬
щейся источников и механизмов, склоняющих пе-
оеживаемый опыт и воображения к развитию кон¬
кретных идентичностей и интересов. Она включает
шесть основных шагов: (1) признание роли семио-
зиса как вместилища смыслов в процессе редукции
комплексности; (2) выявление социальных вообра¬
жений, то есть особых кластеров систем значений
(или семиотических систем), и описание их фор¬
мы и содержания; (3) изучение внутренне прису¬
щих этим воображениям противоречий и непосле¬
довательностей посредством имманентной крити¬
ки текстов и дискурсов; (4) анализ их возможного
сочленения и функционирования в обеспечении
условий господства, служащих конкретным инте¬
ресам, идеальным или материальным, в конкрет¬
ных стечениях обстоятельств, что зависит отчасти
от контекстуального знания, имеющегося у анали¬
тика; (5) изучение семиотических и экстрасемиоти-
ческих механизмов, участвующих в отборе некото¬
рых систем значений и консолидации их господства
или гегемонии над другими (что связано с крити¬
кой господства); (6) проведение различий между
случаями, когда эти последствия мотивированы,
и случаев, когда они являются результатом седи-
ментированного значения (разработку этой пробле¬
матики см. в Sum and Jessop 2013:164-172).
Выводы
В категориях, предложенных во введении разграни¬
чений, в этой главе излагался институциональный
анализ формального устройства государства капи¬
235
государство: прошлое, настоящее и будущее
талистического типа и его последствий для эконо¬
мического, политического и идеологического клас¬
сового господства. В то же время глава сознательно
избегает функционалистских утверждений о том,
что форма должна вытекать из функции. Я отме¬
чал, что конкретная структурная или институцио¬
нальная форма может быть формально адекватной,
то есть изоморфичной и дополняющей основные
формы отношения капитала. Я также отмечал,
что то, в какой степени это преобразуется в мате¬
риальную адекватность (обеспечивает надлежащий
политический процесс, меры государственной по¬
литики или равновесие сил), зависит от действий
социальных акторов, а также от более широкого
стечения обстоятельств. Более того, даже когда ка¬
питалистическая тенденция глубоко встроена в ма¬
трицу государства капиталистического типа, его
меры государственной политики могут работать
против капитала, когда враждебные силы захваты¬
вают государственный аппарат или заставляют его
осуществлять меры, иррациональные с точки зре¬
ния капитализма (примером могут быть послед¬
ние годы нацистского «полицейского государства»
или государство национальной безопасности, про¬
двигавшееся Дж. Бушем-младшим; о режимах с ис-
ключительными/чрезвычайными полномочиями
в более общем плане см. ниже и главу 9). Именно
по этой причине я также различаю формальную
критику государства капиталистического типа и со¬
держательную критику отношений власти в госу¬
дарствах в капиталистических обществах.
Противопоставление этих двух подходов демон¬
стрирует силу и слабости марксизма. Во-первых,
придавая наибольшее значение классовому господ¬
ству, он пренебрегает другими формами социаль¬
ного господства — патриархальными, этнически¬
ми, «расовыми», гегемонистски маскулинными,
межгосударственными, региональными или тер¬
риториальными и т.д. В лучшем случае они фи¬
236
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
гурируют как факторы, которые сверхдетермини-
руют классовое господство или меняются в ответ
на его изменения. Во-вторых, марксистский ана¬
лиз может преувеличивать структурную согласо¬
ванность классового господства, пренебрегая его
нестыковками, противоречиями, контртенденция¬
ми и т.д. Идеи о едином правящем классе скры¬
вают реальную беспорядочность конфигураций
классовой власти —трения в рамках его экономиче¬
ских, политических и идеологических измерений
и между ними, разрывы между различными мас¬
штабами организации общества, противоречивую
природу и последствия стратегий, тактик и мер го¬
сударственной политики, вероятность фиаско го¬
сударств и рынков и способность подчиненных
сил участвовать в сопротивлении. Многие эмпи¬
рические исследования выявляют эту хаотичность
и сложность, но это часто проходит незамеченным
в абстрактном марксистском теоретизировании.
В-третьих, марксисты рискуют свести пределы
экономической, политической и идеологической
власти к следствиям классовых противоречий,
тем самым упустить другие источники фиаско го¬
сударств. В-четвертых, хотя акцент на стратегию
и тактику важен, чтобы избежать структуралист¬
ской ошибки о том, что капитал воспроизводит
себя как бы автоматически и не нуждается в чело¬
веческом действии, если стратегия и тактика изу¬
чаются без обращения к конкретным обстоятель¬
ствам и более широким структурным контекстам,
всегда есть риск уйти в волюнтаризм.
СРП, когда его принимают всерьез, а не исполь¬
зуют как шаблон для нового изложения прини¬
маемых как должное догматическихтюзиций, дает
средство для преодоления этих ограничений. Вот
где полезна критическая рефлексия над другими
подходами, исходными пунктами и точками зре¬
ния. Дело в том, что она проливает свет на возмож¬
ные ловушки зацикливания на эвристике накоп¬
227
государство: прошлое, настоящее и будущее
ления капитала в качестве главной точки отсчета
при анализе государства и государственной власти.
Именно по этой причине трехэлементньгц подход
к государству — а не государство капиталистиче¬
ского типа — был принят в качестве основной от¬
правной точки этой книги. В этом также коренит¬
ся причина того, что этот подход был дополнен
акцентом на «идею государства», и, развивая его,
я подчеркивал важность экономических стратегий,
государственных проектов и гегемонистских пред¬
ставлений в этом отношении. И наконец, это же
объясняет, почему я представил комментарии
по поводу важных теоретико-методологических
различий между изучением государства капитали¬
стического типа и государств в капиталистических
обществах.
Я завершаю эту главу выделением четырех усло¬
вий, оправдывающих принятие дифференциро¬
ванного накопления в качестве предпочтительного
исходного пункта при анализе государства и го¬
сударственной власти. Первое условие включает
в себя мысленный эксперимент, то есть конструи¬
рование рациональной абстракции или идеально¬
го типа государства, которое формально было бы
адекватно воспроизводству накопления капитала
и классового господства (см. табл. 4.1 и 4.2). Хотя
цель таких экспериментов в том, чтобы прийти
к рациональным абстракциям, анализ также дол¬
жен черпать вдохновение из реальных случаев. Вто¬
рым условием является то, где, несмотря на более
сложный полиморфный характер данного государ¬
ства или группы государств, они, приближаются
в ключевых отношениях к формально адекватно¬
му типу капиталистического государства для рас¬
сматриваемой общественной формации (форма¬
ций). Затем следует обратить внимание на степень,
в которой структурно предписанные стратегиче¬
ские селективности таких государств актуализиру¬
ются в отправлении государственной власти в дан¬
238
4. ВЛАСТЬ, ИНТЕРЕСЫ, ГОСПОДСТВО, ВОЗДЕЙСТВИЯ...
ный период или в данных обстоятельствах, и на то,
почему это происходит. Третье условие возника¬
ет там, где господствующим принципом социета-
лизации является ориентированное на прибыль,
опосредованное рынком накопление, но государ¬
ство не является типично капиталистическим го¬
сударством. Это довольно обычное условие требу¬
ет теоретико-методологического инструментария,
подходящего для изучения государства в капитали¬
стических обществах, чтобы исследовать, участву¬
ет ли государственная система в отборе и сохране¬
нии этого конкретного принципа социетализации.
В-четвертых, наоборот, можно исследовать прова¬
лы, сделать накопление господствующим принци¬
пом социетальной организации даже там, где при¬
сутствует мощный альянс общественных сил,
внутренних или внешних, стремящихся установить
господство этого принципа. Вопрос о фиаско госу¬
дарства также релевантен в трех первых случаях.
Я рассматриваю некоторые из этих возможностей
в последующих главах.
Часть II
О территории, аппарате
и населении
5- Государство
и пространство-время
СТРАТЕГИЧЕСКИ-РЕЛЯЦИОННЫЙ ПОД¬
ХОД (СРП) изучает государственную власть
не только в аспекте базовой структуры, ин¬
ституциональной архитектуры и конкретных ор¬
ганизационных форм, но и в плане ее стратеги¬
ческих возможностей в рамках политической
системы и по отношению к более широкой связи
функциональных систем и повседневного мира.
Эти возможности тесно связаны с пространствен¬
но-временными характеристиками государства
и их соответствием или несоответствием иным ин¬
ституциональным и организационным порядкам.
Это порождает интерес к пространственно-вре¬
менным аспектам структурно предписанных стра¬
тегических селективностей данной государствен¬
ной системы. Пространство и время тесно связаны,
и то и другое имеет и структурные аспекты (взаи¬
мосвязанные темпоральности и пространственно-
сти данных институциональных и организацион¬
ных порядков), и стратегические аспекты (такие
как конкретные временные и пространственные го¬
ризонты действий, позиционные и маневренные
войны и усилия по реорганизации общественных
отношений в пространстве и во времени). В осно¬
ве этих вопросов проблема государственной тер¬
ритории в узком смысле слова, но они выходят
далеко за рамки этой проблемы. Соответственно,
исходным пунктом данной главы будет простран¬
ственно-временной подход к формированию го¬
сударства, к шести измерениям государства, рас¬
243
государство: прошлое, настоящее и будущее
смотренным в главе 3, и к вопросам о господстве
из в главы 4.
Во-первых, в то время как все виды деятельно¬
сти государства разворачиваются в определенном
пространстве и во времени, их внешние координа¬
ты в пространстве и во времени не исчерпывают их
пространственно-временных характеристик. Этим
видам деятельности также присущи эффект колеи,
текущие пространственно-временные матрицы
и будущие горизонты действия. Во-вторых, они об¬
ладают собственными внутренними и интериори-
зированными пространственно-временными аспек¬
тами, которые отчасти зависят от связей между
пространственно-временными характеристиками
государства в узком смысле слова и пространствен¬
но-временными характеристиками социального по¬
рядка, в который они встроены. К примеру, по мере
роста интеграции мирового рынка пространствен¬
но-временная матрица государства и его горизонты
действия обычно меняются в ответ на вызовы его
территориального суверенитета. Аналогичным об¬
разом угрозу временному суверенитету государства
представляют тенденции к ускорению социально¬
го развития в более широком обществе (глава 7).
Это вызывает прогрессирующее ускорение обычных
процедур политического процесса и государствен¬
ной политики, приводя к тому, что Пек и Теодор
(Peck and Theodore 2015) называют быстрой поли¬
тикой (fast policy). В-третьих, государства, в свою
очередь, оказывают пространственно-временное
воздействие на другие институциональные поряд¬
ки и повседневную жизнь и отзвуки деятельности
государства, успешна она или- нет, распространя¬
ются в пространстве и во времени. В-четвертых,
как было отмечено в предшествующих главах, госу¬
дарства обладают и другими материальными и дис¬
курсивными чертами, отличающими их в качестве
потенциальных объектов управления от прочих
институциональных ансамблей. И в-пятых, усло¬
244
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-В Р Е М Я
вия для успешного осуществления государственной
деятельности тем не менее выходят за рамки вре¬
мен и мест, поддающихся управлению. Это ставит
перед нами важные вопросы об управлении и про¬
валах управления (глава 6).
Социопространственность
Пространство состоит из социально-конструируе-
мых сетей и горизонтов социального действия, ко¬
торые подразделяют и организуют материальный,
социальный и воображаемый мир (миры), а так¬
же ориентируют действия в аспекте таких разде¬
лений. Как продукт социальных практик, при¬
сваивающих и трансформирующих физические
и социальные явления и наделяющих их социаль¬
ной значимостью, пространство может функцио¬
нировать как место, объект и средство управления.
Унаследованные пространственные конфигурации
и их структуры возможностей являются местами,
где управление может устанавлено, оспорено и мо¬
дифицировано. Пространство является объектом
управления в той степени, в какой является резуль¬
татом фиксации, манипуляции, переупорядочива-
ния и снятия материальных, социальных и сим¬
волических границ, пограничных зон, фронтиров
и лиминальных пространств. Пространство также
может быть средством управления, когда оно опреде¬
ляет горизонты действия в категориях «внутри»,
«снаружи» и «лиминальных» пространств и кон¬
фигурирует возможные связи между акторами,
действиями и событиями посредством различных
пространственно-временных технологий. Границы
определяют и соединяют. Они избирательно фрей-
мируют взаимодействия, превознося одни иден¬
тичности и интересы в ущерб другим. Они также
структурируют возможные связи с другими места¬
ми и пространствами в различных масштабах. Хотя
245
государство: прошлое, настоящее и будущее
такие пространственные разделения порождают
фундаментальные антагонизмы, они также способ¬
ны облегчать координацию в местах, пространствах
и масштабах посредством солидарности, иерархии,
сетей, рынков или других механизмов управления.
В то время как пространство конструирует¬
ся и управляется сразу во множестве масштабов -
от тела и личного пространства до планетарного
уровня и открытого космоса, я сконцентрируюсь
на пространственных измерениях государства,
их сочленении в пределах государственного про¬
странства, взаимодействии с пространственными
формами за пределами государства и простран¬
ственно-временными воображениями, задающими
дискурсивно-материальные рамки для шести из¬
мерений государственности. Особый интерес здесь
представляет относительный вес территории, ме¬
ста, уровня и сетей в общей организации государ¬
ственной системы и в осуществлении властны)
полномочий государства (Jessop, Brenner, and Jo
nes 2008; Jones and Jessop 2010; см. также ниже)
Это важная проблема, поскольку, хотя террито
риализация политической власти является одно*
из трех определяющих характеристик государства
из этого еще не следует, что это наиболее важньп
аспект социопространственной организации го
сударства, особенно если фокусироваться на том
что происходит внутри территориальных транш
государства, а не на их устройстве.
Территориализация
и формирование государства
Мы уже сталкивались с территорией и террито
риализацией как ключевыми государственным]
элементами. Анализ в главе 2 носил в ochobhoi
сравнительный характер, здесь он будет скорее ис
торическим. В целом территориализация означае
246
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
запирание общественных отношений в относитель¬
но ограниченные, демаркированные политические
единицы или попытки реорганизации таких еди¬
ниц после их установления. Государство не только
огораживает места территориальными границами,
но и стремится по ряду причин контролировать об¬
щественные отношения в их пределах. Это придает
содержание упомянутой в главе 2 метафоре «кон¬
тейнера власти», которая тем не менее может вво¬
дить в заблуждение, если превозносит отделяющую
функцию границ в ущерб соединяющей.
Формирование государства — это не бесповорот¬
ный процесс: не было такого, чтобы государство
возникло всего лишь в одном месте и потом рас¬
пространялось оттуда. Оно строилось и перестраи¬
валось много раз, переживало подъемы и упадки
и видело повторяющиеся циклы централизации
и децентрализации, слияния и разделения, терри-
ториализации и детерриториализации. Оно так¬
же принимало множество институциональных
форм— от взаимного признания группами кочев¬
ников границ их территорий перекочевок через во-
ждества к первым государствам и городам-государ¬
ствам, а затем к древним империям, феодальным
государствам, абсолютистским государствам ранне¬
го модерна, развитию Вестфальской системы и воз¬
никновению так называемых постмодернистских
форм государства. Это богатое поле исследований
для политической археологии, политической ан¬
тропологии, исторической социологии, сравни¬
тельной политики, эволюционистской институцио¬
нальной экономики, исторического материализма
и международных отношений. Хотя происхожде¬
ние государства рассматривалось сточки зрения
целого ряда поликаузальных подходов, ни один
из них не дает убедительного общего объяснения
(ср. Wright 2006). Марксисты фокусируются на воз¬
никновении экономического прибавочного про¬
дукта, который вызывает к жизни рост специали¬
247
государство: прошлое, настоящее и будущее
зированного, экономически непроизводительного
политического аппарата, который занимается обес¬
печением сплоченности в (классово) разделенном
обществе (см. классическую версию этого подхода
в Engels 1972; Энгельс 1961); военные историки фо¬
кусируются на роли военных завоеваний в государ¬
ственном строительстве или на требованиях защи¬
ты территориальной целостности (типичным при¬
мером этого является работа Hintze 1975; см. также
Porter 1994; Gorski 2001; Nelson 2006). Другие под¬
черкивают роль специализированного жречества
и организованной религии —или иных форм идео¬
логической власти — в придании символического
единства населению, управляемому государством
(см. Claessen and Skalnik 1978; что касается хариз¬
матической власти в более общем плане, см. Breu-
ег 2014). Теоретики феминизма изучают роль па¬
триархии в формировании государства и последую¬
щую роль государства в воспроизводстве гендерных
делений (к примеру, Rapp 1977; Ortner 1978; Gailey
1985). Для более поздних периодов другие исследо¬
ватели фокусируются на «воображаемых политиче¬
ских сообществах», вокруг которых конструируют¬
ся национальные государства (классическая рабо¬
та—Anderson 1981; Андерсон 2001).
Лучшим подходом был бы поликаузальный
и поликонтекстурный, признающий, что государ¬
ства постоянно меняются, подвержены распадам
или частичным провалам, слиянию и разделению,
иерархическому упорядочиванию и сопротивле¬
нию этому. Их также могут перестраивать в новых
формах, с новыми способностями и функциями, но¬
выми сферами охвата, масштабами действий и т.д.
Эта реструктурация часто происходит на осно¬
ве знаний, приобретенных в результате прошлых
экспериментов или уроков, вынесенных из на¬
блюдения за другими. Эволюция государственной
системы также оформляется при помощи взаимо¬
действия между обществами, организованными
248
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ
государствами и другими типами обществ. Такие
взаимодействия включают интенсивные взаимо¬
действия между кочевым и оседлым населением,
а также между земледельцами и рыболовами, охот-
никами-собирателями и пастухами, народами вы¬
сокогорья и равнин (см. Scott 2009; Скотт 2017; Fi-
пег 1997b).
Чтобы понять, как формировалось государство,
следует начать со знакомства с археологическими
данными о формировании первичных государств,
то есть случаев, когда государство возникает в пер¬
вый раз и где этот процесс был относительно мед¬
ленным по сравнению со случаями так называе¬
мого формирования вторичных государств, когда
новые государства создавались в контексте уже су¬
ществующих (о важности этого различия см. Service
1962,1975; Wright 2006; Breuer 2014). Примеры вклю¬
чают Мезоамерику, Перу, Египет, Месопотамию,
долину Инда и Китай. Многочисленные случаи
возникновения первичных государств и последую¬
щей диффузии формирования государств по всему
земному шару должны предостеречь против евро-
центристского анализа государственности. Распад
первичных государств или их интеграция при по¬
мощи различных средств в более крупные поли¬
тические порядки также противоречит эволюцио¬
нистскому подходу, в основе которого лежит идея
необратимости. На самом деле имели место повто¬
ряющиеся попытки со стороны населения, подчи¬
ненного государственному контролю, избавиться
от него и вернуть свое самоуправление на местах
(Gledhill, Bender, and Larsen, 1988; Scott 2009; Скотт
2017). Разнообразие досовременных традиций го¬
сударственности и сохранение этого разнообразия
в современный период свидетельствуют в поль¬
зу того, что сказанное выше верно. К примеру,
учитывая множество исторических (и географи¬
ческих) исходных пунктов формирования совре¬
менных государств во время раннего Ренессанса
249
государство: прошлое, настоящее и будущее
в Европе, едва ли удивительно, что и государства
модерна, и нынешние государства продолжают де¬
монстрировать дивергенцию институциональных
и пространственных форм вместо конвергенции
на основе одной родовой модели современного бю¬
рократическо-демократического государства (Es-
colar 1997; Dyson 1982; Mann 1986,1996; Манн 2018a,
20186; Finer 1997a, 1997b, 1997c; Rokkan 1999). Наряду
c европейской традицией можно привести пример
китайской государственной традиции с ее конфу¬
цианским государственным проектом и гегемо-
нистскими представлениями и взаимодействиями
с империями кочевников и другими государства¬
ми; особой индийской государственной традиции,
идущей от первой империи Маурьев (около 300 г.
до н.э.), где император правил по брахманистским
законам и обеспечивал прагматический реализм
местных правителей (эта традиция отражена в Ар-
хашастре, индуистском «Государе» Макиавелли);
исламского мира, где грань, проведенную в Европе
после Вестфальского мира (1648 г.) между государ¬
ством и религией, была стерта.
Ключ к формированию первичных государств-
развитие логистических способностей экстенсив¬
ного контроля над территорией и ее населением
и управления захваченными территориями при по¬
мощи многоуровневого административного аппа¬
рата, развившего внутреннюю специализацию за¬
дач. Это говорит о том, что трехэлементный подход
релевантен для формирования государств, так же
как и для позднейших государств и их трансфор¬
мации. Различные теоретические и исторические
исследования демонстрируют, что политическая
эволюция прошла через три достаточно широко
определяемые стадии.
Первая стадия— это относительно эгалитарные
общества с сегментарными формами социальной
организации, основанной на узах родства или дере¬
венских поселениях или на том и другом, с ограни¬
250
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
ченным прибавочным продуктом, распределяемым
на основе членства в домохозяйствах и реципрок-
ности, с широким распространением относительно
простых (часто допускающих двойное [сельскохо¬
зяйственное и военное] использование) инструмен¬
тов. Политическое руководство децентралйзовано
и относительно эфемерно, основывается на исклю¬
чительных личных качествах, таких как мудрость
или храбрость, а не на наследовании, принятие
решений обычно носит коллективный характер
и происходит на периодических общественных со¬
браниях, связанных с естественными циклами, осо¬
быми ритуалами или чрезвычайными ситуациями.
На смену им приходят социально стратифици¬
рованные общества, обладающие примитивным раз¬
делением политического труда, основанным на ин¬
ституционализированных формах политической
власти, таких как власть вождя, обладающего в ос¬
новном административным окружением; эти фор¬
мы сохраняются как должности, даже когда зани¬
мающие их индивиды освобождают их в силу ка¬
ких-либо причин. Так, если вождь умирает, его
должен сменить кто-либо обладающий таким же
положением в обществе. Отсутствует формаль¬
ный административный аппарат или монополия
на насилие, и прибавочный продукт распределяет¬
ся посредством реципрокности и редистрибуции,
а не через рыночный обмен. Централизованная
власть обеспечивает более быстрое принятие реше¬
ний, чем модель периодических коллективных со¬
браний, которая обнаруживается в сегментарных
обществах, что демонстрирует важность временно¬
го и пространственного аспекта для формирования
государств. Но снабжение свиты вождя, в свою оче¬
редь, зависит от «инфраструктурной власти», по¬
зволяющей мобилизовывать необходимые ресурсы.
Так, хотя отдельные вождества часто взаимодей¬
ствуют посредством обменов или набегов, вызван¬
ных желанием укрепить престиж вождя приобрете¬
251
государство: прошлое, настоящее и будущее
нием экзотических объектов или военными успеха¬
ми, они редко занимаются завоеванием отдаленных
территорий, а тем более не стремятся контролиро¬
вать их в течение длительного времени, ограничи¬
ваясь периодическим сбором дани. Перед такого
рода завоеваниями и контролем стоят два ограни¬
чения. Первое из них— логистическое, то есть речь
идет о (пространственно-временных) проблемах
осуществления расширенного контроля из едино¬
го центра, когда за день армия могла пройти лишь
25-30 км- Второе — отсутствие разделения полити¬
ческого труда на многочисленные, специализиро¬
ванные задачи, что делало затруднительным де¬
легирование власти вождя без риска неподчине¬
ния, передачи критически важных ресурсов в руки
подчиненных, мятежа или отделения территорий
(Wright 1977, 2006; Earle 1997; Pauketat 2007). Взятые
вместе, эти факторы обычно порождали политиче¬
ский цикл, характеризующийся ростом власти во¬
ждя и его контроля над ресурсами с последующим
периодом их упадка. Такие колебания вели к фор¬
мированию сложных «верховных» вождеств и к воз¬
врату к простым вождествам (Wright 2006). Ограни¬
ченные логистические возможности и возможности
извлечения прибавочного продукта в целом были
проблемой, эндемичной для большинства древних
политических обществ, а не только для вождеств
(Mann 1984; Манн 2018а; Finer 1997а, 1997b, 1997с).
Эти комментарии подкрепляют обоснованность
того особого значения, которое Макс Вебер прида¬
вал технологиям связи и транспортировки на даль¬
ние расстояния в качестве важнейшей предпосылки
формирования государства (Weber 1978: 956-1005).
Другими предпосылками были образованные ад¬
министраторы, письменность и учетные материа¬
лы и чеканка монеты.
Третья стадия включает появление государств,
которые основаны на централизованном бюрокра¬
тическом управлении и могут преодолевать про¬
252
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
странственно-временные и административные
ограничения. Во всех известных регионах первич¬
ные государства развились из вождеств. Но разу¬
меется, не все вождества эволюционировали в го¬
сударства; в настоящее время широко признано,
что все случаи формирования первичных госу¬
дарств, то есть все случаи, когда государство воз¬
никло независимо, без контакта с ранее существо¬
вавшими государствами, включают развитие более
расширенного, специализированного, многоуров¬
невого административного аппарата с большим
числом уровней контроля и более развитым раз¬
делением политического труда (Spencer 2003: 1185;
ср. Carneiro 1981; Earle 1997; Wright 2006).
Государства могут быть подразделены на со¬
циальные формации, организованные по линии
центр — периферия, и социальные формации, ос¬
нованные на функциональной дифференциации,
охватывающей всю территорию государства (Innis
1951; Polanyi 1957; Fried 1967; Eisenstadt 1963; Flannery
1972, 1999; Service 1975; Luhmann 1989). В то время
как вождества применяют насилие, но сдержаны
в этом ограниченным развитием военных техно¬
логий (которое также делает обладание вооруже¬
ниями и их применение доступным для многих),
дальнейшее развитие средств ведения войны и бо¬
лее специализированное политико-военное раз¬
деление труда означает, что по мере консолида¬
ции государств отдельные виды военных сил могут
применяться только некоторыми категориями го¬
сударственных служащих или союзных групп в бо¬
лее широком обществе. Войны особенно важны
при формировании империй и развитии абсолют¬
ных монархий с их постоянными армиями, посто¬
янной бюрократией, налогообложенйем в масшта¬
бе страны, кодифицированным правом, четкими
фронтирами и истоками единого рынка (Anderson
1974а; Андерсон 2010; Goody 1980; Parker 1996; Рог-
ter 1994; Rogers 1955).
253
государство: прошлое, настоящее и будущее
Сэмюэл Файнер в своей истории власти обхо¬
дит то, что характеризует как «крайне туманный
и спорный вопрос, как государства возникают
из первобытных и племенных обществ» в пользу из¬
учения того, как «государства, такие какими мы их
знаем сейчас, возникли посредством агрессии из ма¬
лых территориальных единиц или распада больших
территориальных единиц» (Finer 1997а: 9). На са¬
мом деле данные о формировании первичных го¬
сударств не столь неоднозначны, как полагал Фай¬
нер. В целом исследования этой темы показывают,
что данный процесс не может быть объяснен через
(1) прибавочный продукт, производимый интен¬
сивным сельским хозяйством; (2) военные действия
и завоевание территории и народов; (3) подъем ма¬
лых и больших городов. Даже если эти факторы дей¬
ствительно способствовали дальнейшему развитию
государства и последующему формированию импе¬
рий, формирование первичных государств истори¬
чески предшествовало всем трем указанным фак¬
торам (Service 1975; Spencer 2003). Так что они мо¬
гут быть факторами, повышающими возможности
формирования государства, но никак не триггерами
этого. Археологические данные указывают вместо
этого на роль расширившихся возможностей осуще¬
ствлять экономический и политический контроль
над территориями, лежащими далее, чем путь туда
и обратно за день ходьбы из политического цен¬
тра или столицы. Это соответствует идее инфра¬
структурной власти, предложенной Манном (Mann
1986, 2008; Манн 2018а). Территориальная экспан¬
сия, в свою очередь, мобилизует ресурсы посред¬
ством извлечения прибавочного продукта в форме
потоков дани для поддержки этой административ¬
ной трансформации, которая тем самым создала
«добродетельный круг» бюрократического управле¬
ния, извлечения ресурсов при помощи дани и даль¬
нейшей территориальной экспансии. Такая экспан¬
сия происходила через проникновение на террито¬
254
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ
рии соседних политий, что было легче сделать, если
они были меньше и слабее (Service 1975; Finer 1997а;
Spencer 2010). Как и вождества, государства обыч¬
но формировали сети, основанные на конкурент¬
ных союзах. Однако в отличие от сетей вождеств эти
сети периодически централизовывались в одну по¬
литическую единицу, инкорпорирующую несколь¬
ко политических обществ, и такие единицы мо¬
гут быть называны империями (Finer 1997а, 1997b;
об империях и империализме см. далее). В допол¬
нение к этому соперничество за власть подстеги¬
вало административные и военные инновации,
а это, в свою очередь, подпитывало усилившиеся
способности государства к территориализации по¬
литической власти над большими территориями
и большим населением (Redmond and Spencer 2012;
Wright 1977).
Итак, ключевым моментом в формировании
государств, который превращал их из вождеств
в нечто большее, была способность расширять
территориальный контроль через логистику про¬
странственно-временного дистанцирования и бю¬
рократизацию центральной власти.
Правитель государства может посылать подчи¬
ненных в близкие и далекие от столицы провин¬
ции для управления местными делами, и если
полномочия отправленного туда должностно¬
го лица очерчены достаточно узко, риск мяте¬
жа невелик. Способность делегировать частич¬
ные полномочия подчиненным дает государству
возможность вмешиваться в местные дела и обес¬
печивать себя финансами при помощи ряда экс¬
трактивных техник (Spencer 2010: 7120).
Это предполагает иерархию административных по¬
стов, занимаемых специалистами, работающими
на постоянной основе, выполняющими особые зада¬
чи в рамках узкоспециализированного разделения
труда (в дополнение к Веберу см. Eisenstadt 1963;
255
государство: прошлое, настоящее и будущее
Flannery 1999; Fried 1967; Service 1975; Finer 1997a).
Регламентированное делегирование полномочий
позволяет государствам осуществлять больший
территориальный контроль и совершенствовать
стратегии «разделяй и властвуй». Если для вожде-
ства обычно характерно не более трех уровней при¬
нятия решений, то для государств характерны че¬
тыре или более (Wright 1977, 2006). Семиотические
данные (историческая семантика) об этом разделе¬
нии труда обнаруживаются в археологических и ис¬
торических свидетельствах, в изобилии названий
административных должностей и постов даже в от¬
носительно небольших государствах по сравнению
с тем, что встречается в вождествах (Spencer 2010).
Создание вспомогательных административных
центров часто приводит к появлению сети вторич¬
ных, третичных и даже четвертичных центров с со¬
ответствующей иерархией численности населения.
В дополнение к этому увеличение числа уровней
принятия решений и диапазона делегируемых за¬
дач требует улучшений в ведении учета для уста¬
новления связей между прошлым, настоящим и бу¬
дущим и развития других возможностей собирать,
перерабатывать и применять информацию в про¬
цессе принятия решений. Здесь в игру вступают от¬
ношения власти — знания (о формах коммуника¬
ции, ведения учета и пространственно-временной
дистанциации см. Innis 1951; Giddens 1981). Соглас¬
но Файнеру (Finer 1997а: 89), именно Ассирийская
империя была первой державой, выработавшей ин¬
ституты имперского правления, то есть деление за¬
воеванных земель на провинции, управляемые на¬
значаемыми из центра чиновниками.
Развитие территориализации включает в себ*
продолжающуюся реорганизацию политически)
пограничных зон, границ и фронтиров. В допол
нение к тем формам, которые принимали простьп
и сложные вождества, а также ранним формам го
сударств и империй политические границы такж(
256
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ
принесли с собой средневековый полиморфизм,
вестфальскую исключительность и поствестфаль¬
скую сложность. Таким образом, территориальный
охват остается важным для последующего устрой¬
ства и трансформации государств. В качестве при¬
мера можно указать на то, что масштабы контроля
над территориями обусловливали тот тип полити¬
ческого представительства, который мог поддер¬
живаться в средневековой Европе (Blockmans 1978,
1996; Tilly 1992; Тилли 2009; Finer 1997с; см. так¬
же Stasavage 2011 о территориальном охвате, плот¬
ности населения, возможностях собирать нало¬
ги и формах политического представительства
в Средние века и раннее Новое время в Европе)1.
Подобно этому, как показывает Марсело Эсколар
(Marcelo Escolar 1997), степень политической цен¬
трализации и модернизации государства оказывала
1. Исследование коэволюции представительных собраний и го¬
сударственных займов в Европе Средних веков и нача¬
ле Нового времени см. в: Stasavage 2011. Активные фор¬
мы политического представительства позволили не¬
которым европейским государствам получить ранний
и выгодный доступ к кредитам, но это зависело от ком¬
пактности географии и обилия купцов. Активные пред¬
ставительные ассамблеи в малых государствах — собра¬
ния, где господствовали торговые группы, дававшие зай¬
мы властям, — имели больше шансов сохранить доступ
к кредиту. Поэтому меньшие по размеру европейские го¬
рода-государства, такие как Генуя и Кельн, имели пре¬
имущество перед большими территориальными государ¬
ствами, такими как Франция и Кастилия, поскольку тор¬
говые элиты организовывали политические институты
так, чтобы эффективнее контролировать государствен¬
ный долг. Однако, хотя такое состояние дел было вы¬
годно городам-государствам, нуждавшимся в денежных
средствах, Стэйсеведж утверждает, что его долгосрочные
последствия были более неоднозначными. Города-госу¬
дарства с наилучшим доступом к кредитам часто имели
самые закрытые и олигархические системы представи¬
тельства; это препятствовало экономическим инноваци¬
ям и в конце концов вело к превращению этих государств
в республики-рантье.
257
государство: прошлое, настоящее и будущее
важнейшее влияние на характер демаркаций терри¬
торий и практики их представительства в различ¬
ных зонах современного государствостроительства.
Если взглянуть из иной перспективы, то в ходе кон¬
солидации капитализма национальный масштаб за¬
тмил городской, по мере того как города интегри¬
ровались в национальные экономические системы
и подчинялись политической власти националь¬
ных территориальных государств (Tilly 1992; Тил¬
ли 2009). В свою очередь, национальному масштабу
был брошен вызов со стороны сетей глобальных го¬
родов, ориентированных преимущественно на дру¬
гие глобальные города, чем на внутренние районы
национальных государств (ср. Braudel 1975; Бродель
1986-1992; Taylor 2000; Brenner 2004).
С этим связан вопрос об управлении территори¬
альных подразделений с более или менее обширны¬
ми политическими и административными полно¬
мочиями и некоторой автономией от центрального
аппарата государства. В дополнение к стандартно¬
му разделению на унитарные и федеративные го¬
сударства существуют и другие важные различия,
формирующие «пространственную селективность»
государственных форм. Эти различия задают рам¬
ки сотрудничества и конкуренции между местны¬
ми и региональными властями, так же как и их от¬
ношений с национальными государствами и прямо
или косвенно с транс- и наднациональными властя¬
ми и институтами. Это указывает на изменчивый
ансамбль технологий и практик, которые произво¬
дят, натурализуют территориальное пространство
и управляют им как ограниченным вместилищем,
в пределах которого политической властью поль¬
зуются для того, чтобы достигать различных, более
или менее последовательных и меняющихся целей
государственной политики.
Изучение стратегий и логистики государствен¬
ной власти в этом аспекте требует внимания к ряду
проблем государства и управления и их решений.
258
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ
Относительно авторитетного текста Сэмюэла Фай-
нера один рецензент отмечает, что такое внимание
обычно требует от него изучения того, как анали¬
зируемое им государство справляется с пятью ос¬
новными проблемами правления: как удерживать
границы территории от враждебного давления из¬
вне; как набирать и компетентный, и ответствен¬
ный дворцовый персонал и поддерживать его
функционирование; как удерживать гражданский
контроль над военными ресурсами принуждения;
как сбалансировать волю суверена и обязанности
судебной власти по урегулированию конфлик¬
тующих притязаний; как манипулировать потен¬
циально соперничающей легитимностью рели¬
гиозных деятелей и встроить ее в систему. После
рассмотрения номинальных территориальных
разделений обязанностей по управлению между
центральной властью и провинциями — всегда
источник напряженности для имперских режи¬
мов в эпоху слаборазвитого транспорта и слабых
коммуникаций — он в заключение ищет данные
о том, в какой степени правители государств дей¬
ствительно добивались успеха в формировании
обществ в соответствии со своими намерениями
(van der Muhll 2003: 359; see also Finer 1997a: 1-99,
1997b: 603-621, 855-895 и 1997c: 1261-1305).
По мнению Файнера, типичной формой правления
на протяжении 5200 лет формирования государства
было единовластное, автократическое правление,
возложенное на одного индивида и его (иногда ее)
двор. Это оставляет открытыми более конкретные
и сложные вопросы, «как отбираются эти [суверен¬
ные] индивиды, как легитимизируется их правление,
какими ресурсами они распоряжаются, насколько
широко их эффективная власть распространяет¬
ся среди их придворных, насколько они уязвимы
для свержения и какие последствия обычно вытекают
из этого» (van der Muhll 2003: 367). В присках исклю¬
чений Файнер выявил одну основную альтернативу.
259
государство: прошлое, настоящее и будущее
Ей является политическая система типа «дворец-
форум» (восходящая к греческим тиранам и Юлию
Цезарю), которая среди прочих случаев нашла свое
воплощение в определенных средневековых италь¬
янских городах-государствах и de facto представле¬
на в некоторых современных тоталитарных режи¬
мах, в которых «правитель управляет в подлинно
дворцовом стиле». Файнер также выделяет два реже
встречающихся идеальных типа: «церковная» поли¬
тическая система и правление знати. В чистом виде
они играли лишь маргинальную роль в мировой ис¬
тории. Ватикан и Тибет в 1642-1949 гг. воплощают
чисто церковную политическую систему, Польша
XVIII в. является редким примером правления знати,
а Тевтонский орден в восточной Балтике XIII-XIV вв.
является уникальным случаем церковно-дворянской
политической системы (Finer 1997а: 36-58).
Переходя от государств к империям, мы снова
обнаруживаем весьма разнообразные формы с со¬
ответствующими проблемами определений. Мини¬
мальной дефиницией империи будет очень большое
государство, охватывающее несколько этнических
групп, сообществ или территорий, порожденное за¬
воеванием и управляемое из территориальной еди¬
ницы-ядра (города-государства, территориально¬
го государства или современного национального
государства), представляющей собой центр по от¬
ношению к (одной или более) периферии (ср. Finer
1997а: 8). Филип Помпер (Pomper 2005) отмечает,
что определения империи находятся в диапазоне
от формальных, содержащих более или менее опре¬
деленный список имперских институтов до широ¬
ких, которые имеют тенденцию смешивать великие
державы и империи. Его список ключевых характе¬
ристик имперских институтов включает
военное завоевание; эксплуатацию завоеванных
в виде, например, дани, налогообложения и/или
призыва на военную службу; прямой захват и пе-
2бо
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
рераспределение имуществ имперскими властя¬
ми и поселенцами; имперские проекты, страте¬
гии и разработки, постоянно осуществляемые
режимами, именующие себя империями; гордо
выставляемые напоказ имперские символы и им¬
перские институты; имперские элиты, которые
обучают своих детей перенимать власть, но так¬
же вдохновляют подражателей в других классах
и находят целесообразным рекрутировать управ¬
ленцев и солдат среди завоеванных для того, что¬
бы успешно править; имперской клуб, чьи элиты
иногда сотрудничают и разрабатывают разделы
желаемых и могущих быть завоеванными терри¬
торий и иногда надувают друг друга в ходе беспо¬
щадной конкуренции (Pomper 2005: 2).
Может показаться, что в имперских проектах нет
никакого детерминизма. Свои люди государства —
веками это был двор, олигархи и ключевые совет¬
ники—решают, преследовать ли имперские проек¬
ты, где, какими средствами и в каких целях. Часто
их решения являются оппортунистическими и от¬
ражают изменения в межгосударственной системе,
по мере того как усиливаются и ослабевают другие
государства и новые игроки вступают на арены ве¬
ликих держав (см. Eisenstadt 1963; Finer 1997b, 1997с;
Mann 1986,1996; Манн 2018а, 20186; Tilly 1975). Одна¬
ко с развитием капитализма проявляется внутрен¬
не присущая ему тенденция к расширению капита¬
листических отношений по всему миру. Мировой
рынок есть предпосылка и постулат (результат) на¬
копления капитала. Это придает новый импульс
империализму: но, как показывают исторические
данные, он не всегда принимает форму жесткого
разделения мирового рынка на отдельные террито¬
риальные блоки, каждый из которых контролиру¬
ется и эксплуатируется данной великой державой.
Напротив, прямой территориальный контроль мно¬
гочисленных и широко дисперсных экономических
пространств может быть дорогостоящим и контр¬
261
государство: прошлое, настоящее и будущее
продуктивным, особенно в эпоху, когда утвержда¬
ются права на национальное самоопределение и де¬
мократические права. Например, в период между
русской революцией 1917 г. и крахом советского бло¬
ка конкуренция между двумя соперничающими си¬
стемами открывала пространство дляшолитической
и идеологической борьбы по поводу реализации
этих принципов (см. также главу 8).
Территория, место, уровень, сеть
Контроль над территорией является одной из трех
определяющих черт государственности в традиции
Staatslehre и в других основных подходах к государ¬
ству, к которым я добавляю идею государства. Од¬
нако кроме территории и ее населения государства
обладают по меньшей мере тремя иными важней¬
шими пространственными моментами. Это роль
государства в строительстве мест и их соединении;
организация и реорганизация уровневого разделе¬
ния труда; роль государства в сетях (мета)управле-
ния. Эти четыре аспекта —территория, место, уро¬
вень, сеть —далее будут называться схемой ТМУС.
В дополнение к социопространственным аспек¬
там государства также имеют временные аспекты.
Так, они включают особые временные системы по¬
казателей и межвременные связи и обладают соб¬
ственными дискурсивными, стратегическими и ма¬
териальными темпоральностями, собственными
временными горизонтами действий и их логисти¬
ческими последствиями (см., к примеру, Innis 1951).
Эти аспекты влияют на все шесть измерений госу¬
дарства, представленных в главе 3, и их относитель¬
ный вес и общее сочленение позволяют еще одним
способом охарактеризовать и дифференцировать
формы государств и политические режимы.
В табл. 5.1 представлены четыре аспекта и свя¬
занные с ними принципы ориентации в простран¬
262
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
стве (cp. Jessop et al., 2008; Jones and Jessop 2010).
Первые три колонки служат в основном целям де¬
финиций. Напротив, колонка 4 выявляет потен¬
циальные места структурных противоречий и тер¬
ритории стратегических дилемм, которые вводят
(1) динамический элемент в социопространствен-
ность; (2) начальный пункт анализа совместимо¬
сти и несовместимости в стратегически-реляцион-
ных категориях; (3) основу для периодизации и бо¬
лее надежного сравнительного анализа в пределах
конфигураций ТМУС и между ним и; (4) средство
введения стратегической субъектности в обсужде¬
ние социопространственной трансформации госу¬
дарства. Поэтому табл. 5.1 особенно полезна для ана¬
лиза пространственно-временных состояний, про¬
тиворечий в конкретных социопространственных
конфигурациях, социопространственных стратеги¬
ческих контекстах и рассуждениях о трансформа¬
тивных стратегиях.
Я рассматривал вопрос о территории выше
и вернусь к нему далее. Сейчас вспомним разницу
между участком земли и территорией. В то время
как первое обозначает первоначальный геофизиче¬
ский сырой материал или субстрат для социопро¬
странственных отношений (и становится «второй
природой» посредством своей социопростран¬
ственной трансформации), территориализация
является одной из форм социопространственно-
го присвоения и трансформации участка земли.
Таким образом, хотя все общественные отноше¬
ния буквально разворачиваются на участках зем¬
ли (до подъема телематики и киберпространства)2,
не все из них разворачиваются на территориях,
2. Даже киберпространство нуждается в наземной инфраструк¬
туре, все более подвергается территориальной парцел-
лизации или внетерриториальному контролю и действу¬
ет более или менее интенсивно и плотно в местах, мас¬
штабах и сетях.
263
таблица 5.1. Четыре аспекта социопространственности
Аспект
Основа социопространственного
структурирования
Связанные социопространственые
конфигурации
Социопространственые противоречил
и дилеммы
Территория
Установление границ, парцеллиза-
ция, огораживание
Конструирование разделений
«внутри/извне»
Конституирующая роль внешнего
Пограничные vs. трансграничные
отношения (например, государ¬
ство-отшельник против свободного
государства)
Место
Близость, укорененность в простран¬
стве, дифференциация ареалов
Конструирование пространствен¬
ного разделения труда
Контейнер vs. коннектор (например
партикуляризм vs. космополитизм)
Уровень
Иерархизация,вертикальная
дифференциация
Конструирование разделения тру¬
да между уровнями
Вертикальные различия между
господствующим, узловым и мар¬
гинальным уровнями
Единый уровень vs. многоуровне-
вость (например, унитарный город-
государство vs. многоуровневый ре¬
жим метауправления)
Сети
Взаимосвязанность, взаимозависи¬
мость, трансверсальная или «ризома-
тическая» дифференциация
Строительство сетей узлового
взаимодействия
Распределение общественных от¬
ношений среди узловых пунктов
в топологических сетях
Закрытая сеть vs. сети сетей (На¬
пример, функциональный регион
или формальный регион в сравнении
с безграничным регионом или вирту¬
альным регионом
Источник: адапти ровано из Jones and Jessop 2010.
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
конституируемых и контролируемых государствен¬
ным аппаратом.
Место или местность (локальность) есть более
или менее ограниченное, более или менее обшир¬
ное пространство отношений индивидов Лицом
к лицу или иных форм прямого взаимодействия
социальных сил.
Место обычно тесно связано с повседневной
жизнью, обладает темпоральной глубиной и свя¬
зано с коллективной памятью и социальной иден¬
тичностью. Места (или местности) обеспечивают
стратегически селективные социальные и инсти¬
туциональные настройки для прямых взаимодей¬
ствий; они также структурируют связи, выходящие
за пределы этого места, с иными местами и про¬
странствами в определенном диапазоне уровней.
Создание мест —■ это важный процесс: он задает
рамки общественных отношений в пределах про¬
странств повседневного, более или менее близкого
взаимодействия; в свою очередь, дифференциация
мест означает горизонтальную дифференциацию
различных видов мест в пестрых региональных
ландшафтах. Наименование, делимитация и зна¬
чение мест в процессе их создания и дифферен¬
циации всегда оспариваются и подвержены измене¬
ниям, и координаты любого данного физического
пространства могут связываться с многочисленны¬
ми местами, обладающими различными идентич¬
ностями, пространственно-временными границами
и социальной значимостью. Поэтому обнаружива¬
ются существенные перемены в наименовании, де¬
лимитации, значении и характере материальных
связей тех мест, в отношении которых предприни¬
маются ориентированные на эти места действия.
Недавние примеры трансформации мест могут
быть найдены в движениях Occupy («Захвати») раз¬
личных стран и континентов.
Масштаб означает гнездовую иерархию связан¬
ных пространств различного размера, например
265
государство: прошлое, настоящее и будущее
местного, регионального, национального, глобаль¬
ного. Он может означать различия в географиче¬
ском масштабе (наземном или территориальном),
в диапазонах организационного или администра¬
тивного контроля в рамках вертикального или го¬
ризонтального разделения труда и в относительном
доминировании в контроле над более или менее
значительными ресурсами, возможностями и ком¬
петенциями. Даже если свести уровень к вертикаль¬
ным иерархиям и проигнорировать региональ¬
ную дифференциацию, все равно нет единственно¬
го, всеобъемлющего пика, в котором завершаются
многочисленные уровневые иерархии (например,
суверенного мирового государства). Напротив, су¬
ществуют многочисленные уровневые порядки,
которые могут быть по отдельности запутанными
или разъединенными друг с другом. Можно выде¬
лить много уровней и временных характеристик
действия, но лишь относительно немногие из них
(хотя все же довольно многочисленные) будут явно
институционализированными. То, как это происхо¬
дит (и насколько далеко заходит), зависит от прева¬
лирующих технологий власти, позволяющих иден¬
тифицировать и институционализировать различ¬
ные уровни действий и темпоральностей.
Создание сетей — еще один поливалентный тер¬
мин. Мы уже сталкивались с параллельными се¬
тями власти. Однако в данном контексте он имеет
преимущественно пространственные соответствия.
В некоторых современных работах он означает пло¬
ские, децентрализованные множества обществен¬
ных отношений, характеризующихся симметрич¬
ной связью с централизованными ансамблями
властных отношений, организованных на функцио¬
нальных или поточных принципах, а не на терри¬
ториальных или уровневых. Эта точка зрения «пло¬
ской онтологии» влечет за собой риск пренебречь
иерархическими отношениями, часто существую¬
щими в рамках сетей и между ними. Даже если бы
266
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
властные отношения в пределах всех сетей были
эгалитарными и симметричными, то неравенства
и асимметрия все равно имели бы место в отноше¬
ниях «сеть —сеть» и выражались бы в неравных воз¬
можностях сетевых акторов использовать свои раз¬
личные стратегии и преследовать свои интересы.
Такие асимметрии и неравенства возникают из-за
основ сетей (глобальных городов или маргинальных
мест), различных масштабов, в которых и между ко¬
торыми они действуют (господствующих, узловых
или маргинальных — подробнее об этом будет сказа¬
но в следующем параграфе), и территориальных ин¬
тересов, с которыми они связаны (например, центр
vs. периферия или сильные государства vs. слабые,
империализм vs. империя). Потому адекватная то¬
пография сетей должна помещать их в более широ¬
кий пространственно-временной, стратегически-
реляционный контекст. Это фундаментальный ме¬
тодологический принцип СРП.
Две другие общие уровневые концепции полезны
для анализа государственного аппарата и власти го¬
сударства: (i) уровневое разделение труда и (2) скач¬
ки между уровнями. По Коллинджу (Collinge 1999)»
первое означает распределение различных задач
или функций между разными уровнями в преде¬
лах вертикальной иерархии уровней. Напротив,
пространственное разделение труда отражает то,
как те же самые задачи или функции распределяют¬
ся между различными местами на одном и том же
пространственном уровне. Часто распределение за¬
дач упорядочивается и в пространстве, и на шка¬
ле уровней. Наиболее могущественные институты
и акторы могут не находиться на высшем или пи¬
ковом уровне. Более того, многоуровневые и мно¬
гослойные государственные организации часто ас¬
социируются с запутанными иерархиями властей.
Поэтому дифференцированный доступ к уровням
является одним из аспектов социопространствен-
ной селективности государств и политических ре¬
267
государство: прошлое, настоящее и будущее
жимов (см. далее). Хорошим примером этого явля¬
ется Европейский союз как государство в процес¬
се формирования, где некоторые национальные
государства имеют большую власть на уровне ЕС,
чем институты ЕС над ними. (Относительно этого
утверждения, конечно, должна быть сделана ого¬
ворка в виде стратегически-реляционного наблюде¬
ния о том, что государство — это не вещь или субъ¬
ект, но общественное отношение, из чего следует,
что и национальные интересы асимметрично пред¬
ставлены в институтах ЕС и что некоторые принци¬
пы ЕС интериоризированы на национальном уров¬
не.) В свою очередь, скачки между уровнями имеют
место тогда, когда акторы стремятся осуществлять
государственную политику, разрешать конфликты,
употреблять власть и так далее на том уровне, кото¬
рый наиболее благоприятствует их материальным
и идеальным интересам.
Скачки между уровнями происходят из-за желания
использовать структурно предписанные уровневые
привилегии некоторых сил, пространственных го¬
ризонтов действий, стратегий, мер государствен¬
ной политики и так далее по отношению к дру¬
гим. Уровневое разделение труда и скачки между
уровнями связаны с попытками переопределить,
заново отрегулировать это разделение, участвовать
в сочленении уровней, устанавливать новые уров¬
ни или ликвидировать старые и переопределять
уровневые селективности для того, чтобы получить
преимущества в игре в перескакивание. Уровневые
стратегии — всего лишь одно множество возмож¬
ных пространственных стратегий. Другие могут на¬
целиваться на иные пространственные измерения
общественных отношений.
Следуя проведенному Грамши разграничению
между узким и интегральным смыслом понятия
«государство» (глава 4; см. Gramsci 1971: 239, 267,
271 = Q6, §155, СН7, §5Ь 0,6, §ю), можно также изу¬
чать узкие и интегральные пространственно-вре¬
268
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ
менные измерения последнего. Государственное
пространство в его узком смысле означает простран¬
ственные характеристики государства, рассматри¬
ваемого как ансамбль политико-правовых институ¬
тов и способностей к регулированию, основанных
на территориализации политической власти. Взя¬
тая в этом смысле, пространственность включает
в числе прочего меняющийся смысл и организацию
территориальности государства; эволюционирую¬
щую роль границ, пограничных зон и фронтиров;
меняющиеся внутринациональные географии госу¬
дарственной территориальной организации и вну¬
треннего административного деления (ср. Brenner
2004). Она подобным образом включает роль го¬
сударства в решении проблем неравного развития
мест, его поощрении или переломе этой тенден¬
ции; в реорганизации своего внутреннего уровнево-
го разделения труда и в управлении сетями внутри
политико-правового аппарата государства и за его
пределами. Государственное пространство в его
«интегральном» смысле обозначает более широкие
социоп]эостранственные поддержки и последствия
государственного пространства и социопростран-
ственную встроенность конкретных ТМУС-конфи-
гураций государственного аппарата и государствен¬
ной власти. Она включает характерные для каждой
территории, места, уровня и сети способы страте¬
гической мобилизации государственных институ¬
тов для регулирования и реорганизации социаль¬
ных и экономических отношений и в более общем
плане —■ меняющуюся географию государственно¬
го вмешательства в социальные и экономические
процессы.
Еще одним ключевым понятием в этом отно¬
шении является пространственное воображение.
Пространственные воображения —■ это дискурсив¬
ные явления (семиотические ансамбли и связанные
с ними семиотические практики), выделяющие осо¬
бые места, уровни, территории, сети или простран¬
269
государство: прошлое, настоящее и будущее
ства в целом во внутренне неструктурированной
сложности мира в пространственном отношении.
Они включают различные способы репрезентации
мира, которые в числе прочего придают боль¬
ший или меньший вес месту, уровню, территории
или сети в рамках этой репрезентации. Они дей¬
ствуют «посредством активного упрощения слож¬
ной реальности мест [и территорий] в пользу кон¬
тролируемых геополитических абстракций» (Ag-
new and Corbridge 1995: 48-49). Конкурирующие
пространственные воображения представляют го¬
сударство и политические пространства различным
образом, будь то в качестве основы для демаркации
государств друг от друга, демаркации государства
от более широкой политической системы или де¬
маркации более широкой политической системы
от остальной части общества. Марсело Эсколар (Es-
colar 1997) отмечает жизненно важную роль прак¬
тик репрезентации в территориализации политиче¬
ской власти, которые придали определенную форму
процессу становления современной (межгосудар¬
ственной системы в ходе «длинного шестнадцато¬
го века». Он исследует радикальную реорганиза¬
цию унаследованных из прошлого средневековых
институциональных ландшафтов, в которых гра¬
ницы служили в качестве относительно текучих зон
перехода между перекрывающимися, накладываю¬
щимися друг на друга сферами политической, рели¬
гиозной, военной и других видов власти. Современ¬
ная межгосударственная система не была построена
на чистом (tabula rasa) [безгосударственном] участ¬
ке земли, а скорее выкристаллизовалась из слож¬
ного, полиморфного средневекового ландшафта,
который сам был наследством всех предшествую¬
щих циклов государствостроительства (см., напри¬
мер, Finer 1997с; Mann 1996; Манн 20186; Poggi 1978;
Jones 2007).
Социопространственные воображения также
дают важное основание для мобилизации характер¬
270
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
ных для каждой территории, уровня, места и сети
форм государственного вмешательства и террито¬
риального политического процесса внутри (и про¬
тив) государства. Анри Лефевр (Lefebvre 1991: 281;
Лефевр 2015: 274), к примеру, считает, что «лю¬
бое государство утверждает, будто производит про¬
странство свершения и даже расцвета, пространство
единообразного, а значит, гомогенного общества».
Он также исследует политику повседневного со¬
противления, подъем новых общественных дви¬
жений и рост новых, потенциально трансформа¬
тивных использований пространства (Lefebvre 1971,
2004) . Однако, хотя современное государство мо¬
жет стремиться к гомогенизации пространства от¬
части для того, чтобы сделать его понятным в це¬
лях политического контроля (cp. Scott 1998; Скотт
2005) , этот процесс постоянно прерывается сопро¬
тивлением и конфликтующими друг с другом по¬
пытками присвоения земли, оспаривания границ,
создания мест, требования прав на город и избежа¬
ния (cp. Poulantzas 1978; Roberts 2006; Harvey 2008;
Lefebvre 1968; Scott 2009; Скотт 2017). В то время
как большинство пространственных воображений
ограничены альтернативным толкованием этого
мира, некоторые оказывают перформативное воз¬
действие посредством дискурсивно-материально¬
го конструирования пространственности. Но даже
пространственные воображения, которые не явля¬
ются «произвольными, рационалистическими и во¬
левыми» и консолидированы в особые простран¬
ственные порядки, подвержены нестабильности,
поскольку никакое воображение не может полно¬
стью соответствовать сложностям реального мира.
Это также отражено в изменении популярных гео¬
графических исходных допущений относительно
политического процесса, политического сообще¬
ства и политической борьбы.
Последнее понятие здесь — пространственные
стратегии государства. Они обозначают те исто¬
271
государство: прошлое, настоящее и будущее
рически конкретные практики, посредством ко¬
торых государственные институты и правители
государств (и социальные силы, которые они пред¬
ставляют) стремятся переупорядочить территории,
места, уровни и сети для того, чтобы обеспечить
воспроизводство государства в его узком смысле,
реконфигурировать социопространственные из¬
мерения государства в его интегральном смысле
и способствовать конкретным стратегиям накопле¬
ния, государственным проектам и гегемонистским
представлениям. Эти стратегии обладают важны¬
ми инфраструктурными, а также деспотическими
измерениями (Mann 1984), связанными с конкрет¬
ными социопространственными воображениями,
и зависят от конкретных технологий и властомен¬
тальных практик. В то время как эти стратегии ча¬
сто рассматриваются преимущественно в катего¬
риях экономической географии, они могут иметь
много других (смешанных) мотивов, целей и эф¬
фектов (Lefebvre 1991; Лефевр 2015; Prescott 1987;
Hannah 2000; Brenner. 2004). В этом отношении
они также могут изучаться из перспективы социо-
пространственного управления (глава 6).
Пространственные аспекты можно совмещать
в целях более конкретного и комплексного анали
за отдельных социопространственных конфигура
ций, связанных с определенными субстантивными
отношениями и процессами. В табл. 5.2 представ
лены некоторые примеры таких конфигураций, ос
нованных на структурах ТМУС. Шестнадцать ячееь
возникает в результате кросстабуляции каждого со
циопространственного момента как структурирую
щего принципа со всеми четырьмя социопростран
ственными моментами как областями применения
Это упражнение можно расширить за предель
двухмерной матрицы, но даже эта ограниченна*
версия иллюстрирует сложности социопростран
ственности и следствия их для государственной си
стемы и государственных властей.
272
ТАБЛИЦА 5.2. К многомерному анализу социопространственности
Структурируют, ие
принципы
Поля действий
ТЕРРИТОРИЯ
МЕСТО
УРОВЕНЬ
СЕТИ
Территория
Реально существующие
фронтиры, границы, погра¬
ничные зоны, из которых со¬
стоит государство как вме¬
стилище власти
Интегрирование мест
в территорию, управление
неравномерным развитием
Федеральные
системы
М ногоуровневая
власть
Межгосударственная си¬
стема, союзы государств,
власть, охватывающая не¬
сколько регионов
Место
Ядро-периферия, погранич¬
ные территории, империи
Места действия, среда, го¬
рода, регионы, местности,
глобальности
Глокализация, глур-
банизация (глобаль¬
но-локальные и гло¬
бально-урбанистиче¬
ские сочленения)
Местное, городское, ре¬
гиональное управление
или партнерства
Уровень
Разделение политиче¬
ской власти между уров¬
нями (унитарное госу¬
дарство, федеративное
государство и т.д.)
Локальное<->глобаЛьное зо¬
нальное (пространствен¬
ное) разделение труда
Гнездовые или за¬
путанные иерархии
уровней
Перескакивание
уровней
Параллельные сети вла¬
сти, неправительственые
международные режимы
Сети
Трансграничный реги¬
он, виртуальные регио¬
ны (БРИКС, «Четыре
мотора» и т.д.)
Сети глобальных городов,
многоядерные города, пе¬
реплетающиеся города
i
Сети различным об¬
разом масштабиро¬
ванных мест
Сети сетей, пространства
потоков
к
Источник: Jessop et al., 2008.
государство: прошлое, настоящее и будущее
В частности, матрица показывает, что каждое со-
циопространственное понятие может применять¬
ся тремя способами. Например, территория может
изучаться:
• сама по себе, как продукт стратегий разделения
границами (территория — территория);
• как структурирующий принцип (причинно-след¬
ственный процесс или механизм), влияющий
на другие поля социопространственных отно¬
шений (читая матрицу горизонтально, следова¬
тельно, место территории, масштаб территории,
территориальная сеть);
• как структурированное поле, порожденное отчасти
благодаря воздействию других социопростран¬
ственных структурирующих принципов на тер¬
риториальную динамику (теперь читая матрицу
вертикально, фокусируясь на колонке «терри¬
тория» и рассматривая связи между территори¬
ей места, территорией масштаба и территори¬
ей сети).
В целом эта двухмерная матрица говорит о том,
что (i) относительная значимость территории, ме¬
ста, уровня и сетей в качестве структурирующих
принципов социопространственных отношений
варьируется вместе с различными видами простран¬
ственно-временного местоположения и что иногда
территория, иногда место, иногда уровень и иногда
сеть более важны для обеспечения общей слаженно¬
сти пространственно-временных отношений в дан¬
ном контексте; иными словами, что (2) их отно¬
сительная роль в обеспечение общей слаженности
пространственно-временных Отношений в капита¬
листических (и других) общественных формациях
может варьироваться исторически и контекстуаль¬
но; что (3) кризисы, попытки разрешения кризиса
и возникновение новых социопространственных
местоположений могут быть связаны с измене¬
274
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
ниями в наиболее эффективных социопростран-
ственных основаниях, организационных структу¬
рах и стратегиях контргегемонистских проектов;
что (4) стратегии разрешения кризиса могут вклю¬
чать в себя попытки переопределить относитель¬
ную важность этих четырех измерений и связанных
с ними институциональных выражений и, следова¬
тельно, изменить вес их роли в устранении кризис¬
ных тенденций и противоречий.
Ячейки в табл. 5.2 представляют собой различ¬
ные виды социопространственных конфигураций,
которые могут быть объектами социопростран¬
ственных стратегий и решений.
Достаточно двух примеров: с возрастающей ин¬
тернационализацией может иметь место рефоку¬
сировка стратегий от местной власти в пределах
национального государства к сетям управлений
глобальных городов или опять же от регулирова¬
ния государства как территориального резервуара
власти до строительства международных режимов
управления потоками между более проницаемыми
территориями.
К новым состояниям ТМУС
Глобализация (по крайней мере в ее ныне преобла¬
дающей неолиберальной форме) нарушила нацио¬
нально ориентированные пространственно-времен¬
ные состояния, унаследованные от послевоенного
бума в циклах атлантического фордизма в Север¬
ной Америке и Европе, от периода национальной
импортозамещающей индустриализации в Ла¬
тинской Америке и от периода восточноазиат¬
ских «экономических чудес», первоначально свя¬
занных с догоняющим экономическим развитием
и экспортно ориентированным ростом. Текущий
период глобализации включает в себя умноже¬
ние пространственных уровней, их относительную
разобщенность в сложных запутанных иерархиях
275
государство: прошлое, настоящее и будущее
(а не в простой иерархии уровней) и все более за¬
мысловатую смесь уровневых стратегий, по мере
того как экономические и политические силы стре¬
мятся к наиболее благоприятным условиям встраи¬
вания в меняющийся международный порядок (Jes-
sop 2002). В то время как национальный уровень
лишился своего послевоенного доминирования,
никакой другой уровень экономической и полити¬
ческой организации (будь то глобальный или ло¬
кальный, городской или триадический) не полу¬
чил аналогичного доминирования. Вместо этого
различные экономические и политические места
и пространства, расположенные в разных уровнях,
конкурируют за то, чтобы стать основным или уз¬
ловым пунктом накопления или государственной
власти или и того и другого (глава 8).
Релятивизация уровней также предоставляет но¬
вые важные возможности для скачков между ними
и борьбы за междууровневое сочленение. В связи
с этим ставится вопрос, требует ли долгосрочное
решение нового господствующего уровня с допол¬
нительным множеством узловых и маргинальных
уровней, или же релятивизация уровней является
новой нормой и теперь важны сетевые формы ко¬
ординации как действенный стратегически-реля-
ционный ответ на эту ситуацию.
Теперь я проиллюстрирую некоторые из этих
аргументов на примере атлантического фордиз¬
ма. Социопространственная матрица государств
в ведущих атлантическо-фордистских экономи¬
ках, созданных после Второй мировой войны, ха¬
рактеризовалась первичностью территории и ме¬
ста по отношению к уровню и сети. Это не означает,
что уровень и сеть отсутствовали — просто они иг¬
рали не столь важную роль в трех формальных ас¬
пектах государства (репрезентация, институцио¬
нальная архитектура и вмешательство) и его трех
стратегических аспектах (социальные основы, го¬
сударственные проекты и гегемонистские видения)
276
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВР Е М Я
(глава 2). Государственное вмешательство —предна¬
значенное обеспечивать условия для прибыльности
капитала и воспроизводства населения как в каче¬
стве рабочей силы, так и массы граждан националь¬
ного государства —характеризовалось приоритетом
национальной денежной единицы над международ¬
ной валютой и приоритетом личной и социальной
заработной платы как источника внутреннего спро¬
са над ее ролью в качестве издержек производства
на международном рынке. Это отражалось в при¬
мате национальных экономик, национальных го¬
сударств всеобщего благоденствия и национальных
обществ, управляемых национальными государства¬
ми, заботящимися о единстве национальных терри¬
торий и уменьшении неравенства в развитии. Од¬
ним словом, в этот период важной характеристикой
социопространственной формы государства была
«национализация» экономического и политическо¬
го пространства. Национальный уровень домини¬
ровал в рамках относительно стабильного уровнево-
го разделения труда, хотя, как отмечают некоторые
исследователи, национальная экономика, нацио¬
нальное государство и национальный режим гра¬
жданства были встроены в либеральный междуна¬
родный порядок и поддерживались узловой ролью
местных властей в предоставлении некоторых до¬
полнительных форм экономической и социальной
политики. Сети также играли ключевую роль в ре¬
презентации и поддержании социальных основ го¬
сударства. Но они были преимущественно корпора-
тивистскими и клиентелистскими по своей природе,
связанными с присущим атлантическому фордизму
режимом накопления и характером регулирования
и действовали в рамках атлантическо-фордистской
экономической и политической матрицы.
Растущая интернационализация мирового рын¬
ка в 1960-70-х гг. подорвала это пространственно-
временное решение с его отличительной матрицей
ТМУС. Кроме того, все это сопровождалось кри¬
277
государство: прошлое, настоящее и будущее
зисом атлантического фордизма и его различных
кейнсианских национальных государств всеобще¬
го благоденствия (КНГВБ). В частности, интер¬
национализация усилила власть международной
валюты и потоков капитала над национальной мо¬
нетарной и фискальной политиками и постави¬
ла на первое место роль личной и социальной за¬
работной платы как издержек производства. Это
также подорвало взаимодополнительность нацио¬
нальных экономик, национальных государств все¬
общего благосостояния, национальных обществ
и национального государства и усилило неравно¬
мерность развития различных мест и регионов,
то есть всего того, что КНГВБ пытались преодо¬
леть при помощи мер государственной полити¬
ки, которые Бреннер (Brenner 2004) назвал «про¬
странственным кейнсианством». Некоторые
теоретики склонны рассматривать интернацио¬
нализацию как нечто способствующее детеррито-
риализации политической власти или смещающее
масштаб территории вверх до транснационально¬
го или глобального уровня либо вниз до регио¬
нального или локального уровня. Я, напротив,
утверждаю, что недавние перемены становятся
понятнее в категориях релятивизации уровней
(но см. главу 8). Она означает отсутствие прио¬
ритетного уровня в уровневом разделении поли¬
тического труда и борьбу между представителями
различных уровневых интересов за локализацию
приоритетного масштаба на их уровне. Эти пе¬
ремены изменили роль территории, места и сети
в общей структуре североатлантических госу¬
дарств в постфордистском мире3.
3. Фордизм, понимаемый как массовое производство, не исчез:
он был отправлен в офшоры или на аутсорсинг, первона¬
чально в периферийные фордистские экономики в Север¬
ной Америке и Южной Европе, а затем в Латинскую Аме¬
рику, Восточную Азию и постсоциалистическую Европу.
278
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-В Р Е М Я
Я полагаю, что на смену относительному при¬
мату территории и места во время атлантического
фордизма пришел относительный примат уровней
и сетей. В частности, постфордистская релятиви¬
зация масштаба вызвала экспериментирование
с сетевыми формами организации, которые могут
способствовать развитию стабильного, постнацио¬
нального государства. У него больше возможно¬
стей руководить интеграцией меняющихся эко¬
номических и политических пространств во все
более интегрированный мировой рынок, характе¬
ризующийся все более неравномерным развитием.
В то время как национальное государство созда¬
ло главный уровень политической организации
в фордистский период послевоенного европей¬
ского и североамериканского бума, текущий пост-
фордистский период отмечен распространением
проблем политического процесса и государствен¬
ной политики на различные уровни организации,
ни один из которых не обладает явным первен¬
ством. Этот процесс порождает проблемы обеспе¬
чения межуровневой целостности действий и ведет
к поиску новых форм и функций государственно¬
сти, которые могут быть направлены на решение
кризиса национального территориального госу¬
дарства (см. главу 8). Вместе с воздействием по¬
следующих кризисов (особенно кризисов накопле¬
ния при господстве финансового капитала в тени
неолиберализма) мы наблюдаем эксперименти¬
рование методом проб и ошибок и споры относи¬
тельно надлежащих путей переупорядочивания
постнациональной, неравномерно развивающей¬
ся глобальной экономики. Действительно, в среде
видных публичных интеллектуалов наметилась по¬
разительная трансформация точек зрения на зна¬
чение и надлежащую архитектуру государствен¬
ной системы и наиболее уместные государственные
проекты и гегемонистские представления, которые
она должна продвигать (двумя показательными
\
279
государство: прошлое, настоящее и будущее
примерами этого служат Fukuyama 1992, 2011; Фу¬
куяма 20046, 2015; Friedmann 2005, 2008, 2011; Фрид¬
ман 2007, 2011).
Господство и пространственно-
временные состояния
Пространственности и темпоральности государ¬
ственной системы многогранны и связаны слож¬
ным образом. Сейчас я рассматриваю их след¬
ствия для государственной системы как структуры
господства. Здесь важно разобрать два аспекта:
(1) артикуляцию ТМУС-матрицы государствен¬
ной системы в ее узком и интегральном смысле
и (2) институциональные и пространственно-вре¬
менные состояния как механизмы структурирова¬
ния властных отношений.
Во-первых, каждый принцип социопростран-
ственной организации имеет свои формы включе-
ния/исключения и дифференцированные возмож¬
ности отправления государственной власти. Этим
создается стратегическое поле, в котором различ¬
ные социальные силы стремятся наделить преиму¬
ществом различные социопространственные спосо¬
бы репрезентации, государственные «внутриходы»
(withinputs) и формы вмешательства, чтобы пере¬
упорядочить возможности государства, связанные
с каждым социопространственным измерением,
и получить привилегированный доступ к терри¬
ториям, местам, уровням или сетям, где находятся
наиболее важные возможности. Примерами тому
служат махинации с нарезкой избирательных окру¬
гов, технологии понижения явки избирателей, под¬
держка или снижение неравномерного развития
мест и регионов и неравенства между центром и пе¬
риферией, переупорядочивание уровневых иерар¬
хий и скачков между уровнями и организация
параллельных сетей власти, пронизывающих фор¬
280
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-ВРЕМЯ
мальное вертикальное и горизонтальное разделе¬
ние властей внутри государства и за его пределами.
Во-вторых, учитывая противоречия и дилем¬
мы, связанные с базовыми структурными форма¬
ми (такими как капиталистические отношения)
и различными социопространственными форма¬
ми (см. табл. 5.1), можно изучать, как с этими про¬
тиворечиями справляются при помощи простран¬
ственного смещения и временных отсрочек пря¬
мых и косвенных издержек усилий по управлению
этими противоречиями. Двумя взаимосвязанными
понятиями, освещающими роль структуры и стра¬
тегии, здесь являются институциональные и про¬
странственно-временные решения. Ни одно из них
не касается только лишь государства. Тем не менее
они являются фундаментальными характеристика¬
ми государства в его узком и интегральном смыслах
и в дополнение к этому государственная система
и активация государственных властных полномо¬
чий формируют институциональные и простран¬
ственно-временные состояния в более общем плане.
Институциональное решение — это комплекс
взаимодополняющих институтов, которые посред¬
ством институционального дизайна, имитации, на¬
вязывания или случайной эволюции предлагают
(в рамках данных параметрических ограничений)
временное, частичное и относительно стабильное
решение проблем координации, связанных с обес¬
печением экономического, политического или со¬
циального порядка. Тем не менее его нельзя назвать
чисто техническим и, не обеспечивая простого по¬
следующего решения заранее данных координаци¬
онных проблем, оно в каком-то смысле определяет
этот порядок. Оно основывается на институциона¬
лизированном, нестабильном равновесии компро¬
мисса или в худшем случае на открытом приме¬
нении силы. Такое решение также можно изучать
как пространственно-временное решение (ПВР),
и наоборот: ПВР может изучаться как институ¬
281
государство: прошлое, настоящее и будущее
циональное решение. ПВР устанавливают про¬
странственные и временные границы, в пределах
которых обеспечивается всегда относительная, не¬
полная и временная структурная целостность дан¬
ного порядка в той степени, в какой она вообще
когда-либо достигается. Ключевой вклад ПВР состо¬
ит в экстернализации материальных и социальных
издержек обеспечения такой целостности за пре¬
делы пространственных, временных и социальных
границ институционального состояния, путем их
смещения или откладывания (или и того и друго¬
го). Эти состояния экстернализуют материальные
и социальные издержки обеспечения целостности
за пределы конкретных пространственных, вре¬
менных и социальных границ, так что зоны отно¬
сительной стабильности зависят от нестабильно¬
сти в других местах. Даже в пределах «внутренних))
границ некоторые классы, фракции классов, соци¬
альные категории или иные общественные силы,
находящиеся внутри этих пространственно-вре¬
менных границ, маргинализуются, исключаются
или подвергаются насилию. ПВР тем самым толь¬
ко кажутся гармонизирующими противоречиями,
присутствующими в той или иной форме. Такие ре¬
жимы являются частичными, временными и неста¬
бильными, и попытки навязать их могут приводить
к непредвиденным и нежелательным последствиям
и внутри страны, и за рубежом.
Хотя противоречия, дилеммы и конфликты ма¬
териальных и идеальных интересов не могут быть
абстрактным образом урегулированы на постоян¬
ной основе, их можно смягчить, временно и частич¬
но, при помощи механизмов и проектов, отдающих
предпочтение одному аспекту противоречия, одной
стороне дилеммы или всего лишь некоторым инте¬
ресам. В идеале этого можно достичь по крайней
мере в краткосрочном плане, успешно представив
конкретные, по необходимости селективные реше¬
ния как воплощение (всегда иллюзорного) общего
282
5. ГОСУДАРСТВО И ПРОСТРАНСТВО-В Р Е М Я
интереса. В других случаях это решение может вклю¬
чать более видимые, даже силовые стратегии и про¬
екты. Это конкурентный процесс, включающий раз¬
личные экономические, политические и обществен¬
ные силы и разнообразные стратегии и проекты.
В этом контексте противоречия и связанные с ними
дилеммы могут урегулироваться посредством:
• иерархизации — рассмотрения некоторых проти¬
воречий как более важных, чем другие;
• приоритизации — придания приоритетности од¬
ному аспекту противоречия или дилеммы по от¬
ношению к другому аспекту;
• локализации — опоры на различные террито¬
рии, места, уровни и сети действий для реше¬
ния того или иного противоречия или аспекта
или для смещения проблем, связанных с прене¬
брегаемым аспектом, на маргинальные или ли-
минальные территории, места, уровни или сети;
• темпорализации — поочередного обращения к раз¬
личным аспектам и односторонней фокусировки
на одном подмножестве противоречий, дилемм
или аспектов, пока не станет необходимым неза¬
медлительно обратиться к тому, чем ранее пре¬
небрегали.
Соотношение между этими стратегиями может ис¬
пользоваться для изучения того, как институцио¬
нальные и пространственно-временные состояния
помогают обеспечивать конкретные паттерны гос¬
подства. Например, в случае с режимами капитали¬
стического роста можно наблюдать различия в том,
какой вес придается различным противоречиям
и дилеммам (иерархизация), в важности, припи¬
сываемой их различным аспектам (приоритизация),
в роли различных территорий, мест, масштабов и се¬
тей в этом отношении (локализация) и в темпораль¬
ных моделях обращения с ними (темпорализация).
Институциональные и пространственно-временые
283
государство: прошлое, настоящее и будущее
состояния никогда не являются чисто технически¬
ми, но, как и другие аспекты государственной вла¬
сти, включают в себя усилия по обеспечению и пере¬
работке более широкого «неустойчивого равновесия
компромисса», организованного вокруг конкретных
объектов, техник и субъектов правления или управ¬
ления. Упорядочивание капитализма также включа¬
ет «социальное состояние», которое частично ком¬
пенсирует неполноту чисто капиталистических от¬
ношений и придает им относительную структурную
целостность благодаря тем способам, которыми оно
решает противоречия и дилеммы.
Выводы
Предшествующие размышления подкрепляют не¬
которые затертые до дыр аргументы относительно
формирования государства. Менее известны социо-
пространственные и темпоральные сложности фор¬
мирования и трансформации государства. Поэтому
данная глава подчеркивает сочленение террито¬
рии, места, уровня и сети в общем структурирова¬
нии государственных систем и показывает некото¬
рые из их стратегически-реляционных следствий.
В ней также были введены понятия институцио¬
нального состояния и пространственно-временно¬
го состояния, для того чтобы подкрепить общую
аргументацию о том, что государственная систе¬
ма тесно связана с формами господства. И хотя это
было отмечено только мимоходом, пространствен¬
ные воображения различного рода и их связь с ин¬
ституциональными и пространственно-временны¬
ми состояниями достаточно важны, чтобы показать
релевантность Ideologiekritik. В последующих гла¬
вах будут проанализированы кризисные тенденции
в пространственно-временных матрицах современ¬
ного государства во всех четырех социопростран-
ственных измерениях.
284
6. Государство и нация
ВОПРОС о государстве и нации связан с дву¬
мя последними элементами модифициро¬
ванного четырехэлементного подхода к го¬
сударству. Третьим элементом является население
(Staatsvolk), которое подчинено государственной
власти и, возможно, наделено правами по отно¬
шению к государству. Там, где существуют права,
люди рассматриваются не как всего лишь населе¬
ние или угрожающая масса, плебс или толпа (mo¬
bile vulgus), которая требует, чтобы ею управля¬
ли, но как политически воображаемая социальная
сила —народ (populus, il popolo), рассматриваемый
как источник власти (Canova'n 2005). Здесь на кар¬
ту ставится народостроительство как одна из кон¬
ституирующих характеристик государственного
строительства. Это, в свою очередь, связано с госу¬
дарственной идеей как четвертым элементом пред¬
лагаемого подхода. В качестве источника легитим¬
ности народ (как и нация) является воображаемым
сообществом с некоторой исторической преем¬
ственностью, основанной на реконструированном
прошлом, воображаемом настоящем и разверты¬
вающемся будущем. Народ служит источником по¬
литической власти, именем которой государство
может принимать решения, становящиеся обяза¬
тельными для него на неопределенный срок, если
не навечно (Canovan 2005). Отсюда возникает тен¬
денция наделять народ корпоративной личностью,
которая формируется как unum epluribus—единство,
формируемое из многих.
государство: прошлое, настоящее и будущее
Откровенно критическое прочтение было пред¬
ложено Эдмундом Морганом, который рассма¬
тривает суверенный народ как «фикцию», кото¬
рая была целенаправленно изобретена для того,
чтобы оспорить и заменить другую фикцию, бо¬
жественное право королей. Во время граждан¬
ской войны в Англии «представители изобрели
суверенитет народа для того, чтобы требовать его
для самих себя... Именем народа они стали все¬
сильной властью» (Morgan 1988: 49“5°> Цит- п0:
Canovan 2008).
Это ставит три интересных вопроса. Во-первых,
должны ли мы сводить субъектов государственной
власти к народу и, если да, следует ли их пони¬
мать как индивидов, семьи, сообщества, «расовые»
субъекты, этнические группы и т. д.? Являются ли
субъектами государственной власти какие-либо
из признанных субъектов права (включая корпо¬
рации, ассоциации и т.д.), подчиненных верхо¬
венству права или иным формам государственного
вмешательства? Или они включают любого акто¬
ра или учреждение, являющееся объектом государ¬
ственного вмешательства либо объектом пренебре¬
жения со стороны государства, будучи социально
конституированными или нет? Здесь затрагивает¬
ся вопрос, сводится ли власть государства к коллек¬
тивно обязывающим решениям (как это обычно по¬
стулируется в определении государства), или она
охватывает все формы вмешательства, зависящие
от использования возможностей государства, про¬
изводящих структурированные, а не случайные,
аморфные, эфемерные эффекты (главы 2 и 3).
Во-вторых, а также в связи с этим, если мы рас¬
сматриваем население в терминах человеческих
субъектов, должны ли мы учитывать роль государ¬
ства в формировании и дисциплинировании тел
индивидов (анатомо-политика Фуко) и его роль
в выявлении и решении основных биополитиче¬
ских вопросов, таких как общий состав населения
286
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
в демографических (узко или широко понимае¬
мых), экономических, идентичностных или иных
категориях (Foucault 2008)? Такие правительствен¬
ные действия включают дискурсы и диспозитивы,
затрагивающие межпоколенческое, проходящее
на протяжении жизни и повседневное воспроиз¬
водство и восстановление Staatsvolk. Более того, от¬
ражая полиморфию государства, биополитика мо¬
жет подходить к этим задачам в аспекте нескольких
принципов социальной организации: как к субъек¬
там политики, гражданам, рабочей силе, военным
резервистам, религиозному сообществу и т. д.
Третьим вопросом является нация, которую
слишком часто считают основой национального
государства. Здесь главной теоретической и прак¬
тической проблемой являются референт понятия
«нация» и роль государства в конституировании
нации в аспекте того, кто принадлежит к государ¬
ству или имеет в нем права гражданства и кто дол¬
жен подчиняться государству независимо от прав
гражданства или (в некоторых случаях) страны
проживания. Начнем с этого последнего вопроса.
Национальное государство
и нация-государство
Нация и государство — это отдельные понятия, ко¬
торые часто объединяют в неоднозначное понятие
«национальное государство» и реже —в противопо¬
ложное понятие «государство-нация» (относитель¬
но последнего см. Stepan, Linz, and Yadav 2010:1—38
и следующий параграф). Понятие наци и-государ¬
ства особенно сбивает с толку, поскольку соеди¬
няет два аналитически и часто эмпирически раз¬
личных типа государства. В одном смысле оно
относится к тому, что германские теоретики госу¬
дарства называют территориальным государством,
то есть государством, успешно претендующим
287
государство: прошлое, настоящее и будущее
на легитимную монополию организованного на¬
силия в пределах относительно большой территории,
охватывающей более одного города и прилегающих
к нему районов. Для наибольшей ясности террито¬
риальное государство в этом германском смысле
иногда также называют национальным (террито¬
риальным) государством. Тем самым города-госу¬
дарства, такие как Сингапур, и маленькие княже¬
ства, такие как Лихтенштейн, исключаются, хотя
оба типа обладают формальным суверенитетом
на соответствующих территориях и их признают
другие государства. Понимаемое в этом преиму¬
щественно территориальном аспекте, националь¬
ное государство как территориальное государство
включает малые государства (например, Данию,
Ирландию)1, так же как и квазиконтинентальные
государства, простирающиеся на множество часо¬
вых поясов (например, Россию, США), субконти¬
нентальные государства (например, Индию, Китай)
и государства-архипелаги (например, Индоне¬
зию). В другом смысле нация-государство обозна¬
чает государства, которые осуществляют власть
над населением, определяемым исключительно
или преимущественно через общую идентификацию
с воображаемым национальным сообществом, гра¬
ницы которого по большей части совпадают с гра¬
ницами этого государства. Иными словами, в дан¬
ном случае нация-государство — это государство
с населением, идентифицируемым по некоторым
формам национального существования. В катего¬
риях предлагаемого здесь расширенного четырех¬
элементного подхода первый смысл нации-госу¬
дарства (которое также может характеризоваться
как территориальное государство или наиболее не¬
двусмысленно как национально-территориальное
1. В целях ясности и рискуя повториться: территория должна
охватывать более чем один город и прилегающие к нему
районы.
288
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
государство) означает Staatsgebiet, то есть особую
форму территориализации политической власти,
а второй смысл национального государства отно¬
сится к составу и идентичности Staatsvolk — посто¬
янного населения государства.
Как было отмечено в предыдущем параграфе,
понятия «национальное государство» (то есть тер¬
риториальное государство) и «нация-государство»
часто смешиваются, что особенно проблематично,
когда только одно из них является оправданным
теоретически или политически. К примеру, дискус¬
сии о том, как глобализация подрывает нацию-го¬
сударство, часто касаются того, как она ослабляет
территориальный суверенитет и безопасность на¬
циональных государств, а не чувство национальной
идентичности их населений. Более того, процессы
глобализации могут усиливать национальную иден¬
тичность (например, благодаря провозглашенной
потребности повысить национальную конкуренто¬
способность и ощущаемым угрозам национально¬
му благосостоянию, культурной автономии и т.д.).
Или же они могут размывать ее вследствие более
полиэтничного или мультикультурного состава на¬
селения или расколотых трансграничных лояль¬
ностей. Аналогичная нечеткость питает дискуссии
о Европейском союзе как территориальном госу¬
дарстве и перспективах европейской национальной
идентичности. И наконец, понятие «государство-
нация» используется для обозначения государств,
которые признают, что их население охватывает
две или более нации, и привержены по крайней
мере в своих конституциях тому, чтобы способ¬
ствовать их сосуществованию, создав надлежащие
политические механизмы. Хорошо известными со¬
временными примерами являются Индия, Россия
и Испания (ср. Stepan et al., 2010). Все это говорит
о том, что (1) не все государства — территориаль¬
ные государства; (2) не все территориальные госу¬
дарства являются национальными государствами —
289
государство: прошлое, настоящее и будущее
некоторые не имеют четкой национальной основы
или являются многонациональными; (3) не все
нации связаны со своим национальным государ¬
ством. Ситуации последнего типа могут возникать
тогда, когда национальной идентичности отказы¬
вают в политическом выражении на уровне и по¬
средством государственности (такой отказ может
даже приводить к геноциду) или когда члены на¬
ции разбросаны между несколькими государствами
и не составляют большинства ни в одном из них.
Понятие «национальное государство» в аспек¬
те территориального государства в данной части
книги не нуждается в длительном рассмотрении.
Территориальная организация власти возникла за¬
долго до формирования наций, и современная фор¬
ма национального территориального государства
(иногда ошибочно описываемого как вестфальское
государство в Европе) возникла к XVII в., хотя им¬
перии и другие формы сохранялись иногда еще два
столетия даже в более широком европейском кон¬
тексте.
Три поразительные вещи случились за послед¬
ние пятьсот лет. Во-первых, почти вся Европа
стала национальными государствами с хорошо
определенными границами и взаимными связя¬
ми. Во-вторых, европейская система распростра¬
нилась практически на весь мир. В-третьих, дру¬
гие государства, действуя совместно, оказывают
все большее влияние на организацию и террито¬
рию новых государств. Эти три изменения тесно
связаны, поскольку ведущие государства Европы
активно распространяют свою систему как по¬
средством колонизации, так и’через завоевание
и проникновение в неевропейские государства.
Создание сначала Лиги Наций, а затем Органи¬
зации Объединенных Наций было просто рати¬
фикацией и совершенствованием организации
всех людей Земли в единую систему государств
(Tilly 1992: 181; Тилли 2009: 260).
290
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
Формальная равноценность и равенство суверен¬
ных государств в межгосударственной системе вы¬
ражается в членстве в Организации Объединенных
Наций (на текущий момент в ней насчитывается
193 государства), где состоит и крошечное остров¬
ное государство Тувалу, и «супердержава» Соеди¬
ненные Штаты Америки. Тем не менее эти госу¬
дарства сталкиваются с различными проблемами
внутри страны и за рубежом, имеют разную ис¬
торию, перед ними открыты неодинаковые воз¬
можности по решению этих проблем и реорганиза¬
ции в ответ на них, в международном окружении,
так же как и во внутренних делах, некоторые мо¬
гущественнее, чем другие. Имеет место принципи¬
альное неравенство в Организации Объединенных
Наций и в рамках других международных форумов
и режимов, особенно во влиятельных органах, та¬
ких как Совет Безопасности ООН, Всемирный банк,
Международный валютный фонд и Всемирная тор¬
говая организация. То же самое верно и для Евро¬
пейского союза. Хотя диапазон различий между
государствами-членами здесь меньше (Мальта за¬
нимает наименьшую площадь суши, а Германия
имеет наибольшее население), различия во влия¬
тельности и возможностях государств определя¬
ют выработку европейского политического курса.
Дальнейшая модификация последнего возможна
благодаря альянсам между отдельными европей¬
скими государствами и иными членами мировой
политической системы, а также благодаря тому,
как Европейский союз встраивается в многоуров¬
невый мировой порядок.
Национальное существование
Теперь я обращаюсь к нации. В политических
или аналитических целях предпринималась мас¬
са попыток установить примордиальный крите¬
рий национальности. Варианты включали родство
201
государство: прошлое, настоящее и будущее
по крови, язык, общую культуру, общую судь¬
бу или какое-то иное «естественное» или «став¬
шее естественным» свойство или группу свойств.
С моей точки зрения, все они могут быть лучше
всего интерпретированы как усилил по социаль¬
ному конструированию национальной идентично¬
сти на основе таких характеристик, чем установле¬
ние реального исторического бытия данной нации,
предшествующего ее социальному конструиро¬
ванию. Одним словом, примордиальная приро¬
да национальной принадлежности должна быть
озвучена или «изобретена» и затем принята на «по¬
вседневном плебисците» (Renan 1882; Ренан 1902)
переживаемого опыта, каким бы банальным ни ста¬
ло ощущение общей национальной идентичности,
даже если она выковывалась в драматических, воз¬
можно, трагических обстоятельствах.
Все это отражено в признанной интерпретации
Бенедиктом Андерсеном нации как «воображаемо¬
го сообщества». Последнее понятие обозначает то,
что любая нация включает настолько большую груп¬
пу людей, что ее члены не могут лично знать друг
друга, но тем не менее стали воображать (или их убе¬
дили), что они разделяют важные общие характери¬
стики, объединяющие их как нацию и оправдываю¬
щие притязания на политическую репрезентацию
или даже на национальное самоопределение. Кри¬
терии воображения общей национальной принад¬
лежности весьма разнообразны, часто оспаривают¬
ся и обычно меняются вместе с принятыми идеями
о государственности. Взаимное признание много¬
численных лиц на основе якобы общих свойств, даю¬
щих им право на членство в одной и той же нации,
также служит, конечно, для отличения их от других,
тем самым исключаемых из членства в этом сообще¬
стве. Это может быть не более чем просто различием,
но может стать основанием для соперничества и ан¬
тагонизма, в конечном итоге приводя в самых траги¬
ческих случаях к кампаниям изгнания и геноцида.
292
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
В то время как территориальная государствен¬
ность в настоящее время почти повсеместна, хотя ей
и бросают вызовы, национальная государственность
по-прежнему далека от того, чтобы быть чем-то
обычным. В табл. 6.1 представлены три основных
типа нации, основа для включения в (или исклю¬
чения из) соответствующего воображаемого нацио¬
нального сообщества и два дополнительных аспек¬
та, релевантные для анализа меняющихся форм
национальной государственности и национальной
идентичности (более детальный обзор см. в Delanty
and Krishan 2005). Этими тремя формами являются:
• этническая нация (Volksnation), основанная
на социально сконструированной и общей —ре¬
альной или фиктивной — этнической идентич¬
ности. Чтобы избежать акцента на этничность,
которая может быть спорной, можно заменить
ее альтернативным немецким термином Abstam-
mungsgemeinschaft, который означает общее про¬
исхождение или общие корни. Этнонациональ-
ное государство есть то, что базируется прежде
всего на воображаемой идентичности некото¬
рой Volksnation (к примеру, Германия), и суще¬
ствует много путей к этнической государствен¬
ности и самоопределению (Balibar 1990; Балибар
2004; Brubaker 1992; Gellner 1983; Геллнер 1991;
MacLaughlin 2001; Smith 1986). Менее ю% госу¬
дарств являются исключительно этнонацио-
нальными национальными государствами (Smith
1995: 86). Многие национальные территориаль¬
ные государства являются либо полиэтнически¬
ми по своему характеру, либо, наоборот, утрати¬
ли четкое ощущение этнической идентичности
благодаря развитию общества «плавильного кот¬
ла», в котором социально сконструированные эт¬
нические идентичности ослаблены кумулятив¬
ным скрещиванием между различным образом
конституированными ethne (гетерогамией);
293
294
ТАБЛИЦА 6.1. Типология воображаемых политических сообществ, связанных
с национальными государствами
Простое национальное Основы членства Множественное выражение Возможное декомпозированное
Тип нации сообщество в сообществе в государстве выражение
Volksnation
Этнос
Кровные узы
или натурализация
Мультиэтическое
Общество «плавильного
котла»
Kultumation
Общая культура
Ассимиляция,
аккультурация
Мульти кул ьтурное
Постмодернистская игра
идентичностей
Staatsnation
Конституционный па¬
триотизм, гражданский
национализм
Проверка на по¬
литическую
лояльность
Гнездовые политические
лояльности многоуров¬
невой власти
«Гибкое гражданство»
в транснациональном
пространстве
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
• культурная нация (Kulturnation), основанная
на общей национальной культуре, которая впол¬
не может определяться и активно поддерживать¬
ся самим государством. Она может быть основа¬
на на языке, общей религии, общих культурных
традициях или иных социокультурных прояв¬
лениях, передающихся через поколения или яв¬
ляющихся результатом аккультурации новых
граждан. По аналогии эти апелляции к*общей
культуре могут также вдохновлять проекты при¬
тязаний на политическую идентичность дру¬
гих воображаемых сообществ (о квир- или гей-
национализме см., к примеру, Walker 1997).
Возвращаясь к теме национального государства,
можно сказать, что аккультурация и ассимиля¬
ция являются ключевыми факторами нацие-
строительства. Франция часто вопринимается
как образцовый случай культурного националь¬
ного государства (ср. Brubaker 1992). Напротив,
мультикультурализм включает позитивное по¬
ощрение толерантности к культурному многооб¬
разию, основанному на сосуществовании различ¬
ных культурных традиций. Эти альтернативы
могут, в свою очередь, исчезать до такой степени,
что разные культурные традиции (изобретенные
или переизобретенные) замещаются постмодер¬
нистской «игрой различия», в которой граждане
или жители принимают различные культурные
идентичности в различных целях и контекстах;
• государственная или гражданская нация (Staats-
nation), основанная на верности конститу¬
ции и политическим учреждениям государства
и идентификации с ними. Этот тип нации осно¬
вывается на патриотической преданности кон¬
ституции и легитимности политического по¬
рядка в целом. Воплощением этого понятия
являются Соединенные Штаты как полиэтнич¬
ная, мультикультурная Staatsnation, в которой
верность флагу, конституции, посту президен¬
295
государство: прошлое, настоящее и будущее
та и принципу представительного правления яв¬
ляется ключевым тестом на гражданство и тем
самым создает точку отсчета для обвинений
в «антиамериканизме». Индия, с ее многочис¬
ленными этническими, языковыми, религиозны¬
ми и культурными сообществами представляет
еще один пример, хотя в индусском национа¬
лизме нарастает движение против такой модели.
Гражданская нация совместима с верностью фе¬
деративному или многоуровневому правлению,
с решениями, основанными на субсидиарности,
то есть с предпочтением политическим решени¬
ям, принимаемым как можно ближе к гражданам
в конкретных местах. То же самое политическое
устройство может основываться на остаточной
верности местному или региональному уровню,
в то время как власть осуществляется преиму¬
щественно на национальном территориальном
уровне. Такой тип государственности имеет тен¬
денцию разлагаться на фоне споров по поводу ле¬
гитимности государства, внутренних войн, краха
политического авторитета из-за фиаско государ¬
ства или развития сообществ диаспоры, ощущаю¬
щих лояльность двум или более государствам.
В реальной жизни большая часть случаев (если
не все они) является смешанными. Три аналитиче¬
ски различные формы государственности могут под¬
креплять друг друга (как в Дании, рассматриваемой
как национальное государство), соединяться, поро¬
ждая относительно стабильные гибридные формы
национального государства (на основной террито¬
рии Великобритании существует по меньшей мере
три национальных идентичности, связанные с Ан¬
глией, Шотландией и Уэльсом, и для многих это
тем не менее совместимо с ощущением «британ-
скости») или провоцируя конфликты по поводу
подходящих оснований национального государства
(как в Канаде, Испании или бывшей Югославии).
2Q6
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
Существуют также национальные территориальные
государства, являющиеся политическим сердцем
для наций, многочисленные представители кото¬
рых живут в соседних странах (например, Венгрия
или Албания). Может возникнуть борьба за суще¬
ственную автономию региональных национальных
меньшинств внутри существующих территориаль¬
ных границ национального государства (примера¬
ми могут быть Испания или основная территория
Великобритании) или установление «консоциатив-
ных» форм правления, в рамках которых различ¬
ным нациям гарантируется адекватное (или даже
пропорциональное) представительство при отправ¬
лении государственной власти (например, в Бель¬
гии или в случае с аборигенными нациями в Новой
Зеландии; о консоциации см. прежде всего Lijphart
1969). Даже в относительно стабильных случаях на¬
циональная принадлежность часто создает осно¬
ву для институционализации социального исклю¬
чения внутри территориальных границ данного
национального государства или за его пределами
(ср. Tololyan 1991). И наконец, существует много
примеров наций без соответствующих государств
или регионов (например, цыгане), так же как и госу¬
дарств без соответствующей нации. Безгосударствен-
ные нации Европы притязают на государственность
или региональную автономию, например Корсика,
Корнуолл, Савойя, Шотландия, Южный Тироль
и Фландрия, а также другие регионы мира.
Конкурирующие национальные воображения, их
отбор и консолидация в конкретных национальных
государствах включают нечто большее, чем пробле¬
мы национальности. В дополнение к исторической
аномалии транснационального происхождения ев¬
ропейских династических правителей с их семьями,
соединенными браками и наследованием, нацио¬
нальную идентичность также оформляет классо¬
вая борьба. Она также помогает формировать клас¬
совую идентичность и формы классовой борьбы.
2Q7
государство: прошлое, настоящее и будущее
Разделение мирового рынка и мирового общества
между национальными территориальными госу¬
дарствами и национально-государственное устрой¬
ство некоторых из них влияют на формы поли¬
тического процесса и пространственно-временные
матрицы конкретных государств. Оно отражается,
например, в разделениях между национальными
и компрадорскими фракциями буржуазии, так же
как и в наличии транснациональных капитали¬
стических классов. Подобно этому национальные!
идентичности используются для сегментирования
рынков труда и/или содействия политической так¬
тике «разделяй и властвуй». Важность национализ¬
ма, интернационализма и космополитизма также
варьировалась в разное время у различных клас¬
совых сил и редетерминируется иными фактора¬
ми (к примеру, рост национализма во время войны
или подготовки к войне либо сразу после войны).
Национальные воображения также формиру¬
ются другими видами идеальных и материальных
интересов и иными осями социального конфликта
(включая особенно гендер). Действительно, нацио¬
нальные государства всегда были гендерными госу¬
дарствами с «институционализированной патриар¬
хией, где процветает „андрократическая“ политика»
(Ling 1996: 27). Возникшая в результате межгосудар¬
ственная система основывается на маскулинной ра¬
циональности, организована для насилия, так же
как и для торговли, и обычно рассматривает жен¬
щин как носительниц нации и ключевых аспектов
ее символической идентичности (Anthias and Yu-
val-Davis 1989; Yuval-Davis 1997). В этом отношении,
как было отмечено в главе 2, главной функцией на¬
ционального государства является управление на¬
селением, его воспроизводством и миграционны¬
ми паттернами для защиты национальных границ,
учреждения прав гражданства и благосостояния
и управления ими. Каждая из этих характеристик
обладает гендерными аспектами, которым, вероят¬
298
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
но, будут по-разному привержены различные ген¬
дерные группы, так же как и классы, расы, город¬
ские и сельские идентичности и т.д., то есть при¬
вержены национальному проекту, продвигаемому
государством (Jenson 1986, 2007; Walby 2003). Можно
развить этот анализ далее, рассмотрев три основные
формы нации: Volksnation, Kultumation and Staatsnation.
Гендер крайне важен для первой из них, по¬
скольку членство в «воображаемом сообществе»
нации берет начало в происхождении и наследу¬
ется в семье. Это дает женщинам ключевую роль
в качестве матерей —«носительниц» нации, но так¬
же ведет к строгому контролю над их репродук¬
тивной ролью во имя «национального» инте¬
реса (Yuval-Davis 1997). Членство в Kultumation
больше зависит от аккультурации или ассимиля¬
ции. Тем не менее женщины по-прежнему играют
ключевую роль в качестве социализаторов наряду
с государством и негосударственными идеологиче¬
скими аппаратами2. Staatsnation еще более откры¬
та, поскольку включение в нее зависит от верности
конституции и патриотизма; Но все же граждан¬
ство в ранних буржуазно-демократических госу¬
дарствах было первоначально патриархальным
по форме — предоставлялось только мужчинам,
было связано с воинскими обязанностями, так же
как и с юридическими и политическими правами.
Даже там, где гражданство было распространено
и на женщин, оно обычно основывалось на разде¬
лении публичной и частной сфер, а это разделение
имеет тенденцию препятствовать политическому
участию и влиянию женщин (к примеру, Lloyd 1983;
Pateman 1989; Sauer 1997). Поэтому женщины обыч¬
но играли вспомогательную роль в определениях
национальной идентичности и государственных
2. Изнасилования в военное время являются орудием против
этнических и культурных наций, разрушающим семьи
и культуры.
299
государство: прошлое, настоящее и будущее
проектах в силу своей относительной исключен-
ности из участия в формальной политике, отно¬
сительной запертости в частной сфере или марги¬
нального положения на часто сегментированном
рынке труда и доминирования проблем^ белых ге¬
теросексуальных физически полноценных муж¬
чин (БГФПМ) в обычной политике. Это положение
дел, как представляется, сохраняется независимо
от конкретных форм национальной идентичности.
Распад каждой формы нации-государства поро¬
ждает общие проблемы, связанные с ролью гендера
в воспроизводстве этих форм. Он также создает воз¬
можности переосмыслить то, что означает принад¬
лежность государству в постнациональную эпоху,
когда этнические или культурные основания нацио¬
нальности [национального гражданства] размыва¬
ются по мере того, как общества становятся более
полиэтничными или «плавильными котлами», бо¬
лее мультикультурными или фрагментированны¬
ми или игровыми площадками для «гибридных»
постмодернистских идентичностей. Эти тенден¬
ции подрывают статус женщин как носительниц
нации и национальной идентичности и открыва¬
ют политическое пространство для переопределе¬
ния гражданства, умножения сфер легитимного
политического действия и внутри, и за пределами
национальных границ и развития множественных
политических лояльностей или даже космополи¬
тического патриотизма (дальнейшее рассмотрение
этого вопроса см. в Jessop 2004, 2007b).
Европа как территориальное государство
и как нация-государство
Использование понятий национального государ¬
ства и нации-государства позволяет развести ха¬
рактеристики Европейского союза как террито¬
риального государства в непрерывном процессе
300
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
борьбы вокруг его формирования и его будуще¬
го в качестве потенциального нации-государства.
Такая концептуализация также уместна примени¬
тельно к дискуссиям об отдельных государствах,
его составляющих. Дело в том, что безотноситель¬
но к их конкретному национальному устройству
(если таковое вообще есть) и степени устойчиво¬
сти или дискуссионности национальной идентич¬
ности все европейские государства, за исключением
Люксембурга, могут быть охарактеризованы как на¬
циональные территориальные государства. На са¬
мом деле безопасные и бесспорные границы явля¬
ются предпосылкой для вступления в Европейский
союз, и по этой причине государства —полноправ¬
ные члены должны быть территориальными го¬
сударствами (см. текущие проблемы со спорным
статусом Украины). Поэтому государства-члены
сталкиваются с аналогичным давлением в поль¬
зу изменения их территориальной формы по мере
развития государствостроительства ЕС, и это отра¬
жается в общих тенденциях денационализации го¬
сударственности и разгосударствления политики
(см. главу 9). Кризис, который поразил еврозону
в 2009-2014 гг. (и продолжается во время написа¬
ния этих строк, в марте 2015 г.), ставит интерес¬
ные проблемы относительно возвращения к более
национальным формам политики или движения,
к более глубокой наднациональной интеграции,
основанной на централизации фискально-финан¬
совых властей. Такие вопросы следует отличать
от воздействия формирования ЕС как государства
на будущее наций-государств, что бы ни лежало
в основе их притязаний на национальное устрой¬
ство и масштабов распространения европейской на¬
циональной или постнациональной идентичности.
Вместе с тем можно задаться вопросом о харак¬
теристиках ЕС как формы территориального го¬
сударства. Существует по меньшей мере пять под¬
ходов к выделению его характеристик в качестве
301
государство: прошлое, настоящее и будущее
возникающей формы государства. К характер¬
ным свойствам такого государства относят: (i) ли¬
беральный интерговернментализм: Европейский
союз — это важная площадка для традиционых
международных конфликтов между националь¬
ными государствами; (2) супранационализм: Ев¬
ропейский союз — это потенциально поменявшее
масштаб национальное государство, постепенно
приобретающее те же возможности и способности,
что и традиционное национальное государство;
(3) сетевое государство: полномочия в Европейском
союзе распределены между различными официаль¬
ными, экономическими и гражданскими актора¬
ми, которые должны сотрудничать для проведе¬
ния эффективной политики; (4) многоуровневое
управление: в Европейском союзе развилось много¬
слойное, многосторонее политическое устройство
с запутанной иерархией полномочий с элементами
субсидиарности, но также с возможностью ветиро-
вания в силу коллегиального принятия решений;
(5) многоуровневое метауправление в тени постна¬
циональной государственности (критику первых
четырех представлений и предварительное обосно¬
вание пятого см. в Jessop 2007b). Некоторое со¬
четание этих подходов лучше, чем безразмерный
подход, поскольку различные подходы дают более
подходящие исходные пункты для конкретных ех-
plananda. Их релевантность варьируется для раз¬
ных фаз в развитии европейской экономической
интеграции и европейской государственности,
для различных областей государственной полити¬
ки, связанных с различным распределением юри¬
дических и политических компетенций, для воз¬
можных сдвигов в соотношении сил и связанных
с ними государственных проектов и социопро-
странственных стратегий, включая скачки между
уровнями, и для различных видов кризисных тен¬
денций (к примеру, Falkner 2005; Zeitlin and Pochet
with Magnusson 2005; Wolf 2011; Ziltener 2001). В лю¬
302
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
бом случае такие исследования институтов следует
увязывать и изучать лишь в связке с последствиями
для каждого типа режима для господства и идеоло¬
гическими последствиями конкурирующих вообра¬
жений, с которыми они связаны и которыми обос¬
новываются.
Отложив в сторону интерговернменталистский
аргумент о том, что Европейский союз не более чем
площадка, на которой национальные территори¬
альные государства сотрудничают в целях созда¬
ния взаимно выгодных коллективных благ, но тем
не менее сохраняют право накладывать вето на ре¬
шения ЕС, угрожающие их национальным инте¬
ресам, можно рассматривать Европейский союз
как наднациональный политический режим, сфор¬
мированный благодаря федерации или конфедера¬
ции меняющегося числа национальных террито¬
риальных государств. Такое развитие привело бы
к чему-то вроде Соединенных Штатов Европы, по¬
добных Соединенным Штатам как квазиконтинен-
тальному территориальному государству. Оно ос¬
новывалось бы на увеличенном масштабировании
базовых характеристик вестфальского государства
и шло бы независимо от конкретных характеристик
формирующих ЕС составляющих в качестве наций-
государств или, наоборот, как государств без на¬
ций. В лучшем случае Соединенные Штаты Европы
приобрели бы новую национальную основу бла¬
годаря развитию сильного чувства политической
идентичности с новым ( конфедеративным госу¬
дарством — чувства, основанного на конституцион¬
ном патриотизме. В настоящее время наблюдается
мало признаков такого развития. Подтверждени¬
ем этого служит то, что европейскую конституцию
отклоняют на референдумах, а также относительно
слабая политическая лояльность европейским по¬
литическим институтам по сравнению с лояльно¬
стью национальным, региональным или местным
институтам. Поэтому любая форма Staatsnation, ве¬
303
государство: прошлое, настоящее и будущее
роятно, будет включать многоуровневые политиче- |
ские лояльности.
Вместе с тем возникает вопрос, не разовьет ли
Европейский союз совершенно новую^ форму на¬
ционального устройства. Такая идентичность
едва ли сможет базироваться на европейской Volh-
nation, укорененной в новой воображаемой эт¬
нической идентичности. В ее основу может лечь
новая форма конституционного патриотизма
(см. предыдущий параграф) или возникающая ев¬
ропейская культурная идентичность (Kulturnati-
on). Формирование культурной нации потребует
культивирования сильного чувства общей евро¬
пейской культуры, возможно, с более партикуля-
ристскими национальными, субнациональными
или кросс-национальными культурами. Конечно,
Европейский союз инициировал ряд мер, направ¬
ленных на создание такой идентичности, как, на¬
пример, общеевропейские культурные проекты
или программа «Европейские города культуры»,
нацеленная на формирование европейского созна¬
ния при уважении в то же время различий между
национальными и региональными культурами.
Эти меры отражают убеждения, что идея Европы
и чувство европейской культурной идентичности
жизненно важны для легитимации растущей вла¬
сти европейского политического режима (см., на¬
пример, Sassatelli 2002). Тем не менее определение
европейской идентичности, будет ли оно основы¬
ваться на воображаемом сообществе, базирующем¬
ся на политической идентификации или на куль¬
турной идентификации, также требует проведения
границ, исключающих других из членства в евро¬
пейской «нации». Важным тестом в этом отноше¬
нии является право Белоруссии, России, Турции
и Украины стать частью Европейского союза, будь
то на основании их соответственных политиче¬
ских режимов, либо на основании их культурных
традиций.
304
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
К мировому государству
и мировому обществу?
Еще более проблемной, чем идея европейского тер¬
риториального гсударства, основанного на широко
разделяемой и приоритетной европейской полити¬
ческой и культурной идентичности, является идея
мирового государства, основанного на общей гло¬
бальной идентичности. В плане будущего нынешне¬
го государства изучаются три возможности: (i) ми¬
ровое общество с соответствующей формой власти
или управления; (2) космополитизм как особая по¬
литическая ориентация, основанная на космополи¬
тической идентичности; (3) глобальное граждан¬
ское общество как основа развития общего чувства
политической идентичности, базирующегося на об¬
щей принадлежности к человеческому роду и об¬
щей судьбе.
Мировое общество — все более популярная кон¬
цепция в социальных науках, которая говорит
о том, что предельные горизонты социального дей¬
ствия стали подлинно глобальными, даже если зна¬
чительная часть повседневной материальной жиз¬
ни упорно продолжает оставаться локальной. Этот
процесс отражает ослабление национальных рын¬
ков, национальных государств и национальных
обществ (по крайней мере в той степени, в какой
они процветали в «первом мире» Севера) в срав¬
нении с их высшей точкой развития в 1960-80-е гг.
В этом контексте понятие мирового общества броса¬
ет вызов идее о том, что мы живем в рамках между¬
народного порядка, то есть порядка, формируемого
преимущественно взаимодействием экономиче¬
ских, политических и социокультурных единиц
с четкими национальными границами. В то вре¬
мя как этот порядок всегда был скорее фиктивным,
чем реальным, процессы, связанные с глобализаци¬
ей, еще сильнее ослабляют влияние национальных
305
государство: прошлое, настоящее и будущее
территориальных воображений. Эти изменения
также подрывают аргументы о том, что мир стано¬
вится более транснациональным, которые по-преж¬
нему рассматривают национальное как точку от¬
счета для выявления социальной трансформации.
Если мы отвергнем релевантность международно¬
го или транснационального как ключевых поня¬
тий для описания мирового общества, то какой нам
прок от понятия постнационального?
Идея о том, что мировое общество развивает¬
ся в постнациональном направлении, становится
более правдоподобной в силу роста обществ «пла¬
вильного котла», постмодернистской игры иден¬
тичностей, распространения сетей и сообществ
диаспор и роста многоуровневого управления. До¬
полнительного правдоподобия ей придает (i) реля¬
тивизация уровней (утрата приоритетности нацио¬
нального уровня); (2) территориальное смещение
уровня властных органов и полномочий; (3) воз¬
никающее в результате увеличение изменчивых
геометрий и запутанных иерархий во все большем
числе областей властных действий. Тем не менее,
хотя кажется ясным, что национальные границы
и национальная идентичность больше не являются
фундаментальной предпосылкой экономических,
политических и социокультурных учреждений,
сущностное содержание прилагательного «пост¬
национальное» остается неясным.
Относительно государства и межгосударствен¬
ной системы постнациональное может включать
растущую фрагментацию по мере того, как нацио¬
нальные территориальные государства становят¬
ся менее важными, или же, напротив, развитие
стабильного политического порядка, основанно¬
го на региональных государствах, растущем могу¬
ществе супергосударств, способном использовать
«жесткую» и «мягкую» силу для продвижения гло¬
бального единства или даже некоторую форму ми¬
рового государства (хорошо известное, но спорное
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
утверждение о неизбежности мирового государ¬
ства см. в Wendt 2003). Другая линия аргумента¬
ции выявляет возникающую тенденцию к возро¬
ждению донациональиой формы территориальной
власти, а именно новые формы империи и импе¬
риализма, которые иногда, в образе либеральной
империи, энергично поддерживают, а иногда кри¬
тикуют как новое издание классического империа¬
лизма (например, Callinicos 2009; Ferguson 2004;
Hardt and Negri 2000; Хардт и Негри 2004). Мало¬
вероятно, что глобальная сверхдержава или ми¬
ровое государство сможет эффективно управлять
мировым обществом, учитывая внутренне прису¬
щую глобальному порядку сложность и, что важ¬
нее, ограниченные возможности любой социальной
подсистемы управлять действиями других подси¬
стем. Даже более скромные попытки установить
глобальное правительство не могут ограничивать¬
ся одним только глобальным уровнем и предпола¬
гают сложные формы координации множествен¬
ных мест и масштабов.
Политические сообщества (или публики), на ко¬
торые ориентированы действия сил в политиче¬
ской системе, переосмысливаются различным об¬
разом. Среди них —новые «воображаемые нации»,
стремящиеся к автономии в пределах определен¬
ной территории или контролю над ней, превы¬
шающей или составляющей часть существующих
национальных государств или пересекающей их;
глобальное гражданское общество, основанное
на космополитическом патриотизме, приоритете
прав человека над гражданством стран или какой-
либо другой глобальной идентичности; новые «со¬
общества судьбы», определяемые общими рисками
независимо от конкретной территориальной ло¬
кализации и, возможно, глобальные цо своей при¬
роде (например, сообщества, сформировавшиеся
вокруг проблематики глобального потепления); но¬
вые сообщества по интересам, определяемые об¬
3°7
государство: прошлое, настоящее и будущее
щими идентичностями, интересами и ценностя¬
ми независимо от конкретной территориальной
локализации (например, киберсообщества). Такие
новые территориальные или экстерриториаль¬
ные концепции политического сообщества связа¬
ны с борьбой за переосмысление природы и целей
государства, нахождение альтернатив территориа-
лизованным формам политической власти и пере¬
определение воображаемого всеобщего интереса,
которому политическая власть, остается она терри¬
ториальной или нет, должна служить.
Эти сдвиги ставят проблему значения постна¬
циональной идентичности. Она может означать
возникновение еще одной позитивной идентично¬
сти (например, основанной на космополитических
устремлениях), возврат к скорее примордиальным
идентичностям или же сложную, непредвиденную,
плюралистическую и (как надеются) неантагони¬
стическую игру идентичностей. Сэмюэл Хантинг¬
тон указывал на вторую из этих возможностей в сво¬
их дистопических прогнозах «столкновения циви¬
лизаций» (Huntington 1998; Хантингтон 2003). Она
также различима в тенденции возникновения вну¬
тренних или трансграничных конфликтов или же
иных социальных антагонизмов, в которых сторо¬
ны действуют во имя этнических идентичностей,
религиозных верований. Основной формой выра¬
жения этого является фундаментализм — развитие
конкурирующих, потенциально антагонистических
мировоззрений, основанных на (перевоображен-
ной) примордиальной идентичности или на при¬
тязаниях на историческую миссию (АН 2002; Bar¬
ber 1995)* Третьей возможностью является растущий
плюрализм ценностей, идентичностей и интере¬
сов — примордиальных, так же как и постмодер¬
нистских, — которые мобилизуются различным
образом для того, чтобы люди справлялись с дез¬
ориентирующими эффектами и новыми возможно¬
стями, продуцируемыми глобальной сложностью.
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
Эти ценности, идентичности и интересы варьиру¬
ются от транснациональных или космополитиче¬
ских идентичностей через градуированные формы
«гибкого гражданства» (Ong 2000) до локалист-
ских, трайбалистских или иных партикуляризмов.
Космополитизм восходит к временам Древней
Греции. Он переживал возрождение в эпоху Про¬
свещения, когда и стал отождествляться со всеоб¬
щими правами, вечным миром и мировым государ¬
ством (или, в более позднее время, с глобальным
правительством (см. Fine 2007). Учитывая эти исто¬
рические ассоциации, он обычно противопоставля¬
ется национализму, внутренним и внешним войнам
и анархическому миру национальных государств.
Космополитизм появляется во многих обличьях
(например, экономических, юридических, мораль¬
ных и политических), но данная глава концентри¬
рует внимание на четырех из его политических вы¬
ражений (см. в дополнение к этому Beck 2005; Бек
2007; Habermas 2002). Они включают требования
установить (1) централизованное мировое государ¬
ство (как это рассматривалось выше); (2) рыхлую
и добровольную глобальную федерацию с ограни¬
ченной властью; (3) более или менее обширную
и децентрализованную сеть международных по¬
литических режимов с конкретными сферами ве¬
дения; (4) многоуровневую форму космополити¬
ческой демократии (о последней см., к примеру,
Held 1992). Многие из этих предложений являются
нормативными и выражающими чаяния, не имею¬
щие под собой реалистического анализа основных
тенденций мирового рынка и мирового общества
(см. главы 8 и ю). Тем не менее они помогают под¬
держивать веру в то, что «другой мир возможен»
в противоположность фаталистической покорно¬
сти перед лицом глобальных кризисов и циничной
поддержки новых форм глобального господства.
И наконец, глобальное гражданское общество мож¬
но определить как возникающее пространство, по¬
309
государство: прошлое, настоящее и будущее
рождаемое сочетанием множественных террито¬
риальных структур и межгосударственных органов
и денационализированного «мирового общества».
Последнее характеризуется социальными идентич¬
ностями и движениями, занимающимися глобаль¬
ными проблемами или глобальными действиями,
нацеленными на решение более локальных про¬
блем. Поэтому оно служит в качестве новой пуб¬
личной сферы, которая создает сопряжение между
организациями, сетями и движениями, представ¬
ляющими широкий диапазон социальных сил, ин¬
тересов и ценностей, затрагивающих состояние
мира и действия, разработанные для решения его
предполагаемых проблем. Многие государствен¬
ные или межгосударственные органы признают ле¬
гитимность некоторых организаций гражданского
общества и наделяют их правами доступа, предста¬
вительства и участия в принятии решений и реа¬
лизации мер государственной политики. Одним
из проявлений глобального гражданского общества
является распространение общественных форумов,
которые часто развиваются независимо от эконо¬
мических и межправительственных форумов. Их
приветствуют в качестве новой формы ассоциатив¬
ной демократии, основанной на продолжающемся
диалоге в контексте солидарности. Они также яв¬
ляются средством координации низовых и обще¬
ственных движений в различных местах и масшта¬
бах действий. Важным злободневным примером
является подъем глобальных экологических дис¬
курсов и активизма в сферах климатических изме¬
нений, природных бедствий,- исчезновения видов
и загрязнения окружающей среды.
Некоторые критики отмечают, что глобаль¬
ное гражданское общество не более чем еще одно
место воспроизводства глобальных асимметрий.
Оставляя в стороне саму критику, можно сказать,
что главной проблемой, с которой сталкиваются со¬
циальные форумы, является установление связей
310
6. ГОСУДАРСТВО И НАЦИЯ
между отдельными местными усилиями, их рас¬
пространение и увязывание с более космополитич¬
ными или универсальными проектами социальной
трансформации. Более того, чтобы глобальное гра¬
жданское общество стало влиятельным фактором
глобального правительства, оно должно отыскать
ресурсы, способности и коллективную волю к со¬
противлению гегемонизации, господству или ко¬
лонизации институциональными логиками, свя¬
занными с одной из конкретных функциональных
систем (например, ориентированной на прибыль
и опосредованной рынком логикой капиталистиче¬
ской экономики, авторитетом науки, фетишизмом
права, приоритизацией военной безопасности),
или же властными интересами одной сверхдержа¬
вы или блока государств. Только тогда глобальное
гражданское общество может стать пространством
для диалога, направленного на развитие взаимопо¬
нимания и координацию действий многих разно¬
образных организаций во многих различных функ¬
циональных системах и в более широких рамках
мирового общества. Тогда оно послужит резервуа¬
ром социальной энергии и «инстинктов» (укоре¬
ненных в разнообразных идентичностях), а также
общественных ресурсов, которые можно мобили¬
зовать для сопротивления попыткам колонизиро¬
вать или господствовать в более широкой социаль¬
ной формации. Это могло бы стать альтернативой
территориальным формам политической органи¬
зации, национальным идентичностям и нации-го¬
сударству.
7- Правительство
плюс управление
в тени иерархии
ЭТА ГЛАВА выходит за рамки веберианско-
го и грамшианского фокуса на принуждении
и гегемонии с целью изучения государствен¬
ного аппарата и государственной власти в аспекте
управления (governance) и правительности (govern-
mentality). Хотя правление как более или менее ха¬
рактерное множество политических практик имеет
долгую историю, теоретический интерес к управ¬
лению возник в основном в последние 40-50 лет.
Этот интересе стал отражением растущего осозна¬
ния проблем, порожденных в указанный период
в развитых капиталистических обществах сочета¬
нием провалов государства и рынка и сокращения
социальной сплоченности. В конце 1960-70-е гг.
были отмечены ростом обеспокоенности нацио¬
нальных и транснациональных элит различны¬
ми проблемами либеральных демократий, вклю¬
чая перегрузку правительств, провалы государства,
кризисы легитимности и общую неуправляемость,
которые подтолкнули их к поиску политических
и социальных механизмов для решения этих про¬
блем. Одной из реакций на них был неолибераль¬
ный призыв «больше рынка, меньше государства».
Другой — попытки снизить народные ожидания от¬
носительно того, чего могут достичь демократиче¬
ские правительства (к примеру, Crozier, Huntington,
and Watanuki 1975). Третьей, более важной реак¬
цией для целей данной главы был рост интереса
34
государство: прошлое, настоящее и будущее
к возможностям координации посредством само¬
организующихся сетей, партнерств и иных форм
рефлексивного сотрудничества. Это нашло отра¬
жение в утверждениях о якобы имеющем место
«сдвиге от правительства к управлению» (shift
from government to governance) в политии и анало¬
гичных сдвигах от иерархической власти к сете¬
вой или гетерархической координации в других
социальных полях. Эта тема созрела для исследо¬
вания с точки зрения исторической семантики, ко¬
торая связала бы язык управления с ростом слож¬
ности общества.
В большинстве исследований управления
с конца 1970-х гг* изучались конкретные практи¬
ки или режимы, ориентированные на конкретные
объекты управления и связанные либо с планиро¬
ванием, программированием и регулированием
конкретных областей государственной политики,
либо с проблемами экономической эффективно¬
сти. Эти практики часто рассматривались как бо¬
лее или менее адекватные реакции на растущую
сложность общества и/или как дающие новые спо¬
собы справиться со старыми проблемами, которые
послевоенное государственное вмешательство и об¬
ращение (или возвращение) к рыночным силам,
как представляется, оставило нерешенными, если
не усугубило (об управлении см., например, Streeck
and Schmitter 1985; Kitschelt 1991; Kooiman 2003;
Messner 1998; Pierre 1999; Scharpf 1999; Bevir 2007).
Однако, по мере того как с середины 1990-х гг. стали
осознаваться ограничения управления, управленче¬
ский оптимизм был не отброшен, а перенесен в об¬
учение, диалог, передачу лучших практик и в более
общем плане —в «метауправление».
Эти сдвиги в развитых экономиках совпали
с кризисами атлантического фордизма и кейн¬
сианского национального государства всеобще¬
го благосостояния (КНГВБ). Их стали форсиро¬
вать в середине 1990-х гг. с ростом осознания того,
34
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
что сверхэнтузиастическое, фетишистское обра¬
щение к рынку имело лишь ограниченный успех.
Это время также было периодом, когда превозноси¬
ли гражданское общество, предпринимали попыт¬
ки интегрировать организации местных сообществ
и общественные движения, старые и особенно но¬
вые, в процесс выработки и воплощения политиче¬
ского курса. Такие процессы побудили некоторых
исследователей управления утверждать или пред¬
сказывать, что суверенное национальное государ¬
ство теряет власть и влияние по мере расширения
и укрепления механизмов управления. Провозгла¬
шаемый сдвиг от власти к управлению становился
правдоподобным, потому что такие механизмы воз¬
никали внутри многих социальных полей и функ¬
циональных систем и между ними, на многих уров¬
нях организации и между ними, а также поперек
обычных политико-правовых границ между го¬
сударством и обществом. Одним словом, поворот
к управлению казался более общей тенденцией, рас¬
пространяющейся за пределы государства или по¬
литической системы.
Данная глава посвящена растущему значению се¬
тевого управления в этой смеси и его роли в общей
координации сложных социальных отношений.
Аргументация проходит шесть этапов: (l) помеща¬
ет управление в обширном поле координационных
практик перед лицом сложности общества; (2) дает
узкое определение управления, выявляющее ее dif¬
ferentia specified от других способов координации;
(3) выделяет формы провалов управления и реак¬
ции на него; (4) вводит понятие «коллибровка»
в качестве третьей формы управления, нацеленной
на корректировку отношений между другими фор¬
мами управления и упорядочивание их в простран¬
стве-времени; (5) соотносит коллибровку с прави-
тельностью и ее становлением и (6) демонстрирует,
как управление, метауправление и коллибровка
вписываются в более общую критику политической
315
государство: прошлое, настоящее и будущее
экономии, форм господства и идеологии. В целом
эта аргументация показывает другой ракурс госу¬
дарства в его интегральном смысле политической
системы вместе с гражданским обществом.
Управление и комплексность
В то время как государственность (или, в менее аб¬
страктной формулировке, авторитативная власть)
предполагает государственный аппарат, терри¬
торию и население, понятие управления не имеет
этой ключевой политико-правовой или как-либо
иначе относительно определенной отправной точ¬
ки. Более того, в то время как государственность
соотносится в первую очередь с политической си¬
стемой, управление больше соотносится с полити¬
ческим процессом и политикой. В качестве своей
среды управление относится к публичной полити¬
ке, мерам государственной политики или работе
с общественностью (Larsson 2013: 107), а не к госу¬
дарству и политической системе. Управление шире
по охвату, поскольку оно не ограничено полити¬
ческой системой; более того, его часто отстаивают
как средство избежать железного кулака (даже когда
он скрыт в бархатной перчатке) государственной
власти. Это отчасти объясняет то, почему понятия
управления и правительности привлекают ученых,
критически настроенных по отношению к реифи-
цирующим концепциям государства, разочарован¬
ных в реальных государствах или интересующихся
конкретными проявлениями политического про¬
цесса и политических мер в отдельных полях, ко¬
торые могут пересекать— часто намеренно —разде¬
лительные линии между государством и конституи¬
рующим его окружением (окружениями).
В общем смысле управление означает меха¬
низмы и стратегии координации перед лицом
сложной реципроксной взаимозависимости опе-
З1 б
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
рационально автономных акторов, организаций
и функциональных систем. Практики управления
ранжируются от распространения международных
и наднациональных режимов через национальные
и региональные частно-государственные партнер¬
ства до более локализованных сетей власти й при¬
нятия решений и до (по крайней мере для некото¬
рых исследователей, особенно сторонников Фуко)
управления умами и телами. Поскольку акторы
не могут осознать все аспекты этого сложного мира,
они должны когнитивно редуцировать комплекс¬
ность посредством селективного формирования
смыслов и значений и упрощать задачи управле¬
ния, вычленяя некоторые подмножества отноше¬
ний и обращая на них внимание. Это требует (l) вы¬
явления подмножества релевантных характеристик
чрезмерно сложного мира, которые вообще под¬
даются управлению в конкретном пространствен¬
но-временном охвате, и (2) развития способностей
к управлению, обеспечивающих ресурсы для транс¬
формации неструктурированной комплексности
в структурированную (ср. Jessop 2009, 2011). Но та¬
кого рода действия часто перемещают текущие из¬
держки куда-либо в другое место и накапливают бу¬
дущие проблемы управления.
Выделяются четыре способа управления: обмен,
командование, сеть и солидарность (см. табл. 7.1).
Третий из них относится к управлению в узком
смысле слова и также описывается как диалогиче¬
ское управление, что лучше раскрывает его отли¬
чительный modus operandi, а именно диалог и пе¬
реговоры в пределах сетей и между ними. В этом
контексте стратегически-реляционный подход по¬
лагал бы, что, даже если мы принимаем классиче¬
ский трехэлементный подход к государству, нет
оснований считать, что государственная власть
сводится к императивной координации, то есть
к централизованному планированию или вмеша¬
тельству сверху. Государственная власть может осу-
Зх7
ТАБЛИЦА 7.1. Способы управления
Обмен
Командование
Диалог
Солидарность
Рациональность
Формальная
и процедурная
Содержательная и це¬
леориентированная
Рефлексивная
и процедурная
Нерефлексивная и цен¬
ностно-ориентирован¬
ная
Критерий успеха
Эффективное распре¬
деление ресурсов
Эффективное дости¬
жение целей
Согласие, до¬
стигнутое путем
переговоров
Вознаграждаемая
преданность
Типичный пример
Рынок
Государство
Сеть
Любовь
Стилизованный спо¬
соб расчетов
Homo economicus
Homo hierarchicus
Homo politicus
Homo Jidelis
Пространственно-
временные горизонты
Мировой рынок, об¬
ратимое время
Организацион¬
ное пространство,
планирование
Смена уровней, про¬
кладывание колеи
Где угодно, когда
угодно
Первичный критерий
провала
Экономическая
неэффективность
Неэффективность
«Шум»,
«говорильня»
Предательство,
недоверие
Вторичный критерий
неуспеха
Рыночная
несостояте л ьность
Бюрократизм,
волокита
Скрытность, искажен¬
ная коммуникация
Асимметрия взаимной
зависимости
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
ществляться не только через насилие, командова¬
ние, планирование и бюрократию, но и через сети,
партнерства, апелляции к солидарности и т.д.
И в этом контексте государство (или полития [po¬
lity]) задает институциональную матрицу дл:я по¬
литической борьбы (политического процесса [po¬
litics]) по поводу того, как решать конкретные
проблемы путем управления (политики [policies]).
Обмен включает координацию ex: post, основан¬
ную на формальной, процедурной рациональности,
ориентированной на эффективное направление
ограниченных ресурсов на конкурирующие цели.
В случае буквальной анархии рынка это предпола¬
гает бесконечные усилия по экономии, направлен¬
ные на максимизацию прибыли. Нужны условия,
требующие больших усилий по их созданию, что¬
бы это срабатывало эффективно даже в своем узком
смысле, что давно признано в теориях провалов
рынка и недавно продемонстрировано разочаро¬
ванием в гипотезе эффективного рынка как основе
для управляемого накопления капитала в условиях
господства финансового капитала.
Командование подразумевает императивную
координацию ex ante, преследующую содержатель¬
ные коллективные цели, установленные свыше
(иерархическая командование в фирме, организа¬
ции или государстве). Она ставит на первое место
«эффективное» преследование последовательных
целей политики. Подобно обмену, ее предпосыл¬
ки требуют больших усилий по созданию. Наряду
с проблемами создания и поддержания надлежа¬
щих организационных способностей алгоритмы,
необходимые для эффективной координации ех
ante в сложной и турбулентной среде, накладыва¬
ют тяжелые когнитивные требования. И подобно
рыночной координации, командование является
жертвой проблем ограниченной рациональности,
оппортунистического поведения и специфики ак¬
тивов (Coulson 1997) — характеристик, свойствен¬
319
государство: прошлое, настоящее и будущее
ных не только транзакциям, опосредованным рын¬
ком, но и многим другим аспектам жизни общества.
Диалог предполагает постоянную рефлексив¬
ную самоорганизацию, основанную на сетях, пе¬
реговорах и обсуждениях, сориентированных
на переопределение целей в свете меняющихся об¬
стоятельств вокруг долгосрочного консенсусного
проекта, принимаемого в качестве основы для нега¬
тивной и позитивной координации действий. Нега¬
тивная координация означает молчаливое или яв¬
ное согласие избегать создания проблем для других
партнеров или заинтересованных лиц при опреде-;
лении собственного курса действий. Позитивная^
координация означает активное сотрудничество
в преследовании общих целей.
Этот способ управления обладает субстанцион¬
ной, процедурной рациональностью, которая яв¬
ляется диалогической, а не монологичной, плю¬
ралистичной, а не монолитной, гетерархической,
а не иерархической или анархической. Она пред¬
назначена для решения конкретных проблем ко¬
ординации на основе продолжающегося диало¬
га, для того чтобы создать почву для достигнутого
в результате переговоров согласия, совместного ис¬
пользования ресурсов и согласованных действий
во взаимовыгодных общих проектах. Она зави¬
сит от сохранения приверженности (i) созданию
и обмену информацией (тем самым редуцируя,
но никогда полностью не устраняя проблему огра¬
ниченной рациональности); (2) подрыву оппор¬
тунистического поведения, замыкая партнеров
в диапазоне взаимозависимых решений на кратко-,
средне- и долгосрочных временных горизонтах,
и (3) использованию взаимозависимостей и рисков,
связанных со «специфичностью активов», поощряя
солидарность среди партнеров по диалогу.
Солидарность предполагает нерефлексивную,
безусловную преданность. Ее наиболее насыщен¬
ная форма обычно ограничена малыми единицами
320
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
(такими, например, как пара, семья, тесно связанные
сообщества судьбы или Bund, основанный на общих
чувствах и ценностях, взаимной привязанности, под¬
держке харизматического лидера и т. д.)1, чем^оль-
ше единица, тем более слабой и менее интенсивной
обычно становится солидарность (например, в слу¬
чае с воображаемыми национальными сообщества¬
ми или человечеством в целом). В конце концов со¬
лидарность превращается в более односторонние
формы доверия к экспертным знаниям квалифи¬
цированных профессионалов, поставляющим това¬
ры и услуги, которыми их клиенты не могут обеспе¬
чить себя сами (о доверии и его фиаско см. Luhmann
1979; Gambetta 1988; Fukuyama 1995; Фукуяма 2004a;
Misztal 1996; Adler 2001; Nooteboom 2002).
Провалы управления и метауправление
Каждый способ управления имеет отличительную
первичную форму фиаско и типичные вторичные
формы фиаско (см. табл. 7.1). Провалы ведут к по¬
пыткам метауправления. Это понятие определя¬
ется как inter alia, организация самоорганизации,
регулирование саморегулирования, управление
самоуправлением, структурирование подобно¬
го игре взаимодействия внутри сетей управления
и как взаимодействие между акторами с видами
на то, чтобы повлиять на изменения параметров си¬
стемы в целом. В наиболее простом (но также и наи¬
более эклектичном) смысле оно означает управление
управлением (обстоятельный обзор теоретической
и практической литературы по метауправлению
см. в Meuleman 2008.) Если рассматривать обмен,
командование, диалог и солидарность как четыре
формы координации или управления первого по-
1. О понятии Bund (во множественном числе Biinde) см.: Schma-
lenbach 1922.
321
государство: прошлое, настоящее и будущее
таблица 7.2. Управление второго порядка
Мета-
Мета¬
Метаобмен
:командование
Метадиалог
солидарность
Перестраива-
Организа-
Переупорядо¬
Формирует
ет отдельные
ционная
чивает сети
новые иден¬
рынки
перестройка
тичности
и лояльности
Де- и ререгу¬
Переупо¬
Реорганизует
От старых
лирование
рядочива¬
условия само¬
к новым об¬
ет экологию
организации
щественным
организаций
движениям
Переупорядо¬
Конститу¬
Новые формы
Новые формы
чивает рыноч¬
ционные
диалога
солидарстской
ные иерархии
изменения
-
практики
Источник: Jessop 2007b.
рядка, управление второго порядка (см. табл. 7.2)
будет включать попытки модифицировать их ин¬
ституциональные условия и улучшить их функ¬
ционирование в плане соответственных критериев
успеха, когда они расцениваются как устаревшие,
дисфункциональные или ущербные в плане управ¬
ления (ср. Kooiman 1993).
Такие усилия по перестройке каждого механиз¬
ма координации могут фокусироваться либо на са¬
мом механизме, либо на способствующих ему усло¬
виях, если не на том и другом вместе.
Принято считать, что провалы рынка име¬
ют место тогда, когда рынки оказываются не в со¬
стоянии эффективно распределить скудные ре¬
сурсы через преследование монетизированного
частного интереса; первоочередной реакцией мо¬
жет быть дальнейшее развитие рыночных механиз¬
мов или переупорядочивание рыночных иерархий.
Провалы командования варьируются в зависимо¬
сти от того, в каких организациях оно применя¬
ется, и в общем плане первоочередной реакцией
является рефлексивная перестройка организаций
322
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
(Beer 1990), создание посреднических организа¬
ций, переупорядочивание отношений между орга¬
низациями и управление экологией организаций
(то есть реорганизация условий организационной
эволюции в ситуации, где многие организации со¬
существуют, конкурируют, кооперируют и коэволю-
ционируют) (ср. Fischer 2009; Hood 1998). В частно¬
сти, принято считать, что фиаско государства имеет
место тогда, когда государственные управленцы
не могут обеспечить достижение субстанциальных
коллективных целей, определенных на основе их
политических догадок о (всегда иллюзорном) об¬
щем интересе. Типичными первоочередными ре¬
акциями на фиаско государства являются попытки
улучшить политико-правовой институциональный
дизайн, знание или политическую практику или же
политика «больше рынка, меньше государства».
Сетевое, диалогическое или гетерархическое
управление — одним словом, управление в узком
смысле слова — некогда прославлялось как «чудо¬
действенное средство», которое якобы преодолева¬
ет проблемы провалов рынка и государства, не со¬
здавая собственных. Однако диалог тоже может за¬
кончиться провалом, хотя и в силу других причин,
иным образом и с иными последствиями. В той
мере, в какой такое управление стремится модифи¬
цировать цели посредством продолжающихся пе¬
реговоров и рефлексии, провал означает неспособ¬
ность переопределить задачи на фоне продолжаю¬
щихся разногласий по поводу того, являются ли
они (эти задачи) по-прежнему валидными для раз¬
личных партнеров. Первоочередная реакция на та¬
кие провалы могла бы включать рефлексивную ор¬
ганизацию условий рефлексивной самоорганиза¬
ции через изменение тех рамок, в которых проходит
диалог (или рефлексивная самоорганизация). Она,
в свою очередь, варьируется в зависимости от обес¬
печения возможностей для «спонтанной общитель¬
ности» (Fukuyama 1995; Фукуяма 2004а; см. также
323
государство: прошлое, настоящее и будущее
Putnam 2000) посредством различных мер, направ¬
ленных на поддержку переговоров и налаживания
контактов, до введения инноваций, нацеленных
на поддержку «институциональной плотности».
И наконец, солидарность в качестве генерали¬
зованного механизма обладает собственными пре¬
делами, каким бы ни был ее потенциал в маломас¬
штабных социальных единицах, локальных группах
и тесно связанных сообществах судьбы (ср. Ad¬
ler 2001; Nooteboom 2002). Первоочередная реак-1
ция включает формы терапевтического действия,
спонтанного или опосредованного терапевтиче¬
ским вмешательством, для того чтобы восстановить
или перенаправить чувства верности и безусловной
преданности.
Одним из понятий для обозначения реакций
на фиаско управления первого и второго порядка
является управление третьего порядка (Kooiman
2003). Другим термином, который устраняет пута¬
ницу с иными видами управления, является «колли-
бровка», которая предпочтительна из-за ее этимоло¬
гических корней, а также концептуальной точности.
Цель коллибровки — изменить вес отдельных спосо¬
бов управления так, чтобы общее множество управ¬
ленческих структур на более высоком или более все¬
объемлющем уровне социальной организации было
лучше приспособлено к координации сложных со¬
циальных отношений в соответствии со стратегиче¬
скими задачами этой формы метауправления треть¬
его порядка (Dunsire 1990:17). В то время как управ¬
ление второго порядка осуществляется на многих
аренах и во многих областях политики и не обяза¬
тельно включает в себя государство (которое в этом
контексте второго порядка в первую очередь забо¬
тится об эффективности императивной координа¬
ции), управление третьего порядка с большей веро¬
ятностью будет включать государство как адресата
в последней инстанции для призывов решать про¬
блемы общества, принимая ответственность за об¬
324
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
щий баланс способов управления (о роли государства
в ребалансировке отношений между формами со¬
циального капитала ср. Bourdieu 2014; Бурдье 2016).
На самом деле государственные управленцы не про¬
сто отвечают как адресаты в последней инстанции
на требования общественных сил решать пробле¬
мы провалов управления. Они активно поддержи¬
вают новые формы управления в качестве допол¬
нения или замены более традиционных форм пра¬
вительства сверху. Коллибровка в этом отношении
является одним из аспектов их действий. Иногда
они действуют именно так и поддерживают эти фор¬
мы в надежде или ожидании того, что разработка
и реализация политического курса станут более эф¬
фективной, результативной, прозрачной, подотчет¬
ной для соответствующих заинтересованных лиц
и отвечающей нравственным стандартам, что при¬
ведет к «хорошему управлению». Но этот способ
действия также может служить интересам государ¬
ственного аппарата и государственных управленцев,
облегчая свое воспроизводство, так же как и другие
формы социального господства.
Согласно Розенау, новые формы глобального
управления отражают разъединенный, децен¬
трализованный мир с новыми сферами власти,
отсутствием единого организующего принципа
и большей гибкостью, инновативностью и экс¬
периментами в использовании контрольных ме¬
ханизмов. Вторая часть этого утверждения под¬
черкивается в подходе властоментальности. Это
заставляет мир казаться разъединенным и децен¬
трализованным. Но эта разъединенность и де¬
централизация являются, как ни парадоксально,
результатом стратегий, осуществляемых доми¬
нирующими государствами. [Но]... то, что оши¬
бочно принимают за глобальное управление, яв¬
ляется неолиберальной формой правительности,
проталкиваемой государствами через государства
и навязываемой государствам (Joseph 2014: 12).
22S
государство: прошлое, настоящее и будущее
В более общем плане в качестве ключевой деятель¬
ности государства коллибровка может рассматри¬
ваться как контртенденция по отношению к сдви¬
гу от правительства к управлению и предполагает,
что государственные власти играют важную и воз¬
растающую роль во многих аспектах метауправле¬
ния в важных для общества сферах, будь они фор¬
мально частными или публичными. В частности,
государственные власти обеспечивают основные
правила для управления и регулятивный порядок,
посредством которого партнеры по управлению
могут достигать своих целей. Они гарантируют со¬
вместимость или связность различных механиз¬
мов и режимов управления. Они создают форумы
для диалога или действуют как главные организа¬
торы диалога между сообществами, вырабатываю¬
щими политический курс. Они используют отно¬
сительную монополию организационных знаний
и информации для того, чтобы формировать ког¬
нитивные ожидания. Они служат апелляционным
судом для споров, возникающих в рамках управле¬
ния и по поводу него. Они стремятся уравновесить
разницу в могуществе и стратегический уклон ре¬
жимов, укрепляя более слабые силы или системы
в интересах системной интеграции и социальной
сплоченности. Они пытаются изменить самосозна¬
ние идентичностей, стратегических возможностей
и интересов индивидов и коллективных акторов
в различных стратегических контекстах и поэто¬
му меняют последствия этого осознания для пред¬
почитаемых стратегий и тактик. Они организу¬
ют избыточность и дублирование для того, чтобы
поддерживать устойчивость посредством требуе¬
мого разнообразия в ответ, на неожиданные про¬
блемы. Они предпринимают материальные и сим¬
волические фланговые и поддерживающие меры
для стабилизации форм координации, считающих¬
ся ценными, но подверженных опасности краха.
Они субсидируют производство публичных благ.
326
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
Они организуют побочные платежи для тех, кто
жертвует ради облегчения эффективной коорди¬
нации. Они способствуют объединению кратко-,
средне- и долгосрочных временных горизонтов
и темпоральных ритмов среди различных, мест,
масштабов и акторов отчасти для того, чтобы пред¬
отвратить оппортунистический выход из механиз¬
мов управления и вход в них. И они также прини¬
мают политическую ответственность как адресаты
в последней инстанции в случае фиаско управле¬
ния в сферах, выходящих за пределы государства
(см. Jessop 2002:219; Bell and Hindmoor 2009).
Управление включает не только институцио¬
нальный дизайн, подходящий для различных объ¬
ектов управления, то и трансформацию субъектов
и их ориентаций в мире. В этом отношении у адеп¬
тов Фуко, исследующих правительственность, есть
больше что предложить по сравнению с исследова¬
телями управления (Lemke 1997). Первые особен¬
но интересуются ролью власти и знания в форми¬
ровании атрибутов, способностей и идентичностей
социальных акторов и в контексте саморефлексив-
ного управления в предоставлении этим акторам
возможности стать самоуправляемыми и само-
трансформирующимися (ср. Miller and Rose 2008).
Это продуктивный подход в период, характеризую¬
щийся сдвигом от власти к управлению, и он по¬
лезен для изучения «продвинутого либерализма»
(то есть неолиберального управления за предела¬
ми рынка, так же как и за пределами государства).
Такой государственный проект предполагает со¬
здание предприимчивых субъектов и требователь¬
ных потребителей, осознающих свой выбор и права,
так же как и действия, способные сместить соот¬
ветствующий уровень и силу рыночного механиз¬
ма и государственного вмешательства.
Однако такие исследователи, как правило, фо¬
кусируются на логике, рациональностях и прак¬
тиках власти или правительственности в изоля¬
327
государство: прошлое, настоящее и будущее
ции от более широкого внимания к ключевой роли
государства как места в коллибрации и институ¬
циональной интеграции властных отношений,
способов управления и социального господства.
В дополнение к вопросам об институциональной
взаимодополнительности это также затрагивает
распределение индивидуальных и коллективных
возможностей творчески и автономно использовать
надлежащие стратегии и тактики для поддержания
контрастных способов управления. Это еще одна
область для коллибровочной функции государства.
Занимаясь коллибровкой, государство действует
в меньшей степени как верховное воплощение ко¬
мандования (в качестве суверенной организации,
не подчиняющейся командам другой организации,
но скорее как primus inter pares в сложной, гетероген¬
ной и многоуровневой сети общественных отноше¬
ний). Это означает, что формальный суверенитет
лучше рассматривать как взаимосвязанные, взаи-
моусиливающиеся последовательности символи¬
ческих и материальных возможностей государства,
чем как единую иерархическую командную струк¬
туру. Другие участники коллибровки вкладывают
другие символические или материальные ресурсы
(например, частные денежные средства, легитим¬
ность, информацию, экспертное знание, органи¬
зационные способности или силу многочисленно¬
сти), которые должны соединяться с суверенитетом
и иными способностями государства для достиже¬
ния коллективно согласованных целей и задач.
От правительства к управлению
Начиная с середины 1970-х гг. — времени, когда
провалы послевоенного государства в развитых ка¬
питалистических странах стали все более очевид¬
ными, были разработаны пять основных подходов
к сдвигу от правительства к управлению. В одних
328
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
случаях они представляют собой альтернативные
описания того же самого широкого множества из¬
менений, в других— включают более радикальный
сдвиг в теоретических воззрениях.
Во-первых, имеет место тенденция к деиерархи-
зации государства. В ходе этого процесса государства
или государственные управленцы стремятся сохра¬
нить или восстановить контроль над обществом,
обращаясь к другим формам управления террито¬
рией и населением (здесь определяемым как вклю¬
чающее коллективных акторов, так же как инди¬
видов и домохозяйства), особенно посредством
разного рода государственно-частных партнерств,
предполагающих сотрудничество в формулиров¬
ке и реализации государственных проектов и мер.
Также имеет место аналогичный процесс, благо¬
даря которому политическая анархия, по мнению
сторонников реализма в теории международных
отношений коренящаяся в отсутствие мирового го¬
сударства, сменяется объединяющим или совмест¬
ным использованием суверенитетов посредством
межправительственного сотрудничества или само¬
организующегося мирового общества. Этот анало¬
гичный процесс может быть описан как гетерархи-
зация международной политической арены.
Во-вторых, в качестве альтернативного описа¬
ния, подчеркивающего другие аспекты этого про¬
цесса, имеет место рекалибровка государственной
власти по мере того, как правительство начина¬
ет все шире использовать сети и прочие формы
управления как способ поддержания своей поли¬
тической эффективности перед лицом растущей
комплексности общества. Здесь в центре внима¬
ния комплексные, децентрализованные и плюрали¬
стические механизмы управления, а не тот внешне
простой факт, что государство меньше полагается
на императивную координацию, основанную на на¬
силии, праве, планировании и иерархических бю¬
рократических структурах.
329
государство: прошлое, настоящее и будущее
Третье, более распространенное описание, де-
центрирует государство аналитически, смещая ак¬
цент на более общую организацию политической
системы. Оно подчеркивает разгосударствление по¬
литического процесса, которое находит отраже¬
ние в тезисе о том, что имеет место сдвиг от иерар¬
хического государства к сетевой политической систем
(ср. Ansell 2000). Такой сдвиг предполагает меха¬
низмы гибридного управления, характеризующие¬
ся горизонтальными и вертикальными паттерна¬
ми координации, множеством акторов публичного
и частного секторов и использованием ресурсов,
поставляемых различными участниками в соответ¬
ствии с их возможностями, компетенциями и иде¬
альными и материальными интересами.
В-четвертых, заходя несколько дальше, неко¬
торые утверждают, что имеет место деполитиза¬
ция власти. Значение этого понятия основывает¬
ся на разведении политической системы, полити¬
ческого процесса и политического курса. Поэтому
деполитизация означает не только уход государ¬
ства с политического поля по мере того, как госу¬
дарство приглашает иные политические силы иг¬
рать в нем более существенную роль или позволя¬
ет им это, но и усилия сформулировать некоторые
проблемы именно так, чтобы они лучше подходи¬
ли для номинально аполитичных форм принятия
решений. Одним из примеров этого являются раз¬
личные формы маркетизации. Но для теоретиков
управления интереснее такая форма, как рост се¬
тевого управления за пределами политической системы
(в противоположность расширению сетевой поли¬
тической системы, рассмотренному в предыдущем
абзаце). Эти структуры объединяют ресурсы, харак¬
терные для государства (например, его монополии
на насилие, налогообложение и право принимать
коллективно обязывающие решения), с ресурсами,
характерными для других подсистем общества, ин¬
ституциональных ансамблей, организаций или кол¬
330
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
лективных акторов (таких как общественные дви¬
жения). Такая реакция более вероятна тогда, когда
практики управления в основном занимаются кон¬
тролем функциональных взаимозависимостей,
каким бы ни был их охват и политическая геоме¬
трия, а не видами деятельности, осуществляющи¬
мися на определенной и четко очерченной террито¬
рии. Эта реакция еще вероятнее там, где проблемы
управления пересекают территориальные границы.
В-пятых, фукольдианцы утверждают, что име¬
ет место сдвиг к продвинутым (нео)либеральным
формам правительственности, использованию раз¬
личных правительственных техник как для моби¬
лизации, так и для дисциплинирования энергии
гражданского общества. Это позволяет управлять
общественными отношениями на расстоянии,
а не посредством прямого командования и кон¬
троля со стороны суверенной власти. Этот подход
особенно тесно связан с интересом к развитию но¬
вых видов аппаратов (диспозитивов), организован¬
ных вокруг дискурсивно конституированных про¬
блем (актуальностей; в Bussdlini 2010 обобщается
проблематика исследований в духе Фуко в этом от¬
ношении). Для англоязычных фукольдианцев этот
подход приписывает меньшее значение государству
(к примеру, Miller and Rose 2008), но для других,
особенно тех, на кого повлияли поздние лекции
Фуко о властоментальности, территориализации
и «государственных эффектах», дискурсивно-диспо¬
зитивный подход задает альтернативное понима¬
ние механизмов государственной власти и роли
государства в стратегической кодификации власт¬
ных отношений (ср. Foucault 19775 Фуко 19995 Ке1-
1у 2009: 61-62; Joseph 2014). Так оно организу¬
ет сети власти и способствует «огосударствлению
общества» и «,,обуправлениванию“ государства»
(Foucault 2007: 109; Фуко 2011: 163).
Перед государством, таким образом, стоит за¬
дача содействовать коллективному обучению в во¬
331
государство: прошлое, настоящее и будущее
просах функциональных связей и материальных
взаимозависимостей между различными местами
и сферами действия, а перед политиками как мест¬
ного, так и национального уровня задача участво¬
вать в разработке общих видений, способных со¬
единять взаимодополняющие формы управления
и максимизировать их эффективность. Такие зада¬
чи осуществляются государствами не только из-за
их содействия конкретным государственным функ- ]
циям, но и в силу их последствий для господства
политического класса и социальной сплоченности.
Их зарождающаяся роль означает, что налажива¬
ние контактов, переговоры, уменьшение шума и не¬
гативная, так же как и позитивная, координация
проходят «в тени иерархии». Эта формулировка
была предложена (первоначально Фрицем Шарп-
фом: Scharpf, 1993) для обозначения того косвенно¬
го влияния, которое государства могут оказывать
на акторов или силы политического и гражданско¬
го общества благодаря реальной или воображаемой
угрозе актов исполнительной или законодательной
власти, использующих уникальные возможности
и полномочия государства, включая принуждение.
Метауправление как политический
процесс и политический курс
Особый интерес здесь представляет то, как новые
формы управления встраиваются в общую конфи¬
гурацию классовой власти и политического гос¬
подства. Сочетая подходы Фуко и Грамши и помня
замечание Митчелла о том, что сущность совре¬
менной политики — это воспроизводство гибкой
по своей природе границы между государством
и обществом (см. главы я и 4), я полагаю, что «го¬
сударство в его инклюзивном смысле» можно опре¬
делить как правительство плюс управление в тени
иерархии. Это хорошо сочетается с известным
332
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
определением государства Грамши как «всего ком¬
плекса практической и теоретической деятельно¬
сти, при помощи которой правящий класс не толь¬
ко оправдывает и поддерживает свое господство,
но и умудряется завоевать активное согласие тех,
кем он правит» (Gramsci 1971: 244 = Q15, §10: 1765).
Оставляя в стороне его классово-редукционист¬
ский характер, который приводит к тому, что Грам¬
ши отбрасывает прочие аспекты государственной
власти как относительно тривиальные в сравнении
с этим (там же, с. 1765), это определение переключа¬
ет внимание с государства как политико-правового
аппарата на способы осуществления государствен¬
ной власти. Поэтому предложенное мной новое
определение признает, что государственная власть
(1) выходит за пределы насилия, императивной ко¬
ординации и позитивного права, включая в себя
мобилизацию и распределение денежных средств
и кредитов и стратегическое использование инфор¬
мации, статистики и других видов знания (Will-
ke 1997)5 (2) зависит от способности мобилизовать
активное согласие или пассивное соблюдение тре¬
бований со стороны тех сил, которые находятся
(или действуют) за пределами государства в его уз¬
ком политико-правовом смысле; (3) включает уси¬
лия со стороны служителей государства по стра¬
тегической перебалансировке способов правления
и управления для того, чтобы улучшить эффектив¬
ность косвенного, так же как и прямого государ¬
ственного вмешательства, включая применение вла¬
сти на расстоянии от государства (ср. Joseph 2012).
В этом плане преследование субстанциональных
целей, которые время от времени ставят государ¬
ственные управленцы, не сводится к применению
способностей государства, уникально свойствен¬
ных для государства в узком смысле слова (на¬
пример, закрепленной в конституции монополии
на организованное насилие, полномочий осуще¬
ствлять налогообложение и юридического сувере¬
333
государство: прошлое, настоящее и БУДУЩЕЕ j
нитета). Оно также распространяется на другие
способы управления или правительственности, та¬
кие как рынок, диалог и солидарность, функцио¬
нирующие за пределами государства. Таким обра¬
зом, управление перекрывает обычное разделение
на публичное и частное и может включать в себя
«запутанные иерархии», параллельные сети вла¬
сти или другие связи между уровнями управления
или функциональными сферами. Правительство
и управление часто связаны посредством оспари¬
ваемых практик метауправления или коллибров-
ки, то есть через ребалансировку различных форм
управления в рамках государства и за его преде¬
лами, в тени иерархии. Управление, конечно, есть
не просто дело техники, ограничивающееся кон¬
кретными проблемами, сформулированными го¬
сударством (или иными социальными силами)
и посильными для решения экспертами по органи¬
зационному дизайну, публичному администриро¬
ванию и управлению общественным мнением. Оно
всегда включает особые объекты, техники и субъек¬
ты, более или менее неподдающиеся управлению.
Коллибровка тем более есть нечто большее, чем
техническое средство решения проблем. Соответ¬
ствующие практики включают не только конкрет¬
ные результаты политического процесса или поли¬
тического курса в их конкретных сферах, но и их
воздействия более широкого плана на возможности
государства. Они модифицируют имеющуюся смесь
техник власти и управления и меняют соотношение
сил. Занимающиеся метауправлением могут пере¬
кроить унаследованное разделение на публичное
и частное, изменить формы взаимопроникновения
между политической системой и иными функцио¬
нальными системами и модифицировать отноше¬
ния между этими системами и гражданским обще¬
ством в свете их (предполагаемого) воздействия
на возможности государства. В то время как колли¬
бровка есть один из основных видов метаполитиче¬
334
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
ской деятельности государства и государство в ней
занимает предпочтительную стратегическую пози¬
цию, коллибровка часто становится предметом го¬
рячей борьбы из-за наличия конкурирующих про¬
ектов метауправления.
На самом деле коллибровка связана с управле¬
нием более широким «неустойчивым равновеси¬
ем компромисса» и обычно осуществляется в све¬
те наиболее общей функции государства— поддер¬
жания социальной сплоченности в разделенном
на классы (или, лучше сказать, социально расколо¬
том) обществе. Поэтому, хотя механизмы управле¬
ния могут приобретать особые технико-экономи¬
ческие, политические и идеологические функции
в конкретных контекстах, управление всегда осуще¬
ствляется при примате политического, то есть при¬
мате заинтересованности государства в том, чтобы
справляться с напряженностью между экономиче¬
скими и политическими преимуществами, и его выс¬
шей ответственности за социальную сплоченность
(ср. Poulantzas 1973). Это верно и для политическо¬
го характера любого конкретного процесса форму¬
лирования проблемы, и для государственного кон¬
троля за тем, как конкретные формы управления
воздействуют на его институциональную интегра¬
цию и способность преследовать его проект гегемо¬
нии или господства, поддерживая в то же время со¬
циальную сплоченность в разделенных обществах.
Иными словами, управление и метауправление
не могут быть сведены к вопросам, как решать кон¬
кретные проблемы технико-экономического, в уз¬
ком смысле политико-правового типа, узконаце-
ленные социально-административные или иные
четко сформулированные проблемы. Причи¬
на этого не только в материальных взаимосвязях
между различными проблемными полями в со¬
временном мире, но и в том, что любая практика
управления — и тем более метауправления — влия¬
ет на баланс сил. Этот факт подрывает либераль-
335
государство: прошлое, настоящее и будущее
ные предписания поддерживать почтительное рас¬
стояние между рынком и государством — «ночным
сторожем», поскольку государства (или по край¬
ней мере государственные управленцы) редко в со¬
стоянии удержаться от вмешательства при угрозе
социальной нестабильности или утраты поли¬
тических преимуществ. В более общем плане го¬
сударство оставляет за собой право начинать,
прекращать, переформулировать управление и ма¬
нипулировать им —не только в плане конкретных
функций, но и с точки зрения политических пре¬
имуществ — как вообще, так и для той или иной
партии. Как мы увидим, это право связано в каче¬
стве крайней меры с объявлением чрезвычайного
положения, дающего чиновникам экстраординар¬
ные полномочия по переупорядочиванию меха¬
низмов государства и управления. Даже в менее
экстремальных ситуациях это право часто может
приводить к участию государственных управлен¬
цев в действиях по защите их частных интересов
за счет общей способности государства реализовы¬
вать всегда избирательную и пристрастную консен¬
сусную интерпретацию общего интереса и способ¬
ствовать социальной сплоченности.
Многие из отдельных форм управления
(или правительственности) могут интерпретиро¬
ваться в категориях пассивной революции и транс¬
формизма (trasformismo). Пассивная революция
представляет собой процесс трансформации, абсор¬
бирования и инкорпорации, преобразующий кон¬
фликтный политический процесс в решение бюро¬
кратических или технических вопросов (Gramsci
1971:105-114, 291 = Q15, §11:1766-1769,1822-1824, Q22,
§6: 2155; Грамши 1959: 392”394)* Он также включает
создание условий для возрастания самосознатель-
ности индивидов, групп, организаций или заин¬
тересованных групп в целом посредством приня¬
тия особых властных технологий, полагающихся
на научное экспертное знание, консультантов, экс-
ззб
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
пертные системы, алгоритмы, метрологию, рей¬
тинги, бенчмаркинг, возможные вознаграждения
за одобренное поведение и т. д. (об экспертном зна¬
нии см. Fischer 2009; о метрологии — Barry 2002;
о кредитно-рейтинговых агентствах — Sinclair 12005;
о говернментализации —Miller and Rose 2008). Эти
технологии иногда обосновываются с точки зрения
уменьшения перегрузки власти, но они также близ¬
ки к неолиберальному проекту экономичного госу¬
дарства, которое зависит от различных фланговых
и поддерживающих механизмов и должно коорди¬
нироваться посредством коллибрации или мета¬
управления.
В более общем плане Грамши приписывал клю¬
чевую роль в этом процессе бюрократии, выпол¬
няющей и технические, и политические функции.
Бюрократы не ограничиваются техническим ад¬
министрированием вещей, от них также ожида¬
ется демонстрация лояльности государству и его
политическому курсу и знание того, как миними¬
зировать сопротивление и обеспечить покорность
управляемых (Gramsci 1971: 144 = Q15, §4: 175; Грам¬
ши 1959: 130). Более того, с ростом комплексности
общественной жизни бюрократия органически рас¬
ширяется, «абсорбируя великих специалистов част¬
ного предпринимательства и интегрируя персонал,
специализирующийся на конкретных проблемах
управления важнейшими видами практической
деятельности сложных национальных обществ на¬
ших дней» (Gramsci 1971: 27 = Q12, §1: 1532). В этом
контексте техническая компетентность становится
важнее формально-юридического лидерства и по¬
литический процесс освобождается от идеологиче¬
ского содержания. Согласие более не сорганизуется
путем риторических дискуссий, но достигается че¬
рез стандартизацию ожиданий и норм поведения
(ср. Migliaro and Misuraca 1982: 90). Вполне мож¬
но сказать, что в наши дни имеет место обратный
процесс. Иными словами, вместо огосударствле¬
337
государство: прошлое, настоящее и будущее
ния правительственности посредством бюрокра¬
тического абсорбирования технических экспертов
и интеллектуалов происходит говернментализация
государства по мере того, как обязанности «пере¬
даются на аутсорсинг» в тени правительственной
иерархии (ср. Joseph 2012).
В этом контексте пассивная революция есть по¬
пытка абсорбировать энергию и экспертное зна¬
ние ведущих фигур оппозиции — попытка, пер¬
воначально ограниченная стенами парламента,
но позднее с подъемом массовой политики расши¬
ряющаяся до завоевания целых групп (Gramsci 1995:
Q8, §36: 962-967) с целью нейтрализации утраты
политической легитимности, компенсировать про¬
блемы перегруженности власти, превратить потен¬
циальные источники сопротивления или обструк¬
ции в самосознательных агентов, подчиняющихся
самим себе, и повысить эффективность экономи¬
ческого, политического и социального господства.
Весь этот правительственный прогресс достигает¬
ся через формы управления на микроуровне, про¬
никающие в поры все более сложной социальной
формации, которая необозрима с какого-то одно¬
го пункта наблюдения, командования и контроля
и не может быть предоставлена невидимой, но бла¬
годетельной руке рыночных сил.
Успехи и провалы метауправления
в тени иерархии
Функционирование различных способов координа¬
ции зависит от их сравнительной приоритетности
в рамках политического порядка (правительства
и управления в тени иерархии) и от различно¬
го доступа их участников к институциональной
поддержке и ресурсам. Важнейшее значение здесь
имеют, кроме всего прочего, фланговые и под¬
держивающие меры, предпринимаемые государ¬
338
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
ством; обеспечение материальной и символической
поддержки и степень дублирования или про¬
тиводействия со стороны других координирую¬
щих механизмов. Более того, так как механизмы
и управления, и власти существуют на разных уров¬
нях (более того, одной из их функций является на¬
ведение мостов между уровнями), успех на одном
уровне вполне может зависеть от практик и собы¬
тий на других уровнях. Подобно этому, механизмы
координации могут иметь различные временные
горизонты, к тому же вполне возможна несогла¬
сованность между темпоральностями различных
механизмов правительства и управления, выхо¬
дящая за пределы вопросов последовательности
и влияющая на жизнеспособность любого данно¬
го способа координации. Был выявлен еще один
парадокс. Пол Кьяер (Kjaer 2010) отмечает отно¬
сительно Европейского союза, что правительство
и управление скорее не предполагают противореча¬
щие друг другу процессы, но взаимно конституиру¬
ют друг друга в том, что больше власти предполага¬
ет больше управления, и наоборот. В свою очередь,
Бенгт Ларссон (Larsson 2013) полагает, что, в то вре¬
мя как государство может усилить свою власть,
используя для правления сети, последние зависят
от суверенной власти в поддержании условий эф¬
фективного сетевого управления.
В то время как приведенная выше модифика¬
ция грамшианско-фукольдианского определения
подчеркивает роль государства в коллибровке, дру¬
гие исследователи полагают, что существуют функ¬
циональные эквиваленты теневой роли государства
в этом отношении. Они включают (1) более или ме¬
нее спонтанную, идущую снизу выработку сетями
правил, ценностей, норм и принципов, которые
они затем признают и которым следуют (Kooiman
and Jentoft 2009); (2) расширенное обсуждение
и участие групп гражданского общества посред¬
ством демократии заинтересованных лиц (stakehol¬
339
государство: прошлое, настоящее и будущее
der democracy), оказывающие давление на государ¬
ственных управленцев и прочие элиты, вовлеченные
в управление (Bevir 2010); (3) действия, предпри¬
нимаемые международными правительственными
и неправительственными органами для компен¬
сирования неспособности слабых или потерпев¬
ших крах государств заниматься метауправлени¬
ем (Borzel and Risse 2010), хотя третий пример,
как представляется, включает изменение масштаба
тени иерархии, поскольку такие действия обычно
поддерживают более могущественные государства
(как отмечают и Бёрзел и Рисе).
Провалы, будь то в ходе управления или ме¬
тауправления, обусловлены и общей проблемой
«управляемости», то есть вопросом, может ли во¬
обще социально и дйскурсивно конституирован¬
ный объект управления быть управляемым, учи¬
тывая сложность и турбулентность материальных,
социальных и пространственно-временных усло¬
вий, в которые он встроен, и частными вопросами
«управляемости», связанными с конкретными объ¬
ектами и действующими лицами управления, с кон¬
кретными способами координации реципроксной
взаимозависимости и со знакомыми проблема¬
ми неосознаваемых условий действия и непред¬
виденных последствий. Вопрос о неосознаваемых
условиях и непредвиденных последствиях особен¬
но проблематичен там, где объекты управления
подвержены изменениям, или там, где окружаю¬
щая среда, в которую они встроены, турбулентна,
что затрудняет стратегическое обучение (см. Haas
and Haas 1995; Eder 1999; Dierkes et al., 2001). Совре¬
менное доминирование логики накопления капита¬
ла является одним из основных источников таких
проблем в силу внутренних противоречий и анта¬
гонизмов капиталистических отношений и их пере¬
хода на более высокий уровень благодаря растущей
интеграции мирового рынка. Тем не менее следует
признать, что, так же как любовь к деньгам не есть
340
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
источник всего зла, капитал не является источни¬
ком всех проблем управления! Различные прин¬
ципы социетализации связаны с разными группа¬
ми проблем, и именно поэтому следует учитывать
полиморфную природу государства и управления.
Учитывая, что управлению первого порядка ча¬
сто присущи провалы либо по причине нехватки
управленческих способностей, либо из-за внутрен¬
них противоречий и неуправляемости объектов
управления, метауправление и коллибровка тоже
не застрахованы от провалов. Подобные провалы
вероятнее всего там, где соответствующие объек¬
ты управления и метауправления сложны, взаимо¬
связаны и, возможно, даже внутренне или взаимно
противоречивы, и там, где какое-либо первоначаль¬
ное чувство успеха зависело от смещения некоторых
проблем управления за определенные простран¬
ственно-временные горизонты данного множе¬
ства социальных сил. Поэтому важным аспектом
успешного управления (или, вернее, создания ви¬
димости успешного управления) является консо¬
лидация конкретных пространственно-временных
состояний, в пределах которых проблемы управ¬
ления представляются разрешимыми, поскольку
отдельные неуправляемые черты всплывают где-
либо еще. Двумя последствиями такого фрейми-
рования является то, что нынешние зоны стабиль¬
ности предполагают будущие зоны нестабильности
и что зоны стабильности в одном месте подразуме¬
вают зоны нестабильности в других местах. Именно
способность откладывать и перемещать проблемы
является источником «оптимизма руководите¬
лей», которым пронизана литература по управле¬
нию и метауправлению, особенно когда этот оп¬
тимизм подкрепляется способностью участвовать
в Juite еп avant для создания новых пространствен¬
но-временных привязок и избегания тем самым
последствий прошлых неудач. Напротив, «песси¬
мизм руководителей» имеет тенденцию смотреть
341
государство: прошлое, настоящее и будущее
на подспудные долгосрочные структурные препят¬
ствия эффективному управлению и метауправле¬
нию, пренебрежение которыми столь часто ведет
к «мести» проблем, которые игнорируют, марги¬
нализуют, перемещают или откладывают. Это осо¬
бенно верно во времена кризисов, угрожающих си¬
стемной интеграции или социальной сплоченности
(см. главу 9). Именно там связь между метауправ¬
лением и пассивной революцией особенно сильна,
и основные перемены в режимах накопления, го¬
сударственных проектах, общественных видениях
и так далее наиболее вероятны в контекстве кризи¬
сов (Jessop 2015а).
Три следующие группы замечаний относятся
к тому, чтобы поместить управления и метауправ¬
ления в концептуальную рамку СРП. Во-первых,
в дополнение к любым проблемам, тенденциям,
неуспеху и дилеммам, внутренне присущим кон¬
кретным способам координации, на успех управ¬
ления также влияет зависимость накопления капи¬
тала от поддержания противоречивого равновесия
между маркетизированными и немаркетизиро-
ванными организационными формами. Хотя ра¬
нее это понималось в основном в плане равновесия
между рынком и государством, управление не вво¬
дит нейтральное третье понятие, а лишь добавля¬
ет еще одну плоскость, в которой это рановесие
может быть оспорено. Дело в том, что новые фор¬
мы управления создают новую точку соприкос¬
новения для конфликтующих логик накопления
и политической мобилизации. Как было отмече¬
но в главе 4 и выше, ключевым аспектом этой про¬
блемы в капиталистических общественных форма¬
циях является способность развивать и консолиди¬
ровать особые пространственно-временные связки.
Поскольку противоречия и дилеммы капитализма
в абстрактной форме стратегически неразрешимы,
их, если это вообще возможно, разрешают частично
и временно через формулировки и реализации осо¬
342
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
бых стратегий накопления на различных экономи¬
ческих и политических уровнях в конкретных про¬
странственно-временных контекстах (см. главу 4).
Такие пространственно-временные связки очер¬
чивают основные пространственные и временные
границы, в которых обеспечивается структурная це¬
лостность, отдельные издержки обеспечения кото¬
рой экстернализируются за пределы этих границ.
Главные уровни и временные горизонты, вокруг ко¬
торых строятся такие привязки, и их относитель¬
ная целостность претерпевают заметные изменения
с течением времени. Это отражается в изменчивом
совпадении различных пограничных зон, границ
или фронтиров действия и меняющейся приорите-
ности различных уровней (главы 1, 4 и 5).
Джонатан Дэвис (Davies 2011) разработал нео-
грамшианский подход к управлению, который до¬
полняет предложенное мной новое определение
интегрального государства, но фокусируется ско¬
рее на неолиберальном глобализирующем капита¬
лизме наших дней. В частности, он интерпретиру¬
ет движение посредством рынков — от иерархии
к управлению — как один аспект продолжающей¬
ся борьбы за гегемонию в условиях неолибера¬
лизма (Davies 2011: 128; ср. Provan and Kenis 2008).
В этом контексте он подчеркивает вопреки тезису
о симметричности сетевого управления (по край¬
ней мере в смысле его неиерархичности), что оно
очень асимметрично и что эти асимметрии укоре¬
нены в более широкой противоречивой тотально¬
сти капиталистических общественных формаций
(и также опосредуют ее) с их огромной концентра¬
цией власти и богатства, усиливающейся конку¬
ренцией и хронической нестабильностью. На ос¬
нове этого он очерчивает новаторскую типологию
форм сетевого управления в рамках неолиберализма,
которые варьируются от инклюзивного управле¬
ния через субгегемонистские до контргегемонист-
ских формой выявляет условия для эмансипации
343
государство: прошлое, настоящее и будущее
посредством сетей. Он спрашивает, почему одни
могущественные сети акторов со сходными матери¬
альными и культурными средствами влиятельнее
других, а также почему одни акторы в различных
сетях связаны теснее, чем другие (Davies 2011: 131).
Он также отмечает, что сетевая координация имеет
тенденцию вырождаться в иерархическую коорди¬
нацию, поскольку сети оказываются не в состоянии
взращивать субъектов управления (он называет их
коннекционистскими гражданскими активистами,
способными решать проблемы курса и управления
в деполитизированных сетях, основанных на дове¬
рии). Он приходит к заключению, что провалы се¬
тевого управления двигают государственную власть
вдоль по грамшианской оси «консенсус —насилие»
от гегемонистского лидерства к господству (Da¬
vies 2011: 132). В представленных выше категориях
это также можно описать как отбрасывание тени
иерархии, но именно той, которая связана с кон¬
кретным классовым проектом. Этот подход не обя¬
зательно сводить к неолиберализму, он может быть
распространен на роль управления, когда его объ¬
екты включают «порочные проблемы», коренящие¬
ся отчасти в социальных отношениях эксплуатации
или господства.
Выводы
Эта глава опиралась на СРП, чтобы выйти из мейн¬
стрима исследований управления и микроанали¬
тического и антиэтатистского крена исследова¬
ний правительственности. Оца критикует широко
распространенное и одностороннее утверждение
о том, что имеет место сдвиг от власти к управле¬
нию на том основании, что это утверждение ос¬
новывается на узком представлении о государстве
как политико-правовом аппарате, который управ¬
ляет посредством императивной координации. Та¬
344
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
кое представление игнорирует все прочие модаль¬
ности государственной власти и предполагает, что,
если государство применяет другие технологии
власти, оно отступает. Однако в качестве части это¬
го сдвига государства регулярно занимаются пере¬
кройкой рынков, конституционными изменения¬
ми и усилением правового регулирования органи¬
зационных форм и целей, организацией условий
п,ля сетевой самоорганизации, поддержкой соци¬
ального капитала и саморегулированием профес¬
сиональной деятельности и иных форм эксперт¬
ного знания и, что наиболее важно, коллибровкой
различных форм управления первого порядка и ме¬
гауправления. Этот процесс не нов, даже если по¬
нятие управления пережило существенное возро¬
ждение в 1970-80-е гг., затем в середине 1990-х гг.
последовал рост интереса к провалам управления
и перспективам метауправления. Сейчас все более
эчевидными становятся и провалы метауправления
благодаря «порочной сложности» некоторых про¬
блем управления и неизбежной политизации госу¬
дарства как институционально опосредованной ма¬
териальной конденсации меняющегося баланса сил.
Эти процессы иллюстрируют обратную сторону
парадокса части —целого, рассмотренного в главе 3.
Цело в том, что такие тенденции можно толковать
п,вумя способами. С одной стороны, менее фокуси¬
рующееся на суверенитете, но по-прежнему госу-
царствоцентричное понимание управления будет
изучать то, как государство меняет относительный
вес различных способов управления, для того что¬
бы продвигать государственные проекты как часть
его постоянных усилий по сохранению государ¬
ственной власти, в случае необходимости разделяя
ее с социальными акторами и силами экономики
и гражданского общества или объединяя суверени¬
тет с другими государствами в рамках различного
рода межправительственных режимов. Здесь госу¬
дарство вновь утверждает себя в качестве аппара¬
345
государство: прошлое, настоящее и будущее
та, ответственного за социальную сплоченность.
С другой стороны, более управленческо-центрич-
ный подход будет рассматривать точках государ¬
ство становится участником практик управления
в различных социальных полях не в качестве пер-
водвигателя или первого среди равных, но в качестве
одного актора и в то же время заинтересованно¬
го лица среди других, когда все наделены особы¬
ми ресурсами, позволяющими сделать вклад в ме¬
ханизмы и проекты управления, инициированные
за пределами государства. Здесь государство сводят
до одной части среди многих.
Вот почему я также опираюсь на критическую
политическую экономию, для того чтобы подчерк¬
нуть внутренние ограничения оптимизма руково¬
дителей или управленцев, который часто чрезмерен
и даже утопичен, тем самым «создавая одну из наи¬
более важных характеристик идеологии, а именно
поспешной гармонизации социальных противо¬
речий» (Bloch 1986а: 156; ср. 265). Существуют не¬
которые фундаментальные проблемы, коренящие¬
ся в капиталистических отношениях или формах
Herrschaft, которые не могут быть решены, адекват¬
но или вообще как-либо, в рамках актороцентрич-
ного институционалистского подхода. В их число
входят фундаментально антагонистический ха¬
рактер некоторых общественных отношений и их
связь с кризисной этиологией и динамикой; со¬
циальные практики, включенные в конструиро¬
вание плюралистических, неантагонистических,
потенциально совместимых идентичностей и инте¬
ресов в противоположность идентичностям и ин¬
тересам, рассматриваемым как поляризованные,
взаимно противоположные и не подлежащие об¬
суждению; асимметричная власть, определяющая
характер коллективных проблем даже в либераль¬
ных демократиях (не говоря уже о других полити¬
ческих режимах); внутренне присущая определен¬
ным проблемам неуправляемость, которая может
346
7. ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛЮС УПРАВЛЕНИЕ...
решаться только путем перемещения аспектов про¬
блем в другое место или путем их откладывания.
Хотя я подчеркиваю интеллектуальную ценность
синтеза по изучению власти и управления в рамках
стратегически-реляционного анализа, между вла¬
стью и управлением сохраняются важные в пла¬
не способов экономического и социального вме¬
шательства различия. Дело в том, что, в то время
как суверенное государство есть в сущности поли¬
тическая единица, которая правит, но не является
объектом управления, самоорганизация составля¬
ет сущность управления. В этом контексте, если су¬
веренное государство в основном регулирует дея¬
тельность на своей территории и защищает свою
территориальную целостность от других госу¬
дарств и вторгающихся сил, управление стремит¬
ся контролировать функциональные взаимозави¬
симости, каким бы ни был их (часто вариативный)
территориальный охват. Эти различия объясня¬
ют растущий интерес к формам управления, функ¬
ционирующим между уровнями, и координируют
деятельность государственных и негосударственных
акторов вокруг конкретных функциональных про¬
блем, имеющих вариативную территориальную
геометрию. Некоторые теоретики подчеркивают
вертикальное измерение координации (многоуров¬
невой власти или управления), другие фокусируют
внимание на ее горизонтальном измерении {сете¬
вом управлении). В обоих случаях государству при¬
писывается непрерывная роль в рефлексивной са¬
моорганизации множественных заинтересованных
лиц на нескольких уровнях государственно-терри¬
ториальной организации и даже в многообразных
экстерриториальных контекстах. Это роль первого
среди равных в сложной, гетерогенной и многоуров¬
невой сети, а не единой суверенной власти в един¬
ственной иерархической командной структуре.
Поэтому формальный суверенитет лучше рассма¬
тривать как ряд символических и материальных
347
государство: прошлое, настоящее и будущее
возможностей государства, чем как всеохватываю¬
щий, главенствующий ресурс. Другие заинтере¬
сованные лица вкладывают иные символические
или материальные ресурсы (например, частные
денежные средства, легитимность, информацию,
экспертное знание, организационные способности
или силу многочисленности), которые могут со¬
четаться с суверенными и иными возможностями
государств, способствуя тем самым коллективно
поставленным целям и задачам. Поэтому участие
государств во многоуровневом управлении стано¬
вится менее иерархическим, менее централизован¬
ным и менее директивным в сравнении с четкой
иерархией территориальных полномочий, теоре¬
тически связанных с суверенными государствами.
Оно также обычно включает запутанные иерархии
и сложную взаимозависимость.
Часть III
Прошлое и настоящее
(варианты будущего)
государства
8. Мировой рынок
и мир государств
С СЕРЕДИНЫ 1970-х гг. в исследованиях об¬
ществоведов и толках непрофессионалов
не затихают споры о будущем националь¬
ных территориальных государств в свете продол¬
жающейся глобализации. Эта дискуссия связана
с еще двумя. Одна из них фиксирует растущий ин¬
терес к изменению уровня государственной си¬
стемы по мере того, как полномочия государства
передаются вверх, вниз и в сторону от националь¬
но-территориального уровня. Этот процесс отра¬
жается в умножении и густоте институционализи¬
рованных уровней, на которых протекают важные
виды деятельности государства — от местного че¬
рез городской и региональный до трансгранич¬
ного и континентального сотрудничества и далее
до разнообразных наднациональных органов. Дру¬
гая дискуссия развернулась вокруг тезиса о пере¬
ходе от правительства разных уровней к сетевым
формам управления, соединяющим деятельность
различных государств на сходных уровнях. Такого
рода переход отражает адаптивность государствен¬
ных управленцев и аппаратов, сохраняющуюся важ¬
ность национальных государств для обеспечения
условий экономической конкурентоспособности,
политической легитимности и социальной спло¬
ченности и большую роль национальных государств
в координировании государственной деятельности
на нескольких уровнях, включая их собственный.
Эти задачи свидетельствуют о том, что националь¬
ное территориальное государство является в не¬
351
государство: прошлое, настоящее и будущее
которых отношениях, рассмотренных ниже, не¬
заменимым. Сохранение государственной формы
также отражает асимметрию властных отношений
в рамках более широкого геоэкономического и гео¬
политического порядков, таких, что более могу¬
щественные капиталы и государства могут предпо¬
честь оказывать влияние на политический процесс
и курс посредством внешнего и внутреннего балан¬
са сил, который определяет формально суверенные
национальные государства, а не посредством за¬
воевания, оккупации или угрозы. Таким образом,
в целом, учитывая растущую интеграцию мирово¬
го рынка и взаимозависимость мирового общества,
территориальный и темпоральный суверенитет
классического национального территориального
государства, ассоциируемого с развитыми капита¬
листическими экономиками Запада, сейчас, без со¬
мнений, более ограничен, чем в прошлом. Это тем
более верно для тех территориальных государств,
которые хотя и получили национальную самостоя¬
тельность и формальную независимость в прошлом
веке, но весьма маломощны и ассоциируются с за¬
висимым капиталистическим развитием.
Формулировка проблемы
Тезис о том, что глобализация подрывает нацио¬
нальное государство, часто становится отправной
точкой стилизованных представлений о послево¬
енном суверенном национальном территориаль¬
ном государстве в англосфере и Западной Европе,
каким оно было во время бума атлантического фор¬
дизма. Это сравнение уже выходило на передний
план в рамках обеспокоенности 1980-х гг. и позд¬
нее о том, что экономические и политические
силы, организованные национальными государства¬
ми, больше не могут действовать, как в годы бума,
как если бы главной экономической задачей го¬
352
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
сударства было управление эффективностью на¬
циональной экономики и ее повышение. Исследова¬
тельские работы, принимающие эту точку зрения,
обычно фокусируют внимание на воздействии гло¬
бализации на эти «передовые» государства-метро¬
полии и упускают из виду, как они (или их пред¬
шественники) повлияли на другие государства
и общественные формации экономически, поли¬
тически и социально посредством империализ¬
ма и колониализма. Ироничное прочтение таких
представлений о глобализации и национальном
государстве состояло бы в том, чтобы восприни¬
мать его как «северную» реакцию: первоначально
на «месть» пространств, освободившихся от пря¬
мого империалистического или колониального
правления (плюс Япония), по мере того как во¬
сточные экономики и их девелопменталистские
государства обретали экономическое и политиче¬
ское влияние на мировом рынке, и позднее на уси¬
лия экономических и политических сил Севера
по восстановлению гегемонии или хотя бы господ¬
ства путем продвижения по всему миру неолибе¬
ральных реформ, навязывания структурных мер
жесткой экономии погрязшим в долгах или под¬
верженным кризису государствам и подталкивания
международных экономических режимов в нео¬
либеральном направлении. Мейнстрим исследо¬
ваний (хотя и не всех) также пренебрегает степе¬
нью предшествующей и нынешней двусторонней
и многосторонней координации политики в рам¬
ках различных блоков по отношению к мировой
рыночной интеграции и степенью гегемонии сверх¬
держав в рамках различных международных режи¬
мов, институтов и сфер политики.
Две дополнительные группы проблем при ра¬
боте с отношениями на стыке глобалйзации и на¬
ционального государства заключаются, во-первых,
в неисторической, убогой в пространственно-вре¬
менном плане интерпретации глобализации и,
353
государство: прошлое, настоящее и будущее
во-вторых, в крайне упрощенном понимании той
формы государства, на которую, как утверждается,
оказывает влияние глобализация. Рассмотрим каж¬
дую из этих групп проблем одну за другой.
Во-первых, глобализация не является сингу¬
лярным причинно-следственным механизмом
с универсальной унитарной логикой. Она являет¬
ся сверхсложным, постоянно развивающимся ито¬
гом многих событий, процессов и трансформаций,
итогом полицентричным, многоуровневым, поли-
темпоральным и полиморфным. Поэтому, при¬
знавая то, что для многих, хотя ни в коем случае
не для всех фирм, финансовых институтов и фрак¬
ций капитала стало легче действовать в реальном
времени в глобальном масштабе, следует отметить,
что существуют важные моменты преемственности
с исторически предшествующими волнами рыноч¬
ной интеграции. Это так, поскольку территориаль¬
ные государства и городские сети уже были в той
или иной степени интегрированы в мировой рынок
(и формировались на основе этого опыта) до нача¬
ла последнего этапа глобализации в 1970-80-х гг.
И наоборот, отличительной чертой последней вол¬
ны глобализации является не столько тенденция
к планетарному распространению капитализма,
сколько растущая скорость ее взаимосвязей и их
отзвуки в реальном времени. Действительно, боль¬
шая часть того напряжения, которое государствен¬
ные управленцы, как они заявляют, испытывают
от глобализации (иногда это только удобное али¬
би), связана не столько с ее пространственным рас-
пространениему сколько со сжатием времени. Чем
меньше остается трений вокруг национальных гра¬
ниц благодаря мировой рыночной интеграции, вы¬
сокоскоростным технологиям и возрастающей мо¬
бильности сверхбыстрого финансового капитала,
тем большие вызовы национальным государствам
бросает логика капитала. Это касается не только их
территориального суверенитета, в силу разрыва ко¬
354
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
торый открывается между более интенсивной ин¬
теграцией мирового рынка и по-прежнему в основ¬
ном национальной структурой многих критически
важных государственных аппаратов, но и их темпо¬
рального суверенитета в той мере, в какой ускоре¬
ние капитала подрывает нормальные циклы поли¬
тики (об ускорении см. Rosa 2013; о сжатии времени
и пространства см. Harvey 1996; о быстрой полити¬
ке см. Peck and Theodore 2015). Разумеется, другие
факторы и силы также бросают вызов территори¬
альному и темпоральному суверенитету государств,
и я рассматриваю возникающие в результате про¬
блемы для политической системы, политического
процесса и политического курса в заключительном
разделе этой главы.
Исходя из концептуальной рамки «территория-
место—уровень—сеть», представленной в главе 5,
динамику мирового рынка можно рассматривать
как включающую нечто большее, чем пространство
потоков. Она имеет важные территориальные из¬
мерения; затрагивает разные места в разной степе¬
ни, что приводит к неравномерному развитию; раз¬
вертывается на различных уровнях в часто запутан¬
ных иерархиях; опосредуется различными видами
сетей, так же как и другими механизмами управле¬
ния. И структурная власть капитала, коренящая¬
ся в безличной логике потоков капитала, и страте¬
гическая власть мобильных конкурентоспособных
капиталов усиливается по мере того, как мировой
рынок становится более интегрированным в реаль¬
ном времени посредством новых форм экономиче¬
ской эксплуатации и политического господства, бо¬
лее тесного сочленения их институциональных под¬
держек в других системах и взаимозависимости их
разнообразных режимов управления. Это явление
порождает неравномерное экономическое разви¬
тие, влияет на пространственное и масштабное раз¬
деление труда, изменяет пространство для установ¬
ления контактов разного рода и переупорядочивает
355
ГОСУДАРСТВО: ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ
пространственные аспекты экономического господ¬
ства. Оно также усиливает конкурентное давление
на капитал и труд посредством расширения, углуб¬
ления и интенсификации глобальной конкуренции
и в дополнение к этому подвергает государственных
управленцев разного рода давлению. Эти сложности
не учитывают, когда вопрос сформулирован об от¬
ношениях между рынком и государством в катего¬
риях игры с нулевой суммой, когда влияние одного
может усилиться только за счет другого (см. ниже).
Во-вторых, что касается национального государ¬
ства, поиск легких обобщений ведет к пренебреже¬
нию разнообразием государственных форм и по¬
литических режимов, на которые может повлиять
глобализация. Подобный поиск также питает одно¬
стороннее, но по-прежнему распространенное ис¬
ходное допущение о том, что государства функцио¬
нируют преимущественно как контейнеры власти
или богатства. Но государства также служат «кон¬
некторами власти» в сетях государств и в допол¬
нение к этому нетерриториальных форм полити¬
ческой организации, каждая из которых отражает
и преломляет соотношение сил в своем соответ¬
ственном политическом пространстве. Такое взаи¬
модействие означает, что локальные, региональные
и национальные государства уже интегрированы
в мировой рынок (и другие международные от¬
ношения), хотя и в различной степени, до того
как на них окажут влияние современные паттерны
глобализации. Различия предшествующих форм
встроенности в мировой рынок приводят к различ¬
ным эффектам глобализации (например, нефтедо¬
бывающие государства-рантье, подобные Объеди¬
ненным Арабским Эмиратам; небольшие открытые
экономики, основанные на богатой экологии инду¬
стриальных и постиндустриальных региональных
кластеров и сильных местных и региональных вла¬
стях, такие как Швейцария; квазиконтинентальные
экономики, подобные США, или низкотехнологич¬
356
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
ные экспортные экономики дешевого труда, такие
как Камбоджа).
Государства не должны рассматриваться как ка¬
ким-то образом оторванные от своих экономик,
как если бы они существовали в отдельных сферах
и имели только внешние отношения друг с дру¬
гом (см. главу 2). Напротив, нормальные государ¬
ства обычно глубоко вовлечены —активно, пассив¬
но или по умолчанию (в случае государств-изгоев
или несостоятельных государств) — и вовлечены
во многих отношениях в формирование институ¬
тов и практик, составляющих экономику. Эта во¬
влеченность часто включает активное продвижение
или по крайней мере пассивное принятие мировой
рыночной интеграции либо прямо на глобальном
уровне, либо через различные формы региональ¬
ной интеграции, которая череэ свои связи второго,
третьего и других порядков способствует всемир¬
ной рыночной интеграции. Более того, поскольку
глобализация также связана с процессами на дру¬
гих уровнях, такими как регионализация, триади-
зация (соединение так называемых триадических
регионов Северной Америки, Европы и Восточ¬
ной Азии), построение сети глобальных городов,
формирование виртуальных межконтинентальных
регионов (такое как растущие связи между Бра¬
зилией, Россией, Индией, Китаем и Южной Аф¬
рикой — странами БРИКС), международная лока¬
лизация (глобальная стратегия адаптации товаров
и услуг для местных рынков) и рост трансгранич¬
ных связей, постольку государства и государствен¬
ные управленцы, а также силы, которые они пред¬
ставляют, стремятся поддерживать, изменять
или сопротивляться также и этим социопростран-
ственным процессам. Это косвенно способствует
формированию глобализации или, как могли бы
сказать простые марксисты, формированию ми¬
рового рынка. Причем последний содержит слож¬
ное скопление гетерогенных территорий, неравно¬
357
государство: прошлое, настоящее и будущее
правно соединенных мест, запутанных иерархий
масштабов и асимметричных сетей, а не плоскую
поверхность для свободной игры рыночных сил.
Даже неолиберальные формы экономической гло¬
бализации продолжают зависеть от политических
институтов и политических мер, направленных
на развертывание неолиберализма и его поддер¬
жание перед лицом неоднократно повторяющихся
провалов рынка, кризисных тенденций и сопротив¬
ления. Это особенно наглядно проявилось в ре¬
акции на североатлантический финансовый кри¬
зис, который впервые стал очевиден для общества
в 2006-2007 гг., но причины которого уходят на¬
много глубже в историю и последствия которого
неравномерно распространились, как инфекция,
на остальные части мирового рынка.
В то время как некоторые политические элиты
пытаются сопротивляться силам и процессам, свя¬
занным с глобализацией, чтобы сохранить какую-то
долю формального суверенитета или защитить за¬
рождающиеся отрасли промышленности или иные
экономические интересы, другие элиты активно
способствуют глобализации, считая ее соответ¬
ствующей национальным интересам (как они их
воспринимают), а также могут надеяться тем са¬
мым увеличить возможности государства. Самым
важным примером последней стратегии, конечно,
является та, которую проводят федеральные власти
США, годами остающихся наиболее громогласными
и могущественными сторонниками неолибераль¬
ной глобализации. Другим важным примером яв¬
ляется Соединенное Королевство. Напротив, Гер¬
мания осуществляет более неомеркантилистский
подход к мировой рыночной интеграции, основы¬
вающийся на ее специализации по производству
капитальных товаров (особенно предназначенных
для производства других капитальных товаров),
требующих интенсивных разработок, высококаче¬
ственных потребительских товаров длительного
358
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
пользования с высокой добавленной стоимостью.
Однако в ответ на кризис еврозоны Германия также
отстаивает неолиберальные меры жесткой эконо¬
мии для погрязших в долгах государств Южной Ев¬
ропы. Неомеркантилистские стратегии Китая име¬
ют под собой совершенно другое основание в виде
его роли мировой фабрики, хотя Китай также осу¬
ществляет некоторые модернизирующие стратегии,
расширяющие его глобальное экономическое и фи¬
нансовое проникновение и поощряющие внутрен¬
нее потребление.
Более того, поскольку эти трудности отражаются
внутри государства вследствие его природы как об¬
щественного отношения, глобализация меняет
не только соотношение экономических и полити¬
ческих сил (включая отношения между фракциями
капитала и отношения капитала и труда), но и от¬
ношения между рынком и государством. В свою
очередь, эти изменения отражаются на самом госу¬
дарстве и его политике. Глобализация также вызы¬
вает контрдвижения против якобы необузданных
рыночных сил с присущими им тенденциями к рас¬
пространению в пространстве и ускорению ритмов
жизни общества (см. ниже).
Теоретические дискуссии
о мировом рынке и мире государств
В вышеупомянутых теоретических дискусси¬
ях обсуждается более фундаментальная пробле¬
ма, а именно как лучше всего интерпретировать
структурную связанность и коэволюцию мирово¬
го рынка и мира государств. Здесь есть два проти¬
воположных и в равной степени несостоятельных
теоретических подхода. Один заключается в том,
чтобы рассматривать их, как если бы они были от¬
дельными элементами со своей логикой и участ¬
вующими в чисто внешних, квазимеханических от¬
359
государство: прошлое, настоящее и будущее
ношениях. Другой — в том, чтобы рассматривать
их, как если бы они были взаимозависимыми эко¬
номическими и политическими моментами диа¬
лектического «единства в разъединенности» все¬
охватывающих капиталистических отношений
с логикой, предписывающей каждому собственную
роль в обеспечении условий для накопления капи¬
тала. Первая альтернатива недооценивает взаимо¬
зависимости этих внешне отдельных элементов.
Вторая преувеличивает единство двух (и имен¬
но двух) постулируемых моментов. Стратегиче-
ски-реляционная точка зрения показывает необ¬
ходимость пресловутого «третьего пути», то есть
описания тех семантических, институциональных
и пространственно-временных структур, которые
могут обеспечить на некоторое время условно необ¬
ходимый режим относительно стабильного диффе¬
ренцированного накопления в мировом масштабе
(см. главу 4). Он также демонстрирует, что потре¬
буются различные концепции и будут даны раз¬
личные ответы, если вопрос будет касаться условий
для мирного сосуществования государств в рамках
глобального политического порядка для решения
проблемы климатических изменений или разработ¬
ки подходящего институционального и стратегиче¬
ского решения иной неотложной проблемы.
Комплексность этой неизбежно зависящей от об¬
стоятельств связи вызывает оживленные дискуссии
среди неортодоксальных исследователей вокруг
того, как лучше всего к ней подходить, описывать
и объяснять ее. Эти дискуссии можно разделить
по основанию того, чему они уделяют больше всего
внимания в рамках проблем теории капитала, тео¬
рии класса или теории государства. Одним из цен¬
тров притяжения указанных дискуссий являют¬
ся конфликтующие позиции теоретиков капитала
об интеграции мирового рынка. Теоретики расхо¬
дятся в оценке степени влияния следующих ло¬
гик: (i) сингулярной глобальной динамики, осно¬
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
ванной на логике ультра- или сверхимпериализма
или же прочно установившейся мировой системы
(об ультраимпериализме см. Kautsky 1914; о теории
мировых систем см. Wallerstein 2000 и Arrighi 1994;
Арриги 2006); (2) взаимодействия различных на¬
циональных разновидностей капитализма (РК), ко¬
торые первоначально изучаются по отдельности,
безотносительно к их силе и слабости в глобаль¬
ном контексте (классическое современное исследо¬
вание на эту тему—Hall and Soskice 2001); или чему
я отдаю предпочтение — (3) развития в мировом
масштабе пестрого капитализма с эмерджентной,
контингентной логикой, которое может быть ор¬
ганизовано в тени, под руководством или в каче¬
стве объекта господства фракции капитала с гло¬
бальным проникновением, стратегии накопления
с глобальным воздействием или же гегемонистской
или господствующей разновидности капитализма
(Jessop 2011, 2014b, и 2015а). Проблема с литерату¬
рой по разновидностям капитализма (и ее эквива¬
лентами при изучении национального экономиче¬
ского регулирования и управления) заключается
в том, что она имеет тенденцию фетишизировать
национальные модели или различия, рассматривая
их как соперников или конкурентов, игнорируя
при этом потенциальную взаимодополняемость
и проблемы совместимости в рамках более широ¬
кого международного или глобального разделения
труда. Если обратить внимание на эту взаимодо¬
полняемость и совместимость, то ограничения, ко¬
торые глобализация накладывает на разновидно¬
сти капитализма, оказываются гораздо большими.
На уровне мирового рынка пестрота в настоящее
время переконфигурируется в тени неолиберализ¬
ма. Однако в рамках европейского экономическо¬
го пространства доминирующей является именно
тень германского неомеркантилизма (дальнейшее
рассмотрение этого вопроса см. в Jessop 2014с). Так¬
же очень важно распознавать «разновидности го¬
361
государство: прошлое, настоящее и будущее
сударства», участвующие в качестве преступников
или жертв в осуществлении глобализации. По ана¬
логии с дискуссией о разновидностях капитализ¬
ма или пестром капитализме было бы более умест¬
ным, вместо того чтобы говорить просто о мире
государств, исследовать пеструю межгосударствен¬
ную систему или глобальную политическую систе¬
му, организованную по империалистическому типу
и все более характеризующуюся провалом управле¬
ния (см. главу 7).
Второй фокус дискуссии — конкурирующие по¬
зиции теоретиков классов по интеграции мирово¬
го рынка. Двумя полюсами здесь являются (1) бо¬
лее теоретически нагруженный фокус на том, как,
насколько и почему исторически конкретные фор¬
мы капиталистических отношений и их характер¬
ные институциональные поддержки влияют на эко¬
номическую и политическую борьбу в конкретные
периоды, особенно когда буржуазия обладает до¬
статочной гегемонией, и (2) более политически
мотивированный акцент, отражающий позицию
подчиненных групп, на потенциал глобализации
по распространению классовой борьбы или бо¬
лее широкой мобилизации плюралистического
«множества» угнетенных и маргинализированных
на свержение всех форм и аспектов капиталисти¬
ческих отношений со стратегическим приорите¬
том глобального объединения классовой борьбы.
Каждый полюс в этих дебатах имеет свои сильные
и слабые места. Первый обычно отличается боль¬
шей детализацией и опирается на широкий диа¬
пазон учитывающих нюансы кейс-стадиз и теоре¬
тических рассуждений. Но в этом случае есть риск
не увидеть леса дифференцированного накопления
в глобальном масштабе за деревьями отдельных
кейс-стадиз. Второй подчеркивает взаимосвязан¬
ность капиталистических отношений и глобальных
кризисных тенденций, в частности реформистские
последствия направления борьбы в русло отдель¬
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
ных фетишизированных экономических и поли¬
тических институциональных форм с их особыми
логиками (см. также главу 4). Но ценой этого ста¬
новится риск усвоения эссенциалистских форм ар¬
гументации и пренебрежения неравномерностью
классовой борьбы с ее оборонительными и наступа¬
тельными фазами и трудностями построения коа¬
лиций, охватывающих столь широкий диапазон об¬
щественных сил.
Третим «якорем» данной дискуссии (особенно
значимым для данной книги) служат меняющиеся
характеристики мира государств и их место в рам¬
ках глобальной политической системы, понимае¬
мой в тройственном смысле как полития (polity),
политический процесс (politics) и политика (po¬
licy). Поэтому аргументация фокусируется на том,
включает ли эта система в основном (1) мир нацио¬
нальных государств, действующих от имени сво¬
их национальных капиталов в интернационали¬
зирующейся экономике (к примеру, Weiss 1998);
(2) возникающее множество субнациональных
или кросс-национальных региональных государств
с их соответственными хинтерландами (к приме¬
ру, Ohmae 1995); (3) ряд взаимосвязанных, но ча¬
стично конкурирующих национальных государств,
представляющих капиталистические предприятия,
иностранные, так же как и местные, которые дей¬
ствуют в своих соответственных экономических
пространствах и могут воспроизводить отношения
экономической зависимости или подчинения бо¬
лее конкурентоспособным экономикам (к приме¬
ру, Poulantzas 1975, 1978); (4) некую форму много¬
уровневого конгломерата или государства одного
полушария с ведущей организационной ролью Со¬
единенных Штатов (например, Shaw 2000); (5) гла¬
венство послевоенного имперского государства
США, берущего на себя ответственность за орга¬
низацию международной и позднее транснацио¬
нальной интеграции мирового рынка (к примеру,
363
государство: прошлое, настоящее и будущее
Panitch 2000; Panitch and Gindin 2012); (6) возникаю¬
щее транснациональное государство, соединяющее
национальные государства, международные инсти¬
туты и транснациональные сети (Robinson 2004);
(7) возникающую империю, которая превосходит
даже могущественное американское государство
благодаря своей сетевой природе (Hardt and Negri
2000; Хардт и Негри 2004). Этот список не полон
не только сам по себе (существуют более нюансиро¬
ванные и гибридные позиции), но и в плане более
широкого круга дискуссий, касающихся глобализа¬
ции и национального государства, наци и-государ¬
ства или и того и другого.
Мировая рыночная интеграция
и государственная система
Первое замечание, которое нужно сделать, состо¬
ит в том, что, учитывая сложности глобализации
и различия между государствами, растущая ин¬
теграция мирового рынка не оказывает (и не мо¬
жет оказать) давления на государство (суверенное
или нет) как общую трансисторическую форму
политической организации. То множество со¬
циальных сил и механизмов, которые порожда¬
ют глобализацию, могут оказывать давление толь¬
ко на конкретные формы государства (но могут
и усиливать их) с их конкретными возможностями
и слабостями. На каждое конкретное государство
эти сложности влияют по-разному. Влияя на го¬
сударства таким образом, давление глобализации
также меняет соотношение сил внутри государств.
Любая дифференцированная утрата возможностей
или их увеличение будет благоприятствовать не¬
которым экономическим, политическим и соци¬
альным силам по отношению к другим. Она также
будет вызывать борьбу за реорганизацию государ¬
ственных форм, создавать пространство для этой
364
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
борьбы, а также возможности для того, чтобы спра¬
виться с этими трудностями. Государства заметно
различаются в зависимости от имеющихся у них
возможностей использовать, абсорбировать это
давление глобализации во всех ее формах, сопро¬
тивляться или противодействовать ему. Ни одно
отдельное государство не соединяет в себе эффек¬
тивное глобальное проникновение со способно¬
стью к такому сжатию своих обычных практик,
чтобы они соответствовали пространству-времени
быстрого супермобильного капитала. Даже более
могущественные государства по-прежнему сталки¬
ваются с внешним давлением со стороны других го¬
сударств, силовых центров и логики мирового рын¬
ка, так же как и внутренним воздействием своей
политики, а также отдачей и сопротивлением, ко¬
торые они порождают. Свертывание Соединенных
Штатов как сверхдержавы в последние годы в фи¬
нансовом, экономическом, военном и геополити¬
ческом отношениях иллюстрирует эту истину, хотя
хрупкость их основных соперников в Западном по¬
лушарии означает, что они сохраняют возможность
компенсировать потерянную гегемонию усилением
попыток обеспечить всестороннее господство и ре¬
организовать управление мировым рынком в инте¬
ресах транснационального капитала.
Многие социальные силы и механизмы, по¬
рождающие глобализацию, оказывают давление
на конкретные формы государства, которые имеют
конкретные возможности и слабости и различные
нестабильные равновесия сил. Не все из этих тер¬
риториальных государств являются национальны¬
ми государствами (как они были определены в гла¬
вах 3 и 5). В дополнение к городам-государствам
и их хинтерландам, которые, по всеобщему убе¬
ждению, обладают всем необходимым для конку¬
ренции в качестве региональных государств, суще¬
ствует множество островных или малых государств,
функционирующих как суверенные офшорные базы
365
государство: прошлое, настоящее и будущее
для различных «непродуктивных» капиталистиче¬
ских операций и тем самым играющих ключевую
роль в глобальном накоплении. Некоторым госу¬
дарствам и населениям мировой рынок (особенно
в его неолиберальной форме) нанес большой вред,
так как он подрывает имеющиеся возможности го¬
сударств, они рушатся, и открываются простран¬
ства для власти полевых командиров, феодальных
владений наркодельцов, захвата активов номенкла¬
турой и т.д. Другие государства и населения могут
получать пользу от интеграции в мировой рынок,
давления в пользу организации хорошего прави¬
тельства и т.д.
Более того, оформляя возможности государ¬
ства, мировой рынок также модифицирует ба¬
ланс сил внутри государств — итог, совместимый
со стратегически-реляционными исходными до¬
пущениями. Любая дифференцированная потеря
(или приобретение) возможностей будет благопри¬
ятствовать некоторым экономическим, политиче¬
ским и социальным силам в ущерб другим, вызы¬
вать борьбу за изменение государственных форм
и возможностей, поддержку глобализации, изме¬
нение ее направления или сопротивление ей и со¬
здавать пространство для этой борьбы. Изучать эти
вопросы — значит серьезно заниматься механиз¬
мами глобализации и специфическими особенно¬
стями государственных форм и политических ре¬
жимов. Данные аспекты часто связаны, поскольку
различные разновидности государств отдают пред¬
почтение различным механизмам глобализации,
которые основаны на унаследованных способах
встраивания в мировой рынок и обычно связаны
с переустройством силовых блоков и классовыми
компромиссами. Подобным образом дифференци¬
рованная и неравномерная динамика глобализации
будет оказывать различное воздействие на капита¬
листические государства-метрополии, экспортно
ориентированные девелопменталистские государ¬
366
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
ства, нефтедобывающие государства-рантье, пост¬
колониальные государства, постсоциалистические
государства и т. д.
Эти теоретические соображения исключают под¬
ход к интеграции мирового рынка и государствен¬
ной власти как игре с нулевой суммой, особенно
когда такой подход формулируется в категориях
единой эмерджентной, основанной на потоках экономи¬
ки без границ, функционирующей в безвременном времени
и расширяющейся за счет множества традиционных
национальных территориальных государств, функцио¬
нирующих в качестве «контейнеров власти», контро¬
лирующих фиксированные территориальные границы.
С одной стороны, этот подход игры с нулевой сум¬
мой чрезмерно упрощает сложности и противо¬
речивую динамику мирового рынка, игнорирует
ту степень, в которой он зависит от меняющихся
местных конкурентных преимуществ, пренебрега¬
ет общей зависимостью экономической деятельно¬
сти от внешнеэкономической поддержки, которая
привязана к месту и времени, и, конечно, преувели¬
чивает степень, в которой действительно глобаль¬
ная экономика уже возникла, даже в плане финан¬
сового капитала, не говоря уже о промышленном
и торговом. Он также игнорирует то, в какой степе¬
ни развертывающаяся экономическая логика (и ал-
логичность) глобализации ограничивает отдельные
фирмы, отрасли и кластеры, так же как и функ¬
ционирование политической системы. С другой
стороны, несмотря на формальное равенство суве¬
ренных государств в современной государственной
системе, подход игры с нулевой, как правило, иг¬
норирует тот факт, что не все государства в равной
степени способны отправлять власть внутри стра¬
ны, на международной арене или же и там и там.
Они сталкиваются с различными проблемами вну¬
три страны и за рубежом, у них различная история
и разные возможности решать эти проблемы и ре¬
организовываться в ответ на них, и в международ¬
367
государство: прошлое, настоящее и будущее
ных отношениях, так же как и во внутренних де¬
лах, некоторые государства более могущественны,
чем другие.
Исходя из этих соображений можно сделать
три вывода. Во-первых, динамика мирового рын¬
ка несводима к потокам — будь то товаров, про¬
изводительного капитала, финансового капитала
или переменного капитала (то есть миграционных
потоков рабочей силы). Она имеет важные терри¬
ториальные измерения (отражающиеся в таких
понятиях, как промышленные районы, экономия
от агломерации, глобальные города и региональ¬
ный или национальный капитализм). Во-вторых,
государства суть нечто большее, чем «коннекто¬
ры власти» или «контейнеры власти». В-треть-
их, поскольку воздействие глобализации на госу¬
дарства опосредовано возможностями государства
и меняющимся балансом сил, невозможно сказать,
что глобализация уменьшает власть государств,
если только мы не знаем, как и для чего полити¬
ческие силы применяют (решают применять) воз¬
можности государства и в дополнение к этому
как возможности государства могут быть изменены
так, чтобы усилиться, уменьшиться или адаптиро¬
ваться по отношению к рыночным силам. Поэтому
необходимо сосредоточить внимание на меняю¬
щейся организации политического процесса и эко¬
номики и их соответственных институциональных
воплощений и рассматривать фронтиры и грани¬
цы как активно воспроизводящиеся и условные,
а не заранее предопределенные и фиксированные.
Все три вывода могут быть разъяснены благодаря
принятию стратегически-рел'яционного подхода
(СРП), который фокусирует внимание на том, ка¬
кими способами капитал и государства как обще¬
ственные отношения конденсируют меняющиеся
соотношения сил, опосредованных через соответ¬
ствующие им социальные формы и институцио¬
нальные структуры.
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
Растущее господство логики капитала
В данном разделе принимается точка зрения теории
капитала и классов. Мировая рыночная интеграция
усиливает экономическую и политическую власть ка¬
питала, поскольку она (i) ослабляет способность ор¬
ганизованного труда сопротивляться экономической
эксплуатации с помощью согласованных действий
низов в экономической, политической и идеологи¬
ческой сферах—действий, которым «многожествен-
ность» сама по себе не является эффективной заме¬
ной (об этом см. Hardt and Negri 2000; Хардт и Негри
2004); (2) подрывает способность национальных го¬
сударств регулировать экономическую деятельность
в преимущественно национальных рамках. Неоли¬
беральные меры, предназначенные для того, чтобы
расширять и углублять интеграцию мирового рынка,
делают меновую стоимость более значимой по срав¬
нению с потребительской стоимостью в рамках ка¬
питалистических отношений. Для них приоритетом
является движимая стоимость (то есть ликвидный
капитал), обращение с работниками как с заменяе¬
мыми и расходными факторами производства, за¬
работная плата как издержки (международного)
производства, деньги как международная валюта
(особенно благодаря растущей важности деривати¬
вов), природа как сырье и знание как интеллекту¬
альная собственность. Более того, по мере все боль¬
шего освобождения капитала от ограничений на¬
циональных вместилищ власти и его все большего
высвобождения из других систем, неограниченная
конкуренция за уменьшение социально необходи¬
мого рабочего времени, социально необходимого
времени оборота и естественно необходимого про¬
изводственного времени (то есть времени воспро¬
изводства «природы» как источника богатства) ста¬
новится все более могущественной движущей силой
динамики капиталистического накопления.
369
государство: прошлое, настоящее и будущее
В целом это заставляет государства пытать¬
ся управлять на различных уровнях напряжен¬
ностью между (i) заинтересованностью потенци¬
ально мобильного капитала в сокращении своей
зависимости от места и освобождении от времен¬
ных ограничений и (2) заинтересованностью го¬
сударства в фиксации (предположительно благо¬
творной) капитала на своей территории и в том,
чтобы сделать временные горизонты и ритмы капи¬
тала совместимыми с государственными и полити¬
ческими обычными практиками, темпоральностя-
ми и кризисными тенденциями. Важным ответом
на такие затруднения является развитие на различ¬
ных уровнях «конкурентных государств» (Altva-
ter 1994; Hirsch 1995; Cerny 1997, 2010). Они не толь¬
ко способствуют узко понимаемой экономической
конкурентоспособности, но и стремятся подчинить
многие сферы, которые ранее считались внеэко¬
номическими, утверждаемым ныне императивам
накопления (Jessop 2002: 95~139)- Консолидация
таких государств сопровождается подъемом авто¬
ритарного этатизма, который укрепляет исполни¬
тельную власть, усиливает медиатизацию политики
и расширяет параллельные сети власти, соединяю¬
щие государственную власть с капиталистическими
интересами (глава 9).
Мейнстримные дискуссии склонны рассматри¬
вать эти тренды в узких рамках теории государства.
Воспринимаемые таким образом, они представля¬
ются угрозами территориальному и темпоральному
суверенитету национального государства как стража
национального интереса или в более узком смыс¬
ле реакцией на проблемы, с которыми сталкивает¬
ся национальное государство как аппарат со своей
логикой и интересами. Однако рассматриваемые
с точки зрения теории капитала или классов,
они могут казаться способом пересмотра эконо¬
мических и политических моментов капиталисти¬
ческих отношений (и тем более распространения
37°
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
и интенсификации противоречий и кризисных тен¬
денций, внутренне присущих капиталистическим
отношениям) в ответ на мировую рыночнукГинте-
грацию или как часть более широкой тенденции,
ведомой могущественными классовыми силами,
по реорганизации отношений между рынком и го¬
сударством в свою пользу (и, конечно, в последние
десятилетия особенно в пользу международного
финансового капитала и других транснациональ¬
ных капиталов).
Тенденции и контртенденции
в реакции государств
Теперь я принимаю более характерную для теории
государства (но не государствоцентричную) точку
зрения. Так же как глобализация не порождает еди¬
ного комплекса затруднений, влияющего на все го¬
сударства одинаково, нет и общей реакции всех го¬
сударств на многочисленные формы, принимаемые
глобализацией. Тем не менее реорганизация нацио¬
нального территориального государства характери¬
зуется тремя общими тенденциями, варьирующи¬
мися в разных государствах и режимах, —трансфор¬
мациями и рефункционализациями современного
развитого капиталистического государства. В этом
контексте тенденции отсылают к стилизованным
фактам об эмпирически наблюдаемых изменениях
трех форм государства, выявленных в главе 2, осо¬
бенно в институциональной архитектуре государ¬
ства; они не отсылают к причинно-следственным
механизмам или законам тенденции, укорененным
в более фундаментальных характеристиках поли¬
тической экономии капитала или форме и функ¬
циях государства. В этом смысле описывать тен¬
денции означает находить общие черты в доволь¬
но гетерогенных последовательностях изменений
и устанавливать их связь с ключевыми характери¬
371
государство: прошлое, настоящее и будущее
стиками данной формы государства или полити¬
ческого режима в качестве основы для дальнейших
теоретических и эмпирических исследований. Рас¬
сматривая тенденции, я буду обращаться к после¬
военному территориальному государству развито¬
го капитализма, рассматриваемому изолированно
от его роли в распространении колониального, нео-
колониального или империалистического господ¬
ства и без учета каких-либо притязаний на экстер¬
риториальную власть. Принятие в качестве точки
отсчета зависимых капиталистических государств
потребовало бы выявления других тенденций. Те
три тренда, которые будут исследованы здесь, вклю¬
чают в себя денационализацию государственности,
разгосударствление политики и интернационали¬
зацию режимов выработки и осуществления поли¬
тического курса (см. табл. 8л). Существуют также
три контртенденции: повышение роли государства
в сочленении масштабов, сдвиг от власти к мета¬
управлению в целях постоянного переупорядочи-
вания связи между различными формами управле¬
ния и усиление борьбы за гегемонию и господство
над международными режимами выработки и осу¬
ществления политического курса. Сочетание сдвига
от власти к управлению и от власти к метауправле¬
нию является еще одной иллюстрацией того, как пе¬
рерабатывается парадокс части — целого. Сочетание
тенденций и контртенденций предполагает, что на¬
циональное государство остается важной полити¬
ческой силой в рамках меняющегося миропорядка
(хорошие обзоры исследований по данной пробле¬
матике см. в Weiss 1998; Nordhaug 2002).
Денационализация государственности
«Национальное» здесь относится к территориаль¬
ным институциональным структурам, а не к во¬
ображаемому национальному сообществу. В сущ¬
ности, речь идет о влиянии на территориальные
372
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
таблица 8.1. Три тенденции и контртенденции
в трансформации государства
Тенденции Контртенденции
• Денационализация государ¬
ства по мере того, как власт¬
ные полномочия передаются
вверх, в сторону и вниз
• Разгосударствление поли¬
тического процесса вслед¬
ствие сдвига от власти к раз¬
личным формам неиерар¬
хического управления вне
государства
• Интернационализация
режимов государствен¬
ной политики для реше¬
ния проблем, возникающих
из-за растущей интеграции
и функциональной,социо-
пространственной и опера¬
циональной сложности ми¬
рового общества
• Возросшие возможности
для участия государства в со¬
членении уровней
• Возросшая роль государства
на различных уровнях управ¬
ления, особенно коллибровки
• Оспаривание форм, отно¬
сительной важности и им¬
плементации международ¬
ных режимов для продвиже¬
ния национальных интересов
или международных интере¬
сов, с которыми данное госу¬
дарство в союзе
Источник: составлено автором на основе данной главы.
границы государств и об уменьшении их значения.
Данная тенденция включает передачу некоторых
полномочий, ранее локализуемых на национальном
уровне, вверх, растущему числу панрегиональных,
надрегиональных, многонациональных или между¬
народных органов с расширяющимся диапазоном
полномочий. Другие полномочия делегируются
вниз, реструктурированным местным или регио¬
нальным штатам в рамках национального госу¬
дарства. Еще одни передаются вовне или узурпи¬
руются возникающими горизонтальными сетями
власти —местными, столичными и региональными,
которые обходят центральные власти и соединяют
районы или регионы в нескольких государствах.
Сюда входит и развитие новых форм многоуров¬
невой власти, особенно когда имеется запутанная
373
государство: прошлое, настоящее и будущее
иерархия уровней, такая, что вершина иерархии
может не всегда быть господствующей (см. главу 5).
Несколько более сложными являются случаи мно¬
гоуровневого управления, то есть новые формы
публичного администрирования, которые не толь¬
ко соединяют различные территориальные уровни
над и под национальным уровнем, но и мобилизу¬
ют функциональных акторов, чьи действия могут
не совпадать с национальными границами, так же
как и акторов со связями с одним или более тер¬
риториальными уровнями (см. главу 8). Новые го¬
сударственные полномочия также распределяют¬
ся между различными политическими уровнями.
Иногда это обосновывают необходимостью зано¬
во отрегулировать государственные полномочия
так, чтобы соответствовать глобальному уровню
рыночной экономики или необходимости прони¬
кать в микросоциальные отношения, для того что¬
бы повысить конкурентоспособность и справиться
с неравномерным развитием.
Интерпретировать все это как упадок государ¬
ства на фоне глобализации вдвойне ошибочно.
С одной стороны, такая интерпретация фетиши¬
зирует одну конкретную форму и уровень государ¬
ственности, национальное территориальное госу¬
дарство, когда капиталистические отношения всего
лишь требуют некоторой формы отделения ориен¬
тированной на прибыль, опосредованной рынком
экономики от политико-правового порядка, обес¬
печивающего ключевые внеэкономические усло¬
вия накопления и социальной сплоченности. «Но¬
вый конституционализм» может предложить такой
внешний порядок. С другой стороны, существу¬
ет достаточно данных с разных фронтов действия,
подтверждающих, что национальные государства
стремятся осуществлять некоторую остаточную
власть над движением межуровневых полномочий
и по-прежнему служат адресатом последней ин¬
станции для требований решительных действий
374
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
перед лицом кризисов или других чрезвычайных
ситуаций. Эти реакции включают перекалибров-
ку возможностей государства и отчасти могут ис¬
толковываться как формы метауправления и кол-
либровки (глава 6).
При всем сказанном процесс де- и ретерриториа-
лизации конкретных властных полномочий госу¬
дарства ослабляет национальные территориальные
государства как взаимно исключающие, формально
суверенные, сегментированные в пространстве еди¬
ницы современной межгосударственной системы.
Также он может усилить операциональную автоно¬
мию и стратегические возможности государств по¬
средством объединения и перераспределения фор¬
мального суверенитета. Конечно, не все государства
равны в этом отношении, в каждом региональном
блоке обычно один гегемон. К примеру, в Европей¬
ском союзе такой силой обычно считается Герма¬
ния, в то время как Франция является ее ключевым
соперником и партнером. На самом деле с точки
зрения концепции пестрого капитализма эконо¬
мика еврозоны может рассматриваться как орга¬
низованная в тени германского неомеркантилизма
и в ее регулировании доминирует германское го¬
сударство и его союзники (ср. Jessop 2014b). В рам¬
ках глобального порядка гегемонистскую роль иг¬
рают Соединенные Штаты и аналогично мировой
рынок можно рассматривать как организованный
в тени неолиберализма, управляемого имперским
государством США при помощи жесткой и мяг¬
кой силы. Таким образом, де- и ренационализа¬
ция, по сути, затрагивают территориальные грани¬
цы государственной власти и ту степень, в которой
они совпадают с границами взаимно признающих
друг друга территориальных (или национальных)
суверенных государств. Напрямую они не оказы¬
вают влияния на государства в каком-либо аспек¬
те национальной государственности. Тем не менее
эти процессы могут быть вызваны борьбой за фор¬
375
государство: прошлое, настоящее и будущее
му и будущее национального государства, которые
могут вести к сецессии, федерализму, реваншизму
и так далее, которые также перекраивают государ¬
ственные границы.
Разгосударствление политической системы,
политического процесса и политики
Если денационализация затрагивает территори¬
альную дисперсию и перекалибровку деятельности го¬
сударства на иных уровнях, кроме национально¬
го, то разгосударствление перекраивает границы
между государством и негосударственными аппа¬
ратами и видами деятельности. Как таковое оно
изменяет разделение на публичное и частное и со¬
кращает власть суверенного государства в сфе¬
рах политического процесса и политики. Иногда
именно это называют сдвигом от правительства
к управлению (см. главу 7). В таком виде это про¬
цесс, который выводит вопросы —будь то в форме
электоральной политики, обсуждений в законода¬
тельных органах, решений исполнительной власти,
бюрократического администрирования или поста¬
новлений суда —из компетенции территориального
государства (национального или ненационально¬
го) и переносит их в неопределенную политиче¬
скую сферу, в которой заинтересованные стороны,
социальные партнеры или множество социальных
сил обсуждают и ведут переговоры об обществен¬
ном управлении в сферах, представляющих взаим¬
ный интерес. Но разгосударствление не сводится
к облегчению или усилению общественного управ¬
ления. Оно затрагивает общую.организацию поли¬
тического процесса и курса, касающегося либо кол¬
лективного решения проблем, либо столкновения
частных материальных и идеальных интересов.
Эта тенденция отражается в сдвиге от главной
роли власти к большему акценту на обходящее сто¬
роной государственную власть управление или са¬
376
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
моуправление на различных территориальных
уровнях и в функциональных сферах. Этот сдвиг
может отражать требования общественных сил,
фрустрированных провалами государства и-рын¬
ка, или же инициативы государственных управ¬
ленцев по дополнению или замене более тради¬
ционных форм направленной сверху вниз власти
для того, чтобы лучше служить соответствующей
«публике». В этом отношении управление преодо¬
левает обычное разделение на публичное и част¬
ное и может включать «запутанные иерархии», па¬
раллельные сети власти или другие связи между
уровнями власти и функциональными сферами.
Такие инновации порождают новые формы взаи¬
мопроникновения между политической системой
и другими функциональными системами и меняют
отношения между системами, публичной сферой,
гражданским обществом и повседневной жизнью,
так как три последних социальных поля оказывают
влияние на характер и реализацию государствен¬
ной власти. Новые формы управления особенно
важны для управления потоками. Эти механиз¬
мы обходят государства посредством новых форм
международного режима и экстерриториальных
сетей. Некоторые из функций (технических, эко¬
номических, фискально-финансовых, политико¬
правовых, идеологических и т. д.), осуществляемых
государствами (на любом уровне), полностью пере¬
даются или делятся с окологосударственными, не¬
правительственными, частными или коммерчески¬
ми акторами, институциональными механизмами
или режимами в целях координации экономиче¬
ских и социальных отношений. Этот Процесс раз¬
мывает разделение между публичным и частным,
распространяет и укрепляет принцип субсидиар¬
ности, усиливает неформальный сектор, а также
частное предпринимательство (особенно в обла¬
сти социального обеспечения и коллективного по¬
требления) и укрепляет такие механизмы, как регу¬
377
государство: прошлое, настоящее и будущее
лируемая саморегуляция и правительства частных
интересов. Он также связан с растущим участи¬
ем государства в децентрализованных стратегиях
руководства обществом, основанных на растущем
признании функциональных взаимозависимостей,
разделения знания и потребности во взаимном об¬
учении, рефлексивности, достигнутой путем пере¬
говорной координации.
Даже когда государство остается активным
в рамках этих механизмов, оно в лучшем случае
является первым среди равных. Эта тенденция
иногда возникает по воле государственных управ¬
ленцев как способ уменьшить перегрузку (что под¬
черкивается в нескольких подходах к этой тенден¬
ции в теории государства). В этих случаях, хотя
считается, что данная тенденция предполагает со¬
кращение возможностей государства, она не обя¬
зательно включает сокращение общей его власти,
как если бы власть была ресурсом с нулевой сум¬
мой. Это так, поскольку обращение к управлению
позволяет государствам дальше проецировать свое
влияние и обеспечивать достижение своих целей,
мобилизуя знания и властные ресурсы влиятель¬
ных неправительственных партнеров или заинте¬
ресованных лиц. В таких случаях государство мо¬
жет прибегнуть к праву вернуть себе власть тем
или иным образом. Однако в иных случаях она
может быть установлена посредством форс-ма¬
жора (например, через структурную перестройку
или как часть двусторонних либо многосторон¬
них переговоров с более могущественными госу¬
дарствами) или даже за спиной государственных
управленцев посредством накопления молекуляр¬
ных сдвигов. Как первый случай, так и вторые мо¬
гут рассматриваться как спосбб освободить капитал
(или некоторые капиталы) от помех государствен¬
ного контроля и поддерживать международный
порядок, более благоприятный для мировой ры¬
ночной интеграции.
37»
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
Интернационализация режимов политики
Этот тренд характеризуется тремя аспектами.
Международный контекст внутренних действий
государства (будь то в общенациональном, регио¬
нальном или местном масштабе) в настоящее время
включает все более широкий ряд экстерриториаль¬
ных или транснациональных факторов и процессов;
международный контекст стал стратегически более
важным для внутренней политики, и круг ключевых
игроков в рамках режимов политики расширился,
включая теперь иностранных акторов и институты
в качестве источников политических идей и выра¬
ботки и реализации политического курса. Эти из¬
менения влияют на местные и региональные прави¬
тельства, которые ниже общенационального уровня,
так же как и на наднациональные государственные
структуры и международные режимы. Свидетель¬
ством тому является рост межрегиональных и транс¬
граничных связей между местными и региональны¬
ми властями и режимами управления в различных
национальных структурах. Это особенно наглядно
проявляется в огромной экспансии международ¬
ных режимов разного рода, так же как и в развитии
международных неправительственных организаций
и организаций гражданского общества (ср. Drori,
Meyer, and Hwang, 2006; Meyer et al., 1997).
Эти три тенденции аналитически разделяют,
но они также могут соединяться различным об¬
разом. Двумя контрастными примерами являют¬
ся (1) растущая важность международных режи¬
мов с публичными и частными представителями
для относительной стабилизации глобализирую¬
щейся экономики и (2) подъем киберсетей в экс¬
территориальном, телематическом пространстве,
предположительно за пределами государственно¬
го контроля, хотя киберпространство быстро коло¬
низируется, отслеживается и контролируется госу¬
дарствами (см. главу 9).
379
государство: прошлое, настоящее и будущее
Три группы контртенденций
Каждая тенденция также связана t некоторой
контртенденцией, ограничивающей и трансфор¬
мирующей ее значимость для форм государства, по¬
литического процесса и политики. Эта комбинация
тенденции и контртенденции содержит нечто боль¬
шее, чем наличие сложных эффектов сохранения-
распада, связанных с последовательными стадиями
развития общества. Такие эффекты, несомненно,
существуют в той мере, в какой прошлые формы
или функции консервируются или распадаются
по мере трансформации государства. Упомянутые
выше контртенденции являются специфическими
реакциями на новые тренды, а не пережитками ис¬
торически предшествующих паттернов. Вот почему
их лучше рассматривать как контртенденции по от¬
ношению к тенденциям, а не наоборот.
Денационализации государственности противо¬
действуют умножающиеся попытки национальных
государств сохранить контроль над сочленением
различных пространственных уровней перед ли¬
цом возникающей «релятивизации уровней».
Как было отмечено в главе 5, в послевоенный пери¬
од во многих различных государствах наблюдался
приоритет национального уровня экономической
и политической организации. Текущая динами¬
ка глобализации/регионализации сопровождается
утратой национальным уровнем его самоочевид¬
ной приоритетности, причем никакой другой уро¬
вень аналогичной приоритетности не приобретает.
Тем не менее в отсутствие наднационального госу¬
дарства с властными полномочиями, аналогичны¬
ми таковым у национального государства, денацио¬
нализация государственности связана с постоянно
возобновляющимися попытками национальных го¬
сударств вернуть себе власть при помощи управле¬
ния соотношением между различными уровнями
экономической и политической организации.
380
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
Сдвигу к управлению сопротивляется растущая
роль государства в метауправлении. Это сопротивле¬
ние не следует путать с сохранением государствен¬
ного суверенитета как наивысшего проявления
власти или с возникновением некоторой формы
мегапартнерства, которому все остальные парт¬
нерства каким-либо образом подчинены. Скорее
государственные власти (на различных уровнях)
начинают больше заниматься организацией само¬
организации рынков, партнерств, сетей и режимов
управления. Иными словами, государства вводят
различные формы «управления в тени иерархии».
Государства не сводятся к иерархическому коман¬
дованию, но различным образом соединяют все че¬
тыре формы управления. Они также отслеживают
то, как работают эти механизмы, и могут соответ¬
ственно стремиться модифицировать эти сочета¬
ния (см. главу 7).
Несколько неоднозначно противостоит интер¬
национализации режимов проводимой полити¬
ки и в то же время усиливает ее растущая инте-
риоризация международных ограничений по мере
того, как последние становятся интегрированны¬
ми в парадигмы проводимой политики и когни¬
тивные модели политиков отдельных стран. Этот
процесс не ограничен уровнем национального го¬
сударства: он также очевиден на локальном, ре¬
гиональном, трансграничном и межрегиональных
уровнях, а также в деятельности так называемых
предпринимательских городов (Paul 2003). Ре¬
лятивизация уровней делает такую идентифика¬
цию международных норм, соглашений и режимов
важной на всех уровнях экономической и поли¬
тической организации и действительно порожда¬
ет интерес к сложной диалектике пространствен¬
ных сочленений, отражающийся в таком явлении,
как ^локализация. В то же время усиливается борь¬
ба государств (от своего имени и от имени их си¬
ловых блоков или национальных народных сил)
381
государство: прошлое, настоящее и будущее
за придание определенной формы международным
режимам и характеру их действий. Это особенно
верно для более могущественных государств в го¬
сударственной системе и является одним из факто¬
ров, обусловливающих формирование региональ¬
ных блоков. Данная тенденция опять же особенно
ярко выражена в контексте глобального экономи¬
ческого кризиса, сопровождающегося поиском но¬
вой глобальной финансовой и экономической ар¬
хитектуры.
В завершение этого раздела, содержащего раз¬
мышления о взаимодействии тенденций и контр¬
тенденций, можно констатировать, что в той мере,
в какой государства независимо от других видов
деятельности, которые они могут осуществлять,
остаются неотъемлемыми элементами расширенно¬
го воспроизводства капиталистических отношений,
любая утрата формального территориального суве¬
ренитета национальными государствами в силу пе¬
редачи властных полномочий вверх, вниз и «в сто¬
рону» может быть компенсирована объединением
суверенитетов и увеличившимися возможностями
влиять на события посредством межуровневой ко¬
ординации. Этот процесс затрагивает роль нацио¬
нальных государств не только в многоуровневом
управлении, но и в производстве и регулировании
экстерриториальных пространств, таких как оф¬
шорные финансовые центры, зоны экспортного
производства, регистрация судов под иностран¬
ным флагом и налоговые убежища, и признании
таких практик, как функционирование коммер¬
ческих судов под удобными флагами. Разумеется,
на других уровнях государства также участвуют
в межуровневом управлении, но даже Европейско¬
му союзу — наиболее развитому наднациональному
политическому аппарату по-прежнему не хватает
полномочий и легитимности для того, чтобы срав¬
няться со своими государствами-членами, особен¬
но с такими крупными, как Франция и Германия.
382
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
И те полномочия, которыми он действительно
обладает, являются результатом многоуровневой
стратегической игры с участием мощных экономи¬
ческих и политических сил, преследующих свои ин¬
тересы на наиболее благоприятном политическом
пространстве. Государственная политика никогда
не определяется исключительно логикой государ¬
ства или интересами государственных управленцев,
но связана с экономическими стратегиями и госу¬
дарственными проектами, отражающими много¬
уровневое равновесие компромисса, формируемо¬
го меняющимся балансом сил.
Потеря темпорального суверенитета
Общим для тенденций и контртенденций, выяв¬
ленных выше, является другое важное изменение:
относительная потеря темпорального суверените¬
та. В то время как развитие мирового рынка и свя¬
занного с ним пространства потоков бросает вы¬
зов территориальному суверенитету государства,
его темпоральному суверенитету бросает вызов
ускорение времени (см. Rosa 2013)1. Государства
все чаще сталкиваются с темпоральным бременем
в процессе разработки и реализации политическо¬
го курса вследствие новых форм пространственно-
временного дистанцирования, сжатия и дифферен¬
циации. Например, по мере ускорения временных
ритмов экономики по отношению к временным
ритмам государства на всех уровнях, от местно¬
1. Хартмут Роза различает технологическое ускорение, социаль¬
ное ускорение, основанное на функциональной диффе¬
ренциации и специализации, и возрастающий темп жиз¬
ни и ощущаемую нехватку времени (Rosa 2013). Эта ти¬
пология упускает влияние пространственно-временной
логики дифференцированного накопления, которая фор¬
мирует технологические инновации и их широкое соци¬
альное воздействие (к примеру, Castree 2009).
383
государство: прошлое, настоящее и будущее
го до глобального, у государства остается мень¬
ше времени на определение и координацию по¬
литических ответов на экономические события,
потрясения и кризисы независимо от того, фор¬
мулируют ли их национальными государствами
(или штатами на других уровнях), государствен¬
но-частными партнерствами или наделенными
определенной властью ассоциациями частных ин¬
тересов либо международными режимами. Эта си¬
туация обостряет конфликты между временем
(временами) рынка и временем (временами) госу¬
дарства. Одним из решений проблемы утраты го¬
сударством временного суверенитета является уход
в духе laissez-faire из тех сфер, где государства слиш¬
ком медленны, чтобы на что-то повлиять, или ис¬
пытают перегрузку, попытаясь не отставать. Госу¬
дарства отказываются от попыток контролировать
краткосрочные экономические расчеты, деятель¬
ность и движения. Примерами такой реакции яв¬
ляются дерегулирование и либерализация. Однако,
освобождая движение супербыстрого или мобиль¬
ного капитала, такой ответ может усилить деста¬
билизирующий эффект дерегулированных финан¬
совых рынков и экономических кризисов, как это
видно на примере глобального финансового кри¬
зиса — его первоначальной динамике и дальней¬
шего распространения, подобно эпидемии, по все¬
му миру.
Другим решением вышеописанной проблемы яв¬
ляется сжатие государственных циклов принятия
решений путем ускоренных разработки и реализа¬
ции политики так, чтобы успевать вмешиваться бо¬
лее своевременно и уместно. Эта стратегия выну¬
ждает принимать решения на основе ненадежной
информации, недостаточных консультаций, недо¬
статочного участия и тому подобного, несмотря
на то что государственные управленцы продолжа¬
ют полагать, что меры государственной политики
приходится слишком долго обговаривать, форму¬
384
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
лировать, принимать, выносить решения, опреде¬
лять и реализовывать. Политики могут даже при¬
бегать к кризисной риторике, обоснованно или нет,
для создания климата срочных мер и чрезвычай¬
ных полномочий. Это обращение к быстрой поли¬
тике отражается в сокращении циклов разработки
мер государственной политики, скоростном приня¬
тии решений, быстром развертывании программ,
постоянном политическом экспериментировании
и неустанном пересмотре директив и стандартов
(ср. Rosa 2013; Peck and Theodore 2015). Быстрая по¬
литика на руку тем, кто может действовать в сжа¬
тых временных масштабах, она сужает круг участ¬
ников процесса ее разработки и осуществления,
а также ограничивает пространство обсуждения,
консультаций и переговоров. Билл Шеерман, ис¬
следователь, вдохновляемый работами Франкфурт¬
ской школы (Scheuerman 2000), резюмировал не¬
которые из этих тенденций в категориях общего
сдвига к «политэкономии чрезвычайного поло¬
жения», характеризующейся доминированием ис¬
полнительной власти и постоянными правовыми
изменениями и динамизмом (о чрезвычайных по¬
ложениях см. также главу 9).
Такая реакция имеет важные последствия
для структуры и функционирования государства.
Ее воздействие в аспекте теории капитала и клас¬
са зависит, конечно, от меняющегося соотношения
сил. Быстрая политика антагонистична корпора¬
тивизму, заинтересованным группам, верховенству
права, формальной бюрократии и в целом обыч¬
ным практикам и циклам демократического поли¬
тического процесса. Она усиливает исполнитель¬
ную власти в ущерб законодательной и судебной,
финансовый капитал в ущерб промышленному, по¬
требление в ущерб долгосрочным инвестициям.
В целом обращение к быстрой политике подрыва¬
ет власть тех акторов принятия решений, которым
присущи длительные циклы принятия решений,
385
государство: прошлое, настоящее и будущее
поскольку они теряют возможность принимать ре¬
шения в соответствии со своими обычными практи¬
ками и процедурами, будучи вынужденными при¬
спосабливаться к скорости быстрых мыслителей
и быстрых политиков. Такой подрыв может суще¬
ственно повлиять на выбор мер государственной
политики, ее первоначальные цели, места реализа¬
ции и критерии оценки успешности. Это особенно
наглядно проявлялось в ходе недавнего глобально¬
го кризиса, когда давление в пользу необходимости
действовать заставило государства спасать банки,
которые сочли «слишком большими, чтобы разо¬
риться», и привело к концентрации директивных
полномочий в руках небольшой финансовой элиты,
которая вообще-то сыграла ключевую роль в запу¬
ске этого кризиса.
Альтернативной стратегией является не сжатие
абсолютного политического времени, а создание от¬
носительного путем замедления циркуляции капита¬
ла. Здесь широко известной рекомендацией являет¬
ся небольшой налог на финансовые транзакции (так
называемый налог Тобина), который замедлил бы
потоки сверхбыстрого и гипермобильного финан¬
сового капитала и ограничил бы его искажающее
влияние на реальную экономику. Другим важным
полем битвы являются климатические измене¬
ния. Здесь мы видим продолжающиеся конфликты
между национальными государствами по вопросам
быстроты и характера реакции и выбора времени
для нее наряду с хорошо финансируемой и крик¬
ливой оппозицией фирм и секторов, заинтересо¬
ванных в продолжении экономической экспансии,
которая может стоить нам Земли. В этом отноше¬
нии различные причины и неравномерное воздей¬
ствие экологического кризиса, а также борьба за не¬
обходимую реакцию на него и распределение издер¬
жек регулирования являются не общей проблемой,
влияющей на всех в равной степени, но имеют суще¬
ственный классовый аспект (Burkett 1999).
386
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
Выводы
Общее воздействие интеграции мирового рын¬
ка преимущественно на неолиберальных принци¬
пах усилило международный финансовый капи¬
тал в ущерб производственным капиталам, которые
должны действовать в конкретном месте и времени.
Тем не менее последние также выигрывают от де¬
регулирования и большей гибкости за счет подчи¬
ненных классов и более широких общественных
интересов. Это не означает, что финансовый капи¬
тал может раз и навсегда освободиться от своей об¬
щей зависимости от неизменно пространственно-
временного действия производственного капитала
или избежать кризисных тенденций, укорененно¬
го в,накоплении капитала в мировом масштабе.
Месть «реальной экономики» можно видеть в про¬
должающихся (в середине 2015 г.) кризисах ли¬
квидности, кредита, а также финансовых кризисах
и их роли в принудительном восстановлении един¬
ства кругооборота капитала путем дефлирования
финансовых пузырей в соответствующих секторах.
Кризис неолиберализма показывает, что нацио¬
нальное государство остается адресатом последней
инстанции для призывов к разрешению экономиче¬
ских, политических и социальных проблем.
Парадоксальным образом как раз тогда, когда
неолиберальный капитал и его союзники требуют
решительного вмешательства государства, неоли¬
берализм подорвал территориальный и темпораль¬
ный суверенитет государств, а также их способность
разрешать такие кризисы. Национальные государ¬
ства не могут скоординировать свои интересы на та¬
ких форумах, как НАФТА, G8, G20, МВФ или других
совещаниях на высшем уровне. В то время как под¬
держание микросоциальных условий накопления
капитала в этих меняющихся обстоятельствах впол¬
не возможно на иных уровнях, чем национальном,
387
государство: прошлое, настоящее и будущее
проблемы территориальной интеграции, социаль¬
ной сплоченности и социального исключения в на¬
стоящее время по-прежнему лучше всего решают¬
ся на уровне выше территориальных государств.
Это так, поскольку последние по-прежнему незаме¬
нимы, учитывая их фискально-монетарную власть
и пространство для политики перераспределения,
для реорганизации баланса сил и достижения но¬
вых социальных компромиссов. Это особенно на¬
глядно проявляется на примере крупных субсидий
и спасения терпящих и потерпевших крах финан¬
совых институтов в тех экономиках, которые зашли
дальше прочих по неолиберальному пути, а также
в других экономиках, которые провели неолибе¬
ральные структурные реформы, но вместе с этим
угодили в ловушку распространения противоречий
капитализма в глобальном масштабе в рамках ин¬
тегрированного мирового рынка.
Можно сделать предварительное заключение,
что установление нового пространственно-времен¬
ного состояния с его собственной институцио¬
нальной архитектурой, в рамках которой накоп¬
ление могло бы быть вновь упорядочено, (пока)
еще не произошло. В конце 1990-х гг. казалось,
что новым масштабом станет триада. Это измене¬
ние масштаба, вероятно, примет различные фор¬
мы в каждом триадическом регионе: консолидация
уже подавляющего доминирования США в рамках
НАФТА и его дальнейшее распространение на Цен¬
тральную и Южную Америку и в Карибском бассей¬
не (где также консолидируется ряд региональных
альянсов), многоуровневое управление в рамках
расширенного и углубленного Европейского сою¬
за и распространение влияния ЕС на Северную Аф¬
рику и Ближний Восток и, что наиболее пробле¬
матично, консолидация открытого регионализма
в Восточной Азии. Однако с 2000 г. и далее делать
прогнозы становится все труднее в силу начавшего¬
ся упадка гегемонии США (чего нельзя сказать об их
388
8. МИРОВОЙ РЫНОК И МИР ГОСУДАРСТВ
господстве), явного политического паралича Евро¬
пейского союза (наглядно проявившегося в прова¬
ле Лиссабонской программы, так же как и в кризи¬
се еврозоны), подъема так называемых экономик
БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай it Юж¬
ная Африка) и растущего влияния Китая не толь¬
ко в Восточной Азии, но и в Африке, Латинской
Америке и на Ближнем Востоке, пересобирающего
евразийский хартленд.
g. Либеральная демократия,
государства с исключительными/
чрезвычайными полномочиями
и новая нормальность
В ДАН НОЙ главе рассматриваются демокра¬
тия, ее кризис и режимы с исключительны-
ми/чрезвычайными полномочиями, а также
тенденция к нормализации авторитарно-этатист¬
ской политической системы, демонстрирующей
сильные элементы исключительных, чрезвычай¬
ных полномочий. Глава начинается с утверждения
о том, что либеральная буржуазная демократия яв¬
ляется нормальной формой капиталистического
государства, то есть формально адекватной фор¬
мой государства в обществах, где не только преоб¬
ладает рационально организованный капитализм,
но и ориентированное на прибыль, опосредован¬
ное рынком накопление также является господ¬
ствующим принципом организации общества. Это
не означает, что либеральная демократия существу¬
ет в большинстве государств в капиталистических
обществах — целый ряд эмпирических показателей,
разработанных политологами, научно-исследова¬
тельскими центрами и другими исследователями,
показывает, что это не так. Это означает, что капи¬
тализму было бы труднее бросить вызов, если бы
либеральная демократия была установлена и функ¬
ционировала в соответствии с субстантивными де¬
мократическими принципами. Как было отмечено
в главе 4, эта форма политического режима эффек¬
тивнее прочих маскирует классовый характер вла¬
сти. Это особенно верно по сравнению с теми поли¬
тическими формами, при которых господствующие
классы (или фракции этих классов) более открыто
391
государство: прошлое, настоящее и будущее
контролируют государственный аппарат или когда
последний контролируют государственные управ¬
ленцы, находящиеся в тесном союзе с хищниче¬
ским капиталом, или в открыто клептократиче-
ских режимах, имеющих целью личное обогащение.
На этом основании некоторые ученые, как орто¬
доксальные, так и нет, различают нормальные госу¬
дарства и режимы с исключительными/чрезвычай-
ными полномочиями в плане соответствия демокра¬
тическим институтам и гегемонистскому классовому
руководству. Нормальные государства характеризу¬
ются таким стечением обстоятельств, когда гегемо¬
ния буржуазии стабильна и надежна; режимы с ис-
ключительными/чрезвычайными полномочиями
развиваются в ответ на кризисы гегемонии. Невыска¬
занным исходным допущением таких исследований
является то, что там, где политические и идеологи¬
ческие кризисы не могут быть разрешены посред¬
ством нормальной демократической игры классо¬
вых и иных общественных сил, демократические
институты должны быть ликвидированы (или их
деятельность приостановлена), а кризисы должны
разрешаться в ходе открытой маневренной войны,
игнорирующей конституционные хитросплетения.
Таким образом, если в нормальных государствах со¬
гласие преобладает над поставленным в конституци¬
онные рамки насилием, государства с исключитель-
ными/чрезвычайными полномочиями частенько
прибегают к физическим репрессиям и ведут «от¬
крытую войну» против угнетенных классов или дру¬
гих подчиненных или маргинальных сил. Такие ис¬
следования, как мы увидим, опираются на литера¬
туру по конституционному праву, посвященную
временным чрезвычайным положениям и инсти¬
туту «комиссарской диктатуры»1 (см. ниже). Со¬
1. «Комиссарская диктатура» — одно из основных понятий ра¬
боты К. Шмитта «Диктатура». «Комиссарская диктату¬
ра» — временное и чрезвычайное, зачастую авторитар¬
392
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
ответствующая литература также указывает на воз¬
можность более длительных форм диктатуры, а эта
возможность, в свою очередь, задает основу для ана¬
лиза бонапартизма, цезаризма, авторитаризма и то¬
талитаризма. Затем она разбирается в рамках двух
современных логик в теории государства: слабого
тезиса о продолжающемся упадке либеральной де¬
мократии и сильного тезиса о неудержимом подъе¬
ме авторитарного этатизма (ср., к примеру, Crouch
2004, Крауч 2010 и Streeck 2014, Штрик 2019 с Рои-
lantzas 1978, Bruff 2013 и Oberndorfer 2015; дальней¬
шее рассмотрение этого вопроса см. ниже). Если пер¬
вый тезис, как правило, фокусируется на симптомах
на уровне политической сцены, последний обычно
исходит из более фундаментальных сдвигов в со¬
временном капитализме и вызовов национальной
безопасности.
При рассмотрении этих вопросов я делаю шесть
шагов: (1) избирательное средство между капита¬
лизмом и демократией; (2) основные детерминанты
этого сродства; (3) влияние демократических форм
на политическую борьбу, основанную на классовых
интересах или других основных линиях расколов
общества; (4) политические кризисы и чрезвычай¬
ные положения; (5) различия между нормальными
государствами и режимами с исключительными/
чрезвычайными полномочиями; (6) нормализация
ключевых характеристик, типичных для режимов
с исключительными/чрезвычайными полномочия¬
ми, в зарождающемся в современных капитали¬
стических обществах авторитарном этатизме, так
что исключение становится нормой. В итоге я при¬
ное правление, учреждаемое путем делегирования пол¬
номочий приостановки действия конституции ради ее
сохранения в противоположность суверенной диктату¬
ре, власти учреждающей и неограниченной, при которой
подобное неконституционное и несовещательное правле¬
ние становится нормой, институционализируется в виде
новой конституции. — Прим. ред.
393
государство: прошлое, настоящее и будущее
хожу к заключению, что условия, в которых де¬
мократия может рассматриваться как наилучшая
политическая оболочка для капитализма, истори¬
чески ограниченны (экономически, политически
и в иных отношениях) и что авторитарно-этатист¬
ские тенденции становятся укоренившимися харак¬
теристиками современного государства.
«Наилучшая возможная политическая
оболочка»?2
Капитализм часто описывают как систему товарно¬
го производства, характеризующуюся частной соб¬
ственностью, частным контролем над средствами
производства и принципом свободного труда. Его
также используют как собирательный термин
для обозначения распространения товарной фор¬
мы на рабочую силу и обращения с рабочими,
как если бы они были товаром. В этом контексте на¬
копление капитала базируется на ориентирован¬
ном на прибыль и опосредованном рынком произ¬
водстве, циркуляции и обмене товаров. На основе
своих исторических исследований развития капи¬
тализма Макс Вебер выделил шесть идеально-ти¬
пических форм ориентации на прибыль. Две из них
были классифицированы как проявления рацио¬
нального капитализма, а именно свободная рыноч¬
ная торговля и рациональная организация капита¬
листического производства, а также торговля
и спекуляция деньгами, валютой, займами и кре¬
дитные рынки. Вебер также выделил три идеально¬
2. Эта фраза была употреблена Лениным в его брошюре 1917 г.
«Государство и революция». Буржуазная демократиче¬
ская республика является наилучшей возможной полити¬
ческой оболочкой для капитала, и, получив во владение
эту оболочку, капитал устанавливает свою власть настоль¬
ко надежно, что никакая смена лиц, институтов или пар¬
тий не может ее потрясти (Lenin 1972: 393; Ленин 1974:14).
394
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
типические, хотя и внутренне гетерогенные формы
политического капитализма. Они извлекают при¬
были из соответственно хищнической деятельно¬
сти, насилия и господства и «необычных сделок
с политической властью»3. Он также указывал
на шестой тип, который получает прибыли от тра¬
диционных торговых сделок (Weber 1978, 1961; Ве¬
бер 2016; см. также Swedberg 1998). Эта типология
хорошо исторически обоснованна и остается реле¬
вантной применительно к современному мировому
рынку. Она также задает основу для более чуткого
и детального описания связи между разновидно¬
стями капитализма и формами политического
режима.
Аргументы в пользу избирательного сродства
между капитализмом и демократией, как прави¬
ло, фокусируются (намеренно или нет) на связи
между формально рациональным капитализмом
и демократическими характеристиками современ¬
ного национального территориального государ¬
ства, основанного на верховенстве права. До сих
пор эта связь изучалась в основном в плане изо¬
морфизма или взаимодополняемости социальных
форм (формальное устройство), а не в плане ре¬
альных, исторических траекторий экономических
и политических институтов и их практик (истори¬
ческое устройство). Разнообразные противоречия,
парадоксы и дилеммы капитализма и демократии
проявляются наиболее наглядно в историческом,
а не в формальном анализе. Сродство становится
менее очевидным при обращении к другим перио¬
дам или разновидностям капитализма или к по¬
следствиям денационализации государственности
(об этом см. главу 8).
3. Так Сведберг (Swedberg 1998) переводит веберовское описа¬
ние одного из его подвидов политического капитализма:
соответствующим немецким выражением является aujier-
rordentliche Lieferungen politischer Verbande.
395
государство: прошлое, настоящее и будущее
Либеральная демократия имеет особые право¬
вые предпосылки. В их число входят институцио¬
нализированные политические свободы (например,
свобода собраний, свобода слова, свободные выбо¬
ры), конкурентная партийная система, (потенци¬
альная) смена во власти естественных правящих
партий (см. главу з), поодиночке или> в коалиции
парламентский (или эквивалентный ему) контроль
над исполнительной властью и государственной ад¬
министрацией и способность законодателей и ис¬
полнительной власти быстро реагировать на об¬
щественное мнение и требования избирателей.
Народно-демократическая борьба имеет своей це¬
лью расширение сферы охвата гражданских прав,
включение большей доли населения в категорию
граждан, а также установление и укрепление пра¬
вовых рамок для создания и поддержания социаль¬
ных условий и нестабильного равновесия сил, в ко¬
тором люди могут контролировать и защищать эти
предпосылки.
Демократические институты тем самым пре¬
пятствуют серьезным проявлениям подрыва со¬
циальной сплоченности и тем самым системы по¬
литического классового господства. Однако, если
политические и идеологические кризисы не мо¬
гут разрешиться посредством нормальной демо¬
кратической игры классовых и иных социальных
сил, возрастает давление в пользу приостановки
действия демократических институтов или же их
ликвидации и разрешения кризисов посредством
открытой «маневренной войны», игнорирующей
конституционные хитросплетения. Но сам факт
уничтожения демократических институтов имеет
тенденцию замораживать то соотношение сил, ко¬
торое существовало на момент установления госу¬
дарства с исключительными/чрезвычайными пол¬
номочиями. Как отмечала Ханна Арендт, после
захвата власти диктатуры, как правило, становятся
рутинизированными, предсказуемыми и «одомаш¬
396
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
ненными» (Arendt 1956: 407). Это замораживание
затрудняет разрешение новых кризисов и проти¬
воречий путем рутинной и постепенной коррек¬
тировки мер государственной политики и обеспе¬
чение нового равновесия компромисса (Poulantzas
1974, 1976). Одним словом, приписываемая режи¬
мам с исключительными/чрезвычайными полно¬
мочиями сила на самом деле скрывает их хруп¬
кость. Тем не менее все варьируется в зависимости
от конкретного типа режимов с исключительными/
чрезвычайными полномочиями (см. ниже).
Другим источником вариаций является перио¬
дизация капитализма. Происхождение капитализ¬
ма было связано с меркантилизмом и абсолютиз¬
мом, а также ролью государства в создании условий,
в которых «эксплуатация» могла принять форму
обмена. Когда были созданы эти условия, либе¬
ральный капитализм стал возможным (по край¬
ней мере для первой волны капиталистических
экономик) и это способствовало развитию государ¬
ства, основанного на верховенстве права и укреп¬
лении парламентского правления, хотя пока еще
не либерально-демократического государства, со¬
ответствующего упомянутым выше условиям, ко¬
торое оказалось в состоянии поддерживать условия
для свободной торговли на рынках и капитали¬
стического производства, а также компенсировать
провалы рынка. Это создало условия легитимно¬
сти буржуазного господства посредством иллюзии
формального равенства среди граждан и участни¬
ков рыночной экономики. Третья стадия настала
тогда, когда кризисные тенденции стали более оче¬
видными и монополистический капитализм рас¬
пространился ценой упадка либерального конку¬
рентного капитализма. Экономики догоняющего
развития также можно охарактеризовать указани¬
ем на более сильные связи крупных банков и госу¬
дарства с промышленным капиталом (ср. Gerschen-
kron 1962; Гершенкрон 2015). Даже если принять
397
государство: прошлое, настоящее и будущее
эту грубую трехстадиальную модель, ясно, что она
верна преимущественно для капиталистических
экономик первой волны, таких как Англия, Ни¬
дерланды, Бельгия и Соединенные Штаты. Даже
в этих случаях мы видим влияние веберовских
трех видов политического капитализма (к приме¬
ру, рабства, колониализма, имперского завоевания,
«баронов-разбойников»). Более того, поскольку са¬
мые последние тенденции капитализма укоренены
в господстве неолиберализма и накопления при до¬
минировании финансового капитала, связь между
свободными рынками и демократией подрывает¬
ся еще сильнее. Как отмечает Майкл Хадсон (Hud¬
son 2011), для неолибералов «свободный рынок есть
тот, где класс рантье, освобожденный от некото¬
рых налогов, свободен обогащаться благодаря про¬
центам, экономической ренте и монопольным це¬
нам». Такого рода свободный рынок несовместим
даже с урезанной формальной и элитистской демо¬
кратией, преобладавшей в прошлом веке, особенно
в последние сорок лет.
Избирательное сродство капитализма с ли¬
беральной демократией ослабевает тогда, когда
прибыли, получаемые от финансовых спекуля¬
ций и рискованных операций, начинают превы¬
шать те, которые дают финансовое посредниче¬
ство и управление рисками, чрезвычайно важные
для циркуляции производственного капитала.
Это сродство ослабевает еще сильнее там, где на¬
копление при господстве финансового капитала
ведет к растущему неравенству доходов и обога¬
щению путем дерегулирования/ либерализации
и взаимопроникновения экономической (особен¬
но финансовой) и политической власти. Оно еще
менее устойчиво тогда, когда преобладающие фор¬
мы ориентации на прибыль зависят от хищниче¬
ских политических прибылей (включая клепто-
кратию и примитивное накопление, основанное
на отнятии чужого имущества), прибыли на рын¬
398
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
ке, получаемой силой и господством (например,
от использования власти государства для навязы¬
вания неолиберальных правил, институтов и прак¬
тик другим режимам накопления и открытия но¬
вых сфер накопления)4, или «необычных сделок»
с государственными управленцами и политиче¬
скими властями (таких как финансовые вложения
в обмен на особые законодательные, администра¬
тивные, фискально-финансовые или торговые ре¬
шения, ставящие в привилегированное положение
отдельные капиталы и совершенно не подпадаю¬
щие под нормальное определение верховенства
права). Эти наблюдения показывают, почему ка¬
питализм и демократия не всегда совпадают. Бо¬
лее того, в качестве практического правила можно
предложить, что там, где преобладают политиче¬
ские формы извлечения прибыли, авторитарное
правлений скорее норма, чем исключение.
В целом эти замечания подтверждают Марксо¬
во описание противоречия в самом сердце буржуаз¬
ной демократии, а именно того, что подчиненные
классы могут участвовать в политическом процес¬
се при условии, что они не будут использовать свою
политическую (читай: электоральную и парламент¬
скую) власть для того, чтобы бросить вызов со¬
циальной (читай: экономической, политической
и идеологической) власти господствующих клас¬
сов, которые, в свою очередь, могут пользоваться
этими более фундаментальными формами власти
при условии, что будут терпеть краткосрочные
причуды демократического правления (см. гла¬
вы з и 4). Неудивительно, что это противоречие
создает целый ряд трений в рамках либерально-де¬
мократического государства. Потенциальное реше¬
4* На врейя я оставляю в стороне хищнический капитализм,
связанный с ведением войн, будь то настоящие завоева¬
тельные или колониальные войны или метафорические,
но прибыльные войны с террором, наркотиками и т.д.
399
государство: прошлое, настоящее и будущее
ние предложено Грамши в числе прочих в его опи¬
сании борьбы за политическое, интеллектуальное
и моральное лидерство посредством разработки
государственных проектов и гегемонистских пред¬
ставлений, которые частично примиряют частные
интересы различных экономических, социальных
и других категорий в «иллюзорном» общем инте¬
ресе (см. главу 4). «Естественные правящие пар¬
тии» здесь должны сыграть ключевую роль в той
степени, в какой они могут примирить интересы
значительной части электората и ключевых секто¬
ров или фракций господствующих классов (см. так¬
же Gamble 1973). Там, где достичь этого не удается,
возникнет кризис репрезентации и также возмож¬
ны угрозы легитимности государственной систе¬
мы. Для исследования того, что здесь затрагива¬
ется, я сначала обращаюсь к соотношению между
чрезвычайными положениями (state of emergency)
и диктатурой.
Чрезвычайные положения и режимы
с исключительными/чрезвычайными
полномочиями
Историки конституционализма различают два
основных типа режимов с исключительными/
чрезвычайными полномочиями, возникающие
в ответ на состояния осады, чрезвычайные ситуа¬
ции или другие экстренные угрозы государству.
Один тип видится в римской модели комиссар¬
ской (или делегируемой) диктатуры. Три черты ха¬
рактеризуют исходную римскую модель: (1) один
властный институт (Сенат) наделял властью вре¬
менно и через второй властный институт (консу¬
лов) третий и особый властный институт, а имен¬
но диктатора; (2) диктатор осуществлял власть вне
обычных конституционных ограничений в тече¬
ние чрезвычайной ситуации, угрожающей терри¬
400
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
ториальной целостности государства, сохранению
государственного аппарата или безопасности на¬
селения; (3) затем он возвращал ее обычным вла¬
стям, которые немедленно восстанавливали обыч¬
ный политический процесс. Второй тип режимов
с исключительными/чрезвычайными полномо¬
чиями Ферджон и Паскино (Ferejohn and Pasqui-
no 2004) называют неоримским. В его рамках чрез¬
вычайные полномочия получает одна из ветвей
обычной власти, народно избранная исполнитель¬
ная власть, которую наделяют специальными пре¬
рогативами (pleins pouvoirs, Diktaturgewal, и т.д.)
на все время, пока длится чрезвычайная ситуация.
Как и в исходной модели, как только чрезвычайная
ситуация заканчивается, данная ветвь власти воз¬
вращается к действиям в рамках обычных консти¬
туционных норм. Один из вариантов неоримской
модели имеет место тогда, когда решения чрезвы¬
чайной власти подлежат юридическому контро¬
лю со стороны судов и могут быть отменены в ре¬
альном времени. Ко временам Оливера Кромвеля
(после Гражданской войны в Англии) и Наполео¬
на Бонапарта (после Французской революции) дик¬
таторы брали власть именем народа (McCormick
2004:198). Этот паттерн обнаруживается в полупре-
зидентских системах Европы и в Латинской Амери¬
ке, там, где президент обретает народную легитим¬
ность путем прямых выборов (Ferejohn and Pasquino
2004:334-338)-
Предшествующее описание комиссарской дикта¬
туры лиц сформулировано в конституционной тер¬
минологии, как если бы ее провозглашение было
в основном делом законодательного или судебно¬
го решения относительно экстренной экзистен¬
циальной угрозы сохранению государства, такой
как война или вторжение. Уже само это проблема¬
тично. Но дело осложняется тогда, когда угроза
сфабрикована (например, casus belli на самом деле
провокационная операция под ложным прикры¬
401
государство: прошлое, настоящее и будущее
тием), объявляется война террору, обнаруживают¬
ся внутренние враги или всеобщая забастовка либо
финансовый кризис создает чрезвычайное поло¬
жение в экономике. В таких случаях объявление
чрезвычайного положения часто является прикры¬
тием открытых или тайных действий по ослабле¬
нию общественных сил, которые противостоят
вызванным кризисом или по крайней мере легити¬
мированным кризисом мерам государственной по¬
литики (о различии между реальными и фиктив¬
ными чрезвычайными положениями см. Agamben
2005: 3-5, 59-63; Агамбен 2011: 10-12, 94~98)5. Кро-
ме того, диктаторские режимы могут стать резуль¬
татом ползучей эрозии обычных конституционных
норм, по мере того как они становятся объектом все
больших ограничений, более длительных перио¬
дов под властью чрезвычайных полномочий и пре¬
вращения этих исключений в нечто нормальное
(ср. Rossiter 1948; Lasswell 1950; Morgenthau 1954).
То же явление возникает и в государстве нацио¬
нальной безопасности, особенно когда угрозы без¬
опасности начинают рассматриваться расширен¬
но, включая не только надвигающуюся внешнюю
военную угрозу, но и экономическую безопасность,
политическую подрывную деятельность и эрозию
культуры (см. ниже).
Радикальный разрыв с комиссарской диктату¬
рой произошел при римских генералах Луции Кор¬
нелии Сулле (138-78 до н.э.) и Гае Юлии Цезаре
(100-44до н.э.). Они захватили власть неконститу¬
ционно и установили суверенные диктатуры, исполь¬
зуя свои чрезвычайные полномочия для изменения
римского конституционного порядка таким обра¬
5. В 1940 г. Вальтер Беньямин отметил, что чрезвычайное поло¬
жение, в котором мы живем, является правилом. Джор¬
джо Агамбен позднее добавит, что в новом тысячелетии
оно стало перманентным (Agamben 2005: 1-32; Агамбен
2011: 7-53)-
402
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
зом, чтобы сделать их власть постоянной. Герман¬
ский теоретик права Карл Шмитт, описавший эти
события в своей книге «Диктатура» (Schmitt 2013;
Шмитт 2005), очень поддерживал такого рода суве¬
ренную диктатуру как ответ на кризис парламент¬
ской демократии между двумя мировыми войнами,
особенно для Веймарской республики (Schmitt 1988;
Шмитт 2000а), и считал, что она должна подлежать
только подтверждению на плебисцитах. Он крити¬
ковал парламентскую демократию за то, что она ста¬
ла неэффективной говорильней, неспособной к ре¬
шительным действиям в чрезвычайной ситуации.
В конституционном плане важно то, что суверенная
диктатура переворачивает соотношение между нор¬
мой и исключением: во-первых, диктатор опреде¬
ляет характер и временные рамки исключения, рас¬
ширяет его охват и может сделать его постоянным.
Во-вторых, в зависимости от одного только лично¬
го решения диктатора его неограниченные суверен¬
ные полномочия могут применяться в любое время
и тем самым также стать постоянными (ср. Gross
2000: 1845). Одним словом, исключительные/чрез-
вычайные полномочия становятся нормой. Авто¬
ритарные меры в рамках этих полномочий, оправ¬
дываемые именем безопасности, затем могут варь¬
ироваться в диапазоне от перестройки архитектуры
государства до переупорядочивания капиталисти¬
ческих отношений, ведения внешней или граждан¬
ской войны либо целей геноцида (Neocleous 2006).
Давая обзор таких случаев в Западном (американ¬
ском) полушарии, Клаудио Гроссман отмечает:
большинство случаев чрезвычайных положений
показывает, что вероятность полного восстанов¬
ления прав человека теми, кто изначально про¬
возгласил чрезвычайные положения, обратно
пропорциональна масштабу нарушений прав че¬
ловека, совершенных во время чрезвычайных по¬
ложений (Grossman 1986: 37).
403
государство: прошлое, настоящее и будущее
Политический кризис
и чрезвычайные положения
Чрезвычайные положения объявляются, комис¬
сарские диктатуры назначаются или же (квази)
суверенные диктатуры захватывают власть в от¬
вет на угрозы государству. Но они могут также
устанавливаться в ответ на экономические и по¬
литические кризисы, которые не столь насущны
и остры и представляют собой лишь угрозу вла¬
сти или господствующим классам и другим веду¬
щим социальным силам, чьи идеальные и матери¬
альные интересы они представляют. Сам по себе
экономический кризис не вызывает политических
и государственных кризисов. Действительно, гиб¬
кость, характерная для нормального демократиче¬
ского государства, особенно благодаря круговоро¬
ту политических партий и коалиций, часто создает
основу для кризисного управления или по мень¬
шей мере возможность для juite еп avant, то есть
постоянной игры обвинений, смещений и возоб¬
новляющегося разочарования. Именно там, где эта
гибкость блокируется из-за политического кризи¬
са, будь то в форме катастрофического равновесия
компромисса или резкого падения эффективности
политических институтов, капиталистические го¬
сударства становятся менее открытыми и демокра¬
тичными и растет вероятность возникновения все
более насильственных режимов с исключительны-
ми/чрезвычайными полномочиями. Политические
кризисы также имеют место там, где пространство
для материальных уступок подчиненным группам
сокращается в долгосрочном плане и ограничива¬
ет гибкость партий и правительств в разыгрывании
этой карты. Это особенно вероятно там, где имеют¬
ся тесные связи между первичными механизмами
дифференцированного накопления (ориентацией
на прибыль) и государственным аппаратом. В свою
404
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
очередь, последнее возникает там, где различного
рода политический капитализм является основным
источником прибыли, накопления, присвоения об¬
щественных благ для частной выгоды или демон¬
стративного потребления. Политические кризисы
также имеют место тогда, когда институциональ¬
ное разделение экономической и политической
борьбы, необходимое для гладкого и легитимного
функционирования либеральных демократий, ру¬
шится (например, благодаря всеобщей забастовке
с политическими целями или использованию по¬
литической власти для экспроприации капитала
либо вызова его прерогативам).
В своем исследовании нормальных государств
и режимов чрезвычайных полномочий Пуланцас
(Poulantzas 1973, 1974, 1976, 197?)^ анализу которого
я здесь близко следую, противопоставлял их в пла¬
не четырех групп институциональных и операцио¬
нальных различий (см. табл. 9.1) •• Если нормальное государство имеет институты
представительной демократии, всеобщее изби¬
рательное право и конкурирующие политиче¬
ские партии, то те, кто контролирует государства
с исключительными/чрезвычайными полномо¬
чиями, приостанавливают функционирование
плюралистической партийной системы и обра¬
щаются к плебисцитам или референдумам, жест¬
ко контролируемым сверху.
• Если в нормальных государствах передача вла¬
сти регулируется конституционными и право¬
выми нормами, то режимы с исключительными/
чрезвычайными полномочиями ликвидируют
верховенство права для того, чтобы способство¬
вать переменам, которые считаются необходи¬
мыми для разрешения экономических и поли¬
тических кризисов, а также кризисов гегемонии.
• Если идеологические аппараты в нормальных
государствах обычно имеют «частный» право-
405
государство: прошлое, настоящее и будущее
таблица 9.1. Нормальные государства
и режимы чрезвычайных полномочий
Режимы с исключительными/
Нормальные государства чрезвычайными полномочиями
• Либеральная демократия
со всеобщим избирательным
правом и формально свобод¬
ными выборами
• Власть передается между
партиями и/или правитель¬
ствами стабильным образом
в соответствии с верховен¬
ством права
• Плюралистические груп¬
пы идеологических аппа¬
ратов функционируют от¬
носительно независимо
от государства
• Разделение властей
• Циркуляция власти прохо¬
дит органически, что спо¬
собствует гибкой реоргани¬
зации власти
• Приостанавливают выборы
(за исключением плебисци¬
тов и референдумов)
• Никакого юридического ре¬
гулирования передачи вла¬
сти («сила —это право», со¬
стояние эксклюзии, состоя¬
ние осады)
• Идеологические аппараты
интегрированы в официаль¬
ное государство для легити¬
мации его возросшей власти
• Концентрация властей
• Эти режимы замораживают
баланс сил, существующий
на момент установления ис¬
ключительного режима
Источник: основано на Poulantzas 1974, 1976 и 1978 и на мате¬
риале, изложенном в данной главе.
вой статус и в основном избегают прямого пра¬
вительственного контроля, в режимых с исклю-
чительными/чрезвычайными полномочиями
они мобилизуются для легитимации возросше¬
го насилия и помощи в преодолении идеологи¬
ческого кризиса, сопровождающего кризис геге¬
монии.
• Формальное разделение властей также редуциру¬
ется путем инфильтрации подчиненных ветвей
и центров власти господствующей ветвью или пу¬
тем широкого применения параллельных сетей
власти и «приводных ремней», соединяющих
различные ветви и центры. Это приводит к цен¬
трализации политического контроля и умноже¬
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
нию сфер его применения и тем самым служит
реорганизации гегемонии, противостоит вну¬
тренней разобщенности, коротким замыканиям
из-за внутреннего сопротивления и способству¬
ет гибкости (Poulantzas 1973: 123,130, 226-2*27, 311;
1974: 34~3&> 320-330; 1976: 42, 50, 91-92, ЮО-Ю1,
113-114; 1978: 87-92; более подробное рассмотре¬
ние вопроса см. в Jessop 1985: 90-103).
Пуланцас также полагал, что только один тип по¬
литического кризиса порождает политический ре¬
жим с исключительными/чрезвычайными полно¬
мочиями, а именно кризис гегемонии во властном
блоке. Это случается тогда, когда никакой класс
или фракция не может навязать свою «руководя¬
щую роль» другим членам властного блока, будь
то с помощью своих политических организаций
или посредством государства «парламентской де¬
мократии». Это обычно связано с общим кризи¬
сом гегемонии во всем обществе. Такие кризисы
находят отражение на политической сцене и в го¬
сударственной системе. В число их симптомов вхо¬
дит кризис партийного представительства, то есть
раскол между различными классами или фракция¬
ми и их партиями; попытки различных социаль¬
ных сил обойти политические партии и напрямую
влиять на государство; усилия различных государ¬
ственных аппаратов по насаждению политическо¬
го порядка независимо от решений, проходящих
через формальные каналы власти. Такие явления
могут подорвать институциональное и классовое
единство государства даже там, где оно продолжа¬
ет функционировать, и спровоцировать расколы
между высшими эшелонами государственной си¬
стемы и низшими рангами. Государство также мо¬
жет потерять свою монополию на насилие (см. Pou¬
lantzas 1974: passim; Poulantzas 1976: 28).
Пуланцас твердо придерживался мнения, со¬
гласно которому нормальной формой государства
407
государство: прошлое, настоящее и будущее
капиталистического типа, по крайней мере в раз¬
витых капиталистических социальных формаци¬
ях метрополий, является либеральная демократия.
Это мнение было основано на правовом обосно¬
вании комиссарских государств с исключитель-
ными/чрезвычайными полномочиями, а именно
на том, что они ограничены по времени, распу¬
скаются после преодоления временного кризиса,
так же как и на общем опыте нестабильности боль¬
шинства исключительных режимов в Европе, отку¬
да по большей части он черпал свои наблюдения.
В соответствии с этим Пуланцас говорил о нор¬
мальных государствах и режимах с исключительны-
ми/чрезвычайными полномочиями. Тем не менее
он видел важные отличия между типами режимов
с исключительными/чрезвычайными полномочия¬
ми и был особенно впечатлен гибкостью и манев¬
ренностью фашизма. Напротив, военная диктату¬
ра является наименее гибким типом, а бонапартизм
расположен посередине между этими крайними ва¬
риантами (дальнейшее рассмотрение этого вопроса
см. в Jessop 1985: 229-283). Ханна Арендт проводила
похожее различие между диктатурами, склонными
к стагнации, и тоталитарными государствами, по¬
стоянно находящимися в движении, преодолеваю¬
щими барьеры и осуществляющими перманентную
революцию (ср. Canovan 2004).
Эта относительная негибкость особенно харак¬
терна, по утверждению Пуланцаса, для тех режи¬
мов с исключительными/чрезвычайными полно¬
мочиями, которые не имеют специализированных
политико-идеологических аппаратов, направляю¬
щих в нужное русло и контролирующих поддержку
масс и тем самым изолированных от масс. Они от¬
мечены жестким распределением государственной
власти между отдельными политическими клана¬
ми, связанными с каждым аппаратом. У них нет
идеологии, которая могла бы сформировать един¬
ство государства и обеспечить национально-народ¬
408
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
ную сплоченность. Эти обстоятельства порожда¬
ют беспорядочность политики в отношении масс
в ходе попыток режима с исключительными/чрез-
вычайными полномочиями нейтрализовать оп¬
позицию. Это также ведет к чисто механическим
компромиссам, тактическим альянсам и сведе¬
нию счетов между «экономическо-корпоративны-
ми» интересами среди господствующих классов
и фракций. В свою очередь, возникающая в резуль¬
тате ситуация усиливает внутренние противоре¬
чия государственного аппарата и уменьшает его
гибкость перед лицом экономических и политиче¬
ских кризисов (Poulantzas 1976). Эти черты делают
государства с исключительными/чрезвычайными
полномочиями уязвимыми перед возможностью
внезапного краха по мере накопления противоре¬
чий и трудностей, так что переход к демократии бу¬
дет разрушительным и кризисным.
Таким образом, так же как и движение от нор¬
мального государства к режиму с исключительны¬
ми/чрезвычайными полномочиями предполагает
политические кризисы и разрывы, а не последо¬
вательную линейную траекторию, так и переход
в противоположном направлении будет включать
серии разрывов и кризисов, а не простой процесс
самоликвидации. Это придает большое значение
политической классовой борьбе за достижение геге¬
монии в демократическом процессе. Действитель¬
но, Пуланцас настаивал на том, что институцио¬
нальная форма и классовый характер нормального
государства будут существенно различаться в за¬
висимости от исхода этой борьбы (Poulantzas 1976:
90-97,124 и passim). Крах военных диктатур в Юж¬
ной Европе в середине 1970-х гг. (Греции, Порту¬
галии и Испании) и социалистических государств
Центральной и Восточной Европы (в особенности
Румынии) является показательным и привел к раз¬
личным результатам в зависимости от соотноше¬
ния сил, существовавшего во время краха (см. среди
409
государство: прошлое, настоящее и будущее
работ, написанных в рамках различных теоретиче¬
ских подходов, принимающих во внимание классы,
иные социальные силы и элементы государствен¬
ного аппарата, Chilcote et al., 1990; Ivanes 2002; Pou-
lantzas 1976; Przeworski 1993; Пшеворский 2000; Linz
and Stepan 1996).
Хрупкие государства, несостоятельные государства
и государства-изгои
В зависимости от конфигурации возможностей,
от способности государственных управленцев прое¬
цировать власть за пределы многочисленных го¬
сударственных границ и от имеющихся вызовов
сила государств существенно различается, и даже
в экстремальных случаях государства могут распа¬
даться или демонстрировать иные признаки того,
что часто характеризуется как провалы государ¬
ства. Все государства в некоторых отношениях тер¬
пят неудачу, и нормальный политический процесс
является важным механизмом обучения на этом
опыте и адаптации к нему. В противоположность
этому несостотельные государства не способны пе¬
реосмыслить или переориентировать свою дея¬
тельность перед лицом повторяющихся провалов
государства, для того чтобы оказывать «нормаль¬
ные политические услуги» во внутренней полити¬
ке. Дискурс несостоятельных государств часто ис¬
пользуется для стигматизации некоторых режимов
в рамках межгосударственной, а также внутренней
политики. Такая характеристика, вероятно, оправ¬
дана в случае с хищническими государствами, чи¬
новники которых живут с прибавочного продукта
и иных ресурсов конкретных классов или населе¬
ния в целом, не обеспечивая условий для расши¬
ренного воспроизводства. Другие названия этого
явления — клептократия или государство-вампир.
Лекарством, которое обычно прописывают в та¬
ких случаях, является благоразумное сочетание
410
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
хорошего управления (good governance) и либе¬
ральных рыночных реформ, но и это не панацея.
Как и в других случаях внешнего давления или вне¬
шнего вмешательства, именно внутренние возмож¬
ности государства и внутреннее соотношение сил
(изменяемые внешним вмешательством) являют¬
ся основными детерминантами трансформации.
Хотя имеются некоторые успешные случаи полити¬
ки «хорошего правительства» (например, Руанда),
есть множество примеров серьезных и продолжаю¬
щихся провалов (например, Афганистан, Зимбабве,
бывшее Бельгийское Конго).
Аналогичным образом ярлык государства-изгоя
служит для очернения государств, действия кото¬
рых гегемонистскими или господствующими го¬
сударствами, особенно Соединенными Штатами,
рассматриваются как угрожающие существующему
международному порядку. Госдепартамент США
использовал четыре критерия для выделения таких
государств: (i) они являются авторитарными режи¬
мами; (2) спонсируют террористов; (3) стремятся
к распространению оружия массового поражения;
(4) виновны в серьезных нарушениях прав челове¬
ка внутри страны. В 2000 г. Госдепартамент в своем
официальном дискурсе заменил понятие государ-
ства-изгоя на государства, вызывающие озабочен¬
ность. В то время как некоторые государства-изгои
также являются несостоятельными государствами,
другие из них —сильные, но хрупкие исключитель¬
ные государства (например, Северная Корея, Мьян¬
ма). Такое навешивание ярлыков государств-изгоев
вызвало антигегемонистские критические отклики,
указывающие на то, что Соединенные Штаты явля¬
ются наихудшим государством-изгоем (например,
Blum 2001; Chomsky 2001; Хомский 2003). Обвине¬
ния и контробвинения такого рода демонстрируют,
что такие понятия, как «несостоятельные государ¬
ства» или «государства-изгои», активно оспарива¬
ются, но это не означает, что обоснованность утвер¬
411
государство: прошлое, настоящее и будущее
ждений нельзя проверить с помощью конкретных
критериев. Аналогичным ярлыком является госу¬
дарство-пария, который применяется к государ¬
ствам, нарушающим права человека внутри стра¬
ны, но не угрожающим миру на планете (например,
Бирма и Зимбабве).
Авторитарный этатизм
Такие понятия, как бонапартизм и цезаризм, яв¬
лялись важной частью европейского политическо¬
го дискурса девятнадцатого века и наряду с демо¬
кратией были в центре исследований соотношения
между политической властью и народной волей.
Этой темой продолжали заниматься и в двадца¬
том веке, особенно в период между двумя мировы¬
ми войнами, в русле изучения диктатуры и тота¬
литаризма. Тема авторитарного правления вновь
возродилась после окончания Второй мировой вой¬
ны, особенно в контексте холодной войны и в связи
с подъемом государства национальной безопасно¬
сти, и после кризиса послевоенной атлантической
модели роста, соединявшей растущее благосостоя¬
ние с сильной поддержкой всеохватных партий
и расширяющегося государства всеобщего благо¬
денствия.
Существует несколько важных подходов, утвер¬
ждающих, что «авторитарные» формы правления
характерны и для зрелого капитализма, а не толь¬
ко для периодов первоначального накопления
и догоняющего развития или для зависимых и пе¬
риферийных форм капитализма. В числе приме¬
ров—идеи первого поколения теоретиков Франк¬
фуртской школы о тенденциях возникновения
государственного капитализма (см. Dubiel and Soll-
ner 1981, Scheuerman 1996 и обсуждение этой пробле¬
матики в Scheuerman 2008). Первые франкфурт¬
цы утверждали, что эта форма государства связана
412
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
с подъемом организованного или государственного
капитализма, который все более полагался на сред¬
ства массовой информации для реализации своей
идеологической власти и либо интегрировал рабо¬
чее движение в качестве своей политической базы,
либо сокрушил его в ходе консолидации тоталитар¬
ного правления.
Среди послевоенных теоретиков можно упомя¬
нуть аргументы Юргена Хабермаса (Habermas 1989;
Хабермас 2016) об упадке публичной сферы в эпо¬
ху развитого капитализма. В числе других приме¬
ров — исследование Иоахима Хирша (Hirsch 1980)
о подъеме Sicherheitsstaat (государства безопасно¬
сти) в контексте послевоенного фордизма; различ¬
ные аргументы относительно тенденции к фор¬
мированию «сильного государства» (starker Staat),
«казарменного государства», «дружелюбного фа¬
шизма» и т.д. Такие аргументы обычно относятся
к государствам в развитых европейских и северо¬
американских капиталистических обществах. Пе¬
риферийный капитализм ставит проблему этатиз¬
ма еще более остро, в той мере, в какой этатизм
приравнивается к девелопменталистскому государ¬
ству (например, Турции Кемаля Ататюрка, Синга¬
пуру Ли Куан Ю). Наряду с этими более нормаль¬
ными формами девелопменталистского этатизма
обнаруживаются и «девелопменталистские» госу¬
дарства с исключительными/чрезвычайными пол¬
номочиями (например, ранние стадии развития
девелопменталистских государств Южной Кореи
и Тайваня с их сильными режимами националь¬
ной безопасности, возглавляемыми диктатурами,
до того как произошла демократизация благодаря
расколам между фракциями капитала и растущим
народным давлением).
Сразу же после Второй мировой войны Ганс
Моргентау, теоретик международных отношений,
принадлежащий к школе реализма, описывал аме¬
риканское государство как комплекс, сформиро¬
413
государство: прошлое, настоящее и будущее
ванный «обычной государственной иерархией»,
действующей в рамках верховенства права, и бо¬
лее скрытой «иерархией безопасности», следящей
за обычным государством и контролирующей его.
Это ограничивает влияние демократии и порожда¬
ет требования безопасности, культивируя страх пе¬
ред внешними и внутренними врагами. В последнее
время, развивая с оговорками концепцию Мар¬
тина Шоу о западном государстве-конгломерате
(Shaw 2000), Ола Тунандер утверждает, что амери¬
канский рейх разделил западное государство (кото¬
рое он также называет западным Grofiraum) на два:
ряд обычных демократических или публичных на¬
циональных государств, действующих в рамках
верховенства права, и скрытое транснациональное
государство безопасности, которое может накла¬
дывать вето на их решения и «секьюритизировать»
обычный политический процесс, истолковывая не¬
которые виды деятельности как фундаментальные
угрозы национальной или международной безопас¬
ности, прибегая в некоторых случаях к терроризму
для оправдания военных переворотов или попы¬
ток их совершить (Tunander 2009: 56—57 и passim).
Идея иерархии безопасности или государства
безопасности отразилась в последнее время в ра¬
стущем интересе к глубинному государству. Выра¬
жение «глубинное государство» возникло в Турции
(по-турецки — derin devlet) для обозначения систе¬
мы, состоящей из высокопоставленных элемен¬
тов в спецслужбах, армии, органах безопасности,
судебной системе и организованной преступно¬
сти (см., например: Park 2008; Soyler 2013). Подоб¬
ные сети были обнаружены в Египте и Украине,
Испании и Колумбии, Италии и Израиле, а так¬
же во многих других странах. По мнению Майка
Лофгрена, написавшего в качестве инсайдера до¬
клад о деятельности администрации Джорджа Бу-
ша-младшего, глубинное государство представляет
собой «гибридную ассоциацию элементов государ¬
4 Ч
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
ства и части высших финансовых и промышлен¬
ных структур, которая реально способна править
Соединенными Штатами без согласия управляе¬
мых, выраженного через формальный политиче¬
ский процесс» (Lofgren 2014).
Подобным образом Джейсон Линдсей (Lindsey
2013) выделяет поверхностное государство (shallow
state) и скрытое государство (dark state). Поверхност¬
ное государство — это публичное лицо государ¬
ства, которое составляет политическую авансцену:
речи, выборы, партийную политику и т.п.; на¬
против, скрытое государство спрятано подальше
от публичных глаз (или, наоборот, «спрятано у всех
на виду») и представляет собой сети официальных
лиц, частных фирм, средств массовой информа¬
ции, аналитических центров, неправительствен¬
ных организаций, групп интересов и иных сил, слу¬
жащих потребностям капитала, а не повседневной
жизни. Действительно, оно становится все более
скрытым под эгидой неолиберализма и благодаря
его практикам: дерегулированию, приватизации
и мифу об увядающем суверенитете, маскирующим
множество путей, которыми разделение на публич¬
ное и частное служит смыкающимся интересам ка¬
питала и государства. Радикальный журналист Том
Энгельхардт называет это четвертой ветвью власти
в США наряду с законодательной, исполнитель¬
ной и судебной; по его мнению, она охватывает все
более неконтролируемый и неподотчетный центр
в Вашингтоне, действующий под покровом секрет¬
ности (Engelhardt 2014).
В дополнение к исследованиям параллель¬
ных властных сетей и роли бункера как жесткого
ядра режимов с исключительными/чрезвычайны-
ми полномочиями Пуланцас пришел к утвержде¬
нию, что характеристики политического порядка,
которые ранее были чрезвычайными и времен¬
ными, становятся все более нормальными в том,
что он называл авторитарно-этатистским типом
415
государство: прошлое, настоящее и будущее
капиталистического государства. По мере инте¬
грации мирового рынка его противоречия распро¬
страняются и его кризисные тенденции становятся
более очевидными. Благодаря этому труднее пере¬
мещать или откладывать кризисы, и они становят¬
ся постоянной характеристикой современного ка¬
питализма. Таким образом, значительные черты
чрезвычайности сосуществуют вместе с нормальны¬
ми чертами капиталистического типа государства,
организовавшись в постоянную структуру, парал¬
лельную официальной государственной системе.
Этот процесс включает в себя постоянный сим¬
биоз и функциональное пересечение нормальных
и исключительных структур, контролируемых с ко¬
мандных высот государственного аппарата и гос¬
подствующей партии (Poulantzas 1978).
Поэтому Пуланцас утверждал, что капиталисти¬
ческий тип государства ныне «постоянно и струк¬
турно характеризуется особым обострением общих
элементов политического кризиса и государственного
кризиса». Это отразилось в долгосрочном структур¬
ном экономическом кризисе современного капита¬
лизма, ставшем явным в 1970-е гг., и его конденса¬
ции во множество политических и идеологических
кризисов, разрушающих социальные основания ин¬
тервенционистского государства. В их числе распад
традиционного союза между буржуазией и старой
и новой мелкой буржуазией; растущая воинствен¬
ность рядовых членов профсоюзов и других под¬
чиненных групп; идеологический кризис, сопро¬
вождающий рост новых общественных движений
на некогда «вторичных» фронтах; противоречия
внутри властного блока, обострившиеся под влия¬
нием интернационализации на отношения между
фракциями капитала (Poulantzas 1978: 210-214, 219,
221). Эти симптомы отражают кризис атлантиче¬
ского фордизма, но симптомы, аналогичные им,
можно видеть в экспортно ориентированных, осно¬
ванных на знаниях экономиках и в неолиберальных
416
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
экономиках с господством финансового капитала
в 1990-е гг. и первые два десятилетия нынешнего
века. Более того, отражая превосходящую степень
интеграцию мирового рынка сегодня, по сравне¬
нию с серединой 1970-х гг. кризисные тенденции
стали более многообразными, более многомасштаб¬
ными и более полицентричными, чем предполагал
Пуланцас, и движимыми большим количеством
расколов, материальных и идеальных интересов
и идентичностей.
Хотя детали проведенного Пуланцасом анали¬
за отражают ту ситуацию, в которой он писал свои
работы, его описание вновь возникающей нормаль¬
ной формы капиталистического типа государства
оказалось вполне пророческим. Он описывал ос¬
новную тенденцию развития авторитарного эта¬
тизма как «усиление государственного контроля
над каждой сферой социально-экономической жиз¬
ни, соединенное с радикальным упадком инсти¬
тутов политической демократии и драконовским
и многообразным урезанием так называемых фор¬
мальных свобод» (Poulantzas 1978: 203-204). Говоря
более конкретно, в число основных элементов авто¬
ритарного этатизма и их последствий для предста¬
вительной демократии входит: •• передача власти от законодательных органов ис¬
полнительной власти и административной систе¬
ме и концентрация реальной власти в последней,
изолирующей себя от серьезного влияния пар¬
тий и парламентов, рассматриваемых как пред¬
ставители народа. Политический процесс все
более концентрируется в аппарате президен¬
та или премьер-министра. Находясь на верши¬
не административной иерархии, этот аппарат
предстает в качестве чисто персоналистской пре¬
зидентско-премьерской системы. Это не пред¬
полагает подлинно бонапартистской диктатуры
с концентрацией деспотической власти в руках
417
государство: прошлое, настоящее и будущее
диктатора, скорее речь идет о поиске харизма-
тичного публичного представителя, способно¬
го придать сложностям политического процес¬
са ощущение стратегической направленности,
и для господствующих классов и в более плебис¬
цитарной манере — для народных масс. На са¬
мом деле персонализм вбирает в себя множе¬
ство противоречащих друг другу воздействий
и работает над установлением нового баланса
конфликтующих сил и народных интересов, ко¬
торые по-прежнему всплывают на поверхность
в виде противоречий внутри самой администра¬
ции (Poulantzas 1978; cp. Poulantzas 1974: 311-314);
• прогрессирующее слияние законодательной, ис¬
полнительной и судебной властей, сопровождаю¬
щееся упадком верховенства права. Парламен¬
ты и партии теперь являются избирательными
регистрационными палатами с очень ограни¬
ченными полномочиями там, где их депутаты
могут стать собственностью спонсоров избира¬
тельных кампаний, лоббистов и потенциальных
будущих нанимателей на проходном дворе со¬
временной политики. Так что именно государ¬
ственная администрация, руководимая главой
исполнительной власти, стала основным местом
выработки государственной политики. Эти из¬
менения также трансформируют партии власти
(или «естественные правящие партии» в проти¬
воположность тем партиям, которые предназна¬
чены для постоянной роли оппозиции) в един¬
ственную (или дуополистическую) авторитарную
массовую партию, чьей задачей является скорее
мобилизация массовой поддержки политики го¬
сударства в плебисцитарной манере, чем пря¬
мое выражение и представительство интересов
и требований народа перед государством. Это су¬
щественно политизирует администрацию и со¬
здает риск ее фрагментации, скрываемой фор¬
мальным фасадом бюрократической иерархии
418
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
и единства (Poulantzas 1978: 236). Существование
этой тенденции подтверждается исследованием
Катца и Мэйра (Katz and Mair 1994), как сдвиги
в стратегии партийных элит вместе с меняющей¬
ся динамикой партийной конкуренции привели
к доминирующему влиянию «партии в государ¬
ственном учреждении» за счет рядовых членов
и национальных исполнительных органов пар¬
тий (см. также главу 3);
• функциональный упадок политических партий
как главных каналов для политического диало¬
га с администрацией и как основных сил орга¬
низации гегемонии. Также имеют место измене¬
ния среди стоящих у власти партий, «которые
стремятся участвовать и действительно участву¬
ют в правительстве согласно модели регулярной
смены правящих партий, которая органически
закреплена и которую предполагают суще¬
ствующие государственные институты в целом
(а не просто конституционные нормы)» (Pou¬
lantzas 1978: 220). Их представительские связи
с властным блоком становятся слабее, поскольку
монополистическому капиталу становится труд¬
нее организовывать свою гегемонию через пар¬
ламентские партии и они концентрируются
на лоббировании в администрации (Poulantzas
1973; 1974; 1978: 221-223). Поэтому партии боль¬
ше не выполняют своих традиционных функ¬
ций по выработке политического курса (путем
компромиссов и альянсов вокруг общей партий¬
ной программы) или политической легитима¬
ции (через электоральную конкуренцию за полу¬
чение национально-народного мандата). Теперь
они всего лишь приводные ремни для выполне¬
ния официальных решений и едва различают¬
ся теми аспектами официальной политики, ко¬
торые выбирают для популяризации (Poulantzas
1978: 229-230, 237). В свою очередь, политиче¬
ская легитимация перенаправляется в те кана-
419
государство: прошлое, настоящее и будущее
!
лы, которые основаны на плебисцитарных и ма-j
нипулятивных технологиях, характеризующихся!
господством исполнительной власти и pacnpo-j
страняемых средствами массовой информации i
(1978: 229; см. также главу 3);
• рост параллельных сетей власти, пронизываю¬
щих формальную организацию государства
и имеющих решающий вес в его различных ви¬
дах деятельности (Poulantzas 1974,1978). Точнее,
авторитарный этатизм предполагает усиление
роли исполнительной ветви власти, ее господ¬
ствующей «государственной партии» (служа¬
щей приводным ремнем от государства к народу,
а не от народа к государству), и новую, антиде¬
мократическую идеологию. Это еще сильнее под¬
рывает уже ограниченное участие масс в при¬
нятии политических решений, резко ослабляет
органическое функционирование партийной си¬
стемы (даже там, где многопартийность остает¬
ся нетронутой) и истощает жизненные силы де¬
мократических форм политического дискурса.
Соответственно, остается меньше препятствий
для продолжающегося проникновения автори¬
тарно-этатистских форм во все сферы обществен¬
ной жизни, особенно там, где это проникновение
оправдывается соображениями (националь¬
ной) безопасности и войной с терроризмом. Бо¬
лее того, Пуланцас гиперболически утверждает,
что «вся современная власть служит функциям
авторитарного этатизма» (Poulantzas 1978: 239).
На самом деле Пуланцас несколько отступал от это¬
го утверждения, когда отмечал, что действия го¬
сударственной администрации постоянно натал¬
киваются на пределы, присущие ее политической
структуре и деятельности. Эти пределы особенно
наглядно проявляются во внутренних разногласиях
между различными административными кликами,
кланами и фракциями и в воспроизводстве, внутри
420
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
государственной системы, классовых конфликтов
и противоречий. Поэтому можно задаться вопро¬
сом, как администрация преодолевает эти проти¬
воречия для того, чтобы эффективно действовать
во имя монополистического капитала. Исключи¬
тельные государства достигают этого с помощью
политического аппарата (такого как фашистская
партия, армия или политическая полиция), обособ¬
ленного от администрации. В нормальной форме
представительной демократии то же самое достига¬
ется благодаря органическому функционированию
многопартийной системы, находящейся за преде¬
лами центрального административного аппарата
(Poulantzas 1978; ср. Poulantzas 1974).
Возникает вопрос, как это органическое функцио¬
нирование может быть реализовано при авторитар¬
ном этатизме? Пуланцас полагал, что это достига¬
ется посредством трансформации господствующей
массовой партии в господствующую государствен¬
ную партию. Такая партия теперь функционирует
как параллельная сеть, действующая как политиче¬
ский комиссар в сердце администрации, развиваю¬
щая материальную и идеологическую общность ин¬
тересов с ключевыми государственными служащими
и представляющая государство массам, а не наобо¬
рот. Она также транслирует государственную идео¬
логию народным массам и подкрепляет плебис¬
цитарную легитимацию авторитарного этатизма
(Poulantzas 1978: 236-237). Такая высокоунифици¬
рованная и структурированная массовая партия, ве¬
роятнее всего, будет развиваться в течение долгого
времени, когда не будет чередования во власти пра¬
вящих партий. Аналогичные функции могут также
выполняться единым межпартийным центром, гос¬
подствующим в сменяющих друг друга партиях вла¬
сти (Poulantzas 1978: 232, 235-236).
Пуланцас связывал этот «необратимый подъ¬
ем государственной администрации» в основном
с растущей экономической ролью государства, моди¬
421
государство: прошлое, настоящее и будущее
фицированной политической ситуацией. И вновь
его подход несет на себе черты ситуации 1970-х гг.,
но может быть переработан для нынешнего вре¬
мени неолиберальных изменений режимов, праг¬
матической неолиберальной корректировки по¬
литического курса и навязанной извне политики
неолиберальных структурных реформ.
Г осударственное вмешательство .означает,
что право больше не сводится к общим, формаль¬
ным и универсальным нормам, принятие которых
является прерогативой парламента как воплоще¬
ния общей воли народа-нации. Недавние исследо¬
вания США показывают, что экономические элиты
и организованные группы, представляющие инте¬
ресы бизнеса, оказывают существенное независимое
воздействие на политику американского правитель¬
ства, тогда как рядовые граждане и группы, пред¬
ставляющие интересы масс, имеют мало или вооб¬
ще никакого независимого влияния (Gilens and Page
2014; см. также Ferguson 1995; Hacker and Pierson
2011). Законодательные инициативы также все
больше исходят от администрации, а не от парла¬
мента и часто в ходе консультаций с интересами
или лобби бизнеса, такими как Американский со¬
вет по законодательному обмену (American Legis¬
lative Exchange Council, ALEC), подготавливающий
стандартное модельное законодательство для рас¬
пространения на уровне штатов в США. Подобным
образом правовые нормы все более модифициру¬
ются и разрабатываются администрацией для кон¬
кретных обстоятельств, ситуаций и интересов (Рои-
lantzas 1978: 218-219; ср. Scheuerman 2003). Упадок
верховенства права также влияет и на политиче¬
скую сферу. Одним из признаков этого является
все больший упор на превентивный полицейский
надзор над потенциально нелояльными и откло¬
няющимися от нормы, а не на судебное наказание
четко определенных нарушений закона (Poulant-
zas 1978: 219-220; ср. Boukalas 2014). В более об¬
422
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
щем плане кризис гегемонии означает, что государ¬
ственная администрация становится центральным
местом разработки «неустойчивого компромиссно¬
го, равновесия» внутри властного блока благодаря
все более плотной сети пронизывающих ее связей
между крупным бизнесом и центральными адми¬
нистративными аппаратами государства (оеобен-
но экономическими аппаратами) и общему росту
политического и административного централизма.
Но эта централизация административной власти
в ущерб парламенту, народным партиям и демокра¬
тическим свободам не означает, что государство ста¬
ло невероятно сильным. Напротив, авторитарное
государство с трудом справляется с растущей ин¬
тенсивностью, взаимосвязанностью и глобальным
масштабом экономических противоречий и кризис¬
ных тенденций и новыми формами народной борь¬
бы. Оно должно либо позволить экономическим
кризисам идти своим ходом, либо принять на себя
ответственность за управление ими и за перемеще¬
ние или откладывание их последствий без их устра¬
нения. Также для господствующей фракции стало
намного труднее жертвовать своими краткосроч¬
ными экономическо-корпоративными интересами,
для того чтобы способствовать своей долгосрочной
политической гегемонии. Администрации также
намного труднее, чем гибкой многопартийной си¬
стеме, организовывать гегемонию и управлять не¬
стабильным равновесием классового компромисса.
Подобным образом растущее участие государства
в ранее маргинальных сферах жизни общества по¬
литизирует народные массы, особенно в той мере,
в какой послевоенные социальные обязательства ис¬
ключают сокращения расходов, меры жесткой эко¬
номии, а вновь происходящая товаризация и воз¬
никающий в результате кризис легитимации ве¬
дет к прямой конфронтации масс с государством
и угрожает его стабильности. Любая неспособность
вмешаться в эти сферы подрывает социальное вос-
423
государство: прошлое, настоящее и будущее
производство рабочей силы. Растущая роль государ¬
ства в поощрении интернационализации капита¬
ла также порождает проблемы для национального
единства. Это особенно наглядно в ее воздействии
на менее развитые регионы и национальйые мень¬
шинства (Poulantzas 1978).
Сходные идеи разрабатываются другими крити¬
чески настроенным авторами, как правыми и ле¬
выми, так и центристами, особенно в контексте не¬
давнего и продолжающегося финансового кризи¬
са и его широких отзвуков в экономике. Например,
Грег Альбо и Карло Фанелли называют новую фазу
двухпартийной или многопартийной «дисципли¬
нарной демократии» политической формой «пер¬
манентной жесткой экономии» (Albo and Fanelli
2014; cp. Rasmus 2010; Stiitzle 2013). Иэн Брафф ука¬
зывает на неолиберальный авторитарный консти¬
туционализм (Bruff 2013); Ингар Солти (Solty 2013)
выявляет «авторитарный кризисный конститу¬
ционализм», ориентирующийся на экономическое
управление конкурентной жесткой экономией (Sol¬
ty 2013), и Лукас Оберндофер описывает развитие
авторитарного конкурентного этатизма (Oberndor-
fer 2015). С социал-демократической точки зрения
Вольфганг Штрик указывает на сдвиг от государ¬
ства всеобщего благосостояния к консолидацион-
ному государству (Streeck 2014; Штрик 2019), а (быв¬
ший) фабианский социалист Колин Крауч описыва¬
ет переход к постдемократии (Crouch 2004; Крауч
2010). На либертарианском правом фланге имеет
место осуждение сильного и репрессивного государ¬
ства, которое возникает из предположительно не¬
конституционного вмешательства в целях поддерж¬
ки финансового капитала и полицейского контроля
над инакомыслием (например, Stockman 2013). Та¬
кие утверждения ставят вопрос, является ли все это
краткосрочными отклонениями, вызванными стече¬
нием обстоятельств чрезвычайными положениями,
или же предшественником «новой нормальности».
424
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
Пуланцас, писавший в середине 1970-х гг., по боль¬
шей части проигнорировал развитие авторитарно¬
этатистских тенденций на транснациональном уров¬
не. Здесь процессы включают в себя перескакивание
капитала с уровня на уровень (см. главу 5), которое
координируют через параллельные властные сети
и ориентируют на обеспечение условий для «нового
конституционализма» (Gill 1995). Последний обеспе¬
чивает сверхзащиту для капитала по мере глобаль¬
ного развертывания неолиберализма и ограничи¬
вает территориальный и темпоральный суверени¬
тет национальных государств. Тайные переговоры
между национальными (и евросоюзовскими) адми¬
нистрациями, представителями капитала и между¬
народными экономическими институтами поства¬
шингтонского консенсуса по поводу Транстихооке¬
анского партнерства (ТТП) и Трансатлантического
торгового и инвестиционного партнерства (ТТИП)
являются крайними примерами этой тенденции. Их
цель —повысить масштаб квазиконституционных
защитных мер для капиталистических предприя¬
тий до международного уровня, тем самым убирая
их с поля национальной политики, где возникает
больше вопросов по поводу их деятельности; раз¬
решать споры, в том числе с государствами, част¬
ным трибуналом, экспертами, юристами и други¬
ми внешне неполитическими форумами и лицами
и, что удивительно (или же нет) для декларативно
демократических режимов, ограничить полномочия
избранных властей по принятию законодательства
или административных норм, способных нанести
ущерб ожидаемым прибылям транснациональных
предприятий при помощи финансовых взысканий6.
6. В этом смысле государства сохраняют свой формальный су¬
веренитет, позволяющий вводить законодательные нор¬
мы или изменять предписания, но они рискуют полу¬
чить большие финансовые взыскания, что вполне мо¬
жет заставить правительство дважды подумать перед тем,
как это делать.
425
государство: прошлое, настоящее и будущее
Растущая враждебность народа к ТТП и ТТИП
по мере утечки их деталей в публичную сферу явля¬
ется одной из иллюстраций пределов власти транс¬
национального скрытого государства. Другая —ра¬
стущая обеспокоенность экономических и поли¬
тических элит негативной реакцией на растущее
неравенство богатств и доходов и очевидный уклон
в пользу финансового капитала при поиске выхо¬
дов из североамериканского финансового кризи¬
са и кризиса еврозоны. Таким образом, подъем ав¬
торитарного этатизма содержит в себе парадокс.
В то время как это явление явно усиливает могу¬
щество государства за счет либеральной представи¬
тельной демократии, оно также ослабляет возмож¬
ности государства по обеспечению гегемонии бур¬
жуазии (Poulantzas 1978: 241, 263-265; Bruff 2013).
Европейский союз
Эти тенденции еще более очевидны в Европей¬
ском союзе. Так, мы видим, что руководители го¬
сударств-членов представлены в законодательной
власти Союза через Совет министров и Европейско¬
го совета, что власть Европейской комиссии как ис¬
полнительного органа постоянно растет и что этот
орган также является главным местом слияния ис¬
полнительной, законодательной и отчасти судеб¬
ной власти. Он также более оторван от националь¬
ных интересов государств-членов (в пользу чего
свидетельствует переход к голосованию по принци¬
пу квалифицированного большинства). Европей¬
ский парламент остается малозначимым, а партий¬
ные блоки слабы при отсутствии прямых выборов
общеевропейских партий на общей платформе.
В дополнение к этому роль неформальных сетей,
рабочих групп, комитетов и так далее становится
сильнее (особенно влиятельны группы произво¬
дителей) (CEO 2004; ALTER-EU 2010; Cronin 2013).
426
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
Мы больше не имеем дело с материальной конден¬
сацией межправительственного режима, где нацио¬
нальные интересы конкурируют друг с другом. На¬
против, Комиссия теперь официально заявляет,
что она «представляет и отстаивает интерес ЕС
как целого» и тем самым утверждает транснацио¬
нальный raison d'etat над национальными принци¬
пами представительства (Kaczyinski 2014: 5).
Иллюстрируя это, Вольфганг Элснер утвержда¬
ет, что
«Экономическое и финансовое управление (или прави¬
тельство)» президента Европейской комиссии,
президента ЕЦБ, Глав МВФ и ЕСМ, Совета мини¬
стров экономики и финансов и высокопоставлен¬
ных банкиров может легко стать прототипом пост¬
демократии и даже преддиктаторской структурой
управления, направленной против национально¬
го суверенитета и демократий (Eisner 2012: 158).
Министерство внутренней безопасности
Развитие авторитарного этатизма ассоциирует¬
ся с переупорядочиванием департаментов и вет¬
вей власти государства. Эту связь можно усмотреть
в растущей важности (национального) аппарата
безопасности, в том, как его действия пересекают
формальные связи и границы внутри государства,
и в том факте, что он связан через параллельные
сети власти с важными силами, формально нахо¬
дящимися за пределами государства. Многие клю¬
чевые виды деятельности осуществляются под по¬
кровом официальной секретности, непрозрачности
и принципа «необходимого [а не достаточного]
знания». Население исключено из формирования
политики относительно него или контроля над его
действиями, за исключением популистского чрево¬
вещания, координируемого с четвертым сословием,
также играющим на страхах небезопасности. Неко¬
торые из стратегий и тактик, принятых в аппара¬
427
государство: прошлое, настоящее и будущее
те безопасности, были впервые опробованы в коло¬
ниях, на (полу)периферии или в оккупированных
странах (к примеру, McCoy 2009; Grandin 2007).
К террористической угрозе обращаются для того,
чтобы расширить присутствие государства, в ре¬
зультате чего «терроризм влияет на нашу повсе¬
дневную жизнь только через контртерроризм»
(Boukalas 2014а: 2).
Вопиющим примером этих институтов и прак¬
тик является Министерство внутренней безопас¬
ности США. Оно представляет собой очередную
стадию развития бюрократии национальной без¬
опасности, которая рассматривалась как обшир¬
ная система взаимозависимых институтов, возник¬
ла после Второй мировой войны и была закреплена
благодаря всеобъемлющему закону о националь¬
ной безопасности 1947 г. Этим законом были созда¬
ны все ведущие институты американской бюрокра¬
тии национальной безопасности, за исключением
Государственного департамента. Так же как осно¬
вания для законодательства 1947 г. были заданы
японским нападением на Перл-Харбор и извле¬
ченными из этого уроками в плане безопасности,
американский Патриотический акт и Министер¬
ство внутренней безопасности были учрежде¬
ны вскоре после атаки на Всемирный торговый
центр. Актом 1947 г. была установлена «перл-хар-
борская система» (Stuart 2008), в которой приори¬
тетной целью государства — или государственным
проектом — была национальная безопасность, ос¬
нованная на проецировании глобальной военной
мощи и подкрепленная ядерными вооружениями.
В свою очередь, теракт 9/11 создал основу для того,
что можно назвать системой внутренней безопас¬
ности: комплекс контртеррористического законо¬
дательства (Патриотический акт, Акт о внутрен¬
ней безопасности, Акт о реформе разведывательных
служб и их эпигоны) и подзаконных актов (адми¬
нистративных и военных распоряжений), направ¬
428
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
ленных против политического, по сути, преступ¬
ления внутреннего терроризма (Boukalas 2014а: 8).
Если добавить все это к президентским полномо¬
чиям главнокомандующего, можно воочию увидеть
упадок разделения властей и индивидуальных прав
внутри страны и за рубежом, создание международ¬
ного, так же как и национального, чрезвычайного
положения, что требует от других стран делать ис¬
ключения в международном праве и своем консти¬
туционном порядке (Scheppele 2004).
По мнению Кристоса Букаласа, еще одного гре¬
ческого политолога, все это характеризует третью
фазу в развитии авторитарного этатизма. В этой
фазе этатизм меняет отношения между исполни¬
тельной властью, Конгрессом и судами, концентри¬
рует власть в руках исполнительной ветви, меняет
структуру и деятельность механизма полицейского
контроля и пространственность и темпоральность
полицейской охраны общественного порядка,
а также расширяет власть государства над населе¬
нием—будь то граждане, чужестранцы или участ¬
ники боевых действий на стороне противника. Эти
полномочия также применяются для того, чтобы
справляться с последствиями чрезвычайных ситуа¬
ций в экономике, и положения 9/11 используются
для криминализации народного участия в полити¬
ке, в том числе и такими методами, как упрежде¬
ние, подозрение и провокация. Народные движе¬
ния, далекие от терроризма в любом его обычном
понимании —антивоенные, Оссирау, движения в за¬
щиту экологии и прав животных, —теперь под при¬
целом; журналисты и инакомыслящие индивиды
под подозрением, подвергаются надзору и запуги¬
ванию. В результате существует режим плюрализма
для господствующего капитала и деспотизма в от¬
ношении остального населения (Boukalas 2014b).
Это форма государства, возникающая из-за необ¬
ходимости для государства бороться с экономиче¬
скими и политическими кризисами в некотором
429
государство: прошлое, настоящее и будущее
изменчивом смешении заинтересованности госу¬
дарства в воспроизводстве своего аппарата, вос¬
становлении условий для дифференцированного
накопления и социальной сплоченности и умиро¬
творения нажима со стороны народа. Но это также
и форма, которая порождает кризисы и тем самым
создает условия для дальнейшего расширения го¬
сударства безопасности.
К государству постоянной
жесткой экономии
Хотя меры жесткой экономии и отличаются в «раз¬
новидностях капитализма» (так как последние
отражают особые экономические профили и во¬
ображения первых), они также формируются взаи¬
мозависимостями, возникающими в результате
межгосударственных отношений, включая формы
регионального и глобального управления, в резуль¬
тате внешней торговли и других характеристик
мировой рыночной интеграции и превалирующей
логики мирового рынка. Это аргумент в пользу не¬
обходимости изучать жесткую экономию в плане
базовых форм и институциональной архитектуры
экономического и политического поля, отношений
между этими полями и их опосредования меняю¬
щимся соотношением сил.
Тройка «политика — политический процесс —
политическая система», введенная в главе 2, пред¬
полагает, что жесткая экономия может изучаться
тремя путями. Во-первых, есть вызванные обстоя¬
тельствами меры жесткой экономии, которые пер¬
воначально вводятся как временные меры в ответ
на краткосрочные или сиюминутные проблемы.
По мере того как обстоятельства снова становятся
благоприятными, эти меры приостанавливаются
или отменяются. Во-вторых, имеется продолжитель¬
ная политика жесткой экономии (часто называемый
430
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ..,
перманентной жесткой экономией в соответствую¬
щей литературе)7, которая поддерживается в ответ
на, «хронический» кризис, реальный или сфабри¬
кованный, в фискально-финансовой сфере или эко¬
номике в более общем плане. Эта продолжительная
политика жесткой экономии, как было отмечено
выше, направлена на то, чтобы осуществить бо¬
лее продолжительную перестройку соотношения
сил в пользу капитала, а не на корректировки по¬
литического курса для сохранения существую¬
щих экономических и политических учреждений.
В-третьих, существует политическая система жест¬
кой экономии. Она является результатом непрерыв¬
ной и фундаментальной институциональной ре¬
организации отношений между экономическим
и политическим в капиталистической формации.
Она может быть непреднамеренным, кумулятив¬
ным результатом продолжительного политиче¬
ского процесса жесткой экономии, особенно там,
где этот политический процесс усугубляет глубин¬
ные причины фискально-финансового кризиса.
Политическая система жесткрй экономии также
может быть результатом целенаправленной стра¬
тегии более прямого и надежного подчинения по¬
литической системы императивам мирового рынка,
как они понимаются в неолиберальном дискур¬
се, с его односторонним упором на меновую стои¬
мость. И в условиях политического, идеологиче¬
ского, гегемонистского и органического кризисов,
развившихся в контексте финансового, экономиче¬
ского и фискально-финансового кризисов, она так¬
7. Власти США употребляют слово «продолжительный»
для того, чтобы избежать слова «постоянный», описывая
военные оккупации и базы на Ближнем Востоке и в иных
местах. Подобно этому, хотя невозможно знать, будет ли
политический процесс жесткой экономии постоянным,
по своему замыслу он точно будет продолжаться в тече¬
ние неопределенного времени и так долго, как посчита¬
ют необходимым американские власти.
431
государство: прошлое, настоящее и будущее
же может быть авторитарным ответом на растущее
народное недовольство, которое может принимать
форму правого экстремизма, на ответы на кризисы
технократического и плутократического характера.
В то время как конъюктурные меры обнаружива¬
ются в модели неолиберальной корректировки по¬
литического курса и связаны с целенаправленны¬
ми сокращениями расходов в конкретных областях,
продолжительная политика жесткой экономии ха¬
рактерна для неолиберальных изменений режима
и принимает форму общих фискально-финансовых
ограничений, снижая большинство статей расхо¬
дов, особенно дискреционных (Pierson 2002; Ferre-
ra 2008; Seymour 2014). Эта модель может обнаружи¬
ваться в нормальных формах политического про¬
цесса, в экономических чрезвычайных ситуациях
или даже в государствах, где чрезвычайные полно¬
мочия сохраняются на протяжении долгого време¬
ни. Она может быть инициирована очевидным и ре¬
альным кризисом, намеренно преувеличиваемым
кризисом, а также кризисом, «сфабрикованным»
в политических целях. На самом деле в неолибераль¬
ных режимах, каким бы ни было состояние экономи¬
ки, всегда кажется, что самое время сократить госу¬
дарственные расходы (за исключением тех, что идут
на благо корпораций) путем соответствующим об¬
разом подготовленной (и хитроумной) политики
жесткой экономии. Она включает в себя больше чем
просто количественное урезание расходов и также
направлена на получение качественных, трансфор¬
мативных последствий. Она осуществляется в каче¬
стве средства консолидации и расширения власти
капитала, особенно приносящего проценты, и под¬
чинения все больших областей жизни общества ло¬
гике дифференцированного накопления. Она ста¬
новится важным вектором колонизации, коммоди¬
фикации и в итоге финансиализации повседневной
жизни — процессов, подверженных разногласиям,
сопротивлению и кризисным тенденциям.
432
государство: прошлое, настоящее и будущее
сения банков или принятия пакетов стимулирую¬
щих мер (Rasmus 2010; Hudson 2012). ~
Это наращивание политики жесткой экономии
произошло отчасти из-за того, что реакция фи¬
нансового капитала на кризис усугубила фискаль¬
но-финансовый кризис государства. Были пред¬
приняты меры по спасению финансового капитала
от последствий финансовой пирамиды, сформи¬
ровавшейся там, и от нереалистичного по своей
природе стремления к финансовым прибылям
(см. выше, а также Demirovic and Sablowski 2013).
Это создало последовательность «долг—-дефолт -
дефляция», ухудшившую состояние государствен¬
ных финансов, так же как и частного сектора (Ras¬
mus 2010). В дополнение к этому, как отмечает
(в числе прочих) Сеймур, политика перманент¬
ной жесткой экономии является ответом не толь¬
ко на экономический кризис, но и на политический
и идеологический кризисы, более того, на органи¬
ческий кризис капиталистического социального
(Seymour 2014: 4; ср. Gramsci 1971: 210-218, 318 = Q13,
§23, 0,22, §15; Грамши 1959:174-184,454; Bruff 2013).
Это используется для оправдания состояния эко¬
номической чрезвычайной ситуации, которая пер¬
воначально представляется как «временный» от¬
вет на сиюминутные или хронические проблемы,
но затем приобретает более постоянную форму по¬
средством кумулятивных и взаимно подкрепляю¬
щих друг друга институциональных изменений,
рутинизации исключительных мер и привыкания.
Политику мер жесткой экономии можно по¬
нимать как долгосрочное стратегическое наступ¬
ление с целью изменить институциональную ма¬
трицу и соотношение сил в пользу капитала. Оно
стремится перестроить отношения между (l) со¬
циальной властью денег как капитала и капита¬
ла как собственности и (2) политической властью
государства. В числе прочего она включает в себя
политику, направленную на дезорганизацию под¬
434
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
чиненных классов и реорганизацию капиталисти¬
ческого властного блока вокруг финансового капи¬
тала (в неолиберальных режимах) и приносящего
прибыль экспортно ориентированного капитала
(в экономиках с преобладанием неолиберальных
структурных рефор). К примеру, в еврозоне мы на¬
блюдаем возникновение «авторитарного кризис¬
ного конституционализма» (Solty 2013: 75), то есть
дальнейшее укрепление неолиберального консти¬
туционализма в более авторитарном направлении
с целью повысить способность государств справ¬
ляться с экономическими и политическими кри¬
зисами в различных масштабах. Главными целями
этой политико-правовой реакции являются углуб¬
ление интеграции Евросоюза на неолиберальных
условиях и управление при помощи конкурентной
жесткой экономии, настраивая друг против друга
экономические пространства и политические режи¬
мы на разных уровнях в плане их готовности пред¬
принимать меры жесткой экономии. И в режимах,
где доминирует финансовый сектор, и там, где до¬
минируют экспортно ориентированные отрасли,
общий подход может переключаться с наступатель¬
ной на оборонительную тактику (примером послед¬
ней является «третий путь» с его фланкирующими
и поддерживающими механизмами для сохранения
общей динамики неолиберальной трансформации).
Успех этой стратегии (не являющийся чем-то само
собой разумеющимся), ведет к государству жесткой
экономии, укорененному в политической системе
(политии), институционализирующей «перманент¬
ный» политический процесс жесткой экономии.
Выводы
Исключительные/чрезвычайные характеристики
авторитарного этатизма выражаются при преоб¬
ладании нормальных элементов. В главе 8 я иссле¬
435
государство: прошлое, настоящее и будущее
довал вопрос, в какой степени имеет место транс¬
национализация государства, взятого в плане
правительства плюс правительности в тени иерар¬
хии. Изучая в данной главе режимы чрезвычай¬
ных полномочий, я отмечал, как в настоящее время
эта транснационализация включает в себя не толь¬
ко чрезвычайные меры внутри страны, но и орга¬
низацию государства с исключительными/чрез-
вычайными полномочиями, пронизывающего
капиталистические государства и подавляюще¬
го большинство других государств либо в качестве
наступательной, либо в качестве оборонительной
меры на поле геополитики и геоэкономики. Обост¬
рение проблем национальной безопасности, эко¬
номические чрезвычайные ситуации и война с тер¬
роризмом иллюстрируют различным образом тот
принцип, что «народ, угнетающий другие народы,
не может быть свободен», что интеграция мирово¬
го рынка расширяет и обостряет противоречия ка¬
питализма и что контртерроризм может создавать
обратные эффекты, усиливающие терроризм и т. д.,
в виде порочной спирали.
Постдемократическое, авторитарное государ¬
ство с исключительными/чрезвычайными пол¬
номочиями, конструируемое в этих обстоятель¬
ствах, будет продолжать оставаться «наилучшей
возможной политической оболочкой» для хищни¬
ческого, основанного на господстве финансового
капитала режима накопления, даже если и даже
когда финансовый кризис позади. Дело в том, что,
как было отмечено выше, сохранение этого нового
блока в большой степени зависит от веберовских
трех форм политического капитализма. Чем даль¬
ше он будет сохраняться, тем более вредоносным
будет его воздействие на реальную экономику, про¬
цветание человечества и природную среду. Кри¬
зисы не порождают своих решений, но являются
объективно сверхдетерминированными элемента¬
ми субъективной неопределенности. Как они будут
436
9. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ...
разрешены, если вообще будут, зависит от соотно¬
шения сил в каждом случае. Характер и форма раз¬
решения определяют формы, в которых предстанут
последующие кризисы. Остается увидеть, могут ли
многие разрозненные формы сопротивления объ¬
единиться (горизонтально, вертикально и попереч¬
но), для того чтобы бросить успешный вызов этому
новому блоку, его основанному на господстве фи¬
нансового капитала режиму накопления и его «но¬
вой нормальной» форме государства, используя его
слабые места. Это потребует соединения экономи¬
ческой и политической власти таким образом, ко¬
торый «объявлен вне закона» демократическими
правилами игры, но который постоянно реализу¬
ется недемократическим образом новым трансна¬
циональным финансовым блоком.
ю. Будущее государств
и государственности
В ЭТОЙ книге был дан обзор некоторых клю¬
чевых тем в основных и неортодоксальных
подходах к государству с точки зрения мно¬
жества дисциплин. В ней также был представлен
четырехэлементный подход к государству, рас¬
сматриваемому как одну из форм территориа-
лизации политической власти; были заданы не¬
которые концептуальные рамки для изучения
основных формальных и содержательных харак¬
теристик государства и государственной власти;
даны комментарии относительно истории и ныне¬
шнего состояния государства. В то время как ана¬
лиз первоначального формирования государства
основывался на широком географическом диа¬
пазоне примеров, что отражает множественную
и дисперсную природу этого явления, анализ се¬
годняшнего государства в основном ограничивал¬
ся развитыми капиталистическими социальными
формациями и их формами правительств и пра-
вительности. Такой фокус исследования отража¬
ет специализацию автора, но также и характер
«мира государств» (Staatenwelt), в котором Соеди¬
ненные Штаты и Западная Европа по-прежнему
(хорошо это или нет) оказывают мощное воздей¬
ствие на общую динамику пестрого глобального
политического порядка. Но этот уклон при рас¬
смотрении селективностей государства также от¬
ражает и более общую слабость теоретизирования
о государстве.
439
государство: прошлое, настоящее и будущее
Европоцентрична ли теория государства?
Опыт Севера всегда слишком давлел над теорией
государства. Исторический социолог Чарльз Тил¬
ли полагал, что государство развилось в Западной
Европе и распространилось оттуда (Tilly 1992; Тил¬
ли 2009); и такое представление стало вполне ор¬
тодоксальным (cp. Lachmann 2010; Лахман 2019).
Оно отразилось в теории государства, особенно
в условиях тесной связи между политической фи¬
лософией, нормативной политической теорией
и развитием государства. Поэтому трудно оценить
релевантность теории государства для многих госу¬
дарств на полупериферии или периферии мирового
общества, которые с меньшей вероятностью будут
иметь «нормальные» (или буржуазно-демократи¬
ческие) формы капиталистического государства
и где вследствие этого более уместно изучать госу¬
дарства как «государства в капиталистических об¬
ществах» — исходя из того, что тот или иной из ше¬
сти веберовких способов ориентации на прибыль
является господствующей основой формальной
экономической организации,—-а не как случаи «ка¬
питалистического типа государства» (см. главу 4).
Это утверждение выглядит еще более верным, если
вспомнить о полиморфной природе государства:
государство может принимать различные формы
в соответствии с господствующими принципами
организации общества или в соответствии с наибо¬
лее неотложными проблемами, кризисами или иг-
gences (используя французский термин Фуко) в кон¬
кретных стечениях обстоятельств. С этим связана
и та проблема, что государства при развитом капи¬
тализме не могут быть изолированы от межгосу¬
дарственной системы, которая представляет собой
нечто большее, чем анархическую совокупность от¬
дельных территориальных государств. Она скорее
отражает их совместную эволюцию, их структурное
440
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
соединение и —что столь же важно и для теории,
и для практики —стратегические попытки различ¬
ных сил (часто прерванные, провальные и обрати¬
мые) по переупорядочиванию межгосударствен¬
ных отношений и переустройству иерархического
характера пестрой глобальной политической си¬
стемы при помощи силы, права, денег, информа¬
ции и иных государственных ресурсов (Willke 1997).
Одним словом, государства в развитых капитали¬
стических формациях отражают ту межгосудар¬
ственную систему, к которой принадлежат, также
как и более общую природу все еще возникающего
мирового общества.
Таким образом, неудивительно, что иные (и иным
образом связанные) экономические и политические
институты, как утверждают, характеризуют соци¬
альные формации Юга в сравнении с либерально¬
демократическими рыночными экономиками Се¬
вера. В Северо-Восточной Азии и в некоторых ча¬
стях Южной (Юго-Восточной) Азии эта дихотомия
отражена в исследовательских работах о девелоп-
менталистском государстве, а в Латинской Амери¬
ке и в некоторых частях Северной и Южной Аф¬
рики — в исследованиях зависимого капиталисти¬
ческого государства (Amin-Khan 2012; Canak 1984;
Ebenau 2012; Larrain 1986; McMichael 1996; Robinson
2012; Woo 1991). Это не просто вопрос незавершен¬
ной модернизации, который будет решен по мере
того, как отстающие экономики догонят и сойдут¬
ся на некоторой западной версии современного ка¬
питализма. В более общем плане многие государ¬
ства Юга описываются как исключительные (или не¬
демократические) режимы и в некоторых случаях
как несостоятельные государства или государства-
изгои. В настоящее время уже очевидно, что тре¬
тья или четвертая волна демократизации не ис¬
правила этого: несмотря на восторги и триумфаль¬
ные настроения неоконсерваторов и неолибералов
при крахе советского блока, различные «цветные
441
государство: прошлое, настоящее и будущее
революции», поддерживаемые и направляемые за¬
падными державами, вели в большинстве случаев
к зависимому капиталистическому развитию, а в не¬
которых случаях — к слабому государству. Подоб¬
ным образом народные восстания имели место в го¬
сударствах Ближнего Востока и Северной Африки
и в иных социальных формациях, но чаще всего
они оказались блокированы или обращены вспять
или привели (во время написания этой книги) к не¬
состоятельным государствам.
Это должно заставить нас задуматься, не являет¬
ся ли теория государства по сути европоцентрич-
ной, или же ее можно развивать в более универсаль¬
ном плане? Это особенно проблематично для тех
обществ, которые не имеют своих концепций госу¬
дарства в вестфальском смысле и мыслят имеющие¬
ся институты и конъюктурные проблемы политиче¬
ской власти глубоко встроенными в более широкую
социальную формацию.
Некоторые проблемы применения евроцен¬
тричных категорий и теорий к Югу можно про¬
иллюстрировать на основе анализа экономическо¬
го роста Восточной Азии. В конце 1990-х —- начале
2000-х гг. здесь преобладали три подхода: рыночно¬
центристский, девелопменталистский и культура-
листский. Первый тесно связан с неолиберальной
ориентацией политики Международного валют¬
ного фонда (МВФ) и Всемирного банка. Он осно¬
ван на неоклассической теории, утверждающей,
что «рынок занимает центральное место в эконо¬
мической жизни, а правительства играют мино¬
ритарную роль» (World Bank 1993: 82), и, следо¬
вательно, наиболее эффективное распределение
ресурсов возможно тогда, когда будет допущена
свободная игра рыночных сил и когда государство
будет играть минимальную роль в экономическом
развитии — роль ночного сторожа. Справедливо
отвергая идею о существовании единой восточ¬
ноазиатской модели экономического роста, Все¬
442
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
мирный банк утверждал, что во всех случаях го¬
сударства ловко опирались на сильные стороны
частного сектора. Основными механизмами здесь
были (i) добродетельный круг значительного объе¬
ма инвестиций, значительного экономического ро¬
ста и высокого уровня сбережений; (2) высокока¬
чественная рабочая сила и растущая численность
рабочей силы; (3) повышающаяся эффективность
производства на основе импорта иностранного ка¬
питала и технологий (World Bank 1993). Критикуя
этот подход, государствоцентричные исследования
утверждают, что «экономические чудеса» Восточ¬
ной Азии в решающей степени зависели от широ¬
кого и эффективного государственного вмешатель¬
ства, целенаправленной промышленной политики
и приоритета содержательных критериев состоя¬
ния экономики над формальной рациональностью
рыночных сил. Это государствоцентричное объяс¬
нение представляет собой второй подход. Третий
указывает на специфические культурные факто¬
ры, и одним из воплощений его является запутан¬
ная, слишком широко трактуемая идея «конфуци¬
анского капитализма» (хотя этот подход, конечно,
не сводится к ней). Ни один из этих подходов сам
по себе не является удовлетворительным, а вместе
они воспроизводят проблематичную концептуаль¬
ную триаду Просвещения «рынок — государство —
гражданское общество», которая часто совершенно
не подходит для анализа других социальных фор¬
маций. Эти подходы обязаны скорее европейскому
мышлению, чем особенностям Восточной Азии (ис¬
следования, затрагивающие некоторые из этих из¬
мерений, см. в H.J. Chang 2007; D. О. Chang 2009;
Chibber 2003; Evans 1995, 2011; Kang 2002; Kohli
2004; Mazzucato 2013; Routley 2014; Weiss 2013; Weiss
and Hobson 1995).
Проблема с этими подходами в том, что во¬
сточноазиатские общества не характеризуются
особой сферой рыночных сил, иерархически ор¬
443
государство: прошлое, настоящее и будущее
ганизованным и институционально отдельным
суверенным государством или буржуазным гра¬
жданским обществом. Рынки там тесно связаны
с сетями, контролирующими экономические, по¬
литические и социальные ресурсы; государства
институционально не выделены, но имеют размы¬
тые границы и могут быть организованы в виде
феодальных владений и иных видов сетей, на¬
деленных параллельной властью; гражданство
и индивидуализм связаны с коллективами, эт-
ничностью и т.д. Поэтому категории Просвеще¬
ния плохо подходят для понимания сложности
и взаимозависимости экономических и внеэконо¬
мических видов деятельности, организаций и ин¬
ститутов. Более того, есть также все основания
утверждать, что даже на Западе эти категории яв¬
ляются фетишистскими, и неадекватными, как по¬
казывает анализ полюсов роста, таких как Сили¬
коновая долина или «третья Италия», различных
форм управления, характеризующих так называе¬
мые разновидности капитализма, или семантиче¬
ского содержания общих понятий, таких как «во¬
енно-промышленный комплекс», «экономика,
основанная на знаниях», «сети глобальных горо¬
дов». Чтобы избежать этих проблем, следует рас¬
сматривать девелопменталистские государства
в контексте мирового рынка, межгосударствен¬
ной системы и возникновения мирового общества
в качестве горизонта действий.
Другой вопрос касается государств, которые
не разделяют многих из характеристик современ¬
ного государства (которое здесь включает девелоп¬
менталистские государства). На Ближнем Восто¬
ке, в Африке и Центральной Азии родственные
связи и племенная (трайбалистская) лояльность
часто значат больше, чем обычные институты со¬
временного государства или правдоподобные симу-
лякры таких институтов. В этих регионах государ¬
ства иногда функционируют клептократическим
444
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
образом, когда военные диктаторы, мафии и хищ¬
нические учреждения собирают дань или «награб¬
ленное» с местной, региональной, национальной
или международной торговли природными ресур¬
сами, например нефтью, рудой ниобия и тантала
и наркотиками. По-прежнему существуют некото¬
рые династические режимы, особенно Саудовская
Аравия и другие нефтяные монархии Ближнего Во¬
стока (о них см., например, Kostiner 2000; Gause III
2013). На Ближнем Востоке также широко распро¬
странилось религиозное возрождение, связанное
с возникающими национальными идентичностя¬
ми, многими из которых подкрепляют устремле¬
ния к независимой государственности (например,
шииты в Южном Ливане, палестинцы в секторе
Газа, курды, поделенные между четырьмя постое -
манскими государствами).
Во-первых, наряду с обычным исходным допу¬
щением о том, что государство включает в себя тер-
риториализацию политической власти, остается
множество не получивших ответа вопросов о фор¬
мах государства и межгосударственных отношени¬
ях, их функциональной необходимости или исто¬
рической случайности и их связи с более широкими
комплексами общественных отношений. Дела об¬
стоят так отчасти из-за склонности фокусировать¬
ся на одной или двух формах государства (напри¬
мер, вестфальского государства или веберовского
современного государства), как если бы они были
типичны для всех государств, или же вдаваться
в детальные этнографические или очень конкрет¬
ные исторические исследования, не поддающиеся
систематическому сравнению, построению и про¬
верке теорий. Во-вторых, с этой группой вопро¬
сов тесно связана (и подкрепляет их) внутренне
присущая государственному аппарату полиморфия
и многофункциональность. Государства создаются
для реализации очень разных экономических стра¬
тегий, государственных проектов и видений об¬
445
государство: прошлое, настоящее и будущее
щества, и важно интегрировать эту характеристи¬
ку в теории государства. Одним из значительных
следствий этого является то, что капиталистиче¬
ская природа государства не должна приниматься
как нечто само собой разумеющееся даже в тех об¬
ществах, где господствуют капиталистические от¬
ношения производства. В-третьих, остаются важ¬
ные вопросы относительно будущего государства
как ключевого институционального механизма
в сложных социальных формациях с продвиже¬
ниями вперед и отступлениями, трансформация¬
ми и возрождениями, меняющимися функциями
и новыми формами частно-государственного парт¬
нерства, которые продолжают оставаться очевид¬
ными. В-четвертых, хотя некоторые рассматрива¬
ют провалы государства как отклонение от нормы,
а другие — как внутренне присущую государству
тенденцию, важно дать более детальное описание
провалов государства и способностей государств
заниматься государственными реформами и мета¬
управлением (хороший обзор литературы по этой
теме см. в Taylor 2013). В-пятых, необходимы даль¬
нейшие исследования о надлежащих уровнях дей¬
ствий государства, управлении и метауправлении
по отношению к растущей сложности мирового
рынка, мировой политики и возникающего миро¬
вого общества. Здесь особую проблему представ¬
ляет незавершенный поиск нового уровня, кото¬
рый мог бы справиться и с малыми, и с большими
проблемами, стоящими перед современными об¬
ществами, или же новое утверждение националь¬
ного уровня. Эти процессы больше обсуждаются
на Севере, но влияют и на Юг. И наконец, учитывая
то, что государство больше не принимается в каче¬
стве само собой разумеющегося главного места по¬
литического действия, социальной солидарности
или этико-политического авторитета, присутству¬
ют важные вопросы, как вновь обосновать и вновь
легитимировать действия государства, как пере¬
446
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
строить их для того, чтобы они соответствовали
новым функциям, и как облегчить выполнение ста¬
рых и новых задач.
Куца идет государство?
Рассуждения об отдаленном будущем государства —
пустая затея, даже более пустая, чем попытки охва¬
тить «пестрое разнообразие сегодняшних госу¬
дарств» (см. ниже) в рамках единой теории. Вот
почему во введении к этой книге подчеркивалась
эвристическая необходимость, так же как и эври¬
стический потенциал подхода к анализу государ¬
ства по меньшей мере с шести различных теоре¬
тических точек зрения, и отмечалось, что каждая
из них может быть связана с несколькими различ¬
ными исходными позициями. Проведенный в по¬
следующих главах анализ придерживался этой
общей стратегии, но в процессе он также имел тен¬
денцию фокусироваться на капиталистическом
типе государства и государствах в капиталистиче¬
ском обществе. Причина этого в том, что ориен¬
тированное на прибыль, опосредованное рынком
накопление (связанное с различными формами по¬
литического капитализма) является господствую¬
щим принципом организации общества в мировом
масштабе и, следовательно, наиболее подходящим
исходным пунктом для анализа современного госу¬
дарства. Но это состояние не должно исключать —
и не исключает —других исходных пунктов при из¬
учении конкретных государств или конкретных
стечений обстоятельств. Более того, поступать так
очень важно для достижения полного понимания
полиморфического характера государств и государ¬
ственной власти.
Стратегически-реляционный подход (СРП), из¬
ложенный в предыдущих главах, также может быть
полезен для осмысления будущего государства,
447
государство: прошлое, настоящее и будущее
хотя и в плане настоящих будущих, а не будущих
будущих (об этом различии см. Adams and Groves
2007; Koselleck 1985; Luhmann 1982; Esposito 2011).
Здесь рассматривается то, что существует in poten-
На в государственных системах настоящего так,
как они организованы в настоящее время, в тени
накопления при господстве финансового капитала
и логики (национальной) безопасности во все бо¬
лее турбулентном и подверженном кризисам миро¬
вом порядке. Какие типы государств и какие фор¬
мы режимов могут последовать за постепенным
разложением, внезапным крахом или свержени¬
ем сегодняшнего государства и межгосударствен¬
ной системы, то есть вопрос о будущих будущих
сегодня является делом спекуляций, созревшим
для конкурирующих политических воображе¬
ний. О них, как отметил Никлас Луман, «един¬
ственная вещь, которую мы знаем о будущем, это
то, что оно будет отличным от настоящего» (Luh¬
mann 1998: 21). На важный принцип мышления
о настоящих будущих 140 лет назад указал Карл
Маркс в своей «Критике Готской программы», со¬
ставленной германской рабочей партией, руково¬
димой Фердинандом Лассалем. Программа была
переполнена отсылками к современному обществу
и современному государству. Маркс прокомменти¬
ровал это так:
«Современное общество» есть капиталистиче¬
ское общество, которое существует во всех ци¬
вилизованных странах, более или менее свобод¬
ное от примеси средневековья, более или менее
видоизмененное особенностями исторического
развития каждой страны, более или менее разви¬
тое. Напротив того, «современное государство»
меняется с каждой государственной границей.
В прусско-германской империи оно совершенно
иное, чем в Швейцарии, в Англии совершенно
иное, чем в Соединенных Штатах. «Современ¬
ное государство» есть, следовательно, фикция.
448
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Однако, несмотря на пестрое разнообразие их
форм, различные государства различных циви¬
лизованных стран имеют между собой то общее,
что они стоят на почве современного буржуазно¬
го общества, более или менее капиталистически
развитого. У них есть поэтому некоторые общие
существенные признаки. В этом смысле можно
говорить о «современной государственности»
в противоположность тому будущему, когда ото¬
мрет теперешний ее корень, буржуазное обще¬
ство (Marx 1989: 94-95; Маркс 1961: 27).
В этом свете можно рассуждать о соотношении
между современным обществом (то есть возни¬
кающим мировым обществом, в настоящее вре¬
мя организованным на основе господства логики
ориентированного на прибыль, опосредованного
рынком накопления со всеми его противоречия¬
ми, антагонизмами и кризисными тенденциями)
и «современным» государством (то есть форма¬
ми правительства плюс управления, организован¬
ного в тени иерархии, которые вместе составля¬
ют мир государств) (см. главу 8). Относительно
первого мы должны рассматривать основные ма¬
кротенденции; относительно последнего необхо¬
димо сосредоточивать внимание на тех четырех
элементах и шести измерениях государства, кото¬
рые являются конститутивными для политической
системы, а не на более случайном и меняющем¬
ся характере политического процесса или тонких
деталях политического курса, принимая во вни¬
мание все то место, которое в политическом про¬
цессе и политическом курсе занимают случайные
события, причуды партийной политики и обще¬
ственных движений на политической сцене, ошиб¬
ки в политическом процессе и курсе, эксперимен¬
тирование методом проб и ошибок и т.д. Эрнст
Блох утверждал, что Маркс мало интересовался
романтическим заглядыванием в глубины серд¬
ца или длительными, занимающими много време¬
449
государство: прошлое, настоящее и будущее
ни и абстрактными частными спекуляциями о воз¬
можных будущих утопиях. Напротив, его критика
выявляла
все более остро тайники, разломы, трещины
и контрасты в объективно существующей эконо¬
мике... Абстрактные утопии занимали девять де¬
сятых описания Государства будущего и лишь
одну десятую занимало критическое, часто все¬
го лишь негативное рассмотрение настоящего.
Их цель, конечно, оставалась яркой и жизнен¬
ной, но путь к ней, насколько он вообще про¬
сматривался в имеющихся обстоятельствах, оста¬
вался скрытым. Маркс посвятил более девяти
десятых своих текстов критическому анализу на¬
стоящего и отвел совсем мало страниц описани¬
ям будущего (Bloch 1986b: 620).
В духе этого можно указать на четыре макротен¬
денции, которые будут ограничивать развитие ве¬
дущих капиталистических государств: 11) усиление глобальных, региональных и локаль¬
ных экологических кризисов из-за приоритета
накопления капитала, соперничества между на¬
циональными государствами или фракциями ка¬
питала по поводу того, как справляться с этими
кризисами, и конфликтов Севера и Юга с их по¬
следствиями для экологической безопасности,
войн за ресурсы, несостоятельных государств,
общественного недовольства, климатических бе¬
женцев и т.д. (Hamilton, Gemmene, and Bonneuil
2015; Klare 2001, 2012; Le Billon 2005; Moore 2015a,
2015b; Smith 2013; Global Commission on the Eco¬
nomy and Climate 2014);
2) усиление противоречий, кризисных тенденций
и антагонизмов в мировой экономике, включая
растущую поляризацию богатства и доходов; из¬
быточное население и растущую ненадежность
доходов у подчиненных классов (Chase-Dunn
450
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
and Lawrence 2011а, 2011b; Harvey 2005; Харви
2007; Eisner 2012; Standing 2011; Стэндинг 2014);
3) продолжающийся относительный экономи¬
ческий и политический упадок Соединенных
Штатов как глобального гегемона приведет
к усилению попыток обеспечить «всестороннее
господство» при помощи расширения аппара¬
та национальной безопасности и аппарата вну¬
тренней безопасности, усилению вмешательства
за рубежом и полувоенного полицейского кон¬
троля внутри страны, а также все виды ответной
реакции, особенно по мере того, как Китай ведет
свою давнюю войну геополитического и геоэко-
номического позиционирования, регионально¬
го и глобального, и консолидирует путем сотруд¬
ничества с Россией свою зарождающуюся силу
в евразийском регионе (Boukalas 2014а; Engdahl
2009; Escobar 2015; Jessop 2011; Li 2008; McNally
2012; Patomaki 2008);
4) усиление международных, транснациональных
и наднациональных властных механизмов и ре¬
жимов управления, которые служат интересам
транснационального капитала и маргинализуют
гражданское общество (Gill 1995, 2011; Overbeek
and van Apeldoorn 2012; Stephen 2014).
На этом основании можно говорить о том, что на¬
стоящее будущее государственности не предпола¬
гает конца государства как особой формы террито-
риализации политической власти, но будут иметь
место более сложные формы многопространствен¬
ного метауправления, организованного в тени на¬
циональных и региональных государств (см. гла¬
вы 7 и 8). Растущая напряженность между логикой
дифференцированного накопления, особенно
в тени неолиберальных, основанных на господ¬
стве финансового капитала институтов и страте¬
гий в глобальном масштабе, и противоречивыми,
многомерными и часто ведущими к игре с нуле¬
451
ГОСУДАРСТВО: ПРОШЛОЕ, НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ
вой суммой требованиями безопасности будет вести
к дальнейшей эрозии формально-демократических
институтов и содержательных демократических
практик. Причем эта эрозия будет сопровождаться
усилением тенденций в направлении авторитарно¬
го этатизма с более решительным поворотом к ми¬
литаризации и созданию полувоенных формирова¬
ний, а также значительно усиленного «государства
сверхнадзора».
Различные тенденции, которые выявил Пу-
ланцас в своем анализе авторитарного этатизма
(см. главу 9), стали более выраженными в каче¬
стве реакции на нарастающий политический кри¬
зис во властном блоке, кризис представительства
в политической системе, кризисы легитимности
и государства, связанные с двойным провалом по¬
слевоенного интервенционистского государства
и неолиберального поворота, и растущий вызов
примату национального территориального госу¬
дарства перед лицом глобализации. Следует осо¬
бенно отметить продолжающийся упадок парла¬
мента и верховенства права, растущую автономию
исполнительной власти, рост важности властных
полномочий президента или премьер-министра,
укрепление авторитарных, плебисцитарных пар¬
тий, которые в основном служат представитель¬
ству государства среди народных масс [а не наобо¬
рот], и, что было в некоторой степени упущено
Пуланцасом, медиатизацию политики, когда сред¬
ства массовой информации играют все большую
роль в формировании политических воображений,
программ и дискуссий. Более сильный упор на во¬
просы национальной безопасности и превентивный
полицейский контроль, связанный с так называе¬
мой войной с террором внутри страны и за рубе¬
жом, усилил наступление на права человека и гра¬
жданские свободы. В развитых капиталистических
государствах будет и дальше идти переход от на¬
циональных государств всеобщего благосостояния
452
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
к более постнациональным режимам трудовых по-
србий и усиление нынешних тенденций к длитель¬
ному сохранению государств жесткой экономии
(Jessop 2002, 2015с). Стабильные государства по-
лупериферии могут развить тенденцию к установ¬
лению режимов, стимулирующих искать работу
в ответ на растущее потребление среднего класса
и в качестве компенсации за растущую ненадеж¬
ность доходов среди подчиненных классов, вклю¬
чая перемещенное сельское население.
Будет также иметь место дальнейшее давление
со стороны транснационального капитала, направ¬
ленное на защиту его интересов на всех уровнях
или масштабах власти и управления по мере даль¬
нейшего развертывания нового конституционализ¬
ма и большей интеграции аппаратов —военных, по¬
лицейских и кибербезопасности. Здесь я должен
одобрить предвидения, содержащиеся в проведен¬
ном Пуланцасом анализе авторитарного этатиз¬
ма, и подтвердить их рассуждениями, выходящими
за рамки критики политической экономии и вклю¬
чающими критику политической экологии. Но это
не означает уступок мантре TINA (there is no alterna¬
tive—«альтернативы нет»), это делается, чтобы вы¬
явить разломы и трения, создающие пространство
для альтернатив.
Куда идет теория государства?
В завершение я приведу семь общих тезисов о го¬
сударстве, а затем выскажу свои предположения
о наиболее перспективных темах дальнейшего на¬
учного поиска. Эти предложения связывают между
собой некоторые аргументы в предшествующих
главах и выявляют более общие следствия из СРП
для государства и государственной власти.
Во-первых, государство должно анализировать¬
ся и как сложный институциональный ансамбль
453
государство: прошлое, настоящее и будущее
со своими способами расчетов и процедурами дей¬
ствий, и как место политических практик, стре¬
мящихся использовать его различные институ¬
ты и возможности для конкретных целей. Вместо
того чтобы пытаться определить ядро государ¬
ства в априорных категориях, необходимо изучить
то, как устанавливаются его границы при помощи
особых практик внутри и за пределами государ¬
ства. Более того, выявление этого ядра не означа¬
ет ни того, что государство этим исчерпывается,
ни того, что это ядро (не говоря уже о расширен¬
ном государстве) является единым, унитарным,
цельным ансамблем или агентом. Границы госу¬
дарства и его относительное единство в качестве
ансамбля или агента все больше зависят от обстоя¬
тельств. Это доказывает необходимость изучения
различных проектов и практик, наполняющих го¬
сударство относительным институциональным
единством и способствующих его согласованности
с более широким обществом. Часто обнаруживает¬
ся несколько соперничающих возникающих госу¬
дарств, отражающих конкурирующие государствен¬
ные проекты, не имеющие общей согласованности
с действиями государственной системы.
Во-вторых, рассматриваемое в качестве инсти¬
туционального ансамбля, а не реального (или фик¬
тивного) субъекта, государство не осуществляет
власть (и не может этого делать). Оно включает
ансамбль центров, предоставляющих различным
силам, внутренним и внешним, неравные шансы
действовать для достижения различных полити¬
ческих целей. Поэтому действует не государство:
это всегда конкретные группы политиков и госу¬
дарственных служащих, находящиеся в различных
частях государственной системы. Но политические
силы не существуют независимо от государства:
они формируются отчасти его формами предста¬
вительства, его внутренней структурой и его фор¬
мами вмешательства. Именно последние активи¬
454
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
руют специфические полномочия и возможности
государства, заложенные в его конкретных инсти¬
тутах и учреждениях. Следует также изучать раз¬
личные потенциальные структурные способно¬
сти или возможности государства (и то и другое
во множественном числе), заложенные в государ¬
стве как институциональном ансамбле. Более того,
хотя государственная система действительно име¬
ет свои особые ресурсы и возможности, она также
имеет свои особые слабости, так же как и потреб¬
ность в ресурсах, производимых где-либо в другом
месте в его окружающей среде. Насколько далеко
и в каких отношениях эти возможности (и любые
связанные с ними слабости) будут реализованы, за¬
висит от действия, реакции и взаимодействия кон¬
кретных общественных сил, находящихся как вну¬
три, так и за пределами этого сложного ансамбля.
Осуществление возможностей государства зависит
от структурных связей между государством и охва¬
тывающей его политической* системой, стратеги¬
ческих уз между государственными управленцами
и другими политическими силами и сложной пау¬
тины взаимозависимостей и социальных сетей, со¬
единяющих государство и политическую систему
с их более широким окружением. И, как и во всех
случаях социального действия, существуют неосо¬
знаваемые условия, влияющие на успех или про¬
вал применения государственной власти, так же
как и их непредвиденные последствия. Одним
словом, государственная власть есть сложное об¬
щественное отношение, отражающее меняющееся
соотношение социальных сил в определенных об¬
стоятельствах.
В-третьих, адекватное описание государства мо¬
жет быть разработано только как часть теории об¬
щества. Его структурные возможности и способ¬
ности невозможно понять, фокусируясь на одном
только государстве, даже принимая допущение
о том, что его институциональные границы могут
455
государство: прошлое, настоящее и будущее
быть точно определены. Это не означает, что го¬
сударство не имеет особых свойств и поэтому мо¬
жет быть полностью выведено из других факторов
и сил и объяснено ими, поскольку, однажды исто¬
рически сложившись и имея свои отличительные
формы организации и методы расчетов, государ¬
ство действительно обретает собственную логику.
Это означает, что при всей своей институциональ¬
ной отделенности и операциональной автономии
государство встроено не только в более широкую
политическую систему, но и в более широкую при¬
родную и социальную среду. Возможности государ¬
ства и, следовательно, реализация и воздействие
государственной власти всегда условны и реляци¬
онны.
В-четвертых, если четвертым элементом государ¬
ства (в рамках предложенного в этой книге подхода)
является идея государства, то есть его мистифици¬
рующая озабоченность иллюзорным общим интере¬
сом разделенного общества, и если государственная
власть концентрирует и конденсирует властные от¬
ношения в обществе в целом, государство можно по¬
нять, только изучая возникновение проектов обеспе¬
чения общего интереса и соотнося их с меняющимся
соотношением сил за пределами государства, также
как и в нем самом. Однако, в то время как государ¬
ство является основным местом конструирования
«иллюзорного сообщества», задающего ориентиры
для формирования общей воли, политическое во¬
ображение всегда селективно и неизбежно маргина¬
лизует некоторые воли и интересы. Это особое поле
для критики идеологии.
В-пятых, современные общества настолько ком¬
плексны и дифференцированы, что никакая под¬
система не может быть структурной «детерминан¬
той в последней инстанции»; никакая организация
также не может формировать вершину единой ко¬
мандной иерархии, правление которой распростра¬
няется повсюду. Вместо этого существует множе-
456
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
стзо различных подсистем и еще больше центров
власти. Многие из них развились до такой степе¬
ни, что выходят из-под прямого контроля внешних
сил, включая и государство. Но каждый тем це ме¬
нее включен в сложные отношения функциональ¬
ной и ресурсной взаимозависимости с другими под¬
системами и также сталкивается с той проблемой,
что не может прямо контролировать действия дру¬
гих подсистем в своем окружении. Это порождает
парадокс, в котором современные общества прояв¬
ляют и растущую независимость, и растущую взаи¬
мозависимость своих частей.
В-шестых, государство есть высшее воплощение
этого парадокса. С одной стороны, оно есть все¬
го лишь один институциональный ансамбль среди
других в рамках общественной формации; с дру¬
гой, его отличительной характеристикой являет¬
ся общая ответственность в последней инстанции
за управление взаимозависимостью других инсти¬
туциональных ансамблей и поддержание сплочен¬
ности формации, частью которой оно является. Бу¬
дучи и частью, и целым общества, оно постоянно
получает запросы разнообразных социальных сил
по разрешению проблем общества и не менее посто¬
янно обречено порождать «фиаско государства»,
поскольку многие проблемы находятся совершенно
вне его контроля и могут быть даже усугублены по¬
пытками вмешательства. Однако в качестве одного
институционального порядка среди других оно мо¬
жет действовать только посредством своих инсти¬
тутов, организаций и процедур. Поэтому, хотя госу¬
дарство уполномочено делать и проводить в жизнь
коллективно обязывающие решения, его действия
в этом отношении являются особой, селективной
концентрацией и конденсацией борьбы в рамках
политической системы в целом. И успех этих реше¬
ний зависит от условий и сил за пределами его пря¬
мой досягаемости. В этом смысле успех государства
зависит от его интеграции в исторический блок, ха-
457
государство: прошлое, настоящее и будущее
растеризующийся необязательным, социально кон¬
ституируемым и дискурсивно воспроизводимым
относительным единством. Такой исторический
блок мог бы возникнуть из эволюционного струк¬
турного соединения различных институциональ¬
ных порядков и воздействия разнообразных стра¬
тегических проектов, нацеленных на привнесение
определенного соответствия. Он вполне мог бы от¬
ражать первенство одного из институциональных
порядков, достигшего наивысшей степени опера¬
циональной автономии в рамках децентрализован¬
ной социальной формации.
В-седьмых, многие различия среди теорий го¬
сударства коренятся в противоположных подхо¬
дах к различным структурным и стратегическим
моментам этого парадокса. Попытки понять об¬
щую логику (или, возможно, нелогичность) это¬
го парадокса могут дать продуктивный исходный
пункт для разрешения некоторых из этих разли¬
чий и облегчения более всеобъемлющего анали¬
за стратегически-реляционного характера госу¬
дарства в полицентричной социальной формации.
Отсюда следует, что адекватная теория государства
может быть создана только как часть более широ¬
кой теории общества. Именно здесь обнаруживает¬
ся множество неразрешенных проблем теории го¬
сударства.
Если принять эти общие тезисы всерьез, то из¬
учение государства должно будет следовать в тан¬
деме с более общей теоретической и эмпирической
разработкой темы структурирования общественных
отношений. Поэтому, если теоретики государства
продолжат считать своим предметом государство,
это не должно предполагать, что они принима¬
ют реифицированную, фетишистскую концеп¬
цию государства. Напротив, это должно означать,
что в общем контексте исследования, затрагиваю¬
щего диалектику структуры и стратегии, их кон¬
кретным исследовательским интересом является
458
10. БУДУЩЕЕ ГОСУДАРСТВ И ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
государственная власть. Зто предполагает иссле¬
дование двух основных тем. С одной стороны, тео¬
ретики государства будут фокусироваться на тех
особых путях, которыми конкретный институцио¬
нальный и организационный ансамбль, идентифи¬
цированный как государство, конденсирует й мате¬
риализует отношения социальной власти; с другой
стороны, они будут изучать то, как политическое
воображение (в котором идеи о государстве игра¬
ют важнейшую ориентирующую роль) формулиру¬
ется, мобилизует общественные силы вокруг кон¬
кретных проектов и находит выражение в сфере
государства.
Библиография
Агамбен, Дж. (2011) Homo sacer. Чрезвычайное положение. Homo sa-
сег. Европа: Москва.
Альтюссер, Л. (2011) Идеология и идеологические аппараты го¬
сударства (заметки для исследования). Неприкосновен¬
ный запас: дебаты о политике и культуре. №3 (77) (май-
июнь), с. 14-58.
Андерсон, Б. (2001) Воображаемые сообщества: размышления об ис¬
токах и распространении национализма. Канон-пресс-Ц;
Кучково поле: Москва.
Андерсон, П. (1991) Размышления о западном марксизме; На путях
исторического материализма. Интер-Версо: Москва.
Андерсон, П. (2007) Переходы от античности к феодализму. Тер¬
ритория будущего: Москва.
Андерсон, П. (2010) Родословная абсолютистского государства. Тер¬
ритория будущего: Москва.
Арриги, Дж. (2006) Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки
нашего времени. Территория будущего: Москва.
Бадью, А. (2005) В высшей степени умозрительные рассужде¬
ния о концепте демократии. В Бадью, А. Мета/полити-
ка: можно ли мыслить политику? Краткий трактат по ме¬
таполитике. Издательство «Логос»: Москва, с. 162-178.
Балибар, Э. (2004) Национальная форма: история и идеология.
В: Балибар, Э., Валлерстайн, И. Раса, нация, класс. Дву¬
смысленные идентичности. Издательство «Логос»: Москва,
с. 103-124.
Бентам, И. (1998). Введение в основания нравственности и законода¬
тельства. РОССПЭН: Москва.
Бек, У. (2007) Власть и ее оппоненты в эпоху глобализации. Новая по¬
литическая экономия. Прогресс-Традиция: Москва.
Бродель, Ф. (1986) Материальная цивилизация, экономика и капи¬
тализм. XV-XVIII вв. Т. 1. Структуры повседневности: воз¬
можное и невозможное. Прогресс: Москва.
Бродель, Ф. (1988) Материальная цивилизация, экономика и капи¬
тализм. XV-XVIII вв. Т. 2. Игры обмена. Прогресс: Москва.
460
БИБЛИОГРАФИЯ
Бродель, Ф. (1992) Материальная цивилизация, экономика и капи¬
тализм. XV—XVIII вв. Т. 3. Время мира. Прогресс: Москва.
Бурдье, П. (1999) Дух государства: генезис и структура бюро¬
кратического поля. В: SA.’g8 Поэтика и политика. Альма¬
нах Российско-французского центра социологии и философии
Института социологии Российской Академии наук. Инсти¬
тут экспериментальной социологии: Москва; Алехейя:
Санкт-Петербург, с. 125-166.
Бурдье, П. (2016) О государстве: курс лекций в Коллеж де Франс
(ig8g-igg2). Издательский дом «Дело» РАНХиГС: Москва.
ван Кревельд, М. (2006) Расцвет и упадок государства. ИРИСЭН:
Москва.
Вебер, М. (1990) Политика как призвание и профессия. В М. Ве¬
бер. Избранные сочинения. Прогресс: Москва, с. 643-706.
Вебер, М. (2003) Политические работы, i8g$-igig. Праксис:
Москва.
Вебер, М. (2016) Хозяйство и общество. Т. 1. Издательский дом
Высшей школы экономики: Москва.
Гегель, Г.В.Ф. (2000). Феноменология духа. Наука: Москва.
Геллнер, Э. (1991) Нации и национализм. Прогресс: Москва.
Гершенкрон, А. (2015) Экономическая отсталость в исторической
перспективе. Издательский дом «Дело» РАНХиГС: Москва.
Гильфердинг, Р. (1924) Финансовый капитал. Госиздат: Москва.
Грамши, А. (1959) Избранные произведения в 3-х т. Т. 3. Тюремные
тетради. Издательство иностранной литературы: Москва.
Грамши, А. (1991) Тюремные тетради в трех частях. 4.1. Поли¬
тиздат: Москва.
Делёз, Ж., Гваттари, Ф. (2007) Анти-Эдип: Капитализм и шизофре¬
ния. У-Фактория: Екатеринбург.
Дюверже, М. (2002) Политические партии. Академический про¬
ект: Москва.
Ел линек, Г. (2004) Общее учение о государстве. Юридический
центр Пресс: Санкт-Петербург.
Карлейль, Т. (2008) Герои, почитание героев и героическое в исто¬
рии. Эксмо: Москва.
Крауч, К. (2010) Постдемократия. Издательский дом ГУ —ВШЭ:
Москва.
Латур, Б. (2014) Пересборка социального: введение в акторно-сете-
вую теорию. Издательский дом Высшей школы экономи¬
ки: Москва.
Лахман, Р. (2019) Государства и власть. Издательский дом «Дело»
РАНХиГС: Москва.
Лефевр, А. (2015) Производство пространства. Strelka Press:
Москва.
461
государство: прошлое, настоящее и будущее
Ленин, В. И. (1974) Государство и революция. В: В. И. Ленин.
Полное собрание сочинений. Т. 33. Издательство политиче¬
ской литературы: Москва, с. 1-120.
Линдблом, Ч. (2005) Политика и рынки. Политико-экономические
системы мира. Институт комплексных стратегических ис¬
следований: Москва.
Лукач, Г. (2003) История и классовое сознание. Дргос-Альтера:
Москва.
Луман, Н. (2005) Реальность массмедиа. Праксис: Москва.
Манн, М. (2018а) Источники социальной власти. Т. 1. История
власти от истоков до 1760 года н. э. Издательский дом
«Дело» РАНХиГС: Москва.
Манн, М. (20186) Источники социальной власти. Т. 2. Становление
классов и наций-государств, 1760-^14 годы. Издательский
дом «Дело» РАНХиГС: Москва.
Манн, М. (20i8b) Источники социальной власти. Т. 3. Глобальные
империи и революция, i8go-ig4$. Издательский дом «Дело»
РАНХиГС: Москва.
Манн, М, (2018т) Источники социальной власти. Т. 4. Глобализации,
ig45~20ii. Издательский дом «Дело» РАНХиГС: Москва.
Маркс, К., Энгельс, Ф. (1955) Немецкая идеология. В: К. Маркс
и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 3. Государственное издатель¬
ство политической литературы: Москва.
Маркс, К., Энгельс, Ф. (1957) Манифест Коммунистической пар¬
тии. В: К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 4. Государ¬
ственное издательство политической литературы: Москва.
Маркс, К. (1955) К критике гегелевской философии права.
В: Маркс, К. и Ф Энгельс. К критике гегелевской филосо¬
фии права, К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 1. Государ¬
ственное издательство политической литературы: Москва.
Маркс, К. (1956) Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.
В: К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 7. Государственное
издательство политической литературы: Москва.
Маркс, К. (1957) Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта.
В: К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 8. Государствен¬
ное издательство политической литературы: Москва.
Маркс, К. (1958) Правление преторианцев. В: К. Маркс и Ф. Эн¬
гельс, Сочинения. Т. 12. Государственное издательство по¬
литической литературы: Москва.
Маркс, К. (1960а) Предисловие к первому изданию “Капитала”.
В: К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 23. Государствен¬
ное издательство политической литературы: Москва.
Маркс, К. (19606) Капитал. Критика политической экономии.
Т. III. В: К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 23. Государ¬
ственное издательство политической литературы: Москва.
462
БИ БЛ ИОГРАФИЯ
Маркс, К. (1961) Критика Готской программы. В: К. Маркс
и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 19. Государственное издатель¬
ство политической литературы: Москва
Маркс, К. (1962) Капитал. В: К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения.
Т. 25. Ч. II. Государственное издательство политической
литературы: Москва.
Най, Дж. (2006) Гибкая власть. Как добиться успеха в мировой поли¬
тике. Фонд социо-прогностических исследований «Трен¬
ды»: Новосибирск, Москва.
Ницше, Ф. (199°) К генеалогии морали. В: Ф. Ницше. Сочинения
в 2 т.Т. 2. Мысль: Москва, с. 407-524.
Пашуканис, Е. Б. (1985) Общая теория права и марксизм.
В: Е. Б. Пашуканис. Избранные произведения по общей тео¬
рии права и государства. Наука: Москва.
Пшеворский, А. (2000) Демократия и рынок: политические и эко¬
номические реформы в Восточной Европе и Латинской Амери¬
ке. РОССПЭН: Москва.
Ренан, Э. (1902) Что такое нация? В: Э. Ренан. Собрание сочине¬
ний в 12-ти томах. Т.6. Издательство Б. К. Фукса: Киев.
Руссо, Ж.-Ж. (1969а) О политической экономии. В: Ж.-Ж. Руссо.
Трактаты. Наука: Москва.
Руссо, Ж.-Ж. (19696) Об общественном договоре. В: Ж.-Ж. Рус¬
со. Трактаты. Наука: Москва.
Сиоран, Э. (2003) Искушение существованием. Республика; Па¬
лимпсест: Москва.
Скотт, Дж. (2005) Благими намерениями государства. Университет¬
ская книга: Москва.
Скотт, Дж. (2017) Искусство быть неподвластным. Анархическая
история высокогорий Юго-Восточной Азии. Новое издатель¬
ство: Москва.
Скочпол, Т. (2017) Государства и социальные революции: сравни¬
тельный анализ Франции, России и Китая. Издательство
Института Гайдара: Москва.
Стэндинг, Г. (2014). Прекариат. Новый опасный класс. Ad Margi-
nem: Москва.
Тешке, Б. (2011) Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание со¬
временных международных отношений. ГУ—ВШЭ: Москва.
Тилли, Ч. (2009) Принуждение, капитал и европейские государства.
ggo-igg2 гг. Территория будущего: Москва.
Фуко, М. (1999) Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы.
Ad Marginem: Москва.
Фуко, М. (2010) Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных
в коллеж де Франс в igy8-igyg учебном году. Наука: Санкт-
Петербург.
463
государство: прошлое, настоящее и будущее
Фуко, М. (2011) Безопасность, территория, население. Курс лекций,
прочитанных в Коллеж де Франс в igjj-igj8 учебном году.
Наука: Санкт-Петербург.
Фридман, Т. (2007) Плоский мир. Краткая история XXI века. ACT:
Москва.
Фридман, Т. (2011) Жаркий, плоский, многолюдный. Кому нужна
«зеленая революция» и как нам реконструировать Америку.
ACT: Москва.
Фукуяма, Ф. (2004а) Доверие: социальные добродетели и путь к про¬
цветанию. ACT: Москва.
Фукуяма, Ф. (20046) Конец истории и последний человек. ACT:
Москва.
Фукуяма, Ф. (2009) Сильное государство. ACT: Москва.
Фукуяма, Ф. (2015) Государственный порядок. ACT: Москва.
Хабермас, Ю. (2010) Проблема легитимации позднего капитализ¬
ма. Праксис: Москва.
Хабермас, Ю. (2016) Структурное изменение публичной сферы. Весь
мир: Москва.
Хантингтон, С. (2003) Столкновение цивилизаций. ACT: Москва.
Харви, Д. (2007) Краткая история неолиберализма. Актуальное про¬
чтение. Поколение: Москва.
Хардт, М. и А. Негри. (2004) Империя. Праксис: Москва.
Хомский, Н. (2003) Государства-изгои. Право сильного в мировой по¬
литике. Логос: Москва.
Шмитт, К. (2000а) Духовно-историческое состояние современ¬
ного парламентаризма. В К. Шмитт. Политическая теоло¬
гия: Сборник. КАНОН-Пресс-Ц: Москва, с. 155-258.
Шмитт, К. (20006) Политическая теология. В: К. Шмитт. Полити¬
ческая теология: Сборник. КАНОН-Пресс-Ц: Москва, с. 7-98.
Шмитт, К. (2005) Диктатура. От истоков современной идеи су¬
веренитета до пролетарской классовой борьбы. Наука:
Санкт-Петербург.
Шмитт, К. (2008) Номос Земли в праве народов Jus publicum Euro-
раеит. Владимир Даль: Санкт-Петербург.
Штрик, В. (2019) Купленное время. Отсроченный кризис демокра¬
тического капитализма. Издательский дом НИУ ВШЭ:
Москва.
Элиас, Н. (2001) О процессе цивилизации: Социогенетические и пси¬
хогенетические исследования. Т. 1-2. Университетская кни¬
га: Москва; Санкт-Петербург.
Энгельс, Ф. (1961) Происхождение семьи, частной собственности
и государства. В К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения. Т. 21.
Государственное издательство политической литерату¬
ры: Москва, с. 28-178.
464
БИБЛ ИОГРАФИЯ
Abrams, Р. (1988). Notes on the difficulty of studying the state. Jour¬
nal of Historical Sociology 1(1): 58-89.
Abu-Lughod, L. (1989). Before European Hegemony: The World Sys¬
tem A. D. 1250-1350. Oxford University Press: New York.
Adams, B. and Groves, C. (2007). Future Matters: Action, Knowledge,
Ethics. Brill: Leiden.
Adler, P. S. (2001). Market, hierarchy, and trust: The knowledge eco¬
nomy and the future of capitalism. Organization Studies 12 (2):
215-234.
Agamben, G. (2005). State of Exception. University of Chicago Press:
Chicago.
Agnew, J. and Corbridge, S. (1995). Mastering Space. Routledge: Lon¬
don.
Albert, M. (2005). Politik der Weltgesellschaft und Politk der Glo-
balisierung: Oberlegungen zur Emergenz von Weltstaatlich-
keit. In B.Heintz, R. Munch, and T. Hartmann (eds) Weltge¬
sellschaft: Theoretische Zugange und empirische Problemlagen. Zeit-
schriftfur Soziologie Sonderheft 34: 223-239.
Albert, M. and Brock, L. (1996). De-bordering the state: New spa¬
ces in international relations. New Political Science 35: 69-107.
Albo, G. and Fanelli, C. (2014). Austerity against democracy:
An authoritarian phase of neoliberalism? Socialist Project
Canada. At www.socialistproject.ca/documents/Austerity-
AgainstDemocracy.pdf.
Ali, T. (2002). The Clash of Fundamentalisms: Crusades, Jihads, and Mo¬
dernity. Verso: London.
Allegri, G. and Ciccarelli, R. (2014). What is the fifth estate? Open-
Democracy, 24 February. At https://www.opendemocracy.net/
can-europe-make-it/giuseppe-allegri-roberto-ciccarelli/what-
is-fifth-estate.
Almond, G. (i960). Introduction: A functional approach to politi¬
cal systems. In G. Almond and J. S. Coleman (eds), The Po¬
litics of Developing Areas. Princeton University Press: Prince¬
ton, pp.3-64.
ALTER-EU [Alliance for Lobbying Transparency and Ethics Regula¬
tion in the EU] (2010). Bursting the Brussels Bubble: The Battle
to Expose Corporate Lobbying at the Heart of the EU. ALTER-EU,
Brussels. At http://www.alter-eu.org/sites/default/files/docu-
ments/bursting-the-brussels-bubble.pdf.
Althusser, L. (1971) [1969]. Ideology and ideological state appa¬
ratuses (notes towards an investigation). In idem, Lenin
and Philosophy and Other Essays. New Left Books: London,
pp. 127-186.
Althusser, L. (2006). Philosophy of the Encounter: Later Writings 1578-87.
Verso: London.
465
государство: прошлое, настоящее и будущее
Altvater, Е. (1994). Operationsfeld Weltmarkt, oder Die Transforma¬
tion des souveranen Nationalstaats in den nationalen Wettbe-
werbsstaat. Prokla 24 (4): 517—547-
Amable, B. (2009). Structural reforms in Europe and the (incoheren¬
ce of institutions. Oxford Review of Economic Policy 25 (1): 17-39.
Amin-Khan, T. (2012). The PostColonial State in the Era of Capitalist Glo¬
balization: Historical, Political and Theoretical Approaches to State
Formation. Routledge: London.
Amitai-Preiss, R. and Morgan, D. O. (2000). The Mongol Empire audits
Legacy. Brill: Leiden.
Anderson, B. (1981). The Imagined Community. New Left Books: Lon¬
don.
Anderson, J. (1996). The shifting stage of politics: New mediaeval
and postmodern territorialities. Environment and Planning D:
Society and Space, 14: 133-153.
Anderson, P. (1974a). Lineages of the Absolutist State. New Left Books:
London.
Anderson, P. (1974b). Passages from Antiquity to Feudalism. New Left
Books: London.
Anderson, P. (1976). Considerations on Western Marxism. New Left
Books: London.
Andreski, S. (1968). Military Organization and Society. Routledge
and Kegan Paul: London.
Ansell, C. (2000). The networked polity: Regional development
in Western Europe. Governance 13 (2): 303-333.
Anter, A. and Breuer, S. (eds) (2007). Max Webers Staatssoziologie: Po-
sitionen und Perspektiven. Nomos: Baden-Baden.
Anthias, F. and Yuval-Davis, N. (eds) (1989). Woman-Nation-Sta¬
te. Macmillan: Basingstoke, UK. Apeldoorn, B. van (2002).
Transnational Capitalism and the Struggle over European Integra¬
tion. Routledge: London.
Archer, M.S. (2003). Structure, Agency and the Internal Conversation.
Cambridge University Press: Cambridge.
Arendt, H. (1956). Authority in the twentieth century. Review of Poli¬
tics 18 (4): 403-417-
Arrighi, G. (1994). The Long Twentieth Century: Money, Power and the Ori¬
gins of Our Times. Verso: London.
Axtmann, R. (2004). The state of the state: The model of the modern
state and its contemporary transformation. International Poli¬
tical Science Review 25 (3): 259-279.
Badie, B. and Bimbaum, P. (1983). The Sociology of the State. Universi¬
ty of Chicago Press: Chicago.
Badiou, A. (2005). A speculative disquisition on the concept of de¬
mocracy. In idem, Metapolitics. Verso: London, pp. 78-95.
466
БИБЛИОГРАФИЯ
Bagehot, W. (1963) [1867]. The English Constitution. Fontana: London.
Balasopoulos, A. (2012). Introduction: Intellectuals and the state:
Complicities, confrontations, ruptures. Occasion: Interdiscipli¬
nary Studies in the Humanities 3 (1): 1-34.
Balibar, E. (1990). The nation form: history and ideology. Review: Fer¬
nand Braudel Center 13 (2): 329-361.
Barak, G. (1991). Crimes by the Capitalist State: An Introduction to State
Criminality. SUNY Press: New York.
Barber, B. (1995)- Jihad vs McWorld: Terrorism's Challenge to Democracy.
Random House: New York.
Barfield, T.J. (2001). The shadow empires: Imperial state forma¬
tion along the Chinese-Nomad frontier. In C.M.Sinopoli
and T. N. D’Altroy (eds), Empires: Perspectives from Archaeo¬
logy and History. Cambridge University Press: Cambridge,
pp. 8-41.
Barkan, J. (2011). Law and the geographic analysis of economic globa¬
lization. Progress in Human Geography 35 (5): 589-607.
Barker, E. (1966). The Development of Public Services in Western Europe
1660-ig^o. Archon Books: Hamden, CT.
Barrow, C. W. (1993). Critical Theories of the State: Marxist, neoMarxist,
postMarxist. University of Wisconsin Press: Madison.
Barry, A. (2002). The anti-political economy. Economy and Society 31
(2) : 268-284.
Barry, B. (1965). Political Argument. Routledge and Kegan Paul: Lon¬
don.
Bartelson, J. (1995). A Genealogy of Sovereignty. Cambridge Universi¬
ty Press: Cambridge.
Bartelson, J. (2001). Critique of the State. Cambridge University Press:
Cambridge.
Bartelson, J. (2013). Sovereignty as Symbolic Form. Routledge: London.
Bashford, A. (2006). Global biopolitics and the history of world he¬
alth. History of the Human Sciences 19 (1): 67-88.
Bayart, P., Ellis, S., and Hibou, B. (eds) (2009). The Criminalization
of the State in Africa. Indiana University Press: Bloomington.
Beaulac, S. (2004). The Westphalian model in defining internatio¬
nal law: Challenging the myth. Australian Journal of Legal His¬
tory 8 (2): 181-213.
Beck, U. (2005). Power in the Global Age. Polity: Cambridge.
Beck, U. and Grande, E. (2007). Cosmopolitan Europe: Paths to Second
Modernity. Polity: Cambridge.
Beer, S. (1990). Recursion zero: Metamanagement. Systems Practice 3
(3) : 315-326.
Beland, D. and Cox, R. H. (eds) (2011). Ideas and Politics in Social Scien¬
ce Research. Oxford University Press: Oxford.
467
государство: прошлое, настоящее и будущее
Bell, S. and Hindmoor, А. (2009). Rethinking Governance: The Theo¬
ry of the State in Modem Society. Cambridge University Press:
Cambridge.
Bentham, J. (1970) [1789]. Introduction to the Principles^Morals and Le¬
gislation. Clarendon: Oxford.
Bentley, A. F. (1908). The Process of Government: A Study of Social Pressu¬
res. Universityof Chicago Press: Chicago.
Bernhardt, R. (ed.) (1989). Encyclopedia of Public International Law,
vol. 11: Law of the Sea, Air and Space. Elsevier: Amsterdam.
Bevir, M. (ed.) (2007). Encyclopedia of Governance. SAGE: London.
Bevir, M. (2010). Democratic Governance. Princeton University Press:
Princeton, NJ.
Biggs, M. (1999). Putting the state on the map: Cartography, territo¬
ry, and European state formation. Comparative Studies in Soci¬
ety and History 41 (2): 374-405.
Biller, P. (2000). The Measure of Multitude: Population in Medieval
Thought. Oxford University Press: Oxford.
Bloch, E. (1986a). The Principle of Hope, vol. 1. Blackwell: Oxford.
Bloch, E. (1986b). The Principle of Hope, vol. 2. Blackwell: Oxford.
Blockmans, W. P. (1978). A typology of representative institutions
in late medieval Europe. Journal of Medieval History 4 (2):
189-215.
Blockmans, W. P. (1996). The growth of nations and states in Europe
before 1800. European Review 4 (3): 241-251.
Blok, A. (1975). The Mafia of a Sicilian Village i86o-ig6o: A Study of Vio¬
lent Peasant Entrepreneurs. Harper Torch: New York.
Blum, W. (2001). Rogue State: A Guide to the World's Only Superpower.
Zed: London.
Blyth, M. and Katz, R. S. (2005). From catch-all politics to cartelisa¬
tion: The political economy of the cartel party. West European
Politics 28 (1): 33-60.
Borzel, T. and Risse, T. (2010). Governance without a state: Can it
work? Regulation and Governance 4 (2): 113-34.
Boldt, H., Conze, W., Haverkate, G., Klippel, D., and Koselleck, R.
(1992). Staat und Souveranitat. In O. Brunner, W. Conze,
and R. Koselleck (eds), Geschichtliche Grundbegriffe Histori-
sches Lexicon zur PolitischSozialen Sprache in Deutschland, vol. 6.
Klett-Colta: Stuttgart, pp. 1-154.
Bonney, R. (1995). Economic Systems and State Finance: The Origins
of the Modem State in Europe, 13th to 18th Centuries. Oxford
University Press: Oxford.
Boukalas, C. (2014a). Homeland Security, Its Law and Its State: A Design
of Powerfor the 21st Century. Routledge: London.
468
БИБЛИОГРАФИЯ
Boukalas, С. (2014b). No exceptions: Authoritarian statism: Agam-
ben, Poulantzas and homeland security. Critical Studies on Ter¬
rorism, 7(1): 112-130.
Bourdieu, P. (1994). Rethinking the state: Genesis and structure
of the bureaucratic field. Sociological Theory i2( 1): 1-18.
Bourdieu, P. (2014). On the State: Lectures at the College de /ranсe,
ig8g-igg2. Polity: Cambridge.
Bratsis, P. (2003). The construction of corruption, or rules of separa¬
tion and illusions of purity. Social Text 21: 1-33.
Bratsis, P. (2006). Everyday Life and the State. Anthem: London.
Braudel, F. (1975). Capitalism and Material Life: 1400-1800. Harper Co¬
lophon: New York.
Brennan, J. (2007). Dominating nature. Environmental Values 16 (4),
513-528-
Brenner, N. (2004). New State Spaces: Urban Restructuring and State
Rescaling in Western Europe. Oxford University Press: Oxford.
Bretthauer, L., Gallas, A., Kannankulam, J., and Stolty, I. (eds) (2011).
Reading Poulantzas. Merlin: London.
Breuer, S. (2014). Der charismatische Staat: Urspriinge und Friihformen
staatlicher Herrschafi. WBG: Darmstadt.
Brown, W. (1992). Finding the man in the state. Feminist Studies 18:
7-34-
Brubaker, R. (1992). Citizenship and Nationhood in France and Germany.
Harvard University Press: Cambridge, MA.
Bruff, I. (2013). The rise of authoritarian neoliberalism. Rethinking
Marxism 26 (1): 113-29.
Brunner, O. (1992). Land and Lordship: Structures of Governance in Me¬
dieval Austria. University of Pennsylvania Press: Philadelphia.
Bruyneel, K. (2007). The Third Space of Sovereignty: The Postcolonial Po¬
litics of US-Indigenous Relations. University of Minnesota Press:
Minneapolis.
Burkett, P. (1999). Marx and Nature: A Red and Green Perspective.
St Martin’s Press: New York.
Bussolini, J. (2010). What is a dispositive? Foucault Studies 10: 85-107.
Calhoun, C. (1995). Critical Social Theory: Culture, History, and the Chal¬
lenge of Difference. Blackwell: Oxford.
Callinicos, A. (2009). Imperialism and Global Political Economy. Poli¬
ty: Cambridge.
Campbell, В. B. and Brenner, A. D. (eds) (2000). Death Squads in Glo¬
bal Perspective. Palgrave Macmillan: Basingstoke, UK.
Canak, W. L. (1984). The peripheral state debate: State capitalist
and bureaucratic authoritarian regimes in Latin America. La¬
tin American Research Review 19 (1): 3-36.
469
государство: прошлое, настоящее и будущее
Canovan, М. (2004). The leader and the masses: Hannah Arendt
on totalitarianism and dictatorship. In P. Baehr and M. Rich¬
ter (eds), Dictatorship in History and Theory: Bonapartism, Caesa-
rism, and Totalitarianism. Cambridge University Press: Cam¬
bridge, pp. 241--260.
Canovan, M. (2005). The People. Polity: Cambridge.
Canovan, M. (2008). The people. InJ. S. Dryzek, B. Honig, and A. Phil¬
lips (eds), The Oxford Handbook of Political Theory. Oxford Uni¬
versity Press: New York, pp. 349-362.
Carlyle, T. (1908) [1840]. On Heroes and Hero Worship. James Fraser:
London.
Carneiro, R. L. (1981). The chiefdom: Precursor of the state. In G.Jo¬
nes and R. Kautz (eds), The Transition to Statehood in the New
World. Cambridge University Press: Cambridge, pp. 33-79.
Carroll, W. K. (2010). The Making of a Transnational Capitalist Class: Cor¬
porate Power in the 21st Century. Zed: London.
Castells, M. (1992). Four Asian tigers with a dragon head. In J. Hen¬
derson and R. P. Appelbaum (eds), States and Development
in the Pacific Rim. SAGE: London, pp. 33-70.
Castree, N. (2009). The spatio-temporality of capitalism. Time & So¬
ciety 18 (1): 26-61.
CEO [Corporate European Observatory] (2004). Lobby Planet Brussels:
The EU Quarter. CEO: Brussels.
CEO [Corporate European Observatory] (2011). Lobby Planet Brussels:
The EU Quarter, 2nd edn. CEO: Brussels.
Cerny, P. G. (1997). Paradoxes of the competition state: The dynamics
of political globalization. Government and Opposition 32 (2):
251-274.
Cerny, P. G. (2010). Rethinking World Politics: A Theory of Transnational
Neopluralism. Oxford University Press: Oxford.
Chang, D.O. (2009). Capitalist Development in Korea: Labour, Capital
and the Myth of the Developmental State. Routledge: London.
Chang, H.J. (2007). The East Asian Development Experience: The Mirac¬
le, the Crisis and the Future. Zed: London.
Chase-Dunn, C. and Lawrence, K. S. (2011a). The next three futures.
Part I: Looming crises of global inequality, ecological degra¬
dation, and a failed system of global governance. Global Soci-
ety 25 (2): 137-153.
Chase-Dunn, C. and Lawrence, K. S. (2011b). The next three futu¬
res. Part II: Possibilities of another round of US hegemony,
global collapse, or global democracy. Global Society 25 (3):
269-285.
Chibber, V. (2003). Locked in Place: StateBuilding and Late Industria¬
lization in India. Princeton University Press: Princeton, NJ.
470
БИБЛИОГРАФИЯ
Chilcote, R., Hadjiyannis, S., Lopez, F.A. Ill, Nataf, D., and Sam-
mis, E. (1990). Transition from Democracy to Dictatorship: Com¬
parative Studies of Spain, Portugal and Greece. Taylor & Fran¬
cis: New York.
Chomsky, N. (2001). Rogue States: The Rule of Force in World Affairs.
Pluto: London.
Chomsky, N. (2012). Occupy. Penguin: Harmondsworth, UK.
Cioran, E. M. (1975) [1949]. A Short History of Decay. Arcade: New York.
Claessen, H.J. M. and Skalnik, P. (1978). The early state: Theories
and hypotheses. In eidem (eds), The Early State. Mouton:
The Hague, pp.3-29.
Clark, C. and Lemco, J. (1988): The strong state and development:
A growing list of caveats. Journal of Developing Societies 4 (1):
1-8.
Clark, J. and Jones, A. (2012). After ‘the collapse’: Strategic selecti¬
vity, Icelandic state elites and the management of European
Union accession. Political Geography 31: 64-72.
Clarke, S. (1977). Marxism, sociology, and Poulantzas’s theory
of the state. Capital & Class 2: 1-31.
Coleman, J. (1990). Foundations of SocialTheory. Belknap Press: Cam¬
bridge, MA.
Collinge, C. (1999)- Self-organization of society by scale: A spatial
reworking of regulation theory. Environment and Planning D:
Society and Space 17 (5): 557-574.
Connolly, W. E. (ed.) (1969). Pluralism in Political Analysis. Atherton:
New York.
Connolly, W. E. (1983). The Terms of Political Discourse, 2nd edn. Prin¬
ceton University Press: Princeton.
Connolly, W. E. (2005). Pluralism. Duke University Press: Durham,
NC. Cook, T. E. (2005). Governing with the News: The News Me¬
dia as a Political Institution, 2nd edn. University of Chicago
Press: Chicago.
Costa, O. and Magnette, P. (2003). The European Union as a con¬
sociation? A methodological assessment. West European Poli¬
tics 26 (3): 1-18.
Coulson, A. (1997). Transaction cost economics and its implications
for local governance. Local Government Studies 23 (1): 107-113.
Cox, L. and Nilsen, A.G. (2014). We Make Our Own History: Mar¬
xism and Social Movements in the Twilight of Neoliberalism. Plu¬
to: London.
Creveld, M. van (1999). The Rise and Decline of the State. Cambridge
University Press: Cambridge.
Cronin, D. (2013). Corporate Europe: How Big Business Sets Policies
on Food, Climate and War. Pluto: London.
471
государство: прошлое, настоящее и будущее
Crouch, С. (2004). PostDemocracy. Polity: Cambridge.
Crouch, С. (2005). Capitalist Diversity and Change: Recombinant Gover¬
nance and Institutional Entrepreneurs. Oxford University Press:
Oxford.
Crozier, M.J., Huntington, S. P., and Watanuki, J. (1975). The Crisis
of Democracy: Report on the Govemability of Democracies to the Tri¬
lateral Commission. New York University Press: New York.
Crutzen, P.J. (2006). The ‘Anthropocene’. In E.Ehlers and T. Krafft
(eds), Earth System Science in the Anthropocene. Springer: Ber¬
lin and Heidelberg, pp. 13-18.
Curtis, B. (2002). Foucault on governmentality and population:
The impossible discovery. Canadian Journal of Sociology 27 (4):
505-533*
Dalton, R.J. and Kuechler, M. (1990). Challenging the Political Order:
New Social and Political Movements in Western Democracies. Po¬
lity: Cambridge.
Davies, J. S. (2011). Challenging Governance Theory: From Networks to He¬
gemony. Policy: Bristol.
Dean, M. (1990). The Constitution of Poverty: Towards a Genealogy of Li¬
beral Governance. Routledge: London.
Delaney, D. (2005). Territory: A Short Introduction. Blackwell: Oxford.
Delanty, G. and Krishan, K. (eds) (2005). Handbook of Nations and Na¬
tionalism. SAGE: London.
Deleuze, G. and Guattari, F. (1983) [1972]. AntiOedipus: Capitalism
and Schizophrenia. University of Minnesota Press: Minneapo¬
lis.
Demirovid, A. and Sablowski, T. (2013). The FinanceDominated Regi¬
me of Accumulation and the Crisis in Europe. Rosa Luxemburg
Stiftung: Berlin.
Deutsch, K.W. (1963) The Nerves of Government: Models of Political Com¬
munication and Control. Free Press: New York.
Dierkes, M., Antal, A. B., Child, J., and Nonaka, I., (eds) (2001).
Handbook of Organizational Learning and Knowledge. Oxford
University Press: Oxford.
Disraeli, B. (1845). Sybil, ora Tale of Two Nations. At http://www.guten-
berg.0rg/files/3760/3760-h/3760-h.htm.
Dobel, J. P. (1978). The corruption of a state. American Political Scien¬
ce Review 72 (3): 958-973.
Dodgshon, R. A. (1987). The European Past: Social Evolution and Spati¬
al Order. Macmillan: London.
Dodgshon, R. A. (1998). Society in Time and Space: A Geographical Per¬
spective on Change. Cambridge University Press: Cambridge.
Doehring, K. (2004). Allgemeine Staatslehre: Eine systematische Darstel-
lung, 3rd edn. C. F. Muller: Heidelberg.
472
БИБЛИОГРАФИЯ
Domhoff, G. W. (2013). Who Rules America? The Triumph of the Corpora¬
te Rich, 7th edn. New York: McGraw-Hill.
Drori, G. S., Meyer, J.W., and Hwang, H. (eds) (2006). Globalization
and Organization: World Society and Organizational Change. Cla¬
rendon: Oxford.
Dubiel, H. and Sollner, A. (eds) (1981). Wirtschafl, Recht und Staat
im Nationalsozialismus: Analysen des Institutsfur Sozialforschung,
1939~1942- Suhrkamp: Frankfurt.
Dunsire, A. (1990). Holistic governance. Public Policy and Administra¬
tion 5 (4): 4-19.
Dunsire, A. (1993). Manipulating social tensions: Collibration as
an alternative mode of government intervention. MPFlfG Dis¬
cussion Paper 93/7. Max Planck Institut fur Gesellschaftsfor-
schung, Koln.
Dunsire, A. (1996). Tipping the balance: Autopoiesis and governan¬
ce. Administration & Society 28(3): 299-334.
Dutton, W. H. (2009). The fifth estate emerging through the network
of networks. Prometheus 27 (1): 1-15.
Duverger, M. (1954). Political Parties: Their Organization and Activity
in the Modem State. Methuen: London.
Dyson, K. F. H. (1982). The State Tradition in Western Europe. Martin
Robertson: Oxford.
Earle, T. K. (1997). How Chiefs Come to Power. Stanford University
Press: Stanford.
Easton, D. (1965). A Systems Analysis of Political Life. Wiley: New York.
Ebenau, M. (2012). Varieties of capitalism or dependency? A critique
of the VoC approach for Latin America. Competition & Chan¬
ge 16 (3): 206-223.
Eder, K. (1999). Societies learn and yet the world is hard to change.
European Journal of Social Theory 2 (2): 195-215.
Eisenstadt, S. N. (1963). The Political Systems of Empires: The Rise and Fall
of Bureaucratic Societies. Free Press: New York.
Elazar, D.J. (1991). Introduction: Federalist responses to current de¬
mocratic revolutions. In idem (ed.), Federal Systems of the Wor¬
ld: A Handbook of Federal, Confederal and Autonomy Arrangements.
Longman: Harlow, UK, pp. i-xxi.
Elden, S. (2007). Governmentality, calculation, territory. Environment
and Planning D: Society and Space 25 (3): 562-580.
Elden, S. (2010). Land, terrain, territory. Progress in Human Geogra-
phy 36 (6): 799-817.
ElfFerding, W. (1983). Klassenpartei und Hegemonie. Zur impliziten
Parteientheorie des Marxismus. In W. ElfFerding, M.Jager,
and T. Scheffler, Marxismus und Theorie der Parteien. Argument
Verlag: Berlin, pp. 7-35.
473
государство: прошлое, настоящее и будущее
Elfferding, W. (1985). Zur Perspektive materialistischer Parteitheo-
rie. Prokla 59: 142-151. ^
Elias, N. (1982) [1939]. The Civilizing Process: State Formation and Civi¬
lization. Blackwell: Oxford.
Elias, N. (1983) [1939}. The Court Society. Blackwell: Oxford.
Eisner, W. (2012). Financial capitalism — at odds with democracy:
The trap of an ‘impossible’ profit rate. RealWorld Economics Re¬
view 62: 132-159. http://www.paecon.net/PAEReview/issue62/
Elsner62.pdf.
Elster, J. (1982). The case for methodological individualism. Theory
and Society 11 (4): 453-482.
Engdahl, F.W. (2009). Full Spectrum Dominance: Totalitarian Democracy
in the New World Order. Edition Engdahl: Wiesbaden.
Engelhardt, T. (2014). Shadow Government: Surveillance, Secret Wars,
and a Global Security State in a Single Superpower World. Hay-
market Books: Chicago.
Engels, F. (1972) [1875]. The Origins of the Family, Private Property,
and the State. Lawrence Sc Wishart: London.
Escobar, P. (2015). Westward Ho on China’s Eurasia BRIC road:
The new Chinese dream. Counterpunch, 24 March.
Escolar, M. (1997). Exploration, cartography and the modernization
of state power. International Social Science Journal 151: 55-75.
Esposito, E. (2011). The Future of Futures: The Time of Money in Finan¬
cing and Society. Edward Elgar: Cheltenham, UK.
Esser, F. and Stromback, J. (eds) (2014). Mediatization of Politics: Un¬
derstanding the Transformation of Western Democracies. Palgrave
Macmillan: Basingstoke, UK.
Estulin, D. (2007). The True Story of the Bilderberg Group. TrineDay:
Walterville, OR.
Evans, P. B. (1989). Predatory, developmental, and other apparatu¬
ses: A comparative political economy perspective on the Third
World State. Sociological Forum 4 (4): 561-587.
Evans, P. B. (1995). Embedded Autonomy: States and Industrial Transfor¬
mation. Princeton University Press: Princeton, NJ.
Evans, P. B. (1997). The eclipse of the-state? Reflections on stateness
in an era of globalization. World Politics 50 (1): 62-87.
Evans, P. B. (2011). Constructing the 21st century developmental sta¬
te. In O. Edigheji (ed.), Constructing a Democratic Developmen¬
tal State in South Africa: Potentials and Challenges. Human Scien¬
ces Research Council: Cape Town, pp. 37-58.
Evans, P. B., Rueschemeyer, D., and Skocpol, T. (eds) (1985). Brin¬
ging the State Back In. Cambridge University Press: Cambridge.
Falkner, G. (2005). Complying with Europe: EU Harmonisation and Soft Law
in the Member States. Cambridge University Press: Cambridge.
474
БИБЛИОГРАФИЯ
Ferejohn, J. and Pasquino, P. (2004). The law of exception: A typo¬
logy of emergency powers. International Journal of Constitutio¬
nal Law 210: 333-348.
Ferguson, N. (2004). Colossus: The Price of America’s Empire, Penguin:
New York.
Ferguson, T. (1995). Golden Rule: The Investment Theory of Party Compe¬
tition and the Logic of Money Driven Political Systems. University
of Chicago Press: Chicago.
Ferguson, Y. H. and Mansbach, R. W. (1989). The State, Conceptual
Chaos, and the Future of International Relations Theory. Lynne
Rienner: London.
Ferrera, M. (2008). The European welfare state: Golden achievements,
silver prospects. West European Politics 31 (1-2): 82-107.
Fine, R. (2007). Cosmopolitanism. Routledge: London.
Finer, S.E. (1975). State and nation-building in Europe: The role
of the military. In C. Tilly (ed.), The Formation of National Sta¬
tes in Western Europe. Princeton University Press: Princeton,
pp. 84-163.
Finer, S. E. (1997a). The History of Government, vol. 1: Ancient Monarchies
and Empires. Oxford University Press: Oxford.
Finer, S. E. (1997b). The History of Government, vol. 2: The Intermediate
Ages. Oxford University Press: Oxford.
Finer, S. E. (1997c). The History of Government, vol. 3: Empires, Monar¬
chies and the Modem State. Oxford University Press: Oxford.
Fischer, F. (2009). Democracy and Expertise: Reorienting Policy Inquiry.
Oxford University Press: Oxford.
Flannery, K.V. (1972). The cultural evolution of civilization. Annual
Review of Ecological Systems 3: 399-426.
Flannery, K.V. (1999). Process and agency in early state formation.
Cambridge Archaeological Journal 9 (1): 3-21.
Foisneau, L. (2010). Governing a republic: Rousseau’s general will
and the problem of government. Republics of Letters 2 (1),
93-104-
Foucault, M. (1977) [1975]- Discipline and Punish. Allen Lane: London.
Foucault, M. (1980). Power/Knowledge: Selected Interviews and Other
Writings 2972-2977. Pantheon: New York.
Foucault, M. (2007). Security, Territory, Population: Lectures at the Colle¬
ge de France, 1977-1978. Palgrave: Basingstoke, UK.
Foucault, M. (2008). The Birth of Biopolitics: Lectures at the ColUge
de France, 1978-1979. Palgrave: Basingstoke, UK.
Fraenkel, E. (1941). The Dual State: A Contribution to the Theory of Dic¬
tatorship. Oxford University Press: Oxford. -
Fried, M. H. (1967). The Evolution of Political Society: An Essay in Politi¬
cal Anthropology. Random House: New York.
475
государство: прошлое, настоящее и будущее
Friedmann, Т. (2005). The World is Flat. Farrar, Straus and Giroux:
New York.
Friedmann, T. (2008). Hot, Flat, and Crowded. Farrar, Straus and Gi¬
roux: New York.
Friedmann, T. (2011). That Used to be Us. Farrar, Straus and Giroux:
New York.
Friedrichs, J. (2001). The meaning of new medievalism. European Jour-
nal of International Relations 7 (4): 475-502.
Fukuyama, F. (1992). The End of History and the Last Man. Free Press:
New York.
Fukuyama, F. (1995). Trust: The Social Virtues and the Creation of Prospe¬
rity. Free Press: New York.
Fukuyama, F. (2003). StateBuilding: Governance and World Order
in the 21st Century. Cornell University Press: Ithaca, NY.
Fukuyama, F. (2011). The Origins of Political Order: From Prehuman Times
to the French Revolution. Farrar, Straus and Giroux: New York.
Gailey, C. W. (1985). The state of the state in anthropology. Annual Re¬
view of Anthropology 9 (1-4): 65-91.
Gambetta, D. (ed.) (1988). Trust: Making and Breaking Cooperative Re¬
lations. Blackwell: Oxford.
Gamble, A. (1973). The Conservative Nation. Routledge: London.
Gause III, F. G. (2013). Kings for all seasons: How the Middle East’s
monarchies survived the Arab Spring. Brookings Institute:
Washington, DC/Doha: Qatar.
Gellner, E. (1983). Nations and Nationalism. Blackwell: Oxford.
Georgi, F. and Kannankulam, J. (2012). Das Staatsprojekt Europe
in der Krise: Die EU zwischen autoritarer Verhartung und linken
Altemativen. Rosa Luxemburg Stiftung: Berlin.
Gerschenkron, A. (1962). Economic Backwardness in Historical Perspec¬
tive. Cambridge University Press: Cambridge.
Gerstenberger, H. (2008). Impersonal Power: History and Theory
of the Bourgeois State. Brill: Leiden.
Giddens, A. (1981). A Contemporary Critique of Historical Materialism:
Power, Property and the State. Macmillan: London.
Giddens, A. (1985). TheNationState and Violence. Polity: Cambridge.
Gilens, M. and Page, B. (2014). Testing theories of American politics:
Elites, interest groups, and average citizens. Perspectives on Po¬
litics 12 (3): 564-581.
Gill, S. (1991). American Hegemony and the Trilateral Commission. Cam¬
bridge University Press: New York.
Gill, S. (1995). The global Panopticon? The neo-liberal state, econo¬
mic life and democratic surveillance. Alternatives 20 (1): 1-49.
Gill, S. (ed.) (2011). Global Crises and the Crisis of Global Leadership.
Cambridge University Press: Cambridge.
476
БИБЛИОГРАФИЯ
Giraldo, J. (1996). Colombia: The GenocidalDemocracy. Common Coura¬
ge Press: Monroe, ME.
Gitlin, T. (2012). Occupy Nation: The Roots, the Spirit, and the Promise
of Occupy Wall Street. HarperCollins: New York.
Giugni, M. G. (1998). Was it worth the effort? The outcomes and con¬
sequences of social movements. Annual Review of Sociology 24:
371-393*
Gledhill, J., Bender, B., and Larsen, M.T. (eds) (1988). State and So¬
ciety: The Emergence and Development of Social Hierarchy and Po¬
litical Centralization. Unwin Hyman: London.
Glennon, M.J. (2014). National Security and Double Government. Ox¬
ford University Press: New York.
Global Commission on the Economy and Climate (2014). Better
Growth, Better Climate: The New Climate Economy Report. World
Resources Institute: Washington, DC.
Goldberg, D. T. (2002). The Racial State. Blackwell: Oxford.
Goldscheid, R. (1976) [1917]. Finanzwissenschaft und Soziolo-
gie. In R. Hickel (ed.), Rudolf Goldscheid/Joseph Schumpe¬
ter, Die Finanzkrise des Steuerstaates. Suhrkamp: Frankfurt,
pp. 317-328.
Goody, J. (1980). Technology, Tradition and the State in Africa. Cambrid¬
ge University Press: Cambridge.
Gorski, P. S. (2001). Beyond Marx and Hintze? Third wave theories
of early modern state formation. Comparative Studies in Histo¬
ry and Society 43 (4): 851-861.
Gowan, P. (2000). The Global Gamble: America’s Faustian Bid for World
Domination. Verso: London.
Gramsci, A. (1971). Selections from the Prison Notebooks. Lawrence Sc
Wishart: London.
Gramsci, A. (1995). Quademi del Carcere, edizione critica dell’Istituto
Gramsci, 4 vols. Einaudi: Turin.
Grandin, G. (2007). Empire’s Workshop: Latin America, the United Sta¬
tes, and the Rise of the New Imperialism. Henry Holt: New York.
Green, D. and Shapiro, I. (eds) (1996). Pathologies of Rational Choice
Theory: A Critique of Applications in Political Science. Yale Uni¬
versity Press: New Haven, CT.
Green, P. and Ward, T. (2004). State Crime: Governments, Violence
and Corruption. Pluto: London.
Greven, M. (2010). Sind Parteien in der Politik alternativlos oder ist
ihre Rolle historisch begrenzt? In D. Gehne and T. Spier (eds),
Krise oder Wandel der Parteiendemokratie? VS Verlag: Wiesba¬
den, pp. 225-235.
Grofman, B. and Lijphart, A. (eds) (2003). Electoral Laws and their Po¬
litical Consequences. Agathon Press: New York.
477
государство: прошлое, настоящее и будущее
Gross, О. (2000). The normless and exceptionless exception: Carl
Schmitt’s theory of emergency powers and the norm-excepti¬
on dichotomy. Cardozo Law Review 21: 1824-1867.
Grossman, C. (1986). A framework for the examination of states
of emergency under the American Convention on Human
Rights. American Uni versity International Law Review 1 (1): 35-55.
Gunther, G. (2004) [1973]. Life as polycontexturality. In H.Fah-
renbach (ed.), Wirklichkeit und Reflexion. Neske: Pfiillingen,
pp. 187-210. (Reprinted in Vordenker, February 2004. At www.
vordenker.de)
Gunther, R. and Diamond, L. (2003). Species of political parties:
A new typology. Party Politics 9 (2): 167-199.
Gunther, R., Montero, J. R., and Linz, J.J. (eds) (2002). Political Par¬
ties: Old Concepts and New Challenges. Oxford University Press:
Oxford.
Haanappel, P. P.C. (2003). The Law and Policy of Air Space and Outer
Space: A Comparative Approach. Kluwer Law International:
The Hague. Haas, P. M. and Haas, E.B. (1995). Learning
to learn: Improving international governance. Global Gover¬
nance 1 (4): 255-285.
Habermas, J. (1989) [1962]. 7he Structural Transformation of the Public
Sphere: An Inquiry into a Category of Bourgeois Society. MIT Press:
Cambridge, MA.
Habermas, J. (1976). Legitimation Crisis. Hutchinson: London.
Habermas, J. (2002). ThePostNationalConstellation. Polity: Cambridge.
Hacker, J. and Pierson, P. (2011). WinnerTakeAllPolitics: How Washing¬
ton Made the Rich Richer —- and Turned Its Back on the Middle
Class. Simon & Schuster: New York.
Hausler, J. and Hirsch, J. (1987). Regulation und Parteien im tJber-
gang zum ‘post-Fordismus’. Das Argument 165: 651-671.
Hall, J. A. and Ikenberry, G.J. (1989). The State. Open University
Press: Buckingham.
Hall, P.A. and Soskice, D. (eds) (2001). Varieties of Capitalism: The In¬
stitutional Foundations of Comparative Advantage. Oxford Uni¬
versity Press: Oxford.
Hall, P.A. and Taylor, R.C.R. (1996). Political science and the three
new institutionalisms. Political Studies 44 (4): 936-957.
Hall, S. (1983). The great moving right show. In S. Hall and M.Ja¬
cques (eds), The Politics of Thatcherism. Lawrence & Wishart:
London, pp. 19-39.
Hamilton, C., Gemenne, F., and Bonneuil, C.’(eds) (2015). TheAnthro-
pocene and the Global Environmental Crisis. Routledge: London.
Handel, M. I. (1990). Weak States in the International System, 2nd edn.
Frank Cass: London.
478
БИБЛИОГРАФИЯ
Hannah, М. (2000). Govemmentality and the Mastery of Territory in nine¬
teenth-century America. Cambridge University Press: Cam¬
bridge.
Harding, S. (1991). Whose Science? Whose Knowledge? Thinking from Wo¬
men’s Lives. Cornell University Press: Ithaca, NY.
Harding, S. (ed.) (2003). The Feminist Standpoint Theory Reader: Intel¬
lectual and Political Controversies. Routledge: London.
Hardt, M. and Negri, A. (2000). Empire. Harvard University Press:
Cambridge, MA.
Hartman, H. (1979). The unhappy marriage of Marxism and femi¬
nism: Towards a more progressive union. Capital and Class 8
(0:1-33-
Harvey, D. (1996). The Condition of Postmodemity. Blackwell: Oxford.
Harvey, D. (2005). A Brief History of Neoliberalism. Oxford Universi¬
ty Press: Oxford.
Harvey, D. (2008). The right to the city. New Left Review 54: 23-40.
Hay, C. (1995). Restating Social and Political Change. Open University
Press: Buckingham.
Hay, C. (2002). Political Analysis. Palgrave Macmillan: Basingsto¬
ke, UK.
Hayes, B. (2009). NeoConOpticon. The EU Security-Industrial Complex.
Transnational Institute/Statewatch: Amsterdam.
Hegel, G.W. F. (1977) [1807]. Phenomenology of Spirit. Clarendon: Ox¬
ford.
Heidenheimer, A. J. (1986). Politics, policy and policey as concepts
in English and continental languages. Review of Politics 48:
1-26.
Heigl, M. (2011). Social conflict and competing state projects in the se¬
miperiphery: A strategic-relational analysis of the transforma¬
tion of the Mexican state into an internationalized competiti¬
on state. Antipode 43 (1): 129-148.
Held, D. (1992). Democracy: From city-states to a cosmopolitan or¬
der? Political Studies 40: 10-32.
Heller, H. (1983) [1934]. Staatslehre, 6th edn. Mohr Verlag: Tubingen.
Нёгшег, A. and Rhodes, M (eds) (2011). New Modes of Governance
in Europe: Governing in the Shadow of Hierarchy. Palgrave Mac¬
millan: Basingstoke, UK.
Hilferding, R. (2007) [1911]. Finance Capital: A Study in the Latest Pha¬
se of Capitalist Development. Routledge: London.
Hintze, O. (1975). The Historical Essays of Otto Hintze. Oxford Univer¬
sity Press: New York.
Hirsch, J. (1980). Der Sicherheitsstaat: Das ‘Modell Deutschlandseine
Krise und die neuen sozialen Bewegungen. EVA: Hamburg.
479
государство: прошлое, настоящее и будущее
Hirsch, J. (1995). Der nationale Wettbewerbsstaat: Staat, Demokratie und
Politik imglobalen Kapitalismus. ID Archiv: Berlin.
Hirsch, J. (2005). Materialistische Staatstheorie. Transformationsprozesse
des kapitalistischen Systems. VSA: Hamburg.
Hodai, B. (2013). Dissent or Terror: How the Nation’s Counter Terrorism
Apparatus, in Partnership with Corporate America, Turned on Oc¬
cupy Wall Street. Center for Media and Democracy: Washing¬
ton, DC.
Hood, C. (1998). The Art of the State: Culture, Rhetoric and Public Ma¬
nagement. Oxford University Press: Oxford.
Hudson, M. (2011). Europe’s deadly transition from social democracy
to oligarchy. Counterpunch, 9-11 December. At http://micha-
el-hudson.com/2011/12/europes-transition-from-social-de-
mocracy-to-oligarchy/
Hudson, M. (2012). The Bubble and Beyond: Fictitious Capital, Debt De¬
flation and the Global Crisis. Islet: Dresden.
Huntington, S.P. (1998). The Clash of Civilizations and the Remaking
of World Order. Simon Sc Schuster: New York.
Ingham, G. K. (1984). Capitalism Divided? The City and Industry in Bri¬
tish Social Development. Macmillan: Basingstoke, UK.
Innis, H. (1951). The Bias of Communication. University of Toronto
Press: Toronto.
Isaac, J. C. (1987). Power and Marxist Theory: A Realist Approach. Cor¬
nell University Press: Ithaca, NY.
I vanes, C. D. (2002). Romania: A kidnapped revolution and the his¬
tory of a pseudo-transition. Eras Journal 2. At http://art-
sonline.monash.edu.au/eras/romania-a-kidnapped-revoluti-
on-and-the-history-of-a-pseudo-transition/
Jager, M. (1979). Von der Staatsableitung zur Theorie der Parteien:
Ein Terrainwechsel im Geister Antonio Gramscis. In Arbeits-
kreis westeuropaische Arbeiterbewegung (ed.), Eurokommunis-
mus und Theorie der Politik. Argument Verlag: Berlin, pp. 45-64.
Jameson, F. (2002). A Singular Modernity: Essay on the Ontology
of the Present. Verso: London.
Jellinek, G. (1905). Allgemeine Staatslehre, 2nd edn. Verlag O. Haring:
Berlin.
Jenson, J. (1986). Gender and reproduction: Or, babies and state. Stu¬
dies in Political Economy 20: 9-46.
Jenson, J. (2007). The European Union’s citizenship regime: Crea¬
ting norms and building practices. Comparative European Po¬
litics 5 (1): 53-69.
Jessop, B. (1982). The Capitalist State: Marxist Theories and Methods. Mar¬
tin Robertson: Oxford.
Jessop, B. (1985). Nicos Poulantzas: Marxist Theory and Political Strategy.
Macmillan: Basingstoke, UK.
480
БИ БЛ ИОГРАФИЯ
Jessop, В. (1990). State Theory: Putting the Capitalist State in its Place.
Polity: Cambridge.
Jessop, B. (2002). The Future of the Capitalist State. Polity: Cambridge.
Jessop, B. (2004). Multi-level governance and multi-level meta-go¬
vernance. In I. Bache and M. Flinders (eds.), Multilevel Gover¬
nance. Oxford University Press: Oxford, pp. 49-74.
Jessop, B. (2007a). Dialogue of the deaf: Reflections on the Pou-
lantzas-Miliband debate. In P. Wetherly, C.W. Barrow,
and P. Burnham (eds), Class, Power and the State in Capitalist
Society. Palgrave: Basingstoke, UK, pp. 132-157.
Jessop, B. (2007b). State Power: A Strategic-Relational Approach. Poli¬
ty: Cambridge.
Jessop, B. (2009). Cultural political economy and critical policy stu¬
dies. Critical Policy Studies $ (3-4): 336-356.
Jessop, B. (2011). Rethinking the diversity of capitalism: Varieties
of capitalism, variegated capitalism, and the world market.
In G. Wood and C. Lane (eds), Capitalist Diversity and Diversi¬
ty within Capitalism. Routledge: London, pp. 209-237.
Jessop, B. (2013). Revisiting the regulation approach: Critical reflec¬
tions on the contradictions, dilemmas, fixes, and crisis dyna¬
mics of growth regimes. Capital & Class 37 (1): 5-24.
Jessop, B. (2014a). Capitalist diversity-and variety: Variegation,
the world market, compossibility and ecological dominance.
Capital Ф Class 38 (1) : 43-56.
Jessop, B. (2014b). Repoliticizing depoliticization: Theoretical pre¬
liminaries on some responses to the American and Eurozone
debt crises. Policy & Politics 42 (2): 207-223.
Jessop, B. (2014c). Variegated capitalism, Modell Deutschland,
and the Eurozone crisis. Journal of Contemporary European
Studies 22 (3): 248-260.
Jessop, B. (2015a). Comparative capitalisms and/or variegated capita¬
lism. In I. BrufF, M. Ebenau, and C. May (eds), New Directions
in Critical Comparative Capitalisms Research. Palgrave Macmil¬
lan: Basingstoke, UK, pp. 65-82.
Jessop, B. (2015b). The symptomatology of crises: Reading crises
and learning from them: Some critical realist reflections. Jour¬
nal of Critical Realism 14 (3): 1-37.
Jessop, B. (2015c). Neo-liberalism, finance-dominated accumulation,
and the cultural political economy of austerity. In K. Feather-
stone and Z. M. Irving (eds), Politics of Austerity. Palgrave Mac¬
millan: London, 85-108.
Jessop, B. (2016a). Neoliberalismen, kritische politische Oko-
nomie, und Neoliberale Staaten. In T. Biebricher, ed.,
Der Staat des Neoliberalismus. Nomos Verlag: Baden-Baden,
pp. 123-151.
481
государство: прошлое, настоящее и будущее
Jessop, В. (2016b). The developmental state in an era of finance-domi¬
nated accumulation. In Y-W. Chu, ed., The Asian Developmental
State: Re-examinations and New Departures York: Palgra-
ve-Macmillan, pp. 27-55.
Jessop, B., Brenner, N., and Jones, M.R. (2008). Theorizing so-
ciospatiality. Environment and Planning D: Society and Space
26.(3): 389-401.
Jessop, B. and Sum, N. L. (2005). Beyond the Regulation Approach: Put¬
ting Capitalist Economies in their Place. Edward Elgar: Chelten¬
ham.
Johnson, C. A. (1982). MIT1 and the Japanese Miracle: The Growth of In¬
dustrial Policy, ig2§-igj§. Stanford University Press: Stanford.
Johnson, C.A. (1987). Political institutions and economic performan¬
ce: The government-business relationship in Japan, South
Korea, and Taiwan. In F. C.Deyo (ed.), The Political Economy
of the New Asian Industrialism. Cornell University Press: Itha¬
ca, NY, pp. 136-164.
Johnson, C.A. (2002). Blowback: The Costs and Consequences of Ameri¬
can Empire. Sphere: New York.
Jones, M.R. and Jessop, B. (2010). Thinking state/space incompos-
sibly. Antipode 42.(5): 1119-1149.
Jones, R. (2007). People/State/Territories: The Political Geographies of Bri¬
tish State Transformation. Wiley Blackwell: Oxford.
Joseph, J. (2012). The Social in the Global: Social Theory, Govemmentali-
ty and Global Politics. Cambridge University Press: Cambridge.
Joseph, J. (2014). Combining hegemony and governmentality to ex¬
plain global governance. Spectrum: Journal of Global Studies
6.(1): 1-15.
Kaasch, A. and Martens, K. (eds) (2015). Actors and Agency in Global
Social Governance. Oxford University Press: Oxford.
Kaczyinski, R. (2014). Transnational internal security, democracy
and the role of the state. At http://www.inter-disciplinary.
net/at-the-interface/wp-content/uploads/2012/06/Kaczyns-
ki_web_12_06_03.pdf.
Kalpagam, U. (2000). The colonial state and statistical knowledge.
History of the Human Sciences 13: 37—55.
Kang, D.C. (2002). Crony Capitalism: Corruption and Development
in South Korea and the Philippines. Cambridge University Press:
Cambridge.
Kannankulam, J. and Georgi, F. (2012). Die Europaische Integration
als materielle Verdichtung von Krafteverhaltnissen: Hegemo-
nieprojekte im Kampf um das ‘Staatsprojekt Europa’. Phil-
lips-Universitat Marburg, Marburg. At http://www.uni-mar-
burg.de/fbo3/politikwissenschaft/eipoe/publikationen/pub-
likationen/a3Q.pdf.
482
БИБЛИОГРАФИЯ
Karatani, К. (2014) The Structure of World History: From Modes of Producti¬
on to Modes of Exchange. Duke University Press: Durham, NC.
Katz, R. S. and Mair, P. (1994). Party organizations: From civil soci¬
ety to the state. In eidem (eds), How Parties Organize: Chan¬
ge and Adaptation in Party Organization in Western Democracies.
SAGE: London, pp. 1-22.
Katz, R. S. and Mair, P. (1995). Party organization, party democracy
and the emergence of the cartel party. In P. Mair (1997). Party
System Change: Approaches, and Interpretations. Clarendon: Ox¬
ford, pp. 93-119.
Katz, R. S. and Mair, P. (2002). The ascendancy of the party in public
office. In R. Gunther, J. M. Montero, and J. J. Linz (eds), Poli¬
tical Parties: Old Concepts and New Challenges. Oxford Universi¬
ty Press: Oxford, pp. 113-134.
Kautsky, K. (1914). Der Imperialismus. Die Neue Zeit 2.(32), 11 Sep¬
tember.
Kayaoglu T. (2010). Legal Imperialism: Sovereignty and Extraterritoria¬
lity in Japan, the Ottoman Empire, and China. Cambridge Uni¬
versity Press: Cambridge.
Keating, M. (2001). Plurinational Democracy: Stateless Nations in a Post¬
sovereign Era. Oxford University Press: Oxford.
Kellner, D. (2005). Western Marxism. In A. Harrington (ed.), Mo¬
dem Social Theory: An Introduction. Oxford University Press:
Oxford, pp. 154-174.
Kelly, D. (2003). The State of the Political: Conceptions of Politics
and the State in the Thought of Max Weber, Carl Schmitt and Franz
Neumann. Oxford University Press: Oxford.
Kelly, M.G.E. (2009). The Political Philosophy of Michel Foucault. Rout-
ledge: London.
Kelsen, H. (1945). GeneralTheory of Law and the State. Harvard Univer¬
sity Press: Cambridge, MA.
Kenway, P. (1980). Keynes, Marx and the possibility of crisis. Cam¬
bridge Journal of Economics 4.(1): 23-36.
Kirchheimer, O. (1966). The transformation of Western European par¬
ty systems. In J.La Palombara and M. Weiner (eds), Political
Parties and Political Development. Princeton University Press:
Princeton, NJ, pp. 177-200.
Kirchheimer, O. (1969). Party structure and mass democracy in Euro¬
pe. In idem, Politics, Law and Social Change: Selected Essays
of Otto Kirchheimer. Columbia University Press: New York,
pp. 245-268.
Kitschelt, H. (1991). Industrial governance structures, innovation
strategies, and the case of Japan: Sectoral or cross-natio¬
nal comparative analysis? International Organization 45 (4):
453-493-
483
государство: прошлое, настоящее и будущее
Kjaer, Р. F. (2010). Between Governing and Governance: On the Emer¬
gence, Function and Form of Europe’s PostNational Constellation.
Hart: Oxford.
Klare, M. (2001). Resource Wars: The New Landscape of Global Conflict.
Metropolitan Books: New York. „
Klare, M. (2012). The Race for What’s Left: The Global Scramble
for the World’s Last Resources. Metropolitan Books: New York.
Kofele-Kala, N. (2006). The International Law of Responsibility for Eco¬
nomic Crimes: Holding State Officials Individually Liable for Frau¬
dulent Enrichment. Ashgate: Aldershot, UK.
Kohli, A. (2004). StateDirected Development: Political Power and Indus-
tri alization in the Global Periphery. Princeton University Press:
Princeton, NJ.
Kooiman, J. (ed.) (1993). Modem Governance: New Government-Socie¬
ty Interactions. SAGE: London.
Kooiman, J. (2003). Governing as Governance. SAGE: London.
Kooiman, J. and Jentoft, S. (2009). Meta-governance: Values, norms
and principles, and the making of hard choices. Public Admi¬
nistration 87.(4): 818-836.
Koole, R. (1994). The vulnerability of the modern cadre party
in the Netherlands. In R. Katz Sc P. Mair (eds), How Parties
Organize: Change and Adaptation in Party Organizations in Wes¬
tern Democracies. SAGE: London, pp. 278-304.
Kornhauser, W. (1959). The Politics of Mass Society. Routledge Sc Keg-
an Paul: London.
Koselleck, R. (1985). Futures Past: On the Semantics of Historical Time.
MIT Press: Cambridge, MA.
Kostiner, J. (ed.) (2000). Middle East Monarchies: The Challenge of Mo¬
dernity. Lynne Rienner: Boulder, CO.
Kratke, M. (1984). Die Kritik der Staatsfinanzen: Zur politischen Okono-
mie des Steuerstaats. VS A: Hamburg.
Kratochwil, F. (1986), Of systems, boundaries, and territoriality:
An inquiry into the formation of the state system. World Poli¬
tics34.(1): 27-52.
Kriesi, H., Lavenex, S., Esser, F., Matthes, J., Btihlmann, M., and Bochs-
ler, D. (2013). Democracy in the Age of Globalization and Mediatiza-
tion. Palgrave Macmillan: Basingstoke, UK.
Krouwel, A. (2003). Otto Kirchheimer and the catch-all party. West
European Politics 26 (2): 23-40.
Lachmann, R. (2010). States and Power. Polity: Cambridge.
Laclau, E. and Mouffe, C. (1985). Hegemony and Socialist Strategy. New
Left Books: London.
Lange, S. (2003). Niklas Luhmanns Theorie der Politik: Eine Abklarung
der Staatsgesellschafi. Westdeutscher Verlag: Opladen.
484
БИБЛИОГРАФИЯ
Lapavitsas, С. (2013). Profiting without Producing: How Finance Exploits
Us All. Verso: London.
Larrain,J. (1986). Theories of Development: Capitalism, Colonialism
and Dependency. Polity: Cambridge.
Larsson, B. (2013). Sovereign power beyond the state: A critical reapprai¬
sal of governance by networks. Critical Policy Studies 7 (2) : 99-114.
Lasswell, H.D. (1950). National Security and Individual Freedom.
McGraw Hill: New York.
Latour, B. (2005). Reassembling the Social: An Introduction to Actor- Net¬
work Theory. Oxford University Press: New York.
Latour, B. (2010). The Making of Law: An Ethnography of the Conseil
d'itat. Polity: Cambridge,
Law, J. (2009). Actor network theory and material semiotics.
In B. S. Turner (ed.), The Blackwell Encyclopedia of Social Theo¬
ry. Wiley Blackwell: Oxford, pp. 142-158.
Le Billon, P. (2005). Diamond wars? Conflict diamonds and geogra¬
phies of resource wars. Annals of the American Association of Geo¬
graphers 98 (2): 345-372.
Lefebvre, H. (1968). Le Droit d la ville. Anthropos: Paris.
Lefebvre, H. (1971). Everyday Life in the Modem World. Penguin: Har-
mondsworth, UK.
Lefebvre, H. (1991) [1978]. The Production ofSpace. Blackwell: Oxford.
Lefebvre, H. (2004) [1992]. Rhythmanalysis: Space, Time and Everyday
Life. Continuum: London.
Leibholz, G. (1966). Das Wesen der Reprasentation und der Gestaltwandel
der Demokratie im 20. Jahrhundert. Walter de Gruyter: Berlin.
Lemke, T. (1997). Eine Kritik der politischen Vemunft: Foucaults Analyse
der modemen Gouvernementalitat. Argument Verlag: Hamburg.
Lenin, V. I. (1972) [1917]. State and Revolution. In idem, Collected Works,
vol.35. Progress Publishers: Moscow, pp. 381-492.
Lepsius, M.R. (1993). Demokratie in Deutschland: Soziologisch-histori-
sche Konstellationsanalysen, ausgewahlte Aufsatze. Vandenhoeck
Sc Ruprecht: Gottingen.
Levene, M. (2005a). Genocide in the Age of the NationState, vol. 1: The Me¬
aning of Genocide. I.B.Tauris: London.
Levene, M. (2005b). Genocide in the Age ofthe Nation State, vol. 2: The Rise
of the West and the Coming of Genocide. I. B.Tauris: London.
Li, M. (2008). The Rise of China and the Demise of the Capitalist World
Economy. Pluto: London.
Lijphart, A. (1969). Consociational democracy. World Politics 21 (2):
207-225.
Lijphart, A. (1999). Patterns of Democracy: Government Forms and Per¬
formance in ThirtySix Countries. Yale University Press: New Ha¬
ven, CT.
485
государство: прошлое, настоящее и будущее
Lijphart, А. (2008). Thinking about Democracy: Power Sharing and Ma¬
jority Rule in Theory and Practice. Routledge: London.
Lindblom, С. E. (1977). Politics and Markets: The World’s Political Econo¬
mic Systems. Basic Books: New York.
Lindsey, J. R. (2013). The Concealment of the State. Bloomsbury: London.
Ling, L. (1996). Feminist international relations: From critique to re¬
construction. Journal of International Communication 3 (1):
27-41.
Linz, J.J. (1990a). The perils of presidendalism. Journal of Democracy
1 (1): 51-69.
Linz, J.J. (1990b). The virtues of parliamentarism. Journal of Democracy
1 (3): 84-91-
Linz, J.J. (1993). State building and nation building. European Re¬
view 1 (4): 355-369.
Linz, J.J. (1994). Presidential or parliamentary democracy: Does
it make a difference? In J.J. Linz and A. Valenzuela (eds),
The Crisis of Presidential Democracy: Comparative Perspective.
Johns Hopkins University Press: Baltimore, MD, pp.3-89.
Linz, J.J. (1998). Democracy’s time constraints. International Political
Science Review 19 (1): 19-39.
Linz, J.J. (2000). Totalitarian and Authoritarian and Regimes. Lynne Ri-
enner: Boulder, CO.
Linz,J.J. (2002). Parties in contemporary democracies: Problems
and paradoxes. In R. Gunther, J.R. Montero, and J.J. Linz
(eds), Political Parties: Old Concepts and Mew Challenges. Oxford
University Press: Oxford, pp. 291-317.
Linz, J.J. and Stepan, A. (eds) (1996). Problems of Democratic Transi¬
tions and Consolidation: Southern Europe, South America, and Post-
Communist Europe. John Hopkins University Press: Baltimo¬
re, MD.
Lipschutz, R. (2005). Global civil society and global governmenta-
lity. In G. Baker and D. Chandler (eds), Global Civil Society.
Routledge: London.
Lipset, S. M. and Rokkan, S. (1967). Cleavage structures, party sys¬
tems, and voter alignments: An introduction. In eidem (eds),
Party Systems and Voter Alignments: CrossNational Perspectives.
Free Press: New York, pp. 1-64.
Listner, M. (2012). Could commercial space help define and delimita¬
te the boundaries of outer space? Space Review: Essays and Com¬
mentary about the Final Frontier, 29 October. At http://www.the-
spacereview.c0m/article/2180/1.
Lloyd, G. (1983). The Man of Reason: 'Male’ and 'Female’ in Western Phi¬
losophy. University of Minnesota Press: Minneapolis.
Lofgren, M. (2014). Anatomy of the deep state. 21 February. At http://
billmoyers.eom/2014/02/21/anatomy-of-the-deep-state/#1.
486
БИБЛИОГРАФИЯ
Loughlin, М. (2009). In defence of Staatslehre. DerStaat 48 (1): 1-28.
Loughlin, M. (2014). Foundations of Public Law. Oxford University
Press: Oxford.
Luhmann, N. (1979). Trust and Power. Wiley: Chichester.
Luhmann, N. (1982). The future cannot begin: Temporal structures
in modern society. In idem, The Differentiation of Society. Co¬
lumbia University Press: New York, pp. 271-288.
Luhmann, N. (1989). Staat und Staatsrason im Obergang von tradi-
tionaler Herrschaft zu moderner Politik. In idem, Gesellschaft-
struktur und Semantik3. Suhrkamp: Frankfurt, pp. 74-103.
Luhmann, N. (1998). Observations on Modernity. Polity: Cambridge.
Luhmann, N. (2000). The Reality of the Mass Media. Polity: Cambrid¬
ge.
Luk&cs, G. (1971) [1923]. History and Class Consciousness: Studies in Mar¬
xist Dialectics. Merlin: London.
MacKay, J. (2006). State failure, actor-network theory, and the the¬
orisation of sovereignty. Brussels Journal of International Stu¬
dies 3: 61-98.
MacKinnon, C. (1989). Towards a Feminist Theory of the State. Harvard
University Press: Cambridge, MA.
MacLaughlin, J. (2001). Reimagining the State. The Contested Terrain
of NationBuilding. Pluto: London.
Mazzucato, M. (2013). The Entrepreneurial'State: Debunking Public vs
Private Sector Myths. Anthem: London.
McCormick, J. P. (2004). From constitutional technique to Caesarist
ploy: Carl Schmitt on dictatorship, liberalism, and emergency
powers. In P. Baehr and M. Richter (eds), Dictatorship in Histo¬
ry and Theory: Bona partism, Caesarism, and Totalitarianism. Cam¬
bridge University Press: Cambridge, pp. 197-200.
McCoy, A. W. (2009). Policing America's Empire: The United States,
the Philippines, and the Rise of the Surveillance State. University
of Wisconsin Press: Madison.
McFarland, A. S. (2004). Neopluralism: The Evolution of Political Process
Theory. University of Kansas Press: Lawrence.
McIntosh, D. (1977). The objective bases of Max Weber’s ideal types.
History and Theory 16 (3): 265-279.
McMichael, P. (1996). Development and Social Change: A Global Perspec¬
tive. Pine Forge Press: Thousand Oaks, CA.
McNally, C.A. (2012). Sino-capitalism: China’s reemergence and
the international political economy. World Politics 64 (4):
741-776.
McNicoll, G. (2003). Population. In P. Demeny and G.McNicoll
(eds), Encyclopedia of Population. Macmillan: New York,
pp. 226-234.
487
государство: прошлое, настоящее и будущее
Mainwaring, S. and Shugart, M.S. (1997). Juan Linz, presidentia-
lism, and democracy: A critical appraisal. Comparative Poll-
tics 29 (4): 449-471-
Mann, M. (1984). The autonomous power of the state. European Jour¬
nal of Sociology 25 (2): 187-213.
Mann, M. (1986). The Sources of Social Power, vol. 1: A History of Pow¬
er from the Beginning to ad 1760. Cambridge University Press:
Cambridge.
Mann, M. (1996). The Sources of Social Power, vol. 2: The Rise of Clas¬
ses andNationStates. Cambridge University Press: Cambridge.
Mann, M. (2008). The infrastructural power of the state. Studies
in Comparative International Development 43: 355-365.
Mann, M. (2012a). The Sources of Social Power, vol. 3: Global Empires
and Revolution. Cambridge University Press: Cambridge.
Mann, M. (2012b). The Sources of Social Power, vol. 4: Globalizations,
1945~20ii. Cambridge University Press: Cambridge.
Maran, R. (1989). Torture: The Role of Ideology in the French-Algerian
War. Praeger: New York.
Marshall, A.G. (2015). World Economic Forum: A history and ana¬
lysis. Transnational Institute, Amsterdam. At www.tni.org/ar-
ticle/world-economic-forum-history-and-analysis (accessed
21 March 2015).
Marx, K. (1967) [1896]. Capital, vol.3. Lawrence Sc Wishart: London.
Marx, K. (1975) [1843]. Contribution to the Critique of Hegel’s Philosophy
of Law. In MECW, vol. 3, pp. 3-129.
Marx, K. (1976a) Preface to the first German edition of Capital.
In idem, Capital. A Critique of Political Economy, vol. 1. Lawren¬
ce Sc Wishart: London, pp. 7-11.
Marx, K. (1976b) Capital. A Critique of Political Economy, vol. 1. Lawren¬
ce Sc Wishart: London <i883/i887>
Marx, K. (1978a) [1850]. The Class Struggles in France. In MECW; vol. 10,
pp. 47-H5-
Marx, K. (1978b) [1852]. The Eighteenth Brumaire of Louis Bonaparte.
In MECW, vol. 11, pp. 99-197.
Marx, K. (1986) [1858]. The rule of the pretorians. In MECW, vol. 15,
pp. 464-467.
Marx, K. (1989) [1875]. Critique of the Gotha Programme. In MECW,
vol. 28, pp. 75-99.
Marx, K. and Engels, F. (1976a) [1845-6]. The German Ideology.
In MECW, vol. 5, pp. 19-53.
Marx, K. and Engels, F. (1976b) [1848]. Manifesto of the Communist Par¬
ty. In MECW, vol. 6, pp. 477-519.
Mayntz, R. (2003). New challenges to governance theory. In H. Bang
(ed.), Governance as Social and Political Communication. Man¬
chester University Press: Manchester, pp. 27-40.
488
БИБЛИОГРАФИЯ
Medalye, J. (2010). Neoclassical, institutional, and Marxist appro¬
aches to the environment-economic relationship. At http://
www.eoearth.org/view/article/154812
Messner, D. (1998). The Network Society. Cass: London.
Meuleman, L. (2008). Public Management and the Metagovemance of Hi¬
erarchies, Networks and Markets. Springer: Heidelberg.
Meyer, J. W., Boli, J., Thomas, G. M., and Ramirez, F. O. (1997). Wor¬
ld society and the nation-state. American Journal of Sociology
103 (1): 144-181.
Meyer, T. (2002). Media Democracy: How the Media Colonize Politics.
Polity: Cambridge.
Michels, R. (1962) [1911]. Political Parties. Collier: New York.
Migdal, J. (1988). Strong States and Weak Societies. University of Cali¬
fornia Press: Berkeley.
Migliaro, L. R. and Misuraca, P. (1982). The theory of modern bu¬
reaucracy. In A, S. Sassoon (ed.), Approaches to Gramsci. Wri¬
ters Sc Readers: London, pp. 70-91.
Miliband, R. (1969). The State in Capitalist Society. Weidenfeld Sc Ni-
colson: London.
Miliband, R. (1977). Marxism and the State. Oxford University Press:
London.
Miller, P. and Rose, N. (2008). Governing the Present. Administering Eco
nomic, Social and Personal Life. Polity: Cambridge.
Misztal, B. (1996). Trust in Modem Societies: The Search for the Bases
of Social Order. Cambridge University Press: Cambridge.
Mitchell, T.J. (1991). The limits of the state: Beyond statist approa¬
ches and their critics. American Political Science Review 85 (1):
77-96.
Mitchell, T.J. (1999). Society, economy and the state effect. In G. Stein-
metz (ed.), State/Culture: State Formation after the Cultural Turn.
Cornell University Press: Ithaca, NY, pp. 76-97.
Montero,J.R. and Gunther, R. (2002). Introduction: Revie¬
wing and Reassessing Parties. In R. Gunther, J. R. Montero,
and J. J. Linz (eds), Political Parties: Old Concepts and New Chal¬
lenges, pp. 1-38.
Moore, J. W. (2015a). The capitalocene. Part I: On the nature Sc origins
of our ecological crisis. Journal of Peasant Studies.
Moore, J. W. (2015b). The capitalocene. Part II: Abstract social nature
and the limits to capital. Journal of Peasant Studies.
Moore, S. W. (1957). The Critique of Capitalist Democracy. Paine Whit¬
man: New York.
Morgan, E. S. (1988). Inventing the People: The Rise of Popular Sovereig¬
nty in England and America. W. W. Norton: New York.
Morgenthau, H.J. (1954). Politics among Nations: The Struggle for Power
and Peace, 2nd edn. Alfred A. Knopf: New York.
489
государство: прошлое, настоящее и будущее
Morgenthau, H.J. (1962). Politics in the Twentieth Century, vol.i:
The Decline of Democratic Politics. University of Chicago Press:
Chicago.
Muller, J.C., Reinfeldt, S., Schwarz, R., and Tuckfield, M. (1994).
Der Staat in den Kopfen: Anschliisse an Louis Althusser und Nicos
Poulantzas. Decaton: Mainz.
Muller, W. and Strom, K. (1999). Party behavior and representative
democracy. In eidem (eds), Policy, Office, or Votes?How Political
Parties in Western Europe Make Hard Decisions. Cambridge Uni¬
versity Press: Cambridge, pp. 279-309.
Mulvad, A. С. M. (2015). Competing hegemonic projects within Chi¬
na’s variegated capitalism: ‘Liberal’ Guangdong vs. ‘statist’
Chongqing. New Political Economy 20 (2): 199-227.
Muhll, G. E. van der (2003). Ancient empires, modern states, and
the study of government. American Review of Political Scien¬
ce 6: 345“376-
Nelson, B.R. (2006). The Making of the Modem State: A Theoretical Evo¬
lution. Palgrave: Basingstoke, UK.
Neocleous, M. (2000). The Fabrication of Social Order: A Critical Theory
of State Power. Pluto: London.
Neocleous, M. (2003). Imagining the State. Open University Press:
Maidenhead.
Neocleous, M. (2006). The problem with normality, or Taking excep¬
tion to ‘permanent emergency’. Alternatives 31 (2): 191-213.
Nettl, J. P. (1968). The state as a conceptual variable. World Politics 20
(4): 559-592-
Neumann, S. (1956). Toward a comparative study of political parties.
In idem (ed.), Modem Political Parties: Approaches to Comparati¬
ve Politics. University of Chicago Press: Chicago, pp. 395-421.
Newman, D. and Paasi, A. (1998). Fences and neighbours in the post¬
modern world: Boundary narratives in political geography.
Progress in Human Geography 22: 186-207.
Nietzsche, F. W. (1994) [1887]. On the Genealogy of Morals: A Polemic.
Cambridge University Press: Cambridge.
Nooteboom, B. (2002). Trust: Forms, Foundations, Functions, Failures
and Figures. Edward Elgar: Cheltenham, UK.
Nordhaug, C. (2002). Globalisation and the state: Theoretical pa¬
radigms. European Journal of Development Research 14 (10):
5“27-
Nordlinger, E.A. (1981). The Autonomy of the Democratic State. Harvard
University Press: Cambridge, MA.
Nye, J. (2004). Smart Power: The Means to Success in World Politics. Pub-
licAffairs: New York.
O’Connor, J. (1973). The Fiscal Crisis of the State. St Martins: New York.
490
БИБЛИОГРАФИЯ
Oberndorfer, L. (2015). From new constitutionalism to authoritari¬
an constitutionalism: New economic governance and the sta¬
te of European democracy. In J.Jager and E. Springier (eds),
Asymmetric Crisis in Europe and Possible Futures. Routledge: Lon-
. don, pp. 185-205.
Onis, Z. (1991). The logic of the developmental state. Comparative Po¬
litics 24 (1): 109-126.
Offe, C. (1972). Strukturprobleme des kapitalistischen Staates. Suhrkamp:
Frankfurt.
Offe, C. (1975). The theory of the capitalist state and the problem
of policy formation. In L. N. Lindberg, R. Alford, C. Crouch,
and C. Offe (eds), Stress and Contradiction in Modem Capitalism.
D. C. Heath: Lexington, KT, pp. 125-144.
Offe, C. (1983). Contradictions of the Welfare State. Hutchinson: London.
Offe, C. (2000). Governance. An ‘empty signifier’? Constellations 16
(4): 550-563-
Ohmae, K. (1995). The End of the Nation State: The Rise of Regional Eco¬
nomies. Free Press: New York.
Ojakangas, M. (2012). Michel Foucault and the enigmatic origins
of biopolitics and governmentality. History of the Human Scien¬
ces 25 (1): 1-14.
Ong, A. (2000). Flexible Citizenship: The Cultural Logics of Transnationa¬
lity. Duke University Press: Durham, NC.
Ortner, S. (1978). The virgin and the state. Feminist Studies 45 (3): 9-35.
Osiander, A. (2001). Sovereignty, international relations, and the West¬
phalian myth. International Organization 55: 251-287.
Overbeek, H. and van Apeldoom, B. (eds) (2012). Neoliberalism in Cri¬
sis. Palgrave Macmillan: Basingstoke, UK.
Palonen, K. (2006). Two concepts of politics, two histories of a con¬
cept? Conceptual history and present controversies. Distinkti-
on: Scandinavian Journal of Social Theory 7 (1): 11-25.
Panebianco, A. (1988). Political Parties: Organization and Power. Cam¬
bridge University Press: Cambridge.
Panitch, L. (2000). The new imperial state. New Left Review 2: 5-20.
Panitch, L. and Gindin, S. (2012). The Making of Global Capitalism:
The Political Economy of American Empire. Verso: London.
Park, B. (2008). Turkey’s deep state: Ergenekon and the threat to de-
mocratisation in the Republic. The RUSI Journal 153 (5): 54-59.
Parker, G. (1996). The Military Revolution. Cambridge University Press:
Cambridge.
Parsons, T. (1969). Politics and Social Structure. Free Press: New York.
Pashukanis, E.B. (1978) [1924]. Law and Marxism: A General Theory.
Ink Links: London.
Pateman, C. (1989). The Disorder of Women. Polity: Cambridge.
491
государство: прошлое, настоящее и будущее
Patomaki, Н. (2008). The Political Economy of Global Security. Rout-
ledge: London.
Pauketat, T. R. (2007). Chiefdoms and Other Archaeological Delusions,
AltaMira: Lanham, MD.
Paul, D. E. (2003). Rescaling IPE: Subnational States and the Regulation
of Global Political Economy. Routledge: London.
Peck, J. A. (2010). Constructions of Neoliberal Reason. Oxford Universi¬
ty Press: New York.
Peck, J. and Theodore, N. (2015). Fast Policy: Experimental Statecraft
at the Thresholds of Neoliberalism. University of Minnesota Press:
Minneapolis.
Peet, R. (2011). Inequality, crisis and austerity in finance capitalism.
Cam bridge Journal of Regions, Economy and Society, 4: 383-399.
Peters, B.G. and Pierre, J. (eds) (2004). The Politicization of the Civil
Service in Comparative Perspective. Routledge: London.
Petit, V. (2013). Counting Populations, Understanding Societies: Towards
an Interpretative Approach. Springer: Dordrecht.
Pierre, J. (ed.) (1999). Debating Governance: Authority, Steering, and De¬
mocracy. Oxford University Press: Oxford.
Pierson, P. (2002). Coping with permanent austerity: Welfare state re¬
structuring in affluent democracies. Revuefranqaise de sociologe
43 (2): 369-406. Poggi, G. (1978). The Development of the Mo¬
dem State: A Sociological Introduction. Polity: Cambridge.
Pijl, K. van der (2007). Nomads, Empires and States: Modes of Foreign Re¬
lations and Political Economy, vol. 1. Pluto: London.
Poguntke, T. and Webb, P. (eds) (2007). The Presidentialisation of Po¬
litics. Oxford University Press: Oxford.
Polanyi, K. (1957). Trade and Market in the Early Empires: Economies
in History and Theory. Free Press: New York.
Pomper, P. (2005). The history and theory of empires. History and The¬
ory 44 (Theme issue), 1-27.
Portelli, H. (1972). Gramsci et le bloc historique. Maspero: Paris.
Porter, B. D. (1994). War and the Rise of the State: The Military Founda¬
tions of Modem Politics. Free Press: New York.
Postone, M. (1993). Time, Labor and Social Domination: A Reinter¬
pretation of Marx’s Theory. Cambridge University Press: New
York.
Potter, S.J. and Saha, J. (2015). Global history, imperial history and
connected histories. Journal of Colonialism and Colonial Histo¬
ry. 16 (1).
Poulantzas, N. (1973) [1968]. Political Power and Social Classes. New
Left Books: London.
Poulantzas, N. (1974) [1972]. Fascism and Dictatorship. New Left Books:
London.
492
БИБЛИОГРАФИЯ
Poulantzas, N. (1975). Classes in Contemporary Capitalism. New Left
Books: London.
Poulantzas, N. (1976). Crisis of the Dictatorships. Verso: London.
Poulantzas, N. (1978). State, Power, Socialism. Verso: London.
Poulantzas, N. (1979) [1976]. The political crisis and the crisis
of the state. In J. W. Freiburg (ed.), Critical Sociology. Halstead
Press: New York, pp. 373-393.
Prescott, J. (1987). Political Frontiers and Boundaries. Allen Sc UTiwin:
London.
Price, R. M. (1991). The Apartheid State in Crisis: Political Transformation
of South Africa, igyj-iggo. Clarendon: Oxford.
Provan, K.G. and Kenis, P. (2008). Modes of network governance,
structure, management, and effectiveness. Journal of Public Ad¬
ministration Research and Theory 18 (2): 229-252.
Przeworski, A. (1977). Proletariat into a class: The process of class for¬
mation from Karl Kautsky’s The Class Struggle to recent contro¬
versies. Politics & Society 7 (4): 343-401.
Przeworski, A. (1993). Democracy and the Market: Political and Economic
Reforms in Eastern Europe and Latin America. Cambridge Uni¬
versity Press: New York.
Pufendorf, S. (1672) [1759]. De iure naturae et gentium libri octo
\0f the Law of Nature and Nations, Eight Books\ Lund.
Puhle, H.-J. (2002). Still the age of catch-allism? Volksparteien and
Parteienstaat in Crisis and Re-equilibration. In R. Gunther,
J. R. Montero, and J. J. Linz (eds), Political Parties: Old Concepts
andNew Challenges. Oxford University Press: Oxford, pp. 58-83.
Purvis, T. (1998). Aboriginal peoples and the limits of the state-sover¬
eignty- nation triplet: Historical and contemporary reflections
on the nationalities principle. PhD Thesis, Lancaster Univer¬
sity, United Kingdom.
Putnam, R. D. (2000). Bowling Alone: The Collapse and Revival of Ameri
can Community. Simon Sc Schuster: New York.
Radice, H. (2000). Globalization and national capitalisms: Theori¬
zing convergence and differentiation. Review of International
Political Economy 7 (4): 719-742.
Rapp, R. (1977). Gender and class: An archaeology of knowledge
concerning the origin of the state. Dialectical Anthropology 2
(4): 309-316.
Rasmus, J. (2010). Epic Recession. Prelude to Global Depression. Plu¬
to: London.
Redmond, E.M. and Spencer, C.S. (2012). Chiefdoms at the th¬
reshold: The competitive origins of the primary state. Journal
of Anthropological Archaeology 31: 22-37.
Rehmann, J. (2013). Theories of Ideology: The Powers of Alienation and Sub¬
jection. Brill: Leiden.
493
государство: прошлое, настоящее и будущее
Reinhard, W. (ed.) (1999). Die Verstaatlichung der Welt. Europauck
Staatsmodelle undaufereuropaische Machtprozesse. Oldenbourg
Verlag: Munich.
Renan, E. (1882). Qu’est-ce qu’une nation? Lecture at the Sorbonne,
Paris. At http://www.nationalismproject.org/what/renan.htm
Reno, Q. (1998). Warlord Politics and African States. Lynne Rienner:
Boulder, CO.
Roberts, J. (2006). Philosophizing the Everyday: Revolutionary Praxis
and the Fate of Cultural Theory. Pluto: London.
Roberts, J.T. (2011). Multipolarity and the new world (dis)order: US
hegemonic decline and the fragmentation of the global climate
regime. Global Environmental Change 21 (3): 776-784.
Robinson, W. I. (2004). A Theory of Global Capitalism: Transnational
Production, Transnational Capitalists, and the Transnational State.
Johns Hopkins University Press: Baltimore, MD.
Robinson, W. I. (2012). Global capitalism theory and the emergence
of transnational elites. Critical Sociology 38 (3): 349-363.
Rogers, C. (ed.) (1955). The Military Revolution Debate. Westview Press:
Boulder, CO.
Rohrschneider, R. and Whitefield, S. (2012). The Strain of Representa¬
tion. Oxford University Press: Oxford.
Rokkan, S. (1999) • State Formation, NationBuilding and Mass Politics in Eu¬
rope: The Theory of Stein Rokkan. Oxford University Press: Oxford.
Rosa, H. (2013). Social Acceleration: A New Theory of Modernity. Colum¬
bia University Press: New York.
Rossiter, C.L. (1948). Constitutional Dictatorship: Crisis Government
in the Modem Democracies.
Rothe, D. L. (2009). State Criminality: The Crime of All Crimes. Lexing¬
ton: Lanham, MD.
Rousseau, J.-J. (1758). Discourssur VSconomiepolitique. At http://www.
ac-grenoble.fr/PhiloSophie/file/rousseau_economie_poli-
tique.pdf.
Rousseau, J.-J. (1792). Du contrat social, ou Principes du droit politique.
Rey: Amsterdam.
Routley, L. (2014). Developmental states in Africa? A review of on¬
going debates and buzzwords. Development Policy Review 32
(2): 159-‘77-
Rub, F. (2005). Sind die Parteien noch zu retten? Zum Stand derge-
genwartigen Parteien und Parteiensystemforschung. Neue Po-
litische Literatur 50 (3): 397-421.
Ruggie, J. (1993)- Territoriality and beyond. International Organizati-
on 47 (1): 139-174-
Rupert, M. and Solomon, M.S. (2006). Globalization and Internatio¬
nal Political Economy: The Politics of Alternative Futures. Rowman
and Littlefield: Lanham, MD.
494
БИБЛИОГРАФИЯ
Sassatelli, М. (2002). Imagined Europe: The shaping of a European
cultural identity through EU cultural policy. European Journal
of Social Theory 5 (4): 435-451.
Sassoon, A. S. (1980). Gramsci’s Politics. Croom Helm: London.
Satter, D. (2003). Darkness at Dawn: The Rise of the Russian Criminal Sta¬
te. Yale University Press: New Haven, CT.
Sauer, B. (1997). ‘Die Magd der Industriegesellschaft’: Anmerkungen
zur Geschlechtsblindheit von Staats — und Institutionstheo-
rien. In B. Kerchner and G. Wilder (eds), Staat undPrivatheit.
Westdeutscher Verlag: Opladen, pp. 29-53.
Schafer, A. and Streeck, W. (eds) (2013). Politics in the Age of Austeri¬
ty. Polity: Cambridge.
Scharpf, F. W. (1993). Games in Hierarchies and Networks: Analytical
and Empirical Approaches to the Study of Governance Institutions.
Campus: Frankfurt.
Scharpf, F.W. (1999). Governing in Europe: Effective and Democratic? Ox¬
ford University Press: Oxford.
Scheppele, K. L. (2004). Law in a time of emergency: States of excep¬
tion and the temptations of 9/11. Journal of Constitutional Law
6 (5): 1001-1083.
Scheuerman, W. E. (1994). Between the Norm and the Exception. MIT
Press: Cambridge, MA.
Scheuerman, W. E. (1996). The Rule of Law Under Siege: Selected Essays
of Franz L. Neumann and Otto Kirchheimer. University of Cali¬
fornia Press: Berkeley.
Scheuerman, W. E. (2000). The economic state of emergency. Cardo-
zo Law Review 21 (5-6): 1869-1894.
Scheuerman, W. E. (2003). Liberal Democracy and the Social Accelerati¬
on of Time. Johns Hopkins University Press: Baltimore, MD.
Scheuerman, W. E. (2006). Emergency powers. Annual Review of Law
and Society 2: 257-277.
Scheuerman, W. E. (2008). Frankfurt School Perspectives on Globalizati¬
on. Democracy, and the Law. Routledge: London.
Schmalenbach, H. (1922). Die soziologische Kategorie des Bundes.
In W. Strich (ed.), Die Dioskuren: Jahrbuchfur Geisteswissenschaf-
ten, Meyer Sc Jessen: Munich, pp. 35-105.
Schmitt, C. (1985) [1922]. Political Theology: Four Chapters on the Con¬
cept of Sovereignty. MIT Press: Cambridge, MA.
Schmitt, C. (1988) [1923]. The Crisis of Parliamentary Democracy. MIT
Press: Cambridge, MA.
Schmitt, C. (2003) [1950]. The Nomos of the Earth in the International
Law of thejm Publicum Europaeum. Telos Press: New York.
Schmitt, C. (2013) [1921]. Dictatorship: From the Origin of the Modern
Concept of Sovereignty to Proletarian Class Struggle. Polity: Cam¬
bridge.
495
государство: прошлое, настоящее и будущее
Schmitter, Р. С. (1996)- Imagining the future of the Euro-polity
with the help of new concepts. In G. Marks, F.W. Scharpf,
and P. C. Schmitter (eds), Governance in the European Union.
SAGE: London, pp. 121-150.
Schumpeter, J. A. (1954) [1918]. Crisis of the tax state. International
Economic Papers, 4: 5-38.
Schuppert, G.E (2010). Der Staat als Prozess: EinestaatstheoretischeSkiz-
ze in sieben Aufsatzen. Campus: Frankfurt.
Scott, J. (1998). Seeing like a State: How Certain Schemes to Improve
the Human Condition Have Failed. Yale University Press: New
Haven, CT.
Scott, J. (2009). The Art of Not Being Governed: An Anarchist History
of Upland Southeast Asia. Yale University Press: New Haven.
Scott, P. D. (2014a). The American Deep State: Wall Street, Big Oil, and
the Attack on US Democracy. Rowman & Littlefield: Lanham, MD.
Scott, P. D. (2014b). The state, the deep state, and the Wall Street over-
world. Asia-Pacific Journal: Japan Focus 12 (5). At http://japan-
f0cus.0rg/-Peter_Dale-Sc0tt/4090/article.pdf.
Segesvary, V. (2004). World State, Nation States, or NonCentralized Insti¬
tutions? A Vision of the Future in Politics. University Press of Ame¬
rica: Lanham, MD.
Service, E.R. (1962). Primitive Social. Organization. Harcourt Brace:
New York.
Service, E.R. (1975). Origins of the State and Civilization: The Process
of Cultural Evolution. Norton: New York.
Seymour, R. (2014). Against Austerity. Pluto: London.
Shaw, M. (2000). Theory of the Global State. Cambridge University
Press: Cambridge.
Shefter, M. (1994). Political Parties and the State: The American Historical
Experience. Princeton University Press: Princeton, NJ.
Sinclair, T.J. (2005). The New Masters of Capital: American Bond Rating
Agencies and the Politics of Creditworthiness. Cornell University
Press: Ithaca, NY.
Skinner, Q. (1989). State. In T. Ball, J. Farr, and R. L. Hanson (eds),
Political Innovation and Conceptual Change. Cambridge Univer¬
sity Press: Cambridge, pp. 90-131.
Skinner, Q. (2009). A genealogy of the modern state. Proceedings
of the British Academy 162: 325-370.
Skocpol, T. (1979). States and Social Revolutions: A Comparative Analy¬
sis of France, Russia, and China. Cambridge University Press:
Cambridge.
Smith, A. D. (1986). The Ethnic Origins of Nations. Blackwell: Oxford.
Smith, A. D. (1995). Nations and Nationalism in a Global Era. Polity:
Cambridge.
496
БИБЛИОГРАФИЯ
Smith, D. E. (1990). Texts, Facts and Femininity: Exploring the Relations
of Ruling. Routledge: London.
Smith, M.J. (1990). Pluralism, reformed pluralism and neopluralism:
The role of pressure groups in policy-making. Political Studies
38 (2): 302-322.
Smith, R. (2013). Capitalism and the destruction of life on Earth: Six
theses on saving the humans. Realworld economics review 64.
At http://www.paecon.net/PAEReview/issue64/Smith64.pdf
Soyler, M. (2013). Informal institutions, forms of state and democracy:
The Turkish deep state. Democratization 20 (2): 310-334.
Solty, I. (2013). The future of the left and world-wide socialism
in the context of the fourth organic crisis of global(-izing)
capitalism after the austerity turn: A Transatlantic perspec¬
tive. In Chinese Academy of Social Sciences (ed.), Socialism
and the World Today. Chinese Academy of Social Sciences: Bei-
jing, pp. 67-94.
Spencer, C. S. (2003). War and early state formation in Oaxaca, Me¬
xico. Proceedings of the National Academy of Sciences 100 (20):
1185-1187.
Spencer, C. S. (2010). Territorial expansion and primary state for¬
mation. Proceedings of the National Academy of Sciences 107 (16):
7119-7126.
Spruyt, H, (1993). Tie Sovereign State and its Competitors: An Analysis
of Systems Change. Princeton University Press: Princeton, NJ.
Standing, G. (2011). The Precariat: The New Dangerous Class. Blooms¬
bury: London.
Stasavage, D. (2011). States of Credit: Size, Power, and the Development
of European Polities. Princeton University Press: Princeton, NJ.
Steffen, W., Grinevald, J., Crutzen, P., and McNeill, J. (2011). The An-
thropocene: Conceptual and historical perspectives. Philoso¬
phical Transac tions of the Royal Society A369: 842-867.
Steinmetz, G. (2003). The state of emergency and the revival of Ame¬
rican imperialism: Toward an authoritarian post-Fordism. Pub¬
lic Culture 15 (2): 323-345.
Stepan, A., Linz, J.J., and Yadav, Y. (2010). Crafting StateNations. In¬
dia and Other Multinational Democracies. Johns Hopkins Uni¬
versity Press: Baltimore, MD.
Stephen, M.D. (2014). Rising powers, global capitalism and li¬
beral global governance: A historical materialist account
of the BRlCs challenge. European Journal of International Rela¬
tions 20 (4): 912-938.
Stockman, D. (2013). The Great Deformation: The Corruption of Capita¬
lism in America. PublicAffairs: New York.
Strayer, J. R. (1970). On the Medieval Origins of the Modem State. Prin¬
ceton University Press: Princeton, NJ.
497
государство: прошлое, настоящее и будущее
Streeck, W. (2009). Reforming Capitalism: Institutional Change in the Ger¬
man Political Economy. Oxford University Press: Oxford.
Streeck, W. (2014). Buying Time: The Delayed Crisis of Democratic Capi¬
talism. Verso: London.
Streeck, W. and Schmitter, P. C. (eds) (1985). Private Interest Govern¬
ment: Beyond Market and State. SAGE: London.
Strether, L. (2015). A typology of corruption for Campaign 2016
and beyond. 18 May. At http://www.nakedcapitalism.
com/20i5/05/a-typology-of-corruption-for-campaign-20i6-
and-beyond.html.
Stuart, D. T. (2008). Creating the National Security State: A History
of the Law That Transformed America. Princeton University Press:
Princeton, NJ.
Stiitzle, I. (2013). Austeritat als politisches Projekt: Von der monetaren
Integration Europas zur Eurokrise. Westfalisches Dampfboot:
Munster.
Subrahmanyan, S. (1997). Connected histories: Notes towards a re¬
configuration of early modern Eurasia. Modem Asian Studies
31 (4). 735-762.
Sum, N.-L. andjessop, B. (2013). Towards a Cultural Political Economy:
Putting Culture in its Place in Political Economy. Edward Elgar:
Cheltenham, UK.
Swedberg, R. (1998). Max Weber and the Idea of Economic Sociology.
Princeton University Press: Princeton, NJ.
Swedberg, R. (2003). The changing picture of Max Weber’s sociolo¬
gy. Annual Review of Sociology, 283-306.
Talmon, S. (1998). Recognition of Governments in International Law: With
Particular Reference to Governments in Exile. Clarendon: Oxford.
Tarrow, S. (2011). Occupy Wall Street is not the Tea Party of the Left:
The United States’ long history of protest. Foreign Affairs,
10 October.
Taylor, A. (2013). State Failure. Palgrave Macmillan: Basingstoke, UK.
Taylor, C. (2001). Modem Social Imaginaries. Duke University Press:
Durham, NC.
Taylor, P.J. (1994). The state as container: Territoriality in the mo¬
dern world system. Progress in Human Geography 18 (3): 151-162.
Taylor, P.J. (1995). Beyond containers: Internationality, interstateness,
interterritoriality. Progress in Human Geography 18 (2): 151-162.
Taylor, P.J. (2000). World cities and territorial states under condi¬
tions of contemporary globalization. Political Geography 19
(0:5-32-
Taylor, P.J. (2003). World City Network. A Global Urban Analysis. Rout-
ledge: London.
498
БИБЛИОГРАФИЯ
Taylor, P.J. (2004). From heartland to hegemony: Changing the world
in political geography. Geoforum 15 (4): 403-411.
Taylor, R. (1978). The Fifth Estate: Trade Unions in the Modem World.
Routledge and Kegan Paul: London.
Ten Brink, T. (2014). Global Political Economy and the Modem State Sys¬
tem. Brill: Leiden.
Teschke, B. (2003). The Myth of 1648: Class, Geopolitics and the leaking
of Modem International Relations. Verso: London.
Therborn, G. (2010). From Marxism to Post Marxism? We, rso: London.
Theret, В (1992). Rtgimes tconomiques de Vordrepolitique. Presses Uni-
versitaires de France: Paris.
Thompson, M. (2012). Foucault, fields of governability, and the po¬
pulation-family-economy-nexus in China. History and Theo¬
ry 51 (1): 42-62.
Tilly, C. (ed.) (1975). The Formation of National States in Western Europe.
Princeton University Press: Princeton, NJ.
Tilly, C. (1992). Coercion, Capital and European States, ad ggo-iggo.
Blackwell: Oxford.
Tololyan, K. (1991). Rethinking diaspora(s): Stateless power
in the transnational moment. Diaspora 5: 3-36.
Tsoukalas, K. (2003). Globalisation and the ‘executive committee’:
Reflections on the contemporary capitalist state. Socialist Re¬
gister 2003: 56-75.
Tunander, O. (2009). Democratic state vs. deep state: Approaching
the dual state of the West. In E. Wilson (ed.), Government
of the Shadows: Parapolitics and Criminal Sovereignty. Pluto: Lon¬
don, pp. 56-72.
Valler, D., Tait, M., and Marshall, T. (2013). Business and planning:
A strategic-relational approach. International Planning 18 (2):
i43-i67.
Vattel, E. de (1758). Le Droit des gens, ou Principes de la loie naturelle,
appliquds d la conduite et aux affaires des nations et des souverains,
2 vols. London.
Viroli, M. (1992). From Politics to Reason of State: The Acquisition
and Transformation of the Language of Politics, 1230-1600, Cam¬
bridge University Press: Cambridge.
Voigt, R. (ed.) (2000). Abschied vom Staat: Riickkehr zum Staat? 3rd
digital edn. At www.staatswissenschaft.com/pdf/IfS-Werk-
statti.pdf
Volkov, V. (2000). The political economy of protection rackets
in the past and the present. Social Research 67 (3): 709-744.
von Beyme, К (1993). Die politische Klasse im Parteienstaat. Suhrkamp:
Frankfurt.
499
государство: прошлое, настоящее и будущее
Wainwright, J. D. (2016). The spatial structure of world history.
The Journal of Japanese Philosophy 4 (1), 33-59.
Walby, S. (2003). The myth of the nation-state: Theorizing society
and politics in a global era. Sociology 38 (3): 529-546.
Waldner, D. (1999). State Building and Late Development. Cornell Uni¬
versity Press: Ithaca, NY.
Walker, B. (1997). Social movements as nationalisms, or The very
idea of a Queer Nation. Canadian Journal of Philosophy, 26
(suppl.i): 505-547.
Wallerstein, I. (2000). The Essential Wallerstein. New Press: New York.
Waltz, K. (1979). Theory of International Politics. McGraw-Hill: Bos¬
ton, MA.
Weber, M. (1961). General Economic History. Collier: New York.
Weber, M. (1978). Economy and Society. Bedminster Press: New York.
Weber, M. (1994). Weber: Political Writings. Cambridge University
Press: Cambridge.
Wedel, J. (2009). Shadow Elite. Basic Books: New York.
Weiss, L. (1998). The Myth of the Powerless State: Governing the Economy
in a Global Era. Polity: Cambridge.
Weiss, L. (2013). America Inc.? Innovation and Enterprise in the National
Security State. Cornell University Press: Ithaca, NY.
Weiss, L. and Hobson, J. (1995). States and Economic Development:
A Comparative Historical Analysis. Polity: Cambridge.
Wendt, A. (2003). Why a world state is inevitable. European Journal
of International Relations 9: 491-542.
Wikipedia (2013). The king is dead, long live the king! At http://
en.wikipedia.org/wiki/The_king_is_dead,_long_live_the_
king!
Williams, C. (2010). Ecology and Socialism: Solutions to Capitalist Ecolo¬
gical Crisis. Haymarket: Chicago, IL.
Willke, H. (1986). The tragedy of the state: Prolegomena to a theory
of the state in polycentric society. Archiv fur Sozial und Rechts-
philosophie 72 (4): 455-467.
Willke, H. (1992). Die Ironie des Staates. Suhrkamp: Frankfurt. Will¬
ke, H. (1997). Supervision des Staates. Suhrkamp: Frankfurt.
Willke, H. (2014). Demokratie in Zeiten der Konfusion. Suhrkamp:
Frankfurt.
Wilson, E. (ed.) (2009). Government of the Shadows: Parapolitics and Cri¬
minal Sovereignty. Pluto: London.
Wissel, J. (2007). Die Transnationalisierung von Herrschaftsverhaltnis-
sen: Zur Aktualitat von Nicos Poulantzas’ Staatstheorie. Nomos:
BadenBaden.
Wissenburg, M. (2009). Political Pluralism and the State: Beyond Sover¬
eignty. Routledge: London.
5°°
БИБЛИОГРАФИЯ
Wittfogel, К. А. (1957). Oriental Despotism: A Comparative Study of Total
Power. Yale University Press: New Haven, CT.
Wolf, F. O. (2011). The European Command Method. Rosa Luxemburg
Stiftung: Berlin.
Woo, J. E. (1991). Race to the Swift: State and Finance in Korean Industri¬
alization. Columbia University Press: New York.
Woo-Cumings, M. (1999). Introduction: Chalmers Johnson
and the politics of nationalism and development. In eadem
(ed.), The Developmental State. Cornell University Press: Itha¬
ca, NY, pp. 1-31.
Woolf, S.J. (1989). Statistics and the modern state. Comparative Stu¬
dies in Society and History 31 (3): 588-604.
World Bank (1993). The East Asian Miracle: Economic Growth and Public
Policy. Oxford University Press: New York.
Wright, H.T. (1977). Recent research on the origins of the state. An¬
nual Review of Anthropology 6: 379-397.
Wright, H.T. (2006). Early state dynamics as political experiment.
Journal of Anthropological Research 62 (3): 305-319.
Yergin, D. (1977). Shattered Peace: The Origins of the Cold War and the Na¬
tional Security State. Houghton Mifflin: Boston, MA.
Yuval-Davis, N. (1997). Gender and Nation. SAGE: London.
Zeitlin, J. and Trubek, D. M. (eds) (2003). Governing Work and Welfare
in aNew Economy. Oxford University Press: Oxford.
Zeitlin, J. and Pochet, P., with Magnusson, L. (eds) (2005). The Open
Method of Coordination in Action. P. I. E.-Peter Lang: Berlin.
Zielonka, J. (2001). How new enlarged borders will reshape the Euro¬
pean Union. Journal of Common Market Studies 39 (3): 507-536.
Zielonka, J. (2006). Europe as Empire: The Nature of the Enlarged Euro¬
pean Union. Oxford University Press: Oxford.
Ziltener, P. (2001). Strukturwandel der europaischen Integration: Die Euro-
paische Union und die Veranderung von Staatlichkeit. Westfali-
sches Dampfboot: Munster.
Научное издание
Боб Джессоп
Государство:
прошлое, настоящее и будущее
Главный редактор В.В. Анашвили
Заведующая редакцией Ю.В. Бандурина
Выпускающий редактор Е.В. Попова
Корректор Л.Ф. Королева
Художник С.Д. Зиновьев
Верстка Я.Д. Агеев
Подписано в печать 19.04.2019. Формат 60x90/16
Гарнитура Baskerville. Уел. печ. л. 31,5
Тираж юоо экз. Изд. № 563. Заказ 4067
Издательский дом «Дело» РАНХиГС
119571, Москва, пр-т Вернадского, 82
Коммерческий центр —тел. (495) 433 2510, (495) 433 2502
delo(§;ranepa.ru
www.ranepa.ru
Интернет-магазин — www.delo.ranepa.ru
Отпечатано в филиале «Чеховский Печатный Двор»
АО «Первая образцовая типография»
www.chpd.ru. Факс (496)726-54-10, (495) 988-63-87
142300, Московская обл., г. Чехов,
ул. Полиграфистов, 1
ISBN 978-5-7749-1473-9
9 785774 91473