ЛДРО-
ВЫСТРЕЛ!
 ИЗДАТЕЛЬСТВО
 «ДЕТСКАЯ
 ЛИТЕРАТУРА*

Ю.ФИДЛКОВ
 шшншш,,.
 ИЗДАТЕЛЬСТВО
ДЕТСКАЯ  ЛИТЕРАТУРА**
МОСКВА  1966

Это  книга  об  открытии,  вероятно,  самом  зна¬
чительном  из  всех,  которые  были  достигнуты
наукой  за  последние  100  лет.  Со  словом  «радио¬
активность»  большинство  людей  познакомилось
в  1945  году,  когда  это  слово  со  страниц  научных
изданий  шагнуло  на  страницы  газет  вместе
с  описанием  жертв  Хиросимы  и  Нагасаки.  Мпо-
гие  с  тех  пор  отождествляют  это  понятие  со  сло¬
вом  «смерть».  Но  ведь  оно  вмещает  и  совсем  про¬
тивоположный  смысл  —  жизнь,  знание.
 Слово  «радиоактивность»  впервые  прозвучало
в  самом  начале  века,  когда  супругам  Кюри  после
полутора  лет  изнурительного  труда  удалось  до¬
быть  первые  крупинки  радия.
 Откуда  возникли  химические  элементы?  По¬
гаснет  ли  Солнце?  Было  ли  начало  и  будет  ли
конец  мира?  Именно  изучение  радиоактивности
позволяет  дать  ответ  на  эти  вопросы.
 Рисунки  Н.  Устинова

— 	О  чем  эта  книга?
 — 	О  многом.  Всякое  встретится  здесь:  подлое
убийство,  таинственная  пропажа,  удачливые  сыщи¬
ки,  замечательные  клады,  ну  и,  конечно,  счастли¬
вый  конец.
 — 	Детективная  повесть?
 — 	Что  вы!  Это  научная  книга,  точнее,  научно¬
художественная.
 — 	Научно?..  Это  теперь  модно.  Физика,  на¬
верное?
 — 	Не  только  физика.
 — 	Тогда  —  химия?
 — 	Н-н-не  совсем.
 — 	Все  же,  что  именно?
 — 	И  то  и  другое.  И  еще  биология.  И  астрономия.
И  геология.  И  археология.
 3

— 	А  может  быть,  еще  и  медицина?
 — 	Есть  и  медицина.
 — 	Энциклопедия,  значит?
 — 	Нет,  книга  о  радиоактивности.  Той  самой
радиоактивности,  о  которой  теперь  говорят  повсюду
и  которой  нынче  интересуются  все:  и  физики,  и  хи¬
мики,  и  биологи,  и  космонавты,  и  даже  археологи.
 — 	Ну,  а  при  чем  же  здесь  выстрел?  Куда  на¬
целено  и  как  стреляет  атомное  ядро?
 — 	Хотя  бы  в...  Впрочем,  не  будем  забегать
вперед.

Глава  первая
 ОТКРЫТИЕ,  КОТОРОЕ  НАЧАЛОСЬ  С  КОНЦА
 Каждое  открытие  имеет  свою  историю,  по¬
рой  печальную,  даже  трагическую,  иногда  за¬
бавную,  но  всегда  поучительную.  Такую  же,
как  этот  рассказ  об  элементе,  который  откры¬
вали  добрую  сотню  лет  и  все  же  открыли...
преждевременно.
 Родовое  поместье  лорда  Кэвендиша  походило  на  де¬
сятки  других  графских  усадьб.  Разве  только  замок  выгля¬
дел  немного  более  ветхим  да  пруд  был  окружен  изрядно
поредевшими  ивами  и  запущен  настолько,  что  рыба  в  нем
не  водилась.  А  в  высокой  траве  безнаказанно  сновали
зайцы,  чуя  которых,  тоскливо  выли  в  псарне  породистые
легавые.
 5

Владельцу  Уэльтенгема  было  не  до  хозяйских  забот.
Окружающие  давно  свыклись  со  странностями  сэра  Генри
Кэвендиша.  А  если  говорить  откровенно,  даже  гордились
ими.  Несомненно,  чудачества  сэра  Генри  войдут  в  семей¬
ные  предания  так  же,  как  и  подвиги  основателя  рода  —
рыжебородого  Патрика  Кэвендиша,  которому  в  1194  году
посчастливилось  добыть  самый  увесистый  кусок  гроба
господня.  А  главное,  лорд  Кэвендиш  превосходил  уче¬
ностью  всех  современников.
 Вот  почему  ему  прощалось  все.
 Сэр  Генри  изъяснялся  с  окружающими  жестами:  он
экономил  время  и  не  мог  тратить  его  на  непроизводитель¬
ное  выталкивание  звуков  из  гортани.
 Сэр  Генри  производил  в  своей  лаборатории  оглуши¬
тельные  взрывы,  к  которым  привыкли  домочадцы  и  кото¬
рые  неизменно  приводили  в  неистовство  впечатлительных
и  нервных  псов.
 Сэр  Генри  писал  самому  себе  письма  с  заданиями  на
каждый  день.  Худо  только,  что  он  забывал  их  распеча¬
тывать.
 Сэр  Генри  взвешивал  окрестные  холмы,  пытаясь  опре¬
делить,  сколько  весит  Земля.  И,  надо  сказать,  это  ему
удалось  узнать.
 Но  то,  что  лорд  затеял  в  рождественские  праздники
1785  года,  положило  конец  и  долготерпению  родственни¬
ков,  и  всепрощению  домашнего  пастора.
 Это  неслыханно  даже  для  Кэвендиша  —  20-е  сутки  он
не  покидает  лабораторию!  В  домочадцев,  которые  прино¬
сят  ему  туда  еду,  он  бросает  старинными  книгами  в  твер¬
докаменных  переплетах  из  свиной  кожи.  Даже  пастора,
рискнувшего  зайти  в  лабораторию,  он  встретил  сердитым
рыком.
 В  зале  у  жарко  пылающего  камина  собрались  домаш¬
ние,  тревожно  прислушивающиеся  к  доносящемуся  из  ла¬
боратории  мерному  уханью.  Это  сэр  Генри  и  его  единст¬
венный  слуга  и  помощник  Джонатан,  каждые  два  часа
сменяя  друг  друга,  вращают  большое  и  тяжелое  колесо
электрофорной  машины  —  приспособления  для  добывания
диковинной  силы,  именуемой  электричеством.
 —  Дорогой  Линсерт,  —  умоляюще  обращается  к  па¬
стору  престарелая  тетка  владельца  поместья,  —  один  вы
можете  его  уговорить.  Ведь  он  умрет  без  пищи!
 Г)

Пастор,  тяжело  вздохнув,  от¬
правляется  к  сэру  Кэвеидишу.
 Лаборатория  —  самое  большое
помещение  замка.  При  прежнем
владельце  (бог  мой,  как  хорошо  и
покойно  было  при  сэре  Герберте
Кэвендише!)  здесь  был  зал  для
игры  в  мяч.  Посредине  помеще¬
ния  стоит  электрофорная  машина,
от  которой  идут  провода  в  стек¬
лянную  трубку.  Трубка  погружена
в  ртуть.
 Время  от  времени  через  трубку
пролетает  искра,  после  чего  сэр
Генри  подбегает  к  установке,  вгля¬
дывается  в  нее  и  громко  черты¬
хается  (да  не  возгневается  на  не¬
го  господь!).
 И  впрямь  есть  от  чего  прийти
в  отчаяние.  В  начале  этого  20-су¬
точного  эксперимента  каждая  иск¬
ра,  которая  пролетала  через  воз¬
дух,  заключенный  между  ртутны¬
ми  затворами  в  стеклянной  труб¬
ке,  вызывала  образование  бурого
дыма.  Дым  этот  отлично  погло¬
щается  раствором  соды  Вот  по¬
чему  почти  весь  воздух,  превра¬
тившись  в  бурый  дым,  растворил¬
ся  в  соде,  и  ртуть,  поднявшись
по  трубке,  заполнила  ее  почти  всю.  Почти.
 Но  вот  уже  две  недели,  как  в  трубке  остался  малень¬
кий  пузырек,  который  не  желает  буреть,  сколько  бы  искр
через  него  ни  пропускали.  Почему  же  тот  воздух  бурел,
а  этот  не  желает?  Это  опровергает  все  представления
о  флогистоне,  которым  Кэвендпш  безраздельно  верит.
 Сэр  Генри  в  ярости  бросается  к  машине,  отталкивает
слугу  и  начинает  бешено  вращать  колесо.  Тут  же  он  за-
 1  В  трубке  протекали  всем  нам  отлично  известные  сегодня  про¬
цессы:  образование  окислов  азота  из  азота  и  кислорода  воздуха
и  поглощение  этих  кислотных  окислов  раствором  едкого  натра,
называвшегося  тогда  содой.
 7

мечает  пастора,  который  стоит  в  дверях,  горестно  возведя
очи  горе.
 Кэвендиш  с  убитым  видом  машет  рукой,  непотребно
выражается  (господи,  господи!)  и  останавливает  маши¬
ну.  Бедняга  Джонатан  совсем  вымотался  за  эти  дни.  Да
и  сам  Кэвендиш,  признаться,  порядком  устал.  Что  ж,
придется  прекратить  этот  опыт,  от  которого  только  и
остается,  что  четыре  строчки  в  лабораторном  журнале.
 Досадно,  очень  досадно...  И  все  же:  что  это  за  пу¬
зырек?
 *  *  *
 Это  было  первое  звено  в  длинной  цепи  загадок  уди¬
вительного  газа,  —  цепи,  разорвать  которую  удалось
лишь  полтора  столетия  спустя  ценой  редких  в  исто¬
рии  науки  усилий.
 Кэвендиш  стал  первой  «жертвой»  коварного  эле¬
мента.  Мог  ли  этот  незаурядный  ученый  подозре¬
вать,  что,  кроме  кислорода,  азота  и  углекислого  газа,
в  воздухе  содержится  еще  один  неизвестный  газ?
Мог.  А  вот  не  догадался.
 *  *  *
 В  1892  году  английский  химик  и  физик  Рэлей  опубли¬
ковал  в  журнале  «Природа»  письмо.  И  сегодня,  более
70  лет  спустя,  в  каждой  строке  этого  письма  можно  уло¬
вить  недоумение  его  автора  и  обыкновенную  человече¬
скую  усталость.
 «Я  очень  удивлен  недавними  результатами  опреде¬
ления  плотности  азота,  —  писал  ученый,  —  и  буду  при¬
знателен,  если  кто-либо  из  читателей  сможет  указать
причину».
 Все  началось  с  того,  что  Рэлей  включился  в  спор  о  ги¬
потезе  Проута.  Это  была  знаменитая  дискуссия  XIX  века.
Целочисленны  атомные  веса  элементов  или  нет?
 Безобидный  вопрос,  не  правда  ли?  Но  вот  уже  пол¬
века  кипят  страсти  в  научных  кругах.
 — 	Да!  —  категорически  утверждают  одни.
 — 	Нет!  —  пылко  возражают  другие.
 По  меньшей  мере  два  поколения  естествоиспытателе**
 $

состарились  в  дискуссиях  во¬
круг  этой  проблемы.  Всякое  бы¬
вало  в  спорах:  яростные  на¬
падки  и  взаимные  обличения;
неразумные  оскорбления  и  иск¬
ренние  примирения;  редкие
уступки  и  излишняя  горячность.
 Бывало  и  похуже.  Случа¬
лось,  что  полемика  об  атомных
весах,  начавшись  вечером  в  чо¬
порных  стенах  какого-нибудь
старинного  немецкого  универси¬
тета,  заканчивалась  на  рассвете  дуэлью  в  ближайшем  лесу.
До  убийства,  конечно,  дело  не  доходило.  Но  шрамы  свои
участники  поединков  носили  вызывающе  и  гордо  —  как
свидетельство  научной  непримиримости.
 Сухой  и  замкнутый  Рэлей  не  принимал  участия  в  этих
бесплодных  спорах.  Настоящий  ученый,  он  предпочел
уединиться  в  лаборатории  Кембриджского  университета,
которая  —  игра  случая!  —  носила  имя  Кэвендиша.
 Тщетно  воинственные  оппоненты  из  Германии  пыта¬
лись  вызвать  Рэлея  на  научный  спор.
 «Нет  уж,  господа,  —  добродушно  отписывался  тот,  —
разделим  наши  функции:  дуэли  —  вам,  а  мне  —  экспери¬
мент».
 А  экспериментатором  Рэлей  был  блестящим.  Вот  и
сейчас  он  затеял  возню  с  азотом.  Почему  с  ним?  Разве
нельзя  определять  атомный  вес  какого-либо  другого,  бо¬
лее  доступного  газа?
 Получить  чистый  азот  и  впрямь  нелегко.  Для  этого
надо  приготовить  очень  чистые  соединения  азота,  на¬
пример  азотнокислый  аммоний  или  мочевину,  а  затем
уже  выделить  оттуда  азот,  да  так,  чтобы  в  него  не  попали
примеси  других  элементов.
 Но  пока  все  идет  как  нельзя  лучше.  Азот,  выделенный
из  любого  химического  соединения,  безразлично  —  орга¬
нического  или  неорганического,  имеет  абсолютно  одина¬
ковую  плотность:  литр  его  весит  1,2505  грамма.  А  следо¬
вательно,  постоянен  и  атомный  вес  азота  независимо  от
того,  из  какого  соединения  он  добыт.  Впрочем,  так  и
должно  быть.
 9

..  .В  тот  день  Рэлей  приступил  к  работе  в  радужном  на¬
строении.  Радоваться  действительно  есть  чему.  Экспери¬
менты  идут  к  концу,  все  прекрасно  согласуется  друг
с  другом.  Остался  лишь  один,  последний  опыт:  опреде¬
ление  плотности  азота,  добытого  не  из  соединений,  а  из
воздуха.
 Получение  чистого  азота  из  воздуха  —  нелегкая  за¬
дача,  но  Рэлей  с  ней  справляется  без  труда.  Для  этого
надо  пропустить  воздух  над  раскаленной  медью  —  она
свяжет  весь  кислород.  Затем  газ  следует  несколько  раз
пропустить  через  раствор  щелочи,  которая  жадно  соеди¬
няется  с  углекислым  газом.  Небольшое  количество  водо¬
рода,  содержащееся  в  воздухе,  отлично  поглотит  мелко¬
раздробленная  платина.  Что  осталось  еще?  Пары  воды?
Ну,  их  отлично  удержит  пятиокись  фосфора.
 Вот  и  все.  Получен  чистый  азот.  Сейчас  он  будет  взве¬
шен  —  и  работа  закончена.  Можно  будет  славно  отдох¬
нуть.  И  уже  никто  не  будет  придавать  значение  вздор¬
ным  утверждениям  проутовцев,  что  атомный  вес  элемента
зависит  от  того,  из  какого  соединения  элемент  добыт.
 Вот  колба  с  азотом  помещается  на  весы,  сейчас  стрел¬
ка  покажет,  как  и  в  прошлые  разы,  1,2505.  И  можно  ста¬
вить  точку  в  лабораторном  журнале.
 Однако,  как  это  ни  странно,  весы  показывают  на  16  де¬
сятитысячных  доли  грамма  больше:  1,2521.
 Досадно.  Очевидно,  азот  был  очищен  недостаточно
тщательно.  Надо  повторить  опыт  еще  раз...  Но  стрелка
снова  останавливается  на  делении  1,2521.  Что  ж,  при¬
дется  проделать  третий  опыт.
 —  Нет,  нет,  не  говорите  мне  о  времени!  —  сердито
отзывается  Рэлей  на  напоминания  лабораторного  служи¬
теля,  что  уже  глубокая  ночь  и  не  мешало  бы,  дескать,  ми¬
стеру  Рэлею  идти  отдыхать.
 Но  и  в  третий,  и  в  четвертый  раз  (истинный  экспе¬
риментатор  —  это  прежде  всего  терпение  и  упорство),  и
в  пятый,  и  в  шестой  (и  он  обязан,  если  понадобится,
забывать  о  времени),  и  в  седьмой,  и  в  восьмой  раз  (долж¬
но  же  оно,  наконец,  получиться!),  и  в  девятый,  и  в  две¬
надцатый  —  стрелка  весов  застывает  все  на  одном  и  том
же  проклятом  делении:  1,2521.
 Именно  в  этой  удручающей  сходимости  результатов  —
доказательство  того,  что  эксперимент  проведен  правиль-
 10

но.  Но  уж  лучше  бы  он  оказался  ошибочным!  Ведь  та¬
кого  не  может  быть,  не  может!
 В  кэвендишевской  лаборатории  результаты  этих  опы¬
тов  обсуждались  с  горячностью,  никак  не  вязавшейся
с  традиционными  представлениями  об  английской  флег¬
матичности.  И  если  дело  не  дошло  до  дуэлей,  то  причина
здесь  отнюдь  не  в  научном  равнодушии  кэвендишевцев,
а  в  традициях  Кембриджа,  не  допускавших  подобного
решения  научных  споров.
 Но  Рэлей  не  засиживается  на  этих  дискуссиях.  Он
предпочитает  работать  в  лаборатории.  Бесконечно  варьи¬
рует  детали  эксперимента,  совершенствует  приборы  и
думает,  думает,  думает...
 А  разгадки  все  нет.
 Вот  тогда-то  и  появилось  письмо  в  «Природу»...
 *  *  *
 Не  часто  прибегают  ученые  к  такому  публичному
оповещению  о  своем  бессилии  разобраться  в  какой-
либо  проблеме.  Чтобы  во  всеуслышание  заявить  об
этом,  надо  быть  большим  ученым  и  большим  чело¬
веком.
 Вспомним  с  признательностью  Рэлея.  Он  был  боль¬
шим  ученым  и  большим  человеком.  Он  не  испугался
досужих  перемолвок,  не  побоялся  разделить  славу
возможного  открытия  с  другим  исследователем.
 *  *  *
 Этим  другим  исследователем  стал  соотечественник
Рэлея  —  химик  Уильям  Рамзай.  Прочтя  обращение  Рэлея,
он  в  тот  же  день  пишет  ему,  что,  по-видимому,  догады¬
вается,  в  чем  здесь  дело.  Вероятно,  в  воздухе  присутст¬
вует  какой-то  неизвестный  газ,  который  утяжеляет  атмо¬
сферный  азот.  Надо  попытаться  выделить  этот  газ,  и
тогда  все  прояснится.
 Нам,  конечно,  непонятно,  почему  к  этой  простой
мысли  Рэлей  не  мог  прийти  сам.  Но  не  будем  уподоблять¬
ся  тому  печально  известному  гимназисту,  который,  впер¬
вые  посмотрев  на  сцене  «Гамлета»,  воскликнул:
 II

—  И  это  все?  А  говорят:  «Шекспир,  Шекспир!»  Я  бы
сам  написал  не  хуже,  если  бы  только  до  этого  доду¬
мался!
 Незамысловатость  идеи  Рамзая  кажущаяся.  Все  боль¬
шие  открытия  просты  по  своей  сути.
 В  своем  письме  Рамзай  просит  у  Рэлея  разрешения
присоединиться  к  исследованиям  над  заинтересовавшей
его  загадкой  атмосферного  азота.  Разумеется,  Рэлей  от¬
вечает  согласием.  Он  рад  союзу  с  одним  из  наиболее  вид¬
ных  ученых  Англии.  Конечно,  он  немедленно  попытается
проверить  интересное  предположение  Рамзая  и  надеется,
что  его  коллега  не  замедлит  заняться  тем  же.
 Исследователи  пошли  разными  путями.  Рамзай,  по¬
лучив  из  воздуха  азот,  попытался  отделить  его  от  неиз¬
вестной  примеси,  связывая  азот  раскаленным  магнием.
Рэлей  же...
 Но  тут  нельзя  не  подивиться  причудливой  игре  случая.
 Рэлей  долго  размышлял  над  тем,  каким  образом  ему
лучше  всего  связать  азот.  Наконец  новый  путь  найден:
было  решено  пропускать  через  воздух,  освобожденный  от
углекислого  газа,  электрические  искры.  При  этом  обра¬
зуются  окислы  азота,  которые  можно  легко  поглотить
многими  веществами.
 Так,  100  лет  спустя  английский  исследователь  пошел
дорогой  Кэвендиша,  ничего  не  зная  об  этих  его  работах.
Это  было  тем  более  забавно,  что  Рэлей,  как  мы  помним,
работал  в  лаборатории,  носящей  имя  Кэвендиша.  Но  не
винить  же  Рэлея  за  то,  что  его  предшественник  не  опуб¬
ликовал  результаты  своих  опытов  по  дефлогистированию
воздуха!
 И  надо  же  случиться  такому!  Как  раз  в  разгар  опытов
по  разделению  смеси  азота  и  неизвестного  гипотетиче¬
ского  газа  в  лабораторию  ворвался  коллега  Рэлея  —  физик
Дьюар  (изобретатель  сосудов,  названных  его  именем).
Разбирая  архив  Кэвендиша,  Дьюар  натолкнулся  на  днев¬
ники,  в  которых  описывался  злополучный  20-дневный
эксперимент.
 То-то  было  смеху  в  лаборатории!  Рэлей  добродушно
подшучивал  над  самим  собой.  Тем  более,  что  для  хоро¬
шего  настроения  были  все  основания.  Следуя  каждый
своим  путем,  Рэлей  и  Рамзай  выделили  по  нескольку  ку¬
бических  сантиметров  неизвестного  газа.
 гг

Ал
 Д1
 51
 ,гр
 ’е%
 г  С1
 *,%,997
 30,  9  Г  У
 $&,  046
 "К
 10  €*
 'Л
 ~Т1
 у
 ”€г
 аМп
 59,  1СС
 40,  0$
 96
 47,90
 ГОт?3
 У4-,99
 Открытие  нового  элемента  было  несомненным.  Однако
прошло  немного  времени,  и  веселый  смех  в  лаборатории
имени  Кэвендиша  сменился  озабоченным  и  недоуменным
шепотом:  новый  газ  стал  выкидывать  такие  «коленца»,  ко¬
торые  озадачили  видавших  виды  исследователей.
 Впрочем,  ни  Рэлей,  ни  Рамзай  не  знали,  что  еще  много
загадок  задаст  научному  миру  этот  газ,  —  загадок,  перед
которыми  спасует  не  одно  поколение  его  будущих  иссле¬
дователей,
 *  *  *
 Нет,  речь  здесь  вовсе  не  об  удивительной  химиче¬
ской  инертности  нового  обитателя  Периодической  си¬
стемы.  Это  упорное  нежелание  вступать  во  взаимо¬
действие  ни  с  одним  из  элементов,  за  которое  его
нарекли  аргоном,  что  значит  «недеятельный»,  было
скоро  объяснено.  Были  открыты  и  другие  представи¬
тели  семьи  инертных  газов  —  неон,  криптон,  ксенон.
 Речь  здесь  об  одном  тяжелом  разочаровании  в  на¬
учной  жизни  Менделеева.  Конечно,  ни  у  одного  ис¬
следователя  путь  в  науке  не  бывает  безмятежным.
Но  все  же  досадно,  что  последние  годы  Менделеева
были  омрачены  загадкой  аргона.  Великий  ученый
ушел  из  жизни,  так  и  не  узнав,  в  чем  здесь  дело.
 Не  недостаточная  гибкость  одного  из  самых  про¬
ницательных  и  величайших  умов  в  истории  естест¬
вознания  этому  причиной.  Просто  при  тогдашнем
уровне  физики  эта  проблема  была  неразрешима.
 Но  Менделеев  искал  разгадку  со  свойственной  ему
страстностью  и  упорством.  И  не  находил...
 *  *  *

Дважды  два  —  четыре.  Квадрат  гипотенузы  равен  сум¬
ме  квадратов  катетов.  Сила  взаимодействия  двух  электри¬
ческих  зарядов  обратно  пропорциональна  квадрату  рас¬
стояния  между  ними.  В  Периодической  системе  элементы
располагаются  в  порядке  увеличения  их  атомного  веса.
 К  началу  XX  века  это  были  равнозначные  по  непо¬
грешимости  истины.
 Если  хотя  бы  в  единственном  треугольнике  квадрат
гипотенузы  не  был  равен  сумме  квадратов  катетов,  это
означало  бы  полную  несостоятельность  теоремы  Пифагора
и,  более  того,  классической  геометрии.
 Если  хотя  бы  в  одном  случае  выяснилось,  что  закон
Кулона  не  оправдывается,  это  было  бы  равнозначно  кру¬
шению  всех  взглядов  на  природу  электричества.
 Если  бы  было  найдено,  что  периодичность  свойств
химических  элементов  не  всегда  строго  закономерно  из¬
меняется  по  мере  увеличения  атомного  веса,  это  означало
бы  неправильность  закона  Менделеева.
 Но  никому  не  удалось  опровергнуть  Пифагора.  Никто
не  смог  возразить  Кулону.  А  вот  аргон,  едва  появившись
на  свет,  поставил  под  сомнение  справедливость  самого
общего  закона  химии.
 На  рисунке  —  третий  и  четвертый  ряды  системы  Мен¬
делеева.  Прикройте  клетку  номер  18,  где  обитает  аргон.
Ничто  не  нарушает  монотонного  увеличения  атомных  ве¬
сов  элементов.  Атомный  вес  серы  больше,  чем  у  фосфора.
В  свою  очередь,  атомный  вес  хлора  больше,  чем  у  серы,
у  калия  —  больше,  чем  у  хлора...  Все  в  порядке.
 И  этот  идеальный  порядок  сразу  нарушается,  когда
мы  приоткрываем  клетку  с  аргоном.  Хлор  —  35,5,  аргон  —
40,  калий  —  39.
 Итак,  семь  с  лишним  десятков  известных  к  тому  вре¬
мени  химических  элементов  закономерно  укладываются
в  ложе  Периодической  системы  и  лишь  один  новый  при¬
шелец  —  аргон  —  ведет  себя  строптиво  !.  Естественно  по-
 1  Собственно  говоря,  в  Периодической  системе  есть  еще  два
нарушения  плавного  хода  изменения  атомных  весов:  атомный  вес
кобальта  больше,  чем  у  никеля,  и  атомный  вес  теллура  больше,
чем  у  стоящего  после  него  йода.  Но  во  времена  Менделеева  эта
аномалия  никого  не  смущала.  Кобальт  ставили  после  никеля,  и  это
ничуть  не  сказывалось  на  архитектуре  Периодической  системы.  Ну,
а  об  атомном  весе  теллура  тогда  не  было  достоверных  сведений.
 14

этому  предположить,  что  где-то  произошла  ошибка,  что
почему-то  атомный  пес  этого  газообразного  элемента  опре¬
делен  неверно.
 Сами  открыватели  аргона  немало  смущены  «невежли¬
вым»  поведением  своего  крестника.  Они  согласны  предо¬
ставить  аргон  всем  желающим  (хотя  этот  газ  все  еще
очень  дефицитен)  с  тем,  чтобы  их  данные  по  атомному
весу  этого  газа  были  проверены.
 Но  все  опыты  —  с  неизбежностью  —  показывают  одну
и  ту  ж^  величину  —  40.  Атомный  же  вес  калия,  39,  был
известен  давно  и  с  предельной  достоверностью.
 Даже  в  те  годы  методы  определения  атомных  весов
были  разработаны  с  достаточной  точностью,  чтобы  не
оставалось  никаких  сомнений:  различие  в  одну  единицу
атомного  веса  намного  превышает  возможную  ошибку
опыта.
 Можно  было  бы,  правда,  в  Периодической  системе  по¬
менять  аргон  и  калий  местами.  Но  тогда,  мягко  выра¬
жаясь,  получилась  бы  ерунда.  Инертный  газ  аргон  попал
бы  в  окружение  чрезвычайно  активных  в  химическом
отношении  щелочных  металлов,  а  калий  очутился  бы
в  угрюмом  семействе  инертных  газов.
 Может  быть,  такая  же  картина  наблюдается  и  у  дру¬
гих  инертных  газов?  Нет.  Атомный  вес  неона  мень¬
ше,  чем  у  следующего  за  ним  натрия.  Атомный  вес  крип¬
тона  меньше,  чем  у  рубидия,  у  ксенона  —  меньше,  чем  у
цезия.
 В  лагере  врагов  Периодического  закона  химических
элементов  —  а  их,  узколобых,  было  еще  немало,  ох  как
немало,  в  те  годы!  —  началось  оживление.  Завистники  —
и  в  них  Менделеев  тоже  никогда  не  ощущал  недостат¬
ка,  —  радостно  потирая  руки,  говорили  о  скором  крахе
системы.
 Менделеева  мало  волновали  происки  его  научных  со¬
перников.  Он  убежден  в  справедливости  своего  закона.
И  поэтому...  не  верит  в  правильность  определения  атом¬
ного  веса  аргона.  Даже  в  восьмом  издании  своих  знаме¬
нитых  «Основ  химии»,  выпущенном  за  год  до  смерти,
в  1906  году,  ученый  пишет,  что  аномалия  атомного  веса
аргона  «заставляет  полагать,  что  аргон  содержит  подмесь
другого  газа  с  высокой  плотностью».
 II,  как  водится,  начали  возникать  различные  теории,
 15

гипотезы,  предположения.  Одни  невероятнее  других.  Не¬
редко  остроумные,  находчивые,  по  совершенно  не  согла¬
сующиеся  с  действительностью.
 *  *  *
 Если  переплести  все  работы,  посвященные  только
этой  аномалии  аргона,  то  получилось  бы  внушитель¬
ное  собрание  —  томов  этак  в  тридцать.  Томов  вну¬
шительных  и  толстых.  Отражающих  мучительные
поиски,  догадки,  надежды,  которым  не  суждено  было
сбыться.  Но  решение  не  приходило.  А  тут  все  явст¬
веннее  стала  вырисовываться  следующая  загадка
аргона.  Она  явилась,  эта  проблема,  окруженная  сви¬
той  теснящих  друг  друга  вопросительных  знаков...
 *  *  *
 Когда-нибудь  найдется  человек  (достаточно  желчный),
который  займется  коллекционированием  высказываний
различных  научных  и  ненаучных  деятелей  прошлого
о  том,  чего,  по  их  мнению,  никогда  нельзя  будет  достичь,
изобрести  или  открыть.  Эта  коллекция  станет  отличным
памятником  человеческой  ограниченности  и  самодоволь¬
ству.
 В  самом  деле,  чего  только  не  предсказывали  в  истории
науки!
 — 	Подняться  в  воздух?  Создать  летательный  аппарат
тяжелее  воздуха?  Абсурд!  Ведь  расчеты  опровергают  эту
возможность.  Рас-че-ты!
 — 	Электричество?  Для  фокусов  еще,  быть  может,
подойдет.  Но  на  большее?  Сударь,  вы  меня  смешите!
 — 	Приготовить  искусственно  органическое  вещество?
О  чем  вы  говорите,  коллега?!  Одумайтесь!..
 Один  из  выдающихся  деятелей  естествознания  начала
нашего  века  частенько  повторял:  «Не  надо  интересоваться
тремя  неразрешимыми  вопросами:  что  было  до  того,  когда
ничего  не  было,  что  такое  бесконечность  и  почему  хими¬
ческие  элементы  в  земной  коре  находятся  в  таких  нерав¬
номерных  количествах».
 Не  стоит  называть  имя  этого  ученого,  сделавшего,
кстати,  для  развития  химии  и  физики  очень  немало.
 Ш

У  кого  не  бывает  заблу¬
ждений!  Но  все  же  это
высказывание  очень  ярко
показывает,  что  еще  пол¬
столетия  назад  вопросы,
почему  химические  эле¬
менты  встречаются  в  зем¬
ной  коре  неравномерно,
почему  содержание  одних
в  миллиарды  раз  пре¬
вышает  содержание  дру¬
гих.  ..
 И  сегодня,  в  1966  году,
эта  проблема  не  решена
окончательно  (да  и  есть
ли  они,  решенные  оконча¬
тельно  проблемы?).  Но  все
же  большей  частью  можно
весьма  уверенно  объяс¬
нить  судьбу  того  или  ино¬
го  элемента.
 Так,  очевидна  причина  редкости  инертных  газов.  Не¬
людимыми  монахами-отшелышками  живут  обитатели  ну¬
левой  группы  среди  активного  и  общительного  населения
Периодической  системы  элементов.  Наложив  на  эти  газы
обет  химического  «безбрачия»,  природа  тем  самым  обрекла
их  на  вечное  заточение  в  своеобразном  монастыре  —  воз¬
духе.  Пребывание  в  «светских»  местах  —  горных  породах,
минералах,  воде  —  им  заказано.
 Не  вступая  во  взаимодействие  ни  с  одним  из  элемен¬
тов,  инертные  газы  находятся  лишь  в  элементарном,  га¬
зообразном,  состоянии,  а  следовательно,  могут  пребывать
лишь  в  атмосфере.  Однако  «гонения»  на  инертные  газы
не  ограничиваются  ссылкой  их  в  атмосферу.  Им  суждены
дальнейшие  странствия.
 Любой  газ,  находящийся  в  атмосфере,  улетучивается
в  мировое  пространство.  Причин  этому  несколько.
 Во-первых,  космические  лучи  ионизируют  атомы  и
молекулы  газов,  находящихся  в  верхних  слоях  атмосферы.
В  результате  этого  заряженные  частицы  выбрасываются
магнитным  полем  Земли.  Часть  газов  уносится  давле¬
нием  солнечного  света.
 17

Следующая  причина  утечки  газов  из  атмосферы  на¬
шей  планеты  более  своеобразна.  Известно,  что  молекулы
любого  газа  движутся  с  различной  скоростью.  Вот,  на¬
пример,  литр  воздуха.  Скорость  движения  отдельных  мо¬
лекул  образующих  его  газов  различается  очень  сильно.
Есть  в  этом  объеме  газа  тихоходы,  которые  движутся
со  скоростью,  всего  раза  в  четыре  превышающей  скорость
экспресса  Москва  —  Ленинград.  Но  есть  и  чемпионы,  ко¬
торые  пробегают  по  10—15  километров  в  секунду.
 Кто  теперь  не  знаком  с  началами  космонавтики?!  По¬
этому  каждый  понимает,  что  такой  скорости  молекуле
более  чем  достаточно,  чтобы  преодолеть  силу  земного
притяжения.
 К  счастью,  не  всякая  молекула,  летящая  столь  стреми¬
тельно,  становится  «космонавтом».  Сталкиваясь  с  сосед¬
ками,  она  быстро  гасит  свою  скорость  и  остается  землежи-
тельницей.  Не  будь  этого,  наша  планета  лишилась  бы
атмосферы  задолго  до  того,  как  на  ней  появился  человек.
 Тем  не  менее  части  молекул  все  же  удается  вырвать¬
ся  за  пределы  поля  тяготе¬
ния  Земли.  Вот  почему  идет
непрерывная  утечка  газа  из
нашей  атмосферы.
 Все  газы  атмосферы  на¬
ходятся  в  равном  положении.
 Кислород,  например,  утекает
в  межпланетное  пространст¬
во  ничуть  не  в  меньшем  ко¬
личестве,  чем  любой  из
инертных  газов.  Но  и  кисло¬
рода  и  азота  в  атмосфере  во
много  десятков  раз  больше,
чем  инертных  газов.  Причи¬
на  этого  ясна:  потери  кисло¬
рода  и  азота  с  лихвой  ком¬
пенсируются  жизнедеятель¬
ностью  животных  и  расте¬
ний.  Значительный  приток
азота,  кроме  того,  идет
из  действующих  вулканов.
 Итак,  нам  не  грозит  воздуш¬
ный  голод.
 18

Но  инертные  газы  утека¬
ют  безвозвратно.  Растения  и
животные  еще  не  научились
ассимилировать  аргон.  И,  ви¬
димо,  уже  никогда  не  на¬
учатся.
 Впрочем,  все  сказанное
пока  —  это  лишь  присказка.
А  сказка  будет  о  том,  как  ис¬
следователи  инертных  газов
столкнулись  с  проблемой,
объяснить  которую,  казалось,
уж  никак  было  невозможно.
 В  середине  века  ученые
часто  писали  свои  научные
труды  в  виде  диалога  двух
собеседников.  Это  был  в  выс¬
шей  степени  вежливый  спор
двух  знающих  и  очень  вос¬
питанных  людей.  Спорщики  беседовали  обстоятельно  и
пространно.  В  результате  рождалась  истина,  которую  чи¬
татель  получал  в  первозданном  виде.
 Мне  представляется,  что  это  был
не  такой  уж  плохой  прием.  Во  вся¬
ком  случае,  я  попытаюсь  сейчас  ис¬
пользовать  опыт  своих  средневеко¬
вых  предшественников.  Это  будет  тем
более  уместным,  что  решению  про¬
блемы,  о  которой  я  сейчас  собираюсь
рассказать,  действительно  предшест¬
вовали  горячие  споры.  Настолько  го¬
рячие,  что...  Судите  сами.
 Спорят  трое  ученых:  рассудитель¬
ный,  вспыльчивый  и  недоверчивый.
 Вспыльчивый.  Но  ведь  это
черт  знает  что!
 Рассудительный  (укориз¬
ненно).  Но,  коллега...
 Вспыльчивый.  Не  буду,  не
буду.  Однако  посудите  сами,  это  ведь
совершенно  непонятно.  Инертных  га¬
зов  в  атмосфере  мало,  и  объяснение
 19

этому  найдено.  Но  почему,  скажите  мне,  аргона  в  воздухе
в  тысячу  раз  больше,  чем  всех  остальных  инертных  газов,
вместе  взятых?!  В  тысячу!..
 Недоверчивый.  Так  уж  и  в  тысячу?
 Рассудительный.  Точнее,  в  тысячу  пятьдесят
раз.
 Недоверчивый.  Н-да...
 Вспыльчивый.  Будь  в  тысячу  раз  больше  гелия  —
это  еще  можно  было  бы  объяснить.
 Недоверчивый.  Да?
 Вспыльчивый.  Конечно!  Ведь  и  уран,  и  торий,  и
радий  при  своем  радиоактивном  распаде  выделяют  гелий.
Вот  почему  он  должен  накапливаться  в  атмосфере.
 Рассудительный.  Вы  забываете,  что  гелий,  как
самый  легкий  из  инертных  газов,  должен  легче  всего  уле¬
тучиваться  из  атмосферы.  Вероятность  улететь  в  миро¬
вое  пространство  у  гелия  во  много  раз  больше,  чем  у  лю¬
бого  из  его  собратьев.
 Вспыльчивый.  Ну,  тогда  преобладающим  должен
был  бы  стать  радон  —  ведь  это  самый  тяжелый  из  пред¬
ставителей  нулевой  группы.
 Недоверчивый.  Да?
 Рассудительный.  И  тут  вы  неправы.  Радон  ведь
радиоактивный  элемент.  Период  полураспада  у  него  чрез¬
вычайно  мал:  около  четырех  суток.  Посудите,  может  такой
газ  накапливаться  в  атмосфере?
 Недоверчивый  (злорадно).  Ага!
 Вспыльчивый.  Тогда  ксенон.  Ксенон  должен  был
стать  преобладающим  среди  инертных  газов.
 Рассудительный.  С  этим  трудно  не  согласиться.
 Недоверчивый.  Но  ведь  преобладающим  все  же
является  аргон!  Почему  же,  почему?
 Рассудительный,  Вспыльчивый  (вместе).
Почему?..
 Я  намеренно  не  назвал  профессии  наших  спорщиков.
Проблема  аргона  занимала  умы  представителей  многих
наук.  Удивлялись  химики.  Поражались  геологи.  Изумля¬
лись  геохимики.  Недоумевали  физики.  Никто  не  оста¬
вался  равнодушным,  когда  заходила  речь  о  своенравном
обитателе  клетки  номер  18.
 20

*  *  *
 Так  бывает  при  сплаве  леса.  Достаточно  одному
бревну  зацепиться  за  корягу,  как  вокруг  тотчас  же
образуется  затор,  бревна  громоздятся  друг  на  друга,
вырастает  причудливое  нагромождение  леса,  а  сплав¬
щики  в  низовьях  недоумевают:  куда  девались
плоты?..
 Так  же  вокруг  одного  загадочного  аргона  стали
громоздиться  десятки  других  проблем,  которые  не
могли  быть  решены,  пока  не  сняты  вопросительные
знаки,  окружающие  этот  элемент.
 Распутать  клубок  вопросительных  знаков  помогло
открытие,  которое  на  первый  взгляд  не  имело  ника¬
кого  отношения  к  аргону.
 *  *  *
 Что  бы  там  ни  говорили  ревнители  строгого  искусства,
а  хороший  детективный  фильм  посмотреть  всегда  инте¬
ресно.  Непонятное  и  таинственное  преступление.  Задум¬
чивые  лица  полицейских  инспекторов.  Сыщики  ищут  пре¬
ступников  среди  родственников  и  знакомых  убитого.
А  убийцей  оказывается  швейцар  ресторана,  которого  нам
на  полторы  секунды  показали  где-то  в  начале  фильма.
 История  с  загадками  аргона  очень  походила  на  этот
детективный  фильм.  С  такими  же  озабоченными  лицами
ходили  «сыщики»  —  исследователи  проблемы  аргона.  И  так
же  вначале  было  совершенно  неясно,  где  искать  «пре¬
ступника»  —  разгадку  проблемы.  И  так  же  выдвигались
различные  версии,  которые  затем  опровергались  ходом
«розыска».  Недостатка  в  этих  версиях  не  было.
 Вот  хотя  бы  предположение  одного  весьма  прыткого
«детектива».  Он  предложил  искать  виновных  среди  «род¬
ственников»  аргона.  По  его  мнению,  аргон  образуется
в  атмосфере  при  слиянии  неона  и  криптона.  Почему,
дескать,  неон  и  криптон  из  атмосферы  мало-помалу  исче¬
зают,  а  аргон,  напротив,  накапливается.
 Проверили,  посмеялись  и  забыли.
 Занялись  другой  версией:  все  инертные  газы,  за  исклю¬
чением  аргона,  радиоактивны.  Поэтому  они  распадаются,
и  относительное  содержание  аргона  в  атмосфере  посте-
 21

пенно  повышается.  Но  «сыщики»,  отправившиеся  по  это¬
му  следу,  также  вернулись  ни  с  чем.
 И  тут-то  на  «полторы  секунды»  —  в  небольшой  жур¬
нальной  заметке  —  промелькнул  истинный  виновник  су¬
мятицы.  Появилось  сообщение  о  том,  что  доказано  суще¬
ствование  естественной  радиоактивности  элемента  калия.
 «Аргонавты»  —  так  прозвали  исследователей,  бивших¬
ся  над  загадками  аргона,  досужие  острословы  —  не  обра¬
тили  внимания  на  эту  заметку.  Они  занимались  инерт¬
ными  газами  и  не  могли  отвлекаться  ради  давно  извест¬
ного  и  хорошо  исследованного  калия.  «Швейцар»  ничем
не  привлек  их  внимания.
 Калий  действительно  оказался  истинным  виновником
всех  загадок  аргона.
 Впрочем,  тут  надо  сделать  одно  небольшое  отступ¬
ление.  Книга  это  научно-художественная.  Научно...  А  на¬
учный  труд  требует  возможно  большей  точности.
 Во  многих  книгах  можно  встретить  указание,  что  есте¬
ственная  радиоактивность  калия  была  открыта  не  в  30-х
годах,  а  много  раньше:  в  1906  году,  англичанами  Кэмбе¬
лом  и  Вудом.  Не  хочу  сказать  ничего  худого  об  этих
ученых,  но  думаю,  что  здесь  произошла  какая-то  ошиб¬
ка.  В  то  время  радиоактивность  калия  открыта  быть  не
могла.
 Естественная  радиоактивность  калия  настолько  слаба,
что  с  помощью  известных  в  то  время  приборов  ее  по¬
просту  нельзя  было  обнаружить.  Радиоактивность  даже
 09

таких  элементов,  как  уран,  радий  и  торий,  в  те  годы  из¬
мерялась  весьма  приблизительно.
 Я  думаю,  что,  отмечая  радиоактивность  калия,  англий¬
ские  физики  случайно  угадали  это  его  свойство,  но  уж
никак  не  определили.  А  радиоактивность  в  те  годы  где
только  не  искали!
 Просматривая  литературу  начала  века,  мы  узнаём,  что
радиоактивные  свойства  были  найдены  и  у  марганца,
«выделенного  из  марганцовокислого  калия»,  у  «сапфира,
изолированного  от  солнечного  света»,  и  у  «старинной
бумаги  богемских  мануфактур»,  и  даже  у  «высушенных
кусочков  мышиной  кожи».
 Итак,  после  того  как  был  найден  виновник,  истинная
картина  «преступления»  раскрылась  сразу  и  во  всей  пол¬
ноте.
 Естественными  радиоактивными  свойствами  обладает
один  из  изотопов  калия  —  калий  с  атомным  весом  40.
Содержание  этого  изотопа  крайне  невелико  —  около  од¬
ной  сотой  доли  процента.  Основная  же  масса  атомов,
составляющих  природный  калий,  имеет  массовое  число  39.
Вот  почему  атомный  вес  калия  очень  близок  к  39.
 Радиоактивность  калия-40  очень  хитрого  свойства.
В  атомах  этого  изотопа  один  из  электронов  находится
в  опасной  близости  от  ядра.  Настолько  опасной,  что  рано
или  поздно  наступает  катастрофа:  электрон  притяги¬
вается  ядром.  «Упав»  на  ядро,  электрон  мгновенно  всту¬
пает  во  взаимодействие  с  положительно  заряженным  про¬
тоном,  и  тотчас  же  возникает  нейтрон.  Процесс  простой,
а  вот  следствие  его  значительное.
 Исчез  из  ядра  атома  калия  протон.  Заряд  ядра  умень¬
шился  на  единицу.  Было  19,  стало  18.  Было  ядро  атома
калия,  стало  ядро  атома  аргона.
 Но  масса  ядра  ведь  не  изменилась.  Атомный  вес  этих
ядер  как  был,  так  и  остался  равным  сорока.  Вот  почему
аргон,  образующийся  из  калия,  имеет  атомный  вес  40.
 Это  объясняет  все.  Атмосферный  аргон  целиком  обя¬
зан  своим  происхождением  калию-40.  Вот  почему,  хотя
порядковый  номер  аргона  меньше,  чем  у  его  «родителя»  —
калия,  атомный  вес  его  больше.
 Обидно,  что  эта,  в  сущности,  пустяковая  загадка  испор¬
тила  столько  крови  Менделееву.  Но  можно  ли  тогда  было
предполагать  существование  изотопов,  таких  необычных
 23

видов  радиоактивности  и  многого-многого  другого,  что  из¬
вестно  сейчас  любому  студенту  младшего  курса  и  о  чем
не  мог  еще  60  лет  назад  догадываться  величайший
ученый?
 Ну,  а  причину  завышенного  содержания  аргона
в  атмосфере  уже  можно  не  пояснять.  Если  вспомнить,  что
калий  —  один  из  самых  распространенных  элементов
в  земной  коре,  все  становится  ясным.
 Несложный  расчет  показывает,  что  ежечасно  калий,
находящийся  в  земной  коре,  выбрасывает  в  атмосферу
около  тонны  аргона.  Свыше  20  тонн  в  сутки,  около  600
тонн  в  месяц,  7000  тонн  в  год.  А  сколько  его  образовалось
за  те  5,5  миллиардов  лет,  которые  существует  наша  пла¬
нета?  ..
 *  *  *
 Итак,  с  загадками  аргона  покончено.  Решена  про¬
блема,  занимавшая  умы  исследователей  почти  пол¬
тора  столетия.  Знай  ученые  о  радиоактивности  калия,
несомненно  история  аргона  не  изобиловала  бы  та¬
кими  драматическими  событиями.  Эта  история  была
бы  тогда  гораздо  короче  и  гораздо  идилличнее.  И...
гораздо  скучнее.
 *  *  *
 В  лагере  «аргонавтов»  наступило  умиротворение.  И  то
сказать:  не  часто  в  истории  науки  наблюдались  случаи,
когда  одно  открытие  сразу  решало  столько  важных  и,  ка¬
залось,  неразрешимых  проблем.
 Зато  в  лагере  исследователей  радиоактивности  под¬
нялся  переполох.  Да  что  там  переполох!  Началось  смя¬
тение.  Открытие  естественной  радиоактивности  калия  од¬
ним  махом  отбросило  ученых  с  крепко  завоеванных  пози¬
ций.  Началось  отступление.  Отступление  беспорядочное,
с  большими  потерями  и,  чего  греха  таить,  с  превеликой
паникой.
 Уже  потом,  когда  немного  успокоились  и  огляделись,
увидели,  что  отступление,  в  общем,  было  закономерным,
что  позиции,  на  которых  сидели  исследователи  радиоак¬
тивности,  были  очень  уж  непрочны.  Выяснилось,  что  и
 24

«траншеи»  —  теории  радиоактивного  распада  —  были  не¬
глубокими,  и  «ходы  сообщения»  —  связь  между  отдельны¬
ми  положениями  этой  теории  —  оказались  ненадежными,
а  главное,  «боевого  снаряжения»  —  фактов  —  было  совсем
мало.
 А  на  первый  взгляд  все  было  построено  логично  и  убе¬
дительно.  Известно,  что  радиоактивные  элементы  нахо¬
дятся  в  конце  Периодической  системы  элементов  —  там,
где  сгруппировались  самые  тяжелые,  самые  громоздкие
представители  этого  братства.  Вот  почему  естественным
был  вывод,  что  тяжелые  ядра  атомов  этих  элементов  не¬
устойчивы  и  самопроизвольно  распадаются.  При  распаде
они  выбрасывают  одну  или  несколько  частиц,  превра¬
щаясь  в  менее  тяжелые,  но  зато  более  стабильные  ядра.
 Таковы  были  теории  радиоактивности  20-х  и  начала
30-х  годов.  Правда,  внимательный  наблюдатель  замечал
бреши  в  этих  позициях.  Хотя  бы  такую.  Если  радиоактив¬
ность  зависит  от  размеров  атомного  ядра,  то,  вероятно,
чем  тяжелее  ядро,  тем  быстрее  должен  распадаться  ра¬
диоактивный  элемент.  Однако  наблюдения  опровергли  это
предположение.  Так,  уран,  имеющий  атомный  вес  238,
распадается  в  несколько  миллионов  раз  медленнее,  чем
полоний  с  атомным  весом  210.
 Но  все  же  любой  из  известных  в  то  время  радиоак¬
тивных  элементов  находился  в  конце  системы  Менделе¬
ева,  и  это  хотя  бы  поясняло  что-то.  Но  калий?  Элемент
с  порядковым  номером  19?  Что  может  быть  причиной
неустойчивости  этого  элемента,  когда  за  ним  следует
десятков  шесть  элементов,  почитающихся  абсолютно  ста¬
бильными?  Хотя...  стабильными?
 В  те  годы,  о  которых  мы  ведем  речь,  существовало
четыре  числа,  которые,  произнесенные  друг  за  другом,
приводили  каждого  химика  в  трепетное  состояние:  43,
61,  85  и  87.
 Нет,  это  не  пароль  какой-то  тайной  секты.  И  не  шифр,
с  помощью  которого  заговорщики  надеются  скрыть  от
непосвященных  свою  деятельность.  Не  стоит  также  пы¬
таться  складывать  или  перемножать  эти  числа.  Ничего
знаменательного  при  этом  не  получится.  Это  просто  но¬
мера  клеток  в  Периодической  системе  элементов.
 30  лет  назад  в  менделеевской  таблице  было  четыре
зияющих  бреши.  Не  одна  сотня  химиков  на  земном  шаре
 25

пожертвовала  бы  очень  многим,  чтобы  на  место  вопроси¬
тельного  знака,  который  красовался  в  каждой  из  этих
клеток  под  номерами  43,  61,  85  и  87,  поставить  символ
элемента.  Но  для  этого  элемент  надо  было  сначала  от¬
крыть.
 Стоит  ли  говорить  о  том,  что  значит  для  ученого  най¬
ти  неизвестный  доселе  химический  элемент?!  Нет,  это  не
только  удовлетворенное  самолюбие  (хотя  имя  открыва¬
теля,  без  сомнения,  навсегда  останется  в  истории  науки).
Это  прежде  всего  сознание,  что  ты  своим  открытием  су¬
щественно  расширил  горизонты  химии  и  смежных  с  нею
отраслей  знания,  что  добыл  факты,  которые  представляют
величайшую  ценность  для  науки.
 Какими  словами  описать  ту  напористость,  ту  горяч¬
ность,  тот  азарт,  с  которым  искали  эти  элементы?!  Пред¬
ставьте  себе  кладоискателя,  ищущего  сокровища,  о  ко¬
торых  ему  перед  смертью  шепнул  костенеющими  губами
умирающий  дедушка.  Сомневаться  в  правдивости  старика
нет  оснований,  но  вот  беда:  сказать  точно,  где  зарыт  клад,
предок  не  успел.  Вот  и  приходится  лихорадочно  перека¬
пывать  родовое  поместье.  А  заветного  сундучка  все  нет.
 Быть  может,  состояние  этого  воображаемого  искателя
удачи  даст  некоторое  представление  об  атмосфере,  кото¬
рая  царила  в  лабораториях,  занимавшихся  поисками  не¬
известных  элементов.  Аналогия  эта  тем  более  уместна,
что  в  существовании  скрывающихся  незнакомцев  сомне¬
ваться  не  приходилось.  В  самом  деле,  если  существуют
элементы  84  и  86,  то  почему  бы  не  существовать  и  85-му
элементу?
 Особенно  досаждали  химикам  вопросительные  знаки
в  клетках  43  и  61.  Что  касается  85-го  и  87-го  элементов,
то  там  можно  было  тешить  себя  мыслью,  что  эти  эле¬
менты,  являясь  сильно  радиоактивными  (а  85-я  и  87-я
клетки  безусловно  попадали  в  радиоактивную  область),
успели  распасться.
 Но  43-й  и  61-й?  Они-то  наверняка  должны  быть  ста¬
бильными!
 Известие  о  радиоактивности  калия,  так  огорчившее
многих  ученых,  вселило  надежду  у  искателей  таинствен¬
ных  элементов.  Если  радиоактивен  19-й  элемент,  калий,
то  тем  более  вероятно  найти  радиоактивные  свойства
у  43-го  и  61-го  элементов.  Радиоактивность  этих  элемен-
 20

тов  объяснила  бы  все:
отсутствие  их  в  недрах
Земли  вызвано  тем,  что
они  попросту  распались.
 Но  предполагать
можно  все,  что  угодно.
 А  вот  поди  докажи,  что
43-й  и  61-й  радиоактив¬
ны,  если  исследователи
не  держали  в  руках  и
по  одному  атому  этих  элементов!
 И  тут,  как  в  фильме  со  счастливым  концом,  внезапно
появилось  разъяснение.  Была  открыта  естественная  ра¬
диоактивность  62-го  элемента  —  самария.  Оказалось,  что
его  изотоп  с  атомным  весом  147  способен  самопроизволь¬
но  выбрасывать  альфа-частицы.  Правда,  период  полурас¬
пада  этого  изотопа  очень  и  очень  велик:  100  миллиардов
лет.  Вот  почему  прежде  это  свойство  самария  не  было
замечено.  Если  радиоактивен  сосед  61-го  элемента,  это
дает  все  основания  предполагать  радиоактивность  и  у  са¬
мого  61-го.  Итак,  дела  идут  хорошо.
 Два  года  спустя,  в  1934  году,  выяснилось,  что  и  вто¬
рой  сосед  61-го  элемента,  с  порядковым  номером  60,  —  не¬
одим—  обладает  радиоактивными  свойствами.  Теперь
в  том,  что  61-й  элемент  существовал  когда-то  на  нашей
планете,  но  исчез,  так  как  распался,  не  оставалось  сомне¬
ний.  То  же  можно  было  заключить  о  43-м  элементе.  Оче¬
редная  загадка  науки  была  разрешена.
 Очередная,  но  не  последняя.
 *  *  *
 Неожиданное  открытие  радиоактивности  в  сере¬
дине  Периодической  системы  элементов  означало
для  науки  гораздо  большее,  чем  просто  несколько
фактов,  пусть  даже  очень  интересных.  Нет,  дело
пошло  дальше.  И  это  очень  приятно,  что  именно
наука  о  радиоактивности  сказала  решительное  слово
в  многолетнем  споре  нового  с  уходящим.
 *  *  *

Идеалисты  в  наши  дни  уже  не  уповают  на  имя  божье.
Не  потрясают  они  и  библией,  как  это  делали  сравни¬
тельно  недавно.  Нет,  теперь  этими  сказками  верх  в  споре
с  материалистами  не  возьмешь.  Чем  сильны  материа¬
листы?  Фактами.  Что  ж,  будем  крыть  материалистов
фактами.
 Итак,  уважаемые  господа  материалисты,  вы  говорите,
что  природа  находится  в  вечном  развитии  и  движении.
Не  спорим,  не  спорим...  Кому  же  придет  в  голову  усом¬
ниться  в  этом!
 Верно.  Живые  организмы  рождаются,  развиваются,
рождают  себе  подобных,  гибнут.  И  у  нас,  господа  мате¬
риалисты,  нет  никаких  сомнений,  что  Дарвин  был  прав.
Разумеется,  дураками  и  невеждами  были  те,  кто  в  20-х
годах  затеял  «обезьяний  процесс».  Ведь  это  очевидно  —
человек  произошел  от  обезьяны.  А  Дарвин  —  великий
Дарвин!  —  был  глубоко  прав  во  всех  пунктах  своей  эво¬
люционной  теории.
 Но  вот  неживая,  неорганическая  природа  —  тут  уж
извините.  Тут  развития  и  превращений  быть  не  может.
Создал...  нет  не  бог,  —  конечно,  бога  нет,  —  создал,  до¬
пустим,  «высший  дух»  определенное  количество  элемен¬
тов  во  Вселенной.  И  все.  Никакими  силами  соотношение
элементов  в  космосе  не  изменить.  Какие  бы  галактические
катаклизмы  и  превращения  не  происходили,  количество
железа,  например,  или  кальция  остается  неизменным  —
таким,  каким  оно  было  10  миллиардов  лет  назад,  и  таким
же,  каким  оно  будет  10  миллиардов  лет  спустя.
 Итак,  отличие  живой  от  неживой  природы  налицо.
Первая  развивается,  вторая  мертвая  и  застывшая.  Основа
первой  —  «высший  дух»,  вторая  бездушна.  Без  «высшего
духа»  ничто  существовать  не  может.  Он  и  только  он  обус¬
ловливает  развитие  материи  во  Вселенной.
 Представьте  себе,  что  вы  живете  лет  этак  тридцать
назад.  Что  вы  можете  возразить  этому  речистому  идеа¬
листу?  Как  будто  бы  в  самом  деле  примеров  развития  и
превращения  в  неживой  природе  не  существует.
 С  нескрываемой  гордостью  взирали  идеалисты  на  пло¬
тину  схоластических  утверждений,  воздвигнутую  ими  на
пути  здравого  смысла,  и,  сидя  на  этой  плотине,  радостно
болтали  ногами  и  задорно  поглядывали  на.  как  казалось
им,  вконец  поверженных  материалистов:  «Мол,  сбейте  нас
 28

с  наших  позиций,  господа,  если  сможете.  Не  на  таковских
напали!»
 И  не  заметили  они  в  упоении,  как  в  их  плотине  появи¬
лась  первая  брешь:  открытие  естественной  радиоактив¬
ности  калия.  Затем  через  плотину  потекли  ручейки:  была
открыта  естественная  радиоактивность  самария  и  нео¬
дима.  Ну,  а  потом...
 Потом  открытия  хлынули  мощным  потоком,  который
сокрушил  хлипкую  и  уродливую  плотину  идеалистических
домыслов:  естественная  радиоактивность  была  открыта
еще  у  многих  элементов  Периодической  системы.
 Вряд  ли  стоит  останавливаться  на  истории  открытия
радиоактивности  каждого  из  этих  элементов.  Важно
другое.
 Вот  на  страницах  152—  153  таблица  Менделеева.  На
таблице  затемнены  те  клетки,  обитатели  которых  имеют
хотя  бы  по  одному  естественному  радиоактивному  изо¬
топу.  Как  видим,  большая  часть  менделеевской  таблицы
затемнена.
 Действительно,  90  естественных  элементов  существует
на  земном  шаре:  92  без  двух  элементов  —  «теней»  —  сорок
третьего  и  шестьдесят  первого  *.  Пока  у  46  из  них  обнару¬
жена  естественная  радиоактивность.  Пока...  Потому  что
имеются  все  основания  предполагать,  что  красная  краска
будет  продолжать  «затапливать»  таблицу  Менделеева.
 Если  добавить  сюда  радиоактивные  изотопы  водорода
и  углерода,  о  которых  пойдет  речь  в  следующей  главе,  да
еще  тяжелые  элементы,  стоящие  за  ураном,  которые  были
получены  искусственно,  то  общее  число  радиоактивных
элементов,  известных  ныне,  в  1966  году,  составит  61  —
значительно  больше  половины  элементов,  составляющих
Периодическую  систему  Д.  И.  Менделеева.  Кто  скажет
теперь,  что  радиоактивность  —  необычное,  уродливое  свой¬
ство  материи?!
 Открытие  естественных  радиоактивных  свойств  многих
из  новообращенных  элементов  —  задача  высшей  слож¬
ности.  Не  знаю,  можно  ли  в  современной  физике  отыскать
эксперимент  такой  же  замысловатый  и  кропотливый,  как
 1  Элементы  с  порядковыми  номерами  от  93  (нептуний)  и  выше
не  существуют  в  земной  коре  и  получаются  искусственно.
 29

открытие  естественной  радиоактивности  у  кальция  и  опре¬
деление  характеристик  этой  радиоактивности.
 Действительно,  естественная  радиоактивность  открыта
пока  у  изотопа  кальция  —  кальция  с  атомным  весом  48.
Это  один  из  наименее  распространенных  изотопов  этого
элемента:  содержание  его  в  природном  кальции  всего
0,148  процента  —  1,5  грамма  на  килограмм  кальция.  Пе¬
риод  же  полураспада  кальция  48  равен  1018  лет  (миллиард
миллиардов).  Если  сделать  соответствующие  расчеты,  то
нетрудно  найти,  что  в  килограмме  природного  кальция  за
час  распадется  всего...  два  атома  кальция-48.  Для  сравне¬
ния  уместно  вспомнить,  что  за  то  же  время  в  килограмме
радия  произойдет  приблизительно  1017  распадов,  то  есть
в  100  миллионов  миллиардов  раз  больше.
 Но  кальций  отнюдь  не  рекордсмен  по  распаду  среди
новоявленных  радиоактивных  элементов.  Имеются  эле¬
менты,  распадающиеся  гораздо  медленнее.  Так,  например,
теллур  с  атомным  весом  130  распадается  наполовину  за
1021  лет.
 Чтобы  зафиксировать  распад  хотя  бы  одного  атома  тел¬
лура-130,  приходится  ждать  часами.  Ну,  а  если  какой-ни¬
будь  элемент  имеет  период  полураспада  еще  больший,  чем
теллур-130?  Тут  приходится  признаться,  что  обнаружить
естественную  радиоактивность  такого  изотопа  сегодня  еще
не  представляется  возможным.  А  вздыхать  здесь  есть
отчего.
 Имеются  все  основания  предполагать,  что  и  у  осталь¬
ных  элементов,  которые  в  таблице  Менделеева  на  нашем
рисунке  еще  не  помечены  красной  краской,  будет  открыта
естественная  радиоактивность.
 В  самом  деле,  чем,  например,  радиоактивные  калий  и
кальций  отличаются  от  своих  соседей  хлора  или  скандия?
Очевидно,  только  тем,  что  у  последних  периоды  полурас¬
пада  настолько  малы,  что  обнаружить  радиоактивность
этих  элементов  не  представляется  возможным.
 Так  наука  пришла  к  представлению  о  всеобщей  радио¬
активности  химических  элементов.  Во  Вселенной  идет  не-
прекращающееся  превращение  одних  элементов  в  другие.
Более  громоздкие  элементы  превращаются  в  менее  тяже¬
лые.  И  идет  этот  процесс  изменения  и  превращения  не¬
прерывно.
 Пусть  сегодня  мы  еще  подразделяем  все  элементы  по
 30

радиоактивным  свойствам  на
две  группы:  элементы  с  чет¬
ко  выраженной  радиоактив¬
ностью  (сюда  относятся  эле¬
менты,  замыкающие  Перио¬
дическую  систему)  и  все  про¬
чие.  Но  деление  это  условно
и  грешит  значительной  до¬
лей  традиционности.  В  самом
деле,  вчера  четко  выраженной  считалась  радиоактивность
лишь  у  радия,  урана  и  тория.  Сегодня,  на  наших  глазах,
свершился  переход  из  второй  группы  в  первую  калия  и
рубидия.  А  завтра,  с  усовершенствованием  методов  изме¬
рения  радиоактивности,  можно  будет  четко  регистриро¬
вать  излучение  и  у  всех  остальных  химических  элементов.
Деление  элементов  на  радиоактивные  и  нерадиоактивные
будет  забыто.
 А  природа  не  разграничивала  эти  элементы  никогда.
Для  нее  они  все  —  братья,  одинаковые  по  правам  и  по
поведению.  Для  Вселенной  периоды  полураспада  в  мил¬
лиард  и  в  миллиард  миллиардов  лет  одинаково  много  и
одинаково  мало.  Потому  что  масштабы  жизни  Вселенной
свои,  несоизмеримые  с  масштабами  времени  жизни  чело¬
века.  У  Вселенной  свои  часы,  уравнивающие  неустойчи¬
вый  уран  и  почти  неизменный,  опять  с  нашей  точки  зре¬
ния,  таллий.
 Итак,  атомы  химических  элементов  непрерывно  изме¬
няются.  Идет  превращение  одних  ядер  в  другие.  Идет  про¬
цесс  развития  и  изменения  в  неживой,  неорганической
природе.  И  этот  факт  —  лучшее  подтверждение  основных
положений  диалектического  материализма.
 *  *  *
 Еще  одно  затруднение  позади.  Но  сколько  бы  ни
карабкались  ученые  по  «каменистым  тропам»  науки,
впереди  препятствий  больше,  чем  уже  преодолено.
И  так  будет  всегда.
 *  *  *

Хочу  думать,  что  в  состав
экипажа  космического  ко¬
рабля,  который  полетит  к
далеким  мирам  обязатолько
войдет  химик.  Конечно,  без
химика  там  не  обойтись!
(Прочтите  эти  слова,  това¬
рищ  Главный  Конструктор!)
Однако  будем  честными  —
надежд  на  то,  что  на  этих  не¬
ведомых  планетах  будут  от¬
крыты  неизвестные  нам  хи¬
мические  элементы,  мало.
А  по  правде  говоря,  и  вовсе
нет.
 Немного  погодя  мы  еще  будем  иметь  случай  погово¬
рить  о  проблеме  происхождения  элементов.  Тогда  это
утверждение  станет  читателям  очевидным.  Но  и  сейчас
можно  сказать  совершенно  определенно:  в  пространствах
Вселенной  нет  шансов  встретить  элемент,  который  не  был
бы  найден  на  Земле  или  который,  на  худой  конец,  не  был
получен  искусственно.  Химические  незнакомцы  не  ждут
нас  на  неизведанных  мирах.  И  пыль  на  «пыльных  тропин¬
ках  далеких  планет»  состоит  из  соединений,  образованных
очень  хорошо  известными  нам  химическими  элементами.
 Однако  химику  в  космическом  корабле  скучать  не  при¬
дется.  Дел  у  него  будет  немало,  едва  ли  не  больше,  чем
у  любого  другого  члена  экипажа.  И,  право,  я  говорю  так
не  из-за  профессионального  патриотизма.  И  даже  не  для
того,  чтобы  убедить  Главного  Конструктора  взять  на  борт
корабля  химика,  —  он  и  сам  знает,  что  без  химика  космо¬
навтам  не  обойтись.
 Химику  на  других  планетах  придется  определять  со¬
став  почв,  пород,  минералов,  атмосферы  и  многих  других
объектов.  Все  эти  исследования  очень  заинтересуют  пред¬
ставителей  самых  различных  наук,  потому  что  они  помо¬
гут  получить  ответ  на  вопрос:  отличается  ли  соотноше¬
ние  элементов  на  этих  мирах  от  земного.
 И  вот  тут-то  могут  обнаружиться  очень  любопытные
вещи...
 Но  придется  прервать  рассказ  о  роли  химика  в  буду¬
щем  космическом  путешествии  и  вернуться  на  Землю.
 32

Речь  пойдет  о  новой  проблеме,  которая  встала  перед  ис¬
следователями  радиоактивности.  Собственно,  на  этот  раз
в  центре  внимания  оказался  нерадиоактивный  элемент  —
висмут.  А  если  быть  совсем  точным,  то  даже  не  столько
сам  висмут,  сколько  то  обстоятельство,  что  при  делении
атомного  веса  этого  элемента  на  4  в  остатке  получалась
единица.
 Ох  и  хлебнули  горя  с  этой  единицей!  Исследователи
ничего  не  имели  бы  против,  если  бы  в  остатке  получалось
два.  Три  их  тоже  нисколько  бы  не  огорчило.  Но  едини¬
ца  —  чертова  единица,  сколько  она  попортила  крови  фи¬
зикам  и  химикам!
 Тяжелые  радиоактивные  элементы  подвержены  трем
видам  радиоактивного  распада:  альфа,  бета  и  гамма.
Альфа-частицы  —  это  ядра  атомов  гелия,  бета-частицы  —
электроны,  а  гамма-лучи  —  электромагнитные  излучения,
подобные  рентгеновым  лучам,  только  с  иной  длиной  вол¬
ны.  Впрочем,  я  начинаю  пересказывать  школьный  учеб¬
ник  физики,  где  об  этом  написано  подробнее  и  обстоя¬
тельнее.
 Очевидно,  что  при  радиоактивном  распаде  масса  ядра
изменяется  лишь  в  случае  выбрасывания  альфа-частиц;
бета-  и  гамма-частицы  обладают  такой  ничтожной  массой,
что  ею  просто  можно  пренебречь.  Вот  почему  если  при
радиоактивном  распаде  изменяется  масса  ядра,  то  всегда
на  одну  и  ту  же  величину:  4  единицы  атомного  веса  —
именно  таков  вес  в  атомных  единицах  гелия.
 Теперь  понятно,  что  если  какой-то  радиоактивный  изо¬
топ  имеет  атомный  вес,  который  без  остатка  делится  на  4,
то  и  все  продукты  его  распада  также  будут  без  остатка
делиться  на  4.  Если  же  изотоп  при  делении  на  4  дает
в  остатке,  скажем,  3,  то  эта  тройка  неизбежно  будет  «си¬
деть»  в  остатке  при  делении  на  4  атомного  веса  всех  про¬
дуктов  радиоактивного  распада  этого  элемента.
 Вот  вам  и  отличная  классификация  радиоактивных
элементов:  элементы,  которые  делятся  на  4  без  остатка,
которые  при  делении  на  4  дают  в  остатке  1,  2  и,  нако¬
нец,  3.  Всего  четыре  семейства.
 Раз  классификация  создана,  надо  все  разложить  по  по¬
лочкам.  Вот  полочка  «безостаточных»  радиоактивных  эле¬
ментов.  Сюда  лягут  торий-232,  радий-228  и  другие.  На  по¬
лочку  «остаток  3»  кладутся  актиний-227,  радий-223.  На
 33

полочке  «остаток  2»  набились  торий-230,  уран-238,  ра¬
дий-226,  полоний-210  —  словом,  много,  очень  много  изото¬
пов.  На  полочке  «остаток  1»...  ни  одного.  Ни  одного!
 Ну  что  ж,  нет  так  нет.  Почему-то  природе  не  захоте¬
лось  создавать  радиоактивные  изотопы  с  таким  атомным
весом,  который  при  делении  на  4  дает  в  остатке  единицу.
Ей,  природе,  виднее.  Наверное,  есть  какая-то  причина.
 — 	Стойте!..  —  завопил  кто-то  из  физиков  (а  быть  мо¬
жет,  и  химиков).  —  А  как  же  висмут-209?!
 —■  И  впрямь,  а  как  же  висмут?  —  удивились  ос¬
тальные.
 Удивляться  здесь  было  чему.  Висмут  стоит  в  конце
Периодической  системы.  И  ни  у  кого  никогда  не  воз¬
никало  сомнений,  что  этот  элемент,  так  же  как  и  его  сосед
свинец,  образовался  из  более  тяжелых  радиоактивных  эле¬
ментов.
 А  раз  так,  то  где  же  тогда  предки  висмута-209?  Где  те
неизвестные  элементы,  которые  при  делении  на  4  давали
в  остатке  единицу?  Ведь  не  возник  же  висмут-209  из  ни¬
чего?
 Видите,  какой  шквал  вопросов.  И  все  из-за  какой-то
единицы,  да  еще  в  остатке.
 Ответ  на  все  эти  вопросы  был  один:
 — 	По  всей  видимости,  предок  висмута-209  существо¬
вал,  но  успел  уже  распасться.
 — 	Кто  же  мог  быть  этим  предком?
 — 	Постойте,  постойте...  Есть!  Вот  изотоп  нептуния
с  атомным  весом  237.  Он-то,  видимо,  и  был  предком  вис¬
мута-209.
 Предположение  оказалось  весьма  вероятным.  Действи¬
тельно,  нептуний-237  имеет  период  полураспада  около
2  миллионов  лет.  За  200  миллионов  лет  от  этого  изотопа
на  Земле  не  должно  было  бы  остаться  и  следа.  А  так  как
возраст  нашей  планеты  гораздо  более  почтенный,  то  есте¬
ственно,  что  этого  предка  висмута  в  земной  коре  нет.  При
распаде  нептуний-237  превращался  в  уран-233.  Период
полураспада  этого  изотопа  150  тысяч  лет  —  для  Земли
один  миг.  Торий-229,  возникающий  при  распаде  урана-233,
имеет  период  полураспада  7500  лет,  а  радий-225  —  всего
15  лет.
 Все.  Мы  полностью  проследили  генеалогическое  древо
висмута-209  и  установили,  что  его  предки  не  отличались

долголетием  (в  сравнении  с  членами  других,  более  «жиз¬
неспособных»  семейств).  Вымерли  предки,  и  остался
висмут  один  коротать  свое  бобылье  житье.
 Между  прочим,  знать  все  эти  закономерности  жела¬
тельно  не  только  специалистам.  Конечно,  ведь  невозмож¬
но  предугадать,  где  могут  понадобиться  те  или  иные  зна¬
ния.  Вот  хотя  бы  эта  история...
 *  *  *
 Мне  не  очень  хочется  рассказывать  историю,  ко¬
торая  будет  изложена  дальше.  Уж  слишком  она  не¬
благовидна.  Но,  право,  поучительным  будет  узнать,
как  используют  достижения  науки  некоторые  пред¬
приимчивые  жулики  в  капиталистических  странах.
История  эта  представляется  тем  более  уместной,  что
главными  героями  ее  будут  радиоактивные  элементы.
 *  *  *
 У  замечательного  американского  писателя  ОТенри
были  два  особенно  любимых  им  героя:  Джефф  Питерс  и
Энди  Такер  —  два  веселых  проходимца,  которые  частенько
падали  жертвами  собственного  незамысловатого  ковар¬
ства.  Каждый,  кто  читал  забавные  новеллы  ОТенри,  без¬
условно  запомнил  коммерческие  операции  Питерса  и
Такера  по  выпуску  акций  на  несуществующие  рудники
или  продажу  пляжных  участков,  покоящихся  на  дне
морском.
 Но  времена  Джеффа  Питерса  и  Энди  Такера  в  Соеди¬
ненных  Штатах  теперь  миновали.  Простодушных  обыва¬
телей  там  сейчас  обманывают  на,  так  сказать,  научной
основе.  Впрочем,  лучше  послушаем  диалог  почтенной  аме¬
риканской  четы.
 —  Но,  дорогая,  еще  раз  такой  шанс  в  жизни  не  пред-
 35

ставится!  —  четвертый  день  убеждал  свою  дородную
супругу  мистер  Мак  Вильямс.
 — 	Несчастный!—возмущалась  миссис  МакВильямс.—
Зачем  тебе  эта  Венера?!  Ты  купил  бы  нам  лучше  уча¬
сток  в  Аризоне.  По  крайней  мере,  мы  бы  на  старости  лет
имели  верный  кусок  хлеба.
 — 	Верный?  Кусок?!  Хлеба?!!  —  демонически  хохотал
мистер  Мак  Вильямс.  —  Ты  забыла  о  своем  брате  Питере,
который  вылетел  с  благоприобретенной  фермой  в  трубу
за  каких-нибудь  два  года.  Нет,  только  Венера!  И  только
пятьсот  акров  —  не  меньше.  Пятьсот  акров  чудесной  ве¬
нерианской  земли,  то  есть,  тьфу,  не  земли,  а  как  её...
почвы!
 — 	Но  как  ты  туда  доберешься,  до  этой  своей  планта¬
ции,  несчастный?!  —  вопила  супруга,  не  отличавшаяся
особым  разнообразием  в  выборе  эпитетов.  —  Может  быть,
ты  еще  купишь  в  рассрочку  личную  ракету?
 — 	Я  тебе  толкую  в  сотый  раз,  что  мне  туда  доби¬
раться  не  надо!  Я  не  Гленн  и  не  Карпентер.  И,  слава
богу,  мне  уже  не  тридцать,  и  даже  не  сорок  лет.
 — 	И  даже  не  пятьдесят!  —  язвительно  заметила
миссис  Мак  Вильямс  и  сделала  это,  конечно,  зря,  так  так
была  моложе  своего  супруга  всего  на  семь  дней.
 — 	Если  бы  ты  меня  не  перебивала,  ты  бы  давно
уяснила,  что  добираться  туда  будет  «Интергалактик  плу-
тониум  компани».  А  мы  будем  получать  лишь  деньги.
И  для  этого  надо  всего  лишь  приобрести  акции.  На  пу¬
стячную  сумму  —  девятьсот  долларов.
 — 	Пустячную?!  —  задохнулась  от  негодования  миссис
Мак  Вильямс.  —  Если  это  сумма  пустячная,  то  почему  ты
требуешь,  чтобы  я  заложила  свою  брошь?
 — 	Но,  милочка,  —  снова  перешел  на  примирительно¬
просительный  тон  глава  семейства,  —  на  меньшую  сумму,
чем  девятьсот  долларов,  компания  акций  не  продает.
А  у  нас,  сама  знаешь...
 — 	Я  во-об-ще  не  хо-чу  ни-че-го  знать!  —  сказала
миссис  Мак  Вильямс  раздельно,  что  свидетельствовало
о  ее  крайнем  раздражении.  —  То  есть,  напротив,  объясни
мне,  во  имя  чего  я  должна  расстаться  со  своей  единствен¬
ной  брошью,  которая  мне  дорога  —  но  разве  ты  пой¬
мешь!  —  как  память  о  моей  маме.
 — 	Видишь  ли,  —  обрадовался  мистер  Мак  Вильямс
 36

возможности  все  объяснить,  —  плутоний  много  дороже  зо¬
лота.  Он  необходим  для  изготовления  атомных  и  водород¬
ных  бомб.  На  Земле  его  приходится  получать  искусствен¬
но.  А  на  Венере  этого  металла  пропасть.  Так  утверждают
эксперты  «Интергалактик  плутониум  компани»,  а  они  уж
понимают,  что  к  чему.
 — 	Ты  бы  лучше  осведомился,  купили  ли  они  акции
своей  компании!  —  ехидно  посоветовала  миссис  Мак
Вильямс.
 — 	Дело  в  том,  дорогая,  —  продолжал  мистер  Мак
Вильямс,  благоразумно  не  расслышав  выпада  супруги,  —
что  Венера  —  планета  более  молодая,  чем  Земля.  И  по¬
этому  плутоний  на  ней  не  успел  распасться.  Послушай,
что  пишут  эксперты:  «Килограмм  плутония,  вывезенный
с  Венеры,  будет  стоить  приблизительно  восемь  долларов.
Таким  образом,  акционеры  «Интергалактик  плутониум
компани»  получат  две  тысячи  процентов  прибыли  на  одну
акцию».  Ты  слышала,  дорогая:  две  тысячи  процентов!..
Нет,  ты,  конечно,  должна  поступиться  своей  брошью!
 — 	Но  почему  эта  компания  сама  не  прибирает  акции
к  рукам,  если  ждет  такой  баснословной  прибыли?
 — 	А  что  такое  народный  капитализм?!  —завопил  тор¬
жествующе  мистер  Мак  Вильямс,  севший  на  любимого
конька.  —  Прибыли  каждому!  Процветание  мелкого  пред¬
принимателя!  Бизнес  для  всех!  Две  тысячи  процентов!
Да,  дорогая,  мы  наконец  будем  иметь  свое  ранчо.  Черт
с  ним!  Покупаем  участок  в  Аризоне!  Надеюсь,  я  буду
вести  хозяйство  лучше  этого  выродка  Питера.
 Слова  о  ранчо  подействовали.  Спустя  четверть  часа
мистер  Мак  Вильямс  нес  в  закладную  кассу  женину
брошь.  Эта  операция  должна  была  доставить  сумму,  кото¬
рая,  присоединенная  к  остальным  деньгам,  и  дала  бы
900  долларов,  необходимых  для  приобретения  акций
«Интергалактик  плутониум  компани».
 А  в  этот  же  самый  час  тысячи  других  мак  вильямсов
по  всем  Штатам  ломали  головы  над  проблемой  900  дол¬
ларов,  столь  необходимых  им  для  покупки  плутониевых
акций.  («Участки  на  Венере!  Плутоний!  Две  тысячи  про¬
центов  прибыли!  Только  до  конца  недели!  Спешите!
Спешите!  Спешите!..»)
 Средний  американский  обыватель,  с  детства  купаю¬
щийся  в  атмосфере  погони  за  долларом,  как  правило,  не
 37

очень  силен  в  химии,  в  физике,  тем  более  если  речь  идет
о  таких  причудливых  вещах,  как  радиоактивность.  Вот
водородная  бомба  —  это  предприятие  солидное,  такое,  на
котором  делают  большие  деньги.  Это  ему  известно  допод¬
линно.  В  такое  дело  можно  вкладывать  капитал.  Даже
если  для  этого  потребуется  заложить  женину  брошь.
Да  и  свидетельства  господ  экспертов  звучат  так  убеди¬
тельно,  так  пьяняще,  что  не  поверить  им  ну  никак  невоз¬
можно!
 В  самом  деле,  они  говорят,  что  плутоний  на  Венере
должен  быть  обязательно.  Ведь  узнали  же,  что  на  Земле
был  этот...  как  его...  нептуний.  А  нептуний,  распадаясь,
дает  плутоний.  Вот  этот-то  плутоний  и  станут  добывать
на  Венере.
 Трудно  определить  степень  учености  господ  экспертов
«Интергалактик  плутониум  компани».  Эта  «компани»
растворилась  в  лабиринтах  уолл-стритовских  банков
прежде,  чем  приехал  государственный  инспектор  —  не
арестовывать,  упаси  боже!  —  а  лишь  подсчитать  сумму
налогов.
 Но  не  надо  было  обладать  фундаментальными  сведе¬
ниями  из  физики  и  химии,  чтобы  твердо  быть  уверенным:
на  Венере  плутония  нет  и  быть  не  может.  Сейчас  искус¬
ственно  получены,  пожалуй,  все  возможные  изотопы  плу¬
тония,  в  том  числе  самый  долгоживущий  —  плутоний
с  массовым  числом  244.  Период  полураспада  его  почти
80  миллионов  лет.  Это  означает,  что  любое,  сколь  угодно
большое  количество  этого  элемента  практически  исчезнет
за  800  миллионов  лет  (содержание  его  уменьшится  более
чем  в  1000  раз).
 Имей  господа  эксперты  «Интергалактик  плутониум
компани»  хоть  немного  совести,  они  должны  были  бы
честно  сообщить  незадачливым  акционерам,  что  Венера
существует  безусловно  больше  миллиарда  лет.  Вот  поче¬
му  искать  там  плутоний  бессмысленно.  Но  когда  дело
идет  об  обдирании  ближнего,  слово  «честно»  просто  не¬
уместно.
 Ну  что,  Джефф  Питерс  и  Энди  Такер,  не  стыдно  вам,
что  вы  надували  обывателя  такими  кустарными  мето¬
дами?  То-то.

*  *  *
 Было  бы  приятнее,  если  бы  этот  рассказ  об  амери¬
канских  воротилах  был  придуман.  Но  «Интергалак¬
тик  плутониум  компани»  действительно  существо¬
вала.  И,  право,  это  далеко  не  единственный  случай,
когда  достижения  науки  в  Америке  использовались
не  для  человека,  а  против  него.
 *  *  *

Глава  вторая
 ВОЙНА  СЫНОВ  СВЕТА  ПРОТИВ  СЫНОВ
 ТЬМЫ
 Это  рассказ  о  самой  известной,  самой  сенса¬
ционной  находке  за  всю  историю  археологии.
Вместе  с  тем  это  рассказ  и  о  наиболее  внуши¬
тельном  сражении,  которое  давала  церковь
науке  XX  века.  Сражение  не  утихло  и  сегодня.
Все  еще  раздаются  залпы  полемических  статей
и  одиночные  выстрелы  крупнокалиберными
книгами.  Но  наступление  церкви  захлебнулось.
Сейчас  церковники  предпочитают  отсиживать¬
ся  на  старых  позициях  —  в  ветхих  окопах  ста¬
рых  мифов  и  в  истлевших  блиндажах  рели¬
гиозных  догм...
 Все  началось  с  того,  что  у  Мухаммеда  ад-Диба  про¬
пала  коза.  Тогда,  в  1947  году,  Мухаммеду  было  пятна¬
дцать  лет.  Он  считал  себя  взрослым  и  много  пережившим
 40

мужчиной.  Недаром  за  ним  закрепилась  слава  одного  из
самых  опытных  пастухов  племени  таамире.  И  все  же
Мухаммед  заплакал.
 Впрочем,  в  положении  Мухаммеда  не  сдержал  бы  слез
даже  седобородый  старец.  Еще  бы!  Пропавшая  коза
принадлежала  самому  шейху.  А  большего  скупца  не
сыскать  на  всем  пространстве  от  Аль-Ауджа  до  Бессана.
Да  и  за  Бессаном  сколько  не  ищи,  не  найдешь  подобного
сквалыги!
 Мухаммед  отчетливо  представлял,  какой  шум  подни¬
мется,  когда  шейх  узнает  об  исчезновении  своей  козы  —
одной  из  трехсот  двадцати  четырех.  Шейх  призовет  отца
Мухаммеда  и,  перемежая  стенания  и  жалобы  изощрен¬
нейшими  проклятиями,  потребует  возместить  стоимость
козы.  А  оценит  он  ее,  можно  быть  твердо  уверенным,  не
меньше,  чем  верблюда.
 Двое  спутников  Мухаммеда,  сокрушенно  цокая  язы¬
ками,  посочувствовали  плачущему  мальчику,  но  большим
помочь  не  могли.  Разве  только  постеречь  стадо  в  то  вре¬
мя,  как  он  будет  искать  беглянку?
 — 	Но  ведь  ее  давно  съели  шакалы!  —  всхлипывал
мальчик.
 — 	Не  показывай  своего  малодушия,  сын  мой,  —  ска¬
зал  старший  из  пастухов,  —  ты  ведь  знаешь,  что  в  это
время  года  шакалов  здесь  не  бывает.
 — 	А  духи?  Ведь  все  говорят,  Дияб,  что  горы  заселены
духами?  —  попробовал  возразить  Мухаммед.
 — 	Тебе  ли  их  бояться,  Мухаммед?  Что  дурного  могут
сделать  духи  истинному  мусульманину?
 Мухаммед  колебался  два  дня.  Но  страх  перед  шейхом
и  уговоры  спутников,  которые  вот-вот  могли  перейти
в  подтрунивание,  пересилили.  И  на  третий  день  пастух
отправился  на  поиски  козы.
 Впоследствии  Мухаммеду  не  раз  приходилось  расска¬
зывать  о  всех  подробностях  поисков.  И  все  же  он  не  мог
припомнить,  как  далеко  довелось  ему  уйти  от  своих  спут¬
ников.  Мухаммед  рассказывал,  что  шел  очень  долго.
Солнце  успело  подняться  высоко,  а  затем  спрятаться
за  невысокими  кумранскими  горами.  А  Мухаммед  все
шел.
 Он  стал  подумывать  о  том,  что  придется  заночевать
в  пустыне.  Это  было  очень  неприятно.  Но  он  захватил
 41

с  собой  спички  и  кусок  козьего  сыра,  а  поэтому  наступаю¬
щей  ночи  можно  было  особенно  не  бояться.
 Мальчик  совсем  уж  было  расположился  на  ночлег,  но
тут  высоко  в  горах  увидел  пещеру,  хорошо  различимую
в  лучах  заходящего  солнца.  Конечно  же,  ночь  лучше  про¬
вести  в  пещере,  чем  под  открытым  небом.  И  Мухаммед
стал  карабкаться  по  каменистым  склонам  кумранских
отрогов.
 Когда  он  добрался  до  пещеры,  было  совсем  темно.
И  все  же  Мухаммед  заметил,  что  у  самого  входа  в  пещеру
зияет  глубокий  провал.
 «Быть  может,  коза  провалилась  туда?»  —  подумал
пастух.  Но  сколько  он  ни  пытался  рассмотреть  что-нибудь
внизу,  ничего  увидеть  не  смог.
 Мухаммед  бросил  в  провал  камень.  Сразу  раздался
знакомый  треск  разбивающихся  глиняных  горшков.  Ви¬
димо,  яма  была  неглубокой.  Но  что  там  за  посуда?
 Мальчик  бросил  камень  побольше.  И  снова  там,  внизу,
посыпались  черепки.  Козы  там,  конечно,  нет.  Но  от
пещеры  уходить  не  стоит:  уже  все  равно  глубокая  ночь.
 Недолги  летние  ночи  в  Вади-Кумране.  На  рассвете
дрожащий  от  холода  Мухаммед  снова  подошел  к  провалу.
Как  он  и  предполагал,  яма  была  неглубокой.  На  дне  ее
были  видны  какие-то  глиняные  горшки.
 Мухаммед  поколебался  немного,  а  затем  спрыгнул
в  провал.  Тут  стояло  не  меньше  дюжины  горшков.  Все
они  были  покрыты  крышками,  а  один  из  них,  самый
меньший,  был  под  какой-то  красной  печатью.  Из  тех
сосудов,  что  Мухаммед  разбил  камнями  ночью,  высыпа¬
лись  мелкие  зерна  —  не  то  пшеница,  не  то  просо.
 Пастух  никогда  не  слыхал  о  кладах.  Но  какой  маль¬
чик  не  заинтересуется  содержимым  непонятно  как  сюда
попавших  сосудов?
 Вот  почему  Мухаммед  взял  палку  и  стал  разбивать
горшки.  Зерна,  еще  зерна...  Только  в  последнем,  том
самом,  который  был  с  печатью,  лежало  несколько  свер¬
нутых  кож.  Эта  находка  была  весьма  кстати:  у  Мухам¬
меда  и  его  спутников  давно  прохудились  сандалии.
 Кожа,  правда,  была  разрисована  какими-то  значками,
но  это,  к  счастью,  не  повлияло  на  ее  прочность.  Так  и
есть:  если  ее  сильно  растянуть,  то  кожа,  несмотря  на
сморщенный  вид,  не  рвется.
 42

А  козы  все  же  нет!  Мухаммед,  вздохнув,  решает  вер¬
нуться  на  стоянку.
 К  огорчению  Мухаммеда,  его  спутники  не  обрадова¬
лись  подарку:  уж  слишком  ветхой  выглядела  кожа,
чтобы  ее  можно  было  использовать  для  починки  обуви.
Мальчик  сунул  свитки  в  мешок,  где  он  хранил  пищу,  и
забыл  о  них.
 Вернувшись  домой,  Мухаммед  не  вспомнил  о  кожах.
Да  и  не  до  них  было.  Как  пастух  и  думал,  шейх  поднял
страшный  крик.  Он  вопил  так,  как  будто  лишился  не
одной  заморенной  козы,  которая  к  тому  же  давно  не  дои¬
лась,  а  всего  своего  состояния.
 Кожи  лежали  в  мешке  почти  два  года.  Наконец  на
находку  обратил  внимание  Васфи,  дядя  Мухаммеда.  Он
долго  рассматривал  свитки,  пытаясь  разобрать,  что  озна¬
чают  таинственные  значки.  Потом  дядя  авторитетно
заявил:
 — 	Надо  идти  в  Вифлеем.  Это  несомненно  рукописи.
И  торговцы  древностями  могут  дать  за  них  деньги.
 Три  бедуина  из  кочующего  племени  таамире  пришли
в  Вифлеем  весной  1947  года.  Лавку  торговца  древностями
они  разыскали  лишь  в  полдень,  когда  обычно  жизнь  го¬
рода  замирала:  люди  прятались  от  палящего  солнца.
 Но  зной  не  мог  смутить  бедуинов  из  племени  таамире.
Увидя,  что  лавка  заперта,  они  довольно  смело  постуча¬
лись  в  нее.  Однако,  чтобы  разбудить  хозяина,  потребова¬
лось  колотить  в  двери  очень  долго.
 Наконец  на  пороге  показался  заспанный  владелец
лавки.  Мигая  закрывающимися  от  сна  глазками,  торговец
вопросительно  уставился  на  пришельцев.  Те  молча  про¬
тянули  ему  свитки.
 Торговец  долго  мял  кожи,  рассматривал  их  на  свет,
покусал  одну  из  них  зубами  и  затем  снова  уставился  на
пришельцев.
 — 	Двадцать,  —  сказал  один  из  них.
 Торговец  пожевал  губами,  сладко  зевнул  и  осведо¬
мился:
 — 	Фунтов?
 Бедуины  одновременно  кивнули  головами.  Торговец
древностями  закрыл  глаза  и  задумался.  Думал  он  долго
и,  видимо,  успел  вздремнуть,  потому  что  несколько  раз
явственно  всхрапывал.  Наконец  лавочник  раскрыл  глаза
 43

и  выставил  два  пальца,  что  означало:  «Два  фунта».  После
этого  он  захрапел  снова,  на  этот  раз  сильно  и  с  при¬
свистом.
 Бедуины  обменялись  взглядами,  растолкали  спящего
торговца  и  отрицательно  покачали  головами.  Тот  молча
указал  им  на  выход  и,  не  потрудившись  даже  запереть
за  пришельцами  двери,  заснул  снова,  покойно  и  бла¬
женно.
 Можно  не  сомневаться:  знай  неразумный  лавочник,
какие  сокровища  он  выпустил  из  своих  рук,  сон  его  не
был  так  безмятежен  и  покоен,  если  бы  он  смог  спать
вообще.
 Уйдя  от  торговца  древностями,  бедуины  кратко  по¬
совещались,  что  им  делать.  Васфи  витиевато  выругал
лавочника  и  совсем  уж  было  решил  предложить  своим
спутникам  уходить  из  Вифлеема,  а  кожи  выбросить  в  бли¬
жайшую  яму.  Но  тут  он  вспомнил,  что  в  городе  у  него
есть  один  знакомый  владелец  сапожной  мастерской,
Халил  Искандер.  Уж  он-то  должен  разбираться  в  кожах!
 — 	Быть  может,  пойдем  к  нему?
 — 	Пойдем,  раз  уж  выбрались  в  Вифлеем!
 Хотя  почтенный  Халил  Искандер  и  был  членом  си¬
рийско-христианской  общины,  куда  допускались  люди
образованные  и  имущие,  бедуины  застали  его  за  сапож¬
ным  станком.  Видимо,  образование  не  было  помехой  для
тачания  сапог.  А  состояние...
 Что  же  до  состояния,  то  выяснилось,  что  сам  Халил
ничуть  не  богаче  двух  мастеровых-сапожников,  которые
работали  в  его  мастерской.
 Взглянув  на  свитки,  Халил  восторженно  зацокал  язы¬
ком:
 — 	Клянусь  своей  бородой,  что  это  очень  древняя
вещь!  И  это  большие  деньги,  очень  большие!  Це-це-це...
 Через  два  часа  совещания,  во  время  которого  бедуины,
позабывшие  свою  степенность,  кричали  и  размахивали
руками,  как  женщины  в  лавке  украшений,  по  совету
Халила  Искандера,  решили  отправиться  в  Иерусалим,  где
у  Халила  был  знакомый  антиквар.
 Когда  четыре  пришельца  поздно  ночью  постучали
в  дом  мосье  Жоржа  Исайи,  тот  поначалу  рассвирепел.  Не
хватало,  чтобы  грязные  арабы  беспокоили  его  еще  по
ночам!  Но  когда  антиквар  увидел,  что  принесли  бедуины,
 44

он  повел  себя  так,  как  не  пристало  вести  настоящему
торговцу  древностями.  Вместо  того  чтобы  зевнуть  и  спро¬
сить,  лениво  цедя  слова:  «И  ради  этой  рухляди  вы  под¬
няли  среди  ночи  почтенного  человека?»  —  мосье  Жорж
трясущимися  руками  схватил  кожи  и  стал  лихорадочно
их  разворачивать.  Одного  взгляда  ему  было  достаточно,
чтобы  понять:  перед  ним  очень  большая  древность.
 Стоит  ли  удивляться,  что  в  результате  столь  легко¬
мысленного  поведения  мосье  Жоржа  арабы  вздули  цену
за  свитки  вдвое?  Свои  40  фунтов  они  получили  минуту
спустя.  А  еще  десятью  минутами  позже  Жорж  Исайя*
наспех  одевшийся,  заводил  потрепанный  «шевроле».
 Настоятель  монастыря  Святого  Марка  митрополит
Афанасий  Иешуа  Самуил  несмотря  на  позднее  время  не
спал:  в  монастыре  вечерни  назначались  обычно  на  глубо¬
кую  ночь.  Вот  почему  он  принял  Жоржа  Исайю  в  полном
облачении  и  в  суровом  молчании:  посетитель  был  изве¬
стен  своей  безбожностью.
 Мосье  Жорж,  пересыпая  свою  речь  извинениями  и
уверениями  в  совершеннейшей  преданности  христианской
церкви,  рассказал  митрополиту  о  находке  и  наконец  вы¬
ложил  перед  ним  свитки.
 Митрополит  не  удивился.  Он  остался  спокоен.  Более
того,  он  не  протянул  руки,  чтобы  взять  кожи.  Он  даже  не
пожелал  на  них  взглянуть.  Какой  интерес  могут  предста¬
вить  для  него  эти  ритуальные  свитки?  Мало  ли  что  при¬
волокут  эти  язычники-арабы?  И  потом,  разве  господин
Исайя  не  знает,  что  несколько  лет  назад  в  Вифлееме
были  случаи  чумы,  а?
 Мосье  Жорж  замолкает,  а  потом  говорит  свистящим
шепотом:
 — 	Ваше  преосвященство,  эти  свитки  найдены  в  Кум-
ране.  Там,  где  жил  Иисус  Навин!  Это  древнейшие  руко¬
писи.  Ведь  Кумран  сейчас  превратился  в  пустыню.  Много
веков  там  уже  никто  не  живет.
 — 	Ну  что  ж,  —  с  видимой  неохотой  произносит  митро¬
полит,  —  оставьте  кожи  у  меня.  И  приведите  мне  этих
ваших  оборванцев.  Может  быть,  у  них  есть  что-нибудь
еще?
 Мосье  Жорж,  откланявшись,  удаляется.  А  его  пре¬
освященство,  внезапно  потеряв  свою  степенность,  бро¬
сается  к  рукописям,  внимательно  рассматривает  их  и
 45

затем,  оборотись  к  двери,  произносит  с  торжествующей
улыбкой:
 —  Исайя,  скорби!
 Как  ни  состоятелен  был  мосье  Жорж,  ему,  конечно,
не  сравниться  с  настоятелем  монастыря  Святого  Марка.
Вот  почему  спустя  несколько  месяцев  свитки  —  и  те,  что
попали  вначале  к  антиквару,  и  те,  которые  арабы  при¬
несли  вновь,  —  оказываются  у  митрополита.
 Однако  благочинный  Афанасий  до  сих  пор  не  знает,
что  именно  написано  на  кожах.  Выяснилось,  что  таинст¬
венные  знаки  —  это  как  буквы  древнееврейского  алфави¬
та.  А  древнееврейского  Афанасий,  разумеется,  не  знал.
 Поэтому  митрополит  вынужден  пригласить  для  кон¬
сультации  специалистов.  И  монастырь  сразу  начинает
лихорадить.  Куда  пошел  размеренный  монастырский
уклад!  Где  вы,  заутрени,  обедни  и  вечерни,  свершав¬
шиеся  прежде  с  хронометрической  точностью?!  Митро¬
полит  третьи  сутки  не  выходит  из  своей  кельи.  А  в  не¬
когда  пустынных  коридорах  толпится  пришлый  люд,
наполняя  монастырь  шумом,  табачным  дымом  и  сует¬
ными  мирскими  разговорами.
 И  впрямь  было  от  чего  прийти  в  возбуждение!  Все
специалисты  заявили:  рукописям  не  меньше  1500—
2000  лет.  Не  меньше!  А  текст,  нанесенный  на  свитки,  —
комментарий  так  называемой  книги  пророка  Аввакума  и
пересказ  библейской  «Книги  Бытия».  Оба  текста  очень
хорошо  известны  христианской  церкви.
 Митрополит  Афанасий  утратил  покой,  сон  и  некогда
завидный  аппетит.  Митрополит  Афанасий  стал  нервен,
суетлив  и  раздражителен.  Митрополит  Афанасий  не  знает,
что  ему  делать.
 *  *  *
 Археологи  часто  находят  разные  интересные  вещи.
Но  рукописи  попадаются  им  чрезвычайно  редко.  Это
понятно:  пергамент,  папирус  —■  что  их  устойчивость
в  сравнении  с  глиняными  черепками,  золотыми  укра¬
шениями,  медными  монетами!
 А  тут  рукописи,  и  не  одна...  Впрочем,  не  это  глав¬
ное  в  кумранской  находке.  Главное  другое;  не  сами
кожи,  а  то,  что  на  них  написано.
 46

Церковь  утверждает:  все  христианские  божест¬
венные  книги  созданы  много  веков  назад  —  где-то
в  первом  веке  нашей  эры,  сразу,  дескать,  после  того,
как  умер  и  чудесно  воскрес  Иисус.
 Но  вряд  ли  можно  было  найти  даже  среди  богосло¬
вов  хотя  бы  десяток  таких,  которые  верили  бы  в  это.
В  глубине  души  священнослужители  считают,  что
церковные  тексты  возникли  гораздо  позже  —  спустя
веков  шесть-семь  после  «рождества  Христова».  Да
и  писались  они  не  сразу,  а  на  протяжении  несколь¬
ких  сотен  лет.
 И  вдруг  перед  митрополитом  библейский  текст,  ко¬
торый,  судя  по  всему,  написан  почти  2000  лет  назад,
то  есть  как  раз  в  то  время,  когда,  по  церковным  ле¬
гендам,  жил  Иисус  Христос!
 *  *  *
 Митрополит  долго  колеблется  и  наконец  приглашает
к  себе  мистера  Джона  Тревера,  директора  американской
школы  восточных  исследований  в  Иерусалиме.  Мистер
Тревер  не  меньше  митрополита  взволнован  кумранской
находкой.  Но  он  опечален,  он  очень  опечален.
 — 	Ваше  преосвященство,  разве  вы  не  знаете,  что  по
законам  Иордании  все  предметы  старины,  найденные  на
ее  территории,  принадлежат  правительству.
 — 	Посоветуйте  же,  мистер  Тревер,  умоляю  вас!..  —
заискивающе  просит  митрополит.
 — 	Вы  устали,  ваше  преосвященство,—  улыбается  Тре¬
вер,  —  вам  необходимо  отдохнуть.  Вы  выезжаете,  ну,  ска¬
жем,  в  Александрию.  А  из  Александрии  ежедневно  два
самолета  следуют  в  Нью-Йорк...  Мы  встретимся  там,
ваше  преосвященство.
 25  марта  1948  года  митрополит  отбывает  на  отдых.
Восемь  носилыциков-бедуинов  тащат  восемь  громадных
чемоданов  митрополита.  Один  небольшой  чемоданчик  его
преосвященство  несет  сам...
 Рукописи  очутились  в  сейфах  одного  из  крупнейших
нью-йоркских  банков.  Это  было  надежное  укрытие.  Тем
не  менее  его  преосвященство  не  решается  покинуть  Нью-
Йорк  и  бросить  рукописи  на  произвол  судьбы.  Правда,
и  тогда,  когда  рукописи  были  проданы,  —  поверьте,  за
 47

очень  большую  сумму!  —  его  преосвященство  не  вернул¬
ся  в  Иорданию.  Но  это  мелочи.  Да  и  кто  сейчас  интере¬
суется  митрополитом  Афанасием?!  Сейчас  у  всех  на  устах
кумранские  находки.
 Академии  и  университеты,  теологические  ученые  об¬
щества  и  археологи-одиночки  пришли  в  страшное  воз¬
буждение.  Они  не  стали  ждать,  пока  спадет  летняя  жара.
В  кумранскую  пустыню  хлынули  десятки  экспедиций.
 И  они  находят  новые  рукописи.  Правда,  еще  больше
сумели  разыскать  арабы,  понявшие  по  тому  переполоху,
который  начался  в  Вифлееме,  что  за  эти  старые  кожи
можно  получить  немалые  деньги.
 За  каких-нибудь  два  года  количество  найденных  руко¬
писей  возросло  чуть  ли  не  впятеро.  Теперь  экспедиции
охотятся  уже  за  каждым  обрывком  рукописей,  за  каж¬
дым  клочком  кожи.  Бедуины  забросили  овец  и  целые  дни
пропадают  в  горах.
 Оказалось,  что  пустыня  Мертвого  моря  хранила  боль¬
шое  число  рукописей  самого  разнообразного  содержания.
Кроме  чисто  религиозных  текстов,  тут  были  и  уставы
общин,  и  списки  запрятанных  драгоценностей,  и  истори¬
ческие  изыскания,  и  даже  полухудожественная,  полу-
ритуальная  рукопись  сказочного  содержания  «Война
сынов  Света  с  сынами  Тьмы».
 В  этой  рукописи,  особенно  обратившей  на  себя  внима¬
ние  ученых  (не  все  же  интересовались  только  религиоз¬
ными  взглядами  древних  обитателей  Кумрана),  обстоя¬
тельно  рассказывалось  о  нападении  на  мирных  иудеев
 48

кровожадных  сынов  Тьмы.  Сыны  Тьмы  несли  с  собою  не
только  смерть  —  они  несли  с  собой  чужую  веру,  чуждые
мирным  сынам  Света  обычаи.  Культивировали  право
сильного  и  богатого.  Тяжел  был  бой,  велики  были  потери,
но  все  же  сыны  Света  одержали  победу.
 Итак,  исследователям  было  над  чем  потрудиться.
Впервые  в  руки  ученых  попало  такое  большое  количе¬
ство  —  подлинных!  —  рукописей  древности.  Наука  полу¬
чала  информацию  о  событиях  двухтысячелетней  давности,
так  сказать,  «из  первых  рук».
 Однако  прошло  неАмного  времени,  и  в  бочки  радости
по  поводу  удивительных  находок  стали  литься  потоки
дегтя  разногласий.  Вряд  ли  стоит  рассказывать  здесь
о  всех  перипетиях  этих  споров.  Но  очень  скоро  все  уче¬
ные,  принимавшие  участие  в  исследовании  кумранских
рукописей,  разделились  на  два  лагеря.
 «Кожаные  свитки  —  ровесники  Иисуса  Христа»  —  та¬
ким  было  торжествующее  заключение  теологов-богословов,
которые  занимаются  изысканием  доводов  подлинности
существования  бога,  Иисуса  Христа  и  прочих  апостолов.
 «Находки  в  Иудейской  пустыне  не  имеют  ничего  об¬
щего  с  Иисусом  Христом.  Более  того,  эти  рукописи  под¬
тверждают,  что  христианство  возникло  как  протест  древ¬
них  иудеев  на  притеснения  римлян»  —  так  утверждали
ученые  второй  группы.
 Сказать,  что  между  этими  двумя  группировками  шла
ожесточенная,  яростная  борьба,  это  значит  не  сказать
ничего.  Ведь  здесь  речь  шла  не  просто  о  том,  кто  окажет¬
ся  правым  в  очередной  научной  дискуссии,  и  даже  не
о  том,  кому  достанутся  лавры  научного  открытия.  Шут
с  ними,  с  лаврами!  Нет,  здесь  спор  шел  о  том,  был  ли
бог-человек  Иисус,  или  это  лишь  выдумка,  и  притом  не
очень  искусная.  И  так  уже  случилось,  что  в  фокусе  всех
споров  очутился  вопрос  о  возрасте  рукописей.
 Богословы  утверждали,  что  рукописи  написаны  сразу
же  после  гибели  и  чудесного  воскресения  Христа,  то  есть
в  первой  половине  I  века  нашей  эры.  Представители
оппозиционной  группировки  настаивали  на  ином:  руко¬
писи  созданы  еще  до  нашей  эры,  за  100,  а  быть  может,
и  за  200  лет  до  того  дня,  когда,  как  утверждают  церков¬
ники,  родился  Спаситель  —  Иисус  Христос.
 Теперь  ясно,  что  точное  определение  даты  рождения
 49

рукописей  решало  бы  все.  Это  было  очевидно.  Не  было
только  понятно,  как  же  определить  возраст  кумранских
находок.
 *  *  *
 Тупик?  По-видимому,  тупик.  Ну  как  определить,
когда  появились  на  свет  эти  загадочные  рукописи?
Хорошо  палеонтологам  —  те,  едва  взглянув  на  кости
какого-нибудь  индрикотерия,  могут  уверенно  ска¬
зать,  когда  топтал  землю  их  хозяин.  Правда,  ошибка
здесь  будет  в  десяток-другой  миллионов  лет.  Однако
это  палеонтологов  не  очень  беспокоит.  Но  в  случае
с  рукописями  даже  100  лет  —  недопустимая  ошибка.
Это  документ,  и  здесь  надо  сказать  точно,  когда  он
был  написан.  Когда?
 Тупик...
 *  *  *
 Часто  сам  изобретатель  не  способен  предугадать,
какое  применение  найдет  его  открытие.
 Эдисон  считал,  что  фонограф  станет  отличным  при¬
бором  для...  документальной  записи  последней  воли  уми¬
рающего.  Дескать,  неутешные  внуки  смогут  представить
нотариусу  валик  с  записью  невнятного  шепота  дедушки,
а  затем  уже  с  чистой  совестью  вступить  во  владение
наследством.
 Попов,  сконструировав  первый  радиоприемник,  пред¬
положил,  что  это  будет  отличная  штука  для  предсказания
погоды:  ведь  грозоотметчик  улавливает  грозовые  разряды
на  большом  расстоянии.
 Паркеч,  отыскав  способ  приготовления  целлулоида,
этой  первой  и  прекрасной  пластмассы,  очень  обрадовался
и  запатентовал  свое  открытие  как  материал  для  изготов¬
ления  бильярдных  шаров.
 Либби  изучал  распределение  на  поверхности  Земли
радиоактивного  изотопа  углерода  и  вообще  не  предпола¬
гал,  что  это  исследование  найдет  хоть  какое-нибудь  прак¬
тическое  применение.  По  крайней  мере,  в  ближайшую
тысячу  лет.
 Исследования  Либби  нашли  применение  в  «ближай-
 50

шие»  семь  лет.  Но,  пожалуй,  обо  всем  этом  следует  рас¬
сказать  по  порядку.
 Со  всех  сторон  на  Землю  льется  непрерывный  поток
космического  излучения.  Все  живое  на  планете  надежно
защищено  от  губительного  действия  этих  космических
лучей  толщей  атмосферы.  Космические  лучи,  сталкиваясь
с  атомами  газов,  входящих  в  состав  атмосферы,  погло¬
щаются  ими.  До  поверхности  Земли  доходит  лишь  ни¬
чтожная  часть  излучения  Вселенной,  к  тому  же  настоль¬
ко  ослабевшая  от  продирания  через  несколько  сотен
километров  воздуха,  что  ни  человеку,  ни  иным  живым
существам  никакого  вреда  этим  излучением  причинено
быть  не  может.
 Об  этом  знали  давно.  Но  как-то  не  задумывались  над
тем,  что  происходит  с  атомами  атмосферных  газов  после
того,  как  они  поглощают  космические  лучи.  Вот  исследо¬
ванием  этой-то  проблемы  как  раз  и  занялся  Либби.
 Скоро  ответ  на  поставленный  вопрос  был  получен.
Космические  лучи,  «натыкаясь»  на  верхние  слои  атмо¬
сферы,  выбивают  из  атомов  различных  газов  нейтроны.
Эти  нейтроны  могут  захватываться  другими,  соседними
атомами.  При  этом,  как  мы  знаем,  образуются  атомы  иных
изотопов.
 Так,  было  установлено,  что  нейтроны  захватываются
ядрами  азота.  При  этом  образуется  изотоп  углерода
с  атомным  весом  14.
 Для  интересующихся  подробностями  привожу  реак¬
цию,  которая  при  этом  происходит.  Реакция  несложна:

N7*  +  По  =  Сб4  +  Нь  Азот  с  атомным  весом  14  и  порядко¬
вым  номером  7  захватывает  нейтрон,  заряд  которого
нуль  —  0,  а  атомный  вес  1.  При  этом  образуются  изотоп
углерода  с  порядковым  номером  6  и  атомным  весом  14
и  ядро  атома  водорода.
 Углерод-14  радиоактивен.  Он  распадается,  выбрасывая
одну  бета-частицу,  и  превращается  при  этом  в  азот.  Пе¬
риод  полураспада  углерода-14  составляет  5570  лет.  Запо¬
мните  эту  величину.  Если  не  точно,  то  хотя  бы  приблизи¬
тельно.  Очень  скоро  она  нам  понадобится.
 Установить  факт  образования  в  атмосфере  радио¬
активного  изотопа  углерода  было  делом  физики.  Для  от¬
вета  на  вопрос,  что  же  происходит  с  этим  углеродом
дальше,  Либби  пришлось  обратиться  к  химии.
 Химия  дала  на  этот  вопрос  быстрый  и  уверенный
ответ.  Образовавшийся  из  азота  углерод-14  тотчас  же
соединяется  с  кислородом  воздуха,  образуя  углекислый
газ.  Вот  почему  некоторая  часть  углекислого  газа  атмо¬
сферы  радиоактивна.  «Некоторая  часть»?  А  какая  именно?
 Здесь  вмешиваются  геофизики.  Они  поясняют  Либби,
что,  судя  по  всему,  интенсивность  космического  излуче¬
ния  не  изменялась  последние  несколько  миллионов  лет.
Поэтому  можно  быть  уверенным,  что  за  единицу  вре¬
мени  —  скажем,  за  год  или  за  десять  лет,  кому  как  удоб¬
нее  считать,  в  атмосфере  образуется  строго  постоянное
количество  углерода-14.  Ну,  а  поскольку  величина  пери¬
ода  полураспада  тоже  постоянна  и  к  тому  же  невелика
сравнительно  с  геологическими  периодами,  то  очевиден
вывод,  что  содержание  углерода-14  в  атмосфере  постоян¬
но  и  не  изменяется.
 Либби  определяет  точное  содержание  радиоактивного
углерода  в  атмосфере.  Он  конструирует  очень  сложную
установку  для  измерения  слабой  радиоактивности.  Одно
описание  ее  занимает  22  страницы  убористого  шрифта.
Затем  Либби  принимается  за  измерение  радиоактивности
углекислого  газа,  добытого  из  атмосферы  в  самых  раз¬
личных  областях  нашей  планеты  и  на  самых  разнообраз¬
ных  высотах.
 Результаты  опытов  совпадают.  В  грамме  обычного
углерода,  выделенного  из  углекислого  газа,  содержится
такое  количество  углерода-14,  которое  дает  за  минуту
16  распадающихся  атомов.  Запомним  и  эту  величину.
 52

Для  интересующихся  замечу,  что  такое  количество
распадов  указывает  на  ничтожно  малое  в  весовом  выра¬
жении  содержание  углерода-14  в  обычном  углероде,
имеющем  атомный  вес  12.  На  грамм  углерода-12  прихо¬
дится  одна  десятимиллиардная  доля  грамма  углерода-14
(10~10  грамма).
 Интересно,  а  попадает  ли  радиоактивный  углерод  на
поверхность  Земли?  Ответ  на  этот  вопрос  приходится
искать  у  биологов.
 Биологи  отвечают  определенно:  да,  попадает.  А  как  же
может  быть  иначе?!  Растения  поглощают  углекислый  газ.
Углекислый  газ  превращается  хлорофиллом  растений
в  сложные  химические  соединения.  Эти  соединения  от¬
кладываются  в  клетках.  Вот  почему  в  тканях  растений
будет  находиться  радиоактивный  углерод.
 Но  растения  не  только  поглощают  углекислый  газ,
они  его  также  выдыхают.  Поэтому,  вдыхая  и  выдыхая
углекислый  газ,  растения  постепенно  приобретают  такое
же  относительное  содержание  углерода-14,  каким  харак¬
теризуется  углекислый  газ  атмосферы.  Иными  словами:
если  выделить  из  любого  растения  —  безразлично,  из  при¬
дорожного  лопуха  или  из  гигантской  секвойи  —  грамм
углерода,  то  окажется,  что  в  этом  грамме  каждую  минуту
будет  распадаться  16  атомов  углерода-14.
 Но  в  растениях  не  завершаются  странствования  угле¬
рода-14  по  планете.  Ему  еще  предстоит  принять  участие
в  следующем  этапе  путешествия,  которое  мы  условно
назовем  «трава  —  овца  —  волк».
 Овца,  поедая  траву  на  лужайке,  с  каждым  граммом
обычного  углерода  усваивает  10-10  граммов  углерода-14.
Так  как  овца  ест  много  травы,  причем  делает  это  каж¬
дый  день,  то  постепенно  все  клетки  ее  организма  при¬
обретают  такое  же  относительное  содержание  углерода-14,
как  и  атмосфера  или  растения.
 Но  в  какую-то  роковую  ночь  приходит  беда:  пробрав¬
шийся  в  овчарню  волк  кладет  конец  жизненному  пути
бедной  овцы.  Свершает  он  это  чудовищное  преступление
отнюдь  не  по  идейным  мотивам  —  просто  волк  проголо¬
дался.
 Конечно  же,  одной  овцой  серый  не  удовлетворится.
Спустя  несколько  дней  он  разыщет  очередную  жертву.
Словом,  волк  нахватается  радиоактивного  углерода  в
 53

достаточном  количестве,  чтобы
его  клетки  также  приобрели
равновесное  содержание  этого
изотопа.
 Надеюсь,  не  надо  пояснять,
что  ничего  бы  не  изменилось,
если  бы  я  вместо  этапа  «тра¬
ва  —  овца  —  волк»  описал  бы
этап  «капуста  —  коза  —  тигр»,  или  «морковка  —  заяц  —
лиса»,  или  даже  «кукуруза  —  корова  —  человек».  Итак,  все
живое  на  нашей  планете  содержит  радиоактивный  угле¬
род.  Пусть  его  очень  мало,  но  всегда  грамм  углерода,  вы¬
деленный  растениями  или  животными,  будет  давать
16  распадов  в  минуту.
 Это  если  организм  живет.  А  если  он  погиб?  Вот,  ска¬
жем,  нашего  волка  настигло  справедливое  возмездие.
Удачливый  охотник  всадил  серому  пулю  в  бок.  Подпрыг¬
нул  хищник,  перекувырнулся  через  голову  и  испустил
дух.  Не  рыскать  теперь  серому  по  деревням,  не  резать
бедных  овечек.  А  главное,  мертвый  волк  не  ест.  Прекра¬
тилось  поступление  в  организм  хищника  органических
веществ,  содержащих  радиоактивный  углерод.
 И  вот  с  этого  момента  содержание  углерода-14  в  мерт¬
вом  организме  начинает  уменьшаться:  пусть  медленно,
наполовину  почти  за  шесть  тысячелетий,  но  углерод-14
неотвратимо  распадается.
 Если  спустя  5570  лет  кто-нибудь  доберется  до  костей
волка  и  вздумает  определить,  сколько  радиоактивного
углерода  содержится  в  них,  то  обнаружит,  что  грамм  угле¬
рода,  выделенного  из  костей,  будет  давать  уже  не  16  рас¬
падов  в  минуту,  а  только  8.  На  грамм  углерода-12  будет
приходиться,  таким  образом,  уже  не  Ю-10  граммов  угле¬
рода-14,  а  вдвое  меньше.
 Все,  что  шутки  ради  бы¬
ло  пояснено  на  примере  вол¬
ка,  относится  к  любому  жи¬
вотному  или  растительному
организму.  Пока  организм
живет,  он  участвует  в  по¬
стоянном  обмене  радиоак¬
тивным  углеродом  с  други¬
ми  животными  или  расте-
 54

ниями,  с  углекислым  газом  воз¬
духа.  Но  после  гибели  организ¬
ма  относительное  содержание
углерода-14  в  тканях,  скелете
непрерывно  уменьшается.
 Когда  были  завершены  все
эти  физико-химико-биологогео¬
физические  изыскания,  только
тогда  пришла  Либби  мысль,  не
обратиться  ли  к...  археологии.
 — 	Ну,  знаете!  —  скажет
иной  из  впечатлительных  читателей.  —  Начать  с  физики,
а  добраться  до  археологии,  и  все  это  на  протяжении
каких-нибудь  двух  страниц,  это  уж  слишком!
 — 	Слишком!  —  отвечу  я  ему.  —  В  наше  время  в  науке
все  делается  «слишком».  И  это  очень  хорошо.  А  что  до
«двух  страниц»,  то  все,  что  здесь  описано  с  излишней
лихостью,  заняло  у  Либби  пять  лет  упорного  труда.
 Итак,  археология.  Что  общего  может  иметь  химик
с  этими  одержимыми,  роющимися  под  палящим  солнцем
в  тысячелетней  пыли?  Разделять  с  ними  радость  по  по¬
воду  найденного  черепка?  Хмурить  лоб,  размышляя  над
тайнами  происхождения  развалин?  Гадать,  в  каком  веке
была  вычеканена  эта  монета:  пять  столетий  до  нашей
эры  или  в  царствование  короля  Пипина  Короткого.
 Но  плох  тот  естествоиспытатель,  который  неуважи¬
тельно  думает  о  представителях  пусть  неточной,  но  науки.
Науки!  А  потом,  почему  неточной?  Сегодня,  когда  даже
поэзию  проверяют  кибернетикой,  почему  не  попытаться
сделать  археологию  точной  наукой.  Для  этого  ей  надо
немного:  строгий,  научный  метод  определения  возраста
находимых  при  раскопках  пред¬
метов.
 И  Либби  может  дать  архе¬
ологам  такие  часы.  Эти  часы  —
углерод-14.
 Уже  много  веков,  много  ты¬
сячелетий  на  Земле,  точнее,  в
органическом,  живом  веществе
Земли  установилось  постоянное
содержание  углерода-14:  16  рас¬
падов  в  минуту  на  грамм  обыч-
 55

ного  углерода.  После  гибели  организма  эта  величина
начинает  уменьшаться.  Это  ли  не  идеальные  часы,  от¬
считывающие  время  с  момента  гибели  организма!
 Вот  находят  при  раскопках  кусочек  обуглившегося  де¬
рева.  Стоит  определить  его  радиоактивность  —  и  можно
узнать,  когда  это  дерево  было  срублено.
 Выкопаны  из  древнего  могильника  человеческие  кости.
Надо  из  кусочка  кости  выделить  незначительное  количе¬
ство  углерода,  и  его  радиоактивность  скажет  точно  и
определенно,  когда  умер  обладатель  этого  скелета.
 Найдены  в  пещере  веревочные  сандалии.  Теперь  архео¬
логам  не  надо  спорить,  когда  они  были  сработаны.  Архео¬
логи  обращаются  к  химикам.  И  те,  определив  углеродную
радиоактивность  волокон,  говорят:  третье  столетие  на¬
шей  эры.
 Хорошо?  Очень!
 *  *  *
 Часы,  углеродные  часы.  Заводит  их  сама  природа,
следит  за  медленным  движением  их  стрелок  человек.
Но  чтобы  научиться  этому,  он  должен  был  воору¬
житься  новейшими  достижениями  физики,  химии,
биологии  и  еще  многих  других  наук,  которые  замы¬
словато  сплелись  здесь,  в  проблеме  радиоактивного
углерода.
 *  *  *
 К  1955  году  вокруг  находок  в  Иудейской  пустыне  бу¬
шевал  уже  двенадцатибалльный  шторм  страстей.  Кусоч¬
ки,  обрывки  рукописей  перепродавались  многократно.
Десятки  учреждений,  сотни  ученых  корпели  над  рас¬
шифровкой  новых  находок.
 А  тем  временем  митрополит  Афанасий  провозгласил,
что  свитками,  которые  нынче  находятся  у  него  в  руках,
прежде  пользовался  сам  Спаситель.  А  если  не  он,  то  уж
его  ученики,  апостолы,  наверняка.  После  этого  цена  на
рукописи  взлетела  до  миллиона  долларов.
 Снимки  свитков,  пещер,  где  были  найдены  кожи,  за¬
мелькали  на  страницах  газет  и  журналов  всего  света,
вытеснив  оттуда  даже  кинозвезд,  с  которыми,  как  изве¬
стно,  до  той  поры  никто  и  ничто  конкурировать  не  могло.
 56

И  вот  как  раз  в  то  время,  когда  спор  о  кумранских
находках  достиг  высшей  точки  накала,  появились  сообще¬
ния  о  первых  результатах  исследований  Либби.
 То,  что  вы  прочтете  сейчас,  весьма  знаменательно,
весьма  характерно  для  науки  наших  дней.  И  коль
скоро  химия  и  физика  смогли  вмешаться  в  спор  о  про¬
исхождении  христианства,  о  существовании  Иисуса  Хри¬
ста  и  сказать  самое  веское  слово  в  этом  споре,  то  это
значит,  что  эти  науки  действительно  могут  все.  И  это  мне,
физико-химику,  очень  приятно.
 В  книге  Либби,  посвященной  углероду-14,  этот  опыт
описан  под  №  576.  В  графе  «образец»  стоит:  «Свитки
с  Мертвого  моря».  Далее  одна  строчка  с  цифрами  резуль¬
татов  определений.
 Всего  одна  строчка  —  граница  в  самом  крупном  за
последние  десятилетия  споре,  граница,  по  одну  сторону
которой  находится  истинная  наука,  а  по  другую  —  владе¬
ния  шарлатанов  и  богобоязненных  кликуш.
 Путь  кумранских  рукописей  в  лабораторию  Либби  был
сложен  и  извилист.  Собственно,  Либби  первым  обратился
к  митрополиту  Афанасию  с  просьбой  дать  кусочек  кожи.
Митрополит  отказал,  почти  не  раздумывая.
 57

Впоследствии  его  преосвященство  будет  утверждать,
что  не  мог  позволить  Либби  свершить  святотатство  над
рукописями,  которых  касалась  рука  Спасителя:  ведь  этот
химик  сам  сказал,  что  для  того,  чтобы  определить  возраст
кожи,  ее  придется  сжечь.
 Но,  конечно,  не  опасение  гнева  господня  остановило
Афанасия.  Он  руководствовался  добрым  житейским  пра¬
вилом:  «От  добра  добра  не  ищут».  Сейчас  цена  руко¬
писям  миллион.  Если  этот  господин  ученый  подтвердит,
что  рукописи  написаны  в  первой  половине  первого  века,
то  это,  конечно,  еще  поднимет  цену  кож.  Ну,  а  если  нет?
 Но,  к  счастью,  не  у  одного  Афанасия  хранились  кум-
ранские  рукописи.  И  скоро  к  Либби  попадает  несколько
квадратных  сантиметров  кож.
 Все  остальное  было,  как  говорят,  делом  техники,  вер¬
нее,  химии.  Кусочки  кож  хорошенько  прокипятили  в  соля¬
ной  кислоте,  а  затем  сожгли,  бережно  собрав  весь  выде¬
лившийся  при  этом  углекислый  газ.
 Говорят,  что  святая  церковь  опубликовала  540  книг—
только  книг,  не  считая  статей,  которых  тысячи!  —  посвя¬
щенных  кумранским  рукописям.  Так  вот,  не  ищите  ни
в  одной  из  них  упоминания  об  опытах  Либби.
 Господа  ученые-богословы  готовы  вступить  в  спор
о  свитках  с  каждым.  И  каждому  они  будут  вкрадчивыми
и  хорошо  поставленными  голосами  объяснять,  что  эти
рукописи  —  божье  откровение,  что  история  возникнове¬
ния  христианства  освещается  кумранскими  рукописями,
как  ярким  светом.  Жесты  их  при  этом  будут  округлы  и
благородны,  фразы  завершены,  формулировки  отточены.
 Но  попробуйте  спросить:  «А  как  же  датировка  руко¬
писей  по  радиоуглероду?»  И  куда  денется  их  степенная
осанка,  их  величавая  речь!  Брызгая  слюной  и  размахивая
руками,  они  начнут  охаивать  и  радиоуглерод,  и  радиоак¬
тивность,  а  вместе  с  ними  и  физику,  и  химию,  и  много
других  наук.
 Все  дело  в  том,  что  определение  радиоактивности
углерода,  выделенного  из  кумранских  кож,  показало,  что
рукописи  эти  были  написаны  за  100  лет,  а  быть  может,
и  за  200  лет  до  того  года,  который  церковниками  назы¬
вается  годом  рождения  Иисуса  Христа.  Итак,  описание
жизни  и  деятельности  Спасителя  было  выполнено  еще  за
200  лет...  до  его  рождения.
 58

Конечно  же,  чего-либо  иного  н  ожидать  было  нельзя.
Еще  Энгельс  писал,  что  христианская  религия  своими
корнями  уходит  в  иудейскую.  А  рассказы  о  Спасителе,
о  творившихся  им  чудесах  и  многое  другое,  что  написано
в  священных  книгах,  все  это  не  что  иное,  как  мифы,  про¬
исхождение  которых  можно  ясно  проследить  и  в  Древней
Греции,  и  в  Египте,  и  даже  в  Ассирии.
 *  *  *
 Углеродные  часы  помогают  составлять  календарь
событий,  которые  произошли  еще  в  более  далекие
времена.  Период  полураспада  углерода-14  таков,  что
датировка  может  со  значительной  долей  уверенности
распространяться  на  предметы,  возраст  которых
25  тысяч  лет.  Было  бы  их  только  побольше,  этих
предметов!
 *  *  *
 Сегодня  археологические  находки,  возраст  которых
точно  установлен  по  радиоуглероду,  не  перечислить  даже
в  объемистой  книге.  Их  много,  этих  окаменевших  кусоч¬
ков  дерева,  обугленных  зерен  пшеницы,  раковин  улиток,
костей  скелетов  человека  и  животных,  веревок  и  тканей.
И  именно  этим,  точно  фиксированным  по  возрасту
находкам  обязана  археология  своим  вторым  рождением.
 Можно  много  рассказывать  о  замечательных  откры¬
тиях,  которые  радиоуглеродный  метод  принес  археоло¬
гии,  но...  книга  наша  о  радиоактивности.
 Впрочем,  об  одной  археологической  находке  все-таки
умолчать  не  могу,  уж  слишком  она  интересна.
 После  того  как  была  открыта  гробница  фараона  Ту-
танхамона,  никакими  находками  в  Египте  археологов
уже  поразить  было  невозможно.  (Гробница  Тутанхамона
была  открыта  до  того,  как  нашли  кумранские  рукописи.)
Что  могло  перевесить  чашу  весов,  на  которой  лежали
сотни  золотых  украшений  из  погребальницы  самого  моло¬
дого  из  египетских  фараонов?  Перевесили  эту  чашу  не¬
сколько  кусочков  дерева,  которые  археологи  нашли  спустя
15  лет  после  того,  как  была  раскопана  пирамида  Тутан¬
хамона.
 Когда  подняли  плиту,  полковник  Грегг,  руководитель
 59

раскопок,  осторожно  опустил  в  провал,  который  эта  пли¬
та  закрывала,  электрический  фонарь.  Несколько  мгнове¬
ний  он  молча  осматривал  помещение.
 — 	Ну,  что  там,  мосье  колонель,  что  же?  —  не  в  силах
сдержать  свое  любопытство,  завопил  француз  Шутье,
ученый  секретарь  экспедиции.
 Полковник  поднял  покрасневшее  от  прилива  крови
лицо,  крепко  зажмурил  глаза,  потряс  головой  и  сказал
кратко  и  убежденно:
 — 	Не  может  быть!..
 Шутье  выхватил  из  рук  полковника  фонарь  и  кинулся
к  провалу.  Заглянув  в  черное  отверстие,  мосье  Шутье,
несмотря  на  почтенный  возраст  и  обилие  присвоенных
ему  важных  ученых  титулов,  издал  торжествующий  вопль
дикаря.
 Полагаю,  что  ни  один  археолог  на  месте  Шутье  не  вел
бы  себя  более  солидно.  Еще  бы!  Посредине  большого  по¬
мещения,  устланного  каменными  плитами,  стоял  египет¬
ский  корабль.  Один  из  тех  кораблей,  изображения  кото¬
рых  в  таком  изобилии  находили  на  пирамидах  и  памят¬
ных  колоннах.
 При  раскопках  в  Египте  находили  многое:  драгоцен¬
ности  и  папирусы,  гребни  и  броши,  долговые  расписки  и
счеты,  серпы  и  мотыги,  глиняные  чаши  и  обуглившиеся
зерна.  Но  никогда  не  находили  ничего  из  того,  что  могло
бы  свидетельствовать  о  мореходном  искусстве  египтян
или  хотя  бы  об  их  умении  плавать  по  Нилу.
 А  между  тем  доказать,  что  изображения  кораблей  и
лодок  на  пирамидах  и  храмах  сделаны  с  натуры,  было
очень  важным.  Это  позволило  бы  окончательно  устано¬
вить,  что  египтянам  было  известно  искусство  мореплава¬
ния,  что,  в  свою  очередь,  дало  бы  возможность  понять
культурные  связи  Египта  с  другими  странами.
 И  вот  перед  исследователями  египетский  корабль  —
погребальная  ладья  фараона.  На  ней  мумию  фараона
везли  по  Нилу  к  месту  погребения.
 Погребальную  ладью  сфотографировали  в  различных
ракурсах  и  торжественно  увезли  в  Национальный  музей
истории  Египта,  предварительно,  конечно,  законсерви¬
ровав  специальными  составами,  потому  что  дерево  на  воз¬
духе  могло  рассыпаться  в  порошок.
 Но  кусочек  ладьи,  совсем  маленькую  дощечку,  полков-
 60

ник  Грегг  захватил  с  собой
и  привез  в  Чикаго.  Это  было
не  совсем  законно.  Но  имен¬
но  эта  невинная  «контрабан¬
да»  установила  мир  в  клане
египтологов.  А  примириться
им  было  необходимо.
 Находка  в  гробнице  фа¬
раона  с  новой  силой  всколых¬
нула  споры  о  датировке  раз¬
личных  событий  из  истории  Древнего  Египта  и,  в  частно¬
сти,  точном  времени  царствования  фараона  Сезостриса  III.
 А  причины  для  споров  были.  Посудите  сами.  Один
египтолог  утверждает,  что  Сезострис  III  правил  2500  лет
до  нашей  эры.  Другой  убежденно  называет  срок  5000  лет
назад.  Третий,  посмеиваясь  над  двумя  предыдущими,  за¬
мечает,  что  споры  здесь  излишни:  каждому  очевидно,  что
Сезострис  III  правил  4250  лет  назад.  А  четвертый  и  вовсе
молчит.  А  чего  ему  разговаривать  с  этими  чудаками,  ко¬
торые  не  хотят  признать  того  несомненного  факта,  что
Сезострис  III  умер  незадолго  до  начала  нашей  эры.
 В  1950  году  полковник  Грегг  передал  Либби  кусочек
дерева  фараоновой  ладьи  весом  10  граммов.  Спустя  че¬
тыре  дня  был  получен  ответ.  Возраст  дерева  3620  лет
с  возможной  ошибкой  около  200  лет  в  ту  или  иную  сто¬
рону.  Так  показали  измерения  радиоактивности  углерода.
 Это  решило  все.  У  египтологов  воцарился  мир.  А  в
истории  Египта  появилась  первая  с  несомненностью
установленная  дата.  Впоследствии  с  помощью  радио¬
активного  изотопа  углерода  установят  немало  точных  дат
не  только  в  истории  Египта,  но  и  Ассирии,  Ирана,  Мекси¬
ки.  Однако  погребальная  ладья  фараона  Сезостриса  III
особенно  привлекает  внимание  археологов.  Ведь  она  была
первой.
 *  *  *
 Война  сынов  Света  с  сынами  Тьмы  велась  не
только  в  древней  Иудее.  Всю  последующую  историю
человечества  сыны  Света  яростно  боролись  с  Тьмой,
Тьмой  невежества,  косности,  суеверия.  Немало  их
погибло  в  этой  борьбе.  Немало  гибнет  и  сейчас.  Но
Свет,  свет  знания  и  гуманизма,  побеждает.  А  сраже-
 61

ние  не  утихает.  Сегодня  оно  ведется  с  яростью,  быть
может,  не  меньшей,  чем  тысячу  лет  назад.
 Об  этом  свидетельствует  хотя  бы  начавшийся
много  веков  назад  и  не  утихающий  по  сей  день  спор
о  том,  когда  возникла  наша  планета.
 *  *  *
 Впрочем,  когда  возникла  Земля,  это  известно  точно:
в  9  часов  утра  26  октября  4004  года  до  рождества  Хри¬
стова.  Не  верите?  Загляните  в  библию.  Там  об  этом
подробно  написано.  Впрочем,  насчет  часа  и  26  октября  —
это  уже  выяснил  его  преосвященство  архиепископ  Асшер,
который  в  1650  году  в  Англии  выпустил  труд  о  происхож¬
дении  Земли.  Как  видите,  споры  излишни.
 Да,  сегодня,  в  1966  году,  споры  излишни.  Мы  можем
только  смеяться  над  беспросветным  невежеством  архиепи¬
скопа  Асшера,  —  невежеством,  помноженным  на  обычное
сановное  нахальство.  Но  попробовал  бы  кто-либо  по¬
смеяться  над  этими  вещами  прежде!
 Спор  о  возникновении  Земли  —  один  из  самых  старых
споров  науки  с  церковью.  Святая  церковь  часто  прояв¬
ляла  христианскую  терпимость  и  смирение  даже  в  вопро¬
сах  о  догматах  веры.  Но  в  споре  о  происхождении  ЗемЛи
она  была  решительно,  да  что  там  решительно  —  воин¬
ственно  непримирима!
 История  может  припомнить  об  этом  споре  многое.
И  большей  частью  это  будут  очень  неприятные  воспоми¬
нания,  потому  что  и  1500  лет  назад,  и  400  лет,  и  даже
в  прошлом  веке  верх  в  споре  брала  церковь,  и  только
церковь.  Там,  где  оказывались  слабы  схоластические
аргументы,  там,  где  не  «срабатывали»  цитаты  из  библии,
там  отлично  делали  свое  дело  костер  или  яд,  клевета  или
нож,  пуля  или  темница.
 Церковная  инквизиция  сожгла  Джордано  Бруно  и  до
сегодняшнего  дня  не  проявляет  и  тени  смущения  по
поводу  этого  чудовищного  варварства.  Церковь  и  поныне
гордится  той  утонченной,  поистине  иезуитской,  травлей,
которой  она  сумела  подвергнуть  Николая  Коперника.
 *  А  уж  над  тем,  чтобы  превратить  жизнь  Галилео  Гали¬
лея  в  сплошной  ад,  трудилась  не  одна  сотня  святых
отцов.  И  преуспели  они  в  этом  немало.
 62

Одерживать  победы  церкви  было  не  так  уж  трудно.
Что  могла  противопоставить  наука  твердолобию  священ¬
нослужителей?  Пусть  гениальные,  но  догадки,  только  до¬
гадки  о  том,  что  Земля  не  может  быть  центром  мирозда¬
ния?  Наблюдения  неба  в  несовершенные  тогда  приборы?
 Лишь  в  прошлом  веке,  когда  начался  бурный  расцвет
точных  наук,  когда  резко  проявилось  стремление  обосно¬
вывать  любой  вывод  математическими  расчетами,  —  толь¬
ко  тогда  церковь  дрогнула.  Но  о  сдаче  ею  позиций  речи
быть  не  могло.  Куда  там!  Разве  только  еще  больше  още¬
рилась  церковь  на  естествознание,  еще  большей  нена¬
вистью  стали  сверкать  взоры  святых  отцов  при  столкно¬
вениях  с  учеными.
 Лорд  Кельвин,  один  из  сахмых  выдающихся  ученых
прошлого  столетия,  был  наиболее  типичным  представи¬
телем  течения  в  науке,  которое  всякую  «гармонию  по¬
веряет  алгеброй».  Кельвин  считал,  и,  в  общем,  не  без
основания,  что  нет  такого  явления  в  природе,  которое  не
может  быть  переведено  на  сухой  и  предельно  точный
язык  математики.
 Во  второй  половине  прошлого  века  наука  располагала
уже  достаточным  количеством  сведений  об  окружающем
мире,  чтобы  Кельвин  мог  составить  уравнения,  где  вели¬
чиной  х  был  обозначен  возраст  Земли.  Нельзя  не  отме¬
тить,  что  рассуждения  Кельвина  были  последовательны
и  логичны:
 «Когда-то  Земля  была  расплавленным  жидким  шаром.
Постепенно  она,  отдавая  тепло  в  мировое  пространство,
застывала.  Масса  Земли  известна.  Известны  и  ее  раз¬
меры.  Физика  же  позволяет  определить,  сколько  времени
потребуется  для  остывания  шара  такого  размера  и  такой
массы».
 Величина  х,  по  вычислениям  Кельвина,  оказалась  рав¬
ной  24  миллионам  лет.  Ответ  крепко  расстроил  маститого
исследователя.  В  то  время  ученые  довольно  ясно  представ¬
ляли,  что  возраст  нашей  планеты  должен  быть  значительно
большим.  На  это  указывали  данные  многих  наук  и  прежде
всего  геологии  и  палеонтологии.
 И  вот  лорд  Кельвин,  тот  самый  Кельвин,  который
славился  своим  пристрастием  к  математике,  должен  был
признать,  что  в  этом  случае  «неточные»  геология  и
палеонтология  (а  в  то  время  они  были  еще  совсем  не
 63

точными  науками)  в  чем-то  превосходят  физику,  даже
усиленную  математикой.
 Другие  исследователи  попробовали  пойти  иным  путем.
Например,  вычислить,  сколько  времени  понадобилось,
чтобы  в  океане  скопилось  то  количество  солей,  которое
находится  там  в  настоящее  время.  Проблема  тоже  не  из
легких.  После  некоторых  разногласий  пришли  к  совпа¬
дающей  по  вычислениям  различными  методами  величине:
полтора  миллиарда  лет.
 Но  это  возраст  океана.  А  сколько  наша  планета  суще¬
ствовала  до  того,  как  получила  голубую  мантию?  Еще
полтора  миллиарда  лет?  Или  впятеро  больше?  Может
быть,  вдесятеро?
 Я  мог  бы  перечислить  еще  с  дюжину  попыток  опре¬
делить  абсолютный  возраст  Земли.  Но  рассказ  о  каждой
из  них  неизбежно  заканчивался  бы  вопросительным  зна¬
ком.  Ни  один  из  методов  не  давал  хотя  бы  в  малейшей
степени  достоверных  результатов.
 А  возраст  Земли  науке  надо  было  знать  с  возможной
точностью.  Дело  не  только  в  том,  что  эта  величина  не¬
обходима  геологии,  биологии  и  еще  очень  многим  «ло-
гиям».  Без  решения  вопроса  о  возрасте  Земли  не  может
быть  создано  правильного  научного  мировоззрения.
А  тогда  ничего  нельзя  сказать  и  о  времени  существова¬
ния  Солнечной  системы,  а  следовательно,  и  Вселенной.
Невозможно  ничего  предположить  и  о  том,  как  обра¬
зовалась  Солнечная  система.  Становится  абсолютно  не¬
понятной  проблема  развития  звезд  и  галактик.
 Многое,  очень  многое  связано  с  величиной,  которая
в  уравнении,  составленном  Кельвином,  была  обозначена
через  х,  да  так  иксом  и  осталась.
 *  *  *
 Так  и  получилось,  что  все  методы  определения
возраста  Земли  были  научными,  но  сам  возраст-то
выходил  разный.  Если  верить  одному  ученому,  то
художники-аллегористы  должны  были  бы  изобра¬
жать  Землю  в  образе  ветхой  старушонки.  Послушай
художник  другого  ученого,  он  принялся  бы  писать
«портрет»  нашей  планеты  в  образе  женщины  сред¬
них  лет.  Неизвестно  только,  дописал  бы  он  свою  кар-
 64

тину.  Потому  что  не  исключена  возможность,  что
прибежал  бы  третий  ученый  и  потребовал,  чтобы  на
картине  намалевали  розовощекого  младенца...
 *  *  *
 Как  только  было  открыто  явление  радиоактивности,
сразу  же  заинтересовались:  влияют  ли  какие-либо  фак¬
торы  на  скорость  радиоактивного  распада.
 Нагревали  (слабо,  умеренно,  сильно,  плавили,  возго¬
няли)  радиоактивные  металлы.  Никакого  эффекта.  На¬
гревание  не  влияет.
 Подвергали  радиоактивные  вещества  действию  высо¬
кого  давления.  Они  оказывались  к  этому  безучастными:
скорость  распада  упорно  оставалась  постоянной.
 Попробовали  определить  скорость  распада  одних  и
тех  же  радиоактивных  элементов  в  различных  соедине¬
ниях.  Вывод  тот  же:  не  изменяется.
 Скорость  радиоактивного  распада  такая  же  универ¬
сальная  постоянная  величина,  как  скорость  света.  Почему
бы  это  не  использовать  для  определения  возраста  Земли?
 Первому  пришла  эта  мысль  знаменитому  советскому
ученому,  геологу  и  химику  (точнее,  геохимику)  акаде¬
мику  Вернадскому.  И  чем  больше  задумывался  Вернад¬
ский  над  этой  идеей,  тем  больше  она  ему  нравилась.
 В  самом  деле.  Вот  хотя  бы  элемент  уран.  Скорость
распада  его  такова,  что  количество  урана  в  земной  коре
уменьшается  наполовину  за  4,5  миллиарда  лет.  Срок,  как
видите,  почтенный.  Такой  «завод»  часов  устраивает  геоло¬
гов  —  они  давно  предполагали,  что  в  числе,  выражающем
возраст  нашей  планеты,  фигурируют  миллиарды.  Неясно
только,  сколько  должно  быть  этих  миллиардов.
 Атом  урана,  выбрасывая  альфа-частицу,  превращается
в  торий,  торий  —  в  радий  и  так  далее,  до  тех  пор  пока
не  образуется  свинец,  который  радиоактивностью  не  обла¬
дает  (либо  обладает,  но  такой  ничтожной,  что  его  практи¬
чески  можно  считать  стабильным).
 Скорость  распада  урана  постоянна?  Постоянна.  Не  за¬
висит  ни  от  каких  внешних  причин?  Не  зависит.  А  раз
так,  то  за  определенное  время  (за  миллион  лет  или  за
100  миллионов  —  меньший  масштаб  времени  здесь  не
уместен)  из  определенного  количества  урана  должно  об-
 65

разоваться  совершенно  определенное  количество  свинца.
Вот  сколько  «определенностей»!  Не  очень  красиво  сточки
зрения  изящного  стиля,  но  зато  очень  ласково  звучит  для
уха  физика  или  геолога:  они  страсть  как  любят  опреде¬
ленность!
 Читателю  идея  радиоактивных  геологических  часов,
конечно,  понятна.  Зная  период  полураспада  радиоактив¬
ного  элемента  (урана,  например),  можно  определить
соотношение  в  каком-либо  минерале  радиоактивного  эле¬
мента  и  его  конечного  продукта  распада,  а  затем  без
труда  рассчитать  возраст  минерала.
 Не  надо  думать,  что  проблема  определения  абсолют¬
ного  возраста  минералов  и  горных  пород  так  уж  легка
и  безоблачна.  Это  очень  кропотливое  дело.  Надо  провести
тщательный  химический  анализ  минерала.  (Это  ваше
дело,  товарищи  химики.)  Потом  необходимо  определить
изотопный  состав  элементов,  интересующих  исследова¬
телей.  (Тут  уж  приходится  потрудиться  вам,  товарищи
физики.)  Надо  быть  уверенным,  что  продукты  распада
радиоактивного  элемента  не  выветрились,  не  вымылись  и
не  улетучились  из  минерала.  (Эти  гарантии  обязаны  дать
вы,  товарищи  геологи.)
 Итак,  лаборатория,  где  устанавливают  абсолютный
возраст,  —  довольно  обширное  объединение  представите¬
лей  различных  наук.
 Результаты  определения  возраста  самых  различных
горных  пород  и  минералов  по  ураново-свинцовому  методу
дали  довольно  хорошо  совпадающие  величины:  от  4  до
5  миллиардов  лет.  Во  столько  же  оценивали  возраст  на¬
шей  планеты  астрономы.  Правда,  они  делали  это  на  осно¬
вании  приблизительных  и,  по  их  собственным  призна¬
ниям,  очень  грубых  оценок.  Но  тем  более  они  были  до¬
вольны,  что  их  предположения  подтвердились.
 Почти  к  таким  же  результатам  привел  подсчет  воз¬
раста  горных  пород  и  минералов  по  содержанию  в  них
гелия.  Гелий  выделяется  при  радиоактивном  распаде
почти  всех  тяжелых  радиоактивных  элементов.  Понятно,
чем  больше  в  образце  гелия,  тем  почтеннее  его  возраст.
 Понятно,  что  все  эти  методы  определения  геологиче¬
ского  возраста  подходят  лишь  к  тем  минералам  и  горным
породам,  которые  в  своем  составе  содержат  уран  или
радиоактивные  продукты  распада  этого  элемента.  Таких
 66

объектов  мало:  тяжелые  радиоактивные  элементы  очень
редки.  Как  быть  тогда?
 Тогда  определяют  соотношение  аргона  и  калия  в  по¬
родах,  содержащих  калий  (а  таких  очень  много).  При
чем  тут  аргон  и  радиоактивность  калия,  поймет  каждый,
кто  читал  предыдущую  главу,  почти  полностью  посвя¬
щенную  радиоактивности  этого  элемента.
 Чем  древнее  порода,  тем  больше  калия  в  ней  распа¬
лось,  тем  больше  накопилось  аргона.  Зная  период  полурас¬
пада  калия,  нетрудно  рассчитать,  сколько  времени  потре¬
бовалось  для  накопления  того  или  иного  количества  аргона.
 Имеется  немало  пород,  которые  одновременно  содер¬
жат  и  уран  и  калий.  Поэтому  ученые  заинтересовались:
а  будут  ли  совпадать  результаты  определения  геологиче¬
ского  возраста  ураново-свинцовым  с  аргоново-калиевым?
Оказалось,  совпадение  очень  неплохое.  И  это  —  самое
прочное  подтверждение  справедливости  каждого  из  мето¬
дов  в  отдельности.
 Аргоново-калиевый  метод  был  использован  для  вычис¬
ления  возраста  атмосферы  нашей  планеты.  Речь  здесь
идет,  конечно,  не  о  той  атмосфере,  какой  мы  ее  знаем
сейчас:  азот,  кислород,  немного  аргона,  немного  углекис¬
лого  газа.  Такой  атмосфера  стала  совсем  недавно:  каких-
нибудь  400—500  миллионов  лет  назад.  Мы  говорили
вообще  о  возрасте  газовой  оболочки  Земли.
 Принцип  подхода  к  решению  этого  вопроса  понятен.
Калий  выделяет  при  радиоактивном  распаде  аргон.  Зная
период  полураспада  калия,  содержание  аргона  в  атмо¬
сфере,  можно  вычислить  возраст  газового  «шарфа»  нашей
планеты.  Оказалось,  что  Земля  обзавелась  атмосферой
очень  скоро  после  своего  рождения.  Возраст  атмосферы
оказался  равным  4,5  миллиарда  лет.  Таким  образом,  боль¬
ше  чем  через  полмиллиарда  лет  после  своего  образования
Земля  получила  устойчивую  газовую  оболочку.
 Возможности  методов  расчета  геологического  возра¬
ста,  основанные  на  радиоактивных  свойствах  элементов,
в  последнее  время  необычайно  расширились.  Естествен¬
ная  радиоактивность,  как  мы  помним,  открыта  у  очень
многих  химических  элементов.
 Так,  например,  с  успехом  устанавливают  возраст
пород  и  минералов  по  содержанию  в  них  рубидия  и
стронция  (стронций-87  образуется  при  радиоактивном  рас-
 67

паде  рубидия-87).  Предложен  и  осмиевый  метод  опреде¬
ления  геологического  возраста.  Основан  он  на  том,  что
изотоп  рения-187  с  периодом  полураспада  примерно
100  миллиардов  лет  превращается  в  осмий-187.
 Очень  интересные  результаты  были  получены  при
определении  возраста  метеоритов.  Метеориты  состоят  из
тех  же  элементов,  что  и  земная  оболочка.  Еще  не  удава¬
лось  и,  без  сомнения,  не  удастся  обнаружить  в  метеоритах
какой-либо  из  элементов,  не  существующих  на  Земле*.
 Выяснилось,  что  метеориты  имеют  такой  же  возраст,
как  и  наша  планета.  Это  говорит  о  многом.  Прежде  всего
о  том,  что  все  тела  Солнечной  системы  образовались  при¬
мерно  в  одно  и  то  же  время.
 Для  метеоритов  применим  еще  один  метод  определе¬
ния  возраста.  Метеориты,  передвигаясь  по  космическому
пространству,  испытывают  действие  космического  излуче¬
ния  намного  сильнее,  чем  горные  породы,  руды  и  мине¬
ралы  оболочки  Земли,  надежно  защищенные  атмосферой.
Вот  почему  радиоактивных  изотопов,  образующихся  в  ме¬
теорите,  гораздо  больше,  чем  в  земных  минералах.  Это  по¬
зволяет  очень  приблизительно  определить,  сколько  време¬
ни  путешествовал  метеорит  по  космосу,  прежде  чем  был
притянут  Землей,  а  также  когда  произошло  это  событие.
 *  *  *
 Вот  на  какое  количество  вопросов  может  ответить
радиоактивность!
 1  Хотя  бы  потому,  что  на  Земле  существуют  все  возможные
элементы;  я  писал  об  этом  в  книге  «Девятый  знак»,  вышедшей
в  Детгизе  в  1963  году

Глава  третья
 ВО  ВСЕЛЕННОЙ  ВСЕГДА  ВЕСНА...
 Вся  Вселенная,  которую  мы  знаем:  и  холодный
Плутон,  и  романтическая  туманность  Андро¬
меды,  и  красавица  звезда  из  созвездия  Персея,
и  еле  видимая  в  сильнейший  телескоп  беско¬
нечно  далекая  галактика,  —  вся  Вселенная  со¬
стоит  из  тех  же  химических  элементов,  что  и
наша  Земля.  Астрономы  ищут  ответ  на  вопрос,
как  возникли  планеты,  звезды,  галактики.  А  как
возникли  химические  элементы?  Кто  ответит
на  это?
 Может  ли  нечистая  сила  уместиться  на  острие  иглы,
и  если  да,  то  удобно  ли  ей  там  сидеть?  Какой  же  все-таки
плод  предложил  коварный  змий  Еве  —  яблоко  или  апель¬
син?  Есть  ли  у  черта  печень?  Занимал  ли  Ной  на  ковчеге
отдельную  каюту?  И  где  она  помещалась  —  на  носу  или
на  корме?
 69

Нет,  эти  вопросы  не  бред  свихнувшегося  монаха-
отшельника.  Это  выписки  из  плана  научных  работ  пап¬
ской  академии  наук.  Нынче  и  представить  трудно,  как
занимали  такие,  с  позволения  сказать,  проблемы  ученых-
теологов  300—400  лет  назад.
 Святые  отцы  относились  к  своим  обязанностям  ревно¬
стно.  Научные  проблемы  решались  истово  и  веско.  Писа¬
лись  толщенные  трактаты,  устраивались  многолюдные
диспуты,  на  манер  тех,  что  так  блестяще  описаны  Рабле
в  его  бессмертной  сатире.  А  иногда,  разнообразия  ради,
поджаривали  парочку  несогласных  на  хорошем  костре.
 Ныне  члены  папской  академии  со  сладкой  тоской  и
едкой  завистью  вспоминают  о  своих  предшественниках.
Членам  папской  академии  приходится  туго.
 Сопя  от  натуги,  они  извлекают  многопредельные  инте¬
гралы,  а  это,  право,  гораздо  труднее,  чем  решать  проблему
о  том,  что  жевали  в  раю  Адам  и  Ева.
 21  ноября  1951  года,  собравшись  в  большом  и  очень
неуютном  зале,  папские  академики  слушали  послание
папы  Пия  XII.  Лица  академиков  были  непроницаемы,  но
в  глазах  мелькали  искры  —  да  что  там  искры  —  молнии!  —
недоумения,  раздражения,  а  то  и  вовсе  откровенного
гнева.
 — 	«Примерно  от  одного  до  десяти  миллиардов  лет
назад,  —  читал  старший  из  академиков,  —  вещество  всех
известных  нам  звездных  систем  было  сжато  в  небольшом
пространстве.  В  это  время  все  космические  процессы
имели  свое  начало.  Плотность,  давление  и  температура
вещества  должны  были  тогда  достигать  совершенно  ко¬
лоссальных  величин.  Только  в  этих  условиях  можно  объ¬
яснить  образование  тяжелых  ядер  и  их  содержание
в  Периодической  системе  элементов».
 Академик  кончил  читать,  обменялся  красноречивыми
взглядами  со  своими  коллегами  («Ну  и  послание!  Ни
слова  о  боге.  Однако  и  времена  теперь  настали!»)  и  ска¬
зал  те  самые  слова,  которыми  должно  было  завершаться
послание,  но  которых  не  было  там:
 — 	Аминь!  С  нами  бог!
 Слушатели  склонили  головы  и  по  одному  стали  по¬
кидать  зал.
 Академики  протестовали  и  гневались,  конечно,  зря.
Просто  Пий  XII  раньше  других  церковников  —  на  то  он
 70

и  папа!  —  понял  истину,  ко¬
торая  теперь  очевидна  для
многих  руководителей  като¬
лической  (да  и  не  только  ка¬
толической)  церкви.  Не  мо¬
жет  в  XX  веке  церковь  сохра¬
нить  авторитет  среди  верую¬
щих  и  удержать  свое  влия¬
ние  на  них,  если  будет  поль¬
зоваться  теми  же  методами,
что  и  100,  и  500,  и  1000  лет
назад.
 В  самом  деле,  кого  те¬
перь  удивишь  наивными  би¬
блейскими  легендами  о  со¬
творении  мира?  Кого  растро¬
гаешь  рассказом  о  благост¬
ном,  но  расторопном  Иисусе,
который  несколькими  ломтя¬
ми  хлеба  накормил  пропасть
народу?  И,  наконец,  кого
волнует,  удобно  ли  сидеть
черту  на  игле  и  был  ли  обе¬
спечен  Ной  достаточным  ком¬
фортом  на  сколоченной  им
барже?
 Обращение  папы  Пия  XII  к  терминам  и  выражениям
ядерной  физики  и  современной  астрономии  в  высшей  сте¬
пени  знаменательно,  но  в  то  же  время  совершенно  зако¬
номерно.  Но  не  менее  знаменательны  и  те  выводы,  к  ко¬
торым  папа  завуалированно,  но  очень  настойчиво  под¬
талкивал  своих  верных  академиков.
 Несколько  миллиардов  лет  вещество  было  сжато.  Кто
же  сжал  его?  Разумеется,  тот  единственный,  служить  и
возносить  хвалу  которому  —  наша  главная  задача.  Кто  по¬
велел,  чтобы  начался  процесс  образования  элементов?
Тот  единственный,  служить  и  возносить...  Кто  привел
в  соответствие  содержание  тяжелых  ядер  во  Вселенной
с  их  положением  в  Периодической  системе?  Тот  един¬
ственный.  ..
 Вот  почему  святые  отцы  накинулись  на  азы  физики,
химии  и  математики.  На  рабочих  столах  папских  акаде-
 71

миков  евангелие,  библия  и  всяческие  «Заветы»  потесни¬
лись,  уступив  место  книгам,  которые  пестрели  значками
интегралов  и  символами  химических  элементов.
 *  *  *
 Тысячу  раз  твердили,  писали  в  сотнях  статей  и
книг:  сегодня  наука  в  состоянии  преподнести  любой
сюрприз.  А  поэтому  не  стоит,  не  стоит,  не  стоит
удивляться.  Не  стоит?  Легко  советовать...
 *  *  *
 — 	...  двенадцать  процентов  магния,  четыре  титана,
восемь  марганца,  ну  и  два  процента  технеция,  —  вел  раз¬
говор  со  своим  сотрудником  заведующий  аналитической
лабораторией,  в  которую  привели  меня  дела.
 — 	Технеция?!  Где?!  —  завопил  я,  отлично  зная,  что
искусственно  получаемого  в  ядерных  реакторах  43-го  эле¬
мента  в  природных  образцах  нет  и  быть  не  может.
 Заведующий  взял  меня  за  руку,  подвел  к  окну,  отво¬
рил  его  и  молча  ткнул  пальцем  в  небо.  Я  посмотрел  по
направлению  его  руки.  Она  указывала  на  одну  из  звезд
в  созвездии  Водолея.
 Это  не  отрывок  из  научно-фантастического  рассказа.
И  такой  неприлично  громкий  возглас  удивления  действи¬
тельно  вырвался  у  меня,  как  только  я  появился  на  по¬
роге  лаборатории.  Но  откуда  мне  было  знать,  что  в  этой
лаборатории  со  столь  хорошо  мне  знакомым  и  привычным
оборудованием  занимаются  химическим  анализом...  звезд?
 Но  я  не  имел  права  удивляться.  Знал  же  я,  что  химия
вот  уже  более  100  лет  вооружена  таким  мощным  сред¬
ством  исследования  состава  веществ,  как  спектроскопия.
А  спектр  каждого  химического  элемента  —  это  его  визит¬
ная  карточка  или,  точнее,  его  паспорт.  Оказывается,  что
при  нагревании  до  высокой  температуры  атомы  каждого
из  элементов  испускают  световые  лучи.  Спектр  одного
элемента  совершенно  не  походит  на  спектр  другого.  Вот
почему,  исследуя  спектр  какого-либо  вещества,  можно
совершенно  точно  сказать,  из  каких  элементов  он  состоит.
 Понятно,  что  звезды  являются  отличными  объектами
для  спектроскопистов.  В  самом  деле,  какая  разница:
 72

вносим  ли  мы  исследуемый  объект  в  горелку,  находящуюся
на  нашем  лабораторном  столе,  или  ловим  спектроскопом
луч  света,  который  послала  вон  та  звезда,  или  вот  эта?  ..1
 Есть  еще  один  способ  определять  состав  тел  космоса.
Способ  менее  универсальный,  чем  спектральный  анализ,
но  зато  более,  так  сказать,  вещественный.  Это  химический
анализ  метеоритов.
 Конечно,  сегодня  находка  метеорита  радостное,  но  не
выдающееся  событие.  И  все  же  астрономы,  в  руки  кото¬
рых  обычно  попадают  метеоритные  находки,  стараются
по  возможности  дольше  молчать  о  небесном  камне.  И  они
правы.  Астрономы  умудрены  жизненным  опытом  и  хо¬
рошо  знают,  что  произойдет  после  того,  как  станет  изве¬
стно  о  метеорите.
 Происходит  вот  что.  Буквально  на  второй  день  после
публикации  предварительного  сообщения  о  новом  метео¬
рите  в  обсерватории  появляются  химики.  Обычно  они  при¬
ходят  вдвоем:  один  химик  в  обсерватории  не  воин,  и
с  языкастыми  астрономами  ему  не  совладать.  Химиков
встречают  с  выражением  живейшего  и  явно  преувели¬
ченного  восторга.  После  долгих  расспросов  о  новостях  и
здоровье,  на  которые  пришельцы  терпеливо  отвечают,
астрономы  невзначай  осведомляются,  зачем  химики  по¬
жаловали.  Те  говорят  прямо  и  без  обиняков.
 —  Что-о-о-о?  —  удивляются  астрономы.  —  Этот  метео¬
рит?  Да  зачем  он  вам?!  Дрянной  камешек  и  к  тому  же  вот
такой  малю-ю-ю-сенький.  И  потом,  сегодня  очень  хорошая
погода,  а  вот  тот  прибор,  между  прочим,  стоит  под  на¬
пряжением  в  двадцать  киловольт  —  двадцать  тысяч
вольт!
 Сообщение  о  вольтах  не  производит  на  химиков  ни¬
какого  впечатления.  Они  молчат  и  требовательно  глядят
на  хозяев.
 Делать  нечего.  Астрономы  открывают  шкаф  и  выни¬
мают  коробку,  где  хранится  покоящийся  на  вате  небес¬
ный  камень.  Потом  астрономы  внезапно  нестройным  хо¬
ром  с  подозрительно  льстивыми  интонациями  начинают
превозносить  химию.  Это,  дескать,  наука  будущего.  Но
 1  О  спектральном  анализе  и  о  том,  как  с  его  помощью  изучают
состав  небесных  тел,  написано  в  книге  М.  Бронштейна  «Солнечное
вещество»,  выпущенной  Детгизом  вторым  изданием  в  1959  году.
 73

и  сейчас  она  может
многое.  Так,  например,
они  знают,  что  хими¬
кам  для  полного  анали¬
за  вполне  достаточно
2  граммов  метеорита.
Это  точно!  Да  еще
полграмма  останется  на
контроль.  Вот  это
наука!
 Тут  химики  впер¬
вые  произносят:
 —  Сто!
 Это  односложное  слово  означает,  что  потерявшие  вся¬
кое  представление  о  порядочности  химики  хотят  слупить
с  бедных  астрономов  100  граммов  этого  уникального,
этого  единственного  метеорита.  Цифра  настолько  несу¬
разна,  что  вызывает  у  астрономов  приступ  уничтожаю¬
щего  смеха.
 Настоящий  торг  начинается  позже,  когда  химики  сни¬
зят  свои  требования  до  30  граммов.  В  конце  концов  схо¬
дятся  на  какой-то  величине,  которая,  по  мнению  астро¬
номов,  крайне  велика,  а  по  глубокому  убеждению  хими¬
ков,  в  такой  же  степени  мала.  И  вот  уже  один  из  астро¬
номов  с  убитым  видом  пилит  метеорит,  стараясь  захва¬
тить  краешек  поплоше.
 Заполучив  метеорит,  химики  торопливо  прощаются  и
уходят,  поеживаясь  от  «ласковых»  взглядов,  бросаемых
им  в  спину.  Владельцев  этих  взглядов  трудно  упрекнуть.
Они  знают,  что  их  метеорит  ждет  невеселая  участь.  Эти
палачи,  эти  пробирники-химики,  кровожадно  посмеиваясь,
кинут  метеорит  во  всякие  кислоты  и  щелочи,  будут  жа¬
рить  на  чудовищном  пламени  —  и  все  это  до  тех  пор,  пока
от  бедняги  останется  одно  воспоминание  да  колонка  цифр
в  журнале  анализов.
 Я,  конечно,  преувеличил.  И  химики,  и  астрономы
в  этом  случае  работают  над  одной  проблемой:  изучение
химического  состава  Вселенной.  И  эта  проблема  прежде
всего  интересует  именно  астрономов.  Вот  почему  они  от¬
дают  химикам  только  часть  своих  коллекций.
 Если  сегодня  некоторые  детали  распространения  эле¬
ментов  во  Вселенной  остаются  неясными,  то  общая  кар-
 74

тина  очевидна.  На  первый  взгляд  между  распределением
элементов  во  Вселенной  и  на  Земле  (точнее,  в  земной
оболочке:  лито-,  гидро-  и  атмосферах)  ничего  общего.
В  самом  деле,  во  Вселенной  абсолютным  чемпионом  по
распространенности  является  водород.  Там  его  гораздо
больше,  чем  всех  остальных  элементов,  вместе  взятых.  На
Земле  же  преобладают  кислород  и  кремний.  А  кремния
во  Вселенной  в  40  тысяч  раз  меньше,  чем  водорода.  Очень
велико,  по  сравнению  с  земным,  содержание  во  Вселен¬
ной  гелия.  Второй  он  в  Периодической  системе,  второй
и  по  распространенности  во  Вселенной  —  его  там  всего
вдесятеро  меньше,  чем  водорода.
 Но  на  этом  заканчивается  перечень  различий  между
распределением  элементов  в  космосе  и  на  нашей  планете.
Как  во  Вселенной,  так  и  на  Земле  проявляется  одна
общая  закономерность:  относительное  содержание  элемен¬
та  тем  меньше,  чем  выше  его  атомный  вес.  Причем  в  кос¬
мосе,  как  мы  видим,  этот  закон  выражен  гораздо  более
отчетливо,  чем  на  Земле  (у  водорода  атомный  вес  1,  у  ге¬
лия  —  4,  это  самые  легкие  элементы).
 Так  же  как  и  на  Земле,  в  космосе  преобладают  те  изо¬
топы,  которые  имеют  четный  атомный  вес,  и  уж  совсем
много  тех,  которые  имеют  атомный  вес,  кратный  четы¬
рем.  «Волшебность»  этого  числа  поясняется  очень  про¬
сто:  атомные  ядра  изотопов  с  атомными  весами,  кратны¬
ми  четырем,  построены  из  целого  числа  альфа-частиц,
без  всяких  «довесков»  из  нейтронов.  А  такие  ядра  осо¬
бенно  устойчивы.  Поэтому  и  вероятность  образования  их
выше.
 Стоит  ли  так  подробно  говорить  о  распределении  эле¬
ментов  во  Вселенной?  Безусловно.  Потому  что  решить
проблему  возникновения  химических  элементов  —  это
прежде  всего  объяснить,  почему  они  находятся  сейчас
во  Вселенной  именно  в  таком  соотношении,  а  не  в  ка¬
ком  ином.
 Пожалуй,  ни  у  кого  не  было  сомнений,  что  узнать,
как  возникли  и  развивались  химические  элементы,  удаст¬
ся,  только  призвав  на  помощь  ядерную  физику,  законы
распада  и  образования  атомных  ядер,  законы,  которые
стали  известны  при  исследовании  явления  радиоактив¬
ности,

*  *  *
 В  газетах  и  журналах  часто  можно  встретить
полюбившееся  журналистам  выражение:  «событие
века».  Например,  «матч  века»,  «сенсация  века»,
«преступление  века»  и  т.  д.  Я  не  любитель  прибегать
к  штампам.  Но  тут  реакцию,  о  которой  сейчас  пой¬
дет  речь,  очень  хочется  назвать  «реакцией  века».
Но  эта  простая  и  незамысловатая  реакция,  которую
удалось  осуществить  науке,  безусловно  самая  важ¬
ная  из  всех,  секреты  которых  удалось  раскрыть.
 *  *  *
 Рассказывают,  что  однажды  гениального  астронома  и
математика  Лапласа  спросили:
 — 	Как  вы  создаете  выдающиеся  теории?
 — 	Очень  просто,  —  усмехнулся  ученый.  —  Записываю
первую  пришедшую  мне  в  голову  мысль,  а  затем  опро¬
вергаю  ее  по  частям.
 (Рассказывают  также,  что  этот  любопытный  обыватель,
услышав  ответ  Лапласа,  страшно  обрадовался  и  побежал
домой  записывать  первую  пришедшую  ему  в  голову  мысль
с  тем,  чтобы  затем  «опровергать  ее  по  частям».  Вот  как
просто  создавать  научные  теории!  Но  сколько  бедняга  не
сидел,  кроме  фразы:  «Сегодня  за  обедом  было  чудное
жаркое!»  —  ничего  придумать  не  мог.  А  опровергнуть
эту  мысль  даже  по  частям  было  трудно,  потому  что  ку¬
харка  у  незадачливого  претендента  в  Лапласы  действи¬
тельно  была  хорошей.)
 Шутка  шуткой,  но  в  научном  творчестве  очень  важна
бывает  первая,  пусть  даже  не  всегда  верная,  предпосыл¬
ка.  Не  беда!  Постепенно  накапливая  подробности,  сопо¬
ставляя  факты,  отбрасывая  неверное  и  примиряя  проти¬
воречия,  ученый  в  конце  концов  выведет  теорию  на  пра¬
вильную  дррогу.
 Так  вот,  когда  заходила  речь  о  том,  почему  светит  и
греет  Солнце,  ученые  не  могли  воспользоваться  советом
Лапласа.  И  прежде  всего  потому,  что  тут  никакие  мысли
не  возникали.  Никакие!
 Уже  в  середине  прошлого  века  в  науке  прочно  утвер-
 76

дился  закон  сохранения  энергии.  Каждому  ученому-есте-
ственнику  было  ясно,  что  энергия  не  может  возникать  из
ничего  и  не  может  исчезать  бесследно.  Оставались  еще
идеалисты-путаники,  которые  никак  не  могли  прими¬
риться  с  тем,  что  это  и  есть  самый  главный,  самый  все¬
общий  закон  природы.  Всюду  им  мерещились  наруше¬
ния  этого  закона.  Но  с  этими  горе-учеными  окончательно
разделался  Владимир  Ильич  Ленин  еще  в  начале  нашего
века.
 Представьте  себе  ученого,  ну,  скажем,  прошлого  века.
Он  отлично  понимает,  что  Солнце  —  колоссальнейший
источник  энергии.  Но  откуда  эта  энергия  берется?
 Предположить,  что  на  Солнце  идет  не  прекращаю¬
щаяся  реакция  горения,  то  есть  соединение  углерода
с  кислородом?  Нет,  такая  бредовая  идея  не  посетит  даже
последнего  неуча.  Ясно,  если  бы  Солнце  целиком  со¬
стояло  из  лучших  березовых  дров  или  бакинской  нефти
первого  сорта,  если  бы  там  даже  имелся  в  избытке  кисло¬
род  (хотя  чего  там  нет  в  сколько-нибудь  заметных  коли¬
чествах,  так  именно  этого  элемента;  да  и  других  элемен¬
тов,  за  исключением  водорода  и  гелия,  на  Солнце  исче¬
зающе  малое  количество),  даже  тогда,  учитывая  массу
нашего  светила,  можно  было  бы  подсчитать,  что  Солнце
горело  бы  100  тысяч  лет,  ну,  миллион.
 А  ведь  и  тогда  науке  —  настоящей  науке  —  было  со¬
вершенно  ясно,  что  возраст  Солнца  во  много-много  раз
больший.
 Однажды  я  заинтересовался,  какие  споры  велись  80—
90  лет  назад  вокруг  проблемы  происхождения  солнечной
энергии.  Мне  пришлось  перевернуть  кучу  пожелтевших
журналов,  пересмотреть  десятки  старых  книг,  но,  как
это  ни  странно,  я  почти  ничего  не  нашел.  Три-четыре
статьи,  с  полдесятка  заметок,  три  мемуара  с  явно  за¬
виральными  идеями  —  вот,  пожалуй,  и  все.
 Поначалу  это  казалось  совершенно  непонятным.  Но
потом  стало  ясно.  В  те  времена  проблема  происхождения
солнечной  энергии  просто  пугала  своей  безнадежностью.
А  за  такие  проблемы  браться  никому  не  охота.
 Но  вот  проник  в  астрономию  и  стал  одним  из  основ¬
ных  ее  методов  спектральный  анализ  —  и  все  чаще  за¬
мелькало  в  астрономических  книгах  и  статьях  слово  «во¬
дород».
 77

Стало  ясно,  что  этот  эле¬
мент  занимает  во  всех  отно¬
шениях  исключительное  ме¬
сто  во  Вселенной.  Оказалось,
что  Солнце  и  многие  другие
звезды  не  что  иное,  как  гро¬
мадные  скопления  водорода.
Разве  только  гелий  может
сравниться  с  водородом  по
распространенности.
 К  тому  времени,  когда
все  это  выяснилось  —  к  30-м
года**  нашего  столетия,  —
наука  о  строении  атома  по¬
двинулась  уже  достаточно
далеко,  чтобы,  сопоставив
все  факты,  выдвинуть  тео¬
рию,  пояснявшую  тайну
неисчерпаемости  источника
солнечной  энергии.  Вот  тогда-то  и  родилось  предположе¬
ние  о  реакции,  которая  позже  будет  названа  «реакция
века»,  —  реакции,  о  которой  спустя  30  лет  будет  написано
и  говорено  больше,  чем  о  любом  ином  физико-химическом
процессе.
 Теория  исходила  из  очень  простой  предпосылки:  водо¬
рода  много,  гелия  поменьше,  остальных  элементов  совсем
мало.  Следовательно,  на  Солнце  и  на  других  звездах  (по¬
тому  что  Солнце  наше  —  самая  обыкновенная  звезда)  во¬
дород  превращается  в  гелий:
 4Н  =  Не.
 Простая  реакция,  не  правда  ли?
 —  Подозрительно  простая!  —  скажет  иной  неверую¬
щий.  —  Предположить  можно  что  угодно.  Да  и  более
сложную  реакцию  написать  (написать!)  не  стоит  боль¬
шого  труда.  Докажите,  что  все  это  правда.
 Доказательство  вручим  в  руки  самого  беспристраст¬
ного  из  судей  —  расчету.  Атомный  вес  водорода  1,008.
Следовательно,  если  уравнение,  написанное  выше,  верно,
то  атомный  вес  гелия  должен  быть  ровно  вчетверо  боль¬
ше  атомного  веса  водорода,  а  именно:  1,008  X  4  =  4,032.
Смотрим  в  таблицу  атомных  весов:  почти  верно.  Атомный
 78

вес  гелия  равен  4,003.  Разница  0,029.  Иными  словами,
это  означает,  что  при  взаимодействии  4,032  грамма  водо¬
рода  получается  не  такое  же  количество  гелия,  а  прибли¬
зительно  на  три  сотых  грамма  меньше.
 Подумаешь,  три  сотых  грамма!  Велика  ли  величина?
Велика!  Чудовищно  громадна!  Потому  что  благодаря
этим  трем  сотым  грамма  при  взаимодействии  каждых
4  граммов  водорода  с  образованием  гелия  высвобождается
энергия,  соответствующая  более  чем  миллиарду  килока¬
лорий.
 Не  пытайтесь  представить  себе  эту  величину.  Беспо¬
лезная  затея.  Здесь  может  помочь  лишь  сравнение.  Этим
количеством  тепла  можно  нагреть  до  кипения  10  тысяч
тонн  воды.  Впрочем,  того,  кто  знает  суть  одного  из  самых
важных  уравнений  современного  естествознания  —  урав¬
нения  Эйнштейна,  связывающего  величину  массы  с  экви¬
валентным  ей  количеством  энергии,  этим  числом  не
удивишь.
 Когда  же  обращаешься  к  тому,  что  происходит  на
Солнце,  то  удивления  и  восхищения  не  сдержит  даже
умудренный  знаниями  и  годами  седобородый  профессор.
 Ежесекундно  на  Солнце  570  миллионов  тонн  водорода
превращаются  в  566  тони  гелия.  Каждую  секунду  Солнце
теряет  4  миллиона  тонн  массы,  уносящейся  в  виде  све¬
товой  и  тепловой  энергии.  Если  подсчитать,  какому  коли¬
честву  килокалорий  отвечает  эта  масса,  получается  число,
с  которым  в  физике  и  даже  астрономии  не  каждый  день
приходится  встречаться:  1,3  •  1026  килокалорий.  Постигнуть
грандиозность  этого  числа  не  поможет  и  самое  броское
сравнение.  Впрочем,  читатель,  июльским  полуднем  из¬
нывающий  под  палящими  лучами  Солнца  и  с  ужасом  ду¬
мающий,  что  на  планете  имеются  места,  где  солнечные
лучи  палят  еще  нещаднее,  вспомни,  что  на  Землю  падает
всего  одна  двухмиллиардная  доля  всей  радиации,  испуска¬
емой  Солнцем.
 На  протяжении  всего  одной  страницы  мы  довольно
далеко  углубились  в  дебри  современной  ядерной  физики.
Впрочем,  я  оговорился.  Какие  это  дебри?  Все,  о  чем  я  сей¬
час  рассказал,  хотя  и  не  очень  просто  для  понимания,  но
дебрями  физики  никак  назвать  нельзя.  Сегодня  —  это
уже  вдоль  и  поперек  изъезженный  перекресток,  вроде
площади  Пушкина  в  Москве.  Нынче  есть  в  физике  места,
 79

которые  действительно  называют  джунглями.  Хотя  физи¬
ки-теоретики  неплохо  в  этих  «джунглях»  ориентируются.
 Солнечную  реакцию  ученые  научились  осуществлять
на  Земле.  Правда,  поначалу  процесс  слияния  ядер  атомов
водорода  получил  в  высшей  степени  мрачное  применение:
водородная  реакция  используется  в  термоядерных  бом¬
бах,  которые  иначе  называются  водородными.  И  уж  очень
не  хочется  мне  описывать  громадную  разрушительную
силу  этих  бомб.  Об  этом  пишут  предостаточно.
 Нельзя  не  подивиться  тому  факту,  что  водородная
реакция  —  второе  в  истории  науки  явление,  которое  вна¬
чале  было  обнаружено  на  Солнце,  а  потом  уже  осущест¬
влено  на  Земле.  Первым  было  нашумевшее  в  свое  время
открытие  «солнечного  газа»  —  гелия.
 Для  нас  здесь  важно  другое  —  сам  факт  образова¬
ния  гелия.  Убедились,  что  в  звездах  может  идти  процесс
укрупнения  ядер.  Из  элемента  с  меньшим  атомным  ве¬
сом  образуется  элемент  с  большим  атомным  весом.  Так
сказать,  радиоактивность  наоборот.
 *  *  *
 Вам  предстоит  пройти  тяжелый  и  сложный  путь
в  100  километров  длиной.  А  вы  прошли  только  один.
Можете  ли  вы  сказать,  что  путешествие  закончено?
Нет,  конечно.  Еще  ждут  впереди  крутые  горные  пе¬
ревалы,  опасные  переправы  да  редкие  передышки.
А  надо  спешить.
 Вот  так  и  здесь,  в  проблеме  происхождения  эле¬
ментов.  Выяснено,  как  образуется  гелий.  Один  эле¬
мент  из  сотни.  Мало,  очень  мало.
 Но  не  зря  говорят:  хорошее  начало  —  половина
успеха.  А  начало  —  выяснение  роли  водородно-ядер¬
ной  реакции  —  и  впрямь  как  будто  бы  неплохое.
 *  *  *
 Науке  отлично  известны  условия,  при  которых  в  звез¬
дах  происходит  слияние  ядер  водорода  с  образованием
ядер  гелия.  Условия  эти  выражаются  тремя  словами:
20  миллионов  градусов.  Кратко,  но...  очень  сложно.
 Сложно  потому,  что  извилистым  и  подчас  изнуритель¬
ным  путем  пришли  ученые  к  выяснению  этой  величины.
 80

Сложно  потому,  что  нелегко  было  доказать  и  исчезно¬
вение  водорода,  и  образование  гелия.
 Сложно  потому,  что  20  миллионов  градусов  —  это  все-
таки  громадная,  чудовищная  температура.  И  надо  обла¬
дать  незаурядной  научной  смелостью,  чтобы  предполо¬
жить  возможность  существования  таких  температур,  и
выдающейся  научной  эрудицией,  чтобы  доказать  справед¬
ливость  этих  предположений.
 20  миллионов  градусов!  Много?  Очень  много.  Тем  не
менее  очень  скоро  мы  поведем  речь  о  таких  темпера¬
турах,  по  отношению  к  которым  20  миллионов  градусов  —
то  же,  что  студеная  вода  горного  потока  в  сравнении
с  кипящим  маслом.
 Итак,  выгорает  на  звезде  водород.  Он  не  горит,  конеч¬
но,  в  прямом  смысле  этого  слова.  Горение  —  процесс  со¬
единения  элементов  с  кислородом.  Вот  почему  «выгорает»
здесь  не  совсем  правильно,  но  зато  образно.  В  звезде
образуется  гелиевое  ядро.  При  этом  гелий  оказывается
очень  сильно  сжатым  по  сравнению  с  исходным  водоро¬
дом.  Оболочка  звезды  —  небольшое  количество  оставше¬
гося  водорода,  —  напротив,  сильно  расширяется.
 Что  же  при  этом  происходит?  А  то  же,  что  в  нашем
домашнем  холодильнике.  Когда  фреон  в  испарительной
камере  расширяется,  происходит  охлаждение;  снижается
испарившийся  фреон  —  и  происходит  разогревание.
 Таких  «холодильников»  во  Вселенной  столько,  «сколь¬
ко  звезд  на  небе».  Вероятно,  эта  поговорка  никогда  не  была
так  к  месту.  Потому  что  здесь  ее  следует  понимать  бук¬
вально.  Каждая  звезда  —  «холодильник»  с  «холодильной
камерой»  —  оболочкой  и  «поршневой  камерой»  —  ядром.
 Вот  почему  в  гелиевом  ядре  температура  сильно  по¬
вышается,  а  водородная  оболочка  звезды  значительно
остывает.  Это  слово  надо  понимать,  конечно,  относитель¬
но.  Водородная  оболочка  имеет  температуру  этак  3000—
4000  градусов;  при  такой  температуре  не  озябнешь!
 Тут,  разумеется,  возникает  вопрос:  как  об  этом  узна¬
ли?  Как  раз  это  оказалось  сравнительно  несложным.
Обратили  внимание,  что  те  звезды,  в  которых  мало  водо¬
рода,  но  много  гелия,  имеют  на  поверхности  более  низ¬
кую  температуру.  Определять  температуру  звезд  хотя  и
не  очень  простая,  но,  в  общем,  вполне  посильная  задача:
чем  белее  звезда,  тем  она  жарче  разогрета,  чем  краснее,
 81

тем  она  холоднее.  (Вспомните:  «Нагреть  до  белого  ка¬
ления».)
 В  гелиевом  ядре  таких  звезд  возникают  условия,  кото¬
рые  простыми  уж  никак  не  назовешь.  Температура  100—
150  миллионов  градусов.  (Мы  видим,  что  сравнение  «хо¬
лодный  ручей  —  кипящее  масло»,  которое  я  приводил
раньше,  не  ахти  какое  верное,  потому  что  здесь  «масло»
нагрето  выше  «воды»  на  сотню  с  лишним  миллионов  гра¬
дусов.)  Плотность  вещества  гелиевых  звезд  —  несколько
сот  тысяч  граммов  в  кубическом  сантиметре.  Плотность
хорошая.  Такая,  что  одна  щепотка  этого  звездного  веще¬
ства  потянула  бы  столько,  сколько  баржа,  доверху  гру¬
женная  отборными  астраханскими  арбузами.
 Вот  при  таких  условиях  становится  возможной  ре¬
акция
 ЗНе<  -  С*2,
 Из  трех  ядер  гелия  образуется  одно  ядро  углерода.
Эта  реакция  может  идти  и  при  «прохладной»  темпера¬
туре  —  доказательством  служит  то,  что  углерод  обнаружен
на  Солнце.  Но  при  такой  низкой  температуре,  как  на
нашем  светиле,  реакция  образования  углерода  идет  очень
медленно;  вот  почему  этого  элемента  так  мало  на  Солнце.

А  вот  при  150  миллионах  градусов  образование  угле¬
рода  протекает  очень  быстро.  Проходит  каких-нибудь
10—100  миллионов  лет  —  и  гелия  на  звезде  нет  или,  вер¬
нее,  почти  нет:  выгорел.
 «Дым»  при  этом  «горении»  получается  очень  увеси¬
стый.  Дело  в  том,  что  при  такой  чудовищной  темпера¬
туре,  которая  повышается  по  мере  выгорания  гелия,  об¬
разовавшийся  углерод  продолжает  присоединять  ядра
атомов  гелия.  При  этом  происходит  ряд  последовательных
реакций:
 С^2  +  Не^=  О^6  —  образуется  кислород;
 О^6  +  Не^  =  №2[}  —  образуется  неон;
 +  Не^  =  М§22  —  образуется  магний.
 Астрономам  известно  несколько  звезд,  которые  пре¬
имущественно  состоят  из  магния.  Так  что  приведенные
уравнения  ядерных  процессов  отнюдь  не  досужий  вымы¬
сел.  Как  видим,  радиоактивность  «наоборот»  продол¬
жается.
 Из  водорода  —  магний!  Такое  значительное  увеличе¬
ние  атомного  веса  химических  элементов,  образующих
звезду,  не  проходит  для  нее  бесследным.  Центральная
область  ее  продолжает  уплотняться,  сжиматься.  Темпера¬
тура  звезды  при  этом,  конечно,  возрастает.  Сейчас  она
выражается  уже  совершенно  немыслимой  величиной:
3  миллиарда  градусов!  При  такой  температуре  возможны
уже  самые  неожиданные  процессы.  Начинают  соединяться
друг  с  другом  ядра  углерода:
 Сб2  +  с^2  =  м§,2-
 Это  взаимодействие  может  идти  и  несколько  иным
образом:
 2С12  =  т™  +  н\.
 При  реакции  образуются  ядра  водорода  —  протоны.
Но  это  уже  совсем  не  тот  «кроткий»  водород,  каким  он
был  в  начале  развития  звезды,  когда  протекала  «тихая
и  мирная»  реакция  образования  гелия.  Еще  бы!  Ведь
там  температура  была  совсем  ничтожной  в  сравнении
с  нынешними  3  миллиардами  градусов.
 83

Вот  почему  ядра  атомов  водорода  начипают  активно
участвовать  в  ядерных  реакциях,  приводя  к  образованию
самых  различных  элементов,  находящихся  в  «районе»
магния  —  алюминия  —  кремния.
 И  уж  совсем  «яростными»  становятся  при  такой  тем¬
пературе  немногие  оставшиеся  альфа-частицы  —  ядра  ге¬
лия  (они  образуются,  кстати,  также  из  некоторых  ядер).
При  взаимодействии  альфа-частиц  с  тем  широким  набо¬
ром  элементов,  который  уж  имеется  на  звезде,  полу¬
чаются  самые  различные  элементы,  а  главное,  при  этих
реакциях  образуются  нейтроны.
 Ну,  а  коль  скоро  уже  появились  нейтроны,  то  могут
образовываться  самые  разнообразные  элементы.  Ведь
ничто  не  может  помешать  нейтрону  проникнуть  в  ядро.
Впрочем,  с  чудесными  свойствами  нейтрона  мы  еще  по¬
знакомимся  поближе  в  следующей  главе.
 Итак,  с  появлением  нейтронов  на  звездах  образуются
разнообразные  тяжелые  элементы:  молибден,  барий,  воль¬
фрам  и  многие  другие.
 Кстати,  существование  на  некоторых  звездах  43-го  эле¬
мента,  технеция,  является  лучшим  тому  доказательством.
Ведь  технеций  как  раз  получают  искусственно  в  ядерных
реакторах  —  с  помощью  нейтронов,  выделяющихся  при
распаде  урана.
 Технеций  —  очень  неустойчивый  элемент.  Самый  дол¬
гоживущий  его  изотоп  имеет  период  полураспада  200  ты¬
сяч  лет  —  ничтожный  по  масштабам  жизни  Вселенной
отрезок  времени.  Вот  почему  существование  технеция
в  звездах  —  неоспоримое  доказательство  того,  что  в  них
идет  непрекращающийся  процесс  образования  химиче¬
ских  элементов.  И  если  мы  видим  в  спектре  звезды  линии
технеция,  это  означает,  что  он  вот-вот  образовался,  —  так
сказать,  «с  пылу  горячий».
 Участие  в  звездных  реакциях  нейтронов  может  приве¬
сти  к  образованию  самых  тяжелых  элементов.  Ясно,  од¬
нако,  что  на  каком-то  элементе  этот  процесс  должен
остановиться.  Но  на  каком?  И  что  после  этого  произойдет
со  звездой?  Погаснет?  Станет  мертвой?
 *  *  *
 Сейчас  нам  снова  придется  повстречаться  с  на¬
шими  старыми  знакомыми  —  церковниками.  Хочу,
 84

впрочем,  предупредить.  Церковники  отнюдь  не
всегда  облачаются  в  сутаны  и  ризы.  Для  пропаганды
своих  взглядов  они  могут  обойтись  без  кадила  или
органа.  Мы  знаем  церковников,  облаченных  в  самое
обычное,  «партикулярное»,  платье.  И  орудуют  они
с  помощью  обычной  авторучки  или  куска  мела.  Бо¬
лее  того,  многие  из  этих  церковников  не  посещают
церкви.  А  некоторые  из  них  самым  искренним  обра¬
зом  почитают  себя  атеистами.
 *  *  *
 Сегодня  церковь  спорит  с  истинной  наукой  так  же
яростно,  так  же  непримиримо,  как  и  300,  как  и  500  лет
назад.  Правда,  по  форме  спор  этот  не  похож  на  те,  кото¬
рые  так  пышно  обставлялись  в  средневековье  и  неизбеж¬
но  кончались  усекновением  головы  у  проигравшей  в  споре
стороны  или  сожжением  этой  стороны  на  доброй  куче
сухого  хвороста.  Надеюсь,  не  стоит  указывать,  что  вы¬
игравшей  стороной  всегда  бывала  церковь.
 Сегодня  ни  одному  церковнику  не  придет  в  голову
отстаивать,  например,  сказку  о  пророке  Ионе,  который
«три  дня  и  три  нощи»  провел  «во  чреве  кита».  Нет,  цер¬
ковник  этот,  если  он  умный,  охотно  согласится  с  вами,
что  такое  вряд  ли  может  быть  даже  при  вмешательстве
духа  святого.
 Но  если  зайдет  речь  об  одном  из  основных  вопросов,
которые  лежат  в  основе  идеологии:  было  ли  начало  и
будет  ли  конец  мира  —  здесь  церковники  будут  спорить
самозабвенно,  до  хрипоты  в  голосе  и  до  синевы  на  бри¬
тых  физиономиях.  Они  не  идут  ни  на  какие  компромиссы.
Они  уверенно  отвечают:  было  и  будет!  Было  и  будет!
Было  и  будет!
 В  чем  дело?  Что  так  взволновало  почтенных  отцов?
О,  у  них  имеются  все  причины  для  волнений!  Ведь  если
начало  мира  было,  значит,  кто-то  «начал»  это  начало.
Кто  же?  Понятно  кто  —  бог.  Если  предвидится  конец  ми¬
ра,  кто  будет  «задергивать  занавес».  Понятно  кто  —  бог.
 Но  хлопотно  живется  сейчас  церковникам!  Не  знаешь,
с  какой  стороны  ждет  тебя  неприятность.  На  что  бы  уже,
казалось,  безобидна  проблема  происхождения  элемен¬
тов  —  всякие  там  протоны,  нейтроны,  деффект  массы.
 85

А  вот  поди  —  стала  эта  про¬
блема  огненным  разделом
между  церковью  и  истинной
наукой.
 Впрочем,  прежде  чем  пе¬
рейти  к  существу  спора,  я
хочу  самым  решительным,
самым  категорическим  об¬
разом  подчеркнуть:  далеко
не  все  ученые  Запада  повин¬
ны  в  идеалистических  гре¬
хах.  Нет,  пожалуй,  подав¬
ляющее  большинство  из  них
поняло:  материализм  —  един¬
ственно  возможный  фунда¬
мент  для  научного  творче¬
ства.  Но  здесь  пойдет  речь  о
о  тех  немногих,  которые  этого  не  поняли,  или  о  тех,  кото¬
рые  не  хотят  понять,  считая,  что  «не  понимать»  во  всех
отношениях  выгоднее.
 Обычно  рождение  каждой  крупной  естественно-науч¬
ной  теории  всегда  сопровождается  стройным  хором  хулы
и  проклятий.  Первые  голоса  в  этом  хоре  принадлежат
церкви.  Но  явственно  различима  и  втора  —  это  псевдона¬
ука,  примыкающая  к  церкви.  Она  усердно  вторит  запева¬
лам,  а  если  иногда  попадает  не  в  тон,  то  регенты  этого  хо¬
ра  —  святые  отцы,  —  хотя  и  морщатся,  но  особенных
выговоров  ученым  не  делают.  Лучших  теперь  не  сы¬
щешь!
 Но  вот  что  получилось  с  теорией  происхождения  эле¬
ментов.  На  многолетнюю  —  почти  полвека!—  осаду,  подоб¬
ную  той,  что  церковь  устроила  теории  Дарвина,  у  мра¬
кобесов  просто  не  было  времени.  Они  не  располагали
даже  тем  десятилетием,  в  течение  которого  они  сопротив¬
лялись  теории  строения  атома.  Здесь  дело  решали  ме¬
сяцы.  И  вот  за  эти  месяцы  церковь  показала,  что  она  со¬
всем  не  та,  какой  была  300  лет  назад,  и  не  та,  какой
была  100  лет  назад.  И  даже  не  та,  какой  была  30  лет
назад.
 Совершенно  неожиданно  теория  происхождения  эле¬
ментов  привела  церковников  в  состояние  живейшего  во¬
сторга»  Более  того,  в  католической  прессе  стали  появ-
 86

литься  утверждения,  что  теория  эта  для  церкви,  ну,  про¬
сто  находка,  причем  находка  во  всех  отношениях  вели¬
колепная!
 И  то  сказать,  обрадовались  церковники  не  зря.  Они
усмотрели  в  этой  теории  научное  доказательство  того,  что
мир  имел  начало  и  будет  иметь  конец.  И  в  первый  же
год  после  того  как  появилась  и  оформилась  теория  про¬
исхождения  элементов  во  Вселенной,  возгласы  церковни¬
ков  «Было  и  будет!»  зазвучали  еще  громче,  еще  ликующе,
еще  нахальнее.
 И  вот  как  стал  выглядеть  спор  между  церковью  и  на¬
укой.  Не  удивляйтесь,  что  святые  отцы  прибегают  к  обыч¬
ным  для  них  терминам.  Я  рассказывал  в  начале  главы,
что  церковь  занялась  астрофизикой  и  математикой.  И  вот
первый  урожай  на  ниве  научных  трудов.
 — 	Ну-с,  господа  материалисты,  —  вкрадчиво  и  веж¬
ливо  —  очень  вежливо!  —  говорит  один  из  папских  акаде¬
миков,  —  не  можете  ли  вы  ответить  сначала  на  один
вопрос.  Как  там  по-вашему,  по-марксистски:  если  какое-
либо  явление  имеет  конец,  то  должно  оно  иметь  начало?
 — 	Обязательно  должно!  —  отвечают  материалисты.
 Этот  ответ  приводит  церковников  в  восторг.
 — 	Оу!  —  потирает  руки  наиболее  прыткий  из  них.  —
Надеюсь,  вы  не  отречетесь  от  этого  заявления,  когда  мы
дойдем  до  конца  спора.
 Вы  подтверждаете,  что  не  отречетесь.  Тогда  вам  на¬
чинают  взахлеб  и  дрожащим  от  плохо  скрываемого  тор¬
жества  голосом  перечислять:
 — 	Вот  имеется  водородная  звезда.  На  ней  идет  не¬
прерывный  процесс  превращения  водорода  в  гелий.  На¬
деюсь,  вы  не  станете  этого  отрицать?
 — 	Напротив,  мы  об  этом  сами  рассказывали.
 --  Так  вот,  —  не  скрывая  торжествующей  улыбки,
продолжают  святые  отцы,  —  после  того  как  выгорел  весь
водород,  начинаются,  если  мы  не  ошибаемся,  реакции
гелиевого  цикла:  образуются  углерод,  магний,  титан,
железо?
 — 	Не  ошибаетесь,  ваши  преосвященства!
 — 	Ну-с,  а  затем  появляются  свободные  нейтроны,  бла¬
годаря  которым  образуются  самые  тяжелые  элементы,
верно?
 — 	Верно,  —  соглашаетесь  вы.
 87

— 	А  раз  это,  как  вы  изволили  выразиться,  верно,
то  не  составит  ли  вам  труда  ответить  еще  на  один  во¬
прос:  что  происходит  со  звездой,  когда  на  ней  завершится
цикл  образования  элементов,  когда  весь  водород  и  ге¬
лий  выгорят,  когда  образуются  самые  тяжелые  эле¬
менты?
 — 	Тогда  звезда  погаснет,  —  заявляете  вы.
 — 	Все!!!—хором  вопят  академики.  —  Спор  окончен.
Вы  согласились  с  нами,  что  конец  мира  неизбежен.
 Не  вздумайте  удивляться  такому  неожиданному  вы¬
воду.  Потому  что,  в  общем,  папские  академики  правы.
Если  звезда  с  неизбежностью  гаснет,  то  в  конце  концов
погаснут  все  звезды.  Вселенная  умрет.
 Но  ведь  одно  из  основных  положений  материалисти¬
ческого  мировоззрения  гласит:  Вселенная  безгранична
во  времени  и  пространстве.  И  вот  мы,  материалисты,  сами
создали  теорию  происхождения  элементов,  с  помощью
которой  святоши  укладывают  нас  на  обе  лопатки.  Ведь
звезды  и  впрямь  должны  гаснуть.  Обидно?  Еще  бы!
 *  *  *
 Как  автор  этой  книги,  я  даже  рад,  что  создалась
такая  ситуация.  По  крайней  мере,  наглядно  видно,
что  путь  ученых  не  одни  триумфальные  открытия.
Бывают  и  у  них  минуты  недоумения  и  даже  расте¬
рянности.  Но  не  уныния.  Да  и  чего  унывать?  Глав¬
ное,  быть  уверенным  в  своей  правоте.  А  потом,  все
ли  аргументы  использовали  мы  в  споре  с  церковни¬
ками?  Нет,  не  все.  Видимо,  сейчас  самое  время  за¬
няться  явлением,  о  котором  знали  и  раньше,  но  по¬
дробно  изучать  начали  сравнительно  недавно.
 *  *  *
 Известие  о  том,  что  открыта  очередная  сверхновая
звезда  обычно  вызывает  сильнейшее  возбуждение  в  среде
астрономов.  Все  обсерватории  ощериваются  трубами  со¬
тен  телескопов  и  хитроумных  приборов,  а  астрономы,  не
успев  отдохнуть  от  переживаний  прошлой  ночи,  ждут  не
дождутся,  когда  же  снова  наступит  темнота,  тихонько
ругая  лентяйку  Землю  за  то,  что  она  так  нестерпимо  мед¬

ленно  крутится.  Сейчас  вы  убедитесь,  что  астрономы  вол¬
нуются  не  зря.
 Уже  давно  люди  обратили  внимание  на  то,  что  иногда
на  том  участке  неба,  где  вчера  еще  ничего  не  было,
сегодня  вспыхивает  яркая  звезда.  Правда,  такое  событие
случается  не  часто.  И  обычно  оно  так  поражает  наблю¬
дателей,  что  история  сохранила  для  нас  почти  все  случаи,
когда  за  последние  два  тысячелетия  наблюдались  вспыш¬
ки  сверхновых  звезд.
 Так,  в  китайской  летописи  с  длинным  и  не  понятным
для  хменя  названием,  перевод  которого  я  так  и  не  мог
узнать,  —  «Вень-Сянь-Тин-Као»  пишется:  «В  эпоху  Чжун-
пина,  на  второй  год  (185—186  год  нашей  эры)  на  деся¬
тую  луну  в  день  Квейхая  появилась  необыкновенная
звезда  Нан-Мана.  Она  была  величиной  с  бамбуковую
циновку  и  последовательно  показывала  пять  цветов.  По¬
степенно  уменьшала  она  блеск  к  шестой  луне  следующего
года,  когда  исчезла».
 Что  касается  «бамбуковой  циновки»,  то  автор  лето¬
писи  малость  переборщил.  Появись  на  небосклоне  звезда
такой  величины,  от  живого  на  Земле  не  осталось  бы  ни¬
чего.  Но  это  лишний  раз  показывает,  как  дивились  люди
необычности  сверхновых  звезд.  А  во  всем  остальном  автор
летописи  был  предельно  точен.  Действительно,  самой
характерной  и,  как  мы  убедимся  дальше,  самой  важной
для  нас  особенностью  сверхновых  звезд  является  то,
что  они  сравнительно  быстро  уменьшают  свою  яркость  и
почти  полностью  гаснут  за  9—10  «лун».
 В  летописях  многих  народов  можно  найти  упомина¬
ние  о  самой  мощной  на  памяти  людей  вспышке  сверхно¬
вой,  которая  произошла  в  1054  году.  Эта  звезда  была  на¬
столько  ярка,  что  ее  было  видно  даже  днем.  Астроном
китайской  обсерватории  Большого  Дракона  в  Пекине  Ма
Туан-линь  оставил  нам  подробное  описание  сверхновой
1054  года,  благодаря  которому  мы  можем  представить
себе,  как  это  происходило.
 Звезда  вспыхнула  внезапно,  и  уже  на  следующую  ночь
она  могла  поспорить  по  своей  яркости  с  луной.  Ночью
каждый  предмет  отбрасывал  две  тени,  и  это  так  удивляло
горожан,  что  даже  мальчишки,  которым  давно  полагалось
спать,  бегали  по  улицам,  размахивая  палками  и  распевая
песни.
 89

Ма  Туан-линь  дал  звезде  поэтическое  имя  «Гостья».
Имя  было  выбрано  удивительно  точно:  появившись  вне¬
запно,  звезда  «гостила»  на  небе  недолго.  Через  год  ее
уже  не  было  видно  невооруженным  глазом  (а  до  изобре¬
тения  телескопа  надо  было  ждать  еще  почти  полтыся¬
челетия)  .
 Сегодня  в  созвездии  Тельца  —  в  том  участке  неба,  где
когда-то  появилась  Гостья,  —  в  сильные  телескопы  можно
видеть  крабовидную  туманность,  которая  несомненно
образовалась  из  Гостьи.
 За  последние  500  лет  всего  дважды  посчастливилось
обнаружить  вспышки  сверхновых  в  нашей  Галактике,  так
сказать,  поблизости.  И  оба  раза  это  было  очень  давно:
в  1572  и  в  1604  годах.  В  других  же  галактиках  сверхно¬
вые  вспыхивают  в  среднем  по  одной  в  300  лет.
 Теперь  во  многих  обсерваториях  мира  организована
служба  сверхновых  звезд.  Ученые  тщательно  рассматри¬
вают  фотографии  различных  участков  неба,  не  появилось
ли  на  негативе  пятнышко  сверхновой.  И  когда  очередная
сверхновая  бывает  обнаружена,  весть  об  этом  распростра¬
няется  с  быстротой  —  нет,  не  молнии,  а  гораздо  быстрее—
радиоволн.  Потому  что  о  таком  важном  событии  сразу
начинают  вещать  радиостанции.
 После  пространного  рассказа  о  сверхновых  звездах
читателю  ясно,  что  автор  повел  о  них  речь  не  зря,  что
история  развития  химических  элементов  связана  именно
с  этими  диковинными  астрономическими  объектами.  Как
ни  редки  вспышки  сверхновых,  все  же  астрономы  смогли
усмотреть  одну  очень  важную  закономерность.  Оказы¬
вается,  яркость  каждой  сверхновой  звезды  уменьшается
наполовину  за  55  суток.  Вот,  скажем,  замерили  яркость
сверхновой  сегодня.  Спустя  55  суток  она  будет  светить
вдвое  тусклее,  через  110  суток—вчетверо  тусклее,  че¬
рез  165  суток  —  в  восемь  раз  и  так  далее.
 Дальше  астрофизики  и  астрохимики  рассуждали  так.
Отчего  может  уменьшаться  да  еще  с  такой  закономер¬
ностью  яркость  звезды?  Очевидно,  там  идет  процесс  рас¬
пада  какого-то  элемента.  Распад,  конечно,  радиоактивный.
А  раз  так,  то  какой  элемент  может  иметь  период  полу¬
распада  55  суток?
 Удивительно  вовремя  было  сделано  открытие  о  законе
спадания  светимости  сверхновых!  Возникни  это  открытие
 90

двумя  десятилетиями  раньше  —  и  ученым  долго  и,  глав¬
ное,  безрезультатно  пришлось  бы  ломать  голову  над  во¬
просом:  какой  же  все-таки  изотоп  может  распадаться
в  сверхновых?
 Но  теперь  на  этот  вопрос  можно  дать  вполне  опреде¬
ленный  ответ  —  калифорний.  Изотоп  калифорния  с  атом¬
ным  весом  254.
 Многие  пожимают  плечами?  Не  все  слыхали  о  таком
элементе?  Посмотрите  на  таблицу  Менделеева,  в  клетку
номер  98.  Нашли?  98-ю  клетку  занимает  заурановый  эле¬
мент  калифорний.
 Те,  кто  об  этом  элементе  прежде  ничего  не  слыхал,
не  расстраивайтесь.  Зазорного  в  этом  ничего  нет.  О  ка¬
лифорнии  физики  и  химики  впервые  услыхали  в  1950  го¬
ду.  Хотя  «услыхали»  —  здесь  слово  явно  неуместное.  Этот
элемент  ученые  приготовили  сами.  Калифорния,  как  и
прочих  заурановых  элементов,  нет  на  Земле.  Да  и  как
может  он  существовать  на  нашей  планете,  если  период
полураспада  его  всего  55  суток?
 Совершенно  неожиданно  ученые  получили  «привет»
от  этого  элемента,  который  «уютно»  обосновался  на  сверх¬
новых  звездах.
 Итак,  мы  знаем  теперь,  на  каком  элементе  обрывается
процесс  укрупнения  атомных  ядер  на  звездах.  Оказы¬
вается,  последнее  звено  или,  во  всяком  случае,  одно  из
последних  звеньев  этой  цепочки  превращений  —  кали¬
форний.
 *  *  *
 В  начале  существования  —  водород,  в  конце  —  ка¬
лифорний.  Так  сказать,  родился  младенец  в  чине
водорода,  ушел  в  небытие  калифорнием.  Ну  и  что
тут  особенного?  Особенного  —  много!
 *  *  *
 Боюсь,  что  грандиозность  взрыва,  которым  сопровож¬
дается  образование  сверхновой  звезды,  пока  еще  недо¬
ступна  воображению  читателя.  Какое  бы  тут  подобрать
сравнение?  Вспомните,  что  пишут  о  размерах  разруше¬
ний,  которые  приносит  взрыв  атомной  бомбы  скромного
 91

калибра.  Теперь  представьте  себе  энергию,  затрачиваемую
на...  щелчок  двумя  пальцами.  Думаю,  что  даже  и  кало¬
рии  здесь  не  будет.
 Так  вот:  энергия  взрыва  сверхновой  так  относится
к  энергии  взрыва  атомной  бомбы,  как  последняя  отно¬
сится  к  энергии,  затрачиваемой  на  щелчок  пальцами.
 Соответственно  велики  и  количества  калифорния,  уча¬
ствующие  во  взрыве  сверхновой.  Оказывается,  что  взрыв¬
чаткой  на  сверхновых  служит  такое  количество  калифор¬
ния,  которое  по  массе  равно  примерно  20  таким  шарам,
как  наша  Земля.
 Не  буду  ничего  рассказывать  о  тех  чудовищных  тем¬
пературе  и  давлении,  которые  образуются  при  взрыве
сверхновой.  Тут  уже  не  поможет  никакое  сравнение.  Да
и  читатель,  наверное,  устал  от  цифр.  Прошу  поверить
только,  что  и  температура  и  давление  выражаются  циф¬
рами  с  таким  количеством  нулей,  которое  заняло  бы  не
одну  строчку  этой  книги.
 При  такой  температуре,  при  таком  давлении  ядра  ато¬
мов  калифорния  разлетаются  на  мелкие  осколочки.  Тут
нет  никакого  образного  преувеличения.  Так  и  есть:  на
мельчайшие  осколочки  —  на  нейтроны  и  протоны;  мельче
в  данном  случае  уже  ничего  не  придумаешь.  Нейтроны
остаются  нейтронами.  Ну,  а  протоны  —  не  что  иное,  как
ядра  водорода.  Во-до-ро-да.  Водорода!
 Понятно,  к  чему  я  клоню?  Конечно  же,  понятно!  Рас¬
пад  тяжелых  элементов,  образующих  сверхновую  звезду
или,  вернее,  звезду,  предшествовавшую  сверхновой,  про¬
исходит  так  глубоко,  что  при  этом  снова  возникает  во¬
дород.
 Не  надо  думать,  что  при  взрыве  сверхновой  сразу  же
образуется  «молодая»,  водородная  звезда.  Водород,  воз¬
никший  при  взрыве,  с  фантастической  скоростью  выбра¬
сывается  в  мировое  пространство.  А  то,  что  именно  водо¬
род  рассеян  в  межзвездном  пространстве,  было  известно
уже  давно.  Правда,  средняя  концентрация  водорода  там
очень  невелика  —  несколько  атомов  на  кубический  сан¬
тиметр.
 Благодаря  силам  тяготения  атомы  водорода  начинают
собираться  в  небольшие  скопления,  которые  становятся
со  временем  все  большими  и  большими.  Процесс  этот  идет
очень  долго.  Быть  может,  миллиард  лет,  а  вероятнее
 02

всего,  еще  дольше.  Важно  другое:  в  конце  концов  обра¬
зуются  громадные  скопления  этого  элемента,  равные  по
массе  звезде.
 Когда  скопляется  такая  громадная  масса  водорода,  то
неизбежно  возникают  громадная  температура  и  чудовищ¬
ное  давление.  И  как  результат  этого  начинается  ядерная
реакция:  ядра  водорода,  сливаясь,  образуют  ядро  гелия.
Звезда  начинает  жить.
 Все.  Круговорот,  цикличность  жизни  звезд  доказана.
Очень  хотелось  бы  мне  посмотреть  на  физиономии  святых
отцов  и  закончить  описанный  в  начале  этой  главы  (и,  ко¬
нечно  же,  выдуманный  мною)  спор.  Впрочем,  боюсь,  что
они  уклонились  бы  от  этого  спора.  Под  вежливыми,  ра¬
зумеется,  предлогами:  дескать,  заняты  подготовкой  к  оче¬
редному  собору  и  у  них  теперь  молебен  или  вообще  им
недосуг  —  дел  много.
 Что  ж,  можно  им  поверить.  Дел  у  них  действительно
много.  Они  сегодня  ищут  новые  доказательства  сущест¬
вования  бога.  И  думают,  бедняги,  что  найдут  эти  доказа¬
тельства.  Сказать  бы  им  на  это  так:
 —  Господа  ученые  богословы!  Неужели  вы  не  видите,
что  все  ваши  попытки  сражаться  с  наукой,  с  современной
наукой,  обречены  на  провал?  Бросайте  это  занятие,  пока
не  поздно.  Мало  ли  дела  на  земле  хорошему  человеку?!
Можно  сеять  пшеницу,  делать  станки,  мастерить  игруш¬
ки,  заниматься  наукой,  настоящей  наукой.  В  нашем,
XX  веке  сказка  о  боге  умерла.
 *  *  *
 А  ведь  началось  все  с  открытия  радиоактивности,
с  исследования  процессов,  происходящих  в  глубинах
маленького-маленького  ядра  маленького-маленького
атома.  А  кончилось  открытием  процессов,  приводя¬
щих  к  гибели  и  возрождению  звезд.  Впрочем,  кончи¬
лось  ли?
 *  *  *
 Зависть,  конечно,  нехорошее  чувство.  Но  в  1935  году
мы,  киевские  мальчишки,  завидовали  своим  московским
сверстникам  мучительно  и  откровенно.  Они  встречали
 93

челюскинцев,  они  видели  наяву  то,  что  нам  суждено  было
высматривать  с  не  очень  ярких  в  то  время  киноэкранов.
Они  приглашали  к  себе  на  слеты  Каманина  и  Ляпидев¬
ского.  А  некоторым  удалось  заполучить  самого  Отто  Юлье¬
вича  Шмидта.
 О  чем  они  могли  разговаривать  с  академиком?  Разве
что  лепетать  коснеющими  от  робости  языками  обещания
хорошо  учиться  и  слушаться  пап,  мам  и  пионервожатых
да  в  сотый  раз  задавать  Отто  Юльевичу  надоевший  ему,
наверное,  до  самой  последней  возможности  вопрос:  очень
было  холодно  на  льдине  или  так  себе,  терпимо?
 А  нам  необходимо  было  встретиться  с  академиком
Шмидтом  по  важному  научному  вопросу.  У  нас,  во  дворе
39-го  дома  по  Пушкинской  улице,  был  свой  астрономи¬
ческий  кружок.  Назывался  он  «Аэлита».  Сейчас  это  на¬
звание  звучит  совсем  обыденно.  Теперь  так  называют
молочные,  кафе  и  диетические  столовые.  А  в  1935  году
имя  героини  повести  Алексея  Толстого  звучало  для  нас
совсем  как  сегодня  слово  «Гагарин».  И  даже  чуточку
завлекательнее.
 На  заседаниях  «Аэлиты»  я  провел  немало  бурных  ча¬
сов.  Происходили  эти  заседания  на  заднем  дворе,  где
нас  не  могли  настигнуть  воинственные  призывы  мам  о  не¬
выученных  уроках.  На  заседаниях  мы  в  основном  спо¬
рили.  О  чем  угодно.  Живут  ли  люди  на  Марсе  (впрочем,
это  был,  кажется,  единственный  пункт,  по  которому
 особых  разногласий  не  суще¬
ствовало: 	конечно,  живут)?
 Можно  ли  доставить  с  Венеры
живого  птеродактиля  и  поме¬
стится  ли  он  в  ракете?  Как
близко  можно  подлететь  к  звез¬
де,  чтобы  не  сгореть?
 Мы  спорили  и  о  том,  как  на¬
звать  ту  планету  за  Плутоном,
которую  мы  откроем,  как  толь¬
ко  удастся  поднакопить  денег
на  телескоп.  Я  предлагал  на¬
звать  планету  Велиорой.  Это,
во-первых,  было  очень  красивое
имя,  а  во-вторых,  означало:  «Ве¬
ликая  Октябрьская  революция».
 94

Жорка  Гительман  предлагал  имя  «Лидола»,  что,  во-
первых,  напоминало  по  названию  какую-то  ветеринарную
мазь,  а  во-вторых,  ровно  ничего  не  означало,  разве  только
имя  Лидки  —  суматошной  и,  на  мой  взгляд,  совсем  не¬
красивой  девчонки  с  соседнего  двора.  Это  предположение
я  высказал  вслух  и  смог  вернуться  домой  лишь  вечером:
темнота  должна  была  скрыть  от  мамы  большой  синяк
под  глазом.
 Один  Отто  Юльевич  Шмидт  мог  рассудить  нас.  К  чьему
авторитету  мы  могли  еще  обратиться?  Жил,  правда,  у  нас
во  дворе  «собственный»  академик.  Но  он  ни  на  какие
льдины  не  летал,  а  ходил  смирный  и  бритый  каждый
день  к  себе  в  институт,  где  занимался  какими-то  древ¬
ними  черепками.  Нет,  нам  был  необходим  именно  Отто
Юльевич  Шмидт!
 Но  Шмидт  тогда  в  Киев  не  приехал.  А  когда  я  встре¬
тился  с  ним  лет  двадцать  спустя  —  на  юбилейной  сессии
Украинской  Академии  наук,  то  выяснять  эту  проблему
не  имело  смысла:  планета  так  и  не  была  открыта,  а  Жор¬
ка  погиб  зимой  44-го  на  Первом  Украинском.
 Я  не  случайно  вспомнил  здесь  имя  академика  Отто
Юльевича  Шмидта  —  выдающегося  общественного  дея¬
теля,  крупнейшего  математика,  отважного  путешествен¬
ника,  знаменитого  астронома.  Сейчас  пойдет  речь  об  од¬
ной  теории,  созданной  Шмидтом  в  последние  годы  его
жизни.  Хотя  с  этого  времени  прошло  почти  два  десяти¬
летия,  теория  Шмидта  продолжает  оставаться  в  центре
внимания  научного  мира,  продолжает  широко  обсуж¬
даться,  проверяется,  уточняется,  дополняется...  А  теория
эта  вот  о  чем...
 Нам  очень  хочется  иметь  соседей  во  Вселенной.  Хо¬
чется,  чтобы  неизменно  волнующие  научно-фантастиче¬
ские  повести  о  чудовищнообразных,  но  добрых  марсианах
и  человекообразных,  но  свирепых  пришельцах  из  созвез¬
дия  Скорпиона  оказались  ну  хотя  бы  чуточку  правдой.
 Хочется  этого  не  только  нашему  поколению.  Мечтали
об  этом  давно,  очень  давно.  Досужие  архивисты  раско¬
пали  сочинение  о  народонаселении  других  планет,  напи¬
санное  в  средневековье  Сирано  де  Бержераком.  Автор
этого  сочинения,  если  верить  французскому  поэту  Роста¬
ну,  написавшему  о  Сирано  пьесу,  был  отличным  стихо¬
творцем,  бесстрашным  дуэлянтом,  благородным  рыцарем.
 95

Но  оставим  исторические  изыскания.  Они  завели  бы
нас  очень  далеко.  Да  и,  честно  говоря,  в  данном  случае
не  так  уж  важно  установить,  кто  первый  сказал  «Э!».
Важно  другое.  Когда  ученые  всерьез  занялись  проблемой
обитания  других  миров,  стало  ясно,  что  островами  жизни
во  Вселенной  могут  быть,  конечно  же,  только  планеты.
На  звездах,  даже  самых  прохладных,  обитать  живым
существам  было  бы  не  очень  уютно,  потому  что  темпера¬
тура  на  поверхности  таких  звезд  приблизительно  3000  гра¬
дусов.  При  такой  температуре  из  всех  химических  соеди¬
нений  может  существовать  разве  что  соединение  углерода
с  азотом,  да  и  то  в  небольшом  количестве.
 Вот  почему  планеты  издавна  привлекали  внимание
ученых,  и  не  только  астрономов.  Ведь  проблема  обитания
других  миров  волнует  представителей  многих  наук.
 Очевидно,  что  прежде  всего  необходимо  было  решить
проблему  происхождения  планет.  Но  вот  беда:  ни  одной
другой  планетной  системы,  за  исключением  нашей  Сол¬
нечной,  астрономия  не  знает.  Ведь  планеты  светят  не
собственным  светом,  а  лишь  отраженным.  Так  вот  попро¬
буйте  уловить  отраженный  свет  на  расстоянии,  которое
даже  луч  пробегает  за  несколько  десятков  лет.
 Так  что  вполне  возможно:  сидят  сейчас  на  одной  из
планет,  вращающихся  вокруг  звезды  Альфа  Центавра,
туземцы  и  до  хрипоты  спорят,  есть  ли  у  ближайшей  к  ним
звезды  —  Солнца  —  планеты.
 Сейчас,  наверное,  уже  не  счесть  всех  теорий  проис¬
хождения  планет,  которые  выдвигались  в  свое  время.
Одни  существовали  до  первого  обсуждения,  другие  ста¬
новились  общепризнанными  и  насчитывали  весьма  солид¬
ный  возраст  —  годы  или  даже  десятилетия.  Но  все  эти
теории  с  неизбежностью  опровергались  накопляющимися
фактами.
 И  оказалось,  что  радиоактивность  сказала  решающее
слово  и  в  этой  проблеме,  —  проблеме  происхождения
планет.  Однако  здесь  надо  будет  рассказывать  по  по¬
рядку.
 Все  прежние  теории  происхождения  планет,  отличаясь,
разумеется,  друг  от  друга  в  деталях,  тем  не  менее  имели
одну  общую  основу:  планеты  произошли  из  Солнца.  Вот,
например,  известная  в  свое  время  и  даже  вошедшая  в  свое
время  в  школьные  учебники  теория  астронома  Джинса.
 96

По  Джипсу,  какая-то  звезда,  проходившая  в  «районе»
 Солнца,  вызвала  на  нем  приливную  волну,  в  результате
которой  от  Солнца  оторвалось  несколько  «капель»  мате¬
рии.  Вот  эти  капли-то  и  стали  планетами.
 Несмотря  на  внешнюю  простоту,  теория  Джинса  объяс¬
няла  многое  и,  в  частности,  поясняла  тот  общеизвестный
факт,  почему  недра  нашей  планеты  находятся  в  расплав¬
ленном  состоянии:  просто  Земля  снаружи  успела  остыть
и  покрылась  твердой  коркой,  а  изнутри  еще  сохранилась
высокая  температура.
 Я  не  буду  сейчас  рассказывать  о  всех  тех  фактах,  под
тяжестью  которых  теория  Джинса,  господствовавшая
в  науке  почти  два  десятилетия,  в  конце  концов  рухнула.
Ведь  наша  книга  посвящена  не  астрономии,  а  радиоак¬
тивности.  Любой  читатель  без  труда  сможет  найти  по¬
дробности  о  теории  Джинса  и  ее  критике  в  многочислен¬
ных  книгах  о  происхождении  Солнечной  системы.
 В  1944  году  вопросом  происхождения  планет  занялся
Отто  Юльевич  Шмидт.  Я  лишен  возможности  рассказы¬
вать  подробно  о  его  интересной  теории.  Суть  ее  вкратце
такова.  Планеты  возникли  не  из  Солнца.  Они  образова¬
лись  из  скоплений  метеоритов.  Постепенно  метеориты
образовывали  все  большие  и  большие  скопления.  Боль¬
шие  объединения  становились  центрами  тяготения,  ко¬
торые  притягивали  к  себе  остальные  метеориты  и  меж¬
звездную  пыль.  И  сегодня  наша  планета  притягивает
к  себе  метеориты.  Правда,  сейчас  в  «окрестностях»  Земли
осталось  совсем  мало  метеоритов,  и  за  сутки  на  поверх¬
ность  планеты  выпадает  всего  около  10  тонн  метеорит¬
ного  вещества.  Судите  сами,  много  это  или  мало.  Во
всяком  случае,  несколько  миллиардов  лет  назад  выпадало
гораздо  больше.
 Все  сведения  о  Солнечной  системе:  особенности  вра¬
щения  планет,  закономерности  расположения  планет  от¬
носительно  Солнца  и  друг  друга,  масса  планет  —  все  под¬
тверждало  теорию  Шмидта.  Все,  кроме  одного:  внутрен¬
него  тепла  Земли.
 *  *  *
 Среди  всех  качеств,  которыми  должен  быть  наде¬
лен  настоящий  ученый,  немаловажным  является  уме¬
ние  видеть  за  малым  большое,  за  частным  —  общее,
 97

за  незначительным  —  важное.  Если  он  обладает  этим
качеством  да  еще  десятком  иных  добродетелей,  то
тогда  может  быть  сделано  открытие,  подобное  вот
этому...
 *  *  *
 Следует  не  без  некоторого  чувства  горечи  отметить,
что  в  1965  году  космос  исследован  учеными  значительно
лучше,  чем  недра  нашей  планеты.  Да,  познать  процессы,
протекающие  в  глубине  Земли,  труднее,  чем  процессы,
развивающиеся  за  десятки,  а  то  и  сотни  световых  лет
от  нас.
 Что  поделаешь!  Телескоп  с  легкостью  «пробивает»
толщу  миллиардов  километров,  отделяющую  нас  от  ка¬
кой-нибудь  звезды,  но  не  может  заглянуть  в  глубь  Земли
даже  на  полсантиметра.  Да  и  иные,  специально  приспо¬
собленные  для  исследования  Земли  приборы  в  лучшем
случае  могут  проникать  в  нее  на  глубину  пробуравленных
скважин,  то  есть  на  несколько  километров.  С  помощью
специальных  взрывов  можно  «прощупывать»  планету  на
несколько  десятков  километров  вглубь.  И  это  все.  Что
происходит  в  более  глубоких  областях,  об  этом  можно
только  догадываться.
 Что  бы  там  ни  происходило,  «хозяин»  тех  областей  —
конечно,  высокая  температура.  Вулканическая  лава,  на¬
гретая  до  температур  нескольких  сот  градусов,  —  доста¬
точно  красноречивое  тому  свидетельство.  Нетрудно  дога¬
даться,  что  температура  повышается  с  глубиной.  Ведь
чем  ближе  к  центру  планеты  находится  вещество,  тем
более  оно  сжато.
 Ученых  давно  волновала  мысль:  каково  происхожде¬
ние  этого  тепла?  Наиболее  естественный  ответ  пришел
сразу.  Я  о  нем  уже  рассказывал:  Земля  некогда  (обра¬
зовавшись  из  Солнца)  была  раскаленным  шаром.  Остыв
с  поверхности,  она  продолжает  оставаться  раскаленной
изнутри.  Вот  и  всё.
 Но  еще  в  прошлом  веке  ученые  подсчитали,  что  рас¬
каленный  шар  объемом  с  нашу  планету  должен  полностью
потерять  свое  тепло  за  24  миллиона  лет.  А  ведь  возраст
Земли  много-много  больший.  Следовательно,  внутри  пла¬
неты  имеется  какая-то  цечка.  Реакция  превращения  во-

Дорода  в  гелий?  Нет,  конечно.  Откуда  водороду  там
взяться?
 Геология  знает  несколько  способов  определения  коли¬
чества  тепла,  поступающего  из  глубин  Земли  к  нам,  на
ее  поверхность.  Все  эти  способы  не  так  уж  сложны,  но,
впрочем,  не  так  уж  и  просты.  Не  очень  важно  для  нас
и  точное  число,  выражающее  количество  этого  тепла.
(Для  наиболее  любознательных  сообщу,  что  за  год  из
недр  планеты  поступает  5  •  1020  калорий.  Величина  эта
очень  большая,  можно  поверить  этому  без  особых  срав¬
нений  и  доказательств.)
 Важно  другое.  То,  что  при  радиоактивном  распаде
выделяется  тепловая  энергия,  было  открыто  едва  ли  не
сразу  после  самого  открытия  явления  радиоактивности.
Более  того,  для  многих  радиоактивных  элементов  опре¬
делили  точное  количество  тепла,  высвобождающееся  при
их  распаде.  Так,  например,  грамм  урана  за  год  выделяет
три  четверти  калории,  калия  —  пять  миллионных  доли
калории.
 Пять  миллионных  доли  калории  —  величина  ничтож¬
ная,  да  и  три  четверти  калории  —  не  бог  весть  как  много.
Но  урана  на  земном  шаре  очень  много,  а  калия  в  земной
коре  —  количество,  выражающееся  астрономическим  чис¬
лом  тонн.  И,  кроме  того,  имеются  еще  иные  радиоактив¬
ные  элементы.
 Словом,  когда  подсчитали,  какое  количество  тепла
должны  выделять  все  радиоактивные  элементы,  получи¬
лось  приблизительно  5  •  1020  калорий.
 Трудно  сказать,  скоро  ли  узнали  астрономы  об  этом
удивительном  совпадении:  тепло,  идущее  из  глубин  пла¬
неты,  равно  по  величине  тому  теплу,  которое  должно
высвобождаться  при  распаде  радиоактивных  элементов
Земли.  Но  уверен,  что,  узнав  это,  они  ахнули.
 Оказывается,  внутреннее  тепло  Земли  имеет  радиоак¬
тивное  происхождение!  Каких-то  «несчастных»  калорий,
на  которые  раньше  и  внимания  не  обращали,  вполне
достаточно,  чтобы  поддерживать  недра  планеты  в  рас¬
плавленном  состоянии.  Удивительно!  Невиданно!!  Фено¬
менально!!!
 Первым  из  астрономов,  кто  от  возгласов  удивления
перешел  к  своему  астрономическому  делу,  и  был  Отто
Юльевич  Шмидт.  Начались  кропотливые  расчеты,  теоре-
 99

тические  изыскания,  кото¬
рые  покоились  на  строгой
экспериментальной  основе.
 Расчеты  были  просты.
Нам  довольно  хорошо  изве¬
стно  общее  количество  (как,
впрочем,  и  каждого  в  отдель¬
ности)  радиоактивных  эле¬
ментов  Земли.  Для  всех  этих
элементов  с  большой  точно¬
стью  определены  периоды
полураспада.  Возраст  Зем¬
ли,  как  об  этом  рассказыва¬
лось  в  предыдущей  главе,
определен  более  или  менее
точно:  5  миллиардов  лет.
Все  эти,  как  говорят  пред¬
ставители  точных  наук,
исходные  данные  позволяют
рассчитать,  какое  же  количе¬
ство  радиоактивных  элемен¬
тов  было  на  нашей  планете  при  ее  рождении  (то  есть,
согласно  Шмидту,  при  образовании  ее  из  метеоритов).
Оказалось,  было  столько,  что  тепло,  выделяющееся  при
их  распаде,  должно  было  поддерживать  в  расплавленном
состоянии  массу  вещества,  равную  массе  Земли.  Что  и
требовалось  доказать.
 Итак,  Земля  действительно  в  определенном  периоде
своего  существования  была  расплавленной.  Но,  во-первых,
этим  она  вовсе  не  обязана  «солнечному»  происхождению.
А  во-вторых,  расплавленной  она  была  не  в  первый  пе¬
риод  своего  существования,  а  во  второй,  когда  метеор¬
ного  и  пылевого  вещества  скопилось  уже  достаточно
много.
 *  *  *
 Нам  на  страницах  этой  книги  уже  не  раз  приходи¬
лось  прибегать  к  слову  «мировоззрение».  Разное  мо¬
жет  быть  оно,  мировоззрение.
 Можно  думать,  что  Земля  —  центр  мироздания,
а  следует  знать,  что  наша  планета  —  малая  из  малых
 100

частиц  безбрежной  Вселенной.  Как  видим,  разница
существенная.
 Можно  считать,  что  человек  —  творение  бога  и  от¬
личается  от  прочего  органического  мира  дарованным
ему  свыше  разумом,  а  можно  считать,  что  человек  —
один  из  этапов  (пусть  и  высший)  развития  органи¬
ческой  жизни  на  планете.
 Можно  предполагать,  что  образование  планетных
систем,  а  следовательно,  возникновение  жизни  —
редчайший,  если  не  единственный  случай  во  Вселен¬
ной.  Однако  есть  и  иная  точка  зрения:  образование
планет  —  закономерное  следствие  процессов  концен¬
трирования  материи  в  поле  тяготения  звезд.
 Разное  оно  может  быть,  мировоззрение...
 *  *  *
 Теория  образования  планет  О.  Ю.  Шмидта  вывела
многих  астрономов  из  состояния  глубочайшего  уныния.
Ведь  если  бы  подтвердилась  справедливость  теории
Джинса,  то  оказалось  бы,  что  планеты  —  уникальнейшее,
почти  невероятное  явление  во  Вселенной.  В  самом  деле,
если,  согласно  Джинсу,  предположить,  что  для  образо¬
вания  планет  необходимо  близкое,  нет,  не  столкновение,
а  просто  схождение  двух  звезд,  то  простые  расчеты  пока¬
зывают:  вероятность  такого  события  настолько  мала,  что
с  ней  не  приходится  считаться.
 Раз  это  так,  то  образование  планетных  систем  —
результат  очень  редкого  совпадения.  И,  следовательно,
во  всей  Вселенной  не  может  быть  больше  планет.  Сол¬
нечная  система  уникальна,  а  человек  —  единственное  ра¬
зумное  существо  во  всей  Вселенной.
 И  хорошо,  если  останавливались  на  этой  мысли.  Не¬
которые  же  шли  дальше.  Коль  скоро,  рассуждали  они,
образование  планет  такое  редкое  дело,  то  быть  не  может,
чтобы  возникновение  Солнечной  системы  обошлось  без
вмешательства...  Здесь  употребляли  различные  терми¬
ны  —  в  зависимости  от  образования,  возраста,  мировоз¬
зрения  (вот  оно,  это  слово!)  и,  если  хотите,  совести,  по¬
тому  что  в  науке  совесть  необходима  не  меньше,  если  не
больше,  чем  в  ином  роде  человеческой  деятельности.  Кто
довольствовался  туманными  определениями  («высший
 101

разум»,  «всеобщая  мировая  целесообразность»),  иные  же
брякали  не  колеблясь:  бог!  Бог  —  и  никаких!
 Теория  О.  10.  Шмидта  не  первое  и  не  последнее  из
научных  достижений  XX  века,  которые  заставили  старого
боженьку  оставить  свои  позиции  и  уйти  в  небытие.  Мно¬
гие  из  ученых  земли  сегодня  стоят  уже  на  прочных  ма¬
териалистических  позициях.  Но  многие  еще,  очень  мно¬
гие  продолжают  считать,  что  все  определяется  волей
божьей  и  властью  божьей.  И  это  тоже  называется  миро¬
воззрением.  Вот  ведь  какое  важное  слово!
 *  *  *
 Мал  человек  в  сравнении  со  Вселенной,  ничтожны
его  силы  в  сравнении  с  силами,  вызывающими
к  жизни  звезды,  мал  срок  его  жизни  в  сравнении
с  жизнью  планет.  Но  всесилен  его  разум.  Разум,  бла¬
годаря  которому  уже  сегодня,  на  заре  развития  чело¬
вечества  —  потому  что  человечество  будет  существо¬
вать  счастливо  и  долго,  —  человек  доказал,  что  Все¬
ленная  бессмертна,  что  процессы,  протекающие
в  ней,  неизбежно  ведут  к  обновлению,  что  во  Вселен¬
ной  всегда  весна!
 *  *  *

Глава  четвертая
 О  НАПОЛЕОНЕ  БОНАПАРТЕ,
РАСТВОРИМОСТИ  И  МНОГОМ  ДРУГОМ
 Мироздание,  космогония,  возраст  Земли,  про¬
исхождение  элементов...  Здесь  радиоактив¬
ность  сказала  решающее  слово.  Но  все  же  са¬
мая  большая  должница  радиоактивности  —  это
химия.
 Известия  с  острова  Святой  Елены  доходили  скупо.
Цензура  свирепо  вычеркивала  из  газет  любое  упоминание
о  низложенном  императоре.  И  все  же  вся  Франция  и  весь
мир  знали,  что  происходит  на  острове,  затерявшемся
в  южной  части  Атлантического  океана.
 Нет,  не  все  обстояло  идиллически  на  острове  Святой
Елены!  Бывший  император  вел  размеренный  образ  жиз¬
ни,  принимал  последовавших  за  ним  в  ссылку  подчи¬
ненных,  совершал  ежедневные  конные  прогулки,  устраи¬
вал  приемы,  диктовал  письма  и  мемуары.
 103

Но  борьба  императора  с  Англией  не  прекращалась.
Правда,  теперь  ему  противостояла  не  великая  морская
держава,  а  всего  лишь  худосочный  гарнизон  Джемстоуна,
добрая  половина  офицеров  которого,  кстати,  относилась
к  Наполеону  с  нескрываемой  почтительностью.  А  пере¬
говоры  Наполеон  должен  был  вести  не  с  правительством
Георга  III,  не  с  хитрым  и  велеречивым  Питтом  Млад¬
шим,  не  с  изворотливым  Персевалом,  а  всего-навсего
с  губернатором  острова  —  тупым  и  ограниченным  служа¬
кой  Гудсоном  Лоу.
 Наполеон  презирал  губернатора.  Он  отказывался  при¬
нимать  его  в  своей  резиденции,  а  на  неискренние  при¬
глашения  отобедать  разражался  солдатской  бранью  та¬
кого  свойства,  что  маршал  Бертран  и  генерал  Монтолон
поспешно  уводили  своих  жен.
 Гудсон  Лоу  смертельно  ненавидел  своего  пленника,
ненавидел  и...  боялся.  Он  боялся  этого  человека,  кото¬
рого,  по  крайней  мере  внешне,  не  сломили  ни  потеря  пре¬
стола,  ни  позорное  пленение.  Он  трусил  перед  всяким
письмом,  которое  шло  с  острова  в  Европу  и  из  Европы
на  остров:  поди  узнай,  в  каком  из  писем  содержатся  за¬
шифрованные  планы  побега,  а  в  каком  —  насмешки  над
его,  Гудсона  Лоу,  персоной.  В  каждом  приходившем
к  острову  корабле  ему  чудился  флот  повстанцев,  при¬
плывший  сюда,  чтобы  освободить  императора.
 А  кроме  того,  бог  мой,  сколько  еще  ему,  Гудсону  Лоу,
сидеть  на  этом  острове?!  И  ведь  никаких  надежд,  что
можно  будет  скоро  вернуться  в  Европу.  Наполеону  идет
всего  52-й  год.  И  здоровье  его,  закаленное  в  многочислен¬
ных  кампаниях,  не  позволяет  губернатору  надеяться  на
скорый  отъезд  в  Англию.
 Но  вот  в  конце  1820  года  император  занемог.  Он  пре¬
кратил  прогулки.  Доктор  Антомарки,  полуграмотный  зна¬
харь,  специально  присланный  из  Франции  для  наблюде¬
ния  за  здоровьем  Наполеона,  озабоченно  ходит  по  ком¬
натам  императорской  резиденции  и  невнятно  шепчет
латинские  слова,  не  забывая  поглядывать,  какое  впечатле¬
ние  это  производит  на  окружающих.
 К  весне  диагноз  как  будто  бы  прояснился:  рак.  Эта
болезнь  считалась  в  семье  Наполеона  наследственной.  От
нее  в  сравнительно  молодом  возрасте  умер  отец  импера¬
тора  Карло  Бонапарте.  Диагноз  не  сочли  нужным  скрыть
 104

от  больного,  и  тот,  сильно  страдая  от  болей,  все  же  на¬
ходил  силы  подшучивать  над  своей  болезнью.  Но  как  ни
был  озабочен  мосье  Антомарки,  как  ни  крепился  больной,
роковой  конец  был  близок:  в  начале  мая  1821  года  импе¬
ратор  скончался.
 Спустя  несколько  недель  губернатор  Святой  Елены
отбыл  в  Европу,  где  его  ждали  почести,  награды  и  новое
назначение.  На  том  же  корабле  следовал  мосье  Антомар¬
ки,  который,  запершись  в  своей  каюте,  уже  не  бормотал
заумную  латынь,  а  очень  отчетливо,  хотя  и  гнусаво,  пел
скабрезные  провансальские  песни...
 Следствие  по  делу  о  смерти  Наполеона  Бонапарте,  ро¬
дившегося  15  августа  1769  года  на  острове  Корсика  и
скончавшегося  5  мая  1821  года  на  острове  Святой  Елены,
началось  в  английском  городе  Глазго  спустя  140  лет  после
кончины  императора.
 Впрочем,  английское  правительство  ничего  не  знало
о  начавшемся  расследовании.  Оставались  в  неведении  и
судебные  органы:  прокурор  не  возбуждал  подобного  дела,
и  ни  в  один  из  полицейских  участков  не  поступали  прось¬
бы  наследников  о  выяснении  обстоятельств  смерти  чело¬
века,  по  имени  Наполеон  Бонапарте.
 Могли  подозревать  что-то  лишь  хранители  музейных
коллекций.  Именно  они  получили  в  последнее  время  пись¬
ма,  текст  которых  весьма  озадачивал:  «Не  можете  ли  глу¬
бокоуважаемый  мистер  имя  рек  подарить  авторам  письма
несколько  волосков  императора  Наполеона  Бонапарте,
если,  разумеется,  таковые  хранятся  в  собраниях,  опе¬
каемых  почтенным  адресатом?  Искренне  Ваши  X.  Смит
и  С.  Форшуфвуд,  врачи  факультетской  клиники  Глазго».
Но  мало  ли  что  могут  коллекционировать  любители?
 Между  тем  Смит  и  Форшуфвуд  занялись  поисками  во¬
лос  Наполеона  всерьез.  После  того  как  из  всех  музеев
были  получены  отказы,  иногда  пространные,  иногда  су¬
хие,  иногда  иронические,  иногда  безразличные,  но  неиз¬
менно  вежливые,  врачи  решили  обратиться  к  верному
средству  —  газетным  объявлениям.  Чего  только  нельзя
заполучить  благодаря  газетным  объявлениям!  И  спустя
несколько  дней  счастливые  врачи  держали  в  руках  ред¬
кую  реликвию:  несколько  отлично  сохранившихся  во¬
лосков,  срезанных  с  головы  императора  через  два-три
часа  после  его  кончины.
 105

У  Смита  и  Форшуфвуда  имелись  все  основания  зани¬
маться  поисками  волос  Наполеона.  Они  недавно  закон¬
чили  исследование,  результаты  которого  показали:
мышьяк,  попавший  в  организм  человека,  накапливается
в  волосах.  Вот  почему  было  решено  использовать  это
обстоятельство  для  выяснения  причин  смерти  Наполеона.
 Ведь  версия  о  раке  желудка  давно  внушала  недове¬
рие.  Не  говоря  о  том,  что  рак  —  болезнь  не  наследствен¬
ная,  клиническая  картина,  описанная  приближенными  из
свиты  Наполеона,  говорила  скорее  не  о  раке,  а  о  самом
обычном  и  даже  не  очень  искусно  обставленном  отрав¬
лении.  Недаром  в  завещании,  продиктованном  за  неделю
до  смерти,  Наполеон  писал:  «Я  умираю  не  своей  смертью.
Меня  убила  английская  олигархия  и  ее  наемный  убийца».
Раньше  эти  слова  толковали  в  образном  их  смысле.  А  что,
если  император  говорил  буквально?
 В  прошлом  веке  было  уже  известно  достаточное  ко¬
личество  всевозможных  ядов,  но  самым  верным  и  самым
испытанным  оставался  древнейший  из  них:  мышьяк.  Да
и  некоторые  подробности,  приводимые  в  мемуарах,  за¬
ставляли  предполагать,  что  здесь  дело  не  обошлось  без
мышьяка.  Вот  почему  надлежало  определить,  содержится
ли  в  волосах  Наполеона  мышьяк.
 Волосы  были  переданы  специально  приехавшему
в  Англию  для  исследований  по  делу  Наполеона  швед¬
скому  физику  А.  Вассену.  А  спустя  несколько  дней
в  урановый  реактор  английского  атомного  исследователь¬
ского  центра  в  Харвелле  был  помещен  алюминиевый
цилиндр,  в  котором  находились  драгоценные  волоски.
Прошло  еще  три  дня  —  и  подтвердились  худшие  пред¬
положения.
 Да,  император  несомненно  был  отравлен.  Содержание
мышьяка  в  волосах  Наполеона  в  13  раз  (в  тринадцать!)
превышало  норму.  Похоже,  что  к  пище  английского
пленника  примешивали  дозы  яда,  способные  отправить
на  тот  свет  не  одного  здоровяка  гренадера.
 Оставалось,  правда,  неясным,  отравили  ли  императора
сразу  —  одной  большой  дозой  яда  —  или  давали  ему
мышьяк  малыми  порциями.  Но,  как  говорится,  если  ве¬
зет,  так  уж  везет.  Прослышав  о  сенсационном  заключе¬
нии,  в  Глазго  ближайшим  утренним  поездом  примчался
пожилой  англичанин.  Задыхаясь  от  волнения,  он  сообщил
 106

Смиту  и  Форшуфвуду,  что  в  их  семье,  переходя  от  одного
поколения  к  другому,  хранится  реликвия:  связка  волос
Наполеона,  остриженных  с  его  головы  совсем  незадолго
до  кончины.
 От  англичанина  не  потребовалось  большого  самопо¬
жертвования:  реликвия  осталась  почти  невредимой  —
было  взято  лишь  несколько  волосков,  но  и  этого  оказа¬
лось  более  чем  достаточным  для  вполне  четких  выводов.
Волоски  были  разрезаны  на  участки,  каждый  из  которых
соответствовал  двум  неделям  жизни  Наполеона.  Эти  от¬
резки  снова  были  помещены  в  реактор.  Результаты  иссле¬
дования  показали,  что  в  течение  последнего  года  жизни
император  регулярно  получал  равномерные  дозы  яда.
Мышьяк,  постепенно  накопляясь  в  организме,  стал
в  конце  концов  причиной  рокового  исхода.
 Кто  же  убил  Наполеона?  Кому  это  было  необходимо?
Многим,  слишком  многим!  Но  ведь  свидетелей  по  этому
делу  уже  не  допросишь.  А  то,  что  очень  весел  был  губер¬
натор  Гудсон  Лоу,  возвращаясь  в  Англию,  и  что  уж
слишком  громко  распевал  песни  в  своей  каюте  доктор
Антомарки,  этого  к  делу  не  подошьешь.  Мало  ли  чему
могли  радоваться  эти  господа.  Хорошей  погоде?  Отлич¬
ному  обеду?  Выигрышу  в  баккара?  Или...
 *  *  *
 Пока  читателю,  конечно,  еще  непонятно:  при  чем
здесь,  в  книге  о  радиоактивноети,  история  о  смерти
Наполеона?  Правда,  мельком  упоминался  ядерный
реактор.  Но  совершенно  неясно,  к  чему  он  и  как  с  его
помощью  можно  было  установить,  что  императора
отравили,  и  притом  именно  мышьяком.
 Вот  об  этом  мы  сейчас  поведем  разговор.
 *  *  *
 Попробую  сформулировать  один  закон.  Закон  этот
гласит:  чем  меньше  объект,  тем  больше  применяющийся
для  его  изучения  прибор.  Попытаюсь  обосновать  это  глу¬
бокомысленное  утверждение.
 Зайдем  в  лабораторию  биолога  и  попросим  его  пока¬
зать  нам  клетку,  живую  клетку.  Биолог  любезно  подвинет
 107

нам  обычный  школьный  микроскоп,  тот  самый  микроскоп,
что  размером  чуть  больше  пенала,  а  весит  от  силы  ки¬
лограмма  два,  никак  не  больше.
 Но  вот  микроскоп,  с  помощью  которого  исследуют
внутриклеточную  структуру  —  ядра,  хромосомы  и  другие
части  клетки.  Этот  прибор  уже  довольно  сложное  соору¬
жение  с  множеством  объективов,  какими-то  лампами  и
лампочками,  проводами  и  проводочками,  полками  и  полоч¬
ками.
 При  исследовании  вирусов  прибегают  уже  к  электрон¬
ному  микроскопу.  Занимает  этот  микроскоп  отдельную
комнату.  Для  получения  снимка  надо  затратить  несколь¬
ко  часов.  А  чтобы  научиться  работать  на  электронном
микроскопе,  следует  окончить  специальные  курсы.
 А  что  говорить  об  исследовании  вещества  в  физических
или  химических  лабораториях!  Здесь  наш  закон  оправды¬
вается  на  каждом  шагу.
 Чтобы  взвесить  грамм  вещества,  вполне  достаточно
обычных  весов,  например  аптечных  (таких,  какие  держит
в  правой  руке  богиня  правосудия  Фемида;  прибор,  как  по¬
нимаете,  несложный).
 Определить  точный  вес  крупинки  в  несколько  тысяч¬
ных  долей  грамма  —  задача  посложнее.  Для  этого  необхо¬
димы  аналитические  весы.  Такие  весы  —  сложное  соору¬
жение,  состоящее  из  нескольких  сот  деталей  и  покрытое
стеклянным  колпаком  (чтобы,  упаси  боже,  не  попала
пыль).
 Но  весы,  которыми  взвешивают  с  точностью  до  одной
миллионной  доли  грамма,  одними  размерами  походят  на
магазинный  холодильник.  Работа  с  ними  требует  таких
предосторожностей,  что  одно  перечисление  их  занимает
три  страницы  убористого  текста.
 А  как  обстоит  дело  с  определением  еще  меньших  коли¬
честв  веществ?  Ну,  скажем,  10“7  —10-10  до  л  ей  грамма.  Для
этого  служит  прибор,  называемый  масс-спектрографом.
Впрочем,  просто  прибором  его  назвать  неудобно.  Это  гро¬
мадная  установка,  которая,  даже  не  работая,  внушает  бла¬
гоговейное  почтение.  Но  когда  она  работает,  то  тогда...
 Тогда  вокруг  масс-спектрографа  мечутся  двое,  а  то  и
трое  операторов.  Они  прислуживают  ему  с  беззаветной
преданностью  и  самопожертвованием.  У  них  бездна  раз¬
личных  обязанностей.  Они  должны  накормить  масс-спек-
 408

трограф  электроэнерги¬
ей,  напоить  его  жидким
азотом,  одеть  в  глубо¬
кий  вакуум.  Но  при
этом  они  не  думают
 роптать  на  своего  «по¬
велителя».  Они  благодарны  ему  за  каждое  верное  число.
Ох  как  благодарны!  Это  я  знаю  точно:  сам  работал  на
масс-спектрографе  и  скажу,  что  эти  дни  отнюдь  не  самые
радостные  в  моей  жизни.
 Итак,  можно  считать,  что  закон,  сформулированный  в
начале  этого  раздела,  бесспорно  соблюдается.
 Вот  сейчас  мы  познакомимся  с  прибором,  с  помощью
которого  определяют  отдельные  атомы,  то  есть  совершенно
ничтожное  количество  вещества  —  приблизительно  в  10  ~21
грамма.  Очевидно,  что  дальше  идти  некуда.  Меньше  объ¬
ектов  быть  уже  не  может.  Посмотрим,  что  это  за  прибор.
 Стеклянная  трубка,  запаянная  с  обоих  концов.  Внутри
трубки  тоненькая-тоненькая  проволочка.  Впаянные  в  труб¬
ку  электроды.  Все  вместе  это  называется  счетчиком  радио¬
активного  излучения  Гейгера-Мюллера  и  является  блестя¬
щим  опровержением  столь  поспешно  сформулированного
мною  закона.
 Именно  этот  счетчик  позволяет  регистрировать  радио¬
активный  распад  одного  отдельного  (одного!)  атома.
Достигается  это  за  счет  очень  остроумного  приема.
 Нитка,  протянутая  вдоль  оси  счетчика,  присоединена
к  одному  из  электродов.  Другой  электрод  ни  к  чему  не
присоединен.  Упирается,  так  сказать,  в  пустоту.  Впрочем,
«в  пустоту»  —  сказано  не  совсем  верно.  Потому  что  в  счет¬
чике  отнюдь  не  пустота.  Заполнен  он  каким-либо  инерт¬
ным  газом,  например  аргоном,  к  которому  примешано  не¬
которое  количество  паров  спирта  или  йода.
 Чтобы  счетчик  мог  действовать,  к  его  электродам  под¬
водят  высокое  напряжение.  Кз  рисунка  видно,  что  разме¬
ры  каждого  из  электродов  сильно  разнятся;  один  из  них  —
довольно  солидная  по  размерам  металлическая  пластинка,
а  другой  —  тоню-ю-ю-сенькая  ниточка.  И  в  этом-то  разли¬
чии  вся  соль  счетчиков  Гейгера.  Потому  что  при  вклю¬
чении  счетчика  создаются  около  электродов  поля  неодно¬
родной  напряженности.
 Этот  скучный  термин  станет  абсолютно  понятным,  если
 109

вспомнить  то,  что  учили  в  школе.  Вокруг  каждого  заря¬
женного  предмета  создается  электрическое  поле.  Если
имеется  два  одинаково  заряженных  предмета  (а  электроды
в  счетчике  Гейгера,  как  очевидно,  заряжены  одинаково  —
только  один  положительно,  а  другой  отрицательно),  то  на¬
пряженность  электромагнитного  поля  (то  есть  густота  во¬
ображаемых  силовых  линий)  будет  больше  вокруг  того  из
этих  предметов,  который  меньше  по  размерам.
 Вот  почему  напряженность  электрического  ноля  во¬
круг  электрода-нити  во  много-много  раз  больше,  чем
вокруг  электрода-пластинки.  А  если  учесть,  что  напря¬
жение,  которое  подводится  к  счетчику,  весьма  солидное:
1000—2000  вольт,  то  станет  понятным,  что  напряженность
вокруг  нити  во  много  раз  больше,  чем  в  поле  самого  мощ¬
ного  из  электромагнитов,  когда-либо  существовавших  на
земле.
 Когда  в  счетчик  попадает  радиоактивный  снаряд,  вы¬
летевший  из  распадающегося  ядра  (альфа-,  бета-  или  гам¬
ма-частица),  то  он,  пролетев  стеклянную  ограду,  попадает
во  внутреннее  пространство  счетчика.  Здесь  на  своем  пути
частица  обязательно  повстречает  молекулу  газа  и  ионизи¬
рует  ее,  иными  словами  —  разобьет  на  две  части:  положи¬
тельную  и  отрицательную.
 Предположим,  что  электрод-нить  заряжен  положитель¬
но,  электрод-пластинка  —  отрицательно.  Тогда  образовав¬
шаяся  пара  ионов  поведет  себя  по-разному:  положи¬
тельный  ион  будет  притягиваться  пластинкой,  а  отри¬
цательный  —  нитью.  Но  напряженность  поля  у  пластинки
гораздо  меньше,  чем  у  нити.  Поэтому  положительный  ион
двинется  к  пластинке  с  неторопливостью  толстяка,  только
что  прикончившего  двойной  обед.  Зато  отрицательный  ион
ринется  к  нити  со  скоростью  курьерского  поезда.
 Сравнение  это  не  очень  правильное.  Потому  что  ион
этот  несется  к  нити  со  скоростью,  которая  превышает  ско¬
рость  поезда  раз...  в  50,  не  меньше.
 Представьте  себе  поезд,  несущийся  со  скоростью  кило¬
метра  в  секунду  и  сталкивающийся  при  этом  с  другим
поездом.  Говорите,  полетят  осколки?  Так  почему  же  по-
иному  должны  вести  себя  молекулы?
 Стремительно  летящий  к  нити  ион  на  своем  пути  стал¬
кивается  с  молекулами  газа  и  разбивает  их  при  этом  если
не  вдребезги,  то  по  крайней  мере  на  две  части:  положи-
 110

тельную  и  отрицательную.  При  этом  вновь  образовавшийся
положительный  ион  поплетется  к  пластинке,  а  отрицатель¬
ный  устремится  за  товарищем.
 Чем  ближе  к  нити,  тем  выше  скорость.  Поэтому  наша
дружная  пара  отрицательных  ионов  с  еще  большей  силой
врезается  в  подвернувшиеся  на  пути  молекулы  газа.  Обра¬
зуется  уже  четыре  иона.  Через  неуловимую  долю  секунды
их  уже  будет  восемь,  потом  шестнадцать,  а  затем  количе¬
ство  ионов  неумолимо  нарастает,  точно  так  же,  как  пше¬
ница  в  известной  легенде  о  пшеничных  зернах  и  шахмат¬
ной  доске.
 Вот  почему  к  нити  подходит  уже  солидная  компания
отрицательных  ионов  —  несколько  миллионов,  а  то  и  боль¬
ше.  При  столкновении  отрицательных  ионов  с  положитель¬
но  заряженной  нитью  происходит  разряд,  и  поскольку
количество  ионов,  повторяю,  весьма  велико,  то  этот  раз¬
ряд  может  быть  зафиксирован  особым  устройством.  Вот
и  все.
 Как  видим,  счетчик  Гейгера-Мюллера  устроен  просто,
но  очень  хитро:  один-единственный  ион  он  превращает
в  несколько  миллионов.  Вот  почему  этот  своеобразный
микроскоп  позволяет  регистрировать  распад  одного  отдель¬
ного  атома.
 Физика  и  химия  не  знают  другого  прибора,  который
был  бы  столь  же  простым  и  позволял  в  то  же  время  опре¬
делять  такой  ничтожный  эффект,  как  распад  отдельного
атома.
 Итак,  с  помощью  радиоактивности  можно  определить
то  наименьшее  количество  вещества,  меньше  которого  оно,
собственно  говоря,  уже  перестает  быть  веществом.  Послед¬
няя  фраза  походит  на  каламбур.  Но  если  вы  расщепите
атом,  то  это  будет  уже  не  тот  элемент,  который  вас  инте¬
ресовал,  а  совсем  другой.  Поэтому  химическим  пре¬
делом  вещества  является  именно  атом.  А  что  получается
дальше  —  это  уже  забота  физики.
 Но  вот  беда:  ведь  далеко  не  все  элементы  радиоактив¬
ны.  Предположим,  с  помощью  каких-либо  методов  измере¬
ния  радиоактивности  удается  определить  ничтожно  малые
количества  урана,  радия,  актиния.  Но  это  очень  малая
часть  всех  химических  элементов.  Что  же  делать  с  осталь¬
ными?

*  *  ♦
 Сейчас,  пожалуй,  не  найдешь  ни  одной  области  че¬
ловеческой  деятельности,  где  бы  не  приходилось
иметь  дело  с  химическим  анализом.  Анализируют
продукты,  прежде  чем  положить  их  в  котел  столовой;
анализируют  лекарства  в  аптеке,  прежде  чем  дать  их
больному;  анализируют  состав  бумаги,  прежде  чем
печатать  на  ней  книгу;  анализируют  воздух  в  шахте,
прежде  чем  разрешить  шахтерам  спуститься  под
землю.  Словом,  химический  анализ  часто,  если  не
всегда,  бывает  «прежде»  чего-либо,  предшествует
многим  технологическим  операциям.  И  поэтому  не¬
обходимо  проводить  его  очень  быстро.  И  еще
быстрей.
 *  *  *
 Журналисты  любят  изображать  пожилых  сталеваров
с  пожелтевшими  от  махры  усами.  Сталевары  эти  во  время
плавки  неторопливо  прохаживаются  около  мартена  и  лишь
под  самый  конец  ее,  приставив  к  глазам  темно-синее  стек¬
ло,  задумчиво  жуют  кончик  уса  и  величаво  машут  рукой:
дескать,  готово.  Бей  летку!
 Быть  может,  журналистам  и  кинооператорам  везет
больше,  чем  мне.  Вполне  это  допускаю.  Но  я  бывал  на  мно¬
гих  металлургических  заводах,  и  всегда  решающее  слово
о  готовности  металла  там  принадлежало  не  усатому  дядь¬
ке,  а,  как  правило,  молоденькой  лаборантке  из  химической
лаборатории.
 И  смею  заверить,  что  выдача  анализа  происходит  да¬
леко  не  так  безмятежно,  как  это  можно  было  представить.
Минут  за  пятнадцать  до  окончания  плавки  (вот  это  при¬
близительное  время  действительно  определяет  сталевар)
мастер  берет  пробу  расплавленного  металла  и  посылает
подручного  в  лабораторию.  Если  сталь  обычная,  то  хими¬
кам  требуется  определить  содержание  в  ней  двух-трех  эле¬
ментов.  На  это  у  них  уходит  не  пятнадцать  минут,  а  раза
в  два  больше.  Они  бы,  собственно  говоря,  работали  бы
дольше.  Но,  во-первых,  такого  уж  точного  анализа  стале¬
варам  не  требуется.  А  во-вторых,  поработай  тут  дольше,
если  подручный  топчется  у  дверей  лаборатории,  а  телефон
 112

на  столе  заведующей  надрывается  хриплым  звоном:  из
цеха  торопят  с  выдачей  данных.
 Но  теперь  все  чаще  и  чаще  выпускают  такие  сплавы,
качество  которых  контролируется  не  меньше,  чем  по  8—
10  элементам.  И  даже  по  12—15.  А  случается,  и  по  всем
двадцати.
 Вот  тогда  между  плавильщиками  и  химиками  начи¬
нают  разыгрываться  баталии,  в  сравнении  с  которыми
рыцарские  ристалища,  что  таким  мастером  описывать  был
Вальтер  Скотт,  показались  бы  детской  игрой  в  песочек.
Еще  бы!  До  тех  пор  пока  химики  не  выдадут  результатов
анализа,  нельзя  выпускать  металл.  И  это  не  капризы  ин¬
струкций.  Бывает,  что  по  анализу  сталевар  должен  в  са¬
мом  конце  плавки  добавить  килограмм-два  ниобия.  Не  сде¬
лаешь  этого  —  весь  сплав  идет  коту...  В  общем,  никуда
не  годится.
 Но  чаще  все  завершается  благополучно.  Химики  под¬
тверждают,  что  плавка  проведена  отлично.  Да,  но  прежде,
чем  выдан  анализ,  пришлось  час,  а  то  и  больше  держать
расплавленный  металл  в  печи.  За  это  время  можно  было
бы  новую  плавку  провести!  Что  думают  эти  бездельники-
химики!  Не  будь  их,  можно  было  бы  вдвое  —  ей-богу,  не
меньше  чем  вдвое  —  поднять  выпуск  металла.
 И  вот  в  один  прекрасный  день  сталеварский  гнев  вы¬
плескивается  через  край  и  по  требованию  мастеров  в  цехе
собирается  аутодафе,  то  есть  производственное  совещание.
Приглашают  главного  инженера,  главного  технолога  и
даже  зачем-то  главного  энергетика.  Словом,  собираются
устроить  химикам  побоище  по  первому  классу.
 Начинает  начальник  цеха.  Выразительно  размахивая
руками  и  бросая  гневные  взгляды  на  химиков  и  проси¬
тельные  на  главного  инженера,  он  говорит  с  надрывом  и
слезой:
 —  До  каких  пор  они  (выразительный  жест  в  сторону
химиков)  будут  срывать  программу?  До  каких  пор  (язви¬
тельно-язвительно)  товарищ  за-ве-ду-ющая  цеховой  хи-
ми-чес-кой  лабораторией  будет  держать  за  горло?  (Все
оборачиваются  и  осуждающе  смотрят  на  заведующую  лабо¬
раторией,  худенькую  девчушку,  окончившую  университет
в  прошлом  году  и  умудрившуюся  дотянуться  до  горла  са¬
мого  начальника  цеха,  дядьки  ростом  метр  восемьдесят
пять,  с  зычным  басом  и  шеей  с  воротником  под  сорок
 113

восьмой  размер).  Почему  все  берут  обязательства?  Но  все
стоит  на  месте.  Как  проводили  раньше  анализ  за  пол¬
часа  (делает  паузу  опытного  оратора),  так  теперь  про¬
водят  его  за  час!  За  час!..
 Все  негодующе  шумят.  Оратор  презрительно  смотрит
на  химиков  и  спускается  с  трибуны  тяжелой  походкой
оскорбленного  до  глубоких  недр  души  своей.
 — 	Ну-с,  послушаем  вас...  —  Тоном,  не  предвещающим
ничего  хорошего,  приглашает  главный  инженер  на  трибу¬
ну  заведующую  химической  лабораторией.
 — 	Так  ведь  раньше  надо  было  анализировать  по  трем
элементам,  —  выкрикивает  еще  по  пути  к  трибуне  заведу¬
ющая,  —  а  теперь  по  пятнадцати!  Что  же  я  могу  сделать,
если  реакции  не  хотят  идти  быстрее?  Я  же  не  бог!  Да  и  бог
бы  здесь  ничего  не  сделал.  А  товарищу  начальнику  цеха
надо  знать,  что  по  инструкции  анализ  на  пятнадцать  эле¬
ментов  надо  проводить  за  час  и  сорок  минут.  А  мы  управ¬
ляемся  за  час!
 — 	Выходит,  делать  нечего?  —  спрашивает  главный  ин¬
женер.  —  Выходит,  цех  так  и  будет  заваливать  программу?
 — 	Нет,  не  выходит!!!—внезапно  кричит  с  трибуны
обычно  кроткая  заведующая  химией.  —  Я  вам  уже  три
раза  писала  —  купите  радиоактивационный  анализатор!
Тогда  я  вам  не  за  час,  а  за  минуту  анализ  выдам!
 — 	Писать-то  вы  мне  писали,  —  смущается  главный,  —
но  об  одном  забыли  написать,  где  взять  денег  на  эту  вашу
игрушку.  Стоит  ведь  она  ого-го!  В  общем,  будем  закруг¬
ляться?
 — 	Нет  не  будем!  —  решительно  заявляет  начальник
цеха.  —  Что  это  еще  за  анализатор?  Пусть  нам  товарищ
заведующая  доложит.
 — 	Это  же  очень  просто.  Имеется  источник  нейтронов.
Нейтронами  облучают  образец,  который  необходимо  про¬
анализировать.  При  облучении  образуются  искусственные
радиоактивные  изотопы  тех  элементов,  которые  входят  в
состав  образца.  Чем  больше  металла  в  сплаве,  тем  больше
образуется  радиоактивного  изотопа.  Каждый  же  радио¬
активный  изотоп  испускает  лучи  определенной  энергии.
Вот  почему,  если  окружить  облученный  нейтронами  обра¬
зец  счетчиками  Гейгера,  каждый  из  которых  фиксирует
излучение  определенного  изотопа,  можно  легко  опреде¬
лить,  сколько  какого  элемента  находится  в  образце.
 114

— 	И  все  это  одну  мину¬
ту  занимает?  —  недоверчиво
спрашивает  главный.
 — 	И  ни  секундой  боль¬
ше!  —  гордо  отвечает  заве¬
дующая,  как  будто  она  сама
изобрела  радиоактивацион-
ный  анализатор.
 — 	Когда  же  письмишко
слать  будем,  Федор  Федоро¬
вич?  —  спрашивает  главного
начальник  цеха.
 — 	Завтра,  милый,  зав¬
тра!  Послал  бы  сегодня,  да
сам  видишь  —  вечер  на  дво¬
ре,  по  домам  пора.
 Как  видим,  конфликта
не  получилось.  Да  и  бог  с
ними,  с  конфликтами!  Конфликты  любят  лишь  драма¬
турги  —  им  это  нужно.  А  на  заводах  предпочитают  обхо¬
диться  без  них.
 Необходимо  заметить,  что  заведующая  химической  ла¬
бораторией,  совершенно  верно  изложив  принципы  радио-
активационного  анализа,  не  рассказала  о  всех  областях
его  применения.  Не  будем  ее  за  это  корить.  Перед  ней
стояла  определенная  цель  —  убедить  начальство  приобре¬
сти  современный  прибор.  Поздравим  ее  с  тем,  что  своего
она  добилась.  И  перейдем  к  другим  областям  применения
радиоактивационного  анализа.
 Не  все  ядра  в  одинаковой  степени  захватывают  нейтро¬
ны.  Вот  почему  при  облучении  равных  количеств  разных
элементов  одинаковым  потоком  нейтронов  образуются  со¬
вершенно  различные  количества  радиоактивных  атомов.
Эта  особенность  ядер  химических  элементов  используется
в...  Впрочем,  один  пример,  бывает,  стоит  десятка  страниц
обстоятельных  рассуждений.
 Вряд  ли  стоит  здесь  рассказывать  о  полупроводниках.
Уверен,  что  любой  читатель  без  моей  помощи  вспомнит
десятки  примеров  применения  полупроводников  в  быту,
технике  и  в  промышленности.
 Но  далеко  не  все  знают,  что  стоит  химикам  получить
материалы,  которые  могут  быть  использованы  для  полу-
 115

проводников.  Вот  хотя  бы  такой  распространенный  полу¬
проводниковый  материал,  как  германий.  Отличный  полу¬
проводник,  но  прибавьте  к  нему  ничтожную  примесь  не¬
которых  металлов  и  его  полупроводниковые  свойства  ста¬
нут  значительно  хуже,  а  то  и  вовсе  исчезнут.  Эти  примеси
«убивают»  полупроводник,  как  убивает  человека  циани¬
стый  калий.  Пример  этот  тем  более  уместен,  что  и  в  том  и
в  другом  случае  для  рокового  исхода  необходимо  очень
малое  количество  яда.
 Впрочем,  для  германия  «яда»  нужно  гораздо  меньше.
Человек  погибает  от  доз  цианистого  калия  весом  прибли¬
зительно  в  одну  десятую  долю  грамма.  Полупроводнико¬
вые  свойства  германия  «убивает»  примесь  сурьмы  в  два
атома  на...  тысячу  миллиардов  атомов  германия.
 Вот  и  приходится  химикам  выводить  «яды»-примеси  из
«организма»  полупроводника  —  германия.  Каждый  знает:
чтобы  обезвредить  врага,  надо  его  выследить.  Попробуйте
же  выследите  диверсанта,  если  он  затерялся  в  толпе
нескольких  миллиардов  честных  людей.  Думаю,  что  от
этих  заведомо  безуспешных  поисков  отказался  бы  сам
Шерлок  Холмс.
 Но  радиоактивационный  анализ  позволяет  любому  хи¬
мику  стать  куда  более  про¬
ницательным,  чем  прослав¬
ленному  английскому  детек¬
тиву.  Химик  при  этом  ис¬
пользует  различное  отноше¬
ние  германия  и  сурьмы  к
нейтронам.  В  то  время  как
германий  пропускает  мимо
себя  нейтроны,  испытывая  к
ним  глубокое  равнодушие,
сурьма  жадно  захватывает
каждый  нейтрон,  попавший
в  ее  владения.  Вот  почему
при  облучении  потоком  ней¬
тронов  образца  германия,  со¬
держащего  примесь  сурьмы,
преимущественно  радиоак¬
тивными  становятся  атомы
именно  примеси,  а  не  основ¬
ного  металла.

Если  же  некоторая  часть  германия  тоже  станет  радио¬
активной  —  не  беда.  Период  полураспада  образующегося
при  этом  искусственного  радиоактивного  изотопа  германия
немногим  больше  суток.  Искусственный  же  радиоактив¬
ный  изотоп  сурьмы  распадается  наполовину  почти  за
100  дней.  Можно  поэтому  выждать  день-другой,  пока  рас¬
падется  весь  радиоактивный  германий,  и  ничто  уж  не  по¬
мешает  измерить  радиоактивность  сурьмы.
 Вот  почему  при  облучении  нейтронами  самая  ничтож¬
ная  примесь  сурьмы  к  германию  выдаст  себя  с  неизбеж¬
ностью.  Ну,  а  если  враг  обнаружен,  половина  дела  сде¬
лана.
 Таким  образом,  выявляется  еще  одно  и,  пожалуй,  самое
важное  применение  радиоактивационного  анализа  —  его
необычайная  чувствительность,  превосходящая  все  иные
методы  анализа.  Ну,  а  чем  обусловлена  эта  чувствитель¬
ность,  читатель  знает  —  способность  счетчиков  Гейгера-
Мюллера  регистрировать  отдельные  радиоактивные  атомы.
 *  *  *
 Только  теперь  можно  вернуться  к  истории  болезни
и  смерти  Наполеона.  Только  теперь  можно  пояснить,
каким  образом  ядерный  реактор  позволил  выяснить
обстоятельства  преступления,  свершенного  на  ост¬
рове  Святой  Елены  почти  полтора  века  назад.  Впро¬
чем,  читатель,  наверное,  сам  уже  догадался.  Ну  ко¬
нечно,  радиоактивационный  анализ!
 *  *  *
 Если  мы  захотим  обозреть  средства,  которыми  пользо¬
вались  ученые  для  расщепления  атомных  ядер  на  заре
развития  атомной  физики,  то  можно  будет  только  дивиться
скудости  и  малоэффективности  этого  арсенала.  Альфа-
частица  (ядро  атома  гелия)  и  протон  (ядро  атома  водо¬
рода).  Вот  и  все.
 Быть  может,  в  моих  словах  не  содержится  достаточной
почтительности  к  испытанным  и  верным  солдатам  —  вете¬
ранам  ядерной  физики:  альфа-частице  и  протону.  Но,  по¬
лагаю,  они  меня  извинят.  Извинят,  потому  что  сами  при¬
знают  свою  малую  эффективность.
 117

В  самом  деле,  представим  себе,  как  происходит  обстрел
атомных  ядер  этими  снарядами.  Вот  летит  нацеленная
в  ядро  положительно  заряженная  альфа-частица.  Путь
к  ядру  преграждает  мощный  заслон  электронов:  вокруг
каждого  ядра  вращаются  электроны.  Альфа-частица  с  тру¬
дом  продирается  через  электронное  облако.  Каждый  из
электронов  хищно  урывает  свою  долю  энергии  движения
альфа-частицы.  Электроны  здесь  выступают  хищниками
поневоле,  ведь  они  не  виноваты,  что  их  заряд  противополо¬
жен  заряду  альфа-частицы  и  они  поэтому  притягивают
снаряд,  замедляя  его  скорость.
 Пройдя  через  преграду,  сооруженную  электронами,
альфа-частица  продолжает  свой  путь  к  ядру  уже  значи¬
тельно  менее  резко,  чем  прежде.  Однако  самые  неприят¬
ные  испытания  ей  еще  предстоят.  Подлетая  к  ядру,  альфа-
частица  замечает,  что  мишень  отталкивает  ее,  причем  тем
сильнее,  чем  ближе  снаряд  подлетает  к  ядру.  Отталкива¬
ние  это  может  быть  таким  сильным,  что  снаряд  подлетит
к  цели,  совершенно  потеряв  скорость,  и  ядерная  реакция
не  произойдет.  Более  того,  снаряд  может  развернуться  на
180°,  и  бедная  альфа-частица  полетит  в  обратном  направ¬
лении,  так  и  не  поняв,  в  чем  же  здесь  дело.  Конечно  же,
знай  она,  что  одноименные  заряды  отталкиваются,  она
восприняла  бы  случившееся  как  должное.
 Что  и  говорить,  не  могут  быть  хорошими  снаряды,  ко¬
торые,  подлетая  к  цели,  внезапно  разворачиваются  и  летят
обратно.  Не  сомневаюсь,  что  такие  снаряды  смутили  бы
даже  самого  отважного  артиллериста.  Но  физики  и  не  ду¬
мали  унывать.  Они  сконструировали  различные  ускорите¬
ли,  в  которых  ядерным  снарядам  придавалась  такая  ско¬
рость,  что  они  без  заметных  потерь  проходили  через  элек¬
тронное  облако  и  с  успехом  преодолевали  отталкивающее
действие  ядра.
 Здесь  не  место  описывать  эти  ускорители.  Читатель
без  труда  найдет  описание  ускорителей  в  любой  популяр¬
ной  книге,  посвященной  ядерной  физике,  а  в  таких  книгах
сегодня,  к  счастью,  недостатка  не  ощущается.  Уверен,  что
многие  из  читателей  знакомы  с  принципами  действия  та¬
ких  ускорителей,  как  бетатрон,  синхрофазотрон  и  другие.
 В  начале  30-х  годов  был  найден  чудесный  снаряд  для
ядерной  бомбардировки,  лишенный  всех  недостатков,  при¬
сущих  альфа-частице  и  протону,  —  нейтрон.  Не  обладая
 118

никаким  зарядом,  он  с  полным  равнодушием  проходит
через  рой  суетящихся  около  ядра  электронов,  невозмутимо
приближается  к  ядру  и  так  же  спокойно  падает  на  него,
увеличивая  его  массовое  число  на  единицу  и  не  изменяя
заряда.
 По-видимому,  я  все-таки  не  совсем  верно  описываю  по¬
ведение  нейтрона.  Чтобы  осуществилась  ядерная  реакция,
нейтрон  все  же  должен  двигаться  с  заметной  скоростью,
иначе  он  при  столкновении  не  останется  в  ядре,  а  отскочит
от  него,  подобно  теннисному  мячику.  Поэтому  нейтронам
тоже  нужно  сообщить  скорость,  и  притом  довольно  значи¬
тельную.  Значит,  и  нейтроны  необходимо  разгонять  в  уско¬
рит.  ..  Стоп,  нейтроны  ведь  в  ускорителях  не  разгонишь!
И  это  очевидно  каждому:  нейтроны  не  заряжены  и  поэто¬
му  не  реагируют  на  изменения  внешнего  электрического
поля.
 Вот  почему  физики  должны  были  изыскивать  иные  спо¬
собы  ускорения  нейтронов.  Первый  из  них  был  найден
сразу.  Я  бы  назвал  этот  способ  бильярдным.  Не  претен¬
дую,  чтобы  это  обозначение  вошло  в  учебники,  но  суть
дела  оно  все-таки  передает.
 Берут  какой-либо  естественный  радиоактивный  эле¬
мент,  испускающий  альфа-частицы  (например,  радий  или
полоний),  и  сплавляют  его  с  бериллием  —  элементом,  ядра
атомов  которого  богаты  нейтронами.  Альфа-частицы,  уда¬
ряясь  о  ядра  бериллия  (а  вылетают  альфа-частицы  из  ядра
со  скоростью  приблизительно  15  тысяч  километров  в  се¬
кунду  —  об  этом  уже  писалось  в  одной  из  предыдущих
глав),  выбивают  из  них  нейтроны,  которые  при  этом  так¬
же  приобретают  солидную  скорость.
 Но  много  ли  нейтронов  можно  получить  таким  спосо¬
бом?  Очень  мало.  Радий  —  элемент  редкий,  полоний  —  и
того  реже.  Для  лабораторных  экспериментов  такой  источ¬
ник  подойдет,  но  для  промышленного  получения  радио¬
активных  изотопов,  конечно  же,  нет.
 Вот  почему  так  обрадовались  химики  появлению  ядер-
ных  реакторов.  При  распаде  каждого  ядра  атома  урана
в  реакторе  высвобождается  несколько  нейтронов.  Поэтому
внутренний  объем  реактора  пронизан  нейтронами.  Даже
в  небольших  по  размеру  реакторах  через  квадратный  сан¬
тиметр  проходят  за  секунду  десятки  миллиардов  нейтро¬
нов.
 119

Достаточно  поместить  в  реактор  какой-либо  элемент,
как  в  большинстве  случаев  образуется  искусственный  ра¬
диоактивный  изотоп  этого  элемента.  Вот  почему  для  вы¬
яснения  обстоятельств  смерти  Наполеона  потребовалось
прибегнуть  к  содействию  ядерного  реактора.  Радиоактива-
ционный  анализ  в  данном  случае  оказался  более  чем
уместным.
 Ведь  это  только  так  говорится:  «мышьяк  накапливает¬
ся  в  волосах».  О  «накоплении»  здесь  можно  вести  речь
лишь  в  том  смысле,  что  в  волосах  человека,  отравленного
мышьяком,  этого  элемента  больше,  чем  в  волосах  человека,
не  вкусившего  этого  сомнительного  «лакомства».  А  всего
в  волосах  пострадавшего  мышьяка,  быть  может,  одна  мил¬
лионная  доля  процента,  а  скорее  всего,  еще  меньше.
 Но  такое  малое  содержание  элемента  —  не  помеха  ра-
диоактивационному  анализу  —  ему  доступны  еще  меньшие
количества  анализируемых  элементов.  Ни  один  из  извест¬
ных  современной  химии  методов  анализа  в  этом  смысле
не  может  составить  радиоактивационному  анализу  даже
приблизительной  конкуренции.
 Заканчивая  рассказ  о  Наполеоне,  а  заодно  о  радиоакти-
вационном  анализе,  который,  как  вы  понимаете,  в  этом
рассказе  и  является  главным  героем,  необходимо  упомя¬
нуть  о  том,  как  же  осуществляется  этот  анализ  на  заводах,
в  цехах,  лабораториях.  Вопрос  не  праздный.  Ведь  не  ста¬
нешь  строить  ядерный  реактор  на  каждом  заводе!
 Но,  к  счастью,  в  этом  нет  необходимости.  Потому  что
недавно  (сравнительно,  конечно)  появился  новый,  третий
метод  добычи  нейтронов.  Это  особые  лампы,  заполненные
тритием  —  сверхтяжелым  изотопом  водорода  с  массовым
числом  3.  Понятно,  что  в  ядрах  трития  имеется  явный  из¬
быток  нейтронов  (ядро  атома  водорода  вообще  состоит  из
одного  протона;  в  тяжелом  водороде  —  дейтерии  —  на  каж¬
дый  протон  приходится  по  одному  нейтрону,  а  в  тритии
на  один  протон  —  по  два  нейтрона).  Вот  почему,  если  разо¬
гнать  ион  трития  в  магнитном  поле,  а  затем  направить  его
на  какую-либо  преграду,  то  при  последующем  соударении
из  трития,  как  семечки  из  спелого  арбуза,  брызнут  ней¬
троны.
 Тритиевые  лампы  невелики,  а  главное,  недороги  и  про¬
сты  в  обращении,  а  для  широкого  распространения  их  в
промышленности  —  это  обстоятельство  немаловажное.
 120

От  выявления  причин  смерти  Наполеона  до  анализа
полупроводников  —  таков  диапазон  применения  радиоак-
тивационного  анализа.  Удивительно?  Ничуть.  Уверен,  что
очень  скоро  этот  сверхчувствительный  метод  анализа  рас¬
кроет  нам  куда  более  диковинные  вещи.
 *  *  *
 Меченые  атомы  —  об  этом  можно  написать  от¬
дельную  книгу.  Собственно,  такие  книги  уже  напи¬
саны.  И  не  одна,  а  несколько  десятков.  Очень  жаль,
что  я  не  могу  отослать  читателей  к  этим  книгам:  все
они  адресованы  специалистам.  Но  и  из  того  малого,
что  я  сейчас  расскажу,  станет  очевидным,  что  с  при¬
ходом  меченых  атомов  наука  обогатилась  мощней¬
шим  средством  исследования.
 *  *  *
 Пожилые  профессора,  понаторевшие  во  всякого  рода
заседаниях  и  дискуссиях,  знали:  если  начинается  спор
о  реакции  этерификации,  можно  уходить.  Вот  почему,  ког¬
да  после  очередного  научного  доклада  кто-нибудь  из  со¬
трудников  произносил  сакраментальное  выражение  «меха¬
низм  реакции  этерификации»,  добрая  половина  аудитории
покидала  свои  места  и  направлялась  к  выходу.  При  этом
на  лицах  выходящих  было  написано:  «И  охота  же  людям
терять  время  попусту!»
 Да,  пожилые  профессора  были  умудрены  жизненным
опытом.  Они  знали,  что  вот  эти  самые  молодые  люди,  кото¬
рые  спорят  сейчас  у  доски,  невежливо  выхватывая  друг
у  друга  мел,  разойдутся  часа  через  три  охрипнувшие.
А  решение  вопроса  так  и  останется  за  семью  замками.
Добро  бы  еще  за  семью!  С  семью  замками  можно  спра¬
виться:  к  иным  подобрать  ключ,  к  другим  —  отмычки,
третьи  и  вовсе  сломать.  А  здесь  этих  замков  штук  сто  —
не  меньше.  А  то  и  все  тысячу.  Нет,  уж  лучше  держаться
подальше  от  этой  реакции  этерификации.
 Самым  обидным  было,  что  скептики  оказывались  неиз¬
менно  правыми.  Спустя  три  часа  участники  очередной
дискуссии  расходились  злые.  Злые  на  оппонентов,  на  са¬
мих  себя,  на  природу,  которая,  казалось,  не  оставила  ни
 121

одной,  даже  самой  ничтожной  лазейки,  чтобы  разобраться
в  механизме  реакции  этерификации.
 И  если  бы  тайна  была  как  тайна.  Скажем,  как  Тун¬
гусский  метеорит,  каналы  на  Марсе  или  чудовище  в  шот¬
ландском  озере  Лох-Несс.  Так  нет  же,  реакция,  подобная
тысяче  своих  подруг.  И  все-таки  загадочная.
 Тут  придется  от  полунамеков  перейти  к  существу  дела.
Придется  написать  химическую  реакцию.  Даже  две.  А  чи¬
татель  пусть  поразмыслит  над  этими  уравнениями.  Потому
что  это  все-таки  научно-популярная  книга,  а  не  «Похожде¬
ния  Нила  Кручинина».
 Вот  она,  эта  реакция  этерификации.  Собственно,  реак¬
ций  этерификации  может  быть  великое  множество.  Взаи¬
модействия  любого  спирта  с  любой  кислотой  —  реакция
этерификации.  Ну,  например,  метилового  спирта  с  уксус¬
ной  кислотой:
 СН8ОН  +  НООССНз  =  СН3ООССН3  +  Н20.
 Вот  и  вся  реакция.  Взаимодействует  спирт  с  кислотой,
образуется  эфир  и  вода.  Просто?  Как  смотреть.  Внешне
оно  как  будто  бы  и  просто.  А  если  посмотреть  поглубже,
то!..
 Если  посмотреть  поглубже,  то  оказывается,  что  реак¬
ция  этерификации  может  идти  двумя  путями:
 Первый:
 СН3!ОН  +  Н100ССН.  =  СНаООССНз  +  Н20.
 Второй:
 СН30|Н  +  нб|ОССН3  =  СНвООССНз  +  Н,0.
 Кто  говорит,  что  разницы  нет?  Разница  есть,  и  боль¬
шая.  Если  этерификация  идет  первым  путем,  кислород
в  образующейся  в  результате  реакции  воде  произошел  из
спирта.  Если  же  реакция  идет  по  второй  схеме,  кислород,
который  сейчас  находится  в  воде,  раньше  был  не  в  спирте,
а  в  кислоте.
 Прошу  поверить  мне  на  слово,  что  для  химиков  это
различие  было  преисполнено  глубокого  смысла.  Потому
что  многие  важные,  очень  важные  проблемы  теоретиче¬
ской  химии  решались  совершенно  по-разному  в  зависи¬
мости  от  того,  какая  из  этих  двух  схем  верна.
 122

Но  вот  какая  именно  справедлива  —  этого  никто  не
мог  сказать.
 В  самом  деле,  как  определить,  где  находился  прежде
кислород  воды  —  в  спирте  или  в  кислоте.  Ведь  кислород
что  в  спирте,  что  в  кислоте  одинаков.  Один  и  тот  же  поряд¬
ковый  номер,  одно  и  то  же  число  абсолютно  одинаковых
электронов  на  абсолютно  тождественных  орбитах.
 Теперь  понятно,  почему  хрипли  в  безнадежных  спорах
химики,  тратя  попусту  мел  и  время?  Теперь  понятно,  по¬
чему  сокрушенно  машут  рукой  пожилые  профессора,  про¬
бираясь  к  выходу?  Пойдем  за  ними  и  мы.  Чего  нам  терять
время  с  этими  чудаками!
 Впрочем,  задержимся  на  некоторое  время.  Может  быть,
что-то  придумаем?
 Вспомнилось  мне  одно  незначительное  событие,  о  кото¬
ром  все-таки  уместно  здесь  рассказать.
 Я  разыскивал  квартиру  своего  приятеля,  который  стал
новоселом  в  новом  доме  на  Юго-Западе  Москвы.  Дом
найти  оказалось  делом  нетрудным.  Да  и  чего  там  труд¬
ного:  микрорайон  такой-то,  квартал  такой-то,  улица  та¬
кая-то,  дом  28-а,  корпус  Б,  секция  4,  квартира  18.  Корот¬
ко  и  ясно.  Нашел  я  микрорайон,  квартал,  улицу,  дом  и
увидел  весьма  загадочную  картинку.  Собственно,  это  была
не  картинка,  а  очень  много  картинок.  И  были  на  них
изображены  не  загадочные,  а  вполне  конкретные  вещи.
Висели  эти  картинки  над  каждым  из  24  подъездов  этого
дома  и  изображали  животных  (слона,  тигра,  гуся  и  муху),
растения  (подсолнух,  василек  и  еще  что-то),  графин
с  рюмками,  глобус.  Над  последним,  24-м  подъездом  висел
вырванный  из  атласа  доисторических  животных  сабле¬
зубый  тигр.
 — 	Что  это  за  галерея  у  вас?  —  поинтересовался  я  у
старушки,  которая  пристально  следила  за  своим  внуком,
возводящим  песчаный  небоскреб.
 — 	Это  еще  какая?  —  охотно  откликнулась  бабка.  —
Вот  эта,  что  ли?..  Так  это,  милый,  для  детей  понавесили.
Для  них.  Посуди  сам:  выйдет  на  двор  поиграть,  надо  ему,
сердечному,  быстро  домой  бежать  поесть  аль  по  скорой
надобности,  а  куда  ему  податься,  он  и  не  знает.  Все
подъезды,  как  маковые  росинки,  на  одно  лицо.  Читать
же  оно,  дите,  не  научено.  Вот  мы  и  развесили.  Теперь
детям  раздолье.  Все  известно:  кому  груша,  кому  сирень,
 123

а  кому  вон  то  страшилище.  Сколько  прошу:  смените,  все
не  соберутся.  Л  мне  что?  Я  не  с  двадцать  четвертого,  а
с  тринадцатого  подъезда.  С  тринадцатого,  понимаешь?
А  ведь  не  хотела  в  тринадцатый  ехать,  число,  вишь,  не¬
подходящее.  ..
 Но  тут  я,  поблагодарив  старушку,  распрощался  с  ней
и  пошел  к  своему  другу.
 История,  конечно,  поучительная.  Если  хитроумные
жильцы  сумели  пометить  совершенно  одинаковые  подъ¬
езды,  неужели  химики  уступят  им  в  смекалке?!
 Сокрушался  я  зря.  Химики  придумали,  как  пометить
совершенно  одинаковые  атомы.  И  сделали  это,  кстати,
с  неменьшим  успехом,  чем  находчивые  жильцы  дома  28-а.
 Вот  два  изотопа  одного  и  того  же  элемента.  Раз  один
и  тот  же  элемент  —  значит,  один  и  тот  же  заряд  ядра
атома,  следовательно,  одинаковое  количество  протонов
(различно  у  них  количество  нейтронов  —  вот  почему  изо¬
топы  имеют  разный  атомный  вес).  Одинаково  количество
протонов  —  одинаково  и  количество  вращающихся  вокруг
ядра  электронов.  Именно  электроны  определяют  хими¬
ческие  свойства  элемента.  Вот  почему  изотопы  одного
и  того  же  элемента,  различаясь  по  физическим  свойст¬
вам,  неразличимы  в  химическом  отношении.  Это  решает
все.
 Решало  это  все  и  в  нашем  примере.  Поступили  очень
просто.  Для  реакции  этерификации  взяли  спирт,  в  со¬
став  которого  входил  не  обычный  кислород  с  атомным
весом  16,  а  тяжелый  изотоп  кислорода,  имеющий  атом¬
ный  вес  18.  Изотоп  этот  является  природным,  но  содер¬
жится  он  в  качестве  примеси  к  кислороду  воздуха  или
воды  в  ничтожнейших  количествах.  Вот  почему,  до  того
как  ввести  кислород  «в  игру»,  необходимо  было  его  прежде
сконцентрировать.  Как  это  делали,  разговор  особый  и
в  данном  случае  для  нас  второстепенный.
 Была  проведена  реакция.  Затем  разделили  образовав¬
шиеся  в  результате  реакции  уксуснометиловый  эфир  и
воду  и  определили,  в  каком  из  этих  соединений  находится
тяжелый  кислород.  Оказалось,  что  в  эфире.  Этого  было
достаточно.  Даже  более  чем  достаточно.
 То,  что  не  могло  быть  решено  часами  громких  споров,
то,  чему  не  могли  помочь  многодневные  размышления,
размышления  мучительные  и  безысходные,  когда  во  рту
 124

горько  от  выкуренных  за  ночь  сигарет,  а  на  душе  от
сознания,  что  дело  не  продвинулось  ни  на  йоту,  —  все
это  решил  изотоп  кислорода.
 Оказывается,  реакция  идет  по  второму  из  предполо¬
женных  вариантов.  В  самом  деле,  только  этот  вариант
приводит  к  появлению  в  эфире  тяжелого  кислорода,  ко¬
торый  прежде  содержался  в  спирте.
 *  *  *
 Просто?  Еще  бы!  Но  не  прост  был  путь  к  откры¬
тию  изотопии.  А  возможность  выделения,  концентри¬
рования  изотопов  далась  ученым  еще  с  большим  тру¬
дом.  Вот  почему  не  надо  забывать,  что  истинными
авторами  разнообразных  изотопных  методов  явля¬
ются  те  исследователи,  которые  разработали  методы
получения  стабильных  и  радиоактивных  изотопов.
Именно  благодаря  им  вошел  в  современную  науку
и  стал  одним  из  ее  самых  мощных  орудий  метод  ме¬
ченых  атомов,  пример  применения  которого  только
что  был  изложен  и  о  котором  пойдет  речь  дальше.
 *  *  *
 Вот  молекула  йода:  1г.  А  это  какое-нибудь  соединение
йода  —  скажем,  йодистый  калий:  Ш.  Спрашивается,  мо¬
жет  ли  атом  йода  из  молекулы  переходить  в  молекулу
12,  в  то  время  как  атом  того  же  йода  из  йодистого  калия
будет  перемещаться  в  молекулу  Проблема  эта  для
химиков  представляет  очень  большой  интерес.  Но  вот  как
решить  ее?
 Предположим,  что  молекулы  и  Ш  обмениваются
атомами  йода.  Скажется  ли  это  на  свойствах  смеси?  Не
надо  быть  поседевшим  в  научных  трудах  профессором,
чтобы  ответить  на  этот  вопрос  отрицательно.
 В  самом  деле.  Вот  смесь  и  Ш.  Происходит  в  ней
обмен  или  нет,  смесь  все  равно  останется  той  же  самой,
с  точно  такими  же  свойствами.  Удивительного  в  этом  ни¬
чего  нет.  Вот  если  бы  при  обмене  свойства  смеси  изменя¬
лись,  это  было  бы  удивительно.  А  как  же  может  быть
иначе?  Соединен  ли  калий  со  «своим»  атомом  йода  или
с  тем  атомом,  который  прежде  входил  в  состав  молекулы
 125

1г,  какая  ему  разница:
ведь  два  атома  одного  и
того  же  элемента  абсолют¬
но  неразличимы.  То  же
можно  сказать  о  моле¬
куле  ]2.
 Понятно  теперь,  что  ни
один  самый  изощренней¬
ший  метод  физического
или  химического  экспери¬
мента  здесь  не  поможет.
А  вот  с  помощью  искус¬
ственного  радиоактивного
изотопа  йода  ответ  на
поставленный  вопрос  мож¬
но  получить  за  полчаса
не  очень  напряженной  ра¬
боты.  Как  проводить  опыт,
очевидно.  Для  этого  надо  взять  молекулярный  йод,  мечен¬
ный  радиоактивным  йодом,  и  смешать  его  с  обычным  йоди¬
стым  калием.  Потом  смесь  снова  разделяют  на  отдельные
соединения  (для  этого  можно  смесь  нагреть  —  тогда  легко
улетучивается  молекулярный  йод).
 Опыт  показал,  что  достаточно  хотя  бы  на  несколько
секунд  смешать  йод  и  йодистый  калий,  чтобы  между
ними  полностью  прошла  реакция  обмена,  которая  с  по¬
мощью  значков-меток,  обозначающих  радиоактивные  ато¬
мы,  запишется  вот  так:
 #  *  *  *  *
 I  -  \  +  К]  =  ]  -  ]  +  К].
 Изотопы  —  меченые  атомы  —  открыли  для  химиков
новый  обширный  мир  обменных  реакций.  О  существова¬
нии  этого  мира  химики  раньше  могли  лишь  догадываться.
Но  дороги  в  него  не  было  и  быть,  как  теперь  понятно,  не
могло.  Зато  разработка  методов  получения  и  концентри¬
рования  искусственных  радиоактивных  изотопов  стала
отлично  вымощенной  дорогой  в  мир  обменных  реакций,  —
дорогой,  на  которой  путника  ожидают  комфорт  и  раду¬
шие,  а  главное,  неожиданные  и  всегда  важные  открытия.
 Повторяю  еще  раз:  одно  перечисление  тех  областей,
где  находят  применение  меченые  атомы,  заняло  бы  не-
 126

сколько  страниц  этой  книги.  Поэтому,  конечно,  не  прихо¬
дится  предполагать,  что  нам  удастся  рассказать  о  всех
них.  Но  о  том,  как  меченые  атомы  помогают  исследо¬
вать  явления  диффузии,  не  рассказать  нельзя.
 Слово  «диффузия»  выглядит  очень  учено.  Но  явле¬
ние  это  в  практике,  в  быту  встречается  на  каждом  шагу.
Открыли  в  одном  углу  комнаты  флакон  духов,  а  через
несколько  секунд  их  запах  ощущается  в  противополож¬
ном  углу  —  это  диффузия:  молекулы  душистого  вещества
сами  собой  просочились  через  молекулы  воздуха  и  до¬
стигли  вашего  носа.
 Пустите  в  воду  каплю  чернил.  Спустя  некоторое  время
даже  без  перемешивания  вода  станет  одинаково  синей.
Вследствие  диффузии  молекулы  красителя  равномерно
распределились  по  всему  объему  воды.
 Плотно  прижмите  друг  к  другу  два  металлических
слитка  —  скажем,  из  золота  и  серебра.  Если  полгода
спустя  исследовать  поверхности,  которыми  эти  слитки
были  прижаты  друг  к  другу,  то  окажется,  что  в  слиток
серебра  проникли  атомы  золота,  а  в  слиток  золота  —
атомы  серебра.  Это  тоже  диффузия.
 Конечно,  с  диффузией  сталкивались  все.  Но,  быть  мо¬
жет,  подобно  мольеровскому  герою,  который  был  страшно
удивлен,  узнав,  что  всю  жизнь  говорил  прозой,  не  знали,
как  это  называется.
 Не  будем  сейчас  говорить  о  том,  легко  или  трудно
изучать  диффузию.  Во  всяком  случае,  современная  анали¬
тическая  химия  позволяет  без  труда  установить,  появи¬
лась  ли  в  золоте  примесь  серебра,  которой  там  прежде  не
было,  и  проникли  ли  в  серебро  частицы  золота.
 Но  если  поставить  вопрос  таким  образом:  происходит
ли  явление  диффузии  какого-либо  вещества  «в  самого
себя»?  Не  фокус  обнаружить  диффузию  золота  в  се¬
ребро  или  серебра  в  золото.  А  вот  если  приставить  друг
к  другу  два  золотых  слитка,  то  будут  ли  атомы  золота  из
слитка  №  1  проникать  в  слиток  №  2,  а  из  слитка  №  2  —
в  №  1?
 Вопрос  совсем  не  праздный.  Существует  ли  явление
самодиффузии  (так  оно  и  называется)?  Это  интересовало
очень  многих  физиков  и  химиков.  Но,  так  же  как  и
в  случае  обменных  реакций,  прежде  не  существовало
никаких,  абсолютно  никаких  методов,  с  помощью  кото-

рых  можно  было  бы  доказать
или  опровергнуть  существо¬
вание  самодиффузии.
 Не  буду  рассказывать  о
спорах  вокруг  этой  пробле¬
мы.  Читатель  уже  привык
к  тому,  что  ответ  ни  на  один
научный  вопрос  не  рождает¬
ся  легко.  Были  споры  и  здесь.
И  очень  даже  ожесточенные.
Одна  сторона  утверждала,
что  самодиффузии  должна
происходить,  потому  что,  де¬
скать,  какая  разница:  сра¬
 щиваем  мы  поверхности  двух  различных  металлов  или
разных.  И  тут  и  там  атомы  движутся.  А  раз  так  —  само-
диффузия  должна  протекать.  Убедительно?  Убедительно.
 Но  оппоненты  не  менее  резонно  возражали  им:  если
вы  соедините  два  сосуда  с  одинаковым  уровнем  жидкости,
в  них  будет  перетекать  жидкость  из  одного  сосуда  в  дру¬
гой?  Нет.  Если  вы  соедините  два  заряженных  тела  с  оди¬
наковыми  потенциалами,  возникнет  ли  в  такой  цепи  ток?
Нет.  Так  почему  же  должны  переходить  атомы  из  одного
объема  какого-либо  вещества  в  другой  объем  этого  же
вещества?
 Поверьте,  что  споры  велись  с  куда  более  обстоятель¬
ной  аргументацией,  в  которой  фигурировали  многоэтаж¬
ные  формулы  и  такие  замысловатые  термины,  смысл
которых  я  не  взялся  бы  расшифровывать  здесь.  Но  уче¬
ные  выражения  ничуть  не  помогли  сторонам  найти  исти¬
ну.  И  нет  ни  малейшего  сомнения,  что  эта  дискуссия
продолжалась  бы  по  сегодняшний  день,  что  морями  чер¬
нил  были  бы  исписаны  Эльбрусы  бумаги,  но  проблема
была  бы  там  же,  где  тот  день,  когда  родился  вопрос:
а  протекает  ли  самодиффузия?  Да,  это  было  бы  именно
так,  не  появись  возможность  использовать  радиоактивные
изотопы.
 Думаю,  не  стоит  пояснять,  каким  именно  образом  ока¬
залось  возможным  применить  здесь  радиоизотопы.  Понят¬
но  и  так.  Взяли  два  бруска,  изготовленных  из  одного  и
того  же  металла:  один  обычный,  а  второй  —  с  примесью
радиоактивного  изотопа.  Спустя  некоторое  время  в  не-
 128

радиоактивном  бруске  были  обнаружены  радиоактивные
атомы.  Всё.  Больше  ничего  не  надо  для  решения  вопроса
о  самодиффузии.  Есть  вопросы?..  Нет?  Ну,  так  пошли
дальше.
 —  Стоп!  —  скажут  иные  из  читателей.—  Есть  вопросы.
Вводили  вы  в  проблему  самодиффузии  почти  целую  стра¬
ницу.  Пространно  рассказывали  о  спорах,  которые  велись
вокруг  этой  проблемы,  а  как  дошло  дело  до  рассказа
о  том,  как  именно  решена  была  эта  проблема,  так  на¬
писали  две  строчки  —  и  все!
 А  чего  же  больше?  Ведь  в  том  и  преимущество  метода
меченых  атомов,  что  они  позволяют  за  несколько  часов
решить  ту  проблему,  разгадка  которой  искалась  порой
десятилетиями.
 *  *  *
 Моя  дочка,  солидная  ученица  первого  класса,
когда  я  пытаюсь  втолковать,  что  было  время,  когда
люди  обходились  без  телевизоров  и  даже  —  страшно
подумать!  —  без  радио,  весело  смеется:  дескать,
охота  отцу  рассказывать  небылицы.  Скажет  такое:
без  телевизоров!  Не  понимает  этого  моя  Лена.  Не
понимает,  и  все!
 Сегодня  химики  не  могут  представить  свое  сущест¬
вование  без  метода  меченых  атомов.  Как  они  могли
бы  определять  механизмы  химических  реакций?  Как
можно  было  бы  изучать  реакции  обмена?  Самодиф-
фузию?  И  еще  десятки  других  вещей,  без  которых
сейчас  химия  не  может  называться  химией.
 Нет,  в  самом  деле,  как  могли  химики  раньше  об¬
ходиться  без  метода  меченых  атомов.  Я,  например,
этого  не  понимаю.  Не  понимаю,  и  все!
 *  *  *
 Стоит  ли  доказывать,  что  растворимость  веществ
в  воде  является  их  важнейшей  характеристикой.  Думаю,
что  здесь  пояснения  излишни.  Да  и  как  иначе,  если  на
последней  странице  школьных  тетрадей  печатают  либо
таблицу  умножения  —  для  младших  школьников,  либо
таблицу  растворимости  —  для  тех,  кто  постарше  и  уже
начал  изучать  химию.
 129

Правда,  в  школе  не  особенно  углубляются  в  проблемы
растворимости.  Стоит  в  таблице  «  +  »,  значит,  все  в  по¬
рядке—  вещество  растворяется;  «—»—вещество  не  рас¬
творяется.
 Но  на  первой  же  лекции  по  химии  в  институте  сту¬
дент-первокурсник  слышит  от  профессора,  что,  оказы¬
вается,  совершенно  нерастворимых  веществ  нет.  Есть
вещества,  которые  растворяются  хорошо,  есть  раствори¬
мые  похуже,  совсем  плохо,  очень  плохо,  очень-очень
плохо,  ничтожно,  крайне  ничтожно,  исчезающе  мало.
 Не  надо  быть  специалистом,  чтобы  догадаться:  хими¬
кам  эти  полулирические  определения  («мало»,  «плохо»,
«очень  плохо»)  ни  к  чему.  Химикам  нужны  точные
числа.  Необходимо  знать,  сколько  именно.  Число  нужно
знать,  число!
 Вот  почему  в  любом  справочнике  химика  одной  из
первых  следует  таблица  растворимости.  По  внешнему
виду  таблица  как  таблица.  Слева  —  колонка  с  формулами
соединений,  справа  —  значения  растворимостей.  Но  если
разобраться  поглубже,  то...
 Вот  хотя  бы  всем  известное  своей  нерастворимостью
вещество  —  сернокислый  барий  (помните,  по  учебнику
химии,  осадок  этого  соединения  немедленно  выпадает,
если  слить  растворы  хлористого  бария  и  серной  кислоты).
Действительно,  в  таблице  написано,  что  растворимость
этого  вещества  составляет  двадцать  пять  десятитысяч¬
ных  долей  грамма  в  литре  воды.  Мало?  Не  говорите
так,  потому  что  сейчас  мы  подберем  примеры  повырази¬
тельнее.
 Гидроокись  цинка  —  растворимость  в  литре  воды
3-10~7  грамма  (три  десятимиллионных  доли  грамма).
Предел?  Ничуть.  Сульфид  свинца  —  растворимость  10  -15
грамма  в  литре.  Сульфид  меди  —  10  ~27  грамма.  Сульфид
ртути  —  10  ~19  грамма.
 Возьмем  сравнительно  неплохо  растворимое  из  пере¬
численных  веществ  —  гидроокись  цинка.  Представьте
себе,  что  вы  химик  и  что  перед  вами  поставили  задачу
определить  растворимость  этого  вещества.  Как  опреде¬
ляют  растворимость?  Известно  как:  берут  какой-либо
объем  раствора  и  упаривают  его  досуха,  а  оставшийся
твердый  осадок  взвешивают.
 Значит,  можно  взять  литр  раствора  гидроокиси  цинка,

упарить  его  досуха,  и...  ничего  не  получится.  Потому  что
образовавшийся  осадок  заметить  будет  невозможно:  три
десятимиллионных  доли  грамма  не  разглядишь  даже
в  самый  сильный  микроскоп  и,  уж  конечно,  не  взвесишь
ни  на  каких  весах.
 Следовательно,  надо  взять  раствора  побольше:  литров
этак  десять.  Что  же,  попробуйте  взять  10  литров.  При
этом  вы  получите  сухого  остатка  три  миллионных  доли
грамма  —  в  10  раз  больше,  чем  при  работе  с  литром  раство¬
ра,  а  по  сути  такой  же  пшик,  как  и  прежде.
 Очевидно,  придется  брать  100  литров  раствора.  Это
уже  выходит  солидная  бочка.  Но,  упаривая  досуха  эту
бочку,  мы  получим  всего  несколько  стотысячных  долей
грамма.  Такую  малость  тоже  не  взвесить.  Да,  плохи
дела  химиков!  Приходится  манипулировать  с  тысячами
литров.  Это  уже  внушительная  цистерна.  И,  только
испарив  всю  воду,  можно  будет  получить...  три  десяти¬
тысячных  доли  грамма  осадка  —  величину,  которую,  хотя
и  не  очень  уверенно,  смогут  зафиксировать  аналитические
весы.
 Читатель,  наверное,  совсем  опечалился,  представив
себе  и  впрямь  невеселую  картину:  кипит  посредине  ин¬
ститутского  двора  котел,  мечутся  между  громадной  ци¬
стерной  и  котлом  озабоченные  химики,  таща  ведра,  на¬
полненные  исследуемым  раствором.  Идет  пар  из  котла,
идет  пар  от  вконец  замотавшихся  ученых.  Грустно,  очень
грустно.  И  все  это  для  того,  чтобы  узнать,  какова  раство¬
римость  плохо  растворимого  соединения.
 Могу  успокоить  читателя.  Конечно,  ничего  подобного
в  действительности  не  происходит.  Хотя  значение  раство¬
римости  для  химиков  такая  важная  величина,  что  они  не
остановились  бы  перед  тем,  чтобы  упарить  и  озеро  рас¬
твора,  —  к  этой  операции  они  не  прибегают.  Да  и  понятно,
наконец,  что  в  1000  литрах  примесей  посторонних  ве¬
ществ  гораздо  больше,  чем  тех  несчастных  трех  десяти¬
тысячных  грамма  гидроокиси  цинка,  которые  там  раство¬
рены.  Этот  «фон»  забил  бы  исследуемое  вещество.
И  вышло  бы,  что  потрачено  напрасно  время,  труд  и...
дрова.
 Не  стану  рассказывать,  как  выходили  из  положения
химики  тогда,  когда  они  еще  не  имели  возможности  поль-
 131

зоваться  радиоактивными  изотопами.  Впрочем,  выходом
это  вряд  ли  можно  было  назвать.  Конечно,  можно  из
Москвы  во  Владивосток  добираться  пешком.  Но  «ТУ-114»
все-таки  удобнее.
 При  определении  растворимости  радиоактивные  изо¬
топы  в  сравнении  с  прочими  методами  то  же,  что  пешеход
в  сравнении  с  реактивным  лайнером.  Судите  сами.
 К  веществу,  растворимость  которого  хотят  определить,
примешивают  немного  радиоактивного  индикатора.  Так,
к  гидроокиси  цинка  можно  подмешать  немного  гидро¬
окиси,  образованной  искусственным  радиоактивным  изо¬
топом  цинка.  «Немного»  здесь  говорится  не  из-за  прене¬
брежительной  приблизительности.  Здесь  радиоактивного
цинка  и  впрямь  немного:  миллионов  в  десять  меньше,  чем
стабильного  изотопа.
 После  этого  определение  растворимости  становится
легким  и  во  всех  отношениях  приятным  делом.  Осадок,
меченный  радиоактивным  цинком,  взбалтывают  в  опре¬
деленном  количестве  воды  до  тех  пор,  пока  не  получат
насыщенный  раствор  гидроокиси  (не  будем  забывать,  что
этот  насыщенный  раствор  содержит  всего  3  •  10~7  грамма
вещества  в  литре).  При  растворении  гидроокиси  цинка
в  раствор  перейдут  как  молекулы,  содержащие  стабиль¬
ный  цинк,  так  и  молекулы  с  радиоактивным  изотопом.
Ничего,  что  вторых  в  растворе  будет  гораздо  меньше,  чем
первых.  Для  чувствительных  счетчиков  Гейгера-Мюллера
это  не  помеха.
 В  самом  деле,  3  •  10  7  —  это  3  •  10-9  доля  грамм-моле¬
кулы  2п(ОН)г  (молекулярный  вес  этого  вещества  можно
округленно  принять  равным  100).  Чтобы  узнать,  из  ка¬
кого  количества  молекул  состоят  эти  три  миллиардных
доли  грамм-молекулы,  надо  помножить  это  число  на
число  Авогадро  (6  •  1023).  Таким  образом,  в  литре  насы¬
щенного  раствора  гидроокиси  цинка  раствора  плавает
1,8  •  1015  —  почти  два  миллиона  миллиардов  молекул.  Если
радиоактивных  атомов  будет  в  растворе  даже  в  10  мил¬
лионов  раз  меньше,  то  тоже  выходит  более  чем  внуши¬
тельное  число:  1,8  •  105  (1,8  •  1015:  1010)  —180  тысяч.  Рас¬
падаются  они,  конечно,  не  все  сразу.  Но  если  даже  одно¬
временно  распадается  20  или  30  атомов,  то  и  это  более
чем  достаточно  для  счетчика  Гейгера-Мюллера,  который
 132

и  один  распадающийся  атом  зафиксирует  с  полной  опре¬
деленностью.
 Если  знать  соотношение,  в  котором  примешали  к  обыч¬
ному  цинку  цинк  радиоактивный,  то,  определяя  радио¬
активность  раствора,  можно  без  труда  рассчитать  содер¬
жание  всего  цинка  в  растворе.  Ну,  а  вычислить  отсюда
растворимость  гидроокиси  —  дело  одной  минуты.  Вот  и
все.  Как  говорится,  и  рад  бы  рассказывать  дольше,  да
нечего.  Радиоактивность  и  здесь  упростила  все  до  пре¬
дела.
 Но  коль  скоро  мы  завели  речь  об  определении  малых
количеств,  надо  будет  рассказать  еще  об  одной  важной
роли  меченых  атомов.
 Соберите  в  одном  зале  приглашенных  наудачу  100  хи¬
миков  и  спросите  их,  что  они  предпочитают:  приступить
к  разделению  смеси  соединений  ниобия  и  тантала  или  от¬
правиться  сейчас  на  товарную  станцию  целую  ночь
таскать  мешки  с  цементом.  Можете  добавить,  что  стан¬
ционный  транспортер  испорчен,  половина  мешков  дыря¬
вые  и  что  вообще  ожидается  проливной  дождь  с  градом.
Не  сомневаюсь,  что  после  секундной  паузы  из  всех
ста  глоток  вырвется  дружный  крик:
 —  На  станцию!..
 Стремление  химиков  скоротать  ночь,  таская  под
дождем  дырявые  пятипудовые  мешки  с  цементом,  мне
близко  и  понятно.  Все  представляют  себе,  что  носить
мешки,  когда  нет  подходящих  условий,  —  занятие  не  из
веселых.  Но  далеко  не  каждый  знает,  что  разделение
соединений  двух  элементов,  очень  похожих  по  свой¬
ствам,  —  работа  куда  более  изнурительная.
 Я  привел  в  качестве  примера  лишь  одну  пару:  нио¬
бий  —  тантал.  А  ведь  таких  близнецов  в  Периодической
системе  элементов  как  «алмазов  в  каменных  пещерах»
той  полуденной  страны,  откуда  прибыл  индийский  гость.
Скандий  —  иттрий,  цирконий  —  гафний,  палладий  —  пла¬
тина,  все  15  редкоземельных  элементов,  все  заурановые
элементы  и  так  далее,  и  так  далее.
 Разумеется,  для  каждой  из  таких  пар  разработаны  ме¬
тоды  разделения.  И  конечно  же,  в  приведенном  мной
сравнении  есть  некоторая  доля  преувеличения,  но  факт
остается  фактом:  до  сих  пор  приходится  затрачивать
уйму  времени  и  труда,  чтобы  даже  с  помощью  тех  совер-
 133

шенных  методов,  которыми  располагает  современная  хи¬
мия,  отделять  один  элемент  от  другого.
 Основная  трудность  манипуляций  по  разделению  эле¬
ментов  —  необходимость  определять  после  каждой  опера¬
ции,  какова  степень  разделения.  Для  этого  проводят
химический  анализ  получаемых  продуктов  разделения.
Но  ведь  в  том-то  вся  сложность,  что  химические  свойства
элементов-близнецов  очень  схожи!  Поэтому  и  аналитиче¬
ские  реакции  их  очень  походят  друг  на  друга.  Вот  по¬
чему  приходится  прибегать  к  различного  рода  сложным
и  изощренным  методам  анализа,  которые  отнимают  очень
много  времени.
 Применение  радиоактивных  индикаторов  —  меченых
атомов  —  если  и  не  превращает  операции  разделения
в  увеселительное  времяпрепровождение,  то  делает  из  этого
обычную  по  сложности  химическую  работу.
 Вот  как  это  выглядит.  К  той  смеси  соединений  двух
элементов-близнецов,  которых  предстоит  разлучить,  при¬
бавляют  немного  соединения  одного  из  этих  элементов,  но
не  обычного,  а  радиоактивного.  Теперь  аналитические
определения  заменяются  измерением  радиоактивности,
а  это  во  всех  отношениях  менее  трудоемкая  операция.
 В  самом  деле.  Вот  произвели  несколько  манипуляций
со  смесью  и  получили  две  фракции:  одна  из  них  соответ¬
ствует  соединению  первого  элемента,  другая  —-  второго.
Но  ведь  необходимо  решить,  есть  ли  в  первой  фракции
примесь  второго  элемента,  а  во  второй  —  примесь  первого.
Предположим,  что  радиоактивной  меткой  был  «протавро-
ван»  первый  элемент.  Тогда  исследователь  подносит  вто¬
рую  фракцию  к  счетчику  Гейгера-Мюллера.  И  если  эта
фракция  загрязнена  посторонним  элементом,  тотчас  же
часто  замигают  лампочки  и  дробно  затрещит  стрелка:
прибор  сигнализирует  —  радиоактивность  есть!
 Тогда  приступают  к  операции  разделения  снова.  На
этот  раз  вторая  фракция  будет  показывать  меньшую
радиоактивность.  На  третий  раз  радиоактивность  будет
совсем  мала.  И  вот,  наконец,  на  какой-то  энный  раз,
когда  мы  поднесем  пробу  к  счетчику,  тот  будет  без¬
молвствовать.  Всё,  —  это  элементы  разделены  полностью!
А  коль  они  разделены,  то  рассказ  об  этом  можно  окон¬
чить.

*  *  *
 С  сожалением  заставляю  я  себя  заканчивать  эту
главу.  Ведь  о  стольном  не  рассказано!  Но  что  де¬
лать  —  не  превращать  же  эту  книгу  в  рассказ  о  ме¬
тоде  меченых  атомов.  Есть  же  и  другие,  не  менее
интересные  явления,  связанные  с  радиоактивностью.
Тем  более,  что  когда-нибудь  я  соберусь  с  духом  и
напишу  специальную  книжку  о  меченых  атомах  —
этом  выдающемся  достижении  науки  нашего  века.
 *  *  *

Глава  пятая
 ТРЕТИЙ  ПУТЬ
 Сегодня,  в  1966  году,  все  то,  о  чем  пойдет  речь
в  этой  главе,  давно  общепризнано  и  не  ново.
Уже  —  который  год!  —  студенты  слушают  лек¬
ции  по  радиационной  химии.  И  уже  успели
установиться  прочные  традиции  подготовки
к  экзаменам  и  стабильный  перечень  любимых
вопросов  профессора.  Словом,  элемента  новиз¬
ны  в  радиационной  химии  нет  никакого.
 Но  в  то  время,  когда  родилась  эта  наука,  даже
самый  юный  из  читателей  книги  безусловно
имел  уже  весьма  солидный  школьный  стаж.
 В  библиотеке  любого  химического  института  на  самом
видном  месте  стоит  известный  каждому  химику  справоч¬
ник  Бейлынтейна.  Справочник  этот  во  всех  отношениях
примечателен.  Начать  с  того,  что  в  карман  его  не  поло¬
жишь.  В  портфеле  его  тоже  не  унесешь.  Да  и  в  чемодан
 136

он  не  поместится.  Еще  бы!  Справочник  Бейльштейна  на¬
считывает  добрую  сотню  томов.  Причем  самый  тощий  из
этих  томов  уверенно  тянет  этак  килограмма  на  два.  А  наи¬
более  объемистый  том  пожилые  библиотекарши  никогда
не  рискуют  снимать  с  полки  сами  —  они  всегда  зовут
кого-нибудь  на  помощь.
 Удивляться  такому  необычайному  объему  справочника
не  приходится.  В  нем  собраны  сведения  о  всех  известных
науке  органических  соединениях.  Причем  эти  соединения
там  не  только  перечисляются  —  в  справочнике  описаны
способы  их  получения,  приводятся  важнейшие  свойства  и
перечень  журнальных  статей,  где  упоминается  каждое  из
соединений.
 Не  знаю,  сколько  соединений  описано  в  справочнике
Бейльштейна.  Кто  говорит  —  миллион,  а  кто  утверждает,
что  все  три.  Среди  моих  знакомых  не  нашлось  ни  одного,
кто  отважился  бы  пересчитать  все  соединения  этого  спра¬
вочника.  Сам  я  тоже  не  имел  для  этого  свободных  трех¬
четырех  месяцев  (за  меньшее  время,  конечно,  не  упра¬
виться).
 Я  вспомнил  о  справочнике  Бейльштейна  вовсе  не  по¬
тому,  что  нам  придется  осведомляться  о  свойствах  или
способе  получения  какого-нибудь  экзотического  органиче¬
ского  соединения.  Справочник  сейчас  нам  понадобится
для  совсем  иных  целей.
 Воспользуемся  тем,  что  здесь  описаны,  хотя  и  очень
кратко,  методы  получения  органических  соединений.
И  попробуем  установить:  сколько  же  способов  заставлять
вещества  вступать  в  реакцию  известно  современной
химии?
 Приготовьте  тетрадь.  (Какую?  Решайте  сами.  Ведь
веществ  все-таки  миллионы.)  Отточите  поострее  каран¬
даш.  И  снимайте  с  полки  первый  том  справочника.
Откройте  первую  страницу.  Приготовились?..  Начали!
 «Смешиваем,  нагреваем»...  Так,  значит,  способ  пер¬
вый:  нагревание.
 Страница  вторая:  «Сливаем  и  кипятим».  Снова  нагре¬
вание.
 Страница  третья:  «Предварительно  растирают  в  ступ¬
ке,  а  затем  продолжительно  прокаливают  в  муфельной
печи»...  Но  ведь  прокаливание  —  это  тоже  нагревание!
 Страница  десятая:  «Предварительно  взбалтывают,
 137

а  затем  нагревают».  Что  за  чертовщина!  Неужели  химики
не  знают  ничего  другого?
 Страница  сотая:  «Высушивают  смесь  веществ,  а  затем
помещают  на  два  часа  в  пламя  газовой  горелки».  Снова
нагревание!
 Страница  пятисотая:  «...  нагреваем...»
 Страница  тысячная:  «...  нагреваем...»
 Мы  внимательно  перелистали  весь  первый  том  и  не
обнаружили  ни  одного  —  ни  одного!  —  какого-либо  метода
проведения  химической  реакции,  кроме  нагревания.
 Скажу  сразу:  можете  перелистать  или  даже  внима¬
тельнейшим  образом  прочитать  остальные  99  томов,  и
ничего  другого  вы  не  обнаружите.  Впрочем,  несколько
раз  встретится  выражение  «пропускаем  электрический
ток».  Но  это  будет  все.
 Как  видим,  все  необозримое  многообразие  соединений,
известных  современной  химии,  получено  всего  с  помощью
двух  способов.  Да,  арсенал  средств,  с  помощью  которых
химикам  удается  вызвать  химическую  реакцию,  немногим
богаче  того,  каким  пользовались  алхимики.  Те  ведь  от¬
лично  знали,  что  нагревание  —  отличный  способ  вызвать
химическую  реакцию.
 Давайте  выясним:  почему  нагревание  —  такой  излюб¬
ленный  прием  химиков,  почему  этот  несложный  процесс
одинаково  безотказно  вызывает  реакцию  между  самыми
разнообразными  веществами?  Причина  довольно  проста.
При  нагревании  увеличивается  скорость  движения  моле¬
кул.  А  раз  увеличивается  скорость,  то  увеличивается
вероятность  их  столкновения  и,  главное,  энергия,  с  кото¬
рой  они  сталкиваются.  Вот  почему  вещества,  не  желаю¬
щие  реагировать  при  обычной  температуре,  с  повышением
ее  начинают  вступать  в  реакцию.
 Электрический  ток  тоже  существенно  усилил  арсенал
химиков.  Не  буду  пояснять  подробно,  почему  электриче¬
ский  ток  так  пришелся  по  душе  химикам.  Напомню  толь¬
ко,  что  химическая  реакция  —  это  передача  электронов
от  одного  вещества  другому.  А  электрический  ток  не  что
иное,  как  поток  электронов.  Вот  почему,  пропуская  ток
через  раствор  какого-либо  вещества,  можно  вызвать  его
превращения.
 —  Ну  что  ж,  —  беспечно  заметит  иной  читатель,  —
если  с  помощью  нагревания  и  электрического  тока  уда-
 138

лось  получить  столько  соединений,  то  следует  ли  сетовать
на  то,  что  способов  вызывать  реакцию  так  мало.  А  быть
может,  больше  и  не  нужно!
 Нужно,  и  даже  очень!  В  учебнике  химии  написано:
«Реакция  невозможна,  если  реагирующие  вещества  не
сосуществуют  в  одном,  пусть  узком,  температурном  ин¬
тервале».  Понятно?  Думаю,  что  не  очень.  Попробую
растолковать  яснее.  Впрочем,  самым  лучшим  объясне¬
нием,  по-видимому,  будет  пример  из  практики.  За  приме¬
рами  далеко  ходить  не  приходится.  Вот  хотя  бы  сегодня
подошла  ко  мне  лаборантка  Галя  и  озабоченно  сказала:
 — 	Юрий  Яковлевич,  не  окисляется.
 — 	Не  может  быть!  —  удивился  я.  —  Должно  окис¬
ляться.
 В  самом  деле,  мы  должны  были  окислить  одно  органи¬
ческое  соединение.  Окислителем  была  выбрана  концен¬
трированная  азотная  кислота  —  вещество,  которое  очень
охотно  отдает  свой  кислород.  Почему  же  не  идет  реакция
окисления?
 Даю  совет,  который  на  моем  месте,  так  же  не  задумы¬
ваясь,  дал  бы  любой  другой  химик:
 — 	Нагрейте.
 Через  15  минут  Галя  явилась  снова:
 — 	Опять  ничего  не  выходит.
 — 	Сильнее  нагрейте!
 Еще  через  15  минут:
 — 	А  вот  теперь  уже  наверняка  ничего  не  выйдет!
 — 	???
 —  Вся  азотная  кислота  улетучилась.
 М-да...  Положение  действительно  неважное.  Азотная
кислота  кипит  при  86  градусах.  Эта  температура  мала
для  того,  чтобы  заставить  прореагировать  наши  вещества.
Понятно  теперь,  что  такое  «сосуществование  в  одном
температурном  интервале».  Не  всегда  выходит  в  химии
это  «сосуществование».  А  раз  так,  то  не  выходит  и
реакция.
 Тот  случай,  о  котором  я  рассказал,  довольно  легкий.
Мы  справились  с  нашей  реакцией,  запаяв  смесь  веществ
в  стеклянную  ампулу.  Теперь  можно  было  смесь  нагре¬
вать  до  значительно  более  высокой  температуры.
 Но  бывают  случаи  гораздо  более  сложные  и  гораздо
более  ответственные.  Например,  крекинг  нефти.
 139

Нефть  —  это  смесь  разнообразных  углеводородов  (со¬
единений  углерода  с  водородом).  Соединения,  образующие
нефть,  содержат  самое  различное  количество  атомов  угле¬
рода.  Однако  хорошим  горючим  для  двигателей  внутрен¬
него  сгорания  являются  лишь  те  углеводороды,  цепочка
атомов  углерода  которых  коротка  —  8—10  атомов.
 Задачей  процесса  крекинга  нефти  является  превраще¬
ние  длинных  углеводородных  молекул  в  короткие.  Для
этого  нефть  нагревают  до  сравнительно  высоких  темпера¬
тур,  одновременно  подвергая  действию  высокого  давле¬
ния.  При  этом  цепочки  рвутся,  а  образовавшиеся  осколки
как  раз  и  являются  отличным  горючим.
 Все  было  бы  хорошо,  если  бы  значительная  часть
нефти  при  нагревании  не  окислялась,  превращаясь  в  гу¬
стую  темную  массу,  непригодную,  конечно,  к  использо¬
ванию  ее  в  качестве  горючего.  Но  что  поделаешь!  Не
виноваты  же  химики,  что  нефть  осмоляется  при  условиях
крекинга!  Винить  природу?  Можете  ругать  ее  сколько
угодно,  но  от  этого  потери  нефти  при  крекинге  не  станут
меньше.
 Нетрудно  насобирать  еще  сотню-другую  примеров,
когда  химики  —  в  лаборатории  ли,  на  заводе  ли  —  при¬
бегают  к  нагреванию  скрепя  сердце.  Нагревание  калечит
исходные  вещества,  ухудшает  свойства  продукта  реакции,
приводит  к  образованию  побочных  и  вредных  для  данного
процесса  соединений,  но  делать  нечего.  Нечего,  и  все!
 Есть  еще  одна  причина,  по  которой  химики  не  очень
ласково  смотрят  на  процесс  нагревания.  Причина  эта  на¬
столько  серьезна,  что  оборачивается  важнейшей  пробле¬
мой  химической  промышленности.
 Каждый  сколько-нибудь  значительный  химический
завод  опутан  густой  сетью  железнодорожных  путей.
Круглосуточно  в  ворота  завода  вкатывают  десятки  длин¬
нющих  эшелонов  товарняка.  Но  вот  что  примечательно:
на  каждый  вагон  сырья  для  производства  приходится
три  вагона  каменного  угля,  не  меньше.  Вагоны  с  сырьем
по  внутренней  железнодорожной  ветке  направятся  по
цехам,  а  уголь  сгрузят  около  центральной  котельной
завода.
 Любое  химическое  производство  —  это  прежде  всего
расход  тепла.  Тепло  необходимо  для  того,  чтобы  очистить
вещества,  вступающие  в  химическую  реакцию.  Тепло
 НО

необходимо  и  для  того,  чтобы  началась  сама  реакция.
Тепло  необходимо  для  выделения  продукта  реакции,  для
его  очистки  и  еще  для  десятков  других  процессов,  из
которых  состоит  современное  химическое  производство.
 Все  эти  калории,  которые  поглощает  каждый  про¬
межуточный  процесс  химического  производства,  склады¬
ваясь,  дают  очень  внушительное  число.  Впрочем,  можно
привести  один,  только  один,  пример.  В  США,  где  хими¬
ческая  индустрия  развита  весьма  значительно,  60  процен¬
тов  всей  вырабатываемой  в  стране  электроэнергии  идет
на  химию.  Больше  половины!  Спустя  10—15  лет  СССР
догонит,  а  по  ряду  отраслей  химической  промышленности
перегонит  США.  Что  же,  тогда  энергетики  в  нашей
стране  будут  в  основном  работать  на  химию?
 Не  думаю.  Потому  что  через  10—15  лет  электростан¬
ции  вычеркнут  многие  химические  заводы  из  списка
своих  абонентов.  Может  быть,  я  немного  преувеличил.
Но  что-то  в  этом  роде  произойдет.
 *  *  *
 В  истории  науки  можно  найти  немало  примеров,
когда  физика  и  химия  приходили  друг  другу  на  по¬
мощь.  Но  то,  о  чем  сейчас  пойдет  речь,  —  самый  яр¬
кий  из  примеров  сотрудничества  за  всю  историю
дружбы  этих  наук.
 *  *  *
 Открывая  Всесоюзное  совещание  по  радиационной
химии,  виднейший  советский  ученый,  академик  А.  П.  Ви¬
ноградов  сказал:
 —  Современная  эксплуатация  ядерных  реакторов  яв¬
ляется  варварским  способом  использования  энергии  ато¬
ма.  И  облагородить  этот  способ  дано  лишь  нам,  химикам.
Вот  почему  энергетика  будущего  в  наших  с  вами  руках,
товарищи...
 Хотя  с  того  времени  прошло  лет  пять,  я  очень  хорошо
помню,  какой  вихрь  недоуменных  вопросов  пронесся
у  меня  в  голове:
 «Ядерные  реакторы  —  варварский  способ?!  Одно  из  са¬
мых  крупных  достижений  современной  науки  академик
 141

А.  П.  Виноградов  называет  варварским  способом  исполь¬
зования  атомной  энергии?  Почему  это  мы,  химики,
должны  отвечать  за  энергетику  будущего?  До  сих  пор  я
полагал,  что  это  дело  специалистов  в  области  электриче¬
ства,  турбиностроителей,  физиков,  наконец,  но  никак  не
химиков.  Непонятно,  совсем  непонятно...»
 Если  меня  сегодня  что-нибудь  и  удивляет,  так  это
лишь  то,  как  я  мог  не  понять  тогда  академика  А.  П.  Ви¬
ноградова.  Сегодня  высказывание  этого  ученого,  удивив¬
шего  тогда,  кстати,  не  меня  одного,  стало  рядовым,  но
тем  не  менее  важнейшим  лозунгом  всех  химиков,  а  свя¬
занных  с  радиоактивностью  —  в  особенности.
 Атомная  энергетика  в  1966  году  —  это  уже  будни
науки.  Мы  гордимся  тем,  что  в  нашей  стране  создана
первая  в  мире  электростанция,  работающая  на  атомной
энергии.  Мы  любуемся  красавцем  ледоколом  «Ленин».  Но
не  удивляемся  этим  достижениям.  Они  стали  привыч¬
ными,  очень  привычными.
 Впрочем,  если  вы  решите  поговорить  об  энергетиче¬
ском  использовании  ядерных  реакторов  с  каким-либо  спе-
циалистом-физиком,  то  увидите,  как  при  первом  же  во¬
просе  по  лицу  вашего  собеседника  промелькнет  очень
сложная  гамма  чувств,  среди  которых  основными  будут
гордость  и...  горечь.  Гордость  —за  выдающиеся  дости¬
жения  современной  физики,  поставившие  эту  науку  во
главе  естествознания  XX  века,  а  горечь...
 Горечь  появляется  тогда,  когда  физики  подсчитывают,
какая  доля  энергии  урана,  распавшегося  в  ядерном  реак¬
торе,  используется  энергетиками.  Окончательный  резуль¬
тат  обычно  приводит  их  в  глубокое  уныние.  Да  и  то  ска¬
зать:  кого  не  огорчит  коэффициент  полезного  действия,
равный  0,2—0,3?  Оказывается,  энергетики  используют
меньше  одной  трети  энергии,  которая  высвобождается  при
распаде  ядер  урана  в  реакторе.
 Настало  время  подробнее  поговорить  о  том,  что  же
все-таки  такое  ядерный  реактор,  о  котором  мы  несколько
раз  вспоминали  на  страницах  этой  книги.  Не  сомневаюсь,
что  о  реакторах  слышали  все.  Но  вот  с  принципами  их
работы  знакомился  не  каждый.
 Основа  реактора  —  стержни,  сделанные  из  металличе¬
ского  урана,  того  самого  урана,  ядра  атомов  которого  и
должны  распадаться  в  реакторе.  Когда  в  ядро  атома  ура¬

на  попадает  нейтрон,  ядро  немедленно  раскалывается  на
несколько  частей.  Ведь  уран  тяжелый  элемент,  и  поэтому
его  «рыхлые»  ядра  особенно  неустойчивы.  При  распаде
обязательно  высвобождается  несколько  нейтронов,  кото¬
рые  попадают  в  ядра  соседних  атомов.  Те  распадаются  и,
в  свою  очередь,  выбрасывают  каждый  по  нескольку  нейт¬
ронов.
 Так  происходит  в  ядерном  реакторе  реакция,  которую
очень  образно  назвали  цепной.  Чтобы  цепная  реакция  не
пошла  лавинообразно,  что  привело  бы  к  неизбежному
взрыву,  необходимо  часть  нейтронов,  высвобождающихся
при  распаде,  задерживать.  Эту  задачу  выполняют  различ¬
ные  вещества,  которые  охотно  поглощают  нейтроны.
 Вот  почему  скорость  протекания  ядерной  реакции
в  реакторе  можно  регулировать.  Погружены  урановые
стержни  в  поглотитель  нейтронов  —  цепная  реакция  не
идет,  реактор  бездействует.  Чем  больше  вынимают
стержни  из  поглотителя,  тем  интенсивнее  происходит
реакция.
 Регулировка  высоты  стержней  в  реакторе  полностью
автоматизирована.  Счетчики  нейтронов  ежесекундно  по¬
сылают  сведения  о  том,  сколько  нейтронов  высвобождает¬
ся  в  данный  момент.  Как  только  нейтронов  в  реакторе  по¬
является  больше,  чем  нужно,  автоматические  регуляторы
погружают  поглотители  поглубже  в  реактор.  Если  счет¬
чики  сигнализируют:  нейтронов  мало,  цепная  реакция
распада  атомов  урана  может  угаснуть,  —  регуляторы  под¬
нимают  стержни.
 Осколки,  образующиеся  при  распаде  ядер  урана,  раз¬
летаются  в  разные  стороны  с  громадной  энергией.  Они
врезаются  в  окружающее  вещество  и  движутся  там  с  та¬
кой  скоростью,  что  нагревают  его  за  короткое  время  до
очень  высокой  температуры.  Вот  почему  реактор  необхо¬
димо  беспрестанно  охлаждать.  Иначе...  Впрочем,  лучше
не  думать  о  том,  что  было  бы  иначе...
 Для  охлаждения  через  реактор  пропускают  различные
жидкости,  которые  омывают  массу  реактора  и  уносят  с  со¬
бой  избыточное  тепло.  Чаще  всего  такой  жидкостью  яв¬
ляется  сплав  металлов  натрия  и  калия.  Почему  не  вода?
Вода  обладает  очень  малой  теплоемкостью,  и  поэтому
килограмм  ее  уносил  бы  с  собой  тепла  гораздо  меньше,
чем  килограмм  натрийкалиевого  сплава.
 143

Этот  металлический  сплав  выходит  из  реактора  нагре¬
тым  до  очень  высокой  температуры  —  такой,  что  вода,  со¬
прикасаясь  с  ним  (через  стенки  труб,  конечно,  потому  что
и  натрий  и  калий  бурно  взаимодействуют  с  водой),  сразу
же  превращается  в  пар,  находящийся  под  солидным  дав¬
лением.
 Вот  я  рассказал  не  только  о  принципе  действия  реак¬
тора,  но  и  о  том,  как  организовано  его  энергетическое
использование.  Пар  направляется  на  турбины,  которые
уже  могут  выполнять  положенную  им  работу:  вертеть  ге¬
нераторы,  вырабатывать  ток,  двигать  атомоход  «Ленин»
и  вообще  делать  все  то,  что  положено  делать  пару,  кото¬
рый  служит  людям  вот  уже  более  двух  веков.
 Оказывается,  из  всей  энергии,  выделяющейся  в  ядер-
ном  реакторе  при  делении  ядер  урана,  используется  лишь
та  ее  часть,  которая  превращается  в  тепло  при  разлете
ядерных  осколков  и  при  радиоактивном  распаде  этих
осколков.  Неудивительно,  что  эта  часть  энергии  состав¬
ляет  лишь  долю  от  величины  всей  высвобождающейся
энергии.  Остальная  энергия  проявляется  в  радиоактив¬
ности  образовавшихся  осколков.
 Когда  уран  в  реакторе  в  значительной  степени  распал¬
ся,  стержни  заменяют  новыми.  А  старые  стержни  выбра¬
сывают?  Как  бы  не  так!  Старые  стержни  отправляют  на
заводы,  где  приступают  к  тщательнейшей  их  обработке.
Химикам  здесь  есть  над  чем  потрудиться!  Ведь  осколки,
образующиеся  при  распаде  ядер  урана,  —  не  что  иное,
как  самые  разнообразные  элементы  Периодической  си¬
стемы.
 Но  вот  что  примечательно  —  все  эти  элементы  явля¬
ются  радиоактивными.  Причина  радиоактивности?  Ведь
именно  в  этих  осколках  сосредоточена  основная  энергия
распада  ядер  урана.  Стремясь  освободиться  от  этой  избы¬
точной  для  них  энергии,  ядра  образовавшихся  из  урана
элементов  выбрасывают  кто  электрон,  кто  одну  или  не¬
сколько  гамма-частиц.
 Тут  надо  заметить,  что  в  отходах  ядерных  реакторов,
в  урановом  шлаке,  содержатся  искусственные  радиоактив¬
ные  изотопы  почти  всех  химических  элементов.  Вот  по¬
чему,  если  еще  лет  20  назад  искусственный  радиоактив¬
ный  изотоп  какого-либо  элемента  был  доступен  —  да  и
то  не  всегда  —  единичным  лабораториям  на  всем  земном

шаре,  то  сегодня  мы  каждому  студенту-химику  при
выполнении  им  практических  работ  предлагаем  разно¬
образный  набор  искусственных  радиоактивных  эле¬
ментов.
 Понятно  теперь,  что  так  печалило  физиков?  Для  пе¬
чали  у  них  были  тем  более  веские  основания,  что  они  по¬
просту  не  знали,  что  делать  с  таким  количеством  радио¬
активных  изотопов,  которые  накапливаются  в  реакторах.
А  радиоактивность  эта  действительно  была  громадной.
Ведь  достаточно  даже  не  очень  большому  реактору  про¬
работать  сутки,  там  накопится  такое  количество  продук¬
тов  распада  урана,  которое  по  своей  радиоактивности
будет  в  десятки  раз  превышать  радиоактивность  элемен¬
тов,  выделенных  во  всех  лабораториях  и  заводах  мира
со  времени  открытия  радиоактивности  до  того  времени,
когда  был  сконструирован  первый  реактор  (1942).
 Сегодня  количество  ядерных  реакторов,  построенных
на  земном  шаре,  более  чем  солидно.  Количество  их  не¬
прерывно  увеличивается.  В  1980  году  во  всех  странах
будет  большое  число  ядерных  реакторов,  каждый  из  кото¬
рых  будет  давать  радиоактивные  отходы.
 Вот  почему  уже  почти  20  лет  со  страниц  газет  не  схо¬
дит  выражение  «радиоактивные  отходы».  Сотни  ученых
в  десятках  стран  ломали  голову  над  тем,  что  же  делать
с  радиоактивными  отходами,  которые  непрерывно  и  во  все
возрастающем  количестве  вырабатывают  ядерные  реак¬
торы.
 Чего  только  не  предлагали!
 Закапывать  в  глубокие  бетонные  ямы.  И  закапывали.
 Захоронять  в  заброшенных  шахтах.  И  захоронили.
 Топить  в  глубоких  океанских  впадинах.  И  то¬
пили.
 Запускать  в  ра¬
кетах  в  межпланет¬
ное  пространство.
 И...  Нет,  пока  еще
не  запускали.  Но  не
потому,  что  считают
такой  способ  избав¬
ления  от  шлака  до¬
рогим.  Попросту  бо¬
ятся,  что  при  запус¬
 145

ке  ракеты  может  случиться  какая-нибудь  неприятность
и  опасный  шлак  развеется  в  атмосфере.
 Конечно,  джинна,  выпущенного  из  бутылки,  можно
было  легко  загнать  обратно.  Можно  было  остановить
ядерные  реакторы,  и  тогда  бы  не  было  никаких  отходов.
Но  это,  конечно,  никого  не  устраивало...
 *  *  *
 Итак,  физики  грустят  из-за  того,  что  в  ядерных
реакторах  пропадает  много  энергии.  Химикам,  в
общем,  тоже  не  очень  сладко:  имеющиеся  в  их  рас¬
поряжении  способы  проведения  химических  реакций
их  не  устраивают.  Положение  очень  плохое.  Хуже
некуда...
 Так  ли  в  самом  деле?  Не  сгущает  ли  автор  краски.
Конечно,  сгущает.  И  притом  очень  сильно.
 *  *  *
 Если  вы  неробкого  десятка  и  если  не  очень  дорожите
своей  жизнью,  возьмите  большой  стеклянный  резервуар,
литров  этак  на  тридцать,  заполните  его  смесью,  состоя¬
щей  из  равных  объемов  водорода  и  хлора,  посмотрите,
нет  ли  кого-нибудь  поблизости,  и  выставьте  этот  резер¬
вуар  на  свет.  Не  могу  обещать,  что  ваш  резервуар  пре¬
вратится  в  пыль,  но  то,  что  стеклянных  осколков  будет
не  меньше  тысячи,  —  в  этом  можно  не  сомневаться.  По¬
тому  что  стоит  смесь  водорода  и  хлора  на  одно  мгновение
облучить  светом,  как  тотчас  же  раздастся  взрыв:  эти
газы  мгновенно  соединяются  друг  с  другом,  образуя  хло¬
ристый  водород.
 Но  если  операцию  смешивания  водорода  и  хлора  про¬
изводить  в  темноте,  то  здесь  может  оставаться  спокойным
даже  самый  трусливый  человек  —  взрыва  не  произойдет.
 Реакция  водорода  с  хлором  не  единственный  пример
реакций,  протекающих  под  действием  света.  Любой
химик  сможет  бойко  перечислить  ряд  таких  реакций:  раз¬
ложение  йодистого  водорода,  образование  ядовитого  газа
фосгена,  хлорирование  толуола,  взаимодействие  метана
с  хлором.  Но  потом  ваш  собеседник  замолчит,  и  сколько
бы  вы  ни  просили  его  назвать  еще  несколько  примеров
 146

действия  света  на  химическую  реакцию,  ничего  он  при¬
думать  не  сможет.  И  вовсе  не  потому,  что  он  плохо  зани¬
мался  в  институте.  Просто  таких  реакций  химикам  изве¬
стно  очень  мало.
 Зато  химики  хорошо  знают,  почему  свет  оказывает
такое  сильное  влияние  на  эти  реакции.  Ничего  хитрого
здесь  нет.  Вот  хотя  бы  реакция  водорода  с  хлором.
В  смеси  газов  водород  находится  в  виде  двухатомных
молекул  Н2.  Хлор,  не  желая,  видимо,  ни  в  чем  уступать
водороду,  тоже  находится  в  виде  молекул  СЬ.  А  моле¬
кулы  эти  —  и  водорода  и  хлора  —  не  хотят  вступать
в  реакцию.  Водород  прочно  соединен  с  другим  атомом
водорода,  а  в  молекуле  хлора  оба  атома  тоже  вполне
довольны  обществом  друг  друга.
 Но  вот  в  смесь  этих  газов  попал  квант  света.  Он  раз¬
бивает  молекулу  водорода.  Образовавшиеся  при  этом  два
отдельных  атома  водорода  —  Н  и  Н  —  обладают  громад¬
ным  стремлением  к  химическому  взаимодействию.  Вот
почему  они  «вгрызаются»  в  молекулы  хлора:  Н  +
+  СЬ  =  НС1  +  С1.  Но  при  этой  реакции  бесприютным
остается  уже  атом  хлора,  который  обладает  стремлением
к  взаимодействию  не  меньшим,  чем  водород-одиночка.
Этот  атом  хлора  находит  себе  спутника  жизни  в  близ¬
лежащей  молекуле  водорода:  С1  +  Н2  =  НС1  +  Н.  При
этом  он,  конечно,  обездоливает  один  атом  водорода,  кото¬
рый  также  пускается  в  скитание,  найдя  довольно  скоро
пристанище  в  ближайшей  молекуле  хлора.  И  опять  воз¬
никает  атомарный  хлор...  И  так  далее,  и  так  далее,  и
снова  так  далее  —  до  тех  пор,  пока  не  прореагируют  все
молекулы  хлора  и  водорода,  находящиеся  в  смеси.
 Понятно  теперь,  почему  не  стоит  выставлять  смесь  во¬
дорода  и  хлора  на  солнечный  свет?
 Казалось  бы,  кванты  света  —  очень  удобный  способ
возбуждать  химическую  реакцию.  Ничуть  не  бывало!
Представьте  себе  теннисные  мячики,  ударяющиеся  о  ка¬
менную  стену.  Будет  ли  что-нибудь  со  стеной?  Может
осыпаться  штукатурка,  да  и  то,  если  она  плохо  за¬
делана.
 А  что  надо  сделать  для  того,  чтобы  разрушить  стену?
Очевидно,  заменить  теннисные  мячики  артиллерийскими
снарядами,  или  минами,  или,  на  худой  конец,  разрыв¬
ными  пулями.
 147

Что  же  может  быть  по  отношению  к  кванту  света  сна¬
рядом  или  миной?  Радиоактивная  частица.  Радиоактив¬
ные  лучи  имеют  энергию,  значительно  превышающую
энергию  квантов  света.  Вот  почему  вполне  уместно,  про¬
должая  наше  сравнение,  назвать  альфа-частицы  —  снаря¬
дами,  бета-частицы  (электроны)  —  минами,  а  гамма-
лучи  —  разрывными  пулями.
 Сравнение  это,  надо  сказать,  весьма  емкое.  Альфа-,
бета-  или  гамма-частицы,  попадая  в  молекулу,  причиняют
ей  тяжелейшие  разрушения.  Чаще  всего  молекула  по¬
просту  разлетается  на  осколки.  Иными  словами,  обстрел
радиоактивными  лучами  какого-либо  вещества  приводит
к  образованию  новых  химических  соединений.  Чем  же  не
новый  метод?
 Сейчас  трудно  установить,  кого  первого  осенила  идея
применить  радиоактивные  лучи  для  того,  чтобы  возбудить
химическую  реакцию.  А  может  быть,  эта  идея  посетила
одновременно  нескольких  ученых?  Наверняка  дело  об¬
стояло  именно  так.  Потому  что  даже  открытие  радио¬
активности  произошло  благодаря  химическому  действию
радиоактивного  излучения  на  оказавшуюся  случайно  не¬
подалеку  фотографическую  пластинку:  попадая  на  фото¬
эмульсию,  радиоактивные  лучи  разрушали  молекулы  га¬
логенидов  серебра.  Так  что  догадываться  о  химическом
действии  излучения  могли  многие  исследователи  радио¬
активности.
 Так  родился  новый  раздел  химии  —  радиационная  хи¬
мия.  Велико  искушение  назвать  радиационную  химию
наукой  будущего.  Но  это  заманчивое  определение  здесь
не  подходит.  Радиационная  химия  —  наука  настоящего.
И  если  говорят  о  блистательном  будущем  этой  науки,  то
только  потому,  что  ожидают  ее  действительно  великие
свершения.
 Ну,  а  физики,  довольны  ли  они?  Сверх  всякой  меры!
Отныне  радиоактивная  зола  реакторов  становится  цен¬
нее  золота,  ценнее  любого  благородного  металла.  Что  —
золото?  Оно  безжизненно.  А  с  помощью  золы  можно
вызывать  сотни,  тысячи  самых  неожиданных  превраще¬
ний.  А  главное,  теперь  никто  не  сможет  упрекать  физи¬
ков,  что  они  не  полностью  используют  энергию  атомного
ядра,  высвобождающуюся  в  реакторе.

*  *  *
 Нечего  и  думать  о  том,  чтобы  даже  просто  пере¬
числить  все  осуществленные  до  настоящего  времени
радиационно-химические  превращения.  Их  тысячи,
а  быть  может,  и  десятки  тысяч.  Сегодня  это  уже  со¬
считать  трудно.  Придется  назвать  лишь  самые  важ¬
ные.  Посудите,  легко  ли  это  сделать?  Ведь  каждый
из  ученых,  исследующих  какой-либо  процесс,  счи¬
тает,  что  его  реакция  наверняка  самая  важная!
 *  *  *
 Если  происходит  годичное  собрание  британской  ассо¬
циации  ученых  и  если  с  речью  на  этом  собрании  высту¬
пает  сам  Вильям  Крукс,  то  достойно  ли  оно,  чтобы  все
газеты  послали  на  него  своих  корреспондентов?  Вопрос,
разумеется,  риторический.  Корреспонденты  на  собрании
присутствовали,  и  в  большом  количестве.  К  тому  же
ретивые  работники  печати  были  приятно  удивлены:  на¬
конец-то  господа  ученые  —  впервые  за  столько  лет!  —
сумели  изречь  нечто  понятное  читающей  публике.
 Правда,  сэр  Вильям  Крукс  наговорил  такого,  что  мно¬
гие  из  редакторов,  читая  принесенные  им  отчеты  о  собра¬
нии,  то  и  дело  вскидывали  вопрошающие  взоры  на  своих
корреспондентов:  «Вы,  уважаемый,  случайно  не  того...
не  перехватили  лишнего  в  буфете  у  господ  ученых?»
 Надобно  заметить,  что  у  редакторов  имелись  все  осно¬
вания  удивляться.  Еще  бы!  Сэр  Вильям  Крукс  предска¬
зал,  что  лет  через  тридцать,  этак  к  году  1930,  на  пла¬
нете  начнется  массовый  голод.  Рассуждения  ученого  были
педантичны,  точны  и...  пугающе  конкретны.
 —  Единственным  методом  повышения  урожайности,—
говорил  Крукс,  —  является  внесение  удобрений,  среди  ко¬
торых  основные  —  соединения  азота.  Только  азот  спосо¬
бен  гнать  растение  в  рост,  только  азот  дает  растению
жизненные  силы,  только  азот  спасает  от  голода.  Но  вот
ирония  судьбы:  мы  живем  на  дне  колоссального  океана
азота  —  наша  атмосфера  на  четыре  пятых  состоит  из
этого  газа,  а  для  удобрения  почвы  вынуждены  пользо¬
ваться  чилийской  селитрой,  которую  возим  из-за  океана
 Ш

и  которая  поэтому  обходится  нам  втридорога.  Но  если  бы
только  дороговизна  селитры  была  причиной  ее  дефицит¬
ности!  Мы  построили  бы  тогда  гигантские  пароходы,  мы
бы  перевозили  селитру  на  громадных  воздушных  шарах.
Ибо  ничто  не  может  считаться  чрезмерным,  когда  речь
идет  о  спасении  человечества  от  голода.
 А  голод  надвигается,  он  неминуем,  господа!  Чилий¬
ская  селитра  на  исходе.  По  самым  оптимистическим  под¬
счетам,  ее  едва  хватит  на  три  десятка  лет.  И  я  не  знаю,
что  будет  на  Земле  к  тысяча  девятьсот  тридцатому  году.
Не  знаю!..
 Ученый  говорил  правду.  У  него  были  веские  основа¬
ния  для  беспокойства.  Чилийская  селитра  таяла  не  по
годам,  а  по  дням.  И  маститый  физик  действительно  не
знал,  что  будет  дальше.  Не  знал  он  и  того,  что  пройдет
всего  10  лет  и  будет  найден  способ  связывания  атмосфер¬
ного  азота  в  аммиак  —  простейшее  соединение  азота  и
водорода.
 Сегодня,  в  1966  году,  мы  знаем,  что  мрачные  пред¬
сказания  Крукса  не  подтвердились.  Сейчас  химикам
известно  немало  реакций,  с  помощью  которых  одна
из  самых  «ленивых»  молекул  —  газообразный  азот  —
вступает  во  взаимодействие  с  различными  соедине¬
ниями.
 Впрочем,  некоторые  из  этих  реакций  были  открыты
задолго  до  Крукса.  Так,  было  известно,  что  азот  соеди¬
няется  с  кислородом  при  пропускании  через  смесь  этих
газов  электрической  искры.  Об  этом  мы  писали  еще  в  пер¬
вой  главе,  когда  вспоминали  опыты  Кэвендиша.  Но  ко¬
личество  электроэнергии,  затрачиваемой  на  производство
соединений  азота  этим  способом,  так  огромно,  а  стоимость
удобрений,  получаемых  при  этом,  так  баснословно  ве¬
лика,  что  Круксу  даже  не  приходила  мысль,  что  когда-
либо  можно  будет  использовать  электричество  для  про¬
изводства  азотных  удобрений.  Да  и  сейчас,  когда  по
сравнению  с  прошлым  веком  стоимость  электроэнергии
во  всех  странах  резко  понизилась,  химики  тоже  не  могут
позволить  себе  роскошь  добывать  азотные  удобрения  с  по¬
мощью  искры.
 Но  и  другие  способы  связывания  атмосферного  азота
ненамного  дешевле  метода  электрической  искры.  Вот  хотя
бы  метод  получения  аммиака  из  азота  и  водорода,
 №

Прежде  всего  добывают  чистый  азот.  Для  этого  по¬
лучают  жидкий  воздух  в  установках,  которые  достаточно
сложны.  Получение  жидкого  воздуха  —  процесс,  требую¬
щий  солидной  затраты  энергии.  Жидкий  воздух  —  смесь
жидких  кислорода  и  азота  —  требуется  разделить  на  со¬
ставляющие  части.  Вот  почему  жидкий  воздух  запускают  в
специальные  колонны,  где  и  происходит  процесс  разделе¬
ния.  Сооружение  и  управление  этими  колоннами  отнюдь
не  удешевляют  процесс  производства  соединений  азота.
 Затем  надо  получить  водород.  Методов  получения  не¬
мало,  но  чаще  всего  прибегают  к  электролизу  воды.  Тут
электроэнергии  тоже  необходимо  очень  много  и...  еще
больше.  Ведь  при  разложении  воды  на  каждые  16  грам¬
мов  кислорода  выделяется  всего  2  грамма  водорода.
 Итак,  много  труда  и  энергии  надо  затратить  только
для  получения  исходных  веществ.
 Лишь  затем  смесь,  состоящую  из  азота  и  водорода,
запускают  в  специальные  и  тоже  очень  сложные  по  кон¬
струкции  аппараты,  где  создается  давление  атмосфер
этак  в  тысячу  и  поддерживается  температура  градусов
500—600.  Кроме  того,  в  этих  аппаратах  имеются  особые
катализаторы,  получить  которые  тоже  далеко  не  просто.
 Вот  только  при  этих  условиях  образуется  аммиак.
И  это,  пожалуй,  самый  простой  способ  связывания  атмо¬
сферного  азота.  Иные  и  посложнее,  и  подороже.
 А  соединения  азота  нужны,  очень  нужны.  И  не  толь¬
ко  сельскому  хозяйству.  Без  азотной  кислоты  не  рабо¬
тает  ни  одно  химическое  предприятие.  Без  аммиака  нельзя
было  бы  производить  сотни  различных  веществ  и  мате¬
риалов.  А  потом...  Нет,  в  самом  деле,  очень  обидно  —
жить  на  дне  азотного  океана  и  испытывать  такую  нужду
в  соединениях  этого,  в  сущности,  очень  распространен¬
ного  элемента.  Вот  уж  поистине  —  видит  око...
 После  того  шквала  технических  и  химических  терми¬
нов,  который  я  обрушил  на  читателя,  ему  нетрудно  бу¬
дет  представить  себе  такую  установку.  Труба,  обычная
труба.  В  одно  отверстие  трубы  засасывается  воздух.  Из
другого  отверстия  выходят...  окислы  азота.  Внутри  тру¬
бы  ничего  нет.  Абсолютно  гладкие  стенки.
 Вы  спрашиваете,  из  какого  материала  сделана  труба?
Из  нержавеющей  стали.  Но  если  бы  труба  была  сра¬
ботана  из  стекла,  платины,  золота  или  из  хрома,  право,
 151

>

ничего  не  изменилось  бы.  Она  так  же  исправно  превра¬
щала  бы  воздух  в  окислы  азота.  Ну,  а  окислы  азота,  бу¬
дучи  поглощены  щелочью,  и  являются  самым  отличным
азотным  удобрением.  Так  что  наша  труба  —  отличный  за¬
вод  для  производства  азотных  удобрений.
 Затрата  энергии?  Только  на  засасывание  воздуха.
Транспортные  расходы?  Только  на  подвозку  щелочи,  ко¬
торая  поглощает  окислы,  да  на  обратную  транспортировку
готового  продукта.  Обслуживающий  персонал?  Один  че¬
ловек,  которому  очень  скучно,  потому  что  забот  у  него  нет
никаких:  мотор,  засасывающий  воздух,  работает  исправно,
а  все  остальное  происходит  само  по  себе.
 Дяденька,  сидящий  у  трубы,  вовсе  не  старик  Хоттабыч
и  даже  не  дипломант  Академии  хиромантии  и  оккульт¬
ных  наук.  Это  скромный  техник  Петр  Корольков,  окон¬
чивший  трехмесячные  курсы  по  производству  удобре¬
ний.
 Где  такая  труба  существует?  Где  проживает  счастли¬
вец  Петр  Корольков,  который  добывает  удобрения  из  воз¬
духа?  Существует  эта  труба  вместе  с  ее  хозяином  в  моей
фантазии.  Но  выдумал  я  ее  не  от  желания  пофантазиро¬
вать.  Это  просто  наглядная  схема,  только  выраженная
не  в  рисунке,  а,  быть  может,  в  несколько  пространном
словесном  изложении.  Но  мне  важно  было,  чтобы  все  это
читатель  понял  как  можно  лучше.
 Впрочем,  самого  главного  в  этой  схеме  я  еще  не  рас¬
сказал.  У  Петра  Королькова  есть  волшебная...  ампула.
Ампула  эта  находится  рядом  с  трубой,  и  только  она  при¬
чина  пока  что  таинственного  могущества  трубы.  В  ампу¬
ле  этой  —  изотоп  кобальта  с  массовым  числом  60.  Он  ис¬
пускает  гамма-лучи,  которые  и  творят  все  эти  превра¬
щения.
 Сталкиваясь  с  молекулами  азота,  гамма-лучи  ионизи¬
руют  их,  разбивают  на  отдельные  атомы.  Дальнейшая  кар¬
тина  нам  уже  знакома.  Насколько  ленивы  и  инертны  ато¬
мы  азота,  связанные  в  молекулу,  настолько  энергичны  и
активны  атомы  этого  элемента,  существующие  порознь.
Вот  почему  они  немедленно  реагируют  с  молекулами  кис¬
лорода,  всегда  находящегося  поблизости:  ведь  воздух  —
это  смесь  азота  и  кислорода.
 Вот  и  весь  процесс  связывания  атмосферного  азота.
Я,  конечно,  выразился  не  совсем  верно,  утверждая,  что

этот  процесс  не  требует  затраты  энергии.  Но  расходуется
лишь  «даровая»  энергия  —  энергия  радиоактивного  рас¬
пада:  радиоактивный  кобальт  отдает  ту  избыточную  энер¬
гию,  которую  накопил  в  ядерном  реакторе.
 От  приведенной  только  что  общей  схемы  до  ее  про¬
мышленного  воплощения  еще  многие  «километры»  пока
что  нерешенных  проблем.  Может  быть,  будущая  установ¬
ка  для  радиационно-химического  превращения  азота
в  окислы  азота  и  не  будет  походить  на  нашу  схему-трубу.
И  уж  наверняка  она  будет  гораздо  более  сложной.  Но
все-таки  с  гордостью  можно  отметить,  что  сегодня  эконо¬
мисты  уже  не  занимаются  тревожными  подсчетами,  вы¬
числяя,  на  сколько  лет  хватит  чилийской  селитры.  Нынче
экономисты  заняты  более  веселым  делом:  они  подсчиты¬
вают,  выгоден  ли  радиационно-химический  синтез  соеди¬
нений  азота.
 И  если  сегодня  этот  расчет  еще  не  приводит  к  по¬
ложительному  ответу,  то  химики  и  физики  делают  все
возможное  для  того,  чтобы  завтра  даже  самый  взыска¬
тельный  экономист,  пощелкав  на  счетах  (или  на  элек¬
тронно-счетной  машине),  поднял  очки  на  лоб  и  с  удовле¬
творением  сказал:  «Да,  радиационный  азот  дешевле!»
 И  это,  конечно,  будет.
 *  *  *
 Есть  такая  поговорка:  «Против  природы-матушки
не  пойдешь!»  Не  любят  эту  унылую  поговорку  хи¬
мики,  ох  как  не  любят!  Но  если  при  данных  усло¬
виях  данная  реакция  не  протекает,  то  что  тогда  де¬
лать?  И  впрямь  «...не  пойдешь»!
 Слышу  чей-то  жизнерадостный  совет:  измените
условия.  А  если  изменять  их  нельзя?  Если  необхо¬
димо,  чтобы  и  температура,  и  давление,  и  все  прочее
были  именно  такими,  а  не  иными.  Что  тогда?
 Вот  еще  кто-то  советует:  возьмите  другие  веще¬
ства.  Но  ведь  тогда  это  будет  совсем  иная  реакция,
а  мне  нужно,  чтобы  протекала  именно  эта.
 *  *  *

В  ракету  загрузили  тонну  горючего,  которое  позволило
ей  развить  скорость  4  километра  в  секунду.  Спраши¬
вается,  сколько  горючего  необходимо  загрузить  в  ракету,
чтобы  сообщить  ей  первую  космическую  скорость  —  8  ки¬
лометров  в  секунду?
 Кто-то  уже  с  ответом  поспешил:  2  тонны!  Не  торопи¬
тесь,  я  задам  еще  одну  задачу.
 В  лесу  живет  стая  из  10  волков.  Каждый  волк  за  день
съедает  одного  зайца.  Если  в  этом  лесу  имеется  300  зай¬
цев,  то  сколько  лет  местному  леснику?
 В  общем-то,  задачи  одного  типа  —  «сумасшедшие».
Скорость  ракеты  ничуть  не  зависит  от  количества  горю¬
чего.  Зависит  она  от  скорости  сгорания  горючего.  Две
тонны  горючего  не  станут  гореть  быстрее,  чем  одна  тонна,
а  быть  может,  даже  медленнее.  Ну,  а  что  касается  зай¬
цев,  то  тут,  видимо,  пояснять  не  приходится.
 Есть  такое  выражение:  «Горит  быстро,  как  порох».
«Быстро,  как  порох»?  Поговорка  безнадежно  устарела!
Конечно,  по  прежним  понятиям  о  скорости  —  120  метров
в  секунду  —  это  было  очень  быстро.  Но  теперь,  когда  са¬
молеты  перебрались  за  звуковой  барьер  (то  есть  летят
быстрее,  чем  330  метров  в  секунду),  когда  космические
полеты  стали  хотя  и  неизменно  волнующим,  но  привыч¬
ным  событием,  теперь  такая  скорость  не  может  считаться
чем-то  необычным.
 Оказывается,  многие  авиаконструкторы  очень  не  жа¬
луют  химиков.  Конечно,  вслух  своих  нелестных  мнений
они  не  высказывают,  разве  что  в  тесном  кругу,  но  про
себя,  это  я  знаю  точно,  они  выражаются  достаточно  опре¬
деленно.  Причина?  Очень  ясная,  чем-то  оправдывающая
авиаторов.  Скорость  сгорания  горючего  в  камерах  авиа¬
моторов  является  одной  из  причин  теоретического,  а  те¬
перь  уже  и  практического  предела  возможной  скорости
самолетов.
 В  самом  деле,  если  горючее  не  может  сгорать  быстрее
того,  чем  ему  определено  природой,  то  в  конце  концов
может  наступить  предел,  когда  скорость  реакции  горения
не  поспеет  за  скоростью  самолета.
 А  как  же  ее,  эту  скорость,  увеличишь?  Ведь  не  химик
же  создал  вот  именно  такое  расположение  атомов  в  мо¬
лекуле  горючего.  Не  он  придумал,  чтобы  разрыв  моле¬
кулы  горючего  при  столкновении  с  молекулами  кислорода
 156

протекал  именно  с  такой  скоростью,  но  не  большей.  И  йо¬
том  —  «против  природы-матушки  не  пойдешь!»
 Рассказывай  я  об  этом  отнюдь  не  мимолетном  кон¬
фликте  между  авиаторами  и  химиками  лет  десять  назад,
то  этим  унылым  возгласом  и  пришлось  бы  ограничиться.
Но  сегодня,  в  1966  году,  химики  уже  видят  тот  путь,  сле¬
дуя  которым  можно  вышеупомянутый  конфликт  сделать
достоянием  истории.
 Представим  себе  камеру  двигателя  внутреннего  сгора¬
ния.  Камера  как  камера.  Только  изнутри  покрыта  тон¬
ким,  очень  тонким  слоем  радиоактивного  элемента.  Каза¬
лось  бы,  пустяк.  Но  можно  ожидать,  что  горючее  в  такой
камере  будет  сгорать  заметно  быстрее.  А  соответственно
и  увеличивается  тяга  двигателя.
 Радиоактивное  излучение  расщепляет  как  молекулы
кислорода,  так  и  молекулы  горючего.  А  атомарный  кисло¬
род,  понятно,  вступает  в  реакцию  быстрее,  чем  его  моле¬
кулярный  собрат.  Осколки  молекул  горючего  тоже  не
сравнить  с  «целыми»  молекулами  по  скорости,  с  которой
они  вступают  в  реакцию.
 А  раз  быстрее  происходит  реакция  сгорания  —  быстрее
выбрасываются  газы  из  камер,  быстрее  движется  самолет.
 Но  увеличение  скорости  не  единственная  заслуга  ра¬
диоактивности  в  этой  проблеме,  и  даже  не  самая  важная
заслуга.  Что  же  может  быть  важнее  скорости  движения?
 Важнее  может  быть  тот  «хвост»,  который  тянется  из
выхлопной  трубы  несущегося  по  улице  автомобиля.  Стоит
мотору  немного  «забарахлить»  —  сразу  сзади  автомашины
появляется  свидетельство  неисправности:  сизые  клубы
дурно  пахнущего  дыма.  Да  и  исправная  автомашина  вы¬
брасывает  из  выхлопной  трубы  отнюдь  не  только  угле¬
кислый  газ.
 В  камере  двигателя  внутреннего  сгорания,  даже  са¬
мого  совершенного,  горючее  не  успевает  сгорать  целиком.
Какая-то  часть  паров  бензина  выбрасывается  п  воздух
вместе  с  продуктами  сгорания.  Чем  двигатель  лучше,  тем
меньше  бензина  пропадает  впустую.  Но  потери  все  же
неизбежны:  попросту  бензин  не  успевает  сгорать  за  то
малое  время,  которое  необходимо  на  один  такт  поршня.
 Не  знаю,  подсчитывал  ли  кто-нибудь,  сколько  горю¬
чего  пропадает  впустую  из-за  этого  неприятного  обстоя¬
тельства.  Полагаю,  что  миллионы  тонн  в  год,  а  быть
 157

может,  и  больше.  Потому  что  количество  автомашин  на
земном  шаре  теперь  не  счесть  даже  самому  ретивому  ста¬
тистику.  Обидно?  Еще  бы!
 А  загрязненный  воздух  в  больших  городах!  Сколько
об  этом  писано!  А  что  делать?  Запретить  автобусам  и
автомобилям  ездить  по  городским  улицам?  Запретить-то,
конечно,  можно,  но  какое  будет  грустное  зрелище  и  какие
грустные  последствия...
 Ну,  как  тут  не  помечтать  об  автомашинах  с  радиоак¬
тивными  камерами  внутреннего  сгорания?  Ведь  в  таких
камерах  горючее  будет  сгорать  до  самой  последней  моле¬
кулы.  Городской  воздух  очистится,  а  скорость  автома¬
шин.  ..  Впрочем,  скорость  автомобилей  в  городе  повы¬
шать,  пожалуй,  и  не  следует.
 Воплотиться  мечте  в  конкретное  техническое  реше¬
ние  мешает  пока  очень  многое,  не  говоря  уже  о  том,  что
неясно,  как  защитить  шофера  и  пассажиров  от  действия
радиации.  Да  и  о  пешеходах  не  мешало  бы  подумать.
 Можно  было  бы  окружить  машину  защитным  слоем,
но  это  сделало  бы  ее  очень  громоздкой.  Можно  было  бы
предложить  автоконструкторам  идею  автомобиля,  мотор
которого  был  бы  отделен  от  кабины  и  находился  бы  на
отдельной  тележке.  Но  нетрудно  представить,  что  идея
эта  не  вызовет  энтузиазма  конструкторов.
 Впрочем,  дело  обстоит  далеко  не  безнадежно.  Сейчас
химики  усиленно  исследуют  радиационно-химические  пре¬
вращения,  возникающие  при  прохождении  через  вещество
бета-лучей.  Между  химическим  действием  гамма-  и  бета-
лучей  имеется  очень  много  общего.  Однако  проникающая
способность  бета-излучения  во  много  раз  меньшая,  чем
гамма-лучей.
 Вот  почему,  если  камеры  двигателей  изнутри  покрыть
слоем  какого-либо  бета-активного  изотопа,  то  лучи,  про¬
низывая  горючее  и  совершая  там  свое  «разрушительное»
дело,  не  смогли  бы,  однако,  вырваться  за  пределы  ци¬
линдра,  поскольку  преграда  из  слоя  металла  для  них  не¬
преодолима.
 Поэтому  будем  надеяться,  что  рано  или  поздно  по  ули¬
цам  наших  городов  будут  мчаться  автомобили,  у  кото¬
рых  на  радиаторе  вместо  традиционного  оленя  будет
красоваться  символ  атома  —  ядро,  окруженное  орбитами
электронов.
 158

Ну  и  коль  скоро  мы  завели  речь  о  горючем,  то  надо
сказать  и  о  переработке  нефти.  В  начале  главы  мы  уже
вспоминали  крекинг  нефти  —  процесс,  при  котором  длин¬
ные  углеводородные  цепочки  превращаются  в  более  ко¬
роткие.  И,  как  нетрудно  вспомнить,  рассказ  о  крекинге
сопровождался  довольно  мрачными  комментариями:  при
высоких  температуре  и  давлении,  которые  необходимы
для  проведения  крекинга,  много,  очень  много  нефти  осмо-
ляется  и  пропадает.
 Сегодня  о  крекинге  нефти  можно  рассказывать  в  са¬
мых  радужных  выражениях.  Причина  все  та  же  —  радиа¬
ционная  химия.
 При  облучении  нефти  гамма-лучами  молекулы  угле¬
водородов  распадаются  точно  так  же,  как  и  при  нагрева¬
нии  под  высоким  давлением.  Впрочем,  «точно»  ли?  Не
совсем.  Облучая  нефть  лучами  известной  энергии  и  опре¬
деленное  время,  можно  получить  горючее  заданного  ка¬
чества.
 Хотите  для  автомашин  и  тракторов  —  пожалуйста!
Для  самолетов  —  и  это  можно!
 Надо  сказать  еще  об  одном  преимуществе  радиацион¬
ного  крекинга  нефти  —  преимуществе,  которое  свойствен¬
но  всем  радиационно-химическим  производствам:  процесс
проходит  практически  без  затраты  энергии.
 Полагаю,  что  на  заводах  радиационного  крекинга  неф¬
ти  должности  главного  энергетика  не  будет.  Ее  упразд¬
нят  за  ненадобностью.
 *  *  *
 Есть  проблема,  которая  одинаково  волнует  пред¬
ставителей  всех  наук:  происхождение  жизни  на
Земле.  Стоит  ли  пояснять  почему?
 Сегодня  эта  проблема,  одна  из  центральных  в  со¬
временной  науке,  никак  не  может  считаться  решен¬
ной.  Но  изучение  замысловатых  превращений,  кото¬
рым  подвергается  вещество  при  прохождении  через
него  радиоактивных  лучей,  позволило  внести  суще¬
ственный  вклад  в  решение  этой  проблемы,  очень  су¬
щественный.
 *  *  %

Любителям  развлекательного  чтения  придется  поску¬
чать,  потому  что  вначале  пойдут  сухие  сведения  из  неко¬
торых  точных  наук.
 Сведения  из  общей  химии:
 Первое.  При  действии  водорода  на  углекислые  соли
различных  металлов  (карбонаты)  в  условиях  высокой
температуры  образуются  соединения  металлов  с  углеро¬
дом  —  карбиды.
 Второе.  При  взаимодействии  карбидов  с  водой  об¬
разуются  углеводороды  (например,  всем  хорошо  извест¬
ная  реакция  взаимодействия  с  водой  карбида  кальция;
при  этом  образуется  ацетилен).
 Третье.  Углеводороды  при  высокой  температуре  мо¬
гут  взаимодействовать  с  аммиаком,  образуя  соединения,
содержащие  углерод,  водород  и  азот.
 Сведения  из  геологии.  2  миллиарда  лет  назад
атмосфера  Земли  состояла  из  водорода,  метана,  паров
воды  и  аммиака.
 Сведения  из  биохимии.  Молекула  белка  виру¬
са  табачной  мозаики  содержит  около  2  миллионов  атомов.
 Вот  теперь,  вооруженные  грузом  полезных  сведений,
можем  подступиться  к  тайнам  происхождения  жизни.
 То,  что  в  атмосфере  Земли  существовали  углеводоро¬
ды,  аммиак  и  вода,  знали  давно.  В  этих  соединениях
содержится  углерод,  водород,  кислород  и  азот  —  все  глав¬
ные  элементы,  из  которых  построено  живое  вещество.  Это
навело  ученых  на  мысль,  что  именно  первичная  атмосфе¬
ра  Земли  стала  той  основой,  на  которой  возникла  жизнь.
 Но  до  такой  мысли  дойти  не  так  уж  трудно.  А  вот
поди  докажи,  что  все  произошло  именно  так.  Что  соеди¬
нения  первичной  атмосферы,  усложняясь,  постепенно  пре¬
вратились  в  молекулы,  которые  легли  в  основу  живого
вещества.
 Сказана  всего  одна  фраза.  А  в  ней  заключено  очень
много.  В  молекуле  метана  пять  атомов,  в  молекуле  аммиа¬
ка  —  четыре,  в  молекуле  воды  и  того  меньше  —  три.
А  в  молекуле  одного  из  простейших  белков  —  вируса
табачной  мозаики  —  сколько?  2  миллиона!
 —  Ну  и  что,  —  беспечно  заметит  иной  из  читателей,—
высокая  температура,  быть  может,  давление.  Ну  и  мало
ли  что  могло  случиться!  Могли  сами  собой  синтезиро¬
ваться  такие  сложные  соединения.
 т

Что  ж,  попробуйте  загрузить  в  какой-нибудь  сосуд
все  эти  газы.  И  я  позволю  проделывать  над  ними  какие
угодно  манипуляции.  Можете  нагревать,  можете  сжимать
до  чудовищных  давлений,  можете,  наконец,  читать  над
этим  сосудом  наиболее  выразительные  места  из  фунда¬
ментального  курса  органической  химии.  Держу  пари,  что
ничего,  кроме  разве  что  простейших  аминов  да  амино¬
уксусной  кислоты,  вы  в  этой  смеси  не  найдете.  Ну  можно
еще  перепробовать  с  дюжину  наиболее  эффективных  ка¬
тализаторов.  Количество  соединений  увеличится  до  двух
десятков.  Но  это  будет  все.  Большего  добиться  не  удастся.
 Но  ведь  от  метиламина  и  аминоуксусной  кислоты  до
самого  незамысловатого  белка  дистанция  необозримого
размера!  И  пока  совсем  неясно,  как  могли  пройти  этот
путь  несложные  органические  молекулы.
 Вот  почему  все  прежние  теории  происхождения  жиз¬
ни,  а  их  было  не  так  много,  словно  сговорившись,  на¬
чинались  с  истории  развития  белка:  как  из  белка  сфор¬
мировались  клетки,  из  клеток  —  организмы  и  тому  подоб¬
ное.  Ну,  а  как  возник  белок?
 Вот  тут  астрономы  —  а  все  прежние  рассуждения
о  возникновении  жизни  принадлежали  именно  им  —  по¬
шли  на  поклон  к  химикам:  дескать,  помогите,  сами  не
разберемся.
 — 	Самим-то  и  нам,  пожалуй,  не  справиться,  —  засо¬
мневались  химики.
 — 	Так  мы  поможем!  —  ободрили  астрономы.
 — 	Ну  что  ж,  разве  что  вместе...  Попробуем.
 Началось  с  вопросов.
 — 	Чем  отличалась  первобытная  атмосфера  от  нынеш¬
ней,  это  мы  уже  знаем,  —  сказали  химики.  —  Но  не  мо¬
жете  ли  вы  сообщить,  чем  еще  отличалась  планета  от
нынешней?
 — 	Вращалась  быстрее...  —  стали  перечислять  астро¬
номы.
 — 	Нет,  не  то,  —  отвечали  химики.
 — 	Похоже,  что  диаметром  меньше  была,  но  это  не
очень  точно.
 — 	И  это  не  то,  —  привередничали  химики.
 — 	Магнитный  полюс  был  не  там.
 — 	Ну  и  шут  с  ним!
 161

— 	И  Северный  полюс  не  там  был.
 — 	Ас  тем  и  подавно!  —  сурово  ответствовали  хи¬
мики.
 — 	В  атмосфере  кислорода  не  было,—выложили  астро¬
номы  свой  последний  козырь.
 — 	А  вот  здесь  что-то  есть!  —  обрадовались  химики.—
Раз  не  было  кислорода,  то  не  было  и  озонового  слоя.
А  раз  не  было  озонового  слоя,  то  космические  и  ультра¬
фиолетовые  лучи  беспрепятственно  проникали  к  поверх¬
ности  Земли.  И  конечно  же,  космические  лучи,  расщеп¬
ляя  газы  этой  первичной  атмосферы,  могли  насинтезиро-
вать  там  миллионы  различных  соединений.
 — 	Ну,  если  говорить  о  радиоактивности,  —  воспря¬
нули  духом  астрономы,  —  так  следует  заметить,  что  тогда,
два  миллиарда  лет  назад,  радиоактивных  элементов  в  зем¬
ной  коре  было  побольше.  Так  что  атмосфера  получала
солидную  долю  облучения  еще  и  снизу.
 — 	И  можно  подсчитать,  конечно,  приблизительно,  ка¬
кой  уровень  радиоактивности  был  в  то  время  на  поверх¬
ности  планеты?
 — 	Приблизительно?  Приблизительно  можно!  —  ска¬
зали  астрономы  и  назвали  число.
 — 	Ого,  солидная  величина!  —  удивились  химики.  —
Здесь  безусловно  что-то  должно  получиться.
 Затем  химики  удалились  в  свои  лаборатории,  оставив
на  время  астрономов  одних.
 И  тут-то  был  поставлен  опыт,  о  котором  впору  читать
в  фантастических  рассказах  Станислава  Лема.  Были
взяты  метан,  аммиак,  вода  и  еще  некоторые  другие  ве¬
щества.  Словом,  была  воспроизведена  первичная  атмо¬
сфера  Земли.  На  всякий  случай  установили  уровень
электромагнитного  поля,  соответствовавший  тому,  какой
был  2  миллиарда  лет  назад.  Учли,  что  в  то  время
атмосферу  пронизывали  молнии  беспрерывных  гроз,  —
воспроизвели  и  молнии.  И,  наконец,  окружили  смесь
источниками  радиоактивных  лучей.  Один  шутник  даже
предлагал  для  пущего  правдоподобия  закрыть  окна  зана¬
веской,  чтобы  в  лабораторию  не  попадал  лунный  свет,  —
астрономы  утверждают,  что  тогда  Земля  еще  не  имела
спутника,  —  но  его  не  послушали.
 И  с  лунным  светом  опыт  дал  поразительные  резуль¬
таты.  Когда  проанализировали  содержимое  сосуда,  а  это

оказалось  работой  очень  нелегкой,  то  выяснилось,  что
там  образовались  весьма  сложные  вещества.  Если  сред¬
ний  молекулярный  вес  веществ,  загруженных  в  сосуд,
составлял  35—40,  то  после  облучения  в  течение  несколь¬
ких  суток  можно  было  из  смеси  выделить  вещества,  ко¬
торые  имели  молекулярный  вес  более  3000.  Вот  какими
стремительными  темпами  происходило  при  воздействии
радиоактивности  укрупнение  органических  молекул!
 Теперь  мало  кто  сомневается,  что  превращение  орга¬
нических  молекул  в  живое  вещество  произошло  благодаря
действию  радиоактивности.  Поразмыслив,  можно  прийти
к  мысли,  что  все  это  вполне  естественно.
 *  *  *
 — 	Что-то  в  этом  роде  я  подозревал!  —сердито  ска¬
жет  проницательный  читатель.  —  Автор  считает,  что
Земля,  Солнечная  система,  чуть  ли  не  вся  Вселенная
обязаны  своим  происхождением  радиоактивности.  Ну
конечно  же,  он  рано  или  поздно  должен  был  прийти
к  утверждению,  что  и  возникновение  жизни  произо¬
шло  благодаря  радиоактивности.  Тогда  выходит,  что
жизнь  может  быть  лишь  там,  где  есть  радиоактив¬
ность!  А  это  попахивает  идеализмом...
 — 	Дорогой  читатель,  так  ведь  радиоактивность
есть  всюду!  Именно  об  этом  я  и  писал  в  предыдущих
главах.  А  что  до  того,  что  жизнь  многим  обязана  ра¬
диоактивности,  то  разговор  об  этом  еще  не  закончен.
Более  того,  по-моему,  самое  интересное  еще  впереди.
 *  *  *
 Сейчас  я  начну  читателя  пугать.  Приготовились?
Крепче  держитесь  руками  за  стул,  на  котором  сидите,  а
то  можете  от  страха  упасть.  Думаю,  что  иные,  легковер¬
ные,  сами  вскочат  со  стула  и  отойдут  от  него  подальше.
 Этот  самый  стул,  на  котором  вы  сидите  спокойно,  чи¬
тая  книгу,  каждую  минуту  испускает  40  000  (сорок  ты¬
сяч!)  бета-частиц.  Да,  именно  столько  атомов  распадается
в  стуле  за  одну  минуту.  Так  что  за  то  время,  что  вы
читали  вступительные  фразы  этого  раздела,  стул  успел
выбросить  из  себя  в  окружающее  пространство,  и  в  том
числе  и  в  читателя,  около  сотни  тысяч  бета-частиц.
 163

Постойте,  не  торопитесь
выбрасывать  стул.  Поступив
так,  вы  бы  совершили  крайне
опрометчивый  поступок.  Пото¬
му  что,  во-первых,  этот  стул,
несмотря  на  свои  ежеминутные
40  тысяч  распадов,  абсолютно
безвреден,  а  во-вторых,  любой
иной  стул,  если  он  будет  только
сработан  из  дерева,  окажется
не  менее  радиоактивным.
 Я  совершенно  напрасно
напускаю  зловещего  тумана.
В  моем  сообщении  о  40  тыся¬
чах  распадов  в  обычном  стуле
для  читателя  не  должно  быть
ничего  неожиданного.  Помните,
во  второй  главе,  где  много  рас¬
сказывалось  о  радиоактивном
углероде,  сообщалась  любопыт¬
ная  цифра:  каждый  грамм  угле¬
рода  биологического  происхож¬
дения  в  минуту  дает  16  распа¬
дов  за  счет  примеси  радиоак¬
тивного  изотопа,  углерода-14.
Подсчитав  содержание  углерода  в  дереве,  из  которого
сделан  стул,  вы  и  получите  величину  40  тысяч  распадов
в  минуту.
 Но  горе  тому,  кто,  прочитав  эти  строки,  задумает  осво¬
бодиться  от  деревянной  мебели.  Он  поступит  чрезвычайно
глу...  или,  лучше  скажем,  легкомысленно.  Не  говоря
о  том,  что  эта  акция  не  вызвала  бы  восторга  домашних,
она  ничуть  не  способствовала  бы  снижению  радиоактив¬
ности  жилища.  Почему?
 Потому  что  в  вашем  доме  есть  стены.  А  стены  содер¬
жат  значительное  количество  калия.  А  калий  содержит
примесь  естественного  радиоактивного  изотопа.  А  атомы
этого  радиоизотопа  (калия-40)  испускают  бета-лучи.
 —  Что  за  пропасть!  —  горестно  удивится  иной  песси¬
мист.  —  Никуда  от  этой  радиоактивности  не  денешься.
Вот  что  цивилизация  наделала!  Уйду  в  лес  и  буду  жить
на  природе  —  уж  там  никакого  излучения  не  будет!
 1С4

Бедняга  пессимист,  его  следует  жестоко  разочаровать.
В  лесу  он  будет  жить  в  шалаше  из  веток,  спать  станет
на  соломе,  а  в  костер  пойдут  шишки.  А  ведь  во  всех  этих
вещах  радиоактивного  углерода  ничуть  не  меньше,  чем
в  той  деревянной  мебели,  которую  он  так  непредусмотри¬
тельно  выбросил.
 Впрочем,  если  бы  этот  паникер,  решив  быть  последо¬
вательным  до  конца,  вздумал  обходиться  без  шалаша  и
без  сена,  то  едва  ли  ему  от  этого  было  лучше.  Потому  что
могу  сообщить  ему  следующее  «успокоительное»  известие:
каждую  минуту  в  его  теле  распадается  приблизительно
800  000  (да,  да,  наборщик  не  ошибся  —  именно  восемьсот
тысяч)  атомов  различных  радиоактивных  элементов.
 —  Эге,  тут  автор  что-то  напутал!  —  скажут  многие
из  читателей  —  даже  непессимисты.  —  Восемьсот  тысяч!
Что-то  очень  много.
 Так  ли  уж  много?  Помните  рассказ  о  радиоактивном
углероде  (вторая  глава).  Там  несколько  раз  называлось
число:  16  распадов  в  минуту.  Это  радиоактивность  грам¬
ма  углерода  органического  происхождения.  Подсчитайте,
сколько  углерода  в  теле  человека,  и  вы  получите,  что  на
долю  углерода  в  организме  человека  приходится  около
200  тысяч  распадов  в  минуту.
 Еще  приблизительно  400  тысяч  распадов  в  минуту
приходится  на  радиоактивный  калий.  Ведь  калий  —  один
из  самых  распространенных  элементов  организма.  Итого
600  тысяч.
 Недостающие  200  тысяч  с  лихвой  покрывают  тяжелые
радиоактивные  элементы:  уран,  торий,  радий.  Эти  элемен¬
ты  содержатся  в  организме  хотя  и  в  ничтожно  малом  ко¬
личестве,  но  зато  они  обладают  сравнительно  большой
интенсивностью  излучения  и  сравнительно  небольшим
периодом  полураспада.  Вот  почему  вклад  их  в  общую
радиоактивность  организма  велик  в  сравнении  с  их  со¬
держанием  в  живых  тканях.
 Говоря  о  радиоактивном  распаде  атомов  в  живом
организме,  нельзя  забывать  и  о  космическом  излучении.
Действие  его  на  организм  почти  ничем  не  отличается  от
действия  радиоактивных  лучей.  Поэтому  мы  без  колеба¬
ний  можем  приплюсовать  еще  тысяч  двести  распадов.
И  считать,  что  в  среднем  в  теле  человека  за  минуту  рас^
падается  миллион  атомов.  (На  долю  нашего  пессимиста
 165

я  отпустил  всего  лишь  800  тысяч,  потому  что  пессимисты,
как  правило,  худы,  поэтому  у  них  «живого  веса»  меньше
да  и  поверхность  тела  поменьше,  так  что  космические
лучи  все  больше  летят  мимо...)
 Вот  теперь  впору  поставить  вопрос:  как  относятся
живые  организмы  к  этому  беспрестанно  с  рождения  и  до
самой  смерти  пронизывающему  их  излучению?
 Вопрос  этот  впервые  возник  у  биологов.  И  они,  будучи
не  очень  сведущими  в  вопросах  радиоактивности,  обрати¬
лись  к  физикам.
 — 	Сколько?  —  переспросили  те.  —  Миллион  распадов
в  минуту!  Скажите,  страсти  какие!  Ведь  это  почти  в  две
тысячи  раз  меньше,  чем  одно  милликюри.  (Есть  такая
единица  радиоактивности.)  А  мы  с  пятью  милликюри  ра¬
ботать  будем,  и  никакого  вреда  от  этого  не  предвидится.
Так  что  ваш  миллион  распадов  для  нас  даже  не  детская
игрушка,  а  так  себе  —  фук!
 — 	Так  уж  и  фук?  —  засомневались  биологи  и  присту¬
пили  к  опытам.
 Опыты  были  интересными,  и  даже  более  того.  Биоло¬
гов  давно  интересовал  вопрос:  почему  ряд  клеток  в  живых
организмах  так  нуждается  в  калии  и  почти  безразличен
к  натрию.  Вопрос  не  простой.  И  на  него  не  ответишь,
что,  дескать,  это  их,  клеток,  дело,  захотели  калий  и
усваивают  именно  этот  элемент,  а  не  какой-то  натрий.
 Но  в  том-то  и  дело,  что  не  «какой-то»!  Ведь  натрий
и  калий,  особенно  одновалентные  их  ионы  (а  в  водных
растворах  эти  элементы  находятся  именно  в  этом  состоя¬
нии),  похожи  друг  на  друга,  как  два  близнеца.  Да  они
и  есть  близнецы.  Расположены  в  одной  группе  Периоди¬
ческой  системы  элементов  —  раз.  В  одной  подгруппе  —
два.  Имеют  очень-очень  близкие  физические  свойства  —
три.  И  даже  в  земной  коре  содержатся  в  одинаковом  ко¬
личестве  —  четыре.
 Чего  уж  больше!  Вот  мы  повсюду  слышим:  «калиевые
удобрения».  О  «натриевых»  пока  что  не  слыхать.  Значит,
для  своего  развития  организм  действительно  нуждается
преимущественно  в  калии.
 Один  из  опытов,  который  был  поставлен  для  изучения
биологической  роли  калия,  я  бы  назвал  красивым.  Это  не¬
маловажно,  когда  опыт  не  только  поучителен,  но  и  красив.
 Через  изолированное  сердце  лягушки  пропускался  пи-
 166

тательный  раствор,  в  состав  которого  входили  все  необ¬
ходимые  вещества  и,  конечно  же,  соединения  калия.
Сердце  исправно  сокращалось  и,  казалось,  не  замечало
тех  необычных  условий,  в  которых  оно  находится.
 Но  вот  в  растворе  мало-помалу  соли  калия  стали  за¬
менять  соответствующим  количеством  солей  натрия.
Сердце  сразу  же  прореагировало  на  это:  ритм  биения
стал  медленнее,  сокращения  —  вялыми.  Наконец,  когда
весь  калий  был  заменен  на  натрий,  сердце  остановилось.
 Но  вот  в  раствор  добавили  незначительное  количество
радия.  В  весовом  выражении  это  была  совершенно  нечув¬
ствительная  величина.  Но  поскольку  радиоактивность  ра¬
дия  много  выше,  чем  калия-40,  радиоактивность  пита¬
тельного  раствора  стала  такой  же,  как  радиоактивность
исходного  раствора,  когда  в  нем  было  первоначальное
количество  калия.  Сердце  начало  сокращаться  снова  и
билось  исправно  столько  времени,  сколько  вообще  поло¬
жено  биться  сердцу,  извлеченному  из  организма.
 Можно  ли  показать  более  наглядно,  что  живым  клет¬
кам  необходим  не  калий  как  таковой,  а  лишь  его  радиоак¬
тивность?  Между  прочим,  отличные  результаты  получа¬
лись  и  тогда,  когда  радий  не  вводили  в  питательный  рас¬
твор,  а  облучали  лягушечье  сердце  радием  извне.  И  в  этом
случае  сердце  ритмично  и  правильно  сокращалось,  радуя
экспериментаторов.
 И  снова  —  в  который  раз!  —  было  получено  доказа¬
тельство  того,  что  процессы,  протекающие  в  организме,
не  просто  совокупность  каких-то  химических  реакций,
каких-то  физических  явлений.  Нет,  биологию  не  сведешь
к  учебникам  физики  и  химии.
 То,  что  для  физиков  представляется  малостью,  на  ко¬
торую  и  внимания-то  обращать  не  хочется,  организм,  как
видно,  использует,  и  притом  весьма  целесообразно.  В  са¬
мом  деле,  не  мог  же  он  позволить,  чтобы  миллион  распа¬
дов  в  минуту  —  целый  миллион!  —пропадал  без  дела.
 Открытие  сразу  же  было  взято  на  заметку.  А  что,
если  попробовать  облучать  радиоактивными  лучами  рас¬
тения  —  скажем,  табак.  Посмотрите  на  рисунок.  Два  цвет¬
ка  табака,  которые  выращивались  в  абсолютно  равных
условиях.  Левый  рос  как  обычно.  А  правый  облучали
каждый  день  малыми  порциями  радиоактивных  лучей.
Результат  очевиден.
 167

Вот  почему  сегодня  на
экспериментальных  полях  мно¬
гих  научных  институтов  можно
видеть  любопытную  картину.
Поле  как  поле.  На  одном  участ¬
ке  наливаются  соком  помидоры,
на  другом  взвиваются  побеги
огурцов,  на  третьем  зеленеют
арбузы.  Вдруг  раздается  рез¬
кий  звонок.  И  все,  кто  в  этот  миг
находится  на  поле,  кладут  сап¬
ки  и  лопаты  и  торопливо
устремляются  к  блиндажу,  ко¬
торый  сильно  смахивает  на
бомбоубежище.  Раздается  вто¬
рой  звонок.  Идущие  прибав¬
ляют  шаг.  После  третьего
звонка  опоздавшие  мчатся  по
полю  со  скоростью  признан¬
ных  спринтеров.  Налет  враже¬
ских  самолетов?  Бомбарди¬
ровка?
 Ничего  подобного.  Самолеты  на  небе  не  появляются.
А  если  и  пролетит  какой,  то  никто  на  него  внимания  не
обратит.  Зато  все  смотрят  через  амбразуры  в  центр  поля.
Там  высится  не  очень  высокая  мачта.  Через  несколько
секунд  после  третьего  звонка  на  мачте  начинает  работать
электромотор,  который  вытягивает  небольшой  цилиндр.
Цилиндр  начинает  вращаться  с  таким  важным  видом,
как  будто  бы  из  него  сейчас  посыплются  экзаменацион¬
ные  билеты.
 Но  ничего  из  цилиндра  не  сыплется.  И  он,  повертев¬
шись  минут  пять,  отправляется  обратно  под  землю.  После
чего  раздается  резкий  звонок  отбоя,  все  выходят  из  блин¬
дажа  и  разбирают  сапки  и  лопаты.
 Читатель,  конечно,  понял  все.  Разумеется,  экспери¬
ментальное  облучение  сельскохозяйственных  культур.
Результаты?  Самые  очевидные.  Урожай  редиса  повы¬
шается  на  40  процентов,  капусты  —  на  20,  ржи  —  на  25,
а  урожай  вегетационной  массы  гречихи  —  даже  в  полтора
раза.
 Интересно,  что  вовсе  не  обязательно  облучать  расте-
 168

ния  во  время  их  развития.  Иногда  оказывается  достаточ¬
ным  облучить  семена  перед  посевом.  Операция  простая,
а  эффект  большой.
 Но  неправ  будет  тот,  кто  подумает:  проблема  повыше¬
ния  урожайности  решена.  Дескать,  теперь  жизнь  пойдет
иная:  облучай  растения,  собирай  урожай,  всего  и  де-
лов-то.
 Нет,  влияние  радиоактивного  излучения  на  живые
организмы  —  проблема  куда  более  сложная,  чем  это  мо¬
жет  представиться  из  рассказанного.
 Начать  с  того,  что  далеко  не  всегда  и  далеко  не  во
всех  дозах  радиоактивное  облучение  оказывает  благотвор¬
ное  действие  на  живые  организмы.
 Большинство  жертв  двух  бесчеловечных  атомных  бом¬
бардировок  японских  городов  Хиросимы  и  Нагасаки
в  1945  году  обусловлено  именно  действием  той  сильней¬
шей  радиации,  которая  сопровождает  взрыв  атомной
бомбы.  Кроме  того,  продукты  распада  урана  или  плуто¬
ния,  которыми  начинена  бомба,  первые  сутки  после  взры¬
ва  обладают  громадной  радиоактивностью.
 Радиоактивные  частицы,  врезываясь  в  живые  клетки,
производят  там  колоссальные  разрушения.  Это,  конечно,
на  пользу  клетке  идти  не  может.  Ну,  а  если  облучение
задевает  жизненно  важные  центры  клетки,  например
ядро,  то  клетка  погибает.
 Здесь  надо  сказать,  что  даже  самое  небольшое  коли¬
чество  радиоактивности  может  нанести  непоправимый
вред  организму.  Это  в  том  случае,  если  поврежденными
окажутся  клетки,  которых  в  организме  немного  и  кото¬
рые  несут  важную  биологическую  функцию.  Природа
защитила  эти  клетки  от  тех  миллионов  распадов,  кото¬
рые  происходят  ежеминутно  в  человеческом  теле.  Но
даже  мудрая  природа  не  смогла  предусмотреть,  что  чело¬
век  начнет  заниматься,  скажем  прямо,  глупым  делом:
станет  бурно  увеличивать  уровень  радиоактивности,  в  ко¬
тором  он  находится.
 Вот  почему  любое,  даже  не  очень  значительное,  пре¬
вышение  радиоактивного  фона  Земли  может  иметь  не¬
приятные  последствия.  И  вот  почему  с  первых  же  дней
рождения  атомного  оружия  Советский  Союз  ведет  упор¬
ную  и  последовательную  борьбу  за  запрещение  этих  бес¬
человечных  средств  массового  уничтожения  людей  и  за
 169

запрещение  испытаний  атомного  и  водородного  оружия,
при  взрывах  которого  в  атмосферу  выбрасываются  гро¬
мадные  количества  радиоактивных  веществ.
 *  *  *
 Впрочем,  имеется  одна  отрасль  человеческой  дея¬
тельности,  где  исследователи  с  охотой  применяют
радиоактивные  лучи  для  целей...  убийства.  Уже  со¬
зданы  приборы,  которые  позволяют  с  помощью  ра¬
диоактивности  «одним  махом»  убивать  миллионы
живых  существ.  И  исследователи  очень  довольны.
Убийцы  в  белых  халатах?  Не  спешите  с  выводами.
 *  *  *
 Как  представляют  нынче  жизнь  пиратов  в  былые
времена?  Бороздит  южные  моря  корабль  под  черным
флагом,  на  котором  не  очень  искусно  намалеваны  череп
и  кости.  На  корабле  загорелые  билли  бонсы  горланят
непристойные  песни  и  тянут  ром  из  старинных,  зеленого
стекла  бутылок.  («Ио-го-го,  и  бутылка  рому!..»)  Забот
никаких!  Разве  что  только  пограбить  очередную  шхуну
да  вздернуть  сопротивляющегося  капитана  на  реях.  А  по¬
том  снова  за  карты  да  за  ром,  за  песни,  пока  вахтенный
не  приметит  очередную  жертву.
 Ничего  подобного!  В  действительности  у  пиратов  была
каторжная  жизнь.  Целый  день  они  носились  по  кораблю,
не  имея  свободной  минутки.  Всех  дел  и  не  перечесть!
 Телят  накорми.  За  свиньями  прибери.  Хлев  проветри.
Курам  дай  пшена.  Овец  выгони  на  палубу.  А  дух,  дух-то
какой!  Прямо  хоть  и  не  живи  на  свете.  Вот  и  боцман
снова  ругается,  что  не  уберегли  молодого  бычка:  тюкнуло
его  во  время  шторма  башкой  о  борт  —  отдал  черту  душу.
Эх,  жизнь...
 Пиратов  жалеть,  конечно,  не  стоит.  Но  нельзя  не  от¬
метить,  что  300—400  лет  назад  любой  морской  корабль
очень  напоминал  плавучую  свиноферму.  А  как  же  иначе!
Корабль  отправляется  в  плавание  месяцев  на  семь-во¬
семь,  нередко  на  год-два.  Что  будет  там:  в  Вест-Индии
или  на  Галапагосских  островах,  никто  не  знает.  По¬
этому  необходимо  захватить  с  собой  пропитание.  Но  не
 170

будешь  же  питаться  целый  год  солониной.  Вот  и  при¬
ходится  грузить  на  корабль  живность.  А  за  ней  присмотр
нужен.
 Сейчас,  конечно,  не  то.  Сейчас  быстроходный  лайнер
пересекает  Атлантический  океан  за  несколько  суток.
И  мясо  отлично  сохраняется  в  корабельных  холодиль¬
никах.  Кроме  того,  существуют  великолепные  консервы.
Фазанье  мясо  в  оливковом  масле.  Баранье  филе  в  томате.
Бок  молодого  бычка,  сваренный  в  натуральном  соусе.
И  даже  кошерное  мясо  для  богобоязненных  евреев,  кото¬
рых  злая  судьба  гонит  через  океан.
 В  общем,  люди  придумали  много  способов  консерви¬
ровать  продукты  питания.  И  тут  же  надо  сразу  отметить:
все  способы  консервирования  заключаются  в  том,  что  тем
или  иным  методом  изменяют  первоначальные  свойства
 171

продукта.  Рыбу  и  мясо  солят,  коптят  или  варят  в  каком-
нибудь  консервирующем  соусе.  Фрукты  и  ягоды  варят
в  сахарном  сиропе.
 Конечно,  очень  приятно  отведать  бычков  в  томате,
или  корюшку  в  масле,  или  свиной  фарш,  который  продает¬
ся  в  красивых  пузатых  банках.  А  о  варенье  говорить  не
приходится!  Но  если  ты  в  далеком  многомесячном  походе
или  плавании,  то  к  исходу  третьего  месяца  на  самые  аппе¬
титные  сардины  будешь  глядеть  без  особого  энтузиазма.
 Кроме  того,  питательные  качества  консервов  уступают
натуральным  продуктам  —  меньше  витаминов.  И  кон¬
сервы  остаются  консервами.
 Люди  мечтали  о  многом.  О  том,  чтобы  летать  со  ско¬
ростью  звука,  —  полетели.  Достичь  дна  морского  —  до¬
стигли.  Подняться  в  космос  —  поднялись.  Узнать  тайны
земных  недр  —  узнали.  Научиться  сохранять  пищевые
продукты  сколь  угодно  долгое  время  в  натуральном
виде...  Нет,  не  научились.
 Впрочем,  не  научились  ли?  В  прошлом  году  мне  до¬
велось  отведать  персик.  Персик  был  великолепным.  Соч¬
ный,  упругий,  покрытый  тоненьким  пушком.  Розовый.
 «Нашел  чем  хвастаться!  —  скажут  мне.  —  Мы,  мо¬
жет  быть,  еще  и  не  то  едали,  да  не  считаем  нужным  тре¬
звонить  об  этом  в  книгах».
 Да  ведь  персик-то  этот  я  пробовал  в  конце  апреля!
А  сорван  с  дерева  он  был  в  июле.  И  даже  не  прошлого
года,  а  позапрошлого.
 Ни  в  каком  холодильнике  персик  в  таком  первоздан¬
ном  виде,  да  еще  в  течение  двух  лет  не  сохранился  бы.
Просто  в  тот  день,  когда  персик  был  сорван,  его  завер¬
нули  в  целлофановую  бумагу  и  облучили  хорошей  дозой
гамма-лучей  кобальта.
 У  радиобиологов  —  специалистов,  изучающих  действие
радиоактивного  излучения  на  живые  организмы,  —  есть
одно  очень  важное  правило.  Чем  более  высокоорганизо¬
ван  организм,  тем  он  более  чувствителен  к  радиоактив¬
ному  облучению.  Та  доза  радиоактивных  лучей,  которая
убьет  человека,  будет  безвредна  для  белых  крыс.  Радиоак¬
тивное  облучение,  от  которого  погибают  крысы,  не  оказы¬
вает  никакого  действия  на  тараканов.  Чтобы  погубить
микробов,  надо  создать  громадную  дозу  облучения.  Но  она
окажет  едва  заметное  действие  на  клетки  растений.

Известно,  от  чего  портятся  пищевые  продукты  —  от
действия  гнилостных  бактерий.  И  вот,  когда  были  обна¬
ружены  смертоносные  действия  радиоактивных  лучей,
решили  использовать  это  их  свойство  для  консервирова¬
ния  —  нет,  не  то  слово,  —  для  сохранения  пищевых  про¬
дуктов.
 Принцип  здесь  несложен.  Облучают  тушу  забитого
животного  или  какой-либо  плод  такой  дозой  радиоактив¬
ности,  которая  заведомо  погубит  все  гнилостные  мик¬
робы,  но  не  разрушит  сколь-нибудь  заметно  ткани  мяса
или  растения.  Если  запаковать  такой  облученный  про¬
дукт  в  оболочку,  непроницаемую  для  микробов,  то  теперь
его  можно  хранить  сколь  угодно  долгое  время.  И  ни¬
каких  холодильников  не  нужно.
 Радиоактивное  облучение  оказывает  пищевикам  еще
одну  существенную  услугу:  оно  убивает  личинки  мух
и  вредных  паразитов  трихнинов.  Вот  почему  гамма-лучи
являются  самым  надежным  средством  стерилизации  мяс¬
ных  продуктов.
 Еще  одна  отрасль  промышленности  очень  обрадова¬
лась  широкому  распространению  ионизирующего  излу¬
чения.  При  производстве  лекарственных  веществ  и  пре¬
паратов,  особенно  тех,  которые  используются  для  приема
внутрь  или  для  инъекций,  основной  заботой  является  их
стерилизация.  Но  хорошо,  если  препарат  выдерживает
продолжительное  нагревание.  Тогда  ампулы  с  этим  пре¬
паратом  кипятят  нужное  время  —  и  проблема  решена.
 Ну,  а  если  препарат  разлагается  при  нагревании?  Что
тогда?  Тогда  приходится  туго.  Тогда  прибегают  к  таким
ухищрениям,  которые  в  десятки  раз  удорожают  стоимость
фармацевтического  препарата.
 А  теперь?  Теперь  ампулу  облучают  в  течение  2  ми¬
нут  —  и  препарат  стерилен  в  такой  же  степени,  как  и
при  многочасовом  кипячении.
 Радиоактивное  облучение  решает  проблему  хранения
картофеля.  Известно,  сколько  его  гибнет  от  прорастания
и  сколько  труда  приходится  положить  на  то,  чтобы  не
дать  картофелю  прорасти.  Но  вот  непродолжительное
облучение  задерживает  сроки  прорастания  картофеля  на
год,  а  то  и  два.  Даже  в  том  случае,  если  картофель  хра¬
нится  в  относительно  влажном  помещении  при  комнатной
температуре.
 173

Можно  перечислять  многое.  Можно  рассказать  о  том,
как  убивают  вредителей  в  зерне.  Как  ускоряют  рост  дрож¬
жей.  Как  стерилизуют  в  операционных  хирургические
инструменты.  Но  перечислением  всего  этого  читателя  уже
не  удивишь.  Да  и  он  сам  может  придумать  сотни  случаев
возможного  применения  радиоактивности  для  целей  сте¬
рилизации  и  всюду  окажется  правым.  Потому  что  способ
этот  и  впрямь  универсальный.  И  дешевый.  И  простой.
И  быстрый.
 *  *  *
 И  снова,  как  и  в  прошлой  главе,  я  с  сожалением
расстаюсь  с  этой  темой.  О  многом  сказано  мимохо¬
дом.  О  многом  не  упомянуто  вообще.  Но  что  делать?
Обо  всем  рассказывают  только  энциклопедии.  Да  и
те  не  поспевают  за  стремительным  бегом  науки...
 *  *  *
 Понятно  теперь,  куда  и  по  чему  стреляет  атомное
ядро?

*  *  *  ********
 ОГЛАВЛЕНИЕ
 Глава  первая
 Открытие,  которое  началось 	с 	конца 	. 	. 	5
 Глава  вторая
 «Война  сынов  Света  против 	сынов  Тьмы» 	. 	40
 Глава  третья
 Во  Вселенной  всегда  весна 	 69
 Глава  четвертая
 О  Наполеоне  Бонапарте,  растворимости  и
 многом  другом 	103
 Глава  пятая
 Третий  путь 	136

К  ЧИТАТЕЛЯМ
 Отзывы  об  этой  книге  просим  при¬
 сылать  по  адресу:  Москва,  А-47.
 ул.  Горького,  43.  Дом  детской  книги.
 *  *
 *
 Для  старшего  возраста
 Фиалков  Юрий  Яковлевич
 ЯДРО  —  ВЫСТРЕЛ!
 Ответственный  редактор
М.  А.  Зарецкая.
Художественный  редактор
Л.  Д.  Бирюков.
 Технический  редактор
В.  И.  Егорова.
 Корректоры
 Э.  Л.  Лофенфелъд  и  С.  П.  Мосейчук.
Сдано  в  набор  18/ХН  1965  г.  Подписано
в  печать  8/1У  1966  г.  Формат  84х108'/з2.
5,5  печ.  л.  9,24  уел.  п.  л.  (9,38  уч.-изд.  л.).
Тир.  50  000  экз.  А00625.  Цена  40  коп.
 на  бум.  м/мел.  ТП  1966  №  562.
Издательство  «Детская  литература».
Москва,  М.  Черкасский  пер.,  1.
 **********
 Фабрика  «Детская  книга»  №  2  Росглав-
полиграфпрома  Комитета  по  печати  при
Совете  Министров  РСФСР.  Ленинград,
2-я  Советская,  7.  Заказ  №  722.