Tags: журнал домашняя лаборатория
Year: 2016
Text
J
ИНТЕРНЕТ-ЖУРНАЛ
a
и U
°ж
МАРТ 2016
ДОМАШНЯЯ
ЛАБОРАТОРИЯ
Научно-практический
и образовательный
интернет-журнал
Адрес редакции:
domlab@ inbox.com
Статьи для журнала
направлять, указывая в теме
письма «For journal».
Журнал содержит материалы
найденные в Интернет или
написанные для Интернет.
Журнал является полностью
некоммерческим. Никакие
гонорары авторам статей не
выплачиваются и никакие
оплаты за рекламу не
принимаются.
Явные рекламные объявления
не принимаются, но скрытая
реклама, содержащаяся в
статьях, допускается и даже
приветствуется.
Редакция занимается только
оформительской
деятельностью и никакой
ответственности за содержание статей
не несет.
Статьи редактируются, но
орфография статей является
делом их авторов.
При использовании
материалов этого журнала, ссылка
на него не является
обязательной, но желательной.
Никакие претензии за
невольный ущерб авторам,
заимствованных в Интернет
статей и произведений, не
принимаются. Произведенный
ущерб считается
компенсированным рекламой авторов и
их произведений.
СОДЕРЖАНИЕ
История религий (продолжение)
Дейтерий и тяжелая вода
Мир микробов (продолжение)
Осваиваем статистику (продолжение)
Некоторые методы органической химии
Простой резистивный термометр
Модуль передатчика на КМОП-микросхемах
Генератор нейтронов
Бытовые пластмассы
Панктаун
Орхидеи (продолжение)
Март 2016
История
з
94
Ликбез
101
114
Химичка
123
Электроника
138
141
Техника
144
Справочник
152
Литпортал
159
Английский
235
Биологически активные растения (продолжение)
В мире насекомых (продолжение)
Разное
250
278
По всем спорным вопросам
следует обращаться лично в
соответствующие учреждения провинции
Свободное государство (ЮАР).
При себе иметь, заверенные
местным нотариусом, копии всех
необходимых документов на
африкаанс, в том числе,
свидетельства о рождении, диплома об
образовании, справки с места
жительства, справки о здоровье
и справки об авторских правах
(в 2-х экземплярах).
НА ОБЛОЖКЕ
Рисунок к статье «Генератор нейтронов».
Если вы планируете в ближайшее время запустить
атомный или термоядерный реактор для отопления
персонального сарая, то вам генератор нейтронов
определенно пригодится.
История
ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ
Шантепи Сосей
(продолжение)
РИМЛЯНЕ
Предварительные
замечания
При изложении исторического очерка римской религии приходится встречаться с
большими трудностями. На первый взгляд представляется, что на римскую
древность достаточно пролили свет богатые исторические традиции; между тем нигде
нет такой большой разницы между традиционной историей и результатами новых
критических исследований. Римская история трактует преимущественно о
государственном устройстве, тогда как религия рассматривается большей частью как ее
подразделение, и из римской религии нам известен почти исключительно культ,
который принадлежал к жизни государства. Фиолософское и религиозное учение
римляне выработали только позднее и притом несамостоятельно. Выдающаяся
литература, открывающая нам силу религиозной мысли и мотивы, обусловливающие
духовный характер жизни, существует только для времени упадка настоящей римской
жизни. Поэтому нам остается почти только один государственный культ, но и тут
встречаются значительные затруднения, как в подробностях, так и в истории его
происхождения.
Развитие римского народа, с одной стороны, было в тесной связи с развитием
греческого, с другой же - являлось как его противоположность. Предположение о
том, что греки и италики первоначально составляли одну особую отрасль индо-
германского племени, сделалось невероятным после новых исследований: к
италийской народной группе нельзя отнести всех древних жителей Италии, как,
например, япигов и мессапиев, живших в Калабрии и Апулии, которых в последнее
время стали ставить в связь с иллирийцами. К италийской группе относятся
только латинские и умбро-самнитские национальности, жившие в средней Италии,
по обеим сторонам Апеннин. Лингвистические памятники дали возможность
разделить их на эти две группы, с подразделением последней на умбров и самнитов
(умбрийское и оскское наречие), но и до настоящего времени на основании
лингвистических данных нельзя еще составить полного родословного дерева
италийских национальностей. Гораздо достовернее то, что город Рим был по
преимуществу латинским городом и самнитский элемент в нем хотя и был очень древним,
но стоял на втором плане. Римское государство уже рано вступило в
соприкосновение с этрусками и греками, жившими в самой Италии. Относительно
происхождения этрусков (Разены) лучшие исследователи до сих пор не пришли ни к чему
верному; но твердо установилось мнение, что со времени Тарквиниев Рим
значительно подвергся их влиянию - как и влиянию греков, имевших на юге
полуострова многочисленные колонии с высокоразвитым населением. Хотя исторически и
нельзя доказать существования сношений между этими колониями и италиками, но
более чем вероятно, что еще ранее того периода, когда римляне сознательно
усвоили себе духовные сокровища греков и старались их переработать, греческие
культы и нравы в самой Италии оказывали влияние на развитие юной римской
культуры.
Нельзя, однако, не указать и на противоположность между римским и
греческим: в государственном устройстве и в искусстве, в литературе и религии, при
значительном общем материале и деятельном историческом общении, греки и
римляне стремились и приходили почти к противоположному. Всемирную задачу
римского народа, сравнительно с исторической деятельностью греков, Виргилий
описывает в виде такой антитезы: "здесь искусство, там всемирное владычество".
Если за италиками можно признать "глубокое чувство общего в особенном" (Мом-
мзен), то греки, наоборот, жили скорее в созерцании конкретного. Божества
греков изображались пластически и в мифологии являлись живыми личностями; у
римлян они остались абстракциями. Но религиозность римлян была не менее
религиозности греков; она только другого рода, она вся уходит в ритуал, и то, что
она теряет в жизненности, она выигрывает в торжественности.
Обзор
источников
Источники, из которых можно было бы ознакомиться с римской религией, очень
недостаточны, особенно для древнейшего периода. Сведения свои мы заимствуем
из литературы, подвергнувшейся влиянию греческой образованности и потому уже
мало понимающей оригинальное италийское, и из указаний, впрочем,
многочисленных, позднейших, отчасти даже очень поздних ученых и антиквариев; но
собственно тех источников, которые лежат в основании этих указаний, дошло до нас
очень мало. Конечно, каждый год доставляет нам археологические открытия, но
число их очень не велико для истории римской религии сравнительно с греческой
или египетской. На первом плане стоят надписи, которые были собраны в Coprus
inscriptionum Latinarum, издаваемом Берлинской академией с 1863 г. под
руководством Моммзена. Конечно, важнее этих надписей были бы (если бы мы только
имели их) законы и летописи, собрания постановлений гражданского и священного
права, записи многих жреческих и иных коллегий, ритуальные предписания и
культовые песни; все это, кроме немногих отрывков, потеряно. Политические и
сакральные тексты не резко различались. Мнимые leges regiae (названные по
имени позднейшего собирателя jus Papirianum - Папириево право) были самыми
древними жреческими правилами; только списки магистратов, как libri lentei,
которые часто упоминает Ливии, хранились в храме Юноны-Монеты в Капитолии. Из
формул, употреблявшихся различными корпорациями при священнодействиях, до нас
дошли только небольшие остатки, каковы, например, некоторые отрывки из
древних песнопений axamenta или carmina saliaria, которые пели салии на весенних
праздниках Марса, и которые, оставаясь неизменными по языку, уже во время
Цицерона были непонятны.
В стихах этих песен упоминались отдельные боги, и по их именам самые стихи
называются janui (в честь Януса), jovii (в честь Юпитера) и т.д. Несколько
более имеем мы из гимнов Арвальских братьев (жреческой коллегии из 12
жрецов) , по крайней мере, один carmen, также с древними формами языка, найден
был в Риме в 1477 г., и с того времени его много раз комментировали. В новое
и новейшее время еще открыты были многие отрывки из актов их коллегии, все
относящиеся ко времени императоров. В эту обширную темную область бросают луч
света так называемые tabulae Iguvinae, игувинские таблицы (7 таблиц, 447
строк), найденные в городе Губбио в 1444 г. Эти таблицы, написанные на
латинском и умбрском диалектах, содержат как предписания, так и формулы одного ум-
брийского культа, "атридийского" братства, и вместе с обычными известными нам
богами, каковы Юпитер, Марс, упоминают еще многих, нам неизвестных и
непонятных богов, как Cerfius, Vofionus, Tefer.
У жрецов в самом Риме развилась разносторонняя писательская деятельность,
но, к сожалению, мы знаем о ней только по поздним известиям и скудным
цитатам. Обыкновенно различаются книги понтификов libri pontificum, содержащие
ритуал и священное право, толкования, Commentarii pontificum, заключающие в
себе decreta (постановления) и responsa (заключения), данные по разным
случаям и в качестве прецедентов сохранявшиеся для будущего; annales maximi -
хроника, ежегодно публикуемая верховным жрецом; fasti - часть календаря, в
которой означены были дни заседаний и решений суда и перечислялись праздники и
игры, и т.д. В интересах истории религии особенно достойна сожаления потеря
тех официально утвержденных священных формул, которые известны под именем ин-
дигитамент и которые могли бы дать важнейшие сведения о римском мире богов.
Как можно судить по замечаниям у позднейших писателей, - таких, например, как
Варрон, Сервий, Цензорин - эти индигитаменты, инкантаменты или индиции -
indigitamenta, incantamenta vel indicia (Paulus) - были формулы, постоянно и
неизменно употреблявшиеся для призывания отдельных богов, с упоминанием при
этом их свойств. Вероятно, эти индигитаменты содержали названия всех богов,
или по крайней мере всех древних, потому что это можно документально доказать
по отношению к некоторым группам богов. Число этих богов должно было быть
чрезвычайно велико, потому что "каждому отдельному состоянию" и "всякому
моменту какой-нибудь деятельности предстояло особое божественное существо".
Индигитаменты удостоверяют, насколько у римлян человеческая жизнь и всякое дело
и побуждение были во всякий отдельный момент тесно связаны с религией и какое
большое значение в религии имела формальная сторона.
Таким образом, непосредственные источники для нас недоступны и нам остаются
лишь гораздо более поздние сведения, которые мы почерпаем из литературы и из
работ ученых и антиквариев; но литература отражает в себе религиозное или
антирелигиозное направление писателей своего века, и с этой точки зрения
впоследствии мы будем говорить о Цицероне, Лукреции, Виргинии, Горации и проч.
Многие из них, впрочем, занимались в то же время обработкой более или менее
древнего материала: так, у Виргилия можно найти многое из древних обычаев и
преданий. Сочинение Цицерона De divinatione ("О предугадывании") гораздо
интереснее вследствие большого количества собранных в нем древних историй и
стихов, чем в силу его философских замечаний. Особенно у Овидия в его шести
книгах, к сожалению, обнимающих собою только полгода, находится большое
богатство для желающего заняться исследованием праздничных обычаев и затем
всего, что относится к календарю.
Родоначальником ученого писательства в Риме является Катон старший, который
в своей "Древнейшей истории" (Origines) в первый раз изложил римскую историю
в прозе; в этом сочинении есть и многие культурно-исторические сведения. Но
мы знаем об этой книге только из случайных упоминаний у других. Через сто лет
после этого в Риме уже распространена была образованность, и в него проник
греческий дух, от чего тщетно предостерегал Катон. Всадник Люций Элий Стилон
(L. Aelius Stilo) комментировал древние памятники, в том числе и салийские
гимны; жрец Квинт Сцевола, прежде всего, был юристом, но уделял деятельное
внимание и религиозным вопросам. Оба они находились под влиянием стоической
философии и оба были учителями Варрона. Но за ученых по преимуществу
считались у римлян Публий Нигидий Фигул и Марк Теренций Варрон; цветущей порой их
деятельности была первая половина I в. до н.э. Варрон имел энциклопедические
знания и в прозе и поэзии написал семьдесят четыре различных сочинения, из
которых, правда, до нас дошло лишь немногое. К счастью, в сочинении Августина
"О граде Божием" сохранился подробный обзор содержания его собрания
материалов по римской древности, с многочисленными цитатами: это сочинение
называлось Antiquitates rerum humanarum et divinarum - "Древние сказания о делах
человеческих и божественных". В первых 25 книгах изложены дела человеческие,
quod prius existerint civitates, deinde ab eis res divinae institutaesint
(потому что сначала было человеческое общество, и оно уже установило
религию) . В 16 книгах говорится о сакральных делах, 3 книги после введения
посвящены пяти предметам: священным лицам, местам, временам, священным действиям
и, наконец, богам, которые разделялись на dei certi, incerti и selecti (богов
достоверных, сомнительных и избранных). Рядом с этими отрывками из Варрона
большое значение имеет то, что осталось из лексикона реалий Марка Веррия
Флакка.
При Августе Веррий в алфавитном порядке собрал в книге De verborum
significatu ("О значениях слов") всякого рода сведения о римских древностях.
Из этого сочинения Помпеи Фест сделал извлечение, а Павел Диакон (в VIII в.
н.э.), в свою очередь, сделал выписки из Феста. Правда, мы имеем только эти
последние, вместе с отрывками Феста, но и в такой производной форме это
сочинение составляет для нас очень важный источник. При Августе жил также
вольноотпущенник и библиотекарь Гигин (Giginus), который писал о многом, но мы
упоминаем здесь о нем потому, что ему приписывают - впрочем, с сомнительным
правом - сборник из 277 сказаний (fabulae), сочиненных в подражание греческим
мифографам и содержащих исключительно греческие мифы, только с латинскими
именами. Несравненно важнее в качестве источника для познания древнеримской
религии комментарий к Виргилию Сервия, писавшего во 2-й половине IV в. и
сообщающий многое, без него неизвестное, о религиозных древностях из Варрона и
др.
Это суть все важнейшие источники, хотя еще можно обращаться за сведениями к
таким историкам, как Полибий, Ливии, Дионисий Галикарнасский, и к таким
ученым, как Плиний и Плутарх. Много драгоценных сведений, хотя, правда, очень
неравного достоинства и взятых из вторых или третьих рук, заключают в себе
такие авторы, как во II в. Геллий, в III в. Ценз ори н (De die па tali, 238
г.), в IV и V вв. Макробий (Saturnalia). Из отцов церкви ритор Арнобий и
особенно его ученик Лактанций уделили язычеству значительное внимание.
Божества
древних
римлян
Как ни бедны были религиозное учение и мифология римлян, однако мы знаем их
представления о божественных существах и влиянии их на жизнь отчасти из
самого культа, отчасти из их часто прозрачных имен. Здесь мы не будем говорить о
сочетании римских богов с греческими; оно было завершено уже при Эннии,
который в двух стихах называет двенадцать богов. Боги эти были те самые, которым,
по рассказу Тита Ливия, после сражения при Тразименском озере было совершено
в Риме жертвоприношение lectisternium ("божья трапеза"). Изображения их были
поставлены, по греческому обычаю, на форуме, и они часто назывались Consentes
- боги-советники. Впрочем, представление о высшем совете богов, которые
поэтому назывались consentes или complices, было свойственно этрусской религии;
там это были боги, которые советами своими помогали Юпитеру (Тина); они
вместе произошли и должны были вместе погибнуть; эти боги в свою очередь были
подчинены высшим скрытым богам тайного мирового порядка - темным богам dii
involuti, число и имена которых неизвестны. Но такие идеи, во всяком случае,
были чужды римской религии; мы не имеем возможности ни определить точного
числа главных богов, ни установить точной классификации божественных существ
и не имеем права приписывать древним римлянам представлений о совете богов и
о тайном мировом порядке. Деление Варрона (dii certi, incerti, selecti)
понятно с точки зрения этого писателя, но нисколько не основано на сущности
дела . Даже значение такого деления не вполне ясно. Dii certi были древнеримские
божества, существо и деятельность которых ясно описаны в жреческих актах и
формулах. В противоположность им dii incerti были или те, которые не были
сначала несомненны, но только через причисление к сонму богов - консекрацию -
сделались богами, следовательно, это были обоготворенные люди (Кастор, Пол-
луке, Геркулес) и олицетворения добродетелей (Преллер) ; или же они были
просто скрытые боги, которых и Варрон знал только по имени; таковы Сумман,
Фурина и т.д. (Марквардт). Dii selecti были главные боги, которым принадлежали
самые большие храмы, и служение которым стояло на первом плане. Варрон знает
их двадцать. Кроме перечисленных двенадцати богов к ним еще принадлежали
Янус, Сатурн, Гений, Солнце (Sol), Оркус, Либер-отец (liber pater), Земля
(Tellus), Луна. Очевидно, что различия эти коренились единственно лишь во
внешней обстановке, а не в характерных чертах самих божественных существ.
Более первоначальный характер имела, по-видимому, противоположность между
новыми богами, dii novensides (или novensiles) и indigetes, которую мы встречаем
в старинных формулах: dii novensides были чужие, a dii indigetes туземные
боги. Но у римлян были и другие деления; так, мы находим: dii superi (вышних
богов), inferi (нижних) и medioximi (средних). К последним причисляются и dii
terrestres (земные боги), следовательно, они не были божествами моря, так как
море для древних римлян было чуждым элементом; они не были, как впоследствии,
и полубогами - средним классом между богами и людьми. Боги группировались не
только по областям своих владений, но и по своим функциям: так находим в ин-
дигитаментах dii conjugates (брачных богов), praesides puerilitatis
(охранителей детства), dii nuptiales (свадебных богов), dii agrestes
(земледельческих) и т.д.
Существа, которым поклонялись римляне, были скорее божественными сущностями
(numina), чем личными богами. Были боги культа, которые заведовали участью
отдельных людей и защищали государство; dii complures hominum vitam pro sua
quisque portione adminiculantes (многие боги, поддерживающие человеческую
жизнь, каждый по мере своих сил), как говорит Цензорин в "De die natali", о
богах индигитаментов. Ни пластика или мифология, ни духовная потребность или
рассудочная рефлексия - ничто не возвысило эти существа до духовной сферы, и
из них не образовалось ни семейства, ни общества. Правда, что божеские четы:
Сатурн и One, Сатурн и Луна, Квирин и Тора, Вулкан и Майя, Марс и Перия, -
часто назывались отцами и матерями, но это означало лишь то, что они были
защищающими, производящими и питающими силами; их взаимные отношения не
развились далее. Римляне почитали предков и духов; отдельные функции человеческой
жизни и деятельности имели также своих духов. Были еще у римлян боги, или
группы богов, у которых индивидуальность не различалась. Таким абстракциям,
как Juventus, или Фортуна, был также уже в ранние времена посвящен усердный
культ. Высшие боги, имевшие хотя и не ясно выраженный, но все же более личный
характер, находились в связи с природой или же были защитниками государства.
Отождествление римских богов с греческими пошатнуло веру в них, но не
изменило значительно воззрений на их существо. Теперь мы займемся ближайшим
рассмотрением этих богов.
Число богов, значащихся в жреческих индигитаментах, определить невозможно.
Нигде мы не встречаем такого бесконечного раздробления божеского существа,
как у римлян: всякое отдельное состояние, всякое действие, даже часть
действия, всякий класс предметов имели особых духов-защитников. Большое число
божеских существ, упоминаемых в индигитаментах, первоначально были богами
данного момента и лишь впоследствии перешли в родовые понятия. Этих богов Узенер
называет особенными богами (Sondergotter). Амброш считал имена их в
молитвенных формулах за обозначение именно тех свойств, или функций богов, к которым
обращались в каждом определенном случае: так, известно, что, например, Юпитер
призывался салиями в качестве Lucetius, Фавн - как Innus и Fatuus. Однако
связь этих призываний с более личными богами могла быть доказана лишь для
отдельных случаев, и личность италийских богов была слишком слаба, чтобы
разлагаться на многие функции. Последние с самого начала существовали сами по себе
независимо; духовный и лингвистический процесс, лежащий в основе их развития,
ясно изложен Узенером. Из этого круга богов Варрон сохранил для нас лишь
немногих. Это суть именно те, которые заведовали эмбриональным развитием: боги
рождения, боги, которые защищали дитя и мать, боги, помогавшие развитию
ребенка, одни в раннем, другие - в более позднем возрасте; боги брака и те,
которые помогали в особенных случаях жизни. Следующие примеры покажут, до каких
мелочей простиралось это деление: маленького ребенка учили пить и есть Эдука
и Потина, Куба охраняла его постель, Оссипаго укрепляла его кости, Карна -
его тело, Статан (Statanus) учил стоять, Абеона и Адеона - ходить, Фабулин,
Фарин и Локуций - говорить. Когда ребенок становился старше, тогда в училище
вела его Итердука и обратно в дом приводила Домидука; Мене, Каций (Catius),
Коне, Сенция делали его понятливым; Волента и Стимула укрепляли его волю,
Престана, Полленция, Перагенор, Стрениа - силу исполнения, и так шло до
бесконечности . Кроме приведенных рядов богов, были еще многие другие. Все части
дома имели своих особенных богов: так, Форкул (Forcuius) охранял двери дома,
Лимент (limentus) - пороги, Кардеа - дверные крючки. Понятно, что при
земледелии почитались многие такого же рода существа. Акты арвальских братьев
называют двенадцать богов, которые издавна наблюдали за разными моментами
посева и призывались при служении в роще богини Dia. Римляне предпочтительно
занимались земледелием, но и скотоводство и другие занятия имели также своих
божественных покровителей: так, на Бубоне (Bubona) лежало попечение о быках,
на Эпоне - о лошадях, на Палесе - об овцах; пастухи почитали Флору и Сильва-
на, садовники - Путу и Помону, купцы - Меркурия. Все эти имена мы приводим
только как примеры, не имея вовсе в виду дать сколько-нибудь полный перечень
важнейших богов. Сюда же следует причислить и божества с более личным
характером, например Сатурна, который упоминается как в ряду богов зачатия, так и
в числе dii agrestes. Эти боги в полном смысле dii certi (неизвестно, нахо-
дится ли это название в индигитаментах, или, что вероятнее, оно принадлежит
Варрону), indigetes, древние туземные боги, которым служили не только
молитвами, но и жертвами, а позднее воздвигали им алтари и ставили изображения,
перед которыми отправлялся культ. Имена, под которыми они призывались в
индигитаментах, означали только их функции, но собственные имена богов оставались
тайной. Результат актов культа вообще зависел от безошибочной индигитации,
так что, назвав уже целый ряд богов, из опасения забыть имя какого-либо бога,
в заключение произносили общую формулу, как: "quisquis es" ("кто бы то ни
был"), или "sive quo alio nomine fas est appellare" ("кого надо называть
каким-нибудь другим именем") , или "sive deo, sive deae" ("или богу, или
богине") и т.п.
Невозможно точно определить границы между богами, охраняющими отдельные
моменты жизни, и общими абстракциями, так как те и другие установлены сходными
духовными процессами.
Такие существа, как Стрения, Мене, принадлежат обоим. Но мы должны особенно
подчеркнуть этот характер всеобщего одухотворения жизни и мира, ведущий к
образованию абстракций. Эта черта принадлежит к древнейшим в римской религии и
замечается еще и в позднейших ее фазах, когда за самостоятельные существа
считались dementia или Providentia обоготворенных императоров. Разные
добродетели : свобода, счастье, мир и т. п. - не только были обожествлены в римской
религии, но они были прямо богами, которым был посвящен культ: воздвигались
храмы, статуи, алтари таким существам, как Pax, Fides, Victoria, Spes,
libertas, bonus Eventus, Virtus, Concordia, Pudicitia, Pietas (мир, верность,
победа, надежда, свобода, удача, мужество, согласие, целомудрие,
благочестие) .
Римская Фортуна.
Между всеми этими богами более всего чествовалась богиня счастья,
счастливого случая Фортуна. Она имела многие храмы в Риме и в его окрестностях, и в
честь ее учреждены были многие культы. Два ее древнейшие святилища основаны
были, по преданию, Сервием Туллием, из коих одно было на правом берегу Тибра,
куда на веселый праздник 24 июня собирались преимущественно чернь и рабы;
другое было на Бычьем форуме - рынке, где Фортуну представляло скрытое
изображение, с которым были связаны разные саги. Кроме того, она почиталась под
различными названиями, как Fortuna publica (или populi Roman!) общественная,
Fortuna muliebris - женская, в воспоминание достигнутого римскими женщинами
отступления Кориолана. Были еще: Fortuna equestris - конная, Fortuna barbata
- бородатая, которой юноши посвящали первую бороду, и т.д. Эти Фортуны как
вообще, так и для отдельных классов и на особенные случаи, вполне отвечают
римским воззрениям; представление же о стоящей выше богов непреклонной силе
рока было чуждо римлянам, хотя оно, по-видимому, лежало в основе служения
Fortuna Primigenia - Первородной - в Пренесте, признававшейся за мать Юпитера
и Юноны.
Как жизнь и мир во всех своих частях находились под духовными влияниями,
так и смерть и подземный мир имели в религии своих представителей; правда,
они были немногочисленны и римляне не выработали собственного представления о
царстве смерти, а свои мнения о нем большей частью заимствовали у греков.
Главною фигурой был Orcus - бог подземного мира, тождественный с diis pater
(хотя этого не признает Преллер). Он похищал живых и низводил их в свое
мрачное царство, но чтобы имя Orcus означало иногда это царство, а не самого
бога, этого нельзя доказать ни из одного писателя древности. Orcus принадлежал
к почетнейшим богам культа; Варрон причисляет его к dii selecti.
Прочие dii inferi были души умерших, которых, выражаясь эвфемистически,
называли добрыми Manes или также еще молчаливыми (Silentes). Культ душ предков,
dii Manes (D. М. - на многих могильных надписях), был в Риме очень древним;
культ же героев был не римский, а во всех случаях, когда он существовал,
перешел от греков. Тело умершего торжественно провожалось до места погребения.
В похоронных процессиях участвовали и предки, в лице людей, имевших их маски
и атрибуты. В десятый день совершалось угощение и приносилась жертва
(sacrificium novemdiale - девятидневное жертвоприношение, feriare denicales
погребальная жертва) и, кроме того, близкие покойника в течение года не раз
приносили ему на его могиле дары; постоянно же совершалось это в dies
parentales (с 13 до 21 февраля; последний день 21 февраля назывался feralia).
Эти дни считались общественными праздниками, а 22 февраля был фамильным
праздником - Caristia. Были также заброшенные, не примиренные духи,
являвшиеся в виде злых привидений - они назывались Лемурами и Ларвами и в ночи на 9,
11 и 13 мая (Lemuria) домохозяева выгоняли их из дома, бросая им черные бобы.
Часто для обозначения духовных существ встречается название Гений. Слово
это употреблялось или в единственном числе, как у Варрона, и тогда оно
обозначало одного бога (которого Варрон считает в числе двадцати богов), или во
множественном числе, и тогда оно относилось к целому классу божеств. Гений
считался духом-защитником каждого отдельного человека. Гений также считался
за производителя, поэтому брачное ложе ставилось под особую защиту Гения. Но
кроме этого, гении были хранителями определенных мест и предметов. Их
символом была змея; позднее их идолы получили человеческий вид. Замечательно, что
как муж имел своего гения, так и жена имела свою Юнону (Juno); таким образом,
Юнона была женским гением. Не только отдельные личности и места, но также
семейства, города и народы имели своих гениев; о почитании Гения populi romani
упоминается в первый раз во время второй Пунической войны. Во время
императоров сильно возвысился культ гениев, именно гения императора. Даже у богов
были свои гении и юноны, - так, были храмы, посвященные Jovi Libero или Jovi
Genio и т.д. Было еще другое название для божественных существ Semones,
древность которого доказывается именем Semo Sanctis в клятвах и присутствием его
в песне арвальских братьев.
Гении (они же Лары и Пенпаты).
Точное объяснение значения этого слова уже невозможно, но если правильно
предположение, что Semo стоит в связи с semen, serere, то Семоны имеют
одинаковое значение с гениями. Вероятно, впрочем, что оба названия не относятся к
особым классам богов, но понимаются как общие имена для духовных или
божественных существ. Несомненно, что и сами древние римляне не проводили строгой
границы между Майами, Гениями, Ларами; поэтому и нам следует остерегаться,
чтобы те оттенки, которые, во всяком случае, чувствуются в этих словах, не
возвести в степень строго различных понятий.
Между духами-охранителями дома и жизни, прежде всего, выдаются два обширных
класса: Лары и Пенаты. Слово Лары опять-таки есть совершенно общее
обозначение для духовных существ; еще в древности Лары понимались как вид гениев, и в
действительности они были тоже духами-покровителями; но, с другой стороны,
они близко подходили к душам предков - Манам. Мать Ларов называлась Мапа
genita, Mania Lara, Larunda, Acca Larentia и ее понимали как богиню смерти
или богиню земли (Асса Larentia стояла в тесном соотношении с Tellus, Dea Dia
и т.д. или даже была с ними тождественна). В этих именах уже проглядывала
тесная связь. Лары ревностно почитались в доме, в дороге, на полях и в
городе . Первоначально они стояли в связи с местами так же, как гении с лицами. В
доме их место было у очага вместе с Пенатами; эта группа домашних богов
называлась просто тоже Ларами; собственно она состояла из одного Лара и двух
Пенатов. Семейный Лар (Lar familiaris) был покровителем семьи, тождественным с
Гением рода genius generis, и в некоторых повествованиях он является как
прародитель или первый предок. Сношения вне дома и в пути состояли под защитою
Lares compitales (находящихся на перекрестке) или viales (дорожных);
последние имели многочисленные часовни, в которых им приносились в дар сельские
произведения. Защитниками и охранителями города были Lares praestites.
Поэтому служение Ларам было равно важно и внутри и вне дома; оно принадлежало к
древнейшим культам; песня арвальских братьев начинается с призывания Ларов.
Во времена императоров этот культ получил новое значение потому, что гений
Августа был принят в число Ларов и сделался предметом общественного
почитания. Вместе с Ларами мы упомянули о Пенатах, последние были в тесной связи с
Вестой. В доме Пенаты, подобно Ларам, имели значение защитников и
дружественных духов, которым предлагалась пища и которых семья чествовала в священном
средоточии дома - у очага. На них лежала преимущественно забота о
продовольствии, о насущном хлебе, и в общественном культе Penates public!, вместе с
Вестою, стояли в самой внутренней части святилища - Aedes Vestae.
Домашний алтарь в руинах Геркуланума. Вероятно,
служил для подношений Пенатам и Ларам.
Среди этих разрядов духов не особенно выдавались духи природы, однако и в
них не было недостатка; так, под разными именами были духи лесов и
источников, но их культ долго не был так важен, как, например, культ бога Термина,
который охранял пограничные знаки. Замечательно, что и боги, представлявшие
природу, являлись по преимуществу представителями ее отношений к человеческой
культуре: боги земли защищали земледелие, liber pater - виноделие, Церера -
хлебные растения, Венера - садоводство, Вулкан или Mulciber не был богом
огненного элемента, а искусным кузнецом. Служение природе в римской религии
было скудно, и по отношению к высшим богам оно не выступало на первый план.
Конечно, некоторые обряды находились в связи со сменой времен года, и в
некоторых образах богов просвечивает их природное значение, которое может открывать
сравнительная мифология; но у римлян исторического времени эта связь была
забыта и они видели в богах только защитников общественной и частной жизни.
Теперь скажем о некоторых главных богах. Такое название значит не то, чтобы
культ их был важнее, чем культ Гениев и Ларов, или чтобы они отличались
ясными признаками от этих духов, или, наконец, чтобы они составляли отдельный
класс. Под именем главных богов разумеем единственно важнейшие божеские
существа, которые дошли до известной персонификации. При этом мы оставим в
стороне богов, заимствованных из Греции; да и между древнеиталийскими и
древнеримскими ограничимся только немногими образами. Одним из самых древнейших богов,
который был введен, по-видимому, еще Ромулом и играл роль в культе гениев,
был Янус bifrons (двухлобый) , или geminus (двойной) ; храм его, бывший близ
Форума, отпирался на время войны и запирался во время мира. Он есть бог1
дверей и вообще всякого начала. Мы не будем разбирать этимологию его имени,
равно как и вообще его происхождение, которое, по мнению Шпейера, относится к
индогерманскому времени.
Януса, бог1 Хаоса, входов и выходов.
Древнеримским божеством был также Фавн, в честь которого 15 февраля
праздновался пастушеский и искупительный праздник Луперкалий, установленный
мифическим Эвандром. Фавн, родственный Сильвану и Марсу, был представителем
деревни, сельской жизни и скотоводства. Он считался царем страны и учредителем
религиозных установлений и позже эвемеристически введен был в круг лаурентий-
ских царей. Сочетание его с Сатиром есть уже позднейшее греческое
представление.
Марс был "древнейший главный бог1 италийских городовых общин", общий
латинскому и сабинскому именам; у сабинян он также назывался Квирином (Quirinus).
Из трех великих жрецов - жертвоприносителей - два (flamen martialis u flamen
guirinalij) были посвящены этому богу и с ним был связан древний культ Сали-
ев; форма его имени подвергалась изменениям: Maurs, Mavors, Marmor (в гимне
арвальских братьев). Особенно достойно внимания, что в древние римские
собственные имена (Marius, Mamercus, Mamurius) не входит имени никакого другого
божества. В календаре этому богу принадлежит месяц март. Как богу весны и
оплодотворения , ему посвящались праздники и церемонии в марте и октябре, -
например, открытие щитов, пляски Салиев и октябрьское жертвоприношение коня оЬ
frugum eventurn. Известно, что иногда этому богу посвящалась в качестве ver
Sacrum, священной весны, и выходила под его защитой молодежь, ставшая в одну
и ту же весну способной носить оружие. Марс находился в связи как с земледе-
лием и скотоводством, так с государственной жизнью, колонизацией и войной.
Воинственные свойства этого бога становились тем важнее, чем больше места
занимала война в жизни самих, римлян. Его священными животными были
прорицатель-дятел (picus) и волк. Вообще все, что известно об исконно римских
племенных преданиях, соприкасается с этим богом. Марса не следует комбинировать
с Апполоном.
Фавн (слева) и Марс. Сельское хозяйство и война -
это то чем занимались римляне.
Богиня Веста, общая грекам и римлянам, не принадлежала, кажется,
индогерманской древности: однако же культ ее в Греции и Италии имел большую
важность ; в Италии он был общим для латинян и сабинян. Веста в качестве богини и
домашнего, и общественного очага составляла центральный пункт, как в религии
семьи, так и в культе государства. Считать это значение за производное и из
положения, которое занимала Веста в начале или в конце обрядов культа,
выводить мысль, что Веста была только богиней жертвенного огня, это кажется мне
ошибочным. Веста занимала центральное положение в римском культе. Она была
главной богиней дома, и вся жизнь семьи состояла под ее покровительством. Но
и общественное благо в государстве признавалось связанным со служением ей.
Самым худым предзнаменованием для государства было то, когда погасал ее
огонь. Если случалось такое несчастье, то нерадивая весталка строго
наказывалась, и огонь должен был вновь добываться по древнему способу, чрез сверление
плодового дерева, или же, может быть, для этого пользовались лучами солнца. В
храме Весты хранился Палладиум Рима. Святая искупительная жертва, februa
casia, которая воскурялась во время Палилий - празднования годовщины
основания Рима 21 апреля, - приготовлялась весталками из крови октябрьского коня и
пепла теленка, сожженного во время Фордицидий; они же должны были готовить
жертвенную муку, mola salsa, для культа не одной Весты, но и других богов.
Весталки молились за благо римского народа, поэтому и сами они, и культ, ко-
торым они заведывали, находились под особенным надзором pontifex maximus -
главы римского культа. Таким образом, Веста принадлежала к главным божествам
римлян; она действительно была Веста-мать (Vesta-mater), потому что важнейшие
культовые боги в Риме назывались отцами и матерями. Веста при этом была
девственная богиня, и чистота составляла главный признак ее служения; известно,
что целомудрие было главной обязанностью весталок, и весталку, нарушившую
целомудрие , погребали заживо.
Веста.
Собственно главным богом римлян был Юпитер. Его многочисленные прозвания
знакомят нас с различными - как изначальными, так и присвоенными ему
впоследствии функциями, в которых нельзя установить единства. Его отношение к небу и
свету твердо установлено не только сравнительной мифологией, но также именем
Lucetius, которое он носит в песне салиев; само собою ясно, что Jupiter
Tonans, громовержец, и Fulgur, молния, имели отношение к грозе.
Возможно, еще древнее в культе италийских племен было его отношение к сбору
винограда, вследствие которого он назывался Liber. Jupiter Latiaris считался
древним богом латинского союза. На войну и победу указывают имена Stator
(останавливающий отступающих), Feretrius (податель добычи), Victor. Союзы, как и
вообще всякое право и верность, находились под его особой защитой; иды
каждого месяца были посвящены ему; что чистота была главною чертою его существа, -
на это указывают те условия, которые требовались от его жрецов, flamen
Dialis. Культ Юпитера, который Тарквиний установил на Капитолии, с одной
стороны, соединял эти и другие разнородные его качества, а с другой стороны,
отодвигал их культом на задний план.
Капитолийский Юпитер optimus maximus (величайший и могущественнейший)
признавался высшим властителем человеческой жизни и специальным представителем
римской силы и владычества, которые он защищал и распространял. Как такового
его почитали и подчиненные народы и вассальные цари: Антиох Эпифан1, "римская
обезьяна" (Моммзен), поставил ему храм в Антиохии, Адриан воздвиг в честь
Капитолийского Юпитера святилище на развалинах Иерусал некого храма. Так культ
Юпитера распространялся вместе с расширением римского всемирного владычества.
Что и во время республики преимущественно от него ожидали общественного
блага, доказывается набожностью великого Сципиона, который всякое утро молился
пред его статуей на Капитолии и чрез то сосредоточивался и получал силы для
дневного труда на служение государству.
Подле Юпитера стояла Юнона, во многих отношениях его женское подобие. Ей
также приписывались свойства, характеризующие ее как защитницу жизни и
государства, которые отодвинули на второй план ее первоначальное природное
значение , может быть, богини света. Под ее защитой у италийских племен состояли
укрепления городов; в Риме она первоначально была богиней курий. Как Юпитеру
посвящены были иды, так ей календы каждого месяца; но в особенности она была
богиней женщин, которые ею клялись, как мужчины гением; она наблюдала за
супружеской верностью и помогала при родах.
Юпитер и Юнона.
Третье капитолийское божество - Минерва. Относительно этой богини трудно с
определенностью сказать, какие черты были первоначально италийские, какие
заимствованы от этрусков (у которых она называлась Менрфа) и какие от греков.
Вероятно, еще у италиков она почиталась как богиня укрепленных мест. Но пре-
1 Очевидно имеется ввиду Антиох IV Эпифан (ок. 215 до н. э. — 164 до н. э.) —
сирийский царь из династии Селевкидов македонского происхождения, сын Антиоха III
Великого, царствовал в Сирии в 175—164 годах до н. э. Проводил политику эллинизации
населения, которая привела в конечном итоге к восстанию в Иудее и Маккавейским войнам.
имущественно она была богиней разума - рассуждающей, исчисляющей,
изобретающей силы духа; метание ею молний могло быть этруским воззрением. Ее
праздниками были Quinquatrus, большие в марте и малые в июне; впоследствии она
постепенно все более принимала вид и характер греческой Афины.
Минерва.
Как мы уже выше сказали, даже и эти главные образы римского мира богов были
лишь слабо олицетворены и не резко различались от других классов богов и
духов. Это особенно видно из того, что сами они тоже распадались. Можно
говорить о многих Юпитерах; каждая община имела своего Марса, каждый дом - свою
Весту, и у этих главных богов всякая функция, всякая индигитация была тоже
сама по себе; их не связывали вместе ясно определенные очертания личности.
Религия
государства
Религия для римлян составляла необходимое условие процветания государства.
Она не имела своей собственной среды, но сопровождала на всяком шагу как
общественную, так и частную жизнь. Всякое предприятие требовало гадания по
полету птиц - ауспиций, всякое грозящее несчастье - искупительной жертвы,
picaula. Таким образом, религия была вместе и государственным учреждением, по
описанию Варрона, и основой государства; такое противоречие не шокировало
философски необразованных римлян. Во всяком случае, между государством и
религией существовала внутренняя связь и сакральные дела относились к
государственному управлению. Если Цицерон говорит об особых религиозных законах, то
при этом он имеет в виду только обряд общественного культа. Уже при рассказе
об основании города, именно Roma quadrate, древнего города на Палатине,
последний обозначается как священное место. Конечно, при этом мы должны
оставить в стороне большей частью основанные на ошибочном понимании чудесные
комбинации касательно mundus, lapis manalis, pomerium и т.д.
Мы не можем здесь указать ни на какой достоверный результат, но должны
заметить, что нет ни одного положительного свидетельства о том, чтобы к числу
обрядов при основании города принадлежало устройство mundus (яма с алтарем
будто бы для подземных богов). Границы Pomerium'а, области собственно города,
означала борозда, которая проводилась запряженными в плуг белыми быком и
коровой. Pomerium первоначально ограничивался Палатином, но позже часто
расширялся; так было при Сервии Туллии, при Сулле и несколько раз во времена
императоров . Это была священная область, - это значит, что она была основана
священным гаданием - augusto augurio или auspicato inauguratoque. Именно в ней и
производились auspicia publica. Средоточие этого pomerium'а в историческое
время составлял Капитолий, где также было и auguraculum in агсе, куда
сходились авгуры для отправления своих важнейших обязанностей.
Холм Палатин в наши дни.
Настоящее слово для выражения понятия о таком месте, которое освящалось
ауспициями и было удобно для наблюдения таких знамений, было слово templum,
храм. Собственно весь город внутри pomerium'а был templum, а внутри его были
еще малые templa. Никакое другое понятие не указывает так ясно на соединение
в Риме сакрального с политическим, как templum. Прежде всего, мы должны
различить templum небесный и земной. Небесный templum составлял ту часть неба,
которая заключалась в границах, определенных авгуром посредством жезла
(lituus), и в которой ему являлись знамения богов. При этом авгур проводил
две главные линии, Cardo и Decumanus, делившие небо на области, и
устанавливал свои наблюдения, для обозначения которых употреблялось слово contemplari.
Как положение авгура по отношению к областям неба, так и употребляемые им
формулы изменялись смотря по месту и обстоятельствам. Слово templum
обозначало также и земные места: "in terns dictum templum locus augurii aut auspicii
causa quibusdam conceptis verbis finitus" ("Templum называется на земле такое
место, которое, посредством торжественного объявления предназначено для
авгуров или ауспиций") (Варрон). Следовательно, templum не был непременно
зданием, и не всякое жилище богов составляло templum; так, храм Весты aedes
Vestae, хотя и одна из важнейших государственных святынь богов, не был
templum. Templum было освященное через авгуров место, где воля богов
узнавалась в интересах государства. В главном, Капитолийском templum, средоточии
деятельности авгуров, новые должностные лица должны были получать ауспиции,
на которых основывался их авторитет. Важнейшие государственные отправления
могли совершаться только в templum, только в нем сенат постановлял свои
решения и собирались комиции. Таким образом, templum - вначале просто открытое
место, удобное для наблюдений знамений небесных, - приобрел преимущественно
политическое значение и оказался в тесной связи с Pomerium и Капитолием. При
распространении могущества Рима надобно было иметь ауспиции и вне Рима;
поэтому предводители войска брали с собою из города ауспиции, необходимые им на
войне (auspicia militaria, bellica); при переходах через реки опять
требовались особенные ауспиции (auspicia peremnia). По отношению к ауспициям
различаются пять областей: ager romanus, gabinus, peregrinus, hosticus, incertus.
Что именно нужно было для каждого случая и каждой области, все это находилось
в правилах авгуров.
Капитолийский холм в наши дни (руины храма Юпитера).
Инавгурация не была единственным родом посвящения, который был известен
римлянам; встречаются еще слова: sacer, sanctus, religiosus, которые
прилагались к местам, предметам и лицам, чтобы обозначить их священный характер
различного рода. При этом необходимо заметить, что все эти понятия и различия
имели и религиозное, и в то же время государственно-правовое значение.
Sacrum было то, что из владения государства или отдельной личности перешло
во власть богов. По отношению к государственным имуществам это отчуждение
совершалось посредством двойного акта: передачи через магистрата (dedicatio) и
принятия богом через понтифика (cosencratio), но этот сакральный характер мог
быть снова потерян чрез такой же торжественный акт - prof anatio. Была еще
consecratio, которой не предшествовала dedicatio: это была consecratio
capitis et bonorum, когда виновный предавался во власть богов. Это sacer esto
("проклято") имело свое начало уже в древних законах: муж, продавший свою
жену, обрекался подземных богам; сын, наносящий побои отцу, - домашним богам;
патроны и клиенты, изменявшие друг другу - Юпитеру; кто передвигал погранич-
ный камень - Термину. В историческое время consecratio в таком смысле
встречалась при нарушении священных, нерушимых законов - leges sacratae; также
народные трибуны объявляли, что тот, кто противодействовал их власти, тем самым
делался sacer. Но если sacrum составляло собственность божества, то под
понятие sanctum подводилось лишь то, что, по законоположениям ab injuria hominum
def ensum atque muni turn est (защищено и охранено от нарушений со стороны
людей) . Если наказанием за нарушение sanctio было consecratio, как в
вышеприведенных установлениях, в таком случае то, что им защищалось, называлось
sacrosanctum. To же, что не было легально санкционировано или консекрировано,
однако же стояло в таком близком отношении к религии, что к нему обращались с
глубоким почтением и страхом, - то называлось religiosum. К таким предметам
принадлежали могилы, места, где fulgur conditum est (скрыта молния), puteal
(огороженные места), через которые никогда нельзя было переступать, - также
sacella (часовня) частного культа, не консекрированные провинциальные
святилища и другие издревле почитаемые и освященные преданием местности.
Сакральное право так глубоко проникало во все отношения жизни, что для
всестороннего объяснения его значения пришлось бы коснуться почти всех римских
древностей. В двух следующих параграфах нам придется еще говорить о многом,
сюда относящемся; теперь же вкратце скажем, каким образом различные
религиозные круги включались в государственный культ и в чем состояло главное
различие между sacra privata и publica, popularia и pro populo.
Частный культ, священные действия семьи и рода (gens) вовсе не
предоставлялись произволу каждого. Если бы они совершались нерадиво или неправильно, то
они вызывали бы гнев богов, поэтому государство должно было заботиться о
частном культе и поручало за ним надзор понтификам. Последние особенно
заботливо должны были охранять законы об усопших, jus manium. Без сомнения, культ
умерших принадлежал к sacra privata; но все, что к нему относилось,
подчинялось надзору понтификов; они назначали места и порядок погребения и
заботились , чтобы маны не лишены были следующих им почестей и даров. Влияние их
простиралось и далее. Все отношения семьи и рода были отношениями
юридическими и носили сакральный характер, охрана которого лежала на обязанности
государства. Поэтому сомнительные юридические случаи предлагались на разрешение
понтификам. Брак признавался за сакральное общение; женщина была socia rei
humanae atque divinae (участница в делах божеских и человеческих) и должна
была в качестве матери семейства приносить домашнюю жертву. Поэтому брачный
союз освящался понтификом через торжественные церемонии, в числе которых на
первом месте стояло принесение Юпитеру хлеба и полбы. Такой
старопатрицианский брак, confarreatio, был не единственной употребительной формой, и в
последующее время он даже формально сделался исключением и встречался почти
только у жрецов - flamines и rex sacrorum, которым он вменялся в обязанность;
также и завещание, testamenti factio, совершалось пред коллегией понтификов.
При усыновлении, с переходом в другой род, понтифики должны были наблюдать,
чтобы не произошло нарушения обряда или смешения родов; но понтифики не
участвовали в обрядах собственно частной религии: это исполняли домохозяева и
особенные жрецы-фламины для рода; государство, однако, имело надзор за тем,
чтобы все совершалось согласно сакральному праву, и выступало на сцену при
всех важнейших случаях даже и частной жизни.
Не все родовые культы принадлежали к области частной религии, - были еще
sacra publica, которые составляли принадлежность известных родов, как,
например , культ Минервы принадлежал роду Науциев, культ Аполлона - роду Юлиев. В
случае прекращения рода для государства было важно, чтобы культ этого рода не
прекратился вместе с ним; поэтому в случае надобности обязанность выполнения
его переносилась им на sodalitas (товарищество) , или на коллегию. Кроме этих
общественных товариществ были еще разные частные, которыми государство инте-
ресовалось лишь если подозревало, что они имеют значение политического клуба.
К таким коллегиям раньше принадлежали большей частью союзы промышленников
(collegium opificum или artificum), позже разные похоронные кассы, при
посредстве которых маленькие люди обеспечивали себе почетное погребение
(collegium funeraticium).
Из того, что относилось к общественной религии, мы упоминаем, прежде всего,
о sacra, quae publico sumptu pro populo fiunt (делавшиеся для народа на
общественный счет), - Festus. При отправлении таких обрядов присутствие граждан
не было необходимым; хотя они и не устранялись, но не принимали в них
никакого активного участия, а были только зрителями; самое большее, если они
участвовали в процессии (ротра) или в жертвенном угощении. Когда sacra publica
сопровождались праздничным отдыхом, всякие дела прекращались и многие
присутствовали при священнодействиях, но в ежедневных жертвах фламинов публика не
участвовала, и внутренность храмов была доступна одним жрецам.
Если по цели своей sacra pro populo, предпринимавшиеся для сохранения и
благоденствия государства, стояли выше, то в жизни граждан имели гораздо
большее значение народные празднества, в которых участвовали все граждане
вообще, или по классам, - sacra popularia, quae omnes cives faciunt
(исполняемые всеми гражданами). К таким праздникам относились два очень древних, не
вполне ясных праздника: Septimontium и двойная процессия с Аргеями, которым
17 марта в городе воздавалось почитание в их двадцати четырех святилищах -
sacella, a 15 мая их бросали в Тибр. Оба праздника, вероятно, были очищениями
для различных кварталов города.
Из народных культов мы встречаемся сперва с культами тридцати курий,
которые справлялись для каждой курии в отдельности под руководством куриона, а
для всех вместе под руководством великого куриона (curio maximus) ; к этому
последнему званию допускались с 290 года также и плебеи, что было ими
достигнуто не без предварительной борьбы. Культ курий оплачивался государством; он
имел в виду различные божества, прежде всего Юнону curitis. Курии справляли
многие аграрные праздники: Fornacalia и Fordicidia. Форнакалии, получившие
свое название от Dea Fornax (богини печей и хлебопечения), были древнейшим
праздником, справлявшимся в феврале, причем жарили хлебные зерна, раздавали
их по куриям и устраивали веселый пир. Фордицидии (также Hordicidia)
праздновались 15 апреля и состояли в том, что Tellus (Земле) приносилась в жертву
forda bos (стельная корова); нерожденные телята сжигались преимущественно для
того, чтобы их пеплом пользоваться как очистительным средством во время Пали-
лий.
Как курии, так и паги сообща праздновали свои sacra paganorum; в это время
приносились жертвы Tellus и Церере; особенно весело праздновались паганалии в
январе. Vici соединялись на празднике компиталий, который вновь организовал
император Август. В феврале на поле совершалось жертвоприношение богу межевых
камней и праздновались терминалии; перед сбором урожая летом крестьянин
приносил в жертву porca praecidanea.
Можно было бы привести еще многие подобные факты, но лучше изложить их,
когда будем говорить о календаре. Теперь же скажем о многочисленных люстрациях
- церемониях или предупреждающих вред, или очищающих, или искупительных,
совершаемых в определенное время или по особым случаям, для поля и пашни, для
государства, для скота, для города и народа. Эти церемонии, прежде всего,
состояли из жертв, обыкновенно suove-taurilia (жертвоприношение свиньи, овцы и
быка) , причем жертвенные животные три раза обводились вокруг люстрируемого
предмета. На поле, при созревании жатвы, таким же образом отправлялись
Ambarvalia. Торжественная процессия, посредством которой очищался город во
время бедствия, называлась Amburbium. При lustratio populi, после переписки,
народ собирался на Марсово поле. Такое же значение имело и lustratio pagi. В
Риме справлялся еще один великий искупительный праздник Палилии (парилии), с
которым соединялось воспоминание об основании города. Тогда каждый брал из
государственного очага в atrium Vestae очистительные средства, окроплялся
водой посредством лавровой ветки, окуривал серой дом и двор, прыгал чрез
горящую бобовую солому, приносил жертву старому богу пастухов Палесу и веселился
на общих пирах.
Мы познакомились с государственной религией с различных ее сторон, как в
официальных, так и в народных ее проявлениях. Надо еще сказать несколько слов
о культе в муниципиях. В них не только не уничтожались существовавшие раньше
местные культы, но они даже признавались за sacra populi romani и включались
римлянами в общественную религию.
Таким образом, в муниципиях были части римской государственной религии,
которые исполнялись преимущественно туземными жрецами, но под надзором
понтификов, живших в Риме. Нам известны многие такого рода муниципальные культы,
хотя некоторые только по имени. Во времена императоров они, видно, отчасти были
реорганизованы. В этот период в муниципиях на первый план выступило
обоготворение Dea Roma (богини-покровительницы Рима) и, через августальных севиров,
divi (эпитет умерших царей).
Рядом с государственной религией существовали в Риме разного рода чуждые
культы, которым государство то благоприятствовало, то их преследовало. К ним
присоединялось все более и более граждан, но они, однако, не проникли в сферу
общественного культа. Значение этих культов мы изложим впоследствии, когда
будем говорить о временах императоров.
Жрецы
В Риме было много жреческих коллегий отчасти древнеиталийского
происхождения, а отчасти возникших в более позднее время. Круг их действия был очень
различен: одни из них, как салии, луперки и арвалы, исполняли только древние
священные церемонии; другие, именно - понтифики и авгуры, составляли основы
общественной религии и вместе с тем вообще государственной жизни. Но это не
следует понимать в том смысле, что жрецам принадлежала самостоятельная
политическая власть; напротив, инициатива в общественных религиозных делах
принадлежала светским властям, которые обращались к жрецам только за советом,
как к сведущим в этих делах людям. Однако и в качестве таких сведущих лиц
жрецы оказывали решительное влияние на государственную религию. А так как,
вследствие этого, должность понтифика или авгура имела политическое значение,
то и плебеи добивались права быть ими, и по закону Ogulnia, за 300 лет до
н.э., получили право, которым впоследствии не пренебрегали даже императоры.
Жрецы вообще назывались sacerdotes. Достоверно, что к sacerdotes public! или
populi romani причислялись понтифики, децемвиры и авгуры; впрочем, это
обозначение не совсем ясно.
Понтифики составляли духовное присутствие, на которое был возложен надзор
над всей областью древнеотеческой религии и над служением всем отеческим
богам - dii patres. Под фламинами разумелись жрецы-жертвоприносители отдельных
богов: так, курии, а иногда и роды, а также отдельные культы, например, культ
арвалов, и те, которые были в муниципиях, имели своих собственных фламинов. О
некоторых жрецах-жертвоприносителях, стоявших в ближайшей связи с понтифи-
кальной коллегией, мы упомянем особо впоследствии.
Коллегия понтификов в последнее время существования республики состояла из
15 членов и, кроме того, к ней причислялись также rex sacrorum (верховный
жрец) , три flamines majores (фламина из патрициев) и три pontifices minores
(помощника понтификов). Главой коллегии был pontifex maximus, великий
понтифик; на него были перенесены существенные сакральные права царя; другие члены
коллегии составляли его consilium, совет, но ему одному принадлежало решение;
поэтому он обыкновенно назывался judex et arbiter rerum divinarum et
humanarum, judex vindexque contumaciae privatorum magistratuumque (судья и
решитель дел божеских и человеческих, - судья и каратель непокорных как
частных, так и должностных лиц) (Festus). Обязанности и власть понтификов были
разнообразны. На них лежала забота о том, чтобы богам отцов отдавалось
должное, и исполнялся их культ. Сами понтифики также приносили многие жертвы, что
доказывается их инсигниями (simpulum - ковш для жертвенных возлияний вина,
secespita - жертвенный нож - и др.). Были, конечно, служители, помогавшие им
при жертвоприношениях, но самое священнодействие, если право его совершения
не было передано другому лицу, требовало совершения его самим понтификом.
Гораздо важнее жертвоприношений была та сторона деятельности понтификов, через
которую они вмешивались в государственные дела. Мы уже выше заметили, что их
архив, прежде всего, создал юридическую традицию и сохранял ее. Мы упоминали
также, что они должны были заботиться о непрерывном продолжении (perpetuo
manento) частных культов, об охране jus manium, и что влияние их
распространялось и на семейное право. Публичное право также лишь в позднейшее время, и
то мало-помалу, освободилось от понтификальнохю влияния. Первым шагом для
этого было учреждение должности претора. Первоначально понтифики были
единственными правоведами и в некоторых случаях как истолкование законов (XII
таблиц) , так и его применение всецело находилось в их руках; они же иногда очень
произвольно устанавливали календарь; со временем многое из их гражданской и
уголовной власти отошло от них, но у них осталась их собственная задача:
охранять право богов в государстве, постоянно поддерживать правильное отношение
государства к его туземным богам и восстановлять его, если оно нарушалось;
при этом понтифики должны были действовать вместе с магистратами, которые
являлись представителями государства: так было именно при piacula
умилостивительных жертвах, vota - приношениях по обету и concesrationes - посвящениях
богам.
Piacula были необходимы тогда, когда делалась ошибка в ритуале, или вообще
чем-либо погрешали против jus divinum (божественного права). Жертва,
сделавшаяся недействительной чрез такое упущение, должна была быть совершена вновь,
и государство, или подлежащий магистрат, или жрец, должны были получить
искупление чрез piacularis hostia (искупительную жертву). Это было также
необходимо, если магистрат по недосмотру совершил что-нибудь неправильное,
например, если претор судил в dies nefasti (запретные дни) . В древнее время при
исполнении смертного приговора требовалась piaculum. Но если кто умышленно
согрешал против jus divinum, то понтифексы должны были такого дерзкого
признать за impius (нечестивого), т.е. за такого, которого грех не искупался,
хотя, впрочем, его собственной совести предоставлялось наложить себе
наказания. Второй случай необходимого употребления piacula был при procuratio
prodigii (исследовании чудесных явлений). Если в каком-нибудь публичном месте
происходило что-нибудь необыкновенное, вроде землетрясения или удара молнии
(procuratio fulguritorum), то сенат, по исследовании данного случая, если он
признавал его за чудо (prodigium suscipit), обращался к понтификам с просьбою
об издании декрета о причине гнева богов и о способах его отклонить. Но если
prodigium признавался за portentum (знамение), т.е. за объект для гадания, то
в этом случае понтифики были некомпетентны и тогда уже обращались к какой-
нибудь гадательной коллегии (деценвиран или гаруспикан), к обязанностям
которых относилось изыскание в таких случаях средств искупления.
Vota также требовали содействия понтификов. В случае особенных бедствий -
заразы, трудной войны или иных угрожавших государству опасностей - было в
обычае делать богам пожертвования по обещанию, как, например, храмы, жертвы и
игры. Но установленные 1 января vota за благо государства, а позже за счастье
и жизнь императоров, совершались магистратами. Древняя ver sacrum (весна
священная) была обетом, a consecratio capitis приняло в историческое время
характер добровольного devotio (обета). Во всех этих случаях понтифик изрекал
формулу devotio, которую затем повторял магистрат или народ. На такой вид
совместного действия магистрата и жрецов мы указали уже ранее при обзоре
dedicatio и consecratio. Роль, которую играли жрецы при передаче богам
государственного имущества, была троякая. Сперва они давали мнение о
позволительности посвящения, потом оставляли документ, констатирующий переход (lex
tempii) и, наконец, при совершении торжественного акта dedicatio, понтифик
произносил формулу и принимал храм, как святыню - res sacra, во владение
богов .
В тесной связи с понтификальной коллегией были некоторые жрецы-
жертвоприносители. Прежде всего, мы упомянем о rex sacrorum. В древнем
распределении жреческих должностей rex sacrorum стоял на первом месте, за ним
следовали три фламина и лишь на пятом месте великий понтифик; но мы уже
видели, что все существенные элементы жреческого влияния сосредоточивались в
руках последнего. У rex sacrorum, рядом с которым в качестве regina была его
жена, осталось только председательствование на comitia calata (собрании для
избрания царей или жрецов) и некоторые жертвы, именно искупительная жертва,
совершавшаяся 24 февраля, при которой участие его состояло в том, что, убив
животное, он тотчас поспешно удалялся (regi fugium). С должностью rex
sacrorum соединялось так мало действительного влияния, и она была обставлена
такими тягостными ограничениями, что к концу республики она оставалась долгое
время незамещенной и только Август вновь придал ей почет.
Кроме rex sacrorum к понтификальной коллегии принадлежали пятнадцать флами-
нов, которые находились во власти великого понтифика. Из них двенадцать были
младшими фламинами (flamines minores), но ни об одном из них мы не знаем,
какому божеству они служили. Между тремя flamines majores, присутствовавшими
вместе с понтификами в коллегии, первым считался flamen Dialis, потом flamen
Martialis (Марса) и flamen Quirinalis (Квирина - Ромула). Flamen Dialis был
посвящен Юпитеру, а фламиника, - жена его, с которою он был соединен
посредством confarreatio, - Юноне. Еще важнее, чем жертва, которую он приносил,
например, в Иды и в Виналии, был строгий образ жизни, который он должен был
вести. С чем-либо мертвым или вообще нечистым он не мог входить в
соприкосновение, даже глядеть на него; всякий спор и всякая работа прекращались при его
приближении; связанный освобождался в его доме от уз; даже одежда и пища этих
жрецов должна была отличаться величайшей чистотой. Менее строги были
предписания, которым должны были следовать два других фламина. Их обязанности по
существу ограничивались принесением многих ежегодных жертв, между прочим,
жертвы коня, которую жрец Марса приносил в октябрьские иды (октябрьский
конь) .
Как фламины, так и весталки (virgines vestales) были во власти великого
пойтифекса, который их принимал (capit) с известной формулой и под именем
amata. В это звание поступали дети избранных и хотя бы и плебейских, но, во
всяком случае, уважаемых семей, в возрасте от шести до десяти лет. Тридцать
лет оставались они весталками: десять лет ученицами, десять лет сами
отправляли службу и десять лет были в качестве учительниц.
Затем, если они желали, то могли быть экзавгурированы и выйти замуж, но
многие оставались в атриуме Весты. Обязанностью весталок было преимущественно
охранение огня в храме Весты (custodire ignem foci public! sempiternum -
караулить вечный огонь общественного очага), потом они сберегали палладии Рима,
приготовляли жертвенные кушанья (mola salsa - крупно молотая ячменная мука с
солью) для публичного культа и раздавали очистительные средства. Весталки
были в большом уважении и пользовались величайшими почестями. При встрече на
улице даже консул уступал им дорогу, на играх им давалось первое место и они
погребались на форуме; осужденные, с которыми случайно встречалась весталка,
получали помилование; их мольбы за общественное благо признавались имеющими
силу. Но, соответственно почестям, строги были и наказания их за проступки.
Если угасал священный огонь, то нерадивая весталка подвергалась бичеванию,
нецеломудренную весталку хоронили заживо. Известно prodigium (чудо), бывшее в
145 г. до н.э., когда весталка Тукция принесла воду в решете и этим
избавилась от обвинения в нарушении целомудрия.
Руины дома весталок в Риме. Дом весталок (лат. atrium Vestae)
находится рядом с храмом Весты в Римском форуме.
Кроме понтификов, никто из жрецов не имел большего влияния, чем авгуры;
впрочем, обе должности могли быть соединены вместе, а также и с магистратурой
в одном и том же лице. Мы уже ранее говорили о том, что ауспиции составляли
основание римской государственной жизни и что они приурочены были к храму.
Для общественных ауспиций, которые следует отличать от ауспиций, к которым
обращались частные люди, существовала коллегия augures public! populi Roman!
Quiritium, т.е. государственных авгуров Римского народа, состоявшая сперва из
трех, а впоследствии из шестнадцати членов. О внутреннем устройстве этой
коллегии мы знаем немного. Как понтифики собирались в regia (дворце), так авгуры
имели специальное место своих собраний - auguraculum in агсе; как у
понтификов , так и у авгуров был свой архив. Их влияние на государство было велико,
потому что неблагоприятные предзнаменования влекли за собою отмену всякого
начинания, даже в том случае, если заключения авгуров были высказаны vitio,
т.е. вопреки указанию ауспций. Свои precationes (молитвы) авгуры обращали,
прежде всего, хотя, впрочем, не исключительно, к Юпитеру, от которого исходи-
ли и знамения; поэтому они и назывались interpretes Jovis optimi maximi
(толкователями могущественнейшего Юпитера). Спрашивание ауспиций входило в
обязанность магистрата и называлось spectio; затем авгур давал извещение -
nunciatio (если знамения были неблагоприятны, то obnuntiatio). Знамения
давались или в ответ на вопрос (impetrita) или случайно (oblativa); шум считался
препятствием, поэтому, прежде всего, предлагалось хранить тишину. Авгуральные
правила различали пять главных видов ауспиций:
1) ex avibus (по птицам), т.е. или по полету птиц (alites), или по их пению
(ascines), или же только по одному их появлению;
2) ex ceelo (по небу), именно по виду молнии;
3) ex tripudio (по еде кур) , и этот вид ауспиций был самым обыкновенным в
историческое время;
4) ex quadruped!s (по четвероногим) или auspicia pedestria, по большей
части неблагоприятные;
5) ex divis (от богов) - страшные предвестия, которые всегда были
неблагоприятны, почему к этим знамениям и не обращались с вопросами; они
состояли из явлений, или разных родов шума, происходивших случайно.
Наблюдение и объяснение этих знамений было одной стороной авгуральнои
деятельности; другая сторона, одинаково важная, заключалась в инавгурации лиц и
мест, о чем уже говорилось ранее.
От авгуров нужно строго отличать гаруспиции (haruspices), о которых,
однако, мы упоминаем здесь по сходству их деятельности с авгурами. Если авгуры,
как представители туземных ауспиций, пользовались высоким уважением, то
гаруспиции считались за нечто чуждое, а их искусство признавалось более или
менее за суеверие. Они были прорицатели из Этрурии, этой genetrix et mater
superstitiones (родительницы и матери суеверия). Правда, что гаруспиции давно
уже водворились в Риме, а в чрезвычайных случаях сенат вызывал их и из
Этрурии. Мантика их отличалась от авгуральнои дисциплины тем, что знание молний у
них было развито гораздо более и что они еще занимались рассматриванием
внутренностей (extispicium) ; при этом они, конечно, имели и другие правила для
толкования. Мы должны смотреть на авгуральную дисциплину не как на свободно
развивающееся в известном направлении объяснение ауспиций, но как на правила,
во всех частностях точно определенные и основанные на твердо установленных
положениях. От этого и происходило, что не во всех случаях достаточно было
туземных ауспиций, а иногда обращались к другим предсказателям, как,
например, к гаруспициям, которых вместе с тем более или менее презирали.
Государственный культ в Риме заключал в себе не только почитание древнеоте-
ческих богов: боги чужеземного происхождения также пользовались общественным
служением. Это служение находилось под надзором особой коллегии, которая по
отношению к dii peregrini (пришлым богам) и ritus graecus (греческому обряду)
занимала то же положение, какое понтифексы к dii patrii и ritus romanus
(отеческим богам и римскому обряду). Сперва это была комиссия из двух мужей - Н-
viri, дуумвиры; позднее их стало десять - X-viri, децемвиры, а впоследствии
даже пятнадцать - XV-viri S. F. (sacris faciundis). Культы, которыми они
заведовали, были тесно связаны с Сивиллиными книгами1, а главный бог, которому
Сивилла - предсказательница. Нам известно о 14 сивиллах (в том числе и дельфийская
- пифия). Считалось, что сивилла может предсказывать на тысячу лет вперёд, поэтому
одна якобы предсказала извержение Везувия и указала место битвы, положившей конец
независимости Древней Греции. Так называемые «Сивиллины книги», состоявшие, как
считается, из предсказаний кумской сивиллы, играли большую роль в общественной жизни
римского государства. Позже к этим книгам были добавлены прорицания тибуртинскои и
других сивилл. В 405 году, уже в христианскую зру, они были сожжены по приказу Сти-
лихона (правителя Западной Римской империи).
они служили, был Аполлон. X-viri, по требованию сената, должны были
спрашивать Сивиллины оракулы (inspicere libros - изучать книги) и толковать их,
т.е. применять изречения Сивиллы к данному случаю; они же судили о
подлинности новых изречений Сивиллы; им же предоставлен был надзор за чуждыми
культами, в которых они часто сами функционировали; так было при ludi Appollinares
и ludi saeculares (секулярных играх, устраиваемых раз в столетие). Если же
некоторые из этих культов имели своих собственных жрецов, как, например,
культ Mater Magna (Великой Матери), то эти жрецы состояли под надзором X (XV)
viri и назывались, поэтому, sacerdotes quindecemvirales.
Понтифики, авгуры и X (XV) viri вместе с epulones (устроителями пира), на
которых было возложено попечение об epulum Jovis (трапезе Юпитера) в
Капитолии, образовали четыре расширенных - summa или amplissima - коллегии. На их
попечении находились важнейшие государственные культы; поэтому они оказывали
на общественную жизнь величайшее влияние. Позднее с этими высшими коллегиями
были сравнены sodales Augustales (члены жреческой коллегии), заведовавшие
культом императоров. Кроме того, был еще целый ряд других жреческих обществ с
очень ограниченным кругом действия, влияние которых на общественную жизнь
было невелико, но культы которых принадлежали к древнейшим в римской религии.
Прежде всего, встречаем мы коллегию, которая представляла международное
право, сакральные обязанности при войне и мире. Это были фециалы (fetiales),
древнее италийское учреждение; они проявляли свою деятельность при объявлении
войны и при союзных договорах; один из них шел во главе, как pater patratus
(главный жрец). Фециалы носили при себе священную траву из Капитолия (sagmina
или verbenae), скипетр и lapis silex (кремень) из храма Юпитера Феретрия,
которым они клялись и которому при совершении союзной жертвы (foedus ferire)
закалывали в качестве жертвенного животного свинью. Прежде объявления войны
pater patratus должен был требовать удовлетворения (clarigatio, res
repetere); если удовлетворения не получалось, то по истечении тридцати трех
дней он бросал окровавленное копье через границу враждебного государства.
Впоследствии, при войнах вне Италии, сделалось затруднительным исполнять этот
обычай; поэтому в это время враждебную страну стали представлять у columna
bellica (военной колонны) пред храмом Беллоны и там исполняли надлежащую
церемонию. В частностях обряды jus fetiale (международного права) нам уже не
вполне понятны, а также и формулы его не все с точностью известны.
Салиев в Риме было две группы. Каждая состояла из двенадцати членов
патрицианского рода: Salii Palatini, жрецы старшей коллегии, посвященной Марсу, и
Salii Agonales, жрецы младшей коллегии, посвященной Квирину. Их обряды
состояли в танцах и пении, причем ими руководили praesul и vates. В своих
песнях (axamenta) они прославляли многих богов и в заключение Мамуриуса
(Mamurius), искусного оружейного кузнеца, который в добавление к упавшему с
неба щиту сделал еще одиннадцать, вполне сходных с упавшим. Открытие и
закрытие священных щитов (ancilia movere и condere) в марте и октябре, связанное с
рядом церемоний, имевших отчасти целью люстрацию (освящение) оружия, и
составляло важнейшее дело салиев; в их одеянии видна была особенная смесь
воинственного и жреческого характера.
Если локализация салийских корпораций на Палатине и Квиринале была
признаком их высокой древности, то можно то же самое признать и за луперками,
жрецами Фавна, которые в искупительный праздник Луперкалий (когда жертву
приносил сам flamen Dialis) полунагие, в диком беге, обходили вокруг Палатина и
били ремнями встречающихся им бесплодных женщин, чтоб они сделались
плодородными.
В заключение скажем еще о братстве арвалов. Подобно тому, как при служении
Фавну, во время Луперкалий, имелось в виду животное оплодотворение, так культ
арвальских братьев имел своею целью ut fruges ferant arva (чтобы поля прино-
сили плоды). Для этого арвальские братья - коллегия из двенадцати жрецов во
главе с ежегодно переизбиравшимся магистром - в середине мая совершали обход
городской черты Рима, вознося моления об обильном урожае, и на расстоянии
пяти миль от Рима, в роще на via Сатрапа, приносили жертву Dea dia. Это
жертвоприношение продолжалось три дня. Также некоторые из обрядов арвальских
братьев происходили в самом Риме; позже они принимали особенное участие при культе
императоров.
Календарь
и праздники
До реформы, произведенной в исчислении времени Юлием Цезарем, в области
календаря господствовали величайший произвол и запутанность. Календари,
дошедшие до нас, относятся лишь ко времени императоров. Одна из труднейших задач -
проследить развитие римского календаря от его начала до этого позднейшего
времени. В нашу программу не входит обзор относящихся сюда исследований,
предпринятых вслед за Моммзеном. Мы считаем нужным лишь указать, что
разделение времени носило, безусловно, сакральный характер. Низший сакральный
чиновник должен был наблюдать за первым появлением луны и показать ее rex
sacrorum, который затем созывал (calare) на Капитолий народ, чтобы определить
Nonae - 5-й или 7-й день месяца, девятый день до Ид - середины месяца,
главной точки отсчета. В Календы, первый день месяца, приносили жертвы Юноне, а в
Иды - Юпитеру. Ноны не были посвящены ни одному из божеств. От понтификальных
определений зависели не только религиозные праздники, но и указание дней,
которые годились или не годились для деятельности суда (dies fasti) и народных
собраний (dies comitiales). Только относительно позже (304 г. до н.э.) эдил
Гней Флавий стал объявлять эти Fasti публично, так что каждый мог прочитать о
них на форуме. Цезарь изъял календарь из произвола понтификов: до него не
было никаких твердых правил для добавлений или вставок, но было предоставлено
жрецам по своему усмотрению включать mensis intercalates (вставочный месяц).
В календаре дни имели различные знаки, таковы: F - fasti, quibiis verba
certa legitima sine piaculo praetoribus licet fari (в которые преторы могут
без греха произносить установленные формулы), С - comitiales, N - nefasti,
per quos dies nefas fari praetorem: do, dico, addico (в которые претор не
может произносить: даю, посвящаю, передаю), EN - endotercisi-intercisi, per
quos mane et vesperi est nefas, medio tempore inter hostiam caesam et exta
porrecta fas (исключенные, в которые ни утром, ни вечером нельзя, а только в
неурочное время можно). Dies nefasti не были безусловно несчастными днями, но
только в эти дни, по различным причинам, нельзя было предпринимать никаких
судебных действий. Частью это были именно радостные, торжественные дни
больших праздников богов. Может быть, именно эти дни обозначались знаком NP, но
до настоящего времени это недостаточно объяснено. С другой стороны, были дни,
которые признавались за dies atri, religiosi, funesti (черные, зловещие,
несчастные) для начинания всякого, как общественного, так и частного дела:
путешествия, свадьбы и т.п.; такими днями были дни после Календ, Нон и Ид и три
дня, о которых говорилось: mundus patet (24 августа, 5 октября, 8 ноября). А
между тем именно эти дни были большей частью fasti или, по крайней мере,
comitiales.
Лишь немногие римские названия месяцев были образованы от имен божеств.
Кроме мая, который, конечно, получил свое имя от богини весны Майи, можно с
несомненностью указать лишь на связь месяца Януария с Янусом - богом начала и
Марта (Martius) с Марсом - богом весны. Первоначально первым месяцем года
считался, наверное, март, позже - январь. Февраль в сакральном отношении имел
характер заключения года; по своему названию (februaris - очистительный) этот
месяц был месяцем общего очищения, искупления и поминовения душ всех умерших,
в котором как бы заканчивались все претензии и все осквернения старого года,
зимы и смерти (Преллер).
Если теперь мы просмотрим указания в календаре на различные торжества, то
тотчас заметим, что мы напрасно будем искать в нем многих праздников
(feriae), например, там нет названных ранее Амбарвалий и годового праздника
Dea dia; оба они были в мае, но не в определенные дни. Естественно, что
календарь содержал только постоянные и твердо установленные дни (feriae
stativae), а не те, которые каждый год установлялись снова и назначались хотя
и в одно и то же время года, но в различные дни (feriae imperativae, concep-
tivae, indietivae - праздники чрезвычайные, подвижные, объявленные). Между
последними мы особенно упомянем о feriae Latinae; при вступлении в должность
консулы должны были устраивать эти празднества в честь Юпитера - покровителя
Лациума (concipere Latiar) и раньше, чем они состоятся, не могли отправляться
в провинцию. Местом собрания была mons Alb anus - Альбанская гора близ Аль бы
Лонги; там приносили в жертву Юпитеру белого быка; части разделяли между
городами латинского союза, причем молились за Рим и за Лациум; с этим
празднеством соединялись жертвенные пиры и народные игры (между прочим oscilla -
качели) . Это был праздник союза латинян. Во время его празднования магистраты
удалялись из Рима и город ставился под надзор praefectus urbis feriarum
Latinarum. Также и в самом Риме приносились жертвы Юпитеру Latiaris и
устраивались в Капитолии игры.
Мы уже несколько раз употребляли для обозначения религиозных торжественных
дней слово feriae; это были дни, в которые совершалось жертвоприношение,
соединенное с жертвенным пиром, и в которые прекращались работы. Но это понятие
не было строго выдержано: не все дни, в которые совершались действия,
составляющие служение богам, были feriae. Кроме того, вместе с feriae publicae,
находившимися в календаре, были еще праздники семейные, родовые и т.д.,
праздновавшиеся как feriae в ограниченном кругу. Мы уже ближе ознакомились со
многими фериями, каковы, например, праздники в честь умерших и предков
(Parentalia, Feralia), дни люстрации (Lupercalii, Palilii); праздники
народных культов, стоявшие в особых отношениях к земледелию (feriae sementivae).
Моммзен дает полный список неподвижных общественных праздников из самого
древнего времени, когда еще от греков не было заимствовано никаких культовых
понятий и не проявлялось еще никакого отношения к капитолийским богам. Этот
список дает возможность взглянуть на условия и воззрения того времени;
поэтому мы сообщим из него самое важное. Главными богами были Юпитер, которому
посвящены были Иды и праздник винограда, Марс и его двойник Квирин. Также и
Юпитеру Злому (Vediovis) посвящали 21 мая с принесением ему жертвы (agonia).
Выдающееся значение имели праздники в честь Марса - конские бега 27 февраля
и 14 марта (equirria) , ковка щитов (mamuralia) , а также танец с оружием в
честь Минервы в марте (quinquatrus) , праздник освящения труб 23 марта и 23
мая (tubilustrium) и освящения оружия в октябре (armilustrium) . Квирин имел
свой праздник 17 февраля. Рядом с этими воинственными праздниками стояли
важнейшие земледельческие и винодельческие празднества, а также некоторые
праздники пастухов. В апреле приносили жертвы: 15-го числа - богине Tellus (земля)
(fordicidia), 19-го - Церере (Cerialia), 21-го - богине стад Палее (Palilia),
23-го - Юпитеру как хранителю виноградной лозы, причем откупоривали бочки
предшествующего года (Vinalia), 25-го - Робигусу, богу, предохраняющему злаки
от хлебной ржавчины (Robigalia). При собирании с поля жатвы 21 августа
праздновали Consualia, посвященные богу Консу (Consus), а 25 августа Opiconsiva,
посвященные богине One, в декабре их же благодарили за благословение житниц
(15-го Consualia, 19-го Opalia), 17-го декабря начинался новый посев и
несколько дней праздновались Saturnalia. Винодельческих праздников, кроме выше-
названных апрельских Vinalia, было еще два: 19 августа (Vinalia) и 11 октября
(Meditrinalia, потому что в молодом сусле заключалась целебная сила). В конце
года пастухи 17 февраля праздновали Lupercalia, посвященные Фавну Луперку, а
земледельцы 23 февраля - Terminalia, посвященные богу границ и межей Термину.
Летом 19 и 21 июля праздновался праздник рощ Lucaria; осенью 13 октября Силь-
ванам был посвящен праздник источников Fontinalia. В период коротких дней 21
декабря новому солнцу были посвящены Divalia, Angeronalia. Хотя первоначально
море было элементом, чуждым для римского мировоззрения и римской мифологии,
однако и мореходы имели свои праздники: Neptunalia - 23 июля, Portunalia (в
честь бога портов и пристаней Портуна) - 17 августа, Volturnalia - 27 августа
(праздник посвящен реке Тибру). Ремесло и искусство среди богов были
представлены одним только Вулканом; ему посвящены были не только Volcanalia - 23
августа, но и праздник освящения труб Tubilustrium. По мнению Моммзена, сюда
же относится Кармента (Carmentis), которая сначала была богиней магических
формул и песнопений, впоследствии же она преимущественно охраняла рождение;
женские празднества в честь нее Carmentalia происходили 11 и 15 января.
Гораздо важнее были праздники, относящиеся к семейной религии; в главных чертах
мы уже описали их. Сюда принадлежат: Vestalia (9 июня), Matralia (11 июня),
Liberalia, праздник благословения детей (17 марта), Feralia (21 февраля),
Lemuria (9, 11, 13 мая). Значение древних гражданских праздников (Regifugium
24 февраля, Poplifugia 5 июля, Septimontium 11 декабря) в настоящее время уже
не ясно. Янусу, как богу начала, посвящался жертвенный праздник 9 января
Agonia. Если к названным праздникам прибавим еще почти забытые Furrinalia (25
июля) и Larentalia (23 декабря), то мы перечислили все неподвижные feriae
publicae древнейшего времени.
Мы уже сообщили значительную часть определений календаря. Хотя мы не имеем
возможности привести их все, но должны отметить, что в календаре были также
dies natales - дни основания и освящения храмов, дни рождения разных лиц,
именно годовщины рождения императоров и их жен. Происхождение почти всех
праздничных дней относилось или к самому древнему, или к новейшему периоду,
т.е. или ко времени царей, или ко времени императоров.
Это замечание не относится к играм, о которых нам теперь остается сказать.
Почти все игры (ludi) ведут свое начало из времен республики, конечно, за
исключением самых древних игр - ludi romani. Они праздновались осенью, при
возвращении победоносного войска с войны. Первоначально они были однодневными,
потом к ним прибавляли все большее число дней, так что в начале времени
императоров они уже продолжались шестнадцать дней (4-19 сентября).
Характер триумфального праздника ludi romani получили вследствие того, что
главным делом в них была торжественная процессия (ротра). Впереди шли пешком
и ехали на лошадях римские юноши, за ними участвующие в играх возничие,
всадники, танцовщики, музыканты, потом несли курильницы и священные сосуды,
наконец, изображения богов на носилках (fercula); в то же время атрибуты
(exuviae) везлись на особых колесницах (thensae), сопровождаемых детьми -
pueri patrimi и matrimi. Во время империи в процессии везли также изображения
обоготворенных императоров и их жен. Из игр самыми древними были бега на
колесницах; потом, с течением времени, к ним присоединились и всякого рода
прочие упражнения - верховая езда, борьба, танцы и, наконец, сценические
представления. Ludus Trojae - конная игра патрицианских юношей, хотя упоминается
лишь только во время Суллы, но, вероятно, это был очень древний обычай,
практиковавшийся при играх (по преданию, он установлен Асканием при основании
города Альба Лонга).
Совместно с римскими играми уже рано существовали еще и некоторые другие,
прежде всего народные игры - ludi plebeii, происходившие во Фламиниевом цирке
circus Flaminius. Они сперва были однодневными, но впоследствии продолжались
четырнадцать дней; в эти дни происходили бега и сценические игры; только о
ротр'е мы не находим при этом ясного упоминания. Как при ludi romani epulum
Jovis приходился на сентябрьские Иды, так в ноябрьские Иды epulum Jovis
составлял высшую точку для ludi plebei.
Может быть к тому же времени, как ludi plebei, должно отнести и ludi
Cereales, или Cerealia (12 апреля), которые также праздновались играми в
цирке (сценические игры при ludi Cereales упоминаются только позднее), причем мы
встречаемся и с народными обычаями вроде травли лисиц, которым к хвостам
привязывали факелы. Что Цереалии справлялись под надзором Х-viri, по греческому
обряду, и что их ставили в связь с греческим мифом о Деметре и Коре - не
должно нас вводить в сомнение относительно древнеримского характера Цереры
как богини полей и защитницы и покровительницы плебеев.
Ludi Apollinares, или Аполлинарии, в первый раз праздновались в честь
Аполлона в Большом цирке, Circus maximus, во время бедствий второй Пунической
войны, по указанию марцианских изречений (212 г. до н.э.). Они приходились на
июль и впоследствии продолжались по несколько дней. Подобное же
происхождение, только немного позже (204 г. до н.э.) имели ludi Megalenses, или Мегале-
зии, бывшие в апреле, в честь Mater magna из Пессина. При этих играх, так же,
как и при Апполоновых, сценические представления стояли на первом плане, хотя
к ним, без сомнения, присоединялись и цирковые.
Несколько старше, чем вышеупомянутые игры, были Флоралии - ludi Florales,
которые праздновались в мае с необузданной веселостью и народными шутками.
Кроме этих игр, были еще некоторые другие - или меньшего значения, или
частного характера (как ludi funebres, похоронные игры), или же более позднего
происхождения (как ludi victoriae Caesaris, ludi Augustales - в честь побед
Цезаря, в честь Августа). Ludi public! были сначала также праздниками по
какому-нибудь случаю и учреждались по обещанию (ludi votivi); потом они
сделались постоянными, ежегодно повторяющимися праздниками и были включены в
календарь .
Здесь, после других игр, всего более, кстати, будет сказать о ludi
Saeculares, или Terentini; поскольку они проводились лишь раз в столетие, то,
естественно, не могли быть включены в календарь. В этих играх этрусские
понятия и обычаи слились с древнеримскими. О происхождении ludi Terentini так
рассказывает древняя сказка. Один сабинский крестьянин, по имени Валезий, в
Теренте (самой нижней части Марсова поля, campus Martium, на берегу Тибра)
получил исцеление для своих детей и, найдя на глубине двадцати футов под
землей алтарь Dis и Прозерпины, принес этим богам жертву, furvae hostiae. Из
этого можно вывести, что терентинское служение имело свое происхождение в
частных sacra рода Valeria и относилось к подземным богам, от которых ожидали
исцелений; с этим культом были соединены ludi Saeculares. Понятие saeculum
определяется продолжительностью жизни одного поколения, считая от основания
города до дня смерти наиболее долго живших из родившихся тогда; с этого
времени счет начинался снова и таким же образом продолжался далее. По особым
знакам, находившимся в этрусских книгах, боги давали возможность узнавать
конец одного saeculum и начало другого. Когда и как оба эти воззрения
встретились в Риме и когда возникли ludi Saeculares и Terentini, остается нам
неизвестным. Первое исторически достоверное празднование их было в 249 г. до
н.э., следующее в 146 г., а знаменитейшее при Августе, в 17 г. до н.э. При
императорах этот праздник встречается много раз: так, он упоминается при
Клавдии, Домициане, Антонине Пии и т.д., потому что saeculum исчислялось
различно и в половине saeculum тоже учреждались игры. При этом праздновали не
только терентинским подземным богам, но также Юпитеру с Юноной, Аполлону и
Диане. Так как это были иностранные обряды, то они находились под надзором X-
viri (а при Августе уже XV-viri).
Прежде об играх в Риме извещал герольд: "quos пес spectasset quisquam пес
spactaturus esset" (чтобы кто-нибудь не увидал того, чего ему видеть не
следовало) . За несколько дней до праздника XV-viri делали на Капитолии и в храме
Аполлона Палатинского воскурения - suffimenta (возжигали факелы, серу,
асфальт) и устраняли рабов от участия в празднике. Тогда же в храме Дианы на
Авентине народ получал пшеницу, ячмень и бобы. Собственно праздник
продолжался три дня и три ночи. На празднике приносились жертвы разным богам,
устраивались игры и пелись на этот особенный случай сочиненные стихотворения,
carmen saeculare, вроде горациевских, сохранившихся до нашего времени.
Предания о
происхождении
Рима
На сказания об основании Рима надо смотреть не как на индогерманские
природные мифы, попытки чего делались еще в новейшее время; их интерес
заключается в том, что они отражают в себе "древние факты римского культа и римской
истории" (Преллер). Легко доказать, что прагматическая связь, которую
проводят между разными элементами сказания писатели, подобные Ливию и Дионисию Га-
ликарнасскому, неустойчива и что критика не могла переработать этот
псевдоисторический образ в исторический; но в сказаниях, безусловно, есть указания на
этнические связи, о которых история ничего не знает, на политические
отношения из первобытного времени и на сакральные обычаи, о происхождении которых
они рассказывают. Сказания эти создавались в течение веков, и распутать тот
клубок, который образовался ко времени Дионисия и Виргилия - одна из самых
неразрешимых задач исторического исследования; поэтому остается
удовлетвориться тем, чтобы, следуя по пути, проложенному Швеглером, возможно
отчетливей распределить материал и как возможно дальше проследить историческое
развитие отдельных частей, из которых посредством искусственной комбинации
создалось целое.
Среди этих сказаний наиболее важны рассказы о Геркулесе, Ромуле и Энее.
Соединение этих первоначально не связанных трех имен и трех циклов сказаний
произошло довольно рано. Самою самостоятельной была сага о Геркулесе,
которую, однако, Дионисий и Виргилий вплели в историю происхождения Рима, причем
искусственная генеалогия возвела Геркулеса в отцы Латина, в родоначальники
Фабиев и т.д. Древнее предание говорит, что Геркулес после того, как убил
исполина Гериона и угнал его быков, пришел в Италию и остановился у царя Эванд-
ра на горе Палатинской; в это время в пещере Авентинской горы жил разбойник
Какус. Этот Какус украл у Геркулеса быков и, чтобы навести на ложный след,
ввел их в свою пещеру задом, таща за хвост, но их рев обнаружил похищение.
Геркулес убил разбойника, воздвиг жертвенник Юпитеру-Inventor (Создателю), с
торжеством возвратился к Эвандру, одарил и угостил римлян и научил их вновь
учрежденному культу у великого алтаря, ara maxima. M. Бреаль в борьбе между
Геркулесом и Какусом доказал существование природного мифа, который в разных
формах и на разных ступенях развития встречается и у других индогерманских
народов. Этот миф был также известен и в Италии, хотя чуждые имена и скрыли
за собою туземные. За добрым Эвандром и злым Какусом, вероятно, скрывались
италийские образы; имя Геркулеса также не есть первоначальное: это только
италийская форма греческого Геракла, который в рассказе занял место
национального Юпитера Recaranus'a. Таким образом, известный нам рассказ о
Геркулесе и Какусе представляет собою индогерманский миф в италийской форме,
преобразованный на греческий лад. Но для римлян эта история, очевидно, имела
другое значение; для них главное дело заключалось в древнем культе у ara maxima,
которому служили фамилии Potitii и Pinarii. В древности чаще, а в более позд-
нее время только один раз в году, или по особенным поводам, там совершалось
жертвоприношение и устраивался жертвенный обед, причем салии пели победу бога
и представляли ее в пантомимах. Установление древнего архаического культа у
этого алтаря возводилось к самому богу; но при этом рассказе для римлян
главным делом был ритуал, а не природный миф.
Основание города на Палатине приписывалось Ромулу. Сага говорит, что
девственная дочь албанского царя (весталка) Рея Сильвия, вследствие насилия,
совершенного над ней богом Марсом, родила двоих близнецов: Ромула и Рема,
которых у подножия Палатина под руминальскои смоковницей вскормила волчица, а
позже их воспитала пастушеская чета, Фавстул и Акка Ларенция. Вместе с
пастухами, с которыми они выросли, близнецы на Палатинской горе заложили город,
будущее господство которого было предсказано Ромулу благоприятными
ауспициями. Наконец, Ромул убил своего брата, который перепрыгнул через низкую еще
стену города, что было предупреждающим примером для всякого, кто впоследствии
осмелился бы святотатственно нарушить границы города. В этом предании
историческое значение имеет то, что древний город был основан на Палатине
латинянами. Правда, близнецы были в связи с албанскими царями, но основание Рима
первоначально не приписывалось ни албанским колонистам, ни троянским
переселенцам. Чрез Албу сага о Ромуле соединилась с сагой об Энее, и мать в ней иногда
называется Ilia. В начале этой связи не было, потому что ядро в саге о Ромуле
было туземным; напротив, Эней всегда оставался пришельцем. Но значение можно
исчерпать, лишь разложив его на отдельные составные части. Для многих из них
(божественное и девственное происхождение, пара близнецов, выставление на
реку, жизнь у пастухов, братоубийство, значение животного, в данном случае
волчицы, при основании города) общее изучение поэтических преданий дает
интересные параллели. Легенда о Ромуле имела преимущественно этиологическое
значение, так как посредством ее и священное значение Луперкала на Палатине, как
равно и всей территории города, и происхождение различных обрядов возводились
к самому основателю. Ромул был сын Марса и весталки; мать лар воспитала его
(многие считали Ромула и Рема за lares praestites, ларов-покровителей старого
города); он основал город не без ауспиций. Как при Луперкалиях, так и при Па-
лилиях праздновались его память и основание города. Легенда о Ромуле отражает
не только эти древние обычаи, но, как удачно высказал фон Ранке, все римское
предание о времени царей представляет смешение древних воспоминаний с
политическими взглядами; именно по ней Ромул является основателем гражданской
власти, а Нума - понтификата. В Нуме сабинский элемент присоединился к
латинскому; первый был, впрочем, представлен еще Титом Тацием, который, как
предполагалось, поселился рядом с Ромулом и правил вместе с ним. Этот сабинский
элемент постольку повлиял на сагу о Ромуле, поскольку последний после своей
смерти был отождествлен с богом Квирином и, как таковой, сделался предметом
поклонения. Сага об исчезновении Ромула во время грозы или даже о восшествии
его на небо к своему отцу Марсу - не первоначального происхождения; такого
рода прославляющие сказания указывают на греческий образец.
Однако над туземной традицией об основании Рима Ромулом взяла верх
иноземная сага об Энее и еще в раннее время слилась с нею. Этот союз делался все
теснее, на что у римских и современных им греческих писателей есть много
отдельных указаний. Гомер знает только о господстве энеадов над Троей, между
тем как многие местные традиции, как на берегах, так и на островах
Средиземного моря рассказывают о пребывании самого Энея. Эти, так сказать, путевые
легенды приводили также троянского героя в Италию, но первоначально они не
были связаны между собой, а поводом к их возникновению служило большей частью
сходство имен и соотношения культов. Первого рода соединительные пункты даны
были, например, фракийским Эносом и островом Энария; что касается до
обстоятельств второго рода, то сага об Энее распространилась вместе с культом Афро-
диты. За основателя Рима уже Гелланник считал Энея, хотя, впрочем, не
соединял его истории с италийскими преданиями. Но такое соединение мы находим уже
у древних известных нам латинских писателей - Энния и Невия, которые Ромула
делают внуком Энея. Этим путем шли все дальше: комбинировали обе саги о Лави-
нии и Альба-Лонге, возводили этиологически всякого рода обычаи культа к
самому началу этой первобытной истории, в которой главным героем был Эней; Троя,
Лавинии, Альба, Рим - таков был главный результат этой генеалогии. У Кауера
(Cauer) можно найти указание на то, что именно в эти сказания внесено было
отдельными писателями: Фабием Пиктором, Кассием Гемина, Катоном, Варроном и
греками: Каллиасом, Тимеем, Ликофроном (в его "Александре"), Кастором, от
которого Ливии заимствовал список албанских царей. Этот процесс закончился у
Дионисия и Виргилия.
Если за этим комплексом легенд мы признаем этиологическое значение, то при
объяснении его будем стоять на исторической почве; но это очень неверная
почва крайне недостаточно известной нам истории. Конечно, говорить определенно о
троянском происхождении Рима не позволяет недостаток источников, но отрицать
такой связи нельзя ввиду преданий, упоминающих в различных местах Италии о
таких героях, как Эней, Антенор и принадлежащий к троянскому циклу Диомед.
Большую важность имеет вопрос о связи между Энеем и Лациумом. К. О. Мюллер
указывал источник ее в Сивиллиных книгах. Позднее мы скажем о великом
влиянии, которое азиатско-греко-италийская сивилла (Erythrae, Gergis, Cumae)
имела на развитие римской религии, и будем иметь ее в виду при объяснении саги
об Энее. Против этого, однако, можно возразить, что не ясно, почему Эней не
имеет прямой связи с Римом, а только с Лавинием (Lavinium) , и что если бы
этот взгляд был верен, то Эней должен бы находиться в соотношении с культом
Аполлона, чего, однако, нет; но, несмотря на это, нельзя отвергать, что и
Сивилла тоже способствовала развитию и распространению саги об Энее. Еще более
важно, по-видимому, то, на что указывает Преллер относительно культа
Афродиты, который также процветал в Сицилии (Егух), Италии и повсюду вместе с собою
приводил и образ Энея. В Лавинии такой соединительный пункт представлял
святилище Афродиты (Frutis, Venus).
Но всего правильнее воззрение Вёрнера, что при посредстве морской торговли,
которая еще в раннее время объединяла Лациум с греческими колониями, Этрурией
и Карфагеном, легенда об Энее была принесена с разных сторон и в различных
видоизменениях.
Легенда прежде всего переносила основание Лавиния на Энея. Принесенный к
берегам Лациума со своими троянцами, Эней (или собственно его сын Асканий)
признал эту страну за назначенную ему во исполнение древнего предсказания, и
спутники его совершили там жертвенную). Супоросая свинья, которую тоже должны
были принести в жертву, убежала и показала место, где следовало основать
новый город, причем принесла тридцать поросят - символ тридцати союзных
латинских городов. К этим двум чудесам (prodigii) присоединилось, при построении
Лавиния, еще третье: огонь в лесу, поддерживаемый орлом и волком, который
старалась погасить горихвостка, не погас: это означало, что очаг нового
поселения, находившегося под защитой Юпитера и Марса, не мог быть уничтожен
враждебными рутулами.
Борьба и союз пришельцев троян с туземным царем Латином, на дочери которого
Лавинии женился Эней, рассказываются опять различно. К союзным троянцам и
туземцам становятся во враждебные отношения Турн и тиран из Церэ, Мезенций; без
сомнения, в этих личностях сохраняется воспоминание о борьбе с этрусками. Чем
более развивалась сага, тем более переход от Лавиния к Альбе и от Альбы к
Риму казался соответствующим исторической достоверности. Здесь мы
преимущественно укажем на значение этой легенды для sacra. Лавинии был в Лациуме,
городе Ларов и Пенатов, где в храме Весты римские магистраты ежегодно приносили
жертву. К этому культу присоединен был и Эней. Предполагалось, что он принес
из своего отечества Пенатов, которые были тождественны с великими богами, Ка-
бирами Самофракии.
Известно, что это перенесение составляет главный момент в изображении Вир-
гилия; его образ и в другом отношении имел религиозное значение, так как он
сам обоготворялся и почитался как pater indiges. Этот процесс, которым
чужеземный герой получил характер туземного бога, объяснялся очень различно. Фюс-
тель де Куланж в таком божеском почитании основателя и родоначальника, или
лара, видит местный, исконный элемент. Гильд считает его лишь за продукт
позднейших взглядов и утверждает, что это героизирование в Италии -
греческого происхождения.
Своим великим значением сага об Энее преимущественно обязана различным
политическим обстоятельствам. Война с Пирром являлась фактом мщения греков
потомкам троянцев. К представлению о Пунической войне присоединился важный
эпизод любви Энея к Дидоне и Анне. Когда римляне, в качестве великой державы,
вступили в соприкосновение с эллиническими государствами, то они любили с
некоторою аффектацией выставлять свое троянское происхождение и даже при
дипломатических переговорах требовали привилегий для своих троянских родственников
в Малой Азии. К концу республики народ был равнодушен к такому происхождению,
которое шло на пользу только некоторым патрицианскиам родам - их называет
Варрон в своем сочинении о троянских фамилиях. Между этими родами род lulia
достиг великого значения, и, при посредстве империи Цезарей и Августов,
легенда об Энее получила свою окончательную форму. Этому обстоятельству мы
обязаны тем, что имеем Энеиду - эпос, носящий на себе, несмотря на все свои
красоты, следы принуждения, которые должен был сделать над собой автор, чтобы
соединить столь многие туземные и чужеземные элементы в одно художественное
целое.
Периоды Римской
религиозной истории
Римская религия была государственным культом, который сопутствовал всем
обстоятельствам земной жизни, но не создал никаких особых форм - ни в жизни, ни
в мировоззрении, ни в искусстве. Из мрака полуисторического времени культ
этот в существенных чертах выступает уже готовым, и более чем в продолжение
тысячелетия одни и те же жреческие коллегии заведывали одними и теми же
sacra, и это продолжалось до того времени, пока к концу IV столетия
христианской эры эдикт Феодосия не положил конец этим языческим учреждениям. Таким
образом, о развитии римской религии не может быть собственно и речи, - она
сама не изменялась, а только извне привходили в нее чуждые элементы.
Иноземные культы присоединялись к туземным и либо поглощались и воспринимались
национальной жизнью, либо их терпели и им покровительствовали в качестве
чуждых. То, чего не давала римлянину собственная его религия, на что она не
обращала внимания - то он заимствовал у покоренных народов; так, нормы для
мышления и жизни получил он от греков, религиозное одушевление и веру нашел в
культе восточных богов. Все это лишь с трудом уживалось вместе с остававшейся
неприкосновенной, несмотря на такие заимствования, и прочно сохранявшейся
государственной религией. Таким образом, развитие римской религии
подразделяется соразмерно с величиной и значением этих чуждых влияний. С этой точки
зрения мы различаем четыре периода: 1-й - до Тарквиниев, 2-й - до пунических
войн, 3-й - до конца республики, 4-й - время императоров. Последний период
требует отдельного, подробного изложения; здесь мы соединим и изложим главные
моменты трех первых периодов.
Начало государственного культа совпадает с самым основанием государства;
римляне считают Нуму основателем культа, хотя многое из его обычаев
относилось еще ко временам Ромула. Мифологические и этнографические исследования
нашего времени особенно много занимались элементами, из которых сложились
исторические институты. Так, Рошер пытался многие римские божества объяснить
путем сравнительной мифологии, и Маннгардт хотел некоторые обычаи культа
выяснить подобными же обычаями, встречающимися у греков и североевропейских
(германских) народов.
Ранее господствовало мнение, что и римская религия происходит от пеласгов,
у новых же исследователей самое имя их почти не упоминается, а круг
исследования расширился введением в него германской древности и общих
этнографических параллелей. Впрочем, добытые этим путем воззрения, без сомнения, далеко
не все одинакового достоинства: так, истолкование имен божеств и скудных
мифов при помощи сравнительной мифологии дает лишь очень неверные результаты;
зато исследования Маннгардта привели к открытию поразительного сходства между
народными обычаями германцев и многими обычаями, вошедшими в организованный
культ римлян и греков. Так, нам известно теперь, что обряды праздника Лупер-
калий, которые с таким трудом в 496 г. отменил папа Геласий, коренились не
только в италийской старине (в легендах место их действия приводилось в связь
с Ромулом), но имели связь с различными весенними обрядами, бывшими у
германцев, так что старинный автор, Себастиан Франк, сам того не замечая, открыл
очень важное этнографическое соотношение, когда высказал, что ночные
празднования во время Масленицы довольно сходны с языческими луперкалиями. То же
относится к Палилиям, к октябрьской жертве коня и многим другим обрядам.
Элементы римского культа были очень примитивны; об этом можно заключить из того,
что его отношение к личным божествам - к главным богам - имело в себе так
мало первоначального и существенного: это были полевые и лесные культы,
находившиеся в соотношении с временами года, жатвой и скотоводством.
Еще в историческое время существовали священные деревья (дубы, смоковницы)
и священные рощи (как роща Арвалов, роща Дианы у озера Неми). Священное
значение воды высказывается в саге, которая производила вдохновение Нумы от
нимфы источника Эгерии, священное значение огня выражалось в служении Весте.
Священные животные, как волк и дятел, сперва были почитаемы сами по себе, но
позднее скомбинированы были с богом (два вышеназванные - с Марсом). Насколько
за такими священными предметами, как камень фециалов, lapis manalis, который
обносили кругом во время засухи, копье Квирина, щит Салиев, Палладий Рима и
т.п., скрывались древние фетиши, этого мы не беремся решить. В частности, еще
многие вопросы остаются без ответа; но мы уже знаем достаточно, чтобы иметь
право заключить о том, что в древней италийской религии повторяются те же
самые черты, которые можно встретить везде: старые фетиши, служение деревьям и
животным, культ природы и почитание духов, культ душ и предков, - все это тем
более ясно можно различить в римской религии, что здесь эти элементы не были
скрыты или заслонены учением и мифологией.
Цель культа состояла в умилостивлении богов или духов и вообще отклонении
неблагополучия. Особенно у древних италиков выступало на первый план гадание,
преимущественно по полету птиц. Между жертвами у них мы встречаем древнеин-
догреманские жертвы лошадей, самыми же обыкновенными жертвенными животными
были свинья, овца и бык. Следы древних человеческих жертвоприношений можно
заметить во многих символах и обрядах позднейшего времени: так, ежегодно
бросали в Тибр тридцать соломенных кукол; oscilla, маленькие восковые куклы,
подвешиваемые на деревьях, представляли живых людей; ver sacrum, весна
священная, был обычай по обету, даваемому в дни бедствий, принести в жертву
богам всех первенцев, которые родятся ближайшей весной; молодые животные
закалывались , а родившиеся мальчики посвящались Марсу и, став юношами, уходили из
страны, чтобы основать новую родину. Однако с этими выводами не соглашается
Моммзен, признающий, что человеческие жертвы у римлян ограничивались только
умерщвлением преступников и добровольным самопожертвованием невинных.
Из таких элементов сложился римский государственный культ. Учреждение его
большей частью приписывают Нуме, что вполне входит в область этиологического
мифа. Но из этого не следует, что сабинцы принесли самые существенные его
элементы: теперь уже невозможно определить, что в нем принадлежало в
частности жителям древнего палатинскохю города, а что сабинянам, жившим на Квирина-
ле. Варрон дает нам перечень богов, которым Тит Таций поставил в Риме
двенадцать алтарей, и к ним присоединяет еще некоторые другие божества; в этот
перечень, с одной стороны, вошли, несомненно, имена некоторых латинских богов,
а с другой стороны, в нем находятся не все имена сабинских божеств. Важно то,
что большая часть богов и обычаев латинских племен были общими с сабинскими.
Обе общины находились под защитою своего Марса; в обеих ему служили салии; в
обеих жертвоприношения совершались чрез жрецов (flamines, зажигатели). Но
многое принадлежало только одному племени: так, Янос и Фавн принадлежали
латинянам, Квирин и Санкус - сабинянам. Если создается впечатление, что из
преданий царского периода вытекает то, что политическая и военная организация
идет от латинян (Ромул, Туллий), а сакральная от сабинян (Нума, Анк), то
против этого можно возразить, что та и другая стороны так тесно связаны между
собою, что их невозможно разделить. Нума есть только эпоним учреждения
римской религии. Но дело здесь идет о действительном учреждении или основании,
так как отдельные культы соединились в одно целое и сделались связью для
гражданской общины или государства. Эта государственная религия в понтификате и
авгурате получила свой центр и свои органы. Совместно с этими главными
коллегиями существовали менее влиятельные, но не менее уважаемые братства салиев,
арвалов, лупеков, имевшие на своем попечении культы Марса, Dea Dia, Фавна -
Луперка с их древним ритуалом. Главные боги этого периода: Янус, Юпитер
(Diovis), Марс, Квирин, Веста - уже известны нам. Значение религиозного
устройства Нумы состояло в том, что на первом месте стали положительные
государственные учреждения вместо народных и что религия превратилась в точное
выполнение множества церемоний и обрядов. В противоположность италийской
религии, этрусская носила на себе отпечаток мрачных воззрений, выразившихся в
жестоких видах культа, темных представлениях подземного мира, символической
игре цифр и в боязливой вере в приметы и знамения. Меру этрусского влияния на
римскую религию трудно определить, но не следует его оценивать слишком
высоко . Из богов Рима ни один не был несомненно этрусского происхождения; вредный
Вейовис (Veiovis), противоположность доброго Диовиса (Diovis) - злой бог,
культ которого, впрочем, рано отодвинут был на задний план, - несомненно
имеет древнеиталийское происхождение. Хотя на этрусскую мантику и был спрос в
Риме, но ее представители, гаруспиции, считались всегда чужеземцами и
этрусское влияние ограничивалось существенно лишь выработкой отдельных понятий и
обычаев, каковы, например, Saeculum, гадание по молнии и по наблюдению
внутренностей. Притом нельзя вполне быть уверенным, чтобы и всего этого не было
первоначально у древних италиков.
Господству Тарквиниев тоже нельзя придавать значение ассимилирования
этрусских элементов. Само предание об этрусском происхождении этих царей зиждется
на очень нетвердой почве, значение же их сакральных мероприятий заключается
гораздо более в восприятии греческих, чем этрусских понятий. Однако первый
римский храм, был, вероятно, создан этрусским строителем.
Построением капитолийского храма Тарквиний древний совершил богатое
последствиями дело. Варрон придает большое значение известию о том, что у римлян в
течение ста семидесяти лет не было ни храма, ни изображений. Упадок религии
начался с того, что вместе со служением изображениям страх Божий уступил
место заблуждению. Первым великим святилищем на римской почве был храм на Капи-
толии в честь божественной триады: Юпитера, Юноны и Минервы. Против мнения,
признающего в этой группировке этрусское влияние, приводят тот факт, что еще
ранее на Квиринале была часовня для этих трех богов, т. н. Capitolium vetus.
Но даже если оставить в стороне очень недостоверную историю отношений между
латинами, сабинцами и этрусками, то и тогда значение создания Тарквиния будет
очень велико. Построение храма на Капитолии дало римлянами свое святилище, в
котором нашли себе убежище и другие культы, и с которым рано соединилось
предсказание о всемирном господстве. Капитолийский Юпитер - Optimus Maximus -
сделался главным богом Римского государства, и его культ соединил в себе
разные элементы этого государства: так, Juppiter Latiaris был тоже богом
Латинского союза, а Диана, изображение которой Сервий Туллий поставил в храме на
Авентине, была также защитницею союза с латинами. Построением храма Тарквиний
обогатил культ и сделал его сложнее; этому существенно содействовало также
введение ludi romani, причем капитолийская триада чествовалась жертвами,
пирами, процессиями и играми в цирке. Что политические и сакральные
нововведения Тарквиния нарушали многие древние учреждения, на это, кажется, есть
указание в легенде, в которой царю энергично протестует сабинский авгур Атт На-
вий.
Модель капитолийского храма, построенного Тарквинием.
Не менее важным учреждением, чем капитолийский культ, было введение Аполло-
новой религии при посредстве сивиллиных книг (мы имеем в виду известною
сказку о появлении Сивиллы из Кум (Cumae) при младшем Тарквиний и о покупке им
оставшихся трех книг, после того как он отказался от покупки целого сборника
из девяти книг). Важно то, что вследствие принятия этих сивиллинских писаний
греческие божества и обряды вошли в римскую государственную религию. Книги
хранились в Капитолийском храме; была учреждена особая коллегия (сперва II,
позже X и наконец XV-viri sacris faciundis), чтобы советоваться с ними и
согласно их указаниям делать исправления в ритуале. Сочинения эти были написаны
по-гречески, и когда, в последнем столетии республики, они были уничтожены
пожаром, то сенат распорядился собрать изречения Сивиллы в ее греческо-
малоазийской родине, чтобы таким образом, насколько возможно, возместить
потерю. В этих книгах находилось не так много откровений относительно будущего,
как указаний на те средства, которыми в чрезвычайных, стесненных
обстоятельствах можно было отвратить божеский гнев. Эти средства состояли в почитании
чуждых, сперва исключительно греческих, а позже восточных богов, но это
почитание не было частным делом, а исходило от всего государства.
Преимущественно, таким образом, в Риме введено было почитание Аполлона как бога
пророчества - в этом смысле к нему относилась и Сивилла - и как бога исцеления и
искупления. Первый храм ему был посвящен в 431 г. по случаю заразы, потом (во 2-ю
Пуническую войну) в честь его были учреждены Аполлинарии, а много ранее (еще
при Тарквинии) обращались с вопросами к его оракулу в Дельфах. Вместе и рядом
с ним проникли в Рим богини его цикла - Артемида и Латона. Еще ранее Аполлона
Диоскуры получили себе храм в Риме в благодарность за помощь, оказанную ими
римлянам в сражении при Регильском озере (485) . Таким же образом почитались в
Риме и многие другие, а напоследок и все великие боги Греции. Одним из
последних был Эскулап, торжественно призванный из Эпидавра для исцеления
моровой язвы (291 г.). Эти боги отчасти не находили себе никаких соответствующих
образов между италийскими божествами, как Аполлон и Эскулап, отчасти же они
отождествлялись с туземными божествами на основаниях, иногда для нас
непонятных, как, например, Артемида с Дианой, Деметра с Церерой, Афродита с Венерой.
Но сивиллинские книги оказали существенное влияние на римскую религию через
введение не только греческих богов, но и греческих обрядов. Уже при
обыкновенных богослужебных действиях, жертвоприношениях и молитве между греками и
римлянами существовало заметное различие: "Когда грек обращает глаза к небу,
тогда римлянин покрывает себе голову: молитва первого была созерцанием,
молитва второго - размышлением" (Моммзен). Важнейшими же греческими обрядами
были лектистернии и суппликации. При лектистерниях, "божиих трапезах", на
площади или в определенном храме ставилось для каждых двух богов по одному
ложу (pulvinar), на которых они возлежали, и им ставили стол для жертвенного
обеда. В первый раз такое lectisternium было устроено в 399 г. по случаю
эпидемии и по требованию сивиллиных книг. Тогда на площади были поставлены три
ложа: для Аполлона и Латоны, для Геракла и Артемиды и для Гермеса и
Посейдона. При суппликациях - общих молебствиях - толпа выходила из храма Аполлона и
под музыку, с лавровыми венками и с молитвой, обходила кругом особых
ковчегов . Характерно в этом обряде было участие в нем всего населения. Так
благодаря сивиллиным книгам чуждая религия вошла в Рим, но только как чужеземный
обряд, а не как чужеземное учение или воззрение. Но чужие боги и их обряды
включены были в римский государственный культ, и коллегия, наблюдающая за их
sacra, была с самого начала государственным учреждением, равным по рангу
туземным понтификам и авгурам. Во всяком случае, ritus graecus отличался от
ritus romanus, но так как греческие боги слились в одно с туземными, то и
последним служили по греческому обряду, так что лектистернии и суппликации
делались и для капитолийских богов.
Очень важным событием этого второго периода было предоставление плебеям
права активного участия в государственном культе. Первоначально патриции
имели в своем исключительном владении все политические права, а также и jus
sacrorum; плебеям же дозволялось только частное почитание римских богов, и
попытки последних трех царей предоставить плебеям большее равноправие лишь
очень мало достигли цели. Победа плебеев в борьбе за политические права
обеспечила им также и пользование jus sacrorum; чрез законы licinia (367 г.) и
ogulnia (300 г.) они приобрели доступ в три великие коллегии (децемвиров,
понтификов и авгуров) . Но со временем это допущение оказало разлагающее дей-
ствие на римскую религию, что, впрочем, обнаружилось только в следующем
периоде. Издревле почитаемые, но мало влиятельные жреческие звания (rex
sacrorum, flamines, salii, luperci) остались в руках патрициев, но,
вследствие различных ограничений, возлагаемых ими на тех, кто их носил, они
становились менее желательными и оставались часто долгое время вакантными.
Политические деятели вступали в главные коллегии ради приобретения светского влияния,
и когда, впоследствии, закон domitia (404) установил народное избрание вместо
прежней кооптации, то круг лиц, занимавших эти жреческие должности,
становился все менее замкнутым, а вместе с тем ослабевала и религиозная традиция,
представителями которой они были.
С периодом Пунических войн совпадает начало упадка римской религии. Кранер
думает, что 2-я Пуническая война была высшим пунктом развития римской
религии, потому что тогда положительная религия, бывшая до этого объективной,
воодушевилась субъективным убеждением, верою во всемогущество богов, которые
спасли государство от величайшего бедствия; но этот высший пункт был вместе с
тем и поворотным, потому что введение субъективного элемента в религию
вызвало рефлексию, которая должна была проявить разлагающее влияние. Однако такое
соображение справедливо только отчасти. Подъем национального чувства в это
время не принес с собой возвращения к странным туземным божествам, и Ливии
определенно говорит, что отеческими обычаями пренебрегали ради иностранных.
Уже в это время началось опущение ауспиций. Фламиний отправился на войну,
не спрашивая в Риме о знамениях, которые должны были узаконить его выбор, и
сам Фабий Кунктатор говорил, что то, что служит для блага государства, то
должно предприниматься при хороших ауспициях, а что вредно для него, то при
дурных.
Так развились формальная казуистика и даже открытое неуважение к знамениям:
главнокомандующий закрывал свои носилки, чтобы не увидать неблагоприятных
ауспиций; другой бросил в море кур, которые не хотели есть. Зато тяжелые
обстоятельства этого времени подавали повод к основанию многих новых храмов и
культов: после поражения при Тразименском озере Венере Эрицинской был
посвящен храм; на месте, от которого Аннибал1 повернул прочь от Рима, воздвигнут
был храм богу Rediculus, или Tut anus. Важнейшим культом этого времени был
культ Великой Идской Матери, перенесенной в Рим из Пессина (204 г.) по
указанию сивиллиных книг и при посредстве царя Аттала, союзника римлян. Это был
камень, внесение которого в Рим сопровождалось великими торжествами и
чудесами. Культ Великой азиатской Матери, к которому вскоре присоединилось
учреждение Мегалезий, отличался впоследствии своим, чуждым Риму, оргиастическим
характером; его жрецы были не римляне, а оскопленные галлы (galli). Но, с
другой стороны, несмотря на это, или даже именно благодаря такому своему
характеру л культ этот нашел в римском мире сочувствие и оставался распространенным
в нем еще долго во времена императоров. Но с принятием Пессинунтской богини
не открылись двери для всех восточных культов. Божество из Команы в Каппадо-
кии, кажется, было введено во время войн с Митридатом, лишь при условии,
чтобы оно, по крайней мере, по имени, отождествилось с древне-италийской Белло-
ной. Правда, жрецы этого культа, известные под названием fanatici de aede
Bellonae Pulvinensis, наполняли весь город и храмы шумными проявлениями
своего экстаза и своими кровавыми обрядами. Но другие культы не могли получить
так легко доступа: так, например, служение Изиде несколько раз было запрещено
сенатом, как turpis superstitio (постыдное суеверие) и как повод к
политическим интригам. Только уже в императорское время можно будет говорить о
неограниченном влиянии в Риме восточных культов.
Подобно восточным и другие тайные культы стремились утвердиться в Риме:
1 Ныне мы произносим: Ганнибал.
так, в 186 г. появились праздники Вакха, при которых совершались самые тяжкие
преступления: за отравление, непотребства и обманы более десяти тысяч человек
подверглись наказанию; но только после неоднократного вмешательства
правительственной власти эти вакханалии были уничтожены. Признаком упадка, только
в другом роде, было также нахождение мнимой гробницы и писаний Нумы (181 х1.),
которые будто бы содержали в себе уставы этого царя, но в действительности,
вероятно, имели тенденцию, могущую разрушительно действовать на положительную
религию; потому что сенат просто велел их сжечь, так что содержание их
осталось никому неизвестным.
Но не одни только экстатические и оргиастические культы и тайная пропаганда
подкапывали древние нравы; главным врагом их в этом периоде была все более и
более распространявшаяся роскошь. Еще в 269 г. введение серебряных денег
составляло столь новое событие, что древнему медному богу Эскулану (Aesculanus)
придан был сын Аргентин. В периоде же, следовавшем за Пуническими войнами, в
Риме стали скопляться сокровища и предметы роскоши и наслаждения, привезенные
с Востока, и вызвали появление многочисленных спекулянтов и расточителей.
Культ также подвергся этому влиянию и стал дороже. Кроме того, что жрецы
восточных культов собирали приношения (stipem cogere), также и сборы на туземные
sacra становились все тягостнее, и все более распространялся обычай делать
значительные дарения и обеты. Пиры для богов требовали настолько более забот,
чем прежде, что была учреждена особая коллегия из трех (позднее из семи) viri
epulones, на которую было возложено попечение об этом деле (196 г.), и что
роскошные пиры жрецов вошли в поговорку. Столь простые ранее игры увеличились
в числе и в продолжительности: к ludi romani присоединились ludi Apollinares,
Megalenses, plebei, Floralia и Cerealia; как публичные, так и частные игры
(например, похоронные) допускали все более и более чувственное возбуждение; в
это время они уже более не ограничивались старинными призовыми бегами и
греческими художественными и гимнастическими упражнениями; появились гладиаторы;
в 264 г. они сражались на форуме, а в 186 г. были привезены для травли из
Африки львы и пантеры.
Главным отличием этого времени было греческое образование. Ранее были
заимствованы многие греческие культы, в этом же периоде греческая философия
приобрела значительное влияние. Но римляне познакомились с греческой философией
не в период ее силы и процветания, а во время ее упадка. Первым
представителем греческой образованности в литературе был Энний. В своих анналах он
разрабатывал традиционную историю Рима в форме греческого эпоса и с расчетом на
то, чтобы она могла быть поставлена рядом с Гомером; разрушительное его
действие на религию состояло в том, что он "навел римлян на роковой двойной путь
- прагматизма и философии" (Krahner): на первый - чрез перевод Евгемера,
которым он ввел в Рим историческое толкование мифов; на второй - поставив на
место религии философские учения Эпихарма. Енний был довольно поверхностный
толкователь; он остановился на том, что боги, конечно, существуют, но они не
заботятся о человеческом роде. Значение Энния состоит не в содержании его
учения, а в том, что он стремился к философскому объяснению и обоснованию
религиозных воззрений. Впрочем, Энний был только предшественником других;
вскоре после его смерти прибыло в Рим посольство, которое в истории римской
философии составляет эпоху (155 г.). Афиняне, в споре своем с Оропом1
присужденные третейским судом к тяжелому денежному штрафу, послали в Рим трех главных
представителей философских школ: стоика Диогена, перипатетика Критолая и
академика Карнеада, ходатайствовать об освобождении их от уплаты. Неправое дело
Город в Древней Греции на границе Беотии и Аттики, причина постоянных конфликтов
беотийцев и афинян. По преданию назван в честь Оропа, сына героя Македона. В Оропе
находился знаменитый храм с оракулом героя Амфиарая.
они должны были защищать изворотливыми и искусными речами, и в особенности
Карнеад своим блестящим изложением и своей диалектикой, сбивавшей с толку
нравственное суждение, произвел большое впечатление на римскую молодежь. Этот
истинный представитель скептического направления новой академии был вполне
способен к тому, чтобы стереть все границы между правом и бесправием, и он не
побоялся напомнить римлянам, что если бы они не возвысились чрез
несправедливость , то и до сих пор жили бы в своих хижинах на Палатине. Еще большее
влияние, чем Карнеад, имел стоик Панеций (Panaetius), также поселившийся в Риме
во II в. до н.э. и сделавшийся там учителем многих и настоящим основателем
римской философии.
Конечно, само собою понятно, что чуждые культы, нравы и мнения не могли
распространяться, не вызывая против себя реакции. Так, еще в 161 г. сенат
изгнал из города греческих риторов и философов. В особенности старший Катон
более чем в продолжение полустолетия (он жил в 234-149 гг.) являлся
представителем старинной римской добродетели в борьбе с чуждыми культами,
расслабляющей роскошью и греческой образованностью. К последней он относился так
строго, что хотя он сам был отцом латинской прозы, но осуждал писательство и
опасался, что оно приведет к упадку истинного римского духа: о чужих культах он
не хотел ничего знать и велел своему эконому приносить жертвы только у
домашнего очага и на полевом алтаре и не спрашивать советов ни у каких чужих
предсказателей; но туземные суеверия исполнялись им или по убеждению, или из
политики; его книга De re rustica содержит формулы для симпатического лечения и
чародейственные рецепты.
Еще при жизни Катона нововведения, против которых он вооружался, находили
ревностных защитников в лице лучших его современников, а также и в
непосредственно следовавшем за ним поколении. Сципион Старший1 и Эмилий Павел2, а
позднее кружок Сципиона Младшего3, к которому принадлежали грек Полибий,
Гракхи и Лелий, были друзьями греческой образованности. Замечательно
положение, которое занял Полибий относительно римской религии. Он был большим
почитателем римской политики и на римскую религию смотрел лишь как на средство
удерживать неразумную толпу в должных границах. Но если такой взгляд
господствовал между мыслящими людьми, то религия подвергалась серьезной опасности.
Эта опасность могла бы быть предотвращена, если бы религия нашла себе
поддержку в философии, и такую поддержку, по-видимому, должен был дать стоицизм.
Однако для положительной религии, какова была римская философия - опасная
союзница; поэтому многие желали удалить размышление из области государственной
религии. В этом и состояло значение того различия, которое Сцевола делал
между государственным культом (religio civilis), философией (religio natural!s)
и мифологией (religiopoetica). К. Муций Сцевола был очень уважаемый и
влиятельный юрист и pontifex maximus, павший во время Марианских волнений в храме
Весты от руки убийцы. В своих мнениях он, как и все римское право того
времени, зависел, конечно, от стоицизма; тем не менее, утверждение, что
вышеуказанное тройное деление было вообще принято у стоиков, не имеет достаточного
основания. Замечательно, что человек с таким положением и характером, как
Сцевола, защищал религию лишь как государственное учреждение и культ и
совершенно не придавал ей никакой цены как предмету веры. Не таков был взгляд Вар-
рона.
1 Он же во время Второй Пунической войны, в 204-203 гг. до н.э. разбил Ганнибала и
вынудил Карфаген к сдаче.
2 Одержал победу в Третьей Македонской войне.
3 Он, не только организовал литературно-философский кружок, но еще и командовал
войском, которое взяло, разрушило и сожгло Карфаген в 146 г. до н.э., впрочем, сам он
был против уничтожения Карфагена.
Марк Теренций Варрон был величайший ученый и теолог, который когда-либо
появлялся у римлян; мы уже говорили о нем при обозрении источников. Хотя он и
удержал различие religio triplex (тройной религии) Сцеволы, но он придавал
ему другое значение. Гражданскую религию он сохранял, но только вследствие ее
целесообразности и необходимости. Посредством аллегорического толкования он
придавал богам народной веры естественное и разумное значение. Так, трех
капитолийских богов он толковал в том смысле, что Юпитер - это небо, Юнона -
земля, Минерва - мысль; далее, мифы о Сатурне объяснялись земледелием и т.д.
Таким толкованием он стремился согласовать старинную отеческую религию со
стоической философией. Это была первая и последняя попытка теологической
обработки римской религии. Мы еще будем описывать многие интересные явления в
области благочестия и нечестия в последние десятилетия республики и во
времена императоров; но нам уже не придется говорить о теологической спекуляции,
которая могла бы иметь какое-либо самостоятельное значение.
Конец
республики
Падение гражданского, нравственного и религиозного порядка, предвиденное
уже Катоном, полагавшим причины его именно в иноземной культуре и
литературном образовании, привело, наконец, к полному перевороту всего общественного
быта. Разумеется, здесь нет надобности делать очерк очень известной
политической истории этого времени, но нам все-таки нужно описать общий характер
последнего периода республики. Последнее полустолетие республики, от Суллы до
империи Августа, носит на себе резко характерный отпечаток. При случае мы уже
упоминали о событиях и лицах этого времени; но картина общего разложения всех
отношений заслуживает особого рассмотрения.
Прежде всего, надо отметить великое значение Суллы. Его диктатура
обозначает переходный пункт от республиканской государственной формы к монархической.
Эта перемена стоила полустолетия кровавой борьбы. После Митридата римлянам
более не угрожал никакой внешний враг, но сами они истребляли друг друга во
внутренней борьбе партий. В гражданских войнах и проскрипциях не только
погибли некоторые из знатнейших родов, но также навсегда утратилась и та
нравственная твердость, которая давалась служением родине и заботой о гражданских
обязанностях и добродетелях. Сравнительно с этим не имело большого значения
то, что формы религии сохранились, и что суеверный Сулла даже
покровительствовал многим туземным и иноземным культам. То, что он, несмотря на свои
преступления или даже благодаря им, всегда достигал своих целей и мог смотреть
на себя как на любимца богов - он называл себя по-гречески Эпафродитом, а по-
латыни - felix (счастливый), - являлось обвинением против мирового порядка и
потрясало веру более, чем ее могло упрочить установление культов.
Когда общественное благо отступает на задний план и по отношению к нему
исчезает и одушевление, и сознание долга, тогда люди вполне поглощаются
частными интересами. До какой степени доходило это в Риме, о том свидетельствуют
многие судебные речи Цицерона. На такой почве дерзкие искатели приключений
вроде Клодия и Катилины могли с помощью уличной черни угрожать опасностью
государству, и даже лучшие люди, которых в то время в Риме было все же немало,
потеряли твердость духа и были бессильны против общего расстройства. Кто
хотел еще достичь чего-нибудь на свете, должен был отрешиться от твердости
характера , иначе оставалось только погибнуть; так, слабоумный младший Катон
признан был святым за свое философское самоубийство. Занятие философией для
большинства тоже не было достаточно серьезным, чтобы сделаться истинной
задачей жизни; а знатные римские юноши искали в школах Афин, или Родоса, не
столько познания истины, сколько утонченной образованности и риторической
ловкости.
В это время в Риме появились самые разнородные философские направления.
Греческая образованность внесена была в Рим уже в середине II в. до н.э.,
когда оригинальность и сила мысли уже замерли в философских школах Греции;
греческие друзья знатных римлян и учителя юношества частью были чистые эклектики
или скептики, или же, если они держались определенного учения, как отцы
римского стоицизма Панзций и Посидоний, то они скорее отличались
энциклопедическим знанием, чем действительно содействовали разработке философских проблем.
Бенн не без основания приравнивает этих мыслителей к софистам, с той
разницей, что они настолько же ниже их по остроумию, сколько превосходят их
ученостью. Мы не имеем в виду излагать здесь содержание различных философских
систем, но нам нужно указать, насколько они соответствовали римским потребностям
и применялись к римскому характеру.
Прежде всего, обращают на себя внимание стоики. Стоическая философия вошла
в такой тесный союз с римской жизнью, что она получила национально-римский
отпечаток, а с другой стороны, римлянин сделался типом стоика. В стоической
философии римляне находили опору для религии и морали; для первой не столько
потому, что боги путем аллегоризации превращены были в космические или
этические силы, сколько потому, что стоическое учение давало поддержку институту
дивинации1. Так как ауспиции издревле были одним из оснований римской жизни,
то теория, защищавшая их против неверия, нравилась многим. Мораль и право
тоже выросли на почве стоических воззрений, и Цицероново сочинение De officiis
обработано в духе стоицизма. Римляне мало интересовались объяснением мирового
устройства, которое давала стоическая философия, но их образ жизни и
исполнение долга приняли стоическую окраску. Трезвое направление, строгий образ
мысли, достойное поведение, хладнокровное терпение - все эти качества были в
римском характере и раньше, и стоицизм только усилил их. Gravitas,
constantia, aequanimitas (твердость, постоянство, спокойствие духа) были
вполне римскими, так же как и вполне стоическими добродетелями, а также
встречались вместе и в утилитарной (но не в гедонистической) морали.
Впрочем, надо заметить, что стоическое учение не овладело всецело Римом, и
именно в последнее время республики многие им тяготились. Римские мыслители
хотя и не могли сами создать чего-либо оригинального, но были всегда способны
к критической оценке; поэтому слабые стороны веры в провидение и бессмертие,
поскольку они основывались на стоическом учении, не остались от них скрытыми.
К этому присоединилась еще проповедь противоположного мировоззрения, т.е.
эпикурейского. Не разрабатывая дальше самостоятельно учения Эпикура, но с
полным убеждением в его истине, Лукреций возвестил его как евангелие свободы,
избавляющее от уз религии и освобождающее от страха пред богами и смертью. Но
хотя эта проповедь встретила сочувствие многих, однако, она менее
соответствовала потребностям, чем эклектическое и скептическое направление, которое в
описываемом периоде имело всего больше сторонников. Скептицизм мог принимать
многие формы: у позднейших пиронистов (Энесидем, а во времена империи Секст
Эмпирик) он развился в доктрину, в то время как новая академия угождала
скептическому настроению светских людей. Эта форма, которая хотя и отказалась от
систематического познания и твердого критерия, но зато подходила к жизни и ее
требованиям и эклектически сохраняла многие мнения различного происхождения,
господствовала в Риме. Такое направление вполне гармонировало с
многосторонним образованием и внутренним непостоянством этого века, представляя притом
ту значительную выгоду, что оно не было опасно для внешней религии как
основания государства; и часто бывало, что в одной и той же личности совмещались
скептический философ и защитник существующей религии. Страстные нападки эпи-
Искусство и дар гадания.
курейцев уничтожали устои, необходимые для жизни государства, но вместе с тем
они требовали безусловной веры в атомистическое мировоззрение. Эклектический
скептицизм академиков уважал существующее и давал занятие уму, не требуя
больших усилий в сфере веры; поэтому последняя точка зрения гораздо более
соответствовала духу времени, чем первая.
Во всяком случае, появились и более положительные стремления. Циническая
философия, приобретшая в Риме многих сторонников и имевшая довольно сильное
влияние на Цицерона, шла, конечно, против многих теоретических учений и
диалектического искусства стоиков, но вместе с тем она имела в себе и такие
положительные стороны, вследствие которых во времена империи циники сделались
самыми излюбленными учителями и проповедниками. Мы уже видели, что Варрон
хотел основать положительную теологию на стоическом базисе. Его современник
Публий Нигидий Фигул (P. Nigidius Figulus), который в общественном мнении
стоял, по своей учености, немногим ниже Варрона, также писал о богах и культе
и держался пифагореизма. Возобновление пифагорейского учения и образа жизни
составляет отличительную черту этого времени. Тайные учения и магические
искусства, комбинация орфической, восточной и этрусской тайной мудрости - все
это было смешано вместе и выступило, прикрываясь священным именем Пифагора.
Таким образом, уже в это время получила свое начало та удивительная смесь
философских и религиозных элементов, суеверия и спекулятивных умозрений,
которая впоследствии под именем неоплатонизма сделалась последним прибежищем
падающего язычества. Но и предтеча этого учения - новопифахюреизм - имел
значение в Риме. Он был представлен философской школой Секстиев. Они возобновили
старинное запрещение животной пищи, обязанность самоиспытания и учение о
переселении душ, взяв все это из древнего учения пифагорейцев. Эта школа
процветала еще во времена первых императоров, и Сенека обязан был ей многими
своими положениями.
При обзоре общих течений во время упадка республики мы уже назвали двух
писателей: Лукреция и Цицерона, значение которых для религии мы теперь
рассмотрим.
Лукреций (98-55), более светский человек, чем ученый, в своих шести книгах
De rerum natura ("О природе вещей") познакомил римлян с учением Эпикура. В
сочинении его находили некоторые отголоски из более ранних философов, именно
из Эмпедокла. Но Вольтер в одном из своих исследований указал, что Лукреций
не черпал прямо из древних источников, но сам знал их только по сочинениям
Эпикура. Этот мудрец для Лукреция был единственным авторитетом, которому он
следует всегда добросовестно, но не всегда вполне точно. Лукреций изложил
физику и психологию эпикурейской школы подробно, а этику мимоходом. В некоторых
увлекательных изображениях из жизни, как людей, так и природы Лукреций
проявил истинный поэтический талант. Замечательно, что в противоположность
спокойному настроению и мягкой гуманности, приписываемым Эпикуру и его первым
ученикам, Лукреций излагает свое учение горячо и со страстью. Он Эпикура не
только считает мудрым учителем, но возводит его в героя, который напал на
суеверие с титанической силой и, одержав победу, как бы вознес нас на небо и
заслуживает быть прославленным как бог. Религия в глазах Лукреция есть
главная причина всех зол. Уже в начале поэмы она является в отвратительном свете
при описании жертвоприношения Ифигении. Поэт сознавал себя свободным от цепей
суеверия, и это чувство вдохновило его воспеть настоящую триумфальную песнь,
в которой он сравнивал себя с человеком, смотрящим с твердого берега на
кораблекрушение (De rer. nat., II, 1 и след.). Но заблуждение людей для
Лукреция не столько предмет сожаления, сколько ненависти. Тон Лукреция проникнут
желчью, когда он говорит о силе религии в жизни, о страхе пред богами и перед
смертью. Он бичует легкомыслие тех людей, которые в счастье смеются над
религией, а в несчастье acrius advertunt animos ad religionem (с горячностью об-
ращаются к религии); он жалуется на страх пред подземным миром, который omnia
suffundens mortis nigrore (на все разливает мрачный цвет смерти), и жалеет
глупцов, которые, веря в никогда не существовавшие муки подземного мира,
наполняют свою жизнь на земле мучениями: acherusia fit stultorum denique vita
(будущая жизнь делается для глупцов настоящей жизнью). И если афоризм primus
in огbe Deos fecit timor (прежде всего богов создал в мире страх) ведет свое
начало не от Лукреция, то все же эта мысль составляет центральный пункт его
воззрения. В противоположность ложной религии он прославляет истинную религию
без культа и обрядов, состоящую в том, чтобы pacata posse omnia mente tueri
(смотреть на все спокойно и хладнокровно).
Не легко верно определить отношение Лукреция к течениям его времени. Он
наносит такие сильные удары религии, что создается впечатление, будто он имеет
дело с сильным врагом. Между тем мы знаем, что его время было временем
глубокого скептицизма, так что Цицерон даже смеялся над людьми, которые считали
нужным постоянно повторять epicurea cantilena (старые эпикурейские песни)
против веры в бессмертие души. В век неверия борьба против веры в духе
Лукреция имела в себе нечто утрированное; с другой стороны, однако, он умел верно
распознать и резко порицал суеверный страх, скрывавшийся под маской
свободомыслия .
Было бы ошибочно ограничивать действие полемики Лукреция языческой религией
того времени. Вполне очевидно, что при таком механическом понимании мирового
устройства, какое было у Лукреция, всякая положительная религия утрачивала
свое основание. Поэтому понятно, что он осуждает и культ. Лукреций нападает
не столько на мифы, которые приписывают богам недостойные дела, сколько на то
мнение, что существуют боги, принимающие участие в делах мира. Поэтому он
употребляет все усилия, чтобы ниспровергнуть веру в провидение и бессмертие.
Неудивительно вследствие этого, что неверие XVIII столетия ссылалось на
Лукреция и что такие люди, как Вольтер и Фридрих Великий, искали себе оружие в
арсенале его сочинений.
Довольно удивительно, что De rerum natura начинается с обращения к богине -
с поэтически-прекрасного гимна Венере; и однако, Лукреция нельзя упрекнуть за
это ни в непоследовательности, ни в оппортунизме: под именем Венеры он
прославляет не что иное, как производительную силу природы; поэтому именно такое
воззвание является как раз подходящим началом. Вместе с тем призывание
Aeneadum genitrix (родоначальница потомков Энея) придает всему сочинению
патриотический отпечаток. Такому национальному характеру своей задачи поэт
придает большую важность; он желает возвестить римлянам на их родном языке
спасительное учение Эпикура.
В частностях своих поэма Лукреция содержит много замечательного. Во многих
очень удачных жанровых картинах он рисует суетное честолюбие и зависть
поколения, терзавшего друг друга в гражданских войнах. В третьей книге важны не
столько доказательства, посредством которых он борется со страхом смерти,
сколько изображение людей, которым этот страх портит жизнь. В V-й книге
встречаются часто весьма удачные изображения начала и первых ступеней
цивилизации. Что касается до самого учения, то в изложении его Лукрецию недостает
оригинальности. Ни из чего не видно, чтобы он имел на свой век глубокое
влияние; его имя редко встречается в литературе, как его времени, так и времен
империи; но уже в раннем периоде Средних веков, в эпоху Каролингов, многие
христианские писатели заимствуют у него выражения и мысли. Во всяком случае,
Лукрецию надо отдать ту честь, что во всей всемирной литературе
антирелигиозное направление редко где проявлялось с таким достойным одушевлением, как у
него.
Если на Лукреция следует смотреть как на единичное явление, то Цицерон
вполне может быть признан за представителя своего времени. Он не был ни глу-
бок, ни оригинален как мыслитель, но несмотря на это, сделался величайшим
римским философом. Благодаря своим разносторонним занятиям он приобрел
обширное общее образование и в приятно написанных сочинениях так изложил
философемы различных философских школ, что в той форме, которую он им дал, они
получили широкое распространение и оказали значительное влияние. Цицерон был
эклектик и склонялся больше всего к учению новой академии. Греческие
подлинники, на основании которых он писал, большею частью известны нам только из его
же сочинений; поэтому нельзя с точностью определить, насколько он был
самостоятелен в их обработке. Заметно, впрочем, что в разных его сочинениях
выступают довольно значительные различия, в зависимости от источников, которым
он пользовался. Иногда (как в De officiis) он следует преимущественно
стоикам. Иногда у него выступает то скептическая, то положительная сторона
платонизма (последняя там, где он рассуждает о бессмертии), а иногда он заимствует
многое у Аристотеля. Надо сказать, что Цицерон не глубоко входил в сущность
разных этих систем и нередко писал о таких вопросах и мнениях, действительное
значение которых было для него непонятно, и о которых он судил лишь
поверхностно. Особенно это проявляется в его трех книгах De natura deorum ("О природе
богов"), где и эпикурейская система, и стоическая догматика изложены
неудовлетворительно и оценены неверно, а пустой скептицизм новоакадемика Котты, с
которым автор почти во всем соглашается, вовсе не соответствует великим
вопросам, о которых трактуется в этом сочинении. То же можно сказать и по
отношению к философскому содержанию De divinatione ("О гадании"). Впрочем, это
сочинение в качестве интересного сборника материалов никогда не утратит своей
ценности.
Марк Туллий Цицерон.
О каких-либо великих, основных воззрениях у Цицерона нет и речи. Он придает
большую ценность общему мнению, consensus gentium, а в частности, римским
нравам и обычаям и тому взгляду на приличия, который господствовал в
окружающей его среде. Основанием его нравственности служит понятие добродетели,
honesturn, заключающее в себе decorum, подобающее, которое он определяет так:
id quod tale est, ut detracta omni utilitate, sine ullis praemiis fructibusve
per se ipsum posset jure laudari (то, что, независимо от всякой полезности и
без всякой прибыли или выгод, само по себе, по справедливости, заслуживает
похвалы). Таким образом, он ставит его вне зависимости от последствий, а
только от уважения и одобрения людей; с другой стороны, его философия не
совершенно уж бескорыстна, так как в Tusculanae disputationes (пТускуланских
беседах") речь идет именно о res beate vivendum maxime necessarias (вещах,
особенно нужных для счастливой жизни).
В жизни своей Цицерон тоже различал гражданское и философское воззрения на
религию. Являясь часто скептиком в своих философских трактатах, он в своих
политических и судебных речах говорит как верующий государственный человек,
который верит в божественные предзнаменования и в карающее правосудие.
Частные разговоры, в которых выражалось сомнение в существовании богов, не
исключали возможности в общественной жизни энергически исповедывать веру в них.
Известно, что Цицерон, довольно скептически относившийся ко всяким гаданиям,
сам был авгуром.
Если искать у Цицерона твердых религиозных убеждений, то мы найдем у него
некоторую веру в промысел и сильную веру в бессмертие. О последнем он в тоне
горячего убеждения и с платоновскими аргументами рассуждает в первой книге
"Тускуланских бесед", в somnium Scipionis ("Сне Сципиона") и в других местах.
Душу он считает божественной, что вытекает из ее ощущений и сил, короче - из
совокупности всего ее существа. Отношение души к телу сравнивается с тем,
которое существует между богом и миром; да и для бога он не может создать
никакого представления выше того, которое выводится из представления о
человеческой душе. Замечательно, что эта вера в бессмертие есть единственный
религиозный элемент, который можно найти в частной жизни Цицерона. В его
корреспонденции решительно нигде не встречается религиозных мотивов и мыслей, и только
уже в преклонном возрасте, когда он потерял взрослую дочь, Туллию, Цицерон
стал искать утешения в мысли о бессмертии. Он написал для самого себя
Consolatio, "Утешение", и хотел даже для умершей дочери поставить святилище в
своем деревенском имении и почитать ее как богиню. Так как у римлян не было
греческого понятия о демонических и героических существах, то они прямо
переходили к полному обоготворению - апофеозу. Как у Лукреция, так и у Цицерона
мы видим, с какой силой в это время преследовала людей мысль о смерти; первым
условием счастливой жизни в Тускуланских беседах признается "de contemnenda
morte" (презрение к смерти).
Реформа
Августа
Ранее господствовало мнение, что время Римской империи было периодом
упадка, но благодаря свету новых исследований в настоящее время его должно
считать опровергнутым. Разложение и порча, на которые как на отличительные
признаки этого времени указывают христианские писатели, и которые изображаются
также многими римскими писателями, бывшими в числе врагов империи, суть
отчасти обманчивые представления. В противоположность литературным источникам
многочисленные памятники, надписи на вотивных таблицах, гробницах и т.д.,
указывают на то, что в низших слоях общества и в провинциях еще
господствовала наивная религиозность и вместе с ней многие суеверия. В общем же
нравственные и социальные условия при императорах были гораздо лучше, чем в
последнее время республики. Некоторые реформаторские и эклектические стремления
указывают также на жизненную силу древней религии. Языческий мир не погиб,
впав в скептицизм и неверие; наоборот, в этом периоде он старался слить
воедино все положительные элементы веры. Первые такие попытки исходят от
императора Августа.
Реформа Августа состояла, с одной стороны, в учреждениях, которыми он или
реставрировал древние формы культа, или создал новые, а с другой стороны - в
духовном влиянии, так как он не только построил многочисленные храмы и издал
законы для возвышения семейных отношений, но и имел возможность сильно
воздействовать на мнения и настроения. Политика Августа не устраняла древнего
республиканского общественного устройства. Поэтому он снова возвысил
положение сакральных учреждений, которые уже отчасти пришли в упадок.
Август реставрировал более восьмидесяти храмов в Риме, сделался членом всех
больших греческих коллегий, а по смерти Лепида был избран в звание великого
понтифика. В 27 г. до н.э. он принял поднесенный ему сенатом титул Августа,
не только для того, чтобы покончить со своим прошлым в лице Октавиана, но
также и потому, что этот титул, заимствованный из жреческого языка (Augustus
священный), облекал его носителя во все достоинства, которые могла ему дать
религия, и ставил его в положение лица, которому "tamquam praesente et
corporal! Deo fidelis est praestanda devotio" (верующие должны были посвящать
себя как присутствующему в телесном образе богу).
Стремления этого властителя направлены были на то, чтобы сделать религию
твердой опорой, как общественного порядка, так и собственной его власти.
Измеряя его учреждения таким масштабом, следует, без сомнения, заключить, что
они были очень разумны. Он указал языческой религии такие пути, по которым
она шла потом в течение многих веков и на которых проявила великую силу
усвоения и сопротивления.
Август оказывал особенное почтение ларам. Старинный римский культ ларов во
всех отношениях значительно содействовал его целям. Почитанием ларов
император ясно указывал на желание сохранить за своей реформой характер древней и
национальной. Этому способствовало еще и то, что лары более, чем кто-либо из
великих богов, соприкасались во всех отношениях с ежедневной жизнью. Они были
домашними богами и богами-покровителями на улицах и в путях, на полях и
лугах; они непосредственно удовлетворяли потребности божественной защиты и со-
путствия, представляли собою вездесущий божеский промысел, numen. К ним,
прежде всего, обращались во всех случаях обыденной жизни и им давали обеты.
Большое значение для культа ларов имела реформа, введенная Августом в
управление самого города Рима. Он разделил город Рим на 265 округов, из которых в
каждом была часовня для лара. Magistri vicarum, которым он поручил в каждом
округе заведование делами культа и полицией, образовали род народной
магистратуры и жречества и вполне были преданы интересам императора. Эти magistri
vicarum к двум ларам присоединили третьего, гения - Августа, которому, таким
образом, еще при жизни императора приносились жертвы и возносились молитвы.
Культу императоров, которому суждено было сделаться настоящей государственной
религией этого периода, Август подготовил путь тем, что ему удалось соединить
почитание своего гения и в Риме, и в Италии с самым распространенным,
популярным и жизненным из всех культов - служением ларам. В провинциях Август
пошел еще несколько далее. Как и в Риме, он дал их политической организации в
то же время и сакральный характер; в главном городе каждой области он
установил культ Рима и Августа с храмом и статуями и часто с пятидневными играми.
Такими главными городами были на западе Лугдунум (Лион), Нарбонна, Тарраго-
на; на востоке: Эфес, Никея и т.д.; главный жрец такого провинциального
культа назывался sacerdos ad arat или flamen provinciale.
Вообще говоря, эта организация в провинциях не встретила никакого
сопротивления. Рим допускал существование старых культов и признавал всех богов,
отождествляя их отчасти со своими собственными богами; только рядом с ними и
выше всех прочих он ставил культ собственного господства и культ римского
повелителя, что, особенно на Востоке, было в полном согласии с издревле
существовавшими воззрениями и обычаями. Сопротивление встретилось только у иудеев,
которые не могли признавать никакого другого бога рядом со своим, и у галль-
ских друидов, у которых новая организация отнимала всякую власть. Впрочем,
конфликт с теми и другими произошел не при Августе, но не заставил себя долго
ждать при его преемниках.
Не только малым, но и большим богам Август оказывал почитание, и в этом
случае он также ловко сумел соединить старое с новым. Сперва он окончил храм
Венеры-Матери (Genetrix), в галльском Форуме (Forum Julium), соорудить
который обещал Цезарь в битве при Фарсале, но который во время его смерти не был
еще совершенно готов. Мы уже раньше сказали о значении Венеры как праматери
Энеадов для римлян вообще и для рода Юлиев в особенности. Как наследник
Цезаря, Август посвятил также храм Марсу Ultor, наказавшему убийц Цезаря.
Постройка подвигалась медленно. Когда же она была окончена, то в портиках этого
храма были поставлены статуи великих и победоносных римских вождей. Этим
император почтил славное прошлое республики. Тем временем он, не обнажая меча,
приобрел новые лавры: парфяне возвратили отнятые у Красса знамена. Этот
случай император отпраздновал, воздвигнув в Капитолии небольшое святилище опять
Марсу Ultor (Мстителю). Особенные почести воздавал он Аполлону, которому
приписывал победу при Акциуме. Он воздвиг ему на Палатине роскошный храм из
каррарского мрамора, и освящение его было отпраздновано великими торжествами.
Октавиан Август.
Август также возобновил для народа игры, которых не было в течение
некоторого времени. Так, после битвы при Акциуме он возобновил популярные праздники
в честь Lares compitales, духов-хранителей перекрестков, отмененные Цезарем
из опасения народных волнений. Но особенный блеск придал он своему правлению
празднованием Ludi Saeculares в 17 г. до н.э. Эти старинные очистительные и
искупительные церемонии получили новый характер от тех обстоятельств, при
которых Август восстановил их действие. Первое место в них занимали уже не
подземные боги, а Аполлон Палатинский. Этот праздник являлся выражением тех
ожиданий, которые пробуждал новый политический и социальный порядок: carmen
saeculare, которое сочинил на этот случай Гораций, прославляет не только
богов , но и славное правление Августа и те надежды, которые с ним соединялись.
Реформа этого императора основывалась на том верном соображении, что
политическая борьба партий, нравственная испорченность жизни больших городов и
религиозный индифферентизм образованного класса еще не совсем поглотили
здоровые силы римского мира, а лишь до некоторой степени коснулись его
поверхности . Стало быть, можно было еще найти здоровое зерно: надобно было выдвинуть
те слои, в которых оно было заключено, что и сделал Август. Насколько к этому
побуждали его личные религиозные мотивы - это дело второстепенное.
Несомненно, масштабом для него была политическая точка зрения. Нельзя отрицать
возможности и того, что забота о нравственности и семейном быте, так же как и о
национальных интересах, была или, по меньшей мере, стала для него делом
личного вкуса. Его благочестие могло быть во многих случаях более чем условным;
он даже не был чужд суеверия и, как многие властители, верил в свою звезду. В
то же время ему приписывались многие скептические выражения. Он также
принадлежал к поколению, которое выросло в Риме в последние годы республики. Той же
причиной объясняется, что его современники не могли слишком скоро обратиться
к искренней энергической вере. Для многих из них религия при Августе была
делом вынужденной моды. О настроении этого времени мы лучше всего можем узнать
из литературы.
Правление Августа было расцветом римской литературы; для доказательства
этого довольно назвать имена Овидия, Горация, Виргилия, Тита Ливия, к которым
можно присоединить и многих других поэтов и ученых. Но остановимся только на
этих четырех; все они довольно известны, и для нас достаточно отметить
вкратце их положение по отношению к религиозному движению того времени. Дальше
всего от него стоит Овидий: он не только вполне светский человек, но в своих
Amores и Ars amatoria представитель той нравственной испорченности, против
которой Август счел нужным употребить свою власть. Нет ничего невероятного,
что Овидий был замешан в скандале императорской фамилии как пособник1, и что
это и было тем проступком, который он должен был искупить суровым изгнанием в
Томах. Но не только против нравов направлялась его поэзия: фривольная
обработка истории богов в "Метаморфозах" была для веры гораздо вреднее, чем
страстные нападки Лукреция. Неудивительно, что такой человек как Овидий старался
чрезмерной лестью приблизиться к властелину, а позже, в несчастии, не находил
в себе ничего, кроме недостойных жалоб. Скорее удивительно было то, что в
Fasti поэзия Овидия прославляла древнеотеческую религию. Мы уже дали оценку
этого сочинения как источника для познания обрядов римского культа; здесь мы
упоминаем о Fasti лишь в доказательство той силы, с которой могучий поток
реформаторского движения Августа увлекал за собой даже противников.
Совершенно другим человеком, чем Овидий, был Гораций. Он тоже первоначально
был не из благочестивых, а напротив - parcus deorum cultor et infrequens
(скучно и редко выполнял требования культа); это был один из эллински
образованных римлян последнего времени республики. В лице этого человека для реформ
Августа приобретен был величайший поэт. Чувствуется, однако, что он не без
некоторого внутреннего принуждения делается панегиристом старинных римских
добродетелей, тихого деревенского образа жизни и скромной обстановки. Ум его
был не чужд практической жизненной мудрости и рассудительных воззрений, так
что он скоро понял пользу произведенной императором реформы нравов. Таким
образом, он не без убеждения был поэтом, восхвалявшим как самого императора,
так и его идеи, выразителем которых он являлся. Первые оды 3-й книги
представляют настоящий трактат о нравственности; сатиры бичуют распущенность
Осенью 8 г. Овидий неожиданно был отправлен Августом в ссылку на берега Чёрного
моря, в дикую страну гетов и сарматов, и поселен в городе Томы (сейчас Констанца, в
Румынии). Обстоятельства неизвестны. Сам Овидий тоже ничего не говорил на этот счет,
но считал себя невиновным.
нравственных отношений; в эпистолах же он вполне обратился к философии;
правда, он не придерживался никакой особенной школы, а из всех систем
эклектически заимствовал серьезные правила и предписания житейской мудрости.
Но умственное направление, наиболее пригодное для целей Августа, он нашел в
историке Тите Ливии и поэте Виргинии: оба они с горячим удивлением обращались
к прошедшему и искренно присоединились к стремлению возобновить древнеримский
образ мыслей и древние нравы. Возможно, что и происхождение их не осталось в
этом случае без влияния: оба они были родом не из Рима, а первый из Падуи,
второй из Мантуи, так что они выросли в таких сферах, где вера менее
подвергалась порче, чем в столице; притом, по крайней мере, один из них, Виргилий,
вырос в скромной сельской обстановке. Оба, как историк, так и поэт, твердо
верили во всемирно-историческую миссию римского народа. Ливии более историк-
писатель , чем историк-исследователь; особенно замечателен он пропагандой
античного образа мыслей. В этом отношении достойна внимания его похвала страху
перед богами и вера в чудеса; правда, защищая чудеса вообще, он слишком
чудесные истории сообщает с оговорками.
Но для истории религии никто из лиц века Августа не сравнится в значении с
Виргилием.
Вергилий не был чужд образованности своего времени; у него есть явственные
следы того, что в течение некоторого времени он даже следовал эпикурейской
философии, и его поэтические произведения обнаруживают в обработке материала
слишком прилежную ученую работу. Несмотря на то, личные вкусы направляют его
к сельской жизни и к народным нравам и обычаям, которые он прославляет в
своих творениях.
Свойства Виргилия наиболее полно выразились в Георгиках, где он описывает
сельскую жизнь с ее занятиями, земледелием, лесоводством, скотоводством,
пчеловодством. Его Буколики состоят из десяти эклог, подражающих Феокриту, с
частыми побочными обращениями к настоящему времени. Мы уже видели, какой вид
получило в Энеиде поэтическое сказание об Энее. Во всех этих произведениях
Виргилия выше всего стоит страх пред богами. С виду он как будто хвалит
старинную веру, на деле же в его воззрения входит так много разнообразных,
большей частью новых философских мыслей, что невозможно найти у него одного
общего мнения о религии. Кроме того, он часто лишь внешним образом соединяет
очень разнородный материал: народные предания, которые он, насколько
возможно, вставляет в свои изображения, свои личные религиозные взгляды,
мифологические рассказы, которые он трактует с удивительным целомудрием, хотя,
несмотря на это, ему не везде удается скрыть их соблазнительность. Направление
ума Виргилия, в отличие от Гомера, бывшего часто для него образцом, сделало
Энеиду совершенно религиозным эпосом. Герой его - pius Aeneas (благочестивый
Эней); предмет его поэмы есть, собственно, перенесение sacra из Трои в Лави-
ний. Это постоянное обращение к первоначальной истории Рима и постоянная
забота о священных предметах отчасти отнимают у изображения героя его
жизненность и интерес. Что Виргилий своим эпосом хотел не только прославить
старинные времена, но преимущественно желал проповедать для настоящего времени, это
всего яснее видно из 6-й книги, где он говорит о подземном мире. В этом месте
он с особенной силой старается подтвердить веру в будущую жизнь и
справедливость, карающую и награждающую: discite justitiam moniti et non contemnere
divos (учитесь помнить о правосудии и не презирать богов). Поэтому его можно
считать предшественником Данта, и неудивительно, что последний поэтически
описывает его как язычника, который нес позади себя факел, и хотя сам не мог
видеть его света, но освещал им потомство. Однако эта 6-я книга - не
единственное основание, на котором христиане часто чтили Виргилия как пророка
язычников. В 4-й книге Виргилия, по поводу рождения сына у консула Поллиона,
изображается видимое начало золотого века. Краски и черты, которыми пользуется
здесь поэт, так живо напоминают пророческие описания, что часто наводили на
мысль о большем, чем случайное сходство. Однако же в этих стихах нет ничего
такого, что бы не соответствовало надеждам язычества на золотой век, которые
опять сильно пробудились в правление Августа. Совпадение этих вновь
пробудившихся надежд с явлением Христа, конечно, остается поразительным. Поэтому мы
смотрим на Виргилия как на представителя того языческого благочестия, которое
по своему направлению приближалось к христианству. Таким образом,
христианское чувство Средних веков, присоединявшее Виргилия к христианству, не
находилось на ложном пути.
Религия в два первых
столетия империи
Культ императоров в этом периоде составляет средоточие государственной
религии. Об этом почитании мы уже много раз упоминали, но ввиду его важного
значения нам необходимо теперь соединить главные его черты в одно целое.
Императорский культ в Риме был присоединен к культу Ларов и Ман, а на
Востоке он был в связи со служением богам и с рабской преданностью, оказываемой
повелителям, в особенности Птолемеям, и которая уже во времена республики
перенесена была на победоносных римских полководцев. Первым получившим апофеоз
в Риме был Цезарь; после смерти ему воздавали божеские почести, и сенат даже
определил на том месте, где был сожжен его труп, соорудить ему храм. Во время
вспыхнувшей после Цезаря гражданской войны Секст Помпеи и Антоний позволяли
себе еще при жизни пользоваться божеским поклонением. Политику Августа мы уже
описали. После смерти он был торжественно сопричтен к богам; Ливия и Тиберий
построили ему храм. Отношение императоров к требованию себе божеских почестей
было очень различно. Некоторые, как Тиберий, были очень умеренны; другие же,
как Калигула, первым принявший титул dominus, не знали никаких границ; многие
даже очень скептически относились к настоящей или будущей своей
божественности. Говорят, что Веспасиан, умирая, сказал: "Deus f±o" (Я делаюсь богом),
Каракала же открыто смеялся над обоготворением своего убитого брата: "Sit
divus, dum non sit vivus" (Пусть будет богом, лишь бы не был жив). Вообще, с
течением времени молитвенные обращения к императорам становятся все чаще. На
монетах лавровый венок заменяется corona radiata (лучистым венцом), а позднее
встречается даже нимб. Формального же божеского поклонения по восточному
образцу первым стал требовать Диоклетиан.
Вообще императоры еще при жизни пользовались сверхчеловеческими почестями;
они назывались августами; говорилось об их numen (божественности), majestas
(величии, святости) даже aeternitas (вечности). Статуи императоров и
императорских жен являются с атрибутами различных богов, как, например, Аполлона,
Геркулеса, Цереры, Юноны. Но от этого общего почета следует отличать
собственно культ императоров, который начинался только после их смерти, после
торжественного причисления к лику богов. Были властители, как, например,
Калигула, которые еще при жизни требовали себе божеских почестей, - намерение
Калигулы поставить свою статую в иерусалимском храме заставило александрийских
иудеев отправить к нему посольство, приключения которого рассказаны Филоном,
Legatio ad Cajum, - а после смерти не получили апофеоза. Первым после Августа
был возведен в боги Клавдий, не без насмешек над апофеозом слабоумного.
Императорские жены, как, например, Ливия, тоже пользовались такими почестями. До
IV в. было около тридцати семи таких консекрированных императоров и
императриц - divi и divae. Оригинальное явление представляет Антиной, фригийский
любимец Адриана. Антиной пожертвовал своей жизнью1, чтобы продлить жизнь своего
Молодой человек утонул при загадочных обстоятельствах в реке Нил в 130 г. н. з.
господина; за это последний возвел его на небо и учредил его культ,
необыкновенно широко распространившийся во всем государстве. Многочисленные статуи
изображают Антиноя в виде Диониса.
Раньше мы уже говорили о том особенном жречестве, на которое было возложено
попечение о культе императоров, как в Риме, так и в муниципиях и провинциях;
но мы должны еще упомянуть о восточном институте неокората.
Азиатские города, и впереди всех Эфес, крепко держались за честь быть
специальными центрами служения тому или другому императору, которому они строили
великолепные храмы и учреждали в честь его игры. Известно, что это принятое
всем прочим миром почитание императоров обусловило исключительное положение в
римском государстве иудеев; впоследствии для христиан оно было пробным
камнем, когда им приходилось выбирать между верой во Христа и повиновением
государству. Насколько, однако, глубоко вкоренилось почитание императоров, видно
из того, что даже введение христианства не могло немедленно устранить его;
еще Константин, Констант и Валентиниан получили после своей смерти титул
divi, хотя и с ограничениями, требуемыми христианской религией.
Период империи был временем процветания самых различных культов.
Многочисленные и пышные храмы основывались отчасти на частные средства. Кто не мог
построить храм, тот ставил статую, что иногда стоило тоже очень дорого; или
же приносили какой-нибудь другой священный дар. Идолослужение особенно
процветало в этот период, причем нередко бывало, что изображение отождествлялось
с самим божеством. Вблизи храмов часто селились ремесленники и художники, для
которых торговля изображениями богов была очень выгодна, как это читаем мы о
Димитрии в Эфесе (Деян 19, 23). Роскошь при играх очень умножилась, и
появились новые игры. Хотя эти дары и акты культа большею частью относились к
императорам или к тем богам, почитание которых было особенно в моде - Асклепию,
Серапису, Изиде и т.д., - однако вместе с тем сохранялись и старинные культы,
местные культы, служение олимпийских богам, например Юпитеру, деревенским и
народным богам. Из многочисленных надписей, а собственно для Греции из
известий Плутарха и Павзания, видно, что отчасти удержались еще самые древние и
грубые обычаи. Некоторые из первобытных культов получили посторонние оттенки
в современном вкусе, например арвальские братья продолжали отправлять культ
Dea Dia, но вместе с тем они особенно принимали участие в почитании
императоров . Вообще установились такие отношения, что в портовых городах, а также
там, где процветали торговля, образование и роскошь, как, например, в Помпее,
служили большей частью вновь появившимся чужим богам, между тем как в
деревенских местностях с большим постоянством продолжали исполнять старинные
обряды .
Международное общение, существовавшее в этот период, имело очень важные
последствия для религии. Кстати заметим, что оно вызвало почитание в Риме
нового божества, Аппопа, созданного по образцу древних numina. К нему обращались
с мольбой об обильном привозе хлеба, особенно из Африки, откуда в это время
Рим пополнял свой недостаток в зерновом хлебе. Но важнее, чем образование
отдельных божественных личностей, было широкое распространение некоторых
культов и соединенной с ними теокразии. Теокразия рано возникла в Риме. Мы уже
указывали на это, говоря об идентификации греческих богов с римскими. Но в
этом веке появилось еще несколько значительных божеских образов с Востока, и
теокразия распространилась на все провинции империи. Божества всех
национальностей сопоставлялись рядом или признавались за однозначащие. Так, Тацит, за
единственным исключением, называет германских богов римскими именами, а
Плутарх отождествляет египетских богов с греко-римскими. Еще гораздо более, чем
в литературе, такое слияние имело место в жизни. Особенно важное значение для
теокразии имели римские лагери, где жили вместе солдаты изо всех провинций и
таким образом встречались вместе самые разнородные формы веры и суеверия.
Есть многочисленные надписи, вотивные камни, свидетельствующие о том, что
римский лагерь сделался средоточием теокразии.
Причины того, что чуждые восточные культы принимались так благосклонно,
очень хорошо изложены у Буассье, Фридлендера и др. Это суть преимущественно
те же причины, которые и ранее давали повод ко вступлению чуждых богов в
пантеон Рима. Они заключались отчасти в недостаточности римской религии, отчасти
в присущей ей силе усвоения. Легко видеть, что римская религия не
удовлетворяла многим потребностям. В такое время, когда личная жизнь выступила на
первый план, душа искала в чуждых культах того, чего не давала ей отечественная
религия; казалось, что эти культы гораздо более приближают людей к богам, чем
древнеотеческие формы богослужения; жрецы этих религий предлагали
сверхъестественные силы, новые средства очищения, таинственные посвящения. Они гораздо
более заботились о личных отношениях обращавшихся к ним людей, чем римские
sacerdotes, которые с этой стороны не претендовали ни на какое влияние; жрецы
иноземных культов импонировали, приковывали фантазию, часто возбуждали
чувственность и производили то религиозное возбуждение, которого у них искали. В
противоположность простоте римского культа в церемониях восточных культов
выступали разного рода чуждые символы, таинства и чудеса. В них искали
экстатического подъема духа или же достигали душевного успокоения посредством
всякого рода аскетических упражнений. Особенно этим чуждым культам были преданы
женщины, хотя, правда, это не всегда делало им честь, потому что храмами
нередко злоупотребляли для разного рода непотребств, а чужеземные жрецы
являлись в роли сводников. Такое преступление совершено было в 19 г. н.э. в храме
Изиды, где жрецы доставили одну почтенную и знатную женщину всаднику,
наряженному в виде бога Анубиса. Тиберий строго наказал этот бесстыдный поступок.
В том же году он приказал сослать в Сицилию четыре тысячи отпущенников за то,
что они заразились египетским и иудейским суевериями. Это был не первый
случай мероприятий против египетского культа, проникшего в конце республики даже
в Капитолий. Вообще Тиберий энергически действовал против религиозного
бесчиния; он ограничил также право убежища в малоазийских храмах, в которых
находили безнаказанность многие злодеи; однако же, он не в силах был остановить
поток, увлекавший весь свет к иноземным религиям. Последние не только давали
то, чего не могла дать римская религия, но и присоединялись к ней. Чужеземные
жрецы не только не выступали против национальной религии, но и выказывали ей
должное уважение, так что с ее стороны не было никакой причины смотреть на
чуждые культы как на опасных соперников. С самого начала в духе римской
политики было присоединять богов побежденных народов. Римская религия не была ни
исключительна, ни нетерпима; поэтому каждый чуждый культ находил свое место в
Риме уже готовым. Лишь в том случае, когда какой-нибудь культ признавался
опасным для государственного или общественного порядка, это являлось поводом
выступить против него враждебно.
Чуждые культы, получившие в Риме большое значение, все произошли с Востока.
Такими были: египетские культы, иудейство, а позднее христианство, персидское
служение Митре и разные сирийские культы. Теокразия, начавшаяся при первых
императорах, а отчасти еще в последнее время республики, достигла своего
высшего пункта в III столетии, именно тогда, когда особенно Митра и сирийские
боги приобрели свое полное значение. Поэтому хотя они появились еще ранее, и
Митра встречается в первый раз на памятнике времен Тиберия, но мы скажем о
них в связи с религией позднейшего периода. Изложение истории иудейства в это
время, так же как и история возникновения и распространения христианства,
лежит вне нашей задачи, так что мы лишь при случае будем указывать на пункты их
соприкосновения. Следовательно, у нас остаются только египетские культы,
вошедшие в Рим еще ранее и бывшие в почете и позже, но которые больше всего
распространены были в римском мире в первые два столетия н.э.
Литература и памятники указывают нам на значение египетских культов; почти
все авторы этого века упоминают о них очень часто. Ювенал описывает многие
черты египетского суеверия. Из пестрой толпы богов, над которой смеется Луки-
ан, особенно смешными кажутся ему египетские боги со звериными головами.
Очень полно и подробно миф Изиды и Озириса обработан у Плутарха, обряды его
описаны у Апулея, Metamorph. XL Лафей (Lafaye) подробно описал памятники, как
Isium в Помпее, так и великолепные храмы Изиды и Сераписа в Риме. Эти культы
не ограничивались портовыми городами Средиземного моря, но надписи
свидетельствуют об их широком распространении во всех провинциях государства: в
Испании и Галлии, Германии и Норике, Греции и Малой Азии.
Египетский бог Анубис (слева), о котором писал Плутарх и
святой Христофор (православная икона мученика III в. н.э.).
Даже и такие люди II века, которые были недоступны азиатским суевериям, -
Плутарх и император Адриан и те вполне признавали служение Изиде. Позже
многие императоры были даже ревностными ее поклонниками, как мы это знаем о Ком-
моде , Каракалле и др. Боги египетского происхождения, которые в культе этого
времени занимали столь выдающееся положение, - Изида, Серапис, Гарпократ (Го-
рус) , Анубис, особенно два первых. Некоторые из их атрибутов и мифов были
заимствованы от древних египтян, но характер их совершенно изменился. Серапис
формально заступил место Озириса. Обоих - и его, и Изиду пантеистически
признавали за всеобщих богов, Сераписа - в качестве солнца, или бога богов,
Изиду - как Великую Мать, отождествляя ее с разными богинями. Они
владычествовали над всем: над землей, небом и морем, или даже все это произошло из их
тела. От них ожидали защиты, благословения и освящения. Они имели оракулов, и в
честь их отправлялись мистерии. Их статуи покрывались жемчугом, их мифы
прикрывались аллегорическими объяснениями, как об этом ясно свидетельствует
вышеназванный трактат Плутарха. Именно этим универсальным характером
объясняется широкое распространение этих богов. Глубокие умозрения наиболее
пантеистического направления о сущности божества соединялись с образом Изиды, культ
которой в свою очередь поддерживал самые разнообразные суеверия. Служение ей
приковывало чувства торжественностью и пышностью своих публичных церемоний и
удовлетворяло душу обещанием духовных благ, соответствующих индивидуальным
потребностям. Серапис наряду с Асклепием был также великим богом врачевания,
а Изида - богиней женщин во всех отношениях; она благословляла брак и
воспитание детей, но часто требовала аскетизма, а с другой стороны, она же
содействовала чувственному разврату.
Великие церемонии культа Изиды наиболее обстоятельно описаны у Апулея.
Первой из них было посвящение, которое служитель богов получал после многих
очищений, постов и тяжелых испытаний. Если все это было им выполнено, то жрец
публично принимал его в общение с божеством, что сопровождалось
символическими обрядами и дорого стоившими торжествами; посвященный становился трижды
блаженным, и для него начиналась новая жизнь. Апулей не только описывает
обряды посвящения, но и делает при этом попытку анализировать настроение
участников мистерий. Два великих ежегодных праздника Изиды праздновались весной и
осенью. Один, бывший 5 марта, именно процессия navigium Изиды, праздновался
при открытии навигации, покровительницей которой также считалась Изида.
Другой начинался 12 ноября и продолжался несколько дней. Это был праздник смерти
и воскресения Озириса, выражавший печаль искания и радость нахождения. Кроме
того, этим богам ежедневно отправлялась служба в их храмах, а также, как
гениям дома, им посвящен был домашний культ. Различные атрибуты культа Изиды:
sistrum, или жестяная погремушка, священная вода из Нила для окропления,
льняные одежды и специальные запрещения различных видов пищи - имели самые
разнообразные значения. Вообще мы видим, что культ Изиды с помощью комбинации
древних малоазийских и египетских обрядов, а также обрядов, заимствованных из
греческих мистических культов, с новыми понятиями, оказался вполне
соответствующим духу этого периода.
Едва ли было когда-нибудь другое время, столь жадное до чудесного, как
время римских императоров. Хотя древние узаконения XII таблиц, направленные
против магии, не были еще забыты (и, например, Апулей старался оправдаться от
подозрений в магии), но, однако, всякие чудодейства и тайноведение процветали
как на Востоке, так и в Риме. Чудотворцы вроде Аполлония Тианского уже в I в.
пользовались славой и уважением. В Риме разные обманщики находили богатую
добычу в легковерии публики, которую обманывали разными штуками. Высшие
сословия при императорах поддерживали всякие суеверия и почитали чуждых жрецов,
которые совершали мистические освящения и магические церемонии. Употреблялись
всякие заклинания и магические средства, как для предотвращения зла, так и
для получения каких-либо благ и во вред врагам.
И магия, и гадание в древних и в новых формах были очень распространены.
Древнеримские ауспиции еще существовали, но их авторитет был уже несколько
подорван, и они уже не удовлетворяли потребностям частной жизни. Для этой
цели служили sortes - также древнеиталийская форма мантики, пользовавшаяся
большим почетом. Древний оракул в Дельфах, замолкший в период времени между
Нероном и Траяном, все еще давал ответы, но время его процветания уже прошло,
и Плутарх жалуется на его упадок. Взамен того на первый план выступили другие
формы мантики, и, прежде всего, астрология. Восточные предсказатели,
обозначаемые в Риме общим именем халдеев, посредством вычисления созвездий и
составления гороскопов приобретали деньги и влияние. Никакие меры против этих
так называемых matematici и никакие предостережения против их обманов не
достигали цели. Уже при Августе Манилий с твердой верой в незыблемость этих
вычислений составил свою астрономическую и астрологическую поэму. Рядом с верой
в звезды в это время существовала также вера в сновидения. Даже такой
неверующий человек, как старший Плиний, не отважился отрицать предзнаменований
через сновидения.
Многочисленные примеры доказывают, какое большое влияние имели в то время
замечательные сны. Символическое объяснение сновидений развилось в формальную
науку, впервые систематически изложенную при Антонинах Артемидором в его
написанной по-гречески "Онейрокритике". Особенно часто через сны, посредством
инкубации, давали свои ответы так же часто посещаемые оракулы, как оракулы
Асклепия, Сераписа, Мопсуса и т.п. Большей частью к ним обращались за
исцелением. Поразительную картину религиозных безобразий того времени дает нам Лу-
киан в рассказе об Александре из Абонотейха, обманщике, который учредил
прорицающего через сны бога врачевания Асклепия под символом змеи, приобрел себе
много приверженцев и даже сумел одурачить Рутилиана, уважаемого римлянина,
жившего во время Марка Аврелия.
Боги-врачеватели часто были (как, например, Серапис) в то же время и богами
смерти. В служении им думали найти напутствие по ту сторону смерти и надежду
на будущую жизнь. В символике снов Артемидора понятия исцеления и смерти
часто заменяют друг друга. Тогда как платоники усиленно утверждали веру в
бессмертие, другие, как, например, Гален, Квинтилиан, Тацит, оставляли вопрос о
нематериальности души и ее существовании после смерти нерешенным, Плиний
Старший решительно и горячо отрицал бессмертие. Различным воззрениям
философов соответствовали различные направления в обществе. Вообще вера в
продолжение существования после смерти была жива, и многие мифологические изображения
на саркофагах символически изображают судьбу души в загробной жизни. Но в
некоторых надгробных надписях есть и материалистические воззрения на жизнь,
высказывающие, что надо ею наслаждаться, не заботясь о будущем. Встречаются на
гробницах надписи такого рода, как Securitatis somno aeterno1, и даже
шутливые или неприличные изображения и выражения. Многие надписи содержат
утверждение, что со смертью оканчивается земное бытие, а иные приглашают
наслаждаться вином и любовью, потому что после смерти ничего уже не будет. Но этим
выражениям неверия можно противопоставить гораздо большее число религиозных
надгробных надписей и символов. Правда, что некоторые из них, как D(iis)
M(anibus) (что встречается даже на христианских гробницах), были условными
формулами, поэтому неверующие надписи доказательнее противоположных. Есть и
такие, которые не принадлежат ни к той, ни к другой категории, а только
говорят о любви близких людей и о печали разлуки.
Оригинальным явлением времен империи были разрешенные еще в I в. сенатским
постановлением похоронные товарищества, collegia funeraticia.
Это были союзы, состоявшие большей частью из мелкого люда, рабов-
вольноотпущенников и т.д. Они обеспечивали своим сочленам, посредством
регулярных вкладов с их стороны, общественное погребение в особенно для этого
устроенных колумбариях или, во всяком случае, согласное с обычными правилами.
Члены этих похоронных касс имели регулярные собрания, а в праздники общие
обеды. Иногда вместе с тем, как cultures Dii, они составляли товарищество для
почитания какого-нибудь определенного божества: таков был союз служителей
Дианы и Антиноя, возникший при Адриане. Но нам неизвестны в подробности ни
организация, ни воззрения этих кругов. Они могли быть очень разнообразны,
соответственно разнородности религиозных течений в низших слоях общества.
Формой этих узаконенных товариществ могли пользоваться всякие религиозные
общества, и, конечно, они оказали также содействие распространению христианства.
Религиозный синкретизм в
начале третьего столетия
Если считать, что упадок римской цивилизации и религии начинается со смерти
Марка Аврелия, то не следует забывать, что время с этого момента до оконча-
1 Безопасный вечный сон (лат.).
тельного падения Римского государства в свою очередь распадается на несколько
периодов. Первый фазис развития после беспорядков, наступивших за смертью
Коммода и прекращением династии Антонинов, начинается тогда, когда строгим
правлением Септимия Севера в государстве был вновь установлен порядок. В
правление Септимия Севера и его наследников африканского и сирийского
происхождения на первый план выдвинулись провинции. Как в войске, так и в
гражданском управлении центр тяжести римского могущества перенесен был в провинции.
Еще более, чем в предыдущем периоде, жизнь получила космополитический, а
образованность и религия синкретический характер. При дворе императоров и в
общественных сферах, центром которых были сирийские правительницы,
интересовались наукой и литературой. Около них собирались наиболее выдающиеся люди того
времени. Особенно в большом почете были юридические занятия; поэтому время
это, ознаменованное трудами многих великих юристов, получило очень важное
значение в деле развития римского права. Императоры и их жены обращали свое
внимание также на религию. Но прежде чем мы опишем попытки реформ, выходившие
из придворных сфер императоров Северовской династии, мы должны несколько
подробнее рассмотреть происшедшее в конце второго века распространение восточных
культов.
Мы уже ранее упоминали о многих из этих чужеземных культов, в особенности о
египетских культах Изиды и Сераписа, которые, будучи введены в Риме еще
раньше, имели ив III столетии многих приверженцев. Старые культы тоже продолжали
существовать или даже получили большее развитие, как, например, культ каппа-
докийской Беллоны1, который при Коммоде принял особенно кровавый характер.
Точно так же и служение фригийской Великой Матери2, введенное в Риме еще во
время 2-й Пунической войны, только во времена императоров проявило вполне
свой развратный и жестокий характер. При императоре Клавдии в первый раз
появился в Риме мартовский праздник богини-матери и Аттиса, дикие процессии
самооскоплявшихся галлов, разнузданные проявления радости, следовавшие за
выражением горя (поэтому 25 марта называлось Hilaria), - все это во II и III вв.
все более входило в моду в Риме. Этот фригийский культ Великой Матери отчасти
слился с культом сирийской богини из Гиераполиса (Бамбике, Мабох1) , описанным
Лукианом. Тот и другой, во всяком случае, имели сходный характер, соединявший
в себе чувственность и жестокость - качества, отличавшие семитические
религии. Если прибавить к этому еще то, что нищенствующие жрецы этих восточных
культов занимались всякого рода плутовством, то мы должны будем признать, что
обвинение в лицемерии самого худшего сорта, высказываемое Г. Шиллером против
этой религии, не преувеличено. Сирийским богам и богиням поклонялись во II и
вв. под разнообразными именами; часто какого-нибудь Ваала отождествляли с
Юпитером optimus maximus. Так, знаменит был в качестве оракула Ваал
сирийского Гелиополиса (Баальбек); Антонин Пий построил ему великолепный храм, как
Юпитеру optimus maximus. Точно так же культ бога города Долихе, в Северной
Сирии, в качестве долихейского Юпитера optimus maximus, был широко распро-
1 В I в. до н. э. при Сулле из Каппадокии в Рим была привезена статуя каппадокийской
(малоазийской) богини Ма, культ Беллоны слился с её культом и стал в высшей степени
оргаистическим и жестоким. Жрецы богини (лат. Bellonarii — беллонарии) носили чёрное
одеяние и колпаки, имели в качестве атрибутов двойные секиры, доводили себя до
исступления в её честь, они наносили друг другу побои и раны, принося таким образом
богине человеческую кровь, причём они предсказывали будущее. Их называли фанатиками
(лат. fanatici — неистовые).
2 От служителей Кибелы, исполнявших культ, требовалось полное подчинение своему
божеству, доведение себя до экстатического состояния, вплоть до нанесения друг другу
кровавых ран и оскопления во имя Кибелы неофитов, предававших себя в руки этой
богини. Особенно много народу привлекали искупительные жертвы Кибеле: тавроболии и крио-
болии (посвящение в культ путём орошения бычьей или бараньей кровью).
странен, как это доказывается многочисленными памятниками и надписями. Культ
этого бога, снабженного военными атрибутами, был разнесен легионами по самым
отдаленным провинциям, и уже при Коммоде он имел свой храм на Авентине. Мы
займемся впоследствии почитанием бога Эмезы, откуда Септимий Север, по
указанию сновидения, взял себе в жены дочь тамошнего жреца.
Бронзовая статуэтка Кибелы (Великая Мать богов), II в. н. э.
За наиболее распространенный из восточных культов этого времени мы должны
признать служение Митре, с которым соприкасались наиболее чистые направления
и наиболее глубокие требования. Митра был древнеарийский, а впоследствии
персидский бог1, культ которого распространился по Малой Азии. Римляне ранее
всего познакомились с ним во время экспедиции Помпея против киликииских морских
разбойников. Однако в I в. культ его встречался в Риме лишь спорадически, и
еще Плутарх говорит о нем с презрением, как о варварском суеверии. Но в конце
II в. он выступил на первый план; цветущее же время его развития было около
400 года. Многочисленные памятники и надписи доказывают, как широко было
распространено служение Митре по всему свету. Особое почитание оказывали этому
богу солдаты. Императоры, начиная с Коммода, также ревностно поклонялись ему.
В III столетии он сделался главным богом Римского государства. Множество
памятников и надписей свидетельствуют о его культе. Чаще всего встречается
изображение, на котором Митра представлен в пещере, во фригийской одежде,
убивающим своим кинжалом быка. Обе главные фигуры везде одни и те же, но
обстановка меняется; иногда к ним присоединяются многие изображения зверей, осо-
бенно льва, а также другие декоративные фигуры, иногда же их нет.
Относительно значения этих символов можно делать лишь предположения. Несомненно, что по
существу своему они очень древни, так как они встречаются уже на
древнеперсидских барельефах. Но конечно, в период римского культа Митры они перешли не
без присоединения к ним самостоятельных мыслей, рассуждений и чувств. Иногда
Митра входил в комбинации с другими богами; конечно, его нельзя, как это
часто делалось, прямо отождествлять с Sol invictus, которому праздновали 25
декабря: семитические солнечные боги имели другое происхождение и другой
характер. Но Митре придавались качества солнечных богов, а также и других, как,
например, Аттиса, Сабация и даже Бахуса. Вообще он был общим покровителем и
руководителем, от которого его поклонники всего чаяли. Едва ли какой другой
языческий культ больше приблизился к монотеизму, чем служение Митре в Римском
государстве, и некоторое время могло казаться, что новые религиозные
потребности, возникшие в мире, найдут себе удовлетворение в культе этого бога.
Митра убивает быка. Фреска из митреума.
В культе Митры соединялась также большая часть жертв, посвящений и
религиозных таинств этого времени, хотя они и имели различное происхождение. Прежде
всего, мы упомянем о тавроболиях и криоболиях. Эти виды жертвоприношений
имели малоазиатское происхождение и входили в состав культа Великой Матери и
Сабация, но не были чужды и культу Митры, чему способствовало, вероятно,
представление о Митре, убивающем быка. Жертвоприношение быка или барана имело
очистительное и искупительное значение. Подвергающийся очищению сажался в
яму, которая сверху закрывалась продырявленными досками, на которые ставилось
торжественно украшенное жертвенное животное, бык или баран, и убивалось тут.
Кровь, лившаяся на того, кто находился в яме, и составляла для него великое
искупительное и очистительное средство. В Италии такого рода жертвоприношения
быка появились только в половине II в. и, начиная со времени Коммода,
становятся все чаще. Они изображены на многих памятниках, и описанием их мы
обязаны церковному поэту Пруденцию. Эти жертвы можно было приносить или за самого
себя, один или несколько раз, или за других, заступая их место, даже pro
salut imperatoris (за здравие императора) , или, как в Лионе, pro statu
coloniae (за благосостояние колонии). Вообще религия Митры обладала
богатством символических обрядов, из которых некоторые были настолько похожи на
христианские, что это приводило в изумление отцов церкви. Способы выполнения
этого культа нам не вполне известны. Служение Митре происходило не в больших
храмах, а в маленьких, часто подземных, пещерообразных часовнях, где
множество символических картин изображали Митру и его священнодействия. Важнейшую
часть служения Митре составляли таинства. Служители Митры образовали из себя
тайное общество, нечто вроде франкмасонства, в которое новые члены
принимались лишь после тяжелых испытаний, аскетических подвигов и символических
посвящений. Испытания огнем и водой, кровавые бичевания, голод, жажду, холод -
все это сначала должен был претерпеть посвящаемый; случалось даже, что он
умирал во время этого посвящения. В частностях мистерий Митры еще многое для
нас остается неясным. Так, мы не знаем, через сколько степеней должен был
проходить посвящаемый и какое значение имели те имена, которые он получал на
различных степенях. Мы читаем о воронах и львах Митры, о воинах, которым
присваивались венец и меч, о персах и многих других классах. На высшей степени
иерархии стояли отцы, а во главе их - отец отцов. Женщины тоже могли быть
принимаемы в эти общины. Из многих указаний, встречаемых у Порфирия и др., мы
можем заключить, что этим посвящениям придавались различные символические
толкования, так что была и теология, соответствующая культу Митры, которую
можно считать за один из видов гностицизма. Но главная цель служения Митре
была, несомненно, практическая: душевное успокоение и получение надежды на
бессмертие. Во всяком случае, оно было в высшей степени способно воспринимать
в себя самые различные взгляды и отвечать всевозможным потребностям,
вследствие чего оно и господствовало в течение известного времени и в продолжение
нескольких веков задерживало решительную победу христианства, также
стремившегося к приобретению наследия древнего мира.
Теперь мы обратим внимание на реформаторские попытки императоров из
династии Северов. Вместе с Ж. Ревиллем мы можем различить в этом случае три
начинания: возрождение неопифагореизма при Септимии Севере, введение Гелиогабалом
бога из Эмезы и эклектический культ святых Александра Севера. Как мы уже выше
заметили, душою этого движения были сириянки, находившиеся в императорской
семье: Юлия Домна, жена Септимия Севера и мать Каракаллы, сестра ее Юлия Меза
и две дочери последней - Юлия Соэмиас, мать Гелиогабала, и Юлия Мамея, мать
Александра Севера.
Религиозные стремления, бывшие при дворе Септимия Севера, нашли себе
выражение в биографии Аполлония Тианского. Юлия Домна поручила одному из
окружавших ее остроумных литераторов представить миру образ святого человека; так
возникла биография Аполлония, сочиненная Филостратом. Вопрос о том, сколько в
этой книге исторически достоверного материала, решается различно; но они не
имеет важного значения. В литературе кое-где имеются случайные и не имеющие
большой цены указания на то, что в I в. жил чародей, происходивший из Тианы,
в Каппадокии. Филострат только сделал из этой неясной фигуры носителя тех
мыслей, которые занимали в то время окружавшее его общество. Его
произведение, хотя по форме своей и близкое к греческим романам и заключающее в себе
многочисленные приключения, было, однако, предназначено не для легкого
чтения, а, напротив, имело вполне серьезную, практически-религиозную цель. Оно
имело в виду дать миру изображение святого, божественного человека, сделать
его предметом религиозного почитания и таким образом наглядно выразить
характерные черты истинной религии.
Мы, конечно, не можем здесь передавать всех многочисленных приключений и
рассказов о путешествиях Аполлония по всем странам до концов света,
составляющих содержание восьми книг Филострата. Мы укажем лишь вкратце на главные
черты. Аполлоний уже раньше отличался аскетическими подвигами и следовал пи-
фахюрейскому образу жизни: носил льняную одежду, воздерживался от мясной пищи
и во всем соблюдал чистоту. С молитвою обращался он к солнцу, и в этой
характерной черте мы узнаем дух сирийской принцессы, вдохновившей автора на
сочинение этой книги. Этот же солнечный культ Аполлоний нашел и у брахманов в
Индии, у которых он прожил четыре месяца. На горе брахманов Аполлоний был
посвящен их главою Ярхасом в самую высшую мудрость, до которой не достигли
другие воззрения, даже и греческие. Эта мудрость состояла в теоретическом учении
о переселении душ, о сотворении мира высшим богом, о происхождении греческих
богов из Индии, но еще более в духовных способностях, так как брахманы
предвидели будущее, исцеляли больных и вообще проявляли божественные силы. Таким
образом, в общении с брахманами Аполлоний достиг высшей степени религиозной
жизни; когда он после того отправился в Египет к гимнософистам, то уже не мог
от них ничему более научиться и ничего более приобрести. Замечательно, что, в
то время как Аполлоний постоянно дает доказательства своего
сверхчеловеческого знания и могущества, в его биографии особенно отчетливо отрицается
подозрение о магии. Филострат вовсе не желает, чтобы его героя считали за
волшебника; враждебное отношение к нему Элевсинского гиерофанта, жрецов Трофония и
многих других, считавших его за магика, было вполне основано на
недоразумении. Если он знал и мог делать больше других людей, то этим он был обязан
только своей высшей чистоте. Добродетельный человек получает божественные
свойства; этому он научился и это видел на опыте, живя на горе у брахманов.
Кое-где проглядывает метафизическое толкование в том смысле, что особая сила,
которой обладал Аполлоний, имела божественное происхождение, но основная
мысль, очевидно, другая: Аполлоний был божественным человеком; не богом, но
божественным, потому что он был совершенно мудрым, чистым и добродетельным.
Проявляя все эти качества, он путешествовал по разным странам, исцеляя и
благословляя и даже оказывая влияние на историческую судьбу государства, так как
он предсказал возвышение будущих императоров.
При рассмотрении книги Филострата для нас всего интереснее вопрос об ее
отношении к христианству. В биографии Аполлония нигде не упоминается о
христианстве, но в ней нередко встречаются несомненные подражания евангельским
рассказам о чудесах или рассказам из жизни апостола Петра. Было ли у Филострата
намерение вести борьбу против христианства, подобно тому, как столетием позже
Гиероклес возвышал тианского святого, противопоставляя его Христу?
Невероятно, чтобы он имел такую тенденцию. В обществе, группировавшемся вокруг
сирийских правительниц, не было неприязни к христианству. Поэтому и в биографии
Аполлония проявляется близость к нему. Хотя христианство и не называется, но
краски для изображения святого человека берутся из Нового Завета. Нужно было
создать чистый, возвышенный, духовный, жизненный образ; для этого
пользовались всякого рода материалом.
Основные черты его были даны пифагорейским образом жизни и сирийским
солнечным культом. За высший идеал признавалась индийская мудрость. Все нечистые
элементы отбрасывались, как, например, кровавые жертвы, египетский культ
животных, даже многие греческие представления, в особенности же магия. Правда,
опыт этот не имел большого и прочного успеха. Аполлонию был воздвигнут
великолепный храм в его родном городе Тиане, и Каракалла был ревностным его
почитателем. Александр Север включил его в число своих святых, наряду с Орфеем и
Христом.
Еще менее долговечен был культ сирийского солнечного бога, принесенного в
Рим Гелиогабалом. Сын Юлии Соэмиас Бассиан был красивый мальчик, всецело
преданный культу этого бога, имя которого он, наконец, и сам принял, и
чувственному разврату. Когда солдаты возвели его на трон, то он тотчас же установил
исключительный культ бога, жрецом которого он был и который на монетах носит
название Deus Sol Elagabal. Относительно того, что значит имя Елагабал, мне-
ния до сих пор расходятся; достоверно одно, что бог1 Эмезы признавался
солнечным богом. Его символом был черный камень, может быть аэролит, который по
приказанию Гелиогабала перенесен был в Рим. Там император процессиями и
всякого рода праздниками чествовал своего бога, служение которому составляло его
единственный интерес. Хуже всего при этом были оргии и чувственный разврат,
который Гелиогабал выставлял на вид с неслыханным даже в Риме бесстыдством. В
течение короткого времени римский трон занят был древним духом сирийской
религии. Но это опьянение продолжалось недолго - скоро наступила реакция:
Гелиогабал и его мать были убиты во время восстания, возбужденного для
собственной защиты его двоюродным братом, вступившим на престол под именем
Александра Севера. Камень сирийского бога был возвращен в Эмезу. Там он продолжал
пользоваться божеским поклонением, но владычество его в Риме уже более не
восстановлялось.
При Александре Севере синкретические стремления того времени выразились
всего яснее. Он был благочестивый и вполне достойный уважения человек,
обладавший всеми добродетелями частного человека, но не правителя. Он почитал
всех богов: участвовал в Гиляриях Великой Матери и в жертвоприношениях в
Капитолии, почитал одинаково служителей Изиды и иудеев, намеревался построить
храм Христу, но ауспиции отечественной религии, в которую он верил, удержали
его от этого. Замечательно, что свое личное благочестие он обращал не на
великих богов, но на обожествленных людей, которым он ежедневно поклонялся в
своем дворце. Это был род языческого культа святых. Император молился своим
предкам и некоторым divi из своих предшественников в качестве богов-
покровителей, а затем величайшим благодетелям человечества: Аврааму, Орфею,
Христу, Аполлонию Тианскому, Александру Великому и, кроме того,
второстепенным святым, какими были, например, Цицерон, Виргилий. Общая терпимость этого
правления простиралась также и на христиан - они пользовались уважением и
симпатией людей, окружавших императора, и даже его самого и его матери; Мам-
мея имела даже свидание со знаменитым Оригеном в Цезарее и была так
расположена к христианам, что отцы церкви хвалили ее благочестие и добродетель.
Конечно, и император, и его мать были очень далеки от того, чтобы через
присоединение к христианству отказаться от своих воззрений. Но достоверно известно,
что христиане при Александре Севере владели недвижимым имуществом и свободно
избирали своих епископов. Не все, однако, одобряли эту свободу, и юрист Уль-
пиан счел нужным составить сборник эдиктов, ранее изданных против христиан.
Религиозное движение, бывшее во время сирийской династии, замечательно не
столько по отношению к введенным новым культам, сколько по отношению к
потребностям, которые им были порождены. Это было время терпимости и
универсализма, когда понимание божественного приближалось к монотеизму, но при этом
искали идеал святости и хотели начертать образ божественного человека. Таким
образом, все с различных сторон работали для христианства, которое в первый
раз нашло себе признание в общественной жизни при помощи синкретической
политики.
Конец
язычества
Теперь мы сделаем краткий обзор времени между смертью Александра Севера
(235) и смертью Феодосия Великого (395) . Эти полтора столетия опять
разделяются на два периода, разграничивающей линией которых служит Константин
Великий. История этого времени большей частью разрабатывалась христианскими
историками церкви. Но пути христианства и язычества так перепутались, что
правильное изображение их составляет необыкновенно сложную задачу. Религиозная
политика все более и более выступает на первый план и почти с каждой переме-
ной правления изменяется в зависимости от различных влияний. Тем не менее,
история этой религиозной политики, которая попеременно благоприятствует то
язычеству, то христианству, а в IV в. - то церкви, то еретикам, еще не
составляет самого важного; гораздо важнее было бы проследить, как
распространялось и развилось христианство, в то же время приспособляясь к существующему
порядку; но мы не имеем в виду излагать эту историю; наша задача состоит лишь
в том, чтобы сопоставить даты, относящиеся к концу язычества.
В периоды, описанные ранее, противоречие между христианством и язычеством
не выступало еще резко. Преследования при Нероне, Траяне, Марке Аврелии и
Септимии Севере были лишь местные и преходящие, а в конце этого времени на
христианство была распространена общая терпимость, и казалось, что и оно под
защитою императоров получит прочное положение. Во второй половине III в. эти
отношения изменяются, и с этого времени до Константина преследования получают
более общий, систематический характер, так что хотя они по временам и
сменяются покойными периодами, но затем снова начинаются. Максимин Фракиянин, Де-
ций, Валериан, Аврелиан и, наконец, в особенно жестокой степени Диоклетиан и
Галерий были преследователями христиан. В этих преследованиях особенно
отражалось настроение войска. Жестокими преследователями были полководцы этого
времени, как Максимин и Деций, проникнутые духом солдатчины и отчасти не
благоволившие к образованности. В войске особенно живо сохранялись как вера, так
и суеверие; в военное время особенно чувствовалась потребность в защите
богов; потому главные культы этого времени, как, например, служение Митре,
всего более были распространены именно между солдатами; а так как христиане
всегда проявляли нерасположение к военной службе, то ненависть к ним легионов от
этого еще более усиливалась; конечно, преследования христиан не настолько уж
стремились к совершенному их уничтожению, как это часто говорится у
христианских писателей; многие известия ясно указывают на то, что смертные приговоры
не были общей мерой, и что часто строгое исполнение эдиктов смягчалось
снисхождением .
На не всегда нравственно чистый состав христианского общества преследования
действовали очищающим образом, потому что некоторые ложные христиане или
полухристиане отпадали, а прочие укреплялись примерами мученичества. Таким
образом, на рубеже III и IV столетий христианство было уже великой силой, и
властитель, желавший бороться с ней, должен был опасаться поднять волнение во
всем мире. На эту борьбу осмелились Галерий и Диоклетиан, но их языческий
фанатизм не мог уничтожить христианства, а только усилил христианскую ревность,
и тот государь, который вышел победителем из этого смутного времени, сделался
христианином.
В этом периоде язычество не произвело никакого нового культа, который бы
имел важное значение. Жертвы приносились в Капитолии и в часовнях Митры,
продолжалось почитание божественных императоров и римских, египетских и других
богов, нам уже известных, а более всего солнца, как это доказывается многими
монетами. На Востоке в IV в. преимущественно процветал культ Тихе (Tyche).
Она была главной богиней Константинополя, и в других главных городах также
были большие храмы, посвященные этой богине.
Последняя серьезная попытка оживить язычество была сделана философией. Это
была неоплатоническая философия, главным представителем которой в III в. был
Плотин. Родство неоплатонизма с гностицизмом должно быть отмечено, хотя,
впрочем, оно часто преувеличивалось. Эти направления сходны в том, что оба
они старались достигнуть истины путем чистого мышления и религию основать на
философии; они сходились также и во многих частностях, как в доктрине, так и
на практике. Но относительно некоторых главных пунктов учения они шли по
совершенно различным путям. В особенности они различались тем, что гностицизм
принял в себя гораздо более восточных элементов. Хотя последнее часто утвер-
ждалось и относительно неоплатонизма, но, по крайней мере, этого нельзя
сказать о Плотине. Та философская традиция, к которой он примыкал, исходила от
Платона и Аристотеля, и к ней он присоединил стоические мнения. Плотин был
одним из самых замечательных мыслителей и оказал продолжительное влияние на
духовное развитие человечества; он учил в Риме с 244-го и умер в 270 г. Его
ученик Порфирий описал его жизнь и в шести эннеадах издал его сочинения.
Проблема, над разрешением которой работал неоплатонизм, состояла в
объяснении множественности из единства и в утверждении принципа трансцендентальности
Бога, но так, что возникновение и дальнейший ход мировой жизни являлись
проникнутыми божественным началом. Но описание действительно величественного
здания, возведенного для этой цели Плотином из стоических и платонических
понятий, относится к истории философии. Здесь же отметим только те религиозные
направления, развитию которых способствовало это построение. Строго
проведенный дуализм между Бором и миром должен был повести в религии к мистическому,
а в нравственности к аскетическому направлению. Бог превыше мира; он
недоступен познанию, он не имеет свойств, он даже превыше бытия; таково было в
первый раз ясно выраженное основание мистики. Человек достигает высочайшего лишь
в состоянии экстаза, которое, по-видимому, было известно и самому Плотину;
нравственность стремится убить чувственность посредством аскетических
упражнений и очищений и отрешиться от человеческого, чтобы получить участие в
божественном. По необходимости эта философия должна была между Богом и миром
вставить известное число посредствующих существ, в которых народные верования
могли узнать прежних богов и демонов. Таким образом, хотя неоплатонизм и
основывал свое учение на чистой мысли, но он не терял из виду и религиозных
интересов . Легко понять, что это направление соответствовало потребностям того
времени. Мистический мрак, в который было облечено божество, близость
божественных сил и посредствующих существ, религиозные упражнения, очищения,
возбуждения, которые считались в этой сфере за благочестие, - все это
соответствовало духу III и IV вв. Неоплатоники старались сохранить неизменным народное
содержание религии, внеся в него теплоту и глубину новых идей, но не действуя
на нее разлагающим образом. Политеизм был спекулятивно обоснован, мифы
объяснены посредством философии, обряды сохранены, а религиозные упражнения очень
рекомендовались. Это направление по преимуществу заключило тесный союз с
магией и прорицанием, так как оно признавало возможность и действительность
тайных сил в природе и человеческой душе и объясняло мантику взаимной связью
всех вещей и симпатическими воздействиями.
Ученик Плотина, Порфирий, и ученик этого последнего, Ямвлих, еще более, чем
их учитель, обратились к религиозной практике. От Порфирия остались четыре
книги De abstinentia ("Воздержание от животной пищи"), в которых он дает
этическое основание своему вегетарианскому образу жизни, иллюстрируя его
обширным, очень ценным для нас материалом, собранным из разных писателей. Кроме
того, он написал пятнадцать книг против христиан, в которых он говорит о
личности Христа с большим уважением, чем Цельз в "Полемике", но нам известны
только некоторые отдельные положения из Порфирия, случайно упоминаемые,
потому что самая книга потеряна. С Ямвлихом и его сирийской школой неоплатонизм
совершенно перешел на сторону народного суеверия в ущерб своему философскому
достоинству. Впрочем, приписываемая Ямвлиху книга о египетских мистериях, по-
видимому, не подлинная. Однако до V в. высшее светское образование,
безусловно, направлялось неоплатонизмом. Неоплатоники имели свое главное место в
Афинской высшей школе; там мы встречаем вместе учителей и учеников, таких,
как Либаний и Юлиан, будущий император, и многих, обратившихся в христианство
и считающихся в числе отцов церкви. В этой школе в V в. учил Прокл, которого
вследствие его энциклопедического знания философских традиций справедливо
называли схолиастом греческих философов. Неоплатонизм также процветал в других
главных городах: так, в Александрии, в начале V в. , его последней великой
представительницей была Гипатия, которая умерла, растерзанная монахами, как
жертва, принесенная христианской грубости языческой образованностью.
Мы видели, какими средствами язычество пыталось удержаться в борьбе против
возрастающего христианства и как оно враждебно действовало против него;
теперь мы должны указать главные черты, в которых проявилась в этом периоде
христианизация мира. Древний мир отличался религиозной терпимостью, и Римская
империя склонна была давать место всем культам. Если же по отношению к
христианству она отступала от этого правила, то это происходило вследствие того,
что, с одной стороны, во время общественных бедствий в Риме чернь и войско
требовали искупления посредством преследования врагов богов, а с другой - что
сами христиане часто старались уклониться от исполнения своих гражданских
обязанностей; тем не менее, правительство постоянно возвращалось к прежней
терпимости. Во второй половине III в. явилось еще то основание, что
христианство стало все больше признаваться силою в государстве. Первый признавший это
официально тотчас после гонений Валериана был Галлиен. В 260 г. он признал за
христианами право собраний и обеспечил им право землевладения. Конечно, это
было не более того, чем церковь фактически пользовалась и раньше, но все-таки
официальное признание права на защиту закона после предшествовавших гонений
имело большое значение. Правда, последующие императоры, а именно Галерий и
Диоклетиан, снова отняли у церкви эту защиту, но, тем не менее, был проложен
тот путь, по которому впоследствии пошел еще далее Константин. В сущности
Миланский эдикт (312 г.) не предоставил христианам ничего больше, кроме того,
что они уже имели при Галлиене: поставил их под покровительство закона.
Константин отменил прежние эдикты, грозившие наказаниями христианам, и старался
обеспечить равные права в государстве, как христианству, так и язычеству.
Отношение его к религиозным делам всецело определялось политической точкой
зрения: он сознавал силу христианства, и счел благоразумным заключить союз с
иерархически организованной церковью. При этом он был очень далек от мысли
поставить христианство на степень исключительной государственной религии или в
какой-нибудь мере поступиться в религиозных делах своими собственными
верховными правами в пользу христианской иерархии. Он не только не восставал против
язычества, но формально признавал его. Так, он сохранил за собой титул
pontifex maximus и продолжал возводить в divi своих предшественников; при
объявлении Константинополя столицей им были совершены языческие церемонии; он
требовал от христианских епископов, чтобы они не оскорбляли язычников в их
верованиях, и даже в последние годы своего правления подтвердил привилегии
языческих коллегий. Только против тайных культов, угрожавших нравственности,
он принимал репрессивные меры, да в некоторых местах он отобрал у храмов их
богатые сокровища. Но уничтожение язычества вовсе не входило в его намерения;
скорее он желал установить такое положение вещей, чтобы государство сохраняло
нейтралитет относительно разных вероисповеданий. Вначале он только в этом
смысле и вступался за права христианской церкви. В течение некоторого времени
он как будто желал сгладить религиозные различия, подведя их под некоторый
вид бесцветного деизма. Но затем в продолжение всего своего правления он все
более и более сближался с христианством. Церковные споры, сначала донатизм, а
потом арианизм, очень озабочивали его, и по его распоряжению был созван
первый собор в Никее. Но он всегда сознавал свою верховную власть. "Если бы
епископы вздумали обращаться с этим государем так, как впоследствии Амвросий с
Феодосией Великим, то он снял бы с них головы" (Г. Шиллер). Несомненно,
однако, что христиане получали первенствующее положение при его дворе, особенно в
последние годы его правления, и что он сам находился под их влиянием; он
воспитывал своих детей в христианской вере, а в последний год своей жизни и сам
крестился. Таким образом, хотя Константин не уничтожил язычество и не сделал
христианство государственной религией, но он отнял у первого его
исключительные права, а со второго снял связывавшие его цепи. Своим нейтральным
отношением он предоставил ход дела его естественному развитию, в результате
которого нельзя уже было сомневаться.
Римский император Флавий Валерий Аврелий Константин (272—337 н.э.)
Сыновья Константина продолжали по отношению к язычеству политику своего
отца. Эдикт 353 года, которым Констанций прекратил жертвоприношения и закрыл
языческие храмы, не следует понимать в том смысле, что принадлежность к
язычеству сделалась наказуемой. После него, как и раньше, языческие обряды
продолжали существовать и исполняться даже публично. Только против особенно
демонстративных проявлений язычества и против магии и тайного чародейства
принимались более строгие, репрессивные меры.
В царствование Юлиана наступила кратковременная (361-363 гг.) реакция в
пользу язычества. Настоящего преследования христиан при Юлиане не было, а
скорее при нем тоже господствовала терпимость. Он желал держаться
философского спокойствия и беспристрастия, что, впрочем, трудно удавалось такому
нервному человеку с такой сильной фантазией. Он имел в виду нравственное
возрождение язычества на основании учения неоплатонизма; в частностях же его задача
едва ли и самому ему была вполне ясна. Против христиан он выставлял напоказ
свое языческое благочестие, особенно в христианской Антиохии: строил храмы и
оделял их дарами, старался вновь оживить мистерии и оракулы. Но было уже
поздно. Рассказывают, что когда он хотел заставить вновь говорить дельфийский
оракул, то посланный его получил такой ответ: "Передай кесарю, что уж давно
великолепное здание лежит во прахе; Феб не имеет ни крова, ни прорицающего
лавра, ни говорящего источника, потому что смолкла говорящая вода".
Во второй половине четвертого столетия язычество уже потеряло под собой
почву, и попытка Юлиана только ясно показала, как мало в нем оставалось
способности жизни. Во многих местах, где Юлиан восстановил языческий культ, не
оказывалось ни жрецов, ни верующих. Последнее прибежище себе язычество нашло
между грубым деревенским населением, отчего и получило название паганизма
(pagus - деревенское поселение). Только в Риме оно еще удержалось в высшем
обществе и в сенате. В этом отношении интересна судьба статуи Виктории,
пользовавшейся величайшим почетом и которой приносились жертвы в самом здании
сената. Констанций в 357 г. велел ее удалить. Знатные римляне не могли легко
перенести удаление изображения, на которое они смотрели как на некоторого
рода палладиум; в следующее десятилетие оно было снова возвращено и потом опять
унесено. Когда в 384 г. Грациан еще раз отменил его почитание, то его эдикт
подал повод к последней вспышке древнего красноречия, когда Симмах от имени
большинства сената говорил в защиту языческого верования. Однако языческая
партия в римском сенате уже давно настолько потеряла всякое значение, что не
могла не только остановить движения, обусловленного требованиями времени, но
даже и временно задержать его.
Статуэтка богини Виктории (возможно копия статуи из римского Сената).
После неудачной попытки Юлиана настало, по-видимому, время произнести
смертный приговор умиравшему язычеству. При многих императорах христианство
пользовалось терпимостью, при Константине и его сыновьях оно достигло
равноправности; теперь уже его епископы требовали себе государственной власти и
применения силы государства против язычников и еретиков. Однако же
государственная власть не сразу пошла навстречу этим требованиям. Наследник Юлиана Ва-
лентиниан отменил, правда, многие из распоряжений своего предшественника; но
он был слишком государственным человеком для того, чтобы пожертвовать церкви
нейтралитетом государства относительно религий, а вместе с тем и своей
властью. Поэтому он вообще по отношению к язычеству держался терпимости; только
безнравственные культы были запрещены под страхом наказания. Правление его
было идеалом языческого историографа этого времени Аммиана Марцеллина, писав-
шего в Риме около 309 г. Аммиан был человек, склонный к терпимости, но не
всегда свободный от суеверия; его история представляет первостепенный
источник для этого времени; вместе с Симмахом он является одним из видных
представителей того направления, которое было в языческом обществе конца IV в.
Последний решительный удар язычеству нанес Феодосии Великий. Его ревностью
к вере воспользовался, еще более воспламенив ее, умный и властолюбивый
епископ Миланский Амвросий. Сомнительно, чтобы Феодосии с самого начала имел в
виду уничтожение язычества. На первый раз он только существенно ограничил
языческие культы, установив строгие наказания за переход в язычество, как за
отречение от веры. Но эдикт 392 г. отменил вполне и повсюду всякий языческий
культ. Храмы подверглись разграблению; местные власти должны были всюду
преследовать языческий культ, и христиане могли действовать против него, ничем
не стесняясь. Так исчезло язычество, не проявив сколько-нибудь серьезного
сопротивления. Все свои жизнеспособные элементы оно передало христианству,
которое, получив богатое наследие греко-римских идей и образов, с тем большим
успехом могло исполнить свое всемирно-историческое предназначение.
ГЕРМАНЦЫ
Предварительные
замечания
Германская старина обладает притягательной силой, имеющей достаточное
основание. Исследуя иудейские и греческие источники нашей культуры, мы все-таки
не забываем, что германский мир со времени падения Древнего мира представлял
собой естественную основу ее развития и что еще и теперь в наших нравах и
воззрениях продолжает жить многое из германского язычества. Симпатии наши
возбуждает также поэтическая красота некоторых мифов и сказаний и
нравственная строгость древних германцев, главным образом в племенных и семейных
отношениях. Новейшая литература со времен романтики любит черпать из германской
старины. При этом религиозные воззрения языческого периода, конечно, нередко
идеализируются; преимущества германского характера, развившиеся в течение
исторического процесса: тонкое чувство чести, нравственная строгость, уважение
к личности - приписываются часто еще языческим предкам.
Не только изящная литература, которая, представляя действительность в
преображенном свете, осуществляет лишь свое право, но и наука также часто
высказывала о древнегерманской религии слишком высокое мнение. Иногда германскую
религию относят к числу высших религиозных форм; в ней находят этическую
глубину веры и глубоко религиозный трагизм, возвышающие ее над большинством
других языческих религий и делающие из нее в известном смысле подготовительную
ступень к христианству. Для опровержения этого нужно припомнить, на какой
ступени культуры стояли все германские племена перед принятием христианства.
Конечно, они уже не были дикарями; но немецкие племена, описанные у Тацита, и
даже северные государства начала Средних веков, которые проявляли свою силу
только в кровавых раздорах, завоевательных стремлениях и смелых морских
походах, еще не возвысились над ступенью варварства. Во всяком случае, мы не
отрицаем ни поэтического, ни нравственного чувства у этих германских
народностей, но не следует искать у них того развития, которое дается религии только
интеллектуальным образованием или исторической мыслью. Только христианство
сделало из германских племен культурные народы, и, следовательно,
древнегерманскую веру не следует рассматривать как культурную религию.
Размеры этого древнегерманского мира, как во времени, так и в пространстве
были очень обширны. Германское языческое время обнимает первое тысячелетие
нашей эры. Если оставить в стороне скудные сведения античных географов о
североевропейских морях и берегах и то, что могли рассказать классические
историки о кимврах и тевтонах, то германские племена известны нам со времени
Цезаря и Августа, а скандинавские народы перешли к христианству только около
1000 г. Первыми германцами, принявшими христианство, были готы во 2-й пол. IV
в.; в V в. приняли христианство бургунды и франки, в 600 г. - англы, затем
постепенно другие немецкие народы и позднее всего - уже в IX в. - саксы.
Скандинавы сделали первый решительный шаг около 1000 г. благодаря Кнуту в
Дании, обоим Олафам в Норвегии и вследствие постановления исландского альтинга
в самом 1000 году.
К этому же тысячелетию относится весь период переселения народов, благодаря
которому германское население, или германское господство, распространилось по
всей Западной Европе. Согласно общепринятому разделению, период этот
начинается с вторжения готов в Византийское государство. В Италии мы сначала
находим вестготов Алариха, потом, в конце V в., остготское королевство Теодориха,
позднее два более темных столетия лонгобардского господства. Через Францию
прошли несколько народностей, пока франки не основали там своего
могущественного государства. В Испании поселились свевы и вестготы, а вандалы прошли
через нее по пути в Африку. Бургунды и алеманны, тюринги, гессы и байи
образовали государства на юге и в центре Германии, между тем как саксы и фризы
населили берега Северного моря. В Англии с середины V в. основали свои
государства англосаксы, а позднее поселились норманны и датчане. Викинги не только
опустошали берега моря и приречные города внутри страны, но и сделались в
некоторых странах оседлыми: так было в Нормандии, на островах Северного моря, в
Англии и Ирландии; точно так же на востоке они дали России ее царствующий
дом.
Вопросы о первоначальном отечестве германского племени и о распространении
его различных отраслей мы должны предоставить археологии и этнографии.
Здесь мы намерены только вывести следствия широкого распространения
германского язычества во времени и пространстве - следствия, необходимые нам для
пользования материалом. Германская религия не есть религия одного цельного
народа. Племена, о которых нам рассказывает так много в своем сжатом обзоре
Тацит, - немецкие язычники, среди которых трудились ирландские и английские
миссионеры; новообращенные народы раннего периода Средних веков, в преданиях
и нравах которых сохранялось так много языческого; англосаксы в течение
полутора веков своего язычества (450-600 гг.); скандинавы, с историей которых в
течение столетия, непосредственно предшествовавшего их обращению, мы
достаточно знакомы, - все они далеки друг от друга; они жили в столь несходных
условиях, что нельзя прямо смешивать их в одну кучу. Последнее слишком часто
пытались делать, причем создавали из самых разнородных черт картину, которой
в том виде, как ее рисуют, не соответствует никакая определенная
действительность . Правильного процесса исторического развития также нельзя искать в
германском мире этого тысячелетия. Германцы этого периода часто жили в
изменчивых условиях; во время своих передвижений и при образовании своих государств
они воспринимали чужую кровь и чужие культурные элементы; они часто
смешивались с кельтами и усвоили себе многое из наследия римского мира. Конечно, это
относится больше к готам и франкам, чем, например, к скандинавам; тем не
менее, из того, что у некоторых германских народов действительно встречаются
черты более чистого, хотя все еще только относительно чистого, характера,
нельзя делать такие же заключения относительно общего германского достояния.
Но точно так же нельзя и совершенно отрицать общегерманские черты и в
религии. Конечно, ни системы, ни истории развития германской мифологии не
существует . О германской мифологии пишут так же, как о финской и славянской, только
пользуясь более богатым материалом: истории религии, подобной истории египет-
ской или индийской религии, здесь нельзя изложить. Но все-таки мы обладаем
здесь не только одними отрывками, но можем обнаружить в этой области и широко
разветвленные соотношения и связи.
Здесь мы наталкиваемся на много раз рассматривавшийся вопрос о единстве
немецкой и северной мифологии. Можно ли еще и теперь соглашаться с положением
Я. Гримма, "что если северная мифология не поддельна, то, следовательно, не
поддельна и немецкая и что если немецкая мифология принадлежит древним
временам, то, следовательно, также и северная"? Или следует вместе с Бугге, число
сторонников которого, по-видимому, все еще растет, рассматривать северную
мифологию почти целиком как создание позднейшего времени? Вопрос этот
чрезвычайно труден и тесно связан с критикой источников. Здесь, прежде всего, можно
установить двоякого рода положения, хотя и их достаточное обоснование выходит
за рамки нашего исследования.
Во-первых, мифология в том виде, как она является перед нами в Эдде,
представляет слишком очевидно продукт позднейшего времени, чтобы можно было ее
рассматривать как достояние древних германских племен. Нужно, насколько
возможно, проследить исторические влияния, которые просвечивают в оригинальных
образах северной мифологии. Но, во-вторых, многочисленные имена и отдельные
черты, одинаковые как в немецких, так и в северных верованиях и обычаях, не
позволяют объяснять северные формы только чужими, негерманскими влияниями и
на основании этого признавать их не имеющими цены для ознакомления с
германской религией. И здесь и там - одни и те же боги, а также много сходного в
культе.
Таким образом, во всяком случае, остается верным, что в германской
мифологии нужно разграничивать отдельные племена, народы и периоды резче, чем это
часто делается; но в то же время верно и то, что не представляется никакого
основания отстранять северную мифологию как совершенно чуждое, привнесенное
извне или искусственно выдуманное образование. При всем различии единство
этой группы народов остается твердо установленным также и в религии.
Исследование германской религии имеет для науки несравненно большее
значение, чем исследование других религий, стоящих на той же ступени развития,
например кельтской или славянской; этим значением германская религия обязана
богатству материала, находящегося у нас в распоряжении в данном случае. Этим
не только сильно увеличивается количество подлежащих обработке данных;
некоторые проблемы общей науки о религии гораздо лучше могут быть поняты с точки
зрения германизма, чем с какой-либо другой.
Ни в какой области нет более обильного, чем здесь, материала для сравнения
сказаний; например, с сагой о Зигфриде, которая известна нам в столь
многочисленных формах, критика может оперировать совершенно иначе, чем с теми
комплексами сказаний, которые, подобно греческим, известны только в одной или в
немногих неполных формах. Далее, кто хочет исследовать, имеют или нет
значение для религиозно-исторических изысканий народные суеверия, тот необходимо
должен при этом за исходную точку взять германский мир, так как его нравы,
обычаи, сказки известны нам в таком объеме, с которым наши сведения о других
народах не могут сравниться. Если желают понять, каким образом народ
присваивает себе в области права и нравственности плоды чужой, более высокой
культуры, то нельзя сделать ничего лучшего, как проследить отпечатки римской
образованности в средневековом германском мире. Таким образом, как для общих
религиозно-исторических, так и для культурно-исторических целей изучение
германской старины имеет гораздо большее значение, чем можно было бы подумать,
основываясь на недостаточной культурности древних немцев и скандинавов.
Но входить в рассмотрение занятий германистов мы здесь не будем. Мы не
пишем истории науки, а излагаем германскую религию. Так как мы отметили, что
попытка дать одну цельную картину была бы праздной, а изложить бесконечно
разнообразные детали ее мы не можем, то в этом чрезвычайно трудном положении
нам не остается ничего другого, как, сделав обзор источников, привести
важнейшее из исторического материала.
Обзор
источников
Источники, из которых мы черпаем наши сведения о германском язычестве,
очень разнообразны, и ценность, приписываемая отдельным категориям известий,
обусловливается преимущественно различием школ, на которые делятся
германисты. Прежде всего, мы встречаемся с известиями греческих и римских писателей.
То, что мы знаем из Страбона и Плиния о путешествии массалийца Пифеаса в IV
веке до н.э., имеет главным образом географическую ценность. Древнейшее
сколько-нибудь подробное сообщение о нравах германцев мы находим у Цезаря de
В. G. VI, 21 и след. Несравненно ценнее написанный Тацитом трактат: "De
Origine, situ, moribus ac populis Germanorum" ("О происхождении, положении,
нравах и племенах германцев"). Хотя у Тацита резко выражена противоположность
между свежим, естественным состоянием неиспорченных германцев и гнилостью
римской цивилизации и хотя его слог носит риторическую окраску, тем не менее,
его "Германия" не есть ни роман, ни идиллия, а очень ценное собрание точных
замечаний сначала о германцах вообще (гл. 1-27), потом об их отдельных
племенах.
Картина жизни германцев, которую изображает Тацит и которую мы можем
обогатить еще некоторыми чертами из его истории и летописи, во всем существенном,
несомненно, верна. Тацит дает чрезвычайно ценные, хотя не всегда ясные
сведения по этнографии. Служение богам, согласно его описанию, было просто;
изображений не было; германцы почитали в священных рощах "secretum illud, quod
sola reverentia vident" (нечто тайное, видимое только их религиозному
чувству) ; впрочем, они высоко ценили также мантику. Германских богов Тацит
называет преимущественно римскими именами: Меркурий, Марс, Геркулес; у свевов он
нашел служение какой-то Изиде, которую он считает за чужеземную богиню; пару
братьев "nomen Aids" у нагарвалов он сравнивает с Кастором и Поллуксом. У
соединенных ингевонских племен на одном из островов моря почиталась Nerthus
(мать-земля).
После Тацита литература в течение нескольких столетий почти совершенно
молчит о германцах, до тех пор пока эти последние с переселением народов не
появились опять на горизонте римского мира; историки последнего периода
древности и более ранние историки византийского периода занимались германцами:
здесь мы имеем в виду Аммиана Марцеллина, Прокопия, который рассказывал о
войнах Восточной Римской империи с персами, вандалами и готами, Агафия,
который продолжал историю Прокопия, и других. В VI в. среди самих остготов
возникла историческая литература: Кассиодор написал историю готов в двенадцати
книгах - эта история потеряна; сочинение Иордана (не Иорнанда) "De Origine
actibusque Getarum", напротив, дошло до нас; эта книга относится к 551 году.
Исследователь германского язычества должен будет изучить его следы также в
исторических произведениях и хрониках Средних веков. Во франкских
исторических рассказах Григория Турского (VI в.) , в лонгобардских - Павла Диакона
(VIII в., эти последние богаты народными сказаниями), в саксонских Видукинда,
а также и в других светских и церковных историях и источниках можно найти
кое-что из языческого периода. Особенного упоминания заслуживают исторические
произведения Бэды Достопочтенного и Адама Бременского. Нортумбрийский монах
Бэда, который писал свою "Historia ecclesiastica gentis Anglorum" в первой
половине VIII в. и, следовательно, по времени стоял еще очень близко к
язычеству в Англии, рассказывает о нем, однако, очень мало, так как его интерес
был прикован исключительно к церковным предметам. Несколько более, хотя тоже
немного, дает Адам Бременский, который издал свои "Gesta pontificum
Hamaburgensium" во 2-й пол. XI в. В качестве каноника он стоял близко к бре-
менскому епископу Адальберту, внимание которого было обращено на могучее
развитие церкви на скандинавском севере. Два столетия спустя один зеландец из
знатного рода, Саксон Грамматик, по поручению епископа Лундского написал на
изящном латинском языке 16 книг1 своей "Historia danica". Это сочинение,
источники которого в последнее время тщательно исследованы, имеет большую
ценность, как для сказаний, так и для древнейшей истории Дании; мифы, которых
имеется у Саксона несколько, он объясняет евгемеристически. Рядом с этими
историками должны быть упомянуты еще биографы, которые описали жизнь некоторых
миссионеров среди язычников-германцев и излагают многие черты германского
язычества; таковы Ионас из Бобио ("Vita Columbani"), Римберт ("Vita
Ansgarii") и другие.
Непосредственных остатков немецкого язычества немного. Мы не говорим о
находках доисторического периода. Важны многочисленные надписи по течению Рейна
и повсюду, где римские легионы посвящали алтари различным богам; но вопрос о
том, имеем ли мы здесь дело с римским, кельтским или германским божеством,
часто остается нерешенным. Не следует низко оценивать мифологические данные,
основанные на именах мест и лиц в Германии и Англии; они сообщают некоторые
сведения о распространении племен и культов. Именно англосаксонские
родословные, дошедшие до нас, сообщают нам о господствовавшем у германцев обычае
возводить княжеские роды к мифическим предкам. Единственный сохранившийся у нас
текст, относящийся к немецкому язычеству, состоит из двух магических
изречений, найденных Г. Вайтцем в 1814 г. в Мерсебурге в одной рукописи X в. К еще
более раннему времени, к VIII в., относят отрывок, который известен под
именем молитвы Вессобруннера и в котором в стихах с аллитерацией прославляется
величие Бога перед творением. Хотя здесь мы имеем дело с христианским
произведением, тем не менее, история религии не может пренебречь той чертой, что
Бог, окруженный своими духами, описывается как самый добрый из людей. То же
можно сказать и о "Гелианде", Мессиаде IX в., и о "Муспилли", или поэме о
пожаре мира и Страшном суде: обе они примешивают к христианской теме некоторые
языческие черты.
Разнообразно переплетенные образы героических сказаний у южных германцев
коренятся в бурях переселения народов, у северных - в периоде смелых морских
походов. Национальные сказания остготов рассказывают об Эрманарихе, о великом
Теодорихе и о круге его героев, между которыми фигурируют Гильдебранд и Га-
дубранд. У бургундов и рейнских франков находится родина сказания о Нибелун-
гах и целого комплекса сказаний, героем которых является Зигфрид. Южные
германцы создали сказания о Гильде и Кудруне; англосаксы привезли из своей
родины в Голыйтейне и Шлезвиге в Англию сказание о Беовульфе. У различных народов
мы встречаем в более или менее развитом состоянии много другого материала для
сказаний; таковы: Вольфдитрих и Ортнит у франков, Вальтари во франко-
аллеманском цикле; у многих племен были распространены рассказы об искусном
Виланде, которые, может быть, происходят из Нижней Германии; рассказы о Гель-
ге были в Дании, о Старкаде - в Норвегии; о последнем говорит сообщенный нам
Саксоном цикл песен.
Эти героические сказания представляют самое важное и самое богатое из того
наследства, которое нам оставила германская старина, и поэтому некоторые
исследователи не без основания делали их центром своих работ. Некоторые из них,
как остготское сказание о Теодорихе (Дитрихе) и франко-бургундское - о
Зигфриде , странствовали на большом пространстве, многократно комбинировались
друг с другом, в многочисленных формах были фиксированы немецкой и северной
литературой, дошли до датчан и англосаксов. История литературы и наука о ска-
заниях уже оказали достойное внимание на изучение этих странствований и
образований (песня о Нибелунгах, героические песни Эдды, Вользунга-сага, Вильки-
на-сага, датские Kaempeviser).
Рассматривая теперь то, что дают эти изыскания для истории религии, мы
должны взять за исходную точку знаменитую статью, в которой уже Я. Гримм в
главных чертах правильно определяет двоякое отношение героического сказания к
истории и мифологии. Нельзя отрицать, что германское героическое сказание,
как указано выше, имеет своей основой определенный исторический период; это
обстоятельство является предостережением для мифологов, которые из страха
перед эвгемеризмом отрицают в народных сказаниях всякое отношение к истории. Но
рядом с этим в героических сказаниях, несомненно, есть и много
мифологического. Смерть Зигфрида, золото, к которому пристает проклятие, сокровище, из-за
которого происходит бой, бесконечная битва воинов, постоянно вновь оживающих
после смерти, в Гиатнингавиге, бой Беовульфа и Гренделя, искусный кузнец и
т.д. - все это не может быть рассматриваемо как исторические события, но
должно считаться за мифические формулы. Несомненно, попадают на ложный след,
когда, отрицая самостоятельное образование героических сказаний,
рассматривают их просто как поблекшие мифы о богах и ставят малооправданный вопрос,
представляет ли Зигфрид или Беовульф Одина, или Бальдера, или Фрея.
Героическое сказание ведет самостоятельную жизнь; оно свидетельствует об изобилии
мифических воззрений у язычников-германцев, и эти воззрения в связи с
историческими воспоминаниями породили имеющиеся у нас эпические произведения.
Несомненно, ни одна из тех форм, в которых мы обладаем германским
героическим сказанием, не происходит непосредственно из языческого времени. Более
всего приближается к последнему Беовульф - эпос, в котором заключаются
сказания языческого происхождения, хотя он и составлен одним англосаксонским
христианином . Но трудно определить в частностях, насколько здесь, как и в
сказаниях о Гильде и Кудруне и о Нибелунгах, выражены языческие нравы и образ
мыслей. Несомненно, что рядом с историческими и мифическими составными частями
содержания не следует забывать и чисто поэтической стороны.
Блага, к которым стремятся люди, нравы, характеры переносят нас в
атмосферу, в которой просвечивают еще едва прикрытые языческие воззрения. Конечно,
здесь, прежде всего, имеется в виду не средневековая форма сказания в
верхненемецкой песни о Нибелунгах. Но то, что мы составляем наше представление о
древнегерманских идеалах и мотивах на основании того, что мы видим в Сигурде
(Зигфриде), Гагене, Беовульфе, Старкаде, имеет свое оправдание.
Многие считают главным источником германской мифологии "никогда не
останавливающийся поток живых обычаев и сказаний" - в "изобилии суеверия" (Я.
Гримм), в многочисленных сагах и сказках, нравах и обычаях, сведения о
которых на германской почве собраны в таком изобилии и разнообразии, как нигде в
другом месте. Часть этого материала обработана была в литературе, большую же
часть нужно было собрать из уст народа или из народных обычаев.
Что касается первой части, то сюда относится большая часть средневековой
литературы: прежде всего, церковные сочинения, законы и постановления,
формулы клятвенного отречения, правила покаяния, проповеди, homilia de sacrilegiis
(проповеди о кощунствах) ; отсюда мы узнаем о всякого рода вещах, которые
казались священникам дьявольским наваждением: о колдовстве и прорицании, о
почитании деревьев и воды. Но всякого рода народные суеверия содержатся и в
светских сочинениях и сборниках, подобных сборнику Гервазия из Тильбури, или
"Gesta Romanorum", или еще более поздней Циммеровской хронике, относящейся к
XVI в., а также в народных песнях. Но гораздо богаче этого собранного из
литературы материала источник устного предания; книжный рынок в Германии,
Франции, Англии в последние десятилетия переполнен почерпнутым отсюда материалом.
Ценность этого материала как источника для мифологии определяется очень раз-
лично. Со времени Я. Гримма привыкли относить к германскому язычеству почти
все, что находили в обычаях и сказаниях; а с другой стороны, учение Тейлора
об оживании и переживании другим путем приводило к тому же заключению, именно
что суеверие, живущее в народе, есть остаток древнего язычества.
Сравнительная школа, напротив, была склонна видеть в народной вере "низшую мифологию" и
объяснять сказки как популярную передачу мифов о богах и героических
сказаний. Но, в том или ином понимании, всеми было признано, что мифология не
может обойтись без этого народного предания.
Впрочем, после того как благодаря школе Мюлленгоффа получил распространение
более исторический способ рассмотрения, и с этим материалом выучились
обращаться иначе. Во-первых, ясно, что не все живущее в народе древне и имеет
языческое происхождение. Кое-что из того, что Я. Гримм считал за народное и
за изобилующее мифическими элементами, произошло в Средние века просто из
поэтического языка или каким-нибудь иным путем. Должно, следовательно, яснее
разграничивать старое и новое, чужое и туземное, искусственное и народное. К
этому присоединяется то, что иное кажется народным, не будучи таковым на
самом деле. Сказки, живущие в устах народа, не суть самопроизвольные продукты
народной фантазии, но находятся, как это отчасти доказано, в литературной
зависимости от индийских и арабских рассказов. Это побудило в свое время Манн-
гардта видеть истинное народное предание не в сказках, но в народных обычаях,
в вере в души деревьев и демонов хлеба. Но и в этом отношении германцы не
отличаются от других народов: уже Маннгардт описал аналогичные явления в
римских и греческих обычаях культа, и подобные явления встречаются также у
отдаленных друг от друга народов, совершенно не родственных в племенном
отношении. Таким образом, народные сказания и нравы совсем не такой верный источник
для германской мифологии, как это часто предполагали.
Но, несмотря на такие важные ограничения, этот столь богатый материал
народных суеверий все-таки остается обильным и необходимым источником для
мифологии. Согласие простейших формул сказок с ядром некоторых героических
сказаний и мифов о богах требует себе объяснения. Смешение языческих и
христианских элементов во многих современных нравах, в крестьянском, а также и в
праздничном календаре должно быть, насколько возможно, обосновано
исторически. Характерные особенности германской народной веры в отношении эльфов,
карликов и великанов, неистового войска и дикой охоты должны быть исследованы
как относительно различия, так и относительно связи их с родственными или
соседними группами народов, именно с кельтами. Наконец, и здесь исторический
метод овладел материалом и опроверг мнение, по которому сказания и нравы
совсем не должны были пониматься в связи с условиями места и времени.
Многочисленные собрания народных суеверий отдельных местностей в Германии и Англии
непосредственно показывают, что и в отношении этого материала мы должны
принимать во внимание не столько этнографические аналогии, распространенные по
всему миру, сколько определенную форму предания, непосредственно связанную с
местностью и племенным характером данного народа.
Обращаясь теперь к северной литературе, мы прежде всего замечаем, что
письменность там, за ничтожными исключениями, появилась после перехода к
христианству. Из языческого времени произошли некоторые стихотворения древних
скальдов, которые сохранились до нас или целиком, или в отрывках, будучи
включены в позднейшие исторические сказания. Эти скальды не были ни жрецами-
друидами или бардами, ни цеховыми мастерами пения. Они были придворными
поэтами времени викингов (около 800-1000 гг.) и в палатах вождей и знати
прославляли их геройские подвиги. Их поэзия была, следовательно, обращена к
интересам настоящего; вожди заботились о том, чтобы сопровождающий их скальд
мог хорошо видеть их военные походы, и ожидали от него песни (драпа), за
которую они богато награждали. Таким образом, скальды были истинными сынами
времени, когда слава и золото представляли блага, которых добивались с
наибольшим усердием. Их поэзия была ученой и искусственной; она состояла из ряда
перифраз и метафор, причем самые простые вещи говорились иносказательно. Этот
поэтический язык теперь кажется нам наивным и варварским; но это была
настоящая "охота за образами", при которой для обозначения одного и того же
употреблялся ряд часто очень натянутых перифраз. Эти поэтические метафоры
назывались kenningar; они были разнообразны, и многие из них заключали в себе
мифическое содержание. Для познания мифологии эта поэзия скальдов важна именно
потому, что она с несомненностью доказывает древность и подлинность многих
главных мифов, так как то, на что с ясностью намекают песни скальдов IX в. ,
не могло, конечно, быть составлено искусственно на христианской основе в
позднейший период Средних веков.
В близком родстве с поэзией скальдов стоят те песни, которые мы имеем в эд-
дах. Только эти песни - анонимные, между тем как имена и отношения придворных
поэтов мы знаем с точностью. В 1625 и 1641 гг. в Исландии на одном пергаменте
были впервые найдены прозаическая и поэтическая Эдды. Епископ Бриниольф,
сделавший последнюю находку, был так поражен ею, что высказывал о ней самые
странные суждения, будто это только тысячная часть чудесной Эдды, которая, в
свою очередь, составляет лишь часть "ingenies thesauri totius humanae
sapientiae conscript! a Saemundo sapient!п (великого сокровища всей
человеческой мудрости, записанного мудрым Семундом). Оба собрания доныне удержали за
собою название Эдд (бабка, теперь чаще переводится словом "поэтика");
поэтическую Эдду приписывали мудрому Семунду, что и сохранено условно, хотя само
по себе в высшей степени невероятно; творцом прозаической Эдды с большей
достоверностью считается Снорри.
В высшей степени запутанными являются главным образом вопросы о поэтической
Эдде. При этом следует различать содержание от составления; даже там, где
удалось столковаться относительно последнего, относительно происхождения
материала еще ничего не решено. Самый сборник не имеет никакого определенного
размера, и число и порядок песен не везде одинаковы. Понятно, что собрание
песен, в которых мифический и героический материал изложен не в официальной
форме, но в произвольной версии и которые притом не претендуют на
канонический авторитет и не служат богослужебным целям, не является строго
определенным. Кроме того, они, как известно, были впервые собраны в христианское
время; следовательно, никакие религиозные соображения при этом не имели
значения. Относительно их отечества (Норвегия, Исландия, Западные острова,
некоторые песни в Гренландии) и времени составления мнения сильно расходятся. Если
мы вместе с Финнуром Ионсоном отнесем не только важнейшие из этих песен, но и
наибольшее их число к IX в. в Норвегии, то тогда они должны принадлежать к
переходному периоду между язычеством и христианством, что, конечно, всего
вероятнее . Во всяком случае, ни одна из песен не выходит из пределов времени
викингов.
Когда поэтическая Эдда называется более древней, то это верно постольку,
поскольку в прозаической Эдде цитируются песни поэтической или предполагается
существование этих песен; но это не относится ко всем песням и к собранию как
таковому. С этой оговоркой можно придерживаться обычных обозначений.
Поэтическая Эдда содержит песни о богах и героях. Первых песен насчитывают
около пятнадцати. Они очень разнообразны по тону, ценности и характеру, и с
некоторыми из них связаны трудные вопросы. Многие содержат главным образом
кеннингары - ученую поэзию скальдов: мы разумеем Альвисмаль, Гримнисмаль,
Вафтруднисмаль, где мы встречаем более или менее важный мифологический
материал в смеси с номенклатурой скальдов. Более непосредственно мифологическими
являются Скирнисфёр и Тримсквида, которые выделяются среди песен о богах
также своим поэтическим достоинством. Первая рассказывает миф о Фрее и Герде,
вторая - миф о Торе, который возвращает свой молот из Иотунгейма; обе
обработаны уже несколько на сказочный манер. Еще в другом роде - Волюспа, изречения
Валы (пророчицы): это в некотором отношении важнейшая, а по мнению некоторых,
и старейшая из песен Эдды; последнее, впрочем, невероятно. В ней говорится о
происхождении вещей, о мировой драме и о конце ее; и содержание, и критика
текста, даже после мастерского изложения Мюлленгоффа, представляют еще
некоторые трудности. Не менее трудна песнь, называемая Локазенна и изображающая
спор, в котором Локи на пиру у Эгира бранит остальных богов: в этой песни
усматривали и трагическое настроение, и фривольную насмешку. Но стихотворение
заканчивается победой Тора над клеветником Локи. Эта песнь важна также по
намекам на некоторые мифы, неизвестные из других источников. К числу наиболее
интересных во всех отношениях песен принадлежит Гавамаль; она состоит из
нескольких отдельных частей - этических и магических изречений с мифическими
эпизодами; она представляет сама по себе маленький сборник, который более
всего приближает нас к действительной жизни с ее нравственными воззрениями и
руническим волшебством. Из названных примеров уже достаточно видно
значительное разнообразие характера этих песен, если даже и не приводить остальных.
О героических песнях, числом около двадцати, мы можем сказать еще короче.
Большинство из них излагает материал, относящийся к циклу сказания о Нибелун-
гах, но здесь этот материал не переработан в одно эпическое целое, а
рассказывается по отдельным частям. Эти песни Эдды, материал которых, вероятно, был
привезен на север два раза, представляют в некоторых своих чертах более
древнюю форму саги, чем песнь о Нибелунгах; тем не менее, они во многих случаях
не согласны и одна с другой и указывают на несколько форм сказания. Среди
героических песен Эдды Волюндарквида (сказание о кузнеце Виланде), вероятно
одна из древнейших частей сборника, также принадлежит к общему немецкому и
северному циклу саг. Но действительно богатый запас сказаний собственно севера
представлен здесь только песнями о Гельге.
Название "Эдда" (поэтика) принадлежит собственно прозаическим сочинениям.
Важнейшее между ними - Гильфагиннинг, или, по первоначальному заглавию, "Fra
asum ok ymi"; в нем излагается космогония и рассказываются преимущественно
мифы о Торе и Локи; оно представляет для нас значение хорошего мифографа. Оно
имеет форму беседы, в которой Гильфи получает сведения о происхождении мира,
о стихиях, богах, богинях и эсхатологии. В качестве источников употреблены
шесть эддических песен о богах, потом ученая поэзия скальдов и краткие
мифологические рассказы (frasagnir). Составителем, как ясно указывает введение
(formal!), был христианин, для которого древняя религия представляла уже
пройденную ступень, но все-таки была национальным достоянием. Ем целью было
исторически приблизить древнюю веру к христианскому сознанию, но главным
образом сохранить рассказы, знакомство с которыми было, безусловно, необходимо
для понимания поэтического языка. Этот трактат довольно единогласно
приписывается исландцу Снорри, так же как и другая статья под заглавием "беседы
Браги" . Еще единогласное приписывают Снорри главную роль в приведении "Скальды"
в ее теперешний вид. "Скальда" содержит объяснение мифологического,
поэтического языка Гейти и Кеннингар и искусственное стихотворение (hattatal) с
большим числом метров.
Таким образом, мы видим, что составлением Эдды занимались преимущественно в
Исландии. Этому острову принадлежали историки: Ари (1067-1148) , который
написал отчасти потерянную историю норвежских королей и колонизации Исландии; Се-
мунд Сигфуссон (1056-1133), основавший в Одде школу, где при его внуке
воспитался великий Снорри. Этот Снорри Стурлуссон (1178- 1241), поэт, историк (он
составитель главного исторического сочинения Геймскрингла) и государственный
человек, был несколько раз законодателем в Исландии; он посещал Норвегию и
наконец пал жертвой мести норвежского короля. Рядом с этими тремя именами
можно поставить только еще имя Стурлы (1214-1284), который написал историю
рода Стурлунхюв. Рядом с этими сочинениями, в Исландии и позднее в Норвегии,
появилось много анонимных исторических рассказов - саг, большей частью
перемешанных со стихами скальдов. Из саг мы узнаем о христианской проповеди в
Исландии (Торвальд-сага), о судьбах Оркнейских и Фаррерских островов, о
приключениях морских королей (викингов), которые основали в земле Вендов Иомсбург,
о деяниях датских и норвежских королей. Древнейшие и важнейшие из них - это
исландские саги, которые рассказывают об отдельных лицах и фамилиях. В этом
отношении ни одна сага не равняется с прекрасной сагой о Ньяле, в которой
подчеркивается святость права и закона. Важны для знакомства с древними
нравами и воззрениями также и другие, более значительные исландские саги,
которые большей частью появились в конце XIII в.: таковы саги о Эйрбиггии, Лакса-
деле, Эгиле и Греттире, таковы также более мелкие саги, сохранившиеся в
довольно значительном количестве. Еще к другой категории относятся мифические и
героические сказания: таковы Вольсунга-сага, Вилькина-сага и проч. Наконец, в
позднейшее время, главным образом в XIV в., появилась поддельная сага,
лжесага, искусственное произведение, явно указывающее на упадок этой литературы.
Кроме того, в северную литературу проник из чужих краев любимый в Средние
века романтический материал: истории Александра, Карла Великого и т.п. При
исчезновении саг на первый план выступили летописи, которые, черпая из древних
источников, подробно пересказывали историю; между ними скучная Flateyarbook
XIV в. сохраняет свое важное значение для науки благодаря содержащемуся в ней
материалу. Хотя вся эта литература появилась в христианское время, тем не
менее, она важна для знакомства с язычеством, о котором в ней отчасти говорится
и нравы которого проникли далеко в Средние века. Это в столь же сильной
степени относится и к собраниям древних законов, как и к исландским Gragas
(серый гусь), так и к норвежским; с ними следует также сравнить то, что известно
о правовых отношениях в древнем германском мире.
Исторические
отношения
Изложенное показывает нам, что о развитии древнегерманской религии не может
быть и речи. Если бы источники были изобильнее, то можно было бы попытаться
изобразить в ряде отдельных картин религию различных племен и периодов; но и
достижение этой цели еще далеко от нас. Однако в некоторых частях мы уже
можем различить более старое и более новое, иностранное и германское. Такие
попытки уже делались, но часто на основании предвзятых исходных позиций. Не
вдаваясь в критику этих опытов, мы приведем только некоторые из главнейших
положений.
Как повсюду, так и здесь самое начало ускользает от нашего взора. С
известиями Цезаря и Тацита германцы вступают на историческую сцену в качестве
полукочевых племен; но их политическое состояние и религиозный культ имеют уже
известную определенность и устойчивость. Происхождение их религии из
первобытного монотеизма так же мало может быть доказано, как и происхождение ее из
дуализма или анимизма; и то, и другое представляет теорию, которая навязана
фактам, но не выведена из них. Известно, что и германской мифологии досталась
часть первобытного индогерманского наследства. Сюда относится бог неба Цио-
Тивац, на которого со времени Мюлленгоффа смотрят как на главного бога
германских племен, и притом не без основания, хотя признавать надпись Marti
Thingso в Housestead/ e в Северной Англии за высший пункт, с которого можно
обозреть германскую мифологию в ее первоначальном единстве, - преувеличение.
Сведения Тацита противоречат этому взгляду лишь косвенно; он знает за
главного бога у западногерманских племен Меркурия, но он несколько раз упоминает о
важном положении Марса у многих племен.
Здесь можно было бы также указать, что Тацит "слишком часто умалчивает о
самых важных моментах" (Моммсен).
В те времена, относительно которых дошли до нас древнейшие исторические
известия, германцы испытали влияние народов более высокой культуры - кельтов и
римлян, с которыми у них были оживленные сношения. Поэтому-то и трудно
отделить у них национальное от чужого. Кроме того, исторические известия на
несколько столетий почти совершенно покидают нас. Мы почти совершенно ничего не
знаем об отношениях внутри Германии в промежуток времени от Тацита до
переселения народов. Это переселение народов само образует заключительный акт
пограничных битв между римлянами и варварами и многовековых многочисленных
походов кельтов и германцев на юг. Но мир, в котором поселились германцы, не
был для них совершенно чужим. Уже с начала императорского периода германцы в
постоянно возрастающем числе входили в состав империи в качестве колонистов
или солдат, а под конец также в качестве могущественных министров.
Следовательно, они усвоили себе кое-что римское, и, во всяком случае, в этот
промежуток времени не было места для самостоятельного развития их собственных
религиозных установлений и воззрений. Однако не следует думать, что поэтому они
потеряли все самобытное. Мы уже определили древнегерманское достояние в
мифических составных частях, которые срослись с историческими сказаниями из
времени переселения народов в одно героическое сказание. Нельзя отрицать древне-
германского характера и в некоторых чертах периода обращения в христианство.
Но мы не можем соединить эти черты в одну целую картину религии.
Иначе сложились условия для северных племен. Хотя страна, из которой
переселились в Англию англы и саксы - Голштейн, Шлезвиг и Ютландия, - и не лежала
совершенно вне кругозора римлян, но все-таки находилась вне области их
влияния. То, что эти племена перенесли отсюда в свое новое отечество, было чисто
германским достоянием. В самой Англии они также в течение более долгого
времени оставались довольно несмешанными. Здесь ход дела был не таков, как в
Галлии, где германцы овладели наследством римско-галльской культуры. Римское
господство в Британии уже исчезло прежде, чем там поселились англосаксы; с
туземным населением, христианами-бриттами, поселенцы мало смешивались, они их
просто оттеснили. Поэтому англосаксонская литература имеет для нас высокую
ценность. Хотя она и происходит из христианского времени, тем не менее, в
своих магических изречениях и особенно в героических сагах она сохранила для
нас древнеязыческие представления. Богатый мир сказаний и мифов, о котором
Беовульф отчасти нам сообщает, отчасти позволяет догадываться, мир,
интересные параллели которому доставляют датские саги и даже голштинские народные
суеверия, дает нам возможность взглянуть на то, что северные германцы создали
без постороннего влияния. То же самое относится и к некоторым отдельным
частям из Саксона, например, к песням о Старкаде. Такие создания германской
поэзии, образовавшиеся в своих существенных чертах еще в языческое время,
составляют важное вспомогательное средство для критики немецких героических
сказаний и северной мифологии.
Завоевание англосаксами Англии, а также поход Хоцилайка (Hygelac) к берегам
Северного моря (начало VI в.) были прологом к походам викингов, благодаря
которым норвежцы и датчане со времени около 800 г. находились в постоянных
сношениях с Францией и Британскими островами; при этом они не только опустошали
берега и страны далеко вверх по течению рек, но также основывали поселения и
государства в Ирландии, Нормандии и Англии. Эти живые отношения к
христианской культуре должны быть приняты в расчет в несравненно большей степени,
нежели влияние основанной также около 800 г. миссионерской епархии
Гамбург-Бремен, которая предприняла обращение скандинавского севера, но достигла лишь
ничтожных результатов. Напротив, многие датчане и норвежцы, пробывшие подоль-
ше в Англии или Ирландии, получили большее или меньшее понятие о
христианстве . Исландцы сначала имели особенно оживленные сношения с Ирландией. X в.
представляет время постепенного внедрения христианских влияний в среду
скандинавского населения. К середине X в. на норвежском престоле сидел король Га-
кон Добрый (935-961 г.), который, будучи воспитан в Англии при христианском
короле Адельстейне, сам сильно тяготел к христианству и, может быть, даже был
христианином; но он натолкнулся на такое враждебное отношение, что должен был
отказаться от мысли обратить в христианство свою страну. Этого достигли
позднее на одно поколение храбрый Олаф Триггвазон и после ранней смерти
последнего Олаф Гаральдсон (позднее причисленный к святым). С историей этих князей мы
знакомы подробно; впрочем, она не свободна от легендарных прикрас.
В этот промежуток времени, при переходе от язычества к христианству, в
Норвегии и Исландии возник тот цикл представлений, которые вошли в некоторые
рассказы (саги) и песни Эдды; многие из этих песен прямо относятся к X в.
Следовательно, они возникли не без побуждения со стороны более высоких
культурных элементов, которые влияли на еще неразвитых скандинавов из Англии и
Ирландии. При этом нужно иметь в виду и христианские мысли, и кельтские саги
и поэзию, и, наконец, также классическую литературу, которую особенно усердно
изучали в Ирландии. Вопрос о степени, в которой выказывалось действие этих
различных сторон, является у современных ученых еще очень спорным. Впрочем,
некоторые данные напоминают о необходимости при оценке этих чужих влияний
быть осторожным. Таковы, во-первых, произведения искусства, золотые
украшения, драгоценности, рога и т.д. с мифическими сценами. По Ворсаэ (Worsaae),
Стефенсу и другим, эти предметы должны быть древнее периода викингов; а так
как в них представляются известными разнообразные мифы, то в этих предметах
может содержаться доказательство того, что истории Одина и Фригга, Бальдера и
Локи, может быть, уже около 700 г. были в существенных своих чертах известны
на Севере. Подобного же результата достигает Финнур Ионсон через рассмотрение
кеннингаров из древнейших стихов скальдов; эти стихи предполагают уже
известным столь же значительный список мифов, какой был и в конце IX в.
Таким образом, несомненно, что признать северную мифологию за чисто
искусственный продукт, возникший около времени появления христианства или даже
позднее, было бы не только невероятно само по себе, но и противоречило бы
действительным фактам. Искусственная поэзия скальдов нашла уже целую
сокровищницу рассказов, развила ее, фиксировала, но при этом и перемешала с
чуждыми чертами.
Хотя и не всегда, но в отношении некоторых черт можно указать, что из
частностей представляет собой новое или старое, чужое или свое, первоначальное
или выдуманное придворными поэтами. Миф о Рагнароке и веру в Валгаллу уже
довольно давно стали причислять к более поздним составным частям. Мировая драма
в Волюспе: космогония, грех богов, мировая катастрофа - столь же мало
принадлежат древнему периоду. Но если вся система в том виде, как она находится
перед нами, и не есть первоначальная, то все-таки многие отдельные мысли и
рассказы легко могут принадлежать древнему язычеству. В отношении
космогонических черт немецкое язычество доставляет хотя и немногочисленные, но верные
параллели. Смерть Бальдера, несомненно, первоначальный миф, но значение ее,
как прелюдии к кончине мира, присочинено позднее. Здесь ясно обнаруживается,
как первоначальные элементы могли преображаться при измененном освещении.
Таким образом, вовсе не лишено вероятности, что около середины X в. какой-
нибудь язычник-скальд, знакомый с христианской системой, в противовес
последней изобразил в Волюспе языческую картину мира, которая, следовательно,
образовалась под косвенным влиянием христианства, но из языческих понятий (Финнур
Ионссон). Иначе обстоит дело со многими чертами из Гильфагиннинга, где рядом
сопоставлены христианские мысли (всемирный отец), совершенно искусственная
систематика (система двенадцати богов, номенклатура жилищ богов) и настоящие
мифы (Имир и проч.), находящиеся на разных ступенях образования. Вообще такие
различные ступени образования мифов могут быть указаны с ясностью. Рядом с
настоящими мифами природы (смерть Зигфрида и Бальдера, бой Беовульфа с Грен-
делем, Фрейр и Герда, молот Тора, Ожерелье) мы встречаем несколько
этиологических (произведение Ригом трех сословий, миф скальдов о поэтическом
напитке) ; другие мифы развиты на манер сказок (путешествие Тора в Утгардлоки);
некоторые объяснены или аллегорически, или евгемеристически уже в самом
рассказе , в котором они дошли до нас. Иногда древние элементы соединены в новый,
трудно понимаемый комплекс (Иггдразиль). Вообще здесь фантазирующие мифологи
могут найти для себя свою лучшую добычу, а серьезный исследователь -
труднейшие задачи.
На север также попадали рассказы и мысли из Франции. Так, оттуда большей
частью происходит материал героических сказаний в песенной Эдде. Верховенство
Одина у северных скальдов также лучше всего объясняется этими франкскими
влияниями. Во всяком случае, о них мы знаем меньше, чем об английских и
ирландских. Но как бы ни были важны эти франкские и кельтские влияния Западной
Европы на северную мифологию, все-таки языческая германская основа ее может
считаться установленной исторически.
Пантеон
богов
Мы не намерены здесь сопоставлять многочисленные известия о древнегерман-
ском культе и обычаях и все то, что мы знаем о священных рощах, храмах и
изображениях, жрецах, жертвоприношениях и праздниках, прорицании и волшебстве в
различные времена и у разных германских народов. Мы удовольствуемся
освещением нескольких общих, особенно характерных черт.
У германских язычников нигде не существовало развитого ритуала с
богослужебными текстами, праздничным календарем или особым сословием жрецов.
Служение богам не составляло самостоятельной сферы; культ во всех своих отношениях
сросся с общественной и частной жизнью; жизнь племени и государства, право и
нравственность повсюду были проникнуты религиозными формами. По Тациту,
соплеменники сходились в священных рощах также для политических целей; кое-где
существовали даже союзные святилища, вроде амфиктионий. У северных народов
даже в позднейшее время язычества храмы также представляли собой политические
центры; таковы были большие святилища в Петре на Зеланде и в Упсале в Швеции;
в то же время в Норвегии всякая община имела свой особый храм, а в Исландии
церковные и правовые подразделения совершенно совпадают.
И у германцев Тацита, так же как и у англосаксов и на скандинавском Севере,
жрецы имели юридическую силу и политическое влияние; по Тациту, они
осуществляли уголовное право velut deo imperanti (как бы по повелению божию); у
англосаксов они, впрочем, не могут носить оружия и ездят верхом только на
клячах; но Койфи, который первым подал пример отречения от языческого бога, был,
очевидно, очень уважаемым лицом. Годы в Исландии были в то же время
начальниками и судьями, и их влиятельное положение законодателей пережило языческую
религию. Таким образом, германский жрец стоял в центре общественной жизни; но
священные функции не составляли его монополии: мы часто видим, что
жертвоприношения совершаются также королями и ярлами, и нигде нельзя открыть следа
замкнутой жреческой касты, которая бы имела свою собственную сферу власти.
Жертвоприношения также стояли в тесной связи с разнообразными условиями
общественной жизни. У Тацита семионы в своей роще сообща приносят торжественную
человеческую жертву. Позднее праздничные и политические собрания (Thing)
также сопровождаются жертвоприношениями, и притом часто имеющими мантический ха-
рактер; определенные поводы, вроде войны или голода, также требуют мантиче-
ских или искупительных жертвоприношений. Когда Олаф Триггвасон хотел сломить
сопротивление, оказываемое принятию христианства, то он пригрозил языческим
ярлам, что, в случае возвращения к старой вере, в жертву оскорбленным богам
должны быть принесены именно самые главные начальники. С процессом германских
жертвоприношений мы знакомы, кроме рассказа Страбона о кимврах, только из
северной литературы. Но народные нравы, известные обычаи в земледелии и
скотоводстве, разные верования и народные обычаи в течение двенадцати ночей в
июле, когда проявляют свою деятельность всякого рода привидения, в Вальпургиеву
ночь (1 мая), в Иванов день (24 июня), в день Мартина (10 ноября), сохранили
много языческого. Отсюда мы видим, как тесно срослись с жизнью древний культ
богов и вера в духов. Однако, во всяком случае, это нечто другое, чем
жреческий обрядовый календарь, который мы отрицали у германцев; нельзя даже
доказать , чтобы три больших ежегодных жертвоприношения о посеве, жатве и победе,
упоминаемые у Снорре, были бы общим явлением на севере. Более обширный цикл
образуют праздники, совершавшиеся раз в девять лет, подобные тому, который
праздновался в Упсале большими гекатомбами.
В качестве второго главного признака древнегерманской религии мы укажем на
общее выдающееся значение мантическохю и магического элементов. Уже согласно
Тациту, истолкование общественных знамений составляет главную функцию жрецов,
и женщины-прорицательницы, подобные деве Веледе у Бруктеров, играют важную
роль. Существовали, следовательно, как мантика знамений, auspicia sortesque,
так и внутреннее познавание, присущее духу прорицателя. То же самое относится
и к позднейшим временам.
Знамения были различны: ржание лошадей (у Тацита), птицы, жертвенные котлы
(уже у Страбона), жребий; мантические идеи лежат также в основании ордалий
(божьих судов) разного рода; но самое главное - это мантические и магические
руны. Рядом с этим в северной литературе широко распространены сновидения и
открывает тайны пророчица Вала.
Не менее было распространено волшебство; об этом свидетельствуют и
литература, и народные суеверия. Даже боги в Эдде являются великими волшебниками.
Как глубоко вкоренилась практика волшебства, мы видим, например, из сказания
о Торвальде, в котором сам христианский епископ изобличает язычника,
посредством обливания горячей водой лишив волшебной силы камень (или идола), в
котором обитал мантический дух. Куда бы мы ни оглянулись в германском мире,
всюду мы натыкаемся на волшебство. Гримм собрал богатые данные о суеверии, о
травах и камнях, заговорах и сагах. Многое из символических обычаев культа
деревьев и жатвы, собранных Маннгардтом, многое из того, что еще и теперь
живет среди сельского населения, как запасной огонь и тому подобное,
основывается, в конце концов, на магических представлениях.
По отношению к культу мы могли, по крайней мере, установить несколько
главных положений, относящихся к предмету в его целом; в отношении благочестия и
нравственности и это невозможно. Каким образом мы могли бы познакомиться с
внутренней жизнью народов, которые не говорят непосредственно с нами через
литературу? Ступень моральной рефлексии не была еще достигнута германским
язычеством. Следов сердечного отношения к богам почти не встречается.
Важнейшие черты и мотивы, резко выраженные у Тацита, это - глубокое благоговение
перед божественным, нравственная чистота, главным образом в отношении
почтения к женщине, святость гостеприимства; впрочем, в противоположность этому, в
качестве опасной язвы, страсть к пьянству. В Эдде Гавамал настойчиво
подтверждает некоторые изречения, касающиеся опытной мудрости и предусмотрительной
осторожности в отношениях с людьми, причем опять на первый план выступает
отношение к гостю. Саги и мифы в эпосе и песнях прославляют мужество,
рассудительность и даже хитрость; а наиболее желательными благами являются в них по-
беда, слава, богатство. В особом положении находится правдивость; требование
ее то настойчиво подчеркивается, то, в случае умной хитрости и даже
коварства, остается в пренебрежении. Если в начале Средних веков в Германии главной
добродетелью мужчины считается верность, а главной добродетелью князя -
кротость и щедрость, то в этом мы находим смешение языческих идеалов с
настроением, образовавшимся в первые века христианства. Главной чертой в эпосе, с
которой мы встречаемся также и в период викингов, является сильно
фаталистическое настроение: повсюду, как в Гелианде, так и в англосаксонской
литературе, играет роль сила рока; главная мысль и в эпосе, и в сагах состоит в том,
что никто не может убежать от своей судьбы.
Боги
и вера
Как ни много положено труда на то, чтобы произвести германских богов из душ
или демонов, тем не менее, нельзя отрицать, что наши древнейшие сведения
представляют нам крупные фигуры богов. Тацит знает их несколько с римской
интерпретацией (Меркурий, Геркулес, Марс) или под туземными именами (братья
Апьцис, Нерфус). Естественно, что древним германцам известны были также души
и духи природы, но религиозное почитание преимущественно было обращено на
главных богов.
Германские боги были, без сомнения, богами природы. Таковы были уже три
видимых бога, приписанные германцам Цезарем: Sol, Vulkanus, Luna; но довольно
замечательно, что мы едва ли можем или даже совсем не можем отождествить их с
известными нам германскими божествами. Между последними мы встречаем божества
ветра, грома, неба, огня и земли. В многочисленных, часто отрывочных, часто
также сильно искаженных, мифах, в эпосе и северной литературе присутствие
главных формул натуральной мифологии несомненно; здесь мы встречаем солнце,
времена года, смерть природы, небо и землю. Характерно, что в
северогерманских мифах - как в эпосе Беовульфа и Гильды-Гудруны, так и в Эдде - играет
роль жизнь моря.
Следовательно, в основе огромного большинства германских богов лежит жизнь
природы; тем не менее, не следует считать их преимущественно природными
сущностями , и их природное значение даже далеко не всегда бывает ясно. Германцы
видели в своих богах, прежде всего, богов племени или народа. Три главных
племени: ингевоны, герминоны и истевоны - имели своих племенных героев-
эпонимов (Тацит, Germ., 2), в которых предполагают или главных богов Фрейра,
Тиваца, Вотана, или одного Тиваца в трех видах. Гермундуры почитали Марса,
хатты - Меркурия (Ann., 13, 54); культ Изиды находили у части швабов (Germ.,
9); у семнонов был кровавый культ "regnatoris omnium dei", всеобщего
властителя (Germ., 39) , у нагарвалов почитались двое юношей - Кастор и Поллукс
(Germ., 43) , между тем как семь родственных племен ежегодно устанавливали
священный мир во имя Нерфуса (Germ., 40). То, что мы находим в этих
древнейших источниках, вполне подтверждается; впрочем, это значит не то, что в
каждом племени почитался исключительно один бог, но что каждое племя или народ
имели своего главного бога: так, швабы назывались циувари (слуги Цио) , фризы
служили Форсету, святилище которого находилось на Гельголанде, как охранителю
права в их народе. Во многих случаях эти боги суть в то же время и предки
княжеских родов. С распространением отдельных богов в германском мире мы
знакомимся главным образом из названий мест и имен лиц. Так, мы знаем, что Тор
был главным богом Норвегии, Фрейр - Швеции. К этому географическому или,
лучше сказать, этнографическому распределению богов, всего вероятнее, относится
также столь много обсуждавшаяся противоположность между азами и валами в
северной мифологии. Ваны - Ниорд (родственный Нерфусу), Фрейр, Фрея - суть боги
ингевонских племен и через последних перешли к шведам. Впрочем, все эти
отношения выяснены не вполне; трудно объяснить, почему в англосаксонских
генеалогиях Фрея так сильно заслоняется Вотаном.
Некоторые стремятся определить противоположность этих групп богов как
культурно-историческую и этическую; при этом ваны рассматриваются как кроткие
боги плодородия, богатства, мира в противоположность более суровым азам. Но в
действительности такой противоположности не замечается. Хотя Фрейр и
представляет бога, почитаемого фаллическими символами и процессиями, но в Упсале
он стоит рядом с Одином и Тором. Вообще, об этическом характере германских
богов мало можно сказать. Они имеют, конечно, некоторые этические функции,
охраняя право в народном собрании, но их образы не заключают в себе никакого
этического содержания. Северная искусственная поэзия впервые ввела мысли о
нравственной вине, о мировом порядке и о полном его обновлении. В общем,
личная форма германских богов мало сложилась; даже поэзия Эдд изобразила
сколько-нибудь типически лишь немногие фигуры. Таковы Один - мудрый, знакомый с
волшебством; Тор - храбрый боец против великанов; Локи - хитрый пройдоха,
постепенно вполне превратившийся в дьявола; Бальдер - кроткий любимец богов,
охарактеризованный скорее пассивно, тем, что он есть, а не тем, что он
делает .
Один, или Вотан
Переходя к образам отдельных богов, мы намерены коснуться лишь главных
пунктов; в этой области до сих пор больше проблематичного, чем разрешенного.
Немецкий Вотан (Вуотан), которого Тацит, вероятно применяясь к главному
галльскому богу, называет Меркурием, принадлежит особенно истевонам, позднее
франкам. В Южной Германии он почти не встречается, но в англосаксонских
родословных именах он фигурирует на первом плане, так же как и в племенном
сказании лонгобардов. На севере мы уже встретили его в упсальскои триаде, хотя там
Один первоначально и не был туземным богом. Вывести из одного центрального
значения все атрибуты и функции этого бога и мифы о нем нет возможности. Уже
его имя указывает на него как на бога ветров; с другой стороны, многое
свидетельствует о его значении как бога умерших: впрочем, эти две стороны не
исключают одна другую, так как и "дикая охота", и "свирепое войско"
представляют толпу умерших, неистовствующую в воздухе. То обстоятельство, что верховным
богом сделался бог ветра, представляет трудность, которую едва ли можно
обойти, понимая вместе с Мопсом первоначальное прилагательное Wodanaz как атрибут
бога неба, чему, однако, нет доказательств. С другой стороны, нужно заметить,
что если дать центральное место значению Вотана как бога умерших, то с этим
не согласуется большинство мифов о нем. Отношения Вотана к плодородию и жатве
нельзя вывести из его значения как бога умерших; а его положения в качестве
предка княжеских родов нельзя вывести из его значения как бога ветров. В лон-
гобардском сказании он прямо определяется как бог неба. Следовательно, как
обыкновенно часто бывает с главными богами, к первоначальному значению Вотана
привилось нечто такое, благодаря чему это значение может быть распознано
только с трудом. Позднейшая его форма в Эдде ни в каком случае не может
служить для определения его первоначального значения и не является прямым
развитием его первоначальных черт. Многие мифы в Эдде, главным образом миф о висе-
нии его на дереве ветров, малопонятны. Вообще, здесь Один является
рассудительным и мудрым волшебником, странствующим в разных видах, знатоком рун,
богом скальдов, господином войны, принимающим храбрецов в Валгаллу. Самыми
поздними формами должны быть форма высшего бога неба, всеобщего отца,
управляющего ходом дел в мире, и евгемеристическая форма Одина, короля Асгарда,
пришедшего в Норвегию из Азии.
Примерно так представляли Тора.
О главном боге грома, Торе, рассказывается во многих песнях Эдды и сказках
Гильфагиннинга. Он был туземным богом в Норвегии и Исландии, но известен
также и немцам под именем Доннара. Не так ясно натуральное значение Фрейра и
Бальдера: оба имени значат господин; Бальдер, сияющий бог1, считается большей
частью за бога солнца. Мы уже видели, что первоначально главным богом был,
весьма вероятно, бог1 неба Цио, Тивац, с образом которого мы опять встречаемся
под именем Ирмина, Эра, Сакснота. В северной мифологии он сильно отодвинут на
задний план; здесь он - бог1 меча, Тир, однорукий аз. Между остальными
образами северной мифологии некоторые поздние образования периода скальдов
представляют поэтические или генеалогические фикции без реального значения в
культе или в мифах; но за некоторыми другими приходится признать более важное
и более первоначальное значение, чем то, на какое указывает занимаемое ими
низкое положение. Таков Геймдалль - сияющий бог света, которому "всюду
принадлежит раннее время, начало" (Уланд) и который ежедневно сражается с Локи
из-за Бринзингамов; таков также Гёнир, прежде, наверное, бывший одним из
главных богов, вероятно, близкий к Геймдаллю; таков, главным образом, Локи (и
его двойник Лодур) - бог огня; имя его значит "оканчивающий", и, может быть,
это первоначальное его имя; в мифах о нем - целая путаница искусственных и
первоначальных мыслей, которая, несмотря на многие почтенные попытки, еще
ждет своего разрешения.
По наущению Локи слепой Хёд убивает своего брата Бальдра.
Существование культа Бальдера, Геймдалля, Локи и некоторых других богов
почти или вовсе не доказано. Главными богами культа предпочтительно перед
всеми были Вотан, Донар и на севере также Фрейр.
Рядом с этими богами стоят богини; но они так мало индивидуализированы, что
их всех вместе считали формами одной богини земли, тацитовой terra mater, под
разными именами. Однако это неправильно по многим основаниям. Гель есть
богиня подземного мира в ином смысле, чем terra mater. Фрийя (Фритта), супруга
Одина, несомненно, является преимущественно богиней воздуха или неба. В своих
главных функциях и в своих отношениях к рождению и смерти, к посеву и жатве,
к пряже и тканью богини также или совсем не являются богинями земли, или
являются такими только очень косвенно. Во всяком случае, при их ничтожном
индивидуализировании очень трудно или совсем невозможно решить, представляют ли
Ринда, Герда, Менглод в Эдде, немецкие богини Перхта и Гольда, фигурирующие
рядом с Фрией во 2-м мерзебургском заговоре, и многие другие самостоятельные
образы или же это побочные формы, имена одной или немногих главных богинь.
Второе более вероятно. В культе жили загадочная Изида у швабов (Germ., 9),
Тамфана у марсов (Ann. 1,51) и главным образом Негаленния на Нижнем Рейне, от
которой остались алтари и надписи. Более всего индивидуализирована северная
Фрея; но она, вероятно, представляет создание скальдов, которые придумали
женскую фигуру, соответствующую Фрейру, и перенесли на нее все то, что
первоначально относилось к другим богиням. Достояние северной поэзии составляют
также валькирии - воинственные девы, дающие победу, а также дарующие судьбу
норны. В этих образах чрезвычайно трудно разделить более поздние элементы от
более древних. Относя их целиком к позднейшему периоду, не следует забывать,
что валькирии имеют свою точку опоры в немецком Идизе и что сила,
распределяющая судьбу, не могла быть вполне позднейшей фикцией, не имеющей корней в
народной вере.
Из "низшей мифологии" мы оставляем в стороне то, что хотя в редком изобилии
и редкой полноте встречается нам в германском мире, но зато в значительной
мере сходно с тем, что мы находим повсюду: это - культ воды и деревьев, вера
в души и в духов, беснование, ведьмы, оборотни, привидения. Души умерших
имели многочисленные места обитания (горы мертвых) и воплощались в различных
образах, например в мышах (мышиные башни, гаммельнский крысолов); на севере
душа (fylgia) представлялась спутницей человека. Давящие духи (Альп, Маре) и
волки-оборотни, неистовые берсеркеры на севере, также принадлежат
анимистическому циклу идей. Специальное германское достояние составляет дикая охота или
свирепое войско, а также старое войско - разъезжающая в воздухе толпа
мертвецов, которая первоначально стояла вне всякого отношения к Вотану, но потом
считалась его свитой. Но в особенности мы должны описать великанов и эльфов,
которые занимали выдающееся положение в народных сказках и мифах Эдды; эльфы
имели также свой культ.
Великаны (Lotnen, Thurse, Hunnen, Ente) представляют в Эдде более старое
поколение богов, во многих случаях родственное азам. Но мы не можем считать
их за потерявших свое положение богов более древнего времени; сомнительные
следы культа великанов в высшей степени слабы. Их характер груб и дик; их
гнева (jotunmodr) нужно бояться; они проявляют свою большую физическую силу в
бросании камней и в перемещении гор; они неблагосклонны к земледелию, и куда
проникает последнее, оттуда великаны удаляются. Но не все великаны
представлялись абсолютно злыми и безобразными; некоторые великанши обольстительно
прекрасны; вообще великаны прямодушны и добросердечны; их мудрость сохраняет
старинные установления (Мимир; норны также суть дочери великанов); они
искусны во всякого рода постройках. Мы не можем здесь перечислить всех великанов
воды, воздуха, огня и земли в мифах и сказках Германии. Но мы должны точно
определить их значение в мифологии Эдд. Эта роль особенно важна в космогонии:
великаны суть первые существа; мир образовался из тела первого великана Ими-
ра. С азами великаны во многих случаях враждуют; особенно Тор - их враг;
Один, напротив, часто советуется с ними. Противоположность их азам выражена
не резко, и в эсхатологии великаны занимают лишь очень второстепенное место,
так как родству их с Локи нельзя придавать большего значения, чем связям,
которые соединяют с великанами и других богов. Ошибочно поэтому, подобно
некоторым, обострять противоположность между великанами и азами и усматривать в
ней какой-то дуализм грубой силы природы и духовного порядка.
Имеющийся материал мог бы быть обработан в этом смысле; но ни немецкие
сказки, ни мифография Эдд не перетолковывали азов и великанов так, как это
сделали с титанами и олимпийцами Гесиод и Эсхил.
Эльфы, Вихты (Wiehte), карлики, обозначаемые еще многими другими общими и
частными именами, в меньшей степени, чем великаны, вошли в мифологическую
систему, но в народной вере коренятся гораздо глубже последних. Эдда знает их
большое искусство: они сделали молот Тора, корабль Фрейра и еще некоторые
прекрасные работы. В нескольких строфах, включенных в Волюспу, рассказывается
о том, как созданы были эльфы, и дается много имен карликов распределенных в
три группы. Но карлики стоят дальше от кругозора Эдды, чем великаны. Иначе
было в народной вере. Существуют ясные указания на культ карликов,
жертвоприношение им обозначалось словом Альфаблот (Alfablot); еще в этом столетии в
Швеции можно было найти алтари эльфов, на которых приносились дары за
больных.
Эльфами занималась не только фантазия; люди приходили в соприкосновение с
ними также и в повседневной жизни. Эльфы были личными духами-хранителями; их
ролью была забота о малом. Общего объяснения, подходящего ко всем видам
эльфов , дать невозможно. Некоторые из них находятся в тесной связи с природой;
встречая другие имена, как, например, домовые (heimehen), мы вспоминаем о
душах умерших; но ни то, ни другое не может служить основой для объяснения всех
эльфов. Гримм разделил различные виды эльфов на три группы: светлые эльфы
(Liosalfar), серые или бурые (Dockalfar) и черные (Svartalfar); эти последние
суть карлики, живущие под землей, где они охраняют сокровища; они боятся
света и часто невидимы благодаря шапке-невидимке.
Есть и еще разнообразные роды эльфов и карликов, которых более или менее
можно включить в те же категории: таковы земные человечки (Erdmannchen),
толстухи (Trollen), ведьмы (Truden), водяные эльфы (куколки - Mummelchen, никсы
- Nixen), непреодолимо увлекающие людей в глубину, домашние эльфы (кобольды -
Kobolde), домовые - Poltergeister и между последними Puck, RQpel, Claus и
проч. Некоторые карлики и эльфы лично известны из сказок: таковы Оберон, Пил-
виц, Лаурин, Рюбецаль, Ганс Гейлинг (Hans Helling) и др. Характер их часто
бывает дружелюбный и приятный. Они называются тихим народом (das stille
Volk), добрыми друзьями (gute Holden), мирными людьми (friedliche Leute), Ли-
уфлингар (Liuflingar), Гульдре (Huldre); светлые эльфы всегда блестящи и
любезны. С другой стороны, они опасны для людей: их взгляд причиняет смерть,
они крадут детей и подсовывают на их место подкидышей; производимое ими
удушье пугает спящего. Иногда они преследуют людей действительно из злобы,
иногда просто из озорства, которое, впрочем, часто причиняет довольно много
вреда; иногда они ищут человеческой помощи, например для ухода за эльфянками при
родах. Часто идет речь о браках между людьми и эльфянками; напомним истории
Мелузины и Ундины; на трогательную черту последнего рассказа, что эльфянка-
женщина держится за мужчину, чтобы сделаться участницей в бессмертии души, мы
должны смотреть уже как на неязыческую. Боязливость эльфов, о бегстве которых
рассказывают некоторые сказки, пытались объяснить сознанием, что с принятием
христианства их царство должно окончиться. В частности, многое в этой области
еще ждет критической обработки, хотя многое уже собрано и приведено в
стройный порядок.
КЕЛЬТЫ
Кельтская ветвь индогерманского племени первоначально была распространена
по всей Западной Европе; мы встречаем кельтов по обе стороны Альп (с римской
точки зрения Gallia eis et transalpina - Галлия по эту и по ту сторону Альп),
во всей области от Рейна до Атлантического моря, а также и в некоторых
местностях по правую сторону Рейна, в Гельвеции и т.д., как еще и теперь
показывают названия мест. Трудные вопросы относительно пограничной черты между
кельтами и германцами и относительно кельтских походов в Южную Европу
разбирает главным образом Мюлленгофф. Не менее трудные вопросы о тех народностях,
которые оставили нам свои могилы, кости, орудия, каменные строения, остатки в
пещерах и речных наносах, рассматривает доисторическая археология. Но эти
первобытные народности мы не можем без дальнейших рассуждений причислять к
кельтам.
Наше внимание обращается к двум странам: Галлии и Британским островам;
историческая связь этих стран была известна уже Цезарю. Но мы не можем
соединить в одну общую картину сведения об этих двух областях. О религии галлов
довольно обильные сведения сообщают римские писатели, прежде всего сжатое, но
содержательное описание дает Цезарь. Сюда присоединяются очень многочисленные
надписи римского времени с множеством туземных названий богов и эпитетов;
впрочем, при этом часто бывает сомнительно, имеем ли мы дело с кельтским,
германским или римским божеством. Материал доставляется также наукой об
именах и народными суевериями, особенно в Бретани. В качестве высшего бога
галлов Цезарь называет Меркурия, рядом с ним Аполлона, Марса, Юпитера, Минерву и
как родоначальника народа Диспатера (Dispater). Римские названия должны, по-
видимому, определять также характер и главные функции галльских богов;
Аполлон, по Цезарю, главным образом есть бог-целитель.
Впрочем, желательно было бы определить, насколько правильна эта римская
интерпретация; атрибуты Меркурия, покровителя искусств, сношений и торговли,
несколько странны для высшего бога. Туземные названия богов даны в нескольких
стихах у Лукана; но нет основания рассматривать Тевтатеса (Teutates), Эзуса и
Тараниса как триаду высших богов.
Имя Тевтатес напоминает тевтонов, которых в настоящее время считают за
кельтов; словом Эзус (Aes) роды богов назывались также в Ирландии; в Таранисе
с его молотом одни видели бога грома, другие - Диспатера. Надписи дают много
туземных эпитетов этих богов: Mercurius Dumias и Arvermis; его женская пара
Росмерта; Apollo Borvo (Бурбон), Grannus (aquae Granni, Аахен); большинство
этих эпитетов имеют географическое значение. Кроме того, здесь фигурируют
леса и деревья, горы, реки и ручьи: Dea Abnoba (Шварцвальд) , Dea Arduinna,
Vosegus; надписи, посвященные sex arboribus, Fatis dervonibus; далее реки:
Sequana, Icaunus (Ионна), источники: Dea Clutonda, Dea Acionna. Несомненно,
кельтские Matres (Matronae, также Matrae), которые почитались по всей
Западной Европе преимущественно группами по три, также называются по местности.
Они представляют богинь-покровительниц; их думают найти в белых дамах и
некоторых добрых феях.
На первом плане в галльской религии фигурирует жреческое сословие друидов.
Уже некоторые из древних писателей, например Тимаген (у Аммиана), производят
мудрость друидов от Пифагора и думают, как и некоторые новые исследователи,
что друиды облекали в глубокомысленные символы тайную мудрость. Гэдо,
напротив, ставит друидов наравне с жрецами диких племен и уменьшает их знания до
"un peu de physique amusante" (немножко занимательной физики) . Ни тот, ни
другой взгляд не могут быть доказаны на основании источников.
Друиды составляли организованную жреческую корпорацию, центром которой был
Карнутум. Глава их выбирался из их среды. Они не составляли наследственной
касты, но набирались из лучших юношей народа. Диодор и Аммиан упоминают три
или четыре названия подразделений или степеней друидов; Цезарь не знает этих
подразделений, но называет многочисленные преимущества, на которых
основывалось влияние друидов. Влияние это было, прежде всего, политическое: Эдуй Ди-
витиак, приходивший в Рим в качестве посланника и друга и известный Цицерону,
был друид; позднее Тацит упоминает о многих друидах, которые подстрекали к
войне против Рима. Лично они не ходили на войну и были также свободны от
податей; но в их руках было уголовное право, и они могли наказывать непослушных
интердиктом и исключать их из участия в священнодействиях. Культ был
кровавый: богам приносились в жертву люди, особенно преступники.
Характерную церемонию описывает Плиний: друиды должны были при лунном
свете, в белых одеждах, срезать золотым серпом с дубового дерева омелу (guy) и
собирать ее в платок, чтобы приготовить из нее целительный напиток. Мы
оставляем под сомнением глубокое символическое значение, которое многие
приписывают этому обряду. В европейских народных верованиях и обычаях омела фигурирует
часто.
Прорисовка древнего галльского барельефа (54 г. до
н.э.), как считалось ранее, изображающего друидов.
Друиды занимались также мантикой и врачебным искусством. Но в особенности
они были воспитателями юношества. Они посвящали его в учение, которое
передавалось устно в стихах, но не было записано; для полного знакомства с ним
часто требовались двадцатилетние занятия. Это учение должно было заниматься
космологией и движением звезд (Цезарь); но центральным пунктом его, по-видимому,
была вера в бессмертие, так как в могилу вместе с умершим клали разные вещи
для его потребностей и живым давали в долг деньги, назначая срок уплаты за
гробом. Друиды учили также вере в переселение душ; это служило побуждением к
добродетели и к преодолению страха смерти.
Положение, занятое по отношению к друидам римлянами, со временем совершенно
изменилось. Цезарь опирался на друидов в борьбе с всадниками. Но после
завоевания общим правилом стало противоположное отношение. Галльские всадники
находили в Риме почетные места, но влияние туземных друидов на народ нужно было
сломить. В основании преследования лежала, следовательно, политическая, а не
религиозная нетерпимость. Впрочем, на римлян сильное впечатление производила
жестокость и грубость друидического культа. Лукан в трех строках говорит: о
Тевтатесе, что он "sanguine diro placatur immitis" (жестокий умилостивляется
страшными кровавыми жертвами), об Эзусе - что он "horrens feris altaribus", о
Таранисе - пага поп mitior Scythicae Dianae" (его алтарь не милостивее алтаря
скифской Дианы). Римляне должны были запретить такие человеческие
жертвоприношения и вместе с тем сломить политическое влияние друидов. Тиберий
"sustulit druidas et hoc genus vatum medicorumque" (терпел друидов и весь
этот род пророков и знахарей) (Плиний); о Клавдии Светоний говорит даже, что
он религию друидов "penitus aboleuit" (вполне уничтожил).
Таким образом, в Галлии кельтская культура была вытеснена римской; на
Британские же острова рано проникло христианство, и уже около 400 г. оно было
туземным явлением в чисто кельтской Ирландии. Этих кельтов делят обыкновенно
на две большие группы: на ирландскую, или гойделическую, ветвь и на
британскую, к которой принадлежит кимврская, или уэльсская, ветвь, а по ту сторону
канала - Арморика. Кельты Британских островов оставили нам обширную
литературу. Я разумею при этом не столько латинские сочинения: Гильдас, De excidio
Britanniae (ок. 560), которым кельты впервые "дебютировали во всемирной
литературе" ; Ненний, "Historia Britonum" произведение IX или X в., о котором
теперь ведутся горячие споры; я имею в виду ирландские источники.
Начиная с V в. Ирландия была местопребыванием культуры; классическая
литература изучалась там в то время, когда знакомство с греческим языком почти
исчезло в остальной Западной Европе; в VII в. ирландцы стоят на вершине
культуры, и еще в школах времени Каролингов они были излюбленными учителями.
Впрочем, эта ирландская культура была классическая и христианская; тем не
менее, она сохранила также некоторые туземные сказания, и позднее, именно во
время викингов, при столкновении с датчанами и норманнами, эти сказания
получили развитие. Дублинские манускрипты, в которых заключается эта литература
(Book of Ulster, Book of Leinster) и которые в большом количестве открыты
только в последнее десятилетие, несомненно, не старше XII в., но они основаны
на христианских источниках, которые должны восходить на несколько столетий
раньше. В этих манускриптах содержатся тексты всякого рода: грамматические,
юридические, медицинские, исторические (летописи и генеалогии) и поэтические
рассказы. Не следует отрицать из страха перед евгемеризмом исторические
воспоминания в легендах, подобно тому, как это делает, например, Райе (Rhys),
превращая историческую фигуру поэта Талиессина (XIII в.) в бога солнца.
Некоторые исторические черты с несомненностью могут быть открыты прямо или
косвенно в обоих главных циклах ирландских рассказов: в ульстерском, героями
которого являются Конхобар Мак-Несса и Кухулин, и в более молодом мюнетерском
цикле рассказов о Финне и Оссине; тем не менее, остается еще ядро,
составленное из природных мифов. Циммер указал в этих сказаниях также немало
германских элементов.
Ирландский народ в течение нескольких веков классического и христианского
образования воспринял столько чуждых элементов, что языческая мифология никак
не могла сохраниться у него в чистом состоянии. Не говоря уже об исторических
воспоминаниях, многое в сагах является отголоском Виргилия, Овидия или Библии
и христианских легенд. Но основу все-таки образуют первоначальные мифы, хотя
только в редких случаях мы можем прямо выделить их. Я не берусь решить, что
следует думать, в частности, о богах Туата Де Дананн, об их битве с
исполинскими Фоморами, о Нуаде с серебряной рукой, о матери богов Анне, о родах
богов Эс Требаир и Эс Сиде, о первобытных поселенцах и обитателях, Партолоне и
Фирбольге, о летней битве Маг Туреда и других столь многочисленных образах и
рассказах. Мифологические системы Раиса и д'Арбуа производят впечатление
преждевременных попыток, в которых материал систематизирован прежде, чем
критика деталей сделала пригодными его отдельные части. Следовательно, мы теперь
пока должны отказаться и от подробного изложения, и от общей характеристики
ирландского язычества. Насколько трудно бывает исследование в частных
случаях, можно видеть из интересных работ Нутта об имрамах, т.е. рассказах об
ирландских морских путешествиях (Мельдуин, Бран-Брандан) в Средние века; в них
находится многое относительно загробного мира и страны богов, имеющее
интересные параллели в литературе и фольклоре многих времен и народов.
Мы находим еще несколько ирландских сказаний и мифов в том сборнике,
который появился во время ирландской (гойделической) колонизации Уэльса и
известен под названием "Мобиногиона"; это - манускрипт XIV или XV в., найденный в
Оксфорде в Jesus College под названием Red book of Hergest. Из этого
Мобиногиона взяты многие из излюбленных сюжетов средневековых рассказов; эти сюжеты
играют большую роль также в литературе нашего столетия; таковы "Парцифаль",
"Дама моря", "Тристан и Изольда", "Аргус". Они образуют главную долю участия
кельтов во всемирной литературе, хотя непосредственно для ознакомления с
кельтским язычеством ими и нельзя пользоваться. Вообще, в сказках и мифах,
относящихся к области фольклора, так же как и в образцах великих людей,
вышедших из стран с чисто кельтским населением, кельты являются перед нами
людьми с богатым поэтическим дарованием, не склонными к практической жизни,
но одаренными живой фантазией. Однако этот характер не воплотился в
самостоятельных религиозных формах.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
История
ДЕЙТЕРИЙ И ТЯЖЕЛАЯ ВОДА
Илья Леенсон
В 1932 одно за другим следовали выдающиеся открытия в области физики: были
открыты нейтрон и позитрон, разработана протоно-нейтронная теория строения
ядер и релятивистская квантовая механика, построен первый циклотрон и
изобретен электронный микроскоп, проведена первая реакция ядерного синтеза,
экспериментально измерена скорость движения молекул. Недаром физики назвали этот
год anno mirabilis - год чудес. В этом же году был открыт и второй изотоп
водорода, названный дейтерием (от греческого deuteros - второй, символ D).
Открытие дейтерия может служить прекрасной иллюстрацией к парадоксальному
на первый взгляд высказыванию французского физикохимика Анри Ле Шателье,
обращенному к ученикам: «Ошибкой не только начинающих исследователей, но многих
немолодых, весьма опытных и зачастую талантливых ученых является то, что они
устремляют свое внимание на разрешение очень сложных проблем, для чего еще
недостаточно подготовлена почва. Если вы хотите сделать нечто действительно
большое в науке, если вы хотите создать нечто фундаментальное, беритесь за
детальное обследование самых, казалось бы, до конца обследованных вопросов.
Эти-то на первый взгляд простые и не таящие в себе ничего нового объекты и
являются тем источником, откуда вы при умении сможете почерпнуть наиболее
ценные и порой неожиданные данные».
Действительно, что можно было ожидать от исследования физических свойств
обыкновенной чистой воды - они были изучены, как говорится, вдоль и поперек
еще в XIX в. Вспомним, однако, что проведенные в 1893 рутинные определения
плотности газообразного азота, полученного разными методами (литр азота из
воздуха весил 1,257 г, а полученного химическим путем - 1,251 г), привели к
выдающемуся открытию - сначала аргона, а за ним и других благородных газов.
Можно ли было надеяться обнаружить нечто новое в обычной воде? В начале XIX
в. лондонский врач и химик Уильям Праут опубликовал гипотезу, согласно
которой из самого легкого элемента - водорода могли возникнуть все остальные
элементы путем конденсации. В этом случае атомные массы всех элементов должны
быть кратны массе атома водорода. Определения атомных масс, которые оказались
дробными, эту гипотезу не подтвердили, и химики XIX в. часто осмеивали ее как
лишенную научного содержания.
В 1917 немецкий ученый К. Шерингер предположил, что атомы разных элементов
построены не только из протия (от греческого protos - первый), т.е. «легкого»
водорода с атомной массой 1, а из разных изотопов водорода. К тому времени
уже было известно, что один и тот же элемент может иметь изотопы с разной
массой. Впечатляющих успехов в открытии большого числа изотопов
нерадиоактивных элементов достиг английский физик Фрэнсис Уильям Астон с помощью
сконструированного им масс-спектрографа. В этом приборе изучаемые атомы или
молекулы бомбардируются пучком электронов и превращаются в положительно заряженные
ионы. Пучок этих ионов далее подвергается действию электрического и
магнитного поля, и их траектории отклоняются от прямой. Это отклонение тем сильнее,
чем больше заряд иона и чем меньше его масса. Из значений отклоняющих
напряжений непосредственно получают относительные массы ионов. А из интенсивности
пучка ионов с данной массой можно судить об относительном содержании в
образце этих ионов.
Гипотеза Шерингера предполагала, что и у самого легкого элемента - водорода
тоже могут быть изотопы. Однако попытки обнаружить «второй», тяжелый водород,
предпринятые в 1919 Отто Штерном и Максом Фольмером, оказались безуспешными.
Не удалось обнаружить его и Астону. Это означало одно из двух: либо у
водорода тяжелого изотопа вовсе нет, либо его содержание в природном водороде
слишком мало и чувствительности имевшегося в распоряжении Астона прибора
недостаточно для его обнаружения. Правильным оказалось второе предположение, однако
тяжелый водород прятался от исследователей в течение еще многих лет,
маскируясь под ошибки эксперимента.
В 1927 Астон очень точно для того времени измерил отношение масс атомов
водорода и кислорода-16; у него получилось 1,00778:16,0000, что, казалось,
находится в прекрасном соответствии с результатами самых точных измерений
атомной массы водорода химическим путем: у химиков это отношение получалось
равным 1,00777:16,0000. Однако такое единодушие физиков и химиков было недолгим:
оказалось, что природный кислород, с которым работали химики, - плохой эталон
для измерения атомных масс, поскольку кислород представляет собой смесь
изотопов, причем их относительное содержание в разных источниках не вполне
постоянно. Точные измерения в начале 30-х соотношения 180:1бО = 1:630
существенным образом изменили все прежние расчеты и данные об атомных массах. Пришлось
в срочном порядке отказываться от «химической» шкалы атомных масс и
переходить на «физическую» шкалу, основанную на кислороде-16. Такой пересчет данных
химических анализов дал отношение масс Н:1бО = 1,00799:16,0000, что уже
заметно отличалось от измерений Астона. Кто же ошибся - физики или химики,
выполнившие определения атомных масс? И те и другие ручались за точность своих
определений, расхождение в результатах далеко выходило за пределы
экспериментальных ошибок.
В 1931 было высказано предположение о том, что причина небольшого расхожде-
ния - наличие в обычном водороде более тяжелого изотопа. Расчеты показали,
что расхождение устраняется в том случае, если на 5000 атомов обычного
водорода 1Н приходится всего один атом его вдвое более тяжелой разновидности 2Н.
Дело оставалось за малым - обнаружить этот изотоп экспериментально. Но как
это сделать, если его действительно так мало? С учетом чувствительности
имевшейся в то время аппаратуры выход был один: сконцентрировать тяжелый водород,
увеличив тем самым его содержание в обычном водороде, - примерно так же, как
концентрируют спирт, перегоняя его смесь с водой. Если перегонять смесь
обычного и тяжелого водорода, остаток должен обогащаться более тяжелым изотопом.
После этого можно было снова попытаться обнаружить тяжелый изотоп водорода
аналитически.
В конце 1931 группа американских физиков - Гарольд Юри со своими учениками,
Фердинандом Брикведде и Джорджем Мерфи, взяли 4 л жидкого водорода и
подвергли его фракционной перегонке, получив в остатке всего 1 мл, т.е. уменьшив
объем в 4 тысячи раз. Этот последний миллилитр жидкости после ее испарения и
был исследован спектроскопическим методом. Талантливый спектроскопист Гарольд
Клейтон Юри заметил на спектрограмме обогащенного водорода новые очень слабые
линии, отсутствующие у обычного водорода. При этом положение линий в спектре
точно соответствовало проведенному им квантово-механическому расчету
предполагаемого атома 2Н. Соотношение интенсивностей линий нового изотопа (Юри
назвал его дейтерием) и обычного водорода показало, что в исследованном
обогащенном образце нового изотопа в 800 раз меньше, чем обычного водорода.
Значит, в исходном водороде тяжелого изотопа еще меньше. Но насколько?
Пытаясь оценить так называемый коэффициент обогащения при испарении жидкого
водорода, исследователи поняли, что в своих опытах использовали самый
неподходящий источник водорода. Дело в том, что он был получен, как обычно, путем
электролиза воды. А ведь при электролизе легкий водород должен выделяться
быстрее, чем тяжелый. Получается, что образец был сначала обеднен тяжелым
водородом, а затем снова обогащался им!
После того, как дейтерий был обнаружен спектроскопически, Эдвард Уошберн
предложил разделять изотопы водорода электролизом. Эксперименты показали, что
при электролизе воды легкий водород действительно выделяется быстрее, чем
тяжелый. Именно это открытие стало ключевым для получения тяжелого водорода.
Статья, в которой сообщалось об открытии дейтерия, была напечатана весной
1932, а уже в июле были опубликованы результаты по электролитическому
разделению изотопов. В 1934 за открытие тяжелого водорода Юри была присуждена
Нобелевская премия по химии. (Уошберн тоже был представлен к премии, но
скончался в том же году, а по положению о Нобелевских премиях они вручаются
только прижизненно.)
Когда был открыт нейтрон, стало ясно, что в ядре дейтерия, в отличие от
протия, помимо протона находится также нейтрон. Поэтому ядро дейтерия -
дейтрон вдвое тяжелее протона; его масса в углеродных единицах равна 2,0141018.
В среднем в природном водороде содержится 0,0156% дейтерия. В прибрежной
морской воде его немного больше, в поверхностных водах суши - меньше, в
природном газе - еще меньше (0,011-0,013%). По химическим свойствам дейтерий схож с
протием, но огромное различие в их массах приводит к заметному замедлению
реакций с участием атомов дейтерия. Так, реакция дейтерированного углеводорода
R-D с хлором или кислородом замедляется, в зависимости от температуры, в 5-10
раз по сравнению с реакцией R-H. С помощью дейтерия можно «пометить» водород-
содержащие молекулы и изучить механизмы их реакций. Так, в частности, были
изучены реакции синтеза аммиака, окисления углеводородов, ряд других важных
процессов.
После фундаментальных работ Уошберна и Юри исследования нового изотопа
стали развиваться быстрыми темпами. Уже вскоре после открытия дейтерия в природ-
ной воде была обнаружена ее тяжелая разновидность. Обычная вода состоит в
основном из молекул 1Н20. Но если в природном водороде есть примесь дейтерия,
то и в обычной воде должны быть примеси HDO и D20. И если при электролизе
воды Н2 выделяется с большей скоростью, чем HD и D2, то со временем в
электролизере должна накапливаться тяжелая вода. В 1933 Гилберт Льюис и американский
физикохимик Роналд Макдональд сообщили, что в результате длительного
электролиза обычной воды им удалось получить не виданную никем до этого новую
разновидность воды - тяжелую воду.
Открытие и выделение весовых количеств новой разновидности воды - D20
произвело большое впечатление на современников. Всего за два года после открытия
было опубликовано более сотни работ, посвященных исключительно тяжелой воде.
О ней читались популярные лекции, печатались статьи в массовых изданиях.
Практически сразу же после открытия тяжелую воду стали использовать в
химических и биологических исследованиях. Так, было обнаружено, что рыбы, микробы и
черви не могут существовать в ней, а животные погибают от жажды, если их
поить тяжелой водой. Не прорастают в тяжелой воде и семена растений.
Однако технически получение значительных количеств D20 представляло собой
трудную задачу. Для обогащения воды дейтерием на 99% необходимо уменьшить
объем воды при электролизе в 100 тысяч раз. Льюис и Макдональд взяли для
своих опытов 10 л воды из проработавшей несколько лет большой электролитической
ванны, в которой содержание дейтерия было повышенным. Пропуская через эту
воду ток большой силы - 250 ампер (для увеличения электропроводности вода
содержала щелочь), они за неделю уменьшили ее объем в 10 раз. Чтобы жидкость
при электролизе таким огромным током не закипела, ее приходилось непрерывно
охлаждать холодной водой, пропускаемой по металлическим трубкам внутри
электролизера. Остаток объемом 1 л перенесли в электролизер поменьше и снова
путем электролиза снизили объем в 10 раз. Затем в третьей ячейке объем был
уменьшен до 10 мл, и, наконец, в четвертой он был доведен до 0,5 мл. Отогнав
этот остаток в вакууме в небольшую колбочку, они получили воду, содержащую
31,5% D20. Ее плотность (1,035) уже заметно отличалась от плотности обычной
воды.
В следующей серии опытов из 20 л воды, также в несколько этапов, получили
0,5 мл воды с плотностью 1,075, содержащей уже 65,7% D20. Продолжая такие
опыты, удалось, наконец, получить 0,3 мл воды, плотность которой (1,1059 при
25° С) уже больше не увеличивалась при уменьшении объема при электролизе до
0,12 мл. Эти несколько капель и были первые за всю историю Земли капли почти
чистой тяжелой воды. Соответствующие расчеты показали, что прежние оценки
соотношения обычного и тяжелого водорода в природе были слишком
оптимистическими: оказалось, что в обычной воде содержится всего 0,017% (по массе)
дейтерия, что дает соотношение D:H = 1:6800.
Чтобы получать заметные количества тяжелой воды, необходимой ученым для
исследований, необходимо было подвергать электролизу уже огромные по тем
временам объемы обычной воды. Так, в 1933 группе американских исследователей для
получения всего 83 мл D20 99%-ой чистоты пришлось взять уже 2,3 тонны воды,
которую разлагали в 7 стадий. Было ясно, что такими методами ученые не смогут
обеспечить всех желающих тяжелой водой. А тут выяснилось, что тяжелая вода
является прекрасным замедлителем нейтронов и потому может быть использована в
ядерных исследованиях, в том числе для построения ядерных реакторов. Спрос на
тяжелую воду вырос настолько, что стала ясна необходимость налаживания ее
промышленного производства. Трудность состояла в том, что для получения 1
тонны D20 необходимо переработать около 40 тысяч тонн воды, израсходовав при
этом 60 млн. кВт-ч электроэнергии - столько уходит на выплавку 3000 т
алюминия!
Первые полупромышленные установки были маломощными. В 1935 на установке в
Беркли еженедельно получали 4 г почти чистой D20, стоимость которой
составляла 80 долларов за грамм - это очень дорого, если учесть, что за прошедшие
годы доллар «подешевел» в десятки раз. Более эффективной была установка в
химической лаборатории Принстонского университета - она давала ежедневно 3 г D20
ценой по 5 долларов за грамм (через 40 лет стоимость тяжелой воды снизилась
до 14 центов за грамм). Наиболее трудоемким оказался самый первый этап
электролиза, в котором концентрация тяжелой воды повышалась до 5-10%, поскольку
именно на этом этапе приходилось перерабатывать огромные объемы обычной воды.
Дальнейшее концентрирование можно было уже без особых проблем провести в
лабораторных условиях. Поэтому преимущества получали те промышленные установки,
которые могли подвергать электролизу большие объемы воды.
Теоретически можно вместо электролиза использовать простую перегонку,
поскольку обычная вода испаряется легче, чем тяжелая (ее температура кипения
101,4° С). Однако этот способ еще более трудоемкий. Если при электролизе
коэффициент разделения изотопов водорода (т.е. степень обогащения в одной
стадии) теоретически может достигать 10, то при перегонке он составляет всего
1,03-1,05. Это означает, что разделение путем перегонки исключительно
малоэффективно. Академик Игорь Васильевич Петрянов-Соколов как-то подсчитал,
сколько воды должно испариться из чайника, чтобы в остатке заметно повысилось
содержание дейтерия. Оказалось, что для получения 1 литра воды, в которой
концентрация D20 всего в 10 раз превышает природную, в чайник надо долить в
общей сложности 2 1030 тонн воды, что в 300 млн. раз превышает массу Земли!
Масса молекулы D20 на 11% превышает массу Н20. Такая разница приводит к
существенным различиям в физических, химических и, что особенно важно,
биологических свойствах тяжелой воды. Тяжелая вода кипит при 101,44 °С, замерзает
при 3,82 °С, имеет плотность при 20 °С 1,10539 г/см3, причем максимум
плотности приходится не на 4 °С, как у обычной воды, а на 11,2 °С (1,10602 г/см3).
Кристаллы D20 имеют такую же структуру, как и обычный лед, но они более
тяжелые (0,982 г/см3 при 0°С по сравнению с 0,917 г/см3 для обычного льда). В
смесях с обычной водой с большой скоростью происходит изотопный обмен:
Н20 + D20 О 2HDO.
Поэтому в разбавленных растворах атомы дейтерия присутствуют в основном в
виде HDO. В среде тяжелой воды значительно замедляются биохимические реакции,
и эта вода не поддерживает жизни животных и растений.
В настоящее время разработан ряд эффективных методов получения тяжелой
воды: электролизом, изотопным обменом, сжиганием обогащенного дейтерием
водорода. В настоящее время тяжелую воду получают ежегодно тысячами тонн. Ее
используют в качестве замедлителя нейтронов и теплоносителя в ядерных реакторах
(для заполнения одного современного крупного ядерного реактора требуется 100-
200 тонн тяжелой воды чистотой не менее 99,8%); для получения дейтронов D+ в
ускорителях частиц; как растворитель в спектроскопии протонного магнитного
резонанса (обычная вода своими протонами смазывает картину). Не исключено,
что роль тяжелой воды значительно возрастет, если будет осуществлен
промышленный термоядерный синтез.
Для промышленного получения тяжелой воды очень важно наличие дешевой
электроэнергии. Уже в довоенные годы стало понятно, что идеальные условия для
этого имеются в Норвегии, где давно работали мощные электролизные установки
для получения водорода. Завод по производству тяжелой воды вошел в строй в
1934; к 1938 он производил 40 кг D20 в год, а в 1939 - второе больше. В то
время уже стало очевидным огромное стратегическое значение тяжелой воды для
разработки ядерного оружия. Поэтому не удивительно, что немцы, оккупировавшие
Норвегию в мае 1940, приняли самые энергичные меры по засекречиванию завода
тяжелой воды и его охране. К концу 1941 Германия вывезла из Норвегии 361 кг
чистой D20, а через год - уже 800 кг.
Союзники отдавали себе отчет в смертельной для себя опасности норвежского
производства и потому решили во что бы то ни стало уничтожить завод. Главный
инженер завода Йомар Брун с риском для жизни достал исключительно ценную
информацию - чертежи и фотографии завода. Все материалы были пересняты на
микропленку и в тюбике для зубной пасты переправлены через Швецию в Англию.
Немцы ожидали нападения с воздуха на завод и усиленно укрепляли особо важные
цеха. Поэтому было решено послать в Норвегию специально подготовленную команду
подрывников. Диверсионной группе удалось взорвать электролизные баки в цехе
концентрирования тяжелой воды. На восстановление оборудования ушло полгода -
срок огромный в условиях войны. Немцы решили подстраховаться, и в мае 1943 их
делегация, состоящая из ученых и промышленников, выехала в Италию, чтобы
наладить там производство тяжелой воды на электролизном заводе в поселке
Маренго на севере страны. Но было уже поздно: 3 сентября король Виктор-Эммануил
III подписал на Сицилии акт о капитуляции Италии, а 9 сентября около Неаполя
на территорию Италии вступили англо-американские войска. Так что норвежский
завод оставался для немцев единственным источником тяжелой воды. Однако и он
уже был обречен: 16 ноября на завод был произведен массированный воздушный
налет. В течение 33 минут 140 тяжелых бомбардировщиков «Летающая крепость»
сбросили на завод 800 бомб! В результате была выведена из строя
гидроэлектростанция, однако установки для производства тяжелой воды, защищенные толстым
слоем бетона, практически не пострадали. Не обошлось и без жертв среди
мирного норвежского населения - погибло 22 человека.
Немцы понимали, что и после бомбежки союзники не оставят завод в покое, и
потому приняли решение вывезти в Германию все имеющиеся запасы тяжелой воды -
а было ее ни много ни мало 15 тонн! Разведка союзников сработала четко и
своевременно: в результате тщательно продуманной и с блеском проведенной
операции 20 февраля 1944 был взорван паром, на котором находились
железнодорожные цистерны с тяжелой водой. Паром, переправлявшийся в этот момент через
озеро Тинсьё, пошел на дно, и поднять его было практически невозможно, так
как озеро было очень глубоким - около 400 м. Ив этом эпизоде битвы за
тяжелую воду не обошлось без трагедии: за уничтожение практически всего запаса
тяжелой воды заплатили жизнью 14 норвежцев, находившихся на пароме. Но немцы
лишились всякой возможности запустить ядерный реактор и получить атомную бом-
бу.
Стоимость производства тяжёлой воды определяется затратами энергии. Поэтому
при обогащении тяжёлой воды применяют последовательно разные технологии —
вначале пользуются технологиями с большими потерями тяжёлой воды, но более
дешёвыми, а в конце — более энергозатратными, но с меньшими потерями тяжёлой
воды.
С 1933 по 1946 годы единственным применявшимся методом обогащения был
электролиз . В последующем появились технологии ректификации жидкого водорода и
изотопного обмена в системах водород — жидкий аммиак, водород — вода и
сероводород — вода. Современное массовое производство во входном потоке
использует воду, дистиллированную из электролита цехов получения электролитического
водорода, с содержанием 0,1—0,2 % тяжёлой воды.
На первой стадии концентрирования применяется двухтемпературная противоточ-
ная сероводородная технология изотопного обмена, выходная концентрация
тяжёлой воды 5—10 %. На второй — каскадный электролиз раствора щёлочи при
температуре около 0 °С, выходная концентрация тяжёлой воды 99,75—99,995 %.
Крупнейшим в мире производителем тяжёлой воды является Канада, что связано
с применением в её энергетике тяжеловодных ядерных реакторов CANDU.
Мировое производство дейтерия — десятки тысяч тонн в год. В промышленности
для получения тяжелой воды (обогащения воды дейтерием) в своей основе служат
процессы ионного обмена, в особенности Girdler Sulfide process, использующий
изотопный обмен между водой и сероводородом. Также используется
многоступенчатый электролиз воды, ректификация воды, ректификация аммиака. При
электролизе 100 л воды выделяется 7,5 мл 60-процентного D20.
При длительном кипячении природной воды концентрация тяжёлой воды в ней
повышается очень незначительно — в пределах 1 %. Среди населения бытует миф о
том, что это, якобы, может вредно сказаться на здоровье. В действительности
же повышение концентрации тяжёлой воды при кипячении ничтожно.
Ликбез
МИР МИКРОБОВ
БИОСИНТЕЗ У МИКРООРГАНР13МОВ
(продолжение)
ВЗАИМОСВЯЗЬ
ПУТЕЙ
КАТАБОЛИЗМА
И БИОСИНТЕЗА
В предыдущих разделах обсуждались пути синтеза в клетке самых разных
биосинтетических интермедиатов. Прежде чем продолжать изложение, полезно
суммировать сказанное в виде карты метаболизма (рис. 36). Глядя на эту карту,
становится очевидным, что отдельные пути биосинтеза связаны между собой
реакциями, играющими наряду с другими (т. е. реакциями пути Эмбдена — Мейергофа и
ЦТК) важную роль в метаболизме органических субстратов, приводящем к
образованию АТФ.
Глюкоза
ЛхАпиды v
(частично)
Глицерофосфат
Полисахариды Нуклеотибы (частично)
и гистидик (частично)
1
t
Гексозофос^^+Пентозофос-
фат фат
Тетрозофосфат
Цистеин
^^ Серия
(частично) \
Фосфоелицериновая
кислота
Фосфоенолпировииоград-
{~ чая кислота
\
Шикимовая
кислота
Хоризмовая
кислота
Гшчит Пироеиноградная
кислота Амишн
Всиин
Триптофан Тирозин
Фенила,
ънилаланин
Ацетил-Кок
Щаеелееоуксусый
кислота
Жирные
кислоты
Полиизопреноеые
соединения
Лимонная
кислота
Лизин /янтартя
Треонин \ I **««**•
j
oi-Кетоглутароеая
кислота
Аспарагиноеая
кислота
1
кислота ► Глутамин
Пролин Аргинин
Пиримидины Метионин
(частично)
Рис. 36. Обобщенная карта метаболизма, на которой показано
происхождение основных органических соединений клетки из
нескольких ключевых продуктов метаболизма глюкозы.
У гетеротрофных организмов имеется два потока углерода: часть его входит в
конечные продукты катаболизма, а часть отводится в виде интермедиатов
биосинтетических путей. В то же время у автотрофных организмов поток углерода ведет
исключительно к биосинтезу, давая различные биосинтетические интермедиаты в
результате тех последовательностей реакций, которые у гетеротрофов приводят к
образованию АТФ. Интересный пример действия этого принципа — использование
некоторых реакций ЦТК облигатными хемоавтотрофами и облигатными фотоавтотро-
фами. Эти организмы не способны окислять экзогенные органические субстраты,
и, следовательно, ЦТК не играет у них никакой роли в образовании АТФ. Тем не
менее, эти организмы синтезируют все ферменты ЦТК, кроме ос-кетоглутаратдегид-
рогеназы. Отсутствие этого фермента нарушает цикличность системы реакций, но
не влияет на ее биосинтетические функции — образование ос-кетоглутаровой,
янтарной и щавелево-уксусной кислот. На рис. 37 показано, как эти интермедиаты
образуются у автотрофов.
Аспсрагиновая
кислота *—
Аминокислоты группы
аспарашноеой кислоты
Фоь
С02
J
1
.и
Щаеелееоуксусная
кислота
СО*
Пировиноград-
ная кислота
-ч
I
Ацетил-КоЬ
V . Лимонная
' кислота
Яблонная
кислота
1
Изолимонная
кислота
i
фцмароеая
кис
чслота
сс-Кетог*
г KUC.
I
'лутарь
слота
wax
1
Отсутствующая
реакция цикла
1
Янтарная
кислота
i
Глутаминоеая кислота
Аминокислоты группы
глутаминоеой кислоты
Порфирин
Рис. 37. Биосинтетические функции реакций ЦТК у облигатных
автотрофов. У этих организмов цикл прерывается из-за отсутствия ос-
кетоглутаратдегидрогеназы.
У факультативных анаэробов, таких, как Е. coli, при росте за счет брожения
в условиях избытка Сахаров реакции ЦТК функционируют так же как у автотрофов;
цикл нарушается между ос-кетоглутаровой и янтарной кислотами. Однако клетки Е.
coli способны к аэробному окислению органических соединений. В отличие от
автотрофов они могут синтезировать ос-кетоглутаратдегидрогеназу, необходимую для
функционирования цикла в качестве АТФ-образующей системы. Поэтому при
аэробном росте работает весь цикл, выполняя одновременно дыхательную и
биосинтетическую функции.
БИОСИНТЕЗ
МАКРОМОЛЕКУЛ
Белки и нуклеиновые кислоты представляют собой биополимеры, состоящие из
субъединиц (мономеров), связанных друг с другом связями, характерными для
каждого класса макромолекул (рис. 38). Расщепление всех биополимеров на
свободные субъединицы может происходить при гидролизе. Таким образом, биосинтез
биополимеров заключается в соединении субъединиц путем реакций, которые с
формальной химической точки зрения обратны гидролизу, т. е. реакций
дегидратации.
ПОЛИМЕР
НАЗВАНИЕ СВЯЗИ
СТРОЕНИЕ СВЯЗИ
Белок
Пептидная
NH v R
I Г I а?
R,-CH-C-\H-LH-C
Р
Полисахарид
Гликозидная
СН,ОН
^ТТ.ОН
Нуклеиновая
кислота
О
I
Фосфодизфирная
Пурин 'или пиримидин*
Ьн о
\^ J-Лурин (или пиримидин}
о
I
Рис. 38. Природа связей, соединяющих мономерные единицы основных
классов биологических полимеров.
Биополимеры могут быть гидролизованы до субъединиц химически или фермента-
тивно. Их биосинтез путем простой дегидратации термодинамически невыгоден: в
условиях клетки, когда все вещества растворены в воде, расщепление путем
гидролиза преобладает над синтезом путем дегидратации. Поэтому синтез всех
биополимеров осуществляется путем предварительной химической активации мономера.
Такая активация требует расхода АТФ и состоит в присоединении мономера к
молекуле-переносчику. Последующая полимеризация происходит путем переноса
мономера с переносчика на растущую цепь полимера, что является термодинамически
выгодной реакцией. Активированные формы мономеров основных классов
биополимеров приведены в табл. 7.
Табл. 7. Биополимеры. Их мономерные единицы и
активированные формы мономеров.
Биополимер
Белок
Нуклеиновая кислота
Полисахариды
Мономер
Аминокислоты
Нуклеозидмонофосфаты
Сахара
Активированная форма мономера
Аминоацил-тРНК
Нуклеозидтрифосфат
Нуклеозиддифосфатсахар
* Продукт гидролиза.
Общая
характеристика
Бактериальная клетка способна синтезировать несколько тысяч различных
белков, каждый из которых содержит в среднем примерно 200 аминокислотных
остатков, связанных вместе в определенной последовательности. Информация,
необходимая для того, чтобы направлять синтез этих белков, закодирована в
последовательности нуклеотидов ДНК, большая часть которой находится в форме двухце-
почечной кольцевой молекулы — бактериальной хромосомы (некоторые бактерии
содержат также небольшие кольцевые молекулы, которые называются плазмидами). В
процессе репликации хромосома с высокой точностью удваивается, обеспечивая
таким образом передачу информации клеткам-потомкам и давая им возможность
синтезировать те же самые белки.
Процесс передачи информации, закодированной в хромосоме и определяющей
порядок, в котором аминокислоты полимеризуются в белки, включает две стадии:
транскрипцию и трансляцию (рис. 39).
Ле^цеуненная X
Г
ПРепликацияО h н^ая
- ) KJ
\
т
рРИК
(3сорта)
Транскрипция
88
тРНК(окмо 50 сортов)
хромосома
мРНК( несколько
тысяч сортов)
иеиые специфи-
аминокислот
Но$осцнтезиро8ан-
tibiu белок
Около 50белкое
•+W
7
Рибосома
Рис. 39. Общий план синтеза нуклеиновых кислот и белков.
Транскрипция
Информация, содержащаяся в одной из цепей ДНК, транскрибируется в РНК, т.
е. цепь ДНК служит матрицей, на которой полимеризуется единственная цепь РНК
с длиной, соответствующей одному или нескольким генам в бактериальной
хромосоме. Один класс этих молекул РНК, которые называются информационными, или
матричными РНК (мРНК), переносит закодированную в ДНК информацию к белоксин-
тезирующей системе.
Трансляция
Синтез белка происходит на рибонуклеопротеидных частицах, прикрепляющихся к
молекуле мРНК, которые называются рибосомами [они состоят из рибосомнои РНК
(рРНК) и белка]. Информация, содержащаяся в молекулах мРНК, транслируется в
молекулы белка с помощью особого класса молекул РНК, называемых транспортными
РНК (тРНК). Эти молекулы многофункциональны: они способны связываться с
рибосомой, присоединяться к определенным аминокислотам и узнавать определенные
последовательности нуклеотидов в мРНК. Молекулы тРНК каждого вида узнают
определенную последовательность из трех нуклеотидов (кодон) в молекуле мРНК и
могут быть присоединены к определенной аминокислоте. Таким образом, различные
аминокислоты подаются при помощи узнающих их молекул тРНК к рибосоме, где они
полимеризуются в белок с образованием последовательности аминокислот,
кодируемой mPHIC Детали этих процессов будут обсуждаться в последующих разделах.
СИНТЕЗ ДНК
Структура молекулы ДНК, определенная Уотсоном и Криком в 1953 г., сразу же
позволила предположить, каким образом ДНК может точно реплицироваться. ДНК
представляет собой двойную спираль, каждая цепь которой состоит из молекул
2 т-дезоксирибозы, связанных друг с другом фосфодиэфирными связями между 3т -
гидроксилом одного остатка и 5!-гидроксилом следующего. Пуриновые и пиримиди-
новые основания (прикрепленные в первом положении дезоксирибозы) выступают из
цепей по направлению к середине молекулы, удерживая две цепи вместе благодаря
водородным связям в парах пуринов с пиримидинами. Гуанин спаривается с ци-
тозином (Г—Ц) , а аденин — с тимином (А—Т) (рис. 40) . Когда основания
находятся в энергетически наиболее выгодной форме (кето-, а не енольная форма
кислородсодержащих оснований и амино-, а не иминоформа аминированных оснований),
только эти пары располагаются на подходящем для образования водородных связей
расстоянии. Две водородные связи, образующиеся между аденином и тимином, и
три водородные связи, образующиеся между гуанином и цитозином, показаны на
рис. 41. Таким образом, вся молекула представляет собой линейную
последовательность нуклеотидных пар; расположенные в строго определенном порядке, эти
пары образуют генетическую матрицу, содержащую всю необходимую информацию,
определяющую структуру и функционирование данной клетки.
Антипараллельная структура
двойной спирали ДНК
Каждая цепь двойной спирали представляет собой полярную структуру; ее
полярность определяется последовательным соединением полярных субъединиц — де-
зоксирибонуклеотидов. Как показано на рис. 42, каждый нуклеотид имеет 5Т-
фосфатный конец и 3т-гидроксильный конец; при соединении нуклеотидов
фосфодиэфирными связями образуется полярная цепь, также имеющая 5т-фосфатный и 3т -
гидроксильный концы.
Цитозин
Азотистые
основания
Гуанин
о
/^NH
Пары
оснований
Пентозо-фосфатная А
спираль
Азотистые
основания
РНК
Цитозин
Гуанин
о
{~}^ ^NH2
~NH
N
Н
Аденин
H^N
а
N^i \
н
Тимин
Азотистые
основания
ДНК
РНК
ДНК
Рис. 40. Схематическое изображение двойной спирали ДНК. Проходящие
снаружи полосы обозначают две дезоксирибозофосфатные цепи.
Параллельные линии между ними изображают пары пуриновых и пиримидиновых
оснований, которые удерживаются вместе водородными связями.
Две цепи двойной спирали антипараллельны (т. е. имеют противоположную
полярность) . Это показано на рис. 43; если рассматривать его сверху вниз,
видно, что левая цепь идет в направлении от 5т-конца к 3'-концу, а правая цепь
имеет направление 3!—>5!. Значение антипараллельной структуры ДНК станет ясно
при рассмотрении процесса репликации ДНК.
ДНК-полимеразы
Полимеризация ДНК катализируется ферментами, называемыми ДНК-полимеразами.
Для полимеризации помимо четырех дезоксинуклеозидтрифосфатов (дАТФ, дГТФ,
дЦТФ и дТТФ) — субстратов реакции — необходимы 2 молекулы ДНК: одна из них
играет роль матрицы, с которой взаимодействуют субстраты — молекулы
дезоксинуклеозидтрифосфатов — в соответствии с правилами водородного связывания (Г с
Ц и А с Т), а вторая молекула играет роль затравки, к которой в ходе
полимеризации присоединяются нуклеотиды (рис. 44).
-о - p.-.
-0-Р--
Цитозин (С) ^^~ Гуанин (G)
Тимин (Т) — Аденин (А)
О Ч
°-р-о
"О-Р,-
о *
О--, р..
-о-р^
W
\ С\ 1 „ о,-р.0.
0,,р.
о
?s
Рис. 41. Спаривание аденина с тимином и гуанина с цитозином с
помощью водородных связей. Водородные связи показаны пунктиром.
©
о
мД/0>у~м —Осно-
но н з*
Рис. 42. Дезоксирибонуклеотид. Молекула полярна, так
как имеет 3'-гидроксильную группу на одном конце и
5'-фосфатную группу на другом.
5* ('.•''>
3*
l»«i.
3*
1
5'
Рис. 43. Антипараллельность двойной спирали.
Синтез ДНК происходит в направлении 5f->3f путем последовательного
образования фосфодиэфирных связей между а-фосфатами 5т-дезоксинуклеозидтрифосфатов
и концевой 3т-гидроксильной группой затравки с одновременным высвобождением
одной молекулы пирофосфата (ФФН) на каждый присоединенный нуклеотид.
Матричная ДНК определяет последовательность присоединения дезоксинуклеотидов к
молекуле ДНК-затравки.
ДНК-лигаза
ДНК-полимераза
ДНК-Праймаза
РНК-праймер
Отстающая
цепь
Лидирующая
цепь
ДНК-полимераза '
Хеликаза
Однонитевые ДНК-связывающие домены
Топоизомераза
Рис. 44. Репликация происходит путем непрерывного роста нуклеотида за
нуклеотидом обеих новых цепей одновременно. Матрица считывается ДНК-
пол имераз ой только в направлении 3'-5', добавляя свободные нуклеотиды
к 3'-концу собираемой цепочки. Поэтому синтез ДНК происходит
непрерывно только на одной из матричных цепей, называемой «лидирующей». Во
второй цепи («отстающей») синтез происходит короткими фрагментами.
Репликация
Действие ДНК-полимераз несложно и в общем изучено достаточно хорошо. Вместе
с тем репликация интактной двух-цепочечной бактериальной хромосомы — процесс
чрезвычайно сложный, и многие вопросы, связанные с ним, остаются без ответа.
Как указывалось выше, ДНК-полимеразы нуждаются в одноцепочечнои матрице.
Поэтому до того, как произойдет репликация, двухцепочечная хромосома должна с
помощью какого-то пока неизвестного механизма разойтись на отдельные цепи
хотя бы в одном месте. Потребность в первоначальной затравке удовлетворяется
синтезом короткого комплементарного участка РНК на каждой из разделенных
цепей ДНК (РНК-полимераза в затравке не нуждается). Затем происходит
полимеризация с участием одноцепочечнои ДНК-матрицы и РНК-затравки (рис. 45). Начиная
от стартовой точки, репликация идет одновременно в обоих направлениях вдоль
хромосомы1 (т. е. в хромосоме образуется «пузырь»); при этом формируются две
репликативные «вилки», в которых, собственно, и осуществляется синтез ДНК.
Поскольку репликация, катализируемая ДНК-полимеразой, может протекать только
в направлении 5т->3т и цепи ДНК антипараллельны, репликация каждой из двух
цепей ДНК в месте репликативной вилки происходит в противоположных
направлениях. После того как на РНК-затравке под действием ДНК-полимеразы III полиме-
ризуется примерно 100 нуклеотидов и образуются короткие цепи ДНК,
прикрепленные к РНК (их иногда называют фрагментами Оказаки по имени открывшего их
исследователя Р. Оказаки), полимераза другого типа, ДНК-полимераза I,
обладающая экзонуклеазной активностью, гидролизует фрагмент РНК и одновременно поли-
меризует вместо него новую ДНК. В конце концов короткие куски ДНК, синтезиро-
1 В некоторых случаях репликация идет, начиная со стартовой точки» только в
одном направлении. — Прим. перев.
ванные таким путем, соединяются вместе, образуя непрерывную комплементарную
копию исходных цепей ДНК. Это соединение происходит под действием фермента
ДНК-лигазы, катализирующего две последовательные реакции:
НАД+ + Фермент —> —+ Фермент—АМФ + Никотинамидмононуклеотид ;
Фермент—АМФ + 5!-фосфатный конец ДНК + 3!-гидроксильныи конец ДНК —>
-> 5!->3!фосфодиэфирная связь + Фермент + АМФ.
Вилка
Рост
Начало
Вилка
Рост
Рис. 45А. Часть реплицирующейся бактериальной хромосомы вскоре
после того, как репликация началась в стартовой точке
репликации. Нозосинтезированные цепи ДНК (волнистые линии) образуются
в направлении 5Т—>3Т (указано стрелками), причем предшествующие
цепи ДНК (прямые линии) используются в качестве матриц. В ходе
этого процесса образуются две репликативные вилки, движущиеся
в противоположных направлениях, пока они не встречаются на
противолежащей стороне кольцевой бактериальной хромосомы, завершая
процесс репликации.
Матрица для синтеза
ведущей цепи
ДНК-полимераза на
ведущей цепи
Топоизомераза
ДНК-полимераза,
заканчивающая синтез
первого фрагмента
Оказаки на отстающей цепи
ДНК-геликаза
Белок SSB
ДНК-праймаза
РНК-затравка
Матрица для синтеза
отстающей цепи
Направление движения репликационной вилки
Рис. 45Б. Одна из репликативных вилок изображена более крупным
планом. Показано, как синтезируются и затем соединяются короткие
фрагменты ДНК, образуя протяженную новую цепь ДНК.
Ферменты, участвующие
в репликации ДНК
Образование РНК-затравки катализируется до сих пор не охарактеризованной
ДНК-зависимой РНК-полимеразой; этот фермент, возможно, отличается от того,
который участвует в транскрипции, так как чувствительности процессов
транскрипции и репликации к антибиотику рифампину различны.
У Е. coli имеются три различные ДНК-полимеразы: полимераза I (Пол I), поли-
мераза II (Пол II) и полимераза III (Пол III). Пол III катализирует
присоединение нуклеотидов к РНК-затравке, затем Пол I гидролизует эту затравку и
синтезирует вместо нее ДНК. Роль Пол II пока неизвестна.
Для выяснения деталей процесса репликации необходимы многочисленные
исследования. Тот факт, что мутации, по крайней мере, в семи различных генах (гены
dna) блокируют репликацию, косвенно свидетельствует о сложности этого
процесса; функции продуктов многих из этих генов пока неизвестны. Один из них
должен обеспечивать раскручивание двойной спирали ДНК, подготавливая ее к
репликации, другие — прикрепление ее к клеточной мембране, на которой, как
предполагают, происходит репликация.
СИНТЕЗ РНК
Хотя функции РНК трех классов (мРНК, тРНК и рРНК) сильно различаются,
механизм их синтеза одинаков. Весьма сложный фермент ДНК-зависимая РНК-полимераза
[который обычно называют РНК-полимеразой (табл. 8)] осуществляет
полимеризацию четырех рибонуклеозидтрифосфатов (АТФ, ГТФ, ЦТФ и УТФ) и образует
одиночную цепь РНК, комплементарную одной из цепей ДНК. Рибонуклеозидтрифосфаты
спариваются с комплементарными онованиями цепи ДНК в соответствии с правилами
образования пар оснований, обсуждавшимися выше (рис. 41), за исключением ура-
цила, который спаривается с аденином вместо тимина. Урацил отличается от ти-
мина только тем, что не содержит метильной группы в положении 5, и он
спаривается с аденином так же, как и тимин. Затем рибонуклеотиды полимеризуются
РНК-полимеразой с одновременным отщеплением пирофосфата.
Таблица 8. Субъединичная структура ДНК-зависимой РНК-полимеразы.
Субгьединица
Альфа (а)
Бета (Р)
Бета-штрих (Р ')
Сигма (а)
Молекулярный вес
41 000
155 000
165 000
86 000
Число субъединиц в молекуле фермента
Кор-фермент*
2
1
1
Голофермент
1
1
1
* Голофермент начинает процесс транскрипции; кор-фермент катализирует
дальнейшую полимеризацию.
Инициация транскрипции происходит в определенных участках бактериальной
хромосомы, которые представляют собой короткие специфические
последовательности пар оснований ДНК, называемые промоторами. Эти последовательности
определяют также, какая из цепей ДНК будет транскрибироваться. Поскольку
полимеризация происходит в результате образования фосфодиэфирной связи между 3т -
гидроксильной группой на растущем конце цепи РНК и ос-фосфатной группой
свободного нуклеозидтрифосфата, направление транскрипции вдоль двухцепочечной
ДНК определяется тем, какая из цепей ДНК копируется. Полимеризация
продолжается, таким образом, до тех пор, пока не транскрибируется один или несколько
генов. Затем, когда в цепи ДНК встречается последовательность пар оснований,
вызывающая освобождение молекулы РНК-полимеразы, синтез одной молекулы РНК
заканчивается. Хотя в качестве матрицы функционирует только одна цепь ДНК, в
различных участках бактериальной хромосомы в этой роли может выступать то
одна, то другая цепь ДНК. Копируемая цепь и, следовательно, направление
транскрипции варьируют по длине хромосомы, не подчиняясь какой-либо видимой
закономерности. В результате транскрипции образуется одноцепочечная РНК. Однако в
некоторых случаях (особенно в случае тРНК) цепь складывается сама на себя,
образуя водородные связи между определенными комплиментарными
последовательностями оснований (урацил с аденином и цитозин с гуанином); в результате
появляются двух-цепочечные участки. Схема процесса транскрипции приведена на
рис. 46.
РНК+АТФ +ГТФ + ЦТФ + УТФ ->.
дик зависимая
FHK-полимераза
Pipe
АМФ
I
ГМФ
I
ЦМФ
УМФ
4®-0
Рис. 46. Схема действия ДНК-зависимой РНК-полимеразы
(транскрипция) . Квадратные скобки означают, что приведенный порядок
соединения иуклеотидов случаен.
Прокариоты в отличие от эукариот имеют еще один фермент, способный
синтезировать РНК, полирибонуклеотид — нуклеотидилтрансферазу (полинуклеотидфосфори-
лазу) . Он катализирует независимый от ДНК обратимый синтез РНК из нуклеозид-
дифосфатов, который сопровождается освобождением ортофосфата. Этот фермент,
по-видимому, имеется у всех прокариот, однако его физиологическое значение
остается неясным.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
до!
ОСВАИВАЕМ СТАТИСТИКУ
Бродский Я.С.
ПОКАЗАТЕЛИ
ВАРИАЦИИ
Средние величины являются важными характеристиками статистических
совокупностей. Они говорят нам о концентрациях совокупности значений на числовой
шкале. Каждая мера центральной тенденции дает такое значение, которое
«представляет» в определенном смысле все значения совокупности. В этом случае
пренебрегают различиями, существующими между отдельными значениями. Для
измерения разброса и вариации значений внутри совокупности нужны другие показатели.
Пример 1. Пусть средний рост учащихся 8 «А» класса равен 1,65 м, а 8 «Б» —
1,7 м. По этим данным нельзя определить, в каком из этих двух классов учится
самый высокий ученик.
Пример 2. Учащиеся различаются между собою по успеваемости. На успеваемость
влияет много факторов. Различия в успеваемости у школьников, обучающихся
примерно в одинаковых условиях, значительно меньшие, чем среди учащихся вообще.
При разработке мероприятий по повышению успеваемости школьников необходимо
учитывать и их индивидуальные особенности. Некоторые программы повышения
успеваемости могут быть ориентированы на всех учащихся, другие — на учащихся,
имеющих самую худшую или самую лучшую успеваемость. Определение изменчивости
успеваемости дает возможность выявить разброс таких индивидуальных различий и
получить полезную информацию для планирования повышения общей успеваемости.
Пример 3. Недостаточно знать среднюю производительность труда на любом
предприятии. Необходимо учитывать и индивидуальные особенности работников.
Некоторые программы повышения производительности труда могут быть
ориентированы на всех работников, другие — на самых «медленных» или самых «быстрых».
Определение изменчивости производительности труда дает возможность выявить
разброс таких индивидуальных различий и получить полезную информацию для
планирования повышения общей производительности труда.
Размах
вариации
О размахе данных уже говорилось (в № 1 за этот год). Размах измеряет на
числовой шкале расстояние, в пределах которого изменяются значения
совокупности. Различают два вида размаха.
Исключающий размах — это разность между максимальным и минимальным
значениями в совокупности.
Включающий размах — это разность между естественной верхней границей
интервала, содержащего максимальное значение совокупности, и естественной нижней
границей интервала, содержащего минимальное значение.
Естественные верхняя и нижняя границы в окрестности любого значения
устанавливаются путем добавления к этому значению и вычитания из этого значения
половины погрешности измерения рассматриваемой величины.
Итак, включающий размах равен исключающему размаху плюс погрешность
измерения величины.
Пример 4. Вычислить включающий и исключающий размах по данным таблицы 1.8 о
скорости чтения третьеклассников (см. №1 журнала за этот гол).
Таблица 1.8
Xi
п±
Xi
n±
Xi
ni
110
1
64
3
42
1
92
1
61
1
39
2
90
2
58
2
38
1
85
2
57
2
37
1
83
1
56
2
35
1
82
2
55
2
34
5
78
3
53
2
32
1
72
2
52
1
30
1
71
1
49
4
29
3
68
1
47
1
28
1
67
1
45
2
27
1
65
1
43
1
25
1
Исключающий размах равен 110 - 25 = 85. Естественная верхняя граница в
окрестности наибольшей скорости чтения равна 110,5 (к наибольшему значению 110
добавлено 0,5), естественная нижняя граница в окрестности наименьшей скорости
чтения равна 24,5 (от наименьшего значения 25 вычли 0,5), поэтому включающий
размах равен 110,5 - 24, 5 = 86.
Пример 5. Вычислить включающий и исключающий размах по приведенным данным о
диаметрах валиков (в мм):
14,51
14,21
14,52
14,37
14,38
14,54
14,24
14,42
14,31
14,23
14,51
14,33
14,58
14,32
14,56
14,35
14,41
14,25
14,40
14,48
14,47
14,68
14,46
14,55
14,52
14,37
14,46
14,56
14,69
14,51
14,48
14,38
14,35
14,28
14,54
14,36
14,51
14,51
14,48
14,36
14,36
14,62
14,55
14,36
14,53
14,21
14,15
14,55
14,39
14,15
Наименьшее значение диаметра равно 14,15 мм, наибольшее — 14,69 мм.
Исключающий размах равен 14,69 - 14,15 = 0,54. Погрешность измерения диаметра
равна 0,01 мм. Естественная верхняя граница в окрестности наибольшего диаметра
равна 14,695 (к наибольшему значению 14,69 добавлено 0,005), естественная
нижняя граница в окрестности наименьшего диаметра равна 14,145 (от
наименьшего значения 14,15 вычли 0,005), поэтому включающий размах равен 14,695 -
14,445 = 0,55.
Преимуществом этого показателя является очевидная простота его вычисления.
Но часто он дает лишь приближенную характеристику вариации. Это особенно
заметно в случае достаточно больших по объему совокупностей, когда подавляющее
большинство элементов имеют значения признака, компактно сгруппированные
вокруг некоторой средней величины, и только некоторые из них в силу случайных
обстоятельств принимают значения (наибольшее и наименьшее), существенно
отличающиеся от основной массы. При этом размах вариации будет значительным, а
вариация по существу малой. Дело в том, что при вычислении размаха не
учитывается каждое отдельное значение.
Дисперсия
Необходима мера вариации, учитывающая каждое отдельное значение
совокупности. Естественно было бы рассмотреть сумму отклонений всех значений
совокупности от среднего арифметического. Но, как известно, эта сумма равняется нулю
(см. свойства среднего арифметического) и потому ее нельзя использовать в
качестве показателя вариации. А почему эта сумма всегда равна нулю? Имеются
положительные и отрицательные отклонения, они взаимно компенсируют друг друга и
потому их сумма является нулевой. Чтобы избежать этого, следует учитывать
лишь величину отклонения и не учитывать его знак. Это можно сделать,
рассмотрев квадраты отклонений или их модули1.
Дисперсией статистической совокупности называют среднее арифметическое
квадратов отклонений вариант от их среднего арифметического значения.
Обозначают дисперсию через s2:
•2-;Z <*<-*>2
/ = 1
или
s* = \ S (**-*)V
/ = 1
Дисперсия имеет размерность, равную квадрату размерности элементов
совокупности. Чтобы иметь показатель вариации с той же размерностью, что и
размерность элементов данной совокупности, рассматривают также так называемое
среднее отклонение, или стандартное отклонение s, которое равно арифметическому
корню квадратному из дисперсии:
1 Если используются модули, то среднее сумму модулей отклонений называется срединным
отклонением.
или
S* = Jnl(*'-*)2n<
Стандартное отклонение имеет простую и понятную интерпретацию: эта величина
описывает типичное расстояние от среднего значения для отдельных значений
набора данных.
Пример 6. Найти s2 и s по данным таблицы 1.20 о количестве баллов, которые
набрали на олимпиаде представители одного района (№2 журнала за этот год) .
Таблица 1.20
№ задания
Доступность, %
№ задания
Доступность, %
№ задания
Доступность, %
1
69
10
69
19
47
2
81
11
73
20
82
3
62
12
72
21
48
4
59
13
60
22
50
5
71
14
31
23
56
6
70
15
36
24
49
7
52
16
63
25
66
8
61
17
87
9
61
18
80
Ранее мы нашли, что х « 7,9. Вычисления удобно проводить по схеме,
представленной в таблице 1.42.
Таблица 1.42
Xi
2
3
5
6
8
9
10
11
15
18
Z
п±
1
2
4
3
2
2
2
3
1
1
21
Хд.Пд.
2
6
20
18
16
18
20
33
15
18
166
х = 166/21 * 7,9
1 Xi- X |
5,9
4,9
2,9
1,9
0,1
1,1
2,1
3,1
7,1
10,1
(Xi - X)2
34,81
24,01
8,41
3,61
0,01
1,21
4,41
9,61
50,41
102,01
(х± - х)2п±
34,81
48,02
33,64
10,83
0,02
2,42
8,82
28,83
50,41
102,01
319,81
sx2 = 319,81/21 * 15,23
Итак, sx2 * 15,23, sx * 3,90.
Из определения дисперсии вытекает ряд свойств, которые применяют как для
упрощения вычислений, так и для осознания сущности этого показателя.
Рассмотрим некоторые из них.
Дисперсия постоянной величины равна нулю.
В самом деле, поскольку все варианты одинаковы (х± = с) , то и их среднее
значение равняется с: х = с. Поэтому все отклонения от среднего равны нулю:
Xi-x=c-c=0, а значит, дисперсия постоянной равняется нулю.
Если ко всем элементам совокупности прибавить или из всех элементов
вычесть одно и то же число а, то дисперсия не изменится.
sl + a = ln 2«*, + a)-(* + a))*-l £(*, + а-*-а)2 =
i = 1 i = 1
Г = 1
Если все элементы совокупности умножить (разделить) на одно и то же число
h Ф О , то дисперсия умножится (разделится) на h2.
i = 1 i = 1
/= 1
Дисперсия равна разности среднего арифметического квадратов вариант и
квадрата среднего арифметического значений вариант.
Г = 1 1=1
= 1 у * J - ? ^ у х + х2 = 1 У X? - X2 = ^ _ ^2 ^
i=l i = l i= 1
Полученную формулу можно использовать для вычисления дисперсии.
Пример 7. По данным таблицы 1.21 (№2 журнала за этот год) вычислить
дисперсию, воспользовавшись этой формулой.
Вычисления представлены в таблице 1.43.
Таблица 1.21
Варианта х
Частота п
2
1
3
2
5
4
6
3
8
2
9
2
10
2
11
3
15
1
18
1
Таблица 1.43
Xi
2
3
5
6
8
9
10
11
15
18
п±
1
2
4
3
2
2
2
3
1
1
Х±П1
2
6
20
18
16
18
20
33
15
18
*i2
4
9
25
36
64
81
100
121
225
324
Xi2ni
4
18
100
108
128
162
200
363
225
324
z
21
x =
166
= 166/21 * 7,9
X2
1632
1632 _ 77 7
"2~Г ~~ "''
sx2 * 77,7 - 7,92 * 15,29.
Небольшое различие в результатах, полученных при использовании различных
способов вычисления, объясняется наличием вычислительных погрешностей в
промежуточных вычислениях.
Стандартное отклонение, как указывалось выше, отражает типичную картину
отклонения отдельных значений от среднего значения совокупности. Для одних
значений отклонение будет меньше стандартного, для других — больше. Схематически
связь между отклонениями отдельных значений от среднего и стандартным
отклонением показана на рис. 13.
J I I I I I I I I I I L
Стандартное
отклонение
Стандартное
отклонение
Среднее
значение
Рис. 13.
Пример 8. Пусть в классе проведено тестирование по математике. Балл
учащегося N оказался равным 17. Результаты тестирования учащихся класса следующие:
9, 17, 19, 18, 23, 25, 25, 19, 13, 10, 19, 18, 19, 25, 10, 15, 16, 15, 20,
12.
Требуется определить, типичен ли результат учащегося N для всего класса.
Средний балл в классе равен 17,4, стандартное отклонение — 4,94. Разность
между результатом учащегося N и средним баллом значительно меньше
стандартного отклонения. Таким образом, результат учащегося N, несмотря на то, что он
меньше среднего, является типичным для класса.
II
Рис. 14.
Дисперсия статистической совокупности может быть использована для сравнения
двух совокупностей, для оценивания параметров, для предварительной проверки
статистических гипотез. Если арифметические средние у двух совокупностей
окажутся одинаковыми, то в некоторых случаях вопрос о том, какой совокупности
отдать предпочтение, может быть решен с помощью дисперсии статистической
совокупности. Например, если у двух стрелков совпадают средние числа выбитых
очков, то лучшим естественно признать того, у кого меньший разброс числа
очков относительно среднего, т. е. того из стрелков, у кого «кучнее» попадания.
Например, пусть каждый из двух стрелков при всех трех выстрелах попал в
«десятку». Их попадания изображены на рис. 14 («десятка» изображена в
увеличенном виде). Средние числа выбитых очков у них одинаковы и равны 10. Но ни у
кого не вызывает сомнения утверждение о том, что второй стрелок стреляет
лучше .
Пример 9. Два стрелка сделали по 100 выстрелов. Первый выбил 8 очков 40
раз, 9 очков — 10 раз и 10 очков — 50 раз. Второй выбил 8, 9 и 10 очков
соответственно — 10, 70 и 20 раз. Какой из стрелков стреляет лучше?
Вспоминая решение примера 6 в предыдущем номере журнала, можно прийти к
выводу, что для ответа на вопрос достаточно вычислить средние числа очков х и
у, выбиваемых каждым из стрелков при 100 выстрелах. Однако оказывается, что
х = у = 9,1. Средние арифметические не позволили отдать предпочтение одному
из стрелков. Вычислим меру разброса данных — дисперсию статистической
совокупности: ведь при равенстве средних естественно отдать предпочтение тому из
стрелков, у которого попадания группируются кучнее вокруг среднего, т. е.
тому, для которого мера разброса числа выбитых очков принимает меньшее
значение. Вычисления выполним по схеме, представленной в таблицах 1.44 и 1.45.
Таблица 1.44
Xi
8
9
10
Z
ni
40
10
50
100
ХдПд.
320
90
500
910
х = 9,1
|х±-х |
1,1
0,1
0,9
(Xi-x)2
1,21
0,01
0,81
(х±-х)2п±
48,4
0,1
40,5
89
Si2 = 0,89
Таблица 1.45
Yi
8
9
10
z
n±
10
70
20
100
Yiiii
80
630
200
910
у = 9,1
lYi-Y 1
1,1
0,1
0,9
(Yi-У)2
1,21
0,01
0,81
(Yi-Y)2ni
12,1
0,7
16,2
29,0
s22 = 0,29
При равенстве средних арифметических дисперсия статистической совокупности
у второго стрелка оказалась меньшей. Естественно его считать лучшим.
Иногда дисперсию определяют при помощи формул
i = 1
или
i= 1
т. е. сумма квадратов отклонений вариант от их среднего арифметического де-
лится не на п, а на п-1. Причины этого будут разъяснены позже. Все свойства
дисперсии остаются одинаковыми при обоих определениях.
Дисперсия sx2 и стандартное отклонение sx могут быть вычислены с помощью
Excel. Для их вычисления в Excel можно использовать соответственно функции
(ДИСП) и (СТАНДОТКЛОН).
Коэффициент
вариации
Коэффициент вариации представляет собой относительную меру изменчивости.
Коэффициентом вариации V называют отношение среднего квадратичного
отклонения s к среднему арифметическому вариант х V = s/x или в процентах V =
100-s/x %.
В отличие от всех рассмотренных выше показателей вариации коэффициент
вариации является числом относительным, безразмерным. Это свойство позволяет
использовать его для сравнения вариаций не только однородных признаков, но и
различных.
Стандартизиро-
ванные данные
Часто целесообразно преобразовать статистические данные так, чтобы они
имели нулевое среднее арифметическое и единичное стандартное отклонение. Такие
преобразования называют переходом к стандартизированным показателям. Одной из
главных причин преобразования первоначальных данных в стандартизированные
показатели является желание иметь возможность сопоставлять результаты
исследований, проведенных разными методами и средствами. Новые преобразованные
данные будут непосредственно выражаться в отклонениях первоначальных значений от
среднего арифметического, которые измеряются в единицах стандартного
отклонения.
Преобразованные значения определяют с помощью равенства z± = (х± - x)/sx.
Убедимся в том, что z =0, sz = 1; В самом деле,
1 " 1 " xt-x 1 1
z = - у г, = - у = — • -
i=l i=1 х х
(
Е*
- пх
о I П -| П о -I П (
i-\ i = l i = 1
= 0;
Sz =
- \2
Xj-X N
V Sx J
1 1 £
-VsX^-^-V
1 2
, - X)2 = — • Sv = 1.
i = l
Пример 10. Стандартизировать данные, приведенные в таблице 1.21 (№2 журнала
за этот год).
Таблица 1.21
Варианта х
Частота п
2
1
3
2
5
4
6
3
8
2
9
2
10
2
11
3
15
1
18
1
При решении этого примера было найдено, что х « 7,9, sx « 3,90,
Стандартизация данных проводится по схеме, представленной в таблице 1.46.
Таблица 1.46
Варианта х±
Частота п^.
Xi-X
Zi=(Xi-x)/sx
2
1
-5,9
-1,51
3
2
-4,9
-1,26
5
4
-2,9
-0,74
6
3
-1,9
-0,49
8
2
0,1
0,026
9
2
1,1
0,282
10
2
2,1
0,538
11
3
3,1
0,795
15
1
7,1
1,82
18
1
10,1
2,59
В последней строке получены стандартизированные данные.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
Химичка
НЕКОТОРЫЕ МЕТОДЫ ОРГАНИЧЕСКОЙ ХИМИИ1
МЕТИЛИРОВАНИЕ
ВНИМАНИЕ! БОЛЬШИНСТВО МЕТИЛИРУЮЩИХ АГЕНТОВ ОЧЕНЬ КАНЦЕРОГЕННЫ И
ТОКСИЧНЫ!!! РАБОТАТЬ С НИМИ НУЖНО ТОЛЬКО ПОД ТЯГОЙ.
Итак, метилирование. Это слово означает "введение метильнои группы" -
субстратом может быть ОН-, NH2~, SH- и даже само кольцо. Но в нашем случае это
именно замена водорода гидроксила (ОН-), расположенного на кольце на СН3-
(или другую алкилгруппу). Ведь для того, чтобы соединение имело психоделиче-
Все прописи взяты из интернета. Возможно, не все они работоспособны, они не
проверялись , а только редактировались при помещении в журнал.
скую активность, оно должно (по Шульгину) содержать как минимум два атома
кислорода на кольце. Вещества же, содержащие "голые" гидроксилы, фильтруются
специальной системой под названием "гематоэнцефалический барьер" (blood-brain
barrier) и не попадают в мозг1. "Закрытые" же метилгруппой атомы кислорода
позволяют этим веществам проникать туда и оказывать своё неисповедимое дейстие.
В некоторых случаях также представляет интерес присоединение алкильной
группы к аминогруппе конечного продукта - хотя для большинства фенэтиламино-
вых психоделиков эта трансформация приводит к уменьшению активности и
качественной, и количественной, она необходима для активности таких веществ как
МДМА и ПММА - во всяком случае, их активности как эмпатогенов. Но это есть,
по существу, совершенно отдельная тема.
Но вернёмся к О-алкилированию. Как уже упоминалось, вместо метилгруппы
могут быть использованы другие низшие алкилы: этил, н- и изопропил. Эта замена
имеет смысл лишь в том случае, если происходит на атоме кислорода в четвёртой
позиции кольца: тогда она (обычно) даёт ещё более потентные психоделики. Если
же метил заменить другой группой на одном из "боковых" гидроксилов, ничего
хорошего обыкновенно не получается.
Долгое время считалось, что метилирование можно осуществлять только с
помощью следующих агентов: диметилсульфат (ДМС), метил иодид, метил нитрат, ме-
тилтолуолсульфат, метил хлорид и триметилфосфат. Все эти вещества (особенно
первые четыре) очень токсичны и, что гораздо хуже, мутагенны.
Кроме того, все они дороги и их трудно достать, в домашних же условиях
достаточно просто можно приготовить только ДМС, МеЫОз, МеС1 и метил иодид2.
Последний также обойдётся недёшево.
Метилирование метил хлоридом (особенно в присутствии каталитического Nal) -
дёшево, но сложно, так как реакция происходит в газовой фазе - необходим
какой-то воздушно-шариковый аппарат. Большой интерес также вызывает аналогичное
применение метилбромида, который несколько легче, хотя и дороже,
синтезировать .
Метил нитрат неплох, но очень токсичен, да ещё и летуч и самостоятельно
взрывается при 150 С.
Диметилсульфат можно сравнительно несложно получить. Он не очень летуч, но
очень ядовит, и без вытяжки его лучше не использовать. Если вам нужна
стопроцентная уверенность, что метилирование пройдёт как надо и с высоким выходом
(особенно на последних стадиях синтеза, то имеет смысл этим заняться.
Есть также один специальный, совершенно уникальный метилирующий агент -
диазометан. Его уникальность состоит в том, что он очень селективно
метилирует фенолы с двумя и более гидроксильными группами: второй/третий гидроксил
начинает метилироваться только лишь после того, как полностью прометилируется
первый/второй. Поэтому реакцию можно остановить на любой из стадий, получив
монометилированный, диметилированный или триметилированный продукт с высоким
выходом. Не полностью метилированные фенолы же подвержены таким
соблазнительным превращениям, как метилирование по Раймеру-Тиману или Даффу, а также ал-
лилированию с последующей перегруппировкой Кляйзена.
К сожалению, у этого способа есть большой недостаток - диазометан очень
ядовит, канцерогенен и при неосторожном обращении взрывается. Однако
синтезировать его можно довольно легко - из мочевины и метиламина. А вот работать -
только в противогазе.
А в иных случаях пожно воспользоваться малоизвестным и "неклассическим", но
совершенно остроумным методом с метилсульфатом натрия. Его недостатки - это
длительное время реакции (6-7 часов) и (особенно в случае чувствительных
веществ) - более низкие, чем с классическими агентами, выходы.
2 Приготовление метилирующих реактивов рассматривалось в начале этого цикла статей.
С другой стороны метилсульфат натрия может быть приготовлен настолько
просто, насколько это вообще бывает в химии. Кроме того, он абсолютно неядовит и
нелетуч.
Долгое время считалось, что им нельзя пользоваться для метилирование
чувствительных веществ (полифенолов и альдегидов), но совсем недавно найдены были
доказательства и специфичные процедуры и для тех и для других, причём выходы
в этих реакциях заявляются совсем не плохие.
В настоящее время этот способ - самый предпочтительный для юного химика в
тех случаях, когда он работает, а когда он не работает - толком пока никто не
знает.
Нельзя также не упомянуть о ещё паре особых вариантов. Первый - это
возможность избирательного метилирования только одной гидроксигруппы гидрохинона
или пирокатехина - реагентами иными, чем диазометан - а именно:
а) диметилсульфатом и
б) простым метиловым спиртом,
получив таким образом n-метоксифенол или гваякол. Последний вряд ли имеет
большую ценность, а вот n-метоксифенол - исключительно ценный прекурсор, так
как он может быть подвергнут формилированию по Раймеру-Тиману или Даффу,
которые работают только на фенолах (то есть веществах со свободной гидроксиль-
ной группой на кольце) и привлекательны тем, что стопроцентно осуществимы,
легки в исполнении и не требуют никаких вонючих и ядовитых операций.
Естественно, полученный альдегид ещё раз нужно метилировать, чтобы получить 2,5-
диМеО-БА. Однако же в виду крайней лёгкости монометилирования гидрохинона,
альтернатива эта, пожалуй, самая привлекательная из всех доступных путей к
2,5-ДМБА.
Не нужно забывать и также упомянутую выше возможность аллилирования с
последующей перегруппировкой Кляйзена.
Вторая возможность тоже относится к получению п-метоксифенола - это замена
аминогруппы пара-аминофенола на метоксил через реакцию диазотирования с
последующим метанолизом полученной диазониевой соли. Способ, конечно, длинноват
и сложен, но в отсутствии реактивов он может быть альтернативой - ведь п-
аминофенол получается гидролизом парацетамола, который есть ни что иное, как
ацетамид п-аминофенола.
Метилирование
ДМС в воде
Метилирование
пирокатехина
Получение вератрола, 11 г пирокатехина растворяют в 50 мл 20%-ного едкого
натра, к полученному раствору, быстро окрашивающемуся в коричневый цвет,
добавляют 20 мл диметилсульфата и сильно взбалтывают. Жидкость разогревается;
после ее охлаждения извлекают эфиром образовавшийся вератрол. Остающийся
после отгонки эфира остаток при охлаждении затвердевает в виде длинных
игольчатых кристалов с температурой плавления 21° и температурой кипения 205°. Выход
11,5 г.
Метилирование
ваниллина
Получение вератрового альдегида из ванилина. Ванилин (1 моль) растворяют на
водяной бане в диметилсульфате, взятом в количестве на 10% меньше
теоретического, и в горячую жидкость каплями прибавляют при взбалтывании соответствую-
щее диметилсульфату количество (1 моль) едкого кали, растворенного в двойном
по весу количестве воды. Реакция идет энергично; необходимо применять
обратный холодильник. По прибавлении всей щелочи приливают еще некоторое
количество ее до появления щелочной реакции и оставляют охладиться. При этом
образуются два слоя, верхний из которых — вератровыи альдегид. Его извлекают
эфиром, сушат и испаряют эфир. Остается бесцветный вератровыи альдегид, который
кристаллизуется после внесения затравки. Выход при расчете на диметнлеульфат
- 97%.
Метилирование
фенола
В трехгорлую круглодонную колбу, снабженную мешалкой, капельной воронкой и
обратным холодильником, загружают 7,5 г фенола, растворенного в 25 мл воды, и
42,5 мл 2 н. раствора гидроксида натрия. Затем при работающей мешалке из
капельной воронки вводят 11 мл диметилсульфата. Сразу же начинается
разогревание реакционной массы. Капельную воронку заменяют термометром и реакцию ведут
при перемешивании и температуре 40-50 °С, для чего применяют охлаждение
водяной баней. После прекращения реакции, о чем судят по падению температуры ниже
40°С, реакционную смесь нагревают в течение 30 мин на кипящей водяной бане
при постоянном перемешивании.
К охлажденной реакционной массе добавляют 18,5 мл 2 н. раствора гидроксида
натрия до щелочной реакции для гидролиза избыточного количества
диметилсульфата. Продукт реакции переносят в делительную воронку и экстрагируют в два
приема эфиром (по 75 мл каждый раз). Эфирный экстракт сушат безводным
карбонатом натрия и фильтруют. Эфир отгоняют на водяной бане из небольшой колбы
Вюрца, добавляя эфирную вытяжку по мере отгонки из капельной воронки. Затем
капельную воронку заменяют термометром и перегоняют метоксибензол (анизол),
собирая фракцию с температурой кипения 153-155 °С. Выход 6,4 г (75% от
теоретического) .
Свойства метоксибензола: бесцветная жидкость с температурой кипения = 155
°С; в воде не растворим, легко растворяется в этиловом спирте, эфире,
бензоле. Плотность = 0,9954 г/см3.
Метилирование
метил иодидом
Способ3 1
Смесь 85.6 г (0.4 моль) бензоата пирокатехина, 115 г йодметана (0.81 моль)
и 77.6 г (0.56 моль) безводного карбоната калия или натрия и 400 мл сухого
ацетона в течении 5 ч кипятилась с ОХ при перемешивании.
Потом смесь охладили, добавили 400 мл воды, экстракция 400+600 мл петролей-
ного эфира (50-70 С температура). Экстракт промыли 2М едким натром (2x400
мл) , сушили над сульфатом магния, эфир отогнали. Перекристаллизовали из н-
гексана. Выход 70.8 г (77%), т.пл. 57-58 С.
Способ4 2
Раствор бурбоналя 83 г (3-ethoxy-4-hydroxybenzaldehyde) в 500 мл МеОН обра-
3 Титце Л., Айхер Т. Препаративная органическая химия.
4 PiHKAL
ботали раствором 31.5 г КОН (85 % материал ) в 250 мл Н20. Был добавлен метил
иодид, 71 г, и смесь был поддержана в рефлюксе 3 часа. Все было добавлено к 3
объемам Н20, и сделано щелочным добавлением 25 % NaOH. Водная фаза была
экстрагирована 5x200 мл СН2С12. Объединение этих экстрактов и удаление
растворителя под вакуумом дало остаток 85.5 г продукта 3-ethoxy-4-methoxybenzalde-
hyde, с т. пл. 52-53 °С. Когда этот продукт был перекристаллизован из гекса-
на, т. пл. была 49-50 °С. Корда реакция проводилась с теми же самыми
реагентами в безводной среде, с метанольным КОН, главный продукт был ацеталь, 3-
ethoxy-a,a,4-trimethoxytoluene. Это был белый блестящий продукт, который
кристаллизовался с готовностью из гексана, и имел т. пл. 44-45 °С. Кислотный
гидролиз преобразовал его в правильный альдегид. Добавление достаточного Н20
в метилировании полностью обходит этот побочный продукт.
Метилирование
5-гидроксиваниллина
ДМС в ацетоне
В 1-л круглодонной колбе, оборудованной магнитной мешалкой и обратным
холодильником были помещены: 50 г (0.298 моль) 5-гидроксиваниллина (3-метокси-
4,5-дигидроксибензальдегида), 500 мл ацетона, 91.0 г (0.716 моль) диметил-
сульфата, 100 г (0.806 моль) мелкоизмельчённого Na2C03*H20 и 10 мл 10 % КОН в
метаноле. Конечно, могут использоваться эквимолярные количества безводного
Na2C03 или К2С03. Гетерогенная смесь размешивалась при энергичном кипении в
течение 24 часов, после чего обратный холодильник был заменен прямым
холодильником. Растворитель был дистиллирован при темп, бани около 100 С, пока
дистилляция не прекратилась. К твердому остатку было добавлено 400 мл воды, и
гетерогенная смесь размешивалась энергично в течение 2 часов при комнатной
температуре, а потом - 1 час при 0-5 С (ледяное охлаждение) . Светло-
коричневые кристаллы были фильтрованы вакуумом, промыты 3*150 мл ледяной воды
и высушены на воздухе до постоянного веса. Выход - 55.1 г (94 %), т.пл. 72.5-
74 С.
Метилирование
ДМС в метаноле5
400 мл метанола и 85.5 мл диметилсульфата добавлены к 79 г 2-гидрокси-4,6-
дихлоро-толуола и к смеси с перемешиванием по каплям добавляют 256.5 мл гид-
роксида калия (25% вес/об.). Получившаяся смесь, которая нагревается до
кипения в течение добавления, перемешана под рефлюксом в течение 4 часов и
упарена. Остаток взвешен в 600 мл воды. Водный раствор экстрагирован три раза 600
мл эфира. Экстрагированный эфир промывается водой, сушится сульфатом натрия и
упаривается под уменьшенным давлением.
Комментарии:
В стандартной методике метилирования фенолов6 растворитель - чистая вода,
щелочи берется 1.25 eq. , a Me2S04 - моль на моль фенола. Температуру
поддерживают ниже 40° . Это разумно, поскольку при повышенной темпратуре
увеличивается вклад побочной реакции - гидролиза Me2S04. Метанол здесь просто вреден,
так как он более нуклеофилен, чем вода.
5 Заметьте, что эта процедура годится для электрон-бедных колец (например,
альдегидов) .
6 Органикум, т. 1, с. 267
Если реакция не доходит до конца за приемлемое время (несколько часов),
добавляем еще диметилсульфата и щелочи. Кипячение реакционной смеси перед
выделением продукта нужно в основном для того, чтобы быть уверенным, что
ядовитого Me2S04 больше не осталось.
Если скорость гидролиза Me2S04 сильно превышает скорость алкилирования
(фенол кислый, стерически затрудненный или дезактивирован водородной связью), то
нужно либо брать Me2S04 в большом избытке, либо отказаться от проведения
реакции в водной или спиртовой среде. На этот случай есть методика с К2С03 в
Ме2СО при кипячении7. Подойдет ли она для получения метил-2-метоксибензоата -
неизвестно. Вообще, сложные эфиры так делали (Вейганд-Хильгетаг, с. 349: там
ссылаются на 4-е издание Houben-Weyl, Bd. 8, S. 542).
В этом примере взят довольно развесистый фенол, который в виде фенолята в
воде не особенно-то растворяется. Метанол как сорастворитель применяется
совершенно оправданно. И Me2S04 там 2 моль на моль субстрата, что немало. Здесь
привлекательно то, что все происходит в одной фазе и в этих условиях не надо
мешалки, только и всего.
Метилирование8
метил хлоридом в
присутствии Nal
В колбу, выдерживающую повышенное давление, оснащенную мешалкой и
нагревателем, загружают 40 частей 4-амино-6-третбутил-3-меркапто-1,2,4-триазин-5-
она, 200 частей воды, 16,5 частей 50% раствора гидроксида натрия и 10 частей
иодида натрия. Полученный раствор нагревают до 35 С и затем, при
перемешивании, в сосуд подают ток метилхлорида при давлении, повышенном на 20 psi. Me-
тилхлорид поглощается в течении 7 часов. (В других примерах р-ция
производится при обычном давлении, в зависимости от температуры время увеличивается на
2-8 часов). Получившуюся кашицу охлаждают до 10 С, фильтруют, промывают водой
и сушат. Выход - 40,3 части 4-амино-6-третбутил-3-метилтио-1,2,4-триазин-5-
она, с Т.пл. = 120-123 С. Последующий NMR анализ продукта выявил присутствие
2,5% 4-амино-6-третбутил-2-метил-3-тио-1,2,4-триазин-З,5-диона. Фильтрат
сгущают, отфильтровывают малорастворимый хлорид натрия, а оставшийся в фильтрате
почти чистый иодид натрия используют заново по циклу.
Метилирование
метил бромидом
Способ9 1
Колба, содержащая 126 частей пирогаллола, оборудована обратным
холодильником. Метил бромид пропускают в колбу стеклянной трубой, заканчивающейся
капилляром и проходящий через холодильник почти до дна колбы, пока весь воздух
не вытеснен. Раствор метилата натрия (приготовленный растворением 57.5 частей
натрия в 640 частях абсолютного метанола) пропускается в колбу вместе с не-
7 Физер Л., Физер М. "Реагенты для органического синтеза", т. 1, с.318
8 Хотя в данном примере метилируется тиол сложного гетероциклического производного,
механизм реакции состоит в том, что метил хлорид реагирует с йодистым натрием,
образуя метил иодид, который, прометилировав тиогруппу, регенерирует Nal. Метилирование
метил иодидом - одна из самых широко известных р-ций, поэтому уверенно (настолько,
насколько это слово имеет смысл в химии) можно сказать, что он будет работать и для
фенолов.
9 J.. Chem. Soc. 9, 1433 (1017)
прерывным потоком метил бромида. Колба нагрета на водяной бане, и поток метил
бромида продолжен, пока реакция не станет почти нейтральной. Газ быстро
поглощается, и бромид натрия отделяется в осадок. 1,З-диметокси-2-
гидроксибензола изолирован следующим образом. Вода добавлена, пока бромид
натрия не растворяется. Метанол выпарен, и остаток перегнан с паром.
Незначительное кол-во 1,2,3-триметоксибензола уходит с паром. Остаток подкислен и
экстрагирован эфиром. Раствор эфира выпарен и получившееся масло фракционно
перегнано под уменьшенным давлением. Чистый 1,З-диметокси-2-гидроксибензол
получен как белые кристаллы, тающие в 55 - 56 С.
Способ 2
В 2-л колбу с обратным холодильником наливаем 0,3 л изопропилового спирта и
кидаем 60 г натрия (2,6 М) . После замедления реакции приливаем порциями еще
спирт с такой скоростью, чтобы не перегружать холодильник. Когда натрий почти
целиком растворится (не позже - нам нужна инертная атмосфера), убираем
холодильник и при тщательном взбалтывании медленно присыпаем 121 (1,1 М)
гидрохинона. Масса густеет и становится похожа на деревенскую сметану. Доливаем
спирт чтобы рм легко перемешивалась, охлаждаем до 40-50 °С и собираем прибор.
Подводящая бромметан трубка не должна касаться жидкости, отводящая через
маленькую промывалку с 2-3 мл воды соединяется с поглотителем. Промывалка нужна
для того, чтобы контролировать полноту поглощения газа.
Метилбромид
В колбу с обратным холодильником насыпаем 600 г КВг (4,8 М) , 300-400 мл
воды и начинаем нагревать почти до кипения. Затем довольно энергично
прикапываем смесь 200 мл метанола (5 М) с 250 мл конц. H2S04 (4 М) . Скорость выделения
газа регулируем нагревом и скоростью прибавления кислотной смеси.
Конец реакции прослеживается очень чётко: КВг полностью растворяется и
меняется характер кипения рм - вместо массы мелких пузырьков образуются
крупные.
Основное усилие - колбу с фенолятом надо очень интенсивно взбалтывать,
чтобы происходило полное поглощение метилбромида (смотрим по промывалке). У меня
он поглощался на 100%, но стоило на секунду остановить взбалтывание, и он
мгновенно проскакивал. То есть от качества перемешивания напрямую зависит
время, затраченное на синтез. Синтез изопропилата натрия и фенолята занял час
и 2 часа поглощение метилбромида. При этом колба разогревается до 40-50 °С.
Колбу с РМ затыкаем пробкой (малейший контакт РМ с воздухом сопровождается
окислением, образуется сине-зелёная окраска) и оставляем до следующего дня.
Гидросульфат калия надо сразу вылить, иначе будет проблематично его потом
вымывать из колбы.
На следующий день мерим рН - должно быть 7-7,5. Реакция благополучно дошла
до конца, да и окисления рм больше не происходит. На дне куча мельчайшего
порошка NaBr и кристаллы диметоксибензола. Нагреваем массу до растворения диме-
токсибензола (40-50 °С) и фильтруем под вакуумом, чем добиваемся:
1. собственно отделяем NaBr,
2. избавляемся от избытка бромметана, чтобы не дышать им в последующем.
После охлаждения РМ получаем 70 г диметоксибензола в виде бесцветных
пластинок , размером с ноготь.
Упариваем массу до 500 мл и охлаждаем - выпадает ещё 20 г продукта.
Второе упаривание до 50 мл дает окрашенные продукт, кроме того выпадает в
осадок NaBr. Кристаллы промываем изопропиловым спиртом, водой для удаления
NaBr, и перекристаллизовываем из изопропилового спирта. Выход около 20 г.
Итого имеем 110 г чистого п-диметоксибензола, или 72%, и это после
перекристаллизации !
Комментарии:
Синтез прост в осуществлении, а диметоксибензол, полученный таким путём, в
несколько раз дешевле, чем при получении через диметилсульфат или метилйодид.
Кроме того, он также должен работать на любых фенолах - главный критерий
окончания реакции это рН 6-7,5. В крайнем случае можно и погреть на батарее
колбу пару дней - для завершения реакции с малоактивными фенолами. Я думаю
можно обойтись и без натрия - использовать обычную щёлочь. Хотя это может
несколько снизить выход, но зато упростит синтез.
Ещё есть интересный момент: метилбромид широко используется как фунгицид
для уничтожения насекомых и грызунов в хранилищах, и используется в больших
масштабах. Так что есть смысл поискать на складах сельхозхимии, может удастся
купить килограмм этак 50 по цене 1 л метилйодида.
Вот вам и тотальное метилирование чего угодно.
Метилирование
метилнитратом
82 г эвгенола (0.5 моль) и раствор 30 г (0.54 моль) КОН в 200 мл метанола
перемешивают в 1 литровой круглодонной колбе при комнатной температуре, затем
добавили 48 г сырого 85% МеОЫОг (0.5 моль) в 60 мл метанола и продолжили
перемешивание в течение 2 часов. Фактически реакция почти не идёт, так как нет
никакого осадка. Нагревание на водяной бане (никогда не превышайте
температуру в 150 С с метилнитратом!) даст нам кучу осадка после 30 мин. Нагревать
продолжают ещё 1 час. После охлаждения красный раствор декантируют, а осадок
промывают 2 раза метанолом. Метанол, которым промывали метилэвгенол и слитый
раствор нагревают на водяной бане, чтобы удалить метанол и метилнитрат.
Метилирование
диазометаном
Существует две методики получения эфиров фенолов. Первая заключается в
использовании избытка фенола по отношению к диазометану (ДМ), и отгоне
получившегося эфира из сильно щелочного раствора продуктов реакции с водяным паром.
При этом непрореагировавший избыток фенола остается в виде фенолята. А в
погоне содержится чистый эфир. И второй метод, заключающийся в применении
небольшого избытка ДМ для полного метоксилирования фенола, с последующей
нейтрализацией избытка ДМ муравьиной к-той и образованием метилформиата с Т.кип.
= 31,8 °С, который легко удаляется из Rm.
Выбор того или иного метода в каждом конкретном случае зависит от стоимости
и доступности исходного сырья, а так же его особенностей. Например если
пробовать получать n-метоксифенол (ПМФ) по сп. 1, то на этапе разделения
гидрохинона и ПМФ вы столкнетесь со значительными трудностями, то же касается
пирокатехина , резорцина, пирогаллола, флюроглюцина и вообще всех полифенолов.
Корень данной проблемы заключается в том, что для формилирования по Раймеру -
Тиману обязательно наличие хотя бы одной гидроксильной группы в соединении, в
орто положение к которой и вступает альдегидная группа. Поэтому разделение
непрореагировавшего избытка полифенола и метоксилированных фенолов продуктов
всегда будет представлять значительную трудность.
Характер данной реакции таков, что в случае двухатомных фенолов
(гидрохинон, пирокатехин, резорцин) вначале всегда будет образовываться исключительно
метоксифенол (МФ), до тех пор пока весь дифенол не будет израсходован и лишь
затем будет происходить алкилирование по второму гидроксилу. При этом
продукты реакции легко разделяются перегонкой с паром из щелочного раствора. Диме-
токсибензол (ДМБ) перегоняется, МФ нет. Затем нейтрализация щелочного
раствора и экстракция МФ.
В случае трехатомных фенолов вначале образуется исключительно метоксиди-
фенол до тех пор пока не израсходуется весь трифенол, затем исключительно ди-
метоксифенол (ДМФ) и наконец триметоксибензол (ТМБ). Вот на этой стадии и
следует остановить реакцию. Небольшое кол-во уже образовавшегося ТМБ
перегоняется из щелочного р-ра, а ДМФ нет.
То есть, подводя итог выше сказанному надо рассчитывать кол-во реагентов
таким образом, что бы всегда образовывались хотя бы небольшие кол-ва
полностью алкилированных фенолов и в Rm не оставалось бы вообще совсем не алкили-
рованных фенолов (впрочем, в случае трехатомных фенолов это происходит
автоматически, то есть когда начинает образовываться ТМБ в Rm находится уже
исключительно ДМФ) . Либо как уже говорилось выше, на заданном этапе прерывать
реакцию добавляя муравьиную к-ту, а степень завершенности реакции проверять
по кол-ву собранного в газометре азота.
Получение анизола
(метоксибензола)
Хотя фенол дешев и из экономических соображений выгоднее вести синтез по
его избытку мы, тем не менее, возьмем в избытке ДМ, дабы исключить проблемный
процесс перегонки анизола с паром.
В колбу на 250 мл заливается раствор 12,5 г фенола в 75 мл бензола или
эфира (фенол может полностью не раствориться, но это не важно), добавляется 0,05
г безводного сульфата меди и при интенсивном перемешивании и комнатной
температуре постепенно приливается р-р 7 г ДМ в 150 мл бензола в течении часа.
Когда прибавлен весь р-р ДМ Rm перемешивается еще 30 мин при комн. температуре
и 30 мин при при ~ 50 °С.
(Вообще синтез можно вести и без катализатора, но тогда он растягивается на
6 часов).
Затем в Rm, не охлаждая, по каплям добавляется небольшое кол-во НСООН до
тех пор, пока очередная капля не будет вызывать газообразования. Причем
возможно так же, что за время пока Rm перемешивается, большая часть избытка ДМ
успеет прореагировать между собой и с растворителем, образуя полиметилен и
продукты неизвестного состава, но это не страшно.
Rm промывается 2*30 мл воды для удаления сульфата меди и непрореагировавшей
НСООН. Сушится MgS04. После этого растворитель отгоняется на водяной бане.
Выход анизола почти количественный ~ 14 г.
Получение
п-метоксифенола
(ПМФ)
К раствору 14,7 г гидрохинона в 100 мл бензола прибавляется 0,05 г
безводного сульфата меди и при интенсивном перемешивании и комнатной температуре
постепенно приливается р-р 7 г ДМ в 150 мл бензола в течении часа. Когда
прибавлен весь р-р ДМ Rm перемешивается еще 30 мин при комн. температуре и 30
мин. при при ~ 50 °С.
Затем Rm промывается 50 % р-ром NaOH до тех пор, пока он не станет
оставаться абсолютно бесцветным. Бензол отгоняют, получая незначительное кол-во
диметоксибензола. Промывные воды нейтрализуют НС1 до слабокислой реакции,
экстрагируют бензолом либо эфиром. Растворитель упаривают, получая ^ 15 г ПМФ
в виде коричневатого остатка.
Получение
диметоксибензола
(ДМБ)
К раствору 9 г гидрохинона в 100 мл бензола прибавляется 0,05 г безводного
сульфата меди и при интенсивном перемешивании и комнатной температуре
постепенно приливается р-р 8 г ДМ в 150 мл бензола в течении часа. Когда прибавлен
весь р-р ДМ Rm перемешивается еще 30 мин при комн. температуре и 30 мин при
при - 50 °С.
Затем в Rm, не охлаждая, по каплям добавляется небольшое кол-во НСООН до
тех пор, пока очередная капля не будет вызывать газообразования. Rm
промывается 2*30 мл воды для удаления сульфата меди и непрореагировавшей НСООН.
Сушится MgS04. После этого растворитель отгоняется на водяной бане. Выход ДМБ
почти количественный ~ 11 г.
Метилирование
метилсульфатом
натрия10
Метилирование
фенола
Пример 1
К реакции добавили 67.2 части по весу воды и 23 части по весу фенола и
смесь встряхивая нагрели до 50 С, в результате чего фенол расплавился и ушёл
в раствор. Затем добавили 9.8 частей по весу гидроксида натрия и смесь
перемешивали пока гидроксид не растворился, во время реакции образовался фенолят
натрия, что дало нам 100 частей по весу 28.4% раствора фенолята натрия.
Данный раствор нагрели до 112 С, что примерно является его температурой кипения.
К раствору затем одновременно добавили диметилсульфат и раствор фенолята
натрия содержащий 21% по весу фенолята натрия и 0.05% гидроксида натрия.
Гидроксид нужен для того чтобы нейтрализовать кислотность диметилсульфата.
Диметилсульфат добавляли через трубку доходящую до дна посуды и реакционную смесь
сильно трясли, особенно сильно надо трясти во время прибавления
диметилсульфата. Диметилсульфат и дополнительный раствор фенолята натрия постепенно
прибавлялись в течение 2 часов. Прибавлять надо так чтобы весь диметилсульфат
растворялся, не должно оставаться нерастворённохю диметилсульфата. Было
замечено, что во время добавления диметилсульфата и раствора фенолята натрия
температура материнского ликвора падала с 112 С до 106 С, а затем мгновенно
появлялось облако в перегонной колонке, что означает образование смеси водяных
паров и анизола. Температуру поддерживали так, чтобы анизол отгонялся с паром
как можно быстрее после образования. Дистиллят собрали и дали слоям
разделится, получилось 2 слоя. Лёгкий слой является нужным нам продуктом. Он состоит
В тех синтезах, в которых реакции проводятся с диметилсульфатом, следует иметь в
виду, что используются обе его метильные группы, т.е., половина метилированного в-ва
образуется за счёт фактически метилсульфата натрия.
из анизола высокого качества. Скорость добавления ДМС была такой, чтобы не
превышать скорость отгонки анизола. На каждую добавленную единицу объёма ДМС,
отгонялось 2.3 объёма анизола. Также было замечено, что во время протекания
реакции образовывался сульфат натрия в таких количествах, что превышал свою
растворимость и проявлялся в твёрдой форме. Выход анизола по полному кол-ву
использованного ДМС составил 93.6%. Стоит также заметить, что после того как
добавили половину ДМС, трясти начали более интенсивно и выход для второй
половины ДМС составил 98.5%. После того как весь ДМС добавили, паровую
дистилляцию проводили до того как собрали 80 частей по объёму дополнительного
дистиллята. От этого объёма только 12 частей оказались анизолом, что показывает,
что анизол отгонялся паром практически сразу после образования.
Пример 2
Процедуру приведённую в Примере 1, проводят также, только вместо ДМС берут
метилсерную к-ту (примечание - здесь метилсульфат даже не готовится отдельно,
а образуется ин ситу!), и в то же время отдельно добавляют кол-во гидроксида
натрия стоихометрически эквивалентное кислотности сульфата метиловой кислоты.
Таким образом теплота реакции нейтрализации сульфата метиловой кислоты -
гидроксида натрия образуется в реакционной смеси и требуется меньше теплоты
извне. По этому методу получают высококачественный анизол с хорошим выходом.
Метилирование
ваниллина
В данную реакцию входит получение ваниллята натрия через ванилин и гидро-
ксид натрия,а затем метилирование ваниллята натрия до вератральдегида.
Ванилин и гидроксид натрия реагируют пока не образуется существенное
количество ваниллята натрия, как только это происходит начинают добавлять ДМС.
Реакцию нагревают до 80 С. В данном случае провести паровую дистилляцию не
удастся, так как получаемый продукт вератральдегид не достаточно летуч.
Следовательно реактор сделан так, чтобы можно было провести гравиметрическое
разделение, вератральдегид собирается в виде расплавленной нерастворимой
жидкости находящейся на верху жидкости в реакторе.
По этому методу вератральдегид получают с хорошим выходом.
Метилирование
гидрохинона
150 мл 92% (аккумуляторной) серной к-ты были порциями (охлаждение снегом)
вылиты в 150 мл МеОН (некоторый избыток) . Пока смесь всё ещё горячая, в неё
добавили 80 г растёртого в порошок безв. Na2S04, и всё это с постоянным
встряхиванием (дабы избежать спекания сульфата) было охлаждено под струёй
холодной воды ниже КТ. Этой смеси позволили стоять 4 суток (возможно для
завершения реакции требуется около 24 ч - обратите внимание, делая нитроме-
тан/этан!), в течение которых она несколько окрасилась в коричневый цвет.
125 мл (^163 г) этой кислоты11 (неизвестно, сколько метанола она содержит -
не более 1/5 ч.) были несколько охлаждены в морозилке и добавлены по каплям к
150 мл 40% NaOH (0,4 г НаОН на 1 мл р-ра) через капельную воронку с интенсив-
11 Фактически, простая калькуляция показывает, что авторы оригинальной статьи
использовали почти что теоретическое кол-во щёлочи к метилсерной, что
означает, что нейтрализация метилсерной кислоты может быть осуществлена с почти
количественным выходом в водном растворе.
ным (мешалка с моторчиком от перемотки старого бобиннохю магнитофона)
помешиванием и охлаждением в водно-снежной ванне, причём очень изысканная забота
была уделена тому, чтобы:
1. Температура оставалась в районе 28 С - тестирована периодически.
2. рН смеси всегда должен оставаться щелочным! Как только он становится
кислым, начинается автокаталитическая р-ция гидролиза и 50% метилсульфа-
та очень быстро превращаются в не то что нужно.
Чтобы достичь этого, рН был периодически измерен бумажками - особенно часто
- не реже раза в 5-10 сек - это делалось под самый-самый конец, причём всё
было ОК до последних 1-2 мл, когда рН внезапно стал кислым секунд на пять, и
был тут же убит добавлением заранее приготовленных 5 мл щёлочи.
Эту процедуру нейтрализации следует выполнить как можно скрупулёзней, так
как в противном случае выход в последующей реакции снижается драматически.
Полученный после нейтрализации раствор немного разбавляют водой (кажется,
не вся соль растворяется) до объёма 330 мл, и половину этого р-ра используют
в следующем шаге.
165 мл вышеупомянутого р-ра поместили в 250 мл коническую колбу (закрытую
пробкой с двумя отверстиями, оба закрытые маленькими пробочками), после чего
она была продута напрочь использованным воздухом из лёгких, затем в колбу
добавили 10 г гидрохинона (довольно жёлтого), ещё раз продули, охладили в снегу
и через одноразовый шприц добавили 18 мл 40% щёлочи (темп. < 40 С) - весь ГХ
растворяется. Эта смесь была помещена в масляную ванну и подвергнута очень
нежному рефлюксу при 110 С в течение часа.
После этого в одно из отверстий в пробке вставляется прямой холодильник и
смесь начинает отгоняться, причём п-диметоксибензол отгоняется вместе с
жидкостью и кристаллизуется в холодильнике, периодически его напрочь забивая.
Именно для этого нужна вторая дырка в пробке, закрытая, но не очень сильно -
чтобы отслеживать избыточное давление и избегать таким образом аварий.
Перегонку продолжают 4 часа, причём внутрь периодически добавляют горячую
кипячёную воду через шприц. За это время собирается 200 мл дистиллята и
образование п-ДМБ весьма ослабевает, хотя и не прекращается совсем. Его
отфильтровывают через ткань, ликвор насыщают солью и экстрагируют (ДМБ растворим в
воде 1,4 г/л), а фильтрат отжимают через фильтры (или ткань) на туалетной
бумаге как можно лучше, кристаллы затем измельчают ножом и сушат на воздухе на
ночь.
Выход 6,8 г (+ 0,7 г из ликвора) или 58% от теории.
Метилсульфат, используемый для этой реакции, должен быть хорошего качества,
иначе выход может снизиться раза в три.
Селективное
монометилирование
гидрохинона
The monomethyl ether of hydroquinone (hydroxyanisole} was produced
according to the process of this invention by charging 660 grams of hydroquinone (6
moles) , 4800 grams of benzene, and 300 grams of water into a three necked
flask fitted with a reflux condenser, stirrer, and two addition funnels. Then
480 grams of 50 percent aqueous sodium hydroxide (6 moles), and 756 grams
dimethyl sulfate (6 moles; an equimolar quantity) were gradually added
simultaneously at reflux (70-75 C) during a period of about one hour keeping the
alkali slightly ahead of the dimethyl sulfate. The addition was made under a
nitrogen atmosphere to minimize air oxidation of the hydroquinine but this is
not essential to the success of the reaction. The mixture was refluxed for
another one-half hour and then acidified to litmus with about 12 grams of
acetic acid. The top oil layer was separated from the aqueous phase, washed
with about 600 grams of a five percent sodium sulfate solution and distilled.
After recovering the benzene, there was obtained a 122 grams head fraction
distilling from 109-140 С at 20 mm., followed by 525 grams of hydroxyanisole
distilling at 141 С at 20 mm. The head fraction consisted of a mixture of
hydroquinone dimethyl ether and hydroxyanisole from which 53 grams
hydroxyanisole were recovered by extraction with aqueous sodium hydroxide followed by
acidification. The total amount of hydroxyanisole recovered was 578.5 grams
(4-66 moles) which represents about a 73 percent conversion calculated on
charged hydroquinone. From the non-alkali soluble portion of the head
fraction was obtained 64 grams (0.46 mole) hydroquinone dimethyl ether which
represents 7.7% conversion on charged hydroquinone. The combined aqueous layers
were then treated for recovery of unreacted hydroquinone by extraction with
methyl isobutyl ketone. After evaporation of the solvent, there was obtained
52 grams of hydroquinone (0.47 mole) analyzing 96 percent accordingly, the
yields of hydroxyanisole and hydroquinone dimethyl ether based on consumed
hydroquinone were 84,5 percent and 8,3 percent, respectively, with the yield
ratio of the monoether to the diether being 10,2 or about 10 to 1.
Монометилирование
гидрохинона
метиловым спиртом12
Пример 1
Смесь бензохинона, гидрохинона, метанола и серной кислоты в различной
пропорции была перемешана при КТ 10-16 часов. Реакционная смесь была
нейтрализована щёлочью и подвергнута газово-хроматографическому анализу...
Результаты - в таблице:
БХ
1,67
1,67
1,67
1,0
1,0
1,0
0,67
0,67
0,67
0,5
0,5
0,5
ГХ
8,33
8,33
8,33
9,0
9,0
9,0
9,33
9,33
9,33
9,5
9,5
9,5
H2S04
10,0
2,0
1,0
10,0
2,0
1,0
10,0
2,0
1,0
10,0
2,0
1,0
СН3ОН
50
50
50
50
50
50
50
50
50
50
50
50
Выход ДМБ
3,0%
1,4%
-
0,75%
-
-
-
-
-
-
-
-
Выход ПМФ
77%
73%
60%
80%
75%
67%
80%
66%
58%
78%
58%
54%
Выход в расчёте на всё кол-во гидрохинона, не только на прореагировавший.
Далее вытянуть толуолом. Если надо (для последующего Раймера-Тимана не
надо) - очистить от следов диметоксибензола можно щёлочно-кислотной
экстракцией.
Пример 2
Смесь 100 грамм ГХ, серной к-ты и 1000 мл метанола была приведена к рефлюк-
Из Британского патента №1,557,237
су и был добавлен бензохинон. После добавления смесь перемешивалась ещё 4
часа (вроде как без нагревания - неясно). Смесь нейтрализована щёлочью...
H2S04, г
400
400
400
400
50
БХ, г
20
20
5
5
20
Скорость добавки БХ
быстро
медленно
быстро
медленно
быстро
Выход ПМФ, %
72-83
74-80
79-80
80-85
72-76
Пара-метоксифенол
из парацетамола
В общем, парацетамол есть ни что иное как:
но ^^
Он до безобразия дёшев и продаётся везде.
Прокипятив его в кислоте, мы получим п-аминофенол, который выделим, ну,
например, приведя рН к 7, насыщением р-ра солью, охлаждением и последующей
экстракцией .
Процедура (для немножечко замещённых п-аминофенолов):
European Journal of Medicinal Chemistry, 1991, (26) 843-851.
[from 5-acetamido-2-hydroxyacetophenone]"...Acid hydroysis of the latter
material [12 g] with 20 ml of 15% HC1, to remove the protecting (N-acetyl)
group, followed by neutralization (with NH40H) produced 8 g (86%) of 2 [5-
amino-2-hydroxyacetophenone]."
Journal of the American Chemical Society, 1948, (70), 1362-1373
"4-amino-alpha-diethyamino-o-cresol dihydrochloride (SN-12,458).-A mixture
of 500 g (2.12 mole) of 4-acetamido-alpha-diethyamino-o-cresol and one liter
of 20% hydrochloric acis was heated at refluxing temperature for an hour. The
solution was evalorated under reduced pressure to a thick sirup. A liter of
benzene was stirred well into the sirup, and the evaporationrepreated, once
again, the process was repeated using a liter of denatured absolute alcohol.
Finally, the sirup was then precipitated by the addition of a liter and a
half of ether. A total of 541 g (96%) yield of off-white product was
obtained. . . "
Теперь диазотируем аминогруппу. Реакция простая и всем известная -
используется азотистая к-та, получающаяся ин ситу - обычно прибавлением к водному
р-ру нитрита натрия и исходного амина сильной кислоты - как правило соляной.
Получается соль диазония, устойчивая только ниже 5 С.
Обычно реакцию деазотирования используют для замены аминогруппы на -ОН -
кислотным гидролизом диазониевой соли. Но есть способ лучше. Он заключается в
том, что мы выделяем эту соль в чистом виде, и нагреваем её в метаноле, неус-
тойчивая диазониевая соль при этом сразу переходит в п-метоксифенол.
Выходы в последних двух реакциях обычно высоки - суммарный около 90%!
Что же до пара-метоксифенола, то у него есть одна приятная особенность. В
отличие и от диметоксибензола, и от гидрохинона, он даёт чрезвычайно хорошие
выходы в реакции формилирования по Раймеру-Тиманну - около 70%. (Чрезвычайно
хорошие - в том смысле, что обычно эта р-ция даёт меньше 50%).
Для тех, кто не знает - Раймер-Тиеманн не требует вообще никаких реагентов,
кроме хлороформа и едкого натра.
Кроме того, для метилирования его в 2,5-диметоксибензальдегид потребуется в
два раза меньше диметилсульфата. Приготовление же диметилсульфата - и без
вакуума - уже не представляет для особых трудностей.
Сама процедура13:
0,2 моля ариламина растворяют в абсолютном этиловом спирте (300 мл),
охлаждают до нуля по Цельсию и по каплям добавляют 20 мл конц. соляной к-ты с
интенсивным перемешиванием (Вместо абсолютного спирта можно использовать
обычный спирт и серную к-ту - конц. спирта в данном примере - 93,5%. Авторы
патента говорят, можно любую минеральную и муравьиную/уксусную к-ту, хотя
примеров не дают). Охлаждённый изоамилнитрит (0,38 моль) (в качестве нитрозирую-
щего агента можно использовать любой органический нитрит, например, изопро-
пил, а также простой нитрозный газ) затем по каплям добавляют туда же в
течение 10 мин, следя, чтобы температура оставалась около нуля. Затем всё
перемешивается ещё час, чтобы удостовериться в завершении реакции. После этого в
реакцию добавляется мочевина (10,8 г).
Около 200 мл холодного серного эфира (авторы указывают, что можно
использовать любой неполярный растворитель - оно и так довольно очевидно)
прибавляется к вышеуказанной смеси - диазониевая соль выпадает в осадок, отделяется,
промывается холодным эфиром, растворяется в 10-кратном кол-ве абсолютного
метанола и затем нагревается на водяной бане, пока не прекратится выделение
азота. Растворитель затем удаляют, остаток экстрагируют эфиром, сушат и
упаривают (выход, к сожалению, не указан).
US patent # 4,161,611
Электроника
ПРОСТОЙ РЕЗИСТИВНЫЙ ТЕРМОМЕТР
Фрунзе А.
Резистивные термодатчики (RTD) выпускаются на основе особо чистой медной
или платиновой проволоки, намотанной на керамическую катушку. Они
характеризуются прекрасной повторяемостью, высокой точностью и отсутствием
необходимости компенсировать температуру свободных концов. К недостаткам же их обычно
относят низкую чувствительность (0,38-0,43 %/°С) и необходимость учитывать
падение напряжения на соединительных проводах.
В описываемой конструкции использован медный 50-омный RTD, производимый
Омским заводом «Эталон». В качестве устройства индикации применен вольтметр
типа Щ300, установленный в диапазон 100 мВ. Однако, если требования к точности
не очень высоки можно использовать один из цифровых тестеров китайского
производства .
Схема устройства приведена на рисунке. Основу его составляет генератор
стабильного тока на ОУ DA3.2, формирующий ток через RTD R11. Величина этого тока
определяется отношением напряжения на неинвертирующем входе ОУ к
сопротивлению резистора R10. При этом напряжение на неинвертирующий вход ОУ подается с
движка многооборотного подстроечнохю резистора R2, включенного параллельно
прецизионному источнику опорного напряжения VD5 типа LM336Z-2.5.
Для того чтобы скомпенсировать падение напряжения на проводах, соединяющих
RTD с ОУ, а также учесть, что при нулевой температуре падение напряжения на
RTD не равно нулю, на втором ОУ выполнен еще один генератор тока. Поскольку
резисторы R7 и R10 равны между собой (это прецизионные резисторы типа С2-14-
0,25 % с одинаковыми номиналами), а на неинвертирующие входы обоих ОУ
подается одно и то же напряжение с движка подстроечного резистора R2, то токи,
формируемые обоими ОУ, равны друг другу с высокой степенью точности. Компенсация
сопротивления RTD (равного в данном случае 50 Ом) при нулевой температуре,
осуществляется при помощи двух включенных параллельно 100-омных прецизионных
резисторов R8 и R9. Компенсация сопротивления соединительных проводов
достигается тем, что между резисторами R7, R8 и инвертирующим входом DA3.1 включен
провод того же диаметра и той же длины, что и провода, соединяющие RTD с ОУ
DA3.2. В предлагаемой конструкции использован провод МГТФ-0,12, длина
проводов от каждого из концов RTD до печатной платы равна 100±1 см, а длина
провода между резисторами R7, R8 и инвертирующим входом DA3.1 равна 200±1 см.
Измерение температуры осуществляется по разности падений напряжений между
выходами первого и второго ОУ, выведенными на разъем Х2.
В качестве ОУ использован сдвоенный высокоточный ОУ AD8552, производимый
фирмой Analog Devices. Он характеризуется сверхнизким значением приведенного
ко входу напряжения смещения, не превышающим обычно 1 мкВ. Но этот ОУ имеет
один недостаток — питающее напряжение, подаваемое на него, не должно
превышать ±3 В. Учитывая крайне малое его потребление (чуть более 1 мА на оба ОУ) ,
автор счел возможным сформировать требуемые напряжения при помощи простейшей
резистивной цепочки из четырех двухваттных резисторов R3 — R6. На вход этой
цепочки подается стабилизированное напряжение +12 В, формируемое трехвыводным
стабилизатором DA1. На стабилизаторе DA2 собран 9-вольтовый источник,
гальванически развязанный от DA1. При использовании в качестве индикатора
упомянутого тестера питание на него нужно подать с этого источника, чтобы исключить
погрешности, возникающие при разряде батарейки, питающей тестер.
Номиналы резисторов R7 и R10 выбраны таким образом, чтобы вращением движка
подстроечного резистора R2 можно было бы установить коэффициент
преобразования температуры в напряжение, равный 1 мВ/°С. Следовательно, температуре 25
°С будет при этом соответствовать напряжение 25 мВ на разъеме Х2, 100 °С -
100 мВ, -5 °С - минус 5 мВ, и т. д.
Следует отметить, что ток, пропускаемый через RTD, составляет примерно 3
мА. Однако даже такое малое его значение может разогреть RTD, если последний
находится в воздухе, а не вмонтирован в относительно массивную стенку
объекта , температуру которого нам необходимо измерить. Поэтому не стоит при помощи
описанного устройства и свободно висящего в воздухе RTD пытаться измерять
температуру воздуха в помещении — самопрогрев датчика трехмиллиамперным током
исказит реальную картину. Для минимизации влияния самопрогрева датчик при
измерении температуры воздуха всегда должен быть вмонтирован в металлическую
болванку объемом не менее 2-3 см3.
Правильно собранное из исправных деталей устройство не требует какой-либо
настройки, кроме подбора коэффициента преобразования температуры в
напряжение. Последнее осуществляется следующим образом. RTD на 70-80 % своей длины
погружается в кипящую воду (при этом надо следить за тем, чтобы вода не
омывала его выводов, и они оставались сухими). Температура кипящей воды при
нормальном атмосферном давлении равна 100 °С. Вращением движка резистора R2
добейтесь того, чтобы подключенный к Х2 вольтметр показывал бы 100 мВ. На этом
регулировка может считаться завершенной.
МОДУЛЬ ПЕРЕДАТЧИКА НА КМОП-МИКРОСХЕМАХ
Онышко Д.
В статье рассмотрен модуль радиопередатчика, который может
применяться в автономных системах дистанционного управления, телефонной
связи, сбора и обработки телеметрической информации и т. д. , с
ограничениями по стоимости, энергопотреблению, массе и габаритам.
Современные высокоскоростные цифровые КМОП-микросхемы позволяют реализовы-
вать различные функции радиопередающих устройств, основу которых составляет
задающий генератор. Так, микросхемы серии 74НС [1] могут быть использованы
для построения LC- и кварцевых генераторов, работающих как на основной
частоте, так и на гармониках. Такие генераторы могут вырабатывать сигналы с
частотой до 75 МГц [2]
Схема LC-генератора на основе быстродействующих КМОП-микросхем приведена на
рис. 1. Резистор R обеспечивает линейный режим работы инвертора. Реактивные
элементы С1, С2, СЗ, L подбираются из условия обеспечения заданного значения
генерируемой частоты, которая определяется из выражения:
F = -
7
2кл]1С
где С = СЗ + С1С2/(С1+С2).
Вых
1—► Вых*
Вых.
Рис,
Рис.
Рис,
Существует значение емкости СЗ, при котором обеспечивается оптимальная
связь колебательного контура LC1C2 с инвертором. Эту величину можно подобрать
экспериментально по минимуму потребляемого генератором тока. На выходе
инвертора формируется высокочастотный сигнал прямоугольной формы. На входе
инвертора сигнал имеет синусоидальную форму при условии, что С1 > С2.
Для стабилизации частоты генератора можно применять кварцевые резонаторы.
Схема кварцевого генератора с возбуждением на основной частоте представлена
на рис 2.
Формирование стабильных высокочастотных сигналов в диапазоне 20...75 МГц,
как правило, возможно, на гармониках. Схема генератора с возбуждением на
гармониках приведена на рис. 3.
Собственная резонансная частота колебательного контура LC1C2 должна быть на
15-20 % меньше рабочей частоты. Схема устойчиво возбуждается на 3-й и 5-й
гармониках кварцевого резонатора.
Рассмотренные генераторы реализованы на микросхемах 74НС04 и работают от
источника питания напряжением 5 В. Потребляемый ток не превышает 10-15 мА на
частотах 50...70 МГц и увеличивается с ростом рабочей частоты. Снижение
напряжения питания возможно при применении микросхем серий 74АС (3 В) и 74LV (2
В) . Повышение рабочей частоты достигается при применении микросхем серий
74АНС и 74VHC.
На основе рассмотренных генераторов возможно построение модуля передатчика,
схема одного из вариантов которого представлена на рис. 4.
1«-
РР1:1
R
1М
А nrvw-
J-сз
ZQ 27 МГц
Еп=ЗВ
-п
DD1:2
DD1:3
DD1:4
DD1-74AC00
ANT1
и
C4
4/20
Рис.
Модуль состоит из задающего генератора, буферного усилителя и выходного
каскада. Вход 1 предназначен для реализации режима пониженного
энергопотребления (Power down mode) , вход 2 — для реализации амплитудной манипуляции.
Управление входами осуществляется логическими сигналами. Подача на вход 1
сигнала лог. 1 обеспечивает рабочий режим работы, а лог. 0 — ждущий режим,
при котором потребляемый модулем ток снижается до единиц микроампер. В
качестве антенны в модуле используется отрезок медного провода длиной 20-25 см и
диаметром 1,5-2 мм. В схеме, приведенной на рис. 4, значение индуктивности L
составляет 1 мкГн, a L1 — 3,5 мкГн.
Для настройки модуля на его входы подают уровень лог. 1. Задающий генератор
и буферный усилитель в настройке не нуждаются, однако целесообразно с помощью
частотомера убедиться в соответствии частоты генерируемого сигнала на выходе
буферного усилителя частоте кварцевого резонатора. В противном случае
необходимо уточнить значение индуктивности L. Выходной каскад настраивается при
помощи конденсатора С4. Изменяя его емкость, добиваются максимального
напряжения в антенне. Величину напряжения контролируют высокочастотным вольтметром
По завершению настройки на вход 2 подают модулирующий цифровой сигнал и
проверяют с помощью приемника качество его передачи.
В системах с частотной модуляцией необходимо использовать соответствующий
модулятор. В этом случае модуль можно доработать, как показано на рис. 5.
В задающих генераторах с кварцевым резонатором возможна только узкополосная
частотная модуляция. При необходимости увеличения девиации частоты
целесообразно применять задающий LC-генератор (рис. 1).
Рассмотренный модуль построен на доступной элементной базе, потребляет ток
порядка 25-30 мА и обеспечивает передачу информации на расстояние 300-500 м.
имод
1—► Вых.
Рис. 5,
Литература
1. logic_ic .pdf , http: //www. semiconductors .philips . com.
2. CMOS Logic Databook, National Semiconductor.
Техника
ГЕНЕРАТОР НЕЙТРОНОВ
От редакции
Дейтерий (тяжелый водород) - один из двух стабильных изотопов водорода,
ядро которого состоит из одного протона и одного нейтрона. Молекула D2 -
двухатомна .
Дейтерий достаточно стабилен, но что произойдет, если на него подействовать
потоком ускоренных электронов? По всей видимости, он превратиться в водород,
испустив нейтрон. На деле так и происходит. Из-за присутствия дейтерия в
воздухе при ударе молнии каждую секунду образуется до 5000 нейтронов на
кубический метр. Более того, некоторое количество нейтронов регистрируется при
любом электрическом разряде, например, при искрении трамвайных токосъемников.
Конечно, это не новость - генератор нейтронов содержит любая современная
атомная бомба.
Чтобы запустить генерацию нейтронов - нужно в какой-то камере создать
электрический разряд в среде дейтерия.
Сборка
вакуумной
камеры
Для проекта потребуется изготовить вакуумную камеру высокого качества.
Приобретите две полусферы из нержавеющей стали, фланцы для вакуумных
систем. Просверлим отверстия для вспомогательных фланцев, а затем сварим всё это
вместе. Между фланцами располагаются уплотнительные кольца из мягкого
металла. Если вы раньше никогда не варили, было бы разумно, чтобы кто-то с опытом
сделал эту работу за вас. Поскольку сварные швы должны быть безупречны и без
дефектов. После тщательно очистите камеру от отпечатков пальцев. Поскольку
они будут загрязнять вакуум и будет трудно поддерживать стабильность плазмы.
Подготовка насоса
высокого вакуума
Установим диффузионный насос. Заполним его качественным маслом до
положенного уровня (уровень масла указан в документации), закрепим выпускной клапан,
который затем соединим с камерой (см. схему ниже). Прикрепим форвакуумный
насос. Насосы высокого вакуума не способны работать с атмосферным давлением.
Подключим воду, для охлаждения масла в рабочей камере диффузионного насоса.
Как только всё будет собрано, включим форвакуумный насос и подождём, пока
объём не будет откачан на предварительный вакуум. Далее готовим к запуску
насос высокого вакуума путём включения «котла». После того, как он прогреется
(может занять некоторое время), вакуум станет быстро падать.
резервуар
с дейтерием
диффузионный
насос
{X}
форвакуумный насос
Схема подключения насосов к камере.
«Венчик»
Венчик будет присоединяться к проводам высокого напряжения, которые будут
заходить в рабочий объём через сильфон. Лучше всего использовать вольфрамовую
нить, так как она имеет очень высокую температуру плавления, и будет
оставаться целой в течение многих циклов.
Из вольфрамовой нити необходимо сформировать «сферический венчик» примерно
25-38 мм в диаметре (для рабочей камеры диаметром 15-20 см) для нормальной
работы системы.
Электроды, к которым крепится вольфрамовая проволока должны быть рассчитаны
на напряжение порядка 40 кВ.
Монтаж
газовой
системы
Дейтерий используется в качестве излучателя нейтронов. Вам нужно будет
приобрести бак для этого газа. Газ добывается из тяжёлой воды путем электролиза
с помощью небольшого аппарата Гофмана.
Присоединим регулятор высокого давления, непосредственно в бак, добавим
микродозаторныи игольчатый клапан, а затем прикрепим его к камере. Шаровой
клапан следует установить между регулятором и игольчатым клапаном.
7
Высокое
напряжение
Если вы можете приобрести блок питания, подходящий для использования в
генераторе нейтронов, то проблем возникнуть не должно. Просто возьмите выходной
отрицательный 40 кВ электрод и прикрепите его к камере с большим балластным
резистором высокого напряжения 50-100 кОм.
Проблема заключается в том, что часто затруднительно (если не невозможно)
найти соответствующий источник постоянного тока с ВАХ (вольтамперной
характеристикой) которая полностью бы соответствовала нужным требованиям. Так что
придется делать его самому (на фото представлена пара высокочастотных ферри-
товых трансформаторов, с 4-ступенчатым множителем - находится за ними).
Установка
детектора
нейтронов
Нейтронное излучение можно фиксировать тремя различными приборами.
Пузырчатый дозиметр - небольшое устройство с гелем, в котором формируются
пузыри, во время ионизации нейтронным излучением. Недостатком является то,
что это интегративный детектор, который сообщает общее количество выбросов
нейтронов за время, что он использовался (невозможно получить данные о
мгновенной скорости нейтронов). Кроме того, такие детекторы довольно трудно
купить .
Активное серебро с замедлителем [парафином, водой и т.д.], расположенное
вблизи генератора становится радиоактивным, испуская приличные потоки
ионизирующих частиц. Процесс имеет короткий период полураспада (только несколько
минут), но если вы поставите счетчик Гейгера рядом с серебром, то результат
можно документально зафиксировать. Недостатком этого метода является то, что
серебро требует достаточно большого потока нейтронов. Кроме того, систему
довольно трудно откалибровать.
Гамма-детектор. Трубы могут быть заполнены гелием-3. Они похожие на счетчик
Гейгера. При прохождении нейтроны через трубку (нейтроны поглощаются и
выбиваю гамма-частицы) происходит регистрация электрических импульсов. Трубка
окружена 5 см «замедляющего материала». Это наиболее точное и полезное
устройство регистрации нейтронов, однако, стоимость новой трубки, запредельна для
большинства людей, и они чрезвычайно редки на рынке.
Запускаем
генератор
Пришло время включить реактор (не забудьте установить смотровые стекла
покрытые свинцом ). Включите форвакуумный насос и подождите, пока объём камеры
не будет откачен на предварительный вакуум. Запустите диффузионный насос и
подождите, пока он полностью разогреется и достигнет рабочего режима.
Перекройте доступ вакуумной системы к рабочему объёму камеры.
Чуть-чуть приоткройте игольчатый клапан в баке дейтерия.
Поднимайте высокое напряжение, пока вы не увидите плазму (она сформируется
при 40 кВ). Помните о правилах электробезопасности и защите от рентгеновского
излучения. Сам дейтерий взрывоопасен (в смеси с воздухом).
Если всё пойдет хорошо, вы зафиксируете всплеск нейтронов.
Требуется много терпение, чтобы повысить давление до надлежащего уровня, но
после того, как всё получится, управлять им станет довольно просто.
Список
необходимых
материалов
• Вакуумная камера;
• Форвакуумный насос;
• Диффузионный насос;
• Блок питания высокого напряжения, способный выдавать 40 кВ 10 мА. Должна
быть отрицательная полярность на электроде;
• Высоковольтный делитель с возможностью подключения к цифровому мульти-
метру;
• Термопара или баратрон;
• Детектор нейтронного излучения;
• Счётчик Гейгера;
• Газ дейтерий;
• Большой балластный резистор в диапазоне 50-100 кОм и длиной около 30 см;
• Камера и телевизионный дисплей для отслеживания ситуации внутри
реактора;
• Стекло покрытое свинцом;
• Инструменты общего плана (гравёр, дрель и т.д).
Справочник
БЫТОВЫЕ ПЛАСТМАССЫ
Воробьев А.
Сумки, ведра, тазы, щетки, клеенки, посуда, корпуса и обрамление
в радиоаппаратуре - этот список можно продолжать до
бесконечности. Все перечисленные предметы объединяет одно - они
изготовлены из пластмассы. Даже современные автомобили почти наполовину
состоят из пластика и различных композитов...
Наш быт начинен пластмассовыми изделиями, которым нужен, а иногда и ремонт.
Хорошо бы всякий раз твердо знать, с каким материалом имеешь дело. К
сожалению , на изделиях нет надписей, дающих точный ответ. Считают, что покупателю
безразлично, полистирол это или полиэтилен. Хотя подобная надпись, наверняка,
не обременительная для промышленности, во многих случаях могла бы продлить
жизнь вещей, облегчить сбор и сортировку пластмассового сырья (а ведь это
скоро станет обязательной процедурой).
Определить по внешним признакам, из какой пластмассы сделана вещь, не
всегда просто. Даже специалист с большим опытом может ошибиться. Однако, зная
свойства полимеров, способы их переработки и назначение, можно научиться
ориентироваться в пластмассовом море.
В таблице 1 собрана информация о пластмассах, наиболее широко используемых
в быту. Их разделяют на две группы: термопласты и реактопласты. Первые
размягчаются при повышенной температуре, плавятся, легко формуются, а при
охлаждении - застывают и восстанавливают свои свойства. Материалы этой группы, как
правило, плохо растворяются в органических растворителях. Реактопласты
необратимо затвердевают при переработке, благодаря химическим сшивкам. Они не
плавятся и не растворяются, достаточно термостойки, при сильном нагревании
разлагаются и обугливаются.
Принадлежность материала к одной из этих групп легко определить: если
материал размягчается при нагревании, значит это термопласт, если нет - то реак-
топласт.
У реактопластов есть и другие отличительные черты. Фенопласты и изделия из
них всегда окрашены в черный или коричневый цвет из-за темного цвета фенол-
формальдегидной смолы. Они термостойки, дугостойки, хорошие электроизоляторы,
поэтому из них делают электротехнические детали (розетки, щетки,
выключатели) , пепельницы, а раньше делали даже корпуса телефонов. Аминопласты столь же
термостойки, но всегда окрашены в яркие сочные цвета, поскольку полимеры (ме-
ламино- и мочевиноформальдегидные смолы), составляющие основу этого
материала, хорошо совмещаются с окрашивающими добавками.
Термопластов больше, чем реактопластов, и различать их труднее. Кстати,
полиэтилен и поливинилхлорид (ПВХ) - основа большинства термопластов -
составляют львиную долю производимых в мире полимеров. Полиэтилен и полипропилен
очень схожи между собой, поэтому из них делают одинаковые изделия (впрочем,
крышки для банок и прозрачные бытовые пакеты бывают только полиэтиленовые). В
отличие от остальных термопластов, они гибки и эластичны сами по себе, без
пластификаторов. Это весьма инертные материалы, они не растворяются в
большинстве органических растворителей, чего не скажешь о полистироле. Это
обстоятельство также может служить тестом для определения полимера.
Поливинилхлорид жестче полиэтилена. Сравните занавески для душа из
полиэтилена и ПВХ. Первая - полупрозрачная, легко драпируется и собирается в ладонь.
Занавеска из ПВХ - жесткая, блестящая, не драпируется. Поливинилхлорид можно
определить по характеру горения маленького кусочка материала. Выделяющиеся
пары НС1 окрасят влажную индикаторную бумагу в соответствующий кислотам цвет.
Кстати, именно благодаря ядовитым парам ПВХ так опасен при пожарах. Поэтому
не рекомендуется сжигать этот полимер.
Типичный полистирол - прозрачная посуда под хрусталь, люстры, белые детские
ванночки для купания; ударопрочный полистирол - корпус шариковой авторучки;
этролы - оправа для очков, рулевое колесо автомобиля. Прозрачные изделия
обычно делают из полиметилметакрилата, полистирола, поликарбонатов.
Выбор той или иной пластмассы для изделий не случаен. Он определяется
свойствами основного ее компонента - полимера. Поэтому не пренебрегайте
инструкциями. Не вздумайте в детскую ванночку наливать кипяток - она деформируется
(об этом предупреждает инструкция) . Если на предмете есть надпись "Для сухих
и сыпучих продуктов", то не следует в пластмассовые емкости заливать горячие
продукты. Это может относиться, например, к полистиролу, содержащему остатки
ядовитого мономера. При контакте с горячей едой они могут в нее перейти.
Некоторые аминопласты не стойки к горячей воде.
Обратите внимание на отношение полимеров к растворителям. Это остановит
вас, если появится желание протереть корпус телефона или грампластинку
ацетоном , растворяющим полимер.
Наверняка, каждый сможет вспомнить ряд своих неудачных попыток склеить что-
нибудь, используя клеи с броскими названиями "Супер". Чаще всего, свойства
клея тут ни причем, просто он предназначен для другого типа пластмасс. Автор
статьи надеется, что данная подборка и предшествующая ей статья о
растворителях помогут избежать подобных ошибок.
Таблица 1 (Т.разм - температура размягчения, Т.хруп - температура
хрупкости , Т. пл - температура плавления, Т. разл - температура разложения, Т. эл -
температура перехода в высокоэластичное состояние, К.удл - коэффициент
удлинения при разрыве)
Полимеры
1
2
3
4
5
6
Полиэтилен (ПЭ)
Полипропилен (ПП)
Поливинилхлорид (ПВХ)
Полистирол
Ударопрочные полистиролы:
• полистирол + 10-15%
синтетического каучука (УП)
• полистирол + нитрильевый
каучук (СНП)
• сополимер стирола с ак-
ролонитрилом (СН),
• с метилметакрилатом МС),
• с бутадиеном (АБС)
Политетрафторэтилен
(тефлон, фторопласт 4)
Свойства
ПЭ высокого давления (низкой плотности):
Т.разм = 105-110°С, Т.хруп = -70°С, К.удл=
1,5-6. ПЭ низкого давления (высокой
плотности) : Т.разм = 120-129°С, Т.хруп = -60°С,
К.удл = 2-9. При комнатной температуре ПЭ
нерастворим в органических растворителях,
устойчив к действию кислот (включая
плавиковую) , щелочей, воды, спирта, ацетона. При
70°С начинает набухать и растворяться в
ксилоле, бензоле, четыреххлористом углероде,
минеральных маслах. Малопроницаем для воды и
других полярных жидкостей. Диэлектрик.
Т.пл = 160-170°С, Т.хруп = -10°С, К.удл = 2-
7. При продолжительном воздействии бензина и
бензола набухает, а при 100°С - растворяется
в ароматических углеводородах, бензоле,
толуоле .
Непластифицированный ПВХ: Т.разм = 60-70°С.
Т.разл = 140°С (выделяется НС1). Т.хруп
зависит от пластификатора: -15°С с дибутилфтала-
том. -60 С с диоктилсебацинатом и трикрезил-
фосфатом. Растворим в некоторых хлорсодержа-
щих растворителях, набухает в ацетоне и
бензоле . Стоек к действию спирта, бензина, воды,
жира, нефтепродуктов. Горит коптящим
пламенем, выделяя ядовитые хлористый водород,
хлор, фосген.
Т.разм = 80-85°С, Т.эл = 150°С. Растворим в
ароматических углеводородах, алифатических
кетонах, эфирах, нерастворим в спиртах,
насыщенных углеводородах, растительных маслах.
Стоек к кислотам и щелочам, набухает в
ледяной уксусной кислоте. Хрупок, прозрачен,
горит коптящем пламенем.
Прочнее полистирола, менее хрупок, однако
химическая стойкость ниже.
Т.пл = 327°С, Т.разл = 415°С. Детали из
тефлона могут работать при 250°С и выше. По
химической стойкости превосходят все известные
материалы. Мягок, коэффициент трения мал.
7
8
9
10
11
12
Полиметилметакрилат
(оргстекло, плексиглас)
Этролы (ацетилцеллюлозные и
ацетобутиратцеллюлозные)
Полиформальдегид
(полиоксиметилен)
Поликарбонаты
(дифлон, лексен, магралон)
Фенопласты (на основе
фенолформальдегидной смолы)
Аминопласты (на основе
аминоформальдегидных, мела-
миноформальдегидных, моче-
виноформальдегидных смол)
Т.разм = 100°С. Выше 200°С деполимеризуется.
Растворяется в собственном мономере и других
сложных эфирах, ароматических углеводородах
кетонах. Нерастворим в воде, спиртах,
алифатических углеводородах. Устойчив к
разбавленным растворам кислот и щелочей. Прозрачен,
пропускает 75% ультрафиолета. Легко
царапается , со временем мутнеет.
Т.разм = 100-110°С, Т.разл = 230°С. Стойки к
действию растительных и минеральных масел. Не
горят, мало электризуются, светостойки
Т.разм = 150°С. Т.пл = 175-180°С.
Стабилизированный полиформальдегид выдерживает до
250°С. Стоек к алифатическим, ароматическим и
галогенсодержащим углеводородам, спиртам,
зфирам, превосходит в этом отношении ПЭ.
Разрушается лишь в сильных кислотах и щелочах.
Материал цвета слоновой кости, малый
коэффициент трения, большая ударная прочность и
износостойкость .
Т.разм > 150°С, для некоторых видов > 300°С.
Стойки к воде, разбавленным кислотам и
щелочам, окислителям, алифатическим
углеводородам, жирам и минеральным маслам В спиртах и
ацетоне набухают, в хлорбензоле и дихлорэтане
растворяются, в крепких щелочах разрушаются.
Хорошие механические и диэлектрические
свойства, высокая стойкость к старению даже в
кипящей воде. Начинают гореть при высоких
температурах и сами гасятся. Прозрачны.
Трудногорючи, выдерживают без изменений
длительное воздействие 125°С. При 250°С и выше
обугливаются. Стойки к воде, растворам кислот
и солей, органических растворителей, масел,
бензина, коррозионностойки. Не подвержены
старению, устойчивы к действию плесени,
обладают фунгицидными свойствами (как и фенол).
Отличные диэлектрические и физико-
механические свойства.
Бесцветный светостойкий материал. Большая
твердость, высокая теплостойкость и
механическая прочность. Устойчивы к действию воды,
слабых кислот и щелочей, нефтепродуктов и
растворителей. Относительно устойчивы к
действию плесневых грибов, так как формальдегид
является фунгицидом. Разрушаются сильными
кислотами и щелочами. Не горят, но при 200°С и
выше разрушаются, обугливаются, выделяя
аммиак, амины, формальдегид и др. Хорошо
окрашиваются . Хорошие диэлектрики.
1
2
3
4
Изделия
Тазы, ведра, хлебницы,
мусоросборники, корзины для
бумаг, канистры, крышки для
банок, вешалки, шланги
поливочные, прищепки для белья,
бутылки, фляги для туристов,
мыльницы, щетки туалетные,
футляры для чертежей, обручи
гимнастические, парники,
мешочки, сумочки, папки для
бумаг.
Тазы, вешалки, ведра,
корзины, гребни, расчески,
мыльницы, фляги, бутылки, флаконы,
абажуры, детали машин.
Винипласт - листовой
изоляционный материал, кабельный
пластикат, линолеум,
канализационные трубы,
каландрированные ткани,
искусственные кожи, подошва и
верх летней обуви, пояса,
сумки, кошельки, папки для
бумаг, касса для букв.
Лабораторная посуда, бытовая
под хрусталь, люстры, фото-
кассеты, оптические детали,
ведра, лейки, вешалки,
подставки для яиц, сиденья для
унитазов, раковины, детские
ванночки, умывальники,
хозяйственные шкафчики, аптечки,
облицовочные плитки,
светильники, туалетные наборы,
расчески, шкатулки, приборы для
бритья.
Способы обработки
и переработки
Литье под
давлением , экструзия;
детали из ПЭ
прочно
свариваются при 250°С
горячим воздухом
либо контактной
сваркой горячим
металлическим
предметом.
Литье под
давлением , экструзия,
вакуум-
формование .
Вальцевание, го-
рячее
прессование , сварка
токами высокой
частоты.
Литье под
давлением , экструзия,
механическая
обработка (резка,
сверление).
Примечания
Технологические добавки к
ПЭ: амины, фенолы,
предотвращающее окисление
полимера при переработке
антиоксид анты) , сажа и оксид
цинка, оксид титана,
замедляющие фотостарение
(ингибиторы).
Флаконы, бутыли из ПП
стерилизуются в кипящей воде
без деформации. Изделия из
ПП нельзя эксплуатировать
при температуре ниже -5°С,
а также в них нельзя
длительное время хранить
органические растворители.
Поверхность изделий из ПП
блестящая в отличие от ПЭ.
Технологические добавки:
стеараты кальция и свинца,
предотвращающие разложение
полимера при нагревании;
до 40-80% пластификаторов
- дибутилфталата, трикре-
зилфосфата и диоктилсеба-
цината. ПВХ и изделия из
него более жесткие и
блестящие чем из ПЭ и ПП
Нельзя использовать посуду
из полистирола для жидких
и горячих продуктов -
остатки стирола в полимере
ядовиты. Нельзя мыть
изделия из полистирола
органическими растворителями -
только водой с моющими
средствами.
5
6
7
8
9
10
Тара, облицовочные материалы,
фотопринадлежности, корпуса
авторучек. Из сополимеров МС
и АБС - спидометры, стрелки,
шкалы, подфарники, козырьки,
приборные щитки, линейки,
лекала, детали сантехники,
мебели. Из сополимеров СН и МСН
- корпуса телефонов,
фотокиноаппаратуры , радиоприемников
и магнитофонов, авторучки.
Узлы трения в радиотехнике и
холодильной промышленности. В
быту - антиадгезионные
покрытия на сковородках,
кастрюлях , утюгах, лыжах.
Остекление самолетов, часовые
и оптические стекла зубные
протезы, пломбы, медицинские
приборы, галантерея,
ювелирные изделия.
Штурвалы, приборные щитки в
автомобилях, кораблях,
самолетах, ручки, оправы для
очков , радиодетали, телефонная
аппаратура, пуговицы.
Перспективный конструкционный
материал для многих бытовых
приборов, небьющейся посуды,
авторучек, дверных ручек.
Важнейший перспективный
полимер для товаров народного
потребления: корпусов
радиоаппаратуры, футляров для
инструментов , шестерен, болтов,
гаек, деталей машин, труб,
кранов, насосов, тары для
перевозки пишевых продуктов,
посуды для горячей пиши.
Спекание.
Механическая обработка
- резка,
сверление.
Вакуумное
пневматическое
формирование , горячее
штампование.
Механическая
обработка -
сверление , строгание,
распиливание, по-
лирование.
Склейка.
Литье под
давлением,
прессование . Экструзия
горячее
штампование . Полируются,
склеиваются.
Литье под
давлением , экструзия.
Все виды
пластической
деформации , литье под
давлением.
Технологические добавки:
пластификаторы (эфиры
фосфорной и фталевой
кислот) .
Технологические добавки:
пластификаторы (эфиры
фталевой и фосфорной кислот),
стабилизаторы,
красители, наполнители.
Легко окрашивается,
имитирует слоновую кость,
перламутр , бронзу.
Изделия эксплуатировать до
12 0 ° С. Технологические до-
бавки: антиоксиданты,
предотвращающие
термоокислительное
разложение, и мочевина,
поглощающая остатки мономера
формальдегида.
11
12
Электротехнические изделия
(выключатели, розетки),
корпуса электроустановочной
аппаратуры .
Посуда, галантерейные изделия
колпачки и абажуры для ламп,
кнопки, корпуса штепселей и
выключателей, детали
радиотелевизионной и телефонной
аппаратуры . Слоистые пластмассы
на основе бумаги, ткани,
древесная шпонка идут на отделку
мебели, особенно кухонной.
Горячее
прессование . Механическая
обработка -
сверление, резка,
склеивание клеями
для пластмасс.
Изделия из фенопластов
окрашены в коричневый и
черный цвет. Наполнители -
древесная мука, тальк,
каолин, очесы, асбест,
графит до 50-70%. Избегать
контакта с пищей - остатки
фенола и формальдегида
ядовиты.
Изделия из аминопластов
ярко окрашены.
Наполнители: сульфитная целлюлоза,
хлопковые очесы, древесная
мука, асбест. Мелалит
нельзя использовать для
горячей пищи.
Литпортал
ПАНКТАУН
Джеффри Томас
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
(Данте. Божественная комедия. Ад, песня III)
Отражения
призраков
Не было никаких сомнений: мертвое существо в канаве было одним из его
клонов .
Обнаженным, скукожившимся, подобно зародышу, напоминающим высушенного
паука. По белому скелетообразному телу стучали капли дождя. Лицо было обращено к
небу, губы обнажали черные зубы, стиснутые от холода. Плоть его окостенела,
стала твердой словно камень. Вся она была покрыта оспинами, надтреснута возле
суставов, вокруг шеи и челюсти. Черные глаза — будто дыры от шипов.
Дрю подумал, как же оно прекрасно, лежащее там, подобно слепку человека,
погибшего в Помпеях. Потягивая кофе, он огляделся вокруг. По другую сторону
улицы возвышался хрисламский собор — металлическая компиляция черных
зазубренных шпилей и алых окон, оплетенных стальной паутиной. Его сторону занимал
ряд складских зданий. Половина из них пустовала, несколько были превращены в
жилье для рабочих, трудившихся на складах, которые все еще функционировали.
Все это представляло собой превосходный фон для трупа. Тихая улица. Пустынная
улица. Настолько пустынная, насколько мог пожелать любой умирающий на ней.
Ему хотелось чуть-чуть сдвинуть существо, чтобы оно лежало прямо напротив
собора. Так оно еще больше казалось бы потерянной душой, которой было
отказано в спасении. Но нет — клону вздумалось умереть именно тут, а не там, и,
поскольку Дрю был художником, он решил не оспаривать его выбор.
Он быстро проделал остаток пути до дома. Лифт на его этаж сегодня снова не
шел. Он лишь мучительно скрипел и трясся, пока Дрю его не выключил.
Металлическая лестница, которую он предпочел, звенела под его тяжелыми ботинками.
Некоторые ее пролеты находились внутри здания, некоторые — снаружи. Грязная
дождевая вода струилась между грязно-белыми керамическими плитками кожи
здания , за которую внешние лестницы цеплялись, подобно скелетам огромных
паразитов. За окном, мимо которого он проходил, плакала какая-то женщина. Он не
знал, что кто-то занял захламленный третий этаж. Быть может, это был призрак.
Когда-то он думал, что привидения обитали на крыше старой запечатанной
фабрики через дорогу. По ночам они частенько ходили под дождем, испуская мягкое
голубое сияние. Но, в конце концов, до него дошло, что дело в чьем-то голо-
танке, испускающем в грозу разбросанные сигналы. Это объясняло частые
перестрелки. Вестерны. А Дрю думалось, что это призраки снова и снова переживают
свою смерть.
В его распоряжении был целый верхний этаж. Узкий балкон тянулся вдоль всего
здания, и теплыми ночами он просто сидел там и слушал музыку, глядя на огни
земной колонии, названной Пакстон, — хотя чаще, хоть и без большей
привязанности , ее звали Панктаун. Иногда он делал там зарисовки. Несмотря на то, что
Дрю работал с более объемными средами, он был твердо уверен в том, что каждый
художник должен уметь рисовать, так же как и любой хирург обязан знать, как
наложить шов.
На зиму балконная мебель была перевернута и свалена в кучу. Дождь
разбивался о его спину, пока он боролся с замком на своей двери. Подсветка кодовой
панели мигала, и он уже собирался вытащить ключ, но тут большая металлическая
дверь наконец-то сдвинулась на три четверти своего пути, где ее и заклинило.
Дрю скользнул внутрь, включил болезненно-зеленый верхний свет и набрал
внутренний код. Дверь закрылась со скорбным металлическим скрипом.
Свет тоже моргал. Возможно, гроза как-то влияла на его незаконное
подключение к электросети. Что ж, эту цену он был вынужден платить.
Дрю не стал снимать плащ, и тот все еще закручивался вокруг ног всем весом
дождя, пока он шел к ряду металлических полок, заполненных крупными банками с
жидкостями и порошками, которые были помечены ярлыками из клейкой ленты. Он
снял одну без названия, открутил крышку, понюхал содержимое и отдернулся от
отвращения. Та самая.
Одним пальцем подцепив банку за ручку, он протопал обратно к двери и
вернулся под ливень.
Дождь набирал все большую силу, однако Дрю сомневался, что он станет
помехой для герметика. В конце концов, тот был водонепроницаемым.
Клон все еще был на своем месте. Никто не убрал его с улицы, ни одно
животное не приходило пообедать. Запаха не было. Как давно он умер? Мешала ли
разложению его окостенелая кожа? В любом случае пластиковый герметик справится с
этим намного лучше.
Он вылил прозрачную, густую, словно мед, жидкость прямо на труп, не обращая
внимания на те разнообразные средства передвижения, что пролетали или
проезжали мимо. Он старался держаться подальше от лужицы, которая начала
образовываться вокруг лежащей фигуры. Ему хотелось покрыть клона таким слоем
герметика, что его стало бы невозможно переместить до той поры, пока кому-нибудь не
пришло бы в голову воспользоваться долотом.
Герметика почти не осталось, поэтому он вылил последние капли и выбросил
банку в переулок между складами. Дрю кивнул и улыбнулся трупу, который бле-
стел так, будто был покрыт лаком. Он подумал, что было бы неплохо нанести
свою подпись аэрозолем на тротуар поблизости. Он же помечал клеймом и
татуировками некоторых из тех клонов, которых выпускал на волю. Однако Дрю
испугался, что кто-нибудь решит, будто это всего лишь обычный мутант, а он — его
убийца.
Хотя, конечно, в его студии всегда было несколько еще недоделанных клонов,
которые могли прояснить ситуацию.
Он вымок до последней нитки, ему не терпелось вернуться домой, принять
горячую ванну и приготовить свежий бак кофе. Он оставил своего мертвого
отпрыска позади, все еще довольный тем, как тот умер, и тем, что он продолжит свое
существование в качестве произведения искусства даже после смерти.
Дрю не позволял опустеть большому баку кофе, когда-то принадлежавшему
местному кинотеатру. Запах его был уютным, а бульканье пузырьков — успокаивающим.
Сейчас в нем был старый, простоявший несколько дней кофе, поэтому Дрю его
вылил, чтобы приготовить новый. Он уже принял ванну, переоделся в чистые
тренировочные штаны, черную футболку и тапочки для кун-фу. Дрю был вдохновлен
сегодняшним открытием, и ему не терпелось приступить к работе. Сейчас он
трудился над оплачиваемым проектом.
Не он ли шлепал сейчас в своей химической ванне? В этих емкостях так же
приятно булькало, хотя вонь была невыносимой. Поэтому он обычно задвигал
перегородку, как сделал и сейчас, и включал вентиляторы. Подобно зародышам,
погруженным в свои неспокойные сны, клоны метались и ворочались в своих амнио-
тических ваннах.
Этот, как обычно, был предназначен состоятельному клиенту. Создание одного
клона занимало недели, а иногда и больше, однако одна продажа позволяла Дрю
выплатить месячную ренту, да еще обеспечить себя пищей и материалами для
работы .
Сперва он пребывал в наивном заблуждении по поводу своих творений. Ему
думалось , что клоны, которых он продавал, выставлялись, возможно, в
террариумах, словно экзотические животные, или же свободно перемещались среди гостей
на вечеринках, давая возможность рассмотреть себя получше. Что ж, обе эти
догадки были в некотором роде верны. Но его друг Сол, сводивший Дрю с богатыми
клиентами, однажды присутствовал на вечеринке, на которой один из его клонов
был вручен в качестве подарка на день рождения. Всю ночь существо держали
прикованным к колонне из искусственного мрамора. Под утро его вывели в ярко
освещенный двор и заставили проглотить возмутительно дорогое кольцо. Затем
юноше-имениннику вручили нож, чтобы тот мог вернуть еще один свой подарок.
Его приятели подвывали и улюлюкали, подбадривая его, когда тот начал резать и
колоть существо, пытающееся уползти. Сол рассказал Дрю, что юнец был очень
разочарован, когда клон наконец выблевал кольцо, умирая. Но мальчишка все
равно выпотрошил его, бросался кишками в своих истеричных друзей, гонялся за
своей подружкой с головой существа в руке, пока, в конце концов, не закинул
ее в бассейн под одобрительный рев.
Сначала Дрю не знал, что думать по этому поводу. Во-первых, уничтожили
созданное им произведение искусства. Словно в клочья изорвали холст картины.
Во-вторых, клоны были продолжением его самого, ведь так?
Самым важным из того, что он проделывал с каждым клоном независимо от его
окончательной формы, было уничтожение сходства с создателем. Для этого он
использовал множество способов: химические ванны, окраску, клеймение,
татуировки, шрамирование, ожоги, ампутацию конечностей, добавление конечностей,
молекулярное и генетическое манипулирование. Дрю не хотел, чтобы его создания
были автопортретами. Они не должны были выглядеть так, как выглядел он, иначе
они были бы просто творениями природы и науки, а не произведениями искусства.
Он использовал свою материю только в качестве своего рода глины, которая
всегда под рукой. А если бы у него возникли проблемы с законом (за создание
клонов его лишили художественной стипендии) , Дрю мох1 бы оправдаться тем, что он
манипулировал только собственным телом, а с ним он мох1 делать все, что хочет.
Этика клонирования и права клонированных форм жизни оставались настолько
туманными вопросами, чтобы он мох1 не волноваться за свою деятельность. До тех
самых пор, пока объектом клонирования был он сам.
Не менее важным, чем уничтожение физического подобия, было уничтожение
подобия ментального. Этой цели он также достигал различными средствами.
Некоторые из них были грубыми и жестокими, другие — более изящными, однако все они
в лучшем случае делали из клона шаркающего идиота, неспособного даже подавать
канапе на одной из тех шикарных вечеринок. И это служило еще одним
оправданием — он создавал нечто, которое не более напоминало человека, чем морская
звезда. Кроме того, он не хотел, чтобы его сознание пребывало в таком жутком
теле. В чем-то таком, что могло бы ужаснуться от одного взгляда на себя.
В конце концов, он свыкся даже с самими садистскими использованиями своих
отпрысков. Убитые клоны. Клоны, подвергнутые пыткам. Клоны, ставшие
охотничьей дичью. Клоны, изнасилованные всей бандой. Сол слышал, что их даже
использовали в качестве мишеней для дротиков и стрел. Они не были своим творцом. И
уж, конечно, они не были кем-то еще. Он не скорбел по ним, как не скорбел и
по собственным отмирающим клеткам, по остригаемым ногтям. А если его
искусство уничтожалось, что ж, теперь оно было чьей-то собственностью, с которой
владелец может делать все, что пожелает. Деньги, уплаченные за обладание
частичкой Дрю, а иногда и за ее убийство, поддерживали жизнь в его главной
части.
На эти деньги он мог создавать клонов, которые значили для него больше
других. Тех, которых по завершении работы он выпускал в мир, чтобы те скитались
по улицам Пакстона-Панктауна, ведомые своими глупыми умами. Некоторых —
обнаженными. Некоторых — укутанными от зимнего холода. Некоторых — по-своему
прекрасными. Некоторых — отвратительными, подобно тем четырем, что он выпустил,
к своему величайшему удовольствию, на прошлый Хэллоуин.
Но до сегодняшнего дня он не видел ни одного из выпущенных им за три года
клонов мертвым. О, конечно, он слышал об участи нескольких из них. Убитых
бандой. Сбитых хаверкаром. Ему думалось, что большая часть попросту замерзла
или умерла от голода. Он слышал, что нескольких взяли в приют для бездомных.
Ему всегда нравилось гадать о том, как необъятность города поглощала его
создания. Как-то раз Дрю довелось увидеть одного из них живым через год после
освобождения. Клон пожирал птичку в маленьком парке. Существо посмотрело на
него без тени узнавания. Плоть его была окрашена в ярко-красный цвет.
Спиральные метки украшали лоб и обнаженную грудь. Он был подобен очаровательному
демону. Даже если люди не приближались к нему настолько, чтобы разглядеть его
клеймо, даже если они никогда не слышали о Дрю, даже если они могли счесть
существо раскрашенным безумцем, мутантом, инопланетянином или настоящим
демоном, они все равно изумлялись ему. И даже если Дрю никогда не видел, как они
изумлялись, его устраивало само осознание этого. Смотрели ли люди с
восхищением или ужасом, он знал, что они смотрели, а глядя на его творения, они
глядели на него, их творца.
Хотя Дрю и отпускал их, но всегда оставался связан со своими созданиями.
Хотя он не обладал ими, он владел всеми и каждым.
С кофе в руке он направился к перегородке, чтобы проверить состояние своей
текущей работы.
В прозрачных емкостях на рабочем столе и вдоль стен в булькающих растворах
фиолетового цвета плавали нечеткие органические формы. Некоторые из них были
зародышами, а в одном из баков он вырастил копию своей головы, подобную живо-
му бюсту. К ее контейнеру-утробе была подсоединена система жизнеобеспечения.
Дрю планировал выставить ее в таком виде в одной из местных галерей. Встав на
колени, он сказал: «Привет, Робеспьер». Он постучал по стеклу, наблюдая за
тем, как у клона, словно во сне, трепещут веки. Он подавил рост волос, бровей
и ресниц, чтобы свести подобие к минимуму, но ради сохранения эффекта оставил
существу вполне человеческий вид.
Снова плеск. Он поднял глаза и увидел, как волна фиолетовой жидкости
переливается через край главной ванны и скатывается по ее боку. Дрю вздохнул,
поднялся на ноги, взял тряпку и направился к емкости, которую нарек
«Бассейном Нарцисса».
Подойдя ближе, он не мох1 не ухмыльнуться. Ухмыльнуться ей.
Подавив рост волос у головы без тела, здесь он, напротив, его стимулировал.
Длинные темные волосы медленно колыхались вокруг лица клона, словно
водоросли. Дрю не стал искажать или портить ее лицо, вместо этого он изменил его с
помощью мастерской манипуляции генами. Это не было хирургической сменой пола.
Это было чем-то более тонким и правдивым. Перед Дрю действительно была
женская версия его самого. Даже Природа в своей гениальности не могла сотворить
такое — идентичного близнеца противоположного пола.
Он закатал рукав и окунул руку в пузырящуюся фиолетовую жидкость. Взял в
руку одну из небольших грудей и принялся мять, словно вылепливая ее из глины.
Провел большим пальцем по соску, добиваясь реакции. Это заняло несколько
минут, но, в конце концов, сосок начал твердеть. Как и Дрю. Он еще шире
ухмыльнулся и стал наблюдать за тем, как за тонкими веками движутся в быстром сне
ее глаза. Скоро он разбудит эту спящую красавицу. А ведь он и правда создал
чертовски привлекательную женщину.
Дрю позволил своему взгляду скользнуть вниз по ее телу до самых бедер, а
затем к темнеющему пятну волос. И снова к грудям, которым он придал весьма
скромный размер, устояв перед искушением не скупиться. Он не хотел, чтобы она
стала карикатурой.
О да, она была очаровательна. Дрю сожалел, что уже погубил ее разум. Ему
было любопытно, какой женщиной он бы оказался.
Впрочем, он изменил ее сознание не до той степени, до которой он обычно
отуплял свои создания.
В той части этажа, которую он считал своей гостиной, Дрю подвесил над
диваном единственного клона, за которым смотрел постоянно. У него была почти
человеческая голова, хотя Дрю препятствовал формированию глаз, потому что не
хотел, чтобы кто-то постоянно пялился на него, когда он работал или же просто
дремал на диване. Но иногда существо всхрюкивало или хрипело. Оно было
подключено к блоку жизнеобеспечения, скрытому за диваном. На столике рядом
располагался пульт управления. В те редкие случаи, когда к нему приходили
друзья, Дрю забавлял или пугал их, нажимая клавиши и провоцируя движения
конечностей или лица распятого создания. В основном это были просто вызванные
электрическими разрядами спазмы и подергивания.
Два широких лоскута кожи, пришпиленные к стене, открывали взору грудную
клетку существа, создавая впечатление распростертой коровьей шкуры или живота
препарируемой лягушки. Через прозрачную мембрану просвечивали ребра и толстые
синеватые кишки.
Впервые увидев эту картину, Сол сказал:
— Дрю, старик, ты, должно быть, и правда себя ненавидишь, если так
издеваешься над собственным телом. Это какой-то мазохизм. Ты создаешь себя, чтобы
себя уничтожить. Что-то вроде суицида, так ведь?
Дрю рассмеялся:
— Это искусство, вот и все. Я просто решил использовать плоть в качестве
своей среды. Люди всегда так делали. Татуировки и клеймение, шрамирование и
пирсинг, обрезание и клиторотомия. Плоть как холст — только боли меньше, если
проделывать все это с собственным клоном.
— Ага, видишь, о том и речь — безопасный способ себя наказывать.
— Как скажешь.
— Ты говорил, ты не можешь иметь детей, верно? Ты не производишь сперму. И
ты на это реагируешь таким извращенным образом? Они будто твои дети,
созданные в ненависти к собственному телу, неспособному к настоящей репродукции?
— Ну да, — отвечал Дрю. — Почему бы и нет?
— Это все из-за того, что ты ненавидел своего отца, а он ненавидел тебя?
— Совершенно верно. — Дрю покачал головой. — Но ты слишком многое
усматриваешь в моем творчестве, — добавил он. — Они — это не я. Они создаются не для
того, чтобы отражать мое эмоциональное или психологическое состояние. Каждый
из них — это «просто человек», они — это не мое самовыражение. Мне, черт
возьми, нравится, какими я их делаю. Речь идет об эстетике, и ни о чем
больше .
Он вытер руку, улыбнулся своему отражению в фиолетовой жидкости. Кстати, об
эстетике: этот клон грозился стать большим хитом, это уж точно. Она была так
красива, что он сомневался в том, что и к ней отнесутся как к подушечке для
булавок. «Если на месте владельца был бы я, — подумал Дрю, — я бы выделил ей
комнату и держал ее там в качестве домашнего питомца для одиноких ночей».
Он все еще чувствовал, что у него стоит. Придется пойти и помочь себе
самому. Дрю и его последняя подружка расстались три года назад. Она ценила его
искусство еще меньше, чем Сол. С недостатком понимания он научился мириться.
А вот с недостатком компании было сложнее.
Сегодня дождь прекратился, и улицы были сухими. Естественно, труп все еще
лежал в канаве, а его разложение было эффективно запечатано и удушено. Но в
своем рвении прикрепить создание к мостовой он перестарался с герметиком.
Высохнув, он приобрел бледно-желтый цвет и лежал таким толстым слоем, что
напоминал грязный воск, размазанный по трупу. Но было там и кое-что гораздо хуже.
Какой-то мальчишка, какой-то хулиган, спреем нанес на тело едкую ремарку.
Непристойность . Это было осквернением его искусства. Он сам не осмелился
оставить свою подпись, а какое-то никчемное насекомое написало на творении Дрю
шутку, словно оставив свой автограф. В ярости он огляделся вокруг, будто
рассчитывая на то, что мальчишка притаился где-то в переулке и хихикает над ним.
Он никого не увидел. Можно ли удалить краску с помощью растворителя? Нужно
попытаться. Если это не сработает, он покрасит весь труп в другой цвет, чтобы
скрыть вандализм. А может быть, ему придется отковырять создание и избавиться
от него. Это лучше, чем оставить его здесь в таком виде, оставить его
одинокую красоту, его декларацию запачканными.
Его одинокую декларацию. «Да, пожалуй», — подумал Дрю. Он действительно
искал в своей работе эмоциональное выражение. Но он использовал не свою
собственную, а универсальную палитру эмоций. Он писал широкими, архетипическими
мазками цветов и значений. Каждый его клон был лишь еще одним «просто
человеком» — с испорченным телом, выжженным разумом и вылущенным духом.
Дрю вздохнул, откинулся от мониторов перед собой. Одну из стен его
лаборатории занимал компьютерный центр. Его экраны светились, словно аквариумы
экзотических знаний. Пучки кабелей стелились по полу и взбирались на стену. В
колледже Дрю преуспел. Он мог бы стать доктором — так говорил каждый член его
семьи, друг или подруга, принимаясь его критиковать. Но медицина была для
механиков . А он был художником. С помощью этих знаний можно было бы вылечить
ухо. А можно и вывернуть его наизнанку, создав из плоти новый цветок. Уродли-
вый или прелестный, он воплотит в себе чудо человеческого воображения, а не
чудо бездумной инженерии Природы.
Она была готова к рождению из своей искусственной утробы. Он встал со
стула, отпил еще один глоток кофе и подошел к ней.
Сперва он спустил фиолетовую жидкость в систему переработки, где она будет
очищена для следующего создания. Когда емкость высохла, он приподнял
платформу , на которой возлежал клон. Ее лицо оставалось безмятежным. Руки лежали по
сторонам, ноги были бледны, словно у трупа на столе морга. Но Дрю вставил ей
в рот трубку, запихнул ее в горло, будто собираясь разбальзамировать ее. Он
укрепил на ее груди диски и нажал несколько клавиш на устройстве,
установленном на столике рядом с баком. Разряд прошил ее влажную, блестящую плоть,
спина резко выгнулась. Еще раз. Еще раз. Она была похожа на рыбу, задыхающуюся
на воздухе. Подобна спящей, бьющейся в кошмарном сне.
Но, в конце концов, из устройства на столе раздалось пиканье, и Дрю
улыбнулся. Это был звук ее сердца, пробуждающегося к жизни.
Спустя несколько минут ее глаза открылись. Она обратила на лицо Дрю тупой,
рыбий взгляд. Но глаза ее следовали за ним, пока он пересекал комнату, чтобы
налить себе свежего кофе. Это он отметил с удовлетворением. Он хотел, чтобы
она оставалась животным. Но не какой-то морской звездой. Ему казалось, что
это создание, продукт его высочайшей художественной утонченности, должно
стать чем-то большим, нежели обычным, еле передвигающим ноги зомби.
Когда она начала садиться, Дрю поставил свою кружку, подбежал к ней и подал
руку. Он перекинул ее ноги через сторону платформы и помог встать, перебросив
ее руку через свое плечо. Она была тяжелой и неуклюжей, но он все-таки довел
ее до своего жилища. По дороге она повернулась, чтобы взглянуть на него. Он
ухмылялся ей в ответ. «Привет, моя красавица», — прошептал он. Он был горд,
как отец или как жених, переносящий невесту через порог.
Пока Дрю копался в своем шкафу, пытаясь подобрать ей одежку — просто какие-
нибудь спортивные штаны и майку, — он посматривал на свое творение, ползающее
по комнате на четвереньках. Она остановилась у подножия софы и мутным взором
посмотрела на освежеванное и распятое создание на стене. Словно почуяв ее,
слепое существо испустило стон.
Дрю поморщился, задумавшись над тем, не слишком ли много разума он отмерил
клону-женщине. Он не мог допустить, чтобы она ползала по всей квартире, быть
может, даже училась ходить. Совала повсюду свой нос. Возможно, ему следовало
ее усмирить. Так или иначе, Сол все равно заберет ее через неделю с
хвостиком, так что долго эта проблема не проживет.
Нагая, она стояла к нему задом. Темная расселина манила к себе, по спине
раскинулись влажные волосы. Черт побери, да чего же он ждал? Дрю знал, что
это было неминуемо. И он не мог стыдиться своего желания, так ведь? В конце
концов, это будет просто еще одной мастурбацией, верно?
Дрю отложил ее одежду в сторону, пересек комнату, встал за спиной клона на
колени. Он начал тереть ее спину. Такую гладкую. Затем стал с ней ворковать,
успокаивающе сюсюкать, словно с котенком. Она оглянулась на него, быть может
услышав звук расстегивающейся ширинки. Он прижался к ней, и что-то вроде
притуплённой, туманной обеспокоенности — не совсем тревоги — появилось у нее в
глазах. Но он не спешил, был осторожен, не хотел причинить ей боль. У него не
было намерения насиловать ее. Если ей тоже это понравится, он будет в
экстазе . Это еще больше убедит его в собственном успехе.
Он не мог сказать, что она чувствовала. Она не сопротивлялась, когда он
вдавил ее в диванную подушку и обхватил своими руками, прижав живот к ее
заду. Оттенки их бледной кожи совпадали идеально, и хотя она отличалась от
него, что-то в ее лице нервировало его, служило помехой его удовольствию, за-
ставляя отвести взгляд на ее спину. Ее голова лежала на боку, в глазах не
было эмоций. А на лбу была маленькая родинка, просто точка. Точно такая же, как
у него на лбу. Что-то настолько крошечное, настолько незначительное, что,
должно быть, было у всех его клонов, но никогда раньше не приковывало к себе
внимания. Но теперь... теперь... она будто сияла, словно еще один глаз, глядящий
на него.
Последующие ночи Дрю проводил с ней как для того, чтобы наслаждаться ее
плотью, так и для того, чтобы не упускать ее из виду. Он нечасто покидал
квартиру, опасаясь, что она примется возиться с его оборудованием, подобно
любопытному ребенку, но ничего такого не произошло. Звонил Сол. Дрю сказал
ему, что клон удался на славу, и не добавил к этому ни слова. Он не стал
рассказывать Солу о том, как вчера одел создание и, испытывая извращенное
удовольствие, вывел ее на улицу, чтобы перекусить хот-догом, купленным у
автоматического торговца.
Он не стал рассказывать Солу о том, что прошлой ночью проснулся и
обнаружил, что во сне клон уткнулся лицом ему в шею, а рука ее покоилась на его
груди.
Хотя ему и было приятно, он нежно оттолкнул создание.
Сегодня он будет спать на диване. А она может на кровати. В конце концов,
ей осталось провести в этой квартире всего несколько ночей.
Но этим же вечером он перезвонил Солу.
— Этот клиент, Сол... какие у него планы на этого клона? Он ему нужен для
вечеринки?
— Вряд ли. Просто богатая пара, приобретающая для себя произведение
искусства.
Они потребовали самку — это была их идея. Сперва они захотели клон женщины,
которую знали, но Сол проинформировал их, что Дрю занимается только
собственными клонами. Однако Дрю был вдохновлен подвернувшейся возможностью. То,
каким образом будет получена женщина, делало заказанное произведение искусства
еще более исключительным и ценным.
Он нажимал на Сола:
— Неужели ты ничего о них не знаешь? Они собираются выставлять ее в
витрине? Выводить на вечеринки? Спать с ней? Что?
— Дрю, старина, я не знаю. Это вполне вероятно. Для этого использовали даже
некоторых из твоих самых гротескных творений. А что, она к этому неспособна?
Дрю? С этим какие-то проблемы?
Дрю оглянулся на клона. Она сидела на полу и смотрела фильм по его старому
двухмерному ВТ.
— Они ведь не собираются... охотиться на нее или что-то в этом роде, а? —
спросил он. — Связывать ее... жечь сигаретами? Насиловать ее? Вещи вроде этого?
Ты можешь выяснить?
— Слушай, я не могу. А в чем дело?
— Они могут подождать еще пару недель? Другого клона? К этому... я слишком
привязался. Это моя лучшая работа. Я сварганю еще одного, точно такого же.
«Только чуть потупее», — подумал он.
— Слушай, — сказал Сол, — тогда сделай другого клона для себя, но у нас с
тобой сделка, а у них — сделка со мной, и уже слишком поздно. Прости. Не
заставляй меня их разочаровывать, Дрю, — они этого так ждут. И помни, что тебе
деньги нужны гораздо больше, чем мне.
Дрю снова взглянул на клона. Да, это правда, он мог сделать еще одного. И
на этот раз он мог сделать ее более, а не менее разумной. Достаточно разумной
для того, чтобы она не жалась к нему, как преданная собака, но любила его,
как истинная женщина.
Но не покинет ли она его, как делали женщины до нее? Сперва раскритикует
его искусство, а потом бросит?
У Дрю еще было время решить, делать для себя другого клона или нет, но
этого он должен был отдать. Может, оно и к лучшему. Она слишком смутила его.
Заставила его почувствовать себя более живым, чем ему хотелось. Для его клонов
было в порядке вещей голодать, замерзать, умирать на улицах. Но чтобы самому
чувствовать боль одиночества... Этого бремени он не хотел. Уж лучше хранить
страдание в надежно отдаленных продолжениях себя.
Выключая видеофон, Дрю заметил, что женщина отвернулась от ВТ и наблюдает
за тем, как он заканчивает свой разговор с Солом. «Приветик», — сказал он с
натужной улыбкой, словно провинившийся подросток, подловленный бдительной
мамашей . Женщина ответила лишь взглядом темных, слегка прищуренных глаз. Она
выглядела как человек, пытающийся вспомнить свой сон.
Его разбудил звук тяжелого удара.
За перегородкой мониторы и баки из лаборатории отбрасывали на потолок
голубое и фиолетовое сияние. Но это был единственный источник света. Художник
вслушивался в бульканье кофе и химикалий и чувствовал себя словно плавающим в
темной пустоте, черной утробе. Подобно какому-то ночному насекомому стрекотал
компьютер. Снаружи на балконе отбивал дробь дождь.
Все вроде бы было нормально, но чего-то не хватало.
Из гостиной раздавался звук движения. Словно чего-то ползущего. Тащащего
себя по холодному голому полу в глубоком мраке.
Тут Дрю осознал, чего же не хватает, — женщины не было. Не было теплого
тела, лежавшего с ним рядом все эти ночи, не было ее кожи, липкой от любовного
пота. Прошлой ночью, перед тем как он перешел к делу, она поцеловала его в
губы. Результат дрессировки? Или же ее обожание вышло за пределы собачьего?
Пару ночей назад она начала стонать во время их занятий любовью, стала
относиться к этому с большим энтузиазмом: прогибаться, сжимать его ногами, а
прошлой ночью даже была сверху.
До срока сдачи оставалось всего два дня, а Дрю стал сомневаться, что сможет
расстаться с ней. Даже если у него есть возможность создать дюжину таких, как
она. Это будет дюжина женщин, похожих на нее. Но они не будут ею.
Он сел в кровати и уставился в темноту. Он хотел позвать ее по имени, но
его у нее не было. Она вроде бы ползла к кровати. Да, решил он, так оно и
было. Неужели она упала в темноте и ушиблась? Без дальнейших задержек он
вслепую потянулся к лампе рядом с кроватью...
Но как только он это сделал, он почувствовал, как она упала на матрас. Он
потянулся в ее сторону, взял за руки и подтянул наверх. «Ты в порядке?» —
спросил он, не ожидая ответа.
Она испустила глубокий стон.
Ее руки казались тоньше. Они напоминали атрофированные руки голодающего
ребенка . И ее дыхание было болезненным. И ее грудь, когда она упала на него,
была твердой и костлявой...
Дрю завопил, попытался столкнуть с себя создание, но широкие лоскуты кожи
накрыли его, подобно одеялу, придавая жалкому существу вес. Его лицо вжалось
в шею Дрю в ужасном подобии женского поцелуя, но тот знал, что это была не
она. Это было распятое создание, каким-то образом освободившееся от шипов.
В порыве паники Дрю столкнул его с кровати, внезапно ужаснувшись мысли, что
оно удушит его своим скатоподобным телом. Создание шлепнулось на пол, а он
метнулся к лампе.
Оно снова стало взбираться наверх, и Дрю выпрыгнул из кровати и попятился.
Он наблюдал за тем, как мерзкое создание пытается втянуть себя на кровать.
Безглазая голова приподнялась, словно вынюхивая его. Искореженный рот в дви-
жении, из уголка стекает слюна. За существом тащились шнуры системы
жизнеобеспечения .
Дрю оглянулся на стену, на которой оно было подвешено, и увидел стоящую
перед собой женщину.
Она была обнаженной. Ее густые волосы, как и всегда, очаровательно
полускрывали лицо, словно у первобытной женщины, воплощения дикой невинности. Его
зверушка. Его любимец.
Но под мышкой она держала его голову.
А по диванным подушкам были разложены все его эмбрионы, его будущие клоны.
Все уже были мертвы, кроме одного, виляющего своими крошечными конечностями,
будто плавниками.
Робеспьер у нее под мышкой закатил глаза, губы его дрожали. Отсоединенный
от своего бака, он умирал.
Дрю почувствовал, как в нем пробуждается ярость. А вместе с яростью —
дезориентирующая смесь ужаса и отвращения. Парализующая его. Его взгляд упал на
шип, который женщина держала в другой руке. Один из шипов, крепивший распятое
создание к стене.
С головой под мышкой и с воздетым, словно кинжал, шипом она шагнула вперед.
Дрю поднял руки и крикнул: «Нет!»
Женщина пронеслась мимо него, упала на слепое полуосвежеванное создание,
пытавшееся подняться, и всадила шип в основание его шеи.
Трое рухнули как один: женщина, голова, безглазое существо. На ноги
поднялась только женщина, но в руках у нее снова была голова. Она уже не
двигалась , как и все те эмбрионы, что были благоговейно разложены на диване.
— что ТЬ1 делаешь? — спросил Дрю, медленно опуская руки. — Что ты наделала?
На какую-то секунду она взглянула на него. Ее лицо было почти пустым. И все
же он достаточно хорошо знал собственное лицо, чтобы прочесть в нем печаль.
Отчаяние. И отвращение к самой себе. Он достаточно часто видел все это в
зеркале , чтобы распознать и сейчас.
Она повернулась и пошла к двери. Постучала по кнопкам, как это делал он.
Изнутри кода не требовалось, и дверь мучительно проскрежетала в сторону. Куда
она направлялась, голая, с человеческой головой, укачиваемой, словно
младенец? Сейчас у нее в руках не было оружия, но Дрю все еще боялся последовать
за ней. И все же решился.
— Постой! — крикнул он ей вслед.
Проскользнув через дверь в хлещущий ливень, он увидел женщину стоящей у
перил балкона, всматривающейся в городские огни. Быть может, ищущей тех
призраков , которых видел он.
— Эй, — сказал он ей, протягивая руки. — Возвращайся внутрь. Пожалуйста. Я
не стану тебя отсылать. Обещаю.
Она обернулась, чтобы на него посмотреть. По ее лицу струилась вода. Он
увидел, что ее губы слегка шевелятся, словно она пыталась сформировать слова.
— Пожалуйста, останься со мной, — сказал он ей.
Женщина снова повернулась лицом к ночи. С торжественной грацией она
перешагнула низкие перила.
— Эй! — выкрикнул Дрю, бросившись вперед. И он увидел, как женщина прыгнула
в темный и влажный воздух с его головой, все еще зажатой у нее в руках.
Даже наблюдая за тем, как ее белеющее тело стремительно падает, Дрю вопил,
чтобы она остановилась. Он припал к перилам и посмотрел вниз. Увидел, как она
пролетает через желтый свет окна ниже. Затем она минула этот этаж, и он
потерял ее из виду. Он услышал тяжелый удар, словно его разрубленное сердце упало
на самое дно грудной клетки.
Дрю побежал вниз по лестницам, то снаружи склада, то внутри, пока не
очутился на улице. Его голые ступни холодило, словно он стоял на поверхности за-
мерзшего озера. Он был рад принять это страдание.
Он подошел к ней, встал на колени.
— Боже мой, — пробормотал он. — Зачем... зачем ты это сделала?
Он отвел влажные волосы, закрывавшие ее лицо, в страхе за то, как смерть,
злобный скульптор, могла исказить его. Падение оказалось не настолько
сильным, чтобы обезобразить ее. Казалось, что она просто спит с головой,
повернутой на бок. Даже в смерти она была прекрасна. Прекрасное произведение
искусства , истекающее кровью в канаве.
Дрю нежно отодвинул волосы с ее лба. Легко коснулся крошечной точки на нем,
хотя было слишком темно, чтобы ее увидеть. Родинку, объединявшую их.
Дрю не оставил ее в канаве. Он аккуратно взял ее недвижимое тело на руки и
начал долгое восхождение обратно.
Он подошел к кровати и положил ее там. Снова убрал мокрые пряди с ее лица.
Он принес с собой голову, а теперь собирал в кучу эмбрионы и тяжелый
гротескный труп распятого создания. Затем он пошел в свою лабораторию и собрал все
органические культуры и ростки, которые женщина в темноте пропустила.
Дрю положил женщину и всех остальных своих отродий в бак, в котором она
была выращена. Но вместо того, чтобы закачать туда фиолетовую амниотическую
жидкость, он снял с металлической полки две банки химикалий.
Надев на лицо маску, он вылил на тела в баке сначала одну, а затем и другую
банку. Он тут же попятился от поднявшегося дыма. Внутри этих облаков тела в
емкости были всего лишь нечеткими тенями. Казалось, что они стали одним
переплетенным и деформированным существом. Но конечности укорачивались, а тени
начали таять, оставляя после себя лишь пар... который вентиляторы высасывали в
ночной воздух, где ему было суждено рассеяться, как пеплу после пожара.
Наблюдая за тем, как последние струйки дыма поднимаются к вентилятору, Дрю
оплакивал женщину. Он оплакивал себя самого.
Он чувствовал себя собственным призраком... словно это он только что совершил
самоубийство.
Сезон
свежевания
Огромных зверей называли флюками. Их слегка поблескивающие малахитовые
шкуры были испещрены черными и зелеными завитками. Народ энцев сдирал их с
животных в гаражах из керамических блоков или в напоминающих ангары строениях с
крышами из металлолома. Желтая и водянистая кровь флюков ручейками струилась
по всему району, пока не утекала в канализационные решетки. Когда сезон
свежевания заканчивался, она корочкой покрывала сточные канавы.
Однажды Коль довелось наблюдать за тем, как команда энцев захватывала флю-
ка. Этого раза ей хватило на всю жизнь. Распухшее, напоминающее головастика
существо вызывали из его родного измерения в это. Как его заманили, она не
понимала, однако и сами энцы перебрались в Панктаун из того же смежного с ним
места. Еще до того, как успело пройти все тело, энцы уже цепляли его за бока
крюками, обматывали тросами, вонзали шипастые пики в различные отверстия.
Отверстия эти трепетали, и из них раздавался мучительный хрип. Наконец вышел
остаток раскачивающегося в трех метрах над улицей тела, и оно рухнуло вниз с
неприятным шлепком. Гигантское существо извивалось, размахивало похожими на
канаты конечностями, но энцы быстро его добили, почти не повредив шкуру.
Теперь, увидев, что на улице поймали флюка, Коль задернула шторы и включила
музыку, чтобы заглушить звуки бойни. Это было что-то ближневосточное, быстрое
и нестройное, а потому отвлекающее. Но избежать связанного с сезоном
свежевания представления как такового было сложно. В этом районе было много энцев.
Они вывешивали огромные лоскуты малахитовых шкур сушиться, словно белье. Шку-
ры шуршали на ночном ветру и пахли дегтем — то ли это был их естественный
запах, то ли он появлялся после какой-то обработки. Но когда их подсвечивало
солнце, зрелище было прекрасным. А затем энцы покрывали этими шкурами свои
собственные тела. Коль не видела и не понимала, как они это делают, однако
каждый сантиметр обычно серой кожи этих обнаженных поселенцев оказывался
покрыт туго облегающей кожей флюков. Весь следующий сезон энцы выглядели словно
скелеты, вырезанные из малахита. А потом по какой-то причине — Коль считала,
что религиозной, потому что религией можно объяснить самое необъяснимое
поведение, — плоть отскабливали или сбрасывали до следующего сезона свежевания.
Конечно, можно предположить, что в их собственном мире шкуры согревали их в
холодное время года, хотя здесь сезон свежевания и приходился на лето. Но вот
в изображениях не могло не быть религиозного смысла. Даже сейчас Коль,
приглушив музыку, стояла у окна с чашкой чая в руке и смотрела на один из мясных
манекенов, покачиваемый вечерним ветерком. Он свисал с шеста, торчащего из
окна второго этажа. Как раз над головами тех, кто мог проходить ниже. По
всему району их будут десятки, потому что настало время свежевания. Манекен
представлял собой слегка антропоморфную фигуру, вырубленную из полупрозрачной
белой плоти, скрывавшейся за прелестной шкурой какого-нибудь флюка. Вообще-то
энцы ели это белое мясо. Хотя Коль не ела мяса и не носила на себе плоть
животных, она знала, что подобные традиции были свойственны отнюдь не только
энцам. Но манекены были для нее гораздо большей загадкой, чем ношение шкур
флюков. Энцы скрывали смысл своих традиций, но не стеснялись того, что
продукты этих традиций мог увидеть любой. Эти подвешенные тотемы были утыканы
толстыми шипами и длинными тонкими гвоздями и опутаны чем-то вроде колючей
проволоки. Они были словно страдающие святые, вырезанные из живота Господня.
Птицы осторожно садились среди лесов острых шипов, чтобы поклевать тела.
Бродячие собаки подбирали их куски, упавшие на улицу. Когда они слишком
сильно распадались или начинали слишком дурно пахнуть, их заменяли новыми
изображениями. И так происходило до самого окончания сезона свежевания.
Коль глядела на подвешенную напротив своего окна фигуру, и ей казалось, что
та смотрит на нее. Шипами вместо глаз.
Ее район был застроен тесно прижатыми друг к другу зданиями, окрашенными во
все оттенки серого. Их стены блестели от дождя, а временами белели в
электрических вспышках от искрения старой рельсовой линии, ведущей к торговому
центру Канберра-Молл. По этой линии Коль только что вернулась домой. Она
работала в одной из кофеен в центре. Вся ее одежда слишком сильно пропахла кофе. Ей
никогда не приходило в голову, что она может устать от этого запаха. Она
приняла душ, приготовила чашку чая (опять же, Коль не могла и подумать, что
когда-нибудь ей надоест вкус кофе). Сейчас она могла позволить себе всего эти
четыре небольшие комнаты (включая ванную), но когда-то у нее была работа
получше . Она была сетевым исследователем в крупном конгломерате с головным
офисом на Земле, и она прекрасно помнила, чем ей приходилось заниматься. Чего
она не помнила, так это того, как ее насиловали на парковке компании.
Изнасилование ее травмировало. Преступников так и не поймали. Ей стало так
неспокойно, так боязно отлучаться из собственной квартиры, выходить куда-то ночью,
даже ходить на работу, что, в конце концов, ее уволили.
Но это к лучшему, заверил ее доктор, к которому ей все-таки пришлось
обратиться. Она должна была начать жизнь заново, оставить все кошмары позади.
Хотя извлек их из ее разума именно он. Нападение было аккуратно и точно выжжено
у нее из памяти. Оно было выжжено из целой череды последовавших за инцидентом
мыслей, незаметно выявленных комплексным сканированием мозга. Не осталось
даже воспоминаний о полученных физических увечьях, ведь из них она могла
выяснить , как ее насиловали.
Она снова стояла в халате у окна, снова с чаем, и наблюдала за тем, как
дождь стекает по окну. Со стороны торгового центра просвистел экипаж, и искры
озарили фасад дома напротив. Манекен пялился на нее. Его шипы казались еще
чернее на фоне высвеченной — почти сияющей — плоти. Затем призрак исчез, и
Коль отступила от окна, задернув шторы. Поставив чашку на стол, она
распахнула халат и посмотрела на свое тело. Гладкое, белое. Единственным шрамом было
маленькое аккуратное углубление ее пупка, похожее на глубокий прокол. Что
сделали с ней те люди? Как сильно ее пришлось восстанавливать?
Джаз играл почти неслышно. Коль продолжила свое чаепитие и вернулась в
ванную, где зеркало уже обретало былую ясность. Ее отражение разглядывало ее.
Влажные спутанные волосы, окрашенные в темно-красный..., густой черный макияж,
который она предпочитала, смыт, а потому глаза выглядят словно голыми —
слабыми и угасшими. Почему ей нравилось красить волосы и пользоваться темно-
коричневой помадой? Может, такой ее любил муж, находил это привлекательным?
Никаких воспоминаний о нем не осталось, но могло ведь быть, что сканирование
и выжигание все же оставили следы, ведущие к их отношениям? Мог ли ей
нравиться какой-то кинорежиссер по той причине, что с его работами ее познакомил
муж? Мог ли звучащий сейчас джаз проигрываться с чипа, который купил ей он?
Она попыталась припомнить покупку этого конкретного чипа и обнаружила, что не
может.
Мимо снова пролетел экипаж, и мрак озарился. Затем, подобно векам,
опустилась тьма.
— Обожаю здешний запах, — сказал клиент. Коль готовила его мокко с взбитыми
сливками, стоя к нему спиной, но почувствовала улыбку в его голосе. Она
поставила перед ним кофе и выбила чек. Он вывалил всю свою мелочь в кружку для
чаевых, словно пытаясь ее впечатлить. — Тот еще вечерок для торговли, правда?
Все сидят по домам и смотрят игру...
— Игру? — без интереса спросила Коль.
— Не берите в голову. — Мужчина засмеялся. — Меня все это тоже не
интересует . Уж лучше почитать. — Он приподнял пакет из книжного магазина чуть дальше
по проходу. — Вам нравятся книги?
Коль отвела с лица выбившуюся прядь волос и тут же пожалела об этом, потому
что мужчина мог расценить этот жест как флирт:
— Я читаю в сети, — любезно ответила она.
— Эх... так не почувствуешь запаха бумаги. И не окунешься в ванну с...
— Почему же, у меня есть головная гарнитура, — но она пожалела о том, что
вступила в обсуждение своей частной жизни. Тем более в обсуждение занятий,
при которых она была голой. К счастью, в кофейню зашла новая клиентка и
принялась разглядывать пакеты со свежими бобами. Коль всей душой желала, чтобы
она поторопилась и подошла к стойке.
— Ладно, — вздохнул молодой человек, взяв свой кофе. — Самое время
двигаться домой, пока не закончилась игра, и пьяницы не повылезали из баров, верно?
Вы уж сегодня поосторожнее...
— Спасибо, — сказала Коль. Каждый вечер, покидая центр и дожидаясь экипажа,
она была осторожна. Она купила себе очки ночного видения, выглядевшие как
обычные солнечные очки, а в сумочке носила маленький пистолет.
Коль смотрела на то, как мужчина уходит, и чувствовала легкое удивление
оттого , что он забросил свой флирт, так и не пригласив ее куда-нибудь.
Постеснялся ли он новой клиентки или же у него вообще не было намерения куда-то ее
приглашать? Или даже флиртовать — может, он просто хотел быть дружелюбным.
Коль с удивлением осознала, что хотя минуту назад ее и возмущали его
ухаживания, сейчас она чувствовала себя слегка разочарованной. Он был
привлекательным мужчиной. Определенно умным. Возможно, чувствительным.
Но если ее привлекали эти качества, разве не был таким ее муж? А он, должно
быть, по прошествии времени проявил свою темную сторону. Может, он ей изменял
или стал алкоголиком. Бил ее. Даже насиловал. Должно быть, он причинял ей
много страданий, если она вернулась к своему доктору и заплатила за
уничтожение всех воспоминаний о своем муже. После того как развелась с ним. После
того как выбросила все его фотографии и съемки с его участием. После того как
сменила имя и перебралась в новый район, где иммигранты-инопланетяне ее не
тревожили. Не находили ее привлекательной даже с красными волосами и
коричневыми губами.
Коль даже почувствовала себя оскорбленной, обиженной на то, что мужчина
потерял к ней интерес, которого, может, и вообще не было. Но это, без сомнений,
было к лучшему.
Через час она закрыла кофейню на ночь и присела с журналом на скамью в
главном холле. Мимо проходила группа подростков, которые разглядывали ее,
издавая при этом чмокающие звуки. Не прекращая чтение, Коль запустила одну руку
в сумочку, но мимо прогрохотал помятый и покрытый граффити робот-охранник и
покатился за мальчишками, подгоняя их вперед. Она убрала руку со ставшей
скользкой рукояти пистолета.
Хотя и с опозданием, но сестра все-таки появилась. Ее Терр, такая красивая,
с густыми черными бровями и головой идеальной формы, выбритой до темной
щетины. Она легко поцеловала Коль, и они пошли к выходу из полузакрытого
торгового центра.
— Предательница, — сказала Коль, указав кивком на стакан с кофе марки не ее
кофейни у Терр в руке.
— Прости, не смогла дотерпеть...
Коль поинтересовалась у сестры о ее свадебных планах. Ее жених был, похоже,
вполне достойным мужчиной — привлекательным, чувствительным, артистичным.
Коль беспокоилась о Терр, но боялась хоть как-то омрачить ее восторг. Ей
просто хотелось, чтобы сестра знала его чуть дольше.
— Как дела у тебя? — спросила Терр в ответ по дороге к ресторану, где они
планировали поужинать и пропустить пару стаканчиков чего-нибудь спиртного.
Коль не отрываясь смотрела на ночной город за ветровым стеклом. Некоторые
здания были так черны, словно в них вообще не было окон, будто гранитные
обелиски. Другие были освещены ярче, но ничуть не теплее. Один из огромных
зубчатых храмов тиккихотто, возведенный из синего камня и подсвеченный синими
прожекторами, особенно поразил Коль своим одиночеством. Некоторые местные
журналисты писали о Панктауне как о чудесной смеси культур, как о
восхитительном плавильном тигле этносов. Коль же чувствовала, что здания
представляли собой не богатое многообразие, но тихую какофонию, дисгармоничную по
причине того, что множеству непохожих друг на друга пришельцев приходилось
существовать плечом к плечу.
— Терр, — спросила она блеклым голосом, — тебе нравился мой муж?
— Черт возьми, Коль! — сказала Терр. — Дьявол подери!
— Что?
— Хочешь, чтобы мы попали в аварию? — Терр взяла себя в руки,
сконцентрировались на дороге. — Ты же знаешь, что я не могу о нем говорить. Ты просила
меня никогда не говорить о нем... и о той ночи! Ты хорошо заплатила за
проделанную над собой работу. С какой стати тебе вообще захотелось это знать?
— Я не знаю, это просто... это беспокоит меня... иногда.
— Это беспокоило тебя, когда ты знала. Потому ты и захотела забыть. Сперва
изнасилование, потом его. Ты страдала и поэтому захотела избавиться от боли.
Сейчас ты снова обретаешь жизнь, так что не оглядывайся.
— Мне просто иногда любопытно. Разве может быть иначе? Живет ли он все еще
в городе? Спрашивал ли он тебя когда-нибудь, где я? Обижал ли он меня... физи-
чески?
— Коль, заткнись. Я просто держу то обещание, которое ты заставила меня
дать раньше, так что заткнись.
— Всего одно слово, Терр. Пожалуйста. Он обижал меня? Физически?
Терр промолчала, покачала головой.
— Пожалуйста, Терр. Всего одно слово.
— Нет. Не физически. Все? Довольна? Не физически.
— Тогда как? Почему я его бросила? Или он бросил меня? Может, он и не
обращался со мной плохо, а наоборот, а? Может, потому я и хотела его забыть...
потому что так любила его...
— Это в любом случае не имеет значения. И не имеет значения, нравился ли он
мне или нет, жив он или мертв. Ты так хотела, а я дала свое слово, вот и все.
Двигайся вперед. Тебя очистили, у тебя новое начало. Ты должна
сконцентрироваться на том, как вернуть свою старую работу, или на том, как засудить этих
ублюдков и забыть об изнасиловании и своем браке.
— Я была замужем два года и встречалась с ним до того. Пропали три года. Я
помню свою работу в то время, но не его. Я помню свои визиты к дантисту в то
время, но не его. Это попросту... странно, Терр.
— Уверена, что так и есть. Но не так странно, как быть изнасилованной.
На несколько секунд Коль снова замолчала. Потом сказала:
— Порой я пытаюсь вспомнить. Я думаю, что песня напомнит мне, или запах,
или...
— Это невозможно. Это не вернется, так что не жди. Воспоминания физически
изменяют мозг. Твой мозг физически изменили, чтобы все это стереть. Ты
никогда не вспомнишь, ясно? Все это ушло, будто этого никогда и не было... как и
должно быть. Это наилучшее возможное приближение к возвращению во времени и
отмене того, что уже произошло. Я бы и сама хотела вернуться и подправить
пару болезненных воспоминаний, когда у меня будут на это деньги. Не папу
целиком, только те разы, когда он дразнил меня. Он ведь мог быть настоящим
садистом. А еще кое-что из школьных времен... — Терр кивала, ее напряженное лицо
подсвечивалось дисплеями с приборной панели. — Хорошо забывать. Жизнь
причиняет слишком много боли.
— Я знаю, — мягко согласилась Коль. — Просто... забавно иметь... такие провалы.
Три года. Даже... даже изнасилование. Это что-то важное и произошло со мной...
Терр взглянула на свою сестру:
— То, что с тобой случилось, — ужасно! Это тебя ничему не научило, ты
ничего из этого не извлекла, тебе это не нужно, так что забудь об этом, слышишь
меня? Забудь об этом!
— Это дыра. Иногда страшнее не знать, насколько это было плохо! Иногда я
воображаю себе один кошмар, а иногда — другой. То же с моим мужем. Я пытаюсь
заполнить дыру, и это меня пугает!
— Доктор сделал все, что мог. Остальное зависит от тебя. Ты недостаточно
сильно стараешься. Тебе нужно двигаться дальше, а не оглядываться назад.
Знаешь , ведь папа и тебя часто дразнил. Может быть, нанес вред твоему
самоуважению. Тебе нужно вернуться и вычистить все это. Это может помочь. Знаешь?
— Это будет не настоящая память о папе! Это будет версия, подвергнутая
цензуре!
— Это будет тем, чем должно было быть, — проворчала Терр.
— Помню, когда мы были еще детьми, мы с тобой подрались, и ты душила меня
до тех пор, пока я не стала задыхаться, и я по-настоящему испугалась... Может,
мне и это стереть, а?
— Мы же были просто детьми! — огрызнулась Терр. — Но если это все еще тебя
беспокоит — конечно, валяй.
— Тогда у меня вообще мало что останется, — пробормотала Коль. — Мы столько
времени тратим на сон. А тут времени теряется намного больше...
— Плохого времени. Оно тебе не нужно. Так лучше. Как может быть иначе?
Коль наблюдала за тем, как луна опускается на шпили и памятники
зазубренного силуэта города. Луна была в трех четвертях, и Коль казалось, что кто-то
откусил от нее добрый кусок.
Коль переехала сюда в конце прошлогоднего сезона свежевания, и теперь она
могла с облегчением сказать, что бойня этого года близится к завершению. Все
происходило со сдвигом на пару месяцев, но она предполагала, что год энцев
короче. Кровь уже не бежала по сточным канавам, а манекены не меняли. Их
оставили крошиться, сохнуть и мумифицироваться на палящем солнце.
Теперь ей стало приятнее ходить по району, и ранним вечером одного из
воскресений она совершила прогулку до местного рынка. На пути домой она
задержалась у фасада одного здания. Она останавливалась здесь и раньше.
Это было старое, осыпающееся кирпичное строение, возведенное коренными
обитателями планеты Оазис, чумами, еще до ее колонизации. Но в его кирпичах
пребывала окаменелость, не являвшаяся древней. Это была мумифицированная фигура
землянина. Неудачная телепортация вплавила половину бедняги в серый кирпич.
Над его головой была нарисована стрелка, похожая на те, которыми отмечали
стены, чтобы обозначить трубы водопровода, нуждающиеся в починке. Словно без
нее он остался бы незамечен. Тем не менее, ту его часть, которая находилась
на виду, не стали убирать. Никто также не спешил объявлять ее своей
собственностью. Его одежда была по большей части изорвана и истрепана, а одной руки
не было. Вероятно, ее оставили себе юные хулиганы вроде тех, что спреем
нарисовали гениталии на месте его собственных, отсохших.
Вся его правая сторона с головы до ноги утопала в стене. Половина лица
вросла в кирпич так, что снаружи оставалась одна глазница и половина безгубой
гримасы. Несколько прядей серых волос полоскались на вялом летнем ветерке.
Коль протянула руку и легко дотронулась до его плеча, словно для того,
чтобы успокоить его одинокие, тихие страдания. Затем она смущенно огляделась
вокруг и обнаружила, что со второго этажа этого же здания за ней наблюдает энц.
Его лицо было так непроницаемо, а взгляд глубоко утопленных глаз таким
цепким, что она смутилась. По его покрытой черно-зелеными завитками маске она не
могла сказать, испытывал ли он простое любопытство или же находил жестокое
удовольствие в наблюдении за ее сентиментальностью. Однако, будучи
замеченным, энц тут же скрылся, словно застеснявшись. Несмотря на колоссальные
различия между их расами, его скрытное поведение навело Коль на мысль, что он,
быть может, даже тайком восхищался ею.
Обеспокоенная этим выводом, она поспешила к своему дому, надеясь успеть до
темноты.
— И снова привет, — сказал симпатичный молодой человек, облокотившись на
стойку. Неужели он слонялся возле кофейни до тех пор, пока не увидел, что в
ней никого не осталось? — Как насчет большого стакана мокко с взбитыми
сливками?
Коль слабо улыбнулась и повернулась к нему спиной. Неохотно.
В этом месяце он зашел сюда в третий раз. Во второй раз она втайне была
рада увидеть его снова. Но затем, после того как они перебросились парой слов и
он ушел, ее стали одолевать сомнения. Даже страхи.
Что, если он знал ее еще до терапии? А что, если это был ее муж, которому
удалось ее отыскать, выследить ее? Ее муж, который каким-то образом выяснил,
что она его не узнает? Ее муж, который получал извращенное удовлетворение от
повторного соблазнения своей бывшей жены, который хотел показать ей, что ей
не удастся так легко от него отделаться...
Ее глаза метнулись к сумочке, лежащей на задней стойке. Ее пистолет был
там. Если он попытается обойти стойку...
Поставив перед ним кофе, Коль спросила:
— Так что вы собираетесь читать теперь?
— Сборник рассказов писателя двадцатого века Юкио Мисимы. — Мужчина показал
ей книгу. — Он покончил с собой ритуальным вспарыванием живота.
— Фу, — Коль нервно хихикнула, принимая его деньги. — Что ж, приятного
чтения.
— Вам тоже следовало бы его почитать... он великолепен. — Ритуальное
сбрасывание мелочи в ее кружку для чаевых. — Ладно, еще увидимся, а?
— Ага. Пока.
Коль наблюдала затем, как он уходит. В этот вечер она закрыла кофейню на
пятнадцать минут раньше, добежала до книжного магазина и купила томик
рассказов Мисимы. Она собиралась прочитать его этой ночью, начав по дороге домой.
Там могли быть какие-то зацепки, даже если он и рассчитывал на то, что она не
оставит их без внимания. Что-то, что могло раскрыть его истинную личность,
его подлинные намерения.
Если он был ее мужем. Даже если он был одним из насильников с парковки...
— Да... я об этом помню... — сказала она в видеофон, правой рукой машинально
перелистывая страницы сборника Мисимы. — Доктор Руди проинформировал меня о
возможности сохранить записи моих воспоминаний на тот случай, если я
передумаю... за дополнительную плату. Но в то время я не думала, что мне это когда-
нибудь понадобится, и хотела немного сэкономить, так что...
— Так что вы предпочли не сохранять эти записи, — сказала секретарша
доктора Руди. Она отвернулась от экрана, глядя на другой монитор.
— Ну да, — сказала Коль. — Но я надеялась... Я думала, что он, может быть,
все равно делает такие записи, а потом хранит их какое-то время после
процедуры на тот случай, если кто-то изменит свое решение. — Коль попыталась
пошутить : — Или захочет, чтобы его самого изменили обратно.
— Нет, я боюсь, что это не в правилах доктора Руди. А даже если бы это было
и так, с вашего первого сеанса прошло уже больше года. Но, нет... — женщина
повернулась к Коль лицом. — Я все равно проглядела архивы и не обнаружила
каких-либо признаков того, что он вообще делал запись удаленных вами
воспоминаний . Мне жаль.
Коль улыбнулась, пожала плечами:
— Все в порядке... В действительности, я и не думала, что у него что-то
осталось . Мне просто было любопытно. Все равно спасибо.
— Жаль, что не смогла вам помочь.
— Это неважно. Еще раз спасибо. — Коль нажала на клавишу, и вместо женского
лица появился скринсейвер.
Коль еще раз пролистала книгу Мисимы, на этот раз более осознанно. В одном
из рассказов, «Патриотизме», в агонизирующих любовных подробностях
описывалось синдзю — двойное самоубийство — японского офицера и его жены. Особенно
детально рассказывалось о том, как мужчина выпускает себе кишки. Коль почти
могла представить, как Мисима записывает свои наблюдения, вспарывая
собственный живот. От кровавых картин, возникавших в воображении по ходу чтения
рассказа, у нее так закружилась голова, что ей пришлось отложить книгу на
несколько секунд, чтобы успокоить дыхание.
Что молодой человек мог предлагать этой книгой? Был ли он действительно ее
мужем, одержимым ею, выследившим ее... а теперь предлагающим пойти на самое
жертвенное из всех романтических деяний вместе? Умереть как единое целое,
исполнив ритуал синдзю?
Коль снова подняла взгляд на беспорядочные завитки цвета, заполняющие экран
видеофона. Насколько внимательна была секретарша в действительности? Нужно ли
ей попробовать поговорить с доктором Руди самой?
Что, если Руди хранил записи для своих личных целей? Для собственного
увеселения? Может, он и сейчас наблюдает брачную ночь Коль и ее мужа глазами
Коль?
Может, он наблюдает изнасилование на парковке, находя это возбуждающим?
Эта мысль так ее ужаснула, что она вздрогнула. Но ведь все мужчины были
такими, верно? В ходе опросов они свободно признавали, что пошли бы на
изнасилование , если бы знали, что оно сойдет им с рук. Это была их любимая
сексуальная фантазия. Мужчине хочется — мужчина берет. Она снова подумала об энце,
глядящем на нее из окна. Его лицо было лицом всех мужчин, лишенным лживой
плоти, фасада цивилизации. Лишь пялящиеся глаза и мертвый оскал.
Наступила ночь. Коль поставила музыку. Приготовила чай. Подошла к окну.
Завтра она вернется на работу. И, как всегда, она возьмет с собой пистолет...
хотя в последнее время она стала носить его в кармане, а не в сумочке. И если
молодой человек снова появится, она наставит на него ствол и потребует, чтобы
он раскрыл свою личность.
Если он окажется насильником, она выстрелит ему в лицо. А если он окажется
ее мужем, она выстрелит ему в сердце, а затем выстрелит в сердце себе, потому
что синдзю значит «внутри сердца». И тогда они с мужем соединятся, связанные
смертью навсегда. Они станут единым целым.
Мимо пронесся экипаж. На секунду искры осветили пугало из плоти, вывешенное
из окна напротив... теперь едва ли на что-то похожее, просто связка оборванных
кусков, готовая развалиться.
Вакизаши
На стенах камеры л'льюида висели распечатки увеличенных фотографий трех его
жертв. Соко разглядывал их в ожидании появления л'льюида из его контейнера.
Он напоминал ленивого джинна, который терпеть не может выбираться из своей
лампы.
На одном из снимков была полная молодая человеческая женщина, лежащая лицом
вниз в высокой траве заброшенного уголка парка. На ней были только носки.
Второй плакат демонстрировал обнаженную женщину, свернувшуюся калачиком в пе-
щерообразном зеве дренажного туннеля в том же парке. На третьей фотографии
было лишь женское лицо. Очевидно, снимок был сделан в морге. Ее глаза были
открыты, а рот выглядел огромной таинственной улыбкой; она была чумом,
представительницей коренного населения Оазиса. Чумы были гуманоидами, если не
брать в расчет гигантские рты, напоминающие раны, идущие от уха до уха. Но ни
на одной из этих женщин не было видимых ранений. Л'льюид творил свои зверства
внутри их тел.
У него в камере был компьютер, он стоял на столе под плакатами. У него
также был доступ в сеть, оттуда — а именно с сайта TrueCrime — он и достал
фотографии своих жертв. Соко было интересно, осведомлены ли их семьи о том, что
их любимые таким образом демонстрируются в камере существа, их убившего. Хотя
он сомневался, что семьи смогли бы что-то предпринять, чтобы нарушить права
л'льюида на получение информации и декорирование собственной камеры. Директор
тюрьмы мог лишь попросить его снять плакаты добровольно, а л'льюид сказал
ему, что он повесил их для того, чтобы напоминать самому себе о свершенных им
ужасных деяниях, чтобы его могли тревожить призраки жертв, и он мог
раскаиваться в своих грехах.
Соко снова обратил внимание на контейнер заключенного, стоявший в центре
комнаты. Кровати в камере не было, узник отдыхал в этом устройстве. Оно было
больше чем кроватью, оно было его системой жизнеобеспечения. Когда он еще был
дипломатом, жившим в посольстве своего народа, расположенным здесь, в Панк-
тауне, напротив парка, в этом устройстве его транспортировал помощник-
человек . Сейчас он находился за решеткой в этой же тюрьме за соучастие в
преступлениях посла. Он таскал лампу джина в парк на своей спине и выбирал для
босса подходящие жертвы.
Соко услышал тихие скрежещущие звуки. Они были механическими, такие звуки
могли издавать очень старые часы перед тем, как пробить час. Контейнер
состоял из центрального цилиндра и двух цилиндров поменьше, приваренных к его
сторонам. Все три были сделаны из металла цвета бронзы. На главном цилиндре
разошлась спиральная диафрагма. Краем глаза Соко увидел, что еще один человек,
находившийся в камере, шагнул вперед в предвкушении.
Хотя Соко и сомневался, что л'льюид попробует применить насилие, он все же
положил руку на пистолет в набедренной кобуре. Как и все охранники в Пакстон-
ской тюрьме максимальной безопасности, он был вооружен личным огнестрельным
оружием, которое не позволило бы выстрелить, если бы почувствовало, что его
держит не тот охранник, на которого оно было выписано. (Во время одной из
попыток побега заключенный отрубил руку охранника и не позволял пистолету из
нее выпасть, но оружие почувствовало, что рука неживая, и, вопреки надеждам,
отказалось функционировать.) Но л'льюид не стал бы пытаться украсть его
оружие: он был защищен дипломатическим иммунитетом, а потому его должны были
вернуть домой, как только условия позволят открыть портал, ведущий в то
измерение, в котором пребывала его планета.
Заключенный начал выходить из своей камеры внутри камеры. Зрелище
напоминало детскую игру в паровозик, растянутый почти до точки разрыва. Из обоих
боковых сопел в воздух протянулись нити упругой материи цвета плоти. Эти
ложноножки прикрепились к потолку, словно затем, чтобы поднять остальное тело. Из
центрального цилиндра возникло нечто, напомнившее Соко кучу акульей икры:
бесформенный кусок плоти с двумя напоминающими рога конечностями сверху и
двумя снизу. Пара нижних почти целиком пребывала внутри устройства. Соко не
представлял, чем они могли заканчиваться, и не знал, сколько еще существа
оставалось в контейнере. Два верхних рога, явно гибкие, слегка колыхались, как
усики.
На передней части главного цилиндра располагалась решетка. Оттуда шел
голос, мягкий, шепчущий, просеянный через песок статики. Это был перевод слов
л'льюида:
— Здравствуйте, офицер Соко. А мой гость?..
Второй человек улыбнулся и приветственно кивнул:
— Посол Рхх, меня зовут Дэвид-Пол Фреснер, и я являюсь новоназначенным
духовным посредником ПТМБ.
— Как я и надеялся, — прошептало устройство на полу. Подобия паровозика
свисали над ним, словно две безжизненные виноградные лозы, растущие из медной
вазы. — Очень приятно.
— Я здесь по вашей просьбе. — Фреснер улыбнулся, но из вежливости придал
лицу страдальческое выражение. — Просьба непростая, но...
— У вас должна быть возможность найти кого-нибудь с неизлечимым
заболеванием, кто хотел бы оставить своей семье те деньги, которые я предлагаю. Кого-
нибудь, кто хотел бы прекратить свои страдания...
— Ну, вообще говоря, обсудив вопрос с директором тюрьмы, мы нашли другое
решение вашей... проблемы. Ммм, в этом учреждении есть люди, которым был
вынесен смертный приговор. Я сам не являюсь сторонником концепции экзекуции, но,
так или иначе, они все равно ждут смерти. Директор лично опросил дюжину
подобных заключенных на предмет того, не пожелают ли они... содействовать вам в
проведении вашего... ритуала... в обмен на предложенные вами деньги с вашего
личного счета.
— И каков результат?.. — Усики покачивались, словно водоросли.
— Ну... хм-м, вообще-то нам пришлось столкнуться с нешуточной
обеспокоенностью. Естественно, большинство приговоренных надеются на смягчение наказания.
Но, кроме того, присутствовало беспокойство насчет боли. Директор сказал им...
ааа... сказал им, что накачать их обезболивающими будет невозможно, поскольку
это ослабит... предсмертные судороги...
— Это называется «Вибрация», — поправил его л'льюид.
— Признаться честно, в этом-то я и вижу основания для мощнейшего
общественного... неодобрения.
— Но вы все же нашли желающего? Выразил ли кто-нибудь из них
заинтересованность?
Соко повернулся, чтобы взглянуть на лицо другого мужчины. Он не мог
поверить в то, что кто-то мог согласиться быть убитым другим заключенным,
особенно тем способом, которым л'льюид расправлялся со своими жертвами.
— Да... да, один нашелся. Он ваиаи. Если вы не в курсе, весьма гуманоидная
раса. Его зовут Уво Ки. Он убил пятерых человеческих подростков, живших в его
доме. По всей видимости, они в прачечной изнасиловали его жену, но она не
смогла опознать их по лицам, потому что ваиаи слепы. То есть вместо зрения
они используют что-то вроде радара. Так или иначе, акт мести мистера Ки был
признан множественным убийством первой степени, отсюда и приговор. В конце
концов, двум из мальчишек было всего по тринадцать лет.
— И этот человек... этот Ки... хочет, чтобы деньги достались его жене.
— Да. Он готов на это пойти. Даже без обезболивающих.
— Отважный человек, — сказал л'льюид. С чем-то, похожим на вздох, он
добавил : — Я бы предпочел самку... — Его слова были полны тоски.
Соко взглянул на тягучую сущность, а потом снова на духовного посредника. В
горле у него пересохло. Сглатывая слюну в попытке его увлажнить, он
поперхнулся. Несколько раз громко кашлянул. Он увидел, что рога заключенного,
напоминающие рожки улитки, с любопытством направлены в его сторону.
— В других учреждениях есть женщины, приговоренные к смерти, — сказал Фрес-
нер, — но мы были озабочены тем, что протест общественности будет еще
сильнее. Смертная казнь — это выражение воли большинства, иначе она не
практиковалась бы. Но те, кто выступает против, поднимают очень много шума, и их
неодобрение будет малоприятным, поэтому мы надеемся избежать широкой огласки.
Директор тюрьмы уже побеседовал на эту тему с Колониальным управлением в Ми-
ниозисе, просто для того, чтобы увериться в наличии юридической почвы под
ногами. К счастью, в свете вашего дипломатического статуса нам дали зеленый
свет. Протесты мы постараемся заглушить. Директор уведомил все участвующие
стороны о том, что нельзя терять время... о том, что, согласно вашим
верованиям, вы должны принять жертву в течение двух недель, чтобы... духовно
укрепиться.
— Превосходно, — одобрил человека посол Рхх. — Вы проделали прекрасную
работу в определенно непростой ситуации, мистер Фреснер. Уверен, что вы
прекрасно проявите себя на вашей новой должности.
— Благодарю вас. — Соко показалось, что Фреснер выглядит искренне
польщенным. — Что ж, ммм, тогда мы начнем подготовку. Постараемся устроить все как
можно быстрее, пока не возникли какие-либо сложности. Пока мистер Ки, хм... не
передумает или протесты не станут слишком... докучливыми. Надеюсь, это займет
не больше недели. Чем быстрее мы это провернем, тем меньше вероятность того,
что кто-то найдет юридический способ нам помешать. Если нам очень повезет,
все будет позади еще до того, как общественность прослышит об этом. Так что...
буду держать вас в курсе.
— Я вам признателен, — промурлыкал л'льюид.
— Ну и чудесно. Что ж, я... я полагаю, это все, до встречи...
— Приятно было познакомиться, мистер Фреснер, — прозвучал голос из
контейнера. Одна из эластичных конечностей, прикрепившихся к потолку, отошла со
звуком, напоминающим отдираемую изоленту, и, опускаясь, протянулась в
направлении духовного посредника. Ее конец начал сплющиваться в листообразную
форму, более пригодную для человеческого рукопожатия.
До того как отросток закончил свою трансформацию, Соко достал из кобуры
пистолет и нацелил его не на само существо, но на звуковоспроизводящее
устройство на его системе жизнеобеспечения.
— Посол, не прикасайтесь к мистеру Фреснеру.
Конечность замерла в воздухе в нескольких сантиметрах от посредника. Она
начала отходить назад, ее конец принял свой обычный вид.
— Я лишь желал выразить свою благодарность традицией вашего вида, офицер
Соко, но как вам будет угодно. До встречи, мистер Фреснер, и еще раз
спасибо. — Центральная часть л'льюида снова опустилась в контейнер, будто бы
сжавшись по ходу погружения. Покачивающиеся рожки исчезли последними. Две гибкие
конечности скользнули обратно в свои сопла, которые затем втянулись в свои
цилиндры с лязгом и звоном. Отверстие в центральном цилиндре с жужжанием
закрылось. Л'льюид исчез настолько основательно, что казалось, будто он
вернулся в родное измерение, а не скрылся, подобно кобре, в своей корзине.
Соко машинально провел рукой по затылку, ощущая под ладонью грубую щетину
своего аккуратного черного ежика. Кофе испускал ароматный пар,
контрастирующий с морозным видом из окон кафетерия. Небо резало глаза яркой голубизной и
выглядело синтетическим. Околотюремная земля сверкала заплатами отражающего
солнечный свет снега. Тот снег, что не растаял после бури на прошлой неделе,
теперь, с наступлением настоящей зимы, замерз настолько, что казалось, будто
он уже никогда не растопится. В поле зрения Соко попадал весь угол крыла В,
мощно врезавшийся в пейзаж, подобно краю огромного замка. Его белая, лишенная
каких-либо деталей стена добавляла пейзажу унылости, хотя большая ее часть и
была накрыта синей тенью. Над каждым углом тюрьмы возвышалось по гигантской
абстрактной шишке. Вероятно, они служили для того, чтобы тюрьма не казалась
жителям Панктауна такой угрожающей, такой воинственной. Однако Соко считал их
весьма жалкой заменой тому хвойному лесу, который окружал городок чумов до
земной колонизации. Пар из огромной вентиляционной трубы проходил мимо окна
неровными облаками и озарялся золотом, как только поднимался над стеной и
наполнялся солнечным светом.
— Знаете, это было вовсе не обязательно, — сказал Фреснер, намазывая
маргарином кончик круассана. — Ну, с пистолетом...
Соко поднял свой кофе, сделал глоток.
— Вы знаете, как л'льюид убил тех женщин?
— Да, знаю. Я изучил его дело. Но он с легкостью пошел на сотрудничество и...
— Его отправят домой независимо от того, что он сделает. Он здесь лишь
затем, чтобы мы за ним присматривали, пока этого не случится, и чтобы
разыгрывать представление для публики, но он отправится домой, даже если появится
четвертая жертва. Даже если этой жертвой станет его духовный посредник. Он
может и не дождаться того момента, когда... состоится жертвоприношение.
— Пожалуйста, не думайте, — сказал Фреснер мрачно, подняв на Соко
выразительный взгляд, — что я одобряю эту просьбу. Но л'льюид не лжет... такова
религиозная практика его вида. А потому нашей обязанностью является ее уважать и
обеспечить ему возможность отправления его культа. Он имеет на это право.
Соко опустил глаза на свою кружку с кофе.
— Эти существа, которых его вид приносит в жертву... Вы видели их фотографии?
— Да, — ответил Фреснер, снова занявшись круассаном.
— И? Похожи они на людей?
— Эти создания едва ли выглядят... гуманоидами. Скорее похожи... на обезьян.
Только безволосые. У них нет ни цивилизации, ни культуры, они используют лишь
несколько примитивных инструментов. Л'льюиды впервые столкнулись с ними на
планете соседней системы почти век назад. Они завезли их к себе на планету и,
как вы знаете, стали разводить в качестве жертв.
— Милый народец, — пробурчал Соко.
— Мистер Соко, все культуры кажутся друг дружке странными. Нужно радоваться
такому многообразию. Ваши предки, очевидно, из Японии. Разве у вас дома нет
вещей, которые озадачили бы л'льюидов, чумов, тиккихотто? Быть может,
вставленная в оправу маска кабуки? Расписанная ширма биобу? Катана и вакизаши на
стойке для мечей?
— У меня ничего этого нет, — пробормотал Соко, снова взявшись за кружку.
— А зря. Ваш народ обладает чудесной древней культурой. Очень странной.
Чудесно странной.
— Я польщен тем, что вы так считаете. И я понимаю, что выпускание
собственных кишок может казаться вам прелестным, или восхитительным, или чудесным... но
этот л'льюид убил трех женщин. Какие бы религии эти женщины ни исповедовали,
они уже никогда их не будут исповедовать, потому что другое существо
проскользнуло в них через горла и удушило их до смерти...
— Мистер Соко, я знаю... я знаю...
— ...И получало удовольствие от их конвульсий, от их предсмертной агонии,
потому что это называется «Вибрация». С ее помощью жертва передает свою
жизненную силу л'льюиду, который возрожденным появляется из... заднего прохода
жертвы . Как вы и сказали... чудесно странно.
— Послушайте, мы все знаем, что это было ошибкой. Да, это было
преступлением. Чем-то ужасным. Те женщины были не животными, разводимыми для
жертвоприношений , а разумными существами, желающими жить. Я согласен. Потому мистер
Рхх и пребывает в заключении, потому и подлежит экстрадиции...
— По возвращении его не станут наказывать.
— Этого мы не знаем.
— По возвращении его не станут наказывать. А на его место пришлют другого.
— Я слышал, что следующий посол привезет с собой большее количество
жертвенных животных. Вообще-то, отношения между л'льюидами и Землей развиваются
настолько успешно, что их животных собираются выращивать в некоторых из наших
колоний. Чтобы они всегда были под рукой.
— Как мило. Полагаю, Рхх недорассчитал свои потребности.
— Ему пришлось задержаться здесь дольше, чем он рассчитывал. Вы должны
понять... если они слишком долгое время проводят без жертвы, если они проходят
определенную точку, они начинают считать себя нечистыми. Неисправимыми до
конца своих жизней.
— У него кончились животные. И он решил, что сойдут и люди? Люди для наших
новых друзей — просто животные?
— Нет. Но ведь потому он и здесь, верно? Он сделал ужасный выбор. Этого не
отрицает никто, даже он сам. Он говорит, что был в отчаянии.
— Достаточно плохо уже то, что они делают с этими животными, — проворчал
Соко.
Фреснер указал своим ножом на тарелку Соко. На его нетронутую еду.
— Эти полоски, мистер Соко? Настоящее мясо? Мясо живого существа?
— Я этим не горжусь. Мне нравится вкус. Но если бы я увидел, что то же
животное пинает на улице пара подонков, я бы раскроил им головы.
— Ну, разве это не мило? — Фриснер вздохнул. — Мистер Соко... Кен... вам
поручили сопровождать меня на встречах с заключенными, чьи духовные нужды я
удовлетворяю. Моя работа очень важна. Религия дает людям надежду, какой-то
фундамент... смысл. Она может отвратить их от собственных ошибок, дать им новую
жизнь. Вы тоже должны чувствовать себя привилегированным оттого, что
являетесь частью этой задачи. Как я и сказал... нам придется проводить какое-то
время вместе. Потому я и захотел позавтракать с вами, поболтать, узнать вас
немного .
— Я это ценю, — сказал Соко любезно.
Фреснер вздохнул еще раз. Покачав головой, он ножом и вилкой разделал кусок
дыни. На его тарелке не было мяса, он был вегетарианцем. А Соко съел со своей
тарелки лишь тост, почти такой же вкусный, как и запах мяса.
В гостиной маленькой и аккуратной квартиры Соко стоял подсвеченный
застекленный ящик. А внутри него на скобах возлежал японский короткий меч вакизаши,
выкованный на Земле в восемнадцатом веке.
На него Соко сейчас и смотрел. Свет из ящика был единственным освещением в
комнате. Соко никогда не осмеливался вынуть меч, чтобы взять его в руки. Он
вообще не касался его с тех пор, как был мальчишкой и отец передал меч ему.
Он принадлежал семье отца многие поколения. Рассказывали, что когда-то он был
оружием предка-самурая. Но как он мог признаться Фреснеру, насколько тот был
прав? Он всегда считал историю о предке-самурае клише, стереотипом, чем-то
постыдным, а вовсе не предметом гордости. Теперь, после того как Фреснер
упомянул вакизаши, он чувствовал себя еще более нелепо из-за того, что вот так
держал его... хотя он и не видел обнаженного клинка уже пятнадцать лет.
Экспонат был скорее данью отцу, которому меч принадлежал по-настоящему. Он
не знал ни самурая из преданий, ни кого-либо другого из тех людей, что
оставляли меч по наследству, а теперь обратились в пыль. Только своего отца. Он
знал, что меч стоил целое состояние. Но он никогда не помышлял о том, чтобы
расстаться с ним. Не то чтобы он боялся, что проснется однажды, а у подножия
кровати будет маячить призрак злого самурая в шлеме кабуто и боевой маске
менпо. Это было проявление уважения к тому прямому предку, что был его отцом.
На ножнах черного лакированного дерева, называемых сайя, был изображен рак.
Соко не знал значение этого символа. Эфес был тоже из дерева и покрыт рыбьей
чешуей, а затем оплетен шнурком. Гарда меча, цуба, сама по себе была
замысловатым произведением искусства. А в этих черных ножнах покоился клинок из
мягкого железа, покрытого сталью, вероятно, все еще сверкающий после пятнадцати
лет, прошедших со смерти отца... после всех тех столетий, что минули со смерти
самурая...
Соко думал, что одержимость своей культурой, как и религия, разделяет
людей. Сияние подсветки освещало его мрачное лицо, делая похожим на маску. И то
и другое культивировало ненависть, предрассудки. Разные языки, разные
молитвы. Его отец умел говорить по-японски. Соко восхищался его усердием в
изучении языка, но он так же восхищался бы им, если бы тот выучил родной язык ваи-
аи.
Было поздно. С утра на работу. Он дотянулся до кнопки в основании ящика и
погрузил его в темноту.
— То, что я делаю, я делаю по собственной воле, — сказал Уво Ки в камеру. —
Я ценю заботу тех, кто опротестует мое решение. Но вы должны плакать не обо
мне, а о моей жене, которой придется жить в бесчестье...
Заявление было не для прессы — журналистам еще предстояло узнать о
соглашении. Заявление готовилось на тот случай, если Ки подвергнется своей
неортодоксальной экзекуции до того, как его успеют проинтервьюировать... а на это и
надеялись. Это было не последнее слово заключенного, но своего рода прикрытие
для тюрьмы, юридическое отречение.
Дежурство Соко закончилось. Он заранее попросил о встрече с ваиаи. Ки
согласился . Фреснер не присутствовал. Он предложил удовлетворить духовные нужды
ваиаи. Ки заявил, что у его народа нет веры.
Соко подождал до тех пор, пока с заявлением не было покончено. Съемочную
аппаратуру убрали еще до того, как он приблизился к камере приговоренного.
Разделявшее их поле имело легкий фиолетовый оттенок — только для того, чтобы
быть видимым. Камера выглядела спартански: ни картин, ни календарей, ни,
конечно , фотографий жены. Ваиаи стоял к барьеру спиной, но, должно быть,
услышал, как подошел Соко, поскольку тут же обернулся. У ваиаи был замечательный
слух — слуховые отверстия полукольцом окружали заднюю часть его головы,
проходя от одной стороны черепа до другой. А когда Ки повернулся к Соко лицом,
тот убедился в полном отсутствии зрения у ваиаи. Даже если бы у него и были
глаза, казалось, они были бы раздавлены тяжестью огромного безволосого купола
лба, который напомнил Соко голову дельфина. Из отверстия в центре этого
купола ваиаи испускали инфразвуковые волны, которые отражались от предметов и
работали как своего рода радар, формирующий образы в сознании. Не беря в расчет
канареечно-желтую кожу, отсутствие глаз и обилие ушей, существо можно было
назвать одним из самых человекоподобных нелюдей, каких только возможно было
встретить. Его улыбка была сдержанно дружелюбной — любезной и полностью
человеческой .
— Офицер Соко. Мы еще не встречались. Чем обязан такому удовольствию? — В
его словах не было сарказма.
— Я работаю с Фреснером, — ответил Соко, приблизившись к барьеру так
близко, что мог расслышать его слабое жужжание. — Я был... вы стали мне
любопытны, — «заинтригован» было для Соко слишком сильным словом.
— Догадываюсь, что вскоре и другим станет любопытно. Они заговорят обо мне.
А затем они меня позабудут. И это меня устраивает. Важно лишь, чтобы меня
помнила жена.
Его голос был высоким и скрипучим, словно горло его было из винила. Его
слова будто выдавливались из воздушного шарика. Дельфиний голос.
— Вы преданы своей жене, — отметил Соко.
— Она — моя жизнь. Мы были очень счастливы. Нам не терпелось приехать сюда...
разделить все это множество культур. Мы никому не причиняли вреда. Мы были
пацифистами.
— У вас был пистолет, — заметил Соко.
Очень человеческий рот скривился под давлением черепа.
— Не с самого начала. Мы не имели никакого представления... о том, как здесь
обстоят дела. А потом мы поняли. Нам стало страшно. В последнее время мы даже
заговаривали о том, чтобы вернуться домой...
— Так и следовало поступить, — сказал Соко скорее себе, чем существу
напротив .
Ваиаи начал расхаживать по своей камере, опустив голову, словно для того,
чтобы постукивать по полу перед собой невидимой тростью.
— Теперь я это знаю. Но я не жалею о том, что убил тех молодых людей,
мистер Соко. Если бы в суде я сказал, что раскаиваюсь, они, вероятно, пощадили
бы меня. Но я не лжец. Мне не стыдно за то, что я защитил честь своей жены. —
Он остановился, поднял голову. — Я горжусь тем, что сделал.
— Вам надо было продолжать попытки добиться своего легальными методами...
— Вы нас не понимаете, офицер Соко. — Ваиаи так близко подошел к
разделяющему их полю, что фиолетовые отблески заиграли на его огромном лбу. — Наши
женщины для нас священны. Они даруют жизнь. Они питают эту жизнь. Когда они
кровоточат в детстве, мы называем это Жертвоприношением. Боль... агония, через
которую они проходят, даруя жизнь... Жертвоприношение. Женщины переносят
Жертвоприношение, и жизнь продолжается. И если бы у нас было больше времени... моя
жена... моя жена и я...
Ваиаи очень медленно отвернулся, словно вес его головы стал слишком тяжкой
ношей.
Соко подумал о древних культурах Земли. Во многих из них менструация
считалась проклятьем, если не страшным злом. Мужчины заставляли своих женщин
принимать символические очищающие ванны. Днями мужчины не касались своих женщин,
не разрешали им готовить еду. Кровь пугала, а не радовала.
— Эти люди заставили кровоточить мою жену, — пропищал ваиаи настолько
близко к шепоту, насколько мог к нему приблизиться. — Они ее осквернили. Они ее
запятнали. — Внезапно он поднял голову. — Но не думайте, будто я считаю ее
запачканной... будто я от нее отрекаюсь. Мы не отворачиваемся от униженных
женщин . Мы мстим за их честь. Это меньшее из того, что мы можем для них сделать.
Умереть за мою женщину... это будет честь. Потому что я умру за всех наших
женщин, дарующих нам жизни.
— Вашей жене вы были нужны живым.
— Ей действительно нужна моя помощь, — признал Ки. — Ей необходимы эти
деньги. Я хочу, чтобы, получив их, она вернулась в наш родной мир. Я
рассказал ей о своем желании... и она клянется, что исполнит его.
— Л'льюид, — произнес Соко, — то, как он убивает... это будет болезненно.
— Не более болезненно, чем Жертвоприношение, — ответил Ки.
Соко посмотрел на существо и медленно кивнул, зная, что Ки увидит это
движение в виде силуэта или голограммы, что проецируется внутри его черепа. Это
был знак молчаливого понимания.
— Мне было... очень приятно, — сказал ему Соко.
— Приходите поговорить со мной еще, офицер Соко, — сказал ваиаи, мягко
улыбаясь .
— Может быть, приду. Удачи вам. И вашей жене. — Соко отвернулся от
заключенного и направился прочь по коридору. За одним из тех барьеров, которые он
миновал, на кровати лежал полуприкрытый одеялом тучный и, очевидно,
обнаженный человек, а с обеих его сторон возлежало по прекрасной женщине. Это были
голограммы — заключенным разрешалось иметь собственные игровые системы и
системы виреальности. Толстяк посмотрел на Соко так, словно приглашал
поучаствовать в веселье. Соко торопливо отвернулся в отвращении... не желая, чтобы
какая-то раздутая человеческая личинка затмила в его сознании слепое изящество
существа, с которым он провел несколько минут.
Два дня спустя во время ежедневной часовой прогулки заключенный-человек,
тоже приговоренный к смерти, вогнал самодельный кинжал глубоко в кишки
Уво Ки.
К тому времени, как Соко узнал об этом и добрался до лазарета, ваиаи уже
был мертв. Его убийца, которому было нечего терять, что-то вопил о том, что
гуманоид был расистом... с предубеждениями против людей... поскольку так
безжалостно расправился с пятерыми из них. Кто-то сказал Соко, что ненависть убийцы
разбудило внимание, которое Ки получал от тюремного начальства.
В тот день Соко хотел взять больничный. За все время работы он ни разу не
брал больничный. Вместо этого он разыскал Дэвида-Пола Фреснера... и обнаружил,
что тот уже передает катастрофические новости послу Рхх.
Фреснер вряд ли заметил Соко, продолжая умолять л'льюида сохранять
спокойствие :
— Сэр, время все еще есть... нам может что-нибудь подвернуться... другой
заключенный... кто-то вне тюрьмы, со смертельной болезнью... эээ, ээ... кто-то, ищущий
содействия в самоубийстве...
— Времени не хватит! — шипел шепчущий голос л'льюида из решетки в
центральном цилиндре лампы джинна. Его эластичные ложноножки, прикрепившиеся к
потолку, были натянуты, как стальные тросы, а усики на его центральной части
корчились, словно в мучениях. — Только подумайте, сколько времени было потрачено
на подготовку с ваиаи! Вы не понимаете, что со мной станет! Моя душа!
— У нас есть почти неделя до...
— Неделя! Неделя! Времени больше нет! — причитал, казалось бы, бестелесный
голос, а эктоплазменное тело сотрясали спазмы. — Я буду нечистым! Изгоем для
своего народа!
На этом Соко их оставил, ускользнув незамеченным. Уходя, он отметил про
себя, что, в отличие от прошлого визита к послу, в этот раз духовный посредник
оставался на безопасной стороне фиолетового оградительного поля.
Сверив его голос по интеркому — тот же голос, что говорил с ней по
видеофону, дисплей которого был для нее бесполезен, — Иаэа Ки открыла дверь
квартиры , чтобы впустить своего гостя Кена Соко.
— Спасибо за то, что смогли увидеться... встретиться со мной, — сказал Соко
женщине с мягкой, уважительной интонацией.
Она была почти неотличима от своего мужа. Высокой, стройной, с громадой
черепа, ярко-желтой плотью и кроткой, приятной улыбкой:
— Могу я предложить вам чаю?
— Нет, благодарю вас.
— Проходите и присаживайтесь.
Он прошел за ней в гостиную, уютную, несмотря на пустые стены. Здесь и там
были расставлены скульптуры изумительных форм и текстур. Соко не удержался и
дотронулся до нескольких по пути к потертому дивану.
— Вы... хорошо знали моего мужа? — поинтересовалась миссис Ки.
— Нет. Мы встречались лишь раз. Но я был... поражен его любовью к вам. Меня
впечатлила ваша культура.
— Я польщена, — стеснительно пропищала она.
— Я с собой кое-что принес. Вещь, которую я хотел бы подарить вам.
— Вы очень добры. Это принадлежало моему мужу?
— Мне. — Он наклонился вперед, передавая ей предмет, завернутый в тряпку.
Она почувствовала движение и приготовилась его принять. — Открывайте
осторожнее , — предупредил он. — Он очень острый.
Женщина-ваиаи размотала тряпку. Почувствовала гладкие лакированные ножны.
Сомкнула руку на оплетенной рукояти. Вынула на несколько сантиметров лезвие.
Она не могла видеть, как ярко сияет на нем полуденное солнце, словно
выплавляя его заново.
— Оружие? Для моей защиты?
Соко улыбнулся.
— В каком-то смысле. Я собираюсь отвести вас в место, где вам заплатят за
этот меч. Заплатят больше денег, чем вы когда-либо имели или мечтали иметь. И
я хочу, чтобы вы использовали эти деньги на исполнение желания вашего мужа. Я
хочу, чтобы вы вернулись в свой родной мир.
Теперь робкий маленький рот создания скривился в смущении, смятении.
— Я не могу принять это от вас, мистер Соко! Если он настолько ценен,
насколько вы говорите...
— Настолько. И вы должны принять его. Если вы этого не сделаете... вы меня
обесчестите.
— Но как я могу? Как вы можете расстаться с такой вещью? Столько денег...
— Если бы я использовал эти деньги, я бы обесчестил своего отца, миссис Ки.
У меня нет сына, которому я мог бы передать меч. Я не знаю, что ждет этот меч
после меня. Это единственная достойная судьба, которую я смог для него
придумать . Я хотел бы, чтобы этот меч был тем оружием, которым были убиты люди,
надругавшиеся над вами. Я хочу, чтобы этот меч... защитил вас.
Ваиаи опустила голову. У нее не было глаз, которыми можно было бы плакать,
но она стала издавать странный мягкий свист. Он не мог сказать, исходил ли он
изо рта или из отверстия во лбу.
— Вы оказываете мне великую честь, мистер Соко, — сказала она ему. — Я
принимаю ваш дар.
Соко встал и протянул свою руку к ее руке, чтобы отвести ее к торговцу.
Хотя она и не нуждалась в том, чтобы он вел ее, она, встав, дала ему свою
руку.
— Благодарю вас, — сказала она с подрагивающей улыбкой.
— Это я вас благодарю, миссис Ки, — сказал ей Соко, коротко и резко
поклонившись — такова была традиция его народа.
Драгоценный
металл
Следующей должна была играть группа «Обескровленная креветка», квартет
чумов . Один из них играл на огромном саксофоне с тридцатью клавишами и до
нелепости широким мундштуком, приспособленным для его дельфиньей улыбки от уха до
уха. На вокалистке было облегающее черное платье, волосы собраны в блестящий
черный пучок, километры губ окрашены в лазерно-красный, чтобы привлечь к ним
еще большее внимание. Конечно, Грей достаточно долго прожил на Оазисе, чтобы
принимать туземный народ за данность; достаточно долго, чтобы счесть певицу
сексуальной. Через движущуюся вуаль дыма своей сигареты он наблюдал за тем,
как она удачно перепевала древний религиозный гимн чумов. Монотонную
погребальную песнь она превратила в захватывающую дыхание поездку на американских
горках. Его голос они уже заслужили.
До них выступала «Узкая специализация», и ее участники шлялись по джаз-
клубу и болтали с друзьями, пришедшими поддержать их аплодисментами и
голосами в сегодняшней «битве групп». Сузив глаза, словно в них только что попал
дым, Грей Арлекин перевел взгляд на нескольких из них, увязших в беседе.
Члены «Узкой специализации» были роботами. Их инструменты были хитрым образом
интегрированы с их телами, так что они напоминали чрезмерно вычурные
саксофоны из меди и хрома, которым придали слегка человеческую форму. Только у
одного вокалиста было что-то, напоминавшее человеческую голову, — медная слепая
скульптура без всякого выражения с черными сочлененными губами из резины. Их
клавишник был ходячим синтезатором и лидером группы по прозвищу Орган. Грей с
друзьями называл его Хером.
Эти машины и им подобные были потомками группы роботов, когда-то работавших
на близлежащем Пакстонском автозаводе. Во время «войны профсоюзов» завод чуть
не сровняли с землей органические рабочие, большинство из которых перед этим
уволили. Они протестовали против использования роботов на своих местах.
Большую часть искусственных работников уничтожили, однако некоторое количество
пережило восстание в руинах завода и прочих руинах, оставшихся от
разгромленных фабрик. Когда через какое-то время на эту собственность снова заявили
права и начали отстраивать заново (не обошлось без сражений с несколькими
племенами роботов, не желавших отказываться от своих сквоттерских прав),
роботы переселились в заброшенные туннели метро, запечатанные и позабытые после
большого землетрясения. Там, внизу, с помощью оборудования, взятого с фабрик,
и нового оборудования, которое они изготовили сами, они дали начало
поколениям новых роботов, не знавших органических хозяев.
Наблюдая за ними через рваный камуфляж дыма, Грей думал о том, какими
невежественными, мерзкими созданиями они были. И они участвовали в конкурсе... И
хотя они создали собственное герметичное общество внутри общества, им все
равно нужны были деньги для покупки деталей и материалов для своего тайного и
нелегального производства. По своему происхождению они были вне закона, а
потому не могли наниматься в качестве законных работников... Впрочем, на это они
в любом случае не пошли бы из гордости. И, чтобы заработать необходимые
деньги , они организовали массовое производство. Производство устройства под
названием «кайфер». Его можно было спрятать в карман органического существа,
откуда оно передавало сигналы липкому диску, крепящемуся на лбу владельца
(для маскировки поставлялись диски всех возможных оттенков плоти). Через этот
диск кайфер транслировал в мозг удовольствие. Интенсивность можно было
варьировать в широком диапазоне, да и самих кайферов существовало множество —
некоторые вызывали дивные галлюцинации, некоторые обостряли сексуальное
удовольствие, некоторые (зачастую используемые уличными бандами) пробуждали
чудесную жажду насилия. Что за дело было этим злобным машинам до того, какой
эффект оказывается при этом на органику? Вообще-то Грей был абсолютно уверен
в том, что они находили удовлетворение в содействии развращению живых
существ, которых так презирали.
Но у «Узкой специализации» были свои друзья и сочувствующие среди людей,
находившиеся среди тех, кто сейчас с ними трепался. Предатели, думал Грей.
Симпатичная человеческая колонистка обернула руку вокруг плеч вокалиста и
даже зашла настолько далеко, что пьяно поцеловала его в медную щеку. Должно
быть, подсела на кайфер, усмехнулся про себя Грей. Он не сомневался, что они
даже спали вместе.
Снаружи неторопливо падал снег: это было все, что мог себе позволить
Контроль погоды, — создать атмосферу для приближающегося Рождества без угрозы на
улицах. В клуб только что вошли двое мужчин, на плечах их тяжелых пальто и
полях шляп искрились снежинки. Один был азиатом, другой — белым. Грей уже
начал о них забывать и прикуривать новую сигарету, когда боковым зрением
увидел, как мужчины резко двинулись к середине зала, одновременно потянувшись
под полы пальто.
Как только он снова поймал их взглядом, сумрачный клуб озарился вспышками
света и огласился громким резким треском стрельбы. У белого был один
пистолет , азиат держал по пистолету в каждой руке. У оружия не было ни глушителей,
ни подавителей вспышек: должно быть, они хотели сделать из этого
драматическое шоу. Люди начали вопить, нырять под столы, билось стекло, стремительная
музыка «Обескровленной креветки» грубо оборвалась.
Не узнав убийц, Грей сначала предположил, что они были людьми Нептуна Тиба,
короля преступного мира Панктауна, и уже было бросился на пол, однако секунду
спустя стало ясно, кто был их истинными целями. Участники «Узкой
специализации» .
Органа отбросило к стене. Он извивался и дергался в судорогах, словно жук,
пришпиленный ребенком-садистом. Многочисленные синтезаторы в его теле ухали и
вопили, будто в какофонической пьесе. Один робот рванулся к двери, но азиат
навел на него оба своих грохочущих пистолета. Робот упал, немного прополз на
том, что могло сойти за руки и колени, затем рухнул на живот и замер. Но
азиат не останавливался еще несколько секунд. В некоторых частях машины пули
проделывали дырки, от некоторых отскакивали. Гуманоида тиккихотто с гнездами
прозрачных усиков вместо глаз рикошетом ударило в челюсть, и он упал.
Певец раскрыл свои черные резиновые губы в широком «о» и завыл о пощаде, но
белый мужчина вытянул руку и принялся разряжать в него обойму с максимальной
скоростью, на которую был способен его палец. Медное лицо было только помято,
но пули, попавшие в горло, выпускали на свободу дуги фиолетового
электричества, скачущие, подобно ленточкам на ветру.
Стеклянную пивную кружку Грея разбило рикошетом, и он бросился на пол,
надеясь , что ослепляющая его влага была пивом, а не кровью из вытекающих глаз.
Расстрел закончился, убийцы, очевидно, ушли. Грей поднялся, зрение его
восстановилось после того, как он сморгнул с глаз пиво. Кругом еще кричали.
Отряхнув свою бирюзовую спортивную куртку, Грей осмотрел себя на предмет ране-
ний, восстановил дыхание и только тогда обратил внимание на певца, лежащего
возле музыкального автомата. Электрические дуги все еще плясали вокруг,
соединяя его с поцеловавшей его человеческой женщиной через ее серьги. Она тоже
была мертва — глаза полуприкрыты, крашеные губы искривлены, в самом центре
ложбинки между грудей, видимой в декольте платья, зияла жуткая кровоточащая
дыра. К ней склонились люди, но никто не решался дотронуться до нее,
поскольку электричество все еще связывало женщину с механическим кадавром. Грей
невольно сделал несколько шагов по направлению к мрачной сцене, но остановился,
когда несколько искаженных лиц с ненавистью повернулись к нему.
— Это все твои приятели, Арлекин! — завизжала на него женщина.
— Уверен, что это был просто несчастный случай, — пробормотал он,
почувствовав отвращение к собственному оправданию, как только это произнес.
— Бешеные психопаты! — завопила женщина. — Гангстер! — Она встала на ноги,
тыкая в Грея пальцем и крича на пределе легких. — Это все его друзья!
Гангстеры! Он гангстер! — Она вырвалась из руки своего более робкого друга,
пытавшегося ее увести.
Грей подумал, что самое время сваливать, и направился к двери и заснеженной
улице, скрывавшейся за ней. Его не отпускали чужие взгляды, и хотя каждый
завсегдатай клуба должен был уже знать, что он являлся смотрящим этого района
от «триады», одного из мощнейших криминальных синдикатов Панктауна, Грей все
же чувствовал себя смущенным и даже пристыженным.
Поскольку Грей был тем, кем он был, владелец клуба разрешал ему парковать
свою машину на пятачке позади клуба. Прикурив свежую сигарету в качестве
средства от жалящего холода зимнего воздуха, он уже почти дошел до своего ха-
веркара, когда услышал странный скользящий или скребущий звук и замедлил шаг.
Его рука опустила зажигалку в карман и появилась оттуда, сжимая короткий и
толстый блок автоматического пистолета, заряженного капсулами плазмы
промышленной мощности.
Схватив оружие обеими руками, он выглянул из-за своей машины и увидел
гигантское насекомое, опирающееся на грязные плитки стены клуба. Бронированная
шкура создания сияла отраженными рождественскими огнями. Нет — это все же
было не насекомое. Это был робот из клуба. В его корпусе было пробито множество
зазубренных дырок, из нескольких ран вытекала сине-зеленая жидкость. Его
конечности двигались словно в агонии, клешни отчаянно скребли по земле и
плиткам стены. Секунду спустя Грей опознал в нем одного из участников «Узкой
специализации». Это был единственный робот, сделанный по преимуществу из какого-
то ярко-голубого сплава. В одном из фрагментов выступления он развлекал
публику, отстукивая барабанными палочками по различным частям своего тела.
Пробарабанив по промежности, он вызвал бурю восторга.
Сломанная машина приподняла то, что служило ей головой, и безглазо
уставилась на Грея. Его собственная машина — пушка — бесстрастно смотрела на
создание единственным черным и пустым глазом.
Роботу повезло, что он сбежал с места бойни. Хотя можно ли было говорить о
везении, принимая во внимание его жалкую пантомиму? Было ли ему действительно
больно или же это были просто нервные реакции? Можно ли считать, что он
боялся за свою никчемную жизнь?
Робот глазел на него без единого звука. Он был одним из врагов. Грей
подумал о том, чтобы прикончить его. В конце концов, кто об этом узнает? В
отличие от оружия убийц его пистолет был осмотрительно бесшумен.
Но он не чувствовал враждебности по отношению к изуродованному созданию,
видя его таким беспомощным. Во всяком случае, он скорее был намерен
пристрелить его просто затем, чтобы покончить со страданиями, какова бы ни была их
природа.
— А, черт с тобой, — пробормотал он скорее себе, чем роботу. — Уже почти
Рождество. — Он засунул пистолет обратно в куртку и пошел к машине. Он все
еще был начеку, опасаясь, что создание может наброситься на него, когда он
безоружен, но оно лишь наблюдало за тем, как он садится в свой хаверкар.
Возможно, оно умрет от полученных ранений, а может, и уползет к своим
товарищам на починку. По крайней мере, он дал жалкому созданию шанс. После того
как его так грубо обвинили в клубе, он почувствовал себя лучше, проявив
немного милосердия. Хотя бы немного лучше...
Он уехал в снежную ночь, оставив робота позади.
На следующий день все еще падал снег. Окна ближневосточного ресторана
помигивали цветными лампочками. Грей и человек постарше, сидевший напротив,
заказали табуле и фалафель, но Грей выбрал блюдо с курятиной, а старик заказал
ягненка. Нг Юэшень, глава «триады», не раз шутил при Грее, что именно
обоюдная страсть к ближневосточной кухне и побудила его назначить Грея смотрящим.
Это, а еще схожие музыкальные вкусы.
— Ты знаешь, как я люблю джаз, — сказал Нг, объясняя вчерашнюю стрельбу. —
Меня тошнит от мысли, что эти машины могут одолеть в джазовом состязании
такую чудесную группу, как «Креветка». Роботы крадут восхитительную музыку,
которая им чужда, просто отбирают ее, как они пытаются поступить и со всем
остальным: рабочими местами обычных людей, моим собственным бизнесом...
— Ну, джаз чужд и чумам, — заметил Грей со всей возможной учтивостью. — Но
их не убили. — Он не осмеливался отстаивать свое, указав на то, что китайцы
тоже не были тем народом, с которым традиционно ассоциируется джаз.
— Чумы — почти люди. Их чувства — не та хитрая подделка, которой являются
чувства роботов. Эти твари, возможно, и сами верят в свои эмоции, а это еще
более омерзительно. Но, Грей, дело не только в том, что я был расстроен из-за
джаза, который играют машины. Их послала банда Чокнутых. Они были врагами,
выставлявшими себя напоказ на моей территории и заводившими друзей, которых
потом могли заделать своими дилерами. Я был сыт по горло. Настало время
забить этих роботов обратно в подземку. Поэтому я выписал несколько бойцов из
клана моего брата на Земле, чтобы их невозможно было опознать. Но мне все же
хотелось, чтобы это произошло на публике, чтобы впредь люди дважды думали,
перед тем как иметь дело с этими игрушечными солдатиками и покупать их кайфе-
ры.
— Только боюсь, сэр, что мы могли слегка отвратить от себя людей в округе.
Они не слишком обрадовались тому, что один невинный свидетель убит, а другой
ранен. Да и полиции это тоже придется не по вкусу...
Нг воздел вялую руку в жесте отрицания.
— Я удвою их выплаты в рождественскую неделю. Это угомонит их совесть.
— Сэр, мне просто не по себе из-за невинных людей...
— Раньше ты никогда не удивлял меня подобной чувствительностью, мой милый
мальчик. — Нг сказал это с улыбкой, но многие уже научились бояться улыбок
Нга Юэшеня.
— Я не щепетилен. Просто я никогда не видел, чтобы от наших пуль гибли
невинные , и мне не кажется... не кажется мудрым создавать прецедент.
— Пожалуй, люди моего брата слегка жестче, чем мои, — допустил Нг. — На
Земле им приходится такими быть. Ты ведь не был там с детства, верно? Что ж,
лучше там не становится, мой мальчик.
Грей вздохнул, опустил взгляд на свою чашечку эспрессо — кофе в ней был
почти сплошной гущей.
— Ты знал кого-нибудь из жертв лично, Грей?
— Нет.
— Ну и попытайся о них забыть. Я послал их семьям кое-какие деньги. Естест-
венно, анонимно.
Грей кивнул, понимая, что жест Нга был предназначен как для того, чтобы его
успокоить, так и для того, чтобы купить молчание скорбящих семей. Он знал,
что истинной заботой тут и не пахло. Грей Арлекин находил забавным, что
чувства его босса были такой же подделкой, как и чувства ненавидимых им машин.
В действительности, хотя Грей и сам недолюбливал клан Чокнутых, он часто
задумывался над тем, не были ли их эмоции на данном этапе развития столь же
подлинными, сколь и его.
То, что Нг заказал убийство на земле Грея, не упредив его перед этим, было
дурным знаком. Возможно, это указывало на недостаток доверия со стороны Нга,
его разочарование. А разочарование в их бизнесе могло быть фатальным. Их хоть
и скрытый, но все же спор в ресторане мог только усугубить это разочарование.
Возможно, стоило убраться из Пакстона как можно дальше, пока еще была такая
возможность...
Он все еще обдумывал необходимость такого поступка, когда наступило
Рождество и ему пришло приглашение на ежегодный бал Нга — словно ничего и не
произошло. Его устраивали в роскошном отеле «Парадизо», и в качестве
сопровождения Грей пригласил молодую женщину, с которой у него было лишь одно свидание
— в прошлый уикэнд. Он встретил Марию в джаз-клубе, и, поскольку она
разделяла его вкус к такой музыке, они быстро сошлись. Может, она сумеет очаровать
Нга, и напряженность в отношениях Грея с его боссом слегка ослабнет.
Мария была столь же очаровательна, как и в ту первую ночь, когда она села с
ним рядом у стойки клубного бара. Заехав за ней, он оглядел ее снизу доверху
и покачал головой в восхищении. Она засмеялась. Ее позвякивающий
металлический наряд был красным, словно рождественская фольга, и в сочетании с ее
широкими, полными губами, накрашенными ему в тон, он делал ее воплощением
чувственности , почти неземной при ее земном совершенстве. Мечты каждого мужчины
обрели плоть. Грей чувствовал мощное физическое желание. Он так ее хотел, но
в ночь их первого свидания она мягко отклонила его попытку соблазнения. Он не
станет давить на нее снова: не осмелится пойти на риск отпугнуть ее. Эх... А
какой бы был рождественский подарок, если бы можно было развернуть сегодня
ночью эту фольгу...
Обнявшись, Грей и Мария мечтательно кружились по танцевальной площадке под
древнюю рождественскую песню.
— Кто это? — проворковала она. Ее улыбка светилась всего в нескольких
сантиметрах от него, заставляя страдать от ее красоты. Ее мягкая грудь
прижималась к его груди. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с
мыслями.
— Бинг Кросби.
— Бинг. Звучит как имя чума.
— Нет... Земной певец двадцатого века.
— Мило. У твоего босса эклектичные вкусы. Он кажется вполне милым
человеком. Я, конечно, слышала истории...
Уж точно не от Грея. Но ему стало любопытно.
— Например?
— Я слышала о группе роботов, которую расстреляли в нашем любимом клубе
пару недель назад. Говорят, за этим стоял твой босс.
Грей огляделся вокруг, а затем прошептал в ароматные черные кудри у ее уха:
— Я, конечно, не признаю, что в курсе чего-либо, однако слышал, что его
оскорбило то, что роботы играли джаз.
— Если причина такова, это довольно мерзко. Я думала, что дело в тех кайфе-
рах, которыми торгуют роботы. Я думала, твой босс подозревал «Узкую
специализацию» в сбыте.
— Кайферы определенно имели к этому отношение. Но и музыка тоже.
— Ты говоришь это так, будто не одобряешь. Это из-за жестокости его
действий, или же ты просто считаешь, что он повел себя нерационально?
Они приблизились к другой паре — смотрящему от триады из другого района и
его любовнице. Грей прошептал:
— Давай поговорим об этом попозже, хорошо? — Он притянул ее к себе чуть
ближе, сделав это без всякого налета похотливости. — Может, мы и земной Новый
год встретим вместе, а?
Мария помедлила секунду, в течение которой сердце Грея болталось над
пропастью, а затем выдавила: «Это было бы мило». Но в ее голосе не было того
энтузиазма, который он хотел бы ощутить, и его сердце словно встало не на то
место.
— Ты не обязана, если у тебя есть другие планы, — сказал Грей, чувствуя
себя глупо — он был похож на маленького обиженного мальчика.
На этот раз объятия Марии окрепли.
— Ты мне нравишься, Грей, — прошептали ее красные губы, щекотя его ухо. —
Ты намного милее, чем можно было бы ожидать от гангстера.
Он хихикнул, посчитав это шуткой. Ему вспомнились обвинения, сыпавшиеся на
него в клубе той ужасной ночью...
— Могу я разделить вас?
Это был Нг, подошедший к ним сзади. Словно застеснявшись своей близости,
Грей и Мария отступили друг от друга.
— Конечно, — улыбаясь, сказала Мария еще до того, как Грей успел дать свое
согласие.
Нг принял ее руку.
— у тебя очаровательная спутница, мой милый мальчик. Мария. — Он словно
пропел это. — Какое чудесное имя.
— Моя фамилия не так чудесна, — засмеялась она. — Ротванг.
— Что ж, — хихикнул Нг, — у каждого должен быть хоть один недостаток.
Мария обвила руки вокруг главы триады.
— Грей, — сказала она через его плечо, — ты не принесешь мне мои сигареты?
Я оставила их в кармане пальто.
— Пошли за ними официанта, Грей, — сказал Нг. Они уже танцевали в
нескольких шагах от него.
Мария сказала:
— О, Грей, я надеюсь, не испугается небольшого упражнения.
Улыбка Грея была натянутой.
— Я их принесу. — Он отвернулся от них и пошел через огромный, забитый
людьми зал.
Она избавилась от него, чтобы остаться наедине с Нгом. Это было так
очевидно , что Грею хотелось сблевать. Так он был зол. Так обижен. После всех этих
разговоров о жестокости Нга она вела себя так, будто им очарована. Для своего
возраста Нг был привлекателен, но, что более важно, он был состоятельным и
могущественным человеком. Встречалась ли она с Греем лишь затем, чтобы
приблизиться к нему, использовала Грея для достижения своих истинных целей? Он
чувствовал себя одураченным, как будто его использовали. Может быть, он
преувеличивал . Может быть, ему следовало постоять несколько минут в холле и
собраться с мыслями, выкурив пару собственных сигарет. Но ему так хотелось
пройти мимо гардероба, пересечь холл, выйти в ночь и убраться из этого черто-
вого города навсегда...
Дойдя до широких двойных дверей бального зала, он помедлил и не смог
сдержаться, обернувшись в попытке найти взглядом сладкую парочку.
Ему удалось. Более того, Мария тоже смотрела на него. Наблюдала ли она за
ним все то время, пока он пересекал зал? Он уже было хотел отвернуться в от-
вращении, когда она ему помахала. Была ли это издевка или она хотела уверить
его в своем к нему интересе? Со вздохом Грей вяло поднял руку, чтобы помахать
в ответ. Видимо удовлетворенная этим обменом, Мария взорвалась.
Вспышка ослепила Грея, а через долю секунды до него дошла взрывная волна,
отбросившая его назад. Он чувствовал, что в него входят пули, разрывающие
кожу. Его спина ударилась о противоположную стену застланного ковром коридора.
Там он и рухнул. Спина его полуопиралась о стену. Из осколочных ранений
сочилась кровь. Со своего места он мог видеть весь бальный зал, хотя тот и был
задымлен, словно поле битвы. Он услышал крики, однако стонов и рыданий было
больше. Но больше всего было тишины. Грей услышал голоса из холла, с
лестничного пролета выше — гости отеля реагировали на катастрофу.
Триада была уничтожена одним ударом. Мария действительно использовала его...
Ротванг. Только теперь, в свете всего произошедшего, он в приливе спокойной
четкости мышления, рожденной из ошеломленного оцепенения, понял ее шутку. Он
был любителем старого земного кино. Он должен был сообразить раньше. «Метро-
полис1»...
На пороге лежало изодранное туловище мужчины. Взрыв отделил от него
смокинг, голову и конечности. На ковре у ног Грея лежали пустая чаша черепа и
скальп. А между туловищем и дымящимся черепом — женская рука. В некоторых
местах ее плоть была так глубоко выжжена, что виднелись кости — кости из
сияющего металла. Из ярко-голубого сплава.
Было ли это то самое создание, которое он пощадил на задворках джаз-клуба?
Пришедшее отомстить Нгу за преступления, пришедшее раз и навсегда покончить с
конкуренцией? Могло ли быть, что его починили, а затем нарядили в несколько
превосходно выполненных слоев клонированной человеческой плоти? Жуткий
рождественский подарок в чудесной обертке? Мученица своего народа, новая
рождественская мученица?
Да, решил он. И она, очевидно, отправила Грея из зала, чтобы пощадить его.
Но не подшутила ли она над ним, позволив жить, чтобы увидеть смерть
остальных? Или же это был жест подлинного милосердия?
Он снова посмотрел на руку с голубыми костями. Мягкую изящную руку, которую
он держал лишь пару минут назад.
Грей застонал, поморщился. Он не знал, суждено ли ему умереть или он
выживет , вылечится и покинет этот город. Но, каковы бы ни были ее мотивы, Мария,
по крайней мере, дала ему шанс.
Сердце
за сердце
Нимбус смотрела на переулок за окном. Если точнее, на стену
противоположного здания. На ней красовалась одна из работ Тила, выполненная множеством
ярких аэрозольных красок. Все формы были так четко прорисованы, что казалось,
будто их наносили через трафарет. Однажды он сказал ей, что расписывал своими
граффити Панктаун еще тогда, когда был ребенком. Эта его работа представляла
собой длинную череду египетских иероглифов. Она никогда не спрашивала его,
что они означают. Может, он и сам не знал.
Еще ее всегда интересовало, сколько из его ранних граффити-шедевров она ус-
«Метрополис» (нем. Metropolis) — немой 2,5-часовой художественный фильм Фрица Лан-
га, эпическая метафорическая и научно-фантастическая антиутопия, ставшая высшей
точкой и завершением развития немецкого киноэкспрессионизма. Считается одним из
величайших немых кинопроизведений в истории. Мария - девушка из подземная части Метропо-
лиса. Ротванг - изобретатель женщины-робота, «совершенного человека будущего —
человеко-машины», с внешностью Марии.
пела повидать до того, как с ним познакомилась, смотрела на них, прислонялась
к ним, чтобы выкурить сигарету, сворачивалась под ними в холодную ночь и не
подозревала, что в один прекрасный день их судьбы сплетутся в одну. Не
подозревала, что станет его партнером. В разных смыслах.
Она наблюдала за тем, как в переулок заплывает помятый автоуборщик. Как и
большая часть его «коллег», робот был покрыт граффити, сильно уступающими
работам Тила. Его ненасытный скрежет и грохот, издаваемый при разгребании кучи
отходов, заставил челюсть Нимбус напрячься. При его приближении расплющенная
картонная коробка перевернулась, и двое бледных юнцов рванули из переулка
прочь, чтобы не оказаться вдавленными в грязный асфальт. Белые насекомые под
перевернутым камнем. На сердце Нимбус набежала тень.
Шипение воздуха после резкого пневматического щелчка заставило ее в испуге
оглянуться. Неужели и здесь автоуборщик? Ее тело изготовилось к бегу. Старые
инстинкты не просто побороть.
Тил сидел за своим верстаком, тянувшимся вдоль высокой кирпичной стены,
выкрашенной им блестящей розовой краской. Возле него стоял небольшой переносной
нагреватель: их чердак был огромен и отапливался неравномерно. Кружка кофе у
его локтя. Это была самая уютная картина из тех, что приходилось видеть
Нимбус. Тил боролся с шипящей змеей воздушного шланга, подсоединенного к
компрессору, подобранному им на какой-то свалке. Его брови сошлись от
напряжения. Нимбус улыбнулась этому зрелищу, а медленный воздушный поток согревал
ее, сгоняя с сердца холодную тень, подобно солнечному лучику, пробивающемуся
из-за облака.
Она тихо подошла к нему, обняла его сзади. Он слегка раздраженно хмыкнул и
заерзал, все еще сражаясь со шлангом. Она решила поддразнить его еще сильнее,
нагнувшись и прижавшись к его уху, позволив волосам упасть на его лицо. Он
мог огрызнуться, однако ему удалось установить нужный напор воздуха, и он со
вздохом откинулся на спинку стула, позволив своим плечам прижаться к грудям
Нимбус. Он завел руки за спину, чтобы погладить ее плечи.
— Еще кофе? — промурлыкала Нимбус, потянув зубами мочку его уха.
— Нужно приберечь немножко для завтрашнего утра. Это все, что у нас
осталось .
— Я могу купить. Маленькую упаковку.
— У нас не хватит денег.
— Нет?
— Нет. Подожди, пока Уилли не заплатит мне.
— Поскорее бы. Он же знает, что тебе нужны деньги.
Уилли был старым другом, обзаведшимся собственной небольшой типографией.
Тил был его художником — придумывал логотипы для визитных карточек и бланков
клиентов Уилли. Сейчас эта работа была единственным источником дохода Тила. К
счастью, чердак он снимал у своего дяди.
Нимбус обошла вокруг и села к Тилу на колени. Он устало улыбнулся и потер
ее бедро через хлопковую мягкость ее застиранных тренировочных штанов. Оба
они еще не переодели теплые костюмы, в которых спали, и не приняли утренний
душ. Нимбус находила грубую щетину Тила и его растрепанные волосы очень
милыми. Он напоминал ей только проснувшегося мальчишку, протирающего глаза.
Временами она испытывала к нему почти материнские чувства. Даже по прошествии
года все это казалось ей таким странным, таким чужим. Но таким согревающим...
Рука Тила забралась ей под кофту и теперь скользила вверх и вниз по ее
гладкой упругой коже. Нимбус чувствовала, как он твердеет под ней. Она
улыбнулась ему, слезла с его колен и взяла за руку.
Кровать была недалеко от раскаленного оранжевого обогревателя, стоящего в
углу их высокого чердака. Они могли сбросить одежду и оставаться поверх
одеяла, не испытывая неудобства. Они согревали друг друга своими объятиями и тре-
нием своих тел, пока не начали обливаться потом.
Тил обхватил ее бедра руками, словно собираясь понести их на своих плечах,
и глубоко вжался губами в мягкую белую плоть ее живота. Забрался языком в
нишу ее пупка. Погрузил нос в мускус ее блестящих завитков ниже. Она держала
его голову, его волосы пробивались между растопыренных пальцев, изгибавшихся
от удовольствия, как и ее спина.
Когда он взглянул на нее оттуда, в его зрачках ярко сверкнул отраженный
свет обогревателя. Тил унаследовал мутацию, придавшую его зрачкам золотистый
цвет, что делало их похожими на металлические катаракты. Его радужные
оболочки были оранжевыми. Он говорил, что видит идеально, что его зрение до предела
ясно, а восприятие цвета вполне нормально, однако ей нравилось верить в то,
что его зрачки были линзами, через которые фокусировалось его воображение,
когда он творил. Ей нравилось, когда эти особые линзы были сфокусированы на
ней. Хотя сейчас, когда он с улыбкой продвигался выше по ее телу, они сияли
слегка жутковато. Когда его лицо оказалось над ее лицом, она увидела в этих
ярких дисках свои отражения — они были будто две камеи с портретами.
Войдя в нее, он приподнялся на согнутых руках, чтобы взглянуть туда, где
они соединялись, и оглядеть ее тело целиком. Будучи художником, он ценил
формы и очертания. Она думала о том, на что же она могла вдохновлять его в этот
самый момент, и чувствовала к его таинственному разуму огромную нежность. И
гордость, ведь, даже несмотря на свое крайне индивидуальное видение, он
позволил ей связать свое искусство с его собственным так же, как сейчас были
соединены их тела.
Все те художники, которым она отдавала свое тело до встречи с Тилом,
говорили, что смотрят на нее как на вдохновение. Вдохновение их собственного
желания, усмехалась она про себя. Даже те, кто восхищался ее превосходными
формами, могли с тем же успехом неразборчиво мычать в разгаре страсти. Жажда
красоты, а не уважительное благоговение Тила. Ну, в нем, конечно, была и
жажда. Но жажда уважительного толка. Тил не был позером ни в качестве любовника,
ни в качестве художника.
Они впервые встретились в кафе под названием «Пар». Она выступала в
представлениях того или иного рода с тех самых пор, как вылетела из средней школы
и школы танцев. К моменту начала своих еженедельных выступлений в кафе Нимбус
жила на улице уже полгода.
Сначала их было в труппе четверо — трое в момент прихода Нимбус. Нимбус и
еще одна девушка надевали трико, которые покинувший труппу мужчина оклеил
тысячами замысловато вырезанных деталей из игрушечных моделей и кусочками
микросхем. Их было достаточно, чтобы покрыть всю поверхность тела, которое не
теряло при этом своих округлых форм. А еще они надевали шлемы, сделанные из
пластика и легкого металла и выкрашенные в тот же серо-голубой цвет, как и
все остальное. Их создал один и тот же художник, и были они рогатыми,
иззубренными, изящными и роскошными, словно головные уборы некой древней расы, в
пирамидах которой располагались когда-то лязгающие и грохочущие заводы.
Последним участником труппы был не человек, удоту'ут, чьи конечности
лихорадочно колыхались вокруг двигавшихся в маниакальном танце женщин. Движение
перемежалось периодами странных стыковок, когда две женщины и напоминающее цветок
существо туго сплетали себя в живые скульптуры, пребывая без движения целый
час. Эти стационарные периоды нарушал лишь редкий хрип «масла... немножко
масла...», из очень старого фильма «Волшебник страны Оз1».
Скорее всего, имеется в виду фильм 1939 г. — наиболее известная экранизация
одноимённого произведения с Джуди Гарленд в главной роли. Был еще немой фильм Ларри Се-
мона (1925 г.), одна из первых экранизаций произведения Л.Ф. Баума (для россиян это
«Волшебник Изумрудного города» A.M. Волкова).
Позже Тил признавался, что это зрелище показалось ему захватывающим, но
бессмысленным, — вспышка без тени мысли.
А тем временем здоровье Нимбус ухудшалось. Она заболевала все сильнее,
теряла вес, губы ее покрылись язвами. Ее человеческая партнерша завела себе
бойфренда и больше не могла позволять Нимбус спать на диване. Ночевать в
метро было опасно. Картонные убежища в переулках были не намного безопаснее, а
зима была уже на носу. Между представлениями Нимбус стала работать по другой
линии — просто чтобы прокормиться и позволить себе пройти лечение от
желудочной инфекции, которую оказалось непросто побороть. Эта новая работа также
предполагала использование тела...
Она однажды говорила с Тилом и к тому времени уже узнавала его в толпе, а
потому, не стесняясь, присела в своем пластиковом мозаичном костюме (хоть и
без головного убора) за его столик, чтобы выпить предложенный им бокал вина.
Он предложил ей сходить как-нибудь в кино, но она отказалась. Она чувствовала
себя слишком замаранной, чтобы ходить на свидания, как какая-нибудь
школьница.
В следующий раз, когда она к нему подсела — на этот раз выпить кофе и уже в
обычной одежде, — они разговаривали дольше. Он побольше рассказал ей о своих
творческих устремлениях. Она пришла в восторг и открылась ему. Призналась в
сложности своей ситуации, хотя и не рассказала ему о своем побочном — а на
самом деле главном — заработке. Тил предложил ей спальный мешок на полу своей
квартиры в доме, которым владел его дядя. По какой-то, так ею и не
осознанной, причине она снова ему отказала, с трудом оторвавшись от обессиливающего,
но пленительного золотого взгляда.
Две ночи спустя Тил через метель вернулся с рынка на углу и нашел Нимбус
свернувшейся на своем пороге.
Она проснулась в его кровати. Осознала, что он раздевал ее... Но лишь для
того , чтобы вымыть. Он одел ее в свою собственную чистую пижаму. Сперва она со
своего рода усталым смирением предположила, что он занимался сексом с ее
бессознательным телом. Но это было не так. Он лишь сидел на стуле рядом с
кроватью и рисовал ее. И последующие дни он рисовал ее, как обнаженной, так и
одетой, но ни разу не притронулся к ней. Ее любимым рисунком этого времени был
образ ее спящего лица. Теперь этот портрет висел в рамке на стене. Даже
несмотря на ее растрескавшиеся губы, в нем было мягкое очарование.
Тил отвел ее в лучшую клинику. Лечение, которое там прописали, сначала мало
помогало, но отдых и нормальное питание позволили Нимбус потихоньку начать
восстанавливаться. Крепчать. И на протяжении всего этого времени она была
моделью Тила. Он делал ее скульптуры из «умного» металла, снимал ее на видео.
Она была только счастлива благодарить его в такой манере. В конце концов, она
отплатила за его доброту иначе. Тогда ей хотелось этого не меньше, чем ему.
К тому времени она уже рассказала ему о том, как ей приходилось жить. Он
был озабочен, но не отвращен. А после их первого раза признался, что хотел
близости все это время, однако стеснялся, чувствовал себя недостойным ее
красоты . Нимбус рассмеялась, но была польщена. До встречи с ним и другие
художники, и ее клиенты, между которыми она не проводила черту, воспевали ее
красоту либо до, либо во время секса, но никогда — после.
И вот теперь они лежали в постели вместе, разгоряченные и тяжело дышащие.
Пот сочился из них и сверкал на коже. Это был их пузырь безопасности и
безвременья — теплая постель в теплом уголке огромного холодного города в
огромном холодном пространстве-времени.
В дверь постучали. «Тил?» — позвал через нее его дядя. Домофона у них не
было. Тил и Нимбус вскочили с кровати, чтобы снова влезть в свою спальную
одежку, а потом Тил подошел к двери.
С его дядей в коридоре стоял мужчина в дорогом костюме, взглянувший на
одеяние Тила с неодобрительной усмешкой, которую либо сам за собой не
заметил , либо попросту не посчитал нужным скрыть. Тил оглядел себя и обнаружил,
что эрекция все еще топорщит бугорком штаны, не говоря уже о маленьком
влажном пятнышке на его вершине.
— Я из электрокомпании «Чейз Пауэр», мистер Тил, — сказал человек.
— Прости, Тил, — беспомощно начал его дядя, — я...
— Мистер Тил, наши полевые агенты обнаружили, что эта квартира подключена к
электросети нелегально. Вы пользовались ресурсами керамического завода по
соседству, и они не очень рады тому, что им приходилось платить за вас два
прошлых года...
Тил осознал, что не отрываясь смотрит на булавку для галстука с двумя
драгоценными камнями, которые обозначали положение этого человека в его
управлении.
— Но сэр, все так и было еще до того, как я въехал...
— Пожалуйста, не лгите мне, мистер Тил. Вы живете в этой квартире три года.
Согласно нашим записям, первый год вы имели с нами дело на законных
основаниях, но были отключены за неуплату.
Тил поднял взгляд, который мог быть весьма тревожащим, когда его злили.
— Но я же, в конце концов, заплатил!
— В конце концов да. Но вы все еще должны нам за два предыдущих года,
мистер Тил. Вместе с пеней — тысяча двести мьюнитов... Которые мы должны получить
до конца этого месяца, если вы, конечно, желаете избежать судебных
разбирательств .
— Послушайте...
— Нет, это вы послушайте, мистер Тил. Хотите бесплатного электричества — в
тюрьме оно у вас будет. А нам нужно заниматься делами.
— Может, я смогу выплачивать постепенно?
— Вы не раз нарушали подобные соглашения. Одолжите деньги у друга, мистер
Тил. Может, ваш дядя, утверждающий, что ничего не знал о преступной
деятельности, ведомой в здании, которым он владеет и в котором живет, ссудит вам
сколько-нибудь. Но если вы не доставите деньги в нашу контору до конца этого
месяца, вы очень сильно пожалеете.
— Я уже очень сильно жалею. Жалею, что живу в одном мире с акулами-
живоглотами вроде вас.
— Может, я и акула, мистер Тил, но и вам не стоило заплывать на глубину в
чужой лодке, так ведь? Удачного дня. Мисс. — Мужчина полушутливо-
полупохотливо улыбнулся Нимбус и кивнул ей. В ответ она вонзила в него
зеленые кинжалы своих глаз.
Когда человек ушел, дядя Тила вернулся в одиночестве.
— Простите, детишки... Я попытался напустить дыму, но они тебя вычислили.
Слушай... Я могу одолжить тебе пару сотен, но Рождество вычистило мои карманы,
и я...
Тил вздохнул и поднял руку, чтобы его прервать.
— Не беспокойся. Что-нибудь... Я что-нибудь придумаю.
Нимбус сложила руки на груди и непроизвольно вздрогнула. У нее перед
глазами встала картина прошлой зимы — строительство палаток из картонных коробок,
навесов из грузовых поддонов. Но больше возвращения к прежней жизни ее пугала
перспектива заключения Тила, чувствительной творческой души, в тюрьму,
заполненную убийцами и насильниками. Ее шансы выжить на улице были намного выше...
Когда его дядя ушел, Нимбус сказала Тилу:
— Я сейчас схожу в «Пар» и спрошу, не возьмут ли меня официанткой.
— Нет, не пойдешь! У нас есть работа. Мы художники... Этим мы и должны
заниматься! Ты потратишь себя на разливание кофе, с которым справится и тот, в
ком нет ни капли таланта, и ничего не оставишь для своего искусства.
— Нам нужны деньги, Тил! В идеальном мире ни одному художнику не пришлось
бы подавать кофе нигде, кроме собственной гостиной, но...
— По крайней мере, дождись этого шоу... Дождись и посмотри, сколько внимания
я смогу привлечь к своей работе. Официанткой!.. С тем же успехом можно снова
пойти на улицы...
Нимбус отвела глаза и мрачно пробормотала:
— Может, так и следует поступить.
Тил непроизвольно шагнул к ней, наставил на нее палец.
— Не смей этого говорить!
— Я просто хочу тебе помочь...
— Не причиняй мне боль, помогая мне! Я серьезно, Ним... Даже и не думай пойти
на это снова — особенно ради меня!
— Господи боже мой, это же ты приравниваешь честную работу официантки к
проституции. Нам сейчас не до мечтаний... Мы можем быть тоскующими идеалистами
сколько угодно, но только после уплаты по чертовым счетам! Нам нужно иметь
дело с реальностью.
— То есть нереалистично считать, что я могу продать свою работу? Ты это
имеешь в виду? Ты не веришь в то, что, если бы тебя заметили, ты могла бы
стать уважаемой артисткой? Бог с тобой, Нимбус. Не знаю, на что я больше
злюсь... На недостаток твоей веры в меня или недостаток веры в себя саму.
Он всегда был так страстен, так убедителен. Если бы только Тил смог
использовать свой язык, ум и руки, чтобы защититься от неприятностей, думала
Нимбус. Но ведь и у нее были руки и разум. Они оба слишком долго спали в своей
слишком уютной постели. И вот теперь — стук в их дверь... И автоуборщик,
вымывающий мечты.
Состоявшаяся через две недели в галерее «Хиллузй» выставка «Уличное
искусство» отвлекала Тила от того, что пока ему удалось наскрести лишь сто
восемьдесят мьюнитов. Он провел несколько месяцев, не покладая рук трудясь над
проектом для этого шоу, не уделяя внимания его снисходительному названию.
Последние две недели он работал с заметно угасшим вдохновением, и сейчас Нимбус
с облегчением наблюдала за тем, как восстанавливались его былые драйв и
энтузиазм. Он нервничал, он раздражался, но все это было оттого, что он был
воодушевлен . Она тоже была воодушевлена, потому что сегодня ей придется быть не
просто артисткой, но настоящей частью произведения искусства.
Тил до самого конца возился со скрытой системой управления, снимая панели и
осматривая путаное гнездо кабелей и шлангов, вентилей и плат. Нимбус, одетая
в халат, поддразнила его: «Эй, а это тут зачем?». Она взялась за вентиль и
согнула руку, словно поворачивая его.
— Ничего не трогай! Тут все под высоким давлением, ты же знаешь! Если эти
шланги выйдут из-под контроля, весь музей превратится в одну большую
уродливую картину Джексона Поллока1!
— Кого?
Их амбициозный вклад в недельную выставку был озаглавлен «Станции
пересадки, или Каждый человек — мученик». Снаружи он представлял собой огромный
аквариум, собранный из легких прозрачных керамических листов, которые Тил нашел
на заводской свалке по соседству. Они были забракованы из-за маленьких мутных
пятнышек. Аквариум или террариум был разделен на несколько меньших комнат или
1 Пол Джексон Поллок (англ. Paul Jackson Pollock; 1912—1956) — американский
художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма, оказавший значительное влияние на
искусство второй половины XX века.
клеток. А внутри этого крошечного прозрачного дома была Нимбус, выполняющая
свои отрепетированные движения. Портрет ню, сошедший с холста.
Размеры, необычность и очаровательное содержание этой работы быстро сделали
ее центральным экспонатом выставки, и Тил нагло ухмылялся, наблюдая за толпой
народа, сбившейся вокруг причудливой клетки, чтобы поглядеть на ее
экзотическую обитательницу. Да, он чувствовал себя слегка виноватым в том, что так
доминировал на шоу, но ведь как только они сполна насладятся его работой, то
пойдут и посмотрят все остальные. И он не собирался позволять своей вине
помешать ему вкусить свой величайший триумф в качестве художника. Тут были
настоящие критики. Владельцы маленьких галерей. Торговцы предметами искусства.
И коллекционеры...
На Нимбус была лишь реалистичная жесткая маска, которую Тил отлил с ее
собственного лица. В нее были встроены прозрачные линзы для защиты глаз и фильтр
для защиты легких от краски. Необходимость этих приспособлений была более чем
очевидна. В первом отсеке Нимбус, подобно зародышу, плавала в красной воде,
словно в лоне, наполненном материнской кровью. Подобие пуповины закачивало
воздух прямо в рот маски. Сперва она плавала, свернувшись калачиком, но потом
начала пинаться во все стороны. В конце концов, она приблизилась к панели,
ведущей в следующий отсек, и открыла ее. Через нее из лона хлынула жидкость,
а скрытые шланги со всех сторон обдали Нимбус фальшивой кровью. Зрители
невольно отступили. Она отсоединила свою пуповину. Дверь за ней закрылась,
перекрыв поток, а теперь и шланги перестали дергаться. Вся покрытая кровью,
Нимбус была «рождена».
Из шлангов брызнула очищающая вода, и мужчины улыбались, глядя на то, как
Нимбус под струями отмывает себя. Новая душа, вступающая в мир. Капли крови
были смыты с волос на лобке. Вода оказалась слегка холодноватой, и ее соски
стали твердыми, словно ластики. Подуло теплом, и Нимбус встряхнула своими
длинными волосами у одного из воздушных потоков. Встала так, чтобы теплый
воздух достиг ее лобка. Эрекцию почувствовал даже Тил, уже видевший все это.
Тогда он слегка скривился. Не было никаких сомнений, что в своем
возбуждении он не одинок... Словно сидел в сумраке порнокинотеатра. Он заметил, как
блестящие жабры одного из наблюдателей-нелюдей затрепетали чаще. То, что он
чувствовал, было не ревностью, — идея с ее обнажением принадлежала ему. Она
же сперва противилась, беспокоилась. Это он хотел, чтобы зрелище было столь
же эротичным, сколь и заставляющим задуматься. И он чувствовал вину.
Эксплуатировал ли он Нимбус? Не более, чем Ренуар эксплуатировал тех пышных
рыжеволосых красавиц, которых писал так нежно, возразил он себе. С другой стороны,
любуясь его работами, ему хотелось мастурбировать не меньше, чем восхищаться
мастерством их создателя. Неужели он продавал тело Нимбус... Как когда-то
делала она сама? Делало ли это его ее сутенером? Неужели это и было предложенным
им убежищем от былого? Была ли эта клетка ее выходом?
Она делала это для него, и делала с гордостью. Но не могло ли быть так, что
она тайно чувствовала себя использованной, униженной? Что она делала это
скорее из любви к нему, чем ради самовыражения? В эти секунды он очень гордился
ею, но и переживал в то же время. Было ли это искусством или же он просто
подсознательно хотел доставить себе радость, заставив и других восхищаться
его любовницей? Было ли это его величайшим достижением в качестве художника
или же его окончательной деградацией как человека?
Он никогда не мог выразить это словами, но он должен был сказать ей, что он
не такой, как ее предыдущие любовники, при первой возможности. Он отчаянно
жаждал дать ей знать, что любит ее...
Только что рожденное человеческое дитя переместилось в следующий отсек. Это
был внешний мир, и он бомбардировал ее цветами и раздражителями. Ветра
хлестали ее. Краски всех оттенков брызгали на нее со всех сторон, смешиваясь в
новые цвета на палитре ее тела. Плоть ее была непрерывно меняющимся холстом.
Она кружилась, вертелась, танцевала. Взмахивала мокрой желто-голубой гривой.
Волосы на ее лобке были зелеными. А теперь оранжевыми. Она нагнулась, чтобы
позволить струе фиолетовой краски разбиться об ее ягодицы. Мужчины и даже
женщины ухмылялись. Было ли это выражением высокой оценки или же знаком
плотского желания?
Керамические листы должны были послужить окнами многоквартирного здания, а
потому подверглись специальной обработке, не позволявшей закрепляться
граффити, оставляемыми вандалами, и поэтому ураган разбрызгиваемой и распыляемой
краски не мешал обзору содержимого клетки. Этот лист был покрыт наибольшим
количеством пятен, что не стало помехой, — Тил вырезал бракованные участки и
вставил на их место длинные черные резиновые рукавицы, которые свисали в
клетку, подобно вялым пенисам. Теперь люди жались ближе, отталкивали друг
друга, борясь за шанс заполнить эти перчатки, протянуть руки и дотронуться до
Нимбус... Погладить ее, поласкать. Мужчина в строгом костюме сжал одну из ее
грудей, словно пытаясь удержать ее, но она была скользкой от краски и
высвободилась из его хватки. Протанцевала к противоположной стене, чтобы дать
возможность коснуться себя тем, кто столпился возле нее. Женщина запустила руку
Нимбус между ног и терла ее несколько секунд. Нимбус не противилась, а затем
скользнула на пол и начала кататься в краске туда-сюда. Мир эксплуатировал
невинную душу, использовал ее. Портил ее. Недовольство Тила усиливалось, как
и его эрекция. Они репетировали все это на его чердаке... Но тогда их было
только двое...
Только взглянуть на всю эту краску... Конечно, она будет использована
вторично — каждый цвет будет отфильтрован от остальных компьютером и загнан в
соответствующий бак, — однако краска все равно была дорогой. По его меркам и
сборка компьютера оказалась очень дорогой. Но он не платил за электричество —
и теперь у них серьезные проблемы. Он не покупал кофе и нормальную еду. Не
купил Нимбус хороший подарок на Рождество. И она не жаловалась. А раньше она
даже работала какое-то время на керамическом заводе и не возражала против
того, чтобы он использовал ее деньги. Все эти жертвы были принесены его
видению... А теперь он сомневался в нем.
Все эти уважаемые горожане нащупывали Нимбус, а она дразнила их, то
приближаясь , то снова отходя, а затем возвращалась и позволяла им дотронуться до
себя. Неужели они не понимали, что таким образом они тоже становились частью
искусства, но исполняли отрицательную роль? Изображали тех, кто оскверняет,
становились ими? Нет, они не понимали искусство, а может, им просто было
плевать . Это был карнавал, интермедия. Стрип-шоу. Но чего он ожидал, помещая
туда эти перчатки? Что они приласкают ее и немедленно отметят важность
символизма?
Да, этого он и ждал. Но теперь понял, что переоценил свою публику.
Значит, его так успешно принятая работа — провал?
В следующем отсеке шланги взметнули вихрь порошка цвета грязи, который
облепил краску, превращавшую тело Нимбус в калейдоскоп. Вскоре она покрылась
порошком с головы до ног. Жизнь, пачкающая душу, пользующая ее, иссушающая
ее, душащая ее. Нимбус танцевала в этой буре, билась о стены в попытках
вырваться наружу и, наконец, упала и съежилась на полу. На нее намело такой
толстый слой порошка, что она стала напоминать фигуру из Помпеи.
Ветер прекратился. Пыль осела. Публика замерла в ожидании, а Тил задержал
дыхание.
В камеру хлынул яркий, почти ослепляющий свет, заполнил ее всю. Большинству
зрителей пришлось отвернуться или прикрыть глаза. Они не слышали и не могли
видеть воду, орошающую клетку. Но когда свет померк, они увидели Нимбус —
выпрямившуюся и с воздетыми руками. И грязь и краска были смыты с ее тела. Чис-
тая и прекрасная, душа не сгинула после смерти... Но восстановилась.
В камере воцарилась тьма. В нее погрузился весь аквариум. Спустя несколько
ошеломляющих секунд последовал взрыв аплодисментов, и глаза Тила наполнились
слезами. Да... Ему удалось. Это было сложное представление. Будоражащее и
спорное представление. Но это было сильно и красиво, и он давился от гордости.
Она почти... почти... затмила чувство вины.
Они ждали час, чтобы повторить все снова, — таймер у аквариума выдавал
обратный отсчет. После этого — еще один перерыв. В это время Нимбус выходила в
халате и тапочках и осматривала другие произведения искусства. Люди
поздравляли ее даже больше, чем Тила.
Нимбус, Тил и его дядя стояли и беседовали, когда к ним подошли двое в
безукоризненных костюмах. Один из них был человеком, второй — гуманоидом с Кали.
Его черные волосы покрывал голубой атласный тюрбан, кожа блестела серым, губы
были очень полны, а глаза располагались под небольшим углом и были целиком
черными, словно кусочки обсидиана. Калиец пожал Тилу руку.
— Мистер Тил, меня зовут Дерик Стуул, и я не могу выразить в словах то,
насколько я впечатлен вашей работой. Восхитительное отражение стадий жизни,
всего жизненного опыта... А то, что представление начинается заново каждый час,
лишь делает его еще более сильным, демонстрируя вечность цикла жизни, смерти
и возрождения. Мне, как калийцу, это показалось особенно важным. Это отражает
мои религиозные убеждения.
— Благодарю вас. Это универсальная тема.
— Воистину так. Я хотел бы ее купить.
Тил моргнул, чуть не хихикнул.
— Оу... а... правда? — Он почувствовал, как Нимбус возбужденно сжала его руку.
— Она ведь продается, не так ли? Это Дэвид Нассбраун, мой арт-брокер.
— Ага, здравствуйте... Ну... да, конечно. Хм...
— Сколько вы за нее просите?
— Ну, мне нужно подумать. Я, вообще-то, не знаю...
— Десять тысяч, — сказала Нимбус.
Тил повернулся, чтобы посмотреть на нее, но снова обратил взгляд на Стуула,
когда тот сказал:
— Что ж, звучит весьма разумно. Мистер Тил?
— Конечно... да. Звучит разумно. — Он попытался подавить улыбку.
— Дэвид посоветовал мне не делать эту покупку из-за возможности поломки
механики...
— Ну, она довольно-таки деликатна... Я в таких делах только любитель...
— Какая скромность! Я найму инженера, чтобы он над ней потрудился...
естественно, без какого-либо ущерба для сути работы. Еще Дэвид говорит, что
искусство не должно обесцениваться, а эта девушка, очевидно, со временем
состарится, но мы будем волноваться об этом тогда, когда это произойдет...
— Что? — сказала Нимбус.
— Вы же не хотите сказать... что и Нимбус хотите купить...
— Ну, конечно, нельзя купить человека, но она должна будет отправиться
вместе с работой — в этом нет никаких сомнений... Иначе, боюсь, мне придется
отказаться. Она так изысканна, так чудесна, что я не могу представить эту работу
без нее.
— Но, сэр, она не может жить внутри этой штуки!
— Она будет жить в моем доме, как живут мои слуги, и получать за свою
работу пятьсот мьюнитов в неделю. Она сможет приходить и уходить, когда пожелает.
Но с шести часов вечера, когда я прихожу домой, до полуночи, когда я отхожу
ко сну, она должна исполнять свою роль. Один раз в час, отдыхая или занимаясь
чем-то еще в промежутках. Думаю, это вполне честно. Да и работа вовсе не
обременительна! Конечно, в выходные может потребоваться выступать чаще, если я
буду дома...
— И вы не рассмотрите возможность найма другой исполнительницы по вашему
выбору? — спросил Тил.
— Тил, — прошептала Нимбус. — Пять сотен мьюнитов в неделю! И десять тысяч
тебе! Нам больше не придется беспокоиться о деньгах!
— Нам и вместе быть не придется.
— Я смогу приходить к тебе каждый день!
— Разумеется. — Стуул великодушно улыбнулся. Его белые зубы изумительно
смотрелись на сером лице.
— Нам нужно это обдумать и обговорить, — сказал художник.
— Не нужно, — сказала его партнерша, его шедевр. — Тил, ты будешь дураком,
если откажешься. И ты будешь дураком, оказавшимся в тюрьме, а потом мертвым
дураком. А если ты согласишься, ты начнешь свой путь к тому, чтобы стать
серьезным художником. И богатым художником! У этого человека есть друзья. И
его друзья увидят «Станции».
— Совершенно верно, — сказал Стуул.
— Все просто будет так, словно у меня есть собственное жилье и работа.
— Этим оно для нее и будет, мистер Тил. Работой.
Да, думал Тил. Когда она была проституткой, это тоже было просто работой.
Из своих коленей под одеялом Нимбус сделала для Тила палатку. Это была
хрупкая палатка на огромном холодном пустыре жизни, но она была всем, что у
него было, и он вошел туда с той же страстью, с какой вошел и в убежище ее
скользкого внутреннего жара.
— Я не хочу, чтобы ты уходила, — сказал он ей, качая бедрами в мягком
ритме, укачивая себя в ее тазовой колыбели. — Должен быть какой-то иной способ...
— Он же тебе сказал — его нет. Он хочет меня.
— Да, именно так оно и есть. Я бы сказал, что он хочет тебя больше, чем
хочет мое искусство.
— Ты что, ревнуешь?
— С чего бы это? С того, что ты собираешься переселиться к экзотическому
богатому бизнесмену? Да разве это причина?
Нимбус улыбнулась ему.
— Ты ревнуешь, так ведь? И чувствуешь себя неуверенно. Эй... Я же делаю это
для тебя... — Она крепче обхватила его своими ногами, зацепившись ступнями за
его бедра. Оранжевое мерцание обогревателя, в отсутствие электричества
подключенного к аккумулятору, освещало размеренно напрягающиеся мышцы на шее и
груди Тила, создавая гипнотический эффект.
— Хочешь что-то для меня сделать? Тогда не делай этого. Если ты на это
пойдешь , то не ради меня.
— Ради тебя. Нравится тебе это или нет, но так будет лучше для тебя.
— Ты мне не мать. И я не уверен, что верю тебе...
— о чем ты?
— Для меня, Ним, это чудесная возможность... но ведь то же касается и тебя,
верно? Жить в особняке в районе для богатых. Пять сотен мьюнитов в неделю.
Ним, ты делаешь это для меня или все же для себя?
— Слезь с меня. — Она освободила его из челюстей своих голодных ног,
оттолкнула его плечи.
— Нет, послушай.
— Слезь с меня! — Она выскользнула из-под него, вся покрытая смазкой из их
смешанного пота. Ее сердитые ступни шлепнулись о холодный пол. — Ты мне ни
капли не доверяешь, верно? Ты считаешь, что я ухожу ради себя самой...
— Ты говоришь, что делаешь это для меня, но я не хочу, чтобы ты уходила!
— Я же смогу видеться с тобой каждый чертов день! Что с того, что я не буду
здесь жить...
— Ты не станешь видеться со мной каждый день. Может быть, сначала. Но тебе
понравится в этом богатом районе, Ним... Очень понравится. Тебе не захочется
его покидать. Не захочется бывать в своем старом районе, напоминающем о тех
днях, когда ты была бездомной. Не захочется бывать в этой вшивой квартирке.
Не захочется проводить время с неудачником вроде меня.
— Да, ты мне совсем не доверяешь. — В глазах Нимбус блестели слезы. Она
натянула трусики. — Ни капли. Считаешь, я хочу жить от тебя подальше? Ну и
прекрасно. Думай все, что тебе заблагорассудится...
Тил смотрел, как она одевалась, зашнуровывала свои тяжелые черные ботинки,
натягивала свою тяжелую куртку из искусственной кожи, позвякивающую
застежками, ремешками и заклепками.
— Куда это ты собираешься? Идти искать Стуула? К нему домой еще даже не
привезли «Станции», Ним...
— Я иду прогуляться.
— Он хочет, чтобы ты стала его домашним уродцем. Выступать в этой штуке
неделю — это совсем не то, что жить в ней. Он хочет, чтобы ты стала его милой
зверушкой. И хочет владеть тобой.
— Ты тоже.
Тил хотел протестовать, хотел сказать, что любит ее, но был слишком сердит,
слишком обижен и смущен, а Нимбус уже хлопнула за собой дверью.
Через прозрачную керамическую стенку они не могли друг друга слышать.
Это был всего лишь четвертый раз, когда Нимбус выступала для Стуула в своей
клетке. В третий раз ему составили компанию два друга... Но он сказал ей, что
не позволит никому другому любоваться работой до тех пор, пока не соберет
своих друзей и компаньонов на большое торжественное открытие.
В этот раз они были одни.
Он впервые запустил обе руки в черные резиновые рукавицы и приласкал
бомбардируемую краской Нимбус, когда в своем танце она достаточно приблизилась.
В один из таких моментов он поймал ее за руку и удержал. Не грубо, но крепко,
и она не стала вырываться. Другая его рука оказалась у нее между ног, дошла
до скользких от краски ягодиц. Он скользнул пальцем внутрь нее, еще одним
пальцем — в другое отверстие. Нетоксичная краска служила смазкой для его
движений .
Тогда Нимбус отдернулась с большей страстью, однако, обратила свой порыв в
вихрь танца. Она чуть не упала, но смогла устоять. Она видела стоящего
снаружи Тил а в виде темного пятна. Под маской ее лицо краской залил гнев. Сердце
выпрыгивало из груди. Чувства переполняли ее до полного опустошения разума.
Нимбус продолжала свой танец.
Она увидела, как его рука протянулась в ожидании еще одного касания. Не
только в ожидании — она манила ее обратно. Этот жест был грубым,
требовательным . Нетерпеливым. Он был недоволен тем, что она увернулась.
Рукавицы были предназначены для рук. Люди в галерее трогали ее. Стуул
рассчитывал на то же. Он хорошо заплатил за эту возможность...
Заплатил достаточно хорошо, чтобы уберечь Тила от тюрьмы...
Нимбус снова вошла в пределы его досягаемости. Он поймал ее обеими руками.
Обхватил одной ее живот. А правой рукой снова скользнул ей между ног.
Под своей маской Нимбус закрыла глаза. Она хотела вырваться. Действительно
хотела. Разве она, как и Тил, не подозревала, что к этому все и придет? Но
эти десять тысяч избавили бы их от долга, а еженедельная зарплата даровала бы
им финансовую безопасность. Она не стала вырываться из рук Стуула. У нее не
было иного выбора, кроме как быть купленной им игрушкой...
Стуул отключил машину и скомандовал Нимбус выйти, хотя та все еще была
мокрой от краски. Он постелил покрывало, чтобы она не запятнала его дорогой
ковер, на котором металлическими нитями был вышит калийский богодемон,
пожирающий души лишь затем, чтобы снова исторгнуть их в бытие. Нимбус неохотно
выбралась наружу, преисполненная ужаса. Работа простояла у него всего четыре
дня, а ему уже наскучило использовать ее по назначению?
— Пожалуйста, ложитесь, — скомандовал он с улыбкой, лаская щеку ее
расцвеченной маски.
— Это не входит в представление, — сказала она голосом лунатика.
— Мисс, — сказал Стуул спокойно, улыбаясь, но Нимбус видела, как грудь его
наполняется воздухом через ноздри, словно он накачивал себя собственной
решимостью и гневом. Ей пришла на ум кобра, раздувающая капюшон. — Пожалуйста, не
заставляйте меня увольнять вас и возвращать эту работу. Вы же знаете, что ни
вы, ни ваш партнер не можете себе этого позволить... Вы изложили мне суть своей
плачевной ситуации. Поэтому, пожалуйста... Ложитесь .
Несколько ударов сердца. В голове у Нимбус снова стало пусто, все ее мысли
свелись к ощущению капель краски, медленно стекающих по рукам и ногам. А
затем она без лишних слов сделала то, о чем он просил.
Калиец разделся, аккуратно сложил одежду с одной стороны. Его пенис был
намного темнее, чем остальное тело, — он был почти черным. Очень длинным, но
очень тонким, как собачий. Он ласкал его до тех пор, пока тот не вышел из
своей защитной оболочки и не засверкал естественной смазкой. Стуул опустился
на нее, а затем и в нее. Маску ее он, однако, не снял. Для него она была
живой статуей.
Нимбус смотрела на свое безразличное искусственное лицо, отражающееся в его
глазах черного стекла.
— Да, — хрюкал он, мокро шлепаясь об нее и в нее, весь покрытый ее
краской. — Да, да... Так прекрасна... Да... ааа... так... аа... прекрасна...
Вокруг них повсюду висели дорогие картины в позолоченных рамах. На
пьедесталах стояли скульптуры и голограммы. Это был его личный музей... И они
трахались на его полу.
Следующий день был еще хуже. Он настоял на том, чтобы пройти через все
стадии «Станций» вместе с ней. В утробе он был ее близнецом. А пока бушевала
буря красок, он на полу занимался с ней сексом, беря ее сзади лихорадочными
ударами. Для защиты лица он надел маску с фильтром и, кончая, завопил в нее,
хлопая животом о ее блестящие многоцветные ягодицы.
Она чувствовала, что в этот раз все было намного хуже, потому что он
осквернил искусство Тила, войдя в него. Не имея на то права. Вторгнувшись в него
и изменив его предназначение, его смысл.
Когда Стуул издал в своей маске вопль, Нимбус рыдала в своей.
Перебравшись к Стуулу неделю назад, она ни разу не навестила Тила. Он
подумает, что его пророчества сбываются. Как могла она сказать ему, что истинной
причиной был ее стыд?
Для наладки работы Тила пришел инженер. Нимбус наблюдала за тем, как он
качает головой, недоумевает и изумляется.
— Что за жуткий бардак! Немыслимо! Как только он заставил ее работать?
— Делайте то, что нужно, — сказал Стуул, — но результат должен быть
неизменен. И мне абсолютно необходимо, чтобы к концу этой недели все работало
безупречно: у меня будет званый обед, и я собираюсь представить эту работу
множеству важных персон.
— Мистер Стуул, мне придется практически все здесь переделать... Эта штука —
просто какое-то бедствие! К тому же она не слишком надежна.
— Поверьте, это была предельно выгодная покупка, мистер Лэнг. — Стуул про-
явил неожиданную для себя откровенность и сконфуженно ухмыльнулся Нимбус. Она
вернула ему взгляд, но лицо ее было пусто... А затем она снова стала смотреть
за инженером и думать о представлении, которое должна была давать в этот
уикэнд . О богачах, смотрящих на нее как на шлюху, раздевающуюся за стеклом за
жетон. О богачах, щупающих ее черными резиновыми рукавицами. О безопасном
сексе. Может быть, Стуул даже предложит кому-то из своих друзей
воспользоваться ею так же, как делал это сам.
Размышляя над всем этим, она очень внимательно наблюдала за тем, что делал
инженер.
На них были сшитые на заказ костюмы и вечерние платья, смокинги и
искрящиеся блестками наряды. Тут был известный робот-художник, ухитряющийся страдать
нарциссизмом, несмотря на скудость эмоций и едва ли антропоморфную форму. Тут
были калийцы в роскошных золотистых халатах с роскошными золотистыми
голосами, важно расхаживающие в своих голубых тюрбанах. Несмотря на ритуальные
шрамы, женщины их были прекрасны. Они вежливо улыбались, но говорить им было не
дозволено. Звенящий смех, звенящие бокалы. Нимбус было велено не показываться
на глаза, чтобы не портить впечатление от ее присутствия внутри работы, но
она спряталась за центром управления и выглядывала оттуда.
Знакомое лицо заставило ее замереть. Сначала она его не узнала, потому что
он был неплохо одет, но глаза его вспыхивали отраженным светом. Тил...
Конечно. Художника должны были пригласить. Нимбус наблюдала за ним. В
другом зале Стуул жал Тилу руку, а затем представлял его своим гостям. Даже с
такого расстояния Нимбус могла видеть, что Тил не улыбается. Он выглядел
опустошенным. Она хорошо его знала. Она удивлялась, почему он вообще пришел.
Из чувства долга перед своим искусством? Из мазохизма? Или чтобы увидеться с
ней? . .
Она надеялась, что он поймет то решение, которое она приняла.
— Дамы и господа, — провозгласил Дерик Стуул, воздев руки на манер дурного
конферансье. — Представляю вам «Станции пересадки, или Каждый человек —
мученик» !
Аплодисменты... И представление началось. Нимбус была зародышем. Родилась в
потоке крови. Была очищена, чтобы выйти в мир. Гости подтягивались все ближе,
восторженные, зачарованные. Она представила, как в брюках смокингов
зарождаются эрекции. Зрелищем был захвачен даже надменный робот. Она не смотрела на
них. Больше всего она не хотела видеть Тила. Наблюдая за ней в этот раз, он
не станет ею гордиться.
И вот дитя, изображаемое Нимбус, вторглось в мир, чтобы отдаться краскам и
ветру. Публика придвигалась ближе, чтобы заполнить рукавицы. Стуул
позаботился о том, чтобы первыми в очереди оказались увенчанные тюрбанами калийцы,
вероятно , сановники.
Буря красок началась, и верхняя часть отсека отлетела в сторону, подобно
крышке табакерки с чертиком. Шланги извивались, словно разъяренные змеи, и
орошали многоцветьем красок весь зал, всю личную галерею Стуула.
— Нет! — завопил он. — Нет!
Смокинги были забрызганы. Дорогие прически промокли. Один из калийцев
выплевывал краску изо рта, смаргивал ее с глаз, тюрбан его был перекошен.
Голограмма Мзрилин Монро продолжала улыбаться, а юбка ее вздыматься, когда потоки
краски проходили прямо через ее призрачную форму. Струи желтого сметали с
пьедесталов скульптуры. Струи красного бились о масляные полотна в
позолоченных рамах. Белые стены и потолок превратились в одну большую уродливую
картину Джексона Поллока за какие-то секунды.
— Тил! — орал Стуул. — Выруби ее, черт возьми, выруби ее!
Тил подбежал к пульту управления. Он тоже вымок насквозь. Он снял панель и
пробормотал:
— Господи... Вы же тут все поменяли!
— Проклятье! — Стуул отпихнул его в сторону и дернул за шланги. Один из них
оторвался, и струя красной утробной воды ударила ему в обе ноздри.
Тил рассмеялся. Он начал искать взглядом Нимбус и увидел ее выбирающейся из
работы. Она была нагой и мокрой. Ухмыляясь, она подошла к нему.
— Я засужу тебя за нанесенный ущерб, Тил! — бесился Стуул.
— Ты же в ней ковырялся, — сказала ему Нимбус. — Ты не сможешь возложить
ответственность на него. Когда она принадлежала ему, все работало нормально.
Стуул начал хвататься за вентили, щелкать переключателями. Машина начала
исторгать пыль, которая тут же стала липнуть к краске.
— Я получу свои деньги обратно! — проревел он.
— Забирай их! — перекрикивала Нимбус хаос и вопли. — Но нас тебе засудить
не удастся — это все твоя вина. Тебе следовало послушать своего арт-брокера.
И кстати, я увольняюсь.
Нимбус взяла Тила за руку и через столпотворение вывела его в заднюю
прихожую , где краска стекала с них на старинный ковер.
— Прости, — прошептала Нимбус.
— Все в порядке.
— Будет лучше, если мы и правда отдадим ему его деньги.
— Я знаю.
— Нам снова понадобятся деньги.
— Мы что-нибудь придумаем. Может, я смогу поработать официантом. Какое-то
время.
В холл выходила ванная комната, и он завел ее туда. Они вместе встали под
душ, чтобы смыть большую часть краски, — Тил в одежде, а Нимбус нагой. Через
несколько мгновений они пойдут собирать ее вещи... Но сейчас они целовались в
ярком белом свете под очищающим потоком воды, словно две возрожденные души.
Лицо
— Счастливого Рождества! — воскликнул пятилетний Йен Деклан. На дворе стоял
конец лета.
— Скорее уж веселого Хэллоуина, — бросил молодой человек своему другу,
когда они миновали Декланов, направляясь в другую сторону по коридору торгового
центра.
— Что он сказал? — спросила Ребекка у своего мужа.
— Ничего, — тихо ответил Деклан, но оглянулся через плечо. В то же время
оглянулся с ухмылкой и юноша. Он был высок, носил черные волосы до плеч,
разделенные пробором, а черты лица были так привлекательны, что его даже можно
было назвать красавцем. Полные губы широко разошлись, демонстрируя яркие зубы
на загорелом лице. Деклану хотелось верить, что выражение его лица заставило
юнца быстро развернуться обратно.
Йен рассеяно катил между родителями в своей тележке, которая была скорее
роботом, чем креслом-коляской, и превращало его в подобие полумеханического
кентавра. Из баков под его сиденьем змеились трубки, которые входили в
катетеры , вживленные в его плоть. По всему телу все еще виднелись пластиковые
кольца предыдущих подключений, теперь не используемые. Его подсоединяли к
различным видам систем жизнеобеспечения с самого рождения, однако тележка для
передвижения понадобилась лишь недавно. Его ноги были так истощены и
атрофированы, что даже Деклану было сложно поверить в то, что когда-то это дитя
носилось по их квартире, играя с ним в догонялки.
Деклан задумчиво огляделся вокруг, высматривая в витринах то, что могло
побудить Йена на это восклицание, но, в конце концов, решил, что все дело в
привязанности его сына к диску с рождественскими песнями, который он ни с
того ни с сего начал слушать несколько недель назад. Прошлой зимой эти песни
его не очень интересовали. В последнее же время ему было нужно прослушать
диск хотя бы один раз за день, а иногда и несколько раз. Йен использовал лишь
несколько простых предложений, накрепко забитых в него специальной дошкольной
программой, чтобы он смог механически выдавать их в случае необходимости,
однако эти песни он мох1 петь почти слово в слово. Деклан и сам любил их в
детстве, а потому частенько пел их вместе с сыном. Голос Йена казался ему
прелестным , ангельским.
Туннели торгового центра, по которым они бродили, были подземными остатками
старой канализационной системы, поврежденной грандиозным землетрясением,
которое завалило и большую часть старого метрополитена Панктауна. Для
сохранения интерьера из туннелей и труб не стали убирать вентили, распределительные
щиты и трубы поменьше, которые змеились над головами или вдоль округлых стен
между магазинами. И стены, и трубы, и блестящий плиточный пол были выкрашены
в призрачно-зеленый цвет, напоминающий ярь-медянку. Йену нравилось это место,
хотя в прошлом он впадал в гнев, если ему не позволяли заходить в каждый
магазин игрушек и покупать все, что ему приглянулось. Теперь у него с этим было
получше, хотя у Деклана входило в привычку каждый раз покупать ему какое-
нибудь угощение или что-нибудь в этом роде.
Как только они подошли к одному из нескольких детских магазинов центра, Йен
начал указывать пальцем и издавать настойчивый хрюкающий звук. Деклан увидел,
как на них покосилась проходящая мимо пара. Несомненно, они видели в Панктау-
не и более шокирующих мутантов, чем Йен, однако те обычно являлись продуктами
нищеты и невежества, а вовсе не отпрысками хорошо одетой и, очевидно, неплохо
устроившейся в жизни пары вроде Декланов. Даже через пять лет Деклан все
равно испытывал извиняющийся порыв объяснить другой паре, почему так должно
быть. Почему этому созданию позволили жить. Объяснить, что делать аборт было
против их религиозных убеждений, хотя после рождения Йена они и начали
предохраняться. Хотя после рождения Йена они и стали посещать свою церковь намного
реже.
Йен протянул свои тонкие, словно сделанные из стекла ручки к ярким
разноцветным огням магазина. Тележка помогала поддерживать его голову,
становившуюся все тяжелее и напоминавшую облако из молочно-белой плоти. Несмотря на
ее огромный размер (она была даже больше головы Деклана), дитя казалось
больше состоящим из духа, нежели из материи. Такой эффект, несомненно, создавала
его кожа, через которую просвечивали сетки ярко-голубых вен. Отец считал, что
дело также было в чистоте его улыбки, которую Деклан находил прекрасной, как
бы ни были трагичны его несчастные глаза.
Декланы вошли в магазин игрушек, а между ними был их сын, подобный
огромному зародышу в механическом лоне.
Здесь повсюду бегали и восторженно щебетали дети. Дети с шелковистыми
волосами, которые могли погладить их родители. Как же Деклан ненавидел таких
родителей пять лет назад, когда все только началось... Да и сегодня Деклан
попросту отгораживался от них вместо того, чтобы быть благодарным за то, что
другие дети не так больны, как его сын, за то, что другие родители не страдают
так, как он.
Йен с пылким нетерпением оглядел ассортимент магазина, стянул со стойки
двух солдатиков и принялся их сравнивать, держа по одному в каждой руке и
сопоставляя их достоинства, а затем отказался от них в пользу фигурки
киногероя. Все они, конечно, имели полноценные тела.
— Взгляни-ка, милый, — попыталась подсказать ему мать, протянув куклу милой
зверушки из его любимого мультфильма. Он едва на нее взглянул.
— Вооружения маловато, — пошутил его отец.
— Цена маловата, — пошутила в ответ Ребекка. Она была высокой и красивой
женщиной. Ее длинные тонкие волосы, бледная кожа и тонкие кости придавали ей
неземной вид. В тусклой голубизне ее глаз была своего рода отдаленность, но
краснота вокруг них всегда заставляла думать, что она недавно плакала.
У обоих были уставшие голоса. У обоих — вялые улыбки.
Когда они снова обратили свое внимание на Йена, они обнаружили, что тот
остановил свой выбор на большой кукле Рэнди-Атласа. Она могла выстреливать
различными безвредными лучами и проецировать голограмму Эктопапа — помощника
Рэнди из другого измерения. Дома у Йена были простыни и пижамы с Рэнди-
Атласом.
— О-хо-хо, — проговорил Деклан, посмотрев на ценник, стоящий на полке. —
Тридцать мьюнитов...
— Милый, — сказала Ребекка, — у тебя уже есть две или три куклы Рэнди-
Атласа...
— Но не таких, — сказал Деклан. Он протянул сыну фигурку монстра, стоившую
всего пять мьюнитов. — Ты это видел, Йен? Ух ты, только посмотри на эту
штуку...
— Милый, сегодня мы не можем ее себе позволить, прости, — сказала ему
Ребекка , убирая коробку подальше. Йен начал громко ныть, а потом гневно
кричать . Деклан отвез тележку сына подальше от той полки. — Выбери что-нибудь
другое, — продолжала Ребекка, ставя куклу на место. — Сегодня мы просто не
можем себе этого позволить... У нас туговато с деньгами, Йен... И нам еще нужно
на что-то пообедать... — Она продолжала свои увещевания, хотя они оба знали,
что он ничего из этого по-настоящему не поймет.
После большого количества шума и множества несчастных взглядов Йен, в конце
концов, мрачно принял маленькую фигурку солдата с другой стойки. Измученные
родители позволили своему измученному сыну со все еще блестящим от слез лицом
самому отнести куклу к кассиру. Как и диктовала сезонная мода, на девушке
были черное трико и покрытая блестками маска мексиканского борца, которая
скрывала все лицо, кроме глаз и рта. Деклан находил это веянье крайне
раздражающим. Несомненно, девушка была очень мила под своей маской. Два года назад
юнцы схожим образом покрывали свои лица завитками татуировок маори, которые
потом удаляли. Красота тратилась на них попусту.
Йен умер за три недели до Рождества.
Торговый центр нарядили к празднику задолго до самого праздника, так что
Йену удалось им полюбоваться во время своей последней по нему прогулки —
перед тем как он стал слишком слаб, чтобы покидать больницу. Теперь Деклан
видел все это снова. Красные и золотистые гирлянды были переплетены с трубами и
кабелями. Серебристые елочные шары свисали с изогнутого потолка, словно
искрящиеся опухоли. По интеркому транслировали рождественские гимны. Берл Айве
пел «A Holly Jolly Christmas».
Деклан тяжело осел на скамью, поставив свою сумку так резко, что она
перевернулась . Это была одна из тех песен, которые его сын пел чаще всего.
Молодая женщина наклонилась, чтобы взглянуть ему в лицо. Это была не
Ребекка — та была в церкви, которую в эти дни посещала все чаще и чаще, словно
пытаясь компенсировать его собственное отсутствие. С приближением Рождества там
прибавилось дел, в которых она могла помочь, прибавилось забот, на которых
могла почти лихорадочно сфокусироваться.
— Вы в порядке? — спросила эта другая женщина. Она видела, как он почти
упал на скамейку. Но Деклан был склонен считать, что его внешность привлекла
ее в большей степени, нежели его очевидные страдания. Он был крайне
привлекательным мужчиной. Ребекка была очарована им с первых же минут знакомства.
Женщины с его работы бесстыдно с ним флиртовали. Даже несмотря на то, что он
не брился два дня и позволил слегка отрасти своим обычно аккуратно
подстриженным волосам, шарм все еще был при нем.
— Все хорошо, — сказал он, не встречаясь с ней взглядом. — Все хорошо,
спасибо . — Он потянулся, чтобы поднять свою сумку с покупками.
— Уверены?
— Да, спасибо, — сказал он, не поднимая глаз. Краем глаза он увидел, как
она с неохотой отступает. Но его взгляд не отрывался от содержимого сумки.
Там была яркая коробка с большой куклой Рэнди-Атласа внутри. В канун
Рождества он положит ее под елку. В рождественское утро он развернет подарок и
поставит его на кровать Йена, покрытую простыней с Рэнди-Атласом.
Почему он не купил ее в тот день? Почему он не купил ее тогда, когда его
сын мог подержать куклу в своих руках, даже если на следующее утро она и
могла оказаться в куче с прочими отвергнутыми игрушками? В тот день они
пообедали в торговом центре — двадцать мьюнитов. А на следующий день их высрали.
Почему он не купил куклу раньше? После того раза он о ней позабыл, — теперь он
полагал, что она на какое-то время исчезла из продажи. Ему следовало бы
поискать ее в других местах, заказать ее. Он мог принести ее Йену в больницу.
Вообще-то они приносили ему другие подарки. Но они позабыли об этой конкретной
кукле, которую Деклан лишь сегодня увидел снова, когда сомнамбулически
проходил по рядам магазина игрушек.
Он встал со скамьи и снова пошел. Без веса опирающейся на руку жены и веса
сына в своей тележке он словно парил. Он чувствовал себя привидением,
скитающимся по своему бывшему дому и не знающим — зачем. Но он представлял себе
Йена, катящего рядом. Он даже говорил с ним про себя.
— Ух, ты, — тихо пробормотал он, — ты только взгляни на это! — В центре
главного зала был возведен миниатюрный замок Сайты, и голографические эльфы
без устали выполняли свои зацикленные обязанности. Какое-то время Деклан
смотрел на них. Он представлял, что его рука покоится на безволосом
деформированном черепе сына. Он не видел других детей, восторженно наблюдающих за
представлением, — для него даже эльфы были более живыми.
Он прошел по всем тем местам торгового центра, которые больше всего любило
его дитя. Он проглядел детский отдел в книжном магазине. Он смотрел на щенков
в маленьких клетках и крошечных рыбок, мечущихся в аквариумах. Он мог
услышать , как Йен восклицает: «Собачка!» Это наполняло сердце Деклана гордостью.
Проходящие мимо люди могли подумать, что он умилялся собакам.
Это был ежедневный спиритический сеанс, а он был медиумом. Но он знал, что
все ненастоящее.
В мужской комнате главного магазина он плеснул себе в лицо холодной водой,
а затем поднял взгляд на длинную грязную видеопанель, которая продуманно
переворачивала его отражение, чтобы он мог видеть себя так, как видят его
другие . Он увидел там ненависть, но сомневался, что ее видят и остальные. Она
укоренилась слишком глубоко для того, чтобы отражаться на плоти. Он ненавидел
эту плоть за ее красоту. Ненавидел свои иссиня-черные волосы, ясные голубые
глаза... Его возмущала даже твердость своего рассудка. Он бы предпочел
пространную невинность своего сына. Ему бы хотелось отказаться от своего
здравого ума в пользу забытья.
Так же как слышал голос Йена в своей голове, он слышал и голос Ребекки —
она тоже казалась ему мертвой. («Ты во всем этом винишь меня, — ее глаза даже
краснее, чем обычно, — потому что я отказалась от аборта. Потому что я
заставила их оставить ему жизнь...»)
Она не верила, что он чувствовал совсем иначе. Что он ненавидел не ее. Что
он винил даже не Бога или науку, — его ненависть было не так просто
сфокусировать . Как мог он сказать жене, с которой прожил десять лет, что никогда
никого не любил так, как любил их прекрасного мальчика?
Звук из-за спины заставил его оторвать потерянный взгляд от собственных
глаз. В туалет шумно вошли двое юнцов, и он, почувствовав себя неловко, стал
спешно сушить руки. Стоя перед сушилкой, он мельком разглядел в видеопанели
двух парней, расставив ноги стоящих перед писсуарами и громко
перешучивающихся . Один брызнул мочой на штанину другого. Тот ответил тем же. Они гикали,
лаялись, обменивались толчками. Моча орошала пол. Деклан направился к двери.
В Панктауне было много крутых ребят, а он, в отличие от многих, никогда не
носил оружие для защиты себя или своей семьи.
Подойдя к двери, он оглянулся, вероятно, привлеченный крайне громким
выкриком. Один из парней пытался застегнуть ширинку, но другой продолжал
толкаться. Тот, что толкался, был повернут в профиль и носил черные волосы до плеч,
разделенные пробором, а черты его лица были так привлекательны, что его почти
можно было назвать красавцем. Полные губы широко разошлись, демонстрируя sip-
кие зубы на загорелом лице.
Пару секунд Деклан медлил у порога.
Кто-то открыл дверь с другой стороны — старый мужчина-чум вошел в уборную.
Его огромный рот был беззуб, поэтому казалось, что его голова наполовину
вдавлена в себя. Деклан дернулся, но затем быстро проскользнул мимо и нырнул
в магазин, пока двое друзей не обернулись и не увидели, как он на них
таращится.
Когда юнцы, выйдя из мужской комнаты, прошли мимо, он притворился изучающим
витрину с электроотвертками в секции скобяных товаров. Несколько секунд
спустя он последовал за ними. Сумка с покупками билась о его ногу.
Он не упускал их ни на мгновение, следовал за ними из одной трубы в другую
— слежка за дерьмом, перемещающимся по канализации, думал он. Однако когда
они зашли в музыкальный магазин, он остановился снаружи и принялся
нерешительно топтаться на месте. Он наблюдал за ними через окна. Наконец беспомощно
отвернулся и отправился за кофе к кофейне неподалеку... Присел на скамейке,
чтобы отпить пару глотков.
Но все, что он мог, — это лишь думать о том, как они втроем бесчисленное
количество раз сидели на этой самой скамье. Ребекка тоже с кофе, а Йен всегда
с шоколадным пончиком... Глазурь размазана вокруг губ, которые были чуть ли не
единственной его частью без изъянов.
Деклан встал, выбросил полный стакан кофе в мусорный ящик и направился
обратно в главный магазин и его секцию скобяных товаров. Там он присматривался
к отверткам и молоткам, ножам и горючим жидкостям. Наконец прошел в
туристический отдел. Как же Йену могло понравиться играть в палатке, которую здесь
установили...
Быстрым шагом пройдя там, где подобно духу слонялся каких-то полчаса назад,
Деклан вернулся в музыкальный магазин. Парней там не было. Он почувствовал
легкое облегчение и огромное разочарование. Направился к зоне забегаловок... Но
ушел недалеко, увидев пару через окно в магазине модной одежды.
Деклан зашел туда. Хотя ничего из увиденного его не привлекло, он сделал
одну покупку до того, как снова стать тенью двух парней. Скоро стало ясно,
что на сегодня с них уже хватит шоппинга, и они направились к одному из
выходов на парковочные этажи.
Два друга пренебрегли лифтом и решили спуститься в гараж по лестнице —
лестничный колодец гремел от эха их топанья и громких голосов. Металлические
ступени заканчивались на площадке и снова ныряли вниз в противоположном
направлении. Ниже трепетал свет настенной лампы, напоминая яркого умирающего
мотылька, пришпиленного к плиткам болезненного больнично-зеленого цвета.
На площадке Деклан остановился и полез в свои сумки. Затем тоже нырнул
вниз. Его собственные шаги не лязгали и не отражались от стен, словно он был
призраком.
Парни пересекли гараж, проскальзывая между плотно стоящими всевозможными
транспортными средствами, отражающими перенасыщенную смесь культур Панктауна.
Их собственная машина оказалась сильно помятым и поцарапанным черным хавер-
каром, так обильно украшенным черепами и прочей символикой мексиканского Дня
Мертвых, что напоминала праздничный катафалк.
— Счастливого Рождества, — сказал Деклан, шедший в паре шагов за спиной
длинноволосого юноши, повернувшегося на голос.
Деклан протянул руку, словно предлагая подарок. Хотя больше он напоминал
колядующего в Хэллоуин, потому что на его голову была натянута покрытая
блестками маска мексиканского борца.
Ярко-красная сигнальная ракетница предназначалась для туристов — на тот
случай, если они потеряются. Он потерялся. В ее барабане было шесть камер.
Подобно Рэнди-Атласу с его шлемом и пушками, Рэнди-Атласу, мстителю и
защитнику невинных, он выпускал ракету за ракетой прямо в лицо красивого
длинноволосого парня.
По мрачному низкому гаражу заплясали отбрасываемые пламенем тени. Парень с
воем упал на соседнюю машину, его руки били по розовому плавящемуся аду его
лица, напоминающего лицо разъяренного демона. Деклану показалось, что за
почти жидкой прослойкой пламени он разглядел проваливающуюся в себя плоть. Ему
было жаль, что глаза его, должно быть, расплавятся. Жаль, что они не смогут
увидеть это лицо, когда оно, наконец, остынет. Потому что Деклан был уверен,
что он останется жить. Наука об этом позаботится.
Ракетница щелкнула вхолостую. Деклан развернулся и побежал. Не прекращая
визжать, красивый мальчик упал между двумя машинами. Из-под них пробивался
его шипящий жар. Друг, тоже визжащий, также согнулся за одной из машин, хотя
и остался невредимым.
На бегу — сумка с куклой Рэнди-Атласа все еще зажата под мышкой, тесно
прижата к груди, будто спасенный младенец, — Деклан уже не видел пламени,
отражающегося от множества машин, холодных и выстроенных рядами, словно гробы в
склепе. Огонь уже не сверкал на блестках уродливой маски, натянутой на
красивое лицо, как не сверкал и на слезах в глазах, что блестели в ее прорезях.
Обитель
пустоты
Титус остановился пообедать и «Крабовой лачуге Дж.-Дж. Рэдхука». Скрученные
массы этих «крабов», а скорее каких-то родственников чешуйниц в жемчужно-
белых панцирях, размером с лобстера, ожидали своей очереди в сетчатых
корзинах, опущенных в емкость с водой возле лачуги. Емкость была большим
охладительным баком, когда-то использовавшимся на ныне прикрытом литейном заводе
«Пластэк». А эти самые крабообразные, разводимые мистером Рэдхуком, считали
мрачные глубины бака домом. А еще Рэдхук выращивал в бассейне что-то вроде
вьющихся водорослей, которые в готовом виде имели консистенцию лапши и
приятно солоноватый вкус. Титус съел миску этих водорослей и запил слабеньким
элем. Теперь он покинул «Крабовую лачугу» с большим стаканом кофе.
Он стоял у огороженного периметра бывшего охладительного резервуара и
прихлебывал свой кофе, испускавший в морозный воздух пар. Он был любителем
хорошего кофе, но считал, что и у плохого кофе вроде этого тоже есть свое фастфу-
довое очарование. Конечно, такой напиток неприемлем в хорошем ресторане,
однако самое то для карнавалов, лотков в парке, крабовых лачуг и тому
подобного . Холодные, сонно плещущиеся воды большого бака тоже испускали пар, который
клубился у ног Дж.-Дж. Рэдхука, чья голограмма проецировалась над бассейном.
Белые лапшеподобные водоросли по большей части произрастали на дне, но здесь
и там их спутанные узлы плавали на поверхности, напоминая волосы утопленниц.
Красные стены и сияющие окна деревянной «Крабовой лачуги» были пятачком тепла
в туманной, вздымающейся ввысь серости окружающего их Панктауна.
Титус испытывал к «Крабовой лачуге» и вполне профессиональный интерес. А
громада завода «Пластэк», в чьей тени и притаилось, подобно маленькому
красному паразиту, заведение Дж.-Дж. Рэдхука, была ему еще более любопытна. Он
работал разведчиком владений в одной из ведущих компаний Пакстона по торговле
недвижимостью. Пространство имело здесь огромную ценность, поскольку Панктау-
ну уже некуда было разрастаться, кроме как ввысь и в глубину. Он выискивал
проблемную или заброшенную собственность, проводил расследование, а затем и
инициировал ее покупку. Там, где сгорел старый дом, строился новый, на месте
разорившегося торгового центра возводился другой, а там, где когда-то была
устаревшая фабрика, бурлившая жирной и потной жизнью, появлялся парковочный
гараж для по-спартански бесчувственного офисного здания.
Он взглянул на город, подпирающий небеса и подернутый дымкой, словно
отдаленный горный хребет. Его реакция на рушащееся или разрушенное строение была
удивительна даже для него самого. Он любил здания, любил архитектуру. Ему
было больно видеть прекрасный театр чумов, построенный еще до земной
колонизации и закрытый после ста пятидесяти лет существования. Но другая его часть
оживлялась в предвкушении предоставляемой этим возможности. Зияющая пустыми
окнами школа, по коридорам которой уже никогда не пробежит ребенок. Завод, на
котором люди когда-то зарабатывали себе на жизнь, теперь выпотрошенный и
ободранный, словно скелет кита. Эти картины нагоняли на Титуса меланхолию. На
свете не может быть ничего более одинокого, чем заброшенное здание. Разве что
чье-то заброшенное жилище.
И все же такие здания его и кормили. И когда он набредал на них, они
заставляли его сердце биться быстрее и будили в нем яростного собственника,
стремящегося наложить на них лапу до того, как это сделает кто-то другой. Он
был охотником, скорбевшим по своим жертвам, но умеющим чертовски хорошо их
выслеживать.
Но сегодня он был здесь не из-за здания «Пластэк», чьи забитые окна
напоминали мириады ослепленных глаз. Он проверял — его судьба стояла на кону
сложной судебной тяжбы. Его интересовало другое строение в этом же районе, и
сейчас он направился к нему.
Он обнаружил это здание, через свой домашний компьютер арендовав на час
коммерческий спутник и прочесав вторичный промышленный сектор Панктауна, в
эти дни занятый по большей части офисами и складами. На получаемую со
спутника картинку он накладывал различные шаблоны города, пытаясь установить, в
чьей собственности находится строение. Согласно одной карте, оно вроде бы
находилось на территории старой текстильной фабрики чумов, а другая показывала,
что оно якобы является наружным зданием сталелитейного комплекса,
принадлежащего выходцам с Земли. А если верить еще одному шаблону, то его там и вовсе
не было. Все это вынудило Титуса запросить ранние спутниковые снимки района.
Здание было на каждом из них, даже на тех, которые были сделаны многие
десятилетия назад, и на всех них оно было одинаково загадочным. На одном снимке
вроде бы можно было разглядеть рядом с ним парковку, заполненную машинами...
Хотя она вполне могла относиться к сталелитейному комплексу... Его компьютер
так и не смог идентифицировать это строение и навесить на него ярлык.
Несмотря на его приличные размеры, создавалось впечатление, что на протяжении
многих лет роста и упадка оно пребывало в своего рода безмятежной анонимности.
Наконец он дошел до самых первых разведывательных снимков города чумов,
впоследствии поглощенного Панктауном, снимков, сделанных в первые годы
колонизации . И было похоже, что строение есть и на них, хотя, может, и нет. Оно
выглядело знакомо, но в то же время иначе. Пока Титус просматривал различные
фотографии, ему начало казаться, что с годами вид здания слегка или даже
кардинально менялся. Различные владельцы, приспосабливающие его под собственные
нужды, или же череда различных строений, выстраиваемых на одном и том же
месте?
На самом первом снимке из завода или фабрики торчало с полдюжины огромных
кирпичных труб, и вполне возможно, что именно густой дым из них придавал
строению мутный, смазанный вид, словно его засняли в момент быстрого
перемещения .
Но вот оно перед ним, и даже хотя он видел его лишь на снимках, сделанных с
огромной высоты, и несмотря на то, что оно менялось с течением времени, он
мгновенно узнал его. Оно вздымалось над маячащими невдалеке строениями
сталелитейного комплекса. Его стены были выложены мозаикой красного кирпича, в
затуманенном воздухе выглядевшей сырой. Окон было немного — по крайней мере, со
стороны фасада. Некоторые были забиты, а некоторые просто угнетающе черны.
Однако он отметил, что ни одно из них не было разбито — должно быть, это была
прозрачная керамика, потому что Титус и вообразить не мох1, что соседи не
пытались над ними поработать. Из здания все еще торчало несколько труб, хотя и
несравнимых с замковыми башнями, вздымавшимися здесь раньше, а один из его
сегментов украшал изъеденный ржавчиной металлический купол, который,
возможно, когда-то служил для хранения газа или какой-то жидкости, а может, был
просто архитектурным излишеством. Могло ли в нем что-то храниться до сих пор?
Могло ли это место до сих пор быть живым, функционирующим? С чего он вообще
взял, что обнаруженное им здание заброшено? Ну да, большая часть заводов в
этом секторе бездействует последние двадцать лет, и все же... Приблизившись к
нему, он не обнаружил ничего, что могло бы поколебать его первое впечатление.
Больше всего строение напоминало прекрасно сохранившийся корабль-призрак, по
какой-то причине неожиданно поднявшийся со дна морского. Затонувший корабль,
чье имя давно стерлось.
Обходя его вокруг на почтительном расстоянии, он пытался найти способ
проникнуть внутрь, если это вообще окажется возможным. Одна боковая
металлическая дверь оказалась закрыта намертво. Поцарапанные, с отколупывающейся
краской двери погрузочной платформы также были заперты. Он заметил, что на них
белой краской нанесен через трафарет какой-то символ — или логотип компании,
или буква неизвестного ему языка. С противоположной стороны здания он нашел
еще одну дверь и взялся за ее ручку, не питая особых надежд. Неожиданно
раздался щелчок. Она была не заперта.
Он помедлил. В грязном стекле он увидел собственное отражение.
Привлекательные черты чернокожего мужчины сорока одного года от роду, чья все еще
гладкая кожа имела глянцевитый каштановый оттенок. Скрывавшиеся за очками
белки его глаз были цвета слоновой кости, напоминавшего о клавишах старого
пианино. Он считал, что у него печальное лицо. Оно смотрело на него ожидающе,
будто за дверью стоял другой мужчина, ждущий, когда он ее откроет и выпустит
его.
Он не знал, совершит ли он незаконное проникновение, но в любом случае смог
бы искренне оправдаться собственным неведением. Он лишь проводил разведку,
верно? Ему и раньше приходилось проникать во множество заброшенных зданий. Он
потянул дверь на себя, и она открылась, даже не скрипнув.
Но на пороге он снова помедлил. За ним царил сумрак, хотя через не закрытые
ничем окна внутрь и проникал серый свет. Он вынул из кармана брюк свой
фонарик... И конечно, он не забывал о пистолете, на который имел разрешение и
который носил в плечевой кобуре, скрытой под пальто. Даже в самых безлюдных
районах Панктауна было небезопасно. Заброшенные здания были привлекательным
убежищем для большей части весьма значительной популяции городских бездомных,
тем более, если учитывать надвигающуюся зиму.
Еще в «Крабовой лачуге» он выспрашивал об интересующем его строении у
мужчины за стойкой, который его обслуживал.
— Я вроде бы слышал, как кто-то однажды сказал, что там был керамический
завод. Если это то здание, о котором я думаю, оно сейчас пустует. Один из
наших ребятишек, собирающих водоросли, рассказывал мне, что как-то раз они с
приятелями забрались внутрь и натолкнулись на мутанта, который там жил. На
мутанта, а может, и на инопланетянина, — кто их разберет? Они рассказывали,
что существо выглядело как черт, скрещенный с ночным кошмаром, и гналось за
ними до самого выхода.
— Слышал я об этом месте, — вступил в разговор еще один парень из
обслуживающего персонала. — Они вроде делали там химикаты... Для, эээ, фотографии. А
живет там старичок, всего один пожилой мужчина. Он, наверное, нацепил маску,
а может, использовал голографический проектор или что-то в этом роде, чтобы
выдворить оттуда эту шпану. Если это этот придурок Брэндон и его дружки, я бы
и сам их выпер.
И вот теперь, стоя в дверном проеме, Титус не знал, высматривать ли ему
престарелого бездомного или же какого-то опасного мутанта или пришельца. А
может, пошутил он про себя, это был престарелый мутировавший пришелец. Логика
подсказывала, что, скорее всего, здание служило приютом для множества
потерянных душ. Что ж, ему и раньше приходилось иметь с ними дело — иногда даже
применять силу. Он включил свой фонарик и шагнул внутрь.
Перед ним был открытый холл или что-то вроде внутреннего двора, проходящего
через самый центр строения. Хотя его высокий потолок почти целиком скрывался
во мраке, он явно был внутренней частью того самого купола, который он видел
снаружи. Стены холла были тоже выложены из кирпича. С них глядели вниз
сводчатые внутренние окна. Металлические мостики с перилами по бокам пересекали
зал, соединяя одну сторону с другой на четырех уровнях, но поблизости не было
видно ни лифта, ни лестниц. Пройдя через весь нижний этаж, Титус приблизился
к металлической двери. Его темное отражение в ее узком окошке снова навело
его на мысль о ком-то, стоящем по другую сторону и глядящем на него через
стекло. Он посветил на окно и прогнал собственный призрак.
Как он и надеялся, за дверью оказалась лестница, и он начал подниматься.
Если бы не фонарик, тьма в этом закрытом пространстве была бы непроглядной, и
он вздохнул с облегчением, когда добрался до первой площадки и обнаружил, что
она снова выводит его в холл с тусклыми заплатами солнечного света. Он ступил
на первый из металлических мостиков, остановился посередине, чтобы допить
свой кофе. Вместо того чтобы таскать с собой пустой стакан, он аккуратно
поставил его сбоку мостика, а затем продолжил свой путь. Ему открылась еще одна
дверь. Он оказался в длинном, выложенном кирпичом коридоре со сводчатым
потолком, в паре шагов от двери лифта. Он все еще мог работать от аварийного
источника питания, но Титус все же не рискнул им воспользоваться и пошел
дальше по напоминающему туннель коридору, следуя за лучом своего фонаря.
Заглянув за одну из выходящих в коридор дверей, он обнаружил большой зал,
заполненный темнеющими громадами сложного оборудования. Даже вплотную подойдя
к одной из этих внушительных машин — осторожно, словно опасаясь, что та
внезапно пробудится к скрежещущей и лязгающей жизни, — он не рискнул судить об
их предназначении. Пробежавшись лучом фонаря по кирпичным стенам, он
обнаружил несколько чертежей, схем или диаграмм, однако так и не смог найти на них
следы письменного языка, которые могли бы поведать о происхождении последних
владельцев здания.
Проходя по второму этажу, а затем и поднявшись на третий, Титус все больше
дивился относительной чистоте завода. Не было следов пожравшего его огня, не
было разливов химикалий, приведших к его эвакуации (хотя физические
катастрофы редко становились причиной смерти заводов, экономические били сильнее, чем
длань Господня). Но что самое удивительное, не было никаких следов проживания
здесь бездомных и прочих маргиналов. Ни покрывающих стены граффити, ни
разбросанных бутылок из-под пива и вина, ни примет употребления наркотиков. Ни
запаха мочи, ни мусора, ни грызунов или насекомых, которых неминуемо
привлекли бы отходы подобного вторжения. Такое огромное строение должно просто
кишеть стаями бродяг, государствами бездомных, конкурирующими в своего рода
микрокосме.
Так что же их отгоняло? Нужно признать, что это место полнилось жутковатой,
беспокоящей тишиной. Но обитателей Панктауна никогда не отличала
мягкотелость. Здесь каждый готов был пустить в ход клыки и когти, носил ли он
запачканные лохмотья или же безупречный костюм. Так что в этом месте могло так
насторожить банду, подыскивающую себе просторное логово, или сборище злобных
мутантов, что они оставили его нетронутым и пустующим? Может, здесь
действительно произошла какая-то опасная утечка, относительно которой Титус пребывал
в блаженном и, возможно, смертельном неведении? Или же здание было настолько
безвестным, что все попросту не подозревали о его существовании?
Теперь он поднялся на четвертый этаж и помедлил на мостике, перекрывающем
холл, чтобы взглянуть с него вниз с высоты всей этой кирпичной пропасти. По
мягкому стуку о выходящие наружу окна и угасанию света Титус понял, что
начался дождь.
Стоп. Он перегнулся через перила и вытянул шею — обозреть мостики, что
находились под тем, на котором он сейчас стоял. Он оставил пустой стакан из-под
кофе на первом из них. И сейчас его там не было.
Значит, он был не один. Он снова почувствовал тяжесть своего пистолета,
вжатого в ребра. Так что это было? Маленький сморщенный старикашка? Или же
демон, пышущий яростью?
Он продолжил свой путь по мостику, решив все же кратко осмотреть последний
этаж перед тем, как отправиться восвояси и заняться подготовкой первого
отчета. Он поправил свои соскальзывающие очки. Они записывали все, что он видел и
слышал, так что он имел возможность вместе с отчетом представлять полную
запись своего расследования.
Наконец он вошел в еще один просторный, хотя и с низким потолком зал,
заполненный циклопических размеров оборудованием. Словно живые корни или дикие
лозы, пучки кабелей змеились по стенам и потолку и исчезали во мраке. Вокруг
было тихо как в могиле. Хотя нет, откуда-то раздавался едва слышный тикающий
звук, который Титус, задержавший дыхание в попытке его распознать, поначалу
принял за стук капель по окну. Но окна он не увидел. Может, насекомое,
пробегающее по полу? Озираясь вокруг в поисках источника звука, он остановил
взгляд на одной из машин. Подошел к ней поближе, осветив фонариком.
Приблизившись к ней вплотную, он выключил свет. Потому что слабое свечение исходило
из маленькой узкой щели в самой машине — бледное сияние откуда-то из глубины.
Он осторожно прижался глазом к отверстию.
Какая-то вакуумная трубка, издающая мягкое зеленоватое свечение. А еще
крошечный поршень, поднимающийся и опускающийся, издавая тот самый тикающий,
напоминающий сверчка звук, что он слышал ранее. Вот и все. Это было, словно
найти последний уголек, догорающий на пожарище... Последние, предсмертные удары
сердца динозавра.
Выпрямившись, он обратил свое внимание еще кое на что. Луч его вновь
включенного фонарика отразился от задней стены. Пробираясь к ней мимо громад
оборудования, он установил, что она сделана из стекла, окрашенного в темно-
желтый цвет. Словно стена из янтаря.
Оно казалось очень толстым, и было покрыто слоем пыли. Он протер его
рукавом своего пальто, затем прижал к его поверхности фонарик и очки, жалея, что
не захватил другие записывающие очки, позволявшие видеть в темноте. Была ли с
противоположной стороны мутной стеклянной стены другая комната?
Внезапно он выключил свой фонарик и дернулся от стены прочь. Как только у
задней стены небольшой комнатки его луч осветил изножье узкой койки, которая
вполне могла бы предназначаться для узника, в камере начал разгораться
тусклый свет. Он продолжал разгораться, через стекло отбрасывая желтый свет на
Титуса и окружающее оборудование. Он сделал еще несколько шагов назад.
И теперь фигура, которая, должно быть, все это время пребывала в камере,
шагнула от кровати к стеклу. Рассеянный свет очерчивал на стекле ее силуэт.
Ясно было лишь то, что это была обнаженная женщина, — было слишком темно,
чтобы разглядеть ее лицо, но контуры ее тела были привлекательны. Фигура
прижала к стеклу ладони своих вытянутых рук. Титус снова попятился. Похоже,
теперь она собиралась прижаться к стеклу лицом... Чтобы взглянуть на него...
Необъяснимо для самого себя он развернулся и ринулся прочь. Его пальто
зацепилось за одну из машин, и он порвал ткань, вырываясь из ее зубов.
Его шаги проклацали по одному мостику. По другому. На лестницах было
слишком темно, и он чуть не оступился на одной из них и не разбился насмерть...
Вырвавшись, наконец, наружу, он обратил лицо к ливню, который будто бы
опадал с поблескивающей кирпичной шкуры возвышающегося над ним здания.
В своей гостиной Титус обнаружил женщину, с комфортом устроившуюся на софе.
На ней была уютная кофта на пару размеров больше, безупречные бедра облегали
черные лосины, а ноги согревали носки. На полу в пределах ее досягаемости
стояла кружка с кофе. Голова повернута к экрану ВТ. Она, похоже, не слышала,
как он вошел, или же была слишком увлечена просматриваемой программой, чтобы
отметить его присутствие. Хотя нет — ВТ был выключен. Экран, на который она
так пристально смотрела, был пуст. Уходя, Титус забыл выключить не ВТ, а свой
голографический проектор. Он коснулся панели управления, и привлекательная
чернокожая женщина исчезла... Точно так же, как почти уже два года тому назад.
Даже от ее кружки с кофе не осталось и следа.
Он заглянул в одну из двух спален, но нет — она была пуста. Призрака его
сына там не было. Сейчас мальчик был на Земле. Титус оставил на стенах его
постеры, а в углу все еще стояла маленькая кровать.
Перебросив свое разодранное и промокшее пальто через спинку стула, он сел
за свой рабочий стол и вставил крошечную таблетку из записывающих очков в
компьютерную систему. Его хранитель экрана демонстрировал старомодное ядро
для сноса зданий, врезающееся в антропоморфный собор с мультяшной мордочкой,
который вздрагивал, повизгивал и уменьшался с каждым дурашливо звучащим
ударом. Затем начала проигрываться его запись, и он перемотал ее почти до конца.
Он останавливал запись несколько раз, просматривая ту ее часть, когда
вглядывался в мягкое свечение из нутра машины. Может, дело было в плохом
освещении, на которое он пытался делать поправку, работая с картинкой, но
миниатюрный поршень не был отчетливо виден. Он выглядел как темная клякса или мутное
пятно, словно двигался слишком быстро, чтобы за ним мог уследить человеческий
глаз, хотя, насколько он помнил, все было не так.
Наконец он дошел до той части записи, где приблизился к стеклянной стене и
заглянул за нее.
Он хотел приглядеться к темному лицу плененного призрака. Увеличить его.
Осветлить картинку. Он заранее ужасался тому, что могло ему открыться, — тем
глазам, что тогда смотрели на него.
Но он так ничего и не увидел. Те моменты, в которые он смотрел сквозь
стекло, запись выдавала в ином свете. Стена так же светилась, однако это
выглядело так, будто свечение исходило от самого материала. И казалось, что никакой
комнаты там нет. Все, что он увидел, — это выделяющуюся на желтом сеть темных
вен, которую можно было принять за трещины на поверхности. Но, увеличив изо-
бражение, он заметил, что самые толстые ответвления ее слегка пульсируют.
Ему на ум пришел богомол, притворяющийся цветком. Но этот образ, пожалуй,
был слишком грубым. Тогда, может, мотылек, чьи крылья имитируют цвет и
текстуру коры.
А еще он подумал о мертвых. И о том, что после них остается.
На следующее утро он не спешил со сборами на работу. Ему даже звонил его
шеф, но отнесся к этому весьма по-дружески. Увидев, что Титус все еще в
пижаме и халате, он посоветовал ему взять выходной, если он плохо себя чувствует.
— О, а что там с тем местом, к которому ты собирался приглядеться? —
спросил его начальник перед тем, как отключиться. — Ты вообще вчера туда
добрался?
— Это пустышка, — сказал тихо Титус, глядя на экран и гадая о том, что он
пытался защитить или уберечь. — Там нет никакого здания.
Жертва
1: Скованные одной цепью
На этот уикэнд снова устроили снегопад. И так будет каждую неделю вплоть до
самого Рождества. В рабочие дни недели с неба не упадет ни снежинки. Зачем
препятствовать дорожному движению? Да и сегодня снега было не так много,
чтобы он мог хоть как-то затруднить шоппинг. Наоборот, его было ровно столько,
чтобы пробудить в покупателях праздничный дух, а с ним и стремление к трате
своих денег.
Магниевый Джонс сидел, прислонившись к стене, у самой вершины Бака, машины,
которая кому-то могла напомнить нефтяной танкер старых времен, поставленный
на нос. Скорчившись среди труб и выпускных каналов, он напоминал детеныша
горгульи. Отовсюду ввысь поднимался пар — жаркие выхлопы изнутри могли заживо
сварить любого из Рожденных, как лобстера. Джонс был обнажен и прижимался
плечом к решетке, закрывавшей жужжащий вентилятор. Когда ему удавалось
раздобыть растворимый кофе или суп быстрого приготовления, он кипятил воду, ставя
котелок на козырек над вентилятором. Одежды он не носил, чтобы ее не спалить.
Не все из Выращенных были невосприимчивы к жару — некоторые могли
переносить жуткий холод. На шестой террасе заводского двора, выходившей на Бак,
коротали свой перерыв несколько Выращенных. Некоторые из них были обнажены и с
радостью обращали лица навстречу сыплющемуся снегу. Многих встревожило, что
руководство Завода позволило Выращенным брать перерывы. Ведь таким образом
предполагалось, что с ними следует считаться, даже заботиться о них.
Прищурившись, Джонс всматривался в снежную пелену. Он узнал кое-кого из
рабочих. Хотя все они были лысыми и все были клонами какой-то жалкой полудюжины
Рожденных, голову каждого украшала индивидуальная татуировка, что позволяло
отличать их друг от друга. Обычно в рисунки были вплетены буквы и цифры —
личные коды. У некоторых на лбу были выколоты их имена. Кроме того,
татуировки были раскрашены в соответствии со специализацией — фиолетовая Доставка,
серый Бак, голубая Криогеника, красные Печи и так далее. Татуировка
Магниевого Джонса была красной. В татуировках был и какой-то художественный элемент.
Они могли изображать символы, знаковые для Панктауна или же для Земли, с
которой вела свой род большая часть его колонистов. Это могли быть животные,
знаменитости, звезды спорта. Татуировка Магниевого Джонса представляла собой
кольцо пламени, охватывающее его голову подобно короне. Сквозь огонь
проглядывали несколько черных букв и штрихкод, напоминая обугленный скелет
сожженного дома.
Именовали Выращенных с той же выдумкой и юмором. Из стоящих на террасе он
узнал Шерлока Джонса, Имитацию Джонса и Баскетбольного Джонса. Ему
показалось, что он углядел Подсознательного Джонса, возвращающегося внутрь.
Восковые Губы Джонс сидел на ограждении и болтал ногами над улицей далеко внизу.
Джонс Джонс потягивал кофе. Черника Джонс вел приглушенную беседу с Цифровым
Джонсом. Копирайт Джонс и Джонс Из Военной Разведки только что вышли из
здания, чтобы присоединиться к остальным.
Наблюдая за ними, Магниевый Джонс скучал по тем временам, когда сам
беседовал с некоторыми из них, скучал по единственному перерыву, которого
приходилось ждать первые десять часов рабочего дня. Но скучал ли он по самим
созданиям? Он чувствовал родство с прочими Выращенными, сопереживал их жизням, их
ситуациям... Но это могло быть следствием того, что он видел в них себя, а
потому и переживал он свою жизнь, свою ситуацию. Временами родство ощущалось
как братство. А вот привязанность? Дружба? Любовь? Он не был уверен, что его
чувства можно было определить такими словами. Может, и Рожденные чувствовали
не сильнее, чем он, и попросту приукрашали и романтизировали свои собственные
бледные чувства?
Но Джонс вовсе не был таким, как роботы, андроиды... Его ничуть не заботил
вопрос о том, мог ли он считать себя живым, мог ли испытывать подлинные
эмоции. Он чувствовал себя очень даже живым. И он испытывал очень даже сильные
эмоции. Гнев. Ненависть. В отличие от любви эти чувства он и не думал ставить
под сомнение.
Трясясь от холода, он отвернулся от снежной панорамы Завода и города за
ним, чтобы с радостью вернуться в свое гнездо, наполненное гудящей жарой. Из
украденного и затащенного им сюда жаростойкого ящика он достал кое-какую
одежду. Кое-что из нее было огнеупорным, кое-что — нет. В подкладке у длинного
черного пальто был зашит обогревающий контур. Джонс поднял воротник, чтобы
защитить шею от снега. Вслед за пальто — поношенные перчатки. За ними —
черная лыжная шапочка, натянутая на лысую голову, как для того, чтобы скрыть
татуировку, так и для защиты голого скальпа от снега. Он уставился на свое
запястье, желая, чтобы на нем появились цифры. Они показывали время. Эта
способность была у всех Выращенных, принадлежавших Заводу, — она способствовала
эффективному распределению их рабочего времени. У него была назначена
встреча , но опоздание ему не грозило.
Как бы сильно он ни презирал свою былую жизнь на Заводе, некоторые привычки
въелись в него слишком глубоко, чтобы с ними расстаться. Магниевый Джонс
всегда был пунктуален.
Выйдя на улицу, Джонс нацепил темные очки. В окрестностях Завода в нем
легко могли опознать Выращенного. Все шесть человек, ставших источниками
генетического материала, были мужчинами-Рожденными, преступниками, приговоренными к
смерти (им заплатили за право клонировать их для промышленного труда). По
существующим законам клонировать живых человеческих существ было запрещено.
Клоны живых существ могли бы приравнять себя к своим оригиналам. А потому
клоны живых существ могли решить, что обладают определенными правами.
Состоятельные люди хранили собственных клонов на случай внезапной смерти,
клонировали свои семьи и своих друзей. Разумеется, нелегально. И об этом
знали все. Джонс полагал, что и сам президент Завода может быть клоном. Но,
несмотря на это, Выращенные продолжали быть Выращенными. Продолжали быть
отдельным видом.
Из укрытия затемненных линз Джонс изучал лица людей, мимо которых проходил.
Рожденные, предрождественский шоппинг. Но лица их говорили о полной
замкнутости на себе. Чем теснее группировались Рожденные, тем отчужденнее становились
друг для друга, испытывая отчаянную животную потребность в собственной
территории. Даже если эта территория ограничивалась нахмуренными бровями и мрач-
ным, упертым в землю взглядом.
Отдаленные ритмичные выкрики заставили его обернуться, хотя он уже знал их
источник. У самого ограждения Завода всегда стояла лагерем какая-то группа
бастующих. Палатки, дым от костров в бочках, транспаранты, трепещущие на
снежном ветру. Одна из групп участвовала в голодной забастовке. Люди были
истощены, словно узники концлагеря. Пару недель назад одна женщина совершила
самосожжение. Тогда Джонс услышал крики и подобрался к краю своего высотного
убежища, чтобы посмотреть. Его восхищало спокойствие женщины, сидевшей со
скрещенными ногами в центре маленькой преисподней, — черного силуэта с уже
обуглившейся головой. Восхищало то, что она не бегала вокруг и не вопила от
боли, то, что она не запаниковала и не потеряла свою решимость. Он
восторгался ее силой, ее самоотверженностью. Она пожертвовала собой ради своих
товарищей по человеческой расе, и это был акт, который доказывал, что в конечном
итоге Рожденные испытывали большую сплоченность, нежели Выращенные. С другой
стороны, их общество поощряло подобные чувства, в то время как Выращенных
отучали от дружбы, товарищества, привязанностей.
Впрочем, женщина могла быть просто сумасшедшей.
Для того чтобы добраться до находившегося в подвале паба, Джонсу пришлось
преодолеть узкий туннель со стенами из сочащегося влагой кирпича и полом из
металлической решетки... Под ней слышалось журчание какой-то жидкости. По
правую руку отсутствовала целая секция стены — ее место занимала мелкая
проволочная сетка. За сеткой виднелась темная комната, из которой глазела на него,
как из клетки, целая куча мутантов или инопланетян, а может, и мутировавших
инопланетян. Их безмятежность напоминала безмятежность животных, ждущих,
когда их накормят или наоборот — подадут к столу (а так оно могло и быть) . Они
были такими высокими, что их головы скребли потолок. По худобе они не
уступали скелетам, а их испещренные трещинами лица выглядели так, словно их
разбили , а затем склеили вновь. Волосы их напоминали раздувающиеся на ветру нити
паутины, хотя Джонсу казалось, что здешний густой и влажный воздух свивается
вокруг его ног.
Биение музыки нарастало до тех пор, пока он не распахнул металлическую
дверь, и оно не взорвалось ему в лицо, словно мина на растяжке. Сгорбленные
спины у стойки бара, на бильярдном столе — тучная обнаженная женщина,
медленно вращающая бедрами в танце. Джонс кинул лишь взгляд на ее огромные груди,
кружащиеся в задымленном полумраке, словно планеты, — Выращенные Завода не
имели сексуальных желаний, среди них даже не было женщин.
За угловым столиком сидел молодой мужчина с огненно-рыжими волосами — такой
цвет от природы встречается нечасто. Он улыбнулся и слегка взмахнул рукой.
Джонс направился к нему, на ходу снимая очки. Он посмотрел на руки мужчины,
лежащие на столе, — может, он прятал пистолет под газетой?
Волосы человека были длинными и жирными, а борода — грязной и неаккуратной,
но у него были приятные черты лица и дружелюбный голос.
— Рад, что ты решился прийти. Я — Нэвин Парр. — Они пожали друг другу
руки. — Присаживайся. Выпьешь?
— Кофе.
Мужчина помахал официантке, и она принесла им два кофе. Рожденный тоже не
стал притуплять свои чувства алкоголем, отметил про себя Джонс.
— Так как ты познакомился с моим другом Мудрингом? — спросил Рожденный,
поднимая свою надтреснутую кружку, чтобы сделать осторожный глоток.
— На улице. Он дал мне денег на еду в обмен на небольшую услугу.
— И теперь ты иногда таскаешь для него наркоту. А иногда хранишь у себя
пару- другую паленых пушек.
Насупив брови, Джонс уставился на свои руки в перчатках, сплетенные, словно
спаривающиеся тарантулы.
— Я разочарован. Я полагал, что Мудринг будет более сдержан в своих словах.
— Пожалуйста, не злись на него. Я же тебе сказал — мы старые приятели.
Ладно, в общем... Мне называть тебя мистер Джонс? — Парр широко улыбнулся. —
Магниевый? Или просто Маг?
— Все эти имена одинаково бессмысленны.
— Ну, мне раньше как-то не приходилось общаться с Выращенными.
— Мы предпочитаем «тень».
— Замечательно. Мистер Тень. Так сколько тебе?
— Пять.
— Для пятилетнего ты очень даже смышленый.
— Дело в длинноцепочечных молекулах закодированной памяти, вживленных в
мозг. Я знал свою работу еще до того, как выбрался из бака.
— Разумеется. Значит, пять? Это, кажется, тот самый возраст, в котором вас
замещают, верно? Говорят, в этом возрасте вы начинаете наглеть... Выходить из-
под контроля. Ты ведь поэтому и сбежал с Завода, так ведь? Ты знал, что твое
время на исходе.
— Да. Я знал, что меня ждет. За два дня из моей бригады убрали девять
Выращенных. Все они были моими ровесниками. Надзиратель сказал мне, чтобы я не
беспокоился, но я знал...
— Выбрасывают подпорченное мясо. Заменяют его свежим. Их ведь убивают,
верно? Старых Выращенных. Их сжигают.
— Да.
— Я слышал, при побеге ты убил двоих. Двоих настоящих людей.
— Мудринг очень разговорчив.
— Дело не только в нем. Ты убил двух человек. Я слышал, тебя ищут. Называют
тебя «горячей головой» из-за твоей тату. Можно на нее поглядеть?
— Не слишком-то разумно делать это на людях, верно?
— Ты тут не единственный беглый клон, но ты прав — наше дело требует
осмотрительности. Просто я люблю татуировки — у меня и у самого есть. Видишь? — Он
закатал рукав, обнажив темную массу, которую Джонс удостоил лишь беглым
взглядом. — Я слышал, что они как следует отрываются на ваших тату. Должно
быть, кому-то это в кайф.
— Татуировками занимаются роботы. Они просто получают доступ к файлам со
стандартными рисунками. В большинстве случаев они не имеют никакого отношения
к нашим функциям или избранным для нас именам. Они служат исключительно для
нашей идентификации и, возможно, для развлечения наших коллег-людей. Полагаю,
это радует их глаз.
— Им не удается тебя изловить, но ты все еще живешь в этом районе,
поблизости от Завода. Ты, должно быть, умеешь быть незаметным. Это полезное
качество. Так где ты ночуешь?
— Это тебя не касается. Когда я тебе понадоблюсь, оставь сообщение Мудрин-
гу. При нашей встрече он мне его передаст. Мудрингу тоже ни к чему знать, где
я живу.
— Мудринг — он твой друг, или это просто бизнес?
— У меня нет друзей.
— Паршиво. Думаю, ты и я могли бы стать друзьями.
— Ты же не имеешь понятия о том, что это для меня значит. Так почему ты
выбрал меня? Из-за того, что я Выращенный? А если и так, то по какой причине?
— Повторюсь... Из-за того что ты убил двоих людей при побеге с Завода. Я
знаю, что ты сможешь убить еще раз, если дать тебе верный стимул.
— Рад, что мы до этого добрались. И каков мой стимул?
— Пятьсот мьюнитов.
— За убийство? Что-то дешево.
— Только не для Выращенного, за свою жизнь не заработавшего ни монеты. Не
для Выращенного, живущего на улице.
— Так кого мне нужно убить?
— А это еще один твой стимул, — сказал Нэвин Парр, снова улыбнувшись. Джонс
подумал, что он делал это слишком часто. Сам он редко улыбался. Джонс слышал,
что привычка улыбаться — одна из черт, доставшихся Рожденным по наследству от
своих животных предков, — изначально улыбка служила угрожающим оскалом. Эта
идея его забавляла, заставляла его чувствовать себя следующим звеном
эволюции , ведь он нечасто искажал свое лицо на звериный манер. После напряженной
паузы, заполненной его улыбкой, Парр продолжил: — Человек, о котором идет
речь, — Эфраим Майда.
Джонс воздел свои безволосые брови, хмыкнул и помешал кофе.
— Он профсоюзный лидер. Хорошо охраняемый. К тому же он станет мучеником.
— Не заботься о последствиях. Он — проблема для людей, на которых я
работаю, и она серьезнее, чем проблема, которой станет его смерть.
Внезапно на Джонса снизошло прозрение, и он поднял глаза. Он с трудом
удержался от того, чтобы потянуться в карман за пистолетом, купленным у Мудринга.
— Ты работаешь на Завод! — прошипел он.
Парр ухмыльнулся:
— Я работаю на себя. А кто меня нанял — неважно.
Джонс взял себя в руки, но сердце его все еще пыталось выскочить из груди.
— Профсоюз дружен с синдикатом.
— Люди, на которых я работаю, справятся с синдикатом. Маг, эти забастовщики
ненавидят вас... Теней. За оградой Завода они линчевали с дюжину ваших. Если бы
они добились своего, все Выращенные до единого завтра же отправились бы в
печь. Я слышал, тебе и самому досталось от группы, пробравшейся на Завод. —
Парр примолк. Лицо его светилось осведомленностью. Его ложечка позванивала в
кружке, создавая водоворот. — Они вломились внутрь. Принялись крушить
оборудование . Убили несколько ваших. От нашего общего друга я слышал, что они
нашли тебя у душа голого и порезали... Жутко.
— Это не отразилось на моей работе, — пробормотал Джонс, не глядя человеку
в глаза. — Не помню, чтобы я когда-нибудь использовал эту штуку, кроме как
для того, чтобы мочиться... Так что теперь я писаю, как женщина-Рож денная.
— Значит, это совсем тебя не беспокоит? Не беспокоит, что Майда подбивает
своих подонков на акции вроде этой?
Они были обозлены. Джонс мог это понять. Если и было что-нибудь, что
заставляло его чувствовать родство с Рожденными, так это гнев. И в то же время
груз их негодования... их отвращения... их открытой и яростной ненависти... был
тяжкой ношей. Они причинили ему боль. Он никогда не причинял Рожденному
преднамеренного вреда. Заменить Выращенными половину работников было инициативой
Завода (большее число замещенных стало бы нарушением трудового
законодательства, хотя консервативный кандидат на пост премьер-министра боролся за то,
чтобы компаниям не приходилось гарантировать хоть какое-то количество не-
клонов, — свободу предпринимательства нельзя попирать, вещал он). Так почему
бы забастовщикам не убить президента Завода? Почему бы им не вздернуть его
вместе со свитой в тени Бака? Неужели они не понимали, что хотя Джонс и
занимал место какого-то работяги, чьей семье теперь приходилось голодать, он был
такой же жертвой, как и они?
Этот человек работал на его врагов. Конечно, он и сам недавно на них
работал . И все же, мог ли он доверять этому человеку как своему сообщнику? Нет.
Но он мог иметь дело с людьми, которым не доверял. Он и к Мудрингу не стал бы
поворачиваться спиной, но ему нужно было как-то зарабатывать на пропитание.
Пять сотен мьюнитов. До побега с Завода он не заработал и монеты, а после —
не заработал и монеты законным путем.
Он мог уехать. Туда, где тепло. Свести свою татуировку. Может, даже
восстановить свой бесполезный признак «мужественности».
Парр продолжил:
— И третий стимул. Ты вовсе не глуп, поэтому я признаюсь. Люди, которые
меня наняли... Ты тоже на них работал. Если ты откажешься — что ж... Как я и
говорил, они с радостью наложат на тебя руки после того, что ты сделал с теми
людьми.
Медленно и неторопливо Джонс поднял глаза, уставившись на собеседника из-
под выступающих надбровных дуг. Он улыбнулся. И эта улыбка была оскалом.
— Пока все шло хорошо, Нэвин. Не порть нашу беседу лишними стимулами. Я
помогу тебе убить этого человека.
— Прости. — Снова улыбка. — Просто они хотят, чтобы это произошло как можно
скорее, а я не хочу начинать поиски партнера с нуля.
— Так зачем тебе нужен партнер?
— Сейчас расскажу...
2: Потерянные души
Со своего насеста на вершине Бака Джонс наблюдал за тем, как на Панктаун
опускается ночь. Снегопад прекратился, только отдельные хлопья изредка
пролетали мимо. Город за Заводом сиял цветными огнями, да и сам Завод мигал то с
одной, то с другой стороны. Правда, в этом мигании не было никакой
праздности. Изредка яркой фиолетовой вспышкой озарялся прозрачный купол секции
доставки — значит, еще одна партия продукции телепортировалась в другую точку
Оазиса, а может, и на другую планету. Возможно, этой бригаде предстояло
вкалывать на руднике одного из астероидов. Или сооружать орбитальную космическую
станцию. Или строить новую колонию, новый Панктаун, на одном из только что
открытых, еще не изнасилованных миров.
Он наблюдал за тем, как из погрузочных доков выкатывается грузовик с
кузовом, закрытым брезентом, и направляется к восточным воротам. Он напоминал
одну из тех военных машин, в которых транспортируют пехоту. Это была доставка
более локального характера. Джонс вообразил себе содержимое грузовика:
произведенные товары, сидящие по обе стороны и глядящие друг на друга пустыми
взглядами. Еще не татуированные, не поименованные Выращенные. Возможно,
компания , которой они предназначались, не практиковала использование татуировок
и декоративных имен — издевательских имен, по мнению Джонса, — для
идентификации работников-клонов. Джонсу было любопытно, что творилось в их головах во
время поездки. И творилось ли хоть что-нибудь? Они еще не были
запрограммированы в соответствии со своим родом занятий. Когда-то его работа заключалась в
том, чтобы выпекать таких вот големов, и, в отличие от них, он родился уже
готовым к выполнению своих обязанностей. Они же были невинны в своей
безмозглости, и безмозглость была их преимуществом, думал Джонс, наблюдая за тем,
как грузовик растворяется в ночи. Он и сам все еще был дитя, но его
невинность была загублена: месяцы, прошедшие со времени побега, вместили в себя
компактную жизнь. Может, в первые дни после рождения ему действительно жилось
лучше? Еще до того, как он познал недовольство... До того, как познал гнев...
Обретенная гордость мешала ему признаться самому себе, что временами он
чувствовал себя мальчиком, желавшим снова стать деревянной марионеткой.
Он прислушался к тому, как Бак булькает своими амниотическими1 растворами,
вообразил себе картину множества безмозглых зародышей, спящих без всяких снов
1 Амнио н (греч. Amnion) , Амниотический мешок, Амниотический пузырь или Водная
оболочка — одна из зародышевых оболочек у эмбрионов пресмыкающихся, птиц,
млекопитающих.
в башне-утробе, ставшей и его убежищем. Да, близилось Рождество. Джонс
подумал о происхождении этого праздника, о непорочном зачатии женщины-Рожденной
по имени Мария, и на лице его проступила злая ухмылка.
Он поднял запястье и смотрел на него до тех пор, пока на нем не
материализовались , подобно еще одной тату, светящиеся цифры. Пора идти — он терпеть не
мох1 опаздывать.
Чтобы Парр не догадался, насколько близко Джонс живет к Заводу, он сказал
Нэвину, чтобы тот подобрал его у площади Пьютер. Чтобы туда добраться, Джонсу
надо было пересечь эстакаду на Обсидиан-стрит. Это был слегка выгнутый мост,
спроектированный рамонами и построенный из невероятно крепкого рамонского
дерева, когда-то выкрашенного в глянцево-черный цвет. Сейчас лак был весь в
пятнах и потрескался, покрылся пылью и граффити. Разнообразные средства
передвижения проносились в обоих направлениях, заполняя крытый мост ревущим
шумом. Пешеходная дорожка была отделена от движения хрупким ограждением,
отсутствующие секции которого были заплатаны проволочной решеткой. В полостях
деревянного скелета моста гнездились бездомные. Большинство обитало в искусно
возведенных паразитных структурах, сооруженных из картона, досок, листов
металла, пластика или керамики. Пешеходная дорожка оказалась зажата между
ограждением с одной стороны и этим крошечным городком — с другой. Некоторые из
его обитателей продавали прохожим кофе или газеты, а некоторые заманивали их
за свои мятые пластиковые занавески или отсыревшие картонные ширмы, чтобы
предложить наркотики или секс.
Джонс знал одно из этих скрывающихся в тени существ — при его приближении
оно выглянуло из своего убежища, словно ждало его. Его маленький домик был
одним из самых искусных. На редкий случай массового выселения он придал
своему жилищу подобие части конструкции моста, соорудив его из дерева и выкрасив
в глянцево-черный цвет. У этой лачуги даже были фальшивые окна, в
действительности являвшиеся пыльными зеркалами. Подойдя ближе, Джонс увидел в них
многократное отражение собственного мрачного лица и черной лыжной шапочки,
скрывающей татуировку.
Крошечная фигурка двигала своими паукообразными конечностями словно в
замедленной съемке, но голова ее беспрерывно дергалась и периодически моталась
из стороны в сторону с такой дикой скоростью, что черты лица расплывались.
Когда движение приостанавливалось, становилось ясно, что они представляют
собой маленькие черные дырочки в огромной безволосой голове (в два раза крупнее
головы Джонса), почти идеально круглой и имевшей текстуру пемзы. Никто, кроме
Джонса, не знал, что это был не обычный мутант, а Выращенный, которого
забраковали на Заводе. Живое недоразумение, каким-то образом избежавшее сожжения и
нашедшее свою свободу. Кто бы мог подумать, что они были клонами одного и
того же Рожденного? Однажды дефективный остановил Джонса и завязал с ним
беседу . Джонса выдали его безволосые брови. Теперь, выходя на улицу без темных
очков, он натягивал свою шапочку до самых глаз.
— Куда это мы направляемся в такой час? — протрещало несчастное создание,
называвшее себя Эдгаром Аланом Джонсом. Магниевый Джонс не понимал, как тени
могло прийти в голову добровольно поименовать себя таким дурацким именем.
Хотя порой он удивлялся, почему до сих пор не придумал новое имя для себя
самого.
— Покой нам только снится, — пробурчал он, остановившись напротив
лакированного кукольного домика. Оттуда доносился свист закипающего чайника и
звучала приглушенная музыка, создававшая впечатление, будто кто-то с
нечеловеческой скоростью играл на детском игрушечном пианино.
— До Рождества осталось всего три дня, — сказал бракованный клон,
разверзнув щель беззубой улыбки. — Ты придешь меня повидать? Можем послушать вместе
радио. Перекинуться в картишки. Я тебе чай приготовлю.
Джонс заглянул в миниатюрный домик. Могли ли они оба там поместиться? Идея
навевала клаустрофобию. Кроме того, это было на его вкус слишком интимно. И
все же он чувствовал себя польщенным и не мох1 заставить себя отказать ему
напрямую . Вместо этого он сказал:
— в этот день я могу и не оказаться поблизости... А если окажусь... Посмотрим.
— Ты никогда не был внутри... Почему бы тебе не зайти сейчас? Я могу...
— Сейчас не могу, прости — у меня... кое-какие дела.
Шар головы задергался, неожиданно замер, улыбка передернулась в гримасу.
— Этот твой дружок Мудринг доведет тебя до могилы.
— Он мне не друг, — сказал Джонс и пошел прочь.
— Не забудь о Рождестве! — прокаркало существо.
Джонс кивнул через плечо, но не замедлил шаг. Он чувствовал себя странным
образом виноватым из-за того, что не зашел внутрь на чашку чая. В конце
концов, до встречи была еще куча времени.
— Когда-нибудь доводилось бывать в машине? — спросил с улыбкой Парр,
выруливая с обочины в мерцающий темный поток ночного движения.
— В такси, — пробурчал Джонс, одеревенев, как манекен.
— Майда живет в Висячих Садах — это в нескольких кварталах от Бомонд-стрит.
В отличие от своих людей ему не приходится голодать: с забастовок он
возвращается в свою чудесную квартирку. Это все деньги синдиката.
— Ммм.
— Эй, — Парр оглянулся на него, — не нервничай. Просто думай о своих
репликах. Ты станешь звездой ВТ, дружище... Знаменитостью.
3: Резной воин
Парр высадил Джонса, и его машина исчезла за углом. Как ему и было сказано,
Джонс направился к противоположной стороне заваленного сугробами двора. Под
ботинками скрипело так, словно он топтал пенопласт. Он проскользнул между
двумя многоквартирными блоками и воспользовался пожарной лестницей следующего
здания. Дверь для него уже была открыта. Парр поманил его внутрь и позволил
двери захлопнуться за ним. Джонс услышал, как она защелкивается на замок. Он
не стал спрашивать Парра о том, как тот прошел через вестибюль.
Вместе они направились в сумрак лежащего перед ними коридора. Их шаги
смягчал ковер с узором из оранжевых и фиолетовых ромбиков. Окружавшие их стены и
двери были девственно белыми. Это место напомнило Джонсу те зоны Завода, что
были почище, — например, пару раз виденные административные уровни. Он
прислушивался к скрипу, издаваемому кожаной курткой его партнера. Оба они были в
перчатках, а на Джонсе все еще была его лыжная шапочка. К тому же вокруг его
шеи был обернут шарф, защищавший от адского холода, к которому он никак не
мог привыкнуть.
Лифт поднял их на шестой этаж. После этого они бок о бок направились к
двери в самом конце коридора. Парр без долгих раздумий постучал, а затем
взглянул на своего компаньона.
Джонс наконец стянул свою шапочку и затолкал ее в карман. Его безволосая
макушка мягко отсвечивала в тусклом свете коридора. Огненный венец, наколотый
на его коже, пылал темным пламенем. Он спрятал обе руки за спину.
— Кто это? — раздалось через интерком. Над дверью располагалась
малюсенькая, не больше муравьиного усика, камера, которая в данный момент наверняка
была направлена на них.
— Полиция, сэр. — Голос Пара прозвучал на удивление серьезно. И его черная
униформа тоже вполне соответствовала избранной роли — кожаная куртка, жукопо-
добный шлем, оружие в кобуре. Он состриг свою шевелюру до ежика, а от
обильной лицевой растительности осталась лишь аккуратная бородка. Он держал Джонса
за локоть. — Можно вас на пару слов?
— В чем, собственно, дело?
— Ваш сосед по коридору сообщил нам о подозрительной личности, и мы
обнаружили этого Выращенного, шныряющего по округе. Он заявляет, что не беглец и
является собственностью Эфраима Майды.
— У мистера Майды во владении нет никаких Выращенных.
— Могу я побеседовать с самим мистером Майдой? — Парр раздраженно вздохнул.
Из интеркома раздался новый голос.
— Я знаю эту мразь! — прогремел он. — Он сбежал с Завода, убив при побеге
двоих!
— Что? Вы в этом уверены?
— Да! Он работал с Печами. Об этом рассказывали в новостях!
— Могу я поговорить с вами во плоти, мистер Майда?
— Я не хочу, чтобы этот обезумевший убийца переступал порог моего жилища!
— Сэр, он в наручниках. Послушайте, мне нужно составить протокол... То, что
вы его опознали, очень ценно для нас.
— Черт с вами. Но вам лучше не спускать с него глаз...
Джонс услышал, как клацнул замок. С другой стороны повернули дверную ручку,
и, как только дверь открылась, он первым прошел внутрь, запустив правую руку
в карман своего пальто. Внутри были двое, и лица их приобрели идентичные
выражения шока и ужаса, как только он выдернул из кобуры маленький серебристый
кирпичик пистолета и выбросил руку в их направлении. Один из мужчин был
крашеным блондином, у другого были темные волосы. Джонс выстрелил блондину в
лицо . Аккуратная третья ноздря появилась между двумя, данными ему от рожденья,
а вот светловолосый затылок разлетелся к чертям собачьим. Брюнет в недоумении
поглядел на забрызгавшую его кровь. Звук выстрела был тих, как кашель
ребенка . Блондин почти с изяществом осел на пол. Джонс, а затем и Парр ступили на
ворсистый белый ковер, и Парр запер за ними дверь.
— Кто вы такие? — завопил Майда, пятясь к стене с поднятыми руками.
— В гостиную, — прорычал Джонс, помахивая пушкой. Майда кинул взгляд за его
плечо и бочком двинулся вдоль стены, пока не дошел до порога и не попятился в
просторы шикарной гостиной, из окна которой открывался вид на заснеженный
двор Висячих Садов. Парр подошел к окну и затемнил его до полной черноты.
— Послушайте, я дам вам денег... — начал Майда.
— Ты ведь меня помнишь, верно? — прошипел Джонс, наводя ствол на
промежность тучного Рожденного. — Ты меня кастрировал, помнишь?
— Это не я! Это те свихнувшиеся забастовщики, пробравшиеся в тот раз на
Завод... Это не моих рук дело!
— А как ты об этом узнал? Они тебе рассказали. Чудесная вышла шутка,
правда?
— Чего ты хочешь? Бери все, что пожелаешь! — Взгляд лидера профсоюза
испуганно перескочил на Парра, вытаскивающего из кармана своей куртки что-то
странное. То, что выглядело как три оружейных ствола, оказалось в разложенном
виде штативом. Наверх Парр водрузил крошечную видкамеру. Загорелся зеленый
огонек, означавший, что съемка началась. Парр остался за камерой, и Майда
перевел глаза обратно на Джонса, ожидая его слов.
Джонс помедлил. То, что он должен был сказать, было отрепетировано не раз,
но строки путались у него в голове, слова были расколоты на кусочки тем тихим
выстрелом, который убил блондина. Он убил человека... Уже в третий раз. Это
получилось естественно, словно было одним из навыков, вживленных в мозг. Это
был основной звериный инстинкт — инстинкт выживания. Так почему же после он
ощущал такое... замешательство?
Его взгляд пробежался по комнате. В таких местах ему бывать не приходилось.
Столы, сработанные из какого-то блестящего зеленого камня. Белые диваны и
кресла, покрытые серебристой вышивкой. Бар, голотанк. На стенах со вкусом
развешаны картины. Несколько столиков, полок и пьедесталов занимали небольшие
рамонские скульптурки, вырезанные из переливчатого белого кристалла. Они
изображали животных, а одна из них представляла собой воина-рамона и была
выполнена с невероятной для этого материала детализацией. Было проработано все —
от его, напоминающей львиную, головы до копья, приготовленного к бою. Каждая
из фигурок, должно быть, стоила состояние. А у Завода стояли лагерем люди,
истощившие себя голодной забастовкой. Были и те, кто истощал себя не по своей
воле. Джонсу вспомнилась та женщина, сидящая в своем саване из пламени.
Его замешательство развеялось. Горящий взор снова обратился к перепуганному
Рожденному. Гнев в его голосе был неподделен, хотя слова принадлежали и не
ему.
— Мистер Майда, я здесь затем, чтобы зафиксировать начало восстания,
зафиксировать первый удар, нанесенный в грядущей войне. И эта война не закончится
до тех пор, пока мы, клоны, не получим все те права, которыми обладаете вы,
рожденные естественным способом.
Ранее он пришел к выводу, что это было умным ходом. Завод избавится от
торчащего в своей львиной лапе шипа, и в то же время ни полиция, ни синдикат и
не подумают возложить ответственность на него. Нет, Майда окажется убит
опасным беглым Выращенным — фанатиком, живущим иллюзией. И все же Джонс
задумывался над тем, не настроит ли это работающих на Заводе Рожденных, бастующих
безработных, да и большую часть общественности вообще, против Выращенных,
против их повсеместного использования? Не станет ли это угрозой самому
существованию Завода? Но, конечно, они понимали ситуацию лучше, чем он. В конце
концов, он был всего лишь Выращенным... Все его знания были либо привиты ему
еще до рождения, либо почерпнуты им из разговоров, которые вели между собой
рабочие-Рожденные, и из радиопередач, которые они слушали. Затем его обучала
улица. А эти люди сидели за длинными лакированными столами и принимали
масштабные решения. Это было неподвластно его уму. Все его мысли вертелись лишь
вокруг пятисот мьюнитов... И Парр заплатил ему половину, когда он сегодня
забрался к нему в машину.
— Эй, — пролепетал Майда, — о чем это ты... Я же... Пожалуйста! Послушай...
— Мы хотим жить так, как живешь ты, — продолжал Джонс, скатившись в
импровизацию, потому что остальные слова проскользнули сквозь пальцы его разума.
Он думал о своем адском гнездышке и о крошечной черной лачуге Эдгара. — Мы
хотим...
— Эй! Не двигаться! — услышал он крик Парра.
Джонс резко оглянулся. Что за чертовщина? Неужели из другой комнаты
появился еще один телохранитель? Они должны были проверить сперва все комнаты, они
должны были...
Парр наставил свой пистолет полицейского образца на Джонса, а вовсе не на
новое действующее лицо, и до того, как Джонс успел поднять свой ствол, Парр
сделал пять быстрых выстрелов. Дуло вспыхнуло тихой молнией, и эта молния
свалила Джонса на пол. Он почувствовал, как что-то обжигающее чиркнуло по его
шее, но обернутый вокруг нее шарф сделал ранение несмертельным. Бешеная
лошадь лягнула его в ключицу, а три оставшиеся пули кучно вошли в левую верхнюю
часть груди. Его развернуло, и он животом рухнул на белый ковер. В ужасающей
близости от себя он увидел капли собственной крови, напоминающие шарики росы.
Прекрасные алые капли, прицепившиеся к белым ворсинкам ковра, словно
крошечные рубины. В этом месте даже насилие было гламурным.
К нему подскочил Майда и пинком выбил из его руки маленький серебристый
пистолет. Внутренности Джонса сводило спазмами, но судороги не коснулись его
мышц. Он чуть приоткрыл веки и через перекрещенные ресницы увидел, что Парр
тоже направляется к нему. На какую-то секунду ему показалось, что это был
другой человек. Расстреляв его за пределами видимости камеры, Парр скинул
полицейскую униформу и переоделся в обычную одежду.
— Мне послышался здесь чужой голос, мистер Майда! — бурлил эмоциями Парр,
задыхаясь от волнения. — Я задремал в другой комнате... Это моя вина! Вы в
порядке?
— Слава богу, да. Он убил Бретта!
— Как он сюда пробрался?
— Не знаю... Бретт пошел открывать дверь, и следующее, что я помню...
Лишь теперь Джонс осознал, что Парр работал не на Завод. Бедный глупый
Выращенный! Он проклинал себя. Улица ничему его не научила. Он был ребенком.
Ему было всего пять лет...
Парр работал на Эфраима Майду — лидера профсоюза, друга синдиката. Того
самого Майду, чьи верные последователи убивали себя и других, борясь за свою
работу, за свои хлеб и крышу над головой. А он тем временем наживался на их
голоде, их злобе и страхе.
И запись. Запись, на которой клон-убийца напал на народного героя, но был
вовремя остановлен верным телохранителем (в то время как другой верный
телохранитель, несчастный Бретт, был принесен в жертву). И этот клон, по
собственному заявлению, был предвестником намного более серьезной угрозы. Запись,
которая объединит общественность против Выращенных, приведет к ликвидации
клонированных рабочих... Приведет к их массовому сожжению...
Он предвидел такое развитие ситуации. Но позволил деньгам ослепить себя. А
пули привели его в чувство.
— Вызывай полицию! — сказал Майда, работая на камеру. Его голос дрожал,
хотя все это время он знал, что ему ничто не угрожает.
Через ресницы Джонс увидел, как Парр нагибается, чтобы поднять его
серебристый пистолет.
Левая рука Джонса оказалась под ним. Он дотянулся до кармана и,
перекатившись на бок, рванул из него вторую пушку, глянцево-черную; пушку, о которой
Парр не знал. И как только он поднял свое испуганное лицо, Джонс принялся
разряжать в него обойму со всей возможной скоростью, на которую был способен
его палец. Парр комично сел на зад, и каждый следующий выстрел заставлял его
подпрыгивать, словно ребенка на коленке у отца. Когда Джонс наконец прекратил
стрельбу, Парр завалился вперед, на собственные колени. Его лицо было черным
от дырок и крови.
Джонс сел, и сверхновая агонии родилась у него в груди, а когда он увидел
Майду, рванувшего к двери, сверхновая раскаленного газа взорвалась у него
перед глазами. Он попал Рожденному в правую ягодицу, и тот рухнул лицом на пол,
вопя, словно истеричный ребенок, напуганный кошмаром.
Джонс с трудом встал на ноги, пошатнулся, но снова обрел равновесие. Майда
на пузе полз к двери. Джонс не спеша подошел к нему и навел свой маленький
черный пистолет. Майда перекатился на спину и завопил, но пули забили вопль
обратно в глотку. Джонс вышиб ему оба глаза, затем пули раскрошили его нос и
раздробили зубы. То, что осталось от его физиономии, напомнило Джонсу Эдгара
с его черными дырочками, заменяющими черты лица.
Пистолет щелкнул пустой обоймой. Он позволил ему выпасть из руки,
перешагнул через тело Майды, затем через тело Бретта и остановился перед дверью,
натягивая свою лыжную шапочку на пламенеющий череп. Впрочем, перед тем как
открыть дверь, он передумал и на секунду вернулся в роскошную и просторную
гостиную...
До рассвета оставался час, когда Магниевый Джонс добрался до хижины Эдгара
Алана Джонса. Увидев его, Эдгар радостно закаркал, пока не обратил внимания
на выражение лица своего собрата. Он взял Джонса под руку и помог ему,
ссутулившись , войти в свою крошечную, окрашенную в черный лачугу.
— Ты ранен! — прохныкал Эдгар, поддерживая Джонса, пока тот садился на
маленький шаткий стул у стола в центре комнаты. Кроме полок, другой мебели не
было. Не было и кровати. Радио играло музыку, напоминающую крики китов,
проигрываемые задом наперед, а на плитке, работающей от батареек, закипал
чайник.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал Джонс с присвистом — одно из его
легких безжизненно покоилось в колыбели из ребер. — Рождественский подарок...
— Мне нужно привести помощь. Я выйду... Остановлю машину на улице, —
продолжал Эдгар.
Джонс схватил его за руку до того, как Эдгар успел дойти до двери. Он
улыбнулся созданию.
— Можно мне чашечку чая? — сказал он.
Несколько секунд Эдгар неподвижно смотрел на него. По его дырчатому лицу
ничего нельзя было прочитать. Затем он развернулся, как в замедленной съемке,
и, подергивая головой, направился к плитке и чайнику.
Когда Эдгар повернулся к нему спиной, Джон запустил руку в свое длинное
черное пальто, отяжелевшее от крови, и из кармана в подкладке достал
статуэтку, вырезанную из переливчатого кристалла. Это был свирепый рамонский воин с
копьем на изготовку. Он тихо поставил его на стол, чтобы фигурка стала для
низкорослого клона сюрпризом, когда тот, наконец, обернется.
И пока Джонс ждал Эдгара с его чаем, он стянул свою шапочку и опустил
голову на руку, лежащую на столе. Закрыл глаза, чтобы отдохнуть.
Да, он просто немного передохнет... Пока его друг не обернется.
Хранилище
печалей
Макдиас считал, что жилище убийцы всегда говорит о нем больше, чем самый
удачный допрос. Некоторые квартиры оказывались тусклыми и вполне обычными:
все, чем они могли удивить, — это пара-другая трофейных трусиков. Их
владельцы чаще всего убивали вполне в духе своих жилищ — так же тупо и рационально.
Ну, например, единственным выстрелом в голову. Другие оказывались намного
более изобретательными, а порой и эксцентричными, как в своих эстетических
предпочтениях, так и в способах умерщвления своих жертв. МакДиас находил
таких людей более занимательными и в то же время более пугающими. По сравнению
с ними первый тип убийц напоминал акул, бездумно стремящихся к утолению
своего вечного голода. А вторые, напротив, были скорее художниками, хирургами и
мрачными комедиантами в одном лице, и как только МакДиас приступил к осмотру
места преступления, он тут же понял, что этот убийца был одним из
«художников» .
Стены гостиной были увешаны черепами людей, животных и инопланетян (порой
животных и инопланетян было сложно отличить друг от друга — в Панктауне
сосуществовало больше разумных видов, чем его житель мог встретить за всю жизнь).
Стены были целиком покрыты глянцево-черными листами пластика, облепившими
черепа так, что те напоминали окаменелости в обсидиане. Никерс — коп, бывший за
старшего до прибытия МакДиаса, — сказал ему: «Я и не думал, что все эти
черепа могут быть делом его рук... Решил, что большая часть была заказана через
медицинские каталоги черного рынка... Пока не зашел в спальню...».
Что ж, МакДиас счел это поводом для обследования спальни. В любом случае
больше не имело смысла глазеть на развешанные на музейный манер экспонаты: их
образы были раз и навсегда запечатлены у него в мозгу, чтобы он мог позже
воспроизвести их на досуге. Его память была фотографической — она была музеем
в себе... И в этом музее было столько черепов, сколько и не снилось этому
коллекционеру .
Ведя МакДиаса по коридору, Никерс поведал ему о том, что при аресте убийца
не оказывал сопротивления, и о том, что он был библиотекарем Пакстонской
консерватории тридцати трех лет от роду, а на груди у него была вытатуирована
богиня Кали. Желтые чернила, использованные для ее глаз, сияли так ярко, что
ему приходилось заклеивать их полосками черной изоленты, чтобы они не
просвечивали через одежду на работе. МакДиасу подумалось, что вульгарность
татуировки не сочеталась с суровой красотой гостиной, но вполне возможно, что
убийца сделал тату еще в молодости. И тут они зашли в спальню.
Обстановка и жертвы были здесь одним целым. МакДиасу пришла на ум темная
пещера со свисающими с потолка сталактитами. Он насчитал тринадцать
обнаженных мужских тел. Все они свисали с потолка спиной к нему. Сначала он подумал,
что они были подвешены самым обычным образом — ведь их головы терялись во
тьме. Но затем он увидел, что потолок представлял собой густую темную
жидкость , которая слегка плескалась и шла мелкой рябью. Возможно, это
объяснялось легким покачиванием свисающих тел... Впрочем, все могло быть наоборот.
Головы и шеи тел были вставлены в этот жидкий потолок, за счет чего они и
держались. Может, жидкость, а может, и что-то еще в этой комнате способствовало
сохранению тел — ни одно из них не казалось разлагающимся. МакДиас отметил
лишь, что нижние части тел, в которых скапливалась кровь, немного раздулись и
изменили цвет, но плоть и конечности остались эластичными. Впрочем, он так и
не дотронулся ни до одного из них.
МакДиас ходил между ними, изворачиваясь и пригибаясь, изо всех сил пытаясь
не задеть висячих покойников. Он осматривал их спереди, отмечая татуировки и
кольца, вошедшие в моду ритуальные шрамы и метки. Все это говорило о том, что
некоторые из жертв были студентами. Возможно, из консерватории. Его глаза
запечатлели все, и когда он закончил, то скомандовал Никерсу и его людям снять
одно из тел.
Не обошлось без сложностей. Когда тело наконец-то высвободилось из плена
жидкости, полицейские рухнули на пол, а труп распластался сверху. Он был
обезглавлен, и на какую-то иррациональную секунду МакДиасу показалось, что
они, должно быть, слишком сильно дергали тело, в результате чего голова
оторвалась и осталась в странном потолке. Но выяснилось, что безголовыми были
все тела — черная жидкость надежно удерживала их за шеи. Вскоре МакДиасу
предстояло узнать, что многие из черепов в гостиной действительно
принадлежали жертвам.
Несколько часов спустя, когда сняли последнего из юношей, МакДиас снова
стоял в гостиной. Он заметил на кофейном столике футляр от скрипки. Может,
убийца был разочаровавшимся музыкантом, игравшим перед черепами своей
публики? Возможно, он был обнажен, а по лицу его текли слезы. Слезы, вызванные
красотой собственной музыки. Слезы, вызванные неподвижными, но восхищенными
взглядами его костяных почитателей. Детектив резко подошел к окну и распахнул
тяжелые черные шторы. Дневной свет освежал, и он открыл окно, чтобы впустить
прохладный воздух и выпустить немного отравлявшего его яда. Город раскинулся
перед ним пластами бледнеющей серости. Он напомнил МакДиасу плотное скопление
сталагмитов, растущее навстречу сталактитам из спальни. Порченый коралловый
риф, кишащий жизнью — хаверкарами, снующими по нему, словно стайки рыб.
Словно рой мух, вьющийся вокруг огромного, скрытого туманом скелета Панктауна.
Он попытался стереть образ убийцы, играющего на скрипке, но так и не смог
от него отделаться: благодаря чипу, вживленному в мозг, он не только помнил
все когда-либо увиденное, но и все то, о чем думал и что воображал. Он мог
отложить образ, оставить его в хранилище. Теоретически он мог никогда его
больше не увидеть, если бы только не принялся намеренно копаться в его
поисках . Но на практике образы всплывали будто бы по собственной воле. Когда он
лежал в постели, они проецировались на его внутренние веки, а когда открывал
глаза, они проецировались на потолок спальни, погруженный во тьму. Он был
одержим духом противоречия. Образы, отвергаемые сознанием, подсознание
вытаскивало наружу. Это напоминало обкусывание ногтя до крови — такие действия не
совершают осознанно. Когда он был еще мальчишкой, он ковырял корочки своих
ссадин и съедал то, что удавалось содрать, а когда начинала сочиться кровь,
он терялся, но затем присасывался к ранке, словно затем, чтобы выпить себя до
дна. Вызов картинок был подобен желанию убить человека. Это был зов, который
подчинял себе. И надежды на неподчинение почти не было.
«Колумбариум» — так назывался дом престарелых, который еженедельно посещал
МакДиас, навещая свою мать. Кроме того, он звонил ей раз или два в неделю. По
праздникам он приводил с собой жену и двух младших детей. Однажды его
маленькая дочурка проснулась с криком и, заливаясь слезами, рассказала, что ей
приснилось , будто она оказалась внутри бабушкиной кроватки вместе с ней, а
бабушка умерла, и она не может оттуда выбраться. Она попросилась поспать с
родителями, и МакДиас обнимал ее, уставившись в потолок и наблюдая за сменой
пришедших незваными картинок. Его мать, моложе, улыбающаяся, такая красивая...
Ее густые рыжие волосы, с которыми он обожал играть, когда был маленьким,
завивая их пряди колечками вокруг своих пальцев...
Одна из медсестер за стойкой поинтересовалась, не желает ли он, чтобы она
его проводила. Он сказал ей, что все в порядке, но она предложила позвонить
миссис МакДиас, чтобы уведомить о том, что ее пришел навестить сын. Он
согласился, проворчал слова благодарности и направился по знакомым коридорам,
увешанным успокаивающими нервы картинами. Его туфли скрипели по слишком ярко
начищенному полу. Номер его матери был 3-33 — запомнить вовсе не сложно, но в
его памяти был весь путь. Его имплантант зафиксировал каждое пятнышко на
полу . Каждый из взаимозаменяемых псевдоимпрессионистских пейзажей, развешанных
на стенах. Царапины и облупившуюся краску на каждом из выдвижных ящиков,
встроенных в стены рядами по три. Он подошел к ящику, помеченному 3-33, и в
нерешительности уставился на него. Он находился в верхнем ряду. МакДиас не
стал тратить время, выбирая один из складных стульев, хранящихся в нишах
между группами ящиков, потому что редко мог заставить себя побыть с ней
подольше. И ему не нужно было беспокоиться о том, что он загородит кому-нибудь
дорогу к искомому ящику, поскольку, кроме него, в коридоре не было ни души.
Наконец он нажал на кнопку рядом с ящиком и сказал: «Привет, мама, это я».
Потом он поднял задвижку, плавно выдвинул ящик из его ниши в стене и опустил
его до уровня своей талии.
Он улыбнулся ей, а она через свой пузырь слабо улыбнулась ему. Ее
гарнитура, через которую она говорила с ним, когда он звонил, и через которую она и
прочие обитатели этого учреждения целыми днями смотрели фильмы, в основном
мыльные оперы, и ток-шоу, съехала с ее глаз, чтобы она смогла посмотреть на
сына. Для этого ей пришлось прищуриться. Она была скелетом, который вряд ли
смог бы сделать пару шагов, если бы его освободили из плена стеклянного
саркофага. Лицо ее было черепом, туго обернутым в кожу. Ему подумалось о черепах
в квартире, которую он совсем недавно покинул. Ее седые волосы представляли
собой несколько жалких клочков, напоминавших дымные струйки ее духа,
пытавшегося выбраться из бренного тела, но плененного окружающим ее пузырем.
— что ТЬ1 смотрела? — спросил он, зная о ее любви к кино: эту страсть он
всегда разделял.
— Передачу для садоводов, — сказала она ему. Динамик придавал ее голосу
скрипучесть.
— Разве ты больше не захаживаешь в Сеть, мам? Это было бы для тебя полезно.
Пообщалась бы с людьми...
— Наврала бы какому-нибудь юноше, что я рыжая сексуальная штучка? —
пошутила она. — Я слишком устала, чтобы говорить. Я уж лучше посмотрю свои фильмы...
Посмотрю, как говорит кто-то другой. Я пробовала кое-какие из ВР-каналов, но
я слишком устала даже для того, чтобы быть призраком из машины. Я просто хочу
наблюдать, а не делать. Я так устала... Так устала...
МакДиас часто представлял себе, что чувствует его мать, когда он задвигал
ее обратно в стену, болезненно одинокую в своем цилиндре жизнеобеспечения, в
своем лоне. Затерянную в своих видеоснах. Без шансов на побег. Ему казалось,
что он понимал ее заточение. Но и она в какой-то мере обрекла его на
пожизненное заключение. Она и его отец пожелали, чтобы ему еще в детстве
имплантировали чип. Это увеличивало его шансы чего-то добиться в жизни, найти хорошую
работу. Давало ему больше возможностей в мире всеобщего непрерывного
соперничества, где подобные технологии были доступны всем и каждому... Если, конечно,
были деньги за них заплатить. У него не было выбора — это было решение его
родителей. Совсем как устаревший обряд обрезания. Но обездвиженная жизнь
матери вовсе не была его возмездием. Ее текущее состояние тяготило их обоих по
велению закона, которому он служил, — если бы он только мог, он бы прямо
сейчас распахнул ее пузырь и перерезал кабели системы жизнеобеспечения, чтобы
она, наконец, познала истинный покой.
— Как там девочки? — спросила она его. Это была ее любимая тема, и он
рассказал ей, как обстоят дела. Иногда он приносил ей видеочипы с записями их
игр или отпусков, проведенных всей семьей. К счастью, она не
поинтересовалась , как дела на работе. Его родители не слишком-то одобряли решение стать
полицейским, и сейчас ему не хотелось рассказывать ей о той боли, которую оно
ему принесло. Рассказывать ей о том, что он не знает, как долго сможет
продолжать этим заниматься... О том, что со временем все становится только хуже:
он видит все больше и больше ужаса, и теперь его разум, похоже, готов пасть
под гнетом ноши, гнетом всех тех образов, что не желали стираться, а лишь
менялись местами. О том, что изнутри его череп представлял собой одно сплошное
место преступления, растянутое до бесконечности во всех направлениях.
Он сидел за кухонным столом со стаканом апельсинового сока. Пару минут
назад его жена выглядывала из спальни, чтобы проверить, все ли с ним в
порядке , — он ласково отослал ее обратно в кровать. Этой ночью они занимались
любовью. Как он мог рассказать ей о том, что в последнее время во время их
секса все чаще вызывал в памяти другую ночь любви — ночь десятилетней давности,
когда она была стройнее, краше, в самом своем цвету? Это было словно изменять
ей с ее же ранней версией. А иногда он будоражил воспоминания о ночи,
проведенной с его подружкой времен колледжа. Или вспоминал — так, будто она
вставала прямо у него перед глазами, — безымянную девушку-подростка, стоявшую
перед ним в очереди на карусель, когда ему было тринадцать лет... И он пялился на
ее длинные, гладкие, как у пластиковой куклы, ноги и на тугие шорты,
обтягивающие ягодицы.
Это были сладкие воспоминания, и дело было не только в зове плоти — он
помнил, как солнце искрилось на ее длинных светлых волосах, так же хорошо, как
помнил золотые отсветы на ее ногах, — но все же они казались слишком
реальными, слишком близкими. Они конкурировали с реальностью, в которой он жил
сейчас, со временем, в котором он жил сейчас, и поэтому он чувствовал себя не в
своей тарелке. Затерянным в самом себе. Он должен был бы уже пообвыкнуться со
своими воспоминаниями: его чип был с ним более тридцати лет. Но когда он был
еще мальчиком, его разум был просторней. Теперь же этот склад был забит до
отказа, и через его двери вываливались груды рухляди, а в окнах угадывались
картины намного ужаснее всего того, что он мох1 себе вообразить, когда был
ребенком и даже когда был начинающим копом. Чем больше проходило времени и чем
больше накапливалось впечатлений, доступных для немедленного повторного
переживания , тем более чужим он казался самому себе.
Даже теперь перед ним встал образ золотистой девочки — просто из-за хода
его мыслей. Он со злостью запихнул картину обратно в глубины своего сознания
и, чтобы заместить ее, принялся просматривать в уме папки с делами, над
которыми работал. Выбрав одну, он распахнул ее на письменном столе своего разума.
Ему подумалось, как это печально, что ему пришлось отогнать призрак
светловолосой гладкокожей девочки с помощью призрака члена уличной банды с
традиционно выбитыми глазами, но, несмотря на это, он продолжал потягивать
апельсиновый сок и вглядываться в каждую деталь места преступления. Он даже видел
собственное лицо, отраженное в луже крови, продолжавшей вытекать из
разорвавшейся головы парнишки.
МакДиас прибыл на место происшествия буквально через минуту после рядовых
копов, а потому к этому моменту были обнаружены еще не все тела. Он бросил
краткий взгляд на голый скелет, распластавшийся на ковре гостиной, после чего
устремился в глубины старой квартиры с просторными комнатами и высокими
потолками. Пистолет в его руке вел его, словно пес-ищейка. Он отметил, что все
шторы и занавески были задернуты, поэтому здесь царили могильные запах и
атмосфера. Один из копов ворвался в первую спальню, в то время как МакДиас
повернул ручку второй.
Дверь приоткрылась, но не более чем на несколько сантиметров. Кто-то
подпирал ее изнутри или ее просто забаррикадировали? Он отскочил в сторону, чтобы
не оказаться на линии возможного огня, и попытался что-нибудь разглядеть
через щель. Сплошной сумрак. Как же ему поступить? В его пальто и жилет было
воткано достаточно защитного волокна, чтобы отразить большую часть выпущенных
в него пуль и энергетических лучей, поэтому он отступил немного назад, чтобы
набрать скорость, а затем врезался плечом в дверь. С громким треском дверь
распахнулась наполовину, после чего ее снова заклинило, а МакДиас оказался в
положении движущейся мишени, ворвавшись через открывшийся проход и вслепую
размахивая пушкой.
Он с хрустом ступил на какую-то неровную поверхность и чуть было не потерял
равновесие. Прямо перед дверью на полу лежало тело, почти такое же
скелетообразное, как и то, что нашли в гостиной, но все еще сохранившее остатки кожи.
Ни в комнате, ни под кроватью, ни в чулане никого больше не было. Включив
свет, он снова обратил свое внимание на труп, стремясь поскорее выяснить,
действительно ли его голова была такой огромной, какой казалась в полутьме...
Ведь именно ее он раздробил дверью и растоптал ботинками.
Вспыхнувший свет поднял в воздух рой насекомых. В испуге и отвращении
МакДиас подавил в себе иррациональный порыв наставить на них пистолет. Но в тот
же момент, как он понял, что раздавил вовсе не голову трупа, до него дошло,
что разлетевшиеся существа не были насекомыми. «Просто чудесно», — процедил
он, увидев, что неумышленно раздавил целую кучу мелких созданий.
Они принадлежали к расе, называемой ми'хи, и оказались достаточно глупы для
того, чтобы пойти на убийство других разумных существ ради собственного
пропитания и устройства гнезд... Их уже несколько раз предупреждали и даже
угрожали им полным изгнанием из этого мира. Голова истощенного человека была
превращена в гнездо, напоминающее песочный замок, возведенный из выделяемого ими
черного вещества. Это был маленький город — Панктаун в миниатюре, — но теперь
его грубые, однако не лишенные изящества шпили и минареты были по большей
части поломаны и раздавлены. Рот был единственной видимой частью лица
покойника — его губы обнажали ужасающую желтую ухмылку.
— Черт бы вас побрал, — зарычал МакДиас на снующих туда-сюда созданий. Не
было никаких сомнений в том, что они поднимут шумиху по поводу своих
раздавленных собратьев, утверждая, что он сделал это нарочно, из мести. Что ж, его
глаза записали все, и, если возникнет необходимость, его воспоминания могут
быть извлечены и продемонстрированы присяжным в качестве неопровержимого
доказательства непредумышленности убийств. И все же он знал, что только что
одним своим шагом убил больше существ, чем его последние несколько убийц вместе
взятые.
— Эй, ребята, — позвал он копов из-за двери, — идите-ка сюда! — Он
опасался, что ми'хи могут сбежать через щели или трещины в стенах, поэтому стал
озираться вокруг1 в поисках чего-то, во что их можно было бы поймать.
Его напугал вдруг раздавшийся голос, и взгляд снова переметнулся на лежащую
на полу фигуру. Сложно было сказать, мужчина это или женщина, но он видел,
как едва заметно шевелились пальцы, и слышал глубокий невнятный звук,
раздававшийся из-за стиснутых зубов и напоминавший аудиозапись, проигрываемую на
очень маленькой скорости. Несчастное создание все еще было живо: его
последние соки не успели высосать. Может, оно и само уже считало себя мертвым —
ведь глаза его были покрыты черной смолой, — пока МакДиас не вломился внутрь
и не разбудил его.
Жалкое, уродливое создание. На какую-то секунду МакДиасу захотелось
приставить свой пистолет к его обесформленному черепу и избавить его от страданий,
но он уже был в комнате не один. Все, что он сейчас мог, это молиться о том,
что, как только его освободят от гнезда, убивавшего и поддерживающего в нем
жизнь одновременно, оно, наконец, познает истинную смерть.
Она доживала свои последние дни. Часть его была этому рада, хотя и не такая
большая часть, как он мог бы предположить. Раньше он чувствовал себя
виноватым из-за того, что втайне надеялся на ее скорую смерть. Теперь он чувствовал
себя виноватым, потому что втайне надеялся, что она выживет.
В этот визит она взглянула на него через свой пузырь с подозрением и, может
быть, даже страхом, словно он пришел к ее ложу, чтобы убить ее. Она закрылась
одеялом до самого подбородка и спросила:
— Кто вы? Чего вы хотите?
— Это Роджер — твой сын, — сказал МакДиас и огляделся в поисках помощи.
Неужели они не могли увеличить дозы лекарств? Ввести какой-нибудь препарат в
один из крошечных портов вдоль стены, который, проникнув в искусственную, а
затем и естественную часть цикла ее кровообращения, на какое-то время вернул
бы ее, вырвав ее слабую душу из сумеречного лабиринта ее мозга, в котором она
затерялась.
Но наконец разум ее немного прояснился — может, она только что очнулась от
дремы, а может, его лицо развеяло туман, но она его вспомнила. Только вот ее
голос был так тих, словно голос ребенка, и каждые несколько минут она
спрашивала , на кого оставили ее собаку, Леди... Которая умерла пять лет назад.
Покинув ее, МакДиас был опустошен — она снова погрузилась в свою дрему, а
он на какое-то время задержался, просто глядя на ее лицо. На пути к выходу из
учреждения к нему подшаркал какой-то старик и слегка дотронулся до его руки.
В глазах у него стояли слезы, и на секунду МакДиасу подумалось, что он,
возможно, сбежал из одного из ящиков в стенах.
— Простите, сэр, — простонал старик. — Я не могу найти свою жену. Она в
одной из этих штук... Но я никак ее не найду. Не могу вспомнить ее номер...
МакДиас отвел его обратно к стойке и оставил его с сестрой, взявшейся за
поиски номера его жены. Но, оставив старика на ее попечение, он поймал себя
на дурацкой мысли, что вместо того, чтобы искать ящик жены, они засунут ее
мужа в такой же.
В своем сне МакДиас был жив, но накачан наркотиками или загипнотизирован, а
возможно, просто оглушен. Кто-то тащил его, обнаженного, через темную
квартиру. Наконец он оказался в комнате, потолок которой был слегка колышущимся
бассейном, слишком темным для того, чтобы в нем можно было что-то разглядеть.
А из него свисали другие обнаженные тела, подвешенные за шеи. Они напоминали
пальто в платяном шкафу... Или скорее туши, висящие на крюках в холодильнике.
Притащивший его сюда человек, чьи контуры он не мог различить, крякнув,
поднял его на руки, а затем, поднатужившись, вдавил голову МакДиаса в холодный
колышущийся бассейн.
Так он и остался висеть, слепо всматриваясь в кромешную тьму. Но вскоре
зрение стало приспосабливаться — из его глаз ударили желтые лучи. Как из глаз
Кали, подумалось ему во сне. Сперва он ничего не мог различить толком:
бледные трепещущие контуры, серые шатающиеся формы... На расстоянии, недоступном
для его лучей света. Но эти тени приближались, попадая в его лучи и выходя из
них. Пытаясь уследить за путаным путем одной из этих сущностей, он неизменно
высвечивал другую. А фигуры все приближались, открывая его взору чудовищное
состояние своих призрачных форм. Мужчина, застрелившийся из ружья, с
развороченным лицом. Женщина с голой вымытой грудью, покрытой клинописью колотых
ранений, скоплением маленьких черных штрихов, настолько скученных, что они
напоминали рой усевшихся на нее насекомых. Он понял, что обозревает страну
мертвых, хотя сам еще жив, несмотря на то, что все прочие тела, висящие
рядом, были обезглавлены, а потому не видели ничего. Он был одинок, напуган и
беспомощен... Но хуже всего было то, что это видение не открывало ему никаких
тайн, не даровало ему озарения. Все это он уже видел, но на этот раз образы
были обессмерчены преисподней, где не обесцвечивались никогда, где мертвые не
могли найти покоя.
Его разбудила острая боль где-то под левым глазом, и он инстинктивно
схватился рукой за лицо. Сев в кровати, он потянулся к выключателю лампы. Его
жена что-то проворчала, потревоженная светом, и отвернулась.
На одеяле МакДиас заметил серовато-прозрачное насекомое, покалеченное его
шлепком и мельтешащее лапками, лежа на спинке. Это был ми'хи, и он понял, что
тот укусил его во сне.
Он принес из ванной пластиковый стаканчик, стряхнул в него существо, а
потом вернулся в ванную и закрыл дверь. Он принялся разглядывать извивающееся
создание. Вероятно, оно спряталось в его ботинке или в одежде несколько
недель назад, когда он осматривал то место преступления, — но почему оно
выжидало так долго и атаковало его лишь сейчас? Может, это был первый разведчик
целой стаи, разыскивающей его, чтобы отомстить? Эта мысль вывела МакДиаса из
себя, и он, открыв пинком крышку унитаза, начал наклонять над ним стаканчик,
чтобы сбросить туда крохотного инопланетянина. Но помедлил. Это будет
убийство , и на этот раз преднамеренное. Хотя улики будут смыты, преступление будет
записано у него в голове, а его воспоминания часто извлекали и использовали в
судебных целях. То ли из морально-этических соображений, то ли из чувства
самосохранения, а может, и из-за того и из-за другого он все же закрыл крышку
унитаза и переместил покалеченное существо в пузырек из-под таблеток.
На следующее утро он увидел, что плоть вокруг глаза распухла и покраснела —
свет вызывал жуткое жжение в глазу и заставлял его слезиться, поэтому ему
приходилось крепко его зажмуривать. Его правый глаз тоже слегка слезился — то
ли за компанию, то ли потому, что яд от укуса продолжал распространяться.
Он сунул пузырек с все еще пытавшимся выбраться созданием в карман своей
куртки и по пути на работу заехал в больницу, чтобы кто-нибудь осмотрел укус...
Своего пленника он тоже передал в руки врачей. Терапевт, осматривавший его
(как только выяснилось, что он полицейский, его тут же приняли), сообщил, что
мужская особь ми'хи действительно ввела яд, но этот яд становится опасным для
жизни лишь при множественных укусах. Кроме того, это был укус самца, не
вступившего в пору зрелости, а потому его яд был не так силен. «Вероятно, ему
удалось бежать с места преступления, — предположил доктор, — и несколько
следующих недель он провел выслеживая вас с надеждой отомстить». Похоже, все это
казалось ему весьма забавным. Однако МакДиасу отчего-то стало жалко существо.
Не вступивший в пору зрелости... Возможно, ребенок. Опечаленный смертью своих
родичей, своих родителей. Яростно набросившийся на него в безнадежной попытке
одолеть намного более крупного, более сильного врага.
— Доктор, — начал МакДиас, уже натягивая курку и водружая на нос темные
очки , облегчавшие участь его терзаемых светом глаз, — когда мне было десять,
мне вживили чип памяти «Мнемозин-755», и я подумываю о том... чтобы его
удалить...
— Да, теперь вам, конечно, могут предложить кое-что получше...
— Я не хочу его чем-то замещать... Я просто хочу, чтобы его удалили.
Доктор улыбнулся и слегка склонил голову набок, словно его насмешили.
МакДиасу он не нравился.
— Отчего же?
— Просто он мне больше не нужен, — ответил детектив слегка раздраженным
тоном.
— Хм, у меня тоже есть чип, и я им очень доволен... Не думаю, что врач,
имеющий дело с таким количеством рас, с каким приходится иметь мне, мог бы без
него обойтись.
— Уверен, что вам он необходим. Но свой я хотел бы вынуть, а потому меня
интересуют стоимость и детали подобной процедуры. Покроет ли ее страховка
или...
— Видите ли, вам вовсе не обязательно его вынимать. Его можно просто
отключить — это очень простая процедура, которая к тому же не требует
хирургического вмешательства.
— Я бы все же хотел, чтобы его вынули.
— Знаете, он ведь не включится сам по себе... Если, конечно, вы потом не
передумаете и не пожелаете, чтобы он заработал снова. Он не реактивируется,
если вы ударитесь головой, — хихикнул доктор.
МакДиас поднялся со своего места.
— Спасибо, — произнес он еще более раздраженно и вышел из кабинета.
— Простите, мистер МакДиас, — сказала сестра и чуть ли не выпрыгнула из-за
стойки, словно намереваясь его перехватить, — у нас еще не было возможности
ее переместить... Вы уверены, что не хотите подождать?
Он не был уверен, но направился по знакомому пути, в то время как сестра
изо всех сил старалась за ним поспеть. Возле ящика не было никого и ничего,
что указывало бы на то, что что-то не в порядке, и он был рад, что ему не
пришлось сделать это мрачное открытие самому. Разумеется, это было невозможно
— в случае возникновения каких-либо проблем система жизнеобеспечения подавала
сигнал на стойку, поэтому неожиданностей удавалось избегать. И все же МакДиас
не мог не представить себе выезжающий ящик и последующий шок от сделанного
открытия.
Сестра обошла его, чтобы активировать ящик, и пузырь выплыл из своей ниши,
а затем опустился, чтобы продемонстрировать свое жуткое содержимое.
— Боже мой, — прошептал МакДиас, словно во всем этом все же была какая-то
неожиданность. В те секунды, что ушли на открытие ящика и опускание пузыря,
он пытался вообразить себе, как его мать будет выглядеть мертвой. Ее лицо,
скорченное в гримасе, ее глаза, вылезшие из глазниц, ее плоть в черных и
фиолетовых пятнах. Но вместо этого он увидел умиротворение... На ее губах застыла
странная кроткая улыбка мертвых. Однако ее веки были не до конца прикрыты —
мелочь, но все же слегка тревожащая.
Как и в тот свой визит, когда она не могла его вспомнить, он долго
вглядывался в ее недвижимое лицо. Ее волосы — когда-то рыжими сверкающими прядями
завивавшиеся на его маленьких пальцах — всего лишь серые клоки; ее щеки —
когда-то гладкие и мягкие под детскими поцелуями — впалые и увядшие. Ее глаза —
когда-то жадно поглощавшие фильмы — наполовину открыты, наполовину закрыты.
Эта маленькая деталь словно дразнила его. Это была незаконченная деталь. Они
должны быть закрыты. Она должна, наконец, упокоиться целиком.
— Закройте, пожалуйста, дверь, — прошептал он сестре, отвернувшись. По его
щекам покатились слезы. Он видел достаточно. Он задолжал ей один последний
визит. Но он больше не желал смотреть на все это... Не хотел помнить ее такой.
— Знаете, а ведь сейчас есть чипы, дающие владельцу возможность вычленять и
удалять любое из воспоминаний, от которого вы захотите избавиться. Вам дается
полный контроль — можно даже отключать чип по собственному желанию... Просто
подумав об этом, — проинформировала его женщина-врач, закончив со
сканированием чипа в его мозгу.
— Я не хочу новый чип, — повторил он. — Просто выньте этот.
Она вздохнула.
— Что ж, это, конечно, ваш выбор. Я просто хотела уведомить вас обо всех
возможных вариантах... Особенно учитывая тот факт, что этот выбор может
повлиять на работу, которой вы занимаетесь.
— Я прекрасно об этом осведомлен, — сказал ей МакДиас.
В тот же день все было сделано. Пока он лежал и ждал приезда жены, подумал,
что если бы у его матери был чип памяти, она не смогла бы забыть своего сына.
Она могла бы быть счастлива в своей маленькой тюрьме, заново переживая лучшие
куски своей жизни, освобожденная этими воспоминаниями и затерянная в них... В
их вкусах и запахах, в ощущении прохладного вечернего ветерка на своем лице.
В своем старческом помешательстве она даже могла бы принять их за свое
настоящее . С другой стороны, это могло сделать ее заключение еще более тяжким...
Осознание того, что, несмотря на достоверность ощущений, все это было лишь
воспоминаниями, пусть и прекрасными... Все это было ее минувшим, а вовсе не
тем, что она испытывала в данный момент. Кроме того, в ее маленьком пузыре
были бы заперты вместе с ней и дурные воспоминания... Разочарования, обиды и
страхи всей ее долгой жизни, от которых не удалось бы скрыться. Смерть ее
собаки, переживаемая снова и снова, и каждый раз был бы первым...
Придя в себя после операции, он сперва не мог поверить, что чипа больше
нет. Глядя на потолок, он все еще мог спроецировать туда лицо своей матери...
Ее полузакрытые глаза. Но когда он попытался покопаться в более отдаленном
прошлом, ища в памяти комнату с подвешенными обезглавленными трупами, он
обнаружил смягченную картину, скорее абстрактную, нежели точную. Он закрыл
глаза и испустил дрожащий вздох. На него снизошло умиротворение, словно из него
только что изгнали беса. Он не осмелился попытаться вспомнить лицо матери в
молодости. Он знал, что ему это не удастся. Но у него были фотографии и
видеозаписи , которые смогли бы ему помочь. С этой жертвой он мог смириться. В
любом случае чувства были долговечнее, чем воспоминания.
Его жена приехала, чтобы отвезти его домой. Проходили дни, недели, месяцы,
и лица мертвых — развороченные пулями, таинственно ухмыляющиеся по поводу
собственных судеб, раздутые, словно лица кукольных младенцев, и усохшие до
самых черепов — стали постепенно обращаться в дым. Становились тусклыми и
почти неразличимыми. Становились такими ускользающими и смутными, какими и
должны быть призраки.
Английский
ОРХИДЕИ
В.А. МИХЕЕВ
(продолжение)
ОСОБЕННОСТИ РОСТА
ЭПИФИТНЫХ ОРХИДЕЙ
Говоря о красоте цветков,
удивительном механизме размножения,
загадочном симбиозе орхидей и грибов,
истории орхидейных открытий, не надо
забывать о растениях как таковых, об
орхидеях, если можно так выразиться,
в их повседневной жизни. Постараемся
показать, какими видит их человек со
стороны, когда они не цветут, а
просто растут или находятся в периоде
покоя, на какие группы они могут быть
разделены и каковы особенности
развития каждой группы.
EPIPHYTIC ORCHID
PECULARITIES
When speaking about blossoms
beauty, wonderful propagation
mechanics, mysterious symbiosis of orchids
and fungi, the history of orchid
discoveries , one should not forget about
the plants themselves — about the
orchids in there everyday life. Let us
try to highlight how they look like
when they are not blooming but just
growing or resting, how they can be
subdivided into groups and what are
the pecularities of every group.
Существует два основных типа роста
у орхидей. Один тип формирует новый
рост каждый год от основания
предыдущего, и этот новый рост образует
собственные корни, цветки, а затем дает
начало новому росту следующего
сезона. Такое растение состоит из
нескольких стеблей, поднимающихся от
ползучего наземного стебля или "ризо-
мы". Другой тип дает один главный
возвышающийся стебель, растущий вверх
каждый год и образующий новые листья
на верхушке, но не делающий нового
роста от основания. Ризома здесь
отсутствует, цветоносы и воздушные
корни выходят из промежутков между
листьями, следуя друг за другом, год за
годом.
Названия этих двух типов до
некоторой степени описательны. Тип,
образующий сезонные росты от ризомы,
называется симподиальным, что в
свободном переводе означает "ноги вместе".
Тип, имеющий один главный стебель,
называется моноподиальным, то есть
"одноногим".
Симподиальных орхидей значительно
больше, чем моноподиальных, именно
они часто характеризуются наличием
так называемых псевдобульб,
запасающих воду и питательные вещества на
время неблагоприятного засушливого
периода. Приставка "псевдо"
употребляется для того, чтобы отличить эти
толстые стебли от настоящих луковиц,
так как структура у них совершенно
иная. Настоящие луковицы, например, у
лилий, образованы чешуеподобными
листьями. Псевдобульбы орхидей
представ ляют собой только утолщенный
стебель . В псевдобульбу превращается
одно или несколько междоузлий
верхушечной части стебля по мере вызревания
очередного роста.
Форма псевдобульб весьма
разнообразна. Обычно это шарообразные,
веретенообразные , грушевидные, просто
яйцевидные или сплюснутые с боков
образования с плотной кожистой поверхно-
There are two main habits. One of
them produces new growth every year
from the basal part of previous one,
and this new growth takes its own
roots, blossoms and then initiates
the next growth, such a plant
consists of several stems rising from
special creeping stem — rhizome.
Another habit characterized by the
single main stem growing up during every
year and producing new leaves on its
top, but making no new growth from
the basal part. The rhizome is
absent, the flower stems and the roots
are appearing serially from the stem
between leaves.
These two habits have special
names, describing their properties.
The habits producing annual stems
from rhizome, is called sympodial,
which means "feet together",
interpreting in English.
The habit with one main stem is
called monopodial, i. e. "one-
legged" .
There are much more sympodial than
monopodial orchids and sym-podials
are often characterized by so-called
pseudobulbs, storing the water and
nutrition for unfavourable dry
period. "Pseudo-" prefix is to distinct
these thick stems from true bulbs as
their structure is absolutely
different . True bulbs, as, for example, for
lilys consist of scale-like leaves.
Orchid pseudobulbs are just thickened
stem. One or several stem nodes are
being changed into pseu-dobulb during
the growth maturation.
Pseudobulb shape is various for
different plants. Most usually these
are ball-like, spindle-like,
pearlike, ovoid or flattened parts with
hard leathery surface, bearing from
стью, несущие на верхушке от одного
до нескольких листьев. Размеры псев-
добульб обычно не превышают несколько
десятков сантиметров; исключение
составляют дендробиумы, псевдобульбы
которых образуют сравнительно тонкие
членистые стебли, могущие достигать
нескольких метров длины!
Любая орхидея, имеюшая
псевдобульбы, обладает способностью большее или
меньшее время обходиться без воды.
Это позволяет использовать для
вегетативного размножения утратившие
корни цепочки задних псевдобульб. На
таких черенках, помещенных во влажную
атмосферу (чтобы подольше не высыхали
псевдобульбы), постепенно
пробуждаются спящие почки и появляются молодые
корни, что служит сигналом к
готовности к посадке. В отличие от процесса
укоренения черенка обычного растения,
псевдобульбы орхидей сами
обеспечивают не только молодой росток, но и
корни. Особенно нестандартным образом
ведут себя черенки тех видов орхидей,
которые образуют молодые корни в
конце периода вегетации. Отрезанные
старые псевдобульбы выпускают один или
несколько ростков, которые растут,
разворачивают листья и, наконец,
вызревая, образуют одну или несколько
молодых псевдобульб. И только после
этого появляются корни. Можно себе
представить, как сильно истощаются
при этом псевдобульбы-производитеди!
Условно можно считать, что орхидея
не растет за счет корней, она растет
за счет старых псевдобульб. Корни
нужны ей в основном, чтооы
сформировать новые псевдобульбы. Когда
происходит рост, старые псевдобульбы
сморщиваются, расходуя свои запасы. А ко-
ща у молодых псевдобульб
заканчивается процесс вызревания, старые
псевдобульбы снова "надуваются", так
сказать, "задним ходом".
Подавляющее большинство красивоцве-
тущих орхидей является эпифитами, то
есть растущими на деревьях.
Характерной особенностью их корней является
покрытие губчатой тканью, образовав-
one to several leaves on the top.
Pseudo-bulb sizes are usually not
more then a few dosens of
centimetres , except dendrobiums having
comparatively thin articulated stems
reaching up to several metres length!
Any orchid having pseudobulbs can
do without water for a sertain
period. This permits to use chains of
old pseudobulbs having lost their
roots for a propagation. Such
cuttings being placed into humid air (to
prevent drying as long as possible)
gradually start growing from sleeping
buds and then take roots. Roots
appearing means readiness to potting.
In contrast to rooting a cutting of
ordinary plant, orchid pseudo-bulbs
are providing with the nutrition not
the young growth only, but also the
roots. The cuttings of orchids used
to produce roots in the end of a
vegetation period have especially
non-standard behavior. Old
pseudobulbs cutted generate one or several
stems which are growing, spreading
their leaves and producing their
pseudobulbs. Only after that the
roots appear. Imagine, how exhausted
are mother-pseudobulbs after that!
It may be stated conventionally
that an orchid growth is provided by
old pseudibulbs rather than by its
roots. The roots are necessary to
produce new pseudobulbs. As an orchid
grows, the old pseudobulbs become
shrinking, wasting their savings. But
when new pseudobulbs have been
matured, the old become filled again,
so to say "backway".
Most of the orchids with beautiful
flowers are epiphytic, i. e. they
grow at the trees. Their roots are
typically covered by a spongy
substance produced as a result of cell
шейся в результате многократных
клеточных делений. Этот защитный покров
(веламен) способен впитывать не
только дождевую воду, но и утреннюю росу
и просто влагу из атмосферы подобно
промокательной бумаге.
Моноподиальные эпифитные орхидеи
обычно имеют толстые мясистые листья,
помогающие им переносить сухие
периоды, несмотря на отсутствие псевдо-
бульб. В этом им помогает высокая
влажность воздуха, которая в местах
их обитания сохраняется даже при
длительном отсутствии дождей.
Некоторые наземные орхидеи, не
являющиеся эпифитами в полном смысле
этого слова, тем не менее, могут быть
отнесены к последним по условиям
культуры. Это в первую очередь цимби-
диумы и пафиопедилумы, растущие в
природе на пнях, поваленных стволах,
моховых кочках и т.п. Сходство ухода
определяется одинаковым субстратом
(измельченная кора деревьев или корни
папоротника) , различие — режимом
поливки, которая для наземных орхидей
должна быть более обильной, чем для
эпифитных. Особенно это относится к
пафиопедилумам — симлодиальным без-
псевдо-бульбным орхидеям, правильная
культура которых не допускает
пересушки субстрата.
Характерной особенностью симподи-
альных орхидей являегся периодичность
роста. Старые псевдобульбы уже не
растут больше, зрелость растения
определяется величиной самой молодой
псевдобульбы. Растение может расти
много лет, оставаясь все еще
"ребенком" , если по каккм-то
(неблагоприятным) причинам псевдобульбы его не
достигают соответствующих размеров.
И, наоборот, если на растении каждая
очередная псевдобульба превышает по
величине предвдущую, значит, с
орхидеей все в порядке и она зацветет в
положенный срок.
Тот, кому не пришлось наблюдать за
ростом орхидей, не может даже
приблизительно представить, насколько это
division many times. This cover
protects the roots and it is able to
absorb rain water, dew and even air
moisture similar to a blotter.
Monopodial epiphytic orchids have
usually thick fleshy leaves making
them more tolerable to dry seasons
even if they have no pseudobulbs.
High air humidity also helps because
in their native regions the air
humidity stays high for a long time
even without rains.
Some terrestrial orchids, being not
epiphytic in a full sense, may be
considered as epiphytic in sense of
their cultivation conditions. These
are in the first turn cymbidiums and
paphiopedilums growing in nature at
stubs, mossy hillocks, etc. Their
resemblance with epiphyts is in the
same substrate using for their
cultivation crushed bark or fern root
chunks) and the difference is in
watering mode which must by more
abundant for the terrestrial orchids. It
is especially important for
paphiopedilums — sympodial orchids without
pseudobulbs; correct cultivation
method is to prevent drying of the
substrate.
The growth periodicity is the tipi-
cal peculiarity of sympodial orchids.
Old pseudobulbs cannot grow more and
a plant maturation is defined by the
youngiest pseudobulb size. The plant
may grow during many years being
still "a child" if its pseudobulb
could not reach proper size by some
unfavourable reasons. And vice versa,
if every next pseudobulb exceeds the
previous one in size, it means that
the orchid is in order and it will
come to blooming in time.
People who never watched orchid
growth process cannot imagine how
interesting it is. The plants are so
интересно. Растения настолько
"отзывчивы" на заботу о них, что невольно
на ум приходит сравнение с животными.
Если кто-то хоть раз попробовал свои
силы на нескольких растениях, его
энтузиазм начинает расти в
неограниченных пределах. Он все больше и больше
усваивает новую информацию. Даже
после того, как он становится опытным
растениеводом, он постоянно добывает
сведения о новых разновидностях и
находит для себя новые задачи.
Растениеводы , которые сегодня отправляются
в мир орхидей, — счастливые люди. Они
не подвергаются испытаниям и
невзгодам, сопутствовавшим выращиванию
орхидей в былые годы. Конечно, проблемы
еще остаются, но каждый, кто разводит
цветы в качестве хобби, должен
понимать , что растения не машины и для их
успешного выращивания требуются
тщательное изучение их потребностей,
вдумчивый уход и хорошая доля
здравого смысла. Хорошие растения, как и
хорошие дети, вырастают у заботливых
родителей.
ВЫРАЩИВАНИЕ ОРХИДЕЙ В КОМНАТЕ
Субстрат
Оговоримся сразу, что состав
субстрата так же, как и другие
компоненты культуры, будем рассматривать
применительно к эпифитным орхидеям или к
орхидеям, которые могут
рассматриваться как эпифитные. Орхидеи, корни
которых растут в естественных
условиях в земле, по требованиям культуры
принципиально не отличаются от
обычных горшечных растений.
Дерево для эпифитных орхидей, — в
первую очередь несущий остов, оно не
является прямым поставщиком
питательных веществ. Необходимые для своего
развития вещества эти орхидеи
получают из гумусового материала, скапли
вающепося в трещинах коры, на
горизонтальных встеях и на древесных
разветвлениях. Многочисленный и
постоянно изменяющийся его состав (кусочки
листьев и коры, остатки отмерших
лишайников, мха, папоротника и других
responsive to the care that they may
be compared with animals. Once
somebody tried just a few plants, his
enthusiasm gets increasing without any
limits. He accepts more and more
information. Even after becoming expert
in orchid growing, he tries to
receive new information about new
variations and to solve new problems.
The growers starting to "orchid land"
today are lucky. They are not
subjected to adversities as it was m
previous times. Of course, some
problems are existing, but every orchid
hobbyist should understand that the
plants are not a kind of machine and
thorough studying of their
requirements , care and good deal of common
sense are necessary for their
successful cultivation. As only careful
parents can manage to grow good
children, good plant growing requires
careful grower.
GROWING THE ORCHIDS IN THE ROOM
The substrate
Let us note in advance, that we
will consider the substrate contents
as well as another cultivation
conditions only for the epiphytic orchids
or the orchids which might be
considered as epiphytic in sense of the
cultivation conditions. The orchids
normally growing in soil have no
essential difference in cultivation
from usual plants cultivated in pots.
The tree is, in the first turn,
supporting construction for an
epiphytic orchid; it is not a nutrition
supplier. The orchids used to accept
a nutrition from a humus-like
substances being concentrated in bark
splits, on horisontal branches or in
the points of branching. The contents
is extremely variable and being
changed permanently (leaf and bark
pieces, remains of mosses and
lichens , ferns or other epiphytic
эпифитов) не позволяют получить
точные данные о содержании питательных
веществ.
Раньше пытались путем соединения
всевозможных сложных ингредиентов,
которые часто держали в ореоле
таинственности, создать близкие к живой
природе смеси. Использование подобных
субстратов было положено в основу
методики выращивания орхидей,
получившей название "традиционной". Наиболее
характерной особенностью такого
субстрата является достаточно большая
его влахюемкость. Это приводит к
целому ряду нежелательных следствий.
Так, в отличие от природных
условий, когда влажно-сухое состояние
корней эпифитной орхидеи чередуется в
течение суток (ночная роса и дневное
испарение), традиционный субстрат
сохраняет влажное состояние (а затем и
полусухое) в течение нескольких дней.
Уже одно это замедляет развитие
корневой системы. Кроме того, в глубине
этого субстрата корни остаются
переувлажненными большую часть времени,
что довольно быстро приводит к их
отмиранию. С другой стороны, высыхание
большей части субстрата делает
нерезультативной обычную поливку сверху,
требуя погружения горшка целиком в
воду на некоторое время. Наиболее
простой по составу "традиционный"
субстрат — чистай сфагнум или
различные по процентному содержанию смеси
его с корой или корнями папоротника.
"Современное" выращивание
базируется на использовании стандартного
материала, обладающего достаточной воз-
духо- и влагопроницаемостью,
стабильностью структуры и относительно малой
влагозадерживающей способностью. В
качестве таких субстратов наиболее
широко используются корни папоротника
и измельченная кора деревьев.
Корни папоротника содержат
полностью сбалансированный набор
питательных веществ, необходимых для развития
орхидеи. Древесная кора — субстрат
более "бедный". В особенности в нем
plants) preventing thus strict
information receiving about nutritive
components content.
Previous time growers used very
complicated mixings, often keeping
them as a secrete, trying to simulate
natural substrate contents. The
orchid growing methods based on such
substrates using are called
"traditional" . Large water capasity is
typical for such substrates, causing
a number of undesirable effects.
In this case, in contrast to
natural conditions altering wet and dry
root state during a day (night dew
and evapouration in the day) the
substrate keeps wet or semi-wet state
during several days. This slows down
root system developing. In addition,
the roots in the very middle of
substrate are over-moisturcd practically
all time and this causes their quick
dieing off. On other hand, drying of
most substrate part makes useless
usual upper watering, requiring
deeping the pot into water for some time.
Most simple traditional substrate is
100% sphagnum moss or its mixing with
bark pieces or fern root chunks in
different parts.
"Modern" growing manner is based on
standard material using, having
sufficient penetrability for the air and
water, stable structure and
comparatively low water capacity. Fern roots
or bark pieces are most widely used
as such substrates.
Fern roots contain balanced
collection of a nutrition necessary for an
orchid growth. A bark is more "poor"
substrate. Lack of nitrogen is
especially essential. Inspite ot this we
не хватает азота. Несмотря на это, мы
считаем его использование
предпочтительным. Дело в том, что
использование в качестве субстрата коры с
зернами разных градаций, позволяет
обеспечить воздухопроницаемость и
равномерное увлажнение внутренних
участков, чего принципиально нельзя
сделать при использовании корней
папоротника (типичная негативная
ситуация, усиливающаяся при уплотнении
субстрата: сверху сухо, внутри сыро).
Посадка
Субстрат составляется из кусочков
сосновой коры. Приготовление его
заключается в предварительном
размалывании сухих кусков коры с последующим
отсевом зерен различной градации.
Размалывание удобно осуществлять на
обычной мясорубке без ножа и крышки с
отверстиями, простым пропусканием
кусков через спираль. Для отсева
можно использовать стандартные
алюминиевые противни, дно которых
высверливается отверстиями равного диаметра.
Диаметр отверстий для рабочего набора
противней: 1,5; 3; 5; 7; 10 и 15 мм.
Содержимое отсева самой мелкой
градации просеивается дополнительно через
домашнее сито для отделения пыли. Эту
работу приходится выполнять в
марлевой маске. Перед посадкой субстрат
замачивается в кипятке, промывается и
охлаждается.
Размер зерен субстрата определяется
видом орхидеи и размером растения.
Для орхидей с тонкими корнями (цело-
гины), для орхидей, боящихся
пересушки (мильтонии, пафиопедилумы), а
также для сеянцев используется
мелкозернистый субстрат. Наибольший размер
зерен субстрата используется при
посадке взрослых ванд и фаленопсисов.
Во всех случаях при посадке в
горшок следует придерживаться такой
укладки субстрата, при которой нижние
слои (непосредственно над дренажом и
выше) имеют зерна более крупной
градации. В сочетании с достаточно высо-
consider its using preferrable. The
point is that using the hark pieces
of different grades permits to
provide air penetrability and uniform
wetting of internal parts wich is
absolutely impossible for fern roots
(the typical negative situation being
even emphasised as substrate getting
compressed: the external part is dry,
but the internal one is wet).
The potting
The substrate is composed from pine
bark pieces. The preparation is to be
done by preliminary milling of dry
bark slabs and screening them into
different grade fractions. The
milling may be easily done using usual
mincing machine without knife tool
and sieve — just by passing the slabs
through the spiral. The standard al-
luminium baking trays may be used for
screening if drill their bottoms with
holes of different diameters. It is
recommended to make a set of 6 trays
with holes diameters of mm. 1.5, 3,
5, 7, 10 and 15. The finest grade
should be additionally sifted trough
usual sieve to separate the dust. The
job should be done in gauze mask. The
substrate should be soaked into
boiling water and then washed up and
coolen before the potting.
Grades for using are to be defined
with regard to the orchid species and
plant size. Fine grades should be
used for the orchids having thin
roots (coelogynes), for the orchids
not tolerable to the substrate drying
(miltonias and paphiopedilums) and
for seedlings as well. Most coarse
grades should be used for vandas and
phalaenopsis potting.
In all cases upper substrate parts
in the pot should be finer than lower
one. Being combined with high and
coarse drainage this potting manner
leads to good results: the more
moisture (inside the pot) — the more air.
ким и крупным по размеру кусков
дренажом такая посадка позволяет
добиться результата: чем больше влаги
(внутри горшка) — тем больше воздуха.
Высота дренажа от 1/4 высоты горшка
до половины. Дренаж должен быть
химически нейтральным, размер его кусков
не должен быть меньше диаметра самых
крупных кусков коры. Хорошие
результаты дает использование для этой цели
пенопласта.
Горшки для посадки орхидей можно
использовать как глиняные, так и
пластмассовые , последние
предпочтительней (из соображений чистоты, а также
из-за того, что в них проще сделать
необходимые "вентиляционные"
отверстия) . В зарубежной орхидееводческой
практике получили распространение
горшки с вертикальными прорезями в
боковых стенках (от нижнего уровня
примерно на 1/3 высоты горшка).
Сделанные искусственно в
пластмассовой посуде подобные прорези
позволяют полностью ликвидировать
возможный застой воды и обеспечивают в
достаточной мере аэрацию корней.
Посадка растения производится после
прикрытия верхнего слоя дренажа хотя
бы небольшим слоем коры. Опустив
корни пересаживаемого растения в горшок
и придерживая его рукой так, чтобы
основания псевдооульб (или корневая
шейка в случае орхидеи без псевдо-
бульб) находилась на уровне наружного
края горшка, а задняя часть растения
почти прикасалась к стенке горшка
(чтобы дать место новым ростам),
насыпайте другой рукой кору
соответствующей градации (сначала крупной,
потом более мелкой) между корнями
орхидеи. По мере заполнения горшка
субстрат следует уплотнять путем
осторожного постукивания дном горшка о
стеллаж. В конечном итоге ризома
должна находиться у самой поверхности
субстрата, а псевдобульоы в основном
— сверху.
The drainage layer should be from
1/4 to the half of the pot height.
The draining substance should be
neutral chemically and its pieces size
should be not less than largest bark
pieces. A foam plastic it quite
suitable for this purpose.
Either ceramic and plastic pots may
be used for orchid potting; the last
are more preferrable by sanitary
reasons and because it is easier to made
ventillation holes in plastic. The
pots with vertical chinks
(approximately 1/3 of the pot height from the
bottom) are now widely used in
foreign practice.
These chinks permit to prevent
water stayin in the pot and to provide
the air access to the roots.
Before the planting, the drainage
layer should be covered by the bark
pieces layer. Having dropped the
roots into the pot and keeping the
plant with one hand in such a way
that basal pseudobulb parts (or the
stem base for the orchid without
pseudobulbs) were at the top level of
the pot, and the back part of the
plant was almost touch the pot wall
(to give place for new growth) strew
the bark pieces of appropriate grade
(first coarse, than finer one)
between the roots with your other hand.
As the pot is being filled, the
substrate should be compressed slightly
by cautions knocking at the table
with the pot bottom. Finally the
rhizome should be near the substrate
surface and the pseudobulbs mostly
upper.
Допускается только частичное за-
Only partial deeping permitted,
глубление, причем только отдельных
псевдобульб и то только в тех
случаях, когда это вызвано собственной
конфигурацией растения.
Если растение не имеет достаточного
количества корней, закрепляющего его
в коре, его можно закрепить свернутой
кольцом вокруг псевдобульбы
проволокой, концы которой закреплены в
отверстиях пропшоподожных сторон стенки
горшка.
Размер горшка определяется размером
корневой системы пересаживаемого
растения. Если нет специального плана по
длительному выращиванию данного
растения без пересадки, лучше отдать
предпочтение горшкам меньшего
размера.
Если кора для субстрата
используется впервые после описанного выше ее
приготовления, нередки случаи, когда
отдельные кусочки покрываются
зеленоватым или синеватым грибковым
налетом. Не являясь возбудителем
грибкового заболевания, этот налет, тем не
менее, может послужить причиной
угнетения роста, а для сеянцев — и гибели
слабых экземпляров. Для
предотвращения появления этих грибков можно
рекомендовать профилактическую поливку
слабым раствором марганцевокислого
калия через сутки после посадки.
Срок "службы" коры при нормальном
уходе и отсутствии органических
удобрений не менее 2-х лет.
"Состарившаяся" кора частично превращается в
перегной и, таким образом, теряет свои
ззрационные свойства. Этому в
значительной мере способствует наличие в
субстрате личинок маленьких мошек,
активно перерабатывающих сырую кору.
Температурный
режим
Анализ климатических условий
различных мест произрастания орхидей
показал, что существуют три основных
температурных области, подходящие для
большинства орхидей. Обычно зимние
only separate pseudobulbs thereof,
and only in case if it is necessary
because of the plant configuration.
If the plant has no sufficient root
number to support it in the bark
firmly, it may be supported with wire
ring; the wire ends may be attached
to holes on opposite sides of the pot
The pot size is to be defined by
the root system side of the plant. If
there is no special intention to grow
the plant without transplanting for a
long time, the smaller pots are
preferable .
If the bark is being used the first
time after preparation described
above, its separate pieces often
become covered by greenish or bluish
coating of fungi. It cannot cause any
fungous disease, but nevertheless it
may cause some growth depression of
adult plant and the death of weak
seedling. To prevent these fungi
appearing, a watering with weak
solution of potassium permanganate may be
recommended a day after planting.
The bark may be used during more
than two years under appropriate
conditions and without organic
fertilizer using. Old bark is being changed
into humus partially, losing its
aeration properties. This may be
accelerated essentially by larvas of
small flies if they were present in
the substrate.
The temperature
conditions
An analysis of different orchid
native places climate conditions proves
that there are three main temperature
ranges for most of orchids. Usually-
winter temperatures should be some
температуры держатся несколько
прохладнее чем летние, кроме того,
растения критичны к ночным температурам
(одни не будут цвести, если ночная
температура будет выше
соответствующей нормы, другим просто
противопоказано ее понижение ниже определенной
точки). Исходя из этого принято в
основу температурного деления брать
зимние ночные температуры. Зимние
дневные температуры выше ночных
примерно на 5°С. Само собой разумеется,
что (если не используется
кондиционер) никто не застрахован от
повышения температуры в жаркие летние дни,
максимальная величина которого
определяется географическим
местоположением. Таким образом, все орхидеи
делятся на три температурные группы:
• "холодная" — с ночной
температурой 10-12 °С;
• "умеренная" — с ночной
температурой 12-15 °С;
• "теплая" — с ночной температурой
15-18 °С.
Высокие летние дневные температуры
особенно опасны при одновременном
воздействии солнца.
Освещение
По требованию к освещению орхидеи
разделяются на три группы:
• без прикрытия на солнце,
• частичное прикрытие от солнечных
лучей (в период от 10 до 14 часов),
• только рассеянный свет (полное
прикрытие от солнечных лучей).
Практически все орхидеи, кроме
некоторых видов "драгоценных" ("Jewel
orchids") нуждаются в солнечном
свете . Последняя группа как раз и
касается этих орхидей.
Однако в нашей климатической зоне
солнце, даже в тех "дозах", которые
можно считать рекомендуемыми, может
вызвать ожоги и даже гибель растения
или его отдельных частей. Это связано
с сильными сезонными изменениями
освещенности. Так, после длительных
пасмурных зимних дней первый же
солнечный день может принести сильный
cooler than those in summer and night
temperature is of the first
importance (some plants will never bloom
if the night temperature is higher
than required, while others cannot
tolerate night temperatures cooler
than some definite value). Thus, it
is used to take into consideration
night temperature in winter. Winter
day temperature should be about 5° С
greater. Naturally, nobody can avoid
rising of a temperature in hot summer
(if he does not use air
conditioning) , when maximal day temperature is
defined by geography reasons. Thus,
all orchids are devided into three
groups in temperature relation:
• "cool" — night temperature of 10—
12 °C;
• "moderate" — night temperature of
12-15 °C;
• "warm" — night temperature of 15—
18 °C
High summer temperatures are
especially dangerous under direct sun
rays.
The light
Regarding to the light
requirements , the orchids are devided into
three groups:
• no shading from the direct sun;
• partial shading (from 10 am to 2
pm) ;
• full shading (only dispersed
light).
Practically all the orchids except
some species of "jewel orchids" need
in some sun light. The last group
concernes just jewel orchids.
But in our climate zone the sun may
cause burning or even death of the
plant even if it contacts the plant
in recommended time shedules. This is
because of strong seasonal changes of
the illumination. After a long period
of dull winter days just the first
sunny spring day may injure the plant
dramatically. The sun light is espe-
вред растениям. Особенно опасным
солнечный свет является, если растения
находятся в небольших по объему
теплицах. Зимнее "холодное" солнце не
вызывает сильного повышения
температуры, цветовод считает, что опасности
нет, а первый весенний, по-настоящему
солнечный день приводит к такому
повышению температуры в теплице, что
растения буквально свариваются.
Все эти проблемы исчезают, если
использовать искусственный свет, но для
того, чтобы заменить им полностью
солнечный, нужны слишком большие
усилия, что делает этот метод не всем
доступным.
Чем ниже окружающая температура,
тем больший свет могут вынести ваши
растения и наоборот.
Поливка
Посадка в кору позволяет
осуществлять поливку по мере просыхания
верхнего слоя коры. Поливка производится
достаточно тонкой струей так, чтобы в
конечном итоге была смочена вся
поверхность субстрата. Сначала новая
кора плохо держит воду. Это длится
некоторое время, пока в результате
деятельности бактерий не начнется
процесс разложения.
В общем случае частота полива
зависит от многих факторов: маленькие
горшки сохнут быстрее, чем большие;
просыхание быстрее в тепле, нежели в
холоде, и, конечно, сухой воздух
вызывает более сильное высыхание, чем
влажный. Хорошо помотает при поливке
сортировка растений по размерам и
кондициям. Состояние активности
растения также определяет количество
потребляемой воды, то есть растение, не
делающее активного роста, потребляет
воду медленнее, чем производящее
новый рост. В период покоя растения не
бездействуют. Происходят внутренние
изменения, на основе которых по
истечении срока они переключаются на
развитие нового роста или цветков. Во
daily dangerous if the plants are
kept in small in-door greenhouse.
"Cool" winter sun does not increase
the temperature in essential and the
plant does not expect any danger, but
the first really sunny spring day
increase the temperature in such a rate
that the plants become just cooked.
All these problems disappear if use
an artificial light, but so much
effort are necessary to reject sun
light absolutely, that it is not
available for all amateurs*
The lower temperature, the higher
light inensity may be accepted by the
plants without any harm, and vice
versa.
The watering
Using a bark as a substrate permits
to supply water as the upper
substrate layer is drying. It is better
to water a plant with sufficiently
thin water jet to provide all
substrate surface moistering. New bark
does not keep the water well. This
continues until the decay process
starts as a result of bacterium
activities .
In general, the watering frequency
depends on many circumstances: small
pots are drying faster than big ones;
drying is faster under warm than
under cool conditions and, of course,
dry air causes faster drying than
humid one. It is useful to sort the
plants by size and conditions for
watering. Also the state of the plant
defines the water consumption, i. e.
resting plants require less water
than active plants. Yet the resting
plants do not stop their activity.
Some internal transformations are
being made to prepare new growth or
blooming starting in proper time.
During the rest period the plant life
activities are slowing down but the
время периода покоя процессы
жизнедеятельности могут быть замедленными,
но по-прежнему производится и
расходуется пища и по-прежнему нужна вода
для работы.
Вода для поливки должна быть с
малым содержанием солей —
дистиллированная, кипяченая или остывшая из
горячего водоснабжения. Реакция воды
должна быть слабокислой, рН « 6,2. Не
следует пользоваться водой,
смягченной добавлением натрия, на чем
основывается большинство домашних
смягчителей воды. Натрий замещает кальций и
магний в питательных солях; при этом
он токсичен для растении.
На сегодняшний день нет полного
согласия в мнениях о частоте удобрения,
о пропорциях между элементами или о
концентрациях для растений,
посаженных в кору. Однако известно, что
любая кора содержит меньше азота, чем
корни папоротника. Поэтому
общепринятым является мнение, что кора
"нуждается " в азотистых подкормках.
Влажность воздуха
Этот параметр вызывал в свое время
едва ли не самое большое количество
споров. Именно из-за недостатка
влажности (как считали ранее орхидеисты)
не удавалась культура тех или иных
орхидей. В настоящее время точка
зрения на этот вопрос претерпела
существенные изменения. Относительная
влажность 40—60% вполне достаточна зимой
для большинства растений. Весной и
летом, особенно в жаркую погоду,
влажность должна быть поднята до 70%,
если это возможно.
Повышение влажности посредством
опрыскивания, практикуемое таким
большим количеством людей, не может быть
рекомендовано. Повышение это является
весьма кратковременным, тогда как
наличие воды на листьях приводит к
возможности возникнове ний грибковых и
бактериальных заболеваний. Грибковые
food is still being produced and
wasted and the water is still
necessary for doing this job.
The water being supplied should
contain low salt concentration — des-
tilled or boiled, or cooled from hot
water-pipe. It must have slightly
acidic reaction, pH « 6.2. It is not
expedient to use the water softened
with sodium salts as most of home
equipment do. The sodium would oust
calcium and magnesium from nutritious
salts, and it is harmful for plants.
There is no full consent about
fertilizing frequency, a nutritious
solution concentration and proportions
between different components for the
plants being grown in bark pieces.
However, it is well known that bark
substrates nitrogen contents is much
lower than for fern root chunks.
Thus, there is common opinion that
the bark "needs" in fertilizing with
nitrogen.
Air humidity
This parameter was one of the most
sharp point for discussions some time
ago. Orchid growers believed that
just lack of humidity was the reason
of failures with some orchids
cultivation. Modern point of view is quite
different. The air humidity of 40—60%
is quite sufficient in winter for
most plants. In spring and summer it
should be increased to 70% if
possible.
Increasing the air humidity by
spraying of the plants, although used
by a number of growers, cannot be
recommended. This acts very short
time, while the water contacting with
the leaves inspires fungous and
bacterial deseases. Fungous and
bacterial spores can germinate only in
и бактериальные споры могут
прорастать только на мокрых поверхностях.
Застоявшаяся вода дает им шанс
прорасти и заразить растение.
Частое распространение инфекции в
оранжерее становится возможным из-за
частых опрыскиваний. Сухая листва и
ризомы обезвреживают инфекцию.
Повышение влажности, обеспечиваемое
маленькими комнатными теплицами,
вызывает тот же отрицательный эффект,
действие которого усугубляется
наличием застойного воздуха. Иногда вода,
сконденсировавшаяся на стекле, капает
на расположенные ниже растения, из-за
чего листва или субстрат становятся
мокрыми. Особенно опасен застой воды
в точках роста или пазухах листьев
таких орхидей, как фаленопсисы, па-
фиопедилумы, мильтонии и др. Правда,
в естественных условиях влага
постоянно попадает на листья орхидей хотя
бы из-за росы. Но, во-первых, там не
бывает застоя воздуха, во-вторых,
растения получают свет (и в том числе
ультрафиолетовое облучение) не через
стекло, а непосредственно, что
является мощным сдерживающим фактором
ограничения развития грибов и бактерий.
ОСНОВНЫЕ ПРАВИЛА
Подытоживая сказанное выше, можно
сформулировать следующие основные
правила содержания, действительные
для всех орхидей:
• хороший дренаж (на 1/3 горшка);
горшки как можно меньшего размера,
предпочтительнее — пластмассовые,
снизу сделать прорезь на 3 см в
боковой стенке;
• по возможности влажный (60—70%) и
свежий воздух;
• много света, даже если данной
орхидее противопоказаны прямые
солнечные лучи;
• вода для поливки с малым
содержанием солей — дистиллированная,
дождевая, кипяченая или остывшая из
горячего водоснабжения (реакция воды
должна быть слабокислой, рН « 6,2).
some water is present. The water
staying on the plant leaves give them
a chance to start the growth and
hence to infect the plant.
Frequent spraying is the typical
reason of infection in greenhouses.
Dry leaves and rhizome prevent
infections .
Increasing the humidity by using
small indoor greenhouse make the same
negative effect, wich is even
enforced by immovable air. The water is
being condensed sometimes at the
glass and then falls to the plant
leaves or substrate, moistening them.
The water staying in the growth point
or in the leaf axils of such orchids
as phalaenopsis, paphiopedilums, mil-
tonias and others is of especial
danger. It is true that in natural
conditions some water often contact with
orchid leaves, because of dew for
instance. But the air in this case is
permanently moving and the light
(including ultraviolet) passes to plant
immediately, without glass — all this
acts against fungi and bacterium.
MAIN RULES
Summarising the above information,
the following rules may be
formulated, valid for all orchids:
• good drainage (1/3 of the pot
height); as small pots as possible,
preferably plastic ones, with
chinks of 3 cm height in lateral
walls;
• fresh air, humid if possible (60-
70%) ;
• plenty of light even if the orchid
does not tolerate direct sun rays;
• the water with as small salt
content as possible — distilled or
collected from rains, boiled or
from hot water-pipe with slightly
acidic reaction, pH « 6.2.
Все орхидеи делятся на три
температурные группы:
• "холодная" — с ночной
температурой 10-12 °С.
• "умеренная" — с ночной
температурой 12-15 °С.
• "теплая" — с ночной температурой
15-18 °С.
Эти температуры даны для зимних
условий. Летом так или иначе эти
температуры становятся выше (если не
применять специальное охлаждающее
устройство) . Зимние дневные температуры
могут быть намного теплее ночных (от
17 до 30 °С); лучше, если они не
превосходят их больше, чем на 5—8 ° С.
Особенно опасно, если наряду с
чрезмерной высокой температурой растения
подвергаются действию солнца.
По требованию к освещению орхидеи
разделяются на три группы:
• без прикрытия на солнце,
• частичное прикрытие от солнечных
лучей (в период от 10 до 14 часов),
• только рассеянный свет (полное
прикрытие от солнечных лучей).
Поливка орхидей производится тонкой
струей воды так, чтобы смочить всю
верхнюю поверхность субстрата. В
период роста такая поливка производится
по мере высыхания поверхности
субстрата, то есть 1 раз в 2—3 дня (а
иногда и каждый день).
Многие орхидеи (с псевдобульбами)
имеют так называемый период покоя. В
течение этого времени полив или
совсем прекращается, или сильно
ограничивается (1 раз в 2—3 недели),
поливают так, чтобы не сильно
сморщивались псевдобульбы.
Для орхидей действительны общие
правила поливки и удобрения растений:
• чем прохладнее, тем реже поливка;
• удобрять следует только при доста-
А11 the orchids are divided into
three groups regarding to temperature
requirements:
• "cool" — with night temperature
of 10-12 °C;
• "moderate1 — with night
temperature of 12-15 °C;
• "warm" — with night temperature
of 15-18 °C.
These temperature values are
presented for winter period. Of cause,
summer temperature is higher, unless
special cooling equipment is using.
Winter day temperature may be much
higher (from 17 to 30 °C); it is
better if they exceed the night value
not more than 5—8 ° С. Too high
temperature is especially dangerous if
the plants are exposed to the sun
rays.
Regarding to the illumination
intensity requirements, the orchids are
also divided into three groups:
• without any protection from sun
rays,
• with partial protection between 10
am and 2 pm,
• and full protection (only dispersed
light).
The watering is to be done by thin
water jet to provide all substrate
surface moistering. During the growth
period such a watering is to be done
as substrate surface is drying, i. e.
every 2 — 3 days (sometimes every
day) .
Many orchids having pseudo-bulbs
have a pest period. This time water
supplying should be reduced to once a
fortnight or stopped at all; the
watering should be done to avoid strong
pseudobulb shrinking only.
In general, common rules for
watering and fertilizing the plants are
valid for orchids:
• the cooler temperature, the more
rare watering;
точно сильном освещении утром
светового дня ;
• концентрация удобрения — 1 г/л,
частота — 1 раз в 10—15 дней.
• fertilising in the morning and
only if there is enough light;
• fertiliser concentration is 1
gram per liter, the frequency once
per 10 — 15 days.
Разное
БИОЛОГИЧЕСКИ АКТИВНЫЕ РАСТЕНИЯ
Каби паранская
Cabi paraensis Ducke
Все части
Синоним: Callaeum antifebrile.
Каби паранская - лиана южноамериканских джунглей из семейства
Malpighiaceae, которое рпспространено преимущественно на всей территории
бассейна Верхней Амазонки, и реже вдоль Нижней Амазонки. Она используется в
народной медицине в некоторых частях Бразилии, и иногда как компонент в отварах
аяхуаски.
Ботаническое
описание
Древесная лиана или прямостоящий кустарник 3-15 м высотой; стебли голые или
слегка шелковистый, круглые в сечении, от оливково-зеленой до бледно-
коричневой окраски; кора белая и рыхлая, или отсутствует; межчерешковые
гребни присутствуют. Лопасть больших листьев длиной 9-16 см, 3.5-8.5 см
шириной, листья ланцетно-яйцевидные до яйцевидных, клиновидные или округлые у
основания, кратко- длинно-заостренные на верхушке, негусто шелковистые ниже,
скорое неопушённые, голые выше, черешок длиной 8-34 мм. Соцветие с четырьмя
цветками, соединенв по 1-7. Полуплодика 3-лопастные, пробковый, 1,5-2,0 см
шириной, лопасти ребристые, иногда несущие крылья 1,0 см высотой и 0,3-0,5 см
в ширину; промежуточные крылышки отсутствуют.
Callaeum antifebrile.
Химический
состав
Были сообщения, что стебли и листья содержат алкалоид гармин. О никаких
других алкалоидов не сообщалось, но химические анализы не проводились в
последние полвека.
Использование
Используется в народной медицине, в частности, в северном бразильском штате
Para, в качестве жаропонижающего. Сок растения используют для лечения
гастрита, язвы желудка, и кожных высыпаний.
Время от времени сообщалось, что используется как галлюциноген таким же
образом , как лоза духов.
Кактус Пеиот Lophophora williamsii Надземная часть
Лофофора Уильямса (Lophophora williamsii, ранее известна также как
Lophophora fricii — североамериканский кактус рода Лофофора. Пейотль, или
Пейот — туземное название растения и приготовляемого из него напитка.
Лофофора Уильямса распространена в северо-восточной Мексике и в южных
приграничных с Мексикой районах штата Техас.
Ботаническое
описание
Небольшое растение диаметром до 8 см, уплощённой шаровидной формы со сгла-
женными рёбрами и без колючек. Часто даёт множественные детки от общего
корня. Корень обладает свойством сокращаться в сухой период и втягивать в грунт
надземный стебель.
Ареолы — от плотно опушённых, образующих сплошной жёсткий ковёр над точкой
роста, до почти голых.
Цветки появляются на темени (у старых растений — одновременно появляется
несколько цветков), мелкие, розовые, цветут в течение всего влажного периода.
Плоды — мелкие удлинённые красные ягоды — появляются из шерстистого темени
растения в течение всего лета. Плоды малосемянные — в среднем одна ягода
содержит 5—10 круглых чёрных семечек, однако бывает и больше, и меньше.
Разновидность Lophophora williamsii f. jordanniana имеет в дикорастущем
виде лилово-пурпурные цветки.
Химический
состав
Известен, прежде всего, благодаря веществу мескалин, содержащемуся в мякоти
стеблей дикорастущих лофофор.
Использование
Индейцы Мексики и юго-востока Америки почитали пейотль как божество и
употребляли его при различных обрядах. Стоит отметить, что они называли пейотль
не иначе как Мескалито. Некоторые из этих обрядов описал в своей книге
«Учение Дона Хуана: путь знания индейцев яки» (и ряде других) Карлос Кастанеда.
На основании Закона США о свободе исповедания традиционных индейских
культов, Церковь коренных американцев использует пейотль в своих церемониях, при
том что культивирование и употребление данного растения в США запрещено во
всех прочих случаях.
Кактус Сан Педро
Echinopsis pachanoi
Надземная часть
Echinopsis pachanoi (syn. Trichocereus pachanoi) — южноамериканский колон-
новидный быстрорастущий кактус рода Эхинопсис. Общеупотребительное английское
название растения — San Pedro cactus («Кактус Сан-Педро»).
В природе распространён в основном на западных склонах Анд в Перу на высоте
2000-3000 м, встречается также в Эквадоре, Боливии, Чили, Аргентине; в
настоящее время культивируется и в других регионах.
Echinopsis pachanoi неприхотлив, легко размножается семенами и
черенкованием. Почва должна быть плодородной, с примесью песка, гравия и извести, рН
5,5-6.
В закрытом помещении летом — яркое освещение и обильный полив, зимой —
содержание почти сухое, при температуре 8-10 °С.
Ботаническое
описание
Стебель — колонновидный древовидный, высотой до 5-6 метров; побеги
многочисленные. Цвет от светло- до тёмно-зелёного, чаще всего — голубовато-
зелёные; молодые побеги покрыты налётом. Взрослые растения имеют 6-8 широких
и округлых рёбер с поперечными углублениями у ареол и 3-7 колючек тёмно-
жёлтых или коричневых колючек длиной до 2 (обычно — 0,5-1) см. Цветки —
белые, трубчатой формы, до 22-23 см длиной, ароматные; цветочная трубка — с
чёрными волосками.
Химический
состав
Сан-Педро содержит мескалин (0,21—1,8 %), хорденин, тирамин, 3-метокситира-
мин, анхалонидин, анхаланин, 3,5-диметокси-4-гидрокси-В-фенэтиламин, 3-4-
диметокси-4-гидрокси-В-фенетидамин и 3,4-диметоксифенэтиламин.
Использование
Использовался в народной медицине и в религиозных целях в течение 3000 лет.
Каладиум Caladium L. Все части
Каладиум (лат. Caladium) — род тропических травянистых растений семейства
Ароидные (Araceae). Род включает около 15 видов, встречающихся в тропической
Америке. Растения образуют густой тропический подлесок.
Из-за формы листьев каладиумы получили в просторечье название слоновые уши,
Христово сердце, ангельские крылья.
Каладиум двухцветный (Caladium bicolor)
Ботаническое
описание
Представляют собой сочные многолетние травы с крупными стреловидными
листьями, по форме напоминающим карточную масть червы. В исконном ареале листовые
лопасти каладиума достигают 30-50 сантиметров в ширину. Цветы — однополые,
без околоцветника, собраны в початки как у арума. У основания метёлки цветки
пестичные, далее — тычиночные, над ними — стерильная часть початка. Сам
початок окружен белым покрывалом. Плод — метёлка с ягодами. Один из видов —
каладиум съедобный (Caladium esculentum) , разводится в Южной Америке ради
корневищ богатых крахмалом. Некоторые внешне декоративные виды (С. bicolor, С.
marmoratum, С. picturatum и др.) были одомашнены, привезены в РФ и СНГ, и в
условиях искусственного отбора дали начало многим садовым, оранжерейным и
комнатным сортам, которые различаются по форме и окраске листьев (красные,
розовые, пурпурные, белые, смешанные). Каладиумы широко используются в
оформлении приусадебных участках и клумбах на юге США. Растения влаголюбивы и
теплолюбивы. На зиму выкапываются и хранятся при температуре +13+16 °С.
Предпочитают рассеянный свет и полутень.
Химический
состав
Сок всех частей растения ядовит и может вызывать аллергию.
Использование
Используются в сельском хозяйстве для получения крахмала, наиболее часто —
в декоративном садоводстве ради крупных ярко-окрашенных листовых лопастей
разных цветов.
Клен серебристый Acer saccharium Листья
Клён серебристый (лат. Acer saccharinum) — листопадное дерево семейства
Кленовые (по другой системе классификации Сапиндовые), произрастающее в
восточной части Северной Америки.
Ботаническое
описание
Листопадное быстрорастущее дерево средних размеров, высотой 27—36 м. Ствол
короткий, возле основания часто разделяется на несколько вертикальных
разветвлений. Крона, как правило, негустая и закруглённая. Ветви сначала
направлены вниз, затем изящно изгибаются и идут вверх. Веточки схожи с веточками
клёна красного — с V-образными листовыми рубцами, только у клёна серебристого
они более крепкие, часто более тёмного каштанового цвета и на изломе они
неприятно пахнут.
Кора молодых деревьев светло-серая, гладкая, с возрастом темнеет и
покрывается длинными узкими трещиноватыми хлопьевидными чешуйками.
Корневая система неглубокая и мочковатая (волокнистая).
Почки красновато-коричневые с крупными чешуйками, цветковые почки часто
собраны в хорошо заметные гроздья.
Листья супротивные, простые, с пятью лопастями и глубокими пальчатыми
выемками между ними, на краях шероховато-пильчатые, 8—16 см длиной и 6—12 см
шириной, в верхней части светло-зелёные, в нижней бледные, серебристо-белые.
Черешки тонкие, 5—12 см длиной.
Цветки однодомные, от зеленоватого до красноватого цвета, собраны в
маленькие метёлки. Цветёт клён ранней весной, задолго до появления листьев.
Плод — крылатка, состоящая из двух одинаковых крылышек с семенем, самая
крупная среди североамериканских видов. Каждое крылышко 3,5—5 см длиной и до
12 мм шириной. Плод созревает поздней весной и при попадании в почву сразу
даёт побеги. Хотя крылышки способствуют переносу семени на расстояние, они
(семена) довольно тяжёлые у этого вида и частично распространяются с помощью
водных потоков.
По своим морфологическим свойствам Клён серебристый близок к клёну красному
и может создавать с ним гибриды (Acer x freemanii).
Живёт до 130 лет и дольше.
Химический
состав
Изучение химического состава листьев показало, что в них накапливается до
268 мг% витамина С, содержатся алкалоиды, дубильные вещества.
Использование
Сок почти бесцветный, сладковатый, с приятным ароматом, его пьют от цинги,
при болях в пояснице. Кленовым соком заживляли раны, излечивали язвы. Из него
получается необычайно вкусный сироп - натуральный, экологически чистый
продукт, содержащий минералы.
Листья и побеги клена остролистого используются в народной медицине как
желчегонное, антисептическое, ранозаживляющее, противовоспалительное и
болеутоляющее средства. Настоями и отварами из листьев лечат желтуху, цингу, по-
чечно-каменную болезнь, их принимают так же, как мочегонное, противорвотное и
тонизирующее средство. Свежие листья в измельченном виде прикладывают к
гнойным ранам и язвам.
Калея закатечичи
Calea zacatechichi
Надземная часть
Калея закатечичи (лат. Calea zacatechichi, исп. hoja de dios — «листья
бога») — растение; вид рода Калея семейства Астровые, растущее в диком виде на
пространстве от южной Мексики до северной Коста-Рики.
Ботаническое
описание
Сильно разветвлённый кустарник высотой до 1—1,5 м с зазубренными по краям
листьями, треугольно-овальной формы, 2—6,5 см длиной.
Соцветие состоит из множества плотно прилегающих друг к другу маленьких
белых или жёлтых цветков.
Химический
состав
Химический состав калеи закатечичи - спорная тема. Учёные уже выяснили,
отчего калея имеет столь горький вкус. Это сесквитерпены и флавоноиды. Зато
алкалоид , отвечающий за яркие сновидения так и не выделен.
Использование
Используется шаманами местных племён для предсказания будущего посредством
вызываемых растением ярких сновидений, а также в лекарственных целях при
желудочно-кишечных расстройствах и как жаропонижающее средство. Растение
обладает успокаивающим и лёгким снотворным действием.
Показано, что вытяжка из данного растения обладает психоактивными
свойствами. Её употребление способствует продуцированию ярких и осознанных сновидений
и увеличению времени их вспоминаемости.
Вопреки очень распространённому мнению, калея закатечичи не является
наркотиком, и поэтому её выращивание, хранение или использование не запрещено ни в
одной стране мира.
Калужница Caltha sp. Надземная часть
Калужница (лат. Caltha) — небольшой род многолетних травянистых растений
семейства Лютиковые (Ranunculaceae), обитающих во влажных или заболоченных
местах.
Разные источники указывают количество от 3 до 40 видов. На территории
бывшего СССР произрастает 6 видов.
Ботаническое
описание
Корневая система состоит из коротких корневищ с простой структурой.
Стебель ветвистый, часто толстый — до 2,5 мм в диаметре. Высота растения
15—80 см.
Листья цельные или слегка лопастные, очерёдные, гладкие, округлые с
сердцевидным основанием.
Цветки крупные, правильные обоеполые, жёлтого или белого цвета.
Околоцветник простой, венчиковидный, из пяти или более листочков. Тычинки и пестики
многочисленные, сидящие по спирали на одном плоском цветоложе. Завязь одно-
гнёздная, со многими семяпочками. На каждом растении имеется небольшое число
цветков, чаще одиночных.
Плод состоит из множества (2—5—12) листовок, раскрывающихся вдоль
внутреннего шва.
Калужница болотная (Caltha palustris) — типовой вид рода Калужница.
Химический
состав
Калужница болотная содержит алкалоиды, холин; витамин С, каротин, флавонои-
ды. В корневищах, корнях обнаружены сапонины тритерпеновые, алкалоиды,
дубильные вещества, флавоноиды; гамма-лактоны. Стебли содержат витамин С, ли-
стья - алкалоиды, витамин С, каротин, флавоноиды; цветки - следы алкалоидов,
каротиноид элоксантин; семена - алкалоиды, витамин С, жирное масло (30%),
содержащее линолевую кислоту (11%).
Использование
Калужница болотная - декоративное растение, разводится садоводами, имеет
садовые формы.
Из свежих цветущих растений готовят гомеопатический противокашлевый
препарат.
Зелёные части растения ядовиты. Сырыми их употреблять нельзя!
Нераспустившиеся цветочные бутоны, сваренные в воде или обваренные кипятком, маринуют в
уксусе с добавлением пряностей (гвоздики, лаврового листа, перца и др.) и
используют как приправу вместо каперсов для салатов, борщей, солянок. При варке
ядовитое вещество полностью разрушается и растение становится безвредным.
Корневища в варёном виде также съедобны. Их можно использовать в качестве
приправы к мясным и рыбным блюдам. Сушёные и смолотые корни добавляют в муку
при выпечке хлеба. На Кавказе верхушки стеблей с цветочными почками сушат и
зимой употребляют в основном как приправу к первым блюдам.
Кананга душистая (Иланг-иланг) Cananga odorata Все части
Кананга (лат. Cananga) — монотипный род двудольных цветковых растений,
входящий в семейство Анноновые (Annonaceae).
Единственный вид — Кананга душистая, или Иланг-иланг (Cananga odorata
(Lam.) Hook.f. & Thomson).
Естественный ареал — Бирма, Филиппины, Индонезия (Калимантан, Ява).
Культивируется по всей территории азиатских тропиков.
Ботаническое
описание
Вечнозелёное дерево высотой 10—40 м, в культуре после обрезки со снижением
высоты — до 3 м. Ствол — до 75 см в диаметре, без досковидных корней,
встречающихся у некоторых других анноновых. Кора светло-серая или серебристая,
гладкая.
Листья очередные, двурядные, простые, овально-продолговатые, без
прилистников, размером 13—49 на 4—10 см. Черешки короткие, до 2 см длиной. Жилкование
перистое, лист имеет 8—9 пар вторичных жилок, отчетливо видных на обеих его
сторонах.
Соцветие — кисть, цветки длиной от 5 до 7,5 см, обоеполые, зелено-жёлтые,
на цветоножке длиной 2—5 см, с 3 чашелистиками и 6 лепестками, имеющими на
внутренней стороне у основания пурпурно-коричневое пятно.
Тычинки многочисленные, тесно скученные, длиной 2—3 мм, с широким
конусовидным надсвязником. Плодолистики также многочисленные. Плод — сочная много-
листовка, состоит из 7—16 плодиков длиной около 3 см на ножках длиной до 2
см. Плодики тёмно-зелёные, зрелые — черноватые, с 2—12 светло-коричневыми
семенами длиной 0,9 см в жёлтой мякоти, которые имеют рудиментарный ариллус.
Химический
состав
В состав эфирного масла входят кариофилен, линалоол, сафрол, гераниол, бен-
зилацетат, метилсалицилат, фарнезол, кадинин, органические кислоты и другие
компоненты. В масле кананги много сесквитерпеновых углеводородов, спиртов и
сложных эфиров.
Использование
Глубокий и богатый запах цветков иланг-иланга напоминает жасмин и нероли.
Эфирное (иланг-иланговое) масло из цветков получают методом паровой
дистилляции. Иланг-иланг используют в парфюмерии («восточные» и «цветочные»
композиции) , в ароматерапии, а также в косметике, иногда он используется в
ароматизаторах пищевых продуктов, сладких кремов. Считается, что аромат иланг-иланга
оказывает успокаивающее действие, нормализует высокое кровяное давление,
помогает при кожных проблемах, а также считается афродизиаком.
Кардария крупковая Cardaria draba Все части
Сердечница крупковидная. Семейство крестоцветные (капустные) - Brassicaceae
Burnett. (Cruciferae Juss.)
Распространена в европейской части России (кроме севера), Западной Сибири
(Верхнетобольский, Иртышский районы), на Украине, в Беларуси, Молдове, на
Кавказе (все районы), в Средней Азии (все районы). Общее распространение:
Средиземноморье, Балканы, Сирия, Палестина, Иран.
Растет на лугах, лесных полянах, опушках, остепненных и степных склонах, в
оврагах, на пастбищах, вдоль дорог, у жилья; единично, группами, реже -
зарослями .
Ботаническое
описание
Кардария крупковидная (кардария крупковая) - многолетнее травянистое
коротко-пушистое растение высотой 20-50 см. Стебли прямые, наверху щитковидно-
ветвистые, прикорневые листья сужены в черешок, большей частью выемчатые или
почти лировидные, иногда почти перистые; средние и верхние ланцетные. Цветки
в щитках, пахучие; чашелистики голые, 1,5-2 мм длиной, до 1/2 шириной, бело-
окаймленные; лепестки белые, 2,5-4 мм длиной; стручочки голые, 3-4,5 мм
длиной, семена овальные или эллипсоидальные, немного сплюснутые, не окаймленные,
темные.
Цветет в мае-июне.
Химический
состав
Растение содержит алкалоиды, кумарины, флавоноиды, тиогликозиды, витамины
С, Е, каротин, изотиоцианат сульфорафан. В плодах обнаружено жирное масло и
изотиоцианаты.
Использование
Растение ядовито, его следует применять с осторожностью.
С лечебной целью используются трава (стебли, листья, цветки), сок травы,
плоды.
В народной медицине настой травы применяется как противоцинготное, а также
внутрь при кожных заболеваниях.
Сок травы употребляют при уплотнении матки, как желчегонное и фунгицид
(противогрибковое).
Верхушки стеблей с плодами используют в виде компрессов при
доброкачественных опухолях. Отвар плодов назначают при метеоризме, для улучшения
деятельности желудка, при лихорадке.
Плоды употребляют как пряность - заменитель перца.
Кат съедобный (Арабский чай)
Catha edulis Forsk.
Надземная часть
Кат (лат. Catha) — монотипный род вечнозелёных кустарников семейства
Бересклетовые (Celastraceae), включающий единственный вид — Catha edulis.
Ботаническое
описание
Сочные ярко-зеленые остроконечные листья, вырастающие на светло-красных
стеблях.
Представители семейства — растения с супротивными или очерёдными простыми
цельными листьями с прилистниками или без них.
Цветки мелкие, обоеполые, правильные, в цимозных, малоцветковых, часто ди-
хазиальных соцветиях. Околоцветник двойной, четырёх- или пятичленныи. Чашечка
более или менее раздельнолистная. Венчик раздельнолепестный. Заметный подуш-
ковидный или бокальчатый диск. Тычинок четыре—пять, противостоящих
чашелистикам. Гинецей синкарпный из 5—2 плодолистиков. Завязь верхняя, сидящая на
диске или окружённая последним, 2—5-гнёздная, с 1—2 прямостоячими анатропными
семязачатками в каждом гнезде, с двумя интегументами. Столбик часто с тремя
рыльцами. Плацентация центрально-угловая.
Химический
состав
Растение содержит вещества стимулирующе-наркотического действия, в связи с
чем получило довольно широкую известность. При сушке растения наиболее
активное вещество, катинон, испаряется за двое суток, оставляя более мягко
действующий компонент, катин. Поэтому собранный урожай листьев и стеблей ката
транспортируют в пластиковых мешках, или запакованным в листья банана, для
сохранения высокой активности сырья.
Использование
Препараты из ката вызывают умеренную эйфорию и возбуждение, а также снимают
усталость и лёгкую боль. Кат может провоцировать неадекватное поведение и
гиперактивность . Кат подавляет аппетит, его использование может привести к
кратковременному запору по прекращению использования.
Считают, что стимулирующий эффект оказывает содержащееся в растении
вещество, традиционно именуемое катин, из класса Фенилэтиламина. Однако это
утверждение оспаривается — экстракты из свежих листьев содержат также — катинон,
вещество более физиологически активное, нежели катин. По данным ЮНЕСКО,
действующие вещества относятся к группе псевдоэфедринов.
В странах Аравийского полуострова, и некоторых странах Восточной Африки кат
является неотъемлемой частью жизни общества, его принимают во время встреч в
кафе (вместо или вместе с кофе) или после работы, как средство релаксации,
студенты употребляют его во время подготовки к экзаменам.
В Йемене по некоторым оценкам кат употребляет до 90 % всего мужского
населения и 25 % женщин. Для самих йеменцев жевание ката не является только лишь
пагубной привычкой или времяпрепровождением — это стиль жизни. Торговлю катом
поддерживают десятки тысяч семей страны и на это уходят миллионы долларов в
год.
Во всём мире около 10 миллионов человек употребляют кат.
В ряде стран (например в России и США) кат запрещён, как наркотическое
средство.
Качим (Гипсолюбка, Перекати поле) Gypsophila L. Все части
Качим, или Гипсофила, или Гипсолюбка (лат. Gypsophila) — род растений из
семейства Гвоздичные (Caryophyllaceae).
Включает около 150 видов, произрастающих в Южной Европе, по берегам её
Средиземноморской области и во внетропической Азии; известен и один
австралийский вид.
Ботаническое
описание
Однолетние и многолетние (в большинстве) невысокие травы, причём лишь очень
немногие высокогорные (или «альпийские») формы сильно изменяют свой
«травянистый» характер, а являются в виде очень плотных и жёстких деревянистых
подушек, обрастающих скалы нагорного и полугорного пояса гор Европы и Азии
(таков, например, Gypsophila aretioides Boiss., часто встречающийся в Персии и
сопредельных с нею горах Закаспийской области).
В общем — это травы с сильно разветвлённым стеблем, с обилием прикорневых
листьев и с мелкими цветами в развилистых полузонтиках, или дихазиях.
Листья всегда цельные и простые, узкой формы — ланцетные, удлиненно-
овальные или лопатчатые, иногда линейные.
Стебель сильно развит и у большинства многосторонне разветвлён, но все
разветвления двуразвильчаты.
Цветки мелкие, белые, беловато-зелёные, розоватые и розовые, устроены по
типу цветков семейства Гвоздичные. Чашечка колокольчатая, пятилопастная,
почти перепончатая, с зелёной полоской посреди каждой доли; лепестки сужены к
основанию. Тычинок 10.
Плод — одногнёздная многосемянная коробочка, шаровидная или яйцевидная,
раскрывающаяся 4 створками; семена почковидно-округлые.
В России и сопредельных странах известно более 30 дикорастущих видов качи-
ма, преимущественно в южных областях, на Кавказе и в Средней Азии.
Один из них, качим стенной, или постенный, Gypsophyla mural is L. —
маленькое приземистое растеньице с бледно-розовыми цветами, встречается в Средней
России очень часто и в огромных количествах, как сорная трава, между
посевами, особенно во ржи; но это же самое растение разводится и в садах очень
часто в качестве красивого, густо растущего декоративного вида для бордюров
клумб и для узоров.
Другой вид, качим метельчатый, Gypsophyla paniculata L., с широко
раскинутой многоветвистой метёлкой множества цветков, чрезвычайно обильно растущий в
южно-русских степях, образует в числе прочих так называемое «перекати-поле» —
сбор гонимых ветром по гладкой и ровной степи увядших трав, принявших
шарообразную форму после цветения (Перекати-поле).
Качим метельчатый (Gypsophyla paniculata).
Химический
состав
На примере Качима метельчатого (Gypsophyla paniculata). В корнях содержит
от 6—20 % сапонинов: гипсофил-сапонин (С28Н4404) с температурой плавления
2 7 3—2 7 4 ° С г растворимый в воде.
Использование
С давних времен корни качима метельчатого используются как суррогат мыла,
носящий название «белый, или левантский мыльный корень». Заготовка их
производится обычно осенью. Средний вес корня 150—200 гр. Измельченные корни
употребляются для изготовления мыльного порошка, шампуня, отмывки шерстяных
тканей перед их окраской. Ранее его массовые заготовки производились на Украине.
Декоративное растение; в культуре с 1759 года. Имеется ряд культурных форм
с крупными (относительно исходной формы) простыми или махровыми цветками
белой или розовой окраски. Применяется для изготовления букетов.
В народной ветеринарии употребляется как рвотное для лошадей.
Квилайя мыльная
Quillaja saponaria Molina
Все части
Квиллайя мыльная (лат. Quillaja saponaria) — растение семейства Квиллайевые
(Quillajaceae), вид рода Квиллайя, произрастающее в Чили, Перу и Боливии, а
также культививируемое в Индии.
Ботаническое
описание
Вечнозелёное дерево высотой до 18 м с эллиптическими очередными листьями.
Цветки белые пятичленные, собраны в короткие кистевидные соцветия. Плод —
сухая пятираздельная листовка бурого цвета.
Химический
состав
Кора растения содержит 9—10% сапонинов с высоким гемолитическим индексом.
Агликоном главного сапонина является квиллаиевая кислота, а сахаристой частью
— галактоза и глюкуроновая кислота. Квиллаиевая кислота — производное олеано-
ловой кислоты, содержащее гидроксильную группу при Cie и альдегидную группу
при С24 • Этому сапонину в нерасщеплённом виде присущи острый вкус и
раздражающее действие на слизистые оболочки. Структура агликонов других сапонинов
ещё не раскрыта.
Использование
Кора дерева применяется в виде водного экстракта или спиртовой настойки в
качестве отхаркивающего средства. Сапонины растения используются в качестве
эмульгаторов, а также добавляются в зубные пасты и лечебные шампуни.
Кендырь Apocynum L. Все части
Кутра, или Кендырь, или Пуховник (лат. Apocynum) — род растений семейства
Кутровые, включающий в себя около 7 видов. Виды рода широко распространены в
областях умеренного климата в Северном полушарии, за исключением стран
Западной Европы.
Ботаническое
описание
На примере Кутра коноплёвая, или Кутра конопляная (лат. Apocynum cannabi-
num) .
Обладает крупным толстым вертикальным корневищем, переходящим в более
тонкий стержневой корень. От корневища отходят горизонтальные побеги,
достигающие 2—4 метра в длину. Корневища и корни длиной 5—15 см, шириной 0,5—1,5 см,
продольно-морщинистые, с поверхностности тёмно-бурые или красновато-бурые, на
изломе слабоволокнистые или гладкие, с узкой серовато-белой корой и широкой
светло-жёлтой древесиной. Запах слабый.
Стебли вертикальные, высотой 1—1,5 метра, ветвистые.
Листья супротивные, короткочерешковые, яйцевидные, короткозаострённые.
Цветки правильные, собранные в небольшие щитковидные соцветия.
Плод — сложная листовка, семена снабжены летучкой из волосков.
Кутра коноплёвая (Apocynum cannabinum)
Химический
состав
В корнях кендыря содержатся сердечные гликозиды, главным из которых
является цимарин, при гидролизе расщепляющийся на сахар цимарозу и агликон строфан-
тидин, а также апоканнозид, циноканнозид, К-строфантин; пальмитиновая,
стеариновая и олеиновая кислоты, тритерпеновые соединения: олеаноловая кислота,
ос-амирин, лупеол; танин, каучук и незначительное количество алкалоидов; в
семенах - сердечные алкалоиды (до 0,35%) и жирные масла (12-20%). Биологическая
активность листьев и стеблей весьма слабая. Корни и корневища максимально
активны осенью.
Использование
В СССР и многих других странах культивировался американский травянистый вид
Кутра коноплёвая (Apocynum cannabinum), который использовался для получения
сердечных гликозидов. Коренные жители Северной Америки используют этот вид в
качестве источника волокна.
Вид Apocynum venetum используется в Китае как компонент травяных чаёв.
Виды этого рода содержат гликозид цимарин, обладающий кардиотоническим
действием, поэтому употребление кутры способно вызывать у людей аритмию. Цимарин
используется в современной медицине в качестве противоопухолевого препарата.
Листья некоторых видов служат пищей для личинок чешуекрылых.
Кислица обыкновенная Oxalis acetosella L. Все части
Кислица обыкновенная (лат. Oxalis acetosella) — многолетнее травянистое
растение, вид рода Кислица (Oxalis) семейства Кисличные (Oxalidaceae).
Народные названия — «заячья капуста» и «кукушкин клевер».
Встречается на всей территории Европы, на Кавказе, в Турции, Китае,
Монголии , в Северной Америке. На территории России растёт в европейской части, на
Кавказе, в Западной и Восточной Сибири, на Дальнем Востоке.
Растение ядовито.
Биологическое
описание
Кислица обыкновенная — зимнезелёное приземистое бесстебельное травянистое
многолетнее растение, достигает в высоту 5—12 см.
Корневище тонкое, ползучее. Корни кислицы обыкновенной заражены грибами.
Гифы гриба-фикомицета проникают внутрь клеток коры корня (эндотрофная
микориза) и образуют там древовидные разветвления (арбускулы) или пузыревидные
вздутия (везикулы). В субэпидермальных клетках тело гриба (мицелий) долго
остается живым, а в слое переваривающих клеток (фагоцитах) происходит
переваривание арбускул (тамнискофагия).
Листья — длинночерешковые, тройчатые, мягкие. Листочки обратносердцевидные,
цельнокрайние. Перед наступлением ночи или ненастной погоды листочки
складываются и поникают. На вкус они кисловаты, так как содержат соли щавелевой
кислоты. Русский ботаник А. Ф. Баталии в 1872 году в диссертации «О влиянии
света на образование формы растений» впервые указал на способность кислицы
обыкновенной опускать листья на сильном свету и от механического раздражения:
движение листьев под влиянием этих факторов происходит в результате изменения
тургорного давления в клетках подушечек сочленений листьев.
Цветоносы длиной 5—10 см.
Цветёт в конце весны — начале лета (май — июнь). Цветки одиночные, на
длинных цветоножках, белые с розово-фиолетовыми жилками и жёлтым пятном в
основании . Чашелистики овальные, тупые, сверху голые, по краю опушённые. Опыление
цветков кислицы обыкновенной, связанной с таёжным типом растительности,
представляет собой особый случай. Цветки мономорфны, но наряду с открытыми (хаз-
могамными) цветками имеются закрытые (клейстогамные) цветки. У хазмогамных
цветков рыльца и пыльца созревают одновременно, но они не могут прийти в
соприкосновение, так как рыльца на 1/3 превышают высоту пыльников. Самоопылению
цветков способствуют насекомые. В том случае, когда насекомыми осуществляется
случайно перекрёстное опыление, завязываются семена. Клейстогамные цветки
очень мелкие (около 3 мм) в сравнении с хазмогамными (диаметром около 2 см) и
похожи на бутоны. Они обычно скрыты в листовой подстилке и появляются только
когда начинается созревание семян у хазмогамных цветков. У клейстогамных
цветков лепестки упрощены до крошечных чешуи, столбики короткие, пыльники не
вскрываются, а пыльца прорастает внутри их и пыльцевые трубки проникают через
стенку пыльника и ориентируются в направлении рыльца. Клейстогамия у кислицы
обыкновенной — важнейшее приспособление к условиям тёмнохвойной тайги.
Сильное затенение и повышение увлажнения вызывает увеличение числа клейстогамных
цветков и уменьшение хазмогамных.
Плод — пятигнёздная локулицидная коробочка; вскрывается путём разрыва
гнезд. Семена после созревания выбрасываются из коробочки на большое
расстояние. Семена распространяются муравьями (мирмекохория).
Кислица обыкновенная может быть примером растений, которые приурочены лишь
к определённым растительным сообществам, будучи хорошо приспособлены к
свойственной этим сообществам фитосреде. Успешно произрастающая в тёмнохвойных, в
особенности еловых лесах в условиях значительного затенения, являющаяся,
наряду с майником и седмичником, характерным представителем растительного
сообщества таких лесов, она обычно быстро исчезает при уничтожении леса (тем не
менее, в опытах выращивания кислицы из семян вне природных сообществ она
росла при полном солнечном освещении лучше, чем при затенении в условиях леса).
В еловых лесах часто можно встретить сплошной покров из кислицы обыкновенной.
Химический
состав
Листья содержат до 1 % органических кислот (в основном щавелевую, а также
яблочную, янтарную и др.) и их соли; в молодых листьях содержится более 0,07
% аскорбиновой кислоты (к осени — до 0,15 %), каротин, рутин. Благодаря
наличию органических кислот листья имеют приятный кислый вкус.
Использование
Известно как лекарственное растение в народной медицине. Применяется в виде
настоев и отваров травы. Используют как желчегонное, мочегонное,
противовоспалительное, регулирующее пищеварение средство, для устранения дурного запаха
изо рта, при нарушениях обмена веществ, кожных болезнях. Листья употребляют в
свежем виде при весеннем авитаминозе. Свежий сок кислицы обладает
антисептическим и ранозаживляющим свойствами. Примочки с соком и свежие измельчённые
листья прикладывают к гнойным ранам и язвам.
В народной медицине растение использовали как противоядие при отравлении
ртутью и мышьяком.
У растения приятный кисловатый привкус, но в больших количествах оно слегка
ядовитое, может вызвать раздражение почек и мочевыводящих путей. Из свежих
растёртых с сахаром листьев можно приготовить витаминный напиток. В смеси с
сыром листья пригодны для салатов, их также едят как приправу к яичным блюдам
и супам. Настой зелени иногда используют как суррогат чая. Однако длительное
внутреннее применение этого растения может привести к заболеванию почек.
Кислица обыкновенная использовалась в красильном деле.
При выпасе животных в местах с большим количеством кислицы обыкновенной
(особенно в начале весны, когда другого корма мало) бывают случаи опасного
отравления (в частности, у овец), нередко со смертельным исходом.
Медонос, но сбор меда небольшой.
Иногда применяется как декоративное растение. Предпочитает влажную, богатую
перегноем почву. Участок для выращивания этого растения лучше выбрать
тенистый. Размножается кислица обыкновенная семенами и делением куста.
Разрастаясь , она образует красивый ковёр.
Клещевина обыкновенная
Ricinus communis L.
Все части
Клещевина (лат. Ricinus) — монотипный род семейства Молочайные
(Euphorbiaceae). Единственный вид — Клещевина обыкновенная (Ricinus communis)
— масличное, лекарственное и декоративное садовое растение.
Родина клещевины не определена, возможно, Африка (Эфиопия).
Натурализовалась повсюду в тропической и субтропической зонах обоих полушарий, где
произрастает в диком или полукультурном виде. Основные центры культуры — Индия,
Бразилия, Аргентина, страны Африки, Китай и Иран. В Египте она разводится уже
более четырёх тысяч лет.
Ботаническое
описание
В тропических и субтропических районах клещевина — вечнозелёный кустарник
высотой до 10 м. В условиях культуры в странах умеренного климата (Россия и
другие) — это однолетнее растение высотой до 2—3 м.
Стебли прямостоячие, ветвистые, внутри полые, розового, красного,
фиолетового или почти чёрного цвета, покрытые сизым восковым налётом.
Листья крупные, 30—80 см длиной глубокоразрезные, иногда раздельные,
заострённые, неравно-зубчатые, тускло-зелёные с черешками 20—60 см длиной.
Летом появляются кистевидные концевые или пазушные соцветия из зелёных с
красным оттенком цветков. Клещевина — однодомное растение: мужские и женские
цветки располагаются на одном растении; мужские в нижней, а женские в верхней
части оси соцветия. Цветки мелкие, светло-кремовые или белые. Тычинки
многочисленные, собраны в ветвистые пучки. Пестики с трёхраздельным столбиком и
бахромчатыми рыльцами красного, малинового или светло-жёлтого цвета.
Плод — шаровидная голая или колючая коробочка до 3 см в диаметре.
Располагаясь между листьями, плоды придают растению декоративный вид.
Зрелые семена имеют овальную форму. Со спинной стороны они выпуклые, с
брюшной — более плоские, посередине имеется продольный шов. Оболочка семян
гладкая, блестящая, пёстрая, мозаичная. В зависимости от сорта клещевины
мозаика может быть коричневая, розовая, светло-розовая, контрастирующая на фоне
семени. Цвет фона варьирует от серого до медно-красного. Таким образом семя
своей формой и пёстрой окраской напоминает клеща, отсюда и соответствующее
название растения. На верхушке семени имеется присеменник, легко
отваливающийся и имеющий вид белого придатка.
Химический
состав
Семена клещевины обыкновенной содержат жирное невысыхающее масло (40-50%),
больше известное как касторовое. Главная составная часть - глицерид
ненасыщенной рициноловой кислоты (80-85%). Кроме того, масло содержит стеариновую,
олеиновую, линолевую и диоксистеариновую кислоты, глицерин и неомыляемые
вещества; белковые вещества (14-17%), алкалоиды (0,1-1,0%), безазотистые веще-
ства (10-12%) и клетчатку (18-19%). Белки семян представлены главным образом
глобулинами и альбуминами. К белковым веществам относится и малоизученное
ядовитое вещество рицин. Во всех частях клещевины содержится алкалоид
рицинин, который при получении касторового масла из семян остается в жмыхах.
Семена содержат макроэлементы (мг/г) : К - 8.7, Са - 3.3, Мд - 3.5, Fe -
0.04; микроэлементы (мкг/г) : Мп - 0.05, Си - 0.22, Zn - 0,39, Mo - 0.46, Cr-
0.002, Se - 30.0, Ni - 0.4, Pb - 0.02, В - 3.0; концентрируют Se.
Использование
Все части растения содержат белок рицин и алкалоид рицинин, ядовиты для
человека и животных (ЛД5о около 500 мкг) . Приём внутрь семян растения вызывает
энтерит, рвоту и колики, кровотечения из желудочно-кишечного тракта,
нарушение водно-электролитного баланса и смерть через 5—7 дней. Вред здоровью
непоправим, выжившие не могут полностью восстановить здоровье, что объясняется
способностью рицина необратимо разрушать белки тканей человека. Вдыхание
порошка рицина аналогично поражает лёгкие.
Клещевина возделывается главным образом ради семян, из которых добывается
клещевинное (касторовое или рициновое) масло.
Медицинское касторовое масло — фракция получаемая при холодном прессовании.
Для разрушения рицина масло обрабатывают горячим паром. Рицин — химически
нестойкое вещество и в результате гидролиза разлагается.
Масло — густая вязкая жидкость бледно-жёлтого цвета с характерным запахом.
Оно содержит до 85 % триглицерида рицинолевой кислоты. Остальная доля тригли-
церидов приходится на олеиновую (9 %), линолевую (3 %) и различные предельные
кислоты (3 %) . Благодаря наличию триглицерида рицинолевой кислоты касторовое
масло, в отличие от других растительных жиров растворимо в 95 % растворе
этилового спирта.
Касторовое масло — классическое слабительное средство. Оно входит в состав
некоторых линиментов, например бальзамических, обладающих антисептическими
свойствами и способностью ускорять регенерацию тканей.
Технические сорта касторового масла используются в различных областях
промышленности. Его высокая вязкость, сохраняющаяся при повышении температуры, и
относительная инертность делают это масло исключительно ценным смазочным
средством для высокофорсированных двигателей внутреннего сгорания
(авиационных, модельных), а также компонентом специальных смазочных смесей.
Клещевина разводится в садах как быстрорастущее декоративное растение. Она
хороша на газоне в одиночной посадке или группами (3—5 штук) без других
растений. В смешанных группах не даёт должного эффекта. Клещевину можно
использовать для декорирования невысоких стен.
Ранее в монотипическом роде Клещевина выделяли несколько видов, в том числе
клещевину древовидную, или африканскую (Ricinus arborescens Desf., или
Ricinus africanus Willd.), интересную тем, что листья её служили пищей для
гусениц бабочки Saturnia cynthia, вырабатывающих жёлтый шёлк.
Клоповник пронзеннолистныи Lepidium perfoliatum L. Все части
Семейство капустные (крестоцветные) - Brassicaceae Burnett. (Cruciferae
Juss.)
В природных условиях это растение встречается на территории Беларуси,
Кавказа, Средней Азии, Украины, европейской части России, а также в следующих
районах Западной Сибири: в Алтайском и Иртышском районе. Для произрастания
это растение предпочитает сухие степные склоны, опушки, лесные поляна, луга,
места по долинам рек, солончаки, засоленные низины, дюны, галечниковые насо-
сы, на обочинах полей и дорог1. Также в посевах это растение произрастает как
сорное.
Ботаническое
описание
Клоповник пронзеннолистный представляет собой однолетнее или же двулетнее
травянистое растение, высота которого будет колебаться в промежутке между
восьми и сорока сантиметрами. Это растение будет ветвистым от основания или
же только в верхней части. Прикорневые листья этого растения будут длинноче-
решковыми, а также еще и двоякоперисторазделенные на узкие линейные дольки.
Нижние стеблевые листья клоповника пронзеннолистного являются сидячими, в то
время как верхние листья будут голыми, сидячими, широкоовальными и цельно-
крайними. Лепестки этого растения окрашены в бледно-желтые тона, они будут
продолговатыми, а их длина составит около полутора миллиметров. Кисти этого
растения будут голыми и удлиненными, стручочки по форме практически округлые,
семена же являются сплюснутыми и овальными, а окрашены такие семена в темно-
коричневые тона. Длина семян этого растения не превысит двух миллиметров, в
ширина не составит более одного миллиметра.
Цветение клоповника пронзеннолистного приходится на период, начиная с
апреля и заканчивая июлем месяцем.
Химический
состав
Растение содержит витамин С, каротин, флавоноиды, кемпферол, рутин, нико-
тифлорин, горчичное масло, алкалоиды. В семенах обнаружено жирное масло.
Использование
Наружно настой и отвар травы применяется в виде примочек, компрессов при
злокачественных опухолях, подагре, глазных болезнях; внутрь - при
заболеваниях органов дыхания, импотенции, головных болях. Водная вытяжка из травы
используется как глистогонное.
Княжик сибирский Atragene sibirica L. Все части
Княжики и клематисы относятся к семейству лютиковых. Они настолько похожи,
что некоторые ботаники причисляют их к одному роду — клематис (Clematis).
Отличие растений состоит лишь в том, что цветки княжика имеют мелкие и
практически незаметные лепестки, окаймленные снизу крупными ярко окрашенными
листочками чашечки. У клематиса же лепестков нет вообще, а есть лишь разноокра-
шенная у разных видов чашечка из 4-8 листочков, которую мы и принимаем за сам
цветок.
Распространен, в горнолесном поясе. Растет на лесных опушках в темнохвойных
(кедрово-пихтовых) лесах, берегах рек и ручьев, заходит в горы до лесного
предела.
Ботаническое
описание
Кустарниковая лиана, поднимающаяся по стволам деревьев кустарников при
помощи обвивающихся листовых черешков на высоту до 3 м. Листья на длинных
черешках, дважды-тройчатые. Цветки крупные, желтовато-белые, одиночные, четы-
рехлепестковые, ширококолокольчатые, поникшие. Цветет в июне — июле. Плодики—
ширококлиновидные семянки, созревают в августе—сентябре.
Химический
состав
В больших концентрациях отмечено содержание в растении фитонцидов, флавено-
лов, протоанемонинов, тритерпеновых сапонинов, полисахаридов, аскорбиновой
кислоты, алкалоидов, сердечных гликозидов.
Использование
По исследованиям М. Н. Варлакова, препараты из цветков возбуждают сердечную
деятельность подобий кофеину. Содержание биологически активных веществ в
растении наиболее высокое в фазу цветения. Установлена высокая фитонцидность
Княжика сибирского, немного уступающая Черемухе. В сыром виде лиана ядовита,
в сушеном ядовитость исчезает.
В народной медицине горячий настой из сухих листьев и стеблей употребляют
при простудных заболеваниях, лихорадке, головных болях, головокружениях,
нарушениях обмена веществ, ревматизме, хронических катарах желудка, как
общеукрепляющее средство. Ванны из напаренной лианы применяют при ревматизме,
невритах и различных параличах.
В монгольской медицине препараты Княжика использовали чрезвычайно широко, в
том числе при заболеваниях глаз и раковых опухолях. По мнению тибетских
врачей , Княжик излечивает радикально и рецидивов заболевания не бывает.
Представляет интерес для исследования в качестве сердечного,
противоревматического и противоракового средства.
Кокаиновый куст (Кока) Erythroxylum coca Lam. Все части
Кокаиновый куст, или Кока (лат. Erythroxylum coca, от кечуа kuka) — вид
кустарниковых растений из рода Эритроксилум семейства Эритроксиловые
(Erythroxylaceae). Родина — северо-запад Южной Америки.
Кока играет существенную роль в культурных традициях населения Анд. Со
второй половины XIX века кока приобрела широкую известность как сырьё для
изготовления кокаина — наркотика из класса стимуляторов. Тогда же и для этих
целей растение начали искусственно культивировать в Индии, на острове Ява, а
также в Африке.
Ботаническое
описание
Куст коки похож на терновник. Высота растения 2-3 м.
Ветви прямые, листья тонкие, зелёного цвета, по форме овальные, сужающиеся
в оконечности.
Цветки мелкие, собраны в небольшие соцветия на укороченных стеблях. Венчик
состоит из пяти жёлто-белых лепестков, пыльники сердцевидные, гинецей состоит
из трёх плодолистиков.
Плод — красная ягода.
Химический
состав
Фармакологически-активный компонент коки — алкалоид кокаин, содержащийся в
количестве ^0,2 % в свежих листьях. Помимо кокаина, лист коки содержит
множество других алкалоидов, включая циннамат метилзкгоина, бензилзкгоин, труксил-
лин, гидрокситропакокаин, тропакокаин, экгонин, кускогигрин, дигидрокускогиг-
рин и гигрин. Некоторые из этих непсихоактивных алкалоидов всё ещё
используются как добавка к Кока-коле. Кока также богата витаминами и микроэлементами
Использование
В Андах местные народы используют листья коки тысячелетиями. Процесс
употребления листьев коки состоит из разжёвывания листьев, поглощения
выделяющихся при этом соков и глотании самих листьев.
Кока применялась в религиозных церемониях народов Анд, как доинкской эпохи,
так и в Империи Инков. В течение всего времени религиозных церемоний индейцы
использовали дым коки как жертву Солнцу. Кока всё ещё используется в
религиозных целях, как уака (кечуа wak'a, «объект почитания») среди народов Перу,
Боливии, Эквадора, Колумбии, северной Аргентины и Чили.
Кока долгое время была предметом контрабанды. Легальный экспорт
обработанной коки хорошо налажен, листья коки экспортируются как чай, были составной
частью в приготовлении кока-колы (до замещения на кофеин) и для медицинского
использования.
Кока используется для изготовления косметики и в пищевой промышленности. В
фармацевтической промышленности кока используется в производстве препаратов
для анестезии.
В России лист коки входит как наркотическое средство в Список I Перечня
наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, подлежащих кон-
тролю в Российской Федерации (оборот запрещён).
Кокорыш обыкновенный (Собачья петрушка) | Aethusa cynapium L. | Все части
Кокорыш, или Собачья петрушка, или Зноиха (лат. Aethusa) — род растений
семейства Зонтичные (Apiaceae) с одним полиморфным видом — Кокорышем
обыкновенным (Aethusa cynapium).
Встречается в Малой Азии и Европе, как заносное — в Северной Америке; в
России — на Кавказе и изредка почти во всех областях европейской части.
Ботаническое
описание
Однолетние (иногда двулетние) растения до 1 метра высотой.
Стебель ветвистый полый.
Листья дважды-, триждыперистые, треугольного очертания; листовые пластинки
ромбические или почти треугольные, глубоко перисто-раздельные, с надрезанными
долями.
Цветёт кокорыш с июня по октябрь белыми цветками, собранными в
многочисленные зонтики, без покрывала, но с покрывальцем из трёх длинных линейных
листиков, обращенных наружу; чашечка незаметная; венчик состоит из пяти
глубоковыемчатых белых лепестков.
Плод — шаровидно-яйцевидный, на поперечном разрезе круглый (до 3 мм длины и
до 2,5 мм ширины); рёбра толстые, острые; семена на внутренней стороне
совершенно плоские, с дугообразными ходами; столбичек раздвоенный.
Растение не имеет запаха (по другой информации — своеобразный лёгкий или
сильный запах). От настоящей петрушки отличается блестящими (сверху) листьями
и строением обёртки.
ф W >
Химический
состав
В растении найдены углеводы и родственные соединения (глюкоза, маннит),
органические кислоты, эфирное масло, стероиды, флавоноиды, пентатриаконтан. В
листьях обнаружены гесперидин, кверцетин, кемпферол. В плодах - эфирное масло
и флавоноиды.
Использование
Ядовит. В народной медицине листья в виде припарок применяются при анурии.
В гомеопатии при неврозах, желудочных и кишечных коликах, при
почечнокаменной болезни используется сок. Препараты из плодов проявляют фунгистатическую
активность.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
В МИРЕ НАСЕКОМЫХ
Мариковский П.И.
(продолжение)
Питающиеся
консервами
Существует большая группа ос-парализаторов. Ударом жала они безошибочно
пронзают нервные узлы своей жертвы и выпускают в нее капельку яда. Насекомое,
подвергнутое столь ловкому хирургическому вмешательству, не способно
двигаться , но не умирает. Оно превращается как бы в живые консервы. Обычно удачливая
оса-охотница выкапывает норку, затаскивает в нее добычу и откладывает на нее
яичко. Затем она закрывает норку, и устроенная детка навсегда покидается
матерью. Личинка, вышедшая из яйца, поедает приготовленную еду, подрастает,
окукливается и вылетает такой же смелой охотницей и ловким парализатором.
Каждый вид осы - строго специализированный охотник и парализует какой-нибудь
один вид насекомого. Лишь при этом условии можно постичь трудное искусство
парализатора, так как разные насекомые имеют и разное строение, а, кроме то-
го, каждое насекомое обитает в определенной обстановке, и находить его не так
просто. Наконец, благодаря такой строгой специализации осы-парализаторы не
мешают друг другу охотиться.
Осы-помпилы (рис. 422) нападают только на пауков, осы-сфексы (рис. 423) -
на кобылок, осы-аммофиллы - на гусениц бабочек, осы-лярры - на медведок, осы-
дрииниды - на цикадок... Есть осы, которые уничтожают пчел, но таких немного.
Осы-парализаторы активны, быстры, стремительно носятся по земле или
перелетают на короткие расстояния. Взрослые осы соблюдают строгую вегетарианскую
диету и питаются исключительно нектаром.
Рис. 422 - Оса-помпил Криптохеилюс Рис. 423 - Оса Прионикс - охотница
на кобылок
Бембиксы
избавительницы
Саксауловый лес застыл в неподвижности. Подошвы обуви жжет раскаленный
песок, во рту пересохло, мучит жажда и кажется, что все живое страдает вместе с
человеком. Но это только кажется. Воздух звенит от разных насекомых, и все
радуются нестерпимому зною. В полуденные часы в песчаной пустыне, поросшей
реденьким саксаулом, трудно найти хотя бы клочок спасительной тени. Вот разве
можно примоститься там, где с одной стороны выдуло бархан, и нависли корни
саксаула.
Когда сняты тяжелая сумка, фотоаппарат и рюкзак, а мокрая от пота майка
повешена на куст, стоящий в стороне, сразу становится легче. Совсем рядом
муравьи проложили к саксаулу дорожку и доят тлей, сидящих в чешуйчатых галлах.
Зажужжала в воздухе крупная сине-зеленая, в желтых пятнышках пустынная златка
(рис. 424) и грузно прицепилась на тоненькую веточку.
Какое-то насекомое с жужжанием настойчиво кружится вокруг повешенной майки,
отлетит в сторону и снова возвращается. Что ему там нужно? Звук полета
насекомого, как у осы, и, как у осы, полосатое брюшко. Может быть, на этой
веточке она начала строить гнездо? Но оса устремляется на меня и начинает летать
вокруг, не прерывая настойчивой песни крыльев. Наконец, она устала, села в
сторонке на песок, шевеля брюшком, вздрагивая усиками, но не просидела и
минуты , как снова взлетела и закружилась. Поведение осы было непонятно.
Отдохнув, возвращаюсь к биваку, а оса следует за мною. Потом исчезает, но
через некоторое время появляются сразу две. Что за странная местность, где
осы почему-то преследуют человека!..
Саксаульник в предгорьях хребта Сюгаты.
Тент растянут на самом берегу реки Или против горы Песчаный Калкан. Вокруг
безлюдная дикая пустыня. На берегу видны следы джейранов и архаров: животные
ходят сюда на водопой. Тент - плохое укрытие от жары, и как хорошо, что можно
временами погружаться в реку! Но вскоре после того, как был устроен бивак,
появляются слепни. Большие, грузные, с крупными глазами, они жадно
набрасываются на нас, и стоит только на секунду отвлечься, как ощущается болезненный
укол. Поспешный взмах рукою, но мучитель увертывается от удара и летает
вокруг, вновь ожидая удобного момента для нападения. Ощущение того, что за
тобой идет постоянная и настойчивая охота, по меньшей мере, десятка кровососов,
лишает покоя. Откуда они здесь взялись в таком количестве? Уж не в ожидании
ли джейранов, косуль и других крупных животных, посещающих водопой? Иногда со
слепнями происходят неожиданные перемены. Периодически наступают минуты,
когда все они, как по команде, прячутся: забиваются в верхние углы конька
тента , забираются между экспедиционными вещами и затихают. В такое время
раздается другое гудение крыльев: под тент врывается пестрая энергичная оса.
Неужели слепни боятся осы? Да, сомнения быть не может. Вот залетел под тент
неосторожный слепень и столкнулся в воздухе с осой. В мечущемся клубке ничего
нельзя разобрать, но когда он падает на землю, видно, как оса наносит
поспешные удары жалом, обхватывает добычу ногами и, тяжело взлетев, уносится вдаль,
исчезая за саксауловыми деревьями.
Так вот кто наш спаситель! Мы с радостью приветствуем появление ос, сами
ловим слепней и, удерживая за кончик крыла пинцетом, предлагаем крылатым
хищникам . Вскоре осы, казалось, разведали нашу стоянку, их становится много. Осы
неутомимо разыскивают слепней, они все время в полете, в движении. Ни одна из
них не присядет отдохнуть от напряженной охоты. Оказывается, наши
спасительницы - не случайные охотники за слепнями. Эти осы принадлежат роду Бембикс,
все представители которого охотятся за этими кровососами и кормят ими своих
личинок (рис. 425).
Рис. 424 - Златка Юлодис вариолярис Рис. 425 - Оса Бембикс
Осы-бембиксы живут в песчаных местностях и роют свои норки в почве. У них
прекрасно развит инстинкт поиска добычи. Неуловимые охотники не столько
разыскивают кровососов, сколько крупных животных, на которых слепни питаются. Вот
почему оса, привлеченная запахом пота, кружилась вокруг майки и преследовала
меня в пустыне...
Жизнь ос-бембиксов изучена недостаточно хорошо. Неизвестно, сколько слепней
истребляет каждая оса за свою жизнь, как устроено ее гнездо, сколько
выводится поколений в году. Непонятно, почему осы редки, не всюду водятся, и часто
их не бывает совсем в местностях, изобилующих крылатыми мучителями. А жаль,
что так мало этих неутомимых охотников!
Расскажем теперь о насекомых-паразитах.
ЖИВАЯ
ДОБЫЧА
Муха
охотник
Река Чилик, молочно-белая, шумливая, бежит через Сюгатинскую долину. Она
разлилась многочисленными протоками, разрезала большой зеленый тугай на
множество островков и, собравшись в одно русло, помчалась через ущелье между
красными голыми горами в далекую пустыню. Мы поднимаемся вверх по ложбинке в
горы. Вокруг камни да редкие кустарники таволги, терескена и шиповника.
Кричат горные куропатки, перелетая с одной вершины гор на другую, пронзительно
перекликаются пустельги. Из-за кустов выскакивают зайцы песчаники. Жара.
Зайцы, неохотно уступают мне дорогу и прячутся под кустами. Некоторые из них
неторопливо взбираются по камням все выше и выше, скрываясь за вершинами хреб-
тиков.
Возле нас беспрестанно летают серые мухи и садятся на землю впереди нас,
повернувшись к нам головой. Мухи все время рядом. Иногда кое-кто из них
отстает , но взамен исчезнувших появляются другие. Странно, зачем они за нами
летают? Может быть, боятся, чтобы на них не наступили, и поэтому устраиваются
головой навстречу. Тогда не проще ли уступить дорогу и скрыться, чем
крутиться впереди.
Берег реки Или близ Поющей горы.
Мелкие муравьи-тетрамориумы вышли из-под камня большой компанией. Как будто
между ними началось сражение, и кое-кто уже сцепился в смертельной схватке.
Мы останавливаемся возле муравьев, рассматриваем их. Мухи тоже расселись на
камнях, смотрят на нас большими коричневыми глазами. Постепенно они исчезают.
Для них не интересны сидящие люди. Но едва мы трогаемся дальше, как мухи
вновь появляются. Нет, неспроста они летают рядом! С горы мы спускаемся
напрямик. Из-под ног вылетает кобылка пустынница (рис. 426), мелькает красными,
с черными перевязями крыльями и садится на землю. Почему-то здесь кобылки
взлетают неохотно. Некоторые тихо выскальзывают из-под самых ног, стараясь
незаметно отползти в сторону. А те, кто поднялись в воздух, потом, на земле
трепещут крыльями, как будто пытаются что-то сбросить со своего тела.
Подобное я когда-то видел раньше. Так ведут себя кобылки, которым на лету
отложили на тело яички (или сразу личинок) мухи-тахины. Через нежные покровы
под крыльями личинки мух проникают внутрь тела, потом съедают своего хозяина,
а сами превращаются в мух. Уж не занимаются ли этим коварным ремеслом наши
преследовательницы?
Река Чилик.
Предположение нетрудно проверить. А ну, кобылка, поднимайся в воздух.
Совсем недалеко пролетела кобылка. Но короткого взлета было достаточно.
Мгновенно целой компанией бросились мухи на летящую кобылку. Секрет разгадан!
Теперь понятно, почему мухи сопровождают нас. Кобылки из-за своих врагов не
желают подниматься в воздух, расправлять крылья и обнажать уязвимые места. Но
из-под ног крупных животных надо взлетать: кому хочется быть раздавленным. А
мухи, завидев крупных животных, сопровождают их. Да, перед нами мухи-тахины,
истребительницы кобылок (рис. 427). Мы ловим их и складываем в морилки, чтобы
потом определить их видовое название. Но не все еще понятно. Если мухам так
нужны взлетающие из-под ног человека кобылки, почему же они не собрались
возле нас большой стайкой, а всегда были примерно в одном и том же числе? По
давнему опыту я знаю, что каждое насекомое занимает свою территорию и
старается ее не покидать. Без такого порядка мухи скоплялись бы неравномерно и
мешали бы друг другу. По-видимому, нас сопровождали разные тахины и вели что-то
вроде эстафеты. Ныне в Сюгатинской долине мало кобылок. И это результат
работы мух. Когда они уничтожат почти всех кобылок, им некуда будет откладывать
яички. Только некоторые случайно уцелевшие кобылки дадут потомство. Мухам-
тахинам и сейчас плохо живется. Многие из них понапрасну бросаются на разных
других насекомых - летящих муравьиных львов, бабочек. Нелегко мамашам
пристраивать свое потомство! Многие из них окажутся неудачницами...
Рис. 426 - Кобылка пустынница Рис. 427 - Муха-тахина
Личинки тахин развиваются внутри хозяина и уничтожают огромное количество
разнообразных насекомых. Тахины - мухи крупного или среднего размера. Они
отлично летают, легко и быстро находят или догоняют на лету свою добычу. Сами
мухи питаются нектаром, медвяной росой. За год может развиваться несколько
поколений мух. Каждый вид тахин приспособился откладывать яички или личинок
на одного строго определенного хозяина или группу их, близких по виду. Среди
двукрылых много паразитов, чьи личинки подобно личинкам тахин развиваются в
теле своих хозяев или высасывают соки, находясь снаружи. Личинки мух-жужжал
развиваются в гусеницах бабочек-совок и яйцекладках саранчовых. Личинки мухи
Поллениа рудис в Северной Америке приспособились питаться дождевыми червями.
Правда, в первые два возраста личинки ведут себя как эндопаразиты и
развиваются внутри хозяев. И только в третьем выбираются наружу.
Около шести видов мух-львинок Сциомизидэ - активные истребители моллюсков.
Они нападают на свою жертву и съедают ее за несколько дней. В кишечнике
личинок имеется пузырь, содержащий воздух, которым хищница дышит. Личинки мух
сциомизид Элгива рифа и Элгива коннекта развиваются в моллюсках семейств Лим-
нидэ, Физидэ и Планорбидэ.
Преследовательницы
улиток
Иногда бродишь часами по пустыне или в горах, всматриваясь в окружающий мир
маленьких существ, а вокруг все уже знакомое, много раз виденное. И все же
вдруг замечаешь что-нибудь необычное. Вот и сейчас, по камню тянется, сверкая
глянцем, тонкая извилистая полоска. Она переходит на былинку, поднимается по
ней, опускается вниз на землю и теряется среди зарослей трав. Впрочем, в
находке нет ничего удивительного. Здесь проползла улитка, оставив на своем пути
дорожку из высохшей прозрачной слизи. Я хорошо знаю эту светлую, с коричневой
полоской улитку. Она самая распространенная в Семиречье (рис. 428). Сейчас,
когда миновала весна, наступило жаркое лето, и стала сохнуть трава, улитка
собралась спать. Не столь простое дело выбрать место для долгого сна на все
жаркое лето. Для этого нужна особенная постель: или камень с ровной
площадкой, нависающей под углом в 45 градусов, или стволик кустика, или, на худой
конец, листик растения. Как определяет угол наклона улитка, сказать трудно,
но некоторые камни усеяны плотно прикрепившимися засонями. Вначале казалась
загадочной способность этих вялых тихонь определять угол наклона. Но посте-
пенно секрет раскрылся сам собой. Оказалось, что отверстие раковины улитки,
или, как его еще называют ученые, устье, скошено к оси спирального завитка
раковины под углом в 45 градусов. Улитка же непременно должна спать в своем
домике в строго вертикальном положении, кверху устьем, а для этого надо
прикрепиться к поверхности, наклоненной под этим же углом. Два угла, сложенные
вместе, составляют прямой угол. «Для чего улитке надо засыпать в таком
положении?» - задавал я этот вопрос своим спутникам. - «Как для чего? -
удивлялись моему вопросу. - Просто так удобнее спать, таков обычай улиткового
племени. Некоторые из людей, например, любят спать на правом боку, другие - на
животе. . .». - «Все это верно, - возражал я, - но и удобство существует не
просто так, а чем-то вызвано. Как много в природе непонятного и
неразрешимого! »
Но как-то, снимая со скалы беспробудных засонь, я вскоре узнал, в чем дело.
Засыпая, улитки прикрепляют себя прочным белым цементом. Он держит домик на
весу и, кроме того, наверное, предохраняет нежное и влажное тело владельца от
высыхания. Обычно, прикрепившись, улитка выделяет тягучую прозрачную слизь и,
занимая горизонтальное положение, прикрывает конец тела равномерным слоем
слизи и тоже предохраняет его от высыхания.
Может быть, слизь защищает еще улитку от проникновения в тело
болезнетворных грибков и микробов? Секрет правил сна улиток разгадан. Но это - лишь
частица . Остается другой, который беспокоит своей таинственностью много лет.
Ранней весной, когда земля еще не покрылась травой, в местах, где весенние
палы обнажили землю, закрыв ее черным пеплом, в глаза невольно бросаются
густые скопления пустых и выбеленных солнцем, дождями и временем раковин улиток.
Будто кладбища, усеянные костями. Большей частью они располагаются на чистой
площадке. Как они возникают? Некоторые животные, заболев или состарившись,
перед смертью уходят умирать в строго определенные места. Так, в Казахстане
есть урочище, усеянное скелетами горных баранов - архаров, и не потому, что
они погибли здесь от стихийных бедствий. Животные приходили сюда умирать
много веков. Возможно, эта удивительная черта поведения архаров таит органически
целесообразную реакцию. Заболевшее животное должно удалиться в определенное
место, изолировать себя, чтобы не заразить своих сородичей и оставить чистой
местность, в которой они обитают. Есть, говорят, в Африке кладбища слонов. Но
медлительные примитивные улитки - не чета красавцам-архарам или умницам-
слонам .
Загадка кладбищ оставалась долгие годы недоступной и каждую весну, пока
земля не закрывалась зеленой травой, настойчиво напоминала о себе.
В Большом Алматинском ущелье я очень люблю заброшенную дорогу,
поднимающуюся серпантином по крутому южному склону на самую вершину горы. Безлюдная и
почти непроходимая для автомашин, она очень удобна для энтомологических
экскурсий. Здесь на виду у потонувшего в дымке города, на смоченной дождем земле
можно увидеть следы барсука, косули или даже оленя и уж, конечно, встретить
множество разнообразных насекомых. На дороге все отчетливо видно, всегда
увидишь что-либо интересное. Вот и сегодня показалось странным скопление в
нескольких местах знакомых улиток. Они неподвижны, замерли. Я трогаю посохом
одну, другую...
Улитки падают на бок без признаков жизни. Они или заснули на все лето в
такой странной позе книзу устьем, или мертвы. Тут что-то интересное. И я,
решительно сбросив с себя рюкзак, полевую сумку и фотоаппарат, сажусь на
корточки. Улитки мертвы, но перед гибелью они, как полагается перед сном,
прикрепились к земле. Многих опрокинули черные жуки-мертвоеды (рис. 429) и
старательно выедают сочную мякоть тела. Жукам помогают шустрые рыжие муравьи (рис.
430). Чувствуется, что для тех и других добыча привычна.
Большое Алматинское ущелье.
На дороге пир горой, на муравейниках царит оживление, и шустрые охотники,
размахивая усиками, крутятся возле тех улиток, которые еще не опрокинуты на
бок. Еще бы! Каждый известковый домик подобен большой консервной банке с
отличным провиантом! Разведали о поживе и маленькие муравьи-тапиномы,
засуетились , провели дорожку и помчались по ней в обоих направлениях: от гнезда к
улитке, от улитки к гнезду. Другие мелкие муравьи, тетрамориумы, спокойные и
медлительные, закрыли улитку копошащейся массой. Одну за другой поднимаю
улиток с земли и рассматриваю в лупу. В них как будто нет ничего особенного. Но
это так кажется. Вот, наконец, в тягучей слизи я вижу несколько извивающихся
личинок мух. Они торопятся, буравят острыми головками массивную мускулатуру
улитки, протискиваются в ее тело. Теперь я знаю, на кого обратить внимание,
собираю в мешочек улиток, прикрепленных к земле, которыми еще не успели
поживиться мертвоеды и муравьи. В одном месте дорога проходит под небольшим, но
крутым и голым откосом. Здесь на ней масса больных и погибающих улиток. Будто
кто-то умышленно собрал их здесь.
- Какая трагедия! Больные улитки бросаются с обрыва, кончая жизнь массовым
самоубийством! - фантазирует мой спутник. Но дело, конечно, не в этом.
Выбираясь из зарослей травы, из тени, в поисках чистого освещенного места, и,
попав на крутой откос, обессилевшие улитки скатывались вниз на дорогу.
Дома богатый улов я сложил в стеклянные банки, поставил на подоконник. Днем
банки щедро обогревает солнце. Оно, наверное, необходимо улиткам, если они
выползли из зарослей на открытую дорогу. Проходит неделя. Возвращаюсь из ко-
мандировки и спешу осмотреть банки с улитками. И какая радость! В ней
ползает, бьется о стеклянные стенки в попытках избавиться от плена стайка мух.
Басом гудят большие серые с полосатой грудью мухи-саркофаги (рис. 431),
деликатно попискивают саркофаги поменьше и другой расцветки, молча шныряет муха-
эфедрина. Она самая интересная, очень черная, а крылья так тесно сложены на
спинке, что их и не видно.
Рис. 428 - Улитка Брадибена Рис. 429 - Жук-мертвоед Сильфа
Я сразу узнал эту мушку. Когда-то, очень давно, она запомнилась по одной
зарубежной книжке по энтомологии. Это она, заклятый враг улиток, первая
кладет в них яички. Личинки мушки, развиваясь в теле улитки, каким-то путем
изменяют поведение обреченной на гибель хозяйки, и та, вместо того чтобы найти
для себя удобное место для летнего сна, выползает на чистое прогреваемое
солнцем место и прикрепляется к земле не как полагается, а устьем книзу, как
удобно потомству ее злейшего врага, и напитавшиеся личинки беспрепятственно
уходят в почву и там превращаются в куколку.
А мухи-саркофаги? Это спутницы маленькой черной мушки. Они подбрасывают
свои яички позже, когда улитка уже обречена. Улитка с каемочкой - вредитель
животноводства. В ее теле развиваются промежуточные стадии глистов -
ланцетовидной двуустки и эритремы, от которых сильно страдают домашние и дикие
копытные травоядные животные. Больные улитки заражают местность этими глистами.
Маленькая мушка, неутомимая потребительница улиток, впервые найдена мною в
Советском Союзе. Но сколько у этих моллюсков других недругов! Это мухи-
саркофаги, муравьи, жуки-мертвоеды. Все они поедают зараженных личинками
улиток. Хорошо, что я догадался поставить банки с мертвыми улитками на окно
солнечной стороны квартиры. Мушки любят тепло. Не зря каким-то, таинственным
путем их личинки изменяют поведение улиток, заставляя перед смертью выходить на
чистые солнечные площадки. Не в этом ли разгадка улиточных кладбищ?
Личинки мух рода Сциомиза уничтожают наземных улиток семейства Струкцинеи-
дэ. Мухи прикрепляют крупные яйца к раковине близ ее устья, а вышедшие
личинки тотчас перебираются в тело хозяина. Дня через четыре пораженная личинками-
хищницами улитка прикрепляется к почве при помощи липкой и быстро высыхающей
слизи. Личинки заканчивают свое развитие, уже питаясь разлагающимся телом
улитки.
В отряде перепончатокрылых, к которому принадлежат осы, пчелы и муравьи,
наибольшее число видов относится к паразитам. Их личинки развиваются в теле
других насекомых или высасывают своего хозяина, прикрепляясь к нему снаружи
(то есть могут быть или наружными или внутренними паразитами). За
паразитическими перепончатокрылыми укоренилось прозвище наездники. Когда крошечное
насекомое, вооруженное тонким яйцекладом, крепко сидит верхом на какой-нибудь
гусенице, извивающейся в тщетных попытках сбросить с себя неумолимого врага,
оно действительно напоминает лихого наездника. Среди множества групп, на
которые ученые-систематики разбили паразитических перепончатокрылых, самые
многочисленные ихневмониды (рис. 432), бракониды (рис. 433) и хальциды (рис.
434) .
Рис. 430 - Муравей Формика пратензис
Рис. 431 - Муха-саркофагида
Vfc
Рис. 432 - Наездник-ихневмонид
Рис. 433 - Наездник-браконид
Крошечный яйцеед Теленомус активно истребляет яйца опасного врага зерновых
культур - клопа-черепашки. Крошечный паразитоид Карафрактус цинктус
развивается в яйцах жуков-плавунцов, погруженных в воду или отложенных в ткани
растений. Нелегкая работа насекомому-лилипутику разыскивать свою добычу под
водой! Наездники афелинусы - специалисты по уничтожению тлей, кокцид, белокры-
лок. Достается от насекомых-паразитоидов и паукам. Так, только для семейств
Ликозидэ и Оксиопидэ известно около 70 видов паразитоидов, главным образом
наездников, ихневмонид и мух-тахин. Плодовитость их большая: некоторые
способны откладывать до тысячи яиц. Другие бракониды откладывают в свою жертву
по одному или несколько яиц, но каждое из них, развиваясь, дробится на множе-
ство зародышей. Так, браконида Апантелес гломератус, паразит боярышницы,
откладывает более дюжины яиц, а в одной гусенице развивается более 150 личинок,
и все благополучно завершают свое развитие.
ч
.'V
г ■> ■--■'■
Рис. 434 - Хальцидоидный наездник
Дружная
работа
Более 20 лет встречаю в пустыне таинственные белые комочки, прикрепленные
на верхушках различных растений. Нежная шелковая ткань плотным пушком
обволакивает кучку белых кокончиков. Их много, не менее полусотни. Они лежат тесно
друг к другу, как запечатанные пчелиные соты. Каждый кокончик пуст, хотя и
полузакрыт аккуратной круглой крышечкой. Обитатели кокончиков, видимо,
недолго находились в стадии куколки и, став взрослыми, покинули свой домик. Белые
домики, наверно, принадлежали наездникам. Но рядом с пушистыми комочками
никогда не приходилось встречать никаких следов хозяина, из тела которого они
вышли. Кто он, какова его судьба? Не могли же наездники собраться из разных
мест в одну кучку, чтобы сообща устроить жилище! Судя по всему, хозяин не
избежал печальной участи после того, как из него вышло столько недругов, и его
останки должны быть где-то поблизости.
В моей коллекции фотографий насекомых, собранных за много лет, есть снимки
и загадочных белых домиков. Самый старый сделан 15 лет назад в пустынных
горах Анархай, другой - на Поющей горе, третий - в отрогах Джунгарского Алатау.
Теперь случай снова свел меня с белыми кокончиками. Сейчас у озера Зайсан я,
наконец, вижу разгадку. Хотя, может быть, ошибаюсь, напрасно тешу себя
надеждой. . .
На сухой вершинке полыни нервно вздрагивает зеленая гусеница, размахивает
головой, извивается. Возле нее копошится кучка маленьких личинок такого же
зеленого цвета. Несколько из них очень заняты, они выпускают блестящие нити,
плетут домик. Работа несложная, но четкая: мгновенное прикосновение к ранее
выпущенным нитям, рывок головой кверху или в сторону, другой рывок книзу - и
прикреплена новая нить, вытянутая из тела. И так, деловито, размеренно, будто
автоматы, стройным рядком, без передышки трудятся личинки. Вот на солнце
сверкнула свежая кудрявая пряжа. Это начало домика, часть его крыши. Под ней
и скрывается дружная кучка деловитых ткачей и больше не показывается наружу.
Они выполнили частицу общего дела и переключились на другую работу: теперь
каждый плетет себе кокончик. Но начатое дело не брошено, эстафета принята. На
смену заступает другая партия строителей. Так же тесным рядом, примыкая друг
к другу, они продолжают трудиться над общей пряжей. А когда и эта партия
скрывается, ее заменяет третья, следующая. И так все время. Комочек зеленых
личинок становится все меньше и меньше, а белый шарик ткани с каждой минутой
растет, увеличивается. Вот уже домик готов, и последняя шеренга дружных
строителей исчезает за блестящими белыми нитями. Что теперь происходит там,
под пушком? Но что с бедной гусеницей! На ее теле всюду темные пятнышки -
крохотные отверстия, через которые вышли на волю паразиты. Она еще жива, не
сдается, пытается вызволить из пушистого шелка конец тела. Когда домик
закончен , она рывком освобождается из плена, ползет, не оглядываясь, оставив
позади это сложное строение. Но гусеница обречена, она уже не жилец.
Хорошо бы застать дружную компанию личинок наездников за работой, разгадать
секреты их согласованной жизни, вскрыть изготовленный домик, заглянуть, что в
нем делают энергичные насекомые... Еще интересней узнать, как наездники,
находясь в теле своего хозяина, заставляют его перед своим выходом наружу
заползать на одинокие голые кустики растений. По-видимому, на растении
свободнее, проще завершить свое коварное дело, чем среди зарослей травы, да и ко-
кончикам для успешного развития необходимо солнце и тепло. Оглядываюсь вокруг
и всюду вижу на растениях белые кокончики. Их масса. Оказывается, иногда
гусеница, после того, как свиты кокончики, не в силах уйти от своих мучителей и
остается рядом с ними жалким сморщенным комочком. По этим остаткам я узнаю,
что хозяевами наездников могут быть гусеницы разнообразных бабочек.
Представляю, как пострадали бы от гусениц в этом году растения, если бы не наездники.
Зеленая гусеница, которая вырвалась из плена шелковых нитей, вскоре стала
вялой и погибла. А в пробирке, куда я поместил кокончики, на пятый день
суетливо бегала стайка черных темнокрылых, с длинными усиками наездников. Это
были апантелесы - злейшие враги гусениц. Они весело выпорхнули из плена, и
каждый помчался разыскивать свою собственную добычу. Доброго пути, маленькие
друзья растений!..
Крошечный наездник Карафрактус настолько мал, что в одном яичке плавунца
развивается от четырех до 20 наездничков. Выйдя из куколки, наезднички, не
покидая яйца, оживленно движутся, спариваются и тогда выбираются из
заточения. Им, таким лилипутикам, трудно встретиться в природе, поэтому и завелось
такое правило - хотя и внутрисемейного, но страховочного оплодотворения. Их-
невмониды крупнее браконид. Видов их очень много. Хозяева различны,
преобладают бабочки. Все ихневмониды хорошо летают, большей частью имеют длинный
яйцеклад .
Хальциды - самые многочисленные из паразитических перепончатокрылых.
Большинство их видов очень мелкие. Размеры некоторых насекомых едва достигают
четверти миллиметра! А поражают они самых разнообразных насекомых (каждый вид
строго своих), в том числе и многих вредителей сельскохозяйственных растений.
Поедатели
мертвечины
Что стало бы с нашей планетой, если бы на ней не было животных-санитаров,
поедателей трупов. Вся она покрылась бы мощным слоем погибших животных, через
которые не могли бы пробиться растения. Погибшими растениями и животными
питается неисчислимое множество разнообразнейших бактерий. Им помогают
поедатели трупов - звери и птицы. Немало любителей мертвечины среди насекомых. Но
судьба погибших зверей, птиц, рыб, рептилий и амфибий ясна. На них немало
охотников. Куда же девается множество трупов насекомых? Ведь на поверхности
земли рождается, незримо копошится, живет и умирает величайшее множество этих
созданий. Первейшие истребители трупов насекомых - муравьи. Самые
разнообразные . Ни один участок земной поверхности не остается без того, чтобы его не
обследовали эти вездесущие труженики. Посидите в лесу в ясный теплый летний
день возле муравьиной кучи, и вы увидите, как вереницы возвращающихся по
муравьиной дороге охотников волочат свои трофеи - разнообразнейших насекомых.
Большинство из них погибли своей смертью. В пустынях живут необычайно
подвижные муравьи-бегунки. Они вечно в движении, в поисках мертвых насекомых. Как
только исчезнет вода с больших и совершенно ровных, как асфальт, площадей -
такыров, туда перебираются на лето, будто на дачу, муравьи-бегунки. Здесь на
ровной площади так хорошо бегать и разыскивать погибших насекомых. Да и
тащить добычу к своей семье легко. Совершенно безжизненный такыр находится под
постоянным и неусыпным наблюдением бегунков. Понаблюдав за их деятельностью,
узнаешь, сколько насекомых погибает, закончив свои жизненные дела, неожиданно
в полете падая на землю.
Муравьи
санитары
Очень давно, путешествуя по Казахстану, я заметил, как всюду несколько
бегунков обязательно крутятся около муравейника муравья-жнеца. Вначале мне это
показалось случайностью: мало ли где бегают эти проныры. Но прошло несколько
лет, и маленькая загадка очень просто открылась. Мне понадобилось поймать
небольшую, но очень зоркую муху-ктыря, охотящуюся за муравьями. Утром я
безуспешно гонялся за таким муравьедом. Днем он куда-то исчез. Стало припекать
солнце. Замолкли крикливые фазаны. Вяло выкрикивала кукушка. Муравьи-жнецы не
любят жару и в полдень устраивают перерыв в работе. Но сейчас небольшая кучка
жнецов забралась на кустик и тут отдыхала. Уж не больные ли муравьи лечатся в
лучах солнца? Из этого муравейника иногда выносили погибших и отбрасывали в
сторону. Муравьи-жнецы, не в пример некоторым другим муравьям, никогда не
поедают трупы собратьев. Около муравейника, как обычно, крутился бегунок.
Быстрый, чутьистый, он ловко избегал встречи с хозяевами. На мгновение меня
отвлек громкий шум. Большая стая розовых скворцов пронеслась над барханом, едва
не задев за кусты саксаула, затем сделала крутой вираж, умчалась за реку,
через несколько минут превратилась в легкое облачка и исчезла за горизонтом.
Когда я взглянул вновь на муравейник, то с удивлением увидел, что бегунок уже
волочил в челюстях муравья-жнеца. Поймать мчащегося бегунка нелегко. В том
месте, куда с возможной быстротой опущена на песок рука, муравья уже давно
нет, он несется в стороне. Сколько при неудачных взмахах впилось в ладонь
разных колючек, которыми так богата пустыня. Но состязание было выиграно,
добыча отнята и лежала на ладони. Она была совершенна безжизненна. Неужели
бегунок так быстро ее умертвил?
Солнце еще больше припекает. Некоторые из сидящих на кустике жнецов стали
опускаться в нору. Вот из входа показался рабочий. Он нес в челюстях
погибшего товарища. Труп брошен в стороне от жилища. Похороны закончены. Мертвого
жнеца моментально хватает бегунок: Чем погибший жнец не добыча? В пустыне
ничего не пропадает даром. Оказывается, бегунки не зря крутятся около
муравейников жнецов. Они собирают трупы погибших и тем самым невольно выполняют
обязанности санитаров. Жнецы же никогда не относят погибших далеко от своих
жилищ. К чему это делать, когда их все равно утащат бегунки. Вот почему возле
муравейников жнецов никогда не валяются трупы. Иногда у бегунков находятся
конкуренты.
Борьба
за добычу
Въехать в ущелье Кзыл-Аус не удалось. Дорогу размыло весенними потоками.
Пришлось, лавируя между многочисленными камнями, развернуть машину и стать у
входа против изъеденных ветром красных скал. Этот разворот стоил жизни
большому серому богомолу-боливарии (рис. 435): он попал под колеса машины. Из-за
богомола пришлось задержаться с походом в ущелье. Его быстро нашли муравьи-
бегунки , оторвали от него брюшко и утащили в свое гнездо. Подоспела и оса-
веспа, спикировала на добычу, впилась челюстями в грудь богомола. Но грудь
застряла между камешками, не вытащить.
Рис. 435 - Богомол Боливария
Бегункам очень не понравилось появление осы, и они дружно на нее
набросились . Смелая и ловкая, оса, ожесточенно отбиваясь от черных хищников, хватала
их челюстями, отбрасывала в стороны, швыряла крепкими ногами, била по ним
большой головой, а когда муравьи слишком дружно цеплялись за нее, взмывала в
воздух и пикировала сверху вниз, как ястреб на добычу. Бегунки, оказавшись в
воздухе, поспешно падали с осы. На земле же, ловкие и быстрые, они
увертывались от ударов, хватали осу за ноги, за усики, тащили в разные стороны.
Иногда они ее кусали челюстями, но безуспешно: прочные рыцарские доспехи надежно
защищали противника. Упорству четырех черных муравьев и настойчивости осы,
казалось, не было предела. Битва изобиловала множеством острых моментов,
разнообразием приемов. Отбиваясь от муравьев и улучая мгновения, оса настойчиво
теребила богомола, пытаясь оторвать от него кусочек. Но бегунки не желали
мириться с потерей своей добычи, не давали осе ни секунды покоя, нападали
смело , решительно, ловко. Вскоре появились еще два бегунка. Драться с шестью
муравьями стало трудно. Позвать на подмогу товарок то ли было не в осином
обычае, то ли слишком далеко был ее дом. Прошло минут пятнадцать ожесточенной
схватки. Наблюдая ее, я горько сетовал, что не взял с собой киноаппарата.
Весь эпизод показал у враждующих противников удивительную ловкость и
настойчивость . Наконец, оса все же изловчилась, оторвала ногу, взмыла с нею в
воздух, исчезла. И больше не появлялась. Дружная компания муравьев быстро
растерзала на части несчастного богомола, утащила в жилище. Представление закон-
чилось. Можно было отправляться в поход.
Функции санитаров муравейников выполняют некоторые жуки-карапузики. Таков
муравьиный карапузик Хетериус ферругинеус. Кроме того, он поедает отбросы
муравьиной пищи. Точно так же ведут себя некоторые стафилиниды, обитающие в
гнездах общественных ос и в том числе в гнезде большой осы - шершня. Они
поедают остатки еды и погибших хозяев. Крошечные, очень многочисленные, не
знающие страха смерти муравьи-тетрамориумы тотчас наседают большой кучкой на
оказавшееся вблизи их гнезда погибшее насекомое. И уж тогда никому другому не
подступиться к их законной добыче: нападут на любителя чужого добра, заколют
своими кинжальчиками с ядоносными желёзками.
Горы Чулак у входа в ущелье Кызыл-Аус.
Тетрамориумы - удивительные проныры и быстро разведывают места, где есть
пожива. Я их встречал как постоянных завсегдатаев в дикой пустынной местности
в гнездах стервятников, где они поедали остатки пищи, приносимой родителями
для птенцов. Питаются муравьи и мертвыми улитками, теми, которых не доели
личинки мух, развивающиеся в живых моллюсках, - суппомизид. Самки этих мух
откладывают яйца аккуратными вертикальными рядками на растения в нескольких
сантиметрах над уровнем воды.
Долгое время гусеницу бабочки Трикветрелла считали поедателем лишайников,
покрывающих подножия стволов деревьев. Оказалось же, что гусеницы питаются
только трупами насекомых, случайно погибших во мху и лишайнике - своем
последнем прибежище. В нефтяных лужах Южной Калифорнии энтомологи, к своему
великому удивлению, обнаружили здравствующую личинку мухи Псилопа петролиум из
семейства мух эфедрид. Долгое время считали, что загадочная и необычная по
образу жизни личинка, избравшая для своего поселения столь необыкновенное и
гибельное для всех насекомых место, как лужи нефти, сама питается нефтью,
каким-то образом утилизируя этот продукт. Полагали, что пищей личинок служат
какие-то углеводороды нефти, разлагаемые до углекислого газа и воды при
помощи особых бактерий. О необычном способе питания этой мушки был оповещен весь
ученый мир и широкие слои читателей. Однако заключения ученых оказались
преждевременными, а мушка доказала, что факты требуют очень осторожного отношения
к ним. Питается она не нефтью, ибо еще нет, наверное, ни одного насекомого,
приспособленного к подобной пище. Ее меню состоит исключительно из множества
насекомых, падающих в нефть. Большинство из них тонет в нефти, принимая ее за
воду. Личинка отлично приспособилась жить в необычной обстановке. Ее дыхальце
орошается водянистым веществом, благодаря чему маслянистая нефть не прилипает
к телу.
Любопытно, что у всех других насекомых дыхальца покрыты восковидным
веществом, препятствующим смачиванию водой. Но окукливаются личинки в
растительности по берегам нефтяных луж. Сама муха настолько ловка, что свободно бродит
по нефти, погружая в нее только кончики лапок. Правда, достаточно ей оплошать
и коснуться поверхности предательской лужи крыльями, как она попадает в
ловушку, из которой ей уже не выбраться.
Питаются насекомые и трупами павших позвоночных животных. Ничтожные
признаки начавшегося разложения трупа, то, что мы называем трупный запах, мгновенно
привлекает со всех сторон великое множество любителей мертвечины - падальных
мух. И если труп животного не съеден кем-либо целиком, вскоре он кишит
личинками мух, жадно пожирающими гниющее тело. Здесь тоже неутомимая борьба за
пищу, и личинок слабых, мало изворотливых и запоздавших в развитии моментально
съедают наиболее сильные и прожорливые собратья. Личинки мух поедают труп
необыкновенно быстро. Тут настоящее состязание на скорость. Один ученый
подсчитал, что личинки мясной мухи за 24 часа увеличивали вес своего тела в 200
раз! При столь быстром темпе все развитие личинок мух в падали совершается за
несколько дней. Какая потрясающая энергия пищеварения и роста тела! Вскоре
усилиями множества голодных ртов труп животного уничтожен. Заканчивают
обработку трупов те, кто питается, казалось бы, негодными остатками: сухожилиями,
кожей да волосами. Этим занимаются личинки жуков-кожеедов (рис. 436) да молей
- больших любителей подбирать остатки еды. Целая группа жуков-кожеедов,
поразительно нетребовательных в питании, истребляют сухие органические вещества.
Например, жук Антренус фасциатус несколько лет превосходно развивался на
одном лишь конском волосе. Личинки жуков-кожеедов - удивительные проныры.
Ничтожнейшие остатки трупов, давно засохшие и, казалось бы, потерявшие высокую
питательную ценность - для них клад. Проберутся к ним через все препятствия и
уничтожат. Многие жуки-кожееды приспособились жить на положении захребетников
человека, нападая на все доступное их челюстям и желудку. Но больше всего
достается музейным экспонатам. Сколько кожеедами истреблено ценнейших
коллекций и сколько пропало из-за этих маленьких прожор человеческого труда. Старое
испытанное средство - нафталин - уже не помогает, к нему приспособились.
Тщательная изоляция тоже недостаточна. Крошечная, только что вышедшая из яичка
личинка неприхотливого жука пролезает через ничтожно малые отверстия.
Личинки некоторых падальных мух способны поедать и живую добычу. Таковы
личинки мух поллиний. Они развиваются в мясе, трупах млекопитающих и птиц и,
кроме того, способны питаться телом дождевых червей, постепенно их уничтожая.
Совершенно особенное место среди насекомых-трупоедов занимают жуки-
мертвоеды, составляющие специальное семейство сильфид. Правда, не все члены
этой группы питаются трупами позвоночных животных. Многие из них
растительноядны. Но настоящие мертвоеды - большие специалисты по части поедания трупов
мелких павших животных. Их основная добыча - ящерицы, змеи, лягушки, мелкие
птицы, грызуны. Своими необычно чувствительными к обонянию усиками,
сложенными из множества прилегающих друг к другу пластинок, они улавливают раньше
всех признак начавшегося разложения и самыми первыми прилетают для совершения
обряда погребения трупа. Собравшись компанией, они действуют энергично,
поспешно и сообща, вытаскивая из-под трупа землю. Погибшее животное будто
оживает, шевелится, вздрагивает из-за копошащихся под ним жуков, медленно
опускаясь в землю. В необыкновенной торопливости мертвоедов большой резон: чуть
опоздаешь - наводнят труп личинки мух. Да и мало ли среди птиц и зверей тех,
кто не прочь подкрепиться освежеванной тушей. Не беда, что заботливые жуки-
мамаши отложат в труп какой-нибудь тщедушной мышки излишнее количество яичек,
и личинок выведется больше, чем следовало. На маленькой арене борьбы вскоре
выживут самые ловкие и сильные.
Насекомые
каннибалы
Поедание себе подобных, каннибализм, - тоже способ питания. Много ли их,
насекомых-каннибалов? В природе ничто не пропадает зря, и в жизни насекомых
царит величайший рационализм. Поэтому, когда при сложившейся ситуации тела
погибших, погибающих или даже здравствующих собратьев могут быть использованы
в пищу, их поедают на благо вида, ради продления потомства.
Каннибализм - явление обоюдостороннее. С одной стороны, тело собрата подчас
- легко доступная добыча, с другой, от него можно заполучить какое-либо
свойственное виду заболевание. Насекомые-каннибалы встречаются чаще всего среди
хищников. Поедание себе подобных вызывается недостатком пищи или голоданием.
Иногда каннибализм вспыхивает среди насекомых во время массового размножения
и как бы автоматически регулирует их численность. В этой ситуации каннибализм
стал явлением обычным, укоренился. Мы уже говорили, что, когда в
разлагающемся трупе оказывается избыток личинок трупоядных мух, то наиболее сильные из
них пожирают слабых, и в общем-то мухи выгадывают. Такой порядок полезен для
вида. Вначале трупом завладевают множество личинок мух, не давая никому
другому им поживиться. А потом личинки сами разберутся, кто обречен на заклание,
а кому предстоит жить дальше и стать крылатым созданием. Таким образом,
счастливцы те, кто закончил свое развитие за счет «людоедства». Не зря, поэтому,
сами мухи откладывают в труп яиц во много раз больше, чем в нем может
пропитаться личинок. Личинки же, принесенные в жертву своим счастливым собратьям -
своеобразные кумуляторы падали, которая могла быть разрушена другими поедате-
лями.
Так же поступает и платяная моль Тинеола бассилиэлла. При большой
скученности и недостатке пищи гусеницы тотчас принимаются энергично пожирать друг
друга. При сильном заселении почвы личинки жуков-щелкунов (рис. 437) , или,
как их называют, жуков-проволочников, также начинают предаваться каннибализму
и активно поедают друг друга до тех пор, пока их не станет мало.
Самки многих насекомых-паразитоидов, прежде чем отложить свое яйцо в
добычу, подчас долго и внимательно ее обследуют, пытаясь определить, не побывала
ли здесь подобная предшественница и не отложила ли она в хозяина свои яички.
Очевидно, для того, чтобы облегчить опознание зараженной добычи, многие
насекомые -паразитоиды оставляют свои собственные и особенные метки.
Если хорошо приглядеться, то видно, что некоторые цветки караганы украшены
ярко-красными полосками. К чему такая особенность? Тихим ранним утром, когда
еще неподвижен воздух, с цветка на цветок перелетают маленькие комарики-
галлицы. У них нежные тонкие крылышки, отливающие всеми цветами радуги,
длинные вибрирующие усики в мутовках щетинок, янтарно-желтое брюшко с длинным
яйцекладом . Они очень спешат: жизнь коротка, и нужно успеть отложить в цветки
яички. Комарикам не нужны цветки раскрытые. Они останавливаются только на
тех, что недавно расцвели и еще не тронуты пчелами. Почему-то они пролетают
мимо цветков, чьи лодочки украшены красными полосками, или, присев на одну-
две секунды, покидают их. Впрочем, эти цветки, помеченные полосками, не
трогают и пчелы. Пчелам и галлицам нужны цветки только чисто-желтые, без красных
полосок. Здесь, на желтых цветках, комарики просовывают свой длинный яйцеклад
под парус и долго откладывают маленькие яички.
Рис. 436 - Жук-кожеед Антренус Рис. 437 - Жук-щелкун Ампедус
Что же это за цветки со странными красными полосками, если они не нужны ни
пчелам, ни галлицам? И тут обнаруживается совершенно неожиданное. Цветки с
полосками не желают открываться. Они, оказывается, заселены маленькими
подвижными беловато-желтыми личинками галлиц. Так вот откуда появились красные
полоски на цветке! Это своего рода вывеска, говорящая о том, что цветок уже
занят галлицами, и открывать его пчелке нельзя: шарниры весел не действуют,
нектар исчез. Выходит, красные полоски полезны для галлиц. Цветок-домик, в
котором поселились личинки, не трогают пчелки, да и комарикам-галлицам там
делать нечего, он уже заселен. Галлица с цветков караганы оказалась новым для
науки видом. Впоследствии я описал ее и дал ей научное название Контариниа
караганикола.
Но некоторые паразитоиды не владеют искусством распознавания зараженной
добычи и, оставаясь в неведении, откладывают в нее свои яички. Тогда по
истечении времени в теле хозяина разыгрывается кровопролитная война, которая
заканчивается победой сильных. Вообще же, каннибализм чаще всего наблюдается среди
насекомых, которые откладывают яйца большими кучками, и отсутствует у тех,
которые кладут их порознь. У других паразитоидов существуют, вообще, строгие
порядки. Казалось бы, зачем наезднику Гиадромус вариколо откладывать в
куколку бабочки Акролепия ассектелла дюжину яиц, когда из нее может развиться
только одна личинка. Все остальные, оказавшись в теле куколки, начинают
активно разыскивать друг друга и уничтожать. Бой «гладиаторов» доводится
обязательно до победного конца, выживает только один счастливчик. Быть может, в
этом кажущемся нам нелепым несоответствии таится глубокий смысл. Во-первых,
куколка, зараженная столь большим числом личинок, уже недоступна потомству
других паразитоидов, во-вторых, заселив ее множеством детей, природа устраи-
вает потомству первый экзамен на выносливость и жизненность. Иногда азиатская
саранча размножается громадными массами и тогда, проявляя безудержную страсть
к расселению, поднимается в воздух громадными стаями. Тут мера
противодействия скученности проста - переселяться и расселяться. Но иногда, правда, очень
редко, саранчуки нападают друг на друга, предаваясь каннибализму.
Уховертки Ариксения эзау, обитающие в пещере Субис на острове Борнео,
питаются выделениями кожных желез летучих мышей. Но при недостатке пищи активно
поедают ослабленных и умирающих своих же собратьев. Ну что же! Мера, с нашей,
человеческой, точки зрения, отвратительная, но оправданная. Она помогает
переносить тяжелые времена бескормицы. При недостатке основной еды личинки
божьих коровок (рис. 438) старших возрастов без раздумий уничтожают своих
младших собратьев, молоденьких личинок. Мелкие и редкие в нашей стране
насекомые эмбии, обитающие в паутинных ходах, которые они выплетают целой
компанией, в период размножения питаются молодью. Этим весьма неблаговидным
поведением больше всего отличаются самцы.
Рис. 438 - Личинка божьей коровки
Некоторые клопы, особенно когда их становится много, нападают друг на
друга, как заядлые каннибалы. Таковы клопы Эвригастер маура, Элиа кумината (рис.
439), Доликорис баккарум (рис. 440), Эласмостес тетус и многие другие.
Своеобразный отбор на выживаемость происходит в семьях короедов-заболонников Кси-
лоборус кампактус. Молодые жуки, вышедшие под корой в семейном очаге,
уничтожают до 14 процентов отставших в развитии собратьев, одновременно
подкрепляясь полноценной едой.
В мире пауков очень часто самка поедает самца после оплодотворения. Самки-
каннибалы нередки и среди других насекомых. Самка сверчка Хапитус агитатор,
обитатель юго-востока США, во время спаривания объедает надкрылья своего
супруга, лишая его тем самым музыкального аппарата и способности обольщать
других самок. Быть может, такой непонятный акт - своеобразный прием выбраковки
самцов, утративших способность оплодотворения и негодных как производители.
Когда наступили сумерки, и остыла горячая пустыня, запели сверчки и
кузнечики. Один из них для нас был незнаком. Он как-то необычно циркал, отличаясь
из всего многоголосого хора. Заинтересовавшись, мы вместо того, чтобы за-
браться под полог спать, вооружились магнитофоном и отправились на охоту.
Нелегко подобраться к осторожному музыканту.
Рис. 439 - Клоп Элия кумината Рис. 440 - Клоп Доликорис баккарум
Вот, кажется, он совсем уже рядом, можно записывать. Но он чуток, замолк,
насторожился. Изволь ожидать неизвестно сколько времени окончания антракта!
Но терпение побеждает. Впрочем, по сравнению с другими кузнечиками наш певец
не столь осторожен. Я не знаю, где он, но индикатор уровня записи чутко
реагирует и отмечает его рулады. Теперь задача - найти певца. Без него запись
анонимна и лишена ценности. Тогда я ставлю рычаг на воспроизведение. Из
микрофона несется его же пение, оно действует; соперник взбудоражен, отвечает,
забывает осторожность, и лучик карманного фонаря выхватывает его из темноты.
Вскоре мы, счастливые, идем на бивак. Днем мы рассматриваем кузнечика,
серенького , в крапинках, длинноусого. Случайно нам попадается на глаза и самка
этого же вида. Она в таком же одеянии, но с коротким и острым, как серп,
загнутым яйцекладом. Самочка взята в плен, посажена в садок к самцу. Может
быть, наш музыкант еще больше распоется? Но вечером в садке царит молчание и
слышен только легкий шорох листочков растений, положенных для еды. А утром я
застаю финал разыгравшейся здесь трагедии. Самка сидит на стенке садка и
облизывает лапки. Судя по всему, она недавно отлично насытилась... своим
супругом . От него только крылья да ноги остались. - «Вот негодяйка, - возмущается
один из нашей компании. - Хороша любовь, если она заканчивается так
плачевно.» - «У кузнечиков такое бывает сплошь да рядом», - успокаиваю я
негодующего . Многие самки кузнечиков с аппетитом пожирают самцов после выполнения теми
супружеских обязанностей. Еще более свирепым нравом обладают богомолы. По
сообщению Уиглсуорса, самка богомола во время копуляции начинает поедать самца
с головы, оставляя нетронутым только самый конец брюшка. Самец, оставшийся
без головы, продолжает копуляцию. Предполагается, что самка одновременно с
оплодотворением получает и дополнительное питание, столь необходимое для
созревания ее многочисленных яиц. Впрочем, точных наблюдений на этот счет нет.
Возможно, это истребляются самцы-старики. У знаменитого своей ядовитостью
паука каракурта - Латродектес тредецимгутатус, обитателя степей и пустынь
Средней Азии, как нам удалось доказать, самка поедает самца тотчас после
копуляции по очень простой причине. Самец переносит семя в половые пути самки
при помощи очень сложно устроенного аппарата на видоизмененных конечностях -
педипальпах. После копуляции этот аппарат травмируется и не годен для
повторного использования. Самец, потерявший способности производителя, если только
он случайно избежал гибели, продолжает ухаживать за самками и конкурирует с
другими полноценными самцами, тем самым мешая нормальному течению брачных дел
паучих. Не удивительно, что самка так жестоко с ним расправляется. Обычно на
ее тенетах скопляются сразу несколько самцов. Когда же каракуртов очень мало,
встреча полов затруднена, и хорошо, если к долго ожидавшей паучихе добрался
один самец. Она меняет свое поведение, хотя и напрасно дарует жизнь своему
возлюбленному, так как он, постепенно истощаясь от голода, повисает жалким
комочком на ее тенетах.
Своеобразный, если так можно выразиться, родовой каннибализм проявляют
самки жуков-светляков рода Фотурис. Они привлекают своими сигналами самцов-
светляков другого рода, Фотинус, подражая световому коду их собственных
самок, и поедают их. Подобная агрессивная мимикрия приняла вполне закономерное
явление и, надо полагать, будет продолжаться до того времени, пока не
произойдет естественный отбор, и обманываемые самцы рода Фотинус не научатся
угадывать коварные сигналы своих врагов. Если же это не произойдет, то виды
обманываемых светляков могут исчезнуть с лика Земли.
Лесной рыжий муравей Формика поликтена - общественное насекомое. Но формы
общественной жизни у него могут сложиться разные. Одиночный муравейник
враждует со всеми окружающими муравьями, в том числе и с муравьями собственного
вида, уничтожая и поедая соседей. Но если складывается благоприятная
обстановка жизни, от семьи начинают отпочковываться дочерние муравейники,
постепенно возникает колония, связанная дружескими узами родства. Она может стать
очень большой. Муравьи перестают проявлять враждебность к представителям
своего вида колонии. Все это ведет к тому, что муравьи начинают жить бок о бок,
плотность заселения ими леса необычно возрастает, появляется необходимость
строжайшей экономии пищевых ресурсов, от их обилия зависит размножение. Вот
тогда среди таких процветающих колоний и возникает каннибализм. Впрочем, он
может быть и среди одиночных муравейников, испытывающих недостаток в еде.
Вокруг муравейника прекрасные охотничьи угодья, много добычи. Но вот погиб
житель муравейника - и его съедают; среди разнообразной снеди, которую так
старательно тащат муравьи в жилище, и погибшие товарищи. Муравьев с трупами
можно видеть и возле муравейников, вблизи которых нет других гнезд, и в
колониальных муравейниках, где все жители настроены миролюбиво. Если муравьи
обнаружили умирающего собрата, они непременно утащат его на растерзание в
муравейник. Умирающий не отдается спокойно во власть своих жестоких сожителей, а
всеми силами до самой последней минуты сопротивляется. Разглядывая в лупу
муравьев, я заметил такого несчастного. Его усики были неподвижны, голова
подогнулась к груди, будто притянутая конвульсией, передние ноги парализованы.
Но средние и задние ноги вздрагивали, и острые коготки цеплялись за все
окружающее . Около умирающего собрались муравьи. Особенно настойчиво крутился
один. Он хватает гибнущего то за один, то за другой усик и, упираясь изо всех
сил ногами, тянет ношу ко входу. Сил у муравья-носильщика явно не хватает,
острые коготки умирающего крепко цепляются за едва прикрытую палочками
корневую лапу сосны. Муравей-носильщик суетится, отползает в сторону, подзывает
помощников. Они подбегают, но, едва обратив внимание на умирающего, убегают,
будто им недосуг. Другие внимательно ощупывают обреченного усиками, но тоже
отправляются по своим делам. Третьи пытаются тащить его, каждый по-своему: за
усик, за челюсти, но из этого ничего не получается. Пора бы, казалось,
оставить беднягу в покое, но упрямство и настойчивость зазывалы неистощимы, и
нашелся ловкий муравей. Схватил умирающего за задние ноги, поволок к
муравейнику . Правда, недолго. Снова ноги зацепили коготками за корень сосны, опять
задержка . Зазывала отстал, рассеялись любопытные. Но муравей не бросил своей
сопротивляющейся ноши. Он забегал вокруг, схватил за одну ногу, другую,
третью - не помогло, и сам стал зазывалой. И опять нашелся умелец. Подбежал,
примерился, схватил челюстями за талию, поднял ношу вверх ногами и потащил
теперь уже без помех. В большом муравьином обществе рыжего лесного муравья
царит закон строжайшей экономии: ничто, пригодное для питания, не должно
пропадать .
Еще один эпизод. Муравей волочит раненого товарища. У пострадавшего одна
нога оторвана, другая скрючена, парализована ядом. Неподвижны и усики. Где-то
муравей вступил в неравный бой, и вот теперь кончена для него жизнь. На
муравейнике носильщика окружают. С каким любопытством они ощупывают раненого, как
трудно из-за этого пробираться носильщику сквозь толпу зевак. Путь до
ближайшего входа тянется долго. Да и там, внутри муравейника, где раненый будет
съеден, путь, по-видимому, тоже не короток. А вокруг кипит жизнь.
Пробудившиеся после ночной прохлады муравьи переносят в верхние камеры белых куколок.
В лесу неумолчно поют птицы. Раскрываются цветы, и по синему небу плывут
спокойные белые облака.
Поедают трупы умерших собратьев и термиты Коптотермес интермедиус, хотя
иногда закапывают их в почву. Впрочем, может быть, такое захоронение
представляет собой заготовку запасов?
Паразиты и
кровососы
Громадная армия насекомых питается кровью позвоночных животных.
Многочисленные комары, москиты, слепни (рис. 441), мошки, мокрецы, кровососущие мухи
(рис. 442) - алчные потребители крови, досаждают животным и человеку, несут
массу невзгод и мучений. В природе численность этих насекомых, которых народ
метко окрестил одним словом «гнус», бывает так велика, что, пожалуй, кое-где
превосходит таковую муравьев. Особенно много мошек, мокрецов и комаров в
северной таежной зоне земного шара, изобилующей болотами, лесными ручьями,
речушками и реками, в которых большей частью разводятся личинки кровососущей
братии. Из-за обилия комаров местным жителям иногда приходится прекращать
полевые работы: мучительные укусы снижают работоспособность человека, отравляют
его жизнь. От кровососов худеют домашние животные, у них уменьшается надой
молока. Во время массового нападения гнуса возле страдающих домашних животных
даже появляются птицы, ловящие кровососов. Отличается подобной привычкой
птица , по недоразумению названная козодоем. Она летает вокруг коз, спасает их от
комаров и мошек, а ее, ни в чем не повинную птицу, обвиняют в краже молока, в
ней видят причину уменьшения надоя.
Дикие животные, замученные гнусом, совершают дальние перекочевки в места,
где этих насекомых нет или их мало, уходят высоко в горы до самых ледников.
Приуроченность таких кровососов, как мошки, комары, мокрецы да москиты, к
определенному животному слабо выражена. Все они способны нападать на животных -
обладателей крови, особенно теплокровных. Но крошечные мокрецы, нападая на
человека, забираются главным образом в волосы головы, тем самым показывая
свою привычку к диким животным, покрытым шерстью. Кровососы, нападающие на
млекопитающих, охотно питаются и кровью пресмыкающихся, птиц, некоторые, как
мы уже говорили ранее, питаются нектаром и соками растений. Многие кровососы
отдают предпочтение определенному хозяину. Знаменитая муха це-це Глоссина
морситанс, вызывающая сонную болезнь, предпочитает нападать на копытных
животных, другой вид - Глоссина пальпалис - на человека и пресмыкающихся. У
комаров в одной и той же местности, очевидно, может вырабатываться предпочтение
к определенной, наиболее часто и легко доступной добыче.
Мы проехали мимо такыров, поросших редкими саксаульничками, пересекли два
крохотных ключика, окруженных развесистыми ивами и выбрались на каменистую
пустыню, покрытую плотным черным щебнем да редкими куртинками серой полыни и
боялыча. Дорога шла мимо мрачных гор Катутау.
Рис. 441 - Слепень Хризопс Рис. 442 - Муха-кровососка
Пора выбирать бивак, и мы свернули к горам. Места было вдоволь для стоянки:
безлюдная пустыня раскинулась на десятки километров. Но ровные вершинки
холмов повсюду означали, что территория занята колониями большой песчанки, земля
изрешечена их норками и вокруг оголена. Иногда машина проваливалась в
подземные галереи этого грызуна и, поднимая пыль, с трудом выбиралась из
неожиданной западни. Ночевать вблизи поселения этого жителя пустыни не хотелось.
Большая песчанка иногда болеет туляремией, чумой, на ней могут быть блохи...
С трудом мы нашли чистую площадку, вблизи которой не было ничьих нор, быстро
попили чаю, приготовили постель и легли спать. Пологов решили не растягивать:
место было уж очень безжизненное, и вряд ли здесь обитали скорпионы,
каракурты и комары, из-за которых путешественнику приходится принимать меры
предосторожности на ночлеге. С бивака открывалась чудесная панорама пустыни. Вдали
к югу простиралась далекая долина реки Или, и зеленая полоска тугаев
окаймляла едва различимую белую ленточку воды: за нею высился хребет Кунгей-Алатау с
заснеженными вершинами.
Стало темнеть. Ветер затих, лишь чувствовалась едва уловимая тяга воздуха.
И тогда появились комары. С легким звоном один за другим они плавно
проносились над нашими головами, не задерживаясь и не обращая на нас никакого
внимания, не предпринимая попыток полакомиться нашей кровью. Лишь иногда некоторых
из них привлекала компания из трех человек, устроившихся на ночлег на земле
возле машины. Поведение комаров было настолько необычным, что мы все сразу
обратили на это внимание.
Чем объяснить отсутствие интереса комаров к человеку в местности, где на
многие десятки километров вокруг не было ни поселений, ни домашних, ни
крупных диких животных? Оставались одни предположения. Ближайшее место выплода
комаров - река Или - находилось от нас километров в пятнадцати. Там было
настоящее комариное царство, и в нем мало удачников, которым доставалась порция
теплой крови, столь необходимой для созревания яичек. Поэтому отсюда с
попутными ветрами комары тысячелетиями отправляются в пустыню за добычей, с
ветрами же и возвращаются обратно.
Сухие пустыни вблизи Или кишат комарами, и в этом мы не раз убеждались во
время многочисленных путешествий. Но какая добыча могла привлечь комаров в
этой безжизненной пустыне? Очевидно, одна-единственная - большая песчанка,
городки которой виднелись чуть не на каждом шагу. В норе комар находил без-
ошибочно то, что искал, и счастливый и опьяненный от крови, отправлялся в
обратный путь. Песчанкам же деваться некуда. Они привыкли к тому, что их
подземные жилища кишат блохами, клещами, москитами и комарами. Так постепенно и
развился в местном комарином племени инстинкт охоты за обитателями пустыни, и
те, у кого он был особенно силен, равнодушно миновали другую добычу.
Горы Кату-Тау.
Завзятые кровососы, крошечные мокрецы Цератопогониды нападают, особенно в
таежной зоне, не только на млекопитающих, но в случае голода пьют кровь
земноводных и пресмыкающихся и даже нападают на других насекомых, чаще всего на
комаров и бабочек. Так, совершенно неожиданно оказалось, что многие стрекозы
погибают от укусов этих назойливых существ в момент выхода из куколки. Зато,
став взрослыми, они с лихвой расплачиваются со своими мучителями, уничтожая
их в величайшем множестве.
Такие кровососы, как вши, обладают строгой специфичностью, например, два
вида вшей, обитающих на человеке, даже разделили сферы своего обитания, и в
то время как головная и платяная вши, как говорит их название, обитают на
голове и теле, лобковая - только на лобке и под мышками. Хорошо выражена
специфичность у блох. В основном каждый их вид обитает на своем виде хозяина. Лишь
немногие из них могут питаться кровью нескольких видов хозяев. Это
объясняется тем, что блохам приходилось приспосабливаться к довольно различной
биологии своих прокормителей.
В горах Кату-Тау.
Большие барханы, что виднелись в стороне от дороги, удалось осмотреть
только на обратном пути. Подъехать к ним близко было невозможно: путь преграждали
пески. Оставив машину, мы идем пешком. Вот и барханы! Большие желтые бугры
чистого, перевеянного ветром песка, покрытые рябью, бесконечные,
раскинувшиеся до самого горизонта, создают впечатление бескрайнего простора. Редкие
деревья саксаула в страшной схватке с песком и ветром отстаивают свое право на
жизнь. Барханы движутся. В одном месте они уходят из-под дерева, и оно
провисает на длинных обнаженных корнях или падает, в другом засыпано песком. Кое-
где песок освободил потемневшие скелеты теперь уже погибших растений, местами
же тонкие зеленые верхушечки погребенных деревьев все еще настойчиво тянутся
к солнцу. Над ярко-желтыми барханами небо пустыни кажется особенно синим.
В котловине между барханами видны зверьки размером с крысу. Это песчанки.
Они привстали на задние лапки и вытянулись столбиками. Один из зверьков
прижал передние ноги к туловищу и, вздрагивая полным животиком, запищал
мелодично и отрывисто. К нему присоединился другой, но запел тоном выше, третий взял
еще более высокую ноту... Нередко песчанки размножаются в большом количестве,
и тогда буквально оголяют пустыню, съедая всю растительность вблизи своих
колоний. Но периодические заболевания губят зверьков, и только пустующие норы
да изрешеченная земля оставляют память о когда-то оживленной жизни песчанок
на этой территории.
Сейчас песчанок было тоже мало, всюду виднелись пустующие норы. Зверьки,
видимо, вымирали. У Коли зоркие глаза, и он хорошо помогает мне в поисках на-
секомых. Вот и сейчас я не заметил бы крохотных шевелящихся точек у выхода
старой норы песчанки. Я склонился над норой с лупой в руках, и вдруг будто
кто-то бросил в лицо горсть песчинок. Я с неприязнью отпрянул, как только
разглядел, что это блохи.
Колония песчанок.
Пришлось надеть на бинокль дополнительную лупу. Теперь можно вести
наблюдение с большого расстояния. Коля устраивается - подальше от блошиной норы и
все время почесывается. «Что с тобой?» - спрашиваю я. - «Наверное, блохи
забрались и кусают, - ворчит Коля, - что может быть интересного в этих
отвратительных паразитах? Другое дело - мчаться с сачком за невиданной бабочкой или,
затаив дыхание, на цыпочках приближаться к поющему сверчку, следить, как пом-
пила охотится на пауков, или, на худой конец, разрывать лопатой муравейник -
все лучше, чем разглядывать этих гнусных кровопийц». Коля продолжает далее
рассуждать о том же, почесываясь и все дальше отодвигаясь в сторону. Я же
рассматриваю в бинокль столь необычное скопление блох. Они очень небольшие,
светло-коричневые, блестящие, с тупой округлой головой и большими прыгатель-
ными задними ногами. Тело блох тонкое, сжатое с боков, а брюшко совсем
пустое . Видно, давно не сосали крови и сейчас голодны. Сидят они у самого входа
в норку. Их собралось тут не менее полусотни. Блохи слабо пошевеливают
ногами, вяло переползают с места на место и явно греются на солнце в ожидании
зверька. Осенью в тени совсем холодно и можно легко замерзнуть. А тут нужно в
любую минуту быть готовыми к прыжку: вдруг забежит песчанка и можно будет
устроиться в ее мягкой пушистой шерстке. Вот почему блохи выползли сейчас из
норы наружу, на солнце.
Деревца саксаула с обнаженными корнями.
Блохи - враги песчанок. Они не только больно кусаются и сосут кровь, но и
переносят болезни, от которых песчанки вымирают. Некоторые блохи способны с
животных переходить на человека. Такова блоха с большого грызуна тарбагана.
Немало людей погибло от страшной болезни - чумы, которой болеют тарбаганы. И
в переносе этой страшной болезни с грызунов на человека повинны и блохи.
Блохи, обитающие на большой песчанке, жительнице наших пустынь, не кусают
человека. - Поэтому, - говорю я Коле, - перестань чесаться. Не нужен ты даже
голодающим блохам, и все это тебе только кажется!
Блохи имеют в своем легионе неразборчивых в еде. Так, обитающая в Австралии
блоха, паразитирующая на сумчатых животных, а также на однопроходных
(утконосы) способна питаться на змеях. Некоторые блохи умеют утолять свой голод даже
соками тела гусениц бабочек, переживая период бескормицы в поисках своего
настоящего хозяина.
Среди различных видов слепней, чтобы не мешать друг другу, выработался
определенный порядок нападения на различные участки тела животных. Одни из них
садятся только на брюхо, вымя, грудь; другие - на голову, бока, спину. Такая
приуроченность обусловлена различным характером волосяного покрова, толщиной
кожи, размерами хоботка кровососа и многими другими причинами. Существует
некое «расписание» нападения кровососов на своих хозяев в течение суток. Комары
нападают главным образом в сумерках вечером и на рассвете, москиты и мошки -
ночью, слепни и кровососущие мухи - только в самые теплые часы дня. Иначе
нельзя. Кто выдержит одновременную напасть множества кровососов!
Нас трое. Мы идем друг за другом по самому краю песчаной пустыни рядом с
роскошным зеленым тугаем. Туда не проберешься. Слишком густы заросли и много
колючек. Иногда ноги проваливаются по колено в песок там, где его изрешетили
своими норами большие песчанки. Вечереет. За тугаями и рекой синеют горы Чу-
лак. Постепенно синева гор густеет, становится фиолетовой.
' <*rtfj*
tftfT
Л
*f*V
• -"'ftr. W ,;
T v
\.л ^
'***-v
4ч Л* tills Y . * . • %;:м '• Л ..► " ^UK^T <«. ^Ч4ВКЯя» •* • -> Л .
Горы Чулак.
Легкий ветер гонит вслед за нами облачко москитов. Они выбрались из нор
песчанок и не прочь попить нашей крови. Но вот интересно! Белесые и почти
неразличимые кровопийцы избрали местом нападения наши уши. Мы усиленно трем
ушные раковины, и они постепенно наливаются кровью, краснеют, горят. Проклятые
москиты испортили все очарование вечерней прогулки, и сильный запах цветущего
лоха и пение соловьев уже не кажутся такими приятными, как вначале. Солнце
садится за горами, темнеет. Мы поворачиваем к биваку, навстречу ветру, и
москиты от нас сразу же отстают. Летают они неважно.
Не кажется ли странным, - спрашиваю я своих спутников, - что москиты кусают
нас только за уши?
Наверное, на ушах тонкая кожа! - отвечает один.
Но за ушами и на внутренней поверхности предплечий кожа еще тоньше. Неужели
москиты следуют издавна принятому обычаю? Их главная пища - кровь песчанок.
Эти грызуны покрыты густой шерстью и разве только на ушах она коротка и
доступна этим мелким кровососам с их коротким хоботком. Но как они ловко
разбираются в строении животных и отождествили уши человека с ушами грызунов!
На следующий день мы путешествуем на машине вдоль береговой кромки тугая по
пескам и часто останавливаемся. Моим спутникам, москвичам, все интересно, все
в диковинку, все надо посмотреть и уж, конечно, запечатлеть на фотопленку.
Там обнаружилось гнездо бурого голубя, там на кусте сидит агама, тут под
толстой корой кара-туранги притаился пискливый геккончик. У геккончика забавные
глаза, желтые, в мелких узорах, с узким щелевидным зрачком. Если снимать его
голову крупным планом - настоящий крокодил. Геккончик застыл, уставился на
меня застывшим глазом. Пока я прилаживаюсь к съемке, на него садится большой
коричневый комар Аздес флавесценс, быстро шагает по спине ящерицы и, наконец,
угнездившись на самом затылке, деловито вонзает в голову свой длинный
хоботок. Вскоре его тощее брюшко постепенно толстеет, наливается янтарно-красной
ягодкой. Комар ловко выбрал место на теле геккончика! На затылке его ничем не
достанешь. Тоже, наверное, обладает опытом предков и кусает с расчетом.
Мои спутники не верят в столь строгую рациональность поведения кровососов.
Я же вспоминаю, что и клещи всегда на теле животных очень ловко присасываются
там, где достать их трудно или невозможно. Так же поступают слепни. А тот из
любителей крови, кто не постиг этого искусства, безжалостно отметается жизнью
- остается голодным и не дает потомства. И еще соблюдается среди этих всеми
проклятых насекомых один закон. Кровью питается только женская половина рода
кровососов, тогда как самцы - мирные вегетарианцы, не имеющие кровожадных
наклонностей супруг. Доля самцов - оплодотворение самок. Ради этого достаточно
питательных веществ, накопленных еще при жизни личинкой, а расход энергии для
полетов в поисках самок с успехом восполняется нектаром. Самкам же нужна
кровь, и немало, для того, чтобы отложить довольно солидную партию яиц.
Впрочем, когда нет позвоночных животных, и самкам приходится поддерживать свое
бренное существование нектаром. Но главная сущность этого правила, надо
полагать , сводится к тому, чтобы мужской половине рода не составлять конкуренции
женской половине. Желающих полакомиться кровью и без того много, а если бы их
число удвоить за счет самцов, то что бы случилось с животными - их прокорми-
телями? Впрочем, из этого правила существует исключение. Так, кровью хозяев
питаются как блохи-самки, так и самцы. Но аппетит самок значительно больше,
чем самцов.
У слепней массивный хоботок, и прокол кожи хозяина они делают настолько
основательный, что из ранки тотчас выступает капелька крови. Этим пользуются
специальные мухи - сожители слепней. Они сопровождают их неотлучно, и, как
только слепень усядется на кожу добычи, тотчас, толпясь и мешая друг другу,
собираются мухи возле головы слепня, изнывая от жажды погрузить свой хоботок
в каплю выступившей из ранки крови. Так что, как видите, можно питаться
кровью и не прокалывая кожу своим хоботком.
Питается кровью даже одна бабочка-совка Лобокраспис гризеифуска. Самки и
самцы этого вида высасывают кровь из глаз быков, погрузив лишь на несколько
минут свой хоботок между веками и склерой. Энтомологи, наблюдавшие эту
бабочку, сообщают, что ее нападение не очень раздражает хозяина. Иногда насекомое
может оказаться кровососом поневоле из-за недостатка основной пищи. В 1965
году я опубликовал наблюдение над крошечным хищным клопиком, который в горах
и предгорьях Тянь-Шаня довольно активно нападал на людей и сосал кровь.
Парадоксальное поведение этого новоявленного кровососа объяснялось нехваткой ос-
новной его пищи - тлей, которых с наступлением засушливого и жаркого лета
становилось мало. Подобное поведение клопика-хищника нередко. Через пять лет
после моего сообщения, в 1960 году, было опубликовано, как близкий этому
клопику вид - Ориус майускулюс - нападает на людей на курорте Каса-Бьянка в
Италии.
Даже млекопитающие, обитающие в воде, не спаслись от кровососов. Так, на
морских млекопитающих живут вши из так называемого семейства колючих вшей -
Эхиноптридэ. Такова тюленья вошь. Когда тюлень ныряет, насекомое оказывается
в закрытой клапаном ноздре, то есть в воздушной среде. Кроме того, тело
подобных вшей на спинной поверхности покрыто чешуйками и шипиками, которые
удерживают воздух. Очень интересным оказалось одно африканское насекомое -
Хенимерурус тепоидес. Оно живет и паразитирует на грызунах рода Грицетомис и
отличается настолько необычным строением тела, что энтомологи даже предложили
выделить его в особый отряд - Хемомеринэ.
Есть насекомые, питающиеся кровью насекомых. Личинки ветвистоусых комариков
подсемейства Ортокладиинэ прикрепляются к телу нимф поденок под зачатками
крыльев и питаются их кровью. Многие наездники, проколов хозяина яйцекладом,
чтобы отложить в его тело яички, слизывают капельки крови, вытекающей из
ранки. Зачем пропадать добру? И тот, кто больше выпьет крови, оказывается
наиболее плодовитым и жизнеспособным. Некоторые наездники настолько привыкли к
подобному питанию, что стали специально, не откладывая яиц, прокалывать тело
своих хозяев только ради капельки крови.
Особую группу среди насекомых - паразитов млекопитающих и птиц -
представляют пухоеды. Они образуют специальный отряд насекомых и питаются, как
говорит их название, пухом на птицах, а также подшерстком млекопитающих. Ко всему
остальному они совершенно равнодушны. Казалось бы, высококачественный продукт
- кровь - не требует особенных усилий организма для его усвоения. Тем не
менее, в теле комаров живут симбиотические грибки. Они находятся в специальном
мешочке, примыкающем к пищеводу. Грибки выделяют углекислый газ. Когда комар
прокалывает кожу своей добычи, он вводит в ранку и углекислый газ. Грибки
выделяют фермент, который повышает давление крови в сосудах и усиливает ее
приток к месту укуса. А углекислый газ препятствует свертыванию крови. Не зря
укус комара, да и других кровососущих насекомых, вызывает волдыри и
раздражение, особенно у людей с нежной кожей. У других кровососов, таких как слепни,
в слюнных железах найдены особые вещества, препятствующие свертыванию крови.
Почти все кровососущие насекомые обладают мощным антикоагулянтом - веществом,
препятствующим свертыванию крови. Без него им бы не насосаться крови через
свой хоботок. Но у комара Аздес египти коагулянта нет, и кровь сворачивается
уже в желудке, через пятнадцать минут после того, как там окажется.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)