Text
                    с
ТмиВИА
SS
Лп
Щч'шШ


Бамбуковые страницы АНТОЛОГИЯ ДРЕВНЕКИТАЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Перевод с древнекитайского Москва Издательская фирма «Восточная литература» РАН 1994
- Л АРХАИЧЕСКИЙ ПЕРИОД. XI—VIIвв.дон.э. ИЗкниги «ицзин» из книги «шицзин»
АРХАИЧЕСКИЙ ПЕРИОД «ицзин» «Ицзин», ‘или «Книга Перемен», — одно из самых древних произведений китайской словесности и, по-видимому, самый древний памятник китайс­ кой философской мысли. Не исключено,что наиболее ранние его слои восходят к записям иньских жрецов, гадавших о судьбах царства на панцирях черепах и на костях жертвенных баранов еще во II тысячеле­ тии до н. э. «Книга Перемен» представляет- собой как бы квинтэссенцию взглядов древних на вечно меняющийся мир, она — средоточие того древнейшего знания, из которого впоследствии выросли «сто школ» ки­ тайской философии, и поэтому ее использовали как конфуцианцы, так и даосы. Считается, что сам Отец-учитель Конфуций с благоговением на склоне дней постигал ее тексты, а его последователи включили «Ицзин» в конфуцианский канон — «Тринадцатикнижие». Даосы же с их склон­ ностью к мистике и оккультным наукам использовали книгу для гадания, пригодного в самых различных случаях. Традиция возводит «Ицзин» ко временам гораздо более древним, чем иньская эпоха. Считается, что загадочные знаки триграмм, состоящих из комбинаций сплошных и прерывистых черт и леж ащих в основе подо­ бных же гексаграмм «Книги Перемен», были созданы еще мифическим совершенномудрым Сыном Неба Фу Си. Научивший предков китайцев готовить пищу на огне и ловить рыбу сетями, учредивший брачный обряд и институт старейшин, создавший первые письмена и струнные музы­ кальные инструменты, этот посланец Небес, по одной версии, был со­ временником строительства Великих египетских пирамид, а по другой — жил еще много раньше. Подъемля свой взор к небесам с их звездным узором, наблюдая на земле строчки следов животных и птиц, Фу Си якобы создал свои знаки-символы, построенные по двоичной системе и выражающие движение Великого Дао — основы и двигателя Мирозда­ ния. Позднее, на рубеже I и II тысячелетий до н. э ., «Царь Просвещен­ ный» Вэнь-ван якобы изменил их порядок в соответствии со свойствами нашей Вселенной, уж е утратившей первоначальную гармонию. Сидя в страшной подземной темнице неправедного владыки Поднебесной Чжоу Синя, в момент внезапного озарения он создал гексаграммы будущей «Книги Перемен» — удвоенные сочетания прежних триграмм. Считает­ ся, что, рожденные как плод всех возмож ных их комбинаций, 64 символа «Книги...» являют собой всю совокупность жизненных ситуаций, мыс­ лимых в этом мире, ситуаций, которые закономерно выходят одна из другой, отображая в общей форме движение космоса, общества и судьбы людей. Соответственно и книга делится на 64 главы по числу описанных в ней гексаграмм, каждая из них имеет несколько слоев пояснений и тол­ кований. Предложенный читателю фрагмент взят из дополнительных, «общих» глав, включенных в книгу сравнительно поздно и трактующих не отдельные гексаграммы, а проблемы мироздания в целом. В течение
28 Архаический период последующих двух с лишним тысячелетий эти афоризмы без конца повторялись в бесчисленных трудах самого разного характера: от школь­ ных учебников до творений корифеев изящного слова, от литературовед­ ческих эссе до медицинских трактатов. Название «Книга Перемен» возникло не сразу, первоначально этот памятник обозначался просто двумя первыми гексаграммами — «Цянь Кунь» («Небо и Земля»). В эпоху Хань существовало три версии книги под тремя разными названиями, соответственно относимые к эпохе Ся (XXII—XVIIIвв. дон. э .),Инь(XVIII—XIвв. до н. э.) иЧжоу(XI— VIII вв. до н. э .) . По тем временам это были очень большие собрания: первое насчитывало восемьдесят тысяч иероглифов, второе — более сорока тысяч. Уже тогда возникали сомнения в их подлинной древности; впро­ чем, до нас дошла только третья, самая поздняя версия. Перевод «Книги Перемен» на русский язык был сделан замечательным советским кита­ еведом Ю. К . Щуцким в 30-е годы (издан в 1960 г.); однако дополнитель­ ные главы в него не вошли; русский читатель познакомится с их текстом вп ервые . из книги «ицзин»* Небо вверху, Земля внизу: так силы Неба и Земли обретают свое место. Когда высокое и низкое разделены — знатные и презренные занимают подобающее им положение. Движение и покой имеют свое постоянство: так выявляется твердое и мягкое. События объединяются по свойствам, вещи разделяются по родам: так познается доброе и дурное. На Небе появляются образы, на Земле возникают формы: так становятся зримы­ ми перемены и превращения... Порядок перемен согласуется с естеством Неба и Земли и посему способен охватить и воплотить их пути. Глядя вверх, мы созерцаем образы Небес; глядя вниз, постигаем порядок Земли. Так мы познаем истоки сокрытого и явленного. Поняв начала и концы сущего, открыва­ ем смысл жизни и смерти. Сгущения жизненной энергии образуют тела. Когда душа покидает тело, происходит превращение. Так мы узнаем, что природа духов подобна Небу и Земле и не противоречит им. Истинное знание объемлет все сущее и угодно всему, что есть под Небом, поэтому нет в нем ничего ошибочного. Обладающий им идет любой дорогой и не сбивается с пути. Он радуется Небу, провидит судьбу и потому не ведает беспокой­ ства. Преданный гуманности, он радуется тому, что имеет, и потому дает взрасти любви. Ни в чем не совершая промаха, он выверяет * © В. В. Малявин, перевод, 1990
«Ицзин» 29 и обнимает собой все превращения Неба и Земли и приводит к совершен­ ству вещи, ничего не упуская из виду. Он проницает пути дня и ночи и обладает знанием. Поэтому духовность не ведает ограничений, а пере­ мены — телесной формы. Взаимное замещение начал Инь и Ян — вот что зовется Дао. Проистекающее из него — благо, а создаваемое им — природа. Гуман­ ный, прозревая Дао, называет его гуманностью. Мудрый, прозревая Дао, называет его мудростью. Все люди пользуются этим каждый день, не ведая про то. Так осуществляется сполна путь благородного мужа. Путь этот явлен в гуманности и сокрыт в применении, возбуждает все сущее и непричастен к заботам мудрого. Сколь совершенна его доброде­ тель и сколь величественны свершения! Его свершения величественны, поскольку он обладает всем в изобилии, его добродетель возвышенна, поскольку он обновляет все каждый день. Животворящее жизнь — вот что зовется переменами. Созидание форм — вот начало Небес, следование образцу — вот начало Земли. Познать до конца течение событий, дабы постичь грядущее, — во т что значит гадание. Неисчерпаемое в круговороте Инь и Я н — вот что такое духовность. Перемены — вне размышления и действия, ибо пребывают в состоя­ нии покоя и неподвижности, но, откликаясь действию, проницают весь мир. Не будь они верхом духовности в мире, стали бы они такими? Благодаря переменам мудрый прозревает глубину вещей и познает семя нсего сущего. Лишь прозревая глубину вещей, можно постичь устремле­ ния людей; лишь познав семя всего сущего, можно довести до конца все начинания. Учитель сказал: «Над чем задумываться в мире, о чем размышлять? В мире много разных дорог, но назначение их едино, много разных суждений, но исход их един. Так над чем же задумываться в мире, о чем размышлять?» Когда уходит солнце, выходит луна. К о гда уходит луна, выходит солнце. Солнце и луна словно подталкивают друг друга, и о т этого рождается свет. Когда уходит зима, приходит лето. Когда уходит лето, приходит зима. Зима и лето словно подталкивают друг друга, и так год приходит к завершению. Уходить — значит сжиматься, приходить - значит расширяться. Сжатие и расширение попеременно воздейству­ ют друг на друга: так возникает преимущество. Гусеницы сжимаются, чтобы продвинуться вперед. Змеи и драконы скручиваются кольцами, чтобы распрямиться. Постигай дух вещей, дабы уметь пользоваться ими. Пользуйся всем и храни покой, дабы упрочить добродетель. То, что вне этого, едва ли возможно познать. Постичь до конца дух и познать перемены — вот верх добродетели.
30 Архаический период А?» «ш иц зин» «Шицзин», или «Книги П есен», как чаще всего переводят это название, включает е сеоя наиоолее древнее из того, что мы знаем в китайской поэзии. Однако сам памятнШ Тложился "не срШу"~— 'он~имеет долгую историю. Песни «Шицзина» были собраны при династии Чжоу. Я -XI —УШвв. до н. - э. Предание утверждаем,— чт и ~в— те далекие времена, «если мужчине исполнялось шестьдесят лет, а жен­ щине — пятьдесят и детей они не имели, то власти давали им одежду и пропитание, дабы они в народе собирали песни. Из деревень собранные песни передавали в город, из города — в удел, а уделы представляли их императору». Считалось, что в песнях была выражена «воля Неба», с которой д ар итель таким образом постоянно сверялся во избежание промаха. Нетрудно заметить в этой концепции определенное сходство с латинской формулой: «глас народа — глас Божий», хотя для древнего китайца поэзия скорее была гласом самой Вселенной, звучанием неотвратимо дей­ ствующих сил бытия. В древней идее собирания песен присутствовало вполне рациональное зерно: с помощью бездетных и неимущих старцев власти могли проник­ нуть туда, куда царским чиновникам путь был заказан, — внутрь очень замкнутой и сплоченной сельской общины, узнать мысли и чаяния про­ стых людей империи. Китайский институт престарелых странников на государственном довольствии был, по сути дела, первым в мире институ­ том общественного мнения. причем, государственным. И он ж е сохранил для нас бесценные сокровища древней поэзии, леж ашие у истоков китайс­ кой литературы. Судя по всем\>, первоначально в Китае суще п воваш ж ш е собрание из трех тысяч поэтичес1£цх,тешшо§л,иШЩемое при толСтихи» или «Пес­ ни»; оно как бы аккумулировало в себе значительную часть синкретичес- киЯ) знания той эпохи. Впоследствии Кон(6мшш-Х5£Ь==Л2£^г2~^)0--кгъ.) выбросил повторяющиеся варианты, изъял то, что не.,, отвечало его нравственному и§еалу, и привел„форму текстов к большему единооб­ разие. Оставшиеся после его «редактирования»^тржтамяазьмеет и со­ ставляют нынешнее собрание, кщишо&^&о-М -в^до ш вошло в конфуии- аигкий ^пипн. Постепенно разбухавший тоадиииаыный . комментарий к «канону» исказиЛ^ШШтмчальный смысл песен, особенно народных, на­ полняя их отсутствовавшим ранее «премысленным» содержанием. Од ­ нако с тех пор, как при династии Хань (II в. до н. э^^цо}фууианство сделалась господствующей идеологией, а тексты «Книги Песен» стали предметом государственных экзаменов на чиновничью должность, тради­ ционный комментарий обрел силу догмы. Некоторые изменения привнесло в понимание древней поэзии «Книги Песен» так называемое неоконфуииаиство в X II в. .... — оно частично очисщш1 <<Шицзин» от прямолинейного дидактизма первых комментато­ ров. Но толькд^'ХТХ =-ХХ ~ШТ’его пест вновь обрели в глазах читателя
«Шицзин» 31 всю свою первоначальную значимость произведений поэтического искус­ ства. «Шицзин» издавна делится на четыре раздела. Пожалуй, самый ин­ тересный из Них первый,'«Нравы щрств»,~— сюоавходит только народ­ ная' лирика. Йародные же песни,'^т ^їїмер'^Ш Ш дарнш, "сблШпские, встречаются и в следующем дюздеАІ?"— «Малых од'ах», т о в_ основу разделения «Шицзина» 4егла бытовая, преимущественно 'щдыральная, кла£сифишмщ■ Но в целом оды, особенно «Великие», написаны более Строгим., «изысканным» языком, в них много пройзведеШи йсШбрШёских, лирико-эпического хдртшера, «Великие . ш аЖ ШШГрсК'Яючитель- но придворная поэзия 1:хот я щ&ЖЖ.^ЩОичательно обособившаяся от народной. Последний раздел, ^ Г ш ^т Ш т тщ ^а считался вергииной древней по­ чти, наиболее,лсьшш і воплощением абсолютной Идеи ---- Дао. Это риту- альіШВжснопения славившш^^щ ^ттх царских предков. По форме они ■шачительно отличаются от других. песенмШицзипа» — ритм их мед­ лителен , язык архаичен, стильапаржеавввш намшты^они,_ как правило, «белым» стиха.и . Интересно, что гимны театрализованного действа: они исполнялись во оворе храма поо акком­ панемент старинных каменных колоколов-литофонов и представляли со­ бой коллективный танец-пантомиму, изображавшую деяния предков. Здесь мы представляем читателю несколько лирических песен пяти раз­ личных царств, взят ых из первого раздела «Шицзина». «Песни царства Шао и стран, лежащих к югу от него» Лань в лесу... (12) Лань в лесу стрелою сражена. Лань прикрыта белою травой. На сердце у девушки — весна. С девушкой красавец молодой. Лань мертва. Она в тени куста Белою травой перевита. Яшма благородна и чиста; Схожа с ней девичья красота. * © «Художественная литература», 1973
32 Архаический период Лучше ты меня не трогай, друг! Мой передник не для дерзких рук! Как бы не залаял пес мой вдруг. «Песни царства Бэй» Песнь оставленной жены (10) Вновь нагнал восточный ветер облака... 1 Вновь нагнал восточный ветер облака. Я — твоя, и отвергать меня грешно. Нет, не должен ты сердиться на меня, И, по-моему, известно всем давно: Репа спелая особенно сладка. Я творила только добрые дела. За собой не знаю никакого зла, И с тобою вместе я бы умерла. 2 Я иду по самой горькой из дорог, Затаила я обиду и упрек. Проводить не соизволил ты меня, И одна переступила я порог. Говорят, что слишком горек молочай, Но голодному трава любая впрок. С молодой женой ты ласков, как родной. Мною, старой, ты жестоко пренебрег. 3 Цзин-река рекою Вэй замутнена1, Но, как только замедляется поток, Возле берега прозрачная вода. Господин мой! Как со мною ты жесток! Н а мою запруду не пускай чужих! Вершу бедную мо ю не повреди! С молодой женой ты ласков, как родной. Ждут меня одни печали впереди.
«Шицзин» 33 4 Речку маленькую вброд м ы перейдем. У большой реки всегда найдешь паром, И воспользоваться можно челноком. Я не брезговала никаким трудом, На коленях помогала беднякам, И спасенный поминал меня добром, Когда хворь косила слабых здесь и там И когда несчастья множились кругом. 5 Ты меня лишил надежды и услад. Что ни сделаю — в ответ сердитый взгляд. Опорочил добродетель ты мою, И нигде меня купить не захотят. Неимущий, был ты мне когда-то рад: В нищете жена для мужа — сущий клад. А теперь, когда дела пошли на лад, Для тебя я словно смертоносный яд. 6 Изобильные запасы у меня, С ними лютая зима не так страшна. С молодой женой ты ласков, как родной. Я работница теперь, а не жена. Ничего ты не принес мне, кроме зла. Разорил теперь ты жизнь мою дотла. Вспомни, как совсем немного лет назад Я одна твоей утехою была. «Песни царства Юн» Если крыса... (8) Если крыса шерсткой горда, Хуже крысы неуч тогда, Хуже крысы неуч тогда. Он ведь не умер еще со стыда. Если крыса зубами горда, Хуже крысы невежа тогда, Хуже крысы невежа тогда. Он ведь не умер еще со стыда.
34 Архаический период Если крыса проворством горда, Хуже крысы слух тогда, Хуже крысы слух тогда. Он ведь не умер еще со стыда. «Песни царства Чжэн» ^ Чжун! В деревню нашу... (2) Чжун! В деревню нашу не ходи ты! Наши не ломай ты, Чжун, ракиты! Чжун, мой милый! Что мне все ракиты! На меня родители сердиты. В Чжуна не могла я не влюбиться. Н о нельзя родителей не слушать. И х боится каждая девица. Чжун! Ломать ограду не годится. Наши пожалей ты шелковицы! Чжун, мой милый! Что мне шелковицы! Братья будут на меня сердиться. В Чжуна не могла я не влюбиться. Но нельзя не слушать старших братьев. Их боится каждая девица. Чжун! Чтобы в беду я не попала, Не ломай в саду моем сандала! Чжун, мой милый! Что мне до сандала! Сплетников кругом живет немало. В Чжуна не могла я не влюбиться. Н о нельзя не думать мне о сплетнях. Их боится каждая девица. «Песни царства Ци» ч«Слышишь? Поет...» (1) — Слышишь? Поет петух на заре. Уже придворные на дворе. — Какие придворные? Ночь на дворе. Самое время петь мошкаре. — Смотри! На востоке солнце встает. Уже во дворе толпится народ. — Какое там солнце! Спит весь народ. Луна выходит на небосвод.
«Шицзин» 35 — П оет мошкара в тумане ночном. — Как сладко нам лежать вдвоем! Идут придворные на прием. В опалу мы с тобой попадем. «Еще на востоке...» (5) Еще на востоке полночный мрак. Одеться хоть бы кое-как! Нет, промедление не к добру, Когда тебя требуют ко двору. Еще на востоке не брезжит рассвет. Ты второпях кое-как одет. Князю медлительность не по нутру. Придворного требуют ко двору. Ивы ломаешь, бежишь бегом. Мчишься как бешеный напролом. Пускай темнотою окутан восток — Не раньше срока, значит, не в срок. «Песни царства Бинь» Месяцеслов (1) (Никнет-вшеетр с Оь юм звезда огня2...) 1 Никнет в месяце седьмом звезда огня. На девятый месяц шуба нам нужна. Непогода в первом месяце страшна. Холод лютый будет в месяце втором. Без одежды теплой мы не проживем. В третьем месяце пахать уже пора. На четвертый месяц в поле мы с утра. Пашем южные поля мы допоздна. В поле пахарю обед несет жена. Нам весной смотритель спуску не дает, И на пахоту выходит весь народ. 2 Никнет в месяце седьмом звезда огня. На девятый месяц шуба нам нужна.
36 Архаический период Всей земле тепло, когда придет весна. Иволга поет весною там и тут. Девушки с корзинками по тропе идут. Листья с шелковицы дружно рвут они. Все длиннее эти солнечные дни. Белизною на ветру полынь блестит. Растревоженная девушка грустит. Видно, скоро в до м чужой войдет она, Молодому господину отдана. 3 Никнет в месяце седьм ом звезда огня, Тростники густые в месяце восьмом. В месяц шелкопряда топоры возьмем! Чтобы шелковица разрослась пышней, Обрубают ветки лишние на ней. В месяце седьмом кричит сорокопут. В месяце восьмом у нас в селеньях ткут. Краска черная и желтая — для нас; Ярко-красная приятнее для глаз: Ткани лучшие покрасим в красный цвет, Чтобы княжич наш нарядней был одет! 4 Н а четвертый месяц травам расцветать, В пятом месяце цикадам стрекотать. В месяце восьмом зерном народ богат. Будет в месяце десятом листопад. В первом месяце охотимся в лесу. Барсука добу ду, кошку и лису. Теплый мех я господину принесу. Снс^а быть облаве в месяце втором. Состязаться нам в искусстве боевом. Князь — хозяин всем убитым кабанам. Только поросята остаются нам. 5 В пятом месяце кузнечик прыг да скок. На шестой крылами шевелит сверчок. В месяце седьм ом сверчок среди полей, В месяце восьмом — под крышею твоей, В месяце девятом — около дверей, Чтобы на десятый месяц — под кровать.
«Шицзин» 37 Время северные окна закрывать, Дыры затыкать и двери шпаклевать. Крыс выкуривать и дом а зимовать. Старый г од уже закончится вот-вот . Возвращаемся домой под новый год. 6 Вишен в месяце шестом себе нарвем. Поедим бобов мы в месяце седьмом. Финики поспеют в месяце восьмом, На десятый месяц рис в полях мы жнем, Чтоб весною дедов угостить вином, Чтобы жить подольше старикам седым, Дыни в месяце седьмом всегда едим. Тыквы поспевают в месяце восьмом. Семя конопляное в девятом соберем, Запасли растопки, натаскали дров. Будет сыт хозяин, будет он здоров. 7 В месяце девятом трамбуем огород3. На току хорошем целее умолот. Урожай в десятом принесут поля: Рис, бобы, пшеница, просо, конопля... Много всяких злаков нам дает земля. Урожай собрали. Близится зима. Приводить в порядок надо нам дома. Травы рвать придется нам теперь с утра. На витье веревок остаются вечера. Залатать бы нашу крышу поскорей! Только снег растает — вновь паши да сей! 8 В месяце втором колоть мы будем лед. Йонг-йонг-йонг — звенит он, йонг-йонг-йонг — поет. А на третий заготовим лед мы впрок. На четвертый месяц наступает срок В жертву принести барана и чеснок. В месяце девятом лист уже поблек. В месяце десятом расчищаем ток. И на празднике вином наполнен рог. Пьем вино из рога за глотком глоток, Чтобы нам не ведать горестей и бед, Чтобы жить на свете десять тысяч лет.
КЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД VI—III вв. до н. э. КОНФУЦИАНСКИЕ ПАМЯТНИКИ ДАОССКИЕ ПАМЯТНИКИ ПРОЧИЕ ПРОЗАИЧЕСКИЕ ПАМЯТНИКИ ПОЭЗИЯ ЧУСКИХ СТРОФ
кк Книга «Луньюй», или « Суждения и беседы» _ *___ _' ..Ц1Т1*'-- - г - итШД.М»_.|»д-»| КЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД КОНФУЦИАНСКИЕ ПАМЯТНИКИ «ЛУНЬЮЙ» тесно связана с именем эту книгу, ош оЗяте или иные слова философа, чаще всего используют хотя он никогда ее не писал — она составлена..у,же „его учениками\ В самих «Суждениях...» упоминается случай, когда один из последователей Конфуция, пораженный мудростью слов учителя, «запи­ сал их на поясе». А через много лет после смерти Конфуция его ученики и ученики учеников, собрав воедино свои записи и воспоминания, создали книгу «Луньюй», предварительно взвесив и обсудив каждый ее иероглиф. Тем не менее в ней нет строгого логического плана, и читатель следует от одного высказывания к другому как бы в некоем «потоке сознания», подчиненном совершенно особой «текучей» архитектонике. Названия глав не несут специальной смысловой нагрузки — это первые иероглифы тек­ ста. Однако есть нечто, объединяющее аморфное на первый взгляд пове­ ствование, — образ самого мыслителя, все глубже и ярче раскрывающий­ ся с каждым своим высказыванием, образ живой, предстающий перед читателем в самых разных жизненных ситуациях и во взаимоотношени­ ях с самыми разными людьми. Конфуций родился в небольшом ,^й.мЖ(МОК.улыы,уртм^мтшш&ЖУ, куда его отец, потомок древних иньцев, переселился уж е на склоне лет. Известно также^шшкЖти&тшй£ылвто1КЫМх— и долгожданным — сы- иом, появившимся в декабре 551 г. до н. э.жпашиав^го-отиамлшень молодои^атери,которая овдовела уже на^третийгод после рождения сына. Трудное «сиротское» детство способствовало становлению его сильного характера. В зрелые годы Конфуцию пришлось нем,Шр. стран­ ствовать по разным царствам, ибо нигде не мог он воплотить свой идеал и наити применение своим талантам — служит^го^^дрю^ему^овелось очень' недОМд. Мысль КонфрЩя^ШЖгШ ^сеТо ‘занимали проблемы Риту- ала, т г е. регу_лиротшя м6щаствшиых .,взаимо&тш>шений, и проблемы истории, в которой он видел путеводную нить для обретения правильного пути прйвлешя. Слава о его мудрости распространилась по всему Китаю. У Конфуция насчитывалось около трех^ тысяч порщйишш&мй». однако лишь семьдесят два из них «постиг ш учение» и только_ двенадцать иаходйлйсь~пргГего особе постоянно — цифры, совгиф^ощш с,теми , что сообщают нам «Деяния апостолов» об,ученикдх^Хришя^Ж Конфуци^Лыл всего один сын, умерм1М^мил^ым^однакот,рвд^егв^мотмужа£вй^мшии продолжается до сих пор и считается самым древним родом, члены включительно. Среди его потомков были знаменитые поэты и ученые, но 1Ш~встрёчйЛось никого, чей ум хотя бы отдаленно напоминал могучий ум Конфуция.
42 Классический период Конфуцианские памятники О духовной эволюции мыслителя никто не скажет лучше, чем он сам, и эти слова, произнесенные им незадолго до смерти, мы тоже найдем в «Суждениях и беседах»: «В пятнадцать лет я обратил помыслы к учению, в тридцать лет я установился, в сорок — не знал сомнений, в пятьдесят■— познал веление Неба, в шестьдесят — мой слух стал проницательным, а в семьдесят я уж е следовал желаниям сердца, не преступая положенного». Конфуций скончался семидесяти трех лет от роду, оставив после себя отредактированные им «Книгу ~Лесён>>*(«Шиц- зйн»), «Книгу исторических преданий» («ЦГуцзйн»[,“<<Книгу установле- нийТ7<ПТиизиП1Гсоетшт1ШУЮ..им .л£топись «Вёсным осени» ( « Чунъцю»). ЕЙуГЯЯГпртисывается знаменитый философский комментарий «Десять крыльев» к «Книге.Лелемен».. Все^ти-пшизвеЛеиия,вместе с «СужЗёт- яАш иЪеседамм» впоследствии вш^лим^амещщре«Тринадцатикнижие», конфуцианский канонам стали обязательным чтением каждого образо­ ванного человека. И хотя сам Конфуций утверждал, что он лишь «пере­ дает, но не творит», значение его учения для всей последующей истории Китая трудно переоценить. Восхищенные творениями древнего мудреца, китайские императоры постоянно жаловали ему все более и более пышные звания. В конце концов этот не слишком преуспевший на службе человек стал именоваться «ваном» — в его время так титуловали только Сына Неба, Владыку всей Поднебесной. К имени Конфуция (Кун-фу-цзы) было добавлено и почетное определение «фу» — отец, отличавшее его от прочих философов древ­ ности, которые назывались просто по фамилии с присовокуплением окон­ чания «цзы». Им я «Конфуций», или, на латинский манер, Конфуциус, ставшее известным Европе, было произведено миссионерами-переводчика- ми уж е от этого уважительного варианта. Сами «Суждения и беседы» Конфуция переводились на европейские языки бесчисленное количество раз, однако не всегда встречали должное понимание. Гегель, вообще скептичес­ ки относившийся к восточной философии, считал, например, что для славы Конфуция «было бы лучше, если бы они не были переведены». На русском языке «Суждения и беседы» в полном виде появились только однажды — в 1910 г. в переводе П. С. Попова, довольно несовершенном. Здесь мы предлагаем несколько коротких фрагментов этой, в целом достаточно трудной для восприятия книги, переведенных академиком Н. И . Конрадом. ИЗ КНИГИ «ЛУНЬЮЙ»* Учитель сказал: — Для того чтобы управлять государством, имеющим тысячу бое­ вых колесниц1, нужно быть осмотрительным, правдивым, умеренным * © «Художественная литература», 1973
«Луньюй» 43 в потребностях, любить народ, знать время, когда можно привлекать народ к исполнению повинностей. Гл.1,5 Учитель сказал: — Младшие братья и сыновья! Когда вы в отцовском доме, с по­ чтением служите своим родителям! Когда вы покидаете отцовский дом , с любовью заботьтесь о младших членах семьи! Будьте не­ многоречивы и правдивы! Любите всех, будьте привержены к своему человеческому началу! Будьте деятельны и, если у вас найдутся силы, учитесь просвещению! Гл.I,6 Учитель сказал: — Цзюньцзы2 ест, но не ищет насыщения; живет, но не ищет покоя; в делах он проверен, но в словах осторожен; он идет к тому, что обладает Дао, и исправляет себя. Вот это и называется овладеть позна­ нием. Гл. I, 14 Цзы Лу, Цзэн Си, Жань Ю и Гунси Хуа3 сидели вокруг своего Учителя. Учитель сказал: — Я старше вас всего на один день. П оэтом у не стесняйтесь меня. Вот вы постоянно говорите: «Меня не знают!» Н о предположим, что вас узнали бы, что вы стали бы делать? Цзы Лу тут же, не задумываясь, ответил: — Государство, обладающее тысячью боевых колесниц, зажато меж­ ду несколькими большими государствами. А тут еще на него двинуты целые армии. Да еще вдобавок в нем самом — голод. И вот я, Цзы Лу... Пусть мне дадут такое государство в управление, и через три го да у всех появится мужество, все будут знать, что такое долг! Учитель улыбнулся. — Ну, а ты, Жань Ю, что скажешь? Тот ответил: — Вот маленькое владение в шестьдесят-семьдесят ли в ширину и длину, даже еще меньше, в пятьдесят-шестьдесят ли... Пусть мне дадут такое владение в управление, и через три года у народа будет достаток во всем. Ну, а по части законов и правил я обращусь к цзюньцзы. — А ты, Гунси Хуа, что скажешь? Тот ответил: — Я не скажу, чтобы я сам что-нибудь сумел сделать. Я попросил бы, чтобы меня научили. Я хотел бы стать младшим министром госуда­ ря: в парадном одеянии, в парадной шапке распоряжаться в святилище предков, при встречах князей. — А ты, Цзэн Си, что скажешь?
44 Классический период Конфуцианские памятники Тот сидел, время от времени касаясь струн гуслей — сэ. Он отложил гусли, и струны еще звучали, он привстал и сказал: — Я хотел бы совсем другого, чем все они, трое. Учитель сказал: — Что же? Почему ты колеблешься с ответом? — Я хотел бы поздней весной, когда уже весенние одежды готовы, с пятью-шестью юношами, с шестью-семью отроками купаться в реке И, подставить себя на холме Уюй ветерку и п отом с песнями вернуться домой. Учитель вздохнул и проговорил: — Я присоединяюсь к Цзэн Си! Трое учеников вышли из комнаты. Цзэн Си задержался. Цзэн Си обратился к Учителю: — Что вы, Учитель, думаете о словах их троих? Учитель ответил: — Что же, каждый из них высказал свое желание. Цзэн Си тогда спросил: — Почему вы улыбнулись на слова Цзы Лу? Учитель ответил: — Государством управляют посредством законов и правил. Его слова слишком самонадеянны. П оэтом у я и улыбнулся. — А разве Жань Ю также не говорил о государстве? — Да, говорил... Владение в шестьдесят-семьдесят л и или еще мень­ ше, в пятьдесят-шестьдесят ли, — тож е го сударство. — Ну, а Гунси Хуа, разве он не говорил о государстве? — Да, говорил... Святилище предков, встреча князей... Что же это такое, если не государство? Но если младший министр в таком государ­ стве будет таким человеком, как Чи, кто же сможет стать там старшим министром? Гл. XI, 26 Учитель сказал: — Когда нужно говорить и не говорят, теряют людей. К огда не нужно говорить и говорят, теряют слова. Мудрый не теряет людей, не теряет слов. Гл. XV, 8 Я о сказал: — Шунь! Жребий Н еба пал на тебя4. Твердо придерживайся во всем середины! Если вся страна вокруг тебя бедствует, исчезает и дарованное Небом богатство правителя. Шунь то же передал Юю. Тан-ван, обращаясь к Властителю Неба, сказал5:
«Луньюй» 45 — Я, ничтожный, осмеливаюсь принести тебе жертву — черного быка — и осмеливаюсь открыто сказать тебе: «Я не пощадил Цзе-вана, так как он был виновен. От тебя, Властитель, не скрыты слуги твои. Выбор — в сердце твоем. Если я виновен, не вменяй это в вину народу. Если же виновен народ, значит, виновен я». У чжоуских правителей были великие дары: их государство было богато людьми Добра. У правителей были родственники, но они не ставили их выше людей человеколюбивых. Они говорили: если кто-нибудь из народа совершил проступок, вина на мне одном. При Чжоу6 всемерно блюли правильность мер и весов, тщательно следили за действием существующих установлений. Вновь создали упра­ здненные должности — и блага правления распространились повсюду. Возродили повергнутые государства и восстановили преемственность. Собрали разбежавшихся, и народ в Поднебесной отдал Чжоу свои сердца. Самое важное — народ, пища, достойные похороны умерших и жер­ твоприношения предкам. К огда великодушны, обретают народную мас­ су. Когда усердны в труде, добиваются благих результатов. Когда справедливы, все радуются. Цзы Чжан7 спросил у Конфуция: — Как можно правильно осуществлять управление государством? Учитель ответил: — Если чтить «пять красот» и устранять «четыре зла», м о жн о правильно осуществлять управление государством. Цзы Чжан сказал: — А что это такое — «пять красот»? Учитель ответил: — Когда достойный муж добр, но не расточителен; когда он застав­ ляет других трудиться, но на него за это не злобствуют; когда он имеет желания, но при этом не жаден; когда он имеет в себе все, но у него нет гордыни; когда он исполнен силы, но не свиреп. Цзы Чжан спросил: — Что значит: «добр, но не расточителен»? Учитель сказал: — Когда он считает выгодным то, что выгодно народу, разве это не значит, что он добр, но не расточителен? К огда он заставляет других трудиться, выбирая то, над чем следует трудиться, кто станет злобство­ вать на него? Когда он желает стать человеколюбивым и становится человеколюбивым, откуда же тогда появится жадность? Для мужа д о ­ стойного нет ни массы, ни немногих; для него нет ни малых, ни больших; он ни к кому не относится с пренебрежением. Разве это не значит иметь в себе все, но не знать при этом гордыни? Муж достойный носит шапку и одежды, какие полагаются; к тому, что видит, относится с уважением; он всегда выдержан, и люди взирают на него с доверием и в то же время боятся его. Разве это не значит быть исполненным силы, но не быть при этом свирепым?
46 Классический период Конфуцианские памятники Цзы Чжан спросил: — А что такое «четыре зла»? Учитель ответил: — Не наставлять, а убивать; это значит быть угнетателем. Не удерживать, а попустительствовать; это значит быть распущенным. Не давать указаний, а потом подгонять; это значит быть разбойником. Людям дают, что им нужно. Давать меньше, чем нужно, а брать больше, чем нужно; это значит быть представителем власти. Гл.XX,1 <<Лицзи»,или «Книга Установлений», — одно из основных произведений конфуцианского катШ71ЩУЖе^Т'Т^ШШ1(у^^по?^^Т’Ж'г&&^Т^У^вместе с €Шшгои Перемен», «Книгой исторических преданий», «Книгой Песен» и летописью «Вёсны и осени» оно было включено в состав конфуцианского «Пятикнижия» («Уцзин»), которое стало оспдЖди'тогдШйёжШразова- ния. ‘Ве'3‘ШйЫя Пщзи ргвно как и других книг «Пятикниж ия», невоз­ можно было ни получить какую-либо официальную должность, ни пре­ тендовать на звание образованного человека. Позднее, уже в эпоху иео- комфуцианства (X II в.), две главы «Лицзи» «Великт^. учение» и «Срединами ^постоянство-» ^ вошли в качестве самостоятельных произведений в «Малый канон» — « Четверокнижие» («Сышу»), излагав­ ший основы конфуцианского учения. " «77шГ^- очень специфическое понятие, которое играло в жизни старо­ го Китая колоссальную роль. Это то, что европейцы долгие годы с удив­ лением и насмешкой называли «китайскими церемониями». В действи­ тельности «ли»„ухватывает очень широкий круг явлений и является совокупностью норм, регулирующих поведение человека в кругу^Зр^гих людей, взаимоотношения общества и индивида. Слово «ли» в различных контекстах может обозначать церемониал, этикет, ритуал, обряд, нормы обычного права, обычаи, установления. Нарушение детальнейших регламентаций «ли» влекло за собой моральную дискредитацию человека, «потерю лица», а вслед за ними — и самые тяжелые практические последствия. Комплекс «ли» — в основе своей очень древний — был приспособлен конфуцианцами к нуждам классового общества и возведен ими в непререкаемую догму. В философском плане понятие «ли» мыслилось ими в диалектичес­ ком единстве с понятием <<юэ» которое. охватыва^^музыку, поэзию, искусство танца, различные театрализованные действия и многое другое, что способно было вызвать в человеке чистый восторг,, наслаждение прекрасным. Если « т д 1фференцировало общество, указывая каждому человеку его. .место, то «юэ>1 ,м дщ ат ш гинтвгрмро&ало.г,абьед1тяло. людей, создавая в обществ! дух Iую гармонию. Именно поэтому в конфуцианс­
«Лицзи» 47 кую книгу «Лицзи» включена и глава об «юэ» («Записки о музыке»). Конфуцианцы рассматривали «ли» как внешнюю форму духовных проявле­ ний, но считали, что она может стимулировать сами эти проявления и повести человека (особенно простого) по правильному пути. Надо сказать, что они распространяли действие обоих начал — «ли» и «юэ» — даже на явления природы и космические силы, которые, по представле­ ниям древних китайцев, были связаны с миром человека в жестком триединстве («Небо—Земля— Человек»). Книга «Лицзи» представляет собой изложение взглядов Конфуция по вощосам^<ШШ"'принадлежатЩе его, ученикам и последователям. Она писалась разными авторами и в разное время (в основном с IV по / в. до н. э ) , отсюда ее разностильность, противоречивость, многочисленные повторы. В I в. до н. э. книга была отредактирована ханьским конфуциан­ цем Дай Шэном (благодаря чему получила свое второе название: «Сяо Дай цзи», т.е. «Записи Дая Младшего»). Этот древний текст не со­ хранился, перестановки же и отдельные изменения в книге продолжались. Современный текст «Лицзи» содержит 49 глав, что в издании европейско­ го типа вместе с подробнейшим комментарием составляет 8 томов. Глава «Поведение ученого» некоторыми конфуцианцами не признавалась достоверной на том основании, что в переданных там речах Конфуция звучит «гордыня и заносчивость перед государем». Однако такая оценка скорее всего исходила из взгляда на конфуцианство как на официальную идеологию Империи. Д ля нас же глава представляет несомненный ин­ терес, так как не только позволяет познакомиться со взглядами ранних конфуцианцев, стилем их творчества, но и лишний раз убедиться, на­ сколько стары некоторые истины. из книги «лицзи»* Поведение ученого ^ Луский правитель Ай-гун1 спросил Конфуция: «Платье, которое на Вас, учитель, — эт о, наверное, одеяние ученого?»2 Конфуций ответил ему так: «Цю3 в молодости жил в царстве Лу и потому носит платье с широкими рукавами, в зрелые годы жил в царстве Сун4 и потому носит головной у бор светлого мужа. Цю слыхал, что ученость благородного мужа должна быть обширной, пла­ тье же должн о быть таким, какое носят другие жители. Цю не знает, что это такое — одеяние ученого». Ай-гун сказал: «Осмелюсь ли спросить о поступках ученого?» Конфуций отвечал так: «Если перечислять их мимоходом, мы многое упустим; если говорить подробно, задержимся слишком долго. Сменит­ ся стража5 , а мы все еще не закончим!» * © «Мысль», 1973
48 Классический период Конфуцианские памятники Тогда Ай-гун приказал принести Конфуцию циновку. Усевшись, Конфуций сказал: «Ученый предлагает древние жемчужины мысли и д о ­ бродетели, ожидая приглашения на службу; с утра до ночи отдает все силы учению, ожидая, что к нему обратятся за советом; хранит верность и преданность, ожидая выдвижения; упорно идет по пути совершенст­ вования, ожидая, что ему найдут применение. Вот каково самостановле- ние ученого! Платье и шапка ученого скромны, действия — осмотрительны. С важным поручением он словно бы не торопится, незначительное словно бы считает за пустяк. Перед великим он как бы робеет, малого. — как бы стесняется. Он с трудом поступает на службу, но в отставку уходит с легкостью. Он скромен, словно нет у него способностей. Таков внешний облик ученого. Живет ученый в чрезвычайной бедности, сидит и поднимается с м е­ ста учтиво. В речах обязательно начинает с выражения преданности, в поступках непременно следует среднему и правильному. На дорогах не вступает в спор за более легкий путь, летом и зимой не оспаривает у других места гармонии Инь и Ян6. Бережет себя от смерти, ожидая себе применения, пестует свое тело, дабы иметь возможность свершений. Такова предуготованность ученого. Ученый не дорожит золотом и драгоценными камнями, ибо его сокровище — преданность и верность. Он не молится богу Земли, ибо утверждает свои стопы на долге и справедливости. Он не молится о накоплении богатств, ибо своим богатством он полагает обилие учености. Его трудно привлечь, но легко вознаградить, легко вознаг­ радить, но трудно удержать. Ведь в дурные времена он скрывается — вот и трудно его привлечь на службу. С не верными долгу он не соединяется — вот и трудно его сохранить. Сначала он трудится и лишь потом требует вознаграждения — вот и легко его вознаградить! Так ученый сближается с людьми. Если доверить ученому товары и богатства, если погрузить его в соблазны — он не изменит долгу перед лицом выгоды; если напасть на ученого многочисленной ратью, если угрожать ему оружием — он не изменит своим принципам и перед лицом смерти. Вступая в борьбу с хищными тварями, он не взвешивает вначале своего мужества, влача тяжкий треножник, не взвешивает своих сил. Об ушедшем он не сожалеет, грядущее не старается предугадать. Ложных речей не повторяет, толкам и клевете не придает значения. Он не роняет своего достоинства, не меняет своего решения. Такова самостоятель­ ность ученого. С ученым можно обращаться как с родственником, но нельзя ему угрожать; с ним можно сблизиться, но нельзя его принудить; его можно убить, но нельзя опозорить. Жилище его не роскошно, еда и питье — не обильны. О его ошибках и недостатках можно сказать ему в мягких выражениях, но нельзя бранить его в лицо. Таковы твердость и непрек­ лонность ученого.
«Лицзи» 49 Верность и преданность государю — вот кольчуга и шлем ученого, ритуал и справедливость — вот его малый и большой щит. В путь он выступает, увенчав себя гуманностью, дома пребывает в объятиях до ­ лга7. Даже при жестоком правлении он не изменяет тому, на чем стоит. 'Гакова независимость ученого. Весь двор ученого — величиной в один му8, окружает его жили­ ще глинобитная стена, ворота бамбуковые, калитка камышовая, окна без рам. Домашние его выходят за ворота, передавая друг другу единст­ венное выходное платье, едят же не каждый день. И когда государь к нему благосклонен, он не позволит себе колебаться; однако же, не встречая благосклонности, он не позволит себе льстить ради достижения цели. Таков ученый на службе. Ученый живет со своими современниками, но сверяет свои поступки с древними; путь, проложенный им в нынешний век, послужит ступенью для будущих поколений. К огда наступает лихолетье и государь не оказывает ученому поддержки, а вельможи ему не покровительствуют, т г д а льстивая и клевещущая чернь сообща старается погубить его. Однако можно погубить тело, но нельзя победить волю. И, даже пребы­ вая в пучине несчастий, он остается верен своим устремлениям, ни на минуту не забывая о бедствиях народа. Такова глубина помыслов ученого. Расширяя свои познания, ученый не знает предела, идя честным пу тем, не знает усталости; когда он живет в уединении — для него не существует роскоши; когда его приближает к себе государь — для него кс существует трудностей. В ритуале для ученого всего драгоценнее Iмрмония между людьми. Он восхваляет верных и преданных, подража­ ет невозмутимым и восхищается мудрыми. Будучи снисходительным к людям обыкновенным, он старается к ним приспособиться, не выстав­ ляя своих достоинств. Такова широта души ученого. Когда ученый выдвигает достойных, то среди близких себе он не избегает родственников, среди посторонних не пренебрегает теми, кого недолюбливает. Взвесив заслуги, накопив факты, он выдвигает мудрого, помогая ему достигнуть самого верха, и не ожидает за это воздаяния. Лишь бы был человек по нраву государю, лишь бы принес пользу государству — самому ученому не нужно ни богатства, ни чинов! Так ученый выдвигает мудрых и поддерживает талантливых. Узнав нечто благое, ученые делятся друг с другом; увидав нечто прекрасное, друг другу показывают. На служебной лестнице пропускают друг друга вперед; попав в беду, друг за друга умирают. Если другому долго не везет — ждут вместе, если друг в захолустье — его вызывают Xсебе. Так ученый верен другу и способствует его продвижению. Омыв свое тело, ученый мыслями погружается в сущность вещей. Представив свои соображения, он скромно отступает в тень. Своего государя он поправляет неназойливо. Если государь чего-то не знает, он осторожно подсказывает ему, но и здесь не спешит с действиями. Среди Нижих ученый не выказывает своей возвышенности, свершенную им
50 Классический период Конфуцианские памятники малость не выдает за многое. В умиротворенный век не бывает беспеч­ ным, в смутное время не впадает в отчаяние. С единомышленниками не вступает в сговор, инакомыслящих не отвергает. Такова независимость ученого, и таков его особый путь. Если говорить о высочайших, то ученый не подданный даже для Сына Неба; если сказать о более низких, то ученый не работает и на правителей. Внимательный и спокойный, он превыше всего ставит ши­ роту души. Стойкий и непреклонный, он не идет на поводу у других, однако, обладая большой ученостью, он знает и что такое почтитель­ ность. Приникнув к литературным сочинениям, он трудолюбиво оттачи­ вает на их точиле свою скромность и бескорыстие. Даже получив в удел царские земли, он не ставит это ни в грош. Не подданный он и не служилый. Таковы принципы ученого. Если помыслы у двоих согласны, а устремления сходны, если путь и пристанища одни, то стоять рядом с таким человеком — наслажде­ ние, а находиться у него в подчинений — не досадно. Долгое время не видя друга, ученый не верит порочащей его молве. В друж бе он прям и справедлив. С мыслящими одинаково он сходится, чуждых же себе избегает. Таков ученый в дружбе. Мягкость и благость — это корни гуманности. Уважение и внимате­ льность — это почва, на которой она произрастает. Широта души — это образ действий гуманности. Последовательность и постепенность — это ее искусство. Ритуал и обряды — это обличье гуманности. Речи и беседы — это ее украшение. Песни и музыка — это благозвучие гуманности. Раздача накопленного другим людям — это дары гуманности. Однако, даже обладая всеми этими качествами, ученый не решится сказать, что он обладает гуманностью. Таковы почтительность и уступчивость уче­ ного. : Ученый не погибнет в бедности и бесчестье. Не согнется под бреме­ нем богатства и знатности. Его не опозорит государь, не вовлекут в свои интриги старшие и вышестоящие, не приручат власть имущие. Вот что, значит «ученый». Сколь нелепо, что в наше время людей обыкновенных# называют учеными! Оттого и само имя «ученый» стало зачастую слу^ жить лишь для насмешки». Вот какие речи услышал Ай-гун, когда он принял Конфуция, вернув-! шегося в свое пристанище. Речи звучали убедительно, поведение же Конфуция было верным долгу. « До скончания своего века не решусь больше насмехаться над учеными», — сказал Ай-гун. Гл. Ш 1^ 1^ . <<МЭН_ЦЗЫ>> Книга « Мэн-изьу^(«УчитеАЬ_М.эн»_) названа по имени своего предпощга емого автора, философа Мэн Кэ, жившего приблизительно в 372—289 г| до'ШГТ3. Сейчас уж е трудно с точностью сказать, что в этой книг\ принадлежит писчей кисти самого Мэн Кэ, а что собрано его учениками
«Мэн-цзы» 51 однако ее можно назвать в числе немногих сочинений, древность текста которых не подвергалась сомнению. Книга «Мэн-цзы» была включена вконфуциандш^тттштлЯтшш1Щши^лмШШ1Жш^иями и беседами» КоыФумия.и сасщавлеиньши.,уж^.мй. внуком Цзы Сы (IV в. до н. э .) «Великим Учением».(«Па сюэ») и «Учением о середине» ( «Чжун юн»). Из последователей.;КаыфрЩ1**М$No-Цзы-, поэШлуй,"наиболее знаме­ нит; он как бы завершает собой этап рт11ег,д^щшшш>^ш)нф^циаи^тва, еще не «ШМутгсешШШГьШаШмй посторонними влияниями. Тем не менее его собственный вклад в учение довольно существен. Из нашего исторического «далеко» вся древность кажется однообраз­ ной, а ее развитие — едва заметным, но в действительности всего одно столетие, отделявшее Мэн-цзы от Конфуция, многое изменило в Китае. Конфуций всю жизнь тщетно искал применения своим талантам государ­ ственного деятеля, но в его время монархи полагались только на наслед­ ственную знать, и на склоне лет философ с горечью должен был кон­ статировать, что ничто не предвещает перемен к лучшему: «Пти­ ца-феникс не прилетает, Река не являет благовещного знака, а мой конец уже близок!» Во времена Мэн-цзы правители «Сражающихся царств» давно уж е оценили подобных ему странствующих наставников мудрости. Крупные философы и их ученики были нарасхват: власть, запутавшаяся п бесконечных междоусобных войнах, интригах и внутренних смутах, нуждалась в их советах. И конечно же, эти советы щедро оплачивались. Когда-то Конфуций не решился пожертвовать своим единственным стареньким экипажем, чтобы достойно похоронить любимого ученика, Ни Хуэя, а выезд Мэн-цзы, в бытность его в царстве Ци, состоял из десятков колесниц и нескольких сот человек свиты. Главное же — изме ­ нился сам дух эпохи, он становился более демократичным, и в Поднебес­ ной, жаждавшей объединения, многочисленная аристократия удельных владений уже доживала свой век. Именно поэтому в книге Мэн-цзы такое большое место занимают размышления о благе, народа, о справедливом к 11ем}ГоЫШШт'ии.' Мэн-цзы вновь выдвинул древнюю концепцию «колодез­ ных полей», согласно которой каждые восемь человек обрабатывали <)1чтте~>пгЛе д'Ля государя] т. е. поборы ограничивались приблизительно десяШйной: ’В своих построениях Мэн-цзы на первое место ставил народ, ттем — государство и только на последнее — самого государя. Философ нЬ стеснялся говорить царям в лицо об их обязанности быть «отцами и матерями народа» не только по названию. Знаменитые строки поэта Ду Фу (VIII в.), рисующие трагический контраст между бедностью и богатством: «У красного крыльца запах вина и мяса, а на дороге кости замерзших людей!», восходят к упреку, брошенному философом »ладыке царства Лян. Средством устранения противоречий внутри мира людей и достиже­ ния общего блага, по мкеншо М,эн-цзы, могли быть только человеколюбие и долг — понятия, о которых он не уставал напоминать всем и каждому. «Вы прышли^еюдагИ^Сочтя расстояние в тысячу ли за даль, — сказал, приветствуя его, лянский царь. — Наверное, у вас есть что-то, что
52 Классический период Конфуцианские памятники пойдет на пользу моей стране?» И Мэн-цзы ответил ему: «К чему царь заговорил о пользе? [Для меня] существуют лишь человеколюбие и долг!» Следовать этим двум принципам было, с его точки зрения, обязательным для каждого — будь то даже сам Сын Неба, а если тот не выполнял должного, не относился к подданным гуманно, он в глазах Мэн-цзы не заслуживал звания государя. Как-то раз владыка царства Ц и задал Мэн-цзы коварный вопрос, мож ет ли подданный убить своего повелителя, и напомнил о весьма почитаемых конфуцианцами основателях династий Инь и Ся, которые покусились на сюзеренов. «Преступившего человеч­ ность именуют злодеем, а преступившего долг именуют презренным, — ' от ветил на это Мэн-цзы. — Презренных ж е злодеев именуют отвержен­ ными. Я слышал о том, что казнили некоего отверженного Чжоу, но не слыхивал, чтобы убили государя, ибо государь не может впасть в произ­ вол». Конечно, Мэн-цзы нельзя отнести к радикалам — приводимый в нашей антологии отрывок свидетельствует как раз об этом, — но он внес в конфуцианство весьма важный элемент, многие века впоследствии сдерживавший китайский абсолютизм. А главное — Мэн-цзы верил, что человек от природы добр и надо лишь развить в нем эти врожденные качества, чтобы достичь всеобщего благоденствия. Иными словами, он, как многие великие люди, был немного утопистом. из книги «мэн-цзы»* Некто Сюй Син, проповедующий учение Божественного Пахаря1, при­ был в Тэн из царства Чу2. Вступив на порог дворца, он обратился к царю Вэнь-гуну3 со словами: «Пришедший издалека, наслышан о гуманном правлении государя. Хотелось бы, получив зем лю для поселения, стать Вашим подданным» . Вэнь-гун указал ему место. Последователей же Сюй Сина было несколько десятков; все они были одеты в сермяги, плели туфли и вязали циновки, дабы снискать себе пропитание. Ученик Чэнь Ляна, Чэнь Сян, и его младший брат Цзай, взвалив на плечи свои сохи, тоже пришли в царство Тэн из Сун и сказали: «Мы наслышаны о Вашем совершенномудром правлении, государь. Вы совер­ шенномудрый человек, и мы хотим быть Вашими подданными!» Чэнь Сян повидался с Сюй Сином и испытал великую радость. Он отринул собственное учение и стал учиться у него. Чэнь Сян повидался и с Мэн-цзы и передал ему речи Сюй Сина: «Тэнский государь — поистине мудрый правитель, однако не слыхал о Пути. Мудрые пашут вместе с народом ради пропитания, сами готовят пищу и управляют. Ныне же тэнский царь имеет амбары и сокровищ­ ницы, чтобы кормиться, обирая народ, — где же его мудрость?!» * © «Художественная литер атура », 1973
«Мэн-цзы» 53 Мэн-цзы в ответ сказал: «Учитель Сюй, конечно же, ест только выращенный им самим хлеб?» — Да, это так. — Учитель Сюй, конечно же, носит сотканное им самим платье? — Нет, учитель просто надевает сермягу. — Носит ли учитель Сюй шапку? — Носит. — Какую же? — Белую холщовую. — А он сам выткал холст? — Нет, сменял на зерно. — Отчего же он не сам его ткал? — Это помешало бы хлебопашеству. Затем Мэн-цзы сказал: — А ведь учитель Сюй готовит пищу в железных котлах и глиняных мисках, а пашет железом? — Да, это так. — Сам ли он их делает? — Нет, — ответил Чэнь Сян, — выменивает на зерно. — Ах, значит, когда зерно меняют на сосуды, то не обирают гон- чиров и плавильщиков? Да и когда гончары и плавильщики меняют сосуды на зерно, они ведь не обирают землепашцев?! Н о почему же учитель Сюй не формует глину и не плавит железо сам? Почему он не изготовляет все потребное ему у себя дома? Отчего он без конца то одно, го другое выменивает у ремесленников? Разве учителя это не удручает?! Чэнь Сян ответил: - Нельзя же заниматься всеми ремеслами и обрабатывать землю! — Значит, совмещать с обработкой земли можно только управление Поднебесной?! Нет уж, есть удел великих людей, и есть удел малых. Если Йы каждый делал сам все, что дают человеческому телу сто ремесел, И пользовался бы только вещами собственного изготовления, весь народ Ис знал бы отдыха. Потому и говорят: «Можно утруждать свой ум, Мможно утруждать тело. Утруждающие ум управляют людьми, а утру­ ждающие тело людьми управляются». Управляемые кормят других, Nуправляющие от них кормятся. Таков общий закон Поднебесной. Гл. «Тэн Вэнъ-гун», ч. 1 Некий житель царства Ци4 имел в своем дом е жену и наложницу. Когда их супруг отлучался, то непременно возвращался сытым и пья- ИЫМ. Если же жена спрашивала, с кем он пил и ел, то оказывалось, что Ж!Сэто были знать и богачи. Тогда его жена сказала наложнице: «Когда НИШ супруг отлучается из дом у, он непременно возвращается сытым N пьяным, если же спросишь, с кем он ел и пил, оказывается, что все это щить и богачи. Однако еще ни один почтенный человек к нам не 1Иходил. Пойду-ка я разузнаю, куда это ходит муж!»
54 Классический период Конфуцианские памятники Встав спозаранок, она, крадучись, последовала за супругом... Увы, во всем городе не нашлось такого, кто бы остановился и перемолвился с ним словечком. Когда же наконец он дошел до кладбища у восточной стены, то принялся там клянчить остатки съестного у совершающих жертвоприношения. Но еды ему не хватило, и, осмотревшись вокруг, он тут же направился к другим... Вот каким образом он насыщался! Возвратившись дом ой, жена сказала наложнице: «Таков, оказывает­ ся, м уж наш, на которого мы должны уповать и с которым связаны до конца дней!» Она поведала наложнице все о супруге, и обе они стали лить слезы во внутренних покоях. Муж же, не подозревая ничего, вошел в до м веселый и довольный и принял перед своею женой и наложницей гордый вид... На взгляд благородного мужа, редко бывает, чтобы люди, стремя­ щиеся к богатству и знатности, к выгоде и карьере, не заставляли своих жен и наложниц лить слезы от стыда! Гл. «Лилоу», ч. II «Цзочжуань», а полностью «Чуньцю цзочжуань» («Толкования Цзо на „Вёсны и осени“») — историческое сочинение, которому мы не найдем’■ точной аналогии в европейской античной литературе. Памятник этот, двуслойный — в его основе лежит знаменитая летопись Конфуция «Вёсны и осени», охватывающая период с 722 по 481 г. до н. э., а сама «Цзочжу­ ань» построена в форме комментария к ней. Однако «Цзочжуань» оказа-, лась намного содержательней исходного «канона» и в литературном, плане гораздо интереснее. В известном смысле можно сказать, что' именно здесь леж ат истоки исторической художественной прозы, кото-' рая впоследствии получила в Китае столь широкое развитие. Заметим, что в Китае издавна существовала традиция фиксаци событий — легенда утверждает, что она шла еще от мифическог Хуан-ди (2550—2450 гг. до н. э .) . При этом придворные писцы соблюдал1 строгое разделение труда: сидевший слева от государя фиксировал (запи сывал, отмечал узелковым письмом, просто запоминал) содеянное, а сид- вший справа — фиксировал сказанное. Это считалось делом исключитель ной важности, ибо кисть и стило писца приобщали современников к веч ности, поэтому «без приказа не было записи». В каждом царстве велис подобные летописи, и, приступая к созданию «Вёсен и осеней», Конфуци воспользовался уж е готовой летописью царства Лу, но подверг ее т "t' называемому исправлению имен: заменив одни иероглифы другими, о привнес в текст оценочный момент. Употребление или опущение соогг ветствующей титулатуры, просто лексические варианты теперь дава понять читателю, что принимает, а что осуждает автор в действи правителя. Однако «Вёсны и осени» оставались чрезвычайно лаконичнымJ как правило, под соответствующим годом в немногих словах были о
«Цзочжуань» 55 мечены лишь военные победы и поражения, заключение союзов, рождение, брак, восшествие на престол и смерть государей, стихийные бедствия и необычные небесные явления. Говорят, каждый иероглиф был настолько взвешен и выверен, что ученики, которым Конфуций показал свою лето­ пись, не могли изменить в ней ни единого слова. Однако предельная лаконичность имеет и свои слабые стороны. Задачи обучения, распространения конфуцианских идей среди новых адептов вы­ звали к жизни многочисленные «толкования» летописи. Три из них были включены впоследствии в конфуцианский канон, однако самое обширное и знаменитое среди них, безусловно, «Цзочжуань». К сожалению, мы почти ничего не знаем о его авторе. Источники расходятся даже в трак­ товке имени: одни считают, что фамилия его была Цзо, а имя Цюмин, другие — что фамилия Цзоцю, а имя Мин, по мнению третьих, иероглиф «цзо» вообще не им я собственное, а обозначение того самого «левого» писца, который записывал события. Не совсем ясно также, когда он жил: одни полагают, что автор был младшим современником Конфуция и со­ здал свое «Толкование», чтобы уберечь учение философа от позднейших искажений; другие считают более вероятным, что книга «Цзочжуань» была составлена где-то меж ду серединой IV и серединой III вв. до н. э., т. е. много позже. Сообщают, что Цзо Цюмин занимал пост придворно­ го историографа в царстве Лу, что в зрелом возрасте он ослеп... Скуд­ ность сведений, возможно, связана с тем, что «Цзочжуань» — во многом продукт коллективного творчества, фиксирующий определенную тради­ цию толкования внутри одной из конфуцианских школ. Вторую традицию представляет подобная же летопись-комментарий «Гуньян чжуань», отрывок из которой мы здесь также приводим. Некогда сожженные «месте со множеством иных сочинений по приказу императора Цинь Ши-хуана и тайно сохраненные, они словно подтверждают своей судьбой обнадеживающие слова о том, что «рукописи не горят». ИЗ КНИГИ «ЦЗОЧЖУАНЬ»* О сыновьях князя Вэй** Шестнадцатый г од правления Хуань-гуна (696 г. д о н. э.). В прошлом Сюань-гун, князь государства Вэй, имел незаконную связь с одной из жен гарема своего отца, И Цзян (И из рода Цзян). Она родила сына Цзи-цзы. Сюань-гун поручил заботиться о нем Правому княжичу Чжи, своему сводному брату. Тот сосватал ему жену в Ци; князь, увидя, что она очень красива, не отдал ее сыну и сам взял ее н жены. Она родила двух сыновей — Шоу и Шо. Князь поручил * На зва ния о трывко в и текст в скобках принадл ежат переводчику. ** © С. Е. Яхонт ов, перевод, 1990
56 Классический период Конфуцианские памятники заботиться о них Левому княжичу Се. И Цзян, видя, что князь охладел к ней, повесилась. Княгиня Сюань Цзян и ее младший сын, княжич Шо, замышляли убить Цзи-цзы. Князь послал Цзи-цзы с поручением в государство Ци. Тем временем княгиня подослала разбойников, которые должны были подстерегать Цзи-цзы на границе, в местности Шэнь, и убить его. (Она сказала им: «Убейте первого, кто проедет на колеснице с флажком, украшенным белыми перьями».) Шоу предупредил Цзи-цзы и советовал ему бежать. Но тот не согласился и сказал: «Если я не выполню приказ отца — зачем ему такой сын? Если бы была такая страна, где не почитали бы отцов, тогда можно было бы бежать туда». Когда Цзи-цзы должен был отправляться в путь, его напоили вином. Тем временем Шоу переставил его флажок на свою колесницу и выехал раньше его. Разбойники убили его. Цзи-цзы, поспешая за его колесницей, кричал: «Это меня вы ищете! А этот чем виноват? Меня убейте!» Они убили его тоже. После смерти Сюань-гуна Шо стал князем; он известен под именем Хуэй-гуна. Два княжича, воспитатели его братьев, давно его ненавидели. В одиннадцатом месяце Левый княжич Се и Правый княжич Чжи возвели на престол княжича Цянь-моу. Хуэй-гун бежал в государство Ци. 3 . . .О смерти Сян-гуна, князи Ци Восемнадцатый год правления Хуань-гуна (694 г. до н. э.). Весной наш князь (т. е. князь Лу — государства, в котором проис­ ходят события, описанные в «Цзочжуань») собирался совершить путеше­ ствие. Итак, он вместе со своей супругой из рода Цзян, сводной сестрой князя Ци, Сян-гуна, направился в Ци. Шэнь Сюй, не одобряя того, что он взял с собой жену, сказал: «У женщины есть семья, у мужчины для встречи с женой есть внутренние покои, и они не должны вести себя вольно по отношению друг к другу; тогда говорят, что правила прили­ чия соблюдены. К то поступает иначе, то т погибнет». Наш князь встретился с князем Ци на берегу пограничной реки Лу. Затем он вместе со своей супругой Вэнь Цзян (Вэнь из рода Цзян) направился в Ци. Князь Ци, ее сводный брат, имел с ней незаконную связь. Наш князь упрекал ее; она сказала об этом брату. Летом, в четвертом месяце, в день под знаками бин-цзы, князь Ци давал пир в честь нашего князя. После пира он велел княжичу Пэн-шэну помочь нашему князю подняться на колесницу. Князь скончался на колеснице. (Подозревали, что Пэн-шэн убил его по приказу князя Ци.) Люди Лу послали гонца сказать в Ци: «Наш государь, преисполнен­ ный благоговения перед величием вашего повелителя, не осмелился спокойно пребывать в своих владениях и направился к вам, чтобы упрочить старинную дружбу между нашими государствами. После того как должный обряд был совершен, он не вернулся. Мы не знаем, на кого
«Цзочжуань» 57 возложить вину за это. Э то позор для нас и вас перед лицом всех князей. Мы просим смыть его, наказав Пэн-шэна». Люди Ци убили Пэн-шэна. Вось мой г од правления Чжуан-гуна (686 г. д о н. э.). Князь Ци (Сян-гун) послал Лянь Чэна и Гуань Чжи-фу охранять границу в Куйцю. Они уехали в сезон созревания дынь, и князь сказал: « Когда следующий раз созреют дыни, я прикажу сменить вас». Срок их службы кончился, но приказ князя не пришел. Они просили сменить их, но князь не дал согласия. Поэтому они замыслили бунт. Си-гун, отец Сян-гуна, имел единоутробного младшего брата, имя его было И Чжун-нянь. У него родился сын, княжич У-чжи. Си-гун любил его и разрешал одеваться и пользоваться почестями наравне с наследником (его кузеном, будущим князем Сян-гуном). Сян-гун, вступив на престол после смерти отца, все привилегии у княжича отобрал. Воспользовав­ шись этим, те двое (Лянь Чэн и Гуань Чжи-фу) вовлекли его в заговор. У Лянь Чэна была младшая двоюродная сестра в гареме князя. Она не пользовалась его милостью. Лянь Чэн велел ей следить за князем и обещал: «Если мы победим, мы сделаем тебя первой женой нового государя». Зимой, в двенадцатом месяце, князь Ци ездил гулять в Гуфэнь; потом он охотился в Бэйцю. Во время охоты он увидел огромного кабана. Спутники князя сказали ему: «Это оборотень, дух княжича Пэн-шэна, которого вы убили, чтобы удовлетворить государство Лу». Князь, раз­ гневавшись, воскликнул: «Пэн-шэн еще смеет являться мне!» — и вы­ стрелил в него из лука. Кабан встал на дыбы, как человек, и жалобно закричал. Князь испугался, упал с колесницы, повредил ногу, потерял туфлю. К огда вернулись, он стал требовать потерянную туфлю у своего слуги Би. Слуга не мог найти ее, и князь исхлестал его плетью до крови. Тот выбежал за дверь и здесь столкнулся с заговорщиками. Они схвати­ ли его и связали. Н о Би сказал: «Чего ради я стану останавливать вас?» Обнажил спину и показал им следы плети. Ему поверили. Он просил разрешения войти первым. Войдя, он спрятал князя, вновь вышел и сра­ зился с бунтовщиками. Он был убит в дверях. Другой слуга, Шичжи Фэнь-жу, тоже сражался и был убит у лестницы. После этого заговор­ щики смогли войти. Третий слуга, Мэн Ян, пытался подменить собой князя. Они убили Мэн Яна на кровати, но кто-то сказал: «Нет, это не князь, он не похож». Они увидели ноги князя в просвете под дверью; тогда они убили его и поставили князем У-чжи. ...О войне между Цинь и Чжэн Тридцатый год правления Си-гуна (630 г. до н. э .) . В девятом месяце, в день под знаками цзя-у, князья государств Цинь и Цзинь осадили город Чжэн, мстя за то, что князь Чжэн не оказал
58 Классический период Конфуцианские памятники почестей князю Цзинь, когда тот был в изгнании, и за то , что он нарушил союз с Цзинь и перешел на сторону Чу. Армия Цзинь встала лагерем у Ханьлина, армия Цинь — на берегу реки Фань. И Чжи-ху сказал чжэнскому князю: «Государство наше в опасности. Но если поручить Чжу Чжи-у встретиться с князем Цинь, ручаюсь, что его армия уйдет». Князь последовал совету. Чжу Чжи-у отказался, сказав: «Даже когда ваш слуга был в расцвете сил, он считался хуже других. Сейчас ваш слуга состарился и уже ничего не может сделать». Князь ответил: «Я не сумел вовремя использовать ваши таланты, а сейчас, в минуту отчаяния, обращаюсь к вам с просьбой — в этом моя вина.Нокакбыто нибыло, еслиЧжэнпогибнет,длявас это тоже будет не полезно». Тогда он согласился. Ночью Чжу Чжи-у спустился по веревке с городской стены, проник в лагерь Цинь, пришел к циньскому князю Му-гуну и сказал: «Армии Цинь и Цзинь окружили Чжэн — можно сказать заранее, что Чжэн обречено на гибель. Даже если бы гибель Чжэн действительно была в ваших интересах, государь, я бы дерзнул раздосадовать ваших чинов­ ников своими советами. Вы сами знаете, государь, что держать в подчи­ нении отдаленную территорию, к тому же отделенную землями другого государства, трудно. Цзинь лежит как раз между Цинь и Чжэн. ЯсПо, что моя страна достанется не вам, а Цзинь. Так есть ли смысл губить Чжэн только для того, чтобы удвоить владения соседа? Если сосед станет сильнее, это будет значить, что вы, государь, станете слабее. Наоборот, если вы оставите Чжэн хозяином пути из вашего государства на восток, то путников, едущих туда и обратно, будут здесь снабжать всем, в чем у них будет недостаток, и вы, государь, тоже не будете иметь от этого никакого вреда. И потом — вспомните: в свое время вы уже оказали покойному князю Цзинь большую услугу; он обещал вам за это города Цзяо и Ся. Утром он переправился через Хуанхэ и вернулся в свое государство, а уже вечером велел ставить временные укрепления из досок, чтобы защищать от вас эти города. Все это вы, государь, знаете. Разве Цзинь когда-нибудь насытится? После того, как на востоке это княжество получит власть над Чжэн, оно захочет расширить свои земли на западе. А откуда оно возьмет там землю, если не начнет отрывать куски от Цинь? Отрывать куски от Цинь ради выгоды Цзинь — государь, об ­ думайте это!» Князь Цинь остался доволен разговором. Он заключил договор с людьми Чжэн, оставил Ци-цзы, Фэн-суня и Ян-суня охранять границы Чжэн, а сам с остальной армией вернулся в Цинь. Цзы-фань, родственник и советник цзиньского князя Вэнь-гуна, про­ сил позволения напасть на армию Цинь. Князь ответил: «Этого нельзя сделать. Без помощи этого человека (князя Цинь) я не смог бы занять престол. Воспользоваться помощью человека, чтобы его же унизить, — эт о было бы не гуманно. Потерять союзника — это было бы неумно. Заменить ясность в отношениях с соседом на беспорядочные столкнове­
«Цзочжуань» 59 ния — это было бы невыгодно с точки зрения военной науки. Лучше мы тоже вернемся». И он тоже ушел из Чжэн. Тридцать второй го д правления Си-гуна (628 г. до н. э.). Зимой умер Вэнь-гун, князь Цзинь. В день под знаками гэн-чэнь гроб с его телом повезли в Цюйу, где его должны были похоронить. Когда выезжали из столичного города Цзян, из гроба раздался голос, подо­ бный реву быка. Гадатель Янь велел всем знатным людям поклониться до земли и сказал: «Государь поручает вам очень важное дело. С запада придет армия, она пройдет по нашей земле. Если мы нападем на нее, будет большая победа». Между тем Ци-цзы, оставленный циньским князем в Чжэн, послал из Чжэн человека в Цинь и велел передать: «Люди Чжэн поручили мне ключи от северных ворот столицы. Если вы тайно пришлете войско, ю ро д можно будет захватить». Князь Му-гун спросил совета у Цзянь Шу. Цзянь Шу сказал: «С усталой армией напасть врасплох на отдален­ ную страну — я никогда о таком не слышал. Пока армия дойдет до места, люди устанут, силы их будут на исходе, а хозяин далекой страны успеет хорошо подготовиться для защиты. Нет, это невозможно! Армия будет знать, куда она идет, значит, Чжэн, несомненно, тоже будет это шать. К огда воины увидят, что все их усилия ни к чему не привели, они откажутся повиноваться. Вообще — когда армия идет в поход за тысячу ли, кто же не узнает об этом?» Князь отказался послушать его совета. Он призвал к себе Мэн Мина, Си Ци, Бай И и повелел им выступить с войском в поход из восточных ворот столицы. Цзянь Шу, громко плача, глядел на них; окликнув Мэн Мина, он сказал: «О Мэн-цзы! Я вижу сейчас, как армия уходит, но я никогда не увижу, как она вернется». Князь велел передать ему: «Что ты понимаешь? Тебе скоро сто лет, деревья на твоей могиле должны были бы уже стать двух пядей в обхвате» (т. е . «тебе следовало умереть уже много лет назад»). Сын Цзянь Шу был в войске и участвовал в походе. Цзянь Шу провожал его, плача, и сказал: «Люди Цзинь преградят путь нашей армии, конечно же, у гор Сяо. Из Цинь нет другого пути на восток. В Сяо есть два больших холма. На южном — могила Гао, императора династии Ся; на северном Вэнь-ван, отец основателя нынешней династии Чжоу, искал убежища от ветра и дождя. Вы все умрете между этими холмами. Там я соберу свои кости». Итак, армия Цинь двинулась на восток. Тридцать третий год правления Си-гуна (627 г. д о н. э.). Весной армия Цинь, благополучно миновав Сяо, прошла мимо север­ ных ворот резиденции императора, г орода Чжоу. Лучники, стоявшие на боевых колесницах слева, и копейщики, стоявшие справа, сняв шлемы (но оставаясь при оружии, что было непочтительно по отношению
60 Классический период Конфуцианские памятники к императору), сходили на землю, проходили пешком мимо ворот и затем снова вспрыгивали на колесницы; и так проехало триста колес­ ниц. Царевич Мань, внук императора, еще мальчик, смотрел на них. Он сказал императору: «Циньские воины несерьезны и непочтительны; ко­ нечно, они будут разбиты. Несерьезны — значит, мало думают; непо­ чтительны — значит, невнимательны. К то будет невнимателен, оказав­ шись в опасном месте, да еще не умеет думать — может ли избежать поражения?» Армия пришла в крошечное княжество Хуа. В это время там оказал­ ся купец из Чжэн, Сянь Гао, который вез свои товары в Чжоу. Встретив неожиданно армию Цинь, он выдал себя за посла князя Чжэн. Он поднес полководцам сначала четыре бычьи шкуры (по обычаю, перед тем, как делать большой подарок, дарили сначала что-то менее важное), а затем пожертвовал двенадцать коров, чтобы угостить воинов, и при этом сказал: «Мой государь, услышав, что вы, господа, вместе с вашим войском намереваетесь м и мо ходом посетить наш ничтожный город, осмелился предложить угощение тем, кто сопровождает вас. Наш н ебо­ гатый город, зная, что вы давно уже находитесь в пути, охотно предо­ ставит вам продовольствие в течение дня, если вы захотите у нас остаться, или охрану в течение ночи, если вы соблаговолите идтй дальше». А тем временем он послал человека, чтобы как можно скорее сообщить в Чжэн. Чжэнский князь Му-гун распорядился следить за подворьем инозем­ ных гостей (то есть циньского отряда, оставленного охранять границы Чжэн) — а те уже увязывают вьюки, точат оружие и кормят лошадей. Князь послал Хуан У-цзы попрощаться с ними и сказать им так: «Вы, господа, уже долго находитесь в нашем ничтожном городе. И вот теперь наши запасы сушеного мяса и зерна, убитого и живого скота кончились. Если вы, господа, собираетесь уехать, то в Чжэн есть заповедный лес Юаньпу, так же как в Цинь есть заповедный лес Цзюйю; вы можете брать себе оттуда длиннохвостых и пятнистых оленей, освободив наш ничтожный город от забот о вашем пропитании. Что вы об этом думаете?» Ци-цзы бежал в государство Ци; Фэн-сунь и Ян-сунь бежали в госу­ дарство Сун. Мэн Мин сказал: «Государство Чжэн готово встретить нас! Мы уже не можем надеяться напасть на него неожиданно. Если мы будем штурмовать город, мы не победим; если мы осадим его, мы не можем ждать подкреплений. Лучше вернемся». Армия Цинь разрушила город Хуа и пошла назад. Сянь Чжэнь из государства Цзинь сказал: «Князь Цинь не послушал советов Цзянь Шу и из жадности злоупотребил усердием своего народа; это значит, что Н ебо отдает нам Цинь. То, что дают, нельзя упустить; врагу нельзя позволить свободно действовать. Дав волю врагу, мы
«Цзочжуань» 61 будем иметь много забот; ослушавшись Неба, мы не будем иметь удачи. Мы должны напасть на циньское войско». Луань Чжи возразил: «Вместо того, чтобы отблагодарить Цинь за услугу, которую оно оказало наше­ му покойному государю, напасть на циньское войско — не значит ли это забыть покойного государя?» Сянь Чжэнь на это ответил: «Князь Цинь не пожалел нас в дни траура по нашему государю и напал на князя, носящего одну фамилию с нашим, значит, это именно Цинь вело себя не должным образом; о какой же еще благодарности может идти речь? Я слышал, что те, кто один раз позволят действовать врагу, наживут забот на несколько поколений. Думать о детях и внуках — значит ли это забыть покойного государя?» После этого наследник престола (он не мог считаться князем, пока не был похоронен его предшественник) отдал приказ выступить в поход; срочно собрали также войско варваров-жунов из рода Цзян. Наследник был в черной траурной одежде и шляпе. Лян Хун правил его колесницей, Лай Цзюй стоял справа с копьем. Летом, в четвертом месяце, в день п од знаком синь-сы, наследник разбил армию Цинь у гор Сяо и взял в плен Мэн Мина, Си Ци и Бай И. Затем, по-прежнему одетый в черное, он похоронил Вэнь-гуна. Тогда впервые цветом траура в Цзинь стал черный. О смерти Лин-гуна, князя Цзинь Второй год правления Сюань-гуна (607 г. до н. э.). Лин-гун, князь Цзинь (ему было около пятнадцати лет), не вел себя как п одобает государю. Он собирал большие налоги, чтобы разрисовать стены своего дворца. С террасы на крыше башенки он стрелял в людей глиняными шариками из маленького лука для охоты на птиц и смотрел, как они старались увернуться. К огда повар не доварил медвежью лапу, он убил его (медвежью лапу надо было очень долго варить, а князь требовал, чтобы ему подали ее немедленно); труп повара он положил и большой куль из рогожи и велел прислуживавшим ему женщинам вынести его из дворца. Нести надо было через двор, где князь принимал чиновников. Чжао Дунь и Ши Цзи увидели руку, торчавшую из куля, спросили, что случилось, и были этим озабочены. Чжао Дунь хотел увещевать князя; Ши Цзи сказал ему: «Если Ваши увещевания не будут приняты, некому будет говорить после Вас (так как Вы — канцлер и В' государстве нет никого выше Вас по чину). Прошу позволить мне говорить первому; если государь не послушает, Вы продолжите» . Ши Цзи трижды выходил вперед и падал ниц (показывая этим, что хочет говорить с князем), но тот делал вид, что не замечает его. Он оказался, уже у желоба, куда стекала вода с крыши дворца; только тогда князь посмотрел на него и сказал: «Я знаю, в чем я виноват, но постараюсь исправиться». Ши Цзи, коснувшись лбом земли, ответил: « Кто из людей не делает ошибок? Н о не может быть ничего лучше, чем, совершив ошибку, суметь исправиться. В „Книге Песен“ сказано:
62 Классический период Конфуцианские памятники „Каждый имеет добрые намерения в начале, но редко кто может довести дело до конца“ . Это значит, что редко встретится такой, кто действительно может исправить свою ошибку. Если Вы, государь, доведете дело до конца, то не только мы, Ваши верные подданные, сможем быть уверены в непоколебимости алтарей духов земли и уро­ жая. И еще сказано в „Книге Песен“ : „Если в парадном халате императора есть изъян — только канцлер Чжун Шань-фу может ис­ править это “ . Это значит, что он может исправить ошибки государя. Если Вы, государь, сможете исправлять свои ошибки, вы никогда не лишитесь императорского халата». Но князь не исправился. Чжао Дунь еще более настойчиво увещевал его. Князь был этим раздражен и послал Чу Ми убить Чжао Дуня. Ми отправился на рассвете. Двери опочивальни были уже открыты; канцлер в придворном платье и чиновничьей шапке был готов от­ правиться во дворец, но было еще очень рано, и он сидя дремал. Ми отступил назад и, вздохнув изумленно, сказал: «Он не забывает о почти­ тельности — это настоящий глава народа! Кто убьет главу народа, тот не думает о благе государя; но кто не выполнит приказ государя, тот не предан ему. Чем быть виновным в том или в другом — лучше умереть». И он покончил с собой, с разбегу ударившись головой об акацию, которая росла во дворе. Осенью, в девятом месяце, князь Цзинь угощал Чжао Дуня вином в своем дворце; за дверью были спрятаны латники, готовые на него напасть. Телохранитель канцлера, стоявший с копьем справа на его колеснице, Тими Мин, понял, в чем дело, и, быстро поднявшись в зал, сказал: «Если подданный, на пиру прислуживая государю, выпивает более трех кубков, это есть нарушение этикета». И, поддерживая Чжао Дуня под руку, стал спускаться по ступеням. Князь натравил на него огромного пса; Мин задушил его голыми руками. Чжао Дунь восклик­ нул: «Вы отвергаете людей и берете на службу псов, но что может сделать для вас пес при всей его свирепости?» Ему удалось отбиться от воинов князя и уйти, но Тими Мин погиб, защищая его. Однажды, задолго до этого, Чжао Дунь охотился на горе Шоушань. Остановившись отдохнуть под развесистой тутой, он увидел исхуда­ вшего от голода человека, Лин Чжэ. Чжао Дунь спросил его, отчего у него такой измученный вид; тот ответил: «Я уже три дня не ел». Чжао Дунь дал ему поесть, но тот отложил половину. Чжао Дунь снова спросил его, и тот ответил: «Я три г ода служил вдали от дома; не знаю, жива ли еще моя мать, но идти мне уже недалеко, и я прошу разрешения оставить для нее часть того, чем вы меня угощаете». Чжао Дунь уговорил его съесть все, приготовил корзину просяной каши и мяса, положил все это в мешок, чтобы было удобнее нести, и отдал ему. Позже Лин Чжэ служил цзиньскому князю и оказался среди латников, сиде­ вших в засаде. В решающий момент он повернул копье против княжес­ ких слуг и, сдерживая их, дал Чжао Дуню время уйти. Чжао Дунь спросил его, кто он, но тот ответил только: «Я тот, кто умирал от
«Цзочжуань» 63 голода п од развесистой тутой». Не сказал ни имени своего, ни где он живет, ушел и больше не показывался. В день под знаками и-чоу Чжао Чуань (племянник Чжао Дуня) напал на Лин-гуна в Персиковом саду и убил его. Чжао Дунь, который в это время скрывался, но еще не успел перейти через горы на границе государства, вернулся. Дун Ху, главный историограф, записал в летопи­ си: «Чжао Дунь убил своего государя» — и показал эту запись чинов­ никам при дворе. Чжао Дунь сказал: «Это было не так!» Н о историограф ответил: «Вы, господин, занимали высшую должность в государстве; вы скрывались, но не пересекли границу (то есть все еще отвечали за все, что происходило в стране), а вернувшись, не наказали злодея. Кто же убийца, если не вы?» Чжао Дунь воскликнул: «Горе мне! Обо мне можно сказать словами „Книги Песен“ : „Тот, кого я люблю, сам принес мне несчастье“ ». Конфуций сказал: «В древности Дун Ху был замечательный истори­ ограф: его принцип был — писать, ничего не утаивая. В древности Чжао Дунь был замечательный государственный муж: его принцип был — тер­ петь обиду ради блага государства. Жаль его: если бы он успел перейти границу, избежал бы обвинения». Об осаде города Гу Пятнадцатый год правления Чжао Гуна (527 г. до н. э .) . Сюнь У из государства Цзинь с армией напал на варварское государ­ ство Сяньюй и осадил город Гу. Некоторые люди в Гу предлагали взбунтоваться и передать г ород осаждающим. Сюнь У не согласился на •)го. Его приближенные говорили: «Вы можете получить город так, что уго не потребует никаких усилий от ваших воинов; почему вы не сделаете этого?» Сюнь У ответил: « Я слышал от мудрого человека Шу-сяна, что если те, кто наверху, не смешивают хорошее и дурное, то народ знает, к чему он должен стремиться, и все дела удаются. Если бы у нас кто-то взбунтовался и сдал врагу наш город, я бы считал это очень дурным поступком; что же хорошего в том, что кто-то приходит ко мне, предлагая чужой город? Если я дам награду за очень дурное, что я должен обещать за хорошее? А если я приму у кого-то город и не дам ча это награду, получится, что мне нельзя доверять; как же я тогда могу охранять народ? К огда сил достаточно, надо идти вперед, иначе надо отступать; надо действовать, оценивая свои силы. Я не могу встать рядом с предателем из-за того, что желаю получить город: я потеряю на ■лом г ораздо больше, чем получу». Он передал в Гу, чтобы там казнили бунтовщиков и усилили защиту городских стен. Через три месяца после начала осады некоторые люди в Гу снова просили разрешения сдаться. Они прислали к Сюнь У людей из простого народа (чтобы показать, что они не бунтовщики и говорят от имени исего города). Сюнь У посмотрел на них и сказал: «У вас вид людей, у которых еще есть что есть. Идите пока и укрепляйте городские стены».
64 Классический период Конфуцианские памятники Офицеры из его армии сказали ему: «Вы можете получить город; — и не хотите взять его. Вы требуете лишних трудов о т народа: и лишних мучений от армии. Так ли вы служите государю?» Сюнь У ответил: «Именно так я служу государю. Если, захватив один город, я покажу нашему народу пример равнодушия к судьбам государства, то зачем нам этот город? Если за город придется заплатить равнодушием народа, пусть лучше город останется у ста­ рого хозяина. Тот, кто готов платить равнодушием народа, плохо кончит; того, кто легко отвергает старого господина, тоже ждет несчастье. Люди Гу могут служить своему государю, а мы — нашему. Я буду выполнять свой долг, не отклоняясь от него, я не буду смешивать хорошее и дурное, и тогда мы получим город, но и народ будет знать свой долг. Люди будут готовы умереть, выполняя приказ, и у них не будет даже мысли о чем-то другом. Неужели это плохо?» Только когда люди Гу сообщили, что их припасы кончились и силы исчерпались, Сюнь У принял город. Победив Гу, он вернулся, не казнив ни одного человека, и увез с собой пленного Юань-ди, князя Гу. ИЗ КНИГИ «ГУНЪЯН ЧЖУАНЬ»* О смерти Лин-гуна, князя Цзинь Шестой го д правления Сюань-гуна (603 г. д о н. э.). «Весной Чжао Дунь из Цзинь и Сунь Мянь из Вэй вторглись в госу­ дарство Чэнь». Чжао Дунь злодейски убил своего государя. Почему же здесь вновь появляется в Летописи имя Чжао Дуня? (Человека, убившего государя, Летопись никогда больше не упоминает.) Лично убил государя не он, а Чжао Чуань. Если лично убил государя Чжао Чуань, то почему это приписали Чжао Дуню? Он не наказал злодея. Что значит не наказал злодея? Историограф государства Цзинь записал в летописи имя злодея: «Чжао Дунь из Цзинь убил своего государя И-хао». Чжао Дунь восклик­ нул: «О Небо! Я невиновен! Я не убивал государя! К то сказал, что я убил государя?» Историограф ответил: «Ты считаешься гуманным и справед­ ливым; человек убил твоего государя, а ты, вернувшись в столицу, не наказал злодея. Если не сказать „убил государя“, то как это назвать?» Что же было д о того, как Чжао Дунь вернулся в столицу? Князь Лин-гун (И-хао) не следовал правильному пути. Он приказы­ вал, чтобы знатные люди являлись к нему во внутренний двор дворца (куда по правилам допускались лишь родственники князя, но не чинов­ ники); п отом он поднимался на террасу наверху башенки, вынимал маленький лук для охоты на птиц и стрелял в людей глиняными * © С. Е. Яхонтов, перевод, 1990
«Гуньян чжуавь» 65 шариками, а они должны были бегать и увертываться. Это он просто развлекался. (Ему было около пятнадцати лет.) Однажды Чжао Дунь, уже явившись к князю и выйдя от него, стоял при дворе с другими знатными людьми. В это время из воротец, ведущих во внутренний двор, вышел человек с рогожным кулем на спине. Чжао Дунь спросил: «Что это? Почему несут куль с княжеского двора?» Он окликнул того человека, но тот отказался подойти и сказал: «Мне велено это никому не показывать; но вы — знатный человек, и, если хотите посмотреть, подойдите и посмотрите, как я могу вам помешать?» Чжао Дунь подошел и посмотрел: это было мертвое тело, разрезанное на куски! Чжао Дунь воскликнул: «Что это?» — «Повар. Медвежья лапа оказалась недоваренной; князь разгневался, ударил его черпаком и убил. Он разрезал труп и приказал мне выбросить его». Чжао Дунь сказал только «О!» и быстро вошел к князю. Лин-гун увидел его, испугался и, не дав ему ничего сказать, сам первый дважды низко поклонился ему. Чжао Дунь отступил назад, стоя лицом к северу (т. е. к трону), тоже дважды поклонился, коснулся лбо м пола и так же быстро вышел. Лин-гун в сердце своем устыдился. Он хотел убить Чжао Дуня. И вот он послал некоего смелого воина убить его. Воин вошел в ворота — при них не было стражи. Он вошел в покои — при них не было охраны. Он поднялся в зал — там тоже никого не было. Наклонившись, он заглянул в щель следующей двери: Чжао Дунь ел на завтрак рыбу. Воин восклик­ нул: «О! Вы истинно гуманный человек! Я вошел в ворота Вашего дома — при них нет стражи; я вошел в Ваши покои — при них нет охраны; я поднялся в Ваш зал — там тоже никого нет. Это значит, что доступ к Вам легок. Вы занимаете важнейшую должность в государстве Цзинь, а на завтрак едите рыбу: это значит, что вы не расточительны. І'осударь велит мне убить Вас, но я не могу на это решиться. Однако, не исполнив приказа, я не м ог у больше показаться на глаза государю». И он перерезал себе горло. Лин-гун, узнав об этом, разгневался и еще больше захотел убить Чжао Дуня; но он не нашел никого, кого можно было бы послать. Тогда он устроил засаду во дворце и пригласил Чжао Дуня на угощение. Телохранитель Чжао Дуня, на колеснице стоявший с копьем справа от него, Ци Ми-мин, был знаменитым в стране силачом; он дерзко вошел по дворец вслед за Чжао Дунем и бесцеремонно встал у ступеней, которые вели в зал. После того как Чжао Дунь поел, Лин-гун сказал ему: «Я слышал, что Ваш меч необыкновенно острый; покажите мне его, я хотел бы на него полюбоваться». Чжао Дунь встал и хотел было достать меч, но Ци Ми-мин снизу окликнул его: «Дунь! Если Вы наелись, то идите домой; почему Вы обнажаете меч в присутствии князя?» Чжао Дунь понял намек (его могли убить на месте, сказав, что он поднял оружие на князя) и побежал вниз, перепрыгивая через ступени. У Лин-гуна был дрессированный пес, который назывался «Ао»; князь позвал его и указал на Чжао Дуня. Ао помчался за ним вниз по
66 Классический период Даосские памятники ступеням. Ци Ми-мин бросился навстречу и ударом ноги переломил ему шею. Чжао Дунь, обернувшись, сказал: «Ваш пес, государь, не может тягаться с моим псом!» Между тем латники, сидевшие в засаде во дворце, поднялись по сигналу — удару в барабан. Неожиданно один из тех, кто вышел из засады, обхватил Чжао Дуня за пояс и подсадил на колесницу. Чжао Дунь, обернувшись, спросил: «Почему Вы оказали мне эту услугу?» — «Я тот, кому Вы тогда-то и тогда-то спасли жизнь, накормив умиравшего о т голода п од высохшей тутой». Чжао Дунь спросил: «Как Ваше имя?» — «Разве Вы не поняли, на кого государь устроил засаду? Поезжайте скорее, зачем Вам м о е имя?» Чжао Дунь погнал лошадей и выехал за ворота; не нашлось никого, кто бы его задержал. П озже Чжао Чуань (племянник Чжао Дуня), воспользовавшись недо­ вольством народа, убил Лин-гуна. П о том он разыскал Чжао Дуня, вместе с ним вернулся в столицу и стоял рядом с ним при дворе. «Даодэцзин», или «Книга Пути и Благодати», — одно из величайших творении оревнекитаискои мысли, кр ат ко и афористично истолковыва- ются в ней такие фундаментальные элементы древней модели мира, как Дао — незримый двигатель Вселенной и Д я ^ ^ е г а - арпявле.ние. в мире вещей. Рождение Мироздания и его движение во времени, взаимоотноше­ ние Бытия и Небытия, судьба человека и выбор стратегии его поведения в физическом мире, истинная ценность громких слов и бессилие речи передать сокровенное, тайны успеха идеального правления государством и пути духовного совершенствования человека — это и еще многое другое охватывает рассказ о Дао и Дэ, ибо Дао иДэ — весь мир. Значение книги можно сопоставить со значением Евангелия для христианства и Корана для ислама, так как она лежит у истоков даосизма, одного из трех великих учений Китая. Книго^ТДЖЩМНЬ "увЛ!?кался"Лев Т7ШШ5и7&ш- пшШ шй/^которыс^ее положения созвучными идеям христианства; он перевел ее на русский, используя западные издания. Традиция считает автором даосского канона « [Гапдэи?ию>^.дрр.яне?п мудрша^Хаамзы^Щ -V ввГдо.нТэТ^котопый в источниках зовется такжеЛаоДаньиЛиЭр.Достоверноо^е^по^тШ^£^тштОг Уже во II в. до н. э., когда «дтЩЪТШаШжой истории» Сыма Цянь взялся за составление его жизнеописания, Лао-цзы был фигурой совершенно легендарной. Мир мало знал о Лао-цзы, ибо мудрец почти не соприкасался с ним и шел по жизни, освободившись от страстей и желаний, не привлекая взора людей обычных. Даосы считают его живым воплощением самого Великого Дао, Небытия, ставшего Бытием и обретшего челове­ ДАОССКИЕ ПАМЯТНИКИ «ДАОДЭЦЗИН»
«Даодэцзин» 67 ческое тело, — иначе говоря, Дао само вещает людям в этой книге о себе. Говорят, что Лао-цзы был хранителем архива чжоуских царей, вобра- .*.....•*I I, вшего в себя всю тысячелетнюю мудрпгми [ТпЛнр&ё/тпи. ^що некогда сам Конфуции приходил км еуу для беседы и пмлпдражщ мощью. $?оума. «Мысль его подобна птице, парящей в вышине! — признался Конфуций своему ученику. — Из красноречия своего я сделал самострел, чтоб поразить ее стрелой, но не достал ту птицу и этим лишь умножил его славу. М ы с л ь его словно изюбр, словно олень в чащобе! Красноречие мое послало гончих псов, которые преследовали изюбра и оленя по пятам, но не догнали, а только охромели. Мысль его как рыба в омуте глубоком! Из красноречия своего я сделал леску и крючок, чтобы эту рыбу выудить, но даже не поддел, запутал только леску. М не не угнаться за Драконом, парящим в облачном эфире и странствующим в Великой Чистоте!» Создание самого «Даодэцзина» древняя легенда связывает срешением — ___ - ■-| ИГТ1-П --- д-1 „-Мш.,е ,,г м*УУ0*/'»т1„т - ь,тЛ„ич „■■ , . Лоо-цзы покин^ть^гт^и^пшиШ^Шшй^ЗвЩЗ^^^ВШ^Ж^Срединных Царств, Лао-изы встретил на ^огрр^ц^ о й ^ а с т ^ ^ нелсш£ка,Лойри)детель- ного а МудрогоГкоторый умолил его перед расставанием оставить людям своеучет гегШ З^ЩШШШПШВ^ ^ Ш ^ ^Ш ^Ш ^Ш тдгемый пынё «ТГаодэизином»^ В даосской традиции с именем Лао-цзы связывают истории и вовсе фантастические. В «Жизнеописании» Лао-цзы, составленном уж е в III в. н. э., есть, например, рассказ о его слуге — кадавре, продолжавшем жить лишь благодаря магическому талисману Лао-цзы. Не желая отправлять­ ся вместе с хозяином на чужбину, слуга решил взыскать с него перед расставанием свое жалованье за несколько сот лет — и пал жертвой собственной жадности. Текст «Даодэцзина» передавался от учителя к ученику и начиная с III в. до н. э. неоднократно комментировался. «Даодэцзин» переводился на западноевропейские языки множество раз, русскому же читателю известен в основном по переводу Ян Хиншуна. Представленный ниже новый перевод — лишь еще одна попытка понять этот во всех отношени­ ях далекий от нас и очень многозначный памятник. Переводчик постарал­ ся отобрать те главы, которые достаточно понятны без развернутого комментария. Впрочем, первая, ключевая глава, безусловно, требует пояснения. Вот ее парафраз: В мире существует множество путей, по которым способен пройти человек, но есть один, лежащий вне мира людей. Он назван путем «произвольно», за незнанием его подлинного имени — это изначальный и веЧный Путь Вселенной, Великое Дао. Любой вещи в нашем мире соответствует Им я — Слово, некая духовная вибрация, которая мыслится более важной, чем дело, ибо именно она определяет вещь как таковую. И м я появляется вместе с вещью, и с изменением имени меняется вещь. Темное небытие, хранящее « себе Великое Дао, которое еще не явилось в мир вещей, а пребывало в своем латентном, покоящемся состоянии, породило рамки веществен­ ного мира — Небо и Землю. Вслед за этим, обретя первоначальную *тш СЧ\'.^'4 и ^1Г
68 Классический период Даосские памятники вибрацию, обретя Имя, Дао породило всю тьму наполняющих Вселен­ ную вещей и само стало вещью в безбрежных волнах эфирного океана «ци». Так из Небытия возникло Бытие, которое обязано своим сущест­ вованием импульсу Имени-Слова. Однако первоначальным истоком Бы­ тия и Небытия является Великое Дао. Поэтому-то, чтобы постичь этот мир, надо уметь видеть сущее еще в его внебытийнои, непроявлен- ной форме, а наблюдая мир Бытия, все внимание следует устремлять на его крайние проявления, лежащие за пределами обыденного. Впрочем, достаточно иначе расставить в тексте воображаемые знаки препинания (а в древнем Китае не было даже точек) — и смысл сказанного сразу изменится. Знаменитый Хэщан-гун, «старец с берегов Хуанхэ» (II в. до н. э .), в ком видели воплощение сам ого Лао-цШ,'усматривал в той же первой главе не рассуждение о Бытии и ЯёбыШХШТЖТЩоттопоставление человека, обуреваемс£б~зёмными страстями, и человШаНюторый страс­ ти всебЖпоёорол. СоотвёШЯЯтто'возш мнист ятувятенного позна­ ния того и другого были различны: волнения страстей мешали проникнуть внутренним взором в сокровенные глубины Мира... За более, чем две тысячи лет существования «Даодэцзина» к нему были нацисты тысячи (!) комментариев, которые перебрали все возмож­ ные вариатNo11ИШ11’ЛNo'..и пт т т ш нгчатателя перед лицом все той же исходной неопределенности. Читая «Даодэцзин», следует помнить, что перед нами изначально закрытая книга — мы никогда не можем быть еще доёавить, что «Даодэцзин» — произведение глубоко поэтичное. Фи­ лософской поэмой назвал его в свое время Н. И . Конрад, и действительно, кроме поэтичности .обпазов и шмшшя -тределенной просодии м ы видим в «Даодэцзине» присутствие очень, разнообразной рифмы во всех его главах, за исключением трех. Однако рифмой пришлось пожертвовать в русском переводе ради более точной интерпретации смысла — такова сложившаяся традиция переводов этого памятника. изкниги «ДАОДЭЦЗИН»* Путь, по которому можно пройти,1 — Это не Вечный Путь. Имя, которое можно назвать, — Это не Вечное Имя. Что было без Имени2 — Стало началом Земли и Небес, Обретшее Имя * © И. С. Лисевич, перевод, 1990
«Даодэцзин» 69 Сделалось матерью всех вещей. В Вечном Небытии3 Стремись увидеть сокрытое, В Вечном Бытии Желай увидеть предельное. Оба они имеют тот же исток, Н о их различает Имя. III \/ Не возвеличивай мудрых — И в народе не станет борьбы, Не дорожи тем, что трудно добыть, — И в народе не станет воров! Не видно желанного — И из сердца исчезнет смятенье. В чем правление мудрого? Опустошить их сердца4, Наполнить нутро5, Ослабить стремления, К ости их укрепить. Народ тогда вечно будет без страстей и без знаний. Тут-то умники не посмеют ничего предпринять. А ведь нет ничего, Чего нельзя совершить недеянием6! IV Пусть Путь незаметен — Черпаем в нем без конца. О, как он глубок, Прародитель всех сущих вещей! Он скрывает твое острие7, Разрешает все узы, Делает гармоничным сиянье8, Воедино сбирает твой прах... Как он прозрачен — Словно нет его вовсе! Мне неведомо, чье он суть порождение. Он, похоже, древней, чем Всевышний Владыка9... VI Дух горний бессмертен10 — Отчего и зовется Матерью Тайны. В лоне Матери Тайны
70 Классический период Даосские памятники Корни земли и небес. Тонкие-претонкие, словно едва существуют, •\А до конца их не размотать... VII Долговечно Небо, стара Земля. Долговечными стали они, И бо живут для других, Оттого живут долго. Так и мудрец — Держится сзади, а выходит вперед, Покидает тело 11, а оно существует. Не бескорыстием ли своим Блюдет он свою корысть?! VIII Высшее благо подобно воде — Приносит пользу мириадам существ, Ни с кем не соперничая. Избрав презираемый всеми удел12, Приблизишься к Дао. В добрых селись местах, Черпай сердцем из добрых истоков, С добрым людом общайся, Способности добрые развивай, Действуй во благовременье... Н о, лишь не соперничая ни с кем, Избегнешь печали! IX Чем наполнять и поддерживать13 — Не лучше ли бросить?! Что точат и заостряют — Не может остаться острым. Коль золота и нефрита полны палаты, Никто не в силах их уберечь. К то чванится знатностью и богатством, Сам себя ввергает в беду: Обретают заслуги, А тело уходит — В этом Путь Неба!
«Даодэцзин» 71 XII у От разноцветна красок слепнут глаза14, От разноголосицы звуков глохнет наш слух, От разнообразия вкусов станет бесчувственным рот, Скачка охотников в поле Рождает безумие в сердце, Товары, что невозможно достать, Толкают к злодейству. Потому-то мудрец верит не глазам, а нутру: Одно отвергает, а другое берет! XVI Дойдя д о пределов пустот15, Сосредоточусь в недвижности и покое. Здесь сотворяются купно мириады вещей, И я наблюдаю за их возвращеньем. Вот вещи роятся — И каждая вновь возвращается к корню. Возвращение к корню — это успокоение, В успокоении — обретение новой судьбы; В обретении новой судьбы проявляется вечность, В познании вечности -— просветленье. Не познавшие вечность в ослепленье творят злодеяния, Познавший вечность вмещает ее в себя. Вместивший ее уже не своекорыстен, Не своекорыстный способен быть государем. Государю доступно небесное, Доступен небесному Путь, А Путь долговечен: В него погрузился — и нету преград! XXIII В человеке естественна редкая речь16, Сильный ветер не дует все утро, Дождь проливной не идет целый день. Кто их сделал такими? Небеса и Земля. Но раз Небесам и Земле не под силу долгие проявления, Куда человеку?! П осему подчиняй дела свои Дао. Тяготеющий к Дао —
72 Классический период Даосские памятники Уподобится Дао, Тяготеющий к Дэ — Уподобится Дэ, Тяготеющий к бренному17 — Себя потеряет. И Дао, и Дэ, и бренное рады принять подобных себе. К огда не хватает истинного, Является ложь. XXIV V Вставши на цыпочки, долго не простоишь. Большими прыжками долго не пробежишь. К то себя выставляет — не будет прославлен, К то утверждает свою правоту — не получит признанья, Кто нападает первым — не обретет в том заслуг, К то себя восхваляет — не возвеличится. Для Дао все это — излишество и уродство. У кого-то такой, наверное, вызовет злобу — Обладающий Дао этого избегает. XXV , Есть нечто, созданное бесформенным, Рожденное прежде Небес и Земли. Как безмолвно, как бестелесно! Только оно стоит, не меняясь. П овсюду кружится, не встречая преграды. Его можно считать Матерью Поднебесной. Я, не ведая Имени, Дал ему прозвание «Путь». Я нарек самовольно его «Великим». «Великое» пояснил как «Текущее прочь», «Текущее прочь» пояснил как «Далекое», «Далекое» — как «Возвращающееся назад». Велик этот Путь, Велики Небеса, Велика Земля, Велик Государь. Четыре Великих есть в мире, И один из них — государь!
«Даодэцзин» 73 XXVI Тяжелое — корень легкого18, Рассудительность — господин торопливости. Потому-то мудрец, пребывая в пути, От телеги с грузом весь день не отходит. Пусть ему предстанут роскошные виды, Место злачное — он это преодолеет. Так м ож ет ли владыка тьмы колесниц Ради себя пренебречь Поднебесной? Пренебрежет — и подданных потеряет. Поторопится — и трона лишится. Х1ЛТ1 V Мир познают, Не выходя со двора19, Небесное Дао видят, Не глядя в окно. Чем дальше уходишь, Тем меньше ты знаешь. Потому-то мудрец Не ходит, но знает, Не виден, но славен, Не творит, Но имеет свершенья. ЬХХШ Имеющий мужество «сметь» — погибает. Имевший мужество «не посметь» — живет. Однако полезным и пагубным может быть то и другое. Гнев Небес — Кто познает причины его?! Потому-то мудрец об этом особо скорбит20. Небесное Дао Не соперничает, но побеждает. Безмолвно, но умеет откликнуться. Не зовет, но сами приходят к нему, Медлительно, но способно все рассчитать. Небесная сеть обширна-бескрайна Редка, но никого не упустит21...
74 Классический период Даосские памятники «ЧЖУАН-ЦЗЫ» Книга «Чжуан-цзы» («Учитель Чжуан»), судя по всему, составлена учениками философа Чжуан-цзы, одного из патриархов даосизма. Его роль в истории китайской философской мысли была столь велика, что сам даосизм в Китае нередко называли « Учением Лао-цзы и Чжуан-цзы». Считается, что Чжуан-цзы (Чжуан Чжоу) жил около 369—286 гг. до н. э. — иными словами, он был современником Мэн-цзы, хотя они никогда не встречались и не упоминали друг о друге. В каком-то смысле их жизнь текла в разных измерениях: Мэн-цзы был озабочен делами своего времени, стремясь переделать мир к лучшему; Чжуан-цзы, напро­ тив, старался бежать от мирской суеты, сбросив с себя путы этого мира, который он, как и Платон, считал не более чем миром теней. Его неоднократный отказ служить государям был вызван не только боязнью превратностей судьбы царедворца. Он страшился сменить странствия в мире духа, в сфере нетленных и истинных ценностей на калейдоскоп пустых иллюзий, усугубить преходящий «сон души» ненужными и пагуб­ ными кошмарами. Каждому в конце пути предстоит «великое пробужде­ ние», полагал он. «Глупцы считают, что они бодрствуют, и, вникая во все, познают, кто царь, а кто пастух... Я , говорящий, что ты спишь, тоже сплю», — читаем мы у Чжуан-цзы, и эти слова предваряют его удивительную притчу о легкокрылой бабочке, которой только пригрези­ лось, что она стала бескрылым и грузным существом — человеком. Нет, Чжуан-цзы ничего прямо не утверждает, он только приглаша­ ет к размышлению и работе души, лишь чуточку приоткрывает двери в иное знание. Его парадоксы, которые ошеломляют читателя, служат той ж е цели освобождения мышления от привычных стереотипов, что и гораздо более поздние дзэнские коаны. Его тексты — это своеобразное приглашение к медитации и средство медитации, путь к предельному самососредоточению, когда человек, внешне став «как иссохшая ветвь», внутренне погружается в сокрытые глубины Бытия и черпает из них сверхъестественные способности и могущество. По Чжуан-цзы, все в мире относительно и чаще всего противоречит людским меркам. Человеческому разуму не дано познать всего: он подобен лягушке, сидящей на дне высохшего колодца, и не с ним толковать об океане. Однако Зерно человеческой души есть частица того Света, что порождает все бесчисленные тени нашего мира; потому-то познавший Свет, приобщившийся к Дао становится как бы вровень с Мирозданием, и все оно отныне превращается в его вместилище, украшая его, как драгоценностями, своими светилами. Совершенный человек, познавший Дао, — идеал Чжуан-цзы. Он следует естественности, уподобляясь младенцу, и предоставляет вещи самим себе. Он не боится могильного холма и, воспринимая круговорот сущего без гнева и скорби, подчиняется воле Великого Плавильщика. Не нужно выпрямлять то, что рождено быть кривым, не нужно торопить события, надо лишь вторить естест­ венному ходу вещей и никогда не запевать первому. Сохранить целост-
«Чжуан-цзы» 75 ноешь своей натуры и помочь проявлению истины в мире посредством недеяния — вот задача, достойная жизни на земле. Те же, кто стоит на вершинах власти, и те, кого люди чтят как мудрецов, нарушают принцип естественности, вносят смуту в человеческое существование, а после тщетно стараются исправить содеянное, разглагольствуя о «человеко­ любии», «долге и справедливости». Впрочем, любые слова бессильны передать истину — вместо речей Чжуан-цзы призывает к «громовому молчанию». Так ж е бессилен и чело­ веческий опыт — он далеко, по его мнению, уступает духовному прозре­ нию, сверхчувственному озарению, приносящему истинное знание. Где-то этот старинный взгляд на мир сказывается и в самом построении книги — она фрагментарна, не следует единой линии логического раз­ вития и целостность предполагает уж е на ином, внесловесном уровне. К нему читатель должен совершить самостоятельное восхождение — ему надо «забыть слова», чтобы постичь сущность. Чжуан-цзы иногда называют в Китае «философом-поэтом» — столь образны и ярки его рассуждения. Он смело черпает из гигантской со­ кровищницы устного творчества и, проявив великое искусство огранщика, наполняет фольклорными образами свои блестящие притчи. Он велико­ лепный диалектик и мастер спора, и, поскольку нет, с его точки зрения, непереходимой границы бытия и небытия, он первым в Китае вводит в свои рассуждения вымышленного героя. В заключение скажем, что влияние Чжуан-цзы на китайскую культуру вообще трудно переоценить, а его притчи и поныне знает каждый образованный и даже необразован­ ный китаец. ИЗ КНИГИ «ЧЖУАН-ЦЗЫ»* Однажды Чжуан Чжоу1 приснилось, что он бабочка: он блаженно порхал, веселился без меры и не знал, что он — Чжоу. А проснувшись внезапно, даже вздрогнул от мысли, что он — Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжоу? Ведь бабочка и Чжоу — совсем не одно и то же. Или это и есть превращение? Гл. 2 «О равенстве вещей» Болотный фазан через десять шагов поклюет, через сотню — напьет­ ся,авклеткежитьнехочет:оноисытно—даужнето! Гл. 3 «Искусство жить» Когда скончался Лао Дань2, Цинь И, соболезнуя о нем, простонал трижды и вышел. Ученики спросили: — Разве вы не были другом Учителю? — Был, — сказал Цинь И. — А если так, то можно ли оплакивать его подобным образом? * © «Художественная литература», 1987
76 Классический период Даосские памятники — Можно, — ответил Цинь И. — Я было думал, что вы и впрямь его ученики, теперь же вижу, что нет. Когда я пришел сюда с соболез­ нованиями, то увидел, что старики оплакивают его, как сына, а молодые плачут по нем, как по матери. Собравшись здесь вместе, они не могли удержаться от слез и стенаний. Н о это ведь значит — противиться Небу, отойти от Истины, забыть о собственном предназначении: в старину это называлось «грехом непослушания». Время пришло — Учитель родился; настало время уйти — Учитель покорился. Если смириться со своей участью и покориться неизбежному — к вам не отыщут доступа ни радость, ни печаль: в старину это называлось «избавлением от пут». Гл. 3 «Искусство жить» У коня есть копыта — чтобы ступать по инею и снегу, шерсть — дабы уберечься от ветра и стужи; он щиплет траву и пьет воду, встает на дыбы и скачет — в этом истинная природа коня. Не нужны ему ни высокие башни, ни богатые хоромы. Н о вот появился Бо Лэ3 и сказал: — Я знаю, как укрощать коней. И принялся клеймить их и подпаливать, стреноживать и взнузды­ вать, подстригать им гриву и подрезать копыта, приучать к стойлам и яслям. Из десятка коней подыхало два-три. А он морил их голодом и жаждой, гонял то рысью, то галопом , учил держать строй и равнение, истязал удилами спереди, изводил кнутом и плетью сзади — и коней стало подыхать больше половины. — А я, — сказал Гончар, — зн аю, как обращаться с глиной: круги делаю строго по циркулю, квадраты — по угломеру. — А я, — сказал Плотник, — знаю, как управляться с деревом: кривое — подгоняю по крюку, прямое — выравниваю по отвесу. Но разве природа дерева и глины в том, чтоб подчиняться крюку и отвесу, циркулю и угломеру! Однако умельцев славили из века в век, не уставая повторять: «Бо Лэ умел укрощать коней, а Гончар и Плотник знали, как обходиться с глиной и с деревом». Такую же ошибку совершают и те, кто правит Поднебесной. Те, кто умел ею править, поступали не так. Природа людей постоянна: они ткут и одеваются, пашут и едят — это можно назвать общими их свойствами. Единство и равенство — ес ­ тественное их состояние. Вот почему во времена Высокой Добродетели4 их поступь была степенна, а взгляд — сосредоточен. В те времена в горах не было дорог и троп, на реках — лодок и мостов; все живое держалось бок о бок, не зная границ; птицы и звери бродили стадами и стаями, а трава и деревья росли, как хотели. Птиц и зверей можно было водить на веревочке; можно было, взобравшись на дерево, загля­ дывать в гнезда ворон и сорок. Люди жили тогда вместе с птицами и зверьми, были родней всему живому — где уж было им знать о подлых и о благородных! Все были равно невежественны — и добродетель их не оставляла; в равной мере не знали желаний — и были просты и естест-
«Чжуан-цзы» 77 венны. Так, живя в простоте и естественности, народ сохранял свою природу. Но вот явились мудрецы, выдавая потуги свои «за человечность», ухищрения свои — за «долг», и в Поднебесной родились сомнения. Беспутство и неистовство стали выдавать за музыку, а мелочные прави­ ла — за обряды, и в Поднебесной начались раздоры. Разве можно вырезать жертвенный кубок, не калеча дерева? Разве можно выточить скипетр, не губя белой яшмы? Как научить «человечности» и «долгу»5, не отрешившись от Пути и Благодати? Как наставить в обрядах и музы­ ке, не поступившись естественными чувствами? Разве можно создать узор, не смешав пяти красок? Разве м ож но создать шесть ладов6, не смешав пяти звуков? Когда ради утвари калечат дерево — в этом повинен плотник; когда ради «человечности» и «долга» забывают о Пу­ ти и Благодати — в этом повинны мудрецы. Живя на воле, кони щипали траву и пили воду. Радуясь — ласкались, сплетаясь шеями; осерчав — лягались, повернувшись задом . Только это они и умели. Когда же на них надели хомут, да нацепили им на морду полумесяц — они выучились злобно коситься и увертываться, грызть удила и рвать поводья. Э то Бо Лэ научил их лукавить и буйствовать — и в этом его преступление. В Хэсюевы времена7 люди жили, не ведая, чем занимаются, ходили, не зная, куда идут; с полным ртом, с тугим животом, гуляли себе да радовались. Только это они и умели! Н о вот явились мудрецы и стали насаждать обряды и музыку, дабы с их помощью наставить Поднебес­ ную, стали превозносить «человечность» и «долг», дабы умягчить сердца п Поднебесной. С тех-то пор люди и ринулись сломя голову за знаниями да за наживой, и повинны в это м мудрецы! Гл. 9 «У коня есть копыта» Чжуан-цзы удил рыбу в реке Пушуй8. И вот от чуекого царя явились к нему два знатных мужа и сказали: — Наш государь пожелал обременить вас службой в своем царстве! Не выпуская удочки из рук, даже не обернувшись, Чжуан-цзы о т­ ветил им так: — Слыхал я, что есть у вас в Чу9 священная черепаха: три тысячи лет как издохла, а цари сберегают ее у себя в храме предков, в ларце, п од покрывалами. Так что же лучше для черепахи: издохнуть и удостоиться почестей? Или жить, таская хвост по грязи? — Лучше жить, таская хвост по грязи, — ответили сановники. — Тогда ступайте прочь, — сказал Чжуан-цзы. — Я тоже пред­ почитаю таскать хвост по грязи! Гл. 17 «Осенние воды» Направляясь в Чу, Чжуан-цзы наткнулся по дороге на череп — весь нысохший, но еще целый. Он постучал по нему кнутом и спросил:
78 Классический период Даосские памятники — Отчего же ты стал таким? Оттого ли, что был ненасытен в желани­ ях — и нарушил закон? Или погиб под топором, злоумышляя против государства? Или не вынес бесчестья — оттого что дурными делами опозорил отца и мать, жену и детей? Или муки голода и холода довели тебя до этого? Или просто пришли твои сроки? И, прекратив на этом расспросы, положил череп себе п о д голову и лег спать. Ночью череп явился ему во сне и сказал так: — П о речам твоим видно, что ты искусный краснобай. Н о все, про что ты расспрашивал, заботит только живых — мертвецы же о т этого далеки. Хочешь, я расскажу тебе о мертвых? — Конечно, — ответил Чжуан-цзы. — У мертвых, — сказал череп, — нет ни государя наверху, ни подданных внизу; нету у них и забот, что приносят с собою четыре времени года. Беспечные и вольные, они так же вечны, как Н еб о и Земля, и даже утехи царей, что восседают на троне, обратясь ликом к ю г у10, не сравнятся с их блаженством. Чжуан-цзы усомнился и спросил: — А хочешь, я велю Владыке судеб11 возвратить тебе жизнь, дать тебе кости, кожу и плоть, вернуть тебя к отцу и матери, к жене и детям, к соседям и друзьям? Н о череп ответил, нахмурясь: — Неужто я променяю царские услады на людские муки?! Гл. 18 «Высшая радость» К огда у Чжуан-цзы умерла жена, Хуэй-цзы12 пришел ее оплакать. А Чжуан-цзы сидел на корточках, стучал по глиняной корчаге и пел песни. — Ты ведь нажил с нею детей, — сказал Хуэй-цзы, — теперь же, когда старуха умерла, не только не плачешь — еще и колотишь в посу­ дину да распеваешь песни. Э то уж слишком! — Нет, ты не прав, — ответил Чжуан-цзы. — Когда ее не стало, а я остался один — как было не горевать? Но вот я задумался над ее началом — когда она еще не родилась; не только не родилась, но и не обладала телом; не только телом, но и духом-ци. Растворенная в хаосе, стала она развиваться — и обрела ци; развилось ци — возникло тело; развилось тело — возникла жизнь, а ныне — новое преображение: смерть. Все это следует одно за другим, подобно временам года: за весною — лето, за осенью — зима . Зачем же теперь, когда она покоится в Мироздании, провожать ее плачем и воплями? Ведь это значит — не понимать небесной воли. И я перестал плакать. Гл. 18 «Высшая радость» Цзисин-цзы взялся обучить для царя бойцового петуха. Через десять дней государь спросил: — Ну как — готов петух?
«Чжуан-цзы» 79 — Нет еще, — ответил Цзисин-цзы, — полон тщеславия, кичится попусту. Через десять дней государь повторил свой вопрос и получил ответ: — Пока еще нет: отзывается на каждый звук, кидается на каждую тень. Через десять дней государь вновь осведомился о петухе. — Все еще нет, — ответил Цзисин-цзы, — смотрит злобно, весь переполнен яростью. Через десять дней царь опять повторил свой вопрос — и услыхал в ответ: — Вот теперь почти готов: услышит другого петуха — даже не шелохнется; посмотришь на него — как деревянный. Воля и выдержка его — безупречны. Н и один петух не посмеет откликнуться на его вызов: повернется и сбежит. Гл. 19 «Постигший жизнь» Конфуций направлялся в Чу. Выйдя из леса, он увидел, как некий горбун ловил цикад на кончик палки, смазанный клеем, да так ловко, будто собирал их руками. — До чего же ты ловок! — сказал Конфуций. — Видно, владеешь каким-то секретом? — Есть один, — ответил горбун. — В пятую и шестую луну кладу на кончик палки бусинку — и осторожно поднимаю: если не скатится два раза кряду, то из десятка цикад от меня убегают две-три; если не скатится трижды, то удирает одна; а уж если не скатится пять раз подряд, тогда будто руками собираю. Стою как пень, руку тяну — как иссохшую ветку13. И пусть огромны небо и земля, пусть много в мире всякой твари — у меня на ум е только крылышки цикады; не отступлю, не отклонюсь, на целый мир их не променяю — как же после этого да lie поймать! Конфуций взглянул на учеников и сказал: — «Собравши волю воедино — уподобишься богам» — да ведь это же сказано про нашего горбуна! Гл. 19 «Постигший жизнь» Плотник Цин вырезал из дерева раму для колоколов. Когда рама была готова, все изумились: казалось, не человек ее сделал, а духи. Увидел раму луский князь и спросил плотника: — Каким искусством ты этого добился? — Я всего лишь ремесленник, — ответил плотник, — какое у меня может быть искусство? Впрочем, один способ есть. Никогда не берусь за работу в душевном смятении: чтобы очиститься сердцем, непременно пощусь. После трех дней поста14 уже не смею помышлять о почестях или наградах, о жалованье и чинах. После пяти — не смею думать о хвале или хуле, удаче или неудаче. П осле семи — оцепенев, не ощущаю собственного тела, не чувствую ни рук, ни ног. И уже нет для меня ни
80 Классический период Даосские памятники князя, ни его двора, все внешнее уходит, и все м о е умение сосредоточива­ ется на одном. Тогда я направляюсь в горы и присматриваюсь к природ­ ным свойствам деревьев. И , только мысленно увидев в самом лучшем из стволов уже готовую раму15, я принимаюсь за дело — иначе не стоит и браться. Так м ое естество сочетается с естеством дерева — оттого и работа кажется волшебной. Гл. 19 «Постигший жизнь» Чжуан-цзы был как-то на похоронах. И, проходя м имо могилы Хуэй-цзы, он обернулся к спутникам и сказал им так: — Однажды некий инец16 запачкал белой глиной кончик носа: пят­ нышко было — с мушиное крылышко. Он приказал плотнику Ши стесать его. А тот как заиграет топ ором — аж ветер поднялся: едва лишь выслушал приказ — как тут же все стесал. Снял дочиста всю глину, не тронув носа. А инец даже бровью не повел. Сунский князь Юань, прослышав о б этом, позвал к себе плотника и сказал ему: — Попробуй сделать то же самое и для меня. А плотник,ответил'. — Когда-то я смог это сделать — да только уж нету в живых того материала! Вот так и у меня не стало материала: с тех пор как умер Учитель, мне больше не с кем спорить. Гл. 24 «Сюй У-гуй» Верша нужна — чтоб поймать рыбу: когда рыба поймана, про вершу забывают. Ловушка нужна — чтоб поймать зайца: когда заяц пойман, про ловушку забывают. Слова нужны — чтоб поймать мысль: когда мысль поймана, про слова забывают. Как бы мне отыскать человека, забывшего про слова, — и поговорить с ним! Гл. 26 «Вещи вне нас» Некто звал Чжуан-цзы к себе на службу. Чжуан-цзы так ответил посланцу: — Видал ты когда-нибудь жертвенного быка? Обряжают его в рас­ шитые ткани, откармливают сеном и бобами! А потом волокут в храм предков — на заклание. Он и рад бы тогда снова стать простым теленком — да уж не тут-то было! Гл. 32 «Ле Юй-коу» Когда Чжуан-цзы был при смерти, ученики вздумали устроить ему после кончины пышные похороны. — К чему это? — сказал Чжуан-цзы. — Малым гробом будет мне земля, большой домовиною — небо; вместо блях из нефрита17 будут солнце с луною, вместо жемчуга — звезды и все живое — погребальным шествием. Разве не все уже готово для моих похорон?
«Ле-цзы» 81 — Мы боимся, — отвечали ученики, — как бы вас не расклевали воронье и коршуны. — На земле, — сказал Чжуан-цзы, — расклюют коршуны и воронье, под землею — сожрут муравьи и медведки. Так стоит ли отнимать у одних, чтоб отдать другим? Гл. 32 «Ле Юй-коу» «ЛЕ-ЦЗЫ» Согласно древней китайской традиции, книга «Ле-цзы» («Учитель Ле») восходит к древнему философу и даосскому подвижнику Ле Юй-коу. Скорее всего ее составили уж е его ученики — на это указывает, в част­ ности, то, что в самом начале книги о нем почтительно упоминается как о наставнике. Сведения о Ле Юй-коу скудны и противоречивы, жизнеопи­ сания его не существует. Это неудивительно, если вспомнить, что тот никогда не находился на государственной службе, долгие годы ж ил в уеди­ нении от мира и был почти неизвестен за пределами достаточно узкого круга своих учеников и почитателей. Считается, что Ле-цзы родился в V в. до н. э. в небольшом царстве Чжэн, располагавшемся в междуречье рек Хуанхэ и Хуайхэ; учение Лао-цзы он воспринял через два поколения даосских учителей; таким образом, временной промежуток, отделявший его от патриарха даосизма, может оказаться совсем небольшим. Де­ вять лет потребовалось будущему Ле-цзы для того, чтобы, пройдя несколько ступеней очищения и погруж ения, вступить в область иного, сверхчувственного знания, овладеть сверхъестественными возмож ностя­ ми. «Прошло три года, как я начал служить Учителю... — рассказывал Ле-цзы ученикам, — и сердце мое уже не решалось судить, где правда и где ложь, а уста не смели утверждать, в чем польза и в чем вред, тогда Учитель лишь мельком взглянул на меня. Прошло пять лет и сердце по-новому стало мыслить о праведном и ложном, уста по-новому заговорили о вреде и пользе — лишь тогда лицо Учителя смягчилось, и он мне улыбнулся. Через семь лет я следовал своим сердеч­ ным помыслам, и не существовало уже для меня ни правды, ни лжи, следовал словам своих уст — и не было мне дела до вреда или пользы - тут только Учитель позвал меня и усадил с собой на циновку. А через девять лет я не насиловал свои сердечные помыслы и речи своих уст, м уже не представлял себе, что могут быть правда, ложь, польза и вред для меня и что они могут бытьдля другого, я уже не ведал, что Учитель мой наставник... внешнее и внутреннее — все слилось! После ж е зрение мое уподобилось слуху, слух — обонянию, обоняние — вкусу, и все стало единым! Мысль сгустилась, и растворилось тело, сплавились воедино шоть и кость. Я не ощущал, к чему прислоняется тело, на что ступает нога, ветер нес меня то туда, то сюда, словно сухой лист с дерева. И конце концов я уже перестал понимать: то ли я оседлал ветер, то ли тпер — меня...»
82 Классический период Даосские памятники Таков был итог постижения искусства медитации; «оседлавши ве­ тер», Ле-цзы возвратился домой. Сорок лет он провел вместе с учениками на безлюдных окраинах царства среди болот и озер, где занимался да­ осским самосовершенствованием. Страшные неурожаи заставили его переселиться с частью учеников в богатое соседнее царство Вэй, но и там он до конца дней пребывал в безвестности. Лишь через несколько столе­ тий, в эпоху Хань, в пору всеобщего увлечения даосизмом, книга «Ле-цзы», где собраны его изречения и рассказы о нем, приобрела популярность. Однако похоже, что впоследствии она была утеряна, и мы располагаем лишь сравнительно поздней редакцией древнего памятника — некоторые ученые вообще подвергают сомнению его подлинность. М ы ж е ввиду спорности вопроса предпочитаем следовать традиции, тем более что немного найдется равных этой книге по глубине мысли, блеску словесного выражения, полету фантазии и пытливому стремлению проникнуть в тайны Бытия. О возникновении Мира и его устройстве, о жизни и смерти, сне и бодрствовании, о страстях и желаниях, о судьбе и пред­ видении, об относительности всего сущего и о лежащем за пределами видимого прочтет в ней любознательный читатель. Обилие вопросов, которые обсуждал Ле-цзы со своими учениками, и его «искусство убеж­ дать» поистине поражают, однако мы ограничимся здесь двумя притча­ ми; вторую из них, о Простаке (Ю й-гуне), передвинувшем горы, знает в наши дни каждый китаец. ИЗ КНИГИ «ЛЕ-ЦЗЫ»* Циньский князь Му-гун сказал конюшему Бо Л э1: — Ты уже стар годами. Нет ли кого-нибудь в твоем роду, кто бы умел отбирать коней? — Доброго коня, — отвечал Бо Лэ, — можно узнать по стати, мускулам и костяку. Однако у Первого коня в Поднебесной все это словно бы стерто и смыто, скрыто и спрятано. Такой конь мчится, не поднимая пыли, не оставляя следов. Сыновья же мои малоспособны: они смогут отыскать хорошего коня, но не сумеют найти Первого коня в Поднебесной. Когда-то я таскал вязанки дров и связки овощей с о­ вместно с неким Цзюфан Гао. Он разбирался в лошадях не хуже вашего слуги. Пригласите его. Князь принял Цзюфан Гао — и тут же отправил его за конем. Через три месяца Гао вернулся и доложил: — Отыскал. В Песчаных Холмах. — А что за конь? — спросил Му-гун. — Кобыла... буланая... Послали за кобылой, а оказался — вороной жеребец. Князь, опечалившись, позвал Бо Лэ и сказал ему: * © «Художественная литер атура», 1987
«Ле-цзы» 83 — Ничего не вышло! Тот, кого ты прислал отбирать коней, даже в масти не способен разобраться, кобылы от жеребца не может отличить — как ой уж из него лошадник! — Неужто он этого достиг! ■— сказал Бо Лэ, вздохнув в глубоком восхищении. — Да после этого тысячи и тьмы таких, как я, — ничто в сравнении с ним! Ведь Гао видит природную суть. Отбирает зерно, отметая мякину, проникает вовнутрь, забывая о внешнем. Видит то, что нужно видеть, а ненужного не замечает. Глядит на то, на что следует глядеть, пренебрегая тем, на что глядеть не стоит. Да такое умение дороже любого коня! К огда жеребца привели — это и впрямь оказался Первый конь в Поднебесной! Гл. 8 «О совпадениях» Горы Тайхан и Ванъу2, в семьсот ли3 окружностью, в десять тысяч жэнь4 высотою, помещались поначалу к ю гу от Цзичжоу5, — севернее Хэяна. Простак с Северной горы6 жил там же, напротив. А было ему уже под девяносто. Устав карабкаться по горным перевалам и делать даль­ ние крюки, собрал он однажды своих домочадцев и стал совещаться: — А что, если приналечь да срыть эти горы до основания — чтобы открылась прямая дорога на юг Юйчжоу7, до самой реки Ханьшуй8? Все дружно согласились, но жена Простака усомнилась: — С твоими силенками не одолеть и холмика Куйфу — тебе ли сладить с этакими горами! Да и куда девать зем лю и камень? — Будем сбрасывать в залив Бохай — севернее отмели! — отвечали ей. И, взяв с собою троих сыновей и внуков, что покрепче, Простак принялся ломать скалы, рыть зем лю и перетаскивать ее в корзинах к заливу Бохай. У соседки-вдовы из семейства Цзинчэн был сынишка, только-только успевший сменить молочные зубы, — он то же прибежал на помощь. Зима сменилась летом, а обернуться до залива и обратно успели только один раз. Умник с Речной излучины, подсмеиваясь, принялся отговаривать Простака: — Ну и дурень же ты! В твои-то годы, да с твоими-то силами — да ты в горах песчинки не сдвинешь с места, не говоря уж о земле и о камнях! Простак вздохнул: — А ты так туп, что разумеешь хуже малого ребенка — мальчон­ ка-сирота и тот умней тебя. Я умру, а сыновья останутся, а у них еще народятся внуки, у внуков тоже будут сыновья, а у тех — свои сыновья и внуки. Так и пойдут — сыновья за сыновьями, внуки за внуками, и не будет им конца и переводу. А горам-то выше уже не вырасти — так чего же горевать, что я не успею их срыть? И Умник не нашелся, что ответить.
84 Классический период Прочие прозаические памятники Горный дух, начальник над змеями, прослышав о б этом, испугался, что старик не отступится, и доложил об о всем Небесному Владыке. А тот, тронутый простодушием старика, повелел двум духам из рода Муравьев-великанов перетащить обе горы на себе: одну — на севе ­ ро-восток, другую — на юг Юнчжоу. И с той поры от мест, что южнее Цзичжоу, и д о самой реки Ханьшуй нет больше горных преград. Гл. 5 «Вопросы Тана» I ПРОЧИЕ ПРОЗАИЧЕСКИЕ ПАМЯТНИКИ «мо-цзы» В книге «Мо-цзы» («Учитель М о») излагается учение одного из крупней­ ших мыслителей древнего Китая, основоположника школы моистов, Мо Ди, или Мо-цзы (VI— V вв. до н. э .) . Традиция утверждает, что две главы, именуемые каноном, написаны самим Мо-цзы, остальные же — его учениками. Впрочем, не исключено, что сам Мо-цзы не писал ничего, и его высказывания дошли до нас в передаче вторых и третьих лиц. Книга весьма разностильна, писалась в разное время и, судя по всему, содержит немало позднейших интерполяций. Тем не менее это единственный па­ мятник, который позволяет нам с большей или меньшей степенью до­ стоверности судить о чрезвычайно интересном и давно угасшем направле­ нии китайской философской мысли. Мо-цзы, как и Конфуций, происходил из небольшого царства Сун, наследовавшего культуру древней иньской державы (II тысячелетие до н. э.) . Был ли он современником «совершенномудрого» или ж ил несколь­ ко позже, сейчас уж е трудно сказать. Как и Конфуций, он не сумел при жизни осуществить свои идеалы, еще менее преуспел на служебном поприще, как и тот, оставил после себя школу. В борьбе с конфуциан­ ством эта школа была разгромлена, предана забвению и ныне в глазах стороннего наблюдателя выглядит совершенно «некитайской» — насто ­ лько ее положения разнятся со всем, что связано в нашем сознании с Китаем. Мо-цзы был в числе первых, кто выступил против лицемерия «китайских церемоний» и утверждал равноправие современности по от­ ношению к древности. Непривычными для того времени были его мысли об отсутствии предопределения и о свободе воли, его теория познания, увлеченность математикой... Однако самым поразительным был провоз­ глашенный им идеал «всеобщей любви», призванный искоренить все беды мира, проистекающие от людского себялюбия и своекорыстия. В них Мо-цзы видел причину любого неустройства и старался убедить людей, что в интересах каждого любить не только себя самого. Его призыв «любить чужую страну, как свою, чужой дом, как свой, к другим людям относиться как к себе самому» очень напоминает знакомую и столь же мало осуществимую заповедь «люби ближнего...», провозглашенную через много веков далеко от родины Мо-цзы. Знакомство с его теорией договор-
«Мо-цзы» 85 пого происхождения государства рождает уж е другие аналогии, связан­ ные с именами Гоббса и Руссо... Взгляды Мо-цзы были благородны и утопичны. Философ резко высту­ пал против завоевательных войн и излишеств имущих классов, призывал правителей трудиться на полях вместе с народом, а подданных — «воз­ вращать государей на путь правды». О нем самом никто не сказал лучше конфуцианца Мэн-цзы, хотя того трудно заподозрить в симпатиях Кмоизму. «Если бы это пошло на пользу Поднебесной, — утверждал он, Мо-цзы дал бы себя стереть в порошок с головы до пят». Столь же необыкновенны были и его последователи, сплотившиеся в тесный союз единомышленников, который превосходил своей организацией все другие школы. Своей дисциплиной, аскетизмом , взаимопомощью и альтруизмом, беспрекословным подчинением авторитету главы, наконец, увлечением наукой чисел моисты имеют только одно соответствие в истории древ­ него мира — пифагорейский союз, существовавший в Южной Италии приблизительно в то же время. Моист с радостью жертвовал собой за главу школы и мог лишить жизни собственного сына за зло, содеянное постороннему. Но чем непреклоннее следовали они своему идеалу, тем йыстрее таяло их сообщество — жизнь была безжалостна, а стойких становилось все меньше. И когда в конце III в. до н. э. в Китае утвердилась империя Цинь Ши-хуана, живых носителей учения Мо-цзы в ней уже не выло. Ныне восемнадцать глав книги «Мо-цзы» безвозвратно утеряны, мно­ гие сохранившиеся места с трудом поддаются прочтению. Здесь мы предлагаем читателю часть главы «Гуншу Бань» из книги «Мо-цзы», некогда использованной даосом Гэ Хуном (III в.) для составления жизне­ описания философа. из книги «мо-цзы»* I уишу Бань соорудил для царства Чу снасть для взятия городских стен под названием «облачные лестницы», чтобы напасть на царство Сун. Учитель М о прослышал об этом и быстро покинул царство Лу. Он шел Десять дней и десять ночей. На ногах у него выступили кровавые волдыри, но он шел, не ведая отдыха. В изодранной одежде и сношенной обуви он прибыл в чускую столицу Ин и разыскал там Гуншу Баня. Гуншу Бань спросил: - О чем хотел поведать, Учитель? Мо-цзы сказал: На севере объявился человек, меня оскорбивший. Хочу просить Вне пойти и убить его. Гуншу Бань помрачнел. * © «Художественная литература», 1987
86 Классический период Прочие прозаические памятники Мо-цзы сказал далее: — Я дам Вам за это десять мер золота! — Я блюду закон нравственности и не убиваю людей понапрасну, — ответил Гуншу Бань. Мо-цзы поднялся и, совершив двойной поклон, сказал Гуншу Баню: — Дозвольте мне пояснить. Когда я был на севере, до меня дош ли ' слухи, что вы соорудили облачные лестницы, дабы напасть на царство Сун. Н о чем провинилось Сун? Ведь в Чу и так избыток земли и не хватает людей. Убивать то, в чем и так недостаток, и домогаться того, что и так в избытке, — можно ли это назвать целесообразным? И потом, царство Сун не совершило никаких злодеяний, однако на него нападают, — можно ли это назвать человеколюбивым? Понимать это и не от­ говорить от этого правителя, — можно ли это назвать преданностью?; Если же ты пытался отговорить его, но переубедить не смог, значит, ты, не силен в искусстве спора. Блюсти закон нравственности, отказываться убить одного, но готовить убийство многих, — можно ли это назвать, разумным? Гуншу Бань не знал, что ответить. Мо-цзы сказал: — Итак, вы отступаетесь от своего намерения? , — Я не в силах, — ответил ГуншуБань. — Я ужетвердо обещал эщ правителю Чу. — Ну что ж, тогда отведите меня к правителю Чу, — сказал Мо-цзы. — Хорошо, — ответил Гуншу Бань. Увидев правителя, учитель М о сказал: — Есть один человек, который отказывается от резной колесницы, н жаждет украсть разбитую повозку соседа, отказывается от длиннополо одежды из расшитой парчи, но желает заполучить короткую войлочну накидку соседа, не ест собственного отборного проса и мяса, но хоче- украсть и съесть мякину и отруби у соседа. Что это за человек? Правитель сказал: — Да ведь это больной жаждою воровства! Тогда учитель Мо сказал: — Царство Чу растянулось на пять тысяч ли и поперек и вдоль, а Су — всего только на пятьсот. Это все равно что резная колесница и разб тая повозка. В Чу есть озеро Юньмын, в котором полно носорого а возле озера много оленей, в реках Янцзы и Хань много всякой рыб черепах, крокодилов, то есть всего, в чем заключено богатство Подн бесной. А в Сун нет даже фазанов, зайцев и лисиц. Э то все равно чт отборно^ просо и мясо — и мякина и отруби. В Чу есть леса, где ра ст высокие сосны, катальпы и другие большие деревья. В Сун же больш деревьев нет. Э то все равно что расшитая парча — и грубая войлочн накидка. Далее Мо-цзы сказал: — Мне кажется, подготовка вашими слугами нападения на С подобна поступкам того больного жаждою воровства. Я полагаю, ес
«Шанцзюнылу» 87 князь пойдет войною на Сун, то этого не оправдать никакими доводами, да и пользы это князю не принесет. Правитель сказал: — Искусная речь! Однако Гуншу Бань уже соорудил для нас облач­ ные лестницы, и мы непременно захватим Сун. Затем учитель Мо оборотился к Гуншу Баню, снял свой пояс и раз­ ложил его на земле, словно это городская стена, а дощечки для письма послужили ему как бы орудием нападения и обороны. Гуншу Бань применил девять способов приступа, однако Мо-цзы всякий раз отбивал Их. Гуншу Бань исчерпал все способы приступа, но города не взял, а у Мо-цзы в запасе еще остались способы обороны. Гуншу Бань потерпел поражение, но сказал: — Я знаю, как побороть тебя, но я не скажу. Мо-цзы ответил: — И я знаю способ, каким ты хочешь выиграть у меня сражение, Итоже не скажу. Чуский правитель спросил пояснений. Мо-цзы сказал: — Мысль Гуншу Баня не идет далее того, чтобы убить меня, ибо он думает, что, убив меня, отнимет у Сун возможность обороняться. Но мой ученик Цинь Гу-ли и другие триста человек, вооруженные моими орудиями обороны, уже стоят на сунских стенах и ждут врагов из Чу. Так что, если и убьете меня, все равно победы вам не добиться. — Прекрасно! — сказал правитель. — Повелеваю отменить поход па Сун! Мо-цзы отправился обратно. К огда он проходил через Сун, полил сильный дождь. Он хотел было укрыться от дождя в крепостных воро­ тах, но стражник не разрешил ему войти. Вот почему говорится: «Толпа не ведает о заслугах тех, кто делает стройным свой дух, но хорошо знает о тех, кто домогается громкой славы». Учение о неумолимости закона и всесилии наград и наказаний, которое проповедовал этот человек, определило всю его судьбу — от головок­ ружительного взлета вначале до трагической гибели в конце. Неожидан­ ное признание своих талантов он получил в окраинном «полуварварском» царстве Цинь, где конфуцианская гуманность была не в чести. Государь, вначале равнодушный к пришельцу, был затем так покорен его идеями, созвучными его собственному желанию неограниченной власти, что даже не стал скрывать своих восторгов. Шан Ян занял пост первого министра и постепенно осуществил все свои реформы: уж есточил наказания, ввел повсеместно круговую поруку, сделал государственные должности про­ дажными, одновременно стараясь «сильных сломить, а красноречивых мставить прикусить языки». Самым верным способом для этого был бы шанян
88 Классический период Прочие прозаические памятники устрашающий пример — и Шан Ян уговорил царя подвергнуть позорному наказанию наследного принца, не желавшего подчиняться нововведениям. Символически вместо принца заклеймили его наставника, но и этого было достаточно, чтобы принц возненавидел Шан Я на на всю жизнь. Стоило лишь принцу вступить на престол, как реформатора обвинили в государ­ ственной измене. Когда бежавший Шан Я н попытался укрыться в хижи­ не раба, тот отказался ..его принять, сказав, что законы Шан Яна запрещают укрывательство. «Увы мне! — воскликнул беглец, — этого я не предусмотрел!» Он хотел спастись в соседнем царстве Вэй, но и там свежа была память о его прошлом вероломстве — Шан Яну не позволили < даже проследовать через вэйскую территорию. Вернувшись в свой удел и собрав вассалов, он попытался пробиться к другой границе, но был настигнут царскими войсками уж е на чужой земле. По приказу царя Шан Яна разорвали колесницами, весь род его был уничтожен, «и в царстве ; Цинь никто не пожалел о нем». Однако идеи Шан Яна продолжали жить. Именно на них была впослед­ ствии построена деспотия Цинь Ши-хуана. Правда, владыки Китая редко целиком принимали учение законников — так стали именовать школу последователей Шан Яна, — но ее влияние на концепцию государственной власти сказывалось всегда. «Книга правителя удела Шан», приписываемая Шан Яну, не отличается особыми художественными достоинствами, но думается, читателю будет любопытно познакомиться с некоторыми ее фрагментами, где мысль об «обуздании» Поднебесной излагается с обыч­ ной для этого автора откровенностью. ИЗ КНИГИ «ШАНЦЗЮНЫПУ»* То, что называют «установить единые правила наказаний», оз н а ча ет:; ранги знатности не спасают от наказаний. Всякий, кто ослушается приказа царя, нарушит государственный запрет либо выступит против порядков правителя, должен быть казнен, и к нему нельзя проявлять ни малейшего снисхождения, независимо от того, будь он первым советни­ ком царя, полководцем, сановником в ранге да фу или простолюдином. Если человек, имеющий заслуги в прошлом, провинится, нельзя смяг­ чать наказание только потому, что у него были заслуги; если человек,; известный своими добродетельными поступками в прошлом, совершит' какой-либо проступок, нельзя преступать законы, даже если в прошлом1 человек совершал добродетельные поступки. Если преступление совер­ шит преданный сановник или примерный сын, он должен быть судим б . малейшего снисхождения в соответствии с тяжестью преступления. Есл среди чиновников, которые обязаны соблюдать закон и нести служебные* обязанности, найдутся не выполняющие царские законы, им не избежать * © «Наука», 1968
«Шанцзюньшу» 89 смертной казни, более того, наложенное на них наказание распространя­ ется на три категории их родственников. Чинрвников-сослуживцев, которые, узнав о преступлении, донесут правителю, надлежит освободить от наказаний. Независимо от того, является ли сообщивший знатным или человеком низкого происхожде­ ния, он полностью наследует должность, ранг знатности, поля и жало ­ ванье того старшего чиновника, о проступке которого он сообщит Правителю. П оэтом у и говорится: «Ежели сделать суровыми наказания, установить систему взаимной ответственности за преступления, то люди не решатся испытывать на себе силу закона, а когда люди станут бояться подобных испытаний, исчезнет потребность и в самих наказаниях». Прежние правители вводили смертную казнь, вырезание коленных чашечек и клеймение, но все это не во вред народу, а ради пресечения зла и преступлений, иб о нет лучшего средства пресечь зло и преступления, нежели суровые наказания. Если наказания суровы и каждый неизбежно получает то, что заслужил, народ не осмелится испытать на себе силу чакона, и тогда в стране исчезнут осужденные. О государстве, где нет осужденных, говорят: «Если наказания ясны, исчезнет смертная казнь». Вэнь-гун, царь государства Цзинь, намеревался установить ясные наказания, дабы приблизить к себе простой народ. Тогда он созвал во дворец Шицянь всех правителей и сановников в ранге да фу, но Дянь Цзе ивился с опозданием; чиновники спросили царя, какой каре подвергнуть его. Царь ответил: «Нанесите удар острым оружием». Чиновники учини­ ли публичную казнь: пронзили спину Дянь Ц зе и разрубили его попо­ нам. Ученые мужи из царства Цзинь, узнав о б этой казни, испугались и все твердили: «Ведь Дянь Цзе был царским любимцем, а его все равно разрубили, что же ожидает нас?» Расправившись с Дянь Цзе, Вэнь-гун двинул войска на царство Цао и захватил Улу, уничтожил земляные насыпи в царстве Чжэн; продвинул земли царства Вэй на восток, одер­ жал победу над царством Цзин у Чэньпу. Воины трех армий Вэнь-гуна стопи столь послушны, что по приказу мгновенно застывали на месте, словно у них были отрублены ноги, и устремлялись вперед, как потоки йоды; ни один из них не осмеливался нарушить запреты царя. Сурово наказав одного Дянь Цзе за незначительный поступок, Вэнь-гун навел порядок во всем царстве Цзинь. В давние времена чжоуский правитель Дань убил своего младшего брата Гуаня, а второго младшего брата Х о изгнал из владений, заявив: «Они нарушили мои запреты». Жители Поднебесной говорили: «Коль скоро правитель наказал за провинность даже собственных братьев, что же ожидает людей, далеких царю?» И тогда Поднебесная узнала, что меч может коснуться и членов чжоуского дома, и воцарился порядок Н стране, лежащей меж четырех морей. Поэтому и говорят: «Когда установится ясное представление о наказаниях, исчезнет потребность н самих наказаниях». То, что называют «установить единые правила наставлений», означа­ ет: нельзя стать богатым и знатным, нельзя надеяться на смягчение
90 Классический период Прочие прозаические памятники наказаний и нельзя высказывать собственное мнение и докладывать его своему правителю только потому, что обладаешь обширными знани­ ями, красноречием, остротой ума, являешь пример честности и бес­ корыстия, соблюдаешь ритуал и знаешь хорошо музыку, совершенству­ ешь поступки, принадлежишь к какой-либо группировке единомышлен­ ников, способствуешь выдвижению на должности достойных или слывешь человеком чистым или порочным. Из этих людей сильных надо сломить, красноречивых — заставить прикусить языки. Даже если их и будут по-прежнему величать совершен­ номудрыми, знающими, искусными, красноречивыми, щедрыми или простыми, то все равно они не смогут поймать в свои сети выгоду, исходящую от правителя, при помощи того, что не считается заслугой. Путь к богатству и знатности должен идти только через ворота войны. Те из них, кои сумеют воевать, пойдут через ворота войны к богатству и знатности, а упорствующих и непослушных надлежит карать без снисхождения. И тогда отцы и старшие братья, братья младшие, знако­ мые, родственники по женской линии, единомышленники — все станут говорить: «Самое главное, к чему надо стремиться, — это война, и толь­ ко». И тогда возмужавшие займутся войной, старые и слабые станут оборонять страну; умерших не будут оплакивать, а живые будут ста­ раться изо всех сил. Именно это я и называю «установить единые правила наставлений». Стремления людей к богатству и знатности угасают лишь тогда, когда за ними захлопывается крышка гроба, и коль скоро путь к богатству и знатности лежит лишь через службу в армии, то люди, услышав о войне, поздравляют друг друга; за работой, на отдыхе или за столом — всюду они воспевают войну. Именно такой смысл вкладываю я в слова: «Когда установится четкое представление о наставлениях, исчезнет потребность в самих наставлениях». Вот что я называю «тремя наставлениями». Совершенномудрый не м ож ет знать всего, он постигает лишь суть всех дел. Поэтому, управляя государством, он отбирает самое сущест­ венное и тем самым справляется со всеми делами. И тогда число наставлений сокращается, а успехи растут. Метод, с помощью которого совершенномудрый добивается хорошего управления, легко понять, но трудно осуществить. П оэтому нет нужды в увеличении'числа совершен­ номудрых и сокращении числа обычных правителей. Когда убивают людей не из жалости, а награждают не из человеколюбия, это значит, что законы страны ясны. Совершенномудрый дарует должности и ранги знатности согласно заслугам, поэтому преступления не совершаются. К огда совершенномудрый управляет государством, он направляет свои усилия на достижение Единого, и только. Гл. 17 Когда посещаешь какую-либо страну и знакомишься, как управляют ею, то видишь, что могущественно то государство, в котором воины используются. Откуда известно, что люди используются? Если люди
«Шанцзюньшу» 91 смотрят иа войну, как голодные волки на мясо, значит, люди использу­ ются. Обычно народ ненавидит войну; тот, кто сумеет привить народу любовь к войне, добьется господства в Поднебесной. В могущественном государстве отец, отправляя на войну сына, старший брат — младшего, а жена — мужа, напутствуют их одинаково: «Не возвращайся без победы!» — и добавляют: «Ежели нарушишь закон или ослушаешься приказа, то вместе с тобою погибнем и мы». Когда волостью управляют как следует, то бежавшему из армии некуда скрыться, а тем, кто захочет переселиться, некуда податься. Для борьбы с дезертирством необходимо разбить воинов на группы из пяти человек, связанных взаимной ответ­ ственностью; установить меж ними различия при помощи отличитель­ ных знаков; связать их действия приказами, дабы некуда было им отступить и чтобы они не смели уклониться от боя, ссылаясь на ус­ талость. И тогда все воины трех армий будут послушны приказам, как вода течению, они не повернут вспять и в случае смертельной опасности. Ежели в государстве царит смута, то это не потому, что законы не упорядочены, и не оттого, что они не соблюдаются, — законы имеются и каждой стране, но нигде нет закона, обеспечивающего непременное осуществление законов. В каждом государстве имеются законы, кара­ ющие за преступление и воровство, но нет закона, обеспечивающего непременную поимку преступников и грабителей. Ежели преступников и грабителей подвергать смертной казни и если преступления и воровст­ во все равно не прекратятся, то это оттого , что их не всегда ловят. Если же их всегда ловят, но в стране по-прежнему появляются новые преступ­ ники и воры, то это оттого , что наказания слишком мягки. Коль наказания мягки, невозможно искоренить преступность, ежели всех пре­ ступников будут всегда ловить, то наказанных будут толпы. П оэтом у умелый правитель карает недостойных, но и не награждает достойных. Тем самым, не прибегая к массовым наказаниям, он превращает всех людей в достойных. Людей можно сделать достойными без массовых наказаний, коль наказания суровы. Коль наказания суровы, люди не осмелятся нарушать законы. П оэтом у наказания отом рут. А если люди не решатся на дурные поступки, то в каждой стране все будут вести себя достойно. Итак, не награждая достойных, можно добиться, чтобы весь народ пел себя достойно. Нельзя награждать людей за достойное поведение, ибо это подобно награждению за то, что человек не ворует. Поэтому умелый правитель может сделать людей, подобных Чжи, заслужива­ ющими большего доверия, нежели Бо И. А неспособный правитель может вызвать к людям, подобным Бо И, гораздо больше недоверия, чем к Чжи. Коль окружающая среда не потворствует преступности, можно доверять таким людям, как Чжи. Если же окружающая среда способствует росту преступности, то подозрение станут вызывать даже такие люди, как Бо И. В одних государствах поощряют порядок, в других — смуту. Если наверху умный государь, он будет выдвигать на должности лишь
92 Классический период Прочие прозаические памятники способных людей и поручать им соблюдение законов. К огда законы будут соблюдать способные люди, эти законы будут восприняты теми, кто находится внизу, и недостойные не осмелятся совершать дурные дела. Вот какой смысл вкладываю я в слова: «поощрять порядок». Коль скоро наверху окажется неумный правитель, то он станет вы­ двигать на должности глупых людишек, в стране не будет ясного закона, недостойные осмелятся творить дурные дела. Вот какой смысл вкладываю я в слова: «поощрять смуту». Название «Гоюй» чаще переводят как «Речи царств», иногда как «Повест­ вования о царствах», «Высказывания о царствах». Отсутствие грам­ матических формантов разрешает оба варианта, что же до содержания, то текст произведения действительно базируется на высказываниях тех или иных политических деятелей эпохи «Сражающихся царств» (V—III вв. до н. э .), которые излагают или поясняют различные события политической жизни государств, боровшихся в ту далекую эпоху за гегемонию над Поднебесной. «Речи царств» тесно примыкают к «Толкованиям Цзо» «Вёсен и осе­ ней». Оба эти произведения традиция приписывает одному и тому же автору — современнику Конфуция, Цзо Цю-мину. Они охватывают приблизительно одинаковый период (если не считать некоторых речей в «Гоюе», выходящих за эти общие временные рам ки). Считалось, что «Гоюй» составлен из материала, не вошедшего в «Цзочжуань», и по этой причине они представляют как бы две стороны одной медали: «Цзочжу­ ань» — это официальный комментарий на «Вёсны и осени» Конфуция, предназначенный для посвященных, а «Гоюй» — некий добавочный ил­ люстративный материал, неофициальные пояснения для профанов, сто­ ящ их «вне школы». Соответственно летопись «Цзочжуань» была вклю­ чена в конфуцианский канон, а «Гоюй» остался книгой неканонической. С точки зрения современной науки в основу «Гоюя» положены записи писцов-хронистов, сделанные при чжоуском дворе и при дворах удельных правителей (в царствах Лу, Ци, Цзинь, Чжэн, Чу, У и Ю э) в период с X по V в. до н. э. Первоначальный текст книги слож ился скорее всего в IV —III вв. до н. э. в результате обработки этих записей и добавления к ним фольклорных элементов — фрагментов устных, легенд и преданий о тех ж е событиях. Впоследствии, как и многие другие, книга была отредактирована Лю Сяном (I в. до н. э .) . До нашего времени дошел текст, состоящий из 21 главы — столько же, сколько имел вариант Лю Сяна, — хотя это не исключает возможности и более поздних добавлений. \ «Речи царств» — сугубо дидактическое чтете. Назидательность их проявляется в том, что каждая речь обрамлена соответствующей рамкой исторических событий. Описание их недвусмысленно подтвержда­ Гл. 18 «гоюй»
«Гоюй» 93 ет мудрость предвидения и предостережения того или иного деятеля или, наоборот, подчеркивает неразумие, легкомысленное тщеславие, не­ осторожность правителя, не сумевшего вовремя оценить рассудитель­ ность данного ем у совета. В этом собрании исторических анекдотов перед нами зримо встают реальная жизнь Китая той далекой эпохи, живые люди с их ж еланиями и страстями, их отношение к миру, столь отличное от нашего. Мы представляем читателю отрывок из книги, имеющий некое подобие сквозного сюжета и дающий зримое представле­ ние о человеческих судьбах и нравах той далекой эпохи. ИЗ КНИГИ «ГОЮЙ»* 1 Приносящий жертвы князь1 пошел п оходом на Черных жунов2, покорил их, убил Черного правителя, захватил в плен и увез с собой Черную красавицу3, сделав ее своей женой. Она родила ему сына Си-ци, а ее младшая сестра родила царевича Чжо. Черная красавица предложила направить Шэнь-шэна4 управлять Цюйво5, чтобы скорее воспитать самостоятельность, Чун-эра посадить в Пучэн, И -у6 — в Цюй, Си-ци — в Цзян, чтобы предупредить возмож­ ный позор поражения от варваров. Князь дал на это согласие. Астролог Су7 при дворе сказал сановникам: «Великие мужи! Остере­ гайтесь! Корень смуты уже пророс!» И еще: «Когда государь сделал своей женой Черную красавицу, недовольство людей, несомненно, д о ­ стигло предела. В прошлом во время походов сто родов поднимались ради ста родов. Это люди умели ценить, и никто не жалел сил и даже жизни. Ныне же получилось так, что государь поднял сто родов на войну ради своей прихоти. Люди же, не получив выгоды извне, недовольны жадностью государя. Так образовался раскол между верхами и низами. К том у же еще и мальчик родился — таков оказался путь Неба! Небо усиливает пагубность этого, а люди недовольны положением вещей — это и есть зарождение смуты! Я слышал, что благородный муж любит доброе и не любит злое, радуется радостному и находит успокоение в спокойном, поэтому он способен достичь постоянства. Если дерево срубают не под корень, оно вырастает снова, если воду преграждают не в самом источнике, она течет вновь, если беду не уничтожают в самой основе, смута наступает снова. Теперь государь, убив ее отца, растит ее сына — это основа беды. Растя ее сына, он к тому же потворствует ее желаниям. Сын захочет отмстить позор ее отца и осуществить ее желания. Хотя у нее и красивая внешность, но, без сомнения, злое сердце — нельзя считать ее доброй! * © А. М . Карапетьянц, перевод, 1990
94 Классический период Прочие прозаические памятники Раз ценят ее красоту, несомненно, исполнят и ее желания. Если она будет добиваться желаемого, желания ее пойдут еще дальше. Если потворствовать ее злой воле, непременно будет нанесен ущерб государ­ ству и наступит глубокая смута. Смута неизбежно возникала из-за женщин и варваров — так было всегда на протяжении Трех династий8». В конце концов Черная красавица устроила беду: погубила наслед­ ника престола и изгнала обоих царевичей. Благородный муж скажет: «Увидел корень беды». 2 Черная красавица родила Си-ци, а ее младшая сестра родила царевича Чжо. Князь собрался отстранить от наследования престола Шэнь-шэна и поставить Си-ци. Собрались Ли Кэ, Пи Чжэн и Сюнь Си9. Ли К э сказал: «Итак, слова астролога Су сбываются. Как быть?» Сюнь Си сказал: «Я слышал, что , служа государю, отдают все силы своему делу, но не слышал, чтобы шли наперекор его воле. Что государь определит, тому и следует подданный. Иного не дано!» Пи Чжэн сказал: «Я слышал, что тот, кто служит государю, следует ему в справедливом, но не поддакивает ему в сомнительном. Сомни­ тельное вводит в заблуждение людей, а будучи введенными в заблужде­ ние, люди теряют свои достоинства. Это значит бросать людей на произвол судьбы. Для того у людей и есть государь, чтобы наводить порядок и справедливость. Из справедливости рождается польза, из пользы — благосостояние людей. Что же будет с людьми, если, бездей­ ствуя, оставить их на произвол судьбы? Н адо поддержать наследника!» Ли Кэ сказал: «Я не искушен в красноречии. Хотя и не разбираюсь в справедливом, но и не поддакиваю сомнительному. Ничего я пред­ принимать не стану». На этом три сановника расстались. Наступило время зимнего жертвоприношения Воинственному кня­ зю 10. Князь, сказавшись больным, сам приносить ее не стал, а послал вместо себя Си-ци. Тогда Мэн Цзу сказал наследнику: «Господин Б о11 не появляется при дворе, а Си-ци уже в храме. Надо что-то предпринимать!» Наследник сказал: «Я слышал от сановника Ян Шэ следующее: «Служи государю старанием, отцу — сыновней почтительностью!» Не уклоняться от вверенного — это старание. Старательно следовать опре­ деленному отцом — это сыновняя почтительность . Бросить вверенное — значит не проявить старания, самовольничать — не быть почтитель­ ным. Что так можно сделать?! К тому же препятствовать любви отца, пользоваться причитающим­ ся другому — в этом я вижу отсутствие преданности. Отстранить другого ради самоутверждения — в этом я вижу отсутствие чистоты. Сыновняя почтительность, старание, преданность, чистота — вот в чем должен находить покой государь и отец! Отказываться от определенного
«Гоюй» 95 отцом и что-то предпринимать — далеко от сыновней почтительности. Ничего делать я не буду!» 3 Княжеский шут по имени Ши путался с Черной красавицей. Черная красавица спросила его: «Я затеяла великое дело12, но мне мешают три царевича с их людьми — как быть?» Ответом было: «Н адо поскорее пристроить их На место, чтобы они знали предел своих возможностей. Когда люди знают предел своих возможностей, у них редко бывает чувство вседозволенности. Если же оно и появится, им легко повредить». Черная красавица сказала: «Я хочу устроить смуту, как лучше на­ чать?» Шут Ши сказал: «Надо начать с Шэнь-шэна. Этот человек осмотри­ телен и чист, при этом с годами его помыслы становятся все серьезнее и он испытывает сочувствие к людям. Чистого легко опорочить, сердеч­ ном у нетрудно причинить боль. Сочувствующий другим обычно не жалеет сам ого себя. Опорочить его — вот первое дело!» Черная красавица сказала: «Серьезного человека, наверное, не так легко сбить с толку?» Шут Ши сказал: «Умеющего стыдиться можно устыдить, а стыд сбивает серьезного человека с толку. А вот бесстыжий стыда никогда и не узнает и будет прочно держаться за свое. Сейчас у тебя есть решимость, и ты пользуешься любовью государя. К том у же, что бы ты ни сказала, он тебе все равно верит. Если казаться доброжелательной, но потихоньку его порочить, он неминуемо будет сбит с толку. К том у же я слышал, что излишне чистый непременно глуп. Чистого легко опорочить, глупый не умеет беречься от беды. Пусть он и будет всячески стараться не сбиться с толку, разве ему это удастся? П оэтом у надо сначала оклеветать Шэнь-шэна!» Черная красавица подкупила двух У 13 и велела им сказать князю: « Цюйво — земля государевых предков, Пучэн и Ц юй — пограничные земли государя, без наместников их оставлять нельзя. Если на земле предков нет наместника, люди не испытывают почтения перед властью; если наместников нет в пограничных местностях, поднимается дух жу- нов. К огда у варваров рождаются замыслы, а у людей появляется чувство вседозволенности — это бедствие для государства. Если назна­ чить наследника наместником Цюйво, а царевичей — наместниками Пучэна и Цюй, тогда удастся сохранить трепет у людей и навести страх на жунов и так прославить государевы заслуги». И еще велела обоим сказать: «Бескрайние пустыни, принадлежащие ди 14, станут поселениями Цзинь — разве такое расширение цзиньских земель не целесообразно?» Князь обрадовался, построил крепость в Цюйво и посадил туда наследника, построил крепость в П у и посадил туда царевича Чун-эра, построил крепость в Цюй и посадил туда царевича И-у .
96 Классический период Прочие прозаические памятники Удалив наследника, Черная красавица начала его оговаривать. От этого наследник и оказался виноватым. 4 Шут Ши подучил Черную красавицу заплакать среди ночи и сказать князю: «Я слышала, что Шэнь-шэн очень ценит гуманность и тверд, очень великодушен и любим людьми — и все это он умеет пускать в ход. Сейчас поговаривают, что увлечение государя м ною приведет к смуте в стране. Почему бы тогда ради страны и не применить насилие к госу­ дарю? Но срок жизни государя еще не истек, своей смертью он не умрет, что же теперь государю делать?! Почему бы не убить меня, зачем из -за наложницы ввергать в смуту сто ро дов15!» Князь сказал: «Неужели же он, великодушный к своим людям, может быть невеликодушным к отцу?» Черная красавица сказала: «Я этого тоже боюсь. Я слышала от посторонних людей: „Быть гуманным и заниматься делами государства — не одно и то же: гуманные ценят родных и называют это гу­ манностью, занимающиеся делами государства приносят пользу го­ сударству, и это называют гуманностью“. Поэтому у возглавляющего людей нет родных, для него родные — толпа16. Если для людей это выгодно и сто родов придут в гармонию, стоит ли дрожать над государем? Толпа еще больше ценит того, кто ради людей не смеет любить родных. Такой некрасиво начнет, но красиво кончит — тем все и покроет. Люди готовы на все, что приносит им выгоду. Если убийство прави­ теля принесет еще больше выгод толпе, разве толпа станет ему препят­ ствовать? Если убийство родственника не причинит никому вреда, кто же прогонит убийцу? Если за счет выгоды для всех можно добиться популярности, если осуществление воли дает удовлетворение толпе, тогда и желания становятся безудержными — и кто же не опьянится этим? Пусть он и любит государя — опьянение не пройдет. Сейчас, возможно, государя считают Чжоу17. Если бы у Чжоу был хороший сын, он прежде всего пожертвовал бы Чжоу. Нельзя было раскрывать его зло и усугублять его грехи. Все равно Чжоу обречен, зачем дожидаться его смерти от руки Воинственного царя? Тогда бы род их не прекратился, жертвоприношения продолжались бы по сей день. Н о откуда знать, хорош или плох был Чжоу?» Государь не хочет задуматься об этом. Разве так можно? Когда начинают тревожиться лишь с приходом большой беды, бывает уже поздно». Государь испуганно сказал: «Что же тут можно поделать?» Черная красавица сказала: «Почему бы государю не отречься от престола по старости и не передать ему власть? Он получит власть и будет осуществлять свои желания, добьется того, к чему стремится, и оставит в покое государя. Впрочем, он может что-нибудь сделать
«Гоюй» 97 и с государем: начиная с Хуань-шу18, родня не в чести. Ведь только не считаясь с родством, удалось подчинить И 19!» Князь сказал: «Нельзя передавать ему власть. Я равный среди князей лишь благодаря моим воинственности и авторитету. Потерявшего власть при жизни нельзя считать воинственным, не одержавший верха над собственным сыном не вызывает трепета. Если я передам ему власть, князья от нас отвернутся. Отвернувшийся же от нас, несомненно, сможет и навредить нам. Нельзя мириться с потер1ей власти и с вредом для государства. Ты не беспокойся, я приму меры». Черная красавица сказала: «Поскольку гаолоские ди днем и ночью вторгаются в наши пограничные земли, не дают нам пасти там свой скот, государевы хранилища и амбары наверняка неполны и, боюсь, его владения уменьшаются. Почему бы государю не послать наследника в поход на ди, чтобы посмотреть, каков он на самом деле с войсками, действительно ли так сблизился с ними. Если он не победит ди, хотя и провинится, это будет еще терпимо. Если же он победит ди, значит, умело обращается с войском, и его стремления идут еще дальше. Тогда можно будет принять более серьезные меры. Да и после победы над ди князья устрашатся, наши границы станут безопасны, хранилища и ам ­ бары наполнятся, соседи со всех четырех сторон покорятся, никто не станет сомневаться в наших правах на земли и наделы. И прок будет государю, и узнаем, возможна ли измена. Вот как много в том пользы. Может, государь примет такое решение?» Князь обрадовался и послал Шэнь-шэна в п оход в Восточные горы. Нарядил его в одежду из разноцветных половин, вручил золотое полу­ кольцо20. Слуга наследника Цзань, услышав об этом, сказал: «Наследник в опасности. Государь пожаловал ему странное. Странное рождает необычайное. Необычайное рождает отсутствие постоянства, отсутствие постоянства рождает неустойчивость21. Государь посылает его в поход, чтобы прежде всего посмотреть, что из этого получится. И вот уже сообщил о душевном расхождении22, указал меру стойкости и терпения. Несомненно, государю не нравится его душа и он хочет повредить его телу. Тому, чью душу не любят, опасность угрожает изнутри. К тому, чьему телу вредят, опасность приходит извне. Очень трудно, когда опасность исходит изнутри. К тому же такую о деж ду не даст надеть на себя даже безумный. Ему сказали: „Одолей врага и возвращайся!“ Пусть и одолеет врага, но как быть с внутренними наговорами?» Шэнь-шэн победил ди и вернулся, но клевета нанесла вред внутри. Благородный муж скажет: «Узнал тончайшее!» 5 Зимой семнадцатого года правления23 князь отправил наследника в по­ ход в Восточные горы. Ли Кэ, порицая, сказал: « Я слышал, что гаолосцы готовы сразиться. Государь, отпустите Шэнь-шэна». 4-186
98 Классический период Прочие прозаические памятники Князь сказал: «Пусть идет в поход». Ли Кэ в ответ сказал: «Это неправильно. Иногда государь идет в поход, а наследник остается наблюдать за государственными делами. Иногда государь идет в поход, а наследник следует за ним, чтобы воодушевлять войско. Ныне же государь остается, а идет наследник, такого еще не бывало!» Князь сказал: «Ты в этом не разбираешься. А мы слышали, что существуют три способа выбора наследника. Если достоинствами рав­ ны, выбирают, кто старше. Если годы одинаковы, выбирают любимого. Если и тут сомневаются, решают по черепахе и тысячелистнику24. Не лезь с советами в мои отношения с детьми. Я хочу посмотреть, чего он стоит». Князь остался недоволен. Ли Кэ удалился. Повстречал наследника. Наследник сказал: «Государь одарил меня одеянием из разноцветных половин и золоты м полукольцом. К чему это?» Ли К э сказал: «Царевич испуган? Ты получил часть одежды с отцовс­ кого плеча, держишь в руках з олотое полукольцо: ты связан приказом. Чего же царевичу бояться? Сын должен бояться быть непочтительным, а не бояться, что ему чего-то недодали. А еще говорят: старания важнее предположений. Старайся, царевич, старайся!» Благородный муж скажет: «Искусно нашел место между отцом и сы­ ном». И наследник пошел в поход. Ху Ту был его возницей. Сянь К) — по ­ мощником. Одетый в одежду из разноцветных половин, с золотым полукольцом у пояса, Шэнь-шэн вышел и сказал Сянь Ю: «Зачем государь дал мне все это?» Сян Ю сказал: «Разделение посредине и золотое полукольцо — пол­ номочия на этот поход. Старайся, царевич, старайся!» Ху Ту, вздохнув, сказал: «Чистое одели в пестрое и окружили золо­ тым полукольцом — это предел охлаждения. Как найти в этом опору? Хоть и будет стараться, разве он одолеет ди?» Сян Ю сказал: «Получил полу отцовской одежды, держит в руках отборные войска. В этом походе все зависит от старания. В поле одежды со своего плеча нет злого умысла, когда есть отборные войска, бедствия далеки. Отец как будто рядом, чтобы не допустить несчастья. Откуда быть беде?» Прибыли в Цзисан25. Ди выказали неповиновение. Шэнь-шэн приго­ товился к сражению. Ху Ту, порицая, сказал: «Нельзя. Я, Ту, слышал, что, когда государь ценит внешнее, в опасности сановники, когда госу­ дарь любит внутреннее, в опасности законные дети и под угрозой духи-покровители государства26. Если попробовать, будучи великодуш­ ным к отцу, удалиться от смерти, будучи великодушным к войску, принести пользу духам-покровителям государства, может, еще что-то получится. Внутренние оговоры куда страшнее, чем опасность для жизни со стороны ди». Шэнь-шэн сказал: «Нельзя. Государь послал меня не п о т о м у /ч т о
«Гоюй» 99 я ему мил. Он хочет испытать мой дух. Поэтому и одарил меня странной одеждой, наделил полномочиями. Были еще и сладкие речи. К огда говорят слишком сладко, в середке всегда горько. В середке наговоры. У государя что-то на уме, но пусть даже жуки-древоточцы точат клеветой древо моей жизни, как от нее убережешься? Лучше уж сразиться. Если вернусь без боя, моя вина будет только тяжелее. Поги б­ ну же в сражении, сохраню хоть честь». В результате он нанес поражение ди в Цзисане и возвратился. Наго­ воры только усилились. Х у Ту запер двери и не появлялся при дворе. Благородный муж скажет: «Искушен в глубоких замыслах». После возвращения из Цзисана без особых событий прошло пять лет. Черная красавица сказала князю: «Я слышала, замыслы Шэнь-шэна еще углубились. Когда-то я определенно говорила государю, что он добился расположения войск: если бы он не угодил войскам, как бы он смог победить ди? Сейчас благодаря этому успеху его помыслы еще дальше. Х у Ту оказывает неповиновение и нарочно не показывается. А еще я слышала, что Шэнь-шэн обладает волей и не бросает слов на ветер. А ведь он проговорился войску о своих намерениях. Даже если он и захочет вдруг отступить, войско заставит его совершить задуманное. Слово свое не съешь, войско не остановишь, поэтому и замышляет далеко. Если государь не примет мер, вот-вот быть беде!» Князь сказал: «Я не забыл этого, просто не к чему было придраться». Черная красавица сказала шуту Ши: «Государь уже дал мне согласие погубить наследника и поставить на. его место Си-ци. Единственная трудность — это Ли Кэ. Как быть?» Шут Ши сказал: «Я привлеку на нашу сторону Ли Кэ, дай мне лишь один день. Ты только приготовь мне барана на закуску, чтоб было с чем пойти к нему выпить. Я — шут, шуты же всегда врут». Черная красавица согласилась, достала барана и отправила шута Ши к Ли К э пить. Среди пира шут Ши вскочил и пустился в пляс, пригова­ ривая жене Ли Кэ: «Хозяюшка Мэн угостила меня, а я кого-то научу между делом и весело услужить государю». И тут же запел: Не нашедший себе места в безделье и веселье Хуже вороны среди птиц: Все гуляют в пышных зарослях, Один он сидит на сухом дереве. Ли Кэ, улыбаясь, спросил: «Что же такое пышные заросли, а что — сухое дерево?» Шут Ши сказал: «И мать — государыня, и сын — государь, почему бы не назвать „пышными зарослями“? И матери уже нет, и о сыне плохо говорят, почему бы не назвать „сухим деревом “? Сухое, да еще и увеч­ ное». 4*
100 Классический период Прочие прозаические памятники Шут Ши ушел, Ли Кэ велел убрать яства и пошел спать голодным. Среди ночи он позвал шута Ши и спросил: «Ты тут наговорил всякого — шутил или что-то знаешь?» Ши ответил: «Знаю. Государь уже дал Черной красавице согласие погубить наследника и посадить на престол Си-ци. Планы его окон­ чательно созрели». Ли Кэ сказал: «У меня не поднимется рука поддержать государя в убийстве наследника, но общаться с ним так же, как раньше, я не осмелюсь. Если я не встану ни на чью сторону, спасусь ли от беды?» Шут Ши сказал: «Спасешься». Утром Ли Кэ повидался с Пи Чжэном и сказал: «Слова астролога Су сбываются. Шут Ши сообщил мне, что государь уже решился — он ставит наследником Си-ци». Пи Чжэн сказал: «Что же вы ответили?» Ли Кэ ответил: «Ответил, что не встану ни на чью сторону». Пи Чжэн сказал: «Жаль. Лучше бы сказали: „Не верю“ , чтобы ослабить их происки. Укрепили бы положение наследника и поддержали бы его. Сильнее препятствуя их замыслам, можно было бы изменить их устремления. Если б удалось ослабить их решимость, их можно было бы отстранить. А сейчас вы решили остаться в стороне и этим еще больше укрепили их козни. Теперь они вроде всего добились, трудно их от­ странить». Ли Кэ сказал: «Сказанного не воротишь. Да и эти люди готовы на все, их не одолеешь. Вы сами-то как думаете?» Пи Чжэн сказал: «У меня нет своих мыслей. Служу государю, государь — вот мои мысли; себе я не принадлежу». Ли Кэ сказал: «Если из сознания своей правоты убивают государя, сознание правоты неминуемо перерастает в душевную гордыню. Я не желаю власти этой гордыни над людьми. Или же подавить свою волю и пойти за государем, погубить другого ради собственной выгоды? Но я не в состоянии идти на все ради выгоды и во всем потворствовать им. Я выхожу из игры». На следующий день он сказался больным и не явился ко двору. А через месяц беда свершилась. Черная красавица от имени государя приказала Шэнь-шэну: «Сегод­ ня вечером государю приснилась Ци Цзян27, надо срочно принести ей жертву и вернуть счастье28». Шэнь-шэн выполнил ее волю: принес жертву в Цюйво и вернул счастье в Цзян. В это время князь охотился. Черная красавица приняла счастье, обмакнула в вино перья ядовитого сокола, а в мясо положила петушиной травы29. Когда князь вернулся, она велела Шэнь-шэну под­ нести ему счастье. Князь полил вином землю30, земля вспучилась. Шэнь-шэн испугался и убежал. Черная красавица дала мясо собаке, собака издохла. Напоил вином слугу, тот тоже умер. Князь приказал казнить Ду Юань-куаня31. Шэнь-шэн бежал в Новый гор од32.
«Гоюй» 101 Ду Юань-куань перед смертью послал слугу Ю я сказать Шэнь-шэну: «Куань бесталанен, глуп и несообразителен, не сумел ничему научить тебя, только себя довел до смерти. Не смог глубоко познать мысли государя. Надо было отказаться от всех благ, бежать куда глаза глядят и спрятаться, как затравленный зверь. Осторожный и нере­ шительный не осмеливается действовать. Поэтому начались разговоры, а ты не стал ни в чем оправдываться. Оттого и попал в большую беду — удалось все-таки тебя оклеветать. И я, Куань, не осмеливаюсь жалеть о своей смерти, потому что ничем не лучше клеветников. Я слышал, что благородный муж не изменяет себе. К огда не со­ противляются клевете, клевета действует — и человек гибнет — и это естественно. Но при этом человек сохраняет свою честь, страх смерти не меняет его природу — это сила. Сохраняя свои достоинства, радовать отца — это проявление сыновней почтительности. Пожертвовать собой ради осуществления правильного — это проявление гуманности. И в смерти не забыть о государе — это проявление уважения. Старайся, царевич, старайся! После смерти останется еще любовь, об умершем люди думают — разве это не естественно?» Шэнь-шэн со всем согласился. Шэнь-шэну говорили: «Это не твоя вина. Почему бы тебе не бежать?» Шэнь-шэн отвечал: «Нельзя. Если я убегу, то преступление раскроет­ ся и его припишут государю, а это значит возбуждать ненависть к госу­ дарю. Но кто же приютит выставившего напоказ отцово зло 33, подня­ вшего на смех главу государства? В родной стране пострадать от родителя, на чужбине страдать от князей — это двойное несчастье. Бросить же государя и бежать от наказания — это бегать от смерти. Я слышал, что гуманный не возбуждает ненависти к государю, мудрый не увеличивает несчастий, храбрый не избегает смерти. Если же бежать, не раскрыв преступления, мое положение будет еще тяжелее. Бежать и усилить тем самым вину — неразумно, избегать смерти и возбуждать ненависть к государю — негуманно. Знать за собой вину и не умереть — трусливо. Но не может быть ничего хуже, чем бежать и усилить ненависть. Смерти не миновать. Я склоняюсь перед волей Неба». Черная красавица явилась к Шэнь-шэну с плачем и сказала: «Кто не жалеет отца, тем более не жалеет людей. Кто же будет любить того, кто, не жалея отца, стремится любить других? Разве люди принесут пользу тому, кто готов убить отца, чтобы добиться пользы для людей? Все это люди ненавидят. Долго такой не проживет». Черная красавица удалилась. Шэнь-шэн удавился в цюйвоском хра­ ме. Перед смертью он послал Мэн Цзу сказать Ху Ту: «Шэнь-шэн виноват: не слушал господина Бо и пришел к смерти. Шэнь-шэн не смеет жалеть о своей смерти. Но наш государь стар, в стране много бед, господин Бо не является ко двору, как же быть нашему государю? Если господин Бо появится и поможет нашему государю в делах, Шэнь-шэн будет окружен его благодеяниями вплоть до самой смерти. Хотя он и умрет, но умрет без сожалений».
102 Классический период Прочие прозаические памятники \ Так он получил посмертное имя Всеобщий правитель. Черная красавица, погубив наследника престола Шэнь-шэна, огово ­ рила обоих царевичей, сказав: «Чун-эр, И-у были посвящены в дела Всеобщего правителя». Князь приказал Янь Чу заколоть Чун-эра. Чун-эр бежал к ди. Приказал Цзя Хуа34 заколоть И-у. И-у бежал в царство Лян35. Изгнали всех царевичей и тогда наследником объявили Си-ци. Тот начал рас­ поряжаться, а в государстве не осталось никого из княжеского рода. Гл. 7 «У-цзы» ( «Учитель У») — одно из главных произведений канонического китайского «Семикнижия», посвященного военному искусству и широко известного не только в Китае, но и в других странах Дальнего Востока. Включенные в него высказывания и беседы принадлежат, согласно тради­ ции, известному полководцу эпохи «Сражающихся царств» У Ци (IV в. до н. э .) . Это был сильный и незаурядный человек, с бурной и трагичес­ кой судьбой. Как часто случается, нелегкое детство пробудило в нем потребность к самоутверждению, переросшему затем в предельное че­ столюбие. И з родной деревни будущему полководцу пришлось бежать еще в юности, ибо, уязвленный насмешками над своей бедностью и дав выход своему неукротимому нраву, У Ци перебил там до трех десятков одно­ сельчан. Уходя, он дал клятву матери, что вернется назад не иначе, как первым министром. Именно поэтому он не приехал на ее похороны — поступок неслыханный для «почтительного сына», заставивший отвер­ нуться от У Ци и его нового учителя, знаменитого конфуцианца Цзэн-цзы1, и его сотоварищей. У Ци распрощался с конфуцианцами и стал изучать военные науки, почувствовав здесь свое истинное призвание. Види­ мо, он сильно в них преуспел, ибо, когда подвергшемуся нападению царству Лу, где он обучался, спешно потребовался военачальник, У Ци оказался первым претендентом на эту должность. Луского царя смущало лишь одно обстоятельство — жена его будущего полководца была родом из стана врагов,«такому человеку он не м ог довериться вполне. И тогда У Ци совершает решительный и безжалостный шаг — он сам убивает жену и занимает пост главнокомандующего. Злодеяние, однако, не принесло ему удачи. Он действительно наголову разбил противника, снискал немалую славу, но из царства Л у ему все же пришлось уехать обратно на родину — придворные убедили царя, что не следует держать на службе столь безнравственного человека. Ему при­ помнили и зарезанных односельчан, и бесчувственность к смерти матери, хотя, конечно, существовали и другие побудительные мотивы, заставля­ вшие царедворцев желать его отставки. На родине, в царстве Вэй. У Ци рекомендовали царю как человека
«У-цзы» 103 распутного и корыстолюбивого, но превзошедшего всех в искусстве ведения войны. Последнее обстоятельство перевесило: царь принял его на службу и не пожалел об этом, ибо под командованием У Ци его армия разгромила имевшее десятикратное превосходство войско воинственного царства Цинь, спасла страну и пошатнувшийся престол. У Ци умел поднимать боевой дух солдат не только наградами и наказаниями — он привлекал к себе сердца, потому что ел и одевался в походе так же, как его воины, спал с ними на голой земле и совершал пешие переходы наравне со всеми. Однажды он лично вскрыл нарыв и высосал гной у простого пехотинца — услуга, которую оказывали разве что родному или благоде­ телю. Однако, когда молва об удивительном поступке полководца дошла до матери солдата, та заплакала: некогда так же облагодетельствовали и ее мужа, и с тех пор тот стремился в бою в самые опасные места, чтобы как-то отблагодарить своего начальника... Мать боялась, что сын теперь погибнет так же, как погиб отец! Она одна безошибочно почув­ ствовала в показной простоте и благородстве У Ци холодный и точный расчет. Окрыленный блестящими победами, У Ци домогался поста первого министра, но министром назначили более осторожного и положитель­ ного Тянь Вэня. « У кого из полководцев в армии солдаты и офицеры с радостью жертвуют собой, а враждебное государство не смеет даже и помыслить об отпоре — у Вас или у меня?» — возмущенно задал ему тогда вопрос У Ци. « У Вас», — согласился Тянь Вэнь. «Кто искусен в управлении чиновниками, близок народу, наполнил царскую сокровищ­ ницу — Вы или я?» — опять спросил У Ци. «Вы», — ответил Тянь Вэнь. «Кто так обороняет Сихэ2, что циньская армия не смеет и взглянуть на восток, и Цинь кротка, словно Хань и Чжао?»3 — «Вы», — опять отвечал первый министр. «Так почему же Вы стоите выше меня, если во всем этом я выше Вас?!» — воскликнул У Ци. «Когда государь юн годами, а государство неустойчиво, когда сановники еще царю не опора, а народ ему не доверяет, кому следует вверить государство — Вам или мне?» — ответил вопросом на вопрос Тянь Вэнь. И пояснил: «Вот потому-то я и стою выше Вас». Поста первого министра честолюбивый У Ци добился через несколько лет в могущественном южном царстве Чу, куда он явился уж е в ореоле славы. И здесь он снискал своему государю немало побед, завоевал ему новые земли. Но характер его не изменился — безжалостный и крутой нрав создавал ему в придворном окружении все новых врагов. Ненависть чуских аристократов была столь сильна, что едва скончался покрови­ тельствовавший ему государь, как все бросились на поиски У Ци. Тот спрятался было за гробом почившего царя, но враги, окружив, изрешети­ ли его копьями, не заботясь о том, что попутно разят своего мертвого в ла д ыку . Т а к окончил свои дни ч еловек, выполнивший наконец юно шес кую клятву и оставивший в веках одно из величайших творений мировой военной мысли — трактат «У-цзы». Ниже читатель сможет познако­ миться с заключительной главой трактата.
104 Классический период Прочие прозаические памятники ИЗ КНИГИ «У-ЦЗЫ»* О поощрении ВОИНОВ 1. Князь У-хоу4 спросил: Ко гда наказания строги, а награды справед­ ливы, этого достаточно для победы? 2. У -цзы ответил: Об этом — строгости и справедливости — я судить не .могу. Но скажу только, что на это одно полагаться нельзя. Вот когда отдают распоряжения, издают приказы и люди ревностно исполняют их; когда поднимают войско, двигают массу людей и люди с радостью сражаются; когда скрещивают оружие, ударяют клинком о клинок и лю­ ди с радостью умирают, вот тогда — дело другое: эти три вещи являются действительной опорой властителя. 3. Князь У-хоу сказал: А как это сделать? 4. У -цзы ответил: Государь, приглашайте тех, у кого есть заслуги, и устраивайте в честь их пиры. Воодушевляйте этим тех, у кого нет заслуг. 5. Тогда князь У-хоу установил у себя во дворе храма предков сиденья, поставил их в три ряда и позвал своих воинов и сановников на пир. Людей с большими заслугами он усадил в передний ряд, и яства у них были отборные, утварь драгоценная. Следующих по заслугам он посадил в средний ряд, и яства и утварь у них были уже несколько хуже. Не имеющих же никаких заслуг он поместил в задний ряд, и у них были яства, но не было дорогой утвари. К огда пир закончился, князь вышел наружу. За воротами храма предков он раздал подарки отцам и мате­ рям, женам и детям тех, кто имел заслуги, причем опять-таки соблюдая разницу в зависимости от заслуг. К семьям умерших на службе он каждый год направлял посланцев и слал подарки их отцам и матерям; он показывал, что в сердце своем он о них не забывает. 6. Так он устраивал это в течение трех лет. И вот циньцы подняли войско и подступили к Сихэ. Вэйские воины, услышав об этом,, не дожидаясь приказа командира, надели панцири и шлемы и пошли на противника. Таких насчитывалось десять тысяч. 7. Тогда князь У-хоу призвал У-цзы и сказал ему: Ваше наставление, преподанное тогда, привело к результату. 8. У -цзы ответил: Я слышал, что у людей есть достоинства и недо­ статки, у них бывает и подъем энергии, и упадок ее. Государь, попробуй­ те послать пятьдесят тысяч человек, не имеющих заслуг, я же попрошу Вас доверить мне командование ими и повести их против Цинь. И если я не добьюсь победы, пусть смеются все князья, пусть будет потерян весь мой авторитет в Поднебесной. 9. Предположите, что Вы спрятали на обширной равнине всего одного разбойника, но готового умереть. Тысяча человек станут ловить * © «Наука», 1977
«Хань Фэй-цзы» 105 его, и все будут озираться во все стороны, как совы, оглядываться по сторонам, как волки. Ибо каждый из них будет бояться, что тот внезап­ но выскочит и убьет его. Поэтому достаточно одного человека, решив­ шегося расстаться с жизнью, чтобы нагнать страх на тысячу человек. А я сейчас таким решившимся на смерть разбойником сделаю всю массу в пятьдесят тысяч человек. Если я поведу их и обрушусь с ними на противника, ему будет поистине трудно устоять. 10. Князь У-хоу последовал этим словам. У-цзы, взяв с собой пятьсот боевых колесниц и три тысячи всадников, разбил пятисоттысячную армию Цинь. Это был результат воодушевления воинов. 11. Накануне битвы У-цзы в приказе объявил: «Командиры и сол­ даты! Каждому из вас предстоит встретиться — кому с колесницами противника, кому с его конницей, кому с его пехотой. Помните, если каждая колесница не захватит его колесницу, если каждый всадник не захватит его всадника, если каждый пехотинец не захватит его пехотинца, пусть мы и разобьем его армию, все равно заслуг не будет ни у кого5». 12. Поэтому в день битвы приказы У-цзы были кратки и просты, но его мощь потрясла всю Поднебесную. Гл. 6 «ХАНЬ ФЭЙ-ЦЗЫ» Книга названа по имени автора — «Ниспровергающего учителя из царст­ ва Хань». По своему происхождению Хань Фэй-цзы ( ок. 288— 233 гг. до н. э .) принадлежал к наследственной аристократии, по своим взглядам — к школе легистов («фацзя»), хотя кое-что заимствовал у даосов и осо­ бенно много — у номиналистов, оставивших заметный след в развитии китайской логики. Текст книги Хань Фэй-цзы признается достоверным и, по-видимому, дошел до нас полностью. Хотя Хань Фэй-цзы отрицал наличие предопределения, но его со ­ бственная судьба словно задалась целью опровергнуть этот рационали­ стический тезис. Жизнь Хань Фэй-цзы оказалась трагичной. В ранней юности она свела его с Ли Сы — будущим всесильным канцлером первого объединителя Китая, императора Цинь Ши-хуана. Наперсник и правая рука деспота, Ли Сы впоследствии запятнал себя многими злодействами — именно по его докладу были предприняты знаменитое сожжение книг и казнь инакомыслящих «интеллектуалов». Пока же оба юноши учились у знаменитого философа-конфуцианца Сюнъ-цзы, и, увы, Хань Фэй-цзы заметно опережал в науках своего однокашника. Правда, учителем и гла­ вой школы — таким, каким был Сюнъ-цзы, — он не стал, речи заики были бы слишком большим испытанием для слушателей. Н о Хань Фэй-цзы сделался знаменитым писателем. В своих произведениях, составивших после его смерти весьма внушительную книгу, он трактовал вопросы государственного управления, а также ряд чисто философских проблем.
106 Классический период Прочие прозаические памятники Его основной политический тезис — для достижения цели все средства хороши. Именно поэтому он так яро нападал на принцип гуманности, отстаиваемый конфуцианцами, а будучи ученым, призывал покончить со свободомыслием и своими собственными собратьями. «Предавшиеся учению не пригодны ни к чему», — утверждал он, и посему необходимо «пресечь их действия, уничтожить их сборища, рассеять их сообще­ ства». Утверждают, что, когда будущий император прочел творения Хань Фэй-цзы, он пришел в восторг. «Я согласился бы умереть, лишь бы увидеть этого человека и с ним общаться!» — воскликнул Цинь Ши-хуан. Желание оказалось выполнимым. В результате военного шантажа ма­ ленькое царство Хань, где жил Хань Фэй-цзы, вынуждено было отказать­ ся от его услуг и отослать писателя к Цинь Ши-хуану. Но место у его трона уж е было занято — там стоял бывший однокашник Хань Фэй-цзы, могущественный канцлер Ли Сы... Быть может, уязвленное некогда тщеславие послужило причиной последующих событий. Быть может, Ли Сы просто боялся потерять власть. Но как бы то ни было, он весьма настойчиво стал предостерегать подозрительного владыку: Хань Фэй-цзы нельзя использовать, ибо он все равно будет служить своему родному царству, его нельзя отпускать, ибо он унесет все секреты. Для царственного поклонника произведений Хань Фэй-цзы этой угрозы оказалось достаточно. Хань Фэй-цзы бросили в тем­ ницу. Чтобы быть уверенным в желанном исходе, школьный товарищ переслал ему яду вместе с добрыми пожеланиями и советом избежать мучений. И когда Цинь Ши-хуан передумал, Хань Фэй-цзы был уж е мертв — он отравился в тюрьме. Так, став и деологом деспотии Цинь Ши-хуана, Хань Фэй-цзы пал жертвой той самой тирании, за которую ратовал в своей книге. Через несколько лет еще более жестокой участи не избежал и его удачливый соперник Ли Сы — его вместе с сыном четвертовали на рыночной площади. А книге Хань Фэй-цзы суждена была долгая жизнь — она пережила два тысячелетия. Уже в наше время, в период «великой куль­ турной революции», она вместе с другими произведениями легистов вновь была поднята на щит и вновь сыграла свою роль в обосновании идеи личной власти. Осталась в забвении только судьба ее творца, хотя она могла бы явиться хорошим уроком тем, кто жаждет служить деспотизму. Сейчас мы приводим из книги Хань Фэй-цзы несколько отрывков, имеющих чисто художественную ценность.
«Хань Фэй-цзы» 107 ИЗ КНИГИ «ХАНЬ ФЭЙ-ЦЗЫ»* Житель царства Чу по фамилии Хэ нашел в Терновых горах необ­ работанный драгоценный камень и почтительно преподнес его царю Свирепому1. Свирепый царь повелел ювелиру его осмотреть, и тот сказал: «Это простой камешек». Царь посчитал Хэ обманщиком и отсек ему левую ногу. Когда же наконец Свирепый царь почил, а на престол вступил Воинственный1 владыка, Хэ снова почтительно преподнес Воинствен­ ному владыке свой необработанный драгоценный камень. Воинственный владыка повелел ювелиру осмотреть его, и тот снова изрек: «Самый обыкновенный камень!» Новый царь тоже посчитал Хэ обманщиком и отсек ему правую ногу. Вот и Воинственный владыка почил, на престол вступил царь Пр о­ свещенный1, а Хэ, сжимая в объятиях свою драгоценность, лил слезы у подножия Терновых гор. Через три дня и три ночи слезы иссякли, и вслед за ними полилась кровь. Прослышавший об это м царь послал человека разузнать, в чем дело. «У стольких в Поднебесной отрублены ноги, — сказал посланец, — а ты так скорбно рыдаешь!» «Я скорблю не об отрубленных ногах, — отвечал Хэ, — скорблю о том, что драгоценное сокровище назвали простым камнем, а честного мужа нарекли обманщиком. Вот о чем м оя скорбь!» Тогда царь велел ювелирам огранить его камень — и получилось бесценное сокровище! И повелел царь с тех пор именовать сокровище не иначе, как «реликвией Хэ». Некогда вэйский царь Линь-гун2, направлявшийся в царство Цзинь3, достиг реки Пушуй. Т ам он сошел с колесницы, отпустил лошадей пастись и разбил лагерь, намереваясь провести ночь. Среди ночи услышал, что кто -то играет неведомую мелодию, которая ему очень понравилась. Послал людей разузнать, но ему доложили, что никто ничего не слышит. Тогда, призвав к себе мастера Цзюаня, царь сказал ему: — Кто -то играет здесь неведомую мне мелодию. Я послал людей разузнать, но мне доложили, что никто ничего не слышит. Обликом тот человек походит на дух или душу умершего. Послушайте и запишите мелодию для меня! — Хорошо! — ответил мастер Цзюань. Потом уселся в тишине и, слегка тро гая струну лютни, записал тот мотив. Наутро же доложил: * © И. С. Лисевич, перев од, 1990
108 Классический период Прочие прозаические памятники — Ваш слуга уже овладел напевом, но еще не выучил до конца. Прошу у Вас еще одну ночь. — Прекрасно! — ответил Линь-гун. Провели еще одну ночь у реки, и назавтра мелодия была разучена. Затем отправились в царство Цзинь, где царь Пин-гун4 потчевал гостя вином на террасе Шии. Во время пиршества Линь-гун поднялся с места и сказал: — Есть новые песни, хотелось бы попросить их исполнить! — Прекрасно! — ответствовал на это Пин-гун. И вот они призвали к себе мастера Цзюаня, приказав ему сесть рядом с мастером Куаном5, взять лютню и играть. Не успел он закон­ чить, как мастер Куан прервал его, промолвив: — Это звуки, губительные для царства, нельзя их продолжать! — Откуда ты это взял? — спросил Пин-гун. Мастер Куан отвечал: — Это распутная музыка, которую сложил для царя Чжоу6 мастер Янь. К огда Воинственный государь победил Чжоу, мастер Янь ушел на восток и, дойдя до реки Пушуй, бросился в нее. Так что слышать эти звуки можно только на реке Пушуй. До сих пор все, кто слушал эти напевы, непременно лишались своих царств — нельзя их продолжать! Однако же Пин-гун пренебрег его мнением. — Пусть продолжат мелодию, что так полюбилась мне, единствен­ ному! — приказал он. И мастер Цзюань закончил ее. Пин-гун спросил мастера Куана: — А как называется эта тональность? — Эта тональность называется «цинтан», — отвечал м астер. — Значит, цинтан — самая скорбная тональность? — спросил царь. — Нет, — отвечал мастер Куан, — ей далеко до «цинчжэн». — А нельзя ли послушать «цинчжэн»? — спросил царь. — Это невозможно, — отвечал Куан. — В древности музыку «цинч­ жэн» слушали только добродетельные и справедливые государи, ныне же у Вас, м ой государь, добродетели легковесны, не годится Вам слу­ шать такую музыку! — Желаю услышать мелодии, что так полюбились мне, единствен­ ному! — безрассудно воскликнул Пин-гун. Мастеру Куану ничего не оставалось делать — взяв лютню, он заиграл. Едва ударил он по струнам в первый раз — вдруг появились с южной стороны двадцать восемь черно-багровых журавлей и уселись на верхней перекладине ворот, ведущих в чжоускую кумирню7. Ударил опять — и построились они рядами. Ударил в третий — вытянув шеи, они испустили крик, расправили крылья и принялись танцевать. Звуки «гун» и «шан»8 этой мелодии достигали Неба. Пин-гун возликовал, все присутствовавшие были довольны. Царь поднял кубок и, стоя, выпил за долголетие мастера Куана. Потом сел и задал вопрос: — А что, нет мелодий более скорбных, чем «цинчжэн»?
«Ха нь Ф эй-цзы» 109 — Что Вы, им далеко до «цинцзюэ», — отвечал мастер Куан. — А нельзя ли послушать мелодию «цинцзюэ»? — спросил царь. — Это невозможно, — отвечал учитель Куан. — Некогда Желтый предок9 собрал духов и души умерших на горе Тайшань10. Он прибыл на колеснице из слоновой кости, и шесть драконов вместе с Би Ф аном11 везли ее. Спереди восседал Чи Ю 12, Владыка ветра13 подметал путь, Мастер дождей14 его кропил, тигры и волки бежали впереди, духи и души умерших следовали сзади, летучие змеи жались к земле, фениксы парили над ним. При великом собрании духов и призраков была сложе­ на мелодия «цинцзюэ». Ныне же Ваши добродетели, Владетельный государь, легковесны, недостойны Вы ее слышать. Если услышите — в ужас повергнет она Вас и причинит Вам вред. Пин-гун сказал: — я, единственный15, уже стар и желаю тотчас же услышать полю­ бившуюся мне мелодию! Мастеру Куану не оставалось ничего, как ударить по струнам. Уда­ рил по струнам раз — и поднялось на северо-восточной стороне чер­ но-багровое облако. Ударил снова — и налетел ураган с ливнем, порвал пологи и завесы, сокрушил жертвенные столы и сосуды, сорвал с храма черепичную крышу. Присутствующие разбежались. Пин-гун в ужасе пал ниц посреди кумирни. Великая засуха охватила царство Цзинь16, три года была красной земля. Пин-гуна же поразила задержка мочи. Поэтому сказано: «Если не желают слушать об управлении государством, а лишь наслаждаются пятью звуками — истощают свое тело!» В царстве Лу один человек искусно ткал матерчатые туфли, а жена его — белый шелк «гао». И захотели они переселиться в царство Юэ. Некто сказал им: — Вы не минуете разорения! Луский житель спросил: — Как так? В ответ же было сказано: — Матерчатые туфли делают, чтобы обувать на ноги, а жители Юэ х одят босыми; белый шелк «гао» идет на головные уборы, а жители Юэ простоволосы. И вы надеетесь не разориться там, где ваши способности никому не нужны?! Чии Цзы-пи служил у Тянь Чэнь-цзы. Тянь Чэнь-цзы, бежав в царст­ во Ци, отправился затем в Янь17, а Чии Цзы-пи следовал за ним, и у него был пропуск для проезда через пограничную заставу. К огда они достиг­ ли удела Ван, Цзы-пи сказал: — Неужто господин не слыхал о змеях в пересохшем болоте? К огда болото высохло, змеи собрались уползать. И вот маленькая змейка сказала большой змее: «Если вы пойдете вперед, а я за вами следом,
110 Классический период Прочие прозаические памятники люди подумают, что это всего-навсего ползут змеи, и непременно найдется кто-нибудь, кто убьет вас; не лучше ли вам взять меня к себе на спину — люди непременно решат, что я — царь змей!» Большая змея положила на себя маленькую и поползла через проез­ жую дорогу, а люди расступались перед ними, говоря: «Змеиный царь!» Ныне Вы, господин, прекрасны, а я безобразен. Если бы Вы были моим приближенным, меня приняли бы за государя, обладающего ты­ сячью боевых колесниц, были б слугой — за властителя десяти тысяч. Не лучше ли Вам, господин, притвориться челядинцем? И вот уже Тянь Чэнь-цзы, неся пропуск, стал сопровождать Чии Цзы-пи. И когда они достигли постоялого двора, хозяин встретил их с великим почтением и поднес вина и мяса. Рассказывают и так. Яньскому жителю Ли Цзи полюбились дальние путешествия, жена же его вступила в связь с неким чиновным мужем. Когда внезапно прибыл Ли, муж этот был во внутренних покоях, и жена пришла в отчаяние. Наложница, жившая в доме, сказала ей: — Пусть молодой господин смело выходит в двери нагой и с рас­ пущенными волосами18, а мы притворимся, будто никого не видим! И вот молодой господин, последовав ее совету, словно обезумевший, вылетел из дверей. — Кто это?! — изумился Ли. Домочадцы ответили: — Никого здесь не было! Ли спросил: — Значит, мне привиделся дух? Женщины ответили: — Именно так! — Как же мне теперь поступить? — Взять мочу пяти видов жертвенных животных19 и омыться ею! — был ответ. Ли согласился с ними и омылся мочой. Некоторые, правда, утверждают, что умывался он все же отваром лотоса. Жил при дворе циского царя рисовальщик. Циский царь задал ему вопрос: — Что всего труднее рисовать? — Собак и лошадей, — был ответ. — А что всего легче? — Бесов и души умерших, — был ответ. — Ведь собаки и лошади л юдям известны, с утра до вечера они перед глазами, поэтому здесь нельзя ошибиться, а значит, и рисовать их труднее. Бесы же и души
«Хань Фэй-цзы» 111 умерших не имеют телесных форм, недоступны взору, поэтому и рисо­ вать их легко. Некий житель царства Чжэн20 однажды пожелал купить туфли. Он заранее обмерил свои ноги и положил мерку рядом с собой. А отправив­ шись на рынок, забыл ее. Вот уже взял туфли и говорит: — Я забыл размер! Пошел обратно домой. К огда возвратился, рынок уже закончился, туфель он не купил. Его спросили: — Почему же ты не примерил их прямо на ноги?! Он же сказал: — Лучше я доверюсь мерке, чем понадеюсь на себя! Во времена глубокой древности народ был малолюден, а дикие звери и птицы водились во множестве, и не мог народ одолеть птиц, зверей, насекомых и гадов. И тогда явился мудрец, который соорудил на дереве гнездо, чтобы упастись от тьмы несчастий, народ же, возликовав, сделал его государем Поднебесной и нарек именем Ючао ши, что значит «Хозяин гнезда». Люди питались дикими плодами и семенами трав, моллюсками и устрицами, дурной запах сырого мяса вредил их желудку и печени, люди тогда часто болели. Но вот явился мудрец, который, вращая деревянную палочку, добыл огонь, и мясо изменило свой запах. Нар од же, возрадовавшись, сделал его государем Поднебесной и нарек именем Суйжэнь ши, что значит «Добывающий огонь». Во времена древности не столь отдаленной на Поднебесную о б­ рушился потоп, но Гунь21 и Юй отвели воды в каналы. Во времена ближней древности творили бесчинства Цзе и Чжоу, но Тан и У их покарали. Однако, если бы во времена династии Ся кто-нибудь принялся строить жилище-гнездо на дереве или же добывать огонь трением палочки, Гунь и Ю й наверняка посмеялись бы над ним. И если бы кто-нибудь стал осушать землю каналами при династиях Инь и Чжоу, наверняка Тан и У посмеялись бы над ним! Потому, разумеется, новым мудрецам смешны те, кто, восхищаясь ныне деяниями Яо, Гуня, Юя, Тана и У, применяет их к нынешнему поколению! Ибо мудрец не стремится следовать древнему, не берет за образец неизменное, а, обсуж­ дая дела своего века, применяется к обстоятельствам... Некий житель царства Сун пахал поле, а среди поля стоял пень. Бежал откуда-то заяц, наскочил на пень, сломал себе шею и сдох. Увидев это, пахарь оставил соху и стал у пня в надежде заполучить еще одного зайца. Второго зайца он, конечно, не заполучил, а сам сделался посмеши­ щем всего сунского царства. Ныне те, кто желает мерами прежних государей управлять нынеш­ ним народом, подобны этому стерегущему у пня.
112 Классический период Прочие прозаические памятники «Люйши чуньцю», или «Вёсны и осени рода Люй», вопреки своему названию не лет опись и не историч ес кое сочинение. Э т о пр оизв ед ение энциклопеди­ ческого характера, первая в Китае попытка охватить все доступное для обозрения в пространстве и времени, создать некую квинтэссенцию накоп­ ленного к тому времени знания. От «Книги Пути и Благодати» («Дао дэцзина»), суммировавшей абстрактное знание даосской школы, «Вёсны и осени рода Люй», превосходящие ее по объему в сорок раз, отличаются и тем, что их знание конкретно, и тем , что в них представлены самые разные школы. Произведение это состоит из трех основных частей: «Описаний», «Обзоров» и «Рассуждений», которые в свою очередь делятся на множество глав и разделов. Книга содержит обширные сведения из области астрономии и сельского хозяйства, политического устройства и хозяйственной практики, истории и мифологии, философии и морали, обычаев и ритуала. Своим появлением книга обязана Люй Бу-вэю , человеку незнатному, достигшему вершин власти и богатства благодаря способностям и сча­ стливому случаю. Судьба странным образом связала его с царским домом Цинь, название которого навсегда осталось в истории в страшном имени Цинь Ши-хуана. Еще в молодые годы он познакомился с наследником циньского престола, который жил в качестве заложника в соседнем царстве Чжао — система заложников как гарантия добрососедских отношений была широко распространена в Китае эпохи «Сражающихся царств». Наследнику понравилась наложница Люй Бу-вэя, и сметливый купец «уступил» ее царственному другу, а вскоре та родила сына — буду­ щего Цинь Ши-хуана. Злые языки говорили, что настоящим отцом принца был все-таки Люй Бу-вэй... Во всяком случае, судьба Люй Бу-вэя после этого резко пошла в гору. Когда же через тринадцать лет его бывшая наложница сделалась вдовствующей царицей, Люй Бу-вэй стал первым министром, получив княжеский титул и сто тысяч крестьянских дворов в кормление; фактически же он управлял всеми делами царства Цинь. В его доме постоянно кормилось более трех тысяч «гостей», среди которых было немало ученых мужей из разных царств. Именно в этот период по его приказу ими была составлена книга «Люйши чунъцю», «объявшая небо, землю и всю тьму вещей». Тщеславие не давало покоя Люй Бу-вэю: памятуя о том, что ученики Конфуция не смогли ни прибавить, ни убавить ни слова в «Вёснах и осенях» своего учителя, он приказал вывесить «Вёсны и осени рода Люй» у ворот столицы, обещав тысячу золотых тому, кто сможет изменить в них хоть один иероглиф. Его тщеславие было удовлетворено — никто не потребовал золото всесильного первого министра. Это было в 241 г. до н. э. А через семь лет, не успев отстранить от власти своего достигшего совершеннолетия предполагаемого отпрыска — будущего Цинь Ши-хуана, страшась жестокой казни, опальный Люй Бу-вэй покончил жизнь само­ убийством и был похоронен тайно. Однако в веках осталась не только
«Люйши чуньдю» 113 удивительная жизненная история этого энергичного простолюдина, но и созданная благодаря ему замечательная книга — «Люйши чунъцю». из книги «люйши ЧУНЫДЮ»* О беспристрастии . .. Цзиньский правитель Пин1 обратился к Ци Хуан-яну: «Кого бы назна­ чить на незанятую должность правителя Наньяна?» Ци Хуан-ян отвечал: «Предлагаю Се Ху». Пин спросил: «Но разве Се Ху не враг Вам?» И услышал в ответ: «Вы ведь спрашивали, кого назначить, а не кто мне враг». Правитель Пин сказал: «Чудесно!» Затем он назначил Се Ху, и все государственные мужи остались довольны. Через некоторое время пра­ витель Пин вновь спросил Ци Хуан-яна: «Кого бы назначить на незаня­ тую должность нашего военачальника?» И услышал в ответ: «Пред­ лагаю У». Пин спросил: «Но разве У не сын Вам?» И услышал в ответ: «Вы ведь спрашивали, кого назначить, а не кто мне сын». Правитель Пин сказал: «Чудесно!» Затем он назначил У, и все государственные мужи остались довольны. Конфуций, прослышав об этом, сказал: «Ответы Ци Хуан-яна вели­ колепны! Однажды не побоялся рекомендовать врага, в другой раз — сына. Ци Хуан-ян заслуживает, чтобы его называли справедливым!» Когда наставник моистов Фу Тунь служил в царстве Цинь, его сын убил человека. Циньский царь Хуэй2 сказал ему: «Вы уже немолоды, а других сыновей у Вас нет. Я дал указание чинам, чтобы его не казнили. Послушайте меня в этом» . Фу Тунь ему отвечал: «У нас, моистов , есть закон, гласящий, что убийцу карают смертью; а нанесшего рану — пыта ­ ют. Это для того, чтобы помешать убийствам и членовредительству. Кто мешает убийствам и членовредительству, исполняет великий долг в Поднебесной. И хотя Вы проявили милосердие и дали указание чинам не казнить его, я, Фу Тунь, не могу не последовать закону Мо-цзы». Он не послушался царя, и сына его казнили. Человек не может не быть пристрастным, когда речь идет о его сыне. Фу Тунь, отвергший свои пристрастия ради следования великому долгу, конечно же, заслуживает, чтобы его называли справедливым! Гл.1,ч.V О жизнелюбии .. . Жители Ю э убили подряд трех правителей. Царевич Соу, устрашив­ шись подобной участи, скрылся в Красных пещерах3. Оставшись без правителя, юэсцы искали Соу, но не нашли в городе. Отправились за * © В. В. Малявин, перевод, 1990
1] 4 Классический период Прочие прозаические памятники ним к Красным пещерам, но царевич отказался к ним выйти. Тогда юэсцы зажгли полынь и выкурили его из пещеры, а потом возвели на царскую колесницу. Царевич Соу принял вожжи, взошел на колесницу и, взглянув на небо, сказал со вздохом: «Стать правителем! Неужто нельзя обойтись без меня!» Царевич Соу с ненавистью относился не к сану правителя, а к проистекающим от него напастям. О таких, как Соу, можно сказать, что они не желают государственными делами вредить собственной жизни. Вот поэтому-то юэсцы и желали заполучить его правителем. Правитель Лу прослышал, что Я нь Хэ — муж, постигший Дао, и отправил к нему гонца с шелком в дар. Янь Хэ, в одежде из грубой шкуры, сам кормил буйвола. Когда прибыл посланец луского правителя, он сам вышел ему навстречу. Посланный спросил: «Это — д ом Янь Хэ?» Янь Хэ отвечал: «Да, дом Хэ». Посланец хотел вручить ему шелк, но Янь Хэ запротестовал: «Боюсь, Вы не поняли повеления! К ак бы Вам не поставили этого в вину. Не лучше ли справиться еще раз?» Посланец пустился в путь, получил подтверждение и вернулся с тем же, но Хэ уже не застал. Такие, как Янь Хэ, ненавидят не богатство и знатность как таковые. Они ими пренебрегают оттого, что слишком ценят собственную жизнь. Нынешние властители, будучи знатны и богаты, в большинстве своем свысока глядят на постигших Дао, не желают их знать. Разве это не прискорбно? А ведь сказано: «Истина Дао в том, чтобы сохранить себя4, прочее же можно употребить на управление царством, а что останется — на наведение порядка в Поднебесной». В этом смысле труды предков и царей — то , к чему мудрец обратится в последнюю очередь, ибо это отнюдь не тот путь, на котором совершенствуют себя, вскармливают собственную жизнь. Суетные правители нашего века ради погони за вещами готовы рисковать собой, забывать о своей жизни. Однако можно ли таким образом достичь своей цели, выполнить, что задумано? Ведь деяния мудреца в том, чтобы познавать причины, по которым так происходит, по которым так поступают. Ведь если некто станет стрелять жемчужиной суйского ц аря5 по птахе на высоте в тысячу жэней, все будут над ним потешаться. А отчего? Да оттого, что он станет тратить нечто ценное ради достижения весьма ничтожного. Не ценнее ли жизнь жемчужины суйского* царя? Некогда Хуа-цзы6 изрек: «Превыше всего — сохранение жизни в пол­ ноте, затем следует жизнь с ущербом, затем — смерть, а самое ничтож­ ное — жизнь под гнетом». Почитать жизнь — значит сохранять ее в полноте. В жизни, сохраняемой в полноте, все шесть желаний удовлет­ воряются должным образом. В жизни с ущербом шесть желаний удов­ летворяются отчасти, в ней меньше того, за что стоило бы ее почитать. Смерть — это когда уже ничего не ощущается — все как до рождения. Жизнь под гнетом — это когда ни одно из шести желаний не удовлет­ воряется должным образом, когда приходится ощущать лишь ненавяст-
«Люйши чуньцю» 115 ное. Это унижение и позор! Нет большего позора, чем отказ следовать долгу, но этим позор жизни под гнетом не исчерпывается. Поэтому и говорится: «Лучше смерть, чем жизнь под гнетом». Почему так? Когда ушам приходится слышать то, что им ненавистно, это хуже, чем вообще не слышать. Когда глазам приходится видеть то, что им ненавистно, это хуже, чем вообще не видеть. Поэтому, когда гремит гром, затыкают уши, когда сверкает молния, закрывают глаза. Если сравнить с этим положение, при котором все шесть желаний вынуждены натыкаться лишь на наиболее им ненавистное и не в состоянии этого избежать, для них предпочтительнее полное отсутствие того, чем воспринимают. Пол ­ ное отсутствие того, чем воспринимают, — у того, кто умер. Поэтому лучше смерть, чем жизнь под гнетом. Тот, кто л юбит угоститься мясом, не считает мясом дохлую крысу, и кто любит угоститься вином, не считает вином прокисшую барду. Так и почитающий жизнь не считает настоящей жизнью жизнь под гнетом. Гл.2,ч.II Основы музыки Тому, кто желает услышать музыку высшего порядка, следует отпра­ виться в страну высшего образа правления. Ибо где правит благородст­ во, там и музыка зовет к высокому, и где правит подлость, там и музыка зовет к низости. И у поколения, проникнутого смутой, сходит за радость распутство. Нынче вон — закроют окна, запрут двери и шумят так, что сотрясаются небо и земля... Во времена Чэн Тана пред дворцом вырос колос. Он вылез из земли на закате, а на рассвете был уже настолько толст, что его невозможно было обхватить двумя руками. Прорицатель просил соизволения пога­ дать на панцире черепахи о том, что означает сие чудо, но Тан прогнал его со словами: «Я слышал, что благие знамения предвещают счастье. Но если при благих знамениях творить дурные дела, счастья не будет. Дурные знамения предвещают несчастья. Но если при дурных знамениях творить добрые дела, несчастья не будет». И он стал созывать совет рано, а покидать его поздно; стал осведомляться о больных и соболез­ новать умершим; и помыслы свои стал направлять на доброе и помощь народу. И через три дня колос пропал. Посему и говорится: «Несчастье — опора счастья, счастье — сосуд несчастья». Однако очевидно это лишь для мудреца. Человеку толпы откуда же может быть это известно?! В шестую луну восьмого года правления чжоуский царь Вэнь заболел и слег. На пятый день его болезни случилось землетрясение, не рас­ пространившееся за пределы столицы ни к северу, ни к югу, ни к востоку, ни к западу. Тогда прорицатели стали упрашивать: «Мы, ваши под­ данные, слыхали, что землетрясения — это знак правителям. Ныне Вы, царь, в горячке пятый день, между тем случилось землетрясение, не выходящее за пределы чжоуской столицы. Все подданные охвачены страхом. Выражаем просьбу: избавьте нас от этого несчастья!» Царь
116 Классический период Прочие прозаические памятники Вэнь ответствовал: «Как же я могу вас от него избавить?» Тогда прорицатели сказали: «Следует начать большие работы, согнать массу народа, начать надстраивать городские стены, и кара, быть может, падет на них». Вэнь ответил: «Это невозможно! Небо ниспосылает знамения, дабы покарать преступного. Очевидно, я виновен в преступ­ лениях. Вот Небо и наказывает меня. И если я начну большие работы, сгоню массу народа, начну надстраивать городские стены, чтобы пе­ ренести на них несчастье, я этим лишь усугублю свои вины. Нет, это невозможно! Мне следует задуматься над своими деяниями и взяться за добрые дела, тогда, быть может, беда отступит». И он пересмотрел придворные обряды, оказал расположение местным властителям, ода­ рив их конями и мехами, исправил свои наставления и указы, наградил смельчаков яшмой и шелком, распределил по достоинству ранги и ти­ тулы, размежевал по справедливости наделы, облагодетельствовал тем многих подданных. И в недолгом времени недуг его прекратился. Зем­ летрясение случилось на восьмой год правления царя Вэня. После этого он правил еще сорок три года. Скончался он, процарствовав пятьдесят один год. Т ак царь Вэнь прекращал бедствия и уничтожал последствия дурных знамений. Во время сунского правителя Цзина в созвездии Синь явилась звез­ да-огонь Инхо. Цзин, охваченный страхом, призвал к себе Цзы Вэя и спросил: «К чему бы это Инхо в Синь?» Цзы Вэй сказал: «Инхо — это кара Небес. Созвездие Синь — это область царства Сун. Вас, господин, постигнет несчастье. Однако кару можно перенести на первого минист­ ра». Цзин сказал: «Мы правим страной вместе с министром, и, если за это предать его одного смерти, это будет недобрым знаком». Цзы Вэй сказал: «Может, тогда вина народа» . Цзин отвечал: «Если умрет весь народ, то кем же я тогда стану править? Лучше уж умереть самому!» Цзы Вэй сказал: «Может, свести на урожай?» Цзин сказал: «В неурожай­ ный год народ помирает с голоду. Быть правителем и убивать поддан­ ных ради того, чтобы спастись самому, — кто же сочтет меня после этого правителем? Нет, это мне веление судьбы, и я обязан принять его. Вы можете больше ничего не говорить» . Цзы Вэй было ушел, но потом вернулся и с поклоном сказал: «Я , ваш слуга, осмелюсь поздравить Вас. Говорят, Небо высоко, но слышит голос м алого человека. Вы, господин, трижды в речах выразили совершенную добродетель, и Небо трижды наградит Вас. Нынешним же вечером Инхо передвинется на три стоянки, и Ваша, господин, жизнь продлится на двадцать один год». Цзин спросил тогда: «Откуда это Вам известно?» И услышал в ответ: «За три добрые речи следуют три награды. Значит, Инхо передвинется на три стоянки. В каждой четверти неба по семь созвездий, от одной стоянки до другой считается семь лет. Трижды семь — двадцать один. Поэтому я и говорю, что Ваша жизнь, господин, продлится на двадцать один год. Если Инхо не передвинется, прошу лишить меня жизни». Цзин сказал: «Быть посему!» В тот же вечер Инхо передвинулась на три стоянки. Гл.6,ч.IV
«Люйши чуньцю» 117 О войске ...Войско существует издавна, и не было такого, чтобы оно оставалось без употребления хоть на малое время. В это м смысле не отличались друг от друга благородные и подлые, великие и малые, мудрые и неве­ жественные. Просто были в этом деле крупные и мелкие, вот и вся разница. В чем же сокровенная суть войны? Война й в мыслях, которые скрывают и стараются не обнаруживать, в бешеных взглядах; война и в притворных минах, и в дерзких речах; война — и когда поддержива­ ют, и когда отталкивают, и когда вступают в единоборство два силача, и когда на поле брани сходятся армии. Эти восемь вещей и есть война, борьба между слабым и сильным. Те, кто в наше время страстно выступает за упразднение войска, сами воюют всю жизнь, того не сознавая. Это, наконец, глупо. И хотя они сильны в речах и искусны в спорах, а ученость их весьма обширна, они не находят слушателей. Посему мудрые цари древности использовали войско лишь в силу необходимости, но ни один из них не упразднял военное сословие как таковое. Посему верному долгу войску, которое приходит, чтобы покарать мятежного правителя и избавить народ от мучений, народ радуется, как почтительный сын, завидевший любимого отца, как голодный, узревший роскошные яства. Народ приветствует победителя и устремляется ему навстречу, как спущенная с тугого лука стрела перелетает долину, как долго копившаяся вода, прорвавшая дамбы и плотины. Ибо даже средней руки правитель не всегда способен удержать при себе народ — тем более не по силам это правителю мятежному! Гл.7,ч.II О мятеже В наш век мир погряз в смуте. Страдания народа невозможно преум­ ножать. Владык мира больше нет, разумные скрываются в печали. Властители нашего времени предались своим страстям и отдалились от народа, простому люду некогда поведать о своих горестях. Если бы в наш век нашлись мудрые властители и благородные служилые люди, которые сумели бы со вниманием отнестись к этим речам, они направили бы свое войско ко благому. Тогда народ, стоящий ныне на грани уничтожения, вновь вернулся бы к жизни; обреченные на позор обратились бы к чести; обреченные на страдание обрели бы покой. Когда властитель предается собственным страстям, даже средней руки человек предпочитает бежать от своего правителя, покидая родные края, а тем более человек неразумный. Посему, если явилось бы предан­ ное долгу войско, ни властители нашего века не сумели бы удержать в повиновении свой народ, ни даже отцы не в силах были бы сдержать своих сыновей.
118 Классический период Прочие прозаические памятники Посему для того, кто желает встать в мире над народом, нет ничего важнее, чем выдвинуть владеющих Д ао и отставить утративших Дао, наградить преданных долгу и покарать забывших долг. Ученые нашего времени по большей части осуждают наступательные войны. Будучи против наступательных войн, они, естественно, обраща­ ются к войнам оборонительным. Но если обратиться исключительно к оборонительным войнам, тогда не может идти и речи о том, чтобы суметь выдвинуть владеющих Дао и отставить утративших Дао, награ­ дить преданных долгу и покарать забывших долг. Б лаго или несчастье стоящего над народом в мире зависит от понимания им этих суждений. Ведь наступательные и оборонительные войны едины по сути, они различаются лишь по форме. Если пытаться отрицать это с помощью искусных речей, невозможно прийти к твердым основаниям. Когда человек не понимает, в чем суть суждения, он просто глуп. Когда же понимает, но обманывает себя — он лицемер. Глупец же и лицемер ни на что не годны, несмотря на все их красноречие. Такой осуждает, когда другие одобряют, одобряет, когда другие осуждают, наносит вред, хотя и стремится ,к благу, подвергает опасности то, чему желает покоя. Нет большей напасти для владыки мира и худшего несчастья для простого народа, чем такого рода пустословие. Всякий, кто в помыслах стремится к народному счастью, да не оставит без внимания эти суждения. Среди деяний наступательной войны нет таких, которые не были бы направлены на наказание утративших Дао и возмездие забывшим долг. Нет большего счастья и большего блага для простого народа, нежели наказание утративших Дао и возмездие забывшим долг. Препятству­ ющий этому отстраняет владеющего Дао и нападает на верного долгу. Это — предатель дела Тана и У и продолжатель преступлений Цзе и Чжоу7. Единственное, чем можно устрашить утративших Д ао и изме­ нивших долгу, — это кары. Единственное, чем можно отличить владе­ ющих Дао и верных долгу, — это награды. Если оставить жить не владеющих Дао и отбросивших долг, это будет им наградой. И если бросить владеющих Дао и верных долгу, это будет им карой. Награж­ дать злых и карать добрых и при этом желать править народом — это невыполнимо. Посему нет ничего более повергающего в смуту мир, а народ оставляющего в горести, нежели такого рода теории. Гл. 7, ч. III О милосердии Правитель говорит не из любви к рассуждениям, и ученый спорит не из любви к словам. Один говорит только то, что соответствует законам жизни; другой спорит только о том, что для него безусловно справед­ ливо. И потому стоит им заговорить о долге, как цари, правители и боль­ шие люди устремляются к исполнению законов, а судьи и простой народ
« Люй ши чу ньцю» 119 вступают на стезю долга. К огда же истина закона и долга воссияет во всей красе, тогда умелые в мятежах, разврате и разбое оказываются не у дел. Мятеж, разврат и разбой противоположны закону и долгу. Не может быть, чтобы обе эти противоположности существовали одновре­ менно друг с другом. И посему, когда войско входит в пределы врага, тамошние горожане должны знать, что их имущество будет под защи­ той, а народ должен знать, что его не перебьют. И когда войско подходит к столичным предместьям, оно не должно губить посевы, разрывать могилы, вырубать деревья, сжигать припасы, предавать огню дома, угонять скот, а если захватит пленных из горожан, то должно их отпустить, чтобы этим продемонстрировать любовь к простому народу и ненависть к его угнетателям. Если войско внушает доверие народу, оно лишает враждебного пра­ вителя опоры. Если же и после всего этого окажутся ненавистники, упорствующие и преступные, не желающие подчиняться, против них можно применить и силу. Прежде всего следует во всеуслышание объявить: «Наше войско пришло, чтобы спасти народ от смерти. Ваш правитель на своем высо­ ком посту утратил Дао и занесся. Он празден, алчен, деспотичен, рас­ путен и упрям. Он отошел от освященных древностью порядков, опозо­ рил прежних царей своего рода, извратил смысл канонов. Наверху он не следовал Небу, внизу не любил свой народ. Его налогам и поборам не было конца, он беспрестанно вымогал и тянул с народа. Он осуждал и казнил невинных, награждал и жаловал недостойных. Таких, как он, Небо карает, а люди ненавидят. Он недостоин быть правителем. Ныне наше войско пришло, дабы покарать недостойного, уничтожить врага человечества и последовать Дао Неба. Если в народе найдутся такие, кто пойдет наперекор воле Неба и станет защищать врага человечества, они будут преданы смерти, а семьи их истреблены без пощады. Т от же, кто приведет к повиновению своих домочадцев, будет пожалован вместе с ними. К то приведет к повиновению деревню, будет пожалован дерев­ ней. Кто приведет к повиновению волость, будет пожалован волостью. Кто приведет к повиновению город, будет пожалован городом. Кто приведет к повиновению крепость, будет пожалован этой крепостью». Следует покорять государства, а не карать народы. Поэтому карают лишь заслуживших кары, и только . Нужно выдвинуть способных мужей и пожаловать их уделами, нужно найти мудрых и добрых, оказать им почет и уважение; нужно осведомиться о вдовах и сирых, оказать им помощь и высказать сострадание. Нужно также принять старост и ста­ рейшин и их уважить; нужно прибавить всем жалованья и присвоить следующий чин; нужно рассмотреть дела осужденных, кого и освобо­ дить. Нужно разделить металл из государственных складов и зерно из государственных кладовых, дабы умиротворить народ. Не следует при­ сваивать государственных сокровищ. Нужно справиться о святилищах и обрядах. То, от чего народ не хочет отказаться, следует восстановить, а список поминаемых при жертвах дополнить.
120 Классический период Прочие прозаические памятники Имя поступающего таким образом будет прославлено мудрыми, о его приверженности традициям будут говорить старосты и старей­ шины, а народ будет душой привержен ему за его добродетель. Если, положим, нашелся бы человек, который сумел бы поднять из мертвых хотя бы одного, вся Поднебесная стала бы оспаривать право ему служить. Верное долгу войско поднимает из мертвых не одного, а многих. Могут ли люди не радоваться его приходу? Посему, когда является праведное войско, народ из соседних государств стекается к нему подобно потокам вод, народ завоеванного им государства взира­ ет на него, как на отца и мать, и чем дальше оно продвигается, тем больше народу покоряется ему и принимает его закон еще до того, как воины успеют скрестить клинки. Гл.7,ч.V О служилых Некогда циньский правитель Му8 правил колесницей, когда она вдруг сломалась и правая пристяжная понесла. Ее потом поймали иньцы. Правитель сам отправился на поиски и у южного склона горы Ци застал иньцев, как р аз намеревавшихся съесть его коня. Му тогда молвил со вздохом: «Есть мясо доброго скакуна и не пить при это м вина! Боюсь, это может вам повредить!» Затем он подцес всем вина и удалился. Через год случилась битва на равнине Хань. Цзиньцы взяли колесницу прави­ теля Му в кольцо, и Лян Ю-мин9 уже схватил под уздцы левую пристяж­ ную из колесницы Му, а правый боец с колесницы цзиньского правителя Хуэя, по имени Ши Фэнь, метнул копье, и оно раскололо панцирь Му -на шесть частей. Но триста иньцев, что когда-то ели конину у южного склона горы Ци, бились за Му изо всех сил у колес его боевой колес­ ницы... Так одержал он великую победу над царством Цзинь и вернулся к себе с плененным правителем Хуэем. О таком вот и поется в песне: Он честен с благородным, Чтоб славы тот хотел; Великодушен с подлым, Чтоб сил тот не жалел. Как может властелин не следовать добродетели и не питать любви к людям, если через следование добродетели и любовь к людям он достигает народной любви к высшим? Если же народ любит высших, он рад за них умереть. Чжао Цзянь-цзы10 обожал своих двух белых мулов. Хранитель юж­ ной стены Сюй Цюй заболел11. Тогда чиновник, служивший при горо­ дских воротах, явился ночью с докладом к дверям правителя. Он сказал: «Ваш слуга Сюй Цюй болен. Врачеватель сказал, что, если удастся достать печень белого мула, он остановит болезнь, если же нет, больной умрет». К огда он кончил говорить, Дун Ань-юй, стоявший рядом с по­ велителем, раздраженно сказал: «Хо! Да ведь этот Сюй Цюй зарится на
«Люйши чуньцю» 121 мула нашего правителя! Он достоин казни!» Цзянь-цзы сказал: «Убить человека, чтобы сохранить жизнь скотине, — разве это доброта? Доб­ рота в том, ч тобы сохранить жизнь человеку, убив скотину!» И он позвал повара, чтобы тот убил мула, взял печень и отнес ее хранителю южной стены Сюй Цюю. В скором времени Чж ао поднял войска и повел их походом на племена ди. Чиновник, служивший при городских воро ­ тах, повел по семьсот воинов по правую и левую руку. Они первыми взобрались на стены и пленили передовой отряд латников. Так что властелин никак не может не привечать служилых. Ибо враг всегда является за выгодой, но, если ему грозит смерть, он сочтет выг одой уйти. Когда же все враги сочтут выгодой уйти, не с кем станет скрестить оружие. Когда враг благодаря мне обретает жизнь, я благодаря ему обретаю смерть; когда же враг благодаря мне обретает смерть, я благодаря ему обретаю жизнь. Можно ли не уделять внимания тому, получаешь ли ты жизнь от врага, или враг получает жизнь от тебя, когда в этом са­ мая суть военного дела, а существование и гибель, жизнь и смерть прямо зависят от этого?! Гл.8,ч.V О народе Первые цари во главу угла ставили следование сердцу народному. И потому добивались славы и побед. Все они привлекали народное сердце своей добродетелью Дэ и достигали славы через установление в мире порядка. Таких в прежние времена было немало. Не бывало лишь такого, чтобы кто-то прославил себя утратой сердца народного. Чтобы обрести сердце народное, нужно овладеть Дао. Тогда и в го­ сударстве с десятью тысячами колесниц, и в городке в сто дворов не будет никого, кто не радовался бы. Обрести же то, чему радуется народ, означает обрести народ. Но мало ли чему радуется народ! Надо брать главное. В старину Тан одержал победу над Ся11а и привел мир в порядок. Но Небо послало великую засуху, и пять лет подряд был неурожай. Т о г и Тан самолично вознес молитвы в Санлине12 со словами: «Если престу­ пен я один, не простирай гнев на всех. Если преступны все, простри гнев на меня одного. Нельзя, чтобы из-за одного человека, недостойного Верховного Владыки13, душ предков и духов природы, уничтожались жизни многих». После же он срезал волосы с головы и стесал ногти на руках14, принося себя в жертву и моля Верховного Владыку ниспослать счастье. Ликование охватило народ, и хлынул великий ливень. Так сумел Тан повлиять на деяния духов предков, духов природы и исправить последст­ вия дел человеческих. Царь Вэнь поселился на горе Ци; он тогда служил Чжоу Синю15. Хотя обращались с ним жестоко и несправедливо, сам он был
122 Классический период Прочие прозаические памятники справедлив и послушен. И поутру и ввечеру поспешал он сообразно времени, всегда своевременно платил и был почтителен при жер­ твоприношениях и молитвах. Чжоу был им доволен, пожаловал ему титул властителя удела Си и отдал во владение тысячу о т земель. Узнав об этом, Вэнь поклонился до земли дважды и отказался в таких словах: «Прежде прошу отменить пытку огнем»16. Вэнь, конечно, не прочь был получить земли в тысячу ли, но, прося об отмене казни поджариванием, он желал непременно заполучить сердце народное. Ему казалось, что умнее заполучить сердце народное, нежели даже земли в тысячу ли. Потому-то он и прославился своей мудростью. Царь Ю э17 страдал от позора поражения при горе Куайцзи. Стре­ мясь вернуть себе сердце народное, сразиться насмерть с У, он спал без подушки и без циновки, не брал в рот сластей, не смотрел на красавиц, изнурял плоть трудами. У него растрескались губы и иссохла грудь. При дворе он относился к слугам как к родным, по всей стране пестовал народ, стараясь привлечь его сердца. Если редких яств с его стола не хватало на всех, он отказывался есть их; если у него случалось хорошее вино, он выливал его в реку, чтобы так разделить со своим народом. Он сам пахал и кормился от этого, одевался в то, что наткала жена. В еде запретил изысканное, в одежде — пышное; не носил одновременно одеяний двух цветов. Пускался в путь по дорогам с телегой, нагружен­ ной едой, высматривал сирот, вдовых, старых и слабых, сирых и хворых, нуждающихся и обремененных, сокрушенных духом и печальных ликом и сам их кормил. Он собирал всех служилых и, обращаясь к ним, говорил: «Желаю одного — поспорить с У ради блага Поднебесной. Ныне государства Юэ и У истощены друг другом. Но если благородные мужи положат свои животы за меня, я готов буду схватиться с царем У врукопашную и пасть. Если же мое государство окажется неспособ­ ным нанести поражение У и даже с помощью других правителей я не сумею р азбить моего врага на поле брани, я покину страну, оставлю подданных, опояшусь мечом и с кинжалом в руке, изменив внешность, стану служить под другим именем как последний слуга, с решетом и метелкой, чтобы однажды схватиться с царем У насмерть. И пусть голова моя расстанется с телом, а руки и ноги будут валяться порознь на позор всему миру, но я свершу свою волю!» И однажды он сошелся с войском из У в бою при Уху18. Уские военачальники потерпели поражение, царский дворец был окружен. Г о­ родские воро та никто не защищал, и юэсцы схватили царя Фучая, убили первого министра. Через два года после уничтожения У юэский царь стал «гегемоном»19, а случилось это оттого, что он следовал сердцу народному. Гл.9,ч.II
« Ліой ши чу ньцю» 123 О верности Речи о высшей верности режут слух и смущают сердца. Никто не в силах выслушать их, кроме мудрого владыки. Ибо то, что вызывает радость мудрого владыки, гневит властителя недалекого. Среди властителей нет ни одного, кто не ненавидел бы смуту и кра­ молу, и все же они сами навлекают их день за днем. Какой же прок от их ненависти к этим вещам? Допустим, некто пожелал бы вырастить пышное дерево. Если он будет его все время поливать, он возненавидит это занятие; но если он каждый день станет отрубать по корешку, дереву не выжить. Те, кто не желает внимать речам о высшей верности, губят все лучшее в себе. Чуский царь Чжуан Ай20, охотясь в Юньмэне21, подстрелил самку, носорога. Но сын властителя Шэнь, по имени Пэй, стал пререкаться с царем из-за добычи и забрал ее-себе. Царь вознегодовал: «Это бунт и непочтительность!» Он хотел наказать Пэя, но советники, приблизив­ шись, стали его уговаривать: «Пэй — мудрец и стоит сотни в свите государя. Его поведение непременно имеет основания. Следует иметь эго в виду». Не прошло и трех месяцев, как Пэй заболел и умер. Чуский царь же поднял войска и в сражении при Лянтане одержал блестящую победу над царством Цзинь. По возвращении из похода, когда он награждал всех отличившихся, младший брат Пэя явился к чину, веда­ вшему наградами, и сказал: «Есть люди, заслужившие награды под знаменами, мой же брат заслужил награду у охотничьей колесницы». Царь спросил, что он имеет в виду, тот отвечал: «Мой брат был груб по отношению к Вам, государь, и за этот смертный грех был осужден молвой. Но в своем простом сердце он всегда оставался верен Вам, государь, желая Вам долголетия. Мой брат знал из древних записей, что тому, кто убьет самку носорога, не прожить и трех месяцев. Поэтому он, страшась за Вашу жизнь, и спорил с Вами из-за добычи. Вот и взял на себя грех, а потом умер». Царь послал людей отыскать в книгохранили­ ще старые записи и справиться. Оказалось, есть такая запись. Тогда царь щедро наградил младшего брата Пэя. Сколь славна верность Пэя! Поистине нет ничего выше поступка, совершаемого не ради того, чтобы о нем узнали, и от совершения которого не отказываются оттого, что он может остаться неизвестным. У царя Ци появились болячки. Послали людей в царство Сун за Вэнь Цзи. Вэнь Цзи явился и, взглянув на болячки царя, сказал наследнику: «Царский недуг излечим, но для этого придется умертвить меня, Цзи». Наследник спросил, в чем причина. Вэнь Цзи отвечал: «Невозможно излечить этот недуг, если не прогневить царя. Если же я прогневлю царя, мне, Цзи, придется умереть». Тогда наследник, склонившись перед ним, стал упрашивать: «Если царь поправится, я и моя мать станем изо всех сил просить за Вас перед моим отцом, и царь, конечно, снизойдет к нашим мольбам. Прошу Вас, преждерожденный, не сомневайтесь». Вэнь Цзи сказал: «Хорошо. Раз уж Вы настаиваете, чтобы я спас царя
124 Классический период Прочие прозаические памятники ценой собственной жизни...» И он стал приходить к царскому сыну во всякое время и с ним вместе заявляться к царю. После того как он проделал это трижды, царь впал в сильный гнев. Тогда Вэнь Цзи вновь заявился к царю, залез с ногами на царскую постель и осведомился о ходе болезни. Царь от гнева не мог вымолвить ни слова. А Вэнь Цзи намеренно разговаривал так, чтобы разгневать царя еще больше. Тогда царь выругался, встал, а недуг его прошел. Но он был в таком гневе, что велел живьем сварить Вэнь Цзи. Наследник со своей матерью упраши­ вали его, но ничего не добились. Вэнь Цзи стали варить в тагане, кипятили три дня и три ночи, но он даже в лице не изменился. Наконец он сказал: «Если и вправду хотите меня убить, закройте таган крышкой, чтобы прервать связь между силами Инь и Ян». Царь велел закрыть таган, и Вэнь Цзи умер. Следовать долгу в упорядоченном мире легко, в мире же, охвачен­ ном смутой, куда труднее. Вэнь Цзи знал, что излечение недуга царя будет самому ему стоить жизни. Но он пошел на это ради наследника, чтобы доказать свою верность долгу. Гл. 11, ч. II О неподкупности Великого мужа нельзя опозорить никакими интригами. Такой почитаем больше богатых и знатных. Никакая выгода не увлечет его с истинного пути. Ни слава, как у правителя удела, ни сила, равная десяти тысячам колесниц22, не заставят его свернуть с этого пути. Ибо если будет поругана честь, в жизни для него не останется никакой радости. Такой человек, даже получив власть, не станет ее употреблять в ко­ рыстных целях. Такой и на посту чиновника себя не опозорит. Даже если многие восстанут на него, он устоит. Таким и должен быть верноподдан­ ный, помышляющий о благе властителя и выгоде государства. Если такому даже будет грозить гибель, он не отступится, пожертву­ ет собой ради правителя и страны. Если в стране есть такие мужи, можно сказать, что в ней есть настоящие люди. Но их трудно найти, а еще труднее распознать. Царь У страстно желал убить царевича Цин Цзи23, но никак не мог этого сделать и оттого пребывал в печали. Тогда Я о Ли сказал: «Я, ваш слуга, могу это сделать». Уский царь сказал: «Куда уж там! Я шестеркой коней не сумел настичь его на берегу реки Цзян, я стрелял в него, и стрелы вонзались слева и справа, но ни одна не попала в цель. А ты мечом не достанешь ему до плеча, а если бросишься на колесницу, не достанешь даже до переднего бруса. Где уж тебе!» Я о Ли сказал: «Когда речь идет о настоящем муже, можно сожалеть лишь о недостатке храбрости, но не умения. Если царь захочет мне помочь, я сделаю это». Царь согласился. Н а другой день он обвинил Яо в тяжком преступлении, велел схватить его жену и детей, сжечь их и пепел развеять. Яо Ли бежал. Он направился в Вэй и предстал там перед царевичем Цин Цзи. Цин Цзи
«Люйши чуньцю» 125 обрадовался ему и сказал: «Уский ваш царь утратил Дао. Вы сами в этом убедились, и все властители на местах об этом знают. То, что Вам удалось вырваться из его рук, прекрасно!» Яо Ли поселился у царе­ вича и через некоторое время обратился к нему: «Да, в У утратили Дао, и конца этому не видно. Прошу Вас взять меня с собой, когда пойдете на них походом». Царевич Цин Цзи сказал: «Непременно!» К огда они вместе переправлялись через Цзян и уже были на середине, Я о Ли выхватил меч, чтобы заколоть царевича Цин Цзи, но тот отразил удар и сбросил Яо в воду. Тот выплыл, и Цин Цзи пришлось вновь сбросить его в воду, и так три раза, пока царевич наконец не сказал: «Ты поистине настоящий муж в Поднебесной! Я дарю тебе жизнь, чтобы ты просла­ вился своими подвигами!» Так Я о Ли избежал смерти и вернулся в У. Царь У так обрадовался, что хотел разделить с ним страну, но Яо сказал: «Это невозможно, ибо я должен умереть». Тогда уский царь стал урезонивать его, но он сказал: «То, что ради нашего дела были убиты моя жена и дети и пепел их развеян по ветру, я считаю с моей стороны было проявлением бесчеловечности. То, что ради нового господина я согласился пойти войной на старого, было с моей стороны изменой долгу. То, что, будучи трижды сброшенным в реку, я был помилован Цин Цзи, я считаю позором лично для себя. Бесчеловечному, измени­ вшему долгу и опозоренному, я считаю, незачем жить». Уский царь не сумел его удержать, и он закололся мечом. Яо Ли старался не ради награды. Поэтому даже при виде великой вы г од ы не мог изменить долгу. Это можно назвать неподкупностью. Неподкупность — это когда ни богатство, ни знатность не дают забыть о позоре. У вэйского правителя И 24 был слуга по имени Хун Инь. Пока он был в отъезде по поручению правителя, племена ди напали на Вэй. Тогда в народе заговорили: «У нашего правителя жалованье и посты получают журавли, в благородных и богатых ходят евнухи. Вот пусть и посылает своих журавлей и евнухов за него воевать, а нам чего ради?» И раз­ бежались кто куда. Пришли ди и настигли И у заводи Ю ань. Они его убили и сожрали почти целиком, оставив только печень. Когда Хун Инь вернулся, он сделал этой печени доклад о своей поездке, а когда кончил, возопил к Небу, зарыдал... Излив скорбь, он остановил рыдания и ска­ зал: «Прошу разрешения служить Вам покровом». Он распорол живот, вынул свои внутренности и поместил в утробу печень своего господина. Когда правитель Хуань25 узнал об этом, он сказал: «Царство Вэй погибло из-за утраты его правителем Дао, но если в нем оставались такие подданные, невозможно его не сохранить!» И он вновь основал Вэй в Чуцю26. Хун Инь, можно сказать, сохранил истинную верность. Он отдал жизнь р ади своего государя, но благодаря ему вновь воздвигся храм государевых предков и жертвоприношения им не прекратились. Это, можно сказать, подвиг! Гл. 11, ч. III
126 Классический период Прочие прозаические памятники О ДОЛЖНОМ Спорить, не имея здравых суждений, верить без достаточных на то оснований, геройствовать, не имея понятия об истинном долге, устанав­ ливать суровые законы, не зная, к чему их должно применять, — это все равно что в смятении вскакивать на горячего скакуна, в безумии раз­ махивать острым мечом. Из-за этих четырех вещей в Поднебесной и настает великая смута. Спор хорош, когда он приводит к здравым суждениям, вера — когда она основывается на уважении к естественным основам, мужество — ко ­ гда направлено на служение должному, закон — когда он направлен на должные цели. Как-то удалец из шайки разбойника Чжи спросил у него: «Обладает ли разбойник Дао?» — «А как же! — отвечал Чжи. — Словно по наитию, он узнает, что за запорами что-то ценное, — значит, он мудр. Входит первым — значит, он храбр; выходит последним — значит, есть в нем чувство долга; точно выбирает время — значит, он разумен; делит все поровну — значит, он гуманен. В Поднебесной не было никого, кто бы сумел стать великим разбойником, не овладев этими пятью качествами. А вот насчет шести царей и пяти „гегемонов” — не знаю... Яо, к приме­ ру, не был чадолюбив. Шунь бывал непочтителен к родителю. Ю й был не прочь поразвлечься. За Таном и У числились насилия и убийства. Пять „гегемонов” вынашивали планы мятежей и смуты. А между тем все теперь их восхваляют, люди их поминают добрым словом. Какое ослепление!» И когда Чжи стал умирать, он решил прихватить с собой свой железный молот, приговаривая при этом: «Вот повстречаюсь там с этими шестью царями и пятью „гегемонами” , проломлю им черепуш­ ки!» Чем так рассуждать, лучше не рассуждать вовсе! В Чу жил некий человек, верный долгу. Его отец украл барана, и он донес об этом начальству. Власти схватили отца и приговорили его к наказанию. Тогда верный долгу стал просить, чтобы вместо отца наказали его самого, и обратился к судье со словами: «Отец украл барана, и я донес об этом. Разве этим я не доказал свою благонадеж­ ность? К огда отца приговорили, я просил, чтобы наказали вместо него меня. Разве этим я не доказал свою почтительность? Но если наказывать за благонадежность и почтительность, то разве останутся в стране невиновные?» Узнав об это м случае, чуский царь велел дело прекратить. Когда же об этом услышал Конфуций, он произнес: «Удивительно, какая благонадежность! Отец у него один, а прославился он дважды». Чем такая благонадежность, лучше уж никакой... Гл. 11, ч. IV О долге Служилый муж — это человек, которого ничто не заставит отступить от нравственного долга. В момент испытания он забывает о выгоде, оста ­
«Люйши чуньцю» 127 вляет попечение о своей жизни и следует только долгу. Н а смерть он смотрит как на возвращение27. Такого человека нелегко заполучить в помощники правителю страны, нелегко заполучить в подданные Сыну Неба. Величайшие из таких людей способны установить порядок во всей Поднебесной, меньшие — в своем царстве, но без них ни то ни другое невозможно. Поэтому тот из владык, кто стремится совершать великие дела и прославить свое имя, не может не искать повсюду таких людей. Разумный правитель из всех дел правления больше всего озабочен подобными поисками. В царстве Ци жил некий Бэй Го-сао . Чтобы прокормить свою мать, он плел сети и верши, собирал тростник и камыш и плел из них сандалии. К огда же этого оказалось недостаточно, он направил стопы к воротам дома Янь-цзы28 и, явившись к нему, сказал: «Прошу мило­ стыню, чтобы прокормить мать» . Слуга Янь-цзы пояснил господину: «Этот человек известен в Ци своим умом. Он считает своим долгом не служить Сыну Неба, не водить дружбы с местными правителями, так как не ищет выгоды и не знает страха. Раз он обратился к Вам за милосты­ ней для матери, это означает, что он радуется Вашей верности и долгу. Надо подать ему милостыню». Янь-цзы послал человека в амбар за зерном и в сокровищницу за золотом. Бэй взял зерно, но золото отверг. Через некоторое время Янь-цзы впал в немилость у циского правителя, принужден был бежать из страны, но, проходя мимо дома Бэй Го-сао, заглянул проститься. Бэй Го-сао как р аз мылся, но все же вышел, чтобы принять Янь-цзы, и спросил: «Куда направляетесь?» Янь-цзы ответил: «Увы, я впал в немилость, приходится бежать». Бэй Го-сао сказал: «Желаю Вам избежать худшего». Янь-цзы взошел в колесницу и вздох­ нул: «Да, мне, Ину, и впрямь надо бежать. Я совершенно не знаю людей!» К огда он уехал, Бэй позвал к себе друга и сказал: «Я всегда радовался верности долгу в Янь-цзы, потому и попросил у него на пропитание матери. Но я слыхал также, что тому, кто помог тебе прокормить родных, нужно всегда помогать в беде. Ныне Янь-цзы впал в немилость, и я хочу своей смертью заслужить для него прощение». Он оделся, покрыл голову и в сопровождении друга, с мечом и бамбуковой корзиной в руках отправился ко двору правителя. Там он вызвал упра­ вляющего и сказал ему: «Янь-цзы — истинно разумный муж в Поднебес­ ной. Если он покинет нас, на Ци нападут враги. Лучше умереть, чем видеть гибель своей страны. Головой своей отвечаю за Янь-цзы». Затем он сказал своему слуге: «Положишь мою голову в корзину и передашь вместе с моими словами». Затем он отступил на шаг и закололся. Его друг передал его голову и просьбу о прощении Янь-цзы, а затем обратился к присутствующим: «Бэй Го-сао умер за страну, а я умираю за Бэй Го-сао!» И он также отступил на шаг и закололся. Когда циский правитель услышал об этом, он пришел в ужас. Вскочил на колесницу и сам погнался за Янь-цзы. Настиг его уже на границе и стал уговари­ вать вернуться. Янь-цзы ничего другого не оставалось. К огда он узнал, как Бэй Г о-сао ценой своей жизни добился для него прощения, он сказал:
128 Классический период Прочие прозаические памятники « Да, мне и впрямь лучше бы бежать — я знаю людей еще меньше, чем предполагал!» Гл. 12, н. II О достоинстве Жизнь, конечно, важнее Поднебесной. И все же государственный муж жертвует собой для других. В том, что он жертвует собой р ади других, — его высокая ценность, поэтому-то правители и стараются всеми способами заполучить его к себе на службу. К огда разумный правитель умеет разглядеть такого мужа, тот отдает ему все силы и знания, он прям в речах, готов к борьбе и не отступит перед угрозой. Таковы были Юй Ян и Гунсунь Хун. В их времена их сумели понять властитель Чжи29 и мэнчанский правитель30. Нынешние властители радуются, когда им достается сто ли земли, и соседи со всех сторон спешат их поздравить. Но они не так уж рады, когда на службу к ним поступает настоящий государственный муж, да и поздравлять с этим никто их не спешит. Это оттого, что они не прониклись пониманием, что важно, что — нет. Тан и У располагали всего лишь тысячью боевых колесниц, но мудрые мужи шли к ним на службу. Цзе и Чжоу владели Поднебесной, но мудрые мужи их покидали. Конфуций и Мо-цзы были мужами в холщовой одежде, но ни обладатели десяти тысяч колесниц, ни повели­ тели с тысячью колесниц не могли поспорить с ними. Из этого видно, что знатности, благородства и богатства самих по себе еще недостаточ­ но, чтобы привлечь достойного человека. Это становится возможным, только если сам стремишься его разыскать. Друг Ю й Я на как-то спросил у него: «Отчего Вы так непоследовате­ льны? Прежде Вы служили родам Фань и Чжунхан, но, когда их унич­ тожили, Вы и не помышляли о мести. Отчего же Вы ныне так стремитесь отомстить за род Чжи31?» Юй Ян ответил: «Я скажу Вам отчего. Когда я дрожал от холода, Фань и Чжунхан меня не одели, когда я умирал от голода — не накормили. А потом заставили меня искать себе пропита­ ние в числе прочих. Они смотрели на меня как на одного из многих, и служил я им как один из многих. А с Чжи было иначе. Когда я отправлялся с поручением, мне давали колесницу, а когда возвращался назад, меня ждал роскошный стол. При дворе толпилась масса народу, но внимание всегда оказывалось мне лично. Рассматривали, меня как государственного мужа, вот я и служил как государственный муж». Юй Я н был поистине мужем государственным, но и он обращал внимание на отношение к нему лично. Что же говорить о человеке средних достоинств! Когда мэнчанский правитель присоединился к союзу цзун 32, Гунсунь Хун ему сказал: «Не лучше ли послать кого-нибудь на запад к циньскому царю, памятуя о том, что циньскому царю все равно суждено стать владыкой над всеми царями? Бойтесь того, что, когда впоследствии Вы
«Люйши чуньцю» 129 станете подданным Цинь, Вам припомнят участие в цзун». Мэнчанский правитель сказал: «Что ж, прекрасно. Попрошу Вас отправиться туда»: Гунсунь Хун почтительно согласился и во главе десяти колесниц от­ правился в Цинь. Узнав про это, циньский царь Чжао пожелал осрамить его в разговоре, чтобы посмотреть, чего он стоит. Когда Гунсунь Хун предстал перед Чжао, тот спросил: «Сколь велики владения Сюе?» Гунсунь Хун отвечал: «Сто ли». Тогда царь Чж ао рассмеялся и сказал: «В моем царстве тысяча ли, но я не решаюсь грозить другим. Земли же мэнчанского правителя составляют всего лишь сто ли, а он тем не менее мне, несчастному, угрожает. Как это возможно?» Гунсунь Хун отвечал: «Мэнчанский правитель л юбит государственных мужей, а Вы, великий государь, как видно, их не жалуете». Чжао спросил: «В чем же проявля­ ется любовь мэнчанского правителя к государственным мужам?» Гун­ сунь Хун отвечал: «Есть люди, которые считают своим долгом не служить Сыну Неба и не водить дружбы с местными правителями, так как они не ищут выгоды и не знают страха. Таких у нашего правителя трое. Есть люди, способные управлять так, что у них могли бы поучить­ ся Гуань Чжун33 и Шан Я н34, радующиеся долгу и способные сделать своего правителя «гегемоном» и царем. Таких у нашего правителя пятеро. И есть люди, которые, будучи посланниками, способны в ответ на унижения, чинимые суровым владыкой десяти тысяч колесниц, тут же перед ним пронзить себя мечом и кровью обагрить свои одежды. Таких у нашего правителя семеро». Тогда царь Чж ао35 рассмеялся и, извинив­ шись, сказал: «Ну зачем же так? Я высоко ценю мэнчанского правителя и прошу Вас передать ему слова моего благоволения». Гунсунь Хун почтительно согласился. О Гунсунь Хуне можно сказать, что он не позволял себя задевать никому. Ведь царь Чж ао был великим царем, а у мэнчанского правителя была всего-то тысяча колесниц. Тот, кто стоит за тысячу колесниц так, чтобы его не могли унизить, — э то действительно государственный муж! Гл.12,ч.V «Притчи из разных глав»* Когда бедствия обрушились на Конфуция по пути из Чэнь в Ц ай36, ему не доводилось отведать даже простой похлебки из лебеды, семь дней он не держал во рту ни единого зернышка и. среди бела дня спал от слабости. Его ученик Янь Хуэй37 отправился на поиски, раздобыл где-то рис и начал стряпать. Когда же рис был почти сварен, Конфуций, открыв глаза, вдруг увидел, что Я нь Хуэй запустил руку в котел и ест. Конфуций притворился, что ничего не видит. * © И. С. Лисевич, перевод, 1990 5-186
130 Классический период Прочие прозаические памятники Немного погодя пища была готова, и Я нь Хуэй попросил Конфуция ее отведать. Поднявшись с ложа, Конфуций сказал: «Нынче видел во сне покойного отца, но совершить жертвенное приношение его душе можно, лишь если пища чиста». «Увы, это невозможно! — ответил ему Янь Хуэй. — Только что в котел упал уголек, и Ваш ученик достал и съел его, чтобы устранить недоброе предзнаменование!» И Конфуций, вздохнув, произнес: «Мы доверяем своим глазам — но и им нельзя верить; мы полагаем­ ся на свое сердце — но и на него не стоит полагаться. Запомните же, ученики; поистине нелегко познать человека!» В царстве Сун, в семье по фамилии Дин, не было своего колодца. Когда наступало время поливки, один человек у них все время пропадал за околицей. Наконец семья вырыла колодец, и Дины сказали людям: «Вот выкопали мы колодец — считайте, получили еще одного человека!» Слышавшие это стали передавать другим: «В семье Динов выкопали колодец и получили оттуда еще одного человека». По всему царству рассказывали об этом, и сплетня дошла до сунского царя. Сунский царь отрядил посланца разузнать о деле у самих Динов. Дины же ответили ему так: «Не человека из колодца мы получили, а добыли себе лишнего работника!» Из тех, кто в царстве Ци похвалялся своим мужеством, один жил у Восточной стены, другой — у Западной. Встретились они случайно на дороге и сказали: «Не выпить ли нам вместе?» Пропустили по нескольку чарок, и вот один из них предложил: «Не раздобыть ли нам мясца?» Но другой молвил так: «Ты из мяса, и я из мяса, к чему еще мяса добывать — не глупо ли это?!» И они ограничились тем, что приготови­ ли подливку. После же вынули ножи и стали поедать друг друга; л и т ь смерть остановила их... Уж лучше трусость, чем подобное мужество! Конфуций как-то остановился в пути на отдых, а лошадь, освободив­ шись от пут, ушла. Она потравила чужие посевы, и селянин загнал ее к себе. Цзы Гун вызвался с ним переговорить. Он давно истощил свое красноречие, но селянин по-прежнему ничего не желал слушать. А был с Конфуцием человек — неотесанный, только приступивший к учению. И он сказал: «Дозволь мне пойти поговорить с ним». После же обратил­ ся к селянину:
«Люйши чуньцю» 131 — Ты у Восточного моря пашешь, а я пашу у Западного. Что же, моей лошади и попробовать твоего хлеба нельзя?! Тот селянин весь расплылся в улыбке и промолвил в ответ: «Вот это так! Убедил ты меня — не в пример тому, первому». Отвязал лошадь и отдал ее. Один житель Чуского царства переправлялся через реку. И его меч свалился с лодки в воду. Сделав зарубку на борту лодки, чусец сказал: «Вот здесь упал мой меч!» Как только лодку остановили, он бросился в воду на поиски меча с того места, где была зарубка... Однако лодка уже прошла вперед, а меч-то на дне не двигался... Разве не глупо разыскивать меч подобным образом?! Река Вэй38 сильно разлилась, и в ней утонул один чжэньский богач. Некто выловил его труп. Родные богача просили продать им его тело 39, но тот человек требовал очень много золота. Обратились тогда к Дэн Си40. Дэн Си сказал: «Не тревожьтесь! К ому еще, кроме Вас, он его продаст!» Завладевший телом тоже был обеспокоен и, в свою очередь, обратил­ сякДэнСи. И ему сказал Дэн Си: «Не тревожься! У кого еще, кроме тебя, они его купят?!» На севере царства Лян41 стоял Лаковый холм, и жил там бес-оборо­ тень, любивший принимать личину чьего-нибудь родственника. Случилось в тамошнем селе, что один крестьянин, бывший уже в летах, возвращался с рынка домой под хмельком. Бес тотчас принял, образ его сына: как бы и поддерживал, а сам всю дорогу мешал идти! Добрался крестьянин домой, протрезвел и обратился к сыну с упре­ ком: «Разве я тебе не отец, разве я тебя не любил, не оберегал? За что же ты мучил меня дорогой, пьяного?!» Сын его пал на колени и возопил: «О горе мне! Не было этого! Можете спросить людей: я ходил на восточный конец села получать долги!» Его отец, поверив ему, промолвил: «Эге! Наверняка это был тот самый бес-оборотень, про которого я давно уже слышал!» На следующий день он уже с намерением отправился пить на рынок, надеясь повстречать снова беса и заколоть. С утра раненько напился на рынке... А его настоящий сын, опасаясь, что отец не дойдет до дому, вышел его встречать. Крестьянин увидел своего сына, выхватил меч и пронзил его! Разум старика был затуманен тем, кто принимал сынов­ ний образ, а своего настоящего сына он убил!
132 Классический период Прочие прозаические памятники Среди жителей царства Лу был некто Гунсунь Ч о, который объявил во всеуслышание: «Я могу поставить на ноги мертвого!» Лю да стали допытываться о его секрете. Он же ответил так: « Я ведь способен излечивать тех, у кого отнялась половина тела, а ныне у меня двойная порция этого снадобья. Выходит, я могу поднять на ноги мертвеца!» Л «ЯНЬ-ЦЗЫ ЧУНЬЦЮ» «Янъ-цзы чуньцю», или «Вёсны и осени Янь-цзы», как и «Люйши чуньцю», не историческое сочинение, хотя в древнем Китае словосочетание «Вёсны и осени» было синонимом слова «летопись». Да, это летопись, но летопись высказываний и деяний лишь одного человека — древнего философа Янь-цзы (Янь Ина), жившего в VI в. до н. э. в царстве Ци. Царство Ци, расположенное у моря, на полуострове Шаньдун, было в то время не только одним из наиболее экономически развитых, но, пожалуй, и одним из самых культурных в Китае. Отовсюду съезжались в его столицу мыслители, и «у ворот Цзи» разгорались жаркие споры. Слова « У ворот Цзи» («Цзися») стали в истории китайской мысли синонимом древнегре­ ческой Академии в первоначальном значении этого слова — места, где в садах некоего Акадэма встречались и вели свои дискуссии философы. Таким образом, Янь-цзы был лишь одним из многих, хотя в литературе ему повезло больше других. Характеризуя высказывавшиеся им взгляды, различные авторы от­ носили его и к моистам, и к конфуцианцам, но, по-видимому, он был достаточно оригинален. Разумеется, тот Янь-цзы, с которым мы встре­ чаемся в «Вёснах и осенях», не адекватен своему историческому прото­ типу. Литературный Янь-цзы — это идеальный образ «благородного мужа», мудрого советника, человека высокой души, чуждого суетных желаний . Однако при вс ей дидактич ности «Вёсен и осеней Ян ъ-ц зы» беллетристический элемент не оттеснен в них на второй план, и книга не стала философским сочинением, в котором сюжетные вкрапления слу­ жат лишь иллюстрацией. Перед нами первое (или, во всяком случае, самое раннее из сохранившихся ныне) собрание коротких рассказов, столь ж е занимательное, сколь и назидательное, объединенное общим героем. Относительно автора этой книги и времени ее создания высказывались самые разные точки зрения — начиная с того , что книга составлена самим Янь-цзы или его ближайшими учениками, и кончая утверждением, что перед нами подделка, сфабрикованная уж е в IV—VI вв. н. э ., т. е. как минимум на тысячу лет позже. Однако наиболее правдоподобным пред­ ставляется мнение, что «Вёсны и осени Янь-цзы» были составлены уж е после объединения Китая императором Цинь Ши-хуаном, т. е . где-то на рубеже III и II вв. до н. э. Автором книги мог быть один из тех ученых-литераторов, которые сконцентрировались при его дворе после
«Янь-цзы чуньцю» 133 разгрома древних царств и которых впоследствии постигла столь страш­ ная участь — они были похоронены заживо по приказу императора, чувствовавшего их молчаливую оппозицию. Автор, по-видимому, был вы­ ходцем из царства Ци. Материалом же для книги послужили летопись Ци, местные легенды и предания, а возможно, какие-то неизвестные нам сочинения. ИЗ КНИГИ «ЯНЬ-ЦЗЫ ЧУНЬЦЮ»* О том, как Цзин-гун1 увидел на охоте тигра и змею Цзин-гун отправился на охоту. Поднялся в горы — увидел тигра. Забрался в болото — увидел змею. Вернувшись обратно, призвал к себе Янь-цзы и спросил его: — Сегодня я охотился. Поднялся в горы — увидел тигра; забрался в болото — увидел змею. Не является ли это дурным предзнаме­ нованием? «Существует три дурных предзнаменования для государства, — о т ­ ветил Янь-цзы, — но увиденное Вами не имеет к этому никакого отношения. Когда правитель не знает о том, что в его царстве есть мудрые люди, — э то первое дурное предзнаменование. К огда он знает об этом, но не привлекает их к себе на службу — эго второе дурное предзнаменование. Когда же правитель назначает мудрого на долж­ ность, но не доверяет ему — это третье дурное предзнаменование. Вот что имеют в виду, когда говорят о дурных предзнаменованиях. Вы же увидели тигра, поднявшись в горы, змею — забравшись в болото. Но горы — это логово тигра; болото — это змеиная нора. Что же необыч­ ного в том, что Вы увидели тигра в его логове, а змею — в ее норе?» О том, как два персика убили трех мужей Три достойных мужа — Гунсунь Цзе, Тянь Кай-цзян и Гу Е-цзы2 — служили Цзин-гуну. Они прославились своей храбростью и силой — го ­ ворили, что они голыми руками могли одолеть тигра. Однажды мимо трех мужей проходил Янь-цзы, а те даже не встали при виде его. Янь-цзы вошел к правителю и сказал ему: — Слышал я, что мудрый государь держит у себя на службе храбрых и сильных людей для того, чтобы утвердить должные взаимоотношения между правителем и подданным, соблюдать правила поведения началь­ ника и подчиненных, в пределах государства предотвращать мятеж, а за * © М. В. Крюков , перевод, 1990
134 Классический период Прочие прозаические памятники его пределами — устрашать врагов. Подвиги таких людей идут на пользу государю, а их храбрость вызывает чувство уважения подданных. Поэтому-то они и занимают высокое положение и получают щедрое жалованье. Ныне же храбрые и сильные люди, состоящие на службе у Вас, о государь, не знают, каковы должны быть взаимоотношения между правителем и подданным, не соблюдают правил поведения подчиненных по отношению к начальнику. Поэто му в пределах государства они не могут предотвратить мятеж, а за его пределами — устрашить врагов. Они опасны для государства. Вам следует покончить с ними. «Хорошо, — отвечал правитель, — но если попытаться схватить их, они вырвутся, а если вознамериться заколоть их — они увернутся!» «Но все они — люди, всегда рассчитывающие только на свою силу в схватке с врагом. Они не знают, как должны вести себя младшие по отношению к старшим. Эго-то и окажется для них роковым», — сказал Янь-цзы. , И он попросил правителя послать им два персика со словами: «Съешьте эти персики, ведь ваши заслуги так велики!» Гунсунь Цзе глубоко вздохнул, поднял глаза к небу. «Поистине мудр этот Янь-цзы! — сказал Гунсунь Цзе. — Если бы правитель, зная о моих заслугах, не дал мне персика, то это означало бы, что я недостаточно храбр. Нас много, а персиков всего два. Придется отведать персиков тем, кто имеет большие заслуги. Однажды я голыми руками сладил с вепрем, в другой р аз — одолел тигрицу. Мои заслуги позволяют мне съесть персик и не быть ровней другим». С этими словами он взял персик и встал. «Мне дважды приходилось в одиночку отражать своим мечом натиск трех армий, — сказал Тянь Кай-цзян. — Мои заслуги тоже позволяют мне съесть персик и не считаться с другими». Он взял персик и встал. Гу Е-цзы сказал: «Некогда мне пришлось вместе с правителем переправляться через Хуанхэ. Вдруг огромная черепаха схватила левую пристяжную и вместе с ней нырнула в воду около утеса Чжичжу3. Тогда я был еще молод и не умел плавать. Поэтому я опустился на дно и прошел по нему сто шагов против течения и девять ли — по течению, схватил черепаху и убил ее. Левой рукой держа пристяжную за хвост, а правой придерживая голову черепахи, я выпрыгнул из воды. Все люди на переправе приняли меня за водяного! Так что м&и заслуги также позволяют мне съесть персик и не равняться с другими. Вы двое должны вернуть мне персик!». С этими словами он выхватил меч и встал. Гунсунь Цзе и Тянь Кай-цзе сказали в один голос: «Наши заслуги — ничто по сравнению с твоими, а храбростью мы уступаем тебе. Когда мы взяли по персику, в нас говорила жадность. За это следует заплатить жизнью, ибо в противном случае про нас скажут, что мы недостаточно храбры».
«Янь-цзы чуньцю» 135 Тут они возвратили свои персики и покончили с собой. «Обоих их нет уже в живых, один я еще не умер, и это негуманно с моей стороны, — сказал Гу Е-цзы. — Я обидел их своими речами, преувеличив к тому же свои подвиги, и это несправедливо. Сейчас я сожалею о содеянном, но остаюсь живым, и это проявление недоста­ точной храбрости...» И тогда он положил обратно персики и покончил с собой. Человек, посланный правителем, доложил ему: «Всех троих уже нет в живых». И правитель приказал похоронить их с почестями. О том, как Янь-цзы был послом в царстве У Однажды Янь-цзы был послан в царство У4. «Я знаю, что Янь Ин5 славится на севере как человек красноречивый и прекрасно р азбира­ ющийся в правилах поведения людей», — сказал своим приближенным правитель царства У. И он приказал чиновнику, ведавшему придвор­ ными церемониями: «Когда появится наш гость, объяви: ’’Сын Неба просит пожаловать!” » На следующий день прибыл Янь-цзы. «Сын Неба просит пожало­ вать!» — объявил приближенный правителя. Янь-цзы изобразил на лице испуг, но не двинулся с места. «Сын Неба просит пожаловать!» — вновь объявил приближенный. Янь-цзы снова сделал вид, что перепуган, но остался стоять. Снова возвестили: «Сын Неба просит пожаловать!», но Янь-цзы в третий раз ограничился тем, что притворился испуганным. «По приказу правителя моего ничтожного государства я намеревался прибыть в качестве посла ко двору уского царя, — сказал он наконец, — но по своему невежеству я, видно, перепутал дорогу и попал к самому Сыну Неба. Не скажете ли, как проехать в царство У?» И тогда правитель У велел объявить: «Фу Ч а просит пожаловать!» Он принял Янь-цзы, как подобает принимать посла соседнего государ­ ства. О том, как Янь-цзы был послом в царстве Чу Однажды Янь-цзы был послан в Чу6. Воспользовавшись тем, что Янь-цзы был маленького роста, чусцы, желавшие унизить его, сделали дверцу рядом с городскими воротами и пригласили Янь-цзы войти в нее. Но тот отказался это сделать. «Через отверстие для собак в город входит только тог, кто отправляется послом в собачье государство. Но я прибыл в качестве посла в царство Чу, и мне не подобает входить в город через эту дверцу». И тогда чиновник, встречавший Янь-цзы, пригласил его войти через главные ворота. Началась аудиенция у правителя Чу.
136 Классический период Прочие прозаические памятники « Что, разве в государстве Ци вообще не осталось жителей?» — спросил правитель. «В городе Линьцзы7 триста кварталов, — отвечал Янь-цзы. — Если жители нашей столицы расправят рукава, на улицы города упадет тень. Если они смахнут с лица капельки пота, пойдет дождь. В нашем горо ­ де жители касаются друг друга плечами и наступают друг другу на пятки. С чего Вы, правитель, взяли, что в царстве Ци их вообще не осталось?» «Но почему же в таком случае именно Вас послали к нам?» — спро­ сил правитель Чу. «Видите ли, — ответствовал Янь-цзы, — в царстве Ци есть такое правило: людей мудрых отправляют послами в достойные государства, а в недостойные посылают глупых. Я — самый глупый из всех жителей царства Ци и мог претендовать только на то, чтобы стать послом при дворе чуского правителя». О том, как чуский царь решил опозорить Янь-цзы Янь-цзы собирался отправиться послом в Чу. Правитель Чу узнал об этом и сказал своим приближенным: «Янь Ин — известный спорщик из Ци. Я хочу унизить его. Что бы такое придумать?». «Когда он приедет, — отвечали приближенные, — прикажите связать человека и провести его мимо дворца. Вы, о правитель, спросите: „Что это за человек?” И Вам ответят: „Это человек из царства Ци” . — „А какое преступление совершил он?” — опять спросите Вы. И Вам ответят: „Он уличен в воровстве” ». Когда Янь-цзы прибыл ко двору чуского правителя, то т стал уго­ щать его вином. Все немного захмелели, и тогда двое тюремщиков связали человека и подвели его к правителю. «Кто этот связанный человек?» — спросил правитель. « Это человек из царства Ци, — был ответ, — о н уличен в воровстве». Правитель посмотрел на Янь-цзы и спросил его: «А что, в царстве Ци действительно все жители — воры?» Янь-цзы встал с циновки и ответил: «Я слышал, что апельсин, вырастающий в местности к югу от реки Хуай8, всегда остается апельси­ ном. Если же он вырастает в местности к северу от реки Хуай, он превращается в горький померанец. Листья у них похожи, а вкус плодов различен. Почему это так? Вода и земля разные. Так и люди: живет человек в царстве Ци и не ворует, а приедет в Чу — становится вором. Видно, вода и земля в Чу таковы, что вызывают у людей желание воровать?» Правитель рассмеялся: «Никогда не следует шутить над мудрым человеком. Я хотел унизить Вас, а в результате сам попал впросак».
«Янь-цзы чуньцю» 137 О том , как Цзин-гун решил наказать Янь-цзы На пиру у Цзин-гуна ему прислуживал Тянь Хуань-цзы9. Увидев Янь-цзы, он сказал правителю: «Следует наказать Янь-цзы». — «А что случилось?» — спросил Цзин-гун. Тянь Хуань-цзы ответил: « Янь-цзы носит халат из грубой материи и шубу на оленьем меху. Он приезжает на аудиенцию на простой повозке, запряженной клячей. Тем самым он хочет показать, что правитель недостаточно щедро одаривает его». «Если это так, то его действительно следует наказать» , — сказал правитель. Янь-цзы занял свое место. Виночерпий поднес ему чарку с вином и сказал: «Правитель приказал наказать Вас». «А что случилось?» — спросил Янь-цзы. Тогда Тянь Хуань-цзы сказал ему: «Правитель пожаловал Вам должность первого министра и тем оказал Вам большую честь. Он подарил Вам миллион монет, чтобы обеспечить достаток Вашей семье. Вы занимаете самое высокое положе­ ние среди всех-приближенных и получаете самое большое жалованье. И вот Вы носите халат из грубой ткани и шубу на оленьем меху, а на аудиенцию приезжаете в грубой повозке, запряженной клячей. Этим Вы, видно, хотите показать, что правитель недостаточно щедро одаривает Вас. За это-то и следует наказать Вас». Янь-цзы встал с циновки и спросил правителя: «Что мне лучше сделать сначала — выпить или ответить?» — «Отвечайте, а потом будете пить», — сказал правитель. «Вы, о правитель, пожаловали мне должность первого министра и тем оказали мне большую честь, но я принял эту должность не из желания прославиться, а только лишь подчиняясь Вашему приказу. Вы подарили мне миллион монет, чтобы обеспечить достаток моей семье, но я принял этот подарок не из желания разбогатеть, а только потому, что это даровано мне правителем. Я слышал, что если в древности мудрый подданный правителя получал богатые подарки и не заботился о своем государстве и о своем клане, то он был достоин порицания. Если, занимая должность, он не справлялся со своими обязанностями, его также следовало порицать. Если бы среди царских слуг и моих родственников были такие, кто, не имея средств к существованию, скитался бы по захолустью, это была бы моя вина. Если бы среди подданных царя и моих подчиненных были такие, кто покинул свою должность и отправился странствовать, это была бы моя вина. Моя вина в том, что армия у нас недостаточно вооружена, а колесниц не хватает. Разве я приезжаю на аудиенцию в простой повозке, запряженной клячей, не для того, чтобы продемонст­ рировать тем самым, что я понимаю свою вину?
138 Классический период Прочие прозаические памятники К тому же благодаря подаркам правителя мои родственники по отцовской линии имеют возможность ездить в повозках, у родствен­ ников по материнской линии достаточно одежды и пищи, среди род­ ственников по линии жены нет страдающих от холода и голода, а само­ му мне прислуживают и освещают мне факелами дорогу сотни знамени­ тых в нашем государстве мужей. Если это гак, то хочу ли я показать, что подарки правителя чрез­ вычайно щедры, или же стремлюсь продемонстрировать то, что они недостаточны?» «Вы правы, — сказал правитель, — наказания заслуживаете не Вы. Его заслуживает Тянь Хуань-цзы». О том, как Цзин-гун предложил Янь-цзы сменить место жительства Цзин-гун предложил Янь-цзы переехать жить в другое место: «Живете Вы вблизи рынка, в месте сыром и грязном, непригодном для жилья. Переезжайте-ка на просторное и удобное место!» «Здесь жили Ваши бывшие министры, — отказался Янь-цзы. — И ес­ ли я сочту это место неудобным, то тем проявлю стремление к роскоши. К тому же если маленький человек живет рядом с рынком, то он постоянно имеет возможность купить там все, в чем нуждается. Разве это ему неудобно? Стоит ли после этого причинять беспокойство живу­ щим в богатых городских кварталах?» Правитель рассмеялся: «Вот Вы живете рядом с рынком, а знаете ли вы, что сейчас в цене и что не пользуется спросом?» — «Раз уж я извлекаю из этого пользу, то могу ли я не знать этого?» — был ответ. «В тако м случае что же сейчас ценится, а что нет?» — спросил правитель. В то время Цзин-гун ввел жестокие законы, по которым было предусмотрено такое наказание, как отрубание ног, и поэтому были V люди, покупавшие на рынке костыли. «Костыли стоят сейчас дороже туфель!» — ответил Янь-цзы прави­ телю. Тот изменился в лице. Вскоре он отменил некоторые наказания. О том, как Янь-цзы объяснил, что такое «звучать в унисон» Цзин-гун вернулся с охоты, и Янь-цзы проводил его в Шуаньтай10. Туда же немедленно прискакал и Лянцю Цзюй11. Цзин-гун сказал: «Лянцю Цзюй для меня — как нота , звучащая в гармоничном аккорде!» — «Лян­ цю Цзюй звучит с Вами в унисон. О какой гармонии может здесь идти речь?» — ответил Янь-цзы. «А разве звучать гармонично и в унисон — это не одно и то же?» — спросил правитель.
«Янь-цзы чуньцю» 139 «Нет, эго разные вещи, — был ответ. — Гармония подобна приго­ товлению супа. Рыбу и мясо варят, используя воду и огонь, уксус, соус, соль и сушеные сливы. Все это кипит на плите, и повар гармонично сочетает различные приправы, чтобы придать супу специфический вкус. Он добавляет то, чего недостает, и удаляет то, что уже в избытке. Понимающий толк в кулинарии ест такой суп и обретает душевное равновесие. Так же дело обстоит и во взаимоотношениях между правителем и подданным. Когда в том, что правитель считает правильным, есть что-то неправильное, подданный указывает на это, чтобы все было действительно правильным. А если в том, что правитель считает непра­ вильным, есть нечто правильное, то подданный' обращает на это внима­ ние правителя, чтобы отрицаемое им было полностью неправильным. Но Лянцю Цзюй не таков. Если Вы, о правитель, считаете что -то правильным, он тоже говорит: „Это правильно!” К огда же Вы считаете что-нибудь неправильным, он немедленно вторит Вам, говоря: „Это неправильно!” Приправлять воду водой — кто будет есть такое куша­ нье? Заставлять лютню и цитру звучать одинаково — кто будет слушать такую музыку? Вот что значит звучать в унисон». «Да, это так», — согласился Цзин-гун. ПОЭЗИЯ ЧУСКИХ СТРОФ Творчеством Цюй Юаня (340 — 278 гг. до н. э .) открывается в Китае история поэзии, имеющей индивидуального автора. Первый известный нам китайский поэт Цюй Юань происходил из царского рода, долгое время был приближенным советником царя Чу и много сделал для своей страны. Однако впоследствии, отстраненный от власти по наветам клеветников, он порвал с двором и вторую половину жизни провел в скитаниях. Не видя возможности осуществлять свои идеалы «в этот век постыдный», великий поэт кончает с собой, бросив­ шись в реку Мило. Стихи Цюй Юаня проникнуты высокой гражданственностью и ис­ тинным благородством души. В них звучит вера в конечное торжество добра над злом, честности над подлостью, вера в победу разума и сове­ сти. Им свойственны образность и богатство поэтического воображе­ ния, сила и чистота чувства. Некоторые его произведения, например «Девять гимнов», являются обработкой народных песен, в образном строе других сказывается влияние народной мифологии. Очень интересны так называемые «Вопросы Неба», по-видимому имеющие прямое отноше­ ние к древним обрядам инициации, весьма схожие с одним из гимнов индийской «Ригведы». Цюй Юань положил начало новому поэтическому
140 Классический период Поэзия чуских строф жанру — оде («фу») — и новому «свободному стилю» в поэзии («сао-ти»). Его поэма «Скорбь изгнанника» — одно из самых выдающихся произведений китайской классической поэзии. За аллегорическими и мифо­ логическими образами поэмы легко угадывается реальная действитель­ ность того времени. Перед нами как бы лирическая исповедь поэта, в которой он вдохновенно и беспощадно разоблачает царский двор, зло и несправедливость, царящие кругом. Им он противопоставляет свое кредо: «чтить чистоту и умереть за правду». Он жаждет вырваться из окружения мелких людишек, которыми движут лишь алчность и за­ висть, тщеславие и низкий расчет. Но нигде не встречает поэт человека благородной души, способного понять его высокие устремления, — и от ­ чаяние овладевает Цюй Юанем. В эпилоге Цюй Юань предрекает свой конец — «не понятый в отечестве своем», поэт решает покончить самоубийством. ЦЮЙ ЮАНЬ* Плачу по столице Ину1 Справедливое Небо, Ты закон преступило! Почему весь народ мой Ты повергло в смятенье? Люди с кровом расстались, Растеряли друг друга, В мирный месяц весенний На восток устремились — Из родимого края В чужедальние страны Вдоль реки потянулись, Чтобы вечно скитаться. Мы покинули город — Как сжимается сердце! Этим утром я с ними В путь отправился тоже. * © «Художественная литература», 1973
Цюй Юань 141 Мы ушли за столицу, Миновали селенья; Даль покрыта туманом, — Где предел наших странствий? Разом вскинуты весла, И нет сил опустить их: Мы скорбим — государя Нам в живых не увидеть2. О деревья отчизны! Долгим вздохом прощаюсь. Льются, падают слезы Частым градом осенним. Мы выходим из устья И поплыли рекою3. Где Ворота Дракона4? Их уже я не вижу. Только сердцем тянусь к ним, Только думой тревожусь. Путь далек, и не знаю, Где ступлю я на землю. Гонит странника ветер За бегущей волною. На безбрежных просторах Бесприютный скиталец! И несет меня лодка На разливах Ян-хоу5. Вдруг взлетает, как птица. Где желанная пристань?
142 Классический период Поэзия чуских строф Эту боль в моем сердце Мне ничем не утишить, И клубок моих мыслей Мне никак не распутать. Повернул свою лодку И иду по теченью — Поднялся по Дунтину И спустился по Цзяну6. Вот уже я покинул Колыбель моих предков, И сегодня волною На восток я заброшен. Но душа, как и прежде, Рвется к дому обратно, Нинамигяневсилах Позабыть о столице. И Сяпу7 за спиною, А о Западе думы, ИяплачупоИну— Он все дальше и дальше. Поднимаюсь на остров, Взглядом дали пронзаю; Я хочу успокоить Неутешное сердце. Но я плачу — земля здесь Дышит счастьем и миром, Но скорблю я — здесь в людях Живы предков заветы. Предо мною стихия Без конца и без краю.
Цюй Юань 143 Юг подернут туманом — Мне и там нет приюта. Кто бы знал, что дворец твой Ляжет грудой развалин, Городские ворота Все рассыплются прахом! Нет веселья на сердце Так давно и так долго, И печаль за печалью Вереницей приходят. Ах, дорога до Ина Далека и опасна: Цзян и Ся протянулись Между домом и мною. Нет, не хочется верить, Что ушел я из дома, Девять лет миновало, Как томлюсь на чужбине8. Я печалюсь и знаю, Что печаль безысходна. Так, теряя надежду, Я ношу мое горе. Государевой ласки Ждут умильные лица. Должен честный в бессилье Отступить перед ними. Я без лести был предан9. Я стремился быть ближе, Встала черная зависть И дороги закрыла.
144 Классический период Поэзия чуских сгроф Слава Я о и Шуня10, Их высоких деяний Из глубин поколений » Поднимается к Небу. Своры жалких людишек Беспокойная зависть Даже праведных этих Клеветой загрязнила. Вам противно раздумье Тех, кто искренне служит. Вам милее поспешность Угождающих лестью. К Вам бегут эти люди — Что ни день, то их больше. Только честный не с Вами — Он уходит все дальше. . Я свой взор обращаю На восток и на запад. Ну когда же смогу я Снова в до м мой вернуться! Прилетают и птицы В свои гнезда обратно, И лиса умирает Головою к кургану. Без вины осужденный, Я скитаюсь в изгнанье, Иниднемининочью Не забыть мне об этом! С камнем в объятиях11 Прекрасен тихий день в начале лета, Зазеленели травы и деревья.
Цюй Юань 145 Лишь я один тоскую и печалюсь И ухожу все дальше, дальше к югу. Все беспредельно пусто предо мною, Все тишиной глубокою укрыто. Тоскливые меня терзают мысли, И скорбь изгнанья угнетает душу. Я чувства сдерживаю и скрываю, Но разве должен я скрывать обиду? Ты можешь обтесать бревно, как хочешь, Но свойства дерева в нем сохранятся. Кто благороден, тот от злой обиды Своим не изменяет убежденьям. Нам надо помнить о заветах предков И следовать их мудрости старинной. Богатство духа, прямоту и честность — Вот что великие ценили люди. И если б Чуй искусный не работал12, То кто бы знал, как мудр он и способен. Когда мудрец живет в уединенье, Его глупцом слепые называют. Когда прищуривал глаза Ли Лоу13, Незрячие слепым его считали. И те, кто белое считают черным И смешивают низкое с высоким, Кто думает, что феникс заперт в клетке, А куры — высоко летают в небе; Кто с яшмой спутает простые камни, Не отличает преданность от лести, — Те, знаю я, завистливы и грубы, И помыслы мои им непонятны. Суровый груз ответственности тяжкой Меня в болотную трясину тянет. Владею драгоценными камнями, Но некому на свете показать их. Обычно деревенские собаки Встречают злобным лаем незнакомца.
146 Классический период Поэзия чуских строф Чернить людей, талантом одаренных, — Вот свойство подлое людей ничтожных. Во мне глубоко скрыто дарованье, Никто не знает о его значенье. Способен я к искусству и наукам, Но никому об этом не известно. Я утверждать стараюсь справедливость, Я знаю, честность у меня в почете. Но Чун-хуа не встретится со мною14, И не оценит он моих поступков. О, почему на свете так ведется, Что мудрецы рождаются столь редко? Чэн Тан и Юй из старины глубокой Не подают ни голоса, ни вести. Стараюсь избегать воспоминаний И сдерживать нахлынувшие чувства. Терплю обиды я, но верен долгу, Чтобы служить примером для потомков. Я ухожу, гостиницу покинув, В последний путь под заходящим солнцем. И скорбь свою и горе изливая, К границе смерти быстро приближаюсь. Юань и С ян15 раскинулись широко И катят бурные седые волны. Ночною мглой окутана дорога, И даль закрыта мутной пеленою. Я неизменно искренен и честен, Но никому об этом не известно. Бо Лэ уже лежит в могиле16, И кто коней оценит быстроногих? Жизнь каждого судьбе своей подвластна, Никто не может избежать ошибок. И, неуклонно укрепляя душу, Я не пугаюсь приближенья смерти. Все время я страдаю и печалюсь И поневоле тяжело вздыхаю. Как грязен мир! Никто меня не знает, И некому свою открыть мне душу.
Цюй Юань 147 Я знаю, что умру, но перед смертью Не отступлю назад, себя жалея. Пусть мудрецы из глубины столетий Мне образцом величественным служат. Ода мандариновому дереву Я любуюсь тобой — мандариновым деревом гордым, О, как пышен убор твой — блестящие листья и ветви. Высоко поднимаешься ты, никогда не сгибаясь, На прекрасной земле, где раскинуты южные царства. Корни в землю вросли, и никто тебя с места не сдвинет, Никому не сломить вековое твое постоянство. Благовонные листья цветов белизну оттеняют, Густотою и пышностью радуя глаз человека. Сотни острых шипов покрывают тяжелые ветви, Сотни крупных плодов среди зелени свежей повисли, Изумрудный их цвет постепенно становится желтым, Ярким цветом горят они и пламенеют на солнце. А разрежешь плоды — так чиста и прозрачна их мягкость, Что сравню я ее с чистотою души благородной. Но для нежности дивной тончайшего их аромата, Для нее, признаюсь, не могу отыскать я сравненья. Я любуюсь тобою, о ю но ша смелый и стройный,
148 Классический период Поэзия чуских строф Ты стоишь — одинок — среди тех, кто тебя окружает. Высоко ты возвысился и, никогда не сгибаясь, Восхищаешь людей, с мандариновым деревом схожий. Глубоко твои корни уходят в родимую землю, И стремлений твоих охватить нам почти невозможно. Среди мира живого стоишь независим и крепок И, преград не страшась, никогда не плывешь по теченью. Непреклонна душа твоя, но осторожны поступки, — Ты себя ограждаешь от промахов или ошибок. Добродетель твою я сравню лишь с твоим бескорыстьем, И, живя на земле, как луна и как солнце, ты светел. Все года моей жизни, отпущенные судьбою, Я хочу быть твоим неизменным и преданным другом! Ты пленяешь невольно своим целомудрием строгим, Но за правду святую сражаешься стойко и твердо. Пусть ты молод годами и опытом не умудрен ты , --- У тебя поучиться не стыдно и старцу седому. С поведеньем Бо И 17 я сравнил бы твое поведенье, Да послужит оно для других благородным примером.
СУНюй Сведения об этом поэте в различных источниках отрывочны и проти­ воречивы. Известно лишь, что он был младшим современником и земля­ ком Цюй Юаня — правда, не столь знатным и, по-видимому, более бедным. Он жил и творил примерно в 290—223 гг. до н. э . при дворе владыки южнокитайского царства Чу, еще недавно могущественного, но постепенно приходящего в упадок. Судя по всему, поэт уж е не пережил окончательного разгрома своей родины будущим императором Цинь Ши-хуаном (223 г. до н. э .) . Сун Юй писал в том же одическом жанре, что и Цюй Юань, но из-под его кисти оды выходили иными. Быть может, сказалась разница в поло­ жении поэтов, быть может, повлияло несходство мировоззрений (Цюй Юань видел свой идеал в образе конфуцианского «благородного мужа», а Сун Юй более тяготел к даосам), но скорее всего решающее влияние оказало время. Так же, как Мэн-цзы проще и демократичнее Конфуция, Сун Юй проще и «приземленнее» Цюй Юаня. Правда, его оды все еще носят очень «придворный» характер и служат прославлению государя, они исполнены пафоса и весьма велеречивы, но незаметно изменяется сама их тональность: оды Сун Ю я повествуют о простых людях и обыч­ ных человеческих чувствах, а отсутствие откровенной дидактики от­ крывает простор чисто эстетическому восприятию слова. Новая эпоха диктует новые критерии творчества — и Сун Юй позволяет себе такие образы и сопоставления, которые его предшествен­ ник, безусловно, счел бы вульгарными. Достаточно вспомнить его знаме­ нитую «Оду похотливости Дэн Ту-цзы» («Дэн Ту-цзы хаосэ»). Защища­ ясь от обвинений недруга, посоветовавшего царю не брать поэта с собой на женскую половину дворца, Сун Юй рисует несравненный облик дере­ венской красавицы, против чар которой он держится уж е третий год. И тут же обрушивается на своего противника: «Жена его с лохматой головой, с кривулей вместо уха, и зубы очень редкие, и боком как-то ходит, сутулая какая-то . Да ко всему тому парша у ней и геморрой!»*, а он льстится даже на такого урода — поистине похоть Дэн Ту-цзы не знает границ! И тому же Сун Юю принадлежит описание женщины божественной, красоты неземной, любовь к которой возвышает и очища­ ет человека. «Не говорю уж е о том, что в дальней древности таких никто не знал, но и средь нас живых таких не видывал опять-таки никто. То — красота редчайшего смарагда, то — вид какого-то алмаза дорого­ го. Не мне, не мне воспеть ее!» — восклицает поэт в «Оде святой фее», и тем не менее находит десятки выразительных слов, чтобы нарисовать ее портрет. Портретные описания Сун Ю я, детально изображающие внешность женщины, — первые в китайской литературе, а его оды породили крылатые выражения, которым суждено было жить в Китае * Цитаты из Сун Юя даны в переводах В. М. Алексеева
].50 Классический период Поэзия чуских строф тысячелетия. Считается, что всего Сун Юй создал шестнадцать од — пять из них были мастерски переведены академиком В. М . Алексеевым, и два из этих переводов мы сейчас предлагаем читателю. сун юй Святая фея Поэма Чуский князь Сян с поэтом Сун Юем гулял по берегу Юнь-мэна и Юю повелел воспеть в стихах то, что случилось там, в Высокой горе Тан. В ту же ночь Юй лег спать и во сне имел встречу с той девой святой. Была она очень красива, и Юй подивился немало. Наутро он об этом князю доложил, и князь спросил: «Что ж это был за сон?» Ю й отвечал: «Вечером, после обеда и ужина, мо я душа пришла в смятенье, неясное какое-то волненье, как будто бы мне предстояла какая-то радость... Я сам был не свой, весь в тревоге, в томленье каком -то и не понимал , что творится со мной. В глазах у меня зарябили какие-то смутные, что-то рисующие очертанья, и вдруг мне как будто дающие что-то такое припомнить. Я как бы видел женщину, с наружностью причудливой, совсем невероятной. Заснул и во сне я увидел ее. Проснувшись же, вспомнить, что было, не мог. Пропало, да пропало все, и было неприят­ но мне, так грустно-грустно... Чувствовал себя я потерянным каким-то, без души. Тогда я сердцем овладел, на дух свой волю наложил, и снова я увидел то, что было мне во сне». Князь спросил: «Скажи, какою же она тебе предстала?» Юй сказал: «О роскошная! О прекрасная! В ней все красиво — спол ­ на! О великолепная! О красавица! Мне трудно до конца вам все о ней сказать! Не говорю уже о том, что в дальней древности таких никто не знал, но и средь нас живых таких не видывал опять-таки никто . То — красота редчайшего смарагда, то — вид какого-то алмаза дорогого. Не мне, не мне воспеть ее... С ее появленьем сиянье, сиянье такое явилось, как будто то белое солнце всходило, светя на стропила домов. Теперь, когда понемногу она ко мне начала подходить, вдруг стало ослепительно светло, как будто полная луна свои в меня направила лучи. Одно мгновенье, миг один — и красота ее лица вдруг зажила своею, новой жизнью. И стала так мила, да, мила, как цветок! От нее изошла теплота, да, да, теплота — как от светлого, редкого камня. Все краски, что есть, примчались и в ней воплотились... Нельзя, невозможно ее описать мне! Когда всмотрелся б я в нее, то отняла б она собою свет очей моих... И надет на ней был превосходный наряд: роскошные ткани, атласы, шелка и вышивки в лучших узорах. Нет лучше одежды, пленительной
СунЮй 151 краски — сияют они на весь мир наш. Оправила красивый свой наряд, закуталась в накидку, пелерину. Роскоши было немало, так тонок был вкус, что она не бросалась в глаза. Ее шаги были изящны и милы-милы . Сияла собою на все помещенья дворца. Мгновенье, да, миг лишь — она изменилась! Стала изящна, как ловкий дракон, летящий на тучах высоко. Сняла пелерину свою, сняла и накидку из газа... Омытая настоем орхидей и пахнущая чудными духами, она была приветлива, мила и хороша в прислуживанье рядом, покорна скромным положеньям и душу умиляла мне». Князь сказал: «Так вот она, скажи, какая великолепная! Попробуй мне ее изобразить в поэме». Юй отвечал: «Так, так. Извольте, хорошо. Ах, как прекрасна и мила, мила святая фея! В ней — вся краса, которой полон мир с его двойной стихией сил. Она одета в наряд изящный, изящный, да, которым только любоваться. Напоминает коли­ бри-птичку, когда расправит она крыло. Наружность ее себе равной не знает, ее красоте нет предела совсем. Мао Цян заслонялась своим рукавом, но не может она ей служить образцом; Си Ши18 закрывала лицо, но в сравнении с нею — красоты бы лишилась своей. Она очаровательна вблизи, а издали внушительна она. Сложенья она приме­ чательного, совсем государевой стати. Смотреть на нее — весь взор твой наполнит. И кто б мог еще к ней добавить красот! Я в сердце своем уж любил ее сам для себя и ей восхищался без меры. Но дружбы не было у нас, до теплых чувств далеко было, и не было возможности мне все ей изъяснить. Другие — никто на нее не взглянул, и Юй любовался, смотрел на нее. А наружность ее, как высокие горы, была недоступной какой-то . Ну как я могу говорить до конца? Лицо, красотою насыщенное и полное, полное ею, но строгою женской красой. А яшмовый облик ее в себе заключал теплоту и живительно-сочное нечто. Зрачки ее глаз лучились каким-то духовным, духовным великим свеченьем, и взгляд блистал красотою — лишь любоваться на него! Брови красиво срослись и вздымаются бабочкой, бабочкой моли, а крас­ ные губы так ярки, что выглядят киноварью. Так все естественно в ней густой, как вино, как вино, красотою; воля ж стремится к спокойному тону, который проникнут весь сдержанностью. Она так мила, хороша, затворясь в покойный, покойный чертог свой, но так же проста и свобод­ на, когда она вновь на людях. По праву ей нужен высокий чертог, чертог, чтоб идею ее развивать в нас. Порхая, она свободно ступает, не зная стеснений, с открытой душой. В движеньях своих, как дымка, как дымка, легка, и шаг ее нетороплив и, касаясь крыльца, дорогими кам­ нями позванивает. Направляясь к алькову, где я, она долго, да, долго, внимательно смотрит, и мне кажется — струи волны готовы стать валом. Взмахнула длинным рукавом, да, рукавом и строго оправила платье. Стояла, качаясь, склоняясь в нетвердой походке своей. В бес­ страстном и чистом спокойствии вся, в спокойствии вся; м ила и чиста;
152 Классический период Поэзия чуских строф и в сосредоточенности всего существа не знает она надоедливой позы. В походке свободной своей она двигалась, двигалась все же слегка лишь; и что она думала, вряд ли я мог догадаться. Казалось, хотела прибли­ зиться, да, но вдруг отходила подальше; как будто совсем подходила — и снова назад оборачивалась. Я поднял свой полог, ее приглашал, приглашал для объятий, желая всю душу свою отдать на любовную страсть. Н о в ней целомудрие было и чисто, да, чисто и строго, и кончилось тем, что ко мне обращен запретительный жест. Ряд милых слов, да, милых слов в ответ; и изошло тогда благоуханье от уст ее, что орхидеев цвет. И дух мой слился с ней, да, слился с ней, в таком общенье раскрылось сердце к радости в любви. Лишь бог, что у меня в душе, проник в нее, но почвы не нашел в ней: в душе живой — та м еле-еле жизнь, и никакой нет нити. Уста готовы согласиться, чтоб не делить, чтоб не делить на ты и я, со вздохом громко прозвучали в ней жалость, скорбь. В лице был легкий гнев, да, гнев, натянутость виднелась; нет, не могла себя проступком запятнать... И вот она теперь, дорогим убором шевельнув, зазвучала своим фениксом из яшмы. Платье оправила строго и сделала строгим выраже­ нье лица. Обратилась к дуэнье своей, отдала приказанье визирю. Я л юб­ ви ее не узнал, и она, распростившись, уже уходила. И все отступала, себя выводя и не разрешая сближенья с собой. Казалось, уйдет, но все же не ушла; идя же, как будто ко мне обернулась. Глазами скользнула, взглянувши слегка, но ярко горел ее взгляд, что она мне дарила. И то, что в душе ее было, и то, что хотела сказать, все разом наружу прорвалось — и я не могу описать. Я думал: уже расстаюсь — и не мог оторваться однако; в душе моей бог в испуге метался своем. Прощаль­ ный привет и поклон не нашелся я сделать и слов до конца не сказал никаких. Хотел бы на миг лишь один задержать, но фея святая сказала мне лишь: „Тороплюсь” . Все сместилось в душе, и ранен был дух мой; все перевернулось во мне, потерялся, не знал, что со мною. В мрачном сознании я как-то забылся, смутным умом я не знал уж, где я. В душе моей, одной душе, была моя, моя любовь. Кто тот, скажите мне, кому могу это поведать? В горе, унынии страшном лью слезы и вплоть до утра ищу я ее, мою фею». Дэнту-сладострастник Поэма Вельможа Дэнту, неся службу у князя чуского Сян-вана, старался очер­ нить Сун Юя и говорил: «Юй — вот какой: с виду — наружностью — он тихий, спокойный красавец; много во рту у него ловких словес, что не всякий, пожалуй, поймет. Меж тем он по натуре сладострастник,
Сун Юй 153 и я б хотел, чтоб государь с ним вместе не входил, не выходил из апартаментов дворца, лежащих позади парадных». Князь об этих словах Дэнту спросил Сун Юя. Юй сказал: «Что я по наружности, внешности, спокоен, выдержан, красив, то это мне дано от Неба. Что у меня во рту много ловких словес, что не всякий, пожалуй, поймет, то этому учился я у своего учителя. Но что касается того, что женолюбив, мол , я и сладострастник, то этого , скажу Вам, государь, во мне нет совершенно». Князь сказал: «Ты не любитель женщин, вот как! Есть у тебя на это что сказать? К оль есть, останься у меня, коль нет, в отставку уходи». Юй сказал: «Красавиц нашей Поднебесной нет лучше, чем у нас здесь в Чу. Но средь очаровательниц из Чу нет равных, государь, живущим у меня в селе; а из красавиц на селе нет равных, государь, дитяти моего соседа. А дочь соседа моего вот какова: прибавить один только дюйм ей, так будет она уже слишком длинна; убавить ей дюймик один лишь, так будет она чересчур коротка. Белил на лицо положить ей, так будет излишне бела; румян ей придать, так будет излишне красна. Брови у ней — что крылья у зимородка; кожа у ней снег белый мне напоминает. Талия — вроде рулона чистейшего шелка; зубы у ней — словно держит во рту она раковинки. И стоит ей ласково так улыбнуться — с ума сведет весь город (как Янчэн), в неистовство введет другой (как, например, Сяцай). И тем не менее вот эта девушка все лезет на забор и на меня все смотрит, государь. Так длится третий год, а до сих пор я все не соглашаюсь. А вот Дэнту, тот. не таков . Жена его с лохматой головой, с кривулей вместо уха и с рваной заячьей губой, и зубы очень редкие, и боком как-то ходит, сутулая какая-то. Да ко всему тому парша у ней и геморрой. Дэнту ж обожает ее и дал ей родить пятерых. Вы хорошень­ ко взвесьте, государь, который же из нас двоих любитель женщин, сладострастник настоящий?» Как раз во время разговора из Цзинь пришедший Чжан Хуа, вель­ можа тамошний известный, стоял тут рядом с ними. Он выступил вперед и так сказал об этом государю: «Сейчас перед вами Сун Юй хвалил непомерно соседскую деву, которая, думает он, своей красотою дурачит и сводит с ума. Не так ли, ведь правда? Я сам, государь, считаю себя соблюдающим честь и порядочность деятелем, но должен сказать, что в сравненье я с ним не иду. И все же я думаю так, что какая-то девка из чуской глуши навряд ли заслуживает, чтоб о ней здесь вести разговор перед лицом великого монарха. А я, государь, по убожеству, скромности личной, о том , что видел своими глазами, пожалуй, не смею сказать». Князь сказал: «А ты попробуй и скажи, дай скромному величеству послушать». Вельможа ответил: «Слушаю-с, слушаю-с! Я, Ваш покорнейший слуга, когда-то в юности своей свершал далекие поездки и повидать успел все девять областей К итая. Своими ногами прошел я все важные
154 Классический период Поэзия чуских строф местности и города во всех направлениях света. Я вышел прямо из Синьяна, я веселился, знаете, в Ханьдане, и я разгуливал привольно по Чжэн и Вэй, по берегам и Цинь и Хуэй. Однажды — было то весной, весна была уж на исходе, и подходило дело к лету и даже к Полному разгару. Пели чудесно дрозды... И девушки толпой пошли по тутовым делам19. А красавицы этой деревни в цвету­ щей, чудесной своей красоте сияньем каким-то полны, прекрасные ста­ тью своей и фигурой, лицом прямо очаровательны были; и их лицу не нужно было ни румян, ни украшений. Я , государь, взглянул на самую красивую из них, привел канон стихотворений20 и так сказал: „И ду по большой, да, по большой я дороге, тебя за рукав потяну” . И я ей поднес роскошный цветок, в словах выражаясь весьма прихотливых. На это невинность моя смущеньем ответила мне, свой взор на меня поднимая, ко мне же не шла. Затем в замешательстве полном своем движение сделала, чтоб подойти, на меня тем не менее уж не смотрела. Ее настроение было насыщено чем-то , движения стана же какие-то малопонятные мне. То потупляя взор, то поднимая взор, она смотрела так и этак... А по устам заметно было, что довольна, и на губах была улыбка. Украдкой взглянув на меня струею очей, она привела в ответ все то т же канон и сказала: „Разбуженный ветром, ветром весенним, ко то ­ рый уже распустил всю свежесть и красоту, в чистом, святом воздержа­ нии жди, знай, и жди, чтоб дать мне любезную весть о себе... А если одаришь меня вот так, да, так, то лучше б, право, мне не жить!” И, сказав это мне нерешительно как-то , она отказалась, отвергла меня. А дело-то было какое? Ведь я ее замысловатыми словами готов был взволновать. Я всей как есть душой своей в ее был обаянии, глазами жаждал ее лица, умом же созерцал ее девическую честь. Она понять могла канон и соблюсти приличие, не ошибаясь как есть ни в чем. За это все она достойна похвалы». Теперь князь чуского царства сказал, что это хорошо. Сун Юй же не был уволен.
Поздний период IIвекдон.э. - Пвек н.э.
ПОЗДНИЙ ПЕРИОД. IIв.дон.э. — IIв.н.э. ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА ФИЛОСОФСКАЯ ПРОЗА ОДИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ ПРОЗА
ПОЗДНИЙ ПЕРИОД ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА СЫМА ЦЯНЬ Сыма Цянь — «отец китайской историографии» и одновременно осново­ положник исторической прозы в Китае. Парадокс заключается в том, что сам он, горячо ратовавший за верность фактам, отвергавший любую попытку вымысла, создал произведение во многих своих частях глубоко художественное, в течение веков служившее образцом высокого стиля не только для историков, но и для писателей. Сам Сыма Цянь вошел в историю как фигура трагическая, олицет­ воряющая душевное благородство и верность нравственному долгу. Подо­ бно своему отцу, он был придворным историографом. Независимость суждений Сыма Цяня, его прямота и нелицеприятность вызывали посто­ янную неприязнь императора и в особенности его окружения. Выступив в защиту несправедливо обвиненного военачальника, Сыма Цянь был окле­ ветан, брошен в тюрьму и оскоплен. Только желание завершить свой труд летописца, сознание долга перед грядущими поколениями заставляло его жить. Получив вскоре милостивое «прощение» — император слишком нуждался в его знаниях, — он продолжал работу над своими «Историчес­ кими записками». Этот огромный труд охватывал более 2000 лет — всю историю Китая того времени. Сыма Цянь нарисовал впечатляющую картину известного ему мира в многообразии его внутренних связей, пытаясь осмыслить ход истории, место и значение человека в гигантс ­ ком круговороте событий, нравственные основы его поведения, взаимоот­ ношения с властью и сам характер этой власти. Сыма Цянь был образованнейшим человеком своего времени — знание «книжной мудрости» сочеталось в нем с огромным личным опытом, который он почерпнул в своих долгих путешествиях по стране, во встре­ чах с самыми разными людьми. Сыма Цянь принадлежит к числу «авто­ ров одной книги» — кроме «Исторических записок» («Шицзи») известна только его ода «О злосчастии скорбящего ученого», в которой он пове­ ствует о своей трагедии. Но главный труд его жизни — «Исторические записки» — стал тем памятником, который пронес его имя через тыся­ че летия. Книга эта была начата еще отцом Сыма Цяня, Сыма Танем. Она состоит из 130 глав; несколько из них было утеряно (или уничтожено по приказу императора), а затем заменено другими. Композиция книги строго продумана, хотя из-за сложности и непривычности (в ней сочета­ ются хронологический, тематический, иерархический и некоторые другие принципы) расположение глав может показаться хаотичным. Всего в «Исторических записках» пять разделов: «Основные анналы», где пове­ ствуется о деяниях государей, «Хронологические таблицы» событий,
160 Поздний период Историческая проза «Описания» различных областей человеческой деятельности» (астроло­ гии, ритуала, музыки, военного дела и т. д .) , «Наследственные дома», где говорится о преданной государю .знати, и «Жизнеописания» выдающихся личностей. В ли т ер а тур н о м отношении н а иб олее ин тересен последний раздел — он очень напоминает «Сравнительные жизнеописания» Плутар­ ха и весь построен на сопоставлениях и противопоставлениях. Перед читателем проходит красочная вереница человеческих типов. «Жизнеопи­ сания» поражают яркостью человеческих характеров. Однако самого историка интересовала скорее не личность, а ее социальная роль, место в системе человеческих взаимоотношений (государь или подданный, член определенного рода и т. д .) . Обращаясь к тому или иному историческому персонажу, он зачастую видел в нем как бы олицетворение некоего устойчивого «типа поведения» (жестокосердый чиновник, придворный льстец, герой-мститель и т . д .) . Каждый герой служил лишь иллюст­ рацией дидактической идеи. Тем не менее «Жизнеописания» не только позволяют нам проникнуть в совершенно незнакомый мир, равно удален­ ный от нас во времени и в пространстве, но и доставляют читателю истинное эстетическое наслаждение. Помимо несомненного литератур­ ного дара автора этому способствуют также многочисленные сюжет­ ные фрагменты, заимствованные им из народных сказаний. Стиль Сыма Цяня строг и даже лаконичен. Каждая глава как бы делится на две части — бесстрастное «изложение» тех сведений, которые он считает нужным довести до читателя, и очень эмоци­ ональные авторские заключения или вставки. Изложение обычно ведется ритмической прозой, в заключениях автор порой переходит на стихи... Биографический метод Сыма Цяня оказал огромное влияние на ста­ новление китайской художественной литературы. В нашей антологии читатель найдет два его жизнеописания людей «высокой души» — поэта Цюй Юаня и принца Бо И, а также письмо Сыма Цяня бывшему другу — удивительный и трагический человеческий документ, сбере­ женный для нас временем. из книги «шицзи» Отдельное повествование о Цюй Юане Цюй Ю ань — ему имя было Пин. Он был сородичем и однофамильцем чуского дома, служил у чуского князя Хуая приближенным «левым докладчиком»1. Обладал обширною наслышанностью и начитанностью, память у него была мощная. Он ясно разбирался в вопросах, касающих­ ся государственного благоустройства. Был искусный оратор. Во дворце он с князем обсуждал государственные дела, издавал приказы и указы,
«Шицзи» 161 а за пределами дворца имел поручение по приему гостей и беседам с приезжавшими удельными князьями. Князь дорожил им, как дельным. Один высший чин, вельможа, бывший с ним в одном ранге, сопер­ ничал с ним в княжеском благоволении и втайне замышлял против его талантов. Князь Хуай дал Цюй Юаню составить свод государственных законов. Цюй Пин набросаЗГйхвЩрЩ11о^ра5отумцеж закончилГЗтот вельможа ее увидел и захотел присвоить, но Цюй Пин не давал. Тогда тот стал на него возводить клевету, что, мол , когда князь велит Цюй Пину составлять законы, то нет никого в народе, кто бы об этом не узнал, и каждый раз, как только какой-нибудь закон выходит, то Пин хвастает своими заслугами: без меня, мол , никто ничего сделать не может. Князь рассердился и удалил от себя Цюй Пина. Цюй Юань был оскорблен, негодовал на то, что князь слушает все неразумное; что клевета закрывает собою тех, кто честен, и кривда губит тех, кто бескорыстен; что тот, кто строго прям, оказался вдруг неприемлем. Тогда он предался печали и весь ушел в себя: сочинил поэму «Лисао»2 — «Как впал я в беду», это назв анье «Как впал я в беду» значит как бы «Как впал я в досаду». Скажу я теперь: «Что Небо значит? Начало оно людей! Что отец и мать? Основа они людей! К огда человек дошел до конца, он снова обращается к основе своей. И вот, когда он в тяготе и страде дошел до усталости крайней, нет случая, чтоб не вопил бы он к Небу; иль, если он болен и страждет, печален, тоскует, нет случая, чтобы не звал к себе он отца или м ать. Цюй Пин шел правой стезею, путем прямоты, исчерпал всю честную душу свою и у м свой использовал весь на службе царю своему. Но клеветник разъединил обоих их, и можно говорить о том, что это было дном паденья. Ведь он был честен и заслуживал доверия, но пострадал от подозренья; служил он с преданной душой, а жертвой стал клеветника... Ну, мог ли он не возмущаться? Поэма Цюй Пина «Лисао» («Как впал я в беду») родилась, конечно, из чувства его возмущения. «Настроенья в уделах»3 есть книга, которая склонна к любовным м оти­ вам, но блуда в ней нет. « Малые оды»4 полны возмущений, нападок, но бунта в них нет. Когда ж мы теперь говорим об одах «Впавшего в грусть» («Как впал я в беду»), то можем сказать, что в них достоинства того и другого соединились. В глубь древности входит он, нам говоря о Ди Ку5, спускаясь к нам, говорит он о циском Хуане6. А в промежутке между ними он повествует нам о Тане и об У, чтоб обличить дела своей эпохи. Он выяснил нам всю ширь, высоту пути бесконечного Дао, стезю безупречного Дэ7, статьи и подробности мира, порядка и благоустройства, а также той смуты, которая им обратна. Все это теперь нам стало понятно и ясно вполне. Его поэтический стиль отличается сжатой формой, слова его речи тонки и едва уловимы; его настроенье души отлично своей чистотою; его поведенье, поступки его безупречно честны. То, что в стихах говорит он, по форме невелико, но по значенью огромно, превыше всех мер. И м взятое в образ нам близко, но мысль, идеал далеки. Его стремления 6-186
162 Поздний период Историческая проза чисты: поэтому все, что он хвалит в природе, — прекрасно. В стезе своей жизни он был благочестен и вот даже в смерти своей не позволил себе отойти от нее. Он погрязал, тонул в грязи и тине, но, как цикада, выходил из смрада грязи преображенный8; освобождался, плыл , носился далеко за страною праха, за гранью всех сквернот земли. Не принял тот мир с его жидкою, топкою грязью; белейше был бел, не мараясь от грязи его. И если взять его душу, соперницей сделав ее и солнца и месяца, то нет невозможного в этом. После того как Цюй Ю ань был прогнан со службы, Цинь решил напасть на Ци. Ци был связан родственными узами с Чу, и циньского князя Хоя тревожило это9. Он велел своему Чжан И10 сделать вид, что то т покидает Цинь и идет служить уделу Чу с весьма значительными дарами и с усердием всецело преданного Чу человека. Чжан И сказал чускому князю так: «Цинь сильно ненавидит Ци, а Ци с Вашим Чу находится в родственных отношениях. Но если бы Ваш Чу сумел реши­ тельно порвать с Ци, то Цинь готов предложить вам местность Ша- нъюй11 пространством в шестьсот ли». Чуский князь Хуай был жаден, поверил Чжан И и порвал с Ци. Отправил посла в Цинь принять землю. Чжан И лукаво сказал: «Я, И, с Вашим князем договорился о шести ли, а о шестистах ли не слыхал даже». Чуский посол в гневе ушел, прибыл к себе в Чу и доложил об этом князю Хуаю. Князь Хуай разгневался, поднял огромную р ать и пошел на Цинь. Цинь вывел свои войска, ударил и совершенно разбил чуские войска между реками Дань и Си. Отрезал восемьдесят тысяч голов. Взял в плен чуского воеводу Цюй Гая и затем отобрал у Чу всю страну при реке Хань12 (Ханьчжун). Тогда князь Хуай двинул все войска, что были в его уделе, и, глубоко зайдя в Цинь, ударил на врага. Сражение произошло при Ланьтянь13. Удел Вэй14, узнав об этом, внезапно ударил на Чу. Вэйские войска дошли до Дэн. Чуское войско пришло в страх и ушло из Цинь к себе домой, а Ци, все еще в гневе на Чу, ему не помог. Чу был в тяжелом положении. На следующий год Цинь отрезал Ханьчжун и подарил его Чу в виде мирного предложения. Чуский князь сказал: «Я не хочу земли, я хочу получить Чжан И. Я тогда лишь буду считать себя удовлетворенным». Чжан И, узнав об этом, сказал так: «За одного лишь И — и вдруг целую страну Ханьчжун! Прошу у Вашего Величества разрешения пойти мне самому в Чу». И пошел в Чу. Там он снова богатыми вещами задарил временщика, придворного Цзинь Шана, а также повел хитрые и ловкие разговоры с фавориткой князя Хуая, Чжэн Сю. Князь Хуай целиком послушался Чжэн Сю и снова отпустил Чжан И. В это время Цюй Юань как раз был отстранен и на свой пост не возвращался. Его отправили послом в Ци. Вернувшись в Чу, он обратился с укором к князю Хуаю и сказал: «Зачем Вы не убили Чжан И?» Князь Хуай раскаялся, послал погоню за Чжан И, но его уже было не догнать. Затем целый ряд князей напал на Чу и основательно его потрепал. Убили чуского воеводу Тан Мэя. В это время циньский князь Чжао вступил в брачный союз с Чу и хотел
«Шицзи» 163 встретиться с князем Хуаем. Князь Хуай собрался поехать. Цюй Пин сказал: «Цинь — государство тигров и волков. Доверять ему нельзя. Вам лучше не ездить». Младший сын князя Хуая, Цзы-лань, советовал ему поехать: «К чему отказываться от радушия Цинь?» Князь Хуай кончил тем, что поехал и вступил в заставу Угуань. А Цинь устроил военную засаду и отрезал ему тыл. Затем задержал князя Хуая и требовал выделить ему землю. Князь Хуай рассердился и не хотел слушать. Бежал в Чжао15. В Чжао его не приняли и вернули в Цинь, где он в конце концов умер и был отправлен на родину для погребения. Его старший сын, князь Цин Сян, занял трон. Сделал главным правителем своего младшего брата Цзы-ланя. А народ в Чу обвинял Цзы-ланя в том, что это он уговорил князя Хуая отправиться в Цинь, откуда тот и не вернулся. Цюй Пин его ненавидел давно. И, находясь в изгнании, он с любовью думал о своем Чу и всем сердцем был привязан к князю Хуаю и не забывал о своем намерении вернуться ко двору. Он все еще рассчитывал, что, на его счастье, поймет его хоть раз владыка-царь, изменится хоть раз и пошлый мир. И вот о том, как он живет одним своим лишь государем и процветанием своей страны и как он хотел бы все это и так и этак доказать, — об этом он в одной песне своей три раза доводит до нас. В конце концов никакой к этому возможности не оказалось, и вернуться ему не удалось. Итак, он в этом видел, что князь Хуай так-таки его и не понял . Среди правителей, какие бы они ни были — иль глупые, иль мудрые, достойные, дурные, — та ко го не сыскать, который себе не хотел бы найти преданных сердцем слуг, достойных выдвиженья лиц, чтоб те ему помогали. Однако мы видим теряющих царства и рушащих дом. Один за другим проходят они перед нами; меж тем сверхмудрец и властитель людей, который бы царствами правил, — проходят века один за другим, — а такого не видит никто. «Что же это значит?» — я спрошу. А вот что: тот, кого преданным князю считают, не преданный он человек; и тот, кого все считают достойным, отнюдь не бывает таким. Князь Хуай не умел отличить, где преданный был слуга. Поэтому он у себя во дворце поддался внушеньям своей Чжэн Сю, затем он, с другой стороны, был обманут пришедшим Чжан И. Он отстранил от себя Цюй Пина и доверился высшему чину, вельможе и правителю Цзы-ланю . Войско с позором погибло, и землю ему обкорнали. Потерял целых шесть областей и сам умер в Цинь, на чужбине, посмешищем став для всей страны. Вот где беда произошла от недопонимания людей! В «Пе­ ременах» читаем16: «Колодец прозрачен, а он не пьет — и это на сердце моем лежит огорченьем. Но можно ту воду черпнуть! Коль светел наш царь, и он и другие получат о т Неба каждый свою благостыню». Ведь если нет света в уме государя, то разве достоит ему благостыня? Главный правитель Цзы-лань, услышав, что так говорят, пришел в ярость и предоставил верховному вельможе очернить и умалить Цюй Юаня перед князем Цин Сяном. Цин Сян разгневался и выгнал его. Цюй Юань пришел к берегу Ц зяна17, с распущенными в беспорядке волосами 6*
164 Поздний период Историческая проза гулял и горестно пел на берегу затона. Лицо его было страдальчески изможденное, весь иссох он, скелет-скелетом. Отец-рыбак увидел его и спросил: «Ты не тот ли сановник, что заведовал здесь тремя родовыми княжескими уделами? Почему это ты вдруг дошел до такой жизни?» Цюй Юань отвечал: «Весь мир стал грязен и мутен, а я в нем один лишь чист. Все люди толпы опьянели, а я среди них трезв один. Вот почему я и прогнан». Отец-рыбак говорил: «Скажу тебе, что совершенный человек — он не грязнится и не портится от прочих. А между тем умеет он со всею жизнью вместе быть, идти туда или сюда. Если весь мир стал грязен и мутен, то почему ты не поплыл вслед за течением его и не вознесся на его волне? Если все люди толпы опьянели, почему б не дожрать ту барду, что осталась, не допить ту гущу вина? Зачем, на груди лелея топаз, в руке зажимая опал, себя отдавать в жертву изгнания?» Сказал Цюй Юань: «Я слышал такое: тот, кто только что вымыл себе лицо, непременно отщелкает шапку от пыли; а тот, кто купался в воде, сейчас же он платье свое отряхнет. А кто же еще из людей сумеет, оставшись весь чистеньким чист, терпеть от других липкую, жидкую грязь? Уж лучше, пожалуй, направиться мне к идущему вечно потоку, себя схоронить в животах там в Цзяне живущих рыб. И как бы я мог, с белизною сверкающе чистой, позволить себе замараться грязью мирс­ кой?» И сочинил он поэму «В тоске по речному песку»18. Затем он засунул за пазуху камень и бросился в воды Мило, где и умер. После смерти Цюй Юаня в Чу жили Сун Юй, Тан Лэ, Цзин Ча и другие последователи его19. Все они были увлеченные поэты и особен­ но прославились своими одами. Но все они имеют своим родоначальни­ ком свободно изливающийся стиль Цюй Юаня. Никто из них уже не рисковал открыто князю возражать. После Ю аня Чу часть за частью все больше терял свою территорию, пока через несколько десятков лет не был окончательно Цинем уничтожен. Через сто с чем-то лет после гибели Цюй Ю аня в реке Мило при Хань жил ученый Цзя20. Он служил в Чанша главным наставником у тамошнего князя. Он побывал на реке Сян и бросил в нее свою рукопись, в которой оплакал Цюй Юаня. Здесь граф Великий астролог сказал бы так21: «Я читал поэмы „Лисао” — „Как впал я в грусть”, „Мои к Небу вопросы”, „Зову к себе душу” и „Плачу по Ину” . И грустно мне стало за душу его. Я ходил и в Чанша, проходил там, где он, Цюй Юань, покончил с собою в пучине воды. Ни на минуту не прекращал я лить слезы по нем, представляя себе, что я вижу, какой это был человек. Когда ж говорю я о Цзя, ученом, который оплакал его, не могу я понять, отчего б Цюй Юаню, с его гениальной душой, не заехать к другому удельному князю и с ним бы дружить? Какой бы удел не принял его? Не пойму, чтобы надо себя ему было до этих вещей доводить! Я читал и поэму Цзя И о сове. Но равнять жизнь со смертью, как он, несерьезно смотреть на принятие мира вещей или их отверженье — его вопиющая прямо ошибка!»
«ІПицзи» Ц -о5 Отдельное повествование о Бо И Ученый муж весь в книги погружен. Их очень много есть, но достоверней и надежнее всего, он думает, лишь основные шесть канонов. Хотя в каноне «Ши» (кантат, священных гимнов, од), в каноне «Шу»22 (иль древних эпопей) есть, как известно, пропуски, лакуны, однако ж можно в них найти места, касающиеся Юй Шуня23 и царства Ся. Яо хотел с трона уйти, его уступил он Ю й Шуню. В промежуток меж Шунем и Юем в те годы правители гор друг друга все время на трон выдвигали. И вот были пробы на троне, когда даже много десятков лет исправляли они царскую должность. И когда их деянья, заслуги развивались до полного их процветанья, тогда только им и вручали на троне правленье людьми. Хотели этим показать, что самый важный из предметов, рега­ лия для всей страны под нашим небом, затем великое преемство велико­ го, достойного царя, передаваемое в мир под нашим небом, сопряжены с такими вот труднейшими делами. А вот что говорят нам те, кто это объясняет: «Яо уступил страну под нашим небом отшельнику Сюй Ю 24. Сюй Ю не принял этого, считая это за срам, бежал и скрылся в неизвестность». К огда пришло к эпохе Ся, то жил Бянь Суй и У Гуан25. О них что можно нам сказать? Граф Величайший астролог тут скажет так: «Я поднялся на гору Цзишань26. А наверху, скажу я Вам, есть, говорят, гробница Сюя. Мыслитель Кун27 дал место у себя древнейшим л юдям совершенства, сверхмудрости и высших всех всечеловеческих достоинств таким, как У Тай-бо28, Бо И и им подобным, трактуя их с подробностью большою. В том, что я слышал и читал, все говорят о высоте, и высоте необычайной, сознанья чести в Ю, Гуане29. Ну, а в писаниях они нам не представлены совсем. Чем это объяснить?» Конфуций говорит: «Бо И и Шу Ци не хранили в своей душе давно причиненного им зла, обида жила в них редко. Они стремились к добрым отношениям с людьми и обрели это, так на что они могли быть в обиде?» Я опечален судьбою Бо И, и забытые стихи, которые я читаю, удивляют меня. В жизнеописании этих людей сказано: «Бо И и Шу Ци — сыновья государя страны Гучжу. Отец их хотел, чтобы после нею на престол взошел Шу Ци. Когда отец умер, Шу Ци уступил трон Б о И. Бо И сказал: „Таков был приказ о тца” . Вслед за этим он удалился, удалился и Шу Ци, не захотевший принять престол, и люди этой страны посадили на престол среднего брата. Бо И и Шу Ци, услышав, что князь Запада Чан30 хорошо умеет обращаться со старыми людьми, решили, почему бы им не направиться к нему, не отдать себя в его распоряженье? Когда они прибыли, князь Запада уже умер. Воинственный князь поставил на воз его деревянную табличку31 и дал ему титул Просвещенного князя. Направился к востоку, чтобы напасть на тирана Чжоу. Бо И и Шу Ци пали ниц перед его конем и обратились с уваженьем, говоря так: „Когда отец умер и еще не похоронен, и вдруг браться за щиты и копья, может ли это быть названо сыновним благочестием? Будучи слугой своего
166 Поздний период Историческая проза государя, его убить, может ли это почесться нравственным поступком?” Стоявшие слева и справа от трона хотели их заколоть, но верховный граф Тай-гун32 сказал: „Это — люди чести” . Поднял их и увел. Воинственный князь успел смирить иньский бунт33, и вся страна под нашим небом признала владычество Чжоу. А Б о И и Шу Ци устыдились его. Решили, что по чести не будут есть чжоуской крупы. Скрылись от всех на горе Шоуян, питались там злаками вэй, дошли до голодного истощения и скончались. Сложили песнь, слова которой гласили: „Взойдем на ту мы Западную гору, гору, да! И будем рвать там г о р н ы й . вэй! Насилье сменять на насилье, насилье, да! Не поймет он, что это нельзя. Святой земледелец Шэнь Нун, государи и Юй, и Ся34 вдруг исчезли они, исчезли, да! Мы оба куда же, к кому же пойдем? Горе, о горе! Уходим, уходим, да! Конец нашей жиз­ ни-судьбе!” — и умерли от голода на горе Шоуян». Если из этого всего исходить, то как? Жила в них обида или нет? Иногда говорят так: «Путь Неба не знает родни: он всегда лишь за тем, кто хорош». Теперь такие люди, как Бо И и Шу Ци, ведь можно же их считать хорошими людьми или, может быть, нет, как? А вот испол­ нившись человеческих совершенств и очистив свой жизненный путь до такой высоты — и вдруг умереть от голода! Скажу еще: «Было семь­ десят учеников, Чжун-ни выдвинул только одного Янь Ю аня в качестве страстного эрудита. Тем не менее Хой был вот какой35: часто был нищ, не гнушался отходов крупы и в конце концов умер он рано. Какова же выходит тогда награда с небес человеку хороших достоинств? Разбойник Чжэ36 каждый день убивал ни в чем не повинных людей, и резал, и ел человечье он мясо. Свирепствовал он и злодействовал вволю. Он собрал много тысяч приспешников разных, и с ними ходил он по всей Поднебес­ ной стране. В конце же концов он умер, доживши до старости лет. А это за что? За какие такие его добродетели было? И здесь ведь лишь самое яркое, ясное, в виде сравненья, примера!» Теперь, если мы подойдем к наиболее близким нам дням, увидим, что есть люди, свое поведенье в жизни не мнящие нужным ввести в колею, люди, которые делают то, что не принято делать, не принято также и упоминать. Однако же всю жизнь до конца пребывают они и в веселье, и в счастье, в богатстве и сытости. Сами они и идущие вслед поколенья одно за другим непрерывной чредой. А вот и другие, которые ходят по той лишь земле, что выберут сами; которые вымолвят слово тогда лишь, когда то ко времени будет; которые если идут, то отнюдь не по тропке какой-то; которые, кроме как честным, прямым, вдохнов­ ляться не станут ничем. И сколько ведь этих людей повстречалось с несчастьем, бедою! Считать^— не сочтешь ни за что! Я очень всем этим смущен! Позвольте, тогда ведь то самое, что именуем стезею небес мы, что же это? Неправда иль правда? Конфуций говорит: «С кем мой путь не един, я с таким не общусь, и мы, каждый, идем за своим лишь умом...» По этому же поводу у него сказано еще: «Если стоит добиться богатства и чина, то даже погонщиком буду служить я; а если не стоит
«Шицзи» 167 мне их добиваться, пойду лишь за тем, к чему есть влеченье»... « Год холодеет — тогда только знаем о том, что сосна или туя последними будут линять» ... «Ведь мир утопает в грязи — появляется чистый ученый»... «Неужели же дело все в том, что столь важным считается первое только, второе же, в общем, не важно?» «Благородный у мо м человек ужасается мысли, что вот он из мира уйдет, а имя его не будет прославлено». Писатель Цзя нам говорит37: «Жадный идет за деньгами, блестящий идет за славой. Тщеславный умрет за власть, человек из толпы жизнью доволен». «Одинаково светлые люди друг друга собой освещают; взаимно подобные люди друг друга стремятся искать». «Тучи идут за драконом, ветер за тигром идет». «Мудрец-человек восстал, миллионы живых взирают». Хотя и Бо И, и Шу Ци достойные были весьма, но их имя особенно славиться стало, когда для них мыслитель Конфуций нашелся. Хотя ученик Я нь Ю ань к науке ревнив, но стезею своей просиял, лишь усевшись на хвост скакуна. Ученые, те, кто живет где-то в пещерах и ямах, время имеют свое, когда устремляться им в мир и когда им его отвергать. Но эта порода людей имя свое похоронит, себя не прославив. Как грустно! Ведь люди, живущие где-нибудь там, в захолустье, желаньем объятые жизнь отточить на бруске, чтобы имени дать своему воссиять, как могут они это имя свое передать и дальнейшим потомкам, если только они не пристанут к уче­ ному типа грядущих по небу на синих сплошных облаках?38». Ответ Жэнь Шао-цину Великий историк судеб, граф-астролог Сыма Цянь, ходящий у Вас в конюхах и погонщиках, бьет Вам поклон за поклоном и так говорит. О Шао-цин, Вы, у которого в подножье я, не так давно изволили меня пожаловать письмом и в нем мне наказать быть осторожнее в сношени­ ях с людьми, считать своим долгом и делом всегда продвиженье достой­ ных людей, представленье ученых двору. Настроение в письме убедите­ льно твердое, словно готовы меня Вы считать человеком, который не хочет учителя знать в Вас, а действующим по словам пошлейших каких-то людей. Нет, я, Ваш покорный слуга, не смел бы так дей­ ствовать, нет! А я так хотя изнурен и изломан, но даже, представьте, и я в свое время, хоть краем лишь уха, слыхал те заветы, что старшие поколенья оставили в общий удел нам. И только как вижу себя я с ис­ порченным телом39, сидящим в вонючей грязи, сейчас же все время я знаю, как я ошибался, как я все хотел быть полезным людям, как стал я им вреден противно своим ожиданьям. Поэтому так и сижу я один, печально задавлен, и с кем говорить мне, скажите? Есть наша пословица: «Для кого мне стараться? К ому мне дать выслушать все?» И в самом деле, как только умер Чжун Цзы-ци, то друг его Бо-я не стал уж больше играть на лютне40. И, значит, что же? Ученый старается только для друга, что душу его понимает, как жен­ щина внешность свою соблюдает для тех, кому нравится, знает она. Что
168 Поздний период Историческая проза ж до меня, то туловище мое изувечено донельзя, и, если б даже я хранил в себе талант, подобный яшме Суя или Хэ41, и даже если б я был нравственно велик, как Ю или И42, я все-таки в конце концов не мог бы стать прославленным в людях, а только и всего, что быть посмешищем, себя пятнать — и все! Но на письмо и то, что в нем, мне полагается ответить. А лишь сейчас с востока прибыл я, сопутствуя царю, да разные тут мелкие делишки наседали, Вас повидать мне редко удава­ лось; весь в хлопотах, и наспех кое-как я даже ни минуты не имел Вам изъяснить свои мечты и настроенья и высказаться сразу до конца. Теперь и Вы, Шао-цин, захвачены в вину, не знающую дна... Пройдет десяток дней или месяц, Вам срок уже наступит зимний и последний... А я к тому ж на днях уже поеду с государем в Юн. Боюсь, что так в конце концов нельзя мне будет умолчать о том, чего нельзя назвать, и все сложиться может так, что я не удосужусь Вам всю выразить досаду, озлобленье, чтоб сообщить своим друзьям. И вот получится, что тот, кто навсегда от нас уходит, в своей душе обиду личную в бездон­ ность унесет. Позвольте мне здесь набросать мои убого-заскорузлые мыслишки. Итак, я в недостатках весь; не отвечал Вам слишком до ­ лго... Позвольте мне надеяться, что это Вы мне не поставите в вину и преступленье. Я знаю вот ведь что: что нравственное совершенствованье есть признак просветленного познанья, а быть всегда в любви и простирать ее на всех — во т где начало человеческих достоинств! Бр ать от других, давать другим — вот то , в чем обнаруживается нам человеческая честь. Срам, поношенье — вот критический тот пункт, где мужество проявлено бывает. Установить себе известность, славу — вот в чем всей деятель­ ности нашей вершина достижений. И ежели ученый муж все эти пять начал в себе хранит, то только при наличности такой доверия заслужит в жизни он и встанет в ряд людей отменно благородных, людских верхов. Поэтому несчастья не бывает ужаснее, чем жажда денег, и скор­ би большей нет, чем рана в сердце. Для действий в жизни нет уродливей, чем срам и униженье предков наших. По зор а большего не сыщешь, чем казнь, которая «тепличною» зовется43. Из этой казни вышедший живым ни с кем уже в компаньи быть не может. И это не для нынешних нас только: нет, так уж повелось у нас спокон веков. В былые времена князь вэйский Чудный-Лин44 уселся в экипаж с Ю н Цюем вместе и поехал. А Кун, мыслитель наш, ушел тотчас же в Янь. Шан Я н имел свиданье с князем чрез Цзин Цзяня45, а Лян то принял с сердцем ледяным. Тун-цзы46 — Чжао Тань — сидел в повозке третьим, а Юань Сы весь изменился в лице. Стыдились этих людей с далекой древности, всегда. Не правда ли, ведь даже человек, так, средненький, не более того, но, если у него какое-нибудь дело до евнуха вдруг заведется, всегда, без всяких исключений, оно ему не по душе. Тем более, когда м ы говорим о человеке и ученом, и с честным направлением ума! Хотя в правительст­ ве сегодня и не хватает нужных нам людей, но — что вы! что вы! — разве ж допустимо, чтоб тот, который все еще остался жив после ножа и после
«Шицзи» 169 пилки, чтоб он взял на себя рекомендацию ко двору людей отменно знаменитых по всей стране под нашим небом? Я, Ваш покорнейший слуга, благодаря заслугам предков, особенно покойного отца, мог ожидать своей вины у оси государственной повозки в теченье двадцати и даже с лишком лет. По этому я случаю подумал, что, прежде всех других вещей, я не сумел подать как следует свою лояльность, преданность и честность. Я не сумел и получить всю ту хвалу и славу, ту честь, что полагались бы другим за исключительные мысли, необычайные таланты, чтобы привлечь внимание светлейшего царя-владыки. Я , далее, опять же не сумел упущенное подобрать, недо- стающее исправить, привлечь достойнейших людей, продвинуть тех, кто поспособней, тащить на свет из гор и ям туда укрывшихся ученых. Я, выйдя за пределы государства, не мог бы поступить в ряды солдат, брать крепости, сражаться в поле и подвиг совершить убийством полко­ водца иль знамя у врага схватить. И наконец не мог бы я, день ото дня свои труды нагромождая, заполучить и знатный чин, и соответственный оклад — все для того, чтоб просиять над всеми предками своими и над друзьями, что со мной. Из этих четырех заслуг нет ни одной за мною! И вот я кое-как живу иль делаю лишь вид, без всяких дел, хороших иль плохих, которыми себя я мог бы проявить. Когда-то, впрочем, был и я среди магнатов низшего разряда, и мне случалось подавать свой скромный голос, выражать сужденье там где-то около дворца. И вот из-за того, что в эти времена я не тянул к себе всех предержащих и не додумал до конца все, что внушало опасенье, сижу сейчас с уродливым своим и поврежденным телом на роли слуг, метущих пол, среди убоже­ ства и сора... И вдруг теперь такой, как я, поднял бы голову, расправил свои брови и стал бы рассуждать иль за кого, иль против, не было бы разве это, между прочим, фривольностью к правительству немалой, конфузом для ученых современных?.. О стон! О горе мне! О что еще сказать? О что еще сказать? Да кроме этого всего, о самом деле рассказать с начала все и до конца, ах, нелегко все выяснить как есть! Я, Ваш покорнейший слуга, я смолоду уже все проморгал свои неудержимые таланты. Когда же вырос я, то также я не знал похвальных отзывов моих односельчан. Владыка-царь, по счастию для меня и ради моего покойного отца, дал мне возможность исполнять мои нехитрые дела, входить всегда и выхрдить в дворцовых кулуарах. Вот я и рас­ судил тогда, что тому, кто держит таз на голове, зачем смотреть на небо? И вслед за этим прекратил свои знакомства и прием гостей, дела по дому запустил. Стал днем и ночью думать лишь о том, чтоб исчерпать усилия своих совсем никчемных дарований, сосредоточив мысль свою на том единственно одном лишь побужденье, чтобы сни­ скать себе фавор у государя нашего царя. Но дело вышло так, что совершилась крупная ошибка и неправда. Начну с того, что я с Ли Лином вместе47 в одном и то м же учрежденье пребывал. Мы никогда с ним не могли жить так, как полагается друзьям; у нас с ним были разные пути: что брал один, то отвергал другой. Мы никогда с ним
170 Поздний период Историческая проза вместе не держали у губ своих за чаркой чарку, и никогда мы не сближались в той неизбывной радости друзей, что создается искренне и прямо. Но тем не менее его я наблюдал, и видел я, что этот человек — муж удивительный на редкость из тех, кто соблюдать себя умеют хорошо. Он родителям служил благоговейно; он был честен с теми, с кем служил; прикасаясь к деньгам, он был умерен; брал, давал всегда по совести своей. При разнице лет, положений он был донельзя уступ­ чив. Он с низшими сдержанным был и вежливым очень. Он только о том и мечтал, чтобы ринуться в бой беззаветно и жизнь всю отдать за дело большое отчизны. Вот что всегда в душе его копилось! И я считал, что в нем есть дух и государственный на редкость ум! Послушайте теперь. Вот человек на службе государю берется выпол­ нить такое предприятье, где десять тысяч шансов смерти; но и на тот один, что против них, не обращает он внимания, а устремляется всецело лишь туда, где государству есть угроза. И это было, я б сказал, уже совсем необычайно! Теперь, смотрите ж, возникает одно из дел непо­ дходящих. И что же? Чины при дворе, за целость особы своей стоящие крепко и жизнь обеспечить жене и детям норовя, сейчас же его недостат­ ки, как на дрожжах, раздули, а я, по правде говоря, в своей душе о нем болел весьма. Д а, впрочем, что ж! Ли Лин был во главе солдат неполных пяти тысяч, а углубился в землю варваров-номадов так далеко, что уж переступал он ставку хана. В приманку повесил себя самого у самой он пасти тигра, и прямо скакнул он на варвара лютого, дикого ху. Пред ним было войско в десятки и сотни тысяч; с шаньюем48 сражался самим он несколько р аз подряд, и в этих боях провел он десяток и более дней, убил же врагов больше гораздо, чем вровень. Рабов не хватало, чтобы трупы убрать, чтобы раненым как-то помочь . Военачальники в верб­ люжьих дохах ошарашены были, боялись, тряслись. И вот тогда хан всех потребовал к себе: и левых и правых нойонов, всех лучников поднял. И вот вся страна напала на солдат Ли Лина отовсюду и их окружила. На тысячу ли развернулись бои... Все стрелы иссякли, дорога зашла в тупик. Вспомогательных войск никак не пришло. Солдаты, начальники падали мертвыми, раненых тоже кучи лежали. Однако же Лин как крикнет, и криком он их подбодрил. Солдаты и их командиры — все как один повскакали, слезы струились реками из глаз, рты пили слезы и кровь. Но снова они натянули луки пустые, полезли с презреньем на лезвие белое; на север всем телом своим повернувшись, на смерть помчались к врагу, обгоняя друг друга. Наш Лин до погибели крайней своей прислал ко двору гонца, и хань- ские графы, князья, министры, маркизы, магнаты подняли бокалы, желая царю долгоденственного жития. Но вот через несколько дней дошло до царя и письмо о Линовом полном разгроме. А царь-государь от этих известий стал есть без приятности вкуса и слушать доклады без радости всякой. Большие чины скорбели, боялись, не знали, как выйти из этой беды. А я, признаться, сам тогда не соразмерил всей своей
«Шицзи» 171 ничтожной и никчемной простоты; но, видя, что царь-государь печален н сам не в себе, весь в горе, унынии крайнем, по чести, хотел проявить свою искренность, ту, что была. Наивная, глупая мысль! Я , право, считал, что Ли Лин, обычай имея с другими чинами и с высшею знатью делиться и маЛым, лишать себя власти, он мог ведь иметь за собою людей, готовых до смерти все силы ему отдавать, и даже какой-нибудь древний известный, большой полководец не мог бы его в это м смысле никак превзойти. Хотя сам он был разгромлен и должен был пасть, однако ведь видно было его настроенье: он только хотел улучить надлежащий момент и послал известие Ханям49. Но дело пропало, и выхода не было больше. Однако и то, что он их разбил, исковеркал, является подвигом тоже, который заслужит быть явленным миру всему. Об этом я думал с тоской и хотел изложить на словах, но не было как-то пути. И вот так однажды случилось, что был во дворец я вызван к допросу, и я в это м смысле построил всю речь о заслугах Ли Лина. Хотел я всем этим расширить как мог кругозор царя-государя, конец положить речам тех белками сверкающих злобно людей. Но выяснить все до конца мне так и не удалось. Светлый владыка не понял, чего я хотел, решив, что я, вероятно мешая карьере Эршисца50, тем временем каверзно строю защиту Ли Лина. И бросил меня в уголовный приказ. Итак, моей сердечной правде и преданности трону моему в конце концов не удалось себя представить. Сочли, что я обманывал царя, и вот я наконец был отдан на сужденье и действия тюремных палачей. Моя семья была бедна — всего, чем я располагал для подкупа моих судей, мне не хватило бы для выкупа на волю. И никто из друзей не помог мне! Посмотрел я направо, налево, на ближайших ко мне и роднейших людей, и никто за меня не сказал ни слова. Но тело мое — не камень, не дерево. К то же был мой компаньон? Сторож суда! Я был спрятан глубоко в темнице-тюрьме. К кому обратиться тут с ж алобой можно? Но Шао-цин, Вы лично видели все это! И разве же все то, что делал я, не было именно вот так? Когда Ли Лин живым в плен сдался гуннам, он славу своей семьи уничтожил, а я, кроме этого, сел еще в камеру тутов. Тяжелым посмешищем стал я для мира всего! О горе! О горе! Об этом не так ведь легко одно за другим говорить человеку толпы! Отец мой заслуг не имел, отмечаемых грамотой царской — алою писаницей. История звездных фигур и звездных расчетов для календаря так близка ведь к разным гаданьям, заклятьям и прочему! Понятно, что с людьми такими лишь забавляется владыка-государь, содержит их он как актеров и веселых дев; они в презрении даже у самых пошлых. И если б я, допустим, был казнен по повелению суда, то было б это все равно, как если б десять из быков лишились только волоска. Какая разница была бы с муравьем? И л юди будут не согласны поставить в ряд меня с умершими за правду и скажут лишь: ума, как видно, было мало, а преступленье велико; он не умел себя от бед избавить, пришлось, как видно, умереть! Тогда в чем дело? — меня спросят. Скажу: до этого меня лишь довело все то, что в жизни сам я посадил и сам же вырастил себе.
172 Поздний период Историческая проза Как знают все, одну лишь смерть имеет каждый человек, но смерть бывает тяжелей, чем великан-гора Тайшань; она бывает и легка, ну, как гусиное перо. Вся разница лишь в направленье всех действий наших иль других. Самое высшее — предков своих не позорить. Следом за ним — и тело свое не позорить. Далее будет — разум, лицо не позорить. Далее будет — речей, наставлений своих не позорить. Далее будет — согнув­ шись всем телом, позор свой терпеть. Далее будет — в другую одежду одетым позор свой терпеть. Далее будет — в колодке, на замке, с веревкой быть битым палками и так позор терпеть. Далее будет — как сбреют все волосы прочь, продернут железные кандалы, в виде подобном терпеть свой позор. Далее будет — с разрушенным кожным покровом, с отрубленными конечностями принять и терпеть свой позор. Но последним и низшим считаю смердящую казнь — то верх всякой казни! Н ам книги говорят, что «казнь не поднимается наверх, к высоким государственным людям» . Этим хотели сказать, что тот, кто служит государю, к своим достоинству и чести не может не быть всегда настороже. Лютый тигр живет в глубочайших горах, его сотни зверей трепещут, боятся. Когда ж он в тенетах и в клетках сидит, то виляет хвостом и просит еды. Вот как величие, накопленное раньше, обрушивается постепенно ни во что! Поэтому бывает так, что муж ученый и служилый, коль на земле ему тюрьму рисуют, войти туда не смеет ни за что, по положению вещей. Ему стругают деревяшку, которой придадут подобье палача, но он и ей не отвечает и с ней не будет говорить. Он утвержда­ ется в своих предначертаньях на этих явственных примерах очевидных. И вот, я, представьте, сижу со связанными руками, ногами, с колодкой, веревкой на шее и с гол ою кожей, ничем не прикрытый; палками бьют меня, прутьями хлещут; я заперт средь стен, что повсюду вокруг. В такие времена я вижу лишь сторожей нашей тюрьмы и сейчас же бью об пол своей головою, а только завижу солдата тюрьмы, то сердце трепещет, дыханье спирает. Так что же происходит здесь? Здесь дело такое, что снижено вот как в накопленной мощи влияние силы! И если я все же в таком положенье намерен говорить о тех, кто, мол, еще «не опозорен», то эти слова произнес я с лицом, насильственно твердым, и только. Их стоит ли, право, во мне уважать? По этому же поводу скажу еще я вот что: Западный князь51 был князь, но был заперт в темницу Юли. Ли С ы52 был министр, подвергнут был всем он сразу пяти мученьям. Хуайиньский был князь53, но терпел от колодок он в Чэнь. Пэн Юэ54 и Чжан Ао55, лицом повернувшись на юг, величали себя без родни и без ровни, были связаны, сели в тюрьму, искупая свое преступленье. Цзян-хоу56 убил всю Люеву клику и властью своей помрачил пятерых тех древних сатрапов; был засажен в тюрьму и просил там о казни. Вэй Ци57 был большой генерал, одели его в кумачовую рвань, три колодки продели ему с замком. Цзи Бу58 был яремным р або м и служил у семейства Чжу. Гуань Фу59 был позором покрыт в чужом помещении долго. Все эти люди лично достигли титу­
«Шицзи» 173 лов князя, маркиза, военного начальника или министра. Их слава была слышна в государствах соседей. Когда же вина подошла к ним и сети закона настигли, они не сумели к себе притянуть свой конец, с собою управиться лично: остались все жить в грязи и пыли. Так, значит, и древность, и нынешний день — по сути одно. Куда же девалось, скажите, тогда все то, в чем они себя не покрыли позором? И если, исходя из этого, сказать, то храбрость или трусость есть лишь положенье дел; а силен ты иль слаб — одна фигура только. Все это очевидно всем, и стоиг ли такому дивоваться? Да, если не мог человек вовремя сам судьбу порешить без всякой веревки и туши тюрьмы, немного лит ь с т о и т промедлить ему и немного лишь заколе­ баться, как он уже под палкой и плегью лежит... И вдруг он захочет тогда, в тот момент, призвать свою честь: не будет ли это, пожалуй, скажу отдаленно, наивно? Мотивы всех древних людей, что считали важнейшим вопрос о приложенье наказаний к большому государствен­ ному мужу, все здесь они лежат. И вот еще: в человеческом чувстве иного ведь нет, йак жажда пожить и ненависть к смерти, как помнить всегда об отце и о матери, нежно взирать на жену и детей. Но вот когда дело о чести идет и о зове рассудка, то это не так: здесь бывает, что выхода нет человеку. Мне не везло. Я рано потерял отца и мать, и не было родни ближайшей, братьев у меня: я одиноко жил, был круглым сиротой. О Шао-цин! Вы сами видели, как относился я к жене своей и детям! Еще скажу: ведь даже и храбрец не обязательно умрет за дело чести, и трус о долге помышляет. Где место для того, чтобы махнуть рукой и далее себя не подбодрить? Хоть я и трус, и слаб, я все хочу хоть кое-как, да жить, но тоже знаю хорошо, где грань лежит меж тем, что нужно принимать и что бросать. Так почему же я дошел до униженья так утопить себя в оковах, путах каземата! Заметьте также, что цзанхо60 или бице61, раб он, раба она, — что и они умели вызвать смерть. Тем паче я при всей своей безвыходности мог бы! Но что заставило меня терпеть так тайно и упрямо, живя буквально кое-как, таясь во мраке и навозе, без всяких слов и возражений? А вот: меня берет досада, огорченье, что есть еще в душе, чего она еще исчерпать не могла, что я вот так уйду из жизни прочь в убогом, жалком униженье и свет моего слова на письме не явится позднейшим поколеньям! И в древности уже так было, что людей богатых, знатных и вельмож­ ных, которых имя стерлось и исчезло, их всех не счесть и не упомнить. А значатся в истории людей лишь необычные, из ряда вон таланты. И в самом деле, ведь Вэнь-ван, князь Просвещенный Чжоу, сидел в тюрьме и там развил свой комментарий к «Чжоу И» иль чжоуской редакции «Метаморфоз». Чжун-ни попал в опасный для него момент и написал тогда «Чуньцю» (иль свою «Летопись времен»). Цюй Ю ань был изгнан и бежал, и после этого он произвел поэму о том «Как в беду он впал». Цзо Цю62 очей свет потерял — и вот он произвел « Гоюй», иль «Речи мудрецов о разных государствах». Мыслитель Сунь63, когда ему
174 Поздний период Историческая проза князь ноги отрубил, свои «Военные законы» написал и стройно изложил их в книге. Бу-вэй64 был сослан в Шу, а в мире распространены «Заметки Люя обо всем». Хань Фэй65 сидел в тюрьме у Цинь — и вот «Как трудно поучать» и «Одинокая досада» явились также в свет. И «Ши» — кл ас ­ сический канон стихов и од в трехстах главах был создан вообще людьми ума и мудрости сверхчеловеческой, особой, когда они бывали в горестном порыве! Все эти люди были переполнены склубившимся в них чувством, но не м огли в жизнь провести ту правду, что в их душе жила. Поэтому они нам исповедали прошедшие дела и мысль о будущих людях. Так вот и Цзо Цю был без глаз, а Суню отрубили ноги: служить уж больше не могли, ушли от дел и углубились в книги и сужденья, и построенье планов, схем, программ, чтоб в этом всем дать выход своим чувствам, обиде, злобе и тоске. Они мечтали лишь о том, чтоб обнаружиться пред м иром в пустой и отвлеченной букве, лишенной важности и силы. И я, покорнейший слуга ваш, Шао-цин, себе я позволяю тоже, хотя я и ни­ кчемный человек, в словах бездарных, неумелых вниманию других себя представить. Я как тенетами весь мир Китая обнял со всеми старинными сказаниями, подверг суждению, набросал историю всех дел, связал с началами концы, вникая в суть вещей и дел, которые то завершались, то разрушались, то процветали, то упадали, и в верх веков считал от Сюань Юаня66, вниз дошел до нынешнего года. Составил десять я таб­ лиц, двенадцать основных анналов; трактатов, обозрений — восемь, наследственных родов-фамилий — тридцать, отдельных монографий — семьдесят67, а итого сто тридцать в общем глав. И у меня желанье есть: на этом протяженье исследовать все то, что среди неба и земли, проник­ нуть в сущность перемен, имевших место как сейчас, так и в дни древности далекой. Дать речь отдельного совсем авторитета... Не кончил я еще черновика, как вдруг беда случилась эта. Мне стало жаль, что я не кончил дела, и вот я претерпел ужаснейшую кару, ничем не выражая недовольства. И я действительно закончил эту книгу и со­ хранил ее в горе известной нашей. Ее читал я настоящим людям, но и распространил средь городских, столичных. И если так, то, значит, я плачу свой долг за прежний срам, и если б даже я десятки тысяч раз бывал казнен, я разве стал бы каяться, жалеть? Но , впрочем, это все поведать можно разве тем, кто мудр, умен. А обывателям, толпе об этом говорить я б затруднился, право. Да, кроме этого, в ярме жить нелегко, а подлые слои людей всегда клевещут, осуждают. Я сам накли­ кал на себя несчастье это языком, и высмеян тягчайше я односельчанами своими. Я этим делом замарал и осрамил покойного отца. Скажите, с каким лицом я опять поднимусь на старую могилу отца и матери моих? Пусть тянутся еще веков хоть сотни, но грязь и гадость эта, смрад непревзойденными останутся всегда. Вот почему вся внутренность моя раз девять в день перевернется. К огда сижу я у себя, я в забытьи каком-то отдаленном, как будто что-то потерял. Когда ж за двери выхожу, то сам, куда иду, не знаю. Когда я вспоминаю о позоре, пот по
V «Ханьшу» 175 спине сейчас же выступает, одежда вся м оя сыреет. Теперь я только и всего что надзиратель за гаремом. Так неужели мне себя увлечь куда-нибудь поглубже вдаль и спрятаться средь гор в пещеру? Поэтому я временно иду вслед за толпой, с которой вместе я всплываю иль ныряю, и вместе с миром всем то вверх иду, то вниз, чтоб заблужденья мир а разделять. А Вы, Шао-цин, теперь рекомендуете мне выдвигать достойнейших людей и представлять ученых ко двору. Уж не ошиблись ли Вы в помыс­ ле моем и не прошли ль мимо души? Ведь даже если бы хотел я сам себя весьма отшлифовать и всячески словесно приукрасить, не будет пользы для людей: мне все равно ведь не поверят, и будет только лишь предлог нарваться снова на конфуз. Все дело в том, ч то смерти день придет, и только лишь тогда, кто прав, кто виноват, определится ясно. В письме я не умел все изложить, что на уме. Позвольте кратким быть и Вам письмо мое представить, убогое и грубое такое. С усердием, с поклоном , и повторным. J БAHЬ ГУ Бань Гу (32—92) известен прежде всего как историограф, автор «Ис­ тории Ранней династии Хань» («Ханьшу»), Слава Бань Гу много скром­ нее, чем у его великого предшественника Сыма Цяня, и это справедливо: Бань Г у во многом следовал за «Историческими записками», а частенько и заимствовал из них целые куски. Тем не менее он создал новый жанр так называемой «династической», т. е. посвященной отдельному царствующе­ м у дому, истории — после него таких сочинений было написано двадцать четыре. Отец Бань Гу, сыгравший столь большую роль в жизни будущего историка, жил в смутную пору падения династии ранних Ханей и воцаре­ ния новой, Поздней ханьской династии. Когда власть была узурпирована царедворцем Ван Маном, Бань Бяо, будучи товарищем детских игр нового императора, тем не менее сохранил верность прежнему царствующему дому и впоследствии присоединился к армии легитимистов. Однако его верность не была оценена, карьера его не сложилась. Меняя одну чинов­ ничью должность за другой, он так и не достиг сколько-нибудь значи­ тельного положения. Ему не удалось также осуществить своего често­ любивого намерения — создать историю династии, падение которой ему довелось видеть собственными глазами — и закончить рассказ о ней, некогда начатый Сыма Цянем. Зато он оставил сыну собранные уж е материалы, часть написанных глав и обширные познания, которые тот получил от отца и других учителей в высшей школе империи — «Тай сюэ». Желание продолжить дело отца без высочайшего на то повеления чуть не стоило Бань Гу жизни. Китайские императоры слишком ревниво относились к такому делу, как история, и никакая само­ деятельность в ней не допускалась. Только заступничество брата,
176 Поздний период Историческая проза служившего в дворцовой канцелярии, спасло незадачливого ученого от последствий доноса. После долгих хлопот, добившись аудиенции у самого Сына Неба, Бань Гу был наконец не только прощен, но и получил доступ к императорским архивам, столь необходимым в его работе. Свой гигантский труд Бань Гу писал более, чем двадцать лет (в основном с 62 по 82 г.), после чего обширная стоглавая «История» была почтительно представлена императору. Еще до ее завершения Сын Неба, оценивший литературный талант Бань Гу, поручил ему составить обзор знаменитых дискуссий между учеными-конфуцианцами, которые велись тогда во дворце, в Зале Белого тигра. Бань Гу находил время и для поэзии. Его «Оды о двух столицах», прославлявшие величие империи, интересны для нас описанием быта и нравов той далекой эпохи. Они имели немалый успех при дворе, однако ни одно сочинение Бань Гу не принесло ему ни высоких чинов, ни богатства. Между тем жизнь его приближалась к трагическому и нелепому концу. Некогда пьяный раб Бань Гу оскорбил столичного градоначальника, остановив его колесницу. Градоначальник поостерегся тогда излить свой гнев на его хозяина — у историка был при дворе могущественный покровитель. Однако «обиженный» лишь ждал своего часа — и дождался. Как только пал всемогущий царедворец, обвиненный в государственной измене и казненный вместе со всем своим родом, был схвачен городской стражей и Бань Гу. Очутившись же в тюрьме у своего недруга, он был уж е обречен. Пока друзья историка успели исхлопотать помилование, узник погиб в заточении. Бань Г у был больше ученым, чем писателем. Язык его несколько суховат, усложнен малопонятными выражениями, недостаточно вы­ разителен. Как поэта, автор «Категорий поэзии» критик Чжун Жун (VI в.) помещает его в третий, низший разряд. Однако роль его в становлении китайской исторической прозы трудно отрицать. Пред­ ставленные здесь «Жизнеописания» из «Истории Ранней ханьской ди­ настии» одни из самых интересных в художественном отношении, а их герои и сюжеты прочно вошли в китайскую литературу — к ним обращались впоследствии многие писатели. Ему также приписывается авторство «Неофициального жизнеописания Ханьского У-ди, государя Воинственного» — этот текст, подлинность которого сомнительна, помещен нами в Приложении к книге. ИЗ КНИГИ «ХАНЬШУ»* Жизнеописание Су У Су У имел второе имя Цзы-цин. В молодые годы по представлению отца вместе со своими братьями он был назначен телохранителем1, а затем * © Главная редакция восточной л итера туры издател ьства «Наука», 1973
«Ха ньшу» 177 постепенно повышен в должность смотрителя конюшни Ичжунцзю2. В это время династия Хань непрерывно совершала нападения на хусцев3 и обе стороны часто обменивались послами, чтобы разведать положение дел друг у друга. Сюнну задерживали в разное время более десяти ханьских послов, в то м числе Го Цзи4, Лу Чун-го5 и других, однако по прибытии сюннуских послов император Хань также задержи­ вал их в подобном количестве. В первом году эры правления Тянь-хань6 шаньюй Цзюйдихоу, то л ь ­ ко что вступивший на престол, опасаясь неожиданного нападения со стороны Хань, сказал: «Ханьский Сын Неба в отношении меня всегда был почтителен» — и в о звратил всех ханьских послов, в том числе Лу Чун-го. Император У-ди, с похвалой отозвавшийся о поступках шаньюя, назначил Су У на должность начальника охранной стражи телохрани­ телей и, вручив верительный знак7, приказал проводить задержанных в Хань сюннуских послов, а заодно доставить шаньюю щедрые подарки в ответ на его добрые намерения. Су У выехал с помощником начальника охранной стражи телохрани­ телей Чжан Шэном, временно назначенным на должность делопроиз­ водителя посольства Чан Хуэем и другими, взяв с собой более ста воинов и разведчиков. Прибыв к сюнну, Су У разложил подарки и поднес их шаньюю. Однако вопреки ожидания императора Хань шаньюй держал себя еще более гордо, чем прежние шаньюй. Шаньюй хотел уже отправить послов проводить Су У и его свиту обратно, но в это время Гоу-ван, чаншуйский полковник Юй Чан8 и другие задумали поднять мятеж в землях сюнну. Гоу-ван был сыном старшей сестры князя Хунъе9 и вместе с князем Хунъе перешел на сторону Хань; позднее он участвовал в походе Чжое-хоу10 и остался среди сюнну. Они тайно сговорились с перешедшими на сторону сюнну и находившимися под надзором Вэй Люя11 ханьцами похитить яньчжи — мать шаньюя — и вернуться вместе с ней в Хань. В этот момент к сюнну прибыл Су У вместе со свитой. Следует сказать, что, когда Юй Чан жил в Хань, он долгое время был в друже­ ственных отношениях с помощником начальника охранной стражи тело­ хранителей Чжан Шэном и теперь тайно явился к нему и сказал: «Я слышал, что ханьский Сын Неба очень зол на Вэй Люя, но я, Чан, могу постараться для Хань — спрятаться в засаде и убить его из лука. Моя мать и младший брат находятся в Хань и могут удостоиться за это награды императора» . Чжан Шэн принял сделанное предложение и по­ дарил Юй Чану дорогие вещи. Прошло более месяца, шаньюй уехал на охоту, так что в ставке остались лишь яньчжи, дети и младшие братья шаньюя. Ю й Чан и другие, всего числом более 70 человек, уже хотели начать мятеж, но ночью один из заговорщиков бежал и донес о готовящемся выступле­ нии. Сыновья и младшие братья шаньюя послали войска, которые
178 Поздний период Историческая проза вступили в бой с мятежниками. Гоу-ван и другие были убиты, а Ю й Чан схвачен. Шаньюй приказал Вэй Л юю расследовать дело Юй Чана. Услышав об этом, Чжан Шэн испугался, что его прежний разговор с Юй Чаном станет известен шаньюю, а поэтому рассказал все Су У. Су У ответил: «Если дело обстоит так, я несомненно окажусь замешанным в нем. Умереть же опозоренным — значит усугубить вину перед родиной». Затем он попытался покончить с собой, но Чжан Шэн и Чан Хуэй сообща удержали его. Юй Ч ан действительно выдал Чжан Шэна. Разгневанный шаньюй вызвал знатных лиц на совещание, желая убить ханьских послов. Однако один из князей, носивший титул «левый ичжицы», сказал: «А если бы они замыслили против шаньюя, как тогда мы смогли бы увеличить тяжесть наказания? Следует принудить их перейти на нашу сторону». Шаньюй приказал Вэй Люю вызвать и допросить Су У. Су У, обратившись к Чан Хуэю и другим, воскликнул: «Если я нарушу долг посла и обесчещу приказ государя, то , хотя и сохраню себе жизнь, с каким лицом вернусь обратно в Хань!» Затем он выхватил кинжал и вонзил его в себя. Испуганный Вэй Люй сам подхватил Су У и приказал скакать за лекарем. Лекарь выдолбил в земле яму, развел в ней слабый огонь, положил над ним Су У лицом вниз и стал топтать его спину, чтобы выпустить кровь. Су У потерял сознание, и только по прошествии долгого времени у него восстановилось дыхание. Чан Хуэй и другие, рыдая, отнесли его на носилках в лагерь. Шаньюй, с похвалой отозвавшийся о верности долгу, которую про­ явил Су У, утром и вечером посылал гонцов справляться о его здоровье, а Чжан Шэна посадил в тюрьму. Когда Су У выздоровел, шаньюй отправил гонца вразумить его и передать, чтобы он присутствовал при определении вины Ю й Чана, думая воспользоваться этим и принудить Су У к переходу на свою сторону. После того как Юй Чан был обезглавлен, Вэй Люй сказал: «Ханьс­ кий посол Чжан Шэн замыслил убить близкого слугу шаньюя, за это он подлежит смерти, но шаньюй милует откликающихся на призыв перейти на его сторону», — и п однял меч с намерением ударить Чжан Шэна. Чжан Шэн выразил готовность перейти на сторону сюнну. Затем Вэй Люй обратился к Су У: «Твой помощник совершил преступление, и ты должен отвечать как соучастник». Су У возразил: «Я ничего не замышлял, к тому же не являюсь родственником Чжан Шэна, а поэтому как можно говорить о соучастии?» Вэй Люй снова поднял меч, делая вид, что хочет ударить Су У, но Су У не шелохнулся. Тогда Вэй Люй сказал: «Господин Су! В прошлом я, Вэй Люй, отвернулся от Хань и перешел на сторону сюнну, незаслуженно удосто­ ился здесь великих милостей шаньюя, был пожалован титулом вана12 и сейчас имею несколько десятков тысяч народа, а мои лошади и скот заполнили горы, вот как я богат и знатен. Если Вы, господин Су,
«Х аньшу» 179 перейдете сегодня на сторону сюнну, завтра у Вас будет то же самое, а кто будет знать о Вас, если Вы напрасно удобрите собой покрытую травой степь?». Су У молчал. Вэй Люй сказал: «Если Вы послушаете меня и перейдете на сторону сюнну, я стану Вашим братом; если же сейчас не послушаете моего совета, то , хотя бы потом и захотели снова встретиться со мной, это Вам не удастся!» Су У, браня Вэй Люя, ответил: «Ты, будучи сыном слуги императора, пренебрег ниспосланными тебе милостями и забыл о долге, восстал против императора и отвернулся от родителей, превратившись в раба варваров, к чему мне с тобой встречаться! Более того, шаньюй верит тебе, поручив решать вопросы жизни и смерти людей, но в тебе нет беспристрастности и справедливости — ты, наоборот, стремишься столкнуть двух правителей, чтобы наблюдать со стороны, кого из них постигнут беда и поражение. Во владении Нанью э13 были убиты ханьские послы, за это население было вырезано, а н а его землях создано девять округов; правитель владения Давань14 убил ханьских послов, за это его голова была выстав­ лена на северных воротах дворца; во владении Чаосянь15 убили ханьских послов, за это народ был немедленно наказан и уничтожен; остались еще только сюнну. Ты знаешь, что я не перейду на сторону сюнну; совершенно ясно, что ты хочешь заставить два государства воевать друг с другом — но помни, беды сюнну начнутся с меня!» Вэй Люй, поняв, что Су У ничем не запугать, доложил обо всем шаньюю. Шаньюй больше прежнего захотел принудить Су У к покор­ ности, а поэтому заточил его, посадив в большую яму для хранения зерна, и не давал ни капли воды, ни пищи. Когда шел снег, Су У, лежавший в яме, грыз и гл отал его вместе с войлоком и таким образом не умер, хотя и прошло несколько дней. После этого сюнну стали считать его духом. Они отправили Су. У на Бэйхай16 в безлюдное место, где велели пасти баранов, и сказали, что он сможет вернуться на родину тогда, когда бараны оягнятся. Подчинен­ ные Су У чиновники, в том числе Чан Хуэй и другие, были отделены от него и поселены в других местах. После того как Су У прибыл на Бэйхай, ему не давали казенного содержания, поэтому он выкапывал и ел семена диких трав, запасенных полевыми мышами. Он пас баранов, опираясь вместо посоха на ханьс- кий верительный знак, который не выпускал из рук ни во время сна, ни во время бдения, отчего весь волос на верительном знаке выпал. Через пять или шесть лет на Бэйхай приехал охотиться младший брат шаньюя князь Юйцзянь. Су У умел плести силки, сучить нитки, привязываемые к стрелам, выправлять луки; князь Ю йцзянь полюбил его и давал ему одежду и пищу. Прошло более трех лет, князь заболел и пожаловал Су У лошадей, скот, юрту, пузырчатые глиняные кувшины с небольшим горло м и квад­ ратным дном для хранения вина и кислого молока. После смерти князя
180 Поздний период Историческая проза его народ переселился в другое место. В этом же году зимой динлины17 украли у Су У рогатый скот и овец, поэтому он снова попал в бедствен­ ное положение. Следует сказать, что в прошлом как Су У, так и Ли Лин носили звание окольничего. На следующий год после того, как Су У выехал послом к сюнну, Ли Лин сдался и, стыдясь своего поступка, не смел искать Су У. По прошествии длительного времени шаньюй послал Ли Лина на Бэйхай устроить для Су У пиршество с музыкой и, пользуясь случаем, сказать ему. «Шаньюй слышал, что я, Лин, и Вы, Цзы-цин, связаны давней дружбой, а поэтому прислал меня убедить Вас перейти на его сторону, чистосердечно желая установить с Вами отношения взаимопомощи. Вы никогда не сможете вернуться в Хань и лишь напрасно мучаете себя; кто увидит Вашу верность долгу в безлюдном месте? В прошлом Ваш старший брат, занимавший должность воеводы, обслуживающего колесницы, сопровождал императора во дворец Юйян- гун в уезде Юн. К огда он, поддерживая колесниц}', спускал ее по ступеням дворца, то натолкнулся на колонну, сломал оглоблю, был обвинен в связи с этим в великой непочтительности к императору и покончил с собой, бросившись на меч; на его похороны было пожало­ вано два миллиона монет. Жу-цин (младший брат Су) сопровождал императора в поездке в округ Хэдун для жертвоприношений Владычице-земле. В пути евнух, ехавший на коне, заспорил из-за лодки с чиновником, ведавшим завод­ ными лошадьми, которые содержались на территории дворца, столкнул последнего в реку, и тот утонул, а евнух бежал. Император приказал Жу-цину догнать и поймать беглеца, но он не нашел его, испугался, что надо держать ответ, и отравился. Еще до того как я оказался здесь, с Вашей матушкой произошло несчастье, и мне пришлось провожать ее тело на кладбище в Янлине. Ваша супруга молода и, как я слышал, уже вышла замуж за другого. Остаются только две младшие сестры, две дочери и один сын, но прошло более десяти лет, и неизвестно, живы они или тоже умерли. Жизнь человека подобна утренней росе, к чему Вам так долго мучить себя? Вначале, когда я перешел на сторону сюнну, мой рассудок помрачился, как у безумного, измена Хань вызвала скорбь, которая еще более усиливалась тем, что м оя престарелая м ать была брошена в тюрьму, и разве в то время мое желание не сдаваться было меньшим, чем Ваше? К тому же сейчас Его императорское величество в преклон­ ном возрасте, в стране нет твердых законов, несколько десятков семей крупных сановников истреблены без вины. Неизвестно, что ожидает страну — спокойствие или смута. Так ради кого Вы, Цзы-цин, поступаете таким образом? Послушайте моего совета и не упорствуйте больше!»
«Хан ыду» 181 Су У ответил: «Мой отец и м ы, его сыновья, не имея никаких заслуг и добродетелей, выдвинулись лишь благодаря его величеству: отец получил должность военачальника и титул хоу18, а мы, братья, стали приближенными імператора, за что я всегда хотел отдать за него свою жизнь. Ныне мне представляется случай выказать благодарность, и я с охотой и радостью сделаю это, хотя бы пришлось пойти под секиру или в котел с кипящей водой. Подданный обязан служить государю, как сын отцу, а сын должен умирать за отца без всякого сожаления, поэтому не тратьте слова напрасно!» Ли Лин несколько дней пировал с Су У, а затем снова сказал: «Последуйте моему совету, Цзы-цин». Су У ответил: «Я давно готов с радостью умереть. Если Вы, князь, непременно хотите принудить меня перейти на сторону сюнну, прошу, прекратите сегодняшнее веселье, и я отдам жизнь за императора на Ваших глазах». Ли Лин, увидев необыкновенную преданность Су У, сказал с глубо­ ким вздохом одобрения: «О, Вы человек высокого долга. Мои же преступления, как и преступления Вэй Люя, настолько велики, что достигают неба!» Из глаз его покатились слезы и смочили ворот одеж­ ды, и он расстался с Су У. Стыдясь сам сделать подарок Су У , Ли Лин приказал жене подарить ему несколько десятков голов крупного рогато­ го скота и овец. Через некоторое время Ли Лин, снова приехавший на Бэйхай, сказал Су У: «Пленные, захваченные оуто (орда. — В. Т .) в округе Юньчжун19, сообщили, что там все чиновники, начиная от начальника округа, и на ­ селение одеты в белые одежды20 из-за кончины императора» . Услышав об этом, Су У, обратившись лицом к югу, громко зарыдал, так что горлом пошла кровь, и затем несколько месяцев, каждое утро и вечер, оплакивал кончину императора. После вступления на престол императора Чжао-ди21 между сюнну и Хань в продолжение нескольких лет соблюдался договор о мире, основанный на родстве. Император Хань потребовал возвращения Су У и других, но сюнну обманули его, сказав, что Су У умер. Через некоторое время, когда к сюнну снова прибыли ханьские послы, Чан Хуэй упросил стражника сходить к ним и таким образом сумел встретиться ночью с ханьским послом, которому все подробно рассказал. Он научил посла сказать шаньюю, что Сын Неба, охотясь в Шанлине, добыл гуся; к ноге гуся было привязано написанное на шелке письмо. В письме говорилось, что Су У и другие находятся на каком-то озере. Посол обрадовался и стал упрекать шаньюя во лжи, как его научил Чан Хуэй; шаньюй, с изумлением посмотрев на приближенных, извинился перед ханьским послом и сказал: «Су У и другие действитель­ но живы». После этого Ли Лин устроил пиршество и, поздравляя Су У, сказал: «Теперь Вы возвращаетесь на родину, Ваше имя прославилось среди сюнну, а Ваши заслуги стали ясными дл я династии Хань, и никто не
182 Поздний период Историческая проза превзошел Вас, Цзы-цин, даже из тех, о ком написано на древнем шелке и бамбуке или нарисовано на картинах22. Я же, Ли Лин, заурядный и робкий человек, но , если бы император Хань простил совершенное мною преступление и сохранил жизнь моей престарелой матери, это придало бы мне решимость смыть выпавший на мою долю великий позор и осуществить давнишнее стремление, подобно Цао Мо при заключении договора в Кэ23. Я не забывал бы об этой милости ни утром, ни вечером. Однако мо я семья схвачена и ис­ треблена, это является величайшим позором для меня, и мне не на что больше надеяться. Все кончено. Я хочу лишь, чтобы Вы знали, что у меня на сердце. Человек другой страны, теперь мы расстанемся — и уже навсегда». Ли Лин встал, начал танцевать и пропел песню: Я прошел десять тысяч ли, пересек пустыню И как военачальник императора решительно бился с сюнну. Попал в пути в безвыходное положение: Стрелы вышли, мечи изломались, Воины погибли, а вместе с ними Была потеряна моя слава. Моя престарелая мать уже мертва. И хотя я желал бы отблагодарить императора за милости, Как я могу вернуться обратно? После этого из глаз Ли Лина выкатилось несколько слезинок, и он расстался с Су У. Шаньюй собрал чиновников, прибывших с Су У, но, так как одни из них перешли на сторону сюнну, а другие умерли, вместе с Су У вер­ нулось на родину только девять человек. Су У прибыл в столицу весной в шестом году эры правления Ши-юань24. Император приказал Су У принести в жертву в храме предков на могиле императора У-ди три вида жертвенных животных25, назначил его на должность управляющего зависимыми владениями, присвоив ранг чиновника первого класса с жалованьем в размере 2 тысяч даней зерна в год26, пожаловал два миллиона монет, два цина казенных земель и одну усадьбу. Чан Хуэй, Сюй Шэн и Чж ао Чжун-гэнь были назначены на долж­ ности телохранителей охранной стражи, и каждому из них император пожаловал по 200 кусков шелка. Остальным шести человекам из-за преклонного возраста было разрешено покинуть государственную служ­ бу, причем каждому из них было пожаловано по 100 тысяч монет и дано освобождение от повинностей до конца жизни. Впоследствии Ч ан Хуэй дослужился до должности военачальника правого крыла и был возведен в титул ле-хоу. Ему отведено отдельное жизнеописание. Всего Су У про ­ был среди сюнну 19 лет, и если он приехал сюда сильным и здоровым, то по возвращении борода и волосы его стали совершенно белыми. На следующий год (80 г. до н. э .) после возвращения Су У сын Шаньгуань
«Ханьшу» 183 Цзе по имени Ань вместе с Сан Хун-яном, Я нь-ваном и Гай-чжу замыслили поднять мятеж21. Сын Су У по имени Ю ань находился в сговоре с Анем, за что был предан смертной казни. Следует сказать, что Шангуааь Цзе и Ань боролись за власть со старшим военачальником ХоГуаном, а поэтому несколько раз подавали Янь-вану доклады, перечисляя по пунктам проступки Хо Гуана, с тем чтобы Янь-ван передавал обвинения императору. Они говорили также: «Су У пробыл послом среди сюнну около 20 лет, но не перешел на их сторону, за что по возвращении был назначен только на должность управляющего зависимыми владениями, в то время как старший делопроизводитель старшего военачальника, не совершивший никаких подвигов, назначен на должность воеводы — собирателя зерна, а это показывает, что Хо Гуан допускает злоупотребления властью и своеволие». После того как Янь-ван и другие, поднявшие мятеж, были казнены, приступили к строгому наказанию их сообщников. Су У находился в давнишней дружбе с Шангуань Цзе и Сан Хун-яном; Янь-ван неодно­ кратно восхвалял его заслуги, к тому же сын Су У был замешан в заговоре, а поэтому начальник судебного приказа представил доклад с просьбой об аресте Су У. Однако Хо Гуан оставил доклад без внимания и только отстранил Су У от занимаемой должности. Через несколько лет, когда скончался император Чжао-ди, Су У, как занимавший в прошлом должность чиновника, получавшего жалованье в размере 2 тысячи даней зерна в год, участвовал в разработке планов, связанных с возведением на престол императора Сюань-ди, за что ему был пожалован титул хоу без предоставления земельного владения с правом кормления за счет 300 дворов. Прошло много времени, и Чжан Ань-ши, занимавший должность вэй цзянцзюня28, рекомендовал Су У как человека, который хорошо знает старые установления и не обесчестил приказания государя, будучи по­ слом, о чем говорил еще покойный император. Император Сюань-ди немедленно вызвал Су У и приказал ему дожидаться вызова в управле­ ние главного евнуха. После того как Су У несколько раз являлся во дворец на аудиенцию, он снова получил назначение на должность управляющего зависимыми владениями с присвоением звания юцао. Поскольку Су У был престаре­ л ым чиновником, прославившимся верностью долгу, император прика­ зал ему являться на аудиенцию во дворец лишь каждое первое и пятнад­ цатое число месяца; обращаясь к нему, он именовал его виночерпием29 и отмечал особым расположением. Все получаемые пожалования и на­ грады Су У раздавал братьям и старым друзьям, а поэтому в его доме не было излишков. Отец императрицы, носившей титул Нинэнь-хоу, дядя императора, носивший титул Пинчан-хоу, военачальник колесниц и конницы Хань Цзэн, носивший титул Лэчан-хоу, главный помощник императора Вэй Сян и главный цензор Бин Цзи — все относились к Су У с почтением и уважением.
184 Поздний период Историческая проза Су У был в преклонном возрасте, его сына казнили за совершенное преступление, а поэтому император, пожалев его, спросил при­ ближенных: «Су У долго пробыл среди сюнну, может быть, у него есть сын?» Су У доложил императору через Пинэнь-хоу: «Когда я уехал от сюнну, моя хуская жена родила сына по имени Тун-го, о чем я получил весточку. Прошу разрешения отправить с послами золото и шелковые ткани, чтобы выкупить его», на что имп ератор дал согласие. Впоследствии Тун-го приехал вместе с послами и был назначен императором на должность телохранителя. Кроме того, сыну младшего брата Су У было дано звание юцао. На втором году эры правления Шэнь-цзюэ30 Су У заболел и умер в возрасте более 80 лет. В третьем году эры правления Гань-лу31 шаньюй впервые прибыл к императорскому двору. Император, желая продемонстрировать пре­ красные качества своих ближайших помощников, нарисовал их изобра­ жения в зале Цилиньгэ, точно передав фигуры и лица и указав долж­ ность, титул, фамилию и имя каждого. Отсутствовало имя только у Хо Гуана, а было просто написано: главнокомандующий — старший воена­ чальник по фамилии Хо, носящий титул Болу-хоу. Далее шли: вэй цзяньцзюнь Чжан Ань-ши, носящий титул Фу- пин-хоу, военачальник колесниц и конницы Хань Цзэн, носящий титул Лунъэ-хоу; военачальник арьергарда Чж ао Чун-го, носящий титул Ин- пин-хоу; главный помощник императора Вэй Сян, носящий титул Га- опин-хоу; главный помощник императора Бин Цзи, носящий титул Боян-хоу; главный цензор Ду Янь-нянь, носящий титул Цзяньпин-хоу; начальник княжеского приказа Лю Дэ, носящий титул Янчэн-хоу; на­ чальник приказа императорской казны Лян Цю-хэ; наставник наследни­ ка престола Сяо Ван-чжи; управляющий зависимыми владениями Су У. Все перечисленные лица имели заслуги, отличались добродетелью, их имена пользовались в свое время известностью, а поэтому они были отмечены и прославлены как помощники императора, способствовавшие возрождению страны, и приравнены к Фан Шу, Шао Ху и Чжун Шань-фу32. Каждому из них отведено отдельное жизнеописание. Главный помощник императора Хуан Ба, начальник судебного при­ каза Ю й Дин-го, начальник сельскохозяйственного приказа Чжу И, начальник столичного округа Чжан Чан, начальник западного столич­ ного округа Инь Вэнь-гуй, ученый-конфуцианец Ся Хоу-шэн и другие, которые умерли хорошей смертью и были широко известны во времена императора Сюань-ди, не были нарисованы среди известных санов­ ников; из этого видно, насколько строго производился отбор. Жизнеописание Ли Лина Ли Лин носил второе имя Шао-цин. В молодости имел звание околь­ ничего и занимал должность смотрителя дворца Цзянь-чжан33. Искусно
«Ханьшу» 185 ездил верхом и стрелял из лука; был доброжелателен к людям и скромно держался с низшими, чем приобрел широкую известность. Император У-ди, считая, что Ли Лину присущи черты характера Ли Гуана34, приказал ему командовать отрядом из 600 всадников; во главе этого отряда Ли Лин углубился в земли сюнну на 2 тысячи ли, прошел за Цзюйянь, разведал рельеф местности и, не встретив варваров, воз ­ вратился обратно. По возвращении был назначен на должность воеводы конной охранной стражи и командовал отрядом в 5 тысяч смельчаков, обучал их стрельбе из лука в округах Цзюцюань и Чжанъе на случай нападения хусцев. Несколько лет спустя император династии Хань послал эршиского военачальника в поход против владения Давань и приказал Ли Лину следовать за ним с пятью полками для прикрытия тыла. Когда Л и Лин достиг укрепленной линии, император сообщил ему письмом, что эршиский военачальник уже возвращается назад. Ли Лин оставил командиров и воинов, а сам с 500 легковооруженными всадниками выступил из округа Дуньхуан35, дошел до реки Яныпуй36, встретил эршиского военачальника и возвратился вместе с ним обратно. Затем его войска снова стали гарнизоном в округе Чжанъе. На 2-м году эры правления Тянь-хань37 эршиский военачальник выступил с 300 тысячами всадников из округа Цзюцюань для нападения на левого сянь-вана38 у гор Тяныпань; в связи с этим император вызвал Ли Лина, желая поручить ему командование обозами эршиского воена­ чальника. Явившись в зал У тай39 на аудиенцию, Ли Лин отвесил земной поклон и попросил: «Стоящие на границе под моим командованием воины — все удальцы из земель Чу, расположенных в области Цзин- чжоу. Они искусные бойцы на мечах, обладают силой, достаточной, чтобы удержать тигра, и без промаха стреляют в цель. Мне хотелось бы с отрядом самостоятельно дойти до южных склонов горы Ланыой, с тем чтобы отвлечь войска шаныоя и не позволить им всеми силами устре­ миться на войска эршиского военачальника». Император сказал: «Стыдишься, военачальник, быть в подчинении, у других? Однако я отправил уже много войск, и у меня нет всадников, чтобы дать их тебе». Ли Лин ответил: «Мне не нужны всадники. Я хочу малыми силами напасть на многочисленного противника и с пятью тысячами пехотинцев дойти до ставки шаньюя» . Император похвалил Ли Лина и согласился на его просьбу, после чего приказал Лу Бо-дэ, занимавшему должность воеводы стрелков, вооруженных тугими само­ стрелами, встретить на полдороге войска Ли Лина. Лу Бо-дэ, занимавший в прошлом должность военачальника, ус­ миряющего волны, также счел для себя постыдным прикрывать тыл Ли Лина, а поэтому представил доклад, в которо м говорилось: «Сейчас осень, лошади у сюнну откормлены, и с сюнну не следует воевать, прошу задержать Ли Лина до весны, когда мы оба, каждый с пятью тысячами
186 Поздний период Историческая проза всадников, выступим из округов Цзюцюань и Чжанъе40, одновременно нападем за Восточную и Западную горы Цзюньцзи41 и непременно захватим шаньюя». Получив доклад, император разгневался и заподозрил, что Ли Лин, раскаявшись в своих словах, не хочет выступать в поход, а поэтому научил Лу Бо-дэ представить доклад. В связи с этим он приказал Лу Бо-дэ: «Я хотел дать Ли Лину всадников, но он сказал , что хочет малыми силами напасть на многочисленного противника. Ныне варвары вторглись в округ Сихэ, идите в Сихэ и преградите им дорогу на Гоуин». Ли Лину император приказал: «Выступить в девятой луне из Чжэлуч- жана, дойти до реки Лунлэ, протекающей к югу от Восточной горы Цзюньцзи, и, переходя с места на место, вести наблюдение за в ар­ варами. Если никого не обнаружите, идите по старому пути Чжао По-ну, носившему титул Чжое-хоу, в город Шоусянчэн и дайте там отдых воинам. О походе присылайте доклады с конными нарочными. О чем вы говорили с Лу Бо-дэ? Сообщите обо всем письмом». Вслед за этим Ли Лин во главе своих 5 тысяч пехотинцев выступил из Цзюйяня. После 30-дневного движения на север Ли Лин достиг горы Цзюньцзи и остановился лагерем, нанес на карту горы, реки и рельеф той местности, которую проходил, а затем послал находившегося под его командованием всадника по имени Чэнь Бу-лэ с докладом к им ­ ператору. Явившись к императору, Чэнь Бу-лэ доложил: «Военачальник Ли Лин завоевал любовь воинов, и они готовы отдать за него жизнь». Император обрадовался и назначил Чэнь Бу-лэ на должность телох­ ранителя. У горы Цзюньцзи Ли Лин столкнулся с шаньюем, имевшим почти 30 тысяч всадников, которые окружили отряд Ли Лина. Войска Ли Лина расположились между двумя го рами, устроив укрепленный лагерь из больших повозок. Ли Лин вывел воинов из лагеря и приготовил к бою, поставив в передних рядах вооруженных копьями и щитами, а в зад­ них — луками и самострелами. Воинам было приказано: «При звуках барабана наступать, при звуках гонга стоять на месте». Варвары, увидев, что ханьских войск мало, устремились к лагерю. Ли Лин принял сражение и тоже напал на них. Тысячи самострелов стреля­ ли одновременно, и одновременно со звоном тетивы падали враги. Варвары, преследуемые ханьскими войсками, бежали обратно на вер­ шины гор и потеряли убитыми несколько тысяч. Крайне напуганный, шаньюй вызвал из правых и левых земель более 80 тысяч всадников и снова атаковал Ли Лина. Ли Лин стал с боями отходить на юг и через несколько дней достиг горного ущелья, где начались непрерывные сражения; раненных стрелами воинов после трех ранений клали на повозки, после двух ранений они управляли повоз­ ками, а при одном ранении сражались с оружием в руках. Ли Лин сказал: «Дух моих воинов несколько упал, почему они не встают, когда бьют в барабаны? Неужели в отряде есть женщины?»
«Ха ныиу» 187 Следует сказать, что вначале, когда отряд выступал в поход, жены разбойников, переселенные ка границу из Гуаньдуна, после­ довали за о трядо м как жены воинов, многие из них прятались в повозках; Ли Лин обыскал повозки, нашел их и отрубил всем головы. На следующий день возобновилось сражение, в которо м было убито более 3 тысяч варваров. Затем Ли Лин повел отряд на юго-восток по старой дороге в Лунчэн и через 4 или 5 дней оказался у большого болота, заросшего тростником. Варвары пустили по ветру огонь, но Ли Лин также приказал воинам пустить огонь навстречу для спасения. Двигаясь на юг, Ли Лин прибли­ зился к подножию горы. Шаньюй, находившийся на вершине южной горы, приказал своему сыну повести всадников против Ли Лина. Воины отряда Ли Лина, сражавшиеся в пешем строю среди деревьев, снова убили несколько тысяч человек. Затем воины стали стрелять в шаньюя из самострелов, выпускающих сразу несколько стрел, и шаньюй бежал с вершины горы. В этот день захваченный в плен варвар сообщил: «Шаньюй сказал: „Это отборные ханьские воины, мы нападаем на них, но не можем уничтожить. Они день и ночь увлекают нас на ю г к укрепленной линии. Уж не спрятаны ли там в засаде войска?” Все данху и вожди ответили: „Вы, шаньюй, с несколькими десятками тысяч всадников напали на ханьский о тряд всего в несколько тысяч человек, и раз Вы не можете уничтожить его, в дальнейшем Вам не удержать пограничные владения на положении слуг, а династия Хань с еще большим пренебрежением станет относиться к сюнну. Будем продолжать упорное сражение среди горных ущелий, которые тянутся еще на 40 — 50 ли, а когда выйдем на равнину, если не разобьем врага, вернемся обратно” . В это время отряд Ли Лина оказался в еще более опасном положе­ нии; всадников-сюнну было много, за один день произошло несколько десятков схваток, и снова было убито и ранено более 2 тысяч врагов. Поскольку сражения складывались для варваров неудачно, они хо ­ тели повернуть назад. Однако в это время Гуань Гань, служивший в отряде Ли Лина начальником разведки, оскорбленный полковником, перебежал на сторону сюнну и рассказал, что у отряда Ли Лина нет резервов, стрелы на исходе и что перед сюнну находятся только отряд под командованием военачальника Ли Лина и полк Чэнань-хоу с жел­ тым и белым знаменами, по 800 человек в каждом; стоит только приказать отборным всадникам стрелять в них из луков, и они будут разбиты. Чэнань-хоу был уроженцем округа Инчуань. Его отец Хань Цянь-цю, занимавший в прошлом должность главнокомандующего во владении Цзинань, совершил стремительное нападение на владение наньюэ, но погиб в бою. После этого император У-ди возвел его сына Хань Янь-няня в титул хоу, и он в чине полковника участвовал в походе Ли Лина.
188 Поздний период Историческая проза Шаньюй, заполучив Гуань Ганя, очень обрадовался и приказал сво­ им всадникам дружно атаковать ханьский отряд. Враги с громкими криками: «Ли Лин, Хань Янь-нянь, сдавайтесь скорее!» — преграждали отряду путь и стремительно напали на него. Отряд Ли Лина находился в ущелье, а варвары — на вершинах гор, они стреляли со всех сторон, причем стрелы сыпались подобно дождю. Ханьские воины, двигавшиеся на юг, недалеко от горы Тиханыдань израсходовали в течение дня оставшиеся 500 тысяч стрел, а затем бросили повозки и отступили дальше. Оставалось еще более 3 тысяч воинов, но они были вооружены только спицами от колес, а командиры имели лишь короткие кинжалы. У горы отряд вошел в узкое ущелье. Воины шаньюя преградили ему путь отступления; используя крутые склоны горы, они сбросили вниз камни, образовавшие вал. Много воинов погибло, идти дальше не было возможности. Когда спустились сумерки, Л и Лин в короткой одежде с узкими рукавами один вышел из лагеря, предупредив приближенных: «Не ходи­ те за мной. Если я мужчина, достойный этого имени, то один захвачу шаньюя». Прошло много времени. Ли Лин вернулся и, глубоко вздохнув, сказал: «Потерпевший поражение на войне должен умереть». Кто-то из командиров возразил: «Ваше могущество потрясло сюнну, но по воле Неба Вы не добились успеха, однако позднее всегда найдете способ вернуться на родину. Например, Чжое-хоу был взят варварами в плен, затем бежал, и Сын Неба ласково отнесся к нему, так что же говорить о Вас!» Ли Лин ответил: «Вы удерживаете меня от смерти, потому что сами не сильные воины». После этого он изрубил все знамена и флаги и закопал в землю драгоценности. Ли Лин сказал со вздохом: «Если бы достать несколько десятков стрел на каждого воина, мы были бы спасены. Теперь же у нас нет оружия для новых сражений, а поэтому, когда настанет рассвет, нас перевяжут без всякого сопротивления. Пусть лучше все рассеются, подо­ бно птицам и зверям, может быть, кому-нибудь удастся спастись и до­ ложить обо всем Сыну Неба». После этого он приказал воинам взять каждому по 2 шэна42 сухого вареного риса и большому куску льда и условился с ними ожидать друг друга в Чжэлучжане. В полночь хотели ударить в барабаны, чтобы поднять воинов, но барабаны не звучали43. Ли Лин и Хань Янь-нянь сели на коней и двинулись в путь в со­ провождении более десятка сильных воинов. Несколько тысяч конных варваров погнались за ними. Хань Янь-нянь погиб в бою, а Ли Лин, воскликнув: «С каким лицом я буду докладывать о походе Его Величест­ ву!» — сдался. Из рассеявшихся воинов удалось спастись и достигнуть укрепленной линии более чем четырем сотням. Место, где Ли Лин потерпел поражение, отстояло от укрепленной линии всего лишь на 100 с небольшим ли, поэтому с укрепленной линии императору быстро доложили о поражении Ли Лина. Император хотел, чтобы Ли Лин бился с шаньюем насмерть, а поэтому заранее вызвал
«Ханьшу» 189 мать и жену Ли Лина и приказал гадателю посмотреть на их лица, но тот не обнаружил признаков, что им придется носить траур по покой­ ному. Позднее, услышав о сдаче Ли Лина, император пришел в страш­ ную ярость и стал допрашивать под пыткой Чэнь Бу-лэ . Чэнь Бу-лэ покончил жизнь самоубийством. Все сановники обвиняли Ли Лина, тогда император обратился к Сыма Цяню, занимавшему должность старшего историографа. Сыма Цянь красноречиво сказал: «Ли Лин с почтением служил родителям, в отношении посторонних соблюдал верность, всегда, не щадя жизни, стремился помочь стране в ее бедствиях — вот что обычно наполняло его грудь, а это показывает, что ему присущи черты характера, вызывающие уважение во всем государстве. Ныне, едва его постигло несчастье в предпринятом деле, как все сановники, которые заботятся только о себе, своих женах и детях, всячески раздувают его недостатки, что поистине вызывает скорбь. Ли Лин, командуя о трядом численностью менее пяти тысяч пехотинцев, глубоко вторгся в земли, принадлежащие „царству военных лошадей” , и сдерживал натиск противника в несколько десятков тысяч. Варвары не успевали подбирать убитых и относить раненых, а поэтому шаньюй собрал весь натягивающий луки народ, который общими силами напал на Л и Лина. Сражения происходили в разных местах на протяжении 1000 ли, причем, когда стрелы иссякли, а путь оказался закрытым, воины натягивали пустые тетивы, бросались на лезвия мечей и бились насмерть лицом к северу44. Ли Лин завоевал такую любовь воинов, что они не жалели отдать за него жизнь, и в этом его не могут превзойти даже известные полководцы древности. Хотя он потерпел поражение и попал в плен, однако потери, нанесенные им сюнну, достойны того, чтобы рассказать о них в Подне­ бесной. Он не погиб в бою, по-видимому, потому', что хочет найти подходящий случай отблагодарить династию Хань». Следует сказать, что вначале император послал в поход крупные войска под командованием эршиского военачальника и только после этого приказал Ли Лину выступить с воинами в качестве вспомогатель­ ного отряда. В то время, как Ли Лин встретился с шаньюем, эршиский военачальник добился лишь незначительных успехов. В связи с этим император подумал, что Сыма Цянь занимается клеветой и обманом, желая навредить эршискому военачальнику, чтобы выгородить Ли Ли­ на, а поэтому приказал оскопить его. Прошло много времени, и император, раскаиваясь в том, что Ли Лину не была оказана помощь, сказал: «Следовало приказать воеводе стрелков, вооруженных тугими самострелами, встретить Ли Лина, когда он уже должен был выступать за укрепленную линию; я же отдал приказ заранее, когда Ли Лин стоял на месте, дав этим старому вое­ начальнику возможность прибегнуть ко лжи»; после этого он отправил
190 Поздний период Историческая проза гонца раздать спасшимся воинам из отряда Ли Лина награды за при­ нятые лишения. После того, как Ли Лин пробыл среди сюнну более года, император приказал Гунсунь Ао45, занимавшему должность иньюйского военачаль­ ника, вторгнуться "с войсками в земли сюнну и возвратить Ли Лина. Войска Гунсунь Ао не добились успеха, а по возвращении он доложил: «Захваченные пленные рассказали: „Ли Лин обучает шаньюя военному делу для борьбы против ханьских войск” , — поэтому я ничего не добился». Услышав об этом, император уничтожил семью Ли Лина, предав казни его мать, младших братьев, жену и детей. Все уроженцы округа Лунси46, состоявшие на государственной службе, считали, что Ли Ли Лин опозорил их. Позднее, когда император династии Хань отправил к сюнну посольство, Ли Лин сказал послу: «Командуя в Хань отрядом из пяти тысяч пехотинцев, я прошел вдоль и поперек земли сюнну, но, не получив помощи, потерпел поражение. За какую же вину перед династией Хань казнена моя семья?» Посол ответил: «Император дина­ стии Хань услышал, что Вы, Ли Шао-цин, обучаете сюнну военному делу». Ли Лин сказал: «Это делает Ли Сюй, а не я». Ли Сюй служил династии Хань за укрепленной линией в должности воеводы и имел ставку в городе Сихоучэне, но, когда сюнну напали на город, перешел на их сторону. Шаньюй относился к Ли Сюю с почестями, полагающимися гостю, и он всегда сидел на более почетном месте, чем Ли Лин. Ли Лин, возненавидев Ли Сюя за то, что из-за него была казнена его семья, подослал человека, который заколол Ли Сюя. За это старшая яньчжи47 хотела убить Ли Лина, но шаньюй спрятал его на севере, откуда он вернулся только после смерти старшей яньчжи. Шаньюй, одобрительно отнесшийся к поступку Ли Лина, дал ему в жены свою дочь и поставил юсяо-ваном , а Вэй Л юя поставил динлин-ваном, возвысил обоих и ис­ пользовал на службе. Отец Вэй Люя происходил из хусцев, живших по реке Чаншуй. Сам же Вэй Люй родился и вырос в Хань и был в дружественных отношениях с Ли Янь-нянем, занимавшим должность главного музыканта. По реко­ мендации Ли Янь-няня, Вэй Люй был направлен послом к сюнну. По возвращении посольства оказалось, что семья Ли Янь-няня брошена в- тюрьму, и Вэй Люй, испугавшись, что его также могут казнить, бежал и перешел на сторону сюнну. Сюнну полюбили его, и он постоянно находился среди приближенных шаньюя. Л и Лин же жил вне ставки и, только когда возникали важные дела, являлся на обсуждение. Когда на престол вступил император Чжао-ди, помогавшие ему в делах управления старший военачальник Хо Гуан и военачальник левого крыла Шангуан Цзе, которые давно находились в дружественных отношениях с Ли Лином, отправили к сюнну его трех старых друзей, уроженцев округа Лунси, во главе с Жэнь Ли-чжэном. Когда Жэнь Ли-чжэн и другие прибыли к сюнну, шаньюй устроил в честь ханьских послов пиршество, на котором за ними ухаживали Ли
«Хуайнань-цзы» 191 Лин и Вэй Люй. Встретившись с Ли Лином, Жэнь Ли-чжэн и другие не имели возможности поговорить с ним наедине, а поэтому Жэнь Ли-чжэн только бросал на него многозначительные взгляды, все время гладил кольцо на рукояти его меча48 и трогал его колено, намекая этим, что Ли Лин может вернуться в Хань. Через некоторое время Ли Лин и Вэй Люй принесли ханьским послам мясо быка и вино, стали играть с ними в азартные игры и пить. Оба были одеты в одежды хусцев, а их волосы на голове были уложены в остроконечный пучок49. Жэнь Ли-чжэн сказал: «В Хань уже объявлена общая амнистия50. Срединное государство наслаждается спокойствием и благоденствием, император в расцвете сил. Хо Цзя-мэн51 и Шаньгуань Шао-шу находятся у власти», надеясь незаметно поколебать этими словами Л и Лина. Ли Лин молчал, ничего на отвечал, а затем , внимательно посмотрев на Жэнь Ли-чжэна и пригладив свои волосы, ответил: «Я уже надел хускую одежду». Спустя немного времени Вэй Лк>й поднялся переменить одежду. Воспользовавшись этим, Ли-чжэн сказал: «Ах, как сильно Вы страдаете! Хо Цзы-мэн и Шангуань Шао-шу выражают Вам сочувствие». Ли Лин спросил: «Здоровы ли Хо и Шаньгуань?» Жэнь Ли-чжэн продолжал: «Прошу Вас, Шао-цин, вернитесь на родину и не беспокойтесь, что не добьетесь там богатства и знатности». Ли Лин, называя Ли-чжэна вторым именем, сказал: «Шао-гун! Вер­ нуться легко, но что я буду делать, если снова подвергнусь позору!» Не успел он договорить до конца, как вернулся Вэй Люй; отчетливо ус­ лышав конец беседы, он сказал: «Ли Шао-цин, мудрые не живут только в одном государстве, например Фань Л и52 объездил всю Поднебесную, а Ю юй53 покинул жунов и переехал в Цинь, так к чему ныне этот интимный разговор?» После этого пиршество прекратилось. Ли-чжэн, последовав за ними, сказал Ли Лину: «Вы тоже приняли решение?» Ли Лин ответил: «Мужчина, достойный этого имени, не может дважды терпеть позор!» Ли Лин пробыл среди сюнну более 20 лет. В 1-м году эры правления Юань-пин54 он заболел и умер. ФИЛОСОФСКАЯ ПРОЗА «ХУАЙНАНЬ-ЦЗЫ» Огромный по своему времени компендиум «Хуайнань-цзы», или «Учители из Южного заречья реки Хуай», был создан во II в. до н. э. при дворе Хуайнаньского князя Лю Аня. Труд этот, довольно разнородный и по своей тематике, и по литературным достоинствам, вышел из-под кисти так называемых «гостей» князя — странствующих наставников мудрости,
192 Поздний период Философская проза осевших на время в его владении и пользовавшихся его покровительством. Книга, по-видимому, была задумана как всеобъемлющее обобщение знания своего времени, наподобие более ранних «Вёсен и осеней рода Люй», с той, однако, разницей, что даосские симпатии Лю Аня сообщили ей совершенно недвусмысленную даосскую окраску. Лю Ань был не только вдохновителем и одним из авторов этого труда — п ри т яга те льн ая сила е г о необыкн овенной личности и удивительной судьбы сделала самого мецената героем народных легенд и литературных произведений. Князь приходился родным внуком основателю ханьской династии Лю Бану. Когда-то один из удельных правителей в бытность императора на юге, «угостил» его своей наложницей. Прошло время — правитель, поднявший мятеж , и все его домашние погибли, но мальчик, явившийся от этой встречи, остался жив и был признан сыном им­ ператора. Царевич имел неукротимый и гордый нрав, он питал мало почтения к новому Сыну Неба, своему брату, и помышлял о высшей власти. Обвиненный в заговоре и посаженный в железную клетку, он умер в ней, не перенеся позора, однако его богатейшее княжество и немалые амбиции унаследовал его сын Лю Ань. Лю Ань был существом уж е иного склада. Он числился образованней­ шим человеком своего времени, увлекался музыкой, учеными беседами и, напротив, не любил охоту, скачки и тому подобные приличествующие князю забавы. Как писал Сыма Цянь, его современник, князь «стремился, не кичась добродетелью, служить простому народу, чем и прославился в Поднебесной». Популярности Лю Аня немало способствовали его «го­ сти», разносившие славу о нем по всей стране. Увлечение князя алхимией, поиски эликсира бессмертия и даосские упражнения возбуждали сим­ патии к нему у членов тайных сект. Его надежды питали отсутствие наследника у царствующего императора У-ди (чье жизнеописание чита­ тель тоже найдет в нашей антологии) и наличие огромного числа сторонников, но по вине предателя заговор был раскрыт, и Лю Аню пришлось покончить с собой. Однако людская молва не могла примирить­ ся с таким концом своего героя. Легенды утверждали, что князь с помо­ щью восьми бессмертных, якобы живших при его дворе, все-таки изгото ­ вил волшебный эликсир вечной жизни. Взойдя на гору, он вознесся оттуда на Небо, оставив на камне лишь отпечатки своих подошв. «Тот, кто был послан нам в облике Хуайнаньского князя, презрел Поднебесную, словно сброшенную с ноги туфлю!» — якобы с грустью изрек император, узнав о чуде. Однако все эти мотивы стали разрабатываться в китайской литера­ туре несколько позже. Древность же оставила нам созданную при дворе Лю Аня замечательную книгу «Хуайнань-цзы», из которой мы узнаем, каким видели он и его современники Мироздание, как трактовали они «дела людские» и «путь предков». Трактат содержит многочисленные сведения по астрономии и географии, истории и военному искусству, «теории управления» и древним мифам, ритуалу и практике админист­ рирования, однако для нас он интересен прежде всего тем, что воссоздает
«Хуайнань-цзы» 193 зримый и яркий облик человека прошлого. Именно такой художественный фрагмент мы и предлагаем здесь читателю. т книги «ХУАЙНАНЬ-ЦЗЫ»* «Обозрение сокровенного» Когда-то давно мастер Куан1 заиграл мелодию «Белый снег», и божест­ венные твари спустились на землю, налетели ветры и дождь, Пин-гуна охватила немощь, а земли царства Цзинь выгорели от засухи. Вдова в отчаянии воззвала к Небесам2 — и гром и молния поразили башню Цзин-гуна, покалечив его самого , а море вышло из берегов. И слепой музыкант, и вдова — люди малые, их место равно ведающему пенькой, а вес легче пуха3. Однако тот, чья душа напряжена, а дух сосредоточен, способен проникнуть вверх до Девятого Неба4 и потрясти само Совер­ шенное Цзин5. Отсюда ясно, что от кары высшего Неба не укрыться ни в могильной тьме, ни в глухом уединении, ни в глубокой пещере, ни в опасных горах. Царь Воинственный6, идя походом на Чжоу, переправлялся в Мэнц- зинь. Дул яростный ветер, Янхоу7 ударами волн обращал теченье вспять, в кромешной тьме не разобрать было, где кони, где люди. Царь Воинственный, держа в одной руке золотой топор, в другой — сигналь­ ный флаг с белым бунчуком8, взмахнул им и с гневом во взоре восклик­ нул: «Я служу Поднебесной. Кто смеет препятствовать мне?» И ветер стих, и волны улеглись. Когда-то Луян-гун имел сражение с Хань9. В самый р азгар битвы, когда солнце стало клониться к западу, Луян-гун взмахнул трезубцем, и солнце вернулось на три стоянки... Жизнь и смерть — соседи, не надо бояться могильного холма. Один храбрый воин делает три армии героями10. И это ради достижения славы! Тем более на это способен тот, кто умеет ценить главное, не говоря уж о том, для кого Небо и Земля — дом, кто держит за пазухой всю тьму вещей, дружит с творящим изменения, таит во рту совершен­ ную гармонию, кто нашел свою пару в человеческой форме, кто обозре­ вает все, постигает Одно, знает и непознаваемое, чье сердце бессмертно! Когда-то Учитель от Ворот Согласия11 пришел плакать к Мэн- чан-цзюню. Строем речи, проникновенной мыслью, ласканием сердца, звуками голоса растрогал Мэнчан-цзюня12, слезы у того полились ру­ чьем, он плакал неудержимо. Чувства и мысли этого Учителя оформ­ лялись внутри, а вовне вселяли скорбь в человеческие сердца. Это непередаваемое искусство. Если же заурядный человек станет подражать его внешнему виду, не овладев «господином формы», то э то будет только смешно. Пу Це-цзы ловил птиц на высоте свыше ста жэней, * © Издате льство МГУ , 1979 7-186
194 Поздний период Философская проза Чжань Хэ13 ловил рыбу в глубокой пучине — оба они владели чистей­ шим искусством, величайшей гармонией. Вещи разного рода откликаются друг другу. В этом есть нечто сокровенно-тонкое, неуловимо малое, что не познать рассуждением, не изъяснить в речах. Приходят восточные ветры — и вино переливается через край; шелковичный червь выпускает нить — и рвется струна «шан», как будто кто-то тронул ее. Очерчивают силуэт пепельного круга в лунном свете — и в лунном ореоле открывается проход; кит умирает — и появляется комета , как будто их побудил к этому кто-то . . . Облака в горах подобны пышным зарослям; облака над водой подобны рыбьей чешуе; облака в засуху подобны дыму от костра; облака в дожди подобны волнам. Все принимает образ того, чем вызвано . Янсуй14 добывает огонь от солнца, фанчжу15 — росу от луны. Самый искусный подсчет бессилен перечесть те изменения, что происходят в пространстве меж небом и землей. Рукой ощущаем их след, но их источник невидим, ибо то, что мы держим в ладони, ведет свой род из-за грани Великого Предела16. Мы можем собирать воду и огонь благодаря взаимодействию од­ нородного эфира Инь и Ян. Знание этого позволило Фу Юэ17 оседлать звезду Чэньвэй. Высшая степень Инь — это леденящий ветер, высшая степень Я н — это иссушающая жара, от их соития образуется гармония, и рождается вся тьма вещей. Но коли будет масса самцов и ни одной самки — какое же порождение возможно? В этом и заключается неизреченное красноречие, непередаваемое Дао... Янсуй добывает огонь от солнца, магнит притягивает железо, краб разжижает клей, а подсолнух поворачивается за солнцем. Будь хоть мудрецом — этого не постичь. Ощущений глаз и ушей недостаточно, чтобы распознавать законы вещей, рассуждений сердца недостаточно, чтобы определять истину. Кто управляет с помощью ума, не удержит царства, на это способен лишь постигший Высшую Гармонию и овладе­ вший отзвуком явлений. Обрушивается гора Яо, и замерзает река Ба- о ло18; рождается оружейник Цюй Е, и появляется меч «Чунь-цзюнь»19. Чжоу правил неправедно, и рядом был Цзо Цян20, а появился Тай-гун, и царь Воинственный совершил свой подвиг. Отсюда видно, что путь пользы и вреда, двери несчастья и счастья не открываются по требова­ нию. Д ао и Дэ подобны выделанной коже и сырой — далеки, но близки; близки, но далеки. Не поймать это Дао, мелькающее, как мальки. Потому мудрость подобна зеркалу — не провожает, не встречает, от ­ кликается и не хранит. Совершаются тысячи изменений, но ничему не причиняется вред. Ухватишь его — а оказывается, потерял; потерял — это не значит, что вот-вот найдешь. Так, настраивающий струны тронет струну «гун»21, и «гун» откликнется, тронет струну «цзюэ», и «ЦЗЮ Э» отзовется. Это взаимное согласие подобных звуков. Изменишь основной тон, и уже не будет согласия в пяти тонах. А заиграешь — и все двадцать
«Хуайнань-цзы» 195 пять струн откликнутся: ничего не изменилось в звуках, но основной тон проявился. Поэтому тот, кто постиг Высшую гармонию, подобен пребывающе­ му в чистом опьянении; сладко засыпает, чтобы странствовать в ее сердцевине, не задумываясь о том, откуда пришел; в чистой кротости погружается в волны, свободный от дум, идет к концу, как будто ни­ когда не покидал своего корня. Это и называется Великим постижением. Ныне в Цзичжоу22 странствует чета драконов — Красный и Си­ не-зеленый. Небо ясно, земля покойна, хищные звери не нападают, птицы не угрожают. Гуляют в ореховых чащах, щиплют траву, наслаж­ даются вкусом, смакуют сладость. Б родят в пространстве не более ста му23. Угри смотрят на них с презреньем, считая, ч то те им не соперники в реке и на море. И вот отправляются в Белый дворец, что на Чер- но-красных облаках. Схлестываются в любовной схватке, то устремля­ ясь вниз по ветру, то смешиваясь с грозой, мощным броском взмывают ввысь. Величием потрясают небо и землю, громом колеблют простран­ ство меж четырех морей. Угри уходят в тинистое дно на сто жэней, •медведи уползают в ущелья, тигры и барсы беззвучно исчезают в пеще­ рах, обезьяны валятся с деревьев, от страха выпустив ветку. Что уж говорить о разных угрях! Чета фениксов — Фэн и Хуан — парит в краю Высшего блага. Гром не гремит, молния не блистает, ветер не дует, дождь не шумит. Реки и потоки не выходят из берегов, травы и деревья не шелохнутся. Ласточки и воробьи держатся с фениксами запросто, считая, что они им не соперники в космическом просторе. Фениксы взмывают ввысь, на высоту в тысячу жэней, парят за пределами пространства меж четырех морей. Минуют сады Щупу на Куньлуне, пьют из стремнин у Каменного столба24, держат путь к островку у Мэнфань25, облетают границы Цзичжоу, пролетают над горами Дугуан26, провожают заходящее со­ лнце в Ицзе27, касаются крыльями вод Мертвой реки, на закате ночуют в Пещере ветров28. А в это время гуси-лебеди, аисты и журавли мечутся в испуге, жмутся к берегу Цзян-реки. Что уж говорить о разных ласточ­ ках и воробьях! Они кое-что смыслят в мелком трепыхании, но им неведомы истоки великих дел. В былые времена возничие Ван Лян и Ц зао Фу29 всходили на колесницу, брали в руки поводья, и кони подравнивались и послушно замирали и выбрасывали ноги в равномерном согласии, в движении и покое — как одна. Сердцем радостны, духом согласны. Тела их свободны, движенья легки. Свободно работают, легко бегут. Их ал­ люр — как один миг, повороты — как удар хлыста, круговые движе­ нья — как по кольцу. В мире все считают этих возничих мастерами, однако не видно, чтобы их ценили. А такие возничие, как Цянь Це и Д а Бин30, отпускают поводья и удила, отбрасывают плети и хлысты. Никто не приводит колесницу в движенье, а она движется, никто не посылает коней вскачь, а они скачут. Солнце в пути, луна в движенье, звезды блещут, черное небо
196 Поздний период Философская проза вращается. Сверкают молнии, духи несутся — вперед-назад, туда-сюда. Ни границ, ни берегов. Не направляют, не покрикивают, а колесница обгоняет летящих домой гусей у горы Вздымающаяся скала, оставляет позади фениксов у горы Гуюй31. Мчится словно в полете, проносится в миг, соперничает со стрелой, опережает ветер, настигает вихрь и ухо­ дит в далекую даль. Утром начинает свой путь с Фусана32, вечером вместе с солнцем садится за гору Лотан33. Они как будто ничем не пользуются, однако этим-то и достигается польза — не рассуждением ума, не ловкостью рук. Желание оформляется в груди, дух сообщает его шестерке коней. Это и называется: не управляя — управлять. Некогда Хуан-ди правил Поднебесной, а в помощниках у него были Лиму и Тайшань-цзи34. Они упорядочили движение солнца и луны, урегулировали чередование эфира Инь и .Ян, расчленили границы четы­ рех сезонов, выправили календарный счет, провели различие между мужчиной и женщиной, обозначили разницу между самкой и самцом, внесли ясность в положение высших и низших, установили деление на благородных и неродовитых, повелели сильным не нападать на слабых, многим не чинить бесчинства над одинокими. И тогда люди смогли жить, не умирая преждевременно. Урожай вовремя созревал, и не было стихийных бедствий. Чиновники были справедливы и не знали корысти. Высшие и низшие жили в гармонии, и никто не превосходил другого. Законы и распоряжения были ясны, и не было в них темного. Советники и приближенные радели об общем благе и не разделялись на партии. Владельцы полей не покушались на чужие границы, рыбаки не боролись за излучины, на дорогах не поднимали чужих вещей, на рынках торго­ вали без запроса, крепостные и городские стены не запирались, а в горо­ дах не было разбойников и воров. Небогатые люди уступали друг другу свое имущество, а собаки и свиньи выблевывали бобы и зерна на дорогу33. И не было в сердцах злобного соперничества. Тогда солнце и луна были кристально ясны, звезды и созвездия не сбивались со своего пути, ветры и дожди приходили вовремя, злаки вызревали, тигры и вол­ ки зря не кусались, хищные птицы зря не нападали. Фениксы спускались на подворье, цилини бродили в предместьях36, Сине-зеленого дракона впрягали в упряжку, фэйхуан37 мирно склонялся над кормушкой, север­ ные варвары не смели не прийти с данью. Так было, пока не наступило время Фу Си. В те далекие времена четыре полюса разрушились, девять материков раскололись38, небо не могло все покрывать, земля не могла все поддер­ живать, огонь полыхал не утихая, воды бушевали не иссякая. Свирепые звери пожирали добрых людей, хищные птицы хватали старых и слабых. Тогда Нюйва39 расплавила пятицветные камни и залатала лазурное небо; отрубила ноги гигантской черепахе и подперла ими четыре полю­ са; убила Черного дракона и помогла Цзичжоу; собрала тростниковую золу и преградила путь разлившимся водам. Лазурное небо было зала­ тано, четыре полюса выправлены, разлившиеся воды высушены, в Цзич­ жоу водворен мир, злые твари умерщвлены, добрый люд возрожден.
«Хуайнань-цзы» 197 Тогда Нюйва взвалила на сиину квадрат земли, взяла в охапку круг неба, сделала весну мягкой, лето — жарким, осень — убивающей, зиму — сохраняющей. Положила голову на угольник, легла спать, вы­ тянувшись по отвесу. Прочистила то, что мешало свободному проходу Инь и Ян. Расправилась с вредоносным эфиром и злыми тварями, что наносили ущерб людскому благополучию. В те времена засыпали без забот, просыпались без хитростей. Вооб­ ражали себя то конем, то быком, брели неспешным шагом, смотрели сумеречным взором. Ничего не ведая, они, однако, обладали гармонией. Не задумываясь, откуда пришли, плыли по течению, ничего не желая. Тянулись словно тени, не заботясь о цели пути. В те времена хищные птицы и дикие звери не смели показывать свои когти и зубы, ядовитые змеи прятали свой жалящий яд, никто не порывался схватить и укусить. Подвиги Нюйва возвышаются до Девятого Неба, простираются до Желтых источников40. Слава ее осеняет потомков, светом о заряет всю тьму вещей. Нюйва всходила на громовую колесницу, в коренниках у нее был Откликающийся дракон, а пристяжным — Сине-зеленый41. Она брала в руки скипетр, садилась на циновку Лоту42, желтые облака были шнурами ее колесницы, впереди проводником — Белый дракон, позади в свите — летящие змеи. Странствовала в смутной дали, на путях духов, поднималась к Девятому Небу, являлась к Верховному владыке на аудиенцию ко Вратам души43. Спокойно и мирно отдыхала у ног Великого предка, не обнаруживая своих подвигов, не возвеличивая своей славы. Она прятала свое Дао — Дао естественного человека, следуя естественности Неба и Земли, ибо когда Дао и Дэ устремлены высоко вверх, то козни и хитрости сами собой гибнут. Когда же наступили времена сяского Цзе44, то воцарился мрак и не стало света, рассеялось Дао и уже не совершенствовалось. Отбросили как ненужное милости и наказания Пяти предков45, оттолкнули от себя законы и установления Трех ванов46, и оттого Совершенное Благо погибло и уже не поднялось, Дао предков закрылось и уже не воз­ родилось. Принялись за дела, враждебные лазурному Небу, отдавали приказы, противные четырем временам года. Весна и осень не слали свою гармонию, Небо и Земля отняли свое Дэ. Добродетельные госуда­ ри не чувствовали себя спокойно на своих тронах, сановники прятали истину и молчали. Придворные чины равнялись на волю высших и ута­ ивали должное. Люди отдалились от родных по крови и преисполнились самодовольством. Неправедные собирались по двое-трое, сколачивали группы и строили тайные планы. Господин и слуга, отец и сын сопер­ ничали друг с другом за горделивое главенство и поступали каждый по своему усмотрению. Мутили людей, чтобы добиться успеха в своем деле. И тогда между господином и слугой встало лукавство и исчезла близость. Родные по крови отдалились и стали чужими. Посевы у алтаря Земли высохли, жертвенный алтарь растрескался. Дворец церемоний дрогнул и обрушился. Собаки стаями, рыча, бросались в глубину47,
198 Поздний период Философская проза свиньи, неся в зубах свои подстилки, укладывались у воды. Красавицы взбивали волосы, клеймили лица и не приукрашивались. Лучшие певцы глотали уголь, забивая все внутри, чтобы не петь. На похоронах не изливались в горе, на охо'Бах не слышно было веселья. Хозяйка Запада Сиванму48 сломала свои головные украшения, дух Желтого предка издал печальный стон. Птицам отрубали крылья, зверям ло мали ноги. На горах не стало деревьев, на болотах — заводей... В закатные времена в семи царствах встали семь родов. Чжухоу устанавливали свои законы, каждый стоя за свои обычаи. Разделились на сторонников «горизонтали» и «вертикали», подняли войска и вступи­ ли в противоборство. Штурмовали стены и косили людей. Обрушивали высокое, угрожали спокойному. Разрывали могильные курганы, выка ­ пывали человеческие кости. Делали осадные орудия все большими, наваливали холмы из трупов все выше. Расчищали дороги для битв, исправляли пути для смерти, нападали на суровых врагов, казнили неправедных. Из сотни возвращался один, покрытый громкой славой. Сильные телом, легкие на ногу становились латниками. Скорбь и тоска теснили их грудь при мысли о старых и слабых, оставленных дома, за тысячи ли отсюда. Прислуга и конюхи толкали телеги, подво­ зили припасы. Дороги и пути далеко простерлись, снег и иней порошили людей, короткие куртки не закрывали их тел. Повозки ломались, люди слабели, вязли по колено в грязи, шли, поддерживая друг друга, высоко вскинув голову, и умирали, повиснув на передке телеги, которую тащи­ ли. На присоединенных землях ничком лежали сотни тысяч трупов, разбитые телеги валялись десятками тысяч. Раненные стрелой, копьем, пращой тянулись по дорогам. Люди дошли до того, что спали на головах трупов, ели человеческое мясо , жали сок из человеческой печени, пили человеческую кровь, лакомились кормом для скота. И так, начиная с Трех династий, никто в Поднебесной не мог обрести покой для своего природного качества, наслаждаться своими обычаями и привычками, сохранять свое долголетие, а не умирать преждевременно от людской жестокости... Итак, Цянь Це и Да Бин не пользовались уздой и поводьями, а прославлены в Поднебесной как прекрасные возничие, Фу Си и Нюйва не вводили законов и установлений, а остались в грядущих поколениях благодаря совершенной добродетели... В преданиях Чжоу говорится: «Если и не добыл фазана, упорно преследуй его». А ныне делами правления ведают Шэнь Бу-хай, Хань Фэй-цзы, Шан Ян49. Они вырвали поверхностные корни, выдернули корневище, но так и не постигли исток рождения. Отчего же так? Высверлили пять наказаний, губят и режут, повернулись спиной к Дао и Дэ и стали бороться из-за грошовой выгоды. Казнили простой народ, все равно что траву косили, погубили больше половины и, довольные, считали, что они управляют. Это все равно что спасать от огня, подбра­ сывая в него хворост, рыть канал и спускать из него воду. Живая катальпа, которой обсадили колодец так, что и кувшин не лезет; живые
«Луньхэн» 199 ветки, которыми обсадили канал, так что и лодка не может поместить­ ся, — не пройдет и трех лун, как завянут. Отчего? Потому что выросли они одним порывом и нет у зшх прочных корней. Река девять раз изгибается, но течет в море, не прерывая течения, потому что ее источ­ ник на Куньлуне. Разлившиеся после дождей воды не просачиваются в глубь земли. Пусть даже они будут так широки, как только глаз способен охватить, но, если через декаду или луну не будет дождя, они застоятся и высохнут. Болота принимают дождевые воды, но у них нет собственного источника. Так, Охотник просил у Хозяйки Запада Сиванму эликсир бессмер­ тия50, а Чан Э украла его и улетела с ним на луну. Охотник был опечален, как будто у него кто умер, тем, что не может его передать по наследству. Это оттого, что он не знал , откуда берется эликсир. Вот почему просить огонь легче, чем добыть его; достать воду из колодца легче, чем вырыть его. ВАН ЧУН Ван Чун (ок. 27 — 100 г .) вошел в историю китайской философии и литературы как автор книги «Весы суждений» («Луньхэн»), вначале более пространно именовавшейся «Весы суждений, управлению помогаю­ щие». Он происходил из незнатного рода, с далекой юго-восточной окра­ ины Китая. Дед Ван Чуна занимался торговлей — занятие, ценность которого всегда подвергалась в Китае сомненью, — а при отце семья лишилась и прежнего состояния. Сам Ван Чун рано осиротел, но столь же рано в нем обнаружились исключительные способности к наукам. Видимо, благодаря именно им юноше удалось попасть в Высшую школу в столице. Там он учился у отца будущего знаменитого историка Бань Гу и, хотя по бедности не м ог покупать книг, сумел изучить все лучшие творения своего времени. По возвращении на родину вел жизнь уединенную, учительствовал, служил в уездном управлении. Однако он слишком самостоятельно мыс­ лил, слишком мало интересовался карьерой и служебной перепиской, чтобы там прижиться. Он бросает службу, меняет место жительства, затем снова начинает служить... Друг писателя докладывает о его исключительном природном даровании императору, и тот назначает Ван Чуну аудиенцию, но прибыть в столицу тому мешает болезнь. В 88 г. Ван Чун окончательно покидает службу, целиком отдается литературе и духовному самоусовершенствованию. Пребывая в нищете, покинутый друзьями, он «смиряет желания», «преграждает свой слух и взор», стараясь продлить жизнь, — и умирает семидесяти с лишним лет, оставив после себя «Весы суждений», «Книгу о пестовании природных с во йств» и еще некоторые сочинения. Все они пог ибли, кр о м е «Вес ов суждений». Впрочем, «Весы...» долгое время тоже оставались неизвест­ ными в столице, а ходили в редких списках лишь на родине писателя.
200 Поздний период Философская проза И впоследствии, начиная с III в., ко гда «Весы...» в несколько урезанном виде наконец обнаружились, их читали как бы тайком, издавали редко и никогда до нашего времени не комментировали. Этому легко найти объяснение — Ван Чун был вольнодумцем, кото ­ рый всю свою огромную эрудицию употреблял на то, чтобы опровергать признанные авторитеты, доказывать ложность устоявшихся взглядов. Не было почти никого из крупнейших мыслителей прошлого, в чьих построениях он не нашел бы ошибки или логической неувязки. Хотя наибольшее влияние на него, безусловно, оказали даосы, он выступает и против них, полагая, что бессмертие недостижимо. Ван Чун не принад­ лежит ни к одной школе, он — одиночка, храбрый бунтарь против всех и вся. С позиций предельного рационализма в своем обширном сочинении (в сорок раз обширнее, чем «Даодэцзин») он ополчается против мифов и религиозных суеверий, с позиций защитника сущности — против увлече­ ния литературной формой, в качестве глашатая новой эпохи — против бездумного преклонения перед стариной... Ван Чун верит в поступатель­ ный ход истории и не верит во вмешательство сверхъестественных сил. Он считает, что человек — лишь одна из множества тварей царства живого, хотя и отличающаяся от прочих сокровищем знания. Он отрица­ ет, что духи умерших являются людям, способны действовать и гово­ рить. Смерть для него — неизбежное продолжение жизни, но он слишком большой скептик, чтобы верить в жизнь после смерти. Естественность для него превыше всего, во всем он стремится отыскать вещественные причины и постигнуть их силой разума... В словесности же для него главное — доказательность, он отвергает цветы стилистики, отдавая предпочтение плодам истины. Здесь мы предлагаем читателю несколько отрывков из его книги, в которых он говорит о литературном творчестве — его взгляды на литературу самобытны и новы для своего времени. из к ниги «ЛУНЬХЭН»* «Пустое в книгах» .. . Наше поколение верит пустым и вздорным писаниям1, полагая, что записанное на шелке и бамбуке исходит от совершенномудрых — никак не иначе. Поэтому верят записанному и почитают за правду, декламиру­ ют его нараспев и заучивают наизусть. А лишь заметят, что правдивое и истинное толкование расходится с этими пустыми и вздорными писа­ ниями, — в один голос клеймят его как «дурную книгу», недостойную, чтобы ей доверять и ею пользоваться. Однако же удалившуюся во мрак истину еще можно познать, глубоко затаенные чувства еще можно утвердить [в мире]. Открытые [всем] письмена и искренние писания * © И. С. Лисевич, перевод, 1990
« Луньхэя» 201 позволяют увидеть, где правда и где ложь. Истинные деяния не те, что, [запечатленные] в связках дощечек, передаются в коробах [начетчиков]. Не обратившись к своему Духовному Семени, не осмыслишь деяний2. Речи Учителей, что передаются в писаниях в наше время, в большин­ стве тщатся утверждать удивительное, создать необычное. Чтобы оше­ ломить пошлых людей, они строят поразительные рассуждения, ради редких и необычных слов творят лживые и лукавые книги... Гл. 16 Вопросы к Конфуцию Ученые книжники нашего поколения3 склонны доверять наставникам и верить в древность. [Они] полагают, что в речах совершенномудрых нет изъянов, и, сосредоточив Духовное Семя на заучивании поучений, не ведают проклятых вопросов. Но когда совершенномудрые опускали кисть и творили письмена, они хотя и прилежно вникали во всякую мелочь, все же нельзя сказать, ч то исчерпали истину до конца. Да и как может быть правдивым все, что поспешно срывается с языка? Не может быть правдиво все, а современникам это и невдомек! А то, бывает, правда, — но з амысел глубок, трудноразличим, а у современников нет вопросов! Поэтому-то нынешние ученые и не замечают, что в речениях совершенномудрых начало и конец часто не согласуются друг с другом, а в письменах их зачин и концовка зачастую друг другу противоречат!.. Гл. 28 О людях превосходных и исключи­ тельных Тот, кто в книгах прошел через тысячи глав с лишним, через десять тысяч свитков без м алого , далеко проник за изящные ограждения, отыскал и установил [для себя] смысл письмен, стал учителем, настав­ ляющим других, — это эрудит4. То т же, кто в докладах на высочайшее имя, в записях своих излил смысл и аро мат этих [книг], сжал либо развил их письмена и фразы, высказал [собственные] суждения и дал тол кова­ ния, связуя воедино [различные] главы и строфы, — это человек изящно­ го слова, могучий ученый. Много есть в мире таких, кто, возлюбив учение, отдает ему все свои силы, кто расширяет свою осведомленность и напрягает познание; но из десяти тысяч не найдется и одного, способного создать книгу и явить миру изящное слово, составить собственное суждение о древности и со­ временности. Создает же книги и являет миру изящную словесность лишь человек, глубоко постигший все, что можно приложить к делу. Бывают люди, которые придут в горы, глянут на дерево — и нет ничего из его достоинств и недостатков, что бы им не было ведомо; придут в поле, глянут на траву — и нет ничего из ее хороших и дурных свойств, чего бы им не было известно; однако они не в состоянии валить деревья,
202 Поздний период Философская проза чтобы ставить дома и строения, или собирать травы, чтобы составлять волшебные эликсиры, — не умеют они использовать свое знание деревьев и трав. Так и эрудит: обозревая и видя все вокруг, он не в состоянии отобрать [необходимое] для [собственных] суждений; он подобен владельцу сокрытых, нечитанных книг или тому, о ком Конфуций говорил: «Читает нараспев „Триста Стихов” , а применить их для управления не может!»5. Эрудит одной сущности с теми, кто не в состоянии рубить [деревья] и собирать [травы]. Составляя «Вёсны и осени», Конфуций использовал записи летопис­ цев; но, утверждая свои принципы и творя замысел, воздавая хвалу и порицание, награждая и карая, он записям летописцев уже не следовал, сокровенные мысли сами исторгались из его сердца. Ценя эрудицию, всегда ценят возможность ее применения. А если без толку декламиро­ вать и заучивать наизусть, пусть даже зазубренных стихов и читаемых нараспев руководств у такого человека будет свыше тысячи, — это род говорящего попугая. Распространять же и передавать мысль писаний, источать обильные и полновесные словеса без исключительного таланта невозможно. Поэтому эрудиты среди наших современников встречаются сплошь и рядом, а творцы изящного слова из века в век были редки. В близких [нам] поколениях лишь Лю Цзы-чжэн6 и его сын Ян Цзы-юнь7 и Хуань Цзюнь-шань8 вкупе явились в одно время, подобно Просвещен­ ному и Воинственному [государям и их наперснику] Чжоу-гуну9. Они словно жемчуга и нефрит, которые ценят оттого, что их невозможно достать во множестве. А люди иного свойства имеются постоянно. Тот, кто в состоянии толковать один какой-нибудь канон, — это начетчик, жушэн. Тот, кто способен охватить древность и современ­ ность, — это эрудит, тунжэнь; тот, кто собирает и отбирает из преданий и книг ради посланий государю, докладов на высочайшее имя и запи­ сок, — это человек изящного слова, вэньжэнь; тот же, кто способен утонченно размышлять и создавать литературные творения, — вэнь, нанизывать и увязывать между собой главы и строфы, — тот великий ученый, хунжу. Итак, начетчик далеко ушел от человека заурядного, эрудит превы­ сил начетчика, человек изящного слова обогнал эрудита, а могучий ученый превзошел литератора. Поэтому могучий ученый — это, так сказать, превзошедший и еще раз превзошедший всех. Если его, ис­ ключительного и превосходного, сопоставить с начетчиком, то он пока ­ жется роскошной колесницей рядом с жалкой телегой, великолепно расшитой парчой рядом с рваным ватным халатом — далеко отстоят они друг от друга. Если же могучего ученого сопоставить с человеком заурядным, не подойдет даже сравнение горы Тайшань от вершины до ее подножия с рослым варваром10 от его загривка до подошв. Тело холмов и гор сложено из земли и камней, но встречаются там также железо и медь — это в горах нечто исключительное. Итак, исключительны даже железо и медь — что же сказать, если вдруг
«Луньхэн» 203 объявятся золото и нефрит? Таков и могучий ученый — он золото и нефрит своего века, исключительное и еще р а з исключительное! ...Внизу — корень и комель, вверху — цветы и листва; внутри — плод и косточка, снаружи — кора и кожа. Письмена и знаки, слова и сужде­ ния — вот цветы и листья, кора и кожа ученого мужа. Когда в тайниках его души обитают правдивость и искренность, а шелк и бамбук он покрывает письменами и тушью, то гармония между внешним и внут­ ренним, скрытым и явленным наступает сама собой. Замысел расправ­ ляет крылья, и кисть не знает препятствий: являются миру письмена и истина обнажается. Для человека литературное творение подобно перьям дикой птицы. Все разноцвегие перьев вырастает из тела. Если же в письменах нет сути, они подобны цветастой птице, перья которой торчат как попало. Когда выбирают воина для стрельбы из лука, то сердцем он должен быть ровен, а телом ладен, держать лук и стрелы должен крепко — тогда попадет в цель. Суждения и толкования исходят [из сердца] так, как вылетает из лука стрела; в рассуждении доказательность подобна попа­ данию стрелы в цель. Если в стрельбе о сноровке и результатах судят по попаданию, то в рассуждениях — по тому, как письменами и тушью отмечена исключительность [автора]. Сноровка [стрелка] и исключитель­ ность [писателя] равно исходят из сердца, их сущность едина. В письменах — глубочайшие указания на великое и редкое, руковод­ ство к управлению для государя и его вассалов. Когда телу не дано действовать, а уста не могут разверзнуться, письмена являют глазу и запечатлевают сердечные чувства, дабы стало ясным то, что ты, несомненно, мог бы свершить... Заурядность л юбит и превозносит древнее, расхваливает то, о чем [знает лишь по] наслышке. [Для нас] плоды дел предшественников вкусны и сладки, пьянящий же мед новых творений потомков горек и терпок. До м [Чжоу] Чан-шэна был в Гуйцзи11, жил он в нынешнем веке, и, хотя произведения его были необыкновенны, судившие о них все равно полагали, что по сравнению с предшественниками он — желторо­ тый птенец. Но ведь Небо всегда ниспосылало Изначальный эфир12, человек [всегда] вбирал в себя изначальное духовное Семя — как же можно различать и казнить древность или современность!? Превосход­ ное следует прославлять, а просветленное следует превозносить [везде]. Люди истинных дел, те, что видят и различают правду и ложь, заметив фальшь, передвигают стоящее впереди назад12, узрев истину, ставят современное наравне с древним! Если сердце просветлено, а знания ясны, ничто пошлое не введет в соблазн! Гл. 39 Погибшие письмена Во времена Почтительного к родителям Воинственного государя по высочайшему указу чиновники разных званий представили сочинения на
204 Поздний период Философская проза поставленный [императором] вопрос, и словесный узор табличек Дун Чжун-щу14 оказался самым достойным и искусным. Во времена Ван Мана15 было приказано дворцовым чинам представить доклады на высочайшее имя, и творение Л ю Цзы-цзюня было особенно прекрасно. Красота и искусность небесполезны — по ним судят о высоте таланта и глубине знаний. В «Книге Перемен»16 сказано: «Чувства совершен­ номудрых зримы в словах». Кр асоты и безобразия словесного узора довольно, чтобы составить мнение о таланте. В годы под девизом «Вечное спокойствие»17 священные птицы слета­ лись стаей, и Почтительный к родителям Просветленный государь издал указ, [повелевая] представить гимн для жертвоприношения божествам. Когда чиновники разных званий [начали] представлять гимны, их сочи­ нения ложились одно к одному, [словно] черепица [на крыше] или кирпичи [в стене], но золотом и нефритом оказались только пять гим­ нов — [те, что написали] Бань Гу18, Цзя Куй19, Фу И20, Ян Чжун21 и Хоу Фэн, которые Почтительный к родителям Просветленный государь [лич­ но] просмотрел. Так что среди толпы чиновников разных званий и двор­ цовые чины не одинаковы; лишь у пяти человек словесный узор был искусен — как же их не отличить [от прочих]?! Почтительный к роди­ телям Воинственный государь восхитился «Одой об Учителе Пустом»22 и наградил [ее автора] Сыма Чан-цина. Почтительный к родителям Свершающий государь23 большинством писаний забавлялся, но вос ­ хищался Я н Цзы-юнем; и когда отправлялся в путешествие или на охоту, Цзы-юнь сопровождал его в экипаже. Если бы Чан-пина, Хуань Цзюнь-шаня и Цзы-юня сделали [обычными] чиновниками, книги их не распухали бы от дощечек, словесный узор не ложился бы в строку — чем тогда было бы утолить жажду Воинственного государя, удовлетворить склонность государя Свершающего?! Посему говорят: «Кто постиг тру ­ ды Ян Цзы-юня, будет наслаждаться должностью с окладом в тысячу мер [зерна]24; кто владеет писаниями Хуань Цзюнь-шаня, накопит богат­ ства Э Дуня25». Когда книга Хань Фэя26, переходя [из рук в руки], достигла циньско- го двора, Первый император со вздохом произнес: «[Жаль] только, не довелось [жить] в одно время с этим человеком!» Каждый раз, когда Лу Цзя читал главу из [своих] «Новых речений»27, свита Высокого Предка восклицала: «Да здравствует десять тысяч лет!» К огда радостно воскли­ цают: «Да здравствует [он] десять тысяч лет!», [а после] со вздохом вспоминают таких людей, может ли это быть напрасным? У того, кто по-настоящему разглядел эту красоту, радостная жизненная сила «ци» поднимается внутри! ...С похвалой отзываясь о [династии] Чжоу, Конфуций сказал: «[По сравнению] с временами Тана и Ю я ныне процветание., .28 Добродетели Чжоу — они, можно сказать, достигли предела!» Конфуций был литератором чжоуских [времен]. Случись ему родить­ ся в век Ханей, он с похвалой отозвался бы и о предельных добродетелях ханьского дома.
«Луньхэн» 205 Когда Чжао Та правил в Южном Юэ29, он повернулся спиной к своему господину и истреблял его посланцев, не подчинялся ханьским порядкам, узел волос на голове носил молоточком, сидел корзинкой30, глубоко погряз в варварских нравах. Лу Цзя же рассказал ему о доброде­ телях ханьского дома, устрашил его могуществом императора. [И тогда тот] очнулся сердцем, протрезвел и пришел в себя. В глупости книжников нашего века есть нечто от заблуждений Чжао Та, а люди мощного письма вразумляют их, [словно] Лу Цзя; тот, кто увидит и прочтет, встрепенется и усядется чинно, придет в себя, [подо­ бно] Чжао Та. .. .Счастливая доля литераторов — это верительный знак царства. По пышным хоромам узнаешь славный род, по величавым деревьям узна­ ешь старый град. В государсгве величественная словесность — свиде­ тельство совершенномудрого века. Мэн-цзы в физиогномике доверялся зрачкам. Если сердце чисто, то и зрачок ясен. А когда ясен зрачок, ясны и узоры глаза. Все гадатели удельных владений были едины в этом мнении. Если сердце милосердно, то и глаз радужен, если правитель совершенномудр, то и литераторы к нему стекаются. Нет никого, кто бы не скорбел сердцем, увидев или услышав, что попирают ногами, втапты ­ вают в глину и грязь узорчатую парчу. [Но] питать сострадание к узор­ чатой парче и не питать должного уважения к литераторам — значит не понимать их сходства. Так неужто же напрасно ложится тушь и ходит кисть в сочинениях литераторов — только ли ради любования изысканным и прекрасным? [Нет], в них отмечены деяния людей, из поколения в поколение переда­ ется людская слава. Люди добродетельные, желая быть отмеченными, помыслами усердствуют в добре, люди лукавые, негодуя на то, что их отметили, силятся самовластно пресечь и урезать [эти сочинения]. Так кисть литератора поощряет добро и наказует зло. Порядок установле­ ния посмертных имен, делая видимым добро, тем самым выставляет напоказ зло. Добавят [всего] один иероглиф посмертного прозвания — и человек как бы награжден или наказан, а среди услышавших и узна­ вших каждый станет теперь добровольно усердствовать. Сила кисти и туши достигает предела в определении сущности добра и зла. К огда речи и деяния [человека] подошли к концу и запечатлены в изящном слове, тысячи этих слов — красных или черных — текут по миру от поколения к поколению, и это достойно восхищения. Когда Ян Цзы-юнь создавал «Образцовые Речи», богатый купец из [царства] Шу прислал ему сто тысяч монет, во что бы то ни стало желая быть упомянутым в книге. Цзы-юнь же не послушал его, сказав: «Без поступков человечных и справедливых богач подобен оленю в загоне, быку в стойле — не добиться ему зряшного упоминания!» Когда Бань Шу-пи31 продолжил книгу Господина Великого астролога, то упомянул и о своих земляках, дабы отвратить их от зла. Хлестнул отбивной шнур плотника — и не скрыть, не замолчать лукавствующим свои кривые лути! Так, Цзы-юнь не польстился на сокровища, Шу-пи не поддался
206 Поздний период Философская проза снисходительности. Одна лишь кисть литератора неподкупна! Святые и совершенномудрые утверждали свои замыслы на [кончике] кисти; кисти же, [словно] стаи птиц, оставляли узорный след. В таких узо- рах-письменах становились зримыми чувства, и, глядя на них, потомки видели правду и кривду — так можно ли писать неосмотрительно? Когда ноги ступают по земле, следы бывают добрыми и смрадными. Когда письмена стаей садятся на дощечки [книг], намерения могут быть благими и злыми. Глянув на след, мужи догадываются, какой была нога, просмотрев узор письмен, познают, какими были чувства. [Желая] одной фразой объять «Триста стихов», го ворят: «Мысль без лукавства». Десят­ ки глав «Весов суждений» тоже выразит единственная фраза, гласящая: «Боль от пустого вздора». Га. 61 Определение мудреца . . .Может быть, мудрец тот, кто, просветившись каноническими книгами, собрал вокруг себя толпу учеников? Но просветившийся каноническими книгами — это книжник . Книжником его сделало учение. А ведь учение книжника — это книжное учение! Он передает другим завещанное пре­ жними учителями, упражняется в устных толкованиях р ади наставления других. У него нет сотворенного собственным сердцем, нет рассуждений, устанавливающих путем размышления, так это или не так. [Его муд­ рость] — это книга приговоров [в руках] судебного исполнителя, это наставления, переданные через привратника. Каким было бы благом запечатать такую оконченную книгу и не передавать дальше, чтобы ошибки [прежних] наставлений и приговоров не повторялись! Начетчик не исказит ни единой фразы, древние речения прежних учителей доныне сохраняются у него в неприкосновенности. Но пусть соберет он подле себя сотню и более учеников, займет пост «ученого обширных знаний» или «блюстителя литературы» — он всего лишь подобие привратника и судебного исполнителя! Гл. 80 О творчестве ... Некоторые скажут: «Святые совершенномудрые творили, мудрецы же излагают. Негоже мудрым творить. А ’’Весы суждений, управлению помогающие” можно посчитать творчеством». Отвечаем:«Сие не есть творчество и не есть изложение, а есть рассуж­ дение. Рассуждение идет за изложением. К примеру, рождение Пяти Канонов32 можно считать творением; написанное Господином Великим астрологом, а затем приведенное в порядок Л ю Цзы-чжэном и передан­ ное Бань Шу-пи можно считать изложением, а ’’Рассуждения о новом” Хуань Шань-цзюня и ’’Рассуждения о цензорате” Цзоу Бо-ци33 можно считать рассуждением.
«Луньяэн» 207 Взглянем ныне на ’’Весы суждений, управлению помогающие” и на оба рассуждения: Хуаня и Цзоу — в них нет того , что называют ’’тв орчеством” . Создание изначального, меняющего деяния, чего -то, никогда прежде не существовавшего, как созданное Цан Се письмо34, и сотворенная Си Чжуном35 повозка, — вот что такое творчество! В ’’Книге Перемен” сказано, что Фу Си создал восемь триграмм36. Никогда прежде не существовало восьми триграмм, а Фу Си их со­ здал — это и называется творчеством. Царь Просвещенный37, начертав восемь [триграмм], самостоятельно развил их в шестьдесят четыре, и это называется развитием. Но считать составление ’’Критических рассуждений” подобным [появлению] шести­ десяти четырех гексаграмм гоже неправильно. В шестидесяти четырех гексаграммах [первоначальная] форма была р азвита добавлением и уве­ личением, умножение числа этих фигур перешло предел. Ныне же ’’К р и­ тические рассуждения” описывают нравы века, определяют в них истин­ ное и ложное, делают различие между действительным и пустым, а не создают начала, меняющие деяния, и не имеют корней в предшест­ вующем. Книжник-начетчик возвещает толкования предшествующих учителей и усердствует в них, просвещенный чиновник, просматривая административные и судебные дела, их разбирает. Если назвать ’’Крити­ ческие рассуждения” творчеством, то не будут ли творчеством также [труды] книжника-начетчика и просвещенного чиновника? Послания на высочайшее имя, доклады трону и памятные записки, представляя на рассмотрение благоприятные возможности, призваны содействовать управлению. Но у авторов нынешних книг, так же как в докладах трону и памятных записках, суждения исходят из сердца, а письмена выходят из-под руки — их сущность едина. Потому-то послания на высочайшее имя именуют [также] докладами трону, а если доклад трону или памятную записку несколько повернуть, изменить, то имя им будет уже ’’писание” , ’’книга ” . В лихолетье эры ’’Начального устроения” срединные области постиг жестокий неурожай, народ из Иньчуани и Жунани38 рассеялся по окра­ инам, совершенномудрый повелитель предался скорби, сколько раз от него приходили послания и рескрипты. Тогда автор ’’Весов суждений” подал правителю области записку о том, что следовало бы запретить роскошь и излишества, дабы предотвратить крайнюю нужду и запусте­ ние. Когда же речи эти не были приняты во внимание или использованы, убрал заголовок ’’Проект памятной записки” и назвал свой труд ’’Пред­ отвращение запустения” . Вино берет в полон пять злаков, порождает воров и грабителей; когда пьянство и разгул [укоренились] глубоко, воровству и разбою нет конца. [Поэтому-то я и] подал правителю области памятную записку о запрещении народу [пигь] вино, [впоследствии же] убрал заголовок ’’Проект памятной записки” и назвал [свой труд] ’’Запрещение вина” . Судя по этому, словесный узор создателей книг — тот же, что в послани­ ях на высочайшее имя, докладах и памятных записках. И если назвать
208 Поздний период Философская проза творчеством ’’Весы суждений” , то не творчество ли доклады, памятные записки, послания трону?» ^ Гл. 84 «ЯНЬТЕЛУНЬ» Книга «Янътелунъ», или «Рассуждения о соли и железе», возникла не совсем обычно. Подобно другому известному сочинению ханъской эпохи, «Проникновению в суть канонов в Зале Белого тигра» («Боху туньи»), это — письменная фиксация словесных диспутов эрудитов, происходи­ вших при императорском дворе. Однако если более поздняя дискуссия в Зале Белого тигра затрагивала прежде всего вопросы конфуцианского учения, то дискуссия 81 г. до н. э. велась в основном вокруг хозяйствен­ но-политических проблем. В центре их стоял вопрос о государственных монополиях на торговлю солью, железом и опьяняющими напитками как мощных рычагах управления и хозяйственной политики. С одной стороны, в споре участвовали государственные министры — канцлер и императорс­ кий секретарь со своими сотрудниками, требовавшие сравнительно жест­ кого экономического курса, с другой — около шестидесяти специально приглашенных из разных провинций «достойных людей» и книжников — знатоков канона, которые по замыслу должны были представлять собой «глас народа», служить выразителями «высшей мудрости». В проти­ воположность представителям центрального аппарата, находившимся под в лия нием ш колы Шан Я н а, провинц иальные книж ники-конфуцианцы стояли за более либеральные методы регулирования экономики и добились частичного успеха. Автор трактата Хуань Куань (I в. до н. э .) имел в своем распоряже­ нии краткие тексты этих выступлений, однако именно он превратил протокольную запись в законченное литературное произведение со сквоз­ ной идеей и определенной жанровой формой. Такой формой стало «рас­ суждение» — «лунь», весьма популярное в ханьскую эпоху. Впрочем, своей вынужденно диалогической композицией «Рассуждение...» Хуань Куаня сближалось и с другими литературными жанрами его времени, например с одой «фу», одновременно продолжая литературные традиции прошлого. Хуань Куань сократил число спорящих персонажей до шести, многие речи вложил в уста вымышленных героев — обобщенных образов «знатока писаний» или «человека достойного и хорошего», развил и дополнил их аргументы. В целом доминирующими в «Рассуждении...» являются идеи конфуцианской школы Гуньян, которых придерживался сам Хуань Куань. Текст «Рассуждения...» насыщен реминисценциями и цитатами из сочи­ нений более ранних авторов — он словно бы сконструирован из них и потому во многом вторичен, но для нас, почти незнакомых с литера­ турой того далекого времени, от этого не менее интересен. Впрочем, оби льно е исп ользова ние т екст ов предшеств ен ников было хара ктерн ой чертой и ораторского искусства прошлого, и литературного стиля эпохи. Здесь мы предлагаем читателю любопытнейшую главу «Рассуждений
«Яньтелунь» 209 о соли и железе», в которой дискутируется проблема «падения нравов» древнего общества, а по сути — пути его эволюции. ИЗ К НИГИ «ЯНЬТЕЛУНЬ» * «Имущественное неравенство» Сановник молвил: « Я-то считал, что этот „достойный и хороший человек” несколько получше своего товарища, а он, оказывается, напротив, путает тьму со светом; оба они вторят другу другу, будто тарахтят повозки гуннов одна другой вослед. Учители, разве вы не видели цикады в последний месяц лета? Ее пение так и лезет в ухо, а как налетит осенний ветер — и пению конец. Так вот, учители, „не относитесь легкомысленно к своим речам” 1: если не обращать внимания на грозящую вам из-за них беду, го, когда она придет, молчать будет уже поздно». «Достойный и хороший человек» ему в ответ: « Когда Кун-цзы2 читал записи историков, он глубоко вздыхал: скор­ бел, что справедливая благая сила отринута была, а государь и поддан­ ный попали в опасность с этих пор. Ведь и достойный человек, и благо ­ родный муж р ассматривают устроенье Поднебесной как возложенную на них обязанность. А чья обязанность столь велика, то т думает о даль­ нем, о грядущем; кто думает о дальнем, о грядущем, тот забывает близкую опасность. Когда же чье-то искреннее сердце горюет и скорбит, то только чувство состраданья все возрастает в нем. Поэтому лишь в искреннем сердце нет опасений за себя. Вот почему стихотворцы, скорбя, создавали свои творенья; вот почему Би-гань3 и Цзысюй4 забы­ ли о себе, не вспомнили об угрожавшей им беде. Если им было ненавист­ но, что людей так настоятельно заставляют тяжко трудиться, то как могли они молчать? В „Книге Песен” сказано: Сердца, охваченные горем, как будто жжет огонь, Вести о Вас не смеют даже шутливый разговор. У Кун-цзы „был беспокойный вид” оттого , что ему „омерзительны были упрямцы” ; у Мо-цзы5 был встревоженный вид оттого, что печа­ лился он о своем поколенье». Сановник хранил молчание. Канцлер сказал: «Хотелось бы услышать об избытке богатства у одних и о его нехватке у других». « Достойный и хороший человек» в ответ: * © Ю. Л . Кроль, перевод, 1990
210 Поздний период Философская проза «Зданья дворцов, колесницы и кони, платье-одежда, орудья и утварь, чин погребальный и жертв приношенье, пища для пира, питье для застолья, музыки звуки и внешность красавиц да безделушки, предметы забавы, — вот к чему устремлены все чувства человека и вот чего он не желать не может. Поэтому совершенномудрые люди создали установле­ ния и нормы, чтобы преградить путь этим чрезмерным желаниям. Не так давно младшие чиновники и сановники стали стремиться только к выгоде и власти, пренебрегать обрядами и долгом; поэтому народ — „ сто клано в ” наших — уподобляется и подражает им, весьма серьезно преступает установления и нормы. Я по порядку изложу, как с этим обстоит теперь, как было в древности, когда-то . Скажу я так: В древности из зерновых, из овощей и фруктов „того не ели, что не по сезону” , „из птиц, зверей, из рыб и черепах” не ели „тех, кого убить негоже”6. Поэтому охотникам со стрелами для стрельбы по птицам и рыбакам с сетями для ловли рыбы не было доступа на болота и озера, и они не ловили зверей пестрой масти и птиц с разноцветным опере­ ньем*. Ныне же богатые гонят, истребляют или л овят тенетами зверей; они захватывают вдруг птенцов и малых оленят, и все подвержены страстям, и все привержены к вину; ставят сеть на л юбой реке, расчленя­ ю т тушки ягнят, режут маленьких поросят и сдирают кожу с птенцов. На их столах весною — гусь, а осенью — цыпленок, зимою — мальва, осенью — порей и кориандр с красным имбирем, перилла и горец, древесные грибы, растущие на шелковице и на других стволах, и мясо всех зверей, поросших шерстью, а также и покрытых голой кожей, плоть пресмыкающихся тварей и лакомства из насекомых. В древности шел дуб на балки и стропила, терновник и тростник — на кровли, коньки же делались из глины, дом а — землянки или норы; этого хватало лишь на то, чтоб защитить и в зной, и в стужу, укрыть от ливня и от ветра. К огда же настали более поздние времена, „стропила и балки из дуба не были отесаны7, тростник и терновник на кровлях не были подрезаны” . И не было таких работ, как подрезанье и отесыванье; и не было таких трудов, как полировка и выглаживанье. [Позднее] сановник украшал дворец четырехгранным брусом, отесанным по всей длине, младший чиновник — бревнами с отесанным концом, а прос­ толюдины рубили дом только из неотесанных стволов. Ныне богатые соединяют бревна башен по образцу колодезного сруба, употребляют в них все больше балок; у них резной узор на балюстрадах и для красы побеленные стены. В древности, когда одежда-платье не отвечала всем установленьям или когда орудия и утварь к употребленью в дело не годились, их не продавали на рынке. Ныне в народе покрывают резьбой и гранят вещи, не соответствующие прежним установленьям, гравируют и разрисовыва­ ют бесполезные предметы забавы и роскоши. К черной и желтой крас­ * Смысл текста не совсем ясен (примеч. пер.)
«Яньтелунь» 211 кам синюю добавляют, люди носят одежду с вышивкой пятицветной. Им для забавы — куклы-человечки из ириса и пестрых тряпок шелка, им для потехи — зверь любой породы, да игршца коней, да схватки тигров, жердь фокусника, трюк канатоходца, и пляски чудищ, и актеры-гунны. В древности удельные правители не кормили своих лошадей зерном; по повеленью Сына Неба они на тастбшца его на колесницах приезжали. Простолюдины, которые ездили в конных повозках, пользовались л оша ­ дьми только для работы — чтоб те грудились вместо них. Поэтому, пускаясь в путь, впрягали их в повозки, оставшись дома, запрягали в плуги. Ныне богатые из дом а выезжают, из колесниц составив поезд, в сопровожденье конной свиты, и запрягают экипажи, что с занавесками для женщин, иль конной парой, или тройкой. А люди среднего достатка — те ездят в небольших повозках, из их ступиц торчат наружу короткие концы осей; на конских гривах — украшенья, а на копытах есть подковы. А ведь корм для одного коня, стоящего без дела в стойле, равен пище шести хороших едоков в семействе среднего достатка; и на него сполна уходит работа одного мужчины, здорового, во цвете лет. В древности простолюдины начинали носить шелк, лишь когда ста­ новились темноликими старцами восьмидесяти или стариками семиде­ сяти лет, остальные же одевались лишь в посконную одежду, поэтому и название им было „простолюдины в холщовом одеянии” . Когда же настали более поздние времена, то простолюдины стали надевать платье с шелковой подкладкой и простым посконным верхом, и прямой носили ворот, но без фартука ходили, платье теплое на вате шили — только без каймы. Ведь прозрачный белый шелк и шелка с узорами и разноцвет­ ными вышивками шли на одежду повелителя людей и государы­ ни-царицы; грубый шелк из коконов дикого шелкопряда, тафта из крученых шелковых нитей и глянцевый шелк использовались для наря­ дов, надевавшихся по случаю счастливого события — свадьбы. По этой причине узорчатые шелка и тонкие ткани не продавали на рынке. А теперь у богатых наряды — из прозрачного белого шелка, разноцвет­ ным узором шиты; у людей со средним достатком — платье белого плотного шелка или белой парчовой ткани. Человек простой, заурядный облачен в одежды царицы; кто бы должен ходить в домашнем — носит свадебные наряды. А ведь цена чистейшего белого тонкого шелка вдвое выше цены тафты из крученых шелковых нитей, хотя применение тафты из крученых шелковых нитей вдвое шире, чем белого тонкого шелка. В древности у примитивной повозки колеса делались без обода и втулки, воз был плетенным из бамбука, а упряжь — без ярма и ук­ рашений. Когда же настали более поздние времена, завели на колес­ ницах деревянные решетки — но без всяких занавесок; многочисленные спицы и тяжелые ступицы, из которых выступали длинные концы осей; и циновки из рогоза, чтоб обертывать колеса и придать им мягкий ход; и зонты над экипажем — как бамбуковые шляпы, но большой величины, только их не украшали в те поры ни шелк, ни лак. У са­ новников и младших чиновников на повозках появились настоящие
212 Поздний период Философская проза ободья, деревянные устройства и изделия из кож — выделанной, свитой кругом и упругой сыромятной. У простого народа были лакированные повозки с деревянной большой решеткой и единственным колесом. Ныне у богатых простолюдинов экипаж украшен и серебром, и золотом; на дугах балдахина укреплены из зо лота цветы, чей стебель-крюк изо ­ гнут, словно коготь; к шесту привязан накрепко бунчук, и древко зна­ мени обернуто парчою. Простолюдин же среднего достатка отделывает золо том удила своих коней; раскрашивает части экипажа в ярчай- ше-красный цвет; нефритом он знамена украшает и экипаж снабжает, как чиновник, „летящей деревянною решеткой” 8. В древности носили оленьи шубы, кожаные шапки из цельных шкур, не срезав с них копыт и ног животных. Ко гда же настали более поздние времена, сановники и младшие чиновники стали одеваться в барсучьи и лисьи шубы, в халаты со швами под мышкой да в „шубы из шкуры барашка с леопардовым о бшлагом” 9; простолюдины же носили меховые ноговицы да исподнюю одежду без мотни, штаны с мотней, на плечах — бараньи шубы и короткие шубейки, сшитые из разных кож. Ныне богатый — в шубе из соболя и горностая, из белого меха, растущего на грудке у лисиц, платье на нем — из пуха с шеи дикой утки; у людей со средним достатком на плечах — шерстяное платье, золотой расшитое нитью; шубы на них — из соболя, добытого в царстве Янь, дохи — из желтой шкуры коней из округа Дай. В древности простые люди ездили верхом, не пользуясь седлом или уздечкой, взнуздав коня при помощи веревки; они из кожи шили только туфли да из нее же делали подстилки. Ко гда же настали более поздние времена, то появились кожаные седла, но сделанные грубо, неискусно; и в быт вошли железные удила, лишенные, однако, украшений. А ныне вот как у богатых: их кони носят на ушах из прочной кожи украшенья; блестят на конских головах серебряные украшенья; узда из выделанной кожи, вся в золоте и сердолике, ну, а попона шерстяная расшита красочным узором, и сам ездок — с серьгою в ухе и носит гуннский пояс с пряжкой. А люди среднего достатка — те непременно лакируют поверхность выделанной кожи, использованной в их повозках; прошив ее, связуют нити; цветным рисунком покрывают, а после ждут, пока подсохнет. В древности „в земле выкапывали лунки, они служили как кувшины, и кто хотел напиться, черпал оттуда пригоршнями влагу” 10; вероятно, тогда еще не знали ни жертвенных прекрасных кубков, ни ритуальных винных чарок, или кувшинов для питья, или посуды для еды. К огда же настали более поздние времена, то у простолюдинов была посуда только из бамбука, из ивы, глины, тыкв-горлянок. Лишь с появлением сосудов для принесенья в жертву проса, и ритуальных винных чарок, и чаш из дерева для мяса вошло в обычай их искусно нарядной покрывать резьбою, а также ярко-красным лаком. Ныне у богатых такие есть сосуды: горло — в серебре, а ручки — золотого цвета; кувшин с отдел­ кой золотой, с изображеньем туч и молний или нефритовая чарка
«Яньтелунь» 213 — и то, и это для вина. У людей же среднего достатка — посуда из застывшего лака, которую делают искусно в казенных мастерских Ева­ на; у них овальные чашки с узором золотых инкрустаций, изготовленные умело мастерами округа Шу. А ведь за одну узорчатую овальную чашку можно получить десять овальных медных чашек; они дешевле, а приме­ нение все то же. Воистину тот образ жизни, о коем сокрушался князь Цзи-цзы11, вначале вел один Сын Неба, теперь ведут простолюдины! В древности „поджаривали зерна проса”, питались и куриным про­ сом, а также „на камнях каленых поджаривали поросенка” 12, чтоб угостить друг друга мясом. Позднее люди собирались на пир к начальст­ ву волостному для ритуальных винопитий; старики тогда съедали неско­ лько хороших порций снеди в деревянных мисках; молодые ели стоя, а давали им при этом только порцию подливки и еще другую — мяса; лишь по случаю такому все толпою пили вместе. Когда же настали более поздние времена, гостей на свадьбу приглашая, им подавали суп с горохом на вкусном рисовом отваре, очищенного риса кашу, нарублен­ ное мелко мясо, а также сваренное мясо. А ныне вот какие вина и яства есть у нас в народе: куски большие мяса на костях слоями громоздятся друг на друге; на вертеле обжаренного мяса, как говорится, полные столы; тут и разваренное мясо поросят, и „жареная черепаха с карпом, нарезанным на мелкие куски” 13; и мясо оленят с икрою рыбьей, а также мясо перепелок, и горький померанец, и бетель; блюда из иглобрюхов и миног, мясные острые подливки — любая снедь на самый разный вкус. В древности простолюдины по весне пахали, а пололи летом , осенью сбирали, а зимой хранили, вечером и утром напрягали силы, „день свой удлиняли до глубокой ночи” . В „Книге Песен” сказано: Сбираем мы травы осенние днем, А ночью глубокой — веревки совьем. Лишь кровлю поправить успел я — опять Пор а и весенний посев начинать! Только в пору осенних и новогодних торжеств люди могли отдох­ нуть от своих трудов; только в особые дни принесения жертв люди ели мясо и пили вино. Ныне пиры на свадьбах и гостей приемы, где подают и яства, и вино, идут без перерыва друг за другом, да так, что успевает протрезветь лишь половина каждого десятка; забрасывают важные де­ ла — и тоже непрерывно, друг за другом, а в мыслях нет, что дней для дела у них когда-нибудь не хватит. В древности простолюдины ели кашу из грубого риса и похлебку из лебеды и бобовых листьев; они м огли вкусить вина и мяса лишь на пиру у волостных властей в день ритуальных винопитий, порой торжеств осенних, новогодних, во время разных жертвоприношений. Поэтому-то сказано: „Князья — правители уделов — не убивали без причины ни барана, ни быка; сановник и чиновник младший не убивали без причины ни собаки, ни свиньи” 14. Ныне торговцы вчерашним м ясо м из переулков городских кварталов и мясники с кре­
214 Поздний период Философская проза стьянских пашен, лежащих вдоль дорог, без всякой видимой причины скот убивают, вар ят мясо и собираются в полях, что за пределами предместий. Люди уходят, на спине неся зерно, а приходят с полными руками мяса. А ведь за мясо одной свиньи можно получить урожай среднего года, тогда как пятнадцать мер зерна — это пища зрелого мужчины на протяжении полумесяца. В древности простолюдины приносили жертвы рыбой и бобами, „весной и осенью чинили и украшали залы храма предков” ; „у младшего чиновника был один зал для табличек предков” , „у сановника — тр и” ; в подобающие сезоны сановник совершал жертвоприношения пяти ви­ дам божеств15. Видимо, тогда не было жертвоприношений по случаю выхода за ворота. Ныне богатые творят молитвы знаменитым пикам, „приносят жертвы и горам и рекам”16, забив быков, грохочут в бараба­ ны; в их игрищах участвуют актеры и труппы, исполняющие пляски. А люди среднего достатка приносят жертвы разным духам — и божест­ ву „Владыке юга”, и „Преградившему дорогу”; на берегах возводят башни — верхушки их под облаками, — и забивают там баранов, и убивают та м собак, перебирают струны лютни и дуют в звонкие свирели. А бедняки приносят в жертву куриное, свиное мясо , еду с драз­ нящим ароматом — какого только нет в ней вкуса! Все жаждут со­ храненья жизни и щедрые приносят жертвы на новогодний праздник духам; а в месте, где приносят жертвы во славу божества Земли, они повозки ставят рядом и, наклонив их балдахины, себе устраивают кров для мирной, дружеской беседы. В древности у Неба просили счастья как награды себе за добрые деянья, а жертвы приносили мало; просили себе удачи как отплаты за человечность, справедливость, а потому гадали редко. Но заурядные умы, людишки нынешнего века не силятся творить добро, а просят помощи у духов; они в обрядах нерадивы, зато всегда приносят жертвы; не чтят родства, а чтят могучих; в поступках крайне произвольны, но свято верят в предсказанья счастливых и несчастных дней; кому случай­ но повезло вослед за лживым предсказаньем, тот настоящее добро отдал за призрачное счастье. В древности благородный муж был усерден и в рассветную рань, и позднею ночью: он помышлял о своей духовной силе; а маленький человек был прилежен и утр ом и вечером: он помышлял о своей физичес­ кой силе. Поэтому, как говорится, „благородный муж не кормился доходами даром” 17, а маленький человек не ел хлеба даром. Но зауряд­ ные умы, л юдишки нынешнего века к красивой прибегают лжи и ловко в ход обман пускают: глядишь, в народе одна из них становится шаманкой и пляшет колдовские пляски, другой становится жрецом, возносит божествам молитвы, чтоб получить вознагражденье; они бес­ стыдны и болтливы, и кое-кто таким путем себе составил состоянье, стяжал немалое богатство. Поэтому уклоняющиеся от работы люди оставляют земледелье и приходят к ним учиться. Вот почему на улицах
«Яньтелунь» 215 и в переулках у нас встречаются шаманки, а в деревнях и крупных селах у нас имеются жрецы. В древности не было постели с перекладиной перед нею, не было стола с подставкой. К о гда же настали более поздние времена, завели себе простолюдины перекладину с неснятой корою, поперечину с ли­ ствой и цветами; в те поры для младшего чиновника не вытесывали ложа, а сановник обходился циновкой, тростниковой или камышовой. Ныне у богатых вышиты на балдахинах черно-белые узоры в виде топоров; им раскрашивают ширмы, инкрустируют подставки в спальнях для вещей. А люди среднего достатка — те спят под пологом высоким из шелка и парчи; со всех сторон их окружают и разноцветные рисунки, и ярко-красный лак. В древности подстилки делались из кожи, из меха и травы; но не было еще узорчатых подстилок, а в том числе двухслойных дл я повозок; и не было ни войлочных циновок, ни сделанных из молодых побегов широколистного рогоза. К огда же настали более поздние времена, у са­ новников и младших чиновников вошли в употребленье двухслойные циновки с каймой из кожи, удобные циновки из рогоза, а также одно­ слойные циновки из камыша. Простолюдины пользовались только под­ стилкой из травы с веревочной основой, циновкой однослойной камы­ шовой д а грубою циновкой из бамбука. Ныне богатые употребляют двухслойные подстилки дл я повозок, нарядно шитые цветным узором, ковры, что сотканы из шерсти, циновки, сделанные из побегов широко­ листного рогоза, рогожки под названием „лу линь”; а люди среднего достатка употребляют волчьи шкуры и войлок из района Дай, из шерсти коврик у постели да камышовую циновку. В древности не продавали вареной пищи, не покупали еды на рынке. Когда же настали более поздние времена, вошли в обычай лишь убой скота, продажа мяса, „покупка опьяняющих напитков, приобретешь вяленого мяса” 18 да соли с рыбой — вот и все. Ныне торговые ряды завалены вареной пищей; рынок заполняют куски большие мяса на костях; и кто в делах ленив и нерадив, тот вовремя за трапезу садится. А перед ним — и мясо поросенка, поджаренное прямо на огне, и нежная яичница с пореем, и вкусное собачье мясо, нарезанное мелкими кусками, и суп густой, варенный из конины; тут и жареная рыба, тут и рубленая печень; баранье мясо в маринаде и мясо курицы по-ханьски19, кумыс и вяленое мясо, желудок вяленый барана, куски вареного ягненка, при­ правы из бобов, похлебки: из мяса цыпленка — одна, из дикого гуся — другая; соленая рыба с душком и сладкая тыква-горлянка; тут и вареное отборное зерно, и ломти мяса, срезанные с туши, обжаренной на вертеле по дикой варварской методе. В древности люди били в „барабан из глины барабанной палочкой из глины” , по дереву стучали в такт и ударяли в каменное било, чтоб этим радость выказать свою. Когда же настали более поздние времена, то у министров и сановников появились флейты и каменные ударные инструменты, а у младших чиновников — лютни с разным количеством
216 Поздний период Философская проза струн. В прошлые года в народе на каждом сборище, где пьют вино, обычаев держались местных, а если заводили песню, подыгрывали ей на цитре да били в глиняный кувшин — и все. Ведь не было еще тогда ни утонченной музыки, ни сложных мелодий с альтерированной но гой20. Ныне у богатых пять видов музыкальных инструментов21 — колоколов и барабанов, и каждый держит мальчиков-певцов, по нескольку для услажденья слуха. А люди среднего достатка — они играют на свирели, они настраивают лютни; их развлекают пляски дев из Чжэн и хоровые песни дев из Чжао. В древности усопшего обычно клали во гроб из обожженной глины, а иногда использовали доски и окружали гроб кирпичной кладкой; этого было довольно лишь для того, чтобы скрыть безжизненное тело, схоро­ нить и волосы и зубы. Когда же настали более поздние времена, на внутренний гроб из тунга не клали еще покрывала, а внешний, из дерева дуба, тот не был даже отесан. Ныне у богатых гроб ставится на колесницу меж боковых нарядных досок, а их завешивают тканью, расшитой красочным узором; потом над гробом воздвигают покрытье крепкое из бревен так, чтоб концы сходились вместе. А люди среднего достатка берут для внутреннего гроба обычно дерево катальпы, для внешнего — породу лавра. У самых бедных — и у тех на гроб кладется покрывало, на нем красивые рисунки; и тело мертвое прикрыто наплеч­ ной верхнею одеждой, мешками, сшитыми из шелка. В древности „сосуды для духов умерших” имели только форму настоящих22, но их не наполняли содержимым; этим показывали народу, что ими „нельзя пользоваться” . Когда же настали более поздние време­ на, то в могилах появились запасы „уксуса и подливки из вяленого рубленого мяса в рассоле” , деревянные и глиняные фигуры людей и фигуры лошадей из тунга. При погребенье и при жертвоприношенье, что возвещает о его конце, „в наличье были” все „предметы” для положения в могилу. Ныне туда кладут богатое именье, обильные запасы, такие же орудия и утварь, как для живых людей. Чиновники из округов и удельных государств, ведающие трудовой повинностью, зака ­ пывают в могилу деревянные и глиняные подобия колесниц и дозорных вышек на колесах с ободьями из простого тутового дерева. На прос­ толюдинах нет даже плахт, а тунговые куклы для могил одеты в тончай­ ший белый шелк или атлас. В древности „не было холмов могильных и кладбищенских дере­ вьев” ; вернувшись домой с похорон, приносили жертву, чтоб упокоить дух усопшего, в передней комнате жилья; и не было еще домов, где залы на земляном фундаменте, под крышей со стрехою; и не было еще таких священных мест, как храмы предков. Когда же настали более поздние времена, то стали делать могильные насыпи; холм над могилами про­ столюдинов был высотою в полсажени, как говорится, „высота его была такой, что можно на него облокотиться” . Ныне богатые кладут на могилу столько земли, что та образует гору; сажают рядами столько дерев, что те составляют рощу; тут высятся террасы земляные, а на иных
«Яньтелунь» 217 имеются постройки; стоят впритык высокие палаты; И'много смотровых привратных башен и ярусных нарядных теремов. А люди среднего достатка — те делают щиты-заслоны у боковых калиток залов для жертвоприношений предкам; стеной могилу ограждают и ставят башни при воротах, а по углам стены возводят еще и башенки-заслоны. В древности, „если у соседей из пяти дворов случались похороны, то смолкали песни, какие женщины заводят, чтоб лучше спорилась работа, когда они толкут зерно; а в переулжах в эту пору не пели песен никаких” . Когда Кун„ -цзы вкушал пищу рядом с теми, у кого были похороны, он никогда не ел досыта”; „если мудрец в этот день плакал по покойнику, то не пел песен” 23. По нынешним обычаям, напротив, чужие похоро­ ны — лишь предлог, чтоб домогаться мяса и вина; в них видят лишь счастливый случай немного посидеть друг с другом да требовать, чтобы для них старались из последних сил. Тут песни, пляски, представленья, игра актеров-музыкантов и непрерывный громкий смех над бойкой шуткой скомороха. В древности отношения между мужчинами и женщинами ставились высоко, но какова была свадебная одежда — этого еще не записывали. Когда же настали времена юйского Шуня и сяского Ю я24, как видно, в свадебном наряде на верхнее платье пускали холст, на нижнее пла ­ тье — шелк, носили шпильки костяные для прикрепленья шапки к воло­ сам и серьги из слоновой кости. Супруга повелителя удела „была в холщовом платье без подкладки поверх наряда из парчи”25 — и толь ­ ко. Ныне у богатых для свадеб — меховое платье, кой у кого — из рыжих барсуков, свисают вниз с парадных шапок нефритовые украше­ нья, на поясах — подвески из нефрита. А люди среднего достатка — они всегда на свадьбе носят одежду с длинными полами; небрежно заткнуты за пояс у них мешочки с благовоньем, в прическах — шпильки из нефрита, в ушах — нефритовые серьги. В древности, когда живым служили, выказывали всю свою любовь; когда же хоронили мертвых, то всю свою выказывали скорбь. Поэтому совершенномудрые люди стремились подданным своим „явить умерен­ ность в расходах”26, а не „формально выполнять обряды” . Ныне люди не в состоянье выказать живым сполна свою любовь и уваженье, зато стремятся превзойти друг друга в безмерных тратах, хороня умерших; хоть их сердца и не исходят скорбью, но кто хоронит пышно мертвецов и делает богатые подарки, того м олва не устает хвалить как самого почтительного сына; его немолкнущая слава надежно утвердилась в ми­ ре; его блистательное имя известно средь вульгарной черни. Вот почему толпа простолюдинов берет таких людей за образец, на них взирая с восхищеньем; доходят до того, что обращают в развалины свои дома и продают свои пожитки. В древности при отношениях сердечного согласья, царящих между мужем и женой, когда один мужчина и женщина одна вступали в брак они осуществляли путь семейной жизни. К огда же настали более поздние времена, у младшего чиновника бывала одна наложница,
218 Поздний период Философская проза у сановника две; а у правителя удела бывало только „девять женщин”27: его жена, две наложницы, а также „племянница и младшая сестра” каждой из них. Ныне у правителя удела наложниц — сотни; у министра, сановника — десятки; люди среднего достатка все держат при себе рабынь-служанок, а у богатых их полон дом. Вот по какой причине иная женщина живет одна и ропщет на упущенное время; а иной мужчина до самой смерти не имеет пары. В древности, когда недоставало зерна в неурожайный год, его нехват­ ку пополняли отложенным в хороший год. А строили все „в старом стиле, без новшеств и без переделок”28. Ныне у наших зодчих на уме различные нововведенья, а у чиновников в сердцах весьма несходные стремленья. Они ломают сделанное прежде, причем свои намеренья скрывают. Предел же их стремлений — в том , чтоб накопить себе заслуги, а их единственная цель — умело сохранить лицо. Они заслуги копят ради славы, они в нужде народу не помогут. Пусть даже не распаханы поля — они радеют лишь об украшенье почтовых станций и поселков; пусть даже поселенье на холме — они его кругом обводят высокой внешней городской стеной. В древности не тратили людские силы на то, чтоб содержать зверей и птиц; богатств не отнимали у народа, чтоб прокормить собак и лоша­ дей. От этого проистекали обилие богатства, сил избыток. Ныне хотя при помощи зверей свирепых и диковинных животных никто не пашет и не полет, но все равно повелевают тем, кто должен заниматься пахотой и полкой, снабжать их кормом и давать им пищу. Кой у кого среди „ста кланов” „нет полного комплекта даже длинной одежды для работ из грубой ткани, какую носит лишь прислужник”29; а на собаках и на лошадях — попоны из „шелков узорных, нарядно, красочно расши­ тых” . И кой-кому из тьмы простолюдинов „не достается вволю даже барды и шелухи обычного зерна”; а пища для зверей и птиц — „отбор­ ное зерно без шелухи, а также мясо” до отвала. В древности повелитель людей „с благоговейным тщаньем занимал­ ся делами” и „жалел стоящих низко”, „использовал народ свой на работах лишь в подходящие сезоны” 30. Сын Неба смотрел на Поднебес­ ную страну как на одну семью, а подданные все его, то бишь „холопы и холопки” , в положенное время каждый служили службу государю; это общий принцип древности и современности. Ныне император содержит множество рабов, рабынь; они без основанья получают одежду и пита­ нье от казны, при этом втайне составляют себе большие состоянья, мошеннически извлекают прибыль, а на работе напрягают силы отнюдь не до конца; наш император через то теряет свои реальные доходы. Кое-кто из наших „ста кланов ” не имеет даже запасов самых мизерных зерна, а те казенные рабы накапливают сотни золотых; тьма простолю­ динов ни вечером, ни утром не свободна от неотложных дел, а рабы, рабыни без дела бродят, сложа руки. В древности правитель в живущих близко видел близких, в живущих далеко — далеких, ценил таких же, как и он, и презирал людей иного
«Яньтелунь» 219 рода. Он никогда не награждал того, кто не имел заслуги; он никогда не содержал того, кто не приносит пользы. Ныне хоть варвары заслуг и не имеют, но император позволяет км надменно и распущенно держаться; у них просторные хоромы, у них. особняки большие, они без основанья получают одежду и питанье от казны. Кое-кто из наших „ста кланов” ни на завтрак, ни на ужин не обеспечен даже скромной пищей, а кое-кто из варваров, напротив, имеет вволю мяса и вина; и кое-кто из тьмы простолюдинов исходит потом, иапрягает силы на тягостной физичес­ кой работе, а кое -кто из варваров, напротив, сидит себе скрестивши ноги или на корточках без дела. В древности простолюдины имели обувь только из пеньки, соломы, шелка, выделанной кожи. К огда же настали более поздние времена, то стали надевать, что называется, „подметки с завязками” да грубо сде­ ланные туфли с названием „не стоит брать взаймы” , носили кожаные башмаки на одинарной и двойной подошве. Ныне у богатых есть в обиходе кожаная обувь работы знаменитых мастеров; они разгулива­ ют праздно, как щеголи, в красивых туфлях на белой тонкой шелковой подкладке, с подошвой, отороченной нарядно цветным шнуром; края и ранты их обуви окаймлены узорной пестрою тесьмою. А люди сред­ него достатка— те х одят в обуви добротной, сработанной неторопливо сапожниками из Дэнли31, в отличных камышовых туфлях, где есть соломенная стелька, с боков же прикрывает ногу плетенка прочная из трав. У рабынь — служанок и наложниц — башмаки из выделанной кожи и вдобавок шелковые туфли; у последних слуг на побегушках — мягкие соломенные туфли, на носках которых украшенья. В древности совершенномудрые люди работой утруждали тело, в се­ бе воспитывали дух, свои желанья умеряли, свои обуздывали чувства, благоговейно чтили Небо, глубоко почитали Землю, вершили добрые дела, осуществляли человечность. Поэтому Горнее Небо было тронуто их повеленьем, даровало им долголетье, ниспослало урожайные годы. Оттого-то у мудрого Яо32 на лице был знак долголетья — прекрасные нависшие брови с очень длинными волосками несравненной разноц­ ветной окраски; он столетье правил государством. Когда же Первый августейший божественный властитель Цинь внял странным ученьям магов и в знаменья начал верить, им „послан был учитель Лу на поиски достигшего бессмертья Сяньмэнь Гао” , а „Сюй Фу и другие вышли в море, чтоб отыскать та м снадобье бессмертья” 33. В это время ученые владений Ци и Янь оставили мотыгу и соху, пустились в сло­ вопрения о магах — о знатоках волшебных тайных средств — и о бо­ жественных бессмертных. Пр и этом насчитывались тысячи ученых, в ту пору устремившихся в Сяньян; они в столице говорили, что , мол , бессмертный съест лекарство из золотого порошка да выпьет, мол , раствор жемчужный — а после станет долговечен, как космос — Небо и Земля. Тогда-то циньский император предпринял несколько объездов пяти священных наших пиков, а по дороге посещал свои подворья возле моря — все ради поисков вещей, подобных острову Пэнлай —
220 Поздний период Философская проза горе божественных бессмертных. В уездах же и в округах, где он бывал неоднократно, богатый л юд предоставлял в его распоряженье средства, а бедняки ходили строить сооруженья у дорог. А после этого пошло: бежали маленькие люди, попрятались кто поважней; чинов­ ники — ну их ловить, тащить насильно за собою — и в нарушение притом всех принципов миропорядка. Вблизи прославленных дворцов виднелись хижины в полях да изгороди на холмах, но рядом было не видать ни хлебных всходов, ни деревьев. Вот так и появилось у на­ рода стремленье отложиться от монарха; так ненависть проникла в мыс­ ли шести людей из каждого десятка. В „Книге Писаний” сказано: „Пр и жертвоприношеньях ценен церемониал; если церемониал хуже подношений, это называется ’нет жертвоприношений’“ . Поэтому со­ вершенный мудрец осуществит лишь долг и человечность о т своего лица, воспользуется лишь прямой стезею перед собой. По этой причине покойный божественный властитель казнил маго в34 — „Воеводу со­ вершенной образованности” , „Воеводу, доставившего пять выгод“ и других; августейший божественный властитель учредил должности конфуцианских наставников в Великом училище35, сблизился с предан­ ными и хорошими людьми; этим он хотел пресечь источник странных и дурных учений, явить стезю благой всесовершенной силы. Непомерная роскошь, излишества зданий дворцов — все равно что вредитель для наших деревьев в лесу; украшенье орудий, сосудов шли- фовкой-резьбой — все равно что вредитель для собранных средств и богатств; а нарядность и пышность одежды и платья людей — все равно что вредитель для наших холстов и шелков; „пожиранье конями, собаками пищи людей” 36 — все равно что вредитель пяти благодатных хлебов; невоздержанность в пище, распущенность чрева и уст — все равно что вредитель для мяса и рыбных богатств; неумеренность всех высочайших расходов и трат — все равно что вредитель для складов и царской казны; невозбранность чрезмерных запасов зерна у купцов — все равно что вредитель для наших крестьянских полей; а незнание меры во дни погребений и жертв — все равно что вредитель, ущерб наносящий живым. Когда л о маю т сделанное прежде да изменяют то, что было раньше, то в этом вред для старых достижений; когда ремесла и торговля распространились повсеместно как наивысшие занятья, то в этом вред для земледелья. Поэтому если на изготовленье одной овальной чашки затрачивают силы ста людей и если на изготовленье одной нарядной ширмы идет работа тьмы людей, то это непременно многим приносит вред. Людям пять основных цветов туманят взор, пять музыкальных нот пленяют слух, тела их жаждут самых лучших платьев, уста их алчут самой вкусной пищи. Вот по какой причине заслуги копятся благодаря тому, что бесполезно, богатства тратятся на то, чего не нужно. Но ни устам, ни чреву не дано себя прославить ратными трудами. Поэтому, уж если тело государства поражено недугом — у одного богатств избыток, а у другого их нехватка, — то гда запущено правленье; а если тело
«Сунюйцзин» 221 человека поражено недугом — в одних частях избыток пневмы, в других частях ее нехватка, — тогда грозят опасность жизни». СУНЮЙЦЗИН» «Сунюйцзин» («Канон», или «Книга Чистой девы») принадлежит к сфере литературы «практической», которая никогда в Китае не запрещалась и не уничтожалась. Тем не мет е «Канон» исчез на очень долгий срок, а попав вновь в поле зрения китайского читателя, остается и ныне библиографической редкостью. В первую китайскую библиографию, составленную еще Бань Гу (I в .) , он не вошел, так же как и другой медицинский трактат, где фигурирует Чистая дева, — «Хуан-ди нэйцзин сувть» («Вопросы Чистой девы к Ху- ан-ди о внутреннем»). Однако позднеханьские авторы упоминают их: из слов поэта Чжан Хэна (77—139) можно понять, что в его время «Канон Чистой девы» был очень популярен во многих богатых домах. «Канон» упоминается в официальной «Истории династии Суй» (581—618), а за ­ тем надолго исчезает из всех библиографий. Можно только гадать, почему до нас не дошли многие древние книги, некогда весьма распространенные и, казалось бы, никому не мешавшие. Видимо, главной причиной было падение интереса читателя — всевоз ­ можные превратности судьбы служили лишь исполнителями молчаливо­ го читательского приговора. В случае с «Каноном Чистой девы», как нам кажется, старую и достаточно наивную книгу вытеснили более изощрен­ ные и «техничные» писания на ту же тему — типа «Тунсюань-цзы» («Учитель, проникший в сокровенное») или «Юйфан мицзюэ» («Разгадка тайн нефритовых покоев»). К счастью, текст книги сохранился в Японии (правда, уж е смешавшийся с текстом подобного же «Канона Сокровен­ ной девы»), и в царствование императора Гуансюя (1875—1909) она вновь возвратилась в Китай, где и была отпечатана с досок не слишком большим тиражом. Впрочем, рукописные экземпляры книги, видимо, име­ ли хождение в Китае и до этого момента — незримое присутствие «Канона Чистой девы» постоянно ощущается в литературе. Сама книга невелика — всего один свиток, несколько более пяти тысяч знаков. Она трактует проблему гармонии мировых начал Инь и Ян как единственную основу человеческого здоровья, но медицинско-философский по своей сути трактат облечен в столь совершенные формы изящной словесности, что становится для нас явлением литературным — как, впрочем, все творе­ ния той далекой эпохи всеобщего синкретизма. Мир виделся тогда человеку единым, и субстанция Ян конденсирова­ лась для него в солнце, в мужчине и в произведении искусства; она была в огне, в слове и в семени; имя ей было — жизнь. Однако жизнь и смерть неразлучны в этом мире, их можно обрести лишь в их неразрывном единстве, и человек, с незапамятных времен возмечтавший о бессмертии, начинал рискованную игру с Инь, чтобы постараться получить побольше
222 Поздний период Философская проза Ян и удержать его в себе. Впрочем, игра эта была не без приятности, п ос ко льку партнершей ока зыв ала с ь Женщин а — но си тельн ица начала Инь. Отношения мужчины и женщины воспринимались тогда без лишнего ханжества, они считались естественным проявлением движения миро­ вых сил, нарушать которое пагубно для человека и для общества. Нужно было лишь следовать естественности и постараться извлечь из нее как можно больше удовольствия и пользы. Превыше ж е всякой иной пользы было достижение долголетия. Добиться этой цели оказывалось нелегко, нужно было многое знать и уметь — тут помогали книги типа «Канона Чистой девы». Один из шутливых афоризмов словенского писателя Ж.Петана гла­ сит, что «мечта мужчины — девушка, но с опытом». Что ж, этот идеал вполне был достигнут в Древнем Китае, ибо отсутствие личного опыта с лихвой восполнялось знакомством с опытом многих поколений. «Пусть наставницей будет мне Чистая дева!» — восклицает в оде Чжан Хэна новобрачная, рассматривая поучительные для себя картинки. Овла­ дение «искусством супружеской спальни» сулило тогда мужчине возмож ­ ность раздвинуть рамки земного бытия, женщине — избавление от всех недугов. В этом смысле древние «книги о браке» куда интереснее современ­ ных аналогов, которые столь читаемы в наше время. Будем же к ним снисходительны, как снисходительны ко вторым, — ведь они неотъем­ лемая часть литературы своей эпохи и без этих фрагментов знакомство с ней оказалось бы неполным. Однако остережемся видеть в них руковод­ ство к действию — перед читателем всего лишь фрагменты большой и своеобразной системы, которой он не знает и принимать которую можно только целиком. Поэтому не станем соблазняться рискованными благами, предложенными трактатом, и обратим внимание лишь на его красноречие — это его достоинство бесспорно. из КНИГИ «СУНЮЙЦЗИН»* И спросил Хуан-ди Чистую деву1: — Дух мой одряхлел и не умиротворен, сердце безрадостно, тело пребывает в постоянном страхе пред опасностями. Что делать мне? — Когда дух дряхлеет и умаляется, это всегда происходит от наруше­ ния пути соития Инь и Ян, — отвечала Чистая дева. — Как вода тушит огонь, гак женское побеждает мужское. Однако же знающий и умеющий подобен котлу и треножнику — он способен в самом себе приготовить бульон, достойный богов, согласовав все пять вкусовых ощущений2. К то смог познать путь Инь и Ян, уготовил себе все пять наслаждений; тот же, кто его не познал , не обретет радости, даже если на роду ему написано сравняться с Небом, — тут уж можно не беспокоиться! * © И. С. Лисевич, перевод, 1990
«Сунюйцзин» 223 — Была некая прекрасная деаа., искусная в даосских науках, — продолжала Чистая дева. — И послал царь эту прекрасную деву к Пэн-щзу3 узнать, что способствует продлению жизни, долголетию. « Возлюби свое Семя и пестуя свой Дух, прая пищу и разные снадобья, можно обрести долголетие4, — с казал ей Пэн-цзу. — Однако же, если не познаешь пути соития, без пользы останутся дл я тебя лекарства! Мужчина и женщина создаются вместе, как вместе родились Небо и Земля. Нет конца и предела существованию Неба и Земли, ибо обо они обрели путь соития. Человек же постепенно приближается к безвремен­ ной кончине, ибо путь прекращения соития им утрачен; способность оградить себя от постепенного урона и обретение искусства Инь и Ян — в о т путь к бессмертию! — Хотелось бы узнать главное [в Вашем] учении! — вторично поклонившись, произнесла Прекрасная дева. — Познать Путь чрезвычайно легко, — ответствовал Пэн-цзу, — но л юди не в состоянии поверить и ему следовать. Ныне [Вашему] владе­ тельному государю, чтобы привести в порядок Поднебесную, приходит­ ся обуздывать многие десятки тысяч, — конечно же, он не может испытать все пути. К счастью, во множестве его задних дворцов легко познать секреты сношений. Главный же секрет в том, чтобы почаще взнуздывать юных дев, но ни в коем случае не источать Семени несколь­ ко раз. [Если следовать этому правилу], человек станет легок телом и избавится от сотни недугов! Чистая же дева добавила: — Обуздав противника, смотри на него как на мусор, себя же почитай зл атом и драгоценным камнем. И только лишь зашевелится в тебе Семя [духа] — тотчас же загони его в родную обитель! Если оседлал женщину — обращайся с ней как с ветошью, но чувствуй себя словно на скакуне, мчащемся по краю глубокой пропасти, дно которой усеяно остриями, — бойся в нее свалиться! Если сумеешь беречь Семя свое — жизнь твоя не иссякнет. И спросил Хуан-ди Чистую деву: — Ныне хотелось бы мне навсегда воздержаться от сношений — м о ­ жно ли? — Нельзя! — отвечала Дева. — Ведь Небо и Земля то закрываются, то разверзаются, Инь и Ян питают одно другое и претерпевают превра­ щения, человек же следует за Инь и Ян в соответствии с временами года. Если ныне ты пожелаешь воздержаться от соития, дух твой и жизненный эфир не проявятся, Инь и Ян затворятся, разделенные, — как сможешь тогда восполнить потери свои, укрепляя жизненный эфир многократной циркуляцией? Поэтому помоги сам себе, восприняв новое. Ведь когда нефритовый стебель остается недвижим, его постигает смерть. А чтобы его обитель постоянно находилась в движении, нужно им руководить. Когда он способен двигаться, не отдавая, это именуют «возвращением Семени». Возвращаясь, Семя восполняет потери и приносит [великую] пользу; им творится Путь Жизни!
224 Поздний период Философская проза — Ныне я имею сильное желание к соитию, а нефритовый стебель не поднимается. На лице у меня — стыд, в мыслях — обость, жемчужинами пот, сердечные чувства исполнены жажды и желания, изо всех сил помогаю себе рукой... Как укрепить его? — То, о чем спрашивает государь, случается со многими, — отвечала Чистая дева. — Всякое желание сблизиться с женщиной должно выпол­ няться в соответствии с канонами и записями. Вначале надо умирот­ ворить свой жизненный эфир, тогда поднимется и нефритовый стебель; следуй своим пяти постоянствам5 — и в девяти частях тела появится [приятное] ощущение, а женщина раскраснеется. Проверь, готов ли ты ее взнуздать; собери переполняющее тебя Семя, черпай слюну из [ее] рта. Тогда Семя и жизненный эфир вернутся, трансмутируются и заполнят без остатка кости и суставы. Воспрепятствуй семи изъянам, шествуй путем восьми польз6. Если не будешь идти против пяти постоянств, сможешь сберечь свое тело, которое наполнится внутри тем эфиром, какой необходим, и ни одна болезнь не явится к тебе. К огда в палатах и хранилищах [тела] мир и покой7, когда свет и влага источаются равномерно, то [нефритовый стебель] поднимается при каждом сближе­ нии, жизненный эфир и силы умножаются стократно, враг твой покоря­ ется и служит тебе — чего тогда стыдиться?! ... И вопросила Прекрасная дева: «Ведь при соитии радость обретает­ ся от истечения Семени; если ныне закрыть ему пути и не выпускать, в чем тогда будет радость?» — «Ежели Семя вышло, — ответствовал Пэн-цзу, — тело делается ленивым и утомленным, в ушах шумит, глаза слипаются, а горло пересыхает, суставы расслаблены. Несмотря на минутную радость, кончается все безрадостно. Если же двигаться, не источая, сил и жизненного эфира окажется в избытке, тело преобразится, слух станет острым, а зрение ясным. И пусть ты себя подавляешь, смиряя мысли, любовь длится гораздо дольше, словно ее все еще недостаточно, — разве же это не радость?!» — Хотелось бы узнать, каков бывает результат, если двигаешься, но не источаешь? — спросил Хуан-ди. — Если делаешь так по одному разу, крепнут силы и жизненный эфир, — отвечала Чистая дева. — Если по два — становится острым слух и делается ясным зрение, если по три — исчезают все болезни, если по четыре — умиротворяются все пять духов, если по пять раз — кровяные сосуды переполняются, если по шесть — хребет и поясница становятся крепкими и сильными, если по семь — сил прибавляется, если по восемь — тело [начинает] испускать сияние, если по девять — жизнь и долголетие будут нескончаемы, если по десять — сравняешься с духами. — Ну, а как быть тем, для кого главный путь — дорожить своею влагой и не источать Семени, но кто, однако же, хочет иметь детей?! — спросил Хуан-ди Чистую деву. — Люди бывают слабые и крепкие, годы бывают зрелые и преклон­ ные, — отвечала Чистая дева. — Каждый должен сообразовываться со
V-" «Сунюйцзин» 225 своими силами и жизненным эфиром, не должен спешить и напрягаться. Поспешишь, перенапряжешься — и ианесешь себе ущерб. Поэтому в пятнадцать лет цветущий мужчина может претворять себя в день дважды, а истощенный — один раз, в двадцать лет цветущий мужчина может претворять себя дважды, а. слабый — один раз; в тридцать лет цветущий мужчина может претворять себя р а з в день, а мужчина попло­ ше — раз в два дня. В сорок лет цветущий мужчина может претворять себя раз в три дня, а опустошивший себя — раз в четыре; в пятьдесят лет цветущий мужчина может претворять себя р аз в пять дней, а изно­ сившийся — р аз в десять; в шестьдесят лет цветущий мужчина может претворять себя раз в десять дней, а износившийся в двадцать; в семь­ десят лет цветущий мужчина может претворять себя раз в тридцать дней, а опустошивший себя не источает [Семени вовсе]8... — Начало жизни человеческой корнями уходит в зачатие, в соедине­ ние Инь и Ян, — говорит Хуан-ди. — И когда соединяются Инь и Ян, необходимо избегать девяти несчастий. Первое из них — это полуден­ ный ребенок, он рождается драчуном и идет всем наперекор; второе несчастье — ребенок полуночный; об эту пору Земля и Небо затворены, и он рождается если не немым, то глухим и слепым. Третье несчастье — дитя солнечного затмения: телом он немощен, уродлив и искалечен. Четвертое несчастье — дитя грома и молнии, зачатое, когда Небо гневается, внушая страх, — оно легко впадает в безумие. Несчастье пятое — дитя лунного затмения: оно будет жестоко со своей матерью. Шестое несчастье — дитя радуги: что бы оно ни сделало, все будет неудачным. Седьмое несчастье — дети зимнего и летнего солнцестояния: рождаясь, они приносят родителям горе. Восьмое несчастье — ребенок, зачатый при взгляде на полумесяц: он обязательно пойдет за бунтов­ щиками. Несчастье девятое — дитя опьянения: оно непременно будет страдать слабоумием, у него будут язвы, нарывы и болячки... ОДИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ Цзя И (или Цзя Шэн, 201—169 гг. до н. э .) занимает видное место в истории литературы эпохи Хань. Его эрудиция и литературный талант рано обратили на себя внимание современников. Двадцати с лишним лет он попадает к императорскому двору, получает звание боши, которое присваивалось самым блестящим знатокам канона, выступает с проек­ тами реформ молодой ханьской империи. Блестящий полемический дар снискал молодому ученому благосклонность Просвещенного государя — ханьского императора Вэнь-ди (179—156 гг. до н. э .) — и одновременно ненависть своих менее удачливых соперников. По их наговору Цзя И был отправлен в почетную ссылку на дикий юг Китая в качестве наставника князя Чанша. 8-186
226 Поздний период Одическая поэзия По пути в Чанша, проезжая места, связанные с именем великого поэта Цюй Юаня, он пишет оду «Плач по Цюй Юаню» («Дяо Цюй Юань фу»), в которой осуждает стоявшую у власти чернь, неспособную по­ нять возвышенных устремлений «благородного муж а». Свою знаменитую оду «Птица смерти»1, или, как ее чаще переводят, «Оду сове» («Фу няо фу»), Цзя И создает уже в Чанша. В этом произведении он излагает взгляды на мир, близкие мировоззрению Чжуан-цзы и других даосов, говорит о всеобщей взаимосвязанности в природе, о бесконечном кругово­ роте форм, о диалектическом единстве мира. После почти пятилетней опалы поэт был возвращен ко двору и назна­ чен наставником одного из сыновей императора. Видимо, тогда из-под его кисти выходит знаменитый трактат «Рассуждение, порицающее дина­ стию Цинь» («Го Цинь лунь»), где он исследует причины возвышения и гибели предшествующей династии. Цзя И критикует методы управле­ ния, основанные на жестокости и насилии: неспособность перестроить политику при переходе к этапу стабилизации нового государства, прене­ брежение конфуцианскими принципами гуманности и справедливости, на­ конец — нежелание ее государей иметь рядом с собой мудрых советников. Цзя И призывает ханьский царствующий дом извлечь урок из опыта дома Цинь, ибо «прошлое — учитель будущего». Этот трактат приводит в своих «Исторических записках» Сыма Цянь; в качестве составной части он входит также в современный текст «Новой книги» («Синьшу») Цзя И, аутентичность которого, однако, сомнительна. Цзя И умер тридцати трех лет от роду, вскоре после того, как упал с лошади и скончался его царственный воспитанник, на которого он возлагал немалые надежды. Нового удара судьбы поэт уж е не перенес, и, быть может, именно горечь разочарования и скорбь по человеку родственной души ускорила его кончину. Кроме уж е упомянутых сочинений до нашего времени дошло только несколько е го од и докладов императору. Из всего очень небольшого наследия Цзя И мы выбрали, пожалуй, самое яркое в литературном и философском отношении про­ изведение — оду «Птица смерти». В китайских собраниях ей пред­ шествует авторское предисловие, где, называя себя по имени в третьем лице — так было принято, — Цзя И кратко излагает побудительные м от ив ы написа ния оды: «Когда И был наставником князя Чанша, на третий год влетели в обиталище И совы, уселись возле него. Сова же птица неблаговещая. Когда И был сослан на жительство в Чанша, Чанша было [местом] жалким и сырым. И убивался и скорбел, полагая, что долго не протянет, и написал оду, дабы к нему проявили великодушие». Трудно сказать, эта ли ода помогла опальному поэту вернуться в столицу. Но «нити счастья и бед» действительно переплелись в его судьбе. Ему не суждено было воспитать «великого государя», и отчаявшийся конфуцианец не пережил нового краха своего общественного бытия. Однако слава Цзя И пережила его на тысячелетия — могли ли это предположить более удачливые собратья поэта?!
Цзя И 227 ЦЗЯ И* Птица смерти В год Шань-э2 с наступленьем четвертого месяца, вестника летней поры, На исходе угасшего дня, Что зовется Гэн-цзы, в дом нежданною гостьей влетела сова, Важно и безмятежно села возле меня. Появлением странного существа Удивлен и встревожен, страницы гадательной книги Я открыл и увидел зловещей приметы слова: «Если дикая птица влетела нечаянно в дом, Значит, скоро хозяин из этого до ма уйдет». «Так позволь же узнать, — обратился я к гостье ночной, — По какой из дорог мне отныне придется идти? Дай ответ, ожидает ли счастье на этом пути Или горечь несчастья, болезнь или гибель в волнах меня ждет? И скажи, сколько в жизни еще мне отпущено лет?» Но расправила крылья сова и, вздохнув, головой покачала в ответ: « Сам читай в моих мыслях3, а мне говорить не дано». Постоянно меняется мир, ни минуты покоя не знает. Беспрестанно меняется все, и, в движении новые формы рождая, То вперед устремляется, то возвращается вновь, То эфиром становится тело4, то форму эфир обретает, Словно сбрасывает свою оболочку цикада. Глубоки, сокровенны законы природы, как облечь их в слова? В сердцевине печали скрывается счастье, а в радости — горе таится. Неудача и счастье бок о бок стоят за оградой, А беда и успех неразлучными входят в селенье. * © Я. М. Б ое ва, Е. А. Торчинов, перевод, 1990 8»
228 Поздний период Одическая поэзия Где сегодня великое древнее княжество У5? Из-за действий Фу Ч а потерпело оно пораженье. Царство Ю э сумело в Гуйцзи утвердиться, И вот Гоу Цзянь стал сильнейшим среди государей. Лютой казни подвергся Л и Сыб, хоть стремился успеха и славы добиться, Фу Юэ был жестоко наказан7, но царским советником стал. Счастье смешано с горем, вовеки нельзя разделить их, Как запутанной пряжи клубок распустить на отдельные нити. Непостижна творимая Небом судьба, кто законы ее познал? Разливаясь, бушуют неистово воды реки, От натянутой тетивы долгим будет стрелы полет. Превращаясь друг в друга, зыблется все в постоянном круговращении. Теплый пар поднимается вверх, вниз — холодным дождем упадет. В непрерывном кружении все сплетено, перемешано, все в движении. Бесконечно Великий Гончар8 мириады вещей созидает. Не познать размышлением Небо, Дао-Путь не постигнуть рассудком, И мгновение смерти своей разве кто-нибудь знает? Можно Небо и Землю с пылающим горном сравнить. Превращения и перемены свершают работу, Уголь — силы Инь-Ян, все на свете — кипящая медь. То погаснет, то вновь разгорится огонь, переплавкам вселенским нет счета, Не найти постоянства ни в чем. Мириады метаморфоз, сотни, тысячи превращений, Нет предела — конца непрестанному круговороту. Человек появляется в мире невольно — к чему так цепляться за жизнь? После смерти изменится, станет чем-то иным, горем можно ли это назвать?
%У Цзя И 229 Дорожит своей жизнью глупец, презирая других, лишь собою гордится, Но мудрец видит глубже: сущее не обратится в ничто. Алчный ищет богатства, тщеславный за славой стремится, Властолюбец готов умереть ради власти, а чернь жаждет жить. Догоняя удачу, спасаясь от бед, то на запад бросаются, то на восток. Для великого — все изменения равноценны, и путь его прям. Повседневностью скованы, люди страдают, как в темницу заключены, Но стремящийся к истине, мир отвергая, остается лишь с Дао. Люди пойманы в сети соблазнов, - злом и благом сердца их полны, Лишь мудрец, постигающий истину, пребывает в покое и тишине. Слившись с Дао-Путем, •' ЛОЖНОЙ мудростью пренебрег ОН, ( Превосходит природу, опустошенный, далекий, един с изначальным. Он парит в поднебесье в согласии с Дао, плывет, повинуясь потоку, Подчиняясь преграде, стоит, не стремится ее обойти. Тело вверив судьбе, не считает себя лишь своим достояньем. Жизнь — как плавание по течению, смерть — всего только отдых в пути. Он спокоен, как темные воды бездонных глубин. Словно легкий челнок, исчезающий в пустоте, Без руля и весла он скользит, не привязанный к миру живых. Человек, познающий суть Б л ага9, свободен от гнета страстей, Волю Неба постигший не знает печали. Жизнь и смерть, счастье или беда — лишь пустые слова, Беспокоиться из-за которых стоит едва ли.
230 Поздний период Одическая поэзия V СЫМА СЯН-ЖУ Сыма Сян-жу (179—118 гг. до н. э .) — крупнейший од ич еский п о эт китайской древности. Два жизнеописания и рассказы о нем, сохранивши­ еся в различных источниках, рисуют нам яркую неповторимую лич­ ность, резко выделявшуюся среди современников. Природа щедро одарила Сыма Сян-жу: он был не только большим поэтом, но и ученым-эрудитом, прекрасным фехтовальщиком, искусным музыкантом. Трудно сказать, какой из перечисленных талантов помог ему завоевать сердце красавицы Чжо Вэнь-цзюнь — предание считает, что повиты в этом его песни, — но история их романтической любви прочно вошла в китайскую литера­ туру, обрастая легендами. Человек бедный и незнатный, Сыма Сян-ж у достиг высокого положе­ ния — сначала при дворе уде4ьного правителя, а затем и в столице — благодаря своим одам. Он долгие годы пользовался благосклонностью императора, сопровождал его в поездках, выполнял ответственные пору­ чения. Они удавались Сян-жу неплохо — он, например, прекрасно справил­ ся с ролью императорского посла, приведя к покорности юго-западных варваров. Но поэт мало дорожил служебной карьерой: как утверждает его биограф, он «тяготел к праздности и не питал никакого уважения к титулам и званиям». Свои сочинения он раздаривал, богатства не нажил. Но и после смерти удивительная судьба сохранила над ним власть — великого поэта стали почитать как божество-покровителя виноделия, видимо, в память о том времени, когда он вместе с красавицей женой содержал винную лавку и сам трудился на кухне... Сыма Сян-жу не заботился о славе — быть может, поэтому из почти трех десятков знаменитых его од сохранилось только шесть. По сути дела, именно он создал этот жанр, отличавшийся эпической широ­ той в сочетании с поэтичностью, гибкостью и изысканностью формы. Ода вобрала в себя все достижения предшествовавшей ей поэзии и в то же время стала как бы своеобразной творческой лабораторией, в которой создавались новые поэтические и языковые средства. Писалась она своеоб­ разным «свободным стихом». Для од того времени характерны пыш­ ность, красочность описания, безудержная патетика, постоянная ги­ перболизация. В то же время дидактический характер оды требовал внутренней логической стройности, убедительности суждений — этим объясняется заимствование формы диалога-спора, столь характерного для философских сочинений. На таком диалоге построены, например, оды Сыма Сян-жу «Цзы Сюй» и «Императорские леса». Интересно, что здесь поэт, следуя, быть может, Чжуан-цзы, открыто вводит в произведение вымышленные персонажи, хотя и много веков спустя китайская литера­ тура всегда старалась придать вымышленным героям видимость реаль­ н ы х личностей. Современного читателя оды Сыма Сян-жу могут утомить про­ странными описаниями и рассуждениями. Но стоит напомнить, что две
Сыма Сян-жу 231 тысячи лет назад эти описания были настоящим открытием красоты и величия окружающего мира, поэтическим осознанием могущества и власти человека над природой, а образ государя служил как бы олицет­ ворением этого могущества. Впрочем, были у Сыма Сян-жу и произведения, проникнутые подлин­ ной лиричностью. Такова ода «Там, где длинны ворота» (мы бы перевели это название как «Дворец за толстыми стенами» —- см ы сл именно таков). Ее тема — трагедия любящей и покинутой женщины, в ней все проникнуто надеждой и ожиданием. Говорят, такова была сила поэзии Сыма Сян-жу, что император, проникнувшись горем покинутой возлюб­ ленной, по чьей просьбе была написана ода, вернул ей свою любовь... СЫМА СЯН-ЖУ* Там, где длинны ворота Поэма Императрица из рода Чэней, супруга Доблестного сына, Воинственного августейшего монарха1, в описываемое нами время, пользуясь его благо­ склонностью, стала чрезвычайно ревнива, и государь поселил ее отдель­ но, во дворе «Длинных ворот» . Она предавалась там тоске и печали, думая о горе своем... Затем прослышала она, что в городе Чэнду, который в область входит Шу2, живет Сыма Сян-жу, что он искусней всех в стране по д небом нашим в писании красивых сочинений. И вот она, взяв из казны сотню цзиней3 желтого золота, дала жене Сян-жу, по имени Вэнь-цзюнь, иль Образованная госпожа, чтоб та купила себе вина4 и ч тобы это все пошло на строфы, объясняющие ее тоску и огорченье. И Сян-жу написал свое стильное произведение, имея в виду образумить владыку-монарха. Императрица Чэнь вновь удостоилась теперь фавора и сближенья. Вот что гласили слова его оды-поэмы. Скажите, какая там красивая женщина, да, красавица, ходит и бро ­ дит, шагает, в грустные думы свои погрузившись? Душа ее, уйдя за грани тела, потерялась, не возвращается назад, обратно, да; и вид она имеет изможденный, вся высохла она, сидит, живет совсем одна. Он говорил мне: «Ведь я утром буду уходить, а вечером к тебе опять приду — да, да, приду». А сам теперь и пьет, и ест, и забавляется, забыв обо мне. И в сердце его все испарилось сразу. Он мне изменил и не вспомнит уже о былом: связался теперь с фавориткой своей и сбли­ зился с нею. Ах, как была я небрежно глупа, да, глупа я; и как я в душе любовь берегу, настоящую, искреннюю! Я так бы желала, * © «Художественная литература», 1973
232 Поздний период Одическая поэзия чтоб он мне соблаговолил бы вопросы поставить, меня допросить, чтоб сам повелел мне приблизиться снова — да, вновь подойти; чтоб мне удостоиться счастья вновь услышать, ценить драгоценный голос его. Соизволил сказать лишь пустые слова, а я-то надеюсь всей полной душой, да, искренне очень; но мой повелитель, он так и не хочет меня осчастливить, приехать ко мне. Я в этих хоромах одна, как на дне, и вся своим чувством захвачена — вся! А ветер летит, налетает, как вихрь, этот ветер!.. Взойду на Пахучую башню и стану с надеждою вдаль я смотреть, с надеждой смотреть; душа же до самых глубин охвачена сильным порывом, и вся, как поток, устремляюсь куда-то туда. А тучи плывут, тяжелыми грудами тучи со всех четырех заслонили сторон небосклон, да, отовсюду; и небо, бездонно-бездонное небо вдруг днем потемнело совсем. Гром прокатился, раскатами гром, и гулы его восстали, вос­ стали; но грохот от грома напомнил мне грохот того экипажа, в кото ­ ром сидел государь. Вот летящая буря свернула с пути и влетает в ворота мои, во дворец; поднимает все занавеси и все пологи разом, и вдруг коричневое дерево сплелось и запуталось все в корнях и ветвях — да, ветвях; а запах и острый, и резкий идет и идет... Великая птица павлин садится на дерево это и к нему приникает любовно... А черная та м обезьяна свистит и стонет протяжно. Вот зимородок, изумрудная, синяя птица, сложил свои крылья, сюда прилетев, уселась совместно с другой. Фениксы, он и она, летают на юг и на север... Сердце мое полно до краев безысходной тоскою, дух, сбитый с пути, бушует вовсю, на меня изнутри нападает... Спускаюсь с Террасы пахучей, смотрю, озираюсь вокруг, вокруг озираюсь и медленным шагом иду потихоньку по самым глубоким дворцовым путям. Вот главная зала... Как глыба... Она упирается в не­ бо — да, в самое небо... Строенья другие громадою темной с ней вместе поднялись и высятся к небу. П о временам я прислоняюсь в истоме к флигелю направо, к востоку, да; смотрю на пестрые громады, и без конца, и без конца. Толкну я в инкрустациях дверь, золоченые бляхи затрону — схвачусь я, их звук загудит, загудит, как звон колокольный какой-то . Перекладины двери моей из скульптурной магнолии все — да, все разные, карниз абрикосом ажурным отделан. Здесь целая сеть гу- стая-густая деревьев, бродящих, качающихся; подперты пролеты уту- ном-деревом. Отделаны все редкими деревьями верхи колонн, их капи ­ тели; неровными рядами они крепят упоры крыш. И в этот час все выглядит неясным и туманным, по одному могу лишь угадать другое — другое, да; а в общем кажется, как будто глыбы скал нависли сверху кое-как. .. А днем все пять цветов слепят, один перед другим — слепят; блестят и огненно сверкают — сплошное яркое сиянье! И плотно гак скрестились камни, нет — это черепицы крыш — да, крыш; напоминает их узор игру каких-то самоцветов. Везде растянуты сплошной, причуд­ ливой сетью та м занавеси, да; свисают вниз перевитыми узлами чуской бахромы. Дотянусь до карниза дверей, чтобы сделать движенье ка­
Сыма Сян-жу 233 кое-нибудь, да, чтобы двигаться мне, и смотрю на широкую панораму причудливых дворцовых помостов-террас. Белый журавль кричит и жалобно воет — да, воет; его одинокая самка стоит на одной ноге у сухих тополей. День уже в сумерках желтых, надежды м о и прерываются — да, оборвались; печально одна отдаю себя залу пустому. Свисает, сияет луна, лучи надо мной лишь блистают — да, только; иду в эгу чистую ночь одна в свой глубокий альков. Берусь за классически строгую лютню — сыграть отходящий от строгих мотив; играю о том, что не может быть долгой печальная дума моя. Под пальцем течет высокая нога, она изменяется дальше и перехо­ дит в другую; и тембром струна упоительно чистым звенит, мелодия вздымается вверх. Проходит сквозь все, что я вижу теперь, ее четкая, строгая тема — проходит; мысль моя крепнет, растет и себя поднимает сама. Но те, кто со мной, по обе руки, в своем огорченье роняют слезу — да, плачут; их слезы струятся потоком во всех направленьях, и этак и так. Не сдерживают их, рыданий своих, все громче и громче от горя вздыхают, вздыхают; но я уже вновь поднялась, шатаясь иду, не зная куда. Рукав подымаю свой длинный, лицо закрываю свое — закрываю; и все пересчитываю свои неудачи, ошибки былого... Ни глаз, ни лица показать, показать.. . И вот в удрученном таком настроенье я приближа­ юсь к постели своей. Собираю душистые разные травы себе в изголовье, в подушку; себе постилаю цветы, которые пахнут чудесно, на ложе. И вдруг засыпаю, и сплю, и грежу во сне и в сонной мечте, да, в думе своей; в душе же творится такое, будто бы сам государь был здесь, рядом со мной. В испуге от сна пробуждаюсь —• ах, нет, никого не видать, не видать; душа моя вся встревожена, будто потерю познала. Поют петухи целым хором уже, и меня им приходится горько жалеть, горевать; и я поднимаюсь, смотрю на луну, на ее сосредоточенный блеск. И взираю на звезды, рядами своими, рядами мерцающие; Би-Маобиады5 уже проступают в восточной окраине неба. Я вглядыва­ юсь в середину двора, где лежит, да, лежит, полусвет-полумрак; и как будто то изморозь выпала там, как бывает лишь осенью поздней. И тянется-тянется ночь, словно год, а не ночь; а в сердце моем клубится, клубится тоска, и никак невозможно ее утишить, изменить. Вот так я блуждаю в волненье, и места себе я найти не могу, не могу до утра... Мутнеет и брезжит рассвет... А я грущу про себя, грущу и горюю, и так весь год до конца — и не смею, не смею забыть. ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ НАРОДНЫЕ ПЕСНИ ЮЭФУ В китайских письменных собраниях сохранилось уникальное сокровище устного поэтического творчества — записи нескольких сот народных
234 Поздний период Лирическая поэзия песен, сделанные на рубеже нашей эры. Все такие тексты называются «стихами юэфу», по имени императорской «Музыкальной Палаты» («Ю эфу»), которая ведала сбором, записями и редактированием народ­ ной поэзии. Истоки этого удивительного учреждения восходят ко време­ ни во зникновения в Ки т а е единой централиз ов анн ой империи. Объедини­ тель страны Цинь Ши-хуан, печально известный тем, что первым в мире осуществил такие политические мероприятия, как сожжение неугодных книг и уничтожение сотен лучших представителей тогдашней интел­ лигенции, прекрасно отдавал себе отчет в силе идеологических методов воздействия на жителей империи. Беспощадно уничтожая всякое прояв­ ление свободной мысли, с одной стороны, с другой — он старался поста­ вить всесильное Слово на службу новой власти. Еще при нем была организована Палата Великой музыки (Тайюэ), где на основе старых создавались новые духовные песнопения, призванные прославлять дина­ стию Цинь. После того как ее недолгое правление бесславно закончилось и к власти пришла ханьская династия, та поставила, если так можно выразиться, дело музыкальной пропаганды на более широкую основу. Преклоняясь перед далекой доциньской древностью, преемниками которой считали себя новые владыки, они пожелали продолжить старинную тра­ дицию записи песен, дабы, подобно древним государям, узнавать по песням «о неудачах и успехах собственного правления». Так в императорских хранилищах появилось множество текстов, казавшихся древнему китай­ цу отголосками «гласа Неба», предвестниками грядущих перемен в судь­ бах Поднебесной, зреющих до поры где-то в глубинах Мирозданья. Впро­ чем, интерес к предвестиям может угаснуть, если они становятся неблагоприятными. Видимо, поэтому на рубеже нашей эры, когда близил­ ся конец первой ханьской династии, «Музыкальная Палата» прекратила за пи сыва ть «бе знра вст вен ные» лири че ские песни, огран ичив с еб я то лько культовыми песнопениями. Однако дело было сделано, к тому же его продолжили многие частные собиратели, книги которых и донесли до нас большинство сохранившихся песен. Датировать их трудно, хотя ясно, что преобладают среди них сравнительно поздние (1—11 вв. н. э .) произведения. В целом им присущ совершенно особый колорит, отличающий их и от песен «Шицзина», и от народных песен последующего периода «Шести династий» (III— VI вв.) . Чаще это лирические песни, р е ж е — лиро-эпические, типа баллады. Пожалуй, самая известная (а также самая масштабная и самая позд­ няя!) из них — «Песня о жене Цзяо Чжун-цина», повествующая о тра­ гедии двух любящих супругов. Сюжет ее прост: свекровь невзлюбила невестку, невзирая на ее покорность и трудолюбие; пользуясь своей родительской властью, она разлучает супругов. Однако те остаются верны данной клятве: чтобы не вступать снова в брак, невестка бросает­ ся в реку, сын кончает с собой. Любящие соединяются за гробом, а ста­ руха наказана в типично конфуцианском духе — она остается без потомков, и некому будет позаботиться ни о ней, ни — впоследствии — о ее душе.
«Народные песни юэфу» 235 Тема любви получает в хжъских юэфу самое разное воплощение — от первых пылких клятв («О Небо!») до горького разочарования, вызванного изменой («Песня о седой голове»). Подчас она смыкается с другой большой темой — темой войны, ибо война всегда несла любящим разлуку и страдания, а всему народу — неисчислимые бедствия. В песнях юэфу ясно слышится осуждение войны; певцы скорбят о созревшем урожае, который некому убирать, о смелых бойцах, которые возвращаются к р аз­ рушенному дому израненными стариками или не возвращаются вовсе. И тут ж е звучит тема быстротечности человеческой жизни, подобной искре, высеченной из камня зубилом и гаснущей на лету, жизни, подобной облачку, тающему в небе. Как прожить этот краткий миг — в упорных трудах или в радостной беззаботности? Песни отвечают на этот вопрос по-разному. А где-то рядом звучат и даосские мотивы, завораживающие рассказами о путешествиях к небожителям, напоминающие о возмож ­ ности бессмертия и вечной молодости, вызывающие в памяти образы волшебного гриба линьчжи и святых, мчащихся на белых оленях... Среди юэфу сохранилось также несколько песен, которые можно условно назвать «разбойными»: в них не нашедший справедливости, до­ веденный до отчаяния герой вверяет свою судьбу мечу. Но с наибольшей силой тема социального протеста находит воплощение в коротких афо­ ристических песнях типа частушек, исполнявшихся без музыкального сопровождения и откликавшихся на каждое волновавшее тогда народ событие. Пусть их поэтическое слово не столь красочно, зато они расскажут нам и о нечистых источниках чиновничьей карьеры, и о поту­ гах бессильного императора сохранить величественную внешность, и о жалких провинциальных модниках, тянущихся за столицей, и о позорном бегстве пышно экипированного войска — словом, обо всем, что было жизнью две тысячи лет назад. Главное в них — обличение зла и несправедливости этого мира, где «прямой, как тетива, подыхает в канаве, а согнувшийся крючком становится князем». Ю эфу оказали огромное влияние на китайскую поэзию, и немало великих поэтов подра­ жало этим песням, в том числе и тем, что читатель найдет в нашей маленькой подборке. ИЗ ПЕСЕН ЮЭФУ* Роса на диком луке1 Роса на диком луке Так быстро высыхает! Но , высохши теперь, Назавтра утром Опять падет... * © И. С. Лисевич, перевод, 1990
А человек умрет, Уйдет однажды... Когда он воротится?! О Небо! О Небо Вышнее! Познали мы друг друга — яион, Нам долгая судьба — ей не ветшать, не рваться. Когда у гор не станет их вершин И в реках пересохнут воды, Зимою загрохочет гром, Дождь летний снегом обернется, Когда с землей сольются небеса — Тогда лишь с милым я решусь расстаться! Скорбная песня О скорбная песня — она как рыданье, Взгляд в дали родные — почти возвращенье. А мысли и думы о брошенном доме Теснятся толпою, бредут вереницей... Хотел бы назад — там живых не осталось, Хочу через реку — но нет на ней лодки. И думы, что в сердце, не высказать словом: Колеса повозок в нем тяжко вертятся...
«Народные песни юэфу» 237 Сражаются к югу от стен городских Подле южных стен кишгг сражение, Умирают под стеною северной... Погибать всем в пустоши без похорон, Только ворон станет мясом лакомиться. За меня тогда скажите ворону: «Будь хоть ты сперва скитальцу плакальщик! В чистом поле он погиб без похорон, Не сбежит же от тебя гнилая плоть!» Глубока река, река прозрачная, И камыш-тростник безлюден — тих. .. Пали в битвах скакуны могучие, Кони тягловые разбрелись со ржанием. На мостах сторожки понастроены. Ни на север, ни на юг проезда нет. Убирать хлеба и просо некому, Где найдешь, Владыка, пропитание? Ты тогда вспомянешь верных подданных — Верных подданных уж негде будет взять! Не пора ль подумать о советниках?2 — О советниках подумать, право, стоило!.. .. . На заре идут в сраженье воины,
Авночи никто не возвращается! Песня о сединах3 Седины белеют, как снег среди скал, Как будто бы месяц меж туч засверкал... И вот двоедушным возлюбленный стал — Со мною порвать он решился. Сегодня м ы вместе за чашей вина, Но быть мне наутро у сточных канав, Брести мне понуро туда, где поток На запад течет иль течет на восток, И зябнуть, и зябнуть от стужи... Не нужно рыдать, коли замуж берут, Пусть будет мужчина душой однолюб — Тогда седина не разлучит. Гибка и крепка из бамбука уда — Хвост рыбий пред нею бессилен всегда... Так воля мужская упрямо-тверда — Здесь деньги и нож не спасут никогда... Выхожу из Западных ворот Выхожу из Западных ворот И, шагая, думу думаю свою: Если нынче мне себя не веселить, То какой еще мне ж дать поры?! За весельем вслед, За весельем вслед,
«Народные песни гоэфу» 239 Надобно спешить в урочный час! Для чего печали, скорбь и гнев — Разве то, что есть, вернется вновь?! Так заквась же доброго вина4, Так зажарь же тучного быка, Кликни всех, кто по сердцу тебе, И развяжутся твои печаль и скорбь! Жизнь людская — ей и ста не будет лет, Но тысячелетнюю вмещает скорбь. Дни в ней коротки, а ночи горькие длинны, Отчего ж не погулять с свечой в руке?! Так гуляя, ухожу я прочь, Исчезая, словно облачко вдали. Дряхлый конь, поломанный возок — Вот и все имущество мое... ДРЕВНИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ Девятнадцать древних стихотворений называли венцом древней китайс­ кой поэзии. Множество поэтов впоследствии подражало им, но своеоб­ разная прелесть древних стихотворений оставалась неповторимой. В них — аромат далекой эпохи и незамутненная чистота восприятия мира, удивительная лиричность и словесное совершенство формы. Создан­ ные на закате древности, они пленяли читателя в течение многих веков. Вначале древних стихотворений было больше. Лишь по прошествии долгого времени составитель знаменитого «Литературного Изборника» (VI в.) принц Сяо Тун, а, может быть, какой-то его предшественник отобрали из них лучшие девятнадцать, которые стали затем как бы «эталоном поэтичности». Авторы девятнадцати древних стихотворений неизвестны. Средневековые источники называют в их числе Мэй Шэна, Фу И, Су У и Ли Лина, однако есть и серьезные возражения против этого. Видимо, написаны они разными людьми и в разное время. Более того — есть все основания думать, что, перед тем как обрести столь совершен­ ную форму, древние стихи прошли немалый путь и каждое из них подверглось обработке. Недаром же многие древние стихотворения так похожи на народные песни юэфу, а подчас и сами исполнялись как песенные произведения. Однако в своем современном виде они уж е значительно отличаются от фольклора. Считается, что окончательно их текст сложился во II в. В центре внимания их создателей — тема быстро­ текущего времени, к которой человек, наверное, никогда не останется равнодушным.
240 Поздний период Лирическая поэзия ИЗ ДРЕВНИХ СТИХОТВОРЕНИЙ* Второе стихотворение Зелена, зелена на речном берегу трава. Густо, густо листвой ветви ив покрыты в саду. Хороша, хороша в доме женщина наверху, Так мила и светла — у распахнутого окна. Нежен, нежен и чист легкий слой белил и румян. И тонки и длинны пальцы белых прелестных рук. Та, что в юные дни для веселых пела домов, Обратилась теперь в ту, что мужа из странствий ждет. Из чужой стороны он никак не вернется к ней, И пустую постель очень трудно хранить одной. Третье стихотворение Вечно зелен, растет кипарис на вершине горы. Недвижимы, лежат камни в горном ущелье в реке. А живет человек между небом и этой землей Так непрочно, как будто он странник и в дальнем пути. Только доу1 вина — и веселье и радость у нас: Важно вкус восхвалить, малой мерою не пренебречь. * © «Художественная литер атур а», 1975
сДревняе стихотворения» 241 Я повозку погнал, свою клячу кнутом подстегнул И поехал гулять там, где Вань, на просторах, где Л о\ Стольный город Лоян — до чего он.роскошен и горд. «Шапки и пояса»3 в нем не смешиваются с толпой. И сквозь улицы в нем переулки с обеих сторон, Там у ванов и хоу4 пожалованные дома. Два огромных дворца издалёка друг в друга глядят Парой башен, взнесенных на сто или более чи5. И повсюду пиры, и в веселых утехах сердца! А печаль, а печаль как же так подступает сюда? Четвертое стихотворение Такой уж сегодня хороший, праздничный пир, Что радость-веселье словами не передать. Играют на чжэне6 — и чудный напев возник, И новые песни полны красот неземных. Искусники эти поют о высоких делах. Кто музыку знает, их подлинный слышит смысл. У каждого в сердце желанье только одно: Ту тайную думу никто не выскажет вслух,
242 Поздний период Лирическая поэзия Что жизнь человека — постоя единый век, И сгинет внезапно, как ветром взметенная пыль. Так лучше, мол, сразу хлестнуть посильней скакуна, Чтоб первым пробиться на главный чиновный путь, А не оставаться в незнатности да в нищете, Терпеть неудачи, быть вечно в муках трудов! Пятое стихотворение На северо-западе высится дом большой. Он кровлей своей с проплывающим облаком вровень. Цветами узоров в нем окна оплетены, Он башней увенчан в три яруса вышиною. Из башни доносятся пенье и звуки струн. И голос и музыка, ах, до чего печальны! Кто мог бы еще этот грустный напев сочинить? Наверное, та , что зовется женой Ци Ляна7... «Осенняя шан»8 вслед за ветром уходит вдаль, И вот уже песня в каком-то раздумье кружит... Сыграет напев, трижды вторит ему затем. В напевах волненье ее безысходной скорби.
/ «Древние стихотворения» 243 От песен не жалость к певице за горечь мук, Абользавее— так друзья и ценители редки — И хочется стать с ней четой лебедей неразлучной И, крылья расправив, взлететь и подняться в небо! Девятое стихотворение У нас во дворе чудесное дерево есть. В зеленой листве раскрылись на нем цветы. Я ветку тяну, срываю ее красу, Чтоб эти цветы любимому поднести. Их запах уже наполнил мои рукава. А он далеко — цветы не дойдут туда. Простые цветы, казалось бы, что дарить9? Они говорят, как давно мы в разлуке с ним! Шестнадцатое стихотворение Холодный, холодный уже вечереет год. Осенней цикады печальней в сумерках крик. И ветер прохладный стремителен стал и жесток, У того же, кто странствует, зимней одежды нет. Одеяло в узорах отдал Деве с берега Ло10,
244 Поздний период Лирическая поэзия С кем я ложе делила, он давно расстался со мной. Я сплю одиноко все множество долгих ночей, И мне в сновиденьях привиделся образ его. В них добрый супруг, помня прежних радостей дни, Соизволил приехать, мне в коляску взойти помог. Хочу, говорил он, я слушать чудесный смех, Держа твою руку, вернуться с тобой вдвоем... Хотя он явился, но это продлилось миг, Даинеуспелон в покоях моих побыть... Но ведь у меня быстрых крыльев сокола нет, Могульязаним вместе с ветром вослед лететь? Ищу его взглядом, чтоб сердце как-то унять. С надеждою все же так всматриваюсь я вдаль, И стою, вспоминаю, терплю я разлуки боль. Текут мои слезы, заливая створки ворот. Семнадцатое стихотворение С приходом зимы наступила пора холодов, А северный ветер — он пронизывает насквозь.
«Древиие стихотворения» 245 От многих печалей узнала длину ночей, Без устали глядя на толпы небесных светил: Три раза пять дней — и сияет луны полный круг. Четырежды пять — «ж аба» с «зайцем» идут на ущерб11... Однажды к нам гость из далеких прибыл краев И передал мне привезенное им письмо. В начале письма — как тоскует по мне давно, И далее все — как мы долго в разлуке с ним. Письмо положила в рукав и ношу с собой. Три года прошло, а не стерлись эти слова... Что сердце одно любит преданно на всю жизнь, Боюсь, господин, неизвестно тебе о том. Девятнадцатое стихотворение Ясный месяц на небе — белый и яркий, яркий--- Осветил в моей спальне шелковый полог кровати. И в тоске и печали глаз я уже не смыкаю И, накинув одежду, не нахожу себе места... У тебя на чужбине хоть и бывает радость, Ты бы все-таки лучше в до м наш скорей вернулся.
246 Поздний период Повествовательная проза Выхожу из покоев, долго одна блуждаю: О тоске моей мысли разве кому перескажешь?.. И, вглядевшись в дорогу, снова к себе возвращаюсь. Тихо падая, слезы платье мое орошают. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ ПРОЗА ?і ЛЮсян в ЛюСян(77—6 до н. э .) относится к тем древним авторам, о которых история сохранила нам немало сведений. Его подробное жиз­ неописание включено Сыма Цянем в «Исторические записки», а некоторые его сочинения, правда уж е в измененном виде, вошли в «Историю ханьской жды из-за оговоров попадал в тюрьму, но мирно скончался в глубокой, по | понятиям того времени, старости, не дожив считанных лет до траги- 1 ческого крушения империи, которой так долго служил. В китайскую I историю он вошел как крупнейший филолог и текстолог своего времени, | знаток, редактор и реставратор книг, возродивший к жизни множество | древних сочинений. I Древняя рукописная книга была очень уязвима, так как бечевки и ре- I мешки, соединявшие деревянные планки, от времени истлевали, ее бам- | буковые страницы терялись, перемешивались — не говоря уж е о том, что | жизнь книги в веках зависела порой от сохранности единственного экзем­ пляра. История ханьской эпохи пестрит упоминаниями о непрерывных усилиях собрать и сохранить письменные сокровища прошлого, о стро­ ительстве специальных книжных хранилищ, о работах по редактирова- * нию и упорядочению старых текстов. Огромный вклад в это дело внес Лю \ Сян,авпоследствиииегосынЛюСинь(ок.53г.дон.э. — 23г.н.э.).| При Свершающем владыке, императоре Чэн-ди (32 — 6 гг. до н. э .) , был обнародован указ, повелевавший «разыскивать сохранившиеся книги по всей Поднебесной», а Лю Сяну было предписано привести в порядок И имевшиеся в дворцовых хранилищах канонические книги и толкования В к ним, сочинения различных древних философов, а также стихи и оды. I Иными словами, именно ему Китай обязан сохранением древнего фило- I софского и литературного наследия. Гадательными книгами, книгами по I военному искусству, математике, медицине и прочим занимались другие, | династии» Бань Гу. Лю Сян происходил из императорского рода и носил с Сыновьями Неба одну фамилию. Он жил и служил при нескольких императорах, занимал различные военные и придворные должности, два-
«Жизнеописания 247 знаменитых женщин» но впоследствии и эти сочинения попали к Лю Сяну. «Сян прошелся по их главам, обобщил их указующий смысл, записал и представил императору», т. е. составил нечто вроде аннотированного каталога императорской библиотеки. Эта титаническая работа потребовала многих лет кропотливого и самозабвенного труда; завершать ее пришлось уж е сыну. Лю Сяну приписывается также авторство ряда произведений, в боль­ шей или меньшей степени самостоятельных. Среди них — трактат о пяти стихиях, толкование конфуцианского Пятикнижия, «Жизнеописа­ ния выдающихся магов», «Жизнеописания выдающихся женщин», «Новое предуведомление» и «Сад речений». В них Лю Сян предстает перед нами в синкретическом обличье конфуцианского моралиста, ученого начетчика, увлеченного даоса — и одновременно знатока великого множества поучи­ тельных историй и удивительных случаев. Именно такие, в достаточной степени «беллетризованные» фрагменты из трех последних сочинений мы включили в нашу антологию. ЛЮ СЯН. ИЗ К НИГИ «ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ЖЕНЩИН»» Из «Жизнеописаний образцовых матерей» Мать Мэна из Цзоу1 Мать философа Мэн-цзы из Цзоу все звали уважительно Мать Мэна2. Их дом находился возле кладбища^, и Мэн-цзы, когда был маленьким, любил играть среди могил. Он, резвясь, носился там, строил склепы и рыл могилы. Мать Мэна сказала: — Это не место для воспитания сына. Они уехали оттуда и поселились рядом с рынком. Мэн-цзы увлекся новой игрой — подражал купцам, расхваливающим'свой товар. Мать Мэна сказала: — Это не место для воспитания сына. Снова они переехали и поселились недалеко от школы. И тут ее сын увлекся новой игрой: он ставил жертвенный столик, клал на него бобы3 и совершал церемонные поклоны. Мать Мэна сказала: — Воистину, здесь можно жить моему сыну! И они остались там. Мэн-цзы вырос, изучил все шесть искусств4 и в конце концов прославился как великий ученый-конфуцианец. Совер­ шенный муж сказал бы так: «Мать Мэна мало-помалу сумела пере­ делать сына». В «Книге Песен» говорится: * © Б. Л . Рифтин, перевод, 1990
248 Поздний период Повествовательная проза Со свитой приехал прекрасный наш гость, Оделим какими подарками их?* Эти слова можно привести и здесь. Как-то р аз, когда Мэн-цзы был еще мальчиком и учился в школе, его мать спросила сына, вернувшегося домой: — Чего ты достиг в учении? Мэн-цзы ответил: — Каким был, таким и остался. Тогда мать Мэна, которая в это время сидела за ткацким станком, взяла нож и перерезала основу тканья. Мальчик спросил в испуге, зачем она это сделала. — Пренебрегать учением — все равно, что перерезать основу тканья. Совершенный муж учится, чтобы прославить свое имя. Он допытывает­ ся до всего, чтобы больше знать. Следовательно, если ты останешься ленивым, то будешь пребывать в покое, а если будешь действовать, то отвратишь от себя несчастья. Если ты теперь перестанешь учиться, то не избежишь участи простого слуги и не надейся тогда отвратить от себя беды. Чем же отличается твое учение от моего тканья? Я тку, чтобы прокормиться. Если женщина бросит недоделанную работу, как она сможет одеть мужа? Если не хватит зерна, как она сможет прокормить его? Женщина, не думающая о том, как прокормиться, подобна муж­ чине, забывшему о совершенствовании своих добродетелей; если он не превратится в разбойника или вора, то станет пленником или рабом. Мэн-цзы перепугался и стал усердно учиться без отдыха с утра до вечера. Он служил Цзы Сы5 как учителю и впоследствии стал знамени­ т ы м ученым, прославился в Поднебесной. Совершенный муж сказал бы так: «Мать Мэна понимала, что такое материнский долг». В «Книге Песен» сказано: Со свитой приехал прекрасный наш гость, О чем же рассказы пойдут у него? Эти слова можно привести и здесь. Когда Мэн-цзы женился, он, войдя однажды в покои жены, застал ее неодетой. Мэн-цзы это не понравилось,' он тотчас же вышел и перестал приходить к жене. Жена пошла к свекрови и попросила отпустить ее совсем. — Я, ничтожная, слышала, — сказала она, — что такое установления супружества: они не распространяются на мои личные покои. Когда я в одиночестве нежилась у себя в комнате, муж увидел меня. Ему * Здесь и далее цита ты из «Книги песен» даны в переводе А. А. Штухина.
«Жизнеописания 249 знаменитых женщин» пришелся не по нраву мой вид, как если бы я была у него гостьей. Долг повелевает жене покинуть дом, где она гостья, не оставаясь на ночь. Прошу поэтому разрешить мне вернуться к моим родителям. Тогда мать Мэна позвала сына и сказала ему: — Приличия требуют, прежде чем войти в дверь, спросить, кто 4 , в доме. Тогда будешь достоин уважения. Прежде чем войти в зал, надо громко оповестить об этом, чтобы предупредить людей. Прежде чем войти в' ворота, надо непременно осмотреться — не застанешь ли кого-нибудь врасплох. А мой сын, не разобравшись в приличиях, требует приличий от других. К ак это далеко от правильного поведения! / Мэн-цзы попросил прощения и уговорил жену остаться. ^ Совершенный муж сказал бы: «Мать Мэна знала, что такое приличия, и хорошо понимала обязан­ ности свекрови». Мэн-цзы поселился в царстве Ци, и на лице его появилось выражение печали. М ать Мэна заметила это и спросила: — Почему сын печален? Мэн-цзы ответил: — Да так, ничего особенного. На другой день, праздно бродя по дому, Мэн-цзы облокотился о колонну и стал вздыхать. Мать Мэна увидела это и сказала: — Вчера я заметила грусть на твоем лице, но ты ответил, что ничего не случилось. А сегодня вздыхаешь, обняв колонну. Почему так? Мэн-цзы почтительно произнес: — Я слыхал, что совершенный муж должен проявить себя, чтобы занять пост. Он не пытается достигнуть этого нечестным путем и полу­ чить вознаграждение, не жаждет славы и большого жалованья. Если удельные князья не слушают его, он не набивается к ним. Если высшие выслушивают его советы, но не пользуются ими, он больше не сделает и шагу, чтобы явиться ко двору. Сейчас в Ци не слушают моих советов. Поэтому я £Отел бы уйти отсюда, но моя мать совсем стара, и это нельзя сделать — вот почему я печален. Мать Мэна сказала: — Обязанности супруги состоят в том, чтобы уметь приготовить пять яств6, подать на стол вино и соус, ухаживать за свекром и свек­ ровью, шить одежду. Поэтому долг женщины — заботиться о внутрен­ них покоях и хозяйстве, и у нее не должно быть желания покинуть родные края. В «Книге Перемен» сказано: «Женщина должна подносить еду и не иметь других стремлений». «Книга Песен».гласит: Зла и добра им вершить не дайо, Пищу варить им да квасить вино.
250 Поздний период Повествовательная проза Это означает, что женщина поступает не как ей вздумается, а следуя трем установлениям: в молодости слушается отца и мать, выйдя за­ муж — слушается мужа, а после его смерти — сына . Так требует этикет. 'М о й сын стал взрослым, а я состарилась. Сыну надо действовать по велению долга, а мне надлежит поступать, как приличествует женщине. Совершенный муж сказал бы так: «Мать Мэна знала, что такое истинный путь женщины». « Книга Песен» гласит: Светло лицо его, и улыбается рот: Без нетерпенья он поучает народ. Эти слова можно привести и здесь. Сложим гимн-сун в ее честЁх Мать философа Мэна Воспитывала сына и поучала его. Она поселилась с сыном там, где он мог выбрать себе профессию. Она заставила его следовать великим установлениям. Когда сын перестал прилежно учиться, Она перерезала нити на станке и вразумила его. Тогда сын овладел добродетелями И стал первым среди людей своего времени. Воздадим хвалу-цзань матери Мэна: Как мать была совершенномудра и добродетельна! Она смогла научить его всему, и он стал таким достойным. Жила у кладбища, у рынка и у школы. Могла ли она не переезжать? Прервав свое тканье, Она убедила сына, что учится то т неусердно, И стал он знаменитым конфуцианцем, Таким, что никто не может с ним сравниться. Хвала-цзань превозносит жену Мэна: Путь великого мужа — Знанием приличий вдохновлять жену. Жена сказала, что нарушила приличия, И раскаялась, что уступила лени. Она хотела быть для него не гостьей, а родной. У- обоих было чувство долга, потому и крепкой стала их семья. Просила прощения, вняла наставлениям и осталась. И дожили они вместе до старости, помогая друг другу. Свиток 1
«Жизнеописания 251 знаменитых женщин» Из «Жизнеописаний человеколюбивых и мудрых женщин» Девица из Циши в царстве Л у Девица из Циши, а Циши — это город в царстве Лу, пропустила время замужества и осталась одинокой. Это было при государе Му-гуНе. Правитель был уже старый, а наследник еще ребенок. Однажды девица стояла, опершись о колонну, и горестно вздыхала. Прохожие слышали эти вздохи, и все жалели ее. Соседка пошла за девицей, когда она отправилась гулять, и спросила: — Что ты так тяжко вздыхаешь? Коли хочешь замуж выйти, я найду тебе пару. Девица из Циши ответила: — Ох! Я-то думала, что Вы все понимаете, но вижу, что ничего Вы не разумеете. Разве стала бы я печалиться и страдать из-за того, что не вышла замуж? Я грущу потому, что правитель Лу слишком старый, а наследник еще совсем юный. Соседка рассмеялась и сказала: — Да ведь это забота сановников царства Лу. Какое дело до этого женщинам? — Нет, ничего Вы не знаете! Некогда жил в моем доме гость из царства Цзинь. Он привязал коня в моем огороде. Конь сорвался, поскакал и истоптал мои подсолнухи, так что я на целый год осталась без семечек. П отом соседская дочка сбежала с каким-то мужчиной, бросила родной дом. Ее семья попросила моего старшего брата пустить­ ся в погоню. Он попал под ливень, упал в поток и погиб, так что я на всю жизнь осталась без брата. Слышала я, что река орошает землю на девять ли и постепенно заболачивает ее на триста бу7. Ныне правитель стар и строптив, а наследник юн и неразумен, и каждый день появляются неумные советчики и самозванцы. Приди беда в царство Лу, государь и сановники, отцы и сыновья — на всех падет позор. Если народ окажется в беде, думаете, женщины смогут избежать несчастий и жить спокойно? Оттого я и страдаю. А вы говорите, что до этого нет дела женщине. Соседка попросила извинения и сказала: — Мне и невдомек, какие у тебя думы. Прошло три года, и в царстве Лу действительно началась смута. Царства Ци и Чу напали на Лу, да и в самом Лу то тут, то там стали появляться разбойники. Все мужчины ушли на войну, а женщинам пришлось, не зная отдыха, возить поклажу. Совершенный муж сказал бы: «Как далеко вперед простирались мысли девицы из Циши!» В «Книге Песен» читаем: И всякий, кто знает меня, говорит, Что скорбь в моем сердце и страх.
252 Поздний период Повествовательная проза А тот, кто не знает меня, говорит: «Что шцет он в этих полях?» Эти слова можно применить и здесь. Сложим гимн-сун в ее честь: Девица из Циши — Как благородны были ее мысли и заботы! ДумалаоЛуиосмутевнем. Оперлась о колонну и печально вздыхала: «Правитель стар, а наследник мал. И начнутся неразумность, беспорядки и разврат» . И в самом деле, смута охватила Лу, И царство Ци напало на луский град. Воздадим ей хвалу-цзань: 1 Девица из Циши в печали. Желая предостеречь, рассказала она про коня и про соседскую девицу. Потому и вздыхала, опершись о колонну, Что думала о стране, а не о самой себе. Государь стар, а наследник мал, И Лу не избежать беды. Разве можно было говорить: «Какое тебе дело?» Ведь мысль ее уходила так далеко! Свиток 3 Из «Жизнеописаний целомудренных и смиренных женщин» Жена Ци Ляна из царства Ци У Ци Ляна из царства Ци была жена. Когда князь Чжуан-гун8 внезапно напал на Цзюй, Ци Лян пошел на войну и погиб. Чжуан-гун, возвраща­ ясь с войны, встретил жену Ци Ляна и повелел одному из приближенных выразить ей соболезнование здесь же, прямо на дороге. Жена Ци Ляна сказала: — Если мой муж совершил преступление, то зачем государь позорит себя, посылая свое соболезнование? Если же мой муж ни в чем не провинился, то презренной наложнице не пристало принимать со­ болезнования на дороге, есть у нее ничтожная хижина, оставшаяся от предков. Тогда князь Чжуан-гун велел повернуть колесницу, посетил жилище женщины и совершил все, чего требовал этикет. Потом он уехал.
«Жизнеописания 253 знаменитых женіДин>і__ У жены Ци Ляна не было детей. Ни в родном /1°ме> ни в доме мужа не осталось у нее никого близких. Некуда было податься. Опустила она голову на мертвое тело мужа, которое лежало у стены, окружавшей царство, и зарыдала. Ис(Фенность ее горя трогала людей, все, кто проходил мимо, утирав0 слезы. Через десять дней стена рухнула от ее рыданий. Похорой»® мужа, женщина сказала: — Куда же мне теперь деваться? Должна ведь женщин3 на ко­ го-нибудь опереться. Есть у нее отец — опирается на отца, есТь МУЖ— опирается на мужа, а если есть сын — опирается на сына. Ныне нет надо мной отца, нет подле меня мужа, нет рядом сына. В доме му#а никого не осталось, кто мог бы оценить м о ю искренность. И в родительском доме не осталось никого, кто мог бы поддержать меня. Я верт ЩЖу. Могу ли я второй раз выйти замуж? Остается мне тоже умереть- Она отправилась к реке Цзышуй9 и приняла смерть в ее в<?Дах- Совершенный муж сказал бы, что жена Ци Ляна была добр°Детельна и знала этикет. В «Книге Песен» говорится: Мое сердце ранит печаль, Думаю быть с вами всегда. Эти слова уместны и здесь. Восхваляя жену Ци Ляна, скажем: Ци Лян погиб в бою, Жена похоронила его останки. Циский Чжуан-гун х отел выразить соболезнования прямо на дороге, Она же уклонилась, не приняла их. Оплакивала мужа у стены — Обрушилась от этого стена. Не осталось близких у нее, Отправилась к реке Цзышуй и окончила свои дни. Сложим в ее честь хвалу-цзань: О горе! Умерла жена, верная и знавшая приличия. На дороге не приняла соболезнований, Склонилась над тел ом и оплакивала погибшего- Прохожие плакали, стена обрушилась. Сама была слаба, и не на кого было опереться;- Отправилась к реке Цзышуй и прервала нить #юни. Вместе ушли они, и это достойно быть запеча^ленным. Свиток 4
254 Поздний период Повествовательная проза Жена чуского князя Чжао — целомудренная Цзян Целомудренная Цзян была дочерью циского князя-хоу и женой князя Чжао из царства Чу10. Князь Чж ао отправился странствовать, а жену оставил на башне Цзяньтай. Узнав, что вода в реке прибывает, он послал гонца за женой, но позабыл дать ему верительный знак11. Посланный прибыл и сказал жене Чжао, что то т просит ее покинуть башто. Она ответила: — Князь предупредил, что если пошлет за мной, то непременно даст гонцу верительный знак. Гонец явился без знака, и я не осмеливаюсь следовать за ним. Посланец князя, собираясь в обратный путь, сказал: — Вода уже высоко; пока вернусь с верительным знаком, боюсь, будет уже поздно. Княгиня ответила: — Я , ничтожная, слышала, что верная долгу целомудренная жен­ щина не нарушит обещания, подобно тому как храбрец не убоится смерти. Я сохраню верность слову. Презренная наложница знает, что если она последует з а гонцом, то сбережет себе жизнь, а если не последует, то не избежит смерти. Однако забыть об уговоре, преступить закон долга ради жизни — нет, уж лучше умереть. Когда гонец вернулся с верительным знаком, вода поднялась так высоко, ч то башня обрушилась. Жену князя унес поток, и она погибла. Князь воскликнул: — О моя жена! Верная долгу, она погибла, чтобы сохранить душев­ ную чистоту. Она не хотела сберечь свою жизнь любой ценой, а осталась верна уговору и дорожила доверием, будучи твердой в добродетели. И князь нарек ее «Целомудренная Цзян». Совершенный муж сказал бы так: «Целомудренная Цзян обладала душевной чистотой настоящей женщины». В «Книге Песен» сказано: Сколь доблести муж совершенен собой, В поступках не сыщешь вины! Эти слова можно привести и здесь. Гимн-сун в ее честь гласит: Чуский князь Чж ао отправился странствовать, Оставил урожденную Цзян на башне Цзяньтай. Вода в реке поднялась высоко. Но не было верительного знака, и жена не покинула башню.
«Жизнеописания 255 знаменитых женщин» Госпожа хранила верность И утонула в реке, не ведая сомнений. Совершенный муж записал эту историю, Саму же княгиню можно сравнить с Бо-цзи12. Хвала-цзань в ее честь гласит: Вода подошла к башне Цзяньтай, Беда внезапно пришла: Гонец забыл верительный знак, Вернулся, оставив целомудренную Цзян. Как неразумная, она соблюдала уговор. Хлынул поток, и в нем нашла свою смерть. Нарекли ее «Целомудренная Цзян». Прекрасна женская добродетель! Свиток 4 Из «Жизнеописаний добродетельных и верных дожу женщин» Добродетельная жена луского Цю Цзе-фу, что значит «Добродетельная жена», была супругой Цю Ху-цзы из царства Лу. Не успел он взять ее в жены, как через пять дней пришлось ему уехать в Чэнь, и он прослужил та м чиновником пять лет. На обратном пути он увидал у дороги, недалеко от своего дома, женщину, собиравшую тутовые л истья13. Она понравилась Цю Ху-цзы. Он сошел с колесницы и обратился к женщине: — Такая жара стоит, а вы собираете тутовый лист. Я приехал издалека. Хотел бы, с вашего разрешения, перекусить в тени тутовых деревьев, расстелить здесь свое дорожное платье и отдохнуть. Женщина продолжала собирать листья, не отвечая ему. Цю Ху-цзы настаивал: — Наслаждаться изобилием в урожайный год приятнее, чем каждый день трудиться в поле; наслаждаться встречей с государственным санов­ ником приятнее, чем собирать тутовый лист. У меня есть деньги, и я хо­ тел бы отдать их вам, госпожа. Женщина ответила: — О нет! Я собираю тутовые листья, пряду и тку материю, чтобы иметь одежду и шпцу. Я почтительно служу свекру и свекрови и вос­ питываю сына своего мужа. Не надо мне ваших денег. Я хотела бы только, чтобы у вас не было игривых мыслей, как нет у меня самой никакого желания предаваться разврату и распущенности. Заберите ва­ ше дорожное платье, ваш короб со снедью и ваши монеты. Цю Ху-цзы тотчас уехал, прибыл домой и поднес матери деньги, а та послала человека позвать невестку. Когда жена пришла, оказалось, что
256 Поздний период Повествовательная проза это та самая женщина, которая собирала тутовый лист. Цю Ху-цзы устыдился. А жена его сказала: — Вы завязали волосы, простились со своими родителями и уехали. Вы прослужили пять лет, и вот пришло время возвратиться. Вам над­ лежало радоваться и мчаться в колеснице, вздымая пыль, чтобы при­ быть поскорей. Вам же приглянулась женщина у дороги, вы захотели угостить ее и предлагали ей деньги, забыв о матери. Забыть о матери — это значит не иметь сыновней почтительности, увлечься красотой, развратничать и распутничать. А если человек позорно ведет себя, не подчиняется высокому долгу, служит родителям без сыновней почтите­ льности, то и государю он не будет служить верно; если человек не следует строгим правилам в домашней жизни, то и дела государствен­ ного управления не будут у него в порядке. Ко гда сыновняя почтитель­ ность и верность долгу преданы забвению, нечего и помышлять об успехе. Ваша презренная наложница не желает видеть, как вы возьмете себе другую жену. Я же не выйду за другого. Она удалилась, побежала на восток и бросилась в реку, где и по­ гибла. Совершенный муж сказал бы так: «Чистая женщина была исключи­ тельна в своей добродетели. А у ее мужа сыновней почтительности было так мало, что он не любил ни своих родителей, ни других людей. Таким был Цю Ху-цзы». И еще совершенный муж добавил бы: «Являть до­ бродетель и не давать приблизиться к себе, видеть недоброе и остере­ гаться — это сказано про жену Цю Ху-цзы». В «Книге Песен» говорится: Разве я не стремлюсь и душой и думой к тебе? Да, боюсь я тебя и не смею к тебе подойти. Эти слова можно привести и здесь. Сложим гимн-сун в ее честь: Цю Ху служил на западе И вернулся через пять лет. Встретил жену и не узнал ее, И в душе зародились нечистые помыслы. А женщина блюла себя строго, не думая о другом мужчине. Вернулся, и они узнали друг друга. Стыдно ей стало, что у мужа нет чувства долга, Устремилась на восток и бросилась в реку. Женщина, собиравшая тутовый лист, Разве не увидела она драгоценного мужа? И двух слов ее хватило бы, Чтобы понять — она не одобряет распутства.
«Жизнеописания 257 знаменитых женщин» Со стыда бросилась в реку, Почтительная к старшим, верная долгу и покорная. А сердце Цю Ху Безмятежно, и нет в нем раскаяния. Свиток 5 Верная долгу кормилица из царства Вэй Добродетельная женщина из Вэй была кормилицей сына вэйского князя. Царство Цинь напало на царство Вэй и разгромило его, вэйский прави­ тель Ся14 был убит, все его сыновья казнены, и только одного не смогли найти. Тогда в землях Вэй был объявлен приказ: «Тот, кто найдет княжеского сына, получит тысячу и серебра15, а того , кто укрывает его, ждет наказание вплоть до истребления всего рода». Добродетельная кормилица бежала, забрав княжеского сына. Один бывший вэйский сановник увидел кормилицу и узнал ее. Он обратился к ней: — Кормилица, что же, лишена добродетели? Та ответила: — Ах, а что же я должна была сделать с принцем? Бывший сановник спросил: — А где сейчас княжеский сын? Я слышал, циньский указ гласит: нашедший княжеского сына получит тысячу и серебра, а укрывающего ждет наказание вплоть до истребления всего рода. Если бы кормилица донесла о нем, то получила бы тысячу серебром. Знать и не донести — так все братья твои останутся без потом ства16. Кормилица сказала: — Увы! Я не знаю, где сын государя. — Все говорят, кормилица убежала вместе с ним, — настаивал бывший сановник. — Даже если бы я и знала, где он, все равно ни за что бы не сказала. Сановник не отступался: — Царство Вэй разгромлено, княжеский род уничтожен, ради кого ты скрываешь наследника? Кормилица вздохнула и сказала: — Польститься на выгоду и пойти против высших — это измена. Испугаться смерти и отринуть свой долг — это бунт. Вот вы предлагаете мне измену и бунт, хотите, чтоб и я погналась за выгодой. Я так не поступлю. Тот, кто воспитывает чужого ребенка, обязан любой ценой спасти ему жизнь. Разве можно, прельстившись наградой и убоявшись казни, забыть о долге и презреть добродетель? Я не смогу жить, если сын князя будет схвачен. Затем она взяла на руки маленького княжича и бежала с ним в топкие болота. А бывший вэйский сановник донес об этом циньским воинам. Те 9-186
258 Поздний период Повествовательная проза бросились в погоню и, нагнав беглецов, стали стрелять в них. Кормили­ ца прикрыла ребенка своим телом, несколько десятков стрел вонзились в нее, и она погибла вместе с сыном князя. Циньский князь, узнав об этом, высоко оценил ее преданность и смерть ради долга. Он приказал похоронить ее с почестями, положенными высшим сановникам, и прине­ сти в жертву большого быка17. Он приблизил к себе ее старшего брата, сделал его удайфу18 и пожаловал ему сто и серебра. Совершенный муж сказал бы так: «Добродетельная кормилица была милосердна и мудра, сердечна, верна долгу и пренебрегла богатством. Согласно установлениям, требовалось, чтобы в мамки и няньки для детской во дворце непременно выбирали великодушных, человеколюби­ вых, нежных, мудрых, ласковых, почтительных и немногословных жен­ щин, чтобы они были ребенку наставницами и при случае м огли заме­ нить любящую м ать или воспитательницу. Они должны жить в детской, чтобы постоянно ухаживать за ребенком. Другим же без дела заходить туда не положено. Кормилица была милосердна и потому жалела младенца, готовая, словно собака, броситься на дурного человека, словно петух, отбиваться от напавшей на него лисы. Добротой была полна душа ее». В «Книге Песен» говорится: Коль труп незнакомый лежит у пути, Кто-либо всегда погребает его. Эти слова можно сказать и здесь. Сложим гимн-сун в честь кормилицы: Цинь уничтожило царство Вэй, Обещали награду за потомка правителя, Но кормилица княжеского сына Убежала вместе с ним. Осталась добропорядочной, честно делала свое дело; Не польстилась на выгоду и не пошла против долга, Погибла без тени сомнений, И прославлено имя ее, Сянь-и19. Хвала-цзань гласит: Цинь разгромило царство Вэй, Деньги обещали, лишь бы схватить наследника. А кормилица с князем-младенцем В топкие бежала болота. Вражеское войско нагнало их, Погибли вместе, сраженные стрелами.
«Жизнеописания 259 знаменитых женщин» Похоронена с почестями, обласкан старший брат, И преданность ее осталась в веках. Свиток 5 Из «Жизнеописаний красноречивых и умных женщин» Жена іриньского мастера, изготовлявшего луки Жена мастера, изготовлявшего луки, была дочерью некоего Фаня из царства Цзинь. Во времена князя Пин-гуна ее мужу было велено смасте­ рить лук. Прошло три года, и лук был готов. Пин-гун натянул тетиву и выстрелил, но не пронзил ни одной деревянной дощечки. Князь разгневался и хотел было казнить мастера, но жена мастера попросила разрешения предстать пред князем. — Я, — сказала она, — дочь человека из рода Фань и жена мастера, изготавливающего луки. Я хотела бы увидеть правителя. Пин-гун велел допустить ее. Женщина сказала: — Слышал ли государь о деяниях князя Л ю, что жил в былые времена? Бараны и коровы истоптали камыш, и он опечалился и грустил из-за этого — его доброта распространялась даже на деревья и травы. Разве мог он захотеть убить невиновного? При циньском правителе Му-гуне один разбойник отведал мяса лучшего княжеского скакуна, а Му-гун, вместо того чтобы наказать его, дал ему еще выпить вина. Сановник чуского князя Чжуан-гуна на пиру потянул его жену за пла­ тье20, а она оборвала кисточку у него на шапке, й о князь продолжал пить с ним с великим удовольствием. Эти три правителя прославились в Поднебесной своим человеколюбием. И после смерти они наслажда­ ются тем, что их слава дошла до наших дней. Некогда государь Яо не обрезал концы тростника на крыше своей хижины, не обстругивал стропила, и три ступеньки у него были земляные, но он считал свои действия достойными похвалы, а жизнь в таком доме — наслаждением. Ныне мой муж изготовил вам лук, и это его заслуга. Основа лука сделана из дерева, что выросло на южном склоне горы Тайшань. Три раза в день он смотрел на него в тени и три раза в день — при свете солнца. Мастер использовал рог вола из Янь и обмотал его сухожили­ ями оленя из Цзин21, он склеил его рыбьим клеем. Это значит, что все четыре материала, которые он выбрал, — самые лучшие в Поднебесной. А вы, государь, не смогли пронзить и одной дощечки. Значит, вы просто не умеете стрелять. И еще хотите казнить моего мужа. Разве это не заблуждение? Я , ничтожная, слыхала, что искусство стрельбы состоит в том, чтобы правой рукой крепко держать лук, будто ты отталкиваешь его, а левой — словно отгибаешь ветку. Пр аво й рукой выпускаешь стрелу, а левая и не знает об этом. Вот в чем искусство стрельбы из лука.
260 Поздний период Повествовательная проза Князь Пин-гун последовал ее совету и поразил семь дощечек. Урож­ денная Фань добилась прощения для мужа и получила в награду три и серебра. Совершенный муж сказал бы так: «Жена мастера, что изготавливал луки, была человеком, на которого можно положиться в беде». В «Книге Песен» говорится: Крепок разукрашенный лук, Вымерена точно стрела. Это как раз о приемах стрельбы из лука. Сложим гимн-сун в честь жены князя: Для князя Пин-гуна делали лук, Через три года он был готов. Разгневался на мастера князь И казни хотел предать его. Жена отправилась, чтоб с князем говорить, Рассказала про дерево и прочий материал, Поведала о его усердии и тяжком труде, И князь немедля освободил его. Хвала-цзань гласит: Жена мастера по лукам Спасла мужа от смерти. Привела три примера человеколюбия в древности, Пробудила доброту в князе, и сердце его раскрылось. Превозносила мужа — он выбрал четыре лучших материала — И просила простить его, и была права. Объяснила князю искусство стрельбы из лука, И муж получил в награду и деньги и жизнь. Свиток 6 Цзюань — дочь смотрителя переправы через реку в Чжао Цзюань, дочь смотрителя переправы через реку в Чжао, была женой правителя Чжао Цзянь-цзы. В прежние годы, когда Цзянь-цзы напал на царство Чу, он условился со смотрителем о времени переправы. Цзянь-цзы прибыл, а смотритель лежал пьяный и не мог перевезти его. Правитель хотел казнить его. Цзюань испугалась, взяла весло и о т ­ чалила. Цзянь-цзы спросил: — Почему ты уезжаешь, девушка? Та ответила почтительно: — Я — дочь смотрителя, мой отец узнал, что государь прибудет, чтобы переправиться через реку, глубину которой никто не мерил. Он
«Жизнеописания 261 знаменитых женщин» боялся, что ветер нагонит волны и взбудоражит речных духов, стал молиться и приносить жертвы духам девяти больших рек и трех рек Хуай22. Он приготовил все жертвоприношения и исполнил обряды, чтобы испросить у духов удачу, но не дал пролиться ни единой капле вина из нефритовой жертвенной чаши, потому и опьянел. Государь хочет казнить его, а я, ничтожная, хотела бы отдать свое презренное тело, чтобы принять смерть вместо отца. Цзянь-цзы возразил: — Это не ваша вина. Цзюань продолжала: — Государь хочет казнить его за то, что он пьян. Боюсь, что тело отца сейчас не почувствует боли, а сердце не поймет преступления. Убить человека, когда он не осознает свою вину, — все равно, что казнить невиновного. Лучше уж подождать, пока он протрезвеет, чтобы понял свою вину. Цзянь-цзы согласился: — Хорошо, — велел освободить смотрителя и отменил казнь. Цзянь-цзы собрался переправиться через реку, но не хватало одного гребца. Тогда Цзюань засучила рукава, взяла в руки весло и попросила: —Я, ничтожная, хотела бы держать весло вместо отца. Правитель ответил: — Собираясь в поход и выбирая сановников, мы запретили убивать животных23 и купаться, тем более долг запрещает нам переправляться в одной лодке с женщиной. Цзюань почтительно сказала: — Я слышала, что в прежние времена, когда царь Тан ходил походом на Ся, слева от него шли быстроногие кобылицы, а справа скаку- ны-жеребцы, и он сумел прогнать тирана Цзе. Ко гда царь У-ван напал на Инь, то слева от него были быстроногие кобылицы в яблоках, а справа быстроногие рыжие кобылицы, и он сумел победить Чжоу-синя и вышел к южному склону горы Хуашань. Если государь не хочет переправляться, это его дело, но какой вред может быть от того, что я, ничтожная, буду в одной лодке с ним? Цзянь-цзы понравились ее слова, и он последовал за ней в лодку. Когда они оказались на середине реки, она запела для правителя песню «Река бурлит». Там были такие слова: Поднимись на то т берег, Обрати лицо к чистой воде. Вздымаются волны, Как темно кругом и сумрачно! Молился, прося о счастье, Захмелел и не мог пробудиться, Отцу грозила смертная казнь. И в сердце моем была тревога. Наказание отменили,
262 Поздшш период Повествовательная проза И вода в реке посветлела. Я держу весло и гребу. Речные драконы помогают мне, А правитель собирался повернуть обратно. Я позвала его и гребу, И он едет, не зная сомнений. Правитель возликовал: — Как-то нам во сне приснилась невеста. Не она ли эта девушка? И он велел одному из своих спутников совершить моление и очище­ ние и предложить Цзюань стать его женой. Девушка дважды поклони­ лась и стала отказываться: « — Обряд супружества запрещает выходить замуж без сватовства. У меня строгие родители, и я не осмеливаюсь выполнить ваш приказ. Потом она простилась и уехала. А Цзянь-цзы, вернувшись, послал свадебные дары ее отцу и матери и сделал Цзюань своей женой. Совершенный муж сказал бы так: «Деви­ ца Цзюань проникала в суть вещей и умела рассуждать». В «Книге Песен» говорится: Идем гуляем, идем поем, И звук летит стрелой. Так же можно сказать и здесь. Сложим гимн-сун в честь Цзюань: Чжаоский Цзянь-цзы хотел переправиться через реку, А смотритель переправы напился допьяна. Собрались было его казнить, Но перепугалась-затряслась его дочь Цзюань. Взяла весло и почтительно все разъяснила, Так что отец избежал смерти. Долгое время жилось ей трудно, И в конце концов слава о ней разнеслась повсюду. Хвала-цзань гласит: Смотритель переправы молил о благополучии, Чтобы государя избавить от беды. Не будь у него дочери Цзюань, Кто поведал бы о преданности его? Держала весло, заменив отца, И объяснила князю все. Взял в жены он ее, Был прежде сон, и не было то новостью для него. Свиток 6
«Жизнеописания 263 знаменитых женщин» Из «Жизнеописаний грешных и развратных женщин» Да-цзи — наложница иньского Чжоу-вана Да-цзи была любимой наложницей Иньского царя Чжоу и пользовалась его благосклонностью. Талантами и силой Чжоу превосходил простых людей, голыми руками мог расправиться с диким зверем, мудрости его хватало на то, чтобы противостоять чужим увещеваниям, а красноре­ чия — чтобы приукрашивать неправду. По своим способностям он превосходил простых людей и своих сановников и, прославившись, возвысился над Поднебесной, считая всех прочих ниже себя. Чжоу любил вино, плотские удовольствия и не разлучался с Да-цзи. Он ценил тех, кого хвалила Да-цзи, и казнил тех, к кому она чувствовала отвраще­ ние. При нем были созданы новые разгульные напевы, исполнялись танцы северных деревень, почитались нескромные удовольствия. Жем­ чуг и прочие драгоценности лежали кучей в задних женских покоях, и придворные льстецы и толпы девиц получали все, что хотели. Царь повелел насыпать холм из зерна, налить в пруд вина и развесить на деревьях куски мяса, а потом заставил обнаженных мужчин и женщин гоняться там друг за другом. Он опаивал их вином долгими ночами, и Да-цзи это нравилось. Наро д роптал, все надеялись, что кто-нибудь из удельных князей поднимет мятеж. Тогда царь Чжоу придумал новое наказание: над раскаленными углями клали медный столб, обмазанный жиром, и веле­ ли преступнику пройти по нему. Тот не мог удержаться и падал на угли, и Да-цзи смеялась. Родственник царя Би-гань пытался увещевать его: — Если не совершенствовать установления прежних государей, а по ­ лагаться на слова женщины — грянет беда. Царь Чжоу разгневался и счел его речи бесовскими. Да-цзи сказала: — Говорят, что у мудреца в сердце семь отверстий. Тогда царь повелел вырезать у Би-ганя сердце24, чтобы посмотреть, так ли это. Он заключил в темницу Цзи-цзы и удалил от себя Вэй-цзы25. Тогда У-ван — Князь Воинственный — получил веление Неба, поднял войска и пошел походом на царя Чжоу. Они сразились на Пастушьей пустоши — Муе, и воины Чжоу побросали копья. Тогда царь поднялся на террасу, расположенную над амбаром с зерном, надел платье, укра­ шенное нефритом и драгоценными камнями, и покончил с собой. После этого У-ван привел в исполнение небесную кару и казнил Да-цзи. Ее голову привязали к небольшому белому знамени в знак того, что эта женщина погубила царя Чжоу. В «Книге Истории» сказано: «Курица не должна возвещать наступле­ ние дня, а коли курица возвестит рассвет — быть в доме беде». В «Книге Песен» говорится:
264 Поздний период Повествовательная проза Доверился людям, чье дело — разбой, И яростней смута встает пред тобой. Разбойничьи речи для слуха сладки, А смута и ложь и сильны и крепки. Это как раз про историю с царем Чжоу. Гимн-сун гласит: Да-цзи соединилась с Чжоу, Совратила его и нарушила добродетельное правление. Чжоу был лишен добродетели, Поэтому одно заблуждение громоздилось на другое. Она показывала пальцем и смеялась, глядя на наказание огнем, А сановников, увещевавших царя, убивали или бросали в темницу. . Потом пришло поражение на пустоши Муе, И вместо династии Инь стала править династия Чжоу. Свиток 7 Бао Сы — возлюбленная чжоуского князя Ю-вана Бао Сы была дочерью юной наложницы и супругой чжоуского царя Ю-вана26. Некогда, во времена падения династии Ся, души предков Бао превратились в двух драконов, они явились ко двору князя и сказали: — Мы правители из рода Бао. Сяский государь велел погадать, чтобы решить — убить их или прогнать. Гадание не предвещало ничего хорошего. Тогда принялись гадать, не попросить ли драконов оставить свое семя, чтобы сохранить его, — выпала удача. Расстелили ткань перед драконами. Те в миг исчезли, семя собрали в ларец и поставили его подле алтаря. И до наступления династии Чжоу никто не осмеливался открывать ларец. В конце правления чжоуского царя Ли-вана ларец вскрыли, чтобы посмотреть, и семя растеклось по дворцу. Нельзя было избавиться от него. Царь повелел женщинам раздеться и криком изгнать нечисть. Тогда семя превратилось в темную ящерицу, кото рая юркнула в задние женские покои. А во дворце жила девочка, еще с молочными зубами. Она наткнулась на ящерицу, а когда достигла совершеннолетия и ей стали закалывать волосы шпильками, вдруг забеременела и в правление царя Сюань-вана27 родила. Она не была близка с мужчиной, поэтому испугалась и выбросила младенца. А незадолго до этого распространилась детская песенка-яо: Плетеный колчан и лук из дикой шелковицы Погубят царство Чжоу.
«Жизнеописания 265 знаменитых женщин» Сюань-ван услыхал эту песенку. Вскоре появились муж с женой, которые продавали плетеный колчан и лук из шелковицы. Царь повелел схватить их и казнить. Но супруги ночью бежали. Они услыхали, как жалобно плачет брошеный ребенок, и подобрали его. А потом укрылись в царстве Бао. Ребенок оказался девочкой. Девочка выросла и стала красавицей. Принц из Бао по имени Сюй совершил проступок и должен был понести наказание, но откупился — отдал царю Ю-вану эту девуш­ ку. Ю -ван принял дар и сделал девушку своей наложницей, а Бао Сюя отпустил. Наложнице дали имя Б ао Сы. После того, как она родила сына Бо-фу, царь Ю-ван удалил от себя царицу, дочь князя Шэня, и сделал своей женой Бао Сы. Низложил наследника И-цзю и поставил на его место Бо-фу. Ю -ван был увлечен Бао Сы. Он сажал ее с собой в колесницу, куда бы ни отправлялся, и не заботился о делах страны. Царь загонял коней, устраивал облавы на зверей и не давал им роздыха, лишь бы угодить Бао Сы. Во время пьяных оргий вино лилось рекой, шуты развлекали двор всю ночь до рассвета. Но Бао Сы никогда не улыбалась. А Ю -вану хотелось рассмешить ее. Он перепробовал десять тысяч всяческих уловок, а она и не улыбнулась. Тогда Ю-ван повелел зажечь сигнальные огни и бить в большие барабаны, как будто напали враги. Все удельные князья примчались в столицу, каждый со своим войском, а неприятеля не оказалось. Тут только Бао Сы громко захохо­ тала. Чтобы потешить ее, Ю -ван несколько раз велел зажигать сигналь­ ные огни. Но им уже перестали верить, и удельные князья больше не являлись на зов. Верные сановники, которые пытались увещевать его, были казнены. А Бао Сы стоило только заикнуться, как Ю -ван сейчас же исполнял ее желание. Высшие и низшие льстили друг другу, а простой народ потерял доверие и надежду. Тогда князь Шэнь, соединившись с правителем царства Цзэн, западными варварами и племенами собачьих жунов, напал на Ю-вана . Ю -ван велел зажечь сигнальные огни, ч тобы призвать войска, но никто не явился на его призыв. С ам он был убит у подножия горы Лишань, а Бао Сы взята в плен. Победители забрали все без остатка чжоуские сокровища и ушли. П осле этого удельные правители вместе с князем Шэнем возвели на престол некогда отстраненного наследника И-цзю, и он стал править под именем Пин-вана . С тех пор у чжоуского государя не было разногласий с удельными князьями28. В «Книге Песен» говорится: Столица Чжоу велика, Погубит Б ао Сы его. Это как р аз про изложенную здесь историю. Гимн-сун гласит: Духи предков Бао приняли облик драконов, И так вот была рождена Бао Сы. Она возвысилась и стала женой Ю-вана,
266 Поздний период Повествовательная проза Отстранив царицу и законного наследника. Были подняты сигнальные огни, и явились войска. Засмеялась она — ведь не пришли враги. Князь Шэнь напал на царя Чжоу И уничтожил алтарь, где приносил жертвы предкам. Свиток 7 Из продолжения «Жизнеописаний грешных и развратных женщин» Чжао — Летящая ласточка и ее сестра Чжао Фэй-янь — Чжао — Летящая ласточка и ее сестра были дочерьми чэнъянского князя29 Чжао Линя и стали любимыми наложницами им­ ператора Чэн-дй. Когда Фэй-янь родилась, не подымали ее с земли10. Прошло три дня, и девочка не умерла. Тогда ее подобрали и стали кормить. Император Чэн-ди часто совершал поездки, переодевшись в простое платье. Он зашел в дом правителя Хэяна, и тот устроил для него музыкальное представление. Государь увидел Фэй-янь, и она при­ глянулась ему. Он повелел забрать ее во дворец и осчастливил своей любовью. У Фэй-янь была младшая сестра, император повелел и ее забрать во дворец. Им обеим был присвоен титул цзюей — любимые красавицы. Государь ценил их больше, чем других обитательниц женс­ ких покоев, и пожаловал их отцу титул чэнъянского князя. Наступил момент, когда Фэй-янь сделалась императрицей, а ее младшая сестра получила титул чжаои — первой придворной дамы. После того, как Фэй-янь стала императрицей, любовь государя к ней начала слабеть, зато ее сестра пользовалась ни с чем не сравнимой благосклонностью владыки. Ее поселили во дворце Солнечного сияния. Ее личные покои были выкрашены ярко-красной киноварью. Каменные ступени в зале были покрыты лаком, да еще отделаны бронзой и позо­ лочены. Стены повсюду были с золотыми бордюрами, в которые были вставлены круглые нефритовые пластины с Ланьтяньских гор, ясные жемчуга, изумрудные перья. В женских покоях дворца никогда не было таких украшений. Сестры пользовались особой благосклонностью государя, но ни у одной из них не было детей. Они были прелестны и очаровательны, но не обладали скромностью, завидовали другим обитательницам задних покоев и ревновали их. Как-то государь осчастливил своим посещением красавицу Сюй, и она родила сына. Младшая сестра Фэй-янь услышала об этом и сказала государю:
«Жизнеописания 267 знаменитых женщин» — Вы постоянно уверяете меня, что приходите сюда прямо из покоев государыни, откуда же нынче вдруг у красавицы Сюй появился сын? В досаде она принялась колотить себя руками и биться головой о колонну, потом соскочила с ложа, бросилась на пол, зарыдала и от­ казалась принимать пищу, говоря: — Зачем Вы держите меня здесь? Я хочу вернуться домой. Государь ответил: — Я объясню тебе, в чем дело. Но любимица государя вновь впала в гнев, и тогда государь тоже отказался от едылЧжаои'Сказала: — Ваше величество, почему вы поступаете так и не желаете есть? Ваше величество обычно говорит, что не хочет разр ывать союза со мной, а сейчас красавица Сюй родила сына, и наш союз в конце концов разрушен. Что Вы скажете? Император ответил: — Я связан союзом с госпожой Чжао и потому не сделал госпожу Сюй государыней, чтобы в Поднебесной не было никого выше Чжао. Нечего горевать! Затем государь велел красавице Сюй убить рожденного ею сына. Младенца положили в кожаный короб и завязали его. Император и младшая Чжао вместе осмотрели короб, велели перевязать еще раз и опечатать печатью Главного секретаря империи. П о то м короб вынес­ ли и зарыли под стеной темницы. Цао Гун, по прозванию Вэй-нэн, присдужница из дворца императри­ цы, была осчастливлена высочайшей благосклонностью и родила сына. И государь снова по наущению младшей Чжао повелел убить младенца, даже не спросив, мальчик это или девочка. Но Ц ао Гун не убила его. Чжаои пришла в ярость. Начальник гаремной стражи У, поскольку он был евнухом31, подал доклад государю, в котором говорилось: «У Вашего величества нет сына — продолжателя рода. Кто бы ни родил ребенка — мать высокого ранга или презренная женщина, надо оставить его». Но Чэн-ди не пожелал его слушать, и, когда ребенку было во- семь-девять дней, его унесли и убили. Младшая Чж ао послала Вэй-нэн письмо и зелье, приказывая ей покончить с собой. Вэй-нэн, получив письмо, сказала: — Воистину, эти сестры хотят захватить Поднебесную. Более того, у моего сына на лбу были жесткие волосы, как у императора Юань-ди32. А где сейчас мой сыночек? Неужели он уже убит? Она выпила зелье и умерла. С этих пор все женщины, которых государь осчастливливал своей благосклонностью и у которых рож ­ дались сыновья, внезапно умирали. Некоторые же пили снадобья, чтобы самим выбросить плод. Так и получилось, что император Чэн-ди остал­ ся без наследника. Когда Чэн-ди почил, пришлось возвести на престол кого-то из дальних родственников, но государев род больше уже не процветал.
268 Поздний период Повествовательная проза Совершенный муж сказал бы так: «Младшая сестра Чжао была злой фавориткой, такой же, как была когда-то Бао Сы, а император Чэн-ди поддался на ее обольщения, так же как некогда царь Ю-ван». В «Книге Песен» сказано: Если иссохнет вода, наполнявшая пруд, Не говорят ли, что берег причиною тут? В правление государя Чэн-ди ро д Цзю захватил в свои руки связь с внешним миром, а род Чжао — все дела внутри дворца. Император исчерпал себя до конца, как иссыхает бьющий у пруда ключ. Свиток 8 из книги «НОВОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ»* Однажды, будучи еще ребенком, Сунь Шу-ао1 вышел погулять. Прогу­ ливаясь, он увидел двуглавую змею. Шу-ао убил и закопал змею. Домой он вернулся, обливаясь слезами. Мать спросила сына, почему он плачет. Шу-ао ответил: — Говорят, не жить на белом свете тому, кто увидит двуглавую змею. А я только что видел ее. Боюсь, теперь суждено мне расстаться с тобой и умереть. Мать поинтересовалась: — А где же змея? — Я побоялся, что еще кто-нибудь увидит эту змею, поэтому убил и закопал ее, — ответил Шу-ао. Тогда м ать сказала: — Слышала я, что Небо дарует счастье тому, кто не выставляет напоказ добрые свои дела. Успокойся, сынок, ты не умрешь. Когда Шу-ао вырос, он стал первым министром царства Чу. В его гуманности люди царства Чу убедились еще задолго до того, как он стал править. Свиток 1 Возвышение Ю я2, основателя династии Ся, произошло благодаря его жене Ту-шань. Гибель Цзе3, последнего правителя династии Ся, произошла из-за его фаворитки Мо-си. Возвышение Тана4, основателя династии Шан, произошло благодаря его наложнице Ю-син. Гибель Чжоу 5, последнего правителя династии Шан, произошла из-за красавицы Да-цзи. Возвышение Вэнь-вана и У-ванаб, первых правителей династии Чжоу, произошло благодаря их матерям Жэнь и Сы. Гибель Ю-вана, послед­ него правителя династии Чжоу, произошла из-за красавицы Бао-сы7. * © Э. С. Стулова, перевод, 1990
«Новое предуведомление» 269 Об этом поется в «Книге Песен», а в «Вёснах и осенях» восхваляется Бо-цзи8, добродетельная жена сунского князя. Фань-цзи была женой Чжуан-вана, правителя царства Чу. Однажды Чжуан-ван отменил аудиенцию и удалился отдыхать. Фань-цзи спросила государя, почему он отменил аудиенцию. Чжуан-ван ответил на это: — Сегодня утром беседовал со своим мудрым министром. Он не знает, пройдет ли день благополучно. — А кто этот мудрый министр? — спросила Фань-цзи. — Юй Цю-цзы, — ответил царь. Фань-цзи рассмеялась, прикрыв рукавом рот. Чжуан-ван спросил, почему она смеется. Фань-цзи сказала в ответ: — Мне выпало счастье служить Вам, государь, с полотенцем и греб­ нем в руках. Не скажу, чтоб мне не хотелось всецело завладеть Вашей любовью и одной пользоваться Вашим расположением. Однако это, на мой взгляд, было бы несправедливо. Поэтому я представила ко двору несколько красавиц Вам в наложницы. А этот Юй Цю-цзы на посту министра уже несколько десятков лет, однако он не рекомендовал Вам на службу еще ни одного достойного человека. Если он знает кого-то и не выдвигает, это свидетельствует о его неверности. Если же он не знает никого достойного, это свидетельствует о его неразумности. Неверный или неразумный разве может быть достойным мини­ стром? На следующий день во время аудиенции царь передал Юй Цю-цзы слова Фань-цзи. Отвесив земной поклон, Ю й Цю-цзы сказал: — Так вот какого мнения обо мне государыня! После этого он отказался от поста министра и рекомендовал вместо себя Сунь Шу-ао. Сунь Шу-ао стал помогать Чжуан-вану управлять царством Чу. В конце.концов Чжуан-ваал правителем всех удельных княжеств, а Фань-цзи пользовалась авторитетом и властью. Свиток 1 Во времена правления вэйского князя Лин-гуна9 некто по имени Цюй Бо-юй слыл человеком достойным, однако был не у дел, а Ми Цзы-ся слыл человеком недостойным, однако ско служил у князя и был его любимчиком. Вэйский сановник Ши Цю был этим очень озабочен, несколько раз советовал князю взять на службу Цюй Бо-юя, а Ми Цзы-ся отстранить, но Лин-гун не слушал его. Ши Цю серьезно заболел. Чувствуя приближение смерти, он позвал своего сына и сказал ему: — Я скоро умру. Похороны устройте в Северном зале10. При жизни я не сумел выдвинуть на службу Цюй Бо-юя, а Ми Цзы-ся отстранить. Поэтому не могу считать себя истинно благородным мужем. А тот, кто при жизни не является истинно благородным мужем, после смерти не может быть удостоен торжественного похоронного обряда.
270 Поздний период Повествовательная проза Положите мое тело в Северном зале — с меня будет достаточно и этого! Когда Ши Цю умер, князь пришел выразить соболезнование и уви­ дел, что покойник лежит в Северном зале. Князь поинтересовался, почему это так. Сын покойного передал Лин-гуну слова отца. Лин-гун переменился в лице от волнения, не находил себе места от переживания. Наконец он сказал: — Верный сановник Ши Цю при жизни старался выдвинуть на службу достойного и отстранить недостойного. И после смерти не прекратил он своих усилий, бездыханным телом своим продолжает увещевания. Вот поистине несгибаемая преданность! Тотчас князь призвал Цюй Бо-юя и назначил его сановником, а Ми Цзы-ся отстранил о т службы. Похороны верного сановника велел устро­ ить в Главном зале и совершить торжественный обряд по этикету. Ши Цю имел прозвище Цзы-юй. «Поистине, прям этот Ши Юй!» — можно сказать о нем словами из «Луньюя». Свиток 1 Вэнь-ван, правитель царства Чу11, заболел. Призвал он к себе перво­ го министра и сказал ему: — Придворный Гуань Су, находясь при мне, всегда старался указать мне истинный путь, чтоб я соблюдал законы, был прям и справедлив. Когда он был рядом, то не давал мне покоя. Когда я не видел его, я и не вспоминал о нем. Хотя это и так, тем не менее я многое получил от него. Заслуги его велики. Необходимо пожаловать ему высокий титул. Когда же при мне находился придворный Шэнь Хоу-бо, он во всем потакал мне. Всегда советовал делать то, что доставляло мне удовольст­ вие, торопился поклониться всякому, кто был мне мил. Когда он был рядом, я был весел. Когда я не видел его, я грустил. Хотя это и так, тем не менее в результате я не получил о т него ничего. Ошибка его велика. Необходимо срочно его удалить! — Слушаюсь Вашего повеления, — промолвил министр. На следующий день князь умер. Министр тотчас сделал Гуань Су высшим сановником, а Шэнь Хоу-бо выслал из страны. Цзэн-цзы, ученик Конфуция, говорил: «Предсмертный крик птицы так печален, предсмертное слово человека так мудро». Э тим он хотел сказать, что предсмертные слова отражают подлинную природу челове­ ка. Так можно сказать и о Вэнь-ване. Когда-то Конфуций сказал: «У тром услышав истинное учение, вече­ ром умереть можно спокойно». Словно бы предвидел, что грядущие поколения чем далее, тем менее будут способны прозреть. Свиток 1 Циньский правитель намеревался напасть на царство Чу12 и от­ правил посла посмотреть, какие та м есть ценности. Чуский правитель,
«Новое предуведомление» 271 узнав о прибытии посла, призвал к себе первого министра Цзы Си11 и спросил его: — Циньский посол хочет посмотреть ценности нашего государства. Достаточно ли будет, если мы покажем ему знаменитую яшму, подне­ сенную господином Хэ, и сверкающую жемчужину, подаренную змеем князю Сую? — Я не знаю, — ответил первый министр Цзы Си. Тогда государь позвал прославленного генерала Чжао Си-сюя и за ­ дал ему тот же вопрос. Чжао Си-сюй ответил: — Циньский правитель хочет узнать достоинства и недостатки наше­ го государства. Он устроил эту поездку не для того, чтоб узнать, есть ли у нас сокровища, а для того, чтоб узнать, есть ли у нас мудрые сановники. Ведь известно, что не жемчугами, яшмами и прочими редкостными вещицами больше всего дорожит государство. Тогда царь велел генералу Чж ао Си-сюю встретить посла. Чжао Си-сюй о тобрал триста лучших воинов и выстроил их внутри Западных ворот. В восточной части царского двора он приказал устано­ вить почетное сиденье на возвышении, в южной части двора приказал установить четыре таких сиденья, а в западной — одно. Когда циньский посол прибыл, Чжао Си-сюй обратился к нему с такими словами: — Вы наш почетный гость, поэтому прошу Вас занять сиденье в восточной части. Первый министр Цзы Си сидел на южной стороне. Главный церемо­ ниймейстер Цзы Ао, правитель области Щэ по имени Цзы Гао и коман­ дующий войсками Цзы Фань сидели рядом с ним. Сам Чжао Си-сюй занял западное сиденье и обратился к послу с приветственной речью: — Уважаемый гость пожелал видеть сокровища царства Чу. В царст­ ве Чу самыми ценными сокровищами являются мудрые сановники. Вот первый министр Цзы Си. Он ведает делами народа, заботится о том, чтобы склады были полны продовольствием, наблюдает, чтоб каждый занимал подобающее ему место. А это главный церемониймей­ стер Цзы Ао. Он получает от государя и рассылает удельным князьям нефритовые регалии14, примиряет готовых поссориться феодалов, завя ­ зывает дружественные отношения с правителями, повергает в страх некоторых, не бряцая оружием. Правитель Шэ по имени Цзы Гао заботливо охраняет границы Чу. Он не допустит вторжения в соседние государства, равно как не позво­ лит другим государствам напасть на нас. Присутствующий тут командующий Цзы Фань управляет армией, ведает оружием. Он надежно охраняет от врагов наши границы. В его руках палочки от военного барабана, ко торым он может поднять сотни тысяч людей, каждый из которых, пренебрегая смертельной опасностью, готов броситься в огонь и воду и ходить по острию ножа.
272 Поздний период Повествовательная проза Что же касается прочих дел, заботящих нашего государя, а также умиротворения мятежников, то это моя, Чжао Си-сюя, задача. Только это мы можем предложить высокому вниманию вашего великого государства. Циньский посол не сказал ничего, только посмотрел по сторонам почтительно, раскланялся с Чж ао Си-сюем и уехал. Вернувшись в Цинь, посол сказал своему правителю: — В царстве Чу много достойных сановников. Нам нельзя затевать с ним войну. Поэтому Цинь не напало на Чу. В «Книге Песен» есть подходящие к этому случаю слова: Много достойнейших стало служилых людей — Царь Просвещенный в спокойствии полном живет*. Свиток 1 Цзиньский правитель Пин-гун15 катался как-то на лодке по реке Сихэ. Вдруг он произнес со вздохом: — Увы! Где найти достойного мужа, чтобы вместе с ним любоваться этой красотой? Лодочник по имени Гу-сан сказал в ответ: — Государь ошибается. Ведь известно, что знаменитые мечи делают в княжестве Юе, самый прекрасный жемчуг добывают в реках Цзяншуй и Ханьшуй, а наилучшую яшму — в горах Куньлуньшань. Когда Вы, государь, ощущаете недостаток в этих трех драгоценностях, Вам их тут же доставляют. Если бы Вы, государь, и впрямь любили достойных мужей, то они не замедлили бы явиться к Вам. — Что ты говоришь, Гу-сан! — воскликнул Пин-гун. — У меня кормится более трех тысяч служилых людей. Если утром им не хватает еды, вечером я собираю рыночную пошлину. Если вечером им не хватает еды, утром я собираю рыночную пошлину. Каг. же можно говорить, что я не люблю достойных людей?! Гу-сан ответил на это: — Известно, что лебедь парит высоко в небе и держат его в вышине крылья. Если прибавить или убавить ему на брюшке пуха или на спине перьев, он из-за этого не будет летать выше или ниже. Не знаю, три тысячи служилых людей государя — это крылья лебедя или же пух на его брюшке? Про молчал Пин-гун, ничего не ответил лодочнику. Свиток 1 Как-то во время охоты правитель царства Лян16 увидел стаю белых гусей. Царь сошел с колесницы, натянул лук, собираясь выстрелить. * Перевод А. А. Штукина («Шицзин». М ., 1957, с. 330).
«Новое предуведомление» 273 В это время по дороге проходил путник. Царь велел ему остановиться, но путник продолжал идти. Вспугнутая им стая гусей поднялась в воздух и улетела. Царь Лян-цзюнь сильно разгневался и хотел выстрелить в путника, но тут сошел с колесницы его возничий Гунсунь Си, ото бр ал стрелу у царя и сказал ему: — Остановитесь, государь, не делайте этого! Лян-цзюнь изменился в лице от негодования и промолвил гневно: — Ты не беспокоишься о своем государе, а заботишься о каком-то постороннем путнике! Как это понимать? Гунсунь Си ответил: — В древности, во времена циского правителя Цзин-гуна17, три года продолжалась сильная засуха. Цзин-гун велел погадать и узнать, как быть. Ответ пророчества гласил: «Дождь пойдет, если принести в жертву человека». Цзин-гун поднялся со своего места, сделал земной поклон и промолвил: «Я молю о дожде только ради моего народа. Чтобы пошел дождь, требуется принести в жертву человека. Я решил — этим человеком буду я сам». Не успел Цзин-гун произнести эти слова, как разразился проливной дождь, напоивший вдосталь землю. Спрашивается: почему Небо смилостивилось? А потому, что Цзин-гун был добродетелен по отношению к Небу и заботлив по от­ ношению к народу. Нынче Вы, государь, из-за гуся хотите убить челове­ ка. По-моему, это жестоко и бесчеловечно. Царь Лян-цзюнь поднялся в колесницу, поддерживая под локоть возничего. Вернувшись во дворец, он вошел в кумирню, провозгласил « мно гия л ета» и сказал: — Поистине, удачный был сегодня день! Другие добывают на охоте птиц и зверей, а я сегодня добыл мудрое слово. Свиток 2 Цзиньский правитель Вэнь-гун18 преследовал как-то оленя, но поте ­ р ял его из виду и спросил у встречного крестьянина по имени Лао-гу, не видел ли он, куда девался олень. — Олень направился вон в ту сторону, — сказал Лао-гу и показал ногой направление. — Как смеешь ты показывать ногой, когда тебя спрашивает твой государь? — разгневался Вэнь-гун. Лао-гу встал, оправил на себе одежду и сказал: — Не думал я, что государь может так себя вести. Когда тиграм и барсам надоедает безопасное жилье и они перебираются поближе к людям, их ловят. Когда рыбам и черепахам надоедает находиться на глубоком месте и они перебираются на мелководье, их ловят. К огда князьям надоедает жить со своим народом и они отправляются вдаль, они тем самым приводят к гибели свое княжество. В «Книге Песен» сказано:
274 Поздний период Повествовательная про за Сорока свила для себя гнездо — Голубка поселится в нем*. Если Вы, государь, будете тут прохлаждаться и не поторопитесь назад, кто-нибудь другой займет Ваш престол. Вэнь-гун испугался и повернул назад. Сановник Луань У-цзы встретил царя и спросил его: — Видно, охота была удачная и Вы, государь, поймали зверя. У Вас такой довольный вид. Вэнь-гун ответил ему. — Я преследовал оленя, но потерял его, зато получил мудрое слово. Потому-то у меня довольный вид. Луань У-узы спросил государя: — А где же этот человек? — Я не привез его с собой, — - ответил Вэнь-гун. На это Луань У-цзы сказал: — Занимать высокое положение и не поддерживать находящихся ниже тебя — это высокомерие. Медлить с почестями и торопиться с наказанием — это жестокость. Брать у человека его мудрые слова и бросать его самого — это грабеж. — Ты прав, — сказал Вэнь-гун. Он поехал назад за Лао-гу и вернулся с ним вместе. Свиток 2 Вэнь-хоу19, правитель царства Вэй, выехал как-то на прогулку. По дороге ему встретился человек, одетый в шубу мехом внутрь и несущий на спине хворост. Вэнь-хоу спросил его: — Отчего ты вывернул шубу мехом внутрь и так тащишь хворост? — Берегу мех, — ответил человек. Вэнь-хоу сказал на это: — Разве ты не знаешь, если изорвется мездра, меху не на чем будет держаться? На следующий год, когда собрали налоги в столице царства городе Дунъян и подали счетные книги, оказалось, что денег собрано в десять р аз больше, чем обычно. Сановники пришли к правителю выразить свои поздравления. Выслушав их, Вэнь-хоу сказал: — Не нужно поздравлять меня. Э то напоминает мне того странного путника, который вывернул свою шубу мехом внутрь и так тащил на себе хворост, потому что жалел мех и не ведал, что меху не на чем будет держаться, если изорвется мездра. Так и у меня — земли не прибавилось, население не увеличилось, а денег поступило в десять раз больше. Конечно, дело тут в рвении * Перевод А. А. Штукина («Шицзин». М., 1957, с. 21).
«Ново е предуведомление» 275 сборщиков. А я слышал, если низы неспокойны, то и верхи не могут быть спокойны. Поэтому поздравлять меня не с чем! Свиток 2 Среди лянских сановников был некто Сун Цзю, начальник уезда на границе с царством Чу. По обеим сторонам границы стояли сторожевые посты. Гарнизоны обоих постов разводили на своих огородах тыкву. Гарнизон царства Лян старательно ухаживал за своей тыквой, регулярно поливал ее. Тыква превосходно росла. Гарнизон царства Чу был ленив и тыкву поливал от случая к случаю. Тыква у них росла плохо. Начальник чуского поста сердился из-за того , что на их огороде тыква растет хилая, а на огороде лянского поста тыква растет крепкая. Чуский гарнизон злило усердие и старание лянского гарнизона, поэтому как-то ночью солдаты чуского поста тайком пробрались на огород соседей, потоптали и повыдергали там тыкву. На следующее утро солдаты лянского поста увидели, что на их огороде погибло много тыквы. Тогда они попросили своего офицера позволить им ночью тайком отправиться на о город чуского поста и в отместку повыдергать у них тыкву. Офицер обратился за разрешением к Сун Цзю. Сун Цзю сказал: — Ни в коем случае! Как можно! Э то значит стать на путь вражды и злобы. Э то приведет к большей вражде и большему озлоблению. Дурные люди и так злобны, зачем же еще распалять их! Я бы на твоем месте каждый вечер посылал тайком людей на огород чусцев, чтоб ночью они хорошенько полили их тыкву. Смотри, чтоб чусцы ничего не заметили. После этого каждую ночь лянские солдаты тайком поливали тыкву на огороде чуского поста. По утрам чуские солдаты стали замечать, что тыква на их огороде уже полита. День ото дня тыква на огороде чусцев хорошела. Солдаты чуского гарнизона диву давались и решили выяс­ нить, кто поливает их тыкву. Оказалось, это делали люди лянского поста. Узнав об этом, начальник чуского гарнизона очень обрадовался и послал донесение правителю царства Чу. Услышав эту историю с тык­ вой, чуский царь был огорчен и пристыжен. Долго он горевал и размыш­ лял по этому поводу, а потом сказал: — Разве не заслужили наказания те, кто исподтишка испортили тыкву на огороде лянцев? Но жители царства Лян не только не стали мстить, а, наоборот, стали тайно делать доброе дело. После этого в знак благодарности царь Чу послал богатые подарки лянскому царю и выразил желание установить с царством Лян друже­ ские отношения. С этих пор чуский правитель стал на все лады расхвали­ вать лянского правителя и считал его человеком верным. А ведь, в сущности говоря, дружеские отношения между царствами Лян и Чу зародились только благодаря Сун Цзю. Поистине, он
276 Поздний период Повествовательная проза «поражение превратил в победу, а несчастье — в счастье». Об этом можно сказать словами Лао-цзы: «Отплатить добром за зло — это добродетель». Так прескверно проявили себя поначалу люди, а какой прекрасный результат в итоге! Свиток 4 Однажды Тянь Цзань отправился на аудиенцию к правителю царст­ ва Цзин20 в заплатанном холщовом платье. Царь сказал ему: — Ваше платье, почтенный учитель, так отвратительно. — Есть платье гораздо отвратительней моего, — ответил Тянь Цзань. — Можно узнать, какое же? — поинтересовался царь. — Доспехи воинов гораздо отвратительней моего платья, — ответил Тянь Цзянь. — Как это понять? — спросил царь. Тянь Цзань сказал: — Зимой в доспехах очень холодно, а л етом невыносимо жарко. Поистине, нет одежды отвратительней доспехов. Я , Тянь Цзань, беден. Оттого и платье мое так убого. Ты же, великий государь, владеешь десятью тысячами колесниц, богатства твои ни с чем не сравнимы. Однако ты любишь одевать своих людей в ужасные доспехи. Мне кажется, великий государь, тебе не следует делать этого. Это нельзя назвать справедливостью. Заставлять одетых в доспехи воинов воевать, сносить л юдям головы, вспарывать им животы, р азрушать их жилища, уводить их жен и де­ тей — все это бесславные дела. Это нельзя назвать благородством. Если государь замышляет другим людям погибель, то эти люди тоже будут строить против него пагубные планы. Если государь замышляет злые козни против других людей, то эти люди тоже будут строить против него коварные планы. Все это вызывает крайнее беспокойство благородных людей. Велико­ му государю не следует делать этого. Правитель Цзин ничего не ответил Тянь Цзаню. Некогда Лин-гун, правитель царства Вэй21, расспрашивал Конфуция о прошлом. Конфуций поведал о жертвенных столах и сосудах, превоз­ неся при это м ритуалы и унизив оружие. Прежние правители не гнушались носить простую одежду, а вот правитель Цзин презирал ее. Оружие — это погибель дл я государства, а вот правитель Цзин любил его. Потому-то он несправедливо обидел Тянь Цзаня и погубил свое царство. По этому поводу можно привести слова из «Вёсен и осеней»: «Све­ дущ в управлении государством, а не наставник [государя]». Свиток 5
«Новое предуведомление» 277 Цзы Чжан, ученик Конфуция, прибыл в царство Лу повидаться с правителем страны Ай-гуном. Прошло семь дней, а царь все не приглашал его на прием. Тогда Цзы Чжан собрался покинуть Лу и просил придворных передать царю следующее: — Я слышал, что государь любит достойных мужей, поэтому не почел за расстояние тысячу ли и отправился в путь. Я не обращал внимания на иней и росу, пренебрегая пылью и грязью, останавливался на постоялых дворах отдохнуть не чаще чем через сто ли, ноги мои покрылись мозолями. И все р ади того, чтоб поскорей прийти в царство Лу и повидать государя. Между тем прошло уже семь дней, как я тут, а государь не удостоил меня вниманием. Очевидно, любовь государя к достойным мужам подобна любви Шэ-гуна по имени Цзы Гао к дракону. Любовь Шэ-гуна Цзы Гао к дракону выражалась в том, что у него серпы и долота были в форме дракона, резные украшения в его комнатах изображали дракона. Когда небесный дракон услышал про это, он спустился на землю к Шэ-гуну. Голову просунул в окно, а хвост протянулся до зала. Шэ-гун как увидел дракона, бросил все и убежал в страхе, бледнея и краснея, потеряв самообладание. Это значит, что Шэ-гун любил не самого дра­ кона, а его изображение. Так и я — прослышал, что государь л юбит достойных мужей, не почел за расстояние тысячу ли и отправился в путь, чтоб повидать его. Прошло уже семь дней, а он не удостоил меня вниманием. Это значит, что государь любит не самих достойных мужей, а их подобие. В «Книге Песен» сказано: [Обиду] в сердце схороню, Забыть ее когда смогу? Осмеливаюсь просить Вас передать это государю. С ам же я уезжаю. Свиток 5 Вэйский правитель Вэнь-хоу навестил крестьянина Цзи Цзи. У того ограда кое-где пообвалилась, а он не чинил ее. — Отчего не починишь ограду? — спросил Вэнь-хоу. — Не время, — ответил Цзи Цзи. Ограда была не прямая, а тянулась изгибами. — Отчего не выпрямишь ограду? — спросил Вэнь-хоу. — И так прочно, — ответил Цзи Цзи. Какой-то прохожий хотел съесть персик в его саду, но Цзи Цзи не позволил ему. Вскоре после этого как-то вечером крестьянин принес правителю кашу из необрушенного риса и тыквенный суп. Вэнь-хоу вышел к нему, а слуга и говорит потихоньку: — Государь, не принимайте того, что принес Цзи Цзи. Я украдкой взглянул, ч то там , оказывается, всего-навсего каша из необрушенного риса и тыквенный суп.
278 Поздний период Повествовательная проза Вэнь-хоу сказал: — Как я могу не принять того, что принес Цзи Цзи! Я навестил его только один раз, а получил четыре урока. Ограда у него кое-где об­ валилась, а он не чинил ее. Сказав «подождет», он по каза л мне, что не следует отвлекать крестьян о т сельскохозяйственных работ. Ограда у него не прямая, а извивается зигзагами. Он ее не выпрямляет. Ответив «прочно и так», он по казал мне, что не следует нарушать границ соседних царств. Прохожий захотел съесть персик в его саду, но Цзи Цзи не позволил ему. И не потому, что пожалел персик, а чтоб показать мне, что низший не должен посягать на имущество высшего. Сейчас Цзи Цзи предлагает мне кашу из необрушенного риса не потому, что он не в состоянии поднести разных яств, а чтобы показать мне, что не следует взимать с народа слишком большие налоги, чтоб показать мне, что следует экономно есть и пить. Свиток б Цзоуский правитель Му-гун22 приказал: — Диких гусей и уток впредь кормить мякиной. Ни в коем случае не давать им риса. Так как в амбарах правителя не было мякины, стали выменивать ее у крестьян, отдавая два даня риса за один дань мякины. Один из служителей счел это убыточным и стал просить Му-гуна разрешить кормить птиц рисом. — Прекрати, — остановил его Му-гун. — Тебе не понять этого. Ведь крестьяне пашут, не щадя буйволов, полют , изнывая под палящим солнцем. Неужто ради птиц и зверей трудятся они так усердно, не ленясь! Рис — это самая лучшая пища для людей. Разве можно кормить им птиц! Ты силен в мелких подсчетах, но не понимаешь великого конечного итога. Не слышал ты чжоуской поговорки: « Что толку складывать в худой мешок»? Ведь государь — отец и мать для народа. Я беру рис из своих амбаров и отдаю его своему народу. Разве рис перестает быть моим? Пока птицы едят цзоускую мякину, это не нанесет ущерба цзоускому рису. Находится ли рис в моих амбарах или у моих подданных — какая разница? Люди царства Цзоу, услышав об этом, поняли, что собственное их добро и добро правителя составляют одно целое. Это и есть умение обогащать государство. Свиток 6 Правитель царства Вэй задумал воздвигнуть башню до небес. При­ казал объявить: —Всякий, кто осмелится отговаривать, будет казнен.
«Сад речений» 279 Сановник Сюй Вань, прихватив лопату и корзину для переноски земли, поспешил к правителю. — Говорят, великий государь собирается построить башню до не­ бес, — обратился он к царю. — Хочу и я приложить усилия для успеха этого дела. — Какие такие усилия ты можешь приложить? — поинтересовался царь. — Пусть я не силен физически, но вот полезный совет дать все ж могу, — ответил Сюй Вань. — Какой же, говори! — велел царь. — Я слышал, что между небом и землей пятнадцать тысяч ли. Поскольку Вы, государь, хотите достичь середины неба, то высота башни должна быть семь с половиной тысяч ли. При такой высоте основание башни должно иметь восемь тысяч квадратных ли. Однако и всех владений государя недостаточно для фундамента башни. В древ­ ности Я о и Шунь основали удельные княжества, территория которых равна пяти тысячам ли. Раз Вам, государь, необходимо возвести башню, следует прежде всего напасть на князей и захватить их земли. Если и этого будет недостаточно, тогда уж надо напасть на варваров четырех сторон и заполучить таким образом восемь тысяч ли. Э того будет достаточно для основания башни. Потребуется еще разместить огромное количество строительных ма ­ териалов, массу рабочего люда, множество складов продовольственных запасов. Помимо восьми тысяч ли нужно будет еще выделить землю под посевы для снабжения строителей башни продуктами питания. Подготовив все это, можно будет приступать к постройке башни, — сказал Сюй Вань. Царь выслушал его молча. Однако со строительством башни на этом было покончено. Свиток 6 ИЗ КНИГИ «САД РЕЧЕНИЙ»* Некто Гао-ляо служил у Янь-цзы23, первого министра царства Ци. Неожиданно Янь-цзы отказал ему от места. Приближенные Янь-цзы с укором говорили ему: — Гао-ляо честно служил Вам в течение трех лет. Вы не только не удостоили его повышения, но и вовсе прогнали со службы. Разве это справедливо? Янь-цзы ответил: — Я человек неотесанный, с изломами. Чтобы выправиться, мне надо усвоить четыре правила поведения. Э тот человек прослужил у меня * © Э. С. Стул ова, перевод, 1990
280 Поздний период Повествовательная проза целых три года и ни разу не поправил меня, не указал на ошибку. Потому-то я и отказал ему от места. Свиток 2 У Чжао-цзы24, первого министра царства Цзинь, было два санов­ ника. Одного звали Инь Чо, другого Шэ Цзюе. Как-то Чжао Цзянь-цзы сказал: — Шэ Цзюе любит меня. Он никогда не укоряет меня в чьем-либо присутствии. А вот Инь Чо не любит меня. Он всегда выговаривает мне в присутствии множества людей. — Шэ Цзюе Вам сочувствует, когда Вы, господин министр, покрыва­ ете себя позором, но его не беспокоят Ваши ошибки. Меня же беспокоят Ваши ошибки, но я не сочувствую Вам, когда Вы, господин министр, покрываете себя позором, — ответил на это Инь Чо. По этому поводу Конфуций сказал: — Инь Чо — вот поистине благородный муж! Не боится в глаза осуждать недостатки своего господина и восхвалять заслуги в его отсут­ ствие. Свиток 2 Цзиньский правитель Пин-гун как-то сказал наставнику Куану: — Мне семьдесят лет. Хотелось бы заняться учением, но боюсь, уже поздно. — Отчего же не зажечь свечи? — ответил Куан. — Разве пристало слуге насмехаться над своим господином? — раз­ гневался Пин-гун. — Как смею я, слепец, насмехаться над своим царем! Только слышал я — заняться учением в молодости подобно вос­ ходящему солнцу. Учение в зрело м возрасте подобно свету полуденного солнца. Учение же в старости подобно свету горящей свечи. Но разве это не лучше, чем брести в потемках? — ответил Куан. — Прекрасно! — воскликнул Пин-гун. Свиток 3 Чуский царь Чжуан-ван устроил как-то для своих сановников банкет. Вечером, когда гости уже сильно опьянели, вдруг погас светильник. Воспользовавшись темнотой, кто-то из сановников притянул к себе царскую фаворитку за платье. Красавица же оторвала кисточку с его парадной шапки и сказала царю: — Государь, сейчас, когда погас светильник, кто-то потянул меня за платье. Я оторвала кисточку с его шапки и держу ее в руке. Велите поскорей принести огонь. Посмотрим, у кого нет кисточки. Царь сказал на это: — Я угостил сановников вином. От него они опьянели, и кто -то , потеряв контроль над собой, нарушил приличия. Так неужто я опозорю благородного мужа, желая прославить целомудрие женщины!
«С ад речений» 281 И тогда царь приказал гостям, сидящим справа и слева от него: — Да не убоятся пирующие сегодня со мной сорвать кисточки со своих шапок! Все сановники — более ста человек — сорвали с шапок кисточки. После этого внесли огонь. Мало-помалу страх развеялся, и банкет мирно закончился. Прошло три года. На царство Чу напало царство Цзинь. Пять раз сходились в битве войска чусцев и цзиньцев, и каждый раз в первых рядах чусцев оказывался один сановник. Он смело бросался на против­ ника, воодушевляя своей храбростью остальных. В конце концов чусцы одолели врагов. Чжуан-ван подивился храбрости сановника и спросил его: — Мои личные достоинства ничтожны. К тому же прежде я никогда не выделял тебя особо среди других. Скажи мне, почему же ты так неоглядно подвергаешь себя смертельной опасности? Сановник сказал в ответ: — Ваш покорный слуга достоин смерти! Когда-то в пьяном виде я нарушил приличия. Государь подавил в себе гнев, не опозорил и не наказал виновного. Тогда я не посмел открыто выразить благодарность государю за его тайное благодеяние. Однако я давно искал случая отдать за Вас все свои силы и саму жизнь, кровью своей умыть врага. Это у меня была сорвана кисточка тогда на банкете. После окончательного разгром а цзиньской армии царство Чу сильно окрепло. Так, совершивший тайное благодеяние непременно получит явную награду. Свиток 6 Правитель царства У хотел напасть на царство Цзин. Окружающим его придворным объявил: — Казню всякого, кто посмеет меня отговаривать! Среди приближенных царя был некто Шао Жу-цзы. Не осмеливаясь открыто отговаривать царя от опасной затеи, он стал по утрам прогу­ ливаться во внутреннем саду дворца, держа в руках самострел, а за пазухой пули. Всякий раз от росы сильно намокала его одежда. Так продолжалось три дня. Наконец царь подозвал его: — Ну-ка, подойди сюда! Чего ради ты мокнешь тут? Шао Жу-цзы ответил: — Есть тут в саду дерево, на котором живет цикада. Цикада сидит высоко, стрекочет печально, попивает росу и не замечает, что за спиной у нее сидит богомол. Богомол подобрал брюшко, изогнул лапки — вот -вот схватит цикаду, а сам не замечает, что совсем р ядом сидит воробей. Воробей вытянул шейку, собираясь клюнуть богомола и не замечая, что его подстерегает пуля моего самострела.
282 Поздний период Повествовательная проза Цикада, богомол и воробей думали лишь о том, чтобы схватить добычу, которую видели перед собой, и не замечали опасности, которая подстерегала их за спиной. Царь сказал: — Поистине, это верно! И прекратил приготовления к военным действиям. Свиток 9 Цзин-гун, правитель царства Ци, любил ловить птиц. Он поручил служителю по имени Чжу-чу присматривать за пойманными птицами. Однажды улетела одна птица. Цзин-гун разгневался и хотел казнить Чжу-чу. Первый министр Янь-цзы поспешил к царю и сказал ему: — Государь, Чжу-чу совершил несколько преступлений. Позвольте мне перечислить их, тогда и казните преступника. — Пусть будет по-твоему, — со гласился Цзин-гун. Привели Чжу-чу. Янь-цзы выступил вперед и произнес свое обвинение: — По поручению моего царя ты, Чжу-чу, присматривал за птицей, но недоглядел и д ал ей улететь. Это первое преступление. Ты вынуждаешь моего царя из-за птицы казнить человека. Это второе преступление. Окрестные князья услышат об этом и решат, что мой царь дорожит птицей и пренебрегает человеком. Э то третье преступление. Я закончил перечисление преступлений Чжу-чу. Теперь прошу каз­ нить его. — Остановитесь! — воскликнул Цзин-гун. Он отменил казнь и при­ знал свою ошибку. Свиток 9 Мэнчан-цзюнь25, уроженец царства Ци, намеревался отправиться на запад и поступить на службу к правителю царства Цинь. Приближенные отговаривали его на все лады, но он не желал их слушать. — И не пытайтесь отговаривать меня, приводя в качестве доводов деяния людские, — я знаю все их досконально. А если кто посмеет отговаривать меня, приводя сверхъестественные доводы, я убью его. Тут вошел слуга и доложил: — Путник просит выслушать его рассказ о сверхъестественном. — Пусть войдет, — с казал Мэнчан-цзюнь. Путник вошел и рассказал следующее: — По дороге сюда проходил я берегом реки Цзыхэ. Смотрю, глиня­ ный человек разговаривает с деревянным. Деревянный человек сказал глиняному: «Ты прежде был глиной. Тебя вылепили из глины. Случись сильный дождь, река выйдет из берегов, вода дойдет до тебя, размочит, и нет тебя, погибнешь». Глиняный человек ответил на это так: «Размокнув, я вернусь к свое-
«Сад речений» 283 му первоначальному состоянию. Только и всего. А вот ты был персиковым деревом из Восточного сада. Тебя, деревянный человек, вырезали из дерева. Случись сильный дождь, река выйдет из берегов, вода дойдет до тебя и унесет по течению. Будешь носиться по волнам. Неизвестно, куда прибьет тебя». Ныне царство Цинь надежно защищено ч етырьмя заставами, однако у него намерения воинственные, словно у тигра или волка. Боюсь, уготованы этому царству бедствия деревянного человека. Ничего не сказал Мэнчан-цзюнь, но рассказ привел его в замешатель­ ство. Он отказался о т своего намерения и больше никогда не собирался отправиться на запад служить Цинь. Свиток 9 41 Кто-то из челяди сказал как-то лянскому царю: — Наш первый министр Хуэй-цзы26, рассказывая о чем-нибудь, любит употреблять сравнения. Если Вы, государь, велите ему не упот­ реблять сравнений, он не сможет ничего объяснить. — Да, пожалуй, это так, — сказал царь. На следующий день при встрече царь сказал своему министру: — Впредь, рассказывая о чем-нибудь, говори без всяких сравнений. Хуэй-цзы на это ответил так: — Есть тут один человек. Он не знает, что такое самострел. Если на его вопрос: «Какова форма самострела?» — ответить: «Форма самостре­ ла — как у самострела», будет ли это понятно? — Нет, не будет понятно, — ответил царь. — А если сказать так: «По форме самострел похож на лук, а тетива его сделана из бамбуковой щепы», — будет это понятно? — Да, понять можно, — сказал царь. Тогда Хуэй-цзы произнес: — Когда о чем-нибудь говоришь, то объясняешь неизвестное через известное, и человек понимает, что к чему. Ваше нынешнее, государь, распоряжение не употреблять сравнений выполнить невозможно. — Да, ты прав, — согласился царь. Свиток 11 Встретились сова и голубь. — Куда это ты путь держишь? — спросил голубь. — Переселяюсь на восток, — ответила ему сова. — По какой причине? — поинтересовался голубь. — Жители деревни, где я жила, терпеть не могут моего голоса, потому-то я и решила переселиться на восток, — ответила сова. — А ты можешь изменить СВОЙ голос? — спросил голубь. — Если не можешь, то и на востоке все так же будут ненавидеть звуки твоего голоса. Свиток 16
284 Поздний период Повествовательная проза В царстве Лян умер первый министр. Хуэй-цзы, уроженец царства Сун, решил отправиться в Лян, чтобы занять пост первого министра. Торопясь переправиться через реку, он неожиданно поскользнулся и упал в воду. Лодочник, вытащив его из воды, спросил: — Куда Вы так спешите? — В царстве Лян нет министра. Я направляюсь туда, чтоб занять этот пост, — ответил Хуэй-цзы. — Сидя в лодке, Вы попали в безвыходное положение. Не будь меня, Вы бы наверняка утонули. Какой же из Вас министр! — произнес лодочник. — Твое место в лодке. И тут мне не сравниться с тобой. Что же касается управления государством и охраны престола, то тут по сравне­ нию со мной ты глуп, как слепой щенок, — отв етил Хуэй-цзы. Свиток 17 Цзы С я27 спросил как-то своего учителя Конфуция: — Что представляет собой Янь Ю ань28? — Он превосходит меня, своего учителя, в верности, — был ответ. — А что за человек Цзы Гун29? — снова спросил Цзы Ся. — Он превосходит меня в понятливости, — о тв етил учитель. — А что представляет собой Цзы Лу? — спросил Цзы Ся. В ответ Конфуций сказал: — Он превосходит меня в храбрости. — А что за человек Цзы Чжан30? —продолжал спрашивать Цзы Ся. — Он превосходит меня в степенности, — о тв етил Конфуций. Цзы Ся поднялся тогда со своего места и произнес: — В таком случае отчего все они почитают Вас своим учителем? Конфуций ответил на это: — Сядь и выслушай, что я тебе скажу. Янь Ю ань способен сохранить верность, но он не умеет приспосаб­ ливаться к обстоятельствам. Цзы Гун умен, но он не умеет смиряться. Цзы Лу храбр, но не умеет соблюдать осторожность. Цзы Чжан степе­ нен, но не способен держаться со всеми одинаково. Я ж не таков, как эти четверо. Ведь тот, кого называют совершен­ номудрым мужем, для пользы дела должен уметь и наступать и от­ ступать, и склоняться и выпрямляться. Свиток 17 ПОЗДНИЕ СЯОШО Повествования сяошо (букв, «малое поучение», или «незначительное рече­ ние») были чрезвычайно распространены в Китае уж е в древнюю эпоху. Лю Сян, с произведениями которого читатель уж е познакомился в нашей антологии, и его сын Лю Синь, составляя реестр императорской библио­ теки, насчитали в ней 1380 связок дощечек с подобными повествованиями.
«Яньский наследник 285 Дань» Цифра весьма внушительная, если учесть, что конфуцианская «Книга сыновней почтительности» умещалась всего в одной связке, а знаменитая «Книга Перемен» ограничивалась двенадцатью. Китайская традиция воз­ водит происхождение сяошо к записям тех древних чиновников, которым вменялось в обязанность фиксировать и представлять по инстанции все то, «что рассказывали на улицах-и говорили в переулках», все слышанное «на дорогах и проселках». Такой специально созданный информационный канал, как и в случае с записью песен, призван был держать верховную власть в курсе того, что говорили и пели в народе. Позднее на материале подобных записей выросла морализирующая школа сяошо, которую ис­ торик Бань Гу упоминает в числе десяти философских школ древнего Китая, хотя и не считает ее заслуживающей внимания. Судя по свидетельствам древних авторов, рассказы сяошо имели явно фольклорное происхождение, под этим названием объединялись разного рода обработки сказок, легенд и сказаний (возможно, песенно-повест­ вовательных сказов), отдельные анекдоты и былички. Накопленный ве­ ками, обширный назидательно-повествовательный материал рассказов сяошо широко использовался древней литературой. Однако конфуцианцы отрицательно отнеслись к сяошо как к литературному явлению, считая их «узкой тропинкой» знания, уводящей человека с широкой и прямой дороги Долга и Ритуала. Это во многом определило дальнейшую судьбу литературы сяошо, которой было отказано в звании «изящного слова» — «вэнь», словесного узора, наносимого на бумагу под влиянием сокровенной силы Дао. К сяошо относились пренебрежительно, и поэтому в одних случаях мы не знаем их авторов, а в других — только предполагаем, чьей кисти они принадлежат. Сами тексты древних сяошо вызывают множе­ ство сомнений; многие ученые считают их более поздней «подделкой». Не разделяя подобных взглядов, мы все же сочли необходимым поместить их в самом конце антологии, признавая тем самым их близость более позднему периоду. Было бы жаль вовсе отказаться от них ради неоправ­ данного гиперкритицизма. Об их художественных достоинствах пред­ оставим судить читателю, заметим лишь, что именно сяошо наиболее близки к при вычной нам б еллетри сти ке, именно им свойственно ( пра вда , не всегда) наличие определенной фабулы, элемента развлекательности и вымысла. В русле сяошо впоследствии развилась своеобразная китайская новелла, традиционная повесть и роман. НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР* Яньский наследник Дань Дань, наследник царства Янь, жил заложником в Цинь1. При встречах с ним циньский князь не оказывал ему должного почтения. Дань был * © «Художественная литература», 1986
286 Поздний период Повествовательная проза уязвлен и пожелал вернуться на родину. Князь и слышать об этом не хотел и, глумясь над ним, сказал: .Побелеет голова у ворона, вырастут рога у лошади — отпущу тебя. Дань с тяжким вздохом обратил лик к Небу. И вот побелела голова ворона, выросли рога у коня. Циньскому князю пришлось отпустить Даня. Однако умыслил на жизнь его — велел поставить хитрую на мосту ловушку, надеясь, что Дайь угодит в нее. Однако ловушка не сработала, мост не обрушился, и Дань спокойно прошел по нему. Ночью он достиг пограничной заставы. Ворота были еще заперты. Тогда он крикнул петухом; и все петухи окрест разом ответили ему. Ворота открыли, и Дань бежал домой. Затаив обиду на циньского князя, Дань мечтал об отмщении. Он начал сзывать храбрейших воинов, суля им многие блага и достойное обращение, и не было ни одного, кто пришел бы к нему и ушел бы с пустыми руками. Тогда же Дань написал письмо своему учителю Цюй У: «Дань недостоин своих предков. Рожден в глухой стороне, взращен на бесплод­ ных землях. Оттого не лицезрел он мужей высокого долга, не внимал их драгоценным советам, оттого не постиг Путь, коему надлежит следо­ вать. Но он желает изъяснить свои мысли в письме и будет счастлив, если учитель прочтет его. Дань слыхал, что позор для достойного мужа, снеся оскорбление, жить на свете, равно как бесчестье для девицы, повстречав насильника, потерять девство. Потому тот, кто готов перерезать себе горло, не дрогнет; тот, кому уготована смерть в котле-треножнике, не побежит в страхе. Быть может, эти люди находят усладу в смерти и забывают о жизни? Нет, просто в сердце хранят верность своим помыслам. Цинь- ский князь нарушает установления Неба, расправляясь со слабым, как тигр или волк. Он был непочтителен к Даню, считая себя высшим среди князей. Одно воспоминание о нем рождает боль, пронзающую до мозга костей. Если выставить против Цинь весь народ царства Янь, то и тогда Цинь не одолеть. Долгие годы уйдут на войну, и все впустую, ибо ясно — сил не хватит . Одна надежда — созвать наиотважнейших мужей Поднебесной, собрать великих героев со всех земель, что средь Четырех морей2. Пусть Дань разорит страну, опустошит казну — лишь бы достойно встретить храбрецов. Циньскому князю поднесет он редкие сокровища и сладкие речи, и Цинь, позарившись на его подачки, поверит в его искренность. А та м уж дело за мечом. Он — замена войску, в котором воинов пусть даже сто раз по десять тысяч. Меч избавит от позора ро д Даня на десять тысяч поколений. А если, как задумано, не выйдет, то Дань спрячет свой лик от Неба и в неутоленной досаде уйдет к Девяти истокам3, ибо любой князек будет смеяться и указывать на Даня пальцем. Но и Вам, достойный учитель, не избегнуть той же участи. Д а и что станет с землями Даня к северу от реки Ишуй4?
«Яньский наследник 287 Дань» С почтением направляю письмо, надеюсь, что наставник со всей зрело­ стью мысли обдумает его». Наставник Цюй У в ответ написал: «Ваш подданный слыхал: "Кто быстр в решениях, несет урон, кто поддается соблазнам сердца — губит себя. Ныне, когда князь желает смыть позор, что тяготит его , и тем избыть давнюю печаль, долг настоящего подданного лечь костьми за правое дело, а не уклоняться. Ваш слуга мыслит так: обладающий познаниями, когда что-то задумал, не полагается на удачу, трезвый умом, желая утешить сердце, не пойдет на поводу у прихоти. Потому и говорят: прежде сделай дело, по том думай о награде, утвердись в решении; лишь после — действуй. Вот тогда не совершишь промаха, не будешь, как говорится, находясь в пути, сокрушаться, что стоишь на месте. Наследник ценит мужество храбреца и уповает на силу меча. Но дело, от коего ожидает успеха, не продумано до конца. Ваш подданный предлагает войти в союз с царством Чу, объединить силы с Чжао, вовлечь в сговор Хань и Вэй5 и лишь тогда выступить против Цинь. Так можно Цинь разбить. Добавлю: Хань и Вэй с царством Цинь связаны узами только дальнего родства. Поднимем войско, и Чу придет на помощь, а вслед за Чу присоединятся Хань и Вэй. Сила такого союза очевидна. Последует моему совету наследник — избудет бесчестья, а я освобожусь от тягостных забот» . Дань остался недоволен письмом и призвал наставника Цю й У. — Подданный полагает, что, если наследник последует совету, Цинь никогда больше не будет угрожать землям к северу от реки Ишуй. А удельные князья — соседи станут домо гаться нашей поддержки, — разъяснил Цюй У. — Но ведь томительно потянутся бесконечные дни. А сердце не может ждать, — сказал наследник. Цюй У возразил: — Когда дело идет о Цинь, то здесь лучше помедлить, чем поспе­ шить. Хотя минуют и луны и года, пока объедините силы с царствами Чу и Чжао, привлечете к себе Хань и Вэй, но дело в конце концов завершится успехом. Дань возлег на ложе, дав понять, что не желает более слушать. — Подданный, как видно, не угодил наследнику, — сказал Цюй У. — Но он знаком с Тянь Гуаном — человеком глубокого ума, полным замыслов. Хотел бы представить его Вам. На что Дань ответил: — Согласен. Когда Тянь Гуан пришел к Даню, Дань стоял подле ступеней трона. Он тотчас вышел встретить гостя® и приветствовал его двойным покло­ ном. После того как оба уселись, Дань обратился к нему: — Наставник не счел царство Янь за земли варваров, а Даня — не ­ достойным своих предков и снизошел до нашего захолустья. А ведь царство Я нь затеряно на северных границах, в глуши, так что вполне можно его уподобить краю дикарей. Учитель не почел за унижение
288 Поздний период Повествовательная проза приехать, и Дань готов быть ему слугой. Гляжу на Ваш нефритовый лик, — добавил он, — и мнится мне: то явился дух-предок, дабы защитить царство Янь. Прошу учителя снизойти до нас и претерпеть нашу скудость. Тянь Гуан ответил ему таким словом: — С той поры, как волосы связал пучком7, утвердился в нравствен­ ной чистоте, и по сей день я преклоняюсь перед высокими деяниями наследника и славлю его доброе имя. Почту за счастье быть наследнику полезным. Дань опустился на колени и пополз к Тянь Гуану. Слезы ручьем текли по его лицу. Он сказал: — Долгое время Дань жил заложником в Цинь, и циньский князь не оказывал ему должного почтения. День и ночь сердце Даня жжет мысль о мести. Если считать народ, то у Цинь его больше, если мерить силу, то Янь слабее. Хотел бы заручиться поддержкой соседних царств, да сердце, горящее местью, не может ждать. Не замечаю, где вкушаю пищу, не сплю спокойно по ночам. Пусть даже Янь и Цинь погибнут вместе, и тогда я буду счастлив — мой остывший пепел вспыхнет огнем, а белые кости оживут! Желал бы получить у настав­ ника совет. Тянь Гуан испросил отсрочку: — Дело это важное, прошу дать мне время подумать. Дань поселил наставника в верхних покоях. Трижды на дню сам подносил ему еду и беспрестанно справлялся о здоровье. Прошло три месяца. Наследник был удивлен, что гость хранит молчание. Он решил обратиться к Тянь Гуану. Удалив слуг, он сказал: — Придя ко мне, Учитель явил свое сочувствие и сострадание. Я ожидал, что он предложит мне удачный план. Уже три месяца, как я готов внимать его советам. Неужели наставнику нечего мне пред­ ложить? Тянь Гуан ответил: — Если бы наследник и не напомнил мне, все равно я намеревался высказаться. Известно, что скакун быстроногий, когда молод, легко покроет тысячу ли, а одряхлев, и малого пути не пройдет. Сейчас, когда наследник прослышал обо мне, я уже стар. Предложи я некий удачный замысел — в одиночку наследнику его не исполнить, пожелай я сам взяться за дело — сил не хватит . Наблюдал я за Вашими храбрецами, среди них нет нужного Вам человека. Вот Ся Фу — у него кровь храбреца, но в гневе лик его красен. Или Сун И — у него жилы храбреца, но в гневе он ликом темен. Далее, возьмем У Яна — кости храбреца, но в гневе лик его бел. Лишь одного человека знает Тянь Гуан — это Цзин Кэ, про него можно сказать: вот муж, обладающий духом храбреца, ибо в гневе лик его невозмутим. Познания Цзин К э обширны, память тверда, телом он могуч, костью крепок8; он не ввязывается в пустяковые дела и жаждет совершить великий подвиг. Еще в бытность свою в царстве Вэй он спас жизнь не одному десятку великих мужей. А Ваши молодцы все
«Яньский наследник 289 Дань» заурядны, вот и выходит, что в деле, задуманном наследником, без Цзин Кэ не обойтись. Дань поднялся с циновки, совершил перед наставником двойной поклон и сказал: — Если удастся, следуя мудрому совету наставника, свести тесное знакомство с Цзин Кэ, то в царстве Янь во веки веков будут совершать жертвоприношения духам Земли и Неба9. И это будет Ваша заслуга, наставник. Тянь Гуан собрался в обратный путь. Наследник самолично прово­ жал его, а при прощании, взяв его руку в свою, сказал так: — Дело государственное. Прошу не разглашать тайну. На что Тянь Гуан улыбнулся и ответил: — Согласен. Вскоре Тянь Гуан повидал Цзин Кэ. Он сказал ему: — Тянь Гуан, который недостоин своих предков и сам бессилен что-нибудь сделать, рассказал о Вас наследнику царства Янь — мужу редкостной добродетели. Он всем сердцем расположен к Вам, и я хотел бы, чтобы Вы стали ему другом. Цзин Кэ ответил: — Убеждения мои таковы: для того, кто мне по душе и чьи мысли разделяю, — себя не пощажу. Но и волоска не выдерну ради того, с кем мыслю розно. Ныне наставник предложил мне стать другом Даня. Почтительнейше принимаю предложение. Услыхав о его согласии, Тянь Гуан сказал далее: — Говорят: истинный муж не вызывает в других сомнений. Про ща­ ясь, наследник сказал Тянь Гуану: «Это дело государственное. Прошу не разглашать тайну». Значит, князь усомнился в нем. Тянь Гуану стыдно жить под подозрением. — И тут, оборотясь к Цзин Кэ лицом, он принял смерть — заглотнул язык и умер. Когда Цзин Кэ прибыл в Янь, Дань с почетом усадил его в колес­ ницу, которой правил сам. Он предложил ему почетное место слева от себя, и тот , взявшись за веревочные поручни, поднялся в колесницу и сел, не соблюдая чина. Во дворе Цзин Кэ сам занял почетное место, не дожидаясь, пока гости и хозяева рассядутся. Затем он сказал: — Тянь Гуан превозносил мне человеколюбие и добросердечие на­ следника, он говорил, что тот наделен редкими добродетелями, что высокие деяния его угодны Небу. Поистине, слухом о славе Даня полнится земля. Потому Цзин К э покинул столицу Вэй и прибыл в Янь, не убоявшись опасности и дальности пути. Наследник радушно привет­ ствовал Цзинь Кэ, как встречают, по обычаю, старого друга, и оказал ему почести, каковые воздают впервые прибывшему гостю. Цзин Кэ принял это как должное, не чинясь, ибо достойный муж если уж доверяет другому, то как самому себе. Дань осведомился: — Здоров ли учитель Тянь Гуан? Цзин Кэ ответил: 10-186
290 Поздний период Повествовательная проза — Прощаясь со мной, учитель сказал, что наследник просил его не р азглашать государеву тайну, выказав ему тем свое недоверие, а это позор для достойного мужа. Тянь Гуан в моем присутствии принял смерть. Наследник был поражен, он посерел лицом, а затем , всхлипывая и глотая слезы, сказал: — Да разве мог Дань усомниться в учителе? Он ведь только пред­ остерегал! Ныне, когда учитель покончил с собой, Даню остается од­ но — самому покинуть этот мир. Наследник долго пребывал в растерянности, был безрадостен и мрачен. Некоторое время спустя Дань устроил пир, на который пригласил Цзин Кэ. Когда все изрядно охмелели, Дань поднялся, чтобы самолично поднести ему чашу. Но тут храбрейший муж по имени Ся Фу обратился к Цзин Кэ с таким словом: — Известно, что с тем , кто не обрел славы у себя в родных местах, нечего толковать о высоких деяниях. Равно как нельзя судить о досто­ инствах коня, не зная, может ли он мчать колесницу. Вот я и спрашиваю: какую службу может исполнять у нашего наследника Цзин Кэ, человек, издалека прибывший к нам? Так Ся Фу пытался задеть Цзин Кэ. Но тот ответил: — Мужа редких достоинств не всегда следует р авнять с жителями его родной деревни. Разве следует впрягать в обычную колесницу коня, по всем статьям равного тысячеверстому скакуну?! Так, в древности Люй-ван10, покуда резал скот и удил рыбу, был презреннейшим челове­ ком в Поднебесной. Лишь повстречав правителя Вэнь-вана, он стал наставником в царстве Чжоу. И жеребец быстроногий, когда возит соль, — обыкновенная кляча. Но заметь его конюший Бо-лэ11, и он окажется тысячеверстым скакуном. Разве храбрецу, чтобы стяжать славу доблестного мужа, надо непременно жить в деревне, а скакуну, чтобы считаться быстроногим конем, возить колесницу? Тогда Ся Фу спросил гостя, каковы его помыслы. И Цзин Кэ сказал: — Хочу, чтобы яньский князь Дань пошел по стопам мудрого Шао-гуна12, который некогда под сенью дикой яблони вершил справед­ ливые и добрые дела. Заветнейшее мое желание, чтоб к трем мудрей­ шим царям древности причислили четвертого, чтобы шестого власти­ теля прибавили к прославленным пяти. Как вы находите мои помыс­ лы? — спросил он присутствующих. Все стали восхвалять Цзинь Кэ. С того раза больше никто не осмеливался задевать его. Наследник был счастлив, полагая, что теперь, когда ему служит Цзин Кэ, нечего страшиться Цинь. Два дня спустя наследник и Цзин Кэ прогуливались по Восточному дворцу. Подойдя к пруду, они залюбовались прекрасным видом. Цзин Кэ подобрал осколок черепицы и бросил в лягушку. Наследник тотчас
«Яньский наследник 291 Дань» приказал слуге поднести блюдо, полное золота , и Цзин К э принялся швырять в лягушек золотые слитки. К огда блюдо опустело, ему поднес­ ли новое. Однако Цзин Кэ оставил развлечение, сказав наследнику: — Не потому перестал, что подумал, может, Вам жаль золота, а просто рука устала. Затем оба сели в колесницу, запряженную тысячеверстым скакуном, и отправились на прогулку. Цзин К э сказал: — У такого скакуна, как я слышал, превосходная по вкусу печень. Дань тотчас велел прирезать коня и поднес его печень Цзин Кэ. Некоторое время спустя полководец Фань Юй-ци из царства Цинь был обвинен в проступке, и циньский князь его повсюду разыскивал. Фань Юй-ци бежал в царство Янь. Дань принял Фаня и в его честь устроил пир на Хуаянской башне. В разгар веселья Дань велел позвать красавицу, которая славилась игрою на цитре. Цзин Кэ похвалил ее: — Какая искусница! Наследник тотчас предложил красавицу ему в подарок. Тот возразил: — Но мне нравятся только ее руки. Тогда Дань приказал отрубить у красавицы руки и, положив их на яшмовое блюдо, почтительнейше поднес Цзин Кэ. Дань обычно вкушал пищу с Цзин Кэ за одним столом и спал с ним на одном ложе. Как-то словно бы невзначай Цзин К э сказал Даню: — Вот уже тр и года, как Цзин Кэ находится подле наследника. Все это время он был к нему милостив: дал золота, чтобы кидать в лягушек, на яшмовом блюде поднес печень тысячеверстого скакуна и искусные руки своей наложницы. Простой человек ценит подобную щедрость, он вырастает в собственных глазах, как говорится, на чи и еще цунь, и он готов преданно служить господину, словно бы конь или пес. Находясь на службе у наследника, Цзин К э слыхал о примерной верности павших героев древности. Бывает, что смерть одного — весомей Тайшань, а смерть иного — легче лебяжьего пуха. Спрашивается, р ади чего они гибли? Б ыть может, наследник осчастливит Цзин Кэ разъяснением? В знак почтительного внимания к Цзин К э Дань оправил полу платья и доверительно сказал: — Некогда Дань жил пленником при циньском дворе, и тамошний князь при встречах с ним вел себя недостойно. Даню стыдно жить с ним на одном свете. Вот Цзин Кэ выказал свое уважение Даню: не почел его за недостойного и одарил присутствием малое его владение. Дань хотел было вверить Цзин Кэ защиту алтаря отечества, однако не знает, как это сделать. Цзин К э ответил: — Сейчас в Поднебесной нет царства сильнее, чем Цинь. Яньский наследник не настолько силен, чтобы внушать стр^х удельным кня- зьям-соседям, да они и не согласятся служить его делу. Даже если ю.
292 Поздний период Повествовательная проза наследник поднимет всех своих подданных — Цинь ему не победить, равно как стаду баранов не одолеть волка, а стае волков не загнать тигра. Наследник сказал: — Много лет Дань вынашивает мысль о мести, но по сию пору не знает, как ее осуществить. Тогда Цзин К э предложил: — Фань Юй-ци провинился перед циньским князем, и тот повсюду его разыскивает. Циньский князь с вожделением взирает на земли об­ ласти Дукан. Если поднесем ему голову Фань Юй-ци, а к ней — чертеж дуканских земель, план наследника осуществится. Наследник сказал: — Если дело закончится успешно, Дань готов подарить Цзин Кэ все царство Янь. Для него это было бы радостью. Но полководец Фань бежал к нему, шца защиты. Выдать его — не по сердцу Даню. Цзин Кэ промолчал. Минуло пять лун, и наследник уже стал побаиваться, как бы Цзин Кэ не изменил свое намерение. Однажды он сказал ему: — Царство Цинь разгромило Чжао, циньские войска подошли к гра­ ницам Янь; Дань встревожен. Он готов последовать совету Цзин Кэ, он не знает, с чего начать. Б ыть может, сперва послать к циньскому князю У Яна? Цзин Кэ разгневался: — Зачем зеленого юнца посылать туда, откуда нет возврата? Цзин Кэ бездействует лишь потому, что ждет благоприятного случая. Вскоре Цзин Кэ тайно пришел к Фань Юй-ци и сказал ему: — Слышал, полководец провинился перед циньским князем и семью его — отца, мать, жену и детей — сожгли на костре. За поимку полководца обещана награда — город в сотни сотен дворов, да в при­ дачу тысяча цзиней зо лота13. Цзин Кэ скорбит о Вашей участи, пол ­ ководец. Но у меня есть к Вам слово. Я вопрошаю: «Готов ли пол­ ководец отомстить за свое бесчестье, а заодно и смыть позор унижения, нанесенного царству Янь?» Фань Юй-ци ответил: — Давно помышляю о мести. День и ночь проливаю слезы, ибо не знаю, на что решиться. Если господин Цзин К э осчастливит меня наставлением, почтительно его выслушаю. Тогда Цзин Кэ сказал: — Нужна Ваша голова, чтобы вместе с чертежом дуканских земель поднести ее циньскому князю. Он будет р ад такому подарку, а о б­ радовавшись, пожелает увидеть Цзин Кэ. Тогда Цзин Кэ левой рукой ухватится за княжеский рукав, чтобы правой поразить князя в грудь кинжалом. Но прежде чем убить князя, Цзин Кэ перечислит ему его преступления и скажет, что мстит за царство Янь. И развеется гнев, переполняющий Ваше сердце.
«Яньский наследник 293 Дань» Фань Юй-ци поднялся. Он решительно выхватил меч и сказал Цзин Кэ: — Вот о чем мечтал я и днем и ночью. В тот же миг Фань Юй-ци перерезал себе горло. Го лова его повисла, глаза не успели закрыться. Дань, узнав об этом, вскочил в колесницу и, сам правя лошадьми, примчался к месту смерти. Он упал на труп полководца и заплакал навзрыд. Печаль его была неутолима. Некоторое время спустя, приняв в рассуждение, что ничего уже изменить нельзя, Дань велел положить голову Фань Юй-ци в ларец и поднести ее циньскому князю вместе с чертежом дуканских земель. Цзин Кэ поехал в Цинь в сопровождении У Яна. Он отправился в путь, не дожидаясь счастливого дня. Наследник и близкие его друзья в скромных холщовых одеждах14 и простых шапках проводили его до реки Ишуй. Здесь Цзин Кэ остановился, чтобы под­ нять чашу за долголетие Даня, а потом запел: Ветер суров, вода в Ишуй холодна, Храбрец уйдет и не вернется назад никогда... Гао Цзянь-ли подыгрывал ему на тринадцатиструнной цитре, а Сун И вторил цитре в лад. Когда звуки цитры были мужественны, то волосы у храбрецов вставали от гнева, вздымая шапки. К огда цитра печалилась, достойные мужи обливались слезами. Вот двое поднялись на колесницу и уж более ни разу не оглянулись назад. Когда они проезжали мимо провожавших, Ся Фу перерезал себе горло, напутствуя тем самым храбрецов. Цзин Кэ и У Ян проезжали через селение Янди. Цзин Кэ решил купить мяса. Он стал рядиться с мясником, сколько весу в куске. Мясник оскорбил Цзин Кэ. Тогда У Ян было поднял руку на мясника, но Кэ остановил его. Наконец, войдя в пределы Цинь с запада, путники прибыли в столицу Сяньян. Когда вошли во дворец, придворный по имени Мэн доложил о них циньскому князю: — Яньский наследник Дань, убоявшись могущества великого князя, подносит ему голову Фань Юй-ци и чертеж земель области Дукан и обещает стать нашим вассалом на северных границах. Циньский князь обрадовался. В сопровождении множества санов­ ников и нескольких сотен стражников, вооруженных р огатыми копьями, он вышел к яньским послам. Цзин К э почтительно держал в руках голову Фань Юй-ци, У Ян — чертеж. Когда согласно зазвучали бараба­ ны и колокола, а толпа сановников провозгласила: «Десять тысяч лет великому князю!», У Яна одолел страх: ноги словно приросли к земле, а лицо стало пепельно-серым, как у покойника. Циньский князь удивил­ ся. Т огда Цзинь К э бросил на У Яна пристальный взгляд, выступил вперед и извинился:
294 Поздний период Повествовательная проза — Мы, подлые люди, выходцы из северных и южных племен, никог­ да прежде не видели Сына Неба. Уповаю, что проявите снисхождение к нашей оплошности и дозволите завершить церемонию. Циньский князь приказал Цзин Кэ: — Возьми чертеж и подойди ближе. Князь стал разворачивать чертеж и вдруг увидел острие короткого меча. Цзин Кэ левою рукою ухватил князя за рукав платья, а правой изготовился ударить мечом в грудь. Но прежде, чем убить князя, он стал перечислять его вины: — Много дней прошло с тех пор, как ты провинился перед яньским наследником, теперь ты жаждешь подчинить все земли, какие ни есть среди Четырех морей, и не ведаешь ты в жажде власти ни удержу, ни меры. Фань Юй-ци не совершил проступка, но ты истребил весь его род. Ныне Цзин Кэ намерен покарать тебя, дабы отомстить за всю Поднебес­ ную. У яньского наследника больна мать, и это заставляет Цзин Кэ торопиться. Если удастся, он захватит тебя живым, если нет — убьет! — Вижу, надлежит мне подчиниться Вашей воле, — циньский князь ему в ответ. — * Молю об одном: дайте послушать цитру, и я умру. Позвали наложницу государя. Та прикоснулась к струнам — цитра пела: Легкого шелка рукав можно потянуть и оборвать. Ширму в восемь чи высотой15 легко перешагнуть и бежать. Меч узорный, что в ножны погружен, разве трудно вынуть из ножен? Цзин К э не понял цитры. Князь же, вняв цитре, выхватил меч из ножен. Затем он с силой вырвал свой рукав, перепрыгнул через ширму и бежал. Цзин Кэ метнул в князя кинжал. Но кинжал угодил в бронзовую колонну, лишь слегка задев князю ухо. Из колонны во все стороны посыпались искры. Тут князь внезапно обернулся и единым взмахом меча отсек Цзин Кэ обе руки. Цзин Кэ прислонился к колонне и засмеялся. Затем сполз на землю, став похожим на совок для мусора. В сердцах выругался: Вот как обернулось— дал сопливому мальчишке себя провести. И за Янь не отомстил, и дела великого не свершил!16 Этот человек мало известен в истории китайской литературы. Такие авторы одной-единственной книги в ней не редкость, однако книга его была несколько сомнительного свойства — «неофициальное», т. е. не санкци­ онированное свыше, жизнеописание супруги самого Сына Неба, которое поверяло читателю гаремные тайны и будоражащие воображение слухи... Никаких других громких деяний автор не совершил, а потому отдельного жизнеописания и внимания историков не удостоился. Все, что известно
«Яньский наследник 295 Дань» о нем, почерпнуто из его собственного предисловия к «Частному жизне­ описанию Летящей ласточки» — так буквально именуется его произведе­ ние. Если опустить название местности, откуда он был родом, и некото­ рые столь же малоинформативные для русского читателя сведения, мы узнаем, что он уж е в молодости превзошел все науки своего времени, отличался чувством музыкальности и склонностью к литературному творчеству. Оценить юный талант по достоинству сумел только его великий современник, философ Ян Сюн, однако «Ян Сюн жаждал славы, был горд, заносчив, и Лин Сюань отказался поддерживать с ним дружбу, о чем тот глубоко скорбел». Действительно ли Ян Сюн, создатель «Канона Великой Сокровенности», соперника древней «Книги Перемен», домогался дружбы молодого дарования — можно только гадать. Как бы то ни было, Лин Сюань служил в основном в провинции, а вершиной его карьеры стала должность канцлера Хуайнаньского удела — того самого , которым раньше владел создатель даосского трактата «Хуайнань-цзы», князь Лю Ань. При императоре Ай-ди (6 г. до н. э. — 1 г. н. э .) Лин Сюань по старости удалился на покой — и вот тогда-то создал свое повествова­ ние о роковой красавице из рода Чжао, погубившей династию... Писал он его в смутное время, когда на престоле сменяли один другого юные безвольные императоры, бывшие игрушкой в руках придворных клик, когда втайне презираемые всеми евнухи вершили судьбы страны, а империя клонилась к близкой гибели. Нужно ли удивляться тому, что события недавнего прошлого и имя женщины, «загасившей огонь» ханьского царст­ вующего дома, были у всех на устах? Эти рассказы и записал отставной чиновник Лин Сюань, создав на рубеже нашей эры произведение, которому суждено было пережить века. Его история прославленной фаворитки оказалась совсем иной, чем рассказ Лю Сяна, вошедший в «Жизнеописания знаменитых женщин» (см. с. 266). Почитатель конфуцианских добродетелей, Лю Сян не позволяет себе ничего лишнего. Ясно сознавая, что происходит поругание законов небесных и человеческих, он, однако же, не решается обвинить в сем государыню, а обращает скрытый гнев на ее сестру и наперсницу. Жизнеописание Лин Сюаня являет собой полную противоположность этой предельно сдержанной манере. Дело даже не в обилии пикантных подробностей — фривольность изложения скорее заключается в той свободе, с которой автор обращается со своими персонажами, в некоем общем умалении пиетета в отношении столь высокопоставленных особ. Что же касается подробностей, то в них веришь, поскольку распутство всесильных фавориток, дикие расправы с гаремными со­ перницами и гибель венценосцев под воздействием стимулирующих средств случались и позже. В истории «Летящей ласточки» Лин Сюаню не довелось сказать последнего слова: сюжет этот прочно вошел в китайскую литературу и множество литераторов впоследствии обращалось в прозе и стихах к образу красавицы, «повергающей наземь царства». Постепенно что-то исправлялось, что-то домысливалось — и вот в X в. из -под кисти Цин
296 Поздний период - Повествовательная проза Чуня появляется уж е «Полное жизнеописание императрицы Чжао Фэй-янь», вполне в духе современных ему повестей. И если начинается повествование с намека на причастность фаворитки к тайнам даосской магии, то заканчивается оно уж е буддийской идеей возмездия. Сестра Фэй-янь за свое безудержное сладострастие перерождается после смер­ ти в гигантскую черепаху океанских пучин — символ похоти и распутст­ ва, а ожидающая близкой кончины императрица с ужасом думает о соб­ ственной участи... Аутентичность текста Лин Сюаня вызывает определенные сомне­ ния — Л у Синь, например, в своей «Краткой истории китайских сяошо» относит его к более позднему времени, чем эпоха Хань. Однако состави­ тель следует здесь традиции и надеется, что читатель прочтет по­ весть с интересом. ЛИН СЮАНЬ* Неофициальное жизнеописание императрицы Чж ао Фэй-янь — Ласточки Государыня Чжао, прозванная Фэй-янь — Ласточкой, была дочерью Фэн Вань-цзиня. Дед ее изготовлял и отлаживал музыкальные инструменты, исправляя должность настройщика при дворе князя в Цзянду1. Сын его Вань-цзинь не пожелал наследовать семейное занятие и занялся музыкой, он сочинял скорбные плачи по усопшим. Своим песнопениям он дал название «Напевы из мира смертных». Всякого, кто их слышал, они трогали до глубины сердца. В свое время внучка старого князя в Цзянду, владетельная госпожа земель Гусу, была выдана за Чжао Маня, чжунвэя2 из Цзянсу. Э тот Чжао Мань до того возлюбил Фэн Вань-цзиня, что, если не ел с ним из одной посуды, не насыщался. У него рано объявился тайный недуг, потому он к жене своей не приближался. Фэн Вань-цзинь вступил в связь с госпожой Чжао, и та забеременела. Чжао Мань был ревнив и вспыльчив. В страхе перед ним госпожа Чжао сослалась на недомогание и переехала во дворец старого князя. Здесь она разрешилась от бремени двойней. Девочку, которая появилась на свет первой, назвали И-чжу, вторую нарекли Хэ-дэ. Их отослали к Фэн Вань-цзиню, а дабы скрыть обстоятельства рождения, дали им фамилию Чжао. Уже в детском возрасте И-чжу отличалась умом и сообразитель­ ностью. В семье Фэн Вань-цзиня хранилось сочинение старца Пэн-цзу3 «Различение пульсов», и по этой книге она овладела искусством управ­ л ять дыханием. Повзрослев, стала она осанкой изящна, в поступи легка, * © «Художественная литература», 1986
«Неофициальное жизнеописание 297 Чжао Фэй-янь» поднимет ножку — опустит, будто вспорхнет, за что и прозвали ее Ласточкой. Хэ-дэ была телом гладка, словно бы умащена притираниями, когда выходила из купальни, всегда казалась сухой. Была она искусна в пении, голос ее, приятный для слуха, лился медленно и нежно. Сестры были несравненными красавицами. После смерти Фэн Вань-цзиня семья его разорилась, Фэй-янь с м лад ­ шей сестрой вынуждены были перебраться в Чанъань, где в то время их знали еще как побочных детей Чжао Маня. Они поселились в переулке рядом с неким Чжао Линем, начальником стражи во дворце правителя Янъэ. Надеясь на его покровительство, сестры не однажды подносили ему в дар узорные вышивки. Он всякий раз смущался, но подношения принимал. Вскоре девушки переехали к нему, и их стали считать за дочерей Чжао Линя. Некогда родная дочь Чжао Линя служила во дворце, но заболела и умерла. Фэй-янь назвалась ее именем и вместе с Хэ-дэ стала служить во внутренних покоях дворца. С замиранием сердца, забывая о еде, они могли целыми днями слушать песни. Еще в бытность свою служанками сестры начали постигать искусство пения и танцев, украдкой подражая танцовщицам и певицам. К то му времени они узнали крайнюю нужду в деньгах и в платье, так как почти все сбережения растратили на пустяки, покупая без всякой оглядки на цену притирания, благовония для омовений и пудру. В доме не было ни одной служанки, которая не сказала бы, что девицы с придурью, ибо на двоих у них было одно-единственное одеяло. Между тем Фэй-янь свела знакомство с соседом, императорским ловчим. Как-то снежной ночью она ждала этого ловчего подле дома. Чтобы не замерзнуть, она стала реже дышать. Ловчий удивился, что Фэй-янь не только не дрожит от холода, но еще и теплая. Он пришел в изумление и почел ее за небожительницу. В скором времени благодаря влиянию своей госпожи Фэй-янь попала в императорский дворец, и им ­ ператор тотчас призвал ее. Ее тетка Фань-и, дама-распорядительница высочайшей опочивальни, знала, что у Фэй-янь что -то было с импе­ раторским ловчим, вот почему при этом известии у нее похолодело сердце. Когда государь прибыл почтить Фэй-янь благосклонностью, Фэй-янь обуял страх, и она не вышла навстречу государю. Она зажмурила глаза, прикрыла лицо руками и плакала так, что слезы струями стекали у нее с подбородка. Она была в страхе и не вышла навстречу императору. Три ночи продержал он ее в своих объятиях, но так и не смог с нею сблизиться. Однако у него и в мыслях не было корить ее. Когда однажды дворцовые дамы, ранее бывавшие в милости у государя, как бы ненаро­ ком спросили о ней, то т ответствовал: — Женщина считается роскошной, когда в ней всего в избытке, она должна быть мягкой, словно бы без костей. Фэй-янь то медлительна, то робка, то как бы отдаляется от тебя, то приближается вновь. К тому же она человек долга и благопристойности. Д а что там, разве идет она
298 Поздний период Повествовательная проза в сравнение с вами, которые водят дружбу со слугами и лебезят перед ними? В конце концов государь разделил с Фэй-янь ложе, и киноварь увлажнила циновки. После этого Фань-и завела как-то с Фэй-янь беседу с глазу на глаз: — Выходит, ловчий и не приближался к тебе? На что Фэй-янь ответила так: — Три дня я практиковала способ сосредоточения на своем естестве, отчего плоть налилась и набухла. Будучи телом грузен и могуч, государь нанес мне глубокую рану. С того дня государь особо выделял Фэй-янь своей благосклонно­ стью, и все вокруг стали именовать ее не иначе, как императрицей. Однажды государь, пребывая в укромных покоях, что подле Залы Уточек-неразлучниц4, изволил просматривать списки наложниц. Фань-и обронила слово о том, что у Фэй-янь есть еще и младшая сестра по имени Хэ-дэ, равно прекрасная лицом и телом, к тому же по натуре своей благонравная. — Поверьте, — добавила Фань-и, — она ни в чем не уступит императрице Чжао. Государь незамедлительно приказал придворному по имени Люй Янь-фу взять яшмовую пластину с изображением ста сокровищ5, его личную коляску и, положив в нее матрасик из перьев феникса, ехать за Хэ-дэ. Но Хэ-дэ предложение государя отклонила, сказав придворному: — Без приглашения моей драгоценной сестрицы не смею следовать за вами. Уж лучше отрубите мне голову и отнесите ее во дворец. Люй Янь-фу воротился и в точности доложил обо всем государю. Тогда Фань-и, якобы для государевых нужд, взяла принадлежавшую Фэй-янь циновку с собственноручной ее разноцветной вышивкой, указы­ вающей ее ранг императрицы, и отправила Хэ-дэ как подтверждение воли государыни. Хэ-дэ дважды омылась, надушилась ароматным на­ стоем алоэ из Цзюцюя и убрала себя так: закрутила волосы в узел «на новый лад» , то нко подвела черной тушью брови в стиле «очертания дальних гор» и завершила свой убор небрежным прикосновением, до ­ бавив к лицу красную мушку. Не имея достойных одежд, она надела простое платье с короткими рукавами и юбку с вышивкою и дополнила наряд носками с узором в виде слив. Государь повелел повесить спальный полог в зале Облачного блеска и повелел Фань-и ввести Хэ-дэ в залу. Однако Хэ-дэ сказала: — Моя драгоценная сестрица злонравна и ревнива, всякое благодея­ ние государя ей нетрудно обратить в беду. Готова снести позор казни, ибо не жаль мне жизни, но без наставления сестрицы не пойду. Опустив глаза, Хэ-дэ ступала с ножки на ножку, не в силах следовать за Фань-и. Речь ее звучала твердо. И все, кто был подле нее, изъявили свое шумное одобрение. Государь отослал Хэ-дэ домой. В то время при дворе находилась Нао Фан-чэн, которая еще при государе Сюань-ди6 исправляла должность управительницы Дворца
«Неофициальное жизнеописание 299 Чжао Фэй-янь» ароматов. Ныне, уже убеленная годами, она справляла должность на­ ставницы при государевых наложницах. И сейчас, находясь позади госу­ даря, Нао Фан-чэн плюнула и сказала: — Как вода гасит огонь, так эти девки доведут нас до беды. По подсказке Фань-и государь отдалил Фэй-янь, приказав выстроить дл я нее особые Дальние покои. Он пожаловал ее богатой утварью, пологом, расшитым пурпурными и зелеными облаками, узорным нефри­ товым столиком и червонного зо лота курильницей в виде священной горы Бошань с девятью пиками. В свой черед Фань-и обратилась к государыне со словами порицания: — У нашего государя нет наследников, а Вы, пребывая во дворце, не заботитесь о продолжении государева рода. Не пора ли просить госуда­ ря, чтобы он приблизил к себе наложницу, которая родила бы ему сына? Фэй-янь благосклонно согласилась, и той же ночью Хэ-дэ была отведена к государю. Государь преисполнился восторга. Он прильнул к Хэ-дэ, и ни в од­ ном уголке, ни в одной линии ее тела не нашел каких-либо несовер­ шенств. Он дал ей прозвание Вэньжоусян, что значит «Приют тепла и неги». П о прошествии некоторого времени он призвал Фань-и: — Я стар годами и в этой обители хотел бы умереть. Ибо отныне мне не нужно, подобно государю У-ди, искать страну Белых облаков7. — Пусть государь живет десять тысяч лет! — воскликнула Фань-и и добавила: — Воистину, Ваше Величество, Вы обрели бессмертную фею. Государь, одобряя ее рвение, пожаловал Фань-и двадцать четыре штуки парчи, затканной рисунком в виде золотых чешуек. Хэ-дэ сполна завладела сердцем государя. Вскоре ей была дарована степень цзеюй — Первой дамы, и ее стали именовать не иначе, как Чжао Цзеюй. Хэ-дэ обычно прислуживала сестре-императрице, воздавая ей поче­ сти, кои положены старшему в роде. Однажды, когда сестры сидели рядом, государыня, сплюнув, случайно попала на накидку Хэ-дэ. — Поглядите, сестрица, — молвила Хэ-дэ, — как вы многократно умножили богатство расцветки на моем рукаве. Получилось, словно бы узоры на камне. Да отдай я приказ в дворцовые мастерские, там вряд ли исполнили бы подобный рисунок. Поистине, теперь это «Платье с узо­ ром на камне и при широких рукавах». Фэй-янь, будучи удалена в Дальние покои, свела короткое знакомст­ во со многими офицерами из личной своей охраны и даже с рабами. Правда, сходилась она только с теми, у кого было много сыновей. Хэ-дэ жалела ее и старалась всячески оправдать перед государем. Она часто говорила ему: — Моя сестра от природы нелегкого нрава. Боюсь, как бы люди не оговорили ее и не навлекли беды. У государыни Чж ао нет детей, скорбь терзает ее, и она часто проливает слезы.
300 Поздний период Повествовательная проза Вот почему государь предавал казни всех, кто говорил, что государы­ ня развратничает. А тем временем начальники над стражей и рабы, найдя приют в покоях государыни, творили постыдные дела, щеголяли в штанах диковинных расцветок, притом платья их благоухали до­ рогими ароматами. И никто не смел даже заикнуться об этом. Однако у Фэй-янь по -прежнему не было детей. Обычно государыня омывалась водой, в которую добавляли семь благовоний, воздействующих на «пять сканд» — пять групп чувствен­ ности. Она сидела на корточках в душистой ванне и пропитывалась благоуханным аро матом алоэ, а омывалась водой, собранной с лилии — цветка, дарованного божествами. Ее сестра Хэ-дэ предпочитала купать­ ся в воде, настоянной только на кардамоне, и пудриться цветочной пыльцой, составленной из ста росистых бутонов. Однажды государь признался Фань-и: — Хотя императрица и умащивается редкостными притираниями, однако аромат их не идет ни в какое сравнение с запахом тела Хэ-дэ. При дворце жила прежняя наложница цзяндунского князя И, некая Ли Ян-хуа. Она приходилась племянницей жене деда государыни Да-ли. Состарившись, она возвратилась в семью Фэнов. Государыня и ее младшая сестра почитали ее словно мать. Ли Ян-хуа была отменным знатоком по части туалета и украшений. Она частенько пользовала своими наставлениями к примеру, императрицу, советовала ей о мывать­ ся настоем листьев алоэ с горы Цзюхуэйшань и для поддержания молодости испробовать снадобье, содержащее густой отвар из кабар- говой струи. Хэ-дэ также его принимала. А нужно заметить, что если часто пользоваться этим снадобьем, то действие его таково, что месяч­ ные очищения женщины с каждым разом скудеют. Однажды государыня сказала об этом дворцовому лекарю Шангуань У, и тот, пощупав ее грудь, ответил: — Коль скоро это снадобье оказывает подобное действие, то как же вы сможете родить сына? И по его совету Фэй-янь стала отваривать цветы мэй8 и омываться этой водой, но и это средство не помогало — у государыни по-прежнему не было детей. Как-то однажды племена чэньшу поднесли в дар государю раковину возрастом едва ли не в десять тысяч лет, а также жемчужину, светящую в ночи, — сияние ее поспорило бы с лунным светом. В лучах жемчужины все женщины, будь они безобразны или хороши собой, казались неви­ данными красавицами. Государь подарил раковину Фэй-янь, а жемчужи­ ной пожаловал Хэ-дэ. Государыня положила раковину у своего изголо­ вья под пятислойным парчовым пологом, рисунок на котором походил на лучи заходящего солнца. У изголовья все заблистало, словно бы взошла полная луна. По истечении некоторого времени государь сказал Хэ-дэ: — При свете дня государыня вовсе не так прекрасна, как ночью. Каждое утро приносит мне разочарование.
«Неофициальное жизнеописание 301 Чжао Фэй-янь» Услышав это, Хэ-дэ решила в день рождения государыни подарить ей свою жемчужину, светящую в ночи. Однако до времени таилась и от нее, и от государя. В день же, когда государыню пожаловали новым высоким титулом, Хэ-дэ составила поздравление, в котор ом писала: «В сей знаменательный день, когда Небо и Земля являют меж собой дивное согласие, драгоценная старшая сестра достигла наивысшего счастья — в сиятельном блеске она восседает на яшмовом троне. Отныне предки наши ублаготворены, что переполняет меня радостью и благоговением. В знак поздравления почтительнейше подношу нижепоименованные два- дцатьГшесть~предметов: "Циновка, изукрашенная бахромой и золотыми блестками. Чаша из ароматного дерева алоэ в виде лотосового сердечка. Большой пятицветный шнур, завязанный узлом, — знак полного единения. ■ Штука тканной в тысячу нитей золотом парчи с узором в виде . уточек-неразлучниц. - ] *Ширма хрустальная. Жемчужина, светящая в ночи. | Покрывало из шерсти черной лисицы,'отдушенное благовониями. Статуэтка сандалового дерева с крапинами, наподобие шкуры тигра. Два куска серой амбры, оттиснутой в виде рыб. Драгоценный лотос, качающий головкой. Зеркало в виде цветка водяного ореха о семи лепестках. Четыре перстня чистого золота. Темно-красное платье без подкладки из прозрачного шелка. Три надушенных покрывала из узорного крепа ручной работы. Туалетная коробочка с маслом для волос, от коего они сияют семью оттенками. Одеяло и тюфяк, а также три курильницы, предназначенные для сжигания ароматов подле постели. Палочки для еды из носорожьего рога, отвращающие яд. Туалетный ящичек из лазоревой яшмы для притираний. Всего двадцать шесть предметов, кои подношу Вам через служанку мо ю Го Юй-цюн». В ответ государыня Фэй-янь подарила ей пятицветный полог из парчи с разводами в виде облаков и чайник из яшмы, напоенный душистым ароматом алоэ. Хэ-дэ залилась слезами и пожаловалась императору: — Не будь это подарок государыни, ни за что не приняла бы его. Государь благосклонно внял ее словам, и для Хэ-дэ оплачен был казною заказ на парчовый полог в семь слоев с рисунком в виде дерева алоэ. Вскоре последовал указ о том, что государь отбывает в Инчжоу9 на три года. Хэ-дэ встретила государя на озере Тайи, где к тому времени построили огромную ладью, способную вместить всю дворцовую че­ лядь числом в тысячу человек. Ладью стали именовать «Дворцом
302 Поздний период Повествовательная проза слияния». Посреди озера, словно бы гора высотою в 40 чи, вздымался павильон «Страна блаженства Инчжоу». Как-то р аз государь и Фэй-янь любовалась из павильона окрестно­ стями. На государе была из тонкого шелка рубашка без единого шва с узором в виде набегающих волн, украшенная парой драгоценных яшм. Государыня была в наряде, присланном в дар из Южного Ю э10: в изук­ рашенной слюдой пурпурной юбке, на коей складки были уложены наподобие струй, и поверх платье из тонкого полотна, напоминающего драгоценную красную яшму с лазоревым отливом. Фэй-янь танцевала и пела песню «Издалека несется встречный ветер». В лад ее пению государь отбивал такт, ударяя по нефритовой чаше заколкой для волос из резного носорожьего рога, меж тем как Фэн У-фан, любимец государыни, по его повелению подыгрывал Фэй-янь на шэне — губном органчике. Неожиданно среди хмельного веселья и песен поднялся ветер. Словно вторя ветру, голос государыни зазвучал громче. Фэн У-фан в свой черед заиграл еще затейливее, и звуки шэна полились легко и нежно. Музыка и голос отвечали друг другу согласием. Вдруг ветер приподнял юбку государыни, обнажив бедра, и она закричала: — Смотрите на меня! Смотрите! — И, взмахнув развевающимися по ветру рукавами, взмолилась: — О небесная фея! Небесная фея! Отврати мо ю старость, верни мне молодость! Не оставь своей заботой! Государь, опасаясь, что ветер вот-вот унесет ее, попросил Фэн У-фана: — Поддержи государыню. Отбросив шэн, У-фан успел поймать государыню за ножку. Ветер стих, Фэй-янь залилась слезами: — Государь был милостив и не дал мне уйти в обитель фей. Она принялась насвистывать грустную мелодию, потом вдруг зары­ дала, и слезы заструились цо щекам ее. Государь устыдился и пожалел Фэй-янь. Он одарил Фэн У-фана слитками серебра, по весу и доброте равными тысяче монет, притом дозволил ему входить в покои государыни. Через несколько дней все дворцовые красавицы обрядились в юбки, на коих складки были уложе­ ны наподобие струй, и назвали этот наряд «Юбка, за которую удержали фею». Между тем Хэ-дэ пользовалась все большей благосклонностью госу­ даря. Ей был пожалован титул чжаои — Сияющая благонравием. П о­ скольку она захотела находиться вблизи сестры, государь выстроил для нее Шаопиньгуань — « Павильон младшей наложницы» — и неско лько парадных зал: Залу росистых цветов, Залу, таящую ветер, Залу вечного благоденствия и Залу обретенного спокойствия. За ними располагались купальни: комната с теплой водой, комната с чаном для льда и водоем с орхидеями, кои соединялись открытой галереей. Изнутри помещения были соответственно вызолочены и изукрашены белыми круглыми пла­ стинками из яшмы с квадратными отверстиями посредине. Стены дивно
«Неофициальное жизнеописание 303 Чжао Фэй-янь» переливались на тысячу ладов. Строения эти соединялись с Дальними покоями государыни через ворота, которые именовались «Вход к бес­ смертным феям». Хотя Фэй-янь пользовалась благосклонностью государя, она распут­ ничала и рассылала повсюду людей на поиски знахарей в надежде получить от них снадобья, отвращающие старость. Как раз в то время от юго-западных племен бэйпо привезли дань. Их посол был искусен в приготовлении некоего яства. Отведав его, человек мог бодрствовать целый день и ночь. Начальник иноземного приказа доложил государю о необычной наружности посла, присовокупив, что от того исходит дивное сияние. Государыня, прослышав о нем, спросила, что он за кудесник и каким искусством владеет. Чужеземец ответил: — Мое искусство в том состоит, что я могу покорить небо и землю, изъяснить законы жизни и смерти, уравновесить бытие и небытие. Мне подвластны все десять тысяч превращений. Государыня тотчас позвала помощницу Фань-и по имени Бу-чжоу и передала ей для посла тысячу золотых. — Тот, кто стремится постичь мое искусство, не должен предаваться блуду и сквернословию, — предупредил посол. Государыня, конечно, не вняла его словам и не пожелала оставлять свои привычки. По прошествии нескольких дней Фань-и прислуживала при купании государыни. Г осударыня поведала Фань-и, о чем говорила с послом. Та, хлопнув в ладоши, сказала ей: — В бытность мою на службе в Цзянду тетушка Ли Ян-хуа имела обыкновение держать на озере уток. Но, к несчастью, выдра повадилась их таскать. Однажды старуха Нэй из Чжули поймала выдру и поднесла ее Ли Ян-хуа, причем старая сказала ей так: «Говорят, что выдра ничего не ест, кроме уток, выходит, ее надо кормить утятиной». Услышав это, тетушка Ян-хуа раз­ гневалась и повесила выдру. Этот иноземец напоминает мне тот случай. Государыня громко рассмеялась и сказала: — Ах вонючий дикарь! Да разве под силу ему очернить меня перед государем и добиться,'ч тобы меня повесили? Ко времени, о котором ведется речь, государыня соблаговолила полюбить некоего раба из рода Янь по прозванию Чи-фэн — Красный феникс. Этот самый Янь обладал отменной силой и проворством, легко перелезал через стены и незаметно проникал в опочивальни. Хэ-дэ, как и Фэй-янь, принимала его на своем ложе. Однажды, когда государыня вышла из своих покоев, она увидела, что раб выходит из павильона младшей наложницы. Как велит старый обычай, каждый год на пятый день десятой луны всем двор ом отправлялись в храм Упокоения души. Весь день окрест х рама звучали окарины, били барабаны. Все танцевали, взявшись за
304 Поздний период Повествовательная проза руки и притоптывая ногами. К огда Красный феникс вступил в круг, государыня спросила сестру: — Ради кого он пришел? Хэ-дэ ответила: — Он пришел ради моей драгоценной сестрицы. Разве может он прийти ради кого-нибудь еще? Государыня страшно разгневалась, швырнув в Хэ-дэ чашку с вином, залила той юбку. Сказала при этом: — Разве может мышь укусить человека? На это Хэ-дэ ответила: — Коль в платье прореха, то исподнее видно. Только и всего. Никого я не хочу укусить. Хэ-дэ с давних пор держалась с сестрой как полагается простой наложнице с государыней, и та никак не ожидала, что Хэ-дэ станет препираться. Вот почему, услышав резкий ответ, государыня оторопела. Тогда Фань-и сбросила свой головной убор, грохнувшись оземь, и при­ нялась биться головой так, что хлынула кровь. Затем взяла Хэ-дэ за локти и заставила поклониться государыне. Хэ-дэ поклонилась и зали­ лась слезами: — Вы, сестрица, ныне вознеслись высоко и знатностью пре­ восходите других. Никто не смеет поднять на Вас руку. Разве Вы, сестрица, забыли, как прежде в долгие ночи мы укрывались одним одеялом и не могли глаз сомкнуть от холода? Как терпели нужду? Как Вы просили сестру Хэ-дэ прижаться к спине Вашей и согреть ее? Так неужели мы будем ссориться друг с другом попусту? Государыня тоже зарыдала. Она взяла Хэ-дэ за руку, потом вынула из волос заколку из фиолетовой яшмы с изображением девяти птенцов феникса и воткнула ее в прическу сестры. Так все и закончилось. Государь кое-что прослышал об этой истории и пожелал узнать подробно, в чем дело. Но, страшась гнева государыни, никто не проро ­ нил ни слова. Тогда он спросил Хэ-дэ. Она ответила ему так: — Государыня возревновала меня к Вам. Знаки ханьской династии ведь огонь и добродетель, потому Вы, государь, и есть Красный дракон или Красный феникс. Государь поверил этому объяснению и остался им чрезвычайно польщен. Однажды, отправившись спозаранку на охоту, государь попал в сне­ гопад и занемог. С тех пор он ослабел потайным местом и более не был могуч, как прежде. Обычно, лаская Хэ-дэ, он держал ее за ножку. Но с некоторых пор государь был уже не в силах вызвать в себе страсть. Когда же внезапно он распалялся желанием, Хэ-дэ обыкновенно повора­ чивалась к нему спиной, лишая его возможности ласкать ее. Фань-и как-то сказала Хэ-дэ: — Против бессилия государь испробовал всякие снадобья, но даже знаменитый эликсир даосов ему не помог. Только держа Вашу ножку, он
«Неофициальное жизнеописание 305 Чжао Фэй-янь» может одолеть этот недуг. Небо даровало Вам большое счастье. Почему же Вы поворачиваетесь к нему спиной? Хэ-дэ ответила: — Лишь поворачиваясь к государю спиной и не давая ему ублагот­ ворения, я поддерживаю в нем влечение. Если я буду поступать как моя сестра — ибо это она научила государя держать ее ножку, — я быстро ему наскучу. Разве можно одним и тем же средством дважды добиться успеха? Государыня была надменна и заносчива. Чуть захворав, отказыва ­ лась от еды и питья, и государю самому приходилось кормить ее — держать палочки и ложку. К огда же лекарство было горьким, она принимала его не иначе, как из собственных уст государя. Хэ-дэ имела обыкновение вечером омываться в бассейне орхидей. В блеске ее тела меркло пламя свечей. Государь ходил в купальню смотреть на нее. Однажды, заметив его за занавеской, слуги доложили Хэ-дэ. Тогда Хэ-дэ прикрылась полотенцем и велела унести свечи. На другой раз государь посулил слугам золото, если они промолчат. Но ближняя служанка Хэ-дэ не пожелала войти в сговор. Она стала за занавеску, ожидая появления государя. Не успел он войти, как она тотчас сказала о том Хэ-дэ. Хэ-дэ поспешила скрыться. С тех пор, отправляясь за занавеску в купальню, государь прятал в рукаве поболь­ ше золота, чтобы подкупать встречных слуг и служанок. Он останавли­ вал их, хватал за одежду и одаривал при этом каждого. Жадные до государева золота слуги сновали взад и вперед перед ним непрестанно. Только одному ночному караулу государь р аздал сто с лишним слитков. Вскоре император заболел и вконец ослабел. Главный лекарь прибег ко всевозможным средствам, но облегчения не было. Бросились искать чудодейственное зелье и добыли «Камедь, придающую силу». Пол ьзо ва­ ние зельем требовало осторожности. Лекарство передали Хэ-дэ. Во время свиданий с государем Хэ-дэ давала ему как раз столько, чтобы единожды утолить страсть. Но как-то ночью, сильно захмелев, она поднесла ему р азом семь пилюль, после чего государь всю ночь пребы­ вал в объятиях^Хэ-дэ за еТ девятислойным пологом: он смеялся и хихи­ кал без перерыва. На рассвете государь поднялся, чтобы облачиться в одежды, но тут же упал. Хэ-дэ бросилась к нему. Жизненная влага истекала из потайного места, увлажняя и пачкая одеяло. Когда придворные доложили о случившемся государыне, она прика­ зала выяснить обстоятельства высочайшей кончины у Хэ-дэ. Узнав об этом, Хэ-дэ сказала: — Я смотрела за государем как за малым ребенком, а он отвечал мне любовью, которая способна повергать царства. Возможно ли, чтобы я смиренно предстала перед главным управителем внутренних покоев и препиралась с ним о делах, что происходят за спальным пологом? Затем, непрестанно ударяя себя в грудь, она горестно воскликнула: — Куда ушли Вы, мой государь? Кровь хлынула у нее горлом, и она в тот же миг скончалась.
306 Поздний период Повествовательная проза ПСЕВДО-БАНЬ ГУ Бань Гу был в Китае первым, кто создал «династийную», т. е. описыва­ ющую царствование определенной династии, историю. И хот я непревзой­ денным образцом китайской историографии по праву считается труд его предшественника Сыма Цяня, последующие историки по преимуществу следовали примеру Бань Гу, отказываясь от всеобъемлющих описаний и с о с та в л яя истории династийные. Кроме обширнейшего исторического полотна своей «Истории дина­ стии Хань», которому он отдал без малого всю жизнь, Бань Гу написал немного. До нашего времени дошло пять од, столько ж е стихотворений, и вряд ли из-под его кисти вышло что-нибудь еще. Однако молва «ради его славы историка», как выразился Л у Синь, связала с именем Бань Гу и другие произведения. Кое-кто, например, считал, что «Разные записки о Западной столице» — это фрагменты, не вошедшие в его «Историю». Но особенно настойчиво приписывали ему авторство «Старинных рас­ сказов о ханьском У-ди — государе Воинственном», а в сравнительно позднее время — также авторство «Неофициального жизнеописания» того же государя. Надо сказать, что само царствование У-ди было в китайской истории яв лени ем исключи тельным. В зо йдя на пре сто л шестнадцатилетним юно ­ шей, он оставался там пятьдесят три года — почти полный шестидеся­ тилетний цикл, китайский «век». По продолжительности и значимости «век У-ди» можно сравнить с эпохой правления Октавиана Августа в Риме, хотя китайский государь правил на столетие раньше. При У-ди ханьская империя достигла небывалого расцвета и могущества — рядом с ней во всем мире можно было тогда поставить разве только римскую ойкумену, впрочем уступавшую Китаю по количеству населения. Сыма Цянь, бывший современником и жертвой жестокости Воинственного государя, не пережил своего мучителя, поэтому описание его царствова­ ния выпало уж е на долю Бань Гу. В повременных «Записях» Бань Гу, посвященных У-ди, выдержан, как это диктуют законы жанра, хроноло­ гический принцип: «Записи» строги и фактологичны. «Весна третьего года правления, воды Хуанхэ затопили равнину Пиньюань, великий голод, люди пожирали друг друга», — читаем мы в самом начале, и этот лаконичный стиль, в общем, характерен для произведения в целом. Однако китайскому читателю оказалось недостаточно сухого пове­ ствования о легендарном великом государе прошлого. Ведь его царствова­ ние было отмечено не только победоносными походами, но и увлечением даосской магией, с именем У-ди даосская традиция связывала легенды о многих чудесах — и вот появляются «Старинные истории» о нем вместе с его «Неофициальным жизнеописанием». Оба произведения ле­ жат у истоков того всеобщего увлечения «рассказами о необычайном», которое охватывает китайское общество в смутную, трагическую пору правления «Шести династий» (III—VI вв.) . И если первые с определенной натяжкой еще можно отнести к . кощу ханьского времени, то второе
«Старинные истории 307 о ханьском У-ди» уже безусловно продукт эпохи «Шести династий» — это видно и по лексике, и по стилю, и по наличию буддийских влияний. В нем заметно сильнее элемент мистического, чудесного, а «практический» даосизм, дающий рецепты обретения бессмертия, говорит здесь с читателем своим весьма «профессиональным» языком. Однако нас интересует дру­ гое — возможность сопоставления, контраст эпох, эволюция жанра. Было бы, наверное, жаль, если бы любознательный читатель ни когда не смог познакомиться с третьим вариантом жизнеописания знаменитого У-ди, столь увлекательным и фантастичным. И хотя произведение выхо­ дит за хронологические рамки нашей антологии, мы нашли возможность дать его как бы в качестве приложения к двум первым — ради этого любознательного читателя и для тех, кого интересует проблема транс­ формации литературного сюжета. ПСЕВДО-БАНЬ ГУ* Стные истории о ханьском У-ди, государе Воинственном Государыня Ван, супруга ханьского государя Цзин-ди1, носила имя Чжу-эр. Она была дочерью Ван Чжуна, чей род происходил из Хуайли2. Матушка ее, урожденная Цзан, приходилась внучкою князю Цзан Ту. Она вышла замуж заж за Ван Чжуна и родила ему сына и двух дочерей; одна из них и стала впоследствии государыней. После смерти Ван Чжуна достопочтенную Цзан взял за себя человек по имени Тянь родом из Чанлина3, от Тяня она родила двух сыновей. Чжу-эр рано потеряла отца. Едва вступила она в возраст, отчим отдал ее в жены некоему Цзинь Ван-суню, от него она родила сына. Однако Я о Шао-вэн, мастер предсказывать по лицу, увидел Чжу-эр. Он восхитился ею: — Вот знатная дама Поднебесной. Она родит Сына Неба. Услышав предсказание, Тянь немедля забрал Чжу-эр из до ма ее мужа и отвел во дворец к наследнику. Вскоре наследник почтил ее благосклонным вниманием, после чего она забеременела. А когда при­ шел срок родить, было ей сновидение, будто солнце вошло ей в грудь. В тот же самый день наследнику во сне явился император Гао-цзу4 и сказал: «Красавица Ван родит тебе сына, нареки его Чи». И впрямь, родился мальчик, которому дали имя Чи — «Вепрь»5. Это был будущий У-ди, государь Воинственный. У-ди появился на свет в год под циклическими знаками «и-ю»6 утр ом седьмого дня седьмой луны в Зале благоуханной орхидеи7. Едва ему минуло четыре зимы, он уже носил титул Цзяодунского князя8. * © «Художественная литература», 1979
308 Поздний период Повествовательная проза С юных лет У-ди отличался ясным умом и наклонностью к разным искусствам. В ребячьих забавах и играх с братьями он умел уловить их намерения и всегда угождал. Сердцем и приветливостью юный князь влек к себе и старого и малого. В присутствии императора он держался почтительно и отвечал благопристойно, словно взрослый. Все во дворце любили его, будь то императрица-мать или стражник. У царствующей императрицы Бао не было сыновей, и наследником престола был провозглашен отпрыск императора Цзин-ди от налож ­ ницы Ли. Наложница Ли от природы нрава была ревнивого, и рас­ положение к ней государя день ото дня убывало. И старшая гунчжу9, высокородная сестра государя по имени Пяо, у которой была дочь, вознамерилась породниться с наследником. Через посредство госпожи Ван Пяо передала наложнице Ли следующие слова: — Красавица, некогда взятая для личного услужения, удостоилась благорасположения государя. Так почему бы ей не посетить старшую гунчжу и не завести разговор о сватовстве? Эти речи глубоко уязвили Ли — ведь государевы наложницы могли рассчитывать на высочайшее внимание только с усмотрения его сестры. Ли не соизволила выслушать до конца речь госпожи Ван. Глубоко затаив обиду, она не согласилась на брак сына с дочерью Пяо. Отказ наложницы Ли привел Пяо в страшное раздражение. Что же до госпожи Ван, то она верой и правдой служила Пяо, тем более что та, переменив намерение, решила выдать свою дочь за сына госпожи Ван. Но в то т раз государь не дал своего согласия и удалил Пяо. У-ди был еще совсем мал , когда Пяо вновь появилась во дворце. Однажды, посадив мальчика к себе на колени и обняв его, она указала на молоденьких красавиц из государевой свиты и спросила: — Скажи, кого из них ты хотел бы взять себе в жены? — Никого, — ответил тот. Тогда она показала ему на свою дочь: — А нравится ли тебе А-цяо? — Нравится, — молвил мальчик и улыбнулся. — Если станет А-цяо моей супругой, непременно выстрою для нее золотые хоромы. Пяо возликовала и стала докучать государю просьбами о сватовстве. В конце концов государь уступил ее настояниям, и в скором времени сватовство состоялось. Когда государыня Бао была лишена царского сана, то, по обычаю, ее место надлежало занять наложнице Ли. Пяо принялась считать ее промахи и оговаривать перед государем. Как-то Цзин-ди, желая до­ верить Ли, как будущей государыне, своих отпрысков от других при­ дворных дам, сказал ей: — Надеюсь, когда годы мои перевалят за сто, ты возьмешь на себя заботу о наследниках. Наложница Ли разгневалась не на шутку и наотрез отказалась выполнить его волю, при этом неосторожно обозвав государя «старым псом». Цзин-ди оскорбление стерпел, но затаил обиду. Тем временем
«Старинные истории 309 о ханьском У-ди» Пяо еще усерднее оговаривала наложницу Ли и неустанно восхищалась красотой отрока госпожи Ван. Тогда-то придворная дама Ван и умыс­ лила погубить Ли — она подговорила Пяо, чтоб та велела именитым сановникам просить императора возвести на престол именно наложницу Ли. Государь усмотрел в это м козни самой Ли, разгневался, сановников велел казнить, а наследника низвел до положения князя. Ли покончила с собой. Некоторое время спустя императрицей была объявлена госпожа Ван, а наследником престола назначен У-ди. В ту пору было ему семь лет от роду. Тогда государь изволил молвить: — Чи теперь звучит как слово «мудрый». И юного князя стали именовать Мудрым. Как-то первый сановник Чжоу Я-фу прислуживал государю на пиру. У-ди случилось быть подле. Чжоу Я-фу впал в задумчивость, и выраже­ ние обиды проступило на его лице. У-ди пристально наблюдал за ним. Сановник поднялся и ушел. Государь спросил У-ди: — С чего это ты уставился на него? Тот ответил: — Человек этот опасен, непременно замыслит мятеж. Государь улыбнулся: — Вот уж не забота для юного наследника вмешиваться в отцовские дела. Тинвэй10, глава судебного приказа, доложил государю Цзин-ди о тяжком преступлении: некая женщина, урожденная Чэнь, мачеха чело­ века по имени Фан-нянь, умертвила мужа. В ответ на такое злодейство Фан-нянь лишил ее жизни. По закону убийство матери считалось престу­ плением, оскорбляющим великие основы государства. Государь не знал, как поступить с Фан-нянем. Он призвал наследника. С почтительностью тот ответствовал ему так: — Хотя и сказано: «Преступление против мачехи есть преступление против матери»11, все же ясно, что мачеха — это не родная мать. Принимая во внимание любовь к ней отца, эту женщину можно было бы приравнять к родной матери. Но с того дня, как она, поправ закон, убила своего мужа, пасынок уже не связан с мачехой родственными узами. В данном случае нельзя назвать виновного непочтительным сыном, совершившим тягчайшее преступление. Согласившись с его суждением, император предписал отвести Фан-няня на рыночную площадь и обезглавить, как простого убийцу. Советники воздали должное мудрости наследника. Четырнадцати лет от роду У-ди воссел на престол. В тот год юный государь положил начало новому правлению, избрав для своего девиза слово «Цзянь-юань» . Пяо принялась похваляться перед У-ди своими заслугами и без меры надоедала попрошайничеством. Государь был подавлен ее назойливостью, и любовь его к А-цяо день ото дня осты­ вала. Матушка-императрица однажды сказала ему: — Ты совсем недавно стал государем и еще новичок в Светлом храме12, а уже успел навлечь немилость старой государыни Доу
310 Поздний период Повествовательная проза и прогневить тещу. Хотя женщины легко меняют гнев на милость, будь с ними осторожен. Вняв совету, государь стал поддерживать добрые отношения с Пяо. Супруга его А-цяо вновь обрела утраченную благосклонность. Случалось, что государь У-ди и Хо Цюй-бин при м а л ом снаряжении и в сопровождении десятка с лишним мужей отправлялись в тайные поездки. У тром они уезжали, вечером возвращались. Государь смотрел представления на рыночных площадях и по ним судил о нравах народа. Как-то раз государь направился в Ляншао. Вдруг на дороге началась паника, и все разбежались кто куда. Государь был в недоумении и по­ слал спросить, что случилось. Ему сказали: — Впереди шайка разбойников, они вооружены. А ведь в свите государя было не более двадцати воинов и всего восемь коней, так что кто шел пешим, кто ехал верхом. Спутники государя были в простых платьях. Сам государь У-ди был без выезда и тоже выглядел как простолюдин. Однако и после этого случая госу­ дарь не оставил своих опасных тайных путешествий. На шестом году правления под девизом «Цзянь-юань»13 опочила старая государыня Доу, после чего государь обрел право самому вер­ шить дела. Более всего он л юбил приносить жертвы духам и божествам и строить планы походов на соседей. В год первый под девизом «Ю ань-гуан»14 небесные светила пришли в великое движение. Лучезарное сияние заполнило пределы небосвода. По прошествии нескольких ночей все прекратилось. Государь вопросил Дун Чжун-шу15, что бы это значило. Сановник ответил: — Говорят, возмущение светил сулит несчастье простому народу. В тот год как раз замышляли поход против гуннов. В Поднебесной началась смута. Г осударь почел речи подданного за вздор и вознамерил­ ся казнить его. Дун Чжун-шу устрашился и стал молить государя дать ему должность правителя области, дабы ревностно служить на новом месте. Государь назначил его войсковым хоу и отослал в дальний округ Яньмэнь16 под начало Чэн Бу-шэ . Прорицатель Ли Шао-цзюнь при посещении государя сказал, что финики на островах в море Мрака17 велики, как тыквы, а сливы с горы Кувшинной с самый настоящий кувшин. Тянь Фэн, младший брат вдовствующей императрицы, вознамерился отнять земли у Доу Ина, сына одного из братьев супруги прежнего государя Вэнь-ди. Доу Ин земли отдать не согласился. Государь У-ди держал с сановниками совет, и те в большинстве стали на сторону Доу Ина. Государь решил не вникать более в тяжбу и дело прекратить. Однако Тянь Фэн до того преисполнился обиды, что решился принять смерть. Прежде он пожелал проститься с сестрой. Он громко стенал вместе с братьями, выражая свое горе императрице. В свою очередь, и она разрыдалась и перестала принимать пищу. Государю У-ди ничего не оставалось, как немедленно казнить Доу Ина. По прошествии месяца с небольшим Тянь Фэн занемог — тело его ныло , будто его избили. У -ди
«Старинные ис тории 311 о ханьском У-ди» послал чиновника, умеющего видеть чертей, расследовать это дело. Тот пошел и увидел, что Тянь Фэна дубасит палка, а сам Тянь Фэн непрерыв­ но отбивает поклоны, винясь в преступлении. В то же самое время государю во сне привиделся Тянь Фэн, который просил его пересмотреть тяжбу о земле. После этого происшествия У-ди окончательно поверил в чертей и духов. Между тем Пяо продолжала похваляться перед государем заслугами и донимать его просьбами. У -ди на всякое ее ходатайство отвечал отказом. Тогда Пяо стала осыпать императора бранью, не стесняя себя в выборе выражений. Государь в гневе хотел было удалить ее дочь. Но некто сказал ему; — Без тещи Вы никогда не заняли бы трона. Забвение благодеяния не приносит добра, разумнее быть терпеливым. На том дело и кончилось. С каждым днем государь все более тяготился супругой, ибо императрица б ыла до крайности ревнива. Как раз к этому времени некая Шаманка Чу Фу заявила, что знает верное средство, как обратить помыслы У-ди к его супруге. Днем и ночью шаманка возносила моления духам, составляла снадобья и по­ тчевала ими государыню. Под конец шаманка облачилась в мужское платье; опоясав себя длинным поясом и прицепив к нему печать, подвя­ зав волосы на мужской манер, она вступила в опочивальню императри­ цы. Они стали предаваться любовным утехам, словно муж и жена. Государь, как о то м дознался, строго взыскал с них. Шаманка и им­ ператрица творили волхования и колдовство, молясь о погублении соперниц, к тому же запятнали себя непристойными мерзостями. В те времена подобные проступки карались строго. А-цяо была лишена царского достоинства. Отныне обителью ее стал Дворец с высокими воротами — Чанмэньгун. Хотя А-цяо лишилась сана государыни, она получала предписанное кормление сполна, в соответствии с обычаем, а жилище, где она отныне обреталась, ничем не уступало императорским покоям. В то же время, учитывая прежние заслуги своей тещи, У-ди оставил Пяо во дворце на положении близкой родственницы. Однажды на пиру в ее честь государь увиделся с неким Дун Янем, любезником своей тещи. Высоко поставил государь этого Дун Яня! Пользуясь привязанностью к нему У-ди, а нередко прибегая к лести, Дун Янь властвовал над волей государя. Вся Поднебесная знала о любост- растии знатнейшей особы. Государю нравилось задавать пиры и попой­ ки в ночном дворце Вэйян, что значит «Веселье до полуночи», куда обычно приглашались Пяо и Дун Янь. Придворные сановники Дунфан Шо и Сыма Сян-жу18 не раз пытались образумить государя. Но тот не внимал их речам. Скоро Дун Янь стал богат. Он блудил со многими, поэтому встречи его с Пяо становились все более редкими. Пяо была столь раздосадова­ на, что затворила Дун Яня в своих покоях и даже с друзьями или погулять его не пускала. Государь прослышал об этом и милостиво
312 Поздний период Повествовательная проза пожаловал Дун Я ня смертью. Впоследствии прах Дун Я ня был погребен в одной могиле с Пяо. На первом году правления под девизом «Ю аньшо» — «Новое нача­ ло» — государыней была объявлена Вэй Цзы-фу. Вот как это было. Однажды государь У-ди осчастливил посещением дом старшей сестры, и по этому случаю был дан пир и велено музыкантам играть. Среди хористок была некая Вэй Цзы-фу, большая мастерица петь, она сама составляла и мелодии. Каждой своей песней Вэй Цзы-фу очаровывала государя. Неудивительно, что он влюбился. К огда государь поднялся в свои покои для перемены платья, Цзы-фу прислуживала ему и была вознаграждена высочайшим вниманием. От нечаянного движения при­ ческа ее распустилась, государь увидел, сколь прекрасны ее волосы, и еще более пленился певицей. Вскоре Пяо взяла ее во дворец. В те времена государь рьяно следовал учению старца Жун-чэна19 и глубоко верил в книги даосов о мужском и женском началах. В его гареме насчитывалось несколько тысяч красавиц. Государь жаловал их своим вниманием по очереди. Цзы-фу, как вновь поступи­ вшая, была занесена в реестр последней. Прошло более года, а государь все не звал ее. Гарем пополнялся новыми наложницами, а тех, в ком не было надобности, изгоняли из дворца. Видя это, Цзы-фу проливала потоки слез и умоляла, чтобы ее отпустили. Тогда государь соизволил сказать так: — Прошлой ночью было мне сновидение — будто в покоях Вэй Цзы-фу выросла катальпа20 о нескольких стволах. Смею ли не почесть это за небесное знамение? Той же ночью он возлег с ней на ложе, и она понесла, а по прошест­ вии срока родила девочку. Трижды государь приближался к Вэй Цзы-фу, и она родила ему двух дочерей и будущего наследника Ли. Хуайнаньский князь Лю Ань21 отличался склонностью к наукам и обладал многими талантами. Он собирал забытые в Поднебесной сочинения и окружал себя учеными магами. Ходила молва, что маги — на самом деле небожители, им подвластны облака и дождь. О самом князе в народе говорили так: — Вот станет Хуайнаньский князь Сыном Неба, и долголетию его не будет конца. Государь в душе питал к Лю Аню неприязнь, однако призвал его в столицу. Люди, коим был дан наказ тайно следить за ним, доносили, что Лю Ань может наравне со всяким бессмертным делаться невиди­ мым, парить над землей, управлять дыханием и подолгу обходиться без пищи. Государь узнал о подобных его свойствах и возликовал. Он пожелал, чтобы Лю Ань поделился с ним своим искусством. Л ю Ань, однако, не согласился, уверяя, что ничего подобного он-де не знает. Его упорство разгневало У-ди, и он собрался казнить Лю Аня. Каким-то способом то т проведал об это м и упредил государя, отдав необходимые приказания своим приближенным и подвластным ему людям. В один миг все исчезли неведомо куда.' Пошел слух, что это был бессмертный.
«Старинные ис тории 313 о ханьском У-ди» Стали опасаться, что Лю Ань будет мстить, будоражить народ. По той же причине был отдан приказ обезглавить весь ро д Хуайнаньского князя и тем успокоить людей. По прошествии некоторого времени собрали книги Хуайнаньского князя по магии, и из них стало многое известно о бессмертии и об искусстве получения белого и желтого металлов22. Но когда испытали его рецепты, ничего не получилось. Все же императору пришлись по душе занятия хуайнаньского кудесника, и стал он сзывать ученых мужей со всех четырех сторон света. Тогда только из земель Янь и Ци23 явилось несколько тысяч опытных прорицателей. У-ди любил странствовать тайно. Чтобы остаться неузнанным, он одевался в простое платье. Как-то раз, путешествуя переодетым, он добрался до местности Богу. Здесь он попросился на ночлег к начальнику дорожной заставы. Но тот не приютил его. Пришлось остановиться на заезжем дворе. Старик, что держал подворье, сказал ему: — С виду ты и ростом вышел, и силой не обижен. Тебе в самый раз пахать. Для чего же, прицепив к поясу меч, собираешь ты вокруг себя дружков да шляешься по ночам, тревожа народ? Если не промышляешь разбоем, то наверняка не гнушаешься развратом. Государь почел за лучшее промолчать, но все же попросил старика подать вина. Вместо того чтобы уважить просьбу, хозяин в ответ ему бросил: — Вина нет, вот мочи могу отлить. Сказав так, старик туг же скрылся во внутренних комнатах. У -ди послал следом человека. Тот пошел и видит: старик созвал с десяток парней — кто с луком и мечом, кто при ноже. А наложнице велел выйти к гостям, дабы отвести им глаза. Та пошла, а возвратившись, сказала мужу: — Поглядела я на вашего гостя. На вид он не простой человек, к тому же и при оружии. Потому думаю, что план ваш не удастся. Не спокойнее ли встретить гостя согласно принятому обычаю? Старик ей в ответ: — Ничего, дело нехитрое. Ударим в барабан, созовем народ и схва­ тим всю шайку. Наверняка одолеем. — Коли так, — сказала наложница, — следует сперва успокоить гостей, а там уж поступайте как знаете. На том и порешили. Когда мужи из государевой свиты, числом не менее десятка, прослышали о намерении владельца заезжего двора, они не на шутку перепугались и наперебой принялись уговаривать государя той же ночью бежать. Но государь сказал им так: — Бегство непременно обернется бедой. Лучше нам остаться, так мы хотя бы успокоим их. Через некоторое время к гостям вышла наложница. Обращаясь к государю, она сказала:
314 Поздний период Повествовательная проза — Сдается мне, почтенные гости ненароком услыхали, что говорил хозяин. Старик любит выпить, а как напьется, мелет вздор без удержу и меры. Прошу гостей спокойно почивать, ничего не случится. С такими словами наложница удалилась. В ту пору стояли большие холода, и наложница, нацедив изрядно вина, принялась усердно потчевать мужа и его молодцов. Когда же все опьянели, она связала хозяина подворья и разогнала парней. Потом снова вышла к гостям, извинилась перед ними за беспокойство, зарезала петуха и предложила угощение. С рассветом государь отправился в об­ ратный путь. В то т же самый день по возвращении в столицу государь велел призвать хозяина постоялого двора с наложницей. Ее он одарил тысячей цзиней золота, а хозяина назначил юйлиньланом — начальни ­ ком личной охраны. Но У-ди, хотя и наученный осмотрительности и осторожности, все-таки не оставил свои тайные странствия. Не р аз первый сановник государства Гунсунь Хун предостерегал его против тайных прогулок, но тот не внимал ему. Однажды Гунсунь Хун сказал своему сыну: — Мне уже за восемьдесят. Государь назначил меня своим первым министром. Разве истинный муж не готов умереть за того, кто разделяет его устремления, тем более если он правит Поднебесной! Алтарь отече­ ства в опасности, У-ди не прекращает своих тайных путешествий. Оста­ ется мне, подобно Ши Ю ю24, воздействовать на государя собственной смертью. Сказав так, Гунсунь Хун покончил с собой. Государь прослышал о его смерти, сильно опечалился и составил для своего сановника поминальное слово. Некогда Гунсунь Хун советовал государю У-ди воздержаться от походов против гуннов. Вскоре после смерти Гунсунь Хуна объявили большой военный сбор, снарядили войско и, поставив во главе его Хо Цюй-бина, послали усмирять орды гуннов и племя чжэлань. Войска вторглись в земли чжэлань и миновали озеро Цзюлань25. Здесь казнили князя гуннов Сючу, притом захватили золотого идола и изображение бога Тянь-цзи26. Кумиры эти государь почел за образы великих божеств. Идол в высоту был не менее чжана с лишним. Хотя пред истуканами не возносили молений, но все же курили благовония и совершали поклоны. Высота статуи Тянь-цзи составляла восемь чи; в поднятых руках бога сияли солнце и луна. Ему жертвовали быка. Государь распорядился, чтобы обряд пред ним совершали по обычаю инородцев. Однако при­ дворный маг — фанши — сказал, что идолы варваров недостойны стоять среди богов, и государь отменил свой приказ. Смолоду государь У-ди был любознателен. Он обнародовал указ собрать все книги, преданные забвению в Поднебесной, и сам сличал эти книги и выверял. Нескольким сановникам, в их числе Сыма Сян-жу и Я нь-чжу, было поручено р азобрать книги по разделам. Куда бы У-ди ни отправлялся, ему подносили в дар редкостных зверей и всякие диковинки. Государю нравились напевные строфы и по­
«Старинные истории 315 о ханьском У-ди» эмы. Поэтому обычно он повелевал Сыма Сян-жу воспевать все удиви­ тельное в поэмах. Иногда государь и сам сочинял. Стоило ему коснуться кистью бумаги, как стихи будто рождались сами. Занятие стихотвор­ ством не требовало от него никакого усилия. В противоположность ему Сыма Сян-жу составлял свои поэмы медленно и не всегда успевал завершить их к сроку, указанному государем. У -ди всегда восхищался мастерством своего подданного. Однажды он заметил ему: — Что, если мою легкость и быстроту обменять на твою медлитель­ ность? Тот ответил: — Попробовать можно, но вот что получится у государя, не знаю. У-ди расхохотался и не выбранил своего подданного. У-ди любил беседовать с великими мужами. Он выбирал среди них людей удивительных и редких достоинств. Не спрашивая, подлого они рождения или благородного, он сумел собрать вокруг себя самых заме­ чательных людей Поднебесной. Государь У-ди от природы нрава был сурового. Малого промаха ор не прощал. Уложения, приказы о наказаниях и казнях при нем испол­ нялись неумолимо. Сановник Цзи Ань не однажды говаривал государю: — Государь любит таланты и почитает мужей одаренных, без устали собирает вокруг себя ученых. Он предпочитает наидостойнейших, и те стараются служить с превеликим усердием, но вот, еще не извлекши от них всей пользы, государь вдруг их казнит. Так скудеют ряды достойных мужей, их предают смерти, когда они еще не успели принести выгоды. Ваш подданный обеспокоен, что скоро не останется в окружении госуда­ ря даровитых людей. К ому тогда вы поручите управление? Речи Цзи Аня были полны негодования. Цзи Ань сказал еще: — Вижу, не сумел я образумить государя, но глубоко уверен, что он не прав. Уповаю, что государь изменит этот губительный обычай. Или Ваш подданный просто глупец. Тут государь обратился к чиновникам: — Цзи Ань назвал себя глупцом. Но разве он проявил недомыс­ лие?— Государь рассмеялся и привел такое сравнение: — Людей та­ лантливых всегда достаточно. Помнишь ли ты время, чтоб их не было? Талант — всего лишь орудие, которое нужно уметь применять. А посему я и стараюсь привлекать к себе на службу способных людей. Ну, а коли не проявляют они своих талантов — нечего им и на свете жить! Если не казнить, что еще прикажешь с ними делать? В тот год выступили походом против гуннов на севере и уничтожили оба княжества Юэ на юге27. Поднебесная была охвачена смутой. Цзи Ань опять пытался образумить и наставить государя. Но госу­ дарь не внимал его речам. Однажды в великом гневе Цзи Ань сказал У-ди: — Государь кичится тем, что слывет покровителем ученых разных царств, и в то же время мечтает о великих победах на поле брани. Опасаюсь, что, стремясь много приобрести, м ы больше терпим урону
316 Поздний период Повествовательная проза и в конце концов навлечем на себя одни беды, коих хватит на долгие поколения. Государь был раздражен речью подданного. Он отстранил его от должности и послал служить мелким чиновником. Цзи Ань преиспол­ нился обидой, у него пошли по спине язвы, от чего он вскоре умер. Посмертно ему пожаловали имя Ган-хоу — «князь Твердый». Как-то государь прибыл на колеснице в одно малое присутствие, где увидел престарелого чиновника, усы и волосы его были совершенно белые, платье неопрятно. Государь спросил: — Как долго ты служишь в этом присутствии? Ведь ты уже глубокий старик! Тот ответил: — Фамилия вашего подданного Янь, имя Сы, родом из Цзянду28. Еще при государе Вэнь-ди29 получил здесь должность. Государь опять спросил его: — Неужели за столь долгую жизнь тебя ни разу не повысили? Старец ответил: — Государь Вэнь-ди привлекал ученых, я же любил воевать. Госу­ дарь Цзин-ди чтил тех, кто в преклонных летах, а я в ту пору был молод. Вы, государь, призываете молодых, я же годами стар. Потому при всех трех правителях мне не представился случай выдвинуться. Рассказ его сильно государя растрогал, и он повысил старика в долж­ ности. Некий уроженец Ци по имени Ли Шао-вэн дожил до двухсот лет и красотой был подобен юному отроку. Государь до чрезвычайности привязался к нему. Он пожаловал старцу титул Вэньчэнского цзянцзю- ня30 и встречал с обходительностью, достойной высокого гостя. Во Дворце сладкого источника находилось изображение бога Тай-и31 в окружении всевозможных добрых духов, коим обыкновенно приносили жертвы. Как-то Ли Шао-вэн сказал: — Надлежит снестись с богом Тай-и, тогда вознесешься на небо, а по небу можно достичь горы Пэнлай. Минул го д, а старец так и не показал своего искусства. Со временем магические искусства прискучили У-ди. Но в ту пору как раз скончалась придворная дам а Ли, его любимица, и он очень скорбел по ней. Старец Ли Шао-вэн заявил , что может вызвать дух покойной. Государь решил попробовать. К ночи слуги разбили шатер, зажгли яркие свечи, пригото­ вили яства и вино. По просьбе мага император пребывал в другом шатре. И впрямь, вдалеке прошла госпожа Ли, она была такой же, как при жизни. Государь глядел на нее и не смел коснуться ее одежд. С той поры мысли его все чаще обращались к усопшей, и однажды в порыве скорби он сложил оду в память о ней. Ли Шао-вэн испытал все рецепты, однако, несмотря на многократные жертвоприношения в течение многих лет, бог Тай-и ничем не явил своей чудесной силы. Государь в гневе казнил Ли Шао-вэна . Спустя месяц после казни один чиновник, что был послан за данью, возвращался
«Старинные истории 317 о ханьском У-ди» домой через Гуаньдун32. В местечке под названием Вэйтин он повстре­ чал казненного, который вступил с ним в беседу и сказал: — Передайте мое сожаление государю, ибо он, не желая подождать несколько дней, погубил великое дело. Государь еще крепко об этом пожалеет. При этом добавил: — Через сорок восемь лет ищите меня на горе Пэнлай. Я не ропщу на государя. Государь не поверил, что старец жив. Тогда открыли гроб и увидели, что он пуст, лежала в нем только бамбуковая трубка. Бросились на поиски старца, но никаких следов не нашли. После этого случая У-ди впал в великое раскаяние и возвратил ко двору магов. Однажды Сын Неба прибыл во дворец Динху и тяжко занемог. Фа Хэнь, уроженец Юйшуя, обратился к нему: — В здешних местах обитает дух, он исцеляет все сто недугов. Государь тотчас поручил Фа Хэню вознести моление. Дух отклик­ нулся, и государь исцелился. Вскоре устроили Божественной деве Шэнь-цзюнь встречу у Теплого источника, где воздвигли Х рам долголе­ тия. Великие мужи более всего чтили Шэнь-цзюнь, затем Тай-и, а потом уже Да-цзинь Сымина33. Боги были невидимы, но слышны были их голоса, весьма схожие с речью людей. При явлении богов будто проно­ сился шелест ветра, а пологи и занавеси трепетали. В Северном дворце для церемонии почитания богов выставляли колокола на подрамниках и бунчуки с фазаньими перьями. Государь повелел записывать все, что изречет Божественная дева Шэнь-цзюнь. Так был составлен свод «Наше­ птанные законы». Богиня говорила о людских делах, деяний духов касалась мало. Речи ее походили на учение Будды — твори добро людям, не замышляй зла, не убивай. При государе У-ди на берегу пруда Кунминчи34 из душистых кипа­ рисов возвели Башню кипарисовых балок. Высоты в ней было два­ дцать чжанов с лишком. Аромат, исходивший от строения, был слышен на добрый десяток ли в округе. Эту башню избрала богиня местом своего пребывания. Богиня, что ныне зовется Божественной девой, некогда была девицей из Чанлина. Ее взял за себя один человек. От него она родила сына. Через несколько лет ребенок умер, и женщина горестно оплакивала его. Вскорости и она умерла. По смерти эта женщина стала духом, а узнали об этом так. Однажды ее старшая золовка Юань-жо устроила жертвоп­ риношение усопшей. Тогда душа покойной вступила с ней в разговор, сказав, что ей ведомы тайные дела, коими занимаются в опочивальнях. Весть о столь удивительном случае дошла до государя, и он велел воздать ей погребальные почести, притом просил усопшую посвятить и его в эти секреты и искусства. В ту пору, когда полководец Хо Цюй-бин был простым воином, он не раз возносил моления Божественной деве, после чего однажды она явила ему свой облик. Богиня вознамерилась вступить с ним в телесное
318 Поздний период Повествовательная проза общение, предварительно убравшись и украсив себя достойным образом. Однако Хо Цюй-бин не только презрел любовь, но и укорил ее: — Я в пище соблюдаю пост, в поведении держусь строгости и только молю Небо о счастливой судьбе. Я полагал, что Божественная дева чиста и сторонится скверны. Вы же стремитесь к любовным утехам. Разве приличествует подобное божеству? Шэнь-цзюнь устыдилась. С той поры Хо Цюй-бин перестал с ней знаться и более не ходил в ее храм. По прошествии некоторого времени Хо Цюй-бин занемог. Государь повелел молиться Божественной деве до тех пор, пока милосердие ее не исцелит больного. Богиня же ответствовала так: — У полководца Хо мало мужской силы, потому и срок жизни ему отпущен недолгий. Я хотела через семя божества Тай-и восполнить эту нехватку и тем продлить его годы. Но полководец не понял моих намерений, и наши свидания прекратились. От нынешнего недуга он умрет, и никаким средством его не спасти. Действительно, вскоре Хо Цюй-бин преставился. Желая перенять у Божественной девы секреты тайной науки, госу­ дарь посещал ее храм и вскоре стал изрядно сведущ в ее искусствах. В целом учение Девы не отличалось от предписаний наставника Жун-чэна. Она поделилась своим знанием с золовкой Юань-жо, которая также много преуспела в этих делах. Хотя и отягченная годами — ей было уже за сто, — Юань-жо видом была юна. Божественная госпожа опочила за год до того, как наследник Ли потерпел неудачу в военных делах. Рассказывают, что , когда сгорела Башня кипарисовых балок, сила богини стала иссякать. В то время сановник Дунфан Шо взял Юань-жо младшей женой. Она родила ему трех сыновей и умерла в один день с Дунфан Шо. Современники подозревали, что они не умерли, а оборотились в нечто иное. С тех пор государевы наложницы и знатные молодые дамы, стремясь постичь тайны науки Божественной девы, стали предаваться распутству, за что в большинстве своем понесли наказание или умерли во грехе. Никто из них не смог перенять ее секретов. Для собирания росы при ночном дворце Вэйян государь отлил из бронзы фигуру небожителя с нефритовой чашей в руке. В чаше собира­ лась источаемая облаками роса. Застыв, роса превращалась в кристал­ лы. Росу в кристаллах принимали внутрь в надежде обрести святость. Как-то из Восточной области — Дунцзюнь35 — прислали ко двору карлика. Росту в нем было не более семи цуней, носил он партикулярное платье — халат и шапку. Государь подумал — не горный ли дух? Велел поставить карлика на стол и позвать Дунфан Шо. Сановник Дунфан Шо крикнул карлику: — Цзюй-лин! К ак смел ты покинуть богиню? Карлик ему не ответил, но , указав на сановника пальцем, сказал государю У-ди:
«Старинные истории 319 о ханьском У-ди» — В саду у владычицы Запада Сиванму растут персиковые деревья. На них раз в три тысячи лет вызревает по одному плоду. Э тот человек, далекий от добродетели, уже трижды воровал их, за что потерял рас­ положение богини и в наказание был изгнан на землю. Государь изумился и только тогда заключил, что Дунфан Шо — че­ ловек не из этого мира. — Сиванму послала меня к Вам, дабы сказать Вашему Величеству, что может помочь Вам в постижении Дао. Отныне Вам следует жить в целомудрии, не предаваясь блуду. Тогда по прошествии пяти лет Сиванму встретится с Вами, — сказал еще карлик, и сразу стал невидим. Г осударь впал в большую досаду. Он попытался выведать у Дунфан Шо способы постижения Дао. Но сановник отвечал уклончиво: — Придет время, Ваше Величество, сами и узнаете. Государь, чтя в нем небожителя, не стал настаивать. Тогда же он пожаловал Дунфан Шо двадцатью красавицами из своего гарема, с ко­ торыми сам редко делил ложе. Вместе с означенными девицами сановник Дунфан Щ о предался своей науке. Девицы дожили до ста лет, а потом умерли. Тайное искусство Дунфан Шо со всей полнотой наследовала только одна из них, некая Сюй, по прозвищу И-цзюнь, уроженка Чанлина. Ныне, в годы под девизом «Юаньянь»36, ей пошел сто тридцать седьмой год, а на вид она — юная дева! Князья и знать почитали за честь общаться с ней. Они выспрашивали ее о секретах долголетия, кои, по ее словам , были не что иное, как искусство телесного общения. Среди тех, кто ступал на этот путь, состоял в интимной связи с Сюй и предавался разврату, были и отцы и сыновья. Так, некто Чэнь Шэн и его сын — оба часто ходили к ней. Столичные развратники наперебой домогались этой дамы. Тогда первый сановник Чжан подал доклад на высочайшее имя, сетуя на падение нравов и прося наказать особо злочинствующих смутьянов. Хо тя государь не внял докладу, все же указанную даму переселил в Дуньхуан37. Впоследствии она была отправ­ лена к варварам — племени ху38. Где и как окончила дни свои, достовер­ но неизвестно. Однажды некий маг, носящий титул Лэчэнского хоу39, подал госуда­ рю письмо, в кото ром говорилось: «Чернокнижник по имени Луань Д а из Цзяодуна в свое время вместе со старцем Ли Шао-вэном обучался тайным наукам у одного наставника» . Государь возликовал, что теперь у него есть истинный маг, и тотчас повелел призвать чернокнижника. Луань Д а в присутствии государя стал похваляться знанием всех тайных наук. Государь поверил ему. Он почтил его почетным званием «Князя, Удачливого в общении с духами» и щедро одарил как гостя первого разряда, а именно: дворцовой челядью и тысячей мальчиков-рабов, колесницами, конями, пологами и разной богатой утварью. Государь завалил его дом великим множеством даров и вдобавок женил на одной из своих дочерей, за которой дал большие богатства — тысячу цзиней золота и прозвание Данлийской гунчжу. Государь назначил его также на
320 Поздний период Повествовательная проза должность Небесного полководца. Однажды он повелел принести для своего подданного одежду из перьев, а самому Луань Д а стать на подстилку из белого тростника, дабы принять из рук государя нефрито­ вую печать. В платье из перьев Луань Д а стал на подстилку из белого тростника и принял печать, а это означало , что, обладая этими знаками святости, он уже больше не подданный государя У-ди. Несколько лет подряд этот чернокнижник предавался колдовству и чарам, однако свершения его были ничтожны. Обычно, когда государь У-ди приносил жертвы богу Тай-и, появ­ лялось сияние, озарявшее весь город Чанъань. Блеск сияния был сходен с лунным, и государь осведомился у Дунфан Шо: — Что это за божество? Тот ответил: — Это дух Сымин. Он властвует над духами и божествами. Государь опять вопросил: — Может Сымин продлить мне срок жизни? Дунфан Шо ответил: — Долголетие государя в руках Неба. Государь как раз предпринимал походы против княжества Юэ. Он повелел обратиться с молением к богу Тай-и. Тогда же для Тай-и приготовили знамя, названное «Стягом духа». Это было хвостатое полотнище с изображением солнца, луны и семи звезд Б ольшого ковша. Обычно старший чиновник нес знамя в обеих руках и наклонял древко в сторону царства, на которое шли войной. Чернокнижник Луань Д а заявил, что духи любят помещение чистое и покойное. Тогда государь за дворцовой стеной возвел храм Божествен­ ного прозрения. Было в нем девять помещений. Опоры для залы отлили из бронзы, поверх покрыли золотой краской. Колонны были в чжан высотой и в пять чи в обхвате, а покоились на постаменте высотой в девять чи. На ступени храма пошла красная яшма, а фундамент и стены до оконных проемов были выложены зеленым камнем. На золотых балках, отделанных резьбой по черепашьему панцирю, были изображены птицы, драконы, тигры и прочие звери, — ка зал ось, они живые и вот-вот спрыгнут на землю. Каждая балка заканчивалась головой дракона, из пасти которого на шнуре свешивался колокольчик с кисточкой. Для украшения стен из золота отлили ветви бамбука. Раствор для кладки стен изготовили из порошка белого камня, замешав его на соке перечного дерева. Этот белейший раствор был столь не­ жным, что походил на притирания. По нему в тонкий слой накладывали толченый жемчуг. Сияние ширм и экранов из белого прозрачного камня озаряло даже самые темные уголки храма. В занавесях сверкал белый жемчуг. В каждой нити жемчуг перемежался с пластинами черепашьего панциря и слоновой кости, коими заменили обычные прокладки из бамбука. Пологи заканчивались бахромой. Прозрачные камни, «жемчуг, сияющий в ночи», яшма и прочие драгоценности и диковинки, имевшие в Поднебесной большую цену, были собраны в первом помещении
«Старинные истории 321 о ханьском У-ди» дворца, названном Главный шатер. Во втором шатре пребывал сам государь. Что же до внутреннего убранства этого шатра, то жертвенный стол и вся домашняя утварь были изготовлены целиком из нефрита, а платья и одеяния государя были богато изукрашены этим же камнем. Пред залой стояло нефритовое деревце: ветви составили из скрепленных вместе кусков коралла, листья были из зеленого нефрита, цветы, темно-зеленые или же красные, изваяны из яшмы, а плоды — из жемчуга. Жемчужные гро здья плодов скрывали в себе колокольчики, отчего деревце слегка позванивало. Конек крыши венчал золотой феникс, — казалось, волшебная птица парит высоко в небе. Феникс держал в клюве большой колокол, что был подвешен на шнуре длиной в десять чжанов. Дворцовые строения узорчатого камня были крыты лакированной бронзовой черепицей, коей заменили обычную. Таким же способом были отлиты и отлакированы большие ворота, всего их было четыре. Даже сокровенные сады Куньлуня не могли сравниться в красоте с го­ сударевыми дворцами. У-ди подолгу постился в новых чертогах. Но духи не являлись. Тогда чернокнижник Луань Д а объявил все сооружения неподходящи­ м и для духов и, будто бы исполняя их веление, передал государю такой приказ: «Надобно выйти навстречу духам и в полном облачении погрузиться в море». Государь пойти не согласился. А тут Дунфан Шо как раз представил ему рассуждение о никчемности чернокнижника. У-ди впал в ярость, повелел схватить Луань Д а и разрубить его надвое. Как-то , совершая осмотр пограничных областей, У-ди прибыл в ок­ руг Шофан. На горе Цяошань он сделал привал и принес жертвы Желтому правителю Хуан-ди. Закончив обряд, государь заметил: — Говорят, Хуан-ди, Желтый император, не умер в своей плоти. Почему же здесь, на горе, его могила? Сановник Гунсунь Цинь ответил: — Хуан-ди обратился в святого и вознесся на Небо. Приближенные и сановники, печалясь о нем, захоронили здесь платье и шапку им ­ ператора. Государь со вздохом молвил: — Когда я вознесусь на Небо, пусть в Дунлине похоронят мое платье и шапку. Затем он возвратился к Теплому источнику, где совершил обычное поклонение богу Тай-и. Государь соизволил посетить гору Лянфушань и вознес моление богу Земли. Он сам совершал обряд. Звучала музыка. Жертвенные яства были приготовлены из дивных птиц и редкостных животных, а также из белых фазанов и белых воронов. В тот день в небе показалось белое облако, и с выси небесной прозвучал голос: «Жить государю десять тысяч лет». Поклонение богу Земли проходило в строгом молчании. Белое облако висело над землей наподобие балдахина. П-186
322 Поздний период Повествовательная проза В день «цзя-цзы» первой луны государь поднялся на гору Суншань. Здесь он велел соорудить обитель святых даосов. Он постился в обители семь дней, а когда пост кончился, возвратился во дворец. В день «моу-чжэнь» четвертой луны, когда государь в отдохновении пребывал в Зале подношения цветов, а Дунфан Шо и Дун Чжун-шу находились подле, внезапно явилась им облаченная в сияние одежды дева. Красоты она была несравненной. Государь, оторопев, спросил, кто она. Дева ответила так: — Я вестница владычицы Запада Сиванму, яшмовая дева из дворца Юнгун по имени Ван Цзы-дэн. Прибыла к Вам из дворца «Вечная обитель», что на горе Куньлунь, дабы передать доподлинные слова Владычицы. Вот они: «Прослышала, что государь У-ди, презрев заботы о благополучии Империи, простершейся средь Четырех морей, стремит­ ся постичь Дао и секрет вечной жизни, и потому он оставил трон и отправился на поклонение святым горам. Усердие его похвально. Начиная с сего дня пусть свято соблюдает пост, не предается мирской суете. В седьмой день седьмой луны прибудет владычица Запада Сиван­ му и удостоит его наставлением». В приближении назначенного дня государь убрал внутренние ком­ наты дворца и засветил разрисованные фонарики. В канун свидания У-ди поселился в Зале подношения цветов. Точно в полдень с Запада прилетела синяя птица и опустилась на землю прямо пред залой. Г осу­ дар ь попросил у Дунфан Шо разъяснений. Дунфан Шо ответил: — Вот-вот спустится с небес Сиванму и явит вам свой божественный лик. Государю следует подмести и окропить дворец, дабы пристойно встретить ее. У-ди развесил пологи и велел курить редкие благовония доумо. Ароматы доумо были данью, присылаемой царством Доуцюйго. Этот сорт благовонной смолы представляет собой крупинки величиною с боб. Если этой смолой обмазать дворцовые ворота, аромат слышен по всей округе на несколько сотен ли. Однажды в Гуанчжуне объявилась моро ­ вая язва, люди гибли без счету. Стоило воскурить доумо, и смерть отступила. В то т день, когда водяные часы отметили седьмое деление и на небе не было ни облачка, в вышине вдруг раздался грохот, словно то был гром. Небеса озарились фиолетовым сиянием. В то т же миг явилась владычица Запада. Яшмовые девы влекли ее колесницу. На голове Сиванму красовался убор — семицветный шэн, на ногах — туф­ ли, расшитые темно-красными рубинами у зором в виде феникса. Вокруг нее будто облако струились хлопья синего тумана. Поддерживали Сива­ нму две синие птицы, напоминающие воронов. Когда Сиванму сошла с колесницы, государь У-ди с поклоном вышел ей навстречу. Он пригла­ сил Сиванму присесть и испросил у нее снадобье бессмертия. В ответ на его просьбу царица молвила: — Мое снадобье со священной горы Хайшань приготовлено из пурпурных медов, собранных с сердцевины соцветий, из ярко-алых медвяных сот с Облачной горы Юнынань. Оно замешано на влаге
«Старинные истории 323 о ханьском У-ди» благовещих пятицветных облаков, в него добавлены плоды ветра и се­ мена туч, темные росы и пурпурные снега. Золотая эссенция из небесного сада орхидей и пурпурные яблоки с круглого холма составляют его основу. Вы, государь, не можете остудить своих чувств, ненасытны в удовольствиях. Мое снадобье не пойдет Вам впрок. Затем Сиванму достала семь персиков, два скушала сама, а пять о тдала У-ди. Государь отведал плодов, но косточки не выбросил. Сиван­ му спросила: — На что они Вам? — Ваши персики красивы, хочу посадить, — ответил У-ди. Она рассмеялась: — Мои персики плодоносят раз в три тысячи лет и не растут в здешней земле. До пятой стражи пробыла у государя Сиванму. Она говорила с ним исключительно о земных делах, о чертях и духах беседовать не стала. Вдруг будто пронесся шум крыльев, и Сиванму собралась в обратный путь. Дунфан Шо решил было поглядеть за Сиванму через слуховое окно, обращенное к созвездию Красной птицы. Заметив его, царица сказала государю: — Этот юноша склонен к проступкам. Он нерадив, безрассуден и дерзок. Много лет назад его изгнали с небес, с тех пор он живет на земле, по натуре своей он неплох, поэтому, исправившись, сможет воротиться на Небо. Будьте с ним милостивы. Сказав так, Сиванму отбыла. Государь У-ди долго был безрадостен и мрачен. Рассказывают, что на третий день после рождения Дунфан Шо опочили его родители. Некто подобрал младенца, но не знал , какого тот роду. Он назвал младенца Дунфан — Восток, поскольку подобрал его в час, когда на востоке занималась заря. Мальчик подрос и подолгу разговаривал сам с собой. Однажды Дунфан Шо отправился на озеро Первозданного хаоса Хунмэн. Н а озере ему повстречалась женщина, собиравшая листья тута. Она сказала, что Дунфан Шо ее сын. Тут к ним подошел старец с желтыми бровями, показал на Дунфан Шо пальцем и сказал: — Я твой отец. Я отверг пищу и питаюсь воздухом, раз в три тысячи лет промываю костный мозг и раз в три тысячи лет обрезаю волосы. Однажды Дунфан Шо доложил государю: — В восточных пределах лежит пруд Благовещих пятицветных об­ лаков. Окраска трав, деревьев, строений, что подле пруда, в точности подобна цвету этих облаков. Государь послал на гору Цзиньшань под предводительством Луань Бина десяток молодых мужчин и женщин, повелев им добыть тамошний нектар, дабы самому испить его. Дунфан Шо сказал государю: — Некогда Ваш подданный пробовал этот напиток, позвольте мне взглянуть на него. и*
324 Поздний период Повествовательная проза В то же мгновение он осушил чашу до дна. Государь собрался казнить Дунфан Шо. Однако то т сказал ему: — Если я умру, значит, напиток непригоден. Если же есть в нем прок, то хотя Вы и казните меня, я не умру. У-ди простил своего сановника. Государь предал смерти более сотни даосов, запятнавших себя кол­ довством. Сиванму через своего посланника передала государю У-ди следующие слова: «Государь желает обрести бессмертие, но не верит в истинное Учение, стремится узреть небожителей, но рубит головы их посланцам. Я порываю всякие отношения с государем У-ди». Правда, однажды она прислала ему три персика со словами: «Съешьте перси­ ки — обретете долгую жизнь». В тот день, когда прибыл от нее вестник, умер Дунфан Шо. Государь усомнился в его смерти и спросил посланца, кем был Дунфан Шо. Тот сказал: — Дунфан Шо не кто иной, как дух царя деревьев, сиречь дух звезды Суй-син. Он некогда спустился с Неба, желая осмотреть Поднебесную. Он никогда не принадлежал к числу Ваших подданных. В глубокой скорби государь похоронил Дунфан Шо. Государь У-ди даровал своему сановнику Гунсунь Циню должность лана, вменив ему в обязанность общаться с духами. Однажды с бунчу­ ком в руке Гунсунь Цинь поднялся на гору Тайши и дошел до вершины Дунлай, где, как он впоследствии рассказывал, увидел человека ростом в пять чжанов. В одной руке тот держал желтого пса, в другой — жел ­ тую птицу. Человек назвал себя Великаном и сказал, что желал бы узреть Сына Неба. Потом стал невидим. Вскоре государь почтил своим посещением деревню Чжишэ и взобрался на вершину Дунлай. Н а горе он пробыл несколько дней, однако никого не встретил, видел только след огромного человека. Государь разгневался, заключив, что Гунсунь Цинь не справляется со своим делом. Гунсунь Цинь устрашился казни и через полководца Вэй Цина передал государю: «Бессмертные зримы по своей природе. И если встреча с ними-не состоялась, то это , верно, оттого, что государь с чрезмерной поспешностью направился сюда. Если государь изволит задержаться в Чжишэ, то , возможно , божество и явится. Бессмертные л юбят селиться высоко. Если назначенное место встречи находится слишком низко, божество может не пожелать спу­ ститься с Небес».Тогда государь воздвиг в Чанъани Обитель божества ветра высотой в сорок чжанов, близ Сладкого источника построил Храм продления жизни высотою в двадцать чжанов и здесь же Террасу общения с Небесами. Терраса вознеслась над землей более чем на сто чжанов. Если подняться на нее, облака окажутся внизу. После того как в благодарение за основание династии Хань государь У-ди насыпал жертвенный холм и принес жертвы Небу и Земле, ему во сне привиделся восседающий в Светлом храме император Гао-цзу. Все сановники видели тот же сон. Тогда государь повелел в Светлом храме
«Старинные истории 325 о ханьском У-ди» принести жертвы Гао-цзу, и таким способом душа его была причтена к Небесам. Затем по возвращении во дворец У-ди поставил для себя строение подле усыпальницы Гао-цзу. Чтобы позабавить иноземных послов, государь У-ди устроил в ноч­ ном дворце Вэйянь игрища с боданием. Со всей округи, на три сотни ли окрест, собрался народ поглазеть. Игрища с боданием вошли в обычай со времен Шести царств. К огда Цинь объединило Поднебесную, это празднество стало повсеместным. Во время расцвета до ма Хань игрища прекратились, однако не были забыты. Государь У-ди вновь возродил этот обычай, включив в действо музыку всех варварских племен. Участ­ ники игры надевали маски с рогами и мерились силой. Зрелище переме­ жалось удивительными превращениями чародеев, мастерство коих мож­ но сравнить разве что с деяниями чертей иль духов. Так, по временам налетали тучи и дождь; то молния, то гр ом сотрясали землю, отчего на земле обозначались реки; а то вдруг неизвестно откуда горою сыпались камни. Мгновение — и снова чудесное превращение. Чего только здесь не было! Четверо сыновей старшего военачальника не обладали талантами. Государыня Вэй Цзы-фу, радея о наследнике, каждый раз лила пред государем слезы, прося лишить их наделов. Государь отвечал ей: — Я сам об этом знаю. Прошу Вас не беспокоиться. Случилось, что младший сын военачальника предался распутству. У-ди казнил его и, памятуя о просьбе государыни, р азо м лишил оста­ льных сыновей военачальника жалованных титулов, но оставил каждому во владение по тысяче дворов. У-ди начал строительство Главного дворца Цзяньчжан с несметным множеством ворот. На восток от дворца выходили Врата Феникса высотой в двадцать чжанов, на запад на десяток ли раскинулся сад Танчжун, к северу выкопали пруд чистейшей влаги Тай-чи с Террасой омовений, высота коей составляла тридцать чжанов. Посреди пруда, в подражание священным горным пикам островов Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, насыпали три горы. К югу от дворца был Нефритовый зал с Яшмовыми вратами; на коньке крыши его были помещены большие фениксы высотой в пять чжанов, выплавленные из бронзы и изукрашен­ ные чистым золотом. Нефритовый зал служил продолжением террасы ночного дворца Вэйян, он возвышался над землей на двадцать чжанов. На ступени лестниц пошла исключительно яшма. Рыбы, драконы, звери и птицы были выполнены частью из камня, частью из бронзы. Еще возвели Башню прозрения духа и Терем у Колодезной ограды. Оба строения возвышались над землей на пятьдесят чжанов с лишком. Дворцовые павильоны соединялись висячей галереей, по которой госу­ дарь имел обыкновение прогуливаться. «Винный пруд» и «Лес мяса» находились позади дворца. В садах были собраны диковинные звери и птицы, какие только можно было сыскать в Поднебесной. Птицы и звери могли говорить, петь и танцевать; они были до того удивитель­ ны, что никто не знал им наименований. Еще возвели Зал редкостей.
326 Поздний период Повествовательная проза В erb кладовых хранились разная утварь, платья и драгоценности — подношения о т варваров и инородцев со всей Поднебесной. Здесь были прозрачные камни, нефрит и холсты, что не горят в огне, «мечи, режу­ щие яшму», — всего не перечесть. Слоны, страусы, львы заселили парки, скакуны разных мастей — стойла. Во дворце были собраны такие редкости, каких никто не видывал ни в древности, ни в более поздние времена. Когда У-ди возвел Дворец сияния — Мингуангун, то только из земель Янь и Чжао для государя привезли две тысячи красавиц. Обычно отбирались юные красотки от пятнадцати до двадцати лет. Когда им исполнялось тридцать, их выдавали замуж. Однажды чиновники со­ ставили полный список обитательниц гарема, и оказалось, что при дворцах обретается около восемнадцати тысяч красавиц. Они были расселены в трех дворцах: Главном — Цзяньчжан, Ночном — Вэйян и Долгой радости — Чанлэ. Все три строения соединялись между собой дорогой, по которой государь имел обыкновение ездить в колеснице. Гаремные затворницы жили под бдительным оком евнухов и пожилых женщин, которые в зависимости о т должности имели под надзором четыре-пять сотен красавиц или же, самое малое , сотню-две. Если государь призывал даму, то в соответствии с заведенными дл я всех трех дворцов порядками в именном списке дамы делалась пометка, после чего счастливице полагалось шестьсот даней риса в год. Поскольку красавиц в гареме было предостаточно, та , которая однажды удосто­ илась монаршей близости, могла рассчитывать на следующее свидание только по прошествии нескольких лет. Женщин, владеющих секретами привлекательности, во дворцах были толпы. Ко гда У-ди отправлялся в путешествие, то обычно за ним следовало не менее двухсот придвор­ ных дам. Притом в колеснице подле особы государя всегда находились шестнадцать девушек, блистающих естественной красотой, их кожа еще не знала белил, и их бровей не касалась сурьма. Сообразно такой же степенью совершенства должны были отличаться и девицы, прислужива­ ющие государю при облачении. С ам У-ди частенько говаривал: «Можно три дня обойтись без еды, но нельзя и дня прожить без женщины». У-ди владел искусством укрепления тела и потому отличался чрез­ вычайно сильной плотью. Случалось, государь преисполнялся уверен­ ности, что у него родится сын. Тогда он записывал дату возможного зачатия и одаривал даму тысячей слитков золота. Наложницу, что была на сносях, возводили в ранг жунхуа — « носящая бутон», и обычно к ней приписывали служанку, помогавшую при смене платья. Однажды осенью У-ди путешествовал и остановился в Хэдуне. Здесь он совершил поклонение Хоу-ту — божеству Земли. На обратном пути в столицу он плыл по реке и весело пировал в лодке с сановниками. Государь был в добром расположении духа и составил строфы об осеннем ветре. Потом, оглядев сановников, вдруг сказал им: — Шесть и семь — роковые для дома Хань цифры. В согласии с предсказанием, дом Хань выполнил веление Неба. Не знаю, судьба ли
«Старинные истории 327 о ханьском У-ди» царствовать моим сыновьям и внукам? Шесть по семь — сорок два; тот, кто сменит дом Хань, станет поперек нашего пути. Тогда сановники хором сказали государю: — Дом Хань выполнил веление Неба, как и было предсказано, и ему не угрожает гибель, как некогда царствам Инь и Чжоу. Сыновья Ваших сыновей и внуки Ваших внуков будут царствовать десять тысяч поколе­ ний. К ак можно государю изрекать речи о гибели государства? Уж не наслушались ли Вы всяких бредней от наложниц и слуг? Государь ответил им: — Я, конечно, несу пьяный вздор. Но все же я не слыхал, чтобы с древних времен один до м вечно правил Поднебесной. Надеюсь, что ни меня, ни сыновей моих судьба не лишит царского сана. Как-то раз случилось У-ди объезжать свои владения. Прибыв в Хэ- цзянь, государь вдруг заметил, что в одном месте из заброшенного строения в небо струйкой подымается пурпурный туман. Придворный, поставленный наблюдать за сиянием, счел его за доброе знамение и предрек, что в то м месте непременно должна находиться чудесная дева. У -ди тотчас повелел отыскать ее. И действительно, в заброшенном строении нашли красавицу, обликом необычную — руки девы были сжаты. Более десятка приближенных кинулись было р азжимать ей пальцы, однако не смогли. Тогда император сам возложил ладонь на руку девы — и пальцы тотчас разжались. Г осударь без промедления одарил деву любовью, после чего дал ей прозвание Цюаньфужэнь — « Дама со сжатыми перстами». Он произвел ее в высший ранг Первой дамы цзеюй и поселил во дворце, который стали именовать Стрела на крюке — Гоуигун. У нее был дар толковать таинства Хуан-ди и Чистой девы Сунюй40, и потому она пользовалась особой бла­ госклонностью государя. Она зачала и по прошествии четырнадцати лун родила мальчика. Это был будущий государь Чжао-ди41. По этому случаю государь молвил: — Яо пребывал в чреве матери четырнадцать лун. Так же было и с моим сыном. Повелеваю воро та дворца Гоуигун отныне именовать «Воротами матушки царя Яо». Как-то вместе с У-ди она прибыла к Сладкому источнику. Здесь она обратилась к государю с такой речью: — Родив сына-наследника, Ваша наложница исполнила все, что было предначертано судьбой. Ныне наследнику пошел седьмой год. Я не вернусь с Вами в столицу — умру здесь, а Вы позаботьтесь о себе и о сыне. Во дворце царит колдовство, шаманки могут погубить священ­ ную особу государя. Остерегайтесь приближаться к женщине. Тут она упала и в тот же миг опочила. Покойницу положили в гроб и погребли на Кургане облаков — Юньлине. Чудесный аромат, исходи­ вший из гроба, был слышен на добрый десяток ли окрест. Государь, горестно стеная, оплакал ее. Он догадывался, что наложница его не была земной женщиной. Желая еще раз взглянуть на усопшую, он повелел
328 Поздний период Повествовательная проза разр ыть могилу. Тогда увидели, что гроб пуст — в нем лежали лишь платье ее да туфли. Государь приказал соорудить подле Сладкого источника террасу и назвать ее Тунлинтай, что значит «Терраса свида­ ния с феей». Возле террасы часто кружила синяя птица, а как стал государем Чжао-ди, птица исчезла. Придворный, назначенный наблюдать за испарениями, сказал, что во дворце сгустились зловредные пары. В свой черед сам государь видел, как некто с мечом входил в центральные Ворота драконовой славы. Государь в гневе повелел запереть все дворцовые воро та Чанъани и ловить его. Двенадцать дней искали, и все напрасно. Н а то м дело и прекратилось. В пограничных военных поселениях и зависимых княжествах насчи­ тывалось до ста тысяч бунтарей, коих повлек за собой наследник; среди них были и те, что сами злоумыслили против государя У-ди. Трое старцев из Хугуаня, среди них некто по имени Чжэ,н Му, подали госуда­ рю доклад, моля о снисхождении. Государь не наказал злоумышлен­ ников, а Чжэн Му назначил на должность сяовэя42, присовокупив к должности наименование «Провозвестник милосердия»; в обязанность сяовэя входило, имея при себе государев бунчук, вести надзор над тремя столичными округами43. П о то м вышло прощение наследнику. Говори­ ли, будто он хотел бежать за пределы государства, но у него не хватило решимости. Вскоре наследник был посажен в темницу, где покончил с собой. В поисках страны бессмертных государь пожелал отправиться в м о­ ре. Волны клокотали и бурлили, ветер был неистов, а мгла на море столь непроглядна, что государь не смог сесть на корабль. Пришлось воз­ вратиться. Тогда государь молвил: — С самого дня моего воцарения Поднебесная была повергнута в печаль. Мои деяния были иль безрассудством, иль легкомыслием. Увы, поздним раскаянием ничему не поможешь. Отныне любого, кто захочет обездолить мой народ, ждет наказание, я пресеку всякое дело, что нанесет ущерб Поднебесной. Сановник Тянь Цянь-чоу подал доклад, в котором просил государя отстранить от должностей и изгнать из дворца магов. Государь изволил молвить: Поистине, прав м ой сановник. Тотчас во дворце не осталось ни одного «духа моря» , ни одного «посланца владычицы Запада». Государь назначил Тянь Цянь-чоу на должность чэнсяна — первого сановника Поднебесной. Хотя государю У-ди было уже за шестой десяток, волос его еще не тронула седина. Напротив, обликом он был юн. В пище государь был воздержан: принимал даосские снадобья и избегал мучного. Но все реже он одаривал вниманием своих наложниц. Теперь пред собранием сановников он часто вздыхал и горько сетовал на свои заблуждения, говоря: — Разве есть в Поднебесной бессмертные люди? Перепробовал я р аз­ ные способы и искусства тайные, а все один вздор. В пище и питье был
«Старинные истории 329 о ханьском У-ди» умерен, принимал пилюли даосов, а преуспел лишь в том, что мало болел. С тех пор он перестал пить эликсиры, что в обычае у даосов, от чего телом стал тощ и сух. Последние два-три года своей жизни он прожил в печали, удрученный старостью. У -ди имел обыкновение проводить ночи во дворце Пяти бальзамников, где однажды он сказал своему первому сановнику Хо Гуану: — Мы, император всей Поднебесной, сетуем на дряхлость свою. Чиновники могут возвести на престол наследника Гоу И, сына Цюань- фуэнь — « Дамы со сжатыми перстами». Усердно помогайте ему. Сановник залился слезами и, склонившись в поклоне, с почтитель­ ностью сказал: — Ваше Величество полны сил и здоровья. Можно ли таить в себе мысли о смерти? На что государь ему в ответ произнес: — Я поражен тяжким недугом. Просто Вы не знаете об этом. И вот на рассвете, в день «бинь-инь» третьей луны У-ди нашли в беспамятстве распростертым на ложе. Лик его не изменился, но жизненный дух уже покинул царственное тело. К следующему дню цвет лица его несколько поблек, глаза закрылись. Сколько рыданий исторгла весть о его кончине! Стали думать о погребении. Гроб с телом У-ди был установлен в передней зале дворца Вэйян. С раннего утра и до полудня приносили жертвы душе усопшего. И всем казалось, что покой­ ник отведал выставленных угощений. Государя У-ди захоронили на кургане Маолин. От усыпальницы долгое время исходили благотворные ароматы, сгущавшиеся меж м о­ гильных холмов наподобие тумана. После похорон придворные дамы, принадлежавшие к числу его любимиц, — те, что носили звание цзеюй и вовсе без званий, — всего около двухсот, были поселены в парке при гробнице. Государь навещал их и делил с ними ложе, как то он имел обыкновение делать при жизни. Однако постороннему глазу это было незаметно. Прослышав о таких делах, Хо Гуан счел нужным пополнить состав придворных дам, доведя численность их до пяти сотен. По прошествии некоторого времени все прекратилось. На втором году правления под девизом «Новая династия» — «Ши-юань»44 — стража донесла, что народ разбойничает и растаскивает драгоценную утварь из императорского могильника — кургана Маолин. Доносили также, что на базаре люди охотно покупают царские вещи. Хо Гуан решил, что стража нерадива и просмотрела воровство. Он велел схватить мастера, который производил постройку могилы, и, заключив его в оковы, препроводить в Чанъань для дознания. Через год с неболь­ шим на торжище в уезде Есянь объявился человек, который продавал бокал из нефритового камня. Стража заподозрила, что бокал взят из маолинского могильника. Попытались схватить торговца, но то т исчез. Начальник уезда послал бокал в столицу. Т а м подтвердили, что вещь в самом деле государева. Тогда Хо Гуан призвал стражника. Тот
330 Поздний период Повествовательная проза утверждал, что торговец обликом напоминал покойного императора. Услышав об этом, Хо Гуан ничего не сказал и немедленно выпустил из тюрьмы тех, кого подозревал в ограблении могилы. Через год с небольшим в обычном облике, как при жизни, государь У-ди явился некоему Сюэ Пину, начальнику стражи, и сказал так: — Знай, что, и покинув мир людей, я по-прежнему твой государь. Так почему ты позволяешь охране и солдатам точить ножи и мечи на моем могильнике? Отныне и впредь я запрещаю в ам это делать. Сюэ Пин склонился в поклоне и стал м олить государя о прощении. Неожиданно государь сделался невидимым. Начали расследование этой истории. Оказалось, что возле могилы лежит квадратная плита. Ее-то и приспособила охрана под точильный камень. Прослышав об этом, Хо Гуан приказал отрубить голову чиновнику, поставленному смотреть за могилой. Но тут вмешался некий Чжан Ань-ши, придворный санов- ник, и стал просить Хо Гуана не усматривать в этом злокозненный умысел, «ибо сокрыты от глаз и разуму непостижны дороги духов. В нынешнем случае не следует карать виновного по закону людей». Казнь отменили. Во Дворце сладкого источника не раз слышались удары колокола и барабанный бой. По временам часовые видели каких-то чиновников в сопровождении охраны и при оружии. Люди те напоминали личную свиту покойного Сына Неба. Затем видения стали случаться реже, а к царствованию правнука У-ди, императора Сюань-ди, и вовсе прекра­ тились. Когда Сюань-ди воссел на трон45, то в знак уважения к прадеду своему государю У-ди он к его храмовому имени добавил слова «шиц- зун», что значит «основатель рода» . В день, когда в честь У-ди испол­ нялась ритуальная музыка, в выси небесной зазвучало благостное пение. А в день жертвоприношения вдруг стаями слетелись белые аисты и опус­ тились за дворцом. Когда возвели храм в округе Сихэ, то божественное сияние наподобие лунного озарило залу. Учредили храм в Дунлае46, и на дороге, ведущей к храму, вдруг появились следы гигантской птицы, а по ночам та м видели белого дракона. Затем поставили храм в Хэдуне. В день моления и принесения жертв У-ди белый тигр принес в зубах мясо и положил его перед залой. Тогда же видели всадника на белом коне, и конь его мало походил на обычную лошадь. Человек держал в руке дощечку в одиннадцать цуней, он поднес ее полководцу как знак возведе­ ния его в должность первого сановника государя. Текст гласил: «Про­ слышав, что ты сполна выполнил свой дож , дарю тебе цзинь золота». В тот же миг всадник исчез. Дощечка тут же обратилась в золото, взвесили — ровно цзинь. На другой день после жертвоприношений в храме в местности Гуанчуань сами собой зазвонили колокола и камен­ ные гонги, а ночью двери всех комнат вдруг отворились, и из них полился яркий свет. Аромат благовоний разнесся по всей округе. Вскоре государь Сюань-ди сам совершил обряд жертвоприношения предку у Сладкого источника. В то же мгновение с северо-востока налетело
«Неофициальное жизнеописание 331 ханьского У-ди» облако пурпурно-желтого тумана и рассеялось пред залой. Пронесся шелест ветра, с неба послышались пение и музыка, стая бесчисленных птиц, паривших в воздухе, закружилась в танце, скрыв о т глаз небо. «Уж не стал ли мой славный предок небесным духом?» — подумал государь Сюань-ди, увидев своими глазами все эти сияния и прочие чудеса. Он поверил в духов и в надежде обрести бессмертие призвал ко двору магов. Читатель только что познакомился со старинным повествованием о Воинствен­ ном государе династии Хань и его увлечениях тайными даосскими искусствами. Существует еще одно древнее произведение на ту же тему, практически бес­ сюжетное, но не лишенное определенного литературного изящества; оно никогда раньше не переводилось на русский язык. М ы дали его здесь для читателя, любящего сравнивать и сопоставлять; думаю, что тот , кто интересуется религи­ ями Востока, прочтет его не без пользы для себя. Неофициальное жизнеописание ханьского У-ди, государ я Воинственного* Августейший государь Сяо У Хуан-ди — сиречь государь Почтител ьный и Воин­ ственный — был с ыном Цз ин-ди1. Перед тем, как У-ди появиться на свет, было его отцу сновидение, будто из облаков прямо на Высокие благоуханные палаты опустился красный вепрь. Государь пробудился, сел на ложе — и впрямь, у ступеней пал ат был красный дракон, и окружавшие его клубы облаков , словно ту ман, за слонили двери и окна дворца. Живущие во дв орце государевы жены видели, что н ад Высокими палатами будто занялась алая заря, а едв а заревое сияние рассеялось, узрел и красного дракона, что круж ил среди бал ок. Государь Цзин-ди пр изв ал гадал ьщ ика Я о Вэна и просил ра зъ яснить видение. — То счастливое предзнаменование, — сказа л то т. — В этих покоях предсто­ ит родитьс я на свет славнейшему в мире мужу. Будет он теснить племена инородцев на севере и добьется процветания дер жавы на юге. Д ля д о м а Лю он станет гл аво ю род а2. Однако будут процветать колдовство и волх ования при его дворе. Государь Цзин-ди велел фужэнь3 Ван, пребывающей на сносях, переехать в Высокие благоуханные палаты. Жел ая во всем следовать с ло ва м прорицателя, он велел Высокие благоуханные па латы отныне имено вать За лой Благоуханной орхидеи. А едва минуло еще десять дней, было государю Цзин-ди другое сновиде­ ние: будто бы св ята я дева поднесла фужэнь Ван солнце и т а вм иг его про гл отила. * © К. И . Голыгина, перевод, 1990
332 Бамбуковые страницы Приложение По прошествии четырнадцати лун у нее родил ся м альчик — это был У-ди, государь Воинственный. По этому случаю государь изволил молвить: — Мне снилось, будто красные тум аны оборотились красным драконом, и предсказатель посчитал т о з а счастливый знак. Посему мал ьчика надлежит именов ать Цзи, что значит «Счастливый». Однажды, когда У-ди мину ло три года, отец посадил его к себе на колени, обнял, прилас кал и, желая испытать, сколь проницателен он умо м и что у него за сердце, спросил: — Хочешь стать Сыном Неба? — На то есть небесная воля, а не мое желание, — ответил мальчик. — Но, пр оводя дни в пал атах дворца и приказ ах или играя у ступеней Вашего тр о на , я не осмелюсь сойти с пути, что был бы достоин Вашего сына. Услышав такой ответ, государь Цзин-ди оторо пел о т изумления. С той поры он с тал относиться к сыну с уважением и дава ть наставления. В другой ра з государь о пять зах отел испытать сына. Он обнял его, посадил перед сто ликом с книгами и спросил: — Какие книги твои излюбленные? Расскажи, что в них излагается? И мальчик на память изложил все, что было записано мудрецами, начиная с Фу Си, — о тьме и свете, об искусстве врачевания, а также в сочинениях «Волшебные чертежи дракона» и «Черепаховые анналы»4. Из многих сотен и сотен слов юный князь не забыл ни одного. А едва минуло ему семь лет, своими познаниями в науках он превосходил прочих детей. И государь Цзин-ди повелел впредь им ено вать его только Чэ, что значит «Проникающий в суть». Воссев на престол, У-ди в озл юбил путь святых небожителей5. На мереваясь обрести бессмертие, он часто сов ерш ал жертвоприношения духам и божествам, избрав дл я этого знаменитые горы, великие реки и пять священных пиков. В четвертую луну первого года под циклическими знаками «цзя-цзы» правления по д девизом «Юань-фын» 6 государь свершил восхождение на гору Суншань, где поставил обит ель святых даосов. Он постился семь дней, совершил ж ертво­ приношения, а как по ст кончился — воротился. В день «моу-чжэнь» четвертой луны, ко гда государь в отдохновении пребывал в Зале подношения цветов, а сановники Дунфан Шо и Дун Чжун-шу находились подле, внезапно явилась им облаченная в темные одежды дева. Красоты она была несказанной. Оторопев о т изумления, государь спросил, кто она. Д ев а от ветила так: — Я нефритовая дева по имени Ван Цзы -дэн7, вестница владычицы Запада Сиванму, прибыл а из дворца Юнгун, что на горе Куньлунь, и уполномочена пер едать Вам доподлинные сл ова владычицы. Вот они: „Прослышав, что госу­ дар ь У-ди, презрев заботы о благополучии империи, простершейся средь Четырех морей, ищет Ис тинный Путь, дабы обрести вечную жизнь, и что, оставив трон государя и князя, он ходит на поклонение к святым г орным пикам. Усердие его похвально, и мы сочли, что он досто ин принять от нас наставление. Посему, начиная с сего дня, пребывайте в чистоте пос та, не тешьтесь людской пр азд­ ностью. С наступлением с едьмого дня седьмой луны8 к Вам прибудет матуш ­ ка-царица Запада — Сиванму” ». Государь сошел с циновки, преклонил колени и принял повеление царицы.
«Неофициальное жизнеописание 333 ханьского У-ди» В тот же миг дева с тал а невидима, исчезнув неизвестно куда. Государь спросил у Дунфан Шо: — Ч то это была за женщина? — Нефритовая дева из дворца Пурпурной орхидеи9. Обычно она передает повеления Сиванму, ходит к дереву Фусан10, знает дорогу в святую землю Линчжоу11, поддерживает сообщение с горой Чанъян12 и передает все, что изречет матуш ка А-м у13, что в Темной столице — Сюаньду. Неко гда Ван Цзы-дэн была выдана замуж за некоего человека, вознесшегося на Небеса, по прозвищу Север­ ная свеча. Ныне пр извана в оро титьс я на Небеса и опять быть вестницей в оз наг ­ ражда ющих повелений. Ван Цзы-дэн — подлинная небесная чиновница, чудесная душа. Государь взош ел на террасу Ожидания духов и полностью исполнил обряд поста. Н а это время все прочие дел а государства он отлож ил и препоручил их своему первому сановнику. Вот наконец настал седьмой день седьмой луны. Государь У-ди привел в порядок и вычистил дворец и прилегающие к нему пристройки. Са м рас ­ положился в главно й зале, кото рую убрал тончайшими пур пурными шелками, воскурил в курильницах сто благовоний, навесил по ло ги из облачной парчи, возжег светильник, что г ор ит пламенем в девять язычков, раз ло жил на блюдах финики из страны Юймынь14, что значит Нефритовые вра та, выставил сладкое вино. Го сударь сам ос мотрел подношения, в ос новном благо вония и фрукты, кои, по его разум ению, служат главной пищей для обитате лей небесных дворцов. Затем государь постр оил подл е тро на своих приближенных в пол ном облачении, произвел о см отр всех внутренних помещений — от главных во ро т до последней калитки, не за быв заглянуть в каждый уголок. Во дворце и вне его цар ила благоговейная тишина — ожидали появления облаков , на коих должны были прибыть гости. Во вторую стражу с юго -за пада налетел о белое облако, кото рое, сгущаясь и темнея, быстро двигалось в направлении дворца. Ко гда облако приблизилось достаточно близко, до слуха донеслись звуки свирелей и удар ы гонгов, гов ор людей и то пот коней, исходившие откуда-то из облачных завес. Несколько позднее, впрочем, за половину т ого времени, что вполне доста точно, чтобы принять пищу, прибыла Сиванму. Вначале пред з а лой опустил ась стая птиц, похожих на в оронов. П о то м стал и зр им ы божества и небожители. Бессмертные прибывали кто на драконах и тиграх, кто воссев на белого цилиня или белого жу равля, а иные предпочли колесницы и белых скакунов. Небожителей были несметные толпы. Их прибытие со провождалось сиянием, о зар яв шим все, даже отдаленные уголки залы. Но вдруг вся свита Владычицы с тал а невидима, ос та­ лась зр им а л ишь Сиванму. Она восседал а на колеснице среди пурпурных облаков. Колесницу влек дракон, чешуя которого перелив алась и блистала девятью о т­ тенками. Сопр овождали Сиванму пя тьдесят небожителей, их экипажи походили на стаю фениксов. В руках небожителей — хвостатые изукрашенные бунчуки, на поясах — нефритовые печати, осыпанные а лм аз ам и, на г ол овах — шапки, что м огу т носить то лько обладате ли звания «муж высокой чистоты», все, как один, ро сто м в чжан с л иш ком15. Небожители толпой за пол нили залу. Вошла и Сиванму, поддерживаемая двумя девушкам и-сл ужанками' 6. Ка ждой л ет не
334 Бамбуковые страницы Приложение более семнадцати, обе в одинаковых темных коротких кофтах у зорч ато го сатина. Их внешность и взгляд были полны очаро вания и божественной грации. По­ шлине, т о были редкие красавицы! После того как, сойдя с колесницы, Сиванму вступила в залу, она села, оборо тившись лицом к востоку. Н а владычице был хитон из зо ло той парчи с четким рисунком. Блиста ющ ий лик ее был исполнен добродете ли и благо­ желательности. Она носила на бо льш о м шнуре талисм ан Линфэй «Летящ ая душа», по талии была подвязана поясо м, на коем висел меч, р азрубающ ий тень, го лову ее украш али цветы и как знак высшей чистоты — шапочка по д названием Чэньин, что знач ит «Младенец с созвездия Чэнь». Н а ногах царицы были туфли, изукрашенные темно -красными рубинами, выложенными в виде феникса. Н а вид ей — не более тридцати, сложена как ра з в меру — короче, она бл истала естественной красотой, ко то р ая з а тм ев ал а прелесть свежих цветов. Ч т о лицом, что стат ью Владычица была несравненна — истинный дух Неба. Государь У-ди приветствовал ее глубоким поклоном. Вначале расспросил о погоде — «тепле и холодах», а когда поднялся с колен, Сиванму пригласил а его сесть подле. Государь сел, оборо тяс ь л ицо м на ю г11. Сиванму с ам а р асста вила перед ним яс тва из своей небесной кухни; все было в изобил ии и наипревосход­ нейшего качества, а вкус яств был необычен. Н а блюде ста о ттенка ми благоухали цветы, дурманил ар о м ат пурпурного гр иба чжи18 и купены под назв анием «не­ фритовый бамбук». Здесь было и душистое вино, наипрозрачнейшее, неземное как по виду, так и по вкусу, и м ногое другое, чему государь не м ог дат ь даже названия. Сиванму повелела служанка м принести персики 19. И в т о т же м иг перед Сиванму на нефритовом блюде лежали семь персиков — были они р азм ер о м в самый раз с утиное яйцо, совершенно круглые и с темным сине-зеленым отливо м. Ч етыре персика владычица скуш ал а с ама , а три съе л государ ь У-ди. Вкус их был восхитителен и с ладо стен и до лго со хр анялся во рту. Съев персики, государь полож ил перед собой косточки. Сиванму спросила, зач ем это он делает. — Хочу посадить, — ответил государь. — Этот персик плодоносит раз в три тысячи лет, — пояснила Владычица. — Он не будет р асти в здешних м естах — земли тощие. Государь внял ее словам и ос тав ил свое намерение. В разгар веселья, когда вино много раз прошло по кругу, Сиванму повелела служанкам петь и играть: Ван Цзыдэн — на восьмиструнном а о20, Дун Шуан-чэн — на губном органчике «Облачная гарм ония»21, Ши Гун-цзы — бить в ко л окол ь­ ный гонг из дв орца Куньлунь, Сюй Фэй-цзюнь — тр убить в хуан22 под названием «Пробуждающий богов», Юань Лин-хуа — из влекать ме лодию из зв онких ка м­ ней, на коих изображены пять священных животных23, Фань Чэн-цз юнь — бить по каменном у гонгу, что прежде с тоял на северном склоне г оры Сянша нь24, а Дуань Ань-сян было велено сопр овождать оркестр напевом «Девять небесных сфер».. Голос и инструменты сливались в звучную и чистую гар мо нию, во лшеб­ ные м елодии витали среди стро пил25. Сиванму повеле ла служанке Фа-ин испо л­ нить гимн небожителей страны Сюань26, а когда т а закончила песню, Владычица разъяснила У -ди свое учение. Вот оно:
«Неофициальное жизнеописание 335 ханьского У-ди» «Желая начать практиков ать м о и м етоды постижения совершенства, прежде следует научиться управ лять субстанцией ци27. В „Книге о небожителях и истин­ ных мужах” говорится о путях нар ащ ив ания пневмы и ее трансформациях. Наращивание есть накопление эссенции естества — спермы, а трансфор мация есть изменение внешнего вида. Владеющий наращив анием умеет достичь изменения внешней форм ы, им я его будет записано на скрижалях небожителей. Не владеющему наращиванием и трансформ ацией не избеж ать смерти и гибели. Практикующих наращивание и трансфор мацию обычно назы вают Постигшими сознанием Душу и Драгоценность. Душа есть божественное, Драгоце ннос ть — сперма. Юноши до лж ны лел еять и беречь в себе эссенцию естества — сперму. Остановив дух, у меть г л от ать слюну28, т о гда пнев ма ци пр евращ ается в кров ь, кровь — в эссенцию естества, спер ма — в дух, дух — в слюну, слюна — в костяк. Когда в свершении ты непоследователен, тво и духовные и телесные субстан­ ции рас по лагаются неравномерно — одного больше, а другого меньше. К о гда практикуют мо и м е тоды последовате льно, в первый год тра нсформ ируется дух, во втор ой — кро вь, в тр етий — субстанция естества, в четвертый — артерии, в пятый — м озг костей, в шестой — кости, в седьмой — суставы, в во сьм ой — волосы, а н а дев ятый — тело . К о гда тра нсформ ация о хватит тело , начинается изменение, изменение есть овладение Путем, кто о владел им — т о т небожитель. Вдыхая и выдыхая шесть пневм29, во рту почувствуешь сладость и благоухание. Желаешь съесть священный гриб линчжи и сохранить в себе его ар ом а т, сделай дыхание неу ловим ым и за гло тни дух, и то гда наполнится твое сердце. Дух можно уподобить воде, кот ора я есть не что иное, как бесформенность. Яв ляясь наиболее податливой из вещей, она, р азл ив аяс ь, с оздает субстанции божественного и суб­ станции естества. — Эти многозначные слова были изречены Небес ным Влады­ кой пер вородного начала, ко гда т о т пребывал в Кинов арной па лате. Ныне я велю моей прислужнице Л и Цинь-сунь, хранительнице -книг, записать мо и изречения, дабы о тдат ь их Вам в пол ьзование. Изучайте их и совершенствуйтесь, госу­ дарь». Сиванму за кончила речь, свистом подозв ала небесных чиновниц30 и велела запрячь дракона и подать колесницу, собираясь отбыт ь к себе. Государь сошел с циновки, свершил глубокий поясной по клон и просил ее побыть еще немного. Сиванму от ъе зд до времени от лож ила. Затем Сиванму по сла ла служанку Го Ми-сян пер едать фужэнь Шан-юань31, матуш ке Истинного начала, свое повеление, изложив его в таких словах: «Госу­ дарыня Де вяти сияний, М атуш ка Ванму, просит почтительнейше изв инить ее. М ы не виделись четыре тысячи лет. Все это вр емя я бы ла обременена небесными з або там и, отчего крас ота м оего лика изрядно поблекла. Г осударь У-ди, Чэ из рода Л ю , в озлюбил путь небожителей, и я пр иш ла навестить его. Он показался мне человеком выдающим ся и спо собным к совершенствованию. Но трансфор­ м ация его внешнего вида прио становилась, ибо дух запятнан.' Его м о зг и его кровь осквернены ра звр ато м , пять вместилищ т е ла32 не действуют как должно, кости не омыты, по а ртер иям движение затруднено, в нем м ного м яса и ма ло эссенции естества. Зрачки глаз неясны, три обиталища духа33 смешались и об­ ратились в хаос, различение черного и белого, тьм ы — Инь и света — Ян
336 Бамбуковые страницы Приложение затруднено. Хо тя государь стремится постичь Истинный Путь, у него все же нет т ала нта небожителя. Д ол го пребывая среди людей, я поняла, что эт о т мир и вправду осквернен и смердит, но о т путешествия я получила истинное удовлет­ ворение и рассеяла печаль. Мой хозяин сейчас сидит передо мной с грустным и безрадостным видом. Не собираетесь ли Вы пр ибыть сюда на некоторо е время? Сумеете отложить небесные дел а — приезжайте, побудем вместе некотор ое время». В тот же миг государь узрел, как в за лу опустилась дева, через мгновение исчезнувшая неизвестно куда. Несколько позднее в оротил ась Го Ми-сян в со ­ провождении служанки, что прибыла о т фужэнь Шан-юань с от ве то м . В письме говорилось: «Вас приветствует А-хуань, кот ора я с готовно стью ответит на Ваши вопросы. Я исполняю свою должность, будучи отдел ена от Вас Небесной рекой. За минувшие пять тысяч л ет м ое лицо потускнело. Сияющая во веки веков! Мои глубокие чувства к в ам нетленны. Принимаю Ваше предложение посетить д о м Чэ из рода Л ю, ко то ро е Вы передали в письме, пр исланном с Г о Ми-сян». Государь спросил Сиванму: — Кто такая эта Шан-юань? — Шан-юань фужэнь — матуш ка августейшего государя Трех небес34 и чинов­ ница третьей небесной сферы. Она хранител ьница книги, в ко торой переписаны имена небесных дев, ныне по д ее нач ало м сейчас с то тысяч небесных дев, — ответила Сиванму. Едва она кончила, прибыл а фужэнь Шан-юань. Вначале из облако в были слышны звуки ^ ви рел ей и удары гонгов, а по то м появилась свита — более тысячи гражданских и военных чиновниц, каж дой ле т не более девятнадцати, а по облику и внешности — удивительные, редкие красавицы. Почти все были в темных пла тьях. От свиты доходило слепящее гла за сияние — ведь это были подлинные духи-чиновницы. Сам ой фужэнь Шан-юань было едва л и з а дв адцать. Ее природ­ ная крас ота излучала сияние, осененные высшим духом глаза блистали, на ней было платье цвета грозовых облаков и густого т емно го инея. Было оно из какой-то неведомой ткани — никто не м ог сказать, но точно, что это бы ла не пар ча и не шелк. Прическа небожительницы тоже была необычна — волосы собраны в узел наподобие трех рожек, а ос тал ьная часть в олос свободно нис­ падала до талии. Н а ее головке красов ался убор, называвш ийся Де вять облаков, светящихся в ночи; в руках о на дер жала подвески из нефрита, что будто огонь сиял на все шесть с торон35. Подвески были на шнуре, изукр ашенном пер ьями феникса и цветами. Н а поясе висел меч, разрубающ ий нечисть. Она поднялась в залу, пр едс тала перед Сиванму и хотела было ей поклониться. Но Сиванму, в свою очередь, поднялась и останов ил а ее. С воскл ицаниями радости обе сели, оборотившись л ицом на север36. Гос тья р ас ста вила яс тва из своей кухни, здесь все было необычайно и чрезвычайно схоже с т ем и яствами, коими Сиванму угощ ал а У-ди. Сиванму пр едставила г ос тью государю У-ди: — Перед Вами матуш ка Истинного Нача ла, по читае мая и чтима я Божествен­ ная дева. Поднимитесь и поклонитесь ей. Государь поклонился, спросил о погоде и о пять сел. Шан-юань рассмеялась: — Для людей, погрязших в пяти сквернах этого м ира, коих суть пьянство, чревоугодие, слава, выгода, раз вр а т, подобное поведение характерно. Ч э из р ода
«Неофициальное жизнеописание 337 ханьского У-ди» Лю иного склада, т о, что он ценит и к чему стрем ится, м ного превосходит упования простых смертных, ибо он во зж аждал оставить роскошь и тщеславие ради пустыни, выдернуть корни страстей и желаний, посвятить себя недеянию. Разве это не достойнейшие намерения! — Это называется обладать сердцем-сознанием, — воскликнула Сиванму. Шан-юань принялась расспраш ивать государя и одновременно из ла гат ь свои взгляды: — Это верно, что ты возлюбил Дао? Прослышала, что ты призвал ко двору многих ма гов и кудесников, свершаешь на горных пиках жертвоприношения, служишь обедни духам и божествам, почитаешь го ры и пото ки — и все с бо ль­ ш им рвением. Но, несмотря на усердие, усилия тво и безуспешны. Скажу о т ­ кровенно, к то му есть основания, ибо изначальная т во я природа неистова, развра тна , беспутна, жестока и агрессивна. Соч етаясь, эти элементы о тра вляют тебе кровь, пл от ь и пять вместилищ. Ведь и хорошее иглоукалывание подчас может дать малый результат. Неистовство приводит к тому, что субстанциональное ци подымается, а дух подавлен, а когда дух ниспровергнут — ци истощается. Р азвратность ведет к тому, что телесная субстанция само произ вольно истекает, а душа охвачена недугом. Как результ ат — с пер ма скудеет, а душа рассеивается. Беспутство есть разъединение с совершенством, душа делается как бы затхлой, что сулит гибель не то лько человеку, но и будущим перерождениям, ибо душа может иссякнуть. Жестокость есть забвение добродетел и, когда терпишь поражение в са м о м себе, теряешь доброе и все перед вз оро м см ешалось. Агрессивность приводит к сердеч­ ному ра здражению, к сухости во рту. Э то как если бы ты был поло н воинствен­ ных намерений, кото рые не в состоянии осуществить. Исчисленные пять ситуаций все равно , что нож и пила, коими ты режешь себя на части, т опор и секач, с пом ощ ью котор ых разрубаешь нить судьбы. Даже если ты преисполнен намере ­ нием и волей прожить долгую и достойную жизнь, но не можешь победить в себе пять зо л, т о ра зве не доведешь свою природу до изнурения? Отрекись о т страстей, коих суть пять пор оков, в озроди добрую основу, присущую человеческой натуре, просветленный делом принесения жертв духам, яви обездоленным добросердечие, великодушие и ласку, пом ощ ь и л юбов ь отдай тем, кто ждет и нуждается в ней. Веди счет богатству своему, не почит ая т о за тяжкий труд, не за будь одиноких и сирых, пекись о благоденствии подданных и щади собственную плот ь, властвуй над собой, вхо дя на женскую половину, дабы воспринять благость женского ло на. Оказывай вспомоществование тем, кому гроз ит гибель, и та к день за днем совершенствуйся во в сяком добронравии. Скажу больше: не давай оскудеть и вытечь сперме и слюне, поставь в себе заслоны блудодейству, пестуй дух божественный и покончи как с распутством, так и расточ ител ьств ом, дай обет стро гого поста и забудь о скор омно м, вним ай небесным гонга м и не скрипи зубами, вкушай «нефритовый нектар», что есть т во я слюна, и о мыв айся в пруду с цветами — поддерживай чистоту р та , постукивай «по золотой ограде» — пощелкивай челюстями, тогда, только тогда станешь иным и изменишь свою природу. Возрадуйся: матуш ка А-му за ло жила небесную колесницу и спустилась на зе мл ю — в бренный мир цикад и муравьев. Высшие духи высот пустотных иногда
338 Бамбуковые страницы Приложение посещ ают птенцов-сирот. Матуш ка прибыла к тебе и одарила пением и тайным и напевами священных мелодий, чтобы пока за ть тебе, что обретешь, достигнув совершенства, и пояснить пути х достижению оного. Не более чем через сто лет она сопроводит тебя на хо лм в Т ем ную столицу на вершине гор Куньлунь. Если государь поверил мне, он сил не пожалеет на совершенствование, если нет — не о чем на м больше говорить. Я небесная чиновница, и мне надлежит объе хать десять сторо н све та37. Прощайте! Государь выслуш ал ее речь, скл онился в глубоком поклоне и просил про стить ему его недомыслие: — Ваш подданный о т природы з о л и туп, рожден в беспутстве и взращ ен в блуде. Он лиш ь т орч ал лицом к стене, но не достиг просветления. Но как живой жаждет жить, а умирающий с траш ится смерти, т ак лелеял он мечту встретить богов и о каз ат ь мудрейшим почтение. Ныне удостоился Вашего наставления. Поистине, то Небо явило мне м илосердие свое! Принимаю небесное повеление и отныне стану жить как должно. И как ничтожнейший из Ваших слуг впредь буду уповать на Вашу мил ос тивую поддержку божества! Шан-юань з аставил а государя поднятьс я и предлож ила ему сесть. Сиванму с каза ла ей: — Обеты, кото рые Вы на него нал ожили, чр езмерно строги. Государь ведь человек не просветленный, боюсь, не постигнет он Ваших замыслов. На что Шан-юань ответила так: — Тот , кто преисполнен Дао , легко отда ет себя на растерзание гол одному тигру, ибо не опасается, что то т ра здер е т его, не опасае тся пр ойти через огонь и погрузиться в воду, ибо исполненный веры в учение не горит и не тонет. У того, кто преисполнен м ыс лью о Д а о , сердце не дрогнет, а изнача льная природа остается девственно-чиста . Отринувший в себе сомнения не ус трашится скоро сорвавшихся слов, то гда как то т, кто не сдержал их, захочет преуспеть в доброн­ равии. Сказано ведь: «Через м ертвое тело обретается освобождение»38. — Государь давно преисполнен усердия, — за м етила Сиванму, — но по сей день у него не было хорошего наставника, котор ый не д ал бы угаснуть горящей в нем искре истины, рассеял бы его сомнения и убедил, что в Поднебесной есть бессмертные. В от р ади чего я по кинул а свой дворец на Куньлуне и спустилась в этот смердящий м ир — хочу утвердить государя в его намерении ст ать бессмертным, желаю продвинуть его к Великой тра нсформации. Наш е свидание он за пом нит надолго . Ч т о же до моего способа «освобождения через м ертвое тело», то я не л юбл ю практико вать его. Не долее как через три г ода я передам для государя половинную дозу лучшей киновари, а также полную склянку элик­ с ира под назва нием «ши-сян»39 — и Чэ из р ода Л ю продо лжит свое совершенст­ вование. Н о зач ем сейчас, когда пле мена сюнну еще не покорены и на границах неспокойно, Вы настаиваете, ч то бы он удалился в почетные скиты и укрылся в горах и лесах? Сейчас одно требуется — преисполнившись тв ердости и воли, добитьс я р е зу льтата в дел ах Поднебесной. А повернутся дела в империи к луч­ шему, увидимся еще раз. С этими словами Сиванму по лож ила н а государе во плечо с вою руку и, утешая его, молвила:
«Неофициальное жизнеописание 339 ханьского У-ди» — Следуйте ука заниям Шан-юань, проживете долгую жизнь. Ра зве ради это го не с тоит трудиться? Государь грохнулся на колени: — Велю вырезать ее изречения на з оло тых пластинах и буду следо вать им во всей полноте. Государь прим етил, что в мешке с книгами, кото рые приве зл а с собой Сиванму, лежит сверток, обернутый в пурпурную парчу, и спросил: — Не изложены ли в этих книгах рецепты, как обрести бессмертие? Я не вижу названий книг, позво льте мне взглянуть на них. Сиванму выну ла книги, желая пока за ть их государю. О на пояснила: — Вот «Подлинный чертеж пяти Священных пиков». В недавнее время небожители из Темного града Цинчэн40 дали его мне, ныне вот возв ращаю. Чертеж составлен по указа ниям Ла о-цз ы, Великого Трех сфер, и содержание и смысл его под великим секретом. Можешь ли ты иметь эту книгу, когда природа т воя не чиста? Ныне я передам тебе «Канон о жизни Воссиявшей души». Он помож ет войти в соприкосновение с духами и ут вердит тебя в подвижничестве. Государь па л ниц, совершил пол ный поясной по клон и, не по днимаясь с колен, твердо повторил просьбу о книге. Синванму сказ ала ему кор отко ее содержание: — Некогда, в первый год царствов ания Великого вл адыки41 под девизом Цин-сюй «Чис тая пустота», августейший праведник Да о — Господин Трех небес­ ных сфер — спустился с Небес дл я о с м отр а Земли в ш ести направлениях. Он измерил на гла з длину и ширину рек и м орей, с ам по дым алс я на вершины гор и опускался в долины меж холмов, в одрузил Небесный посох, дабы заняться землеустроителъством, з ате м поставил опорные сто лбы дл я пяти священных пиков и укрепил их основания. Гору Куньлунь избрал дл я местожительств а небожителей, Пэнлай — как резиденцию дл я тех, кто достиг истинного совершен­ ства; поселил речных духов в самые пределы глубин мра ка и отдал Верховному владыке Тай-ди хо лм, где р астет Фусан, а зе млю под названием Фанчжан — Квадрат в чжан — сделал обителью, где вершатся человеческие судьбы. Н а остро вах, что пла вают в Великом океане Цанлан, по ставил дворцы, где ныне обретаются Дев ять старцев, и д а л наз вания тем остро вам . Вот они: Чжучжоу — Земля патриарх ов , Инчжоу — Остров в океане, Сюаньчжоу — Зе мля мра ка , Яньчжоу — Огненная суша, Чжанчжоу — Длинный остров, Юаньчж оу — Н а­ чальный остров, Люйчжоу — Текущая вода, Гуанчжоу — Сия ющ ая земля, Шэнчжоу — Ж ив ая зе мля, Фэнлиньчжоу — Земля фениксов и цилиней и Цзюй- чжоу — Скопище пещер. Острова пла вают во внутренних подземных водах мр ака — Великого океана. Вода в нем то цвета бирюзы, т о иссиня-черна, а волны есть не что иное, как скопление вещества вскипающей з ар и. Бессмертные и нефри­ товые девы расселены на остр овах, что п лав ают в м раке Цанланс кой глади. Их имена и м естоположение трудно определить, однако их существование очевидно. Верховный в ладыка очертил угольником и циркулем места дл я гор и по то ков, воссоздал изв ивы хребто в и гор, кои суть сочетания вершин и впадин, определил высоту гор и длину хребтов. Эти черты и извивы схожи с книжными письменами. Исходя из образов Вселенной, он д ал зрим ым образам природы наименования,
340 Бамбуковые страницы Приложение то символы зем ной тверди. Тайные откровения, начертанные на террасах башни Сюаньтай, доступны лишь небожителям и достигш им совершенства, эти откр ове ­ ния суть руководство, путь, как обрести бессмертие. Этим тайным знанием, — продолж ала она, — владеет всякий бессмертный даос. Если да ос отправится на поклонение в горы и реки, то сонм небожителей и духов примет его доброжелательно и почтительно, как если бы они прислужи­ вали близкому родственнику. Хотя и в скор ом времени государь еще не исправит своих пор оков, о н уже сможет посетить места небожителей и святых. Теперь, ко гда путь ясен, остается не за пам ят ов ат ь дороги. Ск аз ано ведь: «Радующемуся надлежит иметь сердце», потому при встрече с небожителями оказ ывайте им знаки почтения, каковые положены господину и отцу. В ином разе не м инов ать беды. Тут к государю обратилась Го спож а Великого на ч ала — Шан-юань фужэнь: — Матуш ка А-му раскрыла перед государ ем тайное сокровение яшм овой кор зины д ля книг — показа ла словесность, что была изречена на Пурпурной террасе, по дарила «Книгу о во сьми образах тьмы и света» и «Подлинный чертеж Пяти священных пиков», кои суть ценнейшие со кровища всех сокровищ света, ибо в них запечатлено то, что об озре вал Верховный владыка в Великом мр аке. Если бы судьбой не было предопределено встретиться государю с небожителями, не видеть бы ему этих книг. Уже по ним мож но судить об истинных очертаниях м ира Вселенной, созе рцать тайную суть, передающуюся при их посредстве. Кроме этих книг, коими государь сегодня владеет и в суть коих способен вникнуть, ему надобно име ть такж е «Правый и Левый талисманы Летящей души», а также талисманы «Шесть Цзя и Пять государей»; список нефритовых дев, чтоб Вы мо гли вступить с ними в общение при знаках шести положений «дин» великого инь42; и книгу «Наставление, как призвать дух при знаках шести положений „ м о у ” великого Ян», «Рисунок — изо бражение первонач ального хаоса, зр имого при положении знака „ и” вправо», а также «Расположение г арм о­ нии Вселенной при знаке „гэн” влево»; «Восемь методов отыскания шести направ­ лений под зем лей при знаках жэнь — „гуй”»; «Т алисман „бин-дин” » — «Входя­ щего в огонь», «Т алисман „входящего в м ета л л ” при шести положениях знака „синь” », «Т ал исман шести положений знака „и” », позв ол яющ ий добыть эссен­ цию камней, жидкое з ол ото и узреть скрытые от вз ора формы; «Т алисман восьми направлений и десяти правил дл я шести божеств» — гадание по направ лениям знака «цзы», «у», «мяо», «ю»; «Т алисм ан Пурпурной книги», повествующий , как пов торить три ра з а пять упражнений, направленных на продление жизни, а также перечисляющий запр еты дл я небожителей и земных людей при положении знаков «чоу», «чэнь», «вэй» и «сюй»; «Т ал исман Пурпур ного огня и пламени», кото рый при знаках «инь», «шэн», «шэнь», «сы» и «хай» позволяет применить прием сосредоточения на св оем естестве. Без этих книг двенадцати названий государь не сможет призвать горных духов, обратиться к духам земли в их храмах, призвать с онм божеств, не сможет повелевать чертями, за ставить пр ислуживать тигров и л еопа рдов, а такж е и драконов всех мастей. К сожалению, вы принадлежите к разр яду тех, кто, познав одну л иш ь часть, не видит целого. Государь поклонился Сиванму и м о лвил со смирением, сойдя с циновки: — Я, Чэ, жил в подло м м ире, не разбиралс я в «чистом» и «истинном». Ныне,
«Неофициальное жизнеописание 341 ханьского У-ди» после встречи с мудрейшей матушкой, прослышал о Д ао-Пути, коим надлежит следовать, получил «Подлинный чертеж» и хотел бы их испытать на деле. Шан-юань с каза ла ему: — Согласна передать государю тайну призывания бо гов, для чего вручаю Талисманы призыв ания духов — «Шесть „ цзя” и шесть „дин” ». М ой м е тод не идет ни в какое сравнение с другими способами. Напо мню только: будьте умеренны в пище и питье, т огда, подобно сухому дереву, Вы сможете ороситься живительной влагой, подобно опаленной солнцем траве, получите желанный дождь. Государь принялся бить челом и бла годарить. Сиванму тут обратилась к Шан-юань со словами: — В небесных дворцах наиболее ценим «Подлинный чертеж». Если Ваш ученик поклянется быть усердным и попр ос ит меня, я помогу ему в достижении тайны учений. Талис маны под названием «Пять им ператоров» и «Шесть цзя» раскрывают способ общения с богами для постигших совершенство. Э то искус­ ство до крайнос ти тайное, следует прежде обрести в себе чистоту и полную ясность духа и, конечно, не сове рш ать деяний, и следствием им еют соприкоснове­ ние с мирской скверной. Я передаю в пользование Ч э «Подлинный чертеж», а Вы, госпожа Шан-юань, проведете его д ор огой небожителей. — Помнится мне, — добавила Сиванму, — что когда мы с Вами поднимались Идикие пустоши Те много хребта, а пот ом взбирались на гору Сияющего совер­ шенства, т о пов стречали отро ка Ван Цзы ту на и Ван Цзыли. Они попросили у меня тогда книги, хранящиеся у Единого Верховного владыки. Я посчитала, что «Тайное откровение о трех основах»43 не может передаваться л юдям , но Вы то гда им кое-что откр ыли, дабы укрепить их намерения. Я не посчитала удобным вмешиваться, хо тя настаивала на своем. Так вот, нынешняя ситуация мне кажется похожей. Тогда, мне пом нится, мы отведа ли из тыквенной бутыли зелья «Крас ­ ный огонь», что был из готовлен на террасе «Киноварный хребет», вкус его был иосхитителен. Минуло семь тысяч лет, а по сей день помню. Ко ль скоро Вы рассказали Чэ о книгах двенадцати названий, он непременно добьет ся совершен­ ства и станет знато ко м наших искусств. Так отдайте ему их, зачем заставлять человека бить нескончаемые покло ны, и так уже из лба хлещет кровь! — Я медлила лишь оттого, что не захватила с собой этих книг. Но ведь изречения Полной пустоты составлены совершенными — нов орожденным и отроками, их запрещено передавать людям . Лишь сполна овладевш ий содер­ жащимся в них учением постигнет Дао . Но у Чэ нет к тому никаких способ­ ностей. Лик Сиванму изменился от гнева: — Уж если Небо запре тило передавать изречения л юдям и не велит раскры- и ц т ь смысл книг, предписывая передавать его только тем, кто достиг совершен­ ства, то как Вы м огли ему, обделенному таланта ми, говорить о талисм анах Летящей души? Говорить об эт ом — значит ра скрыть смысл, а раскрыть смысл и не пер едать т алисман — значит попрать Путь Неба. Ко гда наложен запрет, можно ли передавать тайну? Велю чиновникам Третьей сферы наказа ть Вас за легкомысленное раскрытие тайны. Вы выдали тайну наидрагоценнейшего описа­ ния «Подлинного чертежа Пяти священных пиков». Ведь это с лова сам ого
342 Бамбуковые страницы Приложение августейшего Единого Неба. Его изречения обл ада ют наитаинственнейшей силой- они суть ру ководство для жителей небесных сфер. Как м огл и Вы пер едать эт тайну из тайн какому-то Чэ из рода Лю? Конечно, он исполнен усердия, посещая бесчисленные вершины и реки, с тро го собл юда я обеты поста и запреты, стремил ся встр етиться с духами. Но у него не было хороших наставников, и потом у V приняли решение спуститься в м ир людей и навестить его. Н о он не перест: а л ка ть мно го и посему не мож ет пройти обращение в небожителя. Вы, сударыня, знаете средство, как стать бессмертной, так неужели Вы бережете его только дл я себя? Х отя я передаю Ч э «Подлинный чертеж», я не имею в виду, что он непременно постигнет Д ао , я лишь хочу, чтоб он попробовал и н* ос тавил веры в во зможность обращения, и так направлю его стопы по пу л ! Трансфор мации. Я льщу себя надеждой, что человек, повергнутый в сомнение,- уверится, что среди Небес и земной тверди свершаются деяния небесны” посланцев, и уже тем он во здейство вал бы на неверующих безумцев. Во т каковы м ои намерения. У нашего послушника изнача льная пр ирода и субстанциональ-; на я пневма ци подвергнуты тлетворному ра зл ожению, его эссенция пло ти нечиста. Мож ет ли он с тать Постигш им совершенство небожител ем и от­ правиться в путешествие в десяти направлениях? Даже исполни он нашй предписания, то лишь избежит смерти. Об этом , кстати, и гл асят «Вводные1 поясняющие предписания»: «Нетрудно прож ить долгую жизнь, трудно ус­ лыша ть Дао». Ведь и хороший м астер м ож ет пер едать умения, но подча с не м ожет научиться мастерству. Ка кой то гда смысл укрываться в горах и стано виться отшельником? Шан-юань про сила пр остить ее просчет: — Почтительно принимаю Ваши слова, — м о лв ила она . — Но позвольт напомнить: еще во времена юно сти я изучала Да о у двух мастеров — господин* Дао-цзина и учителя У-чана . Они передали мне талисманы «Л етающ ая душа» Раз в четыре тысячи лет те тали сманы передаются женщине, а не мужчине' Запреты Великого Единого я изложила в предписаниях Чжао-шэна . Я с т а л ' великой просвещенной небожительницей, получив эти книги. Впоследствии я об ратила в бессмертные Ба о-л ань и еще шестьдесят восемь девиц. Н ико гда я н раскрывал а своих тайн ни одному мужчине. Однажды я встретилась со с вятым п прозвищу Зеленый отрок — Цин-чжэнь — на горе Фугуаншань. Цин-чжэн’ получил от Высшего пер вопредка середины дв енадцать талисм анов. Так м ы об оказались облада телям и этих книг. Цин-чжэнь знае т тайну талисма на «входящег в огонь» и «Шесть цзя». Не сл ыхала, чтоб он передавал кому-нибудь тайну Цин-чжэнь — небесный чиновник. Я поручила ему быть слугой Чэ. А в т о м , чт я пересказала Ч э все сочинения, входящие в сокровенный свод, я руководст во валась лишь желанием поддержать в нем добрые намерения, укрепить волю з астав ить прибегнуть к более обшир ным исканиям. Т от день, когда мужчин передал тайное знание мужчине и один из них принял его к исполнению со все усердием, считаю днем удачи, ибо это и было постижение сокровенного и ценней шего! Так что не вините меня, что именно я откр ыла людям тайну небесного Даб В моих поступках не было преступного умысла. Тайные откровения «Подлинног чертежа» запечатлены в м оем сердце. Я считаю великой удачей, что вла дею и тайной.
«Неофициальное жизнеописание 343 ханьского У-ди» Сиванму рассмеялась: — До чего же Вы снисходительны к себе! Тем временем Шан-юань приказала служанке Цзи Лижун подняться на гору Фугуаншань и попросить у святого отро ка Цин-чжэня все двенадцать книг, составляющих собрание талисмана « Летящая душа», и пе редать книги Ч э из р ода Лю. Чер ез мгновение вестница воротилась с нефритовым кор обом, что мерцал пятью о ттенками и был изукрашен рубинами, составленными в узор «Феникс». Из короба она доста ла талисманы «Шесть цзя» и сказала: — Юный отр ок передал мне на словах следующее: «Я, Ваш ученик Э-чан, был послан на Млечную реку, чтобы служить Святому седьмому прародителю, для которого я пересчитал весь сонм существ — о т драконов до лесного зверья. Закончив дело, жду Ваших наставлений и надеюсь увидеть Вас в доме Чэ из рода Лю. Не ожидал, что достигш ая уважения небесная небожительница спустится в смердящий мир людей. Через Вашу служанку получил повеление передать сокровенное собрание «Летящая душа» для Ч э из' рода Лю. В ответ скажу так: «Хотя Чэ от природы облада ет добрым сердцем, у него нет т а ла нта стать небожителем. Зачем же раскрывать ему тайну книг? Пребыв ая последнее вр емя подле Верховного владыки, я видел то лпы чиновников, доносивших, что в чащах лесных плачут горные духи, а одинокие, бесприютные души бродят по о краинам его земель. Ч э поднял великую ар мию, переселил в отдаленные зе мли семьи знатнейших р одов, за был о вознаграждении тех, кто ему служит, и казнит тех, кто не жалеет ж иво та своего в походах. Земля усеяна бел ыми костями. Чэ угнетает на род, опустошает край, са м погр яз в распутстве и з апятнал себя жестокостью. О его преступлениях доложено Великому единому владыке. Печаль и р опо т страждущих сгустились на Небесах наподобие паров, вопли и поношения несутся со всех сторон. Лиш ь подчиняясь Вашей воле, я о тдаю ему книги». Сиванму с каза ла со вздохом: — Увы, м ного пр авды в его словах. Но Верховный владыка еще не сместил Чэ с тр она государя. Т о т, кто во зл юбит Д ао и пожелает с тать небожителем, всегда преисполнится искренним намерением блюсти обеты, о ставит мысли о грехе. А та к через месяц-другой он м оже т пер ел ом ить себя и повернуться к благочестию, воспринять наставление от духов и святых людей, храня в себе Единую Истину, а по прошествии года м оже т ст ать постигшим Истину. В послед­ ние годы Чэ разм ыш л ял о Дао, постился и был усерден. По сещал святые горные пики, надеясь обрести там освобождение о т телесной оболочки. Если просчитать все просчеты и удачи, то он все же несколько продвинулся. Ныне, когда я поки­ даю его, советую ему быть более усердным в стремлении к чистоте, отнестись с доверием к с ло ва м Шан-юань фужэнь, не погруж аться в р аспутство, не л ю т о ­ вать, не з ас тавл ять подданных рабо тат ь до смерти. То гда обиженные души и неупокоенные души, а также ис требляемые государем черти обрету т пристани­ ще, а истекающие кровью трупы не будут сетовать, что живыми забыты их заслуги. Шан-юань фужэнь принял а решение пер едать У-ди чудесные книги. Она встала, держа в руках нефритовый л арец с книгами — ларец сиял восемью о тте нками и был изукрашен рубинами в виде у зора «Феникс». Обратив взор к Небесному владыке, она помолилась:
344 Бамбуковые страницы Приложение Широки и безбрежны девять небесных сфер, В лучах нетленных Т от, кто выше всех заоблачных высот, Сиянием своим он освещает темную бездну. Постигший таинств о возносится в пустоту, Обретший вещество Ци одаряется жизнью. В размышлении постигается Дао, Благодаря усмирению чувств поз нается Истина. Божества удостаивают посещением тех, Кто повинуется им, и, даруя равновесие спермы, Продлев ают цветущие годы жизни. Владея на шими книгами, мож но ходить в пустоте, скрыва ть тень, наслаж­ даться до лгой жизнью, оставаясь вечно юным, и тогда волос не коснется седина. Я, кот ора я в течение сорока тысяч лет проходила через Великую трансформацию, передаю тали см ан Чэ, который благодар я ему сможет обрести трансформацию в ближайшие десять лет и четыре года. Н о если т айна станет известна л юдям , беды обрушатся на весь род его. Если пойдет он пр отив Истины Неба — будет погружен в мр ак подземный. Если же я совершаю проступок, передавая этот талисм ан, то пусть беда падет на меня. Сообщаю тому, кто рожден в роде Лю: тв ой наставник — с вятой Юный от рок Цин-чжэнь, он учитель да оса Тайшаньчжунхуан даоцзюня и послушник правителя Д есятого неба Совершенного первопредка. Фа милия его Ян-лин, имя Ян, прозвание Бихуа. У него внешность и облик младенца, з а что и получил он пр озвание Истинный Зеленый отрок. Он есть орудие Дао, сияющий нефрит, что освещает пещеру, ведь св ято сть его обрела в нем вид десяти тысяч тра нсфор­ маций; он тайное зерцало, способное о зарить мрак, он подобен отшельнику, что взращивает свой редкий дар в уединении, его тала нт истинно превосходен. На горе Фугуаншань он поставил скит Темный сад, здесь постига л он мудрость небожителей и отсюда уходил в свои странствия. Он будет Вашим наставником, от него Вы узнаете все, что захотите. Берегите талисманы, иначе Вас постигнет несчастье! Закончив наставления, Шан-юань пал ьчиком указала на заголовки сочинений и ра зъяснила, как ими пол ьзов аться, а з а те м за ключила пояснение такими словами: — « Пять государей» — это зр имо и телесно воплощенная эссенция сил Неба44, «Шесть цзя» находят свое выражение в шести позициях; следуя им, можно прожить долгую жизнь. Э т а книга хранилась у Верховного владыки на террасе Темного вида. Храните эту драгоценно сть в тайне! Сиванму добавила: — Талисман содержит все, что было изречено Верховным владыкой Третьего неба, он хранится на башне Пурпурного хо лма, спрятан в комнат е Святого а лтар я, за перт в шкатулке из чудного нефрита под названием «Цветущий», завернут в штуку по л отна тончайшего шелка из коконов орхидеи, что поверх обвязан куском пурпурного шелка, и запечатан печатью Верховного владыки. Раз в сорок лет талис ман передается человеку; если не найдется такового, раз в восемьдесят ле т м ожет быть передан двоим. Д ля тех, кто постиг Д ао, трансфор­
«Неофициальное жизнеописание 345 ханьского У-ди» мация достигается р аз в 400 лет; для тех, кто обрел святость, р аз в 4 тысячи лет; постигшими Истину — р аз в 40 тысяч лет; вознесшимися на небеса — р а з в 400 тысяч лет. Передач а тал ис мана людя м на зывается разгл аш ением тайны Дао; когда же достойные люди не пр иним ают Дао, то гов ор ят о сокрытии небесной драгоценности; те, кто относится к учению небрежно или предает его принципы забвению, именуются непочтительными небесными старцами. Те, кто получил талисман, но обращ ается с ним небрежно, оско рбляют небесные письмена. Кто повинен в разгл аш ении или на меренном сокрытии талисмана, кто проявил небре­ жение, портит его или непочтителен, будут ум ерщвлены разным и способами: получат нож в спину или погибнут под кол есами своего экипажа. Повинных в разглашении тайны ждет высшая кара — четвертование. Повинные в нам ерен­ ном сокрытии лиш аются гл аз, до самой своей смерти будут бродить по доро гам с посохом в руках. За нарушение благочиния ответят их родители, кои попадут в Темную столицу, где их ждут суд и жестокая кара. Те, кто небрежен в пользова ­ нии талисманом, пойдут по дороге преступлений, на них обрушатся грозные беды и тяжкие недуги, жизнь их будет полна неудач. Т ако вы наши запреты, не блюдущие их со всем тщанием несут наказание. Остерегайтесь и Вы нарушить их, государь. Закончив наставление, Сиванму в стала и передала У-ди «Подлинный чертеж Пяти священных пиков». Госпож а Шан-юань тронула струны ао, что был изук­ рашен уз ор ом «облака и лес», исполнила напев под на зва нием «Шаги во мраке». Сиванму повеле ла служанке спеть куплеты под названием «Четыр е запрета». А едва т а закончила, Шан-юань на зва ла государю им ена небесных служанок, а также сказа ла их приметы и наз вания шапок, поясов и всяких ш арфов, чтобы т от запо мнил их или записал. На следующее утро Сиванму и Шан-юань сели в колесницу и отбыл и. За колесницей следо вала свита: слуги, кони, драконы и тигры. Звучали те же мелодии и напевы, что были исполнены и в день их приезда. Н а вр емя сгустились облака, став похожими на благоуханные клубы дым а, и потянулись в напр авл е­ нии юго-востока . Д ол го была видна колесница среди облаков, а по то м все р аз ом исчезло. Узрев оч ами телесными Сиванму и Шань-юань фужэнь, государь окончательно уверовал, что в Поднебесной есть небожители. По прошествии какого-то времени государь получил о т Сиванму кроме «Подлинного чертежа Пяти священных пикон еще и «Канон Сияния духа», а о т Шан-юань — тали сман «Летящая душа», «Шесть цзя» в двенадцати наставлениях, кои были сброшюрованы в одном цзюане, а также все каноны и чертежи. Все это был о положено в ящик из чистого з о л о та и заперто в ларце из белого нефрита. Свитки были завернуты на кор алловые стержни и помещены в мешочки из пурпурной парчи. Государь избрал Баш ню кипарисовых балок местом хранения драгоценных книг. Теперь он подолгу постился, отбивал поклоны, в оз жигал курения, держа л дворцовые помещения и дв оры в чистоте. Но с течением времени он стал уделять святым дел ам все меньше сил и усердия. Минуло шесть лет с т о го дня, как стал государь практиковать даосские наставления. В ту пору ему пошел шестой десяток. Его желания стали чисты, а голо с звонок. Сам он, уверовав в свою божественную природу, почел себя
346 Бамбуковые страницы Приложение спустившимся на зе мл ю небожителем, коему надле жит прав ить м иром . Придя к та кому рассуждению, он перестал с тремиться к просветлению. Теперь он все чаще вдохновлялся мыслью р азгульно повеселиться на башне, все более утру ждал свой нар од; зар ывал в земл ю тех, кого поко рял, и убивал тех, кто ему служил. Он ходил войной на инородцев, плач и стенания стояли по дорогам, кровью были залиты города и селения. И так было с каж дым его делом. На перво м году под девизом «Тай-чу», в день ию одиннадцатой луны небесный огонь вдруг спалил башню Кипар исовых балок, и так были навеки утеряны « Подлинный чертеж» и все двенадцать талисм анов «Летящая душа», «Канон Сияния духа» — короче, все сорок свитков, хранящихся в ларце. Это Сиванму на сла ла огонь — да л а знать государю, что то т не следует ее наставлениям. В одно прекрасное утро и Дунфан Шо удалился — сел на дракона и взлете л в небеса. Л юди видели, как что-то схожее с человеком, стр емительно удалялось на северо-запад, а пот ом и вовсе скрылось за обла ка ми красного тумана. На второ м году правления под девизом Юань-шо у45 во вторую луну государь занемог. Он переселился во Дворец пяти бальзам ников46. В день «дин-мао» государь опочил. Гроб с его тел ом поставили в Ноч ном дворце пред залой. А в тре тью луну на кургане М аолин и погребли. В то т вечер гроб вдруг сам собой начал двигаться, и из него слышал ся голос. Та к пов торялось несколько раз. Окрест м огильного хол ма р азл ился дивный ар ом а т. По то м над самой вершиной хол ма вдруг поднялся густой ту ман, в о ро та и подпорки м авзо ле я рухнули. Туман же не рассеивался целый месяц и еще несколько дней. В могилу государя были положены вещи, коими он доро жил при жизни, и среди них нефритовый ларец и посох, д ар цар я страны Канцюй, что в за падном крае. Чер ез четыре г ода после погребения в местечке Фуфэн объявился некий человек, что продавал государевы вещи — те сам ые ларец и посох. К о гда наконец разобрались в деле, о казал ось, что торгов ец уже ушел из Фуфэна на баз ар в Мэйшэ. И в с ам о м деле, в т о т же день в одном из переулков видели человека, который пр одав ал те самые вещи и просил за них тридцать штук темной ткани и девяносто тысяч монет. Нашелся некто, кто купил и ларец и посох. Его схватили и допросили, но он не знал имени торговца. П оэтому драгоценно сти решили сдать на хранение в храм Т айм яо47, а то го человека отпустить. Незадолго до своей смерти государь обнародо вал указ, в ко то ро м повелевал по см ер ти его положить в гроб его наилюбимейшие книги, всего тридцать с л иш ком цзюаней. На второ м году правления под девизом Цзянь-кан48 началь­ ник общественных р абот, некий Ли Ю , собир ая лекарственные тр ав ы, поднялся на гору Баомайша нь, что в Шаньдуне. Здесь в каменной пещере он нашел зо ло той сундук, а в нем те са мые книги. Н а пос леднем свитке были про ставлены фамилия и им я чиновника из Дунгуани. Месяц и день, обозначенные на свитке, подтвер ­ дили, что это был чиновник из окружения государя У-ди. Правитель Хэдуна49 по имени Чжан Чунь поднес этот ларец с книгами ко двору. Го сударь Сюань-ди, внук У-ди, наведя среди слуг справки и расспросив людей, некогда служивших покойному деду, ра зыска л библиотекаря Ж ань Дэна. Увидев сундук с книгами, то т прослезился и ска зал государю:
«Неофициальное жизнеописание 347 ханьского У-ди» — Эти вещи были положены в м огилу августейшего го судар я Сяо У-ди. Я сам положил их в его саркофаг. Одного в толк не возьму: как м огли они снова оказатьс я среди людей? Государь Сюань-ди был напуган и встревожен. Он са м отнес книги в храм своего деда — августейшего государя У-ди. В сочинении «Подлинный канон Драконов девяти столиц» сказано так: «Те, кто обретет бессмертие, вначале должны умереть. Пройдя через з ем л ю — Вели­ кое Инь, они о чищают скелет, п о с ле же обретают освобождение в гробу». Из этого ясно, почему книги и посох государя, вначале похороненные вместе с ним, потом снова объявились среди людей. Посох и ларец продавал на рынке тор­ говец, книги же нашли в пещере. Ра зв е не бла годар я таинству небожителей мо гли свершиться подобные чудеса?
348 Бамбуковые страницы Комментарии КОММЕНТАРИИ АРХАИЧЕСКИЙ ПЕРИОД шицзин 1 Цзин-река рекою Вэй замутнена — Цзин — река на Северо-Западе Кита берущая начало на территории современной провинции Ганьсу. Здесь встреч двух рек, мутной и прозрачной, сравнивается со встречей двух женщин — среди лет и молодой. «Старая жена пользуется этим образом, чтобы сказать, что увядание началось уже давно, но стало отчетливо видно лишь с появлением новой жены», — пишет китайский комментатор. Говоря о реке, о запруде, о том, что «возле берега прозрачная вода», покинутая жена хочет убедить мужа, что и в ста­ рой жене не все так плохо, как тому кажется. 2 Звезда огня — Планета Марс. 3 В месяце девятом трамбуем огород — Сняв урожай овощей, огород утрамбовывали, превращая его в ток. 1 Управлять государством, имеющим тысячу боевых колесниц — Колесницы были основной ударной силой древнекитайской армии, и по их количеству определялась мощь государства. Десятью тысячами боевых колесниц, т. е. тьмой, почти несчетным количеством м огла обладать лишь Поднебесная (весь тогдаш ­ ний Китай), либо, на худой конец, самое могущественное «царство-гегемон». 2 Цзюньцзы («благородный муж») — Конфуцианский идеал человека. 3 Цзы Лу, Узэн Си, Жань Ю и Гунси Хуа — Входили в число ближайших учеников Конфуция. Отмечая тех, кто особо преуспел в учении, Конфуций выде­ лил Цзы Лу и Жань Ю, лучше других освоивших науку государственного управления. Первый из них погиб сравнительно рано, выполняя долг перед своим сюзереном. Известный своей храбростью, Ц зы Лу мужественно сразился с врага­ ми, замыслившими свергнуть его князя. Тяжелораненый, он стал поправлять завязки своей шапки, чтобы умереть достойно, и был изрублен заговорщиками. Другой любимый ученик, Жань Ю, впоследствии отличился как полководец, спасший царство Лу от врага. К огда царь спросил его, где он учился военному искусству, Жань Ю ответил, что — у Конфуция, и благодаря рекомендации Жань Ю философ на склоне лет (ему было 68) смог снова вернуться на родину, в царство Лу. Третий ученик, Гунси Хуа, так же, как и Конфуций, был уроженцем Лу; он снискал известность знанием ритуала, закрепляющего взаимоотношения государя и подданных (Чи — имя Гунси Хуа). КЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД ЛУНЬЮЙ
Классический период 349 «Луньюй» Последний из перечисленных, Ц зэн Си, приходился внуком знаменитому ученику Конфуция, Цзэн-цзы (см. также примеч. 1, с. 359), и, по-видимому, был самым молодым из всех. 4 Яо сказал: Шунь! Жребий неба пал на тебя! — Яо (^2297— 2179 гг. до н. г), Шунь («=2179—2140 гг. до н. э.), Юй (« 2140— 2095 гг. до н. э.) — легендарные совершенномудрые государи древности, служившие для конфуцианцев образцом Iуманного и мудрого правления. Первый из них, Яо, жил в простой хижине, покрытой камышом, питался рисом и дикими травами, носил грубую одежду из пеньки, ел из простой глиняной посуды и всю жизнь прилежно трудился. В недо­ статках своих подданных он винил только себя. «Это я виноват, что ему нечего сеть», — говорил он, услышав, что. кто -то бедствует. «Это я виноват в его преступлении», — го ворил о преступнике. Однако Яо полагал, что правитель не должен открыто вмешиваться в естественный ход вещей, и его подданные благо­ денствовали, не ощущая его отеческой опеки. Яо боялся доверить престол своему сыну, имевшему дурные наклонности, И в качестве преемника избрал простого деревенского юношу Шуня. Тот еще I) молодые годы прославился как почтительный сын, отличавшийся добрым правом и поразительными способностями. Когда он землепашествовал у горы Лишань, каждый из соседей готов был уступить ему свое поле; когда рыбачил на озере Грома — соседи-рыбаки наперебой предлагали ему свои рыбные угодья; когда стал гончаром, его изделия прославились по всей округе, и очень скоро «округ его жилища образовался целый город. Он не держал зл а на своих «дурных» родичей, выдержал все испытания и стал достойным преемником Яо. В свою очередь, Шунь передал престол не своему сыну, интересовавшемуся лишь развлечениями, а Великому Юю, усмирившему потоп. 5 Тан-ван, обращаясь к Властителю Неба, сказал — Тан-ван ( ~ 1728—1698 гг. до н. э.) — основатель первой исторически достоверной китайской династии Инь (1711—1066 гг. до н. э.), провозглашенной им после разгрома последнего «дурно­ го правителя» предыдущей династии Ся — Цзе-вана. Династия Ся была, по преданию, основана совершенномудрым усмирителем потопа Ю ем, однако, согласно воззрениям древних китайцев, потенция Дэ, привнесенная основателем любого рода, постепенно растрачивалась его наслед­ никами, пока не исчерпывалась вовсе каким-нибудь расточителем — и тогда род угасал. Так происходило с каждой династией, на смену которой приходила другая. П отому-то Тан-ван, свергнувший прежнего правителя, хотя и демон­ стрирует приличествующее случаю смирение, внутренне уверен в своей правоте. И пусть даже он не принял престол из рук предшественника, подобно Шуню и Юю, а захватил его, Конфуций упоминает это и мя в ряду совершенномудрых правителей. Считалось, что само Небо вверило ему правление Поднебесной, отняв у недостойного. В подтверждение приводится его обращение к Владыке Неба после победы, а процветание Тан-вана и его рода как бы знаменует собой благословение божества, наличие «мандата Неба», который служит моральны м основанием «го власти над Поднебесной. О молении Тана см. также примеч. 12, 14, с. 363. 6 при Чжоу — Династия Чжоу (=1066 —221 гг. до н. э.) пришла на смену династии Инь, основанной Тан-ваном .
350 Бамбуковые страницы Комментарии 7 Ц зы Чжан — Один из учеников Конфуция; о тличался ш иротой натуры, однако не преуспел в постижении основ гуманности и до лга. ЛИЦЗИ 1 Луский правитель Ай-гун... — Как мы уже упоминали, древнее царство Лу, располагавшееся на территории нынешней провинции Шаньдун, было р одиной Конфуция. Однако философ приобщился к государственным д ела м Лу лишь на склоне лет (в 501 г. до н. э.). Получив долж ность при дворе, Конфуций безуспешно пытался провести реформы, ограничивающие право наследственной арис тократии Jly (к котор ой он с а м не принадлежал), после чего ему вместе с учениками пришлось покинуть родные места. Вернулся он т олько через четырнадцать л ет после долгих скитаний. Новый луский царь Ай-гун (495—467 гг. до н. э.), привлеченный его гр ом кой славой, несколько р аз пригл ашал Конфуция к себе д ля беседы — данная г л ав а представляет собой рассказ об их первой встрече в 483 г. до н. э. Ай-гун нач инает с замаскир ованной насмешки над странным нар ядо м Конфуция, но, пор аженный благородств ом его речей, зарека ется смеяться над учеными. Такой прием (беседа со скептиком, пос ра мле­ ние кото рого служит прославлению учения) вес ьма распространен в древней китайской литературе. 2 одеяние ученого — Словом «ученый» передано китайское «жу» — книжник, грамотей. Та к называли во времена Конфуция людей, не имевших иных средств к существованию, кроме своих обширных знаний. Ч ас то это были разор ивш иеся арис то краты, жаж давшие пос тупить на государственную службу. Постепенно сословие древних интеллектуалов деградиров ало, несоответствие их притязаний и во зможностей в ызы вало насмешки. Однако в своем монологе Конфуций рисует идеализированный образ ученого древности, приравнивая его к «благородному мужу», — образцу, кото рому призывал следовать всю свою жизнь. 3 Цю — И м я Конфуция. Отец его, переселившись в царство Лу, женился во вто рой р аз в весьма преклонном возрасте. Поскольку у супругов какое-то время не было детей, они, м ол ясь о ниспослании потом ств а, совершили жертвоприно­ шение на вершине горы Ницюшань. К о гда родился мальчик, его нарекли Цю (холм, гора), дав второе им я Чжун-н и (оба имени в зяты из названия благодатной горы). 4 Царство Сун — Нам известно лишь о сравнительно непродолжительном пребывании Конфуция в царстве Сун в 492 г. до н. э. Именно т о гда произош ел знаме нитый случай, вошедший в историю: военный министр по сл ал своих слуг подрубить дерево, по д котор ым Конфуций учил учеников, и то т счел з а благо покинуть пределы царства. Между тем, оно был о родиной о тца Конфуция и всех его предков. Сун населяли потомки прежних вл адык К итая — иньцев, — на кото рых жители других царств, пото мки их победителей — чжоусцев — смотрели с пренебрежением и даж е насмешкой. Ж ители Сун сохранили некоторые старые обычаи в одежде, казавш иеся другим китайцам нелепыми и смешными. Таким с тар омодным и про винциальным во времена Конфуция безусловно выглядел и сунский мужской голов ной убор — квадратный, с зав язкам и, — такж е сох ранив ­
Классический период 351 «Мэн-цзы» шийся еще со времен Инь. У поминая о нем, Конфуций как бы хочет подчеркнуть, что он равнодушен к моде. 5 Сменится страж а — Время в Китае вплоть до XX в. делилось на отрезки по два часа. Через каждые два часа во дворце, н а городской стене и у околицы деревни на пост за ступала нов ая стража. 6 места гармонии инь и ян — Места, где зимой нехолодно, а летом нежарко. 7 пребывает в объятиях долга — В китайском тексте наоборот: «хранит долг в своих объятиях». 8 м у — Китайс кая м ер а площади, соответство вавш ая в древности полосе земли, шириной в один «большой», т. е. двойной ш аг (около 1,6 м ) и длиной в 240 таких шагов. Иными с ловами, дв ор ученого занимал чуть больш е шести соток (614,4 м2). МЭН-ЦЗЫ 1 учение Божественного пахаря — Имеется в виду Шэнь Нун, один из Трех мифических Владык, якобы правивших Поднебесной в самой глубокой древности. Шэнь Нун «вымыслил замледельческие орудия, научил человеков ра зл ич ным образом обраба тыванию полей. Известны были ему ядовитые и целительные растения, д а и вымыслил науку врачебную. Врачи и земле дел ьцы ра зум еют его своею гл аво ю, все же прочие китайцы бл а­ готворите лем своим. Учредил тор жищ а для разм ена хлебных зерен, учредил м еры к пр едотвращ ению обм анов в тако вых менах. Ему же присвояют сочинения нескольких земледельческих книг и одной врачебной, кот ора я и поднесь служит общим наставлением дл я всех и каждого» («Записки, надлежащие до истории, наук, художеств, нравов, обычаев и проч. китайцев». М., 1788). Однако под учением Божественного пахаря, по-видимому, под­ разу меваются не тол ько эти книги, но и вся «Школа аграриев» («Нунцзя») в цело м, кото ру ю историк Б ань Гу (I в. н. э.) упоминает в числе основных философских школ Древнего Китая. Сюй Син был крупным представителем этой школы. 2 прибыл в Тэн из царст ва Чу — Чу, расположенное на юге, в основном на территории современной провинции Хунань и соседних с нею провинций, было одним из самых крупных и могущественных царс тв Древнего Китая. Однако оно считалось в како й-то степени «варварским», ибо на его территор ии жило мно го некитайских племен, а само оно нах одилось на окраине Поднебесной. На против , Тэн — небольшо е цар ство, распол оженное на северных границах Чу, но, несо м­ ненно, с более разв ит ой культурой. Переехав из Чу в Тэн, философ т ем сам ым о тдал предпочтение культуре и гуманному правлению перед могуществом и бо ­ гатством. 3 обратился к царю Вэнь-гуну — Время цар ств ов ания этого тэнского государя точно ус тановить трудно; известно лиш ь, что он пр ав ил в IV в. до н. э. 4 некий житель царства Ци — Царство Ци располагалось на п-ове Шаньдун, было известно своей высокой культурой и р азв ит ой морской торговлей. При царе Хуань-гуне (685—643 гг. до н. э.) стало первым царством , добившим ся гегемонии
352 Бамбуковые страницы Комментарии в Поднебесной. Во вр ем ена Мэн-цзы в нем процвета ли науки, велось обширное с троительство, а знать Ци купалась в богатс тве и роскоши. ДАОДЭЦЗИН 1Путь, по которому можно пройти — В этой фразе слово «Дао» повторено дважды, первый ра з как подлежащее (существительное п ут ь), втор ой р а з — уже как гл агол . Соответственно для в тор ого случая мы избрали глагольное производное от первого — пройти. Традиционное толкование предлаг ает для второго иероглифа «дао» значение говорит ь, и соответственно перевод этой строки будет таким: «Дао, которое м ож ет быть выр ажено словам и, не есть постоянно е дао». 2 Что было без Имени — Здесь имеется в виду Дао — Путь Вселенной, некая с крытая про гр ам м а развер тки м ира в пространстве и времени и одновременно механизм этой развертки, «мать всех вещей». 3 В Вечном Небыт ии — Отсутствие зна ков препинания в древнем китайском языке и м инимально е количество грамматических ф орм антов в са м о м тексте Лао-цзы позволяет р азлич ным образом членить строку. В данном случае смыс­ л о вая точка чаще всего ставилась после следующего иероглифа, что дава ло иной смысл, например: «Вот почему свободный о т всех с трастей видит величественное пр оявление Тао , а находящийся под влиянием какой-нибудь страсти видит только незначительное его проявление» (перевод Д. П . Конисси, аналогичен и перевод Ян Хиншуна). Мы основываемся на т о м членении строки, кото рое дают современные китайские текстологи и переводчики Ла о-цзы на современный язы к (Жэнь Цзи-юй, 1956; Чжу Цзянь-чжи, 1958 и др.) . 4 Опустошить их сердца — Имеется в виду, что сердце должно быть пусто, дабы соединиться с Великой Пустотой — Д ао и наполнитьс я м иро вой духовнос­ тью — Ци. Кипящие в нем же лания и м ысли тол ько меш ают этому. 5 Наполнить нутро — Под «нутром» подразумевается не «утроба», и следо­ в ательно речь идет не о примитив ном утолении плотских потребностей. По-видимому, здесь имеется в виду центр сосредоточения жизненной энергии, «киноварное поле», которое, по представлениям дао со в, также расположено в брюшной по лости — его нео бходимо на поить энергией ци, дабы человек был здоров и долговечен. 6 Чего нельзя совершить недеянием'. — Под недеянием понимается не просто бездеятельность, а отказ о т собственного творчества и а ктивного вме ша тельств а в ход событий. Недеяние — это духовное подключение к трансцедеятальным исто кам происходящего, что способствует наилучшему про явлению детермини­ рованного будущего через адепта, осуществляющего недеяние. 7 Он скрывает твое острие — Острие — это образ неких крайностей, экстремал ьного поведения, ко тор ое не соответствует закону гармонии. 8 Делает гармоничным сиянье — Считается, что «духовное тело» человека постоянно излучает невидимый обычным г л аз о м свет, и краски этого свечения свидетельствуют о душевном состоянии человека. Если дух его умиро творен, т о и сияние гармонично.
Классический период 353 «Даодэцзин» 9 Всевышний В лад ык а — В китайском тексте пр осто «да» , т . е. Божественный Первопредок (или Божественные Первопредки), однако ко мм ентат оры считают, что здесь имеется в виду Шанди (Всевышний, или Верховный владыка), главно е божество Древнего Китая. 10 Дух горний бессмертен — Эта фраза трудна для перевода и вместе с тем чрезвычайно важна дл я понима ния всего текста Лао-цзы. Речь идет о бессмертии Мирово го Духа, котор ый в конечном счете и порождает мир. Определение м ирового Духа «юй» толкуется обычно как русло горного пот ока — это по зв о ­ л ило нам воспольз оватьс я в переводе определенной ассоциацией с русскими понятиями. Ян Хиншун пер еводит эту строку интерпретационно: «Превращения невидимого [дао] бесконечны». 11 Покидает тело — Иногда «тело» трактуется здесь как «жизнь» (Ян Хиншун: «Он пренебрегает своей жизнью и тем с амым его жизнь сохраняется»). Однако, как на м кажется, речь здесь идет скорее о медитационной практике, сходен и перевод Жэнь Цзи-юйя. 32 презираемый всеми удел — Тот, кто хочет приобщиться к Дао, должен брать пример с его видимого подобия — воды, вода же стр емится з анят ь самое низкое положение. 13 Чем наполнять и поддерживать — В этих строках речь идет о тщетности наших усилий, направленных на бренные объекты. В бренном мире Время — наш всесильный противник, и все наши попытки пр отивос то ять ему — бесполезны. 14 От разноцветий красок слепнут глаза — В этом фрагменте утверждается мысль о то м , что явления внешнего мир а, обрушиваясь на наши ор ганы чувств, затемняют «внутреннее» видение, о глуш ают «внутренний» слух, а страсти приво­ дят в смятение сердце, что в резу льтате мешае т на м постичь истину. Именно поэтому мудрец должен «отключиться» о т феном ена льного мира и найти путь к истине путем самоуглубления. 15 Дойдя до пределов пустот — Этот стих говорит уже о самом процессе ме дитации, ко гда полное самоочищение и успокоение позв оляю т прикоснуться к истоку всего сущего — Великому Дао. Медитирующий наблюдает незримые корни всего происходящего, кру говорот вещей феноменального мира. Результа ­ то м является просветление и приобщение к вечности. Ла о-ц зы считает, что только такой просветленный человек «способен быть государем». 16 В человеке естественна р едк ая речь — Лао-цзы вообще полагает, что обычное с лов о бессильно пер едать истину. Хор ошо известно его изречение «Зна­ ющий не г оворит, говорящ ий не знает» (§ 81). Он призывает своих адепто в передавать учение на внесловесном уровне. 17 Тягот еющ ий к бренному — В китайском тексте буквально: «к том у, что теряют», «к утра чиваемому», «к то му , что [может привести] к у трата м» и т. д. 18 Тяжелое — корень легкого — В оригинале эта фраза многозначна, ее мож но по ним ать и так: «Корень пренебрежения — внимание». 19 Мир познают, не выходя со двора — Здесь снова речь идет о сверхчувствен­ ном поз нании мир а, дл я ко торо го не нужен непосредственный контакт с объек­ то м. Идея управления империей «не выходя со двора» впоследствии с та л а очень популярной в Китае. 12-436
354 Бамбуковые страницы Комментарии 20 Потому-то мудрец об этом особо скорбит — Эта фраза содержится не во всех изданиях. В рукописи «Даодэцзина», найденной на рубеже нашего века; в пещерном книгохранилище в Дуньхуане, и в рукописи II в. до н. э., извлеченной'1 из гробницы в Мавандуе, ее нет. Возможно, она перешла в текст памятника из комментария. 21 Небесная сеть... Редка, но никого не упустит — В этих строках выражена идея воздаяния, как бы ответ на предыдущие слова о гневе небес, причины которого порой невозможно понять, что приводит в уныние даже людей мудрых. Пусть Небесное Дао медлит — все равно каждый получит свое. Этот стих наводит на мысль о близости уже первоначального даосского учения буддийской идее кармы. ЧЖУАН-ЦЗЫ 1 Чжу ан Ч ж оу — Сам Чжуан-цзы («Учитель Чжуан»), наз ванный здесь по имени. Притчу о бабочке обычно пр иводят как иллюстрацию его идеи об от нос ительно сти всего сущего. 2 Лао Дань — Историк Сыма Цянь (»145—86 гг. до н. э.) сообщает, что так звали Ла о-цзы, а в то р а книги «Даодэцзин». О Цинь И (другой вариант — Цинь Ши), им я котор ого Л. Д . Позднеева пер еводит как «Свободный о т суеты», ничего неизвестно. 3 Бо Л э («Радующийся мастерс тву») — Ко нюший циньского царя Му-гуна (659—621 гг. д о н. э.), по-видимому, был р або м . Прославился как несравненный знаток коней. 4 Времена Высокой Добродетели — Имеется в виду глубокая древность, когда сил а Дэ — потенция человеческого рода — до ст игала предельной величины, и Великое Д а о проявлялось в м ире людей полностью. Китайский « зол отой век». 5 «человечности» и « долгу» — В оригинале почитаемые конфуцианцами понятия «жэнь» («гуманность») и «и» («долг-справедливость»). Легенда о «з ол о­ то м веке» предста вл ена здесь в качестве обвинения конфуцианцам, утверждавшим строгие нормы в заимоотношений л юдей в обществе; эти обвинения слышатся еще у Лао-цз ы. 6 шесть ладов — Пять ступеней гам мы с добавлением одного полутона. 7 В Хэсюевы времена — Хэ Сюй — древний мифический государь. Обычно это им я т рактуют как одно из имен Яньди — «Огненного пер вопредка». Сам о го же Яньди нередко ото ждествляют с Шэнь Нуном — «Божественным землепашцем» (см. примеч. 1, с. 351). Их образы в китайской мифологии контаминиров аны и трудно поддаются разграничению. 8 Пушуй — Река на севере Китая, приток Хуанхэ. 9 Чу — Одно из могущественных царств Древнего Китая, родина поэта Цюй Юаня и, во зм ожно, Лао-цзы. Б ыл о расположено на юго-востоке, в бассейне р. Янцзы. 10 Обратись ликом к югу — Трон в Китае всегда был обращен к югу, к солнцу, что симво лизировало централ ьное положение во вселенной то го , кт о на нем восседал.
Классический период 355 «Ле-ц зы» 11 Владыке судеб (Сымин) — Имеется в виду Великий Владыка судеб (Да Сымин), кото рый, согласно воззрениям древних китайцев, был властен над жизнью, сме ртью и долгол етием человека. С этим божеством ассо­ циировалась одна из звезд небесной сферы. У китайского по эта древности Цюй Ю аня есть гимн, посвященный Великому повелителю жизни, где поэт говорит: Неслышно ко мне Приближ ается старость, Но если ты рядом — Она отдалится. Хотел бы я жить Никогда не старея! пер. Л . Гитовича 12 Х уэй -ц з ы — О нем ничего неизвестно. Л. Д. Позднеева переводит его имя как «Т ворящий благо». 13 Стою как пень, руку тяну — как иссохшую ветку — Речь идет не просто О физической, а о медитационной подготовке к л овл е цикад, в процессе кот ор ой человек уходит в себя и д ля внешнего наблюдате ля уподобляется «иссохшему дереву». 14 П осле т рех дней поста — Здесь под постом подразумевается не просто отказ от пр иема пищи, а весь процесс самоочищения. При этом наиболее важно не физическое очищение, а очищение м ысли о т суетных желаний и трево г («не смею пом ыш л ять о почестях или наградах » и т . д.), «отключение» ор ганов чувств («не чувствую ни рук, ни н о г» ), предельное самососредоточение и концентрация жизненного эфира. 15 готовую р а м у — Здесь имеется в виду, что человек способен лишь вызвать К жизни, «проявить» уже готовый образ вещи, до поры до времени пребывающий в небытии. Приобщение к небытию по средством самоочищения и углубления позволяет увидеть эт от еще не явленный образ и «материализо вать» его как можно лучше. 16 инец — Житель города Ин, столицы царства Чу, в котором жил Чжу- ан-цзы. У Цюй Юаня есть посвящ енная этому городу од а «Плачу по столице Ину» — она включена в нашу антологию. 17 вместо блях из нефрита — Связки так называемых би — плоских ритуаль­ ных колец из белого нефрита, символ изирующих вечность и без граничность, которыми украш али знатного покойника; служили и как атрибуты царских регалий. ЛЕ-ЦЗЫ 1Циньский князь Му-гун сказал конюшему Бо Лэ — См. примеч. 3, с. 354. г Горы Тайхан и Ваньу — Расположены на севере Китая, вблизи р. Хуанхэ. 3 ли — Китайская мера длины, «один переход», около 0,6 км .
356 Бамбуковые страницы Комментарии 4 жэнь — Китайская мера длины, около 2,5 м . 5 Ц зи чж оу — Название древней области, на террит ории нынешних провині ций Хэбэй и Шаньси на севере Китая. 6 Простак с Северной горы — Притча о Простаке (Юй-гуне) широко известна в Китае до сих пор. Она, в частности, использ овалась в статье Мао Цзэ-дуна «Юй-гун передвинул горы», кото рую в обязате льно м порядке изучали все жители в период «культурной революции». 7 Ю йч ж о у — Местность на территории современной провинции Хэнань, л ежащая к югу о т р. Хуанхэ. 8 Ханьшуй — Многоводный левобережный приток р. Янцзы. Откр ывая дорогу к Ханьшую, Простак хотел создать пр ямой путь между двумя важней-, шими водными артериями К‘ п і а я Хуанхэ и Янцзы. \ 1 Приносящий жс/шты кп.чзь — Имеетс я в виду пра витель царства Цзинь, ! Сянь-гун, правивший с 676 по 651 гг. д о н. э. При нем царство Цзинь, рас- 1 по лагавшееся в центральной и южной части современной провинции Шэньси, на | севере К ита я, достигло зна чите льного могущества, поглотив мелких соседей. 1 2 Черных жунов — Одно из некитайских племен, жившее в Черных горах, на 1 западных границах царства Цзинь. 3 Черного правителя.., Черную красавицу — Имеется в виду вождь Черных жунов и его дочь. 4 Шэнъ-шэн — Наследник цзиньского престол а, пасынок Черной красавицы, котор ого она стар ала сь от стра нить о т власти. 5 Цюйво — Местность в нынешней провинции Шэньси, где находилась древняя столица царства Цзинь, при Сянь-гуне это — уже окраина государства. 6 Чунь-эра.., И-у — Сводные братья наследника престола, впоследствии первый из них правил в Цзинь под именем Милостивого князя (651—636 гг. до н. э.), а в торой — под име нем Просвещенного князя (637—628 гг. до н. э.). Их, возмо жных претендентов на пре стол, как и наследника Шэнь-шэна, Черная красавица отпр авила в фактическую ссылку на окраины цар ства, в провинциаль­ ные гор ода Пучэн и Цюй, своего же родно го сына Си-ци она оставил а нам естни­ ком в тогдашней столице — г ор оде Цзян. Именно это обстоятельство вызвало возмущение «верного слуги государя», который справедливо за подозр ил чуже­ земку в намерении утвердить на престоле собственного сына. 7 Астролог Су при дворе сказал сановникам — До лжность ас тро ло га имелась при всех царских двор ах и император ском дворе Китая; сочетая обязаннос ти как 1 гадателя, так и историографа, астро лог являл ся одним из главных советников : правителя. 8 на протяжении Трех династий — Имеются в виду первые императорские династии С я (2140— 1711 гг. до н. э.), И нь (1711— 1066 гг. до н. э.) и Западна я Ч жоу (1066—770 гг. до н. э.). Согласно китайской литературно-исторической традиции, все они погибли из -за женщин. Г ибели последнего государя С я — т ир ана Цзе во м но гом способствова ла его любима я наложница Мэй-си. Вначале она склоняла
Классический период 357 «Гоюй» его к распутству и бессмысленным тр ат а м (красавице очень нравился звук рвуще­ гося шелка, и его без конца рв ал и перед ней, принося из сокровищницы ро скош­ нейшие ткани), а потом , оставленная им, она с тала передавать военные секреты его врагам . Такой же наперсницей в жестоких и развратных забавах тир ана Чжоу Синя, последнего правителя Инь, изображается его любима я на ло жница Да-цзи. В ее биографии, включенной в «Жизнеописания выдающихся женщин» Лю Сян (77—6 гг. до н. э.) рассказывает, что ей очень нравилось смотр еть, как про винив­ шегося заставляли идти над огнем по раскаленному смаза нному жиром м едному столбу — в конце концов несчастный; пада л в огонь и сгора л, а женщина смеялась. Легенда утверждает, что когда тир ан был свергнут, ей отрубили голову, ибо все считали ее виновной в злодеяниях Чжоу Синя. Ч то же касается фаворитки последнего им пер атора Западной Чжоуской династии, красавицы Б ао Сы, то она была чрезвычайно капризна и приводила своего господина в полное отчаяние, ибо т от никак не м ог ее развеселить. В «Исторических записках» Сыма Цяня рассказывается, как императору наконец удалось изр ядно насмешить Б а о Сы, устроив ложную военную тревогу. Однако, когда враги действительно напали на страну, никто из вассалов не явился на зов, полагая, что сигнальные огни опять зажжены на потеху красотке. Стол ица была разрушена, а им ператор и его фаворитка погибли. 9 Л и Кэ, Пи Чжэнь и Сюнь Си — Цзиньские сановники, приближенные Сянь-гуна. 10 Наступило время зимнего жертвоприношения Воинственному князю — Имеется в виду отец правящего государя. Древние китайцы прида вали о громное значение жертвоприношениям предкам, их совершал всегда старший в роду, и государь, доверив жертвоприношение сыну Черной красавицы, тем са мы м как бы про возгл асил его своим преемником. Отсюда беспокойство Мэн Цзу — слуги за конного наследника престола. 11 Бо — Второе имя Ху Ту, одно го из известных аристократов, приверженцев наследника. Подробнее о нем см. в §§ 5 и 6, с. 98, 101. 12 Я зат еяла великое д ело — Имеетс я в виду изменение порядка престо лонас­ ледия в пол ьзу собственного сына и воцарение на престоле в Цзинь вместо исконных государей представителя племени жунов. 13 двух У — Лян У и Дунгуань У, о которых речь далее. 14 ди — Варварские племена, жившие на северных границах Древнего Китая. 15 сто р од о в — Иносказательно: «весь народ». 16 для него родные — толпа — Под толпой в данном случае м о гут под­ разум еваться и народ, и армия. 17 государя считают Чжоу — имеется в виду, что государь похож на тирана Чжоу Синя, последнего государя династии Инь, являвшегося в гл аз ах современ­ но го Чер ной красавице общества эталоном жестокости. Считалось также, что Небо отвернулось от этого пор оч ного правител я, вручив пр ав о на власть его вассалу, известному в истор ии уже под титул ом У-вана — Царя Воинственного. У-ван (1066— 1063 гг. до н. э.) разбил арм ию иньцев, взял приступом их столицу и убил тирана (по другой версии, т от в отчаянии сам бросился в огонь). 18 Хуаиъ-ш у — Прадед царствующего государя, к котор ому обращ ается Черная красавица.
358 Бамбуковые страницы Комментарии 19 только не считаясь с родством, удалось подчинить И — Город И — древ­ нейшая столица цар ства Цзинь. Впоследствии, когда в уделе Цюйво обосновался Хуань-шу, мл адш ий брат тогдаш не го царя, нач алась междоусобная борьба з а в ласть между его р одо м и царским кл аном , по-прежнему пра вящ им в столице. Но х от я законные цари один з а другим гибли от рук Хуань-ш у и его потомко в, царский р од продолж ал прав ить в И , пока отец Приносящ его жерт вы князя не вырезал его целиком. А с ам Приносящий жертвы князь убил и собственных родственников, чтобы обезопасить себя и пресечь любую смуту. Т аким образом , из бавл яться о т возм ожных пре тендентов на пре стол, невзирая на родственные связи, было в обычае у цзиньской династии. 20 Нарядил его в одежду из разноцветных половин, вручил золотое полуколь­ цо — Древние китайцы чрезвычайно чу вствительно относились ко всем фор мал ь­ ным мо ме нт ам соблюдения ритуала. Вручение подобных «символ ов власти» главноком андующ ему было неслыханным и потому граничило с глумлением. В то же вр емя в подарках о тца наследнику содержался с крытый намек: шутов­ ским пл атьем из разноцветных половин цар ь стар ался сдел ать в идимым для всех внутреннее «двоедушие» принца, а зо л о тое кол ьцо, концы ко тор ого не могли сойтись, символ изировало его скрытую измену. 21 отсутствие постоянства рождает неустойчивость — Игра слов: неустой­ чивость м оже т пониматься и как возм ожность изменения по рядка престол она с­ ледия, назначение но вого наследника. 22 сообщил о душевном расхождении — Имеется в виду «Отхождение от центра сердца», некий духовный перекос, котор ый подчеркнут и асимметрич ным платьем. 23 ...семнадцатого года правления — 660 г. до н. э. 24решают по черепахе и тысячелистнику — Речь идет о двух основных видах гадания, принятых в Древнем Китае. В пер вом случае панцирь черепахи пол иро­ вали, чтобы лучше были видны трещины, которые во зникали после сверления и прижигания панциря — по направлению и количеству трещин определялся ответ: «да» или «нет». Во второ м случае стебли тысячелистника рас кладыв али в две кучки по определенным пр авилам — цифра остатка содерж ала в себе определенное предсказание. е 25 Цзисан — Находился уже на зем лях варваров — гаолосских ди. 26 под угрозой духи — покровители государст ва — Имеются в виду духи предков царствующей династии. П о в оззрениям древних китайцев, духи предков принимали жертвы т о лько от собственных потомко в; исчезновение династии грозило, та ким образом , существованию духов ее основателей, за ботящ ихся о процветании всей страны. 21 Ци Цзян — Покойная мать наследника. 28 верну т ь с ча ст ье — Наследник, совершив жертвоприношение душе матер и, должен вернуть часть жертвы царю, от имени которого о на была принесена, дабы то т тоже отку ш ал жертвенного вина и мяса. 29 обмакнула в вино перья ядовитого сокола, а в мясо положила петушиной т ра вы — Ядовитый сокол — мифическая птица, что же касается петушиной травы, кото рую идентифицировать трудно, т о в древности она считалась самым сильным ядом.
Классический период 359 «Хань Фэй-цзы» 30 князь полил вином землю — Пс обряду, прежде чем выпить самому, необходимо было полить ж ертвенным вжном землю. 31 Князь приказал казнить Д у Юанъ-куаня — Ду Юань-ку ань, наставник «мятежного» принца, человек наиболее уважаемый и близкий князю, но не сумел вос питать принца долж ным образом , не отвлек его от преступных зам ыслов. 32 Новый город — Удел наследника, гор од Цюйво. 33 кто же приютит выставившего тпоказ отцово зло — Согласно конфуци­ анским этическим но рм ам , почтительный сын должен жер твовать всем, и даже жизнью ради бла га и «сохранения лица» о тца . Поэто му, например, в суде дети не мо гли свидетельствов ать пр отив своих родителей. Шэнь-шэн ве дет себя именно как почтительный сьш, о тсюда и посмертное имя, дарованно е ему государем. 34 Янь Чу.., Цзя Хуа — Слуги Приносящего жертвы князя. 35 Лян — Небольш ое царство на территории нынешней провинции Шэньси. у цзы 1 Цзэн-цзы Один из ближайших учеников Конфуция, прославившийся благочестием. Его высказывания вош ли в «Книгу Установлений» («Лицзи»). 2 Сихэ — Область Вэйского царства, прим ыкающ ая к границам Цинь и Хань, объект агрессивных устремлений могущественного соседа — царства Цинь. Князь Вэнь-хоу назначил У Ци своего р од а «военным губернатором » области Сихэ; его преемник У-хоу вновь утвердил полководца в этой должности. 3 Хань и Чжао — Небольш ие, слабые в военном отношении царства. 4 Князь У-хоу — Мо лодой правитель царс тв а Вэй (386—371 гг. до н. э.), которому, как и его отцу Вэнь-хоу, У Ци служил в качестве полководца. Трактат «У-цзы» по больш ей части содержит беседы У Ци с этим молоды м князем о4военном искусстве. Впоследствии недругам У Ци удалось убедить князя в нена­ дежности и опасном честолюбии полководца; «страшась, что его обвинят в ка­ ком-либо преступлении, т от в конце концов беж ал из царства Вэй», — с ообщают «Исторические записки». 5 Заслуг не будет ни у кого — Никто не будет награжден. ХАНЬ ФЭЙ-ЦЗЫ 1 почтительно преподнес его царю Свирепому — Царь Свирепый (Ли-ван), чжоуский Сьш Неба, владыка всего Кита я (857—841 гг. до н. э.). Воинственный (740—689 гг. д о н. э.) и Просвещенный (689—676 гг. до н. э.) в ладыки — удельные правители юж ного царства Чу, где расположе ны Терновые горы. В повествова­ нии нетрудно заметить хронологическую неувязку, на ко то ру ю указывают и ко м ­ ментаторы; цар ствования первого и в торо го из упомянутых государей разделяет целое столетие. Р азрешить это про тиворечие мо жет предположение, что Хэ — не конкретный человек, а семья, р од, предста вители которо го по стр адали при
360 Бамбуковые страницы Комментарии разных государях, но тем не менее пр одолж али пер ед авать из поко ления в поко­ ление семейную реликвию в надежде добитьс я справедливости и заслуженного возвышения. Впрочем, правильнее всего будет отнестись к этому р ассказу как к фольклорному сюжету, дл я котор ого скрупулезная верно сть исторической правде не обязате льна. 2 вэйский царь Лин-гун — Правил с 534 по 492 г. до н. э. Его небольшое царство ра спол агало сь в нижнем течении р . Хуанхэ, на стыке современных провинций Шаньдун, Хэнань и Хэбэй. 3 царст во Ц зи нь — Боле е могущественное, чем Вэй, р асполагал ось на сезе- ро-за пад от него, н а территор ии нынешних провинций Шаньси и Хэбэй. 4 царь Пин-гун — Правил в Дзинь с 558 по 532 гг, до н. э. Встреча двух государей, по -видимому, состоялась в с а м о м начале царствова ния Линь-гуна, скорее всего, в первый же год его восшествия на престол. 5 мастером Куаном — Легендарный слепой музыкант древности, который по звучанию муз ыкальных инструментов мо г опр еделить трансформации, проис­ ходящие в окружающ ем его миров ом эфире и предсказ ать то, что должно было вскоре произойти. 6 распутная музыка, которую сложил для царя Чжоу — имеется в виду последний цар ь Иньской династии Чжоу Синь (1098— 1066 гг. до н. э.). Воинствен­ ный государь (У-ван) — первый царь следующей династии Чжоу (1066— 1063 гг. до н. э., см. такж е примеч. 17, с. 357). 7 чжоускую кумирню — Храм предков династии Чжоу, которая во времена Пин-гуна и Лин-гуна формально с тояла в о главе Поднебесной, но фактически давно у тратила всякую власть. Однако чудесные птицы, представлявшие собой некую м атериализацию мировых стихий, приведенных в движение сокровенной музыкой, тяготели к священному храму «законных» правителей Поднебесной, осененных « м андато м Неба». 8Звуки «гун» и «ман» — Первая и последняя ступени китайской гаммы, т. е. вся му зыка в целом. 9 Желтый предо к — Мифический Сын Неба Хуан-ди, который якобы правил Поднебесной в XXVI—XXV вв. д о н. э. Ему приписываются сверхъестественные способности, в т о м числе способность « стр анствов ать в беспредельном». Н а Западе тогдаш него Кита я, в гора х Куньлунь, у него был сказочный дворец, где ему прислуживали различ ные духи и фантастические существа. 10 Тайшань («Великая гора») — Одна из пяти священных гор Китая, с которой связано нем ало легенд. Однако в других источниках сказано, что Хуан-ди собирал духов не на Тайшань, а на Ситайшань — Великой горе Запада, т. е., видимо, где-то в го рах Куньлунь. 11 Б и ф аном — Би фан — мифическое существо, однолапая птица с человечес­ ким лицом и белым кл юво м, с сине-красным оперением, сопровождаемая таин­ ственным огнем. Она была возницей Хуан-ди. 12 Чи Ю — Мифическое существо. У него была м едная гол ова с железным лбом, четыре глаза и шесть рук, он питался камнями и металлами, мог летать. Чи Ю числился подда нным Хуан-ди, но вместе со своими восемьюдесятью братьями поднял пр отив него мятеж. После же стокой битвы был повержен и казнен Хуан-ди.
Классический период 361 «Люйп га чуныцо » 13 Владык а в е тр а (Фэйлянь) — Малоизвестный мифологический персонаж с туловищем оленя, птичьей головой, змеиным хвостом и пятнис той ш курой как у барса. 14 М аст ер дождей (Пин-хао, или Пнн-и) — Другой малоизвестный мифоло­ гический; персонаж. Изображался в виде огром ного червя. 15 Я , единственный — Та к величали себя в древности все китайские государи. 16 Великая за сух а охватила царство Цзинь — Неразумные действия Пин-гуна нарушили гармоничное движение мир омлх стихий, р е зу льт ато м чего и явилось это бедствие. Согла сно воззре ниям древних китайцев, поведение правителя имело наибо льший отклик во Вселенной, и о т него, в частности, во многом зависела погода. Как утверждает, например, книга «Шуцзин», об ош ибках правителя «свидетельствует непрекращающееся солнечное сияние, о его лености свидетель­ ствует кепрекращающа яся жара». 17 Янь — Самое северное царство тогдаш него К ит ая, «край Поднебесной», располагалось на северных берегах нынешнего Же лтого м ор я. Н а его бывшей территории находится нынешняя столица Кита я — Пекин. 18 нагой и с распущенными волосами — Та степень неприличия, которую трудно пр едставить для человека Древнего Китая, где внешний вид стр ого регламентировался. Именно поэтому муж долж ен был подумать, что перед ним дух или бес — т ем более, что бесов изображали со всклокоченными волосами. 19 пять видов жертвенных животных — Петух, собака, баран, кабан и бык. Женщинам, видимо, по ка за лось ма л о о бм ануть Ли, и они вдоба во к надсмеялись на д ним, порекомендо вав незадачл иво му путешественнику искупаться в моче. « Пять жертвенных животных», угодных Небу и духам предков, были названы, вероятно, дл я т ого , чтобы убедить его в действенности этого средства про тив козней нечистой силы. 20 цар ст в а Чжэнь — Небольш ое удельное владение, располагавшееся на территории нынешней провинции Хэнань, к югу от р. Хуанхэ; впоследствии было завоев ано цар ство м Хань. 21 Гу нь — Один из героев китайского мифа о потопе, отец Великого Юя. Согласно историческим преданиям, Гунь жил при императоре Яо (XXIII—XXII вв. до н. э.), и то т повеле л ему обуздать полые воды, бушевавшие по всей Поднебесной в течение дв адца ти двух лет. Гунь стал возводить защитные дамбы с помощью волшебной зе мли «сижан», похищенной им у Небесного Владыки — м аленький комочек ее м о г по желанию сколько угодно увеличиваться в объеме. К о гда дамбы не выдержали на пор а воды и народ стал погиба ть в образовавшихся ра зл ивах и бо ло тах, им пер атор казнил са монадеянного Гуня. Задачу борьбы с по то по м Сын Неба поручил его сыну Юю, который, прорыв за несколько лет огромные дренажные каналы, спустил всю лишнюю воду в океан. В данном тексте Хань Фэй-цзы как бы объединяет два образа, приписывая с троительство каналов р ав но Гуню и Ю ю. ЛЮЙШИ ЧУНЬЦЮ 1 Цзиньский правитель Пин (Цзинь Пин-гун) — Царствовал в Цзинь с 558 по 532 гг. до н. э, (о нем см. такж е в переводах «Из „ Ха нь Фэй-цзы“ », с. 108— 109). Ци Хуан-ян был его министром.
362 Бамбуковые страницы Комментарии 2 Цтъский царь Хуэй — Правил с 399 по 384 гг. до н. э. Фу Тунь, последова­ тель школы М о-цзы (о ней см. с. 84—85) был министро м Хуэя и современником конфуцианца Мэн-цзы. 3Царевич Соу, устрашившись подобной участи, скрылся в Красных пещерах — В комментаторской литературе предлагается несколько чтений и соответственно идентификаций имени «Соу». К ак сч итал а JI. Д. Позднеева, в данно м случае «случайная описка в именах... м о гла повести к расхождениям в датиро вке на многие века» (JI. Д . П озд не ев а , Атеисты, материалис ты, диалектики Древнего Китая. М ., 1967, с. 332), поэто му м ы не будем заниматься р азысканиям и, а пред­ лагаем читателю воспринима ть царевича Соу просто как лит ератур ного героя. Этот случай, как и последующие эпизоды с Хуа-цзы и Янь Хэ, приводятся также в гл. 28 книги «Чжуан-цзы», но в ином порядке и с не которыми разночтениями. Красные пещеры (букв. «Киноварные пещеры» — «Даньсюэ») — Согла сно свидетельства м древних, находились в 500 ли к югу о т Шаньдуна, где-то на окраине царства Ю э, а быть мож ет, даже з а его пределами. Сво е название получили от ярко-красного, «киноварного» цвета. 4 чтобы сохранить себя — У «Чжуан-цзы» — «совершенствовать себя», что более логично для данного текста. 5 жемчужиной суйского царя — Эта изумительная по красоте жемчужина славилась в Древнем Китае. Согла9но легенде, Священный Змей извлек ее со дна обильной жемчугом реки Бу, про текав шей через царство Суй, и преподнес одному из суйских царей в бл агодарность з а собственное спасение. 6 Хуа-цзы (Ц зы Хуа-цзы) — Житель царства Сун, последователь древнего философа Ян Чжу. В даосских книгах «JIe-цзы» и «Чжуан-цзы» имеются рассказы о Хуа-цзы, созвучные данно му фрагменту. В «Ле-цзы» повествуется о то м , как Хуа-цзы потерял па мя ть, но, когда по просьбе домашних его наконец вылечили, он в гневе «выгнал жену, нака за л сыновей и с копьем погнался» з а врачевателем. «Прежде, утв па мять, — объяснял он свое поведение, — я б ы л безгранично свободен, не о щущая даж е, существуют ли Небо и Земля. А ныне внезапно [все] осознал, и в тысячах спутанных нитей [мне] вспомнились жизни и смерти, приобретения и утра ты, р адости и печали, л юбо вь и ненависть з а прошедшие десядесятки лет... Сумею ли снова хоть на миг обрести забвение!» (перевод Л . Д. Позднеевой). В «Чжуан-цзы» мы находим другую притчу, связанную с именем Хуа-цзы. Используя известную сказочную кол лизию в ыбора («направо пой­ дешь...», «налево пойдешь...»), Хуа-цзы до казыва ет царю Чжао Си, опечаленному зе мельными спор ами с соседним царством, что спорные зе мли не с то ят печали, ко то ра я «ранит тело и губит жизнь». 7предатель дела Тана и У, продолжатель преступлений Цзе и Чжоу — Тан — им ператор Чэн Т ан (1711— 1698 гг. до н. э.), основатель династии Инь, У — им­ пе ра тор У-ди (1066— 1063 гг. до н. э.), о снователь следующей з а ней династии Чжоу. Оба они в китайской традиции предстают идеал ом добродетельного правителя Поднебесной, бл агодар я заслугам котор ого существует созданна я им династия, пока запас ее духовной потенции д э не израсходован. Ц зе и Чжоу — это Цзе-ван и Чж оу Синь, за пятнавшие себя рас путством и многочисленными зл одея­ ниями (о них см. примеч. 8, с. 356). Они были не тол ько духовными антагониста­ ми Тана и У, но также их противниками на поле боя и пали от их руки. Цзе
Классический период 363 «Люйши чуньщо» и Чж оу , от которых, согласно преданию, «отвернулось небо», традиционно олицетворяют зл о и неправду. 8 циньский правитель Му — Правил в 659— 637 гг. до н. э. 9Лян Ю-мин — Один из богатырей цзиньского царя Хуэя. 10 Чж ао Ц зянъ-цзы — Г л ава знатного цзиньского рода; впоследствии осно­ вал небольшое самостоятельно е царство Чжэн. 11 Хранитель южной стены Сюй Цюй заболел — Текст не совсем ясен, равно как и далее, где говорится о чиновнике, служившем при городских воротах (см. с. 120). Возможно, речь идет просто о названиях населенных пунктов («Я нч эн»— “ «Г ород под солнцем»; «Гуанмэнь» — «[Город] широких ворот»). Другой вариант, ко то рому следует в своем переводе Р. Вильгельм, предпо лага­ ет, что иероглифы «Янчэн» составляют часть имени Сюй Цюя, а слово «Гуанмэнь» — название долж ности привратника при каких-то «широких» (дворцовых?) вратах, (см. Frühling und Herbst des Lu Bu Wei. Jena, 1918, с. 102—103). u a ß старину Тан одержал победу над Ся — Имеется в виду император Чэн Тан, одержавший победу над последним им пер атор ом династии Ся — Цзе-ваном . 12 Тан самолично вознес молитвы в Санлине — Санлинь (букв. «Тутовый лес»), священная рощ а на горе, где иньцы приносили жертвы Небу. Источники сообща­ ют, что когда засуха пр одолж алась уже семь лет и никакие мол ения не помогал и, было решено с овершить в Санлине человеческие жертвоприношения Небу. Дума­ ется, однако, что самопожертвование Чэн Тана явилось в данном случае не вполне добровольным . Дел о в то м , что он как вождь племени был одновременно и верховным жрецом, т . е. нес м ор альну ю ответственность з а неудачные попытки избавить своих сородичей от стихийного бедствия. Ведь и впоследствии случа­ лось, что ш ам а на или шаманку, ко то ры м не удавалось вызвать дождь, стр адаю ­ щие от засухи крестьяне либо во зв одили на костер, либо просто вы ставл яли под палящее солнце в надежде, что дл я спасения собственной жизни те постараются как следует и дождь наконец хлынет. Видимо, нечто подобное и м е л о ме сто и с Чэн Таном. 13 Верховного Владыки — Главное небесное божество древних китайцев, Шанди. 14 После же он срезал волосы с головы и стесал ногти на руках — Чэн Тан сре зал волосы и ногти, а з а те м сжег их, желая ог ранич иться символическим жертвоприношением. Поскольку это успеха не возымело, он сам, совершив обряд очищения, покаявшись в грехах, взош ел на костер, но тотчас же за гремел гр ом , пол ил сильный дождь и ог онь погас. 15 Царь Вэнь поселился на горе Ци; он т огда служил Чжоу Синю. — У горы Цшда нь распо лагалась г лавная ставка вожд я чжоуских племен — Ц ар я Просве ­ щенного (его посмертный титул — Вэнь-ван). Вэнь-ван был о тцом будущего им пер атора У-вана и данником последнего иньского им ператора Ч жоу Синя. Тиран Чжоу Синь с бо льш им недоверием относился к Вэнь-вану, посто янно усиливавшему свое влияние, и дол го е вре м я дер жал его в подземной темнице (где г ог , по о дной версии, соз дал 64 гексагр аммы «Книги Перемен»), Т о лько когда узник покорно съел суп из собственного сына (скорее всего, вар иант известного в м ировой литературе сюжета «Пир Атрея»), тир ан решил, что эт от ничтожный
364 Бамбуковые страницы Комментарии человек ему не опасен, и сменил гнев на м илость. Он по ж ало вал Вэнь-вану титул Сибо — «Владыки за пада», вернув ему все владения. При жизни Вэнь-ван т ак и не до ждалс я случая о том стить своему сюзерену. Однако когда его наследник У-ван по вел свою ар мию в по ход про тив Чж оу Синя, набальзамированное тело отца везли в первых р яда х, дабы т о т мог насладиться желанной местью. 16 пытку огнем — Имеется в виду хождение по раскаленным медным брусьям. Есть другое толкование тер мина «Паоло»: согласно этой версии, человека привязывали к раскаленному м едно му столбу, внутри которого были уголья, и он как бы поджаривался на медленном огне, погибая в страшных мучениях. 11ЦарьЮэ—ГоуЦзянь,правившийвЮэс497по464гт.дон.э.Его противнико м был Фу Ча (или Фу Чай), правивший в другом южнокитайском царстве У (495 по 473 гг. до н. э.). Подробнее о них см. ком мента рий к оде Цзя И «Птица смерти» (см. примеч. 5, с. 397). 18 Уху — Г ород и уезд под таким названием находится на территории современной провинции Аньхой. 19 юэский царь стал «гегемоном» — В так называемый период «Вёсен и осе­ ней» (VII—V вв. до н. э.), а такж е в последующий период «Сражающихся царств» власть сына Неба становил ась все более номинальной. Н а фоне ослабления зако нной центральной влас ти р а згор алас ь борьба за гегемонию над всем Китаем между бывшими удельными пр ав ителями, фактически превратившимися в нез а­ висимых государей. В различное вр ем я такими «гегемонами» были правители нескольких крупнейших царств, упомянутые здесь и далее [Фу Ча , Гоуцзянь, ранее — циский царь Хуань-гун, чуский царь Чжуан Ай (Чжуан-ван)]. 20 Чуский царь Чжуан Ай — В истории известен под именем Чжуан-вана, правилвЧус613по591г.дон.э. 21 в Ю н ь м э н е («Туманные» и «Сонные») —Огр ом ные заболоченные озерные угодья по обоим берега м р. Янцзы, на территории современной провинции Хубэй, шириной около 350 км , изо биловавшие р а зно образной крупной дичью и птицей и служившие излюбл енным ме сто м охоты чуских царей. Впоследствии о т них осталось л ишь несколько небольших озер. 22 десяти тысячам колесниц — Тако е количество колесниц символиз ировало крупное цар ство, могущее претендовать на власть во всей Поднебесной. 23 царевича Цин Ц зи — Полководец царства Вэй, воевавший с царством У. Река Цзян — это Янцзы. 24 Вэйского правителя И — Правил в царстве Вэй с 668 по 661 г. до н. э. Вошел в историю как правител ь, пренебрегавший с воим дол го м перед народом и по то му заслуживший кару Неба. Все свое врем я он посвяща л не государствен­ ным делам, а жу ра влям, котор ых очень любил. Н а их содержание он тра тил огром ные средства, в т о время как народ голода л. Наиболее ранняя версия рассказа о гибели И содержится в летописи «Цзочжуань» под вторым г одо м прав ления Минь-гуна. 25 правитель Хуань — Царь Ци, был в то время «гегемоном», т. е. фактичес­ ким владыкой Китая. После р аз гр ом а вэйской ар мии кочевниками и гибели И он послал войска, дабы уберечь жителей вэйского царства о т пол ного уничтожения.
Классический пери од 365 «Л юйши чуньдю» 26 Чуцю (букв. «Терновые хо лмы») — Древний город, находившийся на тер ригор ии современной провинции Хэнань. 27 На смерть он смотрит, как на возвращение — Т. е. рассматривает этот мир всего ли ш ь как временное пристанище, которое очень скоро придется покинуть и в оз вра титьс я в вечное небытие, рождающ ее все сущее. Лозунг «не боятьс я трудностей, не бояться смерти, смотреть на см ер ть как на возвращение» широко про пагандировал ся в Китае в период так наз ываемой культурной революции. 28 Янь-ц зы — О философе Янь-цзы см. помещенные в анто логии отрывки из «Янь-цзы чуньцю» и предисловие к ним. Эпизод с Бэй Го -сао описан в эт ом же памятнике. 29 властитель Чж и (Чжи-бо) — Гл ав а одного из «сильных родов» в царстве Цзинь. 30 мэнчанский прави тель (Мэнчан-цзюнь) — Известный политический деятель из царства Ци, впоследствии был оклеветан вра гами и погиб. Подробно е его «Жизнеописание» помещено С ыма Цянем в «Исторических записках» (глава 75). См . также примеч. 12, с. 382. 31 отомстить за р од Чжи — Имеется в виду род Чжи-бо, убитого в 453 г. до н. э., покровите льствовавший Юй Яну. 32 к с ою зу ц зу н («поперечный союз») — Со стоял из царств, протянувшихся с севера на юг Китая. Бы л организо ван д ля о тпора набирающему силу царству Цинь, которое впоследствии все же подчинило себе весь Китай. 33 Гуань Ч жу н, или Гуань-цзы — Крупный государственный деятель и фило­ соф (VIII—VII вв. до н. э.). Бывш ий раб, он с тал впоследствии вдохновителем пол итики циского царя Хуань-гуна (685—643 гт. до н. э.), первого «гегемона» Китая. Гуань Чжуну приписывается автор ство высказываний, вошедших в фило­ софский тр акт ат « Г уаньцзы». 34 Шан Я н (Гунсунь Ян, 390—338 гг. до н. э.) — Крупный государственный деятель и реформа тор цар ства Цинь, автор тр актата «Шанцзюньшу» («Книга пр авител я области Шан»), посвященного во про са м государственного управления и с оциальной философии. Основопо лож ник школы «законников», или «легистов» («фацзя»). Подробне е о нем см. с. 87—88. 35царьЧжао—ПравилвЦиньс306по250г.дон.э. 36 Когда бедствия обрушились на Конфуция на пути из Чэнь в Цай — Чэнь и Ц ай — небольшие царства, располагав шиеся на территории нынешней пров ин­ ции Хэнань, в центре Китая. Они посто янно служили ареной соперничества своих могущественных соседей — царств Чу и У. В 489 г. до н. э., когда Конфуций со своими учениками находился в Чэнь, оно подв ерглось нападению ар мии царства У, на пом ощ ь поспешили войска Чу, и все царство, а вместе с ним и несколько соседних, о казал ись охваченными военными действиями. Оставатьс я в Чэнь не им е ло смысла, и Конфуций решил отправиться в Чу, чей государь импонирова л ем у с воим благ ородств ом. К о гда философ с учениками проходил через царство Цай, они оказал ись окруженными со всех с торон враждебными отрядам и, запасы их пр одов ол ьс тв ия иссякли, ученики голодал и, начались болезни. Однако Ко н­ фуций продо лж ал занятия с учениками, не взирая ни на какие трудности. В этой критической ситуации наиболее достойным среди учеников оказался Янь Хуэй (или Янь Юань).
Збб Бамбуковые страницы Комментарии 37 Янь Хуэй (или Янь Ю ань) — Любимый ученик Конфуция. Он жертвовал всем ради учения и добился исключительных успехов. Д аже лучшие ученики охотно признавали его превосходство. С ам Конфуций с изумлением чувствовал, как обогащ а ют его беседы с Янь Ю ане м, каза ло сь бы, та ким молчал ивым и уступчивым. Янь Ю ань ум ер в 481 г. до н. э. сравнительно мо лодым , это было с траш ным ударо м дл я престаре ло го Конфуция, возл агавш его на него большие надежды. «Небо хочет моей смерти!» — в о тчаяньи воскликнул он. Когда его стал и уговаривать не убиваться так, он отвечал: « Я уже забыл о себе. Если не скорбеть о таком человеке, то о ко м же?!» О Янь Ю а не см. такж е высказывание Сыма Цяня в нашей анто логии (с. 167). 38 Рек а Вэй [ х э ] — Протекала через царство Чжэнь, по территории нынешней провинции Хэнань. 39 продать им его тело — Только выполнив соответствующий похоронный обряд, родные мо гл и обеспечить ум ерш ему достойное существование в загр обной жизни. Инач е говоря, ш антажис т игр ал н а самых чувствительных струнах и вел себя как человек низкий. 40 Дэн Си (VII—VI вв. до н. э.) — Философ, близкий по своим в зглядам к «школе законников», одно врем я сто ял у в ласти в царстве Чжэнь, где пыта лся про водить реформы; был убит своими политическими про тивниками. 41 цар ст в а Л я н — Некогда находил ось на территор ии нынешней провинции Шэньси. > ЯНЬЦЗЫ ЧУНЬЦЮ 1 Цзин-гун — Правитель царства Ци (547—488 гг. до н. э.), одного из на иболее крупных и могущественных государств Древнего Китая. Ци, рас поло­ женное на п-ове Шаньдун, было приморским цар ством , ве дшим активную м ор ­ скую торго влю. Славилось высокой культурой и бол ьш им количеств ом ученых. 2 Гунсунь Цзе, Тянь Кай-цзян и Гу Е-цзы — Аристократы, служившие при дворе циского цар я Цзин-гуна. 3 Чж ичжу — Знаменитый утес на р. Хуанхэ. Согла сно легенде, он возник, когда мифический основатель первой китайской династии Ся, Великий Юй, углублял ру сл а рек и р ы л каналы, чтобы спустить в море воды пото па. У подножия утеса Чжичжу были опасные стремнины и скорость течения реки резко увеличива­ л ась — упоминание этого места как бы подчеркивает трудность подвига Гу Е-цзы. 4 цар ст в о У — Одно из древнекитайских государств, расположенное в ниж­ нем течении р . Янцзы. В конце VI — начале V в. до н. э., когда жил Янь-цзы, — одно из наиболее сильных царств Древнего Китая. Е го пр ав итель Фу Ча пытался присвоить себе титул Сына Неба, т. е . претендов ал на ро ль вл адыки всего Китая. Своим поведением Янь-цз ы напо мн ил ему, что существует истинный Сын Неба (в то вре мя обладавш ий лиш ь ном инальной в ластью) и по каз ал, ч то не признает его притязаний. 5 Янь Ин — Имя Янь-цзы. Говоря о нем, правитель царства У сознательно избе гает упо треблять принятую другими почтительную форму (Янь-цзы — «Учи­ тель Янь») и назыв ае т его просто по имени.
Классический период 367 «Чуские строфы» 6 Чу — Царство, расположенное а ср еднем течении р. -Янцзы. По этническому составу населения отлича лось о т больш инств а других древнекитайских госу­ дар ств. В т о время Чу проводило тр адиционную политику противостояния северным царствам. I Линьцзы — Стол ица царства Цн. Г ор од славился м но голюдьем и благоуст­ роенностью, а также учеными собраниями, проходившими возле городских вор от (так называемая «академия Цзися»). 8 Хуай — Одна из крупнейших рек Китая, левый приток р. Янцзы. 9 Тянь Хуань- цзы — Циский ар исто крат, представитель рода Т янь, впослед­ ствии захватившего власть в эт ом царстве. 10 Шуаныпай — Название одно го из за городных дв орцов, построенных циским Цзин-гуном. II Лянцю Ц з ю й — Приближенный Цзкк-гуна. ПОЭЗИЯ ЧУСКИХ СТРОФ 1 Пл а ч у по столице И ну — Г ород Ин, находившийся на территории современ­ ной провинции Хубэй (в нескольких километрах севернее нынешнего города Цзянлина), был столицей царства Чу, р одины Цюй Юаня. По-видимому, речь идет о событиях 298 г. д о н. э., когда войска царства Цинь, упорно стремившегося к господству над всем Китаем , р азбил и чускую армию, в зяли в плен царя и, за хв атив пятнадцать городов , ворвались в столицу. 2 государя нам в живых не увидеть — Имеется в виду не вступивший на престо л Сян-ван, а его отец Хуай-ван (328—298 гг. до н. э.), трагически погибший на чужбине. Д олгое вре мя воевавший с ним циньский царь Чжао-ван предложил ему заключить м ир и пор одниться. Побуждаемый советниками, после тяжелых поражений, Хуай-ван не посм ел отка за ться . Однако прибыв в назначенное место для переговоров, он попал в западню. Попытка бежать в соседнее царство не удалась — Хуай-ван был выдан вр ага м и умер пленником. 3 Мы выходим из устья и поплыли рекою — Беженцы минуют место впадения в Янцзы пр итока (судя по всему, р. Ханьшуй) и продо лж ают свой путь уже по Янцзы. * В оро та Дракона (Лунмэнь) — Восточные воро та столицы. Также называ­ лась одна из пограничных чуских зас тав — судя по некотор ым реалиям, речь идет именно о ней. 5 Я н - х о у — Властитель л егендар ного царства Янго, после с мерти превратив­ шийся в могущественного духа реки. Он являл ся людя м в виде грозных водяных вал ов , губящих утлые суденышки. 6Поднялся по Дунтину и спустился по Ц зяну — Огромное озеро (а точнее — целая система озер) Дунтин, расположенное в современной провинции Хунань, соединяется с рекой Янцзы (на званной здесь просто «Цзян» — «Река»). Однако весь путь, зде сь описанный, — скорее в оображаемое путешествие. Именно так то лкует его Ван И и другие комментаторы. 7 Сяп у («Берег реки Сяшуй»), или С я к о у («Устье Сяшуй») — Место впадения в Янцзы нынешней р. Хань, кото ра я счита лась т о гда продолжение м своего
368 Бамбуковые страницы Комментарии притока — р. Сяшуй. На это м месте теперь расположен один из крупнейших го родов К ита я — Ухань. 8 Девять лет миновало, Как томлюсь на чужбине — Эти слова дали повод ком ме нт атор ам утверждать, что стихи созданы позднее описанных событий. Однако скитанием на чужбине поэт м о г с читать и свое предшествующее пребыва ­ ние послом в царстве Ци, которое по существу также было ссылкой. 9 Я без лести был предан — Поэт намекает на свои предостережения столь печально закончившему жизнь царю. Эти предостережения и послужили причи­ ной опалы Цюй Юаня. 10Слава Яо иШуня — Яо(XXIIIв. до н. э.) и его преемникШунь(XXIIв. до н. э.) — Легендарные государи китайской древности, служившие в конфуцианской традиции образцам и совершенномудрых правителей. Они бескорыстно пеклись о своих по дданных, управ ляли по средств ом «недеяния» и отличались предельной скромностью и про стотой. 11 С камнем в объят иях — Считается, что ода «С камнем в объятиях» («Хуай ша») — последнее произведение Ц юй Юаня. Как свидетельствует «Отец китай­ ской историографии» С ыма Цянь в жизнеописании поэта, Цюй Юань, написав эти строки, по ложил за пазуху камень и бросился в воды реки Мило. Убедившись в тщете своих усилий изменить ход вещей, он предпочел лучше уйти из жизни, чем «принимать на себя мирскую гряз ь». Лейтм отив произведения — скорбь человека благор одно го, не нашедшего признания и применения, ибо скудные духом владыки этого мир а не способны оценить истинный т ал ант. 12 Я если б Чуй искусный не работал — Чуй — искусный мастер, судя по всему, плотник, который якобы жил в легендарные времена совершенномудрого государя древности Яо (XXIII в. до н. э.). По эт намекает на то, что ему не дали возмож нос ти про явить себя. 13 Когда прищуривал глаза Ли Л оу — Согласно преданию, этот приближен­ ный мифического «Жел того владыки» (Хуан-ди, XXVI в. до н. э.) обл ада л таким ос трым зрением, что м о г з а сто ш агов увидеть нить осенней паутинки. Однако л юди обыкновенные, ко то рым не под силу было увидеть то, ч то видел он, считали его полусл епым, поскольку вблизи Л и Лоу виде л хуже и должен был прищуриваться. Цюй Юань хочет сказать, что к гению нельзя подходить с обыч­ ными мерками. 14 Чун-хуа не встретится со мною — Чун-хуа — прозвище легендарного государя древности, Шуня (о нем см. примеч. 1, с. 349). У Шуня от рождения было по два зрачка в каждом глазу («Чун-хуа» — «двойной цветок», «двойное блиста ­ нье»). Шунь отличался большой мудростью и проницательно стью — в частности, с вой престол он передал не легкомысленному сыну, а Великому Ю ю , основателю династии Ся и усмирителю потопа. Юй также считался совершенномудрым государем. 15 Юань и Сян — Две крупнейшие (после Янцзы) реки на родине Цюй Юаня. Они протека ют по т ерр итор ии современной провинции Хунань и на севере ее в падают в оз. Дунтин. Р. Сян (Сяншуй) не раз воспевалась Цюй Юанем, соз дав­ ш им , в частности, г им ны ее духам — Вл адыке и Владычице реки Сян. Река Мило, в которую поэт бросился, изверившись в торжестве справедливости, — это, по-видимому, т а же река Сян, лишь по-другому названная.
Поздний период 369 «Швдзи» 16Бо Лэ уже лежит в могиле — См. примеч. 3, с. 354. 17 Бо И — Добродетельный муж древности, живший во времена чжоуского У-вана(Х1 в. до н. э.). К ак гласит легенда, о н и его брат , наследники князя Гучжу, столько ра з уступали друг другу престол, что его в конце концов за хватил другой. Они единственные осудили поход У-вана, предпринятый пр отив его сюзерена, тир ана Ч жоу Синя (о нем см. примеч. 15, с. 364). Ко гда же У-ван сверг и убил Чжоу Синя, они ушли в горы и, не желая есть хлеб нового владыки, питались одним папоро тником. К о гда им сказали, что папоротник тоже принадлежит У-вану, они предпочли у мереть с голоду, но не отступились о т своих принципов. 18 М ао Ц я н ... Си Ши — Знаменитые китайские красавицы древности (V в. до н. э.). 19 И девушки толпой пошли по тутовым делам — Девушки отправились со бира ть листья шелковицы (тута), чтобы корм ить шелковичных червей. Тутовые деревья обычно росли на задвор ках крестьянских усадеб, вдо ль дорог, где юноши и девушки мо гли встретитьс я как бы случайно, вда ли о т бдительного ока старших. Поэто му выражение «встреча в тутах» стало синонимо м любовного свидания. 20 привел канон стихотворений — Имеется в виду «Книга песен» («Шицзин»), откуда взята цитата. ПОЗДНИЙ ПЕРИОД ^ шицзи 1служил у чускн.'о ким 1.ч Л1а.ч приближенным «левым докладчиком» — О кня­ зе Хуае см. примеч. 2, с. 367 («Плачу по столице Ину»), В древности многие должности делились на «левые» и «правые», причем, первые были выше. С о о т ­ ветственно «левый докладчик» считался более приближенным к князю. Поско ль­ ку о сопернике Ц юй Юаня, клеветавшем на него перед князем, говорит ся как о «бывшем с ним в одном ранге», речь, по-видимому, идет о «правом докл ад­ чике», который за видо вал его положению. 2 «Л и сао » — Обычно переводится как «Скорбь отреченного». (Подробнее об этой поэме см. с т атью «Цюй Юань», с. 140). 3 «Настроенья в уделах» — «Го фэн» («Нравы царств» букв. «Веяния царств») — первый р аздел «Книги песен» («Шицзин»), рассказывающий о нравах, царящих в р азных удельных владениях. 4 «М ал ые оды» — Второй раздел «Книги песен», более изысканный по стилю, с преобладанием придворной поэзии. Считалось, что в одах «повествуется о делах всей Поднебесной и в оплощаются веяния всех четырех сторон света». 5 Ди К у (ок. 2372—2297 гг. до н. э.) — Легендарный совершенномудрый пра витель Китая, предшественник Яо . Внешность его необыкновенна, с его именем связано несколько удивительных мифов , в которых он предстает перед нами наполовину человеком, наполовину божеством. Его нередко ото ждествляют с Д и Цзюнем — небесным правите лем Востока. Один из его сыновей считался прародител ем племени Инь, другой — племени Чжоу.
370 Бамбуковые страницы Комментарии 6о циском Хуане — Правитель царства Ци — Хуань-гун (685—643 гг. д о н. э.). Используя л озу нг «з ащ иты Сына Неба», Хуань-гун фактически подчинил себе всю Поднебесную. Он ста л первым китайским «гегемоном» периода «Вёсен и Осеней»; фигурирует в качестве одного из действующих л иц летописи К о н ­ фуция. 7 высоту пути бесконечного Дао, стезю безупречного Д э — О природе Дао, Пути Вселенной, читатель м ог прочесть в отрывках из книги Лао- цзы «Даодэц- зин» и в комментариях к ним. У пом иная о космических по нятиях Пути-Д ао и его манифестации Д э, Сым а Цянь имеет в виду уже их нравственное проявление — правильный путь человека и общества, с одной стороны, Бл а го и Добродетел ь — с другой. 8 как цикада, выходил из смрада грязи преображенный — Намек на то, что линяя, цикада сбрасывает свою старую оболочку и является в но в ом обличье. Этот образ весьма популярен в китайской литера туре — с ним связана идея постоянного обновления, очищения, а в даосских сочинениях — идея в ых ода из бренного мир а, ко гда праведник без сожаления покидает плотское тело, как цикада — свою кожу. 9 Ци был связан родственными узам и с Чу, и циньского князя Х оя тревожило э т о — Описываемые события происходили в эпоху, когда усилившееся западное царство (княжество) Цинь прете ндовало на господств о над всей Поднебесной. В про тивовес этим пос ягате льствам несколько китайских царств заключили так называемый «поперечный союз» для о тпора агрессору. В число союзников входи­ ли мощное южное царство Чу, расположенное в бассейне р. Янцзы, и бога тое царство Ци на п-ове Шаньдун. Однако сплоченности между ними не было — каждый властитель думал лишь о сиюмину тной выгоде, чем и пол ьзова лось царство Цинь, имевшее четкую цель з ахва тить весь Китай. 10ЧжанИ(IVв. до н. э.) — Знаменитый дипломат эпохи «Сражающихся царств», дл я которо го цель всегда опр авдывала средства. Е го хитроумна я поли­ тика не ма ло спо собств овала усилению царства Цинь. «Жизнеописание» этого царедворца включено Сы ма Цянем в его «Исторические записки». 11 Шанъюй — Местность на т ерритор ии нынешней провинции Хэнань, 12 всю страну при реке Хань — Потеря области Ханьчжун ощущалась в Чу особенно болезненно, поскольку это были исконно чуские земли; место, откуда «начиналась» страна Чу, впоследствии значительно расширившая свои границы. 13 Ланътянь — Местность на территории нынешней провинции Шэньси. 14 Удел В эй — Одно из немногих сохранивших свою самостоятельнос ть царств. Оно граничило как с Чу, та к и с Цинь. В его интересах безусловно было помочь Чу, о днако вэйский царь предпочел небольшую, но конкретную выгоду. В результате с то ль недальновидной политики эт о царство погибло раньше, чем Чу. 15 Чжао — Царство к северу от р. Хуанхэ. 16 В «Переменах» читаем — Имеется в виду «Книга Перемен», равно чтимая как конфуцианцами, т ак и даосами. 11 к берегу Цзяна — Река Янцзы. 18 И сочинил он поэму «В тоске по речному песку» — Ныне принят перевод «С кам нем в объятиях».
Поздний период 371 «Шицзи» 19 в Чу жили Сун Юй, Тан Л э, Цзин Ча и другие последователи его — Наи­ более знаменит Сун Юй, творчество ко торо го представлено специальным ра зде ­ л о м в наш ей антологии. Сведения о жизни Т ан Лэ (Ле) и Цзин Ч а практически отсутствуют; их авторств о в отношении каких-либо произведений такж е дос ­ тов ерно не установлено. В I в. до н. э . Лю Сян (см. статью о нем на с. 246) объединил все сохранившиеся к тому времени про изведения Цюй Юаня и его последователей в сборнике «Чуские строфы», кото рый известен на м уже в более поздней редакции Ван И (ок. 89—158 гг. н. э .). «Великое Призывание», вошедшее в этот сборник, помечено как принадлежащее кисти Цзин Ч а. 20 при Хань жил ученый Цзя — Поэт Цзя И (201—169 гг. до н. э.), творчество кото рого представлено в нашей антологии. В своей оде «Плач по Цюй Юаню» он, в частности, писал: ...Тебе, река Сяншуй, вверяю Мой горестный, м ой гневный стих. Мудрец попал в коварства сети И умер, задохнувшись в них. Увы! Увы! О том я плачу, Кто радостных не з нал часов. Нет феникса и чудо-птицы, И все под властью хищных сов. Увы, глупец просла вл ен ныне, Бесчестный вл астью наделен. Вступивший в бой со злом и ложью Мудрец на гибель обречен... пер. А . Ахматовой 21 Здесь граф великий астролог сказал бы так — Этими словами обычно открывается ав торско е резюме Сым а Цяня. Переводчик В. М. Алексеев именует его «графом», исходя из т ого , что Сы м а Ц янь носил высокий придв ор ный титул «гуна», следующий за титу ло м владетел ьного князя «вана». Его долж ность «тайши» — « В е л и к о г о писца» сочетал а в себе как обязанности историографа, так и а строл ога, ибо он должен был фиксировать все великое и ус танавливать между ним связь — как на Земле, т ак и н а Небе. В его ведении находился также календарь, он был обязан следить з а опр еделенными сезонными жер­ твоприно шениями и т. д . Д ол жнос ть «тайши», судя по описанию ее в книге «Чжоу ли» («Установления динас тии Чж оу»), существовала еще в начале I ты ­ сячелетия до н. э. Названия произведений Цюй Юаня, приведенные ниже в переводе В. М . Алексеева, несколько отличаютс я о т принятых в настоящ ее время. «Плачу по столице Ину» см. на с. 140— 144. 22 Хотя в каноне «Ши».., в канон е «Шу» — Имеются в виду «Книга Песен», ил и «Шицзин», представленная в нашей антологии, и «Книга Писаний», или «Шуцзин» (также « Книга историй», «Книга исторических преданий», «Шаншу»), « Книга Писаний», по-видимому, со держит в себе тексты разных а втор ов и р а з но ­ г о времени. Са мые ранние из них тр адиция приписывает легендарной эпохе совершенномудрых правителей Яо (XXIII—XXII вв. до н. э.), Шуня (XXII в. до
372 Бамбуковые страницы Комментарии н. э.) и Ю я (XXII—XXI вв. до н. э.), ос тальные датируютс я эпохами И нь (1711— 1066 гг. до н. э.) и за падной Чжоу (1С6<>— 770 гг. до н. э.). По преданию, «Книга Писаний» была составлена и о треда ктиро вана Конфуцием, з а те м сожже­ на при Цинь Ши-хуане и вновь восстано влена одним из потом ков Конфуция — Кун Ань-го (ок. 97 г. до н. э.) на основе устной передачи и найденных письменных фрагментов книги. Ныне «Книга Писаний» входит в конфуцианский канон. 23 Ю й Шуня — Легендарный совершенномудрый правитель древности Шунь, о котором см. примеч. 4, с. 349. 24 Яо уступил страну под нашим небом отшельнику Сюй Ю — Существует предание о то м , что прежде чем в озвести на престол Шуня, Я о предл ож ил свой тр он известному своими добродетелям и отшельнику Сюй Ю. Однако то т не по желал за пач кать себя мирской скверной. Даже с ам о это предложение по каза ­ лось ему с то ль непр иятным, что, спустившись к реке, возле ко торой он пахал поле, отшельник с та л пр ом ыва ть себе уши. Однако его друг, приведший своего бычка к реке на водо пой, оказа лся еще более неприм иримым. «Если бы т ы скрылся среди высоких берегов и глубоких ущелий — кто бы наш ел тебя? Т ы же стра нствовал повсюду, желая стяж ать славу — а теперь пачкаешь тут воду, н мо й бычок не станет ее пить», — и повел бычка выше по течению. Т а м на камне якобы остались отпечатки его копыт. 25 Бянъ Суй и У Гуан — Подобно Сюй Ю, они отказались принять пред­ ложенный им престол. Легенда утверждает, что когда совершенномудрый ос нов а­ тель династии Инь — Чэн Тан (см. примеч. 5, с. 349) стал настаивать на своем предложении, Бянь Суй предпочел у то питься в реке. 26 гора Цзишань — У подножия ее, по преданию, жил Сюй Ю, там он был похоронен и та м же происходил описанный выше его р а згов ор с отшельником. 27 Мыслитель Кун — Т. е. Конфуций. 28 У Тай -бо — Старш ий сын чжоуского царя Д ань Фу. Ко гда царь, нарушив порядок старшинства, назначил с воим наследником третьего сына, У Тай-бо и в тор ой брат Чжун-ли подчинились во ле отца. Не желая с пособствова ть междо­ усобице, они вообще ушли из родной с траны на дикий Юг, где основали собствен­ ные цар ства. 29 сознанья чести в Ю, Гуане — Имеются в виду Сюй Ю и У Гуан. 30 Князь За пада — Прижизненный титул гл авы племенного с оюза чжоусцев Цзили Чана , изв естного в истории уже под своим посмертным т иту ло м Царя Просвещенного — Вэнь-вана (о нем см. примеч. 15, с. 363). 31 Воинственный князь поставил на воз его деревянную табличку — «Князь Запада» Ча н, долгие годы терпе лив о готовившийся к войне со с воим сюзере­ но м — иньским Сыном Неба, не смо г завершить дело всей жизни — он умер незадо лго до нача ла похода. Считая исполнение воли о тца более в ажным, чем соблюдение тр аур а, его наследник, будущий о снователь чжоуской династии, «Воинственный в ладыка » У-ван начал этот победоносный пох од без всяких отсрочек. Обращ аясь к войскам, он сказал: «Если я одолею Чжоу (иньского Сына Неба Чжоу Синя. — И . Л .) , то не своей великой силой, а лишь благодаря тому, что Просвещенный государь был безгрешен; если же Чжоу одолеет меня, то не за грехи Просвещенного государя (отца м оего), а лиш ь потому, что я, ничтокный, недостоин [победы]». Деревянная табличка, о кот ор ой упоминает здесь Сым а
Поздний период 373 «Щицзи» Цянь, — это пристанище земной дупга покойного. Обычно пом инальные таблички стоят в храме предков, но здесь, выступающ ий в поход Воинственный владыка берет ее с собой, дабы душа покойного отца возр адовал ась победе И ту т же, в стане поверженного врага, получила свои жертвы. По другой версии, выступая в поход, Воинственные владыка усадил в колесницу само гело толъко что опочившего отца, чтобы то т мо г лицезреть гибель своего чаклятого врага. 32 Верховный граф Тай-гун (XI в. до н. э.) — Первый министр и наставник основателя чжоуской династии « Цар я Просвещенного» (Вэнь-вана). С Цзян Тай-гуном (Цзян Цзы-я) связан целый р яд красивых легенд. В среде ученого сословия популярностью пользов ался рассказ о то м , как, проезж ая по берегу реки Иэй, царь р аз гов ор ился с простым с тар яхом-рыбако м. Э то т рыбак, будущий верховный граф Тай-гун, насто лько поразил ц ар я своей мудростью , что т о т немедля сделал его своим перв ым советником. Многих утешал а м ысль о том , что даже великому Цзян Тай-гуну пришлось ждать своего часа до глубокой старости, однахо «истинный талант» не зате рялся. Другие скорбно писали в своих стихах: «Тай-гун все еще не пов стречал Царя Просвещенного», прозрачно намекая, что их собственный тал ант не оценен по достоинству. В народной же мифологии Тай-гун превратился в могущественного мага , охранителя от злых духов. 33 Воинственный князь у спел смирить иньский бунт — Видимо, имеется в виду восстание уже побежденных, но не желавших смириться с пор ажением иньских племен, происшедшее в XI в. до н. э. 34 святой земледелец Шэнь Нун, государи и Юй, и Ся — Совершенномудрые правители древности, эталон конфуцианской добродетели. О Шэнь Нуне см. примеч. 1, с. 351, о Юй Шуне — примеч. 4, с. 349, о Ся Юе — примеч. 4, с. 349 и с. 268. 35 Чжун-ни выдвинул толъко одного Янь Юаня в качестве страстного эруди­ та. Тем не менее Хой был вот какой — Чжун-ни — второе имя Ко нфуция (см. примеч. 3, с. 350), Янь Юань (Янь Хуэй, Янь Хой) — его любимый ученик (см. примеч. 36, с. 365; 37, с. 366). 36 Разбойник Чжэ (Лю Ч ж э) — Символизировал в древней литературе полное пренебрежение к заветам предков и морал ьным ус тоям общества. Нрава он был жестокого и необузданного. Сам Конфуций потер пел неудачу, пытаясь уговорить его покинуть стезю злодейства. «Я поторопился г ладить [этого] т игра по голов е и за пл ета ть ему усы, — признался философ после своего поспешного отъезда — чуть было не попа л ему в пасть!». В книге «Чжуан-цзы», где описыва­ ется встреча Конфуция с ра збойником, говорится, что «за разбойником Чжэ следовало девять тысяч воинов, котор ые бесчинствовали по всей Поднебесной, вторгались в удельные владения, пр ол амы вал и стены и двери, угоняли у людей лошадей и вол ов, уводили жен и дочерей. В алчности своей забывал и о родичах, не с мотре ли ни на м а ть , ни на отца , ни на братьев, не приносили жертв предкам. Там, где они проходили, жители хрупных владений укрывались в городах, мелких — в селеньях. Т ьм а народа постр адала от них». 31 Писатель Ц зя нам говорит — Эти слова Цзя И взяты из его оды «Птица смерти», включенной в нашу а нтол огию. За ними идут цитаты из других древних Авторов. Например, слова: «Тучи идут за драконом , ветер з а тигро м ходит»
374 Бамбуковые страницы Комментарии заимствованы из «Книги Перемен». Древние китайцы считали дракона божество^ водной стихии, дождя, изо бражали его пар ящ им в тучах. «Дракон воспар ит и рождаются тучи, тигр заревет — и по днима ется ветер». « 38 грядущих по небу на стих сплошных облаках — Намек на «божественных^ учителей. 39 как вижу себя я с испорченным телом — Письмо написано уже после тоге как Сыма Цянь был подвергну т оскоплению, а впоследствии «помилованії и вновь занял придворную долж ность. ! 40 как только умер Чжун Цзы-ци, тс друг его Бо-я не стал уж больий играть на лютне — Некогда Чжун Цзы-ци был дружен с музыканто Юй Бо-я и так тонко «чувствовал звук», что мгновенно схватывал вс что его друг хотел выразить своей музыкой. «Когда Бо-я, играя на л ютн пом ысл ами своими уносился на гору Тайшань, Чжун Цзы-ци сразу восклица „ Как х ор ош о, как величественно, по добно горе Тайш ань!“ , но с тоило Бо-) подумать о струящихся водах, и Цзы-ци уже говорил: „К ак хорош о, к" свободно льется, словно в ода струится!“ » К о гда же Чжун Цзы-ци уме, Бо -я разбил свою лютню, ибо не дл я кого было ему теперь игра ть — г осталось людей, «понимающих звук». 41 талант, подобный яшме Суя или Хэ — Рассказ о нефрите «в рубашке который не хотели пр изнавать как подлинную драгоценность, а нашедшего ег Хэ подвергли казни как обманщ ика, читатель найдет в наших фрагментах «Г Хань Фэй-цзы». Второй образ , видимо, з аимство ван из «Хуайнань-цзы», г"“ рассказывается о некоем Суе, котор ый вылечил раненую змею, и та в благода нос ть принесла ему из реки изумительную жемчужину. 42 Ю или И — Отшельники Сюй Ю (см. примеч. 24, с. 372) и Бо жизнеописание котор ого предшествует данному тексту. 43 казнь, которая «тепличною» зовется — Оскопление. На него же намека далее Сыма Цянь, когда го вор ит о «смердящей казни», о «ноже и пилке», и о то ' что он «попал в камеру тутов». Оскопление не то лько делало человека калек«) причиняло жестокие нравственные страдания, но и навсе гда вычеркивало его " числа «благородных мужей», ибо те до лжны были быть «без изъяна». Евну; презир али во все времена, и далее Сыма Цянь приводит примеры этого. 44 К нязь вэйский Чудный-Лин — Лин-гун, правитель Вэй с 534 по 492 гг. до э. Юн Цюй был у него евнухом. Посетивший его княжество Конфуций счел дГ себя поз оро м сидеть р ядо м с человеком презренным и уехаА в Чэнь. Он предаю? это маленькое государств о более могущественному Вэй, где е го приняли сто недостойным образом. 45 Шан Ян имел свиданье с князем через Цзин Цзяня — Шан Ян, основополо ник ш колы легистов-законников (см. статью на с. 87—88), же лал быть пр едсг ленным циньскому государю, дабы через него претв ор ить в жизнь свои идеи, аудиенцию ус троил ему евнух Цзин Цзянь. Политический противник Шан Чжао Л ян за явил , что то т унизил себя, воспользовавшись услугой презренн евнуха. 46 Тун -цзы — Евнух Чжао Т ань, современник Сым а Цяня, как и то т слу ший при дворе им пер атора У-ди. Сановник Ю ань Сы некогда о тказа лся се с ним в одну повозку, назва в то го « огрызками нож а и пилы».
Поздний пер иод 375 «Шицзи» 41 я с Л и Лином вместе — Сыма. Цянь впоследствии был заподозрен в сговоре с Л и Лином, обвиненном в измене, и подвергнут оскоплению. Подробно о Л и Лине см. его «Жизнеописание», с. 154— 191. 48 с ш ан ьюем — Верховный вождь гуннов (сюнну). 49 Ханям — Хани — династия, правившая то гда Китаем. 50 Эршисца — Эршисец — известный пол ков одец того времени Ли Гуан, получивший эт от титул за взятие г орода Эриш в дале ком и могущественном государстве Д ава нь, на территории нынешней Ферганы. Подробнее о нем см. примеч. 34, с. 379. 51 Западный князь — См. примеч. 15, с. 363—364. 52Ли Сы — См. примеч. 6, с. 397. 53 Хуайиньс кий был князь — Военачальник Х ань Синь, участвовавший в бор ь­ бе за власть в смутный период крушения империи наследников Цинь Ши-хуана и становления ханьской им перии (период та к называ емой войны между Чу и Хань, 206—202 гг. до н. э.). В этой войне Хань Синь оказался союзником будущего первого ханьского императора Гао -цзу и был пож алован титуло м правителя царства Ц и (которым он, впрочем, фактически уже владел). После победы Гао-цзу над вра гам и и восшествия его на императорский трон Хань Синь лишился своего царс тва, но был сделан пра вителем царства Чу. Узнав, что Хань Синь хочет поднять м ятеж, им пер ат ор устроил «съезд» владетельных князей в уделе Чэнь и внезапно арестовал бунтовщиков. Однако на этот р аз наказание свелось к уменьшению его владений вдвое. Хань Синь о стался хуайиньским князем (хоу). Впоследствии он неоднократно выступал про тив императора и на­ конец в 196 г. до н. э. был казнен вместе с тре мя поколениями своих родных. 54 П эн Ю э — Один из военачальников будущего импер атора Гао-цзу. Он не раз подводил своего сюзерена, преследуя собственные цели в междоусобной борьбе. После прово зглаш ения империи был пож алован титуло м пра вителя царства Лян. Пос ле казни Хань Синя он поднял м ятеж, и был сослан на далекую юго-западную окраину в Шу, а з а те м казнен вместе с трем я поколениями род­ ственников. 55 Чжан А о (чжаоский царь Ао) — Один из удельных правител ей нач ального периода цар ствования им пер атор а Гао-цзу. В 198 г. до н. э. был раскрыт направленный про тив императора заго вор одно го из приближенных Ао. Мятеж ­ ник был казнен вместе с тре мя поко лениями своих родственников, а его господин и покровитель Ао оказался низведенным до звания Сюаньпинского «маркиза» (хоу). Однако в остальном жизнь его в это насыщенное опасностями время прошл а благополучно. Женатый на родственнице им пер атора, он был в чести и скончался уже при императрице Люй-х оу (в 181 г. до н. э.). 56 Ц зян -х о у — Т итул одного из приближенных им ператора Гао-цзу, глав ы военного ведомства Чжоу Бо. Именно он сыграл решающую роль в дворцовом перевороте 180 г. до н. э., когда бы ла свергнута императрица Люй-х оу и уничто­ жен весь ее род. Впоследствии п опа л в опалу. 57 Вэй Ци — Ханьс кий полководец и министр Ду Ин. Б ы л казнен на рыночной площади столицы по ложному обвинению своего соперника. 58 Ц зи Б у — По лко водец Сян Юя — соперника будущего ханьского им ­ ператора Гао -цзу в борьбе з а в ла сть над Поднебесной. Он мно го р аз одерживал
376 Бамбуковые страницы Комментарии победы над войска ми Гао-цзу и, опасаясь мести нов ого Сына Неба, укрылся? в доме неких Чжоу. Однако те прода ли его в р абство семейству Чжу, и его спасло;; только великодушие его бывшего против ника — Гао-цзу. 59 Гуань Фу — Ханьский сановник, подв ергся казни вместе с Вэй Ци. 60 цзанхо — Одна из категорий рабов в эпоху Хань. 61 бице — Одна из категорий рабынь. 52 Цзо Цю (мин) — См. стат ью о «Цзочжуань», с. 55. 63 Мыслитель Сунь (Сунь-цзы) — Знаменитый полководец (V—IV вв. до1 н. э.). Он был уроженцем царства Ци, однако славу себе снискал, к о м а н ду^ войсками юж ного царс тва У. Впоследствии о нем говорили: «Б ыл человек, который имел всего 30000 войска, но в Поднебесной никто не м о г противостоять ему». Его войска р азгр о мил и ар м ию могущественного царства Чу, овладе в вражеской столицей, нанесли поражение северным соседям — Ци и Цзинь'/ Сунь-цзы — а вто р знаменитого тра кта та по воинскому искусству («Книга< Сунь-цзы»), кото рый он писал, уже лиш ившись ног, не способный участвовать* в битве. Обст оятельства, приведшие к его казни, не ясны. \ 64 [Люй] Бу-вэй — См. статью о «Люйши чуньцю», с. 112—113. 65 Хань Фэй [-цзы] — См. статью о нем, с. 105—106. г 56 и в верх веков считал от Сюань Ю аня — Сюань Юань — прозваний легендарного древнего Сына Неба, Хуан-ди (по наз ванию созвездия, из кото рого1 он якобы явился). Легендарное пра вление Сюань Ю аня, с которого С ыма Ц я н б * начинает свои «Исторические записки», прих одится приблизительно на< 2550—2450 гг. до н. э. * 67 отд ел ьных моногр афий — семьд ес ят — Им еютс я в виду «отдельные^ повествования» о выдающихся личностях — их жизнеописания («ле чжуань»), ^ ХАНЫПУ 1 бы л назначен телохранителем — Служба телохранителем была в то время’ для молодо го человека из знатно го и богатого д о м а обычным на чал ом блес* тящей карьеры. Находясь все вр емя среди приближенных импер атор а, телохрани*'5 тель име л прекрасную во зм ожность продвинуться. Как писал знаменитый кого фуцианский философ Дун Чжун-шу, «в большинстве случаев старшие чиновшп выходят из дворцовых телохранителей...». 2в должность смотрителя конюшни И чжущ зю — Смотритель этой конюш* ни отвечал не тол ько з а лошадей, но и з а ловчих соколов, собак и все охотнич снаряжение. От него зависела подго тов ка важнейшего развлечения Сына Неба охоты, и он всегда находился в пол е зрения государя. 3 хусцев — Хусцы — северные варвары. В это общее понятие обычя# включали и могущественных кочевников сюнну (гуннов), создавших в т о вр ем ' свое государство, во главе ко тор ого с тоял ш аньюй (хан). :’ 4 Го Ц з и — Один из императорских послов, прибывших в ставку шаньюя — вождя сюнну. Обращ аясь к нему, Го Ц зи сказал: «Г олова правителя На нь Ю э у ж # висит на северных в оро тах ханьского дворца. Если Вы, ш аньюй, в силах — сра­ зитесь с ханьским Сыном Неба, он лично во главе войск ждет Вас на границе; если
Поздний период 377 «Ханьшу» же не можете, то, поворотясь лицо м к югу, л р изнайге себя в ассалом Хань. К чему без пользы спасаться бегством дал еко за пустыней, на севере, в местах и безвод­ ных, и л и ш е н н ы х травы, где х олодно и грудно жить!». Разгневанный его речью ш аньюй отрубил голову вельможе, допустившему к нему дерз кого китайского посла, а Го Цзи сослал на дал ьний Север. 5 Л у Чун-го — Был послан императором к сюяну сопровождать тело их посла, ум ершего в Китае. Вождь сюнну, по лагая, что его посол был убит китайцами, за держ ал у себя Лу Чун-го. Е му удалось возвратитьс я на родину т олько через семь лет, когда отношения между двумя стр анам и стали менее натяну тыми. 6 В первом году эры правления «Тянъ-хань» — В 100 г. до н. э. 7 верительны й зн ак — Д авалс я послам, отправ лявшимся в другие страны. Он представл ял собой бамбуковый жезл, украшенный ниспадавшим с него хв осто м яка. Впоследствии этим же зл ом Су У пр ишлось пасти гуннских баранов. 8 чаншуйский полковник Ю й Чан — Р. Чаншуй брала начало неподалеку от современного уездного гор ода Ланьтянь в провинции Шэньси. Юй Чан коман­ довал войсками, кото рые были набраны из варварских племен, живших на берегах этой реки — они несли т а м пограничную службу. 5 князь Хунье — Подданный шаньюя. В 121 г. до н. э. ш аньюй вознамерился его казнить за неудачи в войне с китайцами, однако то т вм есте с сорока тысяч ами своих соплеменников откочевал к кита йцам н признал себя в ассал ом императора. 10 Чжое-х оу — Титул китайского военачальника Чж ао По-ну. Им пер атор по сл ал его с в ойсками (103 г. до н. э.) далеко на север в гуннские степи, чтобы поддержать заговор против шаньюя. На обратном пути его армия попала в коль­ цо гуннских войск. Отправившись ноч ью в разведку, по лководец попал в плен, а вслед за тем сдалась и вся армия. Лишь через три года ему удалось бежать и вернуться на родину. 11 Вэй Люя — Вэй Люй происходил из хуского рода, хо тя родил ся уже в Китае. Был очень дружен со знаменитым музыка нтом и по этом Ли Янь-нянем, и бла годар я его протекции стал китайским послом у гуннов. Впоследствии, когда оклеветанный Ли Янь-нянь вместе с семьей оказался в тюр ьм е , Вэй перебежал к гуннам, опасаясь за свою жизнь. Б ыл в бо льш о м фав оре у гуннского шаньюя. 12 ван — Ван в ханьское время — владетельный князь. 13 Во вла дении Нанъюэ — Находил ось на территории нынешних провинций Гуандун и Гуанси, на юге Китая. 14 Влад ени е Дава нь — На са мо м деле никогда Кита ю не принадлежало. В 104 г. до н. э. им ператор У-ди о тпра вил в царство Давань (расположенное на территор ии нынешней Ферганы) послов, чтобы те закупили дл я Кита я знаменитых даваньских лошадей. Получив отказ, надме нный китайский посол в гневе обругал иноземцев, за что был убит. Осенью т о го же года китайский император о тпр авил крупные силы, же лая наказать «непокорных», но поход окончился неудачей. Т олько в резу льтате второго пох ода, ценой огромных по терь и бла годаря предательству м ес тной знати, китайцам удалось р аспр авитьс я с дава ньским пра вителем, гол ова кото рого была выста влена на вор о тах им ­ ператорс кого дворца.
378 Бамбуковые страницы Комментарии 15 во владении Чаосянъ (на Кор ейском п-ове) — Оно также подвергло сь нападению китайских войск, м стивш их з а убийство им ператор ского посла. Посл е длительной борьбы жители в ыра зил и китайцам свою покорность, однако нар од не был уничтожен, а сам а покор но сть была весьма относительной — Су У и здесь явно хвастает. 16 Бэйхай (букв. «Северное море») — Та к на зы вал и Байка л. Местность эта была на пределе изв естного то гд а м ир а и находил ась на северных окраинах владения гуннов. 17 динлины — Одно из племен, входивших в гуннский племенной союз. 18 хо у — Титул владетельной особы более низкого ра нга, чем ван (этот титул имел Вэй Люй) и гун (этот титу л им ел Сы м а Цянь). Нечто вроде марки за (если м ерить за падными мерками). 19 в окру ге Ю н ьчж у н — Округ нах одился на границе китайских владений. 20 белы е одежды — Белый цвет считается в Кит ае траурным. 21Чжао-ди— ПравилвКитаес86по73гг. до н.э. 22 даже из тех, о ком написано на древнем шелке и бамбуке или нарисовано на картинах — Поскольку шелк и бамбук издавна являлись материалами для письма, т о речь идет о людях, про славленных в книгах. Ч то же д о кар тин, то здесь, скорее всего, имеется в виду галерея пор тре тов знаменитых деятелей древности и современности, созданна я в императорском дворце. 23 подобно Цао Мо при заключении договора в Кэ — Цао Mo (VII в. до н. э.) был военачальником, потерпевшим подряд несколько поражений. Е го государю из -з а этого пришлось пойти на заключение позорно го м ирного до го вор а. Однако ко гда сюзерен Ца о Мо встретился со своим тор жествующим победител ем в мес­ течке Кэ (на п-ове Шаньдун) для ф ор ма льного за ключения м ир а и оба цар я уже встали перед жертвенником, г отов ясь произнести клятвы, Цао Мо решил ценой собственной жизни исправить содеянное. Он подскочил к победителю и, приста­ вив кинжал к его горлу, за став ил то го отказатьс я от завоеванных земель. 24 в шестом год у эры правления «Ши-юань» («Начала Изначального») — 81г. дон.э. 25 три вида жертвенных ж ивотных — Бык, баран и кабан. Такое жертвоп­ риношение было привилегией с а мо го Сына Неба, и здесь м алолетний импер атор как бы поручает «верному подданному» своего поко йного отца — Су У выпол ­ нить это торжественное жертвоприношение вм есто себя. 20 2 тысяч даней зерна в год (около 200000 литров) — Высший предел жал ов анья дл я государственного служащего в эпоху Хань. 27 сын Шангуанъ Цзе по имени Ань вместе с Сан Хун-яном, Янь-ваном и Гай-чж у замыслили поднять мятеж — Когда умер император У-ди, находив­ шийся на престоле пятьдесят четыре года , его наследнику Чжао-ди бы ло всего восемь лет. Поскол ьку т о т не м ог еще сам ос тоятельно у прав лять империей, У-ди перед смертью назначил нечто вр оде регентского со вет а из четырех высших сановников, в ко тор ый входили также Шангуань Цзе и Са н Хун-ян. Наибольш ей вл астью в нем по льз овал ся полководец Хо Гуан, котор ого им пер атор перед смер тью назначил верховным глав ноко мандующим . Н ес мо тря на р одств о Хо Гуана с Шангуань Цзе, между ними ра зг оре лась борьба. Последнему удалось сделать свою пятил етнюю (!) внучку (бывшую также внучкой Хо Гуана) им пер ат­
Поздаий период 379 «Ханьшу» рицей, а вслед за этим са мо му сделаться ко мандующ им конницей и колесницами. На его стороне был князь Янь-ва н, сын покойного импер атор а, жаждавший за нять престо л, и принцесса Гай-чжу. Однако Хо Гуан оказался сильнее. Заго вор­ щики были казнены, принц и принцесса покончили с собой, а Хо Гуан удерживал фактическую в ласть в стране в течение последующих 20 лет. В 68 г. до н. э. он умер, будучи уже тестем им пер атора Сюань-ди, им же возведенного на трон. 28 вэй цзя н цз ю ня — Одна из высших военных должностей. 29 именова л ег о виночер пи ем — Согласно древнему обычаю, первым за сто ло м поднимал чашу с вином и приносил жертву духам старш ий по возрасту. Поэтому слово «виночерпий» стало почетным обращением к старому человеку, пользующемуся всеобщим уважением. 30 На втором году эры правления «Шэт-цзюэ» («Священных птиц») — 60 г. дон.э. 31 В третьем году эры правления «Гань-лу» («Сладкой росы») — 50 г. до н. э. 32 приравнены к Фан Шу, Шао Ху и Чжун Шань-фу — Все они были мудрыми советниками чжоуского правителя Сюань-вана (827—782 гг. до н. э.), про славив ­ шиеся также с в о и м и воинскими победами. Их добродетели воспеты в одах «Книги Песен». 33 занимал должность смотрителя дворца Цзянь-чжан — Дворец эт от был с ам ым бол ьш им и пышным в столице. Перед нач алом с тро ительств а один из приближенных им пер атор а У-ди с ка за л ему, что, по п рим етам страны Юэ, «если сгоревший дом стро ится занов о, он должен быть больше, чем прежний», — тогда не случится нового несчастья. А поскольку император в озводил свой дворец на пожарище, он реш ил сдела ть его особенно величественным. Законченный в 104 г. до н. э. новый двор ец имел, как с оо бщают «Исторические записки», «тысячу в ор от и десять тысяч дверей». Среди дворцового комплекса возвышались «башни Шэньминтай и Цзинганьлоу, высо тою более 50 чжанов (более 110 метров! — И. Л .) , соединенные между собой доро гой для пр оезда им ператора». Т ам же нахо­ дился огромный парк с за гонам и д ля тигров «в несколько десятков ли», (ли гя 0,6 км). К северу от глав ного здания был устроен больш ой искусственный пр уд — «Водоем Великого Единого», с островами, копир овавш ими остров а бессмертных, с каменными рыбам и, черепахами и т. д . Описания эт ого дворца многие века пораж али воображение китайских поэтов. 34 Л и Г уа н (ок. 180— 119 гг. до н. э.) — китайский по лководец, многие годы сражавш ийся с кочевниками сюнну. Прекрасный стрелок, изобретательный стра ­ тег, о тличался безмерной личной хр абростью. Солдаты любили его и см ел о шли з а ним в бой. Его имя наводило с тр ах на врага. Однако в продвижении по служебной лестнице ему фатально не везло — множество подчиненных опередило его, а сам он так и не получил даже титула хоу. На склоне л ет, когда з а опоздание войск к месту сражения ему гр оз ила кар а, гордый полководец предпочел принять вину на себя и закололся мечом. Ли Лин был его потомком. 35 из округа Дуньхуан — Самый западный форпост ханьской империи на Великом шелковом пути. Расположен на крайнем западе современной провинции Г аньсу. 36 дошел до реки Янъшуй — Река на территории современной провинции Синьцзян.
380 Бамбуковые страницы Комментарии 37 на 2-м году эры правления Тянъ-хань («Небесной Реки») — 99 г. до н. э. I 38 на л ево го сянь-вана — Главнокомандующий л евым (западным) Крылов войск сюнну, обычно старш ий сын шаньюя, наследник его престола. 39 за л У т ай — Находился во в т ор ом по великолепию император ском дворце т ого времени, Вэймингуне, пос троенном еще при пер во м императоре ханьской династии. 40 высту пим из округо в Цзюц юа нь и Чжанье — Пограничные китайские округа, расположенные соответственно на западе и на востоке. 41 горы Ц зю ньц зи — Находились уже з а пустыней Гоби; та м располагалась ставка шаньюя. 42 шэн — Китайская м ера объе ма, несколько более литра; в древности — от 1/5 до 1/3 л. 43 но барабаны не зву ч ал и — По древнему пов ерью, звучание музыкальных инструментов передавало настроение, состояние боево го духа воинов, помогало предсказ ать победу или поражение. Глухой звук бар абанов был дурным пред­ знаменованием. 44 бились насмерть лицом к северу — Т. е. лицом к наступающему врагу, не поворачиваясь к нему спиной. 45 Гунсу нь А о — Военачальник ханьского им пер атора У-ди; не р аз участвовал в походах про тив сюнну. Пос кол ьку Гунсунь А о неоднократно терпел неудачи и нес большие потери, его трижды приго варивали к смертной казни — всякий раз он откупался от наказания, но лишал ся всех чинов и званий. В конце концов Гунсунь Ао был казнен вместе со всем своим р одом — но уже за преступление жены. 46 окру га Л унси — Был расположен на юго-востоке современной провинции Ганьсу, на границе с гуннами. 47 старш ая янъ чж и — Гл авна я жена покойного шаньюя; нечто вроде вдов­ ствующей императрицы. 48 все время гладил кольцо на рукояти его меча — Слова «кольцо» и «воз­ в ращаться» в китайском языке были омонимами; Ли Лин должен был понять этот намек, так как по добный «эзопов язык» б ы л в бо льш о м ходу. 49 волосы на голове были улож ены в остроконечный пучок — Китайцы пред­ по читали иные, более гладкие прически. 50 общая амнистия — Объявлялась во время траура по почившему им­ ператору. 51 Хо Цзя-мэн — Другое имя полководца Хо Гуана, друга Ли Лина. 52 Фанъ Л и — Министр царя Г оу Цзяня, будущего «гегемона» Поднебесной. Когда Гоу Цзянь с его помощ ью добился господства над всем Китаем , Фань Ли бежал от него, опасаясь за свою жизнь. «Когда все верткие зайцы истреблены, гончего пса сварят», — гово рил он. В одном из северных царств Фань Л и быстро разбогател, однако от каза лся о т предложенной ему высокой должности и, уда ­ лившись в провинцию, прове л т а м остато к дней под чужим именем. 53 Ю ю й — Мудрый советник вождя племенного союза жунов. «Я слышал, что м удрый человек в соседнем государстве — источник тревоги для сопернича­ ющего с ним владения», — ска зал циньский царь Му-гун (659—621 гг. до н. э.) и постарался сдела ть все, чтобы восстановить вождя жунов против своего под­
Поздний период 381 «Хуайнань-цзы» данного. В конце концов Ю юю не оставалось ничего другого, как беж ать к Му-гуну, и т о т с его пом ощ ью покарал жунов! 54 В 1-м году эры /;/>ап п'пп'1 ■■Юань-пин» — 74 г. до н. э. ХУАЙНАНЬ-ЦЗЫ 1Когда-то давни мистер Кучи — Подробное описание этого эпизода в пере­ водах «Из Хань Фэй-цзы», с. 108— 109. 2 Вдова в отчаянии воззвала к небесам — Имеется в виду легенда о некоей добродете льной вдове из царс тва Ци, несправедливо по страдавшей от челове­ ческого коварства и призвавшей в свидетели своей невиновности Всевышнее Небо. Некогда овдовев, эта женщина осталась верна пам яти мужа и, в соответствии с но рм ам и конфуцианской м ор али, больш е не в ыш ла замуж. Детей у нее не было, и она посвятил а себя служению свекрови. Однако ее невзлюбила зо ло вка, ко тор ая мечт ала за вл аде ть семейным имуществом и поэтому делала все, чтобы снова в ыдать вдову за муж в другую семью. Т а про тивилась, и то гд а зо ло вка решилась на страшное злодеяние — убила родную мать, а в убийстве обвинила вдову. Той гр озила мучительная смерть. Видя, что ей не опр авдаться перед людским судом, в дова в отчаянии возз вала к Небу, и Небо явило знамение ее невиновности. Г ром ом и молнией пора зило оно пагоду царя Цзин-гуна, во владениях которо го была столь жестоко попрана спр аведливость, а поколебавш аяся зе мл я выплес­ нул а м оре из берегов. 3 а вес л е г ч е пу х а — Естественно, в переносном смысле. Древние авторы сравнив али жизнь человека нез начительного с пушинкой, ибо ее способно унести даже легкое дуновение более могущественных сил. В это м смысле о смерти пишет и Сы м а Цянь, сравнивая ее либо с гигантской г орой Тайш ань, либо с перышком. Примечательно, что дл я обозначения кончины государя всегда употребляли слово «бэн», первоначально обо значавш ее горный обвал: с мерть его представ­ л ялась с то ль же катастр офич ной, как крушение горной твердыни. 4 Дух... способен проникнуть вверх до девятого Неба — Близкий по времени к «Хуайнань-цзы» комм ента тор Г ао Сю толкует «Д евять Небес» как четыре с тороны света и его четыре «угла» плюс центр. Однако слова автора «проникнуть вверх» в ступа ют в противоречие с та ким поним анием текста; по-видимому, автор все же имеет в виду девять небесных сфер, которые м ы встречаем в более поздних даосских верованиях. 5 Совершенное Ц зин — Сл ово «цзин» обозна ча ет некое духовное «зерно без оболочек», за родыш и квинтэссенцию человеческого духа. Э ти духовные семена им еют небесное происхождение, а нисходя на зе млю, облекаются в духовные и физические т ел а (ниже, где говорит ся о «духе, сосредоточенном на одном», в оригинал е тоже употреблено «цзин»). П од «совершенным» («предельным») цзин скорее всего им ее тся в виду его предельное сосредоточение в высшей небесной сфере. 6 Царь-Вои нствен ный — См. примеч. 31, с. 372. 1 Ян-хоу — См. примеч. 5, с. 372.
382 Бамбуковые страницы Комментарии 8 держа в одной руке золотой топор, е другой — сигнальный флаг с белым бунчу ко м — Многие описания древних китайских текстов насыщены скрытой символикой, очень важной для понимания проис ходящего. Например, белый цвет бунчука символизирует Запад, а Царь Воинственный, как изве стно, имел перво­ начально титул С ибо — Владыки Запада. Однако желтый (золотой) цвет топора является уже си мво лом центра Вселенной и высшей власти, а взяв бел ое в правую (в оригинале) руку, будущий повелитель Под небесной тем самым как бы «стано­ вится лицом к Югу», т. е. еще раз заявляет о своих притязаниях на высшую власть. П од обны е детали раскрывают смысл описанной короткой сцены как с вое образное заклинание стихий и обраще ние к небесной справедливости. 9 Луян-гун имел сраженье с Хань — Луян-гун (луянский князь), которого иногда идентифицируют с даосским патр иархом Вэнь-цзы, считается внуком чуского царя Пин-гуна (528— 515 гг. д о н. э.) . Легенд а утверждает, что луянский князь вместе со сво им войском д о л го бился с армией царства Хань, но когда п обеда была уже близка, солнце стало клониться к закату. Тогда обладавш ий способ нос тью творить чудеса князь взмахнул своим копьем — и отогнал солнце вспять на три «небесные стоянки» — три зодиакальных д о ма . О Луяне, сумевшем «остановить мгновение», нарушив неумолимый ход светил, с восхищением гово­ рит в од но м из своих стихотворений («Во сходит и заходит солнце») великий поэт Ли Бо. Скептик Ван Чун в «Весах суждений», напротив, высмеивает нелепость этой древней легенды. 10 делает три армии героями — Китайское войско в древности обычно делилось на три армии: ле вую, правую и центр. 11 Учитель от Ворот Согласия (Юнмэнь-цзы) — Прозвище Ч жоу Шаня, знаме нитого музыканта и певца (пер иод Сражающихся царств — V—III вв. д о н. э.). «Вор ота Согласия» — западные ворота столицы царства Ци, Линьцзы, возле которых он жил. 12 М энчан-цзюн я (правителя обл ас ти Мэнчань) — Титул первого министра царства Ци, Тянь Вэня. Мэнчан-цзюнь принадлежал к числу тех, кто делал «Большую политику» в сму тную пору Сражающихся царств. В течение своей жизни он не раз переход ил о т од ного сюзерена к другому. Переметнувшись на стор ону могущественного царства Цинь, о н едва не был казнен подозрительным царем Ч жао-ваном (306—250 гг. д о н. э .). Став затем канцлером царства Вэй, Мэнчан-цзюнь составил могущественную коалицию против Ци, которая раз­ гр омила его бывшего повелителя, царя Сян-вана (283—264 гг. д о н. э.) . Мэнчан-цзюнь был также крупным меценатом — при его удельном «дворе» в Ци кормилось несколько тысяч ра зного р ода «гостей» из среды ученых, литераторов и артистов. Возмож но, Юнмэнь-цзы был од ним из них. 13 П у Ц е-цзы... Чжань Х э — Первый из них — знаменитый охотник, мастер стрельбы из лука из царства Чу; второй — Чжань Х э, или Дань Х э, — знамени­ тый рыболов. 14 Я нсуй — Во гнутое металлическое зеркало, с помощью кот ор ого в Древнем Китае добывали огонь . Т ам знали также бол ее старый и про стой спо соб доб ыва­ ния огня — трением. Для это го использовался прибор, состоящий и з палочки, быстро вращавшейся в углублении до ск и с по мощ ью веревки. От его названия — «суй» и слова «ян» («солнце») произошл о название «янсуй» («солнечное зеркало»).
Поздний период 383 «Хуайн а нь-цзы» 15 фанчжу — Нечто вроде медн ого таза, на поверхности к отор ого ночью, при л унном свете, конденсировались пары воды; вода эта считалась о с обо целебной. 16 Великого Преде л а (Тайцзи) — Предел бытия. Схематически изображается в виде окружности. Внутри него первоначальная субстанция ци делится на эфир Инь и эфир Ян, беспрестанная пульсация которых и составляет внутренний механизм всего происход ящего во Вселенной. Ян — солнце, тепло , свет, мужчина, активность, твердость, высокое и т. д. — перечисление этих дуально детер­ минированных свойств мо ж но продол жать д о бесконечности. Инь — это Луна, х ол од , тьма, женщина, пассивность, мягкость, низкое и т. д . З а Великим Преде­ л о м на шкале времени лежит небытибытие. 17 Фу Юэ (или Фу Шо) — Мудрый советник могущественного древнего государя У -дина (1254— 1195 гг. д о н. э.) . Согласно легенде, его образ явился царю во сне, однако все попытки найти Фу Юэ наяву окончились неудачей. Т огда царь по памяти описал художнику его внешность, портреты ра зослали по всей стране и разыскали наконец будущего министра гд е- го в гор ах, гд е он вместе с другими каторжниками возводил д амбы. Пос ле свершения многих славных дел на бл аго страны он почил, а его духовное «семя бе з оболо чек» вознеслось в созвезди е Чэнь и пребывает там в одной из звезд. 18 Обрушивается гора Я о, и замерзает река Баоло — Гора Яо, названная по имени древнего соверш енномудрого государя (см. примеч. 4, с. 349), находилась у северных пределов Древнего Китая в облас ти Юнчжоу (северная часть нынеш­ ней провинции Шэньси, северо-западная часть провинции Ганьсу). Там ж е брала начало река Б аоло, которая в глубокой древности называлась Цзиншуй (см. примеч. 1, с. 348). 19 рождает ся оружейник Цюй Е, и появляется меч «Чунъ-цзюнь» — Цюй Е был образцом оружейного мастера. Он жил в царстве Ю э и выковал меч, прославившийся своей остр отой и надежностью. В древности процесс ковки меча рассматривался как некое таинство, сопровождался жертвоприношениями, д о л ­ женствующими вдохнуть «искру жизни» в бездушный металл. Выкованный таким о бразом и напоенный силой ян меч почитался почти что существом одушевлен­ ным. Отсюда — личные имена, которые давались мечам («Чунь-цзюнь» значит «Верный серп»). 20 Ц зо Ц я н — Наперсник и лживый советник неправедного царя древности Чжоу Синя (1098— 1066 гг. д о н. э .), постоянно толкавший его на путь зла. 21 струну «гун» — Самая толстая из струн, рождавшая самый низкий тон китайской пятиступенной гаммы. 22 Н ыне в Ц з и ч ж оу — П о представлениям древних китайцев, вся Поднебесная делилась на девять больших об ла стей, намеченных еще Великим Ю ем во время усмирения пото па. Область Цзич жоу была располож ена севернее р. Хуанхэ и занимала территорию нынешних провинций Хэбэй и Шаньси, а также часть соседних. Она переходил а в таинственные пустыни и леса, гд е жили варвары и об ита ли «чудовища». Среди них были и драконы, которые представлялись древним вполне реальными существами и даже насчитывали несколько р азн овид­ ностей, каждая из которых обо значал ась особы м сл овом. Красные драконы считались б езрогими, сине-зеленые об ладал и двумя рогами. 23 ста м у — Китайская мера площади около 0,6 га.
384 Бамбуковые страницы Комментарии 24 у Каменного столба (Дичжу) — Название горы, препятствовавшей р. Хуанхэ излиться в Восточный океан; упоминается в мифе об усмирении потопа. 25 М энф ан ь — М есто, где, по сл овам комментатора Гао Сю, первоначально встает Солнце. 26 Д угу а н — Гора на юго-востоке, по которой боги некогда спускались на землю. 27 И цзе — Местность на крайнем зап аде, гд е за ход ил о Солнце. 28 касаются крыльями вод Мертвой реки (Мишуй), на закате ночуют в П е­ щере ве тро в (Фэнсюэ) — Фантазия древних китайцев помещала первую на западной, вто рую — на северной окраине мира. 29 Ван Л я н и Ц з ао Ф у — Знаменитые возничие китайской древности. Первый служил у Чжао Сянь-цзы в царстве Цзинь, и посл е смерти его «духовное семя» (цзин) вознеслось в созвезди е Небесной Квадриги («Тянь сы син»), где есть звезд а, названная его именем. Второй был возницей древнего царя Му-вана (976— 921 гг. до н. э .) в его фантастических путешествиях «на край света». 30 Цян Ц е и Д а Бин — Божественные возничие, обретшие Д а о и управляющие движением стихий Инь и Ян. 31 у горы Гуюй — Гуюй находилась в юго-восточном царстве У. 32 с Фусана — Фусан — гигантское мировое дерево на Востоке, из-за кото рого вставало Солнце; впоследствии так стали называть страну, лежавшую за Восточным океаном. 33 Лот ан — Мифическая гора на крайнем западе Земли, за ко тор ую заход ило Солнце. 34 Л и м у и Тайшань-цзи — Мудрые советники мифического Же лтого Влады­ ки — Хуан-д и (см. примеч. 9, 12, с. 360; 66, с. 376). Сохранилась легенда, согласно которой Лиму (что значит «Мощный Пастырь») явился Хуан-д и во сне в виде силача-пастуха, пасшего тясячеголовое ст ад о овец. Хуан-ди р азгадал э то т р ебус и, разыскав Лиму , сде лал его своим приближенным. 35 а собаки и свиньи выблевывали бобы и зерно на дорогу — Аллегория всеобщего д остатка и благоденствия. А втор хочет сказать, что в те мифические времена последняя скотина через силу ела бобы и зерна, которых ныне не хватает даже людям. 36 Фениксы спускались на подворье, цилини бродили в предместьях — Привыч­ ные образы, служащие для описания зо л о то го века прошлого. Феникс в китайской мифологии — своеобразный глава птичьего царства, появление ко торо го сим­ волизирует благоденствие н арода и государс тва . Своей внешностью о н напо ми­ нает разных животных (куриная голова, змеиная шея, спина как у черепахи, тело дракона, хвост рыбы, яркое оперение и т. д .) . Таков и цилинь (единорог). Он воплощает в себе с амо милосердие, иб о да же не приминает травы своими копытами, а появляется в мире тогд а, когда правление гуманно. Единорог изображался с телом оленя или лошади, х во стом л ошади, гол ово й барана (волка, лош ади), на которой растет один рог. Эт от р ог заканчивается мясистым нарос­ т о м, не позволяющ им ему причинить кому-либо вред. 31 Фэйхуан — Сказочное животное, похожее на лису, с рогом на спине, живущее тысячу лет.
Поздний период 385 «Хуайна нь-ц зы» 38 девять материков раскололись — Г. е. единая ранее суша раскололась на девять частей. По представлениям древних, китайцев, их материк был лишь одним из девяти. 39 Нюйв а — Богиня-прародительлжца, архаическое женское божество китайской мифологии, которая иногда упоминается в числе так называемых Трех Владык (Сань хуан) — мифических первых повелителей Поднебе сной. Считается, что именно она сотворила людей, вылепив их из глины. (Этот миф также приводится в «Хуайнань-цзы».) В данном отрывке она предстает в качестве усмирительницы потопа, случившегося после т ого, как б ог вод Гун-гун в гневе сокрушил оди н из мировых столпов и нормальное функционирование Вселенной нарушилось. Неб о треснуло и залило П од неб ес ную до ждями, не находившими стока. Л юди бедствовали, а водяные твари, среди которых са мы м вредоносным был Черный дракон, начали их теснить. От этих бедствий и избавила мир Нюйва. Н ад о сказать, что б ор ьба Нюйва с пото пом выглядит несколько иной, чем аналогичная б ор ьба основателя династии Ся, Великого Юя, да и сами события, вид имо, представляются разнесенными во времени. Юй — своего р ода титан, он некая контаминация существа сверхъестественного (« мо ло д ого дракона») и совер­ ш енномудрого человека, правителя Поднебесной. Нюйва же — явное б оже ство, она действует в пору космических катастроф и стоит как бы вровень с ними, ибо сами Земля и Н еб о вполне с ней соизмеримы. Нюйва изображалась обычно наполовину женщиной, наполовину змеей. В руке она держала угольник — симво л квадратной земли. 40 до Ж елт ых источников — Метафорическое обозначение подземного мира мертвых. Напомним, что в долине р. Хуанхэ, где зародилась китайская цивили­ зация, распространены лессовые почвы же лтого цвета, а струящиеся в глубине их подпочвенные воды считались как бы пришедшими из другого, п од зе много мира. 41 в коренниках у нее был Откликающийся дракон, а пристяжным — Си- не-зеленый — Драконы в китайской мифологии были связаны одновременно и с водной, и с воздушной стихией. Считалось, что они могут взмывать в неиз­ меримые высоты и покрывать в мгновение ока огромные расстояния. П о это му китайские божества, божественные первопредки и люди, обладавшие Д а о — д а­ осские маги, — обычно мчатся над м иром на драконах. «Откликающийся дракон» (Ин лун) фигурирует также в мифах о Хуан-ди, где он по могает ему в б орьбе против Чи Ю, насылая ливень на противника. 42 садилась на циновку Л от у — Своеобразная контаминация двух древних преданий: о «начертаниях из реки Хуанхэ» ( «Х эту») и «Письменах из реки Л о» («Лоту»). И те и другие представляли собой некий таинственный у зор из отдель ­ ных точек. Первый был явлен в раскраске чудесного Коня-дракона, поднявшегося из в од реки Хуанхэ, второй — в узор ах панциря священной черепахи из реки Ло. Оба они представляли собой числовую и графическую расшифровку наиболее сокровенных тайн Мир оздания. В данном случае автор как бы хочет сказать, что самая сокровенная мудрость, доступная человеку лишь посред ств ом открове­ ния, — всего лишь подстилка к ногам богини. 43 ко Врат ам души — Врата души — резиденция верховного божества, Шанди. 13-186
386 Бамбуковые страницы Комментарии 44 сяского Ц зе — Сяский Цзе — последний, «дурной» государь династии Ся, Цзе-ван (см. примеч. 8, с. 356; 17, с. 357). 45 Пят и предк ов (у-ди) — Пять предков — соверш енномудрые правители древности. В числе первых разные источники называют божественных первопред­ ков Фу Си, Хуан-ди, Шэнь Нуна и других, а также совер шенномудрых правителей «зол о того века» Яо и Шуня. 46 Трех ванов — Три вана — мудрые основатели трех первых династий: Великий Юй (XXII в. д о н. э.), Тан (XVIII—XVII в. д о н. э.) и Вэнь-ван (XI в. д о н. э .), которых Н еб о удостоило своей ос об ой благодати и «мандата» на правление «П однебес ной». 47 собаки стаями, рыча, бросались в глубину — Здесь и далее текст «Хуай­ нань-цзы» живописует ужасы смутного времени, когда рушились былые устои. 48 Сиванму (букв. «Мать — Царица Запада») — Божество , обитавшее на вершинах гор.. Куньлунь. Некоторые западные исследователи отождествляли ее с царицей Савской. Однако внимательное изучение первоисточников подтвержда ­ ет автохтонность эт ого образа. Первоначально Сиванму изображалась с челове­ ческим лицом, но с х восто м барса, зубами тигра, с растрепанными волосами. Более поздние источники рисуют ее в виде прекрасной феи, но большая нефрито­ вая заколка — непременная принадлежность Сиванму и в то м и в другом случае. В волшебных «висячих садах» Сиванму росли персиковые деревья, плоды кото ­ рых давали человеку бессмертие. 49 А ныне делами правления ведают Шэнь Бу-хай, Хань Фэй-цзы, Шан Я н — Представители «школы законников» («фа цзя»), теоретики сильной г о ­ сударственной власти, смотревшие на нар од лишь как на орудие и старавшиеся привести его к бе зусловной покорности системой наград и наказаний. Шан Яну и Х ань Фэй-цзы в антологии посвящены специальные статьи (с. 87—88 и с. 105— 106). Ч то же касается Шэнь Бу-хая, хронологически стоявшего между ними, то в «Исторических записках» мы найдем о нем всего несколько строк. Шэнь Бу-хай родился в маленьком царстве Чжэнь. Благодаря своему таланту гос ударственного деятеля и обширным знаниям, он стал канцлером царства Хань. Пятнадцать лет он был у власти, и все это время никто из сосед ей ни р азу не напал на Хань, иб о страна была крепка, а переговоры велись искусно. Ему принадлежит небо ль шой трактат «Шэнъ-цзы» в двух частях об искусстве государственного управления. 50 Так, Охотник просил у Хозяйки Запада Сиванму эликсир бессмертия, а Хэн Э у кр а л а е г о — Волшебный стрелок И (Охотник) — ге рой китайского мифа. Его по рой сравнивают с Гераклом, поскольку он то же совершает ряд удивительных подвигов и избавляет люд ей от страшных чудовищ. Он убивает быка с человечес­ ким лицом, за тем — некоего зверя с девятью головами, разрубает мечом огром­ ного водяного змея и ловит гигантского вепря. Н о самый- знаменитый его подвиг — это избавление человечества от страшного иссушающего землю жара, вызванного об или ем солнц на небе. «И подстрел ил девять солнц, оставив только десятое» . Думы о будущем заставляют стрелка И отправиться к Матери-Хозяйке Запада — Сиванму в поисках эликсира бессмертия. Однако эликсир крад ет его жена, Чан Э (Хэн Э), и улетает на Луну, а стрелок И погибает на ох оте о т рук ученика и собственных слуг.
Поздний период 387 «Луньхэн» ЛУНЬХЗН 1 Каше поколение верит пустым и вздорным писаниям — Здесь и дальше Ван Чун выступает против преклонения перед традицией, прежде всего, конфуциан­ ской. 2 Ее обратившись к своему Духовному Семени, не осмыслишь деяний — О так называемом семени без оболоч ек (цзин) мы чаще всего читаем у даосов (см. примеч. 5, с. 381). Цзин есть некое первоначальное Семя, из ко торо го произр аста­ ет весь духовный субстрат человека; это квинтэссенция его духовности. 3 Ученые книжники наш его поколения — Словом «книжник» здесь передан иероглиф «жу» ( о нем см. примеч. 2, с. 350). Однако во времена Ван Чуна смысл слова «жу» стал уже несколько иным, чем во времена Конфуция. Книжник («жу») в эпоху Хань был начетчиком, знатоком и толкователем конфуцианского канона, целиком принимавшим его на веру. Против некритического отношения начет­ чиков к традиции и ополчается Ван Чун. 4 эт о эрудит — Коммент атор Хуан Хунь указывает, что подразделение интеллектуалов на начетчиков, эрудитов, литераторов и ученых, по-видимому, базируется на какой-то стар ой традиции. Так, в главе «Установление речей» трактата «Цзиньлоу-цзы» сказано: «Итак, начетчик превращается в эрудита, эрудит становится человеком изящного слова, а человек изящ ного слова превра­ щается в могучего ученого». Однако критерии Ван Чуна для определения каждой категории не обязательно совпад ал и с традиционными. Так, в од но м из древних сочинений сказано (сохранилась только цитата): «Того , кто в состоянии проник­ нуть в од ин какой-нибудь канон, именуют начетчиком, тот, кто широко об озр ева­ ет скопища книг, получает прозвание великого ученого». 5«Читает нараспев „Триста Стихов“ (т. е. «Шицзин». — И . Л.), а применить их для управления не мож ет» — Цитата из «Бесед и суждений» Конфуция. Конфуций и его последовател и рассматривали «Триста стихов» (или «Книгу песен») как иносказательный текст, п омогающий при решении самых различных вопросов. 6Лю Цзы-чж эн — Второе имя известного филолога ханьского времени Лю Сяна (статью о нем и его произведениях см. да ле е в антологии, с. 246 —247). 7 Ян Цзы-юнь — Второе имя философа и поэта Ян Сюна (53 г. д о ч» э. — 18 г. н. э.). Я н Сюн был искренне предан учению Конфуция и старался очистить его о т новых наслоений, всячески подчеркивая конфуцианский рационализм и ид ею «человеколюбия» (жэнь). Моде лью для своей знаменитой книги «О браз­ цовые речи» («Фа янь») Ян Сюн избрал форму «Бесед и суждений» Конфуция, а «К ан он Великого таинства» («Тайсюань цзин») написал в подражание «Книге Перемен». Подражание древности опреде лило и язык произведений, архаичный уже в силу своего подчеркнутого лаконизма. «Образцовые речи» пользовались о гр омной популярностью, од нако сам а втор, живший при трех государях Ханьской династии, так и не получил никакой должности, что бы ло явлением совершенно исключительным. Лишь ко гда пре­ сто л занял «узур патор » Ван Ман, Я н Сюна призвали ко двору. Будучи, как истый конфуцианец, убежденным легитимистом, т о т отклонил предложенную д о л ж­ ность, и хотя традиционным предл огом была избрана б ол езнь, отве т его звучал 13'
388 Бамбуковые страницы Комментарии достаточно резко. Однако гигантские преобразования, начатые новым импер ато­ ром, в конце концов произвели впечатление на престаре лого философа. Вступив уже в седьмой десяток, тот вдруг увидел перед собой реальную — и послед­ нюю! — во зможнос ть наконец претворить в жизнь свои идеалы, принять участие в реформа х, восстанавливающих « зол отой век» древности. Почти десять лет рабо тал Ян Сюн в секретных хранилищах дворца, куда поступали важнейшие государственные бумаги. В своих произведениях, созд анных в это время, Ян Сюн славил новую д инастию, связывая с ней все надежды. К огд а же страну охватила страшная агония «с мутного времени» и надежды рухнули, Ян Сюн покончил с со бой, бросившись вниз с верхнего этажа архива «Небесных записей». 8 Хуань Цзюнь-шань — Второе имя философа Хуань Таня (ок. 43 г. до н. э. — 28 г. д о н. э .), автора знаменитого «Рассуждения о н овом» в двадцати девяти главах. Хуань Тань был известен как знаток музыки и конфуцианского канона, а так же как талантливый стилист. В царствование первого император а новой, Позднеханьской династии, Хуань Тань активно выступал против все общего ув­ лечения мистическими, апокрифическими книгами, что вызвало гнев императора. По приказу Сына Н еб а престарелый защитник чистоты конфуцианского учения, перешагнувший уже на восьмой десяток, был отправлен в ссылку и умер в дор оге, не вынеся тягот пути. 9Просвещенному и Воинственному [ государям и их наперснику] Чжоу-гуну — Имеются в виду государи древней чжоуской династии Вэнь-ван и У-д и, превоз­ носимые конфуцианцами в качестве идеальных правителей. Столь же идеальным считался и Чжоу-гун, котор ому его старший брат, император У-ван, доверил на сме ртном одре опеку над своим малолетним наследником. В Чжоу-гуне конфуци­ анская традиция подчеркивает мудрость правителя, с од ной стороны, его предан­ ность своему сюзерену — с другой. «Благоразумие, верность, бескорыстие, л ю ­ бовь к общему благу и иные изящные качества Тшеу-Кунга учиняют житие его и поднесь образцо м к подражанию и для Государей, и для их Деловцев», — читаем мы в «Записках, надлежащих д о истории, наук, художеств, нравов, обычаев и проч. китайцев» (1788 г.). «Тшеу-Кунг был из самых величайших мужей, когда-либ о живших в Китае. Преславный Полководец, глубокий Политик, верный подданный, Законодавец просвещенный; землемеры и астрономы века его разумели его себе главою. Имел до стоинства высокоценимые, всеобще славимые. Однако же упадали и на него ядовитые стрелы зависти: имел несчастия, имел превратности в жизни своей. Тшенг-Уанг, его племянник, попустил уверить себя, будто бы замышлял он похитить престол; лишил его чинов, удалил от двора». Удары судьбы Ч жоу-гун перенес с достоинством, и прожив около ста лет, скончался при всеобщей скорби. «Весь Китай облекся в од ежды сетования; п овсюду и каждый оплакивал его, яко сын родителя своего», — сказано т ам же. Его похор онили в величественной гробнице, рядом с гробницей его царственного брата и возд ал и царские почести, а конфуцианцы славили его на протяжении многих веков. 10 не подойдет даж е сравнение горы Тайшань... с рослым варваром — Оба образа: и гора Тайшань, и рослый варвар, — по -видимому, заимствованы у отца китайской историографии Сыма Цяня. Тайшань — од на из пяти главных вершин Китая. Она символизирует Центр, в то время как четыре других горы как бы
Поздний период 389 «Луньхэн» отмеч ают четыре стороны света: Восток, Запад, Север и Юг. Гора Тайшань расположена на равнине в западной часта современной провинции Шаньдун, пора жает своей красотой и (для равнинного Китая) грандиозностью. Высота го ры — около 1500 м. Ныне она покрыта храмами, павильонами и смотровыми площадками, к вершине ведут лестницы, насчитывающие 5679 ступеней. Рассуж­ дая в своем послании Жэнь Шао-пнну о значении для общества смерти то го или и ного человека, Сыма Цянь сравнивал ее т о с гор ой Тайшань, то — с легковес ­ ным гусиным пухом. Это сравнение известно в сегодняшнем Китае каждому, так как вошл о в о дну из «трех ранних статей» М а о Цзэ-дуна, изучение которых было общеобязательным. О « рослых варварах» («чан ди») говорится в «Исторических записках» Сыма Цяня, в главе о Конфуции. «При [династиях] Сюй, Ся и Шан были ванваны, при [династии] Чжоу они стали [именоваться] чанди; ныне их называют „великана­ м и“ . Гость спросил: „А как высоки [эти] люди?“ — „Карлики у них в три фута ( 1 м — И . Л ) высотой, они самые крохотные, рослые же до сти гают десяти футов с лишком“ (т. е. более 3 м. — И. Л .)». 11 Дом [Чжоу] Чан-шэна был в Гуйцзи — Чжоу Чан-шэн — литератор начала Позднеханьской эпохи, современник Ван Чуна, который довольно много пишет о нем в этой главе. Его жизнеописание мы мо же м найти в «Истории Поздней династии Хань» Фань Е, а некоторые сочинения — в собрании «Книжные тексты из Северного Зала» («Бэйтан шучао»), однако в истории китайской лите­ ратуры он остался незаметным автором — время и традиция не подтвердили высоких оценок Ван Чуна. Гуйцзи — древняя область на территории нынешних провинций Цзянсу и Чжэцзян в нижнем течении р. Янцзы у ее впадения в море; была в ханьское время весьма населенной и процветающей. 12 Небо в сегда ниспосылало Изначальный эф ир — Изначальный эфир (юань- пи) — некая первосубстанция, из кото рой произо шло все сущее. Говоря о ней и о духовном Семени, или Зерне («цзин» — см. примеч. 5, с. 381), Ван Чун убежден, что мир в своей материальной и духовной основе во все эпохи был одинаков, поэтому современность ничем не хуже древности. Мысль эта нетрад и­ ционная и явно антиконфуцианская. 13 Заметив фальшь, передвигают стоящее впереди назад — По воззрениям древних, — не только китайцев, но и, например вавилонян, — прош лое рас­ полагалось как бы впереди говорящего. А втор намекает на то, что «недостойное» в древности следует передвинуть и поставить «ниже» современного, а лучшее в современности — напротив, сравнять с древним. 14 Д ун Ч жун -ш у (179—93 гг. д о н. э.) — Выдающийся ученый-конфуцианец и крупный государственный деятель эпохи Хань. Пользовался известным влияни­ ем в царствование Воинственного государя (У-ди, 140— 86 гг. д о н. э.), хотя не избе жа л опалы и едва не был предан смерт ной казни. Д ун Чжун-шу немало спо собствова л упрочению социальных позиций конфуцианства и превращению его в государственную иде оло гию империи. Из его сочинений наиболее известен трактат «Раскрытие сложных мес т в „Вёсна х и осенях“ » («Чунъцю фаньлу») — своеобразный комментарий к летописи Конфуция. 15 Ван М а н а — Ван Ман — родственник ханьского императорского д о м а до женской линии, о бл ад ал при дворе огромной властью. Он сверг последнего
390 Бамбуковые страницы Комментарии малол етнего император а Жуцзы Ина, и в 9 г. н. э. про возгласил воцарение собственной, «новой» династии. Однако его попытка провести радикальные поли­ тико-экономические рёформы, чтобы поставить экономику страны п од более строгий контроль центральной власти, потерпе ла провал. Разразившаяся крес­ тьянская война «краснобровых» привела империю Ван М ана к краху. Традиция всегда упоминает Ван Мана как узурпатора, не получившего «небесного мандата» на правление Под неб есной и п отому от вергнутого народом. 16 В «Книге перемен» («Ицзин») — Один из древнейших письменных памят­ ников Китая, первоначально гадател ьного характера. В основе ее лежали шесть­ десят четыре гексаграммы, представлявшие соб ой различные сочетания сплош ­ ных черт (символизирующих начало Ян) и прерывистых черт (символизирующих начало Инь), по шести черт в каждой гексаграмме. Эти гексаграммы в совокуп­ ности давали гадателю как бы все мыслимые ситуации в мире, а бол е е поздние комментарии к ним воплотили в себе древнюю фил ософию «перемен» — диалек­ тического движения мира во времени. «Книга перемен» была впоследствии включена в конфуцианский к ан он . 11 В годы под девизом «Вечное спокойствие» («Юн пин») — 58—76 годы, когда на престоле находился Просветленный государ ь Позднеханьской династии (Мин-ди). 18 Бань Г у — Историк, о нем см. стать ю, с. 175— 176. 19 Цзя Куй (29—101 гг.) — Потомок знаменитого поэта Цзя И. Большой знаток конфуцианского «Пятикнижия», а также летописи «Цзочжуань» (в трак­ товке школы Шулян) и «Речей царств». К двум последним сочинениям он написал комментарий, используя традиционные толкования, передававшиеся в их семье о т отца к сыну. Впервые суме л обратить на себя внимание государя, представив «благоприятное» толкование небесного знамения — появления во д ворце стаи «священных» павлинов. Большой карьеры не сделал, отдавая все свои силы литературе и наукам. В тексте «Истории П оздней династии Хань» сохранился его трактат о календаре. 20 Фу И (I в. н. э.) — Известный поэт Позднеханьской эпохи. Вместе с Бань Гу и Цзя Куем приводил в порядок книжные сокровища императорской «Террасы орхидей». Впоследствии дослужился д о д олж ности военного министра. Его поэ­ тические сочинения составили пять свитков, однако мало что из этого сохрани­ лось. Фу И приписывают авторство од н ого из «девятнадцати древних стихотворе­ ний». 21 Я н Чжун (?— 100 г. н. э.) — Ученый-конфуцианец, получивший известность ср еди.совр еменников как «честный чиновник» и знаток «Вёсен и осеней» К о н ­ фуция. Ему император поручил редактировать тексты «Исторических записок» Сыма Цяня. * 22 «Одой об Учителе П уст ом » («Цзы Сюй фу») — Произведение известного ханьского поэта Сыма Сянжу (Сыма Чан-цина — о нем см. с . 231 —232). Исполь ­ зуя спор вымышленных персонажей, автор рисует идеальный образ Сына Неба и противопоставляет его образам «неразумных» удельных правителей. Неудиви­ тельно, что о д а императору чрезвычайно понравилась. 23 Почтительный к родителям Свершающий государь -— Император Чэн-ди, правившийс32по6гг.дон.э.
Поздний период 391 «Луньхэн» 2* должностью с окладом в тысячу и ер [ зерна] — Люди, занимавшие такие должности, относились к чиновной эли ге , хотя н не самого высшего ранга. 25 Э Дунь — Известный богач. 26 Когда книга Хань Фэя — Об истории философа Хань Фэй-цзы и о его книге см. статью, с. 105— 106. 27 когда Лу Цзя читал главу из [своих] «Новых речений» — Лу Цзя (около 216—172 гг. д о н. э.) был литер атор ом и ди пло матом из ближайшего окружения Лю Бана — основателя династии Хань. Лу Цзя славился красноречием и литера ­ турным сл огом. Он мастерски полемизировал с приверженцами старины, утверж­ дая самоценность вновь со зд аваемой Империи. Правда, возгласы придворных: «Д а здравствует десять тысяч лет!» относились не к нему, а к императору. Однако они одновременно являлись свидетельством и его литературного успеха, мощи его духа «ци», поскольку именно ему удалось вызвать столь сильный прилив верноподданнических чувств. «Высокий предок» — посмертное имя Лю Бана, которым, по принятому обыкновению, называет его Ван Чун. 28 «[По сравнению] с временами Тана и Ю я ныне процветание... — Тан — здесь прозвание со вершенномудрого государя древности Яо; Юй — прозвание его со верш енномудрого преемника Шуня (не путать с совершенномудрыми госу­ дар ями Чэн Таном и Великим Юем!). Яо и Шунь почитались конфуцианцами как образец государственной мудрости, а время их правления считалось « золоты м веком» древности. В соответствии с этим Конфуций говорит лишь об относитель ­ но м процветании при династии Ч жоу — в смысле обилия талантов («Учитель сказал: Трудности с талантами не те, что при Тане и Юе, нынче — процветание»). Однако Ван Чун обращается с текстом «Бесед и суждений» несколько вольно. Цитата начата с середины предложения, д але е часть текста (где дается высокая оценка д оброд ете лей чжоуских правителей) также опущена. По это му и Конфуций, превыше всего ставивший древность, становится у него а по логетом современнос­ ти. О тсюда логический вывод, столь нужный Ван Чуну: Живи Конфуций в иное время, он восхвалял бы и его. В 8-й главе «Весов суждений» автор использует эт от же пример, чтобы доказать, что и дурну ю натуру мож но исправить воспитанием. 29 Когда Чжао Та правил в Южном Юэ — Чжао [Вэй-]та был одним из наместников первого объединителя Китая, императора Цинь Ши-хуана. В смут­ ное время развала империи, наступившее посл е смерти Цинь Ши-хуана, Чжао, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами и удаленностью от центра, провозгласил себя «царем Юж ного Юэ». В его царство вошли самые южные обл асти Китая, населенные племенами, относящимися к тайской группе. Естест­ венно, что, стремясь снискать себе популярность среди подданных, новый царь демонстриро вал с вою приверженность к их национальным обычаям (прическа, платье, манера сидеть и г. д .) . Еще слабой ханьской династии пришлось утвер­ дить Чжа о на престоле взамен на признание им своей вассальной зависимости от центральной власти (196 г. д о н. э.). Однако не удовлетворенный этим Чжао вскоре провозгласил себя «Воинственным импер ат ор ом Южных Юэ» и двинул войска к гор оду Чанша. Ему удалось продержаться до вол ьно д о л го, и только при императоре Вэнь-ди (в 177 г. д о н. э .) он был, наконец, приведен к покорности, сохранив за собой титул царя. Ум ер Чжао в 137 г. д о н. э. Его жизнеописание составлено Сыма Цянем.
392 Бамбуковые страницы Комментарии 30 сидел к ор зи нк ой — Выражение имеет несколько толкований. К оммента тор Янь Ши-гу полагает, что о но означает «сидеть, вытянув об е ноги». Эта ло за, с точки зрения древнего китайца, была неприличной, непозволительно вольной, присущей варвару. Она осуждается еще в «Книге Установлений». 31 Бань Шу-пи — В тор ое имя Бань Бяо, отца историка Бань Гу (подробно см. с. 175— 176). 32 Пят и К ан он ов — Основные тексты ханьского конфуцианства, включающие «Книгу Перемен», «Книгу Писаний», «Книгу Песен», «Книгу Установлений», «Вёсны и Осени». Их авторами считались либо совершенномудрые правители древности, л ибо Конфуций. 33 Цзо у Бо-ци — Этот ханьский автор упоминается Чжан Хэном еще в двух местах, однако нам о нем практически ничего не известно. Труды его не со ­ хранились. 34 созданное Ц ан Се письмо — Как утверждает традиция, иероглифы для нужд летописания были изобретены Цан Се, современником и сподвижником мифичес­ кого Хуан-ди (XXVI—XXV вв. до н. э.). 35 Си Ч жу н ом — Мифический изобретатель колеса. По-види мому, был современником Хуан-ди. 36 Фу Си — Создатель восьми триграмм (ба гуа) — см. с. 6, 27. 37 Ц ар ь Просвещ ен ный — Имеется в виду основатель чжоуской династии Вэнь-ван (XI в. до н. э .) — подробнее см. примеч. 15, с. 363. 38 В лихолетье эры «Начального устроения» ... из Иньчуани и Жунани — Эра «Начального устроения» («Цзяньчу») — 76—84 гг. н. э . Иньчуань и Жунань — крупнейшие и важнейшие по значению административные округа к югу от р. Хуанхэ, в центре тогдашнего Китая. ЯНЬТЕЛУНЬ 1«не относитесь легкомысленно к своим речам» — Цитата из «Книги Песен». 2 Кун-ц зы — Китайский вариант имени Конфуция, о нем см. с. 41—42. 3 Би-гань — Родственник и советник посл еднего император а Иньской дина­ стии, тирана Ч жоу Синя, не раз старавшийся усовестить эт ого жестокого прави­ теля. В конце концов тот повелел вырвать сердце у Би-ганя из груди, чтобы посмотреть, действительно ли «в сердце мудреца семь отверстий». См. также примеч. 24, с. 401. 4 Ц зы-сю й — Известный государственный деятель древности У Цзы-сюй (?— 485 гг. д о н. э.) . И з своего р одно го царства Чу был вынужден бежать, так как его отец и брат были убиты по приказу царя Пин-вана . Став полководцем царства У, он р азбил чуские войска, захватил столицу и, выкопав труп царя Пин-вана, подверг его бичеванию. Однако затем воинское счастье отвернулось о т царства У: оно потерпело поражение от боле е могущественного Юэ, и пришлось ждать многие годы, прежде чем новый царь Фу Ча (495—473 гг. до н. э.) накопил силы, разгромил соперника и стал «гегемоном» Поднеб есной. Однако он не послушал совета У Цзы- сюя и не уничтожил царя Ю э, в чем п о то м жестоко раскаивался. На этой почве между ним и его министром возникли разногласия, чем восполь-
Поздний период 393 «Яньтелунь» зовалисыслеветники. Поверив нх наветам, Фу Ча приказал У Дзы -с ю ю покончить с собой. 5Мс-цзы — См. статью о не. 84—85. 6 «того не ели, что не по сезону» ... «не ели тех, кого убить негоже» — Т. е. не стремились к редким и д орогим яствам (высказывание заимствовано из «Бесед и суждений») и бережно относились даже к диким животным (высказывание заимствовано из «Книги Установлений»), 7 7 стропила и балки из дуба не были отесаны — Слова Хань Фэй-цзы. 8 летящая деревянная реш етк а — Располагалась впереди легкой охотничьей колесницы; стоя за решеткой, ездок стрелял по диким зверям. Такие решетки, знамена на колесницах и ярко-красную окраску экипажей разрешалось иметь только чиновникам известного ргшга. 9 «шубы из шкуры барашка с леопардовым обшлагом» — Цитата из «Книги Песен». 10 «в земле выкапывали лунки, они служили как кувшины, и кто хотел напиться, черпал оттуда пригоршнями влагу» — Цитата из «Книги Установле­ ний». 11 тот образ жизни, о коем сокрушался князь Цзи-цзы — Следуя долгу верного подд анного, князь пытался отвратить иньского тирана Чжоу Синя от его жестоких забав и чрезмерной расточительности, за что б ыл в конце концов брошен в темницу. 12 на камнях каленых поджаривали поросенка — Эти сведения о питании древних, «д остойный и хороший человек» заимствует из «Книги Установлений». 13 «жареная черепаха с карпом, нарезанным на мелкие куски» — Цитата из «Книги Песен». 14 Князья — правители уделов — не убивали без причины ни барана, ни быка ... ни свиньи — « Достойный и хороший человек» опирается на сообщения «Книги Установлений». 15 совершал жертвоприношения пяти видам божеств — Комментатор счита­ ет, что имеются в виду пять духов-покровителей дома. К а ждому из них приноси­ лись жертвы в определенный сезон. Духу дверей дома — весной, духу очага — лето м, духу центра до ма (лат. «имплювия») — в конце лета, духу ворот — осе ­ нью, духу переулка (или колодца) — зимой. 16 приносят жертвы и горам, и рекам — цитата из «Книги Писаний» («Шуцзин»); о ней см. с. 12. 17 благородный муж не кормился доходами даром — Цитата из «Книги Песен». 18 покупка опьяняющих напитков, приобретете вяленого мяса — «Достойный муж» цитирует «Беседы и суждения» Конфуция. 19 мясо курицы по-ханьски — Соленая и провяленная курятина — кушанье, популярное в царстве Хань. 20 не было... сложных мелодий с альтерированной нотой — Имеется в виду альтерированный китайский тон «юй», соответствующий н от е «ля». 21 пять видов музыкальных инструментов — Это струнные (лютня), духовые (свирель) и три вида ударных: барабаны, колокола и каменные литофоны.
394 Бамбуковые страницы Комментарии гг в древности «сосуды для духов умерших» имели только ф орму настоя­ щих — Здесь «достойный человек» приводит сведения из «Книги У станов левий» и в одном случае — (т е было холмов могильных») — из «Книги Перемен». 23 если мудрец в этот день плакал по покойнику, то не пел песен — Так сказано в «Беседах и суждениях» о Конфуции. 2* юйского Шуня и сяского Ю я — Совершенномудрые правители древности; подроб нее см. примеч. 4, с. 349. 25 была в холщовом платье без подкладки поверх наряда из парчи — цитата из «Книги Песен». 26 явить умеренность в расходах — Цитата из «Книги сыновней почтитель­ ности» («Сяоцзин»), 27 у правителя удела бывало только «девять женщин» — Это утверждение взято из летописи «Гунъян чжуань». 28 в старом стиле, без новшеств и без переделок — Цитата из «Бесед и суждений». 29 Нет полного комплекта даж е длинной одежды... какую носит лишь при­ с луж ни к — «Достойный человек» цитирует книгу «Хань Фэй-цзы». 30 с благоговейным тщаньем занимался делами... подходящие сезоны — Цита­ ты из «Бесед и суждений». 31 Дэнли — Гор од на территории современной провинции Хэнань; при ханьской династии был известен как центр производства отличной матерчатой о буви с соломенной стелькой внутри. 32 Яо — См. примеч. 4, с. 349. 33 Когда же Первый августейший божественный властитель Цинь внял странным у че ньям м а гов — Первый император династии Цинь — Цинь Ши-хуан (221—210 гг. д о н. э.), объединив Китай и достигнув высшей земной власти, стал мечтать о достижении бессмертия. В надежде осуществить свою мечту он пригла­ шал в столицу Сянъян даосских маго в — п о преимуществу выходцев из примор ­ ских царств Ци и Янь. Именно то гд а в Китае впервые получили широкое распространение алхимические идеи и рассказы об остр ова х бессмертных, рас ­ положенных где -то в Вос точном океане (упомянутый в тексте Пэнлай — оди н из них). В 219 г. д о н. э . император снарядил на поиски этих остр овов бо льшую морс кую экспедицию с тысячами юных р аб ов и рабынь п од командованием некоего Сюй Фу (посланные так никогда и не вернулись в Китай, по-видимому, осев на Я понском архипелаге). В 215 г. д о н. э. Цинь Ши-хуан послал од ного из ■магов — учителя Лу — в северное царство Янь на розыски Сяньмэнь Гао, ко то рому я к о б ы удалось достичь бессмертия. Во время своих ритуально-инспек­ ционных объ ездо в страны император неоднократно приезжал на берег моря, тщетно надеясь получить здесь чудодейственное снад обье. В эпоху Хань счита­ лось, что е го увлечение да осской магией и поиски элексира бессмертия послужили од ной из причин всеобщего недовольства империей Цинь, которое привело с ее скорой гибели. 34 По этой причине покойный божественный властитель казнил м агов — Име­ ется в виду ханьский император У-д и (140—87 гг. д о н. э.; подроб нее о нем с м. с. 308— 332 и сл.) . Он увлекался учением да осо в и покровительствовал даосским
Поздний период 395 « Сунюйцзия» магам, но постепенно разочаровался в них. В 119 г. д о н. э. им был казнен маг Шао-вэн, ранее снискавший августейшие милости и получивший титул «Воеводы совершенной образованности». В 112 г. д о н. э. такая же судьба постигла императорского фаворита мага Лга.нь Д а — «Воеводу, доставившего пять выгод» трону. зг в Великом училище — У-ди благосклонно относился и к конфуцианцам. В 136 г. д о н. э. он учредил долж ность «ученых обширных знаний» («б о ши») — специалистов по пяти конфуцианским классическим книгам, а изучение этих книг с дел ал обязательным д ля претендентов на чиновничьи до лж ности. Преподавание конфуцианского канона велось при У-д и в «Тайсюэ», высшей школе империи. 36 «пожиранье конями, собаками пищи людей» — Перефразированные слова Мэн-цзы. £ (УНЮЙЦЗИН 1 Чистую Д е в у (можно также перевести как «Деву Естественную» — Су- нюй) — Следовал а естественной природе человека, отвергала все наносное, искус­ ственное и вредоносное, жила в мифические времена Хуан-ди (см. примеч. 9, с. 360). Важнейшие медицинские сведения древности излагались в форме ее б ес ед с Хуан-ди. 2 пять вкусовых ощущений — Острое, горькое, кислое, сладкое и соленое. 3 П эн -ц зу («Патриарх Пэн») — Легендарный долгожитель, китайский Мафу­ саил. Пэн-цзу считался п отомком легендарного со верш енномудрого правителя древности Чжуань Сюя (XXV—XXIV вв. до н. э.), родился он якобы в царствова­ ние совершенномудрого правителя Яо (XXIII—XXII вв. до н. э.; см. примеч. 4, с. 349) и дожил д о конца династии Инь (XII—XI вв. д о н. э.). По одной версии, он получил необыкновенный дар долголетия от Верховного Владыки, ко то рому угодил своей жертвой, по другой — первым ра зр або тал методику правильного дыхания и укрепления человеческого Семени в процессе неполного полового акта. П о преданию, Пэн-цзу открыл секрет до лголетия Прекрасной Деве (Цайнюй), которую послал к нему один из государей династии Инь. Поскольку старец объяснял деве свою тайну не только на словах, у них родил ось два сына. К о гд а затем к учению Пэн-цзу приобщился сам иньский государь, он пожелал сохранить его в тайне и казнил всех последователей учения, Пэн-цзу, ка к и Лао-цзы, удалился на запад, где следы его затерялись. 4 Возлюбя свое Семя и пестуя свой Дух — Семя (Цзин) является в китайской философии материально-духовным субстр атом. Духовное семя, выходя в мир из круга Д а о, получает в процессе материального воплощения многочисленные оболочки, в то м числе н телесную. Здесь оно располагается в тестикулах и по сте­ пенно умаляется, взращивая человеческий дух и расходуясь при половых сн ош е­ ниях. Даосы считали важнейшим с по с об ом продления жизни прекращение рас ­ ходования своей Мировой Спермы во время п ол ового акта, однако считали необход имы м использовать этот акт дл я «подкачки» энергии извне. Для эт ого существовали особые приемы, которые осуществлялись как на физическом, так и на ментальном уровне.
396 Бамбуковые страницы Комментарии 5 пяти постоянст вом — В данном случае пять мировых стихий, символизи­ руемых знаками дерева , огня, земли, металл а и в о д ы , которые сменяют одна другу ю в разные периоды времени и оказывают влияние на разные органы человека. 6 Воспрепятствуй семи изъянам, шествуй путем восьми польз — Под семью изъянами подразумевается семь видов состояния здор овья мужчины, неблагопри­ ятных для осуществления полового акта (здес ь же д аютс я рекомендации для их устранения). П од восемью пользами имеются в виду восемь позиций, о со бо полезных для лечения тех или иных недугов (здесь же д аютс я некоторые конкрет­ ные рекомендации). п Когда в Палатах и хранилищах [тела] мир и покой — Имеются в виду важнейшие внутренние органы человека, поделенные на Шесть Палат и Пять Хранилищ. К Шести Пал ата м относятся желчный пузырь, желудок, мочевой пузырь, так называемые три нагревателя, толстый и тонкий кишечник. К Пяти Хранилищам относятся сердце, в к отор ом обитае т небесный дух «шэнь», печень, хранящая в себе менее тонкий дух «хунъ», легкие, в которых об итает земная душа «по», или «дыхание» человека, селезенка, хранящая в себе человеческие устремления, и тестикулы, хранящие Семя. 8 Поэтому в пятнадцать лет... не источает [Семени вовсе] — В средне­ вековом сочинении «Тайны, за которые не жаль и тысячи золоты х» («Цянь цзинь фан») даются гор азд о б ол е е строгие рекомендации (со ссылкой опять-таки на Чистую деву): в двадцатил етием возрасте допускается од ин орга зм каждые четыре дня; в тридцатилетием — каждые восемь дней; в сорокалетием — каждые шестнадцать дней; в пятидесятилетием — каждые три недели, а посл е шести­ десяти лет не допускается вовсе. Исключение делается лишь для людей очень крепких, пышущих здор овь ем — раз в месяц. ЦЗЯ И «ПТИЦА СМЕРТИ» I 1 «Птица смерти» — В оригинале произведение называется «Ода сове», причем д ается древнее название од ной из разновидностей семейства сов, признаки которой сейчас установить затруднительно. Переводчик да ет сво ю интерпрета­ цию названия, исх од я из текста. Другой вариант — « Ода зловещей птице» — был дан В. А. Адалис. 2 В год Шань-э — П о свидетельству первого китайского толкового словаря «Эръя», входящего ныне в конфуцианский канон, так назывался тот го д , когда планета Юпитер (Суйсин) находилась в со звезди и Мао (четвертом из двенадцати зодиакальных созвездий). Китайские авторы считают, что указанное положение светил приходил ось, в частности, на 7-й год правления ханьского император а Взнь-ди, т. е. на 173 г. до н. э. 3 Сам читай в моих мыслях — Комментатор считает, что здесь идут слова с амого Цзя И, который убежд ае т молчаливую гостью: «Если уста твои говорить не спос обны , прошу — отвечай вместилищем сердца». П о воззрениям древних китайцев, сердце обл ад ал о способ ност ью сверхчувственного познания; открытое
Шздаяй период 397 ЦзиИ в океан мировой духовности, о н о могло быть грансцедектно со единено с о всем сущим; возмож на была и передача мысли « о т сердца к сердцу». 4 Та эфиром становится тело — Эфир (Ци), по-видимому, следует рассматривать зд есь как духовное начало. В хш ьс к ом Китае существовала точка зрения на вещи как на своего р од а конденсат духовного ци. Так, например, Ван Чун в главе «О смерти» пишет следующее: «Человек порожд ае тся духовным эфир ом (шэнь ци) и со с мерт ью вновь в него возвращается... Эфир поро ждае т человека по д об н о тому, как вода р о жд а ет лед. Вода, затвердев, становится ль до м, дух сгустившись, становится человеком. Растаяв, л ед превращается в воду, а человек с о сме ртью вновь [становится] духом [шэнь]». В этом отрывке Ван Чун описывает как раз ту смену зримых и незримых форм, о которой говорит Цзя И. 5 Где сегодня великое древнее княжество У? — Автор говорит о перемен­ чивости военного счастья, подтверждая с вою мысль примерами из многолетней борьб ы между двумя могущественными царствами Ю жного Китая — У и Юэ. Царь У, Л юй Х э (514—495 гг. д о н. э. ), прослышав, что умер его давний враг, юэский царь Юнь Чан, напал на его царство, но был ранен в битве стрелой и скончался. П еред смертью он завещал своему наследнику Фу Ча (495—477 гг. до н. э.): «Ни в коем случае не забудь [отомстить] Юэ». Через три года новому юэс кому царю Г оу Цзяню донесли, что Фу Ча день и ночь муштрует солдат, надеясь отомстить, и Гоу Цзянь решил первым нанести удар. Н е послушав своего мудрого советника Фань Ли, он поднял армию, но потерпел сокрушительное поражение о т хоро шо подготовл енных войск Фу Ча. Всего с пятью тысячами латников он укрылся в о тдале нной области Гуйцзи. Г оу Цзяню пришлось пойти на унижение, признав себя подданны м Фу Ча, чтобы сохранить за собой царство; усыпив бдительность победителя, через некоторое время он сокрушил его власть, довел Фу Ч а д о самоубийства и впоследствии стал ге гемо ном всей Поднебесной. Об этой борьбе см. также примеч. 32, с. 380; 4, 392. 6 Лютой казни подвергся Ли Сы (280—208 гг. до н. э.) — Уроженец царства Чу, ученик великого китайского философа Сюнь-цзы, в поисках мес та, гд е бы он мо г найти применение своим талантам, прибыл в царство Цинь. Поступив т ам на государственную службу, со ступеньки на ступеньку поднимался он по служебной лестнице, пока не до стиг звания Первого министра Циньской империи. С его именем связаны со зд ан ие империи, административные реформы, запрещение и сожжение книг, подделка завещания Цинь Ши-хуана. Одна к о при наследнике Цинь Ши-хуана звезд а Л и Сы закатилась. Достигнув вершин власти, возможной для бе зрод ного человека, Ли Сы был оговорен своим соперником, евн ух ом Чжа о Гао. Возможно, сыграли роль и попытки Ли Сы удержать нового императора от излишних жестокостей. Престарелый министр был брошен в тюрьму и подверг­ нут мучительной казни на рыночной площ ади столицы. К огд а в день казни его вместе с сы но м выводили из их узилища, эт от вельможа, некогда вершивший судьбы всей Подн ебесной, с грус тью вспомнил родные места, гд е жил еще прос тым человеком: «Больше у ж е никогда не выйти нам с т об ой из Восточных ворот Шанцая вместе с рыжим п сом и не погнаться за хитрым зайцем...» . 7 Фу Юэ был жестоко наказан — Легенда о Фу Юэ упоминается в «Шаншу», в главе 12-й, и п одробно комментируется. Согласно легенде, м удрому иньскому
398 Бамбуковые страницы Комментарии царю У Дину (1324— 1266 гг. д о н. э .) во сне явился некто Юэ, кото р ого он затем тщетно искал среди придворных. Не обнаружив «настоящего человека» во д вор ­ це, царь разо сл ал гонцов во все концы своих владений и, наконец, отыскал Юэ где -то в гор ах, среди каторжников, строивших д а мбу. Уверенный в вещем харак­ тере сна, царь сд ел ал Юэ сво им Первым министром и впоследствии не имел пово да в э то м раскаиваться. 8 Великий Го н чар — В оригинале — «Великий Гончарный круг», т. е. Дао . 9 Человек, познающий суть Блага — Человек Дэ. СЫМА СЯН-ЖУ «ТАМ. ГДЕ ДЛИННЫ ВОРОТА» 1 Императрица из рода Чэней, супруга Доблестного сына, Воинственного августейшего монарха — Посмертное прозвание «сяо», ставящееся в начале посмертного имени и переданное В. И. Алексеевым как «Доблестный сын», обычно переводится как «Почтительный к р од ите лям» . Здесь имеется в виду знаменитый ханьский Воинственный император Сяо У -д и (140— 87 гг. д о н. э.), при котором империя до стигла своего расцвета. Его имя неоднократно упомина­ ется в антологии. 2 область... Шу — Находилась на юго-западе тогдашнего Китая, в верховьях р. Янцзы, и занимала в основном тер риторию современной провинции Сычуань. Гор од Чэнду, который сейчас является административным центром Сычуани, в древности был административным центро м области Шу. 3 сотню цзиней — Цзинь — мера веса, равная 0,6 кг. В древности была меньше (око ло 250 г), т ем не менее гонорар п оэта оказался весьма значительным. * что б т а купила себе вина — Известно, что, женившись на Чжо Вэнь-цзюнь, по эт не имел средств к существованию и вынужден был открыть винную лавку, где все торговые д ела вела его жена, бол ее в них опытная. Предпо ла гал ось, таким образом, пустить деньги императрицы в об оро т. 5 Би-М аобиады — Созвездия Мао и Би всходили летом на востоке, предваряя восх од солнца. Ч асть их входит в с озвездие Плеяд. ИЗ ПЕСЕН ЮЭФУ 1 «Роса на диком луке» («Се лу») — По-видимому, лишь фрагмент более об ширного древнего погреба льного песнопения. 2 не пора ль подумать о советниках? — Здесь выражена конфуцианская идея о необх од имости для го сударя приблизить к с ебе мудрых, д абы и х советы помогл и избежать ош иб ок в управлении страной. 3 «П есня о сединах» («Байтоу инь») — Легенда приписывает авторство песни Чжо Вэнь-цзюнь, которая якобы сложила эти строки, когда поэт стал охладевать к ней и решил взять мо лодую наложницу. 4 Так заквась ж е д оброго вина — В Древнем Китае не знали виноградного вина: оно приготовлялось из злаков б ез перегонки и напоминало брагу.
Поздний период 399 «Древние стихотворения» І ДРЕВНИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ 1 доу (букв, «ковш») Мера обьема. В древности составляла от 2 до 3,5 л. 2 там, где Вань, на просторах, где Л о — Вань — город Ваньсян; его тогда именовали Южной столицей. Л о — гор од Лоян, столица Восточноханьской (или Позднеханьской) империи, расположенный на берегах р. Л о , недалеко о г ее впадения в Хуанхэ (современная провинция Хэнань). 3 «Шапки и пояс а» — Имеются в виду чиновники разных рангов, поскольку шапка и пояс установленного образца были непременным атрибутом платья чиновника и точно указывали на до лж ность их владельца. Снять гол овной убор или развязать пояс при посторонних считалось дл я «культурного человека» вообще, а дл я чиновного — в особ енно ст и чрезвычайно неприличным. 4 Там у ва нов и х о у — Титулы владетельной знати (в прош лом переводились иногд а как «князья» и «маркизы»). 5 Парой башен, вознесенных на сто или более чи — Чи — мера длины, составлявшая около 2 4 см . В данном случае имеются в виду сторожевые башни п о сто ронам дворцовых ворот; другие дворцовые башни мо гли быть значительно выше. 6 Играю т на чжэне — Музыкальный инструмент, нечто вроде длинных бамбуковых гуслей. В древности он был пятиструнным; во времена Цинь Ши-хуана появился двенадцатиструнный чжэн, на к от ор ом продол жа ли играть и в ханьское время; позд не е к этим двенадцати добавил и еще одну струну. 1 зовется женой Ци Ляна — Согласно преданию, Ци Лян (VI в. до н. э.), приближенный царя Ци, погиб, сражаясь з а своего сюзер ена. «Жена Ци Ляна не имела детей. Ни в родном доме, ни в доме мужа родственников у нее не было. Так как ей некуда было вернуться, то она опустила голову на труп му жа у подножья городс кой стены и заплакала. Искренность ее трогала людей. Среди тех, кто пр оходил м имо по дор о ге, не было таких, которые бы не утирали слез» (П ер. Б . Рифтина). Горе одинокой женщины было столь велико, что рухнула, потрясенная им, гор од ская стена. Сама же вдова, не желая выходить замуж вторично, чтобы не изменить памяти мужа, бросилась в реку и утонула. В ханьскую эпоху существовала скорбная песня под названием «Вздохи жены Ц и Ляна». 8 «О с е нн яя шан» — Одна из древних мелодий, исполненная печальных, «осенних» настроений. 9 Простые цветы, казалось бы, что дарить? — Безымянный автор хочет сказать, что д аже простые цветы, расцветая каждую весну, напоминают, сколько времени дл ится разлука. 10Одеяло в узорах отдал Деве с берега Л о — Дева с берегов Ло, или феяреки Ло, о которой позже писал в своей знаменитой поэме Цао Чжи (192—232 гг. н. э.), была, по преданию, дочерью одного из божественных первопредков древнос­ ти, Фу Си (с м. с. 27). Звали ее Ми Фэй и отличалась она невиданной красотой, н адол го смущавшей покой путников, если им случалось ее увидать. Г овор я о красавице М и Фэй, покинутая му же м жена намекает на столичных красоток, живших на т ех же берегах, в гор од е Лояне — она подозрева ет своего супруга в неверности.
400 Бамбуковые страницы Комментарии 11 Три ра за пять дней — и сияет луны полный круг. Четырежды пять — «жаба» с «зайцем» идут на ущерб — «Жаба» с «зайцем» — символы луны. В жабу превратилась Ч ан Э, жена волш ебн ого стрелка И (см. примеч. 00, с. ООО), похитившая у него эликсир бессмертия и вознесшаяся на ночное светило, заяц же толчет для нее в ступе это таинственное снадобье. Через каждые пять дней наступает полнолуние, еще через пять — луна начинает убывать. Эт и строки рисуют ход времени, сменяющие друг друга месячные циклы, бе сплодность которых угнетает женщину. ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ЖЕНЩИН I Ц зо у — Другое название царства Лу, р одины Конфуция. Цар ств о было переименовано луским царе м Му-гуном во 2-й половине V в. до н. э. г все звали уважительно Мать Мэна — Женщина в старом Китае хотя и получала имя, о днако им, как правило, при обращении к ней пользовались то лько близкие. Посторо нние звали ее либо по фамилии отца с добавлением «пор ядкового номера», если она была незамужней (например, «Ню девятая»), либо по имени мужа, если она была за мужем (например, «жена Ци Ляна»). Обращение «Мать Мэна», безусловно, в ыгляде ло поч тительным, ибо подчерки­ ва ло не ее подчиненное состояние, а ее «заслугу» — наличие ребенка мужского пола. 3 ставил жертвенный столик, клал на него бобы — Имеется в виду, что сын учился выполнять чрезвычайно важные с точки зрения древних китайцев обряды жертвоприношений предкам и духам. 4 все шесть искусст в — В их число входило знание ритуала и^щзыки, умение с трелять из лука и управ лять колесницей, г р ам от а и счет. Всем этим должен был ов ладеть «благородный», или «совершенный», муж древности. 5 Цзы Сы — Внук Конфуция, кото рый воспринял учение деда о т одного из его л юбимых учеников Цзэн-цзы (см. примеч. 1, с. 359). Был советнико м и настав­ ником луского цар я Му-гуна (V в. до н. э.). 6 пять яст в — Острые, кислые, горькие, сладкие и соленые кушанья, т. е. все, что то лько во змо жно пож елать. 7 бу («двойной шаг») — Мера длины, около 1,6 м. 8 Чжуан-гун — Царь Ци, правил с 553 по 547 г. до н. э. 9 Цзышуй — Река на территории современной провинции Шаньдун. 10 Целомудренная Цзян была... женой князя Чжао из царства Чу — Князь правилс515по489г.дон.э. II верительный знак — В доханьское время таким верительным знаком обычно служила бамбуковая палочка, переломленная попол ам. Если половинки сходились точно — знач ит посланцу можно было до верять. Позднее дл я той же цели стали использовать нефритовую или зо лотую пластинку — «пайцзу». 12 м ож но сравнить с Бо-цзи — Бо-цзи (букв. «Старшая дочь») была дочерью луского царя Сюаня (608—591 гг. до н, э.) и женой сунского пра вителя Гун-гуна. Прожив с ним десять лет, она овдовела, но с тро го хранила вернос ть пам яти мужа. Однажды во дворце случился пож ар, и она отказал ась покинуть горящее
Поздний период 401 «Жизнеописания знаменитых женщин» строение, сказав, что женщине неприлично одной, без сопровождения м амки, выходить из дому. Бо-цзи сгорела, а ее служанка с тр аш но казнилась, что не поспела воврем я, и сложила скорбную песню о своей добродете льной госпоже. Жизнеописание Бо-цзи также входит в собрание Л ю Сяна. 13 увидал у дороги ... женщину, собиравшую тутовые листья — См. примеч. 19, с. 369. 14 вэйский правитель Ся — Правил с 227 по 225 г. до н. э. 15 тысячу и серебра — сказочная сумма в весовом выражении около 320 кг драгоценного м етал ла. 16 все братья твои окажутся без потомства — Сановник намекает на то, что, согласно приказу жестокого за во евате ля, будущего Цинь Ши-хуана, все их домочадцы будут истреблены. 17 приказал... принести в ж ерт ву большого быка — Такие жертвоприношения совершались то лько духам царей и высших вельмож. 18 сделал его удайфу — Удайфу — сановник весьма высокого ранга. 19 прославлено имя ее Сянь-и — Сянь-и букв. «Яв ивш ая и оставившая» (свою добродете ль в веках). 20 Сановник чуского князя Чжуан-гуна на пиру потянул его жену за платье — Легенда рассказывает, что некогда на пиру у чуского князя Чжуан-гуна (613—591 гг. до н. э.) сильный ветер внезапно задул все светильники. Один из опьяневших сановников, кото ро му давно уже нравилась княгиня, забылс я и дал волю рукам. Оскорбленная княгиня оттолкнула его, успев сорвать кисточку с шапки, чтобы уличить преступника. Однако когда она пож алов алась мужу, т о т приказал всем присутствующим оборв ать кисти на шапках, пока не принесли свет, — и никто уже не смог узнать покушавшегося на честь княгини. Впоследствии в войне с соседним цар ство м У этот сановник проявил чудеса храбрости и добыл голову вражеского полководца. Ко гда Чжун-гун спросил, чем он заслужил такую преданность, сановник ответил: «Я то т, у кого на пиру сорвали кисточку с шапки». 21 Янь и Ц зи н — Входили в число тех «девяти областей», на которые, по традиции, делили Древний Китай нез ависимо о т его государственного деления. Область Янь находилась на северо-востоке, у Желтого мор я, о бласть Цзин — в среднем течении р. Янцзы. 22 жертвы духам девяти больших рек и трех рек Хуай — Возможно, имеются в виду девять (сакральное число) излучин одной и той же Великой реки Янцзы. Что подразумевает а втор под «тремя реками Хуай» неясно. Известно, впрочем, что китайская река в разных ме стностях м о гла называтьс я по-р азному, может быть, дело именно в этом. 23 мы запретили убивать животных — Правитель определил особый период поста, дабы исключить все дурные влияния, способные принести неудачу. 24 царь повелел вырезат ь у Би-ганя сердце — Согласно некоторым источ­ никам, Би-гань приходился царю дядей, который в иньском обществе почитался пор ой превыше о тца — ведь долго е время престол в Инь нас ледовали не сыновья, а братья. Таким образом, подвергая жестокой и глумливой казни одного из самых поч итаемых людей в собственном роду, распутный царь бросал вызов всему царству и его м ора ли.
402 Бамбуковые страницы Комментарии 25 Цзи-цзы.., Вэй-цзы — Родичи царя. 26 чжоуского царя Ю-вана — Правилс781по770гг. до н. э. 27 в правление царя Сюань-вана — 827—781 гг. до н. э. 28 С тех пор у чжоуского государя не было уж е разногласий с удельными кн я зьям и — Точнее чжоуские цари утратили после поражения всякую реальную власть на д Поднебесной, сохраняя ее л ишь ном ина льно, а удельные князья превратились в самостояте льных государей. 29Летящая ласточка и ее сестра были дочерьми чэньянского князя — Соглас­ но обычаю, а вто р именует их о тца князем, однако в действительности свой титу л то т получил м ного позднее, когда его дочь удостоилась внимания импер атора. До этого их семья оставалась бедной и незнатной. 30 Когда Фэй-янь родилась, не подымали ее с земли — По древнему обычаю, новорожденного клали на ложе или пр осто на зе млю (если л ожа не было). Глава семьи должен был взять его на руки, как бы принимая ребенка в семью. Если он этого не делал, ребенка оставляли у мирать. Так хоте ли поступить и с Фэй-янь, видимо, считая ее непосильной обузой для бедной семьи. Сто ль печальный удел нередко выпадал на дол ю новорожденных девочек, поскольку считалось, что они лишь нахлебницы в родной семье, и все равно уйдут к другим. 31 поскольку он был е внухом — Начальник гаремной стражи был уже оскоп­ лен, не имел семьи и потому мо г не бо ятьс я двух самых страш ных наказаний: кастрации и истребления своего р ода. 32 волосы, как у императора Юань-ди — Волосы — как у отца Чэн-ди и деда новорожденного. Юань-ди правил с 49 по 33 г. до н. э. НОВОЕ ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ 1 Сунь Шу-ао Канцлер чуского царя Чжуан-вана (613—591 гг. до н. э.), установившего свою «гегемонию» н ад всей Подн ебесной. О Чжуан-ване (Чжу- ан-гуне) см. также примеч. 20, с. 401. 2 Юй — См. примеч. 4, с. 349. 3 Цзе — См. примеч. 8, с. 356. 4 Тана — См. примеч. 7, с. 362. 5 Чжоу — См. примеч. 8, с. 356. 6 Вэнь-вана и У-вана — См. примеч. 31, с. 372. 7 Ю-вана ... Бао-сы — См. антологию, с. 264—266. 8 Бо-цзи — См. примеч. 12, с. 400. 9 Во времена правления вэйского князя Лин-гуна — 534—492 гг. до н. э. 10 Похороны устройте в Северном зале — Имеется в виду задний флигель, что было бы явным нарушением ритуала и выражением пренебрежения к покойному. 11 Вэнь-ван, правитель царства Чу — Находился у власти с 689 по 677 г.дон.э. 12 Циньский правитель намеревался напасть на царство Чу — Судя по фигурирующим в рассказе персонажам, это ли бо Ай-гун (правил в Цинь с 536 по 500 г. до н. э.), либо его преемник Хуэй-гун (500—490 гг. до н. э.).
Поздний период 403 «Новое предуведомление» 13 Чуский правитель... призвал к себе первого министра Ц зы Си — Дело, видимо, про исходило в царствование чуского царя Чж ао -вана (515—488 гг. до н. э.), ко то рому первый министр приходился р одным братом . На знач ать канцлером брата государя было в обычае в царстве Чу. 14 рассылает удельным князьям нефритовые регалии — Имеются в виду нефритовые диски «би» с отверстием посредине, служившие «подтверждением» власти удельного князя. 15 Цзинъский правитель Пин-гун — Правил с 558 по 532 гг. до н. э. О нем см. с. 108— 109. 16 правитель царства Л ян — Видимо, вэйский царь Хуэй-ван (334—332 гг. до н. э.), приказавший впредь им ено вать свое царство Лян. Оно распо лагалось в низовьях р. Хуанхэ. 11 Цзин-гуна — Цзин-гун правил в царстве Ци с 547 по 490 г. до н. э. Рассказ о его с амопо жертвовании напом инает легенду об основателе династии Ся — Тане (см. с. 121). 18цзиньский правитель Вэнь-гун — Царствовал в Цзинь с 637 по 628 гг. до н. э. 19 Вэнь-хоу — Правил в царстве Вэй с 424 по 386 гг. до н. э. 20 царст в о Ц зи н — Так первоначально именовалось могущественное царство Чу, ибо оно распо лагалось в области Цзинчжоу — одной из тех девяти областей Поднебесной, на кото рые поделил ее Великий Юй во вр ем я б орьбы с пото по м. Название «Чу» стало употребляться нач иная с 659 г. до н. э. 21 Некогда Лин-гун, правитель царства Вэй — Лин-гун находился на престоле с534по492гг.дон.э. 22 Цзоуский правитель Му-гун — См. примеч. 1, с. 400. 23 Янь-цзы — Канцлер циского цар я Цзин-гуна (547—490 гг. до н. э.). О Янь-цзы см. ант ол огию, с. 132— 139. 24 Чжао [Цзянъ]-цзы — Жил в VI—V вв. до н. э. 25 Мэнчан-цзюнь — О Мэнчан-цзюне см. примеч. 30, с. 365 и примеч. 12, с. 382. Хо тя в тексте «Сада повествований» сообщается о том, что его удается от го ворить о т поездки в царство Цинь, реальный Мэнчан-цзюнь выполнил свое намерение и едв а не был казнен по приказу циньского государя Чжао -ва на (306—251 гг. до н. э.). 26 первый министр Хуэй-цзы — Известный в период «Борющихся царств» философ-«номиналист» Хуэй Ши. Уроженец царства Сун, современник Чжу- ан-цзы (IV—III вв. до н. э.). Славился умением вести спор. 27 Ц зы С я — Один из ближайших и самых знаменитых учеников Конфуция. Особенно преуспел на поприще литературы. От него идет традиция конфуциан­ ских толкований «Книги Песен» и летописи «Вёсны и осени». После смерти Конфуция создал свою школу в Сихэ, был наста вником вэйского цар я Вэнь-хоу (см. примеч. 19, с. 403). 28 Янь Юань — См. примеч. 36, с. 365 и 37, с. 366. 29 Ц зы Г ун — Ученик Конфуция; славился своим красноречием. 30Цзы Лу — См. примеч. 3, с. 348. 31 Цзы Чжан — См. примеч. 7, с. 350.
404 Бамбуковые страницы Комментарии ЯНЬСКИЙ НАСЛЕДНИК ДАНЬ 1Дань, наследник царства Янь, жил заложником в Цинь — В Древнем Китае было принято в виде гарантии добрососедских отношений и ненападения об­ мениваться заложниками. В качестве заложнико в посылали царских сыновей, которые жили со своими слугами и приближенными при дворе соседнего госуда­ ря. Чаще, однако, это означало признание зависимости, и т огда всякое про явле­ ние своеволия вызывало казнь заложника. Именно та ким было положение принца Даня (конец III в. до н. э.). 2 средь Четырех морей — Имеется в виду вся Поднебесная. 3 к Девят и ист окам (Цзю цюань) — Подземный мир мертвых, обитель мрака. 4 от ре к и И шуй — Протекает по территории современной провинции Хэбэй; по ней пр оходила в древности граница царства Янь. 5 Ваш подданный предлагает войти в союз с царством Чу, объединить силы с Чжао, вовлечь в сговор Хань и Вэй — По этим словам наставника м ож но установить, что письмо был о написано ранее 230 г. до н. э., ко гда Цинь завоевал о царство Хань. До гибели сам ого царства Янь о ставалось не менее десятилетия. 6 Он тотчас вышел встретить гост я — Здесь и далее принц Дань нарушает все принятые нор мы этикета; он ока зывает гостю с то ль преувеличенное почтение, как будто считает себя его слугой. 7 С той поры, как волосы связал пучком — Первая «взрослая» прическа являлась знако м совершеннолетия. Ее обычно делали в дв адцать лет и то гда же поступали на службу. 8 телом он м огу ч, костью крепок — Понятие «крепкая кость» характеризует не физические, а нравственные качества человека. Тань Гуан хочет сказать, что у Цзин Кэ крепка его внутренняя основа, и он несгибаем. 9 жертвоприношения духам Земли и Неба — Поскольку принесение жертв Земле и Небу было исключительно прерогативой цар я, Да нь хочет этим сказать, что царская династия в Янь избегает неминуемой гибели. 10 Л юй-ван (титул Цзян Цзы-я) — О нем см. примеч. 12, с. 373. 11Бо Лэ — см. примеч. 3, с. 354. 12 Ш ао -гу на — Младшего брата первого государя чжоуской династии У-вана (Государя Воинственного, X I в. до н. э.). П од сень дикой яблони народ приходил к нему р а збира ть свои тяжбы. 13 тысяча цзиней золота — За поимку полководца Фаня циньский царь сулил в придачу к городу четверть тонны з о л о та (в то вр емя общекитайская мера веса — цзинь — равнялась 258 г). 14 в скромных холщовых одеждах — Такие одежды надевали в знак траура. Все понимали, что при л юбо м исходе предприятия Цзин К э ждет смерть. 15 Ширму в восемь чи высотой — Чи в царстве Цинь равнялся 27,65 см, и, значит, выс ота шир мы была более 2 м . Возможно, как и в ряде других мест повести, — поэтическое преувеличение. 16 И за Янь не отомстил, и дела великого не свершил — Покушение Цзин Кэ произо шло в 227 г. до н. э. Т огда же, по сообщению «Исторических записок», он
Поздний период 405 «Неофициальное жизнеописание Ч жа о Фэй-янь» был четвертован, а циньский царь объявил войну Янь. Яньские войска были разбиты, столица пала. Преследуемый вражескими войсками, яньский царь ис­ пользовал последнее средство. Он преда л смерти своего наследника Даня (226 г. д о н. э.) и выдал его голову врагам. Это отсрочило его собственную гибель на четыре года . 1 Цзяньду — Местность, находив шаяся на т ерр итор ии современной прим ор­ ской провинции Цзянсу, на востоке Китая. г за ч ж у нв э я — Чжунвэй ведал розыском и поимкой разбойников. 3 сочинение старца Пэн-цзу — См. примеч. 3, с. 395. 4 в укромных покоях, что подле Залы Уточек-неразлучнщ — Уточки-нераз- лучницы (юань ян) были символом супружества и брачных утех; видимо, з ала была импера торской опочивальней или, во всяком случае, находилась на тер­ ритории гарема. 5 яшмовую пластину с изображением ста сокровищ — Один из ряда «вери­ тельных знаков», удостоверявших полном оч ия императорско го посланца. 6 Сюань-ди — Правил с 73 по 48 г. до н. э., а действие повести происходит уже в конце царствова ния им пер атора Чэн-ди (32—6 гг. до н. э.). Сло вам и о «государе­ вых наложницах» безымянный автор напоминает читателю известную мысль о то м, что «все китайские династии гибли из -за женщин». Э т о убеждение особенно муссировалось среди конфуциански настроенного чиновничества при Позднехань- ской династии (I—II вв. н. э.), ко гда родня им пера тр иц с тал а забир ать все большую власть в стране. Видимо, т огда и было написано «Неофициальное жизнеописание Чж а о — Летящей Ласточки», во в сяком случае, та к утверждает традиция. При ханьской же династии с тала очень попу лярной идея в за имопреодо- ления пяти элементов. Скорбя о том , что «вода за лива ет огонь», наставница Н ао хочет сказать, что небесное, «огневое» начало Ян, которое о лицетворял импер атор (впрочем, вся ханьская династия находилась под покро вительством стихии огня), подавляется «водным» на ча лом Инь, которое олицетворяют женщины. Сл едова­ тельно, династия неминуемо долж на погибнуть. Действительно, после смерти Чэн-ди, не оставившего наследника, несколько им пер аторов см еняются с калейдо­ скопической быстротой, и уже через двенадцать л ет в ласть попада ет в руки родственника одной из императриц — Ван Мана , ко тор ый и узурпирует престол. 7подобно государю У-ди, искать страну Белых облаков — Знаменитый предок им пер атор а — У-ди (140—86 гг. до н. э. — о нем см. примеч. с. 307—347) чрезвычайно увлекался даосской магией, м ечтая найти эликсир бессмертия и по ­ пасть в страну Белых облаков , где живут бессмертные ма ги — сяни. 8 цветы мэй — Цветы дикой сливы. 9 И нчж оу — Одна из гор -остр о вов в Восточно м океане, на которых, согласно верованиям древних китайцев, обитали бессмертные и феи. Здесь это название употреблено в переносном смысле. 10 Юж ного Ю э — Страна, в которой жили предки современных вьетнамцев. НЕОФИЦИАЛЬНОЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ ЧЖАО ФЭЙ-ЯНЬ — ЛАСТОЧКИ
406 Бамбуковые страницы Комментарии СТАРИННЫЕ ИСТОРИИ О ХАНЬСКОМ У-ДИ, ГОСУДАРЕ ВОИНСТВЕННОМ 1 Цзин-д и — Им пер атор династии Хань, правил со 157 по 141 гг. до н. э. 2 Хуайли — Местно сть на территории нынешней провинции Шэньси. 3 род о м и з Чаплина — Местность на территор ии нынешней провинции Шэньси. 4 император Гао -ц зу (букв. «Высокий Предок») — Посмертный титул основа­ теля династии Хань — Лю Б ана, котор ый правил с 206 по 194 г. до н. э. 5 Чи — «В епрь» — Буквальный перевод имени «Чи» — «Премудрый». Однако, по древнему обычаю, когда в доме р ождался мальчик, перед в ор ота ми дома вывешивали лук и стрелы. К о гда рождался наследник прес тола, вывешивал­ ся лук из финикового дерева. Финик же считался дере вом северной стороны и зимы, среди животных ему соответствовал вепрь. Именно на эт о «дальнее» соответствие и намекает автор. 6 в год под циклическими знаками «и-ю», — 156 г. до н. э. I в Зале благоуханной орхидеи — В названии этого зала заключен намек на рождение славного продолж ателя импера тор ского рода. Са мо название взято из песни, кото рую якобы сочинил Конфуций. 8 Цзяодунского князя — Удел Цзяодун находился на территории п-ова Шаньдун. 9 гу н ч ж у — Титул, соответствующий европейскому понятию «принцесса» 10 Тит эй — Судебный чиновник, ведавший наказаниями. II Хотя и сказано: «Преступление против мачехи есть преступление против м а те ри» — Ц ита та из «Книги Установлений» («Лицзи»), 12 в Светлом храме — Церемониальный зал императорского дворца — от ­ дельное роскошное строение, в ко то р о м совершались жертвоприношения и вер ­ шились важнейшие государственные дела. Был расположен к югу от городской стены Чанъани — столицы ханьских императоров. 13 на шестом год у правления под девизом «Цзянъ-юанъ» («Установление Изначального») — 135 г. до н. э. 14 В год первый под девизом «Юань-гуан» («Изначальный блеск») — 134 г.дон.э. 15 Государь вопросил Дун Чжун-шу — Подробно о Дун Чжун-шу ( 179—93 гг. до н. э.), см. примеч. 14, с. 389. Любопытно, что этот государствен­ ный деятель, конфуцианский ор тодокс, попал также и в даосский пантеон: да ос­ ская традиция считает его бессмертным маг ом. 16 Я ньмэнь — Местность в провинции Шаньси, на за па дной окраине то гдаш ­ него Китая. 17 М о р е М ра ка — Согласно древним мифологическим представлениям, Мор е Мрака находилось на Севере, в ода в нем была черная, и даже в безветренную погоду на нем вздымались огромные волны. Где-то в это м море были остр ова, на которых жили бессмертные. 18 сановники Дунфан Шо и Сыма Сян-жу — Дунфан Шо ( 161 — 87 г. до н. э.) — приближенный им ператора У-ди, славившийся остроум ием и знанием даосской магии. Ав тор р яда литературных произведений, в т о м числе «Семи
Поздний период 407 «Старинные истории о ханьском У-ди» увещеваний». Ему приписываются дошедшие до нашего времени фантастические описания «заморских стран», в то м числе и «остров ов бессмертных». Источники отмечают его необычную внешность, а р едкая фамил ия «Дунфан» гов орит о некитайском происхождении его предков. Д ао сская традиция связ ывает Дунфан Шо с именами божественной четы: владыки Востока Дунвангуна, котор ый передал ему пилюлю бессмертия, и владычицы Запада, Сиванму (см. о ней подробно примеч. 48, с. 386). Окончив свое земное существование, он якобы с тал духом планеты Венеры (много столетий спустя другие предания утверждали, что дух Венеры, спустившись на зе млю, в оплотился в великом поэте Л и Бо...) . Как явствует из сообщений историков, Дунфан Шо отнюдь не спешил р азвеять ходившие о нем еще при жизни удивительные рассказы, а, напротив, м ногозначительными намека ми старал ся укрепить веру окружающих в свои сверхчеловеческие возм ож ности. Странно сти Дунфан Шо поражали воображение современников — так же, как и поведение другой «исключительной личности» т ого времени — Сыма Сян-жу (о нем подробно см. статью, с. 230—231). 19 Жун-чэна — Сподвижник мифического Жел того вл адыки — Хуан-ди (см. примеч. 9, с. 360). Да ос ы считали Жун-чэна одним из родо начальников учения о восполнении силы ян через активное общение с женщиной. 20 Катальпа — Трубочное дерево (цзы), «сын» по-китайски — тож е «цзы». 21 Хуайшнъский князь Л ю Ань — Подробно о нем см. статью, с. 191—193. 22 белого и желтого металлов — Имеется в виду серебро и золото. 23 из земель Янь и Ци — Янь — древнее царство, на территории которого расположен нынешний Пекин; Ци — древнее царство на п-ове Шаньдун. 24 подобно Ши Ю ю ... — Ши Юй — сановник древнего царства Вэй, не раз безуспешно обращ авш ийся с увещеваниями к своему государ ю Лин-гуну. Отч аяв ­ шись в своих попытках, Ши Юй заболел и умер. Перед смертью он ска зал своему сыну: «При жизни я не смог добиться признания тала нтл ив ого сановника и из гна ­ ния недостойного. Посему не выставляйте моего те ла в зале, как положено по обряду, а поставьте гроб с те ло м в комнате». Ко гда Лин-гун явился в их дом, чтобы принести соболезнования, он был поражен, увидав гроб в неположенном месте. Сын поведа л ему последнюю просьбу отца. Ц ар ь понял ее тайный смысл, и выполнил желание покойного: удалил недостойного советника и приблизил мудрого. Узнав об этом , Конфуций воскликнул: «Каков Ши Юй! Он и мертвый увещевал!» 25 в земли чжэлань и миновали озеро Ц зюлань — Земли племени чжэлань, по-видимому, находились на территор ии нынешней провинции Ганьсу; Цзю ­ л ань — оз ер о в северо-восточной части провинции Нинся. 26 изображение б ога Тянь-цзи — Не совсем ясно, что это за божество. Возможно, здесь ош ибка древнего переписчика, пом енявшего иероглифы мес­ тами. То гда всю фразу следует читать иначе: «захватили зо л ото го идо ла, перед котор ым приносились жерт вы небу (цзи тянь)». Некотор ые средневековые ко м ­ ментато ры считали, что речь идет об изображении Будды. 27 и уничтожили оба княжества Ю э на юге — Речь идет о землях современ­ ных провинций Фуцзянь и Гуандун.
408 Бамбуковые страницы Комментарии 28 Ц зянду — У езд в пр иморской провинции Цзянсу, неподалеку от впадения р. Янцзы в океан. 29 при государе Вэнъ-ди — Правил со 189 по 156 г. до н. э. 30 титул Вэньчэнского ц зящ зю ня — Переводится как «полководец, совершен­ ный в мудрости». 31 Тай-и — Особо почитавшееся при династии Хань божество судьбы, счастья и злосчастья. 32 Гуаньдун (не пу тать с названием провинции Гуандун!) — Та к именовались земли, расположенные к востоку от пограничной за став ы Ханьгугуань в Севе­ ро-Западном Китае. Н а запад о т за став ы ле жа ли земли, населенные мо нгол ьски­ ми и тюркскими племенами. 33 а потом у ж е Да-цзинъ Сымина — Имеется в виду дух-повелитель жизни. 34 пруда Кунминчи — Огром ный искусственный в одоем в импера торском парке, неподалеку от ханьской столицы — Чанъани. Славился удивительными сооружениями, находившимися на его остро вах, и считался одним из тогдашних китайских, «чудес света». 35 Дуицзюнъ — Местность на территории современной провинции Хэбэй. 3(1 в годы под девизом «Юань-янь» (или «Продленной изначальности») — 12—9 гг. до н. э. 31 Дунъху а н — часть территории современной северо-западной провинции Ганьсу. В т е времена пограничный округ Дуньхуан был крайней западной оконеч­ ностью собственно Китая. 38 х у — Общее название тюрко-монгольских и иранских народов, живших на * западных границах Китая. 39титул Лэчэнского хоу (т. е. «Князь совершенной радости») — Титул некого Дин И, умершего в 112 г. до н. э. 40 таинства Хуан-du и Чистой девы Сунюй — Имеется в виду даосское учение о достижении долголетия и обретении здоровья посредство м «правильного» общения полов. Подробнее о нем см. с. 221—225. 41 будущий государь Чжао-ди — Правил с 87 по 74 гг. до н. э. 42 должность сяовэя — Военная должность. Под нач алом сяовэя состоял отр яд в пятьсо т человек. 43 вести надзор над тремя столичными округами — Имеются в виду близлежащие к столице округа, чьи правители имели свою резиденцию в Чанъани. 44 на втором году правления под девизом Шиюань — 85 г. до н. э. 45 когда Сюань-ди воссел на трон — Сюань-ди правил с 74 по 49 г. до н. э. 46 в Д унлае — Дунлай — округ на территор ии нынешней провинции Шаньдун, основанный во времена династии Хань.
Поздний период 409 «Неофициальное жизнеописание ханьского У-ди» НЕОФИЦИАЛЬНОЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ХАНЬСКОГО У-ДИ, ГОСУДАРЯ ВОИНСТВЕН­ НОГО 1Августейший государь Сяо У Хуан-ди был сыном Цзин-ди — Первый правил со 140 по 86 гг. до н. э. (о нем см. также «Старинные истории о ханьском У-ди»), второй— со 156по140гг. до н. э. 2 Для дома Лю он станет главою рода — Императоры ханьской династии (II в. до н. э. — II в. н. э.) носилифамилию Лю. 3 ф уж энь — Т ак именовали императорских жен (за исключением главной — императрицы). Таких жен было при двор е девять. Фужэнь Ван долго е время о ставалась фавориткой им пер атор а Цзин-ди и активно интриговала в пользу своего сына, желая сдел ать его наследником престола. Она умерла в124г.дон.э. 4 «Волшебные чертежи дракона» и « Черепаховые анналы» — Имеются в виду магические схемы Хэту и Лошу (о них см. примеч. 42, с. 385). 5 У-ди возлюбил путь святых небожителей — Имеется в виду продолжительно е увлечение У-ди даосской магией и поисками эликсира бессмертия. 6В четвертую луну первого года под циклическими знаками «цзя-цзы» правле­ ния под девизом «Юань-фын») — Китайский лунный год начинается в янва­ ре—феврале, та к что четвертая луна — это конец м а я — начало июня. Год цзя-цзы — это первый год китайского шестидесятилетнего цикла, а упоминание эры правления «Юань-фын» («Пер воначальное пожалование») указывает, какой цикл имеется в виду, и дает точную дату — 110 год до н. э. С первым годом цикла китайцы по традиции связывали надежды на коренные перемены и ожидания великих событий. 7 Я нефритовая дева по имени Ван Цзы-дэн — О ней подробнее см. с. 333. Любопытно , что в более поздних даосских сочинениях этот персонаж выступает уже как мужской. 8 седьм ого дня седьмой луны — Все нечетные числа считались связанными со светлой силой ян, поэтому «двойные» сочетания этих чисел в кал ендаре (одинако­ вые пор ядковые числа дня и месяца) расценивались как особо благоприятные. В эти дни обычно устраивались праздники. 9 из дворца Пурпурной орхидеи — Одна из «райских обителей» даосов. 10 дере во Фусан — Гигантское мир ово е древо на крайнем востоке Земли, из-за кото рого восходило Солнце. Впоследствии т ак же с тал и наз ыва ть мифическую Землю, лежащую якобы з а Восточным океаном. 11 в святую землю Линчжоу — Одна из десяти земель всемирного океана, населенных бессмертными. 12 Чанъян — Г ор а вблизи дерева Фусан, на которой обитают радуги. 13матушка А-му — То же, что Сиванму. 14 финики из страны Юймынь — В древности Нефритовыми вратами (Юй- мынь) называли Дуньхуан (см. примеч. 37, с. 408), через который ш ла вся тор гов ля Китая со странами Запада (вплоть до Средиземном орья), а также с Индией.
410 Бамбуковые страницы Комментарии 15 Все, как один, ростом в чжан с лишком — Иначе говоря, они выглядели великанами (1 чжан 3 м ), особенно если учесть, что древние китайцы были низкорослыми. 16Вошла и Сиванму, поддерживаемая двум я девушками-служанками — В дру­ гих подобных рас сказах ее сопр овождают две синие трехногие волшебные птицы, здесь же они приняли человеческий облик. 17 Государь сел, оборотясь лицом на юг — Государь сел так, как подобало императору. 18 аромат пурпурного гриба чжи — Волшебный гриб линчжи, способствую­ щий долголетию, обычно изображают фиол етовым, как и м ногое другое, связанное с бессмертными м ага ми-сянями (например, они излуч ают фи­ олетовую дымку, носят фиолетовые одежды, л ета ют на фиолетовых облаках и т. д.). 19 Сиванму повелела служ анкам принести персики — По преданию, персики, дарующие человеку долголетие и даж е бессмертие, росли в волшебных з аоблач ­ ных садах Сиванму в горах Куньлунь. Они упоминаются во мно жестве средне­ вековых фантастических расска зов о небожителях. 20 на восьмист ру нно м ао — Неизвестный ныне древний музыкальный инст­ румент. Игравший на нем музыкант, перебирая одной рукой струны, другой одновременно удар ял по тр инадцати металлическим гонга м. 21 Д ун Шуан-чэ н — Служанка Сиванму. Далее перечисляются имена даосских небожителей различных степеней, сопровождавших «владычицу Запада». «Облач­ ная гармония» — название горы. 22 трубит ь в ху а н — Волшебный музыкальный инструмент, передававший свои вибрации с амым глубинам человеческого духа. 23 Юань Лин-хуа стала извлекать мелодию из звонких камней, на коих изображены пять священных животных — Подразумевается сакральный музы­ кальный инструмент, набор каменных гонгов — л итофонов — с вырезанными на них изо бражениями благовещ их зверей — единоро га, феникса, черепахи, дракона и белого тигра. Э ти звери так же, как и звуки пятиступенной китайской гамм ы, были соответству ющим образом соотнесены с пространственной м оде лью м ир о­ здания. 24 что прежде стоял на северном склоне горы Сяншань — Гора Сяншань в озвыш алась посреди огро много озера Дунтин (в современной провинции Ху­ нань, в Центра льном Китае) и считалась одной из «земель счастья» — даосский ва риант зе много рая. 25 волшебные м елодии витали среди стропил — Китайские дома и даже роскошные императорские дворцы сооружались без потолка, поэтому в любо м помещении были видны все элементы конструкции крыши. Стропила во дворце обычно были бо гато изукрашены. «Витали среди стропил», зна чит заполняли со бою весь дворцовый зал. 26 страны Сюа нь (букв. «Сокровенная») — Мифическая страна, какой-либо идентификации не поддающаяся. 27 субстанцией ци — Матер иально-духовная субстанция, из ко торой состоит все сущее. В данном случае имеется в виду ее духовно-энергетический аспект, «жизненная сила», накапливая кото рую человек достигает бессмертия.
Поздний период 411 «Неофициальное жизнеописание ханьского У-ди» 28 Остановив дух, уметь глотать слюну — Здесь и далее вкратце излагаются принципы даосского учения о достижении бессмертия. Основные элементы его — задержка дыхания р ади накопления ци и «прогонка» ци по определенному зам кнутому кольцу в организме, в процессе ко тор ой ци трансформируется и умножае тся за счет «подсасывания» из окружающего пространства. Дух и духовное Семя организм а, которое даро вано человеку Небом, таким о бразом крепнут, а все тело преображается и выходит из-под власти времени. 29 шесть пневм — Шесть видов эфира, которые даосский м аг обязательно должен вводить в свое тело. Это — эфир утренней з ар и весной, эфир вечерней зари осенью, туманный росный эфир (северной части неба) зим ой и солнечный эфир лето м вместе с эфиром темного неба и желтой зем ли, кото рые следует впитывать постоянно. 30 Сиванму ... свистом подозвала небесных чиновниц — Зов-свист не был выражением пренебрежительного отношения к подданным, как м ож ет по каз ать­ ся на первый взгл яд. Считалось, что Сиванму общалась с небесными духами только пронзительными высокими «нечеловеческими» звуками, похожими на свист. Таинственный «язык свиста» был в ходу также у даосских ма- гов-отшельников, живших на вершинах гор и перекликавшихся та ким образом друг с другом. 31 фужэнь Шан-юань — даосское божество; подробно о ней см. с. 336. 32 пять вмест илищ те ла — Пять важнейших внутренних органов: сердце, печень, желчный пузырь, легкие и селезенка. 33 три обиталища ду ха — По даосским представлениям, это голова, «светлый зал», т. е. грудная клетка, и брюшная полость. 34 государя Трех небес — Один из титулов Верхнего владыки мира. Согласно в озз рениям дао со в, верхнее небо делится на три сферы: нефритовой прозрач нос ­ ти, высшей и наивысшей прозрачности, кото рые вместе и именуются тр емя небесами. 35 шесть сторон — Четыре стороны света, верх и низ. 36 обе сели, оборотившись лицо.м на север — Лицом к императору, который всегда восседал, оборотившись на юг. 37 десять сторон света — Четыре стороны света, «четыре угла», т. е. юго-восток, юг о-з апад, северо-запад и северо-восток, а такж е верх и низ. 38 «Ч ерез мертвое тело обретается освобождение» — Считалось, что для больш инства даос ов смер ть — необходимая ступень на пути к бессмертию. Т акая смерть именов алась «великим пробуждением» (от сна жизни). 39 «ш и-сян» (каменный образ) — Нечто среднее между камнем и растением. Его находят в горах, на краю пропастей и наощупь он кажется живой плотью. Красный ши-сян походит на кора лл; ши-сян бывает черного и зеленого цвета. Из него изгото вляют лекарственный эликсир; однако найти его можно только с по­ мощ ью пяти волшебных талисманов. 40 небожители из Темного града Цинчэн — Цинчэн (букв. «Темный град») — название священной горы в провинции Сычуань, ко тор ая, по представл ениям даосов, была одним из «проходов» на небо.
412 Бамбуковые страницы Комментарии 41 в первый год царствования Великого владыки — Имеется в виду первый из «трех владык» древности, мифический государь-первопреок Фу Си (см. с. 6, 27). 42 при знаках шести положений «дин» великого инь — Здесь и далее речь идет об определении времени и пространств а с пом ощью циклических знаков; при это м даосы польз овались ком пасом, где эти знаки обознача ли соответствующие направления и румбы. Ко мпас име л в Китае прежде всего магическое значение и широко использ овался геомантами. 43 «Тайное откровение о трех основах» — Тремя основами даосы почитали Небо, Землю и Воду. 44 «Пять государей» — это зримо и телесно воплощенная эссенция сил Неба — Имеются в виду пять небесных вл адык, каждый из котор ых во площ ает в себе одну из пяти стихий, и владеет определенной частью Вселенной. Они по очереди главенствуют над м иро м в порядке чередования соответствующих стихий. 45 На втором году правления под девизом Юань-шоу — Имеется в виду весна 120 г. до н. э. Дата смерти У-ди указана неверно — он жил много дольше, до 86 г. дон.э. 46 Дворец П ят и бальзамников — Получил свое название от деревьев, росших на подворье. Скромный за городный дворец в Фуфэне (территория современной провинции Шэньси), в дали о т столицы. 47 храм Таймяо — Родовой храм Сына Неба. 48 На втором году правления под девизом Цзянь-кан — Ошибочная дата; возмож но, имеется в виду эра «Юанькан» (64 г. до н. э.). 49 Х э д у ш — Хэдун — древняя область на территории современной провин­ ции Шаньси.
СОДЕРЖАНИЕ И . С . Ли се вич . О китайской древно сти............................................................ 5 АРХАИЧЕСКИЙ ПЕРИОД XI—УК вв. до н. э. «Ицзин» (И . С. Л и с е ви ч ).............................................................................. ...... 27 Из книги «Ицзин». Пер. В. В. М а л я в и н а .......................................... ...... 28 \ { «Шицзин» {И . С. Л и с е в и ч )........................................................................... ...... 30 N Из книги «Шицзин». Пер. В. Б. Мюсуше вича ................................... ...... 31 КЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД VI—III вв. до н. э. КОНФУЦИАНСКИЕ ПАМЯТНИКИ ..................................................................... ...... 41 ^ ■ч^ч^Луньюй» (И . С . Лисевич) ................... ....................................................... +- Из книги «Луньюй». Пер. Н. И. К о н р а д а ........................................ ...... 42 ' ' «Лицзи» (И . С. Л и с е в и ч ).............................................................................. Из книги «Лицзи». Пер. И. С. Л и с е в и ч а ........................................... І/) \|\^«Мэн-цзы» (И. С. Лисевич) ................................................................................ 50 ‘ ~Т~ ' Из книги «Мэн-цзы». Пер. И. С. Л ис е в и ч а ....................................... ...... 52 «Цзочжуань» (И . С . Л и с е в и ч )............................................................................54 Из книги «Цзочжуань». Пер. С. Е. Я х о н т о в а ................................... ...... 55 Из книги «Гунъян чжуань». Пер. С. Е . Я х о н т о в а ............................ ...... 64 ДАОССКИЕ ПАМЯТНИКИ................................................................................... ......66 @ '\ ^« Д а о дэцз ин » (И. С. Лисевич) ........................................................................... 66 !/" ' / ’* , Из книги «Даодэцзин». Пер. И. С. Л и с е в и ч а ................................... ......68 О^Ч ж у ан -цз ы » Ш . С. Л и с е ви ч ).......... ........................................................... ......74 \ / Из книги «Чжуан-цзы». Пер. В. Т. Су хору к о в а.....................................75 «Ле-цзы» {И. С. Л и с е ви ч )............................................................................. ......81 Из книги «Ле-цзы». В. Т. Сух ору к о в а ............................................... ..... 82 ПРОЧИЕ ПРОЗАИЧЕСКИЕ ПАМЯТНИКИ.......................................................... ..... 84 «Мо-цзы» (И . С. Лисевич) ........................................................................... ..... 84 Из книги «Мо-цзы». Пер. М. Л . Т и т ар е н к о ..................................... ..... 85 Шан Ян (И . С . Лисевич) ............................................................................... ..... 87 Из книги «Шанцзюньшу». Пер. Л. С. П ер е л о м о в а .......................... ..... 88 «Гоюй» (И. С. Лисевич) ............................................................................... ..... 92 Из книги «Гоюй». Пер. А. М. К ар а п е т ья нц а ................................... ..... 93 ■ «У-цзы» (И . С. Л и с е в и ч ).............................................................................. ..... 102 Из книги «У-цзы». Пер. Н. И. К о н р а д а ............................................ ..... 104 «Хань Фг)й-цзы» (Я. С . Л и с е в и ч )..................................................................... 105 ' Из книги «Хань Фэй-цзы>>. Пер. И. С. Л и с е в и ч а ............................. ..... 107
414 Бамбуковые страницы Содержание «Люйши чуньцю» (Я. С. Л и с е в и ч )................................................................... 112 Из книги «Люйши чуньцю». Пер. В. В. М а л я в и н а .......................... ..... 113 Притчи из ра зных глав. Пер. И . С. Л и с е в и ч а .................................. ..... 129 «Янь-цзы чуньцю» (Я. С . Л и с е в и ч )................................................................. 132 Из книги «Янь-цзы чуньцю». Пер. М . В. К р ю к о в а .............................. 133 139 139 140 144 147 149 150 152 ПОЗДНИЙ ПЕРИОД IIв.дон.э. — IIв.н.э. ИСТОРИЧЕСКАЯ П Р ОЗ А ................................................. ^ Сыма Цянь (И . С . Л и с е ви ч )............................. ' Из книги «Шицзи». Пер. В. М . Алексеева О \ / ^ Бань Гу (И. С. Л и с е в и ч )................................... Йз книги «Ханьшу». Пер. В. С. Таскина . ФИЛОСОФСКАЯ ПРОЗА ....................................................................................... 191 «Хуайнань-цзы». (И . С . Л и с е ви ч )............................................................... 191 Из книги «Хуайнань-цзы». Пер. Л . Е. П о м ер а нце в ой .................... 193 Ван Чун (Я. С. Л и с е в и ч ).............................................................................. 199 Из книги «Луньхэн». Пер. И. С. Л и с е в и ч а ................................ ....... 200 «Яньтелунь» (Я. С. Л и с е в и ч )....................................................................... 208 Из книги «Яньтелунь». Пер. Ю . Л. К р о л я ....................................... 209 «Сунюйцзин» (Я. С. Л и с е в и ч )..................................................................... 221 Из книги «Сунюйцзин». Пер. И. С. Л и с е в и ч а .................................. 222 225 225-■ 227 230 * 231 1 ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ ....................................................................................... 233 233. 235 23J) 240 Народные песни юэфу (Я. С. Л и с е в и ч )............. Из песен юэфу. Пер. И. С. Лисевича.......... Древние стихотворения (Я. С . Л и с е в и ч ) ........... Из древних стихотворений. Пер. Л. 3. Эйдлина ОДИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ .................................................................................................... * ' * / Цзя И (Я. С. Л и с е в и ч )................................................................................. Цзя И. Птица смерти. Пер. Я. М. Б оевой и Е. А. Торчинова *г Сыма Сян-жу (Я. С . Л и с е в и ч )..................................................................... Сыма Сян-жу. Т ам , где длинны в ор ота. Пер. В. М . Алексеева 159 ,159- 160 S 175 .* 176 І ПОЭЗИЯ ЧУСКИХ С Т Р О Ф ............................................................................................... Юань (Я. С. Л и с е в и ч )......................................................................... *0) Цюй Юань. Плачу по столице Ину. Пер. Л . 3. Э й дл и на ............... Цюй Юань. С камнем в объятиях. Пер. А. И . Г итович а.............. (£5Цюй Юань. Ода мандариновому дереву. Пер. А. И. Гитовича.... Сун Юй (Я. С. Л и с е в и ч ).............................................................................. С-ун Юй. Святая фея. Пер. В. М. Алексеева Сун Юй. Дэнту-сладострастник. Пер. В. М. А л ек с е е в а .................
Бамбуковые страницы 415 Содержание ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ П Р ОЗ А ...... .............................................................................. 24б" Лю Сян (И. С. П ис ев и ч)......... ............................................................. 246 Ь Ж Ь ю Сян. Из книги «Жизнеописания знам енитых женщин». Пер. Л. Р иф т и н а ........................................................................................ ...... 247 Лю Сян. Из книги «Новое предуведомление». Пер. Э. С. Стуловой 268 Лю Сян. Из книги «Сад речений». Пер. Э. С. С т у л о в о й ............... 279 Поздние сяошо (М. С. Л и с е в и ч )....................................................................................................................................... 284 • у ' Неизвестный автор . Ян ьс ш й наследник Дань. Пер. К . И. Голыги- ''' ной .......................................................................................................... 285 Ли^Сюань_£Я. С . Лисевич) ......................................................................... 294 ^ЛиТин Сюань. Неофициальное жизнеописание императрицы Чж ао ' ^ [’ТОэй-янь — Ласточки. Пер. К . И. Г о л ы г и н о й................................... 296 Псевдо-Бань Гу (И . С. Л и с е ви ч )................................................................. _ 306 Ь ( Псевдо-Бань Гу. Старинные истории о ханьском У-ди, (. государе Воинственном. Пер. К. И. Голыгиной .............................. 307 Приложение (Я. С. Л и с е ви ч )....................................................................... 331 Неофициальное жизнеописание ханьского У-ди, государя Воинственного. Пер. К. И. Голыгиной ............................................. 331 КОММЕНТАРИИ (И. С . Л и с е в и ч ) ................................................................... 348