СЛЕПОЙ ЛЛМАРК
с портрета, рисованного Тардъе (1824).

"Л/ѴѴѴѴѴѴѴА/ѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴ*^
КЛАССИКИ
БИОЛОГИИ
и
МЕДИЦИНЫ
ѴѴѴѴѴѴѴѴЛ/ѴѴѴЛ/ѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴѴЛ/^^г^^

LAMARCK
PHILOSOPHIE
ZOOLOGIQUE
1 809

Λ Α Μ Α Ρ К
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ПЕРЕВОДС ФРАНЦУЗСКОГО
Х.В. САНОЖНИКОВА
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
ироф М. М. ПОЛЯКОВА
ТОМ 2
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
БИОЛОГИЧЕСКОЙ И МЕДИЦИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
JÜoc^ßa -Ленинград
і 9 3 7

57(57)
РЕДАКТОР А. ГАЙСИНОВИЧ
ТЕХН. РЕД. А.ДЕМКИНА
ХУДОЖЙИК А. КРЕЙЧИК

СОДЕРЖАНИЕ
II. М. ПОЛЯКОВ. Ламарк и ламаркизм VIі
ФИЛОСОФИЯ ЗООЛОГИИ1
Вторая часть
Соображения относительно физических причин
жизни, условий, требуемых ею для своего проявления, силы-
возбудителя ее движений, способностей, сообщаемых
ею телам, в которых она проявляется, и следствий ее
пребывания в этих телах
Введение 5-
Глава первая. Сравнение неорганических тел с живыми, с
последующим сопоставлением животных и растений 20
Глава вторая. О жизни, о том, что ее составляет, и об
условиях, необходимых для ее пребывания в теле 39
Глава третья. О причине-возбудителе органических
движений 5S
Глава четвертая. Об оргазме и раздражаемости . . 1\
Глава пятая. О клеточной ткани как среде для
образования всякой организации 96
Глава шестая. О непосредственных или
самопроизвольных зарождениях 108
Глава седьмая. О непосредственных следствиях жизни
в теле 132
Глава восьмая. О способностях, общих всем живым
телам 150
Глава девятая. О способностях, составляющих частную
принадлежность определенных живых тел .... 162
1 Подробное содержание «Философии зоологии), составленное
самим Ламарком, см. стр. 432

СОДЕРЖАНИЕ
Третья часть
Рассуждения, о физических причинах чувства, о
причинах, составляющих производительную силу действий,
наконец, о причинах дающих место разумным актам,
наблюдаемым в разных оісивотных
Введение 196
Глава первая. О нервной системе, ее образовании и ее
разнородных функциях · 205
Глава вторая. О нервном флюиде 249
Глава третья. О физической чувствительности и
механизме ощущений 26:5
Глава четвертая. О внутреннем чувстве, о доступных
ему эмоциях и о приобретавхмой им способности
производить действия 284
Глава пятая. О силе, производящей действия
животных, и о нескольких частных фактах, вытекающих
из употребления этой силы 306
Глава шестая. О воле 330
Глава седьмая. О разуме, его происхождении и
происхождении понятий 34:ί
Глава восьмая. Об основных актах разума, или актах
первого порядка, от которых происходят все
остальные 378
Содержание этого тома 432
С. САПОЖНИКОВ. Примечания 441
Указатель 455

И. Μ. Поляков
ЛАМАРК и ЛАМАРКИЗМ

В сборнике, который был посвящен в 1929 г. Парижским
музеем естественной истории столетию со дня смерти Л а-
марка, Константэн горестно восклицает: «Ламарк может быть
сравнен с тем неизвестным солдатом, который покоится под
Триумфальной аркой. Он был неизвестным солдатом истины...»
С этим утверждением согласиться никак невозможно,
ибо личность Ламарка привлекала внимание множества
исследователей, его воззрения оживленно дебатировались на
протяжении многих лет, огромное количество современных
ученых-биологов выступает под знаменами ламаркизма.
Но есть в утверждении Константэна и доля правды.
В оценке Ламарка высказывалось такое множество подчас
диаметрально противоположных мнений, что зачастую
бывает трудно составить ясное представление о сути и
действительном историческом значении воззрений Ламарка, и
фигура этого выдающегося натуралиста становится неясной,
как бы расплывается в тумане разноречивых оценок и мнений.
Напомним хотя бы ту необычайно высокую оценку,
которая дана была Ламарку Эрнстом Геккелем. Истинным
основателем эволюционной теории как таковой Геккель считает
Ламарка, подчеркивая, что под дарвинизмом следует
понимать только теорию отбора. Очень высокую оценку в этом
разрезе давал Ламарку и Гексли; из более новых авторов—
Осборн, Норденшельд, Р. Гертвиг и др. В то же время в
известной истории биологии Радля можно встретить оценку
учения Ламарка как поверхностной, неглубокой
«фантастической конструкции».
Радль и другие исследователи склонны трактовать
Ламарка как одного из многочисленных натурфилософов,
целиком стоявшего на уровне своей эпохи. Штюве же,
наоборот, говорит о том, что «воззрения Ламарка намного
опередили воззрения его времени».
В. Лотси усматривает основную заслугу Ламарка в том,
что он показал причины возникновения вариаций, Зингер—
в том, что Ламарк первый показал изменяемость видов и зна~
чение унаследования приобретенных признаков, Будден-
брок же—в том, что Ламарк показал, что функция определяет
форму органа.
Кассовиц, Лотси, Штейнман считают Ламарка
механистом. Паули, Детто, Дриш и другие исследователи
причисляют его к идеалистам.

χ
II. Μ. поляков
Паули утверждает, что Ламарк исходит из активности
организма; по Моргану же, наоборот, Ламарк считает
организм пассивньш.
Ле Дантек и Геккель подчеркивают монистичность Ла-
марка, Рессель склонен оценивать его как дуалиста.
Комаров склонен считать идеалистические места в
сочинениях Ламарка маскировкой. А. Вагнер, наоборот, полагает,
что маскировкой являются как раз все сугубо механистические
выражения Ламарка.
Это сопоставление разноречивых мнений можно было бы
без труда продолжить, но даже этот краткий обзор
убедительно говорит о том, что дальнейшие серьезные
исследования вопроса будут не излишними. Дать продуманную, четкую
оценку Ламарку и его месту в истории биологии
представляется тем более необходимым, что из воззрений Ламарка
исходит целый ряд современных направлений, различные
разновидности неоламаркизма.
Число же неоламаркистских теорий не только не
уменьшается, а, наоборот, за последнее десятилетие заметно
возросло. Достаточно указать на теорию аристогенеза Осборна,
закон органической инерции Абеля, новые варианты теории
ологенеза Роза, Erbstockhypotese Плате, теорию апогенеза
Пржибрама, теорию аллелогенеза Лаббэ, Matrix-hypotese
Вольтерека и ряд других теоретических построений, обычно
новых по форме и по названию, но очень дряхлых и вряд ли
идущих дальше Ламарка по содержанию.
Совершенно понятно, что критический анализ
современного ламаркизма не может быть дан вне истории вопроса
и должен быть начат с экскурса в ту отдаленную эпоху, когда
жил и творил Ламарк, должен быть начат с анализа
воззрений самого Ламарка К
ГЛАВА I
«ЭЛЕМЕНТЫ ЭВОЛЮЦИОНИЗМА» ДО
ЛАМАРКА
Вопрос о «предшественниках» Ламарка, якобы
предвосхитивших идею эволюции органического мира, обсуждался
неоднократно. В связи с этим упоминались имена Бюффона,
1 Библиографические ссылки на работы упомянутых здесь
авторов мы даем в различных главах этой статьи.
Укажем здесь лишь источники приведенных двух цитат: Соп-
s t a η tin, Archives de Museum National d'Histoire Naturelle. Centenaire
de Lamarck. Serie 6, tome 6, стр. 10, Paris, 1930. R. S t ü ν e, Lamarck
und seine Bedeutimg für die Naturwissenschaft, Osnabrück, стр. 6, 1931.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XI
де Майе, Ламеттри, Дидро, Гольбаха, Робинэ, Мопертюи,
Боннэ, Маршана, Адансона, Дюшена, Кабаниса, Эразма
Дарвина и других философов и натуралистов. Некоторые
исследователи вопроса вспоминали немецких натурфилософов
Тревирануса, Кильмайера, ссылались на
естественно-научные произведения Гете. Подобный список можно было бы
без труда значительно увеличить.
Знал ли Ламарк своих .предшественников и
современников? В какой мере их воззрения оказали влияние на
выработку его собственных взглядов? В какой мере оригинален
Ламарк? Что именно мог заимствовать Ламарк у других
натуралистов его эпохи?
Некоторые из этих вопросов выяснены в достаточной
мере. Не представляет, например, особого труда показать,
что немецкая натурфилософия просочилась во Францию
сравнительно поздно и что не будет ошибки, если мы
исключим предположение о влиянии на Ламарка немецких
натурфилософов. С достаточным основанием можно было бы
вычеркнуть из списка мыслителей, оказавших влияние на
Ламарка, еще несколько имен (например, Эразма Дарвина).
Нетрудно показать—и это не раз
делалось—относительную самобытность и оригинальность ума Ламарка.
Совершенно справедливо можно подчеркнуть (как это, например,
делает Ландриэ г) значение для выработки эволюционных
воззрений Ламарка его собственных исследований в области
зоологии и палеонтологии в период 1797—1800 гг. Все это,
однако, лишь в малой степени затронет основной вопрос—
вопрос об исторических корнях учения Ламарка, вопрос
об исторических компонентах эволюционной концепции
Ламарка. Ведь совершенно очевидно, что Ламарк не был
изолированным явлением, и для того, чтобы понять до конца
его эволюционную концепцию, для того, чтобы понять ее
во всем ее своеобразии, нужно пристально всмотреться
прежде всего в социально-экономические условия его эпохи,
понять особые, специфические черты общественных
отношений этой эпохи, учесть динамичные и сложные классовые
отношения предреволюционной, революционной и
послереволюционной Франции. Это поможет нам понять
особенности теоретического мышления, основные философские
направления, «общие идеи» эпохи. Это же даст нам отправную
точку зрения для понимания уровня и особенностей развития
естественных наук во Франции XVIII и начала XIX
столетия, поможет понять характер проблематики различных раз-
1 М. Landrieu, Lamarck, le fondateur du transformisme,
Vatis, 1909, см. главы 13 и 14.

XII
и. м. поляков
делов биологии этой эпохи. Очень нужной и важной следует-
признать также работу, выясняющую степень «социальной
диффузии»—распространенности в обществе
естественно-научных познаний и общих идей естествознания того времени,,
отражение этих идей в среде «образованной» публики,
сложное переплетение нового прогрессивного с «грузом старых
идей», с верой в чудесное, с религией (такая работа
проделана, например, Mornet). Нужно со всей конкретностью
представить себе ту идейную атмосферу, в которой жил и работал
Ламарк, и только это позволит понять Ламарка во всем его
своеобразии, поможет исторически правдиво восстановить
образ этого выдающегося мыслителя.
Во Франции XVIII столетия идет интенсивный процесс
вызревания в рамках старого общества новых
капиталистических общественных отношений—процесс, который
приводит к концу века к Великой буржуазной французской
революции. Быстрый рост производительных сил, расширение
старых и открытие новых отраслей производства, поиски
новых источников сырья, более разностороннее и глубокое
использование сил природы ставят перед естествознанием
новые задачи. На основе их идет неуклонный прогресс в
познании природы, интенсивно развиваются и различные
области биологии, популяризуются научные знания, усиливается
научная пресса и вся вообще организационная база науки.
К тому же нужно все время иметь в виду, что накопление
материала в различных областях биологии, как и вообще
весь процесс естествознания, идет параллельно, или,
вернее, теснейшим образом связан и взаимодействует с
развитием материалистической философии XVIII
столетия—прогрессивной идеологии революционной в то время
буржуазии, ее мощного орудия в борьбе со старым миром.
Если эти моменты обусловливают прогрессивное развитие
пауки, то для того, чтобы уяснить вопрос о сущности
противоречий в этом развитии, необходимо хотя бы указать и на
моменты, ограничивавшие это поступательное движение науки.
Эти моменты в основном сводятся к следующему: во-первых,
груз старых, доставшихся от средневековья идей,
идеалистической метафизики и схоластики еще продолжает давить,
а иногда и господствовать в умах натуралистов этой эпохиу
тем более, что эти идеи представляют еще (до революции)
официальную идеологию господствующего класса;
во-вторых, при всех успехах, которые сделала биология в эту
эпоху, ее эмпирический материал был, конечно, еще в
достаточной мере ограничен; в-третьих, не нужно забывать об
ограниченности, механистичности и передовой,
материалистической философии этого времени. Эта ограниченность ш

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XIII
метафизичность, коренящаяся в классовой природе
буржуазии, были гениально проанализированы в свое время Марксом
и Энгельсом.
Как раз сложное и своеобразное переплетение всех этих
моментов и создавало те объективные противоречия,
субъективные отражения которых мы и встречаем повсеместно
β произведениях натуралистов этой эпохи.
Более глубокое познание объективных закономерностей
природы (а ведь «природа—пробный камень диалектики»!)
неизбежно должно было привести к тому, что в произведениях
натуралистов и философов XVII и XVIII столетий мы находим
прекрасные блестки стихийной диалектики. Но все те
факторы, о которых мы говорили выше, в их совокупности
неизбежно должны были приводить к тому, что эти блестки
диалектики могли быть представлены в произведениях
мыслителей этой эпохи лишь разрозненными элементами. Эти
отдельные элементы не могут пока изменить основной тон
«метафизического периода» в развитии естествознания, хотя
иногда они звучат необычайно сильно, необыкновенно
выразительно. Реально ощущаешь, читая произведения
французских натуралистов XVIII столетия, как живо бьется в
противоречиях человеческая мысль, как под «давлением
фактов» ярко блещут сквозь пелену метафизики прекрасные
огни стихийной диалектики. Вот это и делает понятным,
почему мысли «эволюционного порядка» в XVIII столетии,
возникшие на базе эмпирии и теоретического мышления
этой эпохи, неизбежно могли быть представлены лишь
отдельными, разрозненными, противоречивыми элементами.
В этом смысле мы условно и говорим об «элементах
эволюционизма». И прежде чем перейти к вопросу, что именно
позволило Ламарку пойти дальше других натуралистов его
эпохи и увязать эти отдельные элементы в своеобразную, но
цельную эволюционную концепцию, рассмотрим эти
элементы эволюционизма, ибо их совокупность и явилась
составной частью той идейной атмосферы, вне которой Ламарк
не может быть понят.
Основными «элементами эволюционизма» могут считаться:
1) идея изменчивости видов под воздействием внешних
условий, упражнения и неупражнения органов, скрещивания;
2) мысль об общих родоначальных формах для определенных
групп видов; 3) допущение возможности резких
превращений одних организмов в другие (например, рыб в птиц);
4) идея естественного возникновения организмов путем
самозарождения; 5) мысль об естественном возникновении
органической целесообразности путем своеобразного отбора,
«антителеологическая» идея; 6) мысль о значении фактора

XIV
и. м. поляков
времени в изменении организмов: 7) идея последовательности
форм, выраженная весьма популярным представлением о
«лестнице существ»; 8) идея прототипа, единства плана
строения различных организмов.
Не нужно, конечно, думать, что каждый из этих
элементов, взятый сам по себе, является «частицей» стихийной
диалектики', наоборот, некоторые из этих элементов выражены
в явно метафизической форме, однако и в этих случаях они
представляют значительный интерес, именно в той мере,
в какой в них, хотя бы частично, схвачена и отражена
объективная истина. Проанализируем теперь эти элементы в
отдельности.
1. Идея изменчивости видов под воздействием
внешних условий, упражнения и неупражнения органов,
скрегцивания
Мысль о том, что виды и разновидности могут изменяться
под.влиянием разнообразных условий внешней
среды—климата, пищи, почвы, под влиянием упражнения и
неупражнения органов, одомашнения, скрещивания, «причуд»
наследственности и тому подобного, была необычайно широко
распространена. Эта идея, однако, не шла дальше робкой
констатации возможности изменения, «дегенерации» низших
систематических категорий, она, разумеется, ни в какой мере
не приводила к целостной эволюционной концепции. Эта
идея отражала те факты, с которыми повседневно
встречались натуралисты, работавшие в области систематики.
Известный французский ботаник Адансон, написавший
в 1769 г. специальную статью: «Исследование вопроса,
изменяются ли виды», констатирует, что «вопрос, наиболее
знаменитый и наиболее обсуждаемый вот уже несколько лет
в естественной истории, и особенно в ботанике, должен
выяснить, постоянны ли виды среди растений или они
изменяются, т. е., иначе говоря, могут ли, благодаря соединению
полов или как-либо иначе, образовываться новые виды»...1
Насколько идея изменчивости низших систематических
категорий была сильно распространена, можно судить хотя бы
по тому, что даже в казенном учебнике ботаники Теряева,
изданном в 1809 г. в Санкт-Петербурге «для употребления
в гимназиях Российской империи», мы можем прочесть, что:
1 М. A d а η s о п, Examen de la question si les especes changent,
Mem. Acad, des Sc. nov., 1769. В оригинале работы я не видал и цитирую
no R о s t а η d, Les origines des especes. P., 1932, стр. 25.

ЛЛМАРК II ЛАМАРКИЗМ
XV
«разности (varietates) суть малые отличия и по большой
части непостоянные только изменения видов в цвете,
величине, мохнатости и пр»., от перемены климата, почвы,
атмосферы и других причин происходящие1. Ботаник Маршан
в 1719 г. докладывает Академии наук свои наблюдения над
изменением Mercuriale. Он находит новые формы Mercuriale
foliis capillaceis и приходит к такому выводу: «...мы видим
рождение двух постоянных видов, которые были нам
неизвестны...» Всемогущая сила, по мнению Маршана, создает
только родоначальные формы каждого рода, а эти формы:
«размножаясь, производят разновидности, среди которых
некоторые остались константными и перманентными,
образовав виды»2. Маршан, разумеется, біыл не первым среди
натуралистов, высказавших подобную мысль. Еще в XVI
столетии Левинус Лемниус, Жером Кардан и многие другие
полагают, что изменение типичной формы может произойти,
например, в результате унаследования какого-либо нового
приобретенного признака и т. д. В XVII столетии Джон Рэй3
(которому принадлежит знаменитое определение вида)
высказывает мысль, что виды могут изменяться под влиянием
культуры, Томас Браун придает большое значение в
изменении типичной видовой формы химическим влияниям.
Известно, что и.у Линнея, над которым метафизика,
схоластика довлели необычайно сильно, прорываются
отдельные стихийно-материалистические мысли. Он признает,
например, что виды могут изменяться под влиянием климата
и почвы (coelum et solum), а также скрещивания. При
скрещивании разных видов возникнут новые виды, которые
в строении цветка будут в известной мере походить на мать,
в строении листвы—на отца4. Точно так же и Бонна, один
из авторов знаменитой метафизической «лестницы существ»,
довольно решительно заявляет, что «разнообразие и
множество сочетаний (conjunctions), быть может, также
разнообразие климата и пищи, дали начало новым видам или
промежуточным индивидуумам»5. А в письме к Спалланцани
в апреле 1771 г. Боннэ высказывает предположение, что
1 Т еря ев, Начальные основания ботанической философии,
Санкт-Петербург, 1809, стр. 145; то же на стр. 156.
* Marchan t, Observations sur la nature des plantes, Mem.
Acad, des Sc, стр. 77, 1719.
8 J. R а у, Historia plantarum, London, 1686.
* Ammoenitates academicae, VI, 1763, стр. 279. Еще раньше в
«Philosophie botanica», 1751, стр. 100, Линней пишет о том, что «varietas est
Planta mutata a causa accidentali: climate, solo, calore, ventis etc.»
(«разновидности суть растения, изменившиеся в силу разных
случайных причин: климата, почвы, теплоты, ветров и т. д.»).
б Bonnet, Oeuvres completes, 1779, t. V, стр. 230.

XVI
и. м. поляков
черви-паразиты попадают в тело хозяина извне, здесь они
изменяются под влиянием совершенно новых условий, и эти
изменения, относящиеся вначале к отдельным и иди виду умам,
преображают впоследствии и вид.
Интереснейшие мысли об изменчивости видов, об
относительности разграничения вида и разновидности, о промену. -
точных расах высказывает Дюшен на основании своих работ
с Fragaria х.
Ж. К. Деламеттри в ряде своих работ, начиная с 1780 г.,
высказывает в очень отчетливой форме мысль об
изменяющем влиянии внешних условий и упражнения органов.
Особенно интересно то обстоятельство, что он подчеркивает
наследственную аккумуляцию изменений на протяжении
ряда поколений, пока, наконец, не получится «...такая
большая разница между этими индивидуумами, что их нельзя будет
относить к одному виду...» 2
Известно, что мысль об изменяемости видов
неоднократно и в различной форме развивалась Бюффоном. Он
подчеркивал изменяющее влияние климата (на примере
изменения лошадей), пищи (воздействие на «внутреннюю форму»
желудка овцы), доместикации (приписывая ей образование
таких признаков, как висячие уши собак, альбинизм и др.).
Особенно легко под влиянием среды изменяются виды
низших животных и растений. Сравнение животных Нового
Света с животными Старого Света также приводит Бюффона
к мысли об изменчивости видов: «Нет ничего невозможного,
ничего нарушающего порядок природы в том обстоятельстве,
что все животные Нового Света отличаются от животных
Старого Света, от которых они некогда получили начало»8.
Вообще, по Бюффону, близкие виды, «повидимому,
отделились друг от друга благодаря воздействию климата, пищи
и продолжительности времени, которое производит
всевозможные комбинации и выявляет все способы изменения,
усовершенствования и дегенерации».
Эразм Дарвин описывает изменения видов под влиянием
различных внешних условий, доместикации, зародышевых
вариаций (например, куры с добавочными пальцами),
скрещивания между видами, упражнения и неупражнення орга-
1 А. N. D u s с h е s η е, Histoire naturelle des fraisiers, 1766; civi.,
например, стр. 21—22, 134 и др.
2 J. С. Delametherie, Vues physiologiques sur l'organisme
animal et vegetal, Amsterdam, 1780. Цит. по Rostand, указ. соч., стр. 73.
3 В u f f о η, Histoire Naturelle. Цитату см. т. IX, стр. 126, см.
также том XIX, стр. 334. Подчеркнем, что у Бюффона на изменчивость
видов можно встретить противоречивые воззрения. Мы не можем здесь
входить в этот вопрос подробно.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XVII
«ов. В результате изменения потребности изменяется степень
функционирований отдельных органов, что приводит в свою
очередь к их преобразованию. В этой связи Э. Дарвин
ссылается на образование рогов оленя, хобота слона, когтей
хищных животных и т. д.
«Некоторые из этих получившихся образований или
склонностей передаются потомству»,—пишет он г.
Известный врач-материалист Кабанис подчеркивал
изменяющее влияние на животных и человека внешних
условий 2.
Недавно Циркль на ряде удачно подобранных отрывков
показал, насколько широко была в XVI—XVIII столетиях
распространена мысль об унаследовании приобретенных
признаков и идея пангенезиса. Сторонниками первой мысли
являлись Сильвий, Жером Кардан, Левинус Лемниус,
А. Парэ, Д. Рэй, Адансон и многие другие. Что касается идеи
пангенезиса, то сторонниками этой идеи являлись Пара-
цельз, Жером Кардан, Белон, Лемниус, Парэ, Венет, Маль-
пиги, Д. Рэй, Бюффон и др. 8.
Мы хотим подчеркнуть, что идея пангенезиса в сочетании
•с широко распространенным убеждением в изменчивости
организма и в унаследовании приобретенных признаков
могла приводить и к представлению об изменчивости видов.
То, что это действительно имело место, может быть наглядно
иллюстрировано на примере Мопертюи, который утверждал,
что в тех случаях, «когда элементарные частицы [позднейшие
геммулы] не сохраняли порядка, который они имели в
отцовском и материнском животных, то каждая ступень в их [этих
частиц] заблуждении должна была давать новый вид...»4.
Для полноты картины нужно упомянуть также, что у
французских философов-материалистов мысль об изменчивости
видов иногда была выражена с большой ясностью. «Таким
образом,—пишет Гольбах,—нет никакого противоречия в
допущении, что виды организмов непрерывно изменяются и что
мы также не можем знать того, чем они станут, как и того,
чем они были». Виды преходящи: «виды не что иное, как
1 Erasmus Darwin, Zoonomie oder Gesetze des organischen
Lebens, немецкий перевод, Pesth, 1801, II, 339—340.
8 P. Gr. С a b a η i s, Rapports du physique et du moral de 1'homme,
Paris, 1802. Мы пользовались 3-м изд. 1815 г., см. том II, стр. 152,
156—157, 171, 211 и др., в которых идет речь об изменениях под
влиянием внешних факторов человеческих рас, а также лошадей, собак, овец.
* С. Ζ і г к 1 е, The inheritance of acquired characters and the
provisional hypothesis of pangenesis, Am. Nat., vol. LXIX, № 724, 1935,
№ 731, 1936.
* Maupertuis, Oeuvres, Nouvelle edition, t. II, 148, Lyon, 1756.
"2 Философия зоологии, т. II

XVIII
и. м. поляков
только тенденции с общим, свойственным им
пределом»,—говорит Дидро1.
Мы видим, таким образом, как широко уже до Ламарка
была распространена мысль об изменчивости видов в
результате внешних воздействий, упражнения и неупражнения
органов, скрещивания, унаследования приобретенных
признаков. Но подчеркнем еще раз, что эта мысль не вела к
эволюционной концепции в целом (хотя иногда, как, например,
у Бюффона, была выражена в весьма решительной форме),
а являлась лишь фрагментом, окрашенным в «эволюционные
тона».
2. Мысль об общих родоначалъных формах для
определенных групп видов
Некоторые из уже упомянутых натуралистов не
ограничивались одним лишь признанием изменяемости низших
систематических категорий, а делали следующий шаг в том же
направлении. Не доходя до целостной эволюционной
концепции, они тем не менее высказывали предположение, что
определенные группы видов могли иметь общих
родоначальников. Уже Маршан говорит о «chefs de chaque
genre»—исходных, родоначальных формах для всех видов того или иного
рода. Бюффон говорит о «souche commune», которые
являлись исходным пунктом для целых семейств, допуская,
например, для млекопитающих 38 таких родоначальных форм2.
Ласепед в 1802 г. не только говорит об изменяющем влиянии
среды, доместикации, скрещивания и т. д., но идет дальше
и ставит вопрос о том, как вообще объяснить все
многообразие видов. Ответ на этот вопрос представляется ему неясным,
однако он сочувственно приводит взгляд, по которому все
возрастающее многообразие видов обязано тому, что из
немногих первичных видов возник ряд вторичных видов, эти
в свою очередь дали начало видам третьего порядка
и т. д.3.
1 П. Гольбах, Система природы, Москва, 1924, стр. 70.
Дени Дидро, Избранные сочинения, М., 1926, т. 1, стр. 166,
см. также стр. 124, 143 и Diderot, Memoires, correspondance et
ouvrages inedits, Paris, 1 831, t. IV, 145
1 Buf ion, Histoire naturelle, t. XIX, Paris, 1761, стр. 358.
* У Ласепеда (Histoire naturelle des poissons, P., 17 98, 1802),
кстати скаэать, почти обойденного историками биологии, мы находим
в интереснейшем Discours sur la duree des especes (II, стр. XXV)
рассуждения об изменчивости видов; в приведенном сочинении (III, стр.
LXII—LXIII) замечательны сравнения деятельности человека при.
создании «искусственных видов» и деятельности природы при
создании «видов естественных».

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XIX
3. Допугцение возможности резких превращений
одних организмов в другие
Это допущение быстрых и значительных трансформаций
является также достаточно распространенным. Врач Брем-
зер уже в начале прошлого столетия, протестуя против этого,
считает даже нужным иронически заметить: «Я не могу
допустить, чтобы ливанский кедр первоначально возник из хвоща,
а слон—из устрииы или из коралла... еще меньше, что человек
был некогда рыбой или животным, покрытым чешуей, как
это нам хотят объяснить наши новейшие естествоиспытатели»1.
Наиболее отчетливо этот взгляд был выражен де Майе.
Он полагает, что путем резких трансформаций наземные
организмы берут начало от морских. «Кто может сомневаться
в том, что от летающих рыб произошли наши птицы, которые
парят в воздухе, или что от тех животных, которые ползают
в глубине моря, произошли наши наземные животные...»
Де Майе полагает далее, что «морские обезьяны» дали начало
наземным обезьянам; «лев, лошадь, бык, свинья, волк,
верблюд, кошка, собака, коза, овца имеют себе подобных в море»2.
По самой сущности своей механистический трансформизм
де Майе весьма далек от историзма (элементы которого
у де Майе, впрочем, были в понимании геологических
явлений).
Допущение резких трансформаций мы встречаем и
позже—в произведениях Жоффруа Сент-Илера. Путем
подобной трансформации у какой-то рептилии «во всех частях
тела развились черты орнитологического типа...», «очевидно,
что не путем незаметных изменений низшие типы
яйцекладущих животных дали начало более высокой ступени
организации, или группе птиц»3.
4. Идея естественного возникновения организмов
путем самозарождения
На первый взгляд может показаться, что идея
самозарождения, в значительной мере опиравшаяся в XVII и в XVIII
столетиях на метафизические представления механистического
материализма, вряд ли заслуживает быть упомянутой в числе
«элементов эволюционизма». Если, однако, учесть, что эта
идея на разных этапах развития науки, в сочетании с раз-
1 Bremser, Ueber lebende Wurmer im lebenden Menschen, Wien,
1819, p. 43—44.
»De Μ ail let, указ. соч., t. И, р. 135—136, 142, 143.
* Geoffroy Saint е-Н i 1 а і г е, Mem. Ас. Sc, t. XII, p. 90.
о*

XX
и. м. поляков
личными другими представлениями, могла играть и играла
различную роль, то было бы неправильно проглядеть здесь
тот момент, на который совершенно справедливо указал
в свое время Энгельс. Подчеркивая, что идея
самозарождения относится по существу к той эпохе, когда
господствовали религиозные представления, Энгельс в то же время
отмечает, что «...если не хотели прибегать к творческому
акту, то легко приходили к тому взгляду, что процесс этот
легче объяснить при допущении формирующего материала,
происходящего уже из органического мира» *.
Конечно, нельзя не отметить фундаментальное отличие
этой мысли от генетической точки зрения на органический мир.
Самозарождение здесь трактуется как одновременное (или
хотя бы в принципе одновременно возможное) возникновение
самых разных форм жизни из неживых исходных веществ.
Мысли об исторической связи отдельных органических форм
здесь нет.
Интересное сплетение обстоятельств: во-первых,
производственная и научная практика этого времени (отчасти
и взгляды преформационистов) оживляли течения против
веры в самозарождение, во-вторых, ограниченность научной
практики этой эпохи не позволяла целиком откинуть эту
веру, в-третьих, в сфере идеологической борьбы представления
о самопроизвольном зарождении, метафизические и неверные
(в этой форме) по существу, на известном этапе являлись
отражением стихийно-материалистических тенденций, в той мере,
в какой здесь подчеркивалась мысль об естественном
возникновении организмов, в противовес вере в сотворение!
Любопытно, что тот же Бремзер, которого мы уже цитировали
выше, пишет, что мысль о самопроизвольном зарождении
считается «небиблейской и даже богопротивной»2, а в
изданной в 1737 г. знаменитым Бургавом «Библии природы» Свам-
мердама можно прочесть следующее: «Я предоставляю судить
всем разумным людям, может ли создание (личинки мухи),
в котором видно так много искусства, порядка, мудрости
и всемогущая рука господа бога, возникнуть из гниения или
случайным способом»3.
Нет нужды иллюстрировать цитатами распространенность
убеждения в наличии самопроизвольного зарождения в XVII
и XVIII столетиях. Философы Декарт, Ламеттри, Дидро,
Гольбах, натуралисты и медики Перро, Мариотт, Лицетус,
1Энгельс, Диалектика природы,; стр. 34, изд. 6-е, Москва,
1933, Курсив наш.
2 Bremser, указ. соч., стр. 2.
8 Biblia naturae sive historia insectorum etc., Laydae, 1737, 280.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XX)
Моргоф, Сильвий, Бюффон, Эразм Дарвин, Нидхэм, Инген-
хоуз, Гледич, одно время Линней и многие другие выступали
в защиту этого взгляда, пользуясь зачастую при этом весьма
различными аргументами. Достаточно указать хотя бы на
различие в чисто механистическом подходе к вопросу Декарта
и на представления об органических молекулах Бюффонаг.
5. Мысль об естественном возникновении
органической целесообразности путем отбора
Если исходить из представлений о случайном
образовании организмов в процессе самозарождения, то мысль об
естественном возникновении органической целесообразности
в результате процесса своеобразного отбора, или, лучше
сказать, мысль о массовой браковке организмов и случайном
переживании немногих гармонично устроенных форм,
совершенно неизбежна.
Мы хотим отметить, что эта мысль, скорее по форме,
а не по сути, сходна с дарвиновской идеей отбора, в которой
стихийно-диалектически отражена мысль об .историческом
развитии органического мира—развитии, в основе которого
лежат сложные внутренние противоречия, находящие свое
конкретное выражение в многообразных формах борьбы за
существование и разрешающиеся в процессах естественного
отбора. Аналогичные же по форме представления XVIII
столетия, возникшие на основе механистического материализма,
носят, разумеется, совершенно иной характер, хотя и в них
отражена правильная мысль о том, что «совершенство не
является делом одного дня—в области природы точно так же, как
и в области искусства» и что «материи пришлось пройти через
бесчисленное количество всяких комбинаций, прежде чем она
достигла той единственной, из которой могло выйти
совершенное животное» (Ламеттри). Подобные же высказывания
мы находим также у Гольбаха, Дидро и др.2.
Эта мысль отчетливо возникала и у ряда натуралистов.
Интересно, что упомянутый выше Ласепед, наряду с
возможностью «ограниченного трансформизма», допускает,
что существующее в настоящее время многообразие видов
может быть объяснено процессом постепенной «редукции
числа видов». Вначале в природе возникли все возможные
1 Обзор этих воззрений дан в книге Lippmann, Urzeugung und
Lebenskraft, Berlin, 1933, гл. IV, разделы 2 и 3, и в книге I. М.
Поляков, Походшення яшття, 2-е изд., Киев, 1936, стр. 24—50.
2 Ламеттри, Избранные сочинения, Москва, 1925, стр. 256—
257; Гольбах, Система природы, Москва, 1924, стр. 69; Дидро,
Элементы физиологии, Избр. соч., т. II, Москва, 1926, стр. 209 и др.

XXII и. м. поляков
виды; выжили лишь немногие, оказавшиеся гармоничнымиі.
Эту идею выживания немногочисленных форм в
результате своеобразного отбора мы находим и у де Майе 2, она
логично сопутствует представлению о резких трансформациях
организмов. Любопытно, что позже даже у Жоффруа Сент-
Илера, мыслителя, весьма теологично и виталистично
настроенного, мы находим в известной связи с идеей резких
трансформаций и мысли «антителеологического» порядка.
Антителеологические мотивы были очень сильны и у Бюффона.
Сошлемся на два мало известных отрывка из его «Histoire
naturelle»3. Восставая против мысли о конечных причинах,
Бюффон пишет, что сторонники этой идеи «не обращают
внимания на то, что они принимают результат за причину»...,
и в другом месте подчеркивает, что «все тела, несовершенно
организованные, все дефективные виды (especes defectueuses)
уничтожаются и останутся только, как они на сегодня и
остались, формы, наиболее мощные, наиболее совершенные как
среди животных, так и среди растений». Эти
«антителеологические» идеи имели, несомненно, прогрессивное значение.
Ведь именно во второй половине XVIII столетия необычайно
размножились попытки целесообразным строением
организмов иллюстрировать «всемогущество творца». Лесслер издает
в сороковых годах «Theologie des inscctes» и «Testaceotheolo-
gie», Онефалыприхтер пишет «Ichtyotheologie», Феллер,
Лакан, Бернардэн-де-Сен-Пьер и др. нагромождают
анекдотические телеологические доказательства бытия божьего. Эту
ходовую телеологию так хорошо высмеял в «Кандиде»
Вольтер. Как известно, Панглос, преподававший «метафизико-
теолого-космолого-нигологию» говорил, что «вещи не могут
быть иными: поскольку все создано целесообразно, то все
необходимо создано для наилучшей цели. Вот, заметьте,
носы созданы для очков, потому у нас и очки. Ноги, очевидно,
предназначены быть обутыми, и мы обуваем их. Камни
образовались, чтобы их тесать и чтобы из них строить замки, и вот
владетельный барон имеет прекрасный замок. Свиньи созданы
для съеденья—мы едим свинину круглый год». Можно
заверить, что Вольтер вкладывал в уста Панглоса в отнюдь не
утрированном виде многие аргументы Лакана и ему
подобных авторов 4.
1 Lacepede, указ. соч., III, стр. LXIV.
2 D е Maillet, указ. соч., t. II, стр. 142.
* В u f f о η, Oeuvres completes, t. Ill, стр. 10 и стр. 121.
4 Вольтер, Философские повести и рассказы, т. I, Academia,
Москва, 1931, стр. 136. Отметим, что хотя Вольтер и высмеивал
анекдотическую телеологию, но сам он отнюдь не чужд был аргументам
подобного ше рода для подкрепления своих деистических воззрений.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XXIII
Мы хотим подчеркнуть, что эта ходовая телеология
проникла незаметно и в умы естествоиспытателей, приучила их
смотреть на целесообразность как на нечто само собой
разумеющееся и являлась одной из преград, вплоть до середины
XIX века, на пути признания изменяемости видов. Тем
важнее было подчеркнуть ту трактовку целесообразности,
с которой выступили философы-материалисты и ряд
натуралистов.
6. Мысль о значении фактора времени в изменении
организмов
У ряда натуралистов и философов рассматриваемой нами
эпохи весьма четко выражена мысль о необходимости учета
фактора времени при суждении об изменяемости
органических форм. Об аккумуляции изменений на протяжении
многих поколений говорят Ж. К. Деламеттри, Эразм Дарвин,
Бюффон. «Время шагает всегда ровным шагом,—пишет Бюф-
фон,—однообразным и размеренным, оно ничего не делает
скачками; но оно делает все путем градаций, нюансов, путем
последовательным»х. Ласепед придает фактору времени
огромное значение. С замечательной ясностью Ласепед в 1798 г.
пишет о том, что «недостаточно охватывать нашим взором
пространство, необходимо спуститься и во время», раскопки
познакомят нас с разными видами ископаемых рыб, в том
числе и с «такими, которые были значительно или глубоко
изменены»2. «Мы попробуем,—восклицает Ласепед,—после того,
как мы объясним историю рыб историей земли, осветить
историю земли при помощи истории рыб» 3. Натуралист «будет
вопрошать природу именем времени и время—именем
природы» 4. Если человеку удается при выведении пород его
домашних животных добиться многого в течение столетий, то,
ведь, природа может сделать несравненно больше: «...что
представляют те несколько тысяч лет, на протяжении
которых китайцы, так сказать, создали своих золотых рыбок,
если сравнить это время с тем временем, которым
располагает природа». «Природа—это время»—восклицает Ласепед5.
Эта мысль была не чужда и представителям французского
механистического материализма XVIII столетия. Например,
Дидро в «Элементах физиологии» говорит о животных, что «не
1 Buiion, Hist. Nat., t. VI, 59—60, 1756. См. также Ε. D а г-
win, указ. соч., стр. 345.
2 Lacepede, Hist. nat. poiss., t. I, Paris, 1798, стр. VI.
8 Lacepede, указ. соч., t. I, стр. CXXXVIII.
4 Указ. соч., т. II, p. LXIII.
5 Указ. соч., т. Ill, p. LXII—LXIII.

XXIV
и. м. поляков
надо думать, будто они были всегда и будто они останутся
всегда такими, какими мы их наблюдаем теперь.
Это—результат протекшего огромного времени, после которого их
цвет и их форма, кажется, остаются в стационарном
состоянии. Но так лишь кажется»1.
Эта апелляция к фактору времени встречается вообще
нередко.
7. Идея последовательности форм (лестница
существ и т. п.)
«Echelle des etres», «Scale of Beings», «Stufenfolge der
Dinge», «Лестница восхождения в веществах»—эта идея была
необычайно широко распространена в XVIII столетии (но,
разумеется, не только в XVIII столетии) среди философов
и натуралистов различных стран. В XVIII столетии эта идея
вытекала прежде всего из непосредственной потребности
установить какие-то соотношения (rapports) в обширном
эмпирическом материале, накапливаемом систематикой. В этом
смысле идея серии форм в той или иной степени сочеталась
с «методическими», чисто классификационными работами.
Причины же расположения всех объектов природы, в том
числе растений и животных, по ступеням единой восходящей
лестницы вытекают в первую очередь из ограниченности этой
эмпирии. При малой изученности сравнительной анатомии за
отправной пункт лестницы существ берется человек, и затем
уже в плоскости аналогизации с человеком интуитивно,
а иногда и вполне сознательно (например, у Бриссона)
намечается градация существ 2. Достаточно поверхностное
знакомство с организмами позволяет расположить их по
ступеням единой лестницы. С другой стороны, известно, что идея
иерархии существ опиралась на философские представления:
в древности—Аристотеля, в средние века—на христианскую
схоластику (и, в частности, на схоластический тезис о
невозможности пустоты), в новое время—на монадологию Лейбница
и воззрения его последователей. Но, разумеется, в данном
случае (если не считать схоластов), между
естественно-научной эмпирией и абстрактным умозрением связь и
взаимодействие были очень интимны, ибо, например, Аристотельа
1 Дидро, указ. соч., т. II, стр. 220.
* A. D. Brisson, Regnum animale in classes IX distributum
sive synopsis methodica. Lugundi Batovorum, 1762, стр. 1. Тот же
подход мы встретили и у Бюффона: Hist, nat., 1.1, 1749, стр. 12—13.
3 Воззрения Аристотеля по этому вопросу прекрасно изложены в-
книге D a u d i η, De-Linne a Jussieu, methodes de la classification-
et idee de serie, Paris, 1926, стр. 6—18.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XXV
опирался на свои собственные биологические изыскания,
а Лейбниц—на естественно-научные исследования своего
времени. В социальном аспекте лестница существ являлась
своеобразным отражением феодальной иерархии.
Не будем приводить (ибо многое достаточно известно)
многочисленных иллюстраций, показывающих идею лестницы>
в различных ее модификациях. Валлиснери, Сторр, Линк,
Реймарус, Гентер, Бонна, в известной степени Мопертюи,
Бюффон, философы-материалисты Ламеттри, Дидро, Робинэ,
в России—Радищев, а также и многие другие являлись
сторонниками идеи лестницы существ. Эта идея
распространялась и на трактовку серии усложняющихся эмбриональных
форм, приводила, в частности, к мысли о параллелизме
эмбриональных стадий и различных ступеней лестницы существ
(в XVIII столетии у Гентера, в начале прошлого столетия
у Тидеманна, Окена и др.), что иногда упрощенно оценивается
как нечто подобное биогенетическому закону. Некоторые из
авторов опирались исключительно на материал·
естественнонаучный, другие переходили от человека к ангелам и кончали
лестницу «Иеговой», но суть построения от этого не меняласьг.
Однако более углубленное знакомство с эмпирическим
материалом уже в конце XVIII столетия приводило ряд
исследователей к отрицанию идеи «лестницы», «лестничного»
расположения форм и к попыткам установить более сложные
схемы. Расшатывание представления об единой
прямолинейной серии форм связано также с углублением сравнительно-
анатомических работ и в первую очередь работ Вик д'Азира,
Добантона, Блюменбаха, которые ставят под сомнение
непрерывность серии и развенчивают ряд «переходных» форм
лестницы существ. Укажем в этой связи также на Ласепеда,
который уже в первом томе своей «Естественной истории
рыб» (в 1798 г.) четко писал, что «...природа, вместо того,
1 Для знакомства с различными модификациями этой идеи нужно
обратиться к указанным авторам, например, Bonnet, Oeuvres, t. 7,
1764, p. 52—54 etc. (мы пользовались также русским переводом: Б о н-
н е т, Созерцание природы, Смоленск, 1804; здесь, начиная от стр. 46
идет описание «лестницы»). Мы хотим привести мало известный, но
представляющий интерес отрывок из «Собрания оставшихся сочинений
покойного А. Н. Радищева»), Москва, 1809, ч. III. Здесь на стр. 49 и 52
можно прочесть: «от камени до человека явственна постепенность,
благоговейного удивления достойная, явственна сия лестница веществ,
древлеуже познанная...» «Есть ли сия постепенность, есть ли сия
лестница восхождения в веществах не есть пустой вымысел и напрасное
воображение, то неминуемо надлежит предполагать вещества превыше
человекаисилы невидимые». Ряд указаний, главным образом на
французских и немецких авторов, можно найти, кроме указанной выше книги
Daudin, также в Zoologische Annalen, Bd. Ill, стр. 185—277, в
интересной статье Α. Thienemann, Die Stufenfolge der Dinge.

XXVI
и. м. поляков
чтобы расположить объекты по одной единственной линии,
сгруппировала их и соединила различнейшим способом при
помощи бесчисленных отношений»1. А Кювье уже в 1800 г.,
восставая против идеи лестницы, не менее ясно отмечал, что
«...нужно было бы образовать столько серий, сколько было
взято регулирующих органов, и чтобы создать одну общую
лестницу усовершенствования, нужно было бы высчитать
эффект, вытекающий из каждой возможной комбинации
(органов), что почти невозможно2.
Мы знаем, действительно, что создается и ряд других
^схем, изображающих серию форм: схема родословного дерева
(намечающаяся у Палласа, 1766), схема «географической
карты» (Линней, Гизеке), схема «сети» (Германн, 1783; Донати,
1750; Батш, 1788), схема параллельных рядов (Вик д'Азир,
1786) и др.
В какой же связи идея лестницы существ может быть
упомянута при рассмотрении «элементов эволюционизма»?
Неправильно было бы ограничиться утверждением, что
«лестница существ» отражала чисто метафизические
представления, так как отдельные ступени лестницы не мыслились как
нечто генетически связанное друг с другом. Само по себе это
утверждение вполне правильно, но нельзя проглядеть и
другой момент, а именно то, что хотя и в метафизической
форме, но здесь находила свое выражение мысль о
соотношении и последовательности форм, о постепенном
усложнении организмов, о переходах между ними, и в этом смысле
даже метафизическая лестница являлась известной
предпосылкой для возникновения в дальнейшем усложненной,
преобразованной и уже генетической концепции.
8. Идея прототипа, единства плана строения раз-
личных организмов
Эта идея как непосредственное отражение известных
эмпирических фактов встречается уже у мыслителей
античного мира (например, у Аристотеля). В новое время она
необычайно широко распространена. На протяжении ряда
столетий к ней возвращаются Ньютон, Сваммердам, Ламеттри,
Дидро, Робинѳ, Бюффон, в особенно яркой форме Жоффруа
Сент-Илер и его последователи, немецкие натурфилософы
и т. д.
1 Lacepede, указ. соч., t. I, стр. 38.
2 С и ν і е г, Legons anat. сотр., 1800, 1.1, стр. 59—60. Впрочем,
следует отметить, что даже у Боннэ (Oeuvres, t. 7, стр. 130 и след.)
возникала мысль о том, не следует ли кое-где «разветвлять» серию форм.
На эту же мысль наталкивается и Бюффон.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ XXVII
В XVII столетии Сваммердам утверждает, что бог создал
«...только одно единственное животное, разнообразя его на
•бесконечное число сортов или видов», и почти в таких же
выражениях в начале прошлого века Жоффруа Сент-Илер
провозглашает, что, «философски рассуждая, существует только
одно животное». Эта мысль была отчетливо выражена
Жоффруа Сент-Илером уже в 1795 г. в «Memoire sur les rapports
naturels des makis». Он писал: «Природа создала все живые
существа по одному плану, всюду одинаковому в принципе,
но бесконечно вариирующему в деталях».
Сторонники этой точки зрения чувствовали под
поражающим многообразием природы ее единство и пытались
отобразить его в своих рассуждениях о прототипе. Иногда это
делалось в очень наивной форме: часто из поля зрения
исследователя выпадало основное—качественное своеобразие,
возникшее на основе этого единства, однако нельзя здесь
проглядеть зародыш совершенно правильной мысли. Мы полагаем,
что существовали две основные модификации идеи прототипа.
Первая, без сомнения, преобладавшая, носила резко
выраженный абстрактно-морфологический, а не эволюционный
характер. В этом смысле Рессель совершенно прав, говоря
о Жоффруа Сент-Илере, что «его теория эволюции не
оказала никакого влияния на его морфологию, ибо он ни в коей
мере не трактовал единство строения как нечто вытекающее
из единства происхождения...»1 Больше того, Жоффруа,
вознося хвалу господу, очень сочувственно приводит
следующие слова одного из своих рецензентов: «...единство
идеи, следуя которой были построены произведения, столь
-сложные и много численные, свидетельствует прежде всего об
единстве причины этих произведений»2. Точно так же, за
полстолетия до него, материалист Робинэ дает не менее
метафизическое определение прототипа. «Прототип,—пишет
он,—это модель, представляющая существо в его
минимальном содержании; это неисчерпаемый фонд модификаций...
Прототип—это интеллектуальный принцип, изменяющийся
лишь при своем осуществлении в материю» 3.
Однако идея прототипа встречается и в иной
модификации. В «Мыслях об объяснении природы» Дидро говорит о ре-
1 Rüssel, Form and function, London, 1916, стр. 66. Мы не
согласны с выражением: «его теория эволюции». Вряд ли следует
Жоффруа Сент-Илера рассматривать как эволюциониста, ибо у него мы
находим лишь отдельные разрозненные элементы эволюционизма, а не
целостную концепцию.
2 Geoffroy-Sainte-Hilaire, Philosophie anatomique.
Des monstruosites humaines, Paris, 1822, стр. 499.
8 Ж. Б. Ρ о б и н э, «О природе», Москва, 1935, стр. 508. Курсив
наш.

XXVIII
и. м. поляков
альных видоизменениях прототипа как некоего «первого
существа». Отнюдь не как отражение «единства идеи»
рассматривают прототип и Бюффон. и Эразм Дарвин1. Правдаг
сама идея прототипа здесь выражена в менее яркой форме,
представлена лишь отдельными фрагментами.
Мы позволим себе оборвать на этом изложение «элементов
эволюционизма» и подвести некоторые итоги.
Мы видели, что более глубокая ступень в познании
живой природы приводила натуралистов и философов к ряду
отдельных мыслей, в которых хотя бы смутно и неполно,
но отражалась историческая динамика органического мира.
Мы подчеркиваем все время, что эти идеи в силу ряда
указанных выше причин могли быть обычно представлены только
разрозненными противоречивыми «элементами
эволюционизма». Эта противоречивость выражалась в двух моментах:
с одной стороны, сам «элемент» мог находиться в
противоречии с общим метафизическим характером воззрений того
или иного мыслителя; с другой стороны—многие из этих
элементов были, как мы видели, и внутренне противоречивы.
Далее, у одних мыслителей эти «элементы» отображают
чувство некоего ^реального процесса, у других они имеют скорее
абстрактно-идеальную форму. Нужно также учитывать и то
обстоятельство, насколько эти отдельные элементы были полно
представлены у различных мыслителей. Ведь споры по вопросу
о «зачислении» того или иного натуралиста в разряд «ранних
эволюционистов» часто основаны именно на том, что в
произведениях многих из них встречается одновременно ряд
подобных элементов эволюционизма (Бюффон, Ласепед, Дидро
и др.).
Но и в этих случаях до целостной эволюционной
концепции дело не доходит: противоречивость, о которой шла речь,
не снимается. Это, однако, не мешает учесть огромное
значение этих элементов эволюционизма как исторических
компонентов эволюционной идеи. Разумеется, эти «компоненты»,
войдя в состав эволюционной концепции, теряют свой
прежний смысл, и речь не может итти о простом механическом
объединении этих компонентов. Объединить ряд подобных
элементов в единую концепцию впервые удалось только Ла-
марку. По-разному можно оценивать его личность и
воззрения, но пройти мимо этого основного факта нельзя. Что же
позволило Ламарку пойти дальше своих современников, что
именно привело его на базе идей и факторов, известных его
1 См. Дидро, указ. соч., т. I, стр. 82; Buiion, Hist-
»at., t. 14, 1766, стр. 28; Ε. D a r w i η, указ. соч., т. II, стр. 345.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ XXIX
эпохе, к созданию целостной эволюционной теории? В чем
именно заключается одновременно и величие этого мыслителя
и историческая ограниченность его идей?
ГЛАВА II
ОБ ОСНОВНЫХ ЧЕРТАХ ЭВОЛЮЦИОННОЙ
КОНЦЕПЦИИ ЛАМАРКА
Итак, что же именно привело Ламарка к созданию
целостной эволюционной концепции? Вопрос о
«предшественниках» нам представляется ясным. Никто до Ламарка столь
полно, логично и целостно не развил эволюционных
воззрений. К тому же Ламарк—выдающийся натуралист, глубокий
и во многом самобытный мыслитель, и в отношении Ламарка
примитивно звучит вопрос о возможных источниках прямых
«заимствований». Ламарк упоминал в своих сочинениях (и не
мог не знать) Вольтера, Руссо, Боннэ, Бюффона, Жоффруа
Сент-Илера, Ласепеда, Кондильяка, Кабаниса, Дюшена и
некоторых других натуралистов и философов. Но основным
и решающим является, разумеется, не прямое «продолжение»
взглядов кого-либо из этих авторов, а то обстоятельство, что
воззрения Ламарка складывались в той идейной атмосфере,
в кругу тех мыслей и представлений, которые были
характерны для естествознания и философии его эпохи и очерк
которых был дан в предыдущей главе.
Для полноты картины необходимо напомнить также, что
философские влияния на Ламарка, определившие его
мировоззрение, идут, с одной стороны, по линии «просветителей»
деистов—Руссо, Вольтера, с другой стороны—по линии
сенсуалиста Кондильяка. Нужно вспомнить также о влиянии
идей, возникавших в соседних областях естествознания
и в первую очередь в геологии, в которой к концу XVIII
столетия элементы историзма звучали весьма выразительно.
Самого Ламарка живо интересует проблема закономерностей
в области геологических и метеорологических явлений,
'которой он посвящает в конце 90-х годов XVIII и самом начале
XIX столетия ряд своих работ. В «Hydrogeologie» у него уже
намечается попытка в свете истории постепенного изменения
земли подойти и к оценке ископаемых форм1.
Можно согласиться с Ландриэ, который указывает на то
значение, которое имели для выработки эволюционных воз-
1 J. В. L a m а г с k, Hydrogeologie, übersetzt ν. Ε. Wrede, Berlin,
4 805, см. гл. Ill, стр. 95—97 и след., а также гл. IV.

XXX
и. м. поляков
зрений Ламарка его палеонтологические работы в этот же
период \ ис весьма существенным замечанием Додана,
который отмечает, что 1796—1800 гг. были как раз теми годами,
когда Кювье читал в Музее свои знаменитые сообщения об
ископаемых млекопитающих,—сообщения, которые, если
учесть общее умонастроение Ламарка, не могли не поставить
перед ним ряд острых вопросов2. Напомним, наконец, что
представление об изменчивости видов теснейшим образом
связано с общей трактовкой жизненных явлений, с общей теорией
жизни, разработанной Ламарком и отчетливо намеченной уже
в «Recherches sur 1 Organisation des corps vivants» и в
особенности в последующих работах (вторая часть «Философии
зоологии» и др. 3).
При некоторой «субъективной изолированности»
Ламарка объективно он меньше всего был изолированным
явлением4. Нетрудно проследить историческую преемственность,
нетрудно показать, какое отображение отдельные «элементы
эволюционизма» нашли в теории Ламарка. Не будем
приводить соответствующих иллюстраций из произведений
Ламарка, укажем только на то, что его эволюционные воззрения
опираются на те же самые «элементы», которые можно
проследить в сочинениях натуралистов и философов XVIII
столетия.
У Ламарка резко выражена мысль об изменчивости видовг
причем, как известно, Ламарк говорит о всех факторах этой
изменчивости: здесь и внешняя среда, и упражнение, и
неупражнение органов, и унаследование приобретенных
признаков (знаменитые «законы Ламарка»!), и влияние
доместикации, и влияние скрещиваний—«des fecondations heteroclites»r
и допущение зародышевых изменений,—одним словом, весь
тот арсенал фактов и аргументов, который являлся общим
достоянием натуралистов этой эпохиб. Само собой разумеется^
что эволюционист Ламарк не мог не ставить и вопроса об
общих предках для современных организмов. Ссылки на
«всемогущий фактор времени», которые делали Бюффон,.
Ласепед и др., мы снова находим и даже в очень сходной
1 Landrieu, Lamarck, Paris, 1909, см. гл. 13 и 14.
* D a u d 1 η, Cuvier et Lamarck, Deuxieme Partie (Suite), Paris,
1926, стр. 205—207.
* Во избежание недоразумения отметим, что в «Recherches» у
Ламарка еще имеются позже оставленные им виталистические
формулировки.
4 См. статьи к первому тому настоящего издания.
6 См. J.B.Lamarck, Systeme des animaux sans vertebres etc.
Discours d'ouverture etc., Paris, 1801, p. 13—15. «Философия
зоологии», ч. I, гл. 7,

ЛАМАРК И ЛАМ4РКСИЗМ XXXI
форме у Ламарка1. Представление о закономерном
естественном возникновении организмов путем самозарождения
является очень важным моментом в воззрениях Ламарка 2. Его
теория самозарождения тесно связана с общим пониманием
сущности жизни и как бы «подстилает» его эволюционные
воззрения.
Но основным и решающим элементом в воззрениях
Ламарка явилось его понимание серии форм. Хотя Ламарк
в Flore francaise отмечает, что среди зоологов его времени
преобладают мнения, резко враждебные идее прогрессии,
идеи серии форм, но сам он остается верным адептом этой
идеи, столь популярной в XVIII столетии. Если Ламарк
в Flore franchise еще склоняется к тому, чтобы располагать
даже виды по ступеням единой лестницы растительного мира,
то в 1800 г.3 он уже возражает против подобной планировки
серии, против возможности включения в единую серию видов
и родов, против упрощенной трактовки серии форм. Его
больше интересует расположение в серию крупных
систематических категорий—«rapports des masses»4. Но в отношении
этих категорий Ламарк говорит об единой серии
постепенного усложнения (serie unique et graduee). Подобное
представление было связано с рядом причин: 1) с традициями
и методами натуралистов XVIII столетия; 2) с «чувством»
натуралиста—чувством, основанным на «общем» сравнении
крупных подразделений органического мира, на comparaison
d'ensemble; 3) с отсутствием сравнительно-анатомической
методики у Ламарка, который продолжает рассматривать
человека в качестве критерия для суждения о степени
совершенствования, 4) с общим воззрением Ламарка на «Süffisance
de la nature», на полную постепенность в прогрессивном
развитии природы (интересно, что в тех случаях, когда Ламарк
испытывает затруднения в установлении серии форм,
например, при установлении «перехода» между насекомыми и
паукообразными,—в этих случаях он ссылается на
самозарождение, допуская его даже для некоторых высших
беспозвоночных животных). В этом отношении методы XVIII столетия
столь сильно довлеют над Ламарком, что он даже ссылается
на такие «переходные формы» в «серии существ», которые
1 «Философия зоологии», т. I, стр. 296, «Анализ сознательной
деятельности человека». С.-П. Б., 1899, стр. 19 и в других местах.
а См. гл. I наст, издания, а также «Анализ», стр. 62—63 и др.
* Lamarck, Systeme des animaux etc. Discours d' Ouvertüre...,
p. 17.
4 Под «массами» Ламарк подразумевает систематические
категории от классов и до крупных семейств. См. Lamarck, Hist, nat-
des animaux sans vertebres, 1.1, 3, edition, Bruxelles, 1837, p. 45 и след*
См. также соответствующие главы «Философии зоологии».

XXXII
и. м. поляков
мало отличаются от подобных же форм, приводимых Боннэ
и др. В более поздних своих работах Ламарк усложняет
и разветвляет серию, на первое место выдвигается «ordre de la
formation», но и здесь он считает серию отображением
основной тенденции природы, и, где только можно, он располагает
формы внутри своей серии в иерархическом порядке.
Огромное значение в трактовке серии имели общефилософские
воззрения Ламарка, и очень интересно было бы показать
любопытнейшие противоречия между системой теоретического
мышления, которой руководствовался Ламарк, и тем
эмпирическим зоологическим материалом; с которым он имел дело.
Мы знаем также, что к мысли о роли внешней среды Ламарк
приходит отчасти под влиянием общераспространенных уже в
его время эмпирических наблюдений, но главным образом под
влиянием размышлений о причинах «аномалий», отклонений
в серии форм. Исходной для него остается все же сама серия
форм, на которую и опирается его эволюционная концепция.
Что касается других «элементов эволюционизма», то
у Ламарка мы не находим идеи прототипа. Рессель объясняет
это тем, что проблемы морфологии как таковой Ламарка мало
интересуют, форма для него интересна прежде всего с точки
зрения функции. Ряд мест в «Философии зоологии» и других
сочинениях Ламарка, в которых он весьма резко возражает
против аналогизации беспозвоночных и позвоночных
животных, приводит к мысли, что с последовательно
развитой идеей постепенной градации, постепенного возрастания
«анимальности», вообще трудно сочетать идею единого
прототипа *. Проницательный натуралист, Ламарк строит свою
серию достаточно реалистично, для того чтобы избежать
опасности изобразить ее в виде чисто количественного
«развертывания» предсуществующего плана.
Не удивляет нас и то, что у Ламарка отсутствует идея
резких трансформаций, ибо «скачки» и «перерывы» с трудом
могут ужиться с мыслью о постепенном нарастании серии
форм (хотя, впрочем, как показывает Мопертюи, в редких
случаях это и может иметь место).
Перейдем же сейчас к основному вопросу: что именно
позволило Ламарку свести все эти разрозненные элементы
в одну систему, что именно явилось тем цементом, который
объединил эти элементы в одной целостной, эволюционной,
исторической концепции? Может показаться странным, что
на этот столь важный вопрос не было дано до сих пор
совершенно четкого и недвусмысленного ответа. Интересно, что
1 Russel, Form and function, стр. 226, см. Фил. воол., ч. I,
стр. 132—133, Hist. nat. t. I, стр. 77.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ XXXIII
многие исследователи вплотную подходили к тому ответу,
который нам представляется правильным, но затем проходили
мимо этого ответа и вели свои рассуждения в иной плоскости.
Мы полагаем, что основным и определяющим для
выработки эволюционных воззрений Ламарка явилось его
деистическое мировоззрение. То обстоятельство, что взгляды Ламарка
примыкают к деизму, общеизвестно. Однако не менее
общераспространенным является взгляд, по которому деизм
Ламарка—это некая «уступка» эпохе, некое «привходящее
обстоятельство», которое, собственно говоря, ни в какой
прямой связи с воззрениями Ламарка как натуралиста не стоит
и никакого отпечатка на эти воззрения не положило. Один
из лучших знатоков Ламарка, Ландриэ говорит об этом
следующее: «без сомнения, у основания вселенной ему
нравится предположить наличие первопричины—«верховного
автора всех вещей», но после этой уступки, которая, пови-
димому, сделана обычным воззрениям того времени, он...
возвращался немедленно и определенно в пределы поля
реальностей».
В другом месте Ландриэ отмечает маскировочный
характер деистических воззрений Ламарка, которые должны были
якобы скрыть его атеистическую устремленность. Ландриэ
квалифицирует деизм Ламарка как «уступку больше по
форме, чем по существу», и т. д.1.
Жиар также утверждает, что «самое существенное—это то,
что конечная причина расположена вовне опытного
детерминизма, который знает только ряд необходимых соотношений,
и что финалистическая гипотеза отведена в область
метафизическую, в которой ученый, достойный этого имени,
должен остерегаться заблудиться» 2.
Подобные же высказывания нетрудно найти почти у всех
авторов, касавшихся этого вопроса. Комаров считает деизм
Ламарка «неглубоким», не наложившим отпечатка на его
воззрения; Радль, Норденшельд и другие только упоминают
об этом хмоменте наряду со многими другими; Ростан,
прекрасный знаток Ламарка Додэн и некоторые другие авторы
не считают даже нужным говорить об этом.
Мы полагаем, что подобная недооценка значения деизма
в формировании воззрений Ламарка является в корне
неверной и указывает на недостаточное философское
проникновение в сущность вопроса. Додэн, например, довольно
метко характеризуя Ламарка как «философа по культуре
и рассудку, натуралиста по специальности» 3, не показывает,
1 L a η d г і е и, указ. соч., стр. 258, 381, 387.
2 Цит. по Landrieu, стр. 382.
3 D a u d і η, указ. соч., стр. 155.
3 Философия зоологии, т. II

XXXIV
и. м. поляков
однако, почему и в какой мере философская концепция Ла-
марка явилась стержнем для выработки эволюционной
теории Ламарка.
Обычно забывают, что, выражаясь словами Энгельса, без
теоретического мышления «...невозможно связать между
собою любых двух естественных фактов или же уразуметь
существующую между ними связь» 1. Мы полагаем поэтому, что
прежде всего нужно показать, какого рода система
теоретического мышления легла в основу разработанной Ламарком
эволюционной концепции. Как историческая заслуга
Ламарка, выразившаяся в формулировке первой, целостной
эволюционной концепции, так и «первородный грех»
ламаркизма, выразившийся в том, в какую форму была отлита эта
первая эволюционная теория, лежат у деистических истоков
воззрений Ламарка.
С абсолютной четкостью Ламарк сам сформулировал свои
исходные положения в «Systeme analytique des" connaissances
positives de l'homme». «Высший творец всего
существующего,—писал он,—есть непосредственный творец материи
и природы и лишь косвенным образом творец всех продуктов
этой последней». Какими же свойствами Ламарк наделяет
материю? «Философами всех времен принято—и это не
подлежит оспариванию—рассматривать материю как вещество
инертное, не имеющее собственной деятельности и
собственного движения, хотя способное получать движение извне
и передавать его. Итак, материя совершенно пассивна» 2.
Что же такое природа? «Природа есть порядок вещей...
неизменный порядок постоянно деятельных причин...» Природу
составляют: «1) движение, которое есть не что иное, как
изменение перемещающегося тела; оно не свойственно ни
материи, ни какому бы то ни было телу; оно в то же время
неистощимо в своем источнике и распространено во всех частях
тела; 2) законы всех порядков, постоянные и непреложные,
которые управляют всеми движениями и изменениями тел
и устанавливают неразрушимые порядок и гармонию во
всей вселенной, всегда неустойчивой в своих частях и всегда
постоянной в своем целом» 3.
Мы видим, что Ламарк не дошел до понимания
движения как существенного атрибута материи. Он остался в этом
вопросе позади Гольбаха и других материалистов XVIII
столетия, которые считали движение неотъемлемым атрибутом
материи, хотя они и понимали движение механистично, сводя
все к простому перемещению в пространстве. Интерпретация
1 Энгельс, Диалектика природы, 6-еизд., стр. 6.7-
•Ламарк, Анализ и т. д., стр. 10 и 26—27.
з Τ а м же, стр. 30.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XXXV
материи как чего-то «пассивного», инертного, с
неизбежностью ведет к поискам «двигателя», находящегося вне
материи, ведет к дуализму. Для деиста Ламарка неизбежно было
искать причины изменения и развития вселенной вне материи,
в действии метафизических, неизменных и гармонично
действующих «законов», установленных творцом.
Но, быть может, Ламарк делал исключение для «живой
материи», для организмов? Паули ведь, например,
утверждает, что Ламарк подчеркивал как раз активность жизни.
Это утверждение в корне неправильно. В трактовке
жизненных явлений Ламарк становится на ясно выраженные
механистические позиции (которые, впрочем, вполне закономерно
для деиста дополняются в отдельных пунктах идеализмом,
но, подчеркнем, дополняются, а не перемешиваются
эклектически!). Чтобы в этом убедиться, достаточно прочесть второй
том «Философии зоологии». Со всей решительностью Ламарк
подчеркивает здесь, что живая материя по природе своей
столь же пассивна, как и неорганическая, что жизнь может
быть вызвана, «возбуждена» только силами, пришедшими
извне, и чуждыми живым существам как таковым: «причина-
возбудитель (cause-excitatrice) жизненных движений чужда
органам всех живых тел»; чтобы вызвать в живых телах
«оргазм» и «раздражимость», эта сила должна подействовать
извне. Эта сила—не что иное, как «движение различных
флюидов»; эти «тонкие и невидимые флюиды оживляют тела,
и без них жизнь не существовала бы». Эта тонкая подвижная
материя—флюиды—находятся в окружающей среде, и их
движение непрерывно поддерживается солнечным светом.
Лишь на известной ступени для ускорения жизненных
движений «природа употребляет нервную систему», которая
приводит в движение мышцы и сердце» *. Достаточно
вчитаться в Ламарка, чтобы убедиться в том, что развитие
психики, размножение, эмбриональное развитие организма—все
это он объясняет, исходя из грубо механистических
представлений. И когда Ламарк анализирует причины изменения
животных и растительных видов, именно те причины, которые
лежат в модифицирующих влияниях среды, то и здесь Ламарк
чисто механистически представляет себе механизм
воздействия этих внешних условий. Чудовищным искажением
действительных взглядов Ламарка покажется та трактовка его
воззрений, с которой выступят позже психо ламаркисты I 2
1 См. настоящее издание, стр. 50.
2 Виталистические формулировки встречаются у Ламарка только
в более ранних произведениях, например, в «Recherches sur Г organisation
des corps vivants» (1802), а затем он от них совершенно отходит. Во II томе
«Философии зоологии» Ламарк уже пишет, высмеивая arche-vitale.
3*

XXXVI
и. м. поляков
Даже там, где Ламарк апеллирует к «воле» животного,
направленной на удовлетворение потребности и вызывающей
образование новых органов, он не изменяет своему методу и дает,
мы бы сказали, наивно-механистическую схему действия этой
«воли».
Но как раз в этом пункте образуется провал, возникает
«прорыв механицизма», снова выступает на сцену деизм Ла-
марка, и его эволюционная концепция неизбежно
приобретает дуалистический характер. Перед взором Ламарка
простиралась величественная серия органических форм—серия,
закономерно и прогрессивно усложняющаяся, серия,
отдельные звенья которой характеризуются возникновением
совершенно новых систем органов, серия, гармонично и
целесообразно устроенных живых тел. Этот закономерный ход
природы—«marcke de la Nature», эту прекрасную «Süffisance de la
Nature», эту гармонию объяснить из самой материи, ее
саморазвитием Ламарк не может. Ведь все тела природы, в том
числе и живые тела, являются пассивной, инертной материейI
Источник их развития должен лежать вовне, в какой-то
посторонней силе. Может ли этим источником явиться среда,
действие флюидов и т. п.? Разумеется, нет, ибо
величественного и гармоничного целого этим не объяснишь. Общеизвестно,
что Ламарк неоднократно подчеркивает, что внешние
условия, которым он уделяет такое большое внимание, лишь
«нарушают правильность градации», они, если так можно
выразиться, разнообразят органические тела, но никогда
не переводят их с одной ступеньки на другую. Первичным
и исходным является для Ламарка сама прогрессивно
усложняющаяся серия, как она дана природой. Что же в таком
случае руководит возведением всей прекрасной постройки
органического мира? И вот тут на сцену выступает
метафизический «Закон». Этот закон воплощается в форме «постоянного
стремления природы к постепенному усложнению
видоизменений и строения организма», в «стремлении природы к
прогрессу», в «pouvoir propre de la vie»1. Это «стремление природы»
отнюдь не реализуется через воздействие окружающих
условий; нет, оно существует наряду с ним! Ламарк говорит о
«модифицирующей причине, чуждой природе»; он строго
различает систему органов, «план» которых отображает ход природы
и видоизменения, которые возникают от случайных, чуждых
«природе» модифицирующих причин. В «Histoire naturelle
они (древние философы) «создали одни слова, с которыми связывают
лишь смутные, ни на чем не основанные понятия» (наст, издание, стр. 59).
1 Ламарк, Анализ, стр. 70, 74, Hist, nat., Introduction,
стр, 57, 108 и др*

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ XXXVII
des animaux sans vertebres» Ламарк ясно пишет о том, что
нужно различать: «1) силу жизни, результатом которой
является возрастающая сложность организации и вследствие
этого упомянутая выше прогрессия; 2) модифицирующую
причину, производящую нарушения, разнообразные и регулярные
уклонения в результатах, производимых силой жизни».
Ламарк очень часто выражается так, будто сама прогрессия это
и есть причина *. Многие исследователи, писавшие о Ламарке,
высказывали мысль, что Ламарк дальше общего указания на
«стремление природы к прогрессу» не шел и этот момент не
конкретизировал. Это неверно. В одной своей, мало известной
сейчас работе, в статье «Faculte», напечатанной в «Nouveau
Dictionnaire d'Histoire Naturelle» 2 и вышедшей в 1817 г.,
Ламарк сам отмечает, что он «забыл в Философии зоологии
следующее разграничение..., которое, однако, является
необходимым для того, чтобы привести в соответствие факты с
теорией, которая их объясняет». Это разграничение заключается
в том, что Ламарк точно подразделяет свойства организмов
и соответствующие им органы на две принципиально отличные
категории—на «свойства первостепенного значения и
постоянные, связанные с органами или системами органов, которые
являются результатом единственно только силы жизни (du
pouvoir de la vie) и которые не могут быть изменены влиянием
условий», вторая же категория—"-это «свойства изменчивые
и меньшего значения, связанные с отдельными органами,
произведенные настолько же силой жизни, как и влиянием
условий, и которые могут впоследствии измениться и даже
уничтожиться продолжающимся воздействием других условий».
И дальше Ламарк конкретно перечисляет свойства—органы
этих двух категорий. К первой категории относятся свойства
переваривать пищу, дышать при помощи специальных
органов, передвигаться при помощи мускулистых органов,
размножаться половым путем, откладывая яйца или путем
живорождения и т. д.; ко второй же относятся отдельные, «частные»
свойства—органы: лапы, крылья, плавники, плавательная
перепонка между пальцами, щупальца, зубы, рога, когти и
т. д.3. Мы видим таким образом, что установленный творцом
1 Ламарк, Hist. nat. Introduction, стр. 52.
2 Nouveau Dictionnaire d'Histoire Naturelle. Deterville. Deuxieme
edition, v. XI, Paris, 1817, стр. 13—14.
3 Отметим здесь наше несогласие с попыткой Додэна усмотреть
три фазы в развитии воззрений Ламарка по вопросу о соотношении этих
двух факторов эволюции.
Мы полагаем, что Додэн неверно трактует некоторые отрывки из
«Аналитической системы» и главное—ему, иовидимому, остался
неизвестен важный отрывок о Faculte, относящийся к 1817 г.
Внимательное чтение знаменитого Discours,относящегося к 1800 г.,

XXXVIII
и. м. поляков
метафизический «Закон» непосредственно и является причиной
прогрессивного развития органического мира.
Представление об основной причине эволюции Ламарк
заимствует непосредственно из своей общей деистической
концепции.
Именно она делает динамической «серию форм», она свя-
зуѳт воедино фактический материал, и при всем том большом
значении, которое Ламарк придает внешним условиям («сіг-
constances»), не они являются для него первичным и исходным
фактором эволюции. Это же объясняет нам и другой,
необычайно характерный для Ламарка момент. Органическая
целесообразность является общим свойством всех животных и
растительных видов. На истолкование процесса эволюции могут
претендовать только те теории, которые дают удовлетворительное
объяснение возникновению органической целесообразности.
Мы видели выше, что в XVIII столетии явление
целесообразного строения организмов широко привлекалось теологами
и верующими натуралистами для так называемого
телеологического доказательства бытия божьего. С другой стороны,
ряд натуралистов и в особенности философы-материалисты
говорили об естественном возникновении целесообразных
структур в процессе своего рода «отбора», на протяжении больших
промежутков времени. У Ламарка отсутствует представление
об отборе, больше того, он Нигде, в сущности говоря, и не
ставит проблемы целесообразности, она является для него чем-то
первично данным, изначальным.
Некоторые авторы изображают дело иначе. Ландриэ
считает, что Ламарк близко подошел к мысли о борьбе за
существование и об естественном отборе, но не довел ее до конца г.
Рево д'Аллон выражается по этому поводу еще более
решительно: по мнению этого автора, идея естественного отбора вполне
ясно сформулирована Ламарком, и «Дарвин лишь развил
и обогатил новыми примерами концепцию, которая вначале
была сформулирована до него основателем трансформизма» 2.
Большинство авторов, не делая столь далеко идущих
выводов, просто отмечает «зачаток идеи отбора» в произведениях
Ламарка.
И, однако, это не так. Действительно, в сочинениях Ламарка
мы встречаем страницы, где говорится об уничтожении одних
животных другими или даже о том, что виды более крупных
и сильных животных уничтожают виды более мелких и слабых
убедило нас в том, что уже при первой формулировке своей
эволюционной концепции Ламарк ясно разграничивает эти две движущие силы
эволюции(см. Systeme des animauxetc. Discours d'ouverture...,CTp. 23).
1 Landrieu, стр. 353.
2 R e ν a u t d'A 1 1 ο η η e s, Lamarck, Paris, стр. 47—48.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ XXXIX
животных, что индивиды, принадлежащие к разным расам,
ведут борьбу между собой1. Но эти высказывания лишь
отдаленно—и то только по форме—напоминают мысль о борьбе
за существование, следствием которой является естественный
отбор. На самом деле идея отбора была чужда Ламарку.
И неправ Ландриэ, утверждая, что Ламарк просто «не понял»
значение отбора. Вопрос стоит глубже! В рамках
деистического мировоззрения Ламарка отбору и не могло быть места. Мысль
об отборе предполагает наличие дисгармоничного, отводит
большое место случайности. Для деиста Ламарка природа
совершенна, метафизические и неизменные законы
«устанавливают неразрушимые порядок и гармонию во всей вселенной».
Термин «случайность» выражает только наше незнание
причин явления: «беспорядка не существует в природе, и
относящиеся сюда факты являются выражением общего порядка,
одни из них недостаточно познаны нами, другие же относятся
к частным объектам, сохранение которых с необходимостью
противоречит этому общему порядку» 2. И уже в знаменитом
«Вступлении к курсу зоологии VIII года» (т. е. в 1800 г.)
с совершенной отчетливостью обнаруживается, в каком
разрезе интересуют Ламарка явления борьбы за существование.
Для него это—нечто поддерживающее «порядок вещей»,
«гармонию природы», препятствующее, например, чрезмерному
размножению мелких форм, одним словом, «благодаря этим
мудрым предосторожностям природы все остается в порядке» 3.
€ этим связано и необычайно характерное для Ламарка
отрицание вымирания видов (за исключением немногих форм). У
Ламарка необычайно резко выражена идея гармоничного
равновесия организмов и среды; изменение среды ведет лишь к
установлению нового гармоничного равновесия, но никак не к
вымиранию. Не может быть отбора, так как нет вымирания видов!4
И если Ламарк кое-где и высказывается против финализма,
то делает он это точно так же, как и многие современные
автогенетики, пытающиеся на словах просто снять вопрос о
целесообразности. Но так как само-то явление «снять» нельзя, то
подобная позиция с неизбежностью ведет к признанию
изначальной целесообразности!
1 См., например, «Философия зоологии», т. I, стр. 88—89.
2 Lamarck, Hist. nat. Очень важна здесь стр. 97. Интересно,
что Ламарк возражает в этом пункте Вольтеру и пишет в примечании
к этой же странице, что «Жан Жак Руссо отвергал Вольтера чувством;
но он мог бы сделать это более успешно, если бы он признал этот общий
порядок, установленный в различных частях вселенной
могущественным творцом всего существующего».
3 Lamarck, Systeme des animaux etc., Discours <ГOuvertüre,
Ρ·Ϊ23.
* См. «Философия зоологии», т. I, стр. 73—74.

XL
и. м. поляков
У Ламарка не только не было понимания отбора как
движущей силы эволюции, но не было даже указания на отбор,
как на один из элементов эволюционного развития, и поэтому
разрозненные фрагменты и случайные высказывания по этому
вопросу философов-материалистов Ламеттрл и Дидро стоят,
в смысле приближения к истине, значительно выше, чем
стройная концепция деиста Ламарка. Таким образом, мы видим,
что два основные явления, характеризующие эволюцию,—
усложнение, прогрессивное развитие органического мира,
и органическую целесообразность—Ламарк воспринимал как
нечто изначальное, являющееся реализацией законов,
установленных творцом. Условно употребляя термины А. Н. Се-
верцова, мы могли бы сказать, что «ароморфозы» трактуются
Ламарком чисто идеалистически и лишь «идиоадаптации»
объясняются им как результат воздействия среды!
Возникновение «идиоадаптации» трактуется Ламарком чисто
механистически; искать здесь идеализм, «психовитализм» и тому
подобное совершенно излишне. В рамках деистических
воззрений Ламарка механицизм и идеализм вполне закономерно
сочетаются и дополняют друг друга, что обычно совершенно
не понимают буржуазные исследователи Ламарка, которые,
в лучшем случае, констатируют гетерогенность его воззрений.
Подводя итоги, мы можем констатировать, что Ламарк
1) воспринял и опирался на те общие идеи, на те «элементы
эволюционизма», которые были широко распространены в
XVIII столетии; большинство этих элементов вошло компонен*
тами в эволюционную концепцию Ламарка; 2) определенное
значение для выработки эволюционных воззрений Ламарка
имели его собственные исследования, хотя здесь необходимо
подчеркнуть, чтоЛамарк при выработке эволюционной
концепции руководствовался в большей мере лишь общим
впечатлением от материала и в меньшей мере привлекал его для
подкрепления собственных воззрений; 3) конкретная аргументация
Ламарка в пользу эволюции не всегда превышает
соответствующую аргументацию (по отдельным пунктам) других
натуралистов этой эпохи, а кое в чем стоит даже ниже ее;
4) за Ламарком остается крупнейшая историческая заслуга
сведения разрозненных элементов эволюционизма в одну
целостную последовательно эволюционную концепцию; это
сведение было осуществлено Ламарком на основе деистического
мировоззрения, которое в данном случае имело исторически-
прогрессивное значение; 5) деизм помог Ламарку притти
к целостной эволюционной концепции, но он же был причиной
«первородного греха» ламаркизма, обусловив внутренний
дуализм системы—необходимое сочетание в ней
идеалистических и механистических положений.

ЛАМАРК II ЛАМАРКИЗМ
XLI
Заслуга этого выдающегося мыслителя очень велика,,
и пошло выглядят попытки принизить ее ссылками на то,
что Ламарк был лишь «одним из натурфилософов» этой эпохи.
Пошло потому, что в определенной мере всякая
натурфилософия отображает действительность. Говоря словами Энгельса,
«гораздо легче вместе с тупоумной посредственностью а 1а
Карл Фохт бранить старую натурфилософию,, чем оценить
ее историческое значение. В ней много нелепостей и
сумасбродства... а рядом с этим она содержит и много серьезного и
разумного»...1. Это—во-первых, а во-вторых— мера приближения
Ламарка к действительности, мера правильного отображения
природы значительно выше (в этом сказывается Ламарк-
натуралист!), чем у других натурфилософов конца XVIII
и начала XIX столетия. Несомненно, что недостатки
эволюционной теории Ламарка обусловлены исторической
ограниченностью идей и материала, которыми он располагал.
Об этом писали достаточно, но эту ограниченность мы
усматриваем еще в одном очень существенном обстоятельстве.
Эволюционная концепция может стать твердо на ноги только
в том случае, если одновременно и одинаково
удовлетворительно будет доказан самый факт эволюции и в неразрывной
связи с ним будут вскрыты движущие силы эволюции. Именно
это удалось сделать впервые гению Дарвина. Без этого все
рассуждения об эволюции будут, если можно так выразиться,—
историографией органического мира, но не его историей!2
Ламарк дает общую широкую картину
«прогрессии»—эволюции организмов, он много места уделяет и вопросу «почему»
(проблемы факторов), но, во-первых, эти факторы он подает
столь же описательно и созерцательно, как и общую картину
прогрессии, а во-вторых—по основным и решающим пунктам
(усложнение и целесообразность) Ламарк ограничивается
лишь своей общей деистической иитепретацией природы,
с точки зрения которой действительные причины эволюции
ке могут быть вскрыты, ибо здесь слов:і дают видимость
объяснения, подменяют действительное объяснение.
Мы полагаем, что в этом сказалась не только
ограниченность деистического мировоззрения Ламарка, но и осо-
1 Энгельс, Диалектика природы, 6-е изд., стр. 212.
2 В этом вопросе я не согласен с позицией, которую занимает
Чулок в своей известной «Deszendenzlehre» (Jena, 1.922). Относительная
правомерность разграничения проблем реальности эволюции и
факторов эволюции не должна ни в коем случае (в особенности, если мы
берем вопрос в разрезе историческом) затемнять существенной связи
этих проблем—связи, которая находит свое выражение отнюдь не
только в порядке логической последовательности этих двух проблем.
К. А. Тимирязев намного глубже подошел к этому вопросу, чем Чулок.

XLII
и. м. поляков
бенности производственной сельскохозяйственной практики
этой эпохи. Перед натуралистом стояла задача описывать,
классифицировать, помочь использовать материал. Ё области
прикладной биологии еще не стояло (или, вернее, было очень
слабо выражено) требование перестройки живой природы,
переделки животных и растительных форм, выведения новых
•пород и сортов.
Сколь разительным будет в этом отношении сравнение
сельского хозяйства Англии в 40—50-х годах прошлого
столетия и Франции в конце XVIII и начале XIX века! А ведь это
сравнение, как нам кажется, вскрывает многое в понимании
исторических достоинств и недостатков Дарвина и Ламарка.
Важнейший (хотя и не единственный)" критерий истины,
в данном случае критерий человеческой практики,
перестраивающей определенными методами организмы,—не выступает
заметным образом в произведениях Ламарка, да и не может
выступать. Ведь характерно, что даже там, где Ламарк
говорит о «доместикации», он совершенно не замечает того, что
через 30—40 лет увидит Дарвин: он не видит и не понимает
роли отбора. А в этой связи важно вспомнить очень меткое
замечание Энгельса, что деятельность человека дает
возможность доказательства причинности, а также, что одна
эмпирика наблюдения не может до конца установить причинные
связи, что даже «...правильно повторяющиеся post hoc
никогда не может обосновать propter hoc» *. Эволюционная
теория Ламарка соответствует той стадии развития биологии,
которая в основном характеризуется переходом от
систематизации материала к изучению связей между телами живой
природы и в значительно меньшей степени элементами
«причинно-следственного» изучения живой природы, связанного,
в частности, и с построением гипотез и теорий.
Символичным является в этом отношении то обстоятельство,
что «дата рождения трансформизма» относится к 1800 г.—
первому году XIX столетия. Этот год как бы подводит в данной
области известные итоги биологии XVIII столетия, на
материал и общие идеи которой так сильно опирается Ламарк.
Но, разумеется, что при всей неизбежной исторической
ограниченности воззрений Ламарка за ним остается
несомненная заслуга построения первой целостной эволюционной
концепции 2.
1 Энгельс, Диалектика природы, 6-е изд., стр. 14.
- Мы сознательно не останавливаемся в этой главе на социальных
причинах неуспеха Ламарка (и прежде всего на реакционных
умонастроениях послереволюционной Франции) и на фактических
недостатках теории Ламарка, недостатках, которые уже тогда могли вызвать
.и вызвали оппозицию со стороны ряда натуралистов. Во-первых, эти

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗ-М
XLIII
ГЛАВА III
КРАТКИЙ ОЧЕРК ИСТОРИИ ЛАМАРКИЗМА
Переходя к обзору истории ламаркизма, следует
подчеркнуть, что с понятием «ламаркизм» нужно связывать лишь
определенные представления о механизме органической эволюции—
представления,которые идейно примыкают к тем или иным
сторонам эволюционной концепции Ламарка. С этой точки
зрения история ламаркизма является лишь частью истории
эволюционной идеи. Это положение, совершенно очевидное для
истории последарвиновского эволюционизма, должно иметь
силу и для периода развития идей между Ламарком и Дар-
вином. В области биологии этот период характеризуется
накоплением обширнейшего эмпирического материала, множе-
€твом важнейших открытий, которые создали научные
предпосылки для обоснования эволюционной теории.
У ряда исследователей этого периода—Линка (Н. F. Link,
1821), Фойта (F. S. Voigt, 1823), Бори-Сен-Венсана (Bory de
Saint-Vincent, 1824), Буха (L. ν. Buch., 1825), Омалиус
д'Аллуа (Omallius d'Halloy, 1831 и 1846),Шпринга (A. Spring,
1838), Котта (В. Gotta, 1848), Унгера (F. 'Unger, 1852)1 и
многих других—мы встречаем «элементы эволюционизма»,
сходные в основном с элементами эволюционизма, которые
встречаются и в произведениях натуралистов и философов XVIII
столетия. Однако в первой половине XIX столетия эти
элементы звучат выразительнее: они являются отражением более
высокой ступени познания объективных закономерностей
живой природы, они опираются на большой, новый фактический
материал, все чаще встречаются попытки увязать эти
отдельные элементы друг с другом в целостную систему. К проблеме
эволюции вплотную подходят и натурфилософы (Г. Р. Тре-
виранус, Л. Окен, И. Карус и др.). Рассмотрение всего этого
вывело бы нас далеко за рамки истории ламаркизма, ибо
этапы ламаркизма идут не через имена упомянутых нату-
моменты известны, во-вторых, кое-что читатель сможет найти во
вступительных статьях к первому тому настоящего издания.
Некоторые дополнительные пункты методологической
характеристики ламаркизма будут даны в последней главе нашей статьи.
1 См. Н. F. L i η k, Die Urwelt und das Altertum, Bd. I, 1821,
в особенности стр. 100—120; F. S. V о i g t, System der Natur, 1823;
взгляды Bory de Saint-Vincent изложены в статье «Creation», Dictionnaire
Classique de l'Histoire Naturelle; L. v. Buch, Physikalische
Beschreibung der Kanarischen Inseln, 1825; J. Omaliusd'H alloy, Bull, de
l'Acad. Roy. Bruxelles, v. XIII, 1846, то же в его «Элементахгеологии»,
1831; А. R. S ρ г i η g, Ueber die naturhistDrische Begriffe von Gattung,
Art und Abart usw., Leipzig, 1838; B. Co 11 a, Briefe ...,
особенности стр. 22—25, 170—180 и др.; Α. ν. Humboldts Kosmos, Bd. I,
1848; F. Unger, Versuch einer Geschichte der Pflanzenwelt, 1852.

XLIV
и. м, поляков
ралистов и философов. Применительно к данному периоду о»
ламаркизме могла бы итти речь лишь в том случае, если бы
было показано, что у кого-либо из этих исследователей
целостная (пусть даже недостаточно аргументированная)
эволюционная концепция сочеталась с ламарковским
пониманием механизма эволюционного процесса. С этой точки
зрения, с понятием «ламаркизм» могут быть сближены
воззрения автора популярной в свое время книги—«Следы
творения» Роберта Чемберса (1844), швейцарского ботаника
Морици (1842)1 и лишь отчасти взгляды знаменитого
французского натуралиста Жоффруа Сент-Илера. Последнего часто
безоговорочно причисляют к эволюционистам. Н. А. Холод-
ковский 2 предложил даже тех ламаркистов, которые
принимают прямое трансформирующее воздействие внешней среды
на организмы, именовать жоффруистами. Мы полагаем, что этот
термин (равно как и предложенный Осборном для аналогичных
случаев термин «бюффонизм») в корне неправилен. Все
основные исследования Жоффруа Сент-Илера связаны с*
попыткой построить синтетическую морфологию, в основу
которой была положена мысль об едином плане строения всех
организмов. Однако эта основная для всего научного
творчества Жоффруа Сент-Илера мысль, при всем ее объективном
значении для эволюционной теории, разрабатывалась им отнюдь
не в эволюционной, а в метафизической,
абстрактно-морфологической плоскости, трактовалась подчас даже чисто
теологически 3. Это, разумеется, не исключает того, что в других
исследованиях Жоффруа, связанных главным образом с
палеонтологией и тератологией, мы встречаем отдельные эле-
менты эволюционизма, подчас очень ясно сформулированные
и окрашенные то в тона исторического понимания процессов,
то несущие на себе печать своеобразного механистического
трансформизма. Но в общем и целом и, прежде всего, в
развитии той идеи, которая красной нитью проходит через все
работы Жоффруа Сент-Илера, он остался чужд целостной
эволюционной концепции, и поэтому термин «жоффруизм»,
выражающий попытку поставить Жоффруа в один ряд с
эволюционистом Ламарком, не может быть нами принят. Настоящая
история ламаркизма—точнее, «воскрешение» ламаркизма—
1 R. Chambers, The vestiges of the natural history of creation,
tenth ed., 1853; Α. Μ о г i t ζ у, Reflexions sur l'espece, 1842.
2 H. А. Холодковский, Ламаркизм и жоффруизм, журн.
Природа, 1915,· см. также Н. F. О s b о г n, From the Greeks to Darwin»
1929, стр. 309.
з См. G е о f f г о y-Saint-Hil aire, Philosophie anatomique.
Desmonstruosites humaines, Paris, 1822; см. особенно стр. 498—499.
* В особенности в соч. «Le degre d'influence du monde ambiant
pour modifier les formes», Mim. Ac. Sc, t. 12, Paris, 1833.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
XLV
начинается только после победы дарвинизма в 60-х годах
прошлого столетия.
Мы увидим в дальнейшем, что ламаркизм является
необычайно гетерогенным течением. Одни из ламаркистов выдвигают
на первый план имманентные, автогенетические тенденции
в эволюции, другие—упражнение и неупражнение органов,
третьи—прямое влияние среды, четвертые—психику как
фактор эволюции. Однако общей чертой для всех оттенков
ламаркизма является идея прямого приспособления организмов
к среде, идея целесообразного реагирования организмов на
изменения окружающих условий, причем в качестве механизма
этого прямого приспособления рассматривается передача
по наследству приобретенных признаков. В этом смысле
ламаркизм диаметрально противоположен дарвинизму, теории
естественного отбора, обоснованной гением Чарлза Дарвина.
Теория естественного отбора с момента своего возникновения
и по настоящее время остается единственной теорией,
необычайно глубоко и в основных чертах правильно объясняющей
^факторы органической эволюции. Грандиозный фактический
материал был освоен Дарвином в духе последовательного
историзма. «Смертельный удар» был нанесен телеологии.
Стихийная диалектика Дарвина наглядно выявляется в его
трактовке понятия вида, единства, случайности и необходимости,
прерывности и непрерывности, прогресса и регресса в
эволюции и, наконец, в попытке показать те внутренние
противоречия, которые в конкретной форме борьбы за
существование лежат в основе эволюции. Не удивительно, что эта
гениальная теория, даже при всех своих исторически
обусловленных недостатках и некоторых ошибках, значительно
ближе подходит к правильной диалектической концепции
развития, чем какая бы то ни было разновидность ламаркистской
концепции. Не удивительно поэтому и то, что к ламаркистской
теории «прямого приспособления», т. е. непосредственной
адаптивной реакции организма на изменения окружающей
их среды, Дарвин не мог не относиться отрицательно, ибо
эта ламаркистская концепция развития диаметрально
противоположна его собственной. О том, как Дарвин на
протяжении своей жизни относился к мысли о прямом
преобразующем воздействии среды, можно сделать вывод,
рассмотрев ряд выдержек из его писем. В 1856 г. в письме
к Гукеру Дарвин пишет: «В настоящее время... мой вывод
таков, что внешние условия могут сделать исключительно
мало»...1 Через год в письме к Аза-Грею Дарвин подчерки -
1 Life and letters of Charles Darwin, third edition, London, 1887,
ol. И, стр. 87.

XLVI
и. м, поляков
вает, что «разговоры о климате или ламарковых привычках,
производящих подобные приспособления к другим
организмам,—пустые (futile) разговоры»г. В 1868 г. в письме к
Льюису Дарвин говорит: «Я не могу признать, что (ногти,
когти и копыта) могли образоваться благодаря прямому
действию условий жизни»2, а в письме к Вейсману в мае
1875 г. Дарвин указывает: «когда я писал
«Происхождение», я не мог найти фактов, которые бы доказывали
прямое действие климата и других внешних условий» 3. И,
наконец, в письме к Семперу, написанном в 1881 г., в конце
жизни Дарвина, мы читаем: «Я доныне принужден
считать, что изменения условий дают импульс к изменчивости,
но они действуют в большинстве случаев очень непрямым
способом» 4. Эти выдержки—а число их можно было бы
увеличить—ясно говорят о том,что к ламаркистским методам
объяснения эволюции органических форм Дарвин, в основном,
относился отрицательно. Мы говорим—в основном, так как
совершенно отбросить эту концепцию Дарвин не решился.
"Уже в приведенном выше письме к Семперу Дарвин говорит
о том, что он отрицает прямое действие для «большинства
случаев». В известном письме к М. Вагнеру отІЗ.Х. 1876 г.
Дарвин указывает, что, по его мнению, он недооценил
значение прямого действия среды без отбораδ. Таким
образом, небольшую уступку ламаркизму в этом вопросе
Дарвин делал, но категорически можно утверждать, что и в
этих случаях «прямое воздействие» рассматривалось Дар-
вином лишь как второстепенный, вспомогательный и редко
имеющий место фактор эболюции. Нельзя не напомнить, что
в другом вопросе, в вопросе о возможности унаследования
приобретенных признаков, Дарвин, как, впрочем, и все ученые
его времени, придерживался ламаркистской или, правильнее
сказать, старой, традиционной точки зрения, допускавшей
возможность подобной передачи, и своей гипотезой пангенезиса
пытался эту передачу объяснить. Нужно,однако, подчеркнуть
еще раз, что несмотря на наличие этих моментов общая
направленность дарвиновой теории диаметрально противоположна
ламарковскому пониманию движущих сил эволюции.
Воскрешение ламаркизма началось уже после победы
дарвинизма в 60-х годах прошлого столетия. Знаменитый
немецкий натуралист Эрнст Геккель в своих сочинениях «Общая
морфология» и «Естественная история миротворения» обратил
х Указ. соч., vol. II, стр. 121.
* More letters of Charles Darwin, London, 1903, vol. I, стр. 307-
8 Указ. соч., vol., I, стр. 356.
4 Life and letters, vol. Ill, стр. 345,
s Указ. соч., vol. Ill, стр. 159.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ XLVII
внимание на учение Ламарка. Геккель пытался придать
понятию ламаркизма очень широкое значение. Понимая под
дарвинизмом только теорию естественного отбора, Геккель
полагал, что, исходя из соображений исторического порядка,
эволюционную концепцию в целом следует именовать
ламаркизмом. Ламарка он считал «основателем учения об изменяемости
видов как самостоятельной научной теории» г. Учение Ламарка
о факторах органической эволюции Геккель принимает наряду
с теорией естественного отбора. При этом Геккель исходит·
из своего понимания явлений наследственности.
Наследственность трактуется чисто механистически в предложенной
Геккелем в 1879 г. теории перигенезиса пластидул: «Гипотеза
перигенезиса старается объяснить будущность
наследственности при помощи простого механического принципа, именно—
при помощи известного принципа передачи движения»2.
В этой теории Геккеля имеются и элементы панпсихизма.
Наследственность проявляется в двух формах:
консервативной и прогрессивной. Особенно ясно выступают
ламаркистские воззрения Геккеля в трактовке так называемой
«прогрессивной наследственности». Исходным законом является здесь
общий закон приспособительной или приобретенной
наследственности». Этот закон говорит о том, что «при
определенных условиях организм способен передать по наследству своим
потомкам те свойства, которые он сам в течение своей жизни
приобрел путем приспособления»3. При этом Геккель
отмечает, что чем дольше действовала причина, вызвавшая данное
приспособительное изменение, тем прочнее входит оно в сферу
наследственности («закон упроченной или установившейся
наследственности»). В качестве аргументов в пользу
возможности подобного унаследования Геккель приводит довольно
обычные и весьма распространенные в его время примеры
(наследственная атрофия глаз в темноте в результате
неупражнения, бесхвостость потомков в результате увечий родителей
и т. п.). Для Геккеля, как и для всех ламаркистов, понятия
«приспособление», «наследственность» и «изменчивость»
являются понятиями, в известной мере совпадающими. Мы говорим:
«в известной мере», так как Геккель различает два вида
приспособлений: непрямые и прямые. Происхождение непрямых
приспособлений объясняется теорией естественного отбора.
Возникновение же прямых приспособлений объясняется
Геккелем чисто ламаркистски в формулированных им «Законах
1 Э. Геккель, Естественная история миротворения, изд.
«Мысль», 1908, ч. I, стр. 85.
* Указ. соч., ч. I, стр. 155.
* Указ. соч., ч. I, стр. 149.

XLVIII
и. м. поляков
приспособления». Сюда относится «закон всеобщего или
универсального приспособления», «закон накопленного или
собирательного приспособления», «закон заблаговременного
приспособления», «закон взаимного приспособления», «закон
дивергентного приспособления», «закон неограниченного
приспособления». Все эти «законы» (взаимодействующие с
прогрессивной наследственностью) являются основными
факторами органической эволюции. Конкретное содержание
этих законов сводится к многочисленным примерам
изменения организмов в результате упражнения или
неупражнения органов, привычки, дрессировки, воспитания,
действия пищи, климата, других организмов, взаимного
приспособления частей одного и того же организма. Эти
изменения носят приспособительный характер, наследуются и
являются, таким образом, сразу факторами эволюционного
порядка. Изменения «внедряются» тем сильнее, чем раньше
они появляются в жизни индивидуума («заблаговременное
приспособление»); под влиянием непосредственного действия
различных внешних условий формы, вначале однородные,
начинают развиваться в разных направлениях («дивергентное
приспособление»), внешние условия способны безгранично
изменять организмы («неограниченное приспособление»). Мы
видим, таким образом, что Геккель разрабатывает (или,
точнее, облекает в новую терминологию и пополняет
примерами) чисто ламаркистскую концепцию эволюции. Слить
же ламаркизм в единую систему с дарвинизмом ни Геккелю,
ни современным его последователям не удалось. Все подоб-
'ные попытки остаются чисто эклектическими г.
К числу первых «неоламаркистов» может быть отнесен и
известный английский философ Г. Спенсер, выступивший в 60-х
годах в своих «Основаниях биологии» как решительный
сторонник идеи развития. Спенсер исходит из чисто формального
определения жизни как «беспрерывного приспособления
внутренних соотношений к отношениям внешним».
Изменчивость живых существ понимается Спенсером как выведение
организмов из состояния равновесия с внешними условиями
с последующим установлением нового состояния равновесия.
«В организмах это прогрессивное уравновешивание
проявляется с еще большей легкостью, чем в каких-либо других агре-
татах»2. Движущей силой эволюции, причиной «органического
1 Считаю нужным отметить,что при изложении воззрений Геккеля,
как и всех других исследователей, основной упор делается на моменты,
интересующие нас в связи с историей ламаркизма. Ряд высказываний
этих авторов по вопросам эволюции в данной статье затронут быть не
таожет.
8 Г. С π е н с е р, Основания биологии, т. I, СПБ, 1870, стр. 201.

ЛАМАРКИ ЛАМАРКИЗМ
XLIX
прогресса» и является это постоянное достижение
организмами все новых и новых состояний равновесия в связи с
постоянным изменением окружающих организмы условий. «Это
уравновешивание отправлений организма с действиями его
окружающего может быть либо непосредственным, либо
косвенным... Непосредственное уравновешивание есть тот
процесс, который обыкновенно называется приспособлением.
Выше мы видим, что отдельные организмы, попав в новые
условия жизни, изменяются,—так изменяются, что силы их
переприспособляются к новым требованиям...»1 Эти изменения
наследуются: «такого рода переуравновешивания, нередко
заметные в особях, продолжаются, как есть основание думать,
и в ряду последовательных поколений, гпока они не завершатся
выработкой строения, приспособленного к видоизменившимся
условиям»2.
Однако Спенсер признает, наряду с этим, толкуемым
в духе ламаркизма непосредственным уравновешиванием,
также косвенное уравновешивание, происходящее путем
естественного отбора организмов, оказавшихся более
приспособленными к новым условиям среды. Спенсер, ссылаясь
на такие признаки, как окраска птиц и насекомых, пахучие
железы, броня черепахи, целый ряд так называемых
«пассивных» приспособлений, отмечает, что они могли
возникнуть только путем отбора. Однако и здесь Спенсер делает
попытку привести к одному знаменателю эти два вида
уравновешивания, утверждая, например, что косвенное
уравновешивание осуществляется посредством более
частого выживания тех особей, у которых быстрее идет
непосредственное уравновешивание. Вообще же по мере
усложнения органического мира косвенное уравновешивание,
весьма действенное у низших животных и у растений,
отходит на задний план, и главное значение приобретает
непосредственное уравновешивание. Автогенетические
элементы ламаркизма Спенсер отвергает, считая такие понятия,
как* «стремление организмов к прогрессу» и т. п., «маскировкой
незнания под видимостью знания».
В 90-х годах между Спенсером и Вейсманом произошла
интересная и важная дискуссия. В 1893 г. Спенсер выступил
со статьей, озаглавленной «Недостаточность естественного
отбора». В этой статье Спенсер утверждает, что теория отбора
не в состоянии объяснить ряд фактов (коадаптации,
рудиментации, изменения, не стоящие в прямой связи с размножением).
Наоборот, все эти факты легко объяснимы, если исходить из
1 Указ. соч., стр. 326.
2 Указ. соч., стр. 331.
4 Философия зоологии, т. II

L
и. м. поляков
передачи по наследству приобретенных признаков. Вейсман·
ответил статьей под заглавием «Всемогущество естественного
отбора», в которой резко критикует ламаркистские установки
Спенсера. На этом дискуссия не закончилась, так как
Спенсер опубликовал «Ответ Вейсману» и «Последний ответ Вейс-
ману». Вейсман же затронул вопросы дискуссии в своей
оксфордской лекции и в одной из последующих работ. Факты,,
которыми оперировали спорящие стороны, касались
структурных особенностей бесполых особей у ряда «общественных»
насекомых (муравьев, термитов, пчел), вопроса о так
называемых пассивных приспособлениях, явлений рудиментации
(остатки костей таза и задних конечностей у кита, рудиментация
малого пальца на ноге человека и т. п.), коадаптации (рога
ирландского лося), ряда примеров кажущегося
унаследования приобретенных признаков, вопроса о так называемой теле-
гонии и т. д. Спенсер первый привел целый ряд доводов
против теории панмиксии, Вейсман пытался подкрепить свою
позицию теорией зародышевого отбора. Особенно интересные
аргументы были приведены Вейсманом в связи с вопросом·
о структуре бесполых особей «общественных насекомых».
Вейсман показал, что особенности этих особей не могут быть-
объяснены унаследованием приобретенных признаков по той
простой причине, что эти особи вообще не размножаются,
а происходят от половых особей, имеющих иное строение тела.
Спенсер пытался отвести этот аргумент указанием на то, что
признаки бесполых особей могли возникнуть еще в «докасто-
вый» период филогенеза этих насекомых, и тем, что ряд
подобных признаков получается в результате различных условий
питания личинки насекомого, которая, следовательно, может
развиться и в половую, и в бесполую особь. Вейсман отвел
пто возражение, указав, что изменением питания
принципиально невозможно объяснить ряд специализированных
признаков у бесполых особей и т. п. Мы не имеем возможности
входить здесь в детали этой интересной дискуссии1; отметим
только, что хотя некоторые аргументы Вейсмана и не
сохранили своей научной доказательности, хотя ряд его положений
является выражением механистического понимания
биологических явлений (например, его представления о панмиксии и
зародышевом отборе), но, несмотря на все это, Вейсман нанес
1 См. Н. Spencer, The inadaequancy of «natural selection»,
Contemp. Rev., 1893; H. Spencer, A rejoinder to prof. Weismann,
London, Williams-Norgate. Reprinted from Contemp. Rev., 1893;
A. W e i s m a η n, Die Allmacht der Naturzuchtung. Eine Erwiederung
an Herbert Spencer, Jena, 1893; A. Weismann, Äussere Einflüsse-
als Entwicklungsreize, Jena, 1894 (Оксфордская лекция); Α.
Weismann, Neue Gedanken zur Vererbungsfrage, Jena, 1895.

ЛАМЛРК II ЛАМАРКИЗМ
LI
отой дискуссией, как и рядом своих предыдущих работ,
необычайно сильный удар ламаркистской концепции и вере
в унаследование приобретенных признаков. Интересно
подчеркнуть, что в этой дискуссии Вейсман отнюдь не стал на
точку зрения недооценки среды. Наоборот, за
исключением трех лет своей научной деятельности, Вейсмаи всегда
подчеркивал, что изменение детерминантов, в конечном
итоге, происходит только под воздействием внешней среды.
Среди родоначальников неоламаркизма особо следует
отметить выдающегося американского палеонтолога и анатома
Копа. Начиная с 1868 г., Коп разрабатывает все стороны
учения Ламарка, пытаясь истолковать в духе ламаркизма
значительный новый фактический материал, главным образом
из области палеонтологии и морфологии. Коп полагает, что
дарвинизм не вскрыл «первичных» исходных факторов,
лежащих в основе органической эволюции, и в поисках этих
первичных фактрров пускается в спекуляции по вопросу об
«энергетике» процесса эволюции. Есть две формы энергий:
анагенетические, характеризующие живые тела, и катагенети-
ческие, характеризующие тела неорганические. Вполне
вероятно, что во вселенной первичной формой энергии является
энергия анагенетическая, из которой путем деградации
возникла энергия катагенетическая. Анагенетическая энергия
имеет тенденцию прогрессивно возрастать в организмах.
Одним из наиболее ярких проявлений анагенетических
процессов в организмах является «особая форма энергии, известная
как энергия роста, или батмизм; видоизменения этой
энергии и составляют эволюцию»...1 Под ростом подразумевается
и рост онтогенетический, и «рост» филогенетический (т. е.
сам процесс филогенеза).
Батмизм может быть связан с физико-химическими
воздействиями, исходящими из внешней среды (физиобатмизм),
или с энергией движения (кинетобатмизм). Соответственно
этому Коп различает три разные модуса «филогенетического
роста» или эволюции: батмогенез (это понятие отражает мысль
об автогенетических тенденциях в эволюции), физиогенез
(эволюции в результате прямых физико-химических
воздействий среды) и кинетогенез (эволюция в результате
функциональных изменений в организмах). Коп не сомневается и в
передаче по наследству приобретенных признаков. Объяснение
этой передачи нужно искать в «мнемогенезисе», ибо явления
наследственности в своей основе сходны с памятью. «Если
наследственность является формой памяти, то ее законы должны
1 Е. D. С о ρ е, The primary factors of organic evolution, Chicago,
1904, p. 479.
4*

LH
и. м. поляков
походить на законы психической памяти *. Психическому
фактору Коп придает огромное значение в эволюции. Психическая
деятельность и память, разные степени сознания свойственны
всякой органической материи, всем организмам, начиная от
наиболее простых и кончая самыми сложными. Называя
сознание и память «душой», Коп пишет: «Эволюция есть рост
души, а душа есть отец форм в живой природе». «Доктрину,
по которой состояния сознания предшествовали
организмам во времени и эволюции, я назвал «архэстетизмом»,—
говорит Коп 2. Именно ведущая роль сознания и объясняет,
почему при наличии везде во вселенной катагенезиса
эволюция организмов идет по пути анагенезиса.
Исходя из этих установок, Коп пытается
проанализировать факторы филогенеза различных групп животного мира,
образование и эволюцию различных систем органов. Кинето-
генезисом объясняется образование сочленений у
позвоночных животных, форма позвонков, развитие зубной системы,
пропорции конечностей и т. д. Физиогенез ответствен за
слепоту пещерных животных, окраску различных животных
(бабочек, птиц, рыб и т. д.). Во всех этих процессах отбор как
творческий фактор или вовсе не учитывается, или ему
отводится второстепенная, вспомогательная роль« Мы видим, таким
образом, что в воззрениях Копа нашли отражение все
основные элементы эволюционной концепции Ламарка в несколько
модернизированном виде. Начиная же с 70-х годов прошлого
столетия, исследователи, стоящие на ламаркистских
позициях, делают обычно ударение на какой-либо одной стороне
ламарковского учения, и в связи с этим в неоламаркизме
явственно намечаются различные течения. Плате различает
здесь следующие направления: 1) функциональный ламаркизм
(Funktionslamarckismus), 2) ламаркизм в вопросах
наследственности (Vererbungslamarckismus), 3) адаптивный
ламаркизм (Adaptionslamarckismus), 4) психоламаркизм (Psychola-
marckismus)3. Эту классификацию мы считаем чисто
формальной, не выдерживающей критики ни с исторической, ни
с логической стороны. Правильно различать вместе с Нус-
баумом в неоламаркизме три основных направления: 1) ме-
ханоламаркизм, 2) психоламаркизм, 3) интракаузальный
прогрессивизм (или проще—ортоламаркизм)4.
1 Указ. соч., стр. 493.
2 Указ. соч., стр. 505.
3 L. Plate, Selektionsprinzip, Vierte Auflage, Leipzig, 1913,
591—592.
* I. N u s b a u m, Zur Beurteilung und Geschichte des Neolamar-
ckismus, Biol. Zbl., Bd. 30, 1910, 600.
Мы покажем в дальнейшем, что и это, в общем правильное,
деление имеет лишь относительное значение, так как хотя отдельные

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
L1I1
Крупнейшими представителями механоламаркизма были
немецкие ученые—ботаник Нэгели и зоолог Эймер.
Нэгели подходил к изучению эволюции как к проблеме
чисто физиологической. Его эволюционные воззрения
вытекают из его теории наследственности—теории идиоплазмы.
В организме имеются два сорта плазмы:
идиоплазма—носительница наследственных свойств организма—и питающая
плазма. Идиоплазма, определяющая весь характер развития
и структуры организма, состоит из определенным образом
рядами расположенных частиц мицелл и подобно сети
тянется по всему организму.
Изменение идиоплазмы в той или иной части тела
передается идиоплазме яйца, и этот механизм обеспечивает
передачу по наследству приобретенных признаков. Как же
происходит изменение идиоплазмы и вместе с тем
возникновение новых форм организмов? На это Нэгели отвечает так:
«Идиоплазма изменяется двояким путем: 1) автономным
усовершенствованием, 2) приспособлением к внешним
условиям» *.
Основная причина эволюции лежит в имманентном
стремлении к совершенствованию. Нэгели подчеркивает, что этот
(с нашей точки зрения—идеалистический) принцип носит
чисто механический характер, заключен в молекулярных силах
белковых мицелл (Molecularkräfte der Eiweissmicelle) 2, в их
непрерывно возрастающем усложнении и конфигурации
подобен принципу инерции в механике. «Автономное,
прогрессивное изменение идиоплазмы деятельно на всех стадиях
развития организма и равномерно происходит во всех частях
организма»3. Наряду с этим мы имеем и «прямое действие»
внешних «раздражителей», которые вызывают всегда
приспособительную ответную реакцию идиоплазмы. Например,
приспособительные структуры цветка возникают в ответ на
раздражение со стороны насекомых. Воздействие этих двух
сил приводит к образованию разновидностей и видов,
лежит в основе процесса эволюции. Принцип отбора
целиком не отвергается, но ему отводится второстепенная и
только отрицательная роль в эволюции.
Тюбингенский зоолог Т. Эймер трактует эволюцию как
«органический рост» (органофизис), происходящий только
неоламаркисты и выпячивают различные стороны учения Ламарка, но
внутренняя логика их теоретических построений приводит к тому,
что резкие границы между ними сглаживаются. В особенности трудно
выделить как отдельное течение ортоламаркизм.
1 С. ν. N a g е 1 i, Mechanisch-physiologische Theorie der
Abstammungslehre, München, 1884, 546.
2 Указ. соч., стр. 529.
3 Указ. соч., стр. 533.

LIV
и. м. поляков
в определенных направлениях. Дарвин, по мнению Эймера,
не объясняет происхождение вариаций, так как отбор не
способен сам по себе создать ничего нового. Неверна и мысль
о случайном возникновении вариаций в разных
направлениях. «Новое» возникает путем роста. Понятию «рост» Эймер
произвольно придает весьма широкое значение, отмечая, что
«рост»—это не только увеличение, а также и перестройка
органов, а иногда даже и их уменьшение. Рост
онтогенетический является частью роста филогенетического.
Изменения организмов происходят в результате
воздействия физико-химических условий среды на материальный
субстрат организма: изменения эти могут быть как
приспособительного характера, так и неприспособительными,
происходят в немногих направлениях и передаются по наследству.
«Эти изменения находят свое внешнее выражение просто в
росте» х. «Возникновение видов полностью подчинено тем же
законам, как и простой рост» 2. Отчего же происходит отделение,
отграничение одних видов от других? «Важнейшая причина
разделения цепи организмов на виды, по моему мнению,—
отвечает Эймер,—это остановки (Stehenbleiben) на
определенных ступенях превращения: эпистаз, генэпистаз» 3. Если
часть индивидуумов изменяющейся «органической цепи»
остановится на определенной ступени развития, то
совокупность этих индивидуумов и их потомство и образуют новый
отграниченный вид. Суммируя это все, Эймер пишет:
«Согласно моим исследованиям главной причиной видоизменения
является органический рост (органофизис), происходящий
в результате воздействий климата и пищи на плазму,
выражением* которого является определенно направленное развитие
(ортогенез): перерывы же, временные остановки в этом
развитии (генэпистаз) являются основной причиной разделения
органической цепи на виды4. Эти свои воззрения Эймер
пытается подкрепить анализом эволюции таких признаков, как
окраска различных видов ящериц рода Lacerta (L. muralis,
striata, maculata, coerulea и др.) и различных Lepidoptera.
Пытаясь конкретизировать теорию ортогенеза, Эймер
устанавливает множество дополнительных «законов» развития. Сюда
относятся: гальматогенез—скачкообразное развитие, топо-
ортогенез и киматогенез—выражающие правильности
распространения окраски по разным частям тела, гомоэогенез—
параллелизмы в развитии разных форм,
амиктогенез—развитие в сторону преобладания признаков или отца, или матери,
1 Т. Ε i m е г , Entstehung der Arten, 1888, Teil I, стр. 24.
2 Указ. соч., Teil I, стр. 26.
3 Указ. соч., Teil II (1897), стр. VIII.
4 Указ. соч., Teil II, стр. 1.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
LV
-ліистрефогенез—обратимое развитие, и т. п. Все эти «законы»
в лучшем случае неполно и поверхностно описывают
внешность тех или иных явлений, но совершенно не затрагивают
их сущности (см. дальше).
К механоламаркистским воззрениям примкнул ряд
исследователей. Мориц Вагнер, известный разработкой вопроса
о значении изоляции в эволюции, понимал механизм
образования новых разновидностей и видов в условиях изоляции
в основном ламаркистски. Отводя второстепенную роль
отбору, а также «выявлению индивидуальных особенностей
организма в условиях изоляции», Вагнер подчеркивал, что
основной причиной образования новых форм в изоляции
следует считать «приспособление переселившихся колонистов
к условиям внешней среды их нового местообитания (питание,
климат, свойства почвы, конкуренция)». Это приспособление
совершается даже при полном отсутствии отбора и борьбы за
существование *. Немецкий зоолог Гааке сформулировал
«гипотезу геммария», во многом напоминающую теорию
идиоплазмы Нэгели. Протоплазма состоит из гипотетических
элементов геммариев, которые в свою очередь построены из
ромбических частиц—гемм. Геммы являются носительницами
основных наследственных свойств организма. Изменение гемм
совершается под влиянием внешних условий (эти изменения
сводятся к механическому сдвижению гемм), и приобретенные
телом организма изменения передаются по наследству.
Эволюция организмов в пределах данного класса подчинена
известным правильностям, происходит в определенных
направлениях (например, эволюция зубной системы или
филогенетическое увеличение роста в пределах класса млекопитающих).
Для подтверждения или, вернее, для иллюстрации своей
совершенно произвольной гипотезы Гааке привлекает данные
главным образом из области зоогеографии 2.
Сильное распространение механоламаркизм получил,
начиная с 80-х годов, среди американских палеонтологов.
Так, Хаэйт (Hyatt) пытался показать, что основным
фактором эволюции Cephalopoda являлось влияние внешних уело*
вий, которое производило адаптивные изменения:
«...физиологически и органически эквивалентные тем физическим
агентам и силам, от которых они взяли свое непосредственное или
косвенное начало»3. Ридер (Ryder) в целом ряде работ,
посвященных развитию зубной системы Rodentia, Carnivora,
1 Μ ό г i ζ Wagner, Die Entstehung der Arten durch räumliche
Sonderung, Basel, 1889, 401 и 288.
2 W. Haacke, Gestaltung und Vererbung, Leipzig. 189o.
sCm. также Гааке, Происхождение животного мира, П., 1902.
3 Цит. по указ. соч. Копа, стр. 520.

LVI
и. м. поляков
Perissodactyla и других отрядов млекопитающих, считает,
что эволюция зубной системы явилась результатом
«механического эффекта трех видов движения, а именно трения,
давления и натяжения»1. Скотт (W. В. Scott) на основании
изучения ископаемых млекопитающих также приходит к выводу,
что вся картина эволюционной трансформации органов
такова, «как если бы она происходила под прямым влиянием
окружающей среды, и привычки (habits) животного были
действенной причиной изменений»2. Пакар (A. S. Packard) утверждает,
что только с точки зрения ламаркизма можно понять
образование ряда признаков гусениц, слепоту пещерных животных
и множество других фактов.
Особо следует отметить воззрения одного из классиков
палеонтологии, американского палеонтолога Осборна.
Интереснейший фактический материал по эволюции Titanotheria,
Proboscida и других групп освещался Осборном
преимущественно с ламаркистских (главным образом, ортоламаркист-
ских) позиций, хотя воззрения Осборна отличались всегда
необычайной эклектичностью. В эволюции систем органов—
«биомеханизмов», в возникновении разнородных адаптации
Осборн различает два разных процесса: «Один из них, давно
известный, состоит в аллонометрических модификациях
существующих адаптации, в изменениях пропорций и функций,,
другой, обнаруженный при изучении филогении лошадей,
титанотериев и хоботных, состоит в градуальном
возникновении в геноплазме новых и отличных адаптации. Этот
последний творческий процесс называется аристогенезисом3. Если
аллонометрические модификации носят, таким образом,
количественный характер, то аристогены (или, употребляя старую·
терминологию Осборна, «определенные вариации», «ректи-
градации») носят характер качественный, находят свое
выражение в прямом возникновении в определенном порядке новых
адаптивных биомеханизмов и в их дальнейшем
совершенствовании. Аристогены возникают не часто и с различной
частотой у разных групп (например, у слонов чаще, чем у
титанотериев). Прямое, реактивное приспособление организмов
к среде лежит в основе эволюции: «Палеонтология открывает
внутренний реактивный, адаптивный іщинцип в
аристотелевском смысле»4. Наряду с этим Осборн признает и «бюффонизм»,
т. е. эволюцию под прямым влиянием среды. Но «основа основ»
1 Amer. Naturalist за январь 1878 г.
2 Amer. Journ. of Morph., 1891, стр. 395—398.
3 Η. F. О s b о г η, Aristogenesis, the creative principle in the
origin of species, Science, 1934, Λ"« 2038, стр. 45.
4 О s b о г η II. F., The dual principles of evolution, Science, 1934,
№2087, стр. 602.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
LVII
ьсех этих явлений—«биоэнергетические принципы», и
приложение механической и физической терминологии к
палеонтологическим процессам». Эту «биоэнергетику» Осборн,
начиная с 1893 г., пытается конкретизировать в теорші
тетраплазии тетракинеза. Развитие онтогенетическое
происходит под влиянием четырех сил, «четырех центров
влияния», находящихся в наследственных зачатках, в самом
развивающемся теле, в жизненной среде и в физической
среде (тетраплазия). Развитие же филогенетическое «есть
результат действия, реакции и взаимодействия (action,
reaction and interaction) между средовыми, соматическими
и терминальными изменениями...»1. Отношения между
организмами и средой в эволюции в конечном итоге суть
отношения энергетического характера, основаны на взаимодействии
четырех видов энергии: 1) энергии географического
окружения, 2) энергии развивающегося организма, 3) энергии
хроматина половых клеток, 4) энергии жизненной среды (те-
тракинез). В результате взаимодействия этих четырех видов-
энергии и возникают адаптации: идет процесс эволюции.
Определенное место в качестве контролирующего фактора
отводится и естественному отбору. Интереснейший
фактический материал иногда вплотную подводит Осборна к
теории отбора, однако, принимаемые им «внутренние,
реактивные принципы», ответственные за адаптацию, и «бюф-
фонизм», заставляют причислить Осборна к ламаркистам,
несмотря на его словесное отмежовывание от ламаркизма
и употребляемую им «энергетическую» терминологию.
Из европейских палеонтологов ламаркистские воззрения
на протяжении многих лет развивал О. Абель.. Абель
подчеркивает, что «каждый живой организм подчинен
механическим и химическим законам» и к обычным механоламаркист-
ским рассуждениям (прямое влияние среды, унаследование
приобретенных признаков и т. д.) прибавляет ряд
соображений о применимости принципа инерции для объяснения
процесса эволюции. Абель считает, что основой его воззрений
является сравнение явлений приспособления с явлениями
движения в механическом смысле. «Принцип инерции
механики должен толковаться также и в применении к
органическому миру чисто механически»2. «Закон инерции» в
соединении с принципом наименьшего сопротивления
объясняет, по мнению Абеля, направленные ряды
филогенетического развития, ортогенез, необратимость эволюции.
1 Н. F. Osborn, The titanotheres of ancient Wyoming, Dakota
and Nebrasca, Washington, 1929, vol. И, стр. 835—836.
2 О. Abel, Das biologische Trägheitsgesetz, Biologia Generalis,
Bd. IV. i 928, стр. 90.

LVIII
и. м. поляков
К механоламаркистам можно отнести и группу зоологов:
Каммерера, Ренша, Гармса, Вольтерека, Плате, Беккера
и других, хотя некоторые из этих авторов являются
эклектиками. П. Каммереру принадлежит ряд широко известных
экспериментов над саламандрой, жабой-повитухой и другими
•объектами—экспериментов, которыми он пытался доказать
передачу по наследству приобретенных признаков. Каммерер
развернул очень широкую аргументацию в пользу
возможности подобной передачи. Проблема эволюции, выработка
новых приспособлений, с его точки зрения, совпадает с
проблемой унаследования приобретенных признаков. «Как иначе
могла протекать эволюция, если не путем приобретения и
последующего наследования приспособлений?»—вопрошает
Каммерер *. Менее известно, что у Каммерера мы встречаем
также попытки истолковать наследственность как
«универсальную память плазмы» и элементы автогенетической
концепции. В своей «Общей биологии», затрагивая проблему
прогресса, Каммерер говорит о том, что «орудия жизни
образуются и совершенствуются не жестоким естественным отбором
и не только беспощадная борьба за существование управляет
миром. Собственной силой живые существа двигаются к свету
и радости, оставляя все непригодное могильщику—отбору».
Механоламаркистская концепция немецкого зоолога
Ренша основана главным образом на данных зоогеографии и
экологии. Совершенно произвольно противопоставляя
изменчивость экологическую и индивидуальную изменчивости
географической, Ренш считает, что именно последняя является
основным путем эволюционного преобразования организмов.
В результате прямого приспособления к внешней среде
возникают географические расы, развивающиеся дальше
в виды: «наследственные географические расы возникают
вначале как фенотипические вариации, которые в результате
воздействия на протяжении многих поколений однообразных
климатических факторов постепенно становятся
наследственно закрепленными» 2. Ренш готов утверждать вместе с Нэфом.
что «возникновение первичного кишечника основано на
захватывании более крупных кусков пищи... а возникновение
конечностей—на переходе от водной к сухопутной жизни»3.
Эта до-нельзя упрощенческая точка зрения так напоминает
старую ламаркистскую формулировку энтомолога Гробера,
утверждавшего, что «насекомые наползали себе ноги и наку-
1 П. К аммерер, Загадка наследственности, Гиз, 1927, стр. і δ 7.
2 В. R е η s с h, Das Prinzip geographischer Rassenkreise und
«das Problem der Artbildung, Berlin, 1929, стр. 167.
3 В. R e η s с h, Zoologische Systematik und Artbildunesproblcm,
Xeipzig, 1933, стр. 79.

ЛАМАРК II ЛАМАРКИЗМ
LIX
сали челюсти»! В качестве второстепенных всшжогательных
принципов эволюции Рѳнш признает также мутации,
изоляцию, ортогенез и т. д.
Гармс развивает ламаркистскую концепцию, иллюстрируя
ее своими данными о приспособлении ряда водных организмов
к жизни в сухопутных условиях (приспособление к жизни на
суше во влажном воздухе: Periophtalmus, Birgus latro, Tubifex,
Limnodrilus и других организмов). Гармс полагает, что в
силу присущей животным «пластичности» они, попав в новые
условия, претерпевают «консекутивную адаптацию». У них
возникают адаптивные, вначале не наследственные «пла-
стовариации», которые в дальнейшем, адэкватно изменяя
структуру генотипа, становятся наследственными. Эти
адаптивные и прогрессивные пластовариации и являются осно -
вой эволюции1.
Вольтерек, изучая изменения Gladocera в разных
условиях, пытается обосновать теорию, по которой эволюция
связана не с изменением генов, а с изменением особой
«основной жизненной субстанции» (Matrix). Эти изменения являются
коллективными, затрагивая одновременно массу индивидуумов
данного вида, и приспособительными2.
Сторонником унаследования приобретенных признаков
и ламаркизма в объяснении возникновения показываемых
активных приспособлений выступает и Плате, посвятивший
свою Erbstockhypotese ламаркистскому объяснению коадап-
таций.
Свои интересные эко лого-анатомические исследования
различных позвоночных животных Г. Беккер пытается
интерпретировать ламаркистски. Для него всякое превращение
видов—Umkonstruktion, приспособительная перестройка
органов, является результатом «прямого воздействия» среды.
Свои исследования он считает «экспериментальными»
доказательствами теории прямого воздействия и отчасти ортогенеза3.
К механоламаркистам относятся также Жиар, Делаж,
Коллери, Антони, Дюркен, Миехели и др. Из ботаников
к механоламаркистам могут быть отнесены Р. Веттштейн,
Варминг, Константэн, Генслоу, Гебель и др. Многочислен-
1 J. Harms, Wandlungen des"Artgefuges unter natürlichen und
künstlichen Umweltbedingungen, Tubingen, 1934; Harms, Die
Plastizität der Tiere, Rew. Suisse Zool., v. XLII, 1935, стр. 461—476.
2 R. Woltereck, Artdifferenzierung insbesondere G-estaltän-
derung bei Cladoceren, Zschr, indukt. Abst. u. Vererbungslehre, Bd.
LXVII, H. 2, 1934.
8 Η. В ö k e r, Biologisch-anatomische Beobachtungen zur
Umwandlung der Arten. Naturwiss., 1931, № 6. См. также интереснейшую
Vergleichende biologische Anatomie der Wirbeltiere (Bd. I, Jena, 1935) того же
автора.

LX
и. м. поляков
нейшие факты, касающиеся характера высокогорной,
полярной, тропической флоры или разнообразнейших
приспособлений растений к условиям влаги, температуры, света и
т. д., трактуются ими с точки зрения унаследования
приобретенных признаков и ламаркистской «теории прямого
приспособления». Эту точку зрения отчетливо формулирует Варминг:
«растение обладает особой врожденной силой "или
способностью прямо приспособляться к данным новым условиям» *.
А Веттштейн по этому поводу высказывается так: «без
сомнения, в большинстве случаев приспособительные
признаки возникают путем так называемого прямого
приспособления..., т. е. мы должны приписать растению, так же как и
животному, способность прямо и целесообразно приспособляться
в известной мере к господствующим условиям и наследовать
эти приобретенные приспособительные особенности»2. Ряд
исследований, в которых факты освещаются под этим углом
зрения, публикуют до последнего времени также французский
ботаник Константэн и его последователи.
В б. России приверженцами ламаркизма выступали анатом
Лесгафт, ботаник Половцев, отчасти Холодковский (который
сочувственно относился к ортоламаркизму), М. Филиппов
и др.
У нас, в Союзе, механоламаркистские концепции
развивали Е. Смирнов, Ю. Вермель, Кузин, Е. А. Богданов,
отчасти Владимирский, Воскресенский, П. Серебровский, Лю-
бименко3.
При всей «пестроте» этого направления механоламарки-
стов объединяет прежде всего «теория прямого
приспособления к среде» в сочетании с убеждением в наследовании
приобретенных признаков. Многие механоламаркисты делают
также ударение на внутренних имманентных факторах
эволюции (ортоламаркизм). Ортоламаркизм, как мы видели,
обычно выступает в том или ином сочетании с механоламар-
кизмом4.
1 Е. Warming, Lehrbuch der ökologischen Pflanzengeographie,
Berlin, 1896.
3 R. v. W e 11 s t e i n, Der gegenwärtige Stand unserer Kenntnisse
betreffend die Neubildung von Formen im Pflanzenreiche, Berichte der
dsch. Bot. Ges., Bd. 18, стр. 196, 1900.
3 См., например, Смирнов, Вермель иКузин, Очерки
по теории эволюции, Москва, 1924.
4 Мы отличаем от ортоламаркизма как составной части различных
неоламаркистских концепций тесно связанные с ним
автогенетические теории эволюции, вроде старых теорий Майварта, Виганда и
др. или более новых (если не по содержанию, то по названию) теорий
вроде номогенеза Берга, исторической биогенетики Соболева, апоге-
неза Пржибрама, теории Баурлена и мн. др. Рассмотрение этих
теорий не еходит в задачу данной статьи-

ЛАМЛРК И ЛАМАРКИЗМ
LXI
Но ряд механоламаркистов наличие подобного рода
«внутренних» факторов отрицает.
Необходимо также подчеркнуть весьма различное
отношение представителей данного направления к дарвинизму,
к теории естественного отбора. В общем развитие
неоламаркизма связано с антидарвинистической реакцией, с резкой
критикой дарвинизма; отдельные же ламаркисты занимают
весьма различные позиции. Одни механоламаркисты нацело
отбор отрицают, другие отбор признают, отводя ему
второстепенную роль «могильщика», «контролера» и отрицая его
творческую роль в эволюции, наконец, третьи пытаются
свои ламаркистские воззрения чисто механически
совместить с теорией отбора. Эти эклектики или объясняют
происхождение одних признаков «по Ламарку», другие—«по
Дарвину», или рассматривают прямое воздействие среды как
«предпосылку» для действия отбора. На подобных позициях
стоят Ромэнс, Плате, Осборн, Гармс и многие другие.
Вообще же нужно отметить, что механоламаркистские
позиции в капиталистических странах разделяет
большинство биологов-систематиков, морфологов, физиологов,
палеонтологов, биогеографов,экологов. Исключение составляют лишь
генетики. Своего рода «стихийный», если не сознательный,
механоламаркизм очень распространен среди работников
соседних областей, среди медиков, зоотехников,
растениеводов и наносит существенный вред этим областям научной
практики.
До сих пор мы совершенно не касались того направления
в неоламаркизме, которое получило название
психоламаркизма. Это направление, наметившееся уже в 70-х годах
прошлого столетия, полного своего развития достигло в начале
нашего века. Первые психоламаркистские работы связаны
с именами Геринга (Hering, 1876), Бэтлера (Butler, 1878),
Дельпино (Delpino, 1870—1887), Виньоли (Vignoli, 1877),
Г. Мюллера и др. Особенно же детально психоламаркистская
концепция была развита в начале XX столетия Р. Франсе,
А. Паули, А. Вагнером и др. Сущность психоламаркизма
(во многом совпадающего с психовитализмом) заключается
в попытке объяснить процесс эволюции и органическую
целесообразность деятельностью психических агентов. Элементами
психики наделяется всякая живая клетка, и эволюция
получает весьма простое толкование: изменение окружающих
условий ведет к тому, что организмы или отдельные части тела
организма сознают, как им следует реагировать в
соответствии с новыми условиями, и в результате этого
целесообразно изменяются. Эти структурные или функциональные
изменения наследуются потомками. Большое место в воззрениях

LXII
и. м. поляков
ряда психоламаркистов занимает анализ проблемы
органической целесообразности. Психоламаркисты полагают, что
нельзя говорить о целесообразности природы, а нужно говорить
о целесообразности в природе: первое, мол, ведет к деизму,
мистике и т. д., вторая постановка вопроса будто бы дает
возможность каузального анализа. Целесообразность находит
свое конкретное выражение в организмах, связана с сущностью
самого организма. А как же конкретно можно понять
механизм осуществления целесообразных реакций? На это
психоламаркисты отвечают следующим образом: «Процесс,
осуществляющий приспособление, совершается по
телеологическому принципу, а потому приспособляющийся организм или
составляющие его единицы—клетки—должны обладать силой
суждения, которая на основании восприятий направляет их
деятельность согласно потребности»—пишет Франса1.
«Проблема возникновения целесообразности требует
психофизического разрешения...»—утверждает Паули2/ Ведь, говоря
словами Виньоли, сама сущность психических способностей
состоит в «сознательной спонтанейности собственных
целесообразно направленных актов»3. «Стурктура организма—его
собственное произведение, продукт его психической
целесообразной деятельности»—пишет Вагнер4. Ощущаемая
организмами потребность является, по мнению психоламаркрютов,
одновременно и причиной удовлетворения этой же
потребности. Отсюда вывод, что элементы психики мы находим
у всех организмов, начиная с простейших. При этом
отмечается, что в количественном отношении мы имеем различные
уровни психики. Франсэ, например, говорит о том, что
растения характеризуются «узостью их суждения» (Enge ihres
Urteils) по сравнению с животными, хотя «чувствительность
растений есть примитивная форма, начало человеческого
духа»5. Вообще же по уровню сознания следует, согласно
Франсэ, отличать Körperseele от Gehirnseele или, по
терминологии Фохта, Organintellekt от Personalintellekt. Паули
подчеркивает, что эта «теория приспособления, направляемого
суждением» (Theorie der beurteilten Anpassung), объясняет
и возникновение новых органов. Под этим углом зрения
психоламаркисты рассматривают большой фактический материал:
1 Р. Франсэ, Современное положение дарвинизма, Π, 1908,
стр. 103.
2 Α. Ρ а и 1 у, Darvinismus und Lamarekismus, München, 1905,
стр. 66.
3 P. V i g η о 1 i, Ueber das Fundamentalgesetz der Intelligenz-
Tierreiche, Leipzig, 1879; пит. по Α» Wagner, Geschichte des La-
marekismus, Stuttgart, стр. 140.
4 Wagner, указ. соч., стр. 168.
- Ρ. Φ ρ а н с э, Чувствуют ли растения?, П., 1910, стр. 102.

ЛАМАРК II ЛАМАРКИЗМ
LXIII
образование рудиментарных органов, структуру кости,
образование клапанов в кровеносных сосудах (Паули), «семейное
чувство» и «инстинкты» растений (Кернер)/
взаимоприспособляемость цветка и насекомого (Г. Мюллер), явления
миметизма и мимикрии (Франса) и т. д. Объяснения этих
отдельных, частных явлений идут по одному и тому же общему
принципу. Например, структура кости Паули объясняется
следующим образом: «Производительница костного вещества
костная клетка, дающая начало замечательнейшему в
техническом отношении созданию искусства—тонкой архитектуре
скелета, не могла бы осуществить ее, если бы не была
осведомлена, благодаря ощущениюг об общих потребностях
целого, определяющих ее работу».
Воззрения Геринга, Семона , Риньяно1, которые
рассматривают наследственность как память, как «аккумуляцию
мнемонических энграмм» (ererbter Engrammschatz Семона)
были полностью восприняты психоламаркизмом. Освещение
биологических фактов под этим углом зрения в свое время
предпринял один из видных представителей психоламаркизма
Бэтлер. В своем сочинении «Life and habit» Бэтлер пишет,
например, что потомки обычно более походят на своих
родителей, чем на более отдаленных предков, так как клетки
их тела «лучше помнят то, что они делали сравнительно
недавно»2. Совсем по Мопертюи! Если эмбрион проходит лишь
в общих, схематичных чертах стадии своих отдаленных
предков, то это объясняется тем, что от этих стадий могли
сохраниться только общие и смутные воспоминания.
Преобладание полового размножения над бесполым объясняется тем,
что «две головы лучше, чем одна»3. Гибридизация часто
приводит к дисгармонии, стерильности и т. п., так как в одно тело
попадают две находящиеся между собой в конфликте памяти
(internal tumult of conflicting memories) 4. Дисгармонии же,
имеющие иногда место при инбридинге, вызываются,
наоборот, «монотонностью одной единственной памяти». И, приводя
подобные «объяснения», Бэтлер еще приходит к выводу, что
«указанная выше точка зрения устраняет все затруднения
с пути эволюции.. .»б.
1 См. E.Hering, Ueber das Gedächtnis als eine allgemeine
Funktion der organischen Materie, Wien, 1870; R. S em on, Die Mneme als
erhaltendes Prinzip im Wechsel des organischen Geschehens. 2. Auf.r
Leipzig, 1908;E. Rignano, Ueber dieVererbung erworbenerEigenschaf-
ten, Leipzig, 1907.
2 Samuel Butler, Life and habit, new. ed., London, 1910.
стр. 168.
3 Указ. соч., стр. 173.
4 Указ. соч., стр. 175—176.
δ Указ. соч., стр. 280.

LXIV
и. м. поляков
В настоящее время психоламаркизм большим
распространением не пользуется, хотя некоторое его оживление мы
наблюдаем, например, в фашистской Германии.
Вообще же нужно отметить, что расцвет неоламаркизма,
шедшего всегда рука об руку с антидарвинизмом, является
отражением в сфере биологии идеологической реакции в
капиталистических странах. Неудивительно, что современный
кризис и фашизация буржуазной культуры привели к
новому расцвету неоламаркистских и автоген тических теорий,
вызвали новую, мутную волну антидарвинизма.
ГЛАВА IV
КРИТИКА ЛАМАРКИЗМА
Критику ламаркизма мы начнем с анализа тех
фактических данных, на которые ламаркисты пытаются опереться,
после чего перейдем к анализу ряда принципиальных
положений этой теории. Хотя мы и полагаем, что учение о передаче
по наследству приобретенных признаков не может
рассматриваться в качестве исходного, принципиального положения
ламаркистской теории, но несомненно, что это учение является
тем основным допущением, без которого ламаркистская
концепция вряд ли может быть развита. С рассмотрения этого
основного допущения, этой основной предпосылки ламаркизма
мы и начнем.
Передачу по наследству приобретенных признаков
ламаркисты считают чем-то «само собой разумеющимся», прежде
всего на основании многочисленнейших косвенных данных
из области морфологии, эмбриологии, палеонтологии,
экологии и т. п. Изучение организмов вскрывает факт их
замечательной приспособленности к условиям среды, а также
способность организмов приспособительно изменяться—
в известных пределах—в зависимости от изменения условий
существования. Среди видов насекомых, обитающих на
островах, где дуют сильные ветры, большинство составляют
бескрылые формы. Виды ракообразных, насекомых,
позвоночных, обитающих среди мрака пещер, обладают
редуцированными глазами или вовсе лишены глаз. Млекопитающие,
кожа которых подвергается постоянному трению в
определенных местах, имеют в этих же местах мозолистые
утолщения, наследственно фиксированные и образующиеся у
зародыша задолго до начала функционирования
соответствующей части тела. У головастиков лягушек передние
конечности закладываются в жаберной полости. Эта полость
покрыта тонкой кожицей—жаберной крышкой, которая про-

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
LXV
рывается растущей конечностью незадолго до превращения
головастика в лягушку. Оказывается, что если зачаток
конечности осторожно " вырезать, то жаберная крышка
несмотря на отсутствие конечности сильно истончается и
обычно прорывается. Растения, высеянные в горах,
приобретают «высокогорный» габитус, уподобляются альпийским
формам, у которых этот габитус наследственно фиксирован.
Подобные примеры—а число их может быть во много раз
увеличено—на первый взгляд легко истолковываются в духе
ламаркизма и учения об унаследовании приобретенных
признаков. Подобными примерами все ламаркисты оперируют
необычайно широко, считая, что «имеются
многочисленнейшие факты, полученные путем наблюдения,—факты большой
демонстративной ценности и убедительности, на которые,
за недостатком опыта, ламаркизм может опереться*. На
это можно возразить, что, во-первых, картина
приспособлений, как она нам дана статически в данный момент, еще
ничего не говорит о том, каков был механизм образования,
развития этих приспособлений; во-вторых, кажущаяся
«легкость» объяснения отнюдь еще не является гарантией
правильности объяснения. Однако мы в то же время полагаем,
что было бы неправильно критику косвенных данных
ограничить этими аргументами (а это обычно и делается), ибо
ламаркизм может и должен быть разбит и в области его
«косвенных доказательств».
Рассмотрим коротко некоторые из приведенных выше
фактов, которые, кстати, являются «парадными» аргументами
ламаркизма. Можно показать, что более глубокий анализ
этого же фактического материала вскрывает картину, которая
принципиально не поддается объяснению в духе ламаркизма.
Можно ли, например, рассматривать бескрылость насекомых
как унаследование результатов неупражнения крыльев?
У нас, к сожалению, очень плохо знают результаты целой
серии интереснейших исследований, главным образом
французских зоологов, которые открыли факты, явно
противоречащие ламаркистскому объяснению данного явления. Крылья
насекомых приводятся в движение определенными
«вибрационными» мышцами. Естественно было бы ожидать, что если
бескрылость или редукция крыла суть результаты
неупражнения, то в первую очередь такая же редукция или атрофия
должна быть выявлена в активных органах, двигающих крыло,
в мышцах. Ведь «активные» органы рассматриваются
ламаркистами как органы, особенно ярко иллюстрирующие правиль-
1 R. A η t h о η у, De la valeur en tant que theories des theories
de revolution, Arch, du Mus. Hist. Nat., t. 6, Paris, 1930, стр. 19.
Подчеркнуто мною*
•5 Философия зоологии, т. II

LXVI
и. м. поляков
ность ламаркистской интерпретации явлений. Что же ока^
зывается? В огромном большинстве случаев никакого
соответствия между степенью редукции крыловой пластинки
и мышц не существует. У Melophagus ovinus крыльев совсем
нет и мышц также нет, а у Crataerhina pallida крылья лишь
слегка редуцированы, но мышцы также совершенно исчезли.
У Chersodromia hirta крылья развиты прекрасно, но насекомое
не летает, так как имеются дефекты в мышцах. У Nepa cinerea
и Naucoris cimicoides крылья развиты нормально, мускулы
атрофированы. У Naucoris maculatus крылья рудиментарны,
мускулы атрофированы. Баус, исследовавший 26 видов Le-
pidoptera с редуцированными крыльями, приходит к выводу,
что «мускулы, служащие для движения крыла, сохраняются
даже при почти законченной редукции крыла». К этому
можно было бы добавить, что генетике прекрасно известны
мутации насекомых с рудиментированными или атрофированными
крыльями, возникающие, разумеется, вне всякой связи с
упражнением или неупражнением крыла родительских форм.
У дрозофилы известны мутации miniature, rudimentary,
vestigial, no-wings; бескрылая мутация известна у бабочки
Bombyx и др. Любопытно, что у указанных мутантов
дрозофилы мускулы крыла ничем не отличаются от нормальных х.
Таким образом более внимательный анализ данного
примера открывает факты, с которыми ламаркизм справиться
не может. Эти же факты легко объясняются дарвинизмом.
Или рассмотрим явление безглазости пещерных форм.
Внимательный анализ этого «косвенного доказательства»
вскрывает факты,отчетливо говорящие против ламаркистской
трактовки. Эти факты, обнаруженные в исследованиях Ж. Леба,
Коссвига и др., в основном сводятся к следующему: 1) у ряда
животных, живущих во мраке пещер и являющихся близкими
родичами слепых пещерных животных, несмотря на долгое
пребывание в темноте сохранилась вполне нормальная
структура глаз (например, у саламандры Spelerpes maculiCauda);
2) на свету, наоборот, встречаются слепые виды животных,
например, у пещерных рыб из сем. Amblyopsidae глаза
редуцированы, но ненормальная структура глаз имеется и у одного
вида этого семейства, живущего на свету: 3) мутации с
редуцированными или атрофированными глазами возникают на
1 См. L. М е г с і е г, Variation dans le nombre des fibres des mus-
cules vibrateurs longitudinaux chez Chersodromia hirta, C. r. Ac.
Sc.,v. 171,1920, стр .933; L. С u ёп о t et L. Μ er с i e г, La perte de la*
faculte du vol chez des dipteres parasites, ib., v. 175, 1922, стр. 433;
R. Ρ о i s s о n, Recherches sur le determinisme de la perte de la faculte
du vol chez les Hemipteres aquatiques, ib., v. 172, 1921; A. Baus,
Die Reduktion der Flügel und Flugelsinneskuppeln bei Lepidopteraiv
Zschr. f. Мог. und Okol. d. Tiere, Bd. 32, H. I, 1936, стр. 45.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ
LXVII
свету от родителей с совершенно нормальными глазами: ряд
таких мутаций известен у дрозофилы—Ваг, eyless и др. и у
Gammarus chevreuxi; в природе мутанты с ненормальными
глазами были найдены в обычных условиях на свету у
ракообразных Oniscus asellus, Porcellio laevis, Asellus aquaticus;
4) воспитание животных в темноте у некоторых из них вообще
не вызывает редукции глаз (опыты Пайна, воспитывавшего
около 100 поколений дрозофилы в темноте), у других же
если и вызывает редукцию глаз, то она не становится
наследственной (опыты Каптерева, Папаниколау и др.); 5)
интереснейшие исследования Коссвига* над пещерными расами
Asellus aquaticus показали, что утверждение, будто бы
редукция глаз и депигментация Asellus возрастают по мере
углубления в пещеры, неверно. Всюду наблюдается пестрая смесь
различных фенотипов, начиная от нормы и кончая полной
редукцией глаз. Этот же исследователь показал
экспериментально, что данные признаки зависят от обычных менделирую-
ших генов. Хорошо, наконец, известно и то, что у ряда форм
с редуцированными глазами (протей), несмотря на очень
продолжительное пребывание в пещерах, глаза не утратили
способности полиостью развиваться на свету. Все эти факты
говорят против ламаркистской интерпретации и легко
объяснимы теорией отбора, так как несомненно, что случайно
возникающие как на свету, так и в темноте безглазые мутанты
могут обычно сохраняться в борьбе за существование только
в темноте. Здесь же в условиях «пещерной иэоляции» гене-
тико-автоматические процессы приводят к образованию
различных популяций, у которых степень выражения данного
признака различна.
Рассмотрим теперь «косвенный довод» ламаркизма,
касающийся прорыва жаберной крышки у головастика. Этот,
казалось бы, столь убедительный для ламаркизма довод получил
в работах Вебера и Хелф 2 совершенно новое и
неожиданное объяснение. Оказалось, что при более тщательном
удалении зачатков конечностей и—что еще важнее—при
экстирпации ряда кожных железок никакой перфорации жаберной
крышки вообще не получается.
Такие же факты, как эмбриональная закладка роговых
мозолей на запястных суставах у кабана—Phacochoerus
и т. п.. легко объясняются отбором и сами по себе не говорят
1 С. К о s s w i g, Die Evolution von Anpassungs-Merkmalen bei
Hnhlentieren in genetischer Betrachtung, Zool. Anz., Bd. 112, H. 5—6,
1935, стр. 148—155.
2 W e b e г Α., Quelle est la cause naturelle de l'histolyse amenant
la perforation de Горегсиіе branchiale lors de la metamorphose des batra-
ciens anoures, С. r. Soc. Biol., v. 104, стр. 1132—1134, Paris, 193Q:
Η elf f O. M., J. exp. zool., XLV, 1, 1926.
5*

LXVIII
и. м. поляков
об унаследовании приобретенного признака, ибо фетальная
закладка тех или иных адаптивных признаков—явление
нередкое (интересно вспомнить в этой связи ряд данных
А. Н. Северцова).
На первый взгляд, может создаться впечатление, что
косвенные данные, получаемые на растениях, более убедительно
говорят в пользу ламаркистской концепции. Известно, что
эксперименты Бонняе, Константэна, Клебса, Клементса и др.
показали большую пластичность растительного организма.
Показано, в частности, что изменениям географических
условий соответствует ряд изменений в растительных организмах,
например, образование геоерафических рас растений,
наследственно фиксированные признаки которых тесно связаны
с определенными условиями среды. Однако и здесь
критический анализ материала вскрывает множество фактов, не
поддающихся ламаркистской интерпретации. Сошлемся на
некоторые из этих фактов. Можно указать, например, на то, что
далеко не всегда мы имеем соответствие признаков
растительных организмов условиям среды, и признаки, толкуемые как
унаследованный результат адаптивной реакции растения
в отношении определенных условий среды, могут оказаться
вне адаптивной зависимости от данных условий. Например,
условиям горного Крыма соответствует ряд признаков Lirum
nervosum. Но оказывается, что точно такая же форма с
этими же признаками встречается местами и в равнинных
условиях. Веттштейн считал, что Gentiana acaulis в условиях
культуры под «прямым воздействием» внешней среды получает
ряд новых морфологических особенностей и превращается
в форму G. excisa. Оказалось, однако, согласно Вильчеку,
что все эти особенности с условиями среды не связаны и
объясняются не прямым трансформирующим действием среды,
а тем, что G. excisa является бастардом G. angustifolia к
G. Kochiana *.
Отметим попутно, что проблема неадаптивных признаков,
представляющая некоторые конкретные, но не
принципиальные затруднения для дарвинизма, представляет большие
и именно принципиальные трудности для ламаркистской
интерпретации.
Другой пример. Так называемая географическая
изменчивость растений обнаруживает особенности, совершенно
непонятные с точки зрения ламаркизма. В Малой Азии мы имеем
синэкотип Brassica nigra, обладающий рядом приспособлений
к совместной жизни в сообществе с сурепицей. Кроме того,
1 А. Thellung, Die Entstehung der Kulturpflanzen, München,
І930, стр. 73.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ LXIX
мы знаем и в Малой Азии и в Европе «несинэкотипические»
формы Brassica nigra, отличающиеся друг от друга целым
комплексом признаков. Если географическая среда, климат
и т. д. «лепили бы» растительные формы, то нужно было бы
ожидать, что обе малоазиатские формы идентичны или во
всяком случае ближе друг к другу, чем к форме европейской. Но
оказывается, что по множеству признаков этот синэкотип
не только непохож на ту форму, которая возникла с ней рядом
в процессе диференциации только под влиянием
климатических факторов, но является антиподом по отношению к ней Ч
Чем же объяснить это различное формообразование двух
рядом растущих форм Brassica? Никакими условиями
«микроклимата» в сообществе ламаркисты этот факт объяснить не
смогут, ибо ряд признаков (в особенности семян) вообще
в этом духе не может быть истолкован. С точки зрения теории
отбора, который в данном случае действовал по ведущим адап-
тациям, приспосабливающим Brassica к сурепице (здесь
о прямой приспособляемости вообще речь итти не может),
этот факт легко объясним.
Таким образом мы уже сейчас можем притти к общему
выводу, что в области так называемых «косвенных данных
в пользу ламаркизма» мы находим множество фактов,
принципиально не поддающихся объяснению в духе ламаркизма
и вполне объяснимых в то же время дарвинизмом. Но если
ссылаться на данные, доставляемые морфологией,
эмбриологией, экологией и т. д., то можно привести огромнейшее
количество фактов, вообще принципиально необъяснимых с
ламаркистских позиций. Эти факты относятся к вопросу о так
называемых активных и пассивных приспособлениях. Деление
приспособлений на активные и пассивные, с нашей точки
зрения,имеет вообще крайне относительное значение, носит
очень условный характер. Но если из этого деления и
исходить, то сразу бросается в глаза, что возникновение
так называемых пассивных приспособлений действием ла-
марковских факторов принципиально невозможно объяснить',
и это вынуждены признать даже и некоторые ламаркисты-
эклектики. Действительно, путем какого «упражнения и
неупражнения» или «прямого действия среды» можно
объяснить, например, многочисленные приспособления куколок
насекомых, не упражняющих своих хитиновых внешних
органов, закладку у насекомых крыльев, конечностей и т. д.
еще на стадии куколки, хитиновые образования
членистоногих, раковины моллюсков, образование желобка для стока
1 Е. Н. С и н с к а я, К познанию видов в их динамике и
взаимоотношениях с растительным покровом, Труды прикл. бот., ген., сел.,
т. XXV, 1931, стр. 16.

LXX
и. м. поляков
яда в зубе змеи, игол ежа и дикобраза, защитную окраску
множества животных, «яичные» зубы зародышей ряда
рептилий и птиц, служащие только один раз в жизни при
проламывании скорлупы яйца, клапаны в венозной системе
млекопитающих, форменный состав крови, приспособления семян
к разносу ветром или животными и бесконечное количество
других «пассивных» приспособлений? А ведь подобные
признаки составляют вообще подавляющее большинство всех
признаков как у животных, так и у растений. Но можно пойти
и дальше. Мы полагаем, что и в любом из так называемых
«активных» органов имеется множество особенностей, которые
принципиально не поддаются объяснению в духе ламаркизма.
Например, функционирование мышц основано, как
показали исследования Мейергофа, Хилла и др., на столь сложном
биохимическом механизме и, больше того, на сочетании
биохимических механизмов с рядом таких тончайших
структурных особенностей (работы Е. Боцлера, С. Риссера, Д. Дэнни-
Броуна и др.), которые не могут быть созданы никаким
упражнением или неупражнением органа. Наоборот, для
нормальной работы мышцы все эти особенности уже должны быть
налицо. То же самое можно сказать и о структуре так
называемых «активных» частей в органах чувств. Язык
хамелеона, которым он «выстреливает» в насекомых, служащих
ему пищей, утолщен на конце, снабжен рядом железок,
выделяющих клейкую слизь, имеет центральное хрящевое тело,
сложнейшую мускулатуру и т. д. Совершенно непонятно,
путем какого «упражнения» язык обыкновенной ящерицы—
а таким языком обладали предки хамелеона—мог приобрести
ту сложнейшую структуру, которая имеется у современного
хамелеона. Подобные примеры говорят о том, что подход
ламаркистов к структуре «активных» органов является крайне
поверхностным, чисто количественным («больше—меньше*);
при более углубленном анализе ламаркистское объяснение
оказывается несостоятельным даже и в этой сфере. Во всех
дриведенных выше случаях рассматривать структуру
соответствующих органов как результат унаследования эффекта
упражнения-неупражнения или прямого воздействия среды
нет никаких оснований, ибо само образование этих органов
ни в какой связи с их «упражнением» (в ламаркистском смысле)
не стоит.
Если, наконец, считаться с удельным весом косвенных
данных, то не нужно забывать, что ряд этих данных
замечательнейшим образом подтверждает правильность дарвинисти-
ческого взгляда на мутации, достаточно часто возникающие.
как на основной источник «материала» для эволюционного
процесса, направляемого отбором. Ламаркисты в числе про-

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ LXXI
*чих «косвенных данных» ссылаются часто на различные
модификации и редукции в скелете конечностей
позвоночных животных, т,рактуя их как унаследование результатов
«упражнения-неупражнения» органов. Однако можно
утверждать прямо противоположное, ибо сравнительный анализ
генетических и морфологических данных вскрывает факт^
изумительного параллелизма признаков тех или иных
систематических категорий и признаков, которые возникают у
близких форм в виде единичных мутаций. Это можно покаэать
и применительно к нашему примеру. Китообразные
характеризуются эктромелией задних конечностей и фокомелией,
синдактилией, подчас полидактилией передних конечностей.
Змеям, гимнофионам и другим свойственна амелия, копытным—
эктродактилия, ластоногим—фокомелия и т. д. Но ведь все эти
признаки—амелия, эктромелия, фокомелия и др.—известны
в виде возникающих время от времени у различных
позвоночных животных единичных мутаций. Здесь эти мутации не
только не полезны, но чаще всего прямо вредны. То же
самое можно показать и в отношении множества других
признаков (беззубость, безволосость, редукция глаз,
бескрылость и т. д.). Следовательно, если уже и прибегать
к косвенным доводам, то из подобного рода фактов можно
с полным правом сделать вывод о роли ненаправленных и
неадэкватных среде мутаций в эволюции—вывод, идущий
в разрез с ламаркистскими воззрениями.
Согласимся, однако, с тем, что решающее слово в спорах
вокруг проблемы передачи по наследству приобретенных
признаков должен сказать эксперимент. Прежде чем
перейти к беглому обзору экспериментальных данных по этому
вопросу, необходимо, чтобы сам вопрос был поставлен четко
и ясно. Среди ламаркистов в последние годы появились
сторонники так называемого «широкого» понимания проблемы
унаследования приобретенных признаков. Ссылаясь на то, что
генетика показала возможность экспериментального
получения мутаций, действием разнообразных внешних агентов,
сторонники «широкой» точки зрения объявляют разрешенной
в положительном смысле проблему унаследования
приобретенных признаков. Эта «широкая» точка зрения является просто
путаной точкой зрения! Генеральная линия спора между сю-
ронниками и противниками передачи по наследству
приобретенных признаков отнюдь не сводилась к вопросу, могут ли
внешние факторы вызвать наследственные изменения, а
сводилась и сводится к тому, могут ли признаки, приобретенные
телом организма на протяжении жизни, так отразиться на
половых клетках организма, что вызовут в них адэкватные,
зеркальные, равнозначные изменения? Именно допущение по-

LXXII
и. м. поляков
добной возможности и составляет существо ламаркистского
подхода к вопросу, и именно эту возможность мы отвергаем.
Для ламаркистов допущение этой передачи вытекает из их
общего телеологического подхода к организму: среда
целесообразно меняет тело организма, тело же целесообразно
и адэкватно переделывает половые клетки. Это совершенно
непонятно, во-первых, с точки зрения закономерностей
наследования, вскрытых Менделем, и, во-вторых, с точки
зрения современного научного понимания связи между
генотипом и фенотипом и, в-третьих, с точки зрения допускаемого
при этом механизма осуществления подобной передачи.
Достаточно напомнить, что в теле гетерозиготного по данному
признаку организма в течение очень многих поколений, наряду
с геном, вызывающим доминантный в данных условиях
признак, будет сохраняться и ген, могущий привести к
образованию рецессивной особенности. Отсюда возможен лишь тот
вывод, что тело организма (с доминантным признаком) отнюдь
не могло переделать адэкватным образом ген, связанный с
развитием рецессивного признака. Это совершенно понятно,
если мы учтем, что с точки зрения современной генетики
наследственная потенция, фиксированная в генотипе, отнюдь
не является простой проекцией признака (и наоборот). Гены
являются определенными «диференциалами», которые в
теснейшем взаимодействии со всем генотипом, в определенных
средовых условиях и в определенный момент развития
сказываются в образовании тех или иных признаков. Если
предположить, что какое-либо внешнее воздействие, вызвавшее
изменение данного признака в теле организма, дойдет до его
половых клеток, то ведь здесь оно найдет не признак, а лишь
известную материальную (скажем, биохимическую)
структуру, являющуюся лишь одной из предпосылок образования
данного признака и изменение которой поэтому по самому
существу не может быть адэкватным изменению тела.
Коснемся, наконец, вопроса о том, «дойдет» ли изменение тела
до половых клеток и если дойдет, то изменит ли их. Организм
является целостностью, и все части тела находятся в
теснейшей, интимнейшей физиологической связи друг с другом.
Никакого исключения в этом отношении половые элементы
не представляют и не могут представлять. Но наличие
физиологической связи еще, разумеется, не означает, что эта
связь должна обязательно привести к изменению генотипа.
Ведь если у человека поврежден орган слуха, то это еще не
отразится, например, на структуре или функции его ноги.
Необычайно показательны в этом отношении
многочисленные эксперименты по трансплантации или опыты с
растительными химерами. Трудно представить себе физиологическую

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ LXXIII
связь более интимную, чем та, которая существует между
генетически разнородными тканями растительных химер.
И в то же время опыты показали, что наследственные
потенции этих тканей отнюдь не меняются \ а если в редких случаях,
подобные изменения и происходили (например, геномомутации
у химер в некоторых опытах Костова), то никакого
отношения к пресловутой адекватности эти изменения не имели.
Последнее подводит нас снова к вопросу об адэкватности. Мы
всегда подчеркиваем, что процесс наследственной,
мутационной изменчивости идет на основе единства внутренних и
внешних факторов. Единство это находит свое конкретное
осуществление в тех специфических процессах метаболизма,
которые являются основой жизнедеятельности организма. Эти
процессы обмена веществ не исключают, а, наоборот, с
необходимостью (ибо в этом суть обмена веществ) предполагают
включение определенных, внешних для организма и для его
генотипа факторов. Но равносильно ли это «включение» адэк-
ватному действию? Мы уже указывали выше, что это мало
вероятно и теоретически подобный вывод ни на чем не основан*
Предположим, что внешние условия изменили пигментацию
кожи животного и эти изменения химическим путем как-то
сказались на половых клетках. Если в этой связи в генотипе
и произойдут изменения (что не обязательно), то совершенно
непонятно, почему именно должны измениться гены,
связанные с развитием особенностей кожи, а если даже случайно
изменятся именно они, то почему они должны измениться
в том же направлении2.
Нас поэтому не удивляет, что сторонники унаследования
приобретенных признаков прибегают к измышлению всякого
рода гипотетических связей, которые якобы осуществляют
механизм этой мнимой передачи. Подобные попытки делались
Геккелем в его гипотезе о «перигенезисе пластидул», Нэ-
гели—в его гипотезе идиоплазмы, Гааке—в гипотезе гемма-
рия; Геринг, Торнье, ПІлатер пытались объяснить подобную
передачу при помощи нервной связи, О. Гертвиг, Кассовитц,
Гатшек—при помощи гормонов, Вернер и Шмальфус —
при помощи автокатализаторов, Плате—при помощи особой
«динамической связи»; говорили даже в этой связи о
явлениях «резонанса» и, наконец, трактовали наследственность
1 Можно сослаться на опыты Винклера над растениями и Дэнфорса
(С. Daniorth, 1930) над животными, а также на опыты Гетша (1925)
и Финкелыптейна (1930) по трансплантации у гидр.
2 Теоретически я подобную возможность допускаю только в
редчайших случаях и то в отношении сравнительно простых
физиологических признаков некоторых организмов. Но в пользу этого чисто
теоретического допущения нет пока никаких экспериментальных данных,,
да и вероятность того, что они будут получены, очень мала.

ЪХХІѴ
и. ж. поляков
как «плазматическую память». Все эти чисто спекулятивные
построения не спасают, однако, ламаркизм, потому что, во-
первых, они совершенно произвольны и бездоказательны, во-
вторых, они берут какой-то один из признаков организма (ибо
гормоны и т. д. такие же признаки, как и другие) и делают
его почему-то монополистом в деле изменения наследственной
структуры организма и, в-третьих, ведь самый факт передачи
ничем еще не доказан. Эксперименты же в этом направлении,
для того чтобы иметь доказательную силу, должны отвечать
целому ряду условий. Эти условия Э. Гюэно г сводит к
следующим пяти моментам:
1. Нужно чтобы вариация была действительно
получена в соме и уже вторично передана половым клеткам; нужно,
следовательно, изъять факторы, непосредственно
достигающие половых клеток и могущие вызвать здесь изменение по
типу так называемой параллельной индукции.
2. Нужно прекрасно знать генетическую конституцию
организма, ибо иначе всегда может иметь место отбор
отдельных линий с нужным признаком из генетически
неоднородной популяции.
3. Нужно точно установить причинную зависимость
между вариацией и фактором, который ее якобы обусловил
(сделаем выводы хотя бы из описанного выше
эксперимента с перфорацией жаберной крышки).
4. Нужно исключить случаи длительных модификаций
и «псевдонаследственности*.
5. Необходимо вести исследование в течение многих
поколений.
Немногие эксперименты, которые соответствовали этим
условиям, дали отрицательные результаты, эксперименты же,
якобы показавшие возможность передачи приобретенных
признаков, при более тщательной проверке не подтвердились,
да это и неудивительно, ибо они в том или ином пункте не
соответствовали поставленным выше условиям.
Мы имеем здесь возможность только коротко указать
на некоторые из эгих экспериментов. Напомним старые
эксперименты Броун-Секара (1850—1892), которому удалось
повреждением определенных участков нервной системы
вызвать у морских свинок эпилептические припадки, экзофтал-
мию и ряд других дефектов, которые якобы передавались
в течение нескольких поколений по наследству. Отсутствие
точных цифровых данных, генетическая непроверенность
материала и другие моменты делали эти опыты крайне сомни-
1 Е. G- и у е и о t, La Variation et revolution, t. II, Paris, 1930,
стр. 50—32.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ LXXV
тельными, и проверка их рядом исследователей (Sommer,
1900. Taft, 1910; Wrzosek nMaciesza, 1911—1914; Brown. 1912)
показала полную несостоятельность выводов Броун-Секара.
В опытах Гетри (1908) над курами и Магнуса (1907)
над кроликами исследователи пересаживали половые железы
из одного организма в другой, отличающийся тем или иным
признаком (например, яичник белой курицы пересаживался
в черную а затем эта курица скрещивалась с белым петухом).
Этим путем исследователи пытались выяснить вопрос, не
изменяет ли сома половые клетки пересаженной «чужой»
половой железы, и дали на этот вопрос положительный ответ.
Однако повторение этих опытов Кастлем и Филиппсом (1911)
над морскими свинками, Дэвенпортом (1911 и Шульцем (1913)
над курами, Вебером (Weber, 1926) над крысами показало
их полную несостоятельность. Тело не влияло на изменение
генетических особенностей «чужого» яичника, а там, где это
«влияние» якобы имело место, оказалось, что просто
регенерировал старый яичник. Такие же результаты дали опыты Клат-
та (Klatt, 1919) над непарным шелкопрядом, где также тело
одной расы не было в состоянии изменить пересаженный
яичник особи другой расы, и опыты Гармса (J. Harms, 1913)
над тритонами. В опытах Пикте (A. Pictet, 1905) над
непарным шелкопрядом в результате кормления необычной пищей
получились более мелкие и светлые гусеницы (аналогичное
явление имело место и в опытах Келлога и Белля с Bombyx
mori), и эти изменения передались следующему поколению.
Внимательный анализ материала Пикте заставляет
предположить, что здесь имело место или непосредственное влияние
ухудшенных условий питания или своего рода «последействие»,
но ничего похожего на настоящую наследственность здесь
не было.
В опытах Дюркена (В. Dürken, 1923) с Pieris brassicae
исследователь получил на оранжевом фоне до 75% веленых
куколок этой бабочки, на сером фоне—около 5%. Если отобрать
куколок, воспитанных на оранжевом фоне, и продолжать
опыт дальше, то в следующем поколении зеленых куколок на
оранжевом фоне будет уже 98 и 48% на сером. Если в этом
опыте не имела места длительная модификация (что вполне
вероятно)?· то результаты могут легко объясниться действием
отбора наг генетически неоднородный магериал. То же
относится и к аналогичным опытам Пшибрама и Брехер (1922) над
Dixippus morosus. Выяснению влияния светового фактора
на изменение окраски были посвящены также известные
исследования П. Каммерера над Salamandra maculosa. У
саламандр, воспитанных на желтом фоне, увеличилось
количество желтого пигмента в коже, на темном фоне, наоборот,

LXXVI
и. м. поляков
усиливалась темная окраска. По данным Каммерера, эти
изменения оказались наследственными. Эти работы вызвали
большую дискуссию и целый ряд проверочных экспериментов
(Гербст, 1919, 1924; Фриш, 1920; Пршибрам и Дембовский,
1922; Буленжер, 1921; Мэк-Брайд, 1925). Если в результате
этих частично противоречивых экспериментов и была
подтверждена возможность изменения окраски саламандр, то
основной спорный момент, унаследование этих изменений,
отнюдь не был подтвержден, а учитывая генетическую
неоднородность материала и большую (фенотопически
обусловленную) вариабильность данного признака, есть все основания
считать эти опыты лишенными необходимой доказательной
силы.
Выяснению эффекта температурного воздействия были
посвящены опыты Фишера (Fischer, 1901), подвергавшего
действию холода куколки бабочки Acüa caja. Наблюдались
изменения в сторону механизма, которые в потомстве одного мела-
нистического самца передавались части потомков. Крайне
неточная постановка опытов и работа над генетически
неизученной популяцией ставит эти опыты под сомнение. Федер-
лей (Federley, 1921) точными экспериментами показал, что
у бабочек меланистический эффект, зависящий от ряда
полимерных факторов, может быть получен селекцией. Не исключена
здесь возможность и длительной модификации.
Наследственному влиянию температуры были посвящены также опыты
Штандфусса (1898), Шредера (1903) и др.
Следует упомянуть еще о проверявшихся до самого
последнего времени опытах Гюйера и Смис (1918, 1920, 1924).
Они вырабатывали в крови курицы антитела против
хрусталика из глаза кролика. Кровь курицы впрыскивалась
затем беременным крольчихам, потомство которых оказывалось
с различными ненормальностями в глазах, причем эти
ненормальности передавались по наследству следующим
поколениям как через самцов, так и через самок. Однако повторение
этих опытов Гексли и Kapp Сандерс (1924) и Финлей (1924)
показало полное отсутствие серологической индукции; тот
же отрицательный результат дали аналогичные опыты Ибсен
и Башнелл (Ibsen Η. a. Bushnell L., 1934). Последние опыты,
в частности, показали, что дефекты в глазах у кроликов могут
возникнуть от совершенно посторонней причины (например,
кокцидиоза), что сильно затемняет результаты опытов.
Агар (W. Agar, 1931) поставил опыты, имевшие целью
выяснить, вызывает ли повторная регенерация части антенны
у Smocephalus Daphnia улучшение и ускорение регенерацион-
ного процесса (крайне несовершенного) в последующих
поколениях. Опыт, продолжавшийся около 100 поколений, дал

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ LXXVII
отрицательные результаты. В этой связи можно вспомнить
также опыты Каммерера с регенерацией сифонов у асцидии
Сіопа. Сифоны увеличились после регенерации, и эта
особенность якобы передалась потомству. Однако проверка этих
опыгов М. Фоксом (1923) опровергла допущение Каммерера
об унаследовании этого признака. Из опытов, произведенных
над животными, вряд ли стощг упоминать об опытах
Каммерера, получившего действием внешних факторов изменение
особенностей размножения у саламандр, так как вполне
вероятно, что здесь изменение идет в пределах одной и той же
нормы реакции. На недоразумении оказались основанными
и опыты, касавшиеся унаследования результатов
дрессировки у мышей, проделанные в лаборатории нашего великого
ооотечественника Павлова, что было отмечено им самим и
показано рядом проверочных экспериментов (Виккари и др.).
Не выдерживают критики и ламаркистские эксперименты
Мэк-Дугола (М. Dougall W., 1930), пытавшегося доказать
наследование навыков, приобретенных белыми крысами. Мы
судим об этом по целому ряду зоопсихологических
экспериментов с крысами (Садовниковой-Кольцовой, 1928; Тгуоп,
1929; Ligon, 1929; Stone, 1929, и др.),показавших генетическую
гетерогенность крыс в отношении их поведения, а также
сложную зависимость поведения от множества факторов, на наш
взгляд не учтенных Мэк-Дуголом. Наконец,
непосредственная экспериментальная проверка опытов Мэк-Дугола,
произведенная Кру (Crew, 1936), не подтвердила его результатов.
Что касается экспериментов над растительными
объектами (Bonnier, 1890—1895; Zederbauer Ε., 1908; Ε. Bordage,
1910; Schübeier, 1873—1875; Constantin, 1930), то их
ламаркистская интерпретация также оказывается совершенно
несостоятельной. В отношении этих экспериментов можно без
преувеличения сказать, что чаще всего не соблюдался весь
комплекс условий, необходимых для точного эксперимента
(см. выше), и опыты эти делались по типу старых опытов Шю-
белера. Этот исследователь высевал в Норвегии яровую
пшеницу (и другие злаки), происходящую из Германии. В
условиях более длинного северного дня период вегетации
сокращался со 100 до 75 дней. По мнению Шюбелера, это изменение
стало наследственным, ибо, будучи высеяны снова в Германии,
эти пшеницы вызревали в 75 дней. Эти опыты, однако,
объясняются просто отбором из весьма неоднородной популяции
пшениц нескольких линий, обладавших ускоренной вегетацией.
Этот схематический обзор1 можно было бы пополнить
1 За недостатком места мы не даем здесь библиографии вопроса.
«Обращаем внимание читателя на сводки по этому вопросу: R.Semon,

LXXVIII
и. м. поляков
ссылками еще на несколько экспериментов, в этом нет, однако,
нужды, так как можно со всей категоричностью утверждать,
что до сих пор не оказалось ни одного эксперимента, который
выдержал вы проверку и устоял перед лицом критики. Все
без исключения эксперименты этого рода или основаны на
серьезнейших методических недостатках, или на прямых
ошибках, или результаты их могут быть легко и действительно
убедительно истолкованы иным путем (действие отбора,
длительные модификации и т. п.)·
Не выдерживают критики и попытки истолкования
длительных модификаций как первого шага на пути унаследования
приобретенных признаков. Иллюстрируем это одной из
новейших попыток в этом направлении, предпринятой Плате.
Этот автор, ссылаясь на параллелизм, существующий между
сомациями и мутациями, объясняет его тем, что «во внешне
сходных сомациях и мутациях мы имеем дело с одинаковым
изменением генов, которые, однако, у разных индивидуумов
с различной легкостью возвращаются к исходному состоянию».
Существует ряд переходов: сомация->-слабая мутация_>-
длительная модификация (Schwachmutation)-^лабильная му-
тация_>-мутация->~бластовариация. Но как же Плате
справляется с тем фактом, что длительные модификации
передаются только через яйцо? Это объясняется тем, что
нестабильно измененные гены сперматозоида, попав в яйцо с
неизменной плазмой, дают немедленно обратную мутацию.
Иоллос, справедливо критикуя эту точку зрения,
указал на то, что все это рассуждение совершенно голословно.
Кстати ведь, по Плате, и в случаях модификаций
раздражение действует на ген, а уже ген—на плазму. Непонятно
поэтому, почему на плазму яйца не может действовать
измененный ген сперматозоида. Взглядам Плате также в корне
противоречат результаты обратных скрещиваний самок первого
поколения (полученных от родителей: самка-длительная
модификация и нормальный самец) с нормальными самцами.
Многочисленные эксперименты самого Иоллоса убедительно
показали (и в его опытах с Protozoa и в его опытах с дрозофилой)
принципиальное отличие длительных модификаций,
постепенно в ряде поколений «угасающих», от мутаций Ч
Das Problem der Vererbung «erworbener Eigenschaften», Leipzig, 19l2r
P. Kammerer, Neuvererbung oder Vererbung erworbener
Eigenschaften, Stuttgart, 1925 (ламаркистские сводки);^ u у e η о t, La
Variation et evolution, t. II, Paris, 1930, и А. Владимирский,
Передаются ли по наследству приобретенные признаки, Гиз, 1927.
1 Ρ 1 а t е L., Ueber Erklärung der Parallelformen von Somationen·
und Mutationen, Zschr. Ind. Abst. Vererbl., Bd. LXVIII, H. 2, 1935;
Ι о 11 о s, Sind Dauermodifikationen «Schwachmutationen», etc, Ib.,,

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ LXXIX
Что касается ссылок на явление параллелизма сомаций
и мутаций, то эти ссылки охотно делаются ламаркистами,
которые готовы трактовать мутации как наследственно
закрепленные сомаций. Если учесть все то, о чем мы говорили выш&
то подобная трактовка не выдерживает критики. Само же
явление замены в эволюции ненаследственных изменений,
возникающими независимо от них изменениями
наследственными, может быть, как это показал Е. И. Лукин, истолковано
чисто дарвинистически, если учесть, что наследственные
изменения обычно обладают, по сравнению с аналогичными
ненаследственными, такими важными в борьбе за существование
преимуществами, как большая специализация и «автономили-
зация» признака. К подобному же выводу приходит в работе,
специально посвященной этому вопросу, и В. Кирпичников,
который пишет, что «эго «закрепление» модификаций—только
результат своеобразного действия естественного отбора и
ничего общего не имеет с адэкватным изменением сомы и
половых клеток, выдвигаемым в качестве постулата
ламаркистами» *.
Совершенно наивно выглядят попытки 'эклектически
увязать принцип отбора с унаследованием приобретенных
признаков. Плате (1913) дает, например, следующий образец
рассуждения. Размножение хищников в какой-либо
местности ведет к тому, что среди травоядных вырабатывается
порода быстрых бегунов. Упражнение ног, аккуммулируясь из
поколения в поколение, делает из них органы, отлично
приспособленные к бегу. Но ведь у отдельных особей в силу
индивидуальных особенностей ноги могут развиться особенно
сильно. В стом случае отбор «придет на помощь»
унаследованию результатов упражнения. Подобный взгляд
несостоятелен. Достаточно поставить вопрос: а почему у отдельных
особей ноги оказались более способными развиваться от бега,
чем у остальных? Ответ может быть только тот, что у данных
особей была иная способность реагировать на данные условия,.
а следовательно иной генотип. В таком случае весь процесс
может быть объяснен отбором и незачем прибегать к
унаследованию приобретенных признаков.
Ламаркизм в корне ошибочно ставит вопрос об отношении
организмов к среде. Ламаркисты часто декларативно утвер-
Bd. LXIX, Η. 4, 1935, а также I о 11 о s V., Studien zum Evolutions
problem, II, Biol. Zbl., H. 7—8, 1935.
1 E. И. Л у к и н, О параллелизме наследственной и
ненаследственной изменчивости, Уч. записки Харьк. уни-та, т. 6—7, 1936;
B.C. Кирпичников, Роль ненаследственной изменчивости в
процессе естественного отбора, Биолог, шурн., т. IV, № 5, 1935, стр. 798:,
см. также Tnellung, указ. соч., стр. 84—87.

LXXX
и. м. поляков
ждают, что они—сторонники изменения организмов под
влиянием среды, что они вообще «за среду», что их противники
недооценивают роль среды в эволюции и т. п. Все эти
рассуждения совершенно нелепы и путаны. Наука в настоящее время
находится на таком уровне, когда она в состоянии вопрос
о среде поставить не в плоскости общих спекуляций, а
конкретно и диференцированно. Одно дело, когда речь идет о роли
средовых факторов в мутационной изменчивости, иное—когда
мы рассматриваем роль этих факторов в онтогенезе животного
или растительного организма, и, наконец, в совершенно иной
плоскости выступает роль факторов среды в процессе
филогенеза. Мы категорически отбрасываем взгляды автогенетиков
и придаем этим факторам огромное значение, в какой бы из
трех упомянутых плоскостей вопрос ни рассматривался, но
эначениѳ среды каждый раз будет особым, специфическим,
качественно своеобразным. Внешние для организма, для его
половых клеток факторы с необходимостью включатся
в процесс наследственной изменчивости. Процесс этот идет на
основе единства внутреннего и внешнего. Но «включение» это
отнюдь не носит характер адэкватного изменения, адаптивной
перестройки организма в отношении к факторам среды.
Характер возникающих наследственных изменений, как
показывает огромный экспериментальный материал,
посвященный изучению количественных и качественных
закономерностей мутационного процесса, будет всегда определяться
качеством самого организма, исторически сложившейся
структурой организма, будет всегда случайным в отношении
приспособления организма к данным условиям среды.
Приспособление же организмов к среде будет итти в результате
качественно своеобразных закономерностей, вскрываемых
дарвинизмом, закономерностей естественного отбора. В этих
закономерностях находят свое разрешение те внутренние
противоречия, которые в многообразных формах борьбы за
существование лежат в основе эволюции органического мира.
Роль среды здесь будет огромной, решающей, но она лежит
в совершенно иной плоскости, чем роль среды при
возникновении отдельных, индивидуальных наследственных
уклонений. Именно в этом самая сущность гениальных воззрений
Дарвина. Ламаркисты же, несмотря на словесные признания
сложности и историчности организма, рассматривают организм
как кусок бесструктурной глины, мягкого воска, из которого
внешние условия могут вылепить все что угодно г. Для* ламар-
1 Некто Л. Ставровский, enfant terrible ламаркизма, по этому
поводу выражается так: «Организм—это восковая фигурка, меняющаяся
в прямой зависимости от окружающих условий» (Основная причина
эволюции органического мира, Берлин, 1923, стр. 108);

ЛЛМАРК II ЛАМАРКИЗМ LXXX1
кистов эволюция организмов протекает в той же качественной
плоскости, как и эволюция среды, и изменения среды,
адаптивно и направленно перестраивая организмы, влекут за
собой эволюцию организмов. Ламаркисты таким образом грубо
механистически сводят эволюцию к изменчивости, смешивают
приспособление с наследственной изменчивостью. Мы видели
оту точку зрения у Ламарка; очень отчетливо и точно
формулировал ее Геккель. Ту же основную мысль мы видели "у
Веттштейна, Каммерера и др. Эта точка зрения диаметрально
противоположна концепции отбора и является по существу
своему антидарвинистической. Можно только удивляться, что
эклектики, отступающие от дарвинизма в этом
существеннейшем пункте, продолжают зачастую считать себя
дарвинистами (например, Плате, П. В. Серебровский).
Механо-ламаркизм в трактовке проблемы «организм—
среда» стоит на позициях вульгарной, механистической
теории равновесия. Эта теория ищет, как известно, причины
развития вне развивающегося тела. Ламаркистов также не
интересует вопрос о тех внутренних противоречиях, которые лежат
в основе эволюции. Для Ламарка и всех неоламаркистов
организмы сами по себе—это инертная,пассивная «материя», и
только внешний толчок может вывести эту инертную материю из
равновесия, заставить ее изменяться до тех пор, пока она не
достигнет нового состояния равновесия со средой. Трактовка
эволюции как перехода организмов из одного состояния
равновесия в другое вытекает из самой сути ламаркизма. Мы
знаем, что В. И. Ленин, говоря о двух концепциях
развития, подчеркивал необходимость изучения тех внутренних
противоречий, которые лежат в основе самодвижения, в
основе всякого развития. Дарвинизм пусть несовершенно,
стихийно, со срывами, но движется в направлении
познания этих внутренних противоречий. Ламаркизм же—это
вульгарная концепция развития, которая уводит
исследование в прямо противоположную сторону. Мысль
Спенсера об «уравновешивании», концепции Копа о физиоге-
незисе и кинетогенезисѳ особенно отчетливо показывают,
что ламаркизм является «биологической формой» теории
равновесия. Но это становится еще более очевидным, когда
знакомишься с произведениями одного из «теоретиков»
концепции равновесия—Зигфридом Тице. «Мы приходим, таким
образом, к выводу,—пишет Тице,—что густая шуба белого
медведя, легкое летнее и более густое зимнее оперение птиц,
мозолистые наросты верблюда автоматически возникают по
тому же закону, по которому опускается и поднимается
термометр... таким образом, закон равновесия дает причинное
обоснование эволюции». В результате нарушения равновесия
ß Философия зоологии, т. II

LXXXII
и. м. поляков
клетки, «автоматы чески следуя закону равновесия, дают
многочисленнейшие образования, например, у растений луб, кору,
листья и т. д., у животных—кожу, волосы, кости,
соединительную ткань, хрящ и т. д.»1.
Мы приходим, таким образом, к выводу, что ламаркисты,
смешивая изменчивость и эволюцию, становятся на
совершенно ненаучную, методологически неверную,
вульгарно-механистическую позицию. «Энергетическая» же терминология,
которой ламаркисты так охотно оперируют (Коп, Осборн и др.).
в сущности говоря, ничего не меняет, ибо она совершенно
произвольна и является не чем иным, как модернизацией
флюидов Ламарка (флюиды ведь также заставляют
развиваться «инертную материю»). «Энергия» температурная,
механическая (Коп) или «энергия географической среды» (Осборн)
переходят в организм и заставляют его изменяться. К
действительно научному изучению энергетики жизненных явлений
все эти спекуляции не имеют никакого отношения.
Поверхностно описывая внешность явления, отмечая связь,
существующую между организмами и средой, ламаркисты
совершенно не в состоянии понять и объяснить механизм
установления этой связи.
Мы считаем нелишним, в порядке противопоставления
напомнить читателю о тех блестящих успехах, которые сделал
дарвинизм в деле познания истинных факторов органической
эволюции. Достаточно напомнить прекрасные
экспериментальные исследования борьбы за существование и
естественного отбора, сделанные Сукачевым на одуванчиках (1928),
€апегиным на пшенице (1922), Гаузе над простейшими (1930
и др.), Тимофеевым-Рессовским над дрозофилой (1935),
Поультоном (Е. Poulton), Петером (К. Peter, 1930), Мортон-
Джонсом (Morton-Jones, 1932), Мюльманом (Mühlman, 1934),
Мостлером (Mostler, 1935), Коттом(Н. В. Gott, 1936), Карпен-
тером, Суинертоном и другими над эффективностью защитных
приспособлений насекомых, Семнером (F. Sumner, 1936)—
над значением защитной окраски у рыб и мн. др. Особенно
блестящие успехи теории естественного отбора связаны с
выяснением на основе экологических и генетических данных
процесса образования низших систематических категорий в
природе. В эгой связи нужно указать на экспериментальные
исследования Баура (Е. Ваиг, 1932) над процессом
видообразования в роде Antirrhinum, Гольдшмидта (R. Goldschmidt.
1935 и др.) над образованием географических рас у Lymantria
1S. Т i е t ζ e, Das Gleichgewichtgesetz in Natur und Staat, Wien—
Leipzig, 1905, стр. VI—VIII. То же в его произведении «Das Rätsel der
involution», München, 1911, стр. 65. Курсив мой.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ LXXXII1
dispar, Семнера (F. Sumner, 1932) над образованием
географических рас у Peromyscus, Турессона (G. Turesson, ряд работ)
над образованием экотипов у различных растительных
объектов, Тимофеева-Рессовского (1935) над образованием физиоло-
тѵческих рас у Drosophila funebris, Брейдера (Η. Breider,
1936) над видообразованием в роде Limia и др. Нельзя
не напомнить и о серии важных теоретических исследований
процессов отбора, проделанных Райтом, Холдэном, Фишером
и др. В свете всего этого положительного дарвинистического
материала ламаркистская концепция производит
необыкновенно убогое впечатление.
Если ламаркизм не может удовлетворительно объяснить
образование низших систематических категорий, то еще
отчетливее выступает бессилие ламаркистского метода е
объяснении прогрессивного развития органического мира. Мы
не намерены обсуждать здесь сложную проблему
органического прогресса, но ведь совершенно очевидно, что эволюция
не есть «топтание на одном месте». В процессе эволюции
диалектически возникает качественно новое, возникают новые
системы органов, возрастает диференциация и специализация
организмов (хотя, разумеется, эта линия эволюции не
является единственным направлением развития организмов).
Если даже и говорить о прямом видоизменяющем влиянии
среды, упражнения органов и т. п., то само собой понятно, что
данные факторы могут только в тех или иных рамках
изменить уже существующие структуры, а не вызвать
образование совершенно новых органов. Как ни мистифицировать
среду (а ламаркисты к этому очень склонны), но среда—это
всегда нечто конкретное: комплекс температурных,
атмосферных, почвенных, световых и прочих факторов. Каким
образом эти конкретные факторы среды могут вызвать
усложнение, возрастание диференциации и централизации
организма, совершенно непонятно. Вот почему механицизм
ламаркизма в этом пункте неизбежно дополняется введением
чисто идеалистических принципов, которые делаются
ответственными за усложнение органического мира. Уже Ламарк
прибегал к «силе жизни», силе градации, ответственной за
образование основных систем органов. Не случайно Нэгели
говорил о «принципе совершенствования», Коп о «батмоге-
незе», Эймер об «ортогенезе», Каммерер об имманентном
«стремлении организмов к свету и радости» и т. п. Как бы
отдельные ламаркисты ни отмежевывались на словах от этих
«внутренних принципов», но внутренняя логика этого учения
неизбежно приводит его к допущению этих имманентных сил
развития. Отрицание теории отбора и грубо механистическая
концепция ламаркизма приводят и в этом пункте к идеализ-
<·*

LXXXIV
и. м. поляков
му. Энгельс блестяще показал, что признание имманентных
принципов «внутренней цели» является существеннейшим
тезисом ламаркизма: «Инстинкт должен привести более или
менее в гармонию отдельное живое существо с его понятием.
Отсюда следует, насколько вся эта «внутренняя цель является
идеологическим определением. И, однако, в этом заключается
Ламарк»1.
Для того чтобы доказать наличие в эволюции этих
особых «внутренних принципов», ламаркисты особенно охотно
ссылаются на явления так называемого направленного
филогенетического развития. В филогении различных групп
организмов известны определенные линии эволюционного
развития; виды, роды и другие систематические категории
располагаются часто в серии, в «ряды форм», идущие в
каком-либо одном определенном направлении. Ортоламаркисты (и в
особенности автогенетики), ссылаясь на эти «направленные ряды»,
пытаются истолковать их как доказательство существования
имманентных сил развития. Мы не будем рассматривать здесь
сложнейшей проблемы направленности эволюции2 и отметим
только следующие моменты. Критический анализ так
называемых направленных рядов развития показывает
искусственность значительного количества подобных рядов; эти ряды
отнюдь не соответствуют действительному ходу
филогенетического развития.
Это замечание, между прочим, полностью относится
и к известным эймеровским рядам Lepidoptera.
Совершенно поэтому недопустимо на основании подобных
искусственно сконструированных рядов делать какие бы то
ни было выводы о закономерностях и факторах развития.
Установленные Эймером многочисленные «законы развития»
в лучшем случае могли бы неполно и неточно описывать
внешнюю сторону явлений, но более глубокий анализ
обнаруживает их непригодность даже в этих пределах, ибо
можно часто с полным правом усомниться в том, насколько
точно установлено само явление. В тех же случаях, когда
мы имеем дело с настоящими филогенетическими рядами, мы
можем показать, что они обычно прямо или косвенно связаны
с выработкой тех или иных адаптации и, следовательно,
образование их может быть полностью объяснено теорией
естественного отбора (это, например, сделано даже в отно-
1 Ф. Энгельс, Диалектика природы, изд. 6-е, Москва, 1934,
стр. 46. Курсив наш.
2 Отсылаем читателя к нашим работам: «Проблема направленности
органической эволюции», Труды Зоолого-биолог. ин-та Харьк. ун-та,
т. I, Харьков, 1936; «Проблема классификации адаптации», Уч.
записки Харьк. ун-та, т. 5, Харьков, 1936.

ЛАМАРК И ЛАМАРКИЗМ LXXXV
шенин весьма сложных «ортогенетических рядов» Titanothe-
гіа, в работах Hersch, 1935).
Если ламаркизм бессилен объяснить усложнение
органического мира, то полнейшая его несостоятельность
обнаруживается и в отношении кардинальной проблемы
органической эволюции—проблемы органической целесообразности.
Способность к регуляции, к целесообразному реагированию
на изменение окружающих условий—это общее свойство
организмов, из которого ламаркисты и исходят. «Все идеи по
вопросам формообразования, которые приписывают организму
способность целесообразного реагирования, мы можем назвать
ламаркистскими, а самое учение ламаркизмом», пишет Ветт-
штейн λ. Но разрешает ли ламаркизм проблему
целесообразности? Отнюдь нет. Ведь весь вопрос в том и заключается,
почему организмы чаще всего обладают способностью
целесообразного реагирования. Ламаркизм же и самого Ламарка и всех
его последователей вместо того, чтобы объяснить
происхождение этой способности, исходит из нее как из чего-то уже
данного, изначального. То, что подлежит объяснению, кладется
в основу объяснения. Получается порочный круг, из которого
ламаркизм выйти не в состоянии. Внутренняя логика
ламаркизма с неизбежностью приводит к чисто идеалистическим
представлениям об изначальной целесообразности.
Многочисленные факты так называемого «прямого приспособления»,
на которые ламаркисты ссылаются, вообще ничего, не
доказывают, так как речь здесь идет о регуляторных способностях
вида в пределах его исторически сложившейся нормы реакции,
а не о целесообразном изменении самой нормы реакции2.
К тому же напомним еще раз,, что огромное большинство
адаптации принципиально не объяснимо с позиций теории прямого
приспособления. Совершенно справедливо пишет по этому
поводу К. А. Тимирязев: «Но одно изучение физических
причин, вызывающих изменение органических форм, в свою
очередь не дает ключа к объяснению их приспособленности
(как это пытались утверждать Коп, Генсло, Варминг и др.).
Обстоятельное доказательство несостоятельности этой теории
так наз. «прямого или самоприспособления» (direkte
Anpassung) дал в своей книге Detto» 3. Проблема адаптации
остается, таким образом, совершенно неразрешенной с
ламаркистских позиций.
1 В. Wettstein, Handbuch der system. Botanik, Leipzig,
1901, Bd. I, стр. 31.
3 См. поэтому вопросу прекрасную книгу С. Detto, Die Theorie
der direkten Anpassung, Jena, 1904.
3 К. А. Тимирязев, Отбор естественный, Энциклопедия
«Гранат», т. XXX.

LXXXVI и. м. поляков
В этой связи следует подчеркнуть, что
психоламаркизм отнюдь не является «искажением» ламаркизма,
произвольной его трактовкой. Не наделяя клетки
психическими способностями, с ламаркистской точки зрения,
очень трудно объяснить постоянно встречающуюся
способность организмов к целесообразным реакциям. Вот почему
не только психоламаркисты, но и Коп, Нагели, Каммерер
и др. свой механицизм вынуждены дополнить ссылками на
«психизм плазмы», «память плазмы» и т. п. Подобное же
наивное антропоморфное, совершенно произвольное
допущение не выдерживает прикосновения научной критики.
«Психическое сознание и т. д. есть высший продукт материи
(т. е. физического), есть функция того особенно сложного^
куска материи, который называется мозгом человека», писал
В. И. Ленинг. Недопустимо поэтому сознание—качество
высокоорганизованной нервной материи—произвольно
распространять на всю живую природу и даже наделять
сознанием отдельные клетки организма. Внутренняя логика
ламаркистской концепции подводит ее к этому, ибо многие
ламаркисты сознают, что, не прибегая к психической
интерпретации жизненных явлений, невозможно
разрешить проблемы целесообразности2. Но они не видят и
того, что их аргументация от «психизма» является
ненаучной, произвольной, ничем не отличается от ссылок
на" «энтелехию», против которой некоторые психо
ламаркисты восстают.
Подводя итоги, следует подчеркнуть, что ламаркизм
является ярким образчиком теории, в которой тесно
переплетены механистические и идеалистические воззрения. Это
обстоятельство характеризует все направления в ламаркизме,
н поэтому деление неоламаркизма на «механо-», «психо-» и
«ортоламаркизм» является, с нашей точки зрения,
условным.
Психоламаркизм, например, носит явно выраженный
идеалистический характер. Психоламаркист А. Вагнер
откровенно пишет: «история ламаркизма заставляет обратиться к
истории витализма». Психо ламаркисты ищут качественное
своеобразие живого и находят его в явлениях психики (это упускают
из виду критики, обычно ограничивающиеся выражением
возмущения по поводу «глупости» психоламаркистских
1 В. И. Ленин, Сочинения, т. XIII, изд. 2-е, стр. 186.
2 Телеология ламаркизма очень ясно выступает и в трактовке
проблемы форма—функция. Будучи очень далеки от понимания
единства формы и функции, ламаркисты обычно чисто финалистически и
телеологически провозглашают примат функции над формой.

Л AM АР К И ЛАМАРКИЗМ LXXXVII
воззрений). Но не понимая качественного характера самой
^психики, не понимая возникновения новых качеств,
психоламаркисты вынуждены распространить психику на всю
,:живую природу, ибо, как говорит А. Вагнер, в противном
случае «у человека новые качества возникли бы совершенно
мистическим образом»1.
Распространяя же психику и элементы сознания на всю
живую природу, психоламаркисты стирают здесь
качественные грани и с неизбежностью приходят к
вульгарно-механистической концепции. К механицизму психоламаркистам
приходится, впрочем, прибегать и в частных случаях. С психо
ламаркистской точки зрения невозможно, например, объяснить
происхождение органических нецелесообразностей, дистелий.
Ссылки Франсэ на «слабость суждения» клеток, органическую
глупость и т. п. вряд ли убеждают даже самых психо
ламаркистов, и поэтому Вагнер прибегает для объяснения дистелий
ни больше, ни меньше как к признанию действия в эволюции
механистического принципа инерции, точно так же, как это
делает механоламаркист Абель2.
С другой стороны, механоламаркизм, имеющий
«материалистическую внешность», в силу своей
вульгарно-механистической концепции в трактовке вопроса о
взаимоотношении организма и среды и вопросов наследственности, по
самой сущности своей бессилен разрешить краеугольные
проблемы эволюционной теории и прежде всего проблему
органической целесообразности. Поэтому внутренняя логика
механоламаркизма приводит его к телеологии, к идеализму,
даже к деизму. Это, между прочим, прекрасно поняли
психоламаркисты. «Если признавать целесообразность в
природе,—пишет А. Вагнер,—и настаивать исключительно на
причинно-механистическом взгляде на природу, то
телеология с необходимостью приведет к деистической
концепции»3. «Изначальную целесообразность», «принцип
совершенствования» и т. п. нельзя рассматривать как
«идеалистические извращения» ламаркизма, ибо к этим положениям
приводит внутренняя логика этой теории.
Материалистического ламаркизма быть не может, и
некоторые сторонники механоламаркизма, субъективно считающие
себя материалистами, просто обнаруживают
непоследовательность, слабость критического мышления и
методологическую беспомощность.
1 W a g η е г, указ. соч., стр. 189.
-Wagner, указ. соч.; на стр. 228 мы читаем: «В органическом
мире точно так же существует закон инерции, как в неорганическом^
3 W a g η е г, указ, соч., стр. 153.

LXXXVIII
и. м. поляков
За Ламарком при всех недочетах его теории, несомненно,
остается выдающаяся историческая заслуга — он впервые
выступил с целостной концепцией эволюции органического
мира; современный же неоламаркизм во всех его оттенках
является теорией научно не обоснованной, тянущей науку
назад, методологически неприемлемой. Ничего кроме
вреда различным областям биологии, а также практике
социалистического сельского хозяйства и медицины ламаркизм
принести не может. Необходима настойчивая борьба с
ламаркизмом и рецидивами к нему, необходима дальнейшая, углу·
бленная разработка проблем эволюционной теории,
дарвинизма с позиций диалектического материализма.

ФИЛОСОФИЯ
зоологии

PHILOSOPHIE
ZOOLOGIQUE,
OD
EX POSITION
Des Considerations relatives ä Thisfoire naturelle
des Animaux , a la diversite de leur organisation
et oes facultes qu'ils en obtiennent, aux causes
physiques qui maintiennent en eux la vie et
donnent heu aux mouvemens qu'ib executent;
enfm , ä celles qui produisent, les unes le
sentiment , et les autres l'mtelligence de ceux qui en
sont doues j
Par J.-B.-P.-A. LAMARCK,
Profe«seur de Zoologie ao Museum d'Hietoire Naturelle , Merubre de
['Institut de France et de la Legion d'Hotmcur, de la Societe Phi-
lomatique de Paris , de celle des Naturalistes de Moscou, Membre
correspondant de l'Academie Royale dee Sciences de Munich, de
U Societe des Amis de la Nature de Berlin , de la Socie'ie Medicate
d'Emulalion de Bordeaux, de celle d1 Agriculture, Sciences et Arts
de Strasbourg, de celle d>Agriculture du departement de l'Oise,
de celle d'Agriculture de Lyon, Associe librc de la Societe des
Pharmacicns de Paris , etc
TOME SECOND.
Α PARIS,
CßENTÜ, Libraire, rue du Pont de Lodi, №. 3j
CheziL'AÜTEÜR, au Museum d'Histoire Naturelle (Jardm
£ desPls;;ies).
M. DCCC. IX.

ФИЛОСОФИЯ
зоологии
ИЛИ
ИЗЛОЖЕНИЕ
Соображений, относящихся к естественной истории
животных; к разнообразию их организации
и приобретаемых в связи с этим способностей;
к физическим причинам, поддерживающим в них
жизнь и порождающим осуществляемые ими
движения; наконец, к причинам, вызывающим у
одних чувство, у других разум, которыми они
являются одаренными,
Ж.-Б.-П.-А. ЛАМАРКА
Профессора Зоологии при Муэее Естественной истории, члена
Института Франции и Ордена Почетного легиона, Парижского Филомати-
ческого общества, Московского Общества Испытателей природы,
члена-корреспондента Мюнхенской Королевской Академии Наук,
Берлинского общества Любителей Природы, Бордосского
Медицинского Общества Соревнования, Страсбургского Общества Сельского
хозяйства, Наук и Искусств, Сельскохозяйственного Общества
Департамента Уазы, Лионского Сельскохозяйственного Общества,
Вольного члена Парижского Фармацевтического Общества и т. г.
ТОМ ВТОРОЙ
ПАРИЖ
1809

ФИЛОСОФИЯ
зоологии
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Соображения относительно физических
причин жизни, условий, требуемых ею для
своего проявления, силы-возбудителя ее
движений, способностей, сообщаемых ею
телам, в которых она проявляется, и
следствий ее пребывания в этих телах.
ВВЕДЕНИЕ
Природа—это слово, так часто употребляемое
в значении как бы особого существа,—в наших
глазах должна быть не чем иным, как совокупностью
предметов, охватывающей: 1° все существующие
физические тела; 2° общие и частные законы,
управляющие возможными изменениями в состоянии и
положении указанных тел; 3° наконец, движение, во
всем своем разнообразии разлитое среди них, вечно
поддерживаемое или возрождающееся в своем
источнике и бесконечно изменчивое в своих проявлениях,—

6
ФИЛОСОФИЯ зоологии
движение, из которого вытекает изумительный
порядок вещей, представляемый данною совокупностью
предметов.
Все без исключения физические тела—будь то:
твердые, жидкие, текучие или
газообразные—одарены каждое соответствующими им качествами и
способностями; но в итоге действия разлитого среди них
движения они бывают подвержены разнообразным
отношениям и переменам в их состоянии и
положении; они вынуждены бывают вступать в различные
виды единства, связи и сцепления между собой,
испытывать затем бесконечный ряд изменений,—таких,
как полная или неполная потеря связи с другими
слагающими, отрыв от прочих составных элементов
и т. д.; таким образом данные тела постепенно
приобретают новые качества и новые способности,
отвечающие в каждом отдельном случае наличному
состоянию каждого из них.
В результате же положения или размещения тех
же самых тел, их особого состояния в каждый
данный период времени, способностей, принадлежащих
каждому из них, законов всякого рода,
управляющих их изменениями и их действиями, наконец,
движения, не допускающего для них совершенного
покоя,—во всем, что составляет природу, царит
могучая деятельность, последовательность движений и
изменений всякого рода, которую никакая причина,
кроме той, что все вызвала к бытию, не властна ни
подавить, ни уничтожить.
Принимать природу вечной и, следовательно,
существовавшей всегда—для меня мысль отвлеченная,

ВВЕДЕНИЕ
η
і
беспочвенная, беспредельная, невероятная и не
удовлетворяющая моего разума. Не имея возможности
знать что-либо положительное в данном отношении,
не имея никаких средств рассуждать по данному
поводу, я предпочитаю мыслить природу в целом
как следствие; отсюда я предполагаю (и это отвечает
моему желанию) первопричину—словом, высшую
власть, давшую бытие природе и сделавшую ее такой,
какова она есть.
Итак, как натуралист и физик я должен
заниматься в своих исследованиях природы только
познаваемыми или наблюдаемыми телами; только
качествами и свойствами этих тел; только отношениями,
устанавливающимися между ними при различных
обстоятельствах; наконец, только следствиями этих
отношений и разнообразных движений, разлитых
и постоянно поддерживаемых среди тел.
Таким путем, единственно имеющимся в нашем
распоряжении, становится возможным
предусмотреть причины этого множества явлений,
представляемых нам природой в ее разнообразных отделах,
и уловить даже причины изумительных явлений,
связанных с живыми телами, словом, причины
обнаружения жизни в указанных телах.
Без сомнения, это—очень важный предмет как
изыскания подобного рода: в чем состоит так
называемая жизнь тела; каковы должны быть основные
условия организации, чтобы жизнь могла проявиться
в теле; каков источник этой необычной силы, которая
дает іресто жизненным движениям, пока состояние
организации допускае^ это; наконец, каким обра-

8
ФИЛОСОФИЯ зоологии
зом могут происходить в теле и сообщать*ему
известные способности различные явления, связанные с
наличием и длительностью жизни в данном теле; но
вместе с тем это бесспорно одни из труднейших для
решения возможных проблем.
Значительно легче, по моему мнению, определить
течение звезд, наблюдаемых в пространстве,
установить расстояние, величину, массу и движение
планет нашей солнечной системы, чем решить проблему,
касающуюся источника жизни в живых телах и,
следовательно, происхождения и творения различных
существующих живых тел.
Но как бы ни трудна была великая задача наших
изысканий, представляемые ею трудности не
непреодолимы, так как во всем этом вопрос идет
исключительно о явлениях чисто физических. И, очевидно,
интересующие нас здесь явления, с одной стороны, не
что иное, как непосредственные результаты
взаимоотношений различных тел и следствия известного
порядка и состояния вещей, дающих место в некоторых
из них указанным отношениям, а с другой—те же
явления—результат движений, возбуждаемых в частях
данных тел силою, источник которой поддается
открытию.
Эти первые результаты наших изысканий, без
сомнения, представляют очень большой интерес и дают
нам надежду получить другие не менее важные. Но,
несмотря на всевозможные обоснования, они долго
еще, может быть, не привлекут к себе заслуженного
внимания: причина—в том, что им предстоит борьба
с предубеждением более старых взглядов, что им

ВВЕДЕНИЕ
9'
нужно разрушить закоснелые предрассудки, что,
наконец, они представляют поле для новых воззрений—
резко отличных от привычных.
Очевидно, это тот род воззрений, который заставил
сказать Кондильяка:г «разум достаточно бессилен
и его успехи очень медленны, когда ему предстоит
ниспровергать ошибки, от которых никто не
свободен» {Traue des sensations, т. I, стр. 108).
Бесспорно, то была великая истина, которую
сумел доказать рядом безупречных фактов г. Еабанис,2
сказав, что моральное и физическое берут свой
источник из одной основы, и показав, что так называемые
моральные процессы, подобно физическим,
непосредственно вытекают из действия либо определенных
органов, либо живой системы в целом; что, наконец,
явления разума и воли берут свой источник в
первоначальном или случайном состоянии организации..
Но чтобы легче убедиться во всей основательности
этой великой истины, не следует ограничиваться
поисками для нее доказательств в исследовании очень
сложной организации человека и совершеннейших
животных; еще легче получить эти доказательства
из обзора разнообразных достижений в образовании
организации, начав с простейших животных и
закончив теми, чья организация представляет наиболее*
значительную сложность: в данном случае
вышеупомянутые достижения обнаружат в
последовательном порядке происхождение каждой животной
способности, причину и рост этих способностей и
лишний раз помогут убедиться, что два великих
видоизменения нашего бытия, известных под назва-

10
ФИЛОСОФИИ зоологии
нием физического и морального и представляющих два
столь внешне далеких порядка явлений, имеют одну
общую базу в организации.
Раз это так, мы должны не в чем ином, как в
простейшей организации, искать ответа на вопросы, в чем
действительно состоит жизнь, каковы основные
условия для ее проявления и из какого источника черпает
она особую силу, вызывающую так называемые
жизненные движения.
На самом деле, не иначе как на основании
исследования простейшей организации можно открыть,
что является поистине существенным в проявлении
жизни в теле, так как в сложной организации
каждый главный внутренний орган оказывается
необходимым для сохранения жизни в силу своей тесной
связи со всеми другими частями системы и так как
эта система образована по плану, требующему
данных органов; но отсюда вовсе не следует, чтобы те же
органы были необходимы для проявления жизни
в любом без исключения живом теле.
Это замечание очень важно при изыскании
подлинных существенных основ жизни и препятствует
приписать неосмотрительно какому-нибудь
специальному органу роль фактора, существенно
необходимого для проявления жизни.
Свойство жизненных движений—возникать и
поддерживаться возбуждением, но не передачей. Эти
движения были бы в природе единственны в своем
роде, если бы они не сближались сильно с движениями
брожения; однако они и отличаются от последних тем,
что могут сохраняться почти в неизменном виде в те-

ВВЕДЕНИЕ
11
чение ограниченного срока, нарастать и затем
поддерживать в известном состоянии тело, в котором они
возбуждены; между тем движения брожения
бесповоротно разрушают подвластное им тело и возрастают
до предела, уничтожающего их самих.
Поскольку жизненные движения никогда не
происходят через передачу, но всегда—через возбуждение,
необходимо заняться изысканием, какова причина
их возбуждения, иначе говоря, из какого источника
живые тела черпают особую оживотворяющую их
силу.
Конечно, каково бы ни было состояние
организации тела и основных жидкостей последнего,
действенная жизнь не смогла бы проявиться в данном теле
без особой причины, способной возбудить в нем
жизненные движения. И какая бы гипотеза ни была
выдвинута на этот счет, неизменно придется вернуться
к признанию необходимости упомянутой особой силы
как обусловливающей действенное проявление жизни.
Никаких сомнений в данном отношении быть уже не
может; эта причина оживотворения тел,
пользующихся жизнью, содержится в среде, окружающей
данные тела: она имеет разные степени силы в
зависимости от территории, времени года и климата и
совершенно не зависит от оживляемых ею тел; она пред-
существует им и сохраняется после их разрушения;
наконец, она возбуждает в них движения жизни,
пока состояние частей данных тел позволяет это,
и перестает оказывать свое действие, когда упомянутое
состояние частей противостоит выполнению
возбуждаемых движений.

12
ФИЛОСОФИЯ зоологии
В совершеннейших животных эта причина,
возбудитель жизни, развивается в них же самих и до
известной степени является достаточной уже сама по
себе для их оживления; однако она еще нуждается в
содействии силы, доставляемой окружающей средой.
Прочим же животным и всем без исключения
растениям она остается вполне посторонней, так что
обеспечить им пользование ею может одна только
окружающая среда.
По ознакомлении и определении этих интересных
предметов мы рассмотрим, как образовались первые
черты организации, как могли получить место
прямые зарождения и в какой части каждого ряда живых
тел природа могла прибегнуть к ним.
В самом деле, чтобы тела, пользующиеся жизнью,
были; подлинными произведениями природы,
необходимо, чтобы она была способна—как прежде, так
и теперь—производить некоторых из них
непосредственно: поскольку эти последние получили от нее
способность расти, размножаться, все более и более
усложняться в отношении своей организации,
становиться все более и более разнообразными с течением
времени и в зависимости от обстоятельств, все живые
тела, наблюдаемые нами в настоящее время,
поистине должны явиться произведениями ее могущества
и ее средств.3
За признанием необходимости прямых
зарождений надо поэтому заняться исследованием, каковы
могут быть тела, непосредственно производимые
природою, и отличить их от тех, которые получают
от нее существование исключительно косвенным пу-~

ВВЕДЕНИЕ
13
тем. Конечно, лев, орел, бабочка, дуб и розовый куст
не получают своего существования прямо от природы;
они имеют его, как известно, от прдобных им особей,
сообщающих им его путем размножения, и можно
утверждать: подвергнись вид льва или дуба
всецелому уничтожению в частях земного шара, где особи
данного вида распространены, способности природы
вместе взятые долго не могли бы произвести его
снова.
В связи с этим я намерен показать, каков был
способ, употребленный, невидимому, природой для
образования в подходящих местах и благоприятных
условиях живых тел и, следовательно, несовершеннейших
животных; как эти хрупкие существа,
представлявшие из себя не что иное, как зачатки животной
жизни, непосредственно произведенные природою,
развились, размножились и дали разнообразные
формы; как, наконец, после бесконечного ряда
поколений организация этих тел достигла больших успехов
в своем строении и повела ко все большему и большему
увеличению животных способностей в
многочисленных возникавших таким путем породах.
» Мы увидим, что каждый успех в строении
организации и в вытекавших отсюда способностях
сохранялся и передавался другим особям путем
воспроизведения, и таким порядком, сохранявшимся в течение
многих веков, природе удалосъ последовательно
образовать все существующие ныне тела.
Мы увидим, кроме того, что все без исключения
способности—всецело физического порядка, иначе
товоря, каждая способность по существу есть резуль-

ii
ФИЛОСОФИЯ зоологии
тат деятельности организации, и нетрудно
обнаружить, каким образом природа, исходя от крайне
ограниченного инстинкта (происхождение которого
нетрудно открыть), смогла дойти до создания
умственных способностей, начиная с самых смутных и
кончая более развитыми.
Не ожидайте найти здесь трактат по физиологии:
общество владеет превосходными трудами этого рода,
в которые я предполагаю всего лишь внести несколько
поправок. Но для этого мне надо связать в одно
целое главные факты и твердо установленные основные
истины, так как я ясно вижу, что в своем целом они
должны пролить лучи света, ускользавшие от тех,,
кто был занят частностями предмета, и эти лучи света
с очевидностью докажут нам, что такое в
действительности представляют из себя тела, одаренные жизнью,
почему и как они существуют, каким образом они
развиваются и воспроизводятся; наконец, каким
путем приобретались, передавались и сохранялись в
особях каждого вида наблюдаемые у них
способности.
Если желательно схватить связь физических
причин, приведших к существованию животных в том
виде, в каком мы встречаем их в настоящее время,
неизбежно обращение к выдвинутому мной принципу,
нашедшему выражение в следующем положении.
Ничему другому, как воздействию движений
различных жидкостей на более или менее плотные
вещества нашей земли, следует приписать образование,
временное сохранение и воспроизведение всех
наблюдаемых на ее поверхности живых тел, как и все

ВВЕДЕНИЕ
15
изменения, постоянно происходящие с останками
этих тел.
Отбросьте это важное положение, и для
человеческого разума все вернется в безвыходное
хаотическое состояние; основная причина фактов и
наблюдаемых предметов утратит свою ясность и—поскольку
наши знания потеряют ценность, связь и
возможность к развитию—вместо возможных истин встанут те
фантомы нашего воображения и все то чудесное, что
оказывает такое сильное обаяние на человеческий ум.
Наоборот, отнеситесь к данному положению со
всем вниманием, какого оно заслуживает по своей
очевидности, и вы увидите, как из него естественно
вытечет множество дальнейших законов,
объясняющих все твердо установленные факты, относящиеся
к существованию, природе, разнообразным
способностям и, наконец, к изменениям существующих
живых и других более или менее сложных тел.
Что касается постоянного, но изменчивого
движения разнообразных жидкостей, о которых у нас
пойдет речь,—очевидно, оно поддерживается в нашей
земле влиянием непрекращающегося действия
солнечного света; последний преобразует и беспрестанно
перемещает жидкости огромными массами в
определенных областях нашего земного шара и принуждает
их к своего рода обращению и другим разнообразным
движениям,—и таким образом предоставляет им
возможность производить все наблюдаемые нами
явления.
Для меня достаточно будет внести строгий порядок
в ссылки на факты и на их связь и в приложение дан-

16
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ных рассуждений к наблюдаемым явлениям, чтобы
показать в надлежащем свете всю основательность
только что изложенного мною.
Прежде всего необходимо делать различие между
видимыми содержащимися в* живых телах
жидкостями, испытывающими постоянные движения и
изменения, и другими определенными
жидкостями—невидимыми, тончайшими, оживотворяющими тела и
являющимися необходимым условием жизни.
Рассматривая затем результаты действия
упомянутых сейчас незримых жидкостей, или флюидов,5 на
твердые, текучие и видимые части живых тел,
нетрудно будет убедиться, что все, касающееся организации
различных тел, всех наблюдаемых у них движений,
наконец, всех замечаемых в них перемен, есть всецело
результат движения различных жидкостей,
содержащихся в этих телах; что своим движением данные
жидкости организовали тела; что они всячески
видоизменили их; что они и сами при этом
подвергались преобразованию и что наблюдаемое ныне
состояние вещей было произведено ими мало-помалу.
Если в самом деле внимательно присмотреться
к различным явлениям, представляемым
организацией, и особенно к тем, которые относятся к
развитию этой организации, главным образом в
простейших животных, можно убедиться:
1° Что весь процесс образования
непосредственных зарождений состоит в организации из клеточной
ткани4' маленьких скоплений студенистого или
слизистого вещества, оказавшихся при благоприятных
условиях в распоряжении природы; в наполнении

ВВЕДЕНИЕ
17
этих маленьких скоплений вместимыми жидкостями
и в оживотворении их движением указанных
жидкостей с помощью проворных
возбудителей-флюидов, беспрестанно притекающих из окружающей
среды.
2° Что клеточная ткань послужила той основой,
в которой была образована всякая организация и
последовательно развились различные органы путем
движения содержавшихся в ней жидкостей,
постепенно изменивших самую эту ткань.
3° Что движению жидкостей в податливых частях
живых тел, действительно, свойственно
прокладывать здесь пути, резервуары и выходы: создавать
каналы и через это разные органы; изменять и эти
каналы, и эти органы на основе разнообразия либо
движений, либо природы жидкостей, которые дают
место этим движениям и сами изменяются; наконец,
увеличивать, удлинять, разделять и уплотнять
постепенно эти каналы и эти органы образующимися
и непрерывно отделяющимися от основных
находящихся здесь в движении жидкостей веществами—
веществами, отчасти ассимилирующимися и
соединяющимися с органами, отчасти выбрасываемыми
наружу.
4° Что, наконец, органическому движению
свойственно не только развивать организацию,
распростирать части и давать место росту, но и умножать
органы и подлежащие выполнению функции.
Изложив эти великие положения, являющиеся, по
моему мнению, неопровержимыми, хотя и
остававшимися до сего дня незамеченными истинами, я приступ-
- Философия зоологии, т. II

18
ФИЛОСОФИЯ зоологии
лю к исследованию, какие способности общи всем
живым телам и, следовательно, всем без исключения
животным; затем перейду к обзору главнейших из
частных способностей, присущих некоторым
животным и совершенно недоступных другим.
Я осмеливаюсь назвать заблуждением, крайне
вредным для успеха наших физиологических
познаний, легкомысленное предположение, что все
животные без всякого исключения владеют одними и теми
же органами и имеют одни и те же способности, как
будто природа повсюду вынуждена прибегать к
одинаковым средствам для достижения своей цели.
Если не считаться с фактами, немного надо усилий
воображения, чтобы создавать правила, и почему
гогда не предположить, что все живые тела вообще
обладают одними и теми же органами и,
следовательно, имеют одни и те же способности!?
В этой же второй части моего труда я не могу не
остановиться на непосредственных результатах
жизни в теле. Между прочим, у меня есть возможность
показать, что эти результаты выражаются в
соединении элементов, которые при других условиях
никогда не могли бы быть соединены в одно целое.
Такие соединения в количественном отношении
становятся все сложнее и сложнее по мере увеличения
жизненной энергии, так что в совершеннейших
животных они достигают большой сложности и
включают значительное число связанных элементов.
Таким образом, живые тела силою дарованной им жизни
составляют главное средство в руках природы дать
начало множеству различных соединений, которые

ВВЕДЕНИЕ
19
никогда не имели бы места без этой замечательной
причины.
Ошибочен взгляд, что живые тела находят в
питательных веществах, употребляемых ими в пищу,
материалы, вполне готовые к постройке их тел, их
твердых и жидких частей всякого рода: они находят
в них только материал, пригодный для образования
вышеуказанных соединений, но не самые эти
соединения.
Только по недостатку изучения действующей в
телах жизненной силы, только по незнакомству с
результатами этого действия можно было
предположить, что живые тела находят в готовом виде в
употребляемых ими питательных веществах материалы
для построения их тел и что такие материалы
существовали во все времена.
Вот предметы, составляющие содержание второй
части; этого труда: их важное значение заслуживало
бы, без сомнения, большего развития, но я
ограничился кратким изложением необходимого для
понимания моих наблюдений.
о*

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Сравнение неорганических тел с живыми, с после-
дующим сопоставлением животных и растений
Уже давно зародилась у меня мысль провести
сравнение между живыми организованными и
грубыми, или неорганическими, телами; уже давно
подметил я крайнее различие между теми и другими
и пришел к убеждению в необходимости рассмотреть
границы этого различия и его признаки. В то время
достаточно был распространен обычай
представлять три царства природы расположенными в одну
линию, с различением их, так сказать, по классной
системе, причем, повидимому, совсем не была замечена
огромная разница, существующая между живым
и грубым, или безжизненным, телом.
Между тем, если желательно притти к
действительному познанию, что образует жизнь, в чем она
заключается, каковы причины и законы, дающие
место этому изумительному явлению природы, и
каким образом жизнь сама может быть источником
многих удивительных явлений, представляемых
живыми телами, надо прежде всего очень внимательно
изучить различия, существующие между
неорганическими и живыми телами, а для этого следует сопо-

СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 21
ставить между собою существенные признаки этих
двух родов тел.
Признаки неорганических тел в сопоставлении
с признаками живых тел
1° Всякое грубое, или неорганическое, тело имеет
свою индивидуальность исключительно в своей
составной частице: массы—будь то твердые, жидкие или
газообразные, образуемые соединением составных
частиц,—не имеют пределов, и размеры этих масс—
большие или малые—не прибавляют и не убавляют
ничего, что могло бы изменить природу такого тела,
так как эта природа целиком заложена в природе
составной частицы даннога тела.
Наоборот, всякое живое тело индивидуально
в своей массе и в своем объеме, и его
индивидуальность (простая в одних телах и сложная в других)
никогда не сводится к таковой его составных
частиц.
2° Неорганическое тело может представить
подлинно однородную массу, но также и разнородную,
причем скопление или соединение подобных или
несхожих частей возможно без того, чтобы данное тело
перестало быть грубым, или неорганическим. В этом
отношении нет никакой необходимости, чтобы масса
данного тела была скорее однородна, чем
разнородна, или скорее разнородна, чем однородна; она
случайно оказывается такой, какой мы ее наблюдаем.
Все живые тела, напротив, даже наиболее простые
по организации, обязательно бывают разнородны, т. е.

22
ФИЛОСОФИЯ зоологии
составлены из несходных частей: они не имеют
тождественных составных частиц и образованы из сборных
частиц разной природы.
3° Неорганическое тело может представлять либо
твердую совершенно безвлажную, либо жидкую
массу, либо газообразный флюид.5
Противное имеет место в отношении всякого
живого тела, так как никакое тело не может обладать
жизнью, если оно не образовано из двух родов
частей, необходимо существующих: одних—твердых,
но податливых и вмещающих, и других—жидких
и вмещаемых независимо от невидимых флюидов,
проникающих в него и развивающихся внутри его.
Массы, составляющие неорганические тела, не
имеют формы, являющейся частной принадлежностью
вида: будут ли они правильной формы, как, например,
в кристаллическом состоянии, или неправильны,
их форма не остается всегда одинаковой; одна их
составная частица имеет для каждого вида неизменную
форму*.
Наоборот, живые тела почти все представляют
своей массой форму, являющуюся исключительной
* Составные частицы, образующие вид сложного
вещества, являются все следствием одного и того же числа
элементов, связанных между собою в одинаковых отношениях,
л вполне сходного состояния соединения; поэтому они все
имеют одну и ту же форму, одну и ту же плотность, одни
и те же собственные качества.
Но если какая-нибудь причина вызывает в них изменения
либо числа элементов, составляющих данные частицы, либо
отношений их элементов, либо их состояния связи, эти состав-

СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 23
принадлежностью вида, форму, которая не могла
бы измениться, не дав места новой породе.
4° Все составные частицы неорганического тела
независимы друг от друга, так как собранные в
массу, твердую ли, жидкую или газообразную, каждая
из них существует сама по себе, представляет
определенное число, определенные отношения и
определенное состояние связи элементов и не зависит и ничего
не заимствует для своего существования от подобных
или несходных с нею соседних частиц.
Напротив, частицы, образующие живое тело и,
следовательно, все его части, в отношении своего
состояния находятся в зависимости друг от друга, так как
все подвластны влиянию оживотворяющей и
вызывающей их к действию причины; так как данная
причина заставляет их всех содействовать достижению
общей цели как в отдельном органе, так и в целой
особи; и потому также, что изменения той же причины
одинаково отражаются на состоянии каждой такой
частицы и каждой части тела.
5° Ни одно неорганическое тело не нуждается
для своего сохранения в каком-либо движении в
своих частях; напротив, поскольку его части остаются
в покое и бездействии, тело сохраняется без перемен,
и при этом условии оно могло бы существовать
вечно. Но как только та или другая причина оказала
свое действие на данное тело и произвела движение
и изменение в его частях, оно тотчас же теряет либо
ные частицы приобретают другую форму, другую плотность
и другие свойства; в этом случае они становятся другого
вида.

24
ФИЛОСОФИЯ зоологии
свою форму, либо свою прочность (если вызванные
движения и изменения имели место только в его массе
или в ее какой-нибудь части) и даже свою природу,
если указанные движения и изменения проникли
вплоть до его составных частиц.
Всякое же живое тело, наоборот, оживотворяется
постоянно или временно особой силой, которая
беспрестанно возбуждает в нем движения в его
внутренних частях, производит непрерывные изменения
в состоянии этих частей и в то же время дает здесь
место восстановлению, обновлению, росту и многим
явлениям, исключительно свойственным живым
телам; так что в данном теле возбужденные движения
в его внутренних частях одновременно производят
не только изменения и разрушения, но и
восстановления и обновления, и это длит жизнь особи, пока
равновесие между этими двумя противоположными
видами действий, имеющих каждое свою причину,
не очень сильно нарушается.
6° Для всякого неорганического тела увеличение
объема и массы всегда бывает случайно не ограничено,
и такое увеличение происходит путем нарастания,
т. е. путем добавления новых частей к наружной
поверхности данного тела.
Увеличение всякого живого тела, наоборот,
всегда обусловлено необходимостью и имеет границы
и происходит исключительно путем внедрения, т. е.
путем внутреннего проникания или введения в особь
веществ, которые после своего уподобления должны
быть присоединены телом и стать его частью. Это же
увеличение является подлинным развитием частей

СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 25
изнутри кнаружи, что составляет исключительное
свойство живых тел.
7° Ни одно неорганическое тело не нуждается^
для своего сохранения в питании, так как в нем
может и не происходить потери частей, но раз таковая:
происходит, у него нет никаких средств к их
восстановлению.
Наоборот, всякое живое тело необходимо
испытывает в своих внутренних частях последовательные,,
беспрерывно возобновляемые движения, изменения
в состоянии своих частей, наконец, постоянные
потери вещества через отделение и рассеяние,
вызываемые изменениями, и ни одно из этих тел не
может сохранять свою жизнь без постоянного
питания, т. е. без непрекращающегося восстановления
своих потерь с помощью веществ, вводимых внутрь,,
словом, без употребления пищи в меру своей
потребности.
8° Неорганические тела и их массы образуются
из отдельных частей, вступающих в соединение
случайно, и они не рождаются и ни одно из них
никогда не происходит из зародыша или почки, своим
развитием приводящих к существованию особи, во
всем подобной той или тем, от которых она
происходит.
Все живые тела, напротив, рождаются в подлинном
смысле этого слова и происходят либо из зародьі(шаг
оживотворенного или подготовленного к жизни
оплодотворением, либо из просто-напросто растяжимой
почки, причем тот и другая дают место особям, вполне;
подобным тем, которые произвели их..

'26
ФИЛОСОФИЯ зоологии
9° Наконец, ни одно неорганическое тело не
может подвергнуться смерти, поскольку ни одно из
них не обладает жизнью, и смерть как неизбежный
результат проявлений жизни в теле является не чем
іиным, как полным прекращением органических
движений вследствие расстройства, не допускающего
отныне этих движений.
Наоборот, всякое живое тело неизбежно подлежит
■смерти, так как самой жизни или составляющим ее
в теле движениям свойственно по прошествии
известного времени приводить органы данного тела
в такое состояние, которое в конце концов делает
невозможным для них выполнение их функций и,
следовательно, уничтожает способность тела производить
органические движения.
Итак, между грубыми, или неорганическими,
телами и живыми имеется огромная разница,
замечательный hyatus, словом, такая отдаленность, что
никакое неорганическое тело не может быть сближено
даже с простейшим живым телом. Жизнь и все, что ее
составляет в теле, существенно отличает последнее
ют всех тел, лишенных жизни.
Какой же неверный шаг, судя по всему
сказанному, делали те, кто пытался найти связь или в
некотором роде переход между известными живыми
телами и телами неорганическими!
Хотя г. Рагиеран* в своей интересной физиологии
касался уже только что затронутого мною вопроса,
я считаю нужным возбудить его вновь со
свойственным мне развитием темы, тем более что входя-
лцие в круг его воззрения очень важны с точки

СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 27
зрения предметов, которые мне еще предстоит
изложить.
Сравнение между растениями и животными
непосредственно не касается цели, преследуемой в этой
второй части; тем не менее, принимая в соображение1
что данное сравнение отвечает общей задаче моего
труда, я считаю своим долгом остановиться здесь на
некоторых наиболее выступающих чертах. Но
предварительно посмотрим, что есть действительно общего
между растениями и животными как живыми
телами.
У растений с животными общее только в
обладании жизнью; следовательно, те и другие выполняют
условия, предъявляемые им их существованием,
пользуясь обусловливаемыми им общими
способностями.
Итак, с той и другой стороны, это—тела, по
существу состоящие из частей двоякого рода: твердых, но
податливых и вмещающих, и жидких—вмещаемых,
независимо от незримых, проникающих или
развивающихся в них флюидов.
Все эти тела имеют свою индивидуальность,
простую или сложную; имеют форму, присвоенную их
виду; рождаются или в момент, совпадающий с
началом их существования, или в момент отделения их
от произведших их тел; постоянно или временно
бывают оживлены особой силой, возбуждающей их
юрганические движения; сохраняются только
питанием, более или менее покрывающим производимые
ими потери вещества; растут в течение ограниченного
срока путем внутреннего развития; самостоятельно

28 философия зоологии
образуют сложные составляющие их вещества; так жеъ
самостоятельно воспроизводят и размножают
особей своего вида; наконец, все достигают предела,
когда состояние их органов не допускает уже
сохранения в них жизни.
Таковы способности, общие обоим родам живых
тел. Сопоставим теперь главные отличающие их
признаки.
Сопоставление главных признаков растений и
животных
Растения—живые организованные тела, не
раздражимые ни в одной своей части, неспособные
выполнять внезапных движений, повторенных
несколько раз подряд; их жизненные движения выполняются
внешними возбуждениями, т. е. возбудительной
причиной, доставляемой окружающей средой и
действующей главным образом на содержимые и видимые
жидкости данных тел.
В животных все или только некоторые части по
существу раздражимы и способны производить
внезапные движения, повторяемые несколько раз
подряд. Жизненные движения совершаются в одних.
через внешние возбуждения и в других—силою,,
развивающеюся внутри их. Эти внешние
возбуждения и эта внутренняя сила-возбудитель
вызывают раздражимость частей тела, действуют, кроме
того, на содержимые видимые жидкости и дают место
у всех животных выполнению жизненных движений.
Достоверно, что ни одно растение не располагает
возможностью внезапно привести в движение свои

•СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 29
шнешние 'части и ни одной части не дано производить
ънезапные движения, повторяемые несколько раз
подряд. Единственные наблюдаемые у них внезапные
движения, это—движения ослабления или
опускания частей (см. стр. 85—86 1-го тома) и иногда
движения гигрометрические или пирометрические,
испытываемые известными волоконцами под внезапным
действием открытого воздуха. Что касается других
выполняемых частями растений движений, таких,
как: заставляющих их обращаться к свету,
обусловливающих раскрытие и закрытие цветов, дающих
жесто выпрямлению или оседанию тычинок, черешков
лли обвиванию лозовидных стеблей и усиков,
наконец, составляющих так наз. сон и пробуждение
растений, то такие движения никогда не бывают
внезапны; они так медленны, что совсем не заметны; о них
можно узнать только по их следствиям.
Животные же, напротив, в состоянии выполнять
•при посредстве некоторых из своих внешних частей
очень явственные внезапные движения и повторять
их несколько раз подряд или видоизменять их.
Растения, особенно частично окруженные
воздухом, принимают в своем развитии два
противоположных и весьма замечательных направления,
представляя таким образом произрастание восходящее и
произрастание нисходящее. Эти два рода
произрастания исходят от одной общей точки, названной мной
в другом месте * жизненным узлом, потому что жизнь
* Histoire naturelle des Vegetaux, изд. Детервилля,
т. I, стр. 225.

30
ФИЛОСОФИЯ зоологии
по преимуществу держится этого пункта, когда
растение лишается своих частей, потому что растение
погибает по-настоящему только с исчезновением
жизни и потому также, что организация данного
жизненного узла, известного под названием шейки корня—
совершенно особая и т. д.; от этой-то точки, или
жизненного узла, восходящее произрастание произво·*-
дит ствол, ветки и все надземные части растения; от
той же точки нисходящее произрастание дает начало
корням, углубляющимся в почву или в воду; наконец,
при прорастании, дающем жизнь семенам, ввиду
того, что первое развитие молодого растения для своего
осуществления нуждается в совершенно готовых
соках, которые растение не в состоянии почерпнуть
ни в почве, ни в воздухе, эти соки, повидимому,
доставляются ему семядолями, всегда связанными с
жизненным узлом, и данных соков бывает достаточна
для начала восходящего произрастания зародыша
стебля и нисходящего произрастания корешочка.
Ничего подобного не наблюдается у животных-
Их развитие не идет этими двумя и особыми
направлениями, но носит всесторонний характер и
происходит во всех направлениях, как этого требует форма
их частей; наконец, их жизнь никогда не
сосредоточивается в уединенном пункте, но содержится в
главнейших специальных органах, вместе взятых, когда
они имеются налицо. Если же специальные органы
отсутствуют, жизнь не ограничивается
какой-нибудь частью; распределенная по всему телу, она
сохраняется в каждой отдельно взятой части.
Рост растений обыкновенно имеет перпендикуляр-

СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ ЗІ
ное направление—не всегда к плоскости почвы, на
плоскости горизонта данной местности, так что по
мере своего роста растения устремляются к небу,,
как фейерверочный сноп. Равным образом, несмотря
на то, что суки и ветки, образующие их вершину,
уклоняются от направления ствола, однако они всегда
образуют с этим стволом острый угол в точке
своего прикрепления. Повидимому, сила,
возбуждающая жизненные движения в этих телах, направляется
главным образом снизу вверх и сверху вниз, и она-то
обусловливает в двух данных противоположных
направлениях особую форму и расположение этих
живых тел, словом, определяет восходящее и нисходящее
произрастание. Отсюда следует, что каналы, по
которым движутся существенные жидкости этих тел,
параллельны друг другу, как и продольной оси
растения: эти продольные и всюду параллельные трубки,
образующиеся в клеточной ткани, расходятся только
затем, чтобы образовать плоские растяжения листьев
и лепестков или распространиться в плодах.
Ничего подобного не обнаруживается в животных:
продольная ось их тела, в противоположность
большинству растений, не обязательно должна быть
направлена к небу и центру земли; сила,
возбуждающая в них жизненные движения, не имеет двух
единственных направлений; наконец, внутренние каналы,
содержащие их видимые жидкости, прихотливо
искривлены и не параллельны между собою.
Пищу растений составляют жидкости, или
флюиды, поглощаемые из окружающей среды: это—вода,
атмосферный воздух, теплота, свет и различные.

32
ФИЛОСОФИЯ зоологии
газы, разлагаемые и усвоиваемые ими; ни одному
из них, следовательно, не приходится заниматься
пищеварением, и поэтому ни у одного из них нет
пищеварительных органов. Так как живые тела сами
образуют свое собственное вещество, растения
первые должны были дать первые нежидкие
соединения.
Напротив, большинство животных питается
сложными веществами, вводимыми в трубчатую
специально предназначенную для того полость. Они имеют,
следовательно, нужду в пищеварении для полного
растворения этих веществ; они преобразуют и изменяют
существующие соединения и обогащают их
элементами, так что именно животным следует приписать
образование самых сложных соединений.
Наконец, последние остатки от разрушенных
растений резко отличаются от получаемых по смерти
животных,—обстоятельство, еще раз
свидетельствующее о действительном отличии природы этих двух
родов тел.
В самом деле, в растениях твердые вещества
количественно преобладают над жидкими, слизь
составляет их нежнейшие части, и среди их составных
элементов господствует углерод, тогда как в
животных жидкости в количественном отношении берут
перевес над твердыми веществами, желатин
изобилует внутри их мягких частей и даже в костях (где
таковые имеются), и среди их элементов особенно
видное место занимает азот,
С другой стороны, из потребленных останков
растений в земле, происходящей отсюда, получается

СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 33
главным образом суглинок и часто—кремнезем;
останки же животных дают или углекислую соль, или фос-
форнокалыщевую соль.
Некоторые черты аналогии между животными и
растениями
Хотя по природе растения—совсем другое, чем
животные; хотя и напрасно было бы искать в теле
одних способности и даже вещества, всегда
представляемые другими, однако, в силу того, что и те, и
другие—живые тела и природа, очевидно, действовала
по однообразному плану при образовании живых тел,
ничего нет более замечательного аналогии,
наблюдаемой между действиями природы, осуществляемыми
«ею в этих двух видах живых тел.
Как среди одних, так и других простейшие особи
размножаются исключительно почками или глазками
и воспроизводительными тельцами, похожими на
яйца или семена, но не требующими никакого
предварительного оплодотворения и действительно не
содержащими в себе заключенного в оболочки
зародыша, который должен разорвать эти оболочки, чтобы
получить свободу развития. Однако у тех и у
других, как только организация достигает степени
развития, допускающей образование органов
оплодотворения, воспроизведение особей производится
единственно или преимущественно половым путем.
Другая весьма замечательная черта аналогии
в действиях природы в отношении животных и
растений заключается в более или менее полной остановке
'> Философия зоологии, т. II

34
ФИЛОСОФИЯ зоологии
жизни, или жизненных движений,, наблюдаемой
у большого числа живых тел в известных климатах
и в известные времена года.
Действительно, в суровом климате зимою
деревянистые и многолетние растения испытывают почти
полную остановку процесса прозябания и,
следовательно, органических или жизненных движений;
их жидкости—тогда в меньшем
количестве—становятся бездеятельны; в течение всего этого периода
в данных растениях не происходит ни потерь, ни
питания, ни изменений, ни, какого бы то ни было
развития; одним словом, активная жизнь в них
совершенно замирает, они находятся з подлинно
оцепенелом состоянии, тем не менее жизнь их не
покидает. Так как подлинно простые растения
живут только один год, то в холодном климате они
спешат оставить свои семена, или свои
воспроизводительные тельца, и погибают с наступлением
дурного времени года.
Явления более или менее полной остановки
деятельной жизни, вернее, образующих эту жизнь
органических движений, можно также хорошо
наблюдать у многих животных.
Зимою, в холодных климатах, несоверщеннейшие
•животные перестают жить; среди же тех, которые
сохраняют жизнь, большое количество впадает в
более или менее полную оцепенелость, так что в
одних всякий вид внутренних или жизненных
движений оказывается приостановлен, в других же—он
еще проявляется, но происходит крайне медленно.
Таким образом хотя почти все классы дают пример

СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 35
животных, подвергающихся более или менее полной
остановке деятельной жизни, но особенно
разительно это явление в муравьях, пчелах и многих
других насекомых; в кольчецах, моллюсках, рыбах,
рептилиях (особенно у змей) и, наконец, в
млекопитающих, таких, как летучая мышь, сурок, соня и др.
Последняя аналогичная черта, на которую я
сошлюсь,—не менее замечательна; вот в чем она
заключается: подобно тому, как бывают простые
животные, представляющие отдельных особей, и животные
сложные, т. е. срастающиеся друг с другом,
сообщающиеся между собой через общее основание и
участвующие в общей жизни, примером чего может
послужить большинство полипов, точно так же бывают
простые растения, живущие раздельно, и растения
сложные, т. е. живущие по нескольку вместе, как бы
сращённые между собой и участвующие все в одной
общей жизни.
.. Растению свойственно жить до тех пор, пока оно
не даст свои цветы и свои плоды или свои
воспроизводительные тельца. Продолжительность его жизни
редко заходит за год. Половые органы такого
растения дают только одно оплодотворение, так что,
получив залог своего воспроизведения (семена), данные
растения погибают затем и целиком разрушаются.
Если это растение—простое, оно само погибает,
принеся плоды, и известно, что стоит большого
труда размножить его, не прибегая к его семенам или
кочкам.
Однолетние и двулетние растения, повидимому, все
относятся jk этому случаю; это растения простые,
3*

36
ФИЛОСОФИЯ зоологии
и их корни, их стволы, как и их ветви, явились в
процессе произрастания этих растений; однако, это
далеко не правило для всех растений, так как среди
всех известных нам растений огромное большинство
составляют сложные.
Когда поэтому я смотрю на дерево, куст,
многолетнее растение, пред моими глазами оказываются не
простые растения; нет, каждое из них представляет
моим глазам множество растений, живущих вместе
одно на другом и участвующих *^-все—в одной общей
жизни.
Это настолько верно, что, если я привью к одной
ветви сливы черенок вишни, а к другой—черенок
абрикоса, эти три вида будут жить вместе и участвовать
в общей жизни, не теряя своих отличий.
Корни, ствол и ветви по отношению к такому
растению—только продукт общей растительной
жизни и частных, но сросшихся растений-,
существовавших на данном сложном растении,—подобно тому,
как основная масса мадрепоры есть продукт
животной жизни бесчисленных полипов, живших вместе
и наследовавших одни другим. Но каждая
растительная почка—особое растение, участвующее в общей
жизни всех других, приносящее свой однолетний
цветок или однолетний же пучок цветов,
производящее затем плоды и наконец—при
возможности—дающее начало ветке, содержащей уже другие почки, т.е.
другие отдельные растения. Каждое из этих частных
растений или приносит плоды (что оно делает только
один раз), или производит ветвь, дающую начало
другим подобным растениям. Таким-то образом данное

СОПОСТАВЛЕНИЕ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 37
сложное растение в продолжение своей жизни
являет собой результат произрастания, сохраняющийся
после разрушения всех особей, совместно
участвовавших в его созидании, с жизнью,
сосредоточившейся в определенном пункте.
Отсюда, отделяя от такого сложного растения
части, содержащие одну или несколько почек или
заключающие в себе неразвившиеся элементы, можно
при желании образовать равное количество новых
живых особей, подобных тем, от которых они
происходят, не прибегая к помощи плодов данных растений.
Так в действительности поступают садоводы,
употребляя черенки, побеги и пр.
Но по подобию того, как были созданы сложные
растения, природа произвела и сложных животных,
и для этого ей не за чем было ни с той, ни с другой
стороны изменять ни растительное, ни животное
естество. И было бы такой же нелепостью сказать
о сложных животных, что это животные-растения,
как при виде сложных растений говорить, что это—
растения-животные *.
* Рассматривая исключительно тела, происходящие от
растений или животных, приходится наталкиваться среди них
на многие такие, которые затрудняют решить вопрос,
принадлежат ли они к растительному или животному царству,
и химический анализ этих тел показывает иногда в пользу
животных веществ, между тем как их форма и организация,
невидимому, указывают на то, что это настоящие растения.
Примеры подобных затруднительных случаев дают многие
роды, относимые к растениям семейства водорослей;
следовательно, между растениями и животными как бы имеются точки
почти неуловимого перехода. Я не думаю этого; напротив,

38
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Если век назад сложным животным класса
полипов было дано название зоофитов, эта ошибка
была еще извинительна: невысокий уровень
тогдашних познаний животной природы делал это
выражение не таким плохим: теперь же положение уже
другое, и нельзя было бы остаться равнодушным к
обозначению какого-нибудь класса животных
именем, выражающим ложное представление о
включаемых сюда предметах.
Рассмотрим теперь, что такое жизнь и каких
условий требует ее проявление в теле.
'я вполне убежден, что если бы была возможность
исследовать,Например, самих животных, образовавших перепончатые
или волокнистые по липняки, столь похожие на растения,
срмнение в истинной природе этих тел сейчас же
рассеялось бы.

ГЛАВА ВТОРАЯ
О жизни, о том, что ее составляет, и об условиях,
необходимых для ее пребывания в теле
Жизнь, говорит г. Ришеран, есть совокупность
явлений, протекающих друг за другом в
организованных телах в продолжение ограниченного срока.
Нужно было бы сказать: жизнь есть явление,
дающее место совокупности других явлений, и т. д. В
самом деле, не эти другие явления составляют жизнь,
но сама жизнь является причиной их
возникновения.
Таким образом, принять в соображение явления,
вытекающие из наличия жизни в теле, отнюдь не
значит определить жизнь, и это ничего не может
обнаружить другого^ кроме самих же явлений,
обусловливаемых жизнью; предлагаемое в замену мое
определение имеет преимущество быть более точным,
более непосредственным и более способным пролить
некоторый свет на затронутый здесь важный
предмет; кроме того, оно ведет к познанию истинного
определения жизни.
Жизнь, рассматриваемая в теле, наделенном ею,
является всецело результатом отношений,
существующих между тремя следующими данными, а
именно: частями тела, играющими роль вместилищ и

40
ФИЛОСОФИЯ зоологии
по состоянию своему соответствующими этому телу;
содержимыми жидкостями, находящимися здесь в
движении, и причиною возбуждения происходящих
здесь движений и изменений.
При всех усилиях мысли, при всех глубочайших
размышлениях, направленных к определению, в чем
состоит так называемая жигнъ в теле, пока
сохраняется значение показаний наблюдения, неизбежно
придется возвращаться к сейчас высказанному мною
взгляду; жизнь, конечно, и не состоит ни в чем
ином.
Употребляемое сравнение жизни с заведенными
часами по меньшей мере недостаточно: прежде
всего в часах приходится обращать внимание только
на два основных предмета, а именно: 1° на систему
колес, или механизм движения, и 2° на пружину,
поддерживающую движение в силу своего натяжения
и упругости, пока сохраняется данное натяжение.
В теле же, одаренном жизнью,—не два, а три
основных, предмета, подлежащих рассмотрению,
а именно: 1° органы, или податливые вмещающие
части; 2° основные вмещаемые жидкости, находящиеся
в движении; 3° и, наконец, причина возбуждения
жизненных движений, в силу которой совершается
действие жидкостей на органы и обратное действие
органов на жидкости. Следовательно, только
благодаря отношениям между тремя указанными
предметами происходят движения изменения и все
жизненные явления.
Чтобы таким образом применить и сделать менее
недостаточным сравнение часов с живым телом, надо

о жизни
41
сопоставить причину возбуждения органических
движений с пружиною часов, и затем уже приступить
к рассмотрению—в связи с содержимыми основными
жидкостями—вмешающих податливых частей в
качестве механизма движения интересующего нас
снаряда.
Тогда станет видно, с одной стороны, что пружина
(причина возбуждения) является основным
двигателем, без которого в действительности все остается
в бездействии; что изменения в ее натяжении должны
послужить причиной изменения энергии и скорости
движений.
С другой стороны, станет очевидно, что механизм
движения (органы и важнейшие жидкости) должен
находиться в состоянии и расположении,
благоприятном для выполнения необходимых движений,— иначе
возможны такие нарушения в этом механизме,
которые не позволят проявиться никакому действию
пружины.
С этой точки зрения—сходство полное; живое
тело может быть сравнено с часами; и мне нетрудно
обосновать это сравнение ссылкою на наблюдения
и известные факты.
Что касается механизма движения, его наличие
и его способности ныне хорошо известны так же, как
и большинство законов, определяющих его
разнообразные функции.
Другое дело—пружина, существенный двигатель,
возбудитель всех движений и действий; до сих пор
она ускользала от исследований наблюдателей,
однако я льщу себя надеждой раскрыть ее в последую-

'42
философия зоология
щей главе с такою ясностью, что в будущем уже
нельзя будет отказать ей в признании.
Предварительно же продолжим наше
исследование, в чем собственно заключается жизнь.
Поскольку жизнь, взятая в теле, является
единственно результатом отношений, существующих
между вмещающими частями в состоянии, присущем
данному телу, содержимыми флюидами, находящимися
здесь в движении, и причиною возбуждения
происходящих здесь движений, прямых и обратных
действий,—возможно, следовательно, охватить сущность
того, что составляет жизнь, следующим
определением:
Жизнь в частях живого тела есть порядок и
положение вещей, допускающих здесь органические
движения; органические же движения, составляющие
активную жизнь, являются результатом действия
вызывающей их побудительной причины.7
Это определение жизни—как действенной, так и
остановившейся—охватывает все, что можно сказать
положительного на этот счет; оно подходит ко всем
случаям, и по моему мнению в нем нельзя ни
приубавить, ни откинуть ни одного слова, не нарушая
целости выражаемых им основных представлений;
наконец, оно всецело покоится на известных фактах
и на наблюдениях, касающихся этого
изумительного явления природы. 4
Прежде всего, в данном определении активная
жизнь получает свое отличие от той, что, не исчезая
совершенно, приостанавливается и, повидимому,
сохраняется ограниченное время без уловимых орга-

о жизни
43
чшческих движений, что, как я покажу, согласуется
с наблюдением.
Затем это же определение показывает, что ни
одно тело не может обладать активною жизнью, если
«ет налицо двух следующих связанных между собой
условий:
первое—необходимость побудительной причины,
возбуждающей органические движения;
второе—требующее, чтобы тело для обладания
и сохранения жизни имело в своих частях порядок
и положение вещей, дающие им возможность
подчиняться действию, побудительной причины и
производить органические движения.
В животных с крайне несложным составом
основных жидкостей,—таких, как полипы и инфузории,
при внезапном удалении содержащихся жидкостей
посредством стремительной осушки, последняя может
быть произведена без изменения органов и
вмещающих частей данного животного и без нарушения
необходимого порядка: в этом случае жизнь
совершенно замирает в таком высушенном теле; никакого
органического движения не происходит в нем;
кажется, оно уже не принадлежит к живым телам:
однако нельзя сказать, чтобы оно было мертво, так как—
при ненарушимости его органов и вмешающих частей,
в случае возвращения ему отнятых у него внутренних
жидкостей—побудительная цричина, при содействии
умеренного тепла, тотчас же возбуждает движения
и прямые и обратные действия в его частях, и оно
возвращается к жизни.
Коловратка Спалланцани,8 многократно приво-

44
ФИЛОСОФИЯ зоологии
димая в состояние смерти быстрым высушиванием
и затем оживающая при погружении ее в тепловатую
воду, доказывает, что жизнь может быть
попеременно задержана и восстановлена: следовательно, она—
не что иное, как состояние вещей в теле,
допускающее здесь жизненные движения, возбуждаемые особой
причиной.
В растительном царстве водоросли и мхи
представляют в данном отношении те же явления, что и
коловратка Спалланцани, и известно,, что быстро
высушенные и сохраненные в гербарии (хотя бы в течение
века) мхи, будучи погружены после этого во влагу
с умеренной температурой, могут вернуться к даязни
и начать снова расти.
Полное прекращение жизненных движений без.
изменения частей тела и, следовательно, с
возможностью возвращения указанных движений, может иметь
место даже в человеке, но только на очень короткий
срок.
Наблюдения над утопленниками показали, что
человек, упавший в воду и извлеченный оттуда по
прошествии трех четвертей часа и даже целого часа
после того, как он затонул, оказывается настолько
омертвелым, что никакого движения не происходит
в его органах,—и все-таки возвращение его к
активной жизни еще возможно.
Если его оставить в таком положении без всякой
помощи, оргазм и раздражимость вскоре угаснут
во внутренних частях его тела, и с этого момента
его основные жидкости, а за ними мягчайшие части
его тела начнут изменяться, и это послужит его

Ό ЖИЗНИ
45
смертью. Но если сейчас же по извлечении его из
воды, пока не угасла еще в нем раздражимость,
оказать ему известную помощь, иначе говоря, если
удастся с помощью употребляемых в этом случае
возбуждающих средств вызвать на время кое-какие
сокращейия в его внутренних частях, произвести
некоторое движение в его органах кровообращения,
все жизненные движения вскоре восстанавливаются
в нем, и активная жизнь, выходя из состояния
неподвижности, тотчас же возвращается к человеку.
Однако, если изменения и нарушения порядка или
состояния вещей и в живом теле настолько
значительны, что части тела не подчиняются уже действию
возбудительной причины и не в состоянии выполнять
органических движений, жизнь немедленно угасает
в этом теле, и оно выпадает из числа живых тел.
Из вышеизложенного следует, что, если в теле
нарушить или изменить тот порядок и то состояние 6е-
щей, при которых возможно для него обладание
жизнью, и если это нарушение будет таково, что
помешает выполнению органических движений или
сделает невозможным восстановление их после
остановки, это тело теряет жизнь, т. е. подвергается смерти.
Расстройство, вызывающее смерть, может,
следовательно, зависеть в живом теле от разных случайных
причин, но природа и сама рано или поздно
необходимо приводит к смерти. Жизни действительно
присуще ставить незаметно органы вне возможности
выполнять их функции и отсюда—приводить к
смерти: основание этому будет указано мною.
Итак, сказать, что жизнь всякого тела—не что иное,

46
ФИЛОСОФИЯ зоологии
как порядок и состояние вещей в частях данного телаг
допускающие подчинение этих частей действию
побудительной причины и выполнение ими органических
лвижений, вовсе не значит выразить гадательную
мысль, но указать на факт, о котором, свидетельствует
решительно все,, факт, которому можно привести
много доказательств и который никогда не встретит
веских опровержений.
Раз это так, вопрос только в том, чтобы узнать,
в чем. заключается в живом теле порядок и состояние
его частей,, обеспечивающие за ним обладание
активной жизнью..
Но так как точное прзцание данного предмета
нельзя получить непосредственно,, исследуем
предварительно, каковы должны быть условия,
существенно необходимые для наличия известного
порядка и известного состояния в частях тела, чтобы
последнее могло пользоваться жизнью.
Услдвия, существенно необходимые для установления
порядка и состояния частей тела, ввиду возмооісности
для последнего пользоваться жизнью
Первое условие. Ни одно тело не может
пользоваться жизнью, если в него не входят двоякого рода
части, иначе говоря, если оно по своему составу не
представляет гибких вмещающих частей и жидких
вмещаемых материалов.
В самом деле, всякое совершенно сухое тело не
может быть живым и всякое тело, у которого все части—
жидкие, равным образом не может пользоваться

о жизни
47
жизнью. Следовательно,.первым условием,
необходимым для оживотворения тела, должна явиться масса,
составленная из частей двоякого рода: из прочных
и вмещающих, но мягких и более или менее
растяжимых и из жидких и вмещаемых.
Второе условие. Ни одно тело не может
пользоваться жизнью, если его вмещающие части не
представляют клеточной ткани или не образованы из
клеточной ткани.
Клеточная ткань, как я покажу,—основа, в
которой постепенно были образованы все органы
живых тел; движение же жидкостей в этой
ткани—средство, употребленное природой для создания и
постепенного развития данных органов.
Итак, всякое живое тело-т-по существу масса
клеточной ткани, в которой с большей или меньшей
скоростью движутся более или менее сложные жидкости;
так что, если данное тело—очень простое, иначе
говоря, не имеет специальных органов, оно кажется
однородным и представляет одну клеточную ткань
с медленно движущимися здесь жидкостями; если же
его организация сложная, все его органы без
исключения одеты клеточной тканью, как и их более мелкие
части, и даже в сущности образованы из этой ткани.
Третье условие. Ни одно тело не может
пользоваться активной жизнью, если в нем не действует
причина—возбудитель его органического движения.
Без воздействия этой деятельной, возбудительной
причины плотные· вмещающие части организованного
тела оставались бы в покое, органические движения
не имели бы места, никакая жизненная функция

48
ФИЛОСОФИЯ зоологии
-не могла бы быть выполнена, и, следовательно,
активной жизни не было бы.
Теперь, когда нам известны три условия,
необходимые для проявления жизни в теле, у нас есть
возможность узнать, в чем заключаются главным образом
порядок и положение вещей, необходимые данному
телу для пользования жизнью.
Для достижения этого вовсе нет надобности
прибегать исключительно к изысканиям, касающимся
живых тел с сложной организацией; в данном случае
было бы трудно разобраться, к какой причине следует
отнести проявляющуюся здесь жизнь, и пришлось
<бы произвольно остановиться на нескольких
соображениях, ни мало не обоснованных.
Если же сосредоточить внимание на том из концов
животного или растительного царства, на котором
помещаются наиболее просто организованные живые
тела, можно заметить прежде всего, что эти тела,
одаренные жизнью, в каждой особи представляют только
-студенистую или слизистую массу из клеточной ткани
чрезвычайно слабой плотности, с сообщающимися
между собой клетками; содержащиеся в этих клетках
те или другие жидкости .испытывают движения,
перемещения, рассеяния, последовательные
восстановления, изменения в своем состоянии, наконец,
откладывают закрепляющиеся здесь части. Затем
.можно установить, что причина-возбудитель,
способная изменяться в своей силе, но никогда не
исчезающая совершенно, непрестанно оживляет
вмещающие крайне податливые части данных животных,
.как и основные содержимые ими жидкости, и под-

о жизни
49
держивает здесь все движения, составляющие
активную жизнь, -пока части, предназначаемые для
восприятий этих движений, пребывают в состоянии
подчинения.
Следствие
Необходимый для проявления жизни в теле
порядок вещей в основном представляет собой,
следовательно:
1° Клеточную ткань (или образованные из нее
органы), наделенную большой гибкостью и
оживленную оргазмом, первым продуктом возбудительной
причины.
2° Те или другие более или менее сложные
жидкости, содержимые в этой клеточной ткани (или в
происходящих из нее органах) и подвергающиеся
(второй результат действия возбудительной причины)
движениям и смещениям, разнообразным
изменениям и т. д.
В животных причина возбуждения органических
движений одинаково властно действует и на
вмещающие части, и на вмещаемые жидкости; она
поддерживает деятельный оргазм во вмещающих частях,
дает им случай обратного действия на содержимые
жидкости и отсюда делает их в высокой степени
раздражимыми; что же касается содержимых
жидкостей, данная причина-возбудитель доводит их
до своего рода разрежения и расширения, что
облегчает их многообразные движения.
В растениях, наоборот, эта возбудительная
причина властно и преимущественно действует только
h Философия зоологии, т. II

50
ФИЛОСОФИЯ зоологии
на содержащиеся в них жидкости, вызывая в
последних движения и изменения, на какие они только
способны, но на вмещающих частях этих живых тел—
даже на наиболее податливых из них—ее действие
сказывается в одном оргазме или в смутном
раздражении, неспособном вследствие своей слабости
породить в них ни одного нечаянного движения,
заставить реагировать на действие содержимых жидкостей
и, следовательно, сделать их раздражимыми. Продукт
такого оргазма был назван (надо сказать, неудачно)
скрытой чувствительностью] об этом я поведу речь
в главе IV.
В животных, имеющих—все—раздражимые части,
жизненные движения поддерживаются: у одних—
единственно раздражимостью их частей, у других—
одновременно раздражимостью и мышечным деист-
вием подлежащих органов.
На самом деле, в тех животных, у которых
организация—еще очень простая—требует от
содержимых жидкостей исключительно крайне медленных
движений, жизненные движения происходят только
благодаря раздражимости вмещающих частей и
требованию содержащихся в них жидкостей под
влиянием возбудительной причины. Но ввиду того, что
жизненная энергия возрастает с усложнением
организации, наступает вскоре предел, когда
раздражимость и причина-возбудитель сами по себе
становятся уже недостаточными для необходимого
ускорения движения жидкостей; тогда природа прибегает
к нервной системе, присоединяющей к
раздражимости частей действие известных мышц и вскоре—

о жизни
51
в связи с тем, что указанная система допускает
применение мышечного движения—сердце становится
мощным двигателем в ускорении движения
жидкостей; наконец, когда легочное дыхание можно
считать уже установившимся, мышечное движение
становится еще раз необходимым для выполнения
жизненных движений, заключающихся в посменном
расширении и сжатии полости, содержащей
дыхательный орган, без чего вдыхание и выдыхание не
могли бы имерь места.
«Нам нет нужды, без сомнения,—говорит г. Каба-
нис,—доказывать еще раз, что физическая
чувствительность есть источник всех воззрений и всех
привычек, составляющих моральную жизнь человека: Локк,
Боннэ, Кондильяк и Гельвеций довели эту истину
до последней степени очевидности. Между
образованными и сколько-нибудь мыслящими людьми
вряд ли найдется хоть один, кто стал бы сомневаться
по этому поводу. С другой стороны, физиологами
доказано, что все жизненные движения составляют
результат впечатлений, полученных чувствительными
частями тела» и т. д. (Отношения между физическою
и нравственною природою человека, т. I, стр. 85 и 86).
Я также признаю, что физическая
чувствительность есть источник всех представлений, но я
совершенно не согласен с тем, что жизненные движения—
результат полученных чувствительными частями
впечатлений: это имело бы основание—самое большее—
в отношении живых тел, наделенных нервною
системою; жизненные же движения тех, кто лишен
указанной системы, не могут быть результатом впе-
4*

52
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чатлений, полученных чувствительными частями: это
ясно, как день.
Если желательно определить подлинные элементы
жизни, необходимо взвесить факты, представляемые
ею в живых телах; но, подходя с такой стороны,
можно убедиться, что подлинно необходимое для
проявления жизни в одном плане организации отнюдь не
является таким же в другом.
Нервное влияние, конечно, необходимо для
сохранения жизни в человеке и во всех животных с
нервною системою; однако это не служит
подтверждением, что жизненные движения—хотя бы в человеке
и в животных с нервами—выполнялись под действием
впечатлений, произведенных на чувствительные части:
это доказывает только, что в указанных телах,
одаренных жизнию, жизненные движения не могут
происходить без содействия нервного влияния.
Из предшествующего изложения видно, что жизнь,
рассматриваемая в целом, может существовать в теле
без того, чтобы жизненные движения зависели от
впечатлений, получаемых чувствительными частями
тела, и чтобы работа мышц содействовала
выполнению данных движений; она может проявляться, не
требуя, чтобы одаренное ею тело имело раздражимые
части, помогающие его движениям1 своим
отраженным действием. Для нее достаточно (как это можно
наблюдать у растений), если данное тело представляет
внутри себя порядок и положение вещей в отношении
вмещающих частей и вмещаемых жидкостей,
позволяющие внешней силе возбуждать в нем
составляющие ее движения и изменения.

о жизни
53
Беря же жизнь в частности, т. е. в строго
определенных телах, мы видим, что существенное для
плана организации этих тел становится необходимым
также и для сохранения их жизни.
Поэтому жизнь в человеке и в совершеннейших
животных не может сохраняться без раздражимости
соответствующих частей тела; без помощи мышц,
действующих без участия воли,—мышц,
поддерживающих в теле скорость движения жидкостей; без
влияния нервов, помогающих иным путем (не путем
чувства) функциям мышц и других внутренних
органов; наконец, без влияния дыхания, непрерывно
восстанавливающего основные жидкости тела,
подверженные слишком быстрым изменениям в данных
системах организации.
Между прочим, упомянутое нервное влияние,
признанное здесь за необходимое, имеет своей задачей
единственно приводить в действие мышцы, но отнюдь
не вызывать чувства, так как путь действия мышц—
не тот, что чувств. Чувство на самом деле нисколько
не зависит от причины, обусловливающей систолу
и диастолу сердца и артерий; если же иногда биения
сердца становятся различимы, то это зависит от того,
что при таких биениях—более сильных и
ускоренных, чем в нормальном состоянии,—мускул, главный
двигатель циркуляции крови, задевает в этом случае
соседние чувствительные части. К тому же при ходьбе
или при выполнении какого-нибудь действия никто
не ощущает ни движения своих мышц, ни влияния
причин, вызывающих их действия.
Итак, отнюдь не путем чувства выполняют мышцы

54
ФИЛОСОФИЯ зоологии
свои функции, хотя нервное влияние и необходимо
им. Но так как природа, в целях ускорения
движения жидкостей в совершеннейших животных,
возымела нужду в присоединении к результатам
раздражимости (свойственной данным животным, как и всем
остальным) результатов мышечного движения
сердца и пр., нервное влияние сделалось необходимым
в этих животных для сохранения их жизни. Однако
это не дает еще права утверждать, что жизненные
движения происходят в них в результате влияния
исключительно впечатлений, получаемых
чувствительными частями; ведь, если бы их раздражимость
подверглась уничтожению, они сейчас же лишились
бы жизни, а их чувство, предполагаемое сохранным,
не смогло бы само по себе сохранить ее им. Впрочем,
в четвертой главе этой части я рассчитываю
доказать, что чувствительность и раздражимость—не
только явно раздельные способности, но и не имеют
общего источника и обязаны своим
происхождением разным причинам.
Жить значит чувствовать,—говорит Кабанис.
Да, без сомнения, так—для человека и
совершеннейших животных и, возможно также,—для
значительного числа беспозвоночных. Но, принимая во
внимание упадок способности чувства и потерю
сосредоточенности в причине ее энергичного действия с
переходом к более простому типу организации, о
беспозвоночных животных с нервной системой
следовало бы сказать: жить это значит едва-едва
чувствовать, так как система их органов (особенно у
насекомых) допускает только очень смутное чувство.

о жизни
55
Что же касается лучистых, их нервная система
(если она еще существует) во всяком случае должна
быть крайне бедна и может годиться только для
возбуждения мышечного движения.
Наконец, имея в виду, что огромное большинство
полипов и все инфузории не позволяют предположить
у них указанной системы,—в отношении их и даже
лучистых и· червей следовало бы сказать, что для
них жить вовсе не значит чувствовать; то же самое
мы должны сказать относительно растений.
В вопросах природы ничто так не располагает
к ошибкам, как общие предписания, почти всегда
вырабатываемые на основании отдельных
поверхностных обзоров: средства природы настолько
разнообразны, что трудно обозначить их границы.
С усложнением животной организации
усложняется также и порядок вещей, существенный для
жизни, и жизнь приобретает отличительные черты
в каждом из главных органов. Но каждая отдельная
органическая жизнь в силу глубокой связанности
данного органа со всеми другими частями
организации остается в зависимости от общей жизни особи,
как и эта последняя—от частной жизни главных
органов. Таким образом порядок вещей,
существенный для жизни в каждой такой особи, определяется
в данном случае исключительно по тому, что
представляет собой эта особь.
На основании этих рассуждений становится ясным,
что в совершеннейших животных, какими являются
млекопитающие, порядок вещей, существенный для
жизни этих тел, требует особой системы органов

56
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чувств, состоящей из головного мозга, спинного мозга
и нервов, особой системы органов для полного
легочного дыхания, особой системы кровообращения,
снабженной двухгнездным с двумя желудочками сердцем,
и особой мышечной системы для движения как
внутренних, так и внешних частей и т. д.
Каждая такая органическая система без сомнения
имеет свою частную жизнь, как это показали опыты
Бита; при умирании особи жизнь в них равным
образом угасает постепенно. И, несмотря на это, ни
одна органическая система не может сохранять
независимое частное существование, и общая жизнь
особи не может продолжаться, как скоро одна из этих
систем лишилась своего существования·
Из этого столь хорошо известного в отношении
млекопитающих положения вещей вовсе не следует,
что порядок вещей, существенный для жизни в
каждом живом теле, требует для организации особой
системы органов для чувства, особой—для дыхания
и еще раз особой—для кровообращения, и т. д.
Природа показывает нам, что эти разные
органические системы существенны только для жизни тех
животных, которые уже по состоянию своей
организации не могут обходиться без них.
Все это такие истины, которым по моему мнению
не противоречит ни один известный факт, ни одно
произведенное наблюдение.
Делаю заключение из взглядов, высказанных в
этой главе: 1° Жизнь в частях тел, владеющих
таковою, есть органическое явление, дающее место
многим другим явлениям; данное явление есть следствие-

о жизни
57
исключительно отношений между вмещающими
частями данного тела, вмещаемыми жидкостями,
находящимися здесь в движении, и
причиною-возбудителем происходящих здесь движений и
изменений.
2° Следовательно, жизнь в теле есть порядок,
и состояние вещей, допускающие здесь
органические движения, причем данные движения,
составляющие действенную жизнь, обусловлены действием
возбуждающей их причины.
3° Без побудительной и действенной причины
жизнь не могла бы существовать ни в одном телег
каково бы ни было состояние его частей.
4° Тщетно было бы всякое дальнейшее действие
причины возбуждения движений, если бы положение
вещей в частях организованного тела оказалось
настолько нарушенным, что данные части не могли бы
уже подчиняться действию этой причины и совершать
особые так называемые жизненные движения; жизнь
с этого момента угасает в теле и не может уже
продолжаться.
5° Наконец, чтобы отношения между
вмещающими частями организованного тела, содержащимися
здесь жидкостями и причиной, способной
возбуждать жизненные движения, сделали возможным
проявление и сохранение жизни, необходимо полное
соблюдение трех указанных в этой главе условий^
Перейдем теперь к исследованию причины,
играющей роль возбудителя органических движений.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О причине-возбудителе органических движений
Принилая жизнь за естественное явление,
само порождающее много других явлений и
вытекающее из отношений, существующих между
включающими податливыми частями организованного тела
и включаемыми жидкостями того же тела,—как
уяснить себе порождение этого явления, т. е.
существование и сохранение движений, составляющих
действенную жизнь данного тела, без особой причины
в качестве возбудителя движений, без силы,
оживляющей органы, упорядочивающей действия и
обусловливающей все органические функции,—словом, без
пружины, постоянное напряжение которой—правда,
изменчивое—не служило бы мощным двигателем
всех этих жизненных движений!
Не подлежит сомнению, что в видимых
жидкостях живого тела, как и в содержащих их твердых
и мягких частях данного тела, нельзя предполагать
искомой нами здесь причины. Все указанные части
образуют в целом—по допущенному уже нами
сравнению—как бы экипаж движения, но ни одна из них
не представляет интересующей нас силы, иначе
говоря, движущей пружины, или причины, дейст-

ВОЗБУДИТЕЛЬ ОРГАНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ 59
вующей в качестве возбудителя жизненных
движений.
Таким образом, можно утверждать, что без особой
причины, вызывающей и поддерживающей оргазм
и раздражимость в податливых вмещающих частях
тела животных (вызывающей в растениях лишь
смутное состояние оргазма и непосредственно движущей
содержащиеся в них жидкости), кровь у одной и
беловато-прозрачная сукровица у другой категории
животных оставались бы в покое и вскоре же
подверглись бы распаду вместе с частями, содержащими
данные жидкости.
Равным образом, без этого возбудителя
жизненных движений, без этой силы, или этой пружины,
обусловливающей действенную жизнь в теле,
растительный сок и собственные жидкости растений
оставались бы неподвижны, портились, испарялись,
наконец, приводили бы к смерти и засыханию данных
живых тел.
Древние философы сознавали необходимость
особой причины в качестве возбудителя органических
движений, но, недостаточно знакомые с природой, они
искали ее вне природы; они придумали какое-то
жизненное начало, тленную душу животных,
приписали такую же душу растениям и вместо
положительного знания, не дававшегося им по недостатку
наблюдений, создали одни слова, с которыми
связываются лишь смутные, ни на чем не основанные
понятия. Всякий раз, как мы покидаем природу и
отдаемся неудержимому полету нашей фантазии, мы
теряемся в пустоте, и результатом наших усилий мо-

60
ФИЛОСОФИЯ зоологии
гут быть только ошибки. Единственно доступное для:
нас знание природы есть и будет только почерпаемое
из тщательного изучения ее законов; вне же
природы—одно заблуждение и ложь: таково мое
мнение.
Если даже признать за истину, что не в нашей
власти определить причину, играющую роль возбуди*·
теля органических движений, от этого не становится
менее очевидным факт, что такая причина существует
и относится к физическому порядку, поскольку
ее действия доступны нашему наблюдению и природа
имеет все средства произвести ее. Кто не знает, что·
природа располагает средствами распространить
и поддержать движение во всех телах и что ни один
предмет, подчиненный ее законам, не пользуется
в действительности абсолютным покоемі
Не желая восходить в своих исследованиях ни до
первопричин, ни до всевозможных движений и всех
изменений, наблюдаемых в физических телах всякого
рода, ограничимся рассмотрением непосредственных
и признанных причин, действующих на живые тела,
и мы убедимся, что их бывает вполне достаточно для
поддержки в этих телах движений, составляющих
жизнь, пока допускающий их порядок вещей не
окажется нарушен.
Без сомнения, мы были бы бессильны открыть
причину возбуждения органических движений, если бы
составляющие ее тонкие, незримые, не связываемые
местом и постоянно движущиеся флюиды не
обнаруживались пред нами во множестве обстоятельств,
если бы у нас не было доказательств, что каждая

ВОЗБУДИТЕЛЬ ОРГАНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ 61
среда, населяемая живыми телами, постоянно бывает
полна этими флюидами; если бы, наконец, не было
положительно известно, что эти невидимые флюиды
более или менее легко проникают в массу каждого
живого тела и остаются здесь большее или меньшее
время, причем некоторые из них находятся в
состоянии постоянного беспокойства и расширения,
вследствие чего они приобретают способность растягивать
части, в которые проникают, разрежать собственные
жидкости живого тела и приводить мягкие части
данного тела в состояние эретизма, вызывать в них род
особого напряжения, сохраняемого ими, пока общее
іііоложение вещей благоприятствует этому.
Но, как хорошо известно, мы не так уже бессильны
в указанном отношении: кто, например, не знает, что
нет ни одного обитаемого угла на земном шаре, где не
было бы теплорода (даже в самых холодных странах),
.электричества, магнитного флюида и пр., что все эти
флюиды, отмеченные—одни высокой степенью
расширения, другие—прихотливой подвижностью,
постоянно подвергаются более или менее правильным
перемещениям, восстановлениям и заменам, а
некоторые из них, быть может, даже и настоящей
циркуляции.
Мы еще не знаем, сколько их, этих тончайших,
невидимых вечнодвижущихся флюидов,
наполняющих окружающую среду, но мы отлично понимаем,
что эти незримые флюиды, проникая во всякое
организованное тело, скопляясь здесь, двигаясь
беспрестанно, наконец, после более или менее
продолжительного пребывания улетучиваясь один за другим.

62
ФИЛОСОФИЯ зоологии
возбуждаюх жизнь и движение, пока данный
порядок вещей допускает это.
Что касается вопроса, какие именно из этих
невидимых флюидов являются по преимуществу
причиною-возбудителем, я полагаю, что существенная роль
принадлежит здесь двум: теплороду и электрическому
флюиду. Они—непосредственные деятели,
производящие оргазм и внутренние движения, которые в ор*^
ганизованных телах образуют и поддерживают жизнь.
Теплород, повидимому, является тем из двух
интересующих нас возбудителей, который служит
причиной и условием оргазма мягких частей живого тела;,
электрический же флюид, вероятно, есть причина
органических движений и действий животного.
Что дает мне право на подобный раздел
способностей между двумя указанными флюидами,—имеет
свое основание в следующих соображениях.
При воспалениях оргазм, приобретающий
исключительную и под конец даже разрушительную силу,
становится таким, очевидно, из-за непомерного жара,
развивающегося в воспаленных органах:
следовательно, оргазм надо приписать, в частности,
теплороду.
Скорость движений теплорода, как и
распространения или распределения этого флюида в
проходимом им теле, далеко не может равняться необычайной
быстроте движений электрического флюида,
поэтому в этом последнем должна быть заложена
причина движений и действий животных; на него же надо
смотреть как на подлинный фл.юня~возбудителъ
по преимуществу.

ВОЗБУДИТЕЛЬ ОРГАНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНІІ Й 63
Возможно, однако, что некоторые другие
незримые и действенные флюиды, наряду с двумя только
что указанными, также участвуют в образовании
причины-возбудителя, но во всяком случае (и это, по
моему мнению, не подлежит сомнению) теплород
и электричество—здесь главные слагающие, если
они не единственные.
В животных с несложной организацией, повиди-
мому, бывает достаточно одного теплорода
окружающей среды для оргазма и раздражимости, в
результате чего при сильном понижении температуры или
зимою в резких климатических условиях одни из
этих тел погибают совершенно, другие—впадают в
более или менее полное оцепенение. Те же животные
для органических движений и действий, повидимому,
нуждаются только в обыкновенном электрическом
флюиде, доставляемом окружающей средой.
Иное дело—животные с очень сложной
организацией; здесь теплород окружающей среды только
дополняет или, вернее, приходит на помощь этим живым
телам, содействуя им во внутреннем производстве
постоянно восстановляемого теплорода. Вероятно
также, что этот внутренне производимый теплород
подвергается в животном некоторым
преобразованиям, сообщающим ему известные особенности и
делающим его одного способным поддерживать оргазм:
так, например, когда по состоянию организации оргазм
и раздражимость оказываются очень ослабленными,
наружный теплород от печей или вообще от высокой
температуры уже не в состоянии восполнить
недостаток внутреннего теплорода.

64
ФИЛОСОФИЯ зоологии
То же самое замечание, повидимому, может быть
отнесено и к электрическому флюиду,
возбудителю движений и действий в животных с очень
сложной организацией. Введенный путем дыхания или
пищи этот флюид на самом деле как будто
подвергается некоторому изменению во время пребывания
внутри животного и преобразуется здесь в нервный,
или гальванический, флюид.
Что касается теплорода, он безусловно является
одним из основных элементов причины, действующей
в качестве возбудителя жизни, и с ним же по
преимуществу связано образование и сохранение оргазма,
без которого жизнь не могла бы проявиться, и это
настолько верно, что задолго до наступления
абсолютного холода уже одно резкое и достаточно сильное
понижение температуры способно было бы уничтожить
во всех живых телах принадлежащий им оргазм. И, на
самом деле, холод наших зим, особенно когда он
приобретает суровый характер, губит огромное
количество незащищенных от него животных. Но ведь
известно также, что ни в одной точке земного шара
и ни в какое время года никогда не наблюдается
полного отсутствия теплорода.
Повторяю, без особой причины в качестве возбуди-
-теля оргазма и жизненных движений, без этой силы,
которая одна в состоянии произвести указанные
движения, жизнь не могла бы проявиться ни в одном
теле. И эта причина-возбудитель не имеет ничего
общего как со свойствами видимых жидкостей живых
тел, так и со свойствами мягких и твердых частей
данных тел; таков факт, не вызывающий уже сомне-

ВОЗБУДИТЕЛЬ ОРГАНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ 65
ния и находящий себе подтверждение во всех
наблюдениях.
Та же причина-возбудитель действует и при
ферментации всякого рода, и ей же одной обязаны
своим выполнением акты во всякой сложной неживой
материи, при благоприятном состоянии частей
последней. Равным образом, в случае сильного
понижения температур процессы как жизни, так и
ферментации более или менее замирают, в зависимости от
большей или меньшей степени холода.
Хотя жизнь и ферментация—два весьма
различных явления, они имеют, однако, один общий
источник составляющих их движений, и как в том, так и в
другом случае требуется, чтобы состояние частей—
организованного ли тела, способного к жизни, или
неорганического, подверженного ферментации,—было
благоприятно выполнению данных движений. Но
порядок и состояние вещей в живом теле таковы, что
все изменения в сочетании его основных элементов
последовательно сглаживаются новыми и
приблизительно сходными сочетаниями, обусловливаемыми
сохраняющим свою силу движением, между тем как
в неорганизованном или неорганическом теле,
находящемся в процессе ферментации, все изменения в
составе самого тела или его частей не подлежат уже
исправлению с продолжающимся процессом
ферментации.
С момента смерти индивидуума его
дезорганизованное тело, зачастую даже не носящее внешних
следов разрушения, тотчас же переходит в разряд тел,
части которых (в особенности нежнейшие) подвер-
э Философия зоологии, т. II

66
ФИЛОСОФИЯ зоологии
жены ферментации, и тогда причина, вызывавшая
жизнь в животном, становится причиной,
ускоряющей разложение его частей, способных к
ферментации.
Из вышеизложенных замечаний становится таким
образом ясно, что причина-возбудитель жизненных
движений необходимо заложена в незримых, тонких,
проникающих и вечно действенных флюидах,
неизменно наполняющих окружающую среду; что
главная роль принадлежит здесь элементу,
поддерживающему существенно необходимый для проявления
жизни оргазм; что, наконец, этим элементом
поистине является теплород, что еще лучше выяснится
из дальнейших наблюдений.
Я не считаю нужным прибегать ни к какому
особому доказательству в подтверждение всего
сказанного, так как общий относящийся сюда факт
достаточно известен. Известно, что тепло в известных
пропорциях необходимо вообще всем живым телам
и прежде всего животным. Когда оно сокращается
до известного предела, раздражимость животных
теряет в своей напряженности, органические акты
становятся менее действенны и все функции или
замирают, или выполняются с замедлением,
особенно в животных, в которых не происходит
образования внутреннего теплорода. При дальнейшем
ослаблении тепла несовершеннейшие животные
гибнут, а огромное число других впадает в
летаргическое состояние и живет как бы оцепеневшей
жизнью; эта жизнь постепенно иссякнет в каждом
из них, если уменьшение тепла в окружающей

ВОЗБУДИТЕЛЬ ОРГАНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ 67
среде пойдет еще дальше, и это настолько верно,
что здесь не может быть никаких сомнений.
Наоборот, с повышением температуры, т. е. с
увеличением тепла и с его повсеместным
распространением, при сохранении подобного положения
неизменно наблюдается одно: жизнь возрождается и
приобретает как бы новые силы во всех живых телах;
раздражимость внутренних частей тела животных
пропорционально возрастает; органические функции
выполняются скорее и более энергично; различные
стадии, проходимые животными в течение своей
жизни, сменяются быстрее, и сама жизнь скорее
достигает своего предела, но и воспроизведение в свою
очередь происходит более ускоренно и изобильно.
Хотя тепло всюду необходимо для сохранения
жизни и особенно нужно животным, однако сила его не
должна переходить известные границы: иначе
животные со сложной организацией будут обречены на
большие страдания и малейшая причина быстро приведет
их к заболеваниям, от которых они скоро погиб нут.
Можно, следовательно, принять, что тепло не
только необходимо всем живым телам, но в известных
пределах и при известной степени силы оно
необычайно оживляет все органические акты,
благоприятствует всякому воспроизведению и удивительным
образом всюду как бы разливает жизнь.
Легкость, быстрота и щедрость, с которой
природа производит и размножает в экваториальных
странах простейших животных,—только лишние
факты в пользу нашего утверждения. В самом деле,
размножение этих животных особенно заметно в местах
5*

68
ФИЛОСОФИЯ зоологии
и во времена года, благоприятные этому, т. е. в
жарких климатах и в северных странах в летнее время, в
особенности при стечении обстоятельств,
содействующих такой плодовитости.
Действительно, в известные времена года и в
известных климатах земля (в частности, у своей
поверхности, где всегда больше всего скопляется теплорода),
как и лоно вод, оказываются как бы заселенными
живыми частицами или микроскопическими животными,
чрезвычайно разнообразными по своим родам и
видам. Эти микроскопические существа, как и
множество других несовершенных животных различных
классов, воспроизводятся и размножаются здесь
с изумительной плодовитостью, с несравненно
большей, чем у крупных животных более сложной
организации. В эту пору материя всюду, так сказать, как
бы переходит в живое начало: до того стремительны
бывают результаты этого чудесного плодородия.
И, конечно, без огромного истребления этих
животных первых разрядов животного царства они вскоре
же подавили бы своею численностью и, может быть,
уничтожили бы более совершенных животных,
составляющих последние классы и последние разряды
этого царства: так велика разница между теми и
другими в средствах и легкости размножения!
Все сказанное мною о необходимости для
животных теплорода, разлитого в окружающей их среде
и изменяющегося здесь в известных пределах, вполне
приложимо также и к растениям, но в последних
тепло поддерживает жизнь только при наличии
некоторых существенных условий.

ВОЗБУДИТЕЛЬ ОРГАНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ 69
Первое (и оно же самое важное) условие требует,
чтобы растение, в котором тепло содействует
прозябанию, имело всегда и в соответственной мере в своем
распоряжении влагу для своих корней, так как
с увеличением тепла растение начинает нуждаться
все в большем количестве воды для пополнения
потерь в его собственных жидкостях,—потерь,
обусловливаемых испарением, которое в данном случае
становится все значительнее; однако, с уменьшением
тепла уменьшается и потребность растения во влаге.
излишек которой мог бы только повредить его
сохранению.
Второе условие для улучшения продуктов
прозябания требует, чтобы растение, не испытывая
недостатка ни в тепле, ни в воде, в изобилии пользовалось
также светом.
Наконец, третье условие делает для него
необходимым воздух, откуда оно усвоивает себе, вероятно,
кислород, а также и другие находимые им здесь газы,
тотчас же разлагая их, чтобы овладеть их
элементами.
Из всего изложенного выше ясно до очевидности,
что теплород составляет первую причину жизни
в том смысле, что он производит и поддерживает
оргазм—необходимое условие для проявления жизни
во всяком теле—и действует в этом направлении,
пока состояние частей живого тела не противостанет
ему в этом. Впрочем, видно, что этот стремительный
флюид, особенно с приобретением известной силы
действия в условиях своего избытка, является
главным фактором огромного размножения живых тел,

70
ФИЛОСОФИЯ зоологии
о которых у нас только что шла речь. Не достоверно
ли также, что в жарких климатах земного шара
животное и растительное царства представляют пример
крайнего богатства и изобилия, тогда как в ледяных
странах они являются в состоянии величайшего
обеднения.
Что касается количественного состава животных
и растений, то в данном отношении также замечается
значительная разница, обусловливаемая летом и
зимой нашего климата и свидетельствующая в пользу
только что выдвинутого мною положения.
Но хотя бы теплород, действительно, был первой
причиной жизни тел,—однако, один он отнюдь не мог
бы повести к возникновению и поддержке движений,
являющихся выражением этой самой жизни в ее
действенности; необходимо еще, особенно для животных,
влияние флюида-возбудителя актов их
раздражимости. Между прочим, мы уже видели, что
электричество обладает всеми свойствами такого флюида -
возбудителя, тем более что оно в достаточной мере
разлито повсюду, чтобы, вопреки всей своей
изменчивости, всегда быть доступным живым телам.
Вполне возможно, что к электричеству в
качестве причины, способной возбуждать жизненные
движения и всякие органические акты, присоединяется
еще какой-нибудь незримый флюид, но я не вижу
нужды в таком предположении.
По моему мнению, теплород и электрическая
материя вполне достаточны, чтобы в своей
совокупности составить существенную причину жизни:
годин—приводя части тела и внутренние его жидкости

ВОЗБУДИТЕЛЬ ОРГАНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ 71
в состояние, необходимое для проявления жизни;
другая—вызывая своим движением в телах различные
возбуждения, ведущие к выполнению органических
актов и составляющие деятельность жизни.
Пытаться объяснить, как действуют эти флюиды,
и твердо установить число участвующих в
возбуждении всяких органических движений значило бы
злоупотребить силою нашего воображения и создать
произвольные объяснения без возможности привести
для них доказательства.
Для нас достаточно показать, что причина,
действующая в качестве возбудителя жизненных
движений, лежит не в какой-нибудь видимой жидкости,
движущейся внутри живого тела, но берет свой
источник главным образом:
1° В теплороде, невидимом, проникающем,
распространительном и всегда действенном флюиде, как
бы медленно просачивающемся сквозь мягкие
растягиваемые им и становящиеся от этого раздражи-
мымичаститела, непрестанно рассеивающемся и вновь
возобновляющемся и никогда всецело не
отсутствующем в живых телах.
2° В электрическом флюиде, обыкновенном для
растений и несовершенных животных, или
гальваническом для животных, имеющих уже очень сложную
организацию,—тончайшем флюиде, движущемся с
необычайной быстротой. Вызывая внезапное и местное
рассеяние теплорода, растягивающего части тела, он
порождает действия раздражимости в органах, не
имеющих мышц, и движения мышц в тех частях тела,
на которые распространяется его влияние.

72
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Из сочетания отдельных действий двух указанных
флюидов для организованных тел, испытывающих на
себе их влияние, в результате должна возникнуть
причина, или мощная и действенная сила, носящая
упорядоченный характер в своих проявлениях,
благодаря организации тела, т. е. в результате
правильной формы и расположения частей этого тела, и под*
держивающая в последнем движения и жизнь,
поскольку положение вещей допускает подобные
следствия.
Таков (если судить по внешним признакам) способ
действия причины—возбудителя жизни; но пока не^
будет возможности привести в его пользу
доказательств, на него нельзя смотреть как на нечто
известное. Такова же, быть может, в двух упомянутых
флюидах и вся совокупность принципов,
содействующих произведению данной причины, но опять-таки
мы имеем здесь дело с познанием, на которое нельзя
опереться. Вполне достоверным остается в этом
отношении только положение, что источник, откуда
природа почерпает средства для получения данной
причины и связанной с последней силы, заложен
в невидимых тончайших флюидах, среди которых два
только что указанные мной бесспорно являются
главными.
Скажу лишь, что действенные и экспансивные
флюиды, являющиеся возбудительной причиной
жизненных движений, проникают и постоянно
развиваются в оживляемых ими телах, пересекают их тут
и там, внося порядок в их движения, соответственно
природе, порядку и расположению их частей, и затем

ВОЗБУДИТЕЛЬ ОРГАНИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ 73
непрерывно улетучиваются с вызываемым ими
неприметным испарением влаги. Этот факт неоспорим^
и его рассмотрение проливает большой свет на
причины жизни.
Исследуем теперь особое явление, названное мною
оргазмом живых тел, и, наряду с ним,, раздража-
емостъ, вызываемую этим оргазмом в животных, где
в силу природы их тела он приобретает большуи>
энергию.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Об оргазме и раздражаемости
Речь будет итти не об особом ощущении,
носищем одинаковое название с интересующим нас здесь
оргазмом, а о состоянии, сохраняемом податливыми
и внутренними частями животных, пока последние
живы; о состоянии, естественном для них, поскольку
оно существенно для их сохранения; наконец, о
состоянии, необходимо утрачиваемом их частями
с прекращением жизни или несколько времени
спустя.
Можно считать за верное, что среди твердых и
внутренних частей животных податливые части во
время жизни бывают охвачены оргазмом, или родом
эретизма, сообщающего им способность опадать и
тотчас же отвечать реакцией на всякое полученное
впечатление.
Подобный же оргазм имеет место в плотных
наиболее податливых частях растений в течение жизни
последних, но здесь он очень неясен и настолько слаб,
что отнюдь не делает их способными сразу же
отвечать реакцией на возможные впечатления.
Оргазм податливых и внутренних частей
животных более или менее участвует в производстве
органических явлений в данных живых телах; его поддер-

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМ ОСТЬ
75
живает здесь незримый, экспансивный и
проникающий флюид (может быть, и не один, а несколько),
до известной степени медленно проходящий сквозь
определенные части тела и производящий в них
натяжение, или вид только что упомянутого эретизма.
Как результат описанного состояния частей тела
животных, оргазм сохраняется в течение всей жизни
животного и с тем большей энергией, чем
благоприятнее для него расположение и природа частей,
чем податливее самые части и чем менее они обез-
влажены.
Это тот же оргазм, который был признан
необходимым для проявления жизни во всяком теле и на
который некоторые современные физиологи смотрели
как на вид чувствительности; отсюда они заключили,
что чувствительность—свойство всякого живого тела,
что все живые тела одновременно и чувствительны,
и раздражимы, что все их органы наделены этими
двумя необходимо сосуществующими способностями,
словом, что данные способности общи всему
вообще живому, следовательно, как животным, так
и растениям.
Наконец, Кабаиис, разделяющий это мнение
с г. Ришераном (и, вероятно, с некоторыми другими),
открыто говорит, что чувствительность составляет
общее свойство живой природы.
Однако г. Ришеран, развивший это мнение
главным образом в пролегоменах к своей Физиологии,
сознавая, что чувствительность, обусловливающая
способность ощущения и зависящая от нервов,
нечто другое, чем данный более общий вид чувствитель-

76
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ности, не нуждающейся в нервной системе,
предлагает первую назвать явной чувствительностью, а
второй дает название скрытой чувствительности.
Поскольку эти два предмета различны как по
своему источнику, так и по результатам, какой
смысл давать новое имя явлению, уже издавна
известному под названием чувствительности, и
переносить название чувствительности на явление,
сравнительно недавно открытое, притом совершенно
особой природы? Конечно, более прилично присвоить
особое название общему явлению,
обусловливающему жизнь, что я и сделал, обозначив его словом:
оргазм.
Вероятно, без оргазма (скрытой
чувствительности) не могла бы быть выполнена ни одна жизненная
функция: по крайней мере всюду, где он имеется,—
там, в частях тела, отнюдь нет настоящей инерции
и данные части никогда не бывают «просто пассивны».
Это поняли, но слишком далеко зашли в своем
представлении, составленном о способностях живых
частей, когда стали высказываться в том смысле,
что данные части чувствуют и действуют каждая
по-своему, что они распознают в орошающих
жидкостях годное для их питания, что они отделяют при
этом вещества, подействовавшие особым образом на
их чувствительность.
Хотя положительно не известно, что происходит
при выполнении каждой жизненной функции, однако,
было бы более разумно не приписывать беспричинно
частям тела знание и выбор предметов, подлежащих
с их стороны отделению, задержанию, закреплению

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
77
или удалению, а остановиться на следующих
положениях:
1° Вызванные органические движения
выполняются просто действием и реакцией частей.
2° В результате этих действий и реакций части
подвергаются в своем состоянии и природе
изменениям, разложениям, новым сочетаниям и т. д.
3° За этими изменениями следуют выделения,
зависящие от диаметра выделительных каналов,
отложения, которые при подходящих условиях места
и природы частей могут удерживаться в удалении
или закрепляться в самих же частях, наконец,
опорожнения разного рода, поглощения,
всасывания и т. д.
Все эти операции—механические, подчинены
физическим законам и выполняются при посредстве
возбудительной причины и оргазма, поддерживающих
движения и действия, так что путем этих средств,
а также через форму, расположение и состояние
органов жизненные функций достигают
разнообразия, упорядоченности и
происходят—каждая—своеобразным порядком.
Рассматриваемый в этой главе оргазм—факт
положительный, и как бы его ни называть—он не
подлежит отрицанию. Мы увидим, что он очень слаб
и очень неясен в растениях, где его действия крайне
ограничены; наоборот, в животных он
обнаруживается чрезвычайно ярко, являясь для них причиной
замечательной способности, отличающей их от
растений и известной под названием раздражимости.
Мы рассмотрим его сначала в животных.

78
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Животный оргазм
Я называю животным оргазмом особое состояние
податливых частей животного, обсуловливающее
во всех точках этих частей своеобразное натяжение7
настолько сильное, что оно делает части способными
к внезапному и непроизвольному ответному
действию на всякое возможное впечатление и,
следовательно, заставляет их реагировать на
содержащиеся в них движущиеся жидкости.
Это натяжение, изменчивое в своей силе в
зависимости от состояния испытывающих его частей,
составляет то, что физиологи называют тонусом частей-
оно обязано, повидимому, своим происхождением, как
я уже сказал, присутствию экспансивного флюида,
проникающего данные части: последний держится
здесь некоторое время, поддерживает в известной
степени удаления между собою их частицы, не
разрушая, однако, между ними окончательной связи
или их сцепления, и при всяком контакте,
вызывающем сжатие, частично вдруг исчезает, чтобы тотчас
же восстановиться.
Таким образом, в момент рассеяния
экспансивного флюида часть, подвергавшаяся до этого
растяжению, опадает под действием этого рассеяния, но
тотчас же восстанавливается в своем первом объеме
вследствие появления нового замещающего флюида.
В результате этого оргазм данной части дает
последней возможность ответить обратным действием на
действие видимых жидкостей.
Это натяжение мягких частей животных не идет
так далеко, чтобы оказать помеху сцеплению частицг

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
7&
образующих данные части, и нарушить их связь, их
срастание, их сцепление, пока сила оргазма не
выходит из известных пределов. Но то же натяжение
препятствует сближению и оседанию частиц, что
имело бы место в случае отсутствия причины данного
натяжения, поскольку мягкие части действительно
подвергаются значительному опаданию с
прекращением влияния указанной причины.
В самом деле, не только в животных, но даже
в растениях, уничтожение оргазма, происходящее
исключительно со смертью особей, служит
причиною ослабления и опадания мягких частей, благодаря
чему они становятся еще более мягкими и вялымиг.
чем были при жизни. Это заставляет даже думать,
что такие дряблые части, как наблюдаемые у
стариков после смерти, словно никогда не приобретали
твердости, постепенно^ вносимой в органы с годами
?кизни.
Кровь животных со сложной организацией сама,
подвергается своего рода оргазму,—особенно,
артериальная кровь: по крайней мере во время жизни
в нее входят известные газы, развивающиеся в ней по
мере ее изменений. Быть может, эти газы принимают
участие в вызове органических актов
раздражимости и, следовательно, жизненных движений, когда
содержащая их кровь оказывает свое действие на
органы.
Крайнее натяжение, вызываемое оргазмом при
известных условиях во всех или в некоторых мягких
частях тела, не доходящее, однако, до разрыва
сцепления данных частей, известно под названием эретиз*

80
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ма, максимум которого производит воспалительное
состояние; исключительное же понижение оргазма,
не спускающееся, однако, до нуля, обозначается
обыкновенно словом атония.
Натяжение, составляющее оргазм, может, как мы
видели, изменяться в своей силе в известных
пределах, не разрушая связи частей, с одной стороны,
а с другой—не доходя до полного исчезновения,—
и эта изменчивость делает возможными внезапные
сокращения и растяжения данных частей, когда
причина оргазма мгновенно прекращает и тут же вос-
становляет свое действие. Вот в чем, по моему
мнению, лежит первая причина животной раздражае-
мости.
Причина оргазма, или своеобразного натяжения
податливых и внутренних частей животных, без
сомнения, входит составной частью в ту, которая
названа была мной причиной-возбудителем
органических движений и лежит главным образом или
в теплороде, доставляемом исключительно внешней
• средой, или одновременно с ним также в
теплороде, производимом внутри большинства
животных.
Из артериальной крови большинства животных,
действительно, выделяется теплород, составляющий
в их податливых частях главную причину оргазма.
Особенно значительно бывает это
непрекращающееся выделение теплорода в животных с горячей
кровью. Этот экспансивный флюид постоянно
рассеивается из частей, которые он наполнял и растягивал,
но тут же непрестанно восстанавливается вследст-

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
81
вие продолжающихся новых выделений,
беспрерывно доставляемых артериальной кровью животного.
Флюид, подобный только что рассмотренному,
разлит в окружающей среде и все время или служит
пополнением для оргазма живых тел того, что
недостает внутреннему теплороду для произведения
оргазма, или целиком сам производит этот оргазм.
Он, действительно, более или менее содействует
оргазму совершеннейших животных, и один
достаточен для производства его в других животных; он
является причиной оргазма особенно для животных,
лишенных артерий и вен, т. е. не имеющих системы
кровообращения. Поэтому всякое органическое
движение постепенно ослабевает в этих животных, по
мере того, как падает температура внешней среды,
и в случае непрекращающегося понижения
температуры оргазм данных животных уничтожается, и
последние погибают. Пусть каждый приведет себе на
память оцепенение пчел, муравьев, змей и множества
других животных, связанное с понижением
температуры до известной точки,—и тогда судит, насколько
основательно все, сейчас изложенное мною.
Понижение температуры, причиняющее
оцепенение большинства животных, производит данное
действие исключительно через ослабление в них
оргазма и, следовательно, через умерение их
жизненных движений. Если указанное снижение
температуры заходит слишком далеко, оно, как я сказал,
имеет своим следствием уничтожение оргазма, что
в свою очередь ведет к гибели подпавших под этот
случай животных, но тут я должен оговориться, что
6 Философия зоологии, т. II

82
ФИЛОСОФИЯ зоологии
во влиянии охлаждения, ведущего за собою смерть
индивидуума, наблюдается некоторая особенность
в отношении животных с горячей
кровью—особенность, распространяющаяся, быть может, и на всех
имеющих нервы: такова эта особенность.
Известно, что понижение температуры,
достаточное, чтобы привести в оцепенение и погрузить в
состояние явного сна некоторых млекопитающих
животных, таких, как сурки, летучие мыши и пр., не
играет большого значения. Если тепло вернется,—
оно проникнет в них, согреет их, пробудит и вернет
им их обычную деятельность; но, если—наоборот—
холод будет все увеличиваться, после того как
животные впали уже в оцепенение, это нарастание
холода вместо того, чтобы незаметно перевести
животных из состояния внешнего сна в состояние смерти,
на первых порах вызовет только раздражение их
нервов, и это раздражение разбудит их, приведет их
в состояние беспокойства, породит в них
органические движения и, следовательно, их внутреннее тепло;
при продолжающемся холоде такое раздражение
бросит их вскоре в состояние болезни, которая и
послужит причиной их смерти, если по крайней мере
не предоставить им немедленно же тепла.
Отсюда вытекает, что простое ослабление оргазма
для животных с горячей кровью и, может быть,
для обладающих нервами может вылиться в
состояние оцепенения, не ведя в данном случае к полному
уничтожению оргазма, поскольку наступающий
холод, угрожающий гибелью животным,
предварительно приводит их в состояние раздражения, причиняет

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
83
им страдания, беспокоит их и кончает только уже
их смертью. Ясно также, что в отношении животных,
лишенных нервов, всякое понижение температуры,
способное ослабить в этих животных их оргазм
и привести их в состояние оцепенения, при
достаточном усилении холода может перевести их из
летаргического сна прямо в состояние смерти, не
возвращая их ни к какой предварительной преходящей
деятельности.
Предположив, что первым результатом известной
степени холода становится замедленное дыхание,—
следствие приняли за причину: оцепенение
известных животных при достаточно низкой температуре
отнесли к непосредственному замедлению дыхания,
тогда как само замедление дыхания есть только
следствие другого действия^ производимого
холодом,—а именно понижения их оргазма.
Среди животных с легочным дыханием те, которые
впадают в оцепенение при известной степени холода,
без сомнения, имеют значительно замедленное
дыхание, но это замедление в дыхании, очевидно,
является здесь лишь следствием значительного
понижения оргазма. Но то же понижение оргазма
замедляет все органические движения, выполнение всех
функций, производство внутреннего теплорода,
потери, которые несут данные животные в своей
обычной деятельности, и, следовательно, низводит почти
на-нет их потребности в восстановлении во время
летаргии.
У животных с легочным дыханием, действительно,
полость, содержащая дыхательный орган, поочередно
б*

84
ФИЛОСОФИЯ зоологии
раздувается и спадает. Но эти движения совершаются
более или менее легко, смотря по силе оргазма
податливых частей тела. Поэтому многие млекопитающие,
вроде сурка и сони, и множество рептилий, как
змеи, впадают при известном понижении температуры
в оцепенение в силу того, что их оргазм в это время
бывает очень ослаблен, и как дальнейшее следствие
того же наступает замедление во всех их
органических функциях и в том числе—в их дыхании.
Если бы этого уменьшения силы оргазма не
происходило, не было бы никакого основания для
животных вдыхать в себя меньше воздуха, хотя бы и
холодного. Про пчел и муравьев, у которых дыхание
происходит через трахеи и дыхательный орган
не испытывает попеременных вздутий и сжатий,
нельзя сказать, что в холодное время они
поглощают меньше воздуха, но имеется полное основание
утверждать, что их оргазм в этом случае очень
ослаблен и ведет за собой их оцепенение.
Возьмем, наконец, животных с горячей кровью,
у которых внутреннее тепло всецело развивается
внутри их тела, в силу ли разложения воздуха при
дыхании, как обыкновенно думают, или путем его
постоянного выделения из артериальной крови,
в момент перехода последней в венозную кровь,
как это думаю, в частности, я; в этих животных оргазм
возрастает или падает в зависимости от того,
увеличивается или уменьшается количество внутренне
производимого теплорода.
В общем, для оценки моего объяснения оргазма
не играет никакой роли, является ли внутренний

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
85
теплород животных с горячей кровью следствием
разложения воздуха при дыхании или он выделяется
из артериальной крови, по мере того как последняя
изменяется в венозную. Однако для тех, кто
пожелал бы вернуться к исследованию этого вопроса,
я предложил бы следующие соображения.
Когда вы выпиваете стакан крепкого ликера,
ощущаемый вами жар внутри вашего желудка
происходит, конечно, не от вашего учащенного дыхания. Если
же допустить выделение теплорода из ликера, по
мере того как последний претерпевает изменения
в вашем желудке,—теплород равным образом может
выделяться из вашей крови, по мере того как она сама
подвергается изменениям в своем составе.
При лихорадке, сопровождаемой сильным
увеличением внутреннего жара, наблюдается также
более учащенное дыхание, и отсюда выводится
заключение о более значительном поглощении воздуха,
что как бы подтверждает мнение, будто внутренний
теплород животных с горячей кровью является
результатом разложения поглощенного воздуха. Мне
не известно ни одного опыта, положительно
убеждающего меня, что поглощение воздуха при
лихорадке бывает более значительно, чем в состоянии
здоровья; я даже сомневаюсь, чтобы это так было
в действительности: ведь если бы дыхание должно
было учащаться в состоянии болезни, оно могло бы
компенсироваться тем, что тогда каждое вдыхание
должно было бы быть менее сильным из-за стеснения,
испытываемого частями тела; но что я хорошо знаю,—
так это то, что, когда я испытываю местное воспале-

86
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ние, как веред или другая воспалительная опухоль,
из крови больных частей выделяется в необычайном
изобилии теплород, и, однако, я не наблюдаю, чтобы
этому местному преизбытку тепла давало место
какое-нибудь учащение в дыхании; напротив, я
думаю, что сжатая и скопившаяся в больной части
тела кровь должна претерпеть всякого рода
нарушения и изменения (как и содержащие ее части/гела),
которые и сыграют роль в выделении ею в данном
месте наблюдаемого жара.
Принять, что атмосферный воздух содержит в
своем составе флюид, который в свободном состоянии
и есть экспансивный теплород,—я не могу ни в
каком случае; я уже изложил в другом месте свои
основания к этому. Правда, я считаю, что воздух
состоит из кислорода и азота, и мне известно, что
в нем между его частями содержится теплород, так
как на нашем земном шаре нет нигде абсолютно
холодного места. Я даже вполне убежден, что
связанный и сгущенный флюид, в свободном состоянии
переходящий в экспансивный теплород, входил
раньше составною частью в нашу кровь; что этот
связанный флюид все время освобождается частично и путем
последовательного освобождения производит наш
внутренний жар. Что этот внутренний жар отнюдь
не происходит от нашего дыхания,—в этом нас
особенно должно убедить следующее соображение: если
бы мы не восстанавливали все время потерь,
производимых в нас кровью, пищею и, следовательно,
постоянно обновляемым хидусом, наше дыхание без
такого восстановления нѳ возвратило бы нашей

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖЛЕМОСТЬ
87
крови свойств, необходимых для сохранения нашей
жизни.
В благодетельном значении дыхания для
животных не приходится сомневаться; их кровь
восстанавливается именно таким путем,—иначе им грозила
бы гибель, и, повидимому, имеется основание думать,
что именно в получении кислорода из воздуха кровь
находит одно из необходимых условий для своего
восстановления. Но все это нисколько не доказывает,
что источник теплорода лежит скорее в воздухе или
в его кислороде, чем в самой крови.
То же самое можно сказать о горении: воздух
при соприкосновении с воспламененными веществами
может разлагаться, и его освобожденный кислород
может сохраняться в остатках этого горения, но у нас
нет никакого доказательства, что произведенный
тогда теплород происходит скорее из кислорода
воздуха, чем из горючих веществ, где, как я думаю,
он находился в соединении. Все эти хорошо
известные факты находят себе лучшее и более естественное
объяснение при этом втором предположении, чем
при каком-либо другом.
Как бы то ни было, факт положительный тот,
что в огромном большинстве животных содержится
экспансивный теплород, постоянно производимый
внутри их, что он является тем невидимым и
проникающим флюидом, который поддерживает в них
оргазм и раздражаемость их упругих частей, между
тем как в остальных оргазм и раздражаемость
являются главным образом результатом теплорода
окружающей среды.

88
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Отрицать оргазм, о котором только что шла речьт
смотреть на него как на гадательный факт, т. е.
считать его за продукт воображения, значит отвергать
в животных существование тонуса частей—тонуса,
которым они пользуются в течение всей своей жизни.
И одна только смерть уничтожит этот тонус, как
и составляющий его оргазм.
Растительный оргазм
Возбудительная причина органических движений
в растениях, повидимому, действует главным образом
на содержащиеся жидкости и одним только им
сообщает движение, тогда как клеточная растительная
ткань—простая или преобразованная в сосудооб-
разные трубки — получает при этом один неясный
оргазм, откуда рождается общая, крайне вяло
проявляющаяся способность сжиматься, никогда не
действующая сама по себе и внезапно.
Когда в жаркую пору растение, выращиваемое
в горшке или ящике, нуждается в поливке, можно
заметить, что его листья, концы веток и юные побеги
опускаются и готовы завянуть: однако жизнь еще
сохраняется,—и только оргазм упругих частей
данного живого тела оказывается очень ослаблен. После
поливки растения можно наблюдать, как его
обвисающие части мало-помалу начинают подыматься
и обнаруживать признаки жизни и силы, которых
оно было лишено при недостатке воды.
Такое восстановление силы в растении, конечно,
не является только следствием вновь введенных в него

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
89'
жидкостей, но также и действием восстановленного
в нем оргазма, так как экспансивный флюид (причина
данного оргазма) тем с большей легкостью проникает
в части растения, чем больше содержится в растении
соков и жидкостей.
Таким образом, неясно выраженный оргазм
растительных живых тел действительно служит для их
твердых частей, особенно наиболее молодых,
причиною медленного общего сжатия, своеобразного
напряжения, не сопровождаемого внезапными
движениями, но явно подтверждаемого различными
фактами. Тем не менее этот растительный оргазм отнюдь
не дает органам способности внезапно отвечать
реакцией на возможный контакт с раздражающими
предметами, и, следовательно, он совершенно
бессилен произвести раздражимость в частях этих
живых тел.
И не верно (хотя бы и утверждалось противное) *,.
будто каналы, в которых движутся видимые жидкости
растений,—чувствительны к впечатлениям
возбудителей-флюидов и что они ослабляются и затем
растягиваются, чтобы выполнить—через внезапное
обратное действие—перенос и переработку их видимых
жидкостей; одним словом, будто им свойственен
подлинный тонус.
Не верен также взгляд, будто своеобразные
движения, наблюдаемые в известные периоды в
воспроизводительных органах разных растений,-а также
движения листьев, черешков и да^е небольших вето-
* Richerand, Physiologie, I, стр. 32.

30
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чек и растений, известных под названием мимоз,
являются результатом и свидетельством раздражае-
мости данных частей. Я наблюдал и изучал эти
движения—и пришел к убеждению, что причина их не
имеет ничего общего с животной раздражимостью.
Смотрите сказанное мною по этому поводу в т. I,
ют стр. 85 до стр. 88.
Хотя природа, без сомнения, действует по единому
и общему плану в производстве своих живых тел,
тем не менее она всюду прибегает к новым средствам,
внося разнообразие в свои произведения,
соответственно обстоятельствам и предметам, над которыми
-она работает. Но человеческая мысль постоянно
стремится ограничить ее одними и теми же средствами:
так далеко представление человека о природе от
истинного.
Сколько усилий было приложено, чтобы в обоих
царствах живых тел, всюду, найти половое
размножение, а в животных во всех—нервы, мышцы,
чувства, даже волю, необходимую для разумных актов!
Как мало природа походила бы на самое себя, если бы
она была ограничена приписываемыми ей
способностями!
Мы сейчас видели, что оргазм обнаруживается
•с разного степенью силы и, следовательно, с
результатами вполне частного порядка, в зависимости от
природы живых тел, и в одних только животных дает
место раздражаемости.
Поэтому теперь надо заняться исследованием,
в чем состоит странное явление, носящее это
название.

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
91
Раздражаемостъ
Раздражаемость—способность раздражаемых
частей животных производить внезапно местное
явление, которое может происходить в каждой точке
поверхности этих частей и затем повторяться подряд
столько раз, сколько причина, обусловливающая
данное явление, окажет свое действие на точки,
способные дать ему место.
Это явление состоит во внезапном сжатии и
ослаблении раздраженной точки, причем ослабление
сопровождается стягиванием окружающих точек к
возбужденному пункту, но за этим тотчас же следует
обратное движение, т. е. растяжение раздраженной
точки и прилегающих частей, так что нормальное
состояние частей, подвергшихся растяжению, в силу
«эргазма немедленно восстанавливается.
В начале этой главы я сказал, что оргазм
образуется и поддерживается теплородом, т. е. невидимым,
.экспансивным и проникающим флюидом, до
известной степени медленно проходящим через упругие
части животных и производящим здесь натяжение,
или вид эретизма. Стоит же какому-нибудь
впечатлению оказать свое действие на ту или другую часть
животного и вызвать здесь внезапное рассеяние
незримого флюида, растягивавшего данную часть,
последняя тотчас же опадает и сжимается: однако,
<еели в тот же момент разовьется новое количество
расширительного флюида и вновь растянет данную
часть, она немедленно ответит на это реакцией и
произведет таким образом явление раздражаемости.

92
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Наконец, в силу того, что части, прилегающие·
к раздраженной точке, сами испытывают легкое
рассеяние экспансивного растягивавшего их флюида,—
их опадание и их восстановление, чередуясь между
собою, ставят их в положение весьма преходящего
еодрагания.
Итак, внезапное сжатие раздраженной части,,
за которым следует такое же мгновенное растяжение,,
восстанавливающее данную часть в ее
первоначальном виде, составляет местное явление раздражае-
мости.
Рассматриваемое явление отнюдь не нуждается
в действии какого-нибудь специального органа, так.
как состояние частей и вызывающая его причина
достаточны сами по себе, чтобы дать ему место; и,
действительно, его можно ниблюдать даже в
простейших животных организациях; затем—никакой
специальный орган не передает обусловливающего его
впечатления никакому центру отношения, никакому
очагу действия; наконец, все совершается в самом
медте впечатления, и все точки поверхности
раздражимых частей способны производить его и повторять
его всегда одинаковым образом. Как видим, данное-
явление по своей природе очень отличается от
ощущения.
На основании всех этих рассуждений ясно видно,
что оргазм—источник, откуда раздражаемостъ берет
евое начало, но этот оргазм обнаруживается с разной
степенью силы, в зависимости от природы тел, в
которых он порожден.
В растениях, где оргазм очень не ясен, лишен.

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
93
силы и крайне медленно вызывает опадания и
растяжения частей,—он совершенно бессилен произвести
раздражаемостъ.
Наоборот, в животных, где уже по самой природе
их тел оргазм бывает очень развит,—он быстро
производит сжатия и растяжения частей по вызову
возбуждающих их причин и дает высокую степень
раздражимости.
Кабанис в своем труде «Отношения между
физической и моральной природой человека» поставил своей
задачей доказать, что чувствительность и
раздражаемостъ—явления одного порядка и общего источника
(Histoire des Sensations, том I, стр. 90), имея в виду,
очевидно, согласовать все известное о
несовершеннейших животных со старым и общепринятым
взглядом, что все без исключения животные владеют
способностью чувствовать.
Доводы этого ученого в пользу тождественной
природы чувства и раздражаемости не показались мне
ни ясными, ни убедительными; равным образом, они
нисколько не подрывают следующих положений,
четко устанавливающих различие между этими двумя
способностями.
Раздражаемость—явление, свойственное
животной организации, не нуждающееся для своего
обнаружения ни в каком специальном органе и
существующее еще некоторое время после смерти особи.
Имеются ли в организации специальные органы
или нет ни одного, эта способность тем не менее
остается в силе и потому является общей для всех
животных.

94
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Чувствительность, наоборот,—явление,
исключительно свойственное определенным животным,
поскольку она в состоянии проявляться только в техг
у которых имеется для нее существенно отличный
специальный орган и поскольку она постоянно
прекращается одновременно с жизнью или даже
несколько раньше перед смертью.
Можно утверждать, что чувство не может иметь«
места в животном без особого предназначенного для
него органа или без нервной системы. А этот орган
всегда ясно различим: так как он не может
существовать без центра отношения для нервов,—он не может
быть незаметен, раз уже существует. Ввиду этого,
принимая во внимание, что огромное число
животных не имеет никакой нервной системы, следует
по необходимости заключить, что чувствительность-
не составляет общего свойства животных.
Наконец, чувство, сопоставленное с раздражае-
мостью, представляет ту резкую особенность, что
оно прекращается одновременно с жизнью или даже-
раньше, тогда как раздражаемость сохраняется еще
некоторое время после смерти особи и даже после
произведенного над последней деления на части.
Время, в течение которого раздражаемость
сохраняется в частях индивидуума после его смерти,
меняется, конечно, в зависимости от данной системы
организации, но в каждом животном раздражаемость,,
вероятно, поддерживается еще и после конца жизни.
В человеке раздражаемость известных частей
тела сохраняется только в продолжение двух или трех
часов по смерти и даже менее, смотря по причине·

ОРГАЗМ И РАЗДРАЖАЕМОСТЬ
95·
гибели; у лягушки же вырезанное сердце даже после*
тридцати часов все еще раздражимо и способно при
раздражении производить движения. Встречаются
насекомые, у которых движения обнаруживаются
много спустя по удалении из них внутренних органов-
Из изложенного выше видно, что раздражае-
мостъ—исключительное свойство животных, что все
они в высокой мере одарены им во всех или только
в определенных своих частях и что действенный
оргазм является здесь источником; видно, кроме того,.,
что это свойство резко отличается от способности
чувствовать-, что как та, так и другая по своей природе
очень различны и что чувство, являясь
исключительно результатом деятельности нервной системы,
снабженной, как я показал, своим центром отношения,,
свойственно только животным, владеющим подобной
системой органов.
Рассмотрим теперь значение клеточной ткани.
в каждом виде организации.

ГЛАВА ПЯТАЯ
О клеточной ткани как среде для образования
всякой организации
По мере наблюдения фактов, представляемых
природой в ее разнообразных областях, приходится
замечать (как это ни странно), что причины
наблюдаемых фактов—даже самые простые—часто остаются
весьма долго незамеченными.
Не с сегодняшнего дня известно, что все без
исключения органы животных покрыты клеточной тканью,4
как и все их мельчайшие части.
В самом деле, уже давно установлено, что
перепонки, образующие оболочки головного мозга,
нервов, сосудов всякого рода,желез, внутренних органов,
мышц и их волокон, как и самая кожа тела, суть
вообще продукты клеточной ткани.
Однако не видно, чтобы в этом множестве
согласных фактов усматривалось что-нибудь другое,
кроме самих же фактов, и никто, как я знаю, не
заметил еще, что клеточная ткань составляет общую
основу всякой организации, что без этой ткани ни
одно живое тело не могло бы существовать и не могло
бы образоваться.
Поэтому, заявив *, что клеточная ткань—та среда,
* Вступительная речь к курсу беспозвоночных живот-

КЛЕТОЧНАЯ ТКАЛІЬ
97
где последовательно были образованы все органы
живых тел и что движение жидкостей в данной ткани
является средством для природы к созданию и
постепенному развитию этих органов за ее же счет, я не
побоялся столкнуться с противоречащими фактами,
так как, обращаясь к самим же фактам, можно
убедиться, что любой без исключения орган образовался
в клеточной ткани, поскольку он повсюду, даже
в своих малейших частях, облечен ею.
Не видим ли мы также, что в естественном порядке
как животных, так и растений простейшие тела и,
следовательно, помещающиеся на одном из концов
данного ряда, представляют собой только комочек
клеточной ткани, где не замечается еще ни сосудов,
ни желез, ни каких бы то ни было внутренних
органов, а между тем у живых тел, имеющих самую
сложную организацию и потому помещаемых на
противоположном конце общего ряда, все органы до
такой степени связаны с клеточной тканью, что
она вообще играет роль их покрова и составляет
для них ту общую среду, через которую они
сообщаются между собой и которая дает место
внезапным метастазам, столь хорошо известным каждому
врачу.
Сравните—среди животных—крайне простую
организацию инфузорий и полипов, представляющую
в этих несовершенных существах только студенистую
массу, состоящую из одной клеточной ткани, с очень
ных, произнесенная в 1806 г., стр. 33. С 1796 г. я излагал при
водимые здесь основы на первых лекциях моего курса.
7 Философия зоологии, т. II

98
ФИЛОСОФИЯ зоологии
сложной организацией млекопитающих,
представляющей также клеточную ткань, но одевающую
множество разнообразных органов,—и тогда судите,
могут ли мои соображения насчет этого важного
предмета, высказанные в печати, быть плодом
надуманной системы.
Сравните также—среди растений—весьма простую
организацию водорослей и шампиньонов с более
сложной организацией большого дерева или какого-
нибудь другого двусемядольного растения,—и
тогда решайте, не везде ли одинаков общий план
природы, несмотря на бесконечное разнообразие,
наблюдаемое вами в ее частных действиях.
В самом деле, в подводных водорослях, вроде
фукусов, образующих большое семейство,
составленное из различных пород, или ulva, conferva и др.,
клеточная ткань, едва видоизмененная, наглядно
показывает, что все вещество этих растений
образовано исключительно из нее одной; во многих таких
водорослях внутренние жидкости своим движением
в этой ткани не наметили еще ни одного органа,
в других же они проложили только кое-какие редкие
каналы, питающие воспроизводительные тельца;
между прочим, ботаники приняли эти тельца за
семена, встречая их зачастую по нескольку штук
сразу, заключенными в сумочный пузырек, как это
бывает также с почками многих известных
трубчаток.
Из наблюдения, следовательно, можно убедиться,
что в несовершеннейших животных, как инфузории
и полипы, и в несовершеннейших же растениях, ка-

КЛЕТОЧНАЯ ТКАНЬ
99
ковы водоросли и шампиньоны, или вовсе не
существует никакого следа сосудов, или встречаются только
редкие, едва намеченные каналы; наконец, можно
установить, что крайне простая организация этих
живых тел представляет одну лишь клеточную ткань,
в которой медленно движутся оживляющие ее
флюиды; что данные тела, лишенные специальных
органов, развиваются, растут и размножаются или
воспроизводятся исключительно путем широко
присущей им способности растяжения и отделения
воспроизводительных частиц.
В растениях, даже в более совершенных по
организации, безусловно нет сосудов, сколько-нибудь
сходных с сосудами животных, обладающих системой
кровообращения.
Итак, внутренняя организация растений в
действительности представляет только клеточную ткань,
более или менее видоизмененную движением
жидкостей,—ткань, очень мало преобразованную в
водорослях, шампиньонах и даже мхах и значительно
более в остальных растениях и, в особенности, в
двусемядольных.
Но всюду—даже в самых совершенных
растениях—внутри живых тел этого царства
содержится одна лишь клеточная ткань,
преобразованная в систему различных трубок, в
большинстве параллельных между собой вследствие
восходящего и нисходящего движения жидкостей, но
нисколько не напоминающих по своей структуре
сосуды животных с кровеносной системой. Нигде эти
растительные трубки не переплетаются и не образуют
7*

100
ФИЛОСОФИЯ зоологии
особых скоплений из сосудов, разнообразно
сложенных и перевитых, получивших название у
животных с циркулирующей кровью конгломератов
желез.
Наконец, ни в одном без исключения растении нет
внутри никакого специального органа: одна более
или менее преобразованная клеточная ткань,
продольные трубки для движения жидкостей да более
иди менее твердые и тоже продольные волокна для
укрепления ствола и веток.
Если признать, с одной стороны, что всякое живое
тело без исключения представляет массу клеточной
ткани, в которой заложены более или менее
многочисленные (в зависимости от степени сложности
организации данного тела) различные органы, а с
другой, что это тело—'безразлично, какое,—содержа
в своих частях жидкости в состоянии большего или
меньшего движения в зависимости от состояния своей
организации, пользуется более или менее
действенной или энергичной жизнью,—необходимо
заключить, что именно движению жидкостей в клеточной
ткани надо приписать изначальное образование
всякого вида органа в лоне рассматриваемой ткани;
что, следовательно, каждый орган должен оказаться
в оболочке либо в целом, либо в своих мельчайших
частях, что и действительно имеет место.
Что касается животных, мне нет нужды
доказывать, что клеточная ткань внутри их, в различных
частях их тела, претерпевая боковое давление со
стороны движущихся здесь и открывающих проход себе
жидкостей, должна была сжаться в данных частях; что

КЛЕТОЧНАЯ ТКАНЬ
101
она оказалась сдавленной и преобразованной
вокруг этих потоков жидкости в защитные
оболочки, тогда как снаружи, в силу того, что данные
живые тела испытывали на себе постоянное
давление окружающих жидкостей (воды или воздуха) и
преобразовывались внешними воздействиями и
сохранявшимися здесь отложениями, она, эта ткань,
образовала тот общий покров всякого живого тела,
который был назван кожею у животных и корою—в
растениях.
Я имел, следовательно, основание сказать, что
«движению жидкостей в упругих частях живого тела,
и особенно в клеточной ткани простейших
свойственно пролагать здесь дороги, места для отложений
и выходов, создавать каналы и, значит,
разнообразные органы; вносить изменения и в эти каналы, и в
эти органы в силу разнообразия как движений, так
и природы жидкостей; наконец, увеличивать,
удлинять, разделять и укреплять постепенно данные
каналы и органы веществами, постоянно
образующимися в этих сложных жидкостях, отделяющимися затем
и частично ассимилирующимися и соединяющимися
с органами и частично выбрасываемыми наружу»
(Beck, sur les Corps vivans, стр. 8 и 9).
У меня было также основание утверждать, что
«организация каждого живого тела пришла в данное
состояние мало-помалу путем усиливавшегося
влияния движущихся жидкостей (сначала в клеточной
ткани, а затем—в образовавшихся здесь органах)
и путем прогрессирующих изменений природы и
состояния жидкостей, постоянно испытываемых по-

102
ФИЛОСОФИЯ зоологии
следними вследствие обычно и последовательно
повторявшихся в них потерь и восстановлений».
Наконец, приведенные выше соображения давали
мне право сказать, что «каждая организация и
каждая форма, приобретенные в силу такого положения
вещей и принимавших здесь участие внешних
обстоятельств, сохранялись и передавались
размножением, пока тем же порядком, но под влиянием новых
обстоятельств не получались новые видоизменения
в организации и форме» (Rech, sur les Corps vivans,
стр. 9).
Из предшествующего изложения следует, что
движению жидкостей в живых телах, следовательно,
органическому движению, присуще не только играть
роль в развитии организации, пока это движение не
ослабеет с течением жизни в результате отвердения
органов, но и—кроме того—постепенно строить
организацию путем умножения органов и подлежащих
исполнению функций, по мере того как новые
условия в образе жизни или заново усваиваемые особями
привычки побуждают к этому, требуя новых действий
и, следовательно, новых органов.
Я добавлю к этому, что чем быстрее происходит
движение жидкостей в живом теле, тем успешнее
идет усложнение организации и тем больше
разветвляется тогда сосудистая система.
Непрекращающееся действие указанных причин
и время, а также бесконечное разнообразие не
остававшихся без влияния обстоятельств—вот тот путь,
каким были последовательно образованы живые тела
всевозможных порядков.

КЛЕТОЧНАЯ ТКАНЬ
103
Растительная организация получила свое образование
также в клеточной ткани
Представьте себе клеточную ткань, в которой по
известным причинам* природе не удалось установить
раздражаемость, и вы составите себе понятие о среде,
в которой образовалась всякая растительная
организация.
Если затем принять во внимание, что движения
жидкостей в растениях происходят только под
внешним влиянием, легко убедиться, что в данных живых
телах жизнь может проявляться только в очень
слабой степени, даже во времена года и в климатах,
содействующих быстрому прозябанию, и что,
следовательно, строение организации этих существ
необходимо заключено в очень узкие рамки.
Немало трудов было положено для подробного
изучения организации растений: в них искали
частных, или специальных, органов, сколько-нибудь
сравнимых с известными у животных, но результаты всех
этих изысканий обнаружили нам только в их частях
клеточную более или менее уплотненную ткань,
клетки которой—более или менее вытянутые—сооб-
* Химический анализ показал, что животные вещества
изобилуют азотом, между тем как растительные—лишены
его или содержат в крайне ничтожных пропорциях.
Следовательно, в данном отношении между животными и
растительными влцествами существует явная разница; но эта разница
может служить причиной того, что агенты, производящие
оргазм и раздражаемость в животных, не в состоянии
установить их в частях живых растительных тел.

104
ФИЛОСОФИЯ зоологии
щаются между собой через поры и сосудистые трубки
разной формы и величины, с боковыми скважинами
в большинстве случаев и иногда со щелями.
Все относящиеся сюда подробности дают мало
ясных и общих представлений, и единственно
приемлемыми по нашему мнению являются
следующие:
1° Растения—менее совершенные по организации
живые тела, чем животные, и их органические
движения менее действенны, так как их жидкости
движутся более медленно и оргазм их вмещающих частей
проявляется крайне смутно.
2° По существу они состоят из клеточной ткани,
поскольку мы встречаемся с этой тканью во всех их
частях; в простейших же (водоросли, шампиньоны
и, вероятно, все безбрачные) она находится почти в
единственном числе и претерпела еще очень мало
изменений.
3° Единственное изменение, испытанное клеточною
тканью в односемядольных или двусемядольных
растениях со стороны движущихся здесь жидкостей,
состоит в том, что известные части этой клеточной
ткани преобразованы в сосудистые трубки
разнообразной величины и формы, открытые на концах
и в большинстве случаев несущие различные боковые
отверстия.
Ко всему сказанному по данному поводу я
добавлю следующее: так как движение жидкостей в
растениях происходит вообще в восходящем и
нисходящем направлениях, их сосуды—как это понятно само
собой—должны быть почти всегда удлиненной формы

КЛЕТОЧНАЯ ТКАНЬ
105
и почти параллельны друг другу, как и при
направлении ствола и веток.
Наконец, наружная часть клеточной ткани,
составляющая массу каждого растения и основу его·
бедной организации, будучи подвержена опаданиям
и сжатиям под действием соприкосновения, давления
и всякого рода трения со стороны окружающей среды,,
будучи утолщена отложениями, оказалась
преобразованной в общий покров*, носящий название коры
и соответствующий коже животных. Отсюда понятног
что внешняя поверхность этой корыг еще более
дезорганизованная, чем сама кора, в силу всех только
что указанных причин должна была составить ту
наружную кожицу, которую как у животных,, так и у
растений называют эпидермой.
Итак, рассматривая растения с точки зрения их
внутренней организации, все, что мы обнаруживаем
в них уловимого, по крайней мере в простейших
представителях их, это—клеточную ткань без
сосудов, но достаточно преобразованную, растянутую
или сжатую в своем распространении частной
формой растения; в более же сложных растениях мы
* Если стволы пальм и некоторых папоротников как
будто лишены коры, это обусловлено тем, что данные стволы—
не что другое, как первоначальные удлиненные шейки,
наружная часть которых представляет продолжение рубцов,-
оставленных старыми листьями по их падении, что делает
невозможным существование сплошной или беспрерывной
коры; во всяком случае нельзя отрицать за каждой отдельной
частью этой наружной стороны наличия собственной частной
коры, хотя бы и едва приметной из-за малого протяжения
этих частей.

106
ФИЛОСОФИЯ зоологии
находим совокупность клеток и сосудообразных
трубок разной величины и—в большем или меньшем
изобилии—волокна, как результат сжатия и отвердения
некоторой части сосудистых трубок. Вот все, что
представляет внутренняя организация растений
в отношении их вмещающих частей, не исключая
даже их сердцевины.
В отношении же внешней организации растений
все более важное и существенное, на что следует
обратить внимание, охватывает:
1° Все частности их формы, окраски, плотности
и те же особенности их частей.
2° Кору, покрывающую их целиком, но
позволяющую им сообщаться через поры с окружающей
средой.
3° Более или менее сложные наружные органы,
развивающиеся в течение жизни растения, служащие
для его воспроизведения, выполняющие свои
функции один только раз и являющиеся наиболее
важными с точки зрения определения признаков и
подлинных отношений каждого растения.
Следовательно, нигде, как в изучении внешних
частей растений и прежде всего их
воспроизводительных органов, надо искать средства для
характеристики растений и определения их естественных
отношений.
На основании всего только что изложенного как
результата наблюдений становится очевидным, с
одной стороны, что подлинные отношения между жгг-
вотными могут быть определены только по их
внутренней организации, так как только она одна может

КЛЕТОЧНАЯ ТКАНЬ
107
дать к этому единственно имеющие значение средства;
что, с другой стороны, отношения между растениями,
как и между их группами, составляющими классы,
порядки, семейства и роды, равным образом могут
быть установлены исключительно по внешней
организации данных живых тел, так как их внутренняя
организация слишком несложна, слишком неясна
в своих разных изменениях, доступных
наблюдению, чтобы дать возможность выполнить подобную
задачу.
Мы сейчас видели, что клеточная ткань вообще
является средой или основой, в которой всякая
организация получает свое начальное образование,
и что все органы живых тел были созданы в этой
среде и за ее счет в результате движения внутренних
жидкостей. Теперь же рассмотрим бегло, имеем ли
мы действительное право приписать природе
способность производить самопроизвольные зарождения-

ГЛАВА ШЕСТАЯ
О непосредственных, или самопроизвольных,
зарождениях
Организацияи жизнь обязаны своим
происхождением природе и в то же время та и другая—
результат средств, предоставленных природе
верховным Творцом всех вещей и законов, из которых не
исключена и сама природа: вот в чем теперь
невозможно было бы сомневаться. Таким образом,
организация и жизнь—только естественные явления,
и разрушение их в особи опять-таки не что иное,
как естественное явление — необходимое следствие
из существования первых двух.
Тела подвержены беспрестанным изменениям в
отношении своего состояния, состава и природы, и
среди этих изменений одни из них все время переходят
пз состояния инертного или пассивного тела к
состоянию живого тела, другие же, наоборот—от
состояния жизни к состоянию грубого безжизненного тела.
Эти переходы от жизни к смерти и от смерти к жизни,
очевидно, входят в тот огромный круг всевозможных
изменений, которым подвержены физические тела
в ходе времени.
Природа, как я уже сказал, сама создает первые
зачатки организации в нетронутых массах,—и уже

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ \ 09
впоследствии через употребление и жизненные
движения развиваются и слагаются органы (Rech, sur
les Corps vivans, стр. 92).
Каким бы необычным ни казалось выдвинутое
положение,—нельзя не отклонить всякое другое
суждение, направленное против него, если дать себе
труд рассмотреть и серьезно взвесить соображения,
которые я собираюсь изложить.
Древние философы, установив из наблюдения
могучее действие тепла, обратили внимание на
необычайную плодовитость различных частей
поверхности земного шара в связи со все увеличивающимся
теплом, но они проглядели, что существенным
условием, делающим тепло столь плодоносным и столь
необходимым жизни, является содействие влаги. Тем
не менее, усмотрев, что жизнь во всех одаренных ею
телах черпает в тепле для себя поддержку и силу, что
отсутствие тепла всюду ведет за собой смерть, они
признали (и не без основания), что тепло не только
необходимо для поддержания жизни, но оно может
даже создать ее так же, как и организацию.
Они признали, следовательно, что бывают
непосредственные зарождения, т. е. зарождения,
обязанные своим происхождением непосредственно природе,
но отнюдь не особям подобного вида; они назвали их—
далеко не точно—самопроизвольными зарождениями—
и, заметив, что разложение веществ—как
растительных, так и животных—создавало для природы бла-
топриятные условия к непосредственному творению
этих заново возникающих к жизни тел, предположили
/довольно некстати), что эти тела явились в резуль-

110
ФИЛОСОФИЯ зоологии
тате ферментации. Я могу доказать, что древние
философы не впали ни в малейшую погрешность,
приписав природе способность давать место прямым
зарождениям, но они учинили одну из явных
ошибок, отнеся эту истину нефизического порядка ко
многим живым телам, которые ни в коем случае не
могут иметь никакого отношения к данному роду
зарождения.
Не имея достаточно наблюдений по данному
вопросу, не предполагая даже, что природа, пользуясь
теплом и влажностью, непосредственно создает только
первые наброски организации и, в частности, только
организацию живых тел, начинающих животную
и растительную лестницы, да, быть может, некоторые
из их ответвлений, древние, о которых я веду речь,,
подумали, что все животные с несложной
организацией, названные ими несовершеннымц животными,
явились в результате таких самопроизвольных
зарождений.
И так как в те времена естественная история почти
никуда не продвинулась и запас наблюдений
ограничивался лишь очень ничтожным количеством фактов,
касавшихся произведений природы, насекомые и все
животные, носившие тогда имя червей, были отнесены
к разряду несовершенных животных, рождающихся
при благоприятных условиях времени и места от
тепла и гнилости различных веществ.
Тогда верили, что испорченное мясо
непосредственно порождает личинок, превращающихся
впоследствии в мух, что сок, вытекающий из растений от
укола известных насекомых и дающий место черниль-

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 111
ным орешкам, непосредственно производит личинок,
превращающихся в орехотворок (cynips), и т. д., что
лишено всякого основания.
Эта ошибка древних, состоявшая в ложном
применении теории непосредственных зарождений, т. е.
способности природы создавать первые наброски
организации и первые проявления жизни,
распространилась, перешла в века, укрепилась на
основе только что указанных дурно истолкованных
фактов и послужила для людей нашего времени—с ее
признанием—поводом к ошибке другого рода.
Действительно, когда возникло сознание
необходимости в собирании фактов и в точном наблюдении
того, что на самом деле имеет место в данном
отношении, удалось вместе с тем открыть и ошибку, в
которую впали древние: знаменитые своими заслугами
и своими способностями к наблюдениям такие люди,
как Реди,10 Левенгук u и др., доказали, что все
насекомые без исключения яйценосны и иногда наружно—
живородны, что на испорченном мясе никогда не
наблюдается червей, если мухи предварительно не
положат в него своих яиц, что, наконец, все животные—
независимо от их несовершенства—имеют средства
воспроизводиться и самостоятельно размножать
особей своего вида.
Но, к несчастию, для успеха наших познаний мы
почти всегда впадаем в крайности как в своих
суждениях, так и в действиях, и слишком часто
освобождаемся от одной ошибки, чтобы впасть затем в
другую—противоположную. Сколько примеров мог бы
я привести этому даже из круга современных обще-

112
ФИЛОСОФИЯ зоологии
признанных мнений, если бы эти подробности не были
чужды моему предмету.
Таким образом, основываясь на доказательстве,
что все животные без исключения имеют средства
воспроизводиться самостоятельно; на признании,
что насекомые и все животные последующих классов
размножаются исключительно половым путем; на
открытии в червях и лучистых телец, сходных с
яйцами, наконец, на установленном факте, что полипы
размножаются почкованием,—вывели заключение,
что приписанные природе самопроизвольные
зарождения никогда не имеют места, что всякое живое тело
происходит от подобной особи своего вида, появляясь
на свет в живом состоянии в виде яйца или даже
почки.
Этот вывод страдает тем недостатком, что он
слишком общ; он исключает непосредственные
зарождения, производимые природою в начале лестницы как
растительной, так и животной, и, может быть, в
начале некоторых ветвей этой лестницы. Впрочем, из
того, что тела, получившие организацию и жизнь
непосредственно от самой природы, тотчас же
приобретают способность размножаться без ее посредства,
так ли необходимо следует, чтобы эти тела могли
происходить только от подобных им особей? Без
сомнения, нет,—и вот тут-то лежит та новая ошибка,
в которую впали натуρ ллисты, после того как
вскрыли ошибку древних.
У нас не только нет возможности доказать, что
простейшие животные, такие, как инфузории, и среди
.них прежде всего монады, как и простейшие растения,

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ ИЗ
вроде, например, byssus из первого семейства
водорослей, происходят все непосредственно от подобных им
особей, но наоборот—наши наблюдения как бы
подтверждают, что данные животные и растения, крайне
малые, прозрачные, из студенистого или слизистого
вещества, с плотностью, близкой к нулю,
необычайно преходящие, так же легко разрушимые, как и
образуемые в зависимости от изменчивых
обстоятельств, властных в их жизни или в смерти, не могут
оставить после себя верного залога для новых
поколений. Гораздо более вероятным является
предположение, что их возрождения—прямой результат
примененных к ним средств и способностей природы и что,
быть может, они одни находятся в подобном
положении. Не следует ли отсюда предположить, что
природа только косвенно участвовала в появлении всех
прочих живых тел, содействуя их последовательному
лроисхождению от первых, изменяя мало-помалу,
с течением времени, и усложняя их организацию,
и неукоснительно сохраняя—на основе
воспроизведения— приобретенные ими1 изменения и
улучшения.
Если признать, что все естественные тела
действительно являются произведениями природы, тогда
должно быть совершенно ясно, что природа, давая
жизнь различным живым телам, необходимо должна
была начать с наипростейших, т. е. с таких, которые
представляют собой не что иное, как простые
наброски организации и на которые мы едва
осмеливаемся смотреть как на организованные и
одаренные жизнью тела. Когда же природе с помощью внеш-
8 Философия зоологии, т. II

114
ФИЛОСОФИЯ зоологии
них обстоятельств и ее собственных средств удалось
установить в теле движения, составляющие жизнь,
эти движения в своей последовательности должны
были послужить к развитию организации и дать
место питанию, первому проявлению жизни, откуда
вскоре родилось второе жизненное свойство, или
рост данного тела.
Преизбыток в питании, давая место росту данного
тела, идет также на подготовку веществ для нового
существа, по организации сходного с этим же телом,
и через это доставляет последнему средства
воспроизводиться, откуда рождается третье жизненное
свойство.
Наконец, в течение жизни постепенно
увеличивается прочность частей данного тела, как и сила
сопротивления их жизненным движениям: по мере
продолжения жизни процессы питания ослабевают,
наступает предел увеличения роста, и все
завершается смертью особи.
Итак, как только природе удалось вызвать жизнь
в теле, уже одно наличие жизни в данном теле (как
бы последнее ни было просто по своей организации)
порождает здесь три вышеуказанных мною свойства,
но затем продолжающаяся в той же особи жизнь
ведет последовательно к неминуемому разрушению.
Однако, мы видим, что жизнь—особенно при
стечении благоприятных условий — стремится ·
непрестанно, в силу уже своей природы, к усложнению
организации, к созданию органов специального
назначения, к обособлению этих органов и их функций,
к разделению и умножению их различных центров

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 115
деятельности, причем при размножении неизменно
сохраняется все приобретенное,—и из этого
изобильного источника произошли с течением времени
различные наблюдаемые нами живые тела; наконец,
из останков этих тел после утраты жизни возникли
различные известные нам минералы. Вот в каком
смысле все естественные тела—подлинные
произведения природы, хотя бы непосредственное
существование она давала только простейшим живым телам.
Природа установила жизнь только в телах,
находившихся тогда в студенистообразном или
слизистом состоянии и достаточно податливых в своих
частях, чтобы легко подчиниться движениям,
сообщенным им при посредстве возбудительной причины (о
чем я уже говорил), или стимула, о котором я
постараюсь дать понятие. Таким образом всякий зародыш
в момент своего оплодотворения, т. е. в момент, когда
через органический акт он становится способным
к восприятию жизни, и всякое тело, получающее
непосредственно от природы первые признаки
организации и движения простейшей жизни, необходимо
бывает тогда в студенистообразном или слизистом
состоянии, хотя бы в состав его и входило два рода
частей: одни—играют роль вместилищ, другие—их
содержимого; последние по существу жидкости.
Сравнение органического акта, получившего
название оплодотворения, с актом природы, дающим
место непосредственным зарождениям
Каково бы ни было наше неведение относительно
сравниваемых здесь предметов, их отношения тем не
8*

116
ФИЛОСОФИЯ зоологии
менее вполне очевидны, поскольку получаемые
результаты почти тождественны. Действительно, оба
рассматриваемые нами акта как с той, так и с
другой стороны ведут к наличию жизни или дают
возможность проявиться ей в телах, в которых ее не
было раньше и где она могла обнаружиться только
благодаря им. Таким образом тщательно
проведенное сравнение между ними сможет только осветить
до известной степени истинную природу этих актов.
Я уже указывал *, что при зарождении
млекопитающих жизненное движение в зародыше, повидимо-
му, непосредственно следует за оплодотворением,
тогда как у яйцеродных между актом оплодотворения
зародыша и первым жизненным движением,
сообщенным ему процессом высиживания, протекает
известный промежуток, и, как известно, этот промежуток
иногда может быть очень длинным.
В течение же этого промежутка рассматриваемый
оплодотворенный зародыш не принадлежит еще к
числу живых тел; без сомнения, он способен
воспринять жизнь, и для Рх'ого нужно только возбуждение,
которое может быть вызвано в нем насиживанием,
но, пока этим возбуждением не сообщено ему
органического движения, этот оплодотворенный зародыш—
не что иное, как подготовленное, но еще не
одаренное жизнью тело.
Оплодотворенное яйцо курицы и всякой другой
птицы, пока оно не подвергается насиживанию или
действию играющей здесь роль повышенной темпера-
* Recherches sur let Corps, vivans, стр. 46*

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 117
туры, не содержит в себе живого зародыша; равным
образом семя растения, это подлинное растительное
яйцо, не заключает в себе живого зародыша, пока
по крайней мере оно не окажется в условиях
прозябания.
Если же по особым обстоятельствам жизненное
движение, обусловливаемое насиживанием или
прозябанием, не будет сообщено зародышу данного
яйца или данного семени, произойдет то, что в конце
некоторого времени, соответствующего природе
каждого вида и зависящего от определенных условий,
части этого оплодотворенного зародыша окажутся
поврежденными, но и в этом случае наш зародыш, не
владея собственно никогда жизнью, не подвергнется
смерти; он просто лишится состояния, необходимого
для проявления жизни, и кончит собственным
разложением.
В своих Записках по Физике и Естественной
истории (стр. 250) я уже показал, что жизнь может
приостанавливаться на некоторое время и затем
возобновляться.
Здесь же я хочу отметить, что она может также
подготовляться—путем ли какого-нибудь
органического акта или без всякого подобного акта,
непосредственно самой природой, в результате чего известные
тела, не обладая жизнью, могут быть подготовлены
к восприятию ее на основании известного отпечатка,
накладывающего, без сомнения, на эти тела первые
черты организации.
Что такое в самом деле половое размножение,
если не акт, имеющий целью оплодотворение? Что та-

118
ФИЛОСОФИЯ зоологии
кое затем самое оплодотворение, если не акт,
подготовляющий жизнь, словом, акт, располагающий части
тела к восприятию и пользованию жизнью?
Известно, что в яйце, даже не оплодотворенном,
содержится все-таки студенистое тельце, совершенно
похожее с внешней стороны на оплодотворенный
зародыш, и это тельце на самом деле не что иное, как
зародыш, существующий в данном яйце, хотя и не
получивший оплодотворения.
Однако, что же такое зародыш яйца, не
получивший никакого оплодотворения, если это не тело,
близкое к неорганическому, не подготовленное
внутренне к восприятию жизни,—тело, которому самое
полное насиживание не может сообщить жизнь?
Факт—общеизвестный, что всякое тело,
получающее жизнь или первые черты организации,
подготовляющие его к восприятию жизни, бывает необходимо
студенистым или слизистым, так что вмещающие
части данного тела имеют наименьшую плотность,
наибольшую гибкость и, следовательно, находятся
в состоянии возможно высокой податливости.
Иначе не могло бтіть: надо было, чтобы плотные
части тела, о которых я веду речь, были само по себе
очень близки по своему состоянию к жидкостям,—
и именно затем, чтобы расположение, способное
сделать внутренние части данного тела пригодными для
пользования жизнью, т. е. составляющим эту жизнь
органическим движением, достигалось без всяких
затруднений.
Между прочим, я считаю за верное, что половое
оплодотворение—не что иное, как акт, устанавливаю-

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 119
щий особое расположение во внутренних частях
студенистого оплодотворяемого тела, — расположение,
состоящее в известном размещении и растяжении
указанных частей, без чего рассматриваемое тело
не могло бы получить жизнь и пользоваться ею.
Для этого достаточно, чтобы тончайший
всепроникающий пар, исходящий из оплодотворяющей
материи, проник в студенистое доступное для него тельце,
чтобы он распространился в его частях и, нарушая
своим стремительным движением связь между этими
частями, завершил уже намеченную организацию
и расположил ее к восприятию жизни, или
органических движений.
Повидимому, между актом оплодотворения,
подготовляющим зародыш к восприятию жизни, и актом
природы, дающим место непосредственным
зарождениям, разница состоит в том, что первый
распространяется на маленькое студенистое или
слизистое тельце, с уже намеченной организацией, тогда
как второй выполняется только над маленьким
студенистым или слизистым тельцем, не имеющим
никакого намека на организацию.
В первом случае оплодотворяющий пар,
проникая в зародыш, своим стремительным движением не
производит ничего другого, как разъединяет в едва
намеченной организации части, подлежащие отныне
расцеплению между собой, и придает им известное
расположение.
Во втором случае тончайшие флюиды из
окружающей среды, внедряясь в массу маленького
студенистого или слизистого тельца, увеличивают промежутки

120
ФИЛОСОФИЯ зоологии
между его внутренними частями и преобразуют их
в клетки; отныне—это только масса клеточной ткани,
в которую могут вступать и двигаться здесь
разнообразные жидкости.
Эта маленькая студенистая или слизистая масса,
преобразованная в клеточную ткань, может,
следовательно, пользоваться тогда жизнью, хотя бы она не
представляла еще никакого органа, поскольку
простейшие живые тела—как среди животных, так и
растений—не что иное, как массы клеточной ткани
без специальных органов. В этом случае я замечу,
что тело, состоящее из крайне податливой клеточной
ткани, с клетками, сообщающимися между собой
через поры, может удовлетворить основному условию
проявления жизни в теле, заключающемуся в том,
чтобы это тело состояло из частей, играющих роль
сосудов, следовательно, не являющихся жидкостями,
и из жидкостей, содержащихся в этих частях и
получающих возможность движения в них: самый факт
свидетельствует, что здесь нет ничего
невозможного.
В случае студенистой массы может возникнуть
животная жизнь; если это слизь,—возможна только
растительная жизнь.
Что касается органического акта оплодотворения,
то, сравнив еще не оплодотворенный зародыш
животного или растения с таким же зародышем, уже
подвергшимся этому подготовительному жизненному
акту, можно не найти никакой сколько-нибудь
уловимой разницы между ними: масса и состав этих
зародышей будут оставаться все те же, а двоякого рода

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 121:
части, составляющие их, будут находиться на границе1
крайнего смешения.
Тогда вам станет понятно, что невидимое пламя,
или тончайший расширительный флюид (aura vita-
Us)12, выделяющийся из оплодотворяющего вещества,
проникая в студенистый или слизистый зародыш, т. е.
пронизывая его массу и разливаясь в его податливых
частях, производит только одно: вносит в указанные
части расположение, какого у них раньше не было,
разрушает связь между теми частями, которые
должны быть разъединены, отделяет плотные чаети от
жидкостей в порядке, требуемом уже намеченной
организацией, и располагает оба рода частей данного
зародыша так, чтобы дать место органическому
движению.
Наконец, вам станет ясно, что жизненное
движение, непосредственно следующее за оплодотворением
в млекопитающих и, наоборот, устанавливающееся
в яйценосных и растениях только при посредстве
разного рода высиживания у одних и прозябания
у других, должно затем мало-помалу развивать
организацию особей, получивших таковую.
Мы не можем углубляться дальше в удивительную
тайну оплодотворения, но только что высказанное
соображение насчет его не опровержимо и покоится
на положительных фактах, не способных, по моему
мнению, возбудить сомнение.
Важно, следовательно, было обратить внимание,
что при другом положении вещей природа при
непосредственных зарождениях сама начинает подражать
процессу оплодотворения, употребляемому ею при.

122
ФИЛОСОФИЯ зоологии
половом размножении, не имея для этого нужды в
содействии или продуктах какой-нибудь^ предсуще-
ствующей организации.
Но предварительно надо напомнить, что
тончайший проникающий флюид, находящийся в
состоянии большего или меньшего расширения и имеющий
природу, вероятно, близкую к природе флюида,
образующего оплодотворяющие пары, бывает всегда
разлит на нашем земном шаре и доставляет и
поддерживает непрерывно возбуждение, составляющее,
как и оргазм, основу всякого жизненного движения;
таким образом можно утверждать, что в тех местах
и в том климате, где интенсивность действия
рассматриваемого флюида встречает благоприятные
условия для органического движения, последнее
неизменно оказывается налицо, пока какие-нибудь
случайные перемены в состоянии органов живого тела
не сделают их неспособными поддерживать дольше
это движение.
Поэтому в жарком климате, изобилующем этим
флюидом, и, в частности, там, где к этому
обстоятельству присоединяется еще значительная
влажность, жизнь рождается и распространяется как бы
повсюду; что же касается организации, то в
подлежащих массах, ранее лишенных ее, она образуется
непосредственно, там же, где она уже существовала,
ее развитие приобретает спешный характер и
проходит разные стадии в каждой особи с невероятной
быстротой.
Известно в самом деле, что в жаркие времена года
и в жарких климатах животные тем быстрее проходят

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 123
разные этапы своей жизни под действием
температуры, чем сложнее и совершеннее их организация; это
влияние температуры соответственным образом
ускоряет эпохи и конец их жизни. Достаточно
известно, что в экваториальных странах юная девушка
очень рано достигает.половой зрелости и так же рано
наступает для нее возраст увядания и старости.
Наконец, общеизвестен факт, что сильный жар делает
очень опасными разные известные болезни,
необычайно ускоряя стадии их развития.
Из этих соображений можно заключить, что жар,
достигая значительной степени, наносит вред всем
животным, обитающим в воздухе, сильно разрежая
их важнейшие жидкости. Замечено также, что в
горячих странах в часы особенно палящего солнца
животные страдают и укрываются от слишком сильного
действия света.
Напротив, все водяные животные получают от
тепла, как бы велико оно ни было, исключительно
благоприятное для их движения и органического
развития действие, и среди них—прежде всего
несовершеннейшие, такие, как инфузории, полипы
и лучистые, извлекают из него, как из счастливого
обстоятельства, наибольшую пользу для своего
размножения и возрождения.
Растения со своим несовершенным и крайне
смутным оргазмом находятся в совершенно том же
положении, что и указанные водяные животные;
какова бы ни была степень тепла, эти живые тела при
условии наличия достаточной влаги в их
распоряжении начинают произрастать еще более мощно.

124
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Мы только что видели, что тепло существенно*
необходимо животным с простейшей организацией;
теперь посмотрим, насколько уместна вера в то, что
тепло само по себе могло образовать при содействии
благоприятных обстоятельств первые зачатки
животной жизни.
Природа, пользуясь теплом, светом,
электричеством и влажностью, образует самопроизвольные
или непосредственные зарождения на конце каждого
царства живых тел, занимаемом простейшими
телами.
Данное положение настолько далеко от
общераспространенного понятия об этом предмете, что долгое
время замечалась попытка отбросить его как
ошибочное, и даже посмотреть на него как на один из плодов
нашего воображения.
Но ввиду того, что рано или поздно люди,
свободные от предрассудков (даже в общем широко
распространенных) и глубокие наблюдатели природы
сумеют усмотреть заключающиеся в приведенном
положении истины,—я со своей стороны хотел бы
облегчить им эту задачу.
Считаю, между прочим, доказанным на основе
сближения аналогичных фактов, что природа при
известных обстоятельствах подражает тому, что
происходит при полном оплодотворении, и
'самостоятельно вызывает жизнь в отдельных массах веществ,
по своему состоянию пригодных для ее восприятия.
Почему бы в самом деле теплу и электричеству,
столь изобильно разлитым в известных странах
и в известные времена года в природе, особенно на

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 125
.поверхности нашего земного шара, не оказывать на
некоторые вещества при благоприятных условиях
и состоянии такое же действие, какое тончайший
пар оплодотворяющих веществ производит на
зародыши живых тел?
Знаменитый ученый (Lavoisier, Chimie, т. I,
стр. 202)13 не без основания сказал, что Бог, принеся
свет, заложил на земле принцип организации,
чувства и мысли.
Но свет—источник, как известно, тепла, и
тепло, справедливо рассматриваемое как мать всяких
зарождений, является (по крайней мере на нашей
земле) принципом организации и чувства, а так как
чувство в свою очередь дает начало
мыслительным актам, вследствие многократных впечатлений,
производимых внутренними и внешними предметами
на его орган при посредстве чувств,—в этих
основах надо видеть начало всякой животной
способности.
Если это так, можно ли сомневаться, что тепло,
іэта мать зачатий, эта материальная душа живых тел,
может быть главным средством природы для
непосредственного наброска организации в пригодных
для того веществах, для соответствующего
расположения частей, одним словом, для оживотворения,
аналогичного половому оплодотворению?
Непосредственное образование простейших
живых тел не только могло иметь место, как я намерен
доказать это, но нижеследующее соображение
подтвердит даже необходимость подобных образований
ж их постоянного повторения в благоприятных для

126
ФИЛОСОФИЯ зоологии
того обстоятельствах, без чего наблюдаемый нами
порядок вещей не мог бы осуществиться.
Я уже показал, что животные первых классов
{инфузории, полипы и лучистые) не размножаются
половым путем, что у них нет никакого специального
органа для такого размножения, что оплодотворение
не играет у них никакой роли, что, следовательно,
они не кладут яиц.
Теперь, обратившись к рассмотрению
несовершеннейших животных, таких, как инфузории, мы увидим,
что с наступлением сурового времени года они
погибают все, или по крайней мере инфузории первого
отряда. Но если эти крошечные животные так
преходящи и их существование так непрочно, что же и как
возродило их в сезон их появления? Не приходится
ли думать, что организации столь простые, зачатки
животности столь хрупкие и малостойкие скорее
были заново и непосредственно образованы природой,
чем возродились сами? Вот неизбежный вопрос,
встающий в связи с этими странными существами.
Нет основания, следовательно, сомневаться, что
соответственные неорганические вещества при
содействии благоприятных обстоятельств могут под
влиянием деятелей природы, из которых главные—
тепло и влажность, принимать такое расположение
частей, которое намечает в них клеточную
организацию, переходить, следовательно, в простейшее
органическое состояние и иметь с той поры первые
движения жизни.
Без сомнения, никогда не случалось, чтобы какие
бы то ни было неорганизованные безжизненные ве-

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 127
щества могли при каком-нибудь участии внешних
обстоятельств непосредственно образовать насекомое,
рыбу, птицу и т. п., как и всякое другое животное
со сложной и далеко продвинувшейся в своем
развитии организацией. Такие животные, конечно, могут
возникнуть только половым путем, и факт перехода
неорганического вещества в живое тело не имеет к ним
никакого касательства.
Но первые начертания организации, первые
способности к овладению внутренним развитием на
почве, так сказать, внедрения, наконец, первые
зачатки порядка вещей и внутреннего движения,
составляющих жизнь, образуются ежедневно на наших
глазах (хотя доныне не обращено на это никакого
внимания) и дают бытие простейшим живым телам,
находящимся на одном из концов каждого
органического царства.
Важно отметить, что одно из существенных
условий образования этих первых набросков
организации—присутствие влаги и особенно воды. Только
благодаря влажности могут образовываться и
постоянно восстанавливаться простейшие живые тела,
и это настолько верно, что все инфузории, все
полипы и все лучистые встречаются исключительно
в воде; отсюда можно считать за положительную
истину, что животное царство получило свое начало
именно в этой среде и ни в какой другой.
Проследим причины, которые могли создать
первые намеки на организацию в соответствующих
массах, не имевших таковой.
Если, как я уже показал, свет—источник тепла,

128
ФИЛОСОФИЯ зоологии
то тепло в свою очередь—источник жизненного
оргазма, производимого и сохраняемого им в
животных, не способных сами по себе быть его причиной;
таким образом она может создавать первичные
элементы в подготовленных массах, получивших
простейшую из организаций.
Приняв во внимание, что простейшая
организация не требует никакого особого органа, т. е.
никакого специального органа, отличного от других
частей тела особи и предназначаемого для выполнения
частной функции (упрощение организации,
наблюдаемое в большинстве существующих животных,
делает это очевидным), мы должны заключить, что она
вполне может возникать в крошечном кусочке
материи, удовлетворяющем следующему условию:
Всякая с виду однородная студенистая или
слизистая масса веществ, у которой связанные между
собой части находятся в состоянии, весьма близком
к жидкому, но имеют все же плотность,
достаточную для образования из них вместилищ, явится
телом, более всего пригодным для получения первых черт
.организации и жизни.
Тончайшие и расширяющиеся флюиды, разлитые
и вечно движущиеся в среде, окружающей подобную
массу веществ, проникая беспрестанно в данную
массу и тут же рассеиваясь, должны при своем
прохождении через нее оказывать направляющее
действие на внутреннее расположение ее частей,
придавать ей клеточное строение и делать ее способной
к непрерывному поглощению и выделению других
жидкостей окружающей среды, которые смогут про-

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 129
никнуть внутрь ее и остаться здесь в качестве ее
содержимого.
Отсюда необходимо различать в жидкостях,
проникающих в живые тела:
1° Жидкости, способные служить содержимым
тела, такие как атмосферный воздух, различные
газы, вода и т. п. Природа этих жидкостей не
позволяет им проходить сквозь стенки заключающих. их
частей, делая возможными их вход и выход только
через открытые пути.
2° Жидкости, или флюиды, неспособные быть
содержимым тела, как теплород, электричество и др.
Так как эти тончайшие флюиды могут по своей
природе проходить сквозь стенки глухих оболочек,
клеток и пр., то ни одно тело не в состоянии
задержать и сохранить их,—разве только на время.
На основании высказанных соображений я
считаю за верное, что природа сама собой производит
непосредственные или самопроизвольные
зарождения, что для этого она располагает известными
средствами, что такие зарождения она выполняет на
переднем конце каждого органического царства,
занятом самыми несовершенными живыми телами,
и что только этим путем она смогла дать жизнь всем
остальным.
Итак, для меня это очевидная истина, а именно:
непосредственные, иначе самопроизвольные,
зарождения производятся природой в начале как животной,
так и растительной лестницы. Но тут встает вопрос:
точно ли она дает место подобным зарождениям
исключительно в данной точке той и другой лестницы?
3 Философия зоологии, т. II

130
ФИЛОСОФИЯ зоологии
До сего времени я полагал, что этот вопрос должен
быть решен положительно, так как, по моему мнению,
природе было вполне достаточно непосредственно
образовать самых простых и самых несовершенных
животных и растений, чтобы предоставить бытие
всем живым телам.
Однако у нас столько точных наблюдений,
столько достоверных фактов, указывающих, повидимому,
на то, что природа прибегает к прямым зарождениям
не в одном определенном начале животной и
растительной лестниц; затем, как известно, у нее столько
выходов и ее средства так разнообразны в
зависимости от обстоятельств, что, пожалуй, мое мнение,
ограничивающее возможность непосредственных
зарождений местами нахождения самых несовершенных
растений и животных, не имело под собой достаточной
основы.
Почему бы в самом деле не образовать природе
прямых зарождений в разных пунктах первой
половины растительной и животной лестниц, при самом
начале отдельных ветвей данных лестниц, и не
установить здесь, в разнообразных зачаточных живых
телах, некоторых частных систем организации,
отличных от тех, которые наблюдаются в точках,
принимаемых за начало лестниц?
Не следует ли допустить, как уже думали ученые
натуралисты, что глисты, находимые только в теле
других животных, являются в результате
непосредственного зарождения, что известные паразиты,
вызывающие накожные болезни или разводящиеся в связи
с ними, произошли подобным же образом? Почему

САМОПРОИЗВОЛЬНЫЕ ЗАРОЖДЕНИЯ 131
бы также не иметь подобного происхождения среди
растений плесени, различным грибам, наконец,
лишаям, рождающимся и так обильно
размножающимся на стволах деревьев и на камнях благодаря
влажности и мягкой температуре?
Без сомнения, лишь только растительное или
животное тело непосредственно создано природой,—
оно с наличием жизни получает не одну способность
роста, но и деления своих частей,—словом,
способность образования зерновидных телец,
предназначаемых для его воспроизведения. Следует ли отсюда,
что данное тело, получившее способность
размножать особей своего вида, само не могло произойти
от телец, подобных образуемым им? Вот вопрос,
заслуживающий, по моему мнению, серьезного
изучения.
Я воздерживаюсь сейчас от окончательного
приговора, бывают ли действительно или нет
непосредственные зарождения, составляющие содержание
этой главы,—одно, по-моему, всегда останется
верным: что природа выполняет подлинные зарождения
в начале каждого царства живых тел, и без такого
пути она никогда не смогла бы дать существование
растениям и животным, водящимся на нашем шаре.
Перейдем теперь к разбору непосредственных
следствий жизни в теле.
9*

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
О непосредственных следствиях жизни в теле
Законы, управляющие всеми переменами
в природе, хотя всюду одни и те же и не стоят в
противоречии между собой, ведут в живых телах к
следствиям, прямо противоположным тем, что они
вызывают в телах, лишенных жизни.
В первых, т. е. в живых, телах, в силу
существующего в них порядка и положения вещей, эти
законы с неизменным успехом стремятся к
образованию соединений между элементами, которые без этого
никогда не дали бы целого, к усложнению
полученных соединений и к нагрузке их составными
элементами, так что вся сумма живых тел может
рассматриваться как огромная вечно деятельная лаборатория,
в которой все существующие сложные соединения
изначала исчерпали свой источник.
Во вторых, т. е. в безжизненных, телах, где нет
никакой силы, содействующей соразмерностью
движений их целости, наоборот, те же самые законы все
время стремятся нарушить существующие
соединения, упростить их или уменьшить сложность их
состава, так что со временем им удается выделить из
них почти все их составные элементы.
Таковы соображения, развитие которых в надле-

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ ß теле 133
жащем направлении и в применении ко всем
известным фактам может только ярче обнаружить всю
основательность выдвинутого мной принципа.
Но эти воззрения сильно разнятся от тех, что
приковали к себе внимание ученых: последние,
заметив, что естественные законы производят в живых
телах далеко не те следствия, что в телах
безжизненных, приписали странные явления, наблюдаемые
в живых телах, особым законам, тогда как эти
явления всецело обусловливались разницей обстоятельств,
существующей между живыми и лишенными жизни
телами. Они не обратили внимания, что живые тела
по своей природе, т. е. по состоянию и положению
вещей, вызывающих в них жизнь, сообщают
действующим в них законам направление, силу и свойства,
каких не может быть у таковых в неодушевленных
телах; таким образом, упустив из виду, что одна и та же
причина приводит не к одинаковым следствиям, когда
действует на различные по своей природе и по
условиям существования предметы, они для объяснения
замеченных явлений избрали совсем не тот путь,
каким следовало итти.
Так, например, стали утверждать, что живые тела
обладают способностью противостоять законам и
силам, которым подчинены тела косной материи, или
лишенные жизни; что они управляются своими
особыми законами.
Нет ничего менее невероятного и менее
доказуемого, чем эта мнимая приписываемая живым телам
способность противостоять силам, господствующим
над всеми другими телами.

134
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Это мнение, почти всеми принятое, поскольку его
можно встретить во всех современных трудах,
касающихся данного вопроса, было измышлено, по моему
мнению, с одной стороны, под влиянием затруднения,
встреченного при желании объяснить различные
явления жизни, а с другой—в силу внутреннего чувства
уважения к способности живых тел самостоятельно
образовывать собственную субстанцию,
восстанавливать изменения, произведенные в веществе их
частей, наконец, давать место таким соединениям,
которые никогда не могли бы возникнуть без
них.
Таким образом за недостатком других средств
очень просто вышли из затруднения, предположив
какие-то особые законы, не потрудившись в то же
время определить их.
В доказательство, что живые тела в
противоположность безжизненным подчиняются иным законам,
что они, следовательно, владеют особой силой, главное
свойство которой, как говорят, заключается в
освобождении их от власти химического сродства, г. Ри-
шеран дает перечень явлений, почерпнутых из
наблюдения над живым человеческим телом, а именно:
«изменение продуктов питания в пищеварительных
органах, всасывание, производимое хилусными
сосудами из их питательной части, циркуляция этих
питательных соков в кровеносной системе, изменения
их при проходе через легкие и секретные железы,
восприимчивость к внешним предметам, свобода
выбора—приблизиться к ним или бежать от них,
словом, все функции, выполняемые в животной эконо-

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ В ТЕЛЕ 135
мике. Кроме этих явлений, тот же ученый ссылается,
как на более прямые доказательства, на
чувствительность и сжимаемость—два свойства органов тела,
призванных нести функции, выполняемые в животной
экономике» {Elemtns de Physiologie, т. I, стр. 81).
Хотя перечисленные сейчас органические
явления распространяются далеко не на все живые тела
и даже не на всех животных, тем не менее они
сохраняют все свое значение для огромного количества
этих последних и для живого человеческого тела;
они подтверждают также наличие особой силы,
одушевляющей тела, пользующиеся жизнью, но эта
сила—отнюдь не следствие присущих живым телам
законов; ее источник в причине, вызывающей
жизненные движения. Но данная причина, дающая место
в живых телах упомянутой силе, бессильна
произвести ее в телах грубых, или безжизненных, и
одушевить их, хотя бы она и не оставалась без влияния
на те и другие тела.
Впрочем, затрагиваемая здесь сила не делает
различные части живых тел всецело свободными от
химического сродства, и г. Ригиеран сам согласен с тем,
что в живых механизмах вполне явственны
химические, физические и механические процессы,—только
эти процессы всегда обусловлены, преобразованы
и изменены силами жизни. Я добавлю к
соображениям г. Ришерана, что все перемены и изменения,
производимые действием химического сродства в
частях живых тел, где они имеют целью разрушить
данное состояние, необходимое для сохранения жизни,
постоянно обезвреживаются более или менее полно

136
ФИЛОСОФИЯ зоологии
действием жизненной силы, проявляющейся в
живых телах. Но чтобы породить эту сийу и наделить
ее указанными свойствами, природа отнюдь не
нуждалась в особых законах; для нее вполне
достаточно было общих законов, управляющих всеми
телами.
Природа без необходимости никогда не усложняет
своих средств: если у нее была возможность
произвести все явления организации с помощью законов
и сил, простирающихся вообще на все тела, она, без
сомнения, так и поступила, и не создавала для одной
части своих произведений законов и сил,
противоположных употребленным ею для управления другою
частью.
Достаточно знать, что причина, производящая
жизненную силу в телах, где самая организация
и состояние частей позволяют этой силе проявляться
и возбуждать органические функции, не в состоянии
была бы дать место подобному же явлению в грубых
или неорганических телах, в которых состояние
частей не может допустить действия и следствия,
наблюдаемые в живых телах. В отношении грубых
тел и неорганических веществ рассматриваемая
причина производит исключительно силу, непрестанно
стремящуюся к их разложению,—силу, которая
действенно и последовательно проводит свою
разрушительную работу в связи с химическим сродством.если
не встречает к тому сопротивления со стороны их
внутренней связи.
Нет, следовательно, никакого расхождения в
физических законах, управляющих всеми существующими

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ В ТЕЛЕ
137
телами, но огромная разница лежит в перечисленных
выше условиях, в которых действуют данные
законы.
Жизненная сила—могут заметить нам—ведет
постоянную борьбу с силами, которым подчиняются
неодушевленные тела, и самая жизнь—это только
длительная война между этими двумя разными
видами сил.
Что касается меня, я вижу только одну силу,
являющуюся неизменно слагающей при одном порядке
вещей ж разлагающей при другом—противоположном.
Вследствие же постоянной встречи в живых телах
(правда, не сразу в одних и тех же частях),
обусловливаемых указанными двумя порядками вещей об-
стоятельств и последовательного возникновения их
друг за другом под влиянием беспрестанно
производимых здесь жизненными движениями изменений,—
в данных телах в течение их жизни происходит
вечная борьба между обстоятельствами, делающими
жизненную силу слагающею, и обстоятельствами
—постоянно возрождающимися, делающими ее
разлагающей.
Прежде чем развить это положение, выскажем.
несколько соображений, которые отнюдь нельзя
упускать из виду.
Поскольку все жизненные действия и все
органические явления без исключения являются только
следствием отношений между содержащими частями
и содержимыми в них жидкостями, движущимися под
влиянием возбудительной
причины,—нижеприводимые действия становятся неизбежны в результате

138
ФИЛОСОФИЯ зоологии
наличия в теле отмеченного мною порядка и
положения вещей.
Вследствие указанных отношений, как и
движений, действий и воздействий, вызываемых только
что указанной причиной, во всяком теле, активно
участвующем в жизни, действительно постоянно
происходят:
1° Изменения состояния частей данного тела
(особенно наиболее податливых из них) и содержащихся
в них жидкостей.
2° Подлинные потери в этих частях и в
содержащихся в них жидкостях под влиянием изменений,
совершающихся в их состоянии и природе,—потери,
обусловливающие отложения, испарения,
испражнения и выделения веществ, из которых одни не могут
уже быть употреблены, другие же могут еще найти
себе кое-какое применение.
3° Постоянная потребность в восстановлении
понесенных потерь,—потребность в постоянном
введении в тело новых материалов, способных ее
удовлетворить, в виде ли употребляемых животными
пищевых продуктов или всасываемых растениями
веществ.
4° Наконец, разнородные соединения,
возникающие исключительно благодаря условиям различных
жизненных актов и их следствиям,—соединения,
которые без этих условий и без их следствий никогда
не могли бы иметь места.
Итак, пока длится жизнь в теле, в нем непрерывно
образуются соединения, включающие в себя тем
больше элементов, чем больше отвечает этому организа-

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ В ТЕЛЕ
139
ция данного тела; в этих сложных соединениях
постоянно происходят перемены и, наконец, идут
разрушения, дающие место испытываемым телом
потерям..
Таков этот основной и положительный факт, для
которого всегда найдется подтверждение в
неукоснительном наблюдении жизненных явлений.
Вернемся теперь к исследованию двух важных
положений, о которых у нас шла речь выше; они
послужат для нас в некотором роде ключом ко всем
явлениям, касающимся сложных тел. Вот эти
положения.
Первое затрагивает общую, постоянно
действенную причину медленного или более или менее
поспешного разрушения всех существующих сложных
соединений.
Второе относится к силе постоянного образования
соединений, их усложнения и перегрузки их
элементами при благоприятствующих тому
обстоятельствах·
Несмотря на противоположность этих двух
свойств, они оба, однако, берут свой источник в
законах и силах, отнюдь не стоящих в противодействии
между собой, но управляющих данными свойствами
в очень отличных условиях.
Я уже установил в нескольких своих работах*,
что всякое соединение или сложная материя по
законам и при посредстве сил, употребляемых приро-
* Мет. de Phys. et d'Hist. naturelle, стр. 88;
Hydrogeologie, стр. 98 и ел.

140
ФИЛОСОФИЯ зоологии
дои, стремится к своему разрушению и его усилие*
в данном направлении бывает более или менее ве~
лико, более или менее стремительно в своем
осуществлении в зависимости от природы, числа,
соотношений и внутренней связи его составных элементов.
Дело в том, что среди указанных связанных между
собой элементов некоторые могли войти в
соединение только под действием чуждой им силы, которая,
закрепляя их, преобразует их, так что данные
элементы постоянно стремятся освободиться—усилие,
осуществляемое ими при всякой
благоприятствующей тому причине.
Итак> достаточно самого легкого внимания, чтобы
убедиться, что природа (активность движения,
установленная во всех частях нашего земного шара)
неослабно работает над разрушением всех
возникающих сложных соединений, над освобождением их
элементов из состояния связанности на основе
постоянного действия причин, побуждающих к этому
освобождению, и над возвращением данных элементов
в свободное состояние с присущими им свойствами,—
в состояние, которое данные элементы стремятся
сохранить за собой навсегда; таково первое из двух
положений, указанных выше.
Но одновременно я указывал, что в природе
существует также особая мощная и непрерывно
действующая причина, способная образовывать соединения,,
умножать их количество, вносить в них
разнообразие и постоянно стремящаяся включить в них как
можно больше элементов. И эта могучая причина,
охватываемая вторым из выдвинутых положений^

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ В ТЕЛЕ 141
докоится в органическом действии живых тел, где
она постоянно образует соединения, возможные
только благодаря ей.
Эта частная причина отнюдь не обусловлена
законами, касающимися живых тел и позволяющими
поэтому противопоставлять их законам,
господствующим над другими телами: она берет свой источник
в порядке вещей, имеющем существенное значение
для наличия жизни, и особенно в силе, вытекающей
из причины—возбудителя органических движений.
Следовательно, частная причина образования
сложных веществ живых тел рождается из единственного
способного дать ей место внешнего обстоятельства·
В пояснение своих слов я должен заметить, что
для объяснения всех фактов, касающихся
существующих сложных соединений, испытываемых ими
изменений и малосложных соединений, которые мы в
состоянии сами образовывать, разрушать и затем
восстанавливать, были созданы две гипотезы.
Одна—общепринятая—гипотеза химического
сродства: она достаточно известна.
Другая, принадлежащая лично мне, покоится на
мысли, что никакая простая материя не может
стремиться сама по себе к соединению с другою, что
сродство между известными веществами отнюдь
нельзя рассматривать как силу, но исключительно как
соответствие, допускающее соединение этих веществ;
что, наконец, ни одни из них не могут вступать в
соединение между собой, если чуждая им сила не
понудит их к этому и если их сродство, или их
соответствие, не допустит этого.

142
ФИЛОСОФИЯ зоологии
По принятой гипотезе сродства, которому химики
приписывают особые действенные силы, все
окружающее живые тела стремится к их разрушению, так что,
если бы эти тела не содержали в себе принципа
обратного действия, они вскоре пали бы под действием на
них окружающих веществ. Отсюда была бы прямая
дорога признать, что в среде, окружающей вообще
все тела, как живые, так и неодушевленные, всегда
содержится сила, возбуждающая движения, что в
первых она производит наблюдаемые в них явления, а во
вторых—последовательные изменения, допускаемые
сродством, кончая разрушением всех существующих
соединений,—но вместо этого предпочли
остановиться на предположении, что жизнь поддерживается
и развивается в ряде явлений в телах исключительно
потому, что данные тела подчиняются своим особым
законам.
Когда-нибудь, конечно, признают, что сродство
вовсе не сила, но—соответствие, род отношения
между известными веществами, что позволяет им с
помощью общей понудительной вне их находящейся
силы вступать между собой в более или менее тесную
связь. А так как между различными веществами
степени сродства бывают различны, то одни вещества
могут вытеснять и замещать другие, находившиеся
уже в соединении, только потому, что, имея большее
сродство с таким-то элементом их соединений, они
находят в указанном действии поддержку со стороны
той общей силы, которая является возбудителем
движений и которая вообще стремится к сближению
и соединению всех тел.

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ В ТЕЛЕ
143
Что касается жизни, все проявления ее в теле—
следствия, с одной стороны, тяготения составных
элементов сложных веществ к свободному состояниюу
особенно подвергшихся какому-нибудь
насильственному задержанию, а с другой — действия силы-
возбудителя движений. Нетрудно в самом деле
заметить, что эта сила в организованном теле вносит
свое упорядочивающее влияние в каждый орган,,
придает стройность всем действиям на почве
связанности между собой органов тела, стирает—пока
возможно—все нарушения, производимые первой
причиной, использует изменения в сложных движущихся
жидкостях, чтобы извлечь из них ассимилируемые
вещества и закрепить их, где следует, и неустанно
стремится таким путем к сохранению жизни. Она
же стремится также к увеличению размера частей
живого тела, но здесь под влиянием причины,
о которой я скажу в своем месте, рост частей почти
всюду находит вскоре себе ограничение,—и тогда
живому телу представляется возможность
воспроизведения.
Повторяю, эта необыкновенная сила, берущая
свой источник в причине-возбудителе органических,
движений, являющаяся в организованных телах,
необходимым условием жизни, производящая столь,
много удивительных явлений, есть результат не
каких-то частных законов, но порядка вещей и
действий, предоставляющего ей возможность
производить подобные явления. Между прочим, среди
явлений, порождаемых данной силой в живых телах, надо
считать: образование различных соединений, их

144
ФИЛОСОФИЯ зоологии
усложнение, сверхнагрузку сжимаемых элементов
и беспрестанное образование веществ, которые без
этой силы и содействующих ей обстоятельств никогда
не существовали бы в природе.
Хотя общепринятый ход мыслей физиологов,
физиков и химиков нашего века резко отличается
от основ, изложенных мною и уже развитых в другой
моей работе*, я отнюдь не намерен изменять его и,
следовательно, переубеждать своих современников, но
я считаю необходимым напомнить здесь о двух
вышеприведенных положениях как дополняющих данное
мною объяснение явлениям жизни, будучи убежден
в их основательности и сознавая, что с отказом от
лих станет неизбежным предположение особых зако"
нов о живых телах—законов, стоящих в
противоречии с законами, управляющими явлениями
остальных тел.
Исследовав с достаточным вниманием то, что
лроисходит в отношении затронутых здесь предметов,
нельзя—как я уверен—тотчас же не согласиться
с истиной такого положения.
Все живые существа при посредстве функций их
и органов способны: одни [растения)—образовать
прямые соединения, т. е. соединять в одно целое
свободные элементы по видоизменении их и
непосредственно производить сложные вещества; другие
{животные)—преобразовывать эти сложные
вещества и изменять их природу, перегружая их
элементами и удивительно увеличивая пропорции таковых.
* Hydrogeologie, стр. 105.

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ В ТЕЛЕ
145
Итак, я настойчиво повторяю, что живые тела сами
действием своих органов образуют собственное
вещество своих тел и разные выделяемые их органами
материалы; что они отнюдь не находят в природе
этого вещества в совершенно готовом виде, как и
материалов, происходящих единственно от них самих.
Пища, употребляемая растениями и животными
для поддержания жизни, является тем средством, с
помощью которого действием органов указанных тел
в процессе переработки и изменения пищи
образуются особые вещества, которых без этого никогда
не было бы, и из этих веществ на основе
непрерывных изменений и возобновлений составляется как
самое тело в целом, так и его продукты.
Отсюда все вещества—и растительные, и
животные—бывают очень перегружены элементами,
особенно элементами сжатыми, и, следовательно, человек
не располагает никакими средствами образовать
подобные вещества; самоличными действиями он в
состоянии лишь преобразовывать их, изменять, наконец,
разрушать или получать различные, все менее и менее
сложные частные соединения. Одни только
жизненные движения в каждом живом теле способны
произвести данные вещества.
Растения, не имеющие ни кишечного канала, ни
какого другого органа для пищеварительных
функций и употребляющие, следовательно, в качестве
питательных продуктов исключительно жидкие
вещества или такие, частицы которых в своей
совокупности не представляют аггрегатного состояния
(вроде воды, атмосферного воздуха, теплорода, света и
ποίο Философия зоологии, т. II

146
ФИЛОСОФИЯ зоологии
глощаемых ими газов), образуют тем не менее из
подобных веществ при посредстве органического
действия все свойственные им соки и все составляющие
их тело материалы, иначе говоря, самостоятельно
образуют растительные слизи, растительный клей,
камедь, сахар, основные соли, тяжелые и летучие
масла, крахмал, клейковину, экстрактивное и;
деревянистое вещества—все вещества, настолько тесно
связанные с первичными или прямыми
соединениями, что никогда искусственно нельзя было бы
образовать ничего подобного.
Конечно, перечисленные вещества не могут быть
добыты растениями из земли корнями: они не
содержатся там или встречаются в состоянии большей или
меньшей переработки или разложения; наконец, если
бы они и оказались там еще в нетронутом виде,
живые тела не могли бы воспользоваться ими,
предварительно не поработав над их разложением.
Следовательно, указанные выше вещества
непосредственно были образованы исключительно одними
растениями, но те же вещества вне растений могут
быть полезны последним только в качестве
удобрения, т. е. после переработки, потребления и
необходимого ряда изменений, сообщающих им
характерное свойство удобрения, заключающееся в
сохранении вокруг корней растений благоприятной им влаги.
Животные не способны образовывать прямые
соединения, как это делают растения: поэтому в
качестве пищи они употребляют сложные вещества;
поэтому же для них существенное значение
приобретают выполняемое ими пищеварение (по крайней

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ В ТЕЛЕ
147
мере почти для всех, за ничтожным исключением)
и, следовательно, органы, необходимые для этой
функции.
Они и сами вырабатывают свое собственное
вещество и свои секреторные материалы, но для этого им
не приходится принимать в качестве питательных
продуктов и эти секреторные материалы, и самое
вещество, подобное веществу их тела; из травы или
из сена лошадь образует действием своих органов
и свою кровь, и свои другие жидкости, и свое мясо
или свои мышцы; вещество своей клеточной ткани,
свои сосуды, свои железы, свои сухожилия, свои
хрящи и свои кости; наконец, роговое вещество своих
копыт, свою шерсть и свою гриву.
Образуя таким образом свое собственное вещество
и свои секреторные материалы, животные необычайно
перегружают производимые ими соединения, внося
в эти соединения в изумительной пропорции или
количестве элементы, составляющие животные
вещества.
Теперь мы должны отметить, что вещество живых
тел, как и производимые ими при посредстве
органического действия секреторные материалы, бывают
очень разнообразны в отношении присущих им
свойств:
1° По самой природе образующего их живого
существа: отсюда растительные образования в общем
отличаются от образований животных, а среди этих
последних образования позвоночных животных в
общем бывают отличны от образований
беспозвоночных,
10*

148
ФИЛОСОФИЯ зоологии
2° По природе органа, отделяющего их от других
веществ по их образовании: выделения печени далеко
не то же, что почек, и пр.
3° По степени силы или слабости живых существ
и их действия: выделения юного растения не то же,
что великовозрастного, и выделения ребенка не то
же, что взрослого.
4° По степени исправности органических
функций или большего или меньшего нарушения их:
выделения здорового человека не то, что больного.
5° Наконец, по тому, насколько теплород,
образующийся (правда, в разных количествах в
зависимости от климатических условий) на поверхности
нашего земного шара, благоприятствует своим
изобилием органической деятельности согреваемых им
живых тел или в силу своей крайней редкости допускает
эту деятельность в очень слабой мере: разумеется,
в жарких климатах выделения живых тел отличаются
от выделений, производимых ими в холодных, и в этих
последних выделения одних и тех же тел носят между
собой разницу в зависимости от того, произведены ли
они в летнюю пору или в суровую зиму.
Я не буду больше подыскивать здесь доказательств
тому, что органическое действие живых тел
беспрестанно образовывает соединения, которые в
противном случае никогда не имели бы места, но я еще
раз отмечаю: насколько верно не подлежащее
сомнению положение, что все сложные минеральные
вещества, такие, как глины и камни,металлы, серы, смолы,
солончаки и т. п., происходят из остатков живых
тел,—из остатков, подвергшихся последовательным

СЛЕДСТВИЯ ЖИЗНИ В ТЕЛЕ
149
изменениям в своем составе на поверхности и в
глубине земли и вод,—настолько же истинно
утверждение, что живые тела—тот первоисточник, из которого
получили свое начало все известные сложные
вещества (см. мою Гидрогеологию, стр. 91 и ел.).
Поэтому тщетна была бы попытка составить
богатую и разнообразную коллекцию минералов в
известных областях земного шара, таких, как
обширные африканские пустыни, где веками не видно
растений и можно встретить только проходящих
животных.
Теперь, показав, что живые тела самостоятельно
образуют свое собственное вещество, как и
различные выделяемые ими материалы, я скажу несколько
слов о способностях питания и роста, чем в известных
границах наделены все живые существа, поскольку
данные способности опять-таки—следствие
жизненных актов.

^^^П^щ^^ЛЛМіЧ^Ы^^Л^^^*^
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
О способностях, общих всем живым телам
Это определенный, твердо установленный факт,
что живые тела имеют общие им способности,
получаемые, следовательно, от жизни, передающей их
всем владеющим ею телам.
Но вот на что, по моему мнению, не было обращено
внимания: общие всем живым телам способности
отнюдь не требуют для своего действия специальных
органов, между тем как способности, составляющие
частную принадлежность некоторых из этих тел,
безусловно нуждаются в наличии специального
органа, способного дать им место.
Без сомнения, ни одна жизненная способность не
может возникнуть в неорганизованном теле, да и сама
организация—не что иное как совокупность
соединенных органов. Но данные органы, соединение
которых становится необходимым для проявления жизни,
отнюдь не принадлежат исключительно
какому-нибудь определенному участку тела; напротив, они
распространены по всему телу и везде поэтому дают
место жизни, как и проистекающим отсюда
существенным способностям. Отсюда общие всем живым
телам способности—исключительно продукт тех же
самых причин, которые обусловливают наличие жизни.

О СПОСОБНОСТЯХ ОБЩИХ
151
Иное дело—специальные органы, дающие место
способностям, исключительно свойственным
определенным живым телам: жизнь может существовать и без
них, но раз уже природа создала их,—важнейшие
из них оказываются в такой тесной связи с общим
состоянием владеющих ими живых тел, что эти
органы становятся тогда необходимыми для сохранения
жизни в данных телах*
Жизнь, таким образом, может обходиться без
специальных органов только в простейших
организациях, но тогда эти организации бывают низведены до
возможности порождать только общие всем
животным способности—и ничего другого.
Ставя своей задачей определить существенный
признак жизни, надо установить разницу между
явлениями, свойственными вообще всем живым телам,
и явлениями частного порядка, возможными в
известных из них, а так как явления, представляемые
живыми телами, служат в то же время показателями
их способностей,—отмеченное различение окажется
полезным также для разграничения общих
способностей живых тел от составляющих частную
принадлежность определенных их видов.
Способности, общие всем живым телам, иначе
говоря, составляющие их исключительную
принадлежность и обусловливающие соответственное число
явлений, обязанных своим происхождением одним
только этим существам,—таковы:
1° Питание с помощью пищевых включаемых
материалов; постоянное внутреннее уподобление
некоторой части этих веществ; наконец, усвоение

152
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ассимилированных веществ, покрывающее сначала
с излишком, затем более или менее полно потери
вещества, производимые данными телами в течение их
действенной жизни.
2° Строение тела, т. е. самостоятельное
образование собственных составляющих его веществ из
материалов, содержащих исключительно элементы и
доставляемых главным образом пищею.
3° Развитие и рост до известного предела,
особого для каждого из тел, причем рост не является
результатом простого наружного наращения веществ,
соединяющихся с их телом.
4° Наконец, самостоятельное возрождение, или
производство во всем себе подобных других тел.
Будет ли живое тело—растительное или
животное—очень просто или очень сложно по своей
организации, будет ли оно принадлежать к такому-то
классу, к такому-то отряду и т. д., все перечисленные
способности составляют его существенную
принадлежность. А так как эти способности—исключительное
свойство всех живых тел, можно сказать, что они
обусловливают существенные же явления,
наблюдаемые нами в этих телах.
Посмотрим теперь, какие можно сделать
наблюдения и что можно думать относительно средств,
употребляемых природою для осуществления этих
явлений, исключительно свойственных живым
телам.
Если природа непосредственно творит жизнь
только в телах, бывших безжизненными; если она создает
организацию только в крайне простейшем виде (гл.

О СПОСОБНОСТЯХ ОБЩИХ
153
VI); если, наконец, она поддерживает здесь
органические движения только с помощью особой причины-
возбудителя (гл. III),—естественно спросить,каким же
образом движения, сохраняемые в частях
организованного тела, могут дать место питанию, росту,
воспроизведению данного тела и в то же время
сообщить ему способность самостоятельно образовывать
свое собственное вещество.
Не желая вдаваться в объяснение всех
подробностей этого изумительного труда природы, что могло
бы повести нас к ошибкам и затемнить основные
истины, установленные наблюдением, я полагаю, что
для ответа на сейчас заданный вопрос можно
ограничиться следующими замечаниями и
соображениями.
Жизненные акты, или—иными
словами—органические движения, пользуясь сродством и
выпадением из соединений элементов, увлекаемых этими
движениями и прохождением сквозь тело тонких
флюидов, необходимо производят изменения в состоянии
как вмещающих частей живого тела, так и вмещаемых
здесь жидкостей. В результате подобных изменений,,
приводящих к образованию разнообразных новых
соединений, возникают различные виды веществг
из которых одни в продолжающемся жизненном
движении рассеиваются или улетучиваются совершенно,,
другие—лишь отделяются от своих частей,
продолжающих еще сохранять свою природу. Среди: этих
отделившихся веществ одни откладываются в
определенных местах тела или захватываются
поглощающими каналами и служат здесь для известного у по-

154
ФИЛОСОФИЯ зоологии
требления, как, например, лимфа, желчь, слюна,
семенная жидкость и пр.; другие же, подвергшись
известному ассимилированию, переносятся общей
силой, оживляющей все органы и обусловливающей все
их функции, и откладываются затем в
соответственных или подобных им по составу частях—твердых
или мягких, восстанавливая здесь потери и, кроме
того, увеличивая размеры данных частей в
зависимости от своего количества и представляющейся
возможности.
Следовательно, питание осуществляется не иначе,
как при посредстве указанных ассимилированных или
усвоенных известными частями тела веществ. Таким
образом, первая из жизненных
способностей—питание—по существу не что иное, как возмещение
понесенных потерь; оно только средство к
восстановлению сложных веществ, подвергшихся разложению при
благоприятных к тому обстоятельствах в силу своей
склонности к такому распаду. Но это
восстановление производится с помощью силы, переносящей
вновь ассимилированные вещества в
предназначенные им места, а отнюдь не по какому-то особому
закону, что, полагаю, доказано мной с
очевидностью.
Всякая часть животного тела на самом деле
выделяет и усваивает себе на основании подлинного
сродства ассимилированные частицы, которые в
состоянии слиться с нею в одно.
Но питание бывает более или менее изобильно
соответственно состоянию организации особи.
В юности всякого организованного живого тела

О СПОСОБНОСТЯХ ОБЩИХ
155
питание бывает крайне изобильно, и тогда оно,
помимо возмещения потерь, увеличивает еще размер
частей.
В живом теле действительно всякая вмещающая
еще молодая часть бывает в силу известных причин
своего образования чрезвычайно податливой и имеет
малую плотность. Питание ее происходит тогда так
легко, что дает избыток.
В данном случае оно не только целиком
покрывает все потери, но, кроме того, через внутреннее
присоединение ассимилированных частиц
последовательно увеличивает объем частей тела и
становится источником роста юной особи, пользующейся
жизнью.
Однако, после известного срока, зависящего от
п:рироды организации каждой породы, даже самые
податливые части данной особи утрачивают большую
часть своей гибкости и своего жизненного оргазма,
и тогда их способность питания соответственно этому
уменьшается.
В этом случае питание сводится к возмещению
потерь; состояние живого тела на известное время
приобретает стационарный характер; правда, данное
тело достигает тогда высшей степени Своей мощи,
но оно не растет. Излишек же заготовленных частей,
не находящих себе теперь применения ни в питании,
ни в росте, получает от природы другое назначение
и становится источником, откуда она почерпает
средства для воспроизведения других подобных
особей.
Таким образом, воспроизведение, третья жизненная

156
ФИЛОСОФИЯ зоологии
способность, подобно росту берет свое начало из
питания или—точнее—из материалов, подготовленных
для питания. Однако эта воспроизводительная
способность начинает проявляться со всей своей силой
только тогда, когда способность роста идет на убылы
достаточно известно, насколько такая точка зрения
подтверждается наблюдением, поскольку
воспроизводительные органы (половые части) в растениях
и в животных начинают развиваться только тогда,
когда рост особи доходит до своей предельной
точки.
Я добавлю к этому: подготовленные для питания,
материалы, будучи ассимилированными частицами,,
представляют столько родов, сколько имеется
различных частей в теле,—и собрание этих разнообразных
частиц при невозможности употребить их ни для
питания, ни для роста доставляет элементы для
образования крошечного организованного тела, вполне
подобного тому, от которого оно происходит.
В простейшем живом теле, лишенном специальных
органов, излишек питания, совпадающий с
прекращением роста особи, поступает в таком случае на
образование и развитие части, отделяющейся
впоследствии от данного живого тела и продолжающей
жить и расти в качестве новой особи, подобной
первой.
Таков действительно способ размножения путем
деления тела или почкования^ не нуждающийся ни
в каком специальном органе.
Наконец, на еще более отдаленном этапе, срок
наступления которого колеблется даже в разных

О СПОСОБНОСТЯХ ОБЩИХ
157
особях одной породы в зависимости от их привычек
и условий обитаемого климата, наиболее податливые
части живого тела, достигшие данной ступени
зрелости, приобретают такую одеревянелость, до такой
степени теряют оргазм, что питание не может уже
полностью покрывать их потери. В этом случае
тело постепенно хиреет, и если какой-нибудь
ничтожный случай, какое-нибудь внутреннее
затруднение, не побеждаемое ослабленными силами жизни,
не приведут данную особь к концу, ее возрастающая
дряхлость неизбежно и естественно завершится
смертью, наступающей в тот период, когда общее
состояние данной особи перестает допускать
выполнение органических движений.
Подобная одеревянелость мягких частей,
увеличивающаяся с течением жизни, отрицалась на том
основании, что сердце й другие мягкие части тела
у стариков после смерти оказывались более
осевшими и дряблыми, чем у только что скончавшегося
ребенка или молодого человека. Но тут не
принималось в расчет, что существующие еще некоторое
время после смерти оргазм и раздражаемость длились
дольше и действовали в молодых особях с большею
силою, чем в стариках, в которых данные способности,
будучи очень ослаблены, угасают почти одновременно
с жизнью, что, таким образом, одна только эта
причина обусловила замеченные действия.
Здесь уместно указать, что питание не может
происходить без постепенного увеличения плотности
восстанавливаемых частей.
У всех живых тел и главным образом у тех, у кото -

358
ФИЛОСОФИЯ зоологии
рых внутреннее тепло развивается и поддерживается
в течение всей жизни, часть жидкостей и даже
клеточной ткани находится в состоянии настоящего раз*
ложения; они испытывают, следовательно,
беспрестанно действительные потери, и не приходится,
сомневаться, что именно этим изменениям твердых и
жидких веществ живых тел обязаны своим
возникновением различные образующиеся в них материалы, из
которых одни выделяются, отлагаются и
удерживаются, другие—удаляются разнообразными пу-г
тями.
Эти потери вскоре повели бы к ущербу органов
и жидкостей особи, если бы природа не наделила,
живые тела способностью, существенно важной для
их сохранения: способностью возмещать потери. Но
результатом всех этих непрекращающихся потерь
и возмещений бывает то, что со временем у
переносящих их особей не остается в частях тела ни одной
из составлявших их первоначально частиц.
Известно, что упомянутые сейчас возмещения:
производятся через питание, но их полнота бывает
относительна, в зависимости, как я указал выше, от
возраста и состояния органов особи.
Кроме этого неполного совпадения между
потерями и возмещениями, обусловленного возрастом осо^
бей, существует еще другое неравенство, имеющее
немаловажное значение, но, повидимому, не обратившее
на себя внимания. Это — постоянное неравенство*
между ассимилированными и связанными через
питание материалами и выделенными в результате толька
что указанных постоянных изменений.

О СПОСОБНОСТЯХ ОБЩИХ
159
В своих Исследованиях и т. д. (т. II, стр. 202)
я показал, что причина этого неравенства зависит от
того, что:
Уподобление {следствие питания) дает всегда
больше элементов или связанных веществ, чем их
отнимает и рассеивает причина потерь.
О последовательных потерях и возмещениях,
беспрестанно происходящих в частях живых тел, было
известно уже давно, но всего несколько лет назад,
стали догадываться, что эти потери являются
следствием постоянных изменений в состоянии и природе
жидких и даже твердых частей данных тел.
Наконец, многие еще и поныне не хотят видеть в этом
результат упомянутых перемен и изменений или
новых соединений, беспрерывно происходящих в су·?
щественных жидкостях живых тел, дающих место
образованию различных секреторных материалов,,
как это уже установлено мною*.
Но если верно, с одной стороны, что потери живого
тела меньше касаются связанных веществ, землистых
и всегда сгущенных, чем веществ жидких
и—особенно—сжимаемых, а с другой—что питание
постепенно доставляет частям тела больше веществ
твердых, чем жидких и сжимаемых, то результатом
должно быть то, что органы мало-помалу будут
становиться все более и более одеревянелыми и потому все
менее и менее способными к выполнению своих
функций (что и действительно имеет место).
* Memoires de Phys. et d'Hist. nat., стр. 260—263, и
Hydrogeologie, стр. 112—115.

160
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Далекий от мысли, что все, окружающее живые
тела, стремится к их разрушению (как это
повторяется во всех современных физиологических
трудах), я, напротив, убежден, что они сохраняются
только благодаря внешним влияниям и что
главная причина смерти всякой особи, пользующейся
жизнью, лежит в ней самой, а отнюдь не вне ее.
Я ясно вижу в самом деле, что эта причина
вытекает из разницы, мало-помалу устанавливающейся
между ассимилированными: сгущенными в процессе
питания веществами и отброшенными или
рассеянными при постоянных потерях тел, пользующихся
жизнью, причем в первую очередь и особенно
легко выделяются из своих соединений сжатые
вещества.
Словом, я вижу, что эта причина, влекущая за
собой старость, дряхлость и, наконец, смерть, по
коится, согласно сказанному мной, в
прогрессирующем отвердении органов—в отвердении, вызывающем
імало-помалу одеревянелость частей, уменьшающем
в животных соответственным образом силу оргазма
и раздражимости, лишающем сосуды гибкости и
податливости, незаметно стирающем действие
жидкостей на твердые вещества et vice versa, наконец,
нарушающем порядок и состояние вещей, необходимые
для жизни, и завершающем все полным
уничтожением.
Я считаю доказанным, что свойства, присущие
всем живым телам, вместе взятым, заключаются в
следующем: питаться; самостоятельно образовывать
разные вещества, входящие в состав их тела; разви-

О СПОСОБНОСТЯХ ОБЩИХ
161
ваться и расти до предела, свойственного каждому
из них; размножаться, т. е. воспроизводить других
подобных себе особей; наконец, терять жизнь по
причине, заложенной внутри самих особей.
Теперь я приступлю к обзору способностей,
составляющих частную принадлежность определенных
живых тел, причем я ограничусь, как и раньше,
изложением главных фактов, не желая входить ни
в какие подробности, имеющиеся в трудах по
физиологии.
И Философия зоологии, т. II

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
О способностях, составляющих частную
принадлежность определенных живых тел
Так же, как бывают способности, общие всем
телам, пользующимся жизнью (что я показал в
предшествующей главе), наблюдаются в известных живых
телах способности, свойственные только им одним
и никогда не встречающиеся в других.
Здесь выдвигается основное положение,
требующее к себе неукоснительного внимания, поскольку
мы хотим добиться дальнейших успехов в
естественных науках; вот оно:
Как до очевидности ясно, что всякая
организация—будь она животная или
растительная—сложилась и развилась сама собой в результате
жизненной силы от простейшей до представляющей
наибольшую сложность с наибольшим количеством органов
и сообщающей в последнем случае живым телам
многочисленные способности,—не менее очевидно также,
что каждый специальный орган, как и
обусловливаемая им способность, будучи однажды приобретены,
должны затем существовать уже во всех
последующих живых телах общего естественного ряда, если
только какая-нибудь несчастная случайность не
поведет к их уничтожению. Но до первого получив-

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
163
шего данный орган животного или растения напрасно
было бы искать в живых более простых и менее
совершенных телах этот орган и связанную с ним
способность; ни данный орган, ни обусловливаемая им
способность не могут встретиться здесь. Если бы это
было иначе, все известные нам способности были общи
всем без исключения живым телам; все без
исключения органы встречались бы в каждом живом теле,
и никакое последовательное усложнение
организации не имело бы места.
Факты же, наоборот, определенно указывают, что
организация представляет явное усложнение в своем
строении и не все живые тела имеют одни и те же
органы. Между прочим, я могу здесь сослаться на то,
что натуралисты, недостаточно уяснившие себе
порядок природы в ее произведениях и проглядевшие
замечательную последовательность в усложнении
организации, совершенно напрасно тщились найти
в известных классах животных и растений органы
и способности, которых не могло там быть.
Необходимо следовательно в естественном ряду,
например, животных нащупать прежде всего ту точку
данного ряда, с которой начинается такой-то орган,
чтобы не искать его уже в предшествующих точках
того же ряда, поскольку не желательно тормозвдъ
науку, произвольно предполагая за частями
неизвестного нам рода недоступные им способности.
Между прочим, многие ботаники тщетно пытались
найти половое размножение у безбрачных растений
{тайнобрачные Линнея); другие же хотели усмотреть
в так называемых воздухоносных сосудах растений спе-
аі*

164
ФИЛОСОФИЯ зоологии
циальный дыхательный орган. Равным образом,
многие зоологи старались найти легкое у некоторых
моллюсков, скелет—у морских звезд, жабры—у медуз;
наконец, в этом году корпорация ученых предложила
премию за исследование по вопросу о
кровообращении в лучистых.
Конечно, подобные попытки только доказывают,
как мало еще мы знаем естественный порядок
животных, последовательность в усложнении организации
и основные правила, вытекающие из знания данного
порядка. Впрочем, в отношении организации и
чрезвычайно малых неизвестных предметов обыкновенно
усматривается то, что желательно усмотреть, и
таким образом—как это уже и случилось—отыскали
то, что хотели, произвольно приписав способности
таким частям, у которых их не могло быть ни по
природе, ни по употреблению.
Рассмотрим теперь, каковы главные способности,
составляющие частную принадлежность известных
тел, одаренных жизнью, и на какой точке
естественного ряда—животных или растений—появляется
каждая из этих способностей, как и
обусловливающие их органы.
Частные способности определенных живых тел
(следовательно, отсутствующие в прочих телах,
одаренных жизнию) сводятся в главном к следующим:
1° пищеварению;
2° дыханию через специальный орган;
3° выполнению действий и движений при
посредстве мышц;
4° чувству, или способности ощущения;

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
165
5° половому размножению;
6° циркуляции основных жидкостей;
7° уму, в той или другой степени.
Бывают и другие частные способности, примеры
которых можно найти среди тел, одаренных жизнью,
и в первую очередь среди животных, но я ограничусь
обзором перечисленных как наиболее важных и
достаточных для моей цели.
Способности, не составляющие общей
принадлежности всех живых тел*, происходят все без исключения
от специальных дающих им место
органов,—следовательно, от органов, которыми обладают далеко не
все тела, одаренные жизнью; акты же, связанные
с этими способностями, суть функции данных
органов.
Поэтому, оставляя в стороне вопрос, выполняются
ли эти функции постоянно или с перерывами в
зависимости от обстоятельств, не решая также вопроса,
имеют ли эти функции своим назначением сохранение
особи или вида или они служат для сношения особи
с посторонними окружающими ее предметами, я
только в общих чертах изложу свои взгляды на
органические функции, дающие место семи перечисленным
выше способностям. Я докажу, что каждая такая
способность—частная принадлежность определенных
животных и не может быть общей всем особям,
составляющим их царство.
Пищеварение—это первая частная способность
свойственная большинству животных, и в то же время
это органическая функция, выполняемая в
центральной полости особи,—в полости, хотя и изменчивой по

166
ФИЛОСОФИЯ зоологии
своей форме в зависимости от пород, но в общем
представляющей собой канал или трубку, открытую
иногда на одном из своих концов, иногда—на том и
на другом.
Рассматриваемая функция, простирающаяся
исключительно на сложные посторонние частям особи
вещества, называемые пищей, состоит прежде всего
в нарушении сцепления частиц, обыкновенно
связанных в питательные материалы, вводимые в
пищеварительную полость; затем в изменении состояния
ж качеств этих частиц так, чтобы часть их могла
пойти на образование хилуса и на восстановление
и возмещение потерь основной жидкости особи.
Соки, распространяемые в пищеварительном оп-
гане выводными каналами разнообразных
помещающихся по соседству желез и выделяющиеся главным
образом во время пищеварительного процесса,
облегчают прежде всего растворение, или разрушение
сцепления между частицами пищевых материалов,
а затем содействуют изменениям данных частиц.
Тогда частицы, достаточно измененные и подготов-
ленные, плавая в пищеварительных и других соках,
служащих для них проводниками, проникают через
всасывающие поры стенок пищеварительной или
кишечной трубки в хилусные сосуды или во вторичные
каналы и образуют здесь ту ценную жидкость,
которая пойдет на восстановление основной жидкости
особи.
Все частицы, или более грубые части, не
пригодившиеся для образования хилуса, выбрасываются
затещ из пищеварительной полости.

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
167
Таким образом, специальным пищеварительным
органом является пищевая полость, переднее
отверстие которой, предназначенное для ввода пищи,
носит название рта, заднее же (если оно есть)—заднего
прохода.
Отсюда следует, что все живые тела, лишенные
пищеварительной полости, никогда не выполняют
пищеварительных процессов, а так как всякое
пищеварение происходит со сложными веществами и
разрушает связь между пищевыми частицами,
обращенными в твердые массы, то живые тела, не несущие
пищеварительных функций, питаются исключительно
жидкостями—текучими или газообразными.
Все растения относятся ко второй только что
указанной категории; у них нет пищеварительного
органа, и они, действительно, никогда не выполняют
пищеварительных актов.
Большинство же животных, наоборот, имеет
специальный пищеварительный орган, дающий им
возможность переваривать пищу, но эта возможность
или способность, как я уже сказал, не принадлежит
всем вообще животным и не может быть принята в
качестве одного из признаков животного состояния.
Действительно, инфузории не способны к
пищеварению, и напрасно было бы искать пищеварительную
полость в монаде, вольвоксе, протее и т. д.; ее не
найти здесь.
Способность пищеварения есть, следовательно,
только частное свойство огромного числа животных.
Дыхание—это вторая частная способность
определенных животных, поскольку оно менее обще, чем

168 ФИЛОСОФИЯ зоологии
пищеварение; оно выполняется отдельным
специальным органом, очень разнообразным в зависимости от
пользующихся им пород и характера их потребности
в нем.
Данная функция состоит в восстановлении
основной подвергшейся слишком быстрому изменению
жидкости особи—в восстановлении, для которого
чрезмерно медленный путь пищеварительного
процесса является недостаточным. Отмеченное
восстановление осуществляется исключительно в
дыхательном органе благодаря соприкосновению с особой
вдыхаемой жидкостью, сообщающей при своем
разложении основной жидкости особи
восстанавливающие элементы.
В животных, в которых основная жидкость имеет
несложный состав и движется медленно, ее
изменения происходят тоже медленно и для
восстановлений вполне достаточно бывает одного
пищеварительного канала: жидкости, несущие в себе необходимые
восстанавливающие элементы и проникающие в особь
указанным путем или путем всасывания, оказывают
свое достаточное действие, не требуя специального
органа. Таким образом способность дыхания при
помощи специального органа не является
необходимостью для живых тел. На это указывают все
растения и достаточно большое число животных, как,
например, составляющие класс инфузорий и
полипов.
Следовательно^, способность дыхания можно
предполагать только в живых телах, имеющих для
выполнения этой функции специальный орган, потому что,.

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
16$
если бы лишенные подобного органа имели нужду
в отношении своей основной жидкости в действии,
аналогичном дыханию (что очень сомнительно), они,
очевидно, достигли бы его каким-нибудь общим и
медленным путем, каков, например, путь пищеварения
или путь всасывания, выполняемый при посредстве
•наружных пор, а отнюдь—не особого органа.
Следовательно, живые тела данного рода не дышат.
Важнейшим «восстанавливающим элементом,
доставляемым вдыхаемым флюидом основной жидкости
животного, повидимому, является кислород. Он
освобождается из вдыхаемого флюида, соединяется
с основной жидкостью животного и сообщает этой
последней утраченные ею свойства.
Известно, что поставщиками кислорода в
процессе дыхания являются две различные вдыхаемые
жидкости,—это вода и воздух; они составляют
обыкновенно ту среду, в которую животные бывают
погружены или которая окружает их.
Вода, например, является жидкостью, вдыхаемой
множеством животных, постоянно обитающих в
глубине ее. Можно думать, что, доставляя кислород, эта
жидкость вовсе не подвергается разложению;
разлагается в процессе дыхания, наоборот, воздух,
в известном отношении как бы связанный с нею и в
определенном количестве всегда увлекаемый ею; он-то
в данном случае и отдает кислород основной жидкости
животного. Именно так дышат рыбы и значительное
число водных животных, но это дыхание менее
действенно и медленнее доставляет
восстанавливающие элементы, чем дыхание чистым воздухом..

170
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Атмосферный и чистый воздух—вторая
вдыхаемая жидкость, и именно им дышит огромное
количество животных, обитающих обыкновенно в глубине
<его или на суше; он быстро разлагается в акте
дыхания и тотчас же отдает свой кислород основной
жидкости животного, восстанавливая ее состав. Это
дыхание, свойственное совершеннейшим животным й
многим другим, отличается наибольшей активностью,
и, кроме того, оно становится тем боАее действенным,
чем больше содействует этому природа самого
•органа, при посредстве которого происходит
дыхание.
Мало установить в животном наличие
специального дыхательного органа: надо еще принять в
расчет природу данного органа, наконец, определить
отепень совершенства его организации на основании
быстрого или медленного восстановления основной
жидкости животного.
По мере того как основная жидкость животных
становится все сложнее по своему составу и
приобретает более активный характер, ее изменения во время
существования животного бывают все более
значительны и быстры и потребность ее в восстановлении
лоследовательно увеличивается в соответствии с
претерпеваемыми изменениями.
В простейших и несовершеннейших животных,—
таких, как инфузории и полипы,—основная их
жидкость настолько несложна, так мало активна и так
медленно изменяется, что для ее восстановления
вполне достаточно пищеварительных процессов. Но
вскоре уже природа начинает стремиться к новому

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
171
средству для поддержания основной жидкости
животных в полезном для нее состоянии, и тогда она
создает дыхание; но предварительно ею
устанавливается лишь крайне слабая, крайне неактивная
система и, наконец, система, связанная с движением
воды, действующей самостоятельно в качестве
вдыхаемого флюида.
Впоследствии природа, видоизменяя способ
дыхания соответственно повышавшимся требованиям
вносимых ею улучшений, делала эту функцию все
более и более активной и, наконец, сообщила ей
величайшую энергию.
Остановимся сначала на водяной дыхательной
системе, как на менее деятельной, и мы увидим, что
органы этой системы бывают двоякого рода,
различаясь между собой по степени активности. То же
самое мы отметим впоследствии также в отношении
органов воздушного дыхания.
Органы водного дыхания распадаются на
водоносные трахеи и жабры, как воздупшого—на воздуха-
мосные трубки {трахеи) и легкие. Водоносные трахеи,
вне всякого сомнения, стоят к жабрам в таком же
отношении, как воздухоносные трахеи—к легким
{Syst. des Animaux sans vertebres, стр. 47).
Водоносные трахеи представляют собой
известное число разветвленных сосудов,
распространяющихся внутри тела животного и открывающихся
'Снаружи множеством крошечных трубок,
всасывающих воду: с помощью такого средства вода все время
проникает внутрь через открывающиеся снаружи
трубочки, совершает род круговорота внутри живот-

172
философия зоологии
ного, осуществляя процесс дыхания, и выходит вон,,
изливаясь в пищевую полость. Эти водоносные
трахеи представляют самый несовершенный и
малодеятельный дыхательный орган,—первый, какой был
создан природой и принадлежащий животным с очень
несложной организацией, настолько несложной, что
в них нет даже никакой системы для обращения их
основной жидкости. Хорошим примером таких
животных могут послужить лучистые—такие, как
морские ежи, морские звезды, медузы и пр.
Жабры составляют также дыхательный водный
орган, пригодный, кроме того, для вдыхания чистого
воздуха, но этот дыхательный орган всегда лежит
обособленно внутри или снаружи тела животного
и встречается исключительно в животных, чья
организация в силу своей достаточной сложности
допускает наличие нервной и кровеносной систем.
Пытаться найти у лучистых и червей жабры на
том основании, что они дышат через воду—это то же,,
что искать у насекомых легкое, потому что они
дышат воздухом. Воздухоносные трахеи насекомых
сами представляют несовершеннейший тип органа
воздушного дыхания; они распростираются во всех
частях тела животного и здесь оказывают свое дей-
стие, необходимое для дыхания; легкое же, как
и жабры,—обособленный дыхательный орган, на
высшей ступени своего совершенства самый
деятельный из всех дыхательных органов.
Чтобы хорошо уяснить себе основания всего
изложенного мною, надо обратить некоторое внимание^
на следующие два замечания.

О СПОСОБНОСТЯХ .ЧАСТНЫХ
173
Дыхание животных, у которых не наблюдается
правильного обращения основной жидкости,
происходит медленно, без сколько-нибудь заметного
движения, и в системе органов, рассеянной почти по
всему телу животного. При этом дыхании сам же
вдыхаемый флюид распространяет повсюду свое
влияние; основная жидкость животного нигде не
предупреждает его. Таково дыхание лучистых и червей,
где вдыхаемой жидкостью является вода, и таково
тке дыхание насекомых и паукообразных, в котором
вдыхаемая жидкость—атмосферный воздух.
Совсем другого рода дыхание у животных с
правильным обращением их основной жидкости; оно
здесь не так медленно, дает место особым движениям—
размеренным в совершеннейших животных—и
выполняется простым, двойным или сложным органом,
нсегда обособленным, поскольку он не
распространяется по всему телу. В данном случае основная
жидкость, или кровь животного, сама движется впереди
вдыхаемого флюида, проникающего исключительно
в дыхательный орган: в результате этого кровь жи<*
вотного, помимо общего обращения, имеет еще
особое обращение, названное мной дыхательным. Так
как в одном случае в дыхательный орган поступает
только часть крови, прежде чем разойтись по всему
телу животного, в другом же—вся кровь проходит
через упомянутый орган до своего поступления во
все части тела, дыхательное обращение крови бывает
полным или неполным.
Обнаружив два весьма различных способа
дыхания у животных, владеющих особым дыхательным

174
ФИЛОСОФИЯ зоологии
органом, можно, как я думаю, первый способ (в том?
виде, как он наблюдается у лучистых, червей и
насекомых) назвать общим дыханием, второй же,
свойственный животным, более совершенным, чем
насекомые,—местным дыханием; к этому второму г
может быть, следует отнести также ограниченное
дыхание паукообразных.
Итак, дыхание составляет частную
принадлежность определенных животных, и орган, при
посредстве которого дышат эти животные, стоит по своей
природе в таком соответствии с их потребностями и со
степенью совершенства их организации, что было бы
несообразностью пытаться найти в несовершенных
животных дыхательный орган более совершенных.
Мышечная система—она делает владеющих ею
животных способными производить действия и
передвижения и управлять этими актами как в силу
наклонностей, возникших из привычек, так и внутреннего
чувства и, наконец, деятельности разума.
Как известно, ни одно мышечное действие не
может иметь места без нервного влияния, а поэтому
мышечная система могла образоваться только посла
возникновения нервной системы, по крайней мере
в ее первоначальной простейшей форме и на ступени
ее наименьшей сложности. И если верно, что функция»
нервной системы, имеющая целью посылку тонкого
нервного флюида к мышечным волокнам или к
пучкам их для приведения их в действие, значительно
проще функции, необходимой для возникновения:
чувства (что я рассчитываю доказать), отсюда с
необходимостью следует, что как только нервная система

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ 175*
смогла сложиться в мозговую массу с
заканчивающимися здесь нервами или представить несколько
отдельных узлов с отправляемыми к определенным
частям тела нервными волокнами,—она стала
способна производить мышечное раздражение, не
будучи, однако, в состоянии породить чувство.
На основании этих соображений я вправе,
думается мне, заключить, что мышечная система
образовалась после нервной, взятой в ее наименьшей
сложности, но способность действовать и передвигаться,
посредством мышечных органов предшествует в
животных способности ощущения.
Между прочим, поскольку нервная система в*
своем первоначальном виде предшествует мышечной;
поскольку ее начало совпадает с образованием
главной мозговой массы, с отходящими от последней
различными нервными волокнами; поскольку, наконец,,
подобная органическая система невозможна в
животных столь простой организации, как инфузории
и большинство полипов,—мышечная система,
очевидно, относится к разряду частных образований
определенных животных и не все могут обладать ею;,
тем не менее, способность действовать и двигаться
посредством мышечных органов наблюдается в
большем количестве животных, чем способность к
чувства.
Чтобы убедиться в существовании мышечной
системы в животных, где присутствие ее вызывает>
сомнение, надо рассмотреть, представляют ли части
данных животных опорные точки определенной
плотности и твердости для прикрепления мышечных.

176 ФИЛОСОФИЯ зоологии
волокон, так как эти точки прикрепления от частого
натяжения постепенно отвердевают.
Есть уверенность, что мышечная система
существует в насекомых и во всех животных последующих
классов. Но, спрашивается, не установила ли ее
природа и в животных, менее совершенных, чем
насекомые? Если бы это было так,—возможность ее
можно было бы допустить, например, в лучистых,
но только в морских ежах и фистулидах, а отнюдь не
в мягкотелых лучистых; возможно также, что
природа наметила эту систему еще в актиниях;
достаточно твердый состав их тела делает такое
предположение вероятным, но ни в коем случае нельзя
предполагать ее ни в гидрах, ни в большинстве других
полипов, ни тем более—в инфузориях.
Возможно, что, приступая к установлению той или
другой специальной органической системы, природа
выбирала для этого исключительно благоприятные
условия, и в силу такого положения вещей в нашей
лестнице животных в данном отношении имеются кое-
какие перерывы, вызванные случаями, когда
образование данной системы не могло иметь места.
Тшательное изучение действий природы,
руководимое вышеизложенными соображениями, без
сомнения откроет нам много нового относительно этих
интересных предметов, и, быть может, мы обнаружим,
что природа, положив начало мышечной системе в
лучистых, не наделила ею следующих за ними червей.
Если это предположение имеет свои основания,
подтверждается мой взгляд на червей, а именно, что
они по всей видимости образуют особую ветвь жи-

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
177
вотной лестницы, начатую природой вновь с
непосредственных зарождений (гл. VI, стр. 130).
Мышечная система, ясно выраженная и вполне
изученная в насекомых, неизменно обнаруживается
затем во всех последующих классах животных.
Чувство—это способность, которой должно быть
отведено четвертое место среди частных способностей
живых тел, так как оно является менее
распространенным, чем мышечное движение, дыхание и
пищеварение.
Дальше мы увидим, что в сущности чувство—
только следствие, только результат органического
акта, а отнюдь не неотъемлемое свойство какого-
нибудь одного из тех веществ, которые входят в
состав живого чувствующего тела.
Ни одной нашей жидкости, ни одному нашему
органу, ни даже нашим нервам отнюдь не присуще
чувствовать. Только ошибкой могли мы приписать
странное явление, получившее название ощущения,
или чувства, возбужденной части нашего тела; ни
одно вещество, входящее в состав этой части, в
действительности не чувствует и не может чувствовать.
Это в высшей степени замечательное явление,
известное под названием ощущения и боли (когда оно
слишком остро)—результат функции совершенно
особенной системы органов, действия которой выполняются
в зависимости от вызывающих их обстоятельств.
Я надеюсь доказать, что данное явление,
составляющее чувство, или ощущение, явно вытекает из
возбуждающей причины, вызывающей во всех частях
соответствующей специальной системы органов из-
12 Философия зоолоіии, т. II.

178
ФИЛОСОФИЯ зоологии
вестное действие, которое путем отражения, более
быстрого, чем молния, из всех частей системы
передает свой общий эффект общему очагу, где возникает
самое ощущение, и отсюда распространяет данное
ощущение вплоть до раздраженной точки тела.
В третьей части этого труда я попытаюсь более
подробно осветить изумительный механизм явления,
составляющего так называемое чувство: здесь же
скажу только, что специальная система органов,
способная производить подобное действие, известна
под названием нервной системы, и добавлю к этому,
что данная система становится способной вызывать
чувство только по достижении достаточно высокой
степени сложности, достаточно высокой, чтобы дать
место многочисленным нервам, сходящимся в общем
очаге, или центре отношения.
Из этих замечаний вытекает, что ни одно
животное, нервная система которого не достигла еще
вышеуказанного состояния сложности, не в
состоянии испытывать отмеченное замечательное
явление и, следовательно, не способно чувствовать; тем
более должно быть лишено чувства всякое животное
без сходящихся в основной мозговой массе нервов.
Поскольку, значит, у растений не найдено нервов,
что служит признаком отсутствия у них способности
чувства, последнее не может считаться общим
свойством всех живых тел, но эту способность признали
за всеми животными, и это явная ошибка, потому что
не все животные обладают и могут обладать нервами;
кроме того, животные, у которых нервы находятся
в зачаточном состоянии, не имеют еще нервной си-

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
179
стемы, способной по условиям своим производить
чувство. Весьма вероятно также, что в своем
зачаточном виде или в своем начальном несовершенстве
данная система не способна ни к чему другому, как
к возбуждению мышечного движения, и потому
способность чувства не может быть присвоена всем без
исключения животным.
Если верно, что всякая способность,
составляющая частную принадлежность определенных живых
тел, зависит от наличия в них специального органа
(что подтверждается самым фактом), способность
чувства, явно принадлежащая к разряду частных
свойств известных животных, является также
продуктом органа или особой системы органов, способной
своими действиями порождать чувство.
С этой точки зрения нервная система составляет
специальный орган чувства, когда она слагается из
единого центра отношения и сходящихся здесь
нервов. Но, повидимому, только в насекомых строение
нервной системы начинает достигать степени
развития, достаточной для производства чувства (хотя
в крайне неясной еще форме). Эта способность
встречается затем во всех животных следующих классов
в соответственных степенях своего совершенства.
В животных же, стоящих ниже насекомых,
например, в червях и лучистых, даже при наличии кое-
каких намеков на нервы и обособленные узлы,
данные органы, как с большим основанием можно
предположить, приспособлены только для производства
мышечного движения, простейшей функции нервной
системы.
12*

180
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Наконец, в отношении еще более несовершенных
животных, вроде значительного числа полипов и
всех инфузорий, совершенно ясно, что они не могут
обладать нервной системой, способной одарить их
чувством, ни даже движением при посредстве мышц:
раздражимость одна заменяет им все.
Итак, чувство не есть общая всем животным
способность, как вообще думали.
Половое размножение—это частная способность,
почти столь же распространенная в животных, как
и чувство; она является следствием органической
функции, не существенной для жизни и имеющей
целью оплодотворение зародыша, который становится
тогда готовым к восприятию жизни и по своем
развитии представляет особь, подобную той или тем, от
которых она происходит.
Эта функция выполняется в особые сроки, иногда
строго установленные, иногда неопределенные, через
содействие двух систем, называемых половыми, из
которых одна представляет мужские, а
другая—женские органы.
Половое размножение наблюдается и в животных,
и в растениях, но оно составляет частную
принадлежность определенных животных, как и определенных
растений, и отнюдь не является общим свойством тех
и других; природа не имела возможности
распространить его настолько, как мы это увидим.
Чтобы произвести живые тела—животных или
растения,—природе пришлось начать с наиболее
простой организации в самых нестойких телах, где
невозможно было существование никакого специаль-

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ 181
кого органа. Вскоре же природа очутилась в
необходимости наделить эти тела способностью
размножаться, без чего ей пришлось бы всюду прибегать
к самостоятельным творческим актам, что отнюдь не
было в ее власти. Но не имея возможности дать своим
первым произведениям способность размножаться
при посредстве какой-нибудь особой системы
органов, она достигла того же результата с помощью
способности роста, свойственной всем вообще живым
телам,—способности, ведущей сначала к делению
всего тела, а затем отрыву определенных выступающих
вперед участков данного тела; отсюда—почки и
различные воспроизводительные тельца, являющиеся
теми же частями живого тела, отделяющиеся и
продолжающие самостоятельно жить по своем отделении,
не нуждаясь ни в каком оплодотворении, не
представляя собой никакого зародыша ц, развиваясь без
разрыва какой бы то ни было оболочки, они во взрослом
состоянии оказываются однако вполне схожими с
произведшими их особями.
Таково средство природы, употребленное для
размножения животных и растений, которым она не
могла предоставить сложные органы полового
размножения, и было бы тщетным желанием найти
подобные сложные органы в водорослях и грибах или
в инфузориях и полипах.
Когда мужские и женские органы совмещены
в одной и той же особи, данная особь получает
название гермафродита.
В этом случае надо отличать гермафродитизм
полный, сам себе довлеющий, от гермафродитизма

182
ФИЛОСОФИЯ зоологии
неполного, не удовлетворяющегося самим собой.
Многие растения, например, являются
гермафродитами до такой степени, что двуполая особь их
довольствуется самой собой для оплодотворения, между
тем как в отношении двуполых животных
наблюдение не подтвердило еще, чтобы каждая такая особь
была достаточна сама для себя, и известно, что многие
моллюски, подлинные гермафродиты,
оплодотворяются тем не менее одни другими. Правда, среди гер-
мафродитных моллюсков те, которые имеют
двустворчатую раковину и неподвижны, как устрицы,
повидимому, должны были бы самооплодотворяться,
но возможно, что между ними происходит и
взаимное оплодотворение через среду, в которую они
погружены. Если это так, среди животных возможны
только неполные гермафродиты; к тому же известно,
что среди позвоночных животных нет ни одной
подлинно гермафродитной особи. Таким образом
полные гермафродиты встречаются единственно среди
растений.
Что касается признаков гермафродитизма,
выражающегося в соединении двух полов в одной особи,
то однодольные растения, повидимому, представляют
исключение; хотя какой-нибудь кустарник или
однодольное дерево несет в себе два пола, каждый их
цветок, однако, является однополым.
Я замечу по этому поводу, что неправильно
называть особью дерево или куст или даже многолетнее
травянистое растение, так как это дерево или этот
куст и т. д. в действительности только собрание
особей, живущих одни на других, взаимно связанных

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
183
и участвующих в одной общей жизни, как это имеет
место также у полипов, составленных из мадрепор,
миллепор и т. д., что уже доказано мною в первой
главе этой второй части.
В опглодотворении, являющемся существенным
следствием полового акта, надо различать две особые
ступени, из которых одна—высшая или более
совершенная, поскольку она относится к совершеннейшим
животным (млекопитающим)—охватывает
оплодотворение живородящих, другая же—низшая или
менее совершенная—яйцекладущих животных.
Оплодотворение у живородящих животных сразу
же оживляет подвергшийся ему зародыш, и затем
этот зародыш, продолжая жить, питается и
развивается за счет матери, с которой сообщается вплоть до
своего появления на свет. Между актом, делающим
этот зародыш способным к восприятию жизни, и
самою жизнью, получаемою через этот акт, не
установлено никакого промежутка: к тому же этот
оплодотворенный зародыш заключен в оболочку (плаценту),
не содержащую никаких запасов питания.
Наоборот, оплодотворение у яйцекладущих
заключается только в подготовке зародыша и в
сообщении ему свойств, необходимых для возникновения
в нем жизни, но оно не дает ему еще самой жизни. Но
этот оплодотворенный зародыш яйцекладущих
заключен вместе с запасом питания в оболочки,
теряющие связь с матерью прежде, чем отделиться,—и
зародыш получает жизнь только тогда, когда какая-
нибудь частная причина, в ускорении или
запоздании и даже в уничтожении которой властны одни

184
ФИЛОСОФИЯ зоологии
внешние обстоятельства, сообщит ему жизненное
движение.
Эта частная причина, дающая зародышу жизнь
после его оплодотворения, заключается в отношении
яиц животных в простом повышении температуры
и для растительных семян—в совместном действии
влаги и мягкой проникающей в них теплоты. Таким
образом, указанное повышение температуры для
птичьих яиц достигается высиживанием; для
большинства же других яиц достаточно бывает и мягкого
атмосферного тепла; наконец, для растительных
семян нужны обстоятельства, благоприятствующие
прозябанию.
Но и яйца, и семена, способные повести к
существованию животных и растений, необходимо
содержат в себе каждое оплодотворенный зародыш,
заключенный в оболочки, откуда он может освободиться
только по разрыве их: следовательно, и яйца, и
семена—результат полового акта, поскольку
производительные тельца, имеющие другое
происхождение, никогда не представляют зародыша
заключенного в оболочки, которые ему приходилось бы
разрывать, чтобы получить возможность развиваться.
Разумеется, почки и воспроизводительные тельца, более
или менее яйцеобразные у большинства животных
и растений, в данном случае отнюдь не годны для
сравнения, и потому было бы злоупотреблением
искать полового размножения там, где природа не
имела средств установить его.
Итак, половое размножение составляет частную
принадлежность определенных животных и растений:

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
185
следовательно, простейшие и несовершеннейшие
живые тела не могут обладать подобной способностью.
Кровообращение—данная способность существует
только в определенных животных, причем здесь,
в царстве животных, она значительно меньше
распространена, чем рассмотренные выше пять
способностей. Она происходит от органической функции,
относящейся к ускорению движения основной
жидкости известных животных—к функции,
выполняемой в особой, предназначенной к тому, системе
органов .
Данная органическая система слагается в
основном из сосудов двоякого рода, а именно: артерий
и вен, и почти всегда, кроме того, из полой мясистой
мышцы, занимающей почти центр системы: мышца
эта становится вскоре главной действующей силой
и получает название сердца.
Функция рассматриваемой органической системы
заключается в том, чтобы направить основную
жидкость животного, носящую в этом случае название
крови, от почти центральной точки, занимаемой
сердцем, по артериям во все части тела; по возвращении
своем к той же точке по венам кровь снова расходится
по всем частям тела.
Вот этому-то движению крови, постоянно
посылаемой ко всем частям тела и постоянно
возвращающейся к своей исходной точке в течение всей жизни
особи, и присваивается название обращения; его
надо рассматривать как главное в отличие от
обращения дыхания, выполняемого посредством особой
системы, состоящей также из артерий и вен.

186
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Давая начало организации в простейших и
несовершеннейших животных, природа была в состоянии
сообщить их основной жидкости только крайне
медленное движение. Примером этого может послужить
несложная и мало деятельная основная жидкость,
движущаяся в клеточной ткани инфузорий. Но
впоследствии, оживляя и постепенно усложняя основную
жидкость животных наряду с усложнением и
усовершенствованием их организации, природа смогла мало-
помалу ускорить движение различными средствами.
У полипов основная жидкость все еще очень
проста и движется немного скорее, чем у инфузорий,
но уже правильная форма полипов и особенно
имеющаяся у них пищевая полость дают природе кое-
какие средства сделать более активной их основную
жидкость.
Вероятно, природа воспользовалась этими
средствами в лучистых, установив в пищевой полости
данных животных центр деятельности их основной
жидкости. На самом деле, тончайшие
расширительные флюиды из окружающей среды, являясь
причиной-возбудителем движений данных животных,
проникая главным образом в их пищевую полость,
должны были своими постоянно возобновляющимися
расширениями повести к усложнению этой полости,
к лучевой внешней и внутренней форме данных
животных и послужить, кроме того, причиной изохро-
нического движения, наблюдаемого в лучистых
мягкотелых,
С установлением мышечного движения в
насекомых (а может быть несколько раньше) природа

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
187
получила вместе с тем новое средство для еще
большего ускорения движения их сукровицы, или их
основной жидкости, но, дойдя до организации
ракообразных, она должна была найти это средство уже
недостаточным, и ей пришлось создать особую
органическую систему для ускорения основной жидкости
этих животных, т. е. их крови. Действительно,
в ракообразных мы становимся впервые свидетелями
целостного отправления
кровообращения—отправления, лишь слабо намеченного ' в паукообразных.
Каждая вновь приобретенная система органов
всегда сохраняется в последствующих организациях,
но природа впоследствии трудится над ее все большим
и большим усовершенствованием.
Вначале, например, общее кровообращение
представляет в своей системе органов сердце с одним
желудочком, в кольчецах же сердце даже совсем
неизвестно; это общее обращение сопровождается на
первых порах только неполным дыхательным
оборотом, т. е. таким, при котором не вся кровь
проходит через орган дыхания, прежде чем быть
направленной ко всем частям тела, как это наблюдается
в животных с недоразвитыми жабрами. Но в рыбах,
аде жаберное дыхание достигает высоты своего
развития, общее обращение сопровождается полным
дыхательным оборотом.
Когда впоследствии природе удалось создать для
дыхания легкие, как, например, в рептилиях, общее
^обращение могло сопровождаться все-таки только
неполным дыхательным оборотом, так как новый
дыхательный орган был еще слишком несовершенен;

188
ФИЛОСОФИЯ зоологии
само общее обращение в своей органической системе
продолжало иметь все еще сердце с единственным
желудочком, и новая вдыхаемая жидкость, будучи
сама по себе более быстрым восстановителем, чем
вода, не вызывала необходимости в полном дыхании.
Когда же природа внесла усовершенствование в
легочное дыхание (в птицах и млекопитающих), общее
обращение стало сопровождаться полным
дыхательным оборотом; сердце по необходимости получило
два желудочка и два сердечных ушка, и движение
крови достигло наивысшего ускорения; энергичный
процесс анимализации оказался способным поднять
внутреннюю температуру животного выше
температуры окружающей среды, и кровь подчинилась
внезапным изменениям, потребовавшим соответственных
восстановлений.
Обращение основной жидкости живого тела
является таким образом органической функцией, свой-
ственной определенным животным: в полном и общем
виде оно обнаруживается впервые в ракообразных
и затем уже встречается во всех последующих
классах в их постепенно нарастающем совершенстве, но
напрасно было бы искать его в менее совершенных,
животных предшествующих классов: там его нет..
Ум—из всех частных способностей животных
именно ум имеет наиболее узкие границы в отношении
охвата количества живых существ, обладающих им,,
хотя бы в состоянии его наибольшего несовершенства,,
но вместе с тем—это самая изумительная
способность на ступени своего полного развития, и тогда
на него можно смотреть, как на высшее достижение

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
189
жз всего того, что могла выполнить природа с помощью
организации.
Данная способность вытекает из деятельности
особого органа, который—один только—и может дать ей
место и с достижением возможного для него развития
сам по себе приобретает, повидимому, очень сложный
характер.
Уже потому, что этот орган безусловно отличается
от органа, вызывающего чувство, хотя бы он и не
мог существовать без последнего, способность
осуществления разумных действий не только не обща всем
без исключения животным, но не составляет даже
общего свойства всех чувствующих животных, так как
чувство может существовать и без разума.
Специальный орган, в котором производятся акты
мыслительной способности, повидимому, не что иное,
как придаток нервной системы, т. е. дополнительная
часть к головному мозгу, заключающему в себе очаг
или центр отношения нервов. Таким образом данный
специальный орган близок указанному очагу; к тому
же составляющее его вещество по своей природе
нисколько не отличается от вещества нервной
системы; однако только в нем могут выполняться
разумные акты, а так как нервная система может
существовать и без него,—значит перед нами специальный
орган.
В третьей части можно найти несколько общих
замечаний насчет вероятного механизма этого органа,
вмешиваемого с мозговой массой, известной у
позвоночных животных под названием головного мозга,
тде он составляет только два складчатых полушария,

190
ФИЛОСОФИЯ зоологии
покрывающих этот мозг. Здесь же мне достаточно*
указать, что среди животных с нервною системою
только самые совершенные действительно имеют
мозг, снабженный двумя упомянутыми полушариями^
и что все беспозвоночные животные, за исключением,,
быть может, известных моллюсков последнего отряда,
вообще лишены специального органа, хотя бы
значительное число их имело мозг с непосредственно
отходящими от него нервами одного или нескольких
чувств и их мозг был вообще разбит на две доли или
разделен бороздою.
Согласно вышеприведенным замечаниям
способность разумения получает начало только в рыбах
или—самое большое—в головоногих моллюсках;
дальнейшее развитие она приобретает в рептилиях
(особенно последних отрядов) и очень большие успехи
делает в птицах; в млекопитающих последних
отрядов она достигает предела своего возможного здесь
развития.
Итак, ум—способность, составляющая частную
принадлежность животных, способных в то же время
и чувствовать, но не всякому чувствующему
животному свойственна умственная способность: мы
увидим в самом деле, что среди чувствующих животных
лишенные специального органа для выполнения
умственных актов могут иметь только крайне
смутное представление о воздействующих на них
предметах, причем они не создают никакого понятия, не
делают никаких сравнений, не выносят никаких
суждений и во всех своих действиях управляются своими
потребностями и усвоенными наклонностями.

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
191
Краткое изложение данной второй части
Ограничившись в девяти предшествующих
главах исключительно приведенными в них
наблюдениями, мне удалось избежать множества
подробностей, правда, очень интересных, но содержащихся во
всех хороших трудах по физиологии, доступных
общественному пользованию; выдвинутые же мной по-
ложения, как мне кажется, вполне достаточны, чтобы
доказать:
1° Жизнь каждого живого тела есть не что иное,
как порядок и состояние вещей, позволяющие
внутренним частям данного тела подчиняться действию
причины-возбудителя и выполнять так называемые
органические, или жизненные, движения, благодаря
которым оно, это тело, получает возможность
соответственно своему виду производить известные
органические явления.
2° Причина-возбудитель жизненных движений не
принадлежит органам живых тел, но ее элементы—
правда, в разной степени изобилия—содержатся во
всех местах, обитаемых живыми телами; последним
доставляет эти элементы окружающая среда сразу
или частями; без указанной причины ни одно тело
не могло бы пользоваться жизнью.
3° Всякое живое тело необходимо состоит из
двоякого рода частей, а именно: вмещающих частей,
состоящих из очень податливой клеточной ткани,
внутри которой и за счет которой образуется всякий
орган, и из видимых вмещаемых жидкостей,
подверженных связанному с переменой места движению

192
ФИЛОСОФИЯ зоологии
и разнообразным изменениям в отношении своего
состояния и природы.
4° Животная природа не представляет
существенного отличия от растительной по органам,
составляющим частную принадлежность каждого из двух родов
данных живых тел; это отличие заключается главным
образом в свойстве веществ, входящих в состав
каждого из указанных двух родов тел: таким образом
вещество всякого животного тела позволяет
возбудительной причине установить в данном теле высокую
степень оргазма и раздражимость, тогда как
вещество всякого растительного тела предоставляет
возбудительной причине одну лишь возможность
приводить в движение содержащиеся в теле жидкости,
причем допускает оргазм во вмещающих частях
только в слабой мере, не способной дать место
раздражимости и повести к выполнению частями тела
внезапных движений.
5° Природа сама дает место прямым, или, так
называемым самопроизвольным у зарождениям, создавая
организацию и жизнь в телах, не имевших ни той, ни
другой; ей необходимо должна быть присвоена эта
способность в отношении несовершеннейших животных
и растений, начинающих собой животную или
растительную лестницу или, может быть, некоторые
боковые ветви их, и это изумительное явление
выполняется ею исключительно на малых массах материи—
студенистой для животной природы и слизистой для
растительной—путем преобразования этих масс в
клеточную ткань, наполнения их входящими в их
состав жидкостями и установления в них с помощью

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫХ
193
возбудительной причины, доставляемой
окружающею средою, движений, рассеяний, восстановлений
и разнообразных изменений.
6° Законы, управляющие всеми изменениями,
наблюдаемыми нами в телах какой бы то ни было
природы, всюду одни и те же, но в телах живых они дают
результаты, прямо обратные тому, что наблюдается
в грубых, или неорганических, телах, потому что
в первых они находят порядок и состояние вещей,
позволяющих им производить все жизненные
явления, во вторых же, сталкиваясь с состоянием вещей
совсем иного порядка, дают естественно и другие
следствия: отсюда надо считать ошибочным взгляд, будто
у природы имеются для живых тел особые законы
в противоположность тем, что управляют всеми
изменениями безжизненных тел.
7° Все живые тела—какого бы царства и класса
они ни были—имеют общие им способности;
последние составляют свойство общей организации
данных тел и принадлежащей им жизни, и поэтому
эти способности, общие всему живому, не требуют
для своего проявления никакого специального
органа.
8° Некоторые живые тела, особенно среди
животных, имеют, помимо общих им всем, еще частные
способности, т. е. никогда не встречающиеся в других
живых телах, но все эти частные способности,
наблюдаемые, между прочим, в большинстве животных,
зависят от специального органа или системы
допускающих их органов, так что всякое животное, не
владеющее таким органом или такою системою органов, не
13 Философия зоологии, т. II

194 философия зоологии
может ни в коем случае обладать и связанною с ними
способностью*.
9° Наконец смерть всякого живого
тела—естественное явление, необходимо вытекающее из самых
условий проявления жизни в данном теле, если не
касаться всяких случайных причин, вызывающих
смерть раньше, чем к ней приведут естественные
причины; рассматриваемое явление—не что иное, как
полная остановка жизненных движений вследствие
какого-нибудь нарушения порядка и состояния
вещей, необходимых для поддержания этих движений;
у животных с очень сложной организацией, у которых
основные органические системы живут как бы особой
жизнью (хотя и тесно связанной с общей жизнью
особи), смерть наступает постепенно и как бы по
частям, так что жизнь в главных органах особи
угасает последовательно и в неизменном порядке и по-
* По этому поводу я замечу, что растения вообще не
представляют никакого внутреннего специального органа для
частной функции и поэтому каждый участок растительного
тела, содержа в себе, как и все прочие, все существенные для
жизни органы, может жить и произрастать сам по себе или
путем прививки—разделять с другим растением общую жизнь;
из такого порядка вещей в растительном царстве, между
прочим, следует то, что многие особи одного и того же вида и
породы могут жить одни на других и участвовать в общей
жизни.
Я добавлю, что покоящиеся почки, встречающиеся на
ветках и даже на стволах деревянистых растений, не могут
считаться за специальные органы; это—всего лишь навсего
зачатки определенных особей, ожидающих только
благоприятных обстоятельств, чтобы развиться.

О СПОСОБНОСТЯХ ЧАСТНЫ 195
следний момент, завершающий смерть особи, есть
тот, когда умирает последний орган.
В этих столь трудных вопросах, рассмотренных
сейчас мною, все ограничивается тем, что возможно
знать и не выходит за пределы того, чему может
научить наблюдение. Все здесь сведено к условиям,
имеющим существенное значение для жизни,—условиям,
установленным на основании самих фактов,
свидетельствующих об их необходимости.
Если вещи в действительности не таковы, как это
указано мною; если является мысль, что
перечисленные условия и приведенные факты недостаточно
доказательны для признания их, надо отказаться
совсем от изыскания физических причин органических
явлений и жизни.
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

ФИЛОСОФИЯ
зоологии
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
Рассуждения о физических причинах
чувства, о причинах, составляющих
производительную силу действий, наконец, о при-
чинах, дающих место разумным актам,
наблюдаемым в разных животных
ВВЕДЕНИЕ
Во второй части этого труда я попытался пролить
некоторый свет на физические причины жизни в
телах, на условия для ее возникновения и
проявления, и, наконец, на источник силы-возбудителя
жизненных движений, без которой никакое тело не
могло бы в действительности обладать жизнью.
Теперь я намерен рассмотреть, что такое чувство,
каким образом играющий здесь роль специальный
орган (нервная система) производит изумительное
явление ощущений, как самые ощущения путем
добавочного органа головного мозга порождают
представления, а эти последние служат причиной обра-

ВВЕДЕНИЕ
197
зования в том же органе мыслей, суждений,
размышлений, одним словом, разумных актов, еще
более поразительных, чем ощущения.
Но—говорят—«функции головного мозга
отличаются от функций других внутренних органов.
В этих последних причины и следствия—одной и той
же природы (природы физической)...
«Функции головного мозга—совсем иного
порядка; они заключаются прежде всего в получении через
нервы и в непосредственной передаче уму
чувственных впечатлений; затем—в сохранении следов этих
впечатлений и в воспроизведении их с большей или
меньшей быстротой, ясностью и полнотой всякий
раз, как ум будет нуждаться в них для своих
операций или в случае возникновения их по закону
ассоциации идей; наконец, в передаче мышцам, опять-
таки при посредстве нервов, приказов воли.
«Между прочим, эти три функции предполагают
навеки закрытое для нашего понимания
взаимодействие между делимой материей и неделимым «я»—
незаполняемый пробел в системе наших понятий
и вечный камень преткновения для всех философий;
помимо этого, они несут и другую трудность: мы не
только не понимаем, но и никогда не поймем, каким
образом какие-нибудь отпечатки в нашем мозгу могут
восприниматься нашим умом и вызывать в нем образы;
как бы далеко ни проникали наши исследования, эти
отпечатки никак не открываются нашим глазам,
и мы совершенно не знаем их природы, хотя влияние
Еозраста и болезней на память и не оставляет ника-

198
ФИЛОСОФИЯ зоологии
кого сомнения насчет их существования и даже
местонахождения» {Доклад Институту о Записке
гг. Галляи и Шпурцгейма,15 стр. 5).
Нужна некоторая доля дерзости, как мне
кажется, чтобы определять границы мыслительных
способностей человеческого ума, равно как и его пределы
и меру. Кто в самом деле может утверждать, что
человек когда-нибудь не овладеет таким-то знанием
и не проникнет в такую-то тайну природы? Не
известно ли, что он открыл уже много важных истин,
из которых некоторые казались совершенно
недосягаемыми для него.
Повторяю, дерзости больше в том, кто хочет раз
на всегда установить, что человеку дано знать и в чем
он осужден на вечное неведение, нежели в том, кто,
изучая факты, исследуя отношения между
различными физическими телами и прибегая ко
всевозможным индукциям, в тех случаях, когда его грубые
чувства не в состоянии дать ему доказательства для
необходимой ему моральной уверенности, употребляет
настойчивые усилия к открытию причин каких бы то
ни было естественных явлений.
Если бы вопрос выходил из рамок природы, если
бы дело шло о явлениях нефизического порядка или
о явлениях, независимых от физических причин, без
сомнения, эти предметы были бы выше человеческого
понимания, так как последнему недоступно чуждое
природе.
А так как в этом труде речь идет не о чем другом,
как о животных, и так как наблюдение показывает
дам, что среди них встречаются такие, которые вла-

ВВЕДЕНИЕ
199
деют способностью чувства, образуют понятия,
высказывают суждения и выполняют различные
осмысленные акты, словом, имеют память,—я спрошу, что
это за особая сущность, именуемая в
вышеприведенном месте умом,—странная сущность, находящаяся,
как говорят, в таком отношении к деятельности
мозга, что функции этого органа приобретают иной
порядок, нежели функции других органов особи.
В этой измышленной сущности, не имеющей себе
образца в природе, я усматриваю только
искусственное средство разрешить затруднения, не устранимые
шшм путем за недостаточным изучением
естественных законов: это—нечто вроде всемирных катастроф,
выдвинутых в ответ на известные геологические
вопросы, затрудняющие нас именно потому, что пути
природы во всевозможных беспрестанно
производимых ею переменах остаются все еще неизвестны нам.
Обратимся к следам,16 оставляемым в нашем мозгу
нашими представлениями и мыслями: поскольку
наблюдения не оставляют никакого сомнения насчет
их существования и места, не имеет значения, что
эти следы не могут быть замечены ни одним из наших
чувств, более ли заметен для нас способ действия
других органов и лучше ли мы видим (беру первый
попавшийся пример), как наши мышцы приводятся
в действие нервами? Однако мы не можем
сомневаться, что нервное влияние—необходимое условие
для выполнения наших мышечных движений.
В области природы, где для нас так важно
приобрести познания, тем более, что они—единственные,
какие имеются в нашем распоряжении, и где много-

200
ФИЛОСОФИЯ зоологии
численные явления могут пока иметь для нас
значение лишь моральной уверенности, есть только один
путь, ведущий, по моему мнению, к поставленной
цели.
Не связывая себя в указанном отношении
безусловными решениями, почти всегда необдуманно
смелыми, будем заботливо накоплять факты,
почерпаемые из наблюдения, будем всюду, где даны для
этого средства, прибегать к постановке опыта, а где
опыта произвести нельзя—свяжем воедино все
выводы, полученные из наблюдения других
аналогичных фактов, но воздержимся от окончательного
суждения: идя таким путем, мы сможем мало-помалу
проникнуть в причины многих естественных
явлений, и даже, быть может, самых непонятных.
Итак, считая, что для наших познаний в области
природы не положено и не может быть положено
твердых границ, я попытаюсь на основе уже добытых
сведений и изученных фактов определить в этой
третьей части физические причины способностей у
известных животных: чувствовать, производить
самостоятельные движения (из которых слагаются их
действия) и, наконец, составлять себе представления
и сравнивать их в целях суждения, словом,
выполнять различные умственные акты.
Чаще всего приводимые мною по этому поводу
соображения будут носить характер внутренней или
моральной убедительности; дать же положительное
доказательство их основательности не всегда
возможно. Повидимому, в отношении многих
естественных явлений нам не суждено получить другого рода

ВВЕДЕНИЕ
201
познаний, но и такие познания не утрачивают своего
значения в тысяче случаев, когда они становятся
прямо необходимы в качестве руководства для наших
суждений.
Если физическое и моральное исходят из одного*
источника; если представления, мысль, самое
воображение—чисто естественные явления и, следовательно,
подлинные данные организации, дело прежде всего
зоолога, изучающего органические движения,
заняться исследованием, что такое представления, как
они создаются, как сохраняются, короче сказать,как
они возобновляются, возвращаются и становятся
вновь ощутимыми под действием памяти; отсюда
достаточно несколько усилий, чтобы открыть, что
такое самые мысли, обязанные своим происхождением,
очевидно, одним только представлениям; продолжая
итти тем же путем и опираясь на результаты первых
изысканий, можно дойти, наконец, до уяснения,
каким образом мысли могут дать место рассуждению^
анализу, суждениям, воле к действию и как, кроме
того, процессы мысли и многократных суждений могут
породить воображение—способность, настолько
плодовитую, что она—как кажется—создает
представления даже о несуществующих в природе предметах,
но, конечно, они, эти представления, берут свою
основу в действительных вещах.
Раз все разумные действия, причина которых
составляет предмет моих изысканий, не что другоеу
как естественные явления, т. е. данные организации
не могу ли я, основываясь исключительно на
знании средств, которыми располагают органы для

202
ФИЛОСОФИЯ зоологии
выполнения их функций, надеяться открыть, каким
образом органы ума могут допустить образование
представлений, их сохранение, более или менее
продолжительное, черты их, или отпечатки, и, наконец,
быть способными с помощью этих представлений
повести к процессу мышления, и т. д., и т. д.
В настоящее время вряд ли можно сомневаться,
что разумные действия обусловливаются
исключительно организацией, тем более что даже у человека,
настолько близкого по своей организации к
животным, повреждение органов ума, как это установлено,
ведет за собою нарушение их функций и в корень
изменяет следствия последних.
Поэтому изучение вышеупомянутых причин не
представлял© в моих глазах ничего невозможного:
я занялся им, я сосредоточился на исследовании
того единственного средства, которым располагает
природа для производства интересующих здесь нас
явлений, и вот теперь я предлагаю результаты моих
размышлений по данному поводу.
Существенно важно не упускать из виду, что во
івсякой системе животной организации природа
располагает всего-навсего одним средством заставить
различные органы выполнять соответствующие им
функции.
Эти функции в самом деле всюду составляют
результат отношений между движущимися в животном
жидкостями и частями тела, содержащими данные
жидкости.
Именно жидкости в своем движении
(одни—принадлежащие к составу тела, другие—нет) распростра-

ВВЕДЕНИЕ
203
жяют всюду свое влияние на органы тела, и веюду же
опять-таки податливые части тела отвечают в
состоянии эретизма обратным действием на возбуждение
жидкостей, или (при неспособности к реакции)
вносят своим расположением и сохраняемыми ими
отпечатками изменения в движение обращающихся
в них жидкостей.
И вот,когда податливые части органов оказываются
восприимчивы к оргазму и способны реагировать на
возбуждение содержащихся в них жидкостей, разные
движения и вытекающие из них изменения в
жидкостях или в органах производят тогда
органические явления, не связанные ни с чувством, ни е
разумением; когда же части органов по своей природе
и вялости обретаются в пассивном состоянии и
неспособны к реакции, тогда тонкий движущийся в них
флюид, претерпевая изменения в своих движениях,
дает место обоим явлениям: и чувству, и
разумению, что я попытаюсь доказать в данной части
моего труда.
Все сводится, следовательно, к отношениям между
вмещающими гибкими частями тела животного и
подвижными действующими на данные части жидкостями
(принадлежащими или не принадлежащими к составу
тела).
Этот достаточно известный факт стал для меня
как бы лучом света, когда я подошел к нему; он
послужил мне проводником в предполагавшейся
исследовательской работе, и уже очень скоро я пришел
к убеждению, что разумные действия животных,
подобно всем другим известным за ними актам, берут

204
ФИЛОСОФИЯ зоологии
свое начало в отношениях между определенными
жидкостями и самими органами, способными
производить столь удивительные явления.
Не имеет значения, что этих флюидов из-за их
крайней тонины нельзя ни видеть, ни заключить,
в сосуд для производства над ними опыта, что их
существование обнаруживается только в их
проявлениях. Эти проявления от этого не менее ясно
свидетельствуют, чему единственно они обязаны своим
происхождением. Впрочем, нетрудно убедиться, что
видимые жидкости, проникающие в вещество
головного мозга и нервов, играют роль только
питательных материалов и служат для секреций, но они
слишком медленно обращаются в теле, чтобы дать место
явлениям мышечного движения, чувства или мысли.
На основе этих соображений, ставящих
воображению должные границы, я покажу сначала, как
могла природа дойти до создания органа чувства
и при его посредстве силы, порождающей действия;
затем я покажу, как смогли при наличии и с помощью
этого органа возникнуть в животных представления,
мысли, суждения, память и пр.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
О нервной системе, ее образовании и ее разнородных
функциях
Нервная система человека и
совершеннейших животных слагается из различных ясно
различимых специальных органов и даже на высшей
ступени своего развития из разных органических
систем, находящихся между собою во внутренней
связи и образующих очень сложное целое.
Считалось, что эта система помимо большего или
меньшего развития ее частей, а также различий
между ними по величине, форме и положению—
различий, обусловливаемых разнообразием
животных организаций, везде одинакова по своему
составу.
Отсюда разнообразные ее функции,
наблюдавшиеся у совершеннейших животных,
рассматривались все как необходимое следствие ее присутствия
в животной организации.
Такая точка зрения на нервную систему не может
пролить для нас никакого света ни на самую природу
.данной системы органов, ни на необходимые условия
ее возникновения, ни на повышающуюся степень
<ее строения в связи с усложнением и усовершенст-

206
ФИЛОСОФИЯ зоологии
вованием животной организации, ни, наконец, на
новые способности, приобретаемые с нею животными
по мере ее усложнения. Напротив, вместо того чтобы
бросить кое-какой свет на эти различные вещи, такой
взгляд вынуждает физиологов всюду приписывать
нервной системе на разных ступенях ее совершенства
одни и те же способности, сообщаемые ею высшим
животным, тогда как подобное воззрение не имеет
под собой ни малейшего основания.
Поэтому я попытаюсь доказать: 1° не все вообще
животные могут обладать рассматриваемою системою
органов; 2° при своем происхождении, следовательног
в своем простейшем виде, данная система сообщает
животным одну только способность мышечного
движения; 3° более развитая в своем строении она
сообщает животным, помимо мышечного движения, еще
способность чувства; 4° наконец, всесторонне
развитая она наделяет владеющих ею животных
способностью производить мышечные движения,
испытывать ощущения, образовывать представления,
сравнивать эти представления между собою, делать
выводы, словом, пользоваться умом, более или менее
развитым в зависимости от степени совершенства их
организации»
Прежде чем доказывать основательность этих
разнообразных положений, посмотрим сначала, какое
общее понятие следует составить нам о природе и
расположении различных частей нервной системы.
Во всякой животной организации данная система
представляет основную мозговую массу, либо
разделенную на особые участки, либо цельную, сплошную,,

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
207
имеющую ту или другую форму, и из? нервных воло-
кон, отходящих от этой массы.
Все эти органы в своем строении представляют три
рода веществ крайне различной природы,, а именно:
1° очень нежную мозговую мякоть особой природы;
2° апоневротическую оболочку, окружающую
мозговую мякоть и служащую футляром для ее
отростков и ее даже тончайших волокон,—оболочку, резко
отличающуюся по своей природе и по своим
свойствам от заключающейся в ней мякоти;
3° тончайший незримый флюид, в своем движении
внутри мякоти не имеющий нужды ни в какой явной
полости и задерживаемый в боковом движении не·*
проницаемой для него оболочкой.
Таковы три рода веществ, составляющих нервную
систему и своим расположением, своими взаимоот*
ношениями и движениями флюида, заключенного
в частях данной системы, производящих
изумительнейшие органические явления.
Как известно, мякоть рассматриваемых
органов—вещество мозговое, очень нежное, белое внутри,
сероватое в наружной коре, нечувствительное и, по-
видимому, алъбумино-желатинового состава. При
посредстве своих апоневротических оболочек она
образует волокна и шнуры, отходящие от более
значительных скоплений того же мозгового вещества,
содержащих в себе очаг (простой или сложный), или
так называемый центр отношения системы.
Как для мышечных движений, так и для
ощущений необходимо, чтобы система органов,
предназначенная для производства подобного рода функций,

208
ФИЛОСОФИЯ зоологии
жмела очагj или центр отношения для нервов. В
первом случае тонкий флюид для оказания своего
действия на мышцы отходит от общего очага в
направлении частей, долженствующих притти в движение;
во втором же тот же флюид, движимый
возбудительной причиной, отходит от возбужденного конца нерва
в направлении центра отношения и производит здесь
«сотрясение, дающее место ощущению.
Чтобы, таким образом, данная система могла
производить свои функции независимо от их рода,
положительно необходим очаг, или центр отношения, с
направляющимися к нему нервами, и без него—как мы
это увидим—самые акты органа ума не могли бы
стать ощутимыми для особи. Впрочем, этот центр
отношения неизменно находит себе место в какой-нибудь
части главной мозговой массы, являющейся всегда
основанием нервной системы.
Волокна и шнуры, о которых только что шла речь,
составляют нервы, а основная мозговая масса,
содержащая центр отношения системы, является у
известных беспозвоночных животных или в виде отдельных
узлов, или продольно-узловатого мозга; у
позвоночных же животных она образует спинной мозг и
продолговатый мозг, соединяющийся с головным.
Всюду, где существует хотя бы в простом и
несовершенном виде нервная система, там основная
мозговая масса постоянно выступает под какой-нибудь
формой, как составляющая основу этой системы
и являющаяся существенной для нее·
Тщетны были бы попытки опровергнуть
истину данного положения ссылками подобного рода:

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
209
1° У черепахи и лягушки можно сполна удалить
головной мозг—и не обнаружить в их движениях
никаких признаков прекращения деятельности
чувства и воли. На это я отвечу: данной операцией был
разрушен только один участок основной мозговой
массы, и этот участок—не тот, который содержит
центр отношения, или sensorium commune, так как два
полушария, образующие главную массу того, что
называют головным мозгом, не заключают его.
2° «Встречаются насекомые и черви, которые,
будучи разрезаны на две или несколько частей,
образуют тут же две или несколько особей, с
собственной системой ощущения и волей». На это я опять-
таки отвечу: приведенный факт в отношении
насекомых беспочвен; ни один известный опыт не
подтверждает, чтобы, разрезав насекомое на две части, можно
было получить два неделимых, способных каждое
к самостоятельной жизни; если же это возможно,
значит, каждая отрезанная половина насекомого
сохраняет еще в своей доле продольно-узловатого мозга
главную мозговую массу.
3° «Чем равномернее распределена масса
нервного вещества, тем менее существенна роль
центральных частей»*. На это я отвечу, что такое утверждение
ошибочно: оно не опирается на факты; оно указывает
только на недостаточное понимание природы функции
нервной системы. Чувствительность отнюдь не есть
* См. Anatomie сотрагее г. Кювье, т. II, стр. 94, и Re~
cherches sur le Systeme nerveux гг. Галля и Шпурцгейма,
стр. 22.
14 Философия зоологии, т. И

210
ФИЛОСОФИЯ зоологии
свойство нервной материи, ни какой бы то ни было
другой, и нервная система может существовать и
выполнять малейшую из своих функций исключительно
в том случае, когда она слагается из основной
мозговой массы с отходящими от нее нервными волокнами.
И не только невозможно существование нервной
системы и выполнение ею какой бы то ни было из ее
функций, если она не слагается из основной
мозговой массы, содержащей один или несколько очагов
для возбуждения мышц, с отходящими отсюда и
направляющимися к частям системы различными
нервами, но, как это будет видно из третьей главы,—самая
способность чувства в каком-либо животном может
иметь место только при условии, чтобы указанная
мозговая масса содержала не более одного очага,
или центра отношения, с направляющимися к нему
со всех сторон нервами чувствительной системы.
Правда, из-за чрезвычайной трудности
проследить эти нервы до центра их связи многие анатомы
отвергают наличие этого общего очага,
существенного для производства чувства; они рассматривают
последнее как принадлежность всех вообще нервов
и принадлежность же их малейших частей; наконец,
в подкрепление своего частного мнения о
недействительности центра отношения в чувствительной
системе, они предполагают, что вообразить этот общий
очаг, это ограниченное место, где осуществляются
все ощущения, заставила потребность поместить
душу в обособленный пункт.17
Но достаточно уже^ думать, что человек одарен
бессмертною душою, чтобы никогда не было нужды

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
211
заниматься ни местонахождением, ни границами этой
души в индивидуальном теле, ни ее связью с
органическими явлениями: все, что можно сказать на
этот счет, всегда будет беспочвенно и совершенно
мнимо.
Раз мы занимаемся природой, она одна и должна
быть предметом нашего изучения; равным образом
только представляемые ею факты должны иметь место
в наших исследованиях, направленных к открытию
физических законов, управляющих этими фактами;
наконец, никогда не должны мы вплетать в наши
рассуждения рассмотрение предметов, посторонних
природе,—предметов, о которых мы никогда не сможем
узнать что-нибудь положительное.
Я, который исследую организацию с
исключительной целью изучить причины разнообразных
способностей животных, будучи убежден, что большинство
животных чувствует и среди них некоторые имеют
представления и способны на разумные действия,
уверен, что объяснения всех указанных явлений
надо искать только в физических причинах. К этому
выводу, ставшему для меня законом в моих
изысканиях, я добавлю, что при моем убеждении в
неспособности какой бы то ни было материи чувствовать я
признаю в то же время, что данная способность в живых
телах, одаренных ею, есть общее следствие действия
соответствующей органической системы, и это
следствие возможно в том исключительном случае, когда
упомянутая система имеет единый очаг, или центр
отношения, к которому сходятся все чувствительные
нервы.
14*

212
ФИЛОСОФИЯ зоологии
У позвоночных животных этот sensorium commune,
или центр связи для нервов, осуществляющих
явление чувствительности, повидимому, помещается на
переднем конце спинного мозга, в самом
продолговатом мозгу, или, быть может, в его кольцеобразном
выступе; по крайней мере, именно у какой-нибудь
точки основания так называемого головного мозга—
как можно думать—заканчиваются чувствительные
нервы. Помещайся этот центр отношения значительно
выше, внутри головного мозга, обезглавленные или
с пораженным головным мозгом позвоночные не
могли бы ни чувствовать, ни даже жить.
Но это не так: у животных, наделенных какой-
нибудь умственной способностью, очаг,
необходимый для чувства, помещается только где-нибудь
у основания, а не внутри того, что принято называть
головным мозгом: это название присваивается всей
мозговой массе, содержащейся в полости черепа;
между тем, два полушария, смешиваемые
обыкновенно с головным мозгом, необходимо отличать уже
в силу того, что они вместе образуют особый орган,
добавленный когда-то к головному мозгу, затем они
несут свои присущие им функции и, наконец, они не
содержат в себе центра отношения чувствительной
системы.
Согласимся, что подлинно головной мозг, т. е.
мозговой участок с очагом ощущений и со
сходящимися здесь нервами специальных чувств, трудно
распознается и определяется как в человеке, так и в
умственно одаренных животных по причине
сопредельности и связи между данным мозгом и покрывающими

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
213
его полушариями,—этим нимало не подрывается
истина нашего положения, что оба полушария
представляют совершенно особый орган по выполняемым
ими функциям.
На самом деле отнюдь не в головном мозгу в
общепринятом значении этого слова образуются
представления, суждения, мысли и пр.,—нет! все эти
органические акты могут происходить единственно в
органе, дополняющем собственно головной мозг и
образуемом двумя полушариями.
Не менее верно также, что ощущения ни в коем
случае не возникают в упомянутых полушариях;
последние не принимают в них никакого участия,
и, действительно, чувствительная система может
существовать даже в животных, головной мозг которых
не имеет этих складчатых полушарий; равным
образом данные органы могут подвергнуться значительным
изменениям без всякого ущерба для чувства и
жизни.
С установлением этих положений я возвращаюсь
к общему обзору строения различных отделов
нервной системы.
Итак, нервные шнуры и волокна, а также
продольно-узловатый мозг,спинной мозг, продолговатый мозг,
мозжечок и головной мозг со своими полушариями,—
все эти части, как я уже сказал, одеты перепончатой
апоневротической оболочкой, служащей им футляром
и способной задерживать в силу своих природных
свойств внутри мозгового вещества специальный
флюид в его разнообразном движении; но там, где
нервы заканчиваются в частях тела, эти футляры

214
ФИЛОСОФИЯ зоологии
открываются и допускают сообщение нервного
флюида с частями тела.
Все данные о числе, форме и положении
перечисленных частей относятся к области анатомии, и
точные сведения о всех этих вещах можно найти в
трудах, посвященных указанной отрасли наших
познаний. Моя же цель сводится здесь к обзору нервной
системы в ее общих чертах и свойствах, к
изысканию того, каким образом природа сумела положить
начало этой системе в чувствующих животных.
А поэтому я не считаю нужным входить ни в какие
известные подробности отдельных частей этой
системы.
Образование нервной системы
Нельзя с полной уверенностью положительно
определить, к каким средствам прибегла природа
для образования нервной системы, но вполне
возможно установить условия, или обстоятельства,
необходимые для осуществления этого. Осознав и приняв
в расчет данные обстоятельства, нетрудно понять,
как могли быть образованы части этой системы и
наделены тончайшим флюидом, движущимся внутри их
и дающим им возможность выполнять свойственные
им функции.
Надо думать, что когда природа достигла
известных успехов в строении животной организации,
так что основная жидкость животных стала весьма
жизнедеятельной и смогло образоваться белково-
студенистое вещество,—последнее, будучи продуктом
выделения основной жидкости животного (крови или

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
215
того, что ее заступает), было отложено в том или
другом месте тела: между прочим, наблюдение
показывает, что вначале оно имело вид нескольких
небольших скоплений, затем—более значительной цельной
массы, вытянутой в узловатый шнур, занявший мало-
помалу почти всю длину тела животного.
Клеточная ткань, преобразованная присутствием
этой массы белково-студенистого вещества, тогда
же послужила к образованию для этого шнура (как
и для его разнообразных удлинений и волокон)
покрывающей их оболочки.
Теперь, обратившись к видимым жидкостям,
движущимся или обращающимся в теле животного,
можно заметить, что у животных с более простой
организацией данные жидкости менее сложны,
меньше включают в себя элементов, чем у более
совершенных животных. Кровь какого-нибудь
млекопитающего более сложна, более жизнедеятельна, чем
беловатая сукровица насекомых; в свою очередь,
эта сукровица сложнее, чем какая-нибудь
водянистая жидкость, движущаяся в теле полипов и
инфузорий.
Раз это так, я вправе предположить, что незримые
свободные флюиды, поддерживающие в простейших
животных раздражимость и жизненные движения,
очутившись в животных с значительно более
сложной и совершенной организацией, могли
подвергнуться здесь достаточно сильному изменению, чтобы
обратиться в содержимые флюиды, продолжая
оставаться невидимыми.
Действительно, особый, невидимый и чрезвычайно

216
ФИЛОСОФИЯ зоологии
тонкий флюид, видоизмененный своим пребыванием
в крови животных, повидимому, постоянно
распадается, чтобы разлиться в нервных мозговых
массах, и здесь все время служит для восстановления
флюида, поглощаемого при различдых актах
органической системы, содержащей его в себе.
Следовательно, мозговая мякоть частей нервной
системы и тончайший флюид, получающий
возможность движения в этой мякоти, смогут образоваться
в животной организации только после того, как
строение организации допустит образование этих
веществ.
В самом деле, как последовательно были
изменены, оживотворены и усложнены наряду с
достигнутыми успехами в строении и усовершенствовании
организации внутренние жидкости животных, так
тем же порядком и в силу той же причины могли
постепенно усложниться и приобрести разнообразие
и органы животного тела, как и его твердые части,
или сосуды. Нервный же флюид, по обращении
своем в содержимое тела вслед за своим выделением
из крови, должен был разлиться в белково-студени-
стом веществе нервного мозга, потому что вещество
это по своей природе оказывалось проводящею
средою, т. е. оно способно было принять его и допустить
его беззатруднительное движение в своей массе,
причем данный флюид подвергся здесь задержанию
посредством апоневротических оболочек, одевающих этот
нервный мозг, так как природа этих оболочек такова,
что данный флюид не имеет возможности проходить
сквозь них.

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
217
Отсюда нервный флюид, будучи разлит в
указанном нервном веществе, располагавшемся при своем
происхождении в виде отдельных узлов, а затем—
шнура, по всей вероятности, должен был растягивать
своими движениями участки этого вещества,
вытягивавшиеся в волокна, и эти волокна составили нервы.
Известно, что они берут свое начало из своего центра
связи, выходя попарно, или из продольно-узловатого
мозга, или из спинного мозга, или из основания
головного мозга и имеют свои окончания в различных
частях тела.
Такой, без сомнения, способ был употреблен для
образования нервной системы: она начала с
производства нескольких небольших скоплений мозгового
вещества, когда животная организация предоставила
в ее распоряжение средства к этому; затем эти
отдельные скопления она собрала в одну основную
массу, и в этой массе тотчас же распространился и был
здесь задержан нервными оболочками нервный
флюид, обратившийся теперь в содержимое тела;
тогда-то своими движениями этот нервный флюид
повел к возникновению из указанной мозговой
массы волокон и нервных шнуров, выходящих отсюда
и направляющихся к разным участкам тела.
Уже из этого видно, что нервы могут существовать
в животном только при наличии мозговой массы,
содержащей в себе их очаг, или центр их отношений, а
следовательно какие-нибудь беловатые
изолированные нити, не сходящиеся в более или менее
значительной мозговой массе, не могут рассматриваться как
нервы.

218
ФИЛОСОФИЯ зоологии
К этим соображениям об образовании нервной
системы я добавлю: поскольку мозговое вещество
является продуктом выделения (а оно беспрестанно
выделяется основной жидкостью животного), в
животных с красною кровью—как это должно быть
ясно—выделяют, восстановляют и, наконец, питают
эту мозговую массу, именно волосные окончания
известных артериальных сосудов; окончания же
артериальных сосудов обязательно сопровождаются
окончаниями определенных венозных сосудов, и,
таким образом, все эти окончания, содержащие
окрашенную кровь, оказываются несколько погружены
в мозговое вещество, производимое их сосудами,
в результате чего данное мозговое вещество
приобретает сероватый оттенок в своей наружной части:
иногда, впрочем, вследствие известных частичных
изменений, происходивших в головном мозгу в связи
с его усложнением, питающие органы проникали
достаточно глубоко, так что сероватое мозговое
вещество оказывалось в некоторых местах центральным
и: окутанным на значительном пространстве белым
веществом.
Я добавлю еще: поскольку окончания известных
артериальных сосудов выделяют и затем питают
мозговое вещество нервной системы, те же сосудистые
окончания могут подобным же образом отложить
и нервный флюид, выделяющийся из крови, и
постоянно изливать его в это мозговое вещество,
являющееся таким хорошим приемником для него.
Наконец, в заключение выскажу несколько
соображений о развитии основной мозговой массы,

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
219
а также о вздутиях и развертываниях некоторых
участков этой массы,—явлениях, имеющих место по
мере того, как образуются и получают
соответствующее развитие частные системы, составляющие одну
общую усовершенствованную нервную систему.
В главной мозговой массе всякой нервной
системы особый участок, послуживший в некотором
роде производителем всех остальных, не обязательно
должен быть больше по объему других участков той
же самой мозговой массы, так как плотность и объем
остальных участков рассматриваемой массы всегда
находятся в зависимости от употребления, какое
делает животное из отходящих отсюда нервов. Я
привел достаточные доказательства, что и все другие
органы находятся в таком же положении: чем больше
они упражняются, тем лучше развиваются,
усиливаются и увеличиваются. Только на почве
непризнания этого закона животной организации или
полнейшего невнимания к нему могло возникнуть
убеждение, что участок мозговой массы, послуживший
началом всех других частей этой массы, не может
быть меньшего объема, чем происшедшие от него.
В позвоночных животных главная мозговая масса
слагается из головного мозга и его
придатков—продолговатого и спинного мозга. Но участком данной
массы, произведшим все остальные, фактически
является, повидимому, продолговатый мозг, так как
именно от него отходят мозговые придатки (ножки
и пирамиды) мозжечка и головного мозга, спинной
мозг и, наконец, нервы специальных чувств. Однако,
продолговатый мозг в общем мельче π тоньше, чем

220
ФИЛОСОФИЯ зоологии
произведенный им головной мозг или происходящий
от него спинной мозг.
Уже из того, что—с одной стороны—головной
мозг и его полушария употребляются при актах
чувства и разума, тогда как спинной мозг служит для
одного возбуждения мышечных движений * и
выполнения органических функций, а—с другой—что
употребление или упражнение органов, деятельно
поддерживаемое, содействует высокой степени их
развития,—вытекает само собою, что у человека, постоянно
упражняющего свои чувства и разум, головной мозг
и его полушария должны значительно увеличиться,,
тогда как спинной мозг, в общем мало
упражняемый, может достичь только посредственных размеров.
Наконец, так как в главных мышечных движениях
человека наибольшее участие принимают ноги и руки,
то в его спинном мозгу, в тех местах, откуда отходят
бедреные и плечевые нервы, должно оказаться
сильное утолщение, что и действительно подтверждается
наблюдением.
Наоборот, у позвоночных, прибегающих лишь
в малой мере к своей способности чувства и особенно
разума и отдающихся главным образом мышечному
движению, мозг и, в частности, его полушария
необходимо окажутся мало развитыми, тогда как их
спинной мозг приобретет достаточно изрядную вели-
* Относительно роли спинного мозга в распространении
нервного влияния на органы движения известно из
новейших опытов, что действие ядов на этот мозг причиняет
конвульсии и припадки столбняка, прежде чем вызвать смерть.

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
221
чину. В силу этого рыбы, упражняющиеся
исключительно в мышечном движении, имеют соответственно
очень большой спинной мозг и очень маленький—
головной.
У беспозвоночных и именно у тех, у которых
вместо спинного мозга имеется продольный, как,
например, у насекомых, паукообразных ж ракообразных, этот
узловатый мозг проходит через всю длину их тела;
благодаря усиленному упражнению данных
животных в движении он приобрел утолщения и, значит,
вздулся в тех местах, откуда отходит каждая пара
нервов.
Наконец, моллюски, имеющие слабые места
прикрепления для своих мышц и в общем производящие
лишь медленные движения, лишены и спинного,
и продольного мозга и представляют только
достаточно редкие узлы с отходящими от них нервными нитями.
Согласно всему изложенному можно вывести
заключение, что у позвоночных животных нервы и
основная мозговая масса не могут брать свое начало
в направлении сверху вниз, т. е. от верхушечно-
концевой части головного мозга, как и сам головной
мозг не может быть продукцией спинного мозга, т. е.
нижней или последующей части нервной системы
тем не менее эти различные части происходят от одной
являющейся в данном отношении производящей,
частью и представляющей собою, вероятно,
продолговатый мозг, у его кольцеобразного выступа; здесь-
то и берут свое начало и полушария головного мозга,
и ножки мозжечка, и спинной мозг, и специальные
чувства.

222
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Не имеет значения, что мозговые основания
полушарий сужены и значительно меньше по объему, чем
самые полушария, что то же самое относится и к
ножкам мозжечка и пр. Кому не ясно, что
последовательное развитие этих органов могло дать место в связи
со степенью их применения такому разветвлению ихг
которое сделало их объем более значительным, чем
самого корня!
Эти соображения об образовании нервной системы,
конечно, носят слишком общий характер, но они
отвечают моему предмету и—как мне кажется—не
лишены интереса уже потому, что они точны и
согласуются с наблюдаемыми фактами.
Функции нервной системы
Нервная система, рассматриваемая у
совершеннейших животных, имеет, как известно, очень
сложные части и способна, следовательно, к выполнению
разнообразных функций, сообщающих указанным
животным соответственное число частных
способностей. Прежде чем доказывать, что эта система состав
ляет частную принадлежность определенных
животных, а отнюдь не обща всем, прежде чем дать
указания, какие способности сообщает она им в
зависимости от строения их организации, необходимо
сказать несколько слов о ее функциях, а также
вытекающих отсюда способностях, которых
различается четыре рода, а именно:
1° вызывать действие мышц;
2° давать место чувству, т. е. составляющим его
ощущениям;

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
223
3° производить эмоции внутреннего чувства;
4° наконец, порождать представления, суждения,
мысли, воображение, память и т. д.
Попробуем показать, что функции нервной
системы, дающие место каждому из четырех указанных
родов способностей, резко различаются между собой,
и не все животные с данной системой обыкновенно
проявляют их все.
Функции нервной системы, обусловливающие
мышечное движение, нисколько не похожи и даже
вполне независимы от производящих ощущения;
можно поэтому испытать одно или несколько
ощущений, и никакого мышечного движения не последует
за ними; можно привести в действие различные
мышцы, и особь не получит никакого ощущения.
Эти факты заслуживают быть отмеченными, и их
основание невозможно оспаривать.
Поскольку мышечное движение не может
осуществляться без нервного влияния (хотя бы у нас не
было никаких прямых указаний на то, что
происходит при этом влиянии), позволительно думать по
многим фактам, что такое влияние производится
путем испускания нервного флюида,
направляющегося по нервам от центра, или вместилища, к
приводимым в действие мышцам. В этой функции
нервной системы движения тончайшего флюида,
вызывающего действие мышц, имеют, следовательно,
направление от центра или какого-нибудь очага
к частям, призванным к действию.
Прохождение нервного флюида от своего очага,
или вместилища, к частям, долженствующим произ-

224
ФИЛОСОФИЯ зоологии
вести движения, не имеет, повидимому, одной цели
привести в действие мышцы, но содействовать также
выполнению функций различных органов, где
мышечное движение отнюдь не выражено ясно.
Факты эти достаточно известны, и я не нахожу
нужным задерживаться на них; сделаю лишь общий
вывод: нервное влияние, как дающее место
мышечному действию, так и содействующее выполнению
функций различных органов, производится путем
испускания нервного флюида, направляющегося из
центра или из какого-нибудь вместилища к частям,
долженствующим действовать.
По этому поводу я напомню один факт, правда,
очень известный, но представляющий интерес для
нашего предмета; вот он.
В нервном флюиде, исходящем из своего
вместилища и направляющемся к частям тела, один участок
находится в распоряжении особи, приводящей его
в движение с помощью эмоций своего внутреннего
чувства, возбужденных какою-нибудь потребностью;
другой же участок этого флюида—без всякого
участия воли особи—равномерно распределяется по
частям тела, которые, ради сохранения жизни,
должны беспрестанно приводиться в действие.
Если бы нам была дана возможность по нашему
произволу останавливать либо движения нашего
сердца или наших артерий, либо функции наших
внутренностей или секреторных органов и
выводных протоков,—от этого произошли бы немалые
неудобства, но наряду с этим важно в целях
удовлетворения всех наших потребностей располагать

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
225
одним участком нашего нервного флюида для
посылки его к частям нашего тела, которые нам
желательно привести в действие.
Очевидно нервы, оказывающие свое постоянное
действие на независимые мышцы особи и на ее
жизненные органы, должны иметь мозговое вещество
более прочное и плотное, чем в других нервах, и
носить какую-нибудь отличающую их особенность,
почему, например, нервный флюид не только
движется в них с меньшею скоростью и пользуется
меньшею свободою, но и защищен в значительной мере
от тех общих потрясений, какие причиняются
эмоциями внутреннего чувства. Если бы было иначе,
каждая эмоция вносила бы беспорядок в нервное
влияние, необходимое для существенных органов
и жизненных движений, и угрожала бы особи
гибелью.
Наоборот, нервы, несущие свое влияние к
зависимым от особи мышцам, предоставляют
содержащемуся в них тонкому флюиду свободу и всю быстроту
движений, так что эмоции внутреннего чувства легко
приводят в действие мышцы.
Наблюдение дает нам право предположить, что
нервы, предназначенные для возбуждения мышечного
движения, выходят у позвоночных животных из
спинного мозга, у беспозвоночных—из продольно-
узловатого и, наконец, у тех, у которых нет ни
спинного, ни продольно-узловатого мозга,—из отдельных
узлов, или ганглиев. ^Между прочим, у животных,
пользующихся чувством, эти нервы, служащие для
мышечного движения, слабо связаны с системою
15 Философия зоологии, т. II

226
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чувств, и когда им нанесено ранение, они
производят судорожные сокращения, не внося
расстройства в систему ощущений. ,
Надо, следовательно, думать, что среди разных
частных отделов общей нервной системы в ее
совершенном виде система, употребляемая для
возбуждения мышц, отлична от системы, служащей для
производства чувства.
Равным образом, функция нервной системы,
состоящая в производстве мышечного действия и в
выполнении разных жизненных актов, возможна
только через посылку тончайшего флюида нервов от его
вместилища к разным частям тела.
Функция той же нервной системы,
обусловливающая чувство, и по своей природе, и по своему
способу действия резко отличается от только что
упомянутой: для порождения какого-нибудь ощущения,
нуждающегося в нервном влиянии, тонкий флюид
нервов начинает свое движение всегда от
возбужденной точки тела, распространяет его до очага, или
центра отношения системы; производит здесь толчок,
передающийся во все чувствительные нервы, и
приводит их флюид в состояние обратного действия, что
и производит ощущение.
Эти два рода функций нервной системы
отличаются один от другого не только тем, что во всяком
мышечном движении не содержится ощущения, а в
каком-нибудь ощущении не обязательно искать
мышечного движения; они отличаются, кроме того, как мы
уже видели, тем, что в одном из них нервный флюид
получает направление от своего вместилища к ча-

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
227
стям тела, тогда как в другом он посылается от
самих частей к очагу, или центру отношения системы
ощущений. Эти факты не оспоримы, хотя имеющие
здесь место движения и не поддаются наблюдению.
Еще большие особенности и отличия от двух'толь-
ко что указанных функций представляет
деятельность нервной системы, заключающаяся в
возбуждении эмоций внутреннего чувства и выражающаяся
в общем сотрясении свободной массы нервного
флюида—сотрясении, происходящем без ответного
действия и, следовательно, без возникновения какого-
нибудь мало-мальски приметного ощущения; в
последующем изложении (гл. IV) мы увидим, что это—
одна из замечательнейших и интереснейших в смысле
изучения функций.
Если функция, без которой нервная система не
могла бы ни привести в действие мышцы, ни
содействовать выполнению органических актов, отлична
от функции, необходимой данной системе для
производства чувства, как и от функции,
обусловливающей эмоции внутреннего чувства, то с достижением
известной ступени развития, связанной с
приобретением дополнительного специального органа,
составляемого складчатыми полушариями головного мозга,
рассматриваемая система—считаю нужным отметить
это—приобретает возможность выполнять еще
четвертую функцию, весьма отличную от первых трех.
С помощью сейчас упомянутого дополнительного
органа нервная система, в самом деле, может дать
место образованию представлений, суждений, мысли,
воли и прочих явлений, явно не осуществимых в усло-
15*

228
ФИЛОСОФИЯ зоологии
виях первых трех родов перечисленных функций.
Между прочим, дополнительный орган с функциями,
дающими место подобным явлениям,—лишь
пассивный орган, вследствие своей крайне мягкой
субстанции, и не получает никакого возбуждения по той
простой причине, что ни одна из его частей не способна
к ответному действию; но он сохраняет получаемые
им отпечатки, а эти отпечатки видоизменяют
движения тончайшего флюида, происходящие между
многочисленными частями этого органа.
Кабанис высказал остроумную, но
бездоказательную и недостаточно обоснованную мысль, что
головной мозг действует на передаваемые ему нервами
впечатления, как желудок—на доставляемые ему по
пищепроводу питательные вещества, что он по-своему
их переваривает и, будучи сотрясен сообщенным ему
движением, приобретает силу обратного действия,
от чего рождается перцепция, переходящая затем
в представление.
Здесь, по моему мнению, совершенно не приняты
в расчет свойства мозговой мякоти, и мне трудно
убедить себя, чтобы вещество, такое нежное, как
рассматриваемое нами, было действительно активно
и чтобы можно было сказать о нем, что, будучи
сотрясено сообщенным ему движением, оно приобрело
силу обратного действия и дало место перцепции.
Ошибка, следовательно, произошла в данном
отношении от того, что упомянутый ученый, с одной
стороны, не учел нервного флюида и таким образом
мысленно отнес его функции к мозговой мякоти, в
которой тот движется, а с другой—смешал ощущения с

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
229
разумными актами—эти два рода органических
явлений, резко отличных по своей природе и требующих
каждое совершенно особой системы органов.
Итак, вот четыре рода весьма разнящихся между
собою функций усовершенствованной нервной
системы, иначе говоря, вполне развитой и снабженной
своим дополнительным органом; но, поскольку
органы, дающие место каждой из этих функций, не
одни и те же и различные специальные органы
возникли не одновременно, а
последовательно,—природа должна была образовать органы мышечного
движения раньше органов, дающих место
ощущениям, и ощущения—прежде средств, допускающих
эмоции внутреннего чувства; наконец, она должна
была завершить отроительство нервной системы,
сделав ее способной производить умственные акты.
Теперь я покажу, что не все животные имеют
и могут иметь нервную систему, мало того, не все
владеющие данною системою органов обязательно
приобретают с нею четыре вышеуказанных рода
способностей.
Нервная система составляет частную
принадлежность определенных животных
Без сомнения, нервная система может
существовать только в животных, но следует ли отсюда, что
все животные обладают ею? Разумеется, у множества
животных организация находится в таком
состоянии, что не допускает наличия у них данной системы;
последняя необходимо слагается из двоякого рода

230
ФИЛОСОФИЯ зоологии
частей: из основной мозговой массы и разных
соединяющихся здесь нервных волокон и не может
существовать в очень простой организации огромного
числа известных животных. Ясно, впрочем, что
нервная система отнюдь не существенна для проявления
жизни, поскольку не все живые тела одарены ею,
и, между прочим, тщетно было бы искать ее в
растениях. Отсюда понятно, что данная система стала
необходимой только у тех животных, для которых
природа смогла ее произвести.
В главе IX второй части, стр. 178 я уже показал, что
нервная система составляет частную принадлежность
определенных животных; здесь я приведу новые
доказательства невозможности для всех без исключения
животных обладать подобной системой органов,
откуда вытекает, что лишенные ее не могут
пользоваться обусловленными ею способностями.
Те, кто говорят, что в животных, не
представляющих нервных нитей (каковы, например, полипы и
инфузории), мозговое вещество, дающее ощущения,
рассеяно и растворено во всех точках тела (а не
собрано в нити), и в результате этого каждый отрезок
этих животных становится неделимым, одаренным
своим частным я,—по всей видимости, не отдают себе
никакого отчета в природе всякой органической
функции, неизменно вытекающей из отношений между
вмещающими частями тела и содержащимися в них
жидкостями, и всяких движений, являющихся
результатом этих отношений. Но особенно далеко от
них знание того, что есть существенного в функциях
нервной системы] им неведомо, что эти функции произ-

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
231
водятся в силу движения или передачи тончайшего
флюида от очага к частям тела или от частей тела
к самому очагу.
Нервная система может, следовательно, получить
начало, как и выполнять малейшую из своих
функций, только с образованием мозговой массы с очагом
для нервов и, кроме того, с нервными нитями,
сходящимися к этому очагу. Впрочем, ни мозговая
материя, ни какое другое животное вещество не способны
сами по себе производить ощущения, что я
рассчитываю доказать в третьей главе этой части; таким
образом, мозговое вещество, растворенное по
предположению во всех точках тела животного, ни в каком
случае не дает места чувству.
Раз в своей простейшей форме нервная система
необходимо слагается из двоякого рода частей, а
именно: главной мозговой массы и нервных сходящихся
здесь нитей,—ясно, что животная организация,
начинающаяся с монады, принимаемой за простейшее
и несовершеннейшее существо, должна была сделать
уже значительные успехи, прежде чем природа
получила возможность образовать подобную систему
органов, хотя бы в ее самой несовершенной форме.
Между тем, там, откуда эта система начинается, она
еще очень далека по своему строению и развитию
от приобретения всего того, что она представляет
у совершеннейших животных; и там, откуда она
смогла начаться, животная организация должна была
сделать уже очень большие успехи в своем развитии
и строении.
Чтобы убедиться в этой истине, рассмотрим резуль-

232
ФИЛОСОФИЯ зоологии
таты нервной системы на каждой главнейшей
ступени ее развития.
Нервная система в своей простейшей форме
производит только мышечное движение
По правде говоря, я могу высказать по данному
поводу только простое мнение, но в основании его
лежат такие значительные, такие решающие
соображения, что на него можно смотреть, по крайней
мере, как на достоверную истину.
Всматриваясь внимательно в путь направления
природы при создании или образовании ею живых
тел, можно везде заметить, что она ничего не делает
внезапно или в один прием, но во всем поступает
последовательно, т. е. на основе постепенного и
неуловимого усложнения и развития; следовательно, все
данные ее работы, все производимые ею изменения,
очевидно, всецело подчинены закону
последовательности, управляющему ее действиями.
Следя за ходом ее действий, можно действительно
убедиться, что все части тела, все органы животных
были созданы ею мало-помалу и в последовательном
порядке, что они были дополнены и
усовершенствованы в строгой постепенности, что так же
мало-помалу были преобразованы, оживотворены и
усложнены все вызванные ею к бытию внутренние жидкости
животных, и таким образом все получило в них тот
завершенный вид, в котором мы их наблюдаем.
Нервная система в своем зачаточном состоянии,
т. е. там, откуда начинается ее существование7

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
2сЗ
является, конечно, в своей наибольшей простоте и
наименьшем совершенстве. В этом отношении она
разделяет общую участь с другими специальными
органами, начало которых характеризуется также крайней
степенью несовершенства. Не приходится также
сомневаться, что на ступени своей наибольшей простоты
нервная система несет с собою наименьшее число
(притом наименее важных) способностей
сравнительно с тем, что она дает совершеннейшим животным на
стадии своего наивысшего развития при наличии всех
своих придатков. Достаточно быть внимательным
к тому, что имеет место в данном отношении, чтобы
признать основательность этого замечания.
Я уже доказал, что в своем простейшем виде
нервная система необходимо представляет двух родов
части, а именно: основную мозговую массу и нервные
нити, соединяющиеся в этой массе; но та же масса
может существовать на первых порах, не давая
места никакому специальному чувству, и может быть
разделена на отдельные куски, со сходящимися в
каждом из них нервными волокнами.
Последний случай, повидимому, имеет место в
животных класса лучистых или по крайней мере раздела
иглокожих, где нервная система сводится к
отдельным узлам, сообщающимся между собою через
нервные волокна и отправляющим другие волокна к
частям тела.
Если наблюдения, устанавливающие это
состояние нервной системы, верны, мы будем иметь здесь
пример наибольшей простоты данной системы, и в этом
случае она представит нам несколько центров связи

234
ФИЛОСОФИЯ зоологии
для нервов, т. е. столько очагов, сколько имеется
отдельных узлов; наконец, она не дает места ни
одному специальному чувству, не исключая даже
зрения, обнаруживающегося, как известно, первым без
всяких обиняков.
Я называю специальным каждое чувство,
связанное с наличием специального органа, как, например,
зрение, слух, обоняние и вкус; что касается осязания,
это—общее чувство, подлинный первообраз всех
остальных чувств, но оно не требует никакого
специального органа; нервы могут дать ему место только тогда,
когда станут способны к порождению ощущений.
В главе III, где будет итти речь о механизме
ощущений, мы увидим, что не может быть никакого
ощущения, если только животное в целом—в результате
определенного строения нервной системы и единства
общего очага для нервов—не участвует в общем
действии, вызывающем данное ощущение. Раз это
так, у животных, у которых нервная система
является в своей наибольшей простоте и имеет разные
очаги для нервов, никакое действие, никакой толчок
не могут быть общими для особи, никакому
ощущению не дано средств возникнуть, и, действительно,
отдельные мозговые скопления не порождают
никакого особого чувства. Наконец, если эти мозговые
отдельные массы соединены между собой
волокнами,—осуществляется беспрерывное и
беспрепятственное распределение содержащегося в них нервного
флюида.
Однако, в каком бы простейшем виде ни
существовала нервная система, она уже способна к выполне-

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
235
яию какой-нибудь функции,—и надо думать, что
таковая действительно выполняется ею, хотя бы она
и не могла еще дать место чувству.
Если иметь в виду, что для возбуждения
мышечного движения—этой малейшей способности нервной
системы—требуется менее сложное строение системы
и меньшая сфера распространения ее частей, нежели
для производства чувства; что разные отдельные
центры отношения не могут помешать посылке
нервного флюида из каждого такого частного очага к
мышцам для передачи им его действия,—можно принять
за верное, что животные с наиболее простой нервной
системой способны к мышечному движению, но не
пользуются чувством.
Итак, устанавливая нервную систему, природа
образовала на первых порах, повидимому, одни
отдельные узлы, сообщающиеся между собою
посредством нервных стволов и посылающие такие же стволы
исключительно к мышечным органам. Эти узлы—
главные мозговые массы; и хотя они сообщаются
между собою посредством стволов, или волоконец,
обособленное положение этих очагов не допускает
выполнения общего действия, необходимого для
возникновения ощущения, но оно не является
препятствием к возбуждению мышечного движения: таким
образом, животные с подобной нервной системой не
пользуются никаким специальным чувством.
Мы видели, что нервная система в своем наиболее
упрощенном виде может производить только
мышечное движение; теперь покажем, что природа, все
более и более развивая, усложняя и усовершен-

236
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ствуя эту систему, сумела одарить ее не только
способностью вызывать действие мышц, но и
порождать чувство.
С дальнейшим развитием своего строения нервная
система становится способной производить мышечное
движение и чувство
Из всех органических систем нервная система,
без сомнения, несет с собою для животных самые
значительные и вместе с тем самые изумительные
способности, но она достигает бесспорно этого
результата только с приобретением большой сложности и по
всемерном доступном для нее развитии. До этого же
она представляет (в животных с нервами и основной
мозговой массой) разные ступени как в отношении
числа, так и совершенства связанных с нею
способностей.
Выше я сказал, что в нервной системе
простейшего вида главная мозговая масса, повидимому,
делится на несколько обособленных частей, содержащих
каждая свой особый очаг для сходящихся здесь
нервов, что в таком состоянии данная система не
приспособлена к порождению ощущений, но может
приводить в действие мышцы; спрашивается: эта крайне
несовершенная нервная система, якобы найденная
в лучистых, существует ли также в червях? Как раз
этого-то я и не знаю, но у меня есть некоторое
основание предположить, что черви могли бы явиться
ветвью животной лестницы, вновь начатою путем
самопроизвольного зарождения. Я знаю только, что<

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
237
в классе животных, следующем за червями, нерв-
пая система, значительно продвинувшаяся вперед
в своем развитии и строении, обнаруживается без
труда и в ярко выраженной форме.
Действительно, подвигаясь по животной лестнице
от простейших к совершеннейшим животным, мы
убеждаемся, что только теперь, в классе насекомых,
нервная система становится ясно выраженной: у всех
животных данного класса она получает отчетливую
форму и представляет продольно-угловатый мозг,
проходящий обыкновенно во всю длину тела
животного и являющийся крайне разнообразным в
зависимости от изучаемого вида и от состояния личинки
или полноценного насекомого. Этот продольный мозг,
оканчивающийся спереди двулопастным узлом,
составляет главную мозговую массу системы, и из
каждого из его гнезд, разнообразных по величине и по
сближенности, отходят к частям тела нервные
волоконца.
Гнездо,или двулопастный узел,образующий
передний конец продольно-узловатого мозга насекомых,
надо отличать от других гнезд того же мозга, так как
-оно непосредственно дает начало специальному
чувству—чувству зрения. Это конечное гнездо,
следовательно, подлинный маленький головной мозг, хотя
очень несовершенный, и содержит, без сомнения, центр
отношения чувствительных нервов, поскольку сюда
входит зрительный нерв. Возможно, что другие гнезда
рассматриваемого продольного мозга представляют
соответствующее число частных очагов, играющих
роль в мышечном действии животного: сообщающиеся

238
ФИЛОСОФИЯ зоологии
между собой посредством соединяющего их мозгового
шнура, они нисколько не могут помешать общему
действию, которое одно, как я докажу, способно
породить чувство.
Таким образом, в классе насекомых нервная
система впервые представляет головной мозг и единый
центр связи для чувствования. Данные животные,
по строению их нервной системы, владеют,
следовательно, двумя различными способностями, а именно:
мышечного движения и чувствования. Их ощущения,
вероятно, не более как простые быстро преходящие
перцепции возбуждающих их предметов, но—как бы
то ни было—из этих ощущений слагается чувство,
хотя они и не в состоянии еще породить
представления.
Приблизительно в таком же виде,
характеризуемом у насекомых наличием не более двух
способностей, встречается нервная система и в пяти
последующих классах, т. е. у паукообразных, ракообразных,
кольчецов, усоногих и моллюсков; вероятно, она не
представляет здесь никаких других различий, кроме
большего или меньшего усовершенствования двух
вышеуказанных способностей.
В моем распоряжении нет достаточных частных
данных, чтобы указать среди животных с нервной
системою, способною порождать ощущения, на тех,
у которых возможны эмоции внутреннего чувства.
Возможно, что как скоро имеется способность
чувствования, существует также и способность
производить эмоции, но эта последняя при своем
происхождении так несовершенна, так еще смутна, что я считаю

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
239
ее распознаваемой только у позвоночных животных.
Поэтому перейдем к определению места животной
лестницы, с которого начинается третий вид
способности нервной системы.
Когда природа снабдила нервную систему
подлинным головным мозгом, т. е. передним мозговым
утолщением, способным непосредственно дать
начало по крайней мере одному специальному чувству,
зрению, и заключать—в едином очаге—центр
отношения нервов, она далеко еще не закончила этим
работы по всем дополнениям, какие может представить
эта система. Она, действительно, долго еще была
занята последовательным развитием головного мозга,
и тут ей удалось наметить чувство слуха, первые
следы которого обнаруживаются в ракообразных и
моллюсках. Но это—все еще тот же крайне простой
головной мозг, являющийся, повидимому, основанием
органа чувства, поскольку в нем соединяются все
чувствительные нервы и нервы наличных
специальных чувств.
Действительно, верхушечный узел, составляющий
головной мозг насекомых и животных последующих
классов до моллюсков включительно, хотя
обыкновенно и бывает разделен бороздою как бы на две
лопасти, однако, не имеет ни одной черты этих двух
складчатых и развертывающихся полушарий,
которые накрывают и обволакивают своим основанием
настоящий головной мозг совершеннейших
животных, т. е. ту часть головного мозга, которая
заключает очаг чувствительной системы; следовательно,
функции, присвоенные вышеупомянутым новым до-

240
ФИЛОСОФИЯ зоологии
полнительным органам, ни одно беспозвоночное
животное выполнять не может.
Полная нервная система дает место мышечному
движению, чувству, внутренним эмоциям и уму
Только в позвоночных животных природа смогла
дать полное завершение нервной системы и, вероятно,
уже в их низших представителях приступила к
постройке дополнительного органа головного мозга—
органа, слагающегося из двух сборчатых
полушарий, противопоставленных одно другому, но
соединенных в своем основании, с которым как бы
слит собственно головной мозг, характеризуемый
присутствием чувствительного центра.
Этот дополнительный орган, сообщающий
владеющим им животным изумительные способности,
покоящийся на головном мозгу, одевающий его своим
основанием и как бы сливающийся с ним, не был опознан
как нечто отличное, поскольку название головного
мозга обыкновенно распространяется на всю
мозговую массу, содержащуюся в полости черепа,
независимо от отличия представляемых ею частей. Между
тем, очень важно не смешивать данный
дополнительный орган с собственно головным мозгом, как бы ни
трудно было провести между ними границу: он несет
исключительно присвоенные ему функции и не имеет
никакого существенного значения для существования
головного мозга и даже для сохранения жизни. Он
заслуживает поэтому особого наименования, и, по моему
мнению, его можно было бы назвать гипокефалом.

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
241
Этот гипокефал—специальный орган для
образования представлений и выполнения всех умственных
процессов. Собственно головной мозг, эта часть
основной мозговой массы, с центром отношения нервов
и с соединяющимися здесь нервами специальных
чувств, отдельно взятый, не мог бы дать место
подобным явлениям.
Если принимать за головной мозг исключительно
мозговую массу, служащую местом соединения
различных нервов,—словом, содержащую в себе очаг,
откуда нервный флюид направляется к разным
частям тела, и очаг, куда он возвращается с
вызванным им ощущением,—тогда не было бы ошибкой
сказать, что головной мозг даже у совершеннейших
животных бывает всегда очень невелик. Но, снабженный
двумя полушариями, головной мозг, помещаясь в их
основании, оказывается в некотором роде слит с ними,
причем эти складчатые полушария могут достигать
иногда значительных размеров; в этом случае вся
мозговая масса, заключенная в полости черепа,
обыкновенно получает название головного мозга.
Значит, на всю эту массу в целом смотрят как на единый
орган, тогда как она охватывает две существенно
различные по своим функциям части.
Что полушария представляют собою нечто особое
от головного мозга и являются лишь его
дополнением, явствует уже из того, что существование
головного мозга нисколько не связано с ними, о чем
убедительно говорят многие известные факты их
возможного повреждения и даже полного разрушения.
В самом деле, деятельность полушарий ясно показы-
16 Философия зоологии, т. II

242
ФИЛОСОФИЯ зоологии
вает, что каждое из них становится способным к
выполнению присущих им функций через посылку
нервного флюида, направляющегося в своем движении
к данным органам от своего вместилища, или общего
очага. Равным образом можно убедиться, что
полушария совершенно не участвуют сами по себе в
направлении к нервной системе специального флюида,
приводящего ее в действие, иначе система в целом была
бы зависима, чего нет на самом деле.
Из этих соображений следует: не всякое животное
с нервной системой необходимо имеет головной мозг,
поскольку назначением последнего служит
непосредственное начало какого-нибудь чувства, по крайней
мере характерного для него чувства зрения; не
всякое животное с головным мозгом обязательно имеет
два складчатых полушария, на что указывает уже
ничтожная величина головного мозга беспозвоночных
животных шести последних классов, способного
служить только для мышечного движения и чувства, но
отнюдь не для умственных актов; наконец, всякое
животное, над головным мозгом которого
возвышаются два складчатых полушария, пользуется
мышечным движением и чувством, испытывает внутренние
эмоции и, кроме того, образует представления,
сравнивает, судит, одним словом, производит различные
умственные акты соответственно степени развития
своего гипокефала.
Сосредоточив все свое внимание, мы можем
убедиться, что при процессе мышления или размышления
операции, дающие место мыслям, обдумыванию и пр.,
выполняются в верхне-передней части головного

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
243
мозга, т. е. в соединенных мозговых массах,
образующих два складчатых полушария; наконец, заметим,
что в отношении данных операций не играет никакой
роли ни основание упомянутого органа, ни его задке-
нижняя часть. Два полушария головного мозга,
составляющие то, что я называю гипокефалом,
представляют, следовательно, фактически особые органы,
предназначаемые для умственных операций. Равным
образом, мысля или сосредоточивая.свое внимание
долгое время на каком-нибудь предмете, разве мы не
чувствуем головной боли и именно в указанных
мною частях рассматриваемого органа?
Согласно приведенным соображениям, мы
усматриваем среди животных с нервной системой:
1° животные, лишенные головного мозга и7
следовательно, специальных чувств и единого центра
связи для нервов, не пользуются чувством, но
способны приводить в движение части своего тела
посредством подлинных мышц;
2° животные с головным мозгом и несколькими
специальными чувствами, но без складчатых
полушарий, составляющих гипокефал, получают от своей
нервной системы не более двух или трех
возможностей, а именно: выполнять мышечные движения,
испытывать ощущения или простые кратковременные
перцепции при раздражений со стороны внешнего
предмета и, быть может, также переживать внутренние
эмоции;
3° наконец, животные с головным мозгом,
снабженным исключительно в качестве дополнения гипо-
кефалом, способны к мышечному движению, к чув-
16*

244
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ству, к внутренним эмоциям и могут, кроме того, при
обязательном условии внимания образовывать
представления, отпечатывающиеся на органе, проводить
сравнение между этими несколькими представлениями
и выносить суждения; если полушария их головного
мозга развиты и усовершенствованы, те же
животные способны мыслить, рассуждать, изобретать и
вообще выполнять различные умственные акты.
Безусловно, очень трудно представить, как
образуются оттиски, являющиеся отпечатком
представлений, и уже совершенно нельзя усмотреть их глазом
на органе, свидетельствующем о их существовании.
Но нельзя ли приписать причину этого
исключительно крайней тонкости этих черт и границам наших
способностей? Да и можно ли сказать, что все
недоступное человеческому глазу не существует? Для
нас должно быть достаточно и того, что самая память
является верным ручательством существования этих
оттисков на употребляемом ею для своих актов органе.
Поскольку верно, что природа ничего не делает
внезапно и сразу, ясно, что для порождения всех
способностей, наблюдаемых в совершеннейших
животных, она должна была последовательно создать
все органы, дающие место этим способностям, и
действительно, она употребила на производство их много
времени, пользуясь благоприятными
обстоятельствами.
Таков, разумеется, был путь природы, и никаким
другим подменить его невозможно, если не выходить
из круга положительных идей, почерпаемых из
изучения природы.

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
245
Итак, нервная система, как и другие специальные
системы, была создана в животной организации
в свое время и именно только тогда, когда
организация уже настолько продвинулась в своем строении,
что три рода веществ, составляющих данную систему,
могли образоваться и отложиться в местах,
представляющих органы этой системы.
Нелепо поэтому искать рассматриваемую систему,
как и связанные с нею способности, в таких простых
по организации и несовершенных животных, как
инфузории и полипы: нельзя допустить, чтобы
организация упомянутых сейчас животных могла дать
начало таким сложным органам, как органы нервной
системы.
Повторяю: как все специальные органы,
присущие организации известных животных, были
образованы в последовательном порядке, так в свою
очередь каждый орган слагался, дополнялся и
совершенствовался со строгой постепенностью в связи
с усложнением организации, в результате чего
нервная система, рассматриваемая в различных
животных, представляется в трех главных следующих
состояниях.
В своем начальном, или простейшем, виде нервная
система, повидимому, состоит исключительно из
разнообразных отдельных узлов, сообщающихся между
собою посредством нервов и посылающих другие
нервы к определенным частям тела: в этом случае
она лишена головного мозга и не может дать места
ни зрению, ни слуху, ни какому другому
подлинному ощущению, но она уже способна возбуждать

246
ФИЛОСОФИЯ зоологии
мышечное движение. Такова, вероятно, нервная си-
стема лучистых, если наблюдения, приведенные в
первой части этого труда (гл. VIII, стр. 229), не лишены
своего основания.
В более совершенном состоянии нервная система
представляет продольно-узловатый мозг и нервы,
оканчивающиеся в гнездах этого мозга: отныне узел*
заканчивающий спереди этот узловатый шнур, может
рассматриваться как маленький, едва намеченный
головной мозг, поскольку он дает начало органу
зрения, а впоследствии—и слуха; но этот маленький
головной мозг еще прост и лишен гипокефала, т. е.
складчатых полушарий с их специальными
функциями. Такова нервная система насекомых,
паукообразных и ракообразных—животных, одаренных зрением,
из которых ракообразные представляют даже
некоторые признаки слуха; такова также нервная система
кольчецов и усоногих, из которых одни владеют
глазами, тогда как другие лишены их по причинам,
указанным в главе VII первой части.
Продвинувшиеся в строении своей организации
значительно дальше перечисленных выше животных
моллюски, застигнутые переменой строительного
плана природы, не имеют ни продольно-узловатого, ни
спинного мозга, но они обладают головным мозгом
и многие из них, повидимому, владеют наиболее
высокой формой этого простого, т. е. лишенного
полушарий, головного мозга, поскольку в нем
заканчиваются у них нервы нескольких специальных чувств.
Отсюда следует: во всех животных, начиная с /ш-
секомых и кончая моллюсками, нервная система

НЕРВНАЯ СИСТЕМА
247
производит мышечное движение и дает место чувству,
но она не допускает еще образования представлений.
Наконец, в значительно более совершенном
состоянии нервная система позвоночных животных
представляет спинной мозг, нервы и головной мозг,
верхне-передняя часть которого дополнена двумя
складчатыми полушариями, более или менее
развитыми в зависимости от успешного хода нового плана.
В данном случае эта система дает место не только
мышечному движению, чувству и внутренним
эмоциям, но и образованию представлений, тем более
многочисленных и ясных, чем большего развития
достигли вышеупомянутые полушария.
Как же можно предполагать после этого, что
природа, никогда не отступающая в своих
произведениях от строго последовательного порядка, могла,
приступая к установлению нервной системы,
сообщить ей сразу все свойства, характеризующие ее
на ступени ее наивысшего развития?
Впрочем, принимая во внимание, что способность
чувства отнюдь не составляет свойства
какого-нибудь вещества животного тела, мы увидим, что
механизм, необходимый для чувствования, слишком
сложен, чтобы позволить нервной системе, взятой в ее
простейшем виде, иметь какую-нибудь другую
способность, кроме способности к возбуждению
мышечного движения.
В главе IV я попробую дать понятие о силе,
имеющей средства вызывать и направлять движение
нервного флюида к полушариям головного мозга и к
другим частям тела; здесь же скажу только, что посылка

248
ФИЛОСОФИЯ зоологии
данного флюида к полушариям головного мозга-
производит иные действия, чем при направлении его
к мышцам и другим жизненным органам.
Вот сжатое общее изложение нервной, системы,
природы ее частей, условий, необходимых для ее*
образования, и четырех родов ее деятельности,
свойственных ей в ее полном и совершенном
виде.
Не пускаясь в изыскания, каким образом
нервное влияние может привести в действие мышцы и
сыграть роль в исполнении функций различных органов,
скажу лишь, что данная деятельность нервной
системы, вероятно, обусловливается раздражаемостъю
частей животного тела.
Что касается функции нервной системы, в силу
которой возникает чувство,—функции, не без
основания признаваемой изумительной и трудно
постигаемой, я попытаюсь изложить ее механизм в
III главе. Затем то же самое я проделаю в отношении
четвертой функции нервной системы, т. е. той,
благодаря которой данная система производит
представления, мысли и пр.,—функции, еще более
удивительной, чем функция, порождающая чувство.
Но не желая вносить в свой труд ничего, не
подкрепленного фактами или вескими наблюдениями,,
я намерен предварительно рассмотреть нервный
флюид и показать, что данный флюид, отнюдь не-
являясь плодом воображения, обнаруживается в
действиях, возможных только в связи с ним и не
допускающих ни малейшего сомнения в его
существовании.

AIAWWWW»
ГЛАВА ВТОРАЯ
О нервном флюиде
Тончайшее вещество, замечательное по
скорости своих движений, не снискавшее нашего
внимания потому, что не в нашей власти сделать его
предметом нашего непосредственного наблюдения,
использовать его в наших целях и подчинить его нашему
опыту, это вещество, говорю я, в высшей степени
своеобразная действующая сила и в то же время
изумительнейшее орудие, какое только могла
употребить природа для производства мышечного движенияу
чувства, внутренних эмоций, представлений и
разумных актов, доступных большому количеству
животных.
У нас остается возможность узнать эту силу по
производимым ею действиям, и для нас важно
рассмотреть ее уже в начале третьей части данного
труда: интересующий нас здесь флюид—один, и только
он один способен произвести столь изумляющие нас
явления, и, отрицая его существование и его
свойства, нам пришлось бы отказаться от всякого
исследования физических причин явлений и вновь обратиться
к расплывчатым беспочвенным представлениям для
удовлетворения нашего любопытства в отношении
данного предмета.

250
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Что касается стоящей перед нами необходимости
искать познания интересующего нас здесь флюида
в порождаемых его действием следствиях,—не
признано ли теперь, что в природе существуют разные
виды материи, ускользающие от наших чувств: мы
не можем ни захватить их, ни удержать, ни
исследовать, как бы хотелось? Эти вещества—такие тонкие,
такие неуловимые—обнаруживают перед нами свое
существование только при известных условиях;
только при большом внимании нам удается уловить
кое-какие следствия их действий; словом, только
путем всяких индукций и определений по аналогии,
получаемых из сопоставления огромного количества
наблюдений, мы можем до некоторой степени уяснить
себе природу этих веществ. Тем не менее,
существование этих веществ доказывается действиями,
которые могут быть приписаны только им
одним,—действиями, которые так важно изучить нам в
различных явлениях, причина которых составляет для нас
предмет рассмотрения.
Но не скажет ли кто-нибудь: раз у нас так мало
средств дать точное и ясное определение природы
и свойств подобных веществ, требуемое всяким
доказательством, не следует ли рассудительному
человеку, имеющему дело исключительно с точной наукой,
отказаться от их рассмотрения?
Быть может, я нахожусь в заблуждении, но—
признаюсь,—я не держусь этого взгляда; напротив,
я твердо убежден, что изучение указанных веществ,
играющих важную роль в большинстве
наблюдаемых физических фактов и особенно в огромном ко-

НЕРВНЫЙ ФЛЮИД
251
личестве органических явлений, представляемых
живыми телами, имеет величайшее значение для
успеха наших познаний в области этих фактов и
явлений.
Допустим, что непосредственное знакомство со
всеми тончайшими веществами, существующими в
природе, недоступно для нас, но отказаться от
изучения хотя бы некоторых из них значило бы, по моему
мнению, упустить единственную нить, предлагаемую
природою и ведущую к познанию ее законов; это
значило бы отказаться от верных достижений в области
знания живых тел и от объяснения причин явлений,
связанных с функциями их органов; это значило бы
в то же время отвергнуть единственный путь,
обеспечивающий нам средства к улучшению создаваемых
нами физических и химических теорий.
Мы убедимся вскоре, что эти соображения далеко
не чужды моему предмету и должны быть учтены
в данном отношении, что они вполне приложимы
к тому, что я имею сказать о нервном флюиде,
который для нас так важно знать.
В настоящее время мы слишком богаты
наблюдениями, чтобы могли серьезно оспаривать или
подвергать сомнению существование тончайшего флюида,
циркулирующего или так или иначе движущегося
в мягком веществе нервов, а поэтому посмотрим,
какие можно сделать более или менее правдоподобные
предположения насчет этого щекотливого и трудного
вопроса при современном состоянии наших знаний.
Но, прежде чем говорить о нервном флюиде, очень
важно остановиться на следующем предложении:

252
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Все видимые жидкости, содержащиеся в теле
животного, вроде крови, лимфы, выделений и пр.,
слишком медленно движутся в каналах или мягких
частях, чтобы передавать с необходимой быстротой
движение или причину движения, производящую
действия животных, тем более, что эти действия в
огромном большинстве животных выполняются, как
показывает наблюдение, с поразительной быстротой
и внезапностью, причем животные прерывают,
возобновляют и меняют их на всех ступенях возможной
неправильности.
Не надо много думать, чтобы понять: такие
грубые жидкости, как только что упомянутые,,
с их в общем довольно правильным движением,,
ни в коем случае не могут быть причиною
разнообразных действий животных. Однако все
наблюдаемое в них вытекает из отношений между их
содержимыми или проникающими в них жидкостями и их
сосудами, или органами, возбуждаемыми этими
содержащимися в них жидкостями.
Конечно, действия, подобные только что
указанным, могут быть произведены исключительно
жидкостью, движущейся и перемещающейся почти с
быстротою молнии, и в настоящее время нам известны
жидкости такого свойства.
Поскольку всякое действие всегда является
результатом какого-нибудь движения и нервы
действуют, разумеется, также под влиянием того или
другого движения, г. Ришеран в своей Физиологии
(том II, стр. 144 ж ел.) основательно разбил и
опроверг мнение тех, которые смотрели на нервы как на

НЕРВНЫЙ ФЛЮИД
253
вибрирующие струны. «Эта гипотеза,—говорит этот
ученый,—настолько нелепа, что приходится
удивляться так долго оказываемому ей
покровительству» .
С полным правом мы могли бы сказать то же самое
о гипотезе колебательного движения между такими
мягкими и столь мало эластичными частицами,
каковы частицы мозговой мякоти нервов, если бы кто-
нибудь выдвинул таковую.
«Гораздо больше оснований,—говорит затем г. Ри-
шеран,—в предположении, что нервы действуют при
посредстве тончайшего, незримого, неосязаемого
флюида, которому древние дали название животных
духов».18
Наконец, несколько далее, рассматривая частные
свойства нервного флюида, упомянутый физиолог
добавляет: «Не приобрели ли эти предположения
известную степень вероятности с той поры, как
сходство гальванизма с электричеством, подмеченное
сначала автором данного открытия, было
подтверждено чрезвычайно интересными опытами Вольта,
повторенными, проверенными и объясненными
в настоящий момент всеми европейскими
физиками».
Как бы ни было несомненно существование
тончайшего флюида, являющегося средством для
действия мышц, еще долго—если не всегда—будут
находиться отрицающие его люди, и все потому, что
доказать это существование возможно не иначе, как
^ссылкою на явления, объяснимые только действием
.данного флюида.

254
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Мне все-таки кажется, раз результаты действия
этого флюида свидетельствуют о его существовании,,
нет никакого смысла отрицать таковое на одном том
основании, что данный флюид не доступен нашему
зрению. Особенно нелепо становится это отрицание,
когда известно, что все органические явления
вытекают единственно из отношений между жидкостями,
находящимися в движении, и дающими место
указанным явлениям органами. Нелепость отрицания,
увеличивается еще больше при убеждении, что
видимые жидкости (кровь, лимфа и пр.),
поступающие и проникающие в вещество нервов и головного
мозга, слишком грубы и слишком медлительны в
своих движениях, чтобы дать место таким быстрым
актам, из которых состоит мышечное движение,
чувство, представления, мысль и пр.
На основании этих соображений я признаю, что
во всяком животном, владеющем нервной системой,
в нервах и в их мозговых очагах, содержится
незримый, тончайший флюид, почти неизвестный по своей
природе из-за отсутствия средств для его
непосредственного исследования. Этот флюид, называемый
мяоку нервным флюидом, движется в мягком веществе
нервов и головного мозга с необычайной скоростью
и тем не менее—не создает здесь для выполнения
своих движений никаких заметных проходов.
Именно при посредстве этого тончайшего флюида
действуют нервы, осуществляется мышечное
движение, возникает чувство и полушария головного мозга
выполняют все умственные акты, обусловливаемые
соответственной степенью их развития.

НЕРВНЫЙ ФЛЮИД
255
Хотя собственная природа нервного флюида
мало известна нам из-за необходимости судить о ней
исключительно по ее проявлениям, однако со
времени открытия гальванизма все более и более
вероятной становится мысль, что он очень сходен
с электрическим флюидом. Я даже убежден, что
в нем мы имеем дело именно с преобразованным в
животной среде электрическим флюидом, в некотором
роде уподобившимся органическому веществу
благодаря пребыванию в крови и претерпевшим здесь
достаточно изменений, чтобы содержаться и
сохраняться единственно в веществе нервов и головного
мозга, куда он все время поступает с кровью.
Чтобы иметь право сказать, что нервный флюид
нечто иное, как электричество, преобразованное
пребыванием в животной среде, я основываюсь на том,
что нервный флюид, несмотря на очень значительное
сходство его действий со многими действиями,
производимыми электрическим флюидом, тем йе менее
отличается от последнего кое-какими частными
свойствами, между прочим, тем, что он, повидимому,
способен задерживаться в органе и совершать здесь
в том или другом направлении движения.
Следовательно, нервный флюид на самом деле
отличается от обыкновенного электрического флюида,
поскольку последний пробегает все части нашего
тела без остановки и с известной скоростью в случае
образования цепи при разрядах лейденской банки
или какого-нибудь электрического проводника.
Он отличен также и от гальванического флюида,
получаемого и приводимого в действие вольтовым

256
ФИЛОСОФИЯ зоологии
столбом; этот второй, будучи опять-таки не чем иным,
как той же электрической жидкостью, но действуя
с меньшей массой, плотностью и живостью, чем
электрический флюид, выделенный лейденской
банкой или заряженным проводником, приобретает в силу
обстоятельств своего местонахождения некоторые
качества и свойства, отличающие его от электрического
флюида, собранного и конденсированного нашими
обыкновенными средствами. Равным образом данный
гальванический флюид оказывает большее действие
на наши нервы и мышцы, чем обыкновенный
электрический флюид, однако гальванический флюид, ни в
какой мере не уподобившийся животному веществу,
иначе говоря, не подвергшийся никакому влиянию,
которое могло бы оказать на него пребывание в крови
(особенно в горячей крови соответствующих
животных), не имеет всех качеств нервного флюида.
Нервный флюид животных с холодной кровью,
будучи менее преобразован в органическом
отношении, стоит ближе к обыкновенному электрическому
флюиду и особенно гальваническому. Этим
объясняется, почему наши гальванические опыты
производят такое сильное действие на части тела
животных с холодной кровью, вроде лягушек, и почему
-у таких рыб, как электрический скат,
электрический угорь и электрический сом, хорошо выраженный
электрический орган обнаруживает вполне
приспособленный к потребностям этих животных род
электричества. (Смотрите в Annales du Museum
d'Histoire naturelle, т. I, стр. 392 интересный
Мемуар г. Жоффруа об этих рыбах.)

НЕРВНЫЙ ФЛЮИД
257
Несмотря на видоизменения электрического
флюида в животной среде, приведшие его к состоянию
лервного флюида, он сохранил, тем не менее, в весьма
значительной мере и свою крайнюю тонкость и свою
приспособленность к быстрым
перемещениям,—качества, позволяющие ему выполнять функции,
необходимые для удовлетворения потребностей животного.
Этот электрический флюид, постоянно
проникающий в кровь или через орган дыхания, или каким-
нибудь другим путем, постепенно преобразуется,
усваивает животный характер и приобретает,
наконец, качества нервного флюида. И, повидимому, на
ганглии, спинной мозг и особенно на головной мозг с
-его придатками можно смотреть, как на
выделительные органы этого животного флюида.
Действительно, уместно думать, что собственное
вещество нервов, являющееся по своей белково-
студенистой природе более хорошим проводником
лервного флюида, чем всякое другое вещество тела
и особенно апоневротические оболочки нервов и
нервных стволов, беспрестанно переливает из
крайних кровяных артериол указанный тончайший
флюид, подготовленный кровью. Нет никакого сомнения,
что именно эти крайние артериолы и
сопровождающие их венулы и дают место серому цвету внешней
как бы корковой части мозгового вещества.
Таким образом, в животных с нервной системой
постоянно образуется невидимый тончайший флюид,
движущийся в веществе их нервов и в мозговых очи-
гах, где кончаются эти нервы.
Деятельность этого нервного флюида в нервах
17 Философия зоологии, т. II

258
ФИЛОСОФИЯ зоологии
выражается в двух родах противоположных
движений, а, кроме того, он же выполняет в полушариях
головного мозга множество различных движений,
недоступных нашему определению, но имеющих всю
силу вероятности в связи с актами указанных органов.
В нервах, предназначенных для производства
ощущений, данный флюид, как известно, движется от
окружности или от наружных частей тела к центру,
или, вернее, к очагу возникновения ощущений; но,
поскольку особи с нервной системой подвержены также
влиянию внутренних впечатлений, рассматриваемый
флюид в этом случае движется от внутренних частей
тела, направляясь опять-таки к очагу ощущений.
Наоборот, в нервах, служащих для вызова
мышечного двиэФсения, независимо от того, выполняется
ли оно без участия воли животного или всецело
зависит от таковой, нервный флюид имеет направление
от центра, или общего очага, к частям,
предназначенным к действию.
В обоих указанных случаях, относящихся к
движению нервного флюида, в нервах, как и при
разнообразных его движениях в головном мозгу,
потребление данного флюида ведет за собой расход
некоторой его части, рассеивающейся и теряющейся для
животного. Эта потеря требует, таким образом,
восстановления, что при нормальном состоянии и
производится непрерывно кровью.
Для понимания явлений организации становится
очень важным следующее замечание:
Особи, потребляющие нервный флюид
исключительно для мышечного движения, с избытком покры-

НЕРВНЫЙ ФЛЮИД
259
вают в данном отношении свои потери и даже с
пользой для увеличения своих сил, так как данное
мышечное движение ускоряет в них кровообращение
и другие их органические функции, а, кроме того,
имеющие при этом место выделения, служащие для
восстановления потребленного флюида, происходят
быстро и обильно в период покоя.
Напротив, особи, потребляющие нервный флюид
исключительно для актов, зависящих от полушарий
головного мозга, каковы: напряженные мысли,
глубокие размышления, умственные возбуждения,
вызываемые страстями, и т. п., покрывают свои потери
очень медленно и часто не вполне, так как при
условии почти бездействующего в данном случае
мышечного движения все органические движения
ослабевают, способности органов теряют свою силу, и
выделения, предназначаемые для восстановления
израсходованного нервного флюида, бывают менее
изобильны и моменты умственного покоя становятся очень
затруднительны.
Нервный флюид в головном мозгу не
ограничивается тем, что несет с собою из очага ощущений
самые ощущения и испытывает всякого рода движения,
но и производит здесь также оттиски,
отпечатывающиеся на органе и сохраняющиеся более или менее
долгое время в зависимости от глубины отпечатка.16
Это утверждение—отнюдь не продукт досужей
фантазии; при беглом обзоре главных умственных
актов я попробую показать, что оно вполне
обосновано, что его необходимо признать за истину, хотя бы
к этой истине и можно было притти исключительно
47*

260
ФИЛОСОФИЯ зоологии
но путем индукций, правда, бесспорных индукций.
Все сказанное мною об интересующем нас здесь
необычайном флюиде я заключу несколькими
соображениями, способными пролить немало света на
разнообразные органические функции, выполняемые с
помощью этого флюида.
Все части нервного флюида сообщаются между
собою в заключающей их системе органов, так что в
зависимости от действующих на него возбуждений
движение иногда происходит только в определенных
как бы изолированных участках его массы, иногда
же оно простирается почти на всю его массу или по
крайней мере на всю его свободную часть.
Итак, рассматриваемый нами флюид движется
в определенных участках и даже в мелких участках
своей массы:
1° когда он служит для зависимого или
независимого от особи возбуждения мышц;
2° когда он выполняет какой-нибудь умственный
акт.
Тот же флюид, напротив, движется во всех частях
своей свободной массы:
1° когда, подчиняясь общему движению обратного
действия, он производит то или другое ощущение;
2° всякий раз, как, испытывая общее
потрясение, но не давая реакции, он служит причиною
эмоций внутреннего чувства.
Эти различия в движениях нервного флюида в
содержащей его системе органов не могут быть
доказаны экспериментальным путем; по крайней мере я
не вижу средств к этому; но, вероятно, они не будут

НЕРВНЫЙ ФЛЮИД
261
считаться неосновательными, если с серьезным
вниманием отнестись к изложенным мною в настоящей
третьей части моей Философии зоологии наблюдениям
относительно различных функций нервной системы.
Основательность этих различий станет особенно
убедительной, если принять в расчет следующие
обстоятельства:
1° нервное влияние, приводящее мышцы в действие,
требует лишь простой посылки части нервного флюида
к долженствующим действовать мышцам, причем
данный флюид играет роль исключительно вэзбудигеля
2° при умственных актах части органа разума
остаются исключительно пассивны; сила обратного
действия недоступна им по причине их крайней
мягкости; они не получают от нервного флюида ни
малейшего возбуждения, но одни отпечатки, следы которых
сохраняются ими, причем участок указанного
флюида, приходящий в движение в разных частях данного
органа, видоизменяет свои движения под влиянием
ранее сделанных' здесь следов и в то же время на-
чертывает здесь другие; таким образом, орган разума,
поддерживающий лишь ограниченную связь с
остальными отделами нервной системы, употребляет только
часть флюида всей системы; наконец, вследствие
отмеченной ограниченной связи, данный участок
нервного флюида, содержащийся в органе разума,
участвует в общем сотрясении, происходящем при
эмоциях внутреннего чувства и образовании ощущений,
только в том случае, когда это сотрясение достигает
крайней силы, что оказывает тогда свое возмущающее
действие на все функции и способности системы.

262
ФИЛОСОФИЯ зоологии
На основании только что изложенного мною
становится правдоподобным предположение, что
получающийся путем выделений и содержащийся в
системе нервный флюид не находится сполна в
распоряжении внутреннего чувства особи, что часть этого
флюида остается как бы в запасе для постоянного
поддержания жизненных функций. Итак, как
бывают мышцы, не зависимые в своих действиях от воли
особи, наряду с другими, действующими
исключительно под влиянием внутреннего чувства,
движимого волею или какой-нибудь иной] причиною,
точно так же, без сомнения, одна часть нервного
флюида находится в меньшем распоряжении особи,
чем другая, в предупреждение возможного
истощения и в целях постоянного поддержания жизненных
функций.
На самом деле, так как поглощение нервного
флюида всегда стоит в строгом соответствии с его
употреблением, необходимо, чтобы особь могла
потребить по своей воле только часть его, имеющуюся
в ее распоряжении: для особи было бы даже вредно
без остатка исчерпать данную часть флюида, так как
это повело бы к расходу его запасной части и,
следовательно, послужило бы к ущербу жизненных
функций самой особи.
В дальнейшем мне не однажды представится
случай развить и осветить все эти соображения
относительно нервного флюида; теперь же исследуем, каков
может быть механизм ощущений, и посмотрим, как
дроизводится изумительная способность чувства.

«>«/->-4,/WVV~4 iW Ѵ^^^-»»Чч-.Л-^»л^.Лк^»^Ѵ'ѵ<ѴЧУѴ'^/\'ѴѴѴ»ЛИ>,-<^Л>"
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О физической чувствительности и о механизме
ощущений
Как допустить, чтобы хотя какая-нибудь часть
живого тела могла сама по себе иметь способность
чувства, раз ни одно вещество без всякого
исключения не владеет и не может владеть подобной
способностью. 19
Разумеется, предполагать, что у животных, хотя
бы даже у совершеннейших, известные части одарены
чувством, значит впадать в огромную ошибку.
Конечно, ни влаги, ни какие другие жидкости
живых тел, ни тем более их твердые части в каком бы
то ни было состоянии не владеют способностью
чувства.
Только подлинным обманом чувств можно
объяснить, что каждая часть нашего тела, взятая отдельно,
кажется нам чувствующей, потому что на самом деле
чувствует или, вернее, получает общее впечатление,
вызываемое всякой действующей здесь причиной,
наше существо в целом, но, так как это впечатление
неизменно относится к страдающей части, мы сейчас
же получаем соответствующее представление,
которому даем название ощущения, и ошибочно считаем,
что полученное впечатление воспринимается как

26 i
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чувство указанной страдающей частью, тогда как
здесь действует возбуждение чувствительной
системы в целом, относящей к определенной точке общее
испытанное ею впечатление.
Эти рассуждения могут показаться странными
и даже парадоксальными,—до того они далеки от
общепринятых в данном отношении взглядов. Но
достаточно отрешиться на некоторое время от
общераспространенного суждения об этих вещах и
уделить некоторое внимание причинам, принимаемым
мною за основание развиваемого мною взгляда 7
чтобы отказаться от мысли приписывать способность
чувства какой бы то ни было части живого тела. Но,
прежде чем изложить мой личный взгляд, надо
установить, какие животные пользуются способностью
чувства и в каких животных эта способность не
может встретиться.
Прежде всего я установлю следующее правило:
всякая способность животного—необходимый
продукт органического акта и, следовательно, дающего
ему место движения, и если данная способность
носит специальный характер, она вытекает из
функции специального же органа или системы
специальных органов: но никакая часть животного тела,
оставаясь в бездействии, не может ни быть причиной
органического явления, ни дать место малейшей
способности.
Равным образом чувство, будучи способностью,
не составляет свойства какой-нибудь части тела
животного, но является следствием порождающей его
органической функции.

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
265-
Из приведенного сейчас правила я заключаю, что
всякая способность, происходя из функций
специального, единственно способного дать ей место органа,
существует только в животных, владеющих данным
органом. Поэтому, как всякое животное, не имеющее-
глаз, не может видеть, так всякое животное, у
которого недостает нервной системы, не способно
чувствовать.
Напрасно было бы ссылаться, что свет производит
замечательное впечатление на некоторые живые тела,
не имеющие глаз и тем не менее реагирующие на
него: всегда остается истиной, что растения, как и
большое количество животных, вроде полипов и
многих других, не обладают зрением, хотя и
направляются в сторону света, что не все животные одарены
чувством, хотя и приходят в движение, когда какая-
нибудь вещь производит раздражающее действие
на них или на некоторые части их тела.
Нет, следовательно, никакого основания
приписывать какой бы то ни было род чувствительности
(явной или скрытой) животным, не имеющим
нервной системы, ссылаясь на то, что у данных
животных—раздражимые части,—и я уже доказал в IV
главе второй части, что чувство и раздраэісимостъ—
органические явления, резко различающиеся по своей
природе и происходящие от причин, ничего не
имеющих между собой общего. И, действительно, условия
для порождения чувства—совсем другого порядка,
чем необходимые для проявления раздражимости.
Первые делают необходимым наличие специального^
органа, всегда явственно выраженного, сложнога

266
ФИЛОСОФИЯ зоологии
и простирающегося во всем теле животного; вторые
же не требуют никакого специального органа и дают
место исключительно явлению, всегда
разобщенному и местному.
Но животные с достаточно развитой нервной
системой одновременно пользуются и раздражимостью,
составляющей свойство их природы, и способностью
чувства; они носят в себе, не замечая того,
внутреннее чувство собственного существования и
даже подчиненные еще внешним возбуждениям
действуют внутренней силой, с которой мы вскоре
ознакомимся.
В одних животных эта внутренняя сила
управляется в своих различных действиях инстинктом,
или внутренними эмоциями, вызываемыми
потребностями, и наклонностями, порождаемыми
привычками; в других—ею управляет более или менее
свободная воля.
Итак, способность чувства—исключительное
свойство животных с нервной чувствительной системой,
но так как эта система дает место внутреннему
чувству существования, это последнее, как мы увидим,
обеспечивает за данными животными способность
к действиям посредством эмоций, служащих в них
причиной внутренних возбуждений и
предоставляющих им возможность производить
самостоятельные движения и действия, отвечающие их
потребностям.
Но что же такое физическая чувствительность
или способность чувства? что такое затем внутреннее
чувство существования? каковы причины этих изу-

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
267
мительных явлений? каким, наконец, образом
чувство существования, или общее внутреннее чувство,
может дать место силе, приводящей к действию?
Зрело обсудив состояние вещей в данном
отношении и связанные с этим чудеса, я пришел к
следующему заключению относительно первого из этих
интересующих нас предметов.
Способность получать ощущения составляет то,
что я называю физической чувствительностью, или
собственно чувством. Данную чувствительность
следует отличать от моральной чувствительности,
которая есть нечто совсем иное, как я покажу это, и
которая вызывается исключительно эмоциями,
порождаемыми нашими мыслями.
Ощущения происходят, с одной стороны, от
впечатлений, производимых на наши чувства внешними
предметами, а с другой—от впечатлений,
производимых на наши органы внутренними и
неупорядоченными движениями, которыми создается здесь
вредное действие; отсюда—внутренние болевые
ощущения. В свою очередь эти ощущения упражняют
нашу физическую чувствительность, или нашу
способность чувства, дают нам возможность
сообщаться с внешним миром и предупреждают (хотя бы
до некоторой степени) о том, что происходит
внутри нас.
Разберем теперь механизм ощущений и покажем
сначала строгую согласованность всех частей
нервной системы, участвующих здесь, а затем передачу на
всю систему каждого впечатления, полученного ка-
^ой-нибудь одной ее частью.

268
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Механизм ощущений
Ощущения, ошибочно относимые нами к самым
местам получения обусловливающих их впечатлений,
происходят в системе специальных органов,
входящей всегда в состав нервной системы и называемой
мною системой ощущений, или чувствительности.
Система ощущений слагается из двух различных
и существенных частей, как-то:
1° особого очага—очага ощущений, на который
следует смотреть как на центр отношений и к кото-
рому, действительно, относятся все действующие на
нас впечатления;
2° множества простых нервов, отходящих от всех
чувствительных частей тела, направляющихся—все
без исключения—к очагу ощущений и здесь
оканчивающихся.
Благодаря именно этой системе, настолько
гармоничной, что все или почти все части тела
одинаково участвуют в каждом впечатлении,
произведенном на некоторые из них, природа смогла сообщить
всякому животному, имеющему нервную систему,
способность не только чувствовать внутренние
раздражения, но и получать впечатления от
действующих на его чувства внешних предметов.
Очаг ощущений в животных с
продольно-узловатым мозгом, вероятно, подразделен и многосложен;
однако позволительно думать, что ганглий, которым
спереди заканчивается указанный мозг,
представляет собою маленький зачаточный головной мозгТ
поскольку он непосредственно дает начало чувству

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
269
зрения. Что же касается животных со спинным
мозгом, не приходится сомневаться, что очаг ощущений
у них—один и несложен, и, по всей вероятности, он
расположен на переднем конце спинного мозга,
в самом основании того, что принято называть
головным мозгом, и, следовательно, под цолушариями.
Чувствительные нервы, идущие от всех частей
гела и достигающие, все, центра отношения или
нескольких из очагов, сообщающихся между собой,
дают место гармонии системы ощущений тем, что
заставляют все части данной системы принимать
участие как в отдельных, так и в общих впечатлениях,
испытываемых особью.
Но, чтобы лучше понять изумительный механизм
чувствительной системы, необходимо припомнить то,
что уже было сказано мной, а именно: чрезвычайно
тонкий флюид, движения которого, как
поступательные, так и колебательные, происходят почти с
молниеносной быстротой, содержится в нервах и их очаге,
и только в этих частях данный флюид движется
свободно.
Затем надо принять во внимание, что из
указанной гармонии системы ощущений—гармонии,
обусловливающей то, что все части данной системы
отвечают одна другой и вызывают соответствие всех
частей тела особи, вытекает следующее
обстоятельство: каждое впечатление, полученное особью, как
внутреннее, так и внешнее, тотчас же производит
сотрясение во всей системе, иначе говоря, в
содержимом здесь тончайшем флюиде и, следовательно,
во всем существе особи, хотя последняя и не заме-

270
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чает этого. В свою очередь это внезапное сотрясение
тотчас же вызывает ответное действие, которое,
будучи направлено от всех частей к общему очагу,
производит здесь необычайное следствие, короче
говоря, род колебания, результат которого при посредстве
единственного н^реагирующего нерва
распространяется затем на самую точку тела, получившую первое
возбуждение.
Человек, владеющий способностью образовывать
представления о том, что он испытывает, составив
себе представление о странном действии,
происходящем в очаге ощущений и распространяющемся
затем вплоть до возбужденной точки тела, назвал
это действие ощущением, и предположил, что каждая
часть его тела, получившая известное впечатление,
обладает сама по себе способностью чувства. Но
чувство нигде не заключается, кроме как в
реальном представлении или в составляющей его
перцепции, поскольку и мы имеем здесь дело ни со
способностью какой-нибудь части нашего тела, ни со
способностью одного из наших нервов, ни даже со
способностью очага ощущений, а единственно с
результатом известной эмоции всей системы
чувствительности,—эмоции, становящейся ощутимой в одной
какой-нибудь точке нашего тела. Рассмотрим более
подробно механизм этого необычайного действия
системы чувствительности.
У животных, имеющих спинной мозг, от всех
частей их тела, как лежащих в самой глубине, так
и ближе к поверхности, отходят чрезвычайно тонкие
нервные нити и, не делясь, ни соединяясь концами,.

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
271
сходятся в очаге ощущений. Между прочим, на своем
пути, несмотря на соединения с другими, данные
нити простираются, не прерываясь, до
вышеупомянутого очага, неизменно сохраняя свою частную
оболочку. Это не мешает нервным шнурам, происходящим от
соединения нескольких нитей, иметь также свою
собственную оболочку, как и тем из них, которые
образовались от соединения нескольких из таких шнуров.
Каждое нервное волокно поэтому могло бы носить
наименование той части, от которой оно отходит, так
как оно передает исключительно впечатления,
произведенные на эту часть.
Здесь идет речь только о нервах, доставляющих
оѵлущения; нервы, предназначенные для мышечного
движения, по всей вероятности, исходят из другого
какого-нибудь очага и в общей нервной системе
составляют особую систему, отличную от системы
ощущений , как эта последняя отлична от системы, служащей
для образования представлений и умственных актов.
Правда, вследствие большой связи между
системами ощущений и мышечного движения, и чувство,
и движение обыкновенно угасают одновременно—
при параличах—в пораженных частях тела, тем
не менее приходилось наблюдать полную
нечувствительность в известных частях тела, сохранявших
еще, несмотря на потерю чувствительности, свободу
движений*, что свидетельствует о действительном,
различии системы ощущений от системы движения.
* Г. Эбреар в Журнале медицины, хирургии и
фармакологии сообщает о 50-летнем мужчине, у которого с 14 лет пра-

272
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Особый механизм, составляющий органический
акт, откуда рождается чувство, заключается поэтому
в следующем:
Как только окончание нерва получит впечатление,
тончайший флюид этого нерва немедленно приходит
в движение и это движение передается в очаг
ощущений и отсюда во все нервы чувствительной системы.
Но в тот же момент нервный флюид, принимая на
себя отраженное действие от всех нервов сразу,
относит это общее движение к всеобщему очагу, где весь
результат этого отраженного действия всех других
нервов воспринимает один только нерв, не давший
никакой реакции, и передает его точке тела,
подвергшейся раздражению.
вая рука была поражена полной нечувствительностью. Этот
член тем не менее сохранял свою гибкость, свой объем и свою
обыкновенную силу. Причиной этого послужила флегмона
с жаром, опухолью и краснотою, но без боли, даже при
надавливании...
Работая, этот человек переломил кости предплечья в их
нижней трети. Услышав сначала только треск, он подумал,
что сломал заступ, бывший у него в руке, но последний был
цел, и человек убедился в несчастном случае только потому,
что не мог продолжать работу. На следующий день место
перелома вспухло, жар в предплечье и кисти руки
увеличился, однако больной не испытывал ни малейшей боли
даже при неизбежных растяжениях при лечении перелома
и т. д.
Автор на основании данного факта и аналогичных
опытов, произведенных другими врачами, заключает, что
чувствительность абсолютно отличается и независима от
сжимаемости и т. д. (Journal ів Medecine Pratique, 15 июня
1808 г., стр. 540).

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
273
Поясним подробности этого механизма на частном
примере для лучшего понимания целого.
Если я сделаю укол на мизинце одной из своих
рук, нерв этой раздраженной части,
продолжающийся под защитой своей частной оболочки без
сообщения с другими нервами до самого общего
очага, доставит сюда полученное им сотрясение;
а это последнее в свою очередь немедленно передастся
отсюда флюиду других нервов чувствительной
системы: тогда путем подлинно обратного или
отраженного действия и в силу излияния того же сотрясения
от всех точек к общему очагу в этом последнем
происходит по крайней мере один толчок, один нажим
на сотрясенный флюид со стороны всех колонн,
общее действие которого выражается в перцепции, и
данный результат переносится на единственный нерв,
не участвовавший в отраженном действии.
Разумеется, нерв, доставивший полученное
впечатление и, следовательно, послуживший причиною
сотрясения флюида прочих нервов, оказывается
единственным, не дающим никакого обратного
действия, так как он—один только активен; все же
другие в данном случае—пассивны. Всякое влияние
толчка, произведенного в общем очаге и в пассивных
нервах, как и вытекающая отсюда перцепция,
должны, следовательно, переноситься на указанный
активный нерв.
Подобное влияние—результат общего движения,
выполненного в какой-нибудь особи—необходимо
уведомляет последнюю о явлении, происшедшем
в ней, и эта особь, даже не различая никакой чаСТ-
ИЗ Философия зоологии, т. II

274
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ности, получает все-таки некоторое смутное
представление о происшедшем, и этому представлению
дает название ощущения.
Разумеется, это ощущение должно быть слабо или
сильно в зависимости от силы впечатления; оно
должно носить тот или другой характер, смотря по
природе полученного впечатления; наконец, оно кажется
принадлежащим именно раздраженной части тела
только потому, что нерв данной части один
воспринимает общий эффект, обусловленный тем или
другим впечатлением.
Итак, всякое сотрясение, происходящее в очаге
или центре отношения нервов и вызванное каким-
нибудь полученным впечатлением, обыкновенно
ощущается всем нашим существом, но нам кажется, что
оно принадлежит самой части, подвергшейся
раздражению.
Насчет этого впечатления следует заметить, чта
между моментом его выполнения и моментом
возникновения ощущения необходим известный перерыв,
но последний так короток вследствие быстроты
движений, что мы не в состоянии его заметить.
Таков, по моему мнению, изумительный механизм
и источник физической чувствительности. И я
повторяю: тут чувствует не материя,—на это у нее нет
способности; не чувствует равным образом и какая-
нибудь часть тела особи, так как испытываемое
в данной части ощущение—простая иллюзия, чему
служат доказательством известные твердо
установленные факты; тут мы имеем дело с общим
явлением, происходящим во всем существе особи, все-

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
275
цело переносимым на самый нерв, послуживший для
него первоисточником,—с явлением, которое
необходимо должно локализоваться особью на окончании
данного нерва, как получившего впечатление.
Мы ничего не замечаем вне нас самих: такова
истина, признанная ныне. Чтобы ощущение могло
получить место, абсолютно необходимо, чтобы
впечатление, произведенное на раздраженную часть,
было передано очагу системы ощущений; но, если бы
действие здесь и заканчивалось, не было бы
никакого общего эффекта, и никакой реакции не было бы
отнесено к точке тела, получившей впечатление.
Что же касается передачи первого сообщенного
движения, ясно, что она производится
исключительно раздраженным нервом и при посредстве
нервного флюида, движущегося в это время в его
веществе. Известно, что между участком нерва,
достигающим раздраженной части тела, и тем его отделом,
который доходит до очага ощущений, прекращается
всякое сообщение при перевязывании или сильном
сдавливании нерва.
Перевязка или сильное сжатие нерва,
разделяющее в данном месте его нежную мякоть сближением
стенок его оболочки, достаточно для заграждения
прохода движущегося флюида; но как только
перевязка снята, мягкое вещество нервного мозга
восстанавливает свою непрерывность в нерве, и
ощущение тотчас же может снова возродиться.
Итак, несмотря на истину, что мы чувствуем только
внутри нас самих, чувствование раздражающих нас
предметов выполняется не в очаге ощущений, как об
18*

276
ФИЛОСОФИЯ зоологии
этом думали, но на самом конце нерва, получившего
впечатление, и поэтому всякое ощущение в
действительности воспринимается в раздраженной части
тела, потому что именно здесь оканчивается
принадлежащий ей нерв.
Но если этой части тела уже не существует, а нерв,
кончавшийся в ней, продолжает еще существовать,
хотя и в укороченном виде, тогда при
впечатлении, производимом на такой нерв, возникает
ощущение, ошибочно относимое к несуществующей
части.
Наблюдением установлено, что лица с
оперированной ногой, обрубок которой успел уже хорошо
зарубцеваться, испытывали при перемене погоды
боль в ступне и голени, которых у них уже не было.
Очевидно, данные личности делали ошибочное
заключение относительно места, где в действительности
возникало испытываемое ими ощущение, но эта
ошибка проистекала от того, что возбужденные нервы
были точно теми, которые первоначально
распространялись на ступню и на голень, ощущение же
продолжало, действительно, возникать на конце этих
укороченных нервов.
Очаг ощущений служит только затем, чтобы
произвести общее сотрясение, вызванное раздраженным
нервом, и передать по этому нерву обратное действие
всех других нервов, в результате чего на конце
раздраженного нерва имеет место эффект, в котором
участвуют все части тела.
Повидимому, Кабанис предусматривал механизм
ощущений, хотя он не развивает ясно его основ и

МЕХАНИЗ ОЩУЩЕНИЙ
277
дает механизм, аналогичный способу, по которому
нервы возбуждают мышечное действие (что
неверно), однако у него имелось общее сознание того,
что, действительно, происходит при возникновении
ощущений; вот что он говорит по этому поводу:
«В процессе чувствования можно поэтому
различать два момента. Сначала оконечности нервов
получают и передают первое предостережение всей
чувствительной системе или, как это будет видно
дальше, только ее особому отделу; затем
чувствительная система воздействует на оконечности нервов,
чтобы привести их в состояние, позволяющее им
воспринять впечатление в целом; таким образом,
чувствование, как бы направляющееся в первый момент
от окружности к центру, во второй—возвращается
от центра к окружности; короче говоря, при
чувствовании нервы действуют отраженным образом на
самих себя, как при движении они воздействуют на
мышечные части» (Rapp. du pys. et du moral, τ. I9
стр. 143).
Этому изложению цитируемого ученого недостает
указания, что нерв, получающий и передающий на
своем конце первое предостережение всей
чувствующей системе, один только не оказывает затем
никакого обратного действия; что как следствие этого
общее обратное действие остальных нервов системы,
достигнув общего очага, передается по
необходимости в единственный нерв, пребывающий в это
время в пассивном состоянии, и несет по нему вплоть
до точки начального раздражения общий эффект
системы, т. е. ощущение.<

278
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Что же касается указания Кабаниса на сходство
отраженного действия с тем, какое оказывают нервы
на мышцы при сообщении им движения, я думаю,
это сравнение двух таких различных актов ни на чем
не основано, и считаю достаточной простую посылку
флюида нервов, направляющегося из своего
резервуара к мышцам, назначенным к действию: никакой
необходимости в нервной реакции здесь нет.
Свои замечания о физических причинах чувства
я закончу нижеследующими соображениями, цель
которых показать, какая допускается ошибка при
смешении перцепции о предмете с представлением
о нем, порождаемым ощущением того же предмета,
и с утверждением, что всякое ощущение всегда
порождает представление.
Испытать ощущение и опознать—его весьма
различные вещи: первое без второго составляет только
простую перцепцию; наоборот, второе, всегда
соединенное с первым, единственно дает представление.
Когда мы испытываем ощущение от какого-нибудь
постороннего нам предмета и различаем данное
ощущение, хотя бы этот процесс чувствования совершался
в нас же самих и нам нужно было бы сделать одно
или несколько сравнений для обособления данного
предмета от нашего собственного существования и
составления соответствующего представления, мы,
посредством своих органов, почти одновременно
выполняем два существенно различных акта: один—
чувствования, другой—мышления. Но нам никогда
не удастся разграничить причины этих органических
явлений, пока мы будем смешивать столь несходные

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
279
между собою факты и не признаем, что их источники
не могут быть одни и те же.
Разумеется, для выполнения чувства требуется
особая система органов, так как чувствовать
свойственно определенным животным, но отнюдь не всем.
Равным образом нужна специальная система
органов и для выполнения актов понимания, так как
мыслить, сравнивать, судить и
рассуждать—органические акты, резко отличающиеся от актов,
порождающих чувство. Поэтому при мышлении мы не
имеем никакого ощущения, хотя мысли
воспринимаются нашим внутренним чувством, этим я, о
котором у нас имеется сознание. Но, так как всякое
ощущение зависит от раздраженного специального
органа чувства, сознание своей мысли отнюдь не
составляет то же, что и ощущение; между ними
существует действительная разница, и, следовательно,
оно подлежит различению. Равным образом при
простом ощущении, составляющем перцепцию, т. е.
при ощущении, проходящем совершенно
незамеченным, не образуется никакого представления, не
возникает никакой мысли, и в данном случае
действующей является одна чувствительная система. Можно,
следовательно, думать, не чувствуя, и чувствовать, не
думая. Таким образом, для каждой из этих двух
способностей имеется особая система органов, подобно
тому как существует специальная система для
движений, независимая от двух вышеуказанных, хотя
из последних двух та или другая и является
непосредственной причиной действия системы мышц.
Только по ошибке можно было смешать эти две

280
ФИЛОСОФИЯ зоологии
системы ощущений и умственных актов и
предположить, что два вида обусловливаемых ими
органических явлений являются результатом единой
способной дать им место органической системы. Здесь
причина того, что весьма заслуженные и вместе с тем
очень образованные люди впали в заблуждение
в своих рассуждениях о вещах этого рода, приступив
к их рассмотрению.
«Жизнь существа, совершенно лишенного
органов чувств,—говорит г. Ришеран,—была бы чисто
растительной; даже с приобретением одного какого-
нибудь чувства у него не было бы еще понимания7
поскольку, как доказывает Кондилъяк, впечатления,,
возникающие на основе этого единственного чувства,
не подлежат сравнению; все ограничивалось бы для
подобного существа одним внутренним чувством,
уведомляющим его о существовании, и оно думало бы,
что все действующие на него вещи являются его
составною частью» (Physiol., т. II, стр. 154).
Из приводимого места видно, что чувства
рассматриваются здесь не только как чувствительные
органы, но и как органы, производящие акты
понимания, поскольку в случае наличия у данного
существа не одного, а нескольких чувств, последние, по
принятому мнению, должны были бы предоставить
особи возможность пользоваться умственными
способностями.
В только что приведенной цитате содержится даже
противоречие: так, например, в ней говорится, что
существо, одаренное одним каким-нибудь чувством,
не пользовалось бы еще пониманием, и дальше,—что

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
281
в отношении испытываемых впечатлений все
ограничивалось бы для него внутренним чувством,
уведомляющим его о его существовании, и оно думало бы,
что все действующие на него вещи являются его
составною частью. Но как существо, не достигшее еще
понимания, могло бы мыслить и судить? ведь,
думать^ что то-то есть то-то, значит образовывать
суждение.
Пока будет продолжаться это невнимательное
отношение к различению фактов чувства от фактов
умственной деятельности, подобные промахи не
составят редкость.
Уже признано, что нет никаких врожденных идей,™
и всякое простое представление происходит
единственно из ощущения. Но я надеюсь доказать, что
никакое ощущение не производит представления, что·
оно необходимо обусловливает только перцепцию,
что для производства отпечатленного длительного
представления нужен специальный орган, как и
наличие условия которого орган ощущений сам по себе
не может доставить.
Запечатленное длительное представление далеко
не то, что простая перцепция. В самом деле
ощущение, причиняя одну лишь простую перцепцию, не
оставляет в органе никакого отпечатка, отнюдь не
требует основного условия для внимания и способно
разве только возбудить внутреннее чувство особи да
дать ей бегло схватить предметы, не вызывая в ней
никакой мысли. Впрочем, память, имея своим
седалищем исключительно орган, где начертываются
представления, никогда не имеет возможности вы-

282
ФИЛОСОФИЯ зоологии
звать на сцену перцепцию, отнюдь не достигающую
данного органа и, следовательно, ничего здесь не
запечатлевающую.
Я рассматриваю перцепции как несовершенные
представления, всегда простые, не запечатленные
в органе и не требующие для своего выполнения
особых условий, чем они резко отличаются от
подлинных действенных представлений. И все-таки эти
перцепции в силу привычных повторений,
прокладывающих известные частные проходные пути нервному
флюиду, могут дать место действиям, сходным с
памятью. Наблюдение за нравами и привычками на-
секомых доставляет нам много тому примеров.
Я еще буду иметь случай вернуться к этой теме;
здесь же важно было подчеркнуть необходимость не
смешивать перцепцию, возникающую в результате
незамеченного ощущения, с представлением,
требующим для своего образования специального
органа, чему я надеюсь представить доказательства.
Из изложенного в этой главе, полагаю, можно
сделать следующие выводы:
1° явление чувства не представляет большего
чуда, чем всякое другое естественное явление,
обусловливаемое физическими причинами;
2° ошибочно думать, что какой-нибудь части
живого тела или какому-нибудь веществу,
составляющему эти части, свойственно чувствовать;
3° чувство—следствие прямого и обратного
действия, происходящих и становящихся общими в
чувствительной системе действий, выполняемых с
быстротой простым и весьма понятным механизмом;

МЕХАНИЗМ ОЩУЩЕНИЙ
283
4° общий эффект этого прямого и обратного
действия необходимо воспринимается неделимым я
особи, но отнюдь не какой-нибудь частью ее тела,
взятой отдельно, так что только по ошибке данная особь
может думать, что все действие протекло в
раздраженной точке ее тела;
5° всякая особь, дающая себе отчет в
полученном ощущении, обсуждающая его, устанавливающая
самую точку своего тела, к которой относится
данное ощущение, создает себе при этом представление;
она в этом случае мыслит, выполняет некоторый
умственный акт и, следовательно, обладает
необходимым для того специальным органом;
6° наконец, в силу того, что система ощущений
может быть в наличии при отсутствии системы
разумения, особь, подпадающая под этот случай, не
выполняет никакого разумного акта, не создает
никаких представлений и может получить со стороны
своих возбужденных чувств лишь простые перцепции,
проходящие незаметно для нее, но способные
затронуть ее внутреннее чувство и побудить ее к
действию.
Попробуем теперь, насколько это возможно,
составить себе ясное представление об эмоциях
внутреннего чувства всякой особи, одаренной
физической чувствительностью, и установить силу,
приобретаемую ошбыо для выполнения действий.

fr^л*^A>^^лл<v^^^<^^A\^ллл^ллл^^^^/v^лллл/^
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О внутреннем чувстве, о доступных ему эмоциях и о-
приобретаемой им способности производить действия.
Моя задача в этой главе—обсудить одну из
замечательнейших способностей, сообщаемых нервной
системой на главном этапе ее развития животным,
владеющим подобной развитой системой; я намерен
говорить об этой необыкновенной способности,
которой одарены некоторые животные и сам человек,—
о способности, благодаря которой становятся
возможны внутренние эмоции, вызываемые
потребностями и различными внутренними или внешними
причинами и рождающие силу производить
разнообразные действия.
Никто, если я не ошибаюсь, не касался еще
этого интересного предмета, которым я думаю
теперь заняться; между тем, упуская его из виду, мы:
никогда не сможем отдать себе отчет в
многочисленных явлениях, связанных с животной организацией
и берущих свой источник в только что упомянутой
способности.
Как мы уже видели, нервная система слагается
из различных сообщающихся между собой органов,
следовательно, все участки тончайшего нервного
флюида, содержащегося в разных частях данной

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
285
■системы, также сообщаются между собою и
вследствие этого могут участвовать в общем сотрясении,
когда известные причины, способные породить это
сотрясение, начинают действовать. Здесь мы имеем
дело с существенным соображением, которое мы
никогда не должны упускать из виду и основательность
которого не подлежит сомнению, поскольку
наблюдаемые факты подтверждают его.
Однако нервный флюид не всегда свободен на всем
«своем протяжении испытать указанное сотрясение:
»обыкновенно только один его участок (правда,
незначительный) подвергается этому сотрясению при
действии на него известных эмоций.
Достоверно, что при разнообразных
обстоятельствах нервный флюид испытывает движения
в участках, как бы изолированных от его
главной массы: так, например, участки этого флюида
могут быть посланы к различным частям тела для
выполнения мышечного действия и для возбуждения
жизненных процессов органов без того, чтобы вся
масса этого флюида пришла в движение; равным
образом, могут быть возбуждены участки данного
флюида в мозговых полушариях без того, чтобы весь
флюид в целом испытал это возбуждение: все это
такие истины, которые трудно было бы
оспаривать.
Но, если нервный флюид способен приходить в
движение в определенных участках своей массы,
очевидно также, что при особых обстоятельствах,
поскольку между всеми его участками существует связь,
почти вся его масса может испытать сотрясение и

286
ФИЛОСОФИЯ зоологии
притти в движение. Я говорю: почти вся массаг
так как при обыкновенных внутренних эмоциях
участок нервного флюида, предназначаемый для
возбуждения самостоятельных мышц, как и участок,
находящийся в полушариях головного мозга,
защищены от потрясений, вызывающих эти эмоции.
Нервный флюид, следовательно, может
испытывать движение в определенных частях своей
массы, как и во всех сразу; в последнем случае
движения данного флюида представляют общие
сотрясения, рассмотрением которых мы и займемся.
Общие сотрясения нервного флюида бывают двух
родов, а именно:
1° Частичные сотрясения, переходящие затем
в общие и завершающиеся отраженным действием;,
сотрясения этого рода производят чувство. Об этом
мы говорили в третьей главе.
2° Сотрясения, имеющие общее распространение
уже с момента своего возникновения, но не
вызывающие никакого отраженного действия; они-то и
составляют внутренние эмоции, они же и послужат*
единственным предметом наших занятий.
Но предварительно надо высказаться о чувстве
существования и именно потому, что в нем берут-
начало внутренние эмоции.
О чувстве существования
Чувство существования (я буду называть его
внутренним чувством, чтобы не связывать с ним
представления о несвойственной ему всеобщности,..

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
287
поскольку оно принадлежит далеко не всем живым
телам и даже не всем животным)—чрезвычайно
смутное чувство, составляющее принадлежность
исключительно животных с нервной системой,
достаточно развитой для порождения способности
чувства.
Это чувство, несмотря на свою неопределенность,
весьма мощно, являясь для одаренных им особей
источником внутренних эмоций и, следовательно,
той необычной силы, которая позволяет данным
особям производить самостоятельные движения и
действия, обусловливаемые их потребностями. Но это
чувство, рассматриваемое в качестве очень
активного двигателя, действует на мышцы,
долженствующие выполнить те или другие движения и действия
исключительно посылкою к ним нервного флюида,
который и является в данном случае
возбудителем.
Рассматриваемое чувство (кстати сказать, твердо
установленное ныне) возникает из целого ряда
смутных внутренних ощущений, не прекращающихся
в течение всего существования животного в силу
постоянных впечатлений, оказываемых жизненными
движениями на его внутренние чувствительные
части тела.
В самом деле, вследствие органических или
жизненных движений, имеющих место во всякой
животном, особь, владеющая достаточно развитой
нервной системой, пользуется благодаря этому
физической чувствительностью и постоянно—во всех
внутренних чувствующих частях своего тела—полу-

•288
ФИЛОСОФИЯ зоологии
-чает непрерывно раздражающие ее впечатления,
воспринимаемые ею в целом без возможности
различения отдельного впечатления.
Все эти впечатления, правда, очень слабы и,
несмотря на разные степени силы, отвечающие
здоровому или болезненному состоянию особи, в общем
крайне трудны для различения именно потому, что
не представляют в своем течении ни внезапных
перерывов, ни возобновлений. Тем не менее взятые
в целом эти впечатления и вытекающие из них
ощущения составляют во всяком подвластном им
животном очень смутное, но реальное внутреннее чувство,
названное чувством существования.
Это интимное непрерывное чувство—чувство, в
котором животные не отдают себе отчета, так как оно
проходит незаметно для них,—относится к общему
порядку, поскольку все чувствительные части
принимают участие в нем. Оно составляет то «л», которое
все животные, одаренные одною чувствительностью,
носят в себе, не догадываясь об его присутствии,
и только животным, владеющим органом ума, дана
возможность замечать его, поскольку они способны
к мышлению и сосредоточенному вниманию. Наконец,
у тех и других оно служит источником способности,
возбуждаемой потребностями, действующей
исключительно по эмоции и доставляющей для движений
и действий производящую их силу.
На внутреннее чувство можно смотреть с двух
разных точек зрения, а именно:
1° как на следствие смутных безостановочно
.рождаемых во всех чувствительных частях тела

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
289
ощущений: в этом случае я просто называю его
внутренним чувством)
2° со стороны его способностей: ибо при
посредстве общего сотрясения, которому подвергается
причиняющий его тонкий флюид, оно утверждает ту
способность, которая дает возможность одаренным
ею животным самостоятельно производить движения
и действия.
В самом деле, образуя в своей общности одно
очень простое целое, это чувство способно
возбуждаться от разных причин. В своих же эмоциях,
приобретая возможность вызывать движения в
свободных участках нервного флюида, управлять этими
движениями и направлять указанный
флюид-раздражитель к тому или другому мускулу или в ту
или другую часть полушарий головного мозга, оно
располагает тогда способностью побуждать к
действию и порождать мысли. Таким образом, с этой
второй точки зрения на внутреннее чувство можно
смотреть как на источник, откуда сила,
производящая действия, черпает средства.
Рассмотреть данное чувство с двух
вышеуказанных сторон нужно было для уразумения
производимых им явлений: по своей природе, иначе говоря,
в качестве чувства существования, оно в бодрствен-
ном состоянии особи вечно за работою; по своим же
способностям, оно попутно порождает силу,
приводящую к действию.
Наконец, внутреннее чувство проявляет свое
влияние и может повести к вызову действий только при
наличии системы мышечного движения, всегда зави-
19 Философия зоологии, т. II

290
ФИЛОСОФИЯ зоологии
сящей от нервной системы и невозможной без нее.
Поэтому было бы непоследовательно искать мышцы
в животных при явном отсутствии у них нервной
системы.
Попробуем теперь развить основные
соображения относительно эмоций внутреннего чувства.
Об эмоциях внутреннего чувства
Речь идет об исследовании одного из важнейших
явлений животной организации—об исследовании
эмоций внутреннего чувства, побуждающих
животных и самого человека действовать иногда помимо
какого бы то ни было участия с их стороны воли,
иногда же с участием таковой; об исследовании
эмоций, известных уже с давних пор, но не
удостоенных, повидимому, таким вниманием, чтобы заняться
изысканием их происхождения и причин.
Согласно данным наблюдения, не приходится
сомневаться, что общее внутреннее чувство,
испытываемое животными с нервной системой,
присвоенной чувству, может проявиться в силу действующих
на него причин; причины же эти всегда в одном:
в потребности либо утолить голод, либо скрыться
от опасности, избежать боли, получить удовольствие
или вообще нечто приятное особи, и т. д.
Эмоции внутреннего чувства доступны познанию
только человека; он один может замечать их и
обращать на них внимание, но он замечает из них только
сильные эмоции, которые как бы потрясают все его
существо, и ему требуется немало внимания и раз-

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
291
мышлений, чтобы притти к убеждению в том, что он
испытывает эмоции разных степеней интенсивности,
и что одно лишь внутреннее чувство при
разнообразных обстоятельствах порождает в нем эти внутренние
эмоции, побуждающие его к действию или к
совершению того или другого поступка.
Я уже сказал в начале этой главы, что
внутренние эмоции чувствующего животного заключаются
в общих определенных сотрясениях всех свободных
участков его нервного флюида и что за этими
сотрясениями не следует никакого отраженного действия
(в этом причина того, что они не производят
никакого· раздельного ощущения). Отсюда нетрудно
понять, что в случае слабых или посредственных
эмоций особь может господствовать над ними и управлять
связанными с ними; движениями, но, если они
внезапны и очень большой силы, особь уже не властна
над собою: это замечание чрезвычайно важно.
Рассматриваемые эмоции—факт вполне
положительный, в котором нет ничего гадательного. Кто не
замечал, что неожиданный сильный шум заставляет
нас вздрогнуть, как бы подскочить и произвести,
смотря по природе шума, движение, не зависящее
от нашей воли?
Несколько времени назад, когда я проходил по
улице, закрыв платком свой левый глаз, так как
он причинял мне боль и солнечный свет беспокоил
меня, почти рядом со мною, с левой моей стороны,
с размаху упала верховая лошадь; в тот же момент,
одним порывистым движением, без всякого участия
моей воли, меня отнесло на два шага вправо, прежде
19*

292
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чем я успел подумать, что такое произошло возле
меня.
Каждый знаком с невольными движениями этого
рода, испытав нечто подобное на себе, и, если они
проходят незамеченными, то только потому, что бывают
исключительны и внезапны. Но упускается из виду,
что все, оказывающее на нас свое действие, в
соответственной степени затрагивает наши чувства, иначе
говоря, более или менее волнует наше внутреннее
чувство.
Приходят в волнение при виде бездны или
трагической сцены—подлинной или изображаемой в
театре или даже представленной на картине и т. д.,
Да и в чем, наконец, власть прекрасной музыкальной
вещи, хорошо исполненной, если не в способности
вызывать эмоции нашего внутреннего чувства!
Внезапно испытанная радость или печаль при доброй
или плохой вести о небезразличном для нас
человеке—есть ли что иное, как не эмоция этого
внутреннего чувства, которое нам бывает очень трудно
победить в первую минуту?
Я был свидетелем, как одна молодая девушка,
лишенная и слуха, и языка, исполняла несколько
музыкальных вещей на пианино: ее игра, правда, далеко
не отличалась блеском, тем не менее была сносной;
девушка прекрасно, выдерживала счет, и я заметил,
что она вся была захвачена размеренными
движениями ее внутреннего чувства.
Этот факт показал мне, что в данной молодой
особе внутреннее чувство восполняло орган слуха,
который не мог руководить ею. Поэтому узнав от ее

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
293
учителя музыки, что он обучал ее счету с помощью
размеренных знаков, я тотчас же понял, что эти
знаки будили в ней внутреннее чувство, о котором
у нас идет речь; и отсюда я пришел уже к следующему
выводу: то, что всецело приписывается обыкновенно
крайне изощренному и очень тонкому слуху
хороших музыкантов, скорее принадлежит их
внутреннему чувству, которое с первого же такта проникается
необходимым для исполнения вещи родом движения
Наши привычки, наш темперамент и даже
воспитание преобразуют это свойство нашего внутреннего
чувства волноваться, так что оно оказывается очень
ослабленным в одних личностях и доведенным до
крайности в других.
Необходимо делать различие между эмоциями,
вызываемыми ощущением внешних предметов и
обусловливаемыми представлениями и мыслями, одним
словом, деятельностью нашего разума; первые
составляют физическую чувствительность, тогда как
вторые, смотря по степени их восприимчивости,
характеризуют собой моральную чувствительность,
к разбору которой мы сейчас приступим.
Моральная чувствительность
Моральная чувствительность, обыкновенно
именуемая просто чувствительностью, резко отличается
от упомянутой уже мною физической; первая
возбуждается только представлениями и мыслями,
действующими на наше внутреннее чувство, вторая же
проявляется исключительно при впечатлениях, про-

294
ФИЛОСОФИЯ зоологии
изводимых на наши чувства и способных также
волновать наше внутреннее чувство.
Таким образом, моральная чувствительность,
местонахождение которой неудачно было отнесено к
сердцу на том якобы основании, что различные акты
данной чувствительности влияют более или менее на
функции указанного внутреннего органа, не что иное,
как тонкая восприимчивость к самовозбуждению,
свойственная внутреннему чувству известных
индивидуумов при внезапном обнаружении
порождающих его представлений и мыслей. В этом случае об
этих индивидуумах говорят, что они очень
чувствительны.
Эта чувствительность в своем развитии,
сообщенном ей совершенным разумом, уцелевшая от
возможных насильственных искажений, является в моих
глазах произведением и даже благодеянием природы.
Она составляет тогда одно из прекраснейших
качеств человека, будучи источником человечности,
доброты, дружбы, чести и пр. Но при известных
обстоятельствах она становится для нас такой же
гибельной, какой могла бы быть полезной при других:
чтобы извлечь из нее все связанные с нею
преимущества и отвратить вытекающие из нее неудобства,
надо только умерить ее порывы средствами,
диктуемыми одними принципами хорошего воспитания.
Эти принципы, действительно, говорят нам о
необходимости в тысяче случаев подавлять до
известной степени нашу чувствительность, чтобы избежать
промахов в обязательствах человека в обществе в
отношении себе подобных, как и в отношении возраста;

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
295
пола и положения находящихся с ним лиц: отсюда
вытекают та благопристойность, та любезность в
разговоре и употребляемых выражениях, словом, та
истинная скромность в высказывании своих мнений,
которые делают человека угодным, никогда не
принижая его, и составляют высокое отличительное
свойство лиц, одаренных этим качеством.
До сих пор наши достижения в данном отношении
могли быть направлены только к общей пользе. Но
иногда переходятся границы; злоупотребляя властью,
данною нам природой, мы в некотором роде глушим
прекраснейшую из полученных от нее способностей.
На самом деле, подчиняясь известным
наклонностям, многие люди испытывают постоянную
потребность прибегать к притворству; для них стало
необходимым и привычным подавлять эмоции
внутреннего чувства и тщательно скрывать свои мысли
и намерения, связанные с их поступками,
направленными к осуществлению намеченной цели. А так как
всякая неупражняемая способность мало-помалу
приходит в упадок и под конец почти совсем
исчезает, рассматриваемая нами здесь моральная
чувствительность обращается для них почти в ничто
и они даже не ценят ее в тех, в которых она до
известной меры продолжает еще сохраняться.
Как физическая чувствительность упражняется
только ощущениями, которые, породив
какую-нибудь потребность, тотчас же производят эмоцию во
внутреннем чувстве, посылающем мгновенно
нервный флюид к соответствующим мышцам, равным
образом и моральная чувствительность упражняется

296
ФИЛОСОФИЯ зоологии
исключительно эмоциями, производимыми мыслью
в том же внутреннем чувстве, и лишь только воля—
этот акт разума—определит действие, упомянутое
чувство под влиянием волевого акта направляет
нервный флюид к подлежащим мышцам.
Таким образом, внутреннее чувство получает все
возбуждающие его эмоции двумя весьма различными
путями, а именно: путем мысли и путем физического
чувства, или ощущений. Поэтому эмоции
внутреннего чувства можно было бы разделить:
1° на эмоции моральные, порождаемые известными
мыслями;
2° на эмоции физические, происходящие в силу
известных ощущений.
Впрочем, принимая во внимание, что следствия
первого рода эмоций принадлежат моральной
чувствительности, а второго обусловлены физической
чувствительностью, достаточно придерживаться
первоначального уже сделанного различения.
Я сделаю все-таки по этому поводу следующие
замечания, не лишенные, как мне кажется, интереса.
Моральная эмоция, когда она очень сильна,
может сразу или в течение известного времени
уничтожить физическое чувство, вызвать беспорядок в
представлениях и мыслях и нарушить более или
менее функции многих существенных для жизни
органов.
Известно, что горестная неожиданная весть, как
и причиняющая непомерную радость, порождают
эмоции, которые могут повести к следствиям
только что указанного рода.

Θ ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
297
Известно также, что малейшим последствием
этих эмоций бывает нарушение или затруднение
пищеварительного процесса, и для престарелых лиц
эти эмоции, когда они несколько сильны, бывают
опасны и иногда даже гибельны.
Наконец, сила моральных эмоций так велика,
что зачастую она берет перевес над физическим
чувством. Случалось, действительно, видеть
фанатиков, или индивидуумов, с такой повышенной
моральной чувствительностью, что им удавалось
встать выше впечатлений пыток, которым их
подвергали.
Хотя в общем моральные эмоции по силе берут
перевес над физическими, однако и эти последние
при очень высокой степени силы вносят со своей
стороны нарушение в интеллектуальные
способности и в состоянии привести в исступление и
расстроить органические функции.
Я закончу эти замечания основательной на мой
взгляд мыслью, а именно: с течением времени
моральное чувство оказывает на состояние
организации даже большее влияние, чем способно
произвести его здесь физическое чувство.
Какой в самом деле беспорядок в органических
функциях и особенно в состоянии брюшных
органов производит глубокая и очень затяжная
печаль!
Подметив в данном отношении, что у
индивидуумов, вечно печальных, удрученных даже без
внешнего повода, состояние указанных сейчас брюшных
органов проявлялось почти всегда в одном и том

298
ФИЛОСОФИЯ зоологии
же роде изменения, Кабанис заключил отсюда, что
меланхолию этих индивидуумов следует приписать
упомянутому изменению и что брюшные органы
оказывают содействие в образовании мысли.
Мне кажется, означенный ученый слишком
далеко зашел в своих выводах из произведенных
наблюдений.
Без сомнения, перемена в органах, и, в частности,
брюшных,· часто стоит в соответствии с изменениями
моральных способностей и даже фактически
способствует им. Но она, по-моему, отнюдь не участвует
в образовании мысли, а только сообщает индивидууму
известную склонность, понуждающую его
предпочесть один порядок мыслей другому.
Но так как моральное чувство в своем развитии
б том или ином направлении очень сильно влияет на
состояние органов (в чем трудно было бы
сомневаться) , то длительная и имеющая свое основание печаль
индивидуума послужит при своем происхождении
причиною изменений его брюшных органов, а эти
изменения, поскольку они уже произошли, упрочат
в свою очередь в данном индивидууме склонность
к меланхолии, хотя бы для последней и не было
налицо причины.
Правда, через потомство может передаваться
расположение органов, словом, состояние внутренностей,
способное дать место такому-то темпераменту, такой-
то наклонности и, наконец, такому-то характеру, но
помимо этого требуется, чтобы условия жизни нового
индивидуума благоприятствовали развитию данного
расположения, иначе индивидуум может приобре-

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
299
<сти и другой темперамент, и другие наклонности,
и, наконец, другой характер. Только в животных,
и главным образом в низко стоящих в умственном
отношении, передаются по наследству почти без
всяких изменений организация, склонности, привычки,
наконец, все, что составляет особенность каждой
породы.
Я слишком удалился бы от своей главной цели,
если бы стал задерживаться дольше на этих
замечаниях; перехожу поэтому к моему предмету.
Итак, излагаю в краткой форме мои наблюдения
над внутренним чувством: оно является в животных,
владеющих им, источником движения и действий,
либо при возникновении в нем эмоций под влиянием
ощущений, порождающих в этом случае те или
другие потребности, либо при более или менее еильном
возбуждении его со стороны мысли, также
порождающей какую-нибудь потребность или
предупреждающей об опасности и т. д. Эти эмоции, с какой бы
отороны они ни исходили, тотчас же производят
сотрясение находящегося в их распоряжении
нервного флюида, а так как всякая ощущаемая потребность
направляет результат возбуждаемой ею эмоции к
подлежащим частям тела, движения неизменно
выполняются указанным путем и всегда стоят в
соответствии с требованиями потребностей.
Наконец, так как эти внутренние эмоции очень
смутны, индивидуум, в котором они происходят, не
замечает их; тем не менее они реальны, и, если
человек с высоко развитым интеллектом напряжет
несколько свое внимание, он убедится вскоре, что все

300
ФИЛОСОФИЯ зоологии
его действия обусловливаются исключительно
эмоциями его внутреннего чувства, из которых одни,
будучи вызваны представлениями, мыслями и
суждениями, в силу которых в нем возникают потребности,
возбуждают в нем волю к действию; между тем, как
другие, непосредственно вытекая из настоятельных
внезапно явившихся потребностей, заставляют его
выполнить действия, в которых его воля не
принимает никакого участия.
Я добавлю к этому: раз интересующие нас здесь
колебания нервного флюида могут быть причинены
внутренним чувством, значит индивидуум в случае
своего господства над эмоциями, получаемыми его
внутренним чувством, в состоянии подавить,
умерить и даже вовсе остановить действие этих
колебаний. Вот, следовательно, каким образом внутреннее
чувство во всяком индивидууме, не лишенном
такового, может представить силу, позволяющую
данному индивидууму действовать сообразно его
потребностям и его привычным наклонностям.
Когда же эмоции внутреннего чувства очень
сильны и вот-вот вызовут в нервном флюиде столь
значительное сотрясение, что прервут и нарушат
деятельность не только флюида полушарий головного
мозга, но и флюида, действующего на независимые
мышцы индивидуума, последний теряет сознание>
впадает в обморок и отправления его жизненных
органов оказываются в большем или меньшем
расстройстве.
Все это, повидимому, те великие истины, которые
не могли открыть философы, так как недостаточно

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
301
наблюдали природу; зоологи же проглядели их,
потому что слишком занимались разграничениями и
частностями. Во всяком случае можно утверждать,
что указанные сейчас физические причины
достаточны сами по себе для объяснения органических
явлений, составляющих здесь предмет наших
изысканий.
Известный порядок, всегда необходимый при
изложении мыслей, требует, чтобы я установил здесь
хорошо обоснованное и первостепенной важности
различие, что я и делаю: я уже сказал, что
внутреннее чувство получает эмоции в силу двух весьма
различных видов причин, а именно:
1° вследствие какого-нибудь умственного акта,
завершающегося волевым действием;
2° под влиянием какого-нибудь ощущения или
впечатления, которое заставляет ощутить ту или
другую потребность или ведет к упражнению
известной склонности без всякого участия воли.
Эти два рода причин, движущих внутреннее
чувство индивидуума, указывают, что эмоции,
направляющие движения нервного флюида при
совершении действий, доподлинно нуждаются в различении.
В самом деле, в первом случае, когда эмоция
внутреннего чувства проистекает от умственного
акта, т. е. от суждения, определяющего волевое
действие, данная эмоция направляет движение
имеющегося в ее распоряжении нервного флюида в
направлении, диктуемом ему волею.
Наоборот, во втором случае, когда разум не
принимает никакого участия в эмоции внутреннего чув-

302
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ства, данная эмоция направляет движение нервного
флюида в направлении, вынуждаемом потребностями,
порождающими ощущение, или в направлении
приобретенных наклонностей.
Неменьшего внимания, чем вышеприведенные>
заслуживает и другое еще замечание: сущность его
заключается в том, что внутреннее чувство
подвержено полному, а иногда только частичному
подавлению.
Во время сна, например, внутреннее чувство
подавлено или сводится почти на-нет; свободный
участок нервного флюида пребывает как бы в покое; он не
испытывает уже общего сотрясения, и индивидуум
не пользуется больше своим чувством существования,
β бездейственном же состоянии находится тогда
и система ощущений, и ни один акт, зависящий от
индивидуума, не выполняется, так как необходимые
для того мышцы не получают уже возбуждений и
находятся как бы в расслаблении.
Если сон не глубок и имеется налицо причина
раздражения, действующая на свободный участок
нервного флюида (особенно на помещающийся в
полушариях головного мозга), внутреннее чувство,
будучи сковано в своих функциях, не управляет уже
движениями нервного флюида, и индивидуум
предается сновидениям, или непроизвольным
возвращениям своих образов, проходящих перед ним
беспорядочными сбивчивыми рядами.
В состоянии бодрствования функции внутреннего
чувства могут подвергнуться сильному
расстройству у благодаря или слишком сильной эмоции, пре-

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
303
рывающей передачу нервного флюида к
самостоятельным мышцам волевого действия, или какому-
нибудь значительному раздражению,
простирающемуся главным образом на флюид головного мозга.
С этих пор внутреннее чувство перестает управлять
движениями нервного флюида; наступает или
обморок (если расстройство—результат сильной
эмоции) , или бред (если действующей причиной является
сильное раздражение), или нечто вроде безумия
и т. д.
Из вышеизложенного ясно, как мне кажется, что
внутреннее чувство человека и животных (тех,
которые обладают им)—единственная причина
происхождения действий; что это чувство действует лишь
тогда, когда ему предоставляют к этому случай
свойственные ему эмоции; что оно бывает движимо
иногда разумной деятельностью, иногда же какой-
нибудь потребностью или каким-нибудь ощущением?
действующим на него непосредственно и внезапно;
что при своих слабых эмоциях оно может быть
подчинено власти людей, с высоко развитым
интеллектом, между тем как господство над ним со стороны
известных животных осуществимо лишь с большим
трудом и никогда не имеет места у животных,
лишенных разума; что оно бывает подавлено в своих
функциях во время сна и уже не управляет в этом случае
возможными движениями свободного участка
нервного флюида; что оно может также быть прервано
и подвергнуться нарушению функций во время
бодрствования; что, наконец, оно есть продукт, с одной
стороны, чувства существования у индивидуума,

304
ФИЛОСОФИЯ зоологии
а с другой—гармонии отдельных частей нервной
системы, в силу которой свободные участки
тончайшего флюида нервов все сообщаются между собою
и могут испытывать общее сотрясение.
Из того же изложения, по моему мнению, можно
вполне ясно видеть, что моральная чувствительность
отличается от физической чувствительности только
тем, что первая является следствием исключительно
эмоций, вызываемых умственною деятельностью,
тогда как вторая производится исключительно
эмоциями, обусловливаемыми ощущениями или
действующими здесь потребностями.
Если эти соображения основательны, они ведут,
по моему мнению, к истинам, признание которых
имело бы для нас тогда чрезвычайно большое
значение, ибо, помимо того, что они могли бы исправить
наши ошибки в отношении явлений жизни и
организации, как и относительно имеющих место,
благодаря этим явлениям, способностей животных, они
положили бы предел чудесному, создаваемому
нашим воображением, и они же дали бы нам более
точное и более высокое представление о высшем
творце всего существующего, открыв нам тот
простой путь, который он принял для произведения всех
чудес, наблюдаемых нами.
Итак, сокровенное чувство существования
обеспечивает животным, пользующимся способностью
чувства, но совершенно лишенным разума, внутреннюю
силу, действующую исключительно через стоящие
в связи с гармонией нервной системы эмоции и
дающую им возможность выполнять действия без уча-

О ВНУТРЕННЕМ ЧУВСТВЕ
305
«стия какой бы то ни было воли с их стороны. Но
животные, у которых к способности чувства
присоединяется еще способность разумного действия, имеют
то преимущество перед первыми, что их внутренняя
сила—источник их действий—в состоянии получать
эмоции, приводящие ее в действие иногда
посредством ощущений, производимых внутренними
впечатлениями и возникающими потребностями, иногда
волею, которая, несмотря на свою большую или
меньшую обусловленность, всегда является следствием
какого-нибудь умственного акта.
А теперь мы еще более подробно рассмотрим эту
внутреннюю и необычайную силу, сообщающую
владеющим ею животным способность к действию;
следующая глава, предназначаемая для этой цели,
может быть принята за дополнение к настоящей
главе.
20 Философия зоологии, т. II

ГЛАВА ПЯТАЯ
О силе, производящей действия животных, и о
нескольких частных фактах, вытекающих из
употребления этой силы
Животные независимо от их органических
движений и жизненно-необходимых функций,
выполняемых их органами, производят еще другие движения
и действия, причину которых чрезвычайно важно
определить.
Известно, что растения могут удовлетворять свои
потребности, не меняя места и не производя никакого·
резкого движения; основание этому в том, что
всякое растение, попавшее в соответствующие ему
условия, находит в окружающей среде необходимые для
себя питательные вещества, так что ему остается
только поглощать их и подвергаться действию
некоторых из них.
Иначе обстоит дело с животными: за
исключением простейших, начинающих животную цепь, окк
не всегда находят поблизости вещества, служащие
им пропитанием, и вынуждены для добывания их
прибегать к движениям и действиям.
Впрочем большинство их имеет еще другие
подлежащие удовлетворению потребности, требующие со
своей стороны новых движений и новых действий.

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 307
Дело шло, следовательно, об открытии источника,
из которого животные черпают указанную
способность приводить более или менее внезапно в
движение части своего тела, словом, выполнять
разнообразные действия, с помощью которых они
удовлетворяют свои потребности.
Прежде всего я принял в соображение, что
всякое действие является движением и всякое
возникающее движение необходимо проистекает из причины,
способной его произвести: вопрос сводился, таким
образом, к определению природы и происхождения
этой причины.
Тогда с учетом, что движения животных,
направленные к выполнению какого-нибудь действия,
отнюдь не бывают сообщены или переданы, а
возникают от простого раздражения, причина их
раскрылась предо мною как нельзя яснее, и я убедился,
что они во всех случаях, действительно, являлись
следствием какой-то возбудившей их силы.
В самом деле, мышечное действие в известных
животных представляет силу, вполне достаточную,
чтобы произвести подобные движения, и нервное
влияние—вполне достаточно, чтобы возбудить это
действие. Убедившись же, что в животных,
одаренных физическою чувствительностью, силу,
направляющую к мышцам флюид-возбудитель, составляют
эмоции их внутреннего чувства, я мог счесть проблему
в отношении этих животных решенною; что же
касается животных, настолько несовершенных, что им
недоступна физическая чувствительность, то ввиду
того, что они раздражимы в своих частях столько же
20*

308
ФИЛОСОФИЯ зоологии
и даже больше, чем прочие, очевидно, для
наблюдаемых у них движений достаточны были раздражения,
доходящие до них извне.
Вот в чем, по-моему, объяснение тайны,
казавшейся столь трудно постижимой, и это объяснение на
мой взгляд отнюдь не покоится на простых
допущениях, так как в отношении чувствующих животных
мышечная сила и необходимое для возбуждения
последней нервное влияние отнюдь не
предположения только, и эмоции внутреннего чувства,
принимаемые мною за причину посылки к зависимым от особи
мышцам нервного флюида, способного возбудить их
действие, кажутся мне слишком очевидными, чтобы
можно было смотреть на них как на нечто
гадательное.
Если теперь внимательно обозреть всех
существующих животных, а также состояние их
организации, плотность их частей и различные условия их
жизни, трудно не притти к убеждению, что у
простейших среди них, не имеющих нервной системы и,
следовательно, лишенных возможности пользоваться
содействием мышц при своих движениях и действиях,
замечаемые у них движения берут свое начало извне,
т. е. из источника, не принадлежащего этим
животным и не находящегося в их распоряжении.
Правда, тонкие притекающие извне флюиды,
нигде, как внутри данных нежных тел, производят
получаемые частями этих последних колебания, но,
вследствие слабой плотности и чрезвычайной мягкости
своих частей, указанные хрупкие существа не могут—
сами по себе—иметь никакой силы, способной по-

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 309
вести к выполнению производимых ими движений.
Только действием своей организации эти
несовершенные животные регулируют получаемые ими
колебания, которым они сами не могли бы дать
место.
Имея в виду, что природа работала над своими
разнообразными произведениями мало-помалу и
в строгой последовательности и создала различные
органы животных один за другим, внося
всевозможные изменения в строение и расположение этих
органов в зависимости от обстоятельств и постепенно
усовершенствуя их способности, можно полагать,
что она должна была начать с позаимствования
извне, т. е. из окружающей среды, силы,
производящей как органические движения, так и движения
наружных частей; затем она перенесла эту силу
в самих животных и под конец—в животных
высшего порядка—смогла отдать значительную часть
этой внутренней силы в распоряжение самих особей,
как я покажу это вскоре.
Если не принять в расчет этого строго
последовательного порядка природы в создании различных
животных способностей, трудно будет, думается мне,
объяснить, как удалось ей породить чувство, и еще
труднее понять, каким образом простые отношения
между различными веществами могли бы дать место
м;^гсли.
Мы уже видели, что животные, еще не владеющие
нервной системой, не могут иметь в самих себе силу,
производителя их движений, и эта сила остается им
чужда. Между прочим, так как у таких животных

310
ФИЛОСОФИЯ зоологии
нет никакого внутреннего чувства существования,
составляющего у тех, у кого оно есть,
внутренний источник, без которого не могут происходить
движения и действия, то недостаток его, а,
следовательно, и связанной с ним силы, делают необходимой
для данных животных в качестве возбудителя
движений силу, исходящую единственно из внешних
причин.
Таким образом, у несовершеннейших животных
сила, вызывающая как органические движения, так
и движения тела и его различных частей, имеет
всецело внешнее происхождение. Эти животные даже не
управляют ею, но они вносят, как я уже сказал выше,
больший или меньший порядок в сообщенные им
движения, и это происходит,на основе внутреннего
расположения их частей.
Эта сила—следствие тончайших флюидов (таких,
как теплород, электричество и, быть может,
некоторые другие): притекая из окружающей среды, они
все время проникают, внутрь данных животных,
приводят в движение видимые, содержимые
жидкости их тел и, возбуждая раздражимость их
вмещающих частей, дают в этом случае место
наблюдаемым у них разнообразным движениям
сокращения.
Проникая же внутрь животных и беспрерывно
двигаясь здесь, эти тончайшие флюиды
прокладывают себе частные пути, следуя по ним, пока не
проложат новых. Отсюда ведут свое начало однородные
движения, наблюдаемые у данных животных, для
которых указанные флюиды играют роль двигателя,

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 311
и отсюда же возникает явная и неодолимая
наклонность животных выполнять эти движения, которые
в силу своего постоянства и повторяемости ведут
к привычкам.
Считая простое указание принципов
недостаточным, попробуем осветить устанавливающие их
положения.
Несовершеннейшие животные, такие, как
инфузории и особенно монады, питаются исключительно
посредством всасывания, происходящего через поры
кожи, и внутреннего впитывания поглощенных
веществ. Они не способны искать себе пищу; они не
в состоянии даже схгатить ее; всасывают они ее
потому, что она находится в соприкосновении со всеми
точками их тела и вода, место их жительства,
доставляет им ее в достаточной мере.
Эти хрупкие вещества, в которых тончайшие
флюиды окружающей среды составляют причину
возбуждения оргазма, раздражимости и
органических движений, выполняют, как я сказал, движения
сокращения, которые, будучи все время вызываемы
и изменяемы вышеуказанной причиной
возбуждения, облегчают и ускоряют уже упомянутые
процессы всасывания. А так как в данных животных
движения видимых и содержимых ими жидкостей
происходят еще очень медленно, поглощенные
вещества успевают покрыть потери, обусловливаемые
жизнью, и, кроме того, послужить росту особи.
Я сказал, что тонкие, проникающие и движущиеся
внутри этих живых тел флюиды, прокладывая здесь
пути непрерывного следования, дают начало одно-

312
ФИЛОСОФИЯ зоологии
родным движениям, которые, таким образом,
приводят к возникновению привычек. Теперь, если
взвесить, что развитие организации происходит по мере
течения жизни, станет понятно, что новые пути для
облегчения движений сокращения закладывались
умножались и приобретали разнообразие постепенно;,
что так же постепенно должно было вноситься
разнообразие и в обусловленные указанными движениями
привычки, становившиеся в этом случае
настоятельными и неодолимыми.
Такова, по моему мнению, причина движений у
несовершеннейших животных—движений, которые мы
готовы были отнести за счет этих животных и
рассматривать как результат их способностей, заметив,
что у других животных источник их движений лежал
в них самих; словом, движений, выполняемых
помимо воли и без участия особи. Крайне
беспорядочные в наиболее несовершенных живых телах, эти
движения тем не менее постепенно упорядочиваются
и в животных одного и того же вида становятся
постоянно одинаковы.
Наконец, наряду с передачей особям как внешних,
так и внутренних приобретенных форм, путем
размножения передается им также исключительная
приноровленность к однородным движениям и,
следовательно, склонность к определенным привычкам.
О передаче силы движений внутрь животных
Если бы природа упорно держалась
употребления своего первого средства, т. е. силы, всецело

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 313'
внешней и посторонней животному, ее труд остался бы
очень несовершенным; животные были бы
пассивными машинами, и никогда ни в одном живом теле
не вызвала бы она удивительных явлений
чувствительности, вытекающего отсюда внутреннего
чувства существования, силы действия и, наконец,
представлений, благодаря которым ей удалось дать
место самому изумительному явлению, а именно—
мысли и вообще уму.
Желая достигнуть этих великих результатов,
она, напротив, незаметно подготовила к этому
средства путем постепенного сообщения плотности
внутренним частям животных, разнообразных
изменений их органов, умножения и все большего
и большего усложнения содержащихся в них
жидкостей и т. д.; так она получила возможность передать
внутрь животных эту силу, рождающую движения
и действия, которая, правда, не была подчинена
их власти на первых порах, но которая по крайней
мере в своей большей части поступила в их
распоряжение, когда их организация достигла достаточно
высокой степени совершенства.
В самом деле лишь только животная организация
настолько продвинулась в своем строении, что для
нее стала возможной более или менее развитая
нервная система (как у насекомых), животные подобной
организации приобрели внутреннее чувство бытия,
и с этого момента сила-производитель движений
была перенесена внутрь животного.
Я уже показал, что эта внутренняя сила,
производящая движения и действия, получила свой источ--

314
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ник во внутреннем чувстве существования,
принадлежащем животным с нервною системою; что это
чувство, возбужденное или затронутое потребностями,
привело в движение тончайший флюид,
содержащийся в нервах, и направило его к подлежащим мышцам,
результатом чего были действия, обусловленные
потребностями.
Всякая же ощутительная потребность вызывает
эмоцию во внутреннем чувстве особи, и из этой
эмоции рождается сила, дающая место движению
частей, долженствующих притти в действие; все это было
доведено мной до степени очевидности, когда я
показал, какая связь и гармония существуют во всех
отделах нервной системы и каким образом внутреннее
чувство, будучи затронуто, может возбудить
мышечное действие.
Таким образом, в животных, носящих в самих
юебе способность действовать, или силу,
производящую движения и действия, внутреннее чувство,
всякий раз порождающее данную силу, будучи
возбуждено той или другой потребностью, пользуется
этой силою, вызывает с ее помощью в нервном флюиде
{носившем в древности название животных сил)
перемещение, направляет этот флюид к жидкости
органов, в действии которых есть потребность, и,
наконец, заставляет тот же флюид вернуться в его
обычные пределы, когда проходит нужда в действии
органа.
В этом случае внутреннее чувство заступает место
воли, так как не следует забывать, что всякое
животное, не владеющее специальным органом, в котором

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 315
или посредством которого могли бы происходить
процессы мысли, суждения и т. п., не имеет в
действительности воли, не производит выбора и,
следовательно, не может повелевать движениями, возбужденными
его внутренним чувством. Инстинкт управляет
этими движениями, и мы увидим впоследствии, что
это управление всегда является следствием эмоций
внутреннего чувства, в которых разум не принимает
никакого участия, и самой организации, измененной
привычками; так что потребности животных данного
рода, как неизменно ограниченные и однообразные
в одних и тех же видах, внутреннее чувство и,
следовательно, способность действовать всегда ведут
за собою одни и те же действия.
В ином положении находятся животные, в которых
природа смогла добавить к нервной системе
специальный орган (два складчатых полушария, вен-
чаклцих головной мозг) для выполнения разумных
актов и которые, следовательно, сравнивают, судят,
мыслят и т. д. Данные животные более или менее
властвуют над своею способностью действовать в
зависимости от степени совершенства их органа ума, и
хотя они в значительной мере остаются еще
подчиненными действию своих привычек, изменивших
их организацию, однако они располагают более или
менее свободной волей, могут выбирать и способны
вносить изменения в свои действия, по крайней мере
в некоторые.
Теперь же скажем несколько слов о расходовании
нервного флюида, связанном с участием этого флюида
в производстве животных действий.

316
ФИЛОСОФИЯ зоологии
О потреблении и исчерпании нервного флюида при
производстве животных действий
Нервный флюид, будучи приведен в движение
внутренним чувством животного, становится
производителем действий данного животного в такой мере,
что терпит расход наряду с своей работой и, в конце
концов, исчерпывается и оказывается уже
неспособным к прежнему действию, хотя бы воля особи и
требовала от него продолжения этого действия.
И всякий такой нервный флюид, все время
образующийся в течение жизни животного,
владеющего соответственной системой организации,
непрерывно же и расходуется через употребление его
особью.
Часть этого флюида независимо от воли животного
постоянно употребляется на поддержание
жизненных движений данного животного и функций его*
существенных для жизни органов.
Другая же часть, остающаяся в распоряжении
особи, служит последней как для выполнения ее
собственных действий или движений, так и для
всякого рода умственных операций.
Таким образом, пользуясь данным незримым
флюидом, особь расходует его пропорционально
продолжительности выполняемого им действия или
усилиям, связанным с исполнением этого действия,,
и в случае слишком долгого непрерывного
продолжения этих действий, связанных с большим
потреблением флюида, она, конечно, должна исчерпать часть,
имеющуюся в ее распоряжении.

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 317
Отсюда естественно рождающаяся в ней
потребность отдаться после известного срока действия
покою; она погружается тогда в сон;
исчерпывающийся же флюид тем временем восстанавливается,
и особь, пробуждаясь, вновь обретает силы.
Потребление сил и, следовательно, нервного
флюида как их источника становится, таким образом,
явным при всех длительных или затруднительных
>{потому-то и называемых утомительными)
действиях.
Если вы ходите слишком долго без остановки,
вы утомляетесь в конце известного периода,
соответствующего состоянию ваших сил; если вы бегаете,
вы утомляетесь еще скорее, потому что более быстро
и широко расточаете основу ваших сил; наконец,
если вы берете пятнадцати- и двадцатифунтовую гирю
и держите ее на горизонтально вытянутой руке,
вы находите ее достаточно легкой в первый
момент действия, потому что в вас есть еще
свежие силы, но в результате быстро протекающего
процесса потребления основы действующей в вас силы
та же гиря покажется вам вскоре более тяжелой, более
затрудняющей ее поддерживание в указанном
положении, и по прошествии короткого времени вы
окажетесь не в состоянии продолжать данное
действие.
И, однако, в вашей организации ничто не
изменилось: исследуя ее, вы не найдете никакой разницы
в ее состоянии в первый момент указанного действия
и в один из последующих, когда вы оказались не
ь силах поддерживать гирю.

318
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Кому не ясно, что, действительно, существующая
разница в данном состоянии между двумя моментами
(первым и последним) указанного действия состоит
только в расточении незримого флюида,
недоступном непосредственному наблюдению за
ограниченностью имеювдихся в нашем распоряжении средств?
Поистине, потребление и под конец исчерпание
нежного флюида нервов при слишком
продолжительных и слишком затруднительных действиях нельзя
отрицать сколько-нибудь основательно: простой
смысл и органические явления сообщают им высшую
степень очевидности.
Хотя и правда, что известная часть нервного
флюида и у животного постоянно идет—без участия
последнего—на поддержание его жизненных
движений и функций, необходимых для его существования
органов, однако, неумеренно употребляя для своих
действий находящуюся в ее распоряжении часть
данного флюида, особь наносит ущерб функциям своих
жизненных органов. В этом случае на часть флюида,
не располагаемую особью, падает задача
восстановления растраченного располагаемого флюида. Между
тем данная часть, будучи слишком сокращена в силу
этого, не может уже в полной мере обслужить
операции жизненых органов, и поэтому функции последних
должны протекать с известной вялостью и
неполнотой.
Человеку, близкому по организации к
животным, дано по преимуществу вносить нарушения
в свои физические силы отмеченным порядком: в
самом деле, из всех его действий наибольшего расхода

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 319
нервного флюида требуют его чрезмерно затяжные
умственные процессы, его мысли, его обдумывания,
словом, неослабевающая работа его ума. Но в этих
условиях его пищеварительные функции
замедляются, становятся еще несовершеннее, а сообразно с этим
хиреют и его физические силы.
Вопрос о потреблении нервного флюида при
движениях и действиях животных слишком хорошо
известен, чтобы была надобность распространяться
дальше на эту тему; скажу только, что одного этого
факта в условиях совершеннейших животных было бы
вполне достаточно для признания существования
данного флюида, не говоря уже о множестве других
фактов, делающих его со своей стороны вполне
очевидным.
О происхождении склонности к одинаковым
действиям и о начале инстинкта в животных
Причина, побуждающая почти всех животных
выполнять всегда одни и те же действия и
порождающая даже в человеке склонность к повторению
всякого привычного действия, конечно, заслуживает
исследования.
Если приведенные в этом труде принципы,
действительно, основательны, искомые здесь причины
выводятся легко и даже крайне просто, так что
явления, казавшиеся нам столь загадочными, перестанут
нас удивлять, когда мы убедимся в несложности
породивших их причин.
Посмотрим же, на основании провозглашенных

320
ФИЛОСОФИЯ зоологии
выше принципов, что может иметь место в
отношении интересующих нас здесь явлений.
Всякое действие, вызванное флюидом нервов,
сопровождается перемещением этого флюида. И в
случае многократного повторения данного действия
выполнявший его флюид, без сомнения, проложит
себе дорогу, которая станет тем легче для его
движений, чем чаще он пробегал ее, и сам флюид окажется
более приспособленным следовать именно этою
проторенною дорогою, чем какою-либо другою, менее
привычной.
Какой яркий свет проливает этот простой,
но богатый следствиями принцип на столь хорошо
известную силу привычек, высвободиться из-под
которой даже человеку дано только с величайшим
трудом, только на основе развития его
интеллекта!
Кто не почувствует теперь, что влияние привычек
на действия должно быть тем сильнее, чем менее
одарен индивидуум в умственном отношении, чем,
следовательно, меньше его способность думать,
размышлять, связывать представления, словом,
располагать своими действиями.
Животные, одаренные одною чувствительностью,
т. е. не владеющие еще органом, где происходят
сравнение представлений, процессы мысли и
рассуждения и разные умственные акты, имеют исключительно
перцепции, зачастую очень смутные, и не могут
рассуждать и почти не располагают своими действиями.
Они, следовательно, навсегда закрепощены власти
привычек.

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 321
Таким-то образом, насекомые, имеющие среди
чувствующих животных самую несовершенную нервную
систему f составляют некоторое понятие о
раздражающих их предметах и, повидимому, способны к кое-
какому запоминанию в результате получаемых
перцепций в случае повторения последних. Тем не менее
они не властны ни располагать своими действиями,
ни изменять своих привычек, поскольку у них нет
органа, дающего к этому средства.
Об инстинкте животных
Инстинктом была названа совокупность
внутренних побуждений животных в их действиях, и многие
лица держатся мнения, что эти побуждения являются
следствием разумного выбора и, следовательно,
плодом опыта. Но другим, как замечает Кабанис, не
возбраняется думать в согласии с наблюдателями
всех веков, что многие такие побуждения не могут
быть отнесены ни к одному виду рассудочной
деятельности и в образовании их, как потерявших для этого
свой источник в физической чувствительности, воля
чаще всего не принимает никакого другого участия,
кроме упорядочения самого исполнения.
Следовало бы сказать: воля не принимает никакого участия,
так как, не участвуя в образовании их, она не
управляет и их исполнением.
Если теперь принять в расчет, что во всех
животных, одаренных способностью чувствовать, их
внутреннее чувство возбудимо под влиянием их
потребностей и что вытекающие отсюда движения их нерв-
21 Философия зоологии, т. II

322
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ного флюида неизменно управляются указанным
внутренним чувством и привычками, можно притти
к заключению, что в тех из них, которые лишены
умственных способностей, все побуждения к действию
никогда не могут быть следствием сознательного
выбора того или другого суждения или с пользою
примененного опыта, словом, следствием воли, но
всегда бывают обусловлены какими-нибудь
возникающими в силу известных ощущений потребностями,
которые в свою очередь пробуждают наклонности
к совершению инстинктивного действия.
Даже в животных, способных на некоторые
умственные акты, решающее значение для
выполняемых ими действий имеют чаще всего опять-таки их
внутреннее чувство и их наклонности, рожденные от
привычек, без возможности выбора.
Наконец, хотя -ила, производящая движения
и действия, как и причина, управляющая ими,
исключительно внутреннего порядка, однако не следует
(кг«>* это было сделано*) ограничивать первую
причину, т. е. ту, что производит указанные акты,
внутренними впечатлениями в намерении оградить
причину, порождающую умственные процессы, только
внешними впечатлениями: стоит хотя немного
задуматься над относящимися сюда фактами, чтобы
притти к убеждению, что как с той, так и с другой
стороны причины, движущие и побуждающие к
действию, бывают иногда внутреннего,
иногда—внешнего порядка, и тем не менее те же причины в дей-
* Richerand, Physiol., т. II, стр. 151.

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 323
ствительности дают место впечатлениям, которые
все действуют исключительно внутренне.
По общему и почти всеми принятому понятию,
связываемому со словом инстинкт, способность,
выражаемая данным словом, рассматривается как
светоч, озаряющий и направляющий животных в их
действиях и имеющий для них то же значение, что
для нас—разум. Но никто не показал, что инстинкт
может быть силой, влекущей за собою действия, что
эта сила на самом деле несет свои функции без
какого бы то нц было участия воли и постоянно
направляется приобретенными наклонностями.
Мнение Кабаниса, что инстинкт рождается
из внутренних впечатлений, тогда как рассуждение
есть следствие ощущений внешних, нельзя признать
основательным. Поскольку мы чувствуем,—мы
чувствуем внутри нас; наши впечатления могут быть
исключительно внутреннего порядка, и ощущения,
получаемые нами от внешних предметов при
посредстве наших специальных органов чувств, могут
производить в нас впечатления только внутренние
Когда на прогулке моя собака издали замечает
животное своего вида, она, конечно, испыт вает
ощущение, сообщаемое ей данным внешним предметом
при посредстве органа зрения. Тотчас же ее
внутреннее чувство, движимое полученным впечатлением,
направляет нервный флюид в сторону наклонности,
приобретенной во всех особях ее породы, и тогда
первое же движение как бы невольным толчком
увлекает ее броситься навстречу замеченной собаке.
Вот инстинктивный акт, возбужденный внешним
21*

324
ФИЛОСОФИЯ зоологии
предметом, и тысяча других однородных актов могут
происходить точно таким же образом.
Ясное и точное представление о причине этих
явлений, которым животная организация дает
множество примеров, можно составить, по моему мнению,
не иначе, как приняв: 1° что внутреннее чувство есть
общее очень мощное чувство, способное возбуждать
и направлять движения в свободном участке
нервного флюида и побуждать животное к выполнению
различных действий; 2° что это чувство возбудимо
как умственными процессами, завершающимися
волевым действием, так и ощущениями, ведущими за
собой потребности, которые действуют на
внутреннее чувство непосредственно и дают ему случай
направить силу-производителя действий в сторону той
или другой приобретенной наклонности, помимо
всякого волевого акта.
Итак, имеется два рода причин, возбуждающих
внутреннее чувство, а именно: 1) зависящие от работы
разума и 2) самодовлеющие, действующие
непосредственно на внутреннее чувство и вынуждающие его
направить свою способность к действию в сторону
приобретенных наклонностей.
Все инстинктивные акты обусловливаются
единственно причинами второго из указанных родов и так
как эти акты никогда не бывают следствием решения,
выбора или того или другого суждения, вытекающие
отсюда поступки постоянно, определенно и
безошибочно служат к удовлетворению возникших
потребностей или наклонностей, рожденных из
привычек.

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 325
Таким образом, инстинкт животных
это—наклонность, влекущая, вызываемая ощущениями на основе
возникших в силу их потребностей и понуждающая
к выполнению действий без всякого участия мысли,
без всякого участия воли.
Эта наклонность стоит в связи с организацией,
преобразованной привычками в благоприятном для
нее направлении, и возбуждается впечатлениями
и потребностями, движущими внутреннее чувство
особи и предоставляющими ему случай послать—
в связи с требованием действующей наклонности—
нервный флюид к подлежащим мышцам.
Я уже сказал, что привычка упражнять тот или
другой орган или ту или другую часть тела для
удовлетворения вновь и вновь возрождающихся
потребностей делает для нервного флюида, меняющего свое
место всякий раз, как возникает сила> побуждающая
к действию, движение в направлении органа,
связанного со столь частым употреблением его, настолько
легким, что данная привычка становится как бы
неотъемлемым природным свойством особи, которая
уже не властна теперь внести сюда какие-нибудь
изменения.
Между прочим, потребности животных,
обладающих нервной системой, выражаются для каждого
из этих живых тел в соответствии с их организацией
в следующем:
1° принимать такой-то род пищи;
2° отдаваться половому оплодотворению, к чему
побуждают их известные ощущения;
3° избегать боли;

326
ФИЛОСОФИЯ зоологии
4° искать наслаждения и довольства.
Чтобы удовлетворить эти потребности, животные
усваивают разного рода привычки, переходящие
у них в такие же наклонности, которым они не могут
противостоять, в которые они сами по себе не в
состоянии внести никаких изменений. Отсюда ведут свое
начало их привычные действия и их частные
наклонности, которым дано название инстинкта*.
Эта наклонность животных к сохранению
привычек и к повторению связанных с ними действий,
будучи раз приобретена, распространяется затем
в особях путем воспроизведения, или размножения,
сохраняющим организацию ц расположение частей
в достигнутом состоянии, так что одна и та же на-
клонностъ уже существует в новых особях раньше,
чем они начали упражнять ее.
Таким-то образом одни и те же привычки и один
и тот же инстинкт передаются через поколения
в различных видах или породах животных без замет-
* Как не всем животным дана способность совершать
волевые действия, так и инстинкт не является свойством
всех вообще существующих животных; у кого нет нервной
системы, тем недостает также и внутреннего чувства и в
них не может быть никакого инстинкта в отношении их
действий.
Эти несовершенные существа всецело пассивны: они
ничего не производят от себя, они не ощущают никакой
потребности, и в отношении их, как и в отношении растений, все
предусмотрено природой. Правда, благодаря раздражимости
их частей, средства природы, употребленные для
проявления в них жизни, заставляют их выполнять некоторые
движения, и эти движения мы называем действиями,

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 327
ных отклонений, пока не произойдет перемены в
условиях, существенных для образа жизни.
Об индустрии некоторых животных
То, что мы называем в животных, не имеющих
специального органа для понимания, индустрией,
имея в виду некоторые из их действий, вряд ли
заслуживает подобного названия, так как не по чему
иному, как по ошибке, мы приписываем в данном
случае им способность, которой у них нет.
Переданные и воспринятые по наследству
наклонности, обусловленная ими привычка к исполнению
•сложных действий, наконец, различные затруднения,
в меру и привычно побеждаемые при посредстве
соответственно данных эмоций внутреннего чувства,
создают совокупность действий, всегда
тождественных в особях одной и той же породы и опрометчиво
называемых нами индустрией.
Инстинкт животных, как было выше указано,
слагается из привычки удовлетворять потребности
четырех родов и является следствием издавна
приобретенных наклонностей, действующих в каждом
виде животных определенным образом. В результате
этого сложность действий, направленных к
удовлетворению всех четырех родов потребностей (или
некоторых из них), и особенно разные затруднения,
нуждавшиеся в преодолении, понудили мало-помалу
многих животных расширить и усложнить свои
средства и привели—помимо выбора и какого-либо
умственного акта, но одними эмоциями внутреннего

328
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чувства,— к выполнению таких-то и таких-то
действий.
Отсюда—происхождение (у некоторых животных)
различных сложных действий, квалифицированных,
как индустрия, ж вызывавших самое неподдельное
изумление, потому что всегда, по крайней мере
молча, предполагалось, что они взвешены и
обдуманы, но это явная ошибка. Они просто-напросто плод^
необходимости, поведшей к развитию и давшей
направление привычкам у выполняющих их животных
и сообщившей им тот характер, какой мы в них
наблюдаем.
Все, что я сказал сейчас, особенно приложимо
к беспозвоночным животным, не способным выполнить
ни одного умственного акта. Никакое
беспозвоночное не может в самом деле внести изменения в свои
действия; никому из них не дано власти свободно
располагать своей так называемой индустрией, чтобы
сделать из нее какое-нибудь другое употребление.
Нет, следовательно, ничего удивительного в
мнимой индустрии какого-нибудь муравьиного льва
(myrmeleon formica leo), строящего конус из
подвижного песка и ожидающего, когда добыча, увлеченная
на дно этой западни осыпающимся песком, станет
его жертвой; нет ничего особенного и в действиях
устрицы, занятой при удовлетворении всех своих
потребностей одним открыванием и закрыванием
своей раковины. Пока их организация не претерпит
изменений, и тот, и другая постоянно будут делать
одно и то же, что делают сейчас,, и будут делать это
ни по воле, ни по сознанию.

О СИЛЕ, ПРОИЗВОДЯЩЕЙ ДЕЙСТВИЯ 329
У одних только позвоночных, а среди них
главным образом у птиц и млекопитающих, можно
подметить черты подлинной индустрии; по крайней мере
в затруднительных случаях их понятливость
вопреки их склонности к привычкам может помочь
им изменить свои действия в том или другом
направлении. Но и эти черты не составляют у них
общего свойства, и только в отдельных, более
изощренных в данном отношении породах они
наблюдаются сравнительно часто.
Исследуем теперь, в чем заключается акт,
определяющий действие и получающий название воли,
и посмотрим, действительно ли он является, как это
предполагалось, основой всех действий животных*.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
О воле
Я намерен доказать в этой главе, что воля,
рассматриваемая как источник всякого действия,
может проявляться в мире животных исключительно
в тех, которые имеют специальный орган для
умственной деятельности, и что, кроме того, как в
отношении данных животных, так и самого человека она
далеко не всегда служит основою выполняемых ими
действий.
Достаточно небольшого внимания, чтобы
убедиться, что воля действительно является непосред-
ютвенным результатом умственного акта, вытекая
всегда из какого-нибудь суждения и, следовательно,
понятия, мысли, сравнения или определяемого
данным суждением выбора; наконец, станет ясно, что
способность желать не что другое, как способность
побуждать себя мыслью, т. е. деятельностью органа
ума, к тому или другому действию и быть в
состоянии вызывать необходимую для производства
данного действия эмоцию внутреннего чувства.
Таким образом, воля есть побуждение к действию,
обязанное своим происхождением деятельности
умственных способностей индивидуума: она всегда
►бывает следствием какого-нибудь суждения, а это

воля
331
суждение само необходимо проистекает из какого-
нибудь представления, мысли или того или другого
впечатления, дающего место и этому представлению,
и этой мысли, так что единственно умственный акт
образует волю, побуждающую индивидуума к
действию.
Но если воля не что иное, как побуждение,
возникающее в силу суждения и, следовательно,
результат умственного акта, ясно, что животные, не
имеющие органа ума, не в состоянии выполнять волевых
действий. Тем не менее эти животные действуют, т, е.
выполняют в общем все движения, составляющие их
активность.
Следовательно, имеется несколько разных
источников, из которых животные могут черпать средства
для своих действий.
Кстати сказать, движения у всех животных
получаются путем возбуждения, а не передачи, и причины,
возбуждающие их, должны, конечно, различаться
между собою.
В самом деле, у известных животных, как
показало наблюдение, данные причины происходят
исключительно извне, т. е. из окружающей
среды, тогда как у других для подлежащих
выполнению движений достаточным двигателем является их
внутреннее чувство.
Но внутреннее чувство, становящееся силой
только под воздействием физической причины,
получает эмоции двумя весьма различными путями:
в животных, не имеющих органа, необходимого для
волевых действий, внутреннее чувство эдоягет воз-

332
ФИЛОСОФИЯ зоологии
буждаться исключительно путем ощущений; в тех же51
у кого орган ума есть, эмоции указанного
чувства бывают или исключительным результатом
испытываемых ими ощущении, или результатом воли,,
порождаемой действием ума.
Таковы-то три отличных друг от друга источника
животных действий, а именно: Iю внешние причины,,
опирающиеся на раздражимость этих существ;,
2° внутреннее чувство, движимое ощущениями, и
3° то же чувство, обусловливаемое в своих эмоциях
волею.
Действия или движения, обязанные своим
происхождением первому из этих трех источников,
производятся без посредства мышц, потому что
у животных, позволяющих наблюдать эти движения,,
мышечной системы не существует, да и при
зачаточном состоянии последней внешние возбуждения
продолжают все еще заменять отсутствующее
внутреннее чувство; действия же, как и движения,
берущие начало в эмоциях внутреннего чувства
особи, выполняются не иначе, как при посредстве
мышц, возбуждаемых нервным флюидом.
Таким образом, когда воля побуждает
индивидуума к какому-нибудь действию, внутреннее чувство
тотчас же получает эмоцию, и в тот же момент к
мышцам, обязанным действовать, посылается нервный
флюид.
Что касается животных, которые, будучи одарены
физической чувствительностью, не имеют никакого
органа для разумения и, следовательно, не могут
выполнить ни одного волевого акта, каждая их пот-

воля
333
ребность всегда вытекает из какого-нибудь ощущения,
т. е. из дающей ее почувствовать перцепции, но
отнюдь не из представления и не из суждения,
причем данная потребность, или данная
перцепция непосредственно затрагивает внутреннее
чувство индивидуума. Отсюда следует, что данные
животные до начала действия ни о чем не рассуждают,
ничего не решают и не имеют никакого
предварительного побуждения к его исполнению. Их внутреннее
чувство, непосредственно движимое потребностью
м управляемое затем в своих движениях самым
свойством данной потребности, тотчас же приводит в
действие соответствующие части тела. Стало быть,
действия, имеющие этот источник, не предваряются
действительной волей.
Но то, что носит здесь характер необходимости
для животных рассматриваемой группы, составляет
также и самый частый случай у умственно одаренных
животных: почти все потребности последних, имея
свой источник в ощущениях, пробуждающих
известные привычки, действуют непосредственно на
внутреннее чувство и дают возможность этим животным
действовать без предварительного обдумывания.
Действия подобного происхождения выполняются равным
образом и человеком, когда обусловливающие их
потребности носят настойтешьныи характер. Если,
например,по рассеянности вы возьметесь почему-либо
за кусок железа, оказавшийся против вашего
ожидания сильно нагретым, ощущение боли от ожога
немедленно возбудит ваше внутреннее чувство и,
прежде чем вы успеете подумать, что вам делать,

334
ФИЛОСОФИЯ зоологии
действие ваших мышц, заставившее вас бросить
взятое железо, окажется уже выполненным.
Из вышеприведенных рассуждений следует, что
действия, выполняемые в результате потребностей,
вызванных ощущениями, действующими
непосредственно на внутреннее чувство индивидуума,
никогда не бывают следствием какой-либо мысли,
суждения и, следовательно, волевого акта; действия
же, происходящие в силу потребностей,
обусловленных представлениями или мыслями, бывают
следствием единственно разумных актов^ оказывающих
также непосредственное влияние на внутреннее чув^
ство и дающих возможность особи совершить явно
волевой акт.
Это различение между действиями, в которых
причина непосредственного побуждения берет свой
источник в том или другом ощущении, и действиями,
вытекающими из побуждения, определяемого
суждением и вообще разумным актом, имеет огромное
значение для ясного и безошибочного суждения об
зтих изумительных явлениях организации. Именно
за отсутствием данного различения всем без
изъятия животным была приписана воля в совершаемых
действиях, так что, беря за основу общего
определения животных данные, относящиеся к человеку
и совершеннейшим животным, было предположено,
что все они способны к произвольным движениям^
между тем как это уже неверно в отношении даже
тех, которые обладают нервною системою, а тем
более—для лишенных ее.
Животные без нервной системы, разумеется, не мо-

воля
33&-
гут иметь желаний, т. е. действовать по какому-нибудь,
побуждению, по воле; даже больше—у них нельзя
предполагать даже чувства собственного существования;
в таком положении находятся инфузории и полипы..
Животные с нервной системой, обусловливающей
чувство, но без гипокефала, т. е. без специального
органа умственной деятельности, правда,
пользуются внутренним чувством, источником их действий,,
и в них возникает смутное ощущение
раздражающих их предметов, но они не имеют представлений^
не мыслят, не сравнивают, не судят и, значит, не
производят никакого волевого акта. Можно думать,
что в этом втором положении находятся насекомые,
паукообразные, ракообразные, кольчецы, усоногие и
даже моллюски.
У этих животных источник всех их действий
лежит в их внутреннем чувстве, движимом тою или
другою потребностью. Они действуют, не рассуждая,
не имея предварительного побуждения, и если во
время действия, наталкиваясь на какое-нибудь
препятствие, они избегают его, сворачивают в сторону
и вообще как бы производят выбор, здесь опять-таки—
только действие новой потребности на их внутреннее
чувство. Равным образом их новое действие отнюдь·
не есть результат какой-нибудь комбинации идейу
сравнения или суждения, играющих для них роль
побудительной причины, поскольку данные
животные за отсутствием соответствующего органа
неспособны ни к какой умственной работе; это их новое
действие, в конце концов, простое следствие какой-
нибудь эмоции их внутреннего чувства.

336
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Одни, следовательно, животные, обладающие,
кроме нервной системы, специальным органом для
образования сложных представлений, мыслей,
сравнений, суждений и т. д., способны иметь желания и
совершать волевые акты. Сюда явно относятся позвоночные
животные, но поскольку у рыб ж рептилий головной
мозг оказывается еще настолько неразвит, что не
заполняет всей черепной полости, и этим как бы
указывает на крайнюю ограниченность их умственной
деятельности,—только в птицах и млекопитающих
следует по крайней мере признавать способность
желаний и пользование волей как побудительной
причиной для многих действий этих животных, тем
более что они явно совершают различные разумные
акты и в действительности наделены специальным
органом, делающим их способными к подобного
рода действиям.
Но я уже показал, что и у владеющих
специальным органом умственной деятельности животных
не все действия являются следствием воли, т. е.
разумного предварительного побуждения,
вызывающего производящую их силу. Некоторые из этих
действий, правда, связаны со способностью хотения,
но многие другие прямо происходят от одной эмоции
внутреннего чувства, вызванной внезапной
потребностью и понуждающей данных животных к
выполнению действий, не предваряемых никаким
побуждением со стороны мысли.
Сколько действий в самом человеке вызывается
ίϊ немедленно приводится в исполнение единственно
простой эмоцией внyτμeннeгo чувства без всякого

воля
337
участия воли! Наконец, не обязаны ли своим
происхождением многие из таких действий
первоначальным неуправляемым движениям, а сами" эти
первичные движения,—что они такое, если не следствие
внутреннего чувства?
Если подлинная воля, как я сказал выше,
отсутствует в животных, имеющих нервную систему, но
лишенных органа умственной деятельности, в силу
чего данные животные действуют только эмоциями,
порождаемыми в них ощущениями, тем более ее нет в
животных, лишенных нервов. Не ясно ли также
отсюда, что этот последний тип животных приходит в
движение только под влиянием возбуждения его
раздражимости и под действием внешних возбудителей.
На основании только что сказанного можно
заключить, что природа после передачи внутрь
животных способности действия, т. е. по создании
посредством нервной системы указанного внутреннего
чувства, этого источника силы для производства
действий, усовершенствовала затем свой труд, создав
вторую внутреннюю силу—волю, порождающую
разумные акты и единственно способную внести
изменения в привычные действия.
Для этого природе требовалось только
присоединить к нервной системе новый орган—тот, в котором
совершаются умственные акты, и отделить от очага
ощущений, или чувствований, орган образования
представлений, сравнений, суждений, размышлений,
одним словом,—мыслей.
Поэтому в совершеннейших животных спинной
мозг служит или предназначается для мышечного
22 Философия зоологии, т. II

338
ФИЛОСОФИЯ зоологии
движения частей тела и для поддержания
жизненных отправлений, тогда как очаг ощущений вместо
того, чтобы быть помещенным на протяжении или
в какой-нибудь изолированной точке указанного
мозга, явственно сосредоточен у его верхнего или
переднего конца в нижней части головного мозга.
Этот очаг ощущений, следовательно, пространственно
очень сближен с органом, в котором происходят
различные умственные процессы, не будучи, однако,
смешан с ним.
Особи на той предельной ступени организации,
которая характеризуется наличием органа
умственной деятельности, имеют простые представления
и в состоянии образовывать сложные; они
располагают наружно свободной волей, определяющей
некоторые их поступки; в них проявляются страсти,
или пылкое влечение к определенным не
управляемым уже ими представлениям и действиям; наконец,
они бывают одарены памятью и. способны
воспроизводить перед собою образы, уже начертанные в их
органе, что осуществляется посредством нервного
флюида, пробегающего взад и вперед по отпечаткам,
или сохраняющимся следам этих представлений.
Нетрудно понять, что беспорядочные движения
нервного флюида по упомянутым следам составляют
причину сновидений, нередких у спящих
животных, способных вообще к образованию
представлений.
Тем не менее разумные животные в большинстве
случаев действуют по инстинкту и по привычке и в
данном отношении действуют всегда безошибочно;

воля
339
впрочем, поступая по воле, т. е. согласно решению,
они также не ошибаются или по крайней мере
ошибаются очень редко в силу того, что элементы их
суждений не многочисленны и идут главным образом
со стороны ощущений, но особенно потому, что среди
них—в пределах одной и той же породы—нет ни
малейшего неравенства в уме и понятиях особей.
Отсюда следует, что их волевые действия суть
побуждения, позволяющие им безошибочно удовлетворять
возникающие в них потребности. Это заставило
сказать, что инстинкт животных—светоч, который светит
им лучше, чем нам—наш разум.
Истина в том, что не столь .свободные изменять
свои действия, как мы, более подвдасткые своим
привычкам животные находят в своем инстинкту
только насильственно влекущую их необходимость
и в своих волевых актах—только причину, элементы
которой—постоянные, неизменные, несложные и,
тождественные в особях одной и той же породы—имеют
во всех них при одинаковых обстоятельствах равные
силу и распространение. Наконец, благодаря
отсутствию всякого неравенства в умственных способно,-
стях особей одного и того же вида, суждения
последних об одних и тех же предметах, как и вытека-
о _ _ о
ющая из данных суждении воля к действию, служат
побудительной причиной выполнять при одинаковых
условиях почти всегда одни и те же действия.
закончу это обозрение источников и следствий
воли несколькими рассуждениями о той же
способности у человека, и мы увидим, что в отношении
последнего положение вещей резко отличается от
22
*

340
ФИЛОСОФИЯ зоологии
того, что мы установили у животных: хотя в своих
волевых действиях он кажется более свободным
чем они, но в действительности это не так; и тем не
менее особи его вида по причине, которую я
постараюсь выяснить, действуют в сходных условиях очень
различно друг от друга.
Всегда зависящая от того или другого суждения
воля никогда не бывает подлинно свободной, потому
что дающее ей место суждение, подобно
арифметическому частному, есть необходимый результат
совокупности образующих его элементов. Но и самый акт
суждения подлежит изменению в своих результатах в
зависимости от особей в силу того, что элементы,
входящие в состав данного суждения, бывают крайне
различны в каждом выполняющем его индивидууме.
В самом деле в состав наших суждений входит
в общем столько разных элементов, столько не
отвечающих тому, что нужно, а среди нужных столько
незамеченных или отброшенных по предубеждению,
или, наконец, искаженных, измененных под
влиянием нашего настроения, состояния здоровья,
возраста, пола, привычек, наклонностей, степени
познаний и т. д., что данные элементы делают суждение
об одном и том же предмете крайне различным в
зависимости от индивидуумов. Завися от такого
множества не поддающихся оценке и трудно
распознаваемых частностей, наши суждения заставляют нас
думать, что мы свободны в своих побуждениях,
в действительности же это далеко не так, поскольку
уже самые суждения, обусловливающие данные
побуждения, оказываются несвободными.

воля
341
Разнообразие наших суждений столь значительно,
что нередко один и тот же рассматриваемый предмет
дает место не меньшему количеству особых мнений,
чем число высказывающихся о нем лиц. В этом
разнообразии была усмотрена свобода решения, и,
конечно, ошибочно: оно—не что иное, как следствие
разных элементов, употребляемых каждым отдельным
лицом при образовании суждения.
Попадаются, впрочем, предметы, качественно столь
простые, представляющие так мало сторон,
требующих работы внимания, что в суждениях о них почти
никогда не бывает разногласий. Но данные предметы
пребывают почти исключительно вне нас и становятся
известными нам лишь по возбуждаемым ими
ощущениям или по действию их на наши чувства.
Суждения о них не включают других элементов, кроме
доставляемых ощущениями, и несут только сравнения
с другими уже известными нам телами. Наконец,
суждения этого рода требуют от нашего ума очень
небольшой работы.
Следствием огромного числа разнообразных
причин, меняющих или преобразующих вводимые нами
в состав наших суждений элементы, особенно
суждений, требующих многих умственных операций,
бывает то, что данные суждения чаще всего
оказываются ошибочными, неправильными и в силу
разницы в умственных способностях индивидуумов
они, эти суждения, отличаются в общем тем же
разнообразием, какое наблюдается и среди высказывающих
их лиц, так как каждое лицо вносит сюда свои особые
элементы. Отсюда же следует, что беспорядочность

342
ФИЛОСОФИЯ зоологии
данных умственных процессов не может не повлечь
за собою и беспорядка в наших волевых актах, а
следовательно, и в поступках.
Если бы цель, преследуемая в этом труде, не
удерживала меня в строго намеченных границах,
я мог бы сделать множество приложений, способных
еще лучше утвердить основательность приведенных
соображений; и у мейя нашлось бы на этот счет
немало интересных замечаний.
Я мог бы, например, показать, что, если человек
извлекает из своих умственных высоко развитых
способностей очень большие преимущества; вид
человеческий/взятый в*целом, испытывает от этого
значительные неудобствам указанные способности дают
возможность одинаково легко делать как зло, так
и добро; общий жеих итог всегда сводится к ущербу
для особей с менее изощренным разумом, что
неизбежно1 (Заставляет самый частый случай. Из этого
видно, что зло в данном отношении заключается
прежде всего в крайнем неравенстве умственных
способностей индивидуумов—неравенстве, не
подлежащем полному уничтожению. Но наряду с этим
еще ярче выступает истина, что для совершенства
и счастья человека наибольшее значение имело бы
сгладить насколько возможно это огромное
неравенство как источник большинства претерпеваемых
человеком зол.
Теперь мы попытаемся ознакомиться с
физическими причинами актов разума, постараемся по
крайней мере определить условия, требуемые
организацией для осуществления этих изумительных явлений.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
О разуме, о его происхождении и происхождении
понятий
Это один из любопытнейших, интереснейших и в
то же время труднейших предметов, какими только
может заняться человек при изучении природы,—
предмет, о котором человеку так важно было бы
иметь побольше знаний, но который, повидимому,
дает ему меньше всего средств для приобретения
таковых.
Вопрос в том, чтобы знать, как чисто
физические причины и, следовательно, простейшие
отношения между разнородными веществами могут
породить то, что мы называем понятиями; как
при помощи простых, или непосредственных,
представлений эти отношения могут образовать сложные
представления, короче говоря, каким образом
указанные отношения с помощью тех или других
представлений могут дать место таким изумительным
способностям, как мышление, суждение, анализ и
рассуждение.
Казалось бы, надо быть более чем безрассудным,
чтобы пуститься в подобные изыскания и льстить
себя надеждой найти источник всех этих чудес

344
ФИЛОСОФИЯ зоологии
в средствах, имеющихся в распоряжении
природы.
Разумеется, я не ношу в себе высокомерной веры,
что мною открыты причины всех этих чудес; но,
убедившись, что все умственные акты—явления
естественные и, следовательно, берут свой источник
в причинах чисто физических, поскольку
совершеннейшие животные способны производить их, я
пришел к заключению, что путем многих наблюдений,
внимания и терпения возможно было бы составить
себе достаточно обоснованное понятие об этом
важном предмете. Привожу мои собственные взгляды
на данный предмет.
Под словом разум, или ум, я понимаю все
известные нам умственные способности, как: образование
понятий разного порядка, сравнение, суждение,
мышление, анализ, рассуждение, наконец,
воспроизведение прежних представлений, а также уже имевших
место мыслей и рассуждений, т. е. то, что составляет
память.
Все указанные сейчас способности, несомненно,
вытекают из действий, принадлежащих органу ума,
а каждое действие последнего есть необходимый
результат отношений, существующих между данным
органом и движущимся тогда в нем нервным флюидом.
Данный специальный орган, названный мною
гипокефалом, состоит из двух складчатых рыхлых
полушарий, окутывающих или покрывающих
мозговую часть, называемую мною собственно головным
мозгом, содержащую очаг, или центр, отношения
чувствительной системы и дающую начало нервам

РАЗУМ
345
специальных чувств; мозжечок же—простой
придаток.
Таким образом, данная часть (собственно
головной мозг с принадлежащим к нему мозжечком)
и гипокефал весьма отличны друг от друга, особенно
по своим функциям, несмотря на смешение их под
общим названием головного мозга, или энкефала.
И мои изыскания физических причин умственных
способностей будут простираться исключительно на
функции гипокефала как органа, единственно
способного играть здесь роль.
Подлинное, хотя и нелегко устанавливаемое
разнообразие в частях этого органа, как и в движениях
тонкого содержимого данным органом флюида—
единственный, следовательно, источник, из которого
разные вышеупомянутые умственные способности
черпают средства для своего проявления. Вот та
общая мысль, которую я намерен вкратце изложить
здесь.
Прежде всего и ради соблюдения порядка в
рассуждениях по данному предмету необходимо
установить или призвать на помощь два следующих
принципа, как лежащие в основе всякого приемлемого
в данном отношении взгляда.
Первый принцип: все без исключения разумные
акты берут начало в представлениях, или
приобретаемых тут же, или приобретенных раньше, так как
в этих актах вопрос неизменно касается
представлений или отношений между последними, или операций
над ними.
Второй принцип: всякое без исключения пред-

346
ФИЛОСОФИЯ зоологии
отавление сродни ощущению, т. е. прямо или
косвенно происходит от него.
Из этих двух принципов первый сполна
подтверждается исследованием того, что такое по существу
различные акты разума, и на самом деле во всех этих
актах содержанием и материалом для составляющих
их операций неизменно являются представления.
Второй принцип был известен уже в древности
и нашел совершенное выражение в аксиоме,
основание которой было показано нам впоследствии Лок-
ком21 а именно: в разуме нет ничего, чего не было бы
предварительно в ощущении.22
Отсюда следует, что всякое представление в
конечном счете разрешается в чувственный образ;
поскольку же все, содержащееся в нашем сознании,
доходит до него путем ощущения, все, что исходит
из него и не может найти для себя чувственного
объекта, стоящего с ним в связи, безусловно носит
характер химеры. Таково явное следствие, выведенное
из аксиомы Аристотеля23 г. Нэжоном24:
Однако эта аксиома не нашла еще общего
признания, и многие лица, опираясь на некоторые факты,
причина которых ускользала от их внимания,
пришли к заключению о подлинном существовании
врожденных идей. По их убеждению, доказательством
служит пример ребенка, выражающего желание
сосать уже спустя несколько минут по рождении
и, повидимому, ищущего грудь матери, о которой он
не мог иметь никакого познания на основании вновь
приобретенных представлений. Я не привожу по
данному поводу мнимый случай с козленком, который,

РАЗУМ
347
будучи отнят от груди своей матери, выбрал ив
нескольких предложенных ему растений ракитник.
Хорошо известно, что это была простая выдумка,
не имеющая за собой никаких оснований.
С признанием, что привычки составляют
источник наклонностей, что постоянное упражнение
данных наклонностей ведет к благоприятному для них
преобразованию организации и it передаче их
дальнейшим особям по наследству, станет ясно, что
новорожденный ребенок может хотеть сосать грудь
немного спустя по появлении на свет в силу одного
инстинкта и брать предлагаемую ему грудь, не имея
никакой мысли, не выполняя никакого суждения,
не прибегая ни к какому волевому аксу, являющемуся
всегда только следствием, и что действия ребенка
в данном случае обусловливаются единственно слабой
эмоцией, оказываемой потребностью на его
внутреннее чувство, которое понуждает его действовать
в направлении всецело приобретенной наклонности,
несмотря на отсутствие еще упражнения; равным
образом станет ясно, что вылупившийся из яйца
утенок, очутившись возле воды, тотчас же
устремляется к ней и плавает по ее поверхности без всякого
представления, без всякого понятия о ней, так как
данное животное действует в этом случае отнюдь не
путем какого-нибудь умственного акта, а путем
переданной ему наклонности, упражняемой теперь под
влиянием его внутреннего чувства без малейшего
участия ума.
Поэтому я принимаю как основной принцип, как
неоспоримую истину, что никаких врожденных идей

348
ФИЛОСОФИЯ зоологии
не существует, что всякая без исключения идея
происходит прямо или косвенно от полученных
и замеченных ощущений.
Из этого положения следует, что орган ума
как последнее усовершенствование, дарованное
природой животным, может существовать только в тех,
которые уже владеют способностью чувства. Равным
образом специальный орган для образования
представлений, суждений, мыслей и пр. начинает
развиваться только у животных, уже имеющих очень
развитую систему чувств.
Все умственные акты, совершающиеся в
индивидууме, зависят, следовательно, от соединения
следующих причин, а именно:
1° способности чувства;
2° наличия специального органа умственной
деятельности;
3° взаимоотношений данного органа и
совершающего в нем разнообразные движения нервного
флюида;
4° постоянной передачи результатов указанных
отношений очагу ощущений и, следовательно,
внутреннему чувству индивидуума.
Такова цепь, везде соразмерная, составляющая
сложную физическую причину одного из самых
поразительных явлений природы.
Чтобы с большим или меньшим правом
отвергнуть только что изложенные мною соображения,
надо суметь доказать, что согласованность,
существующая во всех частях нервной системы, не
способна произвести ощущения и внутреннее чувство

РАЗУМ
349
индивидуума, что умственные акты, такие, как мысли,
суждения и пр., не физические явления и не
вытекают непосредственно из отношений между тонким
беспокойным флюидом и содержащим его
специальным органом, что, наконец, результаты этих
отношений не имеют никакого касательства к
внутреннему чувству индивидуума. А так как одни только
приведенные сейчас физические причины могут дать
место явлениям разума, то с отрицанием их и,
следовательно, естественного происхождения вытекающих
из них явлений придется искать вне природы иного
источника рассматриваемых явлений. Придется
подменить отброшенные физические причины
фантастическими измышлениями нашего воображения,
всегда беспочвенными, поскольку для каждого
должно быть ясно, что мы не можем иметь никакого
другого положительного знания, кроме почерпаемого
из самих же предметов, предлагаемых природою
нашим чувствам.
Имея в виду, что исследуемые чудеса, причина
которых составляет предмет наших изысканий,
основываются на представлениях, что в области актов
разума дело всегда идет только о представлениях
и об операциях над теми же представлениями,
покажем до исследования вопроса, что такие
представления сами по себе—нить последовательного
образования органов, дающих место сначала ощущениям
и внутреннему чувству, затем представлениям и,
наконец, операциям над последними.
Крайне несовершенные животные первых
классов при полном отсутствии у них нервной системы

350
ФИЛОСОФИЯ зоологии
способны только к простой раздражимости, имеют
одни лишь привычки, не ощущают и никогда не
образуют понятий. Менее несовершенные животные,
имеющие нервную систему, но не владеющие
органом для умственной деятельности, имеют инстинкт,
привычки и наклонности, испытывают ощущения,
но не образуют еще понятий. Поэтому я решаюсь
сказать: где дет органа для той или другой способ-
ности^ там не может быть и самой способности.
Если теперь признано, что всякое представление
имеет своим первоисточником ощущение (против
чего, действительно, не может быть веских
возражений) > я рассчитываю в свою очередь показать,
что не всякое ощущение необходимо ведет к
представлению. Надо, чтобы организация достигла
состояния, благопрдагтного для образования представления,
чтобы, кроме того, ощущение сопровождалось особым
действием индивидуума, иначе говоря,
подготовительным актом, благодаря которому специальный
орган ума делается способным к получению
представления, или отпечатков, сохраняемых им.
Если верно на самом деле, что природа, творя
организацию, должна была начать с наипростейшей
формы и что в то время она не могла иметь в виду
сообщить живым телам другие способности, кроме
питания ж размножения, то данные тела,
получившие от нее организацию и жизнь, не могли иметь
иные органы, кроме необходимых для обладания
жизнью. Это подтверждается наблюдениями над
такими несовершеннейшими животными, как
инфузории и полипы.

РАЗУМ
351
Но, усложняя затем организацию этих первых
животных и создавая с помощью долгого времени
и бесконечно разнообразных обстоятельств
множество различных форм, характеризующих
позднейшие виды, природа последовательно образовала
разные органы, принадлежащие животным, и разные
способности, обусловливаемые данными органами,.
Она произвела их в определенном мною порядке
(часть первая, глава VIII) и, согласно данному
порядку, видно, что гипокефал, состоящий из двух
складчатых полушарий, является последним из созданных
ею органов.
Задолго до создания гипокефала, этого
специального органа образования представлений и всех
связанных с последними операций, природа установила
в очень многих животных нервную систему, дававшую
им возможность вызывать действие мышц, затем
чувствовать и действовать путем эмоций их внутреннего
чувства. В этих целях природа умножила и рассеяла
очаги мышечных движений, образовав для этого
раздельные ганглии или распространив данные очаги
на всем протяжении продольно-узловатого или
спинного мозга, но она нашла нужным сосредоточить
в особом месте очаг ощущений и перенести его в
небольшую мозговую массу, непосредственно
доставляющую нервы некоторых специальных чувств
и получившую название головного мозга.
Следовательно, только завершив эти
разнообразные улучшения в нервной системе, природа в
последний раз вернулась к своей работе, создав в
ближайшем соседстве с очагом ощущений гипокефал, этот

352
ФИЛОСОФИЯ зоологии
специальный и в высшей степени интересный орган,
где запечатлеваются представления и производятся
все связанные с ними операции, составляющие ум.
Одни эти операции и будут предметом наших
занятий; мы попробуем определить наиболее
вероятные физические причины их, пользуясь выводами от
частного к общему в отношении действующих частей
и стараясь вскрыть условия, обязательные для
функций этих частей.
Теперь же рассмотрим, как может образоваться
представление и в каком случае ощущение в
состоянии породить его, рассмотрим также, по крайней
мере в общем, каким образом происходят в гипоке-
фале умственные акты.
Чрезвычайно своеобразная особенность
(относительно которой, однако, у меня не может
возникнуть никаких сомнений) заключается в том, что
интересующий нас здесь специальный орган никогда не
участвует ни малейшим действием во всех этих
обусловливаемых им актах или явлениях; он все время
только принимает и хранит более или менее долго
доходящие до него образы и все отпечатки с них.
Этот орган, подобно головному мозгу ж нервам,
отличается от всех других органов животного тела
именно тем, что сам нимало не действует, но
исключительно дает средства содержащемуся в нем нервному
флюиду производить различные явления, на которые
тот способен.
Принимая во внимание крайне мягкое вещество
нервов головного мозга и его гипокефала, я на
самом деле не могу допустить, чтобы в отношениях

разум 353
нервного флюида с мозговыми частями,—теми,
в которых он движется,—последние были способны
произвести хотя бы малейшее действие. Данные
части без сомнения могут быть только пассивны и не
в состоянии реагировать на всякое возможное
раздражение. Как следствие этого, мозговые части,
составляющие гипокефал, получают и сохраняют
следы всех отпечатков, сделанных на них нервным
флюидом при его движениях, так что единственной
активной силой в функциях, принадлежащих гипо-
кефалу, является сам нервный флюид, или если
прибегнуть к более точному выражению:
интересующий нас здесь орган не несет ни одной функции, все
функции производит один нервный флюид, но
последний ничего не мог бы сделать без указанного органа.
Здесь мне зададут вопрос, возможно ли допустить,
чтобы флюид, такой легкий и изменчивый в своих
движениях, мог один породить такое удивительное
множество различных актов и явлений,
составляющих обширную сферу умственных способностей.
На это я отвечу: исследуемое чудо целиком
заключается в самом строении гипокефала.
Мозговая масса, образующая гипокефал, или два
складчатых полушария, одевающих или
покрывающих головной мозг,—эта масса, говорю я,
представляющаяся не чем иным, как сплошною мякотью
со связанными между собой во всех точках частями,
состоит на самом деле из непостижимого числа
отдельных явно отличных друг от друга частей, в
результате чего получается неисчислимое количество
бесконечно разнообразных по форме и величине полостей,
23 Философия зоологии, т. II

354
ФИЛОСОФИЯ зоологии
различающихся, повидимому, по участкам в точном
соответствии с числом умственных способностей
индивидуума; наконец, независимо от формы, строение
данного органа имеет еще свои особенности в каждом
из указанных участков, поскольку в каждом из них
выполняются акты каждой отдельной способности.
Рассматривая белую и мозговую часть гипоке-
фала, можно заметить многочисленные волокна;
только здесь, вероятно, они не играют, как в других
случаях, роли органов движения: этого не допускает
их плотность; более уместно предположить, что это
настоящие каналы специального назначения,
оканчивающиеся каждый полостью, которая имела бы
вид тупика, если бы полости не сообщались между
собою боковыми путями. Эти полости, недоступные
нашему зрению, так же бесчисленны, как и ведущие
к ним трубчатые нити, и можно допустить, что именно
на внутренней стенке каждой такой полости
откладываются отпечатки, наносимые нервным флюидом;
может быть, здесь имеются также маленькие
пластинки или мозговые листочки, служащие для той же цели.
Лишенный возможности положительно знать, как
обстоит дело в данном отношении, я считаю, что
достиг уже своей цели, указав на возможное и даже
правдоподобное: с меня и этого довольно.
Изумительное строение гипокефала как в целом,
так и в каждом его парном участке (каждый участок
одного полушария имеет подобный себе в другом)
не может считаться бездоказательным утверждением,
хотя бы у нас и не было средств непосредственно
видеть его и удостовериться в нем. Органические явле-

РАЗУМ
355
ния, составляющие умственную деятельность, как
и самый факт, что каждое из таких явлений требует
для себя в данном органе определенного места и, так
сказать, особого органа, в котором оно могло бы
произойти, должны морально убедить нас, что
положение вещей со строением гипокефала именно таково,
как оно только что представлено мною.
Конечно, особи не рождаются со всеми
доступными им способностями, потому что и самый орган
умственной деятельности подобно всем другим
подвержен тем большему развитию, чем чаще он
упражняется. То же самое относится и ко всякого рода
умственной способности: испытываемые или вообще
овладевающие индивидуумом потребности
обусловливают ее возникновение в участке гипокефала,
способного на соответствующие действия, и, по мере
того как эти действия все чаще и чаще повторяются,
специальный предназначенный для них орган
приобретает все большее развитие и в соответствии с этим
развивает также связанную с ним способность.
Не верно, следовательно, будто каждая наша
способность врождена нам, как и всякая из
наклонностей, зависящих от нашей способности мыслить. И эти
способности, и эти наклонности растут и крепнут
по мере усиливающегося упражнения действующих
здесь органов. Мы можем внести сюда только
большую или меньшую согласованность с организацией,
полученной нами от тех, кому мы обязаны своим
появлением на свет; но если мы не упражняем сами
и этих способностей, и этих наклонностей, мы
незаметно теряем даже естественное расположение к ним.
23*

356
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Г. доктор Галлъ, заметив, что среди различных
наблюдаемых им лиц в одних такая-то способность
оказывалась более высокой и развитой, чем в других,
возымел мысль заняться исследованием, не
представляет ли такая-то часть их тела каких-нибудь
внешних признаков, указывающих на наличие
данной способности.
Не видно, чтобы Галлъ занимался способностями,
не относящимися к умственной деятельности,
иначе они дали бы ему множество доказательств того,
что, когда усиленно упражняемая часть приобретает
высокоразвитую способность, она постоянно в своей
форме, размерах и мощи несет явные следы данной
способности. Нельзя видеть задние конечности и хвост
кенгуру и не признать, что эти так часто
употребляемые части обладают большой силой действия, и не
открыть того же самого в бедрах задних ног саранчи
и т. д. Нельзя равным образом смотреть на сильно
разросшийся нос слона, преобразованный в
огромный хобот, и не притти к убеждению, что данный
орган, постоянно упражняемый и служащий
животному рукой, получил свои размеры, силу и
изумительную гибкость благодаря упражнению,
обратившемуся в привычку, и т. д.
На г. Галлъ занялся главным образом
исследованием внешних знаков, которые могли бы
послужить указанием на наличие известных чрезвычайно
развитых у некоторых индивидуумов умственных
способностей. Между прочим, считая, что все такие
способности являются продуктом деятельности
мозгового органа, он направил свое внимание на изу-

РАЗУМ
357
чение энкефала, и после нескольких лет изысканий
пришел в конце концов к выводу, что наши
интеллектуальные сильно развитые и достигшие высокой
степени совершенства способности дают о себе знать
по внешним признакам, выражающимся в особых
выпуклостях черепной коробки.
Безусловно, исходный принцип г. Галля сам по
себе глубоко верен, потому что, раз постоянно и
усиленно употребляемые части тела приобретают
отличительные для них развитые и мощные способности
(чему я привел достаточно доказательств в главе
VII первой части), то же самое одинаково должно
иметь место и для органа ума вообще и даже для
каждого из составляющих его частных органов, это
достоверно и легко обнаруживается из множества
известных фактов.
Итак, принцип, из которого исходит г. Галлъ,
бесспорно, весьма основателен, но, судя по всему,
что проникло в печать об учении, излагаемом этим
ученым, уместно предположить, что он немало
погрешил в выведенных им следствиях.
На самом деле, упомянутый сейчас принцип в
отношении частных органов, входящих в состав двух
полушарий головного мозга и дающих место умственным
способностям всякого рода, имеет в своих выводах,
по моему мнению, более узкое приложение, чем это
полагает г. Галлъ; только в очень немногих и
исключительных случаях некоторые способности с
достижением необычайно высокой степени развития могут,
повидимому, представить чисто внешние и
несомненные признаки, указывающие на них. Во всяком слу-

358
ФИЛОСОФИЯ зоологии
чае я нисколько не был бы удивлен, если бы удалось
открыть кое-какие из таких знаков, поскольку их
причина действительно лежит в природе. Но, имея
дело с умственными способностями покидать область,
где все ясно, чтобы войти в многочисленные
частности, чтобы обнять самые оттенки, связывающие
данные способности с их собственным родом, это значит,
по моему мнению, сводить на-нет на почве весьма
обыкновенного злоупотребления воображением
ценность наших открытий в познании природы. Г. Галль
хотел доказать слишком многое—и вот общество
с противоположным легкомыслием отвергло все. Это
самый обыкновенный ход человеческого ума в
разных его действиях: злоупотребления чаще всего
портят то, что ему удалось произвести хорошее.
Исключения в данном отношении бывают редким
уделом небольшого количества лиц, умеющих
силой рассудка ограничить порывы своего
воображения.
Считать в особях человеческого вида известные
господствующие наклонности за врожденные—не
только опасное мнение, но и прямая ошибка. Можно,
без сомнения, получить при рождении особое
предрасположение к наклонностям, передаваемым
родителями через организацию, но, конечно, если не
прибегать к усиленному и привычному упражнению
способностей, которым благоприятствует указанное
выше предрасположение,—специальный орган,
являющийся здесь исполнителем, останется неразвит.
Каждая особь уже с момента своего рождения
подвергается всестороннему влиянию обстоятельств

РАЗУМ
359
совершенно частного порядка, содействующих ей
в очень значительной мере стать тем, чем она
является в разные эпохи своей жизни, и представляющих
ей случай упражнять или отказаться от упражнения
той или другой способности, того или другого задатка,
полученного от рождения, так что в общем можно
сказать, что наша доля участия в собственном
состоянии в течение всей нашей жизни очень скромна,
и своими вкусами, склонностями, привычками,
страстями и даже познаниями мы обязаны бесконечно
разнообразным и в то же время особенным для
каждого из нас внешним условиям.
С самого нежного детства воспитывающие нас
лица или всецело оставляют нас во власти
окружающей внешней обстановки, или сами создают крайне
неблагоприятные для нашего развития условия, как
следствие их образа жизни, взглядов и чувств, или,
наконец,—по безрассудной мягкости—просто портят
нас и прививают нам множество недостатков и
губительных привычек, не предусматривая их последствий.
Их смешат наши так называемые проказы; они с
шуткой относятся ко всем нашим глупостям, полагая, что
позже им удастся без труда изменить наши
порочные наклонности и исправить нас от недостатков.
Трудно представить, как велико влияние наших
первых привычек и наших первых влечений на
наклонности, получающие возможность стать однажды
господствующими над нами, и на наш будущий
характер. Организация, весьма нежная в первый
наш возраст, подчиняется и приноравливается тогда
к обычным движениям, принимаемым нашим нервным

360
ФИЛОСОФИЯ зоологии
флюидом в том или другом особом направлении в
зависимости от того, куда толкают его наши влечения
и наши привычки. Между прочим, организация
претерпевает изменение, и это изменение при известных
обстоятельствах может пойти дальше, но оно никогда
не изглаживается целиком даже в случае действия
обратных условий.
После нашего детства тщетны усилия направить
наши наклонности и наши действия путем воспитания
ко всему, что может быть полезно нам, словом,
привить нам принципы, образовать ум, способ
суждения и т. д. Нам приходится сталкиваться с таким
множеством обстоятельств, в отношении которых
мы оказываемся почти безвластны, что каждый из
нас становится как бы игрушкою их и незаметно
усваивает образ жизни, в создании которого его
личное участие играло лишь очень незначительную роль.
Мне не за чем входить здесь в многочисленные
подробности обстоятельств, образующих для каждого
индивидуума совокупность влиятельных причин
совершенно частного порядка, но я должен сказать
(будучи уверен в этом), что всякое влияние,
направленное к тому, чтобы сделать для нас привычным
то или другое из наших действий, преобразует нашу
внутреннюю организацию в пользу этого действия,
так что с течением времени выполнение его становится
для нас своего рода необходимостью.
Из всех частей нашей организации орган ума
раньше других претерпевает изменения от
усваиваемой нами привычки упражняться в том или
другом роде мыслей или представлений, как и в обусло-

РАЗУМ
361
вливаемых этими последними действиях, причем
в зависимости от природы обычно занимающих нас
мыслей или представлений указанные изменения
происходят необходимо в особой области того же
органа—там, где выполняются эти действия нашего
разума. Итак, повторяю: данная область нашего
умственного органа при продолжающемся
усиленном упражнении ее развивается настолько, что,
в конце концов, она может стать заметной по
наружным признакам.
Мы рассмотрели—с точки зрения его общих
основных свойств—орган, дающий место разуму; перейдем
теперь к исследованию образования представлений.
Образование представлений
Я не предполагаю здесь заниматься анализом
представлений, ни тем более показывать, как
представления составляются и распространяются,
словом, как и каким путем совершенствуется разум.
Достаточно знаменитых людей, начиная с Б э к о н а,
Локка иКондильяка, занималось
разработкой этих вопросов и привело их в полнейшую
ясность, поэтому я оставляю их в стороне.
Моя задача в этом очерке—единственно в том,
чтобы указать, какие физические причины действуют
в образовании представлений, и показать, что
сравнения, суждения, мысли и все умственные операции
тоже являются физическими актами, вытекающими
из взаимоотношений известных видов веществ в
действии и выполняющимися в специальном органе,
постепенно приобревшем способность производить их.

362
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Все, что я собираюсь изложить по поводу этого
важного предмета, всецело сводится к возможному
Все здесь—продукт воображения, но работа
последнего была ограничена в данном отношении
необходимостью принимать только физические причины,
совместимые с известными свойствами изученных
предметов, словом, исключительно причины,
наличие которых возможно и даже вероятно. Наконец,
относительно физических актов, которые я собираюсь
подвергнуть анализу, надо сказать: так как все,
касающееся их, не подлежит непосредственному
наблюдению, значит ничто здесь не может быть и доказано.
Я должен предупредить, что мной различается
и в действительности имеются два рода
представлений, а именно:
представления простые, или непосредственные;
представления сложные, или косвенные.
Я называю простыми представлениями все те,
которые происходят непосредственно и единственно
от замеченных ощущений, вызываемых в нас
предметами, находящимися как вне, так и внутри нас.
Сложными представлениями я называю все те,
которые образуются в нас как следствие того или
другого действия нашего разума о нескольких уже
приобретенных представлениях и, следовательно, не
нуждаются ни в каком непосредственном ощущении.
Все без исключения представления—результат
образов или частных черт возбуждающих нас
предметов; и эти образы, или эти черты, становятся для
нас представлениями только в том случае, когда
по начертании их на той или другой части нашего

РАЗУМ
363
органа нервный пробегающий здесь флюид
передаст общий результат действия нашему внутреннему
чувству, из чего родится сознание.
Помимо фактически существующих двух родов
представлений, имеющих разное происхождение, надо
еще делать различие между представлениями,
ощутимыми для нас и одновременно сопровождаемыми
производящим их ощущением, и представлениями, равно
доходящими до нашего сознания, но не соединенными
с ощущением. Первые я называю физико-моральными
представлениями и вторые—просто моральными.
Физико-моральные представления ясны, живы,
отчетливы и дают себя чувствовать с силой,
сообщаемой им сопровождающим их ощущением. Так,
зрелище какого-нибудь здания или всякого другого
предмета, находящегося перед моими глазами и
привлекшего на себя мое внимание, порождает во мне
одно или несколько живо действующих на меня
представлений.
Напротив, моральные представления как простые,
так и сложные, иначе говоря, представления,
осознаваемые нами только после известной работы нашего
разума, вызванной нашим внутренним чувством,
очень смутны, слабо выражены, и способ их действия
на нас лишен всякой живости, хотя иногда они и
волнуют нас. Так, когда я вспоминаю виденный и
замеченный предмет, вынесенное суждение, сделанное
заключение и т. д., представление воспринимается
мною лишь слабо и неясно.
Надо, следовательно, очень остерегаться
смешивать наши переживания, связанные с сознанием того

364
ФИЛОСОФИЯ зоологии
или другого представления, с нашими
чувствованиями, порождаемыми ощущением и привлекающими
к себе наше внимание.
Все, о чем у нас имеется только сознание,
достигает до нас не иначе как через орган ума, и все, что
дает нам ощущение, выполняется сначала
исключительно при посредстве чувствительного органа и
затем уже получаемого представления, если самый
факт не ускользнул от нашего внимания.
Итак, существенно важно отличать моральное
чувство от физического, поскольку уже самый опыт
прошлого показывает нам, что из-за недостатка в
таком различении даже люди величайшего достоинства
делали выводы, которые ныне приходится разрешать.
Без сомнения, оба чувства—физические, но
разница выражений, употребляемых мною для их
различения, отвечает преследуемой мною цели; к тому же
данные выражения являются общепринятыми.
Моральным чувством я называю то, что
переживается нами, когда какое-нибудь представление
или мысль или, наконец, тот или другой акт нашего
разума относится к нашему внутреннему чувству
и, таким образом, доходит до нашего сознания.
Физическим чувством я называю то, что мы
испытываем, когда в результате впечатления,
произведенного на одно из наших чувств, мы получаем то или
другое ощущение, не проходящее для нас незамеченным.
Из этих простых и ясных определений следует
усмотреть, что два затронутые чувства весьма,
отличны друг от друга как по природе их источника,
так и по производимым ими в нас действиям.

РАЗУМ
365
Однако словно с целью произвести их смешение
(что уже сделал Кондильяк) говорит Траси:25
«Мыслить—не что иное, как чувствовать;
чувствовать же для нас—тоже, что жить, так как ощущения
уведомляют нас о нашем существовании.
Представления или понятия, это—или собственно ощущения,
или воспоминания, или опоанаваемые нами
отношения, или, наконец, желание, возникающее в нас в связи
с данными отношениями; способность мыслить, таким
образом, подразделяется на собственно
чувствительность, на память, суждение и волю».
Во всем этом усматривается явное смешение
собственно ощущений с сознанием наших представлений,
наших мыслей, наших суждений и пр. Подобное же
смешение имеет место в отношении морального
и физического чувства, и это смешение заставляет
думать, что всякое существо, способное чувствовать,
способно также выполнять разумные акты, что
безусловно не имеет под собой никаких оснований.
Ощущения, несомненно, предупреждают нас о
нашем существовании, но только тогда, когда мы их
замечаем. Надо, следовательно, быть способным их
замечать, т. е. мыслить их, сосредоточивать на них
внимание,—и вот перед нами умственные акты.
Таким образом, если иметь в виду человека и
совершеннейших животных, замеченные ощущения
предупреждают о существовании и вызывают
представления; что же касается менее совершенных
животных, таких, например, как насекомые, у которых
я отнюдь не могу признать органа ума, ощущения не
могут ни замечаться, ни порождать представления;

366
ФИЛОСОФИЯ зоологии
они способны давать место только смутным
чувствованиям предметов, действующих на особь.
Насекомое, однако, пользуется внутренним
чувством, подверженным эмоциям, понуждающим
животное к действию, но так как никакого представления
здесь не возникает, насекомое не может замечать
свое существование, иначе говоря, оно никогда
не испытывает морального чувства.
Следовательно, только в отношении всякого
существа, одаренного умом, имеет силу: мыслить, это
значит морально чувствовать, иметь сознание своих
представлений, своих мыслей, а также своего
существования; но это отнюдь не значит испытывать
физическое чувство, которое нечто совсем иное, чем
моральное чувство, поскольку первое является результатом
системы ощущений, тогда как второе—результат
органической системы разума.
Простые представления
Простое представление, происходящее от
ощущения, получаемого от какого-нибудь действующего
на одно из наших чувств предмета, образуется только
в том случае, если указанное ощущение бывает
замечено, и результат его оказывается передан в орган
ума, начертан или отпечатан на какой-нибудь части
данного органа, причем этот результат становится
ощутительным для особи вследствие его немедленной
передачи ее внутреннему чувству.
На самом деле всякая особь, владеющая органом
ума, при пользовании способностью чувства тотчас же

РАЗУМ
367
получает в указанном органе образ или черты,
зависящие от ощущения возбуждающего предмета
при условии известной подготовленности к этому
органа посредством внимания. Между прочим, эти
черты или этот образ возбуждающего предмета
достигают гипокефала особи с помощью второй реакции
нервного флюида, который после произведенного
ощущения несет особое колебательное движение,
сообщенное ему ощущением, в орган умственной
деятельности, оставляет здесь в какой-нибудь части
отпечатки характерных черт своего движения, и
наконец, делает их ощутительными для особи, доводя
их общий результат до ее внутреннего чувства.
Видя в первый раз ракету, слыша рычание льва или
касаясь острого конца иглы, мы образуем
представления, являющиеся примером простых представлений.
Между прочим, впечатления, производимые в
данном случае на наши чувства, немедленно вызывают;в
флюиде соответствующих нервов род сильного
своеобразного для каждого впечатления возбуждения;
движение распространяется до очага ощущений; вся
система тотчас же приходит в действие, и ощущение
производится вышеизложенным механическим порядком.
Если, следовательно, наше внимание подготовило
пути, нервный флюид в тот же момент передает образ
предмета или его некоторые черты в орган
умственной деятельности, делает оттиск этого образа или
этих черт в какой-нибудь части указанного органа,
и начертанное представление немедленно доводится
им до нашего внутреннего чувства.
Подобно тому как нервный флюид путем своих

368
ФИЛОСОФИЯ зоологии
движений становится действующей силой, несущей
к очагу ощущений впечатления внешних
возбуждающих наши чувства предметов, он еще раз выступает
в качестве фактора, передающего из очага ощущений
в орган ума результат каждого выполненного
ощущения, наносящего на упомянутый орган черты или
отпечатки своими движениями (при условии, чтобы
внимание подготовило к этому орган) и доводящего
затем итог до внутреннего чувства особи.
Чтобы, таким образом, черты, или образ предмета,
послужившего причиной ощущения, могли
достигнуть органа разума и быть отпечатаны на какой-
нибудь части этого органа, необходимо прежде
всего, чтобы акт, получивший название внимания,
подготовил орган к восприятию впечатления, иначе
говоря, чтобы тот же акт открыл путь, позволяющий
довести результат ощущения до органа, на котором
могут получить отпечаток черты играющего здесь
роль предмета; с другой стороны, чтобы то или другое
представление могло дойти и быть вызвано в
сознании, необходимо, чтобы нервный флюид при
содействии внимания довел черты предмета до внутреннего
чувства особи, благодаря чему данное представление
становится наличным или ощутительным* и может
* Употребительное выражение ощутительный имеет два
весьма различных значения, иначе говоря, оно служит для
обозначения очень отличных фактов двоякого рода. В одном
значении оно выражает следствие ощущения и касается
только физического чувства, в другом оно, наоборот, обозначает
следствие впечатления на внутреннее чувство, берущее свой
источник в умственном акте и имеющее отношение только
к моральному чувству.

РАЗУМ
369
таким образом повторяться по воле особи в течение
более или менее долгого времени.
Впечатление, образующее представление, в
подлинном смысле начертывается и отпечатывается на
органе, поскольку память может вновь вызвать его
по желанию особи и сделать вновь ощутительным.
Таков, по моему мнению, вероятный механизм
образования представлений, посредством которого
мы можем вызывать их перед собой по желанию, пока
время, изгладив и слишком ослабив их черты, не
лишит нас возможности вспомнить их.
Пытаться определить, каким образом
возбужденные движения нервного флюида начертывают и
запечатлевают представление на органе ума, значило бы
подвергать себя опасности стать виновным в одном
из многих злоупотреблений, обязанных
воображению; можно лишь утверждать, что предполагаемый
флюид является подлинным фактором в деле наброска
и оттиска представления; что каждый род ощущения
сообщает данному флюиду особый вид колебания
и, следовательно, ставит его в необходимость давать
на органе каждый раз особые отпечатки; что, наконец,
интересующий нас здесь флюид действует на такой
нежный, такой мягкий орган и притом содержится
в таких узких промежуточных пространствах, в таких
маленьких полостях, что получает возможность
оставлять на их нежных стенках более или менее
глубокие следы каждого вида возбужденного в нем
движения.
Не известно ли, что в старческом возрасте
индивидуума орган ума утрачивает часть своей нежности
24 Философия зоологии, т. II

370
ФИЛОСОФИЯ зоологии
и мягкости, и представления запечатлеваются
труднее и менее глубоко, что все более и более
слабеющая память вызывает исключительно давно
запечатленные представления, так как в эпоху своего
возникновения они отпечатывались легче и были более
глубоки?
Кроме того, разве в вопросе органического
явления представлений не сводится все единственно
к отношениям между подвижными жидкостями и
содержащим эти жидкости специальным органом?
Да и какой другой флюид, если не тончайший
незримый флюид нервов, весьма сходный с электричеством,,
может произвести столь быстрые действия, как
представления и все вообще умственные акты? И какой
другой орган, если не головной мозг, лучше отвечает
всем этим сложным операциям?
Таким образом, простое, или непосредственное,.
представление образуется в том случае, если флюид
нервов, придя в возбуждение от какого-нибудь
внешнего впечатления или внутренней боли, отнесет
полученное возбуждение к очагу ощущений и отсюда при
передаче того же возбуждения в орган ума найдет
открытую дорогу или подготовленный вниманием
орган.
Как только эти условия выполнены,
впечатление сейчас же получает свой оттиск на органе,
представление осуществляется и в тот же момент
становится ощутительным по причине возбуждения
внутреннего чувства индивидуума; наконец, то же
представление может вновь делаться ощутимым (но
в более слабой степени) благодаря памяти всякий раз,

РАЗУМ
371
как индивидуум по собственной способности действия
направляет нервный флюид по сохраняющимся
следам данного представления.
Всякое представление, вызванное памятью,
бывает, следовательно, далеко не таким ясным, как при
своем образовании, вследствие того, что в этом
случае акт, делающий его ощутительным для особи,
уже не является результатом наличного ощущения.
Сложные представления
Я называю сложным, или непрямым,
представлением то, которое не проистекает непосредственно от
ощущения того или другого предмета, но
является следствием умственного акта, производимого над
ранее приобретенными представлениями.
Разумный акт, дающий место образованию
сложного представления, всегда бывает суждением, и это
суждение само является или следствием, или
определением отношений. Между прочим, данный акт
я считаю за результат среднего движения,
приобретаемого нервным флюидом, когда направляемый
внутренним чувством этот флюид разделяется на
несколько масс, пробегающих каждая по следам
некоторых ранее запечатленных представлений,—масс,
претерпевающих в своем колебательном движении
множество частных преобразований и по своем
последующем воссоединении слагающих свои частные
движения в упомянутое среднее движение.
Следовательно, посредством вышеуказанного
движения нервного флюида—движения, составляющего
24*

372
ФИЛОСОФИЯ зоологии
подлинный результат сопоставленных
представлений или искомых между ними отношений,—данный
тончайший флюид оставляет свои отпечатки на
органе и в тот же момент относит результат их к
внутреннему чувству индивидуума.
Таковы, по моему мнению, физическая причина
и частный механизм образования сложных
представлений всякого рода. Эти сложные представления
весьма отличаются от простых, поскольку они не
являются результатом непосредственно вызванного
ощущения или произведенного на одно из наших
чувств впечатления; поскольку они берут источник из
нескольких ранее уже запечатленных представлений
и, наконец, поскольку они составляют единственно
продукт умственного акта, помимо какого бы то ни
было участия со стороны чувствительной системы.
Между актом разума, образующим суждение со
следствием в виде сложного представления, и так
называемым воспоминанием, или актом памяти,
заключающимся исключительно в том, чтобы вызвать
во внутреннем чувстве индивидуума наличие
известных представлений, разница состоит в том, что
в первом случае употребленные представления
служат действию, приводящему к определенному
результату, иначе говоря, к новому представлению, тогда
как во втором употребленные представления не
служат никакому особому действию, не ведут ни
к какому новому представлению, но просто-напросто
становятся ощутительными для индивидуума.
Если верно, что эмоции нашего внутреннего
чувства дают нам силу и способность действовать и поз-

РАЗУМ
373
воляют нам приводить в движение наш нервный
флюид и направлять его по следам различных
представлений, запечатленных на разных частях
получившего их органа, должно быть очевидно, что данный
тонкий флюид, проходя по следам того или другого
представления, претерпевает своеобразные
изменения в характере своих возбужденных движений.
Отсюда можно заключить, что, если нервный флюид
просто относит это частное изменение своего
возбужденного движения к внутреннему чувству особи,
он достигает только того, что делает представление
явным и ощутительным сознанию данного
индивидуума; если же вместо того, чтобы проходить по
чертам или образу единого представления, указанный
флюид разделяется на несколько масс,
направляющихся каждая на особое представление, если затем
эти массы вновь соединяются в одно целое,—среднее
движение, получающееся в результате в общей массе
запечатлевает в органе новое и сложное
представление и относит затем его к сознанию индивидуума.
Если мы образуем сложные представления из
простых уже существующих представлений, мы имеем
после отпечатка их в нашем органе сложные
представления первого порядка; очевидно также, что,
сопоставляя сразу несколько сложных представлений
первого порядка теми же органическими средствами,
которыми мы пользовались при сравнении нескольких
простых представлений, мы получаем в итоге
суждение, из которого образуем новое представление, и это
последнее составляет сложное представление
второго порядка, поскольку оно происходит из несколь-

374
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ких сложных ранее приобретенных представлений
первого порядка. Понятно, что таким путем сложные
представления различных порядков могут
увеличиваться почти до бесконечности, примером чего служит
большинство наших рассуждений.
Так образуются в органе ума различные
физические акты, дающие место явлениям сравнений,
частных суждений, анализа представлений, наконец,
заключений, и эти разные акты не что иное,
как действия над ранее запечатленными
представлениями,—действия, выполняемые путем средних
движений, приобретаемых нервным флюидом при встрече
с образами, или чертами; а так как эти действия над
заранее запечатленными представлениями и даже
над группами представлений, сопоставляемых
последовательно или в целом, представляют лишь
искомые мыслью и при помощи внутреннего чувства
отношения между представлениями любого порядка,—
данные действия имеют своим конечным итогом то,
что мы называем суждениями, следствиями,
заключениями и т. д.
Тем же физическим путем происходят умственные
явления (правда, принадлежащие к более низкому
порядку, но вполне аналогичные только что
описанным) и в высших животных, поскольку последние
получают представления и способны сравнивать их
и выносить суждения. Представления у этих
животных, следовательно, в действительности бывают
изображены и отпечатаны в органе, служащем местом
их образования, тем более что данные животные, как
.это очевидно, обладают памятью и притом позво-

РАЗУМ
375
ляют часто наблюдать их грезящими во сне, т. е.
испытывающими непроизвольные возвращения своих
представлений.
Что касается знаков, столь необходимых для
передачи представлений и имеющих своим назначением
главным образом увеличить число этих
представлений, я вынужден ограничиться здесь простым
замечанием о их двойной услуге.26
Кондильяк,—говорит г. Ришеран,—заслужил
бессмертную славу, первый открыв и дав бесспорные
доказательства, что знаки одинаково необходимы
как для образования представлений, так и для их
выражения.
Я сожалею, что рамки этого труда не позволяют
мне достаточно подробно коснуться затронутого
здесь вопроса и доказать, что в употребленном
выражении содержится явная ошибка, заставляющая
принять, что знак необходим для непосредственного
образования представления, тогда как для такого
заключения нет никакого основания.
Я не меньше, чем г. Ришеран, преклоняюсь перед
талантом, глубокими мыслями и открытиями Кон-
дилъяка, но я убежден, что знаки, без которых мы
не можем обойтись при передаче представлений,
нужны для образования большинства приобретаемых
представлений исключительно как неминуемое
средство для умножения их числа, но вовсе не потому, что
они будто бы принимают участие в их образовании.
Язык, без сомнения, не менее полезен для мысли,
чем для речи; приходится с приобретенными
понятиями связывать условные знаки, чтобы эти понятия

376
ФИЛОСОФИЯ зоологии
не стояли особняком, чтобы у нас была возможность
соединять их, сравнивать, высказываться о них.
Но данные знаки только подмога, только средство,
словом, бесконечно полезный вспомогательный прием
при мышлении, но отнюдь не непосредственная
причина образования представлений.
Роль всяких знаков ограничивается
исключительно помощью нашей памяти в приобретенных
давних и свежих понятиях предоставлением нам
возможности вызывать их (одно за другим или по
нескольку сразу) и через это облегчением нас в
образовании новых представлений.
Кондилъяку удалось как нельзя лучше доказать,
что без знаков человек никогда не сумел бы расширить
круг своих представлений настолько, насколько это
сделано им, и не смог бы дальше действовать в том
же направлении, как действует еще и поныне, но из
этого вовсе не следует, что знаки сами по себе
являются элементами представлений.
Мне жаль, конечно, что я не имею возможности
поднять прения по этому важному вопросу, как это
следовало бы сделать, но, я надеюсь, кто-нибудь
усмотрит ошибку (к сожалению, только указанную
мною) и внесет в нее полную ясность. Тогда, наряду
с признанием всего, чем мы обязаны искусству
знаков, явится в то же время убеждение, что это
все-таки только искусство и поэтому чуждо природе.
Даю заключение приведенных в этой главе
наблюдений и рассуждений.
1° Различные разумные акты для своего
выполнения нуждаются в специальном органе или даже в осо-

РАЗУМ
377
бой системе органов, как требуется особый орган
для производства чувства, особый—для движения
частей, особый—для дыхания и т. д.
2° Единственной действующей причиной в
выполнении умственных актов в указанном органе служит
своими движениями нервный флюид, сам же орган
остается пассивным, но способствует, благодаря
разнообразию своих частей и сохраняемых на них
отпечатков, разнообразию операций,—разнообразию,
не подлежащему реальной оценке, поскольку оно
увеличивается до беспредельности по мере того, как
упражняется орган.
3° Материалом для всех умственных операций
служат приобретенные представления; с помощью
этого материала индивидуум, привыкший
упражнять свой ум, получает возможность постоянно
образовывать себе новые представления; средство же,
которым располагает человек для распространения
таким путем круга своих представлений, заложена
единственно в искусстве знаков, облегчающем работу
памяти; это искусство сумел развить^ один только
человек; оно совершенствуется им изо дня в день
и без него его представления необходимо
оставались бы очень ограниченными.
Теперь, чтобы лучше осветить только что
упомянутые предметы, я перейду к рассмотрению
основных актов разума, актов первого порядка, от которых
происходят все остальные.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Об основных актах разума, или актах первого порядка,
от которых происходят все остальные
Предметы, которые я предполагаю обсудить
в этой главе, слишком обширны, чтобы я имел
возможность, не выходя из поставленных себе рамок,
исчерпать все связанные с ними соображения и весь
представляемый ими интерес. Поэтому я
ограничиваюсь в отношении их намерением показать, каким
образом каждый мыслительный акт, как и каждое
вытекающее отсюда явление получают свой источник
в физических причинах, обзор которых дан был мной
в предшествующей главе.
Специальный орган, дающий место изумительным
явлениям разума, далеко не ограничен единственной
исполнительной функцией; он явно несет четыре
основные функции, и по мере его развития каждая
из них или становится все шире и мощнее, или
подразделяется на множество других, так что у
индивидуумов с чрезвычайно развитым умственным органом
мыслительные способности достигают большого
числа и многие становятся почти беспредельными.
Примером последнего случая может послужить
один только человек, и не потому ли он один (бла-

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
379
годаря высоте своих умственных способностей) мог
отдаться изучению природы, признать и
восхититься постоянным порядком, дойти даже до открытия
некоторых законов природы и, наконец, подняться
мыслью до Высшего Творца всего
существующего.
Основные функции органа ума в количестве
четырех дают место четырем же родам весьма различных
актов, а именно:
1° Акт, составляющий внимание.
2° Акт, дающий место мысли, от которой
рождаются сложные представления всех порядков.
3° Акт, вызывающий ранее приобретенные
представления и носящий название воспоминания, или
памяти.
4° Наконец, акт, составляющий суждения.
Приступим же к исследованию, чем являются
в действительности умственные акты, составляющие
внимание, мысль, память и суждения. Мы увидим,
что эти четыре рода актов явно играют роль
основных, т. е. являются образцом или источником всех
других интеллектуальных актов, и неудобно было
бы помещать здесь, в первом ряду, волю, являющуюся
не чем иным, как следствием известных суждений,
.желание, составляющее лишь почувствованную
моральную потребность, и ощущения, вовсе не
относящиеся к умственной деятельности.
Я сказал, что желание—только потребность или
следствие почувствованной потребности, имея в виду,
что потребности должны делиться на физические ж
моральные.

380
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Потребности физические рождаются вслед за
каким-нибудь ощущением; сюда относятся:
потребность избавиться от страдания или неприятного
чувства, потребность утолить голод, жажду и пр.
Потребности моральные рождаются от мыслей;,
ощущения здесь не принимают участия; сюда
относятся: потребность в искании наслаждения или
благосостояния, потребность безопасности,
потребность удовлетворения своего интереса, своего
самолюбия, какой-нибудь страсти, какого-нибудь
влечения и т. д.; желание входит в этот же
порядок.
Потребности того и другого рода, по мере того
как индивидуум начинает чувствовать их, действуют
на внутреннее чувство последнего, и данное чувство
немедленно приводит в движение нервный флюид,
способный произвести как физические, так и мораль-
ные действия, ведущие к их удовлетворению.
Рассмотрим теперь особо каждую из способностей
первого порядка, составляющих в своем целом ум,
или рассудок.
О ВНИМАНИИ
(первой основной умственной способности)
Здесь мы имем дело с одним из важнейших
предметов изучения; занявшись им, можно дойти до
понимания, как образуются представления и все
умственные акты и каким образом они становятся
следствием чисто физических причин; речь идет о
внимании.
Посмотрим же, что такое внимание; посмотрим,,

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
381
подтвердят ли известные факты определение, которое
я ему сейчас дам.
Внимание—особый акт внутреннего
чувства,совершающийся в умственном органе и предоставляющий
последнему случай выполнить любую из его функций;
без этого акта ни одна функция органа не может иметь
место. Таким образом, внимание само по
себе—операция отнюдь не ума, а внутреннего чувства, только
что подготовившего мыслительный орган или какую-
нибудь часть его к выполнению их актов.
Можно сказать, что это есть усилие внутреннего
чувства индивидуума, вызываемое иногда
потребностью, возникающей вслед за испытанным
ощущением, и иногда желанием, порождаемым
представлением или мыслью, приходящей на память. Это
усилие, передающее и направляющее имеющийся
в его распоряжении участок нервного флюида к
умственному органу, напрягает и подготовляет ту или
другую часть последнего и дает ей возможность или
сделать ощутительными такие-то уже заранее
начертанные здесь представления или получить отпечаток
новых представлений, какие индивидуум имел случай
образовать.
Для меня ясно до очевидности, что внимание
отнюдь не является ощущением, как это утверждает
г. сенатор Гара*27; это—и не представление, и не
какая-нибудь работа над представлениями;
следовательно, это также и не волевой акт, поскольку послед-
* Programme des legons sur Panalyse de l'entendement,
pour l'Ecole normale, стр. 145.

382
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ний всегда бывает следствием суждения; но это акт
внутреннего чувства индивидуума, чувства,
подготавливающего известную часть мыслительного органа
к какой-нибудь умственной операции и делающего
в этом случае данную часть способной получить
отпечатки новых представлений или сделать для
индивидуума ощутительными и имеющимися налицо
ранее начертанные на ней представления.
Я могу действительно доказать, что
мыслительный орган не подготовлен указанным усилием
внутреннего чувства, носящим название внимания;
никакое ощущение не в состоянии проникнуть сюда,,
а если и проникнет—не даст здесь никакого
отпечатка; оно лишь слегка коснется органа и не
породит представления, и не сделает ощутительным ни
одного из ранее находившихся здесь начертанных
представлений.
Я имел веские основания сказать: если всякое
представление (по крайней мере вначале)
происходит от ощущения, не всякое ощущение необходима
дает представление. Ссылка на ряд хорошо
известных фактов будет достаточной, чтобы установить
основательность только что сказанного.
Когда вы размышляете или ваша мысль занята
чем-нибудь посторонним, хотя бы ваши глаза были
и открыты, хотя бы находящиеся перед вами
предметы все время действовали на ваше зрение
посылаемым ими светом, вы не видите ни одного из
этих предметов, вернее, вы не различаете их, потому
что усилие, составляющее ваше внимание, направляет
тогда имеющийся в его распоряжении отдел нервного

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
38а
флюида на черты занимающих вас представлений
и часть вашего мыслительного органа, способная
воспринять впечатление ощущений, идущих к вам
со стороны внешних предметов, оказывается в этом
случае совершенно не подготовленной к получению
этих ощущений. Равным образом действующие на
вас со всех сторон внешние предметы не вызывают
в вас никакого представления.
Действительно, ваше внимание, направленное
тогда на другие пункты вашего органа, где в
начертанном виде находятся занимающие вас
представления и где, быть может, вы начертываете еще новые
сложные представления вашими размышлениям^
приводит эти другие пункты в состояние
напряжения, или подготовки, необходимой для порождения
ваших мыслей. Таким образом, в данных условиях,
хотя ваши глаза и открыты и получают впечатление
от внешних действующих на них предметов, вы не
образуете никакого представления, так как
происходящие при этом ощущения не достигают вашего
умственного органа, не подготовленного к принятию
их. Равным образом вы не слышите, вернее, не
различаете тогда и шумов, действующих на ваше ухо.
Наконец, если вам говорят (хотя бы отчетливо
и громко), в то время как ваша мысль поглощена
каким-нибудь частным предметом, до вашего слуха
доходит решительно все и, однако, вы ничего не
охватываете и совершенно не понимаете, что вам говорят,
так как ваш орган не был подготовлен вниманием
к получению сообщаемых вам представлений.
Сколько раз, вероятно, вам случалось удивляться,

384
ФИЛОСОФИЯ зоологии
что вы прочли целую страницу какого-нибудь труда,
думая о постороннем предмете, и, читая без
пропусков, ничего не удержали в уме из прочитанного.
В подобных случаях такая сосредоточенность
ума на каком-нибудь одном предмете получает
название рассеянности.
Но если ваше внутреннее чувство, движимое
потребностью или каким-нибудь интересом, внезапно
дало направление вашему нервному флюиду к пункту
вашего мыслительного органа, куда передается
ощущение такого-то созерцаемого вами предмета, такого-
то поражающего ваш слух шума или такого-то
осязаемого вами тела, и ваше внимание
подготовляет упомянутый пункт к принятию ощущения от
действующего на вас предмета, у вас тотчас же
слагается то или другое понятие об этом предмете, и вы
получаете даже все представления, какие могут
запечатлеть в вас форма, размеры и другие качества
данного предмета, если вы уделите всему этому
достаточно внимания.
Следовательно, одни только замеченные ощущения,
т. е. те, на которых остановилось внимание, порождают
представления: отсюда всякое без исключения
представление есть подлинный продукт замеченного
ощущения, иначе говоря, акта, подготовляющего
умственный орган к принятию характерных черт
данного представления, и всякое ощущение, остающееся
незамеченным, т. е. не находящее для себя
умственного органа, подготовленного вниманием к
получению ощущения, не способно образовать никакого
представления.

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
385
Млекопитающие животные имеют те же чувства,
что и человек, и подобно ему получают ощущения
от всего действующего на них. Но так как они не
задерживаются на большинстве этих ощущений,
не сосредоточивают на них своего внимания и
замечают только непосредственно относящиеся к их
обычным потребностям, эти животные имеют лишь
очень ничтожное число представлений, почти всегда
одинаковых, так что их представления, можно
сказать, совсем или почти не меняются.
Равным образом, за исключением предметов,
способных удовлетворить их потребностям и
вызывающих в них представления (как предметы, замечаемые
ими), все остальное как бы не существует для этих
животных.
В их глазах, будет ли это собака или кошка,
лошадь или медведь и пр., природа не представляет
никакого чуда, никакого любопытного предмета,
словом, ничего интересного, если это не служит
непосредственно их потребностям или их чувству
довольства; все остальное эти животные видят не
замечая, т. е. не останавливая на нем внимания
и, следовательно, не получая никакого
представления.
Иначе и быть не может, пока внешние
обстоятельства не понудят животное внести большее
разнообразие в работу своего ума, подвинуть вперед
развитие несущего эту работу органа и приобрести в силу
необходимости представления, не принадлежащие
к разряду тех, что возникли в нем под влиянием его
обычных потребностей. В данном отношении доста-
25 философия зоологии, т. II

386
ФИЛОСОФИЯ зоологии
точно хорошо известны результаты насильственного
обучения известных животных.
Я имел, следовательно, основание сказать, что
данные животные почти ничего не различают в том,
что видят, и что все не замечаемое ими как бы ничто
или не существующее для них, хотя бы большинство
окружающих их предметов и действовало на их
чувства.
Какой луч света бросает этот обзор способностей
и употребления внимания на причину того, что
животные, владеющие теми же чувствами, что и человек,
имеют, однако, так мало представлений, так мало
думают и всегда подчинены одним и тем же привычкамі
Говорить ли? А сколько людей, для которых почти
все предлагаемое их чувствам природой остается
также почти ничем или несуществующим, потому что
они подобно животным относятся без внимания к этим
предметам! Между тем такой способ употребления
своих способностей и ограничения своего внимания
незначительным числом интересующих предметов
ведет к тому, что эти люди исключительно мало
дают упражнения своему уму, почти не вносят
разнообразия в содержание своих мыслей, имеют, как
и упомянутые сейчас животные, только очень
ничтожное количество представлений и в сильной степени
подчинены власти привычки.
В самом деле, потребности человека, которого
воспитание не приучило своевременно упражнять свой
ум, простираются только на то, что этому человеку
кажется необходимым для его сохранения и его
физического благополучия, но они бывают крайне огра-

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
387
ничены в отношении его морального состояния.
Образующиеся в нем представления почти сводятся
к одним понятиям выгоды, собственности и некоторых
физических наслаждений; они поглощают все его
внимание, направленное на небольшое количество
предметов, порождающих и питающих их.
Разумеется, все, чуждое физическим потребностям
данного человека, его представлениям] выгоды и
представлениям некоторых физических и крайне
ограниченных моральных удовольствий, составляет для
него ничто или просто не существует для него, потому
что он никогда не замечает всего этого и не способен
замечать, поскольку, в силу отсутствия у него
привычки к# новым мыслям, ничто постороннее
указанным предметам не в состоянии его затронуть.
Наконец, самое воспитание, так изумительно
развивающее ум человека, становится в данном
отношении действенным и достигает цели только потому,
что приучает получающего его упражнять свою
способность мыслить и сосредоточивать свое внимание
на бесконечно разнообразных и многочисленных
действующих на его чувства предметах, на всем, что
может увеличить его физическое и моральное
благополучие и, следовательно, на его истинной пользе
в сношениях с другими людьми.
Обращая свое внимание на различные действующие
на его чувства предметы, человек научается отличать
одни предметы от других и устанавливать разницу
между ними, определять их взаимоотношения и част^
ные свойства каждого из них: отсюда берут начало
физические и естественные науки.
25*

388
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Равным образом, останавливая свое внимание
на своем личном интересе в сношениях с другими
людьми и на том, что можно найти поучительного
для них, человек составляет себе моральные понятия
как о правилах поведения в различных возможных
положениях его общественной жизни, так и о
средствах продвинуть вперед полезные знания: отсюда
берут начало политические и моральные науки.
Итак, получаемая от воспитания привычка
упражнять свой ум и вносить разнообразие в свои мысли
необыкновенно развивает в человеке способность
сосредоточивать внимание на огромном количестве
разных предметов, делать частные и общие сравнения,
выносить высокой степени правильные суждения
и умножать свои понятия всякого рода, особенно
свои сложные представления. Наконец, та же
привычка упражнять ум дает человеку возможность
в случае благоприятных условий его жизни
расширить свои познания, увеличить и направить свой
талант, словом, приобрести широкий кругозор,
охватить мыслью почти бесконечное множество предметов
и найти в своей умственной деятельности самые
прочные и дающие наибольшее удовлетворение радости.
Я закончу эту тему указанием, что внимание, хотя
и обязано своим действием внутреннему чувству,
которое одно только и в состоянии дать ему место,
будучи движимо большею частью моральной
потребностью, составляет тем не менее одну из
существенных умственных способностей, поскольку оно
совершается исключительно в органе, порождающем эти
способности; что в силу такого положения вещей поз-

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
389
волительно думать, что всякое существо, лишенное
указанного органа, не в состоянии было бы выполнить
ни одного акта, т. е. не смогло бы оказать внимания
ни одному предмету.
Эта статья о внимании заслуживала того, чтобы
быть несколько пространной, так как я считал очень
важным осветить затрагиваемую в ней тему, и к тому
же я твердо убежден, что без познания условия,
необходимого для возникновения представления из
ощущения, никогда не удалось бы схватить все
относящееся к образованию понятий, мыслей, суждений
и пр., ни тем более причину, вынуждающую
большинство животных, имеющих те же чувства, что и у
человека, ограничиваться крайне малым числом
представлений, вносить в них разнообразие лишь с
большим трудом и оставаться подвластными влияниям
привычек.
Необходимо, следовательно, признать на
основании изложенного мною, что никакое действие
умственного органа не может быть осуществлено, если
указанный орган не подготовлен к этому вниманием;
что наши понятия, наши мысли, наши суждения
и наши размышления выполняются лишь постольку,
поскольку орган исполнения этих актов
непрерывно поддерживается в нужном для этого
состоянии.
Будучи действием, в котором главная роль
принадлежит нервному флюиду, внимание (пока оно
в силе) поглощает известное количество указанного
флюида. При своем же слишком продолжительном
действии оно утомляет и до такой степени изнуряет

390
ФИЛОСОФИЯ зоологии
индивидуума, что в соответствии с этим страдают
и все прочие функции его органов. Так, у людей, много
думающих, постоянно размышляющих и привыкших
почти беспрерывно сосредоточивать свое внимание на
интересующих их предметах, пищеварительные
функции и мышечные силы бывают ослаблены.
Перейдем теперь к исследованию мысли, этой
второй способности разума, являющейся первым
и наиболее общим действием последнего.
О МЫСЛИ
(второй основной умственной способности)
Мысль—самый общий акт разума,потому что после
внимания, благодаря которому происходит
выполнение самой мысли и всех прочих умственных актов,
акт мысли включает в себя в действительности все
остальные акты, но, несмотря на это, заслуживает
особого различения.
На мысль следует смотреть как на действие,
выполняющееся в умственном органе с помощью
движений нервного флюида и над ранее приобретенными
представлениями, причем возможны такие случаи:
или указанные представления делаются просто
ощутительными для индивидуума без каких-либо
сопутствующих изменений (как в актах памяти), или
производится сравнение между различными видами этих
представлений для получения суждений или
нахождения их отношений, являющихся в данном случае
теми же суждениями (как при рассуждениях), или
дроизводится методическое деление и разложение

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
391
данных представлений (как при анализе), или,
наконец, по данным представлениям, играющим роль
образцов или контрастов, строятся новые
представления, а по этим последним следующие (как в
действиях воображения).
Не есть ли всякая мысль акт памяти или суждение?
Таково было мое предположение вначале, и в этом
случае мысль не была бы особой умственной
способностью, отличной от воспоминаний или суждений.
Однако я думаю, что этот акт ума следует поместить
в число специальных и основных умственных
способностей, поскольку мысль, составляющая
размышление, т. е. состоящая в рассмотрении или
исследовании предмета, есть нечто большее, чем акт памяти,
и в то же время не представляет еще суждения.В самом
деле, сравнения и изыскания отношений между
представлениями не составляют простых воспоминаний, ни
тем более суждений, и все-таки данные мысли всегда
заканчиваются одним или несколькими суждениями.
Поэтому хотя все умственные акты и сводятся
к мыслям, однако на самую мысль можно смотреть
как на результат особой умственной способности,
поскольку ее известные акты не составляют ни просто
памяти, ни в положительном смысле суждений.
Принимая за верное, что все умственные операции
являются мыслями, мы должны принять также за
неменыпую истину, что материалом в этих операциях
служат представления и что единственной
непосредственно действующей силой здесь является нервный
флюид, как это было уже выяснено мною в
предшествующей главе.

392
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Будучи умственным актом, выполняемым над
заранее приобретенными представлениями, мысль
одна только и может дать место суждениям,
заключениям и, наконец, актам воображения. Во всем
этом представления всегда играют роль материала
действия, а внутреннее чувство индивидуума такую
же постоянную роль причины возбуждения и
направления действия при посредстве приводимого в
движение в гипокефале нервного флюида.
Данный умственный акт производится иногда
вслед за каким-нибудь ощущением, которое дало
место представлению, а это последнее—желанию, но
чаще всего он выполняется без всякого
непосредственно предшествующего ощущения, так как уже
одного воспоминания о представлении,
порождающем моральную потребность, бывает достаточно,,
чтобы привести в движение внутреннее чувство и
побудить его к выполнению действия.
Таким образом, мыслительный орган выполняет
ту или другую из своих функций иногда под
непосредственным влиянием внешней причины, ведущей за
собой какое-нибудь представление, которое в свою
очередь движет внутреннее чувство индивидуума;
иногда же этот орган становится активен сам по
себе, как, например, в том случае, когда вызванное
памятью представление порождает желание или
моральную потребность, а следовательно, и эмоцию
внутреннего чувства, которое и приводит к
выполнению одного или нескольких непосредственно
следующих друг за^ другом мыслительных актов.
Никакая мысль, как и всякое другое действие

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
зэа
тела, не может быть выполнена без возбуждения
внутреннего чувства, так что, за исключением
органических движений, существенных для сохранения
жизни, все акты ума, как и связанной с умственной
деятельностью нервной системы, неизменно
вызываются внутренним чувством индивидуума и должны
действительно рассматриваться как продукт
указанного чувства.
Из этих замечаний следует, что мысль, будучи
действием, осуществляется исключительно в том
случае, если внутреннее чувство побудит к ее
выполнению нервный флюид в гипокефале, что данный
флюид, приводимый в движение в частях мозговой
мякоти, при неизбежно пассивном состоянии
последней является единственным активным телом в
выполнении этого действия.
В самом деле, существо, одаренное умственным
органом, способное привести в движение свой
нервный флюид эмоцией своего внутреннего чувства
и направить этот флюид по запечатленным чертам
такого-то уже приобретенного представления, тотчас
же получает ощущение от данного частного
представления, производя вышеуказанное действие. А это
действие и составляет мысль (правда, очень простую)
и одновременно акт памяти. Если* же индивидуум
делает для себя ощутительным не одно, а несколько
представлений и производит над ними известные
операции, он образует в этом случае мысли менее
простые и более пространные, и в состоянии
произвести,таким образом,различные умственные акты и даже
длинный ряд таких актов.

394
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Следовательно, мысль есть действие, способное
усложняться большим количеством других подобных
же действий, выполняемых одно за другим (иногда
почти одновременно), и охватывать значительное
число представлений всех порядков.
В своих операциях мысль охватывает не только
наличные представления, т. е. уже начертанные
в органе, но может произести, кроме того, и не
существовавшие раньше. Результаты сравнений,
отношения, установленные между различными
представлениями, наконец, продукты воображения дают для
индивидуума столько новых представлений, сколько
сможет породить, отпечатать в его органе и тут же
передать внутреннему чувству его мысль.
Например, суждения, получающие также название
заключений, поскольку они представляют следствия
выполненных сравнений и законченных вычислений,
являются одновременно мыслями и последующими
актами мыслей.
То же самое относится к рассуждениям, так как
известно, что рассуждением называют несколько
заключений, выведенных одно за другим из сравнения
представлений; будучи же только рядами следствий,
данные рассуждения опять-таки являются мыслями
и последующими мыслительными актами.
Из всего этого следует, что всякое существо, не
имеющее ни одного представления, не способно
выполнить ни одной мысли, ни одного суждения, ни тем
более рассуждения.
Размышлять—это значит выполнять ряд мыслей,
это значит проникать мыслью за мыслью или в отно-

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
395
шения между несколькими исследуемыми
предметами, или в различные представления, какие можно
получить от одного единственного предмета.
Конечно, и один предмет может навести разумное
существо на ряд различных представлений: о массе,
величине, форме, окраске, плотности данного
предмета и т. д.
Если индивидуум делает для себя ощутительными
разные такие представления, не имея налицо
предмета, мы говорим: он думает об этом предмете, и
действительно, данный индивидуум подлинно выполняет
в отношении этого предмета одну или несколько
следующих одна за другой мыслей; когда же предмет
налицо, мы говорим об индивидууме, что он
наблюдает предмет, что он его исследует с целью извлечь
из него все представления, какие метод наблюдения
и способность внимания данного человека позволяют
ему получить.
Подобно тому как мысль работает над
непосредственными представлениями, т. е. получаемыми
через замеченные ощущения, так же работает она
и над представлениями сложными, принадлежащими
индивидууму.
Итак, содержанием мысли или ряда мыслей может
быть как один, так и несколько различных
вещественных предметов; но тем же содержанием может
послужить также одно сложное представление или
несколько представлений этого рода. И вот g
помощью мысли индивидуум может получить одни и
другие из этих представлений, еще несколько новых—
и так до бесконечности, На этой почве рождается

396
ФИЛОСОФИЯ зоологии
воображение, берущее свой источник в привычке
мыслить и образовывать сложные представления
и способное создавать по сходству или по
аналогии особого рода представления, для которых
представления, происходящие от ощущений, являются
только образцами.
Здесь я останавливаюсь, совершенно не имея
в виду анализа представлений, уже произведенное
более умелыми и более глубоко мыслящими людьми;
моя цель достигнута уже тем, что я показал
истинный механизм образования представлений и
мыслей в умственном органе при возбуждениях
внутреннего чувства индивидуума.
Я добавлю только, что внимание постоянно
сопровождается мыслью, так что с прекращением одного
тотчас же исчезает и другая.
Я добавлю еще, что мысль, будучи действием,,
требует расхода нервного флюида и поэтому при
слишком продолжительном своем действии она
утомляет, изнуряет и наносит ущерб всем другим
органическим функциям, особенно пищеварительным..
Закончу следующим не лишенным, как мне
кажется, основания замечанием: свободный отдел
нашего нервного флюида увеличивается или
уменьшается в связи с известными обстоятельствами, так
что иногда он является обильным и более чем
достаточным для производства долгого процесса внимания
и мышления, иногда же он является в недостаточном
количестве и может доставить средства для
выполнения ряда умственных актов лишь за счет функций
других органов тела.

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
397
Отсюда—эти чередования между живостью и
вялостью мысли, упоминаемые Кабанисом; отсюда—эта
легкость поддержать внимание и выполнить ряд
мыслей в одно время и трудность этого—в другое.
В состоянии слабости как следствия болезни или
результата возраста желудочные функции
затруднены и для своего выполнения требуют большой
затраты нервного флюида. И если во время этой
работы желудка вы остановите нервный флюид,
направлявшийся на помощь пищеварительным
функциям, и заставите его отойти к гипокефалу, иначе
говоря, если вы с большим рвением отдадитесь потоку
мыслей, требующих глубокого и неослабного
внимания, вы тем самым повредите процессу
пищеварения и подвергнете опасности ваше здоровье.
Вечером, когда мы бываем как бы истощены
разнообразными дневными трудами (особенно, находясь
уже не в цвете молодости), имеющаяся в нашем
распоряжении доля нервного флюида оказывается в юб-
щем менее изобильной и менее способной
поддерживать непрерывную работу мысли; утром же,
наоборот, после здорового восстанавливающего сна
свободная часть нервного флюида очень велика и в
состоянии достаточно долго и производительно нести
расходы, вызываемые операциями ума или тела.
Наконец, чем больше вы потребляете нервного флюида
на умственные операции, тем меньше остается у вас
оил на труды и упражнения тела и vice versa.
Итак, по ряду указанных и многих других причин
в нашей большей или меньшей способности связно
думать, размышлять, рассуждать и особенно поль-

398
ФИЛОСОФИЯ зоологии
зоваться воображением наблюдаются значительные
колебания. Среди этих причин далеко не
последнее место занимают перемены в нашем физическом
состоянии и действующие на это состояние
изменения погоды.
Поскольку действия воображения—те же мысли,
уместно высказать здесь несколько слов по этому
поводу.
Воображение
Воображение—это способность творить новые
представления, которые удается приобрести нашему
органу при содействии выполняемых им мыслей,,
когда он богат простыми представлениями и
приобрел привычку образовывать из них сложные.
Умственные операции, дающие место актам
воображения, возбуждаются внутренним чувством
индивидуума; выполняются, как и прочие
мыслительные акты, движениями нервного флюида и
управляются суждениями.
Акты воображения заключаются в составлении
путем сравнения и суждения о ранее приобретенных
представлениях новых представлений по образцу
или по контрасту с первыми: таким образом, с
данным материалом и при посредстве указанных
действий индивидуум может образовать множество
представлений, получающих свой отпечаток в его
мыслительном органе, а с их помощью множество
дальнейших представлений, не имея никаких других границ
в этом беспредельном творчестве, кроме полагаемой
степенью его рассудка.

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
399
Я сейчас сказал, что приобретенные
представления, составляющие материал для актов воображения,
употребляются в последних то в качестве образцов,
то как контрасты.
Рассмотрите, в самом деле, все представления,,
обязанные своим происхождением воображению
человека, и вы увидите, что одни из них (и их
значительное большинство) построены по образцу или простых
представлений, составленных человеком в
результате іполученных им ощущений, или сложных,
образованных им с помощью этих же простых
представлений, тогда как [другие берут свой
источник в контрасте или противоположности простых
или сложных приобретенных человеком
представлений.
В силу того, что человек способен образовать
прочное представление только о предметах или
сообразно предметам, находящимся в природе, era
разум должен был бы ограничиться составлением
этого единственного рода представлений, если бы ему
не была предоставлена возможность принимать
вышеуказанные представления то за образец, то за
противоположность, чтобы таким образом притти к
новому роду понятий.
Таким-то образом, пользуясь
противоположностью или контрастом своих простых представлений,
приобретенных путем ощущений, или сложных,
человек, создав себе идею конечного, вообразил
бесконечное; составив понятие об ограниченной
длительности, вообразил вечность, или длительность
беспредельную; образовав представление о теле.

400
ФИЛОСОФИЯ зоологии
или о материи, вообразил дух, или существо
нематериальное, и т. д. и т. д.
Нет необходимости доказывать, что всякий
продукт воображения, не составляющий контраста с
простым или сложным представлением, полученным (по
крайней мере вначале) путем ощущений,
необходимо имеет своим образцом указанное
представление. Какое множество примеров мог бы я привести
при желании доказать, что всякий раз, как человек
пытается создать те или другие представления,
образцами для него неизменно служат ранее
приобретенные представления или контрасты этих
последних!
Для умственного органа, как и для прочих
органов тела, остается в силе истина, прочно
установленная наблюдением и опытом: чем больше орган
упражняется, тем больше он развивается и тем
шире становятся его способности.
Животные, одаренные умственным органом, тем
не менее не имеют воображения, не имеют потому,
что у них мало потребностей, мало разнообразия
в действиях и, следовательно, мало представлений,
но особенно потому, что они только в редких случаях
образуют сложные представления и всегда только
представления первого порядка.
Но человек, живя в обществе, до такой степени
увеличил свои потребности, что в той же мере должен
был увеличить и свои представления; так что из всех
мыслящих существ он может наиболее свободно
упражнять свой ум, вносить наибольшее
разнообразие в свои мысли и, наконец, образовывать наиболь-

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
401
шее количество сложных представлений; не следует
ли также предположить, что он является
единственным существом, способным к воображению.
Если принять, с одной стороны, что воображение
может существовать исключительно в органе,
содержащем уже множество представлений, и брать свой
источник исключительно в привычке составлять
сложные представления, а с другой—если верно,
что чем больше упражняется умственный орган,
тем больше он развивается и тем шире и
многочисленнее делаются его способности, станет понятным
само собой, что хотя и все люди одарены этой
прекрасной способностью, именуемой воображением, однако
лишь крайне немногие обладают ею в мало-мальски
значительной степени.
Сколько людей (не говоря уже о тех, которые
не получили никакого образования) вынуждены
условиями своего положения и состояния изо дня
в день всю главную часть своей жизни быть заняты
однородными представлениями и исполнять одни
и те же работы, людей, которые вследствие таких
условий почти не имеют случая внести разнообразие
в свои мысли! Их обычные представления вращаются
в узком и почти всегда одном и том же кругу, и эти
люди прилагают исключительно мало усилий к его
расширению, так как их интерес лежит далеко от
этого.
Воображение—одна из прекраснейших
способностей человека: она облагораживает и возвышает
все его мысли и не позволяет ему погрязать в одних
незначащих вещах, одних мелких частностях; пре-
'26 Философия зоологии, т. II

402
ФИЛОСОФИЯ зоологии
восходно развитая она ставит обладающее ею
существо выше· огромного большинства прочих.
В конце концов, гений в человеке не что иное, как
сильное воображение, управляемое тонким вкусом
и строго верным суждением, питаемое и озаряемое
обширными познаниями и сдерживаемое в своих
проявлениях высоко развитым разумом.
Чем была бы литература без воображения! Не
помогут писателю ни совершенная форма
употребляемого им языка, ни чистота выражений и
безукоризненность стиля в его писаниях и рассуждениях,
если у него нет воображения; он холоден, не несет
образов и мыслей, он не трогает, не заинтересовывает,
и все усилия его бесцельны.
Могут ли обойтись без воображения поэзия, эта
прекрасная ветвь литературы, и даже красноречие?
Я со своей стороны смотрю на литературу, этот
прекрасный плод человеческого ума, как на
благородное и высшее искусство трогать, возбуждать
наши страсти, возвышать и возвеличивать наши
мысли, наконец, уносить их за пределы обыденного.
У этого искусства есть свои правила и уставы, но
воображение и вкус остаются единственными
источниками, из которых оно почерпает свои наилучшие
произведения.
Если литература волнует, одушевляет, нравится
и составляет счастье каждого человека, способного
наслаждаться прекрасным, наука в данном
отношении уступает ей, так как просвещает холодно и
сурово, но она имеет над ней то преимущество, что не
только по существу обслуживает все ремесла и дает

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
403
нам наилучшие средства к удовлетворению всех
наших физических потребностей, но и основательно
возвеличивает все наши мысли, показывая нам во
всякой вещи ее действительную сущность, а не то,
что нам хотелось бы в ней видеть.
Предмет литературы—приятное искусство;
науки—собрание всех доступных для нас
положительных знаний.
Поэтому насколько воображение полезно и даже
обязательно в литературе, настолько же оно
чревато опасностью в науке, так как его уклонения
в первой составляют только недостаток вкуса и
рассудительности, тогда как во второй они ведут к
заблуждениям, так что последние почти всегда являются
продуктом воображения, не руководимого и не
ограничиваемого правилами и рассудком, и если эти
ошибки соблазнительны, они причиняют науке
трудно поправимое зло.
Однако без воображения нет гения, а без гения
нельзя открыть ничего другого, кроме простых
фактов, и всегда без удовлетворительных последствий;
А так как наука—свод законов и следствий,
надлежащим образом выведенных из фактов, данных
наблюдением,—гений безусловно необходим как для
установления законов, так и для извлечения следствий;
надо только, чтобы он руководился твердым
суждением и держался границ, которые ему в
состоянии наметить единственно высокая степень
познаний.
Поэтому, хотя и верно, что воображение опасно
в науках, однако оно становится таким только тогда,
26*

404
ФИЛОСОФИЯ зоологии
когда над ним не господствует высоко развитой
и просвещенный разум; во всех же других случаях
око составляет одну из важнейших причин успеха
наших знаний.
Между прочим, единственное средство ограничить
наше воображение с целью сделать безвредными
его уклоны для успеха наших познаний,
это—допустить его работу только в отношении предметов, не
выходящих из пределов природы, потому что только
эти предметы доступны нашему положительному
знанию; различные акты воображения будут в этом
случае тем надежнее, что они явятся следствием
учета огромного числа фактов, относящихся к
рассматриваемому предмету, и величайшей точности
наших суждений.
Я закончу эту статью замечанием: если верно,
что все наши представления взяты нами из природы
и среди них нет ни одного, которое (по крайней мере
вначале) не происходило бы от нее, не менее верно
также, что из данных представлений, пользуясь
нашим воображением и многообразно изменяя их,
мы можем создавать представления, совершенно
чуждые природе; тем не менее эти последние всегда
составляют или контраст с ранее приобретенными,
представлениями, или более или менее искаженные
образы предметов, знакомых нам исключительно из
природы.
В самом деле при известном внимании нельзя
не признать в самых преувеличенных и самых
необыкновенных представлениях человека настоящего
источника их происхождения.

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
405
О ПАМЯТИ
(третьей основной умственной способности)
Память—способность органов, содействующих
умственной работе; воспоминание предмета иликакой-
нибудь мысли—акт этой способности, а местом
выполнения этого изумительного акта является
мыслительный орган, нервный флюид которого составляет
здесь единственную действующую силу,завершающую
все выполнение: вот это-то положение я и намерен
здесь доказать, но предварительно рассмотрим
значение данной способности.
Можно сказать, что память—одна из самых
важных и самых необходимых умственных способностей,
да и что стали бы мы делать без памятиі Что было бы
с нашими разнообразными потребностями, если бы
мы не могли припомнить разные предметы, ставшие
известными нам и назначенные для удовлетворения
данных потребностей?
Без памяти никакой род познания не был бы
доступен человеку; все науки составляли бы для
него абсолютное ничто; он не мог бы культивировать
ни одного искусства; он не способен был бы даже
обладать языком для передачи своих представлений,
а так как человек, чтобы мыслить и даже воображать,
нуждается, с одной стороны, в предварительных
представлениях, а с другой—в выполнении сравнений
между этими разнородными представлениями, он
был бы всецело лишен возможности мыслить и
воображать, не имея памяти. Таким образом, древние,
называя Муз дочерьми памяти, доказывают нам, что

406
ФИЛОСОФИЯ зоологии
они понимали все значение этой умственной
способности.28
В предшествующей главе мы видели, что
представления происходят от испытанных и замеченных
ощущений, что с помощью этих представлений,
запечатленных в нашем органе замеченными ощущениями,
мы в состоянии, образовать новые—непрямые и
сложные. Следовательно, всякое представление без
исключения первоначально исходит из ощущения и нельзя
иметь никакого представления, имеющего другой
источник, как это твердо установлено со времен
Л окка.
Теперь мы покажем, что память может явиться
только с приобретением представлений и,
следовательно, ни один индивидуум не был бы в состоянии
произвести ни одного акта памяти, если бы не имел
уже запечатленных представлений в своем
умственном органе, служащем для них центром.
Если это так, самые совершенные животные и даже
человек могли получить от природы только память,
а отнюдь не предведение, или знание грядущих
событий*.
* Грядущие события и именно те, которые зависят от
простых и во всяком случае несложных причин, подчиняются
законам, известным человеку из изучения природы, могут
предусматриваться человеком и до известной степени даже
заранее определяться им с указанием более или менее
точного срока их наступления. Так, астрономы могут предсказать
затмение или такое-то положение звезды в такое-то время,
но это знание известных ожидаемых фактов сводится здесь
к крайне ничтожному числу предметов. Во всяком случае
человеку может быть известно много и других грядущих фак-

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
407
Без сомнения, человек был бы очень несчастен, если
бы определенно знал, что его ожидает, если бы,
например, ему был известен точный срок конца его жизни
и т. д. и т. д., но подлинное основание того, что он
не обладает этим знанием, конечно, лежит в другом
и именно в том, что природа не могла ему его дать:
это было не в ее силах. Память—только
воспоминание о когда-то бывших фактах, о которых мы могли
составить себе представления; будущее же, наоборот,
должно дать место еще несуществующим фактам
и поэтому об этом будущем мы не можем иметь
никакого представления, исключая факты, относящиеся
к некоторым хорошо изученным областям
соблюдаемого природою в своих действиях порядка.
Посмотрим теперь, каким может быть механизм
удивительной составляющей здесь предмет наших
занятий способности, и постараемся доказать, что
действие неравного флюида, обусловливающее работу
памяти, состоит в том, чтобы, пробегая по
запечатленным следам того или другого ранее приобретенного
представления, принять особую соответствующую
данному представлению форму движения и
результат этого движения довести до внутреннего чувства
индивидуума.
Так как представления—материал всех
умственных актов, то память уже предполагает наличие
представлений, и ясно, что индивидуум, не имеющий
-еще ни одного представления, не мог бы выполнить
тов иного порядка, поскольку он знает, что они будут иметь
место, но он не в состоянии точно определить для них сроки.

408
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ни одного умственного акта. Следовательно,
способность, именуемая памятью, берет свое начало только
в индивидууме, владеющем представлениями.
Память бросает свет на то, чем могут быть
представления, и дает даже понять нам, что такое они
в действительности.
Так как представления, образованные нами путем
ощущений, а наряду с ними и приобретенные актами
мысли, составляют образы или характерные черты,
выгравированные или более или менее глубоко
отпечатанные на какой-нибудь части нашего
умственного органа, то память вызывает их всякий раз,
как наш нервный флюид, движимый внутренним
чувством, встречает на своем пути данные образы, или
черты. Результат этого движения тотчас же
относится нервным флюидом к нашему внутреннему
чувству, и данные представления вновь становятся
ощутительными для нас; так происходят акты
памяти.
Нетрудно понять, что внутреннее чувство,
управляющее нервным флюидом в сообщаемом им ему
движении, может направить его как на одно
какое-нибудь уже запечатленное представление, так
и на группу их, благодаря чему память по
желанию индивидуума, лможет вызвать или единичное
представление или несколько представлений
подряд.
Из сказанного сейчас до очевидности ясно, что,
если бы наши представления (как простые, так и
сложные) не были намечены и более или менее глубоко
врезаны в наш умственный орган, мы не могли бы

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
409*
вызывать их, и никакой памяти, следовательно, не
было бы.
Нас поразило нечто: предположим, что
это—прекрасное здание, охваченное и пожираемое на наших
глазах пламенем. И вот несколько времени спустя
мы в состоянии отлично вызвать в памяти эту
картину, не имея ее уже перед глазами; для этого
достаточен единственно акт нашей мысли.
Что же происходит в нас при этом акте, если не
то, что наше внутреннее чувство, приводя в движение
наш нервный флюид, направляет его в нашем
мыслительном органе по следам, запечатленным в нем
ощущением пожара, причем получаемое нашим нервным
флюидом при пробеге этих частных следов
видоизмененное движение тотчас же относится к нашему
внутреннему чувству и с этого момента данное
представление становится доступным нашему ощущению всякий
раз, как у нас является потребность вызвать его
в памяти, хотя бы оно тогда было выражено и более
слабо, чем в момент самого пожара.
Совершенно так же мы вызываем в своей памяти
образ какого-нибудь человека или того или другого
предмета, когда-то попавшегося нам на глаза и
замеченного нами; так же мы припоминаем и сложные
ранее полученные нами представления.
Что наши представления являются образами или
характерными чертами, запечатленными в какой-
нибудь части нашего мыслительного органа; что наши
представления делаются ощутительными для нас
единственно в том случае, если наш нервный
приведенный в действие флюид относит свое видоизменен-

410
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ное при пробеге указанных черт движение к нашему
внутреннему чувству, настолько верно, что если
во время сна наши желудочные функции окажутся
затруднены или мы подвергнемся какому-нибудь
внутреннему раздражению, наш нервный флюид
приобретет в таком случае движение, которое
распространится до такого головного мозга. Нетрудно
понять, что данный флюид, не управляемый теперь
в своих движениях внутренним чувством, пробегает
без всякого порядка по следам различных
отпечатанных здесь представлений и делает их ощутительными
для нас, но в величайшем беспорядке, чаще всего
искажая их путем их общего смешения и на почве
странных превратных суждений.
При глубоком сне внутреннее чувство, не получая
более эмоций, перестает как бы существовать и,
следовательно, не управляет уже движениями имеющейся
в его распоряжении части нервного флюида. Равным
образом и сам заснувший индивидуум как будто не
существует. Он уже не пользуется чувством, хотя
и сохраняет эту способность; он не мыслит больше,
хотя и не утратил эту возможность; свободная часть
его нервного флюида находится в состоянии покоя
и, так как причина-производитель действий
(внутреннее чувство) не проявляет уже активности,
данный индивидуум не в состоянии произвести
никакого действия.
Но если сон недостаточно глубок из-за какого-
нибудь внутреннего раздражения, действующего на
свободную часть нервного флюида, движения
последнего, происходящие в полушариях головного мозга

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
411
при отсутствии какого бы то ни было управления
со стороны внутреннего чувства, порождают здесь
отрывочные представления, а также беспорядочные
и странные по смешению в них бессвязных
представлений мысли, которые и образуют все разнообразие
наших сновидений в условиях неполного сна.
Эти сновидения, или составляющие их
представления и мысли, не что иное, как запутанные
беспорядочные акты памяти, неправильные движения
нервного флюида в головном мозгу, наконец,
результат бездействия внутреннего чувства во время сна
в управлении движениями нервного флюида,
благодаря чему колебания данного флюида доводят до
ощущения индивидуума представления, не связанные
между собой и чаще всего не имеющие никакого
отношения друг к другу.
Так происходят в нас сновидения, когда вследствие
,ли затрудненного пищеварения или
предшествующего возбуждения наяву от какой-нибудь удачи или
взволновавших нас предметов мы переживаем во
•сне крайнее беспокойство в наших мыслях, т. е.
в нашем нервном флюиде.
Но рассматриваемые здесь беспорядочные акты
всегда производятся или над представлениями, или
по представлениям, полученным заранее и
необходимо запечатленным в мыслительном органе, и
никогда спящий человек не мог бы сделать для себя
-ощутительным несуществовавший раньше в нем
образ, словом, совершенно неведомый ему предмет.
Лицо, с детства заключенное в комнату со светом,
ήροηη^ιοηι,ημ только сверху, и получающее все

412
ФИЛОСОФИЯ зоологии
себе необходимое без сообщения с людьми, конечно,
никогда бы не увидело во сне ни одного из тех
предметов, которые производят такое сильное
впечатление на людей общества.
Таким образом, сновидения объясняют нам
механизм памяти, как память дает нам понятие о
механизме представлений, и когда я становлюсь
свидетелем, как моя собака грезит, лает во сне и дает
недвусмысленные знаки волнующих ее мыслей, у меня
слагается убеждение, что она тоже имеет
представления, как бы они ни были ограничены.
Функции внутреннего чувства могут
прекращаться или нарушаться не только во время сна. И во
время бодрствования иногда сильная и внезапная
эмоция совершенно останавливает деятельность этого
чувства и даже всякое движение свободного участка
нервного флюида; тогда наступает обморок, т. е.
потеря всякого сознания и способности действия;
иногда функции внутреннего чувства могут быть
также остановлены сильным и общим раздражением
вроде наблюдаемого при некоторых видах
лихорадки, но данное раздражение до такой степени
возбуждает всю свободную часть нервного флюида,
что ведет к словесному выражению ощущаемых
беспорядочных образов и мыслей и к выполнению таких
же беспорядочных действий: в этом случае мы имеем
перед собою так называемый бред.
Бредовое состояние имеет, следовательно,
сходство со сновидениями по беспорядочности
представлений, мыслей и суждений и, очевидно, эта
беспорядочность в обоих указанных случаях зависит от

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
413
того, что внутреннее чувство, остановленное в своих
функциях, не управляет уже движениями нервного
флюида*.
Но сила нервного возбуждения, вызывающая
бред, является причиною того, что данное явление
возникает не только в результате большого
раздражения, но иногда также и очень сильного
морального потрясения, так что индивидуумы в бредовом
-состоянии сохраняют лишь крайне слабое сознание,
так как их внутреннее чувство, приведенное в
расстройство и не несущее более своих функций, уже
не управляет нервным флюидом для упорядочения
представлений.
Например, когда моральная чувствительность
очень велика, эмоции, вызываемые во внутреннем
чувстве известными представлениями и мыслями,
бывают иногда настолько сильны, что нарушают
'функции данного чувства и препятствуют ему
управлять нервным флюидом в созидании новых
необходимых представлений; в этом случае умственные
способности или бездействуют, или действуют
беспорядочно.
Мы увидим, что безумие тоже берет свой источник
в причине почти подобного же рода, т. е. в причине,
* Что касается неясного бредового состояния, или вида
'головокружения, испытываемого обыкновенно при засыпании,
это явление, вероятно, обусловливается тем, что внутреннее
чувство, переставая управлять движениями все еще
беспокойного нервного флюида, последовательно и посменно
возвращается и оставляет эту функцию, пока не наступит полное
забытье.

414
ФИЛОСОФИЯ зоологии
препятствующей внутреннему чувству управлять
движениями нервного флюида в гипокефале.
Действительно, когда случайное повреждение
послужило причиною какого-нибудь расстройства
в умственном органе или сильная эмоция
внутреннего чувства оставила в данном органе достаточно
глубокие следы своего действия, чтобы произвести
в нем перемену в худшую сторону, внутреннее
чувство делается уже невластно над движениями
нервного флюида в этом органе, и представления,,
становящиеся ощутимыми для индивидуума через
движения флюида, встают перед его сознанием в
беспорядочном и бессвязном виде. Он высказывает их
так, как они дошли до него, и ими же он
вынуждается к соответствующим действиям. Но уже по
поступкам данного индивидуума можно видеть, что его
обуревают все те же ранее приобретенные и затем
представшие его сознанию образы. На самом деле
память, сновидения, бред, безумие никогда не
обнаруживают других представлений, кроме тех,
которыми уже владел индивидуум.
Бывают акты безумия, связанные с расстройством
лишь некоторых отдельных частей гипокефала,
при сохранении целостности остальных; в этом
случае внутреннее чувство не имеет власти и не
управляет движениями нервного флюида только в этих
отдельных частях. Лица, подпадающие под этот
случай, совершают безумные поступки (всегда одни
и те же) только в отношении некоторых предметов,
во всех других отношениях они, повидимому,
пользуются своим рассудком.

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
415
Я уклонился бы от своей темы, если бы захотел
проследить все малейшие переходы в расстройстве
представлений и найти этому причины. Мне достаточно
показать, что сновидения, бред и вообще безумие
составляют беспорядочные действия памяти,
постоянно выполняющиеся над заранее
приобретенными и запечатленными в органе представлениями^
но происходящие без управления внутреннего
чувства индивидуума, потому что данная сила
остановлена или нарушена в своих функциях и состояние
гипокефала не допускает их исполнения.
Кабанис, совершенно упустив из виду мощное
действие нашего внутреннего чувства и не подметив^
что данное чувство составляет в нас силу, которую
может возбудить и подвинуть любая потребность,
малейшее желание, вообще мысль, и тогда оно
приобретает способность приводить в действие свободную
часть нашего нервного флюида и управлять
движениями последнего как в нашем умственном органе,
так и по пути к рабочим мышцам, вынужден был,
однако, признать, что нервная система и сама по
себе зачастую вступает в действие, не побуждаемая
к тому посторонними впечатлениями, что она может
даже устранять эти впечатления и освобождаться от
их влияния, поскольку сильное внимание, глубокое
размышление останавливают действие внешних оѵуу-
щающих органов.
«Таким-то образом,—говорит этот
ученый,—выполняются акты воображения и памяти. Приводимые
на память и вновь составляемые понятия о
предметах были получены (правда, как правило) путем

416
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ощущений различных органов, но акт,
возобновляющий их след, предлагающий их головному мозгу
в их собственных образах и позволяющий данному
органу образовать из них множество новых
соединений, зачастую нисколько не зависит от причин,
лежащих вне чувствующего органа» Hist, des
Sensations, стр. 168).
Мне кажется это глубоко верным; на самом деле
здесь все—следствие могущества внутреннего
чувства человека, так как это чувство способно
возбуждаться под влиянием простого представления,
порождающего ту моральную потребность, которая
была названа желанием; между тем известно, что
желание распростирается (вынуждая к их
выполнению) как на действия, требующие мышечного
движения, так и на действия, дающие место нашим
мыслям, нашим суждениям, нашим заключениям,
нашим философским анализам, наконец, процессам
нашего воображения.
Желание рождает волю действовать тем или
другим из двух указанных способов, и это желание, как
и рождаемая из него воля, возбуждая наше
внутреннее чувство, предоставляют последнему возможность
послать нервный флюид или в такую-то часть
мышечной системы, или в такой-то отдел органа,
исполняющего умственные акты.
Если бы Кабанис, чей труд «Отношения между
физической и нравственной природой человека»
представляет неисчерпаемый запас наблюдений и
интересных взглядов, не упустил из виду могущества
внутреннего чувства, если бы, предусматривая ме-

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
417
ханизм ощущений, он не смешал физической
чувствительности с причиной умственных процессов,
'если бы ему удалось заметить, что ощущения не
обязательно ведут к представлениям, но дают также
и простые перцепции (что далеко не одно и то же),
если бы, наконец, он установил различие между тем,
что имеет отношение к раздражимости частей, и
продуктом ощущения,—какие знания принесла бы нам
его работа! Как бы то ни было, только в этом труде
будут находить лучшие средства для успеха
затронутой нами области человеческих познаний благодаря
множеству заключенных в нем фактов и наблюдений.
Но я убежден., что эти средства найдут полезное
применение только в том случае, если от нашего
внимания никогда не ускользнут существенные
различения, представленные в этой и в других главах
моей философии зоологии.
Приняв в соображение изложенное в этой главе,
вероятно, нетрудно будет притти к убеждению:
1° Что память помещается в самом органе
мыслительной деятельности и в своих процессах
предлагает исключительно акты, вызывающие уже
приобретенные представления, доводя их до нашего
ощущения.
2° Что черты или образы этих представлений
необходимо уже запечатлены в той или другой части
органа ума.
3° Что под влиянием какого-нибудь возбуждения
внутреннее чувство посылает имеющийся в его
распоряжении нервный флюид к тем из
запечатленных черт, выбор которых обусловливается эмоцией,
.2/ Философия зоологии, т. II

418
ФИЛОСОФИЯ зоологии
полученной флюидом в силу или потребности, или
склонности, или представления, пробуждающего из
первых двух ту или другую; что данный флюид тотчас
же делает для нас ощутительными указанные черты,
относя видоизменения в движении, полученные им
при пробеге черт, к очагу ощущений.
4° Что остановленное или нарушенное в своих
функциях внутреннее чувство перестает управлять
движениями, сохраняемыми еще нашим первным
флюидом, в результате чего движения нервного
флюида (если какая-нибудь причина продолжает
колебать его в нашем мыслительном органе) несут
к очагу ощущений беспорядочные, странно
перепутанные, отрывочные и бессвязные представления;
отсюда берут начало сновидения, бред и пр.
Итак, рассматриваемые явления, как это видно,
неизменно составляют результат физических актов,
зависящих от организации и ее состояния, от
окружающей человека обстановки, наконец, от самых
разнообразных (физических же) причин,
порождающих эти органические акты.
Перейдем к исследованию четвертого и последнего
рода основной умственной деятельности—к тому,
который составляет суждения.
О СУЖДЕНИИ
(четвертой основной умственной способности)
Умственные процессы, связанные с суждениями,—
самые важные из всех, которые могут
выполняться разумом человека; труднее всего на самом деле

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
419
было бы обойтись без них человеку, и они особенно
часто находят у него применение.
В результатах этой способности суждения берут
свой источник решения, составляющие волю к
действию: из актов той же способности рождаются
такие моральные потребности, как желания,
стремления, надежды, беспокойство, боязнь и пр.;
наконец, выводам наших суждений всегда бывают
обязаны своими последствиями те из наших действий,
в которых разум ^принимал хоть какое-нибудь
участие.
Нельзя выполнить никакого ряда
последовательных мыслей, не образуя сужденищ наши
рассуждения, наши анализы—только следствие
суждений; самое воображение черпает свою силу
в суждениях об образцах или контрастах,
употребляемых им при создании представлений; наконец,
всякая мысль, не составляющая суждения или не
сопровождаемая им, является только актом памяти
или представляет собой одно безрезультатное
рассмотрение или сравнение.
Насколько же важно поэтому для каждого
существа, одаренного органом разума, усвоить привычку
упражнять свою способность суждения и прилагать
усилия к постепенному его исправлению, тем более,
что в этом случае человек одновременно упражняет
свой ум и соответственно этому увеличивает свои
способности!
Однако, беря огромное большинство людей, мы
замечаем, что составляющие его лица везде, где не
идет дело о насущной потребности или о серьезной

420
ФИЛОСОФИЯ зоологии
опасности, редко прибегают к самостоятельным
суждениям и чаще полагаются на чужое мнение.
Эта помеха к развитию индивидуального ума
обусловливается не только ленью, беспечностью или
недостатком средств; она, кроме того, плод с детства
и в юности прививаемой людям привычки верить
всему на-слово и всегда подчинять собственное
суждение какому-нибудь авторитету.
Выяснив в немногих словах важное значение
суждения и особенно развития его путем упражнения
ж все большего и большего усовершенствования на
основе опыта, рассмотрим теперь, что такое суждение
само по себе и каким механизмом данный
мыслительный процесс может совершаться.
Всякое суждение — вполне своеобразный акт,
выполняемый нервным флюидом в мыслительном
органе,—акт, результат которого записывается затем
флюидом в том же органе и немедленно доводится до
внутреннего чувства, или до сознания человека.
Между прочим, данный акт всегда является
результатом произведенного сравнения или установления
отношений между усвоенными представлениями.
Переходим к вероятному механизму изучаемого
физического акта; я говорю—вероятному, потому
что, по моему мнению, только такой механизм может
дать место означенному акту, будучи вполне
согласен с известными данными закона сложных или ком-
бзанированых движений.
Запечатленные представления, без сомнения,
занимают каждое свое особое место; когда же
возбужденному нервному флюиду приходится одновременно

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА 421
проходить через отпечатки двух различных
представлений (что имеет место при сравнении последних
между собою), он необходимо распадается на две
отдельные массы, из которых одна вступает на первое
из двух данных представлений, между тем как другая
встречается со вторым. Обе эти массы нервного
флюида, каждая со своей стороны, претерпевают
от проходимых отпечатков известное видоизменение
своих движений, стоящее в связи с совпавшим здесь
представлением. Отсюда становится понятным, что
в случае соединения обеих масс в одну их движения
немедленно сочетаются и с этих пор единая общая
масса приобретает сложное движение, составляющее
среднее между двумя видами соединенных движений.
Итак, физический акт, дающий место суждению,
по всей вероятности, происходит именно на основе
действия нервного флюида, распространяющегося
в своих движениях по запечатленным чертам
сравниваемых представлений, и, повидимому, в него
включается столько отдельных видов движения флюида,
сколько имеется в наличии сравниваемых
представлений и проходящих по отпечаткам этих представлений
частей флюида. Эти раздельные части одного и того
же флюида, каждая со своим особым движением, по
соединении всех образуют одну общую массу с
движением, представляющим комбинацию всех
вышеуказанных частных движений, и это слождое
движение наносит тогда в органе новые черты, т. е. дает
новое представление, которое и является суждением.
Это новое представление тотчас же доводится
до внутреннего чувства индивидуума; возникает

422
ФИЛОСОФИЯ зоологии
моральное чувство, причем, если данное
представление порождает потребность (также моральную),
последняя дает в индивидууме место воле действовать
для ее удовлетворения.
Помимо неопытности и привычки почти всегда
пользоваться чужим мнением, многочисленные и
разнообразные причины также играют роль в искажении
суждений, т. е. делают их менее истинными.
Одни из этих причин заключаются в
несовершенстве самого способа сравнений и в предпочтении,
оказываемом человеком одному представлению перед
другим в зависимости от познаний, личного вкуса
и индивидуального состояния; таким образом,
входящие в образование суждений истинные элементы
бывают представлены неполно. Лишь очень немногим
людям во все времена, благодаря способности к
углубленному вниманию, привычке мыслить и уменью
извлекать пользу из опыта, удается избавиться от
этих причин искажения их суждений.
Другие причины, от которых освободиться бывает
трудно, берут свой источник: 1° в самом состоянии
нашей организации, ведущем к искажению
ощущений, из которых образуются наши представления;
2° в ошибке, в которую часто вовлекают нас
некоторые из наших ощущений; 3° во влиянии, оказываемом
нашими склонностями и самыми страстями на наше
внутреннее чувство, вынужденное в данном случае
придавать движениям нашего нервного флюида не
те направления, которые оно сообщило бы им при
отсутствии этого влияния, и т. д., и т. д.
Обсудив уже все, касающееся суждения, в VI

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМ
423
главе данной части, я вышел бы из намеченного
себе плана и налагаемых им границ, если бы вошел
в подробности многочисленных причин, играющих
роль в искажении суждения, и распространился бы
по данному поводу. Для цели, имеющейся у меня
в виду, достаточно указать, что для искажения наших
суждений имеется вообще много причин, что в
данном отношении между суждениями людей
замечается такая же разница, как и в физическом
состоянии, внешних условиях, склонностях, познаниях,
полах, возрасте и т. д. отдельных личностей.
Пусть же нас не удивляет постоянное (но не
всеобщее) расхождение в суждениях, выносимых насчет
какой-нибудь мысли, рассуждения, работы, наконец,
по какому бы то ни было поводу; во всем этом каждый
в состоянии усмотреть только то, о чем сам составил
себе понятие, только то, ч$о раскрывает ему род
и объем его познаний, словом, только то, что
позволяет ему уловить степень его внимания, которую он
может уделить предлагаемым его мысли предметам.
Сколько, впрочем, людей усвоили себе привычку
почти ни о чем не судить самостоятельно и,
следовательно, почти во всем полагаться на суждение
других!
Эти соображения, в которых, по моему мнению,
содержится ясное доказательство, что суждения
имеют разные степени правоты и что эта правота
достигает лишь ступени, отвечающей условиям
каждого отдельного человека, естественно побуждают
меня сказать несколько слов о рассудке, исследовать,
чем он может быть, и сравнить его с инстинктом.

424
ФИЛОСОФИЯ зоологии
О РАССУДКЕ
и сравнение его с инстинктом
Рассудок—не способность; еще менее он—светоч,
нечто самосущее; это—особое состояние умственных
способностей индивидуума, состояние, изменчивое
и улучшаемое в связи с опытом и ведущее к
исправлению суждений в зависимости от того, насколько
индивидуум упражняет свои умственные способности.
Таким образом, рассудок—качество, обладание
которым возможно в разных степенях, и это качество
можно найти только в существе, не лишенном
умственных дарований.
В конце концов, можно сказать, что для всякого
индивидуума, одаренного в какой-нибудь мере
понятливостью, рассудок—не что иное, как достигнутая
ступень в правоте сущдений.
Уже от колыбели мы испытываем ощущения
главным образом от внешних предметов, действующих
на наши чувства; вскоре мы приобретаем
представления, образующиеся непосредственно за обратившими
на себя наше внимание ощущениями, и вскоре же
мы уже сравниваем (почти машинально) замеченные
предметы и образуем суждения.
Но в это время еще новички в окружающей нас
обстановке, неопытные и обманываемые многими из
наших чувств, мы судим плохо; мы ошибаемся
в определении расстояний, формы, окраски и
плотности замечаемых предметов и не улавливаем
существующих между ними отношений. Надо, чтобы
многие из наших чувств—каждое отдельно и одно за

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
425
другим—помогли уничтожить мало-помалу наши
ошибки и выправить наши суждения; наконец,
только со временем благодаря опыту и вниманию,
уделяемому действующим на нас предметам, степень
правоты наших суждений становится все выше.
То же самое имеет место в отношении наших слож^
ных представлений, полезных истин и преподаваемых
нам правил или наставлений. Только путем
большого опыта и памяти в собирании всех элементов
следствия, словом, путем очень усиленного
упражнения ума наши суждения в отношении этих предметов
становятся все более и более правильными.
Отсюда значительная разница между суждениями,
детства и юности; отсюда же разница между
суждениями двадцатилетнего юноши и мужчины лет*
сорока и больше, хотя бы тот и другой одинаково >
упражняли свои умственные способности.
Так как степенью большей или меньшей
правоты в наших суждениях о всех и, в частности, об
обыденных жизненных вещах и о наших
отношениях к себе подобным определяется большее или.
меньшее наличие у нас рассудка, то данное качество
должно явиться не чем иным, как достигнутой
ступенью в правоте суждений, а так каквнешние
условия каждого из нас, наши привычки, наш
темперамент и пр., и пр. обусловливают большое разнообразие
в упражнении ума, т. е. в способа мышления,
исследования и суждения, то между образованными
суждениями устанавливаются действительные различия.
Итак, рассудок—не частная способность, не нечто
такое, чем можно обладать или не обладать, но со-

426
ФИЛОСОФИЯ зоологии
• стояние умственного органа, обусловливающее
большую или меньшую степень правоты в суждениях
индивидуума, так что всякое существо,
располагающее мыслительным органом, имеющее представления
и образующее суждения, необходимо владеет в той или
другой мере рассудком в зависимости от своего вида,
возраста и привычек и сообразно различным
внешним обстоятельствам, содействующим замедлению
или ускорению или остановке его успехов в выра-
■ ботке правильных суждений.
Поскольку внимание к предметам, порождающим
в нас ощущения,—единственная причина того, что
данные ощущения в состоянии вызвать в нас пред-
• ставления, очевидно, что с развитием в нас
способности к вниманию на почве ее упражнения,
особенно к вниманию неослабному и глубокому, наши
предоставления приобретают все большую ясность, резче
очерчиваются, и в наши суждения, образуемые с
помощью подобных представлений, вносится все больше
правоты.
Отсюда следует, что высшая степень рассудка
связана с большой ясностью в представлениях
и почти всеобщей правотой в суждениях.
Человек, способный в значительно большей мере,
чем всякое другое разумное существо, к такому
глубокому и неослабному вниманию, имеющий
возможность сосредоточить его на огромном количестве
разных предметов, один только может иметь почти
бесконечное множество ясных представлений и,
следовательно, образовывать суждения, отмеченные
наивысшей правотой, но для этого надо, чтобы он

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
427
усиленно и привычно упражнял свои умственные
способности и чтобы ему содействовали в этом
благоприятные внешние обстоятельства.
Так как, согласно предшествующему изложению,
рассудок является лишь ^ известной степенью
истинности суждений, всякому же существу, одаренному
умственными способностями, дается возможность
составлять суждения, следовательно, все существа
данной категории должны в той или другой мере
владеть рассудком.
В самом деле, сопоставив представления и
суждения смышленого, но еще молодого и неопытного
животного с представлениями и суждениями, того
же животного в зрелом и обогащенном опытом
возрасте, мы найдем между этими представлениями
ж этими суждениями такую же яркую разницу, как
и в случае с человеком. Последовательное
исправление суждений и возрастающая ясность представлений,
как и там, заполняет здесь промежуток времени,
отделяющий детство от зрелого возраста. Возраст
опыта и всякого завершенного развития у данного
животного так же резко отличается от возраста,
лишенного опыта и бедного развитием умственных
способностей, как и у человека. И тут, и там—те же
характерные черты, та же аналогия доступного им
развития; разница только количественная, в
зависимости от вида.
Следовательно, у животных, имеющих
специальный мыслительный орган, также наблюдаются
разные степени правоты их суждений и, значит, разные
степени рассудка.

428
ФИЛОСОФИЯ зоологии
Разумеется, высшая ступень рассудка дает
достигшему ее человеку понимание уместности или
неуместности как его собственных представлений или
мнений, так и представлений или мнений других людей,
но такая оценка, являющаяся суждением,
свойственна не всем людям. Взамен верного
умозаключения, составляющего результат весьма изощренного
разума, людьми, менее развитыми в умственном
отношении, выдвигается ложное понятие, но так как
последнее—результат их данных, они принимают
его за истинное. Отсюда—это разнообразие мнений
и суждений в особях человеческого вида, которое
всегда будет противостоять установлению единства
в их взглядах и суждениях, так как крайнее различие
внешних условий не позволит людям достигнуть
всем одинаковой ступени рассудка.
Сопоставив теперь рассудок с инстинктом, мы
увидим, что первый, независимо от его степени,
дает место побуждениям к действию, берущим свой
источник в умственной деятельности, т. е. в
представлениях, мыслях и суждениях, тогда как второй,
напротив, составляет силу, влекущую к действию
без предварительного побуждения и без малейшего
участия какого бы то ни было умственного акта.
И вот, в силу того, что рассудок—лишь
достигнутая ступень в правоте суждений, принимаемые
здесь решения могут быть плохи или неудачны,
если приводящие к ним суждения сполна или
отчасти ошибочны или ложны.
Инстинкт же, будучи исключительно силой
влечения и продуктом внутреннего чувства, движимого

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА
429
той или другой потребностью, никогда не ошибается
в отношении подлежащего исполнению действия,
потому что он не производит выбора, не составляет
следствия какого-нибудь суждения и действительно
не имеет степеней. Всякое инстинктивное действие,
таким образом, всегда является результатом
своеобразного возбуждения, производимого внутренним
чувством индивидуума, подобно тому как всякое
движение, сообщаемое телу,и по своей силе и по направлению
является следствием произведенного здесь действия.
Кабанис не вносит ничего ясного и истинно
уточняющего, связывая рассуждение с внешними
ощущениями, а инстинкт—с внутренними
впечатлениями. Все наши впечатления—всегда внутренние,
хотя бы причиняющие их предметы были иногда
внешними, иногда внутренними. Наблюдение того,
что происходит в данном отношении, должно
показать нам, что правильнее было бы сказать.
Рассуждения и решения как следствие суждений
берут свой источник в умственных процессах, тогда
как инстинкт, заставляющий выполнить то или
другое действие, имеет своим источником
потребности и склонности, непосредственно действующие на
внутреннее чувство индивидуума и понуждающие
последнего действовать без выбора, без
размышления, словом, без какого бы то ни было участия ума.
Действия известных животных являются,
следовательно, иногда результатом разумных решений,
но чаще—инстинктивной силы.
Уделив некоторое внимание фактам и
соображениям, приведенным на страницах этого труда, можно

430
ФИЛОСОФИЯ зоологии
убедиться, что должны существовать животные, не
имеющие ни рассудка, ни инстинкта (это те, которые
лишены способности чувства), животные, наделенные-
инстинктом и ни в какой степени рассудком (те,.
которые имеют чувствительную систему, но не
получили умственного органа), наконец, животные, у
которых имеется инстинкт плюс некоторая степень.
рассудка (те, у которых две системы: одна—для
ощущений и другая—для умственных актов). Животные
последней категории делают из инстинкта источник
почти всех своих действий и редко пользуются
присвоенной им степенью рассудка. Идущий за ними
человек в известных обстоятельствах также действует
под влиянием инстинкта, но ему даны средства
приобрести большой рассудок и употребить его для,
управления большинства выполняемых действий.
Кроме индивидуального рассудка, о котором я
только что вел речь, в каждой стране, в каждой
области земного шара, в соответствии с просвещением
живущих в них людей и другими влияющими
обстоятельствами, водворяется почти всеобщий
общественный рассудок, поддерживающийся до тех пор, пока
новые и достаточно сильные причины не изменят
его. Но надо заметить, что как индивидуальный7
так и общественный рассудок всегда представляют
ту или другую степень правоты суждений.
В обществе или в народе действительно существует
общая солидарность в отношении какой-нибудь
ошибки, заблуждения или признанной истины, так
что ошибки, предрассудки и разные истины в сумме
дают следствия состояния правоты суждений как;

ОСНОВНЫЕ АКТЫ РАЗУМА*
434/
в индивидуумах, так и в мнениях, принятых в
обществах, сословиях и народах сообразно веку или
данной эпохе.
Надо, следовательно, признать более или менее
значительный прогресс рассудка в целом народе, или
в обществе, так же, как и в индивидууме.
Людям, старающимся своими трудами раздвинуть
рамки человеческих познаний, довольно хорошо
известно, что мало еще открыть и обнаружить
полезную и ранее неизвестную истину, но надо также иметь
силу распространить ее и добиться ее признания;
между тем индивидуальный и общественной рассудок,
находясь в этом случае под угрозой известных
изменений, ставит этому такое препятствие, что часто
большего труда стоит заставить признать истину,
чем открыть ее. Я не развиваю эту мысль, зная, что
мои читатели сумеют достаточно дополнить ее, если
у них есть хоть немного опыта в наблюдении причин,
определяющих человеческие действия.
Заканчивая эту главу об основных умственных
актах, я считаю в то же время исполненным и все
то, что намеревался предложить своим читателям
в этом труде. Несмотря на ошибки, в которые я
мог невольно впасть при его составлении, возможно
все-таки, что в нем содержатся идеи и соображения,
которые будут полезны некоторым образом для пр е-
успеяния наших знаний, пока великие вопросы,
которыми я имел смелость заняться здесь, не
подвергнутся новому обсуждению со стороны людей·,.
способных пролить на них больше света.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

СОДЕРЖАНИЕ
этого тома
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
'Соображения относительно физических при1
чин жизни, условий, требуемых ею для
своего проявления, силы-возбудителя ее
движений, способностей, сообщаемых ею
телам, в которых она проявляется, и
следствий ее пребывания в этих телах
ВВЕДЕНИЕ 5
Несколько общих рассуждений о природе, о ее
могуществе создавать организацию и жизнь
и усложнять впоследствии первую, без
применения ничего другого, кроме влияния
разнообразных жидкостей на податливые тела,
преобразуемые, организуемые и оживляемые
данными жидкостями
ГЛАВА I
Сравнение неорганических тел с живыми с
последующим сопоставлением животных и растений . . 20
О том, что разница между состоянием живых
и неорганических тел—значительна. О том,
что животные существенно отличаются от
ірастений раздражимостью,
свойственной исключительно первым и позволяющей их
частям производить внезапные движения, по-
вторямые столько раз подряд, сколько дадут
к этому повод возбуждающие причины, что
не может иметь места ни в одном растении

СОДЕРЖАНИЕ
ГЛАВА II
Ό жизни, о том, что ее составляет, и об условиях,
необходимых для ее пребывания в теле . . .
О том, что жизнь—сама в себе—только
физическое явление, дающее постепенно место
другим явлениям и вытекающее единственно из
отношений, существующих между
вмещающими собственными частями тела,
содержимыми здесь жидкостями, пребывающими в
движении, и причиной, играющей роль
возбудителя происходящих здесь движений и
изменений
ГЛАВА III
О причине-возбудителе органических движений ....
О том, что органические движения, из которых
состоят действия животных, будучи не
сообщены, а возбуждены, выполняются
исключительно действием причин ы-в о з б у д и-
т е л я, посторонней оживляемым ею телам и
не погибающей подобно им; о том, что эта
причина лежит в невидимых, тончайших,
экспансивных, вечно возбужденных флюидах,
проникающих или непрестанно развивающихся
в оживляемых ими телах
ГЛАВА IV
Об оргазме к раздражаемости
О том, что причина-возбудитель органических
движений поддерживает в гибких частях
живых тел и главным образом животных
оргазм, необходимый для сохранения жизни
в этих телах и способный сообщать в
животных частям, обладающим им, способность
быт ь раздро жаемыми
28 Философия зоологии, т. II

434
ФИЛОСОФИЯ зоологии
О том, что раздражаемость составляет
способность, исключительно присвоенную
гибким частям животных, что она дает им
возможность производить местное движение и
повторять его подряд столько раз, сколько
вызывающая его причина будет действовать на
пункты, дающие ему место; наконец, о том,
что эта способность существенно отличается
от способности чувства
ГЛАВА V
О клеточной ткани как среде для образования
всякой организации
О том, что клеточная ткан ь—общая
основа всякой организации и что движение
жидкостей в этой ткани служит средством
для природы создать и развить мало-помалу
органы за счет донной ткани
ГЛАВА VI
О непосредственных, или самопроизвольных, зарождениях
О том, что природа, являясь
производительницей всех живых тел, необходимо должна была
самостоятельно организовать простейшие из·
них, непосредственно дать им жизнь и с нею
способности, составляющие их общую
принадлежность
О том, что при посредстве этих прямых
зарождений, имевших место в начале как
животной, так и растительной лестницы,
природе удалось постепенно дать существование
всем остальным живым телам
ГЛАВА VII
О непосредственных следствиях жизни в теле ....
О том, что не верен взгляд, будто живые тела
могут не подчиняться законам и силам, кото-

СОДЕРЖАНИЕ
435
рым подвластны все неживые тела, и что они
управляются своими собственными законами;
верно, напротив, то9 что общие законы,
управляющие изменениями всех тел, встречаясь
в живых телах с положением вещей, резко
отличающимся от того, что имее?п место
в неживых телах, производят в первых
действие, весьма отличное от производимого во
вторых
О том, что живые тела способны сами выра -
батыватъ собственное вещество, и, давая
таким образом место соединениям, иначе никогда
не существовавшим, они своими останками
служат материалом для образования различных
минералов
ГЛАВА VIII
О способностях, общих всем живым телам 150'
О том, что жизнь всем телам, одаренным ею,
дает обыкновенно общие способности, и о том,
что данные способности для своего проявления
не требуют никакого специального органа, но
только известного состояния в частях этих
тел, допускающего обнаружение жизни
ГЛАВА IX
О способностях, составляющих частную
принадлежность определенных живых тел 162
О том, что, кроме способностей, сообщаемых
жизнью всем вообще живым телам, некоторые
из последних имеют способности,
составляющие их исключительную принадлежность.
Между прочим, наблюдение показывает, что
эти способности имеют место лишь в том
случае, если у животных, пользующихся ими,
существуют специальные для них органы
Краткое изложение второй части 491
28*

436
ФИЛОСОФИЯ зоологии
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Соображения, касающиеся физических
причин чувства, причин, составляющих
силу, производящую действия, и, наконец,
причин, дающих место наблюдаемым у
различных животных умственным актам
ВВЕДЕНИЕ
Несколько общих соображений, касающихся
средств у природы дать место в известных
живых телах явлениям, составляющим
ощущения, представления, словом, различным
умственным актам
ГЛАВА I
О нервной системе, ее образовании и ее разнородных
функциях
О том, что система органов, носящая название
Нервной системы, составляет частную
принадлежность известных животных и что
среди тех, которые одарены ею, она является
в резных состояниях строения и совершенства;
о том, что эта система сообщает одним
животным только способность мышечного
движения, другим наряду с последней еще
способность чувства и, наконец, третьим—те owe
две способности 'и, кроме того, способность
образовывать представления и выполнять с
помощью этих последних различные умственные
акты
О том, что данная система органов выполняет
четыре рода весьма различных функций, по
только в том случае, если в своем строении
юна достигла необходимого для того состояния

СОДЕРЖАНИЕ
437
ГЛАВА II
О нервном флюиде . » ♦ ♦ . . 249
О том, что в телах известных животных
развивается тончайший, невидимый, вместимый,
отличающийся скоростью своих движений
флюид; что данный флюид способен вызывать
мышечное движение и именно посредством
этого флюида возбужденные нервы производят
чувство; что при сотрясении его основной
массы он служит причиной внутренних
эмоций, что, наконец, он является единственным
фактором образования представлений и всех
умственных актов
ГЛАВА III
О физической чувствительности и о механизме
ощущений 263
О том, что ошибочен взгяд, будто какая-нибудь
материя или какая-нибудь часть живого тела
владеет в полном смысле этого слова
способностью чувствовать, но не подлежит
сомнению, что чувство составляет явление,
вытекающее из функций специальной системы
органов, способной породить его здесь
О том, что Чувств о—результат действия
на тонкий флюид возбужденного
нерва—действия, распространяющегося по всему нервному
флюиду системы чувств и завершающегося
общим обратным действием, относимым к
внутреннему чувству индивидуума и к
раздраженной точке
ГЛАВА IV
О внутреннем чувстве, о доступных ему эмоциях и о
приобретаемой им способности производить
действия 284
О том, что внутреннее чувство вытекает из
внутренних ощущений, вместе взятых, про-

438
ФИЛОСОФИЯ зоологии
изводимых жизненными движениями, и о том,
что все отделы .нервного флюида, сообщаясь
между собой, образуют единое целое, хотя
и делимое, восприимчивое к общим
сотрясениям, получающим название эмоций
О том, что это внутреннее Чувство
составляет звено между физическим и моральным
и является источником для того и другого,
о том, что данное чувство, с одной стороны,
предупреждает индивидуума об испытываемых
им ощущениях (откуда физическое явление)^
а с другой—дает ему сознание его
представлений и его мыслей (откуда моральное явление);
наконец, о том, что в результате эмоций,
причиняемых индивидууму потребностями,
данное чувство допускает со стороны
последнего действие без участия' воли (откуда
инстинкт)
ГЛАВА V
О силе, производящей действия животных, и о
нескольких частных фактах, вытекающих из
употребления этой силы
О том, что, поскольку мышечное действие
является силой, вполне достаточной для
производства выполняемых животными движений, и
поскольку нервное влияние способно возбудить
данное мышечное действие, животные,
пользующиеся физическим чувством, приобретают
в своем внутреннем чувстве силу, вполне
приспособленную к посылке возбудителя флюида
к мышцам для вызова движений, и на самом
деле, не в чем ином, как в своих эмоциях,
указанное чувство находит силу заставить
действовать мышцы
О потреблении и исчерпании нервного флюида
при производстве животных действий

СОДЕРЖАНИЕ
439
О происхождении склонности к одинаковым
действиям и о начале инстинкта в животных . 319
Об инстинкте животных 321
Об индустрии некоторых животных 327
ГЛАВА VI
О воле 330
О том, что, поскольку воля всегда является
следствием суждения, суждение же необходимо
происходит от сопоставленного понятия,
мысли или какого-нибудь имеющего здесь место
впечатления, всякий волевой акт составляет
акт разума и, следовательно, одни только
животные, владеющие специальным органом
для умственной деятельности, могут
выполнять волевые акты
О том, что воля, находясь в постоянной
зависимости от суждения, никогда не бывает
подлинно свободной; в силу же того, что
множество причин ведет к ошибочности наших
суэмдений) воля в данном случае имеет в
суждении менее надежного путеводителя, чем
инстинкт—во внутреннем чувстве, движимом
тою или другую потребностью
ГЛАВА VII
<") разуме, о его происхождении и происхождении
понятий 343
О том, что все акты разума требуют
специальной системы органов для своего выполнения,
что приобретенные представления составляют
материал всех умственных процессов, что хотя
всякое представление происходит от ощущения,
не всякое ощущение способно породить
представление, поскольку для образования
последнего необходим специальный орган, и, кроме

440
ФИЛОСОФИЯ зоологии
того, надо, чтобы ощущение было замечено;
наконец, о том, что в выполнении умственных
актов единственной действующей причиной
является нервный флюид с своими движениями
в указанном органе, тогда как сам орган
остается пассивным, но способствует
разнообразию процессов разнообразием своих частей
ГЛАВА VIII
Об основных актах разума, или актах первого порядка,
от которых происходят все остальные .... 378
О том, что главные акты разума составляют:
Внимание, особое подготовительное
состояние органа, без чего ни один акт последнего
не мог бы быть выполнен; Мысль, дающая
начало слооісным представлениям всевозможных
порядков; Память, акты которой, носящие
название воспоминаний, вызывают всякого рода
представления, доводя их до внутреннего
чувства, или сознания индивидуума; наконец,
Суждения, одни из важнейших актов
сознания, без которых невозмоэмно было бы
никакое рассуждение, никакой волевой акт,
словом, невозможно никакое познание
О воображении 39?
О рассудке и сравнение его с инстинктом . . . '«"24·
КОНЕЦ ВТОРОГО И ПОСЛЕДНЕГО ТОМА

С. В. Сапожников
ПРИМЕЧАНИЯ
И
УКАЗАТЕЛЬ

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Кондильяк (Condillac, 1715—1880), Этьен Бонно де
Мабли—французский философ, основатель сенсуализма, автор
труда «Traite des sensations» (1754), пользовавшегося
огромным влиянием во Франции и в Англии в течение всей второй
половины XVIII века. Занимая в истории философии место
посредствующего звена между эмпирическим направлением
Локка и французским материализмом XVIII в., Кондильяк,
отступая от Локка, утверждавшего два источника познания,
ощущение и внутреннее восприятие (reflection), принимает
только один—ощущение, и из него генетически выводит все
чувства и все интеллектуальные способности человека.
Отсюда: все представления—только «переработанные», или
преобразованные ощущения («toutes les idees ne sont que des
sensations transformees»); внимание—только наиболее
действенное преобладающее ощущение в настоящем, память—
только то же преобладающее ощущение, но принадлежащее
прошлому, и т. д. Само тело—только комплекс качеств,
«я»—только комплекс ощущений. В понятии времени
последовательность представлений (переработанных ощущений),
в понятии пространства—сосуществование их.
Своеобразно воспринятое учение Кондильяка нашло ярых
апологетов в лице французских материалистов (Дидро,
Д'Аламбер, Гольбах); сам же Кондильяк, вопреки
некоторым безусловно материалистическим положениям своего
учения, до конца дней оставался противником
материалистической доктрины и, становясь на точку зрения Декарта,
противопоставлял материи, с ее делимостью и протяженностью,
единую душевную сущность как однородный субстрат,
предполагаемый ощущением (и мышлением). Отсюда—нарочитое
подчеркивание Кондильяком, что начало ощущения лежит
не в органах тела, а в душе, что органы тела—лишь по-

444
ПРИМЕЧАНИЯ
вод, но не причина познания; отсюда же требование Кон-
дильяка—не связывать психологии с физиологией.
Ламарк, относивший все жизненные, органические
функции к механическим явлениям, обусловливаемым действием
различных сил природы и невесомых жидкостей—света,
тепла, электричества и т. п.,—связывавший наличие каждой
способности и самого ощущения с наличием соответствующего
органа и нервной системы, не мог, конечно, ни в целом, ни
в частностях солидаризоваться с философом-сенсуалистом,
и это расхождение двух идеологий нашло у Ламарка в его
«Философии зоологии» (ч. ч. II и III) свое отражение не только
в общей постановке вопроса (отказ Ламарка поставить все
органические движения в прямую зависимость от впечатлений
чувств), но и по частным вопросам, например, в борьбе
Ламарка против смешения между «моральным» и физическим
чувством (конечно, ради предупреждения возможной и
произвольной подмены материального фактора идеалистическим)
(см. стр. 365 книги), в нежелании Ламарка принять
словесные знаки за причину и начало понятий (см. стр. 375
книги) и т. д.
2 О Кабанисе СхМ. прим. 5 к I тому.
3 Нельзя не отметить положительного отношения Ламарка
к теории самопроизвольного зарождения (generatio spontanea s.
aequivoca); отвергнутая опытным путем в условиях
современной эпохи, эта идея продолжает жить как философская
необходимость, единственно способная объяснить природу и ее
творения, и, отодвинутая в своей возможности к древнейшим
временам, или первым периодам существования земли,
продолжает составлять с учением об изменяемости органических
форм два взаимно связанных постулата жизни. В этом смысле
признание самопроизвольного самозарождения характеризует
стремление Ламарка к материалистическому мировоззрению
и является важным элементом его эволюционизма (см. еще-
вступительную статью, стр. XIX).
4 См. прим. 2 к I тому.
s Гипотеза флюидов (см. прим. 1 к I тому)—одна из
распространенных в XVIII в., вызванная потребностью выра-

ПРИМЕЧАНИЯ
445
зить известные в свое время факты и законы в области
магнитных и электрических явлений. Понятие «флюида»
приближается к понятию «жидкости», но и отступает от него
тем, что флюид по своему состоянию значительно дальше
отстоит от плотного тела; затем с флюидом неразрывно
связывается идея вечной неизмеримо-скорой текучести, тогда
как в обыкновенной жидкости эта текучесть,
обусловливаемая здесь малым сцеплением молекул, принимается в
значительно меньшей степени; наконец, подобно газу и пару,
флюид обладает высокой степенью сжимаемости, тогда как
сжимаемость жидкости очень мала. В магнитной гипотезе,
обязанной своим происхождением Кулону, приняты в
основу два невесомых флюида, оказывающих свое действие: один
на положительный полюс магнита, другой—на
отрицательный. Каждый из этих флюидов отталкивает однородный
флюид и притягивает противоположный, чем объясняется
взаимодействие полюсов магнита. Флюиды не могут быть
разобщены и обнаруживаются только при посредстве весомой
материи. Количество нейтрального флюида в магнитных телах
принимается неограниченным. Название магнитного флюида
присваивалось также гипотетическому флюиду, свойственному
известным лицам, способным передавать его другим лицам,
сообщая последним свои мысли и свою волю (месмеризм).
Природа электрического флюида считалась абсолютно
неизвестной; можно лишь сказать, что электричество составляет
тончайший невесомый флюид, стремящийся к расширению из-
за силы отталкивания, существующей между его частицами;
электрический флюид с крайней скоростью распространяется
в телах хорошей проводимости и не способен к движению в
дурных проводниках. В тесную связь с электрическим флюидом
был поставлен нервный флюид, предназначаемый для
передачи ощущений органов тела головному мозгу и движений
мозга—органам. Нервный флюид, в конце концов,—не что
иное, как преобразованный внутри организма электрический
флюид (см. стр. 64 книги). В общем в понятие
флюидов включались все воображаемые материальные агенты,
действо вавшие в качестве посредников между физическими те-

446
ПРИМЕЧАНИЯ
лами, оказывавшими действие, и телами, подпадавшими
действию, для объяснения тепловых, световых, магнитных и
электрических явлений. Играя исключительно роль символов для
обозначения самых фактов, не давая опоры для вывода
количественных соотношений между изучаемыми явлениями,
флюиды, как таковые, с переменой наших воззрений на
сущность электричества и магнетизма утратили свое
значение и сошли со сцены.
6 О Ригиеране см. прим. 36 к I тому.
7 Интересно сопоставить это определение жизни Ламарка
с другими известными определениями в их исторической
перспективе. Вот эти определения. Аристотель: Жизнь есть
питание, рост и одряхление, причиной которых является
принцип, имеющий цель в самом себе, энтелехия; Бурдах: Жизнь
есть душа мира, уравнение вселенной; Биша: Жизнь есть
совокупность отправлений, сопротивляющихся смерти; Беклар:
Жизнь есть организация в действии; Кювье: Жизнь есть вихрь
с постоянным направлением, и в этом вихре материя менее
существенна, чем форма; Флуранс: Жизнь есть форма, которой
служит материя; Спенсер: Жизнь есть постоянное
приспособление внутренних отношений к внешним.
8 Спалланцани (Spallanzani, 1729—1799), знаменитый
итальянский натуралист, блестящий экспериментатор в
области многих биологических проблем (искусственное
оплодотворение, пищеварение, высушивание и оживление водных
животных и др.). Его многочисленные опыты по оживлению
и высушиванию коловраток имеет в виду Ламарк, говоря о
«коловратке Спалланцани». См. Шмидт П. Ю., Анабиоз, М.,
1935, стр. 65 и далее.
* Биша (Bichat, 1771—1802), Мари Франсуа Ксавье—
анатом, физиолог и врач, основатель учения о тканях, на
которые смотрел как на элементарные формы живого
вещества и на носителей элементарных функций. Биша различал
21 вид тканей, присваивая каждому виду особые функции:
нервной ткани — чувствительность, мускульной —
сократимость и т. д. Из совокупности этих функций и слагается то>
что называется жизнью и противопоставляется смерти

ПРИМЕЧАНИЯ
447*
(«La vie est l'ensemble des fonctions qui resistent ä la mort»).
Главнейшие труды Биша: Traite des membranes, Paris, 1800;
Recherches physiologiques sur la vie et la mort, Paris, £800
(имеется русский перевод А. Бибикова: «Физиологические
исследования о жизни и смерти», СПБЛ1865), и Anatomie
generale, Paris, 1801.
10 Реди (Redi, 1626—1698),Франческо—итальянский
естествоиспытатель, врач и поэт, представитель экспериментального
метода в биологии XVII века, занимавшийся анатомией,
развитием и метаморфозом насекомых, биологией глист,
исследованием змеиного яда и экспериментально доказавший
невозможность самозарождения червей из мяса. «У меня
зародилась мысль, не происходят ли случайно все мясные черви
от семени одних лишь мух, а не из самого загнившего мяса»,—
сообщает Реди в одном из частных писем о предмете своих
занятий,—«я тем более утверждался в этой мысли, что при
всех выращиваемых мною поколениях я постоянно наблюдал,-
что на мясо, прежде чем оно зачервивеет, садились мухи
именно тех пород, которые в нем впоследствии зарождались.
Но, конечно, эта мысль была бы бесплодной, если бы опыт
не подтвердил ее». Ламарк, принимая в данном
отношении открытие Реди за безусловную истину, остается, тем
не менее, принципиальным сторонником учения о
самопроизвольном зарождении, допуская возможность последнего»
среди простейших организмов (инфузорий и водорослей)
и посвящая решению этого вопроса целую главу (VI) второй
части своей «Философии зоологии».
^Левенгук (Leeuwenhoek, 1632—1732),
Антоний—голландский натуралист. Вместе с Мальпиги впервые ввел микроскоп*
в зоологические исследования. Открыл и описал целый мир
микроскопических форм (инфузорий и др.) и сперматозоиды,
у животных, а также бесполое размножение тлей. Был
решительным противником учения о самозарождении. Основа5-
тель учения «анималькулизма», т. е. возникновения зародыша
в организме из мужского семени. Склонялся к теории «пре-
формации».
12 Аурой (лат. aura—веяние, дуновение) в старой физио*

448
ПРИМЕЧАНИЯ
логии обозначался род легкого испарения, испускаемого
телом, наподобие аромата цветов: отсюда aura vitalis s. semi-
nalis—тончайшая эманация семени, которой приписывалась
способность оплодотворения.
13 Лавуазье (Lavoisier, 1743—1794), Антуан Лоран—
гениальный французский ученый, чье имя стоит на одном
ряду с именами Галилея, Ньютона, Кеплера и др. Наука
ему обязана: установлением закона сохранения материи,
выяснением сущности горения и дыхания, определением
состава воды и угольной кислоты, первой научной
классификацией химических соединений, введением в употребление
химического уравнения и т. д.
и Галль (Gall, 1758—1828), Франц Иосиф—врач ифизиолог,
автор системы, известной под названием френологии, немец
по происхождению. Первый обратил внимание на значение
мозговых извилин и в этом смысле является предшественником
современных учений о локализации умственных способностей.
По учению Галля, преобладающее развитие той или другой
мозговой извилины отражается на конфигурации черепа
и этим свидетельствует о существовании той или другой
психической особенности данного индивидуума. Не считая
достаточным для характеристики человека деление «души» на
общепринятое число способностей—память, воображение,
рассудок и т. д.,—Галль устанавливает 27 способностей в человеке
(и высших животных)—способностей, связанных с
определенными формами мозговых извилин и отражающихся на
очертаниях черепа.
Основанное на произвольных предпосылках,
дискредитированное не в меру ярыми последователями, учение Галля
еще при жизни автора было опровергнуто экспериментальными
исследованиями Флуранса; однако, за Галлем осталась честь
открытия некоторых новых фактов по анатомии и
физиологии мозга. Если Биша, делая головной мозг седалищем
разума, отводил место страстям и моральным качествам в сердце,
желудке, печени и т. п.,—Галль первый показал
исключительную связь этих чувств с головным мозгом; он же первый отнес
к болезням головного мозга непосредственную причину мании,

ПРИМЕЧАНИЯ
449
сумасшествия и т. д. и в то же время первый отвел надлежащие
границы роли внешних чувств, чрезмерно преувеличенной
Кондильяком и Гельвецием. Главные труды Галля:
Introduction au cours de physiologie du cerveau, 1808; Anatomie et
Physiologie du Systeme nerveux en general et du cerveau en
pirticulier etc., 1810. 1820 и Sur les fonctions du cerveau,
1822.
15 Шпурцгейм (Spurzheim, 1776—1832),
ЖанГаспар—немецкий врач, единомышленник и ближайший соратник
Галля по пропаганде идей френологии. Упоминаемая здесь
«записка гг. Галля и Шпурцгейма»—совместно
разработанный этими двумя учеными и представленный в Парижский
Институт в 1808 году доклад на тему: «Recherches sur le
Systeme nerveu en general et sur celui du cerveau en particu-
lier», с изложением первого развития идей новой доктрины,—
доклад, подвергшийся жесткой критике со стороны Кювье,
относившегося отрицательно к локализации способностей.
В сотрудничестве с Галлем Шпурцгейм написал еще—Des
dispositions innees de Гате et de Г esprit, 1811, в которой они
выступили против теорий Ламарка (см. т. I, стр. LXVII—
LXVIII); из самостоятельных работ можно указать:
Observations sur la Phrenologie, 1810; The Physiognomical System
of Gall and Spurzheim, London, 1815; Observations on the
diseased manifestations of the mind, London, 1817; Precis de
Phrenologie, Paris, 1825, и др.
16 Корни учения Ламарка об отпечатках, следах (traces),
подробно развиваемого в дальнейшем, лежат, как и многое
другое, в древнегреческой философии. В этой связи следует
напомнить психофизиологические воззрения Аристотеля на
ощущение, представление, память и другие
интеллектуальные акты этого рода. Ощущение, по Аристотелю, есть
изменение в ощущаемом органе от какого-нибудь внешнего
предмета; воздействие последнего на орган чувств
напоминает собою отпечаток, или след, оставляемый печатью;
движение, вызываемое внешним впечатлением в органе чувства,
не угасает с порождением ощущения, но сохраняется вроде
29 Философия зоологии, т. II

450
ПРИМЕЧАНИЯ
следа большей или меньшей устойчивости, в зависимости от
органических условий; в известных обстоятельствах это
сохраняющееся в органах движение распространяется от
органов чувств к центральному органу и тогда происходит
восстановление образа в отсутствие самого предмета, как эта
бывает, например, при сновидениях; таким образом, память
есть движение, идущее от центра и органов чувств к душе
(«очаг ощущений» Ламарка), чтобы оставить там известный
отпечаток, или свой след; воспоминание же, наоборот, есть
движение обратного порядка.
17 Единственное место в целой книге, где Ламарк
употребляет слово «душа»,—и лишь затем, чтобыс тонкой иронией
отвергнуть это понятие. См. также стр. 400 книги о
понятии «духь.
18 В поисках посредствующего звена между живой
и мертвой материей уже около III в. до н. э. было выработано
(последователями Гиппократа) учение о
пневме—материальном факторе жизни, входившем в состав атмосферного
воздуха, проникавшем в кровь через легкие во время
процесса дыхания и разливавшемся по отдельным органам тела,
и вызывавшем там соответствующие движения органического
порядка. Таким образом, пневма древних по своей роли
подходила к понятию нынешнего кислорода. С системою
Га лена (131—201) учение о пневме перекочевало в средние
века, где претерпело существенные изменения, а именно
материальная субстанция пневма обратилась в
невещественный оюівотный, или жизненный дух (spiritus animalis s. vita-
lis) и только в XVII в. вновь стала приближаться снова к
материальному началу, сохраняя присвоенное ей
латинизированное название. По Декарту (и Мальбраншу), животные духи—
esprits animaux—представляют особую субстанцию,
образующую с волокнами головного мозга специальные органы мысли.
В своем зачаточном состоянии это—тончайшие, до крайности
подвижные частицы крови, разжижающейся и движущейся
главным образом под действием процесса брожения и движения
сердечных мышц. Животные духи, согласно картезианской

ПРИМЕЧАНИЯ
451
теории, вместе с остальной кровью проникают по артериям
в головной мозг и здесь отделяются от собственной крови
путем, недоступным нашему наблюдению.
Эти животные духи, принимаемые в их первоначальном
значении, т. е. как материальные факторы жизненных
движений, Ламарк, как видим, отождествляет со своим нервным
флюидом и тем как бы уточняет смысл, вкладываемый им
в понятие флюидов, или невесомых жидкостей. Центр
тяжести, повидимому, лежит не в названии и не в флюидах, а в том,
чтобы свести все явления движения в организме к действиям
атомов и к разным действующим внутри организма силам
и тем подвести несокрушимую базу под механическое
воззрение на органическую жизнь во всех ее формах и
проявлениях, во всем ее эволюционном движении, на основе
исключительно одного лишь материального фактора.
19 Отрицая за материей, как таковой, за любою частью
живого тела, взятою самое по себе, способность к чувству
и мысли, Ламарк тем самым становится в оппозицию к своим
современникам-материалистам XVIII века, приписывавшим
материи (по крайней мере организованной) свойство
ощущения и мысли, и сближается с материалистами древности—
Демокритом и Лукрецием, наделявшими «атомы» одной чисто
механической способностью к движению и поэтому видевшими
в ощущении, представлении и мысли исключительно
движение материальных частиц воспринимающего
органа—движение, определявшееся тем, что образы вещей, иначе
совокупность частиц, отделявшихся от предметов, проникали
в тело. В этом движении материальных частиц, или атомов
древних, нетрудно узнать движения ламарковских флюидов—
тех же материальных агентов, лишенных также способности
чувства и мысли.
2° Гипотеза о врожденных идеях стоит в преемственной
связи с учением Платона об идеях, по которому всякое
познание есть воспоминание, понимаемое в двояком смысле; с одной
стороны, это—законы мысли, не выводимые из опыта и
предваряющие его, а с другой—буквальное припоминание душой
29*

452
ПРИМЕЧАНИЯ
тех прообразов-идей, которые она созерцала в
потустороннем мире до своего перехода в мир явлений. Переработанная
Аристотелем гипотеза врожденных идей была усвоена
позднейшим стоицизмом и всей средневековой философией. XVII
и XVIII века ознаменовались оживленной полемикой между
защитниками и противниками врожденных идей.
Родоначальник новой философии Декарт противопоставлял врожденные
идеи (ideae innatae), делимые им на две группы: формальные
(напр., положение «ex nihilo nihil fit»—«из ничего ничего
не бывает») и материальные (понятие «я», математические
аксиомы, идея бога), идеям, или получаемым извне, или
создаваемым нашим интеллектом. Локк (в An Essay concerning human
understanding, 1690) выступил горячим противником
врожденных идей, выводя все человеческое познание из опыта,
между тем как его противник рацоналист Лейбниц (см.
полемику в «Новых опытах о человеческом разумении», кн. I)
продолжал отстаивать действительность врожденных идей,
основываясь на том, что в системе человеческого знания
существуют якобы такие «необходимые истины», которые не могут
возникнуть опытным путем. С большей решительностью и
безоговорочностью (чем это было проделано Локком, допускавшим
врожденность способностей) была отвергнута гипотеза
врожденных идей последующими сенсуалистами и французскими
материалистами, которых, очевидно, и имеет в виду Ламарк,
когда говорит: «Уже признано, что нет никаких врожденных
идей»,но, безусловно отвергая последние (ч. III, гл. 7,стр. 347),
он считает нужным предупредить от ошибочного причисления
к врожденным «наклонностей, передаваемых родителяші
через организацию» и возникающих на чисто
физиологической основе.
а1 Локк (Lock, 1632—1704). Джон—английский философ,
автор труда: «Опыт о человеческом разумении» (An Essay
concerning human understanding, 1690), состоящего из
четырех частей: в первой содержится полемика против учения
о врожденных идеях, а в остальных—положительное учение
Локка об источниках и границах человеческого познания

ПРИМЕЧАНИЯ
453
Отличительной чертой малооригинальной философии Локка
служит то, что, кладя в основу познания внешний опыт, или
ощущение, т. е. результат воздействия внешних предметов
на органы чувств, он в то же время принимает в качестве
второго источника и внутренний опыт, или рефлексию
(самовосприятие). Материалистический момент в философии психолога-
эмпирика Локка («источник Познания есть ощущение»)
послужил отправным пунктом для теории познания
материализма XVIII века. Этот же пункт принят и Ламарком как не
противоречащий его системе.
22 Точная формулировка положения Локка: «nihil est in
intellectu, quod non fuerit in sensu», давшего по^од Лейбницу
добавить: «nisi ipse intellectus» и послужившего затем для
Канта побудительной причиной заново приступить к критике
познавательной способности.
23 Об Аристотеле см. прим. 21 к I тому. Все самооче-
. видные истины могут быть сведены, по Аристотелю, к так
называемой первой аксиоме, или закону тождества (или
контраста), гласящему: «вещь не может одновременно быть и не
быть». На эту аксиому, очевидно, и намекает Ламарк.
24 Нэжон (Naigeon, 1738—1810), Жак
Андрэ—французский литератор и философ; сначала занимался изучением
искусств, затем тесно сошелся с Гольбахом и Дидро и стал
их ярым последователем и проводником их идей, что дало
повод Ля-Гарпу называть его «le singe de Diderot». Осуществил
первое собрание сочинений Дидро и полное издание «Опытов»
Монтея. Собственные работы: «Le Militaire philosophe»,
«Dictionnaire de philosophes», «Memoires sur la vie et les
oeuvres de Diderot».
26 Дэстютт de Tpacu (Destutt de Tracy, 1754—1836}
Антуан Луи Клод—французский философ, логик и
политический деятель. Его главный труд—Coursd 'Ideologie (5 томов)—
написан под явным влиянием идей Кондильяка и Кабаниса.
Под «идеологией» Траси понимает науку о началах
научного познания: предмет этой науки—представления, идеи,
источник которых лежит в ощущениях; из последних,

454
ПРИМЕЧАНИЯ
следовательно, и надо выводить как познание, так и акты
воли.
26 Все последующее место является категорическим
опровержением взгляда Кондильяка на язык как на причину и
начало мышления человека—взгляда, проводимого Кондилья-
ком в его «Essais sur l'origine des connaissances humaines»
и нашедшего себе краткую, но выразительную формулировку
в известной фразе Кондильяка: «наука есть искусно
составленный язык».
27 Г ара (Garat, 1749—1833), Доминик Жозеф—больше
известен как государственный деятель: министр юстиции
после отставки Дантона (вручивший смертный приговор
Людовику XVI), редактор республиканского органа «Salut
publique», узник во время террора, посланник в Неаполе во
времена директории, и сенатор при Наполеоне. Конвентом был
назначен в Нормальную Школу профессором «d 'analyse de
l'entendement humain» (анализа человеческого разума), на
вряд ли его работы в этой области имеют какое-нибудь
самостоятельное значение.
28 Память, по-гречески μνήμη—в греческой
мифологии была именем богини Мнеме, или Мнемозины, дочери
Урана (неба) и Геи (земли), матери девяти муз (от Зевса),
представительниц интеллектуальных и художественных
свойств человека; их матери греки приписывали изобретение
речи и счета.

УКАЗАТЕЛЬ
А
Абрикос: прививка черенка 36.
Авторитет: в суждениях 420.
Азот: в животном веществе 32, 103; в воздухе 86.
Аксиома: об ощущении как источнике всякого познания 346.
Актинии: предположение о зачаточной мышечной системе 176.
Аналріз: умственных способностей 344; 416: представлений
391, 396; связь с суждением 419.
Аналогия: в действиях природы в отношении животных
и растений 33—38; в умственном развитии человека
и разумных животных 427.
Анатомия: предмет ее изучения 214.
Аристотель: об ощущении 346.
Артерии: составная часть кровеносной системы 185.
Артериолы: роль в функциях нервного флюида 257.
Ассимилирование веществ: при процессах питания 154—156.
Ассоциация идей: закон 197.
Астрономы: астрономические предсказания 406 (примечание)·
Атония: ее определение 80.
Aura vi talis: тюпятие 121; действие на зародыш 125. См.
также Пар оплодотворяющий.
Б
Безбрачные: состояние их клеточной ткани 104.
Безумие: источник его 303, 413, 414.
Белково-студенистое вещество мозга: как проводящая среда
для нервного флюида 216.
Бесконечное: пример идеи, составленной по контрасту 399.

456
УКАЗАТЕЛЬ
Безпозвоночные: степень чувствительности 54; их продольно
узловатый мозг и нервы для мышечного движения 22!,
225: понятие о их «индустрии» 328.
Byssus: вероятность самозарождения 112—113.
Биша: о его физиологических опытах в связи с жизнью
и смертью 56.
Болезни: связь с климатическими условиями 123.
Бонне: о физической чувствительности 51.
Ботаники: примеры ошибочного установления органов 163 —
164.
Бред: его источник 303, 412, 413, 414, 418.
Будущее: недоступность его знания для человека 407.
Бэкон: о его работе в области анализа представлений 361.
в
Венулы: причина окраски коры мозга 257,
Вены: составная часть кровеносной системы 185.
Ветви: «сложного» растения 36.
Вечность: пример идеи, составленной по контрасту 399.
Вещества, или образования: растительные 146; животные
146—147, их разнообразие и различие 147—148;
минеральные и их происхождение 148—149; ассимилированные
154, 155, 156; нервов, головного мозга л его полушарий
352—353.
Вишня: о прививке черенка 36.
Вкус: пример специального чувства 234.
Влага: значение для размножения живых существ 109, 126—
127, 184.
Власть привычек 320, 386.
Внешние условия (обстоятельства): их роль в формировании
характера 358—359; влияние на развитие разума 425—427.
Внимание: необходимое условие для образования
представлений 244, 281, 366, 368, 370, функция органа ума 379,
общее учение 380—390; связь с мыслью 396; зависимость
от располагаемой доли нервного флюида 397; действие на

УКАЗАТЕЛЬ
457
внешние органы ощущений 415; значение для образования
правильных суждений 422; значение упражнения данной
способности 426.
Внутреннее чувство см. Чувство существования.
Вода: условие для образования первичных организмов 127;
состав 169; источник питания простейших организмов
311.
Водоросли: неясность признаков животной или растительной
природы в некоторых породах данного семейства 37;
пример попеременной остановки жизни и восстановления
44; о их клеточной ткани 98, 99, 104; возможность
самозарождения 113; отсутствие органов полового размножения
181.
Воздух: необходимое условие жизни 69; атмосферный 85—86,
170; состав 86; содержащийся в воде 169, 170.
Волокна: растительные 106; нервные 207, 208, 210, 213,
233—234, 271; понятие о нервных волокнах 217, мозговых
полушарий, или гипокефала 354.
Вольвокс: отсутствие пищеварительной полости 167.
Вольта: об опытах с электричеством 253.
Вольтов столб 255.
Воля: связь с мыслью 201; отношение к функциям нервного
флюида 224, 262, 316; обусловленность наличием
гипокефала 227, 305, 314—315; как противоположность инстинкту
266; связь с моральной чувствительностью и моральной
потребностью 422; как следствие суждения 379, 419;
общий обзор 330—342.
Воображение; связь с процессами мысли и суждений 201;
отношение к акту мысли 391—392, 394, 396; влияние
физических причин 398; общее учение 398—404; роль и
значение в литературе 401—402: в науке 403—404; отношение
к внутреннему чувству и функциям нервного флюида
415; источник 419.
Воспитание: преобразующее действие на внутреннее ч}7вство
293; роль в отношении чувствительности 294; детства
и следствия 359—360, 386—388.

458
УКАЗАТЕЛЬ
Воспоминание; сходство и отличие от акта суждения 372;
как функция органа ума 588. См. также Память.
Воспроизведение: половое 33; как третье жизненное свойство
114; связь с питанием 155—156.
Воспроизводительные тельца: как способ размножения
простейших живых тел 33, 34; у растений 35; понятие 181.
Впечатление: подлинность отпечатка его в органе ума 369
внутреннее происхождение 429.
Время: как фактор изменчивости 351.
Врожденные идеи: безусловное ' отрицание 281, 347—348;
критика аргументов в пользу их признания 346—347.
г
Тазы: о возможности содержания их и действии в крови 7£.
Галль: о границах познаваемости для человека функций
головного мозга 197—198; о френологии и ее принципе
356—357.
Гальванизм 255.
іГара: о внимании 381.
^Гармония: частей нервной системы 269, 304, 314, 348.
^Гелиотропизм: растений 29.
Гельвеций: о физической чувствительности 51.
Тений: понятие 402; значение 403.
.Гермафродит: понятие 181.
Гермафродитизм: полный и неполный 181—182, среди
животных 182, среди растений 182.
Hiatus: между органическими и неорганическими телами 26.
Гидра: безусловное отсутствие системы мышц 176.
іГипокефал: понятие и определение 240—241, 344—345;
значение степени развития и роль 242—243; следствие
отсутствия его у животных 243, 246, 335; сообщаемые им
способности 243—244; как последний по порядку из
созданных органов нервной системы 351—352;
способность производства в нем умственных актов 352 353,
367, 392—393, 397; строение 353—355; следствия рас-

УКАЗАТЕЛЬ
459
стройства некоторых его частей 414. См. также
Полушария головного мозга.
Гипотеза: Ламарка о соответствии взамен гипотезы
химического сродства 141—142.
Глисты: допустимость самозарождения 130.
Горение: его источник 87.
Грибы: возможность самозарождения 131; способ
размножения 181.
Д
.Двигатель: о внутреннем чувстве, или чувстве существования
287.
Движение жидкостей: роль в процессе жизни 14—16;
действие на организацию 17; в клеточной ткани 47, 185—186;
роль в образовании органов 97, 100—101, 102;
нисходящее и восходящее в растениях 99, 104; в простейших
животных 311.
Движение мышечное: как начальная функция нервной
системы 51, 206, 232—235, 243, 247; необходимость очага или
центра отношения 207—208; связанность со спинным
мозгом 220, 225; функция нервной системы при производстве
данного движения 226—227; роль нервного флюида 253—
255, 258—259, 285—286; связь с системой ощущений и
отличие от нее 271.
Действие: волевое, как завершение умственного процесса
324; три источника 332.
Дерево: понятие 182—183.
Детство: влияние воспитателей и усвоенных привычек
359—360, 420; степень правильности суждений 424—425,
427.
Диастола: сердца и артерий 53.
Дряхлость: ее признаки 157.
Дух: как идея, созданная по контрасту с материей 400.
Душа 59, 210—211.
Дыхание: легочное 51; связь с оргазмом 83—86; роль и зна*
чение 87; общий очерк 167—174.

460
УКАЗАТЕЛЬ
Ж
Жабры: ошибочное наделение ими медуз 164; орган водного
дыхания 171; определение 172.
Желание: определение 379; принадлежность к порядку
моральных потребностей 379—380; два способа
порождения воли к действию 415—416.
Железы: понятие 99—100.
Желчь 154.
Живородные: характер оплодотворения среди них 183.
Животные: в сопоставлении с растениями 28—38, 192;
простейшие 67—68, 97, 110, 306, 308—310, 349—350,
микроскопические 68, водяные 123; чувствующие 299, 304—
305, 307, 320—321, 332—333; лишенные чувства 243;
разумные 305, 400; с нервной системой 335; без нервной
системы 309—310, 335.
«Животные духи» 314.
Живые тела: происхождение 14—15; различие их 17—18„
питание 18—19; в сопоставлении с неорганическими
телами 20—26, 40; три условия пользования жизнью 46—
48; переход в безжизненные тела 108; претерпеваемые
изменения 108; процессы в них 138—139; способность
образовывать сложные соединения 144; сохранность и
зависимость от внешних влияний 159—160; общие свойства
160: части двоякого рода 191.
Жидкости живых тел; 16, 40, 58, 120, 202—204, 214—215,
216, 252, 254, 263, 310.
Жизненное начало: как фикция 59. См. также Душа.
Жизненные движения: их свойство или отличительный
признак 10; сходство и различие с процессами ферментации
10—11; в растениях 28; в животных 28; приостановка
33—35; источники 50—52, 54, 56—57; роль в развитии
организации 121; их обусловленность и причина 137—138.
«Жизненный узел»: понятие 29—30.
Жизнь: проблема 7; источник 7, 10; элементы и условия
проявления 11, 22, 39—57, 58; зачатки 13; непосредственный

УКАЗАТЕЛЬ
461
результат 18, 132—149: путь к ее познанию 20—21; общее
определение 39—40, 42—43, 191; в человеке и высших
животных 53; отношение к ферментации 65; растений 103;
как физическое явление 108; первичные свойства 114;
в своих тенденциях 114—115; подготовка 117;
независимость от специальных органов 151; характер ее в
простейшей организации 151; существенный признак 151.
Жоффруа: его записка об электрических рыбах 256.
з
Законы: их единство в природе органической и
неорганической 132, 193; следствия их действия в живых и мертвых
телах 132—133; вопрос об «особых» законах для живых
тел 133—135, 142, 144.
Зародыш: понятие 25. 33; состояние в момент оплодотворения
115—119; яйца 118; масса и состав до и после
оплодотворения 120; оплодотворение у живородящих 183;
оплодотворение у яйцекладущих 183—184; роль тепла и влаги
по оплодотворении 184: результат полового акта 184.
Зарождения: см. Самозарождения.
Знаки; для передачи представлений 375, 376, 377.
Зоологи: произвольное предположение наличия органов
в животных 164; о погружении в частности и об
упущении основных истин 301.
Зоофиты: неуместность этого термина, примененного к классу
полипов 37—38.
Зрение 234.
И
Иглокожие: пример животных с простейшей нервной
системой 233.
Индивидуальность; тел живых и неорганических 21; животных
и растений 27.
Индукция 260.
Индустрия животных.: общий очерк 327—329.

462
УКАЗАТЕЛЬ
Инстинкт: эволюционная связь с умственными способностями
высшего порядка 13—14; в животных, не имеющих
специального органа мысли 266, 315; общее учение 321—326;
роль в «индустрии» животных, лишенных специального
органа мысли 327; значение 339; пример ребенка, сосущего
грудь 347; сопоставление с рассудком 428—430.
Инфузории: как простейшая ступень организации, лишенной
всех специальных органов и допускающей возможность
самозарождения 43, 55, 97, 112, 123, 126, 127, 167, 168,
170, 176, 180, 181, 186, 215, 230, 245, 311, 335, 350.
Искусство: значение для него памяти 405.
Истина: «большего труда стоит заставить признать истину,
чем открыть ее» 431.
к
Кабанис: о физической чувствительности 51, 75; о жизни
54; о раздражаемости 93; о работе мозга 228; о механизме
ощущения 276,278; о причине меланхолии 298; об
инстинкте 321, 323, 429; о мысли 397; о воображении и памяти
415; оценка его труда «Отношения между физическою и
нравственною природою человека» 416.
Катастрофы: всемирные 199.
Кенгуру: пример влияния упражнения и неупражнения на
органы 356.
Кислород: составная часть воздуха 69, 86; как
восстанавливающий элемент для крови животного 169, 170.
Клетки: растительные 103, 106.
Клеточная ткань: как основа для образования всякой
организации 16—17, 47, 96—107 (общий обзор), 191, 215;
простейших живых тел 48—49, 120.
Климат: роль в образовании живых тел 122.
Кожа: как продукт клеточной ткани и защитный покров:
животных 101, 105. См. также Эпидерма.
Коловратка Спаллянцани: опыты с высушиванием и
оживлением 43—44,

УКАЗАТЕЛЬ
463
Кольчецы: явление приостановки жизнедеятельности 35;.
пример кровеносной системы без сердца 187, пример
нервной системы без гипокефала 246, 335.
Convallaria: пример простейшей растительной организации 98.
Кондильяк: о бессилии человеческого разума 9;, о физической
чувствительности 51; о существе, лишенном1 органов
чувств 280; деятельность в области анализа представлений
361; смешение морального чувства с физическим 365;.
точка зрения на роль знаков, или языка в области
мысли 375.
Кора: как продукт клеточной ткани и защитный покров
растений 101, 105, 106.
Корни: «сложного» растения 36.
Кремнезем: как продукт растительных остатков 33.
Кровообращение: у совершенных животных 56; к вопросу
о поисках его у лучистых 164; общий обзор 185—188;
роль мышечного движения в его ускорении 259.
Кровь: причина движения ее и восстановления 59; явление
своего рода организма в ней 79; выделение теплорода
и результат этого 80—81; направление в движении 185;
максимальное ускорение движения и повышение
температуры в связи с установлением легочной системы 188;.
продукт выделения—мозговое вещество 214—215, 257;
в сопоставлении с сукровицей и другими подобными
жидкостями 215; как фактор преобразования электрического
флюида в нервный 216, 255; отсутствие прямого отношения
к производству разнообразных действий животных 252,.
254; восстановление потерь нервного флюида* 258.
л
Лавуазье: о значении света 125.
Левенгук: о его работах по вопросу самозарождения 111.
Легкое: о поисках его у моллюсков 164; орган воздушного*
дыхания 171; на стадии своего возникновения (у рептилий))
187.
Лейденская банка 255.

464
УКАЗАТЕЛЬ
Летаргическое состояние: в связи с понижением температуры
66; ослабление жизненных функций 83.
Летучая мышь: пример явления временного прекращения
жизненных функций 35, 82.
Лимфа 154, 252, 254.
Линней 164.
Литература: значение для нее воображения 402.
Лихорадка: в связи с нарушением функций внутреннего
чувства, или чувства существования 412.
Лишаи: допустимость их самозарождения 131.
Локк: в связи с его учением об ощущении, представлении
и разуме 51, 346, 361, 406.
Лучистые: о предполагаемой в них нервной системе 55, 179,
233, 236, 246; о размножении 112, 123, 126; допустимосгь
самозарождения среди них 127; вопрос о кровообращении
164, 186; система дыхания 172, 173, 174; мышечная система
176.
Лягушка: сохранение раздражаемости в вырезанном сердце
95; объяснение сохранности чувства и воли по удалении
головного мозга 209; степень преобразования нервного
флюида в животных с холодной кровью 256.
м
Мадрепора: понятие 36; как пример собрания особей,
живущих одной общей жизнью 183.
Материя: на точке перехода от мертвого к живому 68;
электрическая 70; виды 250; неспособность к чувству 263.
274; как понятие, вызывающее по контрасту идею духа
400.
Медузы: произвольное наделение их жабрами 164; их орган
дыхания—водоносные трахеи 172.
Меланхолия: как пример влияния расстройства органов
(в частности брюшных) на моральное чувство 297—298.
Метастазы 97.
Механизм органического движения 41.

УКАЗАТЕЛЬ
465
Миллепора: как собрание особей, живущих одной общей
жизнью 183.
Мимоза: о причине ее своеобразных движений 89—90.
Минералы: происхождение 115, 149.
Млекопитающие: система органов чувств, отвечающая высоте
организации 55—56; тип полового оплодотворения 183;
усовершенствованное легочное дыхание 188; предельное
развитие умственной деятельности 190; развитие желаний
и наибольшее пользование волей 336; в сопоставлении
с человеком 385.
Мозг: головной 189, 197, 208, 209, 212, 213, 217, 218, 219, 220,
221, 237, 238, 239, 240, 241, 242, 243, 244, 245, 246, 247,
248, 255, 257, 258, 259, 268, 269, 315, 336, 344, 345, 351,
352, 353, 410, 416; спинной 208, 212, 213, 217, 219, 220,
221, 225, 246, 247, 257, 269, 270, 351; продолговатый 208,
212, 219, 221; продольноузловатый 208, 209, 213, 217, 22J,
225, 237, 246, 268, 351.
Мозжечок 213, 219, 221, 345.
Моллюски: пример животных, подвергающихся временной
остановке жизненных функций 35; произвольное
предположение у них легкого 164; пример гермафродитных
животных со взаимным оплодотворением 182; нервная
система 190, 221, 238, 239, 246.
Монада: вероятность самозарождения 113; отсутствие
пищеварительного органа 167; пример простейшего и
несовершеннейшего существа 231; питание путем механического
всасывания 311.
Моральное: общий источник с физическим 201.
Морские ежи: пример несовершеннейшего дыхательного
органа водоносных трахей 172; возможность допущения
мышечной системы 176.
Морские звезды: тщетная попытка найти у них скелет 164;
пример животных с водоносными трахеями 172.
Музы—«дочери памяти» 405.
Муравьи: ослабление оргазма в связи с холодом и оцепенение
84.
ЗЮ Философия зоологии, т. II

466
УКАЗАТЕЛЬ
Муравьиный лев: пример мнимой индустрии 328.
Мухи: о их происхождении по понятию древних 110—111; о
возвращении к жизни после засушки с погружением в
воду 44; пример мало преобразованной клеточной ткани 99.
Мысль: путь к изучению, поскольку мысль—естественное
явление и продукт организации 201; обусловленность
наличием в нервной системе специального органа 227;
быстрота процесса требует признания соответствующего
деятеля—нервного флюида 254; как возбудитель
моральной чувствительности 293, 416; как причина эмоций
внутреннего чувства, ведущих к волевому действию 300,
415; понимание явления возможно исключительно на
основе учета последовательности в создании животных
способностей 309; как основа для проявления воли 330; одна
из основных функций органа ума 379; связь с суждением
419; систематический общий обзор 390—398.
Мышечная система: общий обзор 174—177.
Мышление: как органический акт, отличный от акта,
порождающего чувство 279.
н
Наблюдение: определение 395.
Наклонности: их источник, преобразующее действие на
организацию на основе упражнения соответствующих органов
и наследственная передача 319, 326, 347, 359; развитие
и укрепление в связи с упражнением соответственных
органов 355; отрицание врожденности 358; как источник для
инстинкта 429.
Народ: его разум, как целого 430.
Насекомые: слабая степень чувствительности, смутные
перцепции и отсутствие представлений в связи с низкой
ступенью нервной системы 54, 179, 221, 237, 238, 239, 246,
282, 313, 321, 335, 365—366; случаи сохранности движений
тела по удалении внутренних органов 95; происхождение,
по мнению древних 110; опыты Реди и др. по вопросу за-

УКАЗАТЕЛЬ
467
рождения ill; недопустимость самозарождения 127;
пример животных с простейшим типом органа воздушного
дыхания 172, 173, 174; ясно выраженная мышечная система
176, 177, 186; к вопросу о получении двух неделимых из
одного посредством разрезывания 209.
Насиживание: яйца 116—117, 184.
Натуралисты: о самозарождении 112; ошибки в понимании
организации 163.
Науки: происхождение и деление 388; роль воображения
402—403; значение памяти 405.
Неравенство: между людьми в умственном отношении и
результат этого 342.
Нервная система: назначение в организационном смысле 50—-
51; отношение к жизненным движениям 51, 52;
беспозвоночных 54—55; как необходимый фактор для
возникновения чувства 94—95; отношение к мышечной системе 174—
175; определение 178; функции 196; отношение к
внутреннему чувству особи 314; высшая ступень развития 310;
ход развития 351; общий систематический обзор 205—248.
Нервы: условие для возникновения 217; зависимость
плотности и объема отдельных мозговых участков от степени
употребления отходящих от них нервов 219; действующие
на независимые и на зависимые от особи мышцы 225—226;
гипотеза «вибрирующих струн» 253; действие при посредстве
нервного флюида 254; чувствующие и двигательные 258,
268, 271—272, 277—278; специальных органов чувств
237, 344.
Новорожденный ребенок: искание и сосание материнской
груди как пример действия по инстинкту 346—347.
Нэжон: вывод из аксиомы Аристотеля о родстве
представления и ощущения 346.
о
Обморок: физическая причина 429—430, 433, 615.
Оболочка: зародыша 33, 184; апоневротическая 207, 213, 216,
365, 385.
30*

468
УКАЗАТЕЛЬ
Обоняние: как чувство, связанное с наличием специального
органа 234.
Образ: отношение к представлению 502; обстоятельства,
сопровождающие переход чувственного образа в
представление 529; условия для запечатления в гипокефале и
механизм действия 537; роль внимания 538—539;
сохраняющиеся отпечатки как причина восстановления 608,
624.
Обращение (циркуляция): «дыхательное» 173, 187—188; крови
185—188.
Общество: в связи с понятием «общественный разум» 646—648.
Оплодотворение: отсутствие в размножении простейших
организмов обоих царств 33; отношение к самозарождению
115—131; зародыша 180.
Опыты: значение в науке 200.
Оргазм: как основа всех жизненных движений 44, 49, 50, 59,
122, 203; причина и условия 62, 66, 69; в животных с
простой и сложной организацией 63—64; животный 78—88;
растительный 88—90; ослабление оргазма с возрастом
и следствие этого 155, 157, 160; случаи сохранности
оргазма вслед за моментом смерти 157; степень
оргазма в животных и растительных телах и причина
разницы 192; общее учение 74—90. См. также Раздражае-
мость.
Организация: развитие и усложнение 9, 55, 162—163, 231,
245, 312, 313, 350—351; понятие простейшей организации
128; простейшая организация в ее значении для изучения
основ жизни 10; первые зачатки 12, 109; факторы
образования и развития 101—102; растительная в сопоставлении
с животной 103—107; как чисто физическое явление 108;
условия возникновения зачатков 128; степень влияния на
нее физического и морального чувства у человека 297;
в раннем возрасте человека 359.
Органы: специальные 30, 151, 162—163, 229, 264, 265, 266;
половые 33, 106, 156, 180, 181; дыхания 83, 164, 168—169,
257; водного и воздушного дыхания 171; о месте возникно-

УКАЗАТЕЛЬ
469
вения каждого специального органа в общем ряду
животных 163; ума 189, 261, 336, 344, 348, 349, 355, 361, 369, 370,
378, 379, 400; постепенное развитие и усложнение 216,
245, 309: зрения 246; слуха 246, 292; электрические
(у рыб) 256; брюшные 297—298.
Орехотворка: ложное причисление к самозарождающимся
существам 111.
Осязание: как чувство, связанное с наличием специального
органа 234.
Отношения: основание для определения их между животными
106; между растениями 107; между содержащими частями
тела и содержимыми здесь жидкостями как причина всех
органических явлений 137—138, 230.
Отпечатки: мнение Галля и Шпурцгейма 197—198; как
физическое явление, доступное пониманию и исследованию
202; сохранение их—причина изменения движения флюида
228; трудность представления и причина этого 244; как
результат функций нервного флюида 259, 369; сохранение
их 261; роль внимания для нанесения их 281, 350, 367, 368,
369, 370; роль гипокефала и нервного флюида 352—353;
место накладывания отпечатков в гипокефале 354; случай
прохождения флюида по двум отпечаткам
одновременно 421.
Оцепенение: у простейших животных 63, 81—82.
Очаг (и): нервной системы 178, 207—208, 210, 211—212, 231,
234, 237, 239, 242, 257, 258, 259, 268, 269, 270, 271, 273,
274, 275, 276, 337, 338, 348, 351, 367, 368, 418. См. также
Центр отношения.
Ощущение: отличие от раздражаемости 92; как результат
одной из четырех функций нервной системы и механизм
177—178, 222—223, 226—227, 228—229, 231, 262, 263—283
общий обзор физической чувствительности и механизма
ощущений); отношение к представлению и ко всем другим
актам разума 196, 346, 350, 352, 363, 366, 384—385, 392,
396, 406, 416, 417, 422, 424, 426, 429; нуждаемость в едином
очаге или центре отношения в нервной системе 207, 234;

470
УКАЗАТЕЛЬ
отсутствие связи с полушариями головного мозга 213, 379;
насекомых 238; направление движения флюида в нервах,
служащих для образования ощущений 258; внутренние
ощущения, образующие чувство существования 287:
непосредственное действие на внутреннее чувство 334.
π
Пальмы: мнимое отсутствие коры у стволов 105 (приложение).
Память: влияние на нее возраста и болезней 197; действие
в восстановлении бывших представлений 201; как
подтверждение наличия отпечатков в мозгу 244; действие памяти не
простирается на перцепции 281—282; обусловленность
наличием органа ума 338, 344; ослабление яркости в
образах, вызванных памятью, у высших животных 374; как
одна из основных функций органа ума 379; в
сопоставлении с мыслию 391; общее учение 405—418.
Папоротники: о мнимом отсутствии коры на стволах
некоторых видов 105 (примечание).
Пар оплодотворяющий: действие на зародыш 119, 121, 125.
См. также Aura vitalis.
Паукообразные: дыхание 173, 174; кровообращение 187;
продольно-узловатый тмозг 221, нервная система 246;
отсутствие специального органа ума 335.
Первопричина 6—7, 60.
Перцепция: процесс возникновения по Кабанису 228; процесс
возникновения по Ламарку 270, 273; понятие 278, 279;
сопоставление с представлением 281—282; как
единственное достояние чувствующих животных, лишенных органа
ума 320—321.
Печаль см. Меланхолия.
Питание: как общая способность всех живых тел 152, 350;
сущность процесса 154; в зависимости от состояния
организации и в разные возрасты особи 155; связь с ростом
и воспроизведением 156; ослабление и результат этого
156—157; влияние на уплотнение частей тела 157.

УКАЗАТЕЛЬ
471
Пища: животных и растений 31—32; как материал для
постройки тела 145; определение 166.
Пищеварение: отсутствие у растений и наличие у большинства
животных 31—32; как первая частная способность
большинства животных 165; общий обзор 165—167; влияние на
процесс сильных эмоций 297; нарушение и следствие
319, 397.
План: природы в развитии организации 247.
Плесень: возможность самозарождения 131.
Плодовитость: в зависимости от тепла 67—68.
Погода: влияние на умственную работу 398.
Позвоночные: развитие органов нервной системы в
зависимости от их упражнения 220—221; последовательность
в образовании органов нервной системы 221; место выхо-
ждения двигательных нервов 225; черты подлинной
индустрии 329; волевые действия 336.
Познание: о его границах 197—198; путь к познанию 199—200.
Покой: абсолютный 60.
По липняк 37 (примечание).
Полипы: как пример «сложных» животных 35, 36, 183;
несоответствие термина «зоофиты» 38; переход от жизни к смерти
и обратно при ненарушимости органов 43; как
доказательство ошибочности положения «жить—значит чувствовать»
55; их организация в сопоставлении с организацией
млекопитающих 97; роль тепла в их размножении 123; отсутствие
половых органов 126, 181; вода как основной фактор их
образования 127; отсутствие органа дыхания 168; значение
пищеварительных процессов для восстановления основной
жидкости 170, 186; предел допустимости мышечной системы
176: отсутствие нервной системы и, следовательно,
чувствительности и воли 180, 230, 245, 265, 335; характер
основной жидкости 215; как пример зачаточной организации 350.
Половая зрелость: раннее достижение в экваториальных
странах 123.
Половое размножение; общий очерк 180—184.
Полость: пищевая у полипов 186; в каналах гипокефала 354.

472
УКАЗАТЕЛЬ
Полушария головного мозга: как специальный орган ума 189—
290, 212—213, 227—228; 247, 248, 254, 258, 259, 315:
развитие в связи с упражнением 220, 357; предположение
о части нервной системы, послужившей их началом 221,
положение их в системе по отношению к очагу ощущений
269. См. также Гипокефал.
Понятие: как источник воли 330; об изучении физических
причин его образования 343; моральные понятия человека
388.
Потери: причина их, возмещение и зависимость возмещения
от возраста особи и состояния органов 158; неравенство
между потерей и возмещением и причина этого 159; в
простейших организмах 311.
Потребности: определение их у животных 325—326; о
средствах к удовлетворению их 327; роль в возникновении
умственных способностей 355; физические и моральные 379—
380; значение узости или широты потребностей для
умственной деятельности 385, 386, 387, 400; влияние моральной
потребности на внутреннее чувство 388—389, 422; как
источник инстинкта 429.
Почки: как средство размножения 33, 112; растительные 36,
194 (примечание).
Почкование: способ размножения при отсутствии
специальных половых органов у простейших животных 156, 181.
Поэзия: в связи с ролью воображения 402.
Предвидение: невозможность его в условиях животной
организации 406.
Предрассудки: как причина застоя в области знания 8.
Представления: как чисто физическое явление, доступное
изучению 201—202; обусловленность их наличием
специального органа умственной деятельности 206, 281, 283,
293, 300, 337, 351—352; место возникновения их в нервной
системе 213; как завершающий (четвертый) род функций
нервной системы 223, 227; отсутствие их у чувствующих
животных, лишенных специального органа умственной
деятельности 247; отличие от перцепции 278, 281—282;

УКАЗАТЕЛЬ
473:
простые и сложные 338, 343, 362, 366—371, 371—377;
воспроизведение 344; как источник происхождения всех
других умственных актов 345, 349; их первоисточник 346,
350, 384, 406; процесс образования 352, 361—366; физико-
моральные и просто моральные 363; как материал для4
всех других умственных актов: внимания 380—390; мысли
390—398; воображения 398—404; памяти 405—418; и
суждения 418—423; их реальная основа 404.
Привычки: влияние на внутреннее чувство 293;
происхождение 311, 312; сила привычек и их наследственная передача
320, 325, 326; связь с потребностью 326, 347; отношение
к так наз. индустрии животных 327—328; как
единственное достояние простейших животных 350; влияние первых
привычек на организацию в раннем возрасте и на
складывающийся характер 359; привычка1 к умственному труду
и ее влияние на специальный орган умственной
деятельности 360; значение привычки к умственному труду 388,
422; привычка подчиняться авторитету 420, 422, 423.
Природа: понятие 5; вопрос о ее вечности 6—7;
непосредственное действие в создании живых тел 12—14, 108; вопрос·
о границах ее средств и действий 55, 60; как единственный?
предмет, доступный нашему познанию 59—60, 211;
разнообразие применяемых средств 90, 312—313; планомер^
ность хода в строительстве живых тел- и их организации
113—114, 232, 240, 244, 246, 247, 309, 337, 350, 351;
единство действий 33, 136.
Притворство: как известная склонность у многих людей 295.
Причина—возбудитель жизненных движений: общее понятие
11; как основной фактор проявления жизни в теле 40, 41,
47, 48, 57, 80, 115, 142—144, 191; характер действий 48—49;
действие в животных и растениях 49—50; условия для
успеха действий 57; общая доктрина 58—73.
«Пробуждение» растений; как пример движений у растений 29.
Прозябание: необходимость тепла, света, влаги и воздуха 69,
117, 184.
Произрастание восходящее и нисходящее:- растений 29.

474
УКАЗАТЕЛЬ
Протей: отсутствие пищевой полости 167.
Процесс мышления: место выполнения операций 242—243.
Птицы: половое размножение 127; усовершенствование
легочного дыхания 188; успех в развитии умственных
способностей 190; признаки подлинной индустрии 329;
проявление желаний и воли 336.
Путь: образования живых тел 102, 113.
Пчелы: пример животных, подвергающихся временной
остановке жизненных функций 35; ослабление оргазма в связи
с холодом 84.
ρ
Раздражаемость: как основа всех жизненных движений у
животных 28, 50, 53, 59, 63, 92—93, 307, 310, 326, 350; в теле
затонувшего человека 44—45; отношение к теплу 66—67;
причина 80; сохраняемость за моментом смерти 157;
ослабление со старостью 160; степень в животных и
растительных телах и причина разницы 192; как условие для
движения мышц 248; резкое отличие от чувства 265—417; общее
учение 91—95. См. также Оргазм.
Разложение веществ: поставленное в связь с
самозарождением 109.
Размножение: как общая способность всех живых тел 350.
Разум: сопоставленный с инстинктом 323, 339; в определении
Ламарка344; общее учение 343—375. См. также Рассудок.
Ракообразные: как первые животные с полной и целостной
системой кровообращения 187, 188; продольно-узловатый
мозг 221; головной мозг с единым центром отношения
(нервная система) 238, 246; первые следы слуха 239.
Рассеянность: смысл, вкладываемый в это слово 384.
Рассудок: общее учение 428—431. См. также Разум.
Рассуждение: в определении Кабаниса 323; как процесс
образования сложных представлений 374, 394.
Растения: в сопоставлении с животными 28—33; черты
сходства с животными 33—38; определение 28; простейшие 33;
многолетние 34, 36; простые и сложные 35—37;
однолетние и двулетние 35; общее представление о их внут-

УКАЗАТЕЛЬ
475
ренней организации 104—105; существенные черты внешней
организации 106—107; роль тепла в их жизни 123; процесс
образования сложных веществ 145—146; безбрачные или
тайнобрачные 163—164; однодомные 182; об отсутствии
специальных органов и частных функций 194 (примечание);
об отсутствии нервной системы 230; к вопросу о
наделении их зрением в связи с гелиотропизмом 265; отсутствие
необходимости в перемене места 306; отсутствие инстинкта
326 (примечание).
Ребенок: как неудачный пример существования врожденных
идей 346.
Реди: к вопросу о самозарождении 111.
Рептилии: о временной остановке жизненных функций 35;
легочная не вполне развитая система дыхания 187;
пример прогрессирующего развития умственных
способностей 190; отсутствие воли и желаний в связи с
ограниченностью нервной системы 336.
Ришеран: к вопросу о переходе от живого тела к
неорганическому веществу 26; определение жизни 39; взгляд на
чувствительность 75; в связи с предположением особых
законов для живых тел 134, 135; о нервах 253; в связи
с вопросом о различении акта ощущения от акта мысли
280; по вопросу о значении знаков, или языка, в
умственной деятельности 375.
Рост: растений 30—31; животных 31—32; второе жизненное
свойство 114; связь с питанием 155; связь с размножением
181.
Рыбы: половое размножение 127; дыхание их 187; начало
умственной деятельности 190; спинной и головной мозг
как пример влияния упражнения 221; электрические 256;
воля и желания в связи с наличием специального органа
ума 336.
с
Самозарождение: к вопросу о возможности 12; сущность
процесса 16; общее положение 124; границы применения 129—
130, 192; червей 177, 236; общая доктрина 108—131.

476
УКАЗАТЕЛЬ
Саранча: пример влияния упражнения на органы 356.
Свет: солнечный 15, 125.
Семена растений 33, 34, 35, 117, 184.
Семенная жидкость 154.
Семядоли 30.
Sensorium commune: местонахождение 209, 212. См. также
Центр отношения.
Сердце: его функция 51; причина ускоренных биений 53;
млекопитающих 55—56; вырезанное у лягушки 95; общее
понятие 185; с одним желудком 187; независимость его
движений от нашей воли и значение этого 224; неудачное
связывание с ним моральной чувствительности 294.
Сердцевина: растения 106.
Сила-производитель действий животных: общая доктрина
306—315, 324.
Система: кровообращения 56, 81, 185—188; мышечная 56, 174„
177, 289; органов чувств 56; ощущений 280, 302; половых
органов 180; умственных актов 280.
Систола сердца и артерий 53.
Скелет: поиски его у морских звезд 164.
Склонность к одинаковым действиям: как начало инстинкта
319—321. См. также Наклонность.
Слива 36.
Слизь: как возможная основа для возникновения
растительной жизни 120.
Слон: о хоботе как об органе, иллюстрирующем действие
упражнения 356.
Слух: как чувство, обусловленное наличием специального
органа 234; его первые следы в ряду животных 239.
Слюна 154.
Смерть: понятие 26; причина 45, 59, 82, 83, 160; последствия
65—66, 79, 108, 157; как завершающий момент жизненных
процессов 114; как естественное явление 194.
Сновидения: понятие 411; как явление, вскрывающее
механизм памяти 412; материал их 414; как результат
нарушения или прекращения функций внутреннего чувства 418.

УКАЗАТЕЛЬ
477
Собака: пример инстинктивного акта 323; ограниченность
представлений 385, 412.
Соединения органические: как результат жизни и
деятельности живого тела 18—19, 138—139; животного и
растительного происхождения 32; причина образования и
разложения сложных соединений 139—141; их источник 148—
149.
Сознание: своего «я» 279; источник его 362; полученного
представления 363; условие и механизм восприятия
представлений 368, 373, 420; при бредовом состоянии 413.
Сон: растений 29; человека 302, 410, 411, 412; животных 375,
412.
Соня: явление временного прекращения
жизнедеятельности 35.
Способности: их связь с организацией 13—14; общие и частный
17—18; общие всем живым телам 150—161, 193; частные
и их связь со специальными органами 150, 162—165, 193;
главнейшие частные 165—190; чувства 211—212, 247, 348;
ума 198, 345, 354, 355, 365; влияние упражнения 400.
Сравнение: в своем отношении к другим актам умственной
деятельности 330, 374, 388, 394, 398, 420.
Старость: причина 160.
/Ствол: растения 36.
Студенистая масса: как возможная основа для возникновения
животной жизни 120.
Суглинок: как продукт растительных останков 33.
Суждения: обусловленность наличием в нервной системе
специального органа 227; понятие 281; как источник эмоций
внутреннего чувства 300, 301; элементы суждения и их
разнообразие 340—341; как акт, ведущий к образованию
сложных представлений 371, 373—374; отличие от акта
памяти 372; как одна из основных функций органа ума
379; отношение к мысли 390—392, 394; отношение к акту
воображения 398; отношение к разуму 424—428, 430—43і;
общее учевие 418—243.
Сукровица 59, 187, 215.

478
УКАЗАТЕЛЬ
Сурок: пример временного прекращения жизненных функций?
в связи с понижением температуры 35, 82.
Τ
Творец: верховный 108, 304, 379.
Темперамент: влияние на умственную деятельность 125.
Температура: внешней среды; влияние на оргазм животных,
81; на оплодотворенный зародыш 116—117, 184; на
прохождение этапов жизни 122—123.
Тепло: роль и значение 66—67; причина развития 84; влияние
на организмы 123, 124, 125, 126; как источник оргазма 128.
Теплород: как возбудитель жизни 61, 62, 63, 64, 66, 68, 69,
70, 71, 91; внешней среды и внутренней 80—81, 83, 84;.
источник 85—86; свойство 129; содействие в образовании
органических веществ 148.
Тонус: понятие 78; как основное свойство частей тела
животного 88; отсутствие у растений 89.
Траси: смешение морального чувства с физическим 364.
Трахеи: водоносные и воздухоносные 171—172.
Трубчатки 98.
у
Углекислая соль: как продукт животных останков 33.
Углерод: главная составная часть растений 32.
Узлы: нервные 246.
Ulva 98.
Ум: общий очерк способности и органа 188—190; о его
границах 197—198; зависимость развития от степени совершен«
ства организации 206.
Упражнение: развитие способностей в связи с упражнением
органа 355—356, 358, 360, 400—401; ума 386—387, 388,
425—426; способность суждения 419—425.
Усоногие: нервная система, обусловливающая чувство, но-
без специального органа умственной деятельности 238^.
246, 335.

УКАЗАТЕЛЬ
479*
Усталость: причина ее 317.
Устрицы: пример неполного гермафродитизма 182; пример
мнимой индустрии 328.
Утенок: пример инстинктивных действий 347.
φ
Фанатики: к вопросу о силе моральных эмоций 297.
Фантазия 59.
Ферментация: сходство и отличие от жизненных движений 10;
65; ошибочное соединение с самопроизвольными
зарождениями 109—110.
Физические тела: в природе в своем движении и
взаимодействии 6.
Физическое: общий источник с моральным 201.
Философы: древние о началах жизни 59, 109—111, 300.
Фистулиды: возможность допущения мышечной системы 176.
Флегмона 272 (примечание).
Флюиды: как необходимое условие жизни 16, 22, 27, 122,.
общее понятие 60—61; теплород 61, 62, 63, 70, 71, 72, 80:
81, 86, 87, 89, 91, 92, 129; электрический 61, 62, 63, 64,
70, 71, 72, 129; магнитный 61; нервный, или
гальванический 64, 207, 208, 214, 216, 217, 218, 228, 231, 234, 235,
242, 314, 315, 320, 325, 332, 338, 343, 345, 348, 352, 353,
354, 362, 373, 374, 377, 380, 381, 383, 384, 389, 398, 405,
407, 415, 416, 417, 418, 420, 421, 422; вероятный способ
действия 71—72, 203—204; как причина оргазма 78;
действие на зародыш и на студенистую или слизистую массу,
обращаемую в клеточную ткань 119—121, 128;
оплодотворяющий пар 121; действие в простейших и более сложных
организмах 215—216, 247—248, 308, 310, 311; действия
нервного флюида в производстве мышечных движений
223—227; общее учение о нервном флюиде 249—262; роль
нервного флюида в функциях внутреннего чувства 299—304
о потреблении и исчерпании нервного флюида 316—319;
роль нервного флюида в механизме образования простых

480
УКАЗАТЕЛЬ
представлений 366 и сложных 544—545; способ нанесения
в мозгу отпечатков представлений 369—371; роль
нервного флюида в процессе мысли 390—393, 396—397; роль
нервного флюида в процессах памяти 407—414; роль
нервного флюида в процессах суждения 420—421.
Форма: понятие 22—23; живых тел 27.
Фукусы: их клеточная ткань 98.
•Функции: природа органической функции 202, 230; органа
ума 378—379; внутреннего чувства 412.
X
Хилус 86, 166.
Химическое сродство: 134, 135, 141, 142.
Холод: влияние на живые тела 64, 82—83.
Ц
Царства природы: о их линейном расположении по классной
системе 20; -животное и растительное в жарких и холодных
странах 70.
Центр отношения, или связи: нервной системы 94, 95, 179,
189, 208, 209, 210, 211, 212, 217, 226, 227, 233, 238, 241,
243, 268, 274, 344. См. также Очаг.
ч
Части тела: два рода—гибкие вмещающие и жидкие
вмещаемые 22, 27, 46—47, 115; неспособность их, как таковых,
к ощущению, или чувству 263—264, 270—271, 282—283.
Человек (люди): продолжительность сохранения
раздражимости в частях тела с момента смерти 94; по поводу
предположения в нем бессмертной души 210—211;
злоупотребление в пользовании нервной энергией в ущерб
органическим функциям 318—319; категория действий,
совершаемых без участия мысли и воли 334, 336, 430;
умственное неравенство и следствие этого для индивидуума и
человеческого вида 342; значение языка для развития
умственных способностей 376, 377; как пример высшей сту-

УКАЗАТЕЛЬ
481
пени умственного развития 379, 385, 400, 426; о
подавляющем числе людей ограниченного ума и дарования
приближающихся в умственном отношении к животным
386—387; 401, 419—420; путь образования отвлеченных
понятий 399—400; о гении в человеке 402.
Черви: отсутствие чувства 55; к вопросу о самозарождении
110—111, 112, 176—177, 236; их дыхашіе 172—174; о
возможности простейшей функции нервной
системы—мышечного движения 179.
Черенок 36.
Черепаха: объяснение сохранности чувства и воли по
удалении головного мозга 209.
Чернильные орешки: в связи с вопросом о самозарождении
111.
Чувствительность: о понятиях «скрытая» и «явная» 50, 75—
76; опровержение положения, что чувствительность есть
общее свойство живой природы 51—52, 75, 94; отличие от
раздражаемости 54, 93—94; определение 94; условие для
ее проявления 211—212, общий обзор 263—267; подробный
анализ механизма системы и ее источник 270—274;
моральная: определение 267; общее учение о моральной
чувствительности 293—305.
Чувство: нетожественность природы чувства и
раздражимости, сопоставление с последней и обусловленность
наличием специального органа 53—54, 93—94, 95, 226, 264—266-
ослаблеыие и утрата чувства с переходом от более сложной
к более простой животной организации 54—55; как частная
способность 165, 221; как одна (вторая по происхождению -
из функций нервной системы 174, 206, 222, 226, 227, 233—
236, 243, 247, 286; общее учение 177—180; значение и роль
единого центра отношения нервной системы в порождении
чувства 210; влияние упражнения на специальный орган
220; зрения 237, 242, 265; чувство не есть свойство
материи, или частей тела 247, 263—264, 270, 282; как
исключительное свойство животных с нервной чувствительной
системой 266; определение 267, 364; механизм акта,
рождающего чувство 272—274, 282, 286; отличие актов чун-
31 Философия зоологии, т. II

482
УКАЗАТЕЛЬ
ства от актов ума 280—281; как естественное явление,,
обусловливаемое физическими причинами 282; моральное
и его отличие от физического 364.
Чувство существования, или внутреннее чувство: отношение
к мышечной системе 174, 261—262, 331—333; причина его
эмоций 260; как принадлежность животных с нервной
чувствительной системой 266, 267, 335; связь с
перцепцией 2 81; общее учение 284—293; связь с нервной системой
и отсз'тствие у животных, лишенных таковой 310, 313,
314, 326 (примечание), 331—332, 335; способность его
к возбуждению мышечного действия 314; как заместитель
воли у животных, не имеющих полушарий головного мозга
314—315; потребности как фактор его возбуждения 321—
322, 323, 347, 380; определение 324; два рода причин
возбуждения 324—325; как один из источников животных
действий 332, 337, 365—366, 415, 416; связь с волей и
ощущением 332—334; функции при умственных операциях
348, 362, 364, 366, 367, 368, 370, 371, 372, 373, 384, 392,
393, 394, 398, 407, 408, 409, 410, 411, 412, 413, 414, 415,
416, 417, 418, 420, 421, 422; отношение к вниманию 381,
382, отношение к инстинкту 428—429.
Чудесное: продукт человеческого воображения 304.
ш
Шампиньоны: как пример простейшей растительной
организации 98—99, 104.
Шейка корня 30, 105.
Шпурцгейм: в связи с вопросом о границах человеческого
познания 197—198.
э
Электрический скат 256.
Электрический сом 256.
Электрический угорь 256.
Эмоции внутреннего чувства 223, 224, 225, 227, 229, 238г 247,
260, 261, 266, 267, 283, 284, 286, 307, 308, 314, 315, 327,

УКАЗАТЕЛЬ
483:
ЗЗі, 332, 336, 365—366, 372—373, 392, 393, 410, 412, 413;.
общее учение 2 90—293; моральные и физические 296;
степень силы моральных эмоций 296—297.
Энкефал 345.
Эпидерма 105.
Эретизм: мягких частей тела 6J, 74, 75, 91, 203; определение
79—80.
ю
Юность: усиленный процесс питания и роста 155; роль
авторитета 420; правильность суждений; отвечающая вов-
расту 425.
Я
«Я» 197, 230, 279, 283, 288.
Явления моральные: их источник 9.
Явления физические: определение 8; их отношение к
явлениям морального порядка 9.
Язык: значение для сношения с другими людьми и для
умственной деятельности 375; зависимость от памяти 405.
Яйцекладущие: как низшая ступень оплодотворения 183.
Яйцо: мухи 111: как источник живого тела 112; курицы 116;.
его зародыш 117, 118; как результат полового акта 184.
34*

Уполномоченный Главлита
Б24 234. Биомедгиз 20.
МД 42 Б. Тираж 7200.
Формат 84x108/32. Печ. л.
35з/4. Знак в печ. л. 24.800.
Авт. л. 23,24. Сдано в
тип. 17/11 1937 г. Подп. к
печ. 17/ѴІІ 1937 г. Заказ
385. Цена 5 р. 40Переплет
1 р. 10.
16-я типография, треста
«Полиграфкннга». Москва,
Трехпрудный пер., д. 9.