Author: Розенталь Э.М.
Tags: империализм империалистическая политика экспансионистская политика психология капитализм
Year: 1978
Text
Эдуард Розенталь
шить
Москва
Издательство
политической литературы
1978
327.21
Р64
Розенталь Э. М.
Р64 Власть иллюзии. М., Политиздат, 1978.
231 с
Книга журналиста кандидата исторических наук Э. М. Розсн-
таля знакомит читателя с механизмами идеологического и
психологического воздействия на умы и чувства людей в капиталистических
странах, содержит критику стереотипов и мифов, внедряемых
современной буржуазной пропагандой в сознание масс, применяемых
ею методов и приемов. Написанная в живой публицистической
форме, она сочетает анализ различных сторон буржуазной
действительности, образа жизни людей при капитализме, разнообразных
явлений культуры с описанием личных наблюдений автора, его встреч
и бесед с людьми. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
10506—172
Р 079(02)-78 15°-78 327'21
© ПОЛИТИЗДАТ, 1978 г.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Поводом для этих очерков послужил конкретный
факт. В начале 1974 г. швейцарская газета «Нойе
Цюрхер цайтунг» опубликовала пространную
рецензию на книгу «Хиппи и другие». Изданная на
немецком языке в цюрихском издательстве «Архе нова», она
представляла собой серию зарисовок, сделанных
мною в Швейцарии, и рассказывала о некоторых
тенденциях молодежного движения на Западе.
Чем же было вызвано внимание к книге со стороны
главного органа банковских и промышленных кругов
Швейцарии? Рецензент (он подписал свою статью
инициалами А. О.) назвал следующие причины: во-
первых, проблемы молодежи интересны сами по себе,
во-вторых, поднятые в книге вопросы актуальны и, в-
третьих, она была иллюстрирована фактами из жизни
прежде всего швейцарской молодежи.
В целом мой рецензент нашел зарисовки «довольно
занимательными», хотя кое-где, по его мнению,
«краски несколько сгущены». Впрочем, это обстоятельство
он снисходительно отнес на счет «марксистского
мировоззрения автора» и даже призвал читателя проявить
в этом плане известную терпимость. Но вот с чем он
категорически не согласился, так это с выводами.
Зарисовки— куда ни шло, выводы — нет! Автор, писал
г-н А. О., «хочет навязать читателю мысль, будто бы в
распоряжении монополий имеется некий дьявольски
изощренный механизм, легион социологов и
психологов, с помощью которых они изучают устремления
молодого поколения, анализируют и используют их в
своих политических и экономических целях». Ну при
чем тут, скажите на милость, монополии?
В самом деле, при чем?
3
«...Вот уже несколько месяцев я занят
увлекательнейшим делом: пытаюсь разобраться в проблеме,
которая за неимением лучшего термина получила
название «молодежной революции»». Это цитата из
американского журнала «Сатердей ревыо», и принадлежит
она Джону Рокфеллеру — третьему, монополисту и
мультимиллионеру. А другой Рокфеллер, Дэвид,
председатель правления американского «Чейз Манхэттен
бэнк», жалуется на то, что «марксизм имеет большую
привлекательность для народа», и говорит о
необходимости противостоять этому.
Исследуют монополии социальные проблемы и,
как будет показано ниже, активно поощряют такие
исследования.
Это о монополиях. А теперь о «легионе социологов
и психологов», труды которых с помощью рекламы
превращаются в бестселлеры, популяризируются,
переводятся на множество языков и переиздаются
миллионными тиражами. Возникает законный вопрос:
откуда у социологов и психологов берутся средства на
рекламу и издание этих трудов? Ответ дать нетрудно:
им «помогают». И одновременно их используют.
Разумеется, помогают не всем, а тем, кто входит в
«общественный слой парламентариев, журналистов,
чиновников рабочего движения, привилегированных
служащих и некоторых прослоек пролетариата, который
сросся со своей национальной буржуазией и которого
вполне сумела оценить и «приспособить» эта
буржуазия» К
Впрочем, «используют» — не то слово. Я не раз
бывал в редакции «Нойе Цюрхер цайтунг», беседовал
с ее сотрудниками. Приветливые, корректные люди.
И вполне свободные. Имеющие на вещи и события соб-
1 В. //. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 255.
4
ственную точку зрения. Когда, например,
Объединение швейцарских профсоюзов выдвинуло предложение
об участии представителей рабочего класса в
управлении предприятиями, газета живо откликнулась на
него: «Принятие права паритетного управления
предприятием потрясло бы самые основы свободной
экономики и парализовало бы рычаги руководства...
Отказаться от принципа, согласно которому
ответственность за предприятие несут персонально хозяева с их
капиталом,— значит не только пробить огромную
брешь в существующих отношениях собственности, но
и скомпрометировать главную движущую силу
общества». Сказано ясно и без обиняков. Никакой
двусмысленности относительно социальных и
политических позиций свободных журналистов из «Нойе
Цюрхер цайтунг».
Я отнюдь не хочу обвинить ни саму газету, ни ее
журналистов в тенденциозности. Я просто
констатирую ее. Думаю, что и мой рецензент, г-н А. О.,
упоминая о «марксистском мировоззрении автора», не был
намерен ставить мне это в упрек. Мы с ним оба
тенденциозны. Разница в том, что наша тенденциозность слу~
жит противоположным интересам и целям. Г-н А. О.
полагает, что можно жить в классовом обществе и в то
же время выражать свою собственную «свободную»
внеклассовую точку зрения. Марксисты же считают,
что «класс, имеющий в своем распоряжении средства
материального производства, располагает вместе с тем
и средствами духовного производства, и в силу этого
мысли тех, у кого нет средств для духовного
производства, оказываются в общем подчиненными
господствующему классу» К Это положение отражает реальную
жизнь, и никакого «дьявольски изощренного
механизма» тут нет. Идеологический аппарат монополий пы-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 46.
5
тается уловить малейшие оттенки политических
настроений людей и с помощью соответствующего
пропагандистского воздействия отвести их в безопасное для
себя русло. Вместе с тем монополии заинтересованы
в том, чтобы скрыть свою идеологическую
деятельность и тем самым притупить и усыпить бдительность
трудящихся, разобщить 'их силы. И с точки зрения
социальных интересов капитала это вполне
естественно и понятно. С точки зрения интересов его
защитников— тоже. Г-н А. О., безусловно, принадлежит к их
числу.
Не будем упрощать. На Западе есть
коммунистические газеты, которые открыто выражают точку зрения
рабочего класса, трудящихся, есть писатели,
журналисты, которым удается сказать свое слово, не
совпадающее с интересами монополий. Вместе с тем нельзя
отрицать, что в капиталистических странах
существует огромная отрасль «духовной индустрии»,
«производства массового сознания», где журналистам
отводится роль не свободных создателей духовных
ценностей, а наемных рабочих, выполняющих волю хозяев.
И стоит редакции или журналисту нарушить «правила
игры», заговорить на запрещенные темы, как их
призовут к порядку.
В этой книге автору хотелось познакомить
читателя с теми конкретными механизмами, с помощью
которых капитал стремится подчинить себе мысли всего
общества, показать некоторые из них в их
непосредственном действии. В ней рассказывается о том, чему
был свидетелем он сам и что произвело на него
наибольшее впечатление.
Настоящая книга является в определенной степени
продолжением предыдущей («В поисках идеала». М.,
Политиздат, 1976). Там было показано, как молодежь,
задыхающаяся в атмосфере буржуазной меркантиль-
6
ности, ищет социальные идеалы, которые помогли бы
ей вырваться из тисков капиталистической
действительности. Здесь же речь идет о том, как буржуазная
идеология, пропаганда стремятся отвлечь сознание
людей от больших общественных идеалов,
нафаршировать его суррогатами истины.
«Один из «секретов» господства угнетателей,—
говорил Л. И. Брежнев в докладе о 60-й годовщине
Великой Октябрьской социалистической революции,—
всегда состоял в том, что прямое физическое насилие
над массами они дополняли насилием духовным.
Правящие классы всячески затрудняли трудящимся
доступ к образованию и культуре, удерживали их в
плену ложных идей и представлений» *.
В наше время господство буржуазной идеологии в
западных странах уже не может быть безраздельным
и полным. Прежде всего потому, что огромное
воздействие на умы людей оказывает пример стран
социализма, развивающихся без эксплуатации, без
кризисов и социальных потрясений.
«Мы проигрываем битву, которую принято
называть «битвой за умы людей»»,— констатировала
американская газета «Нью-Йорк пост». Проигрывая
битву за умы людей, буржуазия с тем большим рвением
и изощренностью ведет битву за их души.
Наблюдая в конце XIX в. подъем революционного
движения в мире, французский буржуазный социолог
Г. Лебон писал: «Знание психологии толпы составляет
в настоящее время последнее средство, имеющееся в
руках государственного человека, не для того, чтобы
управлять массами, так как это уже невозможно, а
для того, чтобы не давать им слишком много воли над
1 Л. И. Брежнев. Великий Октябрь и прогресс человечества.
М„ 1977, стр. 7.
7
ческие мифы и заставить трудящихся действовать
вопреки их коренным интересам. Они не гнушаются
никакими методами психологического воздействия,
вплоть до изменения поведения людей с помощью
медицинских средств.
«Зачем убеждать и обращаться к разуму,—
цинично заявила западногерманская газета «Ди вельт»,—
если можно оперировать ниже уровня сознания с
помощью средства массового внушения?» В этой связи
вспоминается афоризм норвежского драматурга
Г. Ибсена: «Зачем пользоваться возвышенным
термином «идеал», когда имеется отличное выражение
«ложь»?»
В этой книге автор и стремился показать, как
возвышенные идеалы сплошь и рядом подменяются на
Западе лживыми иллюзиями.
1
РПЗУМ
ИП ПУТСДПШЕ
ЛОЖЬ ВО СПАСЕНИЕ
Точно в назначенное время я был в кабинете
Твардовского. Александр Трифонович выглядел усталым
(болезнь в то время уже точила его), но говорил со
мной очень доброжелательно, с улыбкой. Собственно
говоря, разговор был коротким, речь шла о
редакционном задании.
— Вы наш автор,— говорил Твардовский.— В свое
время ваши африканские очерки в «Новом мире»
получились. Сейчас вы работаете в Швейцарии, и мы
очень рассчитываем на вас, приближается столетие
Ленина. Швейцария была страной, где Ильич провел
долгие годы эмиграции. Короче, для апрельского
номера нам нужен очерк о Ленине в Швейцарии.
...Я посетил места, где жил, бывал, выступал
Ленин. Похожие одна на другую чистенькие улицы, дома
с ажурными металлическими балкончиками, пышные
клумбы. Образ Ленина никак не соответствовал этим
серым застывшим домам и не вписывался в ажурные
балкончики. Но «Шаг вперед, два шага назад», «Две
тактики социал-демократии в демократической
революции», «Материализм и эмпириокритицизм», ведь он
написал их здесь, в Женеве, в этих серых домах. Когда
я это прочувствовал, все встало на свои места. И очерк
получился. Но это было позднее. А тогда я мучительно
искал. Видя мои творческие страдания,
приятель-журналист из лозаннской газеты, который помогал мне в
поисках материалов о Ленине, посоветовал в шутку:
сходи к психиатру, он облегчит твои муки, могу
составить протекцию, мой друг — психоаналитик с реноме.
Я пропустил это предложение мимо ушей, но дня
через два подумал, а почему бы и нет: психоанализ
вошел в моду, и мне было интересно поговорить на эту
12
тему со специалистом, да притом еще с реноме. Вот
так я попал в зашторенный кабинет психоаналитика.
Профессор В., высокий, худой, с глубоко
посаженными глазами, заявил мне без обиняков, что выкроил
для меня час своего драгоценного времени только
потому, что не мог отказать в услуге другу.
— Альберт говорил мне о вас, и я согласен дать
вам интервью, но не для печати. Согласны?
Видимо, уловив, что я не согласен, добавил:
— Впрочем, можете публиковать, но без
обнародования моего имени. Психоанализ — вещь деликатная,
и пациенты не любят, когда их практикующий врач
занимается «паблик релейшн» (рекламой).
Покончив с протоколом, мы перешли к сути дела.
Я указал на диван из мягкой кожи, стоявший у стены:
— Вот сюда вы укладываете своих пациентов?
Кстати, это обязательно — укладывать?
— Это необходимо для достижения более полной
релаксации (расслабления). По-настоящему человек
может расслабиться, только приняв лежачее
положение. И только в расслабленном состоянии он
расположен к доверительной беседе. Доверие в нашем деле —
это главное, без доверия между врачом и пациентом
удачного лечения не получится.
— Как же вы добиваетесь такого доверия?
— Прежде всего правдивостью. Когда пациент
видит, что я от него ничего не скрываю, он тоже
постепенно раскрывается, и таким образом я выясняю, в
чем причина его недуга. У каждого индивида — свой
невроз, узнать его причину — вот основная задача,
устранить его — это уже дело техники. Был в моей
практике один случай...
Объясняя механизм неврозов, профессор время от
времени колол меня своим беспокойным взглядом.
Наверное, пытался определить на глазок мой невроз.
13
Заговорили о 3. Фрейде. Психиатр поиграл ножом для
резки бумаги — он явно нервничал, потом бросил его
на стол.
— Я целиком разделяю мысль Фрейда о том, что
любая болезнь является результатом подавления
какого-либо влечения. Причины могут быть разные:
материального, морального или сексуального плана. Как
бы там ни было, но сколько-нибудь длительное
подавление устойчивых влечений неизбежно ведет к
появлению невротических состояний и позднее — к
соматическим заболеваниям. Вы спрашиваете, в чем причина
популярности психоанализа? Видите ли, мы живем в
сумасшедшем мире, это банально, но верно. Наше
общество вышло из-под контроля человека. Техника,
которая обещала людям обрести свободу, сама
вырвалась на свободу и буквально давит нас. Мы стали
ее пленниками. А урбанизация, демографические
проблемы, рост преступности? Человечество пытается
обуздать стихию, а стихия издевается над ним. Не
поспевая за темпом перемен, люди теряют педали под
ногами и мечутся в поисках правильных решений. Не
находя их, впадают в пессимизм и приобретают новые
неврозы. К тому же у всех голова пухнет от обилия
всевозможной информации. Человек летит на Луну, в
Перу — землетрясение, в Индонезии — наводнение, в
Мюнхене родился урод с двумя головами, в Кейптауне
пересаживают сердце, где-то угнали самолет. Это
обилие информации связало мир воедино, и каждый
индивид чувствует свою причастность ко всему
происходящему. И вместе с тем сам он живет однообразной,
скучной жизнью. Тот же автобус или машина по
утрам, то же бюро или цех, те же магазины и те же лица.
С одной стороны, все непрерывно движется и
изменяется вокруг него, с другой стороны, сам он лишен
свободы, инициативы, живет тупой, монотонной жизнью.
14
Вот эта противоречивость порождает у людей голод на
эмоции, который сами они не могут утолить. Налицо
то самое подавление влечений, о котором говорил
Фрейд, и как следствие неврозы; в наше время никто
не может избежать невроза и чувства вины, которое
обычно служит внешним проявлением невроза... Что?
Вы не согласны со мной? А между тем тут я вполне
категоричен: каждый индивид чувствует за собой
какую-нибудь вину. Для меня очень важно, как он ее
интерпретирует сам. Я убежден, например, что и вам
это чувство не чуждо.
Я признался, что действительно чувствую себя
виноватым перед редакцией солидного журнала, для
которого готовлю материал, а он не получается.
Психиатр встрепенулся:
— Вас терзает страх? Да? Чувство вины нередко
порождает эмоции страха, а страх — первая и
основная причина всякого невроза. Если вы не выполните
заказ вашего журнала, вас не могут... ну как бы это
сказать...
Он замялся, но я угадал: он имел в виду
санкции— не отправят ли меня, скажем, в Сибирь. Я его
так прямо и спросил: вы думали об этом? Профессор
развел руками, мол, бывает ведь. Он редко встречался
с советскими людьми, зато регулярно читал
женевскую «Сюисс».
Мне вспомнилась добрая улыбка Твардовского, и
я рассмеялся, а психиатр продолжал исподволь
буравить меня своими глазками, ждал ответа.
— Нет, профессор, никакого страха я не
испытываю. А вот зависть — да. Я очень завидую своим
коллегам-журналистам, которые быстро и легко пишут.
И чувствую себя виноватым, что не могу так же.
Профессиональный невроз, наверное. Вы не можете
посоветовать мне, как от него избавиться?
15
На этот раз расхохотался он. И я почувствовал,
что напряжение, которое держало его с самого начала
нашей встречи, спало. В дальнейшем беседа
протекала более раскованно и откровенно. Он доверительно
тронул меня за плечо:
— Профессиональный невроз, говорите? Ха-ха-ха.
Нельзя, мой друг, выписывать рецепт самому себе.
Всякое самолечение опасно. И ничто так не ранит
психику, не вызывает таких душевных страданий, как
собственные сомнения, самоанализ. Вспомните леди
Макбет. Беда ее состояла в том, что у нее не было своего
психиатра. Смысл психоанализа состоит как раз в
том, что выход индивиду подсказывает объективный и
незаинтересованный человек, доверенный психиатр.
Кстати, известно ли вам, что слово «angoisse»,
обозначающее чувство смутной тревоги, непонятной тоски,
которое стало столь популярным в наш век, раньше
даже не упоминалось в медицинских и
фармакологических учебниках и справочниках? Его породил наш
неспокойный век с его нескончаемыми угрозами и
опасностями, подстерегающими человека со всех сторон.
Постоянное ожидание опасности страшнее очевидной
угрозы. Такое ожидание, как правило, и служит
источником психических срывов и неврозов. Напротив, во
время войны, скажем, количество неврозов резко
сокращается, ибо в этот период опасность не скрыта, а
вполне определенна. Вот почему нам, психиатрам,
чаще всего приходится отыскивать причину
беспокойства, которая скрыта от пациента.
— А не находите ли вы, профессор, что это дает
возможность указывать не на те опасности, которые
действительно существуют?
— Безусловно, такая возможность существует.
И тут все зависит от компетентности и
добросовестности врача. Он обязан найти выход, руководствуясь сво-
16
ими профессиональными знаниями и
общечеловеческой совестью.
— Каков же этот выход?
— О, это зависит от индивидуальной психики
клиентов. Каждый пациент требует особого подхода.
Истеричные дамочки, например, вовсе не хотят
вникать в суть, им важно увериться в значительности
«своего» психиатра. Для них приходится говорить
ученым языком, объяснять, скажем, что, согласно теории
либидо, психосексуальная зрелость наступает в
момент, когда индивид проходит фазу преженитального
развития, имеющую полиморфный характер, и так
далее. Чем туманнее выражения и чем меньше они
понимают, тем больше доверяют...
— Ну а в более тяжелых клинических случаях?
— Извините, пациент для меня — не «клинический
случай», а человек с душой и телом, но, повторяю, не
знающий сам правды о своем неврозе. Я ищу эту
правду в глубинах подсознания, и здесь мне больше
помогают даже не специальные учебники, а произведения
Толстого, Достоевского, Кьеркегора, Пруста,
Маркса...
— Высказали—Маркса?
— Да, да, не удивляйтесь. У Фрейда и Маркса
много общего. И тот и другой исходили из того, что
индивид может находиться в неведении относительно
истинных причин, определяющих его поведение.
— Но от этой общей точки идет явное
расхождение. Маркс стремился дать людям такое видение мира,
чтобы они смогли познать истинные социальные
пружины своей жизнедеятельности и активно
вмешиваться в жизнь, изменить ее, а Фрейд и вы вслед за ним
уводите человека в область грез, иррациональных
импульсов.
— Это не совсем так. Главное для нас — ослабить
2 Эдуард Розенталь
17
психическую напряженность личности, возникшую на
почве какой-либо неудовлетворенной потребности.
Некоторые потребности могут быть удовлетворены
реально, скажем, путем материального потребления или
самореализации в творчестве. И здесь, заметьте,
психоанализ не порывает с объективной
действительностью.
— Но представьте себе, профессор, что к вам
приходит рабочий...
— У меня был один клиент из рабочих.
— ...И просит вас помочь ему. Он находится во
власти психической напряженности, порожденной
реальным снижением своего жизненного уровня или
угрозой потери работы. Для того чтобы снять эту
психическую напряженность, необходимо удовлетворить
его потребность в работе и приличном заработке. Но
вы ведь не в силах это сделать.
— Не спорю, многие потребности вступают в
противоречие с реальной жизнью, и здесь приходится
отыскивать пути их компенсации. Так, путем снятия
страха и раскрепощения скованного воображения
можно компенсировать какую-либо конкретную
потребность. Кстати, рабочий, о котором я вам говорил,
жаловался на скучный труд...
— И вы?..
— Я рекомендовал ему читать полицейские
романы или слушать легкую музыку. Мне самому это
нередко помогает отвлечься.
— Но ведь это, извините, ложь во спасение, обман.
— Скажем мягче, иллюзия. Что ж, иллюзии тоже
бывают полезны, часто они выступают защитной
реакцией психики.
— Здесь мы с вами снова вернулись к проблеме
реальных и надуманных опасностей. Вы говорили о
профессиональной компетентности и общечеловеческой
18
совести. Но может ли быть порядочным и совестливым
приверженец капиталистической системы, который
видит реальную опасность этой системе? И захочет ли
он в этом случае рассказать рабочим правду? Не
вернее ли предположить, что он обратится за помощью к
иллюзиям, цель которых — не только облегчить
психическое состояние рабочих, но и спасти свои
собственные, вполне реальные ценности? Или возьмите совесть
ученых. Некоторые из них утверждают, будто
студенческий протест отражает не пороки социального
устройства, а индивидуально-психологическую
ущербность самих протестующих. И значит, возможности
разрешения конфликта рассматриваются ими не в
социальном плане, а в психологическом. Не находите ли
вы, профессор, что подобное объяснение социальных
недугов очень близко к вашему? А служит оно
защите капитализма.
Психиатр встал, зашагал взад, вперед по
кабинету, потом сказал сердито:
— В мои задачи входит не защита или изменение
социальных структур, а исправление психической
структуры моих пациентов. Они мне платят за то,
чтобы я вернул им физическое здоровье.
— Возвращайте, профессор, но не объединяйте
Маркса с Фрейдом.
Он остановился:
— Вы говорите обман, ложь во спасение? А если
и так? Знаете ли вы, что только в Западной Европе и
Соединенных Штатах Америки ежедневно в
результате нервной депрессии кончают жизнь самоубийством
тысяча человек. Швейцария считается страной
относительно благополучной и спокойной, а между тем у нас
каждый десятый врач — психиатр. Спрос порождает
предложения. Неврозы и нервные депрессии стали
главным бедствием цивилизации. И я считаю, что для
19
спасения цивилизации иногда можно поступиться
истиной, особенно когда она сама действует на
личность разрушительно. Кстати, вы обратили внимание
на тот факт, что молодежь, протестуя против
существующей действительности, ищет пути самореализации
в неохристианстве, экзистенциализме, все чаще
обращается и к идеям психоанализа.
— Значит, занимается самолечением? Ведь
попасть на прием к психиатру недешево? Ваша
клиентура — люди состоятельные, не так ли?
— Большей частью это так. Хотя есть и пациенты
из средних слоев.
— Ну а как быть тем, кто не может себе позволить
роскошь иметь собственного психиатра?
— Да, психоанализ доступен далеко не всем.
Основная масса людей глушит свои стрессы таблетками
транквилизаторов, и это подлинное бедствие. В одной
только Франции в прошлом году было продано 35
миллионов коробок валиума и либриума. Или обращаются
к гадалкам, а то и сами практикуют оккультные
науки. Рекомендую вам заняться этими
проблемами, вы обнаружите сенсационные и скандальные
факты...
Очерк для «Нового мира» я написал, не прибегая
к психоанализу. Но беседа с профессором В. запала в
памяти.
РОЗОВЫЕ ОЧКИ ДЛЯ ДУШИ
С руководителем молодых швейцарских
коммунистов Рене Лехляйтером и его женой мы встретились в
небольшом цюрихском ресторанчике на Цвайерштрас-
се, неподалеку от редакции газеты «Форвертс», где они
оба работают. Я не был в Швейцарии почти три года,
20
и они мне рассказывали о последних событиях в
стране. И среди прочих — о скандальной истории с
продажей успокоительных таблеток валиума и либриума.
Вот тут я и вспомнил женевского психиатра и его совет
поинтересоваться проблемой транквилизаторов. В тот
же вечер Рене передал мне брошюру, отпечатанную на
ротапринте и составленную рабочей группой из
студентов Цюрихского университета.
— Почитай, здесь приведены любопытные данные
о воздействии на организм и психику различных
транквилизаторов, которые выпускает швейцарская
фармацевтическая фирма «Гофман — Ла Рош».
Данные и в самом деле оказались любопытными.
Студенты — составители брошюры не предавались
эмоциям, они зарегистрировали в ней конкретные
высказывания врачей, цифры, диаграммы. Вот, например,
отрывок из текста фильма «Безмолвная революция»,
созданного по заказу фирмы «Гофман — Ла Рош»:
«Наши инстинкты и аффекты, ставшие
бессознательными, являются дефектами, от которых мы должны
освободиться. Освобождение от неправильного
поведения предполагает наличие норм, по которым можно
судить о самом поведении. Это поведение и направление,
в котором следует его изменять, должны определять
эксперты, стало быть, элита ученых».
Нормы поведения. Изменение поведения. Но ведь
это отнюдь не фармацевтические и не медицинские, а
социально-политические категории и вырабатываются
они, если верить буржуазной конституции, путем
народного волеизъявления. Впрочем, еще говоря о
законодательстве Второй республики во Франции, К. Маркс
предостерегал: «Каждый параграф конституции
содержит в самом себе свою собственную
противоположность, свою собственную верхнюю и нижнюю палату:
свободу — в общей фразе, упразднение свободы — в
21
оговорке» К К. Маркс и Ф. Энгельс предсказывали, что
по мере обострения противоречий капитализма будет
усиливаться и кризис буржуазной демократии, а она
сама все больше низводиться до уровня пустых
идеализирующих фраз, сознательной иллюзии, умышленного
лицемерия.
Ныне в капиталистическом обществе правящая
элита попирает даже те нормы права, морали, которые
были выработаны ее предками из поднимавшегося
класса буржуазии. «Опыт революционного движения
последних лет,— говорилось в Отчетном докладе ЦК
КПСС XXV съезду КПСС,— наглядно показал: если
возникает реальная угроза господству
монополистического капитала и его политических ставленников,
империализм идет на все, отбрасывая всякую видимость
какой бы то ни было демократии. Он готов попрать и
суверенитет государств, и любую законность, не говоря
уже о гуманности»2.
В конце 1975 г. в Нью-Йорке вышла книга «Кризис
демократии». Она явилась результатом трехлетнего
кропотливого труда так называемой «Триединой
комиссии», включавшей в свой состав «частных лиц» из
стран Западной Европы, Соединенных Штатов
Америки, Японии. Среди этих лиц можно назвать
президентов и высокопоставленных чиновников крупнейших
капиталистических монополий мира, таких, как «Уэллс
Фарго бэнк», «Кока-Кола», «Бендикс», «Эссо», «Дан-
лоп», «Ллойд», «Чейз Манхэттен бэнк», «Роял датч
шелл», «Ниппон стил корпорейшн», «Сони», «Тойота»,
«Бэнк оф Америка», «Гофман —Ла Рош», «Банк де
Пари э де Пэи-Ба» и др.
Что же собрало всех этих почтенных джентльменов
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 8, стр. 132.
2 «Материалы XXV съезда КПСС». М., 1976, стр. 30.
22
и заставило их заняться несвойственной им
писательской деятельностью? В 50-х и 60-х годах западный мир,
по их мнению, успешно развивался. Если обратиться к
социологическим исследованиям тех лет, то наряду с
констатацией в них высокой экономической
конъюнктуры можно обнаружить и всевозможные вариации на
тему социальной пассивности, аполитичности, апатии
населения. Сегодня же все изменилось. И дело здесь
не только в ухудшении экономических перспектив
капитализма, но и в пробуждении политической
активности рабочего класса, молодежи, интеллигенции
Запада, которое произошло в конце 60 — начале 70-х годов.
И все это будто бы по вине демократии. Впрочем,
дадим слово самим авторам «Кризиса демократии».
...«Чем демократичнее система, тем большей
опасности она подвержена... В течение последних лет
функционирование демократии спровоцировало крах
традиционных способов социального контроля, подвергло
сомнению законность политической власти и других
форм авторитета».
...«Эффективное функционирование политической
системы демократии предполагает обычно определенную
меру апатии и неучастия со стороны определенного
числа индивидов и групп. В прошлом каждое
демократическое общество имело более или менее
значительные по количеству маргинальные слои, не
принимавшие активного участия в политической жизни».
...««Уязвимость» демократических правительств
заключена не во внешних угрозах, хотя они тоже
реальны, не во внутренней подрывной деятельности правых
или левых, хотя они также существуют, но скорее во
внутренней динамике самой демократии в обществе
высокой школьной образованности, мобильности и
участия... Мы пришли к выводу, что имеются
потенциально желательные пределы экономического роста. Такие
23
же пределы заключает в себе и рост политической
демократии».
...«Серьезный вызов бросили интеллектуалы и
близкие им группы, которые высказывают отвращение к
коррупции... и говорят о неэффективности демократии
и подчинении демократических правительств
монополистическому капиталу...»
Массовые выступления, прокатившиеся по странам
Запада в конце 60 — начале 70-х годов, явились
«бунтом на корабле», бунтом внутри того самого «легиона»
социологов, психологов и других представителей
интеллигенции, значительная часть которого начала
осознавать несовпадение и даже противоположность
своих интересов интересам монополий. Это было
отражением внутренних противоречий капитализма, который,
с одной стороны, ускоряет научно-технический
прогресс, а следовательно, и развитие интеллектуального
труда, но, с другой, подчиняет интеллект интересам
узкой капиталистической рентабельности и законам
прибыли и как следствие ограничивает развитие того же
интеллекта, а также ухудшает материальное и
социальное положение его носителей — представителей
интеллигенции. В результате часть традиционных
носителей буржуазной идеологии проявляет явное
недовольство своим реальным статусом. Это-то и
послужило для крупной буржуазии сигналом собрать в срочном
порядке «Триединую комиссию» и выработать своего
рода руководство к действию.
Совершенно очевидно и то, почему «Триединая
комиссия» ополчилась прежде всего против
демократии. В одном из писем А. М. Горькому В. И.
Ленин говорил о том, что борьба трудящихся заставляет
буржуазию прибегать к «более культурным, более
технически высоким приемам капитализма». И Ленин
противопоставлял черносотенно-октябристскому капита-
24
лизму «реалистический, демократический»,
народнический капитализм. Чем больше мы будем обличать
перед рабочими капитализм за «жадность и
жестокость», тем труднее держаться капитализму первого
сорта, тем обязательнее переход его в капитализм
второго сорта, что на руку пролетариату. При этом
«демократический» капитализм Ленин называл
«последышем». «Дальше ему идти некуда. Дальше ему капут» К
Ибо если существование «жадного и жестокого»
капитализма порождает иллюзию, что все зло не в самом
капитализме, а в его жадной и жестокой форме, то
более демократический оставляет гораздо меньше места
для подобных иллюзий, и, таким образом, обнажается
зло не той или иной формы капитализма, а самой его
сущности. И поэтому становится все яснее, что дальше
от капитализма можно идти только к социализму.
Однако диалектика развития капитализма, как
выяснил В. И. Ленин, состоит в том, что на последней,
империалистической стадии своего развития он все
больше отрицает демократию, переходит к
политической реакции. Борьба трудящихся подталкивает его к
дальнейшей демократизации, он же совершенно
справедливо усматривает в этом смертельную опасность
самому своему существованию. И главное
противодействие этой опасности видит в пассивности масс, в их
неучастии в политике.
«Буржуазия,— говорил В. И. Ленин,— создает или
отменяет демократию, смотря по тому, что ей
выгоднее!»2 В кульминационные кризисные моменты
монополии, как свидетельствует опыт истории, стараются
«отменить» демократию, а их представители, подобно
членам «Триединой комиссии», обрушиваются на нее
не стесняясь в выражениях.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 48, стр. 12—13.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 38, стр. 188.
25
Ученые, которые по заказу фирмы «Гофман — Ла
Рош» консультировали фильм «Безмолвная
революция», были гораздо сдержаннее в выражениях, чем
представители монополий. Они облекали мысли
заказчиков в рассуждения о «дефектных инстинктах и
аффектах». В чем же их дефектность? Если верить
вышедшей в США книге о политическом насилии
(«Когда и почему люди прибегают к насилию», 1971),
сопротивление существующей капиталистической системе
следует рассматривать ни больше ни меньше как
невроз, а рабочих, которые не могут полюбовно
договориться с хозяевами, как «потенциальных больных».
Что касается социальной революции, то она есть
«форма агрессивного поведения» и «фрустрации страха».
Но агрессивность и фрустрацию требуется лечить.
Если не психоанализом, который доступен немногим,
то другими, более массовыми средствами, которые
должны определить эксперты-психологи. «Главная
ценность сегодня,— говорит известный американский
психолог Б. Скиннер в своей нашумевшей книге «По
ту сторону свободы и достоинства»,— это выживание.
Поэтому мы не можем позволить себе быть
свободными», Человек, по его мнению, должен пробудиться от
тысячелетнего сна, отбросить философию, религию,
различные формы гуманизма и найти единственный
способ контроля за своими действиями в «этике
знаний». Но выработать такую «этику знаний» и
соответствующие ей нормы поведения способны только
ученые, занимающиеся психогенетическими
проблемами.
Когда-то Платон мечтал о создании
аристократического государства, в котором право на управление
индивидами принадлежало бы узкой касте людей. Такую
касту должны были у Платона составлять мыслящие
философы, а, по Б. Скиннеру, привилегией элиты поль-
26
зуются эксперты-психологи и генетики. Не этих ли
экспертов по выработке норм поведения имел в виду и
фильм «Безмолвная революция»?
Один из таких экспертов, профессор из
Биологического центра Базеля Э. Келленберг, любит помечтать
о будущем человечества: «Немного футурологии. Я
целиком убежден, что для человечества при нынешнем
демографическом взрыве существуют только две
альтернативы: уничтожение миллионов людей в больших
войнах или биотехнология, построенная на основных
законах биологии. Общество вынуждено будет
осознать популяционно-генетические проблемы и
приблизиться к искусственному отбору в соответствии со
своими этическими и прочими принципами».
Фильм «Безмолвная революция» рассказывает не
только о том, что надо сделать, но и о том, как надо
сделать: «Добавление предохраняющих средств в
продукты питания создаст возможность всеобщего
контроля и приведет к тому, что человечество утратит
право на рождаемость. Необходимое потомство появится
только у избранной, генетически полноценной элиты,
которая будет получать соответствующие
контрлекарства».
В самом деле, зачем обращаться к движению масс
в поисках решения социальных проблем, не проще ли
обойтись лекарствами? Сказал же один циник из той
же «элиты»: «Революция начнется лишь в том случае,
если не хватит таблеток».
Впрочем, изменение генетической структуры
человека и выращивание «элиты» с помощью
лекарственной терапии — это еще вопрос весьма далекого
будущего. Поэтому, не лишая себя удовольствия помечтать
о таком стерильном генетическом будущем,
буржуазные психологи обращаются и к насущным
практическим проблемам. Так, доктор Б. Барреле из Лозанны
27
заявляет: «Улучшение психиатрического лечения
привело бы к сокращению сроков госпитализации и к
потенциальному увеличению рабочих резервов...
Установлено, что улучшение профилактики и лечения приводит
к росту производительных сил и потому представляет
очевидный экономический интерес».
Сразу же добавлю, интерес не только
экономический. Швейцарская промышленность на протяжении
всего послевоенного периода испытывала острую
нехватку рабочей силы, и поэтому в ней постоянно
использовались сотни тысяч иностранных рабочих,
прежде всего итальянских.
...Национального советника из Берна Джеймса
Шварценбаха называют «ксенофобом номер один», а
еще — «господином 10 процентов». Вот уже на
протяжении многих лет он выступает за изгнание из страны
десяти процентов иностранных рабочих. При этом
настаивает, чтобы в указанные 10 процентов были
включены главным образом итальянские рабочие, которые
длительное время находятся в Швейцарии, имеют
право на жительство, состоят в профсоюзах, участвуют в
политической жизни страны. Мы встретились с
господином Шварценбахом в зале прессы бернского
федерального дворца. Внешне он — сама аккуратность.
Начищенные до блеска ботинки и прилизанные бриалином
волосы, безупречный рубчик на брюках, безупречная
линия пробора на голове. И «десять процентов»,
предназначенные к изгнанию из страны, тоже подсчитаны
с педантичной аккуратностью и точностью. Мы
беседовали с Джеймсом Шварценбахом о его проекте. Он
говорил об оздоровлении швейцарской экономики и
сохранении духа традиций страны. Я задал ему
вопрос:
— Скажите, а не имеет ли ваш проект
политической подоплеки? Не хотите ли вы убрать из страны тех
28
итальянцев, чей беспокойный революционный дух
грозит заразить сознание швейцарцев?
Ответ Джеймса Шварценбаха был предельно прям:
— А я разве скрываю, что не питаю к коммунистам
ни малейшей симпатии. Моей стране действительно
нужны здоровые и незараженные швейцарцы.
Как видим, воззрения национального советника из
Берна и доктора из Лозанны вполне совпадают. Как
же, развивая тезис доктора Барреле, следует улучшать
психиатрическую профилактику в целях
«потенциального увеличения рабочих резервов и роста
производительных сил»? Для этого, по его мнению, можно
использовать психотропный препарат валиум и его
производные— либриум и другие лекарственные
препараты, относящиеся к группе транквилизаторов.
Согласно инструкции «Гофман — Ла Рош», валиум
и его производные эффективны при лечении расстройств
желудочно-кишечного тракта, бронхиальной астмы,
шизофрении, эпилепсии. Реклама фирмы уверяет
также, что валиум эффективен не только при лечении
соматических заболеваний, но и в устранении «состояний
психического напряжения и страха, вызванных
нервными ритмами жизни современного индустриального
общества». Иными словами, валиум нужен всем.
Но особая прелесть фиолетовых таблеток состоит
в том, что, подавляя возбуждение и ослабляя чувство
страха, они, в отличие от прочих успокоительных
средств, не вызывают снотворного эффекта. Опыты
показали, что сдельная оплата женщин, занятых на
производстве, понижалась всякий раз, когда у них дома
или на рабочем месте возникали стрессовые состояния.
И вот в течение восьми недель 50 работниц, попавших
в подобные стрессовые ситуации, принимали препарат
либриума по 5 миллиграммов три раза в день. У
подавляющего большинства из них восстановилась отличная
29
или хорошая реакция, а сдельная оплата резко пошла
вверх. В то время как барбитураты и прочие
транквилизаторы, смягчая у другой группы подопытных
работниц стрессовые симптомы, вместе с тем отрицательно
влияли на производительность их труда. И теперь
понятно, почему доктор Барреле ратует именно за
препараты валиума.
Впрочем, сегодня за них уже не надо ратовать, они
продаются как обычные витамины. Валиум и либриум
поступили в продажу в 1960—1963 гг., и тогда одна
акция фирмы «Гофман — Ла Рош» оценивалась в 20
тысяч франков. К 1975 г. благодаря массовому сбыту
этих препаратов цена акций подскочила до 200 тысяч
франков, а оборот фирмы достиг 8 миллиардов
франков. В Канаде валиум продается по 4870 долларов за
один килограмм, в то время как расходы на его
изготовление составляют около 235 долларов. Иначе
говоря, продажная цена превышает в 20 раз затраты на
производство. Американский журнал «Форчун»
утверждает, что валиум и либриум — самые доходные
продукты, которые когда-либо производились
фармацевтической промышленностью. И нет ничего
удивительного в том, что экономический кризис, который нанес
удар по многим отраслям производства
капиталистического мира, совершенно не затронул их
производства. Напротив, рост психических стрессов вызвал
резкое увеличение спроса на «чудесные» психотропные
транквилизаторы. Их постоянными потребителями
стали миллионы людей. А норма прибыли в 300 процентов
рассматривается дельцами из «Гофман — Ла Рош» как
вполне обычная. В этой связи вспоминаются слова,
приведенные К. Марксом: «Обеспечьте 10 процентов,
и капитал согласен на всякое применение, при 20
процентах он становится оживленным, при 50 процентах
положительно готов сломать себе голову, при 100 про-
30
центах он попирает все человеческие законы, при 300
процентах нет такого преступления, на которое он не
рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы» х.
Приучение миллионов людей к постоянному
потреблению валиума и либриума — настоящее
преступление. При тщательной проверке обнаружилось, что
психическая устойчивость, достигаемая с помощью этих
транквилизаторов, оборачивается со временем
чувствами безразличия и апатии, снижением сознания
ответственности за свои действия. Болезненные же явления
отнюдь не ликвидируются, лишь временно
приглушаются их симптомы, они грозят прорваться наружу еще
более тяжелой нервной депрессией и стрессовыми
состояниями.
Не менее тяжелы и социальные последствия
массового потребления указанных препаратов. Реклама
фирмы «Гофман — Ла Рош», которая, кстати,
составляет кругленькую сумму в 1 миллиард франков в год,
уверяет, что валиум и либриум — «не кажущееся
решение проблем, а решение кажущихся проблем!».
Иначе говоря, действительность не так плоха, как
кажется, и транквилизаторы просто помогают вернуть
этой действительности ее прелести. Не случайно
лаборатории фирмы «Гофман — Ла Рош» называют
кузницами иллюзий. Не случайно и то, что государственные
субсидии фирме непрерывно растут. В 1968 г. в
Швейцарии на биологические и химические исследования
было выделено 23 миллиона франков таких субсидий,
а в 1972 г. их сумма достигла 36 миллионов франков.
В то же время исследования действительных
социальных и экономических причин, наносящих ущерб
здоровью населения, остаются без финансовой поддержки.
Та же картина наблюдается и в других странах За-
1 А'. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 770.
31
пада. Не так давно во Франции велось много
разговоров вокруг дела доктора Алена Тийе. Когда Ален Тийе
нанимался в качестве заводского врача на
автомобильное предприятие «Пежо» в Лилле, его заставили
подписать официальный документ, в котором говорилось,
что он обязуется не допускать «разногласий между
общей ориентацией предприятия и своими личными
взглядами». Однако Ален Тийе нарушил
обязательство. Он ходил по цехам, регистрировал
производственные шумы и их воздействие на нервную систему
рабочих, отмечал пункты, наиболее вредные для здоровья,
рекомендовал дирекции изменить условия труда,
иногда в ущерб его производительности. Ему сначала
запретили доступ в заводские цеха, а затем, поскольку
он продолжал действовать по-своему, просто уволили.
По такой же причине были уволены заводской врач
Клод Пижман в Пуасси, доктора Гарнье и Лафю в
Тулузе и многие другие.
Одно время мне хотелось взять интервью у
президента фирмы «Гофман — Ла Рош» А. Янна, но потом я
передумал. Во-первых, это не так-то легко было бы
сделать. Господин Янн — человек занятый, он не
только крупный фармацевтический босс, но одновременно
и член правления Швейцарского объединения банков,
страхового общества «Цюрих», промышленного
объединения «Континенталь-Линолеум», а также
радиокомпании Би-Би-Си. И во-вторых, что мог бы он сказать?
То же самое, что и его многочисленные рекламные
службы. А именно, что цивилизация с ее бешеным
ритмом жизни, шумовыми децибелами, загрязнением
окружающей среды и прочими вредными издержками
пагубно влияет на здоровье народных масс. И что его
фирма выступает в роли мощного амортизатора,
смягчающего эти жестокие удары. Вероятно, он
произнес бы несколько фраз о гуманной миссии своего
32
предприятия, которое «возвращает трудящимся
здоровье и здоровых рабочих промышленности». Слова в
кавычках — из рекламного проспекта фирмы
«Гофман— Ла Рош».
С тем, что здоровье трудящихся в опасности,
можно согласиться. С одной только оговоркой: его
подрывает не цивилизация как таковая, а тяжелейшие
условия труда на капиталистических предприятиях,
колоссальные нервные перегрузки, постоянная боязнь
потери работы, отчужденность труда, невозможность
угнаться за рекламой и поддержать стандартный
уровень жизни. Все это не только разрушает здоровье
трудящихся, но и вызывает их серьезное социальное
недовольство. И вот тут-то на сцене появляется фирма
«Гофман — Ла Рош» со своими волшебными
психотропными препаратами, которые не только
возвращают рабочую силу капиталу, но одновременно и
притупляют ее способность к социальному протесту. В этом-
то и состоит подлинный смысл «безмолвной
революции».
И вместе с тем это отнюдь не противоречит
заинтересованности химических и фармацевтических
концернов в существовании большого количества больных,
на которых они наживаются. Ибо, как уже отмечалось
выше, валиум и либриум (кто-то метко назвал их
«розовыми очками для души») не излечивают людей, а
лишь перманентно возвращают им трудоспособность
при условии постоянного потребления ими
транквилизаторов и постепенного превращения их в пассивных
и безвольных токсикоманов. В конечном итоге в ущерб
их физическому и психическому здоровью. И таким
образом, иллюзорная «безмолвная революция»
оборачивается на деле безмолвной, но вполне реальной
контрреволюцией.
Перечитывая записи беседы с профессором В. и раз-
3 Эдуард Розенталь
33
мышляя о несостоявшейся беседе с фармацевтом
А. Янном, я поймал себя на мысли, что при всем
различии между ними они в чем-то очень схожи. И тот и
другой используют ложь во спасение. Правда, в
первом случае речь идет о спасении психической
структуры отдельной личности, и эту ложь по какой-то шкале
ценностей, вероятно, можно оправдать. Во втором мы
имеем дело со спасением социальной структуры
эксплуататорского общества. Но в принципе в обоих
случаях главная ставка делается на иллюзию.
Независимо от того, достигается ли она с помощью
психологического внушения или психотропных таблеток.
Познакомившись затем поближе с механизмами западной
идеологии и культуры в целом, я обнаружил, что и там
основной пружиной пропагандистского воздействия
служит все та же иллюзия, хотя психологический
эффект достигается более опосредствованным путем,
нежели при внушении на диване или глотании таблеток.
Впрочем, если допустить некоторую образность, то
глотают не только таблетки. Книги, например, или
музыку, культуру вообще тоже можно «глотать», не
разжевывая. И об этом разговор еще будет впереди.
Сейчас же мне хочется остановиться более
подробно еще на одной проблеме, к которой рекомендовал
обратиться профессор В.,— на оккультизме,
действительно расцветшем на Западе пышным цветом.
ДОКТОР ФАУСТ ИЗ ЦЕРНа
В новогоднем номере французского журнала
«Пари-матч» (1977 г.) я прочел интервью
западногерманского парапсихолога профессора Г. Бендера.
Профессор рассуждает о ложках, которые гнутся под
пристальным взглядом медиума, о парапсихическом изле-
34
чешш неизлечимых болезней и даже о судьбах душ,
покинувших остывшие тела. Рассуждает вполне
серьезно, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что в
исследовании необъяснимых чудес ему помогают
ученые— биологи и физики.
Собственно говоря, в намерениях парапсихолога
нет ничего нового. В свое время профессор Алексей
Владимирович Кругосветлов из пьесы Л. Н. Толстого
«Плоды просвещения» тоже занимался оккультными
науками и тоже полагал, что «главное дело — в
объяснении явлений и подведении их под общие законы».
И сами явления были очень сходными с теми, что
описывает «Пари-матч». Странные вещи творились,
например, с буфетным мужиком Семеном. «Он сядет к
чашке, ложка сама вскакивает ему в руку». А одна
больная старушка передвинула каменную стену.
«Лежала в постели и совсем не знала, что она медиум.
Уперлась рукой о стену, а стена и отодвинулась».
Алексей Владимирович объяснял эти чудеса
проявлением нового вида энергии (он ее назвал
медиумической), которая представляет собой не что иное, как
«пертурбации в духовном эфире». Или, проще говоря,
«общение между собою» душ «живых, умерших и
неродившихся».
И все же при всем сходстве сравниваемых явлений
и рассуждений между ними имеется одно
существенное различие. Алексей Владимирович Кругосветлов
философствовал насчет потустороннего общения душ
перед отставным поручиком конной гвардии Леонидом
Федоровичем Звездинцевым да Марьей Васильевной
Толбухиной, искренне полагавшей, что «наша
нервность вся от железных дорог». А профессор Г. Бендер
обращается к людям, живущим в век
научно-технической революции. И что самое странное, многие ему
верят. И не только верят, но и активно практикуют сами.
35
Поистине удивительную картину можно наблюдать
сегодня на Западе. С одной стороны, внедрение в
жизнь новейших достижений науки и техники и как
следствие рост престижа человеческого разума и
интеллекта, с другой, небывалый расцвет всевозможных
форм иррационализма, мистицизма, оккультизма,
черной магии и просто вульгарной дьявольщины.
Парадокс? Бесспорно. Но любой парадокс, как известно,
имеет свое объяснение.
...Льюису Крафту прочили большое научное
будущее. Он был способным молодым физиком, работал в
ЦЕРНе, Международном центре ядерных
исследований в Женеве. Неоднократно бывал в Советском
Союзе. Однажды Льюис пригласил меня к себе в гости,
сказав при этом, что очень меня удивит. Я и впрямь
был удивлен, его квартира-студия напоминала
лабораторию, только не современного физика, а скорее
доктора Фауста.
Посреди комнаты стоял низкий стол и на нем
огромный стеклянный шар. По стенам были развешаны
кабалистические криптограммы, какие-то непонятные
графики, часы со знаками зодиака, изображения
ладоней с расшифровкой значения каждой линии. На полке
книги — «История черной магии», «Практическое
изучение магии», «Колдовство», «Справочник
оккультизма», «Основы хиромантии». В комнате стоял острый
запах полыни или какой-то другой травы,
напоминающей полынь.
Лыоис улыбнулся:
— Вы этого не ожидали?
— Честно говоря, нет. И вас все это действительно
интересует?
Он перестал улыбаться и подтвердил вполне
серьезно:
— Действительно. И не только интересует. Я в это
36
верю, хотя понимаю, что со стороны могу показаться
смешным. Не правда ли?
Да уж, конечно, физика и оккультизм — вещи
трудно совместимые. Хотя я не высказался вслух, Льюис
отлично понял, о чем я думаю. Не знаю почему, но он
стал мне рассказывать о себе. Мы с ним не были
близкими знакомыми, вероятно, ему надо было просто
поделиться с кем-то своими мыслями, может быть, даже
выслушать возражения, чтобы отпарировать их и
утвердиться в своем мнении. Скорее, так оно и было.
Льюис жил в Сан-Франциско. Отец его, довольно
состоятельный врач, имел обширную клиентуру.
Однако два молодых доктора, практиковавших в том же
районе, постепенно отняли у него клиентов, он не смог
освоить новую медицинскую технику и хотя лечил
добротно, но по старинке. И в конце концов остался не у
дел. Однако он успел дать сыну образование, Льюис
окончил университет и начал работать ассистентом в
физической лаборатории. Однажды на танцах
познакомился с двадцатилетней Элоизой, красивой
брюнеткой с голубыми глазами, имевшей отдаленное
сходство с киноактрисой Лиз Тэйлор, и убедил себя в том,
что она и есть его избранница и должна стать его
женой. Однако вскоре он стал подозревать, чтоуЭлоизы
есть еще кто-то помимо него, по субботам она
отказывала ему в свиданиях, а когда они встречались
наследующий день, в воскресенье, Элоиза выглядела
уставшей и рассеянной, на вопросы отвечала невпопад.
Льюис потребовал от нее объяснений, и она призналась, что
по субботам посещает церковь, потом добавила:
«специфическую» церковь. Если Льюис ее действительно
любит, как он говорит, то должен тоже стать членом
этой церкви.
В одну из ближайших суббот Элоиза ввела своего
приятеля в подъезд фешенебельного дома, где их
37
встретила группа молодых женщин в вечерних платьях
и мужчин в костюмах спортивного покроя. Среди них
Льюис узнал своего сокурсника по университету, тот
подмигнул ему. Все выпили аперитив и ушли, оставив
Льюиса одного в гостиной. Ждал он довольно долго.
Наконец за ним пришли и повели по лестнице вниз.
Подвал, куда его втолкнули, был освещен четырьмя
огромными свечами в человеческий рост. Вдоль стен,
обтянутых пурпурной материей, стояли люди в
масках. Маски изображали морды свиней, козлов, лис,
волков, каких-то ночных птиц. У алтаря, покрытого
черным крепом, возвышался сам сатана во всем
черном, как конькобежец в облегающем трико. С
бородкой и усами а 1а Мефистофель и с картонными
рожками на голове. Он держал короткий меч с рубинами,
искусно вделанными в рукоятку.
Сатана знаками предложил Льюису приблизиться
и спросил торжественно, согласен ли тот стать
адептом его «церкви». Льюис кивнул в знак согласия.
Сатана бросил зелье в чашу, стоявшую на алтаре,—
раздалось шипение, пламя подпрыгнуло почти до
потолка,— и довольно чувствительно ударил мечом плашмя
по плечу Льюиса. Все маски сразу пришли в движение,
загоготали, захохотали, заквакали, закудахтали.
Потом запели какой-то псалом с припевом:
Будь благословенна сила,
Которая поможет нам править миром.
Если кто-нибудь бьет тебя по щеке,
Бей его изо всех сил по другой!
Так Лыоис приобщился к одной из сект «церкви» и
стал «учеником» сатаны. Ему вручили маску гиены.
Все члены «церкви» были разбиты на категории; за
низшей категорией «учеников» следовали категории
«гадалок», «колдунов», «ведьм» и, наконец, над всеми
38
возвышался верховный сатана, которого называли
«магом». Вскоре Лыоис узнал, что в качестве мага
«церковь» возглавляет некий Антон Вей, бывший
укротитель зверей, автор «Библии дьявола» (псалом пели
из этой библии), что «церковь» насчитывает около 10
тысяч членов и что, кроме внешнего ритуала, ничего
от «церкви» у нее нет. Дьявол для ее членов выступал
неким символом преодоления всех запретов и
удовлетворения незаконных страстей, хотя сама «церковь»
была официально зарегистрирована и находилась под
протекцией калифорнийских властей. Некоторые
представители власти сами состояли в ее членах.
Основное кредо «церкви» заключалось в том, что
человеческая природа имеет животное начало, лишенное каких-
либо духовных атрибутов. Отсюда и культ масок
различных зверей. Под предлогом борьбы с религиозным
лицемерием адепты сатаны стремились к личному
обогащению и к удовольствиям. Сатанинские субботы
часто заканчивались настоящими оргиями. Употребляли
не только спиртное, но и наркотики. Льюис не прочь
был бы участвовать в оргиях, но с условием, что его
напарницей будет Элоиза. Однако это оказалось
невозможным: по законам «церкви» «ученик» мог
выбирать себе подруг только из категории «учениц», а
Элоиза к тому времени уже достигла разряда «ведьм», и
ходили слухи, что на нее имеет виды сам маг. Льюис
понял, что Элоиза вовсе не была привязана к нему, она
его попросту вербовала. Кстати, Льюис тоже получил
задание привлечь в лоно «церкви сатаны» одного
нового члена. Через три месяца он сбежал сам, не
испросив разрешения на это со стороны совета девяти,
высшего ее органа. Сдал только маску гиены. Именно в
это время, как нельзя кстати, подвернулся контракт на
постоянную работу в Центр ядерных исследований в
Женеву.
39
Рассказывая, Лыоис время от времени вращал
стеклянный шар и любовался световыми переливами.
Подумалось, действительно ли он во все это верит или
тут больше игры, как у служителей сатаны. Я задал
ему этот вопрос. Он помолчал немного:
— Видите ли, это не так просто объяснить, и не
знаю, поймете ли вы. Я не верю ни в бога, ни в
дьявола, но я очень серьезно, скажем так, отношусь к
проблемам магии. Каждый «ученик» «церкви сатаны»
должен был прочитать по заданному списку книги по
оккультизму и магии. И вот, вдумываясь в прочитанное,
я обнаружил в нем глубокий смысл, который, может
быть, остался скрыт от самих авторов этих книг и уж
наверняка от членов «церкви сатаны». Колдовство,
например, можно рассматривать как результат козней
дьявола, так это чаще всего и трактуется, но его можно
исследовать и как своего рода средство раскрытия
человеческих способностей, которые нам кажутся
сверхъестественными. И в этом смысле магия становится
одним из ответвлений науки. В конце концов пути от
неизвестного к известному извилисты и не все из них
дано сразу понять. Во всяком случае, магия в корне
отличается от религии, будь то вера в бога или сатану,
ибо магия подразумевает активное и даже
принудительное воздействие человека на неведомое, например
лечение болезни заговором или вызывание дождя, в то
время как религия делает его пассивным перед лицом
неизвестности. Но воздействие на неведомое
подразумевает следование определенным законам,
управляющим этим неведомым. Познание таких законов должно
превратить магию в науку, такую же, как и физика.
И кто знает, может быть, с помощью этих законов
удастся определять и направлять не только природные
явления, но и человеческое поведение и саму историю,
которая сегодня идет явно не в ту сторону.
40
Из беседы с Льюисом я понял, что он имеет очень
серьезные намерения забросить физику и заняться
раскрытием «законов» магии. Он был убежден в том, что
за магией большое будущее: правительства наверняка
субсидируют исследования в этой области, гарантия
тому — все большая тяга людей к
сверхъестественному, их поиски рационального в иррациональном.
Я не знаю дальнейшей судьбы Льюиса. Приехав
несколько лет спустя в Женеву, я его уже не застал,
мне сказали, что он вернулся в США. Зато оттуда в
Женеву пришла мода на дьявольщину. В самом
центре города открылся магазин «Гран гримуар», в
котором я обнаружил те же атрибуты черной магии и
книги о сатане, что видел в комнате Льюиса. А ведь
когда-то во времена Кальвина набожная Женева истово
изгоняла дьявола. Гримуарами в те времена
назывались книжки, в которых содержались различные
полезные советы: как усыпить бдительность духов,
охраняющих клады, приворожить зельем красавицу или
напустить «порчу» на недруга. Коммерция гримуарами
строго наказывалась, нередко она заканчивалась
костром, на котором сжигали еретика. Но самым
популярным наказанием в те годы была так называемая «эст-
рапада». Заподозренных в колдовстве подвязывали
под мышки веревкой и с помощью специального
ворота поднимали на два-три метра над землей. Потом
веревку отпускали и грешник стремительно летел вниз,
но ему не давали упасть на землю и за несколько
сантиметров от нее (это было технически отработано с
редкой точностью) его снова вздыбливали к небу.
Подобный дивертисмент продолжался до тех пор, пока
несчастный не «признавался» в родственных
отношениях с дьяволом. Попасть на эстрападу было весьма
просто. Женевская летопись сохранила имя некоего
Жака Шапелля, который в шутку сказал своему прии-
41
телю, что на днях съел дьявола, но не смог проглотить
его рога. Приятель оказался человеком без юмора и
сообщил об услышанном святой инквизиции. На эстра-
паде бедняга Жак «признался» в знакомстве с
дьяволом. С эстрапады его сняли, но сожгли заживо на
площади Плен Пале. Именно там, где сейчас находится
магазин «Гран гримуар».
С тех пор утекло немало воды. Гримуары, за
которые когда-то еретиков отправляли на костры,
тиражируются ныне на Западе миллионами экземпляров. А по
словам известного французского публициста А. Фрос-
сара, опубликовавшего осенью 1976 г. в том же
журнале «Пари-матч» большую статью, дьявол
действительно поселился в Женеве, да и не только в ней.
А. Фроссар считает, что наш мир развивается точно
по планам и графикам сатаны, который может быть
вполне удовлетворен своей работой. Впрочем, не так
уж много у него и работы. Ибо сегодня «мы сами
идем навстречу его желаниям». Послушать А. Фросса-
ра, план сатаны был и в самом деле дьявольским:
человек с древнейших времен стремится походить на
бога, слиться с божественным. И вот дьяволу удалось
убедить людей в том, что, слившись с богом, они
растворятся в нем, т. е. исчезнут как личности и утратят
свое собственное лицо. Но кто хочет терять
индивидуальность? С другой строны, дьявол внушил человеку,
что, стремясь к добру, красоте, правде,
справедливости, он готовит себе безоблачное существование, т. е.
жизнь без забот, без конфликтов, но и без сладкого
греха. Короче говоря, скуку. А какой идиот хочет
скучной жизни? Раз так, то нужно ли взывать к богу и
тянуться к божественному? И все же человек не может
существовать, ве стремясь походить на кого-либо,
такова уж его природа. Но если не на бога, то почему не
на дьявола?
42
Оставим смелую «гипотезу» А. Фроссара о
влечении человека к дьяволу на его совести или отдадим
дань его юмору, но дьявольщина и в самом деле
привлекает сегодня на Западе очень многих. Авторы
нашумевшего фильма «Проклятие» полагают, например,
что дьявол может жить где угодно и поселиться в ком
угодно. Сами они вывели его в лице сынишки
американского посла в Париже. Сведения о дьяволе и его
проделках можно получить и в многочисленных
магазинах, торгующих «сатанинскими» принадлежностями.
Хотя бы в том же женевском «Гран гримуаре», где их
продает продавщица мадемуазель Кристина.
Меня интересовали сведения более прозаические:
как много людей посещает магазин и кто эти люди?
Кристина оказалась весьма словоохотливой:
— О, клиенты у нас самые разные. От
специалистов по оккультным наукам до интересующихся
проблемой обывателей. Много ученых: физиков, химиков.
Вон тот высокий брюнет в очках, что роется в
книгах,— биолог. Он изучает основы хиромантии... В чем
тут дело?
Кристина объяснила это очень просто, гораздо
проще, чем А. Фроссар:
— У людей — тоска по иррациональному. Они
ищут потустороннее, которое освободило бы их от
повседневного, будничного склероза. Вы даже
представить себе не можете, сколько в Женеве различных
эзотерических и кабалистических групп! Люди хотят
верить во что-то. И им, конечно, не обязательно идти в
наш магазин. К их услугам журналы, газеты, кино.
Кристина права. Газета «Трибюн де Лозанн»
уверяет, например, что позолоченный брелок-подвеска
«Хром-2000» излучает чудесные волны, которые
создают вокруг тела магнитное поле и гарантируют его
обладателю удачу в жизни. «Купите брелок-подвеску
43
«Хром-2000», и успех будет неразлучен с вами!» Вы
сомневаетесь в этом? Тогда почитайте письмо
преподавательницы лозаннского лицея мадам Поль С. «Я
чувствую себя обязанной сердечно поблагодарить вас за
ваш «Хром-2000». С тех пор как я надела его, на меня
буквально обрушился шквал счастливых событий.
Я выиграла в лотерею, меня повысили в должности и
окладе. Еще недавно я пребывала во власти нервной
депрессии. Сегодня я смотрю на мир без страха; я
уверена в себе и в своем будущем». Теперь поверили?
Тогда немедленно посылайте 59 франков по адресу:
Цюрих, Шенталь штрассе, 14-8004. Оплатите также
почтовые расходы по пересылке «Хрома-2000». И
ждите счастья.
Для тех, кто не верит в различные
игрушки-амулеты, есть много других способов попытать счастья:
записаться, например, на прием к знаменитой мадам
Солей, которая вычисляет судьбы по звездам. Очереди,
правда, к мадам слишком велики: ни к одному
знаменитому светиле медицины таких нет, и ей даже
приходится для ускорения дела прибегать в своих
астральных расчетах к услугам
электронно-вычислительной техники. Но на худой конец можно зайти и к
рядовой парижской гадалке, примостившейся в маленьком
караванчике на колесах где-нибудь на пляс Пигаль
или на Больших бульварах.
Я зашел в один из таких караванчиков, к мадам
Софи. Хорошее лицо, красная шаль, стеклянные бусы,
карта звездного неба на стене.
— Месье коммерсант или чиновник? Журналист?
Отлично. Он правильно сделал, что пришел.
Гороскопы, которые публикуются в газетах,— шарлатанство.
Для того чтобы узнать будущее, необходимо личное
общение с ясновидицей. Прошу прощения, деньги у
месье с собой? В кредит не обслуживаем. Благодарю
44
вас. Как месье желает, чтобы ему погадали: на
картах, по руке или по звездам? По звездам? Отлично.
И пошло гадание. Венера —это, разумеется,
любовь, Юпитер — богатство, Марс —что-то
воинствующее и роковое.
— А вы знаете,— прервал я красноречие мадам
Софи,— что у китайцев или египтян эти планеты имеют
совсем другое значение, чем у европейцев?
— Так то у китайцев,— парировала гадалка и
стала уверять меня, что моя жизнь резко изменится к
лучшему, когда Солнце войдет в лоно созвездия Льва.
— Значит никогда,— вздохнул я,— ибо ближе чем
на миллиарды километров Солнце ко Льву не
приблизится.
Она не моргнула глазом и тут: что миллиарды
километров в сравнении с вечным пространством! Но
когда я настоятельно попросил ее показать мне на ее
же засиженной мухами карте, где находится Альфа
Центавра, она возмутилась: месьё пришел узнать
судьбу или скандалить? К ней приходили многие
образованные, порядочные люди, и все вели себя достойно.
Если месье пришел скандалить, то пусть забирает свои
деньги и убирается восвояси.
Потом мы мирно беседовали. Не о звездах, а о
жизни. И тут она оказалась простой и мудрой женщиной.
К тому же откровенной:
— Если, месье, кто ко мне и приходит сюда, так
вовсе не за тем, чтобы узнать правду о себе и своем
будущем. Приходят для того, чтобы я их утешила.
Некоторые сами хотят высказаться, излить душу. Со мной
им хорошо, я умею слушать. А им многого и не надо,
хотя бы капельку участия, ведь жизнь сегодня, месье,
так жестока и бездушна...
Физик, ищущий «законы» черной магии,
преподавательница лицея, нашедшая счастье в чудодейственном
45
амулете, биолог, изучающий основы хиромантии,
публицист, излагающий планы дьявола,— все они ищут
истину в трансцендентном, в иррациональном, по ту
сторону разума. Мы снова вернулись к парадоксу,
с которого начали. Конечно же интеллектуалы,
ищущие сегодня смысл жизни в лунном камне,
представляют весьма странное зрелище. И все же их можно
понять. Как можно понять и само общество, которое с
готовностью идет им навстречу, открывая магазины,
торгующие «дьявольскими» атрибутами, популяризируя
ясновидцев, отводя целые полосы большой прессы для
публикации гороскопов и даже предоставляя
университетские кафедры для специалистов по оккультным
наукам. Ибо во всех этих исканиях и высоком
покровительстве подобным исканиям нет ничего
трансцендентного. Они обусловлены самой что ни на есть
реальной действительностью. Такой «жестокой и
бездушной», по определению мадам Софи.
Еще не столь давно многие идеологи Запада
уповали на научно-технический прогресс, уверяя, что он
разрешит все социальные противоречия капитализма и
будет способствовать утверждению справедливых и
гуманных отношений между людьми. Но
действительность все более разрушает эти иллюзии.
Научно-техническая революция не смогла предотвратить
жестокого экономического кризиса, инфляции, устранить
безработицу. Напротив, социальные противоречия все
больше обостряются, кризисные явления сказываются
на жизни все новых слоев населения. Рухнули мифы
«экономического роста» и «индустриального
общества». И некоторые из тех, кто больше всех славословил
технику, превратились в самых яростных ее
обличителей. Я имею в виду таких буржуазных социологов, как
Р. Арон, один из авторов теории «индустриального
общества», поднявшей на щит научно-техническую ре-
46
волюцию. А в 1969 г. Р. Арон выпустил книгу «Крах
иллюзий прогресса» и гордится тем, что одним из
первых обратил внимание на отрицательные стороны той
же научно-технической революции.
Ныне в грехах системы обвиняется сама наука и
техника. Девальвацию претерпевает оценка
интеллектуального труда. Меркнет ореол интеллекта, а жрецы
науки оказываются ее пасынками. Американский
социолог Т. Розак презрительно говорит о
научно-технической революции как о «магии манипулирования, где
роль шаманов играют научные эксперты».
Французский социолог Ж. Эллюль ополчается против всей
техники, развитие которой, по его словам, «низводит
человека до уровня технологического животного,
своего рода раба техники... Техническая автономия
уничтожает автономию человека».
Поэт Максимиллиан Волошин сказал об этом гораз*
до раньше, еще в начале века, и гораздо образнее:
Машина победила человека:
Был нужен раб, чтоб вытирать ей пот,
Чтоб умащать промежности елеем,
Кормить углем и принимать помет.
И стали ей тогда необходимы
Кишащий сгусток мускулов и воль,
Воспитанный в голодной дисциплине,
И жадный хам, продешевивший дух
За радости комфорта и мещанства.
А объяснение этому явлению было дано еще
раньше. Марксизм показал, что рабом машины человека
делает не развитие техники, а отношения между
людьми, при которых одни являются владельцами техники,
другие — ее придатками, и что изменить подобные
взаимоотношения человека и машины можно, лишь
изменив сами социальные условия. Если же
фетишизировать технический прогресс и отделять его от со-
47
циального контекста, как это делают Р. Арон, Т. Ро-
зак, Ж. Эллюль и многие другие, то наука и техника
действительно превращаются в некую необъяснимую
мистическую силу, враждебную человечеству, и
остается только проклинать разум, лежащий в основе
научно-технической революции. «Нельзя ожидать от
людей разумности,— пишет американский социолог
X. Арендт,— если они видят, что разум используется
против них, как ловушка».
От сомнения в ценности разума до отрицания
разума— один шаг. И этот шаг делают ныне многие
буржуазные социологи и философы. Один из
родоначальников прагматизма, американский философ
У. Джемс, еще в 1902 г. в нашумевшей тогда книге
«Многообразие религиозного опыта» (переведена на
русский язык в 1910 г.) писал, что «наше нормальное,
или, как мы его называем, разумное сознание
представляет лишь одну из форм сознания, причем другие,
совершенно от него отличные, формы существуют
рядом с ним, отделенные от него лишь тонкой
перегородкой». Такими формами являются, по У. Джемсу,
«классический мистицизм» и «мистические переживания»,
«берущие начало из той великой подсознательной
области, существование которой уже признано
наукой, но о которой еще так мало известно». И вот теперь
Г. Бендер и другие пытаются ликвидировать этот
«пробел» науки за счет привнесения в нее «законов»
потустороннего. В своей книге «Там, где кончается
пустыня. Политика и трансценденция в
постиндустриальном обществе» Т. Розак с симпатией именует подобных
борцов против «разумного сознания» романтиками.
Ибо они, по его словам, открывают очарование
«старого гнозиса» и «обращают самое пристальное
внимание на проблемы алхимии, магии, предсознательных
структур человеческой психики». Т. Розак причисляет
48
/
к романтикам-искателям, борцам против «шаманов-
экспертов» и себя самого: «Религия, к которой я
взываю,— это не религия церкви, не религия веры и
учения, являющихся тусклым мерцанием умирающего
божественного огня. Это скорее религия в ее извечном
значении. Старый гнозис. Видение, рождающееся из
трансцендентного знания».
Известно, что в конце 60— начале 70-х годов Т. Ро-
зак был одним из основных теоретиков и выразителей
интересов бунтующей интеллигенции, «новых левых».
Его рассуждения относительно «старого гнозиса»,
алхимии, магии не только выражают разочарование
интеллигента в науке и технике, но и отражают
ухудшение реального положения самой интеллигенции в
буржуазном обществе.
Статус человека свободной профессии, которым
пользовались когда-то отец Льюиса и ему подобные,
уходит в область преданий об утраченном золотом
веке. Сам Льюис в лучшем случае имеет шанс
закрепиться в категории наемного интеллектуала на
приличном окладе. Для многих представителей
интеллигенции и это стало сегодня недоступной мечтой.
Печатный бюллетень Мичиганского университета сообщает,
что «недавние выпускники факультета общественных
наук устроились на работу дворниками,
автомеханиками, пожарными, конторскими служащими,
мясниками...». И это участь не только владельцев дипломов
гуманитарных учебных заведений, многие
дипломированные инженеры устраиваются на работу грузчиками,
продавцами, рассыльными. «Все они,-—по признанию
американского журнала «Тайм»,— служат живым
свидетельством гибели глубоко укоренившейся веры в то,
что диплом высшего учебного заведения почти
автоматически обеспечивает доступ на высокооплачиваемую
должность и открывает путь к блистательной карье-
■4 Эдуард Розситаль
49
ре». О какой уж блистательной карьере может идти
речь для 100 тысяч французов с университетскими
дипломами, которые не имеют сегодня никакой работы.
Или в перспективе — для полутора миллиона
итальянцев, которые, по прогнозу социолога В. Мебане,
составят армию безработных интеллигентов в Италии
к 1980 г.
Система высшего образования на Западе все
больше подчиняется непосредственным нуждам
предпринимателей, стремящихся пользоваться услугами
интеллекта высококвалифицированного и вместе с тем
узкоспециализированного. Сокращаются сроки
обучения в высших учебных заведениях, устраняются курсы
общеобразовательных дисциплин. Обучение переходит
на графики четко ориентированных профессиональных
программ, учрежденных патронатом. Кое-кто
называет подобные учебные заведения «школами
специализированных идиотов».
Пролетаризация и дегуманизация
интеллектуального труда порождают недовольство и протест
интеллигенции. Студенческий взрыв в мае 1968 г. во
Франции был ярким проявлением реакции интеллигенции,
других средних слоев общества на современное
развитие монополистического капитализма, результатом
серьезных противоречий между ними и крупным
капиталом. Однако, будучи неискушенными в политике, не
имея серьезного опыта классовой борьбы, они не
смогли освободиться от буржуазной идеологии и
традиционного антикоммунизма, их бунт носил во многом
анархический характер. Неудача, как это нередко
бывало в истории, породила чувство отчаяния,
пессимизма, отход от революционных действий и обращение
к различным формам иррационализма,
богоискательства. Поскольку же догматы официальной религии
быстро теряют свои прежние позиции, ибо они не смогли
50
дать ответа на новые проолемы, выдвинутые жизнью,
приобретают популярность дохристианские и
нехристианские формы религии, колдовство, астрология,
магия, дзен-буддизм и т. п. В них интеллектуалы
пытаются обнаружить тайный смысл и найти выход из
жизненного тупика. Было бы, разумеется, упрощением
отождествлять тягу к оккультизму в последней
четверти XX столетия со средневековьем. Ведь за время,
которое прошло с тех пор, наука подорвала устои
религии, проповедовавшей мистицизм и пассивность. И
восстановить эти устои никто не в состоянии. Причины
нынешнего рецидива мистицизма не в отсутствии или
недостатке научных и технических знаний, а во
внутреннем противоречии самого интеллекта в условиях
капитализма. Способный проникнуть в глубины
атома, он, как правило, не может добраться до сути
явлений общественной жизни. Этим можно объяснить тот
факт, что многие ученые на Западе отождествляют
пороки капиталистической системы, неспособной
применять научно-технические достижения без серьезных
социальных потрясений, с самой наукой и техникой и
как следствие с разумом вообще. Отсюда неверие в
силу интеллекта и отказ от него. Налицо феномен, с
которым на ранней стадии своего развития
столкнулось пролетарское движение, когда рабочие, не
понимая подлинных причин капиталистической
эксплуатации, обращали свой гнев против машин. И вот теперь
некоторая часть западной интеллигенции по-своему
проделывает тот же исторический опыт. Втянутая в
сферу классовой борьбы, но не осознающая еще
общности своих интересов с интересами рабочего класса,
который имеет свою политическую партию и свою
научную теорию, она испытывает на себе огромное
воздействие буржуазной идеологии, которая нередко
отождествляет сегодня рационализм с бюрократизмом и
51
«склерозом воображения». Применяя средства
рационализации в области экономики, капиталистическая
система вместе с тем с успехом использует
иррационализм, что находит отражение в буржуазной идеологии
и пропаганде.
Число таких, кто, подобно Льюису Крафту, уходит
ныне от науки к оккультизму, стремительно растет.
В «Руководстве по новому мистицизму»,
опубликованном в американском журнале «Рэмпартс», приводится
список множества религиозно-мистических
организаций американской молодежи («Арика», «Ананга
Марта», «Месхер Баба» и др.), объединивших около
миллиона человек. Хотя эти организации и выражают
декларативно недовольство капитализмом, они, в
отличие от хиппи или молодежных коммун, стремящихся
отпочковаться от общества, напротив, насаждают
мистицизм в качестве своеобразной формы психоанализа
для «оздоровления» сознания и примирения его с
существующим обществом. Один из авторов журнала
«Рэмпартс» говорит, что ритуал так называемого «сат-
саыга», или «божественного озарения», практикуемого
членами «Арики», представляет собой разновидность
буржуазного конформизма, выступающего в форме
психотерапии, и что «после «сатсанга» последователи
системы возвращаются к своей прежней деятельности
и занимают место в организованной социальной
системе». Сами же члены этих организаций утверждают,
что их целью является создание с помощью мистики,
оккультизма и психотерапии нового человека, «Homo
novus», или «единого человека», растворившего свое
«я» во «всеобщей анонимности».
Человеческий разум всегда был неотделим от
социального прогресса. Выступая против первого,
буржуазные идеологи в конечном итоге отвергают и
второй. Один из представителей так называемых «новых
52
философов», француз Б.-А. Леви, заявляет:
«Социализм— это прогрессизм. Но именно поэтому он может
погрязнуть в варварстве». Порок социализма, по
его мнению, состоит в том, что он следует идеям
прогресса, выдвинутым французскими просветителями
XVIII в. А ведь эти идеи привели к нынешней научно-
технической революции со всеми ее «ужасными»
последствиями. И Б.-А. Леви заключает: «Если техника
стала машиной духовного опустошения,
разрушительные последствия которой мы испытываем
повседневно, то это вовсе не результат отказа от мечты
энциклопедистов о прогрессе труда, но, напротив, результат
наиболее полного ее продолжения». И следовательно,
виноваты во всем Дидро и Вольтер, а также и
коммунисты, которые не отказываются от идей прогресса, а
продолжают развивать их дальше. Б.-А. Леви доходит
до того, что в сторонники разума и прогресса
записывает фашистов: «Все сегодня знают, что фашизм
вовсе не обскурантизм, а свет. Участники Сопротивления
оставались в тени. Гестапо же потрясало факелом.
Разум — это тоталитаризм...»
Можно ли требовать разума и истины от того, кто
выступает против разума и истины? А истина состоит
в том, что фашизм всегда выступал против разума. Не
кто иной, как идеолог гитлеризма А. Розенберг заявил
в 1940 г. в Париже, что фашизм «сводит счеты с
идеями 1789 г.». С идеями Дидро и Вольтера. Розенберг
говорил в той же речи, что все беды происходят от
провозглашенного буржуазными идеологами XVIII
столетия лозунга свободы личности. И говорил он это
не потому, что хотел ликвидировать капитализм, а
потому, что хотел сохранить его. Таковы факты.
Но что Б.-А. Леви до фактов. Его интересует только
собственная концепция: «Все сегодня знают, что
рационализм был одним из тех методов, с помощью кото-
53
рых в жизнь просочилось тоталитарное искушение».
Я попрошу читателя запомнить это выражение —
«тоталитарное искушение». Он с ним еще встретится в
дальнейшем. Что же касается самого Б.-А. Леви и
других «новых философов», то, как это ни парадоксально,
но своей популярностью они и обязаны прежде всего
тому, что отрицают разум. «Философы», отрицающие
разум, т. е. основу всякой философии! Чем не находка?
Чем не образец для подражания западной молодежи,
продолжающей искать социальные идеалы?
Некоторые в этих поисках обращаются к марксизму.
Другие— и это случай «новых философов», которые сами
были участниками майских событий 1968 г.,— пришли
к его отрицанию. Как прямо заявил еще один из
«новых философов» А. Глюксман, необходимо как можно
быстрее освободиться от «марксизма в наших
головах». Именно антимарксизм идейно сцементировал
группу «новых философов». Если же говорить точнее,
то такой группой их сделала западная пропаганда,
отводящая им роль очередных отрицателей марксизма,
а заодно и разума вообще, ибо рано или поздно он
приводит к истине, к осознанию необходимости
переустройства мира.
Каких бы взглядов ни придерживались «новые
философы», разум конечно же не грозит человечеству
апокалиптическим концом. Научно-техническая
революция в условиях капитализма насущно требует
революционных изменений социальных отношений, что
должно открыть путь к подлинному расцвету
человечества. Впрочем, для капитала это и есть апокалипсис.
Вот почему он и ополчается против разума. Сократить
удельный вес разума в жизни человека и за счет
увеличения иррациональной сферы — в этом состоит одна
из основных целей буржуазной пропаганды. Ведь
чувства, не подкрепленные разумом, готовы принять лю-
54
бую иллюзию. И в этом смысле новый оккультизм
гораздо шире колдовства, магии и т. п. Он выходит
далеко за рамки «старого гнозиса» и вторгается в
сознание тысяч людей. Разумеется, не без помощи
определенного идеологического и психологического
механизма.
АНАТОМИЯ АКУЛЫ
— Вы уже видели этот фильм про белую акулу?
Нет? Непременно посмотрите.
— Что, интересный сюжет?
— Примитив. Жрет людей, и все дело.
— Известные актеры?
— Отнюдь. И все же посмотрите. Увлекательное
зрелище. А какой успех!
Я последовал совету французского
коллеги-журналиста и посмотрел фильм про акулу. Он мне не
показался таким уж увлекательным. Разве что
великолепные подводные съемки и забавные кинотрюки. Но
чтобы ради трюков валить валом в кинотеатры, как
это делала парижская публика, было выше моего
понимания. Либо я совершенно не разбираюсь в
искусстве, либо они... Меня, разумеется, больше устроило
бы второе «либо». Но «их» было слишком много. И не
только парижан. Этот американский фильм имел
колоссальный успех во всех западных странах. А в самих
США побил все известные рекорды коммерческих
сборов: только за первые три месяца выручил больше, чем
предыдущий рекордсмен — фильм «Крестный отец» —
за три года.
Мне очень хотелось понять, что же притягивало
публику, и я взялся за чтение записок сценариста
55
К. Готтлиба, в которых автор в качестве очевидца
рассказывал, как создавался фильм.
Работа над ним началась летом 1973 г. За основу
сценария была взята книга П. Бенчли «Джое»
(«Пасть», «Челюсти»). Книга эта со временем стала
бестселлером, но в тот момент она была еще мало
известна. И тем не менее выбрали именно ее. Вероятно,
твердо верили в успех. И потому не жалели затрат.
Поскольку героем книги и будущей киноленты была
акула, пришлось вести предварительные подводные
съемки, нужны были рабочие заготовки. Только на эти
съемки, проводившиеся у рифов Австралии, было
затрачено полмиллиона долларов. Там едва не погиб
каскадер К. Риццо, который снимался с акулами в
качестве статиста. Но те акулы тоже были только
статистами. Акулу — подлинную героиню фильма
сконструировал голливудский умелец 70-летнии
Б. Матти, автор управляемого по радио крокодила,
который в свое время участвовал в серии фильмов о
Тарзане. Восьмиметровая акула «кинозвезда» весила
полторы тонны и управлялась штатом механиков из
15 человек. Стоимость ее не уступала гонорару живой
«суперзвезды».
Кстати, если с механической героиней все прошло
гладко, то с живыми «звездами» получилась
накладка. Хотели предложить главные мужские роли
популярному Полу Ньюмену и не менее популярному
Роберту Рэдфорду, но от этого пришлось отказаться:
литературные образцы сценария были откровенно
слабыми. Ричард Дрейфус, которого с трудом уговорили
взять одну из ролей, нашел ее трафаретной и
поверхностной, а по поводу сценария заявил, что за всю
свою жизнь в кино хуже не встречал. Слабость
сценария пришлось компенсировать повышенными
гонорарами актерам.
56
В результате еще до начала съемок самого фильма
в него пришлось вложить около 3,5 миллиона
долларов (а всего он обошелся в 7 миллионов долларов).
«Вкладывать деньги в фильм до начала его
производства,— писал по этому поводу К. Готтлиб,—
явление обычное. Но вложение такой огромной суммы
означало, что кто-то и где-то очень хотел, чтобы он
появился на свет».
И он появился. И, как уже говорилось, имел
колоссальный успех. Популярность его вышла далеко за
рамки кино. Изображение акульей пасти замелькало
на рубашках и шортах, акулье мясо стали подавать в
самых фешенебельных ресторанах. Резко повысился
спрос на морские бинокли, люди на пляжах
высматривали горизонт, не появятся ли страшные плавники.
А хозяева пляжей даже начали устанавливать
таблички с успокаивающей надписью: «Here no jaws!»
(«Здесь пасти нет!»)
Кинокритики назвали «Пасть» семейным фильмом
(«Фильм, который обращается ко всем!»), потому что
он пользовался одинаковым успехом и у взрослых, и у
молодежи. Создавалось такое впечатление, что не
только «кто-то и где-то очень хотел», чтобы он
появился, но что его еще и очень ждали.
Прочитав записки К. Готтлиба, я провел
своеобразную анкету: беседовал о белой акуле с
французами, бельгийцами, австрийцами, пожилыми, молодыми,
представителями различных социальных слоев,
профессий. Как правило, никто не мог объяснить, почему
ему нравится этот фильм. «Нравится потому, что
захватывает». А почему захватывает?
Беседовал я и со специалистами-профессионалами,
знатоками мира животных и человеческой психики.
По мнению ихтиолога, успех фильма заключен,
если можно так выразиться, в «личности» самой белой
57
акулы из семейства Carcharodou carcharias. Ихтиолог
был категоричен:
— Я уверен, что, выбери они льва или пантеру, все
свелось бы к банальностям. Львов, пантер и прочих
хищников мож-но наблюдать в заповедниках,
зоопарках, в цирке наконец. Они стали для нас привычными
и нестрашными. Другое дело — акула. Это, поверьте
мне, самое страшное из животных. И повадки у нее
необъяснимые. Она долго кружит вокруг своей
жертвы, с каждым разом все более сужая круги, как
будто играет с ней в кошки-мышки. Проплывая, задевает
и царапает тело пловца своей шершавой кожей, пока
из ссадин не проступают капли крови. А затем, чуя ее
запах, бросается на него, и тут уже остановить ее
практически невозможно. Кстати, она жрет все. У
одной акулы в желудке обнаружили дамскую туфлю,
бутылку вина и кошелек с югославскими динарами.
А иногда, покружив вокруг своей добычи, она вдруг
уходит в глубину и бесследно исчезает. Непонятное,
таинственное существо. А все таинственное
притягивает. Вот вам и разгадка успеха «Пасти».
Психиатр, которому я поведал мнение ихтиолога,
был не менее категоричен:
— Чепуха. Дело не в Carcharodou carcharias, а в
самом Homo sapiens. Психологи давно уже обратили
внимание на одну парадоксальную тенденцию: по мере
развития цивилизации психика современного человека
как бы возвращается к своему первобытному
состоянию. Американский социолог Эрих Фромм определил
эту тенденцию словами: «страсть к разрушению».
Впрочем, Зигмунд Фрейд установил это гораздо
раньше. Он утверждал, что в инстинктах человека от
рождения заложена агрессивность и что человек стремится
удовлетворить свою потребность в агрессивности за
счет ближнего путем эксплуатации его труда, присвое-
58
ния его добра, сексуального насилия или даже
убийства. Но сегодня даже и не нужно читать Фромма или
вспоминать Фрейда. Посмотрите, что делается вокруг.
Люди буквально звереют. Растет преступность.
Газеты ежедневно сообщают об убийствах, садизме, краже
заложников. Люди ненавидят друг друга. Тот, кто не
убивает физически, убивает мысленно. Соседа,
который слишком громко разговаривает за стеной, или
сослуживца, который пришел на работу в слишком
ярком галстуке. Вот вам и ответ на ваш вопрос: зрители
с удовольствием смотрят, как акула пожирает
ненавистного ближнего.
Я поинтересовался, какова же связь между
развитием цивилизации и «зверением» человека. Психиатр
посмотрел на меня задумчиво:
— Видите ли, объяснение этой закономерности
требует, конечно, серьезного научного анализа. Эрих
Фромм тоже не смог ответить на этот вопрос. Однако
факт остается фактом. И акула тут ни при чем. Если
бы людей глотала горилла, эффект был бы тот же.
Я напомнил своему собеседнику о том, что фильм
о гигантской горилле, разрушавшей целые города, уже
был. Я сам смотрел его лет семь назад. В полупустом
зале. Психиатр парировал:
— А сегодня он прошел бы «на ура»1. Обратите
внимание, все киноленты последних лет,
рассказывающие о катастрофах,— возьмите хотя бы «Ужас на
«Британнике»» или ««Боинг-747» терпит бедствие» —
шли с неизменным успехом. Люди с удовольствием
смотрят подобные фильмы, потому что они помогают
снять психическое напряжение... Ну да, если хотите,
разрядить накопившуюся ненависть.
1 Новый фильм с огромной гориллой в качестве главного
героя («Кинг-Конг») вышел на экраны в конце 1976 г. и
действительно прошел «на vpa».
59
Ни ихтиолог, ни психиатр меня не убедили. Однако
в результате всех бесед и прочитанного о «Пасти»
начали вырисовываться некоторые элементы истины.
Итак, «кто-то и где-то очень хотел» выпустить на
экраны фильм об акуле. Не останавливаясь перед
затратами. Очевидно, надеясь окупить их сторицей.
Подобная надежда была отнюдь не беспочвенной,
поскольку целая серия предыдущих фильмов о
катастрофах, гибели и разрушениях — и в этом психиатр был
прав — действительно имела успех. Немаловажная
деталь: производство фильма «Пасть» взяла на себя
фирма «Юниверсл», которая выпустила до этого и
нашумевшую картину «Землетрясение».
Не следовало сбрасывать со счетов и соображения
ихтиолога о характере белой акулы, которая нападает
не сразу, а исподволь, может и не напасть вообще.
Угроза плюс неизвестность: за этим тоже что-то
крылось.
Наконец повторенная многократно фраза:
«Нравится потому, что захватывает». Совершенно очевидно,
что людей в фильме привлекало что-то такое, что ими
самими ясно не осознавалось и не осмысливалось.
Короче говоря, я решил посмотреть «Пасть» еще
раз, взглянуть на фильм с учетом всего сказанного.
И по возможности глазами американца, француза,
бельгийца...
...Теплая летняя ночь. Мерцающее в лунном свете
море. Все, казалось бы, располагает к неге и покою.
И вместе с тем не оставляет ощущение, что тишина
обманчива, нечто вроде затишья перед грозой, что за
кажущимся покоем скрывается что-то неведомое и
грозное. Вот оно проносится расплывчатым пятном
где-то в глубине, не нарушив тишины и покоя. И от
этого чувство ожидания неведомой беды становится
еще более осязаемым.
60
На пляже группа молодых людей. Они
развлекаются, пьют вино. Красивая блондинка обменивается
долгим красноречивым взглядом с одним из парней.
Потом встает, идет к морю, раздевается и бросается в
воду, плывет. Парень хочет последовать за ней, но
сморенный вином падает и засыпает на песке. А
девушка плывет все дальше и дальше от берега в
теплом, нежном море. И вдруг испускает нечеловеческий
вопль. Вода вокруг нее вспенивается буруном, и она
пытается выпрыгнуть, оторваться от поверхности,
избавиться от чего-то страшного, что тащит ее в
глубину.
Камера уходит под воду, и зритель ждет: вот
сейчас он увидит это страшное и страх отпустит его, ибо
нет ничего страшнее неизвестности. Но он видит
только беззащитное тело девушки, на сей раз из-под воды.
Камера сама как бы превращается в это неведомое
страшное. Вместе со зрителем, не мигая, глядит на
свою жертву, которая барахтается где-то там, на
поверхности. Потом тело девушки быстро вырастает в
размерах, страшное стремительно приближается к
ней. Спасения нет, конец фатален...
И снова спокойное море. И тишина. А страх еще
ботее усиливается. Ведь причина его осталась
нераскрытой.
От того, что следующую свою жертву, мальчика на
надувном матрасе, неосмотрительно удалившегося от
берега, «неведомое» терзает при солнце, страх не
уменьшается. И маленький пляж Амити на Восточном
побережье США охватывает паника...
Читатель, разумеется, уже догадался, что в роли
«неведомого» выступает пластиковая модель Б. Мат-
ти с гидропневматическим управлением. Кстати,
когда авторам фильма пришлось все же показать эту
акулу, страх быстро пошел на убыль, и внимание зри-
61
теля удерживалось в дальнейшем с помощью фокусов
кино. Но я не случайно остановился так подробно
именно на первых кадрах фильма. Собственно говоря,
в них вся его соль. И они-то и определяют, на мой
взгляд, успех «Пасти».
Зрителя привлекает конечно же не сама акула, а
идея опасности, которая постоянно бродит вокруг и
готова в любую минуту вторгнуться в мирную жизнь.
В акуле эта идея лишь обрела свое материальное
воплощение. Сравнивая нынешнюю жизнь Запада с
жизнью пяти-семилетней давности, нельзя не
обратить внимания на то, что чувства нервного
напряжения, неуверенности и страха за будущее у людей в
последние годы резко обострились. Вероятно, они и в
самом деле нуждаются в разрядке этой внутренней
напряженности. И очевидно, «Пасть» способствует такой
разрядке. Разумеется, не потому, что зрителю
нравится наблюдать, как акула пожирает ближнего; скорее
облегчение ему приносит сознание, что это не он сам
оказался в челюстях чудовища.
Такое облегчение, однако, крайне хрупко.
Подсознательно зрителя точит мысль, что избежал он
опасности только в этот конкретный момент, сидя в уютном
кресле затемненного кинозала, но что сама опасность
не миновала. Подобное двойственное ощущение
«безопасность— ожидание опасности» притягивает его
воображение, подобно тому как больной зуб
притягивает к себе язык. И дело здесь, конечно, не в акульей
пасти. С таким же двойственным чувством наблюдает
он за терпящим аварию «Боингом-747» или
погружающимся в воду «Британником». Ликует, что не
оказался сам в числе пассажиров, но подсознательно
ассоциирует себя с ними. Обычно зритель
идентифицирует себя с героем кинофильма, здесь его
воображение следует за жертвой.
62
Кинокатастрофы находят отклик в душе людей,
потому что люди действительно живут в нестабильном
мире, где повседневно происходят реальные
катастрофы и где плавает множество «акул», принимающих
сотни всевозможных обличий. Человек может
лишиться работы и остаться без средств к существованию или
с университетским дипломом на руках оказаться за
бортом жизни, узнать, что его сын — наркоман, а дочь
убежала из дома в молодежную коммуну или
религиозную секту. И еще многое другое может с ним
случиться. Каждому — своя «акула». Но даже если с ним
ничего страшного и не случится, страх все равно не
покидает его. В условиях экономического кризиса и
сокращения производства, инфляции и постоянного роста
цен гарантий от жизненных катастроф не существует.
Так, постепенно, исподволь тема катастрофы, не всегда
осознанной, овладевает психикой людей. И не
случайно бывший президент США Дж. Форд назвал «боязнь
катастроф» одной из самых распространенных
болезней американцев.
Дельцы нащупали эту слабую струнку в массовом
сознании и начали эксплуатацию еще одной «золотой
жилы». Фильмы о катастрофах стали поступать на
экран сериями. Не будь коммерческого успеха
«Землетрясения», вряд ли фирма «Юниверсл» решилась бы
на дорогостоящую операцию с «Пастью».
Непосредственное руководство по созданию
фильма осуществляли продюсеры Р. Занук и Д. Браун, а
также режиссер G. Спильберг. Все трое не скрывали
своих замыслов, связанных с «Пастью». Р. Зануком
владела мечта превзойти в богатстве своего отца,
известного голливудского босса Д. Занука. Д. Браун
помимо денег помышлял еще сравняться в славе со своей
женой Э. Браун, автором нашумевшего бестселлера
«Секс и одинокая женщина». Молодой С. Спильберг
63
поставил перед собой цель занять прочное место под
солнцем Голливуда.
«Пасть» стала их главной ставкой, и они работали
над фильмом с увлечением, чувствуя интуитивно, что
акула должна выиграть, что публика «клюнет» на эту
рыбину. «Я чувствовал,— говорил С. Спильберг,— что
каждый индивид обладает неким антиакульим нервом,
упрятанным где-то в тайниках подсознания. И я решил
пощекотать этот нерв, поиграть с первозданным
страхом».
Игра с «первозданным страхом» наложилась на
реальный страх, терзающий сегодня человека на Западе.
Оба эти слагаемые и дали в сумме тот эффект, о
котором говорилось выше. В свое время кинокритик газеты
«Монд» Р. Барончеллн охарактеризовал фильм
«Землетрясение» следующим образом: «В нем не следует
искать ничего иного, кроме развлечения». Вроде бы
так оно и есть: дельцы от кино развлекают зрителя и
собирают деньги. Однако при ближайшем
рассмотрении все оказывается не так просто. Один фильм о
катастрофе может действительно показаться
развлечением; серия подобных кинолент приобретает новый
смысл.
Прежде всего эти фильмы приучают зрителя к
мысли о том, что катастрофы столь же обычны, как и
сам воздух, которым он дышит. И в то же время
фатальны и необъяснимы. Кто может знать, откуда у
берегов тихого пляжа Амити появилась вдруг белая
акула? Или почему произошло землетрясение?
Природные явления отождествляются в сознании с
социальными, и последние зачисляются в ряд столь же
непредвиденных случайностей, как и первые. «Кризис
фатален»,—заявил министр финансов Франции Фуркад, и
массовое сознание, предварительно обработанное
«Землетрясением», «Пастью» и другими подобными
64
фильмами, оказывается «подготовленным» к принятию
такой версии.
Фильмы о катастрофах не только приучают к
страху и ожиданию неотвратимой опасности, но и еще
больше нагнетают страх, доводят психику зрителя до
такого состояния, когда она требует немедленной
разрядки, действенного рецепта против страха. И в
каждом случае ему подсказывается выход из критического
положения.
...По безбрежному океану плывет лайнер «Брнтаи-
ник», миниатюрный мирок, отражающий социальные
отношения большого мира. Корабль разделен на
классы: кабины-люкс, первый класс, второй,
туристский, палубный и т. п. Пассажиры каждой из
перечисленных категорий живут своей жизнью в соответствии
с суммами, уплаченными за билет. Они, правда,
встречаются, вежливо здороваются, желают друг другу
приятного плавания, но все это внешне.
Внутренняя жизнь у каждого «класса» своя, отличная от
другого.
И все это продолжается до определенного
момента, а именно до катастрофы. Корабль начинает
погружаться в воду, и тут уж никаких классовых различий
не существует. Люди как бы очищаются, сбрасывают
с себя все «наносное». В самом деле, какое значение
перед лицом катастрофы имеют аристократический
снобизм или политические убеждения. И не все ли
равно, как утонуть (или быть разодранным акулой): с
чековой книжкой и открытым счетом в банке или не
имея ломаного гроша за душой. Ведь на карту
поставлена сама жизнь. Рассказанное относится к фильму
«Ужас на «Британнике»», но с теми или иными
нюансами такая же ситуация имеет место и в картинах
«Землетрясение», ««Боинг-747» терпит бедствие», «Адская
башня», «Трагедия «Посейдона»» и др.
5 Эдуард Розснталь
65
Мораль? Пожалуйста: в критической ситуации
(читай: экономического кризиса, инфляции и т. д.) все
«наносное» — разделение общества на эксплуататоров
и эксплуатируемых, «правых» и «левых» и т. п.—
должно быть устранено. Ведь кризис, по словам
обозревателя парижского еженедельника «Экспресс» Ж. Бон-
но, «не обходит никого: ни богатых, ни бедных, ни
эксплуататоров, ни эксплуатируемых». В такие моменты
на первый план должны выступить общечеловеческая
любовь и доброта, честность и порядочность. И,
«очищенные» от классовых, политических и прочих
«наслоений», люди объединенными усилиями спасают
«тонущий корабль».
Выступая в Женеве, президент швейцарского
Союза торговли и индустрии, или, как его именуют,
«патрон патронов», Жуно сказал: «Кризис, который
затронул сегодня индустриализованные страны, был
неизбежен... Дефляция — это естественное исправление
результатов длительного периода инфляции... Теперь,
чтобы спасти нашу экономику, мы все должны
доказать общую солидарность и сократить наши расходы».
Журнал американских деловых кругов «Бизнес
уик» в самый разгар экономического кризиса тоже
обратился к нации: «Действительно, города и штаты...
мелкий бизнес и потребители — все будут иметь
меньше, чем хотели бы, потому что здоровье Соединенных
Штатов Америки базируется на здоровье корпораций
и банков». И тоже призвал всех проявить
национальную солидарность и пойти на жертвы.
Кульминационным моментом всех фильмов о
катастрофах является паника. Охваченные страхом, люди
теряют человеческий облик. Каждый думает только о
себе, спасайся, кто может! Но как спастись? В
экстраординарных ситуациях необходимы экстраординарные
меры. Пожар на корабле? Все взоры обращаются к
66
самому крупному профессиональному специалисту —
к капитану. Авария в самолете? Все надежды на
пилота или техников контрольной башни аэропорта,
которые ведут самолет по радио. Паника на суше? Глаза
невольно ищут военного или полицейского, которым по
долгу службы паника неведома. Кстати, в «Пасти»
убивает акулу и освобождает городок от страха
начальник полиции бравый мистер Броди, добрый
семьянин и бескорыстный христианин. А вот специалист по
акулам просоленный морем рыбак Кинт гибнет,
потому что вызвался убить морское чудовище в надежде
на щедрое вознаграждение. К тому же он отказался от
помощи и, снедаемый алчностью, решил присвоить
себе весь приз целиком.
Правда, когда вспоминаешь о миллионах
долларов, заработанных дельцами на «Пасти», мораль
коллективизма и бескорыстия начинает отдавать
некоторым душком. Но главная мысль не в ней, а в том, что
в случае катастрофы следует опереться на сильную
личность и твердую руку. Разумеется, не только в
кино, но и в жизни. Паника на бирже? Взоры
обращаются к капитанам финансового мира,
профессионалам и знатокам своего дела. Кризис? Безработица?
Положитесь на экономистов и политиков, а при
случае и на более сильную власть. Что же касается
народных масс, то их удел — паниковать и ждать
спасения от сильных мира сего. Какая уж тут демократия!
Нетрудно видеть, что многие из этих фильмов
создаются по всем правилам манипулятивной
пропаганды. И доказательство тому — книга уже
упоминавшегося выше французского социолога Ж. Эллюля,
одного из признанных теоретиков буржуазной пропаганды.
Она так и называется «Пропаганда».
«...Пропаганда,— пишет Ж. Эллюль,— призвана
устранить у человека напряженность, выступающую
67
следствием чрезмерного иррационального страха...
Она дает ему объяснение мира, в котором он живет,
разумеется, объяснение ложное, далекое от истины,
по вместе с тем ясное, очевидное и
удовлетворительное. Она снабжает его рецептами поведения в самых
непредвиденных обстоятельствах... Здесь нет речи о
том, чтобы «успокоить» человека путем разъяснения
реального положения вещей; это может только больше
обеспокоить его. Речь идет о том, чтобы, напротив,
«взвинтить» его, а затем вручить ему оружие против
опасности. И человек, всеми силами стремящийся
избавиться от психической напряженности, которая
держит его в тисках, чувствует немедленное облегчение,
следуя советам пропаганды...»
В концентрированном виде все эти
профессиональные рассуждения теоретика западной пропаганды
можно выразить словами: «манипуляция сознанием».
В самом деле, человека трезво мыслящего,
пребывающего в спокойном состоянии, можно убедить в чем-
либо, лишь воздействуя на него разумной и логичной
аргументацией. Манипулировать его сознанием не так-
то просто. Другое дело, когда он обеспокоен и
одержим страхом. Скажем, боится в условиях кризиса
потерять работу. Его, конечно, можно «успокоить»,
разъяснив ему социальную природу кризисов. Но в таком
случае ему следует объяснить и природу
капиталистической системы, с неизбежностью порождающую
кризисы, а это, если следовать мысли Ж. Эллюля, его еще
больше «обеспокоит». Специалистов по буржуазной
пропаганде больше устраивает другой вариант: дать
человеку ложное объяснение ситуации. И вместе с тем
ясное и образное. Ну, например, такое: кризисы так же
фатальны, как и землетрясение. А если еще при этом
кризис выступает в облике зубастой акулы, то налицо
и образность. Теперь остается только «взвинтить» его
68
психику, а еще лучше довести ее до состояния
паники, и он готов принять любой рецепт пропаганды.
Не знаю, читали ли создатели упомянутых выше
фильмов книгу Ж. Эллюля. Вряд ли. Вернее будет
сказать, что сами теоретики пропаганды строят свои
концепции, основываясь на фактах, обнаруженных ими в
реальной жизни, в том числе и в области кино. Что
касается продюсеров и режиссеров, то, работая над
своими фильмами, они скорее всего даже не
помышляют об их пропагандистском эффекте. Назвать
«Пасть» преднамеренной пропагандистской акцией
было бы примитивным. Не являясь в собственном
смысле слова таковой, она и не воспринимается
зрителем как пропаганда. Но именно поэтому ее
пропагандистское воздействие оказывается еще более
эффективным.
Это происходит потому, что, создавая свои
произведения, художник вольно или невольно отражает в
них тот образ жизни, в который он интегрирован,
защищает интересы того класса, который предоставляет
ему материальную возможность для творческой
самореализации.
Исследуя в свое время механизм отношений
между классом мелкой буржуазии и мелкобуржуазными
демократами, выразителями интересов этого класса,
К. Маркс писал, что «не следует думать, что все
представители демократии — лавочники или поклонники
лавочников. По своему образованию и
индивидуальному положению они могут быть далеки от них, как
небо от земли. Представителями мелкого буржуа
делает их то обстоятельство, что их мысль не в
состоянии преступить тех границ, которых не преступает
жизнь мелких буржуа, и потому теоретически они
приходят к тем же самым задачам и решениям, к
которым мелкого буржуа приводит практически его ма-
69
териальный интерес и его общественное положение.
Таково и вообще отношение между политическими и
литературными представителями класса и тем
классом, который они представляют» К
Разумеется, политические представители
монополий регулируют производство и распределение
мыслей своего общества вполне сознательно и
целеустремленно. И поддерживают, не жалея финансовых
затрат, прежде всего те мысли и то творчество, которые
служат интересам монополий. И в этом смысле
формула «кто-то и где-то очень хотел» в применении к
фильму об акуле теряет всякую таинственность.
Что касается самого этого фильма, то он
оборачивается акцией подлинной идеологической пропаганды.
То же самое можно сказать о многих
голливудских фильмах. Создатели одного из таких фильмов
писатель У. Блэтти и режиссер У. Фридкин решили
«пощекотать» «иррациональные импульсы
подсознания» зрителя. Сюжет они обнаружили в работе
3. Фрейда «Демонический невроз XVII в.». Так был
создан фильм об изгнании дьявола, поселившегося в
теле девочки. Поскольку в средние века процедура
изгнания нечистой силы называлась «экзорцизмом», то
и фильм был назван «Экзорцист». Этот фильм из
серии «поп-мистицизма» получил колоссальную
рекламу.
Конечно, кинематограф Запада, в том числе
Голливуд, выпускает и другие ленты. Наряду с «Пастью»
и «Экзорцистом» на экранах США шел, например,
фильм Дж. Лукаса «Американские зарисовки», в
котором подняты серьезные социальные проблемы. Сам
Дж. Лукас говорил о нем как о фильме,
показывающем «культурные сдвиги на рубеже 50-х и 60-х годов,
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 8, стр. 148.
70
когда мы покинули страну апатии и невовлеченности
ради страны радикального действия. Фильм говорит о
том, что ты должен идти вперед... Это была эра
Мартина Лютера Кинга». По признанию кинокритиков,
художественные качества ленты были тоже на высоте.
Фильм «Американские зарисовки» был выдвинут на
соискание премии «Оскар». А получил «Оскара»,
и даже не одного, а сразу семь фильм «Афера» без
тени намека на социальные проблемы, зато заботливо
выпестованный все той же рекламой. В этой связи
представляют интерес слова известного
американского критика кино П. Каэль: «Могу утверждать, что если
фильму не создана соответствующая реклама, то
независимо от своих качеств он не будет иметь
большого успеха. Если же при помощи средств массовой
информации вокруг фильма поднята шумиха, то уже
и неважно, хорош он или плох... Теперь в кино идут
не за тем, чтобы посмотреть хорошую картину или
экранизацию художественного произведения. Идут за
тем, чтобы увидеть, «о чем все говорят». Создается
такое впечатление, что зрителю даже хочется
почувствовать себя оглушенным и морально раздавленным...
За редким исключением, мнение зрителя никак не
связано с успехом или неуспехом того или иного фильма.
Если реклама «не подала» фильм должным образом,
то он, как правило, обречен на провал. Получается,
что зрительское отношение складывается не под
влиянием собственных впечатлений от произведения или
мнения кинокритиков, а формируется под
воздействием рекламы». И П. Каэль заключает: «Реклама —
это форма психологической войны в массовой
культуре, войны, в которой, как и в политике, ее авторы
остаются неуязвимыми для открытого и честного боя».
Стоит ли после этого удивляться, что компания
«Парамоунт», потратившая колоссальные средства на
71
рекламу фильма Ф. Копполы «Крестный отец», не дала
и двух строк информации о выходе в свет другого
фильма Копполы — «Разговор», в котором речь шла о
нарушении прав личности в США.
...Бравый полицейский Броди стреляет в баллон
со сжатым воздухом, застрявший в зубах
прожорливого чудища. Взрыв. Вздох облегчения. Конец. Акула
больше не будет терроризировать мирные пляжи. Но
на зрителя, еще не успевшего отдышаться от акулы,
уже лезут фантастические жуки и сколопендры,
выплевывающие струи огня. На экраны вышла
кинокартина режиссера Ж. Цварка «Огненные насекомые».
— Вы уже видели этот фильм про насекомых?
Нет? Обязательно посмотрите, увлекательнейшее
зрелище...
«
2
ШЛИ Я [ПЫШУ
«КШУРП?»
РЕЦЕПТЫ ЖЕРАРА ДЕ ВИЛЛЬЕ
— Аллах велик, Тангара, успокойся, невелика
беда, купим другую курицу.
Мой коллега, французский журналист Люк Бревье,
утешал своего боя-малийца, но тот был безутешен.
Рано утром он принес с базара живую курицу и
положил ее, связанную «по рукам, по ногам», на балкон.
Каково же было его удивление, когда час спустя он
пришел за ней и нашел на балконе только спутанные
веревки, курицы и след простыл.
— Шайтан, шайтан,— твердил возбужденный
Тангара,— это не курица, это агент 007.
Тангара не читал книг и газет, но он очень любил
фильмы об агенте 007 —Джеймсе Бонде.
С тех пор прошло много лет, но каждый раз, когда
я читаю романы из серии шпионажа, будь то о
похождениях агента 007, OSS-117 или прочих асов
шпионажа и контршпионажа, на память неизменно
приходит история с курицей Тангары.
...Тяжелый удар по голове, и перед глазами Хыо-
бера замелькали миллионы разноцветных звезд.
Потом наступила полная тьма. Очнулся он в кухне, руки
и ноги его были прочно привязаны к стулу, на
котором он сидел. Перед ним стояли двое, один из них
держал в руке пистолет. Увидев, что к Хыоберу
вернулось сознание, он вежливо осведомился:
— Ну как, старина?
— Спасибо, отлично,— лихо ответил Хыобер.—
Можно узнать, с кем имею честь?
Они засмеялись, и тот, что был с пистолетом,
ответил:
— Меня зовут Вася Горлов, а моего друга —
Андрей Нестеров.
74
Хьюбер почувствовал холодок в позвоночнике. Он
был убежден, что это действительно их настоящие
имена, и для него это могло означать только одно: он
был приговорен. Однако ни один мускул на его лице
не дрогнул.
— Очень приятно познакомиться, чем могу
служить?
Вася Горлов наклонился к его уху и сказал
полушепотом:
— Вы можете, например, поделиться некоторыми
сведениями о вашей агентуре, будьте умником и не
скупитесь.
Хьюбер молчал. Андрей Нестеров взглянул на
часы:
— Не будем ему мешать, пусть спокойно
поразмыслит над своим положением. Через два часа
стемнеет, и мы перевезем его в укромное местечко.
Вася Горлов пояснил:
— Мы не можем вас «допрашивать» здесь. Мы
знаем, что вы человек малосговорчивый, поэтому нам
придется применить при допросе специальные
методы,— он ухмыльнулся.— А пока будьте умником и не
шалите. Мы с Андрюшей перекинемся в картишки в
соседней комнате.
Они вышли, прикрыв за собой дверь.
Мозг Хыобера работал со скоростью электронно-
вычислительной машины. Если он хотел спастись, то
необходимо было действовать без малейшего
промедления. Он напряг мышцы, боль усилилась, веревки еще
сильнее врезались в тело. О том, чтобы развязать их,
не могло быть и речи. Хьюбер окинул взглядом
кухню и увидел на плите коробок спичек. Вот оно! Он
нагнулся вперед, оперся ногами об пол; ему удалось
приподнять стул и, переваливаясь, подобно индюку, с
одной ступни на другую, приблизиться таким образом
75
к плите. Носом пододвинул коробок к краю плиты и,
повернувшись к ней спиной, дотянулся руками (они
были связаны за спинкой стула так, что кисти
оставались свободными) до коробка...
Хыобер — это Хыобер Бонниссэр де ла Бат, или
агент OSS-117, герой бесчисленной серии книжонок,
созданных одним из самых знаменитых авторов
шпионских романов — Жаном Брюсом. Как и подобает
герою, агент OSS-117 обладает физическими данными
супермена плюс неизменным стальным взглядом
волевых глаз, и, несмотря на то что в каждом очередном
романе (а их десятки) его в очередной раз бьют
тяжелым по голове, он сохраняет ясный ум и всякий раз
изыскивает очередной невероятный трюк, с помощью
которого освобождается от связывающих его пут,
подобно курице Тангары.
В книжке «OSS-117 приглашается к танцу»,
отрывок из которой я пересказал почти дословно, Хьюберу
после нескольких неудачных попыток (усиливающих
напряженность ситуации) удается зажечь спичку и
бросить ее в ящик с бумагами. Начинается пожар.
Вася Горлов и Андрей Нестеров, почуяв запах гари,
вбегают в кухню и, поняв, что огонь погасить не
удастся, вынуждены освободить нашего героя от веревок и,
пригрозив пристрелить его, если он попытается
ускользнуть, выводят его на улицу к машине, стоящей
у подъезда дома. Но если даже связанный по рукам,
по ногам супермен остается суперменом, то можно
себе представить, каков он со свободными
конечностями. Тут ему нет равных. И разумеется, Вася
Горлов и Андрей Нестеров в этом очень скоро
убеждаются.
На обложке романов Ж. Брюса неизменно
публиковались фотографии автора в дорожном костюме на
фоне самолетов, готовых к вылету. Фото сопровождав
76
лись подписью: «Для вас Жан Брюс объездил сотни
тысяч километров. В этой книге вместе со
знаменитым мастером шпионажа агентом OSS-117 вы
посетите...» И далее следует название очередной страны,
где действует герой. Меняются города, природа,
костюмы, не меняется сюжет, до крайности
примитивный и состоящий, как правило, из шести основных
позиций.
1. Гран-патрон, по-видимому один из высших
сановников службы безопасности, разумеется,
проницательный и дальновидный, посылает своего лучшего
агента, очаровательного супермена со стальными
глазами, в одну из стран с заданием: выкрасть секретный
план или ученого-атомщика, взорвать важный
стратегический объект или обнаружить ракетные установки
противника, убить агента, перебежавшего к врагу, или
спасти друга-коллегу, захваченного врагом, и т. д.
и т. п.
2. На месте герой встречает своего основного
врага-антигероя, тоже супермена, коварного, но
послабее, и наносит ему первый удар (или же сам
получает от него удар). Это, так сказать, разведка боем,
основная драма и драка — впереди.
3. Герой знакомится с роковой женщиной, которая
находится во власти антигероя, и освобождает ее от
злых чар. Красотка становится его союзницей и
помогает ему в критических ситуациях.
4. И все же герой попадает в сети, расставленные
врагами. Вот тут обычно его и бьют по голове.
Очнувшись, он оказывается скрученным и находится на
волосок от гибели. Антигерой его пытает. Изощренно и
со знанием дела.
5. Изловчившись с помощью неимоверного трюка
(«эффект курицы Тангары»), герой вырывается из пут,
и его соперник-злодей погибает в страшных муках.
77
6. Герой отдыхает от трудов праведных в объятиях
красавицы в ожидании очередного вызова к
гран-патрону для получения очередного, особо секретного
задания.
Но вот что примечательно: несмотря на крайне
примитивные и пошлые трафареты, подобные романчики
привлекают интерес. Они лузгаются, как семечки, и
заглатываются дюжинами. А посему и издаются
миллионными тиражами. Характерная деталь: когда
Ж. Брюс погиб в авиационной катастрофе, его
супруга, используя апробированный трафарет, не без
успеха продолжала создавать книжки об агенте
OSS-117.
Впрочем, не погрешив против истины, можно
утверждать, что те же трафареты использовал
Ян Флемминг, рассказывая о приключениях
Джеймса Бонда, а также многие другие создатели
шпионских серий. Причем в романах этих серий
повторяются не только трафареты, но и многие конкретные
ситуации. Иногда создается впечатление, что ты
имеешь дело с близнецами.
Название всех романов Оливье Фонтана
начинается со слов «Место назначения...». И далее следует
наименование конкретного города. «Место
назначения — Сеул», «Место назначения — Мекка», «Место
назначения — Токио» и т. д. Его героя, Ксавье де Брс-
та, тоже бьют по голове и тоже связывают по рукам,
по ногам.
Вот он сидит в комнате, привязанный к стулу. За
окном идет жаркий бой. С минуты на минуту «свои»
должны ворваться в здание и освободить его. Но
«враги», которые в дебрях мексиканских джунглей
(«Место назначения — Мехико») прокладывают
втайне от властей посадочные полосы для стратегических
бомбардировщиков «одной из иностранных держав»,
78
тоже не лыком шиты. К пленному агенту,
раскрывшему их тайну, приставлены два мексиканца,
которым дано задание в случае неблагоприятного исхода
событий уничтожить пленника.
Неожиданно раздается звон разбитого стекла, и в
комнату влетает странный пакет, перевязанный
голубой лентой,— пластиковая бомба. Взрывной волной Де
Брет был опрокинут вместе со стулом на пол. Оба
охранника бросились к окну, чтобы посмотреть, в чем
дело. Мысль Де Брета работает на предельных
оборотах со скоростью компьютера. Со стулом на спине он,
подобно улитке, подползает к осколкам разбитого
стекла. Ему удается ухватить один из них, и он
начинает методически перепиливать веревки, стянувшие
его руки. Далее опять-таки все было делом
писательской техники.
Из всех мастеров жанра шпионажа одним из
самых популярных ныне является, пожалуй, Жерар
де Виллье, автор романов об агенте S.A.S., что
означает «Сон Альтес Серенисим», а в переводе «Его
высочество»— так уважительно величает его сам автор.
В книжный отдел женевского «Гран пассажа», где
продавались 24 его романа, он пришел в элегантном
костюме и галстуке в крестиках-ноликах. На вид
ему — за сорок. На вопросы отвечал охотно и
непринужденно.
— Вы говорите, примитивный сюжет? Что ж, мои
романы це претендуют на оригинальность. Моя цель —
развлечь читателя, увести его хотя бы на короткое
время в мир мечты. На этом мои авторские амбиции
кончаются. И, надеюсь, вы не станете отрицать, мой
прицел оказался точен. Доказательства? Я преуспел.
И недурно зарабатываю, а не это ли первый признак
успеха. Да, я по-настоящему счастлив.
— А как же писательская этика и ответственность
79
перед читателем? Наконец, перед собственной
совестью?
— Моя совесть чиста. Я удовлетворяю спрос
читателя, даю ему то, что он сам требует.
Ж. дс Виллье хитро улыбнулся, от этого его
щелочки-глаза почти совсем закрылись:
— Да, да, не удивляйтесь, я знаю, что говорю.
Публика гонится за мечтой. Вы никогда не задумывались
над тем, что такое наркомания? Я вам скажу, это
поиски мечты, стремление уйти от скучной и враждебной
действительности. Я же делаю мечту из самой
действительности, облекаю се в схему, заимствованную у
самой жизни. Каждый мой новый роман рождается в
результате путешествия в какую-либо страну. А
структура его базируется на реальных событиях из области
международного шпионажа, в которую я ввожу своего
героя.
— Насколько мне известно, в течение многих лет
вы были журналистом. Почему вы отказались от
репортерской работы? Там тоже были поездки и тоже
реальные события.
— Это верно. Более 17 лет я был журналистом.
Впрочем, я и сейчас выполняю журналистскую работу,
только добавляю в свои материалы перец романтики,
читатель не любит сухих очерков. Реалистические
репортажи идут тиражами 10 тысяч экземпляров от
силы, мои романы продаются по 300 тысяч
экземпляров. Чувствуете разницу?
— Да, понимаю, разница оплачивается. Я читал
ваши романы, они не только развлекают, но и
содержат вполне определенную политическую концепцию.
Ваш S. A. S. скорее самых правых убеждений.
Снова хитрая улыбочка.
— Не отрицаю, мой герой —правый. Даже крайне
правый.
80
— Но ведь каждый писатель создает героя...
— ...По своему образу и подобию? Верно.
— Последний вопрос: каково же ваше творческое
кредо?
— У меня имеется рецепт, которому я обязан
всеми своими успехами.
— Рецепт?
— Да, рецепт. Как в кулинарии. Прежде всего это
соус из сцен насилия. К нему я добавляю щепотку
садизма и все это приправляю горстью эротики.
Именно такого блюда и ждет от меня читатель. Покупая
мои книги, он не может пожаловаться, что выбросил
деньги на ветер. В любом случае то, что я делаю
сейчас, гораздо чище того, что я делал в течение десяти
лет в газете «Франс диманш».
Интервью это Ж. де Виллье дал в 1971 г. И можно
быть признательным ему за то, что он четко и без
обиняков изложил свое кредо писателя, делающего
деньги на сюжетах насилия, садизма и эротики. В том же
интервью Ж. де Виллье заявил: со временем, когда он
разбогатеет, не исключено, что он создаст что-нибудь
действительно стоящее. Так сказать, для души. С тех
пор он стал миллионером, но продолжает делать
деньги. И политику, несмотря на то что эта политика за
последние годы была серьезно скомпрометирована, о
чем свидетельствуют скандальные разоблачения
деятельности империалистических разведывательных
ведомств, в частности ЦРУ. Против бывшего
гран-патрона ЦРУ У. Колби выступила большая пресса, и
оказалось, что никакой он не дальновидный политик, а
глава учреждения, организовывавшего политические
заговоры и убийства. Местом назначения этих
преступлений были и Сеул, и Токио, и Мехико, и Бейрут, и
многие другие города мира, в том числе и в самих
США. В ходе расследования выявилось, что ЦРУ ис-
G Эдуард Ремонта ль
81
пользовало американцев для испытания химических
препаратов, способных коренным образом
модифицировать поведение человека. Пока Б. Скиннер
экспериментировал на крысах и мечтал о подопытном Homo
sapiens, рыцари плаща и кинжала из ЦРУ
подмешивали препараты наркотика ЛСД в пищу тысяч ничего
не подозревавших сограждан, закодировав эту
сверхсекретную операцию красивым кодовым названием
«Синяя птица». В США не любят героев с
подмоченной репутацией. У. Колби пришлось уйти в отставку,
как и многим его агентам в различных странах
мира.
Но все эти скандалы не отразились на карьере их
литературного прототипа. Он остался на коне и
продолжает множить свои стереотипные авантюры.
Недавно вышел очередной роман из серии похождений S.A.S.
«В Сантьяго царит порядок». Гран-патрон посылает
своего агента в Чили с заданием спасти другого
агента. В Сантьяго герой встречает традиционного
монстра в лице лейтенанта хунты — даже крайне правый
Ж. де Виллье не может игнорировать антифашистских
настроений широких слоев читателей,— который
зверски избивает и пытает нашего героя. Однако с помощью
невесты лейтенанта-садиста Оливейры, не устоявшей
перед его чарами, он вырывается из плена, а антигерой
погибает в страшных муках. Что касается Оливейры,
то она становится любовницей очаровательного
супермена со стальными глазами.
Весь этот незатейливый и до оскомины в зубах
знакомый сюжет обильно сдобрен соусом эротики и
насилия. Ж. де Виллье продолжает создавать книги по
своему обычному рецепту. И, выставляя в роли
антигероя представителя фашистской хунты, он отводит
роли насильников представителям левых сил. Один из
основных персонажей романа полицейский, верно слу-
82
живший в свое время правительству С. Альенде,
зверствует после переворота над своими прежними
товарищами. Так, постепенно по ходу сюжета левое
оборачивается правым, а виновниками чилийской трагедии
становятся не хунта, а чилийцы вообще, «жестокие» и
«коварные» от природы. В довершение всего герой
романа добирается до «истинного виновника» всех бед,
некоей Тани, конечно же агента КГБ, которая «имела
задачу скомпрометировать режим Пиночета». Иначе
говоря, разговоры о зверствах хунты — это дело рук
красных! Вместе с садизмом и эротикой читатель
должен проглотить и эту пилюлю.
Все-таки крайне правое остается крайне правым,
какими бы замысловатыми и хитроумными трюками
оно ни маскировалось. Но есть ли действительно спрос
на все это варево, вот в чем вопрос. Ж. де Виллье
уверяет, что он идет навстречу читателю, давая ему то,
чего он ждет от него. На самом деле он не
удовлетворяет спрос, а создает этот спрос на подобный
литературный ширпотреб. Разумеется, одному ему или
даже вкупе со всеми другими мэтрами шпионских,
полицейских и прочих серий эта задача была бы явно не
по плечу. Вкус к этим окололитературным творениям
прививается широкой публике на значительно более
высоком уровне. Ж. де Виллье и другие получают
полное одобрение, поощрение и поддержку со
стороны крупнейших издательских фирм. И это решает
дело.
Издательская деятельность на Западе все больше
концентрируется в руках отдельных боссов, которых
активно поддерживает государство. Финансовые и
экономические трудности последних лет служат
катализатором указанного процесса. Относительно
независимые средние и мелкие издательства, ориентирующиеся
на создание высококачественной литературы и поддер-
83
живающие мыслящих писателей, разоряются и
исчезают или же поглощаются монополистическими
трестами. Во Франции, например, такой процесс привел
к тому, что главными поставщиками литературной
продукции стали четыре издательские группы:
«Ашетт», «Пресс де ла Сите», «Борда» и «Галлимар».
Подобно другим крупнейшим монополистическим
трестам, они руководствуются в своей деятельности
преимущественно законами чистогана, и книжное дело все
больше превращается в такой же бизнес, как, скажем,
производство одежды или обуви. Совершенно
естественно, что в этих условиях издание глубоких и
оригинальных книг, требующих работы мысли и
поднимающих уровень культуры читателя, сплошь и рядом
подменяется изданием бестселлеров, рассчитанных на
развлекательство; такие книжки имеют значительно
более высокий коммерческий оборот. Председатель
профсоюза издательских работников Франции А. Шо-
тар охарактеризовал их как «анонимные,
развлекательные, взаимозаменяемые творения, которые
выбрасываются на рынок, подобно банкам с сардинами».
Мемуары графинь и воров, профессиональных
убийц и сутенеров заполнили прилавки книжных
магазинов. Именно им прокладывает зеленую улицу
реклама, а их авторам отводятся целые газетные полосы
для интервью. Что касается по-настоящему
талантливых писателей и журналистов, которым действительно
есть что сказать читателю, то они нередко вынуждены
приспосабливаться к конъюнктуре и зарабатывать хлеб
насущный в качестве анонимных соавторов-«негров»,
занимающихся литературной обработкой «черной
продукции». Невольно вспоминаются строки Беранже:
Живу для того лишь, чтоб песий слагать,
Но если, о сударь, лишен буду места,
То песни я буду слагать, чтобы жить.
84
И это нередко вынуждает писателей следовать за
политикой издательских монополий. А последняя не
только включает сиюминутную коммерческую выгоду,
но и преследует далеко идущие идеологические цели.
Ведь приохотить читателя к легкому, бездумному
чтиву, убить в нем интеллект — это значит притупить в
нем творческое начало, отвлечь от планов
переустройства жизни. Вместе с тем подобная литература
выращивает в сознании читателя самый низкопробный
антикоммунизм. В этом плане серии шпионажа
занимают достойное место. Издательская группа «Пресс
де ла Сите», например, специализируется на
указанной тематике. Именно она выпустила недавно
полное собрание сочинений Ж. де Виллье,
представляющих собой наиболее «доступный» антикоммунизм;
или, как его назвал один мой знакомый редактор,
«эротический антикоммунизм».
Популяризации такой литературы содействует все
большее слияние издательской и распространитель-
ской деятельности. Это позволяет издательству
монопольно распространять свою продукцию на вокзалах,
станциях метро, в библиотеках и других местах
массового спроса, причем процесс такого слияния
осуществляется под эгидой и контролем крупнейших
промышленных и банковских монополий. Например,
фирма «Ашетт» провела это слияние благодаря щедрым
субсидиям финансовой группы «Банк де Пари э де
Пэи-Ба».
После всего сказанного нетрудно определить, кто
пользуется истинной свободой в выборе номенклатуры
литературы, предлагаемой массам, и что, по существу,
представляет собой эта свобода. Такая свобода, по
определению В. И. Ленина, «есть свобода для богачей
покупать и подкупать прессу, свобода богачей спаи-
85
вать народ сивухой... лжи» ]. Разумеется, трудящимся
предлагается литература, одобренная хозяевами
«Банк де Пари э де Пэи-Ба», «Пешине — Южин—
Кульманн» и других финансовых групп, трестов и
фирм. Что касается книг, содержание которых идет
вразрез с их концепциями, то они нередко объявляются
«трудными для восприятия», «чересчур абстрактными»,
«слишком политическими» или «философскими».
А философия, по определению французского
социолога Ж. Мило, «стала опасной для власти, какими бы
устаревшими ни оставались некоторые ее формы...
Внимательные к новым реальностям и к
противоречиям капиталистического мира, философы
вооружаются новыми идеями, размышляют о реальных
предметах».
Красноречивое высказывание. Зачем приучать
людей философствовать и размышлять над своим
реальным положением? В серии полицейских романов о
комиссаре Сан-Антонио, которая выделяется из
других ироническим отношением автора к своему герою,
последний говорит: «Человек оправдывает свое
существование тем, что он мыслит, хотя он сделал бы
гораздо лучше, если бы перестал этим заниматься.
Возьмем хотя бы корову. Она ест, мычит, производит
телят и дает молоко. Вот и все. Нет, не все, она еще
жует. Но никаких воспоминаний, мыслей, планов:
сплошная трава! Лучше дважды поесть, чем один раз
подумать. Люди должны бы брать пример с коровы».
В подобной позиции «сытых коров», как ее именуют
западные социологи, глубокий политический смысл.
Ведь размышление способствует росту интеллекта и
как следствие критическому освоению, сознательному
принятию или не принятию поступающей извне ин-
формации. Хозяева монополий предпочитают, чтобы
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 37, стр. 391.
86
люди потребляли разжеванное и внушенное рекламой.
Внушение — старое и апробированное оружие
буржуазной пропаганды. В свое время психолог В. М.
Бехтерев определил процесс внушения, как
«искусственное прививание путем слова или другим каким-либо
способом различных психических явлений, например
настроения, внешнего впечатления, идеи или действия
другому лицу при отвлечении его волевого внимания
и сосредоточения». Воздействуя прежде всего на
чувства, эмоции, внушение умаляют роль логического
мышления. Иллюзии входят в сознание человека
именно по каналам внушения. Сравнивая и
сопоставляя убеждение и внушение как основные средства
воздействия на человека, В. М. Бехтерев писал: «В то
время как словесное убеждение обыкновенно
действует на другое лицо силой своей логики и
непреложными доказательствами, внушение, как и подражание,
действует путем непосредственного прививания
психических состояний, т. е. идей, чувствований и
определений, не требуя вообще никаких доказательств, не
нуждаясь в логике».
Под влиянием внушения в сознании человека
возникают иллюзорные суждения и оценки, некритически
усвоенные понятия и стереотипы. Но именно эта
возможность некритического восприятия и привлекает
буржуазных идеологов и пропагандистов, которые
используют внушение в качестве своеобразной лазейки
для проникновения во внутренний мир людей.
Внушение имеет особый успех в том случае, когда
оно накладывается на сознание индивида,
обладающего неразвитым логическим мышлением, а таковое
предполагает в свою очередь человека, мало
читающего и мало думающего. Иначе говоря, успех
буржуазной пропаганды во многом зависит от
государственной политики в области культуры и образования.
87
Какова эта политика, можно судить по некоторым
статистическим данным. Так, по признанию
государственного секретариата по делам культуры Франции,
каждый третий француз вообще не читает книг, а
каждый третий из читающих приобретает продукцию
массового ширпотреба, прежде всего книжки
полицейских и шпионских серий.
Подобная культурная атмосфера служит
великолепной питательной средой для писателей типа
Ж. де Виллье, которые чувствуют себя в ней, как рыба
в воде. Все закономерно, если, конечно, иметь в виду
законы капитализма. Эту закономерность отмечал
еще К. Маркс в «Теориях прибавочной стоимости»:
«...Мильтон, написавший «Потерянный рай» и
получивший за него 5 ф. ст., был непроизводительным
работником. Напротив, писатель, работающий для своего
книготорговца на фабричный манер, является
производительным работником. Мильтон создавал
«Потерянный рай» с той же необходимостью, с какой
шелковичный червь производит шелк. Это было
действенное проявление его натуры... А лейпцигский
литератор-пролетарий, фабрикующий по указке своего
издателя те или иные книги... является
производительным работником, так как его производство с
самого начала подчинено капиталу и совершается только
для увеличения стоимости этого капитала»1.
От того, что наряду с писателями, вынужденными
зарабатывать хлеб насущный вопреки своим
интересам и совести, существуют литературные
«пролетарии»— миллионеры типа Ж. де Виллье, которые
сознательно подчиняют свое творчество законам
капитала и еще гордятся этим, ничего по существу дела
не меняется.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 410.
88
При всем том в словах Ж. де Виллье о том, что
читатель ждет его продукции, есть и определенная доля
истины. Читатель действительно ждет от него
очередной иллюзии, как наркоман, который с нетерпением
ожидает очередной порции наркотиков. Американская
писательница Жаклин Сьюзен, литературная слава
которой не уступает славе Ж. де Виллье, как-то
призналась: «Мои книги отражают американскую
действительность... адский замкнутый круг снотворных и
успокоительных таблеток, из которого каждому из нас,
американцев, все труднее ускользнуть из-за
акселерации».
Во французском фильме «Великолепный» показан
интересный психологический этюд. Герой фильма —
писатель, автор шпионских детективов,
рассказывающих о похождениях очередного супермена. Ему
самому, человеку неглупому и со вкусом, этот супермен
настолько опротивел, что он решает изменить
установившейся традиции: отказаться от трафарета и
выставить своего героя в смешном свете, поиздеваться над
ним. Подобный авторский кульбит вызывает
немедленную реакцию читателя. Возмущена домашняя
прислуга писателя, взявшая себе в привычку прочитывать
перед началом утренней уборки очередные листы
рукописи, которые писатель ночью отстукал на машинке.
Домработница возмущена необычным поворотом
событий; она не получила обычного удовольствия от
ожидаемого ею, запрограммированного заранее в ее
мозгу развития сюжета. Шокирована необычным
развитием сюжета и подруга писателя, аспирантка
университета, которая пишет дипломную работу, где
сама вскрывает примитивность романов о шпионаже.
При всей парадоксальной гротескности фильм точно
копирует реальную действительность.
89
Как-то английская компания Би-Би-Си проделала
подобный опыт. Здесь в роли супермена
многосерийного телевизионного детектива выступала
очаровательная молодая женщина, находившая выход в
самых критических ситуациях. И вдруг (в последней
серии) она упала из лодки в воду, долго барахталась,
пытаясь вскарабкаться обратно в лодку, но выбилась
из сил и утонула. «Эффект курицы Тангары» не
сработал. По окончании передачи в телевизионную
студию посыпались протесты, звонили телезрители,
возмущенные тем, что их лишили запланированного
удовлетворения.
Удовлетворения примитивного? Бесспорно. Но в
чем успех примитива? Именно в его примитивности, в
легкости и доступности. Начиная чтение очередного
романа, читатель наперед знает, что его ожидание
будет удовлетворено, что вместе с героем он перенесется
в далекие экзотические страны, побывает в самых
невероятных передрягах, будет обладать красивыми
креолками или мулатками и после многочисленных
приключений выйдет победителем из жестокой
схватки.
Собственно говоря, здесь примитивен не только
сюжет, примитивен и сам герой, будь то агент 007,
OSS-117 или S.A.S. Кроме стального взгляда и таких
же бицепсов он не обладает никакими выдающимися
качествами. Идентификация с таким героем
несложна, для этого достаточно расслабиться и отдаться игре
воображения. «Пусть мир, который я изображаю,—
говорит Ж. Сьюзен,— заставляет грезить работниц и
бедных провинциальных девушек, я не вижу в этом
зла». Она, вероятно, видит в этом даже добро,
подобно дельцам из фирмы «Гофман — Ла Рош»,
которые успокаивают свою клиентуру валиумом и либри-
умом.
90
Действия героев Ж. де Виллье и Ж. Сьюзен не
требуют от читателя активного восприятия. Напротив,
будучи универсально однообразными, они рассчитаны
на пассивность читательской аудитории. Вживание в
образ не требует от нее умственного напряжения. Но
постоянное вживание в образ примитива
вырабатывает и закрепляет пассивное восприятие самой жизни,
создает примитивного потребителя примитивной
культуры. «Предмет искусства,— говорил К. Маркс,— то
же самое происходит со всяким другим продуктом —
создает публику, понимающую искусство и способную
наслаждаться красотой. Производство создает
поэтому не только предмет для субъекта, но также и
субъект для предмета» К При капитализме предмет
литературы и искусства становится объектом коммерции,
а потому теряет, как правило, качества, присущие
подлинной литературе и подлинному искусству. Но
вместе с тем он утрачивает и способность создавать
публику, обладающую высокой культурой. И в этом
смысле слова К. Маркса о том, что
«капиталистическое производство враждебно известным отраслям
духовного производства, например искусству и
поэзии»2, звучат в наши дни особенно актуально.
Капиталу сегодня недосуг вникать в тонкости интеллекта.
Он хотел бы нивелировать духовный мир всего
общества, ограничить этот мир набором стереотипных
мыслей, пригодных на все случаи жизни, создать
когорту преданных распространителей подобных
мыслей.
При этом дело конечно же не ограничивается
только литературной фантастикой. Фантазии и реальность
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 28.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 280.
91
где-то перекрещиваются и сливаются воедино.
Стереотипы надуманные и стереотипы реальные отлично
накладываются друг на друга и нередко дают
искомый результат. Встречи литературных суперменов с
литературными аборигенами подготавливают
читателя к встрече с их подлинными прототипами.
Начитавшись романов, где действуют примитивные Васи
Горловы и Андреи Нестеровы, читатель готов
воспринять под этим углом зрения и социалистическую
действительность, которая нередко подается именно в
таком же гротескном виде.
...И СТЕРЕОТИПЫ АЛЕНА ПЕНЕЛЯ
Мы познакомились с ним, сидя рядом в нашем
Ту-134, перед вылетом из Цюриха. Когда самолет
покатил по взлетной полосе, он отвел взгляд от
иллюминатора, повернулся ко мне:
— Вы знаете, я почему-то боюсь лететь, какое-то,
знаете ли, нехорошее предчувствие...
Предчувствие Алена Пенеля, журналиста
швейцарской газеты «Трибюн де Женев», не оправдалось.
Он благополучно побывал в Киеве и Москве. Ходил
по Крещатику, любовался Софийским собором,
спускался в подземные ходы Киево-Печерской лавры.
Был в Кремле, Оружейной палате, смотрел спектакли
в Большом театре, ездил в Загорский монастырь,
покупал в ГУМе сувениры.
Потом благополучно вернулся домой и
опубликовал очерк на целую газетную полосу. Уже заглавие
очерка «Мистерии Москвы» воскресило в моей памяти
одну из книжонок Ж. Брюса, которая называлась
«Удар ниже пояса в Москве». Сходство между этим
романом из серии шпионажа и журналистским «опи-
92
санием» реальной действительности усиливалось по
мере того, как я читал очерк Алена Пенеля. В нем ни
слова не было ни об архитектуре Софийского собора,
ни о богатствах Оружейной палаты, ни о театральных
постановках. Зато был «похожий на Толстого нищий
старик», выпрашивающий у прохожих копеечку, был
«похожий на Распутина шофер такси»,
выпрашивающий у него, Алена Пенеля, доллары, были две девицы,
«зовущие поразвлечься», был даже «железный
занавес».
Собственно говоря, чтобы создать подобный очерк,
вовсе не нужно было летать так далеко. Его можно
было состряпать, не отходя от стойки любого бара
Женевы, ибо Ален Пенель писал не то, что он
видел и слышал во время своей поездки, а то, что он
«видел» и «слышал» задолго до нее. Отправляясь в
Советский Союз, он уже был, как говорится, на сто
процентов запрограммирован. Он придерживался
заранее составленной программы и просто-напросто
приправлял старые антисоветские стереотипы экзотикой
«а ля рюс».
В результате состряпанный таким образом очерк
«Мистерии Москвы» отлично ложится на
шестнадцатую полосу «Литературной газеты» как произведение
печально юмористическое. Я не случайно вспомнил о
«Литературной газете». Ален Пенель упомянул ее как
газету, которую «по средам молодежь выхватывает
друг у друга из рук» по той причине, что она «между
политическими и доктринальными статьями публикует
стихи».
Увы, Алену Пенелю не удалось пообщаться с
поэтами. Впрочем, я очень сомневаюсь, чтобы он вообще
с кем-нибудь беседовал. И не потому, что не знает ни
слова по-русски. Вы бы видели этого настороженного
и неразговорчивого молодого человека. Я вспоминаю,
93
ствительно перекупил новый хозяин, Макс Фрей,
директор акционерного общества «Жан Фрей». В
результате вся редколлегия журнала вынуждена была
подать в отставку. Объясняя причины отставки,
главный редактор «Ди вельтвохе» Август Холлср сказал,
что он оказался в своих взглядах несколько левее
своего предшественника на посту главного редактора
«Ди вельтвохе» Рольфа Биглера. И тут же поспешил
пояснить, что его взгляды не имеют ничего общего с
коммунизмом. Новый главный редактор журнала
Ганс Штауб оказался значительно правее и Холлера,
и Биглера.
Мой друг Андре тоже попал в жернова
редакционной перестройки. Он тоже оказался чуть розовее, чем
требовалось.
Сейчас Андре работает в одной из швейцарских
газет и пишет то, что нравится хозяину этой газеты,
хотя часто ругается сквозь зубы, ибо это противоречит
его совести. Легенда о свободе совести журналиста,
как и о свободе печати на Западе, все больше
тускнеет. Есть журналисты, которые все же пытаются
писать то, что думают, и то, что не нравится издателям,
но их дальнейшей судьбе не позавидуешь. Говорят,
что Клеопатра велела казнить гонца, принесшего ей
весть о смерти Антония. Сегодня журналистов,
дающих «не ту» информацию, просто увольняют, как это
было, например, в западногерманской газете «Вецла-
рер цайтунг», где новый главный редактор Янош Бар-
ди, пришедший из шпрингеровского треста, сразу же
освободил от работы трех журналистов, много лет
проработавших в этой газете. Или как это было на
французском телевидении после майских событий
1968 г. И как это было и есть повсюду на Западе.
Западных журналистов часто изображают
представителями общественного мнения, которые даже якобы
96
делают политическую погоду в стране. «Наиболее
могущественный человек в Соединенных Штатах,— пишет
в «Сатердей ревью» Р. Тобин,— это не президент и не
государственный секретарь, не сенатор, не губернатор,
не президент компании «Америкэн телефон энд
телеграф» и не ректор Гарвардского университета. Самый
могущественный человек — это дежурный
выпускающий агентства Ассошиэйтед Пресс и Юнайтед Пресс
Интернешнл, кто бы это ни был в тот или иной час дня
и ночи. Все радиостанции, передавая новость,
полностью зависят от того, насколько добросовестно он
отбирает информацию, посылаемую на телетайп...»
Насколько добросовестно. Опять ссылка на совесть.
Между тем правда состоит в том, что действительно
могучей властью информировать облечены не
журналисты, а деловые люди, владельцы органов информации.
А журналисты, даже «звезды», всего-навсего наемные
служащие этих деловых людей. И их в любой момент
можно выставить за дверь, какими бы большими
заслугами в прошлом они ни располагали.
Конечно, не все журналисты наступают на горло
собственной песне и смиряются со своей подневольной
участью. Многие пытаются бороться. Весной 1972 г.
возник серьезный конфликт в газете «Пари-Норман-
ди», созданной в 1945 г. в Руане участниками
движения Сопротивления. Журналисты «Пари-Норманди»
отказались признать власть нового хозяина Р. Эрсана,
скупившего большую часть акций газеты. Они
забастовали. Р. Эрсан был спокоен, он цинично заявил:
«В конце концов большая часть капитала отстоит свои
права». Так оно и вышло, несмотря на поддержку
забастовщиков со стороны читательских ассоциаций и
некоторых общественных деятелей, в том числе
председателя Лиги прав человека Д. Майера и руанского
архиепископа. В результате более половины сотруд-
7 Эдуард Розенталь
97
ников газеты вынуждены были уйти из нее, а сама
газета превратилась в реакционное
антикоммунистическое издание. Р. Эрсан с тех пор приобрел
еще целый ряд газет, в том числе две крупнейшие
парижские — «Фигаро» и «Франс-суар», и ныне
каждый шестой француз читает его издания. Вот
он-то и есть могущественный магнат информации.
И тысячи журналистов пишут то, что велит им
писать он, Р. Эрсан.
«Свобода печати гарантирована лишь владельцам
газет»,— сказал американский журналист А. Леблинг,
и с ним в этом нельзя не согласиться, ибо для издания
газет требуются значительные суммы, которыми
обладают только очень богатые люди и промышленные
группы. Во Франции всю местную прессу
контролируют 10 фирм. Технически они осуществляют свое
руководство, предоставляя газетам рекламу, которая
стала сегодня существенным источником доходов
прессы. Как правило, от 70 до 80 процентов доходов
газеты получают именно от рекламы. Таким образом,
реклама и рекламодатели субсидируют и ориентируют
всю систему западной информации. Газеты теперь не
только продают читателю информацию, но и через
каналы рекламы «продают» читателей
промышленникам, ищущим сбыт своим товарам. Продают по всем
правилам коммерции.
«...В последний час.
Следуйте за человеком с мигающим красным
фонариком. Он ходит по магазину из секции в секцию. Там,
где он остановится, вас ждет выгодная операция.
Будьте в этом уверены».
Эта реклама лозаннского универмага «Инновась-
он» была опубликована во многих газетах. И вот я
следую за человеком с мигающим красным
фонариком. Не один я. Человек с фонариком не торопится, он
98
медленно прохаживается по этажам и отделам
магазина. Наконец останавливается в секции дамского
белья. И немедленно динамики разносят новость:
«В отделе дамского белья на втором этаже в течение
15 минут цены на все товары будут снижены на 50
процентов. Спешите выгодно купить! В вашем
распоряжении ровно 15 минут».
Раздумья отброшены в сторону. Колебания тоже.
Люди покупают. Еще бы, ведь это выгодно. А
динамики снова гремят: «Осталось 10 минут. Не
пропустите свой шанс! Покупайте!» Люди спешат,
лихорадочно отсчитывают деньги.
Осталось 5 минут! Народ прибывает. Осталось
25 секунд... 15 секунд... 5 секунд... Финиш!
И снова человек с мигающим фонариком чинно
прохаживается по секциям и этажам магазина. Снова
останавливается. И снова люди покупают. Не потому,
что им необходимо это залежалое дамское белье или
мужские носки, которые, скорее всего, поползут очень
скоро по швам. А потому, что это выгодно. На самом
деле это выгодно прежде всего самим хозяевам
товаров, которые рекламируют в прессе и по телевидению
в первую очередь те предметы потребления и услуг,
которые наиболее рентабельны в данный момент. По
этому поводу журналист из парижской газеты «Монд»
задал вопрос: «Должна ли такая общественная
служба, как телевидение, становиться одним из элементов
огромного механизма одурманивания мозгов,
побуждающего промышленность развитых
капиталистических стран к избыточному производству разного рода
предметов и хозяйственных приспособлений в ущерб
коллективным услугам, более полезным, но менее
рентабельным?» Ему ответил президент компаний и
агентств по рекламе Ф. Шарме: «Этим вопросом
ставится под сомнение сам тип нашего общества. Речь
99
идет о политическом выборе, который порождает
экономику свободной конкуренции». А лишать
предпринимателя выбора, что ему продавать, а что нет,—
значит ставить под сомнение его власть, его право
обогащаться и действовать так, как выгодно ему, а не
миллионам потребителей. «Информация,
представляющая собой важный составной элемент здоровой
демократии,— сказал по этому поводу М. Уэйз из
американского журнала «Форчун»,— обязана защищать
экономику рынка». Кто не хочет этого делать, пусть
уходит. По словам западногерманского писателя
Ф. Хитцера, с журналистами на Западе «обходятся
так же, как с неграми Африки в период работорговли.
Когда их «продают», они даже не знают маршрута
предстоящего путешествия».
И все же журналисты не сдаются и отстаивают
свое право писать так, как подсказывает совесть,
защищают свое человеческое достоинство. В августе
1976 г. шестидневную забастовку провели журналисты
газеты «Франс-суар». Причем некоторые из них, по
свидетельству одного из работников газеты, требовали
заострить забастовку не против каких-то отдельных
патронов прессы, как это бывало раньше, а против
всего газетно-издагельского треста «Ашетт» и его
политики превращения газет в коммерческие
предприятия, обслуживающие монополистический капитал.
Они выступили против своего статуса «наемных
специализированных рабочих пера».
Ален Пенель не из их числа. Он гордится этим
статусом. Но читающая публика ныне уже не любит
откровенного черно-белого примитива. Поэтому
хозяева газет и журналов поддерживают и
рекламируют прежде всего тех, кто умеет подавать стереотипы
с оттенками, кто наловчился черное делать белым и
наоборот. И с одним из таких «умельцев» читателю
100
еще предстоит познакомиться. Что же касается Алена
Пенеля, то мне неизвестно, начал ли он, подобно
бывшему журналисту Ж. де Виллье, писать шпионские
детективы или нет. Во всяком случае, познания о
Советском Союзе у него для этого были вполне
достаточные: он уже мог отличить дачу от избы.
КАК ВЛЕЗТЬ В ШКУРУ „ИДОЛА"
Он и в самом деле был похож на Иисуса Христа.
Как, вероятно, все тридцатилетние с бородой и
длинными волосами. Я подобрал его на дороге — он
автостопом добирался до Мюнхена и рассказывал мне
о себе. Во всех подробностях. Убеждал меня, что он
в самом деле Иисус. Хотя я вовсе и не возражал.
— Я знаю, что вы мне не верите, почти никто не
верит, потому что религиозная догма о воскресении
христовом — примитив. Тело не может воскреснуть, а
душа порхать, как летающая тарелка. Но дело в том,
что тело вовсе не воскресает и душа не порхает. И все
же человек бессмертен. Он вечен в музыке. Да, да, я
уверен, что существует некая музыкальная
наследственность, которая переходит от поколения к
поколению. И это неважно, музыкален человек или нет, в
нем всегда подсознательно присутствуют
музыкальные флюиды.
Он прервал свой рассказ и закурил сигарету,
выпустил дым в окно. Потом продолжал:
— Так вот, я знаю точно, что обладаю
музыкальными флюидами Христа. Еще мальчишкой я заболел
какой-то редкой болезнью: у меня в голове все время
звучала музыка, странная, совсем не похожая на
обычную. Сейчас ее называют поп-музыкой, но ведь
тогда, двадцать с лишним лет назад, ее еще не суще-
101
ствовало. Врачи говорили, что моя песенка спета,— он
ухмыльнулся.— Видите, диагноз тоже был
музыкальный. Но совершилось чудо, моя болезнь ушла сама по
себе. А я почувствовал неистребимую любовь к
людям, животным, ко всему мирозданию. И я понял, что
призван переделать этот мир, сделать его добрее и
мудрее. Да, да, с помощью музыки.
Мой попутчик нежно похлопал деку гитары, которая
вместе с мешком на ремне составляла весь его багаж,
и гитара отозвалась жалобным стоном.
Потом он вытащил из мешка журнал «Салю ле
копэн» и погрузился в чтение. Время от времени я
бросал на него короткие взгляды. Ничего особенного.
Потертые голубоватые джинсы с зелеными клиньями,
розовая майка. На ней накладные заплаты в форме
двух сердец и слово «Love» («Любовь»). Такую же
точно я видел в Женеве в витрине лавчонки на
набережной Роны, ее посещали хиппи. Короче, никакой
исключительности, да и рассуждения его с теми или
иными нюансами я уже неоднократно слышал от
других «Иисус-революционеров».
Прощаясь со мной, мой случайный попутчик
порылся в заднем кармане джинсов и протянул мне
помятую визитную карточку, на которой значилось:
«Рене Эгль, сын бога, гитарист». Она у меня хранится
и поныне. Может быть, я и забыл бы об этом эпизоде,
если бы, листая совсем недавно один французский
журнал, не наткнулся на фото модного шансонье
Патрика Жюве, с длинными волосами, в потертых
джинсах с клиньями и в майке с заплатами-сердцами со
словом «Love». И разумеется, с гитарой.
Бог, гитара, джинсы — подобная ассоциация стала
ныне привычной на Западе. Рок-опера «Иисус —
суперзвезда» давно уже превратилась в молодежный
бестселлер № 1, а грамзаписи поп-арий Иисуса и Ма-
102
рии Магдалины распространяются музыкальными
фирмами в миллионах экземпляров. Модные портные
изобретают вкупе с психологами и специалистами по
рекламе экстравагантные образцы одежды
специально для «суперзвезд» рок- или поп-хмузыки.
Первые жертвы рекламы — «биттлы», «Роллинг
стоунз», Джонни Холлидей и другие «идолы» — сами
затем превращаются в живую рекламу нового товара,
и мода на него волной захлестывает молодых людей,
желающих подражать «исключительному» вкусу своих
«звезд» — гитаристов. Надев костюм, «как у Клода
Франсуа», или приобретая гитару, «как у Мика Джег-
гера», они себя чувствуют чуть ли не самими
«идолами». А массовые журналы, издающиеся специально
для молодежи, со своей стороны всячески
поддерживают и раздувают популярность «звезд» поп-музыки
или экрана, которые, собственно говоря, и становятся
главными героями подобных журналов. И сами эти
журналы превращаются в хронику их жизни. Причем
хроника эта не рассказывает об интеллектуальных
занятиях «идола», о его студенческих годах или
увлечении философией, она скрупулезно следит за тем, что
он надел на голову или на ноги, где он обедал и что
ел, и т. п.
Передо мной январские номера парижских
журналов «Хит», «Подиум», «20 ан» («20 лет»), «Салю ле
копэн», рассчитанные на молодежь от 12 до 25 лет.
Чтение их весьма поучительно. Журнал «20 ан»
рассказывает, что Жюльен Клерк, который поет голосом
«морского бриза», покорил публику парижского
концертного зала «Олимпия», выступая в джинсах. И тут
же фото Жюльена во весь рост, на сей раз уже в
вечернем наряде: костюм стоимостью 950 франков,
шелковая рубашка и галстук-бабочка—159 франков.
И адрес магазина, где можно приобрести то же самое.
103
А вот молодым людям, желающим послушать Ивонну
Местр, журнал рекомендует идти на концерт в
голубых джинсах и теннисках. Девушкам он советует
сделать прическу «конский хвост». Именно с такой
прической выступает Ивонна. И в голубых джинсах и
тенниске, как на фото. И снова адрес магазина.
Журнал «Салю ле копэн» объявляет суперконкурс
вопросов и ответов, пять победителей смогут
бесплатно посетить Филиппины, Калифорнию, Сенегал.
Вопросы конкурса, по утверждению журнала, «доступны
всем». Вот некоторые из них.
«Занимаясь эстрадной деятельностью, Шейла
приобрела и ряд ателье мод. Назовите дату, когда она
купила первое ателье?»
«Франс Галль хорошо известна жителям острова,
где она постоянно проводит свой отпуск. Можете ли
вы дать точное название острова и деревни, где
находится ее дом?»
«Вы, конечно, знаете молодую и очаровательную
певицу Лесли. Но известно ли вам имя ее любимого
песика? И его порода?..»
Действительно, для того чтобы ответить на
подобные вопросы, не надо иметь семь пядей во лбу, для
этого достаточно быть просто регулярным
подписчиком журнала «Салю ле копэн» или журналов «Хит» и
«Подиум», которые проводят такие же конкурсы.
А правильно ответив на эти вопросы, можно не только
в воображении, но и наяву влезть в шкуру своего
любимого «идола», как, например, это сделала, притом
в буквальном смысле, Элен Гранье из города Лом-
пар-Вобер, выигравшая меховую шубку с плеча самой
Мирей Матье. Или Эдит из города Трепор, которая
выиграла «роллс-ройс», точно такой, как у «звезды»
«Роллинг стоунз» Мика Джеггера. Или Даниель из
104
Одело-ан-Монтань, получивший мотоцикл,— точно на
таком ездит Джонни Холлидей.
Впрочем, пути идентификации с «идолом»
многочисленны и разнообразны. Не обязательно
выигрывать конкурсы. Работая не покладая рук, можно даже
на свой обычный заработок сделать кое-что из того,
что делают «звезды». Путеводной звездой и здесь
служат все те же журналы. «Салю ле копэн» сообщает,
что Сильви Вартан купила для своего любимого
йоркшира поводок и ошейник системы «Лэсси-22», а Жо-
ель Дайде приобрел усилитель для гитары на 100 ватт.
Л1ишель Дельпеш прочитал книгу «Суппи идет на
войну» о похождениях маленькой собачки и ее хозяина
Чарли. Читатель узнает также, что Жюльен Клерк
посмотрел фильм ««Боинг-747» терпит бедствие», а
Жан-Мишель Карадек дегустировал в таверне «Белая
лошадь» отменное рагу из зайца.
Но можно добиться и гораздо большего. Не
только прочитать книгу «Суппи идет на войну», как это
сделал Дельпеш, но и самим стать Дельпешем или
Сильви Вартан. Молодые читатели и читательницы
узнают, что, приняв участие в радиоконкурсе песни,
они сами могут стать новыми «звездами». А почему
бы и нет? И между прочим, Сильви Вартан вышла из
простой рабочей семьи, а Мишель Дельпеш — из
крестьян. Журнал «Хит» посвящает описанию деревни
Ферте-сен-Сир, где вырос Дельпеш, целых три
полосы. Вот он на фото, стоит иа распаханном поле
рядом со своим дедом и отцом. Морщинистые лица,
заскорузлые, привыкшие к работе на земле руки.
Так что если молодые люди — дети рабочих или
крестьян, они не должны падать духом. Да, конечно,
в высших учебных заведениях Франции только
4—8 процентов студентов составляют выходцы из
семей трудящихся, в ФРГ учится всего 2 процента сту-
105
дентов из рабочих и крестьян, а в США 2 миллиона
детей рабочих и фермеров вообще не посещают даже
школу. Зато они, если верить журналам, могут взять
реванш в музыке, как это сделал знаменитый певец-
гитарист Майк Брант. Еще не столь давно,
рассказывает журнал «Подиум», Майк зарабатывал на жизнь,
работая простым механиком в гараже. А сегодня...
Журнал публикует серию фотографий Майка. 1970 г.—
обычный парень Майк, 1971 г.— первый крупный
концерт Майка, первый крупный успех, 1972 г.— первое
выступление Майка по телевидению, 1973 г.— Майк
подписывает контракт с фирмой «Полидор», 1974 г.—
в руках Майка грампластинка «Золотой диск» —
символ особого успеха. Почему Майк? Почему не Жан
или Жанна? Почему бы не попытать счастья в
радиоконкурсе «Поют все»? Правда, в таких конкурсах
участвуют сотни и тысячи. А выбиваются в «звезды»
единицы. Но ведь выбиваются. Лотерея? Конечно. Но
почему бы не сыграть и вам? Попытать свой шанс?
Конечно, все это требует терпения. Не надо
отчаиваться, если сразу не все получается, надо уметь ждать
и надеяться. Пример тому еще один «идол» — Дейв.
«Хит» рассказывает трогательную историю Дейва,
который приехал в Париж из Голландии. Без гроша в
кармане, но с гитарой и неистребимым оптимизмом.
Фото 1966 г. На площади Контрэскарп Дейв играет
на гитаре и протягивает кепку посетителям кафе.
А вот другое фото, это уже 1975 г.— Дейв сидит за
столиком того же кафе на той же площади
Контрэскарп, а неизвестный молодой англичанин играет ему
на гитаре. Дейв вспоминает свое прошлое и дает
бродячему музыканту монетку. Журнал резюмирует:
«Реванш Дейва. Теперь он протягивает руку в другом
направлении». И добавляет: «Кто знает, может быть,
будущее подарит этому англичанину-гитаристу то, что
106
настоящее дало Дейву, который умел ждать целых
9 лет». Так что читатель тоже не должен опускать
руки, он должен дерзать и твердо верить в свою
звезду.
Кстати, о звездах. Не о «звездах-идолах», а о
самых обыкновенных. Они тоже могут при случае
помочь. В январском номере журнала «Хит»
публикуется гороскоп для тех, кто родился под знаком
созвездия Козерога, т. е. между 22 декабря и 21 января.
Журнал сообщает доверительно, что Козерог — это
зодиак реалистов, всех тех, кто твердо стоит на земле
обеими ногами, и наставляет читателей-козерогов: «Вы
очень упорны и терпеливы, даже несколько упрямы.
И вы будете идти к цели до конца. Вы долго
вынашиваете свои замыслы и не щадите усилий для их
осуществления. Упорство и настойчивость — вот ваши
главные козыри. И вы добьетесь своего, чего бы вам
это ни стоило. К удивлению тех, кто рассчитывает
добиться успеха легким путем... Правда, в этом году
вплоть до осени Сатурн будет тормозить
осуществление ваших планов. Вам надо набраться терпения.
И даже помехи со стороны Юпитера не должны вас
обескураживать. Лучше, чем кто-либо, вы умеете
оценить пословицу: «Терпение и труд все перетрут»».
Если читатель сомневается, то напрасно. Все это —
истина. Доказательства? Пожалуйста: под знаком
Козерога родилась любимица молодежи Франсуаза
Арди. Ну а если читатель «Хита» родился под знаком
Водолея? Отлично. Ведь это зодиак Майка Бранта.
А Дева — зодиак другой знаменитости, Мика Джег-
гера. Лев — Шейлы, Скорпион — Алена Делона,
Близнецы — Джонни Холлидея, Весы — Брижит
Бардо. Короче говоря, преуспеть можно под любым
зодиаком. Так что молодые люди не должны падать
духом. Терпение и труд все перетрут. Дерзай и пой!
107
Ну а если, скажем, у молодой читательницы из
зодиака Рыбы нет ни голоса, ни слуха? Тоже не горе.
К «идолам» можно приобщиться и другим путем, как
это делают, например, «групп». Журнал «Салю ле
копэн» разъясняет, что «групп» — это девушки,
главная жизненная цель которых состоит в том, чтобы
постоянно присутствовать на спектаклях и репетициях
любимых актеров и всюду следовать за ними.
«Групп»— завсегдатаи кулис «Олимпии», а также
гостиниц, где останавливаются артисты. Они могут
проезжать сотни километров автостопом, чтобы не
отставать от «идолов». Наиболее настойчивые из них
получают в конце концов официальные должности в
окружении «звезд». Журнал дает и массу других
полезных сведений. Он сообщает, что гитара — это
основной инструмент поп-музыки и символ современной
молодежи, что гашиш — это вытяжка из листьев
индийской конопли и что медики еще не пришли к
окончательному выводу, опасен он или нет для здоровья,
что «Харлей-Дэвидсон» — это мотоцикл американской
марки, символ групп «Черных ангелов» и рокеров.
И так далее.
При этом основной девиз журнала «Салю ле
копэн» и ему подобных в том, чтобы держаться
подальше от политики. Иногда, правда, политика сама
вторгается на страницы журналов, но ее тут же изгоняют.
Читательница журнала «Салю ле копэн» Надин Жю-
рассо из Нанта пишет в редакцию, что она участвует
во всех его конкурсах и внимательно следит за
списками победителей, публикуемыми в журнале. Но вот
в последнем номере она такого списка не обнаружила.
В чем дело? А дело в том, дорогая Надин, отвечает
ей журнал, что ты, вероятно, забыла про забастовку
работников почт и телеграфа Франции, которая
продолжалась в течение шести недель, а потому поме-
108
шала журналу получить ответы участников конкурса
и своевременно выявить его победителей. И,
коснувшись таким образом политики, журнал всячески
«помогает» молодежи забыть про нее, про кризис,
инфляцию, безработицу, забастовки и заняться
самоусовершенствованием. Ну да, конечно, задаться целью быть
похожим на своего «идола» или свою «звезду». Твой
журнал — к твоим услугам. «Ты находишь Стоун
прелестной и хочешь иметь ее внешность? — вопрошает
«Подиум».— Не беспокойся, я дам тебе несколько
практических советов, и все будет о'кей!» Далее
приводятся схемы и фото с советами, как причесаться,
подрисоваться, напудриться, чтобы обрести черты
Стоун.
Журналы дают не только рецепты, как быть
похожими на «идола», но иногда предоставляют
возможность даже прикоснуться к «идолу». Для этого
требуется только одно — следовать советам журналов.
«Хит» советует принять участие в передачах
суперклуба радио и телевидения. «Если вы живете в
Париже, то можете прийти в радиостудию по субботам
с 16 до 18.30, улица Байар, 8-й округ, а если не в
Париже, то клуб сам приедет к вам. Скоро он посетит
Бордо, Бове, Шартр и другие города. Вы сможете
лично познакомиться с вашими любимыми «идолами» и
выиграть в конкурсе призы». Одна формальность: для
того, чтобы посещать студию радиотелевизионного
суперклуба, необходи&о быть его членом. А это
нетрудно сделать, надо только заполнить бюллетень,
напечатанный в «Хите».
Но для этого необходимо быть постоянным
подписчиком и читателем «Хита». А еще лучше стать
корреспондентом журнала в своем районе и
осведомлять редакцию о влиянии его публикаций на молодых
людей, об их настроениях, обо всем, что касается мо-
109
лодежи. Короче, журнал постепенно превращается
для юноши или девушки в отца и друга, который
руководит их мыслями и действиями. В этой связи на
память приходят слова Л. Ческина, руководителя
одного из рекламных агентств Чикаго, о том, что
главной целью рекламы является не популяризация
товаров, а формирование мыслей человека, его желаний и
устремлений. Но как формировать? Конечно же по
образу и подобию все тех же «звезд». Ну, скажем, по
образу Жюльена Клерка. «Хит» задает ему вопрос,
как он провел рождественские праздники. И Жюльен
Клерк сообщает, что на рождество был у друзей в
Колорадо, а Новый год встретил в своем шале в Ионне.
Жерар Ленорманн провел праздник в Марокко, где
получил новогодние поздравления от короля Хасана II.
Разумеется, не каждый может провести праздник в
Марокко и не у каждого есть шале в Ионне, но ведь
не обязательно иметь шале, можно приобрести
галстук, как у Жюльена Клерка, или ковер, как у
Патрика Жюве. А можно и не ковер, а какой-нибудь другой
предмет, окружающий Патрика. «Хит» любезно
приглашает молодых читателей посетить его загородную
виллу под Парижем. Листая страницы журнала, они
могут лицезреть Патрика в окружении милых его
сердцу вещей. Камин с пылающими поленьями, белый
телефон, овальный диван-подушка, телевизор,
магнитофон, динамики. А вот комната, где Патрик
уединяется от гостей, зал для игры в пинг-понг, музыкальная
студия. Вот бассейн. Патрик восседает со стаканом
виски в руках на плавающем надувном кресле. На
нем потертые джинсы с клиньями и розовая
майка с изображением двух сердец и словом «Love». От
«Хита» не отстает «Подиум», который регулярно
публикует фоторепортажи из серии «Комната твоих
«идолов»».
по
Воспитывая подрастающее поколение в духе
отвращения к политике, журналы твердо знают, чего
хотят, и делают свою политику. Политика эта состоит
в том, что, рекламируя «звезд» и «идолов», они
рекламируют вещи. В свою очередь через рекламу вещей в
сознание внедряются идеи аполитичности, а усвоение
этих идей поощряется опять-таки вещами. «Звезды»
служат как бы посредниками между читателем и
вещью. Они повышают цену вещи в глазах своих
поклонников. Собственно говоря, читатель хочет быть
похожим на Мика Джеггера или Джонни Холлидея не
потому, что мечтает петь или танцевать, как они, а
потому, что у них есть загородные виллы и яхты,
потому что они могут путешествовать по миру и т. п.
Короче говоря, идентификация с «идолом» означает для
читателя приобщение не к его творчеству, а к вещам,
которые его окружают, к потребительству, к
«вещизму». И в этом кроется глубокий идеологический
смысл.
Концентрация интересов молодежи на вещах, увод
ее в потребительство имеют целью прежде всего
отвлечение ее интересов не от политики вообще, а от
больших социальных идеалов. Отнюдь не случайно
большинство молодежных журналов типа «Подиум»
или «Хит» появилось после бурного парижского мая
1968 г., когда творцы западной идеологии осознали,
что предоставлять молодежь самой себе опасно. Ведь
в поисках идеала она может обратиться и обращается
к различным теоретическим концепциям, в том числе
и к марксизму. Вот почему идеологи Запада
стремятся воздвигнуть своеобразный профилактический
барьер между молодежью и политикой, выработать с
помощью средств массовой информации определенные
вкусы и потребности молодых людей. Классовый
смысл подобной манипуляции очевиден: если в сфере
ill
труда люди делятся на крупных собственников и
наемных тружеников, то в потреблении классовый
интерес нередко растворяется в общем потребительском
интересе. И здесь молодому человеку не так уж
сложно внушить, что, обладая таким же галстуком или
костюмом, как и миллиардеры Ротшильд или Дассо, он
ничем особенным от них не отличается и что в его
интересах попытаться «догнать» их, как это сделали в
свое время простые ребята Джонни Холлидей и Силь-
ви Вартан, Мишель Дельпеш и Майк Брант.
Такова стратегия. Остальное — дело техники.
А техника западной рекламы — на высоте. Реклама
буквально обволакивает человека и без устали
призывает его стать «личностью», т. е. покупать, покупать,
покупать. Покупать те же вещи, что и «звезды». А они
часто меняют свои костюмы, автомобили, дома, подруг
и поклонников. Следовательно, надо чаще покупать
новые вещи, вообще любой ценой стремиться к
новинкам. Пусть это будет не новый автомобиль или яхта,
а новые джинсы, на которых налеплены новенькие
заплаты, главное, чтобы это было новым, сенсационным,
доселе невиданным или крепко забытым старым. Ибо
реклама «фордика» образца 20-х годов или
антикварной мебели стиля «бель эпок» — это тоже сенсация и
тоже новшество. Ретро-новинка. И все это
используется в качестве заменителей, суррогатов истинных
идеалов.
К сожалению, идеалы, даже самые справедливые и
прогрессивные, сами по себе ничего в мире изменить
не могут. Как неоднократно подчеркивал К. Маркс,
для их осуществления требуются люди, которые
должны употребить практическую силу К Не дать истинным
идеалам овладеть массовым сознанием, внушить лю-
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 132.
112
дям с юношеского возраста иные, ложные идеи,
осуществить подмену ценностей, подменить научный
идеал мифом — такова ныне основная стратегия
западной идеологии и пропаганды.
И при помощи телевидения, радио, прессы они
осуществляют эту стратегию зачастую довольно
эффективно. Новшество само по себе превращается в
самостоятельную и наипервейшую ценность, а мечта о
справедливой, достойной жизни низводится до
обладания автомобилем новой марки или джинсами
последнего крика моды. Новизна, сенсация
ассоциируются с прогрессом и даже с революцией. Идеологи
Запада стремятся затаскать это слово, девальвировать и
приручить его. Не случайно появление на свет какой-
либо новинки, будь то мини-юбка или майка с
изображением Иисуса, немедленно нарекается рекламой
революционным событием.
И молодые люди устремляются толпами в
магазины, чтобы приобрести джинсы, как у очередного
«идола», а монополии щедро субсидируют
журналы для молодежи, которые на словах отвергают
политику, а на деле верно служат их политике,
подготавливая для них кадры, «годные к
употреблению».
Конечно, далеко не все становятся конформистами,
многие отвергают идеалы мещанского счастья и
протестуют против общества, порождающего подобные
идеалы. Некоторые создают свою субкультуру,
противопоставляют ее официальной культурной политике
монополий. Что из этого получается, можно видеть на
примере поп-музыки, ставшей одним из главных
проявлений молодежной субкультуры, или
контркультуры.
8 Эдуард Розепталь
113
„КАТЯЩИЕСЯ КАМНИ"
Если бы я мог предположить, что Мик станет
«суперзвездой» поп-музыки, то, вероятно, тогда в Монтрё
обратил бы на него больше внимания. Меня
познакомила с ним журналистка из музыкальной редакции
журнала «Элль». Интервью было коротким, я задал
три вопроса: считает ли он свое искусство настоящим
искусством, не кажется ли ему, что таких, как он,
пруд пруди, просто ему повезло в жизни больше, чем
другим, и не думает ли он, что через пару-тройку лет
его имя канет в Лету. Первые два ответа были
лаконичны: йес и ноу (да и нет). На третий он ответил
более детально: лучше кануть в Лету, чем служить
чиновником, который с нетерпением ждет смерти
начальника, чтобы занять его место. Кроме того, Мик
добавил, что не любит журналистов.
Это было десять лет назад. Сегодня взять
интервью у Мика Джеггера не проще, чем
поздороваться за лапу с пантерой; он по-прежнему не любит
журналистов, и телохранители-гориллы строго охраняют
покой «звезды». В начале 1976 г. Мик Джеггер и
четверо его коллег по джазу давали гастроли в девяти
странах Европы. Их сопровождали в поездке 100
человек обслуживающего персонала. Реквизит группы,
включая гардероб Мика Джеггера (который оценен в
250 тысяч франков) и 18 электрических гитар Кайта
Ричарда, смог разместиться на 13 грузовиках.
Затраты на содержание «великолепной пятерки» щедро
окупались. В одном только Лондоне на их концерт
поступило более полутора миллиона заявок. Мик давно
уже стал миллионером, и он не скрывает, что вполне
доволен судьбой.
Группа поп-музыки «Роллинг стоунз», что в
переводе означает «Катящиеся камни» (или «Перекати-
114
поле» — так назывался один из блюзов, который она
исполняла), стала сегодня легендарной. О ней пишут
книги и ставят фильмы. А начиналось все весьма
прозаично. Мик Джеггер, Кайт Ричард, Бриан Джонс,
Чарли Уотс и Билли Уимэн, которым тогда не было
еще и двадцати лет, организовали музыкальную
группу и начали выступать по воскресеньям в одном из
ресторанчиков Лондона. Мик пел, Кайт бренчал на
гитаре, Билли пробовал свои силы на ударных
инструментах. Именно в эти же годы, только в Ливерпуле,
начинали свою музыкальную карьеру «биттлы». Но
если последние были причесаны и прилично одеты
(«мальчики из хороших семей»)/то Мик Джеггер и
его друзья провоцировали публику встрепанностью и
экстравагантной одеждой. Скандальная реклама —
это тоже реклама. Девиз группы гласил: ««Стоунз» —
это те, кого ненавидят родители». Иначе говоря, в их
лице музыкальный мир получил вывернутый
наизнанку вариант «биттлов». Официальная Англия была
шокирована и даже применила репрессии к
подражателям «Стоунз». В одном из лондонских колледжей
несколько учеников были исключены лишь за то, что
они перестали причесываться (стиль «Стоунз»).
В ряде учебных заведений были вывешены
инструкции, в которых говорилось, что стрижка «под
«биттлов»» — это вполне прилично, «in», т. е. интегрировано
обществом, а «под «Стоунз»» — «out», исключено
обществом. Дело усугублялось еще и тем, что сюжеты
песен «Роллинг стоунз» вращались вокруг
наркотиков, алкоголя, секса.
К середине 60-х годов в песнях «Роллинг стоунз»
зазвучала тема «восстания», а затем и «революции».
Они, правда, не уточняли, кто и как должен делать
революцию. Речь шла о том, чтобы разрушить старый
мир, и дело с концом. ««Стоунз» — это свои ребята,—
115
сказал мне один из студентов, участников майских
событий 1968 г. в Париже.— Они плюют в поганую рожу
капитала». Так «Роллинг стоунз» оказались в струе
молодежного протеста. С их песнями на устах
студенческий Запад шел на стихийный бунт против
«общества стариков». В результате шарм «биттлов» не
выдержал конкуренции с агрессивностью «злых
детей». Агрессивностью шумной, кричащей, но
бесплодной и неопасной. «Агрессивность и насилие сильнее
политики,— заявил Мик Джеггер.— Я не люблю
политиков, потому что они ничего не способны изменить
в этом мире». Бесплодных политиканов, которых
действительно немало, «Роллинг стоунз» отождествляют с
политикой вообще и тем самым отбивают вкус к
политической деятельности у сотен тысяч своих
почитателей. Их сторонники идентифицируют себя с
ними, с их неучастием в политической жизни,
с их презрением к работе на заводе или в бюро,
к труду вообще. И хотя сами молодые люди
не могут позволить себе копировать «Стоунз» и
бросить работу, они тем не менее находят
удовлетворение в словесном отрицании «буржуазных»
ценностей. В угаре джазовых ритмов они не обращают
внимания на то, что их кумир Мик Джеггер, протестуя
против «общества потребления», не отказывает себе ни
в какой прихоти (когда-то он вставил в зуб изумруд,
но решил, что это не то, и заменил его рубином,
затем бриллиантом), что его костюмы-шокинг шьются
у самых дорогих портных Европы, а его встрепанную
прическу часами укладывают лучшие парикмахеры.
А представители той самой буржуазии, которую
они «ниспровергают», давно уже не считают «Стоунз»
«out». В руках мастеров буржуазной пропаганды Мик
Джеггер и его коллеги превратились в своеобразный
миф, притягивающий, словно магнит, воображение
11G
молодежи, разряжающий и демобилизующий ее
творческую энергию, отводящий ее в русло абстрактного,
а потому безобидного протеста. Нет спору, в
творчестве «Стоунз» присутствует определенная социальная
направленность, они покусывают старую буржуазную
мораль, требуют освобождения личности от
сексуальных табу, установленных буржуазными законами. Но
«освобожденная» таким образом личность не опасна
устоям западного мира. Отношение буржуазии к
аморфному движению свободных от всяких запретов
хиппи — лучшее тому доказательство. Более того,
поняв безобидность такого «освобождения», западные
идеологи сами стали поощрять требования личных
сексуальных свобод или личной свободы в искусстве
самовыражения. Вопреки утверждению идеолога
левых Т. Розака о том, что молодежная контркультура
выступает антагонистом традиционной буржуазной
культуры, последняя манипулирует ею и поглощает
ее. Молодежная оппозиция становится очередным
ходким товаром на буржуазном рынке ценностей.
Буржуазия не боится «освобожденных» личностей,
ей страшны личности, объединенные в социальную
силу.
— До чего же вы любите искать везде
идеологический смысл. Это же нелепо, «Роллинг стоунз» —
классовые враги! По-твоему, они «уводят» молодежь, чуть
ли не занимаются пропагандой. А им сугубо на все это
наплевать, они делают то, что им нравится: играют,
поют, танцуют...
Таким я еще не видел Жиля Дюмюра, обычно мы
сходились во взглядах. Студент, член прогрессивной
политической организации, он ненавидел капитализм
и любил «Роллинг стоунз». К согласию на счет них
мы так и не пришли, и мне пришлось выслушать от
него нотацию насчет моих «вульгаризаторских за-
117
блуждений». Музыка, говорил он, не может быть
революционной или контрреволюционной. Музыка — это
музыка. Потом, выговорившись и немного
успокоившись, примирительно заключил:
— Может быть, я и ошибаюсь в чем-то, но ты сам
пойди и посмотри, как молодежь принимает «Стоунз».
Это гораздо сильнее всяких слов. Сходи.
Легко сказать — сходи. Билеты на концерты «Рол-
линг стоунз» достать почти невозможно. Мне это
стоило колоссальных усилий. И уже у входа в зал,
где бурлило людское море, можно было с
уверенностью сказать, что успех концерту обеспечен. В самом
зале царило всеобщее возбуждение, атмосфера
казалась наэлектризованной, как перед грозой. Потом на
какое-то мгновение все стихло и раздался гром, это
на сцене появились музыканты. Мне вспомнились
рассказы о том, как на одном из их концертов вошедшая
в раж публика принялась громить зал, при этом в
толчее погибло несколько человек, десятки были
ранены.
На этот раз обошлось без жертв. Но зрелище,
которое мне представилось, заслуживает описания.
Мик Джеггер извивался на сцене, как кобра.
Говорят, что за выступление он теряет до трех
килограммов в весе. Его костюмы сверкали в лучах
прожекторов зеленой, красной, фиолетовой чешуей. Он не
стеснялся в выражениях, делал непристойные жесты,
манипулировал двусмысленными аксессуарами. А
публика? Представьте себе ярого болельщика в то
мгновение, когда его команда забивает решающий гол.
Та же картина и здесь, только это мгновение экстаза
длится часами. Мне не раз доводилось наблюдать, как
«заводились» в ритуальном танце под звуки там-та-
мов африканцы. В сравнении с почитателями
«Стоунз» они выглядели первоклассниками. Рядом со мной
118
две девочки лет 15—16 визжали на одной
пронзительной ноте. Не знаю, какого цвета у них глаза в
обычной жизни, но сейчас они были белыми, ничего не
видящими. В этом состоянии они наверняка не слышали
ни слов, которые иногда были недурны, ни музыки,
иногда совсем неплохой, а чувствовали себя
кроликами перед гипнотическим взглядом удава. Мне
рядом с ними было так же нелепо, как человеку,
давшему обет трезвенности за общим столом с
алкоголиками. Концерт окончился, и я остался при своих
прежних убеждениях. Хотя, должен признаться, что
некоторые их вещи мне пришлись по душе. Как
нравятся мне и отдельные произведения «биттлов» и
других ансамблей поп-музыки. Некоторые из них
содержат пафос борьбы. Такие, например, как песни
«биттла» Дж. Леннона «Власть народу», «Анджела»
или «Герой рабочего класса». Кстати, тот же Леннон
внес крупную сумму в фонд забастовки
судостроителей Верхнего Клайда.
И все же личные помыслы поп-музыкантов ничего
не меЯкют в том общем положении, что буржуазная
идеология и культура поглотили и «биттлов», и «Сто-
унз», и прочие музыкальные группы. А сам феномен
поп-музыки превратился в мощное средство
воздействия на сознание молодежи.
И действует она большей частью на инстинкты, на
которые не без успеха влияет бульварная пресса,
описывающая со смаком насилия, убийства и
всевозможные сексуальные извращения. Как и романы «Черной
серии», она постепенно приучает к бездумному,
спонтанному восприятию жизни; возбуждая рефлексы, она
притупляет разум, вырабатывает в конечном итоге
определенный тип мышления — «поп-мышления».
В своем музыкальном творчестве «Стоунз»
сосредоточиваются на изобретении всевозможных сочетаний
119
звуков, на этом их функция кончается. Когда Мика
Джеггера однажды спросили, какое же послание
несет его музыка аудитории, он со свойственным ему
тяжеловесным юмором ответил: «Когда мне необходимо
передать послание, я иду на почту». Социальная
практика, создавшая современного Homo sapiens,
включала в себя в качестве одного из органических
компонентов и искусство. Именно под его воздействием
оформились эстетический слух и зрение человека, те
центры в полушариях мозга, которые регулируют
процессы восприятия прекрасного. Музыкальное чувство
возникло и развивалось под прямым воздействием
музыки, сначала примитивной, потом более сложной. На
концертах «Роллинг стоунз» искаженные лица и
дергающиеся тела слушателей наводят на мысль о том,
что определенные формы современного искусства
способны оживить в человеке забытые животные
инстинкты, свести сознание до уровня рефлексов.
И это, что бы ни говорил Жиль Дюмюр, играет на
руку буржуазной пропаганде, теоретики которой
проводят в последнее время все более отчетливую грань
между политическими словоизлияниями и
практической деятельностью. Их мало волнуют декларации,
даже самые радикальные, главное, чтобы
практическое поведение не совпадало с этими декларациями.
Ж- Эллюль определил указанный феномен термином
«ортопраксия» (в отличие от ортодоксии, где, по
словам Ж. Эллюля, действия соответствуют убеждениям
и вытекают из них) и считает его одной из главных
характеристик пропаганды Запада. «Цель
современной пропаганды,— пишет он,— состоит не в том, чтобы
модифицировать идеи, а в том, чтобы спровоцировать
действие. Речь идет не о том, чтобы
интеллектуальным путем изменить убеждения индивида и
приобщить его к новой доктрине, а о том, чтобы иррацио-
120
нально включить его в активный процесс, не о том,
чтобы подвести его к тому или иному выбору, но о
том, чтобы возбудить его рефлексы... Необходимо,
чтобы действие было не результатом размышления,
выбора или решения, а выступало на уровне чисто
рефлекторном... Иначе говоря, пропаганда воздействует
на подсознание человека... Она должна нащупать
такой центр, такой узел, привести в действие такой
механизм подсознания, которые вызовут желаемое
действие... При этом индивид может даже иметь
определенные политические убеждения и все же действовать
вопреки им».
Не столь давно во Франции был проведен
социологический опрос молодежи на тему: «Как вы
мыслите будущее и свое личное участие в нем?» Многие
ответили, что будущее вне всякого сомнения
принадлежит социализму. Что касается личного участия в
этом будущем, то в этих ответах приводились и планы
трудоустройства, и планы женитьбы, и планы
достижения материального стандарта жизни. И нередко
в этих ответах не было и намека на личное участие в
борьбе за достижение социализма. Против такого
абстрактного социализма, который неизвестно когда и
неизвестно кем будет «преподнесен» молодежи,
правящий класс не возражает.
И в этом плане «революционеры» «Стоунз» для
западной пропаганды — просто находка. Их
декларативное поношение буржуазной системы и отказ от
политики не исключают того, что сами они нередко на
деле помогают делать политику представителям той
же системы. Это частичка модного бунта против «вы-
соколобой» академической культуры, закосневшей в
своей авторитарной неподвижности и служащей
признаком принадлежности к избранным сферам
общества. Но вместе с антидемократической мертвечиной
121
этой рафинированной культуры поп-бунт убивает саму
мысль, сознание.
Модернисты, «разрушители традиций», всегда
претендовали на революционную исключительность.
В этом убеждении их активно поддерживают
некоторые философы. Г. Маркузе, например, не раз писал о
том, что реализм в наши дни уже не способен служить
революционным целям. Напротив, картина
сюрреалиста, по его мнению, революционна, поскольку она
отражает бессмысленность мира и призывает тем самым к
его низвержению. «Рациональность»
капиталистической экономики он отождествляет с реализмом в
искусстве и с разумом вообще. И разум становится, по
его утверждению, репрессивным, а реализм —
красивым обманом, оправдывающим эту репрессивность.
Поэтому искусство должно, по Г. Маркузе, выражать
«великий отказ» и от репрессивной действительности,
и от ее изображения. А по мнению другого философа,
Т. Адорно, искусство способно действовать на
сознание лишь с помощью «непримиримого отказа» от
изображения явлений той же действительности. Но отказ
от такого изображения означает торжество все того же
иррационализма и пассивности. В результате
лишенная мысли «массовая» контркультура остается столь
же мертвой, как и критикуемая ею культура,
отрывающая мысль от масс.
Правда, на первых порах поп-музыка, как и
прочие проявления контркультуры, раздражала
представителей правящего класса, тех, кто определял
политику последнего в области культуры, вызывая с их
стороны резко отрицательную реакцию, ибо она
не умещалась в традиционные и привычные понятия.
Дж. Дондеро, конгрессмен из штата Мичиган,
например, даже утверждал, что сюрреализм, кубизм и
прочие подобные течения — изобретения коммунистов.
122
«Искусство «измов»,— говорил он,— это оружие
русской революции, которое было перенесено в Америку,
и сегодня, разложив и пропитав многие наши
художественные центры, угрожает подорвать и разложить
благородное искусство наших традиций и наследия.
Так называемое новое или современное искусство в
нашей собственной стране содержит все «измы»
разложения, упадка и растления. Все эти «измы»
иностранного происхождения, и им поистине не должно
быть места в американском искусстве... Все они —
средства и орудия разрушения». Однако идеологи
капитализма быстро сообразили, что борьба с
контркультурой может превратить интеллектуальную
оппозицию, оппозицию в сфере культуры, в более
серьезную, политическую. К тому же анализ новых «измов»
показал, что не так страшен черт, как его малюют,
и что его самого можно с успехом запрячь в
идеологическую упряжку монополий.
При всей кажущейся отдаленности поп-музыки от
рецептов, предлагаемых некоторыми буржуазными
учеными, о чем речь шла выше, в них содержится
определенное внутреннее единство. Ведь основным
исходным моментом «генетического контроля» над
обществом и превращения человека в «годного к
употреблению» служит низведение сознания до
уровня рефлексов, превращение людей в пассивных
существ, ждущих указаний от элиты. Музыка «Рол-
линг стоунз», несмотря на ее внешнюю агрессивность
и крикливость, тоже приучает к политической
пассивности. От того, что эта пассивность сопровождается
шумом, она не перестает быть таковой.
Небезынтересная деталь: шумная реклама,
предшествовавшая гастролям группы «Роллинг стоунз» в
Париже, и сами эти гастроли совпали по времени с
решением французских властей закрыть столичный
123
оперный театр по причине его «нерентабельности».
И только широкая кампания протеста помогла спасти
парижскую оперу. Подобное совпадение безусловно
случайность. Но сама тенденция вполне закономерна.
Согласно официальной статистике, за семь лет с 1968
по 1975 г. число драматических и лирических актеров
во Франции сократилось на 33 процента. Я беседовал
с одним из безработных актеров, и он жаловался, что
публика не понимает настоящего искусства, что ее
духовные запросы очень низки. Хотя, по его же словам,
он присутствовал на празднике газеты «Юманите» и
был потрясен тем, с каким интересом молодые люди
слушали исполнение «Реквиема» Берлиоза.
Конечно же все дело в публике, в уровне ее
культуры. Можно ли, скажем, повысить музыкальную
культуру молодежи и привлечь ее в концертные залы?
Безусловно. Но для этого необходимо создать
широкую сеть концертных помещений, снизить цены на
билеты, обеспечить музыкантам достойную пропаганду.
Однако все это остается мечтой, если иметь в виду,
что из государственного бюджета Франции
министерству культуры поступает лишь 0,5 процента. Стоит ли
после этого удивляться тому факту, что 78
процентов французов в возрасте от 15 до 26 лет ни разу не
были на музыкальном концерте. Их приобщение к
музыке ограничивается прослушиванием
грампластинок и магнитофонных записей. А эта отрасль
находится целиком в руках частных компаний, основная
цель которых — все та же прибыль, сиюминутная
рентабельность. Поэтому им гораздо выгоднее
подстроиться к примитивным музыкальным вкусам, чем
воспитывать высокие вкусы. В результате
французский музыкальный рынок буквально завален
ходовыми американскими шлягерами, на рекламу которых
тратятся баснословные средства. А на поддержку ком-
124
позиторов и исполнителей, творческие поиски которых
базируются на лучших образцах национального
искусства, выделяются крохи.
Приобщение масс к образцам высокой культуры
нерентабельно для правящего класса и в
политическом плане. И здесь стремление монополий к
максимальной прибыли полностью совпадает с их
идеологическими интересами. Правда, многие западные
исследователи проблем культуры этого не замечают
или делают вид, что не замечают. Австрийский
философ В. Краус в своей книге «Культура, власть.
Превращение желаний» говорит о том, что все большая
часть населения размышляет сейчас о проблемах
культуры. Возникновение на Западе различных
субкультур свидетельствует, по мнению В. Крауса,
о тяге к духовным ценностям, к содержательной
жизни, об отказе от потребительства и экономического
успеха, и с этим можно согласиться. Как и с мыслью
автора книги о том, что нынешний кризис буржуазной
демократии своими корнями уходит и в сферу
культуры и что рост внутренней политической
напряженности в странах Запада, забастовки, усиление
конфликта между поколениями, все чаще выступающие
на авансцену политической жизни террор, насилие и
преступность, возросшая опасность неврозов и
различного рода кризисов цивилизации свидетельствуют о
том, что состояние, в котором находится сейчас
культура, далеко не удовлетворительно. Однако В. Краус
объясняет все это фактом пренебрежения к
проблемам культуры со стороны «политиков и правительств
Запада», которые «не используют у себя культуру и
искусство в целях политической пропаганды», в то
время как «именно в сфере культуры формируется
иерархия ценностей и возникают представления о
человеческих желаниях». И заключает: «Только в том
125
случае, если осмысленная культурная ориентация
будет обеспечена и широко распространена, демократии
Запада переживут последующие десятилетия».
Вот с этим «если» согласиться невозможно.
Политики и правительства Запада ведут вполне
осмысленную политику в области культуры, которая
заключается в том, чтобы не допустить роста подлинной
культуры трудящихся масс, ибо это чревато для
капитала серьезными неприятностями. Ведь развитие
культуры и рост сознательной активности идут рука
об руку. Но, как показал К. Маркс, буржуазное
бюрократическое государство держится пассивностью
народных масс, а потому и стремится постоянно
воспроизводить пассивность. Оно внушает трудящимся,
что об общих принципах управления «могут судить
только высшие сферы, обладающие более
всесторонними и более глубокими знаниями об официальной
природе вещей...» К В современном буржуазном
государстве с целью соответствующего воздействия на
массы используются даже субкультуры, порожденные
протестом против существующей действительности.
И целенаправленная культурная политика играет
здесь далеко не последнюю роль.
Подобно тому как массовое капиталистическое
производство товаров создает усредненного,
стандартизированного потребителя, так и капиталистическая
монополия на средства массового распространения
информации создает усредненного читателя, слушателя,
зрителя. Лавина однообразных стандартных образов
нивелирует художественный вкус людей, их
культурные потребности и сам уровень культуры. Таким
образом, то состояние культуры на Западе, на которое
обратил внимание В. Краус, является не результатом
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 201.
126
пренебрежения политиков к проблемам духовной
жизни, а неизбежным проявлением их вполне
осознанной политической линии.
Идеологические представители правящего класса
прекрасно осознают, каким мощным оружием
воздействия может быть культура, и активно используют
это оружие. В результате изучения проблем
свободного времени руководитель группы при Национальном
центре научных исследований Франции Ж. Дюмазедье
пришел к выводу, что досуг все больше превращается
в «фактор возможной деполитизации, нового опиума
для народа». Информация, по словам Ж. Дюмазедье,
превращает политическое событие в спектакль, и это
помогает делать граждан индифферентными и
удовлетворенными, а блага и услуги досуга подчиняются
тем же законам рынка и принимают
стандартизованные формы по коммерческим или политическим
соображениям.
Вступив на пост директора второго канала
французского телевидения, П. Саббаг отменил целый ряд
серьезных передач, таких, как «Мир искусства»,
«Дороги истории», «Словарь идей» и др. Свою
политику составления программ он определил следующим
образом: «Уж не думаете ли вы, что, проведя день на
заводе, в бюро, коммунальном транспорте и
магазинах, человек расположен к восприятию передач,
требующих интеллектуальных усилий?» А директор
отдела программ радиостанции «Европа-1» Деланэ
высказал афоризм, перефразирующий знаменитое
изречение нацистов: «Когда я слышу слово «культура»,
рука моя невольно тянется к... аккордеону». Убить
культуру можно не только с помощью пистолета, но
и с помощью аккордеона. Если, конечно, все сводить
к аккордеону, который в этом случае служит
обобщающим образом всего культурного ширпотреба.
127
Подобная культурная политика неизбежно требует
низведения культуры людей до весьма среднего
уровня, выработки культурного конформизма. Но
конформизм в области культуры идет рука об руку с
политическим конформизмом. И таким образом, «Роллинг
стоунз» и прочие группы поп-музыки и поп-искусства
в целом используются не только с целью так или
иначе удовлетворить потребности масс в культуре, но
и в качестве мощного средства идеологического
воздействия на массы. На деле они помогают
монополиям вырабатывать в молодежи пассивность,
конформизм, отвлекать ее от политики, от борьбы против
капиталистической системы. И в то же время идеологи
монополий нередко используют контркультуру для
компрометации молодежи и обвинения ее в грехах той
же системы.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
«Фигаро», «Орор», «Экспресс», «Пари-матч»,
«Франс-суар» и другие органы большой прессы
Франции посвятили этому делу сенсационные материалы.
Интерес вполне понятный, поскольку речь шла о
смертном приговоре, событии, которое само по себе
всегда является неординарным. Когда же такой
приговор выносится человеку, достигшему только
семнадцати лет, то оправдана и сенсация. И все же
повышенный интерес к указанному событию, и особенно
его интерпретация, наводит на размышления и
выводы, гораздо более серьезные, чем те, что были сделаны
средствами массовой информации.
Мрачная, торжественная процедура была
выдержана в лучших традициях французского правосудия и
в точном соответствии с буквой закона. Трое членов
128
суда в черных мантиях. Присяжные один за другим
подходили к бронзовой урне и решали судьбу
обвиняемого, «повинуясь голосу совести». Девять раз «да»
и три раза «нет». Это означало, что
семнадцатилетний Бруно приговаривался к смертной казни. К
гильотине.
Внешне все было логично. За преступлением
последовало наказание. Страшное наказание за страшное
преступление, совершенное почти по фабуле романа
Достоевского.
Случилось это в Бове, департаменте Уаза. В
холодную ноябрьскую ночь 1974 г. Бруно и трое его
приятелей отправились в «гости» к мадам Симоне
Бурсье, вдове мясника. Бруно знал ее раньше. Они
решили ограбить старуху и потом на украденные деньги
отправиться попутешествовать за границу,
приобщиться к «сладкой жизни». Молодые люди выломали дверь
дома, связали старую женщину, которая оказала им
сопротивление, и потребовали, чтобы она сказала, где
прячет свои сбережения. Вдова мясника проявила
твердость, и тогда они стали ее пытать, как умели.
Добыли таким образом мизерную сумму—134
франка, все, что оказалось у нее при себе. И заставили ее
«подписать» чек на 6 тысяч франков. Они видели, как
это делают богачи в кино, но не знали, что подобный
чек был недействительным. Когда уже собирались
ретироваться, Бруно сказал: «Она меня знает и донесет
на нас». Посоветовались и решили ликвидировать
свою жертву. Сначала попытались задушить ее, но
по неопытности не смогли этого сделать. И вот тогда
Бруно вытащил нож, который купил накануне, и
начал наносить удары несчастной женщине. Нанес
двадцать ударов. На сей раз старуха была мертва.
Грабители убежали, даже не попытавшись замести
следов своего преступления. Найти их для полиции не
9 Эдуард Розенталь
129
составило особого труда. Затем было следствие, суд и
приговор.
Когда я читал о перипетиях этого дела во
французских газетах, мне вспомнился один случай,
который никакого отношения ни к какому преступлению не
имел.
Это произошло летним вечером 1970 г. в Париже.
Мы ехали в зеленом «ситроене-дс», похожем на
большую распластанную лягушку. Машину вел Альфонс,
знакомый журналист с французского телевидения. На
заднем сиденьи примостились его жена Симона и дочь-
студентка Катрин. На бульваре Сен-Мишель,
нарушая все правила уличного движения^ нас лихо обогнал
маленький «ситроенчик»—две лошадиные силы, за
непрезентабельный вид и брезентовый верх его
называют «портянкой». Приятеля, прирожденного
спортсмена, это задело за живое. Началась гонка.
«Портянка» обогнала «лягушку» в очередной раз. Четверо
молодых длинноволосых парней, спрессованных в ней,
обидно нас оборжали, а один из них показал нам нос.
В ответ Альфонс погрозил им кулаком и витиевато
выругался, вогнав в краску Симону. «Две лошадиные
силы» резко затормозили, и мы чуть было не
врезались в них. Взбешенный приятель выскочил из
машины и бросился к обидчикам. Они — к нему. Драка
казалась неминуемой. Но вмешалась Катрин. Она
повисла у отца на руке и одновременно ногой
оттолкнула ближайшего агрессора, парня золотушного вида,
того, что показывал нам нос. Крикнула:
— Вы что, сдурели!
Золотушный отвесил ей легкий шлепок и
примирительно сказал:
— Мы тебя не заметили,— кивнул в нашу сторону
и обронил: — Эти с тобой? Так уж и быть, забирай
свои развалины и сматывайтесь. Пусть живут.
130
При слове «развалины» 80 килограммов
натренированных мышц моего приятеля напряглись, готовые
немедленно вступить в действие, но на второй руке
у него повисла Симона.
Некоторое время мы ехали молча. Потом Симона
спросила у дочери, откуда она знает этих парней. Та
ответила, что в первый раз их видит. Альфонс зло
буркнул:
— Все вы спелись между собой. Гнусное
поколение. Пороть вас надо.
Катрин откликнулась из своего угла:
— Пороть нетрудно, вы попробуйте понять.
Теперь, под впечатлением «дела Бруно», я
вспомнил тот случай и подумал, а что, если бы мой
знакомый с телевидения был среди присяжных. Как бы он
повел себя? Я не утверждаю, что он обязательно
высказался бы за смертную казнь. Не исключено, что он
мог оказаться в числе тех троих, что сказали «нет».
Но ведь подавляющее большинство все же произнесло
слово «смерть». В назидание остальным.
И вот, просматривая газетные отклики на
преступление в Бове, я вижу разгневанное лицо своего
знакомого с французского телевидения и не могу
избавиться от ощущения, что этот приговор был не столько
законным актом наказания, сколько иррациональным
актом возмездия этому «гнусному поколению».
Присяжные— только люди. А людям присущи эмоции.
Даже тогда, когда они выступают в роли
беспристрастных присяжных. Один из них признался: «Когда
решаешь чужую судьбу, никогда не можешь полностью
отвлечься от своих собственных эмоций, страхов».
Да что присяжные! В 1974 г. более половины
молодых французов, переданных полицией суду, были
выданы собственными родителями.
Убийство в Бове прорвало плотину ненависти и сде-
131
лало явным и открытым то, что ранее проявлялось в
латентных формах. Журнал «Минют» посвятил Бруно
обложку. Маленький портретик убийцы и огромные
в полстраницы буквы: «Бруно-монстр. Да гильотине!»
По телевидению выступил известный обозреватель
М. Клавель. Его речь была гневной: «Бруно надо
уничтожить. Он убил. Если его не убить, то можно
предсказать с математической точностью: он снова убьет».
М. Клавель внушал телезрителям, что приговор
суда — это их собственный приговор, приговор всего
общества.
Министр юстиции Ж. Леканюэ, отвечая на вопросы
еженедельника «Нувель обсерватёр», являл собой,
напротив, саму беспристрастность. Но смысл его ответов
был тот же: «Закон, не будем этого забывать,
выражает в нормативной форме ценности общества в
данный исторический момент. Правосудие во Франции
осуществляется от имени французского народа».
Газеты и журналы рассказывали о случаях, когда
«народ» вершил скорый суд над молодыми
возмутителями спокойствия сам, не прибегая к помощи
правосудия, причем делал это иногда самым неожиданным
образом.
В марте 1971 г. в городе Курнёв семнадцатилетний
Жан-Пьер был убит хозяином кафе «Нарвал».
Мотив? Юноша слишком шумел. В мае того же года в
Сеит-Этьенне девятнадцатилетний Андре Мату
требовал обслужить его в неурочный час в кафе «Дю
Солей», налить ему стаканчик виски. После
продолжительных пререканий хозяйка кафе сказала: «Хорошо,
только подожди меня минутку». Через минуту она
вернулась с ружьем и выстрелом в упор убила
незадачливого клиента. В августе 1975 г. в небольшом поселке
департамента Уаза группа молодых людей шумно
веселилась на улице после 10 часов вечера. Жителю по-
132
селка Раймону Леру это надоело. Он выстрелил из
охотничьего ружья в самую «гущу скопища» и ранил
восемь человек.
Действительно жуткие эксцессы, и если приговор
Бруно был следствием страшного преступления, то в
этих случаях расправа без приговора не имела под
собой никакого состава преступления. Обычно за
стакан виски в неурочный час или за громкую речь не
убивают. Откуда столько ненависти? Работая в
течение ряда лет на Западе, я интересовался проблемами
молодежи и убедился, что «конфликт поколений»,
о котором так часто пишет буржуазная печать,
действительно существует. Конечно, убийство в Бове и
выстрелы в упор в Курнёве и Сент-Этьенне крайние,
а не массовые проявления этого конфликта. Но
психология взаимной неприязни очень глубока и
принимает иногда массовый характер.
Мне не раз доводилось беседовать на эту тему и с
молодыми людьми, и с людьми старшего поколения.
И те и другие обвиняли друг друга.
— Они сами виноваты. Со своими устаревшими
взглядами на жизнь.
— Они сами виноваты. Со своими идиотскими
выходками и длинными волосами. Большинство из них —
потенциальные преступники.
«Пороть нетрудно, вы попробуйте понять»,—
сказала тогда Катрин.
Оправдать Бруно нельзя, понять можно. И
некоторые пытались понять: общественное мнение по делу
Бруно не было единодушным.
В газетах публиковались статьи, в которых
решение о смертном приговоре подверглось критике.
Говорилось, что это было первое преступление Бруно.
У него сложилось трудное детство, большую часть
своей недолгой жизни он провел в приютах для сирот
133
и в исправительных домах. Судебный психиатр дал
даже официальное заключение о «смягчающих вину
обстоятельствах». Но все эти доводы относились
непосредственно к личности семнадцатилетнего убийцы.
Если же и делались попытки более широкого
обобщения, то речь шла в основном о сугубо психологических
моментах, о том, например, что убийства,
совершаемые молодыми людьми, происходят, как правило, в
моменты душевных стрессов, а следовательно, они
необдуманны и непреднамеренны.
Гораздо меньше говорилось о социальных мотивах
в более широком смысле слова. Например, о
моральной атмосфере, в которой живет молодежь Запада.
Преступление Бруно и его друзей началось с того, что
они решили попробовать «сладкой жизни». И в этом
нет ничего удивительного. Именно к этому, как уже
было показано, призывали их журналы, радио,
телевидение, кинофильмы, реклама. Призывали мощно и
неотступно. Молодому поколению в «обществе
потребления» отводится почетное место. Грампластинки,
транзисторы, магнитофоны, экзотические одежды и
прочие товары рекламируются в качестве
обязательного стандартного набора, необходимого для счастья.
А само счастье ассоциируется с осуществлением
желаний, материализованных в развлечениях, моде,
путешествиях. Считается, что только их реализация
поднимает человека в его собственных глазах до уровня
значительной личности и возвращает ему
самоуважение.
Но чтобы открыть двери к счастью, необходим
ключик: деньги. Истина старая, как сам капитализм.
Помните у Гёте:
Раз я за шесть коней плачу,
Их прыть —моя! Дорогу шире!
Я сам во весь опор скачу,
Как будто ног —двадцать четыре!
134
К. Маркс выразил литературную метафору поэта
научно: «Деньги — это сводник между потребностью и
предметом, между жизнью и жизненными средствами
человека»1. Всесильный сводник способен пробудить
самые необузданные страсти.
Мораль, господствующая в обществе, проникает во
все его поры, во все социальные слои. И особенно
восприимчиво к ней неискушенное молодежное сознание.
Французский журналист М. Шевалье задал сотням
юношей и девушек вопрос: «Скажите, не раздумывая,
в двух словах: каков ваш девиз, ваша цель в жизни?»
Подавляющее большинство ответило без колебаний:
«Деньги!» «Это металлически прозвучавшее в устах
молодых людей слово,— пишет М. Шевалье,— носило
на себе отпечаток шаблона. Мне казалось, что я
попал на генеральное совещание акционеров».
Мифы потребительского счастья могут
превратиться в конкретную реальность только с помощью денег.
Они и превращаются в таковую. Для некоторых. Для
того же, скажем, Джонни Холлидея или Мика Джег-
гера и прочих «идолов», которые своим примером
«подтверждают» реальность и осуществимость мифов и не
дают им потускнеть. Но рано или поздно наступает
момент, когда мифическое представление о жизни как
о потребительстве, удовольствиях вступает в конфликт
с ограниченными материальными возможностями
подавляющей массы молодых людей. В такие моменты
их незащищенная психика подвергается тяжелейшему
испытанию. Образы потребительского счастья,
рекламируемые всей мощью «масс-медиа», распаляют
воображение и превращаются в насущные потребности.
При невозможности их удовлетворения они вырастают
в мучительные химеры, непрерывно терзающие созна-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 42, стр. 147.
135
ние. Сколько-нибудь длительное состояние подобной
напряженной неудовлетворенности неизбежно
порождает жестокие психологические стрессы, которые в
свою очередь могут при известном стечении
обстоятельств найти разрядку в любом патологическом
действии, в том числе и в преступлении. В свое время
механизм подобных состояний гениально описал
Достоевский. Не в этом ли заключен один из секретов его
растущей популярности у молодежи Запада?
Что касается технической стороны преступления, то
здесь на высоте современные средства массовой
информации. Кинофильмы и телевизионные передачи
изображают насилия, грабежи, убийства в деталях.
Разумеется, психологические стрессы не
обязательно выливаются в преступные действия,
наркоманию или открытый бунт. Но они создают атмосферу
массового недовольства и вызывают у молодежи
защитную реакцию. Часто протест ее обращается против
самого «общества потребления», которое «предало»
ожидания и посулы которого при ближайшем
знакомстве с жизнью обернулись горьким разочарованием.
Вступая в самостоятельную жизнь, молодежь
сталкивается с жесткой технологической дисциплиной,
порожденной современной техникой и безудержными
ритмами труда, с непроходящей физической
усталостью и постоянным нервным напряжением, со скучной
работой и безработицей и все с той же
невозможностью угнаться за модными вещами, которыми манит
реклама. А главное, молодые люди не могут понять, к
чему все это, во имя чего они живут. Выражая
недовольство против «общества потребления», но не
осознавая его классовой сущности, они часто
отождествляют ценности этого общества с ценностными ориен-
тациями всего взрослого поколения в целом.
«Как и у всей молодежи моего возраста,— говорит
136
восемнадцатилетний студент права Жан-Франсуа Ре-
нучи,— у меня немало проблем, связанных с тем, что
относится к явлению, принятому у нас называть
чувством беспокойства и неудовлетворенности. Это
чувство проистекает из того факта, что общество, в
котором мы живем, создано для взрослых и не
организовано для того, чтобы молодежь могла осуществить в нем
свои чаяния...»
В знак протеста против «ценностей» старшего
поколения молодежь создает свою собственную
контркультуру. Ее элементами являются, в частности,
экстравагантная одежда, шумная поп-музыка, мотоциклы
со снятыми глушителями и т. п. Родители зачастую
не могут понять своих детей, и это вызывает у них
раздражение.
И все же объяснить причины «конфликта
поколений» одними лишь негативными эмоциями
невозможно. Для того чтобы понять его, необходимо, напротив,
отвлечься от эмоций и обратиться к реальным фактам.
В заключении специальной комиссии, работавшей под
руководством администратора французского радио и
телевидения К. Шаванона над изучением проблемы
«информация и преступность», говорится: «Насилие
превратилось ныне в серьезную проблему не потому,
что за последние годы увеличилось число
преступлений, а потому, что информация, в частности по
каналам радио и телевидения, придала этим преступлениям
такое значительное освещение, которого ранее никогда
не было».
За последнее десятилетие, и об этом уже
говорилось, увеличилась инфляция, безработица, повысились
цены. А вместе с тем возросло чувство неуверенности
в сегодняшнем дне, страха перед будущим. И
молодежь страдает от последствий экономического кризиса
не меньше, чем взрослые, если не больше. Каждый год
137
на рынке труда появляется более 200 тысяч молодых
французов и француженок, которые вступают в
самостоятельную жизнь. Именно они оказываются прежде
всего перед закрытыми дверями промышленных
предприятий, научных лабораторий. Больше половины
всей армии безработных во Франции составляют
молодые люди в возрасте до 25 лет. И они протестуют.
150 тысяч молодых парижан прошли по улицам
столицы с требованием работы для молодежи. Как раз в
те дни, когда судили Бруно и его друзей.
Они хотят работать! Жертвы кризиса? Как бы не
так! Его виновники! Их много, и они хотят вытеснить
из производства старших! Они молоды, здоровы,
сильны и представляют грозную конкуренцию тем, кто
работает. И они беспощадны. Достаточно только
поглядеть на этих длинноволосых, они такие
агрессивные и так не похожи на нас. Это «гнусное поколение»
мешает не только спокойно жить, но и спокойно
трудиться. Рассказывая о молодом преступнике, некоем
Фернане Лефевре, еженедельник «Экспресс»
разражается следующей тирадой: «Он похож на других,
этот Фернан Лефевр... На всех невоспитанных
молодых людей, которые, затаив в душе ярость, бродят по
окраинам городов. Ярость тупую и глухую, которая
придает их скуке романтическую окраску. Она
заставляет их выжимать до предела акселераторы
мотоциклов и машин, вызывает у них злобные насмешки,
когда они собираются по ночам в бистро».
Буржуазным мастерам пропаганды опыта
психологической манипуляции не занимать. И используют
они для этого всю мощь средств массовой
информации, которые мало говорят о том, что нужно для
уменьшения безработицы, для смягчения кризиса,
ложащегося всей тяжестью на плечи трудящихся. Зато
убийство, совершенное юным преступником, разрастается
,13?
при содействии радио, телевидения, прессы до
масштабов национальной трагедии. И молодежь
превращается чуть ли не в главную угрозу общественному
порядку. Угрозу, которой должно противостоять все
общество.
В результате социальный конфликт, конфликт
между классами, подменяется психологическим
«конфликтом поколений». В социальной психологии подобный
прием с подменой мотивации называется эффектом
«перемещения» или «проекций». А в обиходе в таких
случаях говорят о поисках «козла отпущения».
Именно так поступает парижская газета «Фигаро».
Морализуя по поводу дела Бруно, она лицемерно
сокрушается: прискорбно, конечно, но молодые люди
сами во всем виноваты. Ведь они «сделали все
возможное для того, чтобы от них наконец отвернулись и
оставили без снисхождения все те, кто их раньше
защищал. Они надевают каски, вооружаются кирками,
железными прутьями и... становятся убийцами во все
более раннем возрасте». Ей вторит другая буржуазная
газета — «Франс-суар»: «надо завинтить гайки», эти
юнцы должны испытывать благоговейный «страх перед
жандармом».
И на глазах у удивленной публики появляется
жандарм, оснащенный по последнему слову техники:
шашками со слезоточивым газом, мощными
брандспойтами, гранатометами, бульдозерами и
бронемашинами. Даже у дремучего обывателя возникает сомнение:
неужели все это необходимо для борьбы с молодыми
преступниками? Но вот по улицам проносится ватага
парней на мотоциклах. Рев моторов со снятыми
глушителями разрывает барабанные перепонки. И всякие
сомнения улетучиваются. Срабатывает
пропагандистский стереотип: да, это они главные враги
общественного порядка. И вооруженные до зубов полицейские
139
превращаются чуть ли не в ангелов-хранителей и
спасителей.
С 16 по 25 октября 1975 г. в департаменте Уаза, том
самом, где совершил преступление Бруно, было
проведено семь ударных операций «в защиту стариков от
молодых проходимцев». Этими операциями руководил
сам министр внутренних дел. По вечерам устраивались
подлинные облавы, обыскивали всех, кто казался
моложе 30 лет.
— Почему все у нас? — спросил у полицейских
парень, которому в третий раз за день выворачивали
руки и карманы.
— Потому, что ваш департамент — это настоящие
джунгли,— буркнул в ответ один из полицейских.
Между тем Уаза мало чем отличается от других
департаментов страны. Здесь разместились
процветающие промышленные компании «Юзинор», «Сен-Го-
бен», «Рон-Пуленк», «Руссель-Юклаф», «Локхид»,
«Шоссон» и другие, которые не только ничего не
потеряли на кризисе, но, напротив, усиливая
интенсификацию труда, снижая реальную заработную плату
рабочим, в первую очередь молодым, еще больше
обогатились на нем. Один из выпускников технического лицея,
окна которого выходят на завод «Шоссон», выразился
по этому поводу вполне определенно: «Между лицеем
и заводом существует нечто вроде тоннеля. В конце
его нас ждут. Чтобы выжать, как лимон». Если,
разумеется, еще повезет с устройством на завод. Ведь
только за один год безработица в Уазе возросла на 150
процентов.
У департамента Уаза есть, правда, одна
«особенность»: 40 процентов его избирателей голосовали на
выборах за представителей левых партий. И в связи с
этим возникает законное сомнение: действительно ли
«ударные операции» проводятся «в защиту стариков
140
от молодых проходимцев», не служат ли они скорее
своеобразной психологической атакой в целях
запугивания обывателя все той же «молодежной
опасностью»? Один из полицейских, участвовавших в
операциях, охарактеризовал их одним словом: «Цирк!»
Следует добавить, что «цирковые номера» разыгрываются
точно по нотам и преследуют еще одну вполне
конкретную цель: связать в сознании масс «молодежную
преступность» с «левой опасностью».
Растолковать природу такой связи взялась
респектабельная «Монд». Если верить этой газете, то «все,
что идет вразрез с законами общества», социально
оправдывается «концепциями классовой борьбы, которая
основана на бунте и ненависти». За этим тезисом
следует вывод: «Источник насилия — борьба классов».
Хотя указанный вывод помещен в разделе «Свободные
мнения», что, по мысли редакции, должно смягчить ее
ответственность за него, по существу, это ничего не
меняет.
Что касается журнала «Пуэн», то для него не
существует двух мнений. Политические демонстрации, по
его убеждению, неизбежно вызывают рост
преступности.
А газета «Орор» от теоретических выкладок
переходит к практическим рекомендациям: «Политические
демонстрации во Франции все больше используются
организованными бандами для грабежей и насилий.
Руководителям таких демонстраций следует серьезно
задуматься над этим. Полиции тоже».
Цепочка замыкается. Факты молодежной
преступности превращаются в «молодежную угрозу», которая
в свою очередь отождествляется с «левой опасностью».
И вся эта манипуляция осуществляется «свободной»
прессой, которая под благовидным предлогом
борьбы с преступностью стремится всячески обелить сис-
141
тему, неизбежно порождающую преступность и
насилие.
«Свободная» пресса свое дело сделала. Властям
остается только внести некоторые уточнения. И они
делают их, обвиняя в «пристрастии к беспорядкам,
агитации преступности»... коммунистов. Под флагом
борьбы с молодежным насилием звучит открытый призыв к
реальному классовому насилию. При этом обвиняя
коммунистов в любви к беспорядкам, явно ошибаются
адресом. Мне довелось присутствовать на вечере в
защиту свобод, организованном движением
коммунистической молодежи Франции. Парижский зал «Мютюа-
лите» был заполнен до отказа. Вечер проходил по-
деловому и без эксцессов до тех пор, пока кучка
антисоветчиков, пробравшихся в зал, не начала
выкрикивать оскорбления в адрес Советского Союза.
Голоса хулиганов были заглушены громким
скандированием всего зала: «Да здравствует Советский Союз!»
А им самим предложили очистить помещение.
Порядок был восстановлен.
На вопрос, почему он вступил в коммунистическую
партию, один из сотен тысяч ее новых членов,
двадцатилетний Жак Лерю, ответил: «Я против капиталистов.
А они больше всего ненавидят и боятся коммунистов.
Значит, коммунисты — сила. И значит, мне с ними по
пути».
Я рассказал здесь об одной из форм проявлений
антикоммунизма. Их в арсенале пропаганды Запада
великое множество, от официозных до религиозных.
От формы к форме меняются темы, аргументации,
оттенки. Не меняется только мишень — коммунизм.
О СОЛНЦЕ, ЛУНЕ
И „ПРОМЫВАНИИ МОЗГОВ"
— Это был сплошной кошмар. До сих пор не могу
понять, как могла добровольно согласиться на такое.
А впрочем, могу. Я тогда находилась во власти
апатии; после угара веселых майских дней шестьдесят
восьмого наступило тяжелое похмелье. Казалось, все
наши надежды пошли прахом и изменить что-либо
невозможно. Это был и в самом деле тупик. И вот в это
время я познакомилась с Лиз. В отличие от других
моих приятелей и приятельниц, она была всегда
опрятно одета и улыбалась. Улыбалась постоянно, как
будто у нее не было никаких проблем. Когда я
спросила ее об этом, она ответила, что все проблемы для себя
решила, ибо нашла своего друга и руководителя. Тогда
я впервые услышала о Муне, который основал в
Париже миссионерский центр.
Ингрид прервала свой рассказ, достала из сумочки
сигареты, закурила. А я мысленно представил себе
гладкое лицо, узкие раскосые глазки, зализанные
назад волосы, которые видел на фото во французском
журнале. Мун Сон Мен — глава одной из самых
воинствующих сект. У нее много названий: «Пионеры новой
эры», «Ассоциация за объединение мирового
христианства», «Международный культурный фонд»,
«Университетская ассоциация исследования научных
принципов», «Институт мысли объединения»,
«Международная конференция по объединению научных дисциплин».
Ко всем этим наименованиям я бы добавил еще одно:
«Разветвленная организация по улавливанию
человеческих душ», ибо .все названные выше ассоциации,
фонды, институты являются в действительности од-
144
ной и той же сектой, стремящейся в зависимости от
места и обстоятельств привлечь в свое лоно и
религиозных фанатиков, и студентов, и ученых, и
политиков.
При всем многообразии названий и
разношерстности адептов секта эта имеет одну цель. Мун Сон Мен
(что означает в переводе с корейского «соединивший
в себе сияние солнца и луны») торжественно
провозгласил в своем евангелии «Божественные принципы»,
что он возглавил борьбу «сынов Авеля» (сторонников
добра) против «сынов Каина» (носителей зла). Если
же отвлечься от аллегорий, то сыновья Авеля —
антикоммунисты, а сыновья Каина — коммунисты. Высшая
и единственная цель мунистов — это борьба с
дьяволом, коммунизмом. Эту цель Мун Сон Мен во
всеуслышание подтвердил летом 1976 г. на площади 16 мая в
Сеуле, где в присутствии миллиона своих сторонников
заявил, что «все религии должны объединиться против
коммунизма, злейшего врага бога и всего
человечества».
А началось все более 20 лет назад.
После окончания войны в Корее, где он принимал
активное участие на стороне американцев, Мун Сои
Мен основал в Сеуле не без помощи диктатора Ли
Сын Мана «церковь объединения». Самого себя он
провозгласил «отцом вселенной», а свою пятую жену,
восемнадцатилетнюю Хан Хак Я,— «матерью
вселенной». Главным своим помощником Мун сделал
Пак Бо И, одного из агентов американского ЦРУ в
Южной Корее, совместно с которым организовал при
«церкви» семинары по ведению «психологической
войны» для южнокорейских полицейских и
военнослужащих. Не удивительно, что деятельность «церкви
объединения» была признана властями «общественно
полезной». Утвердив позиции «церкви» внутри страны,
Ю Эдуард Розенталь
145
Мун перенес свою деятельность в другие страны,
прежде всего западноевропейские.
И вот теперь я слушал рассказ Ингрид, которую
мунистам удалось в свое время привлечь в секту и
продержать ее там около двух лет.
Ингрид сделала еще несколько затяжек,
притушила недокуренную сигарету и продолжала:
— Это случилось сразу после майских событий.
В то время я не придала этому факту особого
значения, поняла только значительно позднее. Лиз
приносила мне газету «Ле нувель эспуар», которую издавал
миссионерский центр. В ней много говорилось о любви,
надежде, вере, поисках своего «я», это были любимые
темы «Ассоциации за объединение мирового
христианства». Ничего интересного в этой газете я не нашла,
обычные христианские банальности. Все же Лиз
уговорила меня побывать на вилле, где все они жили.
Вилла оказалась настоящим дворцом, множество
комнат, большой зал. Все сверкало чистотой: паркет,
люстры, скатерти. Молодые люди с короткой стрижкой
носили белые рубахи и тергалевые брюки, девушки —
плиссированные юбки, ничего похожего на обитателей
молодежных коммун, где я бывала раньше. Встретили
меня дружелюбно, вместе с ними я пила чай с
пирожными. Спать легли очень рано, мальчики — на первом
этаже, а мы — на втором. В спальной комнате не было
кроватей, спали на матрацах, некоторые просто на
подстилке.
Ингрид говорила быстро, почти без пауз, и я
еле успевал делать заметки в блокноте. Она не
обращала на это никакого внимания.
— Проснулась я от пения, которое доносилось с
первого этажа. Лиз уже была одета и ждала моего
пробуждения. Мы спустились вниз и присоединились к
другим, пили кофе. Какая-то незнакомая девушка на-
№
мазала мне булочку маслом и предложила
клубничный конфитюр. Потом мы перешли в зал, он был
совершенно пуст, только на стене висел огромный
портрет восточного человека. Это и был Мун, а рядом
знамя Южной Кореи. Мы уселись на циновки, и вошел
человек средних лет, которого встретили
аплодисментами, все называли его «шефом». Он долго
рассказывал нам — оказалось, что таких, как я, новичков здесь
было немало,— о задачах ассоциации. Шеф говорил
обо всем и ни о чем. О первородном грехе, о
сексуальной революции, которую предавал анафеме, о
священниках, погрязших в разврате и изменивших Христу,
о международном положении и коммунистической
угрозе, об эгоистах-родителях, которые не способны
понять своих детей, и о многом другом. И все время
улыбался, я его про себя назвала «человеком, который
смеется». Пожив подольше в коммуне, я поняла, что
улыбка входит в каталог правил мунистов. Потом мы
читали молитву, что-то вроде «Отче наш», где в роли
«отче» выступал Мун.
После обеда — ели все вегетарианское, в основном
рис с овощами, мясо и рыба вообще не потребляются
муннстами — мы снова вернулись в зал, где нас
разбили на группы по шесть человек и шеф каждой из
групп отвечал на наши вопросы. Требовал, чтобы мы
формулировали свои вопросы четко и кратко, сам
отвечал так же быстро.
Я задала вопрос, в чем же суть программы
ассоциации. Шеф ответил: В любви — и добавил: Вы ведь
цените любовь? В любви к кому? К нашему богу
Муну. Почему я должна любить Муна? Потому, что
Мун открывает нам истину. Вы ведь любите истину?
Но почему я должна ему верить? Потому, что он
искренен, вы поняли? Но кто докажет, что он искренен?
Солнце и луна не могут лгать, они несут свет, а свет —
147
это истина. Коммунисты несут миру мрак, Мун —
свет,— вы поняли?.. И все в том же духе. Иногда шеф
аргументировал свои ответы цитатой из библии или
Тейяра де Шардена, иногда математической
формулой. Но в конечном счете все истины сводились к
одной: коммунизм грозит человечеству гибелью. Конечно
же я понимала, что все это чушь, и все же что-то меня
удерживало в секте. Благожелательность новых
товарищей, их улыбки, дружба Лиз? Не знаю. Иногда
думала, может быть, они все правы, а ошибаюсь я.
Потом я втянулась в новую жизнь и вообще перестала
думать и анализировать, жила по инерции, делала все,
что делали другие. Иногда ловила себя на мысли: до
чего же удобно ни о чем не думать и не иметь никаких
проблем, знать, что тебя оденут, обуют и накормят.
Жизненные цели и интересы сузились до железного
распорядка муновской коммуны: в пять часов утра
вставала, пила кофе, пела псалмы и шла на работу.
Мы с Лиз работали в мастерской по изготовлению
искусственных цветов. По 15—16 часов в сутки! Спали не
больше 5 часов. Остальное время занимали
песнопения. На политических «курсах» нам внушали, что
Франция совершила смертельную ошибку, покинув
военную организацию НАТО, и что французское
правительство поступает неправильно, приглашая в
страну советских лидеров. Нас наставляли, что мы
призваны в будущем исправить подобные ошибки.
Ингрид усмехнулась, впервые за весь свой рассказ.
Очевидно, практика постоянных улыбок у Муна
отбила у нее охоту улыбаться.
— Самое странное, что я молилась вместе с
другими, хотя всегда была неверующей. Молилась по
инерции. Дни и ночи бежали быстро, однообразно и
бездумно. Первое время ко мне приходили мои бывшие
друзья из университета, уговаривали бросить всю эту
148
чушь; отец грозил увести меня силой. Но шеф сказал,
что я совершеннолетняя и никто против моего желания
силой забрать меня из коммуны не имеет права. И все
же главное заключалось в том, что я сама уже не
имела ни силы, ни воли вернуться к прежней жизни с ее
проблемами, заботами и необходимостью о чем-то
думать. Постепенно все мои бывшие друзья оставили
меня в покое. Сейчас я понимаю, что это был не покой,
а полная опустошенность. А тогда, засыпая после
изнурительного дня на жесткой циновке, я чувствовала
себя счастливой. Невероятно, но факт. Один отец еще
пытался вызволить меня из сетей Муна. Он действовал
настолько энергично, что мои шефы сочли за лучшее
отправить меня на стажировку в США. В Калифорнии
я работала на чайных плантациях, получая за это
4 цента в день. Ну а потом я приглянулась одному из
шефов, и он устроил меня на «курсы», где из
проверенных людей готовили руководящие кадры для «церкви
объединения». И вот там, на этих курсах, я вдруг
очнулась. Все началось с диалектического материализма,
который нам преподавали в числе других дисциплин,
с тем чтобы мы могли ниспровергать «дьявольское
учение» с полным знанием дела. Надо сказать, что еще
в университете меня тянуло к марксизму, но потом я
увлеклась экзистенциализмом. Май 1968 г. все
перепутал в моем сознании, и, когда меня подобрали му-
нисты, я сама не знала, кто прав и на кого можно
опереться. И вот я снова взялась за Маркса. Помню,
читала статью, в которой высмеивался некий Криге,
писавший пошлости о женщинах и считавший, что
поскольку коммунизм является воплощением
всеобщей любви, то любвеобильные женщины должны быть
жрицами коммунизма. Что-то вроде этого: трижды
благословенны женщины, ибо им суждено дать первое
освящение давно предсказанному царству блаженства.
149
Маркс и Энгельс писали по этому поводу, что Крите
превращает коммунизм в бред о любви. По странному
стечению обстоятельств и фамилия женщины-шефа,
руководившей группой девушек, в которую входила и
я, была Криге. Она тоже говорила нам о призвании
женщин исправить этот мир, погрязший в хаосе, с
помощью любвеобильных женских сердец, об обществе
будущего, которое явится воплощением всеобщей
любви. Только у нее это был, разумеется, не
коммунизм, а результат победы над международным
коммунизмом. И вот на очередной беседе с фрейлейн
Криге меня будто прорвало, я громко расхохоталась.
Долго не могла остановиться. Все решили, что это
истерика. Такое случалось в муновских сектах нередко. От
нервного перенапряжения или от постоянного
недоедания. Но со мной было совсем другое — кстати, на
«курсах» мы питались уже вполне прилично,— просто
я снова обрела способность здраво рассуждать. И
когда Криге начала убеждать нас, что женщине
предопределено рожать мужчин, в то время как мужчины
на это не способны, я не удержалась от смеха. С этого
дня я снова начала думать. Прежде всего о себе и о
происходящем вокруг меня. А происходило вот что:
нас учили манипулировать сознанием молодых людей
по тем же правилам, которые применялись до этого к
нам самим. Главное, убеждали профессиональные му-
нисты, это найти юношей и девушек, потерявших
жизненный компас, запутавшихся в сложных
противоречиях жизни и ищущих выхода из лабиринта. Вот
почему они и обосновались во Франции сразу после
майских событий 1968 г., оглушенную и растерявшуюся
молодежь было легче привлечь и оторвать от
привычной обстановки. Изоляция — очень важный момент в
технике мунистов, людей отрывают физически и
морально от внешнего мира и затем вдалбливают им
150
идеи Муна. Главную опасность, учили нас,
представляют в этот период родители, которые готовы на все,
чтобы вернуть своих детей в семью. Поэтому мунисты
разработали специальную тактику. В своей
эгоистической любви, говорили они, родители всецело находятся
во власти сатаны, который ими управляет. Они
умоляют своих сыновей или дочерей вернуться, потом
плачут, угрожают,исступленно ругаются, теряют
всякий разум, и сами не знают и не понимают, что
говорят. Когда молодые люди встречаются затем со
своими родителями и те ведут себя именно так, как
предсказывали мунисты, они и в самом деле начинают
верить, что их отцы и матери подпали под сатанинскую
власть. Подобных психологических трюков у мунистов
в запасе неисчислимое множество. И все они
основываются на правиле: те, кто приобщается к движению
Муна, обязуются отдать ему свою кровь, пот, свои
материальные ценности, настоящие и будущие. Я знаю
ребят из богатых семей, которые письменно обязались
отдать Муну недвижимую и движимую собственность,
денежные вклады и земли, которые они должны были
наследовать от родителей. Он зарабатывал и на таких,
как я. Платил нам, я уже говорила, по 4 цента, а мы
ему приносили доход до 100 долларов в неделю. Если
кто-то хотел получить разрешение на женитьбу —
разумеется, жених и невеста выбирались только из среды
мунистов,— необходимо было уплатить за разрешение
на брак квоту в 400 долларов. Немудрено, что Мун
стал сегодня одним из самых богатых людей в мире,
он владеет военными заводами и отелями,
крупнейшими магазинами и месторождениями полезных
ископаемых. И сам живет в Барритауне под Ныо-Иорком в
шикарном дворце с охраной. Перебрался в США, там
его не облагают налогами и друзья из ЦРУ рядом.
Ингрид посмотрела на часы;
J51
— Извините, я еще многое могла бы рассказать о
Муне, но мне пора кормить ребенка... Да, я ушла из
секты, мне угрожали адом в загробной жизни и даже
физической расправой — в этой, я слишком многое
узнала. Но я их не боюсь и делаю сейчас все, чтобы
предостеречь молодежь от капканов, расставленных Му-
ном... Нет, я не коммунистка, хотя думаю, что выход
молодому поколению может подсказать марксизм. И я
сочувствую коммунистам. Уже хотя бы за то, что Мун
их считает своими главными врагами...
Таких, как Ингрид, вероятно, немало, ибо
возмущение против действий мунистов растет во всем
западном мире. В мае 1977 г. Мун был арестован в США, в
том самом Барритауне, где он проживает, за то, что
вместе с десятью сторонниками ворвался в частный
университет и пытался вести там пропаганду своих
идей. Мун, правда, вскоре был освобожден под залог,
но газеты начали открыто обвинять его в применении
метода «промывания мозгов».
В упоминавшейся книге «Пропаганда» Ж- Эллюль
подробно описывает этот метод, который включает в
себя три обязательных компонента, действующих
одновременно. Прежде всего «объект» должен быть
оторван от своей привычной социальной среды, а также от
всякой исходящей от нее информации. Это повергает
его в состояние нервного возбуждения, которое в
течение сколько-нибудь длительного времени выдержать
невозможно, и как результат психического срыва
наступает состояние прострации. Для того чтобы
ослабить сопротивление «объекта», его держат на голодном
пайке и искусственно сокращают периоды сна. Второй
компонент заключается в том, что человек
подвергается беспрерывной бомбардировке лозунгами, которые
должны быть очень общими, расплывчатыми и вместе
с тем крайне упрощенными, элементарными. Разумеет-
152
ся, замечает Ж. Эллюль, эти лозунги сначала
вызывают у индивида иронию и насмешки, но постепенно,
хочет он того или нет, они изменяют структуру его
сознания, ибо, заполняя все его существование, они в то
же время не дают ему времени на размышление. И он
начинает все больше подчиняться внушению. Не
осознанно, а невольно, подобно тому как потребитель
подсознательно следует рекомендациям назойливой
рекламы. И, наконец, третий компонент, тесно
связанный с двумя предыдущими,— это «реконверсия»
сознания индивида, или оснащение его новыми идеями,
противоположными тем, что он имел раньше. Подобная
«реконверсия» достигается посредством внешне
демократических дискуссий, во время которых ловкие
пропагандисты отвечают на вопросы индивида и,
пользуясь ослаблением его физического и психического
состояния, стремятся вызвать у него сомнение в прежних
убеждениях, а затем и согласие с новыми. При этом
психологи наблюдали следующий эффект: чем больше
проникали в сознание индивида новые идеи, тем
фанатичнее он отрицал свои прежние убеждения.
Собственно говоря, метод «промывания мозгов»,
которым по всем правилам «науки» пользуются муни-
сты, является не чем иным, как доведенной до своего
логического завершения психологической
манипуляцией сознанием, и прежде всего подсознанием
человека. Ж. Эллюль, рассуждая о принципах «современной
пропаганды», дает ясно понять, что она должна
добиваться не «активной мобилизации человека на
действие», т. е. не продуманной и осмысленной
деятельности, а «пассивного» поведения.
«Оператор-пропагандист,— пишет он,— знает цель, которую необходимо
достичь, а также действие, с помощью которого она
может быть достигнута, и он управляет инструментом,
который вызывает со стороны человека именно такое
153
действие. Таким образом, пропаганда служит частным
случаем более общей проблемы: отделения в нашем
обществе мысли от деятельности».
И если Мун и его секта подвергаются на Западе
все более резкой критике, так это вовсе не из-за
методов, которые они применяют, а из-за «грубых»
эксцессов, которые компрометируют подобные методы. Ведь
совсем не обязательно, чтобы молодые люди,
завербованные на борьбу с коммунизмом, кончали жизнь
самоубийством и сжигали себя на костре, как это
случилось весной 1977 г. с одним двадцатилетним
французским мунистом в городе Иль-э-Вилэн. Падение
престижа Муна имеет и другую причину: снижение его
воздействия на молодежное сознание, ибо само
сознание западной молодежи не находится сегодня в
состоянии беспорядочных поисков истины, как это имело
место в бурный период конца 60 — начала 70-х годов.
Поиски продолжаются, но они стали более
спокойными и обдуманными. И в этих условиях метод
«промывания мозгов» в значительной степени теряет свою
эффективность.
Впрочем, сам Мун не унывает. В последнее время
взоры южнокорейского мессии обратились к ФРГ, где
его местные адепты распространили миллион
экземпляров листовки, озаглавленной «Готт мус цюрюк нах
Ойропа!» («Бог должен вернуться в Европу!»). Еще
недавно, во время празднования 200-летнего юбилея
Соединенных Штатов, сторонники Муна пели «Год блесс
Америка!» («Бог славит Америку!»), но, после того
как американские финансовые власти лишили секту
фискального иммунитета и обложили ее налогами,
мэтр решил перебраться вместе с богом на другую
квартиру. И Западная Германия представляется ему
самым подходящим местом. Если верить упомянутой
листовке, то именно ФРГ находится в критической си-
154
туации перед лицом коммунизма. С востока «атакуют
армия и флот красных», с юга и запада — «народные
фронты» Италии и Франции, с севера — скандинавы,
«заигрывающие с социализмом». Как тут не вспомнить
гитлеровскую пропаганду, обличавшую «красную
опасность» и «латинскую фривольность».
Антикоммунизм имеет солидную преемственность.
И если солнце Муна сегодня несколько потускнело, то
это еще не значит, что оно закатилось. Кто знает, как
повернутся события в дальнейшем и не придется ли
капиталу вновь прибегнуть к фашиствующим методам
пропаганды. Буржуазная идеология никогда не
отказывалась в случае нужды от этого, как и от прочих
методов, в том числе «интеллектуальных»,
рассчитанных на тех, кто сопротивляется приемам оккультизма,
«массовой культуры» или «промывания мозгов».
ПОЗНАКОМЬТЕСЬ: ЖАН-ФРАНСУА РЕВЕЛЬ
Французский социолог Жан-Франсуа Ревель
создает только бестселлеры. Точнее, их делает таковыми
западная пропаганда. В свое время в моде была его
книга «Ни Маркс, ни Иисус», вышедшая в 1970 г.
В 1976 г. появилась другая его книга — «Тоталитарное
искушение», которая сразу же стала предметом
шумного паблисити. Ее рекламировали радио, телевидение,
пресса. А парижский еженедельник «Экспресс» даже
посвятил ей целиком один из своих номеров. Почему
же этому социологу было оказано такое внимание?
В качестве объяснения подобной акции в редакционной
статье «Экспресса», предшествующей отрывкам из
самой книги, приводится рассуждение Л. Н, Толстого из
«Войны и мира» о том, что в моменты страшной опас-
155
ности человеку слышатся как бы два голоса. Первый
резонно убеждает сохранять хладнокровие и, познав
природу опасности, бороться с ней, второй горячо
внушает, что опасность фатальна и что предотвратить ее
невозможно, а потому не лучше ли продолжать жить,
как живется, и будь что будет. Редакция «Экспресса»
со своей стороны полагает, что следует прислушаться
к первому голосу (редакционная статья так и
называется: «Первый голос») и в качестве такового
рекомендует читателю голос Жана-Франсуа Ревеля, носитель
которого, т. е. сам Ж.-Ф. Ревель, является не только
писателем-социологом, но и постоянным политическим
обозревателем того же «Экспресса».
Сама по себе книга Ж.-Ф. Ревеля скорее всего
осталась бы незамеченной, бестселлером ее сделала
реклама, которая была тщательно продумана и
подготовлена заранее. Ожидалось, что ребенок родится
богатырского сложения, не вышло. «Монд» обнаружила в
«Тоталитарном искушении» извращенные факты,
необоснованные утверждения, эклектику и просто
наивности. Орган коммунистов «Юманите-диманш»
высказался более определенно: «Ему заказали бульдозер,
а он дал терку для овощей».
Как бы там ни было, но Ж.-Ф. Ревель выполнил
социальный заказ в срок. А цель «Тоталитарного
искушения», вышедшего в свет накануне XXV съезда
КПСС, совершенно очевидна: принизить успехи
Советского Союза в строительстве коммунистического
общества, перечеркнуть его внешнюю политику мира и
разрядки, получившую столь мощный отклик в умах и
сердцах миллионов людей во всех уголках планеты.
При этом Ж.-Ф. Ревель и те, кто делает ему рекламу,
надеются, что, скомпрометировав Советский Союз, они
скомпрометируют реальный социализм в целом, а
заодно и запугают «угрозой коммунизма» тех французов,
156
итальянцев и других, которые склоняются к
мысли, что капитализм должен быть заменен социализмом.
В книге Ж.-Ф. Ревеля, как в зеркале, отразились
все страхи либерального буржуа перед неизбежностью
такой смены. Его пугает стремление испанского
народа к демократии, возможность прихода к власти
коммунистов Италии и крушение последних бастионов
колониализма в Африке. Все эти и подобные им страхи
Ж.-Ф. Ревель хотел бы внушить и читателю. Но он
прекрасно понимает, что ныне прошли времена, когда
можно было попросту замолчать успехи социализма
или опровергать их с помощью грубой и примитивной
пропаганды. Сегодня стараются осуществить
последнюю более планомерно и «научно», нередко используя
против марксизма «марксистскую» терминологию и
даже выступая «защитниками» социализма.
Именно так поступает и Ж.-Ф. Ревель. Из книги
«Тоталитарное искушение» явствует, что ее автор —
горячий сторонник социализма и не менее горячий
агитатор за социализм. Разумеется, за «настоящий»
социализм. «Чтобы покончить с примитивными и
навязшими на зубах спорами,— пишет он,— скажем с
осторожностью, что прогрессом на пути к социализму
следует считать всякую эволюцию, реформу или
революцию, в результате которых экономика начинает
побольше работать на человека, а человек — поменьше
на экономику...» И никакого классового анализа
социальных отношений, форм собственности, места
людей в общественном производстве, характера
распределения. Впрочем, те, кто знаком с предыдущими
трудами Ж.-Ф. Ревеля, знают, что он давно уже
преодолел «классовые предрассудки». Так, в книге «Ни
Маркс, ни Иисус» он категорически заявил, что в наш
бурный век понятие революции не имеет ничего
общего с «концепциями прошлого». И уж, конечно, с та-
157
кими «стереотипами», как «Парижская коммуна»,
«Октябрь 1917 года».
О какой власти пролетариата может идти речь,
когда нынешний рабочий индустриального общества, по
определению Ж.-Ф. Ревеля,— это «карлик». Рабочий
класс «занимает не то место, которое Маркс отводил
ему в XIX в.», а то, которое «в прошлом столетии
занимало крестьянство». Впрочем, и само понятие
«класс», по мнению Ж.-Ф. Ревеля, тоже устарело.
Сегодня можно говорить только о «классах
интеллектуальных, сексуальных, расовых, эстетических, которые
основываются на отказе от того или иного образа
жизни», а также на выборе «своих собственных привычек,
манеры одеваться н питаться». Если сегодня можно,
как считает Ж.-Ф. Ревель, говорить лишь о
«неклассовых классах», то в чем же тогда заключается
социализм, к которому он призывает?
Оказывается, «социализм может быть реализован
только посредством общепланетарной координации», и
врагом его выступает... коммунизм, который
«порождает... мощные и изолированные государства...» и,
становясь «тормозом многовековой эволюции к
безгосударственной цивилизации», «разрушает во имя
социализма политическую демократию».
Но социализм «посредством общепланетарной
координации»— не такая уж и новинка. Это
видоизмененная идея «мирового правительства», о которой
писал в свое время и сам Ж.-Ф. Ревель. И пояснял при
этом, что такое мировое правительство «должно быть
создано на принципах ассоциации, а не подчинения»,
с тем чтобы оно смогло аккумулировать и соорганизо-
вать «все материальные и интеллектуальные ресурсы
рода человеческого» и таким образом осуществить
социалистическую революцию.
Автор «Тоталитарного искушения» делает вид, что
158
выступает противником не только социалистических
государств, но и принципа государственности как
такового и что само существование любых суверенных
национальных государств тормозит «многовековую
эволюцию к безгосударственной цивилизации». На
самом деле, за рассуждениями Ж--Ф. Ревеля о
«безгосударственной цивилизации» стоит вовсе не забота о
будущем человечества. Им владеют другие идеи. В
частности, идея создания военно-политического блока
«малой Европы» под руководством наднационального
европейского парламента, которая очень близка его
сердцу, как и сердцу владельца «Экспресса» Ж.-Ж.
Серван-Шрайбера. Автор «Тоталитарного искушения»
полагает, что отчуждение французского суверенитета
в пользу европейского парламента пойдет Франции
только на пользу. В самой Франции на этот счет
существует и другое мнение. Переговоры о выборах
европейского парламента нередко называют там
уточнением деталей о том, «под каким соусом США скушают
страны «Общего рынка»». Ж.-Ф. Ревеля подобная
перспектива не страшит. Он готов пожертвовать
национальным суверенитетом своей страны ради сохранения
классовых привилегий буржуазии. И это называется
началом «общепланетарной координации», подходом
к реализации «настоящего» социализма.
В свое время Ф. Энгельс точно определил
историческое место государства в будущем: в музее
древностей, рядом с прялкой и бронзовым топором 1. И
нынешнее поколение коммунистов с этим вполне согласно.
Но марксисты понимают, что государство не
исчезнет, пока не исчезнут породившие его социальные
условия, и прежде всего классовые. Высмеивая
рассуждения о внеклассовом «мировом правительстве», они
1 См. /С. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 173.
159
активно борются за равноправие и взаимовыгодное
сотрудничество между всеми суверенными
государствами, независимо от социальной системы, к которой они
принадлежат. А положение об «общепланетарной
координации» на деле оборачивается защитой тех, кто
упорствует в подрыве политики разрядки
международной напряженности и в сколачивании новых
агрессивных империалистических блоков.
Что же касается утверждений Ж.-Ф. Ревеля о том,
будто коммунисты «разрушают политическую
демократию», то тут он явно не сводит концы с концами.
В самом деле, одно из двух: либо коммунисты —
приверженцы государственности и тогда они не могут
разрушить политическую демократию, которая сама
существует как форма государственной власти, либо они
«разрушают политическую демократию» и тогда не
могут быть приверженцами государства.
В действительности речь может идти не о любви
или нелюбви к абстрактной политической демократии,
а о ее конкретной классовой сущности и о том, кто ее
осуществляет. Политическая демократия как форма
государства бывает разная: и такая, при которой
ничтожное меньшинство населения господствует над
подавляющим большинством народа, и такая, при
которой подавляющее большинство народа ликвидирует
господство ничтожного меньшинства.
Для подкрепления своих тезисов о социализме
Ж.-Ф. Ревель даже выводит критерий, который
помогает ему отличить «более социалистические»
государства от «менее социалистических». «Более
социалистическими», по его мнению, являются государства,
которые «подчиняют свою внешнюю политику
интересам внутренней». А еще лучше, если вообще
отказываются от внешней политики. «Если дозволено
сказать,— перефразируя формулу Клаузевица,— что внеш-
160
няя политика — это начинающаяся иными средствами
война, то из этого можно сделать вывод: исчезновение
того, что именуется внешней политикой, будет одним из
важнейших факторов грядущей мировой революции».
В соответствии со своей схемой в качестве примера
«наиболее продвинувшихся к социализму» стран
Ж.-Ф. Ревель называет Японию и Швецию. Почему не
княжество Лихтенштейн? Ведь оно не имеет даже
такого важного аппарата внешней политики, как
министерство иностранных дел, или такого необходимого
атрибута национального государства, как армия. И вся
политика его правительства сосредоточена только на
внутренних делах.
А вот Советскому Союзу в социализме придется
отказать: он располагает мощным государством и
современными вооруженными силами, к тому же не
перестает проявлять инициативу во внешней политике,
выступил, например, одним из главных инициаторов
созыва Совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе.
Покончив с внешней политикой, Ж.-Ф. Ревель
принимается за внутреннюю. И тут интеллектуал
опускается до уровня примитивных стереотипов Алена
Пенеля. Вот, например, как он описывает жизнь
советских людей: «Условия труда рабочих близки к
крепостническим», «Масса крестьян гораздо более несчастна,
чем в конце XIX века». Правда, «билет московского
метро не дорожает», зато какой «редкостью является
картофель»!
Подобные аргументы не часто встретишь ныне
даже в трудах самых дешевых
пропагандистов-антисоветчиков. Но, кстати, о картофеле: за год он
подорожал во Франции втрое. И не только картофель. И не
только во Франции. И вместе с тем не столь давно в
одной из стран западной демократии мне довелось
И Эдуард Розенталь
161
быть свидетелем такой сцены: гору картофеля и
помидоров облили керосином и уничтожили. Ради
поддержания высоких прибылей монополисты идут и не на
такое. Но у Ж.-Ф. Ревеля свое мнение: «Раз прибыли
растут,— пишет он,— значит, система функционирует».
А раз функционирует, значит, «не умирает». И,
позабыв про свои прокламации насчет «настоящего»
социализма, он принимается перечислять «достоинства»
капитализма. Я позволю себе не останавливаться на
них. Сошлюсь только на письмо, которое прислал в
редакцию еженедельника «Экспресс» читатель Шарль
Жанан из французского города Морто после того, как
познакомился с номером, посвященным книге
«Тоталитарное искушение»: «Месье Жан-Франсуа Ревель
пишет, что все социалистические режимы потерпели
крах, за исключением социал-демократических
режимов Северной Европы и, по логике его мышления,
других капиталистических демократий с высоким уровнем
жизни. Моя внучка закончила учебу в июне 1975 г. в
возрасте 20 лет. Она получила все необходимые
дипломы для трудоустройства. С тех пор, несмотря на
многочисленные запросы в самых различных местах,
она остается без работы и не имеет права на пособие
по безработице. Ее точка зрения на демократию явно
не совпадает с концепцией Ж.-Ф. Ревеля». Как не
совпадают с этой концепцией и взгляды миллионов
трудящихся Франции и других капиталистических стран,
потерявших работу или живущих в постоянном страхе
потерять ее. Правда, автор «Тоталитарного
искушения» вспоминает, что и сам он взялся все-таки
агитировать не за капитализм, а за социализм: «Если нам
скажут, что капитализм должен быть изменен и даже
трансформирован в другую систему, о которой мы
пока еще ничего не знаем, н этим ограничатся, то я
безоговорочно подпишусь под таким заявлением».
162
Но под таким заявлением безоговорочно
подпишутся и все члены семейства Ротшильдов.
Капиталистическая система настолько себя скомпрометировала,
что ныне даже миллионеры предлагают отменить
термин «капитализм» и заменить его каким-нибудь
другим.
Понятно, почему «Экспресс» пошел на столь
необычный эксперимент, посвятив свой миллионный
тираж одному Жану-Франсуа Ревелю. Благодаря
рекламе книга «Тоталитарное искушение» в течение
нескольких месяцев была самым популярным во Франции (по
количеству проданных экземпляров) политическим
произведением и использовалась в целях
антикоммунистической пропаганды. Гран-патрон еженедельника
«Экспресс» Ж.-Ж. Серван-Шрайбер в одном из своих
выступлений сослался даже на «челюсти
тоталитарного искушения», грозящие якобы сомкнуться над
Францией.
В ДУХЕ РАДАМЫ ВТОРОГО
С террасы открывалась великолепная панорама.
Внизу светилось море огней ночного Антананариву.
А вверху, в черном осеннем небе, ярко горели
зеленоватые звезды Южного Креста. Воздух был насыщен
сухим треском цикад и незнакомым ароматом каких-
то диковинных ночных цветов.
Мы сидели за обеденным столом. Дети Кларисы
принесли блюдо с незнакомыми овощами и
неизменную пищу малагасийцев — рис с разными приправами
и соусами.
Клариса была терпелива. Она снова и снова
пыталась научить нас правильно произносить ее фамилию:
— Да нет же, это совсем несложно.— И проговори-
163
ла-пропела: Андриа-мампандри-раци-фандри-аманана.
Потом повторила слитно: Андриамампандрирацифан-
дриаманана.
Я тоже попытался пропеть, но запнулся на втором
слоге и безнадежно махнул рукой. Чтобы с такой же
легкостью и напевностью произносить малагасийские
фамилии, надо съесть по меньшей мере пуд мадагас-
карского риса.
Клариса Андриамампандри — Рацифандриамана-
на — член Мальгашской академии, известная
писательница. Ее произведения печатались и у нас в
«Иностранной литературе». Она — уважаемый член
общества. Клариса усмехнулась:
— Да, уважаемый. Сегодня. А ведь еще не столь
давно директриса лицея, француженка, обзывала нас
грязными мальгашами. Это в период колониализма.
А при неоколониалистском режиме Цирананы, когда,
уже став писательницей, я была приглашена в
Советский Союз на юбилейное пушкинское торжество,
чиновник долго мусолил мой паспорт, а потом злобно
спросил: «Пушкин — это кто, Ленин?»
Одна из центральных улиц столицы названа
именем Ленина. Клариса кивает: «Да, но до этого были
март 1947-го, май 1972-го и февраль 1975 годов».
В марте 1947 г., чувствуя, что их господству на
острове приходит конец, колонизаторы спровоцировали
ряд кровавых столкновений, в ответ на которые
вспыхнуло народное восстание. Оно охватило весь восток
страны, вплоть до столицы. Восстание было подавлено
силой, и тогда мадагаскарцы, многие из которых
сражались в армии генерала де Голля против
гитлеровского фашизма, познакомились с фашизмом на своей
собственной земле.
...В городе Мураманге, что в 150 километрах
восточнее Антананариву, нас повезли в окрестный лесок.
164
Эвкалипты на красноватой почве. На опушке холмик,
на нем шест с тотемом — рогами жертвенного быка.
Один из сопровождавших нас членов местного
партийного руководства обвел широким жестом руки опушку:
— Вот здесь было уничтожено десять тысяч маль-
гашей: взрослых, женщин, детей. Французские
колонизаторы согнали их сюда, заставили выкопать ров,
связали металлической проволокой и расстреляли.
Если вы копнете здесь землю, то всюду обнаружите
человеческие кости и куски проволоки. Десять тысяч
человек! А все население Мураманги насчитывало
тогда двадцать тысяч. А потом, спустя несколько лет, это
место было засажено эвкалиптами.
Мне показали газету «Франс-Мадагаскар» от 4
апреля 1947 г. В ней —обращение французов,
проживающих на Мадагаскаре, к губернатору острова.
Восставшие именуются в нем «бандитами-автохтонами»,
которым «чем больше даешь, тем больше они
недовольны» и которые «мешают нормально жить».
И целые деревни сжигались. Пленных повстанцев
поднимали в воздух на самолетах и сбрасывали на
землю. Их сотнями заталкивали в товарные вагоны,
так, что они не могли там шевельнуться, и
расстреливали из пулеметов. Кровь текла из вагонов на землю,
и красноватая почва становилась бурой. Число
малагасийцев, погибших при разгроме восстания,
составило 100 тысяч человек.
Прогрессивная общественность Франции
протестовала против этих зверств. Протестовали и те
французы, которые в свое время были сосланы на далекий
остров за свои демократические взгляды. Теперь их
изгоняли с Мадагаскара обратно в метрополию. И все
же спустя 13 лет метрополия вынуждена была
предоставить острову независимость, не дожидаясь нового
взрыва и чтобы сохранить свое господство в новой
165
форме. Именно в это время правительство Ф. Цирана-
ны в срочном порядке засаживало деревьями братскую
могилу Мураманги, с тем чтобы стереть следы
преступлений колонизаторов. За каждый посаженный
эвкалипт в виде поощрения платили по полфранка.
Эвкалипты быстро росли, но еще быстрее падал
престиж неоколониалистского режима. Слишком
многими нитями он был связан с преступлениями
колонизаторов. К тому же в уплату за свою независимость
Мадагаскар вынужден был подписать
неравноправные соглашения, по которым Франция получила
многочисленные льготы и гарантии для своих компаний,
в том числе гарантии от их национализации.
Теоретический журнал французских коммунистов «Кайе дю
коммюнисм» писал тогда по поводу этих соглашений,
что переговоры о них велись за несколько месяцев до
получения Мадагаскаром независимости между
партнерами, «один из которых располагал верховной
властью и был готов передать эту власть только после
подписания соглашений, ограничивающих ее».
Проимпериалисгическая политика правительства
Мадагаскара заводила страну в тупик. А 13 мая 1972 г. его
лидеры сами совершили кровавое преступление. В этот
день на площади перед столичной мэрией по их
приказу была расстреляна из пулеметов демонстрация
студентов и безработных. Это явилось последней
каплей, переполнившей чашу терпения, и всенародным
референдумом Циранана был низвергнут.
На одном из центральных перекрестков
Антананариву стоит обелиск. На этом месте 11 февраля 1975 г.
выстрелом в упор был убит президент страны
полковник Р. Рацимандрава, провозгласивший поворот
страны к демократическим формам правления. Мятеж
сторонников Цирананы был подавлен. Начался судебный
процесс, в ходе которого обнаружилось, что заговор-
166
щики получали финансовую поддержку от
французского пароходного концерна «Марсейез».
Новый президент Мадагаскара Дидье Рацирака
объявил неоколониализму решительный бой. В июне
1976 г. были национализированы крупнейшие
иностранные предприятия и компании, в том числе «Мар-
сейез», банки, страховые компании, кинотеатры. Место
префектур, административно-политических единиц
колониального типа, заняли народные комитеты фукуну-
лун (общин). Накануне выборов в эти комитеты
президент обратился к народу: «Выбор кандидатов в
органы власти зависит только от вас самих. Будьте
внимательны, чтобы потом не жаловаться, что сюда
попали люди нечестные, реакционеры, носители
буржуазного духа». В стране идет классовая борьба между
представителями народной власти и приверженцами
капитализма и неоколониализма.
С двумя советскими товарищами мне довелось
побывать на Мадагаскаре весной (по мадагаскарскому
времяисчислению осенью) 1977 г., и мы сами стали
свидетелями этой борьбы. От того, что классовые
коллизии происходят подспудно (враги социализма
опасаются выступать с открытым забралом), они не
становятся менее острыми. Мы выступили в городе хромовых
руд Амбатундрадзаке (до нас здесь советских людей
еще не было) и наблюдали, с какой жадностью
слушатели ловили каждое слово. Они задавали десятки
вопросов об историческом опыте Советского Союза, о
научном социализме, о закономерностях переходного
периода. Меня поразила одна женщина. Она кормила
грудью малыша, придерживая его одной рукой, а
другой записывала лекцию. А в столичном университете
молодчик — то ли студент, то ли аспирант — прокричал
с галерки: «Все равно социализму на Мадагаскаре не
быть». Нас пригласили в деревню, где еще нет ни элек-
167
тричества, ни водопровода, и мы беседовали там с
крестьянами при свете газового фонаря. Но из
приморского курортного города Носси-Бе, куда мы
должны были вылетать наутро, позвонили и предупредили,
чтобы мы воздержались от приезда, ибо там нам не
будет гарантирована безопасность.
В центре Антананариву расположено здание
французского культурного центра. Мне довелось беседовать
с одним из его работников. Характеризуя принципы
деятельности центра, он сказал:
— Мы работаем скорее в духе принципов короля
Радамы Второго, чем королевы Ранавалуны Первой,
в духе открытых контактов с миром. Вы, вероятно,
знакомы с историей Мадагаскара?
Я был с ней немного знаком. Как раз накануне мы
посетили дворец королевы, ныне государственный
музей, и видели там портреты бывших правителей
острова. Большинство из них позировало художникам в
просторных и красочных малагасийских нарядах.
Исключение составлял как рач Радама Второй. В
высоких сапогах, обтянутый в белые рейтузы, при шпаге
и с треуголкой, он больше походил на одного из
французских маршалов, чем на короля Мадагаскара.
Политика Радамы Второго полностью соответствовала
его внешности. Придя в 1861 г. на смену королеве
Ранавалуне Первой, которая в годы своего правления
выслала с острова всех европейских советников и
миссионеров, он, напротив, широко распахнул двеои перед
иностранцами и предоставил им полную свободу
торговли и передвижения по стране в ущерб собственным
национальным интересам. Правление Радамы Второго
было очень непопулярно и длилось всего два года.
Против него поднялось восстание, и он был убит.
А в 80-х годах прошлого столетия французы
захватили остров силой.
168
Ныне бывшие владельцы острова — сама
любезность. Но я не думаю, чтобы им была по душе его
нынешняя эволюция.
Передо мной еженедельник «Экспресс» от 21—27
марта 1977 г. Его обложку пересекает широкая
красная полоса, на которой желтыми буквами выведено:
«Африка: амбиции русских». Листаю еженедельник.
Теме, объявленной на обложке, посвящены целых
шесть полос. Большая статья с подзаголовком:
«Станет ли завтра Африка красной?» А в самом тексте
говорится о «целях» советской стратегии в Африке:
«наносить удары повсюду, где ослабевают звенья
империализма и неоколониализма», и вывод: «Завтра
Африка станет красной». Одну страницу журнала
занимает карта Африки, испещренная жирными,
полужирными и тонкими полосами. Читатель узнает, что
полосы обозначают соответственно сильное, среднее и
слабое влияние Советского Союза в африканских
странах. Мадагаскарцы, например, могут констатировать,
что они пребывают в зоне слабого советского
влияния. Когда я говорил об этом в своих выступлениях на
Мадагаскаре, аудитория смеялась. Но тот, кто привык
мыслить категориями «зон влияния», продолжает
мыслить теми же категориями и сегодня, хотя влияние
влиянию рознь. Мне рассказали, что еще в 30-х
годах, когда на Мадагаскаре не было ни одного
советского человека, жители бидонвиля — самой бедной
западной окраины Антананариву — назвали свой район
Москвой, потому что Москва была для них символом
борьбы с империализмом, примером создания новой
свободной жизни. Стоит ли после этого удивляться,
что, сбросив иго колониализма, народ Мадагаскара
избрал путь к социализму.
Но именно это и тревожит бывших колонизаторов,
которые всеми силами стремятся затормозить влияние
12 Эдуард Розснталь
160
социализма в развивающихся странах. А потому они и
выдают это влияние за «козни красных». Впрочем,
это — трюк весьма примитивный, рассчитанный на
наивных людей. Для более серьезных имеются и более
«серьезные» аргументы. В журнале «Льезон»,
издающемся французским агентством по культурному и
техническому сотрудничеству, в номере от 26 декабря
1976 г.— большая статья Ж. Эллюля. Статья обращена
прямо к развивающимся странам. Ж. Эллюль —
опытный психолог и пропагандист, он не опускается
до дешевых штампов и не утверждает, подобно
еженедельнику «Экспресс», что «завтра Африка станет
красной». В заголовке своей статьи он ставит вопрос:
«Завтра. Какое общество?» — и приглашает читателя
порассуждать вместе с ним, какова же система, к
которой должны стремиться государства, добившиеся
политического суверенитета.
Ж. Эллюль даже начинает свой анализ со ссылки
на К. Маркса и приводит марксистское положение о
том, что история развивается согласно своим
собственным законам и в то же время делается живыми
людьми. Правда, автор статьи интерпретирует это
положение в том смысле, что наш мир развивается путем
борьбы между фатальностью, выраженной развитием
техники, с одной стороны, и стремлением человека к
свободному выбору, с другой. Уже в этом тезисе
Ж. Эллюля содержится передержка; объективный
процесс развития техники К. Маркс никогда не
отделял от участия в нем человека, для него это был
единый процесс. Таким образом, беря себе для большей
солидности в пособники К. Маркса, Ж. Эллюль сразу
же отходит от него. Он фетишизирует силы техники,
и в результате она у него «развивается по своим
собственным специфическим законам, независимо от
чьего-либо руководства или от какой-либо цели». Что ка-
170
сается людей, то «они интегрированы в систему
техники и даже не осознают своей истинной роли, роли
простых ее векторов». И в этой слепой подчиненности
человека технике автор статьи видит величайшую
трагедию современного общества. Конечно, Ж. Эллюль
сознает, что выступать против технического прогресса
в наше время — значит прослыть ретроградом.
Поэтому он делает оговорку, что в принципе ничего не
имеет против самой техники, но предостерегает
развивающиеся страны от «трагического периода
индустриализации», который следовало бы «перепрыгнуть», ибо
индустриализация «разрушает творческий динамизм и
личную индивидуальность, которые существовали
ранее в мире». Ж. Эллюль говорит о «перепрыгивании»
не через этап капитализма, а именно через этап
индустриализации, свойственный не только капитализму,
но и социализму.
Правда, как истинный либерал он на словах
признает, что капитализм не имеет будущего и что
история ныне развивается в сторону социализма. Дань
моде а 1а Ревель, слишком непопулярен капитализм в
сегодняшнем мире. «Со своей стороны,— пишет Ж.
Эллюль,— я абсолютно уверен, что приход социализма
не является больше предметом свободного
ценностного выбора. В XIX в. социализм выбирали. Сейчас он
неотвратим». И автор статьи заключает, что
социализм, как и развитие техники, выступает сегодня в
качестве очередной фатальности. А раз так, то стоит ли
его выбирать и бороться за него, ведь он неотвратим
и придет без какого-либо участия со стороны народов
развивающихся стран. И к тому же, по словам Ж. Эл-
люля, существует великое множество возможных
вариантов социализма: «коллективистский»,
«самоуправляемый», «централизованный» и пр. Какой больше
подходит Африке, сказать трудно. Но вот в чем автор
171
статьи уверен, так это в том, что «советский»
социализм, который может казаться развивающимся
странам вдохновляющим примером, на самом деле им не
подходит, ибо он опять-таки «подчинен техницизму» и
ведет к индустриализации, которая убивает творческий
динамизм и обесценивает индивидуальность.
Таким образом, будучи в словесных выражениях
гораздо деликатнее и тоньше Ж.-Ф. Ревеля, Ж. Эл-
люль, по-существу, целиком смыкается с ним. В
принципе он за социализм, но не за тот, что реально
существует, а за тот, которого нет и который неизвестно что
собой представляет.
Что же тогда остается? Ж. Эллюль категоричен:
остается личность. «Для меня,— пишет он,— главную
ценность представляет человеческая личность». Иначе
говоря, техника должна служить человеку, а не
превращать его в свой вектор. В качестве противника
подобного взгляда Ж. Эллюль приводит американского
психолога Б. Скиннера, который заявил: «Человек
должен быть хорошо функционирующим механизмом.
Совесть, свобода — все это слова, они на деле мешают
нормальному функционированию человека, которого
необходимо рассматривать как машину. И потому
следует отбросить прочь все эти проблемы свободы,
совести, чести, справедливости, они ровным счетом ничего
не значат».
Но, критикуя Б. Скиннера и говоря о
необходимости превращения человека в меру всех вещей, Ж.
Эллюль попросту заимствует идею ценностной
ориентации социализма, где, в отличие от капитализма,
техника давно уже не довлеет фатально над людьми, а
планово развивается ими в соответствии с их коренными
интересами. «Все во имя человека, для блага
человека!»— таков основной девиз реально существующего
социализма.
172
По мнению Ж. Эллюля, индивид должен прежде
всего отказаться от обожествления техники. А «это
предполагает широкую, всеобъемлющую
интеллектуальную культуру и способность существования в двух
регистрах, нечто вроде жизни на манер шизофреника»,
в том числе «в регистре культивированной личности,
которая... с высоты своей культуры осуществляет
критику того, что она делает в качестве техника... Иными
словами, единственный выход, который я вижу,— это
создание нового типа человеческой личности».
Подобных советов по усовершенствованию
личности было немало. Но радикально усовершенствовать
ее смогла только социалистическая революция,
коренным образом изменившая условия жизни личности, и
прежде всего ликвидировавшая эксплуатацию
человека человеком. Разумеется, подобный выход для
Ж. Эллюля неприемлем. Он не прочь пококетничать
с К. Марксом, а также воздать хвалу абстрактному
социализму. Но, как только дело доходит до
принципов, он возвращается в строй апологетов
существующей системы. Вместе с тем его воздействие на умы не
искушенных в политике людей гораздо опаснее
открытых высказываний заведомых реакционеров.
...В поездке по Мадагаскару нам пришлось много
раз выступать с докладами и лекциями перед самой
различной аудиторией: рабочими, крестьянами,
профсоюзными работниками, учащейся молодежью,
женщинами-активистками. Нам задавали много самых
различных вопросов о жизни в Советском Союзе. И вот
что любопытно, независимо от меры
доброжелательности или враждебности этих вопросов среди них
постоянно повторялись три темы: действительно ли в
социалистических странах ограничиваются свободы
личности; действительно ли Советский Союз
представляет угрозу для Запада и не является ли борьба идео-
173
логий помехой на пути разрядки международной
напряженности.
С теми или иными нюансами с подобными же
вопросами мне приходилось сталкиваться и во Франции,
и в Швейцарии, и в Италии, и в ФРГ, и в Англии, и в
других странах. О каких-либо случайностях и
совпадениях здесь не может быть и речи. Напротив,
создается впечатление, что мы имеем дело с
целенаправленной и долговременной идеологической кампанией
по созданию новых мифов на потребу самых широких
масс. Эти мифы складываются в антисоветскую
мифологию, которую западная пропаганда активно
эксплуатирует на самых различных уровнях. Цель ее —
ослабить силу примера реального социализма,
оказывающего могучее влияние на сознание миллионов
людей во всем мире. В этой мифологии черпает
вдохновение и «легион социологов и психологов»,
защищающих интересы старого общества. И в этом
содержится глубокий смысл, ибо, как писал В. И. Ленин,
создание иллюзий и мифов безусловно враждебно
материалистическому пониманию истории, мифотворчество
выступает неизбежным следствием исторической
позиции буржуазии, которая страшится истины,
работающей против нее 1.
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 10, стр. 220—221.
ПНТШШЕШМП
МИФ ПЕРВЫЙ: О СВОБОДЕ
Сидел в парижском парке Монсо человек средних
лет, в берете и с отсутствующим видом жевал белую
булку, запивая ее красным вином, прямо из бутылки.
Время было обеденное, за полдень, и в парке царила
тишина; ее нарушали только голоса нескольких
мальчишек, катавшихся на велосипедах. Я извинился,
спросил разрешения, сел рядом. Достал из кармана
плитку шоколада «Тоблерон», отломил несколько
пирамидальных долек, предложил ему. От шоколада
он отказался, спросил, нет ли сигареты. Я не курю,
сигарет у меня не было. Некоторое время оба
жевали молча, потом, слово за слово, разговорились.
Человек в берете оказался безработным. Десять месяцев
назад он был уволен с завода, несмотря на свою
высокую квалификацию, и с тех пор ищет работу,
получает пособие, довольно приличное, но через два
месяца оно заканчивается. Только что заезжал тут
поблизости в гараж — приятель сказал, что там
требуется механик,— но опоздал, место действительно
было и оклад сносный, но уже занято каким-то
«желторотым сосунком». Потом он спрашивал меня о
жизни рабочих «в России», я ему рассказал о своем
брате с завода «Серп и молот». Он выслушал
внимательно и сказал:
— В общем, жить у вас, конечно, можно. Вот
только если бы еще свобода у людей была.
Я не стал вдаваться в рассуждения, только
спросил, считает ли он себя свободным, не имея работы.
Он очень удивился такому вопросу:
— При чем тут работа. Работа работой, а свобода
свободой. Я могу сказать все, что думаю, кому угодно
и где угодно. Вот им, к примеру.
176
В это время мальчишки на велосипедах как раз
приближались к нам по аллее. Он свистнул:
— Эй, пацаны, подите сюда.
Двое проехали мимо, третий остановился, подошел
к нам, посмотрел вопросительно. Его приятели тоже
вернулись, спешились около скамейки. И человек в
берете начал им говорить все, что он думает о премьер-
министре и его новом экономическом плане, причем в
выражениях, где отсутствовали всякие условности.
Мальчишки рассмеялись, сели на велосипеды и
укатили. А мой собеседник кивнул в сторону женщины с
детской коляской, которая устроилась на соседней
лавке и принялась за вязанье.
— Хотите, повторю то же самое и этой мадам?..
Он повысил голос:
— Э, послушайте, мадам...
И снова начал говорить. Женщина торопливо
поднялась, собрала свое вязанье и увезла коляску
подальше, села за несколько скамеек от нас. А человек в
берете смотрел на меня торжествующе и уверял, что
то же самое он мог бы сказать в лицо
премьер-министру и даже самому... Я его прервал и спросил, а смог
бы он высказать вот так же смело все, что он о нем
думает, не премьер-министру и не «самому», а своему
мастеру в цехе. Он вдруг рассмеялся и погрозил мне
пальцем. Выяснилось, что его «вышибли» с завода
одним из первых именно потому, что он не смог сдержать
свой «длинный язык» и обругал одного «типа» из
заводской администрации. Хотя «подхалимы», у которых
нет и «половины его квалификации», остались на
заводе.
Человек в берете — великолепная иллюстрация к
словам К. Маркса о том, что рабочий при капитализме
чувствует себя свободным только тогда, когда он не
на работе. Будучи анонимными винтиками чуждого
177
им производственного механизма, трудящиеся при
капитализме зачастую даже не задумываются над тем,
что свобода может быть осуществима и в труде. Для
них свобода — это прежде всего не труд. Буржуазная
идеология закрепляет подобную иллюзию,
концентрируя основное внимание трудящихся на праве
свободного волеизъявления, которое призвано
компенсировать им отсутствие реальной свободы в экономической
и политической сферах жизни. Известно, например,
что в Гватемале, стране, где царит полицейский
террор, проводятся так называемые «пятницы слез», когда
манифестанты несут муляжи ненавистных
правительственных чиновников, громогласно оскорбляя и
проклиная их при этом, а затем даже сжигают эти
муляжи. Подобная психологическая разрядка
периодически осуществляется с ведома и одобрения тех же
правительственных чиновников.
Любопытны в этом плане и вышедшие недавно
мемуары бывшего префекта парижской полиции М. Гри-
мо, где он рассказывает о майских событиях 1968 г.
Когда вечером 15 мая по окончании театрального
представления студенты оккупировали здание
«Одеона» и заявили, что отныне будут ставить здесь свои
революционные пьесы, некоторые политики торопили
префекта осадить театр и взять его вооруженной
силой. М. Гримо рассудил иначе и убедил тогдашнего
главу правительства Ж. Помпиду воздержаться от
применения крутых полицейских мер. «В свете
событий,— пишет М. Гримо,— я не придавал большого
значения оккупации «Одеона». Мне казалось,
напротив, даже полезным иметь в Париже один или два
форума, где все желающие могли бы высказаться в духе
полной свободы. Подобная коллективная
психологическая разрядка представлялась мне предпочтительнее
уличной драки». Сегодня можно сказать вполне опре-
178
деленно: студенческий май 1968 г., помимо всего
прочего, погубили еще и громкие слова. Расчет префекта
полиции оказался точным.
Впрочем, исторической справедливости ради
следует сказать, что М. Гримо не был оригинален. Еще
в конце XIX в. его соотечественник психолог и
социолог Г. Лебон в книге «Психология народов и масс»
учил, как следует обращаться с «толпой», которая
«рабски покоряется импульсам», подчеркивая, что главное
в искусстве управления — это умение «вводить толпу
в заблуждение». А подобное умение, согласно Г. Ле-
бону, достигается с помощью понятий, имеющих
«самый неопределенный смысл». К таким понятиям
французский психолог и социолог относил, в частности,
«свободу» и «демократию».
Что такое свобода? К сожалению, ее действительно
нельзя увидеть на прилавке или пощупать руками.
Как-то одна американская газета провела опрос
среди ста своих читателей. Всем им был задан вопрос:
что каждый из них лично подразумевает под словом
«свобода»? Редакция получила сто совершенно
различных ответов: для фермера помехой свободе была
арендная плата, для налогоплательщика — налоги
и т. д. А один читатель, назвавшийся
контрабандистом, на тот же вопрос ответил: «Вот если бы не было
таможенников!» В результате газета отказалась дать
какое-либо определение свободе.
Если обратиться к специалистам, которые на
Западе занимаются этой проблематикой, то дело тоже
мало прояснится. Философами свободы именуют себя
экзистенциалисты. Они полагают, что жизнь человека
должна быть отмечена демонстрацией присущей ему
внутренней свободы, выражающейся в его
независимости от какой-либо общепринятой морали или вообще
от любого внешнего принуждения. Но возможна ли та-
179
кая свобода на практике? В свое время знаменитый
французский сатирик Ф. Рабле вывел в книге «Гар-
гантюа и Пантагрюэль» свободных жителей Телемской
обители, которые делали все, что хотели, вставали
с постели, когда вздумается, ели, гуляли, работали,
когда захочется. А не захочется, и не надо, можно и
не работать, а весь день проваляться в постели. Но
даже при всем богатом воображении Рабле не смог
предоставить своим телемитам подобной свободы,
иначе, как приставив к ним слуг, которые их кормили,
одевали, снабжали всем необходимым. И таким
образом, телемиты были зависимы от других, не говоря
уже об этих других, для которых «свобода» тел ем и-
тов оборачивалась закабалением и рабством.
Экзистенциалисты приходят к выводу: если
индивид не может быть свободен от общества, то тем хуже
для индивида. Так, один из наиболее известных
представителей этого течения, М. Хайдеггер, призывал
человека мужественно смотреть в лицо судьбе и
встречать с иронией свой неизбежный конец. Но люди не
хотят иронизировать по поводу своего неизбежного
земного конца, они хотят достойно прожить жизнь на
нашей земле. А сделать это они могут не в погоне за
иллюзорной независимостью от общества, а лишь
познавая объективные законы развития общества и
сообразовывая свои действия с познанной
необходимостью.
С этим марксистским тезисом высказывают
несогласие многие западные социологи. В книге
«Идеологические основы коммунизма» западногерманский
профессор Г. Фальк утверждает, что, согласно
марксистской концепции свободы, история — это вагон, который
фатально движется по заранее определенному пути,
и возражает: ну а если мы захотим остановить этот
вагон и задать ему другое направление, т. е. опреде-
180
лить путь истории совершенно свободно? И добавляет,
что «если подходить к этому вопросу без
предубеждения», то «каждый разумный человек может
действовать иначе, чем другие, подчиняясь только своей
свободной воле». Можно понять, что профессор Г. Фальк
хотел бы остановить «вагон истории», но все дело в
том, что этот вагон, употребляя термин социолога из
ФРГ, движется не сам по себе, его движение
определяется волей и действиями сотен миллионов людей.
Находятся и такие, кто хочет «спрыгнуть с подножки».
На Западе их нарекают «борцами за свободу».
Если определять свободу как «свободное
волеизъявление» и полагать, что «воля по природе своей
всегда свободна», то придется согласиться, что любое
усилие воли есть проявление свободы. Но если
исходить из того непреложного факта, что волеизъявление
человека определяется его конкретными
потребностями и интересами, то следует признать, что свобода —
понятие не абстрактное, а вполне конкретное.
Спросите промышленника и рабочего, что они понимают под
свободой, и каждый из них даст свой ответ. Для
первого это будет увековечение того положения, при
котором ему обеспечивается львиная доля прибылей
его предприятий. Второй законно полагает, что имел
бы больше свободы, если бы доходы были
распределены более равно. И конечно же при такой
подстановке дела волеизъявление членов уже
упоминавшейся «Триединой комиссии», владельцев и президентов
корпораций и банков, которые предлагают урезать
политические свободы, будет иметь перевес над
волеизъявлением рабочих или студентов, требующих
расширения демократии.
При всем том, несмотря на разительное
несовпадение подобных точек зрения на свободу, между ними
есть и нечто общее: и в том и в другом случае каждый
181
исходит из своих интересов. И в этом плане ничем не
отличаются друг от друга и ответы ста американских
читателей, о которых говорилось выше. Все они, по
существу, заявили, что свобода для них — не
абстракция, а вполне определенное понятие, тесно связанное
с возможностью обеспечить себе условия для
нормального, с их точки зрения, существования.
Все естественно. Вопрос заключается лишь в том,
в какой мере разумны личные интересы. Можно
желать для себя неограниченной свободы, а можно
подчинять свои желания разумной необходимости, и тогда
надо понять, что свобода отнюдь не является
привилегией избранных. Во Всеобщей декларации прав
человека, принятой в 1948 г. членами Организации
Объединенных Наций, высказано вполне разумное
положение: «Каждый человек имеет право на труд, на
выбор профессии, справедливые и удовлетворительные
условия труда, на защиту от безработицы». Можно ли
осуществить указанные права? Как показывает
исторический опыт, одного развития науки и техники для
этого недостаточно. Необходимо еще, чтобы наука
и техника были поставлены на службу всем, что и
делает социализм, который предоставляет народным
массам все материальные и культурные ценности,
обеспечивает всем гражданам действительные права
и свободы личности. Правда, социализм при этом кое-
что и отнимает у незначительной группы
привилегированных лиц. Но что он отнимает — хлеб, работу,
человеческое достоинство? Совсем нет. Он отнимает у
них право эксплуатировать других людей и
наживаться на их труде.
И это является основным условием создания
свободной жизни для всех. Разумеется, понятие свободы
личности очень многогранно, оно не сводится только к
ликвидации эксплуатации человека человеком. Но без
182
этого основного условия свободы все остальные ее
грани теряют смысл.
Буржуазные пропагандисты как раз акцентируют
внимание не на основном условии свободы, а на
отдельных ее гранях, делая при этом далеко идущие
выводы. Подобное сужение и эмпиризм в подходе к
проблемам свободы характерны не только для
пропагандистов-практиков, но и для многих маститых ученых
Запада. Мне довелось участвовать в VI Всемирном
конгрессе социологов, проходившем во французском
городе Эвиане. В прокуренную классную комнату
лицея, где работала секция «Образ человека и выбор
гипотез», я вошел в тот момент, когда там выступал
известный бельгийский социолог А. Жанн. Тема его
доклада: «Свободная воля индивидуума и коллектив».
Интеллект и прочие духовные качества человека
А. Жанн рассматривал как производные от различных
комбинаций наследственных генов. А общество?
Оказывает ли оно воздействие на выбор человеком
определенных норм поведения? Бельгийский ученый
ответил на этот вопрос утвердительно: «Несомненно,
наследственность обусловливает характер действий
индивидуума. Однако социальная среда тоже оказывает
на него влияние». Какое же? А. Жанн дал такой
ответ на этот вопрос. По статистике, выведенной им из
ряда сравнительных исследований, на долю действия
фактора наследственности приходится 80 процентов, а
фактора среды — 20 процентов. При этом, говорил
докладчик, фактор наследственности будет приобретать
все больший вес за счет сокращения значения фактора
социального, и неудивительно, что в конце своего
доклада А. Жанн призывал социологов изучать «не
человека капитализма или социализма», а человека
вообще.
Если А. Жанн все же делает ссылку на обществен-
183
ный фактор, то имеются и такие, которые отрицают
его с порога. Один из лидеров Христианско-демократи-
ческого союза ФРГ, К. Биденкопф, например, заявил,
что для христианских демократов «первой и последней
инстанцией является не общество, а индивид». Таков
типичный ход рассуждений и тех социологов, которые
изучают грани и детали того или иного общественного
явления в отрыве от социальной среды.
Социологи-марксисты подходят к этой проблеме
иначе. Чтобы приступить к конкретному
социологическому анализу поведения отдельной личности или
группы людей, говорят они, необходимо знать
социальные условия, в которых они действуют, время
действия, место, занимаемое ими в системе
общественных отношений. На это еще в 1895 г. обращал
внимание В. И. Ленин в работе «Экономическое содержание
народничества и критика его в книге г. Струве»:
«...социолог-материалист, делающий предметом своего
изучения определенные общественные отношения людей,
тем самым уже изучает и реальных личностей, из
действий которых и слагаются эти отношения.
Социолог-субъективист, начиная свое рассуждение якобы
с «живых личностей», на самом деле начинает с того,
что вкладывает в эти личности такие «помыслы и
чувства», которые он считает рациональными (потому что,
изолируя своих «личностей» от конкретной
общественной обстановки, он тем самым отнял у себя
возможность изучить действительные их помыслы и
чувства)...» 1
И тут мы снова коснемся вопроса о тех, кто хотел
бы повернуть «вагон истории» или на худой конец
«спрыгнуть с подножки». Если сосредоточиться на
волеизъявлении или декларациях тех, кого на Западе
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 424.
184
именуют «борцами за права человека», то для их
удовлетворения пришлось бы расформировать в нашей
стране Советскую власть, восстановить частную
собственность и даже, пожалуй, призвать кого-либо из
ныне здравствующих отпрысков Романовых на
престол.
Социалистическое общество не застраховано от
появления отдельных лиц, чьи действия не
вписываются ни в его моральные, ни в его юридические рамки.
Причины подобного явления могут быть разные. Это
политические или идейные заблуждения, религиозный
фанатизм, националистические вывихи, личные обиды
и неудачи, воспринимаемые как недооценка обществом
заслуг и возможностей данного человека, наконец, в
ряде случаев психическая неустойчивость некоторых
лиц. Можно ли волю таких людей выдавать за волю
масс?
Наши законы защищают права миллионных масс,
а не отдельных индивидов, принимающих позу
«борцов за права человека» и пытающихся затормозит»
развитие советского общества. Конституция СССР
подчеркивает обязанность гражданина честно и
добросовестно трудиться, беречь и укреплять
социалистическую собственность, защищать Родину, оберегать
интересы Советского государства, способствовать
укреплению его могущества и авторитета. Совершенно
естественно, что Конституция исходит также из того,
что права и свободы граждан не могут и не должны
использоваться в ущерб интересам общества и
государства, правам других граждан.
Буржуазная пропаганда усматривает в этом
противоречие и даже нарушение прав советских граждан,
имея в виду опять-таки интересы личностей, не
желающих быть связанными никакими обязанностями перед
обществом и, напротив, требующих гарантию свободы
13 Эдуард Розенталь
185
его отрицания. В свое время В. И. Ленин высмеял
подобный подход к вопросу о демократии, указав, что
«отрицательный» лозунг, не связанный с
определенным положительным решением, лишь вводит в
заблуждение, ибо «такой лозунг есть пустышка, голый
выкрик, бессодержательная декламация»1. «Надо
уметь соединить борьбу за демократию и борьбу
за социалистическую революцию, подчиняя
первую второй... в этом вся суть»2. Этот подход к
проблемам свободы и демократии не утратил своей
значимости и сегодня. Советские люди исходят из того, что
свобода и демократия — это не пустые декларации, а
вполне конкретные реалии, служащие укреплению и
развитию социализма, самой справедливой и
демократической системы, которую когда-либо знала история.
И критикам нашей Конституции никуда не уйти от
того, что в ней «шире, яснее и полнее, чем где-либо и
когда-либо, зафиксированы социально-экономические
и политические права и свободы граждан и
конкретные гарантии осуществления этих прав»3.
В связи с развернувшейся на Западе кампанией
«в защиту прав и свобод личности» нельзя не обратить
внимание на тот факт, что две самые ярые
антикоммунистические радиостанции называются «Свободная
Европа» и «Свобода». Обе они находятся на
территории ФРГ и обе прикрываются вывесками частных
корпораций. «Свободная Европа», например,
управляется «некоммерческой частной организацией»,
местопребывание которой зарегистрировано в штате Нью-
Йорк. А «Свобода» возникла по инициативе тоже
«частной организации американских граждан». Однако
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 125.
2 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 347.
3 Л. И. Брежнев. О Конституции СССР. Доклады и
выступления. М., 1977, стр. 46.
186
при ближайшем рассмотрении «частной»
организацией граждан оказывается ЦРУ, субсидировавшее
85 процентов всех расходов обеих радиостанций.
Фактически основной контингент их сотрудников состоит
тоже из агентов ЦРУ, бывших или настоящих.
Впрочем, истинные хозяева радиостанций не
скрывают своей особой заинтересованности в
поддержании активности своих «голосов». В 1972/73
бюджетном году конгресс США выделил на содержание этих
радиостанций более 76 миллионов долларов в целях
(цитирую «Руководство для работы радиостанции
«Свобода»») «пропаганды среди различных
национальностей Советского Союза» идеи замены
«существующей системы», а также побуждения слушателей к
действиям по созданию «внутренней оппозиции» для
«размывания социализма изнутри». Если это
называется свободой, то советские люди против такой
свободы. Они за свободу, которая служит интересам
социализма, а не противоречит им.
МИФ ВТОРОЙ: О „СОВЕТСКОЙ УГРОЗЕ"
...Был я как-то в командировке в Риме. Автомобиль
со швейцарским номером: слева белый крестик на
красном поле — цвета национального флага
Швейцарии, справа красно-желтый щит с черным орлом и
ключами — эмблема Женевы. Плетусь в потоке
автомобилей вдоль глухой стены Ватикана. Правил не
нарушаю. Однако вижу, здоровенный парень,
регулирующий движение, уставился на мой «опель» и поднял
руку. Подошел. С ног до головы весь в голубых и
оранжевых полосах. Только перчатки белые. Просунулся в
окно машины:
— Швейцарец? Из Женевы? Как там жизнь?
187
— Нет, я советский. Журналист. В Швейцарии
работаю временно.
— А я швейцарец. Работаю у папы римского, в
«гуардиа свицера понтифичиа».
Сзади неистово гудели. Было жарко, и водители
нервничали. Я свернул в сторону и припарковался
прямо на тротуаре у лотка с мороженым. Регулировщик
подошел, протянул руку:
— Меня зовут Герберт Перутти, я из кантона Во.
Город Сент-Круа, слышали?
Я купил две порции малинового мороженого в
вафельных рожках, и мы примостились в тени. Перутти
вытер пот со лба.
— Сейчас жарко, но здесь, у Порта Санта Аппиа,
место неплохое. Стой себе да туристов разглядывай.
Время быстро проходит. А вот у Бронзовых ворот
приходится торчать статуей с алебардой. Там тебя
туристы разглядывают. Все время фотографируют. Если
бы за каждое фото давали по лире, я, наверное, уже
стал бы миллионером.
Мы беседовали минут пятнадцать. Перутти с
удовольствием отводил душу. Жаловался, что
швейцарские туристы редко подходят. В основном
американцы, англичане, японцы.
Я поинтересовался:
— А что надо иметь, чтобы вступить в папскую
гвардию?
— Рост надо иметь минимум 174 сантиметра. Еще
надо холостяком быть и желательно католиком.
И больше ничего. Ни образование, ни квалификация
не требуются. Вот только обязательно надо быть
швейцарцем, папа других не берет. А швейцарцы не
очень идут, хотя платят прилично. Летом иногда
студенты подрабатывают. Этих даже не спрашивают,
католики они или нет.
188
— А вы давно в папской гвардии?
— Третий год пошел. Когда я уезжал из Сент-
Круа, приятели считали, что я свихнулся. Провожали,
как в монастырь. Какой к черту монастырь: летом —
пляж, зимой — лыжи. Ничего, привык. Работать,
правда, сейчас приходится много. По двенадцать часов в
сутки. Нас должно быть сто человек, а служит всего
около семидесяти.
Перутти вдруг подмигнул мне:
— Но уж лучше торчать статуей у Бронзовых
ворот, чем воевать с русскими.
Я тоже подмигнул:
— А что, предвидится такая возможность?
Он пожал плечами, сказал, растягивая слова:
— Я не думаю. Но об этом говорят. И потом та
история с полковником Церкибелем, вы, наверное, о
ней слышали? Отец моего приятеля там был.
Скандальная история.
Я о ней слышал, история действительно была
скандальная. Прощаясь, Перутти пожелал мне
счастливого пути, а я ему — не переутомляться, чтобы кошмары
не мучили.
Перутти попридержал движение, и я снова въехал
в поток машин. У входа в папский дворец с алебардой
навытяжку стоял еще один представитель «гуардиа
свицера». Синий берет, черный в желтую полоску
камзол, шаровары и что-то наподобие гамаш. Точно
такими рисовал их Микеланджело. А сейчас их щелкают
на пленки «Кодак». Вот так бывает. Где-то кончается
история, начинается бутафория. Но та история с
полковником Церкибелем, о которой напомнил Перутти,
не была бутафорией.
Это произошло в районе Черного озера,
юго-восточнее города Фрибура, во время маневров швейцарской
армии. Командир дал боевой группе «швейцарцев^
189
приказ перебраться под покровом ночи на другую
сторону озера в расположение «противника»,
представляющего «иностранную державу», и, изловчившись,
взять его врасплох. Но то ли кто-то чиркнул спичкой —
прикурил во время переправы, то ли выдал плеск
весел, но в результате изловчился «противник».
«Швейцарцев», ступивших на твердую землю, схватили и
жестоко скрутили. Солдат «противника» по форме
можно было бы тоже принять за «швейцарцев», если
бы не красные звезды на шлемах. Как бы там ни было,
но на вновь прибывших надели наручники и погнали
прикладами в штаб. В штабе бедняг допрашивал сам
командующий «врага». «Патриоты» молчали (что они
могли сказать?), и тогда их одного за другим вели в
комнату пыток. Тут все было не игрушечное, а
настоящее. «Швейцарцам» выламывали руки, сдавливали в
тисках пальцы, пыхали в ноздри и глаза слезоточивым
газом. Иногда «патриот» терял сознание, тогда унтер-
офицер орал: «Следующий».
Так проводили маневры курсанты из авиационной
школы, руководимой полковником Церкибелем. Всех
участников строго предупредили о том, что все должно
остаться военной тайной. Увы, кто-то из «патриотов»
не простил полковнику наручников и слезоточивых
газов. История вышла наружу. Последовала
интерпелляция в Национальном совете. И полковнику Церки-
белю строго выговорили. Не за военную игру, а за то,
что не сумел сохранить «военную тайну».
Рассказанное выше произошло в сентябре 1963 г.
Когда говоришь об этом со швейцарцами,
причастными к армии, они машут рукой: что-де вспоминать
старое. Но вот более новое: в 1970 г. Федеральный
департамент юстиции и полиции составил по указанию
Федерального совета маленькую красную книжицу
«Гражданская оборона». Эта книжка была издана
190
огромным для Швейцарии тиражом и разослана всем
гражданам страны. Как-то утром обнаружил и я ее в
своем почтовом ящике.
Книжка предупреждает, что враг не дремлет и
«с минуты на минуту может упасть с неба», а потом
подробно объясняет, что нужно делать, когда враг
нападет. Враг прямо не называется. Говорится только,
что это некая держава, где люди объясняются на
другом языке и не ходят в церковь, «придерживаются
иных политических порядков и иной идеологии».
Есть, конечно, в Швейцарии и такие, кто все эти
россказни о «советской угрозе» принимают всерьез.
Швейцарский писатель М. Шмид в одной из своих
новелл показал обывателя, который, опасаясь
нападения со стороны некоей великой державы, запасался
консервами и посвятил этому делу всю свою жизнь.
Он собрал таким образом 63 019 банок и... погиб от
голода. Бедняга сломал себе ногу и не смог выползти
из дома, который он превратил в настоящую крепость,
а консервного ножа, чтобы открыть банки, у него не
оказалось. Разумеется, персонаж и вся фабула
новеллы утрированы, но вот некий Жан Конта, персонаж
реальный, а не вымышленный, прислал в редакцию
газеты «Сюисс» открытое письмо, в котором задал
вопрос швейцарским юношам, отказывавшимся
служить в армии: «Интересно, куда вы все попрячетесь,
когда советские танки перевалят через Карпаты и
двинутся на наши кантоны?»
К чести швейцарцев должен сказать, что таких, как
Конта, не так уж много. Помню, летом 1972 г. в
Женеву на традиционный праздник цветов и огня был
приглашен ансамбль Советской Армии. Его организаторы
всерьез обсуждали вопрос о том, не попросить ли
советских солдат-музыкантов выступать в штатском.
Наши музыканты выступали, конечно, в своей форме,
191
а жители Женевы приветствовали их с огромным
энтузиазмом не только в благодарность за их высокое
исполнительское мастерство, но и потому, что они
представляли страну, настойчиво и последовательно
выступающую за разрядку международной
напряженности. В интервью корреспонденту агентства печати
«Новости» национальный советник П. Грабер, бывший
тогда министром иностранных дел Швейцарии, дал
высокую оценку миролюбивым усилиям Советского
Союза и высказался за укрепление делового
сотрудничества между государствами с различным
социально-политическим строем.
Но миф о «советской угрозе» продолжает
существовать. Свидетельство тому — недавнее дело генерала
в отставке Жанмера, которого объявили «советским
шпионом». Первой, по словам газеты «Бернер таг-
блатт», «шпионскую деятельность» Жанмера
«раскрыла» разведка ФРГ, которая и «передала коллегам из
бернской федеральной полиции дружеский намек...».
При обыске на квартире генерала нашли рекламные
проспекты Москвы и Ленинграда, а также этикетки от
русской водки. Вспомнили, что он общался с
советским военным атташе полковником Денисенко, с
которым у него, по свидетельству газеты «Нойе Цюрхер
цайтунг», «установились личные, даже дружеские,
отношения». Газеты копались в личности Жанмера,
выискивая все новые и новые «улики» его виновности.
Незадолго до возникновения «дела Жанмера»
швейцарские газеты опубликовали «сенсацию» об облете
страны советским сверхзвуковым самолетом МИГ-25.
Это сообщение было подано на первых полосах под
жирными заголовками. Многие газеты поместили фото
и диаграммы самолета, прокомментировали, что
остановить или сбить его силами местного ПВО
совершенно невозможно. И хотя вскоре было опубликовано
192
опровержение (разумеется, мелким шрифтом), в
сознании швейцарцев должен был остаться след от
полученной психологической встряски, а следовательно, и
«дело Жанмера» (по «странному» стечению
обстоятельств генерал оказался бывшим начальником сил
противовоздушной обороны страны) должно было
попасть на благодатную почву.
Цель всех этих акций ясна — осложнить
международную разрядку, запугать тех здравомыслящих
политических деятелей, которые содействуют
благоприятному развитию советско-швейцарских отношений.
Миф о «советской угрозе» в применении к
Швейцарии я описал столь подробно не только потому, что
многому был сам свидетелем, но и потому, что в этой
маленькой нейтральной стране он выглядит особенно
гротескным, надуманным. И конечно же Швейцария в
этом отношении не типична. Антисоветский миф здесь
выглядит поистине мелким ремесленничеством по
сравнению с мифотворчеством антикоммунистов в
США, ФРГ или Франции, где оно поставлено, можно
сказать, на промышленную основу.
Если в 1963 г., когда мир еще только выходил из
состояния «холодной войны», полковник Церкибель
пытался скрыть от общественности операцию у
Черного озера, то пентагоновские генералы широко
рекламируют подобные операции в наши дни, в момент
потепления климата в мире, их даже демонстрируют по
телевидению. Документальный фильм «Операция
«Красный флаг»», выпущенный Пентагоном,
рассказывает о маневрах американских ВВС. Съемки фильма
велись с самолета, и диктор комментировал по ходу
съемок, что внизу территория, максимально
напоминающая «русский пейзаж», и что атака идет на объекты,
находящиеся на этой территории, что вот «сбит
русский самолет» и т. п. И подобных фильмов, докумен-
193
тальных и художественных, по западному телевидению
показывается множество.
Парижский еженедельник «Экспресс» от 2 мая
1976 г. На обложке изображен военный парад на
Красной площади. А на его страницах шесть полос текста,
карт, диаграмм, в которых рассказывается, насколько
могуч социализм. И снова о «советской угрозе». Для
вящей убедительности приводятся цитаты
специалистов и знатоков военного дела.
Адмирал М. де Жобер, бывший начальник штаба
морских сил Франции: «Вот уже 30 лет Россия
обладает мощнейшим военным потенциалом. Любая нация,
имеющая такую силу, может однажды соблазниться
перспективой ее практического использования... Начав
действовать без объявления войны, советский флот
способен полностью заблокировать экономический
потенциал Запада».
Генерал X. Штейнхоф, бывший представитель ФРГ
в Совете НАТО: «Совершенно нереалистично полагать,
что НАТО в силах сдержать концентрированную атаку
советских вооруженных сил».
Генерал К. Хант, заместитель директора
международного института стратегических исследований в
Лондоне: «Превосходящие силы Варшавского
Договора нацелены на наступательные действия, в то время
как дивизии НАТО созданы для обороны...
Интенсивная психологическая и военизированная подготовка, а
также государственное телевидение и радио
формируют склад мышления советской молодежи,
противоположный складу мышления молодежи Запада».
Подытоживая обзорную статью в «Экспрессе», ее
автор К. д'Эпину дает исторический экскурс:
Советским Союзом, по его категорическому утверждению,
руководят те же «экспансионистские амбиции», что
руководили в свое время и династией Романовых.
194
Вот так: «соблазниться превосходящей мощью»,
напасть «без объявления войны», руководствоваться
«экспансионистскими амбициями». Но ведь весь этот
набор взят целиком из арсенала нравов, практики
капитализма, который с самого своего рождения знает
только одну логику, логику силы. Массированный
пропагандистский удар должен сбить с толку читателя,
слушателя, зрителя и так его запугать, чтобы он
забыл, где агрессия, а где оборона, где капитализм, а где
социализм, а заодно и факты истории. Но стоит
только сопоставить декларации с фактами, как все
многоэтажные построения западной пропаганды
рушатся.
Адмирал М. де Жобер обвиняет Советский Союз в
наращивании военного потенциала. А между тем
Советский Союз — единственная из великих держав,
которая не увеличивает из года в год своих военных
расходов и добивается общего согласованного их
сокращения. Генерал X. Штейнхоф говорит об агрессивных
намерениях Советского государства. Но именно оно
выступило с предложением заключить всемирный
договор о неприменении силы в международных
отношениях. Генерал К. Хант запугивает мощью
Варшавского Договора. Но не кто другой, как страны
социалистического содружества выступают
принципиальными противниками разделения мира на
военные блоки и готовы сделать все возможное для того,
чтобы прийти к одновременному прекращению
деятельности организаций Североатлантического пакта и
Варшавского Договора.
Что же касается заявлений того же К. Ханта об
агрессивном «складе мышления» советской молодежи,
который якобы «формируется государственным
телевидением и радио», то, очевидно, генерал не знает, что
в Советском Союзе существует закон, запрещающий
195
пропаганду войны, и что положение о запрещении
пропаганды войны включено в Конституцию страны. А вот
как формируют сознание своей молодежи западное
телевидение и печать, мы уже видели.
И наконец, о традиционных «экспансионистских
амбициях» Советского Союза, которые в своем
экскурсе в историю выводит К. д'Эпину. Если
придерживаться фактов подлинной истории, а не тех, которые
навязывает ей К. д'Эпину, то придется признать, что
первая мировая война началась, когда Советской власти
еще не было в природе. Первое, что она сделала,
появившись на свет, заявила о том, что порывает с
агрессивной политикой царизма, и призвала правительства
всех воюющих стран прекратить войну и строить
впредь свои отношения на принципах мира и разума,
а не силы. Ответом на это были циничные призывы
задушить «младенца» в колыбели и одновременно
запугивания «угрозой коммунизма». Факт и то, что
вторая мировая война началась, когда империализм еще
господствовал в международной политике, и
Советский Союз явился объектом империалистической
агрессии. Ныне империализм утратил свои ключевые
позиции в мире. Именно поэтому логика силы
перестает господствовать в международных отношениях. Сама
мощь оружия массового уничтожения делает
необходимым такое отрицание логики силы во имя
сохранения рода человеческого. Однако империализм еще
пытается разрешить свои внутренние трудности — а они
непрерывно нарастают — традиционными методами, за
счет авантюр во внешней политике и под завесой
пропагандистской шумихи о «советской угрозе»
продолжает наращивать гонку вооружений. Ему еще удается
обманывать определенную часть населения
капиталистических стран. Но и там все больше людей
связывают свои чаяния с миром, а не с войной. Наиболее даль-
196
новидные политики Запада не могут не считаться с
волеизъявлением народных масс и ориентируются в
своей деятельности на международную разрядку и
мирное сосуществование.
В свое время известный американский историк и
дипломат Дж. Кеннан, будучи специалистом по
«русскому вопросу», тоже способствовал распространению
мифа о «советской угрозе». Сегодня он рассуждает об
этом мифе с позиций здравого смысла. В книге «Туча,
несущая опасность: текущие реальности американской
внешней политики», вышедшей в 1977 г., Дж. Кеннан
обличает тех, кто «вообще никогда не хотел
улучшения отношений с Советским Союзом», прежде всего
представителей военно-промышленного комплекса,
который, по его словам, является «чем-то вроде
национально-экономического наркомана», требующего ста с
лишним миллиардов долларов ежегодно для
удовлетворения пагубного порока. Для оправдания своего
существования этот «наркоман» нуждается в версии
о «советской угрозе». И Дж. Кеннан добавляет:
«Просто диву даешься, как это из таких
ответственных источников появляются данные, столь явно
необоснованные и столь сильно вводящие в
заблуждение».
Между тем ложь — старое и испытанное средство
империалистической пропаганды. Это, по словам
В. И. Ленина, «старый прием реакционеров: сначала
извратить социализм, приписав ему нелепость, а потом
победоносно опровергать нелепицы!» К Подобная ложь
и нелепицы при всей их надуманности очень живучи,
поскольку они постоянно вдалбливаются массам
пропагандой. Живучи, но не вечны. Реальная
действительность, активные миролюбивые акции стран социа-
1 Я. //. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 361.
197
лизма делают свое дело. Нет сомнения, что придет
день, когда мир станет законом для всего
человечества. И это будет днем великой катастрофы для тех,
кто проповедует политику силы, страха и недоверия
между народами.
МИФ ТРЕТИЙ: ОБ „ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ РАЗРЯДКЕ"
...Каждой новой встречи с Парижем ждешь с
нетерпением. От аэропорта автобус свернул на автостраду,
замелькали парижские пригороды. Остались позади
кладбище Батиньоль, где похоронен Шаляпин, зеленая
крыша усыпальницы французских королей. На
площади Малерб нас приветствует бронзовый Д'Артань-
ян, сидящий на постаменте памятника Дюма-отцу.
Автобус пересекает Елисейские поля с
рождественскими елочками; вот в этом ресторанчике встречались
герои Ремарка. А в этом доме на Больших бульварах
жила дама с камелиями, вот Вандомская площадь,
Лувр.
Сидевшая рядом со мной сотрудница московской
Библиотеки иностранной литературы — она приехала
в Париж впервые — сказала: «Да ведь я его знаю, этот
Париж, давным-давно».
Ничего странного. Советская молодежь изучает в
школе не только русскую и советскую литературу, она
воспитывается и на лучших образцах зарубежной, в
частности французской, классики, которые постоянно
издаются и переиздаются. Уже после совещания в
Хельсинки в Советском Союзе издано 25 миллионов
экземпляров произведений Гюго, 24 миллиона —
произведений Бальзака, 19 миллионов — произведений
Жюля Верна. Мы хорошо знакомы и с сегодняшней
культурой Франции. Ежегодно у нас в стране публику-
198
ются сочинения почти двухсот французских авторов,
наших современников.
Знакомство с культурой Франции не
ограничивается литературой. В 1974—1976 гг. французские
артисты дали более 800 спектаклей и концертов в 40
городах Советского Союза. У нас в гостях побывали
Страсбургский симфонический оркестр, Марсельская
балетная группа, Лионский драматический театр и
многие другие коллективы. «Приезжала» в Москву из
Лувра и прекрасная «Джоконда».
Личные контакты между людьми всегда
способствуют росту взаимопонимания и доверия, особенно если
они проходят в атмосфере откровенного обмена
мнениями, а сам этот обмен мнениями кровно затрагивает
судьбы людей.
Именно такой была атмосфера встречи
представителей советской и французской общественности,
собравшихся в декабре 1976 г. в Руайомоне, старинном
городке, расположенном в 35 километрах к северо-
востоку от Парижа. И именно такой была тема этой
встречи — судьбы Заключительного акта,
подписанного в Хельсинки. В Руайомоне мы с большим
удовлетворением говорили о постоянном увеличении числа
встреч между политическими и общественными
деятелями, учеными, писателями, журналистами, просто
туристами наших стран.
Выступая на Конференции коммунистических и
рабочих партий Европы в июне 1976 г. в Берлине,
Л. И. Брежнев сказал: «Мы в Советском Союзе
считаем важным, чтобы наши люди больше знали о
прошлом и настоящем других народов, глубже знали их
культуру, умели уважать исторический опыт и
достижения других стран.
Поэтому Советское государство всемерно поощряет
культурный обмен — закрепляет его межправительст-
199
венными соглашениями, из года в год расширяет его
объем» К
Для всех, кто хочет видеть, эта истина ясна. Но, к
сожалению, не все хотят видеть.
Улица Лувра. Здание редакции газеты «Фигаро».
Эта газета опубликовала статью, в которой
утверждалось, что французская культура практически не имеет
доступа в Советский Союз. При всей своей нелепости
подобное утверждение содержит долю истины.
Кинотеатр на Итальянском бульваре. Реклама
фильма «Извращенная Амальдина». И надпись:
«Фильм отнесен к категории порнографических». С
подобной «культурой» мы действительно не знакомы.
Я зашел в кинотеатр и посмотрел этот фильм. Не
будем ханжами, в изображении гармонии нагого тела
нет ничего предосудительного, это живая природа.
И мы получаем эстетическое наслаждение от нее и в
парижском музее Родена, и в ленинградском
Эрмитаже. Но есть святая святых, тайна тайн, что, будучи
выставленным на всеобщее обозрение, оборачивается
вульгарным извращением природы и попросту
пошлостью.
В Руайомоне с интересным докладом выступил
известный писатель, член Гонкуровской академии А. Ла-
ну. Он отметил факт значительного преобладания
пропаганды французской культуры в СССР над
пропагандой советской культуры во Франции. И объяснил
это тем, что советская культура подчиняется
плановому началу, в то время как западные писатели и
кинематографисты вынуждены ориентироваться на вкусы
читателя и зрителя. Сославшись, в частности, на мне-
1 «За мир, безопасность, сотрудничество и социальный
прогресс в Европе. К итогам Конференции коммунистических и
рабочих партий Европы. Берлин, 29—30 нюня 1976 года». М., 1976,
стр. 11.
200
ние одного авторитетного кинокритика, А. Лану
сказал, что советские фильмы не очень популярны на
Западе потому, что в них слишком мало эротики.
«Лично я,— заявил он,— предпочитаю фильм «Летят
журавли» эротическому фильму «Эммануэль», но у
пас, к сожалению, царствуют вкусы зрителя».
Отдавая должное личному вкусу А. Лану, вряд ли,
однако, можно согласиться с его тезисом о
зрительских вкусах. Прежде всего я убежден, что культурная
политика на Западе тоже планируется. Вопрос
заключается в том, как планируется. Можно давать
приоритет произведениям, несущим в себе семена добра,
возвышающим человеческое достоинство и призывающим
к дружбе и справедливости, а можно открыть
«зеленую улицу» произведениям, воспевающим
болезненный индивидуализм и ненависть, разжигающим
отчуждение и вражду к ближнему.
Вопреки известной поговорке, о вкусах можно и
нужно спорить, как мы это делали в Руайомоне. Но их
нельзя навязывать в ультимативной форме. Вот
почему мы не вмешиваемся, скажем, в издательскую
политику западных стран. Французы, вероятно, очень бы
удивились, если бы советские газеты начали вдруг
указывать им, какую литературу они должны читать,
или потребовали бы от правительства Франции
увеличения ассигнований парижскому оперному театру,
хотя он действительно в этом нуждается. Почему же
считается нормальным, когда часть большой прессы
Запада указывает нам, какие формы живописи или
скульптуры должно развивать советское искусство или
какие фильмы демонстрировать. Да еще вдобавок
ставить в зависимость от выполнения или невыполнения
таких указаний развитие добрососедских отношений
между нашими странами. Подобное толкование
развития культурных контактов в корне извращает дух
14 Эдуард Розенталь
201
Заключительного акта Совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе и преследует далеко не
дружественные цели. Американская газета «Вашингтон
пост» заявила, например, что документ, принятый в
Хельсинки, представляет интерес в той мере, в какой
он может быть использован для оказания влияния на
внутренние дела Советского Союза. С такой
трактовкой международной разрядки согласиться,
разумеется, трудно.
Мы за самый широкий обмен культурными
ценностями, ибо такой обмен содействует взаимному
обогащению народов, лучшему их взаимопониманию, а
следовательно, созданию климата доверия, без которого
подлинная разрядка международной напряженности
просто немыслима. Но взаимопонимание предполагает
и осознание того непреложного факта, что в различных
странах существуют различные
социально-экономические и политические системы, у каждой из них свои
законы, традиции, обычаи. И уважение социальных и
национальных традиций, невмешательство во
внутренние дела друг друга — это тоже непременное условие
взаимопонимания и лучшая гарантия добрососедских
отношений и мира.
Странно, однако, слышать, как некоторые
солидные социологи и публицисты Запада требуют от
Советского Союза совсем иных гарантий. Французский
социолог Р. Арон утверждает, например, что
«подлинного мирного сосуществования» можно будет добиться
лишь тогда, когда коммунисты «откажутся считать
идеологический конфликт неустранимым, а победу
своего лагеря — неминуемой». Подобное требование,
мягко говоря, некорректно, а если называть вещи
своими именами, попросту нелепо. Как можно
настаивать, да 'еще в ультимативной форме, на отказе народа
от своих убеждений? Советские люди убеждены в том,
202
что коммунизм — самая прогрессивная и справедливая
система и что он неизбежно придет на смену
капитализму. Народы бывшей царской России давно уже
сделали свой выбор в пользу коммунизма; сегодня они
больше, чем когда-либо, убеждены в правильности
своего выбора и, разумеется, не откажутся от своих
убеждений. И конечно же они не могут гарантировать
капитализму вечной жизни. Ибо быть или не быть в
той или иной стране той или иной социальной
системе— это дело самого народа каждой страны.
Тезис о несовместимости международной разрядки
и мирного сосуществования с борьбой идей
превратился в одну из наиболее распространенных концепций
западной идеологии. Профессор Лондонского
университета П. Уайлз обвиняет Советский Союз в том, что
одобрение им Заключительного акта в Хельсинки было
«обманом мирового общественного мнения», ведь
коммунисты остаются при своем убеждении, что
международная разрядка «не должна и не может остановить
объективного исторического процесса
социалистической революции». И П. Уайлз заключает: «Не может
быть надежного мира без разоружения в области
философии».
Вот так, при помощи нехитрого психологического
приема, убеждение в торжестве социализма
превращается в доктрину агрессии, нечто вроде прежних
легенд о «руке Москвы», «экспорте революции» и
«коммунистическом заговоре». Но точка зрения
коммунистов на этот счет известна давно. В свое время
Ф. Энгельс писал: «Коммунисты очень хорошо знают,
что всякие заговоры не только бесполезны, но даже
вредны. Они очень хорошо знают, что революции
нельзя делать предумышленно и по произволу и что
революции всегда и везде являлись необходимым
следствием обстоятельств, которые совершенно не за-
203
висели от воли и руководства отдельных партий и
целых классов» К Марксисты и сегодня остаются при
этом же убеждении.
Противники идеологической борьбы для большей
солидности пытаются подвести под свои взгляды и
«научную» базу. Они утверждают, что борьба
идеологий, о которой говорит марксизм, попросту устарела.
При этом они ссылаются на объективные перемены,
происшедшие в мире, прежде всего на факт
революционных изменений в области науки и техники.
«Капитализм, — говорит небезызвестный М. Джилас, —
который описывали теории социализма XIX века,
продолжает существовать в форме права на
капиталистическую собственность. Но собственность эта уже не та,
что была раньше, она перестала быть священной и
незыблемой. А империализм спекулянтов и
авантюристов — это только пережитки «добрых старых времен»
и последствия шатких прагматических оценок». Вывод
из подобного рассуждения сделать нетрудно. Коль
прошли «добрые старые времена» империализма, то
прошли и времена идеологических баталий. А посему
«идеология загнивает и в некоторых случаях даже
умирает». И особенно «гротескной нелепостью», по
мнению М. Джиласа, идеологическая борьба
выглядит в свете научно-технической революции.
Революцию в науке и технике буржуазные теоретики все чаще
отождествляют с социальной революцией.
Американский социолог К. Боулдинг утверждает, что научно-
техническая революция сделала эксплуатацию
природы настолько выгодной, что эксплуатация человека
становится «устаревшей». «В современном
индустриальном обществе, которое практикует политику
возрастающей интеграции,— вторит ему Г. Маркузе,—
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 331.
204
категории «класс» или «эксплуатация» теряют свое
критическое содержание и превращаются в
описательные, операционалистские». Р. Арон идет еще дальше.
У него в «отзвуки великих мифов» превращаются
сами понятия «классовая борьба» и «революция».
На самом деле новые явления
государственно-монополистического капитализма не изменяют его
сущности. Эксплуатация человека человеком и
эксплуататоры остаются, пока остаются капиталистические
производственные отношения. Научно-технические
изменения при капитализме не устраняют законов этих
изменений и их объективную логику. Напротив, логика
этих изменений делает еще более насущной и
необходимой ликвидацию частной собственности на средства
производства, все более сдерживающей дальнейшие
возможности развития науки и техники.
Научную несостоятельность идеи об «устарелости»
марксизма-ленинизма буржуазные идеологи
пытаются возместить изощренными формами подачи этой
идеи. Одним из образчиков такого изощренного
антимарксизма может служить книга французского
философа-богослова П. Массэ «Марксизм в современном
сознании» (1974 г.). Автор начинает с того, что
расшаркивается перед К. Марксом, мысли которого, по
его словам, стали «формой самовыражения нашей
эпохи». Их не могут игнорировать даже те, говорит
П. Массэ, кто хотел бы этого, ибо марксизм — это
климат наших идей, это почва, питающая современную
мысль. Он настолько всеобъемлющ, что сегодня
вообще можно говорить не о марксизме, как таковом, а о
«марксизмах»: коммунистическом, социалистическом,
гошистском и т. д. Поскольку отрицать влияние
марксизма на современную эпоху было бы просто глупо,
автор книги «Марксизм в современном сознании»
сначала превращает учение Маркса в «планетарную куль-
205
туру», чтобы затем заявить, что, «став фактом
цивилизации, марксизм сегодня погиб как доктрина», ибо
«цивилизация взяла у него все, что можно было взять,
выбросив остальное». К этому «остальному», по
утверждению П. Массэ, относится ни больше ни меньше как
философская и экономическая теории. «Как
философская и экономическая теория, марксизм пережил свой
золотой век. В наше время он осужден на гибель в
спорах схоластов и риториков».
Тот же прием, что и П. Массэ, использует и Ж. Бэш-
лер, но уже в применении не только к марксизму, но и
к идеологии вообще. В книге «Что такое идеология?»,
изданной в 1976 г. в Париже, он определяет идеологию
как «направленные слова, с помощью которых чувства
ищут самореализации в ценностях». Иными словами,
идеология, по мнению автора,— не что иное, как
научное оправдание человеческих страстей. В основе
любой идеологии, пишет Ж. Бэшлер, заложен «квантум
психической энергии («страсти»), который
предопределяет определенный тип действия». Так, скажем,
пацифизм— это идеологическое выражение любви,
нигилизм— ненависти, социализм же — это выражение
зависти, поскольку страсть к равенству есть результат
зависти, а зависть в свою очередь вызывает
тоталитарное поведение. Следовательно, идеи классовой
борьбы рождены завистью неимущих по отношению к
имущим.
Мы уже знаем, что от внутренних психических
переживаний, в том числе и от таких чувств, как
ненависть или зависть, следует избавляться не в классовых
битвах, а в зашторенном кабинете психоаналитика.
Попытки опустить идеологию до уровня психологии
базируются на том действительном факте, что чувства
входят составной частью в психику человека. Так,
революционеру, борющемуся против эксплуататорской
206
системы капитализма, свойственно чувство ненависти
к нему. И это чувство способно стократно усилить
тягу к познанию теории классовой борьбы, объективных
законов развития общества, но никак не подменять
собой знание этих законов. А именно такое знание
позволяет вести сознательную и организованную борьбу
против класса капиталистов.
Выступая в журнале «Монд дипломатик» с
рецензией на книгу Ж. Бэшлера, М. Маскино полагает, что
автор книги с честью продолжает дело 3. Фрейда,
предостерегавшего «нас против красивых идей, за
которыми часто скрываются обычные человеческие страсти».
Ну а если идеология — это «ценностное
самовыражение страстей», а страсти, как известно, присущи
каждому индивиду, следовательно, любое слово и любое
чувство — все это идеология. «Само собой
разумеется,— заключает М. Маскино,— что никто не может
избежать вируса идеологии, но осознание того факта, что
каждый поражен этим вирусом, поможет сократить
наносимый им ущерб и, во всяком случае, предостережет
против всех тех, кто под предлогом служения
интересам общества изобретает ложь и иллюзии». Таким
образом, понятие идеологии сначала расширяется, оно
отождествляется с любым психическим переживанием,
а затем объявляется ложью, иллюзией. Отсюда
напрашивается вывод: надо остерегаться тех, кто
«изобретает» идеологии.
Свои концепции «отмирания» идеологий и
идеологической борьбы буржуазные идеологи основывают
на отрицании классового деления общества, а
следовательно, и борьбы классов. Они заявляют, что
современное общественное развитие сделало социальную
структуру более плюралистичной и отменило «старое
деление» на взаимоисключающие антагонистические
классы.
207
То, что общество разделилось на социальные
классы очень давно, это бесспорный факт, однако
старое не всегда является синонимом устаревшего.
В основе существования классов лежит частная
собственность на средства производства.
Противоположность экономического положения различных классов
отражается в сознании их представителей как
противоречие их коренных интересов, которое и порождает
между ними борьбу. Следовательно, классовый
интерес вытекает не из сознания того или иного класса,
а из его объективного положения в системе
общественного производства. Ликвидирована ли в
капиталистических странах крупная частная собственность?
Установилось ли в них экономическое равенство
между людьми? Достаточно поставить эти вопросы, чтобы
стало ясным, что причины, породившие разделение
общества на антагонистические классы, не исчезли и
поныне. Не исчезло, а еще более усилилось неравенство
в доходах. И поэтому не ликвидируется «старое
деление» на социальные классы, наоборот, оно делается
еще более глубоким, а идеологическая борьба еще
более активной.
...После встречи в Руайомоне я вернулся в Париж
и провел там десять дней. Я исходил город пешком
вдоль и поперек. И то, что увидел и услышал за это
время, свидетельствовало о сложности политической
жизни Франции, о поисках людьми смысла жизни,
о многообразии и противоречивости этих поисков.
И многое из виденного было проявлением той самой
идеологической борьбы, которую отрицают в книгах
и статьях западные писатели и журналисты, но
которая существует реально и не имеет при этом никакого
отношения к «руке Москвы» и «экспорту революции».
Нотр-Дам де Пари. Снаружи собор точно такой
же, как и сотни лет назад. А вот внутри—совсем не
208
такой. Вывеска у входа напоминает туристам, что они
находятся не в музее, а в божьем храме, а потому
должны вести себя прилично и носить подобающее
месту одеяние. Глас вопиющего в пустыне. На
каменных плитах стоят, сидят и лежат молодые люди.
Парень в джинсах, заправленных в сапоги с кистями,
держит в руках длиннющий батон белого хлеба, время
от времени вставляет его в рот, как флейту, и
методично обгрызает. Парочка у колонны целуется. В
боковом проходе дежурный каноник — сегодня
воскресенье— исповедует желающих. Желающих много, они
сменяют друг друга, так что канонику скучать некогда.
Одетый в белую сутану, он сидит не в исповедальной
будке, а на виду за стеклянной перегородкой: сейчас
модны прямые контакты. На столике перед ним
телефон и религиозные брошюры, которые он тут же
продает.
А в это время на амвоне парижский архиепископ
читает воскресную проповедь о вере в бога и человека.
Он говорит о том, что для многих нынешнее рождество
не будет веселым, но что в моменты тяжких
испытаний, таких, как экономический кризис и инфляция,
следует особо уповать на бога.
По рядам проходит девица, длинный шарф,
обматывающий ее шею, свисает до пола и метет плиты. Она
раздает листовки, я беру одну. Листовки выпущены
молодежной группой «Ищите смысл». Текст гласит,
что в религии смысла нет и что церковь — это капкан,
в который попадают наивные люди. Девушка с кипой
листовок, значительно поуменьшившейся,
возвращается обратно, я придерживаю ее за рукав, спрашиваю,
в чем же все-таки смысл. Она что-то говорит об
усовершенствовании человеческой природы, но не путем
веры в сверхъестественное, а путем самовоспитания и
сознательного умерщвления плоти во имя духа. Нашу
209
беседу заглушают голоса верующих прихожан,
которые с воодушевлением поют псалом номер 85:
Траву плодит земля,
А справедливость нисходит с неба,
Любовь встречается с правдой,
Справедливость сливается с миром.
А потом, после небольшого перерыва, под сводами
Нотр-Дам раздаются величественные звуки органа,
звучит фуга соль минор Баха. Каноник в белой сутане
продолжает отпускать грехи.
Бульвар Османн. Около универсального магазина
«О Прэнтан» Пэр-Ноэль, французский Дед Мороз,
подхватывает на руки малыша. Фотограф-напарник
Пэра-Ноэля щелкает затвором полляроида. Тут же
вручает матери малыша цветное фото: 15 франков.
Перебросились несколькими фразами с Дедом Морозом.
Ему 26 лет, он работает в качестве доброго
рождественского деда вот уже четвертый год. Впервые у него
нет работы, пэр-ноэлей много, а рождество встречает
сегодня гораздо меньше людей, чем прежде, не по
карману, да и настроение не то. Вот и спарился с
фотографом, тоже безработным, устраиваться как-то надо.
Парижская «Журналь де диманш» не согласна с
пессимистами: «Никогда еще не было продано столько
икры и гусиного паштета». «Журналь куотидьен де
Пари» уточняет: «Энтузиазм царит у фешенебельных
и дорогих лавок. В больших магазинах — необычное
затишье». На помощь оптимистам и пессимистам
приходит институт общественного мнения. По его
подсчетам, только у 9 процентов населения рождественские
расходы в 1976 г. превышают прошлогодние. Это те
9 процентов, которые могут провести рождественскую
ночь в ресторане «Ше Максим» («У Максима»). Счет
за праздничный ужин — 1000 франков, половина месяч-
210
ной зарплаты квалифицированного рабочего. Они же
покупают икру и гусиный паштет в фешенебельных
лавках. А реклама бесстрастна, она призывает всех
равняться именно на эти 9 процентов.
Елисейские поля. Драгстор, магазин-закусочная.
На мой трафаретный вопрос: «Са ва?» («Как дела?») —
молодая продавщица,— каждый раз, приезжая в
Париж, я покупаю у нее по грампластинке — сетует:
«Са ва маль» («Неважно»).
И объясняет:
— Вы не смотрите на эти витрины, это только
витрины, стэндинг, к которому мы стремимся и которого
иногда достигаем ненадолго, в кредит. У нас все
продается в кредит. Сейчас даже в отпуск на Ривьеру
можно съездить в кредит.
Она завернула в подарочную бумагу указанную
мной пластинку, перевязала ее ленточкой.
— Очень хочется съездить в Россию, может быть,
выберусь на будущий год. Сейчас это сделать
несложно. Хорошо, что у нас с вами наладились такие
контакты. Я смотрела по телевидению выступление
господина Брежнева и согласна с ним: хорошие отношения
между нашими странами помогают укреплять мир в
Европе, значит, можно будет путешествовать.
На бульваре Капуцинов раздается перезвон
колокольчиков. Это девушки в малиновых униформах
Армии спасения собирают пожертвования на больных и
малоимущих. Прохожие бросают монетки в котелки,
висящие на треногах. Кое-кто бросает, больше
проходят мимо. Тут же, прямо на тротуаре, сидит парень,
перед ним надпись, сделанная куском мела: «Со светлым
рождеством! Желаю всем счастья. У меня нет счастья,
потому что нет работы». Я подхожу, фотографирую
его. Он не возражает, но вносит ясность: «Я не нищий,
как вон тот слепой с собакой. Я протестую. Два года
211
назад пришлось бросить университет: не было денег
на учебу, и с тех пор мыкаюсь без работы и без
пособия. Пытался найти работу, но не могу».
Как не могут найти себе работу 700 тысяч его
сверстников— половина из 1400 тысяч безработных.
Газеты публикуют невеселые прогнозы: в следующем году
ожидается еще больший рост безработицы.
Каждый, разумеется, протестует по-своему. На
тротуарах сидят единицы. Большинство протестует
иначе. Встреча в Руайомоне совпала по времени с
чрезвычайным съездом Движения молодых коммунистов
Франции, проходившим в предместье Парижа Сен-
Дени. Съезд собрался в результате чрезвычайных
обстоятельств: кризиса, который больнее всего ударил
по молодежи. В выступлениях делегатов съезда
говорилось, что лишь социализм означает достойное
человека существование: учебу без опасения быть
изгнанным из университета за неуплату очередного
денежного взноса, работу без страха быть уволенным
с завода, потому что ты стал «лишним»,
вознаграждение за труд, не урезанное «по молодости», расцвет
культуры и демократии. Делегаты съезда говорили
и о том, что социализм сам не придет и его ни у кого
не выпросишь, что за него надо бороться. Они
призывали всю французскую молодежь бороться за свое
будущее, за будущее Франции, которое все больше
компрометируется господствующим классом,
заботящимся прежде всего о прибылях монополий и правящим
страной по принципу короля Людовика XV: «После
нас хоть потоп!» Есть, однако, и такие, их, правда, не
столь уж много, которые хотели бы вернуться к
«допотопному» периоду.
Плас де л'Опера. У тоннеля, ведущего в метро,
молодая девушка в зеленой куртке держит пачку газет
и, размахивая свежим номером, кричит:
212
— Покупайте «Аспе де ла Франс», поддерживайте
движение «Аксьон Франсез», только оно может спасти
Францию от марксистской диктатуры.
«Аксьон Франсез». В Париже мне неоднократно
попадались на глаза лозунги, начертанные на стенах
домов, подземных переходов, почтовых ящиках: «Вив
л'Аксьон Франсез!» И рядом рисунок лилии, эмблемы
королевской власти. Я подхожу к девушке, она
приветливо улыбается:
— Месье хочет спасти Францию от марксизма?
— Почем?
— Пять франков экземпляр.
— Пять франков?!
— Но ведь месье патриот? Могу предложить еще
виньетки со знаком королевской лилии, черно-белые —
по два франка за штуку, цветные — по три франка.
Если купите оптом шесть штук для друзей, тогда
шесть франков скидки.
— Вы действительно хотите восстановить в стране
королевскую власть?
— Ах, месье не в курсе дела? Он хочет
познакомиться с нашим движением? В таком случае могу
уступить газету за три франка. А еще лучше приходите в
центр роялистской пропаганды, тут недалеко, улица
Круа де Пети Шан, дом 10. Правда, весной в наш
центр бросили бомбу, наверное гошисты, он еще
полностью не восстановлен. Поэтому вход к нам с другой
улицы. Пройдете под арку...
Я прервал ее объяснения и повторил свой вопрос
насчет реставрации королевской власти. Она
посмотрела на меня удивленно:
— Ну конечно же, месье. Все французы должны...
— Но если мне не изменяет память,
последнего Людовика на гильотину отправили сами
французы?
213
— И что? Разве после этого во Франции был
порядок? Признайтесь, месье, что нет. А сегодня хуже, чем
когда-либо. Безработица, инфляция, и марксисты
рвутся к власти. Вот до чего довела демократия.
Она перевела дыхание и добавила:
— А вчера, слышали? Из Лувра утащили шпагу
Карла X с бриллиантами. Ничего святого у людей не
осталось. Все прогнило, все надо менять.
— Значит, вы уверены, что король...
— Да, мы уверены, что королевская власть вернет
Франции былое величие... Вы вот вспомнили про
последнего Людовика, многие считают его дурачком. Это
ложь. Американский историк Росс доказал недавно,
что своей независимостью американцы обязаны вовсе
не Лафайету — он был маленьким чиновником,— а
Людовику XVI. А как он храбро воевал! Это он избил
англичан на море...
— Вам что, захотелось повоевать? Опять избить
кого-нибудь? Может быть, марксистов?
Она снова посмотрела на меня удивленно:
— Месье шутит! Повоевать сейчас хочется только
сумасшедшим. С марксистами мы и без войны
справимся... Так что, будете покупать газету?
Я решил, что настало время прояснить ситуацию.
— Послушайте, мадемуазель, я сам марксист.
Советский.
По выражению ее лица я понял, что интервью
окончено. Она протянула мне газету.
— Ну, вот что, берите бесплатно и не мешайте мне
работать.
И снова закричала: «Покупайте «Аспе де ла
Франс», поддерживайте движение «Аксьон Франсез»».
Площадь де Голля. Наш маленький автомобильчик
затерли у самой Триумфальной арки, и пробиться к
авеню Фоша не представлялось никакой возможности.
214
Мой приятель выключил зажигание, откинулся на
сиденье и сладко потянулся, потом взглянул на ручные
часы:
— Баста, это на час, не меньше. Светофоры
погасли, электрики начали забастовку. Правительство
отказалось прибавить им обещанные 2 процента к
зарплате.
Рядом с нами перламутровый «пежо-604» все еще
силился выкарабкаться из пробки. Водитель в
оранжевой дубленке жестикулировал, пытался что-то
объяснить соседям, нервно клаксонил. Приятель
усмехнулся:
— Что не нравится, буржуй? Тут тебе и твоя
чековая книжка не поможет,— потом повернулся ко
мне: — Все-таки мы сила, а? Умри миллиардер Дассо,
и ничто в мире не изменится. А мы останавливаемся, и
вся жизнь останавливается, баста.
И он торжествующе нажал на клаксон.
— Что скажешь, нет?
— Скажу, что Раймон Арон ошибся адресом.
Гарантии требовать ему надо у своего земляка с завода
«Рено». У тебя, значит...
Я оставил своего приятеля в машине, пошел
пешком. И долго еще слышал, как позади гудела площадь
у Триумфальной арки.
Были у меня и другие встречи, и другие беседы.
Говорил я и с теми, кто хотел бы радикально изменить
жизнь, и с теми, кто дорожит достигнутым жизненным
статусом, и с друзьями социализма, и с его врагами.
И вот в результате всех этих встреч и бесед,
послуживших как бы продолжением дискуссий в Руайомоне,
передо мной вновь и вновь со всей конкретностью встало
значение Заключительного акта Совещания в
Хельсинки, его причастность к судьбам миллионов людей,
самых разных и непохожих друг на друга. Ведь от судь-
215
бы этого документа зависит судьба и того Пэра-Ноэля,
что фотографировался с малышом, и того парня на
тротуаре, что желал всем светлого рождества, и той
продавщицы из драгстора на Елисейских полях, что
любит путешествовать, и той девушки, что продавала
роялистскую газету, и моего приятеля-рабочего, и того
в оранжевой дубленке, что клаксонили по-разному у
Триумфальной арки.
В наше время мир, борьба за разрядку и
социальный прогресс неразделимы. И от этого зависит
будущее всех людей на земле.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
— Чего ты хочешь? Устаешь на заводе хуже
собаки. И когда приходишь домой, все твои рефлексы
направлены вот к этому ящику.— Анри Элан ткнул
пальцем в телевизор.— Я, например, знаю заранее, что не
увижу ничего нового, те же глупости и чепуху, и все же
это отвлекает от забот.
Мы познакомились с Анри, профсоюзным
активистом женевского завода «Сешерон», на празднике
коммунистической газеты «Вуа увриер» и время от
времени встречались вот так, накоротке. Тем для бесед было
предостаточно, его интересовали детали жизни в
Советском Союзе, меня — психология западного
рабочего. На этот раз мы удобно примостились на диване и
говорили о культуре и о пропаганде. В отличие от
других швейцарских рабочих, у которых я бывал, в
квартире Элана много книг: Руссо, Вольтер, Арагон,
Достоевский, Лондон, Николай Островский. На
отдельной полке — произведения Маркса и Энгельса,
Ленина. Анри перехватил мой взгляд, усмехнулся:
— Вот, вот, бывает, разумом тянешься туда, к
серьезным вещам, а искушение пересиливает и
нажимаешь кнопку телека. Не потому, что это нравится, а
потому, что успокаивает. Как таблетки от головной
боли. Пьешь их не потому, что вкусные, а потому, что
голова болит. Хотя той же головой понимаешь, что
завтра она опять будет болеть и что надо не таблетки
глотать, а все менять: и характер работы, и всю жизнь
с головы на ноги ставить. А для этого следует почаще
обращаться туда.— Он снова кивнул в сторону
книжного шкафа. Потом достал из ящика сигару, это он
делал всякий раз, перед тем как уйти в философские
рассуждения, он не курил, а просто посасывал ее кончик.
15 Эдуард Розенталь
217
— Вот мы, между прочим, много говорим о том,
что природу человека переделать невозможно, что
человека создают обстоятельства, а не наоборот, воюем с
писателями-буржуа, которые сводят революцию к
изменению сознания. Все это, конечно, правильно. И все
же, для того чтобы рабочий решился на революцию,
надо крепко потрясти его сознание, без этого ничего
не получится. Энгельс об этом сказал грубовато, но
здорово. Одну минуту.— Не вынимая сигары изо рта,
он подошел к полке, достал томик, открыл на
странице, заложенной бумажной закладкой.— Вот
послушай: перед рабочим альтернатива — покориться
судьбе, стать «хорошим рабочим», «верно» соблюдать
интересы буржуа, и тогда он неизбежно превращается в
бессмысленное животное, или же противиться, всеми
силами защищать свое человеческое достоинство, а это
он может сделать только в борьбе против буржуазии.
Каково? А? — Он поставил книгу на место, вернулся к
дивану.— Конечно, я понимаю, времена изменились.
У нас нет нищеты, как у тогдашних рабочих, но ведь
не хлебом единым, как говорится. Не так ли? Я знаю
немало ребят с хорошими амбициями, которые хотят
выбиться в люди, стать мастерами, даже инженерами.
Но ныне, как ни вкалывай, толку не будет, автомат —
не прялка, здесь нужны образование, культура. А тут-
то нам путь как раз и заказан. Патрон тебе
культуру не поднесет. Рюмочку — это да, они теперь с
нами часто братаются, а культуру, нет, не поднесут.
Шиш. А без нее ни ты сам, ни дети твои людьми не
станут. Вот когда рабочие поймут это, тогда другое дело.
Революцию можно делать не только ради хлеба. Голод
по культуре сосет под ложечкой не меньше
настоящего.
Анри вынул сигару изо рта и засмеялся:
— Видишь, начал с сознания и снова вернулся к
218
обстоятельствам, как ни крути, без них не обойтись.
Впрочем, многие осознают обстоятельства, понимают,
что к чему. Но этого мало, надо не только осознать,
но еще и решиться изменить обстоятельства. А это,
скажу тебе, ох как нелегко, сила воли нужна... И вот
это отвлекает.— Он снова ткнул пальцем в телевизор.
Стукнул кулаком по коленке и сказал со злостью: —
Успокаивает, зараза. Уводит...
Я не пожалел времени и провел как-то несколько
вечеров у экрана телевизора. В памяти остались
многосерийные американские фильмы— все те же
«славные» парни из ЦРУ, «носители добра», и те же
«монстры», чья национальная принадлежность не
называется, но подразумевается; конкурсы популярных
песен с французским затейником номер один Ги Люксом
и лошадиные бега с комментариями неизменного
Леона Зитрона. Если отбросить в сторону форму, то
эффект подобной культурной политики немногим
отличается от релаксации, достигаемой в результате
сеансов психоанализа или употребления таблеток валиу-
ма. Впрочем, можно и не отбрасывать форму.
Полулежа в удобном кресле в полумраке гостиничного
номера, я поймал себя на мысли: точь-в-точь как в
кабинете психоаналитика, только вместо гипнотических слов
профессора гипнотически мерцающий экран.
И надо сказать, что эффект подобной политики в
целом весьма серьезен.
«...Я смотрю по телевизору все, что показывают.
Программа идет, а я сижу перед экраном.
Слушаю все, что им вздумается сказать» (X., 62 года,
сторож).
«Смотрю по телеку все фильмы. И почти ничего
больше... Когда жене хочется посмотреть
развлекательную программу, присоединяюсь к ней» (Ж., 26 лет,
технический работник).
219
«Я предпочитаю пинг-понг. Вкуса к чтению не
имею, книга никогда не привлекала меня» (Р., 20 лет,
квалифицированный рабочий).
«Книги? Беда с ними, и только! Начнешь и
никогда не окончишь... Разве что легонькую какую...» (Ро-
лан К., 45 лет, квалифицированный рабочий).
«А мне лень читать. Читаю мало и не то, что
следует, полицейские романы...» (Франсис Б., 50 лет,
технический работник).
«Чтение для меня — разрядка. Читаю комиксы,
романы «Черной серии»» (Ризотто, 42 года,
профсоюзный работник).
Эти ответы рабочих автомобильного завода «Рено»
в Париже привел в своей книге «Рабочая крепость:
«Рено»» французский журналист Ж. Фремонтье. Он
же и прокомментировал подобные ответы, объяснив их
не столько физической усталостью или дурным вкусом
рабочих, сколько самой культурной атмосферой
капиталистического общества: Отчуждение знакомо им с
детства. Большинство из них никогда не учились.
Только среди молодежи встречаются счастливцы,
посещавшие общеобразовательный коллеж или
технический лицей. Но почти все они остановились на
полпути. «Некоторые рабочие... окончили среднюю школу,
однако двери университета оказались для них
закрыты». При заводах «Рено» есть, правда, вечерние
школы; окончив их, можно стать специалистом. За
обучение в вечерних школах надо платить. И
чтобы закончить образование и получить
какую-либо специальность, необходимо иметь силу воли и
характер.
Разумеется, узкая специализация еще не делает
человека восприимчивым к высокой культуре. Узкий
специалист, как и его менее образованные товарищи,
по-прежнему остается легкой добычей «массовой куль-
220
туры». И все же развитие науки и техники с
необходимостью требует роста знаний и культуры. И не
только узкорациональной технологической культуры,
помогающей управлять сложными механизмами, но и
общей культуры. Было бы грубой ошибкой думать, что
интеллект человека можно беспрерывно раздваивать,
направлять его, с одной стороны, в сферу
специализированной деятельности, где он активно и рационально
совершенствуется, а с другой — в сферу
иррационального и неразборчивого духовного потребления, где он
пассивно следует за «массовой культурой».
Собственно говоря, именно такую цель и преследуют те, кто
определяет политику в области культуры. И многого в
этом плане им удалось добиться. Но подобная
раздвоенность интеллекта не может продолжаться
бесконечно, ибо она порождает гораздо более глубокое и
постоянно накапливающееся напряжение, которое чревато
взрывом.
Сам капитализм не способен разрешить этого
противоречия. Оно может быть преодолено только в
результате ликвидации капиталистической системы и
создания подлинно народной культуры, т. е. вопреки
культуртрегерам массового ширпотреба.
И здесь возникает вопрос: способно ли сознание
человека, которое подвергается непрерывному
воздействию многоликой пропаганды монополий, уводящей
его интересы в русло развлекательства и
потребительства, вырваться из этой трясины? Буржуазные
философы и социологи отвечают на этот вопрос
отрицательно. Они, разумеется, констатируют присутствие
у трудящихся чувства неудовлетворенности жизнью и
неуверенности в завтрашнем дне, реальные опасения
остаться без работы, нервное перенапряжение на
производстве, бессмысленность времяпрепровождения в
часы досуга и многое другое. При всем том они счита-
221
ют, что трудящиеся не осмелятся на революционные
действия, так как дорожат достигнутыми при
капитализме материальными завоеваниями и не хотят их
терять. На этом, в частности, строит свою концепцию
Г. Маркузе, который вывел даже аксиому об
«одномерности» рабочего класса; порабощенный вещами, он
якобы обуржуазился и потерял свою способность к
революционным действиям.
Метко охарактеризовал психологию западного
потребителя писатель из ФРГ К. Гейслер. Герой его
рассказа «Холодные времена» молодой экскаваторщик Ян
Алерс мчится в автомобиле (приобретенном в кредит)
и мучительно гадает, откуда им с женой выкроить
деньги на детскую коляску для ребенка, который вскоре
должен у них появиться. «А люди? У него, скажут, нет
денег даже на коляску для собственного ребенка... Черт
бы ее побрал, эту детскую коляску... Эх и сваляли же
мы дурака». А в новой квартире Алерсов
(приобретенной в кредит) стоит еще не распакованная стиральная
машина, «мощная штука с великолепными пестрыми
ручками» (тоже купленная в кредит). Автомобиль,
квартира, стиральная машина запрограммированы
рекламой образа жизни, а вот детская коляска
выбивает «жизнь в кредит» из колеи.
Таким образом, схемы Г. Маркузе и других
социологов, рассуждающих об «одномерности» человека,
убивающей в нем творческое начало, без которого
немыслима никакая революционная деятельность,
базируются на вполне реальных процессах
действительности. Однако эти схемы и рассуждения сами
страдают «одномерностью». Ведь К. Маркс тоже обращал
серьезное внимание на потребительские тенденции,
порождаемые капитализмом. Развитие капитализма,
говорил он, неизбежно приводит к тому, что «вместе с
ростом массы предметов растет царство чуждых сущ-
222
ностей, под игом которых находится человек...» 1.
Тенденция, которую К. Маркс обнаружил более ста лет
назад, стала сегодня очевидна для любого социолога.
Отбросив иллюзии, жизнь выявила это явление во всей
его наготе.
При всем том факт существования отчуждения и
анализ его причин и следствий далеко не исчерпывают
всей проблемы. Буржуазные философы и социологи
довольно охотно подтверждают сегодня наличие
отчуждения. Более того, они делают реверансы в
сторону К. Маркса, признавая его заслуги в этой области.
Между тем сам К. Маркс отнюдь не
ограничивался одной только констатацией факта отчуждения,
он видел и другой аспект этой проблемы, аспект
творческий, революционный. Поднимая проблему
отчуждения, он указывал, что этот феномен
содержит в себе самом и возможности своего
преодоления.
Думать, что человека, за спиной которого
тысячелетия борьбы против рабства во всех его видах,
можно сделать рабом (вещей или обстоятельств) —утопия
чистой воды. Между тем буржуазные идеологи строят
все свои концепции, исключающие революционные
действия трудящихся, именно на том, что человек,
имеющий перспективу улучшения своей материальной
жизни, не способен подняться на революционные
действия, ибо он-де знает, что если даже сам не добьется
тех или иных уступок от монополий, то их добьются
его дети и внуки. Но как раз недовольство в последнее
десятилетие исходило именно от детей. Для движения
студенчества, молодежи было характерно не то, что
они хотят иметь больше, чем их отцы, а то, что они
хотят жить иначе. Одним из основных мотивов их борь-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 42, стр. 128.
223
бы был протест против фальши «общества
потребления», против мнимого материального благополучия,
против тупости жизни, против философии «сытых
коров». Бунт против капитализма зреет в душе самых
«обструганных» рабочих. Даже наш знакомый Ян
Алерс, преданный своим хозяевам, постоянно
испытывает чувство человека, пойманного в капкан. «Здорово
они нас скрутили!» Он еще не может точно определить,
кто его скрутил, и ругает вещи, порабощающие его:
«Черт бы ее побрал, эту детскую коляску!» Он еще не
осмыслил, что за вещами стоит его патрон, а за ним —
социальная система, постоянно воспроизводящая
новых патронов и новую эксплуатацию. Но рано или
поздно он осознает это.
Экономический кризис 1929—1933 гг.,
подтвердивший правильность марксова анализа капитализма,
породил огромный интерес к марксистской политической
экономии и философии. Экономический и духовный
кризис последних лет вызвал новую волну интереса к
идеям социализма. Не будучи в силах остановить этот
процесс, буржуазные идеологи пытаются исказить
смысл социализма, свести его к одним лишь
материальным характеристикам, а борьбу за него — к тред-
юнионизму, т. е. к движению за удовлетворение
материальных требований.
В свое время, составляя проект программы
Российской социал-демократической рабочей партии,
Г. В. Плеханов определил в качестве цели социализма
«планомерную организацию общественного
производительного процесса для удовлетворения нужд как
всего общества, так и отдельных его членов». В. И.
Ленин не согласился с таким определением: «Этого мало.
Этакую-то организацию, пожалуй, еще и тресты дадут.
Определеннее было бы сказать... не только для удов-
224
летворения нужд членов, а для обеспечения полного
благосостояния и свободного всестороннего развития
всех членов общества»1.
На что не способны никакие капиталистические
монополии, так это на создание условий для полного и
свободного расцвета личности всех членов общества,
на создание реального общественного богатства,
удовлетворяющего разнообразные потребности масс, как
материальные, так и духовные. Разносторонне
развитая личность — это тот порог, который капитал
переступить не может. Но потребность в ней все больше
выдвигается жизнью на повестку дня. Она
проявляется в том числе и в тяге трудящихся к повышению
своего интеллектуального, культурного уровня. В
предисловии к «Манифесту Коммунистической партии»
Ф. Энгельс писал, что К. Маркс всегда «полагался на
интеллектуальное развитие рабочего класса, которое
должно было явиться неизбежным плодом совместных
действий и взаимного обмена мнениями. Сами по себе
события и перипетии борьбы против капитала —
поражения еще больше, чем победы,— неизбежно должны
были довести до сознания рабочих несостоятельность
различных излюбленных ими всеисцеляющих средств
и подготовить их к более основательному пониманию
действительных условий освобождения рабочего
класса»2.
И процессы, которые происходят ныне в среде
трудящихся, подтверждают предвидение К. Маркса.
Несмотря на физическую и нервную усталость, на
соблазны массовой развлекательной литературы и искусства,
многие из них идут против течения. Возьмем хотя бы
работников того же завода «Рено».
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 6, стр. 232.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 365.
225
«Две передвижные библиотеки... ежедневно
распространяют книги непосредственно на рабочих
местах,— свидетельствует Ж. Фремонтье.— Неуютная
комната, открытая всем заводским шумам и
сквознякам, оживает во время обеденного перерыва; сотни
рабочих и служащих выбирают здесь книги, которые они
возьмут домой... Среди читателей, пожалуй, больше
всего специализированных рабочих, несмотря на то
что условия труда у них наихудшие... Наибольшим
спросом пользуются книги исторические, в частности
посвященные событиям первой и второй мировых войн,
и особенно движению Сопротивления. Ежедневно
библиотека выдает от 450 до 600 книг. Романы
составляют 35—40 процентов общего количества».
А вот свидетельства самих трудящихся.
«Я много читаю. Беру книги в разных
библиотеках... Прочел «Капитал». Откровенно говоря, это было
трудновато. Хочу назвать еще одну книгу, полезную
для тех, кто не понимает, не знает рабочей жизни:
«Железная пята» Джека Лондона. Он рассказывает о
капитализме в несколько романтической манере, но
очень точно. Читал книги, посвященные Коммуне, о
которой когда-то в школе нам говорили как об
огромном бедствии. На самом же деле это была
колоссальная демонстрация возможностей рабочей власти. Это
было восстание парижан против капитала...» (Роже Б.,
41 год, чертежник).
«Романов я не читаю, зато философские и
политические труды — с удовольствием. Сейчас как раз
перечитываю «Федералистский принцип» Прудона» (Б.,
46 лет, специализированный рабочий).
«Я прочитала гору книг. Среди них такие, как
«Основы философии» Политцера, «Избранные труды»
Маркса. Читала «Коммунистов» Арагона и его поэмы.
И еще много другого. Жажда деятельности привела
226
меня к чтению, а чтение — к деятельности»
(Мартина И., 16 лет, машинистка-стенографистка).
Жажда творческой деятельности заставляет
многих рабочих, служащих, техников отворачиваться от
романчиков, усыпляющих мысль, и обращаться к
книгам, которые пробуждают ее, наводят на серьезные
размышления, зовут к действию.
Той же духовной жаждой была вызвана и волна
студенческих забастовок и демонстраций,
прокатившихся весной и летом 1976 г. по университетам
Франции. Студенчество, наиболее тонко чувствующая, по
словам В. И. Ленина, часть интеллигенции, поднялось
именно в защиту интеллекта, против
потребительского подхода к жизни, прививаемого обществу
капитализмом. Оно бойкотировало занятия в высших
учебных заведениях Парижа, Бордо, Лиона, Марселя и
многих других городов в знак протеста против
правительственной «Реформы 2-го цикла». Студенческие
волнения вызвали недоумение обывателя: ведь в
основе названной реформы лежала, по утверждению ее
авторов, идея приближения учебных курсов к
практическому производству, а это должно было снизить
процент безработицы среди молодежи, получающей
высшее образование. На самом деле реформа
преследовала цель не «профессионализации университета»,
которая в условиях научно-технического прогресса
предполагает повышение общего уровня образования и
культуры, а опять-таки узкой специализации и ускоренной
подготовки рентабельных специалистов для
конкретных отраслей экономики. «Реформа 2-го цикла» была
призвана нанести удар по культурным традициям
французского университета, поставить его под полный
контроль промышленных монополий. А сама
ускоренная специализация, согласно реформе, достигалась
путем уменьшения сроков обучения с 4 до 3 лет за счет
227
сокращения и ликвидации курсов философии, истории,
литературы, психологии, педагогики и других
«нерентабельных» и «опасных» дисциплин. Вот это-то и
вызвало возмущение студентов, которые не желают
превращаться в технологических роботов капитала. Как и
в период майских событий 1968 г., нынешнее движение
студенчества является выражением протеста
интеллекта против узких рамок капиталистической
рентабельности, в которые его пытается втиснуть
господствующая система. Причем вопреки утверждениям
целого ряда социологов о том, что студенческое
движение непрерывно идет на убыль, университетский
протест становится, если и не таким шумным, как в
конце 60-х годов, то безусловно более глубоким и
содержательным. На смену бурному негативизму и
стихийности приходит программа действий, основанная на
знании подлинных причин и целей движения, которое
все больше входит в русло борьбы всех
демократических сил против монополистического
капитала.
Это же можно сегодня сказать и о представителях
многих других слоев и профессий, в том числе и о
журналистах, которые включены в идеологический
аппарат монополистического капитала и обслуживают его.
Все большее число их осознает свое положение
«специализированных рабочих пера» и отказывается
служить реакционным целям. Несмотря на
многочисленные увольнения — к концу 1976 г. во Франции
насчитывалось более двух тысяч безработных журналистов,
т. е. 14 процентов всех профессиональных
журналистов страны,— они продолжают борьбу. В июле 1977 г.
закончилась победой длившаяся около года
забастовка журналистов газеты «Паризьен либере». Хозяева
вынуждены были уступить и восстановить на работе
уволенных журналистов. Победа эта была достигнута
228
благодаря широкой .материальной и моральной
поддержке бастующих со стороны рабочего класса
Франции. И это помогает осознать тот факт, что борьба за
свободу слова, печати, самого интеллекта неотделима
от борьбы против капитализма.
Именно в этом параллельном развитии борьбы за
интеллект и за свободу от эксплуатации происходит
становление революционного сознания масс, ибо
действительное воспитание масс, как говорил В. И.
Ленин, «никогда не может быть отделено от
самостоятельной политической и в особенности от
революционной борьбы самой массы. Только борьба воспитывает
эксплуатируемый класс, только борьба открывает
ему меру его сил, расширяет его кругозор,
поднимает его способности, проясняет его ум, выковывает его
волю» К
Могучим ускорителем процесса становления
революционного сознания служит реально существующий
социализм, своим примером показывающий, что
гармоническое развитие личности, удовлетворение ее
разнообразных материальных и духовных потребностей
вполне возможно и осуществляется оно в живой
человеческой практике, в практике социалистического
образа жизни, ибо, как говорили К. Маркс и Ф. Энгельс,
устранение ложных представлений из сознания людей
достигается «изменением условий, а не теоретическими
дедукциями»2. Вот почему идеологи империализма
делают все для того, чтобы опорочить Советский Союз
и другие социалистические страны в глазах
собственных народов, народов развивающихся стран и тем
самым отвратить их от борьбы за социализм и
коммунизм.
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 314.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 39.
229
В своих усилиях задержать процесс изменения
сознания масс они не останавливаются ни перед какими
средствами. Оккультизм и мистика, либриум и валиум,
«массовая культура» и поп-культура, «промывание
мозгов» и «интеллектуальный» обман — все
направлено к одной цели: приспособить разум и интеллект к
отжившей свой век капиталистической системе.
Но вся история человечества была историей
становления и развития разума, историей успешной
борьбы разума против сил мракобесия и реакции. Святая
инквизиция не смогла подавить его даже в мрачные
годы средневековья. Тем более это невозможно
сделать в конце двадцатого столетия. История идет
вперед. И никакие иллюзии не в силах помешать
трудящимся осознать законы развития общества, его
движения от капитализма к коммунизму.
СОДЕРЖАНИЕ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 3
1. РАЗУМ НА АУТОДАФЕ Ц
Ложь во спасение 12
Розовые очки для души 20
Доктор Фауст из ЦЕРНа . . . . 34
Анатомия акулы 55
2. «КОГДА Я СЛЫШУ СЛОВО «КУЛЬТУРА»...» . . . 73
Рецепты Жерара де Виллье 74
...И стереотипы Алена Пенеля 92
Как влезть в шкуру «идола» 101
«Катящиеся камни» 114
Преступление и наказание 128
3. МИШЕНЬ - КОММУНИЗМ 143
О солнце, луне и «промывании мозгов» 144
Познакомьтесь: Жан-Франсуа Ревель 155
В духе Радамы Второго 163
4. МИФОЛОГИЯ АНТИСОВЕТИЗМА 175
Миф первый: о свободе 176
Миф второй: о «советской угрозе» 187
Миф третий: об «идеологической разрядке» . . . 198
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ 217
Эдуард Маркович
Розенталь
ВЛАСТЬ
ИЛЛЮЗИИ
Заведующий редакцией
В. М. Михкалеа
Редактор
Р. К. Медведева
Младший редактор
О. П. Осипова
Художественный редактор
С. И. Сергеев
Технический редактор
Н. К. Капустина
ИБ № 1064
Сдано в набор 20.01.78. Подписано в печать 25.04 78. Л00670.
Формат 70 X 1081/з2- Бумага типографская № 1. Гарнитура
«Литературная:». Печать высокая. Условн. печ. л. 10.15.
Учетно-нзд. л. 9,62. Тираж 100 тыс. экз. Заказ № 2490.
Цена 40 коп.
Политиздат. 125811, ГСП, Москва, А-47, Миусская пл., 7.
Ордена Ленина типография «Красный пролетарий».
Москва, Краснопролетарская, 16.