Author: Итенберг Б.С.
Tags: период феодализма (iv в - 1861 г) история россии великая французская революция
ISBN: 5-244-00071-3
Year: 1988
Text
Б С.Итенберг
-РОССИЯ-
и
Великая
французская
революция
Б.С.Итенберг
РОССИЯ
и
Великая
французская
революция
МОСКВА ’’МЫСЛЬ” 1988
ББК 63.3(2)47
И92
РЕДАКЦИЯ ЛИТЕРАТУРЫ
ПО ИСТОРИИ СССР
Рецензент:
доктор исторических наук
Цамутали А. Н.
И
0501000000-172
004(01)-88
70-88
ISBN 5-244-00071-3
© Издательство ’’Мысль”. 1988
ПРЕДИСЛОВИЕ
Нужна ли еще одна книга—’’Россия и Великая француз-
ская революция”? Нужна ли она, когда в 1956 г. вышла весь-
ма содержательная работа М. М. Штранге ’’Русское общество
и Французская революция 1789—1794 гг.”, а в 1972 г. в Киеве
появилась документально насыщенная книга К. Е. Джеджулы
’’Россия и Великая французская буржуазная революция конца
XVIII века”? Осведомленный читатель добавит к этому бро-
шюру М. Балабанова, серию статей и документальных публи-
каций о том, как встретила Россия революционные события
во Франции в конце XVIII в.1
Действительно, мы имеем большую исследовательскую
литературу, освещающую названную тему. Но все дело в том,
что отношение России к французской революции изучалось
локально: выяснялось лишь, как в конце XVIII в. самодержав-
ные власти и общественность страны встретили революцию
во Франции. Складывалось впечатление, что проявление реак-
ции различных кругов России на это величайшее событие огра-
ничивалось хронологическим периодом самой революции —
1789-1794 гг.
А что дальше? Разве влияние идей Великой французской
революции прекратилось? Разве ее опыт (а XIX век дал ряд
крупнейших монографий о революции) не был в дальнейшем
поучительным для России? Разве русские образованные и мыс-
лящие люди забыли о таком глобальном социальном перево-
роте, имеющем колоссальное международное значение?
Нет, не забыли. И на протяжении всего XIX в., и в начале
XX столетия идеи французской революции, ее опыт и послед-
ствия находились в центре внимания мировой общественно-
сти, в центре внимания духовной жизни России.
Напомним в этой связи замечательные слова В. И. Ленина:
’’...весь XIX век, тот век, который дал цивилизацию и культу-
ру всему человечеству, прошел под знаком французской рево-
люции. Он во всех концах мира только то и делал, что прово-
дил, осуществлял по частям, доделывал то, что создали вели-
кие французские революционеры буржуазии...”2
В чем же причина столь долголетнего влияния ’’знака фран-
цузской революции”, которая вызывала глубокий интерес
и у правителей государств, и у передовой общественности всех
стран, включая и Россию? Объяснялось это влияние широтой
и многогранностью поставленных и решенных проблем соци-
альных преобразований. Прежде всего— победа революцион-
ной буржуазии над феодальным абсолютизмом. Как актуаль-
на была эта проблема для России! Выясняя ее, проникая в ее
сущность, образованная общественность направляла свое вни-
мание на историю загнивания королевского правления, обост-
рения социальных противоречий, на роль буржуазии и народа
3
в общественной борьбе, характер их взаимоотношений на раз-
личных этапах революции, А как важно было для революцион-
но-демократической России изучить само развитие революции,
борьбу течений, роль лидеров движения, проблему насилия,
оценить и понять значение революционного террора!
Великая французская революция давала ответы на многие
вопросы общественного бытия, а потому не могла быть преда-
на забвению.
Мысль проследить влияние французской революции на об-
щественную жизнь России XIX в. возникла сразу после Вели-
кой Октябрьской социалистической революции. В 1918 г. про-
фессор Н. И. Кареев выступил на страницах популярного жур-
нала ’’Нива” с очерком на тему ’’Французская революция
и русское общество”. Он рассмотрел отношение к революции
декабристов и Пушкина, Герцена и западников, рассказал об
историках французской революции. Заявив, что он ’’только
наметил” ряд проблем большой темы, Кареев пришел к весь-
ма верному выводу: ”В конце XVIII века Французская рево-
люция для русского общества была делом посторонним,
чужим, далеким, но, когда у нас самих началось освободи-
тельное движение с эпохи декабристов, русские люди стали
всматриваться в эту революцию, чуя, что нечто подобное
не минует и Россию, и даже будучи уверены в том, что это был
единственный путь для ликвидации старого порядка. В течение
целого века такое настроение, хотя и медленно, хотя и с пере-
рывами, все более и более нарастало. Какие бы чувства при
этом ни возбуждались—чувства энтузиазма, надежды, опасе-
ний, прямого страха,—эпоха привлекала к себе внимание все
большего и большего количества русских людей”3.
Заявленная тема в настоящее время особенно актуальна—
приближается 200-летие революции во Франции конца XVIII в.,
и передовые люди всей планеты готовятся достойно отметить
этот юбилей. 14 июля 1789 г. народ штурмом взял королев-
скую крепость-тюрьму Бастилию и этим начал эпоху револю-
ционных преобразований.
В связи с приближающимся юбилеем во Франции начали
задумываться над организацией его проведения. В сентябре
1981 г. президент Франции заявил, что празднование Великой
французской революции должно быть проведено ”на высоте
самого события”. Намечалось даже в год юбилея провести
в Париже Всемирную выставку —так, как это было в столет-
нюю годовщину революции, когда соорудили Эйфелеву баш-
ню. Но в июле 1983 г. этот план отпал. Гораздо ближе были
другие юбилеи: в октябре 1985 г. отмечалось 300-летие отме-
ны Нантского эдикта; в 1987 г. роялистски настроенные
круги Франции отпраздновали 1000-летие прихода к власти
короля Гуго Капета— основателя династии Капетингов, пред-
ка Людовика XVI, казненного во время революции.
Да и в исторической науке Франции далеко не все привет-
ствуют наступающий юбилей, больше того — пытаются развен-
4
чать идеи революции 1789 г. Еще в 1965 г. два ученых, Фран-
суа Фюре и Дени Рише, заявили, что Франция в конце XVIII в.
нуждалась в ’’мирной революции”, в ’’спокойных реформах”.
Через двадцать лет эта идея была подхвачена журналом ’’Пу-
эн”, в одной из публикаций которого говорилось: ’’Несколько
добросовестных и упорных историков еще раз пропустили
через решето критического духа удивительную последователь-
ность событий, которые с 1789-го по 1799 год потрясали Фран-
цию и Европу. Спокойно, бесстрастно они предприняли раз-
борку статуи. Это было началом конца выдуманной истории,
которая раньше играла решающую роль в воспитании нацио-
нального сознания... В течение всего XIX века шло плутание
в этом идеологическом болоте... когда мы верили в эту мифо-
логию мертвой революции. Французская революция больше
не служит полем современных политических битв, поскольку
началось время ее истинной истории— скромной, придирчи-
вой, прозаичной”4.
Такая позиция не была исключением. В конце 1987 г. кор-
респондент ’’Литературной газеты” К. Привалов имел в Пари-
же беседу с Луи Повелем—членом Французской академии,
директором консервативных изданий ’’Фигаро магазин”
и ’’Мадам Фигаро”. Вот что он услышал от ученого, считавше-
го, что все люди должны иметь одинаковый доступ к культуре
и образованию, остального человек должен добиться самосто-
ятельно: ’’Для этого необходима ’’либеральная революция”.
Не такая, какой явилась Великая французская революция.
В ее истории четко видны различные периоды. Главным, на
мой взгляд, был отрезок времени с 1789 по 1791 год. Третье
сословие захватило власть в нуждающейся в экономическом
и политическом возрождении стране. Революция началась
с либерализма, а выродилась в террор под знаком гильо-
тины”5 .
И все же передовая общественность Франции, как и всего
мира, не может забыть значения Великой французской рево-
люции. Французский писатель и историк коммунист Жорж
Сориа, издавший в канун юбилея девять томов ’’Большой
истории Великой французской революции”, свидетельство-
вал, что во Франции нашлись люди, которые ’’встретили
в штыки” этот труд. Дело в том, что в стране обозначилась
поляризация взглядов интеллигенции на революцию. Неко-
торые начинали спекулировать на так называемых ужасах
революции, старались не говорить о том, что и Робеспьер,
и Дантон, и Сен-Жюст были выдающимися интеллектуалами,
предпочитали умалчивать о демократическом характере
преобразований.
Другие, по словам Ж. Сориа, наоборот, ’’готовы с энтузи-
азмом встретить юбилей. Реакционеры сознают: в револю-
ции, начавшейся в 1789 году, и по сей день скрывается мощ-
ный интеллектуальный заряд. Лишь один пример: знаменитая
Конституция 1793 года, которую так и не воплотили в жизнь.
5
И сегодня власти не хотят гарантировать народу ее прав и сво-
бод. Настолько она демократична! Настолько истинное равен-
ство пугает власть имущих’’^.
Прошло двести лет с начала Великой французской револю-
ции, но до сих пор ее значение в мировом историческом про-
цессе весьма высоко. 29 сентября 1987 г. на встрече М. С. Гор-
бачева с представителями французской общественности член
Политбюро ФКП, депутат Национального собрания Ролан
Леруа напомнил, что скоро будет отмечаться 200-летие Вели-
кой французской революции и что на протяжении всей исто-
рии Франции ’’решающую роль играет борьба трудящихся,
борьба народа за социальные завоевания”. На это М. С. Горба-
чев заметил, что если искать корни современной жизни Совет-
ского Союза, нашей перестройки, то ’’можно дойти” и до
французской революции, а потом и до Парижской коммуны.
”В общ ем-то,— продолжал Михаил Сергеевич,—мы с Францией
действительно связаны очень крепко. И наши культуры, и наш
опыт обогащают друг друга на протяжении уже многих
не только десятилетий, но столетий. Это я говорю не для того,
чтобы сделать приятное, поскольку в зале сидят представители
Франции, французского народа. Я просто констатирую то, что
есть на самом деле”. Здесь же он отметил, что советский народ
гордится своей Октябрьской социалистической революцией
так же, как ’’Франция гордится своей, Французской револю-
цией. Мы вместе с Францией гордимся Французской револю-
цией”?.
Задумав показать историю отношений российской общест-
венности к Великой французской революции в течение ста лет
(с конца XVIII до начала XX в.), автор, разумеется, отдает
себе отчет в том, что последовательно и систематически рас-
крыть все многогранные аспекты такой обширной проблемы
в одной небольшой книге—дело невозможное. Но развитие
науки требует: с чего-то нужно начинать. А начинать, нам дума-
ется, целесообразно с очерков, посвященных отдельным
аспектам проблемы. В них-то и представится возможным про-
следить, как в разные периоды XIX в. общественными круга-
ми России, отдельными лицами в связи с конкретными исто-
рическими обстоятельствами воспринимался и оценивался
опыт французской революции 1789 г.
Глава
ОТ ВЕКА К ВЕКУ
1. Французские просветители
Великая французская революция произошла во времена цар-
ствования Екатерины II. Она заняла российский престол в ре-
зультате дворцового переворота 1762 г., во время которого
был свергнут, а потом убит император Петр III. Захватив
власть, новая владычица быстро определила свою высочай-
шую цель—получить авторитетное признание не только в Рос-
сии, но и за ее пределами. Стремившаяся с первых своих
шагов на государственном поприще к славе, Екатерина II
хорошо помнила, что французского короля Людовика XIV
и прусского короля Фридриха II называли великими не толь-
ко за их успешные государственные и военные деяния, но
и за высокое покровительство науке, литературе, искусству.
А почему бы и ей не пойти по этому пути? Почему бы не уста-
новить союз с французскими просветителями, идеи которых
стали распространенными и популярными в Европе?
Так и было сделано: императрица начала выдавать себя за
либерального правителя, заявив, что ’’самодержавное самовла-
стие” добра не сулит, а ’’есть зло, пагубное для государства”1.
Екатерина II обратилась к французским просветителям
с приглашением перенести в Петербург издание знаменитой
Энциклопедии, преследуемой во Франции. Это предложение
произвело впечатление на Вольтера, поделившегося в сентябре
1762 г. своими мыслями с Дени Дидро: ”Ну вот, прославлен-
ный философ, что скажете вы о русской императрице?.. В ка-
кое время живем мы! Франция преследует философию, скифы
ей покровительствуют. Г-н Шувалов поручил мне получить
ваше согласие на честь печатания в России вашей Энциклопе-
дии”2.
На это, разумеется, издатели не согласились, да и сама
императрица вскоре убедилась, что ей не изменить социальной
направленности Энциклопедии, ставившей целью развенчать
христианскую религию и уничтожить веру в незыблемость
королевской власти3. Этим показной либерализм Екатери-
ны II не ограничился. Начали устанавливаться и личные кон-
такты—Дидро и д’Аламбер получили приглашение приехать
в Петербург.
С 1763 г. Екатерина завязала оживленную переписку
с Вольтером, которого называла своим ’’учителем”. Перепис-
ка продолжалась до смерти Вольтера (1778 г.). Веря в идею
’’просвещенного монарха”, Вольтер стремился наставить на
этот путь русскую императрицу, ’’пресвятую владычицу
7
Вольтер.
Снимок со скульптуры Гужона
Петербургскую”. Екатерина де-
лала вид, что прислушивается
к советам французского фило-
софа. Она писала ему, что в го-
сударстве полный порядок и
благоденствие: ’’Налоги у нас
до того скромны, что в России
нет ни одного крестьянина, ко-
торый бы не кушал курицу,
когда ему захочется. С некото-
рого времени в иных провин-
циях начали предпочитать ку-
рам индюшек”4.
Даже когда разразилось
крестьянское восстание под ру-
ководством Пугачева, Екате-
рина II как бы без тени беспо-
койства 19 января 1774 г.
рассказала об этом своему
корреспонденту, сосредоточив
внимание на самозванстве ру-
ководителя движения. Вольтер
сразу поделился этой вестью
с герцогом Ришелье: ’’Сама им-
ператрица написала мне очень
милое письмо о воскрешении
из мертвых ее супруга. Это единственная в своем роде дама;
она играет империей в две тысячи лье и заставляет двигаться
эту огромную махину с той же легкостью, с какой иная жен-
щина вертит свою прялку”6.
Тут следует сказать, что флирт с Вольтером, знакомство
с его идеями были присущи не только Екатерине II. Вольтерь-
янство в России было сравнительно широко распространено.
По своим объективным последствиям оно направлялось про-
тив феодальных отношений, против абсолютной монархии,
хотя сам Вольтер объявлял себя сторонником монархии, толь-
ко ’’просвещенной”6. Ф. Гримм —писатель, дипломат, друг
Дидро, участник Энциклопедии—также стал близким доверен-
ным Екатерины II. С этими лицами она советовалась о делах
государственных, преподносила им дорогие подарки, оказыва-
ла денежную помощь. Просветители не оставались в долгу.
Они воспевали ’’северную Семирамиду”, восхищались ее ’’про-
свещенным умом”, посылали своей покровительнице проекты
реформ, которые, по словам М. М. Штранге, ’’попав в Россию,
тут же предаются забвению”7.
Не отставали от царицы и ее приближенные. И они налажи-
вали контакты с французскими просветителями. Особенно
преуспевал в этом граф А. П. Шувалов, которому Вольтер
посвятил свою трагедию ’’Олимпия”. На средства Д. А. Голи-
цына печаталось в Гааге запрещенное во Франции сочинение
8
Гельвеция ”О человеке”. Изг-
нанного из Франции Жан Жа-
ка Руссо приглашали в Рос-
сию фаворит Екатерины II
граф Г. Орлов и Кирилл Разу-
мовский, предлагавший изг-
наннику свое имение на
Украине. Придворная знать
увлеченно читала, переводила
и обсуждала произведения
Монтескьё, Вольтера, Руссо,
Гельвеция, Дидро, статьи из
Энциклопедии^.
После выхода в 1772 г.
последнего основного тома
Энциклопедии ее редактор
Дени Дидро решил восполь-
зоваться приглашением и от-
правился в Россию. В Петер-
бург он прибыл в конце
1773 г. и находился там до
Прошлые времена.
Французская карикатура
начала марта следующего
года. Во дворце он нашел
самый теплый прием. Почти
каждый день с трех до пяти французского философа принима-
ла императрица и вела с ним внешне откровенные беседы. Об
их результатах Екатерина II вспоминала: ’’Если бы я послуша-
лась его, мне пришлось бы все перевернуть в моей империи
вверх дном, пришлось бы совершенно преобразовать и законо-
дательства, и администрацию, и финансы, для того чтоб очис-
тить место для невозможных теорий”9.
Ознакомившись с многочисленными идеями Дидро, импе-
ратрица решила отреагировать на его поучения. Она заявила
своему французскому гостю: ”Г-н Дидро, я с величайшим
удовольствием выслушала все, что вам внушило ваше блестя-
щее воображение; с помощью ваших великих принципов,
которые я очень хорошо понимаю, можно писать прекрасные
книги, но очень плохо вести дело... вы работаете только на бу-
маге, которая выносит все; она не ставит препятствий ни ва-
шему воображению, ни вашему перу. Но я, как императрица,
работаю на человеческой коже, которая более раздражительна
и разборчива”10.
Французским влиянием (хотя и во многом поверхност-
ным) были охвачены не только самые верхи господствующих
классов России. Оно было значительно шире. С духовной
жизнью Франции знакомились мелкопоместные дворяне,
чиновники, многие образованные люди страны. Ряд произве-
дений французских писателей, появившихся в канун револю-
ции 1789 г., проникал в Россию в переводах или в рукописных
вариантах. В 1780-х годах были опубликованы на русском
9
Екатерина II
языке ’’Мой спальный кол-
пак” и ’’Картины Парижа”
Л. С. Мерсье, ’’Севильский ци-
рюльник” и ’’Фигарова женить-
ба” Бомарше. За три года до
революции во Франции в Пе-
тербурге появился перевод
книги французского политиче-
ского деятеля Ж. Неккера ”06
управлении государственных
доходов французского коро-
левства”, в которой вскрыва-
лась коррупция, приведшая
страну к финансовому кри-
зису.
Такого рода литература
своим общественно-политиче-
ским звучанием воспринима-
лась в свете российской жиз-
ни. Расточительность и рос-
кошь двора Екатерины II, са-
модурство высокопоставлен-
ных дворян, бесхозяйственность, казнокрадство и взяточниче-
ство—все это напоминало жизнь Франции, отраженную в худо-
жественной и публицистической литературе.
Русская молодежь, учившаяся в западноевропейских уни-
верситетах, с жадностью поглощала французскую литературу,
не проникавшую в пределы отечества.
Влияние французских свободолюбивых произведений,
получившее размах в первые годы царствования Екатерины II,
в дальнейшем стало ограничиваться. Обострение социально-
экономических отношений в стране, расширение крепостного
права, разложение феодально-крепостнической системы, разо-
рение народа, крестьянские волнения заставляли задуматься
тех, кто находился во главе правления: нет ли какой-то общ-
ности в требованиях французских просветителей и недоволь-
ного, бунтующего народа?
Особую настороженность, а потом и всеобщий страх в сре-
де господствующих классов вызвала крестьянская война
(1773 — 1775 гг.) под руководством Емельяна Пугачева. Тут
уж и сама Екатерина II, и ее ближайшее окружение начали
выступать с критикой тех, кого они так недавно почитали
и прославляли. В учении французских буржуазных просвети-
телей была усмотрена смертельная для екатерининского режи-
ма опасность11, тем более что и в самой Франции было далеко
не спокойно.
С пристальным вниманием следила за событиями во Фран-
ции высшая дворянская аристократия, окружавшая Екатери-
ну II. Еще в канун революции сама императрица писала своему
доверенному Ф. Гримму по поводу созыва нотаблей во Фран-
10
Взятие Бастилии 14 июля 1789 г. Рис. Монне, гравюра Гельмана
ции: ’’Великолепная мысль; и я созвала своих депутатов
(в 1767 г.), обращаясь к ним с предложением о реформах”12.
Но такая оценка деятельности французского правительства
не всегда совпадала с тем, что думали об этом подданные Ека-
терины II. Летом 1788 г. известный дипломат, англоман
С. Р. Воронцов метко подметил неблагополучие, сложившееся
во Франции. Из Парижа он писал своему брату Александру:
’’Король глуп, королева интриганка без талантов и без твердо-
сти, столь же всеми ненавидимая, как ее муж презираем”.
Корреспондент далее не только обратил внимание на бездар-
ность королевской власти, но и отметил нарастание общест-
венного недовольства. ’’Французское дворянство,— сообщал
он— деморализовано, разночинцы, третье сословие поднимает
голову, но народ всюду невежественен”13.
Да, третье сословие ’’поднимало голову”...
2. ’’Дело французского короля есть дело
всех государей”
14 июля 1789 г. народ штурмом взял Бастилию—революция
началась. Первые официальные сведения об этом сообщил
в Петербург русский посол в Париже И. М. Смолин. В его доне-
сении от 19 июля 1789 г., адресованном А. А. Безбородко-
руководителю дипломатии при Екатерине Щ говорилось: ’’Ре-
волюция во Франции свершилась, и королевская власть унич-
тожена. Восстание города Парижа, к которому умы, казалось,
11
были подготовлены, разрази-
лось на другой день после отъ-
езда г. Неккера”.
В начале августа посол из-
вещал Петербург, что во Фран-
ции царит ’’полнейшая и бес-
примерная анархия”, страна
находится в состоянии полно-
го разрушения, потеряно госу-
дарственное управление, ’’нет
ни судей, ни законов, ни ис-
полнительной власти”14.
Начало революции (паде-
ние Бастилии) в России было
встречено далеко не однознач-
но. Вот как описывал настро-
ения, сложившиеся в эти дни
в Петербурге, французский
Этьен Дюмон посол Сегюр: ”Я не смогу
выразить энтузиазм, который
вызвало среди купцов, мелких торговцев, буржуазии и части
образованного общества падение этой государственной тюрь-
мы и этот первый триумф свободы. Французы, русские, дат-
чане, немцы, англичане, голландцы — все на улицах поздравля-
ли друг друга, целовались, как будто бы они избавились от
слишком тяжелой цепи, которая висела на них”15.
Возможно, что французский посол несколько преувеличил
энтузиазм, возникший тогда в общественных кругах России.
Но в основном он был, очевидно, прав. Об этом свидетельству-
ет и другой французский современник—Этьен Дюмон*, осве-
домленный о настроениях российского общества. По его сло-
вам, французская революция была воспринята в России ”со
страстью”, а молодежи она ’’вскружила голову, права челове-
ка стали всеобщим катехизисом”. Больше того, по мнению
Э.Дюмона, и во время возвышения Робеспьера некоторые
молодые люди выражали ’’свое сочувствие революции”. Даже
среди ’’вельмож, важных помещиков” находились сторонники
радикальных преобразований, которые поддерживали фран-
цузскую ’’систему со всеми крайностями”15.
Разумеется, такое сочувствие французской -революции не
распространялось на правителей России и официальную прессу.
Сообщив 7 августа 1789 г. о падении Бастилии, ’’С.-Петербург-
ские ведомости” так оценивали свершившееся: ’’Рука содрога-
ется от ужаса, описывая происшествия, при коих могли быть
* Э. Дюмон в 1784 —1786 гг. был пастором реформатской церкви
в Петербурге. Покинув Россию, приехал в Париж, где стал другом Мира-
бо, присутствовал на заседаниях Генеральных штатов После революции
возвратился в Петербург (см.: Дневник Этьена Дюмона об его приезде
в Россию в 1803 г. If Голос минувшего. 1913. № 2. С. 144—145).
12
1168
ф Р А Н Ц I Я.
ИЗЪ ПАРИЖА, О1Ь 24™ АВГУ-
СТА
|^|ароднос Собран!? лее еще зани-
мается первою главою новдго V ло-
жени», вЪ которой изтолкованы бу-
ду mb Нрава Человека вЪ общежи-
тельспдрЬ Оно желаешЪ, какЪ слыш-
но ♦ трудЪ сей вЪ сегоднишнее за-
седание окончить , дабы завшре
•Ъ день св Людовика , поднести
оной Его Величеству Королю При-
нятых досел-fe НдродиымЬ Собра-
н;смЬ положен?* о Права хЪ Человека
состоять вЪ следующем!?
I) Ike лю^к раждаюггся воль*
ними и вЪ совершенномЪ вЬ разеу-
жденн» ПравЬ равенств!»; различи?
же долженствуют!? быть осн званы
на езимой .пикно общей польза.
II) Всякое Общество обязано
ммЬть гллвнычЪ предметомЪ быгшя
своего соблюден?? егт?с«1вгиныхЪ и
забвение не подлежащихЪ ПравЬ Че
довЬка Права сж сушь: J5<t* и, несть.
С> <*с/явеж*вг/я4э Ямзоляеноспн и 57дм>
угкйяишю
111) Всякая Лг/u.xtенхл $t<wrnt
HMtemb основан!? свое вЗ ЯсфыЯ;
и» ни какое Общество власшитель-
ствовать не ножешЪ, нс заимствуя
Вчзелии ошЬ Народа.
IV А>д / с состоит!» вЪпгомЪ,
чтобы самояриизвольно делать все
то, ‘ifflf другому впеда не напосишЪ-
Следовательно произведете вЪ дей-
ство естественных!) ПравЪ всякаго
Чеюввка не нмЬетЪ ни какихЪ дру-
идЪ предВлсвЪ, лромЪ пгЬхЬ, ко-
торые протчихЪ людей вЪ свобод*
номЪ употреблена таковыхЪ ж<
правЬ обезпечиваютЬ. Пределы с1и
ногутЪ быть назначаемы одними
только Законами.
V) Законы должны запрещать
mt только дЬян!я , кои Обществу
вредны; не запрещенное же воспяща-
емо быть не можетЪ , и ни кого
принудить не льзя, делать то, че-
го ЗаконЪ не повелеваешь.
VI) ЗаконЬ есть предана или
изтолкованге всеобщей воли Bet
сограждане пмЬютЬ право, самолич-
но или чрез!» ПояВренныхЪ вЬ обру-
зивзнж Закона со действовать. ОнЪ
долженЬ быть одинЬ и тотЪ же
самый для всЬхЪ , какЬ вЪ защи*
щен/и, такЬ и вЪ наказанш. По
еляку предЪ ЗакономЬ всЪ согра-
ждане равны , то и долженству-
ютЪ они быть допущаемы ко всЪмЪ
достоинствам!), мЪсгвамЪ и общена-
родным!) служен!ямЪ , смотря по
ихЬ способносшямЬ , безЪ всякаго
другаго различия , кром1> того, ка-
кое составлять будут! ихЬ до-
бродетели и дарован!я.
VII) Ни кто иначе ни суду
подвергнуть, ни подЪ стражу взятЪ
быть не можешЪ, какЬ только вЪ
случай Законодательною Вчасгтю.
нредположеиночЪ , и сЪ сох ранет*
емЬ предписаниихЪ вЪ ономЪ обря-
довЪ Следовательно rnt , кои
самовзастныя повелЬюя изпраши-
ваютЪ, выдаютЪ, и производятЪ вЬ
Athcmeo сами собою или чрезЪлру* •
гихЪ , долженству ютЪ быть нд-
Русский перевод Декларации прав человека и гражданина,
опубликованный в ’’С.-Петербургских ведомостях” в 1789 г.
Фрагмент
Людовик XVI
Мария-Антуанетта
в толиком пренебрежении долг к государю и долг к человече-
ству”. Информируя читателей о развитии революции, ’’Мос-
ковские ведомости” выступали против появившихся ’’паск-
вильных сочинений”, с пренебрежением говорили о француз-
ском народе, называя его ’’чернью”, защищали интересы коро-
ля и французского дворянства^
И все-таки можно согласиться с мнением М. М.Штранге,
что ”в момент, когда во Франции начиналась революция, рус-
ская общественность была осведомлена об идеях и событиях,
подготовивших почву для этой революции” 17.
Достаточно сказать, что ’’Политический журнал” за январь
1790 г. признавал, что в 1789 г в Европе началась новая эпоха
’’человеческого рода”. В результате наступило время ’’поправ-
ления судьбы так называемых низших сословий”, падения
произвола власти и деспотизма!8.
(Йо с развитием революции информация о событиях во
Франции сократилась, усилилась цензура. В 1791 г. составле-
ние ’’С.-Петербургских ведомостей” было передано специаль-
но образованному при Академии наук Переводческому депар-
таменту, получившему распоряжение: ’’Сократительно пере-
водить о смутах во Франции, ныне царствующих, и не упускать
прибавлять известие или примечание, колико их колобродство
им самим вредно”. После появления указа Екатерины II о раз-
рыве дипломатических отношений с Францией русские газеты
совсем перестали публиковать известия о французской рево-
люции^ .
Говоря о различном отношении российской общественно-
сти и официальной России к событиям во Франции, следует
иметь в виду, что дело заключалось не только в чисто внешней
14
оценке происходившего. Все это было значительно сложнее.
Многое в понимании французской революции диктовалось
социально-экономическими причинами.
Напомним, что в России определенные круги дворянства
были заингересованы в ограничении монархического правле-
ния. В этой связи можно понять их внимание к событиям во
Франции: может быть, ограничение власти Людовика XVI
послужит примером для подражания? Но по мере развития
революции, когда определенно проявился ее буржуазный
характер, опасения даже среди оппозиционных кругов резко
увеличились, а реакционное дворянство стало проклинать
революцию. Действительно, было чего бояться.
После взятия народом Бастилии 26 августа 1789 г. Учре-
дительное собрание Франции приняло Декларацию прав чело-
века и гражданина—программный документ, провозгласив-
ший основные принципы созданного революцией общества.
5 — 6 октября вспыхнуло народное восстание, произошло
столкновение с королевской стражей, народ ворвался в Вер-
сальский дворец. Король, окруженный народом, вынужден
был переехать из Версаля в Париж.
Борьба с Людовиком XVI продолжалась. В конце июня
1791 г. король временно был отстранен от власти и заключен
в замок, а 10 августа 1792 г. под руководством якобинцев
произошло новое восстание—королевская власть была окон-
чательно свергнута: революционный Конвент 22 сентября
провозгласил первую в истории Франции республику. 21 ян-
варя 1793 г. французский король Людовик XVI был казнен,
а в начале июня в стране установилась якобинская диктату-
ра-диктатура французского народа.
Разумеется, такой характер революционного движения
вызвал у господствующих классов России враждебное отно-
шение ко всему тому, что произошло во Франции, тем более
что в памяти еще были сильны впечатления от пугачевского
восстания. Все это определило позицию Екатерины II.
В начале 1790 г. наставник великого князя Александра
Павловича священник Самборский писал графу Н. И. Салты-
кову: ’’Вольноглаголание о власти самодержавной почти все-
общее, и чувство, устремляющееся к необузданной вольности,
воспалившееся примером Франции, предвещает нашему
любезнейшему отечеству наиужаснейшее кровопролитие”20,
В записке к графу А. А. Безбородко по поводу француз-
ской революции, составленной летом 1791 г., А. Р. Воронцов
писал, что крутое изменение конституции во Франции,ре-
зультате которого ’’опрокинуты” государственные основы
власти, ’’заслуживает особого внимания” государей других
стран. Заслуживает потому, что если революционный образ
правления и ’’мнимого равенства” укрепится во Франции, то
это ’’будет иметь пагубные последствия для прочих госу-
дарств” с той только разницей, что для одних раньше, а для
других позже21.
15
Камиль Демулен произносит печь в Пале-Рояле.
Акварель Оноре Домье
В августе 1792 г. князь В. П. Кочубей извещал русского
посла в Англии С. Р. Воронцова: ”Вы не поверите, сколько на-
делала зла эта Французская революция. Она имеет у нас, как
и в других местах, много приверженцев”22. С.Р.Воронцов
не только полностью разделял такую точку зрения, но и выра-
жал более серьезные опасения. Он в конце 1792 г. писал свое-
16
му брату Александру, что во Франции между бедными и бога-
тыми происходит борьба ”не на живот, а на смерть”, богатых
меньше и они в конце концов будут побеждены. А если это
произойдет, то зараза распространится и станет ’’повсемест-
ной”, ее не избежит и Россия: ’’Наша отдаленность на некото-
рое время нас предохранит, мы будем последние, но и мы
будем жертвами этой всеобщей чумы. Вы и я ее не увидим. Но
мой сын увидит”23.
Екатерина II быстро поняла, что ей нужно делать —бороть-
ся с революционной Францией. Были мобилизованы все сред-
ства и силы страны, предприняты решительные дипломатиче-
ские шаги, направленные на создание международной коали-
ции для борьбы с революцией.
В записке, составленной императрицей, излагались меры,
предусматривавшие восстановление королевского правитель-
ства во Франции. ’’Дело французского короля,—категорично
утверждалось в документе,—есть дело всех государей. Для
Европы важно, чтобы Франция снова заняла положение, подо-
бающее великому государству”, Что же для этого нужно сде-
лать? Оказывается, достаточно десяти тысячам солдат ’’пройти
Францию от одного конца до другого” и объявить, что на осно-
ве депутатских наказов будет сохранено монархическое прав-
ление. А так как Франция находится ”в совершенном рас-
стройстве”, такое предприятие ’’увенчается непременным
успехом”24.
Екатерина II упорно стремилась спасти французскую мо-
нархию, освободить Людовика XVI. Она понимала, что тут без
дипломатического выступления европейских держав не обой-
тись. 30 июня 1791 г. императрица писала А. А. Безбородко:
”Я думаю, чтоб с венским и иными дворами условиться, чтоб,
когда французское народное собрание объявит от себя, что
оно со всеми державами хочет жить в согласии, им ответство-
вать и требовать освобождения короля Людовика XVI, его
супруги и фамилии и в противном случае от них не принимать
министров, а своим приказать выехать, кораблей их не пу-
скать в гавани, и всех присягнувших собранию не терпеть
нигде; королевской же партии дать покровительство, понеже
сие есть дело всех королей, с которыми тогда уже поссори-
лись, когда по всей вселенной разослали эмиссаров для вра-
зумления народов”25.
Но основное стремление Екатерины II —подавить револю-
цию путем интервенции. Для этой цели 3 июля 1792 г. она
заключила союз с Австрией, а 27 июля—с Пруссией. О сов-
местном выступлении против Франции императрица догова-
ривалась и со шведским королем Густавом III. Но эта попыт-
ка успеха не имела.
Усилия Екатерины II по объединению сил контрреволюции
в 1793 — 1795 гг. не пропали даром —Пруссия, Англия и Авст-
рия включились в борьбу с буржуазной Францией. Но фран-
цузские революционные войска опередили армию коалиции
17
и заняли Северную Италию
Тогда была предпринята новая
акция: в начале ноября 1796 г.
генералиссимус А. В. Суворов
был назначен главнокоманду-
ющим 60-тысячной армией,
которая должна была напра-
виться на помощь Австрии
против Франции. Но этот по-
ход тогда не состоялся: 6(17)
ноября 1796 г. российская
императрица скончалась.
Таким образом, борьба
правительства Е катерины 11
против революционной Фран-
ции последовательно усилива-
лась: вначале материальная и
финансовая помощь француз-
ской дворянской эмиграции,
Максимилиан Робеспьер. ПОТОМ снаряжение 60-ТЫСЯЧНО-
Рис. Герена, гравюра Физингера ГО экспедиционного корпуса2^.
Такие энергичные меры дикто-
вались позицией императрицы, защищавшей принципы монар-
хического правления и видевшей во французской революции
реальную опасность для неограниченной власти российского
дворянства.
В то же время Екатерина II руководствовалась в своих
действиях и внешнеполитическими соображениями, посколь-
ку с падением французской монархии Россия лишалась тради-
ционного союзника, что могло привести к новой нежелатель-
ной международной конъюнктуре27.
После смерти Екатерины II престол наследовал ее сын—
Павел I (1796—1801). Еще будучи великим князем, он начал
раздумывать над тем, что происходило во Франции^ Готовясь
стать императором, Павел, естественно, был озадачен судьбой
Людовика XVI. Почему французского короля постигла такая
участь? ^Наследник российского престола пришел к такому
выводу]НПюдовик XVI был слабым, уступчивым и снисходи-
тельным правителем, многое прощал своим подданным, и все
это привело его на эшафот. Король Франции, считал Павел,
Цбыл бы жив и царствовал, если бы имел более твердостиу 26.
Следовательно, правителю нужна твердость, более того —
жестокость.
Читая как-то в присутствии императрицы газеты, Павел
Петрович с негодованием заявил: ’’Что они все там толкуют!
Я тотчас бы все прекратил пушками”. На это^Екатерина отве-
18
Народ, проникающий во дворец Тюильри 20 июня 1792 г.
тила сыну: ”Vous etes une bete feroce*, или ты не понимаешь,
что пушки не могут воевать с идеями? Если ты так будешь
царствовать, то не долго продлится твое царствование’}29.
^Вступив на престол, Павел I начал свое правление с рас-
правы над ближайшими сторонниками Екатерины II, но
в вопросе об отношении к французской революции продол-
жал в сущности ту же политик^Правд^ вначале он отменил
рекрутский набор и поход русской армии во главе с Суворо-
вым на революционную Францию,^уничтожил проект договора
с Англией о совместных действиях против Французской Рес-
публики,j отозвал из Англии эскадру русских кораблейЗО.
|Но вскоре российский император, осознав угрозу революции^
начал действовать иначе Берлин, Вену и Лондон последова-
ли депеши, объяснявшие, что Павел I, ’’как покойная его
родительница, остается в твердой связи со своими союзниками
и чувствует нужду противиться всевозможными мерами неис-
товой французской республике, угрожающей всей Европе
совершенным истреблением законных прав, имущества и бла-
годенствия”3^
{jlocne сложных дипломатических переговоров Павел вы-
нужден был поручить А. В. Суворову возглавить союзнические
*Ты жестокая тварь (франц.).
19
Д. И. Фонвизин
войска и начать поход че-
рез Австрию и Северную
Италию на Париж, Француз-
ская армия в Северной Ита-
лии потерпела ряд тяжелых
поражений от австро-русских
войск под командованием
СувороваиНо дело в конце
концов кончилось тем, что
гк власти во Франции пришел
Наполеон Бонапарт, с кото-
рым Павел I начал перегово-
ры, и военные действия пре-
кратились. В лице Наполе-
она I российский император
увидел душителя революции.
Между Францией и Россией
восстановились мирные отно-
шения .Д
3. Письма русских путешественников
...Прошло почти сто лет после французской революции. В 1883 г.
в восьмом классе Симбирской гимназии было дано сочинение:
учащиеся должны были сопоставить два литературных произ-
ведения эпистолярного жанра-письма из-за границы Д. И. Фон-
визина и Н. М. Карамзина. На эту тему и написал сочинение
Александр Ульянов. Гимназист высоко оценил письма Фонви-
зина и подверг критике концепцию Карамзина.
Проследим ход мыслей автора сочинения. Какой вывод он
сделал из писем Фонвизина? Александр писал, что накануне
революции Франция переживала кризис государственного
устройства, ’’злоупотребления во всех частях управления
достигли крайней степени”, проявлялась полная ’’бессодержа-
тельность и пустота” жизни высших классов, развращение
нравов, страшная нищета народа. Все это убедительно раскры-
вается в письмах Фонвизина, который создал ’’резкую и горя-
чую сатиру на французское общество и его нравы”32.
Письма Карамзина были посвящены революционной эпохе,
но оценка ее была иной. Вот что мы читаем в сочинении: ”К ре-
волюции Карамзин относился крайне враждебно; он смотрит
на нее только как на бунт невежественного народа, приписы-
вает ее незначительной части французского общества и не толь-
ко не видит от нее пользы для французской нации, но даже
прямой вред”33.
Обратимся и мы к этим письмам, представляющим ценный
источник для понимания и освещения нашей темы.
Денис Иванович Фонвизин адресовал в конце 1770-х годов
20
графу Петру Ивановичу Панину и своим родственникам пись-
ма следующего содержания. Сравнивая положение России и
Франции, он пришел к выводу, что во Франции ’’злоупотребле-
ния и неустройства” проявляются значительно сильнее, чем
в России; что рассказы о ’’совершенстве” французской жиз-
ни—’’сущая ложь”. Да, французы имеют ’’право вольности”,
писал он, но живут ”в сущем рабстве”. Король в своих дейст-
виях, казалось бы, ограничен законами, но ’’имеет в руках
всю силу” попирать эти законы. Взяточничество, продажа
чинов ’’терзают государство”. Положение народа в провинци-
ях еще более несчастное, чем в столице. Всеми делами ведает
интендант —’’вор, имеющий полномочия грабить провинцию
безотчетно”34.
Но не только социально-экономическая жизнь Франции
привлекала корреспондента, его интересовала и духовная
жизнь страны. Вот описание встречи Вольтера в Париже—
’’как бы сошествие какого-нибудь божества на землю”35.
Затем о нем же еще один рассказ: ’’Вчера Вольтер был во
Французской Академии. Собрание было многочисленное.
Члены Академии вышли ему навстречу. Он посажен был на
директорское место и, минуя обыкновенное баллотирование,
выбран единогласно в директоры на апрельскую четверть
года. От Академии до театра,
куда он поехал, народ прово-
жал его с непрестанными воск-
лицаниями”35. Казалось, отк-
лик вполне доброжелатель-
ный. Может быть, писатель
сочувственно относился и
к Вольтеру, и к другим дея-
телям Просвещения? Но это
далеко не так. Читаем письмо
Фонвизина Панину из Ахена от
18(29) сентября 1778 г.: ’’Ко-
рыстолюбие несказанно зара-
зило все состояния, не исклю-
чая самых философов нынеш-
него века... Д’Аламберты,
Дидероты в своем роде такие
же шарлатаны, каких видел я
всякий день на бульваре; все
они народ обманывают за день-
ги, и разница между шарлата-
ном и философом только та,
что последний к сребролюбию
присовокупляет беспримерное
тщеславие”37.
Да, видно не вся образо-
ванная Россия увлекалась иде-
ями французских просветите-
Иллюстрация к немецкому изданию
’’Писем русского путешественника”
Н. М. Карамзина
21
Открытие Генеральных штатов 5 мая 1789 г.
Гравюра Мор)-младшего
лей, видела в них светочей разума. Симптоматично, что еще до
французской революции находились их противники, и Фонви-
зин был среди них.
А теперь—о письмах Николая Михайловича Карамзина.
Отношение писателя к Великой французской революции про-
является в основном в его ’’Письмах русского путешествен-
ника”—первом крупном произведении молодого автора,
появившемся на страницах ’’Московского журнала” (1791—
1792 гг.) и ’’Аглаи” (1794—1795 гг.). Нам нет надобности
оценивать характер и специфику этого литературного труда.
Мы можем согласиться с исследователем В. В. Сиповским, что
’’Письма русского путешественника” не могут рассматривать-
ся как реальные письма, как строго эпистолярный жанр38.
Это, как нам думается, художественное произведение, осно-
ванное на непосредственных впечатлениях путешественника,
посетившего Западную Европу в 1789 и 1790 гг., увидевшего
революционную Францию и оценившего это величайшее собы-
тие конца XVIII в.
Судя по ’’Письмам”, весть о революции во Франции застала
Карамзина в Цюрихе. Вот при каких обстоятельствах это
произошло. Русский путешественник решил нанести визит
И. К. Лафатеру—швейцарскому ученому. Зайдя в его дом,
Карамзин позвонил в колокольчик, и вскоре показался высо-
кий и бледный человек. Это и был Лафатер. Хозяин дома ввел
гостя в свой кабинет, поздравил ’’москвитянина” с приездом
и, .задав несколько вопросов, сказал: ’’Приходите ко мне
22
в шесть часов; теперь я еще не кончил своего дела. Или остань-
тесь в моем кабинете, где можете читать и рассматривать, что
вам угодно. Будьте здесь как дома”39.
Закончив свои занятия, Лафатер вместе с Карамзиным от-
правился на собрание цюрихских ученых. ’’Честные швейца-
ры,—писал Карамзин,—курили табак и пили чай, а Лафатер
рассказывал им о свидании своем с Неккером... Лафатер
видел его в самый тот час, как он решился повиноваться воле
короля и Национального собрания и, посвятив сердечный
вздох спокойному пристанищу, ожидавшему его при подошве
горы Юры, возвратиться в бурный Париж”49.
О чем же рассказал тогда Лафатер? Что узнал Карамзин
о событиях во Франции?
В Париж и Версаль стягивались верные королю войска.
Над Национальным собранием нависла угроза. 12 июля 1789 г.
в Париже стало известно, что король уволил министра финан-
сов Неккера, что означало наступление контрреволюции. Тог-
да народ стихийно поднялся на борьбу. 14 июля была взята
Бастилия, что явилось первой победой революции. Король
вынужден был возвратить к власти Неккера.
Из письма Карамзина от 11 августа выясняется, что во вре-
мя его нового посещения Лафатера состоялась часовая беседа
жены швейцарского ученого с русским гостем—-’’поговорили
о французской революции”41.
Покинув Цюрих, Карамзин посетил Лозанну, где встретил-
ся с двумя французскими маркизами, прибывшими из Парижа
и рассказавшими о расправе народа с врагом революции—
королевским чиновником Ж.-Ф. Фуллоном, которому припи-
сывали такие слова: ’’Если бы я был министром, я заставил бы
французов есть сено”.
А вот еще интересное для нас свидетельство Карамзина:
’’Женева, октябрь 2, 1789... после обеда бываю в кофейных
домах, где всегда множество людей и где рассказываются
вести; где рассуждают о французских делах, о декретах Наци-
онального собрания, о Неккере, о графе Мирабо и проч.”42.
Быть в Женеве и не посетить Ферней, где жил Вольтер?
Туда наш путешественник отправился пешком (”...Не более
шести верст”,—заметил Карамзин). Вот знаменитый дом,
рядом—маленькая церковь с надписью: ’’Вольтер—богу”.
Карамзину разрешили осмотреть комнаты: ’’Спальня Вольте-
рова служила ему и кабинетом, из которого он научал, трогал
и смешил Европу. Так, друзья мои! Должно признаться, что
никто из авторов осьмаго-надесять века не действовал так
сильно на своих современников, как Вольтер... Вольтер писал
для читателей всякого рода, для ученых и неученых; все пони-
мали его, и все пленялись им”43.
Понятное дело, для темы книги важно выяснить отноше-
ние Карамзина к революционной Франции, к социальному
движению, современником и частично очевидцем которого он
являлся. В ’’Письмах” оценок такого рода немного, но и то,
23
что есть, позволяет определить позицию писателя. Одна из пер-
вых характеристик французского народа появляется в марте
1890 г., во время нахождения Карамзина в Лионе. Из нее мы
узнаем, что народ Франции сделался ’’страшным деспотом”,
что он шумит и возбуждает ’’других к мятежу”, что с ’’эпохи
так называемой французской свободы” эти ’’нищие и праздно-
любцы” не хотят работать44. Уже это свидетельство (а дальше,
как мы увидим, отрицательное отношение Карамзина к ре-
волюции проявится еще сильнее) не оставляет сомнений в
том, что демократический характер революции вызывал
неприязнь у русского путешественника. Поэтому нельзя согла-
ситься с утверждением Н. В. Минаевой, что до установления
диктатуры якобинцев и казни Людовика XVI Карамзин ’’со-
чувствовал революции”45. Революции он никогда не сочувст-
вовал, хотя и высоко ценил многие идеи французского Про-
свещения.
Конечно, свое отношение к французской революции Ка-
рамзин наиболее полно проявил в Париже, куда прибыл в кон-
це марта 1790 г. Столица Франции, по словам путешественни-
ка, в течение веков была ’’образцом всей Европы, источником
вкуса, мод...”. Это все в прошлом. А теперь? Ныне, по его мне-
нию, Париж уже не тот: ’’Грозная туча носится над его башня-
ми и помрачает блеск сего некогда пышного города”. На
’’горестное лицо” города, писал автор, опустилось ’’черное по-
крывало”, последнее сияние напоминает вечернюю ’’умираю-
щую зарю”. Все это, считал он, произошло оттого, что в Пари-
же господствуют ’’ужасы революции”45.
В чем сущность происшедших перемен? Как велик размах
движения, по мнению Карамзина? Читаем его апрельское
’’Письмо”: ’’Говорят ли о французской революции? Вы читаете
газеты: следственно, происшествия вам известны... Не думай-
те, однако ж, чтобы вся нация участвовала в трагедии, которая
играется ныне во Франции. Едва ли сотая часть действует; все
другие смотрят, судят, спорят, плачут или смеются, бьют в ла-
доши или освистывают, как в театре. Те, которым потерять
нечего, дерзки, как хищные волки... История не кончилась; но
по сие время французское дворянство и духовенство кажутся
худыми защитниками Трона”4
Таким ’’защитником трона” на страницах ’’Писем” и высту-
пил будущий знаменитый историк. Со всей определенностью
он прежде всего утверждал, будто всякое гражданское обще-
ство своим вековым развитием подтвердило, что оно есть
’’святыня для добрых граждан”, его устройство отличается
порядком и гармонией, поэтому ’’мудрые знают опасность
всякой перемены и живут тихо”. По мнению Карамзина, фран-
цузская монархия принесла пользу своей стране: ’’производи-
ла великих государей, великих министров, великих людей”,
способствовала развитию науки и благополучной жизни всего
общества—’’бедный находил себе хлеб, богатый наслаждался
своим избытком”48.
24
Следовательно, все было хорошо до тех пор, пока не раз-
разилась революция, нарушившая мирный ход развития стра-
ны. ’’...Дерзкие,—с негодованием писал Карамзин,—подняли
секиру на священное дело, говоря: лучше сделаем!'9
Новые республиканцы с порочными сердцами! Разверните
Плутарха, и вы услышите от древнего, величайшего, доброде-
тельного республиканца Катона, что безначалие хуже всякой
власти!”^*
Можно допустить, что столь резко отрицательное отноше-
ние Карамзина к революции, возможно, в какой-то мере объ-
ясняется и российскими цензурными условиями. Так, в пер-
вой редакции ’’Писем русского путешественника”, опубли-
кованных в Гамбурге, мы находим такие слова: ’’Француз-
ская революция принадлежит к числу тех событий, которые
определяют судьбу людей на долгий ряд столетий. Начинается
новая эпоха, я вижу ее, а Руссо ее предвидел”50. Конечно,
такие строки едва ли могли увидеть свет в России.
С другой стороны, исследователь творчества Карамзина
В. В. Сиповский51 обратил внимание на то, что только во вто-
ром и последующих изданиях появился текст, возвеличивав-
ший Людовика XVI и его венценосную супругу: ’’Вчера, в при-
дворной церкви видел я Короля и Королеву. Спокойствие,
кротость и добродушие изображаются на лице первого, и я
уверен, что никакое злое намерение не рождалось в душе его...
Он может быть злополучен; может погибнуть в шумящей
буре—но правосудная история впишет Людовика XVI в число
благодетельных Царей, и друг человечества прольет в память
его слезу сердечную.—Королева, несмотря на все удары рока,
прекрасна и величественна, подобно розе, на которую веют
холодные ветры... Мария рождена быть королевою”5*.
В новейшей литературе о ’’Письмах” Карамзина обращено
внимание на необходимость восстановления тех событий в Па-
риже, свидетелем которых был русский путешественник53.
Такое намерение логично: не все то, что видел Карамзин,
попало на страницы его произведения.
Весной и летом 1790 г. революция продолжала развивать-
ся. Центром общественной борьбы стало Учредительное собра-
ние, которое неоднократно посещал наш герой. Первые свои
впечатления об этом он изложил на французском языке в гам-
бургском журнале ’’Spectateur du Nord”: ’’Наш путешественник
присутствует на шумных спорах в Национальном собрании,
восхищается талантами Мирабо, отдает должное красноречию
его противника аббата Мори, глядя на них, как на Ахиллеса
и Гектора”54.
Следовательно, Карамзин был свидетелем бурного заседа-
ния 13 апреля 1790 г., на котором обсуждалось выступление
Мори, отстаивавшего прерогативы католичества в государст-
венной церкви Франции. В этот день Мирабо и произнес свою
знаменитую речь, направленную против религиозного фана-
тизма и церковной исключительности, за свободу совести.
25
Празднование свержения монархии 10 августа 1793 г.
Рис. Монне, гравюра Гельмана
”Я считаю,— заявил он,—что воспоминание о том, что творили
тираны, не может служить образцом для представителей наро-
да, желающего быть свободным... вспомните, господа, что
отсюда, с этой самой трибуны, на которой я сейчас говорю,
я вижу то окно дворца (глаза и жест рукй указывают напра-
во) , из которого заговорщики, подменяя своими корыстными
интересами самые священные интересы религии, вложили
в руки слабого короля роковой мушкет, давший сигнал вар-
фоломеевской резне”55.
Вполне вероятно, что Карамзин присутствовал и на заседа-
нии 19 апреля, где продолжалась полемика Мирабо и Мори.
Последний, выражая интересы клерикалов и роялистов, задал
вопрос: когда и по какому праву депутаты образовали Нацио-
нальный Конвент, присвоив себе полномочия представителей
нации? Тут же на трибуне оказался Мирабо, ответствовавший:
”...с того самого дня, как мы нашли зал, в котором должны
были собираться, запертым, ощетинившимся и оскверненным
штыками...”56
Можно лишь предполагать, на чьей стороне находился сви-
детель из России. Но при этом следует иметь в виду, что, непо-
средственно наблюдая деятелей революции, манеру их поведе-
ния, Карамзин оценивал не только представителей отдельных
общественных течений, но и человеческие личности. Вполне
вероятно, что чем-то речи Мирабо вызывали сочувствие, но
его личность, человеческий облик не могли быть симпатичны-
ми автору ’’Писем”57.
26
Такой подход позволяет
понять и отношение Карамзи-
на к Робеспьеру. Конечно, ре-
волюционная дерзость лидера
французской революции не
могла привлечь молодого че-
ловека, воспитанного на мо-
нархических традициях. Но
бескорыстие, тихий голос,
выдержка этого якобинца
могли вызвать к нему симпа-
тию. Вероятно, поэтому казнь
Робеспьера была воспринята
Карамзиным с тяжелым чув-
ством. ’’...Получив известие
о смерти грозного трибуна,
он пролил слезы; под старость
он продолжал говорить о нем
с почтением, удивляясь его
бескорыстию, серьезности и
твердости его характера» и
даже его скромному домаш-
нему обиходу, составлявшему,
по словам Карамзина, конт-
раст с укладом жизни людей
той эпохи”,—свидетельствовал
очевидец58.
Н. М. Карамзин. 1800-е годы
Но все эти отдельные симпатии Карамзина к человеческим
качествам некоторых деятелей французской революции не мо-
гут изменить оценки существа проблемы—сугубо отрицатель-
ного отношения автора ’’Писем” к революционным преобразо-
ваниям. До тех пор пока идеи французских просветителей
носили научно отвлеченный характер, не связанный с социаль-
ной борьбой, Карамзин считал себя их приверженцем. Он с
восхищением писал: ’’Век Вольтеров, Жан-Жаков, Энциклопе-
дии, ’’Духа законов” не уступает веку Расина, Буало, ла Фонте-
на”59. Но вот грянула революция, и все изменилось. ’’Кто мог
думать, ожидать, предвидеть?—писал Карамзин —Где люди,
которых мы любили? Где плод наук и мудрости? Век Просве-
щения, я не узнаю тебя; в крови и пламени, среди убийств
и разрушений, я не узнаю тебя”50.
Что же так напугало русского писателя? Ответ прост: ре-
волюционное движение народа. ’’Народ есть острое железо,
которым играть опасно, а революция —отверзтый гроб для
добродетели и— самого злодейства”51,—утверждал Карам-
зин.
Став редактором журнала ’’Вестник Европы”, Карамзин
еще сильнее укрепился в своих контрреволюционных настро-
ениях. Он прямо заявил, что французская революция грозила
’’ниспровергнуть все правительства” Но этого не произошло,
27
и теперь все лучшие умы стоят под знаменем властителей,
а ’’гражданские начальства крепки не только воинскою силою,
но и внутренним убеждением разума”62,
4. Еще одно путешествие...
Современником французской революции—от ее идейных ис-
токов до победы сил реакции —был и Александр Николаевич
Радищев (1749—1802) —автор многострадальной книги ’’Пу-
тешествие из Петербурга в Москву”. С эпохой французского
Просвещения он познакомился еще в Лейпцигском универси-
тете, куда был отправлен Екатериной II в 1766 г. с группой
молодых дворян.
В начале 1780-х годов Радищев написал оду ’’Вольность”,
положившую начало российской революционной традиции.
В этом произведении, насыщенном радикальными освободи-
тельными идеями, развенчивается российский абсолютизм,
прославляются революции в Англии и Америке. Радищев
не щадил время Екатерины II, раскрывая темное царство дей-
ствительности, в котором господствовали ложь и обман.
Виновница всего этого — царская власть:
Власть царска веру охраняет,
Власть царску вера утверждает;
Союзно общество гнетутбЗ.
Но этот гнет будет свергнут, не только в России—во всем
мире утвердится ’’вольность”:
Внезапу мощно потрясенье
Поверх земли уж зрится всей...***
Книга ’’Путешествие из Петербурга в Москву” увидела
свет весной 1790 г.—в разгар величайших событий, развер-
нувшихся во Франции. Естественно, что все, кто изучал твор-
чество писателя, не могли обойти одну из коренных проблем:
отношение Радищева к французской революции. Вопрос этот
оказался далеко не простым, он вызвал научные споры, ост-
рые дискуссии среди отечественных и зарубежных исследо-
вателей.
В 1966 г. вышла книга Ю.Ф. Карякина и Е.Г.Плимака
’’Запретная мысль обретает свободу: 175 лет борьбы вокруг
идейного наследия Радищева”. В ней-то и подведены итоги
многолетнего изучения мировоззрения писателя, творческих
споров, раскрыто отношение мыслителя и к Великой фран-
цузской революции. Освещая именно эту проблему, как нам
думается, авторы внесли серьезный вклад в понимание харак-
тера революционности Радищева. Правда, остро дискуссион-
ная книга в свою очередь вызвала научную полемику и проти-
28
воречивые, а иногда и прямо
противоположные отклики65.
Мы, разумеется, не будем
касаться этих споров. Для нас
важно рассмотреть лишь те
суждения, которые помогут
выяснить отношение Радищева
к революционным событиям
во Франции.
Все исследователи сходят-
ся в том, что еще в юности
Радищев и его друзья увлека-
лись французскими энцикло-
педистами, ’’мыслить научали-
ся” по Гельвецию, высоко
ценили произведения Руссо.
Сам Радищев впоследствии
переводил работы Мабли. Все
ЭТО было В духе того време- А. И. Радищев
ни—передовая мысль России
тянулась к прогрессивным идеологам Западной Европы.
Но вот что примечательно. В советской историографии
не было уделено должного внимания книге деятеля француз-
ского Просвещения Гийома Рейналя ’’Философическая и поли-
тическая история о заведениях и коммерции европейцев в обе-
их Индиях”, оказавшей сильное влияние на мировоззрение
Радищева. Правда, об этом писали зарубежные буржуазные
историки, но толковали проблему во многом тенденциозно.
Ю. Ф. Карякин и Е. Г. Плимак досконально разобрались и
в этом вопросе, аргументированно показали несостоятель-
ность буржуазных исследователей, пытавшихся сблизить
общественно-политические взгляды Рейналя и Радищева. Как
же в действительности обстояло дело?
Во время судебного процесса о произведении Рейналя Ра-
дищев показал: ”Сию книгу я почитаю началом нынешнему
бедственному моему состоянию. Я начал ее читать в 1780 или
1781 году ”66.
Подробный анализ влияния на Радищева труда француз-
ского просветителя позволил указанным авторам высказать
ряд важных суждений. Дело в том, что книга Рейналя пропа-
гандировала уроки английской и американской революций,
эпоху кануна Великой французской революции. Их опыт
помог Радищеву увидеть будущее России. А это свидетельст-
вовало об ’’использовании идеологом отсталой страны рево-
люционного опыта стран более передовых”67.
При этом нельзя забывать, что Рейналь и Радищев стояли
на разных ступенях эволюции просветительской мысли
XVIII в., выражали различные по своей классовой основе
направления. Рейналь осмысливал историю революционной
борьбы с позиции третьего сословия как борьбу человечества
29*
Принятие Конституции 1793 г.
Рис. Св ербах-Дефонтена, гравюра Берто
за ’’свободу”. Однако он видел не только великие победы, но
и выгодные, с его точки зрения, компромиссы нового, рево-
люционного со старым, сочетание, например, ’’свободы” с на-
личием королевской власти. ’’Радищев 80-х годов,—писали
авторы,—берет у своих западных учителей только револю-
ционно-демократические идеи и отбрасывает их либерально-
просветительский реформизм”68.
Говоря о революционно-демократических идеях Радищева,
нужно иметь в виду, что воззрения русского мыслителя пред-
ставляли собой сложное явление, отражающее в себе, как
верно подметил А. Володин, ’’начала весьма различных типов
революционности, четко обнаружившихся в русской общест-
венной мысли лишь впоследствии”69.
Такая сложность явилась отражением глубоких раздумий
писателя над опытом революционной борьбы Западной Евро-
пы и Америки. Особо отметим опыт Великой французской
революции. Факты подтверждают, что якобинская диктатура
подвергла революционные воззрения Радищева проверке
на практике—реальная революция оказалась делом куда бо-
лее сложным, чем сама теория революции. Террор якобинцев,
диктаторские меры воспринимались Радищевым как ’’деспо-
тизм свободы”, тождественный ’’деспотизму короледХ Поэто-
му, повествуя о временах римского тирана Суллы, он писал:
Нет, ничто не уравнится
Ёму в лютости толикой,
Робеспьер дней наших разве'°.
30
Трагический конец Людовика XVI. Рис. с натуры Фиори
Это была не случайно высказанная мысль, а сложившаяся,
серьезно продуманная концепция русского мыслителя.
Что же получается? В 1780-х годах автор ’’Путешествия из
Петербурга в Москву” выступал ярым врагом самодержавия,
сторонником революционно-демократических действий. Но
вот произошла Великая французская революция, утвердилась
якобинская диктатура, и Радищев пересмотрел свою позицию:
он стал противником гражданской войны, начал возлагать
надежды на нового царя—Александра I, который, дескать,
может освободить народ от деспотизма.
Одним из первых на эту эволюцию воззрений Радищева
обратил внимание еще А. С. Пушкин. ’’Глупец один не изме-
няется,—писал поэт,—ибо время не приносит ему развития,
а опыты для него не существуют. Мог ли чувствительный
и пылкий Радищев не содрогнуться при виде того, что проис-
ходило во Франции во время Ужаса? Мог ли он без омерзения
глубокого слышать некогда любимые свои мысли, проповеду-
емые с высоты гильотины, при гнусных рукоплесканиях чер-
ни? Увлеченный однажды львиным ревом колоссального
Мирабо, он уже не хотел сделаться поклонником Робеспьера,
этого сентиментального тигра”71.
Радищев, таким образом, выступал как родоначальник
31
Смерть Марата. Картина Давида
революционной традиции в России, понявший всю трудность,
сложность, непредсказуемость революционного пути, не бо-
явшийся переоценить представления о путях и средствах
революционных действий, направленных к достижению народ-
ной свободы.
Такое развитие взглядов мыслителя происходило на фоне
величайших международных событий. Именно об этом еще
в конце 1930-х годов была высказана верная мысль, историче-
ски объяснявшая характер мировоззрения Радищева. ’’Его
книга,— писал литературов ед Гр. Гуковский,— принадлежит
истории всей Европы, и понять ее можно лишь на фоне обще-
европейского исторического движения. Радищев был рупором
Великой буржуазной революции конца XVIII века; он был
в значительной степени воспитан революционной мыслью
западной буржуазии, но он применил ее достижения к услови-
ям русской действительности, к условиям борьбы русского
народа за свободу... Буржуазные—в западноевропейском
аспекте—идеи его преломлялись в этих условиях в том смыс-
ле, что в них акцентировались именно элементы народного,
т. е. в условиях его времени прежде всего крестьянского,
мировоззрения”72.
Опыт революционной борьбы Запада для Радищева не про-
пал бесследно. Он был особенно полезен на фоне Крестьян-
32
ской войны 1773—1775 гг. в России, так как идея народной
революции сближала (несмотря на существенные различия)
идеологию французского Просвещения, энциклопедистов
с крестьянским демократизмом Радищева.
Подведем итог. В последнее время достаточно убедитель-
но установлена эволюция в мировоззрении Радищева. Если
в оде ’’Вольность” и в ’’Путешествии...” звучат вольнолюби-
вые мотивы, высказано мнение, что ’’вольность” может быть
осуществлена революционным путем самими народами, то
во время написания ’’Семнадцатого столетия” писатель ут-
верждал обратное—просвещенные монархи сами осуществят
идеалы ’’вольности”.
В чем причина такого спада? По всей видимости, в двух
событиях: крахе французской революции, завершившейся
18 брюмера (9 ноября) 1799 г. переворотом Бонапарта,
и дворцовом перевороте 11 марта 1801 г. в России, когда
на престол вступил Александр I, начавший свое царствование
в ’’либеральном” духе.
Правда, ’’Семнадцатое столетие” при жизни Радищева
так и не было опубликовано, что, вероятно, явилось следст-
вием кризиса во взглядах писателя, работавшего над законо-
дательными проектами нового царя. В то время произошел
конфликт Радищева с власть имущими. 11 сентября 1802 г.
он кончил жизнь самоубийством7*.
2 — 737
Глава
3S2
ОТ АЛЕКСАНДРА I ДО НИКОЛАЯ I
11 марта 1801 г. в России произошел дворцовый переворот:
Павел I был убит. На другой день императором стал его сын
Александр I, которого воспитала Екатерина II, приходившаяся
ему бабушкой.
Большое влияние на юного Александра оказал его воспита-
тель Фредерик-Сезар де Лагарп (1754—1838). Уроженец Швей-
царии, он был прекрасно образован, очень рано стал убежден-
ным республиканцем, приверженцем идей французских про-
светителей. Весной 1784 г. Лагарп был приглашен ко двору
и стал воспитателем Александра, пробыв в этой должности
11 лет. За это время он стремился привить своему воспитанни-
ку любовь к истории, рекомендовал для чтения книги Тацита,
Монтескьё, Мабли, Шиллера и др. Благодаря Лагарпу Алек-
сандр I имел представление о французской революции и ее
деятелях.
Александр Павлович признавался своему другу Адаму
Чарторыйскому, что ’’ненавидит деспотизм, где бы и как бы
он ни проявлялся, что он любит свободу, что она необходима
каждому человеку, что он проявляет живейший интерес
к Французской революции, что, не одобряя этих ужасных
заблуждений, он все же желает успехов республике и радуется
им”1. Итак, новый царь не был чужд духу просветительных
идей XVIII в., что во многом определило своеобразный налет
либерализма, проявившийся в первые годы его правления.
Среди близких друзей императора, образовавших Негласный
комитет, был и Павел Александрович Строганов, получивший
в свое время образование у участника французской револю-
ции, члена Конвента, математика Ш. Ромма*.
Так или иначе в начале века влияние идей революции
1789 г. сказалось в различных кругах русского общества.
В стране появились французские эмигранты, среди которых
было много образованных людей из высших классов. К тому
же был снят запрет на французские издания, в почете стали
произведения энциклопедистов. Открыто заговорили о Воль-
тере: в 1802 г. царская цензура разрешила издание его трех-
томного собрания сочинений. Получили права гражданства
* П. А. Строганов, находясь в Париже в августе 1790 г., стал членом
Якобинского клуба. Из предосторожности он присвоил себе имя Павла
Очера (так называлась речка, у которой в Пермской губернии был распо-
ложен один из уральских заводов Строгановых). В декабре 1790 г. Па-
вел Александрович был водворен в Россию (подробнее см. \ Далин В. М.
Первый русский якобинец Ц Далин В. М. Люди и идеи. М., 1970. С. 9—21).
34
Александр I
парижские моды. Больше
того, если верить свиде-
тельству Ф. В. Ростопчина,
среди петербургской мо-
лодежи были ’’сотни мо-
лодых людей, которых
можно считать прямыми
сыновьями Робеспьера и
Дантона”2.
Что же касается само-
державных правителей, то
тут наблюдалась транс-
формация идей ’’просве-
щенного абсолютизма”,
происходил отход от этой
политики к утверждению
идей представительного
правления, что и должно
было, по мысли вла-
стей, предотвратить рево-
люционную опасность.
В результате Финляндия
в 1809 г., а Польша
в 1815 г. получили кон-
ституцию. М. М. Сперан-
скому царь дал задание
составить проект государ-
ственного преобразова-
ния, а Н. Н. Новосильце-
ву и П. А. Вяземскому—проект представительной монар-
хии3.
В 1803 г. Сперанский составил ’’Записку об устройстве
судебных и правительственных учреждений в России”, а в
1809 г.—проект под названием ’’Введения к Уложению госу-
дарственных законов”. По плану Сперанского сохранялись
основы существующего строя—крепостное право и самодер-
жавное правление. Но в целях предотвращения ’’революцион-
ной опасности” Российской империи придавался внешний вид
современного буржуазного государства: предлагалось ввести
Государственную думу, установить разделение властей, уч-
редить Государственный совет и министерства. Реакционное
дворянство выступило против проектов Сперанского.
Из всех намеченных преобразований осуществлены были
лишь два проекта—созданы Государственный совет и мини-
стерства.
К началу 1812 г. окончательно проявились агрессивные
планы Наполеона. Сперанского обвинили в том, что он пытает-
ся установить в России законы и учреждения бонапартистской
Франции. В марте талантливый государственный деятель по
воле императора был отправлен в ссылку.
35
Париж. Литография Ф. Бенуа. 1850-е годы
1. ’’Благодетельно начатая” революция
превратилась из ’’законной в преступную”
В ночь на 12 (24) июня 1812 г. Наполеон вторгся в Россию.
Началась Отечественная война, завершившаяся победой рус-
ского народа, разгромом армии Наполеона, слава которого
поднялась на греоне французской революции. Преследуя
неприятеля, российские войска вошли в Западную Европу.
Тогда-то передовые дворянские офицеры непосредственно
и уяснили значение и результаты 1789 г. Знакомство с новыми
европейскими порядками оказало сильное воздействие на раз-
витие взглядов дворянских революционеров, выступивших
14 декабрй 1825 г. на Сенатской площади против самодер-
жавия.
Напомним, что формирование воззрений декабристов про-
исходило под влиянием не только российской действительно-
сти, но и исторического опыта буржуазно-революционных
и конституционных преобразований в Западной Европе, беру-
щих начало со времен Великой французской революции*.
’’Происшествия 1812, 13, 14 и 15 года—вспоминал декаб-
рист Н. И. Тургенев,— сблизили нас с Европою; мы, по крайней
мере многие из нас, увидели цель жизни народов, цель сущест-
вования государств; и никакая человеческая сила не может
уже обратить нас вспять”5.
Походы русской армии в 1815 г. закончились. Россия тор-
жествовала окончательную победу. А 1 января 1816 г. появил-
36
Наполеон из Кремля смотрит на пожар Москвы.
Картина В. Верещагина. 1887—1895 гг.
ся ’’Манифест высокомонаршей признательности к народу
за оказанные в продолжение войны подвиги”. Касаясь причин
войны 1812 г., ’’Манифест” уделял внимание и французской
революции конца XVIII в. Она оценивалась как такое движе-
ние, в котором французский народ, ’’поправ веру, престол,
законы и человечество, впадает в раздор, в безначалие, в неис-
товство, грабит, казнит, терзает самого себя... оскверненный
37
Торжественный въезд монархов-союзников в Париж
31 марта 1814 г.
убийством верховных властей своих и всего, что было в нем
лучшего и почтеннейшего, избирает себе в начальники, потом
в царя простолюдина, чужеземца”6.
Царский манифест долгое время читался во всех церквах
в праздничные и воскресные дни. Это была реакция самодер-
жавной России на то сближение русской армии с Европой,
и прежде всего передового дворянства, о котором свидетель-
ствовал Николай Тургенев. Цель манифеста очевидна—развен-
чать революцию 1789 г., показать незаконность возвышения
Наполеона—’ ’простолюдина, чужеземца’ ’.
Да, познание жизни зарубежных народов усиливало в Рос-
сии развитие демократических идей. Возвращавшиеся из по-
ходов ратники задумывались над своей собственной судьбой,
над судьбой своей родины: ”Мы проливали кровь, а нас опять
заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана,
а нас опять тиранят господа”. В войсках только и толковали
’’Как хорошо в чужих землях... почему же не так у нас?”?
Так возникала потребность в изучении истории социальных
преобразований в странах Западной Европы. И тут одно из
первых мест занимала французская революция, привлекшая
внимание членов тайных обществ декабристов.
Напомним, что на воззрения декабристов огромное влия-
ние оказали идеи энциклопедистов, произведения Вольтера.
Но декабристы уже не верили в ’’просвещенного монарха”,
они боролись за уничтожение абсолютизма, многие из них
38
П. И. Пестель. К. Ф Рылеев.
Художник А. Корин. 1949 г. Художник А. Корин. 1949 г.
придерживались республиканских взглядов, понимали, что
французское Просвещение явилось идеологией революцион-
ной Франции. Николай Тургенев в 1807 г. записал в своем
дневнике: ’’Вольтер и Руссо были причинами Французской
революции”8. Декабрист Вл.Штейнгель свидетельствовал, что
он беспрестанно читал ’’Путешествие из Петербурга в Москву”
Радищева, сочинения Фонвизина, произведения Вольтера,
Руссо, Гельвеция. В записной книжке друга П. И. Пестеля
Н. Крюкова имеются выписки из сочинений тех же француз-
ских просветителей9.
Такая осведомленность давала декабристам возможность
со знанием дела рассуждать о революции во Франции. События
1789—1794 гг. стали предметом разговоров среди многих
участников декабристского движения. Но лишь некоторые из
них, такие, как Пестель, смогли по достоинству оценить эту
революцию, признать, что ’’Франция блаженствовала под
управлением Комитета общественного спасения”10.
Остальные декабристы были сдержаннее в своих суждени-
ях. Н. И. Тургенев в 1817 г. свидетельствовал: ’’Революция
1789 г., обещавшая в начале своем столь много хорошего,
принесла менее всего... пользу тому народу, между коим она
восприняла свое начало”11. Более обстоятельно о причинах
французской революции и о ее значении Тургенев высказался
в рукописи ’’Сопоставление Англии и Франции”. Он показал,
39
Восстание на Сенатской площади в Петербурге
14 декабря 1825 года.
Акварель К. И. Кольмана. 30-е годы XIX в.
что время Людовика XIV, озаренное деспотизмом и пышно-
стью двора, представленное ’’глазам изумленной Европы во
всей отвратительной наготе своей”, ускорило революционный
процесс1*. Произошло расстройство в управлении государст-
вом, возник финансовый крах, усилилось угнетение народа.
И при всем этом—произвол, деспотизм, самовластие француз-
ских королей. Людовик XIV и в особенности Людовик XV
подготовили революцию, ’’сделали ее неизбежною”13.
В оценке революции 1789 г. Тургенев был не однозначен.
С одной стороны, он считал ее необходимой, ценил многообе-
щающее начало революционных действий. Дальнейшее разви-
тие событий его настораживало: вскоре революция ’’разочаро-
вала людей благоразумных”, т. е. проявились ’’ужасы” общест-
венной борьбы. Но при всем том Тургенев признавал, что
революция, происшедшая во Франции, ’’обошла более или
менее всю Европу, произвела много зла, но вместе с сим
посеяла в умах народов неувядаемые семена добра и граждан-
ского благополучия”14.
Примерно так же оценивал Великую французскую револю-
цию и декабрист П. Г. Каховский. Он считал, что ’’благодетель-
но начатая” революция превратилась из ’’законной в преступ-
ную”. Но не народ был тому причиной; все дело заключалось
в ’’пронырстве дворов и политики”. Революция, происшедшая
во Франции, по мнению Каховского, не была изолированным
40
Жан-Поль Марат
явлением, а получила широ-
кий международный отклик:
’’Сильно потрясла троны Ев-
ропы и имела на правление
и на народ оный еще большее
влияние, чем самое образо-
вание Соединенных Шта-
тов”16 .
В целом же декабристы
оказались неспособными оце-
нить подлинную роль и зна-
чение революции 1789 г. Про-
явилась ограниченность дво-
рянских революционеров—
большинство из них призна-
вали ряд идей французской
революции, но отрицательно
относились к революционной
диктатуре. В этой связи чле-
ны Северного общества, близ-
кие к Никите Муравьеву,
напоминали таких видных деятелей 1789 г., как маркиз Ла-
файет и граф Мирабо. ’’Готовые признать заслуги этих более
чем умеренных революционеров и аристократов—пришел
к выводу советский историк С. С. Волк —они с ужасом гово-
рили о Робеспьере и Марате. Одобряя ’’Декларацию прав”
1789 г., составленную Лафайетом, большинство декабристов,
как бы следуя этому деятелю французской революции, пори-
цали якобинскую диктатуру”!6.
В показаниях на следствии декабристы не скрывали своего
знакомства с историей Великой французской революции и
биографиями ее деятелей. Но при этом своей осведомленности
они придавали своеобразный оттенок. С. П. Трубецкой призна-
вал себя сторонником конституционного переустройства
общества. Он утверждал, что только конституция может пре-
дотвратить ’’ужасы Французской революции”17. Декабрист
показывал, что не хотел бы оказаться участником народного
восстания: ’’Один раз войдя уже в толпу мятежников, я при
случае сделался бы истинным исчадием Ада, каким-нибудь
Робеспьером или Маратом —мысль ужасная!”18
М. П. Бестужев-Рюмин также свидетельствовал, что при
помощи ’’хорошей конституции” можно избежать ’’долговре-
менности и ужасов революций Английской и Французской”*9.
Павел Иванович Пестель как бы ретроспективно взглянул
на французскую революцию—со времени реставрации дина-
стии Бурбонов. Что же произошло? Монархия восстановлена,
а ’’большая часть коренных постановлений, введенных рево-
люцией, была сохранена”, больше того—’’признана за благо”.
Из этого Пестель сделал вывод: ’’...видно, революция не так
дурна, как ее изображали, и даже может быть полезна, в чем
41
утвердила меня еще более мысль, что те государства, где ее
не было, продолжали быть лишенными многих преимуществ
и учреждений”20. Это наблюдение вождя и идеолога декабри-
стов привело его к принятию конституционных и революцион-
ных воззрений. Но это было только началом. Многое в рево-
люции еще представлялось Пестелю неясным. Пришлось взять-
ся за чтение политических книг, за изучение ’’деятельности
якобинцев”, после чего декабрист сформулировал свое кредо:
’’Ужасные события французской революции заставляли меня
искать средства к избежанию подобных бедствий, что впослед-
ствии внушило мне мысль о необходимости временного прав-
ления и дало повод ко всегдашним моим толкам о предупреж-
дении всякого междоусобия”21.
Сказанное убеждает нас в том, что декабристы, во многом
не представляя себе реальную картину революции, весьма от-
влеченно понимали характер революционных преобразований.
Они не могли осознать важнейшего обстоятельства: в услови-
ях усиливающейся контрреволюции, во вражеском окружении
нельзя обойтись без радикальных мер, без революционного
насилия, без якобинской диктатуры.
Важно отметить и другое: раздумья декабристов о сред-
ствах и путях борьбы с деспотизмом, их анализ деятельности
участников французской революции независимо от выводов
обогащали русскую революционную мысль, ускоряли процесс
поиска правильной теории общественной борьбы.
История Великой французской революции не была забыта
декабристами и в сибирском изгнании. Появившиеся во Фран-
ции новые исследования о ней стали достоянием ссыльных
декабристов. Они изучали ’’Историю французской революции”
Ф. О. Минье. А Тьера читали чуть ли не во всех декабристских
колониях Западной и Восточной Сибири. ’’Пусть все желающие
прочтут Тьера,— писал в 1840 г. И. Д. Якушкину И. И. Пущин—
Понимаю, что вы им наслаждались... Тьер запрещен русской
цензурой и здесь тайно: он уже побывал и в Омске и Тоболь-
ске и в Кургане у Свистунова”22.
Во время французской революции 1848 г. взоры ссыльных
декабристов вновь обратились к 1789 г. Теперь их привлекла
многотомная ’’История французской революции” (1847—
1853) Ж. Мишле. 1 мая 1848 г. И.Д. Якушкин, познакомив-
шись с этим произведением, писал из Ялуторовска сыну:
”В этом сочинении, несмотря на самохвальство француза, мно-
го есть прекрасных страниц, и я прочел его с большим удо-
вольствием”23.
Правда, местные власти не забывали напоминать ссыльным
декаористам пагубную сущность французской революции
XVIII в. Их навещали служители церкви и пытались внушить
мысль, что революция 1789 г. доказала ’’гибельные последст-
вия” насильственных переворотов, которые приводят к стра-
даниям народа и в конце концов завершаются приходом
к власти монархов. Вспоминая об этом, декабрист А. Е. Розен
42
’’Без руля и без ветрил”. Французская карикатура
на европейских монархов, перепуганных революцией 1848 г.
замечал: ”Но они забывали, что Франция стала счастливее
и богаче, нежели как была прежде, и что народ приобрел
права, коих прежде не имел”24.
2. ”...Я истинно его [Белинского] люблю.
Тип этой породы людей—Робеспьер”
(А. Герцен)
Подавив восстание декабристов, Николай I начал укреплять
самодержавие, опираясь на крепостническое дворянство.
Напуганный восстанием в своей стране, император боялся
всякой свободолюбивой мысли, проникновения в Россию
’’западных” революционных идей, ставил на пути прогресса
мощный самодержавный заслон. Было учреждено III отделе-
ние собственной его императорского величества канцелярии—
могущественная организация, стоявшая над всеми учреждени-
ями страны.
III отделение бдительно следило за умонастроениями
в обществе и оперативно оповещало царя о своих наблюдени-
ях. ’’Молодежь, т. е. дворянчики от 17 до 25 лет,—говорилось
в одном из всеподданнейших докладов главы жандармов
Бенкендорфа,— составляют в массе самую гангренозную часть
империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши яко-
43
Петербург. Невский проспект у Аничкова дворца.
Акварель В. С. Садовникова. 1851 г.
бинства, революционный и реформаторский дух, выливаю-
щиеся в разные формы и чаще всего прикрывающиеся маской
русского патриотизма”25.
Прошло пять лет после восстания декабристов. В России,
казалось, наступило спокойствие, самодержавное правление
укреплялось. Но с Запада вновь пришла тревога: во Франции
в июле 1830 г. разразилась революция. Российским властите-
лям было над чем задуматься—не допустить подобное в своей
стране. Но как это сделать? Бенкендорф обратился по этому
поводу к Николаю I с настоятельными советами. Советы эти
не отличались глубокомыслием, хотя и основывались на опыте
Западной Европы: после смерти Людовика XIV французская
нация, ’’более испорченная, чем образованная”, опередила
своих королей в намерениях перемен. Получалось, что ”не сла-
бые Бурбоны шли во главе народа, а он сам влачил их за со-
бой”. В России же со времен Петра Великого во главе нации
стояли монархи. Так должно быть и впредь. Но для этого
не следует ’’слишком торопиться с просвещением”, тогда
народ по своему развитию не станет ”в уровень с монархами”
и не посягнет на незыблемость их власти2ь.
Если в царских кругах искали путей предотвращения
революции, то передовая Россия, взирая на Запад, вынашивала
надежды на возможность социального переустройства страны.
Многие оппозиционно настроенные люди не могли смириться
44
с деспотизмом Николая I, с духовным гнетом, царившим
в империи. Среди них были и такие, которые строили планы
реформирования России. В их числе А. В. Бердяев —чиновник
Министерства внутренних дел, критически относившийся
к существовавшему общественному строю. Создавая консти-
туционные проекты, он рассматривал опыт революционных
преобразований в Западной Европе, анализировал эпоху
1789 г. во Франции.
Бердяев признавал положительное значение социальных
переворотов, хотя полагал, что после Реформации в Германии
и революции XVII в. в Англии феодализм все же в основе
остался ’’неприкосновенным” и только под ударами ’’скепти-
ческой философии XVIII столетия и французской революции”
он испустил ’’последний вздох”. Произошло это потому, счи-
тал Бердяев, что французские просветители, представлявшие
собой ’’великое усилие разума”, отражали результаты предше-
ствовавшего развития социального движения европейских
государств. Французская революция еще больше обогатила
идеи Просвещения, ’’расширила круг его идей, дала сильный
жизненный толчок его интеллектуальной деятельности”27.
Но не все идеи Великой французской революции приветст-
вовал российский оппозиционер. Он считал, что политические
требования эпохи революции ’’несколько излишни”, не при-
знавал свободолюбие, ’’простертое до дерзости”, и ’’самодер-
жавие слепой толпы”28.
И все же Бердяев весьма высоко оценивал итоги и значе-
ние французской революции XVIII в., определившей рубеж
во всемирной истории и открывшей новый этап в истории
человечества. ’’Новейший век,—писал он,—стремится, кажет-
ся, создать на развалинах феодализма, вобравшего в себя
полное осуществление привилегии и касты, новое общество,
проникнутое духом равенства и общего права...”29
Поэт князь П. А. Вяземский не составлял проектов консти-
туции, не имел планов переустройства России, хотя в молодые
годы был достаточно оппозиционно настроен. Он просто раз-
мышлял о судьбе своей родины и записывал эти размышле-
ния. Заглянем в его записные книжки и познакомимся с мыс-
лями этого в дальнейшем крупного сановника—товарища
министра народного просвещения.
Среди современников появились ’’запоздалые ругатель-
ства” в адрес Вольтера, которого называли ’’зачинщиком
французской революции”, отмечал князь. Но что ’’худого
в этой революции?”—вопрошал он. Теперь, когда ’’кровь
унята и раны затягиваются”, можно ли утверждать, что рево-
люция не принесла никакой пользы? История этого не под-
тверждает, считал Вяземский, и записал в своей книжке:
’’Народы дремали в безнравственном расслаблении. Цари были
покойнее, но достоинство человечества не было ли посрамле-
но? Как ни говорите, цель всякой революции есть на деле или
в словах уравнение состояний, обезоружение сильных притес-
45
Театральная площадь в Москве. Литография середины XIX в.
нителей, ограждение безопасности притесненных: предприя-
тие в начале своем всегда священное, в исполнении трудное,
но не невозможное до некоторой степени”30.
Конечно, приведенные фрагментарные высказывания о зна-
чении французской революции не дают полного освещения
интересующей нас проблемы. Они лишь намечают ее контуры.
Но есть общественные деятели, материалы которых позволяют
исследователю сравнительно полно представить картину влия-
ния идей Великой французской революции на передовых
людей России в эпоху царствования Николая I. Это —молодой
Александр Герцен и Виссарион Белинский.
С идеями французских просветителей XVIII в. Герцена,
вероятно, познакомил его учитель эмигрант Бушо — участник
французской революции. От него юный Александр узнал, что
Людовик XVI не ’’святой мученик”, как провозглашали тогда
в России, и что его казнь—возмездие за совершенные злодея-
ния.
После революции 1830 г. во Франции, задумываясь над
прошлым этой страны, Герцен уже имел представление о зна-
чении Великой французской революции. ’’Теперь,—писал он,—
человек может порадоваться, подышать надеждами: XVIII век,
век анализа и разрушения, окончился тем колоссальным ог-
ненным извержением, которое столь похоже на мощные пере-
вороты допотопные, изменявшие все лицо планеты, которого
46
горящие камни разлетелись по всему свету и которого лавы
крови разлились от гильотины Площади революции (Place de
la Revolution) до подножия родного Кремля. Из развалин воз-
ник новый человек, стряхнул с себя пыль и, благодаря пред-
шественников, начал новое здание”31.
Просматривая тексты Герцена (публикации, записи отдель-
ных мыслей, письма, записки, отрывки из дневника), убежда-
ешься в глубоком проникновении русского социалиста в при-
чины Великой революции, ее события, в правильности его
оценки ее деятелей. Герцен хорошо понимал значение фран-
цузского Просвещения: ’’Что за огромное здание воздвигнула
философия XVIII века, у одной двери которого блестящий
язвительный Вольтер как переход от двора Людовика XIV
к царству разума и у другой мрачный Руссо, полубезумный,
наконец, но полный любви, и остроты которого... предсказы-
вали остроты de la Montagne (Горы.— Б. И.), С.-Жюста и Ро-
беспьера”32.
Герцен обращал большое внимание на эволюцию, проис-
шедшую во французском Просвещении. В дневниковых
записях 1842 г. он отмечал, что Вольтер ’’поражает смелостью
своих религиозных мнений”, но в дальнейшем выступили
Гольбах и Дидро. И тут-то выяснилось, что Вольтер отстал: ’’ма-
териализм размахнулся во всей силе”, что и привело к ’’станов-
лению 1793 года”.
Дантона и Мирабо Герцен называл зажигательными кораб-
лями, пущенными ’’проведением в стан неприятельский”.
В Робеспьере он видел ’’чистого” и ’’неподкупного” револю-
ционера, который не мог иметь предварительного плана дей-
ствий, но который успешно развивал события революции.
Правда, не ко всем этим событиям социалист относился
положительно. Он в ряде случаев осуждал террор якобинцев,
но считал, что в исключительных обстоятельствах репрессии
Конвента являлись закономерными и необходимыми33.
Герцен на протяжении всей своей жизни анализировал
эпоху Великой французской революции.
Мы рассмотрели лишь некоторые высказывания, относя-
щиеся к дореволюционному периоду 1848—1849 гг. А теперь
несколько слов об этой революции и ее отзвуках в России.
Революция конца 1840-х годов охватила многие страны Евро-
пы: Францию, Австрию, Венгрию, Германию, Италию.
Бурные события происходили во Франции. К утру 24 фев-
раля 1848 г. восставший народ стал хозяином положения
в Париже. Буржуазное движение, начавшееся под лозунгом
реформ, благодаря вмешательству пролетариата переросло
в борьбу за республиканское правление. Король Луи-Филипп
вынужден был отречься от престола, в стране образовалось
временное правительство. Но революция продолжалась. Рабо-
чие были возмущены антинародной политикой возникшего
правительства, они требовали демократической республики.
С утра 23 июня рабочие начали строить баррикады, восстание
47
приняло массовый характер, но оно было жестоко подавлено,
что дало возможность победить буржуазной республике. В де-
кабре 1848 г. к власти пришла монархически настроенная бур-
жуазия во главе с Луи Наполеоном Бонапартом...
В Венгрии объективные задачи революции состояли в лик-
видации господствовавших феодально-крепостнических отно-
шений, завоевании национальной независимости, освобожде-
нии от ига Габсбургов...
Весть о начале революции 1848 г. во Франции достигла
Петербурга 20 февраля (ст. стиля). В этот день сын императо-
ра Николая I Константин записал в дневнике, что в Пари-
же между народом и войсками произошла ’’драка на ули-
цах”.
21 февраля (ст. стиля) на имя секретаря французского
посольства в Петербурге Мерсие пришла депеша, уведомляв-
шая о низвержении Луи-Филиппа. В дневнике Константина
появилась новая запись: ’’Нас всех как бы громом пора-
зило... Что же будет теперь, это один бог знает, но для нас на
горизонте видна одна кровь. Папа послал меня, чтобы прочи-
тать эту депешу мама. Она тоже испугалась”34.
Российским самодержавным властителям было чего
пугаться—неспокойно было в страйе, переживавшей кризис
крепостнической системы. В этих условиях они вновь вспом-
нили о французской революции XVIII в. 24 февраля статс-
секретарь барон Модест Корф подал на высочайшее имя запис-
ку, в которой указывалось, что, несмотря на цензурные запре-
щения, в некоторых журналах хвалят такие книги, как ’’Исто-
рия французской революции” Мишле и Луи Блана, ’’История
жирондистов” Ламартина. ’’Все эти сочинения,—указывалось
в записке,—исполненные неистового радикализма и облекаю-
щие порок и преступление в самые привлекательные образы,
были у нас превознесены похвалами”35.
В представлении властей дурной пример Франции (XVIII
и середины XIX в.) мог распространиться и на Россию. 25 фев-
раля появился приказ о мобилизации армии. Дипломатические
отношения с Францией были прерваны.
14 марта был опубликован манифест Николая I, гласив-
ший: ’’После благословенного долголетнего мира Запад Евро-
пы внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровер-
жением законных властей и всякого общественного устрой-
ства. Возникнув сперва во Франции, мятежи, безначалие скоро
сообщились сопредельной Германии... Теперь, не зная более
пределов, дерзость угрожает в безумии своем и нашей богом
вверенной России. Но да не будет так!”33
И тут пришла радостная для царя и его окружения весть:
23—26 июня 1848 г. в Париже генерал Л.Кавеньяк потопил
в крови основные силы революции— были расстреляны тыся-
чи рабочих. Петербургские правители заметно осмелели—
Россия уцелела от революционных бурь, для нее открывались
широкие горизонты на политическом и военном поприще.
48
Царь начал интервенцию в Европу. Революционное движение
в Венгрии было подавлено...
Да, российский царизм был во главе реакции. А революци-
онная Россия? Она с воодушевлением восприняла весть, что
в результате парижского восстания пала монархия во Фран-
ции. Некоторые деятели российского освободительного дви-
жения были непосредственными свидетелями и участниками
этих европейских событий. Среди них —Александр Герцен.
Хорошо известно, что революция 1848 г. в Западной Евро-
пе явилась этапом в развитии утопического социализма Герце-
на. Но, размышляя над проблемами этой революции, мысли-
тель обращался к опыту Великой французской революции,
сопоставляя события двух крупнейших социальных потря-
сений.
Эти раздумья Герцена нашли место главным образом
в ’’Письмах из Франции и Италии”. В одиннадцатом письме,
датированном 1 июня 1849 г., был дан анализ эволюции евро-
пейской революционности от конца XVIII до середины XIX в.
В конце XVIII в. революционеры были великими и сильными,
так как хорошо понимали, ”в чем им следовало быть револю-
ционерами”, и, поняв это, они ’’безбоязненно шли своей доро-
гой”. Теперь же подлинная революционность перестала суще-
ствовать. ’’Быть теперь революционерами в смысле Конвен-
та,— писал Герцен,— было бы почти то же, что явиться в Кон-
вент гугенотом. В XVIII столетии достаточно было быть
республиканцем, чтоб быть революционером, теперь можно
очень легко быть республиканцем и отчаянным консервато-
ром”. Герцен возмущался тем, что революционеры перестали
выполнять присущие им обязанности. Всякий, кто поднимает
знамя борьбы, заявлял он, ’’должен знать, что революция
обязывает что нельзя по капризу идти до того места или до
другого”3'.
Развенчал Герцен и республиканское правление, устано-
вившееся во Франции в результате революции 1848 г. Уже
в июне того года публицист отметил, что не прошло и трех
месяцев после народного восстания, ’’башмаков еще не успели
износить”, в которых строили баррикады, а уж ’’Франция
напрашивается на рабство, свобода ей тягостна”. Ровно через
год картина прояснилась окончательно: установилась респуб-
лика, избавившая государство от Орлеанской династии, но она
не освободила народ от государства, напротив, ’’оставила лицо
слабым и беспомощным” перед призраком представительства,
’’облеченного в царскую порфиру”38.
Другое дело —Франция в конце XVIII в. В то время респуб-
лика была ’’пламенным верованием, религией, ее имя тогда
была целая революция. В 92 году республика являлась на го-
ризонте светлой и торжественной вестью освобождения, как
некогда царство небесное”. Правда, при этом чувство реально-
сти не покидало Герцена, признавшего, что так, как ожидали
современники, ”ни царство небесное, ни мечтаемая республи-
49
ка” осуществиться не могли. Ниспровержение трона освободи-
ло людей лишь от доли угнетения. Но дальше дело не пошло—
’’люди наткнулись на предел”39.
Подводя итог размышлений о двух революциях во Фран-
ции, Герцен признал, что революция 1848 г. началась как соци-
альная, с активным участием народных масс. Но в дальнейшем
’’люди тупые и злонамеренные свели ее на политическую”.
Короче, к власти пришла буржуазия, и революция ’’вышла
бледною”. И вновь взор публициста обратился к 1789 г. С тех
пор, писал Герцен, ”в понятии каждого из нас навеки вреза-
лись” события, связанные со взятием Бастилии, с восстанием
10 августа 1792 г., с революционной деятельностью таких
гигантов, как Дантон и Робеспьер. ’’Вспомните,—заключал
русский мыслитель,—рядом с ними эти стертые, бледные,
половинчатые, осторожные личности Ламартина и компании,
вам сделается смешно”40.
И в дальнейшем, удаляясь от революции 1848 г., Герцен
неоднократно возвращался (об этом речь впереди) к оценке
революции во Франции в XVIII в. Он писал, что почти позабы-
лись события первой половины XIX в., но воспоминания
о революции 1789 г. живут в памяти народов. ”Мы читаем,
мы перечитываем летописи тех времен,—продолжал Герцен
свою мысль,—и интерес наш к ним все возрастает при каждом
чтении”. Александр Иванович свидетельствовал, что дела
и люди тех ’’торжественных дней истории” остаются подобно
маякам, цель которых—освещать дорогу человечеству:
’’...они сопровождают человека из поколения в поколение,
служа ему наставлением, примером, советом, утешением,
поддерживая его в бедствиях и еще более в счастии”4!.
Виссарион Белинский первоначально высказал свое отри-
цательное отношение к Великой французской революции.
По его мнению, две революции, происшедшие во Франции,
привели к конституции, в результате в стране оказалось
’’гораздо менее свободы мысли, нежели в самодержавной
Пруссии”. Да и вообще, считал Белинский, во Франции и нау-
ка, и искусство, и религия всегда были и остаются ’’орудиями
политики”. Поэтому он призывал бояться ’’французской нау-
ки, в особенности французской философии”4*.
Это было время, когда знаменитый критик под влиянием
гегелевской формулы ’’все действительное—разумно” пропо-
ведовал примирение с действительностью, считал насилием
всякий общественный протест против старого порядка, что
вызывало несогласие и недоумение у его друзей.
И. И. Панаев свидетельствовал в своих воспоминаниях, что
для Белинского французская революция представлялась
’’делом нескольких экзальтированных людей, безумцев,
осмеливавшихся посягнуть на разрушение государственного
порядка, и смиренно преклонился перед всяким произволом,
50
исходившим свыше... Он
с презрением отзывался
о французских энциклопеди-
стах XVIII столетия, о крити-
ках, не признававших теории
’’искусство для искусства”,
о писателях, заявлявших не-
обходимость общественных
реформ и стремившихся
к новой жизни, к обществен-
ному обновлению”43.
В результате размышле-
ний Белинский пришел к вы-
воду: ’’Вся надежда России—
на просвещение, а не на пере-
вороты, не на революции
и не на конституции”44. Но
вскоре его воззрения ради- I т
кально изменились. Из про-
тивника революции он пре-
вратился В решительного ее в. Г. Белинский
сторонника, из критика фран-
цузского Просвещения—в последовательного пропагандиста
энциклопедистов.
Произошло это в процессе изучения труда А. Тьера ’’Исто-
рия революции 1789 года”. Фактическая сторона прошлого
Франции открыла Белинскому новый мир, мало ему знако-
мый, и заставила глубже вникнуть в суть исторических собы-
тий. По свидетельству П.В. Анненкова, Виссарион Григорье-
вич отыскал для себя ’’первые семена социализма, заброшен-
ные переворотом 89-го года на европейскую почву: ему нужно
было видеть эти зачатки с Конвентом, Парижской Коммуной,
героями старого коммунизма, Бабёфом и Буонаротти, чтобы
распознать современную его (коммунизма.—Б.И.) физио-
номию и понять основательно некоторые его ходы и нашу
эпоху”45.
Воззрения ’’неистового Виссариона” сразу приняли новое
направление. Он спешно рассказал о своем прозрении, поде-
лился своей радостью с друзьями. Обратимся к его письмам.
Белинский—В.П.Боткину 8 сентября 1841 г.: ’’Отрица-
ние—мой Бог. В истории мои герои—разрушители старого —
Лютер, Вольтер, энциклопедисты, террористы, Байрон (’’Ка-
ин”) и т.п. ... Мне отраднее кощунства Вольтера, чем призна-
ние авторитета религии, общества... Знаю, что средние века—
великая эпоха... Но мне приятнее XVIII век—эпоха падения
религии: в средние века жгли на кострах еретиков, вольно-
думцев, колдунов; в XVIII —рубили на гильотине головы
аристократам, попам и другим врагам Бога, разума и чело-
вечности”46 .
Мы не знаем, что ответил на это письмо Боткин. Но ясно
51
одно —он не разделял столь
радикальные взгляды своего
друга. Судя по всему, Бот-
кин был особенно отрица-
тельно настроен по отноше-
нию к Робеспьеру и его дея-
тельности. Белинский же
стойко держался своих взгля-
дов.
Белинский — В.П. Ботки-
ну, апрель 1842 г.: ’’Тут нече-
го объяснять: дело ясно, что
Робеспьер был не ограничен-
ный человек, не интриган,
не злодей, не ритор и что
тысячелетнее царство Божие
утвердится на земле не сла-
денькими и восторженными
фразами идеальной и пре-
краснодушной Жиронды, а
террористами — обоюдоост-
рым мечом слова и дела
Луи Антуан Сен-Жюст. Робеспьеров и Сен-Жюс-
Портрет работы Давида тов”47,
На этом спор не прекра-
тился. Боткин взял к себе в союзники Т. Н. Грановского,
который в начале 1840-х годов с пространным письмом обра-
тился к Белинскому: ’’Боткин прочел мне твое письмо, неис-
товый Роланд. Письмо очень хорошо, потому что вылилось
из души в теплую минуту, но исторической истины в нем нет.
Шепелявый друг твой прав, утверждая, что Робеспьер был мел-
кий, дрянной человек, бывший органом и орудием чужой
воли. Об этом предмете мне хочется написать статью, разу-
меется для тебя только, теперь поговорим вкратце. Тебе нра-
вится личность Робеспьера потому, что он удовлетворяет дела-
ми своими твоей ненависти к аристократам и т.д. Но, Боже
мой, сколько мелких личных побуждений вмешивается
в общие виды Робеспьера. Как бесконечно выше его стоит
S.Just, ограниченный фанатик, но благородный и глубоко
убежденный. Красноречие Робеспьера, несмотря на приводи-
мые тобою отрывки, все-таки далеко не может сравниться
с красноречием жирондистов, не говоря уже о Мирабо”.
Сказанного Грановскому казалось недостаточно для раз-
венчания Робеспьера. Он решил окончательно разделаться
с ненавистным ему вождем революции: ’’Как государственный
человек, в великом значении слова, Робеспьер ничтожен, равно
как и S.Just. За него работали Карно, Мерлен, другие дарови-
тые горцы. Он был практический человек, потому что умел
опошлить и прикладывать к действительности высшие вопро-
сы, решение которых, очевидно, принадлежит будущности...
52
Дворцовый мост и набережная Васильевского острова.
С акварели Б. Патерсена. 1806 г.
Жиронда выше его потому именно, что у нее недоставало так
называемого практического смысла. Она понимала значение
революции, которая должна была изменить не одни наружные
политические формы, но решить все общественные задачи
и противоречия... о которых теперь размышляет Европа.
Жиронда объявила, что революция не есть событие француз-
ское, а всемирное. Жиронда сошла в могилу чистая и святая,
исполнив свое теоретическое назначение. Робеспьер, хотя он
говорил противное, смотрел на революцию как на событие
политическое (исключительно) и французское... Боткин ска-
жет тебе многое на словах—скучно писать об этом...”48
Процитированное письмо Грановского весьма колоритно
передает глубину спора между друзьями*. В центре полеми-
* Рассматривая спор Белинского с Грановским о Робеспьере, В. И. Ку-
лешов справедливо отметил, что это было столкновение демократизма
и либерализма. Заслуживает внимания и попытка советского исследова-
теля реконструировать упомянутый отрывок апрельского письма Белин-
ского к Боткину: ”На основании свидетельств мемуаристов, текстологи-
ческих данных и изучения мотивов ответного письма Грановского мы
можем со всей определенностью утверждать, что в не дошедшей до нас
части письма Белинского речь шла о французской революции, о сравни-
тельной характеристике якобинцев и жирондистов и что в основу аргу-
ментации Белинского были положены два документа: составленная спе-
циально для него И. И. Панаевым компиляция по истории революции
в основном из книги Ф Минье и дословный полный перевод речи Робес-
пьера ”О высшем существе” от 7 мая (18 флореаля) 1794 г., которую
И. И. Панаев также специально для Белинского перевел из газеты эпохи
революции ’’Moniteur Universel” (8 мая 1794 г.). Первые тринадцать
строк из дошедшей до нас части письма являются дословным пересказом
53
ки—деятельность Робеспьера, его место в революции, оценка
жирондистов. Все это свидетельствует о хорошем знании пред-
мета дискуссии, о том, как неистово отстаивал свои убежде-
ния Белинский. Не случайно в ноябре 1842 г. А. И. Герцен
записал в дневнике: ’’Письмо от Белинского... Я истинно его
люблю. Тип этой породы людей—Робеспьер. Человек для них
ничего, убеждение— все”40.
Интерес к истории французской революции не ослабевал
у Белинского до последних дней жизни. Он следил за новыми
публикациями и тут же делился своими впечатлениями с дру-
зьями. 6 февраля 1847 г. Белинский писал Боткину, что
в ’’Journal de France” прочитал отрывок из первого тома ’’Ис-
тории революции” Луи Блана и пришел к выводу, что-’’это
памфлет, а не история”50.
В Дрездене критику удалось изучить всю книгу француз-
ского историка и дать более пространную оценку этого труда.
Вот что писал он Боткину 7 июля по поводу концепции Луи
Блана: ’’Людовик XIV унизил, видишь, монархизм, эмансипи-
ровавши церковь во Франции от Рима!.. Буржуазия у него еще
до сотворения мира является врагом человечества и конспири-
рует против его благосостояния, тогда как по его же книге
выходит, что без нее не было бы той революции, которой он
так восхищается, и что ее успехи—ее законное приобретение.
Ух, как глуп—мочи нет! Теперь читаю Ламартинишку... он
умен только вполовину...”51
Об интересах Белинского знал и И. С. Тургенев, сообщив-
ший из Парижа своему петербургскому адресату, что вышел
из печати второй том ’’Истории французской революции”
Мишле. И еще об одной новинке писал Иван Сергеевич: появи-
лась брошюра Фабиана Пийэ по поводу ’’Истории жиронди-
стов” Ламартина, в которой доказывалось, что автор этой
книги тенденциозно представил деятельность Робеспьера52.
Для Белинского это было очень важно —вспомним, как
в споре с друзьями он запальчиво защищал действия Робес-
пьера в борьбе с врагами революции. Поэтому, получив пись-
мо Тургенева, Белинский запрашивал П. В. Анненкова: ’’Бога
ради, уведомьте меня о брошюрке против Ламартина по пово-
ду Робеспьера”53.
Белинский все настойчивее утверждал, что французская
буржуазия сыграла в революции конца XVIII в. прогрессив-
ную роль, что именно к буржуазным слоям общества принад-
лежат такие деятели, как Робеспьер и Сен-Жюст, что ’’вся
будущность Франции в руках буржуазии, всякий прогресс
зависит от нее одной...”. Что же касается народа, то он, по мне-
нию Белинского, играет в движении вспомогательную роль,
того места речи Робеспьера ”О высшем существе”, в котором говорится
о Руссо и энциклопедистах” (Кулешов о. И. Белинский и Грановский
в споре о Робеспьере: К вопросу об идейных противоречиях между демо-
кратами и либералами в 40-х годах XIX века // Научные доклады выс-
шей школы. Филологические науки. М., 1958. № 1. С. 73—85).
54
у него ’’есть потребность на картофель, но на конституцию
ни малейшей; ее желают образованные городские сословия”54.
За несколько месяцев до своей смерти Белинский продол-
жал интересоваться Францией конца XVIII в., идеологами
революции, восхищался творчеством Вольтера.
Белинский—Анненкову 15(27) февраля 1848 г.: ”Но что
за благородная личность Вольтера! Какая горячая симпатия
ко всему человеческому, разумному, к бедствиям простого
народа! Что он сделал для человечества! Правда, он иногда
называет народ vile populace, но за то, что народ невежестве-
нен, суеверен, изувер, кровожаден, любит пытки и казни”55.
Этими словами Белинского нам и хотелось бь! закончить
главу, особенно отличающуюся своей фрагментарностью. Но
что делать? Чуть ли не на полувековом историческом периоде
нам пришлось выяснять отношение к французской революции
таких разных представителей общественного движения, как
декабристы, Бердяев и Вяземский, Герцен и Белинский. Всех
их объединяло одно— они стремились понять причины и харак-
тер Великой революции. Но как различно они оценивали это
знаменательное событие!
Пава
РОССИЯ В ЭПОХУ ОТМЕНЫ
КРЕПОСТНОГО ПРАВА И ОПЫТ
ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
1. ’’Гфавительство своевременными
преобразованиями всегда может
предупредить переворот”
Крымская война, вскрывшая отсталость социально-экономи-
ческой жизни и государственного управления России, еще
больше обострила кризис ее феодально-крепостнической сис-
темы. Народное недовольство, показное благополучие, бюро-
кратизм, система лжи, обман общественного мнения—все это
привело страну на грань катастрофы. И царское правитель-
ство, и вся мыслящая Россия понимали необходимость ре-
форм.
Переломным событием в истории российского самодержа-
вия явилась смерть императора Николая I, последовавшая
18 февраля 1855 г. Деспотический режим ослабел, у современ-
ников возникла надежда на оживление общественной жизни.
’’Смерть Николая,— писал А. И. Герцен,— больше, нежели
смерть человека,— смерть начал, неумолимо строго проведен-
ных и дошедших до своего предела... После его смерти—нель-
зя продолжать его царствования”!.
Действительно, после 18 февраля идейная жизнь в импе-
рии оживилась, усилился интерес к политике, начала разда-
ваться критика правительственной деятельности, возникли
суждения о том, что Россия напоминает Францию накануне
1789 г.
С оттенком тревоги взирали либералы и консерваторы на
развитие общественного движения в России. Разговоры об
отмене крепостного права и тягостном положении народа,
крестьянские возмущения —все это заставляло обратиться
к опыту прошлого: и к временам пугачевского восстания,
и к французской революции 1789 г. Больше всего, пожалуй,
проводили аналогии с тем, что было во Франции. Консерва-
тивный историк М. П. Погодин, вспоминая осенью 1854 г.
о таких ’^несчастьях”, как французская революция конца
XVIII в. и ее последствия, вызвавшие "повсеместное потря-
сение законного порядка”, предупреждал правителей России
о необходимости принятия деятельных мер, направленных
к одной цели: ’’...чтоб и у нас этот законный порядок не был
потрясен, и у нас не произошло французской революции”^.
Либерально настроенный Б.Н. Чичерин в 1856 г. опубли-
ковал в издававшемся в Лондоне журнале ’’Голоса из России”
56
анонимную статью ”О крепостном состоянии”, в которой пря-
мо заявил: ’’Поистине у нас крестьяне в настоящее время то,
что были французские крестьяне в XVIII веке”,—челядь, из
которой выжимают ’’деньги до немилосердия”3. Во всех стра-
нах Европы уже совершилось освобождение крестьян, но,
кроме Франции, нигде восстаний не произошло. Во Франции
же дело кончилось революцией. Нельзя было этого допустить
в России. ’’Если и мы хотим,—писал Чичерин,—необходимое
преобразование отлагать до революции, если и мы хотим
медлить, дожидаясь, чтобы еще более накопилась вражда
и ненависть, то, разумеется, мы смут не избежим”4.
В анонимной статье, опубликованной в Лондоне, можно
было позволить себе такой прямой разговор. Другое дело—
в легальной российской печати: там свои мысли следовало
высказывать более осмотрительно и в связи с каким-нибудь,
например литературно-историческим, событием. Такая воз-
можность представилась: в 1856 г. во Франции вышло первое
издание труда А. Токвиля ’’Старый порядок и революция”.
По поводу этой книги на страницах ’’Отечественных записок”
и решил поразмышлять Б. Н. Чичерин*. Об этой работе Токвит
ля у нас еще будет разговор особый, в данном случае нас
интересует ее восприятие русским либералом.
Прежде всего было заявлено, что великие политические
события не только совершают перевороты в государственной
жизни, но и ’’отзываются везде”, проникают во все сферы
человеческого быта, отражаются ”на умах современников”5.
Эта, казалось, безобидная фраза напоминала о важном: опыт
французской революции 1789 г. должен учитываться не толь-
ко в стране, где она произошла, но и в других государствах,
в том числе и в России.
Каковы же причины французской революции? В свое вре-
мя феодальный порядок одерживал победы над ’’средневеко-
выми стихиями”, всесильными вассалами, ’’бунтующими
городами”. В XVIII в. произошел упадок тех учреждений,
которые подняли Францию ”на высоту величия и славы”.
’’Слабое или развращенное правительство,—писал Чичерин,—
успокоившись на приобретенной силе, упустило из вида
настоящее свое призвание, стало пренебрегать интересами
народа”6. Главным двигателем королей и их окружения
становились собственные личные страсти, наступало время
владычества любовниц и фаворитов, когда роскошь, увесе-
ления, забавы ’’поглощают лучшие силы государства”. Бед-
ность низших классов достигала ужасающих размеров, ’’глу-
бокое общественное потрясение казалось неизбежным”.
* Статью по поводу французского издания книги Токвиля Б. Н. Чиче-
рин написал для ’’Русского вестника”. Но редактор журнала М.Н. Катков,
стоявший тогда на либеральных позициях, не пропустил статью, сочтя ее
’’слишком государственною”. На этой почве между ними произошел раз-
рыв (см.: Гульбинский И. Б.Н. Чичерин: Библиографический очерк. М.,
1914. С. 4.).
57
IWKI
АНГ11И I ФPАНЦ1 И.
» • ••
Произошла революция.
И что же? Все испортил, по
мнению Чичерина, народ:
взявшись за дело преобразо-
вания, ”он далеко еще не был
к этому подготовлен”. Меж-
ду тем, по словам Токвиля,
’’страшных смут” можно бы-
ло бы избежать. Для этого
нужно было иметь во Фран-
ции государя ”с умом и ха-
рактером Фридриха Велико-
го”7. Вот тогда бы француз-
ский король произвел нуж-
ные преобразования, ’’кото-
рые после свершила револю-
ция”, и не только не лишился
бы своего престола, но и
усилил бы свою власть в го-
сударстве. Возьмись Людо-
вик XVI за радикальные
реформы, и тогда бы низшие
классы избавились от тяжко-
Б. Чичерин.
Очерки Англии и Франции.
М., 1858. Титульный лист
го бремени и ’’огромное боль-
шинство Франции было бы
на его стороне”. Далее следо-
вал поучительный вывод Чи-
черина: "Правительство своевременными преобразованиями
всегда может предупредить переворот" (курсив мой.— Б.И.) 8.
Думается, что сказанное было прямо адресовано правителям
России— своевременная отмена крепостного права, по убежде-
нию либерала, предотвратит революционное выступление
народа.
Последуем дальше за текстом Токвиля и объяснениями
Чичерина, касающимися истории возникновения французской
революции. Да, старый порядок клонился к упадку, требова-
лось обновление ’’народных сил”, для выхода из тягостного
положения нужен был ’’свежий прилив общественного духа”.
Он появился—философское движение XVIII в. окрылило
французский народ, передовая мысль обрела общественную
силу и стала известна далеко за пределами Франции. В статье
Чичерина указывалось, что идеи французских мыслителей
’’проникали во все страны Европы, увлекали и монархов,
и государственных людей”. В результате совершались ’’заме-
чательные преобразования”, появлялись правители, которые
смело брались за устройство государства сообразно с новым
духом времени и ’’приноравливаясь к потребностям своего
народа”. Эпоха кануна Великой революции знаменательна—
’’все обращались к Франции как центру, из которого истекал
свет, обливающий весь мир”9.
58
В мае 1789 г. Европа узнала, что в Париже собрались Гене-
ральные штаты, созванные королем; в июле пришла весть
о падении Бастилии. Что дальше? Тут правители проявили
неблагоразумие, показали ’’всю свою слабость”—они уступи-
ли, не приняли решительных мер тогда, когда ’’скрытая враж-
да” между народом и королем оставалась. Новые законодате-
ли, провозгласившие Декларацию прав человека, не предвиде-
ли, что с ’’таким трудом воздвигнутое здание рухнет”. Вместо
здравого голоса Мирабо, говорившего ”о разуме и правде”,
прогремел, как набат, голос Дантона, взывавшего ”к крово-
жадным влечениям масс” для спасения нового порядка. В даль-
нейшем распри усилились, над ’’развалинами свободы” вознес-
лась фигура Робеспьера, окруженная якобинцами. Наступила
’’свирепая диктатура”, уничтожающий террор, государство
оказалось ’’опутанным в железную сеть”10.
На публикацию Чичерина обратили внимание власти.
28 февраля 1858 г. в связи с его статьей в журнале ’’Атеней”
”О французских крестьянах”, подробно рассматривавшей
историю их закрепощения и освобождения в результате фран-
цузской буржуазной революции конца XVIII в., появилось
правительственное распоряжение. В нем указывалось: ’’Ныне
должно успокаивать умы, а неуместные рассуждения о собы-
тиях, которые в других странах совершились под другими
условиями, могут дать превратное понятие о мере, которая
принята по собственной инициативе правительства”И.
Да, с точки зрения правительства, раздумья о революции
1789 г. не ’’успокаивали умы” жителей России в столь напря-
женное время. И все-таки мысли по поводу грозных событий
во Франции в конце XVIII в. нет-нет да и просачивались в Рос-
сию и становились предметом размышлений для ее передовых
людей.
Говорить о французской революции и ее причинах, а ду-
мать о судьбе России стал не только Чичерин. В конце января
1859 г. профессор М. М. Стасюлевич в Петербурге (в Пассаже)
выступил с публичными лекциями о провинциальном быте
Франции при Людовике XIV. Зал был битком набит слушате-
лями. Уже первая лекция, по документальному свидетельству
очевидца, ’’изобиловала прозрачными намеками на современ-
ное положение вещей у нас, и это разлакомило публику”!2.
В дальнейшем впечатление еще больше усилилось и, по словам
одного из слушателей, стало окончательно ясно: ’’Из-под тяже-
лого правления французского короля нам выглядывали не-
взгоды нашего собственного отечества”!3.
Примерно так же восприняли лекции Стасюлевича присут-
ствовавшие на них агенты III отделения. В результате жан-
дармские власти пришли к выводу, что в Пассаже делались
попытки доказать: ’’завтрашний день” России—французская
революция!4. Это стало ясно и царским правителям. Так
в 1860 г. попечитель Казанского учебного округа ходатайство-
вал перед министром просвещения разрешить преподавателю
59
Ф. М. Левандовскому прочесть публичную лекцию о состоянии
французского общества перед революцией 1789 г. Министр
отказал.
В связи с общественным подъемом, вызванным обсужде-
нием проектов отмены крепостного права, в России начали
практиковаться политические обеды, сопровождавшиеся реча-
ми по поводу сложившейся ситуации. Это насторожило цар-
ских сановников. Новороссийский и бессарабский генерал-
губернатор граф А. Г. Строганов направил министру просвеще-
ния письмо, в котором утверждал, что на этих обедах витает
дух французской революции 1789 г., там ведут ’’свободное
обсуждение царственных деяний”15, вместо того чтобы безус-
ловно проявлять верноподданнические чувства преданности
и любви к монарху16.
А как подготовка реформ в России была воспринята
за границей?
Оппозиционно настроенный эмигрант П. В. Долгоруков
обратился в 1860 г. к царю с призывом: ”В настоящую минуту
Россия находится в состоянии, в каком была Франция в 1789 г.
... Спасите нас, спасите себя от 1793 года”. Он пытался убедить
Александра II, что отживший государственный порядок долго
продолжаться не может—когда ’’здание ветхо”, следует по-
спешно выстроить новое. Если этого не произойдет, считал
Долгоруков, ’’если хозяин заупрямится, то упрямством своим
он вовсе не удержит ветхого здания, которое неминуемо
рушится, да еще, пожалуй, при падении и хозяина раздавит”17.
Однако наиболее содержательное обсуждение проектов
отмены крепостного права в России, ситуации, сложившейся
в стране, происходило на страницах ’’Колокола”, в публикаци-
ях К. Маркса.
2. ’’Что, если это собрание явится
поворотным пунктом в истории России?”
(К. Маркс)
Вначале обратимся к А. И. Герцену. Что же говорил он по инте-
ресующему нас вопросу из своего лондонского далека во вре-
мя подготовки крестьянской реформы?
’’Революция в России”—так называлась статья в ’’Колоко-
ле” от 1 августа 1857 г. В ней утверждалось, что Россия уже
’’вошла” в социальный переворот. Так почему же в стране
’’так тихо, так подавлено”? Мы, писал Герцен, ’’привыкли”
видеть с 1789 г., что все перевороты ’’делаются взрывами,
восстаниями”, и не можем себе представить другого характера
движения. Без сомнения, считал он, ’’восстание, открытая
борьба—одно из самых могущественных средств революций,
но отнюдь не единственное”. В России же дело происходило
другим путем: на рубеже XVIII в. коренной переворот в ней
сделал один человек—Петр I, в то время как Франция с 1789 г.
60
шла ’’огнедышащим путем”,
Англия совершала свои ог-
ромные перемены ”в совер-
шенной тишине”!8.
Целесообразно, рассуж-
дал Герцен, смотреть на дру-
гие народы не только ’’середь
революционного разгара”, но
и в преддверии, до революци-
онных переворотов. В этом
случае могут возникнуть
любопытные аналогии, напри-
мер, если взглянуть на Фран-
цию накануне революции
1789 г. и на современную
Россию. Так, писал Герцен,
’’смерть Людовика XIV была
для Франции нечто вроде
18 февраля 1855 г.”, и после
кончины Николая I ’’вся
страна свободнее вздохнула”.
Россия переживала тяжелые
времена. И Людовик XIV
оставил Францию разоренной
войнами, С умиравшим ОТ А. И. Герцен. Фотография
голода народом. В умах Фран- с Рис- и- А- Астафьева
цузов бродили идеи энцикло-
педистов, а ’’Вольт ф хохотал, печатая вне Франции свой смех,
так, как это делал Бель. Амстердам не трогал французского
вольного станка так, как Лондон не трогает русского”!9.
Правда, были и свои оттенки. ’’Взятки и наглое казнокрад-
ство,—писал далее Герцен —не были во Франции так нацио-
нальны и всеобщи, как у нас, но они отчасти восполнялись
ажиотажами и продажей мест; покупщики как собственники
мест грабили народ по праву”. Конечно, аналогии имели место,
но все же, считал мыслитель и революционер, Россия пойдет
иным путем. ”...Мы не обязаны делать ту же революцию,—
писал он,—у нас и задача иная и силы к ее разрешению
иные”20. Тогда это было искреннее убеждение Герцена—он
еще верил в либеральные намерения Александра II.
Иначе оценивал те же события К. Маркс. Он писал, что, ког-
да крестьяне ’’стали терять терпение”, Александр II был вы-
нужден ’’созвать нечто вроде собрания нотаблей”. Не явится
ли это собрание поворотным пунктом в истории России,
думал Маркс в октябре 1858 г. В конце декабря он сфор-
мулировал эту мысль более определенно: ’’...русское дворян-
ство в 1858 г., как и французское дворянство в 1788 г., про-
возгласило лозунг: Assemblee des Etats generaux* или—как
♦Собрание Генеральных штатов
61
говорят в Московии—Земский собор или Земская дума”21.
В действительности же в России в то время не было ни Со-
брания Генеральных штатов, ни Земского собора. Правда,
началась активная деятельность дворян, обсуждение крестьян-
ского вопроса, приступили к работе редакционные комиссии,
как никогда раньше, оживилась в стране общественная жизнь.
Все это, вероятно, и натолкнуло Маркса на указанную анало-
гию.
А что думали о переживаемом ими времени радикально
настроенные люди в самой России? Разумеется, в канун отме-
ны крепостного права в центре внимания российской общест-
венности был крестьянский вопрос. Рескрипты Александра II,
заявление царя о необходимости отмены крепостного права,
статьи в прессе о положении трудового люда— все это волно-
вало и самих крестьян, и крупных сановников, и литераторов,
и широкие круги интеллигенции. В связи с происходившими
событиями нередко вспоминали о Франции в конце XVIII в.
Так, в роскошном доме знаменитого архитектора А.И.Шта-
кеншнейдера в Петербурге, на Миллионной улице, по субботам
собирался цвет общества: художники, поэты, писатели, воен-
ные... Обменивались новостями, читали стихи, музицировали,
танцевали. Старшая дочь хозяина горбунья Елена Андреевна
не танцевала, но вокруг нее всегда собирались гости—уж
очень приветлива, умна и начитанна она была.
Откроем ее дневник: ”10 марта 1858 г. Читаю я теперь
’’Жирондистов” Ламартина, по-французски, конечно,—их в пе-
реводе нет; да книги эти—их четыре больших тома, с портре-
тами—запрещены; Лавров советовал их прочесть”22.
Прошел месяц, и появилась новая запись: ”10 апреля
1858 г. Читаю ’’L’histoire des Girondins” Ламартина. Лавров
говорит, что когда его сыну минет четырнадцать лет, то он
даст ему читать этих ’’Жирондистов” Ламартина, для того
чтобы он влюбился в революцию”. Прочтя все четыре тома
Ламартина, Елена Андреевна 26 апреля остроумно записала
в дневнике: ’’Кончила ’’Жирондистов” и не влюбилась в рево-
люцию”23.
Конечно, в революцию далеко не каждый мог ’’влюбиться”.
П. Л. Лаврову же идеи Великой французской революции были
во многом близки: еще в детстве он начал читать о ней. В доме
была богатейшая библиотека отца: множество книг, среди
которых вольнодумные произведения Вольтера, знаменитая
Энциклопедия Дидро и д’Аламбера. В Артиллерийском учили-
ще, когда Лаврову было лет 16—17, он стал глубже интересо-
ваться социальными и политическими идеями, историей рево-
люции 1789 г.
В 1859 г. в журнале ’’Библиотека для чтения” Лавров
опубликовал статью ’’Практическая философия Гегеля”, в ко-
торой кратко остановился и на причинах революции 1789 г.
В осторожной форме он высказал мысль о том, что ’’вопросы
гражданского устройства”, отношения народа к государству
62
возникли во Франции и других странах во второй половине
XVIII в. Возникли потому, что Людовик XV и его ’’подражате-
ли в разных столицах Европы” злоупотребляли сословными
привилегиями, грабили народы, своей роскошной жизнью
разоряли государства. Это привело к тому, что общество рас-
палось: с одной стороны, те, кто обладал властью, с другой-
люди производительной деятельности, ’’духовной силы, талан-
та и знания”. Глубокие противоречия убедили мыслящих
людей в необходимости перемен, в результате чего ”1789 год
начал период государственных изменений”24. Так Лавров
рассказал о революции, не употребив этот термин.
22 ноября 1860 г. П. Л. Лавров в зале Пассажа выступил
с первой лекцией по философии. Для России это было делом
необычным, о чем сам лектор публично и заявил: ’’Сегодня
в первый раз после долгого молчания среди русской столицы,
в среде светского русского общества, в живой русской речи
самостоятельно и независимо произносится слово филосо-
фия...” А ведь в других странах, например во Франции, фило-
софия была в почете. ’’Там слово философия — отметил Лав-
ров,—есть знамя, с которым идут в битву общественные пар-
тии. Во время всего XVIII века шла ожесточенная борьба
во имя философии. Это слово ставили на алтарь в виде богини
разума, из-за него изгоняли и казнили”. Буржуазия выступила
против гнета светской и духовной аристократии. На смену
феодальной монархии ’’прошла французская революция”2».
Такого рода выступления были не частыми в России того
времени, но они все же имели место. Не о всех мы знаем, одна-
ко вот еще факт. В ноябре 1860 г. А. П. Щапов в своей первой
лекции, прочитанной в Казанском университете, назвал эпоху
французской революции конца XVIII в. ’’великой весной
90-х годов” 26.
Так или иначе, но подготовка в России отмены крепостно-
го правд происходила в различных слоях общества как бы под
аккомпанемент давних идей Великой французской револю-
ции. Ее история часто вторгалась в события русской жизни.
Дальнейшее повествование убедит нас в этом еще больше...
3. Н. Г.Чернышевский и Ф. К. Шлоссер.
Русский перевод Токвиля
По инициативе Н. Г. Чернышевского в 1858 г. при ’’Современ-
нике” началось издание ’’Исторической библиотеки”. Было
решено взяться за перевод восьмитомного труда прогрессив-
ного (в условиях Германии) немецкого историка Ф. К. Шлос-
сера ’’История XVIII столетия и XIX до падения Французской
империи...”. Перевод выполнил сам Н. Г. Чернышевский и не-
которые близкие ему люди27. События Великой французской
революции рассматривались в пятом томе Истории Шлоссера,
вышедшем в 1859 г.
63
Может показаться несколько загадочным, что для передо-
вой России нужно было поцуляризировать труд ученого,
в принципе выступавшего против революционных действий,
против насильственного переворота. Описывая французскую
революцию, Шлоссер, например, оценивал ее как ’’путаницу
в государстве”, как мятеж, в котором ’’бесчинствовала толпа”,
занимавшаяся ’’грабительством и убийством”. Но все дело
в том, что историк положительно воспринимал результаты
французской революции 1789—1794 гг. Он приветствовал
уничтожение в стране абсолютизма, феодальных отношений.
’’Когда,—писал Шлоссер,—рушилось здание старинного фран-
цузского государства и с 10 августа начало хоронить под свои-
ми развалинами все потомство испорченных поколений XVII
и XVIII столетий, начало хоронить и виновных и невинных,
союзники не предчувствовали, что под развалинами и из раз-
валин вырастает новое поколение, исполненное гигантской
силы и гигантской дерзости, которому не по плечу их средне-
вековые рыцарские роды, обедневшие духом, ослабевшие
телом... Скоро цивилизация вступила в свои права; по своему
обыкновению она отвергла все грубое, совершенно неспособ-
ное к новой жизни; кто был делен и образован, скоро нашел
себе место в новом порядке вещей. Новые администраторы
и военные начальники, обязанные своими местами только
своим способностям и энергии, делали чудеса, потому что
приходились по новому порядку вещей, как он приходился
по ним”28.
Мало того, что Шлоссер, приветствуя итоги французской
революции, сочувственно относился к новому поколению
людей, могущих установить более совершенный государствен-
ный порядок; он понимал и другое: Франция конца XVIII в.
нуждалась в коренных изменениях, отжившие феодальные
отношения должны быть заменены новыми—перемены необ-
ходимы. Однако господствующие классы старого режима
противились нововведениям, сопротивлялись незначительным
реформам, что заставило даже умеренных либеральных поли-
тиков встать на сторону революционеров, апеллировать к мас-
сам и таким путем добиться свержения абсолютизма, власти
феодалов. Мнение немецкого историка было близко к оцен-
кам событий революции 1789 г. Н. Г. Чернышевским.
В этой связи заслуживает внимания наблюдение, высказан-
ное Е. Г. Плимаком: ”В признании диктатуры ’’простолюди-
нов”, затем диктатуры якобинских комитетов рычагом нис-
провержения старого порядка вещей—пункт соприкоснове-
ния концепций Шлоссера и Чернышевского. Шлоссер ясно
показывает, что без взятия Бастилии, без ’’Жакерии” лета
1789 года не было бы ни отмены феодальных привилегий, ни
нового судопроизводства, ни самой конституции 1791 года”29.
Мы уже отметили, что переводчиком Шлоссера был Черны-
шевский. Дело, казалось бы, обычное, но тут случай особый.
Доскональное исследование русского текста, его сопоставле-
64
ние с оригиналом выявило
весьма важное обстоятельст-
во: переводчик несколько
смягчил резко отрицательные
суждения историка о револю-
ционных актах и таким обра-
зом дал возможность читате-
лю представить революцию
в более благожелательном
виде, чем это сделал либе-
рально настроенный автор.
Так фраза Шлоссера о том,
что революционеры ’’возбуж-
дали и удовлетворяли ту кро-
вожадность, которая живет
в простолюдине”, в переводе
Чернышевского звучит ина-
че: ’’Они (революционеры —
Б. И.) возбуждали и удовлет-
воряли ту ненависть просто-
людинов, которая спит в глу-
бине души”.
Говоря об отправке рево-
люционных войск для подав-
ления реакционной Вандеи,
историк писал: ’’Россиньоль Н. Г. Чернышевский
привел С собой отбросы па- Художник Б. М. Кустодиев
рижской черни, которым да-
ли наименование революционной армии и отправили в Ван-
дею, как если бы хотели избавиться от саранчи или волков”.
Переводчик делает этот текст более спокойным: ’’Революци-
онная армия Россиньоля состояла из отчаяннейших фанатиков,
которых послали в Вандею...”
Описывая революционное движение 10 августа 1792 г.,
Шлоссер назвал участников борьбы ’’массой насильников”.
Чернышевский же перевел: ’’массы революционеров”.
Сочувствуя жирондистам, Шлоссер тенденциозно изложил
конфликт их с якобинцами. Чернышевский своей правкой
уточнил характер этих взаимоотношений. Так, например,
у Шлоссера мы читаем: противники Жиронды имели ’’полити-
ческое право” на решительные, беспощадные действия, но
”не имели права морального”. Чернышевский опустил послед-
нюю часть фразы. Еще пример: ’’Банда, которую именовали
Горой...”—писал историк, а Чернышевский ’’исправил” его:
’’Партия, называвшаяся Горою...”
Принципиальное значение имела оценка якобинского тер-
роризма. Шлоссер, рассматривая деятельность якобинцев
со 2 июня 1793 г., назвал ее ’’самой превосходной, какую
только можно представить для того, чтобы непоколебимо
прочно утвердить новое поколение людей...”. На этот раз
3-737
65
Чернышевский выступил противником такого захваливания.
’’Система,—формулировал переводчик,— господствовавшая во
Франции со 2 июня (1793), совершенно соответствовала тем
результатам, для произведения которых предназначалась...”
Но вот дело дошло до оценки средств, которыми пользова-
лись якобинцы. ’’Эта система была самой гнусной и самой
отвратительной, какую только знает всемирная история”,—
вынес свой приговор Шлоссер. Чернышевский же с ним не со-
гласен: ”Но средства для достижения этих результатов были
употребляемы беспощадные”30.
Коррективы, внесенные Чернышевским в пятый том
’’Истории XVIII столетия...”, отражают лишь тенденцию взгля-
дов русского мыслителя, но полностью не раскрывают его
концепции Великой революции. У Чернышевского был замы-
сел—дать к переводу труда Шлоссера развернутые примеча-
ния, которые должны были составить три или четыре тома.
Появившись отдельным изданием, 'они с пользой для дела
могли бы завершить труд немецкого историка. Но идея ока-
залась неосуществленной—такие примечания не появились.
Правда, в журнале ’’Современник” в январе 1859 г. возник
новый раздел—’’Политика”, в котором на примере событий
1789—1794 гг. во Франции и революции 1848—1849 гг. в За-
падной Европе Чернышевский раскрыл общие закономерно-
сти, характер и особенности буржуазных революций.
Заслуга Чернышевского заключалась в том, что он пока-
зал сложность развития общественного движения, его зигза-
гообразное™ на пути восхождения. Для нашей темы интерес-
ны взгляды мыслителя, высказанные им в 1860—1861 гг.
в ’’Современнике”—в комментариях к ’’Основаниям полити-
ческой экономии” Милля. Общественно-политическое движе-
ние, отмечал Чернышевский, начинается с критики ’’заметных
с первого взгляда” недостатков, что характерно для деятель-
ности умеренных либералов. Но критическая мысль на этом
не останавливается, она развивается дальше и приходит к вы-
воду: ’’Под явлениями, очевидно неудовлетворительными,
лежат принципы, на которых построен весь общественный
порядок, что второстепенных явлений нельзя устранить,
не устраняя этих коренных причин; тогда умеренно либераль-
ная критика переходит в радикальную; так за Монтескьё
явился Руссо; за Мтэабо— Робеспьер”.
Но вот скоро общество замечает, писал далее Чернышев-
ский, что ’’радикалы, увлекшие его, идут гораздо дальше, чем
может оно идти по своим понятиям, что вместе с недостатка-
ми, которыми оно тяготилось, ниспровергают они вещи, кото-
рыми оно очень дорожит. Тогда начинается другое настроение
мыслей: касаться оснований общественного устройства—это
злодейство или безумие; довольно устранить второстепенные
недостатки. Опять настает пора умеренного либерализма:
за Конвентом следует директория и консульство”. Но и на
этот раз на умеренном либерализме мысль не останавливается,
66
а продолжает развиваться: на смену либерализму приходит
’’период крайней реакции”31. Пример тому—опыт Великой
революции: ’’Конституционный порядок директории, ставший
почти только призраком во время консульства, переходит
в полный абсолютизм империи”.
Выясненная Чернышевским закономерность чередования
идейных течений общественного движения привела его к фун-
даментальному выводу: ’’...реакция ведет к умеренной, потом
к радикальной критике; радикализм ведет к умеренному,
потом к реакционному консерватизму, и опять от этой край-
ности общественная мысль переходит в противоположную
крайность через умеренный либерализм” 32.
Но не только многотомный труд Шлоссера расширял исто-
рическое образование людей России, помогал им уяснять
общие закономерности созревания и развития революционно-
го движения, на опыте Великой революции раскрывал меха-
низм действия революции и контрреволюции. В этом же
направлении действовала и другая, уже упомянутая нами
книга А. Токвиля—’’Старый порядок и революция”.
Нашумевшая в Западной Европе работа Токвиля впервые
появилась в русском переводе в начале 1861 г. в качестве при-
ложения к журналу ’’Библиотека для чтения”. Переводчик
не был обозначен. Анонимность публикации, как нам думает-
ся, не была случайной—уж больно злободневные вопросы
поднимались в этой книге, хотя и контрреволюционной по
своей сущности.
Токвиль сравнивал революцию со ’’страшным чудовищем”,
разрушившим весь механизм государственного управления.
Начавшаяся во Франции революция, по его мнению, ’’вышла
из своих берегов, она разливается всюду” и с новой тактикой
уничтожает границы государств, ’’ломает короны, попирает
народы и, странное дело, увлекает за собой”33.
Эти высказывания весьма актуально звучали в российских
условиях демократического подъема: вселяли надежды в пе-
редовых кругах общества и вызывали опасения у самодер-
жавных правителей. Злободневность произведения заключа-
лась и в том, что весьма аргументированно раскрывалось
зарождение элементов революции в старом порядке. Из-за
ошибок властей социальный переворот, по мысли автора,
оказался неизбежным. Токвиль считал, что если бы революция
и не произошла, то все равно ’’старое общественное здание”
само рушилось бы—”в одном месте ранее, в другом позже”34.
Чем же объяснить закономерность такого разрушительно-
го процесса? Причина, по мнению Токвиля, проста: многолет-
ние ошибки и просчеты французских королей и их ближайше-
го окружения. Еще при Людовике XIV началось ’’истощение
Франции”, в дальнейшем усилившееся. И это происходило
потому, что короли обладали искусством ’’разделять людей,
чтобы неограниченно управлять ими”. Так возникало недо-
вольство режимом, которое и приводило к созданию кризис-
67
Алексис Токвиль.
1805 — 1859 гг.
в своем дневнике: ’’Когда
у нас будут Токвили?” Через
ной ситуации: ’’Целое здание
королевского величия могло
обрушиться сразу и в одно
мгновение, как только обще-
ство, служившее ему основа-
нием, пришло в движение”.
Оно и пришло в стремительное
движение. Народ, воспользо-
вавшись ошибками своих по-
велителей, освободился от их
власти, но, по убеждению Ток-
виля, ”не мог избежать гнета
фальшивых (читай революци-
онных.—-Б. if.) идей”35. Такое
могло произойти и в России.
Было над чем задуматься и ре-
акционерам, и либералам, и
революционерам.
Книга Токвиля ’’Старый
порядок и революция” при-
влекла внимание и министра
внутренних дел П. А. Валуева.
Познакомившись с ней, он
26 февраля 1861 г. записал
нас будут так писать? Когда
некоторое время, читая записки
французского министра казначейства Моллиена, Валуев отме-
тил, что эта книга производит на него такое же впечатление,
как произведение Токвиля: ’’Целые страницы как будто для
нас написаны”36.
На этом мы не расстаемся с книгой Токвиля: о ней речь
еще будет...
4. ’’Его дух доселе живет с нами”
Писать открыто о революции, особенно во время демократи-
ческих подъемов в России, было почти невозможно—цензура
применяла жесткие санкции. Публицистам приходилось
высказываться отвлеченно, лишь слегка намекая читателям
на тему разговора, стараясь и само-то слово ’’революция”
не употреблять.
Преуспел в этом отношении руководитель демократиче-
ского журнала ’’Русское слово” Г. Е. Благосветлов. В своих
публикациях, касаясь времени Просвещения, революции
1789 г., он писал так, что самодержавным властям было труд-
но придраться.
”Не было ни одной эпохи,—указывал Благосветлов,—
которая бы так широко и глубоко волновала ветхий мир, так
была богата великими деятелями мысли и результатами ее;
68
по крайней мере никогда любовь к истине не заявляла себя
такими благородными жертвами, не возбуждала такого энту-
зиазма и сочувствия, как в прошлом столетий. Это был век
умственного потрясения во всех человеческих верованиях,
убеждениях и надеждах. Его дух доселе живет с нами; его
горячее и вдохновенное слово доселе раздражает нервы и ше-
велит сердце; его школа была школой всего человечества”37.
Так, на страницах легального органа печати было заявлено, что
эпоха Великой французской революции, эпоха ’’потрясения во
всех человеческих верованиях” продолжает оказывать влия-
ние на все человечество, на людей современной России.
Самодержавный гнет, атмосфера подавленности, эгоизма
и апатии заставляли публициста искать пути к освобождению
России, и в этой связи он вновь устремлял свои мысли к Фран-
ции конца XVIII в. ”В состоянии ли мы возвыситься до тех
высоких начал, которые в конце прошлого века одушевляли
философа, политика и солдата? Говорят, есть эпохи, в которые
жизнь измеряется днями, и эти дни стоят нескольких дней
другого времени”33,—писал Благосветлов.
Журналисты той поры нашли и другой выход для освеще-
ния в России истории французской революции конца XVIII в.:
ими давались обзоры иностранных изданий или рецензии на от-
дельные произведения и как бы попутно оценивались зарубеж-
ные революционные события. По истории Великой француз-
ской революции на Западе выходили книга за книгой. Они-то
и сделались предметом анализа на страницах демократической
печати. При этом успешно выступал опять-таки журнал ’’Рус-
ское слово”. В двух его номерах была опубликована статья
П. А. Бибикова ’’Третье сословие во Франции до революции”,
написанная на основе зарубежных исследований. В ней автор
утверждал, что в продолжение шести веков (с XII по XVIII)
третье сословие находилось в союзе с королевской властью,
шло с ней ’’рука в руку”. Объяснялось это так: в борьбе
с феодальными учреждениями третье сословие искало ’’опоры
в королевской власти и более всего способствовало развитию
ее в новейшую монархию”. Но в конце XVIII в. произошли
резкие перемены. Вначале возникло взаимное недоверие,
а затем полный разрыв бывших союзников, приведший к ре-
волюции. Французскому народу стало ясно, что ’’дальнейшая
судьба его вовсе не связана так тесно с его политическими
верованиями, как он воображал”, что и явилось причиной его
борьбы с абсолютизмом39.
Как только в Париже появилась книга братьев Гонкур
’’История Марии-Антуанетты”, журнал откликнулся на нее
пространной рецензией В. Попова. Остановившись на фактах
жизни французской королевы, приговоренный революцией
к смертной казни, публицист ’’Русского слова’’ высказал
в этой связи свои суждения. Он признал, что в принципе
не одобряет всякие ’’юридические убийства”, но тут случай
особый. Казнь королевы явилась естественным следствием,
69
что французский народ ’’беспрестанно видел кровавые казни”,
испытал на себе ’’бесчеловечные пытки”, различные притесне-
ния и все это развило в нем ’’чувства жестокости”40.
В то время когда со всех сторон прорывалась ’’новая
жизнь”, Мария-Антуанетта ’’защищала всеми силами прежний
порядок вещей”, являлась олицетворением реакции, препят-
ствовала всякому прогрессу, передовому общественному
движению. За это она и заплатила дорогой ценой. ’’История,—
приходил к выводу В.Попов,—может быть снисходительна
к ней (королеве.—Б. И.), но она не должна искажать истины
ради сострадания к несчастию, как это сделали господа Гон-
кур, с такой неловкостью и тем отсутствием политического
смысла...”41
Не прошло и двух лет, как в двух номерах ’’Русского сло-
ва” появилась новая публикация В. Попова, посвященная
непосредственно французской революции конца XVIII в. Это
был обзор иностранной литературы по вопросу, в центре
которого находилась уже упомянутая книга А. Токвиля
’’Старый порядок и революция”. Хотя публикация и носила
название ’’История террора”, в ней по сути дела рассматрива-
лись многие коренные вопросы революции, и главным обра-
зом история якобинцев. Прежде всего выяснялись причины,
приведшие к 1789 году. Среди них обозреватель отмечал
несправедливость сложившихся во Франции общественных
отношений, в результате которых одна группа людей пользо-
валась почти неограниченными привилегиями, а другая влачи-
ла жалкое существование. Это и привело к всеобщему недо-
вольству, к желанию ’’перестроить общество на лучших осно-
ваниях”. Идеи Вольтера, Руссо, Гольбаха, Дидро стали досто-
янием широкого круга французов, недовольство режимом
выплеснулось на страницы многочисленных журналов и бро-
шюр. ’’Пришло время,—писал Попов,—когда XVIII век захо-
тел привести свои теории в действие. Новое поколение, воспи-
танное энциклопедистами, поколение восторженное, тревож-
ное, нетерпеливое, с жадностью бросилось на поприще журна-
листики”42.
Процитировав текст Токвиля, в котором анализировались
требования третьего сословия, содержавшие призыв к унич-
тожению ’’всех законов и обычаев страны”, публицист ’’Рус-
ского слова” сделал категоричный вывод: ’’Это свидетельство
служит лучшим доказательством неизбежности революции”43.
Рассказав о развитии революции, отметив роль буржуазии
в Национальном собрании, о победе третьего сословия на вы-
борах, Попов дал оценку главным силам революции: это были
люди, усвоившие новые идеи, одаренные железной волей.
’’Они чувствовали, что за них стоит сильное сословие, которое
готов подкрепить народ”44.
Важно отметить, что на страницах русского демократиче-
ского журнала раскрывался не только общий пафос револю-
ции, но и давались яркие характеристики ее участников:
70
’’Мирабо принес туда (в Национальное собрание.—Б. И.) свое
грозное, увлекающее красноречие, аббат Сиейес— глубину и
силу мысли, Робеспьер—несокрушимую энергию убеждения,
герцог Орлеанский—блеск сана и породы, склоненные перед
идеями революции”46.
Но наиболее развернутая оценка на страницах журнала
была дана одному из вождей Великой революции—Робеспье-
ру, чья деятельность вызывала наибольшие споры в историче-
ской литературе. Симпатии автора публикации были явно
на стороне этого лидера движения. Он писал, что Робеспьер
отличался ’’строгостью нравов и неподкупной честностью”,
был кротким и сантиментальным в частной жизни, страстным
поклонником Руссо, мечтавшим о практическом осуществле-
нии его ’’Общественного договора”, являлся неумолимым
защитником ’’общественного блага”46.
Другими красками были нарисованы противники револю-
ционных преобразований: Попов осуждал деятельность жирон-
дистов, искавших власти ’’для славы”, показал ’’недобросо-
вестность короля”, свержение власти которого привело
к уничтожению различий между гражданами активными и пас-
сивными. Что же касается взглядов публициста на террор, что,
собственно, и находилось в центре внимания журнальной
статьи, то они отличались смелостью (в условиях России)
и здравой рассудительностью. Герои 1789 г. приносили
”в жертву отечеству не только свою жизнь, но и репутацию”.
Этого требовало от них время: Дантон, Робеспьер, Марат счи-
тали необходимым ’’пожертвовать несколькими роялистами,
чтоб предупредить большие бедствия”. Подлинными же винов-
никами террора Попов называл самих роялистов, которые
своим фанатизмом ’’довели народ до отчаяния, так что рево-
люционному правительству оставалось только или погибнуть
вместе с ними, или навлечь на себя проклятие целой Евро-
пы”47 .
Революционное правительство Франции навлекло на себя
’’проклятие Европы” и не спасло революцию. Конвент провоз-
гласил республику. События развивались быстро, и не было
’’времени одуматься; надо было действовать, а не размыш-
лять”. Это привело Робеспьера, Дантона и Сен-Жюста к непо-
следовательности ’’между словами и действиями”. Каждому
из них приходилось изменять свою тактику в зависимости
от обстоятельств: просвещать народ и одновременно ’’возбуж-
дать его страсти, быть человеком партии и человеком про-
гресса—а многие ли из революционных героев были способны
к этому? Они не дорожили жизнью, но убеждения были для
них святыней; суд потомства казался для них страшнее гиль-
отины”46.
Ни Робеспьер, ни Сен-Жюст по своему характеру не были
жестокими, они ”с негодованием смотрели” на акты варвар-
ства, но ’’требовали жертв во имя отечества”. И такое решение
’’безропотно” воспринималось народом, который повиновался
71
самым строгим правительственным декретам. Но как только
усилилась диктатура, потребовавшая, по взглядам Попова,
’’отречения от великих истин, выработанных революцией,
так Робеспьер потерял свою популярность: его обвинили
в желании присвоить власть, в безмерном честолюбии”49.
Что же произошло? ’’Двигатели революции” с помощью
народа Франции совершили ’’небывалые в истории чудеса”
и пытались с его же помощью ’’осуществить свои утопии”. Но
эти утопии были ’’чужды” жизни народа, и он ’’отшатнулся
от них”. И все же величие французской революции заключает-
ся в том, что она забросила такие семена в жизнь народа, ’’что
их не могло истребить все могущество буржуазии: напрасно
топор реставрации орлеанизма рубил ветви могучего дерева
свободы—оно продолжало разрастаться”50.
Думается, что более высокой оценки Великой француз-
ской революции трудно себе и представить. Это по существу
был, в определенной степени, гимн 1789 году, и этот гимн
Великой революции, французским революционерам прозвучал
со страниц легального российского журнала, доступного широ-
ким кругам демократической интеллигенции. Конечно же
статья В. Попова не только знакомила передового читателя
с революцией 1789 г., но и заставляла его задуматься над проб-
лемами социальной борьбы, революционной нравственности,
над ролью политических деятелей, этикой поведения человека
в обществе. Не случайно в дневнике студента Московского
университета Сергея Торчилло—рядового участника общест-
венного движения 1860-х годов—появилась такая запись:
’’Вечером читал я ’’Русское слово”. Хороша статья В. Попова.
Личность Робеспьера очерчена особенно хорошо: Максймильян
Робеспьер... отличался строгостью нравов и неподкупной чест-
ностью”. Вероятно, не без влияния этой статьи студент пытал-,
ся определить и свою позицию в жизни. ’’Долой пошлые уроки
практической мудрости и требования жизни, если они идут
в разлад с требованиями чувства!—писал Торчилло.—Человек
прежде всего должен быть человеком, а потом уже благора-
зумником, ученым, студентом, либералом, нигилистом—сло-
вом, чем хотите”51.
Кто же был автором статей со столь благожелательной
оценкой французской революции XVIII в.? Василий Петрович
Попов—штабс-капитан, преподаватель литературы в кадет-
ском корпусе, друг Д. И. Писарева и Г. Е. Благосветлова,
активный участник общественного движения на рубеже 50—
60-х годов XIX в. Он был одним из редакторов ’’Общезанима-
тельного вестника”—передового демократического журнала.
Для полноты характеристики В. П. Попова целесообразно
привести несколько отрывков из его переписки с Г. Е. Благо-
светловым—крупным деятелем общественно-литературного
движения конца 50-х и 60-х годов.
Летом 1857 г. Г. Е. Благосветлов уехал за границу с целью
побывать в Швейцарии, Париже, Лондоне. Оттуда он писал
72
Попову в ответ на его упреки в ’’неосторожности”: ’’Видя во-
круг себя безграничную свободу мысли и глубокое уважение
к ней, трудно удержаться в пределах полицейского деспотиз-
ма, трудно не сказать того, что чувствуешь”. А вот отрывок
из другого письма тому же адресату: ’’Здесь жизнь кипит,
рвется по всем направлениям. Народ грызет последнее звено
своих ржавых цепей и с каждой минутой ожидает воззвания
к себе; масса пороху готова—нужна одна искра, чтобы все
вспыхнуло”52.
Так непосредственно и искренне писать можно было толь-
ко единомышленнику. Больше того, 15 января 1858 г. Благо-
светлов сообщил Попову, что выслал ему по нескольку экзем-
пляров ’’Колокола”, ’’Полярной звезды”, ’’Голосов из России”
и других лондонских изданий. 5 января 1860 г. Попов через
Благосветлова получил ’’искренний привет” из Лондона53.
Попов был членом Шахматного клуба—центра оппозиционных
сил Петербурга. Конечно же III отделение учредило секретное
наблюдение за столь активным штабс-капитаном.
5. ”...От дальнейшего французского
развития избави нас, история!”
Завершалась подготовка отмены крепостного права, в стране
ждали царского манифеста. И в это время современники иног-
да обращали свой взгляд. в прошлое, в 1789 год. Князь
В. П. Мещерский оценивал ожидаемую реформу как ’’величай-
ший государственный переворот в России”, равный по своему
общественному значению ’’только французской революции
1789 года”54.
Но вот манифест об отмене крепостного права обнародо-
ван* Правительство было в тревоге—ожидали народных беспо-
рядков и волнений. В наиболее взрывоопасные губернии
направили войска.
Принятые меры были не лишены оснований: резко усили-
лись крестьянские волнения, ибо народ понял, что оказался
обманутым. Реформа вызвала гневный протест крестьян.
’’...Падение крепостного права,—писал В.И. Ленин,—встряхну-
ло весь народ, разбудило его от векового сна, научило его
самого искать выхода, самого вести борьбу за полную сво-
боду”55.
В это бурное время, когда отмена крепостного права
не внесла общественного успокоения, когда начали распро-
страняться слухи о возможности введения в стране консти-
туции (проект П. А. Валуева), значительно возрос интерес
современников к опыту французской революции 1789—
1794 гг.
Самодержавные властители были обеспокоены. Министр
народного просвещения А. В. Головнин 2 апреля 1862 г. докла-
дывал царю о необходимости быстрейшего принятия ’’спаси-
73
К. Д. Кавелин.
Фотография 1862 г.
тельных мер, способных за-
медлить приближающееся ше-
ствие революции”. При этом
он успокаивал Александра II
тем, что, ”по его глубокому
убеждению”, манифест 19 фев-
раля 1861 г. сыграет свою
роль—избавит от тех событий,
которые ’’обагрили кровью
всю Францию, когда в конце
XVIII столетия исступленные
крестьяне жгли и грабили зам-
ки дворянства”56.
Забили тревогу и либера-
лы. Так, в апреле 1862 г.
К. Д. Кавелин писал А. И. Гер-
цену: ”Не знаю, что вы скаже-
те, а эта игра в конституцию
меня пугает так, что я ни об
чем другом и думать не могу.
Разбесят дворяне мужиков до
последней крайности, уверят
их своим псевдолиберальным
балагурством, что они, дворя-
не, в самом деле затевают
что-то против царя, и пойдет
потеха. Это ближе и возможнее, чем кажется. Наше историче-
ское развитие страшно похоже на французское; не дай Бог,
чтоб результаты его были так же похожи, а чего доброго, дво-
рянство своим безрассудством, правительство своим безуми-
ем, просвещенное большинство своим доктринаризмом и от-
сталостью приведут к тому... Дурачье не понимает, что ходит
на углях, которых не нужно расшевеливать, чтоб не вспыхну-
ли и не произвели взрыва”57.
Излив душу в этом письме, Кавелин все же не успокоился.
30 мая (11 июня) он вновь решил поделиться своими мысля-
ми с Герценом. Кавелин писал, что в современных условиях
’’основы общества” могут ’’рухнуть всей тяжестью”, а что
будет дальше—трудно сказать. Во всяком случае, корреспон-
дент приходил к такому выводу: ’’Формула русской истории
страшно как напоминает формулу французской. Читаешь кни-
гу Токвиля—и дрожь пробегает по жилам, так дореволюцион-
ная Франция напоминает теперешние порядки, мысли у нас;
а от дальнейшего французского развития избави нас, исто-
рия!”58
Все эти опасения видного российского либерала имели,
вероятно, определенные основания. Духовная жизнь общества
находилась в тревожном состоянии, пугало и крестьянское
движение, и разговоры о конституции.
В 1862 г. профессор Ришельевского и Александровского
74
лицеев А. В. Лохвицкий, отражая веление времени, выпустил
книгу ’’Обзор современных конституций”. И, хотя предметом
исследования были современные ему конституции, по отноше-
нию к Франции автором было сделано исключение. Лохвицкий
прямо заявил, что нельзя говорить о настоящем этой страны
”не начиная с 1789 года”. Это было исходное время, положив-
шее начало политическому, юридическому и нравственному
развитию государства, общественных отношений. Но при этом
автор резко выделил два этапа революции. Нельзя, по его мне-
нию, смешивать идеи, заложенные в 1789 г., с последующими
действиями террористов Робеспьера и Марата, которые ’’выре-
зали людей 1789 года, убили во Франции свободу”59.
Разделавшись таким образом с гребнем французской рево-
люции, Лохвицкий рассматривал основы конституционализма.
Он признавал, что они явились результатом развития филосо-
фии XVII-XVIII вв., идей Монтескьё, Локка и Руссо. Эти
идеи прежде всего нашли отражение в североамериканской
конституции, составившей ’’благополучие великой заатланти-
ческой республики”. Потом французское Национальное собра-
ние провозгласило Декларацию прав человека—идеи полити-
ческого равенства, личной и религиозной свободы, свободы
слова и печати. Далее была принята Конституция 1791 г.,
утвердившая ’’великое начало разделения и независимость
трех властей”: законодательной, исполнительной и судебной.
Власть законодательная была представлена собранию депута-
тов; но и король отчасти участвовал в законодательстве
’’посредством своей санкции законов”. Королю же принадле-
жала исполнительная власть. Судебная власть—судьям, ’’изби-
раемым народом”60.
Думается, что проблема разделения и независимости вла-
стей не была тогда для России сугубо научно-правовым вопро-
сом. Передовая общественность страны могла воспринять ее
как предмет для раздумий: нельзя ли осуществить этот бур-
жуазно-демократический принцип у себя в стране? Во всяком
случае пройдет десять лет—и появится магистерская диссер-
тация Н. Н. Ворошилова ’’Критический обзор учения о разделе-
нии властей”, где с привлечением обширнейшего круга источ-
ников будет рассматриваться эта проблема. В центре внимания
диссертанта— взгляды Монтескьё о разделении властей. Злобо-
дневно звучали слова французского мыслителя: ’’Нет свобо-
ды, если в одном и том же лице или в одном и том же собра-
нии законодательная власть соединится с исполнительной,
потому что тогда можно опасаться, что тот же самый монарх
или тот же самый сенат составят тиранические законы, для
того чтобы и исполнять их тиранически. Точно так же нет сво-
боды, если судебная власть не будет отделена от законодатель-
ной и исполнительной. Если она соединится с первой, то власть
над жизнью и свободой граждан будет произвольна, ибо судья
станет и законодателем; если она соединится с исполнитель-
ной, то тогда судья может сделаться притеснителем”6!.
75
Мы несколько отступили от хронологического повествова-
ния, занявшись этим специальным вопросом. Возвратимся
теперь к началу 1860-х годов. Во второй половине мая 1862 г.
в Петербурге начались пожары. Самый сильный—на Апракси-
ном рынке—продолжался три дня. Причины пожаров устано-
вить не удалось. Все свалили на революционеров-нигилистов:
оии-де и подожгли. В эти же дни распространилась проклама-
ция ’’Молодая Россия”, призывавшая к кровавой революции.
В ней говорилось: ”Мы изучали историю Запада, и это изуче-
ние не прошло для нас даром: мы будем последовательнее
не только жалких революционеров [ 18] 48 года, но и великих
террористов [17]92 года, мы не испугаемся, если увидим, что
для ниспровержения современного порядка приходится про-
лить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х
годах [XVIII в.] ”62.
В столице возникла паника, поползло множество слухов:
не революция ли начинается? Не произойдет ли повторение
того, что было во Франции в конце XVIII в.?
11 июня 1862 г. А. В. Никитенко записал в свой дневник:
”Не пришлось бы нам удивить мир бессмыслием наших драк,
наших пожаров, нашего поклонения беглому апостолу рево-
люции Герцену, из Лондона, из безопасного приюта команду-
ющему на русских площадях бунтующими мальчиками. Нахо-
дйт сходство между временем Людовика XIV и Николая I,
между временем Людовика XVI и Александра II: какой пре-
красный повод повторить французскую революцию во всех
ее фазисах!”бЗ
Тревожно было в то время и в Киевском университете.
Волновались студенты, а тут еще крестьянские восстания,
всякие оппозиционные разговоры. Тогда местные власти
решили отвлечь общество от опасных мечтаний—были органи-
зованы публичные лекции. Первая состоялась в переполнен-
ном зале гимназии, где выступил профессор университета
В. Я. Шульгин. Его слова сразу же привлекли внимание слуша-
телей:
”В прекрасный осенний день 1787 года в Венском лесу
ехала блестящая веселая кавалькада, возвращавшаяся с охо-
ты. Впереди гарцевал король Людовик XVI. Одежда всадни-
ков и чепраки блистали золотом и драгоценными камнями.
На перекрестной дороге король увидел крестьянина, несущего
что-то тяжелое на спине.
Кавалькада остановилась.
— Что ты несешь?—спросил король.
— Гроб моего сына.
—Отчего он умер?
— От голода.
И веселая кавалькада помчалась дальше”64.
За этим вступлением профессора следовало яркое описа-
ние ужасного положения населения во Франции: непосильные
государственные налоги и поборы со стороны дворян и духо-
76
венства, каторжный труд, полный произвол и жестокости вла-
стей, бесправие и беззащитность народа.
Потрясающие картины жизни простого люда Франции про-
извели огромное впечатление на слушателей. Лектор закончил
свое выступление обещанием в следующий раз побеседовать
о том, к чему привело такое состояние страны. Публика про-
водила Шульгина неистовыми, долго не смолкавшими апло-
дисментами. Но следующее выступление профессора не состо-
ялось—оно было запрещено начальством65. А между тем
само же начальство, представители правительственных кругов
понимали, как важно знать и изучать события, которые проис-
ходили в'Западной Европе и заканчивались свержением монар-
хии. Исторические уроки следовало учитывать.
16 июня 1862 г. профессор М. М. Стасюлевич читал очеред-
ную лекцию по истории наследнику императора (будущему
царю Александру III). И надо же быть такому совпадению—
о французской революции 1789 г. На другой день профессор
в письме поведал жене о содержании лекции: ”Я убеждал его
(наследника—Б. И.) не верить, что в революции нет ничего,
кроме дурных страстей, и просил его усвоить себе великую
истину, что стремление к свободе есть не результат праздной
мысли философов, но потребность физиологического разви-
тия общества; что задача правительства состоит в том, чтобы
делать себя все более и более излишним, и тогда само обще-
ство найдет для себя такое правительство необходимым”66.
Далее либеральный профессор дал своему ученику совет,
каким путем можно предупредить революцию: хорошо изу-
чить ’’настоящие условия жизни”, не бояться ’’света науки”,
не верить тем, кто утверждает, что государи XVIII в. (Фрид-
рих II, Иосиф II, Екатерина II) ускорили революцию, ибо они
”не были искренни в своих реформах”, хотели воспользовать-
ся ’’философскими теориями для утверждения деспотизма”.
Намекая на Екатерину II, Стасюлевич сказал, что некоторые
’’переписывались с Вольтером и гнали тех, которые читали
его. Вот что бывает источником революции”67.
Мы показали отношение различных кругов российской
общественности на рубеже 50—60-х годов XIX в. к истории,
идеям й опыту Великой французской революции. Отношение
это было неоднозначным и преследовало различные цели.
Эпоха первой революционной ситуации поднимала целый
ряд проблем, насущных вопросов общественной борьбы в Рос-
сии. Ряд этих проблем был характерен и для революционных
периодов западноевропейских государств. Правительственные
деятели в этих условиях обращались к опыту революции
1-789 г. для совершенно определенной цели: учесть ошибки
французской королевской монархии в своей государственной
деятельности и таким путем не допустить развития револю-
ционных событий, свержения существовавшей власти.
Формировавшаяся либеральная общественность России,
казалось, не прочь была позаимствовать идеи французского
77
Просвещения конца XVIII в., проявить какие-то элементы
оппозиционности по отношению к правящей верхушке, но при
этом была коренным противником радикальных средств борь-
бы, народного движения против императорской власти. И толь-
ко русские революционеры-демократы с пристальным внима-
нием изучали различные течения французского революционно-
го движения конца XVIII в., исследовали его подъемы, харак-
тер взаимоотношений между вождями революции, проблему
подготовки социального взрыва, роль народных масс в обще-
ственном движении. Приобретенные таким образом знания
русские радикальные деятели намеревались применить в прак-
тической борьбе с российским самодержавным деспотизмом.
Но это намерение тогда осуществлено не было...
6. Революционные демократы
в середине 1860-х годов
Борьба революционных демократов на рубеже 50— 60-х годов
XIX в. не принесла победы. Реформы, проведенные царизмом,
несколько ослабили всеобщее недовольство. Общественное
движение было подавлено. Начались репрессии. Революционе-
ры были брошены в тюрьмы, отправлены в ссылку, на катор-
гу. И даже в этих условиях спада революционной борьбы
активные участники протеста не были сломлены, хотя и пони-
мали всю сложность обстановки. Пытаясь разобраться в причи-
нах своих неудач, они обращались и к опыту российского
движения, и к урокам Великой французской революции.
Находясь в заключении, один из организаторов первой
’’Земли и воли”—Н. А. Серно-Соловьевич—в прошении от
27 января 1864 г. объяснял, что недовольство режимом вызва-
ло появление в России людей ’’крайних убеждений”. Такое же
явление происходило и во Франции, где постепенно ’’выраба-
тывались террористы”. Но если во Франции переворот назре-
вал ’’почти столетие”, а катастрофа последовала ’’через 30 лет
после смерти Людовика XIV, с которым умерла там старая
система”, то в России ’’события должны идти гораздо быст-
рее”88.
К сопоставлению революционной России и Франции в эпо-
ху революции тянуло и Николая Васильевича Шелгунова—
активнейшего участника общественной борьбы. Он свидетель-
ствовал: ’’Шестидесятые годы явились моментом необыкно-
венного подъема нашего духа, небывалого напряжения наших
умственных сил и небывалого еще развития критической
мысли... Умственная революция, которую мы пережили в ше-
стидесятых годах, была не меньше умственной революции,
которую переживала Франция с половины XVIII века”89.
Подводя итог революционному движению начала 1860-х
годов, Шелгунов напомнил меткое высказывание Генриха
Гейне: Франция времен революции 1789—1794 гг. ’’отрубила
78
тогда свои лучшие головы, и, когда ей нужно было думать,
у нее не нашлось для этого способных голов”. ”Мы тоже,—
продолжал Шелгунов,—всегда боялись лучших голов и потому
всегда оставались с худшими”70.
Это не совсем так. В России, несмотря на преследования,
’’лучшие головы” все же оставались, они-то и продолжали
размышлять. Среди них был и демократ Д. И. Писарев. Высту-
пая в журнале ’’Русское слово”, сборнике ”Луч”, он в середи-
не 1860-х годов дал оценку Великой французской революции,
раскрыл ее причины, осветил отдельные этапы развития, влия-
ние французских событий конца XVIII в. на другие страны.
Д. И. Писарев начал с эпохи двух королей—Людовика XIV
и Людовика XV: уже в то время окончательно выяснилось, что
французское государство ’’оказалось безвозвратно осужден-
ным на неминуемое разрушение”. Основная причина этому—
экономическое разорение страны, бедственное положение
крестьян, обремененных налогами и податями. Писарев указы-
вал, что ’’первая причина революции” всегда находится ”в эко-
номических условиях существования народных масс”, в исто-
щении производительных сил ’’народа и государства”, явив-
шихся результатом действия французских администраторов,
стремившихся сохранить ’’старый порядок всеми силами свое-
го организма”. В итоге обострение социальных бедствий до-
стигло своего предела, пришел конец народному терпению.
За время ’’долгих веков безгласности и страдания” в народе
накопились неистощимые запасы ’’бесстрашного и беспощад-
ного отрицания”71, приведшие к революционной борьбе.
Все это произошло в результате неумелого правления
Людовика XIV и его преемников. Правда, тут Писарев про-
явил некоторую непоследовательность в своих воззрениях.
Он полагал, что если бы французские короли, подобно Петру I
или Фридриху II, осознали необходимость радикальных преоб-
разовании, то вся оппозиционная литература ’’оказалась бы их
усердной союзницей”. Вот бы, дескать, тогда что произошло:
’’Руссо стал бы воспевать высокие совершенства феодальной
системы, французский народ продолжал бы гордиться своими
верноподданническими чувствами, и революция сделалась бы
ненужною и невозможною”72.
Французские короли, считал Писарев, проявили себя негод-
ными правителями, до нужных реформ они недодумались,
а своей развратной жизнью только ускорили революцию: ’’Лю-
довик XIV, Филипп Орлеанский и Людовик XV оказались,
таким образом, самыми замечательными популяризаторами
отрицательных доктрин, такими популяризаторами, без содей-
ствия которых ни Вольтер, ни Монтескьё, ни Дидро, ни Руссо
не нашли бы себе читателей и даже не вздумали бы приняться
за свою критическую деятельность. Популяризаторская работа
Людовика XIV оказалась до такой степени успешною, что
народ обезумел от радости, узнавши о его смерти”73.
Людовик XVI, по словам Писарева, ’’вечно блуждал в бес-
79
конечном хаосе”, его распоряжения превращались в ошибки и,
’’подрывая монархию”, способствовали установлению респуб-
ликанского правления74.
Да, оскудение государства, бездарность королевской вла-
сти, народное недовольство ускорили назревание революции.
Но не только это способствовало социальному взрыву. В сво-
их работах Писарев останавливался и на духовной жизни Фран-
ции второй половины XVIII в., на влиянии энциклопедистов.
Он оценивал и ’’Дух законов” Монтескьё, и тома знаменитой
Энциклопедии, и творчество отдельных идеологов француз-
ского Просвещения: Вольтера, Руссо, Дидро, Гольбаха. Чита-
тель мог узнать, в частности, что ”в 1778 году старик Вольтер
приезжает в Париж. Его встречают так, как не встречали ни-
когда владетельных особ”. Идеи энциклопедистов сыграли
огромную роль в общественной жизни—’’глубоко волновали
всю Европу и, облекаясь постоянно в новые формы, про-
должают действовать и развиваться до нашего времени”*75.
В текстах Писарева мы находим и повествование о том,
как развивалась революция: для того чтобы ’’спасти государ-
ство от банкротства”, в 1789 г. были созваны Генеральные
штаты, а со времени взятия Бастилии ’’начинается во всей
Франции непосредственное господство народа”. Народ являл-
ся, по Писареву, двигателем революционных действий. Об
этом, например, свидетельствовала история Якобинского
клуба: ”Не клуб распалял страсти народа, а, наоборот, распа-
ленное состояние народных страстей находило себе в клубе
одно из своих проявлений”76.
Вожди французской революции были представлены публи-
цистом как выразители интересов народа, как деятели, отстаи-
вавшие идеи свободы, равенства и братства, как люди, посвя-
тившие себя делу борьбы с феодализмом и французской
монархией. Присмотримся к этим оценкам. ’’Робеспьер,—
писал Писарев,— постоянно говорил о страданиях народа,
постоянно выводил из этих страданий все беспорядки и посто-
янно, всеми силами, сопротивлялся приложению строгих
мер”77. Марат был им назван любимцем французского проле-
тариата, о Мирабо Писарев сказал, что тот призвал депутатов
третьего сословия назвать себя ’’представителями народа
в Национальном собрании”. Вывод публициста был категори-
чен: ’’Масса пошла за людьми, подобными Марату и Робес-
пьеру”76.
* Эту же мысль на страницах ’’Русского слова” в 1865 г. высказал
и В. А. Зайцев: ’’...велико историческое движение XVHI века. Оно дало
миру сотни совершенно новых идей почти по всем вопросам, какие
могут встречаться в жизни обществ; волей-неволей почти все европей-
ские нации приняли многие из этих идей и перестроили по ним свои
отношения, понятия и учреждения, так что теперь в Европе почти не ос-
талось ни в одной стране ни одного из государственных, политических,
социальных и юридических отношений, на котором бы не отразилось
влияние этого времени” (Зайцев В. А. Йзбр. соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1934.
G. 373).
80
Такое понимание взаимодействия лидеров, вождей движе-
ния и широких народных масс в историографии Великой
французской революции того времени было явлением весьма
новым и прогрессивным. Особенно хотелось бы отметить, что
оценка, данная Писаревым на страницах российской легальной
печати, становилась достоянием широких кругов читателей.
В 1867 г. Писарев выступил на литературном вечере с до-
кладом о Генрихе Гейне, в котором коснулся и общих итогов
Великой французской революции. В конце XVIII в., сказал
докладчик, во Франции была сделана попытка ’’вручить прав-
ление искренним друзьям и достойным представителям наро-
да”. Но она полного успеха не принесла—’’результат не соот-
ветствовал наивно преувеличенным ожиданиям народа и его
вождей”. Правда, феодализм был вырван с корнем, равномер-
нее распределилась поземельная собственность, да и вообще
был сделан громадный и ’’совершенно бесповоротный шаг
вперед, которого потом не могла затушевать самая бешеная
реакция”79.
И все же после Великой французской революции ’’золотой
век” не наступил. Больше того, возникло ’’мучительное разо-
чарование”, приведшее к тому, что в Европе ’’распустился
чахлый и бледный цветок либерализма”.
В этих условиях Писарев призывал не отступать, ’’твердо
стоять на той почве”, которую расчистили деятели 1789 г., от-
стаивать приобретения ’’великого переворота против отврати-
тельных замыслов реакционеров, мечтающих о восстановле-
нии феодализма”. Но вместе с тем, указывал он, нельзя допу-
скать актов бездумной революционности, нужно пресекать
деятельность тех ’’сумасбродов”, которые пытаются ’’увлечь
общество в бездну анархии, разорения и варварства”".
...1 марта 1866 г. в Петербурге произошло необычное для
российской действительности событие. Губернский предводи-
тель Г. А. Щербаков на заседании дворянского собрания пред-
ложил подать всеподданнейшее прошение о расширении поли-
тических прав дворянства и земства. Большинством голосов
это предложение было принято. Тогда в дело вмешался гене-
рал-губернатор А. А. Суворов. Он заявил членам собрания, что
их ходатайства, ’’как выходящие из пределов закона, будут
оставлены без последствий”. В знак протеста Щербаков отка-
зался баллотироваться в предводители дворянства81.
Ровно через месяц в связи с этой историей А. И. Герцен
в ’’Колоколе” опубликовал статью под лаконичным заголов-
ком: ”1789”. Публикация была полна оптимизма. ’’Еще шаг,—
писал Герцен,—и мы увидим Etats Сёпёгаих* на Неве. Мы
прямо идем к 1789 г. Нас это не удивляет, мы это говорили
с первого листа ’’Колокола”. Глубину, силу, неотразимость
движения, поднявшегося после Крымской войны и смерти
Николая, мы давно оценили и поняли”82.
* Генеральные штаты (франц.).
81
По мнению Герцена, инцидент в петербургском дворян-
ском собрании имел историческое значение как событие рево-
люционного и оппозиционного характера ”с полным букетом
89 года и разными оригинальностями”. Со страниц ’’Колоко-
ла” было объявлено о полной поддержке решения дворянско-
го собрания, которое оценивалось как акт общественного
движения, могущего ’’подмыть, смыть казарму и канцеля-
рию”, нанести удар бюрократизму и военной администрации
’’штатских дел”. Герцен клеймил ’’писарей, обкрадывающих
казну, казну, обкрадывающую народ”, поэтому всякое вы-
ступление против самодержавной бюрократии им приветство-
валось: ’’...все это будет принято нами с радостью и востор-
гом, чьими бы руками ни было сделано"^.
Нет, Россия была далека от своих Генеральных штатов.
Герцен выдавал желаемое за действительное. Так или иначе,
но передовая мысль страны следила за историей духовной
жизни других народов, присматривалась к характеру их соци-
ального движения и всякий раз, когда на родине возникали
социальные обострения, задавала вопросы: ”А не начало ли
это революции?”, ”А не с этого ли начиналась революция
во Франции?..”
1лава
ДО И ПОСЛЕ ПАРИЖСКОЙ КОММУНЫ
1. Реакционеры и консерваторы делают
выводы
Мы уже видели, что революционные бури, пронесшиеся по
странам Западной Европы, не прошли бесследно и для России.
Передовые люди приветствовали борцов революции, реакция
стремилась развенчать международное движение. Больше
того, как только за рубежом поднималась новая революцион-
ная волна, российская общественность вспоминала первую
революцию во Франции—одни видели в ней источник всех
зол, другие—начало подлинного прогресса. Так было и в день
провозглашения республики во Франции 4 сентября 1870 г.,
и во время Парижской коммуны.
Прежде всего с идеями революции спешила ’’расправиться”
реакционная печать европейских стран. В России же с француз-
ским революционным движением вели борьбу не только
на страницах прессы. Делалось все для того, чтобы идеи 1789,
1848, 1871 гг. не доходили до народа. В этом деле пальма
первенства принадлежала цензурным ведомствам, игравшим
большую роль в борьбе с передовой идеологией. Малейшее
сомнение цензора, бдительно охранявшего основы режима,
влекло за собой правительственное распоряжение о санкциях...
Особое внимание цензура уделяла переводам на русский
язык книг по истории революционного движения. Пример
тому—отзыв члена совета Главного управления по делам
печати А. И. Гончарова на сочинение Карлейля ’’История фран-
цузской революции”. В нем указывалось, что эта книга пред-
ставляет собой исторический памфлет, в котором автор
с ’’беспощадной иронией” обвиняет французских королей
Людовика XIV, Людовика XV, Людовика XVI и их министров
в том, что они своими непродуманными, ошибочными мерами
подготовили революцию и привели к ’’хаосу и гибели и власть,
и государство, и народ”1.
Цензора беспокоило и то, что Карлейль считал, будто
в ’’сердце и голове каждого француза” находится революция.
Для образованных читателей это не было новостью, так как
они читали в оригинале книги о французской революции,
написанные Мишле, Луи Бланом, Минье, Кенб и др. Но когда
книги о революции переводились на русский язык, дело меня-
лось. В этом случае, по мнению Гончарова, книга ’’неминуемо
поступит в многочисленный класс полуобразованных и даже
вовсе необразованных людей. Спрашивается, что могут изв-
лечь неприготовленные историческим знанием читатели из этой
83
ядовитой сатиры, направленной на слабость и ошибки верхов-
ной власти (хотя бы и не у нас: но ведь аналогия есть неизбеж-
ное- свойство природной логики), на разлад ее с народом?
Наконец, какое впечатление должны производить на про-
стые умы яркие картины насилий, восстаний, ниспроверже-
ния сильных и богатых, разлив санкюлотского террора и
проч.?”2
В отзыве указывалось, что если описание революции и не
научит простых русских людей искусству восстания, к которо-
му, по словам Карлейля, ’’так способна французская натура”,
то все эти примеры сопоставления трудового бедного люда
с богатыми, ’’эти желчные нападения на правительство” оста-
вят след в сознании читателей, приведут ”к путанице или из-
вращению здравых понятий и добрых чувств русского народа,
нуждающегося в другой, более питательной и здоровой умст-
венной пище”3. На основе этих рассуждений делался вывод:
согласно указу от 6 апреля 1865 г., книга Карлейля ’’История
французской революции” ’’подлежит судебному преследо-
ванию”.
Иногда власти принимали и более решительные меры. Оз-
накомившись с книгой Вермореля ”Жан П. Марат—друг наро-
да” (пер. с франц. СПб., 1871), управляющий Министерством
внутренних дел князь А. Б. Лобанов-Ростовский пришел к за-
ключению, что эта книга представляет собой ’’полнейшее
осуждение монархической власти и всех государственных
учреждений”. К тому же имя Марата с ’’давних пор стало сим-
волом самой необузданной демагогии”. В результате—поста-
новление Комитета министров, по которому 30 сентября
1872 г. книга Вермореля была сожжена4.
Такая же участь постигла и книгу Л. Штейна ’’История со-
циального движения во Франции с 1789 года” (пер. с нем.
СПб., 1872). По поводу этого издания министр внутренних
дел А. Е.Тимашев 10 декабря 1872 г. сообщил в Комитет
министров: ’’Автор в своих выводах приходит к заключению
о неизбежности изменения существующего общественного
строя в смысле возвышения так называемого четвертого, или
рабочего, сословия”5. Этого было достаточно, чтобы 17 янва-
ря 1873 г. из 2000 экземпляров уничтожить 1975.
Самодержавное правительство в лице своих цензурных
ведомств было не одиноко в борьбе с революционным движе-
нием. Оно получало поддержку со стороны консервативных,
а иногда и либерально настроенных ученых, реакционных пуб-
лицистов, которые стремились развенчать идеи Великой фран-
цузской революции и высказывали предостережение: не допу-
стить того, что было во Франции в конце XVIII в.
Для консервативной и реакционной, а иногда и либераль-
ной мысли была примечательна одна тенденция: более или
менее терпимо относиться к начальному этапу революции во
Франции и весь свой гнев обрушивать на ее дальнейшее разви-
тие—якобинскую диктатуру. Корреспондент ’’Русского вест-
84
ника” П. Щебальский писал, что первоначально вожди револю-
ции Мирабо, Лафайет и другие стремились якобы установить
в стране конституцию наподобие английской, т.е. предоста-
вить нации возможность влиять на управление государством,
свободу слова, народного представительства, равенства всех
граждан перед законом.
В дальнейшем положение дел изменилось —Гора начала
’’выдвигать принцип республиканского деспотизма”. Лозунг
’’Liberte, Fraternitfe, Egalitd”* получил искаженное толкование.
’’Никогда,—по мнению публициста,—свобода не была так
попираема, как во время управления страной Национальным
Конвентом, во время господства якобинцев и других клубов,
а братство выражалось неумолимым преследованием тех,
которые не разделяли возобладавших взглядов”6.
...Книга эта вышла в Штутгарте в 1871 г. Она называлась
’’Молодая Россия”. Автор не был обозначен, введение к книге
подписано: ’’Европеец”. Теперь стало известно, что ее автором
был Владимир Павлович Безобразов (1828—1889)—акаде-
мик, умеренный либерал, сотрудничавший в газете ’’Голос”
и выступавший в ней по политико-экономическим вопросам.
В своей работе-он решил разобраться в социально-экономиче-
ском положении ’’Молодой России”, отметившей десятилетие
после отмены крепостного права. Признав, что страна находит-
ся ”в переходном состоянии” и испытывает экономические
трудности, ученый поставил конкретную задачу: раскрыть
недостатки в развитии России, стараясь для их устранения
’’воспользоваться опытностью других народов”?.
В центре внимания академика был опыт эпохи Великой
французской революции. Детально рассмотрев финансовую
политику правительства России, проанализировав систему
налогов (прямых, косвенных и натуральных повинностей),
показав тяжелое экономическое положение народа и заявив,
что ’’пора нам знать правду”, Безобразов решил предостеречь
правителей от неверных шагов. Он не согласился с теми, кто
призывал к сокращению косвенных налогов и увеличению
прямых, заметив при этом: ’’Подобный опыт был произведен
французской революцией в прошлом столетии и разорил
государство. Уничтожили налоги на напитки, на соль, сожгли
заставы и даже отсекли головы людям, управляющим финан-
сами”6 .
Но не только сугубо экономические вопросы волновали
академика. Его настораживали революционные действия,
предпринимаемые за рубежом, он боялся, как бы и в России
не произошло подобное, тем более что в стране появились
’’бессознательные разрушители”, которые по недостатку обра-
зования сделались слепыми орудиями ”в руках сознательных
разрушителей”. Вдруг они начнут следовать лозунгу француз-
ской революции ’’Свобода, Равенство и Братство”, хотя
♦Свобода,равенство, братство (франц.).
85
во Франции этот лозунг не принес пользы народу, не улучшил
его благосостояния?
Ссылаясь на Токвиля, Безобразов объяснял последнее об-
стоятельство тем, что новые правители Франции оказались
неопытными в делах государственного управления и общест-
венной жизни. Да и прежние правители королевской Франции,
допустившие революцию, были не на высоте в делах ’’государ-
ственного управления”, не знали, что ’’происходит в умах
народной массы”, не предвидели событий. Короче, ’’админи-
страторы находились в том же неведении, как и народ”9.
Это, нам думается, был намек на действие правительства
Александра II, намек на то, что нужно учитывать настроения
народа, проводить более гибкую политику и не допускать
социальных обострений в стране.
Что же касается опыта Франции в целом, то автор ’’Моло-
дой России” и тут солидаризировался с Токвилем: ’’...револю-
ция, созданная образованными людьми, была довершена
самыми грубыми классами народа. Вот почему теории были
гуманные, а действия так жестоки”. Поэтому, сделал вывод
Безобразов, во Франции ’’равенство не могло согласоваться
с свободою”, братство существовало только на словах, так
как ’’необразованная часть народа не умела разумно пользо-
ваться приобретенными политическими правами” Ю.
Конечно же более многочисленные оценки Великой фран-
цузской революции мы находим не в зарубежных изданиях,
а в российской реакционной и либеральной периодической
печати. Именно на долю охранительной публицистики ’’выпала
честь” развенчания идей революции, утверждения незыблемо-
сти существующего государственного порядка. Такая задача
особенно остро встала после провозглашения Парижской
коммуны.
Рупор реакционной России—’’Московские ведомости”
обратились в этой связи к историческому прошлому Франции.
Здесь, по мнению газеты, и таилась бацилла основного недуга—
Великая французская революция ’’сорвала Францию с истори-
ческой почвы”. После этого страна бурно продолжала свой
путь от одной революции к другой. ’’Дантон, Робеспьер, Напо-
леон—вот поколение, которое принадлежало еще к другой
эпохе: это творцы революции. Февральские герои и Луи Напо-
леон—вот ее дети... Великая революция разрушила все исто-
рические основы государства; февральская революция растоп-
тала основы общества и сделала необходимостью Наполе-
она III”11.
15 июня 1871 г. ’’Московские ведомости” опубликовали
разделы ’’Доклада комиссии о причинах парижского восста-
ния”, составленного по поручению Национального собрания.
В нем отмечалось, что начиная с 1793 г. в революционной
теории возникло два направления: якобинское и социалисти-
ческое. В результате террора якобинцы были побеждены. Дело
революции продолжали ’’теоретики-социалисты”. ’Тогда,—
86
писала газета,—выступил на сцену Бабёф, прямой родоначаль-
ник Коммуны 1871 года, и в пресловутом Манифесте равных
мы находим большую часть идей, которые применила к делу
Парижская Коммуна”12.
На этом изучение революционного опыта Франции не оста-
новилось. В сентябрьской книжке ’’Русского вестника” за
1872 г. в статье ’’Уроки истории” свои взгляды на причины
возникновения революции 18 марта высказал Е. Феоктистов.
В ней большое место занимали революция 1789 г. и Париж-
ская коммуна. Автор начал с утверждения: до последнего
времени общественность Франции была убеждена, будто рево-
люция конца XVIII в. ’’воскресила” страну к новой жизни,
поставила ее на недосягаемую высоту и обеспечила ’’благо-
творное политическое и гражданское развитие”. Между тем
’’консервативная” Пруссия разгромила революционную Фран-
цию.
В чем же дело? Не доказывают ли восемь десятилетий пос-
ле французской революции конца XVIII в., что ’’хотя старый
порядок вещей сопряжен был с возмутительными злоупотреб-
лениями, было в нем нечто недостающее новой Франции и что
безусловный разрыв с прошедшим не пошел ей впрок”?13
По мнению Феоктистова, Франция XVIII в. (до революции
1789 г.) стояла значительно выше, чем Франция XIX в. "Если
бы,—продолжал автор,—революция 1789 года была действи-
тельно благотворным событием для французского народа, то
он вышел бы из нее с богатым запасом сил для всестороннего
развития, но именно этого-то мы и не видим. Переворот, пред-
принятый во имя свободы, равенства и братства, до такой сте-
пени изнурил нацию, что в ней как бы замерло одушевление
ко всяким благородным и высоким интересам”14.
Таким образом, все беды Франции происходили, по мне-
нию автора, из-за революций. Начало этим бедам было поло-
жено в 1789 г. С того времени ’’все, что было худшего в исто-
рическом развитии” страны, ’’породило” Парижскую комму-
ну. Следовательно, современные события во Франции оконча-
тельно, как считал Феоктистов, доказали пагубное влияние
Великой французской революции: ’"Теперь сказано последнее
слово громадного переворота, возникшего в 1789 году, и
французское общество может судить, имело ли оно право
видеть в нем зарю возрождения, а не начало упадка”16.
Так реакционный журналист в поисках истоков Париж-
ской коммуны ’’расправился” с Великой французской рево-
люцией, забыв о том, что эта революция решительно смела
отживший феодальный порядок и привела к победе буржуаз-
ных отношений во Франции, оказала прогрессивное влияние
на страны Европы и Америки.
’’Недоволен” был последствиями французской революции
и князь В. Мещерский—известный реакционный публицист.
Являясь современником реформаторской деятельности Алек-
сандра II, он, приветствуя начинания царя, возражал против
87
одного обстоятельства. ’’Зачем же было обществу уничтожать
дворянство, разрушать основы старой русской жизни?”—во-
прошал князь, вспомнив Францию конца XVIII в. ”В сущно-
сти,—писал он,—между французской революцией и нашей
(имелись в виду реформы—Б.И.) разница в том лишь, что
там со всеми авторитетами свергнута была с престола монар-
хическая власть, у нас же вместе с авторитетами свергнута
была главная, сознательная опора царской власти—русское
дворянство!”
Что произошло во Франции? По мнению Мещерского, мо-
нархической по своей природе стране ’’навязали переворот,
ей инстинктивно антипатичный”. Вследствие этого она ”по
необходимости” вынуждена была после революции подпасть
под власть ’’фальшивого монархизма, фальшивых авторите-
тов, фальшивого дворянства, управлявших ею в духе фальши-
вой свободы”16.
После Парижской коммуны, считали некоторые авторы,
Франция пережила еще один трагический этап своей истории,
начало которого было положено Великой революцией. Именно
тогда нация, провозгласив права человека, отвергла ’’права
божии”, после чего нравственная сила страны начала замирать,
порвался союз интеллигенции с народом. И во второй полови-
не XIX в. Франция представляла собой, по мнению реакционе-
ров, ’’позорное зрелище”.
События, развернувшиеся во Франции после разгрома
Парижской коммуны, оказались в центре внимания истори-
ков, которые в поисках генезиса совершившегося обращались
к Франции конца XVIII в.
Тут хотелось бы напомнить одно важное обстоятельство.
Еще со времен Екатерины II в России было запрещено изуче-
ние Великой французской революции. Только в конце
1860-х—начале 1870-х годов ее история появилась в програм-
мах русских университетов. В 1868 г. тогда еще либерально
настроенный профессор В. И. Герье начал в Московском уни-
верситете чтение курса лекций о французской революции.
Сохранился литографированный курс этих лекций, позволя-
ющий судить о позиции ученого. Профессор рассказывал
своим слушателям, что революция конца XVIII в.—законо-
мерный результат предыдущей истории Франции: основы
политической жизни страны были подорваны, не было ни воз-
можностей, ни ’’достаточней силы для реформ”, на пути кото-
рых встала централизованная монархическая власть. Таким
образом, революция признавалась ученым закономерной,
но понимал он ее весьма своеобразно. По мнению Герье, задача
революции состояла в политическом преобразовании государ-
ства, в уравнении сословий, в предоставлении прав и свобод
гражданам, в участии народных представителей в управлении
государством. Это была либеральная концепция, но она пред-
ставлялась актуальной в России, переживавшей эпоху буржу-
азных реформ. Не случайно Герье в своих лекциях проводил
88
параллели между историей Франции и русской историей.
Что же касается якобинского периода революции, то это,
по мнению профессора, было время ’’господства черни”, кото-
рое привело к деспотизму, к установлению анархии. Все это,
считал он, подготовило деспотизм Наполеона, который и ’’за-
вершил революцию”17.
Парижская коммуна еще больше усилила ненависть исто-
рика к радикальным преобразованиям. В 1873 г. он, размыш-
ляя над вопросом, республика или монархия установится во
Франции, обратился к опыту французской революции 1789 г.
Герье отметил, что в то далекое время в литературе раздава-
лись ’’вопли против деспотизма”, исходящие от идей француз-
ских просветителей. Но эти идеи, по мнению ученого, ’’поража-
ют своей необузданностью и страстностью и нередко отталки-
вают нас своим риторическим пафосом”. Профессор был осо-
бенно недоволен тем, что под влиянием этих настроений
совершился переворот, сделавший французов ”из самого
монархического народа самым враждебным к своей много-
вековой исторической династии”1».
Какое же будущее ждет Францию? Ход истории, считал
Герьё, ведет ее к республике, к исполнению того завета, кото-
рый дан был ей концом XVIII в. Но для того чтобы эта респуб-
лика укрепилась, ей необходимо ’’свое разрушительное нап-
равление заменить созидающим”. Произойдет это или нет-
вопрос тогда оставался открытым, ибо не ясно было, сумеет
ли республиканская власть повести Францию ”по пути исто-
рического прогресса, или же в этом отношении она окажется
так же бессильной, как бессильна была в прошедшем веке
старая монархия”?19
Иначе оценивал революцию 1789 г. другой ученый —
В. О. Ключевский. Об этом свидетельствуют материалы его
лекций по истории Великой французской революции, прочи-
танных молодым преподавателем в Александровском воен-
ном училище, готовившем офицерский состав в основном
из дворян. Уровень преподавания в училище был достаточно
высоким. Не случайно его называли факультетом Московско-
го университета. В. О. Ключевский был одним из первых рус-
ских ученых, выступивших с развернутой концепцией’ фран-
цузской революции конца XVIII в. Это была либеральная
точка зрения, содержавшая вместе с тем и некоторые ’’воль-
ности” лектора.
Раскрытие темы начиналось с общей характеристики зна-
чения французской революции 1789 г. В конспектах, относя-
щихся к концу 1860-х годов, Ключевский с чувством реализ-
ма оценивал место этой революции и в истории Франции, где
она стала ’’краеугольным камнем” общественного устройства,
и в мировом масштабе, поскольку она открыла ’’новую эру”
человечества. Лектор указывал: французская революция,
будучи в начале ’’достоянием” одной страны, затем ’’вышла
из своих первоначальных границ и стала стремиться к разре-
89
В. О. Ключевский.
Фотография 1874 г.
шению общечеловеческих за-
дач. Она поставила себе целью
пересоздать мир сообразно
с отвлеченным философским
идеалом”. Идеи происшедшей
революции оказались общепо-
нятными и стали ’’быстро рас-
пространяться в различных
странах и при различных усло-
виях”.
Столь радикальная трак-
товка проблемы, имевшая ме-
сто в курсе лекций конца
1860-х—начала 1870-х годов,
во время социальных обостре-
ний в России на рубеже 1870—
1880-х годов, оыла опущена
Ключевским в лекционном
курсе тех лет. Более или менее
стабильным оказалось отноше-
ние ученого к политическим
партиям, действовавшим в ре-
волюции. Симпатии лектора
были на стороне правого кры-
ла жирондистов, якобинцы же
у него олицетворяли ’’ужасы революции”, а народ чаще всего
именовался ’’чернью”, поднявшейся под влиянием ’’демаго-
гов”20.
В таком духе и воспринималась Великая французская ре-
волюция основной массой слушателей Александровского во-
енного училища. В целом же и официальная Россия, и охрани-
тельная пресса, и некоторые ученые, анализируя результаты
этой революции, приходили к выводу с ее пагубных последст-
виях. Что же особенно пугало в революции 1789 г.? Размах
народного движения, якобинская диктатура, направленная
своими решительными действиями против монархии. Нужно
было, по мнению реакционеров, принять такие меры, которые
позволили бы предотвратить подобное в России, не допустить
в стране развития оппозиционных и революционных настрое-
ний. Парижская коммуна 1871 г. еще больше усилила тревогу
в реакционно-охранительном лагере.
2. По страницам передовой легальной
публицистики
И все же голоса реакции и некоторых правых либералов
не могли полностью заглушить мнение передовой печати, во
многом (но далеко не всегда) объективно оценивавшей зна-
чение Великой французской революции, международные
90
революционные события, происходившие до Парижской
коммуны.
5 (17) июля 1870 г. демократическая газета ’’Неделя” сооб-
щила своим читателям о ходе франко-прусской войны: немец-
кие войска разбили императорскую армию и открыли дорогу
на Париж. Сославшись на полученные сведения о том, что
в столице Франции царит ’’страшное разочарование”, газета
с недоумением вопрошала: ’’Неужели только одно разочаро-
вание? Неужели у парижан хватит еще терпения ожидать
немецких войск или принять условия какого-нибудь крайне
унизительного для французской нации мира? Или в нынешней
Франции окончательно погас дух Франции 1793 года и фран-
цузский народ не способен уже показать миру прекрасный
пример геройской самозащиты против своего внутреннего
врага, препятствующего французам отразить врага внешнего
или подать руку примирения немецкой нации, оторванной
от своих мирных занятий все тем же внутренним врагом
Франции?”21
Вопрос, поставленный демократической газетой, таил
в себе прямой призыв к борьбе французского народа с импе-
раторской Францией, к поддержанию национальных традиций
1793 г. В дальнейшем ’’Неделя” приветствовала провозглаше-
ние 4 сентября 1870 г. республики во Франции. ”1789—1848 —
1870”—под таким названием в газете появилась большая
редакционная статья, посвященная влиянию революционных
событий во Франции на развитие общественной жизни России.
’’Неделя” прежде всего утверждала: ’’Все политические пере-
вороты во Франции, особенно те, которые оканчивались уста-
новлением в этой стране республики, тяжело отзывались
на внутренней жизни нашего отечества. Они поселяли недове-
рие между правительством и народом, они порождали беспо-
койство и подозрительность, они давали обильную пищу
реакционным стремлениям, наконец, они заставляли нас вме-
шиваться в чужие дела”22. Далее в статье говорилось, что пер-
вая французская революция изменила либеральную политику
Екатерины II, которую она до этого проводила ”в лучшие
годы своего царствования”. Также крайне неблагоприятно
отразились на общественной жизни России революции 1848 г.
и Вторая республика во Франции.
Свое отношение к Великой французской революции жур-
нал русских либералов ’’Вестник Европы” впервые высказал
в 1866 году— в год своего возникновения. В его литературной
хронике была оценена только что вышедшая в русском пере-
воде монография Минье ’’История французской революции”
(т. I). Книга была похвалена за объективность, за ту искрен-
ность, которая ’’никогда не теряет своей цены”22.
Оперативно откликнулся журнал и на появление в 1866 г.
в Париже двух изданий, относившихся к истории француз-
ской революции конца XVIII в. Первое—”Le tribunal revolutio-
nare de Paris”—представляло собой, по мнению рецензента,
91
богатый источник для понимания этапов революции. Если взя-
тие Бастилии и заседание Учредительного собрания 4—11 авгу-
ста 1789 г. (где решался аграрный вопрос) составляли факты
’’освобождения новейшей Франции”, считал он, то 1893 год
ознаменовался революционным судом и эшафотом, что свиде-
тельствовало о самом сильном ’’выражении тирании”24.
Второе издание—книга Вермореля о Робеспьере (Oeuvres
Le Robespierre, resueillis et annotees par. A. Vermorel. P., 1866) —
рассказывало читателям историю жизни замечательного рево-
люционера, имя которого наводило страх на официальную
Россию. На страницах ’’Вестника Европы” фигура вождя яко-
бинцев была представлена более или менее объективно: дава-
лась история его политической деятельности, эволюция воз-
зрений, показывались скромность и честность (Робеспьер был
’’бережлив в казенных деньгах, не касался никогда вспоможе-
ния, на которое имел право, как член Конвента”). Все это,
по мнению рецензента, мало предвещало дальнейшую судьбу
Робеспьера—его жестокую расправу с врагами революции,
наводившую ужас на современников26.
Прошли годы. Вошла в историю Парижская коммуна.
На страницах ’’Вестника Европы” вновь появились отклики
на Великую революцию во Франции, но теперь отношение жур-
нала к этому событию стало другим.
В трех номерах ’’Вестника Европы” за 1873 г. была опуб-
ликована пространная статья ’’Люди и нравы времен француз-
ской революции”, подписанная одной буквой ”С”. Известно,
что ее автором был редактор ’’Вестника Европы” М. М. Стасю-
левич. По форме это был отклик на монографическое иссле-
дование немецкого ученого Лотхейссена ’’Литература и обще-
ство во Франции во время революции 1789—94 гг.”, по суще-
ству же статья далеко выходила за рамки обычной рецензии.
Публикация давала автору возможность в связи с анали-
зом немецкого издания высказать свои взгляды на революцию
во Франции. Напомним, что статья Стасюлевича появилась
после подавления Парижской коммуны, и это сказалось на ее
направленности. Автор начал с того, что высказал уверен-
ность: ’’Основы французского общества, потрясенные на на-
ших глазах точно так же, как они были потрясены в конце
прошлого столетия, снова окрепнут и возвратят Европе Фран-
цию более умудренную опытом и менее способную к экспери-
ментам со стороны самых крайних партий”26. Уже в этой фра-
зе обнаружилось настороженное отношение автора-либерала
к социальным потрясениям.
Далее Стасюлевич утверждал, что причиной революции
явилось не ухудшение социально-экономического положения
страны, а ’’напор новых идей”, ставших ’’главным двигателем
всего”. Восемнадцатый век, по мнению автора статьи, пробу-
дил ”от долгого сна понятия о правде, свободе и человечно-
сти”, разъяснил их и сделал ’’доступными каждому”. Такой
успех влияния идей объяснялся полным провалом правления
92
Людовика XVI; старый режим
еще задолго до своего падения
’’обанкротился и в нравствен-
ном, и в экономическом, и
в политическом отношении”27.
Среди произведений, уско-
ривших революцию, Стасюле-
вич называл ’’Общественный
договор” Руссо, в котором,
по его мнению, проповедова-
лось учение ”о господстве
массы”: перед ней ’’всякая
отдельная личность неизбежно
должна преклоняться”. В ре-
зультате при всей своей любви
к свободе Руссо ’’забыл”
о ’’правах на независимость
отдельных личностей” и стал,
по словам Стасюлевича, ’’по-
борником насилия и тира-
нии” 28. Таким путем либе-
ральный публицист подвел QC-
М. М. Стасюлевич.
Фотография 1862 г.
нову под свою концепцию,
осуждавшую р ешительные
революционные действия вож-
дей французской революции.
Автор не жалел красок для развенчания событий, развер-
нувшихся во Франции в конце XVIII в. Он признавал, что взя-
тие Бастилии усилило возбуждение французского общества,
’’революционный поток разливался все шире и шире, пока
не снес и не увлек за собой всего”. Умышленно драматизируя
события, Стасюлевич сосредоточил внимание не на созидатель-
ных сторонах революции, а на ее карательных действиях:
’’Переполненные тюрьмы и ежедневно обагряемая свежей
кровью гильотина свидетельствовали, что люди, захватившие
в свои руки власть, намеревались идти очень далеко”29. Оце-
нивая события Великой французской революции, он при пер-
вой же возможности сопоставил их с днями Парижской ком-
муны. При рассмотрении книги Луи Себастьяна Мерсье ’’Париж
во время революции, или Новый Париж” публицист увидел
в революционном Париже конца XVIII в. то же, что повтори-
лось в 1871 г., усмотрел сходство: в ’’действиях массы”, в
настроении умов, в подробностях повседневной жизни.
Вывод обозревателя ’’Вестника Европы” не отличался
объективностью и оптимизмом. По его мнению, парижане
со времени Великой французской революции ’’ничему не на-
учились, но ничего и не забыли”: как в XVIII в., так и в XIX в.
среди ’’всеобщей разнузданности” не нашлось человека ”с яс-
ной головой и твердым характером, который, захватив в свои
руки правление, сумел бы спасти страну от военного деспотиз-
93
ма”. Это произошло, считал Стасюлевич, потому, что и рево-
люция 1789 г., и Парижская коммуна 1871 г. проявили недо-
статок ”в политическом здравом смысле и в проницательности
различных партий и народа”30. Когда в мае 1789 г. открылось
Национальное собрание, то представители от народа проявили
’’большую неопытность”. Ими руководило ’’только возбужде-
ние”, указывал публицист, но не было ни школы, ни тради-
ций—исключение составлял Мирабо, которого природа щедро
наделила ’’всеми качествами великого оратора”. Закаленный
в борьбе и обладавший большой опытностью, он выступал
в Национальном собрании, ’’вооруженный практической и
государственной мудростью”31. Но когда открылось законо-
дательное собрание и в ’’великой драме революции” начался
новый акт, на первый план выдвинулись ’’талантливые пред-
ставители Жиронды”. Вместе с этим начали входить в силу
и сторонники Горы, которые с большим вниманием прислу-
шивались к речам Дантона и Робеспьера.
Естественно, что личность Робеспьера привлекла особое
внимание российского либерала—предстояло оценить вождя
революции. Оценка эта, однако, страдала односторонностью
и была далека от исторической правды. По мнению Стасюле-
вича, правление Робеспьера ’’представляет длинный ряд кро-
вавых дел, жестокостей и разорений”. Не сказав ни слова
о положительной роли этого деятеля в революции, публицист
’’Вестника Европы” пришел к выводу, что после смерти
Робеспьера ’’измученная страна наконец легче вздохнула
и в ней пробудилась надежда на более спокойные времена”32.
На страницах либерального журнала досталось не одному
Робеспьеру, но и другим наиболее активным деятелям рево-
люции. Стасюлевич писал о них: ’’Как Дантон был представи-
телем демонского, разрушительного духа революции, а Робес-
пьер—бездушного кровавого педантизма, так Марат являлся
воплощением необузданной свирепости и беспощадной ненави-
сти к общественному порядку вещей”33.
Так умеренный либерал, редактор популярного журнала
под влиянием Парижской коммуны 1871 г. в своем понима-
нии французской революции конца XVIII в. приближался
к тем реакционерам, которые заклеймили революцию, от-
крывшую новую эпоху в мировой истории.
А. Градовский свою статью в ’’Вестнике Европы” назвал
’’Между Робеспьером и Бонапартом”. В ее основу автор поло-
жил труд Мишле ’’История XIX столетия”, но обращался так-
же и к некоторым исследованиям других историков. Рассмат-
ривая эпоху 1794—1799 гг., Градовский назвал ее временем,
когда происходило ’’вымирание общественных сил, вырабо-
тавших все идеи XVIII века”. Наступал XIX век, и вместе
с ним зарождались три великие силы: ’’милитаризм, индустри-
ализм и социализм”.
Публицист высоко оценил труд Мишле за то, что в нем
была изучена ’’психология реакции”, охватившей Францию
94
после смерти Робеспьера и подготовившей восхождение Бона*
парта. В центре внимания Градовского находились последст-
вия якобинской диктатуры. ’’Робеспьер умер, следовательно,
мы живы”,—говорили современники, бросаясь освобождать
из тюрем близких людей. Автор статьи не жалел красок для
развенчания якобинцев: ’’Взрыв жизни после царства смерти,
отместка природы после чудовищного и бесчувственного
угнетения. Кто же, однако, мешал жить, как не люди беспо-
щадного принципа, лунатики демократии— якобинцы? На них
и обрушилась всеобщая ненависть, на этот раз грозная”34.
Но кто возглавил борьбу с якобинцами, проявил эту
’’грозную ненависть”? Против якобинцев выступила уже
не старая аристократия, ’’искалеченная салонным воспитани-
ем”, а надменная, практически подготовленная к жизни моло-
дежь: приказчики банкирских контор, маклеры, менялы.
Теперь они стали господами положения, ’’они чванливо расха-
живали вечером в галереях Пале-Рояля”.
Но тут корреспондент ’’Вестника Европы” задумался:
’’...якобинцев можно разогнать, но в другую дверь вползают
роялисты, у которых тоже есть свои ’’принципы” и сильное
желание заменить красный террор белым”. Такой исход как
будто не устраивал либерала Градовского, и он, размышляя,
поставил вопрос: ’’Что противопоставить умирающему, но
страшному в своей агонии якобинству, с одной стороны,
и поднявшему голову роялизму, с другой стороны?” И тут же
констатировал: ”06 этом никто не думал”36.
* * *
В февральском номере ’’Отечественных записок” за 1871 г.
появилась безымянная рецензия на книгу Л. Гейссера ’’Исто-
рия французской революции 1789—1799 гг.” в переводе с не-
мецкого под редакцией А. Трачевского. Автор книги—Люд-
виг Гейссер, умеренный конституционалист, зажиточный бюр-
гер, реакционно настроенный историк, доказывавший, что
необходимо ’’держать в крепкой узде безнравственных писак”,
признававший авторитет только баронов и банкиров и ненави-
девший народ. Понятно поэтому, что революция у него закан-
чивалась 1789 годом, Конституцией Учредительного собрания.
Главный деятель, по мнению Гейссера,— Мирабо, после смерти
которого все пришло ”в хаос и смятение”, началось господ-
ство ’’кровожадной черни”.
Рецензент журнала выступил против попытки немецкого
историка ’’опровергнуть господствующее мнение, что якобин-
цы вооружили Францию и приготовили ее к отпору против
натиска целой Европы”36. Он охарактеризовал книгу о фран-
цузской революции как ’’озлобленный памфлет”. Позиция же
самого публициста ’’Отечественных записок” была достаточно
прогрессивной. Он считал, что во французской революции про-
явилась деятельность всех партий, борьба которых ’’составляет
95
сущность европейской истории до сего дня”. Рецензент соли-
даризировался с ’’лучшими историками” в том, что революция
1789 г. ’’принесла обильные плоды, освободивши Францию,
а за нею и всю Европу от многих феодальных форм и преда-
ний, отживших и тяготевших над народами”37.
Свое отношение к французской революции конца XVIII в.
на страницах ’’Отечественных записок” в 1871 г. высказал
и Н. К. Михайловский в связи с русским переводом М. А. Анто-
новича книги Луи Блана ’’История Великой французской
революции”.
Михайловский остановился прежде всего на причинах
революции, показав, что под тронами папы и королей, под
феодальными замками и монастырями были собраны ’’всевоз-
можные горючие материалы”. Оставалось лишь приложить
к ним фитиль, сгруппировать их и выразить ’’общую доктри-
ну”. Такую доктрину и дала ’’блестящая, смелая, задорная
литература XVIII века”*. По мнению публициста, Вольтер
и Кене, Тюрго и Гельвеций, Гольбах и д’Аламбер, Ламетри
и Монтескье, несмотря на свои идейные разногласия, стреми-
лись к одному—’’освобождению личности и низвержению
авторитета”38.
Произошла ’’страшная революция 1789 года”, разбившая
феодализм, ’’изорвавшая старинные пергаменты”, низверг-
нувшая королевский трон и казнившая Людовика XVI. Что
же дальше? Решен ли был социальный вопрос? Нет, считал
Михайловский и обращал внимание читателей на то, что рево-
люция разделила граждан на ’’активных” и ’’пассивных”,
укоренила в сущности политическое бесправие народа. Когда
простые работники собрались для обсуждения своих нужд,
напоминал публицист, то они были разогнаны ’’силою ору-
жия”. Подлинная свобода была предоставлена ’’только торже-
ствующей буржуазии”, которая, с одной стороны, надевала
’’намордник на центральную власть”, с другой —требовала,
чтобы ’’такой же намордник был надет и на народ”39.
В ходе революции была принята Конституция 1791 г., отра-
жавшая интересы активно прогрессировавшей буржуазии.
Конституция свидетельствовала о падении роли родовой ари-
стократии—в основу различия граждан брался имуществен-
ный ценз, а не ’’старинные пергаменты”. Номинально и трудо-
вой народ имел право на собственность, на свободу, на занятие
любой должности в государстве. А в действительности? Народ
был беден, писал Михайловский, не имел средств, знаний,
’’словом, не имел возможности воспользоваться теми самыми
правами, из-за которых проливал свою кровь и которые были
* Высоко оценивая эту ’’задорную литературу ХУШ века”, Михай-
ловский вместе с тем писал, что ’’Вольтер, искренно жаждавший свободы
мысли, взывавший к политической свободе... тем не менее разделял лю-
дей на ’’порядочных” и ’’сволочь” и всячески требовал свободы только
для первых, а ’’сволочи” предоставлял невежество и воловье ярмо”
(Михаиловский Н. К. Поли. собр. соч. Т. Ш. СПб., 1909. С. 45).
96
Н. К. Михайловский
Фотография 1870 г.
наконец ему даны”. Буржуа-
зия же набирала силы: ’’Катя-
щаяся лавина, все увеличива-
ясь, надвигалась по мере роста
промышленности на рабочего,
грозя ему голодною смертью—
ему, свободному и полноправ-
ному гражданину”40.
Каков же, по Михайлов-
скому, общий итог Великой
французской революции? Она
принесла победу буржуазии
и в экономической и в полити-
ческой жизни. Ее идеал—кон-
ституционная монархия: на-
следственная королевская
власть, король в окружении
советников, избранных из ря-
дов крупной буржуазии. Поэ-
тому, по мнению публициста,
реставрация Бурбонов, так
’’холодно и с недоверием при-
нятая народом, была покрыта
рукоплесканиями сливок бур-
жуазии”, для которой насту-
пило наконец ’’золотое время либерального парламентариз-
ма”41.
Когда в Германии были изданы ’’Полицейские акты Пари-
жа из времен первой революции”, ’’Отечественные записки”
откликнулись на них публикацией в разделе ’’Иностранная
литература”. Рецензент журнала (имя автора не было указа-
но) высказал ряд суждений по поводу характера и особенно-
стей французской революции. Он не согласился с мнением
издателя документов А. Шмидта о том, что число ’’сочувство-
вавших революции было крайне незначительное”, назвав
такое заключение ’’преднамеренным искажением истины”42.
Публицист упрекнул публикатора и в том, что он слишком
доверчиво отнесся к полицейским документам, которые
не могли раскрыть ’’состояние умов в Париже во время рево-
люции”. В результате в издании ошибочно утверждалось, что
народ участвовал в движении только до взятия штурмом Ба-
стилии, а дальше в революции якобы действовали неблагона-
меренные агитаторы, массы же проявили пассивность и тру-
сость43 .
Что же касается причин революции и возможности ее пре-
дотвращения, то корреспондент ’’Отечественных записок”
высказал достаточно распространенную либеральную точку
зрения. Во всем, дескать, виноват сам король Франции, не про-
явивший в своей политике достаточно гибкости. Если бы Лю-
довик XVI, рассуждал рецензент, обладал ’’обширным полити-
4 - 737 97
ческим умом” и своевременно понял назревшие требования,
то, став во главе Национального собрания, он бы должен был
эти требования удовлетворить. Тогда ”на этом начавшаяся
революция и остановилась бы и потом закончилась бы путем
мирных реформ”**.
Но этого не произошло. Революция достигла апогея, ко-
роль был казнен, старое здание монархизма было разрушено,
провозглашена республика. А дальше началась ’’самая трудная
часть” революции, так как для строительства нового здания
государственности ”не оказалось в наличности годного мате-
риала”, приходилось действовать инстинктивно, применять те
же меры, которые имели место при старом порядке: ’’Путем
для основания нового общества на началах равенства, свободы
и братства избран был путь насилий и убийств”*5.
По мнению корреспондента ’’Отечественных записок”,
вожди революции сделали ’’величайшую политическую ошиб-
ку”, прибегнув к террору, что привело к ’’поворотному дви-
жению” общественной борьбы. Силы реакции стали побеждать.
Робеспьер был казнен, появились новые правители—дантони-
сты, ’’ничем не лучше Робеспьера”. Это, считал рецензент, были
люди ’’без совести и убеждений... они были еще беспощаднее
Кутона и Сен-Жюста, не были энтузиастами, подобно им, а хо-
лодно рассчитывали свои преступления”*6.
Конечно, демократическая журналистика в целом более
объективно оценивала Великую французскую революцию, чем
это делалось либеральной публицистикой. Но следует помнить,
что над всей российской печатью довлел гнет цензуры, сковав-
шей и Пресекавшей всякую свободолюбивую мысль. В этих
условиях от легальной журналистики трудно было требовать
реальных оценок таких событий, как французская революция
конца XVIII в.
И все же правдивое слово о революции 1789 г. просачива-
лось сквозь препоны цензуры.
♦ ♦ ♦
Среди демократической интеллигенции особой популярно-
стью пользовались две книги, в которых высказывалось отно-
шение к французской революции конца XVIII в. и оценивалась
деятельность ее вождей. Это были ’’Положение рабочего клас-
са в России” В. Берви-Флеровского и ’’Пролетариат во Фран-
ции. 1789—1852” А. Михайлова.
Изучая социально-экономическое положение трудящихся
пореформенной России, известный демократический публи-
цист В. В. Берви-Флеровский пришел к интересному наблюде-
нию. Он отметил, что в России возникло недовольство прямы-
ми налогами и у богатых и у бедных. Повторялось то, что
было во Франции в конце XVIII в.: ’’Привилегированные сос-
тояния столько же были недовольны, сколько и те, которые
страдали от этих привилегий”*7.
98
На это обстоятельство обратил внимание К. Маркс, доско-
нально изучивший труд ’’Положение рабочего класса в России”.
12 февраля 1870 г. он писал Энгельсу: ”Он (Берви-Флеров-
ский.—Б. И.) и сам чувствует, что положение крестьян анало-
гично их положению в эпоху старой французской монархии
(со времени Людовика XIV) ”48.
После подавления Парижской коммуны Берви-Флеров-
ский вновь вспомнил о Великой французской революции и
о ее деятелях. Негодуя по поводу расправы над коммунарами,
он сделал такое сопоставление: ’’Когда Робеспьер терроризи-
ровал Францию, чтобы возбудить в ней энергию, необходимую
для защиты от ринувшихся на нее врагов, мир приходил
в ужас; как же он должен смотреть теперь на Тьера, который
разразился над Францией грозой никогда еще не слыханного
и не виданного террора?”49
Работа А. Михайлова ’’Пролетариат во Франции. 1789—
1852”—исторические очерки, которые начали печатать в
1868 г. в ’’Неделе”; в 1869 г. они вышли отдельной книгой,
переизданной в 1872 г. Посвященные изучению французского
пролетариата, очерки лишь бегло затронули события 1789 г.
Однако в них содержатся краткие, но благожелательные, до-
кументально подтвержденные характеристики вождей рево-
люции— Робеспьера, Марата, энциклопедистов, что в условиях
России того времени было явлением далеко не частым.
Перед читателем возникает образ Робеспьера, выступавше-
го в Национальном собрании с призывом ’’проснуться”, объ-
единить силы народа против тех, кто ’’различными происка-
ми” старается ’’погубить настоящую революцию”. ’’Когда
народ умирает с голоду,—заявил Робеспьер,—он скучивается
вместе; нужно добраться до причин волнений... принять меры
для открытия виновников”69.
Ближе всех к народу стоял Марат—’’бедняк, знающий док-
тор”, разоблачитель эксплуататоров трудового люда*. ’’Крас-
неешь от стыда и содрогаешься от скорби,—писал он,—видя
класс столь полезных несчастливцев, брошенных в жертву
горсти мошенников, жиреющих от их пота и варварски вору-
ющих жалкие плоды их работ”. Эти идеи, высказанные во вре-
мя революции, отражали взгляды французских просветителей,
пропагандировавшиеся еще до 1789 г. Но о них хорошо пом-
нили участники революции. По словам Михайлова, члены На-
ционального собрания сохраняли в памяти слрва Монтескьё
о том, что ’’государство обязано доставлять каждому гражда-
нину обеспеченное существование”, и изречение Руссо, заявив-
шего, что когда бедные люди допустили существование бога-
* Михайлов опубликовал письмо 340 рабочих, адресованное ’’другу
народа” Марату. В нем говорилось: ’’Дорогой пророк, истинный защит-
ник класса бедняков, позвольте работникам открыть вам все злоупот-
ребления и подлости, которые затевают наши хозяева...” (Михайлов А.
Пролетариат во Франции. 1789—1852: Исторические очерки. СПб., 1872.
С. 29).
99
тых, ”то богатые обязались кормить всех тех, кому нечем
жить”. Поэтому, когда в Национальном собрании обсуждали
доклад об уничтожении нищенства, то пришли к выводу, что
существование класса людей без средств к жизни есть ’’нару-
шение прав человечества” 51.
Между тем идеи энциклопедистов, воззрения и действия
подлинных вождей революции в ходе движения не получили
поддержки. Во главе революции встали другие люди. Робес-
пьер, Сен-Жюст и их сторонники, для которых произведения
Жан Жака Руссо ’’служили библиею” и которые ’’мечтали
пересоздать общество до основания, теперь пали, всеми окле-
ветанные и забросанные грязыо”52.
К власти пришла Директория, начавшая ’’кровожадную
борьбу” с теми, кто возглавлял революцию, бросившая все
силы на подавление народного движения и защиту буржуазии.
Все коренным образом изменилось. Теперь уже борьба шла
не за политические и социальные свободы, а ради военной
славы и завоеваний. Наступило ’’царство торгашей”, готовых
выжимать ’’последний сок” из народа и, если нужно, ’’образу-
мить его штыками”. Во главе этого буржуазного правитель-
ства стал Наполеон Бонапарт53.
Столь демократическая оценка причин французской рево-
люции, деятельности ее вождей, трагического исхода выделя-
лась из общего направления прогрессивной российской публи-
цистики. Мы видим, что ’’Вестник Европы” и даже ’’Отечест-
венные записки” в своих воззрениях на события концаXVIII в.
во Франции не могли идти ни в какое сравнение с книгой
Михайлова, провозгласившего чуть ли не гимн Великой фран-
цузской революции.
Но было еще одно произведение, на этот раз написанное во
Франции, которое находилось в центре внимания демократи-
чески настроенных читателей России. Судьба этого произведе-
ния весьма примечательна...
3. Французский роман о революции
Речь пойдет о романе Эмиля Эркмана и Александра Шатриана
’’История крестьянина”, вышедшем во Франции в 1868 г. Тог-
да же демократический журнал ’’Дело” (кн. 4—8) напечатал
его сокращенный перевод на русский язык под названием
”На рассвете”.
Роман вызвал благожелательный отклик в среде демокра-
тически настроенной интеллигенции России. ’’Отечественные
записки” посвятили ему в 1868 г. (кн. 6) большую безымян-
ную статью, автором которой, как выяснилось позже, был
Д. И. Писарев. В этой публикации положительно оценивалось
стремление французских авторов взглянуть на великие собы-
тия снизу (роман написан в форме воспоминаний старого
крестьянина Мишеля Бастиана), ’’глазами той обыкновенно
100
безгласной и покорной массы,
которая почти всегда и почти
везде молчит и терпит, платит
налоги и отдает в распоряже-
ние мировых гениев достаточ-
ное количество пушечного
мяса”54. Рецензент приветст-
вовал желание авторов романа
раскрыть жизнь французской
деревни, чувства и думы кре-
стьян в то самое время, когда
правительство Людовика XVI,
изнемогая под бременем госу-
дарственного дефицита, вы-
нуждено было созвать Гене-
ральные штаты.
Корреспондент ’’Отечест-
венных записок” задавался
весьма важными вопросами:
’’Как и почему разоренный
и забитый народ мог в реши-
тельную минуту развернуть
и несокрушимую энергию,
И глубокое понимание СВОИХ Д. И. Писарев
потребностей и стремлений,
и такую силу политического воодушевления, перед которой
оказались ничтожными все происки и попытки внешних и
внутренних, явных и тайных врагов, как и почему заморенный
и невежественный народ сумел и смог подняться на ноги и об-
новиться радикальным уничтожением всего средневекового
беззакония”? Ответить на все эти вопросы, считал Писарев,—
’’одна из интереснейших и важнейших задач новой истории”о5.
Размышления привели Писарева к выводу, что политиче-
скому пробуждению французского народа способствовали
мелкая буржуазия, низшее духовенство, революционные про-
пагандисты, которые (наподобие Матюрена Шовеля) не боятся
ни труда, ”ни лишений, ни опасностей, ни боли, ни смерти”.
Они ненавидят зло, ’’въевшееся в народную жизнь”56.
Вторая часть романа французских авторов была напечатана
в 1869 г. в ’’Неделе” под названием ’’Отечество в опасности”.
О чем там шла речь? О бедствиях народа, вынужденного пла-
тить массу налогов, о большом государственном дефиците,
о том, что дворянство отказалось ’’обложить податью свои
собственные имения”, и, наконец, о созыве в Версале Гене-
ральных штатов57.
Думается, что особый интерес у демократического читате-
ля вызывали страницы романа, рассказывающие о народном
движении во Франции. ’’Набат звучал день и ночь, небо было
красно по всему протяжению Вогезских гор: аббатства, эти
старые ястребиные гнезда, горели как свечи среди звезд, и это
101
продолжалось до 4-го числа следующего августа, до дня, ког-
да епископы и аристократы Национального собрания отказа-
лись от своих феодальных прав и привилегий”. Далее следовал
вывод авторов: ’’Вот как наконец освободился народ от ста-
рых прав благородной расы завоевателей! Его подчинили игу
силою, и силою же он добыл свою свободу”58.
Во многом необычно для легальной российской прессы вы-
глядело повествование о положительной роли вождей фран-
цузской революции—Дантона, Робеспьера, Демулена и др.,
которым было предназначено сплотить нацию и спасти Фран-
цию. ’’Напрасно,—говорилось в романе,—иные станут клеве-
тать на них, будут рыть им ямы,—в конце концов правда
всегда восторжествует, и, когда народ страдает, он видит свои
ошибки и распознает негодяев”59.
Производил впечатление и рассказ о мечтах французского
крестьянина, будто в результате революции законодательное
собрание утвердит размер податей, а так как в нем будут
представители (выборные) народа, то они и решат, принимать
их или нет. Взяв, таким образом, ’’перевес”, народ не должен
был допустить возвращения к власти людей, живших за их
счет. ’’Теперь,—рассуждали авторы устами своего героя,—
когда эти милые люди уезжают тысячами в Германию, Англию
и Россию и хотят вооружить против нас небо и землю, другие
же из них, остающиеся во Франции, злоупотребляя покрови-
тельством законов и религией милосердия и братства, возму-
щают невежественное народонаселение южных и западных
провинций против конституции,—теперь, когда эти люди
разом готовят междоусобную войну и нашествие, стремясь
возвратить свои привилегии во что бы то ни стало,—теперь,
друзья мои, заклинаю вас, будемте крепче стоять друг за
друга”69.
И наконец, знаменательно утверждение главного героя
романа, что королевская власть, Людовик XVI не заслужили
доверия и ’’целая нация разделяла это мнение”61.
Завершить публикацию романа Эркмана и Шатриана изда-
телям ’’Недели” не удалось. Радикальное направление газеты
повлекло за собой репрессии царской цензуры. За ’’проведе-
ние идей и суждений, совершенно несовместимых с основны-
ми началами нашего государственного и общественного по-
рядка”, и ’’систематически развиваемое учение об организации
борьбы против существующего общественного строя” ’’Неде-
ля” еще в апреле 1868 г. получила предостережение, а в мае
1869 г. была прикрыта на шесть месяцев62.
На этом, однако, легальная жизнь романа ’’История кресть-
янина” не прекратилась. Известная писательница М. А. Марко-
вич (Марко Вовчок) опубликовала полный перевод романа
Эркмана и Шатриана в двух томах (СПб., 1870 и 1872).
Между тем для пропагандистской работы в России роман
французских авторов был неудобен. Нужно было на его осно-
ве создать популярную брошюру, рассчитанную на неподготов-
102
ленного читателя. Революционеры эту задачу выполнили.
Такая брошюра под названием ’’История одного французского
крестьянина” появилась среди участников ’’хождения в на-
род”. Напечатана она была в Женеве в типографии ’’чайков-
цев” в 1873 г. Вопрос о ее авторе остается спорным. Возмож-
но, что им был писатель П. Засодимский. В дальнейшем бро-
шюра была подвергнута редакционной обработке в кружке
’’чайковцев”63.
Большая популярность ’’Истории одного французского
крестьянина” заставила революционеров переиздать ее в Рос-
сии. Под заглавием ’’История одного из многострадальных”
ее начали печатать в типографии И. Н. Мышкина в Москве. Но
во время обыска в типографии все напечатанные листы были
конфискованы и уничтожены. В Центральном государствен-
ном архиве Октябрьской революции хранится рукопись этой
брошюры—список для перепечатки сделан рукой Е.Ф. Ермо-
лаевой®4 .
Появившаяся в революционном подполье России брошюра
и по композиции, и по оценкам событий во многом отличалась
от французского романа. И вот что примечательно: в тексте
брошюры не только содержится отступление от текста романа
Эркмана и Шатриана, но и дается принципиально отличающа-
яся трактовка деятелей французской революции. Если в рома-
не отношение к Робеспьеру в ряде случаев было отрицатель-
ное, то в пропагандистской брошюре о Робеспьере, Сен-Жюсте
и Кутонё говорилось: они ’’были что ни на есть наши самые
лучшие выборные: добрые, умные и народ любили больше все-
го на свете”. Решительно осуждалась в брошюре казнь Робес-
пьера: ’’Парижский народ сплоховал; подлецы обошли его.
После Робеспьера у народа головы не стало”. И далее следова-
ло обращение к русским крестьянам: ’’Коли у вас, братцы,
будет такой Робеспьер, так вы берегите его пуще глаза свое-
го: смотрите, чтобы его у вас на тот свет не отправили”®6.
Можно было бы указать и на другие отличия. Во всяком
случае следует отметить, что ’’История одного французского
крестьянина” не простая переделка романа Эркмана и Шатри-
ана, а во многом оригинальное, эмоциональное пропагандист-
ское произведение, написанное в яркой революционной
тональности. Поэтому оно и было наиболее предпочтительным
среди других пропагандистских изданий.
Роман Эркмана и Шатриана и его народническая переделка
в виде пропагандистской брошюры были очень популярны
среди демократической общественности. Революционный на-
родник Э. А. Серебряков свидетельствовал, что ’’История од-
ного французского крестьянина” помогла ему понять историю
Великой французской революции. Известный рабочий-револю-
ционер Петр Алексеев, по словам Н.Ф.Цвиленева, ’’зачитывал-
ся ’’Историй! крестьянина””66.
Фабричный петербургский рабочий Д. А. Александров пос-
ле чтения вслух в революционном кружке ’’Истории одного
юз
И . В.т ,4 v Tr ариие
ЪСстор'гя одного
крестьянина.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
178® г
Лье/?альныв штаты
французского крестьянина”
рассказывал своим товари-
щам, что во Франции была
революция, казнили короля
и что такая же революция
произойдет и в России67 е
Таким образом, француз-
ский роман Эркмана и Шат-
риана привел нас в конечном
итоге в революционное под-
полье России. Как же там
воспринимались идеи Вели-
кой французской револю-
ции?
Эрхмаиъ-Ша pia гь
4. В революционном
подполье
♦ •»< «ПУ" к
Эркман — Шатриан.
История одного крестьянина.
СПб., 1906. Титульный лист
Пореформенное время рас-
ширило базу революцион-
но-демократического дви-
жения, вызвало появле-
ние нового деятеля общест-
венной борьбы — разночинца.
’’Господствующим направле-
нием, соответствующим точ-
ке зрения разночинца, стало
народничество”68,— писал В. И. Ленин.
Своей основной целью революционные народники ставили
подготовку социальной революции в России, они стремились
поднять крестьян против самодержавия. Но как это сделать?
В нелегальных условиях, в подполье выдвигались различные
программы, среди участников борьбы возникали разногласия,
велись жаркие споры, отражавшие настойчивое желание найти
правильный путь революционных действий.
В этих поисках немалое значение имело и изучение опыта
международного освободительного движения. Война за неза-
висимость, а затем гражданская война в Соединенных Штатах
Америки, Великая французская революция, бурные события
1848 — 1849 гг. в Западной Европе, восстание 1863 г. в Поль-
ше, освободительная война итальянского народа и прежде
всего деятельность I Интернационала и Парижской коммуны —
все это становилось предметом глубокий раздумий разночин-
цев.
Конечно, французская революция конца XVIII в. слишком
далеко отстояла от событий, назревавших в России. Но это
не останавливало пытливых деятелей движения. Опыт этой
революции многому учил. Народники знакомились с борьбой
трудового люда, и особенно крестьянства, восставшего против
104
абсолютизма, с различными революционными течениями,
с вождями революции, с трудностями революционного процес-
са, с проблемами революционного насилия и террора, с этикой
общественного движения.
♦ * *
Первые сведения о Великой французской революции по-
ступали в Россию разными путями. Тут и чтение в подлинни-
ках французской литературы, и рассказы передовых учителей
гимназии, и знакомство с переводами трудов о революции
1789 г., с произведениями французских энциклопедистов...
Будущая народоволка Е. Н. Оловенникова узнала о рево-
люции от своей матери, свободно владевшей французским
языком и много читавшей о событиях конца XVIII в.69
Известный публицист В. В. Берви-Флеровский рассказывал,
что он в детские годы забирался в кабинет своего отца —про-
фессора Казанского университета— и читал там книги по исто-
рии Великой французской революции. По прилагавшемуся
плану он следил за всеми движениями народной толпы и та-
ким образом хорошо познакомился с улицами и площадями
Парижа'°.
П. Б. Аксельрод, написавший в гимназические годы сочине-
ние на тему ’’Что посеешь, то пожнешь”, привел пример из ис-
тории французского абсолютизма конца XVIII в. Это вызвало
недовольство учебного начальства, заподозрившего ученика
в том, что, говоря о монархии во Франции, он ’’имел в виду
и царский режим, и предстоящую ему судьбу!”71.
Любопытна картина урока греческого языка, нарисованная
саратовским народовольцем П. С. Поливановым. И хотя в ней
краски, как нам думается, несколько сгущены, важна сама
тенденция изображения происшедшего. На уроке учитель
заметил, как некоторые гимназисты что-то уж очень усердно
смотрят под парты. Тогда, вспоминал Поливанов, ”с кошачьей
осторожностью подкрался учитель к одному; хвать из-под
парты книгу; смотрит: ’’История французской революции”
Минье. Немного погодя улавливает другого: ’’История жирон-
дистов” Ламартина. Еще через несколько минут захватывает
врасплох третьего: первый том ’’Истории французской рево-
люции” Луи Блана... Тогда педагог пришел в неистовство
и закричал пронзительным голосом: ’’Господа! Вы, кажется,
совсем позабыли, что у нас не класс французской революции,
а класс греческой грамматики!””72
Бывало на уроках в гимназиях и другое — сам учитель ста-
новился увлеченным рассказчиком о бурных событиях во
Франции в конце XVIII в. Вот что вспоминала о гимназических
годах в Харькове (середина 1860-х годов) революционерка
Е. Ковальская: ’’Некоторую лепту в наше развитие внес учи-
тель истории Одарченко. Человек флегматичный, обыкновен-
но спавший во время уроков, совершенно преображался,
105
когда доходил до истории Великой французской революции.
Горячо, красноречиво рисовал момент энтузиазма масс, обра-
зы вождей. Заражал нас своим настроением. По его рекомен-
дации я прочла Ламартина ’’Жирондисты”, эта книга, художе-
ственно написанная, вызвала целую бурю в моей голове”73.
Народоволец М. Ю. Ашенбреннер свидетельствовал, что
в конце 1850-х годов в реальном училище преподавали неко-
торые профессора Московского университета, в том числе
М. Н. Капустин, который читал и толковал труд Токвиля
’’Старый порядок и революция”. Став офицером, Ашенбрен-
нер изучил историю французской революции по Всеобщей
истории Шлоссера, находившейся в полковой библиотеке74.
Во всяком случае передовая молодежь России уже с гимна-
зической скамьи многое знала о Великой французской рево-
люции, размышляла над ее итогами и в дальнейшем делала
выводы для своей пропагандистской деятельности. Любопыт-
на в этой связи полемика участника ’’хождения в народ” Сер-
гея Голоушева со своей матерью о значении революции конца
XVIII в. Вот что он писал ей 29ноября 1873г.: ’’Выговорите,
что революция [17] 93 г. не принесла ничего, кроме зла. Наро-
ду не стало легче, это правда! Но революция эта и была произ-
ведена или, вернее, произошла не в его пользу. Она была
в пользу буржуазии, и она приобрела после нее громадную
силу. Теперь вопрос поставлен совсем на другую почву, теперь
вопрос в интересах самого народа, т.е. представителей тру-
да”*5 . Такие суждения молодого человека говорят о его начи-
танности и о понимании им сути вопроса.
Источники свидетельствуют, что литература о революции
1789 г. была достаточно распространенной в революционном
подполье. Так, в начале 1870-х годов участники народническо-
го кружка ’’чайковцев” читали книги о Великой французской
революции Зибеля, Минье, Луи Блана. Из этих книг ими дела-
лись выводы, касавшиеся российской действительности. По
свидетельству П. Кропоткина, ’’чайковцы” надеялись, что
в случае народного движения, в котором крестьяне потребуют
землю и отмену выкупных платежей, правительство будет
вынуждено опереться на капиталистов, помещиков и созвать
Земский собор, ибо ’’точно таким же образом крестьянские
восстания во Франции в 1789 году принудили королевскую
власть созвать Национальное собрание. То же самое будет
в России”73.
По свидетельству В. Н. Фигнер, русские эмигранты в начале
1870-х годов в Цюрихе изучали произведения французских
социалистов, ’’истории революций, начиная с французской
революции 1789 г. и до Парижской коммуны”7'. В их среде
читались лекции о восстании Пугачева и Великой революции
во Франции.
В Цюрихе же под редакцией П. Л. Лаврова вышел первый
номер журнала ’’Вперед!”, рассчитанный на деятелей револю-
ционного подполья России. Развивая свои взгляды на роль
106
революционной пропаганды в России, Лавров в 1870-х годах
обращался к эпохе Великой французской революции. Он отме-
чал, что во второй половине XVIII в. сознание европейской
интеллигенции было пропитано ’’торжествующие оптимиз-
мом”, достаточно вспомнить Вольтера, Дидро, ’’искряще-
гося жизнерадостностью”, да и вообще всех энциклопеди-
стов^.
В журнале ’’Вперед!” Лавров дал яркую характеристику
значения французской революции 1789—1794 гг. ”В то самое
время,— писал он,— когда Америка вводила в действие новую
конституцию (4 марта 1789 г.), оканчивая период своей рево-
люции, начиналось великое революционное движение в Евро-
пе. Третье сословие объявило себя народом. Провозглашены
были ’’права человека”. Пропаганда' республики пошла по
Европе во имя ’’свободы, равенства и братства”. Пламенная
лирика сделала военную французскую песнь Марсельезу рево-
люционным гимном Европы”. Далее указывалось, что Фран-
цузская Республика отреклась и от христианства, и от монар-
хии, создала культ разума: ’’Она не испугалась жертв для
утверждения новой эры, с которой она решила начать лето-
счисление нового мира. Она имела за себя остроумие Демуле-
на, женскую страстность г-жи Ролан, беспощадную раздражи-
тельность Мара (Марата.—Б. И.), энергию Дантона, военный
гений Гоша, широкую мысль Монжа и Кондорсэ, организатор-
ский ум Карно, могучую речь Робеспьера. Она, после амери-
канской конституции, искала искренно идеального государст-
венного строя в ряде новых конституций, в новом кодексе,
в новых учреждениях”79.
Теперь из Цюриха переберемся в Лондон, куда переехала
редакция ’’Вперед!”. И тут мы обнаружим интерес к Великой
французской революции, который проявили русские эми-
гранты. Они в конце 1879 г. приняли участие в собрании
немецких рабочих, посвященном истории и урокам революции
1789 г. во Франции. Мы не знаем всех подробностей этого соб-
рания. Но нам известны (из письма очевидда) заключительные
слова докладчика: ”Я кончаю свой реферат словами моего
русского товарища, говорившего прошлый раз у нас, что
в настоящее время не может быть и речи о решении социально-
го вопроса мирным путем. Буржуазия жалуется на кровожад-
ность Робеспьера, Дантона, Марата. Но всеми своими действия-
ми она сама ведет к тому, что из каждого рабочего вырабаты-
вается Робеспьер, Дантон, Марат”.
Выступавший заявил, что буржуазии не долго осталось
ждать того времени, когда в ’’двери дворцов королей и буржу-
азии” постучится сильная рука пролетариата и будет задан
грозный вопрос: на какие средства приобретены все эти богат-
ства? Докладчик заключил свою речь словами: ”В России, как
я видел (так в тексте.—Б. И.) из слов моего русского товари-
ща, хорошо изучили французскую революцию и вывели из нее
уроки. Выведем [уроки] из нее и мы: только силою может
107
достать рабочий народ свое счастье, как силой достала буржуа-
зия свое господство в 1789 году”80.
Этот маленький отрывок текста раскрывает очень важные
обстоятельства, позволяющие уяснить идеи революционной
солидарности между русскими социалистами и немецкими
социал-демократами, причины их совместных поисков путей
социального переустройства. Для нашей темы особенно важно
то, что на опыте революции 1789 г. решался вопрос о роли
революционного насилия в общественна! борьбе, об обмене
мнений по этому вопросу между немецкими и русскими
революционерами.
Проблема революционного насилия для середины 1870-х
годов находилась в центре внимания международного социа-
листического движения. Это объяснялось исторической ситуа-
цией. После разгрома Парижской коммуны наступил период
мирного развития социализма. В это время основное внима-
ние обращалось на революционную пропаганду, на подготовку
революции. Член Генерального совета I Интернационала, вид-
ный участник Парижской коммуны рабочий Лео Френкель
9 февраля 1875 г. писал Лаврову: ”Но невозможно быть на
баррикадах каждый день, потому что не каждый день на ули-
цах делается революция. Что же следует делать с нашими
революционными социалистическими идеями в промежутках?
Нужна пропаганда наших революционных социалистиче-
ских идей, потому что они являются оружием более страш-
ным, чем все шассно* и все митральезы. Только путем пропа-
ганды идей, которую вели философы XVIII века, была подго-
товлена Великая французская революция; именно пропаган-
дой наших социалистических идей мы должны подготовить
революцию, которая должна широко открыть путь к освобож-
дению пролетариата”81.
С большим интересом к событиям во Франции в конце
XVIII в. относились участники ’’хождения в народ”. Так, ле-
том 1874 г. у народника А. И. Иванчина-Писарева при обыс-
ке в деревне Бурцеве Даниловского уезда среди других книг
были обнаружены четыре экземпляра ’’Истории французской
революции”82. Мы точно не знаем автора (возможно, Г.Зи-
бель) этого издания, но наличие четырех экземпляров книги
говорит о том, что они предназначались для революционной
пропаганды.
О серьезном изучении французской революции свидетель-
ствуют и конспекты, составленные революционными народни-
ками. Перед нами толстая тетрадь О. В. Канаковой. В ней—
изложение основных этапов революции: 5 мая 1789 г.—
открытие Генеральных штатов; 17 июня—Национальное соб-
рание; 14 июля—взятие Бастилии и т.д. В конспекте отмече-
но, что громадные налоги, ’’требовавшиеся для удовлетворе-
ния расточительности двора, разоряли народ, на который
* Ружья.
108
Арест пропагандиста. Художник И. Репин. 1880—1889 гг.
падали все налоги, возбуждали его ярость”83.
У народника П. А. Орлова жандармы обнаружили рукопись
’’Первая империя 1799—1815”. В ней, в частности, указыва-
лось, что ’’Великая революция помогла возвышению третьего
сословия”. Конспекты работ о французской революции конца
XVIII в. были составлены участниками ’’хождения в народ”
М. П. Бородиным, Грибоедовым и др.84
По воспоминаниям С.М. Кравчинского, известный рабо-
чий-революционер С. Н. Халтурин читал литературу по истории
революций 1789 и 1848 гг.85
Призывно звучал рассказ о Великой французской револю-
ции в пропагандистской брошюре ”О правде и кривде”, напи-
санной С. М. Кравчинским и изданной в 1875 г. в Женеве.
В брошюре рассказывалось, как французский народ, подняв-
шись в 1789 г. против ’’власти царской, против власти поме-
щичьей”, победив всех своих ’’супостатов и кровопийц”, стал
’’править сам собою”. Это встревожило царей других госу-
дарств, понявших, что, как ’’пожар переходит от одного дома
к другому и сожжет их до единого, коли не потушить его, так
и бунт перейдет от французского народа ко всем другим наро-
дам, и тогда не удержать им ни царства, ни головы”. Тогда
все цари сговорились и поднялись против французского наро-
да—хотели заставить его вновь посадить на трон короля и вер-
нуть власть помещикам. Схватка была жестокая. Интервенты
накинулись на революционный народ ”со всех сторон, как
стая собак накидывается на волка”86.
На участников народнического движения немалое влияние
оказывал личный пример деятелей французской революции—
109
людей смелых, самоотверженных и отважных. С. М. Кравчин-
ский свидетельствовал, что, изучая революцию конца XVIII в.,
он все более и более приходил к убеждению: главную роль
в ней играла ’’личная энергия ее героев”. По мнению народни-
ка, ’’революцией заправляла” очень небольшая группа людей.
Отсюда им делался вывод, что и для России возможен револю-
ционный переворот, ’’стоило только явиться сильным и энер-
гичным вождям”87.
Другой народник, В. К. Дебагорий-Мокриевич, отмечал
в автобиографии, что, обучаясь в Киевском университете в на-
чале 1870-х годов, он и его товарищи наперечет знали имена
всех героев французской революции: ’’Одним нравился Дан-
тон, другие восторгались Камилл Демулленом, третьи бредили
Сен-Жюстом. Такова была атмосфера, в которой мы враща-
лись в семидесятых годах, разжигая друг в друге революцион-
ный пыл”88.
Оценки и понимание значения Великой французской рево-
люции деятелями разночинского этапа освободительного дви-
жения в России не были однозначными. С одной стороны, раз-
ночинцы— передовая демократическая интеллигенция—виде-
ли в революции конца XVIII в. новый этап мировой истории.
Свержение королевской власти, падение феодального режима,
провозглашение Свободы, Равенства, Братства—все это свиде-
тельствовало о наступлении новой эры и воодушевляло бор-
цов против российского самодержавия. У них возникло пони-
мание того, что роль революции не ограничивалась одной
Францией. ”Ее дух,—писал в 1877 г. В. Зайцев,—прошел по
всей Европе и везде повалил старое варварство, гнет и наси-
лие. Пройдя через Германию, он дошел и до России и вопло-
тился в декабристах. Но отдаленное веяние его здесь было уже
слишком слабо, чтобы поколебать тысячелетний византий-
ско-монгольский строй”89.
Думается, что В. Зайцев в последнем был не совсем прав.
Веяние идей французской революции 1789 г. в России не было
уж таким слабым и продолжалось не только в начале XIX в.,
но и в конце его. Во всяком случае народники-землевольцы
хорошо помнили, что французский народ похоронил ’’общест-
венный порядок королей ’’божьей милостью” и десятинных
поборов”, совершив великий революционный переворот. Вот
что об этом говорилось в народническом органе ’’Земля и
воля”: ’’Осмеянный Вольтером, проклятый Руссо и подкопан-
ный в корень энциклопедистами, порядок этот был потрясен
до основания, и человечество вступило в новый период все-
мирной истории—период революций! Хотя революция 1789 г.,
провозгласившая ниспровержение идолов и права человека,
не успела осуществить своей задачи, но семя, брошенное ею,
не пропало бесследно. Суд над Людовиком XVI и грозные
слова, раздавшиеся во время его с ’’горы” Конвента: ’’Людо-
вик Калет повинен смерти уже за то, что был королем!”—
глубоко запали в память народов. Напрасно старый порядок
но
пытается заявить снова свои права на господство!”90
Огромное внимание уделяли народники еще одному воп-
росу: что дала французская революция трудящимся? Это был
коренной вопрос, над которым размышляли революционеры,
стремившиеся к организации социальной революции в России.
Об этом популярно писал Народнический эмигрантский орган
’’Работник”. По мнению этой газеты, ’’великие бунты” 1789
и 1793 гг. освободили страну от королевского и дворянского
ярма, но не избавили от угнетения простого работника, кото-
рый был ’’рабом дворянским, стал рабом купца”. Произошла
чисто политическая революция, приведшая ’’только к одному
равенству пд>ед законом”, без ’’равенства имущественного”.
Это, считала газета, был ’’наглый обман”. Новыми законами
воспользовались богатые люди. Они ’’стали работников угне-
тать не меньше прежних дворян-помещиков. Они же составили
новое правительство, и весь французский народ оказался
у них в руках”91.
Еще более подробно на оценке революции 1789 г. остано-
вился один из редакторов газеты ’’Работник”, 3. К. Ралли,
в своей книге ’’Парижская Коммуна”. В ней утверждалось,
что первые стремления революции 1789 г. были ’’чисто соци-
ального характера”. Наказы избирателей требовали равенства
при разверстке налогов, уничтожения привилегий, ’’права каж-
дого на труд, образование для всех”. Но в дальнейшем буржу-
азия, захватив власть, ”на трупах и крови павшего пролетари-
ата” строила свой ’’узкий мир торгашества”.
По мнению Ралли, стоявшего на анархистских позициях,
пролетариат Европы, победив феодальную аристократию, ниче-
го не выиграл, ибо ”на место ее явилась буржуазия и стала еще
бессовестнее обирать его”. Революцией овладели люди личной
инициативы—Робеспьер и его друзья, но этот путь не мог при-
вести к улучшению жизни трудового народа. С помощью ’’дик-
таторской власти одного лица”, писал Ралли, ’’они хотели орга-
низовать всеобщее счастье. Несчастные невежды! Они любили
этот великий народ, но не понимали его; не поняли, почему он
так хладнокровно глядел на казнь Геберта, Дантона, Демуле-
на, Робеспьера и др.; почему он позволил на глазах своих
задушить республику; почему он ушел с арены революции
и замолк в глухих, сырых предместьях Парижа... Чтобы идея
восторжествовала, необходимо коллективное участие самого
народа”92.
Взгляд на то, что Великая французская революция совер-
шилась не в пользу народа, а в пользу буржуазии, был характе-
рен не только для Ралли. На этой точке зрения (с некоторыми
отклонениями) стояла основная масса народнической интел-
лигенции. В. Н. Фигнер свидетельствовала, что в 1789 г. фран-
цузский трудовой народ, не отделяя своих интересов от инте-
ресов буржуазии и ’’идя с ней рука об руку”, низверг монар-
хию Людовика XVI и установил принцип ’’волею народа”.
Были провозглашены права человека и гражданина, пали
111
сословные привилегии, водворена ’’политическая равноправ-
ность”. Но вскоре выяснилось: ’’граждане, равноправные de
jure*, совсем не были таковыми на деле; общество представ-
ляло по-прежнему иерархическую лестницу —изменился лишь
принцип, на котором она была построена; вместо аристокра-
тии крови— явилась аристократия капитала. Плоды переворо-
та достались буржуазии, захватившей с тех пор кормило прав-
ления”93.
Изучение причин и истории французской революции конца
XVIII в. в революционном подполье России носило не только
научно-просветительный, но и сугубо утилитарный характер.
Во Франции была свергнута королевская власть. Это наталки-
вало народников на жгучую проблему: нельзя ли ее опыт
в какой-то мере перенести в свою страну, где самодержавный
деспотизм сковал все передовое и прогрессивное? Участники
российского освободительного движения стали сравнивать
социально-экономическую и политическую жизнь Франции
и России. Такую задачу поставил перед собой и участник
’’хождения в народ” В. Ф. Трощанский, о чем свидетельствует
его рукопись, обнаруженная при обыске в марте 1874 г., ”06
общественном движении в России и Франции конца XVIII и
начала XIX века”94. Прежде всего молодой революционер
рассматривал ’’безысходное положение” Франции в середине
XVIII в., когда ’’нелепый экономический порядок” привел
к тому, что земля ’’отказалась производить”, почти периоди-
чески наступали неурожаи, что и привело к недовольству
крестьян, возникновению народного протеста.
”По мере падения привилегированных каст,—писал автор
Еукописи,— выдвигается новое, невиданное сословие—третье,
[а пользу этого сословия работают все исторические обстоя-
тельства, от литературы энциклопедистов до ученых открытий
естествознания, от разгульной жизни двора и до голоса наро-
да”95. Трощанский привел формулировки, касавшиеся роли
Вольтера и Жан Жака Руссо в общественной жизни, указал на
возникновение и агитацию тайных обществ.
Так было во Франции в XVIII в., а как в России в это же
время? Вот какова, по Трощанскому, была обстановка: ’’По-
давляющий гнет Петербурга. Царство фаворитов и отсутствие
даже намека на уважение к человеческому достоинству. Раб-
ство народа, невежество духовенства и необразованное на-
хальство дворянства”96. В тексте рукописи было упомянуто
восстание Пугачева. Однако ’’западные освободительные идеи”
в самодержавной стране глубоко не воспринимались: ’’все
скользит по одной поверхности”. Русская литература в целом
была ’’враждебна гуманным идеям”, незначительную роль
играла и сатира.
Сказав все это, Трощанский показал, что после взятия
французским народом Бастилии произошло резкое изменение
♦ Юридически (лат.).
112
в духовной жизни России—’’полное прекращение всякого
либерализма, даже на словах”. Наступила реакция, охватив-
шая конец царствования Екатерины II и все годы правления
Павла I. Но и в то суровое время не на всем лежала печать сми-
рения и покорности: ’’Книга Радищева—единственное отрад-
ное явление в нашей литературе XVIII века”97.
Конечно, эти отдельные наброски не дают полного раскры-
тия избранной Трощанским проблемы. Но важно то, что рас-
сматриваемый текст свидетельствует о стремлении автора
сопоставить революционную Францию с общественным движе-
нием в России. В этом случае сравнивались Франция и Россия
XVIII в. Но чаще встречались другие аналогии: сопоставлялись
предреволюционная Франция и Россия 70-х годов XIX в.
Заглянем теперь на собрание петербургской молодежи, со-
стоявшееся на квартире философа В.В.Лесевича накануне
’’хождения в народ”, шли жаркие споры о том, как следует
действовать в народе, готов ли народ к революционным дейст-
виям, как должна поступать интеллигенция. Один из высту-
павших заявил: ”Мы переживаем эпоху, аналогичную с той,
которую переживала Франция перед 1789 годом. Революция
назревает, этот процесс столь же естественен, как и процесс
развития ребенка в материнском организме. Процесс этот
нельзя ускорить, он неизбежно завершится в предназначенный
для него срок”9».
1лава
3S5
’’РОССИЯ -ЭТО ФРАНЦИЯ
НЫНЕШНЕГО ВЕКА”
1. Взгляд из-за рубежа
В конце 70-х—начале 80-х годов XIX в. Россия переживала
период второй революционной ситуации. Обострение в стране
социальных отношений вызвало глубокий интерес у К. Маркса
и Ф. Энгельса. Назревание революционного кризиса рассматри-
валось ими в международном аспекте. ’’...Этот кризис—новый
поворотный пункт в истории Европы”1,—писал Маркс в сен-
тябре 1877 г. К этому времени он по оригинальным русским
источникам обстоятельно изучил положение в России и при-
шел к выводу, что в стране созрели все необходимые элемен-
ты для переворота: ’’Революция начнется на этот раз на Восто-
ке, бывшем до сих пор нетронутой цитаделью и резервной
армией контрреволюции”2.
Аналогичные мысли высказывал и Ф. Энгельс. Он отмечал,
что в России сложились условия, которые ’’чрезвычайно свое-
образны и чреваты событиями величайшего значения для
будущего не только русских рабочих, но и рабочих всей Евро-
пы”2. По мнению Энгельса, российские события должны ока-
зать непосредственное влияние на Германию: когда наступит
развязка в России, ”то у власть имущих Германской империи
душа уйдет в пятки”4. В другом месте он высказывался еще
более определенно: ’’Друг Бисмарк может быть спокоен.
Немецкие рабочие совершат революцию, которую он так хоро-
шо подготовил. Когда Россия даст сигнал—они будут знать,
что делать”5. Эти оптимистические прогнозы основывались на
понимании Марксом и Энгельсом социально-экономической
обстановки в России. Им казалось, что социальные противоре-
чия страны достигли наивысшего накала, что в результате ре-
формы 1861 г. помещики запутались в долгах, крестьяне до-
ведены до такого положения, при котором ’’невозможно ни
жить ни умереть”—все это создает ’’абсолютную необходимость
будущей революции”6. Дело усугублялось тем, что кризис
приобретал всеобщий характер, все слои русского общества
находились ”в экономическом, моральном и интеллектуаль-
ном отношении в состоянии полного разложения”7. Потеряло
свой престиж испуганное царское правительство, в стране
’’появились зародыши будущего общественного мнения”,
в среде образованных классов возникла привычка обсуждать
(в частном кругу) общественные вопросы. Все это привело
к колебанию в правительстве: ’’сегодня делают уступки, зав-
тра берут их обратно”8.
114
Вечеринка. Художник В. Маковский. 1875—1897 гг.
Размышляя о характере назреваемой революции, Маркс
и Энгельс прибегали к историческим сравнениям. Уже в на-
чале 1878 г. Энгельс пришел к выводу: ”В общем мы имеем
налицо все элементы русского 1789 года, за которым неизбеж-
но последует 1793 год...”9 На этой точке зрения он оставался
и в начале 1880-х годов. В одной из бесед с Германом Лопати-
ным Энгельс сказал: ’’Россия —это Франция нынешнего века.
Ей законно и правомерно принадлежит революционная иници-
атива нового социального переустройства”19.
Что же побудило Маркса и Энгельса так высоко оценивать
потенциальные возможности революционной России? Для от-
вета на этот вопрос следует напомнить, что происходило в За-
падной Европе. Там после подавления Парижской коммуны
и введения в Германии Исключительного закона против социа-
листов (1878 г.) началось господство террора, усилились пре-
следования. Наступило относительное затишье—революцион-
ная борьба пролетариата почти прекратилась, пришло время
мщ>ного развития общественного движения. На этом фоне
события в России представлялись перспективными. В стране
активную деятельность развернули революционные народни-
ки, вступившие в непосредственную борьбу с самодержавием.
Первую схватку с деспотизмом начала Вера Ивановна Засу-
лич. 24 января 1878 г. выстрелом из револьвера она ранила
петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, по распоряже-
115
Проводы новобранца* Художник И. Репин. 1878 — 1879 гг.
нию которого было произведено насилие над арестантами
в Доме предварительного заключения. Это была месть за пору-
ганную честь товарищей. 31 марта суд присяжных вынес оп-
равдательный приговор, что свидетельствовало о надвигавшей-
ся на самодержавие грозной опасности.
’’Первый раздавшийся в России выстрел — писал эмигрант
П. Ф. Алисов,— заставил Европу забыть на несколько дней сла-
вянский вопрос, всех царей, дипломатов, всю политическую
жизнь Европы... Слабая девушка на некоторое время застави-
ла Европу задуматься над нашим будущим”*1.
4 августа 1878 г. новый крупный террористический акт:
Сергей Михайлович Кравчинский убил шефа жандармов
Н. В. Мезенцева.
2 апреля 1879 г. член ’’Земли и воли” А. К. Соловьев в Пе-
тербурге стрелял в Александра II,- но неудачно. Землевольца
тут же арестовали, а затем суд приговорил его к смертной
казни.
Осенью 1879 г. возникла новая революционная организа-
ция—’’Народная воля”, поставившая своей целью свержение
самодержавия. Вступив в прямую схватку с царизмом, наро-
довольцы перешли к политической борьбе. Это была партия
активного действия: появились нелегальные типографии,
бесцензурная печать, началась пропаганда среди студентов
и рабочих. Но главные силы были брошены на террористиче-
скую борьбу.
5 февраля 1880 г. рабочий Степан Николаевич Халтурин
выполнил поручение ’’Народной воли”—организовал взрыв
116
С. Л. Перовская и А. И. Желябов. Рис. П. Пясецкого
в Зимнем дворце. Но, опоздав к обеду, царь остался жив.
Самодержавию же, его престижу, был нанесен значительный
урон: революционеры добрались до самого логова императо-
ра, реакционная печать вынуждена была признать, что государ-
ство находится в опасности, что нужны срочные и решитель-
ные меры. В стране была учреждена диктатура М.Т. Лорис-
Меликова.
Действовать народовольцам приходилось в условиях же-
сточайшей конспирации. Был разработан план нового покуше-
ния на Александра И. Во главе предприятия стояли Андрей
Иванович Желябов и Софья Львовна Перовская. Но 27 февра-
ля 1881 г. Желябова арестовали. Руководство подготовкой
покушения взяла на себя Перовская. Она и довела дело до
конца: 1 марта 1881 г. бомбой, брошенной Игнатием Иоахи-
мовичем Гриневицким, царь был убит. Погиб и сам Гриневиц-
кий. Правосудие свершилось, но ожидаемого результата оно
не дало—революция не началась. На престол вступил новый
император Александр III ...
Такой накал революционных действий в России привлек
внимание зарубежной прессы. Казалось, что революция близ-
ка. Писали в этой связи о революции 1789 г. во Франции.
117
Обращение к сопоставлению российской действительности
с Францией эпохи революции конца XVIII в. было характерно
для различных направлений иностранной печати. Реакционная
публицистика клеймила российских революционеров, вспоми-
ная при этом о терроре во время французской революции.
Социалистическая пресса усматривала свое понимание пробле-
мы: революционное народное движение в России должно было
стать апогеем борьбы. Французская газета ’’Эгалите” уже вес-
ной 1878 г. писала, что революционные настроения утвержда-
ются ”в мозгу и в сердце народа”, что до того, как царский
дворец пять раз покроется снегом, ’’Россия будет иметь свой
93 год”12. К этому же выводу приходил и другой социалисти-
ческий орган—’’Revolte”: крестьянское движение начинает
пробуждаться, ’’русский 1793 год приближается”16.
Узнав о покушении А. К. Соловьева на Александра II, фран-
цузская реакционная газета ’’Correspondant” писала, что поку-
шения в России ’’начинают ужасать Европу”. Возникла необыч-
ная ситуация: могущественная империя, имея в своем распо-
ряжении тысячи солдат и агентов, ’’получает удары в тайной
борьбе”. Выяснялось, что страна находилась ”во власти рево-
люционного духа”, т.е. повторялось то, что было во Франции
в конце XVIII в. По сведениям французского корреспондента,
в России офицеры создали широкую организацию, которая
якобы ’’ждет своего часа и сигнала, чтобы сделать в Москве
и Петербурге революцию, подобно нашему 1793 году”94.
После взрыва в Зимнем дворце орган валлонских секций
”Le Mirabeau” так оценивал российские события: ’’Россия
накануне своего 1789 года. Буржуазия терроризована, населе-
ние лихорадочно ждет исхода борьбы на смерть, предпринятой
друзьями свободы и равенства против безжалостного, деспо-
тического и кровавого царского правительства. Для нас ре-
зультат несомненен. Наши друзья восторжествуют, ибо, имея
на своей стороне право и справедливость, они имеют и силу,
и эта сила, набираемая среди массы, в живых источниках стра-
ны, стоит в тысячу раз больше, чем сила наемников и инвали-
дов, которые выполняют в настоящее время функции пала-
чей”. Далее социалистическая газета рисовала такую картину:
’’Трон крушится; император всех Россий трепещет... Револю-
ция, несущая с собой свободу, равенство и солидарность, при-
ближается гигантскими шагами”16.
Более реально оценивали российские события в Германии.
Немецкие социал-демократы считали, что в России революция
шагает ’’все более вперед, все менее уверенно чувствует себя
царское правительство”. В этих условиях ’’самодержец всея
Руси” должен был бы решиться созвать ’’нечто вроде предста-
вительного собрания, если бы не понимал, что это будет нача-
лом конца для него и его самодержавия, улучшенным издани-
ем 1789 года”16.
Казнь народовольцами российского самодержца с понима-
нием была встречена социалистами Западной Европы, хотя они
118
Суд над первомартовцами.
Ксилография по рис. Д. Бера. Конец XIX в.
были принципиальными противниками террористических ме-
тодов оорьбы. Но когда дело касалось России, то учитывалось
положение революционеров, лишенных возможностей легаль-
ной деятельности и испытывавших на себе самодержавный
деспотизм.
20 марта 1881 г. немецкая газета ”Der Sozialdemokrat”
писала: ’’Смерть русского тирана, с нашей точки зрения,—это
акт и правосудия, и предостережения. Правосудие* Безуслов-
но. Александр II, которого льстецы называли освободителем,
был на самом деле угнетателем, давно приговоренным к смер-
ти. Чтобы ни вопила лицемерно цся европейская реакция,
не было еще смертного приговора столь справедливого, как
этот”17.
Солидарность с революционерами России высказали и
французские социалисты. Возмущаясь тем, что буржуазная
Франция оделась в траур по поводу смерти Александра II,
газета ”Le Proldtaire” напомнила своим читателям прошлое
и показала, как изменились времена—если Французская Рес-
публика 1792 г. объявила войну королям, чтобы дать свободу
народам, то республика 1881 г. протянула руку царям, чтобы
помочь им порабощать народы. Что же касается казни царя,
то французские социалисты считали ее бесполезной: ’’Вслед
за одним тираном появился другой. Александр II мертв,
Александр III его заменил”. Но социалисты Франции не имели
119
претензий к революционерам России, которые лучше знали,
какие средства борьбы против деспотизма следует выбирать.
Действовали же они с ’’упорством, энергией и храбростью”,
и можно, отмечала газета, лишь ’’пожелать русскому народу
стойкости для скорейшего осуществления 1793 г.”18.
Своеобразную оценку характера назревавшей революции
в России дал в зарубежной печати украинский эмигрант
М.П. Драгоманов. По его мнению, ’’русский кризис” был свя-
зан не с социалистическим европейским движением, а со
стремлением российского общества к ’’политической свобд-
де”, к тому, чтобы уничтожить пережитки феодального строя.
’’Если Россия,—писал Драгоманов,—накануне революции, то
это скорее будет французская революция 1789—93 гг., чем
Парижская Коммуна 1871 г.”19.
По мнению французского исследователя Леруа-Болье,
революция в России обещала иметь новый оригинальный
характер и решить те социальные проблемы, которые не были
решены революцией конца XVIII в. ’’Наша французская рево-
люция,—писал он,—была искуплением старой феодальной
Европы, но можно думать, что патриархальная восточная часть
Европы, весь православный славянский мир еще ждет своей
революции, и в таком случае откуда явится инициатива, если
не из России: с этой точки зрения русской революции, быть
может, предстоит быть самым великим историческим событи-
ем после французской революции и служить, на расстоянии
одного века, некоторым образом ее продолжением”20.
Сравнение современной России и Франции конца XVIII в.
нашло отражение на страницах английской буржуазной прес-
сы. ’’The Times” считала, что нигилизм в конце 1870-х годов
приобрел воинственный характер: русские революционеры
не удовлетворялись теперь ’’писанием книг и памфлетов”,
выступлением на митингах в Лондоне или Берне—они пере-
шли к прямым действиям против царизма. Нечто подобное,
дескать, происходило и во Франции. ”Мы все знаем,— писала
”The Times”,—как задолго до начала французской революции
общество забавлялось и кокетничало ее доктринами. Руссо,
Дидро, Вольтер читались с наслаждением представителями тех
классов, смертный час которым они возвещали... Подобную
слепоту мы наблюдаем и в России. Дворяне и правительствен-
ные чиновники одно время не имели ничего против новой
литературы и новых идей (тех, которые пропагандировались
социалистами.—Б. И.). Но постепенно политическая литерату-
ра, начало которой положил Герцен, становилась все более
и более агрессивной” 21.
Другой аспект проблемы рассматривал консервативный
английский журнал ’’Westminster Review” (январь 1880 г.).
Автор публикации считал, что Александр II расплачивался
за грехи Николая I. Так было и во Франции: Людовик XVI
получил разрушенную страну, и это привело к революции.
В России же, несмотря на социальные обострения, радикального
120
переворота не произойдет, писал публицист,—страна ’’еще
одержима сильным порывом молодого государства”22.
И упомянутый Леруа-Болье считал, что в 1881 г. Россия
”не на вулкане”, еще не накануне своего 1789 г.—”в ней недо-
стает горючих материалов”23.
Беглое обращение к западноевропейской прессе убеждает
нас в том, что различные органы печати Англии, Германии
и Франции, расходясь в понимании отдельных компонентов
социально-политического кризиса в России, были единодушны
в том, что страна находится накануне своего 1789 г. Это мне-
ние привлекло, как нам думается, внимание идеологов цар-
ского самодержавия и вызвало их тревогу за судьбы государ-
ственного устройства своей страны.
2. ’’Началась величайшая из когда-либо
бывших трагедий”
Над сущностью и последствиями Великой французской рево-
люции размышлял известный либерал А. Д. Градов с кий, в на-
чале 1879 г. напечатавший статью ’’Социализм на западе Евро-
пы и в России”. Уже само название публикации говорило
о намерениях автора сопоставить современные ему бурные
события в его отечестве с тем, что делалось в Западной Евро-
пе. Прежде всего с тем, что произошло в 1789 г. Тогда во
Франции началась, по мнению Градовского, ’’величайшая из
когда-либо бывших трагедий”, в которой активную роль
играл народ, проникшийся идеями Декларации прав человека
и гражданина. Именно народ разрушал замки, расправлялся
с дворянством и духовенством, разрывал пергаменты, содер-
жавшие привилегии господствовавших классов24. ’’Народный
океан” поглотил старый порядок. Но что из этого вышло?
Новый порядок не оказался единым, монолитным, вновь по-
явились враждебные элементы: буржуазия, опиравшаяся на
’’силу капитала”, и класс трудового народа. Отсюда либераль-
ный публицист делал вывод: ’’Революционные движения име-
ют практический успех настолько, насколько они содействуют
устранению отживших форм, и всегда терпят крушение в по-
пытках ’’радикального” пересоздания общественного по-
рядка”25.
Выступая против ’’отживших форм” государственной жиз-
ни, Градовский тут же предостерегал от дальнейшего развития
революции, осуждал деятельность Робеспьера и Сен-Жюста,
террор, экономическую и финансовую политику—все это, дес-
кать, разбилось ”об элементарные требования человеческой
природы”26.
Во Франции, рассуждал историк и публицист, ничего
(в общем итоге) полезного из революции не получилось. И это,
по мнению Градовского, необходимо было учитывать при
оценке назревания революционных событий в России, учиты-
121
вать по очень простой причине: ’’социальная революция (речь
шла о России—Б. И.) имеет все черты сходства с революцион-
ными движениями, которые пережила Европа, и в особенности
с Великой французской революцией 1789 года”.
Последуем за ученым и проследим эти черты сходства.
Французская революция противопоставила права третьего сос-
ловия привилегиям высших классов. В России же социальная
революция противопоставляла четвертое сословие, т.е. рабо-
чий класс, третьему, унаследовавшему ’’привилегии старой
аристократии”. Далее. ’’Естественное право” человека во вре-
мя французской революции противопоставлялось сословным
различиям. Такого рода противопоставление имелось и в рос-
сийских условиях: ’’естественное право” рабочего класса—
интересам буржуазии2?.
Подобное освещение событий 1789—1794 гг. во Франции
и их сравнение с социальными обострениями в России в конце
1870-х годов преследовали определенную цель—развенчать
идею революции. Для этого Градовскому потребовался еще
и авторитет лидеров западноевропейского социализма. И хотя
приведенная далее цитата публициста не отличается логикой,
она все же поможет нам уяснить суть либеральной концепции
Градовского: ”Ни Маркс, ни Бебель, ни Либкнехт не могут
поручиться, что после того, как шлюзы будут открыты, плоти-
ны прорваны и народный океан затопит ’’существующий поря-
док”, им не придется быть организаторами порядка нового,
как не пришлось быть такими организаторами Марату, Данто-
ну и Робеспьеру...” В чем же дело? Что помешает дальнейшему
развитию революции? Оказывается, сам народ. ’’Кто в 1793 го-
ду мог предугадать,—писал публицист,—что народ, разрушив-
ший вековую монархию, склонится сначала пред м-ме Кабар-
рюс*, а потом воздвигнет трон Наполеону?”28
Внимание либерального народника С. Н. Кривенко фран-
цузская революция привлекла в связи с ее социально-эконо-
мическими последствиями. Буржуазия Франции в конце
XVIII в. ’’восторжествовала” над дворянством, что явилось
результатом ’’народной победы”. В то время из народа выде-
лилась мелкая буржуазия, которая ’’помогла обобрать и сама
обобрала народ и отдала его в руки авантюристов”. Крестьян-
ские общинные земли были распроданы за бесценок, кресть-
яне оказались и без земли, и без детег. В литературе же про-
возглашалось величие французского народа, его ’’великоду-
шие и любовь к свободе”. Но ’’буржуазный кот” не зевал —
он ’’уплетал себе курчонка и уплел его почти всего, оставив
народу одни косточки”28.
Такой социально-экономический экскурс понадобился
Кривенко с одной целью—показать необходимость не допу-
стить (как это было во Франции) ’’буржуазного кота” в Рос-
* Тереза Кабаррюс—бывшая жена миллионера маркиза Бонтеие,
на которой женился термидорианский вождь Ж.-Л. Тальен.
122
сию, не допустить победы в стране буржуазных отношений.
Публициста ’’Отечественных записок” беспокоил ’’процесс
формирования третьего сословия” в своей стране. Он искал
путй, которые помогли бы миновать эту ’’роковую и неизбеж-
ную историческую ступень цивилизации”. Кривенко задавался
вопросом: ’’Нельзя ли государству прямо с одной ступени
перейти на другую” или на худой конец ’’смягчить отрицатель-
ные стороны наступающего порядка”30?
Откликнулся на социально-экономические последствия
Великой французской революции и Петр Лавров, выступив-
ший в 1880 г. на страницах ’’Отечественных записок” под фа-
милией Кошкин со статьей ’’Противники истории”. Он писал,
что до недавнего прошлого обязательным для историков было
изучение ’’действия государей, министров, полководцев”.
В книгах о французской революции говорилось о ’’страданиях
и мученичестве почтенного Людовика XVI и его добродетель-
ной супруги” подвергались ругани их враги, но после появле-
ния трудов Тьера и Минье картина стала иной: ”...и короля
жаль, и Мирабо хорош, и жирондисты добродетельны, и Дан-
тон молодец, и Робеспьер заслуживает похвалы”. Прошло еще
двадцать лет, и вновь концепция изменилась: ”В грязь пре-
красную Марию-Антуанетту! В помои жирондистов! Дантон—
единственный великий человек! Нет, Робеспьер велик...”31
В 1880-х годах в центре внимания историков оказался эко-
номический вопрос, на ’’первый план” была выдвинута необ-
ходимость изучения ’’истории народных масс, настоящих про-
изводителей”, обращено внимание на важность исследования
крестьянского движения во время Великой французской
революции32.
♦ ♦ ♦
Осенью 1879 г. в ’’Критическом обозрении” появилась
рецензия на вышедшую во Франции работу (оттиск из отчета
Академии нравственных и государственных наук) Альфреда
Рамбо ’’Французская революция и русская аристократия”.
Автором рецензии был Вячеслав Евгеньевич Якушкин— внук
знаменитого декабриста И. Д. Якушкина, сын известного пра-
воведа Е. И. Якушкина.
В начале 1870-х годов В. Е. Якушкин поступил в Москов-
ский университет на историко-филологический факультет.
Первые лекции профессора В. И. Герье о Великой французской
революции увлекли студента. Вполне вероятно, что тут сказа-
лись также моральные заветы деда, почитаемого в семье33.
Так или иначе, но когда наиболее серьезные студенты решили
литографировать курс Герье, среди них был Вячеслав Якуш-
кин. Задуманное издание появилось. На его заглавном листе
были изображены Марат, Дантон и Робеспьер. Однако такое
возвеличивание героев революции не отражало концепцию
профессора —Герье был весьма недоволен3*.
123
С тех студенческих лет тема французской революции кон-
ца XVIII в. всегда оставалась близкой В. Е. Якушкину, хотя он
и посвятил свои научные занятия в основном русской истории.
И вот в конце 70-х годов XIX в. он решил высказаться по по-
воду упомянутой публикации А.Рамбо, тем более что фран-
цузский историк пытался понять духовный мир России конца
предыдущего столетия, что явилось предметом специального
изучения русского ученого.
А. Рамбо признавал, что революция во Франции оказала
особое влияние на русское общество, но при этом заявил, что
была только ’’вольтерьяновская Россия”, но не было ’’России
революционной”. Это, по мнению автора, объяснялось тем, что
страна оставалась еще ’’Святой Русью”35. Такую концепцию
убедительно развенчал Якушкин. ’’Если бы г.Рамбо—писал
он,—прочел только хоть сочинения Радищева, то и тогда он
должен бы изменить свой взгляд. Но г. Рамбо, по-видимому,
знает о Радищеве лишь из статейки г.Лонгинова (Русский
архив. 1868. С. 1811—1817), на которую он ссылается; иначе
разве он мог бы сказать: ’’Несколько строк Радищева проник-
нуты новым духом?””36
Справедливо упрекнув французского историка в некомпе-
тентности, Якушкин отметил, что не ’’несколько строк”, а все
знаменитое произведение Радищева ’’Путешествие из Петер-
бурга в Москву”, так же как и некоторые другие его сочине-
ния, проникнуто ’’новыми идеями”, ’’французской заразой”,
как выразилась Екатерина II в 1790 г.37
Но не только произведения Радищева, писал далее Якуш-
кин, еще и воспоминания Луи-Филиппа Сегюра, изданные на
французском языке в 1829 г., свидетельствовали о широте
влияния на Россию событий Великой революции33.
На основании приведенных свидетельств и других источни-
ков Якушкин пришел к выводу, что влияние идей француз-
ской революции захватило не только высшее столичное дво-
рянство, сказалось не только в столицах империи—’’оно до
известной степени касалось и мелкого провинциального дво-
рянства и купечества, распространялось по далеким окраи-
нам, до Сибири”. Вывод рецензии был строг, но справедлив:
’’существенным недостатком” издания Рамбо было то, что
автору не удалось выяснить ’.’все значение и силу французско-
го влияния на русское общество во второй половине прошло-
го и в начале нынешнего века”39.
♦ * *
В острейшее для российского самодержавия время с дума-
ми о судьбах режима выступил в печати и Григорий де Воллан,
обращаясь при этом опять-таки к опыту французской револю-
ции 1789 г. Имя автора мало знакомо читателю, поэтому
несколько слов о нем.
Григорий Александрович де Воллан родился в 1847 г.
124
За границей слушал лекции в Гейдельбергском и Лейпциг-
ском университетах. В 1868 г. он сдал кандидатский экзамен
в Новороссийском университете. Службу начал в Министер-
стве иностранных дел, был секретарем консульства в Пеште,
объездил славянские страны, активно сотрудничал в прессе.
В 1906 г. Григорий де Воллан был назначен чрезвычайным
посланником и полномочным министром при Мексиканских
Соединенных Штатах40.
В 1878 г. в трех номерах ’’Русского архива” были опубли-
кованы бумаги Екатерины II. Они-то и привлекли внимание
де Воллана главным образом в связи с его интересом к проб-
леме отношения императрицы к духовной жизни Франции
конца XVIII в. и сопоставлению этой жизни с российскими
событиями. О чем же размышляла самодержавная правитель-
ница? И во Франции и в России пришлось собрать нотаблей —
обсудить дела государственные. Российские депутаты вели
себя покорно, рассказывали о непорядках в стране, о недо-
вольствах и выразили Екатерине II готовность ’’пособлять
горю”41.
Во Франции же правительство Людовика XVI, по мнению
императрицы, не смогло справиться с депутатами Националь-
ного собрания, не лишило их материального пособия, не при-
струнило ’’распоясавшихся” адвокатов. Эта точка зрения
Екатерины II во многом совпадала с мыслями, высказанными
историком И. Тэном, утверждавшим, что идеологи революции
и ее сторонники—’’напыщенные филантропы”—смотрели на
события общественной борьбы во Франции ’’только через
окно своего чердака, сквозь очки своих утопий”42.
Особенно, по мнению де Воллана, в этом отношении была
характерна позиция Д. Дидро, с которым императрица имела
частые беседы. Общаясь с мыслителем, Екатерина II пришла
к заключению, что его идеи—’’несбыточные теории”43.
Короче говоря, уже в своих первых критических обзорах,
касающихся французской революции конца XVIII в., русский
публицист, используя записи Екатерины II, защищал самодер-
жавно-монархические порядки, искал пути предотвращения
социальных движений. Он полностью соглашался с мнением
императрицы, что французские философы-энциклопедисты,
которых ’’считают подготовителями революции”, ошиблись
в своих расчетах—их учением ’’воспользовались прокуроры,
адвокаты, негодяи”. А что требуется Франции? Ответ дала
сама владычица российская: *’Я утверждаю, что французам
нужен повелитель; французы любят неограниченную власть.
Республика всегда переходила в монархию”44.
Это было лишь начальное соприкосновение де Воллана
с опытом революции во Франции. Но развитие дальнейших
событий в России—казнь народовольцами Александра II
1 марта 1881 г.—заставило его вновь и с большей основатель-
ностью обратиться к прошлому французского народа. Сделал
он это в 1881 г. в книге ’’Свободное слово о современном
425
положении России”. Де Воллан тогда окончательно утвердился
в необходимости изложить целую систему защиты самодер-
жавного режима от революционных потрясений. Он указал,
что идеи, распространявшиеся социально-революционной пар-
тией в народе, были направлены на доказательство наступле-
ния времени ’’всеобщего блаженства”. В действительности же
оказалось, что действия революционеров ”не могут вызвать
сочувствия”. Пример тому— французская революция, ’’пропи-
танная кровью тысяч жертв”. А результаты —революция ’’ис-
чезла как дым, как только появился Наполеон I”. В России же
казнь революционерами императора не уничтожила монархиче-
ский режим, а, наоборот, подняла ’’монархический принцип
на такую высоту, о которой никому не мечталось”45.
Но, защищая существовавший образ правления, де Воллан
пытался понять причины происходивших социальных катак-
лизмов, выяснить пороки государственной системы. Он счи-
тал, что современные ему режимы не дают возможности энер-
гичным, сильным и независимым людям проявить свою дея-
тельность, от них ’’требуется приниженность, бесцветность,
молчалинство и отсутствие всякой инициативы”. Всемогущая
камарилья и во Франции, и в России действовала одним мето-
дом—не давала в полной мере проявить полезные государст-
венные качества таким деятелям, как Ж.Неккер, А. Тюрго,
Д. Милютин. И вот что получилось, например, во Франции:
’’Неккер понимал очень хорошо, что Франция была богата,
но он не мог осуществить своих планов и поработать для бла-
госостояния страны. Необходимы были катастрофы, чтобы
показать, как может быть богата Франция. Наше состояние
очень похоже на то, которое пережила Франция в те годы”46.
Признавая, что тогдашняя обстановка в России напоминала
Францию накануне революции, де Воллан задавал вопрос и
стремился на него ответить: ’’Неужели в России нет уже людей,
способных думать и действовать на благо государства?—Вся-
кая реформа вызывала, как бы из недр земли, новых предан-
ных делу людей”47. Для доказательства этого тезиса публи-
цист вновь обращался к историческому опыту Франции, где
в 1790-х годах наблюдался экономический застой, недостаток
административных талантов: ’’одна бездарность погоняла дру-
гую”, страна терпела поражения на всех поприщах. Но вот во
Франции воцарились новые порядки, всколыхнувшие живые
силы, которыми, правда, для достижения своих ’’честолюби-
вых целей” воспользовался Наполеон I. Значит, все дело в том,
что и дореволюционная Франция, и Россия 80-х годов XIX в.
испытывали один недуг—их правительственная машина ока-
залась старой и изношенной, а в руководстве находились
неспособные к деятельности люди. Этот опыт следовало неза-
медлительно учесть: не ’’повторять ошибок других народов”,
искать и находить инициативных молодых людей, своевремен-
но принимать необходимые меры для спасения российского
режима. Далее де Воллан напомнил слова историка Рокэна,
126
заявившего, что Людовик XVI ’’опоздал со своей конститу-
цией” и дал ее уже тогда, когда были ’’разнузданы все оппози-
ционные силы и сама власть находилась при последнем изды-
хании”. Россия, по мнению де Воллана, не должна ждать на-
ступления такого времени, ’’когда бюрократия доведет страну
до банкротства, а народ, в случае голода или мора, дойдет до
открытого возмущения и до анархии”. ’’Кому это желатель-
но?—вопрошал он и тут же отвечал: —Врагам России!”48
На свою вышедшую за рубежом брошюру русский автор
хотел бы получить рецензию в российских легальных издани-
ях. Де Воллан попросил своего приятеля профессора О. Ф.Мил-
лера написать для ’’Исторического вестника” такую рецензию.
Но возникли трудности, о которых Миллер сообщил в письме
автору брошюры: ’’Рецензию Вашего ’’Свободного слова”
не написал до сих пор, потому что Шубинский (редактор ’’Ис-
торического вестника”.—Б. И.), кажется, сперва известит,
можно ли об этом писать”49. Вероятно, выяснилось, что нель-
зя— рецензия так и не появилась.
* ♦ *
В феврале 1881 г. исполнилось двадцать лет со дня отмены
крепостного права в России. Казалось, при чем тут история
французской революции конца XVIII в.? Но нет, о ней вспом-
нили и в связи с этим юбилеем. Славянофильская газета
’’Русь” обращала внимание на то, что 1861 год положил начало
новой эре, настолько якобы радикальной, что крупнейшие
события в Западной Европе не могли идти в сравнение с актом
19 февраля. ’’Даже,—писала ’’Русь”,— французская революция
конца XVIII века, преобразившая не одну Францию, но и весь
мир, не упразднила и до сих пор во Франции легитимизма
и легитимистов с их мечтаниями о восстановлении бурбонской
монархии”. Реформа же 19 февраля совершилась бесповорот-
но: крепостников ”не было уже и на другой день по издании
Манифеста”60.
Когда либеральная пресса (’’Вестник Европы”, газеты ’’По-
рядок”, ’’Голос” и др.) заговорила о необходимости установ-
ления в стране элементарной законности, что привело бы
к смягчению социальных обострений, ’’Русь” вступила в поле-
мику. Славянофилы заявили, что ’’правовой порядок” бывает
разный, такой, например, как во время революции 1789 г. во
Франции, когда кровавый террор был самым ’’что ни на есть”
законным и правовым, обоснованным юриспруденцией.
’’Русь” по-своему объясняла, что все делалось не произвольно,
а по решению Конвента, состоявшего из представителей
французского народа,—так провозглашался ’’принцип народ-
ного верховенства”61.
Изучавший российскую прессу на рубеже 70 — 80-х годов
публицист ”Исторического вестника” А. И. Фаресов обнару-
жил, что некоторые авторы связывали ’’смуту” в стране с иде-
127
ями французской революции конца XVIII в. В свое время идеи
французских энциклопедистов распространялись среди выс-
ших слоев населения Европы ’’для салонного препровождения
времени”. В России же их проповедовали разночинцы и про-
стой народ с целью ’’возбуждения смут и покушений”. В це-
лом же получилось так, что это ’’революционно-философское
направление” до того ’’испортило” людей, считал публицист,
что и империи и республики ’’растлеваются в наше время
ядом, сидящим в современном человеке”62.
В прессе, указывал Фаресов, встречался и другой ход рас-
суждений. ’’Можно ли было предотвратить революцию во Фран-
ции?”—задавали вопрос некоторые авторы и тут же отвечали,
что это могло бы произойти в том случае, если бы в 1789 г. во
всех департаментах помещики так руководили крестьянами,
как во время контрреволюционного восстания в Вандее. Вот
тогда бы ’’Людовик XVI остался на престоле”, считали они.
Весь же ход революции позволял им прийти к заключению, что
когда власть (королевская или республиканская) ’’братается”
с народом, ’’она гибнет в конце концов. Пример тому—монар-
хия Людовика XVI и республики 1793 и 1848 годов”.
Для предотвращения революции, указывали некоторые
публицисты, нужно опираться не на чиновников-бюрократов,
среди которых было много деятелей движения, а на аристо-
кратию, на имущие классы, заинтересованные в сохранении
существующего порядка. Но при этом правительство не долж-
но было вступать на путь произвола и беззакония: ’’Беззако-
ние же людовиков, террористов, наполеонов в свою очередь
порождает произвол толпы”. Это ведет к революции, а ’’вся-
кая революция в конце концов ведет к диктатуре, и положе-
ние дел становится хуже старого режима”53.
3. ’’...Великая революция не привела Европу
в обетованную землю...”
В конце 1870-х годов в революционном подполье, в народни-
честве, возникло политическое направление. Вместо теории
социальной революции была провозглашена идея изменения
политического режима, борьба за политические свободы стала
определяющей в деятельности ведущей революционной орга-
низации—’’Народной воли”. Считалось, что именно эта партия
должна была создать благоприятные условия для восстания,
начать его, сломить сопротивление правительства, захватить
власть, удержать ее и затем передать народу. Сигналом к все-
общему восстанию должна была послужить казнь царя54.
Составляя план свержения самодержавия, революционного
преобразования России, народники учитывали и опыт европей-
ских революций, в частности французской революции конца
XVIII в. При этом принимались во внимание и положительные
и отрицательные ее уроки. Что же настораживало в результа-
тах этой революции?
128
На этот вопрос осенью 1879 г. ответил Н. Михайловский
на страницах ’’Народной воли”. ’’Изучая новейшую историю,—
писал он, обращаясь к читателям,—вы узнали, что Великая
революция не привела Европу в обетованную землю братства,
равенства и свободы, что конституционный режим, вручая
власть буржуазии, предоставляет ей под покровом формаль-
ной политической свободы экономическую власть над наро-
дом. Этот горестный результат европейской истории вселил
в вас недоверие к принципу политической свободы”55.
И все же французская революция конца XVIII в. своим
антимонархическим содержанием, размахом народной борьбы,
свободолюбием, радикальными и решительными действиями
ее вождей привлекала внимание революционных народников.
В прокламации ’’Французскому народу” они так высказали
свое отношение к революционному прошлому Франции: ”Мы,
русские, в лице лучших наших представителей, всегда с напря-
женным вниманием следили за -прогрессивным движением
Франции, мы рукоплескали торжеству свободы у вас, мы
погружались в глубокую скорбь в тяжелые минуты, когда
французский народ изнемогал в борьбе против тирании. Вели-
кие принципы [17] 89 г. сделались давно символом веры луч-
шей части русского общества”66.
Русские революционеры верили в принципы 1789 г., дума-
ли, что они послужат основой для борьбы с тиранией в России.
Анализируя состояние государственной власти во время кри-
зиса на рубеже 1870—1880-х годов, П. А. Кропоткин сравни-
вал условия, в которых оказался Александр II, с ситуацией,
сложившейся во Франции в конце XVIII в. Обстоятельства
заставили российского императора решиться на созыв совеща-
тельного собрания из представителей земств и городов. В этой
связи, по взглядам Кропоткина, Александр II находился ’’под
впечатлением, что ему предстоит судьба Людовика XVI”, пред-
полагавшееся совещательное собрание приравнивалось ’’тому
собранию нотаблей, которое было созвано до Национального
собрания 1789 года”57.
1 марта 1881 г. нарушило планы правителей России: наро-
довольцы казнили императора. Не будь этого, считал Кропот-
кин, ’’Александр II и Людовик XVI шли одною стезею, и, если
бы не замешались террористы, царствование Александра II,
вероятно, закончилось бы Учредительным собранием”58.
Возможность повторения в России варианта Великой фран-
цузской революции имела определенную социальную основу.
Обострение нужды народных масс, неурожаи и голод, всеоб-
щее недовольство, тревожное положение среди крестьянско-
го населения—все это в какой-то мере напоминало Францию
конца XVIII в. и держало в неослабном напряжении россий-
ское самодержавие. Деревня с ее социальными противоре-
чиями привлекала пристальное внимание различных обще-
ственных кругов России и давала богатый материал для срав-
нений жизненных условий русского народа с положением
5—737
129
Деревня. Картина Ф. А. Васильева. 1869 г.
крестьян накануне Великой французской революции.
В. Н. Фигнер свидетельствовала в своих воспоминаниях,
что в трудах русских исследователей было показано полное
расстройство крестьянского хозяйства: малоземелье, несоот-
ветствие платежей крестьян с доходностью их земель, рост
сельского пролетариата. Такое положение вызывало тревогу.
Князь А. Васильчиков в своей книге ’’Землевладение и земле-
делие в России и в других европейских государствах”, по сло-
вам мемуаристки, ’’уподоблял положение нашего крестьян-
ства безвыходному состоянию французского сельского сосло-
вия перед революцией 1789 года и грозил России теми же бед-
ствиями, которые разразились во Франции в конце XVIII
столетия”59.
О таком же впечатлении свидетельствовал и другой совре-
менник-народник О. В. Аптекман: ’’Положение нашего кре-
стьянства, по сознанию даже легальной литературы, порази-
тельно напоминает собой положение французских крестьян
в конце XVIII в., накануне революции”69.
Симптоматично, что на встрече И. С. Тургенева с демокра-
тическими литераторами, происшедшей в марте 1880 г. в Пе-
тербурге на квартире Г. И. Успенского, состоялся заинтересо-
ванный разговор о положении дел в России. Тургеневу были
130
заданы вопросы: ’’Каково же ваше мнение о теперешнем поло-
жении вещей у нас и не думаете ли Вы, что у нас на носу рево-
люция? Разве нет большего сходства у теперешней России
и дореволюционной Франции? Там был вечный дефицит в бюд-
жете—он есть и у нас; там были голодные бунты—они и
у нас; там разорялись помещики... и у нас чумазый разоряет
’’дворянские гнезда”... там абсолютный король послал за море
войска, чтобы поддержать свободную Американскую респуб-
лику, и в то же время бросил либеральных писателей в Басти-
лию—у нас самодержавие лезет на Балканы, чтобы насаждать
конституцию в Болгарии, а у себя вешает социалистов и
т. д,”61.
•На это Тургенев заявил, что, по его мнению, Россия далеко
не так близка к революции, как Франция конца XVIII в., где
имелось ’’могущественное оппозиционное течение”, считавшее,
что ’’старый строй должен быть заменен новым”. В России же
нет такого единства взглядов: есть реакционеры, есть либера-
лы, есть революционеры, но между ними нет взаимопонима-
ния в решении главной проблемы —что нужно уничтожить,
а что сохранить. Сказав это, Тургенев заключил: ’’Впрочем,
мне кажется, что в последние два года в России настроение
бодреет как будто, увеличивается интерес к общественным
делам... Поживем— увидим”62.
Задачи революции 1789 г. по своей социальной сущности
были близки тем задачам, которые стояли перед революцион-
ной Россией. Именно в этой связи В. И. Ленин ставил в один
ряд участников освободительного движения Западной Европы
и России. Он с глубочайшим уважением отзывался о Робеспье-
ре, Гарибальди, Желябове, называл их великими буржуазными
революционерами, ’’которые имели всемирно-историческое
право говорить от имени буржуазных ’’отечеств”, поднимав-
ших десятки миллионов новых наций к цивилизованной жиз-
ни в борьбе с феодализмом”63.
В процессе борьбы с царским самодержавием русские
революционеры неоднократно обращали свое внимание на
опыт Великой французской революции. Однако их отношение
к ней не было однозначным. Крупнейшее и многогранное
общественное явление воспринималось в революционном под-
полье России с различных точек зрения.
В конце 1878 г. участники ’’Земли и воли” обратили вни-
мание на ’’один из этапов поступательного шествия револю-
ции”: цари и царские временщики стали убеждаться, что и они
подлежат смертной казни. Покушения на германского, испан-
ского и итальянского монархов, казни шефа жандармов Ме-
зенцева, барона Гейкинга убедительно свидетельствовали об
этом.
После революции 1789 г. борьба с деспотическими режима-
ми выдвинула целый ряд писателей, публицистов, философов,
поэтов, защищавших ’’тираноубийство”. Это были крупней-
шие фигуры мировой культуры: Шиллер, Байрон, Шелли,
131
Гейне, В. Гюго... Они, по свидетельству Н. С. Русанова, ’’кто
в прозе, кто в стихах, кто в философском трактате, кто в пуб-
лицистических рассуждениях сделали популярным, осветили,
окружили ореолом политическое убийство”64.
Эпоха Великой французской революции, накал революци-
онной борьбы, драматизм событий—все это находило отраже-
ние в русском обществе. Современники иногда прибегали
к сравнениям действий борцов с самодержавием с актами
революционеров во Франции. В. Н. Фигнер, характеризуя изве-
стного народовольца А. Михайлова и отмечая его громадные
организаторские способности, писала: ’’Узкие рамки русской
жизни не дали ему возможности развернуть свои силы в широ-
ком масштабе и сыграть крупную роль в истории, но в рево-
люционной Франции XVIII века он был бы Робеспьером”.
В ряде случаев подобные сравнения были чисто внешними.
Н. С. Русанов вспоминал, что в либеральных кругах России
проводили такую параллель: ’’Шарлотта Кордэ, убив Марата,
бросает свой нож на пол и спокойно отдается в руки правосу-
дия; Вера Засулич, выстрелив в Трепова, выпускает из рук
револьвер и без сопротивления дает себя арестовать”66.
Для нас, разумеется, более важно проследить внутреннюю
сущность рассматриваемого вопроса, поэтому обратимся
к воззрениям народовольцев. По их мнению, направляющей
силой в революционном движении являлась наиболее передо-
вая и энергичная группа участников борьбы: ”Во Франции во
время революции такой группой долго были якобинцы;
в России является Исполнительный Комитет”. Русские рево-
люционеры, характеризуя тех, кто вступил в борьбу с цар-
ским деспотизмом, иногда сравнивали их действия с действия-
ми французских революционеров. Эту мысль они стремились
донести до общественного мнения Западной Европы. Так,
С. М. Степняк-Кравчинский упрекал зарубежных товарищей
в том, что они не признают в русских революционерах ’’части-
цы самих себя” и нужно доказывать, что ’’современные терро-
ристы—это люди 93-го и 89-го года во Франции, которых
Европа вся под образы сажает”66.
В центре внимания народовольцев находились и экономи-
ческие вопросы, решение которых должно было быть осуще-
ствлено в эпоху Великой французской революции. Н. И. Ки-
бальчич писал, что экспроприация Конвентом земель духовен-
ства и дворян-эмигрантов привела в конечном итоге к переме-
не собственников —земли попали в руки буржуазии. Тогда
Конвент не мог совершить ’’экономического переворота” —
передать все земли и фабрики в ’’коллективное пользование
народа”, так как ”в то время социальный вопрос не был еще
поставлен историей на очередь”67.
Оценивая первые акты борьбы с самодержавием, осуждая
свирепую расправу царизма над революционерами, ’’Народная
воля” ставила вопрос: ’’Какая сила вызывает из недр народа
этих непреклонных людей и заставляет их бестрепетно идти
132
на казнь?” Ответ давала сама жизнь: нравственное величие,
глубочайшая вера в справедливость и необходимость своих
действий являются отражением исторической традиции, дейст-
вующей в человечестве. Суть такой силы заключается в стрем-
лении к человеческой свободе. По этому поводу ’’Народная
воля” писала: ’’Сто лет тому назад грянул над Францией гро-
мовой удар Великой революции; словно молния осветила
неприглядную тьму вековой ночи, висевшей над миром, и под
пурпурной тогой самодержавия люди увидели запекшуюся
человеческую кровь.
В грязных, смрадных лачужках, в глухих закоулках город-
ских предместий, где гнездятся тифы, лихорадки и холеры,
где истощенные человеческие тени вечно работают на других,
пронеслось великое слово—свобода. Чудотворно было влия-
ние этого слова... Искра мысли, искра огня блистала в потуск-
невших глазах, истощенные щеки вспыхивали румянцем, уста-
лые члены расправлялись, и, вдохновленные идеей мировой
свободы, люди гордо шли умирать на баррикады. Чистая, об-
новляющая идея поднимала целые массы на троны.
Много лет не замолкали отголоски этого первого удара.
Волна революции, проносясь далее, охватила Германию, Ита-
лию, Австрию, Испанию и, наконец, разбилась в 1825 г. о ка-
менные бастионы Петропавловской крепости”68.
Между тем принцип политической свободы, провозглашен-
ный народовольцами, и высокая оценка характера Великой
французской революций вызвали несогласие членов партии
’’Черный передел”. Со страниц первого номера своей газеты
они вступили в прямую полемику с народовольцами: ’’Верхов-
ное право народа, всеобщее избирательное право... в настоя-
щее время потеряли всякую силу и обаяние”6’.
Это произошло потому, что многие революционеры начи-
ная с 1789 и до 1848 г. верили ”в обновляющую силу полити-
ческих идеалов, думая, что переворотом можно разрушить
старое общество”. При этом они ’’игнорировали реальные
экономические отношения”. Вся их доктрина, ’’пущенная
в ход якобинцами 89 г.”, сводилась к политическим загово-
рам и захвату власти. Однако такие перевороты, совершаю-
щиеся сверху, ”во имя народа”, но без его инициативы, не-
прочны. Робеспьер, Дантон и Марат сложили свои головы на
плахе. Но они отдали свою жизнь не за народ, а за ’’единую,
нераздельную республику”. Якобинцы действовали путем тер-
рора, насилия и принуждения, действовали во имя прав наро-
да, общественной безопасности, государства*. Такое направле-
* Здесь уместно привести свидетельство современника об отношении
сторонников П.Н. Ткачева к якобинцам: ’’Приверженцы ”Набата” виде-
ли альфу и омегу революционной политики в беспощадном истреблении
врагов революции, в мерах устрашения и физического уничтожения. При
этом оии любили ссылаться на Робеспьера и Сен-Жюста и с гордостью на-
зывали себя ’’якобингами”” (Аксельрод П.Б. Пережитое и передуман-
ное. Берлин, 1923. С. 197).
133
ние деятельности, объясняемой высокими идеалами, позволя-
ло им ’’думать и делать все, что им угодно”70.
Предубеждение к политической по своей сути буржуазной
свободе и ее последствиям в той форме, в какой они прояви-
лись в эпоху Великой французской революции, высказыва-
лось не только чернопередельцами. Оно было свойственно и
некоторым народовольцам, о чем свидетельствовала В. Н. Фиг-
нер. В своем первом показании она заявила, что в 1789 г.
народ совместно с буржуазией низверг монархию и провозгла-
сил ’’права человека и гражданина”. Но наступившее ’’полити-
ческое равенство” было таковым только юридически, в дей-
ствительности же ’’общество представляло по-прежнему иерар-
хическую лестницу”. Такой исход дела привел к пониманию
народом того, что ’’его интересы чужды интересам других
классов и что защищать их может лишь он сам”7!.
Противоречивость в оценке Великой французской револю-
ции убедительно показал и П. Аксельрод. Отметив, что рево-
люция 1789 г. широко признана как революция буржуазная,
он указал также, что она имела ’’великое культурное значе-
ние” для человечества независимо от ’’национальных и классо-
вых различий”. Как же объяснить такое явление? ”В уме
одних и тех же лиц,—писал Аксельрод,—она (Великая фран-
цузская революция.—Б. И.) является, с одной стороны, движе-
нием как бы одного только класса... с другой—великим собы-
тием, открывшим новую цивилизованную эпоху...” Но все
дело объяснялось тем, что по своему социально-экономическо-
му положению буржуазия XVIII в. воплощала в себе интересы
всех угнетенных ’’феодально-цеховым строем общественных
элементов и олицетворяла собой все прогрессивные тенденции
той эпохи”. Победа буржуазии сопровождалась освобождени-
ем крестьян от феодальных повинностей, а ’’рабочих масс—от
крепостной зависимости”, усилением политической жизни
общества. Но Равенство и Братство, провозглашенные револю-
цией 1789 г., оказались в действительности лишь ’’бледными
отражениями стремлений и надежд рабочих масс и лучших
идеологов того времени”72. Придя к власти, буржуазия всту-
пила на путь эксплуатации чужого труда и перестала выражать
прогрессивные стремления.
Рассматривая параллель между состоянием русского обще-
ства и общественной жизнью Франции накануне революции,
П. Л. Лавров определил две стороны вопроса. С одной сторо-
ны, русские социалисты— сторонники разрушения самодержа-
вия ’’ничего другого и не желают, как того, чтобы по силе дей-
ствия против старого порядка исторический ’’поток”, в кото-
ром они участвуют, был бы так же ’’неудержим”, как поток,
разрушивший старый режим во Франции”. С другой—они
не могут быть удовлетворены конечным итогом французской
революции конца XVIII в. и ’’рассчитывают на большее”, так
как уяснили себе экономическую сущность революции. Поэто-
му, считал идеолог народничества, социалисты России будут
134
стремиться ”не только к политическому, но и к полному эко-
номическому перевороту”73.
По мнению П. Л. Лаврова, для русских революционеров
культ французской революции 1789 г. перешел в минувшее.
’’Они,—писал публицист,—разглядели в либеральных и ради-
кальных теориях предшественников революции и ее главных
деятелей тот самый недостаток, против которого они теперь
борются в учениях своих современных либеральных и ради-
кальных противников: недостаток сознания, что чисто полити-
ческий переворот остается бесплодным для массы народа и что
лишь переворот, который был бы в одно и то же время эконо-
мическим и политическим, мог бы, при определенных услови-
ях, быть действительно благодетельным для всего общества”.
Но тем не менее переворот, который произошел во Франции
в конце XVIII в., имеет громадное историческое значение. Его
участники ’’при всей своей неподготовленности” совершили
великое дело: ’’разрушили установившиеся привычки к строю,
который составлял самое существенное препятствие к про-
буждению в массах новых потребностей, нового понимания,
и с тем вместе сделали возвращение к прежнему невозмож-
ным” 74.
И все же, несмотря на противоречивое отношение передо-
вой интеллигенции к идеям французской революции, знаком-
ство с нею входило в обязанность тех, кто вел пропаганду
среди рабочих. ’’Считалось необходимым,—вспоминал Н. Вол-
ков,—знакомить рабочих с историей Великой революции
и с Парижской коммуной, а также с теорией ценности Марк-
са”. О революции конца XVIII в. рабочие узнавали и из книг
художественной литературы, среди которых—’’История одно-
го крестьянина” Эркмана—Шатриана и ”93-й год” В. Гюго75.
Таким образом, революционно-демократическая Россия
стремилась к познанию Великой французской революции
с целью извлечь уроки социальной борьбы и правильно оце-
нить роль общественных классов и политических идей при
подготовке революционного взрыва против российского дес-
потизма. А защитники самодержавия использовали опыт
революции 1789 г. в целях предотвращения социальных
потрясений в своей стране.
4. ’’Против течения”
В 1880 г. в августовском номере реакционный ’’Русский вест-
ник” начал печатать очерки Варфоломея Кочнева ’Против
течения. Беседы о революции. Наброски и очерки в разговорах
двух приятелей”. Публикация продолжалась до 1884 г., вызва-
ла большой резонанс в русском обществе и оказала определен-
ное влияние на политику царского самодержавия. Подлинным
автором этого произведения, скрывавшимся под псевдони-
мом Варфоломей Кочнев, был профессор физики Московско-
135
го университета, единомышленник Каткова и редактор ’’Рус-
ского вестника” Н. А. Любимов. ’’Против течения” было заду-
мано с совершенно определенной целью: на примере Великой
французской революции (изложение истории которой было
дано в тенденциозном духе) предостеречь правительственные
круги России от подобного общественного потрясения. Автор
сравнивал Россию конца 1870-х—начала 1880-х годов с Фран-
цией конца XVIII в. и стремился доказать, что и в настроении,
умах и убеждениях русских людей начали проявляться идеи
революции.
Читателю ’’Русского вестника” с первых страниц доказыва-
лась актуальность рассматриваемой проблемы. Если раньше
’’культ революции” не имел в России практического значения,
то к концу XIX в., ’’когда так бродят в обществе стремления
к деятельной политической жизни... когда мы испытываем
злоупотребления свободы без самой свободы, тиранию не вла-
сти, а безвластия”, когда действует революционная партия,—
в этих условиях, считал автор, уроки Великой французской
революции весьма полезны. Изучение этой революционной
эпохи, указывал он, доставит ’’богатый запас уроков и предо-
стережений” для времени ’’умственной смуты”, которые
должны быть учтены. ”Мы нуждаемся в хороших уроках
всякого рода,—заключил Любимов —но теперь чуть ли не бо-
лее всего в уроках политической мудрости”7°.
Эти уроки ’’политической мудрости” профессор Москов-
ского университета и преподал правителям самодержавной
России. Рассказав, что в мае 1789 г. в Версале произошло
открытие Генеральных штатов, он показал ’’ошибочность”
такого шага, якобы приведшего к революции. ’’Одна против
другой стали две стороны: близоруко-колеблющееся прави-
тельство со слабым королем во главе и собрание народных
представителей, увлекаемых революционным потоком. Побе-
да осталась на стороне собрания”77. Вывод, который напраши-
вался, был прост и понятен: колеблющееся правительство
и слабая королевская власть могут своей близорукой полити-
кой довести дело до революции. Данное наблюдение реакцион-
ного публициста целиком адресовалось царскому самодержа-
вию— только сильная власть может оградить Россию от рево-
люции.
Эта главная идея ’’Против течения” с железной последова-
тельностью и настойчивостью проводилась Любимовым при
оценках событий Великой французской революции. К ней он
пришел и при тенденциозном описании взятия Бастилии, во
время которого ”со стороны осаждающих не было ничего,
кроме безумия, со стороны осажденных—ничего, кроме край-
ней уступчивости”. Не будь этой ’’крайней уступчивости”, счи-
тал автор, не удался бы и штурм Бастилии, не началась бы
и революция. Еще раз формулировал он свои мысли относи-
тельно власти: ”На всем пути задача не в благе, свободе и тому
подобных хороших вещах, но в приобретении власти. Власть
136
есть цель, остальное—средство. История французской револю-
ции—поучительное и страшное подтверждение этого положе-
ния”78.
Дальнейшие рассуждения Любимова еще обстоятельнее
раскрывают его понимание зависимости социального движе-
ния, общественного настроения страны от силы власти. По его
мнению, ’’суть революционного духа” не зависит от настрое-
ния общества, которое может меняться от ’’более глубоких
причин”. От каких же? ’’Первенствующее значение,—отвечал
на этот вопрос автор,— имеет настроение правительства и его
образ действия. Что такое революция? Революция есть насиль-
ственное перемещение власти. Ослабление, падение власти есть
потому первое условие революционного успеха. Редко усло-
вие это было исполнено с такой полнотой, как накануне фран-
цузской революции”79.
Проповедуя идею крепкой самодержавной власти, автор
’’Против течения” пытался доказать, что всякие общественные
собрания ведут не к укреплению монархического правления,
а к революции. Так было во Франции: собрание нотаблей по-
служило ’’делу революции, шаг оказался роковым. Знамена-
тельный факт, заслуживающий внимательного разбора”. При-
зыв к ’’внимательному разбору” был не случайным. В России
с конца 1870-х годов высказывались конституционные идеи,
которые с глубокой враждебностью были встречены идеолога-
ми неограниченного самодержавия. Поэтому-то Любимов, рас-
сказав о том, к чему привело собрание нотаблей, переключил-
ся на события в России: ’’Одному мерещится Земский собор
именитых людей от митрополита до крестьянина, другому—
собрание выборных людей от земств, третьему—английский
парламент”89.
После событий 1 марта 1881 г. сподвижник Каткова с еще
большей энергией стал развивать свою точку зрения. Он писал,
что Россия пережила ’’исторический момент, представляющий
некоторое сходство с тем, какой решил судьбу королевской
власти во Франции. К счастью, Провидение хотело, чтоб исход
правительственного решения у нас был другой”. Кто же тол-
кал Россию на революцию? Не только революционеры, считал
Любимов, но и либералы, которых точнее было бы назвать
партией ’’государственного переворота”. Особую же силу, по
его мнению, революционное движение приобрело тогда, когда
оно ’’слилось на практике в один поток с конституционным”.
Именно тогда в стране образовалась ’’партия перемены госу-
дарственного строя. Государство влеклось на путь неизбежно
революционный”81.
По этому пути, по убеждению Любимова, Россия шла под
влиянием печати, которая носила политический характер и яв-
лялась средством могущественной пропаганды. Пример Фран-
ции убедительно свидетельствовал, что в короткий срок
может быть многое сделано печатью ’’длят обработки общест-
венного мнения”82.
137
В 1882 г., когда в России окончательно победила реакция,
Любимов продолжил публикацию своих очерков о француз-
ской революции, но уже без псевдонима, а под своей собствен-
ной фамилией. К тому времени в печати появились отклики
на его работу, и Любимов решил в обобщенной форме сказать
(теперь уже открыто) о цели ’’бесед о революции”. Начал он
с оправдания: ’’Говорили, что мои статьи тенденциозны в том
смысле, что я старательно выискиваю параллели между проис-
ходившим во Франции пред революцией с тем, что творится
у нас, и, следовательно, имею в виду не восстановление исто-
рической истины, а искусственный набор подтверждений для
предвзятой мысли. Нет ничего несправедливее”. Автор “Про-
тив течения” утверждал, что, изучая события революции во
Франции, он хотел на этом примере извлечь поучительные
уроки для России ”в настоящую смутную эпоху”88.
Сравнивая Великую французскую революцию и Россию
конца 1870-х—начала 1880-х годов Любимов приходил к вы-
воду: ’’Трудно не заметить значительного родства явлений.
Переживаемую нами эпоху неурядицы, созданной главным
образом правительственными ошибками, нельзя не назвать
предреволюционной в том смысле, что она вся есть неразум-
ное брожение, способное привести к затруднениям, какими
не преминули бы воспользоваться наши многочисленные вра-
ги. Оно произведено чрез ослабление начала власти и вместе
с тем долга и ответственности на всех путях жизни. Эта скры-
тая анархия может в один день сделаться явною, как только
поток направится не к тому, чтобы вызвать начало власти,
а к другому действию: вступлению на путь собраний, соборов,
конституций”. И далее: ’’Революционные симптомы одинако-
вы в человеческих обществах. Нигде болезнь не являлась
в такой чистой типической форме, как во Франции в эпоху
первой революции. Потому так и поучительно ее изучение”84.
’’Против течения” привлекли внимание различных общест-
венных кругов России и вызвали соответствующую реакцию.
В ’’Голосе” профессор Градовский опубликовал несколько
статей, в которых резко отвергались выводы Варфоломея
Кочнева86.
Со своих позиций отнеслась к изданию ’’Против течения”
славянофильская газета ’’Русь”. Она согласилась с автором,
что ’’народное представительство”, положившее начало рево-
люции во Франции, наделило силой власти ’’доктринеров”,
отрешившихся от исторической почвы, реальной действитель-
ности страны. В России другое дело: ’’Старинные земские
соборы всегда служили верховной власти опорой против
эгоистических интересов и властолюбия тогдашней интелли-
генции в лице бояр и знатных родов”. ’’Что же тут общего
между русским земским собором и французским учреди-
тельным собранием 1789 г.?”—спрашивали славянофилы86.
8 сентября 1880 г. Ф. М. Достоевский также высказал
свои впечатления Н. А. Любимову: ’’Такую статью, как ”Про-
138
тив течения”, давным бы давно надо пустить в ’’Русском вест-
нике”. К тому же у нас все до сих пор предания 48 года, Луи
Блан, Ламартин. Особенно для молодых умов назидатель-
но”8*. Откликнулся на статью и Б. Маркевич, который в пись-
ме к М. Каткову писал: ’’Большое впечатление производят
здесь (в Петербурге.—Б. И.) беседы о революции Вашего таин-
ственного Варфоломея Кочнева”. По мнению Маркевича, эти
беседы были необходимы для правителей России*, обретаю-
щихся в ’’таком же тумане бессмысленной либеральной фразе-
ологии, как и все остальное наше несчастное общество”88.
В этом же плане высказался и товарищ министра народно-
го просвещения И. Д. Делянов: ”Я с удовольствием читаю
в ’’Русском вестнике” статьи ’’Против течения”, желал бы я,
чтобы их прочли и наши государственные умы — в них много
поучительного”. Высоко оценил сочинение Любимова в 1882 г.
в ’’Новом времени” К. А. Скальковский, считавший, что в нем
проводится блестящая параллель между Россией и Францией
конца XVIII в. и ’’доказывается, что революция началась у нас
фактически пока, к счастью, в умах и убеждениях”89.
Революционеры России не придали особого значения пуб-
ликации ’’Против течения”. С критикой сочинения Любимова
выступил лишь Петр Лавров. Он оценил эту работу как ком-
пиляцию, в основу которой положена книга Тэна о Великой
французской революции с прибавлением некоторых мемуар-
ных свидетельств90.
♦ ♦ ♦
Рассмотренные материалы во многом убедили нас в том,
что к началу 1880 г. в российских правительственных кругах
возникла проблема: следует ли идти на уступки требованиям
оппозиционной общественности или придерживаться твердого
курса? Реакционные деятели во главе с наследником престола
собирались для этого в Аничковом дворце. И всякий раз, ког-
да требовался конкретный ответ, реальное государственное
решение, повторялись слова Николая I: ’’Уступив первым тре-
бованиям французской революции, Людовик XVI изменил
своему священному долгу, и Бог покарал его за это”91.
О судьбе Франции конца XVIII в. и ее короля вспоминали
не только в высших правительственных сферах России, но
и в более широких кругах общества. Свидетельство тому —
записка ”0 мерах к охранению государственного порядка”,
составленная неизвестным автором (подпись—”И. С.”) и от-
правленная в конце марта 1880 г. М.Т. Лорис-Меликову. В ней
♦Так же считал и сотрудник "С.-Петербургских ведомостей” А. Р. Ку-
гель, писавший: публикация "Против течения" должна была доказать
Александру III, что "Людовика XVI погубила уступчивость и что оста-
новленная в начале французская революция не имела бы дальнейшего
течения" (Ку г ель Л. Р, Литературные воспоминания // Былое. 1922. № 20.
С. 88).
139
было указано, что уроками истории пренебрегать не следует,
иначе может произойти непоправимое—своевременные уступ-
ки приводят к спасению государства, в тех же случаях, когда
к ним прибегают ’’слишком поздно”, это может привести
к социальным потрясениям, что и произошло во французских
революциях, стоивших ’’тронов, жизни государя, потоков
крови...”92.
По мнению автора ’’записки”, современное положение Рос-
сии было схоже с ’’дореволюционными эпохами в Европе.
У нас полагаются на народ и войско; все правительства всегда
на них полагались и всегда ошибались. Полагались на них и
Людовик XVI и Карл I”".
Выводы из далекого прошлого, как мы видим, не были
однозначными, но преследовали одну цель—не допустить
революцию в России. В Аничковом дворце считали, что для
этого необходимо в крепких руках держать государственное
правление, не делать уступок и послаблений недовольным
элементам. Неизвестный же автор в своей ’’записке” призывал
своевременно прибегнуть к уступкам и этим самым ослабить
революционный кризис в стране.
В общественных кругах России имели место и другие суж-
дения, отрицавшие правомерность сравнения российских
условий с положением Франции конца XVIII в. Против потен-
циальных революционных возможностей русских крестьян
выступил известный реакционный публицист генерал Р. А. Фа-
деев. Отметив, что ’’многие высокие лица” начинают ’’опасать-
ся у нас чего-либо вроде революции 1789 года”, он решил
успокоить их. Действительно, рассуждал генерал, ’’восстание
черни в 1789 г.” было направлено против феодального гнета
дворянства и духовенства, королю же Франции ’’попало толь-
ко рикошетом”, как главе привилегированных сословий.
Что же касается России, то здесь генералу все представлялось
иначе: ’’Мыслимо ли у нас, при монархическом настроении
освобожденного народа, насилие снизу против власти всесос-
ловного и земского царя?”94
Сам факт такого различия во мнениях не снимал надвигав-
шейся опасности. Власти понимали, что следует что-то пред-
принимать. Развитие событий заставило самодержавие к нача-
лу 1881 г. прибегнуть к дальнейшим реформам с целью
добиться успокоения в стране. Для осуществления этого
М. Т. Лорис-Меликов предложил проект, в котором отмеча-
лось, что ’’призвание общества к участию в разработке необ-
ходимых для настоящего времени мероприятий есть именно
то средство, какое и полезно, и необходимо для дальнейшей
борьбы с крамолою”9^. В своей основе этот проект был утвер-
жден. Но по инициативе царя не был принят важный пункт
программы Лорис-Меликова—о включении в состав Государ-
ственного совета 10—15 представителей от земств и городов.
Такое ограничение диктовалось боязнью проникновения в го-
сударственное устройство России конституционных начал.
140
В этом отношении не последнее место занимали советы гер-
манского императора, который умолял Александра II не да-
вать России конституции. В случае же если ’’дело зашло так
далеко, что нельзя отступить и обойтись вовсе без народного
представительства”, то сделать это по совету Вильгельма I сле-
довало как ’’можно скромнее, дав представительству помень-
ше влияния и сохранив власть за правительством”96.
Боязнь конституции наводила власть имущих на воспоми-
нания об эпохе Великой французской революции. 17 февраля
1881 г., когда журнал Особого совещания был высочайше
утвержден, царь, оценивая первоначальный вариант проекта
Лорис-Меликова, заявил: ’’Господа! Нам предлагают не что
иное, как собрание нотаблей Людовика XVI. Не забывайте
последствий...”97 Об этом твердил и Победоносцев, демаго-
гично заявляя, что ’’правительство должно радеть о народе”,
а вместо этого ’’предлагают устроить нам говорильню вроде
французских etats generaux”*98.
Приведенные аналогии с французскими Генеральными
штатами не были звонкой фразой, внешней формой красноре-
чия. Они отражали положение дел в России, остроту социаль-
ных противоречий, приведших представителей самодержавной
верхушки к необходимости напомнить историю Франции кон-
ца XVIII в. Об этом свидетельствовал и военный министр
Д. А. Милютин. Получив отставку, он 30 июля 1881 г. записал
в своем дневнике: ”На досуге читаю Токвиля: ”L’ ancien
regime et la revolution”**. Как много в этом ancien regime Фран-
ции походит на теперешнее наше положение: как много для
нас поучительного в изучении истории Западной Европы во
времена, предшествовавшие французской революции 1789 г.!
То же самое поразило меня, когда я читал известное сочинение
Тэна: ”Les origines de la France contemporaine”***. На каждой
странице находил я черты сходства с нашими порядками...”99
В начале 1882 г. в правительственных кругах возникла
идея созыва в стране Земского собора. Эта мысль была под-
сказана славянофилом И. С. Аксаковым министру внутренних
дел Н. П. Игнатьеву в письме от 10 января. ’’...Есть выход из
положения,—писал Аксаков,—способный посрамить все кон-
ституции в мире, нечто шире и либеральнее их и в то. же время
удерживающее Россию на ее исторической, политической и
национальной основе. Это выход—Земский собор с прямыми
выборами от сословий: крестьян, землевладельцев, купцов,
духовенства”100.
Императора стремились уверить, что созыв Земского собо-
ра по свой! социальной природе не будет иметь ничего общего
с конституциями стран Западной Европы****.
* Генеральные штаты.
**’’Старый порядок и революция”.
"Происхождение современной Франции”.
♦*** Симптоматично, что среди бумаг министра внутренних дел
Н. П. Игнатьева находилась литографированная (на французском языке)
141
В одной из записок, адресованных царю, указывалось:
’’Конституция с представительным правлением— это дитя
кромвелевской революции, крещенное потом деятелями
1789 года во Франции”. Такого типа конституция возникла
как реакция на ту ’’вопиющую государственную неправду,
которую вносили в английскую и французскую жизнь духо-
венство и вассальное или привилегированное дворянство”101.
В России же этого нет и быть не может, считал автор записки,
Земский собор станет добрым помощником самодержавной
власти.
Наряду с подобными в правительство поступали записки
с противоположными идеями. В анонимном письме, направ-
ленном министру внутренних дел Н.П.Игнатьеву, утвержда-
лось, что народ России в конституции не заинтересован, что
к этому стремится интеллигенция, ’’покушавшаяся на роль
третьего сословия в период Великой революции 1789 года”.
Что же получится? Если созовут Земский собор, предостере-
гал анонимный автор, то им ’’будут руководить петербург-
ские журналисты и анархисты”102.
Но проекты созыва Земского собора все же появились.
Казалось, что Александр III с этим согласен, был даже подго-
товлен манифест, опубликование которого приурочили к
6 мая, т. е. к 200-летию со дня последнего Земского собора
(6 мая 1682 г.). Однако вмешательство Каткова и Победонос-
цева сорвало эти планы. ’’Если воля и распоряжение перейдут
от правительства на какое бы то ни было народное собрание—
это будет революция, гибель правительства и гибель России”,—
писал 4 мая Победоносцев царю после ознакомления с мани-
фестом о созыве Земского собора. В числе аргументов, вы-
ставленных представителями реакции против Земского собо-
ра, приводился пример из истории Великой французской
революции. Хорошую службу в этом отношении сыграла пуб-
ликация В. Кочнева (Любимова) ’’Против течения”, читавша-
яся в царских кругах. Игнатьеву стоило больших трудов
убедить государыню в ложности и субъективности этой статьи,
внушить ей мысль, ’’что от собора она Марией-Антуанеттой
не будет”103.
Между тем боязнь повторения истории Великой француз-
ской революции в какой-то мере была присуща царскому
окружению. Для развенчания этой тревоги Игнатьеву приходи-
лось специально интересоваться историей Франции конца
XVIII в. П.Д. Голохвастов —чиновник особых поручений при
записка ”О влиянии французской буржуазной революции 1789 г. на ре-
волюционное движение Западной Европы”. В ней указывалось, что
вскоре наступит столетие французской революции, которая ’’переверну-
ла все, на чем покоился общественный порядок и спокойствие наций1*.
Государи старого режима Европы пытались подавить это движение, но
не смогли этого сделать. Людовик XVI был казнен. Французским троном
завладел Наполеон I. Началась серия войн, гибли люди, и только "герои-
ческое сопротивление России” положило этому предел (ЦГАОР, ф. Иг-
натьева (ф. 730), on. 1, д. 1741, л. 1—2).
142
министре внутренних дел и главный консультант по делам
Земского собора— 29 апреля 1881 г. писал И. С. Аксакову, что
’’третьего дня” его вызвал Игнатьев ”и много расспрашивал
о Варф. Кочневе, Тэне, о том, почему Национальное собрание
приняло такой оборот и т.п., и кое-что крепко записывал
на бумажке”Ю4.
Интерес правительства к Кочневу (Любимову) и Тэну да-
леко не был случайным. В 1883 г. Министерство внутренних
дел в своей типографии выпустило отдельным оттиском
(Правительственный вестник. № 75 и № 76) библиографиче-
скую справку о публикациях И. Тэна о якобинской программе
1792—1793 гг.—’’Revue des deux Mondes” (март 1883 г.) и
очерках К. Любимова ’’Против течения” (Русский вестник.
1883). На основании этих двух работ делался вывод, что про-
возглашенные французской революцией ’’права человека и
гражданина” не дали человечеству ’’ничего нового, практиче-
ски исполнимого”. Больше того, они вызвали в народе несбы-
точные и фантастические желания и надежды, ’’кровавые сце-
ны мятежей, потрясших и расшатавших весь государственный
организм Франции”.
5. Владимир Танеев и Михаил Загуляев
о французской революции
На основании постановления Совета Народных Комиссаров
от 25 марта 1919 г. за подписью В. И. Ленина 78-летнему Вла-
димиру Ивановичу Танееву (старшему брату известного ком-
позитора) была выдана охранная грамота, в которой было
указано, что В. И. Танеев ’’долгие годы работал научно и, по
свидетельству Карла Маркса, проявил себя ’’преданным дру-
гом освобождения народа””1®5.
Как, где и когда познакомился Маркс с Танеевым, исто-
рикам не известно. Не известно также, были ли они знакомы
лично. Но сохранилась фотография Карла Маркса с его дарст-
венной надписью: ”На память господину Танееву. Лондон,
23 декабря 1871 г.”. Получал ли кто из русских такие подарки?
Бывает же так: внимание к Танееву было проявлено и Мар-
ксом и Лениным!
Прошло пять лет, и Маркс вновь вспомнил о Танееве:
нужно было помочь в судебном процессе участнице Париж-
ской коммуны Елизавете Дмитриевой —судили ее мужа. Вели-
кий мыслитель в письме из Лондона обратился в Москву
к М. М. Ковалевскому (9 января 1877 г.): ”Г-н Танеев, кото-
рого Вы знаете и которого я с давних пор уважаю как предан-
ного друга освобождения народа — может быть, единственный
адвокат в Москве, который возьмется за такое неблагодарное
дело. Поэтому Вы меня очень обяжете, если от моего имени
попросите его принять участие в исключительно тяжелом поло-
жении нашего друга” (курсив мой —Б. И.)106.
143
В. И. Танеев.
Фотография 1861 г.
Теперь становится ясно,
откуда в охранной грамоте
появились слова Маркса о Вла-
димире Танееве.
В. И. Танеев (1840-1921)
окончил в Петербурге учили-
ще правоведения. Став адвока-
том, выступал на политиче-
ских процессах. Но вскоре
покинул поприще юриста и
переехал из Петербурга в Мо-
скву, где сблизился с либе-
ральной профессурой Москов-
ского университета. Научные
интересы Танеева были доста-
точно многогранны. Его увле-
кали проблемы социологии,
учение Фурье, научный социа-
лизм, история I Интернациона-
ла и Великой французской
революции107.
Зимой 1862/63 г. Влади-
мир Иванович впервые посе-
тил Францию, затем еще не-
сколько раз приезжал в эту
страну, где собирал материал
по истории французской революции XVIII в. В неопублико-
ванной автобиографии Танеев свидетельствовал: ’’Зимой
1862/63 г. я прочитал несколько сочинений по истории Фран-
цузской революции. Наибольшее впечатление произвела на
меня история Мишле... Из первого тома я делал выписки,
а остальные шесть томов перевел почти целиком. Конец лета
и осень я провел в Париже и занимался в публичной библио-
теке”10**.
Эти занятия преследовали определенную цель — написать
книгу о Великой французской революции, состоящую из ряда
очерков. Так появился первый рассказ ’’Взятие Бастилии”,
переданный автором осенью 1864 г. в ’’Современник”. Но рас-
сказ этот опубликован не был—его по цензурным соображе-
ниям возвратили Танееву. Это, вероятно, и охладило его: для
чего писать книгу, когда ее никто не опубликует. Однако
история Великой французской революции осталась в центре
внимания Владимира Ивановича, прочитавшего о ней ряд
лекций. Он вспоминал о середине 1860-х годов: ’’Тогда было
вообще время чтения разных лекций. Я читал в Морском
корпусе, в квартире инспектора, при многочисленной пуб-
лике”!00 .
Судя по конспектам, лекций было 12—от созыва Гене-
ральных штатов и деятельности Учредительного собрания до
переворота 9 термидора.
144
Портрет К. Маркса с дарственной надписью В. И. Танееву
По мнению С. В. Оболенской, основным источником прочи-
танных Танеевым лекций был высоко оцененный им труд
Ж. Мишле. Из этого исследования взята и общая композиция
изложения, и постоянно подчеркиваемая мысль о народе как
главном двигателе революции. Но лектор пошел дальше фран-
цузского историка, став на путь русской революционно-демо-
кратической мысли.
В литературном архиве, в личном фонде братьев В. И. и
С. И. Танеевых, сохранились тексты лекций Владимира Ивано-
вича. Прежде всего дается перечень лекций и их содержание.
145
Первая лекция так и называется: ’’Национальное собрание”.
Рассказав о созыве Национального собрания и взятии Басти-
лии, Танеев остановился и на социально-экономической основе
революции. Он указал, что феодальная система ’’слишком уг-
нетала народ”, что французские помещики злоупотребляли
своей властью, а это привело к возмущению крестьян: в неко-
торых провинциях сельское население целыми деревнями
отправлялось ’’разрушать и жечь замки и уничтожать докумен-
ты на феодальную собственность”110.
Особое внимание лектор уделял роли народных масс в ре-
волюционном движении, взаимоотношению буржуазии и наро-
да. После народных выступлений 5 —6 октября 1789 г. буржу-
азия считала революцию законченной. ’’Эту победу над дво-
ром,—читаем мы в третьей лекции Танеева,—доставил буржу-
азии народ. И буржуазия точно так же, как и после взятия
Бастилии, не захотела разделить с народом плод победы.
Хотела под предлогом порядка умерить революцию, организо-
вать ее в свою пользу”. В результате Национальное собрание
приняло целый ряд мер против народа. Такие действия вызы-
вали протест у Танеева, утверждавшего, что ’’самодержавие
заключается в народе, во всех отдельных личностях народа”.
А раз так, то каждая личность имеет право участвовать ”в при-
нятии закона и в управлении общественными делами”111.
Обобщая события революции, раскрывая взаимодействия
участвовавших в ней сил, лектор пришел к выводу, что со
времени взятия народом Бастилии одновременно происходило
’’две борьбы”—’’старого порядка с революцией” и ’’внутри
самой революции, между буржуазией и народом”. При этом
революционные деятели—защитники народа придерживались
двух точек зрения. Одни считали, что народ должен укреплять
революцию, упорно работать, ”не обращая внимания на не-
справедливости и презрения богатого класса”, ибо пока еще
у трудового люда ’’не достает образования”, но когда-нибудь
и он ’’сделается собственником”. Другие требовали для трудя-
щихся незамедлительных результатов революции, выдвинув
лозунг: ’’Собственность для всех”. Так или иначе, но в револю-
ционной прессе Франции конца XVIII в. судьба рабочего клас-
са, его заботы и интересы занимали особое место. На ее страни-
цах ’’против антиреволюционной сволочи” выступал и Марат,
который сам был ’’беден и поэтому хорошо понимал требова-
ния трудового люда”112.
Можно предположить, что большой интерес для слушате-
лей представляли диалоги, умело вмонтированные Танеевым
в текст его лекций. Например, разговор Робеспьера с Маратом:
Робеспьер. Ваш неудержимый гнев вредит нашему делу.
Он дает повод вашим врагам клеветать на вас.
Марат. Все влияние моего журнала зависит от край-
ностей, от дерзостей.
Робеспьер. Вы часто во имя свободы требуете мер, про-
тивных самой свободе.
146
Марат. Нельзя создать свободных людей из бывших
рабов...ИЗ
Танеев заявлял также, что жирондисты были представите-
лями буржуазии, а монтаньяры—’’представителями народа и
хотели его самодержавия и полного равенства в политиче-
ском отношении”. Рассказывая о якобинской диктатуре,
Танеев изложил слушателям свой вывод —’’революция вне-
сла во вселенную не мир, а меч. В этом виноваты враги
ее”.
Лектор неоднократно останавливался на характеристике
личных качеств Робеспьера, высоко оценивал его роль в рево-
люции: ”Он был человек нервный, желчный. Люди этого тем-
перамента способны на великие дела. Красноречие его не име-
ло ничего подобного блестящему красноречию Мирабо. Его
речь была строга, суха, ясна, уверенна. Он постоянно говорил
о принципах. Он был вообще не даровит, но его слабые талан-
ты развились в постоянной борьбе”114.
Для борьбы с контрреволюцией, заговорами и бунтами,
с реакционной Европой, пытавшейся задушить революцию,
нужна была сильная власть, которую и осуществлял Комитет
общественного спасения. Танеев по этому поводу говорил:
’’Террор не был заранее продуманной системой. Никто не изо-
брел его. Он был просто фактом, необходимостью, его вызва-
ла сама сила событий... Революция не виновата. На нее напада-
ли. Ее хотели истребить. Она должна была или погибнуть,
или противопоставить силе силу, мечу меч, бунту гильо-
тину”116.
О публикации всего курса лекций, написанных с демокра-
тических позиций, не могло быть и речи. Но мысль о напеча-
тании в журнале хотя бы очерка ’’Взятие Бастилии” не остав-
ляла Танеева. Во время общественного подъема на рубеже
1870—1880-х годов в стране появились новые органы печати,
среди которых—’’Слово”, научный, литературный и политиче-
ский журнал. Одним из его редакторов был близко знакомый
Владимиру Ивановичу Д. А. Коропчевский. К нему в Петер-
бург с письмом и обратился Танеев116. Согласие на издание
было получено...
Появившаяся в журнале ’’Слово” публикация Танеева за
подписью ”Т***” не называлась ’’Взятие Бастилии”. Заглавие
было более спокойное: ’’Исторические эскизы (Париж в июле
1789 года)”. Может быть, такая безобидная формулировка
и не вызвала претензий цензуры. Но само содержание статьи
было проникнуто благожелательным отношением автора
и к народу, и к революционной Франции, и к революционному
Парижу.
’’Исторические эскизы” начинались с характеристики Фран-
ции конца XVIII в.: ’’Расточительность двора, дурная админи-
страция, злоупотребления дворянства и духовенства совер-
шенно разорили страну. Большинству населения было нечего
есть. Голодные нищие толпами бродили по городам и дерев-
ням. Лучшие люди требовали коренных преобразований”.
147
Правительство же не обращало внимания на народные бед-
ствия, из народа ’’вытянули все, что можно было вытянуть”,
он уже был не в состоянии платить налоги, финансы пришли
в расстройство, и государственная машина ”не сегодня завтра
должна была остановиться”!!?.
Чем же прежде всего примечательны ’’Исторические эски-
зы” В. И. Танеева? Посвященные взятию Бастилии, т. е. началу
французской революции, они, как и упомянутые лекции, рас-
крывают роль народа в движении, его самоотверженность,
смелость, бескорыстие. На протяжении всей этой работы
автор последовательно и целенаправленно убеждал читателя
в правоте своего взгляда на народ. Он с антипатией относился
к правительству Людовика XVI, который организовал заговор
’’против народа”, приведя в боевую готовность войска под
видом борьбы ’’против разбойников”. По этому поводу Тане-
ев заметил: ’’Народ, разумеется, не верил этим афишам, этим
басням про каких-то разбойников, очевидно сочиненных
в будуарах Марии-Антуанетты”118.
Автор не сомневался, что именно народ играл главную
роль в развитии революционной борьбы: ’’Своею решимостью,
своим революционным одушевлением толпа, наэлектризован-
ная последними событиями, увлекает всех к восстанию...
И граждане ’’доброго, старого” города Парижа берутся за ору-
жие”П9.
Сколько раз в нашей консервативной и либеральной пуб-
лицистике обвиняли народ в свирепости действий и безнрав-
ственности поступков, особенно когда речь заходила о рево-
люционном движении! Против этого выступил В. И. Танеев,
неоднократно подчеркивавший честность, мужество, отвагу
и благородство народа. Да, подтверждал он, во время восста-
ния громили лавки оружейников, ”но народ строго охраняет
всякую собственность, не берет в лавках ни серебра, ни золо-
та, ничего, кроме оружия”. Автор привел и другие примеры.
Так, среди обывателей разнесся слух, что народ собирается
разграбить дома аристократов, сжечь их дворцы. ”Но собст-
венники боялись напрасно,—писал Танеев—Никто и не думал
жечь и грабить их имущество”. И констатировал с полной
убежденностью: ’’Народ не трогал ничего”!2^. Больше того,
когда восставшие узнали, что один рабочий украл курицу, его
повесили.
Рассматривая взаимоотношения народа и буржуазии в ре-
волюционном Париже, Танеев указывал, что буржуазия боя-
лась народа. И даже тогда, когда имущим угрожала опасность
со стороны правительственных войск, они ее ’’забывали” и
думали только, как бы ’’обезопасить себя от народа”. Для
этого они и стремились ’’обезоружить народ, разогнать его
и учредить такую вооруженную силу, которая состояла бы из
людей достаточных”!*!.
Меньше внимания уделил Танеев повествованию о полити-
ческих деятелях—вождях революции. Тут имелись и объек-
148
тивные причины—французская революция в рассматривав-
шийся им период только начиналась, подлинная роль лидеров
движения проявилась в дальнейшем.
Наиболее подробно автор рассказал о Камиле Демулене.
12 июля 1789 г. тот обратился к народу со словами: ’’Господа,
нельзя терять ни минуты. Неккер отставлен. Это сигнал к
умерщвлению патриотов; швейцарцы и немцы придут сегодня
с Марсова поля и начнут истреблять нас... Нам остается один
исход—взяться за оружие...”*22 Далее Танеев показал Дему-
лена во главе толпы, двигавшейся из Пале-Рояля на Тампиль-
ский бульвар, потом—за организацией сбора оружия для вос-
ставших.
14 июля Камиль Демулен призывал народ к штурму Ба-
стилии: ”Он задыхался; пот лил с него градом; шапка сдви-
нута на бок; платья в клочьях. Он явился сюда прямо из Дома
инвалидов... ”Мы свободны”,—закричал он... Все побежали
’’собирать своих друзей, чтобы идти брать Бастилию”” 123.
Лишь мельком в ’’эскизах” сказано о Дантоне. О Марате —
несколько подробнее, даже дан его портрет: ”На его бледном,
желтом лице ясно видны признаки страстной, нервной натуры
и следы тяжелого неутомимого труда... Он врач и известный
ученый”124.
Не забыта и знаменитая Теруань де Мерикур—’’молодая,
прелестная девушка с роскошными волосами” с саблей и пи-
столетом в руках. О ней сказано, что она действовала с ’’неве-
роятным мужеством” 125.
Действительно, о деятелях начинавшейся революции в пуб-
ликации было сказано весьма немного —какие-то эпизоды,
мелкие зарисовки. Но тут важнее другое: сказано-то с искрен-
ней симпатией, с доброжелательностью, с верой в необходи-
мость, полезность деятельности и Камиля Демулена, и Мара-
та, и Дантона, и отважной революционерки Теруань де Мери-
кур.
Конечно, многих своих суждений (разумеется, критиче-
ских) о королевской власти в легальной печати автор очерка
высказать не мог. Но все же кое-какими мыслями ему уда-
лось поделиться с читателем. Танеев писал, что Людовик XVI
был равнодушен к назревавшим событиям. В то время, когда
’’волны революции уже подкатывались к стенам Версаля”, он
делал в своем дневнике следующие записи: ’’Среда, 1 июля.
Ничего. Депутация от Генеральных штатов.—Четверг, 2-го.
Охота на оленей. Взяли одного—Пятница, 3-го. Ничего.—Суб-
бота, 4-го. Охота на диких коз. Взяли одну...”126
Автор осуждал короля Франции и за то, что тот беспощад-
но расправлялся с неугодными людьми: по заранее подписан-
ным Людовиком XVI бланкам люди заключались в Бастилию,
где они погибали. Но вот Бастилия пала. Об этом придворные
решили доложить королю, крепко спавшему после сытного
ужина. Его разбудили: ’’Ваше величество, Бастилия взята
народом!” ’’Что же это такое?—прошептал король, протирая
149
глаза—Это уж просто бунт!..”—’’Нет, ваше величество, не
бунт! Это революция”*2». Такова была последняя фраза
в ’’Исторических эскизах” В. И. Танеева.
* * *
Вышедшая в 1884 г. в Петербурге книга называлась ’’Рус-
ский якобинец”. Ее автором был журналист Михаил Андрее-
вич Загуляев (1834—1900), сотрудничавший в ’’Отечествен-
ных записках”, ’’Вестнике Европы”, ’’Сыне Отечества” и дру-
гих периодических изданиях. Он не пользовался широкой
популярностью, но был квалифицированным публицистом,
хорошо разбиравшимся в вопросах международной жизни
и интересовавшимся историей Франции эпохи революции
1789 г.
Загуляев был почитателем Максимилиана Робеспьера, мно-
гие годы жизни собирал и изучал материалы об этом выдаю-
щемся деятеле Великой французской революции. Сохранилась
его обширная рукопись о жизни Робеспьера, находящаяся
в Ленинграде, в Пушкинском доме.
В то время, когда во многих исторических трудах хулили
Робеспьера, Загуляев, как он писал во введении к своей рабо-
те, решил дать ’’беспристрастную, свободную от всяких выпа-
дов” оценку героя революции. По мнению автора рукописи,
’’безвозвратно минула та мрачная эпоха исторических искаже-
ний и преднамеренной клеветы на людей первой Французской
революции”. Мрачная репутация Робеспьера, основанная, по
словам Загуляева, на ’’наглых подлюгах”, исходила от участ-
ников термидорианского переворота, которые представляли
Робеспьера как ’’изверга и кровопийцу”. ’’Для современных
историков,—считал автор книги,—Робеспьер является уже
в ином свете, и все они признают в нем самого видного из
представителей и вожаков первой революции”.
Изучив большую литературу, Загуляев пришел к выводу,
что ’’Робеспьер понимал дело революции в самом чистом
и чуждом личных расчетов смысле. Страстно, беззаветно любя
свое отечество и будучи глубоко, бесповоротно убежден
в том, что только свобода и народное полноправие могут
извлечь его из пропасти, в которую ввергла Францию монархия
Бурбонов, он посвятил всю свою жизнь, все свои силы на слу-
жение делу революции, на создание нового порядка вещей,
основанного исключительно на принципе народного полно-
правия”. ’’Перед нами,—писал автор,—является не фанатик
революционной идеи, не честолюбец, мечтавший захватить
в свои руки управление Франциею, а человек глубоко, беспо-
воротно убежденный в правоте тех принципов, которые он
себе усвоил, и твердо решившийся во что бы то ни стало вне-
сти эти принципы в политическую жизнь страны”.
Уместно отметить, что в упомянутой рукописи характе-
ристика Робеспьера давалась на фоне развития французской
150
революции. Загуляев рассматривал ее причины в связи с поло-
жением монархии, бедственным состоянием народа, с просве-
щением. Автор доказывал, что революционное движение
1789 г. явилось результатом того разлада, который ’’так ярко
обнаружился” между французской монархией и стремлениями
передовой интеллигенции, ’’целым рядом смелых мыслителей
и публицистов”128.
В 1883 г. в четырех номерах ’’Вестника Европы” печатался
роман Загуляева ’’Странная история”. Он был построен на лю-
бовной интриге, но центральной фигурой повествования пред-
ставлен Максимилиан Робеспьер. Через год в издательстве
А. С. Суворина роман был опубликован отдельной книгой под
названием ’’Русский якобинец. Странная история”.
Сюжет романа не отличается особой сложностью. Начинает-
ся он с повествования автора о себе. Читатель узнает, что
в 1858 г. в гостях у ’’одной важной особы” Загуляев рассказал
о своем интересе к первой французской революции и о том,
что собирается написать книгу на эту тему и нуждается в исто-
рических источниках. Тогда один из собеседников высказал
сомнение: стоит ли тратить время и труд на предмет, не имею-
щий ’’ничего общего с историей нашего отечества”? На это
автор аргументированно возразил, что такое крупное событие,
как революция во Франции, ’’находится в прямой и непосред-
ственной связи со всеми событиями новой истории, не исклю-
чая и истории России”. Далее он объяснил, в чем заключается
эта связь: ’’Целый цикл идей и учреждений, усвоенных Евро-
пою и начинающих ныне проникать и в наше отечество, прямо
обязан своим существованием событиям, совершившимся
во Франции с 1789 по 1794год”129. ТогдаЗагуляеву рекомен-
довали посетить Евгения Михайловича Стародубского— чело-
века пожилого, довольно странного, ведущего затворнический
образ жизни.
И вот наш автор в кабинете Стародубского. Это был музей
Еазличных предметов революционной эпохи конца XVIII в.
[елая стена шкафов с книгами, на которых размещались бю-
сты деятелей французской революции. Дре другие стены были
увешаны гравюрами, портретами, знаменами, оружием. В углу
кабинета устроена ниша, обитая и драпированная черным сук-
ном. В ней—белый мраморный бюст, покрытый траурным
крепом. Это был бюст Робеспьера. Хозяин кабинета обратил
внимание гостя на пистолет, лежавший у подножия статуи.
Из него, как сказал Евгений Михайлович, был произведен
выстрел в Неподкупного, ’’сделавший возможным диктатуру
Наполеона Буонапарте и совершенно изменивший ход собы-
тий”130. Но самое главное гость узнал позже: оказалось, что
в молодые годы Стародубский жил в Париже во время рево-
люции 1789 г. и был лично знаком с Робеспьером...
Эта как бы вступительная часть романа заканчивается тем,
что умиравший Евгений Михайлович передал автору рукопись
на французском языке—свою исповедь...
161
М. А. Загуляев.
Русский якобинец.
Странная история. СПб.,
1884. Титульный лист
I
1ГГОР1Я
вл вввмвми.
в «тем
Г. Зибель.
История французской
революции и ее времени.
1789—1795. СПб.,
1863. Титульный лист
Теперь перед читателем раскрывается картина революцион-
ной Франции конца XVIII в., на фоне которой достаточно ярко
и во многом правдиво вырисовывается фигура Робеспьера.
’’Воспоминания” Сгародубского о той эпохе и составляют
содержание романа.
Симптоматично, что Стародубский начал повествование
с упоминания о восстании декаористов. ’’Сердце мое,—писал
он,—обливалось кровью от слухов, доходивших в мое добро-
вольное уединение о событиях, погубивших в конце 1825 года
почти всех моих прежних друзей”131. Важное признание—наш
’’мемуарист” был не только сопричастен революционным
делам Франции, но и близок декабристам.
Итак, 13-летний Женя (Эжен) Стародубский находился
в Париже под попечительством своего наставника Проспера
Ландэ—близкого друга Робеспьера. Он присутствовал на от-
крытии Генеральных штатов. Затем в конце 1792 г. Эжен стал
членом Клуба якобинцев, познакомился с Робеспьером, сто-
ронников которого считал ’’более безупречными гражданами,
чем жирондисты”.
В то время он увлекся Сесилией Рено—дочерью бумаж-
ного торговца—и узнал о ее политических настроениях. Про-
изошло это во время убийства Марата—события, сильно воз-
мутившего Эжена. Его возлюбленная же, наоборот, восторжен-
но отозвалась о Шарлотте Корде, убившей ’’друга народа”,
назвав ее героиней. Сесилия стала жирондисткой, пыталась
совершить покушение на Робеспьера, но была арестована
и затем казнена. Гибель любимой потрясла Эжена, решившего
отомстить Робеспьеру, который мог, но не предотвратил рас-
правы. Роман завершается покушением Эжена на Неподкуп-
ного.
Сюжет романа, как мы видим, антиробеспьеровский.Иэто,
по-видимому, спасло книгу от цензурного преследования.
Однако отношение автора к Робеспьеру и его сторонникам
было далеко не однозначным. Достаточно познакомиться
с раздумьями самого Эжена, и многое проясняется. ”В Клубе
якобинцев,—рассказывал герой романа,—я сознавал себя
частью того ’’царственного народа”, который властно распо-
ряжался судьбами своего отечества, открыто заявляя притяза-
ние довести до такого же ’’верховенства” и другие народы
Европы. После баллотировки какого-нибудь важного вопроса
я уходил из клуба с сознанием, что день мой не пропал да-
ром”!32.
Такого рода свидетельство далеко не единственное. Еще
одно—разговор Проспера Ландэ с Эженом Стародубским
о роли Робеспьера в революции. Как рассуждал по этому пово-
ду Эжен? ”Я очень уважаю этого знаменитого трибуна, но осо-
бенной симпатии к нему не чувствую. Что же касается до его
обличений преступной крамолы жирондистов, то обличения
эти вряд ли можно объяснить просто враждою. Представители
Жиронды сами подают к ним повод”1321.
153
А вот дружеская беседа Ландэ с Робеспьером. Ландэ упре-
кал своего приятеля в том, что за последнее время он явно
изменился: нельзя теперь узнать ученика и последователя
великого Жан Жака Руссо. Робеспьер возразил. Он сказал, что
Руссо по-прежнему остается его учителем, что идеи Жан Жака
лежат в основе его деятельности, что задачей своей жизни он
ставит окончательную победу этих идей. Но на пути стоят серь-
езные препятствия. Да, заявил Робеспьер, республика ’’должна
быть царством добродетели и чести, но много ли наберется
у нас в Конвенте людей, столь же, как я, убежденных в этом?
Сен-Жюст, Филипп Леба, Кутон, ты... Большинство членов
Горы—или плуты, эксплуатирующие народные массы, или
охотники до материальных наслаждений”1*4.
Может быть, тут автор несколько сгустил краски. Но ведь
известно, что в конце своей жизни Робеспьер действительно
с настороженностью и недоверием относился к большинству
Конвента. Поэтому можно в какой-то мере считать историче-
ски правдоподобным и такое признание Эжена: ”В откровен-
ных разговорах с моим наставником Робеспьер прямо созна-
вался, что он еще не знает, кого он ненавидит более—врагов
республики, желающих восстановления монархии, или терро-
ристов, компрометирующих существующий порядок вещей
своими крайностями” 135.
По ходу развития романа отношение Эжена к Робеспьеру
раскрывается во всех сложностях и противоречиях. Эжен
не скрывал своего ’’инстинктивного отвращения” к Робеспье-
ру, но тут же признавал, что сочувствует его целям, разделяет
намерения Неподкупного преследовать ’’крайности террори-
стов и эбертистов”. Мы узнаем, что на заседаниях Клуба яко-
бинцев Робеспьер выступил с речью, в которой клеймил звер-
ства, совершаемые террористами Конвента в провинции, чем
и подчинил ’’своему обаянию” Эжена.
В романе показываются карательные действия Комитета
общественной безопасности, многочисленные аресты и казни,
отличавшиеся ’’очевидною несправедливостью”. Кто же в этом
виноват? Многие обвиняли Робеспьера, ’’будто бы сбросивше-
го маску умеренности с того дня, как он почувствовал себя
победителем” 136. Приведенное ’’будто бы” раскрывает пози-
цию автора—Робеспьер в этом не виноват.
Благожелательное отношение к Робеспьеру в романе Загу-
ляева проявляется и в раскрытии личной жизни деятеля рево-
люции, отличавшейся скромностью. Эжен был в гостях у Ро-
беспьера, в его скудно обставленной комнате. Во время их
беседы речь зашла о России. Обращаясь к Эжену, Робеспьер
спросил: ’’Неужели же вы так-таки совершенно равнодушны
к выгодам и приманкам того высокого положения, которое
могло бы стать вашим уделом в России?.. Даже и с точки зре-
ния повсеместного торжества тех идей, служению которым
вы решились себя посвятить, ваше возвращение в Россию
могло бы представить огромную пользу”137. На это Эжен
154
ответил, что он совершенно уверен: Россию немыслимо пре-
вратить в республику. Тогда Робеспьер продолжил свою
мысль: ”Да кто же говорит вам о подобном превращении?..
Республика—только одна из форм, которою может быть до-
стигнуто господство свободы, правосудия и гражданской пол-
ноправности всех жителей данной страны! У нас она сделалась
неизбежною... В других странах, особенно у вас в России, мо-
жет случиться совершенно иначе. Императрица Екатерина, бро-
сившаяся теперь в реакцию, обнаруживала прежде искренне
либеральные стремления. Если б в среде людей, ее окружаю-
щих,—а кому же неизвестно, что она и ныне любит окружать
себя молодыми людьми?—нашлись лица, хорошо знакомые
с истинными стремлениями лучших людей нашей республики,
гражданская и политическая свобода могла бы водвориться
в вашем отечестве и без помощи насильственного перево-
рота”1^.
Этот диалог Эжена с Робеспьером свидетельствовал, каза-
лось бы, о доброжелательных отношениях собеседников. Но
после казни Сесилии Эжен ’’стал ненавидеть” Неподкупного,
верить в рассказы о его беспощадности и стремлении к дикта-
туре. Тогда-то и возникло решение отомстить за смерть люби-
мой.
Такое развитие событий не заслонило активности честной
революционной жизни Робеспьера. Автор романа подробно
описал его последние шаги— смелые и самоотверженные.
Впечатляет речь Робеспьера в Конвенте 8 термидора (28 июля)
1794 г. В ней трибун клеймил интриганов, заговорщиков, кле-
ветников. ”Я разоблачу перед вами злоупотребления, ведущие
отечество к погибели”,—сказал он. Робеспьер восхвалял фран-
цузскую революцию, говорил, что она ’’стоит неизмеримо
выше всех других революций, ей предшествующих”. Он при-
зывал к ее защите от иноземных армий, указывал на необхо-
димость борьбы с иностранной агентурой. ’’Если вы не остере-
жетесь,—предупреждал Неподкупный,—то управление страною
попадет в руки какого-нибудь военного деспота, который
низвергнет потерявшее свой авторитет народное представи-
тельство!”139
С большой долей документальной точности рисуется в про-
изведении Загуляева переворот 9—10 термидора, открывший
путь к власти контрреволюционной буржуазии. На бурном
заседании Конвента на Робеспьера обрушился поток обвине-
ний, раздались крики: ’’Долой тирана!” А как к этому отно-
сился Эжен? Казалось бы, он, ненавистник Робеспьера, должен
был удовлетвориться таким ходом дела, но нет. Эжен тогда
думал: ’’Минутами возмутительная несправедливость Конвен-
та совершенно изглаживала во мне чувство личной ненависти
к виновнику трагической гибели Сесилии Рено, и я негодовал
на собрание, пожертвовавшее столько постыдно самыми доб-
лестными своими членами... В эту минуту у меня являлось
какое-то лихорадочное желание принять участие в борьбе
155
против решения Конвента”. Итак, он сочувствовал Робеспье-
ру! Характерно, что в знак доброжелательного отношения
к Неподкупному автор привел такую реплику одного рабоче-
го: ”Я сам из тех мест, знаю, что это были за негодяи! Вор на
воре, разбойник на разбойнике! Максимилиан отлично сделал,
что отправил их на холодок. Другим наука”140.
По роману, в Робеспьера стрелял Эжен, а не жандарм Мерда,
как было в действительности. Но этот выстрел наш герой
и не мог себе простить: он признавался, что совершил этот акт
в ’’настоящем припадке безумия” —слепая месть подняла
руку ’’безумного юноши” на Робеспьера и этим изменила весь
ход европейской истории, дала возможность для ’’возникнове-
ния неслыханной диктатуры смелого корсиканца” и привела
в конечном счете к глубочайшей реакции.
Как же искупить вину, думал Эжен, как искупить содеян-
ное? В начале нашего повествования мы сказали, что Старо-
дубский вел затворнический образ жизни. Теперь откроем его
причину—это был приговор самому себе. ’’Возмездие,—при-
знавался в своей исповеди Стародубский,— которое бы я
заслужил, я налагаю сам на себя: добровольное одиночество—
такова будет моя участь до самой смерти”141.
Глава
МАГИСТЕРСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ
НИКОЛАЯ ИВАНОВИЧА КАРЕЕВА
Находившийся в Женеве Г. В. Плеханов 2 апреля 1893 г. обра-
тился к Ф. Энгельсу: ’’Дорогой учитель! Податель этого пись-
ма—Алексей Воден, молодой русский студент, один из наших
друзей, очень прилежный и очень способный... Отправляясь
в Лондон, он просил меня рекомендовать его Вам. Я делаю это
весьма охотно, так как убежден, что Вам будет интересно
встретиться с одним из лучших представителей нашей русской
молодежи”1.
По прибытии в Лондон А. М. Воден отправил письмо по на-
значению. Вскоре пришел ответ: Энгельс сообщал, что готов
принять у себя русского посланца ”в любой из ближайших
дней вечером”^. Несколько вечеров провел Воден у Энгельса.
В центре их бесед оказался вопрос о разногласиях между Пле-
хановым и народниками—представителями субъективной
социологии. В этой связи гость воспроизвел нелестные плеха-
новские отзывы о трудах историка Н. И. Кареева*. Тогда Эн-
гельс подвел Водена к одному из книжных шкафов, вынул
монографию Н. И. Кареева ’’Крестьяне и крестьянский вопрос
во Франции в последней четверти XVIII века”, изданную
в 1879 г. в Москве и полученную Марксом от автора. При этом
Энгельс сказал, что и Маркс, и он лично признали этот труд
очень добросовестным, ”eine bahnbrechende Leistung”**, и по-
советовал Водену и Плеханову ’’принять это к сведению,
какова бы ни была неясность почтенного историка в принци-
пиальных и даже методологических вопросах”3.
Фундаментальный труд русского ученого привлек серьез-
ное внимание Маркса. Действительно, получив труд Кареева,
Маркс писал М.М. Ковалевскому: ’’Сочинение г-на Кареева
превосходно*** (excellent). Только я не вполне разделяю его
*В книге "Наши разногласия” (1884 г.) Г. В. Плеханов, с одной сто-
роны, привлекал исследование Н. И.Кареева ’’Крестьяне и крестьянский
вопрос во Франции в последней четверти XVIII века” для доказательства
процесса разложения крестьянской общины, с другой—критиковал уче-
ного за субъективность (см.: Плеханов Г. В. Избр. философ, произведе-
ния. Т. 1. С. 254, 264). Особенно острой критике субъективные воззре-
ния Кареева подверглись в книге Плеханова ”К вопросу о развитии
монистического взгляда на историю” (там же. С. 547— 549, 617 и др.).
♦♦Пролагающим путь произведением (нем.).
♦*♦ Об этом же А. М. Воден писал Н. И. Карееву 5 декабря 1925 г.:
’’...в 1893 году Фридрих Энгельс говорил мне (у себя в Лондоне, где я
долго жил), что он считает Ваш труд по крестьянскому вопросу во Фран-
ции до революции исследованием, составившим эпоху (bahnbreckende
Leistung), и констатировал, что таково же было и мнение Маркса...” (Да-
157
взгляд на физиократов”4. По
свидетельству Ковалевского,
после смерти Маркса Энгельс
показывал ему тетради с выпи-
сками умершего друга, в том
числе и из книги Кареева. Сле-
ды изучения монографии оста-
лись на том экземпляре, кото-
рый принадлежал Марксу, а
теперь находится в Библиоте-
ке НМЛ при ЦК СЕПГ6. Со-
хранились выделения Марксом
на ряде страниц текстов, каса-
ющихся судьбы общинных
земель, которые крестьяне
вынуждены были сдавать в
аренду или продавать; содер-
жания деревенских наказов;
воззрений физиократов; фео-
дальных прав Людовика XVI,
владевшего почти пятой ча-
стью всех земель Франции,
и др.
Отметим еще один факт.
В 1889 г., ознакомившись
со статьями К. Каутского из
”Neue Zeit” ’’Классовые проти-
воречия в 1789 году”, Энгельс
высказал сожаление, что автор
не изучил ’’лучшую работу о крестьянах” Кареева6.
Все это говорит о том, что даже такие строгие критики,
как Маркс и Энгельс, высоко оценили значение труда русско-
го ученого о Великой французской революции. Это и понятно.
Историческая диссертация Н. И. Кареева ’’Крестьяне и кресть-
янский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века”—
подлинное научное исследование, выполненное на большом
круге источников, многие из которых не привлекли должного
внимания даже французских историков. Прозвучало новое
слово в историографии французской революции конца XVIII в.
С историей написания этого труда и его автором следует озна-
комиться подробнее.
КРЕСТЬЯНЕ
КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПР< ь
ВО ФВАНШИ
nor.I'fe ГНГ-Й четверти
XVIII ВЪНА.
Крестьяне и крестьянский
вопрос во Франции в последней
четверти XVIII века.
Историческая диссертация
Н. Кареева. М., 1879.
Титульный лист
1. До защиты. Занятия в архивах Парижа
Николай Иванович Кареев родился в Москве 24 ноября 1850 г.
После окончания 5-й московской гимназии он поступил в Мос-
лин В. М. Ф. Энгельс о книге Н. И. Кареева ’’Крестьяне и крестьянский
вопрос во Франции в последней четверти XVIII века” // Французский
ежегодник. 1970. М., 1972. С. 222—223).
158
ковский университет на исто-
рико-филологический факуль-
тет. Будучи студентом второго
курса, Кареев в 1870 г. позна-
комился с Владимиром Ивано-
вичем Герье— профессором
всеобщей истории, который
первым из университетских
преподавателей начал изуче-
ние Великой французской
революции. Эта тема целиком
захватила и Кареева, ставшего
учеником Герье.
Правда, между учителем
и учеником не было полного
согласия в оценке француз-
ских событий конца XVIII в.
’’Общий взгляд проф. Герье
на состояние общественного
мнения во Франции в 1789 г.,—
свидетельствовал Кареев,— от-
личается большим пессимиз-
мом. Рассмотрев очень под-
робно, как понимали составители наказов различные полити-
ческие вопросы эпохи, он приходит к следующему печальному
выводу: ”...с такими-то сбивчивыми представлениями о нации
и о правах нации составлялись наказы главных бальяжей и го-
родов Франции и выехали в Версаль депутаты для того, чтобы
устроить Францию””. Эта позиция Герье —взгляд либерала,
стремившегося в какой-то мере развенчать революционную
сущность Великой революции, доказать, что в различных сло-
ях французского общества идеи о народе и народовластии
отличались якобы ’’односторонностью, смутностью и проти-
воречивостью”? .
Кареев же был настроен более радикально. Он во многих
вопросах находился под влиянием произведений Д. И. Писаре-
ва, П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского. Стремился понять
причины активного участия французского народа в револю-
ции, выяснить подлинный характер его требований. Но разно-
гласия с Герье тогда еще ясно не проявились, Кареев с долж-
ным почтением относился к своему учителю. В 1873 г. он
закончил университет, написав кандидатское (дипломное)
сочинение по истории французского крестьянства^. Открыва-
лись возможности для научной работы.
Оставленный при университете для приготовления к про-
фессорскому званию, Кареев одновременно состоял учителем
истории в 3-й московской гимназии^. Но учебник истории
Беллярминова, по которому там шло преподавание, не мог
удовлетворить передового учителя. ’’Французская револю-
ция—вспоминал Кареев,—в нем была передана в трех-четырех
159
строках: безбожные-де французы, развращенные ложными
учениями, возмутились против своего благодушного короля
и низложили его, после чего чуть не тотчас же явился Наполе-
он”. С таким толкованием событий Кареев согласиться
не мог —он переменил учебник10. Но и новый учебник не да-
вал подлинного представления о Великой французской рево-
люции. В России ее история только начинала разрабатываться.
Среди тех, кто посвятил себя этой важнейшей теме, и был
Николай Иванович.
Кареев взялся за коренную проблему революции. ”В цент-
ре общественного внимания,—вспоминал он,— стоял в те годы
крестьянский вопрос, о котором так часто и так много гово-
рилось в ’’Отечественных записках”. Вот почему, кончая курс,
я выбрал темой своего кандидатского сочинения историю
крестьян во Франции”11. Предстояло дальнейшее исследование.
Посвятив себя изучению положения крестьян накануне Вели-
кой французской революции, Кареев поставил перед собой
задачу собрать наиболее достоверные источники, такие доку-
менты, которые исходили бы непосредственно от представите-
лей народа. Для этого и была предпринята научная команди-
ровка во Франции. Начались поиски в национальном архиве
страны. 11 ноября 1877 г. Кареев писал из Парижа своему
учителю В. И. Герье о занятиях над темой работы. Он сообщал,
что поставил себе целью выяснить, ”в каком положении нахо-
дился феодальный режим накануне 1789 года”, и что его
особенно интересуют требования крестьян.
Кареев стал исследовать наказы представителей третьего
сословия, но возникло затруднение: так как эти материалы
были сводные—они состояли из множества городских и сель-
ских наказов —и поскольку редакция их принадлежала глав-
ным образом буржуазии, то они были ’’слишком недостаточ-
ны для характеристики крестьянских требований, рисующих,
с одной стороны, положение сельского населения накануне
революции, с другой —указывающих на то, каких реформ оно
особенно добивалось”1^.
Дальнейшие поиски нужных источников привели к успеху.
Кареев обнаружил в ’’громадном сборнике Archiwes Parlamen-
taires” и в некоторых других изданиях ’’целую массу” кресть-
янских наказов, которые и стали предметом его тщательного
изучения. На этом его архивные изыскания не прекратились.
’’Продолжаю я теперь,—писал Кареев В.И. Герье,—все еще
работать в Национальных архивах и в настоящее время сижу
над документами-, относящимися до выборов 1789 года. Глав-
ная цель этой работы—розыски крестьянских Cahiers*, пока
не особенно успешные, но вместе с этим я пользуюсь и всеми
другими документами, насколько они освещают деревенские
отношения того времени”13.
Но не только во французских архивах обогащал свои
* Наказов (франц.).
160
познания молодой ученый. Его духовная жизнь оказалась зна-
чительно разнообразнее. Прибыв в Париж, Кареев познакомил-
ся с проживавшим там революционным эмигрантом, образо-
ваннейшим человеком П. Л. Лавровым. Вскоре они подружи-
лись. Начались обсуждения диссертационной темы, раздумья
над структурой исследования. Богатейшая библиотека русско-
го изгнанника была предоставлена в полное распоряжение
Николая Ивановича. У Лаврова Кареев познакомился с П. Кро-
поткиным и М. Ковалевским; они с большим интересом отнес-
лись к научным занятиям диссертанта. История французской
революции, роль в ней народных масс стали предметом все-
стороннего обсуждения14.
И все же, общаясь с Лавровым и его друзьями, нельзя
было погрузиться только в науку, изолироваться от общест-
венной жизни, от демократического окружения. Уже летом
1878 г. Кареев начал посещать лекции для молодежи, которые
читал Лавров по истории мысли. С большими предосторожно-
стями, опасаясь царских агентов, проник он и на банкет, уст-
роенный газетой ’’Egalite ” в годовщину казни Людовика XVI.
Сюжет-то был очень интересен молодому ученому — пришлось
рисковать. На банкете Лавров произнес речь на французском
языке. Но она, по воспоминаниям Кареева, ’’была слишком
учена и исторична для собравшейся на банкет рабочей демо-
кратии” 15.
Между тем наступило время готовиться к отъезду в Рос-
сию. Кончился срок научной командировки, которая позволи-
ла ученому собрать нужный для написания монографии мате-
риал, и Кареев вернулся на родину. Незадолго до этого он
писал Герье: ’’Вам, вероятно, уже пришлось прочесть второй
том Тэна, который мне очень не понравился. Я только дово-
лен, что Тэн не напал на мой материал архивный, хотя и близ-
ко около него ходил ”16.
Завершая свою диссертацию, Кареев вначале думал дать ей
заглавие ’’Французская революция и крестьянский вопрос”.
Но опытные люди выразили сомнения в возможности книги
под таким названием пройти цензурные препоны. А В. О. Клю-
чевский прямо спросил автора: ”А вы не боитесь, что вас обви-
нят в социализме?”17 Тогда Кареев решил издать магистер-
скую диссертацию под названием ’’Крестьяне и крестьянский
вопрос во Франции в последней четверти XVIII века”.
Начались напряженные дни подготовки к защите, послед-
ние уточнения концепции и отдельных формулировок, новые
знакомства с учеными. Кареев в Московском университете
сблизился с передовой академической молодежью, в центре
которой находился М. М. Ковалевский. В своих воспоминани-
ях Кареев свидетельствовал: ’’Мои новые знакомые, составив-
шие сплоченную компанию, были юристы или экономисты, что
соответствовало моему цовому научному интересу к социаль-
ной истории, развившемуся на тему о французском крестьян-
стве. Политическое их направление, более либеральное, чем
6-737
161
у старой профессуры,—конституционализм, дополненный со-
циальным реформаторством,— более соответствовало и моему
общественному настроению, и моим политическим идеям,
не бывшим, впрочем, особенно отчетливыми”18.
По справедливому наблюдению Б. Г. Вебера, эта группа
молодых ученых представляла собой ’’новую фазу в развитии
русского либерализма” и отличалась от своих предшественни-
ков (К. Д. Кавелина, Б. Н. Чичерина, В. И. Герье) более ради-
кальным образом мышления, своими конституционно-рефор-
маторскими идеями19.
2. Первая написанная в России книга
о французской революции
В конце 1878 г. диссертация Н. И. Кареева на степень магистра
всеобщей истории была издана. Это была фундаментальная
монография в 40 печатных листов с обширным библиографи-
ческим указателем, с приложением документов, извлеченных
из Национального архива Франции.
Один из первых экземпляров книги был отправлен в Па-
Йиж. 26 декабря 1878 г. (7 января 1879 г.) его получил
[. Л. Лавров*. На другой день он писал Карееву: ”Я уже вчера
ночью разрезал и перелистал ее, находя там бездну интересно-
го, но, конечно, не прочел еще ее, что, впрочем, не замедлю.
Это будет крупный вклад в нашу' литературу по одному из
важнейших периодов европейской истории. Вы знаете, как
специально для меня интересны именно эти исследования”20.
Дальнейшее изучение показало Петру Лавровичу всю цен-
ность труда, заслуживавшего перевода на французский язык,
о чем он и сообщил автору; но это осуществилось только
через двадцать лет. А пока Лавров рекомендовал Карееву сде-
лать на французском языке краткий реферат монографии
и послать его крупнейшему историку Фюстель де Куланжу.
Кареев последовал совету. Получив этот текст, Фюстель де
Куланж тут же опубликовал его в трудах Академии мораль-
ных и политических наук, и имя молодого русского ученого
стало известно среди французских историков**.
* Отношения П. Л. Лаврова с Кареевым не ограничивались сугубо
научными интересами. Лавров делился с ним своими личными пережи-
ваниями, информировал о своих взглядах на ход общественной жизни
России, оповещал о судьбе известного революционера Германа Лопатина.
’•В этой связи важное наблюдение сделал советский историк В.П.Бу-
зескул: ”Во Франвди труд Н. И. Кареева был оценен по достоинству.
Знавший русский язык Альфред Мори, тогдашний директор Националь-
ных архивов, ознакомил французскую публику с книгой Н. И. Кареева,
посвятив ей целую большую статью в ’’Journal des Savante” (1880, VII—
IX), в которой говорил, что Н. И. Кареев хотел выяснить вопрос, кото-
рый до тех пор недостаточно исследовался. То, чего французы не сдела-
ли, он, русский, не побоялся попытаться сделать. Фюстель де Куланж,
отмечая, что книга Н. И. Кареева написана по подлинным и многочислен-
ным источникам, признал, что она бросает новый, большой свет на пред-
162
Мнение Лаврова было весьма ценно для Кареева. Но все же
судьба защиты диссертации решилась не в Париже, а в Москве.
С чем же предстояло выступить молодому ученому? Какой
труд был представлен им членам университетского ученого
совета и оппонентам?
Содержание исследования Кареева раскрывалось в восьми
главах. В предисловии автор определил задачи труда: ’’Пред-
ставить результаты старого порядка непосредственно перед
самым его падением”; выяснить характер и особенности кре-
стьянского вопроса, возникшего в середине XVIII в., и, нако-
нец, изучить ’’коренной переворот в истории крестьянства”,
происшедший в канун и в процессе революции 1789 г.21
Следует иметь в виду, что формирование исторических
взглядов Кареева шло путем преодоления концепции А. Ток-
виля. ’Терье,—вспоминал Николай Иванович,—научил нас
понимать и ценить ’’Старый порядок и революцию””*. Одной
из центральных идей этой книги Токвиля было утверждение,
что, если бы революция не произошла, старый общественный
порядок все равно бы пал, постепенно разрушился. Против
этого укоренившегося взгляда выступал в своей диссертации
Кареев. ”Я предпринял эту работу,—писал он,—особенно
в виду утверждения некоторых писателей, будто бы феодаль-
ный порядок перед 1789 г. находился в упадке, будто установ-
ленные им повинности были более номинальные, чем действи-
тельные, будто бы, наконец, уничтожение феодального режима
могло совершиться само собою, так сказать, незаметно”22.
Изучив феодальные трактаты XVIII в., т. е. сочинения юри-
стов, крестьянские наказы и жалобы, ученый доказал, что
в конце XVIII в. не было признаков, предвещавших скорое
исчезновение феодальных отношений. Больше того, ’’сеньоры
не только не выпускали из рук старых феодальных прав, но
еще устанавливали новые”23. Дело в том, что хотя крестьяне
в своей массе были свободны от юридической власти сеньо-
ров, но между ними продолжали существовать сложные отно-
шения ”по земле”, которой владели или пользовались крестья-
не. Кроме того, крестьянам приходилось иметь дело и с други-
ми общественными классами Франции.
Важно наблюдение диссертанта и о том, что уже накануне
вступления на престол Людовика XVI совершился крупный
экономический переворот: ’’Былые отношения массы к земле
изменяются в том смысле, что все резче и резче начинают
обозначаться два класса среди крестьян”. Все это и заставило
мет и французы могут многому научиться из этого исследования. В жур-
нале ”La philosophie positive” (1880. Mars—avril) отмечалось, что наряду
с редкой эрудицией удачное распределение материала книги Н. И. Каре-
ева, добросовестность и беспристрастие поистине научные. В 1899 г.
монография эта появилась во французском переводе... (Бузескул В. П.
Всеобщая история и ее представители в России в XIX и начале XX века //
Труды комиссии по истории знаний, ч. I. Л., 1929. С. 157 —158).
* Имеется в виду труд А. Токвиля, изданный в Париже в 1856 г.
163
Кареева рассмотреть аграрные и социальные отношения, опре-
делявшие ’’положение крестьян как земледельческого
сословия” (выделено Кареевым—Б. И.)24.
При этом диссертант показал, что помимо феодального
гнета французские крестьяне в XVIII в. подвергались эксплуа-
тации со стороны буржуазии. Он специально изучил взаимоот-
ношения города и деревни, буржуазии и народа, самостоятель-
ных хозяев из крестьян и батраков. Кареев отметил, что бЬль-
шая часть земель крупных феодалов в тот период станови-
лась достоянием преуспевающих финансистов. Если же ’’бур-
жуа не находил себе продажного имения или не имел достаточ-
но средств для такой покупки, он мог взять в аренду феод
и на откуп все сеньориальные права, с ним соединенные, что,
конечно, связывало буржуа с сеньором и делало интересы их
солидарными”2б.
Изучение памятников XVIII в. убедило Кареева и в том,
что представление историков ”о французском крестьянстве
как об однородной массе ошибочно: необходимо, напротив,
иметь в виду существование в крестьянстве отдельных клас-
совое. в диссертации раскрывается картина бедственного
положения крестьян, упадка земледелия, безработицы и голо-
да, нищенства и переселения крестьян в города, роста народ-
ных выступлений. Так обострялся во Франции того времени
крестьянский вопрос. Общество и правительство начинали
понимать необходимость улучшения жизни податного населе-
ния, искоренения нищенства, поднятия уровня земледелия.
Появились проекты реформ, получила распространение бро-
шюрная литература, содержавшая планы реорганизации
страны.
Одна из центральных глав (седьмая) диссертации была
посвящена выборам в Генеральные штаты и анализу наказов
избирателей. Тут особенно проявилось значение Cahiers, оби-
лие которых было обнаружено Кареевым в национальных
архивах Франции. Ценность этого источника велика: с его
помощью раскрываются требования, желания, настроения
задавленного и угнетенного крестьянства. В главе показыва-
ется, как происходила борьба дворянства и буржуазии за вли-
яние на сельских избирателей. ’’Таким образом, мы видим,—
писал Кареев,—как разделились между собою сословия во
время выборов 1789 г. и как, предлагая крестьянам руку
помощи против других классов общества, каждое сословие
на самом деле в крестьянах искало союзников, которых
можно было бы эксплуатировать в своих интересах”27.
В ходе развития революции на первый план был выдвинут
вопрос об уничтожении феодального режима, чего прежде
всего требовало третье сословие, в то время как дворянство
выступило противником такого решения. Накануне выборов
в Генеральные штаты и в последующее время началось силь-
ное брожение среди крестьянства, поднялась волна народного
протеста. Понятно, что историк не мог оставить все это без
164
внимания, без анализа столь важного социального движения.
Традиционно утверждалось, что Великая французская ре-
волюция начиналась в верхах общества и потом постепенно
втягивала в движение народ. Кареев отказался от такого
взгляда, показав всю сложность революционного процесса.
Он убедительно прояснил, что недовольство крестьян накапли-
валось веками, выливалось в стихийные бунты, вспыхивавшие
в различных районах Франции. Все это сказалось в конце
XVIII в. Признав, что после взятия Бастилии крестьянские
возмущения действительно усилились, Кареев наряду с этим
отметил, что ’’целые сотни бунтов против косвенных налогов
разразились в провинциях за два месяца до 14 июля”. Эти вол-
нения, вызванные ’’нищетой и голодом”, имели антифеодаль-
ный характер, так как ’’между крестьянами и сеньорами суще-
ствовали вечные процессы из-за общинных земель, феодаль-
ных повинностей и т.д.”. Во время выборов в Генеральные
штаты указанные противоречия еще сильнее обострились и
привели к небывалому подъему народного движения. Такой
ход исторических событий позволил Карееву высказать весь-
ма радикальную идею: ’’Как бы то ни было, сам народ напом-
нил Национальному Собранию о своих просьбах, и знаменитое
ноздое заседание 4 августа, когда в принципе был отменен
феодальный порядок, было естественным следствием кресть-
янских восстаний”28.
Столь смелое утверждение молодого ученого, высказанное
под влиянием изученных им материалов и в определенной
мере навеянное историей вековой борьбы русского крестьян-
ства, воззрениями революционных демократов, представляет-
ся симптоматичным. Можно согласиться с Б. Г. Вебером, что
на такой крен ’’влево в теоретической области были еще в 70-х
годах способны наиболее впечатлительные и отзывчивые в об-
щественном отношении молодые представители левого крыла
тогдашнего русского либерализма в обстановке мощного
и высокого демократического подъема”29.
Монография Кареева завершается главой, в которой рас-
сматривается время (1789—1793) решения крестьянского
вопроса, эпоха отмены феодальных прав и победы буржуаз-
ных отношений. Анализ многочисленных документов убедил
исследователя в том, что во Франции происходила смена поня-
тий: термин "крестьяне как особый класс людей с известны-
ми социальными интересами" заменялся новым термином—
"граждане государства с известным политическим устройст-
вом”. Феодальный порядок переставал существовать. Появи-
лись новые отношения людей, новый строй жизни, выгодный
тем, кто захватил в руки власть. Теперь о крестьянах вспоми-
нали только тогда, когда возникала потребность пожаловать-
ся ”на конкуренцию, которую делала мелкая собственность
крупной”8®.
Казалось бы, обильный документальный материал, понима-
ние классовых противоречий, сложившихся во французской
165
деревне, давали возможность автору сделать вывод об истори-
ческой закономерности, неизбежности революции. Но мы
должны иметь в виду, что Кареев не только испытывал влия-
ние революционно-демократических идей, но и находился
в русле либеральной идеологии, был учеником профессора
В. И. Герье—последовательного идеалиста в истории. Это и
определило некоторую противоречивость концепции молодо-
го ученого.
Признавая феодальный характер королевской власти Бур-
бонов, Кареев наряду с этим пришел к такому выводу: ’’Коро-
ли были носителями государственного начала, и правительство
их, одной рукою поддерживавшее общественное неравенство
в силу старой традиции, другою рукою должно было тому же
народу предъявлять требования современного государства.
Смотреть на королевскую власть как на гарантию злоупотреб-
лений, как на орудие в руках привилегированных слишком
односторонне: это значило бы патологические симптомы при-
нять за нормальное отправление органа”31.
Дальнейшее рассуждение еще больше подтверждает выска-
занную тенденцию автора. Досконально зная историю разло-
жения, морального падения режима, неограниченный произвол
французских королей, Кареев стремился доказать прямо про-
тивоположное: ’’Нормальной функцией королевской власти
было блюсти и внутри и вне страны интересы государства,
заботиться о его силе и могуществе, о развитии национального
богатства, и если требования государственной необходимости
в этом отношении встречались народом недружелюбно, то
виноваты в том не солидарность правительства с привилегиро-
ванными и не употребление им произвольных мер, а то, как
понимались требования государства”^.
Такова сущность диссертации Н. И. Кареева, представлен-
ной к защите на степень магистра всеобщей истории.
3. Диспут
Диспут состоялся в Московском университете 21 марта 1879 г.
Актовый зал был переполнен. Наиболее полную информацию
о защите диссертации мы находим в журнале ’’Критическое
обозрение”*, одним из редакторов которого был М. М. Кова-
левский. О диспуте писали и другие органы печати. ’’Москов-
ские ведомости”, например, отметили, что ”в предварительной
речи г. Кареев высказал мысль, что прежде в исторических
исследованиях народной жизни обращали внимание преимуще-
ственно на культурный слой народа, в котором зарождались
* Редакция этого журнала сообщила, что вместо краткого отчета
о диспуте Кареева она ’’нашла более целесообразным просить гт. оппо-
нентов доставить ей краткое изложение возражений, сделанных ими на
диспуте, и затем составила из доставленных ей материалов сводную кри-
тическую статью” (Критическое обозрение. 1879. № 9.1 мая. С. 17).
166
великие творения человеческого духа. Новое же направление,
явившееся только в нашем веке, обратило внимание на скры-
вавшуюся за культурным слоем темную народную массу,
в жизни которой открыло великое постепенное движение впе-
ред...”. Сказал Кареев и о том, что важно изучить прошлую
жизнь других народов, воспользоваться историческими урока-
ми, ’’тем более что в России 90% населения занимается земле-
делием и живет вне городов ”33.
В печати сообщалось, что диспутант определил цель своего
исследования и познакомил аудиторию с основным содержа-
нием диссертации.
Первым из официальных оппонентов выступил профессор
В. И. Герье. Учитель был строг. Он начал свои возражения
с такой аналогии: ”О всяком новом здании зрители судят по
фасаду, по наружным украшениям... Но те из них, кто ближе
знаком со строительным делом, прежде всего осматривают
фундамент и стены здания, материал... Подобно этому, и отно-
сительно книг научного содержания, особенно же диссертаций,
критика должна прежде всего обратить внимание на то, каким
образом и каким способом автор пользовался своим материа-
лом” 34.
По мнению оппонента, диссертант не всегда относился
к своему материалу с ’’тщательностью и точностью”. В. И. Ге-
рье упрекнул автора исследования, в частности, за то, что тот
неправильно критиковал историка Рихтера, который в своем
труде ’’Государственное и общественное право французской
революции”, как и Кареев, указывал на существенное разделе-
ние третьего сословия по ’’классам и интересам”. Было сдела-
но и много других конкретных замечаний, указано на то, что
в работе, посвященной крестьянству, не уделено должного
внимания агрономической науке, несправедливо оценен труд
Артура Юнга и т. д.35
Значительно меньше возражений было у второго оппонен-
та-преподавателя университета П. Г. Виноградова, который
высоко оценил диссертацию, признав ее замечательной ’’как
по значительности положенного на нее труда и массе сообщае-
мых сведений, так и по искусной группировке богатого мате-
риал а” 36. Было высказано лишь несколько частных замеча-
ний, касавшихся природы ценза, характера освобождения кре-
стьян от крепостничества, оценки публицистов XVIII в.
Неофициальным оппонентом выступил доцент юридиче-
ского факультета М. М. Ковалевский. Молодой ученый выра-
зил удивление, что никто из официальных оппонентов не оце-
нил по достоинству вторую часть диссертации. ’’Последняя,—
заявил он,— как заключающая в себе много ценных и до сих
пор неизвестных историкам фактов, составляет несомненный
вклад в историческую науку”37.
Наряду с этим Ковалевский не согласился с Кареевым
в том, что короли Франции—от Франциска I до Людови-
ка XIV—’’начали поощрять сеньоров в узурпации общинных
167
H. И. Кареев
земель”. В действительности,
по мнению оппонента, было
не так: ’’Если бы г.Кареев
был знаком с перепиской ин-
тендантов конца XVII в. и
первой четверти XVIII в.,
перепиской, хранящейся до-
селе в центральном архиве
в Париже, то он несомненно
пришел бы к совершенно
обратному заключению. Он
увидел бы из нее, что прави-
тельство Людовика XIV-го
в интересах фискальных, в
интересах обеспечения свое-
временного поступления
налогов в казну заботилось
об удержании общинных зе-
мель в руках крестьян”38.
Далее Ковалевский вы-
сказал сожаление по пово-
ду того, что Кареев не изу-
чил ряд монографий француз-
ских авторов, в которых
доказывалось, что мелкая
собственность задолго до революции постепенно стала усту-
пать место крупной собственности.
Диссертант подробно ответил своим оппонентам. Ряд заме-
чаний он принял, другие отверг, в некоторых случаях уточнил
свои позиции. Кареев закончил выступление благодарностью
Ковалевскому, отметив, что данные ряда работ французских
авторов могли бы еще сильнее подтвердить его точку зрения:
”Я мог бы этими интересными данными еще лучше осветить
процесс обезземеления крестьян, совершившийся, по моему
мнению, во Франции XVIII в.”39.
По сути дела защита магистерской диссертации Кареева
превратилась в публичный диспут о назревании и причинах
Великой французской революции. В условиях демократиче-
ского подъема, который на рубеже 70—80-х годов XIX в.
переживала Россия, это было крупным событием. ’’Публи-
ки,—вспоминал Кареев,—собралось великое множество,
встретили и проводили меня рукоплесканиями, но мой учи-
тель (В.И. Герье —Б. И.) в роли платного оппонента был очень
немилостив, что и мои реплики делало запальчивыми, конеч-
но, отнюдь не смягчавшими оппонента. Раза два-три мне апло-
дировали”^.
При подготовке к магистерской защите, следя за появле-
нием новых работ по интересующей его теме, Кареев обратил
внимание на вышедшую в 1878 г. в Париже книгу провинци-
ального архивиста Альберта Бабо ’’История деревни при Ста-
168
ром порядке”. Эта тема была очень близка Николаю Иванови-
чу, поэтому он и решил выступить с пространной рецензией
на страницах журнала ’’Критическое обозрение”. Похвалив
французского историка за эрудицию и обильное привлечение
архивного материала, Кареев высказал сожаление, что все это
не помогло Бабо ’’видеть вещи в истинном свете”. По мнению
французского автора, жизнь крестьян накануне революции
не была такой уж тяжелой: крестьяне ’’везде поют и танцуют”,
сеньоры их угощают. Сельское население проявило в войнах
свой патриотизм. Больше того, крестьяне ’’были совершенно
подготовлены для политической свободы, эпоха которой
должна была начаться с 1789 г.”41.
Познакомив русских читателей с такой сельской идиллией,
нарисованной автором рецензируемой книги, Кареев далее
писал: ’’После такой картины спрашиваешь невольно самого
себя: если все было так хорошо, то отчего вспыхнула револю-
ция? если крестьяне по своим добродетелям годились в герои
романов сентиментального направления, то откуда могла воз-
никнуть ’’жакерия”, начавшаяся в 1789 г. и едва окончившая-
ся в 1794 г.? если, наконец, масса была подготовлена старой
монархией к пользованию политическими правами, то почему
во Франции люди, желавшие свободного правления, не нашли
поддержки в массе? Автор ответа на это не дает. Читая вообще
книгу А. Бабо, на основании которой возможно было нарисо-
вать такую картину, приходишь даже к мысли, что наш автор,
вероятно, из тех людей, которые не признают спасения вне
Бурбонов...”42
Обратил свое внимание рецензент и на другое обстоятель-
ство. Обычно крестьянским вопросом интересовались глав-
ным образом с ’’точек зрения юридической и административ-
ной”. Экономическая жизнь деревни изучалась куда меньше.
Между тем опубликованные и рукописные источники застави-
ли Кареева ’’обратить внимание на этот экономический про-
цесс, который совершался во Франции перед революцией”,
процесс, сводившийся, как старался доказать исследователь
в своем сочинении, ”к обезземелению крестьян и разделению
их на два класса, класс самостоятельных хозяев (laboureurs)
и батраков (manoeuvres), работающих по найму”43.
Но не только Кареев выступал в качестве рецензента, от-
стаивавшего принципы своей магистерской диссертации.
И само это крупное исследование получило отклики в рос-
сийской периодике.
4. Отклики в печати
В 1879 г. в демократических журналах появились рецензии
на книгу Н. Кареева ’’Крестьяне и крестьянский вопрос во
Франции в последней четверти XVIII века”44. В них содержал-
ся подробный анализ этой работы, приводились большие
169
выдержки из ее текста. Диссертация русского ученого высоко
оценивалась.
Обстоятельно рассмотрев книгу Кареева, рецензент журна-
ла ’’Дело” пришел к актуальному и злободневному выводу:
’’Крестьянский вопрос неудержимо выходил на сцену исто-
рии”45.
Сущность крестьянского вопроса во Франции еще более
обстоятельно рассматривалась в ’’Отечественных записках”.
Автор рецензии на книгу Н. Кареева обращался к ее тексту,
раскрывавшему своеобразие положения третьего сословия:
”Не довольствуясь наложением новых повинностей на земли
и лишением крестьян общинной собственности, не довольст-
вуясь сохранением разных выгодных для себя прав, не выте-
кающих из аграрных отношений, феодальная аристократия
и духовенство сваливают на третье сословие всю тяжесть
государственных долгов”. В рецензии обращалось внимание
на то, что исследование Кареева убедительно показывает, что
до революции 1789 г. крестьянский вопрос в ’’полном своем
объеме и значении” не ставился. Даже тогда, когда революция
началась, крестьянский вопрос не был поставлен во всей его
полноте. Правда, народные массы нанесли решительный удар
по ’’феодальным правам аристократии”, но те неблагоприят-
ные для крестьян обстоятельства, ’’которые поддерживались
интересами буржуазии, остались нетронутыми”48.
Рецензия из ’’Отечественных записок”, посвященная акту-
альной проблеме, отражала настроения широкого круга демо-
кратических читателей. Суть дела состояла не столько в оцен-
ке профессионального уровня исследования, сколько в злобо-
дневности вопроса, рассматриваемого в монографии. Позднее
Н.И.Кареев вспоминал: ”Я не знаю, кто был автором рецен-
зии, но для меня не подлежит сомнению, что он более чувство-
вал радость своего настроения с настроением автора... чем
входил в рассмотрение научной стороны книги”. Далее мемуа-
рист свидетельствовал, что интерес к социальной истории, и
особенно к истории крестьянства, был ’’сильно поддержан
общим ’’народническим” направлением ’’Отечественных запи-
сок””47.
Своеобразный отклик работа Кареева получила на страни-
цах журнала ’’Вестник Европы”. Автор литературного обозре-
ния отметил, что в этой книге рассматривается крестьянский
вопрос во Франции, непосредственно же о его истории в Рос-
сии в ней не говорится. ”Но,—писал далее рецензент,—анало-
гия между обоими предметами часто так велика, что бросает-
ся в глаза сама собою. Мы далеки от мысли, чтобы каждый
ученый труд должен был иметь публицистическую подкладку
или давать материал для практических выводов; но если этот
элемент входит в состав книги, нисколько не умаляя ее науч-
ного достоинства, то значение ее, по крайней мере для боль-
шинства читателей, увеличивается несомненно”48.
По мнению рецензента либерального журнала, крестьян-
170
ский вопрос настолько близок читателям, что ’’относиться
хладнокровно и равнодушно к его прошедшему даже у других
народов почти немыслимо”. При этом, писал он, если историк
Тэн ”с жаром” винил французских крестьян за их активную
борьбу, то Кареев ’’поступил как нельзя более правильно,
воздержавшись от подобных обвинений”. На основании этого
обозреватель ’’Вестника Европы” пришел к выводу: ”На
чьей стороне симпатии г. Кареева— это ясно из всего сказанно-
го нами до сих пор; но это не мешает ему оставаться верным
строго исторической точке зрения и стремиться к объяснению
фактов, а не к произнесению оправдательных или обвинитель-
ных приговоров”49.
Вполне вероятно, что в условиях революционной ситуации
в России в конце 70-х—начале 80-х годов XIX в. книга Каре-
ева способствовала усилению интереса публицистов к фран-
цузскому крестьянству. Показательна в этой связи статья
в. журнале ’’Дело” под названием ’’Французское село в конце
XVIII века”. Ее автор, идя, как нам думается, по следам Каре-
ева, рассказывал, что при Людовике XV происходило расслое-
ние крестьян на кулаков и ’’безземельных батраков, отяго-
щенных непосильными налогами и поборами”. Целые села
вынуждены были влачить самое жалкое существование, голо-
дать, нищенствовать. Это произошло в результате истощения
почвы, упадка производительных сил, общей бедности кресть-
янского населения. Такое состояние, писал автор статьи, выз-
вало тревогу у министра финансов Тюрго, заявившего в од-
ном из своих отчетов: ’’Общее недовольство поднимается
снизу; оно растет быстро и прогрессивно, так что еще несколь-
ко лет такого состояния—и успокоение масс сделается невоз-
можным... Упорство, с которым господствующие классы дер-
жатся своих старых, традиционных привилегий, только раздра-
жает народ, и негодование его, веками накопившееся, может
окончиться общим взрывом”50.
Монография Кареева о крестьянах в эпоху Великой фран-
цузской революции меньше всего была предназначена для рас-
пространения в революционном подполье России. И все же
злободневность темы, богатый фактический материал, объек-
тивность автора привлекли к ней интерес наиболее теоретиче-
ски подготовленных революционеров. Приведем некоторые
свидетельства. 20 марта 1880 г. находившийся в Петропавлов-
ской крепости народоволец С. Г. Ширяев рекомендовал своей
жене, проживавшей под гласным надзором полиции в Уфе,
прочесть наряду с другими книгами ’’Кареева—диссертацию
о положении французских крестьян в конце XVIII века”51.
В программе для занятий с рабочими, распространявшейся
в 1886 г. в Петербурге, среди книг по истории французской
революции значилось и исследование Н. И. Кареева ’’Крестьяне
и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти
XVIII века”52.
Диссертационная работа Кареева понадобилась и первым
171
русским марксистам. В 1895 г. В. И. Засулич из Лондона
писала Г. В. Плеханову: ’’Нет ли у вас хоть Кареева о француз-
ских крестьянах? В Музее нет... А непременно мне нужно!
Всего больше нужно знать, насколько они еще были крепост-
ными накануне революции. У Тэна—о беспорядках, голоде,
но не об их положении” 53.
Завершая очерк о Н. И. Карееве, хотелось бы высказать
еще одно наблюдение. Напомним: магистерская диссертация
русского ученого—весьма ценное, глубоко аргументирован-
ное исследование, вызвавшее большой заслуженный резонанс
и в России, и за ее пределами. И все же конкретность темы,
сугубо академическая манера изложения ограничивали круг
читателей, интересовавшихся французской революцией во
всем ее многообразии, во всех проявлениях социального дви-
жения, во всем том, что произошло во Франции в конце
XVIII в. Читателю хотелось знать и о деятелях революции,
и о ее врагах, и о королевском окружении, и о духовной
жизни в стране, и о многом другом...
Обо всем этом можно было прочесть в книгах Ипполита
Тэна.
Пава
РОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
И КНИГИ ИППОЛИТА ТЭНА
О ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
КОНЦА XVIII в.
1. Первое знакомство
Имя крупного французского литературоведа, философа и ис-
торика (с 1878 г —академика) Ипполита Тэна (1828—1893)
стало известно среди образованных людей России в 1860-х
годах.
Одна из первых русских публикаций ученого появилась
в журнале ’’Время”, издававшемся в 1861—1863 гг. братьями
М. М. и Ф. М. Достоевскими. Мы имеем в виду статью Тэна
’’Литература и нравы Англии в XVIII столетии”. Рассматривая
английскую литературу эпохи Великой французской револю-
ции, автор уделил особое внимание Эдмунду Борку (1730 —
1797), выступившему против революционной Франции. Такое
отношение к событиям 1789 г., по всей видимости, разделял и
Тэн, назвавший Борка ’’самым умным человеком” своего
времени и охотно цитировавший его произведения.
По свидетельству Тэна, Борк пришел в негодование при
мысли о ’’трагическом фарсе”, происшедшем во Франции,
и не допускал возможности, что эта ’’французская зараза”
проникнет в Англию: ’’Одна мысль установить новое прави-
тельство наполняет нас ужасом”. Французский ученый согла-
сился и с таким утверждением Борка: ’’Нас пугает это систе-
матическое уравнение, которое, расстраивая гражданское
общество, ставит во главе правления адвокатов-ябедников,
ростовщиков, руководимых бесстыдными женщинами, содер-
жателей гостиниц, клерков, лавочников, парикмахеров и тан-
цовщиков и которое кончит тем, что если монархия опять
водворится во Франции, то оно подчинит нацию самому отъ-
явленному произволу”!. Эта мысль, высказанная в 1790 г.,
оценивалась Тэном как глубокое предвидение.
Отметим, что в 1860-х годах интерес Тэна к Великой
французской революции был чисто эпизодическим. В центре
его творчества находились тогда проблемы искусства и литера-
туроведения, что и отразилось в российской публицистике.
Достаточно широко с исследованиями Тэна знакомил
’’Заграничный вестник”, фактическим руководителем которо-
го был П. Л. Лавров. В 1864 г. в журнале появились публика-
ции: ’’Шекспир. (По Тэну) ’’Лорд Байрон. (По Тэну)
”Тэн и Англия”2. В 1865 г. журнал представил на суд читате-
173
лей еще одну статью Тэна—
’’Философия искусства. (Лек-
ции, читанные в школе изящ-
ных искусств)”3. Потом в
России были изданы лекции
ученого об искусстве Греции,
Италии и Нидерландов. Успе-
хом у русского читагеля
пользовался перевод исследо-
вания Тэна ’’Новейшая анг-
лийская литература в совре-
менных ее представителях”
(СПб., 1876) и другие произ-
ведения.
Передовые люди России
знакомились с Тэном и непо-
средственно во время загра-
ничных поездок. Так, писа-
тель П. Д. Боборыкин в кон-
це 1860-х годов слушал в Па-
H. Тэн. С портрета Л. Бонна риже лекции французского
ученого, которые произвели
на него глубокое впечатление. ’’Для меня же три курса Тэна,—
свидетельствовал Боборыкин,— сделались великолепными
’’пропилеями” ко входу в мир искусства и не только повыси-
ли уровень моего понимания, но и дали гораздо более прочные
основы в вопросах творчества и художественного мастер-
ства”4 .
Но Тэн был популярен не только своими трудами по лите-
ратуроведению и искусству—ученый занимался и проблемами
психических явлений. В 1871 г. в ’’Отечественных записках”
(№ 3) появился обширный разбор произведения Тэна ”De
L’intelligence” (Paris, 1870), принадлежавший перу П. Л. Лавро-
ва. В разборе отмечалось, что уже первыми своими трудами
Тэн обратил на себя внимание ’’читающего мира во Франции
и в Европе”, встретив ’’хвалителей и порицателей”. Что же
касается рассматриваемого труда ученого, то, произведя под-
робный критический анализ, Лавров пришел к выводу, что
книга Тэна ’’есть хорошее приобретение в науке психических
явлений, несмотря на недостаток определенности философ-
ского взгляда и на некоторые странности, происходящие от
3TopQ недостатка”5.
\ При подведении краткого итога литературной деятельно-
сти Тэна явно обозначаются два периода. В первой половине
своего творчества (1855—1870) ученый выступал философом,
теоретиком искусств, литературоведом, психологом. Но
с 1871 г. и до конца дней своих Тэн предстал историком Вели-
кой французской революции, ее истоков и последствий^Чем
же объясняется такая трансформация? Дело в том, что [Париж-
ская коммуна 1871 г. превратила Тэна из мирного вольно-
174
думца в ’’воинствующего
консерватора”, из человека,
чу ждав шего ся политики,
в политического бойца, про-
тивника революционных пре-
образованийб.
гТэн посвятил себя работе
над историей Франции начи-
ная с эпохи французской ре-
волюции конца XVIII в. Пер-
вый том задуманного им
труда появился в 1875 г. под
заглавием ’’Старый порядок”.
Вначале ученый полагал, что
все исследование составит
этот и еще два тома: вто-
рой—о революции, третий—
о современной ему Франции.
Но история революции не
11 РОИ ГХОЖД ЕН 1Е
ОЫЦК’ТНКННАГО стнш
СОВРЕМЕННОЙ ФРИ1Ц1Н
И плалнта
вместилась в один том—
вышло три книги под общим
заглавием ’’Революция” и
с подзаголовками ’’Анархия”
(1878 г.), ’’Якобинское заво-
евание” (1881 г.) и ’’Револю-
ционно е правительство ”
(1884 г.). Третья часть, по-
Происхождение общественного
строя современной Франции
Ипполита Тэна.
СПб., 1880. Титульный лист
священная Франции XIX в., осталась незаконченной: при
жизни автора был издан только первый том —о Наполеоне
(1891 rjJ
Образованный российский читатель с вниманием отнесся
к появлению книг о Великой французской революции, принад-
лежавших перу известного исследователя. Далеко не все, как
мы увидим, соглашались с концепцией автора, но высоко
ценили форму подачи материала, яркость изложения, доку-
ментальность и образность языка.
2. ”...Что за прелесть
при возмутительности точки зрения”
(П. Л. Лавров)
Йервым, кто решил познакомить русского читателя с трудом
Тэна о Великой французской революции, был Иван Сергеевич
Тургенев. В начале 1870-х годов в Париже писатель встречался
с ученый у Флобера. С тех пор они поддерживали отношения,
делили^ творческими планами. Как только Тургенев узнал,
что Тэн заканчивает работу над первой частью своего труда, он
обратился к редактору журнала ’’Вестник Европы” М. М. Ста-
сюлевичу с предложением опубликовать ’’Старый порядок”.
175
И. С. Тургенев.
Фотография 1860-х годов
При этом Иван Сергеевич
заметил: ’’Вам известно, что
Тэн не революционер—и пе-
реводить его не в пример
легче. Зато он желал бы цену
побольше—а именно 200 фр.
за лист”. О гонораре в конце
концов договорились. Тэн
дал согласие выслать ру-
копись в Петербург, но воз-
никло непреодолимое пре-
пятствие—французский изда-
тель труда Тэна Ашетт
воспротивился такой публи-
кации в России7.
И вот во Франции книга
Тэна вышла. Тургенев полу-
чил ее экземпляр от автора,
прочел и высоко оценил. Об
этом—в письме автору от
8(20) января 1876 г.: ’’Мой
дорогой Тэн (вы разрешите
пропустить ’’господин”, не
правда ли?), я воспользовал-
ся вынужденным бездейст-
вием из-за припадка подагры,
чтобы прочитать вашу книгу,
и прошу вас принять мои
самые искренние поздравления. Это произведение мастера, из
которого даже те, кто на него нападал, будут черпать полными
руками. Вы создали нечто такое, что не умрет и будет полез-
но—а это ведь всегда сочетается одно с другим. Если смогу
выйти во вторник, приду пожать вам руку и основательно
побеседовать”^.
Итак, Тургеневу ’’Старый порядок” очень пойравился, и
он стал усиленно популяризировать книгу среди своих знако-
мых. ’’Приобретите себе непременно книгу Тэна ”L’ Ancien
Regime” —и прочтите: замечательнейшая вещь!”—писал Иван
Сергеевич в начале января 1876 г. П.В. Анненкову9.
Рекомендуя книгу Тэна немецкому историку и искусство-
веду Людвигу Фридлендеру, Тургенев писал: ’’Немногие фран-
цузы способны писать так основательно и объективно. Все
в целом несколько брццветно; но события, факты и цитаты
говорят сами за себя’^ЦЙ-
Вероятно, либеральным воззрениям Тургенева исследова-
ние Тэна импонировало. Писатель, как мы видим, ценил в кни-
ге не только талантливую подачу материала, но и суть пробле-
мы—отношение ученого к истории возникновения и развития
Великой французской революции. Такая позиция русского
писателя не разделялась многими его соотечественниками.
176
...В 1875 г. в рекламных
объявлениях западноевропей-
ской прессы появились сооб-
щения о выходе в свет
первого тома труда Ипполита
Тэна ’’Происхождение обще-
ственного строя современной
Франции. Старый порядок”.
Книга известного ученого вы-
звала интерес у русских эми-
грантов П. Л. Лаврова и
ГГАТТТопатина. Страстный
книжник * Петр Лаврович
осенью 1875 г. писал из Лон-
дона в Париж Лопатину:
’’Нельзя ли узнать, как толь-
ко выйдет первый том Тэна
о революции (первый том
должен заключать картину
старого режима), что он бу-
дет стоить? Вот бы Вам
перевести”И.
Лавров еще не держал
в руках новой книги фран-
цузского ученого, а уже
давал совет другу перевести
ее для русского читателя. Это П. Л. Лавров
и понятно; хорошо знакомый
с талантливыми произведениями Тэна, Лавров считал, что и
новый труд окажется на высоте и будет с интересом встречен
в России. Да и тема Великой французской революции ему бы-
ла очень близка. Лопатин к совету прислушался и, вероятно,
начал наводить справки—переводами с иностранных языков
Герман Александрович зарабатывал себе на жизнь. Между тем
Лавров беспокоился. В январе он вновь обратился к Лопати-
ну: ”А что перевод Тэна? Справились ли Вы, захотят ли печа-
тать? Ведь первый том давно уже вышел. О нем пишут, что
никто из защитников революции не доказал так очевидно ее
неизбежность, как этот враг революции. Я выписал через
Трюбнера, но еще не получал”12.
И вот долгожданное издание прибыло в Лондон. Уже пер-
вое знакомство с книгой убедило Лаврова, что Тэн написал
умное произведение. Однако воззрения автора показались
Петру Лавровичу ’’скверны” и во многом не отвечали подлин-
ной исторической правде. Дальнейшее знакомство с текстом
подтвердило эти первые впечатления. Лавров —Лопатину в ян-
варе 1876 г. из Лондона: ’’Вчера весь день читал Тэна; что за
прелесть при возмутительности точки зрения. Его талант груп-
пировать чуть ли не вырос: не оторвешься от книги. Я кончил
в три часа ночи. И как легко все эти данные осветить иначе:
177
перетасовать кое-что, выкинув
из толстого тома страниц 10 и
заменив другими, может выйти
самая прелестная вещь. Но при
этом уме какое нравственное
безобразие и узкость у авто-
ра!”^.
Тем не менее и Лавров и Ло-
патин ждали выхода второго
тома, посвященного непосредст-
венно революции. Весной 1877 г.
Лавров из Лондона переехал
в Париж и теперь сам навещал
издателей, справляясь о судьбе
интересующего его издания и
оперативно оповещая об этом
Лопатина. Наконец из англий-
ского журнала Лавров узнал,
что второй том появился. 12 мар-
та 1878 г. он написал другу:
Г. А.Лопатин ’’Сейчас получил ’’Academy”, там
Monod* пишет о книге Тэна, как
бы она уже вышла (а ее нет), и говорит, что большинство по-
смотрит на нее как на ’’реакционный памфлет”, хотя напрас-
но”1^. Так на первых порах Лавров как бы взял Тэна под
защиту от нападок другого французского ученого. Но. ознако-
мившись со вторым томом (’’Революция” с подзаголовком
’’Анархия”) , он резко изменил свою точку зрения.
Лавров—Лопатину, Париж, март 1878 г.: ’’Вчера получил
Тэна. Monod слишком снисходителен; это действительно реак-
ционный памфлет, полный ругательствами, с подобранными
фактами одного цвета, с односторонней характеристикой лиц
и т.д. Конечно, там есть очень и очень интересный материал
для всех, но нравственная и даже просто научная порча автора
с первого тома для меня бесспорна. ] Я бы даже думал, что
Вашему издателю лучше бы издать первый том и на нем оста-
новиться. Нет, я думаю, 10-ти страниц сряду, на которых Тэн
удерживал бы маску объективности и его не прорвало бы
руготней”15.
Между тем в то время Лопатин уже работал над переводом
первого тома труда Тэна. Особых трудностей у него не возник-
ло: Герман Александрович был опытным переводчиком. Но
иногда приходилось обращаться за помощью...
Необычным было майское письмо 1878 г., отправленное
Лавровым Лопатину. В нем Петр Лаврович на французском
языке назвал чуть ли не всех родственников короля Людо-
вика XV для того, чтобы сделать вывод: ’’’’Mesdames” у Тэна
в упомянутых местах обозначают теток короля”16.
♦Gabriel Monod (1844 —1912)—французский историк.
178
Совершенно очевидно, что приведенное письмо —ответ на
просьбу Лопатина в связи с возникшими затруднениями при
переводе монографии И. Тэна*.
Вышедшие тома исследования французского историка
заинтересовали находившегося в эмиграции Петра Алексееви-
ча Кропоткина—впоследствии автора фундаментальной моно-
графии ’’Великая французская революция 1789—1793”. Впер-
вые эта монография была издана в 1909 г. на французском,
английском и немецком языках. А тогда, в конце 1870-х
годов, Кропоткин еще только начинал заниматься этой темой.
Во время пребывания в Лондоне он изучал материалы Британ-
ского музея. В Париже, на квартире Лаврова, Кропоткин
познакомился с Н. И. Кареевым, завершавшим свою магистер-
скую диссертацию, и получил от него сведения о документах,
находившихся во Французском национальном архиве17.
Во французской революции 1789 г. Кропоткина особенно
интересовали народные движения, крестьянские восстания,
борьба против феодальных прав. Думается, что под этим
углом зрения и изучал начинающий исследователь книги Тэна.
Во всяком случае в сохранившемся наброске рецензии**
на них эта проблема заметно выделяется. Кропоткин отдавал
себе отчет в том, что Тэн—историк, враждебный революции.
Рецензент верно подметил, что вражда автора к революции
’’усиливается по мере того, как он подвигается в своей рабо-
те”. И при всем этом Кропоткин считал, что по сравнению
с трудами Мишле и Луи Блана Тэн внес ’’совсем новый эле-
мент, и—странное дело—элемент этот—народ”. Отдав в этом
вопросе должное французскому историку, Кропоткин рас-
крыл эволюцию отношения Тэна к предмету изучения. Если
в первом томе историк являлся ’’трудолюбивым исследова-
телем архивов”, во втором благодаря этому пролил ’’новый
свет на роль народа в революции”, то при показе периода
1792—1793 гг. ”Тэн уже не роется в архивах: он ругается”1^
Не обращая внимания на эти замечания, можно сказать, что
у гГэна история революции раскрывается иначе, чем у других
историков^1 Если его предшественники (Луи Блан, Мишле)
в центр внимания ставили отдельных деятелей, как, например,
Робеспьер или Дантон, то да повествовании Тэна, по словам
Кропоткина, ’’видно, как народ делал революцию, как Дантон
и Робеспьер и даже Марат были только внешними выражения-
ми, и то больше для потомства и историков, той обширной
разрушительной работы, которая совершилась в эти годы
* Мы нашли это место в тексте перевода книги Тэна: ’’Несколько
позднее я нахожу описание бала у графини Дианы де Полиньяк, на кото-
ром королева присутствовала со всей королевской фамилией, за исклю-
чением теток короля” (Тэн Ипполит. Происхождение общественно-
го строя современной Франции. СПб., 1880. С. 155).
** По свидетельству Е. В. Старостина, основанному на архивных изы-
сканиях, Кропоткин предполагал опубликовать эту рецензию в журнале
’’Слово” в 1878 г. (см.: Кропоткин 71. А. Великая французская револю-
ция. 1789-1793. М., 1979. С. 504).
179
во французском народе”. Яркое описание стихийного движе-
ния позволяет читателю понять, что развитие революции зави-
село не от самого народа. ’’...Движением никто не руково-
дил”,—утверждал анархистски настроенный Кропоткин!9.
Правда, народ в изображении Тэна был представлен
”в ложном свете”: видна лишь его разрушительная деятель-
ность, но не показаны причины революции. И все же рецен-
зент пришел к выводу: ’’После Тэна формальная история
революции уже невозможна. Будущая история революции
должна быть историей народного движения за этот период”20.
* * *
Настало время поговорить и о том, кто же в России взялся
за издание книги Тэна в переводе Германа Лопатина. Устано-
вить это обстоятельство не представляется сложным. Перед
нами монография: ”Тэн Ипполит. Происхождение обществен-
ного строя современной Франции. Перевод с третьего издания.
СПб. Издание И. И. Билибина, 1880 г.”. Издателя теперь мы
знаем. А кто переводчик? На этом издании он не указан. Но
в 1907 г. вышло второе русское издание книги Тэна, на ти-
тульном листе которой значится: ’’Перевод с третьего фран-
цузского издания Германа Лопатина”. Мы сопоставили эти
два русских издания—они тождественны. Следовательно,
и издание Тэна 1880 г. вышло в переводе Лопатина21.
Почему же именно Билибин взялся за публикацию произ-
ведения в переводе революционера, разыскиваемого царскими
властями? Иван Иванович Билибин был давнишним знакомым
Лопатина. Еще в 1867 г. в Петербурге вокруг Германа Алек-
сандровича сгруппировался кружок передовой демократиче-
ской молодежи. В него входили М. Ф. Негрескул, Н.Ф. Дани-
ельсон, Н.Н. Любавин, Н. Ф. Киршбаум и И. И. Билибин, под-
вергавшийся в 1866 г. обыску в связи с покушением на царя
Д. В. Каракозова. В феврале 1868 г. Лопатина арестовали, но
связи между участниками кружка не прекратились.
30 ноября 1869 г. Билибин, тогда чиновник Государствен-
ного банка, был арестован в связи с нечаевским делом. У аре-
стованного обнаружили рукописную программу революцион-
ного кружка. Началось следствие. 23 декабря Билибина за-
ключили в Петропавловскую крепость. Но веских улик не
было, и 12 февраля 1870 г. узника освободили из крепости
с отдачей на поруки брату. В мае 1871 г. дело было прекра-
щено.
Как дальше сложилась судьба И. И. Билибина, мы не знаем.
Известно лишь, что в 1879 г. надворный советник Иван Ивано-
вич Билибин служил бухгалтером в Государственном банке22.
Понятное дело, своей типографии бухгалтер Билибин
не имел (на книге указано: ’’Типография В. О. Демакова. Но-
вый пер., д. № 7”), но взял на себя организацию издания моно-
графии Тэна, перевод которой выполнил его друг Лопатин.
180
* *
*
Так много рассказав об истории издания исследования
И. Тэна, очевидно, следует ознакомить читателя и с его содер-.
жанием. Итак, мы согласны с мнением П. Л. Лаврова, что кни-
га Тэна ’’Старый порядок” написана талантливо, образно и чи-
тается с захватывающим интересом. Основная идея ее автора
во многом радикальна: ’’Король—центр всех злоупотребле-
ний”. Всякие несправедливости, народные бедствия исходят
из этого центра, ’’как из болящего и полного гноя гнезда
общественной болезни”23.
Нередко рассуждения Тэна несколько отвлеченны и обы-
денны, но они были понятны для широкого читателя, заду-
мавшего познакомиться с французскими порядками.второй
половины XVIII в. Для примера процитируем такое место
из книги: ’’Быть хозяином дома не малое дело, в особенности
когда человеку приходится принимать чуть не ежедневно по
пяти сот гостей: волей-неволей приходится проводить все
свое время в обществе на публичных подмостках. Точно гово-
ря, ремесло короля—это ремесло актера, которому приходит-
ся не сходить весь день со сцены. Для того чтобы нести на себе
такое бремя, да еще находить время работать над государст-
венными делами, нужен темперамент Людовика XIV, его теле-
сная крепость, необыкновенная выносливость его нервов, сила
его желудка и его правильные привычки жизни; после его
смерти это бремя оказывается чересчур тяжелым для его пре-
емников, так что они скоро утомляются и падают под его
тяжестью”24.
Подробнейшее описание церемониала королевского двора,
расточительство и мотовство дворянской знати, дорогостоя-
щие увеселения и забавы—все это настраивало читателя в ан-
тимонархическом духе. Тэн убедительно показал, что парази-
тический образ жизни вели не только король и его ближайшее
окружение, но и все знатные дворяне, находившиеся в самых
отдаленных районах империи: соответственно своему положе-
нию они повторяли то, что происходило в Версальском двор-
це. ’’Каков генерал, такой и главный штаб”,—пришел к выво-
ду ученый25.
Занимательно, но строго документально описана автором
салонная жизнь, показано полное разложение верхушки фран-
цузского общества. Тэн отдал на суд читателей светских
людей, не имевших ни досуга, ни желания заниматься общест-
венными делами, собственным хозяйством, семьей. Иногда
небольшая пикантная подробность, вкрапленная в повествова-
ние, отражала дух времени, падение нравственности высшей
знати, деградацию семейных отношений. Так, автор передает
ответ герцога де Лозена на вопрос, что сказал бы он своей
жене (с которой не виделся десять лет), если бы она написала
ему: ”Я только что узнала, что я беременна”. Герцог подумал
и изрек: ”Я бы написал ей: я очень счастлив, что небо благо-
181
Н П РЫ
•РАВЦУЗЯГАН РЕВВЛЮЩЯ
1ТЯ9 РЙ г
ВЪ 0СВЫЦЕН1И И. ТЭНА,
, П»|>й -»«А « •» t ♦*»»тлии
И ИХ*М’И1А1ИЯМЙ
с им>гл ?чs.
жш«» а епю-wA
словило наконец наш союз”26.
Возможно, это был анекдот,
распространявшийся в свет-
ском обществе, но как полно
он передает фальшь и лицеме-
рие французской знати!
I В книге Тэна дается также
характеристика духовной жиз-
ни Франции во второй полови-
не XVIII в., описывается появ-
ление и распространение новых
философских учений, расска-
зывается о воззрениях Мон-
тескьё, Вольтера, Руссо.
В философских системах уче-
ный находит яд, которым и
отравилось французское обще-
ство. Он говорит о тех процес-
сах, которые привели к сбли-
жению дворянства и буржуа-
зии, к зарождению революци-
ционных настроений, страстей,
В. Герье. Французская
революция 1789 — 95 гг.
в освещении И. Тэна. СПб.,
1911. Титульный лист
направленных к свержению
существовавшего порядка, к
крушению монархического об-
раза правления.
Специальный раздел моно-
графии посвящен описанию на-
родной жизни. Автор не пожалел красок, чтобы изобразить
нищету, народные бедствия, налоговый гнет, разорение дерев-
ни. В этом разделе книги, как и в других ее частях, Тэн часто
прибегал к свидетельствам очевидцев, что делает картину еще
более достоверной.)Перед нами очередной документ: ”В 1740
году Массильон, епйскоп Клермон-Феррана, пишет к кардина-
лу Флери: ’’Народ наших деревень живет в страшной нищете,
не имея ни постелей, ни домашней утвари. Большинству из
них не хватает на добрую половину года даже того ячменного
и овсяного хлеба, который составляет их единственную пищу
и который они вынуждены вырывать изо рта своих детей и из
своего собственного рта для уплаты налогов””2?.
С каждой страницей прочитанного текста раскрываются
контрасты ’’старого порядка”: богатство и роскошь короля,
дворянской знати, с одной стороны, и нищий, разоренный
народ—с другой.
Так в чем же, по Тэну, суть разрушения монархического
правления, в чем основные принципы революции?
Автор не искал их в социально-экономической жизни стра-
ны, в закономерностях ее развития. Правители, по его мне-
нию, во всем сами виноваты, они сами явились исполните-
лями ’’смертного приговора над старым порядком”. Сохраняя
182
свой высокий сан, королевские властители перестали испол-
нять свои должностные обязанности и в центральном и в мест-
ном управлении. Во всех государственных сферах царили
злоупотребления. И началом всему был король, который
смотрел на Францию как на собственное имущество: общест-
венная казна—-’’карманные деньги”. Небрежная расточитель-
ность, по словам Тэна, ’’страсти, тщеславие, личные слабости,
привычка к роскоши, семейные соображения, интриги любов-
ниц, капризы жены управляют государством в двадцать шесть
миллионов человек”28.
Против засилья и привилегий дворянской знати выступила
буржуазия, испытывавшая экономическое давление со сторо-
ны правителей. Это еще больше обострило социальные проти-
воречия в стране и создало почву для распространения рево-
люционной теории, внезапно принявшей ’’резкий тон” и став-
шей ’’неоспоримой владычицей общественного мнения”.
В этих условиях в борьбу втянулся народ, доведенный до
последнего отчаяния и наконец ’’внезапно освирепевший про-
тив правительства”. I Ненависть Тэна к народному движению
дошла до самых крайних пределов^ его академическая тенден-
циозность перешла в грубую брань .^’Чудовище со многими
миллионами голов, слепой и перепуганный зверь”—вот что
такое французский народ в оценке историка ’’Старого поряд-
ка”29. Д
Мы кратко познакомили читателей с манерой изложения
и исторической концепцией Тэна. Теперь покажем, как отк-
ликнулась российская общественность на труд французского
историка.
3. От Эмиля Золя до Петра Ткачева
Первым на страницах публицистических изданий откликнулся
на книгу Тэна ’’Старый порядок” французский писатель Эмиль
Золяг ставший благодаря стараниям И. С. Тургенева сотрудни-
ком^’Вестника Европы”^ В этом журнале с середины 1870-х
годов стали регулярнопубли коваться ’’Парижские письма”
Э. Золя, в которых и появился отклик на названную работу.
Творчество Тэна было хорошо знакомо Золя. ]В конце
1860-х годов писатель сам находился под влиянием позити-
вистской эстетической теории Тэна, но потом отошел от нее
и обратился к социально-политическим проблемам, встав на
демократические позиции.
Рассказав биографию Тэна и бегло Охарактеризовав его
книгу, Золя не согласился с концепцией" ее автора. ’’Если вы-
писал ОН,— французская революция в самом деле была не чем
иным, как философской ошибкой, химерой, выросшей в боль-
ных умах, социальным кризисом, присущим одному только
народу, революция не произвела бы такого всеобщего, такого
продолжительного, такого глубокого потрясения^Вся Европа
еще содрогается от него, и подземная работа всТГёще продол-
183
Э. Золя
жается”. Между тем материал
книги Тэна, богатая докумен-
тальность, убедительные сви-
детельства современников,
приведенные в исследовании,
противоречат воззрениям его
автора. На самом деле, по
словам Золя, ’’революция
была делом роковым и неиз-
бежным”. Тэн же выступил
против 1789 г. под влиянием
событий, связанных с Париж-
ской коммуной 1871 г. Для
него неприятно всякое демо-
кратическое движение, ’’оно
расстраивает его идеи поряд-
ка и практической жизни”.
Высказав свое отношение
• книге ’’Старый порядок”,
Золя закончил статью похва-
лой ее автору ”за его вели-
кий талант стилиста и кри-
тика”3^./
В 187о г., как уже указы-
валось, вышла в свет книга
Тэна ’’Революция” с подзаголовком ’’Анархия”. В своих
’’Парижских письмах” Золя сразу на нее откликнулся статьей
’’Французская революция в книге Тэна”. На этот раз рецензент
был более суров. Дело в том, что если в ’’Старом порядке”
была только намечена концепция автора о революции 1789 г.,
то в новом труде она раскрылась во всей своей непригляд-
ности. Это и обострило у Золя чувство протесту/ Свое мнение
по поводу нового произведения Тэна он начал излагать с
повторения уже им сказанного, отметил влияние на совре-
менников событий 1870—1871 гг., приведших к ниспровер-
жению империи во Франции и своеобразно сказавшихся на
настроении Тэна: ’’Восстание, бушевавшее на улице, заставило
его отойти от письменного стола и подойти к окну; его
смутил этот гвалт, грозивший помешать его ученым заня-
тиям”31.
Народный гнев, мощный революционный порыв коммуна-
ров, проявившийся в те дни, заставили Тэна-натуралиста изу-
чать и анатомировать, употребляя его же терминологию, ’’об-
щественного зверя”, выяснять силу ’’его мускулов”, причину
и значение его действий. В результате этого был утерян науч-
ный метод, проявилась ’’страсть консерватора”, напуганного
Парижской коммуной. Дойдя до описания революции, Тэн
вышел из роли равнодушного анатома: по выражению Золя,
’’скальпель дрожит в его руках, он помимо воли выказывает
глухую враждебность к болезни”. Ученый перестал быть
184
аналитиком, беспристрастно излагающим факты; он стал ’’мо-
ралистом, подбирающим факты, с любовью нанизывающим
их, когда они льстят его страсти”32.
Так появился труд, написанный врагом революции. Боль-
ше того, Т£эн часто старался заменять слово ’’революция” сло-
вом ”разло5кение”. Это давало ему возможность утверждать,
что в 1789 г. в стране произошла не революцию, а ’’соверши-
лось разложение”. В книге—вопреки приведенным в ней
фактам—доказывается случайность революционного взрыва,
который был результатом действия группы заговорщиков^
Золя со знанием дела оспаривал такую трактовку движения:
’’Надо прочитать у Тэна картины жестокого голода... Надо
видеть, как народ толпится у дверей хлебопеков, как крестья-
не дерутся, чтобы не дать увезти свой хлеб, как обозы с хле-
бом грабятся по большим дорогам голодными, как трепещут
села... всеобщая паника, возвещающая о глубоком общест-
венном потрясении... И вот вдруг в опровержение этой широ-
ко набросанной картины, такой правдивой и горестной, Тэн
через несколько страниц стремится как будто доказать, что
революция была делом одной горсти бунтовщиков. Ничего
не может быть страннее”33.
Отзыв Золя о книге ’’Революция” отличается пониманием
принципиальных ошибок ее автора, вставшего на путь тенден-
циозного изложения событий. Со страниц ’’Вестника Европы”
прозвучал справедливый приговор. ”Я уверен—писал Золя,—
если бы историк-натуралист с республиканскими мнениями
пришел после Тэна и порылся в тех же архивах, как и он, то
мы увидели бы те же самые факты, сгруппированные совсем
иначе, с одной стороны, уменьшенные, с другой —увеличен-
ные, и они привели бы совсем к другому результату, который
бы опроверг совершенно вывод, сделанный из них Тэном”.
*3оля возмущался тем, что автор книги под личиной научности
и академичности написал ”в сущности политический памф-
лет” 34. J
Книга Тэна ’’Старый порядок” привлекла внимание и Пет-
ра Ткачева—русского революционера, бежавшего за границу
еще в декабре 1873 г. Оттуда им была прислана в демократи-
ческий журнал ’’Дело” статья, подписанная ”П. Гр-оли”. Она
была опубликована в 1876 г. в трех номерах журнала под
названием ’’Французское общество в конце XVIII века”.
В первой части статьи Ткачев прежде всего остановился на
позиции Тэна в науке, отметив эклектический ум французско-
го ученого, в голове которого ’’должен был быть страшней-
ший сумбур”. Но он, по словам Ткачева, принадлежал к числу
’’трудолюбивых пчелок”, неутомимо собиравших материал
(’’как компилятор, как рассказчик он неоценим”). Но фило-
софская концепция Тэна, его ’’умствования и обобщения”,
по мнению революционера, не выдерживают критики—”из
рук вон как плохи”35.
’’Старый порядок”, считал Ткачев, не содержал ничего
185
П. Н. Ткачев
писал революционер, просто
нового, но в этой книге было
дано описание экономическо-
го и политического положе-
ния дореволюционной Фран-
ции, а та*кже ярко раскрыта
интимная жизнь тогдашнего
общества—’’блестящая, весе-
лая, праздная жизнь феодаль-
ной, жившей вполне средне-
вековой жизнью аристокра-
тии с ее роскошными сало-
нами, с ее нескончаемыми
пирами, с ее легкомысленны-
ми наслаждениями, с ее
остроумной литературой
и вольнодумной филосо-
фией...”36.
Все это, по мнению Ткаче-
ва, было интересно для исто-
рика-художника. Но серьез-
ного исследователя это не
очень-то волновало, для него
это ”не более как искрящая-
ся, шипящая пена, на мгнове-
ние выброшенная на поверх-
ность”. Серьезный человек,
отвернется от этого вечного
праздника, от напудренных баронов и маркизов, он обратит
свое внимание на темный угол картины, где ’’жмутся люди без
пудры и париков, не в раззолоченных кафтанах, а в простых
оборванных блузах и старомодных потасканных фраках”.
Со страниц демократического журнала Ткачев выступил
защитником людей с озабоченными и сумрачными лицами,
вечно работавшими, которые ’’сеют, пашут, жнут, продают,
торгуют”. Их мысли были заняты не философией, а тем, как
добыть ’’кусок насущного хлеба”37.
Вторая часть статьи Ткачева появилась в майском номере
журнала ’’Дело”. Опираясь на материалы книги ’’Старый поря-
док”, публицист рассмотрел социально-экономические процес-
сы, происходившие в стране накануне революции. Он показал,
что пока французское дворянство ’’проживало и проедало
государственный бюджет”, экономическая жизнь страны шла
своим чередом. Земледелие приходило в упадок. Но наряду
с этим развивалась городская промышленность; купцы и
предприниматели постепенно прибрали к своим рукам все
производительные силы страны, ”в их кассах и банках сосре-
доточились все ее движимые капиталы”. Эти люди и представ-
ляли собой реальную экономическую силу Франции. Но не
только экономическую. По мнению Ткачева, в руках буржуа-
зии еще задолго до революции ’’сосредотачивалось не только
186
все богатство, но и вся действительная власть”. Корреспондент
журнала ’’Дело” понимал, что эта его точка зрения расходится
с мнением историков французской революции, приводивших
в своих работах ставшие знаменитыми слова аббата Сиейеса:
’’Что такое третье сословие?—Все —Чем оно было до сих пор
в политическом отношении? —Ничем.—Чего оно добивается?—
Быть чем-то”38.
Ткачев же, вероятно, не думал над тем, что если бы буржу-
азия имела в конце XVIII в. политическую власть, то для чего
тогда нужна была бы французская буржуазная революция?
Он настойчиво утверждал, что 1789 год застал французскую
буржуазию ”в поре полной зрелости”, что государство явля-
лось в то время ее должником.
Но проследим дальнейшие рассуждения автора статьи,
которые касаются и социально-экономической, и духовной
стороны жизни общества. Буржуазное влияние, по мнению
Ткачева, сказалось на французской литературе, олицетворяв-
шей идеалы богатства, проповедовавшей мистический идеа-
лизм, эгоизм и разнузданную чувственность.
Социальные изменения нашли свое отражение и в салонной
жизни, где ’’умные и образованные буржуа не замедлили
занять первенствующее место. Они внесли туда новый живой
элемент, дали новые темы для разговоров”. Какие же? Разго-
воры о ’’мужичке”, на которого еще недавно смотрели как на
’’бессмысленное животное”, а теперь увидели его добродете-
ли—’’высокую нравственность и здравый смысл”39. Однако
об этом не было у Тэна, это—раздумья русского револю-
ционера, основанные на исторической действительности Фран-
ции.
Подобные раздумья все больше и больше приводили Тка-
чева к анализу положения народа накануне революции, опреде-
лению места трудового люда в общественной борьбе. Заклю-
чая третью часть своей статьи*, ее автор рассмотрел причины,
приведшие народ к революции. Вот его вывод: ’’Сколько бы
он (народ.—Б. И.) ни работал, какою бы бережливостью,
каким бы воздержанием он ни отличался, он не мог избежать
нищеты. Чем больше он приобретал, чем больше он сберегал,
тем больше с него брали. Такое безвыходное положение дове-
ло народ до отчаяния, и он вступил в борьбу”. Рассказав
о местных народных бунтах, об их распространении по стране,
Ткачев закончил свою статью словами: ’’Гроза приближа-
лась”40 .
Прошло два года. Во Франции вышел очередной том труда
Тэна о революции 1789 г. с подзаголовком ’’Анархия”. Ткачев
не оставил без внимания и эту книгу: в журнале ’’Дело”
1878 г. появилась рецензия, подписанная ”П. Гр-оли”, под
названием ’’Новые исследования по истории французской
♦ В конце статьи было указано, что ’’окончание будет”. Однако по
неизвестным нам причинам в печати оно не появилось.
187
революции”*. Рецензент обратил внимание на то, что ’’лицевая
сторона революции” была изучена автором книги достаточно
обстоятельно, им выяснено влияние идей просветителей, пока-
зано развитие французской буржуазии и ее отношение к пра-
вительству. Но все это не позволило понять, почему события
Великой французской революции ’’внезапно перевернули
вверх дном не только Францию, но и всю Европу”. Для ответа
на этот вопрос необходимо было понять роль народа в соци-
альном движении. Как только движение, писал Ткачев, ’’сош-
ло с легальной почвы и приняло чисто революционный харак-
тер, буржуазия стирается, из-за спины ее внезапно выступает
народ и в несколько месяцев, даже недель, совершенно подчи-
няет ее своему авторитету, своему влиянию; скрепя сердце,
она идет за ним, она спешит угадывать его желания, она льстит
ему, однако же втайне она интригует против него, она вступает
в союз с представителями старой, феодально-клерикальной
Франции...”41.
Так на страницах демократического журнала появилась
оценка взаимоотношений народа и буржуазии в процессе раз-
вития революции. Ну а как же к народному движению отно-
сился сам Тэн? Он изображал мрачную картину анархии, гово-
рил о полной общественной и государственной дезорганиза-
ции. Во всем этом он винил господствующие классы, которые
по своей оплошности имели глупость приотворить клетку,
”в которой заперт был народ”. Этим воспользовался ’’несчаст-
ный узник”, выскочил в полурастворенную дверцу, и ’’нача-
лась анархия”. Так, по Тэну, значение народа сводится к чисто
пассивной роли: ”Не он разорвал цепи, сковывавшие его по
рукам и ногам; их разорвали его ’’хозяева”...”42
Против этой концепции французского историка выступил
рецензент журнала ’’Дело”. Он считал, что народ участвовал
в подготовке революции. Для доказательства этого Ткачев
обратился к другому исследованию, вышедшему в том же
году,—книге Феликса Рокэна ’’L’Esprit revolutionnaire avant le
Revolution” (1715—1789). Материалы этой монографии вопи-
ют против вывода Тэна, в них, по мнению Ткачева, ’’содержат-
ся драгоценные данные о речах, угрозах, ропоте, народных
волнениях, возмутительных прокламациях, тайком, ночью
наклеиваемых на углах улиц, о восстаниях и бунтах...”43. Тэн
не использовал эти материалы в своей монографии, он субъек-
тивно отнесся к источникам исследования, привлек лишь те
материалы, которые исходили со стороны господствующих
классов. Но эти источники тенденциозны, так как отражают
интересы сильных мира сего, которые, по словам русского
* На ’’Анархию” Тэна появилась рецензия и в ’’Критическом обозре-
нии”. Ее автор Н. Лысцев считал, что французский историк недостаточно
критически отнесся к официальным документам. Вывод рецензента был
суров: ’’Нет, новая книга Тэна даже не пристрастно написанная история,
это памфлет” (Критическое обозрение. 1879. № 9. 1 мая. С. 39, 42).
188
публициста, ’’бесконтрольно и самовластно распоряжаясь
судьбой, жизнью и имуществом народа... привыкли презирать
его, относиться к нему свысока. В их глазах он всегда был
не более как стадом. И вдруг этот народ дерзко поднял голо-
ву и заговорил с ними как равный с равными. Мало того, он
потребовал их к суду и отчету...”44.
Односторонность подбора материала, легшего в основу
’’тэновской компиляции”, требует критического и ’’крайне
осторожного” отношения к монографии французского истори-
ка. ’’Собранные им факты,—пришел к выводу рецензент,—
характеризуют лишь одну сторону народного движения—сто-
рону разрушительную, отрицательную, но они ничего не гово-
рят о другой стороне—положительной, если так можно выра-
зиться— созидательной”45.
4. Профессор В. И. Герье о труде И. Тэна
29 декабря 1877 г. профессор Московского университета Вла-
димир Иванович Герье обратился с письмом к М. М. Стасюле-
вичу— редактору журнала ’’Вестник Европы”, в котором пред-
ложил дать серию статей о Тэне как историке Франции, объяс-
няя при этом лояльность такой публикации: ”О французской
революции в статье говорится мало, и притом взгляд Тэна на
это событие таков, что он не может обеспокоить цензуру”46.
Стасюлевич согласился—ученый авторитет Герье и актуаль-
ность самой темы не вызывали сомнения, тем более что
писание о Тэне в либеральном легальном органе печати не бы-
ло сопряжено с цензурными осложнениями.
Четыре номера журнала ’’Вестник Европы” были предо-
ставлены профессору В. И. Герье для обозрения трудов Тэна.
В апреле 1878 г. появилась первая статья—’’Ипполит Тэц как
историк Франции”. Маститый русский ученый прежде всего
отметил историческое значение революции 1789 г., влияние
которой сказалось и на развитии социальной жизни европей-
ских народов! и на состоянии историографии знаменательного
события. Оценив монографии А. Тьера, Ф.Минье, Луи Блана,
Ж. Мишле, И. Зибеля, Герье пришел к выводу, что труды ука-
занных авторов, написанные до революции 1848 г. в Европе,
отличаются ’’апологетическим характером изложения”.
Что касается концепции Тэна, то, |по мнению русского исто-
рика, его в такой тенденции обвинить нельзя, но нельзя и во
всем согласиться с характером его исследования и манерой
изложения. Дело в том, что Тэн—историк литературы и,
обратившись к социальной истории, он ”не сделался истори-
ком государства”, сосредоточив по-прежнему свои интересы
на ’’культуре общества”, на психологии и типах людей47.
Герье восхищался описанием дворцовой жизни француз-
ских королей в книгах Тэна, раскрытием психологии дворян-
ской знати, проникновением в сущность салонных порядков:
189
’’Если в салоне мужчина не обращает ни малейшего внимания
на одну из женщин, то это значит, что это его жена, и наобо-
рот”49. Все подобное этому, по мнению Герье, описано авто-
ром блистательно.
Что же касается анализа положения монархической Фран-
ции до революции, то он, как считал рецензент, дан Тэном
’’неверно или по крайней мере неполно”. Не выяснив подлин-
ного состояния старого порядка, автор не разрешил одну из
существенных задач историка—’’определение отношений рево-
люции к монархическому принципу”49.
Отметив талантливо выполненные характеристики Воль-
тера, Монтескьё, Дидро и Руссо, Герье в целом не разделил
воззрений автора на роль французской философии XVIII в.
в преобразовании общества. По мнению Тэна, эта философия
заблуждалась в оценке ’’роли разума в человеческих делах”,
ошибочно определяла ’’отношение народа к правительству”,
во имя ’’верховенства народа” отнимала у правительства вся-
кий авторитет, ’’всякую инициативу, всякую силу и проч-
ность”50.
В действительности же все было далеко не так*. ”Тэн и
в культуре XVIII века,—писал Герье—заметил только ее
уродливые патологические черты, ее увлечения и заблужде-
ния, но не понял ее великой, разумной стороны. Пренебре-
жение к философии, к началу разума вследствие поклонения
положительным знаниям увлекло Тэна до того, что он забыл
о плодотворных принципах, которые культура XVIII века
завещала истории”5!.
Серьезные упреки содержатся в публикациях ’’Вестника
Европы” и относительно оценки Тэном третьего сословия,
которому в его книге уделено неправомерно мало места.
’’Важнейшему деятелю революции каких-нибудь 30 страниц из
400!”—возмущенно писал Герье. Такое распределение матери-
ала пагубно отразилось на всей картине революции, когда ав-
тор знакомит лишь ”с декорациями и второстепенными акте-
рами пьесы, пропустив главного актера”52.
Все это так. Но кто же этот ’’главный актер” в понимании
профессора Герье? Есть ли у него в этом вопросе расхождения
с Тэном? В действительности различия лишь в оттенках, а
взгляд на сущность вопроса, принципиальное отношение к на-
роду и его роли в движении у профессора Московского уни-
верситета примерно такие же, как и у Тэна. Признав за фран-
цузским ученым ’’крайне реалистическую манеру” изображе-
ния народа и высказав пожелания ’’отбросить некоторые
резкие фразы и некоторую риторику”, Герье утверждал, что
в исследовании о революции 1789 г. ’’верно и наглядно” изо-
бражается малая способность народных масс, вышедших ”из
* Герье указывал, что без философских идей конца XVIII в. ’’дерево -
рот 1789 года” был бы ’’только торжеством грубой материальной силы”
(Вестник Европы. 1878. Дек. С. 579).
190
обычной колеи, к разумному, сознательному и целесообразно-
му образу действия”. Больше того, в народе, оказывается,
легко пробуждаются ’’животные инстинкты”53.
В. И. Герье и в этом вопросе был не во всем согласен с Тэ-
ном, который не только изобразил безотрадное состояние
французского народа, но и представил дело так, как будто
’’такое состояние есть вечный удел народной массы”. Выска-
занная точка зрения привела французского историка к оши-
бочной оценке революции 1789 г.: он раскрыл ’’только увлече-
ния и заблуждения” ее участников, но не показал ее ’’заслуги
в истории цивилизации”54.
Русский ученый выступил против позиции своего коллеги.
Он показал, что попытка развенчания французской революции
не будет иметь успеха, так как ее идеи и ’’после книги Тэна
останутся основными политическими догматами для Франции,
и не только французские либералы по-прежнему будут гор-
диться этими принципами, но 1789 г. всегда будет считаться
одним из замечательнейших памятников на пути человечества
к гражданскому прогрессу”.
Однако, указав на столь принципиальный недостаток, Ге-
рье заявил свое несогласие с теми, кто оценивал труд Тэна как
политический памфлет: ”...мы укоряем Тэна не за то, что он
видел, а за то, чего он не видел или не хотел видеть”55.
Вчитываясь в текст публикаций ’’Вестника Европы”, чита-
тель все яснее видит во многом неопределенную позицию их
автора. С одной стороны, в натурализме Тэна Герье видел
оригинальность сочинения, позволившего дать верную харак-
теристику ’’народной толпы 1789 г.”, так долго идеализируе-
мой ’’демократическими писателями”. С другой—Герье был
явно недоволен тем, что, рассказывая о взятии Бастилии,
французский историк сужал свои наблюдения изображением
’’физиологии рассвирепевшей толпы”, не говорил о тех идеях,
’’какие Европа соединяла” со взятием этого оплота реакции55.
Признавая ’’односторонность приемов Тэна”, Герье считал
его труд полезным и выступал против того, чтобы общество
было ”к нему несправедливым”. По мнению русского истори-
ка, книга содержала интересные факты и меткие формулиров-
ки, была лишена апологетического описания внутреннего
состояния Франции. Но самое главное заключалось в другом —
в понимании ее автором истоков французской демократии,
история которой ранее давалась (указывался труд Мишле)
идеалистически. Сочинение Тэна, считал Герье, изменило эту
традицию, оно убедительно обнаружило ’’разлад между теори-
ями, которыми руководилось литературно-образованное об-
щество, и инстинктами, привычками, понятиями и интересами,
одним словом—культурой массы”57.
По мнению Герье, никогда еще в истории человечества
благородная вера в политические идеалы не подвергалась
такому опровержению ”со стороны грубой действительности,
как в эпоху революции”. Отсюда его вывод: чем яснее фран-
191
цузская демократия будет осознавать свои прежние ошибки,
тем ’’лучше она будет в состоянии осуществить те идеалы,
которые ей завещало восторженное и благородное в своем
увлечении поколение 1789 года”58.
5. Отклики продолжаются
На первые две книги Тэна в ’’Отечественных записках” в
1878 г. появилась неподписанная рецензия под заголовком
’’Воскресение мертвых, или Тэн о революции”. Ее автором
был Варфоломей Александрович Зайцев —в прошлом сотруд-
ник демократического журнала ’’Русское слово”, отсидевший
свое в Петропавловской крепости за сотрудничество в журна-
лах крайнего направления и за сношения с ’’государственными
преступниками” и эмигрантами. После освобождения Зайцев
выехал за границу, где сблизился с М. А. Бакуниным, сотруд-
ничал в оппозиционном зарубежном журнале ’’Общее дело”,
зарабатывал на жизнь уроками и публикациями в российской
прессе.
Рецензия начиналась с рассуждения ее автора о революции
как ’’эре современной истории”, определившей путь не только
Франции, но и других государств. В результате возникал воп-
рос: насколько верен этот путь? ’’Идет ли человечество боль-
шой дорогой к прогрессу— вопрошал рецензент,—или колесит
проселками, или, наконец, бредет, сбившись с дороги, пусты-
ней, ведущей к пропасти?” Вопрос этот очень серьезен, и дол-
гая литературная деятельность Тэна позволяла ожидать от его
сочинения добросовестного решения, тем более что в своей
’’Истории английской литературы” (1864 г.) Тэн упрекал
известного английского историка и публициста Томаса Кар-
лейля за то, что последний ’’видел в революции только зло”
и вообще несправедливо судил о ней. Сам же Тэн в 1860-х
годах признавал положительное значение революции 1789 г.,
в результате которой произошло ’’преобразование Европы
и облегчение бедствий и угнетения” народа50.
Казалось, что ученый будет подходить к оценке француз-
ской революции конца XVIII в. с этих позиций. Но такого
не произошло. Правда, в своей первой книге Тэн дал яркую
картину разорения страны, бедствий, нищеты и голода народа.
Однако трудовой люд Франции несправедливо рисуется в ней
полностью отсталым и забитым, не понимающим своего поло-
жения, и только многочисленные провинциальные собрания
’’открыли ему глаза” на сложившуюся ситуацию. ’’Резюмируя
все прочитанное,—с иронией писал Зайцев,—мы видим, что
автор, хотя не будучи уверен в обезьяньем происхождении
человека, но уверенный в его родстве с этим животным, при-
знает его существом бешеным и потому настоятельно требую-
щим клетки”60.
Публицист ’’Отечественных записок” упрекал Тэна и за то,
192
что тот видел в духовенстве и дворянстве ’’отборную часть на-
ции”, без которой нельзя обойтись, считал, что феодальная
аристократия не должна была преследоваться со стороны рево-
люционеров, возглавивших народную толпу—дикую и необуз-
данную.
Что же получается? Выходит, по Тэну, что старый порядок
следовало бы сохранить, что он являлся ’’неприкосновенной
драгоценностью”, а все действия революционеров были при-
скорбны и несправедливы. Если это так, писал Зайцев, то
’’нельзя понять, почему он (старый порядок.—Б. И.) рухнул,
и крушение его можно объяснять только гнусностью родст-
венников обезьяны”61.
Со всем этим революционно-демократически настроенный
публицист не мог согласиться. Критикуя концепцию Тэна и
ссылаясь на труд Мишле о Великой французской революции,
он встал на защиту французского народа, объяснив гуман-
ность и целесообразность его действий в революции. ’’...Мно-
жество фактов доказывает,—писал Зайцев,—что народ не был
ни слепым чудовищем, ни скотом, ни скопищем бандитов,
как представляет Тэн. Он обнаружил много такта, много
понимания не только фактического положения дел, но и прин-
ципов”. В ряде случаев народ дал своим депутатам в Генераль-
ные штаты предписание требовать отмены налогов; известно,
что он иногда и восставал. ”Но Тэн этого ничего знать не хо-
чет,—отмечал русский публицист —Перечислив ужасы первой
Жакерии, он переходит к ужасам, сопровождавшим взятие
Бастилии в Париже... Героев Бастилии, людей, большею ча-
стью из простого народа, которому вовсе не грозила эта тюрь-
ма мысли, людей, взявших ее, в числе 1500—1600 человек,
потеряв 200 убитыми и 300 ранеными, он называет весьма
энергически бандитами, разбойниками...”62
Заканчивая свой отзыв, Зайцев напомнил читателям, что
в свое время Тэн упрекал Карлейля за то, что тот необъектив-
но оценивал революцию. А как поступил сам-то французский
историк? Сочинение Тэна, считал рецензент— приговор ’’про-
тив революции”, а ’’главный подсудимый”—французский
народ, оклеветанный автором книги*66.
В 1881 г. в Париже вышел в свет новый том сочинения
И. Тэна о революции 1789 г,—’’Победа якобинцев”. Его изда-
ние совпало с наступлением реакции в России, вызванной
событиями 1 марта 1881 г. В этих условиях весь яд Тэна,
направленный против якобинцев, пригодился российской
реакционной журналистике для идейной борьбы с народо-
вольцами, для клеветы на них. \Тусский вестник” прямо
заявил, что тип якобинца, очерченн&й Тэном, ”в последнее
время возник и у Hacj те же стремления, такой же индиффе-
* Иронизируя над ТЗном, Зайцев писал: ’’Итак, в общем итоге рево-
люция есть дело пьяных и безумных диких скотов под руководством
сумасшедших дураков. А против Карлейля спорил!” (Отечественные
записки. 1878. № 8. С. 219).
7-737
193
рентизм в выборе чудовищных средств...”. Но не только на
это обращалось внимание читателей. Журнал призывал их
задуматься над тем, каким образом вся Франция оказалась
в руках якобинцев. ”Вот что,—делал вывод ’’Русский вест-
ник”,—должно служить предметом особенного внимания.
В этом отношении найдется у Тэна много такого, что приме-
няется не к одной только Франции и не к XVIII только веку,
а из чего и теперь мы можем извлечь назидательные уроки”64.
УГазета ’’Русь” с восхищением отзывалась о положениях
Тэ/йгитносительно психологии якобинцев. Славянофильский
орган, всегда отстаивавший самобытность России, в данном
случае изменил своему принципу, утверждая, что психологи-
ческий анализ якобинцев ’’как нельзя более” применим к рус-
ским нигилистам: ’’Читая монографию французского истори-
ка, мы иногда забываем, что он говорит о прошлом столетии
и о Франции,—до такой степени перед нами рисуются извест-
ные нам современные типы русских нигилистов у 65. Так ле-
гальная печать России в связи с выходом первых историче-
ских монографий по истории Великой французской револю-
ции оценивала социальные отношения и политическую роль
революционеров в своей стране.
В 1891 г. в Париже выш^ед очередной том исследования
Тэна, посвященный Наполеону и реорганизации им Франции,—
”Новый порядок”. И в том же году в ’’Вестнике Европы”
появился отклик на это произведение. С оценкой труда Тэна
выступил К. Арсеньев—один из самых активных сотрудников
журнала. Нас в этой публикации интересуют только те сюже-
ты, которые касаются эпохи Великой французской револю-
ции. Свой очерк К. Арсеньев начал с того, что процитировал
слова Ипполита Тэна: ”Я постараюсь точно описать ста-
рый порядок, революцию и новое устройство Франции... Я
относился к моей теме, как натуралист относится к метамор-
фозе насекомого... Свободное от предвзятого решения любо-
пытство принимает научный характер и сосредоточивается
всецело на изучении сил, управляющих удивительным пере-
воротом”. , £ К
После этцх слов французского ученого ^публицист ’’Вестни-
ка Европы” дрямо указал, что намерение Тэна оказалось
неисполненным. 7Мало найдется сочинений—писал Арсень-
ев—в которых автор уклонился бы так далеко от своего
первоначального замысла. Уже в первом томе, говоря о доре-
волюционной Франции, Тэн не всегда остается спокойным
наблюдателем, бесстрастно или хотя бы только беспристрастно
излагающим результаты своих наблюдений. Перейдя к револю-
ции, он окончательно меняет роль ’’натуралиста” на роль судьи
или обвинителя—обвинителя запальчивого и одностороннего;
Он порицает, громит, разносит, все больше и больше ожесто-
чаясь, все меньше и меньше стесняясь в выборе выражений.
Осколками его гнева поражаются учреждения, группы людей,
отдельные лица” 66.
194
В целом, по мнению Арсеньева, теоретические взгляды
Тэна не представляли ничего нового. Они отражали ходячую
буржуазную доктрину, обрамленную образным слогом и ост-
роумными сравнениями.'В ’’Новом порядке”, как и в послед-
нем томе о революции 1789 г., Тэн стремился доказать (топе
.это делал до него и немецкий профессор Генрих Зибель), что
для Франции не было другого исхода, кроме ’’военного деспо-
тизма”. Такой взгляд французского историка явился отраже-
нием его антипатии к революции и ’’снисходительным отноше-
нием к ее предшественникам и к ее преемнику —к старой
бурбонской монархии и к наполеоновской системе”67.
Предвзятое отношение к революции привело Тэна к безос-
новательному отрицанию плодотворной деятельности участни-
ков революции 1789 г./С этим Арсеньев не мог согласиться:
’’Нам кажется, наобор’от, что никогда подбор талантов не про-
являлся так широко и так ярко, как именно в период времени
между 1789 и 1799 годами’’^6.
। 5 марта (21 февраля) 1893 г. Ипполит Тэн скончался.
В российской печати появились некрологи, оценивавшие твор-
чество ученого, многогранность его таланта, роль в изучении
истории Великой французской революции. На страницах
’’Вестника Европы” вновь выступил К. Арсеньев, отметивший,
что ’’истинно великим” Тэн был только в области литературо-
ведения и искусства^ Его книги о Тите Ливии, Лафонтене,
фундаментальная ’’История английской литературы”, лекции
об искусстве создали ему мировую славу. Что же касается
многотомного труда, посвященного революции 1789 г., то,
считал русский публицист, Тэн оказался не на высоте Конеч-
но, и страницы о революции написаны талантливо, с блеском.
”Но это—блеск такого рода,—писал Арсеньев—который
не может обходиться без дыма... сквозь который трудно рас-
смотреть настоящие очертания предметов, является здесь
масса мелких фактов, непроверенных, невзвешенных, тенден-
циозно подобранных, произвольно обобщенных”. Далее сле-
довало суровое заключение: ”К произведениям, отмечающим
или открывающим собою новый фазис в развитии науки,
’’Происхождение современной Франции” не может быть отне-
сено ни по своему материалу, ни по методу его обработки”69.
Спустя больше года после смерти Тэна к оценке его твор-
чества вновь обратился В. И. Герье. Дело в том, что смерть
Тэна весной 1893 г. совпала со столетней годовщиной деятель-
ности якобинцев. Это был повод для того, чтобы в четырех
номерах ’’Вестника Европы” появилась пространная публика-
ция: ’’Ипполит Тэн в истории якобинцев”:
Преследуя цель показать метод Тэна в изучении истории
якобинцев, Герье не скупился на цитирование многочислен-
ных тенденциозно подобранных текстов из книги французско-
го ученого, развенчивавших действия революционеров. Рус-
ский историк высоко оценил антиякобинскую направленность
исследования Тэна, согласился с тем, что якобинцы ’’набира-
195
лись из неудачников”, что это были люди с ’’крайним” само-
любием, ’’желавшие властвовать над обществом”, что их госу-
дарственная деятельность привела бы к полной анархии, если
бы не помощь со стороны ’’прежних чиновников ”70,
Либеральный профессор на страницах либерального жур-
нала без тени смущения цитировал Тэна, злобно искажавшего
’’тип якобинца”: ’’Это—безумец, обладающий логикой; чудо-
вище, признающее в себе совесть; под гнетом его теории и
гордости в нем развилась двойная уродливость— ума и серд-
ца”71.
Особо выделялась Герье заслуга Тэна в раскрытии психо-
логии революционеров, их душевного склада, ’’души челове-
ка”. По мнению русского ученого, труд Тэна представлял
собой оригинальную попытку создать ’’новую науку социаль-
ной психологии”, раскрывавшую психический склад ’’отдель-
ных народных слоев”. Труд о якобинцах, основанный на оби-
лии фактов, позволил Тэну ’’произвести поворот в историогра-
фии революции” — к такому антиисторическому выводу
пришел Герье72.
Но иначе во второй половине XIX в. относилась к творчест-
ву Тэна революционная Россия. Свидетельство тому —рассказ
революционера-народника Вл. Дебагория-Мокриевича: ”В то
время мы часто прибегали к сравнению современной России
с дореволюционной Францией. История французской револю-
ции была нашей настольной книгой. И вот, читая Тэна (Les
origines de la France Contemporaine), мы находили там немало
фактов, подкрепляющих нашу теорию. У него мы узнавали,
что французские крестьяне начали бунтоваться еще за несколь-
ко десятков лет до революции. У него мы могли проследить,
как эти бунты вспыхивали, росли, становились чаще и шире
по району и как, наконец, в момент революции вся Франция
находилась в восстании. Тэн приводил примеры того, как
крестьяне изливали свою злобу на чиновников (акцизных,
напр.), землевладельцев и совершали всевозможные бесчин-
ства с криком: Vive le Roi! Но прошло несколько времени,
и этому королю отрезали на площади голову. Весь этот рост
революции, вся эта картина до того была заманчива для нас
и так, с другой стороны, в некоторых своих деталях напоми-
нала нам нашу собственную историю, что не поддаться жела-
нию проводить параллель до конца нам было очень трудно.
И мы проводили эту параллель до конца”73.
Н. Русанов (Кудрин) призывал внимательно изучать обви-
нительный приговор Тэна против французской революции
и сделать выводы из этого приговора. Передовому читателю
со всей определенностью говорилось: ’’Сквозь кровь и грязь,
которую этот сильный, но больной ум видит повсюду в пере-
вороте, вы усмотрите торжество духовного начала, идеи,
принципа, убеждения... Просмотрите том Тэна, трактующий
о ’’захвате власти якобинцами”, и вы увидите, как эти люди,
несмотря на всевозможные эпитеты, которыми осыпает их
196
историк, виновны, собственно, лишь в том, что всю свою
жизнь подчинили служению политической идее и отстаивали
свои убеждения”74.
Почему же книги Ипполита Тэна о французской революции
конца XVIII в. вызвали такой резонанс, став событием в ду-
ховной жизни России? Действительно, ’’Русский вестник” и
’’Вестник Европы”, ’’Отечественные записки” и ’’Дело”, дру-
гие органы печати различных направлений считали необходи-
мым откликнуться на многотомный труд французского уче-
ного. С анализом произведения выступили и революционно
настроенные публицисты (П.Лавров, Г.Лопатин, П. Кропот-
кин, П.Ткачев), и люди, далекие от революции (И.Тургенев,
В. Герье, К. Арсеньев). Думается, что это не было случайно-
стью. Труд Тэна, несмотря на его предвзятость и тенденциоз-
ность, давал возможность высказаться по коренным пробле-
мам революции, определить свое отношение и к роли народа
в общественной борьбе, и к идеологам французской револю-
ции, и к поведению монархических властей в период кризис-
ной ситуации, и ко многим другим событиям, происходившим-
во время социального движения. Все это вызывало интерес
и у тех, кто стремился к коренному переустройству России,
и у тех, кто защищал основы самодержавия.
Глава
РОССИЯ И СТОЛЕТИЕ ВЕЛИКОЙ
ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
В 1889 г. отмечалось столетие Великой французской револю-
ции. В России в это время господствовала реакция. Самодер-
жавие во главе с Александром III преследовало все передовое
и прогрессивное, все оппозиционное и свободолюбивое. Имея
в виду французскую революцию 1789 г., Ленин писал, что она
’’доказывает до сих пор жизненность и силу своего влияния
на человечество”, по этому-то царизм прилагает усилия для
того, чтобы ’’заставить население забыть те формы борьбы,
формы организации, те идеи, те лозунги, которые в таком бо-
гатстве и разнообразии рождала революционная эпоха”. Но
передовая Россия, как и все цивилизованные люди XIX в.,
понимала роль и значение французской революции в развитии
самосознания человечества!.
1. До юбилея
Прошло сто лет, но события вековой давности не были забыты
европейской общественностью. Помнили о них и в России.
Казалось бы, как можно было отозваться в самодержавной
стране, да еще во время жесточайшей реакции 1880-х годов, на
столетие Великой французской революции? Ведь это было
время, когда свирепствовала цензура, когда подавлялась вся-
кая живая мысль, когда вообще и говорить-то о революции
было рискованно. И все же Россия не осталась в стороне от
революционной жизни Франции.
Еще задолго до столетнего юбилея, в 1880 г., демократиче-
ская газета ’’Неделя” сообщила своим читателям, что во Фран-
ции установлен новый республиканский праздник —14 июля —
День взятия Бастилии, запрещенный в качестве национального
праздника после подавления Парижской коммуны 1871 г.
Теперь французский народ торжествовал, по всей стране звуча-
ла ’’Марсельеза”: на улицах, во время собраний, в театрах,
в домах. Ликованием была охвачена вся нация. ’’Этим празд-
неством,—писала ’’Неделя”— французский народ хотел только
выразить назревшую в нем потребность выразить свою радость
о восстановившемся благосостоянии Франции после трудной
десятилетней работы внутреннего устройства”2.
Одним из героев празднества оказался политический дея-
тель В. Рошфор, за поддержку коммунаров высланный в
1873 г. в Каледонию, затем бежавший в Англию и в 1879 г.
возвратившийся во Францию. 14 июля 1880 г. на площади
198
Бастилии под звуки ’’Марсельезы” его приветствовали около
50 тыс. парижан, среди которых были радикал Жорж Клеман-
со, социалист Огюст Бланки, члены муниципального совета,
многочисленные друзья и товарищи 3 .
Совсем иначе отнеслась к происходившему во Франции
реакционная общественность. Особую неприязнь продемонст-
рировали ’’Московские ведомости”. В одной из ее передовых
говорилось: ”2(14) июля Французская Республика празднует,
как известно, взятие парижской чернью Бастилии, открывшее
собой в 1789 году бесконечный ряд кровавых ужасов первой
революции. Годовщина этого дня недоброй памяти возвеличе-
на была в 1880 году мудрыми политиками, управляющими
в настоящее время Францией, до значения всеобщего нацио-
нального торжества, официально навязанного всем французам
без различия, сочувствуют ли они или нет оргиям, происходив-
шим в конце прошлого столетия в столице Франции”4. Итак,
позиция газеты ясна: годовщину ’’кровавых ужасов” прави-
тели страны сделали национальным праздником и официально
навязали его Франции.
Между тем приближалось столетие революции, и идеологи
самодержавия использовали всякие возможности для того,
чтобы развенчать, очернить знаменательное событие. В 1886 г.
известный реакционный профессор Московского университета
Н. Любимов издал небольшую книжку под названием ’’Первые
дни французской революции 1789 года. По неизданным запис-
кам очевидца”. В ней доверительно сообщалось, что Импера-
торская публичная библиотека в магазине старых книг приоб-
рела рукопись. Ее автор —эмигрант кавалер д’Агила в 1801 г.
преподнес четыре тома своих записок императору Александ-
ру I. Тенденция этого документа становится ясной уже из об-
ращения автора к русскому царю: ’’Государь, я желал бы язы-
ком истины представить великие свидетельства крайней доб-
роты Людовика XVI и указать ошибки философствования...
кои были так пагубны...” Далее автор сообщал, что 14 июля
’’разбойники”, собрав оружие и воспользовавшись ’’малоду-
шием начальников”, захватили Бастилию, после чего и нача-
лось ’’царство преступления”6.
Нет больше смысла говорить о содержании записок д’Аги-
ла. Для нас интереснее узнать о них мнение публикатора.
А оно весьма любопытно и поучительно. Профессор Любимов,
прочтя рукопись, пришел к выводу, что во Франции в дни
революции произошло ’’внезапное исчезновение всякой прави-
тельственной власти, захваченной или, точнее, взятой не толь-
ко без сопротивления, но даже без всякого усилия толпой
избирателей—людей если и не прямо с улицы, то из самого
среднего класса жителей”6.
В чем же причина происшедшего? Может быть, в стране
не было военной силы? По мнению Любимова, дело было
не в этом. ”На самом деле,—писал он,—сила эта была много-
численна, но значительная часть ее находилась уже в состоянии
199
революционного разложения. Пугливое и неспособное прави-
тельство Людовика XVI преувеличивало степень этого разло-
жения и считало вовсе невозможным опереться на армию. Это
было одною из роковых ошибок”?. Это было предостереже-
ние самодержавной России: ни в коем случае в государстве
нельзя упускать бразды правления. Только сильная власть,
опирающаяся на армию, может поддерживать порядок в стра-
не. Тогда не будет того, что произошло во Франции в конце
XVIII в.
И все же реакция не могла полностью подавить передовую
мысль, оградить прессу от сравнительно объективных оценок
Великой французской революции. Когда в середине 1880-х
годов стало известно, что в Париже в 1889 г. будет устроена
Всемирная выставка, приуроченная к столетнему юбилею
революции, демократическая газета ’’Неделя” посвятила это-
му большую передовую. В ней указывалось, что как промыш-
ленная буржуазия, так и ’’представители труда” едва ли могут
более достойно отпраздновать столетие эпохи ’’движения 1789
года”, когда было освобождено третье сословие и заменены
’’привилегии правами”. ’’Франция,—писала ’’Неделя”,—имеет
право пригласить весь мир на этот юбилей, имеющий не только
национально-французское, но и всемирно-историческое зна-
чение” 8 .
Далее давалось разъяснение сказанному: ’’...французское
движение 1789 г. имело характер общеевропейский; действие
его не ограничилось одной только Францией, но так или иначе
отозвалось повсюду”. Даже ярые противники революции
вынуждены были признать, что это движение в ’’своих целях
и принципах захватывает все человечество...”. Больше того,
передовой легальный орган с необычной в условиях России
смелостью и проницательностью определил место рассматрива-
емой революции в мировом историческом процессе: ”С 1789 г.
для всех народов Европы начинается новая эра: с этого време-
ни начинают осуществляться на деле новые понятия о государ-
стве, о правах народа, о самоуправлении, гражданственности
и равенстве всех перед законом”. Правда, редакция газеты
отметила и теневые, по ее мнению, стороны революции, ука-
зав, что террор деятелей движения был лишь ’’печальным”
эпизодом, что Дантон, Марат и Робеспьер якобы уничтожили
’’свободу действия и слова, свободу печати, парламентной три-
буны и независимость суда”. Но Франция, писала далее ’’Неде-
ля”, будет праздновать в 1889 г. не ’’годовщину террора,
а торжество идей”, которыми вдохновлялись ’’лучшие умы
всей Европы— Гёте, Шиллер и Кант, Иосиф II, Фридрих Вели-
кий, Екатерина”, и над зданием парижской Всемирной выстав-
ки будет развеваться ”не красное знамя революции, а трех-
цвегное знамя французского правительства— правительства,
сила которого заключается в торжестве принципов 1789 года,
в согласии с народными интересами и в доверии народа”9.
Отделив, таким образом, революцию от ее идей, издатели
200
’’Недели” рассчитывали, вероятно, на снисхождение со сторо-
ны цензуры, но просчитались. Цензурное начальство было бди-
тельно—оно усмотрело в упомянутой передовой ’’вредное
направление, выразившееся в восторженной апологии фран-
цузской революции 1789 г.”10.
2. Еще раз по страницам публицистики
Наступала весна 1889 г., а вместе с нею приближался срок
открытия Всемирной выставки в Париже. ’’Московские ведо-
мости”, имея во главе талантливого публициста и последова-
тельного реакционера М. Н. Каткова, всегда яростно обруши-
вались на такого рода события. Потеряв редактора (М.Н. Кат-
ков умер в 1887 г.), газета не смогла нужным образом выпол-
нить свою реакционную миссию. На ее страницах появлялись
лишь бледные, незначительные информации из Парижа, прони-
занные бездарно выраженной ненавистью к происходящему.
Так, в начале мая ’’Московские ведомости” сообщили, что
французские власти запретили давать сведения о количестве
посетителей Парижской выставки. ’’Браниться и развращать
публику можно,—резюмировала газета,—осведомлять публи-
ку нельзя... Вот вам и гласность и принципы 89 года!”11
Спустя месяц читатели узнали, что 17 июня в отеле ’’Кон-
тиненталь” президент Франции на банкете, устроенном респуб-
ликанцами, произнес речь и ’’провозгласил тост в память
’’героев” 1789 года, к которым он обратился с мольбой воо-
душевить настоящие поколения”12. Поставив слово ’’герои”
в кавычки, ’’Московские ведомости” этим определили свое
отношение к революционному юбилею. На большее газета
оказалась неспособной.
Не на высоте на этот раз была и ’’Неделя”, так активно
проявившая себя в 1884 г. В юбилейные дни она ограничилась
в основном публикациями описаний внешних событий. В ’’по-
литических известиях” газета рассказала, что 5 мая вся Фран-
ция праздновала столетнюю годовщину открытия Генераль-
ных штатов: ’’Знаменитые версальские фонтаны били весь
день, а вечером происходили иллюминация и фейерверк. Кро-
ме того, как Версаль, так и Париж были украшены флагами,
и на главных парижских театрах давались даровые представле-
ния”. Далее указывалось, что в зале, где произошло первое
заседание Генеральных штатов, царило торжество. ’’Героем
был президент Карно”; ораторами—первый министр Тирар,
председатели Сената и палаты представителей. 20 июня празд-
нества перекинулись в знаменитый манеж для игры в мяч, где
100 лет назад ’’основатели новой Франции торжественно кля-
лись не расходиться, прежде чем составят конституцию”. Тут
и были произнесены соответствующие речи, затем—публич-
ный банкет. ’’Версальский праздник,— сообщал корреспон-
дент ’’Недели”,—окончился блестящим приемом в городской
ратуше, иллюминацией и фейерверком”13.
201
Дидро. Энциклопедисты Джона Мор лея. М., 1882. Титульный лист
История французской революции (1788—1789 гг.) Адольфа Тьера.
М.; СПб., 1875. Титульный лист
Первые дни французской революции 1789 года Н. Любимова.
М., 1886. Титульный лист
Была в ’’Неделе” и еще одна скупая информация о том, что
состоялся ’’Национальный праздник 14 июля, праздник в Пале-
Рояле по поводу открытия памятника Камилю Демулену”,
а также даны два гигантских бала во Дворце промышленности
на Елисейских полях 14.
С большим вниманием отнесся к юбилейной дате либераль-
ный журнал ’’Вестник Европы”. Правда, все помещенные
в нем материалы отличались умеренностью оценок и осторож-
ностью формулировок. Журнал кратко сообщил, что ’’откры-
тию Всемирной выставки 1889 года предшествовало юбилей-
ное празднество в память столетней годовщины первого
заседания Генеральных штатов, превратившихся впоследствии
в Учредительное собрание”. Либералы придерживались офици-
альной правительственной версии: юбилейной датой считать
не 14 июля—взятие народом Бастилии, а 5 мая—день созыва
Генеральных штатов. Но это не помешало журналу, говоря
о Всемирной выставке, коснуться и проблем революции.
’’Вестник Европы” признал, что политическое значение выстав-
ки заключается в том, что она была устроена ”в память ’’вели-
кой революции”— в память, конечно, не кровавых внутренних
междоусобий, а тех новых начал”, которые проникли ”в поли-
тическую жизнь всех европейских народов”1&.
Отмежевавшись от ’’кровавых внутренних междоусобий”,
автор статьи указал, что различные народы ’’воспользовались
французской революцией более, чем сами французы”. Он
отметил, что благодаря этой революции народы Западной Ев-
ропы пользуются теперь ’’широкими правами личной и обще-
ственной свободы”, а старые феодальные порядки государств
во многом ’’уступили владычеству права и общественного
мнения”. Даже современные конституции западноевропейских
стран, их ’’основы политического строя”, считал ’’Вестник
Европы”, имеют ’’французское происхождение”!6.
Высказанная ’’Вестником Европы” идея получила дальней-
шее развитие в российской публицистике. На влиянии фран-
цузского законодательства на законодательства других стран
специально остановился известный ученый Максим Ковалев-
ский в статье ’’Декларация прав человека и гражданина”,
опубликованной в ’’Юридическом вестнике”. В ней было обра-
щено внимание на то, что французская декларация ’’револю-
ционизировала умы народных масс” и свидетельствовала
о том, что ’’поворот к старинным порядкам” уже не может
произойти. История показала, что идеи этого документа
широко распространились и вошли ”в сознание всех цивили-
зованных обществ”, многих государств с различным социаль-
ным строем. ’’Кто в самом деле,—писал Ковалевский,—решит-
ся отрицать, что такие положения, как свобода от личного под-
чинения и рабства, равенство всех перед законом и судом,
всесословность и равномерность податей и повинностей,
публичность и гласность правосудия, отделение судебной вла-
сти от законодательной... признаны в наши дни не только
203
ограниченными, но и неограниченными монархиями— Турцией
и Россией”17.
Несколько смелее о юбилейных днях французской револю-
ции оповещали два либеральных органа: журнал ’’Русская
мысль” и газета ’’Русские ведомости”. В иностранном обозре-
нии журнала его редактор В. Гольцев привел речь президента
Французской Республики во время праздника в Версале,
посвященного столетию открытия Генеральных штатов (дале-
ко не во всех материалах российской прессы можно найти
этот текст). Никогда благодарность нашего потомства, сказал
президент Карно, ”не сравнится с услугами, оказанными Фран-
ции и человечеству нашими отцами. Знаменитые мыслители
провозгласили принципы справедливости, равенства и свобо-
ды. Наши отцы взяли на себя исполинскую задачу сделать эти
принципы устоями общества и основать новый способ правле-
ния на началах разума и справедливости. Слава им! Слава доб-
лестным борцам! Настоящая республика явилась венцом того
дела, которое было начато сто лет тому назад. Она составляет
цель, которой после многих потрясений, после жестоких испы-
таний, оставляющих след неизгладимой печали, должен был
достигнуть благородный французский народ, так страстно
преданный равенству, так ревностно берегущий свободу”1^.
Симптоматична и вторая статья Гольцева, помещенная
в июльской книжке журнала. В ней автор стремился не только
раскрыть международное значение революции 1789 г., но и
отстоять некоторые ее идеи от нападок реакционных зарубеж-
ных публицистов. Статья знакомила читателя с откликами
иностранной прессы на французские события конца XVIII в.
По свидетельству ”Neue Freie Presse”, Западная Европа обязана
революции 1789 г. тем, что в результате падения ’’тягостного
феодального режима” установились гражданские свободы
и правосудие, и хотя в этом движении имел место террор, но
это был лишь ’’эпизод, хотя и страшный”.
Старочешская газета ’’Politik” справедливо напоминала
читателям о том, что открытие в Версале 5 мая 1789 г. Гене-
ральных штатов ’’составляет эпоху в истории не Франции толь-
ко, а целого мира. Это событие знаменитый Мирабо привет-
ствовал словами: ’’Пришел день, когда дарование становится
силой””19.
Даже официоз князя Бисмарка ’’Kolnische Zeitung” при-
знал, что Генеральные штаты пробудили во французской
нации ’’чувство свободы и человеческого достоинства”, толк-
нули ее ”к новому жизненному движению”29.
В. Гольцев выразил свое несогласие с французским истори-
ком Фернейлем, заявившим в связи со столетием француз-
ской революции, что ’’принципы 1789 года пагубным образом
влияют и на современное законодательство Франции”. В связи
с этим у редактора ’’Русской мысли” возник вопрюс: ”В чем
же провинились эти принципы?” Оказывается, в них заложены
отвлеченные идеи политических преобразований, вера ”в воз-
204
можность сразу и окончательно опрокинуть весь государствен-
ный и общественный строй, насильственно и победоносно
устранить все препятствия для достижения ясно и прямо по-
ставленной цели”21. Но такой путь, по Фернейлю, сталкивает-
ся с течением современной социологии, которая стремится
обосновать нравственные и общественные науки не на отвле-
ченных понятиях, а на ’’терпеливом и подробном анализе фак-
тов”. На это Гольцев заявил, что социология еще только за-
рождается, поэтому пока ни один серьезный ученый не возь-
мется определить ’’пути и средства развития политических
обществ”, и неужели, спрашивал он, ”до наступления этого
дня отложить в сторону всякие преобразования, прекратить
законодательную деятельность”22.
Наиболее богатая и оперативная информация о юбилейных
днях во Франции содержалась в ’’Русских ведомостях”. В них
рассматривалась история созыва Генеральных штатов,, расска-
зывалось о взятии Бастилии, о том, как была принята Декла-
рация, и о многих других революционных событиях. Приво-
дились и тексты юбилейных речей, например, президента Сена-
та Леруайе, рассказавшего о причинах правительственных
кризисов во Франции и закончившего свою речь словами:
’’Революция могла грешить чрезмерной смелостью своих меч-
таний, ребяческой верой, с которой она надеялась произвести
при помощи одного закона немедленную реформу в общест-
венном мнении и нравах; но мы грешим недостатком самоот-
речения, незнанием лежащего на нас долга, колебаниями воли.
Она (революция— Б. И.), быть может, поднялась слишком
высоко; мы пресмыкаемся слишком низко”. Была опублико-
вана и речь президента палаты депутатов Мелона, сказавшего,
что борьба, которая происходит во Франции в течение столе-
тия, окончится ”в пользу принципов 1789 г.”. Когда консерва-
торы поймут неизбежность этого, предрек он, ’’битва будет
выиграна, и Франция получит спокойствие, столь необходимое
ей для правильного и свободного развития”23.
Изложив речи французских ораторов, ’’Русские ведомо-
сти” раскрыли российскому читателю многие аспекты сущно-
сти, особенностей и значения французской революции. Дума-
ется, что внимание современников привлекла и напечатанная
в журнале статья ’’Между двумя Бастилиями (1789—1889)”,
связавшая дни французской революции с открывшейся Все-
мирной выставкой в Париже. Со времен революции конца
XVIII в., отмечалось в статье, Франция во всех сферах жизни
достигла большого прогресса, о чем красноречиво свидетельст-
вуют экспонаты выставки. А что было 100 лет назад? Среди
Парижа возвышалась мрачная Бастилия, у стен которой
’’представитель буржуазии” громко заявил: ’’Что такое третье
сословие?—Ничто. Чем оно должно стать?—Всем!” Прошел
век, и среди того же Парижа ’’гордо, все подавляя своим вели-
чием, красуется грандиозная, занесшая свою вершину ’’выше
облака ходячего” башня Эйфеля...” Она теперь и олицетворяет
205
третье сословие, поднявшееся
на ’’головокружительную вы-
соту”. Говоря о представителе
этого сословия, автор статьи
эмоционально заключил: ’’Ка-
кая у него теперь гордая,
самодовольная осанка, какой
властно-хозяйственный вид!
Самоуверенно окидывая взгля-
дом раскрывающуюся перед
ним с его возвышенной пози-
ции необъятную ширь и дик-
таторским жестом указывая
на все окружающее, гремит он
на всю Францию: ’’Это все я
сделал, все это от меня зави-
сит, мне принадлежит, мною
создано и живет, обо мне,
о моей силе, о моем могу-
ществе говорит! ’’Чем было
третье сословие прежде?—Ни-
чем. Чем оно стало теперь? —
Всем!— ’’Всем!” Гудит, как
В. Е.Якушкин. эхо сверху донизу башня—это
Фотография 1908 г. Бастилия 18 89 го да-
каждым своим металлическим
брусом, каждою гайкой, каждым винтом...”24
Со страниц ’’Русских ведомостей” мощно прозвучал гимн
победе третьего сословия, буржуазных отношений во Франции,
одержанной в ходе французской революции конца XVIII в.
В начале июля 1889 г. с большой статьей ’’Взятие Бастилии
14 июля 1789 года” выступил В. Якушкин—внук известного
декабриста. Он напомнил о том, что 14 июля 1789 г. располо-
женный в Париже королевский замок Бастилия был взят
’’парижским населением” и этот день стал национальным празд-
ником. ’’Почему же,—спрашивал автор,—новая Франция изб-
рала для своего национального торжества именно день 14
июля? Как повлияло взятие Бастилии на общий ход событий,
положивших основание новому порядку, новой жизни совре-
менной Франции, современной Европы?”25 Отвечая на постав-
ленные вопросы, Якушкин познакомил читателей ’’Русских
ведомостей” с историей узников бастильской тюрьмы, став-
ших жертвами насилия и деспотического произвола властей,
показал, как в народе накапливалась ненависть к старому
порядку, к тем, кто творил произвол, несправедливость и же-
стокую расправу.
Правда, о том, что взятие народом Бастилии стало началом
революции, автор либеральной газеты не упомянул. Достаточ-
но осторожно он заметил: ’’Народ тут в первый раз выступил
на передний план в деле защиты реформ”. Но это не помешало
206
В. Якушкину признать, что падение королевской тюрьмы про-
извело ’’сильнейшее впечатление во всей Европе”. В Париж
из разных стран начали стекаться пожертвования в пользу
раненых, в пользу вдов и сирот убитых при штурме Басти-
лии26.
’’Русские ведомости” отметили еще одну юбилейную дату—
4 августа 1789 г. В этот день произошло знаменитое ночное
заседание Национального собрания, на котором под влиянием
наказов (Cahiers), данных депутатам, было ’’почти единоглас-
но” решено ’’предпослать конституции Декларацию прав чело-
века...”27.
Как и некоторые другие органы печати, ’’Русские ведомо-
сти” сообщали читателям об общей атмосфере праздничных
дней в Париже: ’’Слышится говор на всех языках—от англий-
ского до японского”, в разных местах народ танцует, проис-
ходят шествия с факелами. Среди информации такого рода
автор одной из статей поместил любопытное свидетельство
из Парижа, раскрывающее теневые стороны официальной
программы праздника*. ’’Блестящ-то он блестящ,—говорили
парижане,—но ведь сегодня мы празднуем столетнюю годов-
щину Великой революции, и даже иностранцы могут ожидать
от этого праздника не одного только парада и иллюминаций,
но чего-нибудь другого, возвышающего и укрепляющего
душу”2^.
Такая подробная и во многом объективная информация
о юбилейных днях Великой французской революции на стра-
ницах российского легального либерального органа привлек-
ла внимание властей. Цензор московского цензурного коми-
тета В. В. Назаревский сообщил своему начальству, что в связи
со столетней годовщиной французской революции ’’Русские
ведомости” ’’приветствовали все главнейшие моменты движе-
ния 1789 г.: и открытие Национального собрания, и взятие
Бастилии, и провозглашение прав человека...”. Вместо того
чтобы вскрыть пороки этой революции, газета, по словам
цензора, осудила ’’французскую революцию только за то, что
она ничего не сделала в социально-экономическом отношении
для четвертого сословия”29.
Почти не откликнулась на столетие французской револю-
ции периферийная пресса. Специальных сообщений об этом
юбилее не было ни в ’’Новороссийском телеграфе”, имевшем
двух корреспондентов в Париже, ни в ’’Самарской газете”,
ни в газете ’’Волынь”, выходившей в Житомире, ни в ’’Воро-
нежском телеграфе”. Правда, газеты писали (иногда обстоя-
тельно, иногда кратко) о Парижской выставке**, о научных
* Автор этой статьи (Д-чъ) указывал, что сугубая официальность
праздника объяснялась тем, что монархисты и буланжисты опасались
появления ”в массе населения подъема республиканского духа” (Рус-
ские ведомости. 1889. № 189. 11 июля).
** ’’Самарская газета” 4 мая 1889 г. (№97) в своей публикации
даже привела слова президента республики Карно, сказанные на откры-
207
конгрессах, происходивших в столице Франции30, Но при этом
забывали упомянуть о международном социалистическом кон-
грессе, созванном марксистами в день падения Бастилии —
14 июля 1889 г.
И все же иногда в периферийной печати проскальзывали
сведения о знаменитом юбилее. Так, корреспондент ’’Волыни”
сообщал из Парижа, что в Версальском дворце президент
Сената произнес речь. В ней говорилось, что если французская
революция ’’грешила смелостью, то теперешние французы
грешат отсутствием самоотвержения”. В корреспонденции
отмечалось и другое: ’’Президент воздал должное деятелям
1789 г., которые ценой стольких усилий и жертв оказали
Франции великие услуги”31.
Несколько активнее оказался ’’Волжский вестник”. Па-
рижский корреспондент этой газеты еще весной 1889 г. сооб-
щал, что политическая жизнь Французской Республики не мо-
жет стабилизироваться, она как будто во что бы то ни стало
’’хочет удержать за собою репутацию легкомыслия, которою
она пользуется с 1789 года в глазах ’’солидных” и самодоволь-
ных филистеров”. Но с таким мнением корреспондент как
будто бы был не согласен. Он считал, что ’’гораздо резоннее”
искать объяснения беспокойной политической неустойчивости
страны ”не в легкомыслии 35-миллионного народа, а в каких-
либо иных условиях его существования”32,
Когда наступили юбилейные дни, ’’Волжский вестник”
опубликовал неподписанную статью ”Из заграничной жизни”,
в которой прямо говорилось: ’’Наконец, во Франции и Соеди-
ненных Штатах на первом плане стоят празднества столетних
юбилеев—французской революции и вступления в должность
первого президента американской республики, Вашингтона.
Ни одна страна, ни один народ не перенес столько политиче-
ских испытаний и треволнений, сколько Франция и вечно
живой французский народ”33.
Далее автор статьи напоминал читателям этапы револю-
ции: 5 мая—открытие Генеральных штатов; 17 июля —начало
действовать Национальное собрание, ставшее потом Учреди-
тельным; 4 августа—отменены феодальные привилегии...
Симптоматично, что в этом перечислении пропущена дата
14 июля—день падения Бастилии, олицетворявшего глубоко
народный характер начавшейся революции. Правда, далее
в статье признавалось значение революции 1789 г., призыва-
лось не забывать о тех, кто ’’страдал за свободу”, кто жертво-
вал ради нее ’’самыми дорогими интересами”. ’’Волжский
вестник” писал, что нужно не проповедовать скептицизм
к этому героическому времени, а утверждать: ”89-й год
тии Всемирной выставки: ’’Франция чествовала вчера зарю великого
столетия, открывшего новую эру в истории человечества. Сегодня мы
пришли любоваться блеском и великолепием того дела, которое явилось
созданием этого века труда и прогресса”.
208
завещал нам не только доктрины, но и примеры мужества,
веры в будущее, неистощимой энергии и бескорыстия,—при-
меры, которые составляют нашу честь и нашу силу”*34.
3. Статья Карла Каутского ’’Противоречия
классовых интересов в 1789 году”
Мы не знаем всех обстоятельств появления в либеральном
журнале ’’Северный вестник” работы немецкого социалиста
Карла Каутского, стоявшего тогда на марксистских позициях,
о Великой французской революции. Но вот что нам известно.
20 февраля 1889 г. Ф. Энгельс из Лондона писал К. Каутскому
в Вену: ’’Одновременно возвращаю статьи из ”Neue Zeit” с бег-
лыми критическими заметками. Главный недостаток —отсут-
ствие хорошего материала: боготворимых филистером Тэна
и Токвиля тут недостаточно. Если бы ты писал эту работу
здесь, то нашел бы совершенно другой материал — гораздо
лучший материал из вторых рук и массу п ерв ои ст оч-
ников. Кроме того, лучшая работа о крестьянах —Кареева —
написана по-русски”^5.
Так откликнулся Энгельс на статью Каутского ’’Противо-
речия классовых интересов в 1789 году”. Для нас особенно
важна его рекомендация автору —обогатить работу первоис-
точниками и привлечь магистерскую диссертацию Н. И. Каре-
ева ’’Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в послед-
ней четверти XVIII века”. По всей видимости, Каутский
не прислушался к этим советам, а каким-то путем (скорее
всего через Н. Даниельсона) отправил свою статью из ”Neue
Zeit” в Россию, в журнал ’’Северный вестник”, в котором она
и была опубликована. Узнав об этом от Даниельсона, Энгельс
15 сентября 1889 г. сообщал Каутскому: ”Из Петербурга мне
написали, что ’’Revue du Nord” (’’Sjevernoje obozrenie”?) поме-
стило перевод твоих ’’Классовых противоречий во Франции”
и они будто бы вызвали в России большую сенсацию. Когда
ты приедешь сюда, я дам тебе кое-какие советы, как ты мог
бы добиться в России денег за свои статьи”3б.
Действительно, публикация статьи немецкого социалиста
вызвала сенсацию. Почему на эту статью не обратила внимания
цензура —трудно сказать, тем более что работа Каутского
печаталась в трех номерах ’’Северного вестника”. Оставим
всякие догадки и обратимся к самой публикации. Перед нами
* После такого радикального (для царской России) мнения, давав-
шего возможность широко представить значение революции, ’’Волжский
вестник” решил застраховаться, приведя цитату из газеты ’’Nord”: ’’За-
падная Европа... смотрит на революцию, которая началась в 1789 году,
как на событие национально-французское, как на одну из тех эпох, кото-
рыми обладает всякий народ в своей истории и празднует, так сказать,
в семейном кругу; но Европа ничуть не приписывает этому периоду
международного характера” (Волжский вестник. 1889. 2(14) мая). Так
что, дескать, российскому самодержавию нечего бояться.
209
четвертый номер журнала за 1889 г.: К.Kautsky. ’’Противоре-
чия классовых интересов в 1789 году. К столетнему юбилею
великой революции. (Перевод с немецкого)”. Так открыто
была озаглавлена интересующая нас статья.
Немецкий марксист начал свое повествование с того мо-
мента, когда депутаты третьего сословия Генеральных штатов
’’под давлением революционного брожения страны” объявили
себя Национальным собранием и этим открыли ту ’’величест-
венную социальную катастрофу, которую мы называем вели-
кой революцией par exellence”. В результате сословные приви-
легии были уничтожены, но царства равенства и братства
не наступило, появились новые классовые противоречия, ко-
торые несли в себе ’’новую социальную борьбу”. Происходил
процесс роста рядов пролетариата, а вместе с этим увеличива-
лась и ’’эксплуатация рабочего люда”. Этот важный социально-
экономический процесс проявился во Франции в конце
XVIII в. ’’Именно французская революция,—писал Каутский,—
дала толчок такому пониманию истории, которое сделало
возможным объективное изучение как этого, так и всех иных
общественных явлений: она дала понять, что движущую силу
исторического развития надо искать прежде всего не в желани-
ях людей, а в общественных отношениях...”. Такое материали-
стическое понимание истории еще многими оспаривается,
отметил автор, ”но почти всеми давно признано, что Француз-
ская революция была результатом классовой борьбы третьего
сословия с двумя высшими...”37. Однако этим не ограничива-
лось социальное расслоение общества.
Ко времени революции вся ’’реакционная масса” францу-
зов распадалась на самые разнообразные группы. Одна из них
была просто ’’ненадежна”, другая ’’играла в руку врага”; не-
которые консервативные элементы не хотели мириться с неог-
раниченной монархией и требовали реформ. Были и ’’просве-
щенные” дворяне, но они, по мнению Каутского, ’’слишком
сроднились с злоупотреблениями господствующей системы”
и поэтому реформ не хотелиЗв.
Подробно проанализировал Каутский социальный состав
третьего сословия, в который входили крупные финансисты,
средние и мелкие капиталисты, купцы, ремесленники, наем-
ные рабочие, крестьяне. Автор отметил, что в XVIII в. началась
техническая революция: мануфактура была заменена фабрич-
ным производством, что привело к созданию крупней индуст-
рии. Наряду с множеством мастеров и подмастерьев появи-
лись наемные рабочие капиталистической промышленности,
рекрутировавшиеся из ремесленников. Тогда это еще не был
самостоятельный класс—пролетариат, но он становился важ-
ной революционной силой.
Так политика старого режима ’’сама сконцентрировала”
в предместьях столицы ’’самые сильные и отчаянные элементы
Франции,/которым нечего было терять”, но которые стреми-
лись ’’приобрести все”. Для них революция не кончалась унич-
210
тожением привилегий, они хотели идти дальше. Цель их—’’бла-
госостояние всех и каждого, основанное на труде,—была
неосуществима, несовместима с быстро развивающимся капи-
талистическим хозяйством”. И все же революционная борьба
французского ’’мелкого мещанства”, хотя и кончилась пора-
жением, не прошла для него бесследно. Громадная сила, обна-
руженная им в революции, величественная роль, которую оно
играло в ней, дали ему то самосознание, ту политическую зре-
лость, которые ”не могли исчезнуть бесследно”, считал Каут-
ский39 .
Важную роль в революционной борьбе играли и представи-
тели крестьянства, хотя они жили изолированно друг от друга
и не могли дружно противодействовать своим притеснителям.
Крестьяне испытывали на себе гнет и королевской власти,
и местного феодала. ’’Каждую минуту во время самых спешных
полевых работ крестьянина могли потребовать на барщину,—
писал автор статьи — Не успел он сколько-нибудь освободить-
ся от обязательных работ на господина, на него наваливались
новые тяжести в виде натуральной дорожной повинности,
подводной повинности— собственно по транспортировке
войск”40. в результате и у сельского населения накапливалась
ненависть к старому порядку, что и приводило к многочислен-
ным крестьянским выступлениям»
Особое место в третьем элементе занимала буржуазная
интеллигенция. Не она взяла Бастилию и избавила Францию
от внешних и внутренних врагов, считал Каутский, но она по-
лучила в свои руки государственную власть, создала право,
выработала основы, на которых и в XIX в. покоилась общест-
венная организация, выражавшая классовые интересы бур-
жуазии.
Понятно, что все эти силы должны были столкнуться
с королевской властью, тем более что сам король, не считая
церковь, был крупнейшим землевладельцем страны. К тому
же ’’безумное мотовство двора” ускорило крушение всей фео-
дально-монархической системы. ’’Монархическая государст-
венная власть— отмечал Каутский,—не в состоянии была ока-
зать противодействие дружному напору всех сословий. Она
должна была согласиться на сознание Генеральных штатов,
которые и были открыты 5 мая 1789 года. С этого времени
обычно и считают начало революции. Но замечательно, что
возмущение против абсолютной королевской власти началось
гораздо раньше и что именно привилегированные клас-
сы дали первый толчок ему и вызвали движение, которое
должно было привести к их же гибели”41.
Таким образом, статья Каутского достаточно убедительно
объясняла, что в эпоху Великой французской революции соци-
альная борьба происходила не только между старыми и новы-
ми классами, но и внутри этих классов. Возникавшие противо-
речия классовых интересов крупных капиталистов и мелкой
буржуазии, города и деревни способствовали развитию обще-
211
ственной борьбы, они, по словам автора, ’’увеличивали энер-
гию, проявлявшуюся в революции, ставили массе революци-
онного населения все более и более широкие цели и беспре-
станно гнали ее вперед”*2.
4. Сибирские ссыльные революционеры
и юбилей французской революции 1789 г.
Наиболее активно пытались отметить столетие Великой фран-
цузской революции ссыльные революционеры, находившиеся
в Сибири. В начале 1889 г. в Якутске 50 — 60 ссыльных наняли
обширный дом, в котором организовали клуб: собирались
для разных бесед, читали рефераты, отмечали революционные
праздники. Здесь и возникла идея послать адрес французской
общественности к столетию революции 1789 г. Один из якут-
ских ссыльных—И. И. Майнов —вспоминал: ”На чтениях о Ве-
ликой революции все мы были воспитаны, как наши предки —
на Четьи-Минеях. Сами французы того поколения, пожалуй,
так не знали наизусть всех ее дат, так не восхищались ее геро-
ями, как наши саратовские гимназистики и воронежские
кадетики. Мы прямо-таки летоисчисление вели с 14 июля
1789 года, как с года Рождества Свободы; так как же нам
этого дня не почтить!”*3
Решено было от имени всех сибирских ссыльных послать
адрес на имя президента Французской Республики в связи со
столетием Великой революции. Об этом ссыльные сообщили
в письмах своим товарищам, находившимся в разных уголках
Сибири. По всем улусам заговорили об адресе во Францию —
о чем писать, как переслать. Начали составлять проекты тек-
ста. В Якутске наиболее удачным оказался адрес, написанный
Папием Подбельским**. Сохранился и еще один проект адре-
са, составленный в Вилюйске*.
Текст П. Подбельского был озаглавлен ”Из Якутска от
русских ссыльных социалистов-революционеров гражданам
Французской Республики”**. В начале документа—слова при-
ветствия Франции, где 100 лет назад лихорадочно забилось
сердце, ’’обливаясь кровью и сжимаясь муками за несчастия
♦Когда в июне 1891 г. жандармы обнаружили этот документ, то под-
писавший его В. Яковлев был арестован за "преступный привет" на один
месяц, хотя он уже находился на родине после отбытия ссылки (см.:
Кранихфельд Вл. В. Я. Яковлев-Богучарский // Былое. 1917. № 1(23).
Июль. С. 232).
** Копия этого документа была найдена в начале 1920-х годов в Ис-
торико-революционном архиве в Ленинграде в деле ”0 вооруженном
сопротивлении, оказанном 22 марта 1889 г. группой государственных
административных ссыльных". Рукопись Подбельского была переписана
рукой Л. М. Когана-Бернштейна, казненного по "якутскому делу". Ука-
занный список был найден при обыске на квартире одного из участников
вооруженного сопротивления — Н. А. Уф лян да (см.: Каторга и ссылка.
1924. №4(11). С. 241).
212
людей”. Это движение оживило ’’полумертвые члены социаль-
ного тела Европы, и с тех пор в них не потухает искра жизни”.
Идеи Свободы, Равенства и Братства оказали животворное
влияние на другие народы, спасли их ”от вампиров и коршу-
нов”. Эмоционально звучали заключительные слова адреса:
”0, Франция! Ты видишь: младший, но великий брат твой,
Русский Народ, просыпается. И мы, соц .-революционеры, стоя
на страже этого пробуждения и оберегая его от мертвящего
гнета деспотизма, в минуты тяжелых испытаний всегда вдох-
новляемся самоотверженным героизмом твоих сынов, кото-
рых чествуют ныне, в день годовщины 14-го июля...
А пока еще ночь, пока еще можем говорить на Руси откро-
венно только мы, сильные, купившие эту возможность ценой
своей свободы. Прими, Французский Народ, и от нас, слабых
вестников грядущей политической жизни России, искреннее
поздравление с твоим великим праздником... Да здравствует
Революция!
Да будет везде на земле Свобода и Равенство с Братст-
вом!”4Ь
Второй адрес, составленный в Вилюйске, был написан бо-
лее сухо, но и он отражал глубокий интерес и восхищение
перед совершенной революцией. В нем говорилось: ’’...сто лет
тому назад французский народ развернул священное знамя
революции и отважно выступил на борьбу с тиранией. Та борь-
ба была великим и святым делом. То была борьба за поруган-
ные права человека. То была борьба человечества с вековою
тьмою рабства, невежества и злобы. И слава тебе, Французский
Народ,—Ты победил! На камнях разрушенной Бастилии, на об-
ломках тирании Ты начертал незабвенную Декларацию прав.
Да здравствует революция! Мы, русские политические ссыль-
ные, в своем далеком изгнании чествуем вместе с Тобой
память славных дней Великой Революции...”
Адрес был подписан ссыльными революционерами С. Ми-
халевичем, Ал. Молдавским, М. Гуревичем, В. Яковлевым,
Ив. Майковым, Сергеем Терещенковым, Ал. Вадзинским, Яко-
вом Дибобесом4б.
5. В политической эмиграции...
Понятно, что русские политические эмигранты имели больше
возможностей рассказать о Великой французской револю-
ции и отметить ее юбилей, чем революционеры в самой России,
задавленные жестокой цензурой. Выходившая в Женеве газета
’’Самоуправление” отмечала, что французская революция на-
рушила ’’мирное историческое развитие европейских народов”
и явилась этапным событием как для Запада, так и для России
Революция произошла потому, писала газета, что к концу
XVIII в. абсолютизм во Франции ’’достиг апогея,своего разви-
тия, выродился в самую ненавистную форму”. Он столкнулся
213
с новыми экономическими условиями: с развитием капита-
лизма, с буржуазией, ’’заявившей свой протест против нена-
вистного учреждения”. Абсолютизм вынужден был уступить
свое место новому государственному порядку. Это было со-
бытие мирового значения. ”С этого момента,—говорилось
в редакционной статье,—сначала во Франции и потом на всем
континенте Европы идет целый ряд последовательных пере-
кроек и перестроек общественных отношений; он везде
сопровождается бурными порывами народного негодования,
везде вызывает революции”4 *.
В этой связи корреспондент газеты спрашивал: есть ли
что-либо общее между причинами и ходом развития револю-
ции во Франции в конце XVIII в. и современными событиями
в России? ”К радости своей,—сам же отвечал он на свой воп-
рос,— мы действительно натыкаемся на знаменательные, хотя
отчасти и курьезные факты”. Революционная борьба в России
явилась ’’громким и энергическим” выражением появившего-
ся несоответствия между самодержавным правлением и на-
зревшими запросами общественной жизни. ’’Вот объяснение
того,—резюмировал автор статьи,—почему именно в послед-
ние 10 лет правительство эквилибрирует особенно усиленно.
Это признак близкой смерти”48.
В Женеве в 1889 г. вышел первый номер журнала ’’Социа-
лист”, в котором сотрудничали Г. В. Плеханов, П. Л. Лавров,
П. Б. Аксельрод. Редактор журнала Ю. Г. Раппопорт 3 июня
1889 г. обратился к Лаврову с просьбой: ”...не откажите в ма-
ленькой статейке о значении французской революции 1789 г.
Мы вас убедительно просим об этом”. Мы не знаем, написал ли
Лавров такую статью, ибо журнал ’’Социалист” прекратил свое
существование с выходом в свет первого номера. Но 17 июля
1889 г. в своем докладе на Парижском международном соци-
алистическом конгрессе, посвященном столетию революции
1789 г., Лавров заявил: ”В настоящем году Европа празднует
столетие французской—или, быть может, было бы вернее
сказать европейской—революции”4^.
Такое толкование международного значения французской
революции отражало мнение русских революционеров, что
подтверждается еще не привлекавшей внимание исследовате-
лей брошюрой ’’Обращение к русским людям по поводу сто-
летней годовщины Великой французской революции”, появив-
шейся в эмиграции.
Нам неизвестно конкретное имя ее автора. Но в конце тек-
ста указывается: ’’Народовольческая группа”. Брошюра начи-
нается словами: ”В конце нынешнего 1889 г. Франция, а с ней и
вся прогрессивная Европа празднует столетнюю годовщину
Великой революции конца прошлого века. Ровно сто лет про-
шло с тех пор, как в первый раз на Европейском континенте
рушится мрачное здание абсолютистского, тюремно-бюрокра-
тического режима, рабского подчинения личности и общества.
Ровно сто лет тому назад континентальная Европа в первый
214
раз приветствует появление на ее исторической арене народа
и общества не в роли стихийной силы, не в роли
объекта ’’мудрой” политики и гуманного попечительства,
а в роли единственных распорядителей своими собствен*
ными судьбами и сознательных участников в истории
общечеловеческого развития”50.
Далее в брошюре указывалось, что идеи Великой револю-
ции не ограничились пределами Франции: ”С непреоборимой
силой, разбивая на своем пути преграды исторических и есте-
ственных границ, они в короткий промежуток времени изме-
нили всю картину политического устройства Зап. Европы”.
Влияние революции сказалось не только в Западной Европе.
Оно проявилось и в России, где критическая мысль постепен-
но усилилась в результате ’’несоответствия форм русской
жизни с требованием справедливости и все развивающегося
общественного сознания”51. Но русское общество в результа-
те своего индифферентизма не проявило настойчивости в борь-
бе с самодержавным деспотизмом, народ был низведен до
роли пассивного созерцателя, не имевшего политических прав.
Брошюра призывала русских людей к активной деятельно-
сти, к освобождению от тяжкого гнета, от деспотизма и произ-
вола. В заключительных словах текста высказывалось желание
увидеть во время юбилея Великой французской революции
русских людей не как ’’чиновников ”на отпуску” с губерна-
торским паспортом, а как равноправных представителей сво-
бодной самоуправляющейся России!”52
Юбилей революции 1789 г. был отмечен и на страницах
’’Социал-демократа”—русского марксистского эмигрантского
органа. Публикация так и называлась: ’’Столетие Великой ре-
волюции”. Ее автором был Г. В. Плеханов, решивший в рецен-
зии на книгу буржуазного ученого Поля Жанэ ’’Столетие исто-
рии французской революции 1789 г.” высказаться по поводу
знаменательного события. Плеханов признал, что революция
1789 г. была Великой, так как принесла всему цивилизованно-
му человечеству много благодеяний и открыла ’’новую эпоху
в истории”. Он считал, что особенно от этой революции выиг-
рала французская буржуазия, положившая конец господству
аристократии и обеспечившая за собой первое место ’’реши-
тельно во всех отраслях общественной жизни”55.
Как же оценивалась Великая революция в книге Поля Жа-
нэ? По мнению ее автора, во Франции в конце XVIII в. произо-
шли одна ’’славная революция” и один ’’великий оунт”:
в 1789 г. началась ’’славная революция”, а 1793 год ознамено-
вался ’’великим бунтом”. Жанэ считал, что цель революции,
заключавшаяся в приобретении ’’гражданского равенства
и политической свободы”, являлась законной, но средства
достижения этой цели были негодны: ’’Слишком часто они
были насильственны и ужасны”. Хотя буржуазный автор при-
ветствовал взятие Бастилии как ’’первое победоносное появ-
ление парижского народа на сцене революции”, однако даль-
215
Г. В. Плеханов. Фотография
нейших действий восставших
он не одобрял. Плеханов по
этому поводу иронически за-
мечал, что восставать, дес-
кать, можно только во время
’’славной революции”, а в
’’настоящее время восставать
нет ни смысла, ни основа-
ния”. Зачем это делать? Ко-
роля свергли, ’’прикончили
аристократию”, буржуазия
стала господствовать—”и
сидите смирно, совершив
в пределах земных все зем-
ное. Кто же, кроме жалкой
черни, мог и может восста-
вать после этого!” Охаракте-
ризовав книгу Жанэ, Плеха-
нов далее как бы перекинул
мостик к современным зада-
чам движения. Он указал,
что, добившись господства,
буржуазия стремилась дока-
зать массам, что им в области
экономики теперь уже нечего
делать, а заниматься нужно
лищь ’’чистой” политикой.
”Но для рабочих,—писал Плеханов— заниматься ’’чистой поли-
тикой”—значит идти в хвосте буржуазной партии”54.
Таким образом, столетняя годовщина Великой француз-
ской революции должна была лишний раз напомнить пролета-
риату, что, по словам Плеханова, ’’для его экономического
освобождения сделано до сих пор слишком мало, да и не мо-
жет быть сделано много до тех пор, пока он в свою очередь
не явится победоносным завоевателем”55.
В том же номере ’’Социал-демократа”, где была помещена
плехановская статья, находилась и публикация В. И. Засулич
’’Революционеры из буржуазной среды”. Она не была специ-
ально посвящена французской революции, но в ней содержа-
лась одна интересная идея, относящаяся к изучаемой проблеме
и не отмеченная Плехановым. Засулич остановилась на эволю-
ции французской буржуазии со времен Великой революции.
По ее мнению, французские революционеры — идеологи конца
XVIII в. опирались на такие силы своей страны, которых не
было ни в России, ни в Германии. Вся революционная жизнь
Франции первой половины XIX в. была ’’тесно связана с Вели-
кой революцией”. Буржуазные теории ’’внуков до такой сте-
пени коренятся в мировоззрении их знаменитых дедов, что
невозможно не начать с них”. По словам Засулич, идейные
представители Великой буржуазной революции не стремились
216
”к господству и благополучию современной буржуазии”.
Нужно было видеть историческое изменение позиции буржуа-
зии. Но прежде чем ’’окончательно вымерло” поколение участ-
ников Великой революции из буржуазии, его последним пред-
ставителям удалось все же познакомиться с более или менее
определившимся в стране новым типом господствующего
класса, развернувшего свою бурную деятельность во время
конституционной монархии Луи-Филиппа. ”И старики,—ука-
зывала Засулич,—отвернулись с презрением от своих доволь-
ных сыновей, возненавидели новый строй, мешались в загово-
ры и шли умирать на баррикады вместе со студентами и рабо-
чими”^.
Отмечая столетие Великой революции, молодые маркси-
сты России отдавали должное событиям во Франции конца
XVIII в., верно оценивали расстановку классовых сил движе-
ния и результаты социального переворота, выясняли потенци-
альные возможности борьбы, определяли значение пролетари-
ата в радикальном переустройстве общественных отношений.
6. После юбилея
Шли годы, а о французской революции 1789 г. в России помни-
ли по-прежнему. Важную роль в ее популяризации сыграл Лон-
гин Федорович Пантелеев. Один из активных членов револю-
ционной организации ’’Земля и воля”, он в декабре 1864 г.
был арестован, отбыл тюремное заключение, а затем сослан
в Сибирь. Возвратившись в Петербург, Пантелеев в 1877 г.
основал свое издательство.
В конце 1880-х годов русский издатель посетил Париж
и в очередной раз встретился там с находящимся в эмиграции
П. Л. Лавровым. Это было время, когда Франция готовилась
отметить столетие революции. Выходили в свет книги много-
томного издания академика А. Сореля ’’Европа и французская
революция”. Вот тогда-то Лавров настоятельно посоветовал
Пантелееву начать издание этого труда на русском языке. Пред-
ложение было принято. Нашелся и квалифицированный пере-
водчик. Им стала Е. Г. Бартенева —эмигрантка, деятельница
Русской секции Первого Интернационала, участница первого
Конгресса Второго Интернационала в 1889 г. в Париже. Она
перевела все восемь томов труда Сореля57.
Первый том русского издания монографии французского
академика появился в 1892 г. Открываем титульный лист:
”А. Сорель. Европа и французская революция. Сочинение,
удостоенное Французской академией Большой премии Goberta.
Перевод с французского. С предисловием профессора СПб.
университета Н. И. Кареева. Том I. Политические нравы и тра-
диции. С.-Петербург. Издание Л. Ф. Пантелеева, 1892”.
Предисловие к тому было весьма кратким. В нем говори-
лось, что труд Сореля—’’одно из наиболее крупных и цыдаю-
217
щихся по своим достоинствам сочинений, посвященных такой
важной эпохе в истории не одной Франции, но и всей Европы,
как переворот конца XVIII века, унесший ’’старый порядок”
и положивший начало новым отношениям”^.
Так в России появилось многотомное легальное произведе-
ние о французской революции, инициаторами и издателями
которого были не только люди передовых убеждений, но и
активные участники революционной борьбы, стойкие против-
ники самодержавного деспотизма.
Фундаментальный труд А. Сореля ’’Европа и французская
революция” убедительно показал влияние Великой революции
на общественное движение многих стран Европы. В передовой
науке утвердилось мнение, что революция, происшедшая во
Франции в 1789 г., ’’совершалась для народов всего мира и что
наступает царство самих народов. Как во Франции, так и по-
всюду во взятии Бастилии видели символ падения старого
режима’’^9.
Это была генеральная идея, пронизывавшая все тома про-
изведения Сореля. До Германии, Италии, Австрии, Голландии
долетели искры французской революции и сделали свое дело.
А что было в России? Тут маститый автор не во всем оказался
точен. ’’Революционная пропаганда,—свидетельствовал Со-
рель,—не могла коснуться России и подвергнуть ее серьезной
опасности. Не одно расстояние спасало ее, но и самый характер
цивилизации этой империи. В ней не было почвы ни для поли-
тической, ни для гражданской свободы. В России отсутствова-
ли все три наиболее существенных элемента французской
революции: привилегированное и бессильное дворянство,
честолюбивая и влиятельная буржуазия, крестьяне-собствен-
ники”. Только отсутствием достаточной осведомленности
автора можно объяснить огульное отрицание им образованно-
сти русских дворян, которые, дескать, поверхностно воспри-
нимали идеи французских философов, и его утверждение, что,
когда произошли революционные события, ’’аристократы
с одинаковою ненавистью и высокомерием осудили филосо-
фию, революцию и Францию”бО.
Но не будем строго судить Сореля за недооценку влияния
французской революции на Россию—вероятно, тогда не насту-
пило еще время подлинного изучения этого вопроса. Для нас
сейчас важно другое—духовная жизнь страны обогатилась
фундаментальным трудом о международном революционном
движении.
К столетнему юбилею революции 1789 г. известный исто-
рик Н. И. Кареев написал большую статью о Великой француз-
ской революции для Энциклопедии Брокгауза и Ефрона.
Появившаяся более чем через десять лет после юбилея в оче-
редном томе издания, она представляла собой едва ли не самое
лучшее исследование о революции 1789 г., опубликованное
в дореволюционной России. В этой фундаментальной статье
выяснялись причины, определялось место революции в евро-
218
пейской истории, показывалось ее влияние на другие стра-
ны. Работа Кареева была ценна и тем, что в ней давалась под-
робная историография и библиография вопроса.
Кареев показал, как социальные перемены и идейное дви-
жение во Франции подготовили' революцию конца XVIII в.,
ставшую ’’исходным пунктом новейшей истории” и опреде-
лившую развитие политических и социальных движений ряда
стран на протяжении всего XIX в. Убедительно обрисовав
положение Франции накануне революции— бедность большин-
ства населения, расстройство сельского хозяйства, застой
в промышленности и в торговле, тяжесть налогов, русский
ученый отметил: ’’...бездумные траты двора на роскошь,
на увеселения, на подачки куртизанкам, постоянные дефици-
ты... произвол административных властей—все это порождало
недовольство в разных слоях общества и накопляло горючий
материал, который всегда был готов вспыхнуть”. Сила вспых-
нувшей революции, писал Кареев; была велика и ’’приобрела
весьма скоро универсальное значение по своему влиянию на
остальную Европу”. Она ускорила или подготовила падение
’’старого порядка” и в других странах, содействовала пробуж-
дению новых общественных сил. ’’Французская революция,—
подвел итог русский историк,—всколыхнув народные массы,
сделалась исходным пунктом и всего новейшего социального
движения”61.
Такой вывод, высказанный на страницах российской печа-
ти в начале XX в., во время назревания буржуазно-демократи-
ческой революции, во время, когда российский пролетариат
становился гегемоном в общественной борьбе, когда широчай-
шие массы народа готовились к штурму самодержавного
режима, прозвучал актуально и своевременно.
Глава
1789-1905
1. ’’Буря будет неизбежной”
Приближался XX век, и вместе с ним приближалась, назревала
революция в России. Ее шаги были слышны уже в 1890-х
годах. В общественных кругах это понимали и, размышляя
о характере надвигающихся событий, обращались к историче-
скому прошлому, в том числе и к французской революции
1789 г. Однако при этом не все понимали одно важное обсто-
ятельство: в XVIII в. французская буржуазия была революци-
онным классом, вела решительную борьбу с феодально-монар-
хическим режимом, а пролетариат тогда еще не проявил себя
в качестве самостоятельной революционной силы, не имел
опыта политической борьбы. В России на рубеже XIX - XX вв.
условия были другие: наступила эпоха империализма, обост-
рились социальные противоречия, пролетариат становился
главной силой революционного движения, выступал не только
против самодержавных порядков, но и против буржуазных
отношений, буржуазной собственности. Российская буржуа-
зия, связанная с царизмом, перестала быть революционным
классом.
Все сказанное не мешало, однако, прогрессивной общест-
венности вспоминать об опыте Великой французской револю-
ции, свергнувшей королевский деспотизм. Ведь и в России
назрела необходимость свержения царизма.
...С 27 декабря 1894 по 15 января 1895 г. в Нижегород-
ском всесословном клубе с публичными лекциями выступали
приват-доценты Московского университета П. Н. Милюков
и И. И. Иванов. Милюков прочел курс лекций на тему ’’Рус-
ские общественные настроения XVIII -XIX вв.”, а Иванов —
о просветителях XVIII в. во Франции. Лекции были платные,
но имели огромный успех и собирали каждый раз значитель-
ную аудиторию—более 500 человек.
Отзыв о лекциях был опубликован на страницах ’’Нижего-
родского листка”, где рассказывалось об их содержании,
приводились слова Иванова: ”У грани нового века не беспо-
лезно вспомнить... время великих увлечений и великих оши-
бок и запастись уроками прошлого для будущего”. Отмеча-
лось также, что лекции о французских просветителях и фран-
цузской революции указывали молодым людям, ’’как дейст-
вовать, когда будет подготовлена почва и настанет время”!.
В своих лекциях И. И. Иванов проанализировал результаты
французской революции и пришел к выводу: общественные
круги оказались не подготовленными для ’’решения политиче-
220
ского вопроса’. Французские просветители (’’идеалисты”)
и народ (’’демократия”), по мнению лектора, ”не поняли друг
друга”, они стояли вдали друг от друга, а надо было действо-
вать вместе с народом, ибо ’’полезен тот, кто несет народу тот
свет, при котором единственно развивается гражданская сво-
бода”2.
Даже эти либеральные высказывания вызвали насторожен-
ность в правящих кругах, что отразилось в жандармском
отчете: ’’Иванов превозносил философов XVIII века, подгото-
вивших революцию, громил самовластие, настаивал на том,
что для успеха политической деятельности необходимо сой-
тись с народом, указывал на ошибки французских деятелей,
из-за которых революция кончилась деспотизмом Наполе-
она”3.
Жандармов интересовало, разумеется, и отношение к лек-
циям аудитории — они прислушивались к разговорам, занима-
лись перлюстрацией писем слушателей. Среди них и попалось
нужное: ’’Иванов и Милюков говорили столько смелых и
правдивых вещей, что многие выразились по этому поводу
так: ’’Все это мы много раз слышали и говорили, но говорили
у себя дома, втихомолку, но чтобы московские профессора
с публичной кафедры в провинции, в присутствии молодежи,
учителей и учительниц, говорили такие речи, этого еще не
бывало!””4
Двадцатый век наступил. Обзор источников вновь застав-
ляет нас вначале обратиться к либералам. В ноябре 1902 г.
в Штутгарте вышел очередной номер журнала ’’Освобождение”
со статьей ’’Современное положение России и виды на буду-
щее” за подписью ’’Профессор”. Мы знаем автора—это уже
упомянутый Павел Николаевич Милюков. Очень нужная для
раскрытия нашей темы статья. В ней сопоставлялось социаль-
но-экономическое и политическое положение России конца
XIX —начала XX в. и Франции накануне революции XVIII в.
Автор нашел много общего в экономическом состоянии двух
стран. Но особенно поразительным, по мнению Милюкова,
было ’’почти полное совпадение современных русских поряд-
ков со старым режимом во Франции”. В чем же это совпаде-
ние? Русское самодержавие, считал Павел Николаевич, ”то же
самое”, что и французский абсолютизм; крайних пределов
достигли централизация и бюрократия: Государственный
совет в России ’’соответствует” французскому королевскому
совету; министры по своему положению и значению ’’одина-
ковы в современной России и во Франции XVIII века”; фран-
цузские органы местного самоуправления ’’вроде наших
земств”.
Но более важно для автора статьи было другое: во Фран-
ции законодательная власть отличалась полной несостоятель-
ностью; и в России Комитет министров, Государственный
совет—’’немощные учреждения, неспособные к законодатель-
ной работе”3. Поэтому во Франции собирались нотаблей,
221
а в России—’’особые совещания”, ’’комиссии”. Народное недо-
вольство было характерно для той и другой страны. Россий-
ское крестьянство под тяжестью экономического кризиса
’’изголодалось” и стало ’’похоже” на крестьян Франции нака-
нуне революции.
В России в первые годы XX в. начались массовые волне-
ния. В этих условиях назрела необходимость реформы—’’если
ее не произведут сверху, она пойдет снизу”. Так что же получа-
ется? В современной России, как и в дореволюционной Фран-
ции, по Милюкову, проявилась ’’полная несостоятельность
существующего режима”, действия правительства обнаружили
его слабость и растерянность, ’’отсутствие здравого понимания
потребностей переживаемого момента”. А это, по мнению
либерального историка, было весьма опасно—такое состояние
могло привести к революции, чего нельзя было допустить.
Выход один—’’превратить Особое совещание о сельскохозяй-
ственной промышленности в Земский Собор”. Если этого
не произойдет, предрекал Милюков, то Особое совещание
’’окончится жалкой комедией, как Собрание Нотаблей Людо-
вика XVI. В таком случае политический горизонт окончатель-
но покроется тучами, и буря будет неизбежной”б.
2. Каков тип русской революции?
Предсказание Милюкова сбылось—прошло два года, и ’’буря”
разразилась: в России началась буржуазно-демократическая
революция. Революция 1905 г. всколыхнула народные массы
страны, самодержавие заколебалось, начало маневрировать.
Большевики искали пути к победе, к свержению ненавистного
режима...
В эпоху революции 1905—1907 гг. Ленин, раздумывая над
развитием общественной борьбы в России, учитывал и опыт
революционного движения в Западной Европе: революций
1789—1794, 1848 и 1871 гг. В канун русской революции,
в 1902 г., он предсказывал, что на базисе данного буржуазного
порядка может произойти социальная революция, ниспровер-
гающая господство крепостников-помещиков, т. е. ’’такая же
социальная революция буржуазии, каковой была великая
французская революция”7.
После начала русской революции Ленин стремился устано-
вить, к какому типу революций она ближе: ”1789 или 1848
года?” Сохранился конспект Владимира Ильича, в котором
были сформулированы два вопроса: дойдет ли русская рево-
люция ”до полного свержения царского правительства, до
республики” ’’или ограничится урезкой, ограничением цар-
ской власти, монархической конституцией?” При этом Ленин
подчеркивал, что он рассуждает именно о типе революции,
чтобы ’’устранить нелепую мысль о возможности повторения
безвозвратно минувшей социально-политической и между-
народной ситуации 1789 и 1848 годов”8.
222
Так какого же типа рево-
люцию можно было ожидать
в России? Для ответа на этот
вопрос Ленин стремился
учесть ряд обстоятельств,
специфику развития социаль-
но-экономических и полити-
ческих отношений в стране.
Прежде всего, считал он,
в России характер организа-
ции партии, размах издания
революционной литературы
”во много раз выше, чем
в 1789, 1848 и 1871 годах”.
Кроме того, антагонизм про-
летариата и буржуазии ’’го-
раздо глубже”, чем в 1789,
1848 и 1871 годах. На основе
этого Ленин сделал важное
заключение: учитывая все В. И. Ленин. Фотография 1897 г.
обстоятельства, ’’буржуазия
будет больше бояться пролетарской революции и скорее бро-
сится в объятия реакции”. Как же, принимая во внимание
революционный опыт Западной Европы, должна была вести
себя российская социал-демократия? ” ...Толкать буржуазную
революцию как можно дальше, никогда не забывая главного
нашего дела: самостоятельной организации пролетариата”—
к такому выводу пришел Владимир ИльичЭ.
И все же, как выяснилось, Ленин отдавал предпочтение
типу революции во Франции XVIII в. Весной 1905 г. в газете
’’Вперед” он писал, что русская революция, ’’чтобы стать вели-
кой, чтобы напомнить 1789 — 1793, а не 1848—1850-ые годы,
и превзойти их... должна поднять к активной жизни, к героиче-
ским усилиям, к ’’основательному историческому творчест-
ву” гигантские массы, поднять из страшной темноты, из неви-
данной забитости, из невероятной одичалости и беспросветной
ту пости” Ю.
Ориентация на тип Великой французской революции объ-
яснялась ее радикальным характером, решительными дейст-
виями против королевской власти и феодальных отношений.
Ссылаясь на Маркса, Ленин указывал, что революция 1848 г.
в Германии есть ’’пародия французской революции 1789
года”. Если эта революция спустя три недели после взятия
Бастилии уничтожила все феодальные повинности, а француз-
ская буржуазия ”ни на минуту не покидала своих союзников,
крестьян”, то немецкая буржуазия в ходе революции 1848 г.
’’без всякого зазрения совести предает крестьян, своих самых
естественных союзников...”И. Опыт французской революции
конца XVIII в. и других буржуазных революций, учение
К. Маркса позволили Ленину разработать вопрос о революци-
223
Баррикада на Пресне в 1905 г. С картины И. А. Владимирова
онной диктатуре в условиях российской действительности. Он
пришел к выводу, что задачу коренного социального преобра-
зования страны может выполнить только революционно-демо-
кратическая диктатура пролетариата и крестьянства. Это опре-
делило стратегический план и тактику революции в эпоху
империализма. Известную роль при этом сыграл также опыт
якобинской диктатуры, якобинского Конвента как диктату-
ры низших классов.
Какую же связь видел Ленин между событиями француз-
ской революции и характером, особенностями диктатуры,
которая могла обеспечить победу первой русской революции?
Основное заключается в том, что Ленин рассматривал якобин-
скую диктатуру как коалицию, объединившую плебейские
массы, крестьянство и низшие революционно настроенные
слои буржуазии, шедшие вместе с народом. Можно согласить-
ся с современным советским исследователем, что ’’именно
в установлении такого типа диктатуры всех ’’низших клас-
сов”, но уже при активнейшей роли пролетариата как класса-
гегемона Ленин и видел условие победы буржуазной демокра-
тической революции в России начала XX в.”12.
Симптоматично, что выходившая в Женеве большевист-
ская газета ’’Вперед!”, учитывая революционную обстановку
в России, решила ознакомить своих читателей с практикой
народного движения во время Великой французской револю-
ции. Этому и были посвящены очерки Анатолия Васильевича
224
Луначарского, которым в ян-
варском номере газеты за
1905 г было предпослано
такое редакционное замеча-
ние: ’’Здесь мы хотели лишь
дать ряд очерков непосред-
ственной борьбы на улицах,
борьбы именно пролетариата.
В какую форму отливалось
революционное настроение
рабочих масс в эпоху револю-
ционного брожения? Что обу-
словливало собою успехи от-
дельных актов революцион-
ной борьбы? Что приводило
к поражениям революцион-
ного пролетариата?—вот воп-
росы, ответам на которые мы
постараемся способствовать
нашими очерками. В настоя-
щее время, когда закипело
стоячее русское море, когда
время призывает пролетариат
К огромной боевой роли, А. в. Луначарский
распространение знакомства
с практической стороной революционной борьбы далеко не бу-
дет излишним”13.
Первый очерк начинался с рассказа о том, что во Франции
во время революции пролетариат был очень слабо развит как
в экономическом, так и в политическом отношении. Но вме-
сте с тем, отмечал автор, именно пролетариату, его ’’мужеству
и силе” французская революция была обязана в ’’значительной
мере своим успехом”. В революции участвовал весь народ
Франции, который ’’морально обезоружил” правительственные
войска и позаботился о своем вооружении.
Для русского читателя было важно знать правду о поведе-
нии французской буржуазии. Как она проявила себя в то бур-
ное время? На первых порах, писал Луначарский, ”в дни реши-
тельного боя с правительством”, она ничего не имела против
вооружения рабочих, но, как только этот бой завершился,
потребовала разоружения народа. ”И пролетарии,—возмущал-
ся автор статьи,—отдавали ружья, веря в политическую смет-
ливость буржуазии: им-де, образованным, обеспеченным лю-
дям, лучше знать”. Все это излагалось им весьма упрощенно
и во многом исторически не точно. Но мы должны обратить
внимание на другое—делалось это для того, чтобы предупре-
дить участников русской революции, какой ошибки следует
избежать —не рассчитывать на буржуазию: ’’Теперь, конечно,
организованный и сознательный пролетариат ни в каком слу-
чае не поступил бы столь наивно”1^.
8 — 737
225
Второй очерк назывался ’’Взятие Бастилии”. Казалось, что
эту цитадель взять штурмом очень трудно, а может быть, и
невозможно. Толстые стены, надежные укрепления, глубокие
рвы с подъемными мостами, пушки на башнях... Но у ’’толпы
бойцов”, писал Луначарский, было могучее оружие—она была
’’воодушевлена веками накопившимся народным гневом,
полна геройской решимостью умереть за дело, в правоту кото-
рого она верила непоколебимо”.
Однако у русского читателя мог возникнуть вопрос: а как
поведут себя в аналогичной ситуации правительственные вой-
ска, на чьей стороне они окажутся? Вопрос, от решения кото-
Його во многом зависела судьба русской революции. На него
[уначарский дал аргументированный ответ: ”...у революции
кроме пушек и ружей есть еще одно могучее оружие, против
которого бессильны защитить правительство самые толстые
стены крепостей: это то, что она подымает свое знамя за всех
угнетенных, за все общество, а солдаты и офицеры—тоже
часть этого общества: сознание того, что они борются против
своего народа, против свободы и прогресса, защищая неболь-
шую шайку жестких и высокомерных правителей, отравляет
военную дисциплину и рано или поздно склоняет победу
на сторону бойцов революции”15.
С давних пор в российском освободительном движении
обсуждалась проблема революционной нравственности. Шли
споры о том, насколько этично прибегать к насилию, к жесто-
ким средствам борьбы, кровопролитию. Эта проблема стояла
и перед участниками революции 1905 г. И тут помогли опыт
французской революции, суждения ее участников. В очерке
Луначарского был помещен отрывок из письма французского
революционера Бабёфа к жене, написанного через несколько
дней после взятия Бастилии. ”...Я понимаю,—писал Бабёф,—
справедливую месть народа, я одобряю казнь его врагов, но
зачем же эта жестокость? Однако кто истинный виновник ее?
Не палачи ли, не пытки ли, не зверства ли правительства?
Наши правители—сами варвары, они не цивилизовали свой
народ, а ожесточали его. Пусть жнут, что посеяли! И знай, моя
дорогая, что много ужасного произойдет еще: мы лишь у
самого начала”16.
Французские правители—варвары, они виноваты во всем.
А русские? И тут Луначарский дал яркую картину надруга-
тельства правителей России над своим народом: ’’хлещут
девиц нагайками”, калечат молодежь с помощью ’’банды пья-
ных дворников”, расправляются с безоружной толпой, по при-
казу губернаторов ’’запарывают до смерти” восставших кре-
стьян. Да мало ли зверств творилось на Руси! Но вот последнее
событие: ’’Людовику XVI за все его царствование не снилось
пролить столько крови народной, сколько пролил ее наш сла-
боумный Николай в одно Красное Воскресение. Они пожнут,
что посеяли! Пусть сердобольные люди помнят слова Бабёфа.
Да, террор будет иметь место в предстоящей русской револю-
226
ции, но то не будет террор кучки смельчаков, направленный на
того или иного изверга, то будет террор общенародный, то
будет беспощадная война всем врагам свободы; война, бес-
спорно, полная ужаса, но освещаемая великой целью”1*7.
Далее в очерке утверждалось, что русские пролетарии всту-
пят в революцию ’’сознательными бойцами”, будут требовать
установления демократической республики, понимая при
этом, что такая республика не ’’исцелит всех страданий рабоче-
го класса, а только расчистит путь для дальнейшей борьбы
против буржуазии, за социализм”18. Во Франции же во время
революции большинство пролетариев не понимало, что у них
кроме общих целей с буржуазией есть и свои собственные
задачи, своя собственная ’’великая цель”, что пролетарии нуж-
даются ”в собственной, тесно сплоченной организации”. Не
только пролетарии, но даже и вожди французской революции
этого не понимали, думая, что можно сразу ’’организовать
коммунистический строй”.
Назвав такую мечту утопией, Луначарский ознакомил
читателей с планом перехода от буржуазно-демократической
революции к социалистической: ”В деле освобождения народа
от самодержавия, в деле борьбы за республику пролетарии
найдут сочувствие широких народных масс, во главе которых
они могут стать для этой цели; но в деле организации социали-
стического строя рабочие могут рассчитывать почти исключи-
тельно на свои силы, вся масса мелких собственников стала
бы * враждебной им, а собственные силы пролетариата еще
недостаточно велики и недостаточно организованы для выпол-
нения гигантской социалистической задачи; но зато эти силы
будут расти, крепнуть и организоваться со сказочной быстро-
той в условиях новой свободной России. Пролетариат знает
теперь, что ему нужна республика для того, чтооы могуче
и свободно готовиться к окончательной борьбе и окончатель-
ной победе над всякой эксплуатацией”19.
Революция 1905 г. все больше и больше втягивала кресть-
янство в освободительную борьбу. В этих условиях опыт
крестьянского движения в эпоху Великой французской рево-
люции был поучителен. В очередном очерке Луначарский под-
черкивал, что и русское крестьянство ’’также будет стремить-
ся к тому, чтобы получить как можно больше земли в свое
полное распоряжение”. Но тут возник вопрос: как ’’социали-
стам-демократам” относиться к его желанию?
Вопрос этот был поставлен не случайно. Дело в том, что
меньшевики не верили в революционные возможности кресть-
янства, отрицали необходимость союза с ним рабочих. Больше-
вики же призывали к такому союзу, настаивали на проведении
аграрной реформы. Эту концепцию отстаивал и Луначарский.
’’Одни думают,—писал он, имея в виду меньшевиков,—- что это
(передача земли крестьянам.—Б. И.) нас совсем не касается,
что это дело крестьян и помещиков между собою. Но это
неверно. Неверно это потому, что нам, пролетариям, необходи-
227
ма демократическая республика, и притом возможно более
прочная, крестьянская же масса будет бороться за нее только
в том случае, если демократия будет тесно связана с широкой
земельной реформой”20.
Завершая очерки о Великой французской революции*,
Луначарский сопоставил роль пролетариата Франции в револю-
ции 1789 г. с потенциальными возможностями российского
пролетариата. ”Но если,—писал он,—парижский пролетариат
при всей своей бедности был вождем и героем в самые реши-
тельные дни Великой революции, если именно он толкал ее
к ее логическому концу, то тем более может и должен сделать
это в Росеии несравненно более сознательный русский проле-
тариат, который не только сплотит вокруг себя всю демокра-
тию, не только поведет ее к самым решительным поступкам,
гоня перед собою всегда трусливую зажиточную буржуазию,
но сумеет и закрепить завоеванную демократическую респуб-
лику— основу своей дальнейшей чисто пролетарской борьбы
за социализм’’21.
3. Якобинцы и жирондисты XX века
Призывая к углублению революционно-демократической
революции в России, большевики столкнулись с отрицатель-
ной позицией меньшевиков, которые со страниц ’’Искры”
стали ’’пугать якобинством”. В. И. Ленин на III съезде РСДРП
заявил, что ’’пугать якобинством в момент революции вели-
чайшая пошлость”, в условиях революции нужна ’’демократи-
ческая диктатура”. Говоря о якобинцах, Маркс упомянул, что
террор 1793 г.— ’’плебейский способ разделаться с абсолютиз-
мом и контрреволюцией”. Приведя эти слова, Ленин заклю-
чил: ”Мы тоже предпочитаем разделываться с русским само-
державием ’’плебейским” способом и предоставляем ’’Искре”
способы жирондистские”22.
В работе ’’Две тактики социал-демократии в демократиче-
ской революции” В. И. Ленин прямо указывал, что ’’якобинцы
современной социал-демократии”—это большевики. Они стре-
мятся своими лозунгами поднять революционную и республи-
канскую мелкую буржуазию, и особенно крестьянство, ”до
уровня последовательного демократизма пролетариата”, хотят,
чтобы пролетариат и крестьянство решительно разделались
с монархией и аристократией ’’’’по-плебейски”, беспощадно
* Большевистскую газету ’’Вперед” заменила газета ’’Пролетарий”,
которая, давая оценку очеркам А. В. Луначарского,, писала: ’’Вывод из
намеченных нами моментов ясен. Именно народ правильно угадывал
интересы революции и толкал ее вперед, когда она останавливалась
на мертвых точках. Если великая революция не могла победить реакции,
если реакция вспыхнула-таки и еще на некоторое время восторжествова-
ла, то это потому, что недоразвитый капиталистический строй не давал
того фундамента, который необходим для истинного народ оправления”
(’’Вперед” и ’’Пролетарий”. Вып. IV. М.; Л., 1925. С. 52).
228
уничтожая врагов свободы...”. При этом Владимир Ильич ука-
зывал, что большевики вовсе не хотели ’’обязательно подра-
жать якобинцам 1793 года”, перенимать их программные тре-
бования, способы действия, лозунги и взгляды. ”У нас,—писал
Ленин,—не старая, а новая программа—программа-минимум
Российской социал-демократической рабочей партии”23. Этим
сравнением он лишь хотел пояснить, что представители передо-
вого класса XX в.—пролетариата, т.е. социал-демократы, раз-
деляются на такие же два крыла (оппортунистическое и рево-
люционное), на какие в XVIII в. разделялись представители
передового класса—буржуазии*.
Как же, по Ленину, сложились взаимоотношения между
жирондистами и якобинцами? Были ли жирондисты изменни-
ками делу Великой французской революции? Нет, не были,
но они непоследовательно, нерешительно, оппортунистически
защищали ее. Этим и объясняется борьба с ними якобинцев,
которые последовательно отстаивали интересы передового
класса 18-го века24.
Последовательной революционной борьбе большевиков
противостояли меньшевики, выступавшие против решитель-
ных действий пролетариата, против народного восстания. Воз-
ражая им, Ленин ссылался на опыт Великой французской
революции. Осенью 1905 г. он указывал, что именно народное
восстание 14 июля 1789 г. и взятие Бастилии привели к победе
над королевской властью в стране. И в России, считал вождь
пролетариата, ’’только полная и решительная победа восстания
обеспечивает вполне возможность организации действительно-
го самоуправления”25.
Когда русская революция потерпела поражение, Плеханов
со злорадством заявил, что ”не нужно было браться за ору-
жие”. Ленин же, напомнив высказывание Энгельса о том, что
французская революция XVIII в. была ’’первым восстанием,
в котором борьба была доведена до конца”, утверждал: опыт
революции 1905—1907 гг. показал—’’только вмешательство
крестьянства и пролетариата, ’’плебейского элемента горо-
дов”, способно серьезно двигать вперед буржуазную рево-
люцию...”26.
В годы реакции, когда либерально-кадетские публицисты
обрушились на революционное движение, когда на страницах
сборника ’’Вехи’’ утверждалось, что общественное движение
во Франции в конце XVIII в. было ’’примером достаточно про-
должительной интеллигентской революции, с обнаружением
всех ее духовных потенций”, Ленин продолжал отстаивать демо-
* Уместно отметить, что в годы реакции возвратившийся из ссылки
Николай Михайлович Лукин (впоследствии известный историк) написал
в Московском университете выпускное сочинение на тему "Падение Жи-
ронды” (1909 г.). В нем раскрывался переломный этап революции—
переход власти от жирондистов к якобинцам (подробнее ал.: Дунаев-
ский В. А., Цфасман А. Б. Николай Михайлович Лукин. М., 1987. С. 24 —
229
п кгопотиинъ
С0БРЛН1Е С0ЧИНЕН1Й
TOffVb II.
Великая
французская революЩя
1789 1793
кратический характер Великой
французской революции. Он
писал: ”Не правда ли, хорошо?
Французское движение конца
XVIII века представляет из
себя, изволите видеть, не обра-
зец самого глубокого и широ-
кого демократического дви-
жения масс, а образец ’’интел-
лигентской” революции!”27
* * *
Перевода съ франпузскэго
подъ редакций автора
И «дан. пгресмогрЬнное «вт ромъ
и рлфЫвеииое имъ для 1чкжм
МОСКВА.
П. Кропоткин.
Великая французская революция
1789-1793.
М., 1919. Титульный лист
Великий Октябрь стал вер-
шиной мирового революцион-
ного процесса, раскрыв силу
и потенциальные возможности
рабочего класса и крестьян-
ства России, партии большеви
ков. ’’Российский пролетари-
ат,— писал Ленин,— поднялся
в своей революции на гигант-
скую высоту, не только по
сравнению с 1789 и 1793 гг.,
но и по сравнению с 1871
годом”. Тем не менее он высо-
ко ценил значение Великой
французской революции, от-
крывшей ’’новую эпоху в ис-
тории человечества”28.
Владимир Ильич объяснял, почему революция 1789 г. на-
зывается Великой. ’’Для своего класса,—писал он,—для кото-
рого она работала, для буржуазии, она сделала так много, что
весь XIX век, тот век, который дал цивилизацию и культуру
всему человечеству, прошел под знаком французской револю-
ции. Он во всех концах мира только то и делал, что проводил,
осуществлял по частям, доделывал то, что создали великие
французские революционеры буржуазии, интересам которой
они служили, хотя они этого и не сознавали, прикрываясь
словами о свободе, равенстве и братстве”29. Она называлась
Великой еще и потому, что в то время, когда на революцион-
ную Францию ’’ополчились” окружавшие ее самодержавные
режимы, ’’чтобы раздавить” революцию, ’’она сумела поднять
на защиту своих завоеваний широкие народные массы, давшие
отпор всему миру; тут и лежит одна из ее больших заслуг”30.
* * *
В годы Советской власти ученые и публицисты нашей стра-
ны продолжили изучение Великой французской революции.
230
Однако столь большой и многоплановый вопрос выходит за
рамки представленного исследования. Мы лишь отметим, что
в этой области сделано очень много: написаны фундаменталь-
ные монографии, коллективные труды, многочисленные ста-
тьи, посвященные конкретным проблемам революции, про-
ведены дискуссии о ее характере и вождях...
В 1939 г. в Советском Союзе отмечался 150-летний юбилей
Великой французской революции. Тяжелое, трагическое было
время. Над страной нависла фашистская угроза. На пороге—
вторая мировая война. Внутри страны—борьба с ’’врагами
народа”. Такая обстановка наложила отпечаток на содержание
публицистических материалов, посвященных французской
революции 1789 г. В ’’Правде” 14 июля 1939 г. был опублико-
ван декрет Конвента от 10 июня 1794 г. о революционном
трибунале, где говорилось: ’’Врагами народа являются те, кто
посягает силой или хитростью на общественную свободу.
Объявляются также врагами народа: лица, которые призыва-
ют к восстановлению королевской власти, покушаются уни-
зить или распустить Национальный Конвент и революционное
республиканское правительство... те, кто изменяет республи-
ке, командуя крепостями и армиями или занимая какую-либо
другую военную должность, а также те, кто поддерживает
сношения с врагами республики...”
...Ныне наш народ, как и вся мировая общественность,
находится накануне 200-летия Великой французской револю-
ции. Советский Союз переживает эпоху расцвета социализма
и демократии, гласности и честности. И нет большего счастья
для исследователя, чем использовать предоставленные воз-
можности высказать все то, что подсказывает ему научная
совесть, с подлинно марксистских, гуманистических позиций
донести до читателя историческую правду.
Юбилей Великой французской революции, вне всякого
сомнения, будет отмечаться как одно из важнейших событий
в истории народов земного шара. Пусть же об этой революции
будет написано больше честных фундаментальных исследова-
ний, популярных книг, художественных произведений, содер-
жательных статей, будет проведено острых дискуссий, создано
ярких спектаклей и кинофильмов. Пусть же, наконец, этот
юбилей станет праздником мировой культуры, праздником
международной солидарности передовых людей всего мира,
немалый вклад в подготовку и проведение которого внесут
люди нашей страны.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
ПРЕДИСЛОВИЕ (С. 3-6)
1 Балабанов М. Россия и европейские революции в прошлом. Выл. 1.
Россия и Великая французская революция. Изд. 2. Киев, 1924; Богояв-
ленский С. Россия и Франция в 1789 — 1792 гг.//Лит. наследство.
Т. 33/34. М.» 1939. С. 25—48; Алефиренко П. К. Правительство Екатери-
ны II и французская буржуазная революция // Исторические записки.
1947. № 22. С. 206—251; Каганова А. Французская буржуазная револю-
ция конца XVHI в. и современная ей русская пресса // Вопросы истории.
1947. № 7. С. 87—94; Брикнер А. Г. ЕкатеринаII и французская револю-
ция U Исторический вестник. 1985. № 8. С. 411 — 420, и др.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 367.
3 Нива. 1918. № 18. С. 279.
4 Циг. по: Молчанов Н. Н. Революция на гильотине II Лит. газ. 1986.
9 июля. С. 14.
3 Там же. 1987. 4 нояб. С. 14.
6 Там же. С. 15.
• Правда. 1987. 30 сент.
ГЛАВА 1 (С. 7-33)
1 Циг. по: Ключевский В. О. Соч. Т. V. М., 1958. С. 5.
2 Циг. по: Державин К. Н. Вольтер. М., 1946. С. 252.
3 См.: Корооочко А. И. "Энциклопедия” Дидро в России // Труды
Госуд. ордена Ленина Эрмитажа. Т. XVI. Л., 1975. С. 75—79. По сведени-
ям М. М. Штранге, за одиннадцать лет (1767 — 1777 гг.) в России было
переведено и издано около 480 статей и заметок из Энциклопедии (там
лее).
4 Циг. по: Державин К. Н. Указ. соч. С. 259.
5 Там же. С. 255.
6 Подробнее см.: Нечкина М. В. Вольтер и русское общество // Воль-
тер: Стат. и матер. М.; Л., 1948. С. 67—69.
' ДПтранге М. М. Русское общество и французская революция 1789 —
1794 гг. М., 1956. С. 36.
§ Там же. С. 37.
9 Мор л ей Дж. Дидро и энциклопедисты. М., 1882. С. 330.
10 Там же.
11 Подробнее см.: Штранге М. М. Указ. соч. С. 37 — 39; Джеджу-
ла К. Е. Россия и Великая французская буржуазная революция конца
ХУЩвека. Киев, 1972. С. 81-88.
12 Брикнер А. Г. Екатерина II и французская революция // Истории,
вестник. 1895. Авт. С. 414.
13 Циг. по: Минаева Н. В. Правительственный конституционализм
и передовое общественное мнение России в начале XIX века. Саратов,
1982. С. 32. Оригинал см.: Архив князя Воронцова. Т. 9. М., 1876. С. 138,
273
14 Лит. наследство. № 29— 30. М., 1937. С. 400, 408.
15 Циг. по: Преснов А. Царская Россия и французская буржуазная
революция 1789 г. // Исторический журнал. 1937. № 2. С. 60. Оригинал
см.: Segur. Mdmoires. УШ. Paris, 1827. Р. 434.
16 Дневник Этьена Дюмона об его приезде в Россию в 1803 г. II Го-
лос минувшего. 1913. № 2. С. 153.
1J Штранге М. М. Указ. соч. С. 46.
18 См.: Каганова А. Французская буржуазная революция конца
ХУШ в. и современная ей русская пресса /? Вопросы истории. 1947. № 7.
С. 89.
232
19 См. там же. С. 88—89.
20 Семевский В. И. Вопрос о преобразовании государственного строя
России в XVIII и первой четверти XIX века: Очерк истории политических
и общественных идей // Былое. 1906. № 1. С. 18.
21 Цит. по: Минаева Н. В. Указ. соч. С. 32— 33.
22 Гудзий Н.К. Французская буржуазная революция и русская лите-
ратура. М., 1944. С. 10-11.
23 Верные сыны отечества: Воспоминания участников декабристско-
го движения в Петербурге. Л., 1982. С. 11.
24 Русский архив. 1866. Т. IV. Кн. I, III. С. 400, 406-408.
25 Сборник Русского исторического общества. Т. 42. С. 180 — 181.
26 Подробнее о борьбе контрреволюционных сил Европы против
революционной Франции см.: Джеджула К.Е. Указ. соч. С. 278 — 415.
27 Подробнее см.: Алефиренко П. К. Правительство Екатерины П и
^радц^зская буржуазная революция // Исторические записки. 1947.
28 Эйдельман Н. Я. Грань веков: Политическая борьба в России.
Конец XVIII—начало XIX столетия. М., 1982. С. 48—49.
29 Шильдер Н. К. Император Павел Первый. СПб., 1901. С. 248.
30 Джеджула К. Е. Указ. соч. С. 418.
31 Милютин Д. История войны России с Францией в царствование
императора Павла I в 179у г. Т. I. СПб., 1852. С. 24.
32 Трофимов Ж. О сочинении А. И. Ульянова ’Письма из-за границы
Фонвизина и Карамзина” // Волга. 1983. № 8. С. 120—121.
33 Хаит Г. Человек ума и воли: К 75-летию со дня казни Александра
Ильича Ульянова // Смена. 1962. № 10. С. 13.
34 Фонвизин Д. И. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб.,
1866. С. 331, 348-349.
35 Там же. С. 333.
36 Там же. С. 437.
37 Там же. С. 343.
38 Сиповский В. В. Н. М. Карамзин—автор ’’Писем русского путе-
шественника”. СПб., 1889. С. 158 — 237.
39 Карамзин Н. М. Письма русского путешественника (далее: Пись-
ма...). Л., 1984. С. 106.
40 Там же. С. 107-108.
41 Там же. С. 109.
42 Там же. С. 156.
43 Там же. С. 158—159.
44 Там же. С. 209 — 210.
45 Минаева Н. В. Указ. соч. С. 77.
46 Карамзин Н. М. Письма... С. 215, 224.
47 Там же. С. 226.
48 Там же. С. 227 — 228.
49 Там же. С. 228.
50 Цит. по: Минаева Н.В. Указ. соч. С. 78. Оригинал см.: Le spectateur.
1796.9.Х. Р. 53-72.
51 Сиповский В. В. Ув^з^яоч. С. 162—165.
52 Карамзин Н. М. Письма... С. 225.
53 Лотман Ю. М., Успенский Б. А. ’’Письма русского путешественни-
ка” Карамзина и их место в развитии русской культуры // Карамзин Н.М.
Письма... С. 541.
54 Там же. С. 453.
55 Там же. С. 550 — 551.
56 Там же. С. 551.
57 Об этом см.: Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Указ. соч. С. 553.
58 Тургенев Н. Россия и русские. М., 1915. С. 342.
59 Карамзин Н. М. Письма... С. 255.
60 Цит, по: Герцен А. И. Собр. соч. Т. VI. М., 1955. С. 10.
61 Карамзин Н. М. Соч. Т. 2. СПб., 1848. С. 458-459.
62 Вестник Европы. 1802. № 12. С. 315.
63 Радищев А. Н. Поли. собр. соч. Т. 1. М.; Л., 1938. С. 4.
233
64 Там же. С. 9.
65 Отметим следующие рецензии: Володин А. Диалектика истории
и логика исследования // Новый мир. 1967. № 11; Вопросы философии.
1967. № 7; Шторм Г. Против мнимого новаторства: Рецензия на рецен-
зию /I Коммунист. 1968. № 10, и др.
66 Цит. по: Бабкин Д. С. Процесс А.Н. Радищева. М.; Л., 1952.
С. 188—189.
67 Карякин Ю. Ф., Плимак Е. Г. Запретная мысль обретает свободу:
175 лет борьбы вокруг идейного наследия Радищева. М., 1966. С. 100.
68 Там же. С. 119.
69 Новый мир. 1967. № 11. С. 273.
29 Радищев А. Н. Поли. собр. соя. Т. 1. С. 97.
Пушкин А. С. Поли. соор, соч.: В 10 т. Т. VII. М.; Л., 1949. С. 357.
72 Гуковский Гр. Очерки по истории русской литературы и общест-
венной мысли ХУШвека. Л., 1938. С. 144—145.
73 Подробнее см.: Паитин И. К., Плимак Е. Г., Хорос В. Г. Революци-
онная традиция в России. М., 1986. С. 74.
ГЛАВА 2 (С. 34-55)
1 Далин В. М. Александр I, Лагарп и французская революция // Фран-
цузский ежегодник. 1984. М., 1986. С. 144.
2 Архив князя Воронцова. Т. УШ. М., 1876. С. 227.
3 См.: Дружинин Н. М. Просвещенный абсолютизм // Абсолютизм
в России. М., 1964. С. 430-431.
4 См.: Ланда С. С. Дух революционных преобразований... Из истории
формирования идеологии и политической организации декабристов.
1816-1825. М., 1875.
5 Декабристы: Поэзия, драматургия, проза, публицистика, литера-
турная критика. М.: Л., 1951. С. 459.
6 ПСЗ. Т. ХХХШ. № 26059.
7 Декабристы. С. 510.
8 Архив братьев Тургеневых. Выл. 1. Т. I. СПб.. 1911. С. 54.
9 Нечкина М. В. Вольтер и русское общество // Вольтер: Стат, и ма-
тер. / Под ред. В.П. Волгина. М.; Л., 1948. С. 86.
10 Записки С. П. Трубецкого. ML, 1905. С. 12—13.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 1. С. 49.
12 Бешенковский Е. Б., Билинкис М.Я., Пугачев В. В. Неизвестная
рукопись Н. И. Тургенева ’ ’Сопоставление Англии и Франции” // Освобо-
дительное движение в России. Саратов, 1971. № 2. С. 122.
13 Там же. С. 124.
14 Там же. С. 111,124.
1о Щеголев П. Е. П. Г. Каховский. М., 1919. С. 31.
16 Волк С. С. В. И. Ленин и русская общественно-политическая
мысль на дворянском этапе освободительного движения//В. И. Ленин
и русская общественно-политическая мысль XIX—начала XX в. Л., 1969.
С. 22—23.
17 Восстание декабристов: Матер. Т. I. М.; Л., 1925. С. 34.
18 Там же. С. 39.
19 Восстание декабристов: Матер. Т. IX. М., 1950. С. 92.
20 Куклин Г. А. Материалы к изучению истории революционного
движения в России. Т. I: 1800—1854. Женева, 1905. С. 50.
21 Там же. С. 51.
22 Цуприк Р. И. Круг чтения ссыльных декабристов в Сйбири //
Ссыльные революционеры в Сибири. Иркутск, 1985. С. 165.
23 Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма декабриста. ML, 1951.
С. 308.
24 Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 168.
26 Красный архив. 1929. № 6. С. 149.
26 Демке М. Николаевские жандармы и литература: 1826—1855.
СПб., 1909. С. 51.
234
Ы Циг. по: Федосов И. А. Революционное движение в России во вто-
рой четверти XIX в. М., 1958. С. 221.
28 Там же.
29 Там же. С. 222.
30 Вяземский П. А. Записные книжки: 1813—1848. Кн. 2: 1813 —
1855. М., 1963. С. 53.
£1 Герцен А. И. Собр. соч. Т. I. М., 1954. С. 24 — 25.
32 Там же. Т. II. М.. 1954. С. 208.
33 Там же. С. 297, 348.
34 Циг. по: Нифонтов А. С. Россия 1848 г. М., 1949. С. 47.
35 Голос минувшего. 1913. № 3. С. 220.
36 Нифонтов А. С. Указ. соч. С. 69.
37 Герцен А. И. Собр. соч. Т. V. М., 1955. С. 178.
38 Там же. С. 132,184.
39 Там же. С. 185.
40 Там же. С. 185-186.
41 Там же. Т. VL С. 243.
42 Белинский В. Г. Письма. Т. I: 1829—1839. СПб., 1914. С. 92, 95
(письмо Белинского к Д. П. Иванову от 7 авг. 1837 г.).
43 Панаев И. И. Литературные воспоминания и воспоминания о Бе*
линском. СПб., 1876. С. 248.
44 Белинский В. Г. Письма. Т. I. С. 92.
45 Анненков П. В. Литературные воспоминания. Л., 1928. С. 303.
46 Белинский В. Г. Письма. Т. II: 1839 — 1843. СПб., 1914. С. 267.
47 Там же. С. 305. По свидетельству современного исследователя,
’’робеспьеризм” Белинского не был похож на беснование ’’бессмыслен-
ной толпы”, отрицавшей ’’всякое государство” и рубившей головы вся-
кому... ’’Белинский искал революционный разум в народе и его вождях,
и это было одним из плодотворных зерен его мучительного изучения
противоречий действительности’г (Соловьев Г. Эпизод с ’’робеспьериэ-
мом” Белинского // Вопросы литературы. 1986. № 4. С. 187).
48 Грановский Т. Н. и его переписка. Т. П. М., 1897. С. 439 — 440.
49 Герцен А. И. Поли. собр. соч. Т. П. М., 1954. С. 242.
50 Белинский В. Г. Письма. Т. Ш: 1843—1848. СПб., 1914. С. 165 —
166.
51 Там же. С. 245 — 246.
52 Письма И. С. Тургенева. Т. I. М.; Л., 1961. С. 264 — 265 (письмо
Белинскому от 14(26) нояб. 1847).
53 П. В. Анненков и его друзья: Литературные воспоминания и пе-
реписка. 1835-1885. Т. I. СПб., 1892. С. 606.
54 Белинский В. Г. Письма. Т. Ш. С. 328; П. В. Анненков и его дру-
зья. С. 589, 611.
55 П. В. Анненков и его друзья. С. 610—611.
ГЛАВА 3 (С. 56-82)
1 Герцен А. И. Поли. собр. соч. Т. ХП. М., 1957. С. 265.
2 Погодин М. П. Историко-политические письма и записки в продол-
жение Крымской войны. М., 1874. С. 250.
3 Голоса из России. Вып. 1. Ч. П. Лондон, 1856. С. 153—154.
4 Там же. С. 227. Чичерин вспоминал, что он в конце 1850-х годов
в Гейдельберге слушал лекции по истории французской революции
1789 г., читанные историком Гейсером. Из них ему особенно запомни-
лись ’’знаменитые его лекции о Мирабо, живые, картинные, полные поли-
тического смысла” (Чичерин Б. Н. Воспоминания: Путешествия за грани-
цу. М., 1932. С. 88).
5 Чичерин Б. Очерки Англии и Франции. М., 1858. С. 152.
6 Там же. С. 158.
7 См. там же. С. 198, 226, 244.
8 Там же. С. 244.
9 Там же. С. 248-249.
235
JO Там же. С. 258 — 269.
11 Герасимова Ю. И. Из истории русской печати в период революцион-
ной ситуации конца 1850-х—начала 1860-х гг. М., 1974. С. 55.
12 Никитенко А. В. Дневник. Т. 2. [Л.,1 1955. С. 56.
13 Цит. по: Эймонтова Р. Г. Русские университеты на грани двух
эпох. М., 1985. С. 147.
14 См. там же.
J5 См. там же. С. 178.
16 Отметим, что и в казанском революционном подполье в эпоху
падения крепостного права сопоставляли положение в России с ’’состоя-
нием Франции** перед Великой революцией, ’’читались рефераты о фран-
цузской революции ХУШ в.” (см. там же. С. 191, 271).
17 Долгоруков П. В. Петербургские очерки: Памфлеты эмигранта.
1860—1867. М., 1934. С. 54. Впервые опубликованы в журнале ’’Будущ-
ность” (1861. № 16-21).
В другом эмигрантском издании—*’Благонамеренный” (Лейпциг.
1860. № 6. С. III)—говорилось: ’’Людовик XVI делал реформы, но делал
их слишком тихо для нетерпения народа, вышедшего из терпения”.
18 См.: Герцен А. И. Собр. соч. Т. ХШ. М., 1958. С. 21-22.
19 Там же. С. 25.
20 Там же. С. 27-28.
21 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 12. С. 607—608, 699.
22 Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854—1886). М.; Л.,
1934. С. 187.
23 Там же. С. 199, 204.
24 См.: Лавров П. Л. Философия и социология. Т. I. М., 1965. С. 193—
194. Попутно отметим, что когда А. А. Краевский совместно с Лавровым
задумал издавать ’’Энциклопедический лексикон”, то член Государствен-
ного совета сенатор Н. А. Муханов возражал, видя в этом призыв к вос-
крешению французской Энциклопедии XVIII в. (см.: Никитенко А. В.
Дневник. Т. ££Л.J 1955. С. 76).
25 Лавров П. Л. Указ. соч. С. 513—514.
26 Щапов А.П. Общий взгляд на историю великорусского народа:
Вступительная лекция, читанная 12 ноября 1860 г. // Известия Общества
археологии, истории и этнографии при Казанском гос. ун-те. 1926. Т. 33.
Вып. 2-3. С. 12-17.
27 в основе данного очерка лежат исследования: Козлова М. Е.,
Плимак Е. Г. ’’Явление чрезвычайно важное и любопытное”: Об ’’Исто-
рической библиотеке” Н. Г. Чернышевского // История СССР. 1978. № 5;
Плимак Б. Г. Революционный процесс и революционное сознание. М.,
1983. С. 73—88. Об изучении И. Г.Чернышевским Франции см.: Кузь-
мин М. Н. Н. Г. Чернышевский о Франции конца XVIII и первой половины
XIX в. // Вестник ЛГУ. 1978. Вып. 4. История, язык, литература.
28 Шлоссер Ф. К. История XVIII столетия и XIX до падения Француз-
ской империи с особенно подробным изложением хода литературы. Т. 5.
СПби 1859. С. 75, 301.
29 Плимак Е. Г. Революционный процесс... С. 76.
30 Там же. С. 85-87.
31 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч.: В 15 т. Т. 9. М., 1949.
С. 252-253.
32 Там же. С. 254.
33 Старый порядок и революция: Сочинения Токвиля /Пер. с
франц. // Библиотека для чтения. СПб., 1861. Янв. Приложения. С. 4.
34 Там же. С. 15.
35 Там же. С. 93.
36 Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. Т. I. 1861 —
1864. М., 1961. С. 76, 285.
37 Русское слово. 1860. № IV. Отд. 1. С. 58.
38 Там же. С. 70.
39 Там же. № III. С. 3; № IV. С. 39-40.
40 Там же. № IX. С. 99.
41 Там же. С. 100.
236
42 Там же. 1862. J₽ IV. С. 3, б - 6.
43 Там же. С. 6.
44 Там же. С. 10.
46 Там же.
46 См. там же. С. 19 — 20.
47 Там же. 1862. № V. С. 22- 23.
48 Там же. С. 25.
49 Там же. С. 33.
80 Там же. С. 35— 36.
81 Цит. по: Кузнецов Ф. Ф. Нигилисты? //Д. И.Писарев и журнал
’’Русское слово”. М., 1983. С. 246,247.
82 Там же. С. 63-64.
83 Там же. С. 67— 68.
84 Мещерский В. П. Мои воспоминания. Ч. I: 1850—1865 гг. СПб.,
1897. С. 158.
88 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 20. С. 141.
86 Сладкевич Н. Г. Борьба общественных течений в русской публи-
цистике конца 50-х—начала 60-х гг. XIX в. Л., 1979. С. 103.
87 Письма К. Дм.Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену.
Женева, 1892. С. 47.
88 Там же. С. 56.
80 См.: Лохвицкий А. Обзор современных конституций. Ч. I. СПб.,
1862. С. 37, 39.
60 См. там же. С. 41.
61 Ворошилов Н. Критический обзор учения о разделении властей.
Ярославль, 1871. С. 42.
82 Политические процессы 60-х годов. М.; Пг., 1923. С. 264.
63 Никитенко А. В. Дневник. Т. 2. С. 279.
64 Хижняков В. М. Воспоминания земского деятеля. Пг., 1916.
С. 57.
65 Там же. С. 58.
66 м. М. Стасюлевич и его современники в их переписке. Т. I. СПб.,
1911. С. 410.
67 Там же. С. 411. Попутно отметим, что история французской рево-
люции конца XVIII в. всегда являлась предметом изучения в царских
семьях (см.: Татищев С. С. Император Александр П. Т. I. СПб., 1903.
С. 67: Нечкина М.В. В. О. Ключевский: История жизни и творчества. М.,
1974. С. 337).
68 Былое. 1906. № 12. С. 191.
69 Н.Ш. (Н. В. Шелгунов). Внутреннее обозрение II Дело. 1881. № 3.
С. 161-162.
70 Штурманы будущей бури: Воспоминания участников революцион-
ногодвижения 186(>х годов. Л., 1983. С. 79.
71 См.: Писарев Д. И. Соч. Ч. 8. СПб., 1867. С. 79,127, 184,100.
72 Там же. Ч. 10. СПб., 1869. С. 150.
73 Там же. С. 151.
74 Там же. Ч. 8. С. 173,185.
78 Там же. Ч. 10. С. 191,194.
76 Там же. Ч. 8. С. 108,126.
77 Там же. С. 154.
78 Там же. С. 99,155.
79 Там же. Ч. 4. СПб., 1867. С. 71.
80 Там же. С. 72.
81 См.: Чернуха В. Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х
до начала 80-х гг. XIX в. Л., 1978. С. 50.
82 Герцен А. И. Соч. Т. XIX. С. 46.
83 Там же. С. 47.
237
ГЛАВА 4 (С. 83 — 113)
1 Евгеньев В. И. А. Гончаров как член Совета главного управления
по делам печати: По неизданным рукописям // Голос минувшего. 1916.
№ 12. С. 146.
2 Там же. С. 147.
3 Там же. С. 148.
4 См.: Добровольский Л. М. Запрещенная книга в России. 1825 —
1904: Архивно-библиографические разыскания. М., 1962. С. 75—76.
| Там же. С. 95.
3 Щ [ебальский] П. Глава из современной истории // Русский вест-
ник. 1870. № 7. С. 522.
7 См.: [Безобразов В.П.] Молодая Россия. Штутгарт, [1871]. С. 4.
° Там же. С. 41.
? Там же. С. 111,116.
10 Там же. С. 126.
Московские ведомости. 1871. 20 марта. № 61.
12 Там же. 1871. 15 июня. № 128.
13 Русский вестник. Т. 95. 1871. № 9. С. 8.
1* Там же. С. 36.
13 Там же. С. 71.
16 Мещерский В. Речи консерватора. СПб., 1876. С. 28, 164.
1' См.: Иванова Т. И. О начале изучения французской революции
в университетах России // Вестник ЛГУ. 1984. Вып. 2. История, язык,
литература. С. 104—106. По поводу установившегося в историографии
мнения, будто Наполеон—’’продолжатель дела якобинцев”, см.: Сирот-
кин В. Г. Великая французская буржуазная революция: Наполеон и само-
державная Россия //История СССР. 1981. № 5. С. 39 — 56.
18 Герье В. И. Республика или монархия установится во Франции
(1873)//Сборник государственных знании. Т. Ш. СПб., 1877. С. 157.
19 Там же. С. 170.
20 Нечкина М. В. В. О. Ключевский о французской революции
1789 г. // Новая и новейшая история. 1969. № 5. С. 112; Рабинович М.Д.
Эволюция курса всеобщей истории В. О.Ключевского: По материалам
лекционного курса 1879 — 80 гг. // Новая и новейшая история. 1969. № 6.
С. 105,106.
21 Неделя. 1870. 5 (17) июля. № 32.
22 Там же. 6 (18) сент. № 36.
23 Вестник Европы. 1866. Июнь. С. 141.
24 Там же. С. 178. Еще раньше материалы, связанные с Великой
французской революцией, были помещены в ’’Заграничном вестнике”.
Эго речь известного историка Ф. Минье о деятеле революции, организато-
ре народного образования Лаканале, произнесенная в Парижской акаде-
мии (1864. Т. I. Вып. 3. С. 384—392) ; очерк об общественной жизни
в Париже во время революции (1864. Т. IV. Вып. 10. С. 78—114; Вып. 12.
С. 477—499); рассказ о жирондистке г-же Роллан— жене министра внут-
ренних дел (1865. Т. V. Вып. 3. С. 463—492).
25 Вестник Европы. 1866. № 6. С. 179 —181.
26 Там же. 1873. № 6. С. 722.
27 Там же. С. 723, 725.
28 Там же. С. 7 34.
29 Там же. С. 741.
30 См. там же. С. 748, 750.
31 См. там же. № 7. С. 199.
32 Там же. С. 221.
33 Там же. № 8. С. 655.
34 Там же. 1876. № 9. С. 126,128.
35 Там же. С. 129.
36 Отечественные записки. 1871. № 2. С. 216— 217.
37 Там же. С. 215.
38 См.: Михайловский Н. К. Поли. собр. соч. Т. Ш. СПб., 1909. С. 32.
39 См. там же. С. 45, 48.
238
40 Там же. С. 57.
41 Там же. С. 64— 65.
42 См.: Отечественные записки. 1875. № 1. Иностранная хроника.
С. 95._
43 См. там же. С. 98.
44 Там же. С. 100.
45 Там же. № 2. С. 250.
46 Там же. С. 253, 255.
47 Флеровский Н. Положение рабочего класса в России. СПб.. 1869.
С. 57.
48 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 363- 364.
49 Берви-Флеровский В. В. Исследование по текущим вопросам.
СПбу 1872. С. 237.
о0 Цит. по: Михайлов А. Пролетариат во Франции. 1789 — 1852: Исто-
рические очерки. СПб., 1872. С. 21.
51 Там же. С. 27, 29, 36-37.
52 Там же. С. 54 — 55.
53 Там же. С. 55.
54 Писарев Д. И. Соч. Ч. 10. СПб., 1869. С. 284.
55 Там же. С. 292—293.
56 Там же. С. 305.
57 Неделя. 1869. 12(24) янв. № 4.
58 Там же.
59 Там же. 2 (14) марта. № 11.
59 Там же. 20 aim. (2 мая). № 18.
61 Там же. 4 (16) мая. № 19.
62 русская периодическая печать (1702—1894): Справочник. М.,
1959. С. 484.
63 См.: Захарина В. Ф. Роман Эркмана—Шатриана ’’История крестья-
нина” и его переделка в революционной народнической пропаганде // Рус-
ская литература. 1964. № 2. С. 120—121.
64 ЦГАОРСССР, ф. 112, оп. 2, д. 1643, л. 1—112; см. также: Анто-
нов В. С. И. Мышкин—один из блестящей плеяды революционеров 70-х
годов. М., 1959.
65 История одного французского крестьянина. [Женева]. 1873.
С. 122-123, 199.
66 См.: Серебряков Э. А. Революционеры во флоте в 1870 гг. // Бы-
лое. 1907. № 2. С. 171; Цвиленев Н. Ф. Автобиография//Энц. словарь
Гранат. Т. 40. Сгб. 519.
67 См.: Государственные преступления в России в XIX в. Т. I. СПб.,
1906. С. 322, 325. Следует отметить, что слушатели кружка иногда плохо
понимали содержание рассказанного. Так, музыкант Моргун показывал
на следствии: ” Александров говорил, что во Франции революция была;
король Наполеон (!?—Б. И.) хотел убежать, на границе его поймали,
привезли в Париж, прочитали ему указ и повесили” (там же. С. 334).
В марте 1875 г. ’'История одного французского крестьянина” распро-
странялась и в Москве среди рабочих фабрики Шибаева (там же. Т. II.
Ростов-на-Дону, Б. г. С. 128).
68 Денин В. И. Поли. собр. соч. Т. 25. С. 94.
69 Оловенникова Е. Н. Автобиография // Энц. словарь Гранат. Т. 40.
Сгб. 319.
70 Флеровский Н. Три политические системы: Николай I, Алек-
сандр П и Александр III. Depos4, 1897. С. 3— 4.
71 Аксельрод П. Б. Пережитое и передуманное. Берлин, 1923. С. 67.
72 Саратовец. Саратовский семидесятник // Минувшие годы. 1908.
№ 1. С. 254.
7 3 Ковальская Е. По поводу письма В. Малютина // Каторга и ссыл-
ка. 1931. № 4. С. 137. Г. Н. Добрускина писала в автобиографии, что
в 1870-х годах в могилевской гимназии учитель истории ’’останавливал-
ся долго на истории французской революции и ее влиянии на жизнь дру-
гих европейских народов1’ (Добрускина Г. Н. Автобиография // Энц.
словарь Гранат. Т. 40. Сгб. 120).
239
74 См.: Ашенбреннер М. Ю. Автобиография//Энц. словарь Гранат.
Т. 40. Стб. 13: Он же. Военно-революционная организация партии ’’На-
родной воли” // Каторга и ссылка. 1923. № 7. С. 58.
75 Революционное народничество 70-х гг. XIX в. Т. 1. М., 1964.
С. 162.
76 См. там же. С. 226—227; Кропоткин П. А. Записки революционе*
pa. М.. 1966. С. 280.
77 Фигнер В. Н. Автобиография//Энц. словарь Гранат. Т. 40. Огб.
463.
См.: Русанов Н. С. В эмиграции. М., 1929. С. 137.
79 Вперед! [Цюрих]. 1873.т. I. Отд. 1. С. 254.
80 ЦГАОР, ф. 1737 (В. Смирнова), on. 1, д. 94, л. 151—153 (письмо
В. Н. Смирнова Р. X. Идельсон от 22 ноября 1875 г.).
81 Цит. по: Альтман В.В. П.Л.Лавров и парижские коммунары//
Европа в новое и новейшее время. М.» 1966. С. 288 — 289.
82 ЦГАОР СССР, ф. ОППС (ф. 112), д. 391 (1874), л. 207 об.
83 Там же, оп. 2, д. 976, л. 96, 99 — 102 (тетрадь Каноновой была
изъята жандармами при обыске в октябре 1874 г.).
84 Там же, д. 475, 478, 689. В записной книжке Ф. Н. Цебенко ука-
зывалось на первый том книги Луи Блана ’’История Великой француз-
ской революции” (там же, д. 2454). Эту книгу изучала и революционер-
ка Г. Ф. Чернявская-Бохановская (см.: Энц. словарь Гранат. Т. 40.
Стб. 582).
85 См.: Степняк-Кравчинский С.М. Соч. Т. 1. М., 1958. С. 612.
86 Цит. по: Агитационная литература русских революционных
народников // Потаенные произведения 1873—1875 гг. Л., 1970. С. Ill-
’S? Шишко Л.Э. Собр. соч. Т. IV. Пг.; М., 1918. С. 132-133.
88 Дебагорий-Мокриевич В. К Автобиография // Энц. словарь Гра-
нат. Т. 40. Огб. 89.
89 Цит. по: Прометей. 1966. № 1. С. 294.
90 Цит. по: Революционная журналистика семидесятых годов.
Париж, 1905. С. 178-179.
91 Газета ’’Работник”. 1875-1876 гг. М., 1933. С. 51, 61-62.
92 [ралли 3.] Парижская коммуна. Б. м., 1874. С. 1, 7— 8.
93 Былое. 1917. № 2(24). С. 165 (Из автобиографии В.Н.Фигнер).
94 ЦГАОР СССР, ф. 112 (1874), оп. 2, д. 2336, л. 1.
95 Там же.
96 Там же.
97 Там же.
98 Цит. по: Бух Н. К. Воспоминания. М., 1928. С. 54.
ГЛАВА 5 (С. 114-156)
1 К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1967. С. 76.
2 Там же.
3 Там же. С. 81.
4 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 34. С. 344 (письмо Ф. Энгельса
И. Ф. Беккеру от 19 дек. 1879 г.).
5 Там же. Т. 19. С. 158.
6 К. Маркс и Ф. Энгельс и революционная Россия. С. 82.
7 Там же. С. 76 (письмо К. Маркса к Ф. Зорге от 27 сент. 1877 г.).
8 Там же. С. 83.
9 Там же. С. 80.
10 Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969. С. 201.
Алисов П. Александр II Освободитель. Женева, 1879. С. 12 — 13.
Брошюра была переведена на французский и итальянский языки.
12 figalite. 1878.28.IV.
13 Le Revolte. 1880.10.1.
14 Correspondent. 25.IV.1879. Автор статьи (August Bocher) заканчи-
вал ее словами надежды, что ради европейского мира эра покушений
240
в России прекратится, страна обретет спокойствие, ”от которого во мно-
гом зависит и спокойствие Франции”.
15 Цит. по: 1 марта 1881 г. ML, 1933. С. 285.
16 Der Sozialdemokrat. 1882.20.IV. N 17.
17 ibid. 1881.20ДИ.
18 Le Proletaire. 1881.19.Ш.
Книга M. П. Драгоманова ’’Тираноубийство в России и поведение
Западной Европы” была первоначально отпечатана отдельной брошюрой
на франц, языке (Женева, 1881). Цит. по: Собрание политических сочине-
ний М. П. Драгоманова. Т. П. Париж, 1906. С. 349.
20 Цит. по: Рубенович И. Иностранная пресса и русское движение //
С родины на родину. Женева, 1893. С. 9.
21 The Times. 1879.12.ХП. Р. 9.
22 1 марта 1881 г. С. 223.
23 Там же. С. 261. В то же время Леруа-Болье считал, что если в Рос-
сии совершится революция (в конце XIX или в начале XX в.), то для
Восточной Европы она ’’будет столь же велика”, как французская рево-
люция конца XVIII в. для стран Западной Европы (Там же. С. 262).
24 См.: Градовский А. Трудные годы (1876—1880) : Очерки и опы-
ты. СПб., 1880. С. 140,143.
25 Там же. С. 180.
26 См. там же.
27 См. там же. С. 181—182.
28 Там же. С. 201.
29 См.: Кривенко С. Н. Собр. соч. Т. I. СПб., 1911. С. 462 — 463.
30 См. там же. С. 459.
31 Цит. по: Лавров П. Л. Собр. соч. Сер. IV. Вып. 1. Пг., 1918. С. 203.
32 См. там же. С. 203— 204.
33 См.: Русские ведомости: 1863 — 1913: Сб. стат. М., 1913. С. 213 —
214
34 См.: Кареев Н. И. Памяти двух историков (В. И. Герье и И. В. Лу-
чицкий) // Анналы. (Пг.) 1922. № 1. С. 159.
35 См.: Критическое обозрение. 1879. № 21. С. 18.
36 Там же. С. 20.
37 См. там же.
38 Там же.
39 Там же. С. 21, 23.
40 См.: Де Воллан Гр. Очерки прошлого // Голос минувшего. 1914.
№ 2. С. 170.
41 Он же. Наши исторические журналы за 1878 г. // Критическое
обозрение. 1879. № 12. С. 32.
42 Там же. С. 33.
43 Английская книга о Дидро // Там же. № 17. С. 27.
44 Там же. № 12. С. 33.
45 Де Воллан Гр. Свободное слово о современном положении Рос-
сии. Берлин, 1881. С. 73, 74.
46 Там же. С. 142—143.
47 Там же. С. 145.
48 Там же. С. 146,166-167.
49 Он же. Очерки прошлого // Голос минувшего. 1914. № 4. С. 151.
50 Русь. 1881. 20февр.
51 Там же. 5 сент.
52 Фаресов А. И. Россия под пером новейших реформаторов // Исто-
рический вестник. 1882. Февр. С. 398.
53 Там же. С. 408.
54 См.: Твардовская В. А. Революционное подполье // Россия в рево-
люционной ситуации на рубеже 1870— 1880-х годов. М., 1983. С. 281.
55 Литература партии ’’Народная воля”. М., 1930. и. 28.
56 Революционное народничество 70-х гг. XIX в. Т. II. М.: Л., 1965.
С. 225.
57 Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1966. С. 391.
58 Там же. С. 306.
241
59 Фигнер В. Н. Запечатленный труд. Т. I. Ч. 1. М., 1932. С. 247.
60 Аптекман О. В. Письмо к бывшим товарищам. 8 дек. 1879 г. //
Черный передел. 1880.15 янв. № 1.
61 Русанов Н. С. Из литературных воспоминаний // И. С. Тургенев
в воспоминаниях революционеров-семидесятников: Сб. М.; Л., 1930.
62 Там же. С. 276.
63 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 226.
64 Русанов Н. С. Идейные основы "Народной воли" // Былое. 1907.
Сент. С. 69—70.
65 Фигнер В. Н. Указ. соч. С. 194; Русанов Н. С. На родине. 1859 —
1882. М.. 1931. С. 154.
66 Народная воля. 1881. № 6: Революционное народничество 70-х гг.
XIX в. Т. II. С. 345 (ответ С. М. Кравчинского на письмо Исполнительно-
го Комитета ’’Народной воли", март 1882 г.).
67 Дорошенко А. [Кибальчич Н.Т. Политическая революция и эконо-
мический вопрос II Народная воля. 1881. 5 февр.
68 Народная воля. 1879. 15 нояб.
69 Черный передел. 1880. 15 янв.
7 у Там же.
Былое. 1917. № 2(24). С. 165 (показание от 16 февр. 1883 г.).
72 Аксельрод П. Социализм и мелкая буржуазия // Вестник народ-
ной воли (Женева). 1883. № 1. С. 163,164.
73 П. Л. [Лавров П.] О новых книгах // Там же. 1884. № 3. С. 17.
74 Там же. С. 11.
76 См.: Волков Н. Народовольческая пропаганда среди московских
рабочих в 1881 году // Былое. 1906. № 2. С. 180; Панкратов В. Из дея-
тельности среди рабочих в 1880— 84 гг. // Там же. № 3. С. 252.
76 Русский вестник. 1880. Авг. С. 616 — 617, 624.
77 же. С. 626.
78 Там же. Сент. С. 216, 226.
79 Там же. 1881. Март. С. 396.
80 Там же. Июль. С. 748, 749.
81 Там же. С. 771.
82 Там же. Окт. С. 710.
83 Там же. 1882. Июль. С. 211— 212.
84 Там же. С. 212.
85 Былое. 1919. № 14. С. 36.
86 Русь. 1882. № 21. 22 мая (передовая).
87 Былое. 1920. № 16. С. 130.
88 ГБЛ. Отд. рукописей, ф. М.Н. Каткова (ф. 120), карт. 6, д. 29,
л. 59 об.
89 Памяти Н. А. Любимова: Сб. СПб., 1897. С. 26, 27.
80 См.: П. Л. [Лавров П.] О новых книгах // Вестник Народной воли.
Женева. 1884. № 3. С. 17.
91 Цит. по: Палеолог М. Александр П и Екатерина Юрьевская. Пг.;
М., 1924. С. 139.
92 ЦГИА, ф. 1282, on. 1, д. 642, л. 453.
93 Там же, л. 453 об.
94 [Фадеев Р. А.]. Письма о современном состоянии России. СПб.,
[18811. С. 124.
95 Былое. 1918.№4-5 (32-33). С. 163.
96 Перетц Е. А. Дневник. М.; Л., 1927. С. 35.
97 Сватиков С. Г. Общественное движение в России (1700—1895).
Ростов-на-Дону, [1905]. Ч. II. С. 134. Отметим, что на такую, реакцию
Александра II (несколько в другом варианте: **Да ведь это Etats йёпё-
raux") есть указание и в другом источнике: Конституция графа Лорис*
Меликова. Лондон, 1893. С. 21.
98 Перетц Б. А. Дневник. С. 39.
?9Дневник Д. А. Милютина. Т. IV. 1881-1882. М.» 1950. С. 103.
100 Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870 —
1880-х годов. М., 1964. С. 452.
242
J21 ЦГАОР, ф. Н. П. Игнатьева (ф. 730), on. 1, д. 1532, л. 8.
102 Там же, £ 1483, л; 21.
ЮЗ Письма К.П. Победоносцева к Александру Ш. Т. I. М., 1925.
С. 381; Зайончковский П. А. Указ. соч. С. 461.
104 Переписка П. Д. Голохвастова с И. С. Аксаковым о ’’Земском
соборе” II русский архив. 1913. № 1. С. 105.
105 Ленинский сборник XXXV. М., 1945. С. 65.
106 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 34. С. 185.
107 Подробнее см.: Оболенская С. В. В. И. Танеев об истории Фран*
ции // Французский ежегодник. 1973. М., 1975. С. 34—48.
108 Там же. С. 37.
109 ЦГАЛИ, ф. 880, оп. 2, д. 12, л. 3.
110 Там же, д. 97, л. 7.
111 Там же, л. 25, 29.
112 Там же, л. 36 об., 37.
113 Там же, л. 140—141.
114 Оболенская С. В. Указ соч. С. 38. В лекциях были приведены
оценки деятельности Робеспьера участниками революции. Мирабо:
’’Этот молодой человек пойдет далеко, он верит всему, что говорит”.
Танеев указывал, что Марат ’’отзывался о Робеспьере с величайшим ува-
жением* (ЦГАЛЙ, ф. 880, оп. 2, д. 97, л. 71,140).
116 Оболенская С. В. Указ. соч. С. 38.
116 ЦГАЛИ, ф. 880, оп. 2, д. 97, л. 119 (автобиография В. И.Тане*
Слово. 1880. Дек.С. 127.
11? Там же. С. 127-128.
119 Там же. С. 130.
120 «Пни Же. С. 132, 135.
121 Там же. С. 133.
122 Там же. С. 129.
123 Там же. С. 144.
124 Там же. С. 154.
125 Там же. С. 147.
126 Там же. С. 139.
127 Там же. С. 157.
128 Цит. по: Намазова А. С. Русский публицист М. А. Загуляев о Ве-
ликой французской революции II Французский ежегодник. 1985. М.,
1987. С. 274— 276. До работы о Робеспьере Загуляев опубликовал в жур-
нале ’’Всемирный труд” (1869 г.) серию статей под общим названием
”Эксцентрики революционной идеи”: ’’Анахарсис Клоотс, оратор челове-
ческого рода”: ’’Клод Фоше, генеральный прокурор истины”: ’’Гебер и
гебертисты”; ”Шалье, друг человеческого рода”; л’Жан-Поль Марат. Друг
народа” (см. там же. С. 264).
129 Загуляев М. А. Русский якобинец: Странная история. СПб., 1884.
С. 4.
130 Там же. С. 22.
131 Там же. С. 38.
132 Там же. С. 95.
133 Там же. С. 86.
134 Там же. С. 165,166.
135 Там же. С. 223.
136 Там же. С. 247.
137 Там же. С. 277.
138 Там же. С. 278— 279.
139 Там же. С. 368—371.
140 Там же. С. 391—392, 399.
141 Там же. С. 439.
ГЛАВА 6 (С. 157-172)
1 К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М., 1967. С. 650.
2 Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969. С. 103.
243
8 Там же. С. 106.
4 К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. С. 375.
6 Русские книги в библиотеках К. Маркса и Ф. Энгельса. М., 1979.
6 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 37. С. 125.
' Кареев Н. И. Работы русских ученых по истории французской
?еволюции II Известия С.-Петербургского политехнич. ин-та. Т. 1. Вып.
-2. СПб., 1904. С. 57.
§ См.: Вебер Б. Г. Историографические проблемы. М., 1974. С. 257.
у См.: Биографический словарь профессоров и преподавателей
Иьше^аторского С.-Петербургского университета. Т. 1. СПб., 1896.
10 Отд. рукописей ГБЛ, ф.Н. И. Кареева (ф. 119), карт. 44, д. 4, л. 4.
Воспоминания ’’Прожитое и пережитое .
11 Цит. по: Сафронов Б. Г. М.М.Ковалевский как социолог. М.,
1960. С. 36.
12 Отд. рукописей ГБЛ, ф. В. И. Герье, п. 46, д. 5, л. 3.
13 Там же, л. 3 об., 9 об. (письмо Н. И. Кареева к В. И. Герье. Париж,
6(18) февр. 1878 г.).
14 См.: Кареев Н. Из воспоминаний о П. Л. Лаврове // Былое. 1918.
№ 9. Кн. 3. С. 14; Он же. М. М. Ковалевский как историк французской
революции II Вестник Европы. 1917. № 2. С. 211.
15 Былое. 1918. № 9. Кн. 3. С. 15.
16 Отд. рукописей ГБЛ, ф. В. И. Герье, п. 46, д. 5, л. 14.
1? Там же, ф. Кареева, п. 44, д. 4, л. 8.
18 Цит. по: Вебер Б. Г. Указ. соч. С. 259.
18 Там же.
20 Материалы для биографии Лаврова. Вып. 1. Пг., 1921. С. 44.
См.: Кареев Н. Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции
в последней четверти XV1II века: Историческая диссертация. М., 1879.
С. VI—vn.
22 Кареев Н.И. Памяти двух историков (В. И. Герье и И. В. Лучиц-
кий)//Анналы. (Пг.) 1922. № 1. С. 159; Он же. Крестьяне и крестьян-
ский вопрос во Франции... С. 85.
23 Он же. Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции... С. 85.
24 Там же. С. 480, 486.
25 Там же. С. 102.
26 Там же. С. 105.
27 Там же. С. 358.
28 Там же. С. 399-400, 403, 406.
29 Вебер Б. Г. Указ. соч. С. 275.
30 Кареев Н. И.^Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции. С. 476.
32 Там же.
33 Московские ведомости. 1879. № 75. 25 марта.
34 Критическое обозрение. 1879. №9.1 мая. С. 22— 23.
35 См. там же. С. 23— 32.
36 Там же. С. 32.
37 Там же. С. 34.
38 Там же. С. 35.
39 Там же. № 10. 15 мая. С. 45 — 48.
40 Цит. по; Вебер В. Г. Указ. соч. С. 280.
41 Критическое обозрение. 1879. № 6.15 марта. С. 4, 6.
42 Там же. С. 6.
43 Там же. С. 8.
44 П-ский П. История Франции под пером русских исследователей //
Дело. 1879. № 4; Анненский Н. Ф. ’’Крестьяне и крестьянский вопрос во
Франции в последней четверти XVIII века”: Историческая диссертация
Н. Кареева. М., 1879 // Отечественные записки. 1879. № 6.
45 Дело. 1879. № 4. С. 31.
46 Отечественные записки. 1879. № 6. С. 205.
47 Отд. рукописей ГБЛ, ф. Н.И. Кареева, п. 44, д. 15, л. 10, 11.
244
48 Вестник Европы. 1879. Май. С. 274-275.
49 Там же. С. 291.
50 Дело. 1879. №40. Окт. С. 302, 304. Статья подписана: ”Н.С-вский”.
51 См.: Баум Я. Д. Тюремные письма С. Г. Ширяева к А. Д. Долгору-
ковой // Каторга и ссылка. 1931. № 8—9. С. 273.
52 Красная летопись. 1923. № 7. С. 281.
53 Группа ’’Освобождение труда”: Сб. 4. М.; Л., 1926. С. 295.
ГЛАВА 7 (С. 173-197)
1 Время. Т. УП. Вып. 1 (янв.). 1862. С. 282- 319.
2 Заграничный вестник. Т. П. Вып. 4.1864. С. 67—98; Вып. 5. С. 297—
324; Т. Ш. Вып. 8. С. 213—253; Вып. 9. С. 413—442; Т. IV. Вып. 11.
С. 326-366.
3 Там же. Т. VIII. Вып. 9. 1865. С. 1- 25: Вып. 10. С. 205-236.
4 Боборыкин П. Д. Воспоминания. Т. 1. М., 1965. С. 473.
5 [Лавров П. Л.] Наука психических явлений и их философия //
Лавров П. Л. Собр. соч. Сер. 1. Вып. VI. Пг., 1918. С. 66,101.
о Подробнее см.: Кареев Н. И. Французские историки второй полови-
ны XIX века и начала XX века. Л., 1924. С. 72—73.
7 См.: Тургенев И. С. Письма. Т. XL М.: Л., 1966. С. 65 — 66 (письмо
И. С. Тургенева М. М. Стасюлевичу от 16(28) arm. 1875 г.); С. 188 (пись-
мо Т^г^генева toi^ же адресату от 1 (13) янв. 1876 г.).
9 Там же. С. 187 (письмо от 1 (13) янв. 1876 г.).
10 Там же. С. 394—395 (письмо от 27 янв. 1876 г.).
11 Лавров. Годы эмиграции: Архивные материалы в двух томах/
Отобрал, снабдил примечаниями и вступительным очерком Борис Сапир.
Т. I. Лопатин и Лавров: Переписка 1870—1883. Dordrecht—Holland,
1974. С. 320.
12 Там же. С. 349.
13 Там же. С. 353.
14 См. там же. С. 513.
15 Там же. С. 514.
15 Там же. С. 552. Получив это письмо, Лопатин ответил: ’Премного
Вам обязан за справки о ’’Mesdames”” (Там же. С. 553).
17 Подробнее см.: Далин В. М. Кропоткин—историк Великой Фран-
цузской революции; Старостин Е. В. К истории издания книги // Кро-
поткин П. А. Великая французская революция. 1789—1793. М., 1979,
С. 467-503, 504.
18 Там же. С. 455, 458.
19 Там же. С. 468, 459.
20 Там же. С. 459 — 460.
21 Отвечая на вопросы С. А. Венгерова, Г. А. Лопатин указал, что он
перевел два (какие—не указано) издания книги И. Тэна ’’Старый поря-
док” (Г. А. Лопатин. Письмо к С. А. Венгерову: Публикация Л. Н. Ивано-
вой II Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1975 г. Л.,
1977. С. 149).
22 Адрес-календарь на 1879 год. Ч. I. СПб., 1879. Сгб. 548.
23 Тэн Ипполит. Происхождение общественного строя современной
Франции. СПб., 1880. С. 118.
24 Там же. С. 146-147.
25 Там же. С. 157.
26 См. там же. С. 185.
27 Там же. С. 431.
28 Там же. С. 520-521.
29 Там же. С. 521-522.
30 Вестник Европы. 1876. Февр. С. 890—892.
31 Там же. 1878. № 5 (май). С. 391.
32 Там же. С. 395.
33 Там же. С. 397.
34 Там же. С. 416.
245
35 Цит. по: Ткачев П. Н. Соч. Т. 2. М., 1976. С. 154-156.
36 Там же. С. 161.
37 Там же. С. 161,162.
38 Дадо. 1876. Май. С. 197.
39 Там же. Июль. С. 284.
40 Там же. С. 298, 307.
41 Дето. 1878. № 7. Июль. С. 308— 310.
42 Там же. С. 310.
43 Там же. С. 314.
44 Там же. С. 325.
45 Там же. С. 325 — 326.
46 Пушкинский дом, ф. М. М. Стасюлевича (ф. 293), on. 1, д. 417 (1),
л. 41.
47 Вестник Европы. 1878. Апр. С. 538, 561.
48 Там же. С. 565.
49 Там же. С. 561.
60 Там же. Май. С. 130.
61 Там же. С. 142—143.
62 Там же. С. 152.
63 Там же. С. 167.
64 Там же. С. 170,171.
65 Там же. Сент. С. 235 — 236, 239.
66 См. там же. С. 267, 269.
57 Там же. Дек. С. 581.
68 Там же. С. 581, 582. С оценкой творчества И. Тэна Герье выступал
и в дальнейшем (см.: Герье В. Ипполит Тэн и его значение в историче-
ской науке // Вестник Европы. 1890. № 2.)
59 Отечественные записки. 1878. № 8. С. 184,187.
60 Там же. С. 197.
61 Там же. С. 199 — 200.
62 Там же. С. 201— 202.
63 См. там же. С. 217.
64 Русский вестник. 1881. № 7. С. 100.
65 Русь. 1881. № 31. 13 июня. Статья газеты явилась реакцией на
опубликованную в 1881 г. в апрельском номере ’’Revue des deux Mondes”
статью Тэна ’’психология якобинхда”.
66 Арсеньев К. Новый историк современной Франции. Н. Taine. Les
origines de la France contempcraine. Le regime moderne. Tome I. Paris, 1891//
Вестник Европы. 1891. № 1. С. 313— 314.
67 Там же. С. 329; № 2. С. 797.
68 Там же. № 2. С. 799.
69 Арсеньев К. Ипполит Тэн // Вестник Европы. 1893. № 4. С. 789 —
790.
70 См. там же. 1894. № 10. С. 535; № 11. С. 122.
71 Там же. №11. С. 130.
72 Там же. С. 131; № 10. С. 526. В. И. Герье был также автором ста-
тьи о Тэне в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона
(Т. XXXIV. СПб., 1902). В 1911 г. Герье издал богато иллюстрированную
книгу ’’Французская революция 1789—95 гг. в освещении И. Тэна”.
73 Дебагорий-Мокриевич В. Воспоминания. СПб.. Б. г. С. 205.
74 Кудрин Н. Е. Очерки современной Франции. СПб., 1902. С. 48.
ГЛАВА 8 (С. 198-219)
1 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 16. С. 25; Т. 37. С. 447.
2 Неделя. 1880. № 28. 13 июля. С. 880.
3 См. там же. С. 882.
4 Московские ведомости. 1883. № 191. 11 июля.
5 Цит. по: Любимов Н. Первые дни Французской революции 1789
года: По неизданным запискам очевидца. М., 1886. С. 4, 30.
6 Там же. С. 44.
246
2 Там же. С. 51.
3 Неделя. 1884. № 25.17 июня.
9 ТЪм же.
10 Цит. по: Розенберг Вл., Якушкин В. Русская печать и цензура
в прошлом и настоящем. М., 1905. С. 239.
11 Московские ведомости. 1889. № 125. 8 мая. С. 3 — 4.
12 Там же. № 159.11 июня.
13 Неделя. 1889. № 18. 30 апр. С. 570; № 25. 18 июня. С. 798.
14 Там же. № 30. 23 июля. С. 957.
1" Вестник Европы. 1889. Июнь. С. 746, 793.
1§ Там же. С. 793.
1J Юридический вестник. 1889. Авг. С. 445, 474.
13 Русская мысль. 1889. Кн. IX. С. 159 — 160.
19 Там же. Кн. VH. С. 125.
20 Там же. С. 126.
21 Там же. С. 124,126.
22 Там же. С. 126-127.
23 Русские ведомости. 1889. № 115. 28 апр.
24 Там же. № 153. 5 июня.
25 Там же. № 180. 9 июля.
26 Там же.
27 Там же. № 201. 22 июля.
28 Там же. № 189. 11 июля.
29 Цит. по: Локшин А. Е. Русские ведомости и администрация
в период политической реакции 80-х—начала 90-х гг. XIX в. II Вестник
МГУ. Сер. 8. История. I960. С. 60.
30 Наиболее подробная информация о Парижской выставке содер-
жалась в газете "Новороссийский телеграф" № 4402. 28 апр. (10 мая)
1889: № 4403. 29 airo.; № 4407. 3 (15) мая; № 4415. 11 (23) мая; № 4467.
4(16) июля и др. Кратко говорилось о ней и в "Воронежском телегра-
фе" (1889. № 49. 5 мая; № 71. 25 июня).
31 Волынь. 1889. № 70. 26 апр.
32 Волжский вестник. 1889.16(28) апр.
33 Там же. 1889. 2 (14) мая.
34 Там же.
35 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 125.
36 Там же. С. 228.
37 Северный вестник. № 4.1889. С. 115,116—117.
38 Там же. С. 127.
39 Там же. № 5. С. 37, 39.
40 Там же. С. 40.
41 Там же. № 6. С. 181.
42 Там же. С. 189.
43 См.: Брамсон М. В. От русских ссыльных Французской Республи-
ке: История одного документа//Каторга и ссылка. 1924. № 4(11).
С. 239; Саратовец [И. И. Майнов]. На закате народовольчества: Памяти
В. Я. Богучарского // Былое. 1917. № 5-6.С. 59.
44 подробнее см.: Подбельский Ю. Папий Подбельский: К сорока-
летию его смерти // Каторга и ссылка. 1929. № 3 (52). С. 41—65.
45 Там же. 1924. № 4 (11). С. 242.
46 Кротов М. А. Якутская ссылка 70—80-х годов. М., 1925. С. 142.
47 Самоуправление. 1888. № 2. Май. С. 6.
48 Там же. С. 16.
49 ЦГАОР СССР, ф. 1762, оп. 4, д. 373. л. 2; Лавров. Годы эмигра-
ции. Том II. Dordrecht—Holland, 1974. С. 228.
50 Обращение к русским людям по поводу столетней годовщины
Великой французской революции. Б. м. Б. г. Единственный экземпляр
этой брошюры хранится в библиотеке Института марксизма-ленинизма
1фиПККП0С.
51 Там же. С. 2, 3.
52 Там же. С. 13.
63 Цит. по: Плеханов Г. В. Соч. Т. IV. М.; Л., 1923. С. бб.
247
54 Там же. С. 58, 66.
»» Там же. С. 67.
56 Пиг. по: Засулич В. И. Сборник статей. Т. II. Б.г. С. 4, 5.
57 См.: Лавров П.Л. Статьи, воспоминания, материалы. Пг., 1922.
С. 434; Книжник-Ветров И. Е. Г. Бартенева— социалистка и писательни-
ца // Каторга и ссылка. 1929. № 11 (60). С. 61.
58 Сорель А. Европа и французская революция. Т. I. СПб., 1892.
С. 1.
59 Он же. Европа и французская революция. Т. II. Падение монар»
хии. СПб., 1892. С. 8.
60 Он же. Указ. соч. Т. I. С. 403—404, 405.
61 Энц. словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 72. СПб., 1902. Стб. 633,
628.
ГЛАВА 9 (С. 220-231)
1 См.: Широкова В. В. Партия ’’Народного права”: Из истории осво-
бодительного движения 90-х годов XIX века. Саратов, 1972. С. 163.
2 Там же. С. 164.
3 Там же.
4 Там же.
5 Освобождение. Штутгарт, 1902. 2 нояб. (15 нояб.). С. 152—153.
6 Там же. С. 153.
7 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 315.
8 Там же. Т. 9. С. 380.
? Там же. С. 381.
Jy Там же. Т. 10. С. 19.
11 Там же. Т. 11. С. 125.126.
12 Алексеев-Попов В. С. Значение опыта Великой французской рево-
люции для русского рабочего движения накануне и в период революции
1905—1907гг. // Французский ежегодник. 1970. М., 1972. С. 42.
13 ’’Вперед” и "Пролетарий”: Первые большевистские газеты 1905 г.
Вып. I. М.; Л., 1925. С. 24.
14 Там же. С. 28.
15 Там же. С. 125.
16 Там же. С. 127—128.
17 Там же. С. 128.
18 Там же.
19 Там же. С. 128.
20 Там же. Вып. II. М., 1924. С. 52.
21 Там же. С. 161.
22 Ленин В.*И. Поли. собр. соч. Т. 10. С. 137—138. В 1914 г. Ленин
напомнил: старая ’’Искра” в начале 1901 г. писала, что революционный
класс XX в. имеет, подобно революционному классу XVIII в —буржуа-
зии, ’’свою Жиронду и свою Гору” (см. там же. Т. 26. С. 102).
23 Там жеТТ. 11. С. 47, 48
24 См. там же. Т. 9. С. 308.
25 Там же. Т. 11. С. 205.
26 Там же. Т. 17. С. 47.
27 Там же. Т. 19’. С. 171.
28 Там же. Т. 44. С. 417 > Т. 26. С. 311.
29 Там же. Т. 38. С. 367.
30 Там же. С. 52.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН*
Агила де 199
Аксаков И. С. 141, 143, 243
АксельродП. Б. 105,133,134,
214, 239, 242
Александр I 15, 31, 33, 34,199,
234
Александр II 60 - 62, 74, 76, 86,
87, 116- 120,125,129,141,
237 - 240, 242
Александр III77, 117, 119,139,
142,198,239, 243
Александров Д. А. 103, 239
Алексеев П. А. 103
Алексеев-По лов В. С. 248
АлефиренкоП. К. 232, 233
Алисов П.Ф. 116, 240
Альтман В. В. 240
Анненков П. В. 51, 54,55,176,
235
Анненский Н. Ф. 244
Антонов В. С. 239
Антонович М. А. 96
Аптекман О. В. 130,242
Арсеньев К. К. 194, 195,197, 246
Ахиллес 25
Ашенбреннер М. Ю. 106, 240
Ашетт 176
Бабеф Гракх (Ноэль Франсуа)
51,87,226
Бабкин Д. С. 234
Бабо Альберт 168, 169
Байрон Джон Гордон 51,131,173
Бакунин М. А. 192
Балабанов М. С. 3, 232
Бартенева Е. Г. 217,248
Бастиан Мишель 100
Батерсен Б. 53
Баум Я. Д. 245
Бебель Август 122
Безбородко А. А. 11,15,17
Безобразов В. П. 85, 86,238
Бейль Анри Мари (Стендаль) 61
Беккер Иоганн Филипп 240
Белинский В. Г. 43,46,50-55,
235
Беллярминов 159
Бенкендорф А. X. 43,44
Берви-Флеровский В. В. 98, 99,
105,239
Бердяев А. В. 45, 55
Бестужев-Рюмин М. П. 41
Бешенковский Е. Б. 234
Бибиков П. А. 69
Билибин И. И. 180
БилинкисМ. Я. 234
Бисмарк О. Э. 144, 204
Благосветлов Г. Е. 68, 69, 72,
73
Блан Луи 48, 54, 83, 96,105,
106,139,179,189,240
Бланки Луи Огюст 199
Боборыкин П. Д. 174, 245
Богоявленский С. К. 232
Богучарский В. Я. (Яковлев)
212,213,247
Бомарше Пьер Огюстен 10
Бонапарт (см. Наполеон I Бо-
напарт)
Бонтене 122
Борк Эдмунд 173
Бородин М. П. 109
Боткин В. П. 51 - 54
Брамсон М. В. 247
Брикнёр А. Г. 232
Буало Де пре о Николо 27
БузескулВ.П. 162, 163
Буонаротти Ф. М. 51
Бурбоны 41, 44,97,150,
166, 169
БухН. К. 240
Бушо 46
Вадзинский Ал. 213
Валуев П. А. 68, 73, 236
Васильев Ф. А. 130
Васильчиков А. И., кн. 130
Вашингтон Дж. 208
Вебер Б. Г. 162, 165, 244
Венгеров С А. 245
Верморель Огюст 84, 92
Вильгельм I (Гогенцоллерн)
141
Виноградов П. П. 167
Владимиров И. А. 224
Вовчок Марко (Вилинская-
Маркович М. А.) 102
Воден А. М. 157
Волгин В. П. 234
Волк С. С. 41, 234
Волков Н. (см. Майков И. И.)
Воллан Г. А. де 124 - 127, 241
Володин А. И. 30, 234
Вольтер (Аруэ Франсуа Мари)
7 — 9,21,23, 27, 34, 38, 39,
45,47,51, 55,61,62, 70, 77,
79, 80,96,107,110, 112,120,
182, 190,232, 234
ВоронцовА.Р. 11, 15, 17
Воронцов С. Р. И, 16, 232, 234
Ворошилов Н. Н. 75, 237
ВяземскийП. А. 35,45,55,235
Габсбурги 48
♦ Указатель составлен И В. Дедовской
249
Гарибальди Джузеппе 131
Гебер (Геберт) Жак Рени 111, 243
Гегель Георг Вильгельм Фридрих
62
ГеЙкинг 131
Гейне Генрих 78, 81,132
Гейссер Людвиг 95,235
Гектор 25
Гельвеций Клод Адриан 9,29,
39,96
Герасимова Ю. И. 236
Герцен А. И. 4,43,46,47,49, 50,
54—56, 60,61,74, 76,81, 82,
120, 233, 235-237
Герье В. И. 88, 89, 123, 159-163,
166-168, 189- 191,195- 197,
238, 241, 244, 246
Гете Иоганн Вольфганг 200
Голицын Д А. 8
Головнин А. В. 73
Голоушев С. С. 106
Голохвастов П. Д 142,243
Гольбах Поль Анри 47, 70, 80,
96
Гольцев В. А. 204, 205
Гонкуры Ж. и Э. 69, 70
Гончаров А. И. 83, 238
Горбачев М. С. 6
Гош Л. 107
Градовский А. Д 94, 95, 121, 122,
138, 241
Грановский Т. Н. 52- 54, 235
Гриневицкий И. И. 117
Грибоедов Н. А. 109
Гримм фр. М. 8,10
Гуго Капет 4
ГудзийН. К. 233
Гуковский Гр. А. 32, 234
ГУльбинский И. 57
ГуревичМ. 213
Густав Ш Адольф 17
Гюго Виктор Мари 132,135
Д ’Аламбер Жан Леон 7, 21, 62, 96
Далин В. М. 34, 158,159, 234,245
Даниельсон Н. Ф. 180, 209
Дантон Жорж Жак 5, 35,47, 50, 59,
71, 86, 94, 102, 107, 110, 111, 122,
123,133,149,179,200
Дебаюрий-Мокриевич В. К. 110,
196, 240, 246
Делянов И. Д 139
Демаков В. О. 180
Демулен Камиль 102, 107,110,
111,149, 203
Державин К. Н. 232
ДжеджулаК. Е. 3,232,233
Дибобес Яков 213
Дидро Дени 7-9,47,62,70,79,80,
107,120,125,190,202,232,241
Дмитриева Е. (см. Томанов-
ская Е. Л.)
Добровольский Л. М. 238
Добрускина Г. Н. 239
Долгоруков П. В. 60, 236
Долгорукова А. Д 245
Дорошенко А. (см. Кибаль-
чич Н.И.)
Достоевский М. М. 173
Достоевский Ф. М. 138,173
Драгоманов М.П. 120, 241
Дружинин Н. М. 234
Дунаевский В. А. 229
Дюмон Этьен 12,232
Евгеньев В. И. 238
Екатерина II7-11,14,15,17 - 19,
28, 34, 77, 88, 91, 113, 124, 125,
200, 232
Ермолаева Е. Ф. 103
Жанэ Поль 215, 216
Желябов А. И. 117, 131
Загуляев М. А. 143,150- 152,154,
155, 243
Зайончковский П. А. 242, 243
Зайцев В. А. 80, ПО, 192, 193
Засодимский П. В. 103
ЗасуличВ.И. 115,132,172, 216,
217, 248
Захарина В. Ф. 239
Зибель Генрих 106,108,152,189, 195
Золя Эмиль 183 - 185
Зорге Фридрих 240
Иванов Д П. 235
Иванов И. И. 220,221
Иванова Л. Н. 245
ИвановаТ. И. 238
Иванчин-Писарев А. И. 108
Игнатьев Н.П. 141-143
Идельсон Р. X. 240
Иосиф II 77, 200
Кабаррюс Тереза 122
Кавелин К. Д. 74,162, 237
Кавеньяк Луи Эжен 48
Каганова А. 232
КанановаО. В. 108, 240
Кант Иммануил 200
Капустин М. Н. 106
Каракозов Д В. 180
Карамзин Н. М. 20- 27, 233
Кареев Н. И. 4, 157-172, 179, 209,
217-219, 241,244, 245
Карл 1140
Карлейль Томас 83, 84,192, 193
Карно Лазар Никола 52, 107
Карно Мари Франсуа Сади 201,
204 208
Карякин Ю.Ф. 2 8, 29, 234
Катков М.Н. 57, 136, 137, 139, 142,
201
250
Катон Марк Порций 25
Каутский Карл 158,209 - 211
КаховскийП. Г. 40, 234
КенЗ Франсуа 83, 96
Кибальчич Н. И. 132, 242
КиршбаумН.Ф. 180
Клемансо Жорж 199
Клоотс (Анахарсис) Ж.-Б. 243
Ключевский В. О. 89 , 90, 161, 232,
237,238
Книжник-Ветров И. С. 248
Ковалевский М. М. 143, 157, 158,
161, 166- 168, 203, 244
Ковальская Е. Н. 105, 239
Коган-Бернштейн Л. М. 212
Козлова М. Е. 236
Кольман К. И. 40
Кондорсе Жан Антуан Никол4 107
Константин Николаевич 48
Корде Шарлотта 132,153
Коробочко А. И. 232
Коропчевский Д. А. 147
КорфМ. А. 48
Кочнев Варфоломей (см. Люби-
мов Н. А.)
Кочубей В. П., кн. 16
Кравчинский С. М. (см. Сгепняк-Крав-
чинский С М.)
Краевский А. А. 236
Кранихфельд Вл. П. 212
Кривенко С. Н. 122,123, 241
Кропоткин П. А. 106,129,161,179,
180, 197,230, 240, 241, 245
Кротов М. А. 247
Крюков Н. А. 39
КугельА.Р. 139
Кудрин Н. Е. 246
Кузнецов Ф. Ф. 237
Кузьмин М. Н. 236
Куклин Г. А. 234
Куланж Фюстель де 162
Кулешов В. И. 53, 54
Кустодиев Б. М. 65
Кутон Ж.-О. 98, 103,154
Лавров П. Л. 62, 63, 106- 108, 123,
134, 135, 139, 159, 161 - 163,
173- 175, 177, 178, 181, 197,
214, 217, 236, 240, 242, 245, 247,
248
Лагарп Фредерик Сезар де 34,234
Лаканал Жозеф 238
Ламартин Альфонс де 48, 50, 54,
62,105, 106,139
Ламетрй Жюльен-Офре де 96
Ланда С С. 234
Ландэ Пр осп ер 153,154
Лафайет Мари Жозй* 41, 85
Лафатер Иоганн Каспар 22, 23
Лафонтен Жан де 27,195
Леба Филипп Ф.-Ж 154
ЛевандовскийФ. М. 60
Лемке М. К. 234
Ленин В. И. 3, 73,104, 131,143,
198, 222 - 224, 228 - 230, 232,
234, 237, 239, 242, 246, 248
Леруа Ролан 6
Леруа-Болье Анатоль 120,121,241
Леруайе Филипп Эли 205
ЛесевичВ. В. 113
Либкнехт Карл 122
Лобанов-Ростовский А. Б. 84
Лозен де 181
Локк Джон 75
Локшин А. Е. 247
Лонгинов М. Н. 124
Лопатин Г. А. 115, 162,177- 180,
197, 245
Лорис-Меликов М. Т. 117, 139 -
141, 242
Лотман Ю. М. 233
Лотхейссен 92
Лохвицкий А. В. 75, 237
Луи Филипп 47, 48, 217
Лукин Н. М. 229
Луначарский А. В. 225 - 228
ЛучицкийИ. В. 241, 244
ЛысцевН. 188
Любавин Н. Н. 180
Любимов Н. А. 135 - 139, 142, 143,
199, 202, 242, 246
Людовик XIV 7, 40, 44, 54, 59, 61,
67, 76, 78, 79, 83, 99, 167, 168,
181
Людовик XV 40, 63, 79, 83, 171,178
Людовик XVI 4, 15, 17, 18, 24,
25, 46, 47, 58, 76, 79, 83, 93, 96,
97, 101, 102, 110, 111, 120, 123,
125, 127- 129, 139 -142, 148, 149,
158, 161, 163, 199, 200, 222, 226,
236
Лютер Мартин 51
Мабли Габриель Бонно де 29, 34
Майков И. И. 135,212,213,239,242
Маковский В. Е. 115
Малютин В. 239
Марат Жан Поль 41, 71, 75, 80, 84,
94, 99, 107, 122, 123, 132, 133, 146,
149, 153,179, 200, 243
Мария-Антуанетта 25, 69, 70, 123,
142, 148
Маркевич Б. М. 139
Маркович М.А. (см. Вовчок Марко)
Маркс К. 60-62, 99, 114, 115, 122,
135, 143- 145, 157, 158, 223, 228,
236, 239, 240, 243, 244, 247
Масси льон 182
Мезенцев Н. В. 116, 131
Мелон 205
Мер да Ш. А. 156
Мерлен А. К. 52
Мерсие 48
Мерсье Луи Себастьян 10, 93
251
Мещерский В. П. 73,87, 88, 237, 238
Миллер О. Ф. 127
Милль Джон Стюарт 66
Милюков П. Н. 220- 222
Милютин Д. А. 126,141, 233, 242
Минаева Н. В. 24,232,233
Минье Франсуа-Огюст 42, 53, 83,
91,105, 106, 123, 189,238
Мирабо (Рикети) Оноре Габриель
12, 23, 25, 26, 31, 41, 47, 52, 59,
66, 71, 80, 85, 94, 95, 123, 147, 204,
235, 243
Михайлов А. 98 - 100, 239
Михайлов А. Д 132
Михайловский Н. К. 96,97,129,
159, 238
МихалевичС. 213
Мишле Жюль 42,48, 54, 83, 94,
144,145,179, 189,191, 193
Молдавский Ал. 213
Молли енН. Ф. 68
Молчанов Н. Н. 232
Монж Г. 107
Монтескье Шарль Луи 9, 34, 66, 75,
79,80,96, 99, 182,190
Моргун 239
Мори Альфред 162
Мори Жан Сиффрен 25, 26
Морлей Джон 202, 232
Муравьев Н. М. 41
Му ханов Н. А. 236
Мышкин И. Н. 103, 239
Лазаревский В. В. 207
Намазов А. С. 243
Наполеон I Бонапарт 20, 33, 35 - 38,
86, 94, 95, 100, 122, 126, 142, 151,
160,175, 194, 221, 238
Наполеон III (Луи Бонапарт) 48,
86
Негрескул М. Ф. 180
Никкер Жак 10,12, 23,126, 149
Нечкина М. В. 232, 234, 237, 238
Никитенко А. В. 76, 236, 237
Николай I 34, 43-46, 48, 56, 61,
76,81, 120,139,239
Николай II226
Нифонтов А. С. 235
Новосильцев Н. Н. 35
Оболенская С. В. 145, 243
Одарченко 105
ОловенниковаЕ.Н. 105, 239
Орлеанский 71
Орлов Г. Г. 9
Орлов П. А. 109
Очера Павел (см. Строганов П. А.)
Павел 1 18-20, 34,113,233
Палеолог М. 242
Панаев И. И. 50, 53, 235
Панин П. И. 21
Панкратов В. С. 242
Пантелеев Л. Ф. 217
ПантинИ. К. 234
Перетц Е. А. 242
Перовская С. Л. 117
ПестельП. И. 39,41, 42
Петр 144, 60, 79
Петр III7
Пийэ Фабиан 54
Писарев Д. И. 72, 79- 81, 100, 101, 159,
237, 239
Писарев И. (см. Иванчин-Писа-
рев А. И.)
Плеханов Г. В. 157,172, 214 -
216, 229,247
ПлимакЕ. Г. 28, 29, 64, 234, 236
Плутарх 25
Победоносцев К. П. 141, 142, 243
Повель Луи 5
Погодин М. П. 56, 235
Подбельский П. П. 212,247
Подбельский Ю. 247
Поливанов П. С. 105
Полиньяк Диана де 179
Попов В. П. 69- 73
Преснов А. 232
Привалов К. 5
Пугачев В. В. 234
Пугачев Е. И. 8, 10, 106,112
ПушкинА. С. 4, 31, 234
Пущин И. И. 42
ПясецкийП. 117
Рабинович М. Д. 238
Радищев А. Н. 28- 33, 39, 113, 124,
233, 234
Разумовский К. Г. 9
Ралли В. К. 111,240
Рамбо Альфред 123,124
Раппопорт К). Г. 214
Расин Жан 27
Рейналь Гийом Томас Франсуа 29
Рено Сесилия 153, 155
Репин И. Е. 109, 116
Рихтер 167
Рише Дени 5
Ришелье Л.-Ф.-А. 8
Робеспьер Максимиль&т М.-И. 5,
12, 27, 30, 31, 35, 41, 43, 47, 50,
52 -54, 59, 66, 71, 72, 75, 80, 86, 92,
94, 95, 98- 100, 103, 107, 111, 121-
123, 131- 133, 146, 147, 150, 151,
153- 156,179,200,243 ’
Розен А. Е. 42, 234
Розенберг Вл. 247
Рокэн Феликс 126, 188
Роллан Манон 107, 238
Роланд 52
Ромм Шарль Жильбер 34
Россиньоль Жан Антуан 65
Ростопчин Ф. В. 35
Рошфор В. 198
252
РубановичИ. 241
Русанов Н. С. (Кудрин) 132, 196,
240, 242
Руссо Жан-Жак 9, 25, 29, 39, 47, 54,
66, 70, 71, 75, 79, 80, 93, 99, 100,
110, 112,12ft 154,182, 190
Садовников В. С. 44
Салтыков Н. И. 15
Самборский А. А. 15
Сапир Б. 245
Саратовец (см. Майнов И. И.)
Сафронов Б. Г. 244
СЬатиков С. Г. 242
Свистунов П. Н. 42
Сегюр д’Агессо Луи-Филипп де 12,
124
Семевский В. И. 233
Сен-Жюст Луи Антуан 5, 47, 52, 54,
71,98,100,103,110,121,133,154
Серебряков Э. А. 103, 239
Серно -Солов ьевич Н. А. 78
Си ейес Эммануэль-Жозеф 71,187
Сиповский В. В. 22, 25, 233
Сироткин В. Г. 238
Скальковский А. А. 139
СладкевичН. Г. 237
Смирнов В.Н. 240
Смолин И. М. 11
Соловьев А. К. 116, 118
Соловьев Г. 235
Сорель А. 217, 218, 248
Сориа Жорж 5
Сперанский М. М. 35
Сгародубский Е. М. 151, 153,155,
156
Старостин Е. В. 179,245
Стасюлевич М. М. 59, 77, 92- 94,
175, 189,237,245,246
Сгепняк-Кравчинский С. М. 109,
110, 116,132,240,242
Строганов А. Г. 60
Строганов П. А. 34
Строгановы 34
Суворин А. С. 151
Суворов А. А. 81
Суворов А. В. 18-20
СУлла Луций Корнелий 30
Тальен Жан Ламбер 122
Танеев В. И. 143- 150,243
Танеев С. И. 145
Татищев С. С. 237
Тацит Публий Корнелий 34
Твардовская В. А. 241
Терещенков С. 213
Теруань де Мерикур 149
Тимашев А. Е. 84
Ъ«рар Пьер-Эммануэль 201
Тит Ливий 195
Ткачев П.Н. 133,185- 188,197,246
Токвиль Алексис К.-Г. 57, 58, 67, 68,
70, 74, 86, 106, 141, 163, 209, 236
Томановская (Дмитриева Е.) Е.Л.
143
Торчилло Сергей 72
Трачевский А. С. 95
Трепов Ф. Ф. 115,132
Трофимов Ж. А. 233
Трощднский В. Ф. 112, ИЗ
Трубецкой С. П. 41, 234
Трюбнер Николай 177
Тургенев И. С. 54, 130, 131, 175,
176, 183, 197, 235, 237, 242, 245
Тургенев Н. И. 36, 38-40, 233, 234
Тургеневы А. И. и Н. И. 234
Тьер Адольф 42, 51, 99, 123, 189,
202
Тэн Ипполит 125, 139, 141, 143,
161, 171- 185, 187- 197, 209,
245, 246
Тюрго Анн Робер-Жак 96, 126,171
Ульянов А. И. 20,233
Успенский Б. А. 233
Успенский Г. И. 130
УфляндН. А. 212
Фадеев Р. А. 140, 242
Фаресов А. И. 127, 128, 241
Федосов И. А. 235
Феоктистов Е. М. 87
Фернейль 204, 205
Фигнер В.Н. 106, 111, 130, 132, 134,
240, 242
Филипп (Орлеанский) Эгалите Луи
Жозеф 79
Флери 182
Флеровский Н. (см. Берви-Флеров-
скийВ. В.)
Флобер Гюстав 175
Фонвизин Д И. 20 - 22, 39, 233
Фоше Клод 243
Френкель Лео 108
Франциск 1167
Фридлендер Людвиг 176
Фридрих II Великий 7, 58, 77, 79,
200
Фуллон Жозеф-Франсуа 23
Фурье Шарль 144
Фюре Франсуа 5
Хаит Г. Е. 233
Халтурине. Н. 109, 116
Хижняков В. М. 237
ХоросВ. Г. 234
Цамутали А. Н. 2
Цвиленев Н. Ф. 103,239
Цебенко Ф. Н. 240
Цуприк Р. И. 234
Цфасман А. Б. 229
Чарторыйский Адам Юрий 34
253
Чернуха В. Г. 237
Чернышевский Н. Г. 63 - 67, 236
Черняв екая-Бох айовская Г. Ф. 240
Чичерин Б.Н. 56 - 59, 162,235
Шалье Мари Жозеф 243
Шатриан Александр 100, 102-104,
135 239
ШекспирУ. 173
Шелгунов Н. В. 78, 79, 237
Шелли Перси Биш 131
Шибаев 239
Шиллер Иоганн Фридрих 34,131,200
Шильдер Н.К.233
Широков а В. В. 248
ШиряевС. Г. 171,245
ШишкоЛ. Э. 240
Шлоссер Ф. К. 63-67,106,236
ШмидтА. 97
Шовель Матюрен 101
Штакеншнейдер А. И. 62
Штакеншней дер Е. А. 62, 236
Штейн Л. 84
ШгейнгельВл.И. 39
Шторм Г. П. 234
Штранге М. М. 3, 8, 14, 232
Шубинский С. Н. 127
Шувалов А. П. 7, 8
Шульгин В. Я. 76,77
Щапов А. П. 63, 236
ЩебальскийП. К. 85,238
Щеголев П.Е. 234
Щербаков Г. А. 81
Эйдельман Н. Я. 233
Эймонтова Р. Г. 236
Энгельс Ф. 99, 114, 115, 157, 158,
209, 229, 236, 239, 240, 243, 244,
247
Эркман Эмиль 100, 102 -104, 135,
239
Юнг Артур 167
Юрьевская (Долгорукова) Е. М.
Якушкин В. Е. 123, 124, 206, 207,
247
Якушкин Е. И. 123
Якушкин И. Д. 42, 123,234
Bocher August 240
Monod Gabriel 178
SegurA. (см. Сегюр д’Агессо Луи-
Филипп де)
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ..................................... 3
Глава 1. ОТ ВЕКА К ВЕКУ......................... 7
Глава 2. ОТ АЛЕКСАНДРА I ДО НИКОЛАЯ I.......... 34
Глава 3. РОССИЯ В ЭПОХУ ОТМЕНЫ КРЕПОСТНОГО ПРАВА
И ОПЫТ ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.... 56
Глава 4. ДО И ПОСЛЕ ПАРИЖСКОЙ КОММУНЫ.......... 83
Глава 5. ’’РОССИЯ-ЭТО ФРАНЦИЯ НЫНЕШНЕГО ВЕКА” .114
Глава 6. МАГИСТЕРСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ НИКОЛАЯ ИВАНОВИ-
ЧА КАРЕЕВА ...................................157
Глава 7. РОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ И КНИГИ ИППОЛИ-
ТА ТЭНА О ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ КОНЦА
XVIII в.......................................173
Глава 8. РОССИЯ И СТОЛЕТИЕ ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ...............................198
Глава 9. 1789-1905 ........................... 220
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА..................232
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН..........................249
Итенберг Б. С.
И92 Россия и Великая французская революция —М.:
Мысль, 1988 —253, [2] с.: ил.
ISBN 5-244-00071-3
В книге раскрывается влияние Великой французской револю-
ции на Россию, показано отношение к ней представителей различ-
ных слоев российского общества, рассмотрены пути осмысления
опыта французских революционеров передовыми людьми того
времени—от Радищева до первых марксистов. Особое место
в книге уделяется анализу ленинского творческого наследия,
посвященного проблемам французской буржуазной революции.
Книга выпускается к 200-летию французской революции и рас-
считана на всех интересующихся историей революционого движе-
ния.
„ 0501000000-172
И --------------- 70-88
004(01)-88
ББК 63.3 (2) 47+63.3 (2) 5
Научная
Борис Самуилович Итенберг
РОССИЯ
И ВЕЛИКАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Редактор Т. В. Мальчикова
Младшие редакторы Т. В. Бажанова, Ю. В. Сокортова
Оформление художника Е. Л. Гольдина
Художественный редактор И. А. Дутов
Технический редактор Т. Г. Сергеева
Корректор Т. М. шпиленко
Оператор наборно-печатающего автомата М. Ю. Арефьева
ИБ № 3243
Набор текста произведен в издательстве ’’Мысль” на наборно-печатающем
автомате. Подписано в печать 18.07.88. А 10948. Формат 60x881/16.
Бумага офсетная № 2. Гарнитура ’’Пресс-Роман”. Офсетная печать. Усл.
печатных листов 15,68. Усл. кр-отт. 15,68. Учетно-издательских листов
17,94. Тираж 10000 экз. Зак. № 737. Цена 1 р. 80 к.
Издательство ’’Мысль”. 117071. Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Отпечатано в Московской типографии № 8 Союзполиграфпрома при Го-
сударственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и
книжной торговли. 101898, Москва, Центр, Хохловский пер., 7.