Б. Н. ФЛОРЯ Л. Л. ТУРИЛОВ С. Л. ИВАНОВ
СУДЬБЫ
КИРИЛЛО.-МГ.Ф(),1И^СКОЙ ТРАДИЦИИ ПОСЛЕ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ
BIBLIOTHECA SLAVICA
Б. Н. ФЛОРЯ
А. А. ТУРИЛОВ С. А. ИВАНОВ

СУДЬБЫ КИРИЛЛО-МЕФОДИЕВСКОЙ ТРАДИЦИИ ПОСЛЕ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ
:ааетейя
BIBLIOTHECA SLAVICA

Редколлегия серии:
Флоря Б. Н. (председатель), Абышко О. Л., Савкин И. А., Горина Л. В., академик РАН Литаврин Г. Г., член-корреспондент РАН Милов Л. В., Толстая С. М., Турилов А. А.
Б. Н. ФЛОРЯ
А. А. ТУРИЛОВ С. А. ИВАНОВ

СУДЬБЫ КИРИЛЛО-МЕФОДИЕВСКОЙ ТРАДИЦИИ ПОСЛЕ КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ
УДК 808.1+008(=81)
ББК 81.41г+71Сл
Ф 73
Флоря Б. Н., Турилов А. А., Иванов С. А.
Ф 73 Судьбы Кирилло-Мефодиевской традиции после Кирилла и Мефодия. — СПб.: Алетейя, 2000. — 314 с.
ISBN 5-89329-232-4
Издание включает в себя публикацию комментированного перевода важного источника, проливающего свет на судьбы славянской письменности после Кирилла и Мефодия — Жития их ученика Климента Охридского. Том содержит также вступительную статью, содержащую очерк развития славянской литературы в конце IX-X вв. и славянской рукописной традиции XI-XIII вв. В приложениях помещен текст Краткого Жития соратника Климента — Наума Охридского, а также статья об отношении Римской курии к богослужению на славянском языке.
Книга является первым выпуском в серии «Славянская библиотека (Bibliotheca Slavica)».
УДК 808.1+008(=81)
ББК 81.41г+71Сл
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского Гуманитарного Научного Фонда (РГНФ), проект № 98-04-16315
имя
РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЛАВЯНСКАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ
В КОНЦЕ IX-X в.
Глава 1
Общая характеристика славянской письменности
конца IX — начала X в.
Великая Моравия стала первой славянской страной, где солунскими братьями Кириллом и Мефодием в середине-второй половине IX в. были заложены основы славянской письменной традиции на родном языке. Из этого первоначального очага славянская письменная традиция в последние десятилетия IX-X вв. стала распространяться в другие славянские страны.
Одной из таких стран стала соседившая с Великоморавским государством Чехия, князья которой
подчинялись верховной власти великоморавских правителей. Согласно рассказу «Легенды Кристиана» — памятника, созданного в конце X в. в Праге, в кругу пражского епископа Войтеха, верховный князь чехов Борживой был обращен Мефодием в христианство во время посещения им двора великоморавского князя Святополка. С ним Мефодий отправил в Чехию священника по имени Кайх, заложившего здесь первый христианский храм в честь св. Климента, папы римского1. Современные исследователи датируют это событие началом 80-х гг. IX в.1 2 С этого времени традиции славянской письменности начинают распространяться в Чехии. Об их развитии здесь в X-XI вв. говорят сохранившиеся, главным образом в древнерусских списках, тексты выполненных здесь переводов целого ряда латинских памятников (среди них житие св. Бенедикта и Беседы папы Григория Великого на Евангелия) и созданные в самой Чехии славянские тексты житий первых славянских святых — Вацлава и Людмилы 3. О знакомстве чешских книжников конца X в. с главными вехами биографии солунских братьев
1 Legenda Christian!. Ed. J. Ludvikovsky. Praha. 1978. P.18-20.
2 TrestikD. Pocatky Premyslovcu. Praha. 1981. S. 87-88.
3 О памятниках славянской письменности в Чехии X-XI вв. см. Сказания о начале Чешского государства в древнерусской письменностй. Пред., коммент, и перевод А. И. Рогова. М., 1970; Staroslovenske legendy ceskeho puvodu. Nejstarsi kapitoly z dejin cesko-ruskych kulturnich vztahu. Ed. E. Blahova. A. V. Konzal, A. J. Rogov. Praha, 1976.
и с таким капитальным памятником кирилло-мефо-диевской традиции, как Пространное житие Константина — Кирилла, говорит источниковедческое исследование уже упоминавшейся выше «Легенды Кристиана»1.
Есть основания полагать, что очень рано, вероятно, еще в IX в. славянская письменность из Великой Моравии проникла в Хорватию. Исследование текстов из Писания в хорватских глаголических миссалах и бревиариях XIV-XV вв. показало наличие среди них фрагментов древних переводов, выполненных еще в эпоху деятельности Кирилла и Мефодия, и отсутствие новых переводов, выполненных славянскими книжниками в Первом Болгарском царстве 1 2. О сохранении и позднее связей между этими двумя очагами славянской письменности говорит тот факт, что наиболее древняя редакция славянского жития св. Вацлава (X в.) дошла до нас именно в составе хорватских бревиариев 3.
Со славянской письменностью в Хорватии распространилась и практика совершения литургии на
1 Флоря Б. Н. Кирилло-мефодиевские традиции в «Легенде Кристиана» // Byzantinoslavica, 1995. № 3.
2 Алексеев А. А. Кирилло-мефодиевское переводческое наследие и его исторические судьбы (Переводы Св. Писания в славянской письменности) //X международный съезд славистов. Доклады советской делегации. История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1988.
Vajs J. Chrvatskohlaholska redakce puvodni legendy о sv. Vac-lavu 11 Sbormk staroslovanskych literarnich pamatek о sv. Vaclavu a sv. Ludmile. Praha, 1929.
«местном» — славянском языке, которую в X-XI вв. неоднократно запрещали соборы латинского духовенства в Далмации.
Третьей славянской страной, куда традиции славянской письменности были принесены в конце IX в. учениками Мефодия из Великой Моравии, стала Болгария. К сожалению, ученым крайне трудно нарисовать конкретную картину того, как распространялась славянская письменность в Чехии и Хорватии. Исследователям приходится иметь дело, как правило, с текстами, авторы которых неизвестны, и само время их появления устанавливается с большим трудом. Лишь в источниках XI в. появляются сведения о конкретных носителях кирилло-мефо-диевских традиций: настоятеле бенедиктинского Са-завского монастыря в Чехии Прокопе, его учениках и родственниках и о хорватских сторонниках славянской литургии во главе со священником Вуком (Ulfus).
Иную ситуацию мы видим в Болгарии. Здесь мы располагаем целым собранием оригинальных и переводных текстов, сохранивших определенные указания на их авторов и переводчиков, а подчас и на время их работы и на патронов, побуждавших их к созданию тех или иных текстов, болгарских правителей Бориса-Михаила и его сына Симеона. Тексты эти позволяют судить о том, что на рубеже IX-X вв. в развитии славянской письменной традиции активное участие принимали и ученики Мефодия — Климент Охридский, Наум, Константин Преславский и книжники из местной болгарской среды, как
Иоанн Экзарх или пресвитер Григорий. Сейчас, когда представления о характере и объеме их литературной деятельности оказались очень существенно уточнены благодаря новым находкам болгарских исследователей, можно окончательно установить, чем именно обогатили они заложенную солунскими братьями славянскую письменную традицию.
Если солунские братья перевели на славянский язык чин литургии и создали первые образцы славянской проповеди (примером может служить проповедь Мефодия, сохранившаяся в составе так называемого «Клоцова сборника»), то создание славянских проповедей как обширного самостоятельного жанра стало заслугой их учеников. Так, Константин Пре-славский, используя тексты такого знаменитого византийского проповедника, как Иоанн Златоуст, создал свое «Учительное Евангелие» как цикл проповедей на тексты Евангелия, читающееся во время воскресной службы, 1 — тем самым болгарский священник получил в свои руки важное пособие для толкования, объяснения пастве тех текстов Евангелия, которые были переведены Кириллом и Мефодием и читались перед верующими во время службы. Работал в этом жанре и его современник Иоанн
1 Антоний (Вадковский). Из истории Христианской проповеди. Очерки и исследования. Спб., 1895. Изд. 2; Михайлов А. В. К вопросу об Учительном Евангелии Константина, еп. Болгарского // Древности. Труды славянской комиссии ИАН 1895. Ч. 1. С. 76-133; Зыков Э.Г. О литературном наследии Константина Преславского // Старобългарска литература, 1978. Вып. 3. С. 34-47.
Экзарх, о чем свидетельствует сохранившийся текст его «Слов»1.
Внимание болгарских книжников этот жанр литературной деятельности должен был особенно привлекать на рубеже IX-X вв., так как в недавно принявшей христианство стране проповедь должна была не только способствовать исправлению пороков, но и внедрить в сознание людей хотя бы самые общие представления о новом, ранее неизвестном населению христианском учении.
Еще более активным средством пропаганды была гимнография, обладавшая большой силой эмоционального воздействия. Начало религиозной поэзии на славянском языке было заложено также Кириллом Философом, еще в Великой Моравии создавшим такое выдающееся произведение, как «Проглас»1 2.
То, насколько высоко ученики Мефодия в Болгарии оценивали силу поэтического слова, как они умели использовать его в целях просвещения, показывает такой давно известный исследователям памятник, как «Азбучная молитва» Константина Пре-славского 3, где поэтический текст выступает и как
1 Иванова-Мирчева Д. Йоан Екзарх Български. Слова. София, 1971. Т. 1; Стара българска литература. София. 1982. Т. 2 (Ораторска проза). С. 275-282, 329-330.
2 Топоров В, Н. Слово и премудрость («логосная структура»): «Проглас» Константина Философа // Russian Literature, 1988, vol. XXIII. Р. 1-80.
3 Антоний (Вадковский). Из истории Христианской проповеди... С. 147-310; Куев К. Азбучната молитва в сла-вянските литератури. София, 1974; Зыков Э.Г. «Азбуч
средство обучения славянскому письму, и как инструмент пропаганды христианского учения о Троице. Однако более полное представление об этой стороне деятельности книжников конца IX-начала X в. позволили составить открытия таких современных болгарских ученых, как Г. Попов и С. Кожухаров, которые обнаружили в ряде древних поэтических текстов акростихи с указанием имен их авторов.
Так, в одной из редакций славянской Триоди был обнаружен цикл песнопений, написанных Константином Преславским, содержавший стихи, обращенные к апостолам, с призывом взять под свою защиту их «рабов», изгнанных «триязычниками» — противниками славянской письменности, и стихи, обращенные к «славянам», с призывом собраться, чтобы воспеть Христа и прославить крестцое (в тексте Константина моравизм — «крижное») древо. Его перу принадлежал и ряд других текстов — служба Мефодию (один из первых текстов, свидетельствующих о формировании культа святого в Первом Болгарском царстве), цикл азбучных стихир на Богоявление, канон архистратигу Михаилу1. Его
ная молитва» в ее отношении к «Учительному Евангелию» Константина Преславского // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. Л., 1976. С. 363-368.
Попов Г. Триодни произведения на Константин Пре-славски. София, 1985 (Кирило-Методиевски студии, кн.2); Кожухаров С. ПЪти достойно архистратига (Новооткрито призведение на Константин Преславски) // Литерату-рознание и фолклористика. София, 1983. С. 59-62.
сподвижником в деле создания подобных текстов оказался ученик Мефодия — Наум, написавший канон апостолу Андрею.1
Следует отметить желание Константина Преслав-ского дополнить своими песнопениями текст переведенной с греческого «Триоди» — собрания поэтических текстов, в создании которого участвовали такие выдающиеся мастера поэтического слова, как Феодор Студит и Иосиф Песнописец. Здесь проявилась уверенность книжника в том, что он способен создать с помощью средств своего языка поэтический текст, который не будет выглядеть как что-то чужеродное рядом с шедевром византийской религиозной поэзии. Чувство гордости явно звучит в словах, которыми писатель сопроводил свое творение: «Гранеса добра Конъстанътинова». То, что в течение длительного времени исследователи «Триоди» принимали песнопения Константина Преславского за произведения неизвестного греческого поэта, говорит о том, что высокая оценка Константином Пре-славским своих поэтических способностей имела определенные объективные основания.
На грани между проповедью и «ученой» богословской литературой лежали обширные антологии широкого круга раннехристианских текстов разного жанра в сборниках, иные из которых целиком переведены с соответствующих византийских оригина
1 Кожухаров С. Песенното творчество на старобългар-ският книжовник Наум Охридски // Литературна история, 1984. Кн. 12. С. 3-19.
лов (например, «Изборник царя Симеона»1), а иные специально составлены по инициативе этого правителя (как «Златоструй»2).
Хорошо известно, что перевод текстов Священного Писания был начат Кириллом и Мефодием уже в первые годы их моравской миссии. Тогда переводились прежде всего те части Писания, которые были необходимы для совершения службы (Псалтырь, а также краткое Евангелие — апракос и апостол-апракос, паримийник — сборники текстов из Евангелий, Апостола, книг Ветхого Завета, читавшиеся во время службы). Лишь в конце жизни Мефодий взялся за перевод всего Священного Писания. Перевод этот, по-видимому, сохранился лишь частично, и в Первом Болгарском царстве были предприняты усилия по восполнению утраченных частей. Круг этих переводов устанавливается благодаря тщательным текстологическим и лингвистическим исследованиям, однако об осуществлении подобных переводов
1 Изборник Святослава 1073 г. — Сборник статей. М., 1977; Изборник Святослава 1073 г. Факсимильное издание. Научный аппарат факсимильного издания. М., 1983; Симеонов сборник (по Святославовия прение от 1073 г.) София, 1991. Т.1 (Изследване и текст).
Thomson F.J. Chrysostomica Palaeoslavica. A Preliminary Study of the Sourses of the Chrysorrhoas (Zlatostruj) // Cyrillomethodianum. Thessalonique, 1982, vol.VI. P. 1-65; Фомина M. С. Златоструй в славянской письменности XII-XVI вв. // Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописных книг. Вып. 1. Ч. 2. М., 1990. С. 297-328.
имеются и прямые свидетельства источников. Так, при древнем переводе «Осьмикнижия» (сборника книг Ветхого Завета, включавшего в свой состав Пятикнижие, а также книги Иисуса Навина, Судей и Руфь) сохранилась запись о переводе его пресвитером Григорием «повелением» князя Симеона1.
Наконец, учениками Кирилла и Мефодия было положено начало появлению полемической и богословской литературы на славянском языке. Ко времени Кирилла и Мефодия относятся лишь первые, не очень удачные попытки создания славянских переводов сравнительно небольших по объему богословских текстов. Примером может служить так называемое «Написание о правей вере» Константина Философа,1 2 представляющее собой славянский перевод одного из разделов трактата патриарха Никифора I «Большой апологетик». Главные заслуги принадлежали здесь Константину Преславскому и его младшему современнику Иоанну Экзарху. 907 годом датируется перевод «Слов против ариан» св. Афанасия Александрийского — одного из капитальных памятников византийской богословской и полемической литературы, выполненный Константином Преславским «повелением князя Симеона» 3.
1 Евсеев И. Е. Григорий пресвитер, переводчик времени болгарского царя Симеона // ИОРЯС, Спб., 1902. Т.7. Кн. 3. С. 357-366.
2 Юрченко А. И. К проблеме идентификации «Написания о правой вере» // ТОДРЛ, 1990. Т. 43. С. 255-262.
3 Vaillant A. Discours contre les Ariens de saint Athanase. Version slave et traduction en fran^ais. Sofia, 1954.
Тот же Константин Преславский перевел Толкование св. Германа, патриарха Константинопольского на литургию. Младший современник Константина Иоанн Экзарх предпринял смелую попытку перевести третью часть сочинения православного теолога VIII в. Иоанна Дамаскина «Источник знания», где под заголовком «Точное изложение православной веры» давалось развернутое изложение и обоснование православной догматики. Следует отметить, что был предпринят перевод того труда, который с момента появления и до конца средневековья считался наиболее авторитетным изложением православной теологии Ч
Столь же капитальное значение имел и другой труд Иоанна Экзарха — «Шестоднев», где в сюжетных рамках библейского рассказа о шести днях творения подробно излагается христианский взгляд на устройство мира. Этот труд Иоанна Экзарха также опирался на столь авторитетный памятник православной религиозно-философской мысли, как «Шестоднев» Василия Великого.
Текстологическое изучение обоих трудов Иоанна Экзарха показало, что он довольно свободно обращался с избранными для перевода сочинениями, то исключая из них по своему выбору отдельные части, то пополняя их заимствованиями из других источников. Так, текст Иоанна Дамаскина был дополнен
1 Thomson F.J. Constantine of Preslav and the Old Bulgarian Translation of the «Historia Ecclesiastica et Mys-tica Contemplatio» Attributed to Patriarch Germanus I of Constantinople // Palaeobulgarica, 1986, n 1. P. 41-48.
отрывками из сочинений Феодорита Киррского и Григория Нисского, а текст Василия Великого — заимствованиями из «Шестоднева» Севериана Га-вальского, сочинений Феодорита Киррского и сочинения жившего в IX в. монаха Мелетия «О природе человека», которое представляло собой средневековую обработку одного из сочинений Аристотеля Ч
Появление таких сочинений — свидетельство формирования на болгарской почве той среды образованного духовенства, запросам которой эти сочинения отвечали. А характер обращения Экзарха с материалом, избранным для создания его компиляций, говорит не только о хорошей ориентации в византийских религиозных традициях, но и об определенной степени самостоятельности по отношению к ним.
Рассмотрение всей суммы записей, содержащих сведения о времени и обстоятельствах появления тех или иных сочинений, показывает, что лишь в нескольких из них (прежде всего в антологиях, таких как «Изборник» или «Златоструй») Симеон как инициатор соответствующих мероприятий фигурирует с царским титулом. В большинстве же записей он выступает еще как «князь» — свидетельство того, что соответствующие тексты были созданы до 913 г.
1 Sadnik L, Des Hl. Johannes von Damaskus “’'ЕкВеок; dKptPfy; Tfjc; opftoSo^ov лштесх;” in der Ubersetzung des Exarchen Johannes. Wiebaden-Freiburg, 1967-1983. Vol. 1-4; Aitzetmiiller R. Der Hexaemeron des Exarchen Johannes. Graz, 1958-1975. Vol. 1-7; Йоан Екзарх. Шестоднев. Превод, послеслов и коментар Н. Кочев. София, 1981.
Общая характеристика литературной деятельности Климента Охридского
В кругу учеников Кирилла и Мефодия особое место принадлежит Клименту Охридскому. Хотя сохранилось довольно много его сочинений, ни одно из них не было написано по заказу Бориса-Михаила или Симеона, нет в них и каких-либо обращений к этим правителям. По-видимому, связи Климента с преславским двором не были такими тесными, как у Константина Преславского или Иоанна Экзарха. Вместе с тем то обстоятельство, что именно Климент стал автором «Похвалы Кириллу» — одного из первых памятников зарождающегося культа создателя славянской письменности, можно рассматривать как свидетельство того, что ученики Мефодия видели в Клименте главного продолжателя дела покойного и высоко оценивали способности Климента как писателя.
Знания, которыми мы располагаем в настоящее время о наследии этого автора, позволяют утверждать, что главное свое дело он видел в просвещении паствы с помощью проповеди. К этому жанру относятся 15 сочинений, в которых имеются прямые Указания на авторство Климента. В соответствии с Делением, принятым еще в античной традиции, написанные Климентом «слива» Можн^-разделить на поучительные и похвальные. Поучительные слова фундаментальная библиотека ЕшеПИНбурГСКОГО ДУХОВНО;
говорят о его сознательных, целенаправленных усилиях сделать свою проповедь орудием просвещения паствы. В этих текстах отсутствуют сюжеты, связанные с толкованием тайного смысла библейских текстов или христианских догматов — очевидно, они были бы недоступны слушателям, которые лишь недавно стали христианами. «Слова» невелики по объему, написаны ясным, понятным языком. В них Климент стремится дать собравшейся в храм на праздник пастве самые важные сведения о характере праздника и вывести из них поучения о тех обязанностях, которые налагает на прихожанина его принадлежность к христианской общности. Для этой части наследия Климента характерно, что ряд его «слов» представляют собой образец проповеди на церковный праздник определенного типа (например, поучение в память апостола или мученика) — очевидное пособие для священников, которые делают лишь первые шаги в освоении искусства проповеди.
Очевидно, что по своему уровню паства Климента заметно отличалась от тех, связанных с преслав-ским двором кругов, для удовлетворения запросов которых Константин Преславский предпринял перевод-переработку проповедей Иоанна Златоуста.
Обращение к другой части наследия Климента, его похвальным словам, показывает, что в своих поучениях писатель специально ограничивал свои творческие способности ради понятности и доступности. В них Климент выступает как крупный мастер, владеющий всем многообразием средств выражения,
выработанных византийской культурной традицией, и в совершенстве умеющий передать читателю-слушателю свои эмоциональные переживания. Прекрасным образцом проповедей такого рода может служить упоминавшаяся выше «Похвала Кириллу».
Как отмечают исследователи, в наиболее ярких, эмоционально окрашенных фрагментах этой части его наследия Климент создает тексты, лежащие на границе между риторической и поэтической речью. Это позволяло предполагать, что Климент должен был оставить не менее яркие памятники и в поэтической сфере. Благодаря недавним открытиям болгарских ученых такие тексты были действительно найдены. Выяснилось, что вместе с Константином Преславским Климент Охридский стоял у истоков славянской гимнографии. Рядом с циклом стихир на Богоявление, написанных Константином Преславским, в праздничных минеях XII-XIII вв. был обнаружен цикл предпраздничных стихир на Рождество Христово, написанных Климентом. Славянские акростихи (но без указания имен авторов) были обнаружены и в службе перед Богоявлением и в службе на сам праздник Богоявления. Обнаруживший эти тексты болгарский ученый Г. Попов с основанием видит в них следы совместной работы группы учеников Мефодия, которая велась, по-видимому, параллельно со славянским переводом Триоди. За этим открытием последовало открытие ряда других гимнографических текстов, созданных Климентом, таких, как канон Евфимию Великому, канон в служ-е на праздник «Возложения ризы Богородицы во
Влахерне». Атрибуция осуществлялась по совокупности таких признаков, как присутствие текста в рукописях XII-XIII вв., наличие акростиха с именем Климента, стилистическое сходство с другими сочинениями Климента. Среди новооткрытых текстов оказался и цикл общих служб, а это показывает, что при создании гимнографических текстов Климент преследовал во многом те же цели, что и при создании поучительных слов — стремился облегчить простым священникам исполнение их обязанностей. Изучение этих текстов позволит, вероятно, уже в близком будущем дать разностороннюю характеристику деятельности Климента как гимнографа.
Новые находки окончательно утвердили сложившееся в научной литературе представление о Клименте Охридском как одной из главных фигур среди книжников, продолжавших традиции Кирилла и Мефодия на территории Первого Болгарского царства х.
О большинстве этих книжников нам известно только то, что они сами написали о себе в Предисловиях или послесловиях к своим произведениям. С Климентом Охридским дело обстоит иначе. Ученым давно известно пространное житие Климента, сохранившееся в ряде греческих рукописей XIV-XVI вв.
Причиной создания такого греческого памятника стали важные перемены в исторических судьбах болгарской патриархии в X-XI вв.
1	Новейшую подробную характеристику литературного творчества Климента см.: Станчев К., Попов Г, Климент Охридски. Живот и творчество. София, 1989.
Культ Климента Охридского и судьбы болгарской патриархии в X-XI вв.
После смерти Климент Охридский скоро стал объектом культа. В так называемом «Житии Наума», написанном неизвестным по имени учеником Климента, говорилось о трудах, предпринятых им по инициативе другого ученика Климента — Марка, епископа Девола по созданию житий «блаженных отцов» — Климента и его сподвижника Наума Ч Упоминание как главного инициатора этой работы не митрополита Охриды — города, где Климент был похоронен, а епископа соседней епархии, говорит в пользу того, что почитание Климента в то время — в первой половине X в. — ограничивалось кругом его учеников. В пользу такого предположения свидетельствует и анализ древней славянской службы Клименту, написанной одним из его учеников. Служба явно возникла в кругу учеников Климента («призри, блаженне, на птенце свое, их же вьспите под кровомь си»), связанных с его монастырем св. Пантелеймона, и совершалась перед гробницей святого в монастырском храме («гробъ ти чьстьныи со страхом обьстоюще») в день памяти основателя монастыря св. Пантелеймона (27 июля)2. Нет оснований
Иванов Й. Български старини из Македония, София, *970. С. 306-307.
2	Там же. С. 322-327
полагать, что культ Климента в то время получил распространение за пределами его обители. Показательно в этом плане отсутствие его памяти в месяцесловах почти всех славянских Евангелий.
На судьбу культа Климента наложили отпечаток важные перемены в церковной жизни Первого Болгарского царства, которые были связаны с византийским завоеванием. В X в. во главе болгарской Церкви стоял патриарх, местопребыванием которого была столица Первого Болгарского царства Преслав. В сохранившемся в греческой рукописи XIII в. списке «болгарских архиепископов» отмечено, что патриарх Дамиан был низложен Иоанном Цимис-хием \ очевидно, в то время, когда войска этого византийского императора в начале 70-х гг. X в. оккупировали восточную часть Первого Болгарского царства. Далее в списке указано, что его преемник Герман-Гавриил пребывал в Водене и в Преспе 1 2. Воден был резиденцией правителя болгар Самуила, куда к нему доставили Романа, сына царя Петра, бежавшего из византийского плена. Преспа также
1 Иванов Й. Български старики... С. 566.
2 Там же. О перемещении резиденции патриарха сначала в Средец (Софию), а затем в Воден и Меглен говорится и в одной из жалованных грамот Василия II Охридской кафедре (Иванов Й. Български старини... С. 557). Подлинность грамот Василия II вызывает серьезные сомнения исследователей, но в последнее время на ней настаивает Н. Икономидис (N. Oikonomides. Fiscalite et exemption fiscale a Byzance (IX-XI s.) Athenes, 1996. P. 175, n. 94).
была резиденцией Самуила \ Таким образом, в обстановке восстания болгарская патриархия была восстановлена и новый патриарх пребывал там, где находился политический центр восстановленного государства. Далее в списке отмечено, что преемник Германа-Гавриила Филипп пребывал в «Лих-ниде», т. е. в Охриде. Новое перемещение местопребывания патриарха было связано с тем, что после провозглашения Самуила царем именно Охрид стал столицей Болгарского царства1 2. Охрид оставался местопребыванием главы болгарской Церкви в то время, когда Болгарское царство было окончательно завоевано Византией 3. Как видно из написанного в середине XII в. трактата Нила Доксопатра и упоминавшегося уже выше списка архиепископов, византийцы сохранили на территории Болгарии существовавшую там ко времени завоевания церковную организацию 4. Глава этой организации с титулом архиепископа теперь назначался императором, но его местопребыванием оставался Охрид и его власть распространялась на большую часть территории некогда входившей в состав Первого Болгарского
1 Златарски В, История на българската държава през средните векове. Т. 1. Ч. 2. София, 1971. С. 622-623, 630-631.
2 Там же. С. 657-658, 664-666.
3 Там же. С. 733.
Иванов Й. Български старини... С. 563-564, 566-
7^ По свидетельству Нила Доксопатра, в состав Болгарской архиепископии входило свыше 30 епископств.
царства и на подчиненные византийцам сербские земли \
Так, город, где покоились останки св. Климента, стал церковным центром первого ранга, местом, где пребывали архиепископы, власть которых распространялась на значительную часть Балкан. Как следует из актов церковных соборов XII в., на лестнице церковной иерархии архиепископ Болгарии занимал место сразу же после патриархов перед кипрским архиепископом1 2. Между тем стоит отметить, что если древняя славянская служба Клименту возникла в кругу монахов монастыря св. Пантелеймона, искавших для себя покровительства святого, то вместе с тем уже в этом тексте как объект забот святого выступает не только монастырь и живущие в нем ученики Климента, но и Охридская церковь («Свететь Ахридьскаа церковь яко и кринь просвещеннаа твоими молитвами и святое оуспение ти праздноуеть»)3.
1 О границах архиепископства в XI-XII вв. по данным «Диатипосиса» Льва Мудрого, отредактированного при Алексее Комнине, см. Снегаров И. История на Охридска-та архиепископия (от основането до завладеването на Балканский полуостров от турците). Т. 1. София, 1924. С. 82-83. О распространении верховной власти архиепископов и на сербские земли см. протест Димитрия Хоматиана против автокефалии сербской церкви — Снегаров И. Указ, соч. С. 138-139.
2 Снегаров И. История... Т. 1. С. 85-87; Notitiae Epis-copatuum Ecclesiae Constantinopolitanae, ed. J. Darrouzes. P. 1981. P. 93. 152-153,cp. 371-372.
3 Иванов Й. Български старини... С. 326.
Отсюда было совсем недалеко до превращения св. Климента в патрона перенесенной в Охриду болгарской патриаршей кафедры, превратившейся теперь в автокефальную болгарскую архиепископию.
С начальным этапом этого процесса, как представляется, связано появление памяти Климента в месяцеслове Асеманиева Евангелия — рукописи XI в. Под 27 июля в нем отмечена память «святааго светителе отца нашего Климента епископа Велич-скаго»1. Присутствие в месяцеслове праздника освящения церкви Георгия в Киеве (событие это имело место в 1052-1053 гг.) показывает, что месяцеслов должен быть датирован второй половиной XI в.2 Помещение в этом тексте под 15 мая памяти Ахил-лия Лариского — фессалийского святого, останки которого в начале 80-х гг. X в. были перенесены болгарским царем Самуилом в его резиденцию Преспу, расположенную сравнительно недалеко от Охрида 3, позволяет полагать, что сам месяцеслов был составлен в том районе, где находился центр почитания Климента. Другая особенность месяцеслова
1 Райков Б. Ранни календарни вести за Климент Ох-ридски // Климент Охридски. Сборник от статии по случай 1050 години смьрта му. София, 1966. С. 321. Асема-ниево Евангелие. Факсимильное издание. София, 1981.
Васильев Jb. Нов податок о времену настанка Асема-нщевого ]еванЬела // Археографски прилози, 1988-1989. Г- Ю-11. С. 15.
Влатарски В. История... Т. 1. Ч. 2. С. 630-631; Васильев Jb. Нов податок... С. 14.
позволяет предполагать, с инициативой какого церковного учреждения следует связывать составление месяцеслова. Под 29 августа в нем помещена «память святым, иже в Строумици Тимотеоу, Федору, Евсевию и дроужине их»1. Раннехристианские мученики, останки которых из центра Струмицкой епархии — Тивериополя были в IX в. перенесены в Брегальницу (тоже на территории Македонии), в последующие века выступают вместе со св. Климентом как патроны Охридской кафедры. Есть основания рассматривать месяцеслов Асеманиева Евангелия как наиболее раннее свидетельство усилий Охридского архиепископского престола создать себе сонм святых патронов и прославить их память. Среди этих патронов видное место занял св. Климент, останки которого покоились в самом центре епархии.
Первые архиереи, избравшие своей резиденцией Охриду, были болгарами, как и почитатели Климента — монахи монастыря св. Пантелеймона. После византийского завоевания положение изменилось. В конце 30-х гг. после смерти архиепископа Иоанна Дебрского император Михаил IV послал как его преемника в Охрид «первым из ромеев» хартофилакса великой церкви Св. Софии в Константинополе Льва Пафлагонца 1 2. С него начался длинный ряд грече
1 Асеманиево Евангелие... Л. 152.
2 Joannis Scylitzae Synopsis historiarum. ed. J.Thurn. Berlin—New York, 1975. P. 400. 32-38; Златарски В, Указ. соч. Т. II. София, 1972. С. 41-42.
ских клириков, стоявших во главе болгарской архиепископии \ Их деятельность в Охриде началась со строительства соборного храма Св. Софии как явной параллели к знаменитому константинопольскому храму 2. Целый ряд этих епископов принадлежал к образованной элите греческого духовенства, близкой патриархам и выполнявшей их поручения 3.
Наиболее видное место среди них принадлежало Феофилакту, магистру риторов, получившему охридскую кафедру в начале 90-х гг. XI в. С именем Фео-филакта охридская традиция связывала оформление культа патронов кафедры — св. Климента и Тивериопольских мучеников, написание их житий и посвященных им служб.
2 О них см.: Снегаров И. История... Т. 1. С. 195-198.
3 Иванов Й. Български старини... С. 566. Златарски В, Указ соч. Т. II. С. 120-121.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРОСТРАННОЕ ЖИТИЕ КЛИМЕНТА ОХРИДСКОГО И ЕГО АВТОР
Глава 1
Феофилакт Охридский и его произведения
Феофилакт (далее — Ф.) родился в городе Эврип на острове Эвбея между 1040 и 1060 г.1 Донесенное в некоторых рукописях Ф. фамильное имя Гефест неизвестно византийской просопографии. Сведений о жизни Ф. сохранилось немного. После переезда в Афины, а оттуда в Константинополь он учился у Михаила Пселла, крупнейшего византийского эрудита и философа XI столетия, то есть вошел в самый
1 Katicic R. Вюурафгка nepi ОеосриХактои архгетпокблои ’AxpiSoc; // ’Елгрерц eraipeiac; Bu^avnvcov EnouScov. T. 30, 1960/ 1961. E. 364-385; Gautier P. L’episcopal de Theophylacte Hephaistos archeveque de Bulgarie // REB, vol. 21, 1963. P. 159-178; Xpijerov П. ’ЕккХт|спаот1КГ] ураццатокоуга. T. 1. ОеаоаХо viicr), 1971, Е. 13; Theophylacte d’Achrida. Discours, traites, poesies. Introduction, texte, traduction et notes P. Gautier [Corpus fontium historiae Byzantinae, vol. XVI, 1]. Thessaloniques, 1980 [Далее — D.]. P. 12.
избранный круг византийской интеллектуальной элиты, культивировавшей классическую образованность. В своих сочинениях Ф. часто цитирует не только широко известных в Византии авторов вроде Гомера или Еврипида, но и таких писателей, которые были почти забыты: Архилоха, Ликофрона, Эмпедокла и других; всего его индекс цитирования включает в себя двадцать классических имен. Не исключено, что Ф. стал первым человеком, получившим пост «магистра риторов», то есть преподавателя в столичной Патриаршей школе \ В этом качестве Ф. выступал 6 января 1088 г. с речью перед императором Алексеем Комнином. Кроме того, Ф. служил диаконом при церкви Св. Софии 2. Какое-то время Ф. являлся наставником наследного принца Константина Багрянородного, сына императора — Михаила Дуки (1071-1078) и жениха Анны Комниной. Видимо, Ф. находился в этой должности с 1083 г.
Между январем 1088 и весной 1092 г.3 Ф. был послан в качестве архиепископа Болгарии в Охрид. Можно предположить, что это произошло в результате каких-то дворцовых интриг, например, из-за привязанности его к фамилии Дук, которая стала терять доверие правившего дома Комнинов. Впрочем, П. Готье считает иначе: болгарская кафедра
The Oxford Dictionary of Byzantium, vol. II. New York — Oxford, 1991. P. 1269.
Gelzer H. Der Patriarchat von Achrida. Leipzig, 1902. Ь. 6-7.
3 D-, P. 33-34.
s являлась важным постом, на который император j производил назначение лично, так что отправка Ф. 1 в Охрид ни в коем случае не была признаком опа- i лы, а напротив — знаком высокого доверия1. Но даже если это и справедливо, нет сомнений в том, что сам Ф. воспринимал свое назначение как ссыл- j ку. Его письма полны жалоб на судьбу. Круг людей,; чьим мнением он дорожил и к кому адресовал пись- ’ ма, составляли в основном столичные чиновники; высокого ранга.	|
Несмотря на крайнее недовольство в адрес местного населения, казавшегося столичному интеллектуалу грубым и диким, Ф. серьезно подходил к своим, обязанностям пастыря: он защищал болгар от произ-J вола налоговых чиновников 1 2 и неизменно отстаивал интересы своих епископов и митрополии в целом3.. Если буквально понимать одну из эпиграмм, где го-! ворится, что Болгария стала гробом для Ф., то можно | заключить, что он так никогда и не покинул своей ! кафедры. Год смерти Ф. обычно определяют как 1107,; или 1108, однако этому противоречит то обстоятель-Л ство, что некоторые приписываемые ему стихотво-' рения датируются более поздним временем.4
f
1 D., Р. 28.
2 Литаврин Г, Г. Болгария и Византия в XI-XII вв. ; М., 1960. С. 329 и сл.	4
3 Mullett М. Patronage in Action: The Problems of an • Eleventh-Century Bishop // Church and People in Byzantium, 1 ed. R. Morris. Birmingham, 1988. P. 142.
4 Gautier P. L’episcopat... P. 159-165, 169-170. i
Литературное наследие Ф. весьма обширно. Его перу принадлежат толкования на все части Нового Завета (кроме Апокалипсиса)1 и на многие книги Ветхого Завета (псалмы и двенадцать «малых пророков»)1 2, 15 стихотворений, датируемых 1096-1111 гг. (еще два приписываемых ему стихотворения — сомнительной принадлежности)3, речи к Константину Дуке4, к Алексею Комнину5, к ученикам и несколько других 6. Кроме того, Ф. написал полемический трактат «В чем обвиняются латиняне»7, датируемый временем между 1090 и 1112 гг., и несколько гомилетических сочинений («О честном Кресте», «О Предтече», «Введение Богородицы во храм»)8.
1 Patrologia Graeca, vol. 123, 124, 125. Paris, 1864.
2 ЕккХг|О1(шт1кт} dXr|08ia, t. 4, 1883-1884; t. 5, 1884-1885. Многие экзегетические сочинения Ф. были позднее переведены на славянский язык и хорошо известны в Сербии. Г. Подскальски усматривает в этом факте подтверждение доброй памяти, которую якобы оставил Ф. в своем диоцезе (Podskalsky G. Zwei Erzbischofe von Achrida (Ochrid) und ihre Bedeutung fur die Profan- und Kirchengeschichte Makedoniens: Theophylaktos und Demetrios Chomatenos 11 La spiritualite de FUni verse Byzantin dans le verbe et flmage. Hommages offerts a E. Voordeskers. Ed. K. Demoen, J. Vereecken, Turuhont, 1997. P. 246-247).
3 В., P. 118-126, cf. P. 46. Ср. также: H., C. 148-150.
4 D., P. 48-67.
5 D., p. 68-97.
6 D., P. 47.
* D., p. 97-114.
Patrologia Graeca, vol. 123, Col. 692-721; vol. 126, о . 105-144; Cf. Gautier P. Diatribes de Jean 1’Oxites contre Alexis ler Comnene // REB, vol. 28, 1970. P. 5-55.
Следует отметить, что если в экзегетической работе Ф. весьма нетворчески следовал за Иоанном Златоустом 1 (что не мешало толкованиям Ф. пользоваться популярностью в образованных кругах), то его антилатинский трактат занимает уникальное место в обширной полемической литературе против латинян, как по самостоятельности суждений, так и по веротерпимости, проявленной автором.
Наконец, от Ф. дошел колоссальный эпистолографический корпус из 130 писем 1 2 и два агиографических сочинения — «Мученичество пятнадцати Тивериупольских священномучеников»3 и «Пространное Житие Климента Охридского» (далее — ПЖКО), о котором пойдет речь в дальнейшем.
Глава 2
Рукописная традиция ПЖКО
Сохранилось три полных списка ПЖКО. Еще шесть рукописей содержат отрывки жития.
1 Podskalsky G. Theophylaktos von Achrida als Exeget in der slavischen Orthodoxie 11 Studi sull’ Oriente Cristiano, vol. 2, 1998. P. 81.
2 Theophylacte d’Achrida. Lettres. Introduction, texte, traduction et notes P. Gautier [Corpus fontium historiae Byzantinae, vol. XVI, 2]. Thessaloniques, 1986 .См.: Гръцки Извори за българската история. Т. 9. Ч. 1. София, 1974; Монография Mullett М. Reading Theophylact’s Letters. 1998, осталась нам недоступна.
3 Patrologia Graeca, vol. 126, Col. 152-221.
Полные списки ПЖКО: М 1 — Московская рукопись (XIV-XV вв.), хранящаяся в РГБ, № 113, лл. 11-ЗЗ.1 2; L — Батонедская рукопись (Афон), № 1134, XIV-XV вв., лл. 352-404 3; U — рукопись университета г. Урбана (Иллинойс, США), № 2, житие переписано в 1520 г.4, лл. 37-84 . Все три манускрипта написаны довольно неряшливо. Исследование П. Готье доказало, что L и U восходят к общему протографу, родственному М, но все же независимому от него 5.
1 Разные исследователи присваивают рукописям ПЖКО разные сиглы. Мы пользуемся сиглами Готье.
2 Каждая А. Греческие рукописи Библиотеки имени Ленина // Вопросы истории, 1946, № 10. С. 107. Каждая датирует рукопись между 1330 и 1380 гг., но П. Готье склонен относить ее к XV в., см.: Gautier Р. Deux oeuvres hagiographiques du Pseudo-Theophylacte. These de doctorat, Sorbonne. Paris, 1968 [Далее — G. Выражаем благодарность К. Цукерману за помощь в ознакомлении с этой неопубликованной работой]. Р. 13. Данная рукопись воспроизведена в издании: Туницкий Н. Л. Материалы для истории, жизни и деятельности учеников свв. Кирилла и Мефодия. Сергиев Посад, 1918.
EvoTpanddriq Baxonedivoq А. КатаАюуос; tcov ev тр I. М. Ватоле6(оъ d7toK8iji8vcov kcoSikcov. Paris, 1924. Р. 195. Данная Рукопись воспроизведена в издании: Нихоршпис К. Атон-ска книжовна традиция в разпространението на кирило-методиевските извори (Кирило-Методиевски студии, кн.7). София, 1990 [далее — Н.]. С. 195-214.
Lowe С. G. A Byzantine Manuscript of the University of Illinois 11 Speculum, vol. 4, № 3, 1929. P. 324-328.
G., P. 14-15. Стемматические рассуждения П. Готье без изменений повторены в работе: Iliev I, The Long Life of
- Зак- ;nnc
Фрагменты ПЖКО: V — Ватиканская рукопись № 1409 (ХП-ХШ вв.), лл. 348-352. Фрагмент помещен между документами патриарха Германа II (1222-1240) и папы Григория IX (1227-1241). Значит, это самая ранняя копия I — Ивиронская рукопись № 382 (XV в.), лл. 681-683v* 1 2; D1 — рукопись монастыря Дионисиу № 280 (XVI в.), лл. 362-363v3; D2 — рукопись монастыря Дионисиу № 274 (XVI в.), лл. 509v-5164; А — рукопись Афинского парламента № 13 (XVI в.), лл. 181v-184v5. D1 и D2 являются копиями I.6 Готье относительно А считает то же самое, но К. Нихоритис возводит ее к другой, хотя и родственной I рукописи 7. Все эти отрывки помещены среди текстов, относящихся к антилатинской полемике8 и в основном содержат ту часть ПЖКО, где рассказывается о споре учеников Кирилла и Мефодия с немецкими священниками. Наконец, последний фрагмент — это R — Angelicus graecus № 43 (XIV в.), лл. 183-183v9. Его Нихоритис также относит к группе антилатин-ских сборников 10. Видимо, существовало и множество
Saint Clement of Ohrid. A Critical Edition // Balcanoslavica, vol. 9, 1995. [Далее — I. ] P. 66-67.
1 G., P. 15-16; I., P. 64.
2 G., P. 16; L, P. 64-65.
3 G., P. 16; I., P. 65.
4 G., P. 17; I., P. 65.
5 G., P. 16; I., P. 65.
6 G., P. 17.
7 H., C. 134.
8 H., C. 130.
9 G., P. 16; I., P. 64.
10 H., C. 135.
других рукописей ПЖКО, которые до нашего времени не сохранились. В XVII в. Лев Алляций издал три фрагмента ПЖКО по неизвестной рукописи, не идентичной ни одной из известных теперь \ да и издания XVIII в. также, по всей видимости, базировались на недошедших манускриптах 1 2.
Стеммы рукописей ПЖКО, как они представлены у Готье3, у Нихоритиса4 и у Илиева5, практически не различаются:
Однако каждый из этих исследователей обращает внимание на свое. Для Готье главная цель — противопоставить полные списки ПЖКО — фрагментарным. Он всячески подчеркивает низкое качество орфографии во всех трех полных рукописях — как Дополнительное подтверждение его идеи, что не следует доверять леммам этих манускриптов, где авторство ПЖКО приписывается Ф. С точки зрения
1 Н., с. 135.
2 Г, Р. 68.
3 G., Р. 18.
4Н.,С. 136.
5 I-, Р. 67.
Готье, эти поздние списки сделаны с общего протографа, созданного спустя много времени после написания текста ПЖКО, в Охриде, где процветал культ Ф. Что же касается фрагментарных отрывков ПЖКО, то в них текст не приписывается Ф. Впрочем, здесь имеется исключение — D2, но Готье склонен считать, что там имя Ф. было добавлено позднее Ч Главная слабость позиции Готье в том, что он не учитывает безразличного отношения составителей антологий к проблеме авторства каждого из экс-церпируемых текстов. Нихоритис сосредоточивает внимание на афонском характере рукописной традиции фрагментов ПЖКО 1 2. Не формулируя этого открыто, он дает понять, что афонские переписчики не интересовались авторством ПЖКО, а лишь брали оттуда куски, подходившие им при составлении антилатинских сборников. Наконец, Илиев обращает внимание на то, что имя Ф. присутствует еще в двух фрагментах ПЖКО — I и А3, что в корне подрывает концепцию Готье.
Глава 3
Историографический аспект проблемы авторства ПЖКО
Вопрос об авторстве жития дискутируется в науке давно. Авторство Ф. отвергали в разное время Й. Добровский, В. Ягич, М. Погодин, Ф. Миклошич,
1 G., Р. 17-19.
3 Н., С. 129-135.
3 I., Р. 64-65.
О. Бодянский, Е. Голубинский, Ив. Снегаров, П. Готье и др., в пользу же его высказывались П. Шафа-рик, А. Гильфердинг, А. Воронов, Н. Туницкий, Й. Иванов, В. Златарский, Фр. Гривец, О. Полах, А. Милев, И. Илиев, К. Нихоритис и др. Перечислим главные аргументы первой группы ученых и — через тире — возражения на них второй группы Ч 1) Имя Ф. фигурирует не во всех рукописях ПЖКО и, главное, отсутствует в древнейшем списке V — это не может иметь существенного значения, так как V начинается не с начала жития, тогда как в R, списанном с V, Ф. упомянут как автор ПЖКО. Кроме того, в I, самом древнем из афонских фрагментов, отрывок ПЖКО помещен среди отрывков из других произведений Ф. 2) Агиограф в нескольких местах называет себя учеником Климента и болгарином — это доказывает лишь, что Ф. опирался на первоисточник: славянское житие Климента. 3) В ПЖКО нет тех уничтожающих характеристик болгар, которые рассыпаны в письмах Ф., — но, во-первых, таких оценок достаточно и в ПЖКО («темная страна», «грубость болгарского языка», «болгары свирепы и тупы в богопознании»), а во-вторых, эпистолография и агиография суть жанры с разными условностями. 4) Так называемый «Дюканжев каталог» болгарских архиепископов, составленный Иоанном Комнином в середине XII в., написан человеком, Не читавшим ПЖКО, что было бы маловероятно,
Мы будем излагать аргументы в последовательности, И3 ранн<>й Нихоритисом, см.: Н., С. 118-122.
если бы оно к тому времени существовало, — этот аргумент, как и все прочие argumenta ex silentio, имеет сомнительную силу, как признает и противник авторства Ф. Готье, а кроме того, Е. Голубинский, противник авторства Ф., как раз считал, что в «Дюканжевом списке» использовано ПЖКО. 5) Сам Ф. нигде в своих трудах и письмах не упоминает* о составлении им ПЖКО, — но достаточно того, что им был написан в честь Климента канон. 6) В ПЖКО встречается выражение «болгарский язык», которое не было в употреблении вплоть до начала XIII в. — неверно, в византийских текстах X-XI вв. термины «болгарский» и «славянский» встречаются как равнозначные. 7) Вряд ли Ф. мог так восторженно хвалить царя Симеона, страшного врага Византии — Ф. хвалил его как щедрого патрона Охридской кафедры, а кроме того, не исключено, что эти похвалы были им найдены в славянском источнике. 8) Некоторые ошибки и анахронизмы в тексте ПЖКО заставляют сомневаться в авторстве такого опытного книжника, как Ф. — противоречия могли быть следствием обращения к различным источникам, а кроме того, Ф. ставил перед собой агиографические, а не историографические задачи. 9) Одна поздняя приписка монаха Исайи, в которой упоминается турецкое нашествие на Македонию в 1371 г., совпадает с финальными строками ПЖКО о «скифском мече» — ничего похожего, Исайя говорит о турках, а византийские авторы никогда не называли турок «скифами». 10) Есть некоторые расхождения в трактовке богословских вопросов в ПЖКО, с одной
стороны, и в прочих сочинениях Ф., с другой — они носят характер стилистических вариантов, тогда как по самым главным вопросам прослеживается полное совпадение, до такой степени, что некоторые из противников авторства Ф. допускают, будто автор ПЖКО опирался на богословские сочинения Ф.
Кто же, по версии противников авторства Ф., написал ПЖКО? Г. Блумберг, Ф. Миклошич, П. Лавровский, О. Бодянский считали, что житие написано учеником Климента в X в., причем Бодянский выстроил гипотезу, будто текст был написан по-славянски, а затем переведен на греческий \ Другие авторы, такие как М. Погодин, Е. Голубинский и И. Малышевский, допускали, что окончательный текст мог быть написан греком, и даже современником или другом Ф., но не им самим. Приведем отдельно мнение двух последних по времени противников авторства Ф. Согласно Готье, автором ПЖКО был болгарин, ученик Климента, составивший свой текст в X в.2 Однако в наличии славянской основы не сомневается также и никто из сторонников авторства Ф. Различие в том, что, по мнению Готье, этот гипотетический славянский монах составил текст сразу на греческом языке (так же думал когда-то и Малышевский). Зачем бы ему это могло понадобиться? Ведь по расчетам самого Готье, автор —- _________
1	Изложение всех точек зрение см. у Милева: Гръцките жития на Климент Охридски. Увод, текст, превод и обяс-нителни бележки А. Милев. София, 1966 [далее — М.]. С. 34-41.
2	G., Р. 24-28.
ПЖКО жил в царствование Петра, когда Болгария была независимым государством, с процветавшей книжностью на славянском языке. В качестве доказательства исследователь ссылается на то, что и жития Кирилла и Мефодия, и Синодик царя Бори-ла были изначально написаны по-гречески и лишь потом переведены на славянский. Доказательство это представляется весьма сомнительным: во-первых, и жития славянских первоучителей, и Синодик были византийскими памятниками, во-вторых, их переложение на славянский язык легко объяснимо потребностями болгар. А вот зачем болгарину было писать житие своего национального святого на иностранном языке — остается непонятным. (Мог ли он это сделать — об этом пойдет речь ниже.) Впрочем, дальше сам Готье вынужден признать: во-первых, пассаж ПЖКО о том, что Охрид «позднее стал архиепископской кафедрой», не мог быть написан раньше 10-х гг. XI в., а во-вторых, богословские пассажи ПЖКО не очень напоминают Фотия, зато весьма похожи на сочинения Ф.1 Это заставляет исследователя допустить редакторское вмешательство. Предполагаемый редактор, по мнению Готье, работал между 1112 г. (временем составления антилатинского трактата Ф.) и серединой XIII в. (временем изготовления рукописи V). Якобы именно он добавил в текст ПЖКО все цитаты из античных авторов. Таким же образом и тот же человек, согласно Готье, переработал и доставшийся ему в незавершенном виде текст
1 G., Р. 31-33.
Жития Тивериупольских мучеников. Но кто был этот редактор, Готье отказывается обсуждать. Главное для него — что это не был Ф.1
А вот Ив. Снегаров выдвигает гипотезу о конкретном авторе. Согласно ей2, ПЖКО было на базе раннего славянского текста написано Димитрием Хоматианом в XIII в. (Что же касается Краткого Жития Климента, которое традиционно и безоговорочно приписывается Хоматиану, то его, по мнению Снегарова, написал какой-то другой клирик и в гораздо более позднее время.) Впрочем, Снегаров допускает, что богословская часть ПЖКО напоминает сочинения Ф. (хотя и расходится с ними в некоторых деталях, представляющихся Снегарову важными) и была создана в XI в., но все же не Ф., а первым греческим архиепископом Охрида Львом.
Таким образом, ни один современный исследователь, даже являясь противником авторства Ф., не может полностью отрицать, что по крайней мере отдельные части ПЖКО написаны в русле той традиции, к которой принадлежал и Ф. Чтобы отвергнуть авторство Ф., они вынуждены строить сложные гипотезы, необходимость которых не очевидна: надо прямо сказать, что нет ни одного факта, который прямо противоречил бы допущению, что ПЖКО написал именно Ф.
* G., Р. 33-35.
Snegarov I. Les sources sur la vie et 1’activite de Cle-aient d’Ochrida // Byzantinobulgarica, vol. 1, 1962. P. 92-
Глава 4
Авторство ПЖКО
При всем разнообразии высказанных в науке точек зрения, на сегодняшний день можно, не вызвав ничьих возражений, с несомненностью утверждать следующее:
1.	В ПЖКО выражает себя более чем одна авторская личность. Один автор был знаком с Климентом Охридским, но, поскольку тот умер в 916 г., этот же самый человек не мог быть свидетелем превращения Охрида в архиепископию, случившегося в 1018 г. А поскольку этот акт отражен в ПЖКО, следовательно, в житии, как оно до нас дошло, прослеживается как минимум два автора.
2.	В ПЖКО заметно очень хорошее знание автором географии Македонии и особенно района Охрида, но при этом весьма слаба осведомленность автора о Восточной Болгарии, а равно и о Великой Моравии.
3.	Второй автор ПЖКО работал не только после 1018 г. (см. выше), но, скорее всего, и после осени 1089 г., ибо позиция учеников Кирилла и Мефодия по вопросу об исхождении Святого Духа, как она изложена в ПЖКО, соответствует позиции византийской Церкви, выработанной в сентябре этого года на соборе в Константинополе, обсуждавшем возможности сближения с Римом. Именно для этого собора Ф. написал свой трактат о расхождениях с «латинянами», аргументация которого подчас дословно совпадает с богословскими главами ПЖКО \ Харак-
1 Jugie М. L’auteur de la vie de saint Clement de Bulgarie //
терно, что в ПЖКО содержатся самые горячие похвалы в адрес римского папы, что было естественно в той атмосфере ожиданий, которая царила накануне встречи двух сторон. Это дает И. Илиеву основание утверждать, что житие написано до того, как эта неудачная встреча состоялась, то есть до весны 1091 г?
4.	Второй автор ПЖКО написал также и Житие Тивериупольских мучеников: оба текста имеют одинаковый язык, стиль, композицию, много общих мест и библейских цитат.2
5.	Второй автор ПЖКО был человеком, начитанным в Священном Писании. В Житии встречается более 130 цитат оттуда3. Впрочем, таких людей могло быть много среди охридских клириков. Гораздо важнее для определения авторства ПЖКО, что этот книжник блестяще владел правилами византийской риторики и гомилетики. Его словарь богат, греческая грамматика сложна и безупречна4.
6.	Ко всем этим аргументам, собранным многими поколениями исследователей, можно добавить Echos d’Orient, vol. XXIII, 1924. Р. 6-8. Жюжи подчеркивает, что положения, вложенные автором ПЖКО в уста учеников Кирилла и Мефодия, не могли быть сформулированы не только в IX в., в который помещено действие жития, но и вообще до 2-й пол. XI в. Об этом же см.: Polach О. Kto je autorem tak zv. «Bulgarske legendy» // Acta Academiae Velehradensis, vol. 18, 1947. S. 53-74.
1	I., P. 69.
2	M., C. 64-67.
3	M., C. 68.
4	M., C. 71-74.
и другие, на которые никто пока не обращал внимания.
Текст ПЖКО изобилует редкими и уникальными лексемами. Например, слово катакрас; (128.191) до него встречается в последний раз у Василия Кесарийского и Златоуста, а в словаре Суда и у Евстафия Солунского глоссируется уже как непонятное. То же можно сказать, например, о гомеровском слове T£X%iv8<; (118.15), которое, будучи употреблено в переносном смысле Григорием Назианзином, потом глоссируется как неизвестное Евстафием Солунским. Слово doT£vo%cbpr|Tov (128.15) встречается только у Епи-фания Кипрского и Златоуста, алокттри; (140.28) — у Григория Нисского и Златоуста, слово oup|/u%ia (142.12) — только у Григория Назианзина и Феодора Студита. Такие формы, как SwTiviapog (76.16), 8ш-^uv8tco<; (132.1) или d7io\|/v%paiv8iv (140.25) вообще не зафиксированы.
Некоторые обороты, встречающиеся в ПЖКО, прямо заимствованы из позднеантичных авторов. Так, выражение dyvoripa qyvorioa (120.4) взято из Первой речи Григория Назианзина против Юлиана1 2, фраза %8poiv... ayyeXcov оик dr|8cdg dva7C8\|/v^8 (122.31-32)
1 Здесь и далее в тексте ссылки даются на издание А. Милева (М.).
2 Gregorii N azianzensis Oratio contra Julianum 1 // Patrologia Graeca, vol. 35. Paris, 1857. Col. 533. Следует обратить особое внимание на этот факт, поскольку Ф., работая над Житием Тивериупольских мучеников, пострадавших при Юлиане, закономерно должен был обращаться к анти-юлиановым сочинениям.
несомненно скопирована с надгробного слова Нази-анзина Василию Кесарийскому: dyyeXoig оик ацЗак; dva-я£\|/и%е \ Выражение c^iTfjptov 8<npov (140.8), уже по редкости слова c^ixfipiog, изобретенного Григорием Назианзином, почти наверняка заимствовано автором жития у Василия Кесарийского 1 2. В заключительных строках жития агиограф, обращаясь к своему герою, восклицает:’Q тр(лг|хи dyyeXe kui oupdvis avOpcorce (144.31-146.1), что, весьма вероятно, навеяно Иоанном Златоустом: tov erciyeiov ayyeXov ка1 £7ioopdviov av0-piDTlOV... TOV TplTiriXOV dvOpcoitov 3.
Представляется, что столь глубокое знание отцов Церкви крайне маловероятно за пределами узкого круга константинопольской элиты.
Итак, подведем итоги. Человеком, обработавшим изначальный славянский текст жития Климента, должен был быть широко эрудированный, натренированный в риторике византийский книжник, живший в Охриде, хорошо знавший Македонию и притом писавший в конце XI в. Этому описанию абсолютно соответствует Ф. И напротив, мы не знаем никакого другого византийского автора, который мог бы претендовать на эту роль.
1 Ejusdem Funebris oratio in laudem Basilii Magni Cae-sareae in Cappadocia episcopi // Gregoire de Nazianze. Discours funebres en honneur de son frere Cesaire et de Basile de Cesaree / ed. F. Boulenger. Paris, 1908. P. 79. 2. 4.
2 Saint Basile. Lettres I ed. Y.Courtonne. Vol. 1. Paris, 1957, ep. 203.
3 Joannis Chrysostomi. In sanctos Petrum et Heliam // Patrologia Graeca, vol. 50. Paris, 1859. Col. 728.
Глава 5
Славянский источник ПЖКО
Очевидно, что Ф., писавший и живший на два столетия позже, чем герои его повествования, Кирилл и Мефодий и их ученик Климент Охридский, должен был обратиться для создания такого произведения к текстам более раннего времени. В ходе дискуссии об авторстве ПЖКО в тексте памятника были обнаружены косвенные, но достаточно ясные указания на то, что существовал такой источник, написанный современником Климента. Этот человек был непосредственным свидетелем Климентовой практики преподавания. В XX главе памятника рассказ о созданных святым сочинениях завершается словами о том, что все эти произведения он передал «нам, болгарам». Так как в тексте памятника в целом Ф. нигде не изображает себя современником Климента и, как мы увидим далее, проводит достаточно четкое разграничение между собой и болгарами, то, очевидно, перед нами следы использования какого-то сочинения о Клименте, написанного его учеником-болгарином в первой половине X в.
Для оценки ПЖКО как источника по истории славяно-византийских культурных отношений и как источника, содержащего важные сведения о развитии славянской письменности в Великой Моравии и на территории Первого Болгарского царства, следует попытаться выделить такие славянские источники повествования Ф. и высказать соображения
о характере использования таких источников выдающимся византийским писателем.
Для той части повествования, которая рассказывает о событиях, происходивших после смерти Мефодия в 885 г., мы не располагаем какими-либо параллельными источниками, и можно лишь в общем виде констатировать, что Ф. использовал какой-то письменный текст, в котором Климент выступал как один из главных героев, а затем как единственный герой. В занимающем IV-VI главы памятника рассказе в качестве единственного героя повествования выступает Мефодий, а имя Климента (как и других учеников) даже не упоминается. Вместе с тем сопоставление этого повествования с Пространным Житием Мефодия показывает, что оба источника существенно расходятся между собой не только по стилю изложения, но и по составу приводимых сведений, и по характеру их освещения. В Пространном Житии Мефодия говорится о его пророческом даре и приводятся примеры его исполнившихся прорицаний. В ПЖКО тоже говорится о пророческом даре Мефодия, но мотив этот не занимает видного места, и о нем упоминается вскользь в связи с тем, что он предсказал время своей смерти. В Пространном Житии Мефодия подробно говорится о добром расположении к герою папы, византийского императора и короля франков, а также о том, сколь несостоятельной оказалась клевета насчет их враждебного отношения к Мефодию. В Пространном Житии Климента этот мотив полностью отсутствует. В Пространном Житии Мефодия дана характеристика его
переводческой деятельности, в Пространном Житии Климента этот мотив тоже отсутствует. Напротив, в Пространном Житии Климента говорится о контактах Мефодия с правителем болгар — Борисом, но этот мотив отсутствует в Пространном Житии Мефодия.
По существу, единственный общий для обоих источников мотив — это тема борьбы Мефодия с его противниками из рядов немецкого духовенства. Если в Пространном Житии Мефодия это — хоть и важный, но лишь один из мотивов повествования, то в ПЖКО это — главный и едва ли не единственный мотив. В трактовке темы в обоих источниках также обнаруживаются существенные нюансы. Хотя оба агиографа обвиняли противников Мефодия в ереси — неверном учении об исхождении Св. Духа — видно, что автор Пространного Жития Мефодия неоднократно прибегал к замаскированной форме критики своих противников, не называя их по имени. Так, лишь после специального анализа XI главы Жития Мефодия можно установить, что его автор осуждал немецких священников за их снисходительное отношение к порокам княжеских дружинников. В ПЖКО эти обвинения выдвинуты открыто. При этом в обоих источниках обвинения мотивируются по-разному. Для автора Пространного Жития Мефодия снисходительность немецких священников связана с их жадностью (поступают так «имениа ради»), для автора Пространного Жития Климента эта снисходительность имеет целью сделать дружинников приверженцами их ложного богословского учения. Очень
разным оказывается отношение обоих агиографов к великоморавскому князю Святополку. Отношение автора Пространного Жития Мефодия к Святополку подчеркнуто лояльно, какие-либо выпады по его адресу в повествовании отсутствуют. Напротив, в ПЖКО Святополк выступает как покровитель немецких еретиков и скрытый враг Мефодия — человек низких моральных качеств, не способный воспринять истину христианского учения.
Представляется маловероятным, чтобы Ф. мог подвергнуть Пространное Житие Мефодия столь основательной переработке. Более вероятно, что он нашел подобный текст в своем славянском источнике X в. и лишь обработал его в духе своей литературной манеры. В Житии Наума его неизвестный автор отметил, что писал свой текст, основываясь на рассказах «блаженных отцов» — поселившихся в Болгарии учеников Мефодия Климента и Наума. Именно характером этих рассказов, а также их функцией в славянском источнике и следует, вероятно, объяснять многочисленные различия в том, как освещается один и тот же хронологический период в Пространном Житии Мефодия и в ПЖКО. В славянском источнике Ф. рассказ о деятельности Мефодия играл, по-видимому, роль своеобразного введения к событиям, происходившим после его смерти. Поэтому повествование и сконцентрировано на борьбе Мефодия с его немецкими противниками. Различия в характеристике Святополка объясняются тем, что автор Пространного Жития Мефодия, писавший сразу после его смерти, еще рассчитывал на то, что
Святополка удастся склонить на сторону учеников Мефодия и поэтому был подчеркнуто корректен по отношению к нему, а у учеников Мефодия, изгнанных при участии Святополка из Моравии, никаких оснований для такой сдержанности не было, и они могли откровенно рассказывать о подлинных отношениях Мефодия и Святополка. Характерные и для рассказа о Мефодии, и для рассказа о событиях после его смерти резкие выпады против немецких священников и Святополка — также один из аргументов в пользу того, что оба рассказа являлись частями единого повествования.
Сравнительно легко решается вопрос об источнике рассказа Ф. о пребывании Кирилла и Мефодия в Риме. Все отмеченные здесь факты находят соответствие в Пространных Житиях Кирилла (гл. XVII-XVIII) и Мефодия (гл. VI, VIII). Так как в других частях повествования каких-либо следов использования этих житий не обнаруживается, наиболее вероятным представляется, что краткий рассказ, основанный на данных этих житий, составлял своего рода вступительную часть к рассказу источника Ф. о деятельности Мефодия в Моравии и последующей судьбе его учеников.
Наиболее сложным представляется вопрос об источнике первых глав повествования Ф., где агио-граф, решительно расходясь с предшествующей традицией, говорит о просвещении Кириллом и Мефодием «болгарской земли» и о создании ими азбуки для перевода Писания на «болгарский язык». Разумеется, есть серьезные основания приписать такое
изменение традиции самому Ф., который, конечно, был заинтересован в том, чтобы как можно теснее связать создателей славянской письменности с Болгарией, во главе Церкви которой он сам стоял. Однако принять такую гипотезу мешают некоторые особенности повествования.
Хотя в этих первых главах своего рассказа Ф. последовательно говорит о Кирилле и Мефодии как о людях греческого языка и греческой культуры, как о людях, благодаря которым плоды этой культуры стали доступны для болгарского народа, он ничего не сообщает о связях братьев с Константинополем, хотя в Пространных Житиях Кирилла и Мефодия об этом содержались самые разнообразные сведения. Обративший внимание на эту особенность рассказа Ф. Н. Л. Туницкий объяснял ее тем, что тот был сторонником независимости болгарской архиепископии от константинопольского патриархата \ Однако следует отметить, что о связи братьев с патриархией в Пространных Житиях Кирилла и Мефодия говорится бегло и мало, основные сведения говорят о связи братьев с византийским императорским двором. Святые выступают в Пространных Житиях прежде всего как исполнители различных распоряжений императора. Вряд ли Ф. мог быть заинтересован в том, чтобы опускать данные такого рода, как и сообщения о том, что именно в Константинополе св. Кирилл обучился «всем... эллинским учениям» у самого патриарха
1 Туницкий Н. Л. Св. Климент, епископ Словенский. Его жизнь и просветительская деятельность. Сергиев Посад, 1913. С. 61.
Фотия. В связи с этим представляются весьма существенными наблюдения В. Велчева, который отметил как особенность некоторых памятников о Кирилле и Мефодии, созданных в Первом Болгарском царстве, отсутствие в них сведений о связях святых с византийским императорским двором \ Действительно, в таком обширном тексте как «Похвальное слово Кириллу и Мефодию» (автор его был хорошо знаком с Пространными Житиями обоих братьев, которые он неоднократно дословно цитирует) вся часть биографии братьев, относящаяся ко времени до их приезда в Рим, освещена очень скупо: сказано об их рождении в Со луни, но в дальнейшем полностью отсутствуют все сведения о пребывании Кирилла в Константинополе и его контактах с императорским двором. Путешествия к арабам и в Хазарию, а затем поездка «в западные страны» (о которой сказано предельно кратко) изображены как плод личной инициативы братьев 1 2. Те же особенности характерны и для так называемого «Проложного Жития Кирилла и Мефодия»3. Все сказанное дает основания возводить особенности повествования Ф. в его начальной части к особенностям использованного им славянского источника. Тем самым открывается возможность составить о нем достаточно полное представление. Источник этот включал в себя очень крат
1 Велчев В. Константин-Кирил и Методий в ста-робългарската книжнина. Първо Българско царство. София, 1938. С. 109, 116.
2 См. Лавров П.А. Материалы... С. 79-84.
3 Там же. С. 100-101.
кую характеристику деятельности Кирилла и Мефодия до их отъезда в Рим, рассказ об их пребывании в Риме, основанный на текстах Пространных Житий и затем самостоятельное повествование о деятельности Мефодия в Моравии и судьбе его учеников, основанное, по-видимому, на рассказах самого Климента и его сподвижника Наума.
Славянский источник Ф. обрисовывается как весьма своеобразный памятник. Очевидно его несоответствие принятым нормам византийской агиографии (если рассматривать его как попытку создания жития Климента), хотя эти нормы в среде учеников Мефодия были хорошо известны, им, в частности, следовали составители Пространных Житий Константина — Кирилла и Мефодия. Однако это не дает оснований сомневаться в существовании у Ф. подобного источника. Точно так же не соответствует принятым агиографическим нормам и текст так называемого «Первого Жития Наума», восходящий, вероятно, к тому же повествованию, которым воспользовался Ф.
Глава 6
Отношение Феофилакта к славянской письменности и культуре
Все сказанное позволяет с известной степенью убедительности сформулировать вывод, что в сюжетном построении ПЖКО Ф., по-видимому, довольно
аккуратно следовал за своим славянским источником. Сам Ф. проявил себя главным образом в литературной обработке использованного материала и в собственном отношении к деятельности первоучителей славянских и ее историческому значению.
Избранный писателем угол зрения определялся тем, что, проведя долгие годы в Болгарии, защищая свою паству от произвола имперских чиновников, Ф. тем не менее не воспринимал этот мир как «свой». Для него он оставался чужим, населенным невежественными и бескультурными людьми. Эти воззрения могут быть проиллюстрированы примерами не только из писем Ф., но и из самого ПЖКО. Но между письмами и житием можно отметить и определенную разницу. Если в письмах недовольство Ф. вызывают самые разные черты образа жизни и поведения болгар, то в ПЖКО диапазон высказываний автора значительно уже. Он характеризует болгар, составлявших паству Климента, как людей с жестокими, суровыми и грубыми сердцами (гл. XXIII), явно следует общепринятому шаблону в изображении народа, ставшего объектом христианской проповеди1. Казалось бы, презрение автора-христианина должно было относиться лишь к языческой «составляющей» болгарской культуры — ничего подобного: Ф. говорит и о «грубости» болгарского
1 В «Болгарской Апокрифической летописи», написанной во второй половине XI в., о болгарах-язычниках говорится как о «безбожных» людях, полных «нечестия», ср. Иванов Й. Богомилски книги и легенди. София, 1970. С. 282.
языка, и о «грубости» и «тупости» самих болгар (гл. II) и, наконец, о том, что славянские князья сохраняют «варварство натуры» уже после своего обращения (гл. XXVI). Перевод Писания на славянский язык он воспринимал как необходимое опрощение великого подлинника. Так же относился Ф. и к литературной деятельности Климента. О его праздничных «словах» он писал, что они не содержат глубоких и мудрых мыслей, но понятны самому простому болгарину: следует кормить молоком тех, кто не в состоянии принимать твердую пищу. Однако по тону Ф. ясно, что если бы не «тупость» болгар, их лучше было бы приобщать к христианству на греческом языке.
Распространено мнение, согласно которому византийская церковь, в отличие от римской, всячески приветствовала создание литургии на местных языках. Однако непредвзятое рассмотрение вопроса показывает, что в конечном счете византийская церковная политика не была направлена на христианизацию любой ценой — из всех греческих авторов лишь у Иоанна Златоуста, и то с оговорками, можно найти похвалу переводу священных текстов на «варварский» язык \ Согласно Житию св. Панкратия Тавроменийского, обращенные этим святым варвары (видимо, славяне, названные в тексте «аварами»)
1 Вавржинек В. Культурные и церковно-политические предпосылки возникновения славянской литургии // Кирило-Методиевские студии, Кн. 4, 1987. С. 131-132; Sevcenko I. Missions Seen from Byzantium // The Millenium of the Baptism of Rus’-Ukraine. Ravenna, 1990. P. 12.
в миг крещения чудом заговорили по-гречески \ Мораль ясна: для византийцев единственным «настоящим» христианством было греческое.
Как же Ф. соединял восхваление славянских патронов Охридской кафедры с защитой интересов византийской Церкви в Болгарии?
Солунские братья выступают в его труде как посланцы культурного византийского мира, действующие в варварской среде. Кирилл у него — знаток как языческой, так и христианской философии. Оба брата — люди, в совершенстве владеющие «эллинским» языком. При таком подходе и сама славянская письменность оказывалась даром византийского мира болгарскому народу, а прославление славянских патронов Охридской кафедры способствовало укреплению связи между Болгарией и Византийской империей. Весьма характерным выражением такой тенденции служит пассаж в XXIII главе ПЖКО: здесь рассказывается о «диких» деревьях, которые росли в Болгарии и на которых не было «благородных» плодов. Согласно Ф., положение изменилось, когда от «греков» были принесены и привиты к этим дичкам «благородные» деревья. Перед нами притча о благотворном воздействии византийского культурного наследия, так как далее говорится о человеческой душе, которая, если питать ее «добрыми» соками, приносит в качестве плода исполнение божественной воли.
1 Веселовский А, Н. Из истории романа и повести // СОРЯС, 1886. Т. 40. С. 90.
Как представляется, именно пропаганда таких взглядов образованным греческим клиром Охридской кафедры вызвала полемический отклик болгарского патриота — автора «Солунской легенды»: во-первых, он издевается над высокомерием греков, саркастически доводя их снобизм до абсурда: солуняне в этой легенде убеждают Кирилла, будто все болгары — «человекоядцы». Во-вторых, по словам автора, когда Бог прислал Кириллу с неба славянскую азбуку, он одновременно лишил его всякого знания греческого языка \
Разумеется, вмешательство Ф. в текст славянского источника никак не ограничивалось внесением ряда оценочных суждений. Выше уже отмечалось, что он наделил учеников Кирилла и Мефодия, споривших в конце IX в. с франками, взглядами, характерными для византийского богословия конца XI в.
Глава 7
ПЖКО в агиографическом и агиологическом контексте
О возможной трансформации славянского оригинала ПЖКО можно было бы судить более уверенно, если бы лучше были изучены все особенности византийской агиографии соответствующего периода.
1 Лавров П. А. Материалы по истории возникновения Древнейшей славянской письменности. Л., 1930. С. 158-159.
В настоящее же время можно высказать лишь некоторые общие соображения.
Конец X в. принес значительные изменения в византийскую агиографию. В течение этого столетия трансформировался сам тип греческого святого. На смену аскетам, пустынникам, странникам и юродивым постепенно приходят рачительные хозяева, почтенные матроны, настоятели монастырей и другие положительные герои \ Кульминацией этого развития стала агиографическая реформа Симеона Мета-фраста. Работавшая под его началом комиссия издала стандартный агиографический цикл, переписав и переработав для этого гигантский объем житий, написанных в предшествующие эпохи. Суть вносившихся Метафрастом корректив состояла, во-первых, в риторизации стиля, а во-вторых, в приглаживании содержания житий. В них почти не оставалось места чудесам и любому нестандартному поведению, какое отличало ранневизантийского святого.
Результатом метафрастовской реформы стало постепенное превращение жития в биографию. В XI в. появляются жития Нила Россанского, Лазаря Гале-
1 Lackner W. Die Geschtalt der Heilige in der byzan-tinischen Hagiographie des 9. und 10. Jahrhundert // The 17th International Congress of Byzantine Studies. Major Papers. N. Y., 1986. P. 526-530; Flusin B. L’hagiographie monastique a Byzance au IX et X siecle // Revue benedictine, vol. 103, 1993. P. 47-49; Kazhdan A. Hermitic, Cenobitic and Secular Ideals in Byzantine Hagiography of the Ninth Through the Twelfth Centuries // Greek Orthodox Theological Review, vol. 20, 1985. P. 480-483.
сиота, Симеона Нового Богослова и др., представляющие собой очень большие по объему, обстоятельные панегирические жизнеописания религиозных деятелей, почти лишенные элементов сказочности и делающие упор на церковно-организаторскую активность героев. Именно в этом ряду находится и ПЖКО. Хотя ее герой живет в другую эпоху и в другом государстве, Ф. стилизовал его по константинопольской моде своего времени: его Климент трудится на социальном поприще, легко находит общий язык со светской властью (тесные отношения с императором — отличительная черта еще одного византийского святого этого же периода — Кирилла Филеота) и почти не творит чудес.
Впрочем, ПЖКО обладает и важным отличием от вышеперечисленных житий-биографий: все они написаны простым, доступным языком и повествуют о жизни людей, памятных как автору, так и первым читателям, как правило, монахам того монастыря, где игуменствовал святой. Что же касается ПЖКО, то оно написано невероятно изысканным стилем, насыщено риторикой и литературными аллюзиями и совершенно не рассчитано не только на славянскую паству, но даже и на греческое духовенство Охрида. Так же как и со всеми остальными произведениями Ф., настоящей читательской аудиторией ПЖКО были константинопольские интеллектуалы. Агиография отнюдь не представлялась им материалом, не подходящим для литературной игры: Достаточно сказать, что учитель Ф. Михаил Пселл написал свою версию жития св. Авксентия, снабдив
этого святого чертами собственной биографии \ Быть может, этот упор на автобиографизм дал себя знать и в ПЖКО, например, там, где автор признается, что даже маленькие бытовые неустройства отвлекают от мыслей о божественном (гл. XVI, ср. прим. 7). Да и в целом главный герой жития напоминал автору его самого — ведь и Ф. считал себя «учителем болгар»1 2. Отметим, что ПЖКО лишено важных черт, обязательных для жития: в нем нет ни похвал родине святого, ни описания его детства и родителей, ни ранних признаков святости — даже если таких сведений не было в источниках Ф., он вполне мог бы все это описать в туманных выспренних словах, как поступали многие агиографы. Но Ф. начинает повествование о жизни Климента практически с ее середины.
Не следует удивляться тому, что Ф., византийский эрудит, презиравший все славянское, взялся писать житие славянского святого. Это может показаться удивительным, лишь если рассматривать средневековую культуру с позиций современного национализма. Хотя византийские греки и гордились своим вкладом в христианство, они ничуть не меньше гордились тем, сколь многие народы оказались
1 KazhdanA. Hagiographical Notes // Byzantion, vol. 53, 1983. P. 546-556.
2 См.: Маслев С. Произведения на Теофилакт Охрид -ски... Часть 1. Проучвания върху някои произведения на Теофилакт Охридски [Гръцки извори за българската история, т. 9]. София, 1974. С. 80-81.
охвачены правдой их религии. В византийском синаксаре можно встретить готов, грузин, коптов, евреев и представителей других культур. Из славян греки признавали святость Ивана Рыльского, Стефана Немани, Антония Печерского, Феодосия Тыр-новского и др.1 Правда, если говорить о реально сохранившихся текстах, то в нашем распоряжении окажется очень мало оригинальных византийских житий славянских святых — помимо ПЖКО и краткого жития Климента, написанного Хоматианом (см. ниже), лишь жития Наума Охридского 1 2 и Ро-мила Видинского3. Подобно тому как Ф., оказавшись в Охриде, написал житие охридского святого, точно так же через сто лет после него другой имперский представитель в болгарских землях, Георгий Скилица, назначенный наместником в Софии, написал житие Ивана Рыльского.
Ф., независимо от своего культурного снобизма, остро ощущал себя предстателем за ту церковную территорию, которую возглавлял. Он яростно боролся против ущемления прав местного населения со стороны столичных чиновников4, но еще более
1 Dujcevl. Slawische Heilige in der byzantinischen Hagio-graphie // Siidost-Forschungen, Bd. 19, 1960. S. 80-85.
Дуйчев И. Пространно гръцко житие и служба на Охрпдски // Константин-Кирил Философ. София,
969. С. 71-78. Ср. ниже, с. 282-283.
4 Subsidia hagiographica, vol. 51, 1971. Р. 169-200.
Оболенский Д. Феофилакт Охридский // Он же. Ви-ниское содружество наций. Шесть «византийских порт-Ретов- М„ 1998. С. 438-443; 457-458.
страстно отстаивал привилегии подчиненных ему епархий Ч ПЖКО было им также написано в рамках деятельности по повышению статуса своей кафедры. С той же целью Ф. создал текст церковного гимна в честь Климента Охридского 1 2.
В рамках той же деятельности Ф. написал и другое агиографическое произведение — житие Тивериупольских Мучеников, пострадавших на территории Охридского диоцеза, в городе Брегальница3. В недавнее время был опубликован агиографический цикл, также свидетельствующий, как Охридская епархия работала над своим престижем. Святой мученик Эразм, согласно древнейшей легенде, проповедовал христианство в Сирмии, подвергся там тюремному заключению, затем переправился в Италию и был убит в городе Формия. Таким образом, изначально Охрид в житии Эразма не фигурировал. Впервые он появляется там в XI в. При этом Иоанн Гаэтский, автор латинских «Деяний Эразма», прямо указывает на противоречие в своих источ
1 Mullett М. Patronage in Action: The Problems of an Eleventh-Century Bishop // Church and People in Byzantium, ed. R. Morris. Birmingham, 1986. P. 140-143.
2 H., C. 148-150, 162-164.
3 Авторство этого жития не вызвало такой бурной дискуссии, как авторство ПЖКО. Лишь П. Готье поставил под сомнение его принадлежность Ф. (G., Р. 20-23), а Снегаров занял колеблющуюся позицию (Snegarov J. Les sources... Р. 105-106). Это логично, ибо нет никаких сомнений в принадлежности обоих текстов одному и тому же автору.
никах \ Дело в том, что греческая агиографическая традиция «вернула» Эразма из Италии обратно в Ил-лирик и «убила» его в Охриде, в неотождествляе-мом месте, которое названо ХерцеИа тт^ ’Axpi&bv 1 2. Быть может, речь шла о месте, расположенном в 5 км к северо-западу от Охрида, которое теперь носит название «Свети Эразмо»3. Видимо, новый поворот в легенду был внесен греческими архиепископами Охрида, хотя нельзя с уверенностью говорить об авторстве именно Ф. Во всяком случае, в диаконнике церкви Св. Софии в Охриде святые Эразм, Кирилл и Климент изображены рядом, как небесные покровители епархии4.
Особого обсуждения заслуживает вопрос, в какой мере ПЖКО было известно в болгарском обществе и в какой мере оно оказало воздействие на формирование болгарской традиции о Кирилле и Мефодии и их учениках.
Единственный возможный след такого воздействия может быть обнаружен в таком болгарском памятнике XIII в., как «Успение Кирилла»5. Здесь говорится о том, что в Риме перед смертью Кирилл
1 Desantis G, Il culto di s. Erasmo fra Oriente e Occidents // Vetera Christianorum, vol. 29, 1992. P. 292-295.
2 Desantis G. Gli Atti greci di S.Erasmo // Vetera Christianorum, vol. 25, 1988. P. 496-497.
3 Desantis G. Il culto... P. 293.
4 Ibid., P. 295.
5 О нем см. Флоря Б. Н. К вопросу о датировке «Успения» Кирилла // Советское славяноведение, 1986, № 6.
«призвавь оученика своего, иже бысть епископь в Линии, Савву и Аггелара, Горазда, Наума и сихь оувещавь о православней вере»1. Так как имена этих учеников Кирилла из всех известных нам ранее источников приводятся только в ПЖКО (глава III и другие), то естественно предположение о знакомстве автора «Успения» с этим произведением. Такое предположение неоднократно высказывалось в научной литературе 1 2. Однако принятие такого предположения приводит к ряду трудностей. Нет сомнений, что автор «Успения» был болгарским патриотом, стремившимся связать деятельность Кирилла и Мефодия со своей страной. Именно под его пером в кирилло-мефодиевской традиции появились утверждения, что Кирилл «родом съи блгаринь», что он проповедовал христианскую веру славянам на Бре-гальнице и написал для них «книгы словенским языком»3. Если бы он был знаком с легендой Ф., то он вряд ли прошел бы мимо содержавшихся в начальной части этого памятника утверждений о христианской проповеди Кирилла и Мефодия в Болгарии и о создании ими славянской азбуки и перевода Священного Писания, когда они столкнулись с трудностями, пытаясь разъяснять болгарам христианское учение. Представляется поэтому более вероятным, что имена учеников Кирилла и Мефодия автор
1 Лавров П. А. Материалы... С. 157.
2 См., например, Magnae Moraviae fontes historici. T. П-Brno, 1967. S. 251.
3 Лавров П. А. Материалы... С. 154-155.
«Успения» заимствовал из какого-либо иного источника (например, из синодика), а ПЖКО, написанное Ф., и ему осталось неизвестным.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КРАТКОЕ ЖИТИЕ КЛИМЕНТА ОХРИДСКОГО И ЕГО АВТОР
Глава 1
Димитрий Хоматиан и его литературное наследие
Димитрий Хоматиан родился в Ликии, в Малой Азии, около середины XII в. Он обучался праву в Константинополе, был одним из образованнейших людей своего времени. Служил апокрисиарием от Охрида в Константинополе, примерно с 1200 г. был хартофилаком, а с 1216/1217 г. — архиепископом Охридским. Этот пост он занимал по крайней мере до 1234 или 1235 г. Хоматиан состоял в дружеских отношениях с правителем Эпирского деспотата Феодором Комнином (1215-1230). В 1224 г. Феодор захватил у «латинян» маркграфство Солунское и провозгласил себя императором, и в 1225 или 1227/ 1228 г. в Солуни Хоматиан совершил его миропомаза-
ние, тем самым предъявив претензию на патриарший статус. Патриарх Герман II в Никее оспорил это, что привело к схизме церквей в 1228-1233 гг. Даже после поражения Феодора в 1230 г. Хоматиан продолжал считать себя патриархом. Димитрий умер около 1236 г.1
Эпирский деспотат был греческим государством, но значительную часть его населения составляли болгары и албанцы, поэтому византийские обычаи смешивались там с местными. Хотя Хоматиан презирал славян за «бескультурье» и писал, что «болгары — варвары... а ни один варварский акт не может иметь силу закона»1 2, тем не менее в своей повседневной судейской деятельности он проявлял хорошее понимание болгарской специфики. Многие авторы считают, что Хоматиан не мог знать славянского языка3, но другие с этим не согласны 4.
Литературное наследие Хоматиана весьма обширно. Собрание его документов и писем составляет
1 The Oxford Dictionary of Byzantium; vol. I. New York — Oxford, 1991. P. 426.
2 Pitra J, B. Analecta sacra et classica spicilegio Soles-mensi parata, vol. VI, Paris — Roma, 1891. Col. 361.
3 Printing G. Die Bedeutung Bulgariens und Serbiens in den Jahren 1204-1219. Munchen, 1972. S. 139-154; Nicol D. M, Refugees, Mixed Population and Local Patriotism... 11 XV Congres International d'etudes byzantines. Rapports et corapports. I. Histoire. Athenes, 1976. P. 72.
4 Коледаров П. Kora и защо Димитър Хоматиан е написал Кратко житие на Климент Охридски // Литературна мисъл, Т. 27, 1983. № 3. С. 94.
около 150 единиц1. Это — важнейший источник сведений по административной и церковной истории Эпира, Болгарии и Сербии в 1-й половине XIII в.1 2 Письма и акты Хоматиана разнообразны: они носят канонико-юридический, догматический, литургический, дисциплинарный характер. Кроме того, ему приписывается стихотворный комментарий на 103-й псалом и некоторые другие произведения 3. Его перу принадлежит и служба4 Клименту Охридскому.
Глава 2
Авторство Краткого Жития Климента
Краткое Житие Климента дошло до нас как часть службы святому, помещенная после шестой песни канона. Как установил болгарский исследователь Й. Иванов, канон был написан Димитрием Хоматиа-ном. Об этом свидетельствует обнаруженный ученым в тексте канона акростих: КХгщгута тщсо Ttoipevapxn^
1 Pitra J. В. Analecta sacra et classica Spicilegio Solesmen-si parata. Vol. 7. Paris, 1891. Col. 1-784.
2 Bapuuiuh Ф., ФерзанчиЪ Б. Вести Димитрща Хоматщана о «власти Другувита» // ЗРВИ, т. 20, 1981. С. 41-56.
3 BeckH.-G. Kirche und theologische Literatur in Byzantinischem Reich. Munchen, 1958. S. 710.
4 Нихоритис К. Атонската книжовна традиция в раз-пространението на Кирило-Методиевските извори. [Ки-рило-Методиевски студии, кн.7]. София, 1990. С. 151" 156, 164-167, 226-232.
BouXyapcov Дгщртрюд (в славянском переводе канона: Климента чьту пастирь бльгарскы Димитрие)1. Й. Иванов вполне логично предположил, что текст Краткого жития, предназначенный для чтения во время службы, принадлежит тому же автору, который написал и саму службу 1 2. Если доводы Й. Иванова и не могут служить стопроцентным доказательством авторства Хоматиана, то совершенно очевидно, что написание Краткого Жития тесно связано с деятельностью этого иерарха и может быть датировано годами его правления (1216-1234). Исследователи давно установили, что главным источником для составителя Краткого Жития послужило пространное житие Феофилакта, именно оно подразумевается под «историей» («писание» славянского перевода), на которую сделана ссылка при упоминании о гонениях, которым подвергся святой с стороны «еретиков»3. Неоднократно высказывалось мнение, что наряду с Пространным Житием Феофилакта автор использовал и другие письменные источники 4. Однако
1 Тем же наименованием (Ttoipevapxqt; BovXyapcov) обозначен Димитрий Хоматиан в подписи на иконе, изображающей Христа в терновом венце — вкладе архиепископа в собор Св. Софии в Охриде. Иванов Й. Български старики из Македония. София, 1970. С. 35.
2 Иванов Й. Български старики... С. 314-315.
3 Дуйчев И, Краткого Климентовото житие от Димитр Хоматиан // Он же. Проучвания върху средновековната българска история и култура. София, 1981. С. 169.
4 Милев А. Гръцките жития на Климент Охридски. София, 1966. С. 170. Дуйчев И. Краткого житие... С. 164.
изучение памятника позволяет скорее согласиться с мнением болгарского исследователя К. Станчева \ что большая часть отличий Краткого Жития от пространного представляет собой результат самостоятельной деятельности автора при обработке сведений, извлеченных им из его источника. Анализ внесенных им изменений позволяет судить о целях создания памятника и более точно определить время его составления.
Глава 3
Обстоятельства, цели и время создания Краткого Жития
Ко времени вступления Димитрия Хоматиана на архиепископский престол положение Охридской кафедры было очень сложным. Когда в 80-х гг. XII в. в северной Болгарии началось восстание болгар против византийской власти, восставшие отказались признавать своим пастырем охридского архиепископа. Новым главой Болгарской церкви стал поставленный архиепископом в новой болгарской столице — Тырнове — священник Василий. Охридская кафедра утратила свою власть над болгарскими епархиями на север от Балканского хребта1 2. Правда,
1 Станчев К., Попов Г. Климент Охридски. Живот и творчество. София, 1988. С. 21-22.
2 Снегаров И, История на Охридската архиепископия* Т. 1. София, 1924. С. 88-90.
новая Болгарская церковь не была признана другими православными церквями, но болгарский правитель Калоян, обратившись в иную сторону, сумел добиться для нее признания со стороны Рима. В день рождества Богородицы (8 сентября) 1204 г. папский легат капеллан Иоанн возложил паллиум на Василия как на архиепископа и «примаса» Болгарии \ К этому времени власть болгарского царя распространилась и на часть Македонии: в таких ее центрах, как Вельбужд, Призрен, Скопье, появились епископы, подчинявшиеся Тырнову, а не Охриду1 2. Кафедра не могла с начала XIII в. рассчитывать на поддержку Византийской империи. В 1204 г. ее столица Константинополь была захвачена крестоносцами — латинянами, а сама империя распалась на ряд соперничавших между собой государств. Латиняне также вторглись на территорию Македонии и захватили Девол и Костур, где появились католические епископы 3. Оказалась под угрозой и власть Охрида над сербскими землями. Великий жупан Стефан подобно Калояну вступил в контакты с Римом, откуда в 1217 г. папский легат привез ему королевскую корону4.
1 Златарски В. Н, История на българската държава пРез средните векове. Т. III. София, 1972. С. 177. Позднее Хоматиан оценивал этот акт как представление папой главе болгарской Церкви патриаршего достоинства. Снегаров И. История... Т. 1. С. 94.
2 Снегаров И. История... Т. 1. С. 90-91.
3 Там же. С. 97-99.
4 Лиречек К. Исторща Срба. Кн. 1. Београд, 1952. С. 168.
Естественно, одной из главных задач нового охридского архиепископа стало сохранение власти его кафедры над сербскими землями и распространение этой власти на болгарские земли. Исследователи справедливо отметили, что именно с решением этой главной задачи были связаны старания, направленные на упрочение культа патрона кафедры — св. Климента.
Под пером агиографа (Хоматиана или близкого к нему человека) сама историческая роль Климента оказалась иной, чем в повествовании Феофилак-та. Для Феофилакта Климент был одним из болгарских епископов, осуществлявших свою важную просветительскую миссию в районе Охридского озера, в Кратком же житии Климента он выступает как единственный пастырь болгар, обративший в христианство самого правителя болгар Бориса, научивший его жить по христианскому обычаю, а затем приведший к этому и весь болгарский народ (гл. 9).
Ив. Снегаров, справедливо оценивший эти утверждения как грубое искажение исторических фактов, изложенных в Пространном Житии Климента, полагал, что такой просвещенный человек как Хома-тиан не мог допустить подобные ошибки и поэтому приписывал составление памятника неизвестному греческому клирику, лишь поверхностно знакомому с текстом Феофилакта \ Как представляется,
1 Snegarov Iv. Les sources sur la vie et 1’activite de Clement d’Ohride//Byzantinobulgarica, T. 1, 1962. P. 94-95.
нужно вслед за Е. Георгиевым 1 видеть в этих утверждениях не ошибки, а целенаправленное изменение традиции, что должно было способствовать признанию права преемников Климента на церковную власть над всей Болгарией. Существенно, что в написанных Хоматианом канонах Клименту о святом говорилось как о человеке, который «очистил» крещением народ Мизии — Болгарии, как об «апостоле всей Болгарии»1 2. Такое сходство в идейном содержании текстов следует оценить как новый важный аргумент в пользу авторства Димитрия Хома-тиана.
Судя по сообщениям агиографа, власть Климента распространялась не только на Болгарию. В житии говорится, что Климент был епископом «всего Иллирика и народа, владевшего болгарской землей» (гл. 5). «Иллирик», отличный от Болгарской земли, это — владения великого жупана сербов.
Каким же образом Климент приобрел эту власть? В главном источнике агиографа — Пространном Житии (гл. XX) говорилось, что Климент был поставлен епископом по приказу царя болгар Симеона. В списке охридских архиепископов середины XII в. ° Клименте также говорится как об одном из болгарских епископов, поставленных по приказу болгарского правителя 3.
1 Георгиев Е. Краткото житие на Климент Охридски в ново осветление // Литературна мисъл, 1975, № 4. С. 104-107.
2 Нихоритис К. Атонската книжовна традиция... С. 232.
Иванов Й. Български старини... С. 565.
В Кратком Житии изложена совершенно другая версия. Во время пребывания Мефодия с учениками в Риме папа Адриан II поставил Мефодия архиепископом Моравии и Болгарии, и тогда же Мефодий поставил Климента епископом Иллирика и Болгарской земли (гл. 5). Таким образом, в житии в полном противоречии с предшествующей традицией подчеркивается, что епископский трон Иллирика и Болгарии, который занял Климент, был учрежден с санкции и при участии папского престола. Как представляется, подобное утверждение могло появиться под пером книжника в Охриде только в ситуации, когда правители двух соседних стран, над которыми охридский архиепископ хотел обладать верховной властью, находились в добрых отношениях с Римом, признавая папский престол верховным авторитетом в делах, касающихся Церкви. После 1219 г., когда в Сербии была создана автокефальная архиепископия с санкции православного патриархата в Никее, появление утверждений о передаче Клименту власти над Иллириком с санкции папы представляется маловероятным. Тем самым есть основание датировать написание канонов Клименту и включенного в них Краткого Жития первыми годами правления Хоматиана (1216-1218).1
1 Этих особенностей источника не может объяснить гипотеза Снегарова, связывающего создание жития с окружением охридского архиепископа начала XIV в. Григория (Snegarov J. Les sources... Р. 96).
В пользу подобной датировки говорит и другое важное обстоятельство. В середине XII в., пытаясь найти каноническое обоснование особому положению Охридской церкви, охридский архиепископ Иоанн Комнин отождествил свою кафедру с так называемой «Первой Юстинианой» — автокефальной архиепископией, созданной в VI в. на Балканах императором Юстинианом с санкции римского папы Вигилия. Забытые в конце XII — начале XII в. эти притязания снова ожили в правление Хоматиана Ч В послании никейскому патриарху Герману II Хоматиан писал об особых правах, предоставленных его кафедре папой Вигилием 1 2. После возвращения охридского клира к отождествлению Охрида с Первой Юстинианой апелляция к авторитету папы Адриана II должна была стать излишней, так как все принадлежащие ей земли и права кафедра получила еще от его давнего предшественника — папы Вигилия.
Хотя в Кратком Житии упоминались (гл. 8) хранившиеся в Охриде книги, написанные рукою самого Климента, круг сведений, которые сообщает этот памятник и о славянской письменности, и о просветительской деятельности Климента, не выходит за рамки того, что сообщает легенда Феофилакта. Единственное «новое» в этом плане свидетельство, что Климент дал «другие начертания» буквам, изобре
1 Priming G. Entstehung und Rezeption der Justiniana — Prima Theorie im Mittelalter // Byzantinobulgarica, vol. 5, 1978. P. 273-277.
2 Снегаров И. История... T. 1. С. 122-123, ср. С. 136.
тенным Кириллом (гл. 14), является плодом неточного прочтения этого основного источника Краткого Жития \
Охридские книжники, восхвалявшие заслуги Климента перед болгарской паствой, в действительности недостаточно знали те традиции, в создании которых их герой так активно участвовал. Характерно, что в конце своего правления, отвечая на вопросы сербского краля Радослава, Хоматиан писал, что не может разъяснять ему учение о Троице, так как в «болгарском» языке в отличие от греческого нет слов, выражающих такие понятия как «сущность» и «природа», «целое» и «частное», «ипостась» и «лицо»1 2. Следовательно, славянская религиознофилософская терминология, созданная трудами св. Кирилла и Иоанна Экзарха, осталась для него неизвестной.
Глава 4
Культ Климента после Хоматиана
После поражения Федора Комнина в 1230 г. под Клокотницей территория Македонии вместе с Охридом оказалась под властью болгарского царя Ивана Асеня II. С ослаблением Болгарии после смерти Ивана Асеня II начался с середины 40-х гг. XIII в. постепенный переход македонских земель под власть
1 Станчев К., Попов Г. Климент... С. 23-24.
2 Снегаров И. История... Т. 1. С. 248.
никейского императора Иоанна Ватаца и к середине 50-х гг. XIII в. вся территория Охридской архиепископии оказалась под его властью.
Характерно, что ко времени пребывания Охрида под болгарской властью нельзя отнести появления каких-либо новых текстов, связанных с культом Климента. Напротив, с переходом Охрида под византийскую власть такие тексты появились. Константин Кавасила, управлявший кафедрой в конце 50-х — начале 60-х гг. XIII в., наряду с каноном Тивериу-польским мученикам написал и канон Клименту \ Цикл стихир, посвященных Клименту, написал и архиепископ Григорий, приятель Феодора Метохита, управлявший Охридской кафедрой в начале XIV в.1 2 В соответствии с традицией, заложенной Хоматиа-ном, в канонах Кавасилы и стихирах архиепископа Григория о Клименте говорилось как о первом пастыре, крестителе и апостоле болгар. Архиепископ Григорий даже говорил о том, что болгарский народ называет Климента тринадцатым апостолом 3.
Церковь, где Климент был похоронен, реставрировалась дважды — в XII и XIII вв.4 Первая рестав
1 Канон известен по мосхопольскому изданию 1740 г. О нем см. Нихоритис К. Атонската книжовна традиция... С. 155-158.
2 Опубл, в издании: Баласчев Г. Климент, епископ Словенски и службата му по стар словенски превод. София, 1898, с. 4 и сл.
3 Баласчев Г. Климент... С. 16.
4 Коцо Д. Климентовиот манастир «св. Пантеле]мон» и раскопката при «имарет» во Охрид // Годишен Зборник
рация может быть так или иначе поставлена в связь с пропагандистской деятельностью Феофилакта, но наверняка этого утверждать нельзя. А вот вторая датируется очень точно. От нее уцелела фреска с портретом Климента и греческой надписью 6 ayiog KXf|-prig, а также имя ктитора — Кесарь Дука \ Этот человек легко отождествляем с Константином Ангелом Комнином Дукой Палеологом, который получил титул кесаря в 1259 г., а умер около 1270 г.* 1 2
Это оживление культа Климента в кругах, связанных с охридской кафедрой, есть все основания связывать с новыми шагами, предпринимавшимися во 2-й половине XIII в. для подчинения власти охридских архиепископов болгарской и сербской Церквей. В 1272 г. на утверждение императору Михаилу VIII Палеологу были представлены сигилии Василия II, в которых подробно перечислялись епископства на болгарских и сербских землях, подчинение которых охридской кафедре император торжественно подтверждал. В 1274 г. при обсуждении на Лионском соборе вопроса об унии Церквей византийские представители открыто потребовали отменить автокефалию болгарской и сербской Церквей как полученную без согласия римского престола3.
историско-филолошки оддел Филозофски ф-т на Универ-зитетот Скоще, Кн. 1, 1948. С. 151-152.
1 Коцо Д. Климентовиот манастир... С. 134.
2 Polemis D. The Doukai. L., 1968. P. 161.
3 Златарски В. История... Т. III. С. 529-533; LaurentL., Darrouzes J. Dossier grec de Г Union de Lyon (1273-1277). Paris. 1976. P. 263-267.
Стоит отметить, что деятельность охридских епископов, связанная с прославлением Климента, снова прервалась, когда Охрид в 30-х гг. XIV в. перешел под власть сербского краля Стефана Душана. Ко времени до утверждения сербов в Охриде следует отнести и создание славянского перевода греческих служб Клименту (канонов Феофилакта и Хоматиа-на и стихир архиепископа Григория), сохранившегося в составе праздничной минеи XV в. из Струга (Македония).1
Каковы же были результаты усилий, направленных на пропаганду культа св. Климента в том понимании, какое ему было придано охридскими архиепископами? Какое воздействие оказали созданные ими тексты на окружающий славянский мир?
Уже язык, на котором были написаны эти произведения, способствовал тому, что они стали распространяться прежде всего в греческой среде. Помимо рукописи Краткого Жития в сборнике из Охрида, вывезенном В. И. Григоровичем, тексты этого памятника сохранились в греческих рукописях, переписанных или сохранившихся в греческих монастырях на Святой Горе 1 2. Что касается славянского перевода канонов Клименту и его Краткого Жития, то в настоящее время известно лишь два списка этого
1 Перевод опубликован в издании: Баласчев Г. Климент...
2 О списках Краткого Жития Климента см.: Дуйчев И. Краткого житие... С. 165.
памятника Ч Старания охридских архиепископов по распространению культа св. Климента также, по-видимому, остались безуспешными. Как показало исследование, память св. Климента встречается в месяцесловах лишь тех рукописей XIII-XV вв., которые были переписаны в Македонии.1 2
Традиция о деятельности Климента Охридского, направленной на развитие славянской письменной традиции, и в дальнейшем сохранялась в среде греческого клира, связанного с охридской кафедрой, и в греческих монастырях на Святой Горе. В 1742 г. по инициативе клира монастыря св. Наума в Охриде и типографа Григория Констандиниса была предпринята попытка собрать в одном печатном издании все материалы о святых патронах охридской кафедры. В издание, посвященное охридскому архиепископу Иоасафу, были включены Пространное Житие Климента и каноны в его честь, написанные Димитрием Хоматианом и Константином Каваси-лой3. Лишь в 1823 г. в Буде появилось сербское сочинение о создании славянской письменности, в котором было широко использовано Пространное
1 Дуйчев И. Краткото житие... С. 167.
2 Райков Б. Ранни календарни вести за Климент Ох-ридски // Климент Охридски. Сборник на статии по случай 1050 години от смъртта му. София. 1966. С. 323-325.
3 Об этом и других мосхопольских изданиях см. Реу-fuss М. D. Die Drakerei von Moscopolis 1731-1769. Buch-druck und Heiligenverehrung im Erzbistum Ohrida. Wien. 1989.
Житие Климента \ С этого времени началось возвращение традиции о Клименте в ту среду, в которой и для которой она первоначально была создана.
1 Истиннаиа повесть о Кирилле и Мефодии и о изобретении богоданных кириллических и словенских называемых письмен, составлена елински от св. Феофил акта архиепископа болгарскаго, обретаема же есть в святом Монастыре Хиландарском и во всех прочих Святыя Горы Монастырех, переведена же некоим родолюбцем на про-сть1и словеносербский езык. В Будине граде. 1823 г.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПОСЛЕ КЛИМЕНТА И НАУМА
(СЛАВЯНСКАЯ ПИСЬМЕННОСТЬ НА ТЕРРИТОРИИ
ОХРИДСКОЙ АРХИЕПИСКОПИИ В X - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIII в.)
Судьбы славянской письменности в западной части Первого Болгарского царства и на сопредельных территориях (прежде всего в сербских землях) в X -первой половине XIII в. представляют весьма сложную и неоднородную картину. Уместнее, пожалуй, говорить о фрагментах большой мозаики, реконструируемых с разной степенью допуска и условности с помощью исторических аналогий и в значительной мере с привлечением более позднего материала из-за плохой сохранности синхронного.
Условия для развития (а порой для существования) славянской письменности в регионе на протяжении этих трех веков не оставались неизменными. Исходя из церковно-политической истории Охрида и соседних епархий, можно выделить четыре периода разной продолжительности и значения:
1)	916-997 гг. Время, когда Охрид, будучи по традиции наиболее значительным культурным центром западной части Первого царства, а затем державы комитопулов, формально являлся лишь одной из епархий Болгарской автокефальной церкви.
2)	997-1037 гг. Охрид — центр Болгарской автокефальной церкви во главе с болгарином и с болгарским епископатом.
3)	1037-1180-е гг. Охрид — центр автокефальной церкви с греческим архиепископом во главе и с греческим епископатом.
4)	1180-е гг.- 1230 г. Сокращение территории, подвластной архиепископии, за счет сербских и северо-западных болгарских областей, вошедших в державу Неманичей и Второе Болгарское царство, политическое разделение территории архиепископии после захвата Константинополя крестоносцами и возникновения Латинской империи (1204)1. Условно верхней гранью можно считать завоевание Македонии Иваном Асенем II (1230).
Самыми темными из выделенных периодов (несмотря на несомненно благоприятные условия развития славянской культуры в Первом царстве и в державе комитопулов) оказываются первые два.
1 О политической истории региона в X-XI вв. см.: Сне гаРов И. История... Т. 1. С. 52-161. Разумеется, такое Деление довольно условно. Применительно к болгарской Политической и культурной истории более значительный и определенный нижний рубеж составляет окончание царствования Симеона (927).
На протяжении всего X столетия — после смерти Наума (910) и Климента (916) — исследователи не связывают специально с Охридом сколь-либо значительных литературных трудов. Известные в настоящее время агиографические и гимнографический тексты — славянские жития Климента и Наума и служба Клименту — скорее подводят итог предшествующему периоду (в этом смысле чрезвычайно показательна стилистическая близость службы Клименту творениям самого охридского епископа)1. Впрочем, заметный спад литературной активности не является для эпохи преемников царя Симеона специфической особенностью Охрида, а характерен для всей Болгарии. Основная разница между «золотым веком Симеона» и последующей эпохой состоит не столько в числе известных исследователям имен авторов и переводчиков (число которых сравнительно невелико и для первой из этих эпох), сколько в количестве, объеме и характере надежно датируемых и атрибутируемых памятников. Хотя уменьшение числа имен также заметно. В сущности, для периода второй четверти — конца X в. можно назвать лишь четверых авторов — Петра Черноризца (отождествляемого исследователями с царем Петром)1 2,
1 Как отмечал еще Й. Иванов, «если бы не знать, что это служба Клименту, ее приписали бы его перу: настолько она пропитана его приемами и стилистическими особенностями» (Иванов Й. Български старини... С. 323. См. также: Станчев К., Попов Г, Климент... С. 12-13.
2 Новейшие исследования, посвященные личности и творчеству Петра Черноризца: Павлова Р. Петър Черно-
Козьму Пресвитера1, попа Иеремию, составившего апокрифическую компиляцию о крестном древе * 1 2, и его критика Афанасия, мниха Иерусалимского 3 (впрочем, не исключено, что последний писал уже в XI в.). Из них большие тексты написаны лишь Петром (цикл из четырех поучений и молитва) и Козьмой («Беседа на новоявившуюся ересь Богумилову»). Из анонимных произведений к этому добавляются служба царю Петру, написанная, несомненно, вскоре после его смерти и сохранившаяся фрагментарно4, и (в своей основе) служба на успение Иоанна Рыльского (18 августа)5.
Прозаические тексты, написанные в постсимео-новскую эпоху, носят внелитургический характер, службы посвящены национальным святым. Все это, несомненно, свидетельствует, что процесс формирования славянской литературы как славяноязычного аналога византийской церковной литературы (в которой литургические и паралитургические (похвальные слова и поучения) тексты занимают центральное
ризец — старобългарски писател от X век. София, 1994 (Кирило-Методиевски студии. Кн. 9); Димитров П. Петър Черноризец. Велико Търново, 1995.
1 О Козьме Пресвитере и его сочинении подробнее см.: Бегунов Ю. К. Козма Пресвитер в славянских литературах. София, 1975.
2 Кирило-Методиевска енциклопедия. Т. 2, София. *995. С. 146-150.
3 См.: Георгиев Е, Литература на изострени борби в сРедневековна България. София, 1966. С. 300-305.
4 О ней см.: Иванов Й. Български старини... С. 383-393.
5 Там же. С. 245-258.
место) завершился в Болгарии уже в эпоху Симеона усилиями учеников славянских апостолов и их ближайших последователей и преемников.
Сходная картина (хотя и обусловленная целым рядом специфических обстоятельств) наблюдается и в области переводов. Тексты, переводы которых с греческого можно хотя бы условно отнести к рассматриваемому времени, представляют собой не только внелитургические, но и просто неканонические памятники. Речь идет об апокрифах, широкое проникновение которых в древнеболгарскую книжность принято связывать с распространением в X в. учения богомилов. Независимо от оценки наличия в каждом конкретном тексте элементов дуалистического учения, появление таких текстов свидетельствует об изменении состава переводчиков. Вместо достаточно сплоченного кружка эрудитов-единомышленников, творящих новую литературу, на исторической сцене появляются представители низшего клира, знающие литературный славянский и в какой-то мере греческий язык, но не слишком четко представляющие грань между каноническими и неканоническими памятниками, считающие святым едва ли не любой текст, в котором речь идет о персонажах Ветхого и Нового Заветов и христианской истории. На протяжении средневековья этот слой, как известно, во всех христианских странах традиционно представлял благодатную почву для распространения ересей.
В то же время на стыке «золотого века Симеона» и времени его преемников в развитии славянской
книжности Болгарии несомненно ощущается лаку, на и пауза, при этом достаточно продолжительная, поскольку сочинения Петра Черноризца (не говоря уже о Козьме Пресвитере) в известном смысле подводят итог царствованию Петра. Большой хронологический разрыв между дошедшими памятниками достаточно обычен для средневековых православных славянских литератур раннего периода (до XV в.); исключение составляют скорее активные эпохи, подобные «золотому веку». Однако остается неясным, что скрывается за этой паузой (общее состояние источников по болгарской истории не позволяет надеяться на однозначный ответ и в будущем) — незаметная повседневная работа по распространению достижений «золотого века» вширь и вглубь либо усталость и апатия общества, порожденные многолетним перенапряжением сил страны для реализации болгаро-греческой утопии Симеона.
Лишь немногим больше можно сказать и о втором периоде, для которого из памятников письменности известны в настоящее время лишь три надписи: царя Самуила 993 г.1 (хронологически она относится еще к предшествующему периоду), Варош-ская 997 г.1 2 и Битольская царя Иоанна-Владислава
1 См.: Лавров П. А. Палеографическое обозрение кирилловского письма. Пг., 1914 (ЭСФ. Вып. 4.1). С. 22-26, сн. 23; Иванов Й. Български старики... С. 43-25. Библиография: Смядовски С, Българска кирилска епи-графика. IX-XV век. София, 1993. С. 202-203.
2 Иванов Й. Български старики... С. 26-28. Библиография: Смядовски С. Българска кирилска епиграфика... С. 191.
1015-1016 гг.1 Это молчание эпохи можно было бы традиционно объяснить уничтожением победителями-византийцами литературных памятников, связанных со ставшими одиозными именами побежденных, но такое предположение вполне может быть излишним. Летописный жанр (а уничтожению, либо — в качестве высочайшей милости— «спецхранению», должны были в первую очередь подвергаться летописи, как памятник наиболее идеологизированный и политизированный) не получил сколь-либо заметного развития у православных балканских славян. В Сербии его формирование приходится на последнюю четверть XIV в.1 2, в Болгарии же он (за исключением Анонимной хроники XV в.)3 по существу не вышел за пределы отдельных известий в записях на книгах или в памятных надписях4. В типологическом плане для понимания ситуации показательно полное литературное молчание более благополучных в историческом отношении эпох и регионов. Абсолютно отсутствие литературного творчества в достаточно продолжительной (почти трехвековой) истории Боснии, за исключением разве что скромных
1 Займов Й. Битолски надпис на Иван Владислав, са-модържец български. Старобългарски паметник от 1015-1016 г. София, 1970; Смядовски С. Българска кирилска епиграфика. С. 190.
2 Padojuuh Ъ. С. Доба постанка и разво] старих српских родослова // Историски гласник, 1948. № 2. С. 21-36.
3 См.: Каймакамова М. Българска средневековна ис-ториопис. София, 1990. С. 77-87.
4 Там же. С. 89-106.
документальных аренг (и это при достаточно развитой канцелярской культуре)1. Плохо сопоставимы с политическими успехами династии Асенидов число и объем литературных памятников первого столетия существования Второго Болгарского царства1 2. История сербской литературы и полномасштабное прославление деятельности основателя державы Неманичей начинается во время (и силами) его детей 3. Державе комитопулов история не отпустила желанного долголетия, поэтому историко-литературный итог ее существования был, по всей видимости, довольно скромным — скорее всего те же градо- и храмозданные и мемориальные надписи с похвалами правителям и иерархам и аренги грамот (разумеется, это не уменьшает для исследователя сожаления об утратах).
Неизвестно, сформировалась ли в державе комитопулов, сознававшей и декларировавшей свою пре
1 См.: Этническое самосознание славянских народов в XV столетии. М., 1995. С. 188-189.
2 Впрочем, в данном случае о полноте сохранившегося корпуса говорить достаточно трудно, поскольку почти вся вторая половина XIII столетия из-за усобиц и постоянных татарских набегов мало способствовала не только развитию, но и поддержанию определенного уровня церковной и культурной жизни в стране (о корпусе этих памятников см.: Българска литература и книжнина през XIII в. София, 1987).
3 См.: Кашанин М. Српска ктьижевност у среднем веку. Београд, 1975. С. 111-151; БогдановиК Д. Исторща старе сРпске ктьижевности. Београд, 1980. С. 141-154.
емственность от единого Первого Болгарского царства, идея национального пантеона христианских святых, подобно пантеону сербской державы в XIV-XV вв., получившему даже зримое воплощение в композиции «Лоза Неманина», или тырновскому пантеону XIII-XIV столетий. Практика «национализации» почитаемых святых, столь распространенная в Болгарии первых Асенидов, когда в конце XII -первой половине XIII в. в Тырнов были перенесены мощи греческих святых Параскевы Эпиватской, Илариона, епископа Мегленского (Мыгленского), Филофеи Темничской и Иоанна, епископа Поливот-ского1, не была чужда и комитопулам. Царь Самуил в 986 г. перенес из Лариссы в Фессалии мощи епископа Ахиллия, ставшего с тех пор покровителем Охрида1 2. Можно, однако, утверждать, что кодифицирован (путем внесения в месяцесловы литургических книг) такой пантеон не был. Не знала подобной кодификации, по всей видимости, и церковная
1 В состав этого тырновского пантеона, созданного в основном за счет военных трофеев первых Асенидов, вошел также Иоанн Рыльский, чьи мощи были еще в 1195 г. перенесены в новую столицу, и святой воин Михаил из Потуки, которому легендарная и агиографическая традиция приписывают болгарское присхождение. См: Българска литература... С. 205, 209-214, 234.
2 ГолубовиН-Суботин Т. Култ светог Ахилща Ларис -ког // Зборник радова Византолошког института, Бео-град. 1987, кн. 26. С. 21-23. См.: Василев Jb. Нов податак о времену настанка Асеманищвог еван1)ел>//Археограф-ски прилози, 1989-1990. Кн. 10-11. С. 14-15.
практика единого Болгарского царства. Для Западноболгарского царства комитопулов это устанавливается на основании сопоставления месяцесловов западноболгарских и сербских рукописей XI - первой половины XIV в., отражающих древнюю традицию. Для единого царства это можно заключить из сравнения месяцесловов южнославянских и древнерусских рукописей, восходящих к восточноболгарской традиции X в.1 Полного набора болгарских святых
1 В месяцесловах восточнославянских рукописей XI-XIV вв. изредка встречается память Иоанна Экзарха (РГАДА, собр. Московской Синодальной Типографии, № 1. Евангелие тетр, XII в. л. 190 об — см.: Каталог славянорусских рукописных книг XI-XIV вв., хранящихся в ЦГАДА СССР. М., 1988, 4.1. С. 56, № 12), чья жизнь и деятельность связаны с Преславом, но неизвестны памяти Климента Охридского и царя Петра, входящие в рукописи болгарской и сербской традиции. Данное обстоятельство, вероятнее всего, объясняется тем, что почитание Климента изначально было связано с западными епархиями, вошедшими позднее в состав Охридской архиепископии, а память Петра, умершего в в 969 г., не успела до византийского завоевания распространиться в восточноболгарских рукописях, отразившихся в древнерусских списках (О почитании Климента и царя Петра у южных славян см.: Павлович Jb. Култови лица код Срба и Македо-иаца: Исторщско-етнографска расправа. Смедерево, 1965. С. 11-16; Павлова Р. Петър Черноризец... С. 23-26. О месяцесловах древнейших русских рукописей см.: Сергий, аРхиеп. (Спасский). Полный месяцеслов Востока. Владимир, 1901. Изд. 2. Т. 1-2 (репринт: М. 1997, Т. 1-3); Невоструев К. И. Исследование о Евангелии, писанном
эпохи Первого царства, о разрушении которого в течение времени можно было бы говорить (хотя вообще
для Новгородского князя Мстислава Владимировича в начале XII века, в сличении с Остромировым списком, Га-личским и двумя другими XII и одним XIII века // Мстиславово Евангелие XII в. / Исследования. М., 1997. С. 350-571.
Еще одна память, обычно определяемая в литературе как болгарская и встречающаяся в древнерусских месяцесловах, является исследовательской фикцией, обросшей значительной историографией. Это память Григория, епископа Мисийского (Мизского), читающаяся в месяцеслове Остромирова Евангелия под 8 января («память святааго Григора епископа Мусии»; в искаженном виде помещена также в Охридском апостоле конца XII в. — «Память святому Григорию, епископу и Моисею» — см.: Ангелов Б. Ст. Към въпроса за книжовното дело на презвитер Григорий Мних // Старобългарска литература, 1978, Кн. 3. С. 50). К. И. Невоструев (Исследование... С. 423-424) предположительно отождествлял этого Григория с переводчиком эпохи царя Симеона, позднее возведенным в епископский сан и по смерти канонизированным. Позже то же мнение было высказано А. И. Соболевским (К истории церковнославянской учительной проповеди // ИОРЯС. 1908, Т. 13, Кн. 4. С. 267) и в наши дни поддержано Б. Ст. Ангеловым (Към вопроса... С. 48-53). Архиепископ Сергий относил кончину этого Григория к началу XI в. (1012 г.), т. е. уже ко времени византийского владычества в восточной Болгарии (Сергий. Полный месяцеслов... Т. 1. С. 116; Т. 2. С. 8). Вообще наименование епископа автокефальной Болгарской церкви «Мисийским» (при том, что Мисия в византийских источниках это Болгария) представляется весьма маловероятным. Естественнее было
нет оснований для предположений о сознательной цензуре месяцесловов по национальному признаку), нет ни в одном из кодексов, включая самые древние \ Больше оснований говорить о местном (епархиаль-
бы видеть в нем греческого архиерея одной из мизийских провинций доболгарского периода (т. е. до 681 г.). Но, вероятно, дело обстоит еще проще. Другие рукописи содержат память епископа (или архиепископа) Григория под 10 января (такое колебание в датах вещь для ранних рукописей вполне допустимая, особенно учитывая числовое значение буквы И — 20 и 10 в глаголице, 8 и 10 в кириллице). Таковы например, Мстиславово Евангелие нач. XII в.; месяцеслов Румянцевского Обихода начала XIV в., Пролог Константина Мокисийского (в разных списках XII-XIV вв.) и др. (указание Б. Ст. Ангелова, что в Мстиславовом Евангелии упомянут Григорий Мисийский (с. 50) — ошибочно). В этих памятях Григорий назван епископом Нисийским, Нусийским, или Ноусийским, т. е. речь идет об одном из Отцов Церкви, младшем брате Василия Великого, умершем после 394 г. Осмысление прозвища «Нисийский» или «Нусийский» как «Мисийский» скорее всего произошло в Болгарии, но к болгарской истории этот факт можно отнести лишь в качестве курьеза.
1 Скоморохова-Вентурини Л. Месяцеслов как памятник языка и культуры // Полата кънигописьная. Nijmegen, 1985, № 14-15; Коцева Е., Атанасов А, Цариградският Месяцеслов от X век и календари в български писмени памятници // Хиляда и осемдесет години от смъртта на Св. Наум Охридски. София, 1993; Ковязина Н. Месяцеслов славянского апракосного Евангеля XI-XVI вв. сентябрь // Paiaeobulgarica, 1997, №3.0 составе месяцесловов древнейших южнославянских рукописей см.: Сергий. Полный месяцеслов...Т. 1.; а также: Кирило-методиевска
ном) охридском пантеоне, с достаточной полнотой представленном в месяцеслове Ассеманиева Евангелия (см. выше), но даже в нем нет памяти Наума Охридского, чье почитание долгое время носило, очевидно, сугубо локальный характер.
Давно отмеченной особенностью развития славянской письменной традиции западных областей Первого царства, вошедших позднее в Охридскую архиепископию (патриархат), является продолжительное (сравнительно с Восточной Болгарией) использование глаголического алфавита наряду с кириллическим. Активное применение глаголицы в качестве книжного письма продолжалось здесь по крайней мере до XII в. (более точные датировки невозможны, поскольку глаголические рукописи, содержащие дату написания, неизвестны). К этому столетию относится средняя часть Зографского Евангелия (л. 41-57)1 и новонайденная Псалтырь Димитрия (Синай, Слав. 3/Н)* 1 2, рубежом XI-XII столетий датируются Буда
енциклопедия. София. 1985. Т. 1. («Вести за Кирил и Методий»); 1995. Т. 2. («Йоан Екзарх», «Месяцеслов», «Климент Охридски»). Идея преемственности от единого Болгарского царства нашла в церковной практике державы комитопулов выражение в распространении и поддержании культа царя Петра.
1 Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР / XI-XIII вв. (далее — СК). М., 1984. С. 59. № 15.
2 Tarnanidis J. С, The Slavonic Manuscripts Discovered in 1975 at St. Catharine’s Monastery on Mount Sinai. Thessaloniki, 1988. P. 91-100.
пештский глаголический отрывок, содержащий фрагмент Жития Симеона Столпника1, отрывок Минеи из числа найденных на Синае в 1975 г. рукописей (Слав. 4/Н)1 2 и, возможно, найденный там же Миссал, содержащий фрагменты Литургии апостола Петра (Слав.5/Н)3. В более позднее время встречаются лишь фрагменты текста, отдельные фразы и слова, написанные глаголицей в кириллических рукописях (что в ряде случаев свидетельствует, вероятно, о копировании глаголических материалов). Наиболее заметны такие следы в Охридском Апостоле конца XII в. (РГБ, собр. В. И. Григоровича, № 13/M. 1695)4, Битольской Триоди первой половины (начала?) XIII в. (София, Библиотека Болгарской АН, № 38)5
1 Райнхарт Й. М., Турилов А. А, Будапештский глаголический отрывок: древнейший славянский список Жития Симеона Столпника // Slovo, 1990, Кп. 39-40.
2 Tarnanidis J. С. The Slavonic Manuscripts... Р.100-102, 103-108. О Литургии апостола Петра в рукописи см.: Паренти С. Глаголический список римско-византийской литургии св. Петра // Palaeobulgarica, 1994, № 4. Schaeken J. Vorlaufige Bemerkungen zum neuentdeckten glagoliti-schen Missale Sinaiticum // Die Welt der Slaven, 1989, Bd. 34.
3 Ibid.
4 CK № 109. C. 136-137. Образцы глаголического письма см.: Лавров П, А. Палеографические снимки с югославянских рукописей болгарского и сербского письма. Спб. 1905. Вып. 1. XI-XIV вв. Табл. 11, 12.
5 Описание рукописи см.: Кодов Хр. Опис на славянски-Те ръкописи в Библиотеката на Българската Академия на Науките. София, 1969. С. 62-75 (здесь же публикация Набором всех глаголических приписок). Снимки образцов
и Триоди Шафарика второй четверти того же столетия (РНБ, F.n.1.74)1.
Возможно также, что косвенным указанием на время прекращения активного использования глаголицы в книгописании служат ранние примеры кириллических рукописей, написанных по глаголическому палимпсесту * 1 2. Таковы Боннское Евангелие (РГБ, собр. Григоровича, № 8/М.1690), в котором верхний кириллический текст датируется первой половиной (или серединой) XIII в.,3 и младшая часть Синайского сборника (РНБ, Q.n.L64), где верхнее письмо среднеболгарского текста датируется, вероятнее всего, второй половиной этого столетия или рубежом XIII-XIV вв.4
О том, что глаголица выходит к концу XII в. из активного употребления, свидетельствует и тот факт, что письменная культура самых западных славян
глаголицы: Попов Г. Триодни произведения... Таб. 20, 22, 33, 42, 51, 52, 56, 78, 88-9, 95.
1 СК, № 222. С. 240-241. Снимки образцов глаголицы: Карийский Н. М, Образцы глаголицы. Спб., 1908. Таб. 13.
2 Наиболее полная сводка сведений о славянских палимпсестах содержится в работе: Кръстанов Т. Славян-ските палимпсести // Описание и каталогизирование средневековых рукописей. София, 1984 (=Balcanica III. Etudes et documents 3).
3 CK № 191. C. 216-218; Добрев И. Глаголически текст на Боянския палимпсест. Старобългарски паметник от края на XI в. София. 1972.
4 СК № 305. С. 276, 277.
ских областей, связанных с охридской традицией — Сербии и Боснии (граничащих, что немаловажно, с последним оплотом глаголицы в Далмации и Хорватии), развивается в это время как чисто кириллическая. На это указывают (хотя и немногочисленные) дошедшие памятники: Мирославово (между 1180 и 1190 гг.) и Вуканово (ок. 1200 г.) Евангелия и Житие Иоанна Богослова XII в. (БАН, 24.4.18)1 для Сербии, грамота бана Кулина 1187 г. и две надписи его времени 1 2 для Боснии. При этом трудно сказать, имела ли место конфессиональная дифференциация алфавитов (кириллица — письмо православных, глаголица — католиков), поскольку Босния была подвластна католическим государям (венгерским королям), а кириллическая письменность (правда, только в документальных памятниках) бытовала в католической Далмации на протяжении всего средневековья 3 4.
При этом не вызывает сомнений, что пассивное употребление глаголицы (использование глаголических книг в православном церковном обиходе) сохранялось значительно дольше. На это ясно указывает судьба глаголических кодексов, несущих на себе
1 СК № 73. С. 113. Образец почерка: Пергаменные рукописи Библиотеки Академии наук СССР: Описание Русских и славянских рукописей XI-XVI вв. Л., 1970. Рис. 8.
2 'Boptjuh П. Исторща српске Ьирилице: Палеографско-Филолошки прилози. Београд, 1987. Изд. 2. С. 67. Табл. 30, 31.
3 Там же. С. 146-154.
4 Зак
следы несомненного бытования и использования в кириллической среде. ХП-ХШ столетиями датируются кириллические приписки и дополнения Зографско-го Евангелия1, к этому же времени относятся календарные и прогностические приписки Ассеманиева Евангелия 1 2. В Мариинском Евангелии помимо литургических помет XIII-XIV вв. имеется и кириллический лист, написанный взамен утраченного глаголического в XIV в.3 Литургическая приписка на поле сербским уставом XIII-XIV вв., относящаяся к глаголическому тексту XI в., читается в Хлудовском глаголическом палимпсесте (ГИМ, собр. А. И. Хлудова, № 117, л. 11 об.)4. Со временем сфера употребления глаголицы еще более сокращается, сводясь к роли своеобразной тайнописи (или свидетельства эрудиции книгописца) в приписках и пометах
1 СК. № 15. С. 59. Палеографическое описание и снимки см.: Лавров П.А. Палеографическое обозрение... С. 72-79.
2 Палеографическое описание см. там же, с. 76-80. Образцы почерков: Асеманиево Евангелие: Факсимилно издание. София, 1981.
3 См.: Тихомиров Н, Б. Каталог русских и славянских пергаменных рукописей XI-XII вв., хранящихся в Отделе рукописей ГБЛ // Записки Отдела рукописей ГБЛ. 1962, вып. 25. С. 144, 146; СК № 14. С. 54-55.
4 См.: Щепкина М. В., Протасъева Т. Н., Костюхина Л. М., Голышенко В. С. Описание пергаментных рукописей Государственного исторического музея // Археографический ежегодник за 1965 г. М., 1966. Ч. 2. (Рукописи болгарские, сербские, молдавские). С. 287-288. (Датировка глаголического письма и приписки моя. — А. Т.)
писцов \ Но эта область ее употребления не является уже чисто южнославянской спецификой — в этой роли глаголический алфавит выступает (при этом достаточно рано) и в восточнославянской письменности XI-XIII в.1 2
Напротив, в ранних памятниках западноболгарской и сербской эпиграфики случаи употребления глаголицы (в отличие от книгописания) почти неизвестны. Все ранние надписи (Самуила 993 г., Варош-ская996 г., Битольская 1015-1016 г., темническая XI в.3, жупана Горда4 начала XII в.) написаны кириллицей. Исключение составляет лишь не прочитанная полностью надпись со смешанной (глаголической и кириллической) графикой из церкви св. Архангелов в монастыре св. Наума на берегу Охридского озера5. Однако во всех указанных случаях, кроме Варошской надписи, речь идет о монументальных надписях, призванных, возможно, в какой-то мере демонстрировать преемственность преславской традиции. Ранние памятники бытовой эпиграфики, найденные за последнее время в значительном
1 См.: Сперанский М. Н. Тайнопись в юго-славянских и русских памятниках письма. Л., 1929 (Энциклопедия славянской филологии. Вып. 4.2). С. 4.6
2 Там же. С. 59-63.
3 CmojaHoeuh Jb. ТемниЬки натпис X-XI в. // ^жно-словенски фцлолог. 1913. № 1-2. С. 4.-20; bopljuhn. KcTopnja. С. 45. Табл. 13.
4 См.: bopfiuh П, Исторща. С. 67. Таб. 26.
5 См.: Иванов Й, Български старики... С. 53. № 40; Смядовски С. Българска кирилска епиграфика... С. 93.
количестве в Восточной Болгарии \ в Македонии и Сербии пока не обнаружены, но они, в случае открытия, могут кардинальным образом изменить картину (правда, для этого нужны находки масштабов Равненского монастырского комплекса).
Консерватизм традиции охридского культурного центра в отношении употребления глаголицы и длительный процесс полной замены ее кириллицей объясняются, вероятно, спецификой историко-культурной ситуации, сложившейся в результате постепенной утраты этим центром на протяжении X в. положения второй культурной столицы при сохранении большого «запаса прочности» от предшествующего периода. Едва ли в эпоху комитопулов и в начале византийского владычества существенную роль в этом отношении играло противопоставление глаголицы кириллице как письму «греческому» по облику — свидетельства памятников официальной эпиграфики такой гипотезы не подтверждают. Но на протяжении Х1-ХП вв. известную роль в консервации глаголической письменной традиции могла
1 О них см.: Попконстантинов К, Новооткрити старо-българските надписи от X век в североизточна България // Славянска палеография и дипломатика. София, 1980; Он же. Старобългарската епиграфика през последните 10 години (1974-1984) // Археология, 1984, № 4; Он же. Распространение на старобългарската писменост през IX-X вв. (По епиграфски данни) // Старобългарска литература, 1985, кн. 17; Константинова В. Бележки връху няколко старобългарски надписа // Език и литература, 1986, № 5.
сыграть децентрализация славянской культурной жизни в регионе (о чем ниже)1.
1 Известную аналогию затянувшемуся употреблению глаголицы в качестве книжного письма в охридском регионе обнаруживает (правда, в более скромных масштабах) письменная традиция Новгорода и Пскова в XV в. Здесь в эпоху «второго южнославянского влияния», распространения южнославянских по происхождению полууставных почерков, среднеболгарской орфографии, балканского и неовизантийского стилей книжной орнаментики, довольно долго продолжают существовать старые уставные и полууставные почерки, отражающие местную традицию XIV в. Тексты, написанные ими, сохраняют, как правило, традиционную восточнославянскую орфографию без следов южнославянской. Процесс распространения «второго южнославянского влияния» в графике, орфографии и книжной орнаментике задержался здесь по отношению к фактическому центру митрополии — Москве (ранние московские памятники, последовательно отражающие «влияние», относятся к рубежу первого и второго десятилетий XV в., новгородские же — К концу 1420-х гг.) и продолжался около полувека (см.: Ту рилов А. А. О времени и месте создания пергаменного «Евангелия Мемнона книгописца» // Информационный бюллетень МАИРСК. М., 1992. Вып. 26. С. 24-29), при этом старые почерки употребляются как в книгописании, так и в документальных памятниках (примером чему Двинские грамоты середины XV в., берестяные грамоты), пРавда, их употребление все более провинциализируется и маргинализйруется в культурном отношении, так что падение независимости Новгорода едва ли сыграло в этом пРоцессе сколь-либо значительную роль. Меньшая продолжительность переходного периода в случае с Новгородом
Для взвешенной оценки культурно-исторической ситуации в Охриде и его епархии в X-XI вв. решающее значение имеет датировка древнейших сохранившихся рукописей, как входящих в классический канон старославянских памятников (X-XI вв.), так и старших из среднеболгарских (XII в.), поскольку болгарские кодексы с указанием на время и место создания известны лишь с первой половины XIII в. (Болонская псалтырь 1230-1241 гг.).
Канонический корпус старославянских памятников X-XI вв. включает в себя основном кодексы, не менее столетия известные в науке, при этом как целые кодексы значительного объема, так и небольшие фрагменты. Из числа южнославянских глаголических * 1 — это Ассеманиево Евангелие-апракос и Зо-
и Псковом объясняется, скорее всего, тем, что смена типа письма требует меньше времени, чем переход на другую азбуку.
1 Помимо бесспорно южнославянских рукописей в состав старославянского канона входят и два глаголических памятника западнославянского происхождения: «Киевские глаголические листки» (отрывок Мисала X-XI вв. — СК XI-XIII, № 1) и «Пражские глаголические листки» (богослужебные отрывки) XI в. (см.: Грунский Н. К. Пражские глаголические отрывки. Спб., 1905 (=Памятникй старославянского языка. Вып.1); Hannick Ch. Der liturgische Standort der Prager glagolitischen Fragmente // Litterae slavicae me-dii aevi / Francisco Venceslao Mares Sexegenario Oblatae. Munchen, 1985). Впрочем, в последнее время приведены убедительные доказательства того, что первая страница Киевских листков (содержащая более позднюю приписку) переписана в Далмации, вероятнее всего, писцом Синайского
графское и Мариинское Евангелия-тетр, Синайский Требник (Евхологий)1, Синайский служебник (Мис-сал?)* 1 2, Сборник Клоца3, Рыльские глаголические листки (отрывки Паренесиса Ефрема Сирина)4, Охридские листки («Охридское Евангелие»)5, Синайская глаголическая псалтырь6. За последнее время
служебника. См.: Pantelic М. О Kijevskim i Sinajskim listi-cima // Slovo, 1985, № 35. S. 5-55.
1 РНБ. Глаг. 3 (CK № 36); Синай, библиотека монастыря Св. Екатерины, № Слав. 37/0 и 1/Н (см. Tarnani-disJ.C. The Slavonic Manuscripts... P. 65-86, 219-281 (фототипическое издание текста новонайденной части)).
2 БАН, 24.4.8 / Срезн. 55 (СК № 34);РНБ, Глаг. 2 (СК № 35). По всей вероятности, листки происходят из найденного в 1975 г. в монастыре св. Екатерины кодекса Слав. 5/Н. (Ibid, Р. 103-108, табл. 9-10)
3 Памятник издан: [Dostal A.] Clozianus / Staroslovensky ghlaholsky sbornik Tridentsky a Insbrucky. Praha, 1959.
4 БАН, 24.4.15 /Срезн.62 (СК № 25); Рыльский монастырь № 36/6 (Христова Б., Караджова Д., Икономова А. Български ръкописи от X до XVIII век, запазени в Бълга-Рия / Своден каталог. София, 1982. Т. 1. С. 19-20, № 2). Снимки почерка см.: Гошев И. Рилски глаголически листве. София, 1956.
5 Одесская государственная научная библиотека, № 1/2 (СК № 13). Снимки почерка: Ильинский Г, А. Охридские глаголические листки. Пг., 1915 (Памятники старославянского языка. Т. 3. Вып. 2).
6 Синай, монастырь Св. Екатерины, № Слав. 38/0 и 2/Н. Описание и издание части 38/0: Северьянов С. Синайская Псалтырь. Глаголический памятник XI в. Пг., 1922 (Памятники старо-славянского языка. Вып. 4.; репринт — ^Рац, 1954); Altbauer М. Psalterium Sinaiticum: An 11th
корпус расширился за счет прочитанных палимпсестов: Боннского1 и Зографского (на младших листах Зографского Евангелия)* 1 2. Вероятнее всего, после прочтения в этот корпус войдет Хлудовский палимпсест, содержащий Минею Праздничную3. Хронологически к этому корпусу примыкают недостаточно изученные пока Псалтырь и отрывок Минеи из синайских находок 1975 г.4 и Будапештский глаголический отрывок 5. Буквально в последние дни корпус древнейших глаголических памятников неожиданно пополнился большой (138 л.) рукописью, доселе совершенно неизвестной в науке. Это Псалтырь, выставленная на продажу на аукционе антикварной фирмы «Сотбис» в Лондоне весной 1998 г. В аукционном каталоге кодекс осторожно датирован ХП-ХШ в., однако, судя по снимкам6, ничто не
Century Glagolitic Manuscript from St. Catherine’s Monastery, Mt. Sinai. Skopje, 1971; Описание и фототипическое издание части Слав. 2/Н, найденной в 1975 г. — Тагпа-nidis J. С. The Slavonic Manuscripts... Р. 87-91, 249-291.
1 См. примеч. 2 на с. 94.
2 См.: Добрев И. Палимпсестовите части на Зограф-ското евангелие // Константин-Кирил Философ: Доклади от симпозиума, посветен на 1100-годишната на смъртта му. София, 1971. С. 157-164.
3 См. примеч. 3 на с. 96.
4 Tarnanidis J. С. The Slavonic Manuscripts... Р. 91" 100 (Псалтырь), 100-102 (Минея).
5 См. примеч. 1 на с. 90.
6 Благодарю коллегу проф. К. М. Макроберт за присланные снимки образцов глаголических и кириллических почерков нового памятника.
мешает датировке не позднее рубежа XI-XII вв. (или, в крайнем случае, раннего XII в.). За древность говорит и характер размещения письма на строке, а точнее под строкой — это висячая (или подвешенная) глаголица. Иллюминация рукописи, необыкновенно богатая для глаголической традиции, находит самые близкие аналогии в Ассеманиевом Евангелии (сочетание большой заставки и монументального письма на первом титульном листе, инициалы с «портретами» в петлях букв, сходный рисунок других инициалов), хотя эти рукописи несомненно написаны разными писцами — новая Псалтырь по письму ближе к почеркам Синайской псалтыри XI в. Новый памятник имеет немаловажное значение и для датировки выхода из употребления глаголицы. Ряд псалмов в кодексе имеет надписания, сделанные на полях кириллическими почерками XII в., чрезвычайно архаичными, напоминающими старшие кириллические приписки Зографского Евангелия и даже в какой-то мере Саввину книгу и Ватиканский кириллический палимпсест (в орфографии употребляется только Ъ, оба «юса», не встречается «е» йотированное).
Из числа кириллических рукописей это Саввина книга (Евангелие апракос краткий) сер(?) XI в.1
------
1 Традиционная датировка рукописи — рубеж X-XI вв. (СК № 2, с. 30j Каталог славяно-русских рукописных книг XI-XIV вв., хранящихся в ЦГАДА СССР. М., 1988. Вьш. 1. С. 23, № 1). Однако в настоящее время при подготовке рукописи к новому изданию О. А. Князевская установила, что в орфографии писца наблюдается постоянное
и Супрасльская рукопись (Минея Четья на март)1, а также ряд мелких отрывков: Листки Ундольско-го* 1 2, Зографские листки (отрывок сочинений Василия Великого)3, Хиландарские листки (отрывок Огласительных поучений Кирилла Иерусалимского)4. В наше время к ним прибавились Энинский Апостол (отрывок Апостола апракос)5 и Ватиканский палимпсест6, написанный едва ли не писцом Саввиной
смешение еров, выразившееся на письме в употреблении третьего, промежуточного знака для обозначения редуцированного. Это дает основание для датировки древнейшей части рукописи первой половиной или серединой XI в.
1 Кодекс издан целиком (параллельно фототипически и набором): Супрасълски или Ретков сборник. София, 1982-1983. Т. 1-2.
2 РГБ. собр. В. А. Ундольского, № 961 (СК № 11). Снимки почерка: Лавров П. А. Альбом снимков с югославянских рукописей болгарского и сербского письма. Спб., 1916 (ЭСФ. Вып. 4.1. Приложение). Табл. 4.
3 Библиотека монастыря Зограф на Афоне, № 281 (Райков Б., Кожухаров Ст., Миклас X., Кодов X, Каталог на славянските ръкописи в библотеката на Зографския ма-настир в Света Гора. София, 1994. С. 141, табл. 280).
4 ОГНБ, 1/1(СК, № 27. С. 70-71. Снимки почерка: Лавров П.А. Альбом... Табл. 3.)
5 См.: Мирчев К., Кодов Хр. Енински Апостол: Старо-български паметник от XI в. София, 1965; Енински Апостол: Факсимилно изд. / С предговор на X. Н. Кодов. София, 1983.
6 См.: Джурова А., Станчев К., Япунджич М. Опис на славянските ръкописи във Ватиканската библиотека.
книги — попом Саввой. Южнославянские исследователи относят к числу памятников XI в. также Триодь Кодова или Ресненскую Триодь (отрывки Триоди Постной)1.
Для южнославянских (болгарских и македонских) исследователей, как правило, характерно удревнение датировки старославянских (в большинстве своем древнеболгарских) памятников* 1 2. В последнее время эта тенденция усилилась в связи с открытием и изучением значительного числа эпиграфических памятников (прежде всего в монастырском комплексе
София, 1985. С. 196-201; Кръстанов Т, Български Ватикански палимпсест (Кирилско кратко изборно Евангелие от X в. в Cod. Vat./gr./2502//Palaeobulgarica, 1988. № 1. Характеристика украшений кодекса и убедительные аргументы в пользу его датировки XI в. см.: Musako-vaE. Der kyrillische Palimpsest in Cod.Vat. gr. 2502 und sein Geschmuck // Palaeobulgarica, 1994, № 1. Наборное издание прочитанного текста см.: Кръстанов Т., Тотма-нова А.-М., Добрев И. Ватиканско Евангелие, старобългар-ски кирилски апракос от X в. в палимпсестен кодекс. Vat. Gr. 2502. София, 1996.
1 Библиотека Болгарской АН, № 37, и НБКМ, № 47. См.: Цонев Б. Опис на ръкописните и старопечатните книги на Народната библиотека в София. София, 1919, № 203, С. 135. Табл. 14; Кодов X, Опис на славянските Рукописи в Библиотеката на БАН. София, 1969. С. 61-62. Табл. 16-17; Попов Г. Триодни произведения... С. 64, 69, № 3 и 31.
2 О традиционной датировке этих памятников см. на-пРимер: Старославянский словарь (по рукописям X-XI вв.). М., 1994. С. 13-24.
Равна в северо-восточной Болгарии)1, достаточно надежно датируемых X в. Исследование этих надписей в палеографическом и орфографическом отношении в совокупности с изучением памятников с од-ноеровой орфографией (т. е. таких, в которых для обозначения редуцированных употребляется лишь один из двух знаков — Ъ или Ь) привели ряд ученых к выводу о необходимости пересмотра традиционного взгляда на орфографические нормы болгарской письменности X в.1 2 Исходной, как известно, считалась система с употреблением знаков для обоих редуцированных и обоих носовых звуков (для последних — с йотованными вариантами), зафиксированная русскими списками XI в. (Остромирово Евангелие 1056 г., Изборник 1073 и 1076 гг., Архангельское Евангелие 1091/92 г., Златоструй Бычкова и Новгородские листки XI в.), безусловно восходящими к оригиналам Симеоновой эпохи, т. е. не позднее 927 г.3
1 См.: СК № 15. С. 59. Палеографическое описание и снимки... См.: Лавров П. А. Палеографическое обозрение... С. 72-79.
2 О болгарских орфографических школах X-XI вв. см.: Гълъбов И, Ранни школи на стария български книжовен език // Български език, 1968, № 1-2; Он же. Старобългар-ски език с увод в славянского езикознание. София, 1980; Беляева Б., Тодоров А. За нова хронология на ранните славянски недатирани ръкописи // Славянска филология, 1993. Т. 21 С. 18-19; Смядовски С. Българска ки-рилска епиграфика. С. 84-126.
3 Хабургаев Г. А. Первые столетия славянской письменной культуры (Истоки древнерусской книжности). М., 1994. С. 112.
Ныне же настойчиво высказываются мнения о датировке древнеболгарских рукописей, обладающих отклонениями от указанной орфографической системы и относимых традиционно к XI (и даже раннему XII) в., к более раннему времени. При этом нижняя временная граница, определяющая распространение новых систем, может значительно отличаться у разных исследователей (В. А. Мошин считает точкой отсчета конец Симеоновой эпохи, Б. Велчева и А. Тодоров на основании данных эпиграфики с уверенностью говорят о существовании классической и альтернативных систем), но сам тезис о большей древности древнеболгарских рукописей старославянского канона остается общим. Первоначально наиболее последовательно этот взгляд был изложен в последних работах В. А. Мошина1, где он относит к числу кириллических памятников, созданных не позднее X в. (в хронологической последовательности): 1) Зографские листки, 2) Саввину книгу, 3) Супрасльскую рукопись, 4) Македонский кириллический лист, 5) Утраченную Слуцкую псалтырь1 2, 6) Ресненскую триодь
1 Мошин В, Мысли о начале славянского письма и об архаическом периоде южнославянской письменности в Хв. // Кирилометодиевскиот (старословенскиот) период и кирилометодиевска традиция во Македонща. Скопще, 1988. С. 85-97; Он же. Новгородски листиИи и Остроми-Рово Еван$ел>е // Археографски прилози, 1983. Кн. 5. С. 7-66. <
2 Памятник исследован и издан И. И. Срезневским (Древние славянские памятники юсового письма. СПб., 1869. С. 21-24; 155-156).
(Триодь Кодова), 7) Листки Ундольского, 8) Хилан-дарские листки, 9) Энинский апостол, 10) Новгородские листки. В рамках этого списка Зографские листки датируются первой четвертью X в., Листки Ундольского — серединой того же века, а Новгородские (или Куприяновские) листки, традиционно считавшиеся древнерусской рукописью XI в., определяются как остаток западноболгарского (македонского) роскошного кодекса, созданного для царя Самуила (не позднее 991 г.). Мнение патриарха югославской палеографической школы и одного из крупнейших специалистов современности в области южнославянской кириллической палеографии не получило, однако, общего и безоговорочного признания. Даже в роскошном палеографическом альбоме, составленном учениками Мошина, его датировки приведены лишь в качестве альтернативных1.
В докладе Б. Белчевой и А. Тодорова на XI Международном съезде славистов в Братиславе предложено иное хронологическое соотношение древнейших болгарских кириллических рукописей «на основании системно (курсив авторов. — А. Т.) связанных правописных черт: 1) Македонский кириллический лист, 2) Листки Ундольского, 3) Зографские листки, 4) Саввина книга, 5) Супрасльский сборник, 6) Энинский апостол, 7) Хиландарские листки, 8) Добромирово Евангелие, 9) «Триодь Кодова»
1 См.: Десподова В., Славева Л, Македонски средневековый ракописи / Избор. Скоще, 1988. Кн. 1, № 1, 7, 11, 12, 14, 15 (возможно, впрочем, что причина этого заключается в одновременном выходе в свет статьи и альбома).
(Ресненская)1. Хронологическая привязка в перечне дана не для всех памятников, но Супрасльская рукопись датирована здесь второй половиной X в., а Добромирово Евангелие (при традиционной датировке — начало XII в.)1 2 — второй половиной XI в. Новгородские листки справедливо отнесены к числу древнейших русских памятников (старше Остро-мирова Евангелия 1056 г.). Параллельно в докладе, что немаловажно, предпринята попытка синхронизировать ряд глаголических и кириллических памятников. Так, Саввина книга и Зографское Евангелие датируются более ранним временем, чем Синайский Евхологий и Сборник Клоца3, для Ассеманиева Евангелия предложена довольно обычная в южнославянской литературе датировка рубежом X-XI вв.
В схеме, предложенной болгарскими исследователями, при всей обширной и глубоко эшелонированной научной аргументации, имеется целый ряд
1 Первое наименование более принято в болгарской исследовательской литературе, второе — в югославской и македонской.
2 Ср.: Алтбауер М. Добромирово Евангелие, кирилски споменник от XII в. Скоще, 1973. Т. 1; Беляева Б. Добромирово Евангелие. Български паметник от XII в. София, 1975. В год выхода книги Б. Белчевой на Синае было найдено еще 8 листов из рукописи. (Tarnanidis J. С, The Slavonic Manuscripts... Р. 111-112, 317-334), а в 1980 г. К. Стан-чевым 2 (листа в Парижской Национальной библиотеке (Станчев К. Неизвестные и малоизвестные болгарские рукописи в Париже // Palaeobulgarica, 1981, № 3. С. 85-91).
3 Белчева Б., Тодоров А. За нова хронология... С. 19.
слабых мест, не позволяющих отказаться в ее пользу от традиционной. Основное возражение вызывает заложенный в ней принцип постепенного усложнения болгарской кириллической книжной орфографии1 и сознательное выведение из круга источников русских рукописей XI в., отражающих эталонную продукцию преславского скриптория не позднее первой трети X в. (в схеме рассмотрены только случаи отклонения в них от этих норм)1 2. Между тем в рамках тезиса о парадигматичном характере средневековой православной славянской культуры, выдвинутого Р. Пиккио (и никем, как кажется, не опровергнутого, а находящего все новые подтверждения)3, развитие местных орфографических изводов и локальных вариантов осуществляется как процесс постепенного разложения и упрощения (протекающего в различных регионах и в разные эпохи с различной скоростью) первоначально максимально сложной образцовой модели. Это хорошо чувствовали и понимали исследователи-слависты Х1Х-на-чала XX столетия, хотя понятие парадигматичности и не было у них сформулировано. Периоды развития (приспособления к местным условиям и особенностям) завершаются консервативными реформами,
1 Беляева Б., Тодоров А. За нова хронология... С. 17-18.
2 Там же. С . 19.
3 См.: Пикио Р. «Православно славянство» и «римско славянство» (Литературно-историографски въпроси) // Он же. Православного славянство и старобългарската кул-турна традиция. София, 1993.
направленными на реставрацию исходных правописных норм в соответствии с представлениями эпохи (тырновская и ресавская правописные школы на Балканах, «второе южнославянские влияние» на Руси, распространение русского извода церковнославянского языка у южных славян в XVIII-раннем XIX в.). При таком взгляде на проблему (вовсе не противоречащем данным источников) исходной правописной нормой кириллических памятников оказывается двуеровая и четырехъюсовая, кодифицированная в преславских скрипториях эпохи Симеона (893-927). Другие орфографические школы либо отражают простую транслитерацию кириллицей глаголических памятников, либо являются гибридными (и соответственно младшими, хотя хронологический разрыв может быть минимальным). Вторым недостатком схемы видится безоговорочная синхронизация орфографии эпиграфических (по преимуществу бытовых) и книжных памятников. Как показывает изучение материала, родственного эпиграфике (и при этом значительно более массового и информативного) — берестяных грамот, — памятники бытовой письменности обладают несомненной спецификой в сравнении с книжнымих, прямая экстраполяция выводов, сделанных на одном материале, на другом будет в научном плане безусловно некорректна.
1 См.: Янин В, Л., Зализняк А, А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). М., 1986. С. 89-111; Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1996.
Не является надежным критерием для сколь-либо узкой датировки древнейших болгарских рукописей и художественный метод, основанный на иконографических и орнаментальных аналогиях в иноязычных (греческих и латинских) рукописях (что, разумеется, не отрицает огромного значения таких разысканий для истории культурных связей), хотя именно художественные характеристики рукописей постоянно привлекаются для доказательства максимальной древности этих памятников1. В сущности, иностранные художественные аналогии составляют для славянских памятников лишь предельно раннюю возможную датировку, практически не ограничивая верхней. Зыбкость этого критерия особенно наглядна, если выйти за пределы круга старославянских памятников и обратиться к истории иллюминации кириллической рукописной книги в целом. На примере более богатых источниками эпох отчетливо заметно устойчивое существование и длительное репродуцирование (порой на протяжении двух и более столетий) не только отдельных элементов
1 См., например: Иванова-Мавродинова В., Джурова А. Асеманиево Евангелие. Старобългарски глаголически па-метник от X в. София, 1983; Иванова-Мавродинова В., Мавродинова Л, За украсата на Супрасълския сборник // Литературознание и фолклористика / В чест на 70-годиш-ната на академик П. Динеков. София, 1983. С. 165-174. В связи с датировкой Ассеманиева Евангелия ср.: Василев JB. Портрети светительа у инициално} орнаменти-ци Асеманщевог ]еван!)ел»а и н>ихове паралеле // Архео-графски прилози, 1990. Кн. 12. С. 47-71.
оформления, но порой и художественного облика кодекса в целом. Даже если оставить в стороне длительное бытование деградировавших образцов романского и старовизантийского стиля (XI-XII вв.) в боснийских рукописях позднего XIV в.1 (пример показателен в силу близости уровня художественного оформления боснийских и древнейших болгарских рукописей), то художественные инициалы боснийского Евангелия Дивоша Тихорадича начала XIV в. обнаруживают ближайшую стилистическую (не сюжетную) аналогию в романских инициалах Мирославова Евангелия конца XII в.1 2
Большие полихромные заставки с арабесковым орнаментом, появляющиеся в сербских рукописях во второй половине XIV в.3, устойчиво воспроиз
1 См., например, Манойлово (или Мостарское) Евангелие (Максимович J. Српске средньевековне минщатуре. Београд, 1983. Табл. 118-121), Евангелие Копитара (там же, табл. 127-129), заставки Никольского (Дублинского) Евангелия (там же, табл. 37-38).
2 Воспроизведение всех инициалов (в прорисях) Евангелия Дивоша см.: МомировиЧ П., Василев Jb. Ъирилич-Ке рукописне квьиге Цетигьског монастира. XIV-XVIII в. Цетигье, 1919. С. 23-34. Издание инициалов Мирославова Евангелия: Милошевич Д. Мирославл»ево 1еван^ел>е. Веоград, 1972.
3 Один из ранних образцов такого орнамента — боль-шая заставка в Хронике Георгия Амартола 1387 г. из библиотеки^ Пантелеймонова монастыря на Афоне, Слав. 17. Л. 1 об. (Tachiaos А. Е. The Slavonic Manuscripts of Saint Panteleimon Monastery (Rossicon) on Mount Athos. Thessaloniki; Los Angeles, 1981; черно-белый снимок [20]).
водятся в южнославянской традиции почти до середины XVII в.1 Наконец, вполне хрестоматийным примером служит копирование всего художественного облика (включая миниатюры) роскошного Лондонского Евангелия царя Иоанна Александра в молдавских скрипториях на рубеже XVI и XVII вв.1 2 Особенно же ненадежна датировка по аналогии, если копия не отличается качеством исполнения, что характерно для древнейших болгарских рукописей.
Исследователи, придерживающиеся мнения о ранней (X в.) датировке древнейших болгарских рукописей, сознательно или невольно (под обаянием древности памятников) игнорируют то обстоятельство, что большинство этих памятников глубоко провинциально по облику, а роскошные кодексы среди них по сути отсутствуют. Как правило, эти рукописи отличает некаллиграфический характер письма и крайне невысокий уровень исполнения иллюминации. Обычно в исследованиях момент художественной, эстетической оценки подменяется типологическим либо историко-культурным (археологическим,
1 См., например, сербское Евангелие начала XVII в. в том же собрании, № Слав. 25 (Ibid., цв. табл. [4]).
2 Ср. Живкова Л. Четвероевангелието на цар Иван-Александър. София 1980; Щепкина М. В. Болгарская миниатюра XIV в. / Исследование Псалтыри Томича. М., 1963. С. 88-100 (о молдавских копиях, в частности, о Ели-саветградском Евангелии — РГБ, Муз. 9500); Popescu-Vilcea G. Un manuscris al voievodul leremia Movila. Bucu-re$ti, 1984.
в старом значении этого слова), хотя они далеко не всегда совпадают1.
К большинству южнославянских рукописей, сохранившихся до наших дней, вплоть до конца XII-начала XIII вв., понятие каллиграфического письма попросту неприложимо. Речь идет не о глаголических памятниках — сама эта азбука как бы не создана для каллиграфии: по настоящему красивые образцы глаголического письма можно встретить в его готицированной угловатой разновидности, в хорватских кодексах второй половины XIV столетия 1 2. Из ранних памятников об элементах каллиграфии в глаголице можно говорить лишь применительно к Рыльским листкам3 (хотя не исключено, что это следствие плохой сохранности фрагмента), даже достаточно ровное письмо Ассеманиева Евангелия страдает вариативностью начерков и постоянным нарушением ритма.
Но и с кириллическими памятниками этого круга ситуация обстоит лишь немногим лучше. К образцам
1 См., например: Иванова-Мавродинова В., Джурова А. Асеманиево евангелие...; Джурова А. 1000 години българска ръкописна книга. София, 1981, С. 17-21 (об иллюминации древнейших глаголических рукописей).
2 См., например: Миссал 1386 г. из собрания Австрийской нац. библиотеки в Вене, Слав. 8 (Birkfellner G. Glago-litische und kyrillische Handschriften in Osterreich. Wien, 1975. Abb. 3-4). -
3 Образцы почерка см.: Гошев И. Рилски глаголически листове; Десподова В., Славева Л. Македонски средне-вековни ракописи, № 5.
высокой каллиграфии безусловно принадлежат лишь Зографские листки и Супрасльская рукопись. Образцы хорошего, хотя и не изысканного по исполнению письма демонстрируют писцы Хиландарских листков, Листков Ундольского и Македонского кириллического листка (весьма плохо сохранившегося), но в отношении других древнейших памятников вполне применимо понятие эстетики безобразного1. К этому добавляется еще одно обстоятельство. Обычно наиболее высокие образцы каллиграфии дают новозаветные литургические рукописи — Евангелия и Апостолы. В данном же случае самыми каллиграфическими почерками написаны Четьи книги: Зографские листки, Супрасльская рукопись, Хиландарение листки.1 2
1 Ср. мнение П. А. Лаврова: «Рассмотренные рукописи (речь идет о рукописях XI-XII вв. — А. Т.) в большинстве не принадлежат к числу образцов каллиграфического письма» (Палеографическое обозрение... С. 80). Образцы почерков см.: Лавров П.А.. Альбом снимков...; Мошин В. Палеографски албум на ]ужнсловенското кирилско пис-мо. Скоще, 1966; Джурова А, 1000 години...; Десподо-ва В., Славева Л, Македонски средневековни ракописи.
2 Разумеется, здесь встает вопрос о датировке этих каллиграфических рукописей, несомненно связанных с эпохой, благоприятной для существования славянской письменности (применительно к Супрасльской рукописи этот вопрос уже ставился и решался в пользу X в. именно в связи с высокими достоинствами кодекса. См. напр.: Супрасълски или Ретков сборник... Т. 1. С. 5-6). Но подобная характеристика ситуации, как кажется, в полной мере применима и ко времени первого охридского архи
То же можно сказать и о художественном оформлении этих рукописей. В Четьих кодексах оно традиционно скромно (в Зографских отрывках сохранившиеся листы лишены украшений), но в других не поднимается над ремесленным уровнем. Даже иллюминация Ассеманиева Евангелия производит впечатление посредственной копии с хорошего оригинала. Работавший над нею художник демонстрирует одновременно хорошее знание образцов и недостаток умения при их воспроизведении.
Придерживаясь тезиса о ранней датировке древнейших болгарских рукописей, нельзя избежать вывода о глубочайшем упадке культурной жизни Болгарии в постсимеоновскую эпоху (по крайней мере в западных областях), упадке, поразившем даже такую сравнительно недорогостоящую сферу (сравнительно с каменным строительством или монументальной живописью), как книгописание. Судя по результатам, его следует сравнивать даже не с турецким нашествием, а лишь с многолетним иноземным господством. Однако хотя страна несомненно была измотана многолетней (пусть и победоносной) войной с Византией, едва ли ситуация в мирное царствование Петра была столь критической.
епископа периода Византийского владычества — Иоанна Дебрского (1019-1037), во всяком случае именно так оценивается этот период в болгарской исследовательской литературе (см.: Снегаров И. История... Т. 1. С. 52-62, 219; Златарски В, История. Т. 2. С. 17-33; История на България. София, 1982, Т. 3. С. 26, 92; Кирило-Методи-евска Енциклопедия... Т. 2. С. 908).
Провинциальность большинства этих рукописей особенно заметна при сопоставлении их с копиями преславских кодексов Симеоновой эпохи, представленных русскими списками XI-XII вв. (такими, как Изборник 1073 г., Учительное Евангелие Константина Преславского XII в. с портретом князя Бориса-Михаила, или Слово Ипполита об Антихристе с изображением Симеона и др.)1. Вероятно, в этой провинциальности (со свойственным ей консерватизмом, прихотливо сочетающимся порой с новациями) и кроется главная причина архаичности памятников, создающая трудности при их датировке1 2. Однако,
1 Об этих древнерусских копиях в контексте болгарской культуры и искусства см.: Иванова-Мавродинова В. За украсите на ръкописи от Преславската книжовна школа // Преслав. София, 1968. Кн. 1; Джурова А. 1000 го-дини... С. 23-26.
2 «Кирилловское письмо болгарских рукописей XII-XIII вв. представляет интерес своеобразия и неустанов-ленности, смешения архаических приемов и неожиданно ранней новизны» (Лавров П. А. Палеографическое обозрение... С. 48). Ошибки в датировке южнославянских некаллиграфических рукописей (главным образом в сторону удревнения) не являются чем-то необычным и для более позднего времени, хотя заслугами В. А. Мошина и его учеников, экстраполировавших наблюдения над палеографией рукописей XIII-XIV вв. на бумаге (достаточно точно датируемых на основании филиграней), на пергаменные памятники в деле датировки южнославянских кодексов достигнут большой прогресс. Особенно показателен случай с рукописями Равулы, исследованными Л. Цернич, несомненно одним из лучших специалистов
кажется, нет сомнений в том, что этот провинциализм и мелкие локальные традиции характерны скорее для культурной ситуации последних лет державы комитопулов, когда военное счастье отвернулось от ее правителей, и периода византийского владычества, чем для более раннего времени.
Только в конце ХП-начале XIII в. в регионе вновь начинают создаваться рукописи, написанные если не каллиграфическими почерками, то во всяком случае претендующими на монументальность (такие,
по атрибуции южнославянских (особенно сербских) почерков. Исследовательница атрибутировала (с полным основанием) Раву ле, писцу Евангелия из собрания Парижской Национальной библиотеки (традиционно датируемого XIII в.), Апостол-Евангелие из библиотеки Честер-Битти в Дублине, также датированное XII в. (Мошин В. Рукописи бивше београдске Народне библиотеке у Даблину и у Загребу // Библиотекар, 1968, № 5. С. 353-355) и Сборник из Библиотеки монастыря св. Екатерины, Слав. 2/0 (ЦерниЪ Л. Белешке о писарима неких српских рукописа у манастиру Свете Катарине на Cnnajy // Археографски прилози, 1982. Кн. 4. С. 21-23, табл. 18-24). Однако синайский сборник датируется по водяным знакам (исследовательница работала по микрофильму и считала кодекс пергаменным) третьей четвертью XIV в. (Tarnanidis J. С. The Slavonic Manuscripts... Р. 172, № 32/0; tabl. 23). К этому же времени сдвигается соответственно и вся деятельность Равулы. В связи с этим уместно напомнить, что для дублинской рукописи Л. Стояновичем предлагалась ранее вполне вероятная, как видно сейчас, датировка ок. 1353 г. (CmojaHoeuh Jb. Рукописи и старе штампане книге. Београд, 1903 (Каталог народне Библитеке у Бео-граду. IV, репринт — 1982). С. 64, № 217).
как Охридский Апостол конца XII в. (1-й почерк)1, Апостол-апракос Зографского монастыря № 1. д. 2 (53) конца XII или, вероятнее, начала XIII в. (первый и третий почерки)1 2, порою даже достаточно богато украшенные (сербские Мирославово и Вуканово Евангелия)3. Отчасти в этом можно видеть (как в Зо-графском Апостоле) воздействие русской каллиграфической традиции (написание рукописей приходится уже на время «первого восточнославянского влияния»)4. В то же время синхронно этому появляются примеры полууставных (либо с элементами полуустава) почерков, явно испытавших воздействие греческого минускула (письмо старшей среднеболгарской части Синайского палимпсеста, датируемой рубежом ХП-ХШ вв., обнаруживающее явное сходство с письмом славянских грамот царя Ивана-Асеня II)5.
1 См.: Кульбакин С. Охридская рукопись Апостола конца XII в. София, 1907; Лавров П. А. Альбом снимков. Табл. 6; Мошин В. А. Палеографски албум. Сн. 8-9.
2 Кодов X., Райков Б., Кожухаров С. Опис на славянски-те ръкописи в библиотеката на Зографския монастир в Света гора. София, 1985. Т. 1. Табл. 94-95, 98, 99, 139-142.
3 См.: МаксимовиИ J. Српске средтьовековне минщату-ре. Табл. 1-5 в цвете, 1-10 черно-белые.
4 См.: Мошин В. А, Палеографическо-орфографические нормы южнославянских рукописей // Методическое пособие по описанию славяно-русских рукописей для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР. М., 1973, Вып. 1. С. 44, 62-63.
5 Лавров П.А. Палеографическое обозрение... С. 134. Рис. 128; ср.: Ильинский Г. А. Грамоты болгарских
После завоевания Византией Западноболгарского царства начинается и достаточно интенсивно протекает процесс децентрализации понижения статуса и социальной маргинализации славянской культуры (главным образом письменной) на территории Охридской архиепископии. Но по-видимому, он происходил в более мягких и замедленных формах, чем на восточноболгарских землях, в церковном отношении подчиненных непосредственно Константинополю. Речь идет, естественно, не столько о сознательном гонении на славянскую письменность и богослужение, сколько о «естественном» процессе сокращения их культурного пространства в географическом (переход к греческому богослужению первоначально, по крайней мере, в кафедральных соборах диоцеза и отчасти в городских и пригородных монастырях) и социальном (эллинизация верхушки славянской элиты и ее перемещение в другие регионы империи)* 1 отношении. Процесс этот, очевидно, начался не сразу после присоединения территорий к Византии, а задержался приблизительно на одно поколение. Первым архиепископом в византийский период был Иоанн Дебрский (1019-1037), при котором культурная ситуация изменилась, вероятно, сравнительно мало. Неизвестно, какие перемены со
царей. М. 1911; Ласкарис М. Ватопедската грамота на царь Иван Асеня II. София, 1930 (Български старики. Кн. XI).
1 См.: История на България. София, 1982. Кн. 3. С. 25-26.
сменой подданства произошли в составе епископата, и в какой мере охридский архиепископ был самостоятелен на первых порах по отношению к императорской власти в выборе кандидатур при замещении вакантных кафедр, но скорее всего достаточно гибкая политика Василия II в церковном вопросе на западноболгарских землях сохранялась и на этом уровне 1 (за исключением, разумеется, тех случаев, когда речь шла о церковных иерархах — убежденных приверженцах национальной независимости). Но даже если допустить, что все епископы Иоаннова (либо более раннего) поставления были ревностными защитниками славянской письменности и богослужения, то со смертью первого архиепископа начался распад административно и иерархически институированного культурного пространства — первоначально до уровня отдельных епархий, а с уходом жизни первого поколения епископов — и на отдельные культурные гнезда и центры, связь между которыми (порой, возможно, довольно прочная) осуществлялась на основе личных контактов отдельных книжников и влияния неформальных авторитетов. Гибелью памятников славянской письменности сопровождалось, очевидно, подавление антивизан-тийских выступлений, таких, как восстания Петра Деляна, или Георгия Войтеха (так же, как успех восстаний сопровождался, в свою очередь, уничтожением греческих памятников), но она была обычным следствием и спутником любых военных дей
1 Златарски В. История... Т. 2. С. 1-33.
ствий и связанных с ними пожаров и грабежей \ Вероятно, уже ко времени архиепископа Феофилакта (т. е. полвека спустя после Иоанна Дебрского) ситуация приобрела вполне определенный характер, сохранявшийся в основных чертах и в дальнейшем: автор греческого жития Климента Охридского и его преемник на кафедре явно знает о сочинениях предшественника из своего славянского источника да по
1 С вопросом уничтожения славянских рукописей во время военных действий тесно связан вопрос о их насильственном перемещении, хотя из-за абсолютного отсутствия свидетельств он может рассматриваться лишь в чисто теоретическом плане. Увоз рукописей в качестве военного трофея (наряду с другим движимым церковным имуществом) представлял обычное явление (особенно если принимать во внимание высокую стоимость книг, независимо от уровня их исполнения и оформления). Правда, большинство потенциальных примеров такой насильственной миграции приходится уже на последний из рассматриваемых здесь периодов (походы Стефана Немани, Ивана Асеня I и Калояна), но нельзя сбрасывать со счетов и военные операции конца XI в. жупана Рашки Вука-на I в южной (подвластной византийцам) части континентальной Сербии и северной Македонии (см.: Lesny J. Studianad pocz^tkami serbskiej monarchii Nemaniczow. Ossolineum. 1989. S. 106-108). Такие военные трофеи следует рассматривать в качестве своеобразной формы распространения влияния охридской культурной традиции на Сербию и Восточную Болгарию. Разумеется, возможности такого «влияния» целиком определялись степенью сохранности кор-пУса славянских книжных памятников в районах боевых Действий.
наслышке, отсылая читателя не к кафедральному книгохранилищу, а к спискам, хранящимся у безвестных « трудолюбцев »1.
Подобную ситуацию, растянувшуюся на большей части Македонии более чем на столетие, трудно признать благоприятной для развития славянской письменности в регионе. Среди сохранившихся среднеболгарских рукописей второй половины XI - раннего XIII в. литургические кодексы, составляющие необходимый минимум церковного обихода, не просто преобладают — манускрипты иного содержания отсутствуют полностью 1 2. Картина весьма напоминает положение вещей в эпоху турецкого владычества в Болгарии3 (за исключением разве что количества богослужебных рукописей — поздние кодексы, разумеется, имели больше возможностей сохраниться). В то же время в репертуаре славянской книжности византийской и турецкой эпох имеются различия, которые трудно объяснить лишь степенью сохранности памятников. Даже литургический репертуар византийского периода далеко не полон. По сути, он состоит из трех книг — Евангелия, Апостола и Псалтыри. За исключением этого
1 См. выше, раздел о греческом житии Климента.
2 См.: СК XI-XIII; Богдановой Д. Инвентар Иирилских рукописа у Яугославщи (XI-XVII в.). Београд, 1982; Христова Б., Караджова Д., Икономова А. Български ръкописи. № 1-62; БогдановиИ Д. Каталог Ьирилских рукописа манастира Хиландара. Београд, 1978.
3 См.: Христова Б., Караджова Д., Икономова А-Български ръкописи. № 224-614.
для середины XI - первой трети XIII в. известны 1 Паремейник («Григоровича» — СК № 161, кон. XII -нач. XIII в.); 1 Служебник («Синайский кириллический» — СК № 166, кон. XII- нач. XIII в.); небольшие отрывки служебной Минеи (синайской глаголической кон. XI - нач. XII в. — Слав. 4/Н и кириллических СК № 156 и 157 (кон. XII - нач. XIII в., одна рукопись), 208 и 210 (нач. XIII. в., одна рукопись) и 209 (нач. XIII в.); 1 отрывок Триоди Цветной СК № 137, втор. пол. XII в., 1 отрывок глаголической богослужебной рукописи Минеи Праздничной (ГИМ, Хлуд. 117, XI или кон. XI - нач. XII в.); 2 среднеболгарских отрывка Октоиха — Битоль-ские листки ХП-ХШ вв., известные по изданию (со снимком) Й. Иванова \ и защитные листы (4) первой пол. XIII в. при сербском Октоихе рубежа XV-XVI вв. (собр. философского факультета университета в Скопье, М. II — 4/1511) 1 2, написанные едва ли не писцом Битольской триоди 3. Картина мало изменится, если отнести к этому периоду глаголический Синайский евхологий (возможно, первой пол. XI в.) и принять датировку концом XII в. Битольской триоди (вероятнее, нерв. пол. XIII в.) и 6 листов
1 Иванов Й. Български старини... С. 446-452.
2 Конески Б, Една одломка от XIII в. — споменик од Охридската школа // Годишен зборник на Филозофски Факултет на Универзитетот Скоще, 1950. Кн. 3; Мошин В. и др. Словенски ракописи во Македонща. Скоще, 1971. Кн. 1. С. 98-99, № 29.
3 Снимок почерка см.: Мошин и др. Словенски рако-писи. Кн. 2. Табл. 1.
Октоиха в составе Барберинского палимпсеста (Barb, gr. 388)1.
Нетрудно заметить, что большинство этих богослужебных рукописей, дошедших до нас, относятся уже к последнему периоду предложенной в начале главы периодизации. Дополнительным объяснением этой зримой лакуны репертуара является, вероятно, широкое распространение в регионе богомильского учения, отрицавшего церковную обрядность, богослужебные и библейские ветхозаветные книги 1 2.
1 Джурова А., Станчев К., Япунджич М. Опис... С. 179-181.
2 Отсутствие в южнославянской традиции этого времени целого ряда типов богослужебных книг, хорошо известных в русских списках XI-XIII вв. — сборников однотипных песнопений (ирмологиев, кондакарей, стихирарей), в особенности котированных, отражает, по всей видимости, исходную ситуацию болгарской богослужебной практики, где эти песнопения, вероятно, исполнялись по-гречески (соображения по этому поводу см.: Моми на М, А. Проблема правки славянских богослужебных гимнографических книг на Руси // ТОДРЛ, 1991. Т. 45); характерно, что керамическая плитка из Преслава с музыкальной нотацией содержит греческий текст (см.: Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 2. С. 767), на славянском языке даны лишь названия дней. Весьма показательно отсутствие этих книг в сербских списках Х1П~ XIV вв., в целом лучше сохраняющих древнейшую традицию, чем болгарские. Кондакарь (ненотированный), помещенный в дополнении к сербскому Прологу нач. XIV в. (ГИМ, Хлуд. 189, лл. 251-282), явно восходит к русскому списку, т. к. включает в себя песнопения Борису и Глебу и на перенесение мощей Николы. Рукопись
При ничтожном числе точно датированных памятников южнославянская письменность XI-XIII вв.
НБКМ № 989 названа Ирмологием по ошибке, т. к. из описания следует, что это Октоих (Стоянов М., Кодов X. Опис на славянските ръкопис в Софийска Народна библиотека. София, 1964. Т. 3. С. 144-145. Таб. 33). Болгарский Энинский Стихирарь второй половины XIV в. (София, ЦИАМ, 99), в сущности, представляет Праздничную Минею (см.: Кожухаров С. Поглед към проблематиката на Енински стихирар // Български език, 1972, № 6. С. 549-554). Особое место занимает достаточно экзотический и древний Парижский Стихирарь кон. XII - нач. XIII в. (Нац. Библиотека, Греч. 1808), содержащий только стихиры на 1-14 сентября, написанные на полях греческого сборника сочинений Платона (см.: Станчев К. Неизвестные и малоизвестные болгарские рукописи... С. 96-97, № 7), но и для него не исключен восточнославянский оригинал.
Йотированные (в полном смысле слова) южнославянские рукописи почти отсутствуют. До XIV в. можно указать лишь отдельные песнопения: в Драгановой минее поел, четверти XIII в. (см.: СК XI-XIII, № 356, 357). Известная в достаточном количестве примеров фитная нотация (см.: Кожухаров С. Палеографски проблеми на О — нотацията в среднеболгарските ръкопис от 12-13 в. // Славянска палеография и дипломатика. София, 1980) представляет скорее не нотацию в буквальном смысле, а сигнальную систему — указатели начала момента распева.
Вероятно, грекоязычными до рубежа ХП-ХШ вв. оставались здесь и церковные, и монастырские уставы. За это говорит как полное отсутствие следов их южнославянских списков более раннего времени, так и активная перевод-Ная деятельность в этом направлении Саввы Сербского (см.: Богдановой Д. Исторща... С. 147-150).
отнюдь не безымянна — книгописцы значительно чаще ставили свои имена, чем датировали дело рук своих (отчасти это объясняется тем, что записи с датой помещались обычно в конце кодекса, где вероятность утраты значительно выше, а имена писцов в разном контексте могут фигурировать в маргиналиях). По именам известно свыше 40 южнославянских книгописцев второй половины XI - конца XIII в. (преимущественно, конечно, именно XIII столетия)1. Лишь шестеро из них — монахи (пятеро сербов и один
1 Наиболее полные сведения по ономастикону писцов этого времени см.: Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография. Л., 1928. С. 286-308. Кроме того писцы, неучтенные в этом справочнике: 1) Будило — сербское Евангелие апракос сер. (?) XIII в. (Ватикан, Слав. 4); 2) поп Георгий — писец молитвы в конце сербского Бунилова Евангелия, втор. пол. XIII в. (Хиландарь, 23); 3) чернец Герман — писец протографа 1295 г. Бухарестского списка сербской Кормчей (см. Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI-XIII вв. М., 1978. С. 262-263, № 14); 4) Двора (?) грамматик — сербский Апостол кон. ХШ-нач. XIV в. (ГИМ, Хлуд. 36); 5) Дмитий Ол... (далее не читается) — болгарская глаголическая Псалтырь XII в. Синай, Слав. 4/Н; 6) поп Дра-гослав — болгарская Ресненская Триодь Х1(?)-ХП вв. (библиотека Болгарской АН, № 37, глаголическая приписка); 7) Дубр... (окончание имени оборвано) — сербский Апостол (см. № 4); 8) поп Иоанн Кривоносый — кириллические приписки ХП-ХШ вв. в Ассеманиевом Евангелии; 9) поп Иоанн — западноболгарское Македонское Евангелие XIII в. (Загреб, ХАЗУ, 3 с. 1); 10) Иоанн Драгослав — писец болгарского протографа Рязанской кормчей 1284 г. (Щапов Я. Н-Византийское и южнославянское правовое наследие... С. 264,
болгарин)1, при этом все книги, написанные монахами (за исключением Вуканова Евангелия — ок. 1200 г.), относятся уже ко второй половине XIII в. Большинство писцов либо носит мирские — нехристианские — имена, либо указание на принадлежность к белому духовенству и причту (священники, дьяконы, анагносты); встречается и сочетание обоих вариантов. Наконец, известны случаи (хотя и немногочисленные), когда миряне и писцы из белого духовенства работали по заказу монахов * 1 2.
№ 19); 11), пресвитер Николай — западноболгарский Служебник кон. XIII в. (ГИМ. Хлуд. 117); 12) Оливер — сербская Минея служебная на июль-август, кон. ХШ-нач. XIV в. (библиотека монастыря Дечаны, 32); 13) Радич — сербский Апостол кон. XIII- нач. XIV в. (Загреб, ХАЗУ, IV д. 1).
1 1) Герман (см. с. 130, примеч. 1, № 3); иеромонах Макарий — Евангелие втор. пол. XIII в. (среднеболг.) Афинской Нац. библиотеки из Иверского монастыря (впрочем, в отношении этой рукописи недавно было высказано обоснованное мнение о ее датировке первой пол. XIV в. — см.: Лалева Т. Атинско Четвероевангелие // Palaeobulgarica, 1996, № 1); 3) Симеон — Вуканово Евангелие; 4) Феодор — Апостол 1276-1277 гг. (СК № 182); 5) безымянный монах («лет же ему 100 и двадесять, паче Же и вягце») — Евангелие конца XIII - нач. XIV в.(?) — Пантелеймонов монастырь на Афоне, Слав. 4, л. 78-201.
2 Иловичская кормчая 1262 г. написана артелью писцов во главе с Богданом для епископа Неофита; Шесто-Днев 1263 г. — грамматиком Феодором для иеромонаха Доментиана; Евангелие 1284 г. — дьяконом Феодором для епископа Рашского Михаила; Учительное Евангелие 1286 г. — для архепископа Иакова его служителем («рабом») Драгоманом. Список можно продолжить.
Такую ситуацию едва ли можно объяснить простой случайностью. Очевидно, основными писцами книг для богослужебного обихода (а других, как уже было сказано выше, для рассматриваемого периода не сохранилось) действительно были представители белого духовенства — причетники и миряне-грамматики. Монастыри, по-видимому, продолжали сохранять книги, но тиражировали их лишь в малой степени. Значительная роль, которую сыграло в сохранении славянской письменности и Охридской архиепископии именно белое духовенство и миряне, во многом объясняет и особенности книжной культуры региона. Несомненно, разнообразие почерков и правописных норм южнославянских рукописей ХП-ХШ вв., причудливое сочетание в них (как в письме, так и в оформлении) элементов архаики с новациям явилось результатом существования большого числа локальных традиций и отсутствия крупных центров, продукция которых служила бы эталоном.
В связи с этим не вполне ясна роль монастырей в сохранении памятников славянской письменности в период византийского владычества. Возможно, она сводилась к сохранению в буквальном смысле слова, хотя традиционно монастыри рассматриваются в научной литературе как главные очаги славянской культурной жизни региона1. Не исключено, что это происходит из-за того, что на место реальных особно-жительных обителей своего времени бессознательно
1 См., например: История на България. Т. 3. С. 95-9^*
подставляются позднейшие исихастские общежития с их потребностью в аскетической литературе и активно действующими скрипториями. Между тем от ХП-ХШ вв. практически не сохранилось южнославянских списков аскетических сочинений 1 (напомню, что от XI в. дошли хотя бы их фрагменты: Паренесис Ефрема Сирина — «Рыльские листки» и сочинения Василия Великого — «Зографские листки»), даже в отрывках или в качестве палимпсестов. О масштабах и составе славянских монастырских библиотек этого времени ничего не известно. Возможно, некоторое представление о среднем книгохранилище такого рода дает опись русского монастыря Ксилургу на Афоне в 1142 г. В то время здесь было 52 славянские («русские») книги (греческих не было), из них 4 Четьих: Пролог, Номоканон, Поучения Ефрема Сирина и Житие Панкратия Тавро-менийского 2.
Наиболее значительные монастыри диоцеза с течением времени были элинизированы либо населены смешанной братией — греками и славянами. Этой участи не избежал, по-видимому, и Рыльский монастырь, на что указывают греческие житие и служба (сохранившие, правда, в славянском переводе), написанные между 1166 и 1183 г. Георгием
1 Едва ли не единственное исключение составляет отрывок среднеболгарской Лествицы втор. пол. XIII в. (ГИМ, с°бр. П. И. Щукина, № 921; СК № 269).
Мошин В. Русские на Афоне и русско-византийские отношения в XI-XII вв. // Byzantinoslavica, 1950, № 11, 8. 36.
Скилицей 1 (своеобразный аналог на монастырском уровне греческому житию патрона охридской кафедры). В условиях византийского владычества неминуемо должен был лишиться национальной автономии и Зографский монастырь на Афоне, существовавший с X в. и вновь обретший свой первоначальный статус лишь в первой половине XIII в., вероятно, в царствование Ивана-Асеня II1 2.
Замена славянской церковной иерархии греческой невольно привела к ослаблению контроля над славянскими книгописцами. На обиходном уровне это приводило порой к курьезным случаям вмешательства писца-священнослужителя в текст литургических книг, писавшихся для личного пользования (введения в них сугубо маргинальных моментов)3, но в целом несомненно способствовало формиро
1 Иванов Й. Жития на св. Иван Рилски. София, 1936. С. 8-10.
2 См.: Bopoeuh В. Света гора и Хиландар. Београд, 1985. С. 31, 89-90; Кирило-методиевска Енциклопедия. София, 1985. Т. 1. С. 730.
3 Замечательный в этом отношении пример являет западноболгарский служебник, написанный в правление короля Стефана Уроша II (Милутина) пресвитером Николаем, несомненно, для личного пользования (ГИМ. ХлуД-117). Писец неоднократно поминает на ектеньях себя («списавшего книгу сию»), своих родственников и знакомых. О датировке рукописи см.: Турилов А. А. Предисловие (опыт авторецезии) // Дополнения к «Предварительному списку славяно-русских рукописных книг XV в-’ хранящихся в СССР». М., 1993. С. 24-25. Примеч. 26.
ванию национального варианта церковной культуры, ориентированной прежде всего на приходской быт.
В то же время децентрализация славянской культурной жизни в эпоху византийского владычества (о чем уже говорилось выше) неминуемо должна была привести к сокращению (если не полному прекращению) связей Охрида с другими славянскими странами, существовавшими в предшествующий период (хотя, отчасти, может быть и опосредованно — через Преслав)1. В южнославянской православной книжной продукции (даже позднейшего времени) не обнаруживается следов знакомства с чешской литературной традицией хотя бы в объеме, дошедшем в восточнославянских списках (жития Вячеслава и Людмилы, перевод латинского жития св. Вита, молитв с упоминанием католических святых)2, несмотря на то, что появление здесь этих памятников могло бы объясняться и не прямыми контактами, а через посредство Далмации или Руси.
1 См.: Благова Э., Икономова Ж. Лексические совпадения Бесед Григория Двоеслова и Второго Жития Вячеслава с лексикой Иоанна Экзарха // Palaeobulgarica, 1993, № 3. С. 13-26; Флоря Б. Н. Кирилло-мефодиевские традиции в развитии средневековй болгарской культура // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. М., 1988 (X Международный съезд славистов / Доклады советской делегации). С. 162-163.
Рогов А. И. Сказания о начале Чешского гсударства в Древнерусской письменности. М., 1970; Staroslovenske legendy ceskeho puvodu. Praha, 1976.
Не сохранилась и славянская версия Жития князя Иоанна-Владимира, созданная вскоре после его смерти \ Памятник известен лишь по латинскому переводу в составе «Летописи попа Дуклянина» («Барский родослов»)1 2. Едва ли не единственное свидетельство официального почитания этого святого православной Церковью в древности 3 — наличие его памяти в месяцеслове Апостола-апрокос из собрания С. Берковича (РНБ, Q.n.1.46), рукописи со смешанным болгарско-сербским правописанием рубежа XIII-XIV вв.4, но восходящей несомненно к более раннему оригиналу. Эта память указывает, скорее всего, не на устойчивые связи Охрида с Далмацией и Зетой, а на постепенное угасание культа этого святого в Охридской архиепископии под греческим управлением. Если сразу после византийского завоевания почитание зетского князя, принявшего мученическую смерть от последнего болгарского царя, полуузурпатора Иоанна-Владислава, было весьма актуально, то уже к концу XI в. ситуация изменилась. Культ Иоанна-Владимира, ставшего небесным покровителем Зетского княжества и его династии,
1 См.: Богдановой Д. Истори]‘а...С. 134-135.
2 Там же. С. 133-134.
3 О почитании Иоанна-Владимира в православной и католической Церкви см.: ПавловиК Jb. Култови лица. С. 33-40.
4 Лавров П, А. Апостол из собрания Берковича. Киев, 1904; Датировка кодекса концом XIV в. (Десподова В-, Славева Л. Македонски средневековни ракописи. С. 280, № 90) представляется излишне поздней.
получил распространение в учрежденной в 1089 г. католической Барской архиепископии \ а отношения Византии и сербских княжеств во второй половине XI-первой половине XII в. были далеки от добрососедских (участие зетского княжича Константина Бодина в восстании Георгия Войтеха, походы жупана Вукана в Македонию)1 2.
Самостоятельную проблему в области изучения культурных связей Охрида и его епархии с другими славянскими странами составляет вопрос контактов (особенно ранних — до последней четверти XII в.) с Киевской Русью. Интерес к этой теме обусловлен как конкретными следами таких связей (отражением западноболгарских орфографических особенностей в древнерусских списках XI-XII вв.)3, так и спекулятивными приобретениями в отношении древнейшей русской церковной истории. Последние в конечном итоге восходят к гипотезе М. Д. Приселкова о первоначальном крещении Руси и получении ею Церковной иерархии от болгарского патриарха в Ох-Риде4. Несостоятельность этой версии была в свое
1 Lesny J. Studia... S. 90-93.
2 Ibid. S. 41-49, 107-110.
3 Сперанский M. H. Откуда идут старейшие памятники русской письменности и литературы // Slavia, 1928-1929, Roc.7; Дурново Н. Н. Русские рукописи XI и XII вв. Как памятники старославянского языка //Яужнословен-ски филолог, 1924. Кн.4.
4 Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХП вв. Спб., 1913. С. 36-52.
время убедительно доказана А. В. Поппэ \ однако нет сомнений, что эта версия будет возрождаться и в дальнейшем в спекулятивных научных и (по большинству) околонаучных построениях 1 2. В ней, однако, нет нужды для объяснения «западноболгарского следа» в древнерусской письменности, который, как уже говорилось, ограничивается орфографическими проявлениями. Обилие сочинений (и тем более их списков) Климента Охридского в древнерусской традиции, начиная с XII в. (помимо учительных и похвальных слов, известных с середины прошлого столетия 3, в наше время к ним прибавились древнейшие списки канона Евфимию Великому
1 Poppe A. Panstwo i Kosciol па Rusi w XI w. Warszawa, 1968. S. 15-130. Стоит лишь добавить, что при всех важных успехах Самуила в исходе X в., о которых, несомненно, было известно в Киеве, авторитет Охрида как церковной столицы (хотя бы в силу нехватки освященной временем традиции) был несоизмерим с Константинополем. Представляется, что крещение Руси из Охрида могло быть реально лишь в случае полной победы Самуила и реализации им политической и церковной программы Симеона. Однако излишне напоминать, что в этом сугубо гипотетическом случае охридский патриархат перестал бы быть охридским.
2 Наиболее обстоятельно эта версия изложена в статье В. А. Мошина (Новгородски листийи... С. 15-23), где она служит аргументом доказательства того, что Новгород-ские (Куприяновские) листки являются отрывком роскошного Евангелия царя Самуила.
3 См.: Климент Охридски. Събрани съчинения. София, 1970. 1977. Т. 1, 2.
и цикла общих служб)1 не требует для объяснения их появления обращений к охридской версии, т. к. с момента создания эти тексты, несомненно, вошли в ядро общеболгарского литературного корпуса. На фоне этого изобилия сочинений Климента на древнерусской почве особенно заметно отсутствие почитания здесь Климента и Наума (нет ни житий, ни служб, ни памятей в месяцесловах), равно как и ти-вериупольских мучеников и царя Петра, формирование культа которого связано с западноболгарским царством 1 2. Разумеется, в случае существования церковной преемственности киевской иерархии от Охрида это было бы невозможно 3.
Вероятнее всего предположить, что контакты Охрида с Русью осуществлялись на неофициальном уровне, выражаясь в основном в копировании восточнославянскими книжниками западноболгарских оригиналов в скрипториях Константинополя, Афона, Олимпа и других интернациональных центрах общения православного монашества4. Отличительной чертой культурных контактов членов средневекового
1 Станчев К., Попов Г, Климент... С. 120-129; 135-144.
2 См. с. 91, примеч. 1.
3 Это обстоятельство вносит известную неопределенность в атрибуцию царю Петру сочинений, приписанных в заглавии Петру Черноризцу, распространенных именно в древнерусской традиции (см.: Павлова Р, Петър Черноризец...), Но не исключает такой возможности полностью.
4 Дуйчев И. С. Центры византийско-славянского общения и сотрудничества // ТОДРЛ, 1963. Т. 19. С. ЮТ-129.
«византийского содружества» являлось то, что эти связи осуществлялись (даже при наличии общих границ и политических союзов, как у Болгарии и Сербии) по преимуществу не непосредственно, а через столицу империи и монашеские центры. Ситуация характерна даже для периода глубокого упадка Византии в XIV-XV вв., тем более она вероятна для периода отсутствия национальных славянских государств на Балканах.
В принципе нельзя исключить и возможности приезда на Русь на протяжении XI-XII вв. болгарских книжников (и в том числе из Охрида) в свите греческих иерархов Киевской митрополии — знание одновременно греческого и славянского языков делало их весьма полезными служителями митрополичьей и епископских кафедр (хотя письменных свидетельств об этом не сохранилось). Но такие славянские спутники греческих иерархов, в сущности, тоже осуществляли связи на неофициальном уровне \
1 Например, таким болгарином из свиты митрополита Георгия, прибывшего на Русь около 1063 г., мог быть автор цикла седмичных поучений Григорий Философ. См.: Рыков Ю. Д„ Турилов А. А. Неизвестный эпизод болгаро-византийско-русских связей XI в. (Киевский писатель Григорий Философ) // Древнейшие государства на территории СССР. 1982. М., 1984. С. 170-176; ср.: The Edificatory Prose of Kievan Rus’/ Translated by W. R. Veder with Introductions by W. R. Veder and A. A. Turilov. Harvard, 1994 (Harvard Library of Early Ukrainian Literature / English Translations: Vol. VI). P. XLI-LIII.
Славянскому литературному наследию эпохи византийского владычества присуще глубокое своеобразие, на большинство этих памятников наложило отпечаток породившее их время.
Одной из особенностей болгарской литературы византийского периода, не имеющей аналогий (во всяком случае в таком масштабе) в литературах других православных славянских стран, является комплекс текстов историко-эсхатологического содержания, в которых события «последних времен» перед приходом Антихриста приурочены наряду с традиционными Святой Землей и Константинополем также к болгарским (преимущественно западным) землям \ Главным и в известной мере итоговым среди этих текстов безусловно является так называемая «Болгарская апокрифическая летопись», созданная во второй половине XI в.2 Эсхатологические
1 Подробнее об этих памятниках см.: Каймакамова М, Българска средновековна историопис. С. 124-151; Тъп-кова-Заимова В., Милшенова А. Историко-апокалиптич-ната книжнина във Византия и в средневековната Бълга-рия. София, 1996.
2 Последнее, комментированное издание текста см.: Тъпкова-Заимова В., Милтпенова А, Историко-апокалиптич-ната книжнина. С. 192-206. О тексте как историческом источнике и памятнике этнического самосознания см.: Ива-нов С. А. «Болгарская апокрифическая летопись» как памятник этнического самосознания болгар // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху 3Релого феодализма. М., 1989. С. 70-77; Он же. К вопросу °б элементах этнополитического сознания в Болгарской апокрифической летописи // Studia balcanica, 1991.
настроения эпохи, столь активно обратившиеся к апокрифическим жанрам, несомненно были вызваны отчасти неудачами антивизантийских выступлений (восстания Петра Деляна, Георгия Войтеха) и участившимися набегами кочевников из-за Дуная и отражают в известной мере распространение элементов богомильского учения среди образованной части славянского общества (как монашества, так и белого духовенства). В то же время идеализация эпохи Василия II («вь дни царя Василия много блага бывше в людех»)1 и отсутствие враждебного отношения к грекам, в сочетании с пессимистическим восприятием настоящего, указывает, что идея греко-славянского симбиоза, по крайней мере в какой-то момент), не была чужда славянским книжникам этого времени * 1 2.
Вторая волна эсхатологических сочинений и новых переводов апокрифов с греческого приходится уже на конец ХП-ХШ столетия, когда борьба с Византией новосозданных славянских государств, крестовые походы, падение Константинополя и длившиеся в течение 60 лет с переменным успехом войны различных претендентов на наследие Византии породили сходные настроения в обществе 3.
Т. 20. С. 131-136; Каймакамова М. Българска средне-вековна историопис. С. 124-132.
1 Тъпкова-Заимова В., Милтпенова А. Историко-апока-липтичната книжнина. С. 197.
2 Иванов С. А. Болгарская апокрифическая летопись. С. 74.
3 Тъпкова-Заимова В., Милтпенова А. Историко-апока-липтичната книжнина. С. 26-27.
Позже вытеснение славянского языка из богослужебной сферы и в целом смещение его на периферию в области культуры вызвало ответную реакцию славянских книжников. Она выразилась в создании и редактировании памятников, призванных доказать святость и богоизбранность болгарского языка (отождествляемого со славянским в целом) и славянской письменности, таких, как переделка сочинений черноризца Храбра, дошедшая в Берлинском (XIV в.) и Марчанским (XVI в.) списках 1 и апокрифическая Солунская легенда1 2. Последний памятник роднит с
1 См.: Драгова Н. Втората апология на българска книга и нейните извори // Константин-Кирил Философ. София, 1969. С. 315-348; Флоря Б, Н. Кирилло-мефодиев-ские традиции. С. 164.
2 См. Флоря Б, Н. Кирилло-мефодиевские традиции... С. 164-165. Тъпкова-Заимова В., МилтеноваА. Историко-апокалиптичната книжнина. С. 311-318. Разумеется, нельзя относиться всерьез (несмотря на гипертрофированное наукообразие аргументации) к новейшим попыткам трактовки «Солунской легенды» как аутентичного исторического источника о крещении варваров (болгар и славян) в VII-VIII вв. (См.: Прохоров Г. М. Глаголица среди миссионерских азбук // ТОДРЛ. 1992, Т. 45; Лурье В. М. Около Солунской легенды: из истории миссионерства в период монофелитской унии // Славяне и их соседи. М., 1995. Вып. 6.), равно как и к традиционному для части болгарской и македонской историографии мнению об отражений в памятнике свидетельств о доморавской миссии Константина-Кирилла (исчерпывающая библиография приведена В. М. Лурье, см. также: Славева Л. Траги от предморавската писменост во Македонща // Русь и южные
сочинениями эсхатологического цикла не только явная апокрифичность сюжета. Подобно тому как в них Болгария связана с заключительными событиями человеческой истории, в Солунской легенде болгары — первый славянский народ, обратившийся в христианство и обретший свою письменность. Версия о первоначальной деятельности первоучителей среди македонских славян (на Брегальнице) в XIII в. была канонизирована в новом памятнике — Кратком Житии («Успении») Кирилла Философа (в котором декларируется и болгарское происхождение героя)1 — тексте, значительно потеснившем с течением времени Пространное Житие Константина в южнославянской рукописной традиции * 1 2.
Трудно сказать, насколько широко были распространены все эти памятники в современной им письменной традиции — почти все они дошли в достаточно поздних (обычно не ранее XV в.) списках 3, а наиболее оригинальные из них («Болгарская апо
славяне / Сборник статей к 100-летию со дня рождения В. А. Мошина (1894-1987). Спб., 1998.
1 См.: Флоря Б, Н. Кирилло-мефодиевские традиции... С.165-166.
2 О рукописной традиции «Успения Кирилла» см.: Ангелов Б. Из старата българска, руска и сръбска литература. София, 1978. Кн. 3. С. 3-16; Българската литература и книжнина през XIII в. София, 1987. С. 218-223.
3 О рукописной традиции см.: Тъпкова-Заимова В., Мил-теноваА. Историко-апокалиптичната книжнина. С. 27-31; Ту рилов А А. Кичевский сборник с «Болгарской апокрифической летописью» // Palaeobulgarica, 1995, № 4. С. 2-31.
крифическая летопись», «Сказание пророка Исайи»1) к тому же и в уникальных.
Другие литературные тексты, написанные в XI-XII вв. на славянском языке — в первую очередь жития местных святых (Иоанна Рыльского, Гавриила Лесновского 1 2, Прохора Пшинского 3, Иоакима Осоговского 4), — в большей степени отражают традиции локальных центров; исключение составляет лишь так называемое Народное житие Иоанна Рыльского, получившее достаточно широкое распространение, хотя и в поздних (XVII-XVII вв.) списках 5. Культы этих пустынников имели сугубо локальное значение, а их жития (за исключением кратчайших проложных повестей)6, вероятно, были мало известны за стенами обителей. Служба Иоакиму Осогов-скому, представленная достаточно ранними списками (кон. XIII-перв. пол. XIV в.)7, как недавно
1 О памятнике см.: Каймакамова М. Българска сред-невековна историопис. С. 140-148; ТъпковаЗаимова В., Милтпенова А. Историко-апокалиптичната книжнина. С.139-160.
2 См.: Иванов Й. Български старики... С. 394-400.
3 Там же. С. 400-404.
4 Там же. С. 404-418; Узунова Е, Историята на един новонамерен ръкопис/ZPalaeobulgarica, 1996, № 3. С. 3-42.
5 См.: Фекелджиев И. Народни легенди за Иван Рилски. София. 1979.
6 О культе этих святых см.: ПавловиН JB. Култови лица. С. 20-33.
7 Текст издан. См.: Станчев К., Попов Г. Климент... С. 175-181, Голубовий-Суботин Т, Две службе св. «Тоакиму Ссоговском // Археогафски прилози, 1992. Кн. 14.
установлено, в основе является переделкой канона Евфимию Великому Климента Охридского 1 и не содержит данных для узкой (в пределах ХП-ХШ вв.) датировки.
В письменной традиции XI-XIII вв. трудно выявить и следы сколь-либо широкого почитания Климента и Наума, кроме памятей первого из них в месяцесловах (см. выше). По всей видимости, оно также носило сугубо местный характер, не выходя за пределы собственно архиепископской территории. Тексты, связанные с их почитанием, распространены, пожалуй, еще меньше, чем жития македонских подвижников. Очевидно, к XIII в. их славянские жития были столь мало известны вне этих пределов, что не были включены ни в один из списков Пролога Константина Мокисийского, который в это время получает известность у южных славян через посредство русской монашеской колонии в Константинополе или на Афоне 1 2. Ситуация не изменилась и в XIV в., когда Пролог Константина Мокисийского вышел на славянском Юге из употребления и был заменен Стишным (метрическим), переведенным, по всей вероятности, в Сербии в первой половине этого столетия 3. Лишь где-то между серединой XIV в. и концом XV в. Краткое Житие Климента,
1 Станчев К., Попов Г, Климент... С. 124-125.
2 БогдановиК Д. Исторща... С. 131.
3 БогдановиК Д, Две редакцще стиховног пролога У рукописно] збирци манастира Дечана // Упоредна истра-живатьа 1975, 1976, № 1. С. 37-72.
написанное Димитрием Хоматианом и переведенное на славянский язык, было включено в Стишной пролог, представленный списком (скорее всего, охридского происхождения) из библиотеки Зографского монастыря \ Древнейшее же житие Наума, вероятно, было включено в ту же рукопись уже в процессе ее написания (оно помещено не под соответствующим числом, а в конце кодекса).
Древнее же славянское Пространное Житие Климента, отразившееся отчасти в греческом, составленном Феофил актом Охридским, и в латиноязычном памятнике чешской агиографии конца X в. — Легенде Кристиана1 2, — погибло либо полностью вышло из обращения не позднее XII в. Вероятно, невольным виновником его гибели явилось именно сочинение Феофилакта. С появлением нового житийного текста на греческом языке нужда в его славянском предшественнике окончательно отпала, и о сохранности этого и тогда уже редкого (если не уникального) памятника перестали заботиться. Славянская служба Клименту и оба славянских жития Наума представлены в полном смысле уникальными списками3.
Корпус славянских текстов, отражающих литературную и переводческую деятельность славянских первоучителей и книжников Первого царства, связанный с книгописной традицией Охридской архи
1 Иванов Й. Български старини... С. 314-321.
2 Флоря Б. Н. Кирилло-мефодиевские традиции. С. 162-163.
3 Иванов Й, Български старини... С. 305-313, 322-326.
епископии XI - первой половины XIII в. значительно беднее по составу своего аналога, дошедшего в восточнославянских списках XI-XVI вв. и восходящего к восточноболгарской традиции IX-X вв. (кодексам преславской дворцовой и, возможно, патриаршей библиотек). По сравнению с последней в первой весьма показательно отсутствие не отдельных памятников, а целых категорий и жанров (особенно это заметно на переводных сочинениях большого объема). Здесь нет многих богословских сочинений катехизаторского, догматического и полемического плана, таких как Поучения огласительные Кирилла Иерусалимского (кроме Хиландарских листков XI в.), Богословие («Небеса») Иоанна Экзарха в переводе Иоанна, экзарха Болгарского \ Слова на ариан Афанасия Александрийского в переводе Константина Преславского. Бросается в глаза отсутствие канонических и юридических памятников (Кормчая, «Закон судный людем»), исторических (хроники Иоанна Малалы, Георгия Амартола1 2 и, возможно, Георгия Синкелла 3) и богословско-космографических
1 В XIV в. текст у южных славян был переведен заново. См.: Ангелов Б. Страницы из историята на старобългарската литература. София, 1974. С. 143-149.
2 В XIV в. текст Хроники Амартола был переведен в Сербии (так называемый «Летовник» в отличие от древнего перевода «Временника»). См.: ТрифуновиН Ъ. Азбуч-ник српских среднювековних кн>ижевних nojMOBa. Бео-град, 1990. Изд. 2. С. 365.
3 Существует мнение о древнерусском переводе этого памятника: Исшрин В. М. Очерк истории древнерусской
(«Христианская топография» Козьмы Индикоплова, «Шестоднев» Севериана Гевальского, Диалоги Псевдокесария — в славянской версии «Вопросы Сильвестра и ответы Антония» и др.).
Отсутствие южнославянских списков этих текстов до рубежа XIII и XIV столетий неудивительно и отнюдь не свидетельствует об отсутствии в книгохранилищах Охрида и его епархии в то время самих памятников. Уместно напомнить, что и в древнерусской традиции целый ряд их представлен исключительно списками XV-XVI вв. (Слова Афанасия Александрийского, Христианская топография, Хроника Малалы (в составе «Летописца еллинского и римского»), Хроника Синкелла, Беседы Сильвестра и Антония, «Шестоднев» Севериана и др.), хотя они получили здесь известность еще в XI в. Правда, у южных славян эти памятники неизвестны и в более поздних списках (если только, подобно единственному сербскому списку Индикоплова, не восходят к русской традиции)* 1. Вероятно, уместно говорить об исторической востребованности тех или иных памятников в разные эпохи. Число текстов, пассивно сохраняемых той или иной письменной традицией без постоянного репродуцирования, нередко может значительно превосходить число активно
литературы домосковского периода (11-13 в.). Пг., 1922. С. 87.
1 См.: Моле В. Минщатуре из г. 1649 са Шестоднева и Козме Индикоплова // Споменик СКА, 1922, бр. 44. с- 83-86.
используемых \ В благоприятные эпохи корпус может активно мобилизоваться, блестящий пример чему дает восточнославянская книжная традиция XV - первой трети XVI в., сохранившийся репертуар которой почти в полном объеме репрезентативен и для своего времени, и для всех предшествующих эпох 1 2.
«Невостребованность» перечисленной группы памятников у южных славян объясняется, несомненно, длительным отсутствием национальных государственной и (в особенности) церковной организаций. Это отсутствие весьма увеличивало элемент случайности в сохранности отдельных памятников, что при малом (практически нулевом) тиражировании могло приводить к забвению или гибели многих из них. Византийской светской и церковной администрации славянские переводы греческих текстов, разумеется, не были нужны.
В силу этих причин памятники и переводы, созданные в окружении Кирилла и Мефодия и книжниками Первого Болгарского царства и дошедшие в списках (болгарских и сербских), связанных с охридской книжной традицией, ограничиваются в основном
1 Примеры такой «неактивизированной» письменной традиции представляет славяно-молдавская XV-XVII вв., где сохраняемый корпус текстов значительно превосходит используемый, и особенно русская старообрядческая XVIII-XIX вв. с ее культом древней книги.
2 Турилов А. А, Болгарские литературные памятники эпохи Первого царства и книжности Московской Руси XV-XVI вв. // Славяноведение, 1995, № 1.
литургическими книгами, богослужебными текстами, памятниками агиографии и учительного и похвального красноречия. То есть речь идет о наиболее древнем литературном пласте, состоящем из памятников, предназначенных в первую очередь для церковного обихода. Роль этого комплекса для исследования кирилло-мефодиевской проблематики особенно возросла за последние десятилетия, когда были открыты гимнографические тексты, созданные учениками славянских апостолов. Хотя ряд их представлен и восточнославянскими списками, при этом достаточно ранними \ в целом у южных славян они сохранились в более полном объеме. Так, лишь в болгарских и сербских списках (наиболее полно в Би-тольской триоди XIII в.) дошел цикл триодных песнопений Константина Преславского 1 2, только в южнославянских рукописях (по крайней мере в настоящее время) известны Канон Андрею Первозванному Наума Охридского, служба на перенесение
1 Таковы, например, канон Евфимию Великому и цикл общих служб (Станчев К., Попов Г. Климент... С. 120-129, 135-144), а также новонайденный «ямвический» канон «попа Константина» (Преславского) на Рождество Христово (см. статьи Г. Попова и Е. М. Верещагина — Palaeobulgarica, 1997, № 4).
2 См.: Попов Г. Триодни прозведения... С. 64-68. Возможно, что такое отсутствие восточнославянских списков цикла связано с исправлением текста Триоди в Киеве в XI в. (см.: Момина М.А. Проблема правки славянских богослужебных гимнографических книг на Руси в XI в. // ТОДРЛ, Л., 1992. Т. 45.), если не ранее в Преславе.
мощей Иоанна Златоуста, каноны архангелу Михаилу и на Введение Богородицы (все со славянскими акростихами). То же можно сказать о стихирях с азбучным (в глаголической последовательности) акростихом в Чине бельческого (и иерейского) погребения в составе Требника \ и о другом цикле заупокойных стихир и стихир «на целование мертвого» (начало: КРАСНА ПЯНИЯ КОС...), сохранившем фрагменты славянского акростиха и, возможно, принадлежащем перу Константина Пре-славского 1 2.
Открытия памятников древнейшей славянской гимнографии в последние годы показали, что творчество учеников Кирилла и Мефодия в этой области
1 Загребин В, М. Заупокойные стихиры АЗЬБОУКОВНЕ в сербском Требнике XIII в. // Археографски прилози, 1981. Кн. 3. С. 65-92.
2 Текст сохранился в двух редакциях, ни одна из которых не является первоначальной. Первая содержится в болгарском Зайковском Требнике первой половины XIV в. (НБКМ, № 960), сербском Требнике третьей четверти XIV в. РНБ. 1.469 (здесь имеется и цикл азбучных стихир, изданный В. М. Загребиным) и (фрагментарно) в пергаменном сербском Требнике О. п. 1.14. (см. примеч. 3 на с. 146). Вторая представлена двумя разновидностями, старшая из которых читается в сербском пергаменном Требнике второй половины XIV в. (ГИМ. Хлуд. 118), а младшая — в бумажных рукописях XV-XVI вв. (наиболее ранние — ГИМ, Син. 324 и 307 датируются 1402-1427 гг. и ок. 1423 г.) и в венецианских изданиях Сборника 1536 и 1547 гг.
затронуло едва ли не все типы богослужебных книг (Минеи, Триоди, Требник, возможно и Октоих)1 (календарный, великопостный и пасхальный, а в случае справедливости последнего предположения — седмичный). Такую гимнографическую активность, проявившуюся в эпоху Симеона и выразившуюся в создании специальных славянских текстов, посвященных общехристианским праздникам и святым (практически не имеющую аналогий в позднейшей славянской средневековой гимнографии)1 2, следует, вероятно, рассматривать как составную часть церковной и политической программы царя, направленной на создание болгарского аналога византийской гимнографии, переживавшей в IX в. период расцвета 3.
Хотя и болгарская (включая сюда в значительной мере и восточноболгарскую XIII-XIV вв.), и сербская книжные традиции в равной мере восходят к охридской X-XI вв.4, между ними наблюдается существенная разница. Сербская с несравненно большей полнотой сохраняет и воспроизводит древнейший
1 См.: Добрев И. Климентово химнографското творчество и Октоихът//Хиляда и осемдесет години от смъртта на св. Наум Охридски. София, 1993. С. 107-123.
2 Единственное исключение составляет творчество сербского патриарха Ефрема во второй половине XIV в. (см.: Матеич П. Българският химнописец Ефрем от XIV в.: Дело и значение. София, 1982).
3 См.: Попов Г. Триодни произведения... С. 9-20.
4 БогдановиН Д. Исторща... С. 120-131.
книжный репертуар \ Если в болгарских списках XIII в. помимо литургических памятников известны только две толковые Псалтыри (Болонская и Погодинская) и Лествица 1 2, то среди сербских рукописей этого времени можно найти и несколько списков Торжественника, включающих в себя тексты минейно-го и триодного циклов (Гомилиарий Михановича 3, Милешевский Панегирик 4), Учительное Евангелие Константина Преславского (1286)5 и Шестоднев
1 См. об этом: Иванова К. Неизвестна редакция на Златоструя в сръбски извод от XIII в. // Зборник за исторщу кн>ижевности, 1976. Кн. 10; Она же. Значение-то на хилендарските ръкописи за изучването на средне-вековната българска книжнина // Кирило-Методиевски студии, 1986. Кн. 4. С. 154-162. Еще один список Златоструя краткой редакции (и тоже в выборке, но не совпадающей с известными ранее) был обнаружен автором этих строк в сербском сборнике третьей четверти XIV в. (ГИМ, Воскр. 115-бум.), переписанном известным хиландарским писцом Дамианом.
2 ГИМ, Щук.
3 См.: Иванова К. Цикл великопостных гомилий в Го-милиарии Михановича // ТОДРЛ, 1977. Т. 32. С. 219~ 244.
4 См.: Capaldo М. Contributi allo studio delle collezioni agiografico-omiletiche in area Slava (1- Struttura preistoria del «Panegirico di Mileseva») // Europa Orientals, 1989, t. 8. P. 210-252.
5 Кроме списка 1286 г. (РНБ, Гильф. 32; СК № 1887) имеются еще две сербские рукописи памятника XIV в.: Хиландарь № 385 (1344г.) и Вена, Нац. б-ка Австрии, Слав. 12 (первая половина XIV в.)
Иоанна Экзарха (1263), а также Четьи сборники смешанного содержания: знаменитый Сборник попа Драголя \ Призренский 1 2 3 и найденный в 1975 г. Синайский ,3. Только сербскими списками XIII-XIV вв. и позднейшими русскими представлен Про-глас к Евангелию Константина Философа4.
В сербских списках XIV столетия сохранился ряд древних текстов, неизвестных в болгарской и русской традиции. Таковы, например, Слово на Рождество Христово, содержащее древнюю легенду о бегстве из Рима дочери императора Августа (что послужило причиной переписки, совпавшей с рождением Спасителя)5, относимое исследователями к числу древнейших памятников славянской письменности 6, похвальные слова апостолу Павлу и 40 мученикам Севастийским Климента Охридского 7.
1 См.: Штавланин-Ъор^евиЪ Jb., Грозда новиНПa juh М„ ЦерниК Л. Опис Ьирилских рукописи Народне библиотеке Србще. Београд. 1986. Кн>. 1. С. 355-361. № 167.
2 РНБ, Q п. 1. 69; СК № 475. С. 364.
3 Tarnanidts J. The Slavonic Manuscripts... P. 134-140, № Слав. 14/N.
4 Старобългарска литература: Енциклопедичен речник. София,1992. С. 370-371.
5 Климент Охридски. Събрани съчинения. Т. 2. С. 193-222.
6 Ziffer G. I Monumenta di Frisinga e le traditione hnguistich'e e cultural! della «Slavia Christiana» // Zbornik Brizinski spomeniki. Ljubljana. 1996. S. 127-131.
7 Климент Охридски. Събрани съчинения. Т. 2. С. 416-428. Т. 1. С. 511-524.
Только сербским списком рубежа XIII-XIV вв. (ГИМ, Хлуд. 156) представлена древнейшая служба первоучителю Мефодию 1 (правда, служба Мефодию, написанная Константином Преславским, содержится только в болгарских рукописях).
Следует заметить, что болгарские тексты, переводы и сборники эпохи Первого царства, отличает особенность, не имеющая существенного значения в контексте эпохи появления их протографов, но показательная для истории их бытования и восприятия во время создания списков. Нередко они лишены указаний на время, место и обстоятельства создания оригиналов. Связь их с книжной культурой Первого царства устанавливается лишь в силу существования этих сведений в послесловиях к русским спискам. Ситуация устойчиво асимметрична — в восточнославянской традиции почти нет таких памятников, происхождение которых прояснялось бы из южнославянских списков. К числу таких памятников относится Учительное Евангелие Константина Преславского, Изборник Симеона (Изборник 1073 г.), две редакции Златоструя, беседа Козьмы Пресвитера. Все они лишены предисловий и послесловий, имеющихся в древнерусских списках, Изборник представлен в сербских рукописях не в полном объеме 1 2, пространный
1 Мошкова Л. В., Турилов А. А. «Моравские земле ве-лей гражданин» (неизвестная древняя служба первоучителю Мефодию) // Славяноведение. 1988, № 4.
2 См.: Симеонов сборник (по Светославовия препис от 1073 г.). София, 1991. Т. 1. С. 39-43. № 2, 3.
Златоструй — в выборках \ а «Беседа» Козьмы — в компилятивной переделке ХП-ХШ вв.1 2. Исключение составляет Шестоднев Иоанна Экзарха в древнейшем списке 1263 г. (где эти сведения входят в пролог) и перевод жития Антония Великого, выполненный в X в. пресвитером Иоанном 3.
Большой хронологический разрыв между болгарскими протографами и сербскими списками делает возможными многие варианты объяснения. Едва ли стоит видеть причину этого молчания сербских списков в стойкой антипатии их писцов к прошедшей болгарской славе (хотя нельзя, конечно, исключать полностью и такого момента). Вообще, практика копирования предисловий и послесловий в южнославянской письменной традиции практически не изучена, но большинство примеров относится уже к XVI-XVII вв.4 — возможно, для более раннего вре
1 Иванова К. За хилендарски препис на Първия Симеонов сборник // Старобългарска литература. 1979. Кн. 5. С. 57-96. При списках краткой редакции пролог с похвалой Симеону не встречается. См.: Фомина М, Златоструй в славянской письменности XII-XVI вв. // Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописных книг. М., 1990. Вып. 3. Ч. 2. С. 297-298.
2 Бегунов Ю. К. Козма Пресвитер в славянских литературах. София 1973. С. 132-143.
3 Ангелов Б. Из старата българска, руска, и сръбска литература. София. 1967. Кн. 2. С. 106-129.
4 Например, Послесловие Исайи Серрского к переводу Дионисия Ареопагита 1371 г. в списке XVI в. (Там же. С. 157-161); послесловие к Кормчей 1295 г. в списке конца
мени она вообще не характерна (напомню, что для древнерусской традиции она, насколько можно судить, становится обычной с XV в.)* 1. Причиной может быть и уже упомянутая непервоначальность текстов в сербских списках. Наконец, это различие между сербской и русской традициями памятников может быть и исконным: первые восходят к неофициальным спискам, лишенным «выходных данных», тогда как вторые — к официальным экземплярам преславской дворцовой библиотеки.
Лучшая сохранность памятников древнейшей славянской письменности в сербской традиции сравнительно с болгарской обусловлена целым рядом обстоятельств. Политическая обстановка в Сербии в XIII в. по сравнению со Вторым Болгарским царством (где многие рукописи могли погибнуть во время татарских набегов последней четверти столетия, а древняя библиотека Зографского монастыря сгорела в 1275 г. во время насильственной попытки ввести унию на Афоне) была несравненно более благоприятна для сохранения памятников. Различия сохранялись и позже. В отличие от Болгарии, где «афоно-тырновская
XV в. (Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси. С. 262-263, № 14), послесловие троицкого инока Силуана к переводу Бесед на Евангелие Иоанна Златоуста 1524 г. в сербских списках 1617 (?) и 1622 гг. (Хиландарь, № 412 и 413 — Богдановой Д-Каталог. С. 161).
1 Для Руси XV-XVI вв. можно, пожалуй, говорить о культе старых послесловий как свидетельств авторитетности текстов.
книжная справа», поддержанная властью и авторитетом патриарха Евфимия, вызвала почти полную замену гомилетического корпуса уставных чтений и разрыв со старой традицией, в Сербии XIV в. этого не произошло. Хотя Иерусалимский богослужебный устав начал вводится в сербской церковной практике уже в 1310-х гг., это не сказалось на сборниках уставных чтений. Так, три комплекта минейного Торжественника, содержащего древние переводы слов (в том числе и гомилий Климента) и житий, переписанные в последней четверти XIV в. в Лип-лянской митрополии \ современны ранним сборникам тырновских переводов так называемой «студийской коллекции»1 2. Несмотря на постепенное
1 Это соответственно рукописи: 1) Загреб, ХАЗУ, III, с. 24 и III, с. 22 (описание: Mosin У. Cirilski rukopisi Jugo-slavenske Akademije. {Zagreb} 1955, Dio 1. S. 165-175. № 112— 113; 2) ГИМ. Хлуд. 195 (описание: Попов А. Описание рукописей и каталог книг церковной печати библиотеки А. И. Хлудова. М., 1872. С. 384-412) и София, НБКМ, № 1039 (Стоянов М., Кодов X. Опис на славянските ръкписи в Софийската Народна Библиотека. София, 1964. Т. 3. С. 246-252); 3) Вена. Нац. б-ка, Слав. 33 (Birkfellner G. Glagolitische und kyrillische Handschriften. S. 241-242) и монастырь Дечаны, № 101. О составе сборников см.: Сперанский М. Н. Славянская Метафрастовская Минея-Чет^я Ц ИОРЯС, 1904. Кн. 9; Кн. 4. С. 173-202; Hannick Ch. Maximos Holobolos in der kirchenslavischen homile-tischen Literatur. Wien, 1981. S. 83-255.
2 См.: Юфу 3, За десеттомната колекция Студион// Studia balcanica, 2 (Поучвания по случай II Конгрес по
распространение корпуса тырновских переводов в сербской письменности, полной замены не произошло и позднее, старые тексты продолжали тиражироваться вплоть до XVII в.1
Сравнительно же с западноболгарской традицией (где ситуация в XIV-XVII вв. не отличалась от сербской), особенность Сербии заключалась в более благоприятных условиях существования славянской письменной традиции на раннем этапе (XI-XII вв.). Политическая ситуация в континентальной Сербии (Рашке) до Стефана Немани не отличалась стабильностью, периоды внешнеполитических успехов сменялись подчинением Византии; но уже с 1080-х гг. значительная часть сербских земель освободилась из-под власти империи * 1 2. Хотя церковная история Рашки этого времени ввиду полного отсутствия источников представляется сплошным темным пятном (неясно, например, даже существовала ли в последней четверти XI - середине XII в. епископия в Расе)3, тем не менее археологические данные надежно сви-
балканистика). София, 1970. С. 299-342; Иванова К. Новоизводните търновски сборници и въпросът за роля на патриарх Евтимий в техния превод // Старобългарска литература, 1991, Кн. 25-26. С. 124-134.
1 Так, многие из этих текстов вошли в комплект Миней Четьих, переписанных в 1620-х гг. в Хиландаре кни-гописцем Аверкием. См.: Иванова К, Значението... С. 159" 160.
2 Lesny J. Studia... S. 97-114.
3 Ibid. S. 94-95.
детельствуют об активном строительстве храмов в регионе в конце XI -первой половине XII вв., преимущественно в долине Лима \ Стремление первых великих жупанов Рашки (Вукана и его племянника Стефана Уроша) проводить независимую политику по отношению к бывшему сюзерену — зетскому князю — и к Византии не могло не наложить отпечаток на отношение к двум балканским церковным центрам: православной Охридской и католической Барской (учреждена в 1088 г. по инициативе князя Зеты). Можно полагать, что в подобной ситуации (по аналогии с державой Неманичей конца ХП-нача-ла XIII в.) сохранение и поддержание в Рашке славянского богослужения и письменности в противовес латинской и греческой могло рассматриваться как существенный элемент борьбы за самостоятельность.
Положение славянской письменности и богослужения в качестве официальных были узаконены в Рашке Неманичей еще до учреждения автокефальной церкви. Создание последней в 1219 г. дало дополнительный толчок к переписке книг, необходимых для нужд новоучрежденных епархий, центры которых располагались в монастырях. При этом новая сербская традиция формировалась как под влиянием (через Афон) восточнославянских образцов, так и в неменьшей степени за счет использования старого охридского наследия.
1 Lesny J. Studia... S. 120-125.
6	0А-1Г
С течением времени сербская Церковь и ее книжная традиция сыграла значительную роль в возрождении славянской письменной традиции практически на всей территории Охридской архиепископии, вероятно, более существенную, чем восточноболгарская. Политическое и церковное присутствие Болгарии в македонских землях (завоевания Калояна, Ивана-Асеня II, «держава» Стреза в Просеке) было непродолжительным и поэтому не могло существенным образом повлиять на культурную ситуацию в регионе. Напротив, медленное расширение Сербии на юг, начавшееся в последней четверти XIII в. при Милутине, способствовало возрождению славянской культуры в Македонии и определило пути ее развития не только вплоть до турецкого завоевания, но во многом и в более позднее время. Это оживление местной книжной традиции в конце XIII-XIV вв. в сочетании с ее консерватизмом активизировало здесь древнейший культурный пласт и тем самым во многом способствовало его сохранению.
РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
ПЕРЕВОДЫ И КОММЕНТАРИИ
ЧАСТЫ
ПРОСТРАННОЕ ЖИТИЕ КЛИМЕНТА ОХРИДСКОГО
Введение, перевод, комментарии
Настоящий перевод осуществляется с греческого текста, изданного в книге: Туницкий Н. Л. Материалы для истории, жизни и деятельности учеников свв. Кирилла и Мефодия. Сергиев Посад, 1918, повторенного в: Милев А. Гръцките жития на Климент Охридски. София, 1966. Лишь в отдельных случаях учитывались чтения, предлагаемые в новых изданиях К. Нихоритиса (Атонската книжовна Школа... С. 195-216) и И. Илиева (Balcanoslavica, 1995). Разбивка на главы проведена Туницким. Библейские цитаты раскрыты Туницким, с добавлениями Илиева. В процессе перевода ставилась задача,
во-первых, предложить читателю текст на современном русском языке (русский перевод Туницкого звучит сегодня архаично), а во-вторых, использовать достижения современной эллинистики. В тексте в квадратных скобках даются слова, отсутствующие в оригинале, но необходимые для связности русского текста.
Жизнь и житие, исповедание и частичное изложение чудес во святых отца нашего Климента, епископа болгар, составленное святейшим и приснопамятным архиепископом Первой Юстинианы и всей Болгарии, господином Феофилактом, служившим в Константинополе магистром риторов. Благослови, Отче!
I.	«Пойдите сюда, дети, послушайте меня» (Пс. 33, 2). «Придите, я поведаю вам, боящиеся Бога» (Пс. 65, 16), «чтобы знал род другой — сыновья, которые родятся» (Пс. 77, 6), и «народ созидаемый чтобы восхвалил Господа» (Пс. 101, 19). Так говорил Давид, так повторяем сегодня вслед за ним и мы. Надобно, как мы думаем, воспевать Божье величие постоянно и для всех не потому только, что «разум Его неизмерим» (Пс. 146, 5) (сколько бы мы ни провозгласили и ни перечислили, все равно останется без счета), но чтобы самые ленивые, те, которые дремлют, когда надо делать добро, от нашего глаго-лания о величии Божьих чудес — пробудились бы. Ведь многие думают, будто наши времена уступают
древним, будто лишь давние годы воссияли чудесами и украсились житием мужей, живших хоть и во плоти, но почти бесплотно, и будто ничего подобного не даровал Бог нашему поколению. Потому-то они прискорбным образом и отлынивают от добродетельной жизни, словно нынешняя человеческая природа ее не приемлет. Мнение этих людей ошибочно и крайне неосновательно: ведь суть природы человеческой остается прежней и не меняется. И в наши времена «Господь оставил себе» весьма многих мужей, которые, «не преклонив колен» (3 Цар. 19, 18) ни перед чем из того, что тянет нас вниз, просияли светом своей жизни для славы Отца небесного. «Следуя истинному слову жизни, они стали светилами для мира» (Фил. 2, 15-16).1
Точно так же и Болгарскую землю просветили в недавние времена 2 блаженные отцы и учители, просиявшие наставлениями и чудесами и ставшие хорошими помощниками Богу равно житием своим и словом. Молюсь я, чтобы удалось мне занести на скрижали все их житие — впрочем, оно все равно превыше слов. Но если хоть малую толику удастся мне изложить, то тем самым будет засвидетельствовано Божье человеколюбие и милость, что пребывает с нами и пребудут «во все дни до конца» (Мф. 28, 20), как обещано. И покажу я всем людям, что не Природа наша меняется, но по своей воле сворачиваем мы с пути.
II.	Извольте же узнать, что это были за святые ОтЦЬ1. Мефодий, украшавший собою Паннонскую епархию1 и бывший архиепископом Моравии1,
и Кирилл, весьма преуспевший в языческой философии, а еще более — в христианской 2. Воистину, был он знатоком природы всего сущего, а наипаче того Единосущного, через Которого все обрело свое существование, выйдя «из неявляемого» (Евр. 11, 3). Эти мужи, приняв в себя Бога благодаря чистоте своего жития, восприяв животом страх Божий и стремясь породить дух спасительный, в совершенстве овладели учительным словом, произносимым на эллинском языке. Многих пленили они цепью своей мудрости.
Эти-то святые мужи сочли для себя величайшим укором, что словенский, то есть болгарский, народ 3 не может уразуметь Писания, созданного на эллинском наречии. То, что светоч Писания не возожжен еще в неприютной Болгарской земле, стало для них причиной безутешного горя. Они страдали, негодовали, и жизнь была им немила. Что же они предпринимают? Обращают взоры к Утешителю, чьим первым даром стали языки, прибегают к помощи Бога-Слова и просят у него милости: помочь изобрести буквы, соответствующие причудливому болгарскому наречию 4 и дать им силы на то, чтобы перевести Божественное Писание на язык этого народа. Постоянно предаваясь напряженному посту, усердной молитве, а также изнурению тела и сокрушению и смирению души, они достигли желаемого. «Ибо близок Господь, — сказано, — ко всем, взывающим к нему по правде» (Пс. 144, 18), и «когда тЫ еще говоришь, Он скажет: вот Я пришел» (Ис. 58, 9)», ибо «Бог приближающийся — Я» (Иер. 23, 23)-
Нашли и эти мужи благодать Духа, «как утро готовое» (Ос. 6, 3), и «свет разума взошел для праведных» (Пс. 96, 11. 111, 4), и вселившаяся в них радость отогнала прежнюю их печаль.
Сподобившись этой вожделенной благодати, они изобретают словенские буквы, переводят богодухно-венное Писание с эллинского языка на болгарский и усердно передают самым способным из учеников Божественное учение: многие пили из сего источника учительного, лучшими же из них, корифеями этого хора, были Горазд, Климент, Наум, Ангела-рий и Савва5.
III.	Так как они знали, как Павел донес до апостолов благовествование, они отправились в Рим, дабы явить блаженнейшему папе свое творение — перевод Писания. Путешествие удалось им, и спешили они не напрасно. Адриан, украшавший тогда собою апостольский престол \ узнав об их приходе, обрадовался великою радостию: слава святых потрясла его подобно издали заслышанному грому, и он страстно Желал узреть молонью их благодати. Он испытывал по отношению к божественным мужам то же, что Моисей по отношению к Богу, ибо хотел, чтобы явлен был ему желанный лик и чтобы мог «он видеть Разумно» (Исх. 33, 23. 13). Не в силах сдержаться, °н взял с собой всех иереев и случившихся рядом архиереев и вышел навстречу святым. Перед ним, согласно обычаю, несли знамение Креста, свет лам-пад словно олицетворял ликование счастья, но мож-йо сказать, что заодно воплощал он и светлость чествуемых мужей. Желая прославить их, «Господь,
во святых прославляемый» (2 Фес. 1, 10), сподобил их свершением множества чудес в момент их вступления в Рим 2.
Когда дела их открылись папе и он увидел перевод Писания на словенский язык — истинное порождение апостольской души и духовной благодати, — он не мог совладать со своим ликованием: он благословлял мужей, называл их всякими превосходными эпитетами, как то: «отцами», «возлюбленными чадами», «его радостию», «венцом веры, славы и добра», «короной Церкви». Что же он делал сверх того? Взяв переведенные книги, он доставил их в Божий жертвенник, посвятив их Богу, словно священное приношение, и показав, что «такими жертвами — плодом словесным благоугождается Бог» (Евр. 13, 15-16) и что Он воспринимает такие плоды, «в воню благоухания» (Еф. 5, 2). Что может быть приятнее для Бога-Слова, чем слово, освобождающее от бессловесности Его словесных овец? Ведь подобное всегда радуется подобному. По всем церквам он известил об этих апостольских мужах, сообщая, что они взялись за труд, равный Павлову, и пообещали принести Богу совершенное и святое подношение — «жертву народов» (Рим. 15, 16).
IV.	Среди последовавших за святыми были те, про кого учители засвидетельствовали достаточное владение словенской грамотой, а также благочестие в жизни. Некоторых папа посвятил в сан пресвитера, других — в диаконы, а иных в иподиаконы \ Самого же великого Мефодия он рукоположил епископом Моравии Паннонской 2, хотя тот и пытался
много раз избежать этого или уклониться 3. Папа счел, что было бы несправедливо, если тот, кто свершил столь великое дело, был бы обойден столь же великим прозванием, точно так же, как несправедливо даровать этот сан тому, кто вовсе не свершает никаких дел. Ведь иной является епископом по своим делам и достоинству, но остается скрыт среди мирян и, будучи «светильником, полагается под одр» (Лук. 8, 16) безвестности. Итак, Римский архипастырь почтил Мефодия саном епископским, вернее, при посредстве Мефодия почтил самый этот сан.
V.	А Кирилла, истинного философа, великий первосвященник пригласил в святая святых, чтобы он отслужил литургию внутри истинной скинии и чтобы приобщился божественных духовных тайн и причастился из нового потира \
Ему затем отпущено было время оставаться во плоти, чтобы он закончил обретение письмен и перевод Писания, а когда он выполнил таким образом Божью волю, Бог, «научивший его всеведению» (Пс. 93, 10), прибрал его к Себе. Заранее предвидя собственную кончину, Кирилл облачался в монашескую схиму. Он и раньше этого желал, но уклонялся из-за смиренномудрия своего, считая этот подвиг Чем-то великим и превосходящим его силы. Про-ВеДя в этом состоянии десять дней 2, он присоединил свет к свету и переселился на небеса, где пребывает Христос, покинул он эту «долину слез» (Пс. 83, 7), это обиталище тьмы, этот «ил тинистый» (Пс. 93, 3), короче говоря, — здешнюю юдоль,
и вручил он свою душу Богу всех духов, а его бренное тело, которое вкусило добровольной смерти еще прежде смерти телесной, святой папа и весь клир, почтив гимнами, упокоили в храме Климента, того самого Климента, который был спутником Петра, первоверховного апостола, и подчинил языческую мудрость — Христовой, будто служанку — госпоже. И принял любомудр любомудра, великий наставник принял того, кто придал звучание слову, к наставнику язычников приселился тот, кто возжег для язычников свет знания. Бог при помощи знамений засвидетельствовал, что Кирилла на небесах ожидает слава, и сделал видимые явления вестниками невидимых: ведь даже бесноватые, приходя ко гробу, обретали исцеление, и во многих других болезнях благодать Святого Духа сделалась бичом изгоняющим: стоило кому-либо или подойти к гробнице, или призвать имя сего богоносного отца — и степень ослабления его страданий тотчас обнаруживала силу его веры. Посему Кирилл постоянно пребывал на устах у римлян, а еще более — в их душах, так что его чудотворения были основанием его славы, слава вела к еще большему почитанию, а почитание укрепляло славу Божию.
Вот как кончина добавила Кириллу почитания и от божественного папы, и от Бога. Что же касается Мефодия, то он, потеряв сотоварища и спутника, брата, родного ему во всем, как по плоти, так и в Господе, потрясен был скорбью в сердце своем, переживая это по-человечески и будучи во власти своей привычки к брату. Но с другой стороны, он не только
не меньше, но еще и больше утешался, уповая на Кирилла как на помощника в деле обучения. Он надеялся, что, освободившись от плоти, тот стал ближе к Богу, и потому еще действеннее будут его просьбы о заступничестве.
VI.	А когда пришло время Мефодию отправляться в Паннонию и принять наконец епископство в этой стране \ он обнял могилу брата. Часто призывая милое имя Кирилла и оплакивая свое телесное одиночество, призывая в то же время на помощь первородную длань, он пустился в путь вместе с учениками. Когда он прибыл в Моравию, он стал истинным епископом, проявив такие качества, какие в епископском образе хотел видеть Павел. Превосходя всех в учительстве, он не стал зарывать свой талант в землю, не стал скрывать благодать духовного дара и не сделал власть началом роскоши, но со всеми делился благом. Он восходил, подобно словесному солнцу, и в том, чтобы раздавать, и в щедрости не уступал евангельской раздаче хлебов. Разве мог тот, кто и до своего епископства так склонен был к слову учительскому, теперь, не подвергаясь опасности из-за этого, когда ему было доверено это Дело, когда он принял залог и помнил: «Горе мне, если не благовествую», — разве мог он не приняться за обучение, не увлечься, не обучать вседневно божественному Писанию, которое было для него «сла-Ще медовых сот» (Пс. 18, 11; 118, 103)? Кроме того, °н каждый день неустанно наставлял в Божественных заповедях тогдашнего князя Моравии Расти-слава 2, приводя его душу в согласие с Божьим веле
нием. Воспитывал он и правителя всей Паннонии, которого звали Коцел3, заповедуя ему «пригвождаться страхом Господним» (Пс. 118, 120) и так уклоняться от всяческого зла, сдерживая и обуздывая себя страхом, словно поводьем.
VII.	Равным образом и Болгарского князя Бориса \ который правил во времена ромейского императора Михаила2, — и его Мефодий еще раньше сделал своим духовным чадом и привлек его к своему языку, во всех отношениях прекрасному, — и в это время он сполна одарял его словесными благодеяниями. А был этот Борис и вообще мыслей правильных, был он восприимчив к добру, от него и болгарский народ был почтен божественным крещением и стал христианским 3. Когда святые — я имею в виду Кирилла и Мефодия, — видя, сколь многочисленны верующие и сколько чад родилось у Бога при посредстве «воды и Духа» (Иоан. 3, 5), а теперь нуждаются в духовной пище, — изобрели буквы, о которых мы упомянули раньше, и создали перевод Писания на болгарском 4, дабы новорожденные чада Божии имели бы в достатке и Божьей пищи, чтобы духовно росли «в меру возраста Христова» (Еф. 4, 13). Так народ болгарский отложился от скифского заблуждения и познал истинную и прямую дорогу — Христа. Он, пусть поздно, в одиннадцатом или двенадцатом часу, н° вошел в Божий вертоград по милости Призвавшего. Призвание же этого племени свершилось в лето от сотворения мира шесть тысяч [триста] семьдесят седьмое 5.
VIII.	Великий Мефодий 1 не переставал всячески наставлять князей, то постоянно направляя к праведной жизни, то утверждая истинную церковную догму наподобие подлинной царской монеты и запе-чатляя ее в душах цельно и нерушимо 2. А ведь были, были и тогда люди, которые чеканили фальшивую монету и изменяли те определения, что утверждены были в церкви Божией нашими отцами. Многие претерпели ущерб для своей души от той порчи, которую вносили франки 3, утверждавшие, будто Сын рожден от Отца, а Дух исходит от Сына4. Святой же [Мефодий] давал им отпор, иногда при помощи слова Господня, а иногда пользуясь святоотеческим преданием. И «всякое превозношение» их, «восстающее против познания Божия», [он опровергал], и многих «пленил в послушание Христу» (2 Кор. 10, 5), приведя от ошибочной веры к правильной и безупречной, превратив «из ничтожных в драгоценных» и благодаря этому став и прозвавшись «устами Бога» (Иер. 15, 19). От этого каждый день приносил умножение числа верующих, «и слово Божие росло», — мы ведь знаем, что именно так выразился Лука (Деян. 6, 7) об учении апостольском, а если хочешь [вместе со] мной [вспомнить] другое древнее речение, «дом Давидов все усиливался, а дом Саулов ослабевал» (Цар. 3, 1), каждодневно отступая.
А шайка еретиков, побежденная силою слова н правдою, творила то, на что только и была способна, а вернее, на что науськивал их «отец их, человекоубийца от начала» (Иоан. 8, 44), который
кичился своей зловредностью. Они изводили святого тысячами пакостей и искушений: так, они путем обмана обвели вокруг пальца Святополка, который стал править Моравией после Растислава 5. Ведь он был человеком грубым и не имевшим даже понятия о добре — вот они и подчинили его целиком своему учению. Будучи рабом женских ласк, погрязшим в пучине грязных совокуплений, — кому бы мог он вверить свои помышления: им ли, широко отворившим ему врата страстей, или Мефодию, обличавшему душегубительную горечь всякого наслаждения? 6 [Некогда] пресловутый Евномий, зачинатель ереси аномеев, измыслил [способ], как привлечь множество последователей — [теперь] то же самое выдумало франкское безрассудство. Я имею в виду, что они легко прощали грешникам все, без труда и без стараний [со стороны грешников], а лишь только при одном условии: согласиться с их догмами. Они разрешали вести грязную жизнь — только бы от этого была польза их ложному учению. Это похоже на то, как если бы какие-нибудь люди обменялись имуществом, и одни получили бы гноище, а другие грязь, и обе стороны были бы достойны тех богатств, которые дала им эта сделка, в которой товар мерзок, а плата отвратительна 7.
И вот, совращенный ими, во всем ему потакавшими, Святополк совершенно не обращал внимания на слова Мефодия, напротив, относился к нему как к врагу — сказано ведь, что «благочестие есть срам для грешника» (Сирах 1, 25). Разве говорил великий [Мефодий] князю хоть что-нибудь приятное?
Разве не угрожал он ему самыми тяжкими карами? С одной стороны, он излагал ему истинную веру в соответствии с Божественным Писанием, наказывая внимать ему, поскольку оно дает жизнь и является источником спасения. Ведь и Господь учил, что «в исследовании Писания заключена жизнь» (Иоан. 5, 39), и Исайя велит нам «черпать воду» не из болота ересей, но «из источников спасения» (Ис. 12, 3). С другой же стороны, Мефодий стращал Святополка тем, что если тот присоединится к еретикам, то погубит и себя, и всех своих подданных, сделавшись доступной и легкой добычей для врагов. Ведь нечестие цветет недолго и само разрушается с течением времени, дабы благочестивые не научились порочности. Так и случится, предсказывал Мефодий, с князем после кончины святого — и произошло все согласно его предсказаниям.
В самом деле, пока Мефодий был жив, князь не обнаруживал дурных наклонностей своего сердца, василиск еще таился, взращиваемый в аспидовом яйце (ср. Ис. 59, 5). Со своей стороны, и [божественное] правосудие не дало еще воли своему бичу, но, Держа лук натянутым, а меч обнаженным, не посылало еще стрелы в сердце врага и не укрепило руку Для удара. Когда же святого не стало, то все зло проявилось, не пряча более своего непотребства ни за запоной, ни за личиной, но бесстыдно [выставляя его], как подобает блуднице. Когда князь воздвиг гонение на православных — тогда и Бог не замедлил наказать его. Но об этом позднее 8.
IX.	Правившему тогда князю Мефодий объявил, что умрет через три дня \ Я думаю, что он сделал это предсказание подтверждением истинности своих многочисленных ему наставлений. Ведь предсказание, сбывшись, обличало в нем пророка, удостоившегося от Св. Духа дара предвидеть будущее — и тем самым становилось очевидным, что и учение, им преподанное, является духовным и боговдохновенным.
Призвав учеников своих, в подражание Павлу, а вернее — моему Иисусу, он обратился к ним с утешениями и укрепил словом. Он отписал своим [духовным] детям прекрасное наследство, которое было достойно трудов, предпринятых им ради стяжания столь великого богатства. Вы хотите поскорее узнать, что это было за наследство? «Слово Божие, вожделенное больше золота и каменья многоценного» (Пс. 18, 11), а также «премудрость, которую лучше покупать, чем сокровища золота и серебра» (Притчи 3, 14). Он сказал: «Вы знаете, любезные мои, что еретики сильны на злое. Они “искажают слово Божье” (Кор. 4, 2) и всячески пытаются напоить своих близких [водой] илистой и взбаламученной. Используют же они и приводят в действие два рычага: убеждение и резкость, первое для более простодушных, второе — для более робких. Надеюсь и молюсь о том, чтобы ваши души были надежно защищены с обеих сторон. Да не совратит вас “убедительность слов”, да не “увлечет пустое обольщение” (Колос. 2, 4. 8). Ведь вы утвердились “на камне” апостольского исповедания и учения, на
камне сем “утверждена церковь”, “и врата ада ее не одолеют” (Мф. 16, 18). “Ибо верен Обещавший” (Евр. 10, 23), и да не сотрясутся твердыни сердец ваших ни от какого страха. Вы знаете: “не бойтесь от высоты дня” (Пс. 55, 3-4) “и не бойтесь убивающих тело, души же не могущих погубить” (Мф. 10, 28). Наипаче же укрепляйте других в том, чтобы берегли они тот залог, что получили мы от апостолов и от живших во времена отцов. Его спросят с нас в день воздаяния. Вот я сказал вам и сделал вас через сказанное ответственными за грех. [Христос] говорит: “Если бы Я не пришел и не сказал им, они греха не имели бы” (Иоан. 15, 22), “Чист я от крови” вашей, “ибо я не упускал говорить с вами” (Деян. 20, 26-27), но, согласно Иезекиилю (ср. Ие-зек. 3, 17; 33, 6-7), бодрствовал на посту, как страж. “Смотрите, как осторожно вы должны ходить, не как немудрые, но как мудрые” (Еф. 5, 15). Со всем тщанием блюдите сердца, как ваши собственные, так и братьев ваших, “ведь посреди сетей будете проходить и по вершинам городских стен будете шествовать” (Сирах 9, 18), ибо после моей смерти “войдут меж вас волки лютые, не щадящие стада” (Деян. 20, 29-30), дабы обманом увлечь за собой народ. Противостаньте им, крепкие в вере. Так заповедует вам через меня Павел. Всевышний Бог: и Отец, и Сын, рожденный предвечно и бесстрастно, и Святой Дух, исходящий от Отца, “наставит вас на всякую истину” (Иоан. 16, 13) и непорочными представит вас “в похвалу мою в день Христов”» (Фил. 2, 16) 2.
Сказав это и более того, он предал свою душу ангелам, «охранявшим его и оберегавшим на всех путях» (Пс. 90, 11). Это случилось, когда он отправлял свое архиерейство 24-й год3 в великом «труде и изнурении» (2 Кор. 11, 27), стяжая спасение не только для одного себя, но и для других. Ведь он заботился не только о себе, но и о многих — чтобы другие спаслись. И днем и ночью он жил лишь для одного — того, что было полезно другим. Об этом свидетельствует и большое количество пресвитеров, диаконов и иподиаконов, коих две сотни оставил он, умирая, в пределах своей церковной епархии 4. Как нам прикинуть, сколь много было мирян, если таково было число клириков! Первенствовал среди них Горазд, о котором мы уже рассказывали выше как об одном из главных учеников Мефодия. Его-то сам святой и провозгласил архиепископом Моравии за несколько дней до кончины 5.
X.	Но многодерзкая орава еретиков не могла стерпеть, чтобы Мефодий и после смерти являлся для них живым противником. Они говорили: «Придите, свершим насилие» над Гораздом «и уловим его коварством, потому что не подобна нам жизнь его и отличны пути его и поносит нам грехи» (Прем. Сол. 2, 6, 10, 12, 15) и если ему будет позволено жить, то Мефодий окажется для нас воскресшим.
И вот они отрешают его от епископской власти и возводят на кафедру, а вернее — кафедру низводят до некоего Вихинга \ допьяна напившегося неразбавленным вином ереси и готового напоить им других — его за это еще Мефодий своей анафемой
предал Сатане, заодно с шайкой тех, кто безумствовал вместе с ним 2. О, труды и подвиги Мефодиевы! О Троица, сливаемая в своих личных свойствах! Насколько [этот престол] был знаменит и отличен из многих благодаря Мефодию, настолько же он опустился в бездну бесславия из-за Вихинга.
Так, незаконно, он захватил не причитавшееся ему епископство3, «сам собою присвоив честь» (Евр. 5, 4), «совершив хищение» (Фил. 2, 6), а «призванного от Бога» (Евр. 5, 4) изгнал путем насилия «рукою грешника» (Пс. 9, 36). Ересь подняла голову и стала глумиться над правоверным сонмом Мефо-диевых учеников. [Недруги] стали буйствовать и восставать против верных, говоря: «Почему вы по-прежнему благосклоннее относитесь к словам Мефодия, “смердящим и мертвым” (Григ. Нис. Евн. 3, 5, 61), вместо того чтобы присоединиться к здравствующему архиепископу и признать, что Сын рожден от Отца, а Дух исходит от Сына?»4
А те отвечали устами Горазда и Климента: «Мефодий по-прежнему жив. Об этом мы доподлинно Узнали от Господа, который, во-первых, говорил, что “верующий в Меня, если и умрет, будет жить” (Иоан. 11, 25), а во-вторых, учил, что “Бог, называющий себя Богом Авраама, Исаака и Иакова, не есть Бог мертвых, но живых” (Мф. 22, 32). В чем же наш грех, если мы считаем учителем того, кто жив н Бозе, кто духовно среди нас присутствует, и беседует, и укрепляет против вас? Поскольку мы и сейчас полагаем, что ваша новая вера не засвидетельствована нигде в Писании и не создана святыми
отцами, мы боимся заслужить анафему, ведь Павел ясно говорит: “Кто благовестит вам вопреки тому, что вы приняли, да будет анафема” (Гал. 1, 9). Что же касается нас, то мы веруем в Дух Сына, поскольку он есть Дух “жизни и истины” (Иоан. 14, 6), каковым и является Сын, а также в Духа как ум Христов (ср. 1 Кор. 2, 16), однако нас никто не учил и не научит, что он исходит от Сына. Мы “не отречемся от веры” и не “будем хуже неверных” (1 Тим. 5, 8). Нет, клянемся святой благодатью Св. Духа! Мы уверовали в то, что Дух исходит от Отца, что Он, родивший Сына, является причиной и источником Духа. Веруем, что Дух присущ и Сыну и постоянно через Него доставляется достойным. Но одно дело “исходить”, а другое “доставляться”. Первое выражает способ возникновения Духа: подобно тому, как Сын происходит от Отца по рождению, так Дух — по исхождению. “Доставляться” же не разъясняет способ существования, но лишь указует на обогащение и раздачу 6.
Насколько возможно, поясним сказанное примером. Представим себе, что некий царь извлекает из своей сокровищницы огромное богатство, а его сын, наследник этих богатств, владеет ими и раздает тем, кто ему угоден. В этом примере царь — это Отец, богатство — Дух, извлекаемый из несказанных сокровищниц Отца, царский сын — это Сын, Которому принадлежит и через Которого доставляется Дух-Глядите! Дух не исходит от Сына, но, как мы видим, доставляется через Сына. Если же тебя смущв-ет то обстоятельство, что Сын “дунул” на апостолов
со словами “Приимите Дух Свят” (Иоан. 20, 22), то это значит, что ты грубо толкуешь евангельские слова. Он дал апостолам один из даров Духа, а именно “дар отпущения грехов” (Иоанн 20, 23), как это следует из дальнейшего. Ведь и Исайя любил называть дуновениями действия Духа (ср. Ис. 11, 2; 26, 18; 29, 10 и др. ). Но тогда Он не даровал ученикам сам Дух. Ясно, что если бы он тогда наделил их Духом, то его нисхождение в Пятидесятницу оказалось бы вообще излишним. Если же оно не было излишним, стало быть, тогда сошел другой дух. Но какой? Церковь ясно проповедует, что есть один Дух. Если их два, тогда который из них не святой? Если святым был тот, что через дуновение, и Господь передал тогда именно его, а не просто один из даров Духа, то ясно, что Дух, сошедший в Пятидесятницу, не свят. Но “на головы ваши пусть обратится эта хула!” (Неем. 4, 5; Пс. 7, 17). Признавая два начала: для Сына — Отца, а для Духа — Сына, вы безумствуете манихейским безумием.
Для нас же Бог един, и все начала исходят от него: Отец и для Сына — Отец, и для Духа — источник. Точно так же Солнце есть единственное начало и для лучей, и для блеска, и для тепла. Итак, лучу присуще и сияние, и тепло — подобно тому как Сыну присущ Дух. И сияние принадлежит лучу, как Дух — Сыну. И то и другое исходит от одного начала — Солнца. Подобно тому как в этом примере свет и тепло даются миру телесному через лучи, точно так же Дух Святой всячески доставляется ми-РУ умозрительному через Сына. У манихеев есть
Евангелие от Фомы — если и вы можете представить нечто, содержащее такое вот учение о Духе, то докажите его каноничность, и мы тут же умолкнем, и даже станем почитать вас за благодетелей. Если же церковный “рай напояется четырьмя источниками, изливающимися из одного ключа” (Быт. 2, 10), то вы, я полагаю, признаете Матфея, Марка, Луку и Иоанна. Всякий, кто вводит пятое Евангелие, да будет трижды проклят. Иоанн же передает нам слова Сына: “Дух истины, Который от Отца исходит” (Иоан. 15, 26). Итак, прекратите оборачивать против самих себя свой сопротивляющийся меч, перестаньте бороться с Сыном Божиим, великим благо-вестником, от Которого, через Которого и о Котором написаны все Евангелия. Вы рассуждаете о Духе бездуховно, с подсказки враждебного духа».4
Тут Вихинговы смутьяны не выдержали, «зажавши уши» (Деян. 7, 57), подобно тем, кто некогда забил камнями Стефана, истинного свидетеля о Слове. Этим они сотворили единственное доброе дело, ибо недостойны они были слушать такое. Они принялись шуметь и буянить и чуть было не завязали драку с православными, дав волю рукам в подмогу ослабевшему языку. Под конец же они со всех ног кинулись к последнему прибежищу — грязному Святополку. Они наклеветали на православных, будто те замышляют бунт и восстанут против его власти, коль скоро не согласятся с ним по вопросам догмы. Дескать, иноверец является врагом! Князь призвал учеников Мефодия и сказал: «Почему между вами царит такой раскол? Почему вы что ни день
боретесь между собой, как враги? Разве не все вы братья? Разве не все христиане? Почему же вы не единомысленны между собой и не стремитесь к единству?»5
Они же устами Горазда и Климента (ибо именно эти двое вели разговор) отвечали: «О князь, много следовало бы сказать на эту тему, ведь подстерегающая нас опасность велика и относится к вещам нешуточным: дело касается церковного догмата о честной Троице и души — самого для нас дорогого. Поскольку неискушенность в Писании не позволит тебе выслушать более пространных и глубоких аргументов, мы дадим на твой вопрос простой ответ: мы разделились потому, что и Господь “пришел ввергнуть меч и отделить” (Мф. 10, 34-35) лучшее от худшего. Слыхали мы, что и Давид “ненавидит ненавидящих Господа и особенно чтит” (Пс. 138, 21) друзей Бога. Мы никогда не признавали христианами тех, кто не приемлет Евангелие. А в нем один из Троицы, Сын Божий, говорит: “Дух истины, Который от Отца исходит” (Иоан. 15, 26). Они же утверждают, будто Дух исходит от Сына. Если бы это было так, что бы помешало Господу сказать: Дух истины, что от Меня исходит? Это во-первых. Во-вторых же, состоявшийся в Константинополе Второй Собор 6, на который съехались архиереи со всего мира, вынес определение Св. Духа, поскольку он Ради этого и собрался по случаю осуждения духоборца Македония. Этот собор изложил Символ веры не в опровержение того Символа, который был установлен Никейским Собором. Но он дополнил то, что
Никейский символ пропустил по той причине, что тогда еще не начались споры о Духе. Так дочь спасает мать, пребывающую в нужде. Взглянем на тот Символ веры, который ты, князь, вседневно возглашаешь в церкви так, как он переведен из греческих книг: верим ли мы в исповедание Духа как исходящего от Сына или как исходящего от Отца? Так как же мы можем согласиться с теми, кто мыслит противное Евангелию и чему учили отцы с помощью Духа, “с теми, кто вещает из земли, наподобие чревовещателей” (Ис. 8, 19; 19, 3). “Какое общение у света со тьмой?” (2 Кор. 6, 14) — говорит святой апостол. Вот если они переменят свои взгляды и встанут на сторону Евангелия и отцов, то и мы бросимся им навстречу, и обнимемся, как братья, и облобызаемся. Если же они, отвергая “единственного нашего наставника Христа” (Мф. 23, 10), пойдут на поводу у своих помыслов, “осуетятся в помышлениях своих” (Рим. 1, 21), то мы ни за что не примем от таких учителей их учение о Троице». Так отвечал народ, державшийся православия, используя Горазда и Климента как выразителей своих мыслей.
XI.	Князь едва ли понял и самую малую толику сказанного. Он был слишком туп, чтобы разбираться в Божественном. Нрав у него был варварский и вообще крайне неразумный, да к тому же его душа была опустошена грязными наслаждениями, как уже было сказано. Разве мог понять рассуждения о Троице человек, лишенный святого очистительного целомудрия, «без которого никто не узрит Господа» (Евр. 12, 14)?
Он был целиком на стороне еретиков и, подстрекаемый ими, дал православным такой ответ: «Я знаю за собой великое недомыслие. Слишком я простоват, чтобы разбираться в догматических вопросах. Кто я, как не неуч? Безусловно, я держусь и буду держаться христианской веры, но я не могу ни разрешить путем рассуждений те недоумения, которые вы у нас возбуждаете, ни отличить лжеучителя от правоверного. Однако я буду судить вас как христианин. Я непременно вынесу свое решение об этом догмате так же, как я обычно принимаю решения по другим вопросам: кто первым явится и принесет клятву \ что он верует хорошо и правоверно, тот и будет, согласно моему суду, безупречным знатоком веры, тому и передам я Церковь и вручу, по справедливости, церковное священство».
Франки, с готовностью восприняв предложение о клятве, принесли ее, даже не дождавшись, пока князь закончит свою речь. Так они утвердили свое зловерие, увенчав безумное судилище соответствующим ему концом. Благодаря таким судьям ересь одержала верх над православием и получила полную свободу гнать и преследовать истинных слуг Христа и стражей веры. «Если кто-нибудь будет изобличен в том, — заявил князь, — что он верует не в согласии с франкским исповеданием, тот пусть будет выдан этим франкам, и пусть они делают с ним нее, что захотят».
XII.	Какими словами живописать то, что за этим последовало, те неисчислимые беды, которые сотворило злонравие, обретя власть? Это было похоже на
пожар, раздуваемый по лесу неумолимым ураганом. Одна сторона понуждала принять зловредный догмат — другая защищала веру отцов. Одна была готова сотворить любое зло — другая его стерпеть. Иных [православных] бесчеловечно пытали, дома других подвергались разграблению со стороны тех, кто соединил в себе нечестие с алчностью, третьих нагими влачили по терниям, причем творили это с людьми старыми, перешагнувшими порог Давидова возраста (ср. Пс. 89, 10). [Франки], которые сами заслуживали иудиной доли и петли, продали иудеям наиболее молодых среди пресвитеров и диаконов \ Подобно тому, как Иуда предал Христа, точно так же они предавали «вечно ожесточенным» (Евр. 3, 8) [иудеям] слуг Христовых, вернее сказать, «друзей» (Иоан. 15, 14-15), как Он сам их называл, и, я бы даже осмелился сказать, — самих Христов. Тех служителей алтаря, которых, как мы сказали, вывели на продажу, было немало — их насчитывалось до двухсот 2.
Такие, как Горазд (мы часто о нем упоминали: он был родом мораванин, но хорошо владел обоими языками, славянским и греческим 3, и его Мефоди-ева добродетель возвела на архиепископский трон, а еретическое злонравие запятнало сам этот трон тем, что отняло его у сего мужа), а также пресвитер Климент, муж образованнейший, да еще Лаврентий, Наум и Ангеларий 4 — все они, занимавшие положение учителей, вместе со многими другими именитыми людьми были закованы в железа и заперты в темницу. Там им было отказано во всяком утеше
нии, поскольку их родные и друзья даже не осмеливались их навестить. Но Господь, «утешающий смиренных» (2 Кор. 7, 6), «исцеляющий сокрушенных сердцем» (Пс. 146, 3) и «веселящий душу утешениями», соответствующими «множеству скорбей» (Пс. 93, 19), утешил святых, «пославши им помощь от Святого» (Пс. 19, 3).
Даже измученные железными цепями, они не забывали о молитве: спев песнопение третьего часа, они пропели еще припев к псалмам, посредством коих мы молимся, чтобы обновился в нас Св. Дух, посланный в третий час апостолам. Бог, «призрев на землю, сделал так, чтобы земля тряслась» (Пс. 103, 32). «Произошло большое землетрясение» (Деян. 16, 26), подобное тому, что случилось, когда однажды Павел помолился о нем, пребывая в оковах — и «раздался шум с неба» (Деян. 2, 2), и оковы пали, а узники тотчас сделались свободными и связанными одной лишь нерушимой любовью к Христу.
Бог «потряс землю, разбил ее» (Пс. 59, 4). Потрясены были и жители того города. Испуганные этим событием, они дивились и недоумевали, что означает это Божье знамение. Когда же приблизились к узилищу и узрели то, что произошло со святыми, как с них спали цепи, и они были совершенно свободны, и «восприяли слухом радость» (Пс. 50, 10) Божию, по слову Давидову, — то бегом бросились к своему князю, говоря: «Что это? Доколе будем мы противиться силе Божией? Доколе будем отворачиваться от света истины? “Имеем глаза — и не видим, уши имеем — и не слышим” (Пс. 113,
12-16; 134, 15-18), словно Давидовы идолы, или, если угодно, те люди, [упоминаемые] у Исайи, на которых сошел “дух усыпления” (Ис. 29, 10). Неужто не осознаем мы случившегося чуда? Неужто не убоимся Божьего знамения? Не лучше ли нам самим стать узниками почтения к тем, кто был освобожден от уз?»
Но еретики пытались своим языком оклеветать [случившееся] чудо, как некогда фарисеи [клеветали] на чудеса, сотворенные Господом. Они говорили: «Все это ворожба и очевидные колдовские хитрости» — другими словами, эти люди, сами преисполненные Вельзевуловой силы (ср. Лк. 11, 15; Мк. 3, 22), ему же приписали это невиданное чудо.
XIII. Конечно же, глупый князь ничего не понял и опять заключил святых в оковы, еще более тяжкие, и подверг их в темнице страданиям еще более суровым, чем прежде. Прошло три дня, и снова, когда они творили молитву третьего часа, произошло то же, что и раньше, а именно землетрясение, шум с неба. И оковы вновь распались. А богоборцы, ничего не сообщив о случившемся князю, вновь подвергли святых тем же тяготам, которых были перед судом истины достойны сами.
Бог стал предметом соперничества двух сил: с одной стороны выступало деяние злобы, с другой — учение радости. Прошло десять дней, и вновь, в третий раз, подвижников «посетил Восток свыше» (Лк. 1, 78), но бесчувственные еретики оставались все такими же черствыми. «Кривое не исправляется», и «недостаток» их разума в познании добра «не
восполняется» (Еккл. 1, 15). Более того, они еще и добавили страданий святым. Поскольку князь дал им право поступать по собственному разумению, они вывели [святых] из темницы и стали мучить их бесчеловечными избиениями, не щадя, как говорится, ни седин, ни немощи, сковавшей тела святых из-за [непрерывных] страданий.
Покорствовавший оным еретикам князь ничего об этом не знал, ибо тогда случился в отъезде. Они бы не сотворили такого над исповедниками истины, если бы князь был на месте \ Каким бы он ни был полудиким и жестоким, как бы ни был тысячу раз предан франкам, он все же боялся добродетели священных мужей, особенно из-за троекратного Божьего чуда. После этих бесчеловечных избиений [франки] не дали святым вкусить пищи и не позволили никому кинуть слугам Христовым, а вернее самому Христу, даже толики хлеба (ср.: Мф. 25, 40). Они отдали их воинам, чтобы те развели их по разным областям вдоль Истра 2 — жители Небесного Града были приговорены к вечному изгнанию из города.
Воины оказались людьми жестокими — ведь это были немцы 3, и безжалостность, коренившаяся в их натуре, еще и выросла из-за полученных ими распоряжений. Они взяли святых, вывели их из города, раздели и повлекли дальше нагими. Таким образом, они одним деянием причинили сразу два зла: во-первых, бесчестье, а во-вторых, мучение от ледяного ветра, всегда дующего в прилегающих к Истру областях. Но вдобавок к этому они приставляли мечи к шеям [святых], будто собираясь
ударить, а к груди приближали копье, будто собираясь окровавить его, — все это для того, чтобы [святые] умерли не одной смертью, но умирали столько раз, сколько чаяли смерти. И это тоже было им приказано врагами [святых]. Когда они уже далеко отошли от города, воины оставили их и пустились в обратный путь.
XIV. Исповедники Христовы знали, что Господь приказал «изгнанным из одного города бежать в другой» (Мф. 10, 23). Они возжелали Болгарии, думали о Болгарии и надеялись, что Болгария предоставит им отдохновение \ Но и с этой надеждой пришлось бы распрощаться, если бы они не окружили свой путь завесой тайны, — поэтому они старались оставаться скрытыми от любых глаз, хотя и нуждались в еде и одежде, хотя и подвергались всяческим лишениям. По причине страха вынуждены они были также отделиться друг от друга и разойтись каждый в свою сторону: так повелел Бог, желавший, чтобы побольше стран они охватили евангельским учением 2.
XV. И вот Климент, взяв с собой Наума и Анге-лария, отправился по дороге, ведущей к Истру, и достиг одной деревни, где они надеялись дать отдых своим телам, измученным отсутствием еды и одежды. Они разузнавали, есть ли кто в этой деревне боголюбивый и гостеприимный, прославившийся благочестием своей жизни и оттого ставший сыном Христова мира (ср. Иоан. 14, 27; Кол. 3, 15). И когда они нашли такого, то были им гостеприимно встречены. Был у этого человека единородный сын,
красивый и цветущего возраста. И как раз когда вошли в дом странники, умер сын этот, сей красавец, единственная [утеха для] глаз отца своего, цветущий отпрыск рода.
Как вы думаете, что чувствовал отец? Чего только он, ужасным образом испытавший такую скорбь, не сказал у ног странников!
«Хорошенькая [мне] отплата за гостеприимство! Для того ли открыл я вам двери, чтобы мой дом замкнулся, потеряв наследника? Для того ли простер я вам длань, чтобы лишиться единственной своей десницы? О, тот горький день, когда вы пришли в деревню! О, тот мрачный свет, что привел вас к моему дому! Верно вы колдуны и враги единого Бога — это Он меня наказывает за то, что я принял ненавистных Ему под свою кровлю. Многих других принимал я в доме, «принося плод Богу» (Рим. 7, 4) из того, что имею, и вводил [к себе] по мере возможности. Но Господь умножал мое имущество, и не столько расточал, сколько увеличивал, и вместо расхода я находил приращение, и благословенное семя давало обильную жатву на изобильной ниве (ср. 2 Кор. 9, 6; 10). А теперь... О мое любимое дитя, прекраснейшее и сладостнейшее из всех моих приобретений, ты, кто был мне дороже моего собственного сердца, желаннее самой жизни, погиб из-за прихода этих окаянных. Несомненно, вы оборотни, бесы-убийцы, радующиеся смерти детей. Но не избегнете вы кары, даже если все заколдуете! Вы попали в руки отца, который из-за вас лишился сына, единородного прекрасного сына, и вы сейчас сполна
заплатите за то, что совершили». И он призывал на них оковы и пытки.
Они же и сами страдали не меньше этого отца. Да и что еще могли переживать их сострадательные и человеколюбивые души? Кроме того, они вынужденно испытывали и стыд. Но, полагаясь на веру, для которой, по слову Господа, «все возможно, даже и невозможное» (Мк. 9, 23; Лк. 18, 27), они решили обратиться к молитве, дабы кротостью обуздать пылкую злобу отца и смягчить суровость его справедливого гнева. Они сказали: «Мы не чародеи, о человек Божий. Мало того, мы подвергаем самым худшим проклятиям тех, кто занимается подобными делами, сами же служим истинному Богу, о котором мы знаем и веруем, что Он “страшен привратникам ада” (Иов 38, 17), который прикосновением руки поборает смерть и одним лишь голосом дает жизнь четырехдневному смердящему трупу (ср. Иоан. 11, 39; 43). Итак, если ты думаешь, что это мы виновны в смерти твоего сына — то доверься нам, ибо мы убеждены, что ради нас Господь дарует ему жизнь». И вот они помолились над ребенком и — о неслыханное чудо! о вечносияющая милость Твоя, спасителе Христе! — вернули скорбящему отцу сына живым.
А что же отец? Он завопил и запричитал, будучи не в себе от радости, но словно рехнувшись и сойдя с ума: «Святые! Слуги Божьи! Спасители дома моего! Простите меня, преподобные отцы, простите меня! Ошибся я в вас страшной ошибкой, что хуже всякой вины. Но вот, все мое отныне ваше, и я сам стою
здесь вашим слугой. Пользуйтесь моим имуществом, располагайте и мною, как захотите, мне же довольно одного — видеть сына, которого ныне вы для меня родили».
XVI. Но они удовлетворились тем, что [возвратили] этому человеку его веру. Спеша скорее двинуться своей дорогой, они ограничили его гостеприимство тем, что взяли у него припасов в путь и тронулись по той дороге, что вела к Истру. Тот, кто был удостоен от них столь великого чуда, проводил их со многими почестями. Достигнув берега Истра, они узрели великую и потому непреодолимую реку. Они связали липовым лыком три бревна и, хранимые вышней силой, переправились через реку 1 — избежав пучины ересей, они спаслись на бревнах по Божественному внушению и прибыли в Белград (это самый знаменитый из придунайских городов)2. Они явились к Боритакану 3, который тогда охранял сей город, и по его просьбе поведали ему о себе все. Узнав об всем, этот человек понял, что се мужи великие и близкие Богу. Он решил также, что обязан отослать этих чужестранцев к Борису 4, князю Болгарии, чьим наместником сам он был. Ведь он знал, что Борис жаждет [видеть] таких мужей. Он предоставил им отдых после долгого пути и затем отослал сей многоценный дар князю, уведомляя, что эти люди как раз и есть те, которых тот желал [видеть] великим желанием.
Когда они прибыли к Борису, то были приняты с почестями, какие подобают мужам во всех отношениях почтенным и священным, и он стал расспра
шивать их о себе. Они же все рассказали от начала и до конца, ничего не упуская. Когда князь услыхал их рассказ, он вознес великую благодарность Богу, который послал ему таких помощников, а Болгарии — благодетелей 5, который даровал в качестве учителей и устроителей веры не случайных людей, но исповедников и мучеников. Он дал им одеяния, приличествующие священникам, и удостоил их всяческих почестей и приказал, чтобы им было предоставлено жилище, определенное для первейших из его друзей 6, и обеспечил им полное изобилие во всем необходимом — ведь он хорошо знал, что даже малая забота о телесных потребностях может сильно отвлечь от усердия о Боге 7. Им владело сильное желание каждый день беседовать с этими людьми и разузнавать от них о древней истории и житиях святых, а также через их уста постигать Писание.
И все люди из княжеского окружения, кто хоть насколько-то выделялся на фоне остальных благородством происхождения или размерами богатства, приходили к святым, словно дети в [дом] учителей, расспрашивали их обо всем, что имело отношение к спасению, и, зачерпывая из этих неисчерпаемых источников, и сами пили, и делились этой водой со своими домашними. Они упорно приставали к святым, причем каждый пытался убедить их посетить его дом, считая, что присутствие учителей является освящением и веря, что где находятся эти трое, единые во всем душой и телом, «там пребывает и Господь» (Мф. 18, 20). Святые убегали сутолоки, н°
в то же время стремились сделать приятное князю — поэтому они не считали нужным являться в дома многих 8, разве что их к тому побуждал боголюбивый князь.
Поэтому-то один болгарин, по имени Эсхач 9, а по должности сампсис 10, пришел к князю и попросил его дозволения забрать в своей дом священнейшего Климента заодно с преподобным Наумом. Тот с готовностью согласился, поскольку проситель был ему мил, и сказал: «Прими учителей со всем почтением, покуда мы не приготовим 11 для них все необходимое».
А приходом Ангелария был освящен дом Чеслава 12, ибо князь и ему оказал благоволение в ответ на его просьбу получить одного из учителей. Но Чеслав не мог долго наслаждаться присутствием Ангелария в земной жизни: прожив у него некоторое время, тот с радостью вверил душу рукам святых ангелов.
А Климент и Наум жили у Эсхача, удостаиваясь от него всяческого почета, но в ответ даруя ему подарки еще большие и ценнейшие, ибо, «сея духовные зерна, они пожинали плотские плоды» (1 Кор.
11) [на ниве] сего мужа.
XVII.	А тот, кто воистину являлся Божиим архистратигом Михаилом, а в нашем рассказе именовался Борис \ непрестанно размышлял, как создать для святых мужей возможность для выполнения Божь-его дела. Бог же внушил ему мысль выделить Кут-^ичиницу 2 из [состава] Котокия 3, а во главе нее доставил Домета4, освободив от управления Утра 5,
и придал Домету блаженного Климента, вернее же Домета Клименту, или, чтобы сказать еще точнее, их обоих друг другу, одного, чтобы он во всем слушался, другого же, чтобы пользовался им как помощником в осуществлении своих замыслов. Ведь Климент был послан как учитель в Кутмичиницу, и прибыло распоряжение всем обитателям этой страны принять святого с почестями, предоставить ему изобилие и даже избыток во всем, почтить его дарами и через посредство видимых вещей обнародовать то сокровище любви, что таится в душе.
И, дабы произвести еще большее впечатление, сам Борис пожаловал в дар триблаженному Клименту три дома в Деволе6, красивых и принадлежавших роду комита 7. Кроме того, он подарил ему места для отдыха в Охриде 8 и Главинице 9.
XVIII.	Вот сколь великими и многочисленными были [благодеяния] князя — таким образом его чудесная душа изливала, насколько могла, свою любовь к Христу на Христова служителя и показывала другим пример сего честного честолюбия.
А что же Климент? Быть может, он возгордился из-за почестей, возомнил себя чем-то большим, чем был в действительности? Может быть, он зажил жизнью более роскошной, считая, что уже достиг всего? Ни в коем случае! Словно ни в чем еще ни разу не сослужив службу Христу, он положил полученные почести в основу своего подвига о Слове и своих усилий о Вести. Он никогда не оставлял забот о том, как бы князь не обманулся в тех надеждах, которые на него возложил. Безусловно,
обходя все те страны, о которых мы упомянули, он всем язычникам громким голосом проповедовал Божье спасение. Вместе со всеми беседовал он о спасительных заповедях Божиих и божественных догматах, он убеждал, что благочестивая жизнь без здравых догматов по сути мертва и зловонна, а безжизненные догматы не ведут к [вечной] жизни. В первом случае человек подобен слепцу с ногами и руками, а во втором — зрячему с отрубленными руками и ногами.
В каждой энории 1 было у него никак не по малу избранных людей, всего их насчитывалось три тысячи пятьсот. С ними проводил он больше времени, раскрывая им глубины Писания.
Нас, смиренных и недостойных, приблизил он к себе более других, по глубине своей благостыни, и мы всегда пребывали с ним, присутствуя при всем, что он делал, что говорил и чему, при помощи того и другого, учил 2. Никогда не видели мы его в праздности. Иногда он учил детей, причем делал это разными способами: одним преподавал начертание букв, другим разъяснял смысл написанного, третьим ставил руку для писания, причем не только днем, но и ночью. Иногда [святой] предавался молитве, иногда уделял время чтению, иногда писал книги, а случалось, что разрывался между двумя разными делами, когда одновременно писал и объяснял детям что-нибудь из учения. Ведь он знал, что «лень есть наставница всех зол» (Сирах 33, 28), как заявила Перез одного из своих служителей Премудрость, наставница всяческого добра.
А ученики его стали лучшими из всех, как жизнью своей, так и образованностью. Воистину, столь хорошо «насажденные» и так бережно «напоенные», они и должны были быть «взращены» Богом (1 Кор. 3, 7). Из них он поставил чтецов, иподиаконов, диаконов и священников. В каждой из энорий у него было по триста учеников, не считая их мистиев 3, которые ничего не платили князю 4, но служили Богу и имели обязанность платить Ему, а вернее — возвращать полученное. И так Климент работал целых семь лет.
XIX.	Шел уже восьмой год его учительства, который стал последним в жизни раба Божия Михаила-Бориса, освященного князя Болгарии. Власть унаследовал его сын Владимир, который правил четыре года и умер. Наследником всего сделался его брат Симеон \ который первым был провозглашен императором болгар 2. Михаил родил его «по образу своему и подобию своему» (Быт. 1, 26), и тот в неподдельности сохранил черты его доброты. Со всеми был он прост и добр, а особенно с теми, кто обнаруживал скромность нрава и вел отчетливо христианскую жизнь. Симеон выказывал горячую веру и «был снедаем ревностию по доме Божьем» (Пс. 68, 10). Он закончил то, чего не довершил его отец: усилил божественную проповедь, неколебимо утвердил правоверие, повсюду выстроив церкви, и открыл Божьему закону широкую и нестесненную дорогу 3.
XX.	Поскольку молва представляла Климента великим и ставила его все выше того, что он сам
о себе думал, несомненно «расположившим восхождение в сердце» (Пс. 83, 6), это мнение абсолютно овладело и царем Симеоном, сделав его поклонником добродетели учителя. Царь призывает святого к себе \ ведет с ним беседы и получает освящение даже от его внешности — ведь блаженный видом своим казался достойным почитания даже его врагам. Симеон считал долгом восхвалить страну Болгарскую и назвать счастливым свое собственное царствование, коль скоро оно удостоилось столь великого дара от Бога.
После этого он посоветовался с умнейшими из своих приближенных, которые все относились к Клименту как к отцу и были уверены, что лишь то единственно угодно Богу, что они почитают святого — и назначил его епископом Древеницы 2, или Велици 3. Так Климент стал первым епископом болгарского языка 4. Получив в свои руки дело еписко-пии, он положил это высокое звание в фундамент восхождения к Богу и многократно умножил свои Усилия, [прибавив их] к прежним трудам.
XXI.	Соломон говорит: «Умножающий знание Умножает скорбь» (Еккл. 1, 18). Умножив Клименту честь, Симеон умножил для него и заботу: ибо он нашел, что народ в этой области совершенно не образован в Божьем слове и Писании и не обучен ничему из того, что украшает Церковь 1 и устрояет народ в духе благочиния и добропорядочности. Он «не давал сна очам своим и веждам своим дрема-Ния» (Пс. 131, 4), но сделал своею пищей и удовольствием попечение о народе. Он постоянно учил
и постоянно наставлял, исправляя невежество, упорядочивая беспорядок, «для всех сделавшись всем» (1 Кор. 9, 22) в соответствии с нуждами каждого. Клир он наставлял в церковном благоустройстве и в том, что касается псалмопений и молитв, чтобы клирики его епископии не уступали ни в чем никому из прославленных, но скорее бы оказывались впереди во всем достохвальном. В народе же он укреплял разум, на камне правого христианского служения воздвигая «утверждение веры» (Кол. 2, 5). А люди это были совершенно неотесанные и, прямо скажем, скотоподобные 2.
Что же? Так окормляя их словом, этим истинным хлебом, воистину укрепляющим сердца, неужто он не заботился о том, чтобы телесно питать тех, которых нашел столь нуждающимися в подобной пище? В этом случае он лишь наполовину подражал бы своему Иисусу, который, как он знал, наряду с наставлениями кормил невежд также и хлебами. Поэтому он был «отец сиротам и помощник вдовам» (Пс. 67, 6; 9, 35) и заботился о них во всем. «Двери были открыты» всякому бедняку, и «странник не ночевал на улице» (Иов 31, 32).
XXII.	Образцом своей жизни Климент сделал великого Мефодия. Он стремился к тому и молился о том, чтобы не отклониться от цели в своем следовании ему. Взяв за основу собственного поведения его жизнь и деяния, словно некую картину, написанную живописцем, сведущим в искусстве, он усердно рисовал самого себя по его образцу. А жизнь его он знал, как никто другой — ведь он сопровождал
его с младых ногтей и собственными глазами видел все дела учителя \
Видя, что народ груб и совершенно дремуч в деле усвоения Писания, а многие болгарские священники еле разбирают по-гречески, на котором они были обучены одному только чтению и оттого скотоподобны — ведь на болгарском языке не было похвальных слов [Богу], — Климент, осознав все это, стал придумывать, как разрешить и эту задачу. Он разрушает стену незнания своим осадным орудием: на все праздники он сочинил простые и ясные проповеди, в коих не было ничего глубокого, ничего мудрого, но которые не укрылись бы от понимания самого глупого среди болгар 2. Этими проповедями он окормлял души самых простоватых болгар, «поя молоком тех, кто не мог» (1 Кор. 3, 2) принимать более твердую пищу, став новым Павлом для новых коринфян — болгар. А через них можно было выучить и таинства совершаемых празднеств Христа и во имя Христа. В течение года, как вы знаете, часто празднуется память пречистой Богородицы — Климент усердно сочинял в их честь похвальные слова и рассказы о Ее чудесах. Ты найдешь, что и Креститель не остался невосхваленным, но узнаешь о чудесном обретении его главы, а также познакомишься с жизнеописаниями и хождениями пророков и апостолов, окрылишься подвигами му-Пеников, дабы стремиться к Тому, Кто прибрал этих Мучеников к Себе ради [пролитой] ими крови. Ты возлюбил образ жизни преподобных отцов? Ты ревнуешь о житии почти бесплотном и бескровном? На
болгарском языке ты найдешь и такие произведения, появившиеся в результате трудов мудрого Климента 3. Передают, что все эти сочинения хранятся у трудолюбивых людей 4. Что еще? Он укрепил Церковь псалмоподобными песнопениями, часть из которых сочинена в честь множества святых, а часть — в честь всенепорочной Богоматери. [Писал он также] молитвы, благодарения 5 и, попросту говоря, Климент подарил нам, болгарам 6, все, что относится к Церкви, все, что украшает память Бога и святых и чем проникается душа.
XXIII. Все это он оставил в монастыре, который построил в Охриде 1 еще при жизни блаженного Бориса, еще раньше, нежели совсем принял Велич-скую епископию. Ведь когда он увидел, что этот князь всю подвластную ему Болгарию опоясал семью соборными храмами 2, словно верою засветив семисвечник, Климент захотел и сам построить в Охриде монастырь. К нему он присоединил другую церковь, которую позднее сделали архиепископским кафедральным собором 3. Таким образом, в Охриде было три церкви: одна соборная и две святого Климента 4, которые по размеру были гораздо меньше соборной, но по своей красивой круглой форме усладительнее [для глаза], чем она. Ведь он всеми способами стремился выкорчевать у болгар равнодушие к божественному, собрать их [в церковь], привлекши красотою [церковных] построек и вообще смягчить в их сердцах дикость, суровость и тупость в богопознании. Ничего удивительного, что он пытался обратить мысли людей к кротости и человечности 5.
По всей болгарской стране цвели дикие деревья, не приносившие плодов, — Климент же даровал и это благо, а именно привез из греческой страны всякие виды культурных деревьев и путем прививок облагородил дикие растения, с тем, как я думаю, чтобы и таким способом воспитать человеческие души, дабы они усваивали соки доброты и сами приносили бы Богу в качестве плода исполнение Божьей воли, которое сам он превратил в единственную свою пищу (ср. Иоанн 4, 34). Таким образом, он стал во всем душеполезен и заботился о том, чтобы всеми способами расширять церковь Господню, не придавая значения ничему из [того, что служит для нужд] тела и не считая, вслед за божественным апостолом (Деян. 20, 24), что его душа ценна сама по себе, но заботясь о многих — дабы они спаслись.
XXIV. Вот какую крепкую любовь имел он к Богу, он любил небесного Отца, словно сын, — но разве недостаточны были свидетельства того, что и Он также любил его? Отнюдь! И его Бог прославил даром чудотворения. А вот каким образом, послушайте теперь.
Вернулся Климент из Велицы в Охрид, во-первых, для того, чтобы проверить, достаточно ли крепки духом жители страны и опираются ли они на страх Божий как на некий посох, а во-вторых, для того, чтобы побыть на досуге в монастыре, общаясь с Богом: красоту этой обители он весьма любил и тяжело переживал разлуку с ней. Когда он был в пути, на глаза ему попались двое парализованных, один из которых, помимо расслабления, был к тому же
лишен зрения, этого сладчайшего для всех [дара]. Они тронули жалостью сострадательную душу [Климента], но насколько был он скор на жалость, настолько же и склонен к смиренномудрию. Его забота о том, чтобы чудотворение осталось тайным, было сильнее, чем желание парализованных получить исцеление. Поэтому Климент огляделся по сторонам и, никого не увидев, возвел очи к небесам, воздел свои святые руки для молитвы (1 Тим. 2, 8) и помолился о Божьей помощи. [Затем] он теми же руками, которыми творил молитву, прикоснулся к парализованным телам, и прикосновение это сделалось для них средством, укрепляющим и связующим их члены. Случилось по слову Исайи — каждый из них запрыгал, словно олень (Ис. 35, 6), а ведь раньше был он не просто хромым и имел один поврежденный член, но весь был неподвижен и ничем не отличался от земли, на которой лежал. И слепому он подарил быстрое выздоровление, и тот, увидя свет, громким голосом восславил Господа. Все-таки это чудотворение не могло совершенно укрыться от человеческих глаз: оно было увидено одним из слуг святого. Позднее святой заметил его и понял, что тот стал невидимым зрителем [чуда], ведь он наблюдал, будучи скрыт в своей келье. Климент выбранил его, словно тот сделал что-то дурное, и с угрозами велел никому не рассказывать о случившемся, пока он обретается в этом мире \
XXV. Будучи уже согбен старостью и изможден трудами, святой решил отказаться от епископства — не потому, что хотел убежать от служения
или покинуть должность, «на которую Дух святой поставил» его «пасти церковь Бога» (Деян. 20, 28), но ради блаженной и боговдохновенной осмотрительности — ведь он опасался, как бы из-за его немощи «не разрушилось дело Божье» (Рим. 14, 40). Придя к царю, он сказал: «О благочестивейший царь, до сих пор тело мое выносило труды и заботы церковные, которые, как я убежден, тяжелее государственных. Мне казалось совершенно предосудительным оставлять церковь Бога, которую Он сам мне вручил, используя твою державу, [словно собственную] руку. Такое было бы недостойно даже и наемника: а ведь ему свойственно, “при приближении волка, бежать бросив овец” (Иоан. 10, 12). Какое же может быть оправдание для меня в том, что я оставляю паству Божию, не видя даже и волка? Поэто-му-то я до сих пор ее и не бросал. Но теперь, когда, как ты видишь, и старость подступает, и много-обилие трудов отняло у меня силу, позаботься о Церкви и поставь во главе дома Божия такого человека, в котором телесная крепость сочеталась бы с душевной и который был бы помоложе — пусть он примет заботы о Церкви. Исполни для меня последнее мое желание: дай мне возможность эти последние дни провести в беседах с самим собой и с Богом. Хорошим пристанищем мне для этого был бы монастырь, позволь мне умереть там. Что у меня осталось общего с заботами, для которых требуются более крепкие члены? Коль скоро я немощен для забот о Церкви, ради чего же мне присваивать эту должность? Павел назвал епископство делом, коего следует
сторониться тому, кто не способен к делу (Тим. 3, 1). Не возжелай стать свидетелем того, как Церковь, которая при мне расцветала более многих других, при мне же и увяла, но сделай так, как я тебе сказал: при помощи других людей, более цветущего возраста, сохрани ее благолепие. Велика ведь опасность того, что из-за моей немощи погибнет все начинание»1.
Царь был потрясен неожиданностью — ведь нас всегда поражает, когда мы вдруг услышим что-либо неприятное. «Что ты говоришь, отче? — воскликнул он. — Каково мне было бы вытерпеть такое зрелище — чтобы при живом тебе на этом престоле восседал кто-то другой! Каково мне было бы лишить мое царство твоих архиерейских благословений! Если ты оставишь епископский престол, это будет мне дурным предзнаменованием о том, что и я лишусь трона царского. Если я чем прогневил твое преподобие, я согрешил по неведению, поскольку сам я не сознаю за собой проступка. Ты же, щадя нас, словно отец, не желаешь выставить напоказ мое бесчинство по отношению к тебе и затеняешь истинную причину, ссылаясь на немощь. Скажи, прошу тебя! Я готов дать отчет и, как сын, уврачевать болезнь отца. Если же нет ничего, в чем ты мог бы обвинить нас, зачем ты хочешь огорчить нас, ни в чем тебя не огорчивших? И духовенство не можешь ты обвинить в непокорстве и упрямстве — ведь всех их ты сам родил при посредстве Евангелия для подчинения себе и Богу. И нас самих [не можешь ты обвинить] в том, что мы легко ослушаемся твоих заповедей. Да и ничто
другое из относящегося к твоим [заботам] не заслуживает порицания. Так зачем же ты оставляешь своих детей, оплакивающих твой беспричинный уход? Или послушайся, отче, или слово мое будет решительно, и что бы ты ни сказал, я не подчинюсь, и чтобы ты ни сделал, я останусь непреклонен: ведь я думаю, что отставка приличествует лишь недостойным, ты же превыше всякого достоинства».
XXVI. Старец склонился перед этими доводами и, ничего не прибавив к тем словам, которые он обратил к царю, не упоминая более о своей отставке, вернулся в монастырь. Но [там] Климент обнаружил, что небесный Царь согласен с его намерением: сразу по возвращении он заболел. Предчувствуя смерть, он даровал болгарским церквам свой прощальный подарок: прибавил к Триоди то, чего ей недоставало. Ведь именно тогда он завершил то, что поется от Недели Новой до Пятидесятницы \ Отсюда понимающий сделает вывод, каков бы Климент был, если бы он остался крепок телом, коль скоро он и в болезни изнурял себя трудами. Ибо воистину, насколько в нем «внутренний человек обновлялся», настолько же «внешний истлевал» (2 Кор. 4, 16), и мог он сказать словами Павла: «Когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 12, 10).
Что еще? Он в соответствии с канонами оставил завещание относительно своих книг, которые он написал, и относительно другого своего имущества, а точнее Божьего, ведь благодаря Ему он всем владел и Им одним хотел обогатиться, как мудрый купец [стремится завладеть] «прекрасным бисером»
(Мф. 13, 45) и не заботиться о раковинах. Итак, Климент все разделил пополам, и половину оставил епископии, а вторую половину — монастырю. Этим он всячески продемонстрировал, как нужно наживать и как тратить, и [показал], что и то и другое свершается по Божьему мановению. Ведь свое имущество он получил от благоверных князей и царей, коих нельзя было обидеть небрежением, особенно если учесть варварство их природы. Показал и Господь, как он не только не пренебрег той женой-мироносицей, но принял ее и определил ей место в Евангелии (Мф. 26, 6-13). Великий Климент так осуществил свой отказ от имущества, что никому другому не удалось бы сделать это иначе, более похвальным образом.
XXVII. Так прожив жизнь и так украсив поставленный для него Богом престол, он добавил достойный конец к [достойному] началу, [сотворил] кровлю, прекрасно соответствующую [остальному] зданию, — переселился к Господу. Божественное его тело, заслуживавшее такой же чести, как и душа, было как преподобное преподобно отпето и почтено, с одной стороны, более скромно, чем оно заслуживало, но с другой стороны — ничуть не пренебрежительно, если учесть возможности тех, кто отдавал эти почести. Климент был погребен в монастырской усыпальнице, которую соорудил своими руками в правой стороне притвора1. Тогда шел двадцать седьмой день месяца июля, в дни Симеона, царя болгар, в год шесть тысяч четыреста двадцать четвер-** 2 тыи .
XXVIII. Но что я забыл упомянуть, так это великое свидетельство родства душ между святыми: незадолго до его смерти некоторые из его учеников видели во сне, что к блаженному явились Кирилл с Мефодием и предсказали ему уход из жизни.
Кажется, впрочем, что сам святой ушел от нас и покинул эту жизнь, но благодать его не прекратилась, и прах учителя еще и теперь творит благодеяния, излечивая любую боль и любой недуг (Мф. 10, 1). Пусть свидетельством сказанного послужит тот человек, у которого были сухие руки и ноги и который, придя во храм во время свершения Божественной литургии, нашел исцеление. Остальные прихожане не знали, кто он и откуда. Когда он приносил благодарность за излечение, изливая многословные хвалы и воздевая выздоровевшие руки, и своими воплями начал уже докучать обретавшимся во храме, то у него спросили, в чем причина его благодарности, и он все рассказал: что и сам он родом из Охрида, что уже много лет мучился он от этой болезни и, охваченный отчаянием ничуть не в меньшей степени, нежели болезнью, решил поклониться святому гробу, дабы всемогущий во Христе Климент стал для него утешением. Ползя [при помощи своих сухих] рук и ног, он добрался до надгробья преподобного, потом впал в экстаз и увидел, как Некий старец прикоснулся к его волосам и приказал встать. И одновременно с этими словами в его теле «сделался шум, как будто стали сближаться Кости» (Иезек. 37, 7). Казалось, что части тела со-Нленились между собой, а жилы расправились для
движения. Затем, придя в себя, он оказался здоров. «Ни руки больше не сухие, ни ноги больше не сухие. Никакого более природного ущерба! И ныне я воздеваю руки к тому, кто их [для меня] распрямил и стою на собственных ногах», — так говорил тот, кто еще недавно страдал иссушением, при этом из глубины его сердца потоком изливались слова признательности, и ему вторили все присутствующие, превозносившие преподобного благодарственными словесами.
Надо ли мне снова и снова перечислять? Кто же не знает, скольким бесноватым, скольким страдавшим иными болезнями было даровано избавление от мучавших их недугов? Иные из них приходили к могиле, а иные просто призывали имя [Климента] — нужно было только иметь веру, эту воистину могучую помощницу \ Потому-то все население Болгарии, принимая благодать от святого, выказывает в почитании его такую ревность, что и сказать нельзя. Каждый вносил свой вклад по мере возможности.
XXIX. О божественная и святая глава, на которой Дух утвердил свое пребывание! О светоч, управляющий не одним только днем, не одной ночью, но и ночью и днем просветляющий нас дарами! И когда мы боремся с искушениями, а мрак искушений окружает нас наподобие ночи, и когда мы наслаждаемся передышкой, словно просветляясь неким светом, — в обоих случаях мы сподобливаемся твоих милостей. О труба, через которую трубит нам Утешитель! «О добрый пастырь, положивший» за
нас, «твоих овец, душу» (Иоан. 10, 11) святую и путем многих усилий собравший для Бога стадо, и поместивший нас в месте, обильном травой — в Писании, объясненном твоим языком. Ты выкормил нас несущей отдохновение водой святого крещения и «путями правды» (Пс. 22, 2-3) повел на дела добродетели. Через тебя вся Болгарская страна познала Бога, а сам ты укрепил церкви гимнами и песнопениями, а праздники освятил чтениями, монахи благодаря тебе руководствуются в подвижничестве житиями святых отцов, священники благодаря тебе учатся жить в соответствии с канонами. О земной ангел и небесный человек! О маслина, ничуть не уступающая той, что была предопределена пророком (Иер. 11, 16; Ос. 14, 7), и принесшая едва ли не большее количество «сынов тучности» (Зах. 4, 12, 14, ср. Пс. 138, 4). О поводырь слепых, какую бы слепоту, какое бы поводырство мы тут ни подразумевали! Ты приготовил для Господа «народ особенный, ревностный к добрым делам» (Тит. 2, 14), [пример] которых они узрели в тебе.
Вновь и вновь навещай оставленное тобой наследство, ведь теперь у тебя во всех отношениях больше сил и возможностей, чем когда ты был во плоти. Изгони злую ересь, которая подобно заразной болезни распространилась в твоем стаде после твоего Успения во Христе — ведь она расползается и. губит овец стада твоего, которое ты укрепи, о святой 11 предобрый пастырь Ч Также сохрани нас, своих Питомцев, незатронутыми от варварских набегов. Ведь ты всегда нас защищаешь, особенно же теперь,
когда скорбь близка, когда «нет помощника» (Пс. 21, 12), когда скифский меч упился болгарской кровьюI 2, когда руки безбожников трупы твоих детей «выставили на съедение птицам небесным» (Пс. 78, 2). Порази их десницей Бога, Которому ты служил, даруй мир своему народу, дабы мы могли со всем ликованием устраивать празднества3 в твою честь, славя через тебя Отца, Сына и Духа — единого Бога, Коему довлеет всяческая слава, честь и преклонение, ныне и присно и во веки веков. Аминь!
Комментарии к Пространному Житию Климента
I
1 Пролог к памятнику передает круг рассуждений, достаточно типичных для прологов в памятниках византийской агиографии. Ср. пролог к Пространному Житию Кирилла, написанный по тем же правилам.
2 «Недавние времена» — в данном случае совре-
менность, нечто довольно близкое к жизни Феофилакта по сравнению с «древними временами», когда христианское учение распространяли по миру апостолы — люди, «жившие хоть и во плоти, но почти бесплотно». Уже здесь в прологе появляется утверждение, что герои начальной части повествования Кирилл и Мефодий «просветили Болгарскую землю». В древнейшем слое памятников кирилло-
мефодиевской традиции (Пространные Жития Кирилла и Мефодия, древнейшие похвальные слова и тексты служб) такая связь Кирилла и Мефодия с Болгарией не прослеживается. Из известных нам произведений, в которых деятельность Кирилла и Мефодия связывалась с Болгарией, Пространное Житие Климента (наряду с проложным житием Кирилла) является самым ранним. Есть основания полагать, что часть своего повествования, связанную с описанием деятельности Кирилла и Мефодия в Болгарии, Феофилакт заимствовал из болгарского жития Климента X в. См. подробнее: Флоря Б. Н. Кирилло-мефодиевские традиции в развитии средневековой болгарской культуры // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. X Международный съезд славистов. София, сентябрь 1988 г. Доклады советской делегации. М., 1988. С. 160-163.
II
1	Моравия здесь не область в современной Чехии, а Великая Моравия — раннефеодальное славянское государство, занимавшее в IX в. значительную часть территории современных Чехии и Словакии. Мефодий был архиепископом — главой особой церковной провинции, архиепископства Моравского, границы которого совпадали с границами Великоморавского государства. Упоминание в тексте Феофилакта, что Моравский архиепископ Мефодий стоял во главе Пан-Нонской епархии, объясняется тем, что с церковно-Канонической точки зрения создание Моравского
архиепископства рассматривалось как восстановление существовавшей в IV-VI вв. на территории Восточно-Римской империи сирмийской митрополии. Сирмийский митрополит был главой всех епископов римских провинций Паннонии и Иллирика, отсюда наименование епархии Мефодия «паннонской», хотя на практике его власть на территории в границах римской провинции Паннонии не распространялась. См. об этом: Dvornik F. Les legendes de Constantin et de Methode, vues de Byzance. Prague, 1933. P. 248-271.
2	О Кирилле как знатоке и «еллинских учений», и «христианского богословия» много говорится в его Пространном Житии. Слова Феофилакта позволяют лучше понять текст в главе 4 этого сочинения, где говорится, что Кирилла «оумолиша... оучителныи сан прияти, оучити философия свояземця и странный» (Лавров П. А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Л., 1930. С. 5-6). Исследователи указывали на то, что оборот «учити философия свояземця и странный» — неудачный перевод греческого оригинала, в котором говорилось, что Кирилл учил «sgco каг (piXooo-cpiav», т. е. христианской и языческой философий. Слова Феофилакта безусловно подкрепляют такое толкование.
3	Для памятников кирилло-мефодиевской традиции представляется достаточно необычным мотивация действий Кирилла и Мефодия, предложенная в Пространном Житии Климента: они создали письменность для болгар, когда выяснилось, что
те не могут усвоить Писания, написанного на греческом языке. Схожая мотивация присутствует и в «Легенда Кристиана» — памятнике латинского культурного круга, созданном в Чехии в конце X в. В нем Кирилл, выступая перед римским папой, также ссылался на то, что создал славянскую письменность для чехов, так как не мог их приобщить к христианству с помощью латинского и греческого языка (MMFH. Т. II, 1967. S. 189-190). У обоих авторов создание письменности на славянском языке выступает как определенное исключение, связанное с тем, что тот или иной славянский народ не в состоянии научиться греческому (или латинскому) языку. В этих высказываниях отразились представления обоих авторов об особой роли латыни (у Феофилакта — греческого языка) в деле христианского просвещения. Слова Феофилакта о «причудливом болгарском наречии» отражают отношение агиографа к болгарскому языку как чужому для него.
4	Текст Феофилакта в этой части его сочинения составлен таким образом, что у читателя складывается впечатление, будто Кирилл и Мефодий создали славянскую азбуку для болгар, для них перевели Писание, здесь же собрали вокруг себя учеников и отсюда направились к папе в Рим.
В действительности (как об этом сообщается в Пространных Житиях Кирилла и Мефодия), славянская азбука создана была Кириллом и Мефодием во время пребывания в столице Византийской империи — Константинополе и здесь же был начат пере
вод Писания (с Евангелия — апракоса); и азбука, и перевод Писания предназначались для жителей Великой Моравии — славянского государства, занимавшего в IX в. значительную часть современных Чехии и Словакии. В середине 60-х гг. IX в. Кирилл и Мефодий сами направились в Великую Моравию, откуда и выехали в Рим.
Повествование Феофилакта в этой своей части представляет собой тенденциозный вымысел, целью которого было связать деятельность создателей славянской письменности с Болгарией. Сочинение Феофилакта является наиболее ранним текстом, где говорится о особом «болгарском языке», на который было переведено Писание. В более ранних текстах язык, на котором говорили в IX-XI вв. болгары (как и другие славянские народы), назывался просто «славянским».
5	Аналогичный список учеников Кирилла, которых святой наставлял перед своей кончиной в Риме, читается в «Успении Кирилла» — болгарском памятнике XIII в. (Лавров П.А. Материалы... С. 157). В перечень вошли не все даже самые известные из учеников Мефодия. Так, в него не вошел такой известный писатель конца IX в., ученик Мефодия и автор службы этому святому, как Константин Пре-славский. Пространное Житие Климента содержит различные сведения о Горазде, Клименте, Науме и Ангеларии, но ничего кроме имени не сообщает о Савве. В XII главе Жития в рассказе о заключений учеников Мефодия в тюрьму после смерти святого Савва не упоминается, напротив, появляется новый
ученик — Лаврентий, о котором кроме имени также ничего не известно.
По контексту повествования Феофилакта следует, что перечисленные здесь ученики Кирилла и Мефодия были также болгарами. Учитывая, однако, что Кирилл и Мефодий могли находиться в Болгарии лишь краткое время во время своего путешествия в Великую Моравию (да и это нельзя считать точно установленным фактом), болгарское происхождение их представляется маловероятным. Относительно одного из этих учеников, Горазда, имеется определенное указание в Пространном Житии Мефодия («се есть вашея земля свободь моужь» — MMFH, t. II. S. 161), что он был уроженцем Великой Моравии. Что касается других учеников, то более или менее определенные сведения имеются лишь о происхождении главного героя второй части повествования — Климента. Такие выражения написанной Климентом «Похвалы Кириллу», как, например, «Блажу богодвижныя твоя пръсты, ими же написа-ся моемоу языкоу свобода от греховнаго ига» (Лавров П. А. Материалы... С. 95 и др.), не оставляют сомнений в славянском происхождении Климента. Читающиеся в одной из заключительных глав Пространного Жития слова, что Климент сопровождал Мефодия с молодых лет, позволяют предполагать, что Климент принадлежал к числу жителей той славянской «архонтии» в балканских владениях Византийской империи, которой Мефодий, по свидетельству II главы его Пространного Жития, управлял До своего пострижения в монахи (См. подробнее:
Станчев К., Попов Г. Климент Охридски. Живот и творчество. София, 1988. С. 27). Что касается других учеников, то никакими сведениями о их происхождении и о том, как и при каких обстоятельствах они стали учениками Кирилла и Мефодия, мы не располагаем.
III
1	Папа Адриан II (867-872). Кирилл и Мефодий приехали в Рим в самом начале его правления.
2	В этом разделе довольно точно пересказывается первая часть XVII главы Пространного Жития Кирилла (MMFH, t. II. S. 110-111), однако с рядом изменений по сравнению с источником. Так, в источнике говорилось о поездке братьев в Рим по приглашению папы, у Феофилакта эта поездка — плод инициативы самих братьев, «чтоб получить от него наставления». Отсутствует в рассказе Пространного Жития Кирилла и сообщение о том, что папа известил о деятельности братьев «по всем церквам» и вложенное в уста римского первосвященника сравнение «труда» братьев с трудом апостола Павла. Следует учитывать, что прямое уподобление Кирилла и Мефодия апостолу Павлу неоднократно встречается в текстах служб Кириллу и Мефодию (Лавров П. А. Материалы... С. 111-112), откуда, вероятно, оно и заимствовано в текст Пространного Жития Климента. Главное различие состоит в том, что, согласно Житию Кирилла, почетная встреча была вызвана тем, что братья принесли в Рим останки Климента, папы римского, и их чудотворному воз
действию приписывались происшедшие в это время чудеса, в то время как, согласно повествованию Феофилакта, торжественно встречали именно со-лунских братьев, именно они совершили чудеса. По остроумному наблюдению Н. Л. Туницкого (Туниц-кийН.Л. Климент... С. 66), эти изменения был связаны с тем, что, согласно хорошо известной Фео-филакту константинопольской традиции, зафиксированной Константином Багрянородным, останки Климента, папы римского (в частности, его глава) находились в особой «молельне», построенной императором Василием I Македонянином у императорского дворца. — Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. Изд. подг. Я. Н. Любарский. СПб. 1992. С. 137-138.
IV
1	Кроме Пространного Жития Климента, о посвящении учеников рассказано с конкретными деталями в VI главе Пространного Жития Мефодия: там Упоминается, что трое из учеников стали священниками, а двое — чтецами (MMFH, t. II. S. 146). По сравнению с этим конкретным известием изложение Феофилакта выглядит как некий риторический перечень всех иерархических ступеней для духовных лиц низшего ранга.
2	По свидетельству Пространного Жития Мефодия, одновременно с посвящением учеников папа «святи же на поповство блаженого Мефодия» (MMFH, t. II. S. 146). Архиепископом моравским Мефо-Дий стал по свидетельству того же источника лишь
после смерти Кирилла (Ibid. S. 147). Об обстоятельствах, в которых произошло возведение Мефодия на архиепископскую кафедру, см. Сказания о начале славянской письменности. Вступ. статья, перевод и комментарии Б. Н. Флори. М., 1981. С. 149 и сл.
3	Утверждение, что Мефодий много раз отказывался от епископства в Паннонии — агиографический штамп. Об этом ничего не знает его Пространное Житие. Назначение Мефодия на епископство выглядит в тексте немотивированным, так как агио-граф ничего не сообщал о его предшествующем пребывании в Великой Моравии.
V
1	Исследователи, видя в «великом архиерее» — папу, а в «святая святых» — алтарь, высказывали различные предположения относительно цели, которую при этом преследовал папа. Не исключено, однако, что «великий архиерей» данного текста — это Христос, а весь пассаж означает, что Бог призвал Кирилла к себе для совершения литургии на небесах (Милев А. Жития на св. Климент Охридски. София, 1961. С. 75).
2	Сведения Пространного Жития Климента о болезни, смерти (14 февраля 869 г. ) и погребении Кирилла повторяют аналогичные сообщения XVIII главы Пространного Жития Кирилла (MMFH, t. П-S. 112-114). Можно отметить лишь два конкретных расхождения: по Житию Кирилла, приняв схиму» святой прожил не 10, а 50 дней; в Пространном
Житии Кирилла не указывалось конкретно, какие именно чудеса совершались у гробницы святого.
VI
1	У читателя Феофилакта может создаться впечатление, что поставленный архиепископом Мефодий медлил с отъездом из Рима, пока был жив его брат. В действительности, он стал архиепископом уже после смерти Кирилла (см. коммент. 2 к гл. 4).
2	Ростислав — правитель Великой Моравии (846-870 ), по приглашению которого Кирилл и Мефодий приехали в эту страну. Помещенная в главе VIII Пространного Жития Мефодия булла Адриана II о передаче Мефодию архиепископской кафедры была адресована Ростиславу (MMFH, t. II. S. 147-148) — свидетельство того, что он был одним из правителей, ходатайствовавших в Риме о возвышении Мефодия. Общение Ростислава с Мефодием уже как архиепископом не могло быть продолжительным. В начале 870 г. Ростислава сверг с трона при поддержке немецких феодалов его племянник Свято-полк. Ростислав был ослеплен и умер в заточении.
3	Коцел — правитель славянского княжества в районе озера Балатон, вассал Восточно-Франкского королевства (о нем и его княжестве см.: Grafenau-erB. Zgodovina Slovenskega naroda. zv. II. Ljubljana, 1955. S. 38-45). У него останавливались Кирилл и Мефодий на пути в Рим, когда этот правитель «възлюби вельми словенскы боукви» (MMFH, t. II. S. 105). Судя по сообщениям Пространного Жития Мефодия, сыграл едва ли не главную роль в возведении
Мефодия на архиепископскую кафедру (MMFH, t. II. S. 147-148, 150). Важные сведения о пребывании архиепископа Мефодия в княжестве Коцела содержит сочинение «Conversio Bagoariorum et Carantano-rum», составленное в 870 г. для обоснования прав зальцбургского архиепископства на церковную юрисдикцию над княжеством Коцела. С приездом Мефодия здесь было введено богослужение на славянском языке. (MMFH, t. III. S. 318).
VII
1	Борис — правитель Первого Болгарского царства (852-889).
2	Византийский император Михаил III (842-867). Упоминание о том, что Борис был современником этого византийского императора, должно было, вероятно, напомнить читателю о роли, которую сыграла в крещении болгар Византия и, в частности, о том, что император был крестным отцом болгарского правителя, принявшего в его честь христианское имя Михаил. См. об этом в рассказе о крещении болгар, который читается в написанном Феофил актом житии тивериупольских мучеников. — Извори за българската история. Т. 30. София, 1994. С. 67-68.
3	Борис действительно прилагал большие усилия для обращения в христианство населения Болгарии. Так, в 866 г. им было подавлено восстание прото-болгарской знати, добивавшейся восстановления язычества. См. об этом: Гюзелев В. Князь Борис Първи. София, 1968. С. 108 и сл.
О строительстве Борисом в Болгарии христианских храмов, основании епископских кафедр и др. см. также в написанном Феофилактом житии тивериупольских мучеников — Извори... Т. 30. С. 68-69.
4	В VII главе сочинения получают дальнейшее развитие сформулированные в главах— I-П утверждения о связи деятельности Кирилла и Мефодия с Болгарией. Теперь сам перевод Писания на славянский — «болгарский» язык связывается с крещением болгар. Одновременно агиограф подчеркивает, что Борис Болгарский стал «духовным чадом» Мефодия раньше, чем Святополк и Коцел. В действительности такие наиболее ранние и достоверные источники, как Пространные Жития солунских братьев, самым определенным образом связывают появление первых славянских переводов текстов из Священного Писания с путешествием Кирилла и Мефодия в Великую Моравию. О контактах Мефодия с Борисом Болгарским также нет никаких сведений в ранних источниках, хотя возможность таких контактов, конечно, не может быть в принципе исключена, например, когда в начале 80-х гг. IX в. Мефодий совершил путешествие в Константинополь. Не исключено, что Феофилакт или его неизвестный славянский предшественник смешал архиепископа моравского Мефодия со сведениями о греческом монахе, иконописце по имени Мефодий, чье изображение Страшного суда, согласно византийской традиции, побудило Бориса креститься. См.: Продолжатель Феофана, Жизнеописания... С. 73.
5	Дата крещения болгар указана в Пространном Житии неверно. Как указано в сохранившейся памятной надписи, найденной у с. Балши в Албании (подр. об этой надписи см. в комментарии к Житию Климента, написанному Димитрием Хоматианом), болгары крестились в 6374 г. от сотворения мира (Иванов Й. Български старини из Македония. София, 1970. С. 12-16). Исследователи, которые считают, что в надписи имеется в виду сентябрьский год, датируют крещение Болгарии временем от 1 сентября 865 г. до 31 августа 866 г. Те, кто видит в дате надписи мартовский год византийской эры, датируют это событие временем между 21 марта 866 г. и 20 марта 867 г. (См. подробнее об этом: Wasilewski Т. Bizancjium i stowianie w IX wieku. Warszawa, 1972. S. 140 i n. ). Вместе с тем в «Повести временных лет» — древнерусском летописном своде начала XII в. — ив славянской обработке «Летописца вскоре» патриарха Никифора, созданной, по-видимому, в Болгарии в конце IX в., под 6377 г. от сотворения мира (869/870 гг. н. э.) помещена запись «Крещена бысть вся земля Болгарьская» (Повесть временных лет. Ч. 1, М.; Л., 1950. С. 19; Тихомиров М. Н, Забытые и неизвестные произведения русской письменности // Археографический ежегодник за 1960 год. М. 1962. С. 238. )
Поскольку именно в 870 г. по решению церковного собора в Константинополе была создана особая митрополия для Болгарии, то не исключено, что именно это событие было воспринято в кругах болгарского духовенства как акт, завершающий начавшийся
ранее процесс христианизации Болгарии. Позднее этой записью воспользовался создатель Пространного Жития Климента, определяя дату крещения болгар.
Дату крещения болгар Феофилакт (или автор его славянского источника) внес в текст потому, что, по его представлениям, тем самым устанавливалось, когда Кирилл и Мефодий перевели на славянский язык Священное Писание.
VIII
1	С этого места начинается подробное повествование о борьбе Мефодия, а затем его учеников с их противниками из рядов немецкого духовенства в Великой Моравии. Рассказ этот заметно отличается от повествования о тех же событиях в Пространном Житии Мефодия и основан, по-видимому, на той устной традиции о событиях, которая циркулировала в кругу учеников Мефодия на болгарской почве.
2	В рукописи XI в., т. н. «Клоцовом сборнике», сохранилось анонимное поучение судьям и князьям, в котором исследователи видят одно из таких «наставлений» Мефодия. См.: Vasica J. Anonymni homi-Ие rukopisu Clozova po strance pravni // Slavia, vol. 25, 1956. S. 221-233.
3	Имеются в виду немецкие священники в Великой Моравии — противники Мефодия и его учеников. Они появились здесь потому, что со времени принятия христианства Великая Моравия находилась в церковной зависимости от епископства в Пассау (Бавария).
8 Зак 3025
4	См. в XII главе Пространного Жития Мефодия о выступлении против него тех, кто был болен «хиопа-торской ересью» (MMFH, t. IL S. 157). Речь шла о немецких священниках, которые в соответствии с практикой, принятой во франкской Церкви, вносили в Символ веры дополнение о похождении Св. Духа не только от Отца, но и от Сына (пЦоцие). Важно отметить, что, согласно Пространному Житию Климента, Мефодий смог своими доводами убедить многих из этих священников и привлечь их на свою сторону.
Рассказ о спорах между Мефодием и его учениками с одной стороны и немецкими («франкскими») священниками с другой — в Пространном Житии Климента обладает двумя особенностями. Во-первых, судя по изложению этого источника, споры касались только текста Символа веры, в то время как в действительности Мефодия обвиняли также в совершении богослужения на славянском языке (ясные указания на это см. в булле папы Иоанна VIII Мефодию 879 г.: MMFH, t. Ill, № 81. S. 192-193). Во-вторых, в этом и в последующих разделах агиограф пишет о конфликте только как о споре между Мефодием и его немецкими противниками, в то время как с конца 70-х гг. противники Мефодия прилагали усилия к тому, чтобы вовлечь в конфликт папскую курию. Ясные указания на это имеются не только в буллах папы Иоанна VIII 879 г. как правителю Великой Моравии — Святополку, так и Мефодию (MMFH, t. Ill, № 80-81), но и в XII главе Пространного Жития Мефодия (MMFH, t. II. S. 157^ 158). Для расследования выдвинутых против него
обвинений Мефодий в 880 г. был вызван в Рим, где ему удалось доказать свою правоверность и добиться, во-первых, разрешения совершать богослужение на славянском языке, а во-вторых, подтверждения своей архиепископской власти над всеми духовными лицами в Великой Моравии, к какому бы народу они ни принадлежали. — См. буллу Иоанна VIII Святополку 880 г. (MMFH, t. Ill, № 90). О церковных спорах в Великой Моравии в конце 70-х-нача-ле 80-х гг. см.: Dvornik F. Byzantskemisie u slovanu Praha, 1970. S. 174-178.
5	Святополк — правитель Великой Моравии (870-894), пришел к власти, свергнув своего дядю Ростислава; в его правление Великоморавское государство достигло высшего могущества.
6	Два главных источника, содержащих информацию о событиях, происходивших в Великой Моравии в конце 70-х - начале 80-х гг. IX в. — Пространное Житие Мефодия и Пространное Житие Климента — заметно расходятся в своем отношении к Святополку. В Пространном Житии Мефодия резкие выпады по адресу Святополка, столь характерные для Пространного Жития Климента, полностью отсутствует. Такое различие объясняется разницей исторических условий, в которых оба памятника возникли. Как убедительно показал чешский исследователь В* Вавжинек (Vavrinek V. Staroslovenskezivoty Konstantina aMetodeje. Praha, 1963, roz. V), Пространное Житие Мефодия было написано сразу после смерти святого, его ученики в то время еще рассчитывали склонить Беликоморавского правителя и его дружину на свою
сторону. Этой цели должно было служить и само Пространное Житие. Напротив, Пространное Житие Климента писалось уже после того, как ученики Мефодия были изгнаны при участии Святополка из Великой Моравии, так что они могли писать о князе откровенно. Отношение Святополка к Мефодию и кирилло-мефодиевским традициям может быть реконструировано на основании современных событиям папских булл. В булле пашй Иоанна VIII Свя-тополку 880 г. упоминаетс^хпросьба князя и его «судей», чтобы для них служили мессу по-латыни (MMFH, t. Ill, № 90. S. 208) — очевидно, что они не были приверженцами богослужения на славянском языке. Вместе с тем анализ булл Иоанна VIII 879-880 гг. показывает, что Святополк сам уклонялся от участия в спорах между сторонниками и противниками Мефодия, передавая решение вопроса в руки курии. Святополк был одним из самых активных и удачливых политиков своего времени, постоянно стремившимся воспользоваться ослаблением западного соседа — Восточно-Франкского королевства, чтобы расширить границы своего государства. Одним из путей к этому было вмешательство во внутренние дела Восточно-Франкского королевства. В этих условиях Святополк был заинтересован в поддержании добрых отношений с Римом. Об этой зантересо-ванности говорит, в частности, его просьба, о которой упоминается в булле папы Иоанна VIII 880 rJ принять великоморавского князя и его страну под защиту св. Петра (MMFH, t. Ill, № 90. S. 200-203)-Таким образом, судьба славянской письменности
в Великой Моравии оказалась в тесной зависимости от отношения к этой письменности в Риме.
7	Современный исследователь склонен рассматривать в качестве агиографического штампа утверждение агиографа о том, что немецкие священники привлекли на свою сторону Святополка и его дружину тем, что потворствовали их плотским страстям (Iliev J. The Long Life of Saint Clement of Ohrid. A Critical Edition // Byzantinobulgarica, vol. 9, 1995. P. 111). Однако и XI глава Пространного Жития Мефодия, и текст его проповеди, обращенной к князьям и судьям, содержат определенные указания на конфликты между Мефодием с одной стороны и князем и его дружинниками — с другой. Это было связано, в частности, с борьбой святого против отклонений от норм семейной жизни, принятых в христианском мире. Такие конфликтные ситуации закономерно возникали в языческих странах, недавно принявших христианство. Точность сообщений Пространного Жития Климента подтверждается, если мы сопоставим нормы, использовавшиеся при установлении наказаний немецкими священниками, с теми, к которым прибегало окружение Мефодия. Сравнение так называемых «Заповедей святых отец», славянского перевода текста, близкого к «Мерзебург-скому пенитенциалу» IX в., и «Закона судного людям», составленного Мефодием на основе правовых норм, принятых в Византии, показывает, что в первом устанавливались гораздо более мягкие Наказания за одни и те же преступления, чем во втором. Использование франкскими священниками
более мягких наказаний объяснялось, конечно, не их злой волей, как думал составитель Пространного Жития Климента, а иной практикой их Церкви. См. подробнее: Флоря Б. Н. Принятие христианства в Великой Моравии, Чехии и Польше // Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и крещение Руси. М., 1988. С. 128-130.
Непонятно, почему Феофилакт сравнивает франкских священников с Евномием, ересиархом IV в., возглавлявшим секту «аномеев», радикальных ариан, учивших об абсолютном отличии Христа от Бога и отказавшихся поэтому от крещения во имя Св. Троицы.
8	О предостережениях Мефодия дает понятие текст его проповеди, обращенной к князьям и судьям. Как следует из нее, Мефодий действительно заявлял князьям и судьям, что если они не будут искоренять пороков, то им грозит не только «вечный огонь» в аду, но они подвергнутся «и на семь свете Божию гневоу». В этой связи он приводил пример Саула, который утратил власть за неповиновение заветам Бога (MMFH, t. III. S. 203).
Стоит отметить, что в житии указывалось, что позднее будет рассказано, какое наказание постигло князя, но в дальнейшем ничего на сей счет не говорится. Об этом наказании — завоевании Великой Моравии венграми — упомянуто в Житии Наума, где оно также связано с пророчеством Мефодия. Это наблюдение говорит в пользу доводов тех болгарских исследователей, которые полагают, что и Житие Климента, и Житие Наума представляют собой своего рода извлечения из некоего более обширного
повествования о судьбах учеников Кирилла и Мефодия. См.: Гергова Е. Агиографските произведения за Наум — литературни източници и текстови взаимоотношения // Кирило-методиевски студии. Кн. 8, 1991. С. 167-168.
Исследователи давно отметили определенную нелогичность утверждения Пространного Жития о наказании, которое постигнет Святополка после смерти Мефодия, так как скончавшийся в 894 г. Святополк до самой смерти удерживал державу под своей властью. Еще более важно, что о проклятии Мефодия ничего не знает не только его Пространное Житие, но и древнейшие тексты служб Кириллу и Мефодию и «Похвальное слово» этим святым, возникшее уже на болгарской почве. Моравия — Паннония выступает как страна, где живут люди, чтущие память Кирилла и Мефодия, страна, огражденная от козней еретиков посмертным покровительством братьев. — См. подробнее: Флоря Б. Н. Кирилло-мефодиевские традиции... С. 161, 168. Это заставляет думать, что в конце IX в. в Великой Моравии произошло возрождение традиций кирилло-мефодиевского круга. В пользу этого говорит и ряд иных соображений. С начала 90-х гг. IX в. великоморавские правители находились в постоянном конфликте с правителями Восточно-Франкского королевства. Глава немецких противников Мефодия — Вихинг бежал в 893 г. ко двору главного противника великоморавских правителей императора Арнульфа, канцлером которого он стал. В 899-900 гг. сын Святополка — Моймир II обратился к папе
Иоанну IX и, обвинив баваров в том, что они заключили мир с мадьярскими племенами и пропустили их через свои земли в Италию, добился присылки папских легатов, которые поставили для мораван архиепископа и трех подчиненных ему епископов. Действия легатов вызвали резкий протест баварского духовенства, требовавшего, чтобы население Великой Моравии, как это было до поставления Мефодия моравским архиепископом, подчинялось власти епископа Пассау. В таких условиях роль немецких священников — выходцев из Баварии в жизни Великой Моравии должна была упасть, а к руководству церковной жизнью в этом государстве, по-видимому, пришли ученики и последователи Кирилла и Мефодия. — См. подробнее: Dvornik F. Byzantske misie... S. 205-206.
Как представляется, лишь после падения Великоморавской державы под напором мадьярских племен в начале X в. ученики Мефодия вспомнили о его предостережениях Святополку, которые в их сознании превратились в пророчество о гибели Великоморавской державы, а наличие временной дистанции способствовало тому, что смерть Святополка и гибель его государства слились как бы в одно событие.
IX
1	О том, что Мефодий за три дня предсказал свою смерть см. в XVII главе Пространного Жития Мефодия. Мефодий скончался в апреле 885 г.
2	Есть все основания считать речь, вложенную в уста Мефодия агиографом, его вымыслом. В Про
странном Житии Мефодия предсмертные высказывания ограничиваются несколькими словами. В композиции памятника ей принадлежит важное место. Она должна подготовить читателя к восприятию последующих событий, когда верность учеников Мефодия истинному учению подверглась испытанию.
3	Количество лет архиепископства Мефодия указано неверно. Мефодий стал архиепископом в конце 869 г., следовательно, пробыл на своем посту 16 лет. Возможно, в источнике Феофилакта эта цифра обозначала время миссионерской деятельности Мефодия среди славян (Туницкий Н. Л. Св. Климент... С. 68).
4	Сообщение о количестве учеников Мефодия встречается только в данном источнике. Хотя цифровые обозначения агиографических памятников вообще ненадежны, приведенная цифра представляется весьма реальной, в особенности, если ее сопоставить с сообщением того же источника о 3500 учениках Климента.
5	О назначении Мефодием Горазда своим преемником говорится в XVII главе Пространного Жития Мефодия (MMFH, t. II. S. 161). О назначении Мефодием себе преемника, не называя его имени, говорит и папа Стефан V в инструкции его послам в Великую Моравию (MMFH, t. III. S. 229).
X
1	Вихинг — глава немецких священников в Великой Моравии, враждебных Мефодию и его ученикам, епископ г. Нитры.
2	Сообщение об отлучении от Церкви Мефодием Вихинга и его сторонников подтверждается текстом буллы папы Стефана V Святополку, где папа, не называя по имени Мефодия, заявил, что «анафема, произнесенная на посрамление католической веры, падет на голову того, кто ее произнес» (MMFH, t. III. S. 224).
3	Рассказ Пространного Жития Климента о событиях, происходивших в Великой Моравии после смерти Мефодия, может быть сопоставлен с двумя документами, вышедшими из папской канцелярии, — письмом папы Стефана V Святополку и его же инструкцией посланным в Великую Моравию легатам — епископу Доминику и пресвитерам Иоанну и Стефану (MMFH, t. III. № 101-102). Из текста письма Стефана V определенно следует, что отлучение от Церкви заставило Вихинга посетить Рим, где он добился снятия отлучения и восстановления в епископском сане. В своем письме Святополку Стефан V рекомендовал ему принять Вихинга со всем полагающимся носителю высокого сана уважением и передать в его управление церковные дела. Этот пассаж письма позволяет с уверенностью полагать, что Вихинг и должен был доставить послание папы по назначению. Окончательно положить конец идущим в Великой Моравии спорам должны были папские легаты. Когда составлялись инструкции для них, в Риме уже знали о смерти Мефодия и назначении им Горазда своим преемником. Поэтому легатам предписывалось отстранить Горазда от управления кафедрой как назначенного незаконно, в наруше
ние канонов, которые не предусматривали назначения иерархом себе преемника, и отправить его в Рим, чтобы он лично изложил папе доводы в пользу его назначения. Эти формулировки как будто говорят о том, что, несмотря на осуждение папой действий Мефодия, вопрос о том, кто станет моравским архепископом, оставался открытым.
Из текста Пространного Жития Климента неясно, как и кто отстранил Горазда от управления архиепископством Моравским и поставил во главе его Вихинга. Формулировки, употребленные в источнике, позволяют скорее полагать, что переворот осуществил сам Вихинг, опираясь на письмо папы Стефана V и используя содержавшиеся там указания о передаче в его управление церковных дел. Однако, учитывая ту особенность источника, что в нем вообще нет никаких сведений об участии римской курии в регулировании церковных конфликтов в Великой Моравии, не исключено, что в действительности устранение Горазда и передача Вихингу управления архиепископской кафедрой было делом легатов папы Стефана V, тем более, что ученики Кирилла и Мефодия не проявили желания следовать ряду рекомендаций, содержавшихся в письме папы.
4	Согласно изложению агиографа, в дальнейшем Вихинг и его сторонники добивались, чтобы ученики Мефодия признали и приняли Символ веры в том виде, как он был принят во франкской Церкви: с Добавлением, что Дух Святой исходит «и от Сына» (fi-lioque). Как установили уже русские ученые А. Воронов и Н. Л. Туницкий (их наблюдения подтверди
ло затем самостоятельное исследование М. Жюжи), в речах учеников Мефодия целый ряд мест, направленных против filioque, представляют собой дословные заимствования из сочинений Феофилакта Охридского, в частности из его трактата «В чем обвиняют латинян» (см. подробнее об этом: Милев А. Жития на Климент Охридски... С. 44 исл.). Изложение Феофилакта дает основание сделать вывод, что предметом споров было только учение о Троице, и именно отказ учеников Мефодия признать учение о filioque был единственной причиной обрушившихся на них репрессий.
Документы, вышедшие из римской курии в 885-886 гг., рисуют дело в существенно ином свете. Как видно из письма папы Стефана V, обвинение против Мефодия в том, что он неверно учит о Троице, занимало первое место среди обвинений, выдвинутых по его адресу Вихингом, но было отнюдь не единственным. В своем письме Стефан V подробно поучал моравского князя, в какие дни и месяцы года следует держать пост, а это заставляет думать, что практика, введенная Мефодием в Моравии, чем-то отличалась от практики, принятой в латинском мире.
Еще важнее другое. В своем письме папа обвинял Мефодия в том, что тот совершал богослужение на славянском языке, вопреки обещанию, данному им над гробом апостола Петра. В дальнейшем папа запрещал подобную практику под угрозой отлучения от Церкви, На славянском языке разрешалось лишь толковать читавшиеся во время службы тексты Писания для присутствовавших на службе простых
людей. Именно в связи с установлением этого запрета папа предписывал Святополку удалить из лона Церкви и изгнать из границ Великой Моравии тех, кто, несмотря на увещевания, не подчинится такому запрету. Запрет служить литургию на славянском языке повторен затем в инструкции папским легатам.
В текстах, созданных учениками Кирилла и Мефодия в Болгарии, также имеются определенные указания на то, что свое изгнание эти ученики связывали именно с приверженностью к славянской литургии. Примером может служить текст в цикле канонов на Четыредесятницу, написанный учеником Мефодия Константином Преславским: «Гоними бывшие цари и князы и людьми апостоли святую веру проповедаяще языком, и ныне разгнаныя триязыч-никы раба вашя, ходящая по землемь, сблюдете свя-тии в правей вере Христа славяще» (Попов Г. Три-одни произведения на Константин Преславски // Кирило-методиевски студии, Кн. 2, 1985. С. 36).
Все это заставляет полагать, что в действительности в спорах, имевших место в Великой Моравии после смерти Мефодия, наряду с учением о Троице видное место занял и вопрос о славянской литургии. Отказ учеников Мефодия подчиниться предписаниям папы в этом вопросе стал одной из причин их изгнания.
Н. Л. Туницкий, обратив внимание на особенности повествования Феофилакта об этом эпизоде, отметил, что и в других местах Жития ничего не говорится о выступлениях немецких священников
и прелатов курии против славянского письма и славянской литургии, нигде автор не выступает и с осуждением «триязычной» ереси, т. е. представления о том, что литургию следует служить лишь на трех «священных» языках. Все это привело исследователя к заключению, что подобное представление об особой роли «священных» языков (в частности греческого) было не чуждо и самому Феофилакту, отсюда — изменения, внесенные в использованный им источник (Туницкий Н, Л. Климент... С. 81).
5. Приведенные в тексте Феофилакта высказывания Святополка явно выпадают из тональности повествования и находятся в противоречии с некоторыми другими местами Жития. Все это позволяет видеть в них передачу отзвуков аутентичной традиции о событиях, как она сложилась в кругу учеников Мефодия. Очевидно, что Святополк был заинтересован прежде всего в прекращении конфликтов между разными группами духовенства в его державе.
6. Ссылки учеников Мефодия на отсутствие fi-lioque в Никейско-Константинопольском Символе веры, принятом Вторым Вселенским Собором, в данном случае отражают реальную ситуацию конца IX в. Именно этот довод предписывал опровергать своим легатам папа Стефан V, ссылаясь на право римской Церкви толковать и разъяснять догматы (MMFH, t. Ill, № 102. S. 228).
XI
1 Эти слова Святополка находятся в противоречии с тем, что говорилось выше о незаконном захвате
Вихингом церковной власти в Великой Моравии еще до начала дискуссии между ним и его сторонниками с одной стороны и учениками Мефодия — с другой. Из них следует, что церковная власть в Великой Моравии должна была перейти к победителю в споре, хотя, согласно повествованию самого Феофилакта, эта власть ко времени начала спора уже находилась в руках Вихинга.
Решение судебных дел с помощью присяги спорящих сторон, когда выигрывал дело тот, кто быстрее и правильнее произносил соответствующие формулы, было распространенной практикой не только раннего, но и отчасти классического средневековья (см., например, в таком чешском памятнике, как «Ряд права земского» в разделе, посвященном судебному поединку: «истец, будучи готовым к бою, должен присягнуть по форме, которую ему дадут паны. И если кто в этой присяге ошибется, тот свое право теряет». — Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. М., 1961. С. 865-866). Не подлежит сомнению, что за этим эпизодом повествования Феофилакта стоит реальная действительность. Исследователи, однако, выражали сомнения в том, чтобы таким способом мог решаться спор относительно учения о Троице, тем более после того, как сам папа в своей булле Святополку точно разъяснил, какое именно учение Рим, в сотрудничестве с которым великоморавский правитель был крайне заинтересован, считает правильным; см.: Dittrich Z. R. Christianity in Great Moravia. Groningen, 1962. S. 290-292. He исключено, что
имела место предварительная договоренность с «франками» о решении дела именно таким способом. Тем самым правитель оказывался «справедливым» в глазах населения и получал формальные основания требовать повиновения от учеников Мефодия. Показателен и способ решения дела, традиционный для варварского общества: проигравший передается в руки победителя.
XII
1	О продаже более молодых священников и дьяконов еврейским купцам см. подробнее в Житии Наума. Этот источник позволяет уточнить и хронологию событий. Выкупленные из рабства священники прибыли в Константинополь еще до смерти императора Василия I Македонянина, последовавшей 26 августа 886 г. Следовательно, описанные в этой части Пространного Жития Климента события имели место по крайней мере за несколько месяцев до этой даты. Сведения об участи еврейских купцов в работорговле в этой части Европы содержит т. н. Раффелыптеттен-ский таможенный устав 904-906 гг., регулировавший сбор таможенных пошлин в восточной части Баварии, граничившей с Великой Моравией. Здесь указывается, что еврейские купцы должны уплачивать пошлину «как за рабов, так и за иной товар» в соответствии с порядком, установленным «во времена прежних королей» (Назаренко А. В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков. М., 1993. С. 64, 67).
2	Эту цифру следует сравнить с указанием в XI главе памятника, что Мефодий, умирая, оставил
после себя две сотни «пресвитеров, диаконов и иподиаконов». Повторяя эту цифру, агиограф, несомненно, хотел сказать, что гонениям подвергались все ученики Мефодия.
3	Эти сведения о Горазде восходят к XVII главе Пространного Жития Мефодия (MMFH, t. II. S. 161).
4	О заключенных в тюрьму учениках Мефодия см. в коммент. 5 к гл. II.
XIII
1	Высказывания Феофилакта об отсутствии Святополка в то время, когда франки прибегли к избиениям заключенных в тюрьму учеников Мефодия, дали основание Ф. Дворнику для предположения, что узники содержались в Нитре — резиденции Ви-хинга (Dvornik F. Byzantske misie... S. 203). Однако из рассказа Феофилакта ясно следует, что узники находились в тюрьме в том же городе, где проживал и князь: ему рассказывают о случившихся чудесах, по его приказу на узников наложили более тяжелые оковы. Текст Феофилакта скорее дает основания для вывода, что ученики Мефодия были заключены в тюрьму в столице Великоморавской державы, которая находилась у дер. Микульчице на территории Чехии.
2	Как справедливо отметил Н. Л. Туницкий, помимо Житий Климента и Наума, явно связанных между собой единством происхождения, определенные указания на изгнание учеников Мефодия из Моравии имеются в написанных ими памятниках
гимнографии. Кроме приведенного выше текста из Триоди, можно указать текст в службе Мефодию, написанной Константином Преславским: «Тя молим, Мефодие, святителю славне, разгнаное еретикы стадо твое сохрани в вере правоверней» (Лавров П. А. Материалы... С. 125; Туницкий Н. Л. Св. Климент... С. 79-80).
Истр — древнее название Дуная.
3	Свидетельство о немецких воинах в Великой Моравии (слуги епископа Вихинга или наемники в войске Святополка). Употребленное в тексте название «немцы» вместо обычного для текста Феофилакта термина «франки» — след использования славянского источника.
XIV
1	В научной литературе высказано несколько предположений о том, почему ученики Мефодия стремились в Болгарию: 1) они знали от своего учителя о желании князя Бориса получить славяноязычных учителей православной веры; 2) Болгария была наиболее близка географически и 3) по причине своего болгарского происхождения (Златарски В. История... Т. 1. Ч. 2. С. 227-228; ср.: Туницкий Н. Л. Св. Климент... С. 148-150).
2	Причина разделения учеников агиографом не указана. Что касается Горазда, то позднейшая традиция связывала его пребывание то с Южной Польшей, то с Бератом в Албании (Кирило-Методиевска Ен-циклопедия. Т. 1, София, 1985. С. 514). О хронологии событий см. выше, коммент. 1 к главе XII.
XVI
1	Если буквально следовать указаниям Феофилакта, то окажется, что Климент с товарищами преодолели пешком вдоль левого берега Дуная несколько сотен километров. Однако следует помнить, что уже в середине X в. Великая Моравия казалась полулегендарным государством, ср. сведения о ней у Константина Багрянородного (Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 165, 169).
2	В XI в. значение Белграда было велико (КалиИ-MujyuiKoeuh J. Београд у средн] ем веку. Београд, 1967), и характеристика, данная Феофилактом, относится именно к его времени (ср.: Darrouzes J. Noti-tiae Episcopatuum ecclesiae Constantinopolitanae. Paris, 1981. P. 152-153, № 13. 846). В конце же IX в. Белград был обычной болгарской крепостью.
Поскольку еще в 883-885 гг. Болгария и Моравия воевали друг с другом (MMFH, t. II. S. 154-155), следует думать, что упомянутые ниже «расспросы» Климента и его товарищей имели разведывательный характер.
3	Феофилакт считает, что «боритакан» — личное имя. Между тем это протоболгарское слово значило «начальник крепости» (Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1. С. 233-234). Житие Наума называет его «князем Радиславом» (Иванов Й. Старики... С. 313). Ниже Феофилакт приводит греческую версию титула — ьяоотратг|у6(;, означающее «заместитель командующего». Интересно отметить, что Климента со товарищи принимает представи
тель светской, а не духовной власти (о Белградском епископстве см.: Златарски В. История... Т. I, Ч. 2. С. 224).
4	О Борисе см. выше, коммент. 1 к главе VII.
Последующие эпизоды Жития явно происходят в Плиске. Любопытно отметить, что Феофилакт, упоминая в своем произведении множество топонимов, подчас незначительных, нигде не называет столицу Болгарии — он интересуется лишь теми пунктами, которые входили в его Охридскую архиепископию, то есть Западной Болгарией.
5	Радость Бориса объяснима, поскольку он нуждался в людях, которые могли бы взять на себя просвещение только что крещенной страны. В Житии Наума сказано, что в это же время в Болгарию из Византии отправилась часть тех учеников Мефодия, которые были выкуплены в Венеции (Иванов Й. Старини... С. 313).
6	Можно опять констатировать, что Климент и его спутники общаются с представителями светской, а не духовной власти, вплоть до того, что живут в домах, предназначенных для «первейших из друзей» князя — видимо, имеются в виду шесть высших бояр, образовывавших государственный совет, см.: Бешевлиев В. Първобългарите. Бит и култура. София, 1981. С. 52-53.
7	Это искреннее признание, столь неожиданно звучащее в высокопарном агиографическом тексте, наверняка отражает личный опыт Феофилакта, вынужденного заниматься богословскими изысканиями в малокомфортных условиях Болгарии.
8	Модальность это фразы может быть понята по-разному в зависимости от семантических нюансов: так, tcov tcoXXcov допустимо толковать и так, как это сделал Туницкий — «частных лиц» (117), и как Милев — «многих» (123). Сам Милев обращает внимание на другой обертон этой фразы: 6%Xov может быть и «сумятицей», и «возмущением», и «множеством людей» (123, ср. 156). Наконец, 8Л8тр8\|/8 может означать и «изъявляли согласие» (Туницкий, 117), и «позволял» (Милев, 123). Это — лишь один из многочисленных примеров (А. Милев отмечает далеко не все из них) лексической нечеткости Феофилакта.
9	Имя Эсхач — явно протоболгарского происхождения, но нигде более не зафиксировано. Р. Сефтер-ски предлагает связывать его с турецким именем Елхадж (Сефтерски Р, Към въпроса за етническата принадлежност и названието на Есхач сампсис в пространного житие на св. Климент Охри деки // Международен Симпозиум 1100 години от блаженна кончина на св. Мефодий. Т. 1. София, 1989. С. 153-154). Тот факт, что Эсхач искал возможности пригласить Климента к себе, свидетельствует о том, что христианизация коснулась уже и протоболгарской знати (Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1. С. 677).
10	Название должности — протоболгарское, но значение слова неизвестно. А. С. Львов сопоставляет его с чувашским «сува-су», что значит «уважаемый» (Львов А. С. Иноязычные влияния... // Славянское языкознание. VII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1973.
С. 222). Слово фигурирует еще в двух источниках: под 870 г. у Анастасия Библиотекаря упоминаются «Зиунас сампсис» и «Алексиус сампсис» (Златарски В. История... Т. I. Ч. 2. С. 750-756), а под 927 г. — «Симеон сампсис» (Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. II. В., 1958. S. 266; Симеонов Б. Сампсис // Съпоставително езикознание, 1981, № 3-4. С. 75-79). Р. Сефтерски обращает внимание на тот факт, что титул во всех случаях ставится после имени. По его догадке, это могло быть уважительным расширением при упоминании пожилых людей (Сефтерски Р. Към въпроса... С. 156). Видимо, это слово дало славянское «самъчин» в Супрасльской рукописи: «самьчия санъ предръжашта», что соответствует греческому «цег^отерои xa^iv елг%оута» (Супрасъль-ски, или Ретков, сборник. Т. 2. София, 1982. Qzz97. 30). Так как греческий термин цы^отерос; весьма расплывчат (ср.: Constantini Porphyrogeniti De cerimoniis aulae Byzantinae. Vol. 1, Bonnae, 1829. P. 720. 4; 7), трудно понять, каково реальное наполнение и термина «сампсис». Но коль скоро сампсис представлял Бориса на Вселенском Соборе, ясно, что это был какой-то высокий сан. Тем самым опять обращает на себя внимание заинтересованность именно знати в тесном общении с Климентом и его товарищами.
11	Слово oiKovopsco впервые получило значение «устраивать чьи-то дела, отдавать распоряжения относительно кого-то» у Василия Великого и Иоанна Златоуста. С аналогичным управлением глагол употребляется у Анны Комнины (Alex. VI, 2). Видимо, здесь подразумеваются те административные
новшества, которые будут описаны в следующей главе.
12	Быть может, следует усматривать определенный политический смысл в том, что ученики Мефодия были распределены между вельможами прото-болгарского и славянского происхождения. Впрочем, кто такой Чеслав и какую должность он занимал — неизвестно. Догадка Н. Драговой, будто в доме Чеслава жил в заложниках сербский князь Строимир, построена только на том факте, что внука Строими-ра звали Чеслав (Драгова Н. Славянската церква на св. Кири л и Методий и нейните балкански традиции //Международен симпозиум... С. 50), но эта гипотеза слишком шатка.
XVII
1	В иносказательной форме, весьма популярной в византийской риторике, Феофилакт намекает на крещальное имя Бориса — Михаил. Этим христианским именем князь был крещен в 864 г. в честь византийского императора Михаила III.
2	Данный топоним имеет в разных рукописях следующие формы: «Кутмичиница», «Кутминица», «Кутмичина», «Кутмичивица». При том, что меняющиеся суффиксы — славянского происхождения, сам корень слова скорее всего протоболгарский. Поскольку нигде более этот топоним не упомянут, его географическая привязка вызвала жаркую полемику (см.: Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 2. София, 1996. С. 487-491, там же литература). Единственное, о чем можно говорить с известной долей уверенности,
это то, что Кутмичевица охватывала юго-западную часть Болгарии, что ее центром был город Девол (ср. коммент. 6) и что в нее входили Охрид и Главница.
3	Дальнейший текст поддается различным интерпретациям. Одни исследователи считают, что Кото-кий — это название обширной области, из которой была выделена в самостоятельную единицу Кутмичевица. Н. Л. Туницкий видит в этом слове топоним греческого происхождения со значением: «нижние [земли]» (Туницкий Н. Л. Св. Климент... С. 183-184). Но есть возможность толковать слово и как антропоним, что, однако, менее вероятно (см.: Ки-рило-Методиевска Енициклопедия. Т. 2. С. 448 и литература).
4	Имя Домета (или Довета) — неясного происхождения. Можно предполагать, что оно образовано от латинского имени Domitius (Милев А. Гръцките жития. С. 156-157) или Dometianus (ср.: Туницкий Н. Л. Св. Климент... С. 176), хорошо известного и в западных, и в восточных святцах. Если это так, то перед нами — первый болгарский вельможа из всех, упомянутых в Житии, кто сменил свое языческое имя. Домета более нигде не упоминается. П. Петров считает, что его назначили на должность комита новообразованной области Кутмичевица (Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1. С. 608-609).
5	Из-за порчи в рукописях это слово долго читали как «его», отчего и возникало желание объявить Котокий антропонимом. Но в лучших манускриптах стоит форма Утр, которую В. Златарски предлагает рассматривать в виде фонетического варианта к пра-
болгарскому имени Коуртъ или Куртъ, известному из именника болгарских ханов (Златарски В. История... Т. 1. Ч. 1. С. 379, 381; Ч. 2. С. 235). Однако и такое предположение не разрешает проблемы: ведь только что было сказано, что Домета был назначен управлять вновь созданной административной единицей, так что Курт не мог быть уволен от управления Кутмичевицей. Может быть, данную фразу надо понимать в том смысле, что заодно с реорганизацией Котокия было сменено и его руководство.
Неясность локализации заставляет искать соответствий в других документах: в «Дюканжевом списке» сказано, что «Климент был поставлен от имени Бориса, царя болгар, надзирать (ecpopav) за третьей частью Болгарского царства, то есть от Фессалоники до Иерихона и Каннин или Тасипиату» (Иванов Й. Български старики... С. 505). Большинство исследователей считает, что под третьей частью надо понимать Кутмичевицу — однако в этом случае непонятно, каких же размеров был Котокий. Наконец, дополнительные сложности возникают из-за того, что мы плохо знаем, где проходила юго-западная граница Болгарии в 887 г. По всей видимости, предположения о том, что уже тогда Борис владел Южной Македонией и что именно с ней следует отождествить Котокий, необоснованны. Скорее всего, Котокий следует помещать к северо-востоку от Охрида, в районе Бре-гальницы (см.: Gautier Р. Clement d’Ochride, eveque du Dragvista // REB, vol. 22, 1964. P. 213). Когда Климент был назначен на свой пост, тоже в точности неизвестно: видимо, в конце 886 или начале 887 г.
6	Девол (или Девельт) — античный, а позднее болгарский город, находившийся, видимо, на р. Девол между городом Корча в совр. Македонии и с. Звезда в совр. Албании. Археологически пока не обнаружен (Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1. С. 576-578, ср.: Кузев А. За някои епархии вБългария през IX в. // Международен симпозиум... С. 146). Задачей Климента было не подменить местного иерарха, но служить «учителем» — такая же задача в свое время возлагалась и на Константина и Мефодия в Моравии.
7	Комитом (от лат. comes) назывался глава военно-территориальной единицы — комитата, которые стали появляться в Болгарии в середине IX в~, в процессе государственной централизации и борьбы с племенным партикуляризмом. Во 2-й половине столетия комитатов было десять. Благодаря сохранившейся протоболгарской надписи мы знаем имя и титул одного правителя Девола — боил кавхан Иртаис (Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 2. С. 384-385). Милев предполагает, что дома стояли пустыми, поскольку комит принимал участие в языческом восстании и был убит (Милев А. Гръцките жития... С. 157), но не меньше оснований считать, что чиновники переехали в Охрид.
8Ахрид (совр. Охрид) впервые упоминается у Скилицы в XI в. как столица царя Самуила. Анна Комнина первой отождествила название Охридского озера с античным Лихнидским (Alex. XII, 9). Впро-чем, ни у нее, ни у Михаила Девольского нет прямого отождествления города Охрида с античным
городом Лихнидом, который располагался на Лих-нидеком озере и был центром епископии в IV-V вв. (Oxford Dictionary of Byzantium. Vol. II. P. 1514). Это отождествление возникает позднее, как и конкурирующее отождествление с Первой Юстинианой, см. главы VI и VII Краткого Жития Климента.
9 Название Главница — славянская калька с греческого топонима Акрокеравния (Notitiae Episco-patuum. Р. 113, 330). Туницкий считал, что Главница находилась в юго-западной Македонии (Туницкий Н. Л. Св. Климент... С. 179), Златарски — что в Южной Албании, около р. Гяница, древняя Глави-ница (Златарски И. Намереният в Албания надпис с името на българския княз Борис-Михаил // Он же. Избрани произведения. Т. 1. София, 1972. С. 272-292), Й. Иванов и Снегаров — что около Авлоны (Иванов Й. Български старини... С. 551; Снегаров И. Българският первоучител... С. 273), наконец, Г. Стри-чевич — что на месте деревни Зглавница к северу от Охрида (Археология, 1962. Т. 4. С. 5-6). В 1000 г., когда царь Самуил составлял в Охриде на греческом языке список болгарских епархий, для Главницы был употреблен эквивалент Кефаления (Иванов Й. Български старини... С. 57). Так, задним числом, было проведено отождествление с Кефаленией, центром Эпирской митрополии в VIII в.
XVIII
1	. Энорией обычно назывался церковный приход. Милев (Гръцки жития... С. 153) считает, что для Феофилакта это слово не имеет технического значения
и должно переводиться как «область». Действительно, Евстафий Солунский (Eusth. Comm, in Ilia-dem, IV. P. 403) перечисляет его в ряду других нетерминологических обозначений области.
Чуть ниже Феофилакт говорит, что в каждой энории у Климента было по 300 учеников. Первая возможность — предположить, что «избранные» и «ученики» суть совершенно разные категории людей. Но мы предпочитаем считать, что «учеников» всего было 3500, в каждой «энории» по 300, а значит, «энорий» было около десяти.
2	Этот автобиографический пассаж безусловно доказывает, что первоначальный текст был написан одним из учеников Климента в X в.
3	Непонятно, каким образом Климент, не будучи епископом, мог рукополагать в дууэвный сан. Либо имеет место какое-то временное смещение, либо глагол zeXei следует понимать не в терминологическом, а в переносном смысле: «подготовил».
4	Эту синтагму теоретически можно понять и совершенно по-другому: «без своей платы», «не получая для себя ничего». Так и переводят Туницкий и Муретов. Однако слово в значении «плата» в греческом не зафиксировано.
5	Следовательно, Борис освободил духовенство и церковные владения от налогов.
XIX
1	В этом пассаже много путаницы. Восьмой год учительной деятельности Климента приходится на 893 г., когда произошли совсем другие события. Ете
в 889 г. Борис отказался от престола и ушел в монастырь. Власть досталась его старшему сыну Владимиру, который постепенно стал отходить от политики отца (наверняка можно утверждать, что он отказался от союза с Византией, но есть предположения и о возврате к язычеству) и был свергнут им и ослеплен в 893 г. (Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1. С. 449-450). Тем самым упоминание Феофилакта о четырех годах правления Владимира отчасти верно, но сдвинуто по времени, а конец правления Бориса ошибочно сочтен временем его смерти (ср. аналогичный эпизод в Житии Тивериупольских Мучеников: Patrologia graeca. Vol. 126. Col. 200). Возведя на трон своего третьего сына, Симеона, Борис вернулся в монастырь, где и умер 2 мая 907 г. Видимо, в эпоху царя Петра, когда создавался славянский прототип жития, в Болгарии предпочитали не вспоминать о кровавом конфликте в княжеской семье.
Между тем 893 г. был чрезвычайно важен еще и тем, что столица Болгарии была перенесена из языческой Плиски в Преслав, а византийский клир начал заменяться болгарским. Разумеется, это имело огромное значение для карьеры Климента.
2	Симеон родился между 863 и 865 гг. Будучи третьим сыном Бориса и имея мало шансов занять престол, он был послан отцом в Константинополь Для обучения. Предполагалось, что Симеон станет Церковным иерархом. В Византии он получил блестящее образование и удостоился прозвища «полугрек». Однако завороженность греческой культурой
не сделала Симеона послушным орудием византийской политики. Наоборот, в Константинополе царевич выносил идею перехватить у греков «империю». Для этого он, унаследовав престол, короновался как «царь болгар», а в конце концов провозгласил себя даже «царем болгар и греков». Однако коронация имела место не сразу, как утверждается в Житии, а в 913 г.
Данный паасаж, не имеющий прямого отношения к сюжету, включен автором славянского прототипа Жития потому, что имперские притязания Симеона имели длительные и кровавые последствия: поскольку славянское «царь» соответствовало греческому РасчХебс; — «император», а императорский титул византийцы признавали лишь за Каролингами, то непрерывные болгаро-византийские войны конца IX -первой четверти X в. сопровождались столь же непрерывной полемикой о том, правомочен ли Симеон называться царем. Окончательно титул «царь болгар» был признан в Константинополе лишь в 927 г., уже за сыном Симеона Петром, в правление которого и было написано славянское житие.
3	. Об эпохе царя Симеона см. выше, во вступительной статье.
XX
1	Из этих слов можно заключить, что Симеон ранее не был знаком с Климентом. И действительно, к моменту прихода последнего в Болгарию царевич уже давно находился в Константинополе и вполне мог «разминуться» с ним.
2	Варианты написания топонима: Дремвица, Дре-веница, но наиболее древняя форма — Драгвиста. Этимология названия вызывала споры: его возводили к именам Дринопол, Дебреца, Требище, Дрено-вица и др (Мил^в А. Гръцки жития... С. 158-159; Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1. С. 612). Но скорее всего название восходит к этнониму «драгу-виты» (Dujcevl. Dragovista-Dragovitia // REB, vol. 22, 1964. P. 215-221). Это славянское племя жило в Южной Македонии, западнее Фессалоники (см.: Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 2. М., 1995. С. 191). Данная привязка, однако, не помогает точно локализовать епархию Климента. Приблизительно эта область охватывала юго-восточную Македонию: долины Вардара, Струмицы и Бы-стрицы (Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1. С. 613). Впрочем, П. Готье считает, что Другувитию надо искать южнее, в районе Веррии (Gautier Р. Clement... Р. 204). По мнению Илиева, это была обширная область, разделенная границей между Болгарией и Византией (Iliev J. Long Life... Р. 116)
3	Топоним Велика (Великия) зафиксирован во многих источниках как имя епархии (Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1. С. 339). Тем не менее ее географический охват был предметом длительной дискуссии. Хотя для Феофилакта оба названия выглядят как синонимы, убедительным выглядит мнение Илиева, что Велика в данном случае является уточняющим и конкретизирующим дополнением. Илиев помещает ее в среднее течение Вардара (Iliev J. The Long Life. P... 116).
4	Согласно Феофилакту, Симеон лично назначает епископов и его же Климент позднее просит об освобождении от епископских обязанностей. Целью церковной политики князя было получить славяноязычный клир вместо грекоязычного. Слово улюооа можно понимать и как «язык», и как «народ».
Из Жития следует, что назначение состоялось в 893 г., однако П. Готье настаивает, что это случилось после болгаро-византийской войны 894 г., в ходе которой к Болгарии были присоединены обширные области Македонии, населенные славянами (Gautier Р. Clement... Р. 205-212).
XXI
1	Видимо, крайнюю религиозную непросвещенность местного населения следует объяснять тем, что греческие священники, посылавшиеся византийской иерархией для миссионерской деятельности, не знали местного языка и не имели инструмента для общения с паствой. Из следующей главы можно предположить, что их деятельность сводилась к тому, что непонятные греческие тексты заучивались наизусть.	\
2	Трудно сказать, принадлежал ли этот пассаж Феофилакту, прославившемуся своей брезгливостью к местному населению (Литаврин Г. Г. Болгария и Византия... С. 369), или восходит к славянскому прототипу: презрительное отношение к собственным языческим предкам было характерно для христианских авторов во всех новокрещенных славянских странах.
XXII
1	Эти слова дают основание заключить, что Климент родился там (скорее всего, в Стримонской ар-хонтии, к северу от Солуни, см.: Кирило-Методиев-ска Енциклопедия. Т. 2. С. 323), где Мефодий служил архонтом (ср.: Сказания о начале славянской письменности...). Если считать, что Климент родился во второй половине 30-х гг., а Мефодий служил в архонтии в 40-50-х гг. IX в., то, действительно, их знакомство могло состояться, когда Климент был еще ребенком, но все эти даты весьма условны.
2	Описанная здесь миссионерская практика совершенно не соответствовала принципам христианизации, принятым в Византии: имперская Церковь никогда не снисходила к неопытности новообращенных.
3	Сочинениям Климента Охридского (в первую очередь похвальным и учительным словам) посвящена огромная научно-исследовательская литература (основную библиографию см.: Станчев К., Попов Г. Климент Охридски: Живот и творчество. София, 1988; Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 2. С. 331-335), велико также число публикаций созданных им либо атрибутируемых ему текстов по отдельным спискам (основной корпус: Климент Охридски. Събрани съчинения. София, 1970-1977. Т. 1-3).
Сочинения Климента Охридского сохранились в большом количестве списков (для отдельных памятей, в особенности для кратких поучений в составе
Пролога счет их идет на сотни) болгарского, русского и сербского происхождения XII-XIX вв. Однако при всем богатстве Источниковой базы слов и поучений Климента Охридского не все сочинения, упомянутые у Феофилакта Болгарского, могут быть надежно отождествлены с сохранившимися памятниками. Из большого числа сочинений, принадлежащих перу Климента или приписываемых ему исследователями, только меньшая часть содержит в заглавии указание на авторство (в форме: «Климента, епископа Величанского», «Климента Словенского», «епископа Климента», «святого Климента», либо, наконец [случай минимальной псевдо-эпиграфичности] — «Климента, папы Римского»), большинство же приписано другим авторам, и в первую очередь — Иоанну Златоусту. Из 85 текстов, включенных в Собрание сочинений, только 15: Заповедание о праздниках (т. 1, № 1), поучение на память ап. Фомы (№ 2), о воскресном дне (№ 8), похвала прор. Захарии и о зачатии Иоанна Предтечи (№ 9), похвала вмч. Димитрию Солунскому (№ 14), архангелам Михаилу и Гавриилу (№ 15),^Клименту, папе Римскому (№ 16), Иоанну КрестителЮ\(№ 22), Кириллу Философу (№ 25), 40 мученикам Сева-стийским (№ 26), слово в субботу Лазареву (№ 30), в неделю Ваий (№ 31), на Пасху (№ 32), о Святой Троице и о Суде (№ 33), на Преображение (№ 38) и ив Успение Богородицы (№ 40) — имеют имя Климента в заглавии хотя бы одного из списков. Атрибуций же текстов на основании стилистических признаков не всегда надежна, поскольку сочинения Климента
нередко использовались позднейшими авторами как образцы для собственного творчества, не говоря уже о том, что два поучения (Заповедание о праздниках и Слово на память апостола или мученика) специально писались Климентом как образцы для проповедей. В последнее время тексты, приписываемые Клименту, подробно рассмотрены и классифицированы К. Станчевым по степени достоверности атрибуции (Станчев К., Попов Г. Климент... С. 59-110).
В проповедях, призванных донести смысл христианского учения «до самых простоватых», есть основания видеть (помимо проповедей-образцов) краткие поучения на двунадесятые праздники, дошедшие в составе Пролога (Климент Охридски. Сочинения. Т. 1. № 11, 13, 17, 19, 21, 24, 29, 38), а также поучения, связанные с причастием (Т. 2, № 26, 27), вероятность авторства Климента для которых (имя его стоит лишь в заглавии краткого Слова на Преображение) весьма велика (Станчев К., Попов Г. Климент... С. 61-62, 64-65).
Из слов на господские праздники (кроме входящих в число кратких поучений на двунадесятые праздники) с именем Климента известны слова в Лазареву субботу, в неделю Ваий и на Пасху; высока степень вероятности его авторства для Слова на Вознесение (т. 1, № 33) и на Сретение (т. 2, № 10 — Станчев К., Попов Г. Климент... С. 63, 75).
Из слов, посвященных Богородице (богородичным Праздникам), с именем Климента в заголовке известно лишь Слово на Успение (т. 1, № 40), кроме
того, богородичным праздникам посвящены многие из кратких поучений.
Имя Климента в заглавии содержит Слово на зачатие Иоанна Предтечи с похвалой его отцу Захарии (т. 1 № 9) и Похвала Иоанну Крестителю (т. 1, № 22), а Слово на усекновение главы Крестителя (т. 2, №21; тема, особенно отмеченная Феофилактом), относится к числу тех, для которых его авторство весьма вероятно (Станчев К., Попов Г. Климент... С. 75).
Житийные тексты, посвященые пророкам и апостолам, с именем Климента неизвестны. Исследователями атрибутируется ему с высокой степенью вероятности Похвала (именуемая в заглавии Житием) прор. Илие (т. 1, № 36; Станчев К., Попов Г. Климент... С. 76) и (не без сомнений) поучение на память апостолов Петра и Павла (т. 1, № 35) и Похвала апостолу Павлу (т. 2, № 18; Станчев К., Попов Г. Климент... С. 64, 76).
Наконец, слова, посвященные мученикам Димитрию Солунскому и Клименту Римскому и 40 мученикам Севастийским (см. выше). х
Из этого можно заключить, что гомилетическое наследие Климента сохранилось до наших дней в значительной степени, хотя, вероятно, и не в полном объеме.
Что касается датировки сочинений Климента, то ее удается осуществить лишь в редких случаях. Например, в одном из канонов он просит «побъдоу из-въстьноу подати на соупостаты кназю нашемоу... и низложити дьрзость поганскоую» (Станчев К., Попов Г-Климент... С. 199). Ясно, что подобное могло быть
написано лишь в 895 г., в ходе болгаро-венгерской войны. (Коммент. С. А. Иванова и А. А. Турилова.)
4	Если судить по прямому смыслу этой фразы, то получается, что сочинения Климента известны автору лишь понаслышке. А. Милев предлагает считать, что глагол (pepovTdi в данном контексте значит «известно» (Милев А. Гръцките жития... С. 159-160), но это явное насилие над текстом. По мнению Илиева, речь идет об оригиналах сочинений Климента, хранившихся в его монастыре в Охриде (Iliev J. The Long Life... Р. 117).
Видимо, похвальные слова Климента не имели сколько-нибудь широкого употребления в церковной практике центра Охридской епископии, а сохранялись в обиходе малых провинциальных монастырей с преимущественно славянской братией и в приходских церквах со славянским духовенством и паствой.
5	Исследование гимнографического творчества Климента Охридского носило до недавнего времени по преимуществу гипотетический характер и не затрагивало тем, упоминаемых в написанном Феофилак-том Житии. Причина крылась прежде всего в том, что в рукописной традиции не были известны каноны, автором которых (в отличие от учительных и похвальных слов) был бы обозначен Климент (о сочинениях, авторство которых приписывалось Клименту исследователями и о причинах этого см.: Станчев К., Попов Г. Климент... С. 112-114). Положение существенно изменилось к рубежу 70-80-х гг. нашего века в связи с общим подъемом интереса к славянской гимнографии. Как удалось установить Г. Попову,
в каноне на Положение пояса и ризы Богородицы в составе Праздничной минеи XIII в. (НБКМ, № 113) в тропарях 8-й и 9-й песней читается акростих КЛИМЕНТ (текст издан: Станчев К., Попов Г. Климент... С. 182-188). Существует и канон на Успение Богородицы с акростихом КЛИМ в 9-й песне (Машкова Л. В., Турилов А. А. Неизвестный памятник древнейшей славянской гимнографии (Канон Климента Охридского на Успение Богородицы) // Славяноведение, 1999. № 2. С. 24-36). Попов установил, что аналогичный акростих читается в тропарях тех же песней общего канона святым отцам в составе ранней редакции Минеи общей — собрания образцовых служб разным ликам святых (см.: Там же. С. 199-200). Тем самым сильную поддержку получила высказанная еще в 1969 г. Б. Ст. Ангеловым гипотеза о том, что в канонах, сочиненных «в честь множества святых», следует видеть Минею общую (см.: Ангелов Б. Ст. Климент Охридски — автор на общи служби //Константин-Кирил Философ. Юбилеен сборник на случай 1100-годишната от смърта му. София, 1969. С. 239; то же: Ангелов Б\Ст. Из ста-рата българска, руска и сръбска литература. София, 1978. С. 19). (Коммент. А. А. Турилова.)
6	В этом месте очевидна славянская первооснова текста.
7	Кроме сочинений, упоминаемых здесь Феофи-лактом обобщенно и отождествляемых с реальными, дошедшими до нас сочинениями Климента, последнему в настоящее время надежно атрибутируется цикл трипеснцев на празднество Рождества Христова
с акростихом «КЛИМЕНТА ПЕСНИ ПРЕДПРАЗДНА ХРСТОВОУ РОЗСТ(В)ОУ ТРИПЕСННА ОСМОГ(ЛА)С». Текст памятника издан: Станчев К., Попов К. Климент... С. 160-169. О рукописной традиции см. там же, с. 117-118, а также: Попов Г. Триодни произведения... С. 43-44. Акростих с именем «КЛИМ» читается и в песни 9-й канона Евфимию Великому, сохранившегося в русском списке рубежа XI-XII вв. (Станчев К., Попов Г. Климент... С. 120-122, 170-174). По аналогии с предпраздничными трипеснца-ми Рождеству весьма велика вероятность того, что Климент был автором таких же трипеснцев Богоявлению, хотя в данном случае акростих и безымянен: «ТРОИЦЕ СВЯТА ПРОСВЕТИ МЯ... СВЕТОЗАРНО ПЕТИ» (Попов Г. Триодни произведения... С. 50-51. Станчев К., Попов Г. Климент... С. 118-121). Когда эта книга уже была закончена, произошло открытие цикла канонов Климента с именным акростихом (Крашенинникова О. А. Три канона Октоиха Климента Охридского // Славяноведение. 2000, № 2. — в печ.). (Коммент. А. А. Турилова.)
XXIII
1	Остатки этого монастыря вскрыты археологическими раскопками южнее местности Горни Сарай, в квартале Имарет у мечети Султан Мохамед в Охриде (см.: Коцо Д. Климентовиот манастир «св.Пан-теле}мон» и раскопката при «имарет» во Охрид // Годишен Зборник историско-филолошки одделФи-лозофски ф-т на Универзитетот Скоще, 1948. Кн. 1. С. 129-181).
2	Одна из этих семи церквей находилась в Деволе, о чем известно благодаря письму Феофилакта севасту Иоанну, написанному в 1092-1093 гг. Он пишет: «Пожалей ту некогда счастливейшую церковь, которую воздвиг древний христианнейший царь Болгарии в качестве одной из семи соборных. Он выстроил ее — ты же обнови» (Theophylac-te d’Achrida. Lettres. Intr., text. trad. P. Gautier. Thessalonique, 1986. P. 205). От того же Феофилакта мы знаем, что Борис построил также церковь в Брегальнице (Patrologia Graeca. Т. 126. Col. 201). Предположение И. Снегарова, будто остальные церкви находились в Преславе, Доростоле, Белграде и Скопье (Снегаров И. Българският първоучител св. Климент Охридски. С. 290), ничем не подкреплены (Милев А. Гръцките жития... С. 161). Не более основательна и попытка (Iliev J. The Long Life... P. 116) объявить одной из этих церквей «Большую Базилику» Плиски.
3	Ведший раскопки Д. Коцо считает, что ему удалось выявить два этапа строительства церкви: на первом была построена восточная часть собора в виде триконхи, а позднее к ней был пристроен пронаос (Коцо Д. Климентовиот манастир... С. 181).
Упоминание о превращении церкви в кафедральный собор является важным датирующим моментом для всего Жития. Это событие произошло после присоединения всей Болгарии к Византии в 1018 г.
4	Вторая церковь Климента не поддается точной идентификации. Может быть, Св. София или Богородица Перивлепта (Iliev J. La mission de Clement
d’Ohrid dans les terres sud-est de la Bulgarie medieva-le // Etudes Historiques, T. 13, 1985. P. 65).
5	Скорее всего, данный пассаж отсутствовал в славянском оригинале — он слишком похож на те нелестные характеристики болгар, которые Феофилакт раздает в своих письмах. Таким образом, агиограф, подчеркивая цивилизующую роль греческой культуры, как бы отождествляет себя со своим героем.
XXIV
1 Старания святого сохранить свои подвиги в тайне — обычный топос агиографической литературы.
XXVI
1	Новое Воскресение (Новая неделя, Фомина неделя) — первое воскресение после Пасхи. Речь идет, таким образом, о значительной части Триоди Цветной — сборнике служб на Страстную седмицу и предшествующие ей Лазареву субботу и Вербное воскресенье (Цветоносная неделя, отсюда название сборника), служб пасхального цикла и служб на субботние и воскресные дни до Пятидесятницы включительно (в древнейших славянских рукописях до XIV в. ). Цветная Триодь может составлять единый том с Триодью Постной, содержащей службы Великого Поста и предшествующих ему недель (седмиц). Поскольку службы Цветной Триоди (включая период от Новой недели до Пятидесятницы) относятся к числу основных в годичном богослужебном круге, они, разумеется, не могли оставаться непереве-денными на славянский язык вплоть до последних
лет жизни Климента. Возможно, в известии Жития совмещены два факта деятельности охридского архиепископа: первоначальный перевод этой части Цветной Триоди на раннем этапе деятельности кирилло-мефодиевского кружка (либо по прибытии учеников славянских апостолов в Болгарию) и дополнения к нему, сделанные Климентом незадолго до смерти.
Характер этих дополнений остается до конца не выясненным. Цветная Триодь изучена в значительно меньшей степени, чем Постная; это относится как к греческой, так и еще в большей степени к славянской традиции сборника (библиографию работ см.: Попов Г. Триодни произведения...). До настоящего времени в древнейших славянских списках Цветной Триоди не выявлен круг песнопений, отсутствующих в греческой традиции памятника, который бы позволял говорить (по аналогии с циклом трипеснцев Константина Преславского в Постной Триоди) об оригинальных древнеболгарских песнопениях в ее составе.
По поводу возможных переводных текстов, которыми Климент дополнил Цветную ТриЬдь в конце своего жизненного пути, не существует единого мнения. На вторую половину IX в. приходится творчество Иосифа Песнопевца (ум. в 886 г.), чьи творения завершили процесс окончательного формирования Триоди, начатый авторами-студитами в первой половине столетия (Попов Г. Триодни произведения..-С. 12-17). В связи с этим И. Гошев предполагал, что Климентом были переведены каноны Цветной Триоди, написанные Иосифом в конце жизни (т. е. во время, близкое к окончанию моравской миссии и по
явлению учеников Кирилла и Мефодия в Болгарии) (см.: Гошев И. Светите братя Кирил и Методий // Годишник на Софийския универзитет. Богословския факултет. Т. XV. Кн. 3. 1938. С. 65). Современный исследователь славянской Триоди Г. Попов, основываясь на наблюдениях над составом древнейших списков памятника, предполагает, что Климентом могли быть переведены трипеснцы Иосифа, включенные в состав служб послепасхального цикла (Попов Г. Триодни произведения... С. 59-60). (Коммент. А. А. Турилова.)
2	Интересное свидетельство того, что, с точки зрения Феофилакта, ни благодеяния болгарских правителей, ни их благочестие не изменяют их «варварской» сути.
XXVII
1	Возможно, могилой Климента было одно из двух погребений, обнаруженных Д. Коцо при раскопках Пантелеймонова монастыря в Охриде (см.: Коцо Д. Климентовиот манастир... С. 129 сл.).
2	Т. е. 27 июля 916 г.
XXVIII
1 Легенды о чудесах, творимых от мощей Климента, были широко распространены в болгарском фольклоре (Романска Цв. Климент и Наум в народ-ните предания // 1100 години славянска писменност. Юбилеен сборник. София, 1963. С. 377-382; Cmoj-чевска-Антик В. Климент и Наум Охридски во на-родната традицща. Скоще, 1982).
Финальные обращения к Клименту в Житии очень напоминают написанные Феофилактом песнопения в честь святого, см.: Нихоритис К. Атонска-та книжовна традиция... С. 216-221.
XXIX
1	По общему мнению исследователей, имеется в виду богомильская ересь, появившаяся в Болгарии в середине X в.
2	«Скифами» называли самые разные языческие народы, но все-таки чаще кочевые. В этом случае здесь могут подразумеваться венгры, совершавшие набеги на Болгарию в 934, 943, 959 и 962 гг. (если мы считаем, что данный пассаж принадлежит славянскому архетипу), а также печенеги, опустошавшие Фракию в 1087-1091 гг. (если текст принадлежит Феофилакту). Если же понимать «скифов» расширительно, то могут иметься в виду также и русские, разорявшие Болгарию в 968-970 гг. Поскольку никакие из этих вторжений не захватывали Охрид, любые подобные гипотезьгостаются весьма шатки.	\
3	Слово «праздник» употреблено во множественном числе, и это дает основания предполагать, что к моменту создания текста память Климента уже праздновалась дважды в год (Iliev J. The Long Life... P. 118), ибо помимо 27 июля он поминался еще и 25 ноября, в день Климента Римского (Райков Б-Ранни календарни вести за Климент Охридски // Климент Охридски... С. 321-325).
ЧАСТЬ П
КРАТКОЕ ЖИТИЕ КЛИМЕНТА ОХРИДСКОГО
Перевод, комментарии
ПЕРЕВОД
(выполнен с издания А. Милева)
27 июля память во святых отца нашего, архииерарха и чудотворца Климента, епископа Болгарии, [имевшего свой престол] в Охриде.
1. Сей великий отец наш и светоч Болгарии ведет свой род от европейских мисян \ которых многие люди знают также под именем болгар. В древности Александр своей волей насильно переселил их 1 2 от Олимпа3, что возле Прусы 4, к северному океану и Мертвому морю5. По прошествии длительного времени они огромными силами перешли Истр и завладели всеми соседними областями: Паннонией и Далмацией, Фракией и Иллириком, а также значительной частью Македонии и Фессалии6.
2. Именно оттуда вел свой род [сей] преподобный
муж. Подобно Самуилу, он был еще в материнской
утробе избран Богом и с младенчества возлюбил боголюбивую жизнь 7. Первым, вместе с божественными Наумом, Ангеларием и Гораздом8, он со всем тщанием изучил Святое Писание, содействием Всемогущего переведенное на здешний болгарский диалект Кириллом, воистину богомудрым и равноапостольным отцом, который поначалу [трудился] вместе с Мефодием, знаменитым наставником мисийского народа в благочестии и православной вере 9. Подобно плодородной и доброй почве, [Климент], приняв семя истины, взрастил богатый урожай, по божественному [евангельскому] слову, «до ста шестидесяти» (Мф. 13, 8; Мк. 4, 20), как он удостоверил своими делами.
3.	Возлюбив монашеский и девственнический образ жизни, каким только видом добродетели он не овладел, какой только хитрости для борьбы со страстями не превзошел! Молчальничеством он отбивался от навязанной ему борьбы с враждебными силами, постом и прочими подвигами ослаблял порывы сладострастия, постоянным трёзвением и молитвой изглаживал те рубцы, что оставадись в душе от страстей и мечтаний. Отличительнымй чертами его души были любовь ко всем и непритворное смирение.
4.	Так, с младых ногтей положив себе за основу божественный закон и ведя свою жизнь точно в соответствии с Евангелием, он вскоре стал сотрудником для предводителей и поводырем к благочестию для всего мисийского народа. [Святой] претерпел те же самые испытания, какие выпали на долю его
отцов и учителей со стороны имевших тогда полную силу еретиков, как об этом рассказывает его Пространное Житие 10.
5.	Когда божественный Кирилл преставился для лучшей жизни, представив свое апостольское служение и известное «приращение вверенного ему таланта» (ср.: Мф. 25, 15-30) Адриану, тогдашнему папе Старшего Рима, Мефодий же был этим самым папой поставлен архиепископом Моравии и Болгарии 11, тогда-то и Климент возводится на епископский трон — Мефодий назначил его епископом всего Иллирика и владевшего этой страной болгарского народа 12.
6.	Чаще всего пребывал он в иллирийском городе Лихниде, являвшемся митрополией окружающих городов, который теперь на мисийском языке именуется Охрид, а также в Кефалинии, которая переименована на болгарском языке в Главницу 13, где он оставил и памятники 14.
7.	В этом Лихниде, или же Охриде, он от основания возвел, наряду с другими Божьими храмами, и святой монастырь 15 в честь великомученика Пантелеймона, где и предавался аскетическим подвигам. Когда он еще пребывал среди живых, то подобно высокому небесному светилу распространял лучи этого учения тем, кто у него учился, а переселившись к счастливой [жизни] во святых, оставил [нам] свою святую могилу, сокровище, бесценное для его паствы, и приобретение, стоящее целого мира. От сего гроба каждый день обращаются вспять многоразличные болезни, и через него этот священный храм был
преподнесен Богом для всех, прибегающих к Нему, в качестве общей и безвозмездной лечебницы. Но об этом позже.
8.	Такие вот реликвии оставил он для нас в Охриде, а еще священные книги, [плоды] трудов его собственной возвышенной мысли и руки. Весь народ почитает и уважает их не меньше, чем знаменитые Моисеевы скрижали, что написаны Богом.
9.	В Кефалинии можно видеть и по сей день сохранившиеся каменные столбы, на которых выдолблена надпись, сообщающая о приходе и приобщении народа ко Христу 16.
10.	Когда болгарский народ еще не весь был просвещен крещением и сохранял звероподобное варварство, [Климент] своими боговдохновенными поучениями привел его к свету богопознания. Неукротимость их помыслов он превратил в кротость нравов, введя у них законопослушный и разумный образ жизни.
11.	[Климент] через купель возрождения обратил к новой жизни их князя Бориса, а после него — его сына Михаила, который первым был провозглашен царем болгар 17, и убедил их вести государственные дела, как это в обычае у христиан. Наконец, он стал править этим народом, словно одним человеком. Они не по принуждению, но добровольно шли за ним по узкой и крутой дороге [жизни] в согласии с Иисусом Христом. Их привораживали не только чары его мудрых слов и наставлений, но и многие чудеса, которые совершил Христос через того же верного [своего] слугу. [Климент] даровал слепым и немым
дар видеть и ясно говорить, он излечивал бесноватых, врачевал лихорадку своими прикосновениями и молитвами и с готовностью обращал вспять любое недомогание, так что [однажды даже] воскресил молитвой чьего-то ребенка.
12.	А поименованный царь болгар Михаил сделался настолько послушен словам [Климента], что помогал ему при возведении храмов и готов был исполнить все, что тот ему приказывал. Из-за этого самого расположения и преданности святому он преуспел в добродетели и стал гораздо лучше, чем был раньше.
13.	Когда из-за любви к молчальничеству и созерцанию, не тревожимому никакими земными [заботами], он решил отказаться от епископских обязанностей (ибо и старость уже нависала у него над головой), Михаил не отпустил его, но просьбами и мольбами едва разжалобил и уговорил отправлять свой пастырский долг по отношению к ним до конца жизни. [Климент] согласился на это и всячески старался, при том что старость и немощь мешали ему заботиться о пастве и предводить ее к спасению Души.
14.	Придумал [Климент] и другие начертания для букв, дабы они были более ясными, нежели те, что изобрел премудрый Кирилл 18. Посредством [этих букв] он записал и все боговдохновенное Писание, и похвальные слова, и жития мучеников и преподобных святых, и священные песнопения 19. [Этим письменам Климент] усердно учил наиболее способных отроков, из числа которых возвел самых
достойных в священнический сан. Таким образом, он собственными стараниями превратил народ варварский и жестокий в народ святой. Свершив апостольское дело, [Климент] за это и благодати сподобился апостольской.
15.	А когда настало время кончины, он, смешав прощальные и предсмертные слова с наставлениями и напутствиями, помолился за паству, безутешно [о нем] скорбевшую и не мыслившую лишиться и остаться без такого прекрасного пастыря, — и радостно преставился к Богу, Коего столь сильно любил.
16.	После свержения им оков [земной жизни] он каждый день стал чудесами и исцелениями прославлять прославляющего его Господа. Пребывает он теперь среди апостолов, будучи сам равноапостольным провозвестником истины, пребывает среди мучеников, сам перенеся ради Слова множество оков и кар, пребывает вместе с иерархами и преподобными, принося прошения Господу за [свою] паству и весь мир. Да прислушается Он к ним благодаря великому Своему состраданию, да умилостивится вдень воздаяния, да простит нам то, в чем мы за нашу жизнь неразумно согрешили.
КОММЕНТАРИИ
1	Мисянами в духе этнографического традиционализма византийцы называли болгар с середины X в. (Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Vol. II. В., 1958. P. 180-181).
2	Александр Македонский в течение всей византийской эпохи воспринимался как главный герой истории, а его империя — как предтеча Византийской. Легендарные рассказы о переселении им диких варварских племен содержались в многочисленных версиях «Романа об Александре».
3	Гора Олимп (совр. Улу-Даг) высотой 2327 м находилась в Вифинии (Малая Азия).
4	Город Пруса, к юго-востоку от которого располагался Вифинский Олимп, до XII в. почти неизвестен. Он приобрел значение при Комнинах, а Хоматиан считает нужным упомянуть о нем потому, что Пруса прославилась в 1204-1205 гг., когда выдержала осаду крестоносцев.
5	Географические представления Хоматиана носят самый фантастический характер, но желание поместить прародину «мисян» в Малой Азии вызвано тем, что там в древности также имелась область, называвшаяся Мисией.
6	О том, что болгары пришли с севера, форсировав Истр (то есть Дунай), византийцы помнили хорошо, но размах их завоеваний Хоматиан сильно преувеличил, чтобы соответственно представить громадной по территории и церковную юрисдикцию Климента, а через это — обосновать территориальные притязания Охридской кафедры.
7	Автор намекает на Ветхий Завет (1 Цар. 1, 11-28). Быть может, уподобление Климента пророку Самуилу имеет дополнительный смысл: Климент провозгласил болгарского князя царем (см. гл. 11), подобно тому, как Самуил помазал на царство Саула.
8	Феофилакт в разных местах Пространного Жития приводит два перечня Мефодиевых учеников (см. гл. II и XII). Во втором случае вместо Саввы фигурирует отсутствующий в первом списке Лаврентий. Неясность с этими двумя именами прослеживается и у Хоматиана: по неизвестной причине он опускает здесь имена как Саввы, так и Лаврентия, при том что в Хоматиановой службе Клименту говорится: «Ты вышел из Рима со своими божественными сотоварищами, о блаженный Климент, с Мефодием, Гораздом, Ангеларием, Наумом и Саввой» (Нихоритис К. Атонската книжовна традиция... С. 227).
9	О приписывании Мефодию роли просветителя болгар см. коммент. 2 к гл. I Пространного Жития Климента.
10	Имеются в виду притеснения со стороны немецкого клира в Великой Моравии, описанные у Феофилакта (см. гл. Х-ХШ Пространного Жития Климента). Однако характерно, что сама Моравия Хоматианом здесь не упомянута.
11	Вслед за Феофилактом Хоматиан хочет связать Мефодия с Болгарией.
12	Хоматиан совершенно свободно обращается с данными Пространного Жития, поскольку его целью была не историческая достоверность, а обоснование прав Охридской кафедры, патроном которой был Климент; см. об этом выше, с. 72-73.
13	Об Охриде и Главнице см. коммент. 8 и 9 к гл. XVII Пространного Жития.
14	Греческое слово бяоцугщата обычно означало сочинения всякого рода. Однако у поздневизантий
ских авторов, особенно явно у Никифора Григоры, им описываются также любые знаки, напоминающие о чем-либо (cf. Nicephori Gregorae Historia, ed. L. Schopen, I. Bekker. Vol. I, Bonnae, 1829. P. 82. 8; vol. II. P. 702. 4, 911. 17, 975. 20, 1008. 5, 1081. 5; vol. III. P. 6. 13, 272. 14, 316. 18, 472. 6). Видимо, Хоматиан имел в виду не письменные памятники (как понял это место древнеславянский переводчик), о которых речь пойдет в гл. 8, а архитектурные, о которых будет сказано в следующем абзаце.
15	О монастыре см. коммент. 1 к гл. XXIII Пространного Жития Климента.
16	Это сообщение Хоматиана подтверждено археологически: в селе Балши возле Берата в Южной Албании найдена следующая надпись на греческом языке: «[крестился князь Болг].. арии Борис, переменивший имя на Михаил, вместе с врученным ему Богом народом в лето 6374» (Иванов Й. Български старини... С. 12-16). Впрочем, если бы Хоматиан имел в виду именно эту надпись, то вряд ли он в гл. 11 заявил бы, что Михаил — сын Бориса.
17	Под Михаилом явно подразумевается Симеон, который действительно провозгласил себя царем.
18	Об этом сообщении Хоматиана см.: Станчев К., Попов Г. Климент... С. 23-24.
19	О сочинениях Климента см. коммент. 3 и 5 к гл. XXII Пространного Жития Климента.
ПРИЛОЖЕНИЯ
ЧАСТЬ I
ЖИТИЕ НАУМА
Введение, перевод, комментарии
Введение
Житие Наума является самым ранним из дошедших до нас литературных произведений, содержащих повествование о судьбах учеников Кирилла и Мефодия после смерти Мефодия и о их деятельности в Первом Болгарском царстве. Автор Жития говорит о себе как об ученике Климента Охридского и Наума, основывавшем свое повествование на том, «елико же сами блаженный отци сказаше». Свое сочинение он написал, выполняя поручение Марка, епископа Девола, также ученика Климента. Все это позволило уже первооткрывателю памятника болгарскому ученому Й. Иванову установить, что памятник был создан в первой половине X в., через какой-то промежуток времени после смерти Климента Охридского в 916 г.
Анализируя жанровые особенности этого достаточно небольшого по объему текста, исследователи справедливо отметили многочисленные отклонения от литературных норм, которым следовали византийские агиографы, а затем и ученики Кирилла и Мефодия, создавая жития своих учителей.
Конец повествования соответствует правилам создания житий, в заключительной части которых допускалось проявление агиографом авторского «я», но в его начале отсутствует считавшийся необходимым в произведениях такого рода пролог и сведения о первых этапах биографии героя. Повествование начинается с необычного для житийных текстов начала — союза «и», которым обычно обозначается переход от одного этапа повествования к другому. Сведения, которые сообщаются о Науме в этом Житии, ограничиваются теми несколькими годами в конце жизни, которые он провел в Македонии — отсюда вполне логичное предположение, что о более ранних событиях в его жизни говорилось в каком-то ином тексте. Это предположение может быть подкреплено прямой ссылкой в тексте, что автор уже писал («якоже прежде писахом») об изгнании учеников Кирилла и Мефодия из Моравии, хотя в известном нам тексте Жития ранее об этом не говорилось. Тем самым становится очевидным существование тесной связи между Житием Наума и неким текстом, рассказывавшим о более ранних событиях. Краткая запись, с которой начинается собственно рассказ о Науме — «егда поставиша епископа Климента», — также создает впечатление, что речь идет
о событии, читателю уже известном. Наконец, исследователи обратили внимание, что в заключительной части повествования агиограф говорит вовсе не о главном герое Жития, а последовательно о «блаженных отцах» (судя по контексту, Клименте Охридском и Науме), рассказы которых он записывал, на небесное покровительство которых он рассчитывает и примеру которых он призывает подражать.
Все эти особенности произведения позволили охарактеризовать I Житие Наума как извлечение из некоего более обширного повествования о учениках Кирилла и Мефодия, в котором главная роль принадлежала Клименту Охридскому и которому неумело пытались придать форму Жития одного из персонажей — Наума Ч В свете этих наблюдений первой половиной X в. следует датировать использованный при создании I Жития Наума источник; что касается времени составления самого извлечения, то никакими данными на этот счет мы не располагаем.
Круг сведений о Науме вплоть до последнего времени ограничивался тем, что сообщалось о нем в Пространном Житии Климента и в I Житии Наума, а также свидетельством Константина Преславского в его введении к «Учительному Евангелию», где говорилось, что автор приступил к созданию этого сочинения «оубежен быв на се твоими прошении, брате
1 См. подробнее об этом: Гергова Е. Агиографските произведения за Наум — литературни източници и тек-стови взаимоотношения // Кирило-Методиевски студии, Кн. 8. 1991. С. 167-170.
Наоуме» (цит. по: Иванов Й. Български старини из Македония. София, 1970. С. 309).
Лишь в совсем недавнее время произошло открытие, заметно расширившее круг знаний о Науме и впервые позволившее судить о нем как о писателе. Болгарский ученый С. Кожухаров открыл в рукописи служебных миней XIII в. канон апостолу Андрею, песнопения которого оказались объединены акростихом «Првоаго Хрстова ела хвали ниш-чии Наум»1.
I Житие Наума сохранилось в единственном списке в составе Пролога XV в. в болгарском Зографском монастыре на Афоне. Как отметил при публикации текста П. А. Лавров 1 2, текст Жития помещен в Прологе не под 23 декабря — днем памяти святого, а в конце рукописи после приписки на л. 307 б.: «сие тетрадь съписа поп Ио Милошев от Дебра от село епископие»... Таким образом, Житие не было частью традиционного Пролога, а было дополнительно включено в состав сборника по инициативе священника из района г. Дебрь на северной окраине тогдашней Македонии (ныне территория Албании). Из
1 Кожухаров С. Песенното творчество на старобългар-ския книжовник Наум Охридски // Литературна история, 1984, № 12. С. 7. Появление канона с подобным акростихом говорит о влиянии на этого ученика Мефодия культа св. Андрея как патрона Константинополя и основателя здесь церковной кафедры, который получил развитие на византийской почве во второй половине IX в.
2 Лавров П. А, Жития св. Наума Охридскаго и служба ему Ц ИОРЯС, 1907, № 4.
этого можно заключить, что I славянское Житие Наума получило известное распространение на территории Македонии, но в состав собрания общепризнанных агиографических текстов не вошло. Как установлено исследователями, это произведение никак не использовалось авторами более поздних произведений о св. Науме, хотя по крайней мере одно из них — II славянское Житие Наума определенно было связано с тем монастырем Архангела Михаила, в котором святой был похоронен (на это указывают такие особенности текста, как сведения о времени построения монастырского собора или местонахождении гробницы Наума).
В настоящее время помимо I славянского Жития Наума известны тексты еще двух славянских и двух греческих житий Наума Охридского \ а также различные варианты службы этому святому на греческом и славянском языке 1 2. Исследователи отмечают тесную связь греческих и славянских текстов меж
1 О житиях Наума см. подробнее: Trapp Е. Die Viten des hl. Naum von Ochrid // Byzantinoslavica, vol. 35, 1974, № 1; Иванова К. Жития на Наум Охридски // Кирило-Методиевска Енциклопедия. Т. 1, София, 1985; Гергова Е. Агиографските произведения...
2 О службах Науму см.: Trapp Е. Die Sieben Slavenapos-tel in der liturgischen Dichtung // Analecta Bollandiana, vol. 100, 1982; Гергова E. Агиографските произведения..»; Николова С. За един непознат препис от службата на св. Наум Охридски // Хиляда и осемдесет години от смъртт на св. Наум Охридски. София, 1993.
ду собой и связывают их возникновение с деятельностью Охридского архиепископства. Как установлено, в основе разных редакций службы св. Науму лежат каноны, написанные охридским архиепископом Константином Кавасилой (1255-1260). Этому же иерарху большинство исследователей приписывает и создание наиболее крупного памятника цикла — текста, бедного содержанием, но выдающегося по своим художественным достоинствам — Пространного греческого Жития Наума.
Главным источником для авторов этих памятников было Пространное Житие Климента, написанное Феофилактом Охридским. Сопоставление текстов показывает, что почерпнутый из сочинения Феофилакта материал был подвергнут существенной переработке с тем, чтобы еще теснее, чем это сделал Феофилакт, связать деятельность Кирилла и Мефодия и их учеников с Болгарией. Согласно этим памятникам, с самого начала Кирилл и Мефодий действуют в Болгарии и переводят книги на «болгарский язык»1. Из Болгарии Кирилл и Мефодий со своими
1 См. в греческом Пространном Житии Наума утверждение, что святой присоединился к Кириллу и Мефодию, желая показать свою любовь к земле болгар (Пространного гръцко житие на Наум Охридски. Увод, превод и бе-лежки С. Берлиева // Старобългарска литература, кн. 20, 1987. С. 131).
«Книги», переведенные Кириллом и Мефодием и привезенные для одобрения в Рим, определяются как текст Священного писания — Ветхого и Нового Завета.
учениками направляются в Рим. Если во II славянском Житии Наума еще говорится, хотя и кратко, о пребывании Мефодия с учениками, после смерти Кирилла в Риме, в Великой Моравии, то согласно другим текстам этой группы Мефодий и его ученики из Рима сразу направились в Болгарию через «немецкую» землю, где подверглись гонениям противников православного учения о Троице.
Для Охридской кафедры конец ХП-ХШ в. был тяжелым временем. Кафедра утратила власть над сербскими и большей частью болгарских земель, и ее границы стали совпадать с границами современной Македонии. Возвращение власти было, несомненно, одной из главных задач связанных с этой кафедрой кругов духовенства. Представляется совсем неслучайным, что земли, на которые выдвигала претензии Охридская кафедра, в житиях Наума настойчиво изображаются как сфера действия святых патронов кафедры — Климента и Наума, которые принесли сюда славянскую письменность и свет христианского учения. Неслучайно уже во II славянском Житии Наума говорится, что Кирилл и Мефодий учили «род мусиискыи и далматинскый», а ученики после их смерти направились «овы по Мыиссию, а овы по Далматию и Дакиу»1. В Пространном греческом Житии Наума говорится, что, хотя епископский престол Климента находился в Моравии, его дея
1 Лавров П. А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Л., 1930. С. 182' 184.
тельность распространялась не только на Дакию и Мизию, но и на земли «трибаллов» (т. е. сербов) вплоть до Иллирика1. Еще в одном тексте той же группы говорится о деятельности Климента и Наума не только в Охриде, но и в Травунии 1 2. Обрисованная в них картина, как видим, мало отвечала историческим фактам IX-X вв.
Памятники этой группы известны нам в единичных списках, подчас довольно позднего времени (так, II славянское Житие Наума известно лишь в одном списке XVI в., Пространное греческое Житие Наума — в рукописи 1646 г. ), либо сохранились в составе греческих изданий, печатавшихся в XVIII в. на территории Охридской епархии. Поэтому очень трудно ответить на вопрос, насколько широко распространилась отраженная в них традиция в эпоху средневековья. Все же есть основания полагать, что, по крайней мере, один из этих текстов получил известность и за границами Охридской епархии. В таком средневековом болгарском памятнике, как «Синодик царя Борила», читается славословие «Клименту... епископу великие Моравы»3. Очевидно, что составитель славословия был знаком с кратким Житием Наума, где говорилось о местонахождении епископского стола Климента в Моравии.
1 Пространного гръцко житие... С. 135. Ср. утверждение Димитрия Хоматиана о поставлении папой в Риме Климента «на епископьскии престол... въсему Иллири-ку» (Лавров П.А. Материалы... С. 196).
2 Лавров П.А, Материалы.... С. 187.
3 Там же. С. 161
Это позволяет думать, что сформировавшаяся в Охриде традиция о деятельности Климента и Наума в одном из своих поздних вариантов все же была известна образованным кругам духовенства Второго Болгарского царства.
Перевод
Месяца декабря 23 память преподобного отца нашего Наума.
И вот, братие, пусть не останется без памяти брат этого блаженного Климента и его сподвижник \ который переносил вместе с ним страдания и вместе с ним претерпел многие беды и страдания от еретиков 2, Наум пресвитер.
Когда Климента поставили епископом, тот же благоверный царь Симеон отпустил его сподвижника Наума учительствовать на его место. И тот так пребывал, совершая труды, угодные Богу, и был девственником от детства и до кончины, и создал монастырь у истока Белого озера, церковь святых Архангелов, и был учителем 7 лет, а, когда освободился от учительства и ушел в монастырь, пожил 10 лет. И пред кончиной своей принял монашеский образ и так почил во Господе с миром месяца декабря 23-го. И пусть будет ведомо, что пресвитер Наум почил на 6 лет раньше, чем епископ Климент 3.
Да будет ведомо всем читающим, как выше написали 4, как много мучили их еретики, а других,
пресвитеров и дьяконов, продали евреям по цене. Евреи взяли их и повели в Венецию5, и, когда продали их, по промыслу Божию пришел тогда в Венецию 6 из града Константина муж от цесаря, выполняя поручение цесаря. И, узнав о них, муж цесаря выкупил их и, взяв их, отвел в град Константина, и сказал о них цесарю Василию. И устроили их снова в их чине и сане пресвитеров и дьяконов, как и раньше было, и дали им содержание, и никто из них не умер в неволе, но одни под опекой цесаря в граде Константина спокойно окончили свои дни, другие, придя в Болгарскую землю, окончили свои дни спокойно с великой честью 7.
А [жители] Моравской земли, как предрек святой Мефодий архиепископ, за беззакония дел их, и ереси, и за изгнание правоверных отцов и за страдания, которые они приняли от еретиков, которым они поверили, скоро подверглись наказанию от Бога. Прошло немного лет, и пришли венгры, народ пеон-ский, и захватили землю их и опустошили, а те, кого не пленили венгры, бежали в Болгарию, и осталась их опустевшая земля под властью венгров 8.
Я же, братия, окаянный, много печалился, когда ради памяти наших блаженных отцов хотел отыскать полное житие их, написанное теми, кому была известна их жизнь на всем протяжении, от начала и до кончины, и не отыскал, а я знаю мало, только то, что мне сами блаженные отцы рассказывали, и понуждал себя писать и не смел, желая лучше найти написанное. И если кто найдет то, что иными написано, пусть не осудит нас, убогих и невежественных,
ведь больше этого сотворили отцы и знамения сотворили многие, но только об этом нам рассказали, а иное утаили по своему смирению.
Вот сам я принудил себя, а еще более побуждал меня владыка Марк, который был учеником этого блаженного Климента и епископом Девольской епис-копии, он был в Деволе 9 четвертым епископом из славянского народа 10. Надеемся мы получить от блаженных отцов молитвы и милость, а благодать и отпущение грехов от милостивого Бога нашего, который говорит: «Кто принимает пророка, во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника, во имя праведника, получит награду праведника» (Мф. 10, 41). И то же говорит божественный апостол Павел: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали Вам Слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13, 7). Так же и мы, братия, будем следовать доброму житию этих блаженных, которые сохранили всю чистоту и целомудрие и перенесли многие беды и напасти ради правой веры и Божьего дела, чтобы мы вместе с ними получили вечные блага во Христе Иисусе Господе нашем, ему же слава и Отцу и Святому Духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
Комментарии
1	По общему мнению исследователей, в первых словах памятника налицо явное указание на суще
ствование уже во время его создания в первой половине X в. жития Климента, явившегося затем источником для Пространного Жития Климента, написанного Феофилактом.
2	Под «еретиками» автор имеет в виду немецких священников в Великой Моравии — противников Кирилла и Мефодия и его учеников.
3	Так как согласно его Пространному Житию Климент умер 27 июля 916 г., то тем самым устанавливается, что Наум умер в 910 г., жил в монастыре в 900-910 гг., был послан «на учительство» в Македонию в 893 г. Упомянутое в рассказе «Белое озеро» — славянский перевод слов Au%vi5ia Aipvr] — греческого названия Охридского озера.
О главном храме монастыря — соборе Архистратига Михаила в так называемом II Житии Наума — компиляции, составленной в XIII-XIV вв., главным образом на основании Пространного Жития Климента, написанного Феофилактом, указывается, что этот храм был поставлен «богатъством и повелением благочьстиваго цара българского Михаила Бориша и сына его Симеона цара, тогда текуште лету 6413» (т. е. 904—905 г. н. э. ). — Иванов Й. Български старини... 1970. С. 313. По остроумному предположению В. Златарского, в данном случае в Житии была использована находившаяся на здании храма надпись о его построении. — Златарски В, Н. Сло-венско житие на св. Наум от XVI в. // Списание на Вългарската академия на науките, Т. 30. 1925.
В том же источнике, вероятно, на основе непосредственных наблюдений, отмечено, что тело Наума
было положено в гробнице «от деснаго вьскрилиа храма». Иванов Й. Български старини... С. 313.
В этом храме останки Наума находятся и в настоящее время. — Павлович, Jb. Култови лица код Срба и Македонаца (Исторщско-етнографска расправа). Смедерево, 1965. С. 18-19.
4	Указание на житие Климента, где, судя по пересказу у Феофилакта Охридского, кратко говорилось о продаже славянских священников в рабство еврейским купцам.
5	О Венеции как центре работорговли во второй половине IX в. см.: Verlinden J. L’ histoire de Г escla-vage en Occident. T. II. Bruxelles, 1962. P. 115.
6	«Муж от цесаря» — посланник византийского императора Василия I Македонянина.
7	Как показывают действия императорского посла, а затем и самого императора, во второй половине 80-х гг. IX в. византийские власти в отличие от Рима готовы были поддерживать распространение славянской письменности и богослужения. Характерно, что, по наблюдениям хорватских ученых, глаголическая письменность получила в XI-XII вв. развитие на той территории Далмации, которая находилась ранее под византийской властью. — Klaic N-Historijska podloga hrvatskoga glagoljastva u X i XI stoljecu 11 Slovo, t. 15-16, 1965.
8	О происхождении мотива «проклятия Мефодия» см. коммент. 8 к гл. VIII Пространного Жития Климента. Время падения Великоморавской державы определяется тем, что еще под 902 г. в «Швабской всемирной хронике» и производных от нее текстах
говорилось о поражении, которое мораване нанесли мадьярам (MMFH, 1.1. S. 160), а в «Хронике» Регино, законченной в 908 г., уже сообщалось о полном («usque ad solum») разорении Великой Моравии мадьярами (Ibid. S. 140). В рамках этого промежутка поражение моравского войска в войне с мадьярами следовало бы датировать 905-906 гг. — Trestik D. Pad Velke Moravy П Typologie rane feudalnich slovanskich statu Praha, 1987. О полном опустошении Великой Моравии и бегстве ее населения в соседние страны (Болгарию, Хорватию) писал также в середине X в. византийский император Константин Багрянородный (Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 168-169). Однако, как показывают данные археологических раскопок, основная масса населения осталась на месте, продолжалось и существование большей части городских центров (Poulik J. Chropovsky В. a koi. Velka Morava a pocatky ceskoslovenske statnosti. Praha-Bratislava, 1985; Kucera M. Slovensko po pade Velkej Moravy. Bratislava, 1974. S. 47-59).
9	О местонахождении Девола см. коммент. 6 к гл. XVII Пространного Жития Климента.
10	Указание, что Марк был четвертым епископом «славянского языка» в Деволе, говорит о том, что до этого в Деволе были епископы — греки. Хотя Девол во второй половине IX в. входил в состав Первого Болгарского царства, еще в 879 г. епископ Девола Симеон подчинялся не главе Болгарской церкви, а константинопольскому патриарху, само епископство входило в число епархий, подчиненных
митрополии в Адрианополе (Was Hew ski Т. Byzancjum i slowianie w IX wieku. Warszawa, 1972. S. 116-117). Память о том, что в недавнем прошлом произошла смена этих иерархов славянскими — болгарскими епископами сохранялась в кругах местного духовенства еще и в середине X в., — свидетельство определенной напряженности в отношениях между славянским и греческим духовенством на территории Первого Болгарского царства.
ЧАСТЬП
РИМСКАЯ КУРИЯ И ЗАПРЕТ СЛАВЯНСКОЙ ЛИТУРГИИ
В ВЕЛИКОЙ МОРАВИИ В 885 г.
В настоящее время можно считать установленным, какие факторы определяли отрицательное отношение римской курии к вдее совершения литургии на «местном» языке какого-либо из народов, входивших в состав латинского мира. Таких основных факторов было два. Во-первых, совершение литургии на «ином» языке, чем латынь, воспринималось как определенный знак различия, как своеобразный пролог к нарушению единства христианского мира, объединенного вокруг Св. Престола. Сохранение единого сакрального языка — латыни было одной из гарантий того, что каждая из «дочерей» Рима всегда будет учить тому же, что и «мать» — Римская церковь. Во-вторых, отправление литургии на «местном» языке (и перевод на этот язык читающихся во время службы текстов Священного Писания) грозило ослабить монополию Латинской церкви
на обладание особыми, не доступными для непосвященных знаниями, на чем основывалось ее особое, исключительное положение в обществе.
Оба соответствующие воззрения получили более или менее четкую форму за рамками рассматриваемого периода1, но уже в IX в. по существу определяли подход политиков римской курии к решению этого вопроса.
Неудивительно поэтому, что поддерживая борьбу солунских братьев за создание в Великой Моравии особой Церкви, стоящей за рамками баварской церковной провинции и подчиненной непосредственно Риму, папы отнеслись совсем иначе к их попыткам служить литургию на «местном» — славянском языке. Так, папа Иоанн VIII в 873 г. принял энергичные меры для освобождения Мефодия из франкского плена и возвращения на архиепископский стол в Моравии, одновременно запретив через своего легата Павла, епископа Анконского, совершать литургию на славянском языке. Определенные указания на это имеются в адресованной Мефодию его булле 879 г., когда Мефодий был вызван в Рим для объяснений по поводу нарушения им этого запрета1 2.
1 Первое — в послании папы Иоанна X епископам Сплитской провинции; см.: Латински извори за българ-ската история (далее — ЛИБИ). Т. II, София, 1960. С. 314 (возможно, фальсификат XI в. ); второе — в известном послании папы Григория VII чешскому князю Братиславу — Codex diplomaticus et epistolaris regni Bohemiae. T. I, Praha, 1904, № 81. S. 88.
2 MMFH. T. III. № 81. S. 193.
Хорошо известно, что пребывание Мефодия в Риме завершилось тем, что в июне 880 г. в булле, адресованной великоморавскому князю Святополку, Иоанн VIII разрешил совершать литургию на славянском языке, предписав только, чтобы первоначально текст Евангелия во время службы читали по-латыни и лишь затем по-славянски \ Эта булла Иоанна VIII является, в сущности, единственным достоверным документом, в котором такое разрешение было сформулировано достаточно четко и определенно 1 2.
Выяснение вопроса о причинах, побудивших курию к такому шагу, может помочь ответить на вопрос, почему через несколько лет в 885 г. курия нашла нужным вернуться к прежнему запрету.
Уже исследователи XIX в. обратили внимание на то, что разбор жалоб на Мефодия закончился и он мог покинуть Рим в то самое время, когда в Риме стало известно о решениях церковного собора в Константинополе, который заседал здесь в конце 879-начале 880 г. с участием папских легатов. Это позволяло поставить вопрос о возможной связи между решениями собора и исходом разбирательства относительно Мефодия3.
1 MMFH. Т. III. № 90. S. 207-208.
2 Изучение сохранившегося в тексте Пространного Жития Мефодия текста буллы Адриана II привело исследователей к серьезным сомнениям в том, чтобы подлинная булла этого папы действительно содержала такое разрешение. См.: Marsina R. Studie k Slovenskemu diplomataru I И Historicke studie, XVI, 1971. S. 20-27.
3 Малышеве кий И. Святые Кирилл и Мефодий, первоучители славянские. Киев, 1886. С. 231.
Хорошо известно, что решения собора, санкционировавшего повторное возведение константинопольского патриарха Фотия на патриарший трон, положили конец конфликту между Восточной и Западной церквами, начавшемуся еще в 60-х гг. IX в. во время первого патриаршества Фотия. Папский престол проявил готовность содействовать Фотию в подчинении оппозиции патриарху в недрах самой Константинопольской церкви. В условиях примирения Церквей улучшалось отношение к Мефодию как к архиепископу Римской церкви, но в то же время греку, пришедшему из Константинополя. После решений собора, высказавшегося за сохранение в неизменном виде Никейско-Цареградского Символа веры и потребовавшего «ничего в нем ни прибавлять, ни изменять», Мефодию было легко доказывать в Риме свое правоверие в полемике с франкскими священниками, добавлявшими к Символу веры слова об исхождении Св. Духа «и от Сына»1.
Это, однако, не объясняет одобрения Римом славянской литургии, ибо вопрос о ней вовсе не затрагивался в ходе переговоров между Римом и Константинополем. Чтобы найти ответ на вопрос, следует остановиться на мотивах, побуждавших римскую курцю искать соглашения с Константинополем. Говоря об этих мотивах, исследователи упоминают прежде всего о том, что папа надеялся защитить с помощью Византии свои итальянские владения от
1 Там же. С. 224 и сл.
обосновывавшихся в Южной Италии и на Сицилии арабов. Действительно, в письме императору Василию I от августа 880 г. Иоанн VIII благодарил васи-левса за присылку флота для защиты «земли св. Петра»1. Однако у планов соглашения с Византией была и другая сторона, к которой привлек внимание исследователей Ф. Дворник в одной из своих ранних работ1 2. В обмен на признание Фотия и прекращение конфликта между Церквами в Риме рассчитывали добиться отказа Константинополя от юрисдикции над рядом территорий, входивших к началу третьей четверти IX в. в сферу влияния Константинопольской патриархии.
В первую очередь речь должна идти о Болгарии. История борьбы римского престола за возвращение юрисдикции над Болгарией, утраченной Римом в 869-870 гг., подробно рассматривалась в целом ряде исследований 3. Исследователи единодушно отмечают, что действия римского престола резко активизировались именно в 878-879 гг., когда начались переговоры о примирении Церквей. Болгарией дело, однако, не ограничивалось. В 879 г. были предприняты шаги для возвращения под римскую юрисдикцию хорватского епископства в Нине, которое, основанное
1 ЛИБИ, т. IL С. 176-177.
2 DvornikF. Les slaves, Byzance et Rome au IX siecle. Paris, 1926.
3 Малышевский И, Святые..; Dvornik F. Les slaves... Злапгарски В. История... T. I. Ч. 2. С. 116 и сл.; Г юзе лев В. Княз Борис Първи. България през втората половина на IX век. София, 1969. С. 261 и сл.
при участии римского престола, во второй половине IX в. при неясных обстоятельствах оказалось в церковной зависимости от Константинополя \ Не ограничиваясь этим, в том же 879 г. 10 июня папа обратился с письмом к епископам романских городов на побережье Адриатики, также призывая их оставить Константинопольскую патриархию и перейти под власть Св. Престола1 2, Эти примеры наглядно показывают широкий размах дипломатических акций Рима на территориях, являвшихся своего рода «яблоком раздора» между Церквами. Вместе с тем анализ указанных посланий показывает, что в Риме отдавали себе отчет в том, что то или иное решение вопроса будет зависеть не только от Константинополя, но и от позиций правителей и правящей верхушки этих стран. Как показывает рассмотрение документов, посылавшихся в 70-х гг. IX в. в Болгарию, первоначально Иоанн VIII рассчитывал привлечь болгарского князя Бориса-Михаила на свою сторону, апеллируя к авторитету Римской церкви и осуждая заблуждения греков. Однако к концу 70-х гг. в Риме стали понимать, что для привлечения на свою сторону правителей спорных земель следует делать какие-то шаги им навстречу. Так, в своем
1 См. послание Иоанна князю хорватов Бранимиру от 7 июня 879 г. — ЛИБИ. Т. II. С. 162-163; Sisic F. Povijest Hrvata u vrijeme narodnich vladara. Zagreb, 1925. S. 360-363.
2 Cm.: Monumenta Germaniae historica. Epistolarum (далее — Epistolarum), t. VII. P. 1, Berolini, 1912, № 196. P. 157. Подробный разбор документа — Sisic F. Povijest Hrvata... Ekskurs II.
письме князю Борису от мая 879 г. папа выражал желание исправить ошибки, вызванные «помрачением» его легатов, поправить и восстановить все, что было ранее (очевидно, когда Болгария подчинялась власти Рима) сделано неправильно \ Еще более определенно выражался Иоанн VIII в послании, направленном тогда же советникам Бориса: в нем он обещал немедленно удовлетворить все «справедливые» просьбы болгар 1 2. В письме, адресованном духовенству городов Адриатического побережья, Иоанн VIII обещал, что если оно вернется под его власть, «summi honorem sacerdotii et totius institu-tionis ecclesiastice»3. Особенно интересны материалы о контактах с Римом хорватской Нинской епис-копии. В датируемом 881-882 гг. письме Иоанна VIII князю хорватов Бранимиру, его «судьям», духовенству и народу папа обещал выполнить все просьбы, которые «saluti et utilitati omnium vestrum proficua sunt», предлагал прислать соответствующие предложения в Рим, чтобы он мог направить в Хорватию легатов для урегулирования всех дел на месте4. Пример этот тем более интересен, что созданная при участии хорватских князей для нужд их славянского государства Нинская епископия находилась с церковными властями романских городов
1 ЛИБИ. Т. II. С. 161. Златарски В. История... Т. I. Ч. 2. С. 187.
2 ЛИБИ. Т. II. С. 162.; Златарский В. История.... Т. I. Ч. 2. С. 188; Dvornik F. Les slaves... Р. 253.
3 Epistolarum. t. VII. P. 1, № 196. P. 157.
4 Ibid., № 295. P. 257-258.
Адриатического побережья в таких же острых отношениях, как Моравская архиепископия с Франкской церковью, постоянно отстаивая свою независимость.
Объектом главного внимания Иоанна VIII была Болгария, и здесь к 880 г. Иоанну VIII удалось добиться определенных успехов. Из его послания, направленного болгарскому князю в июне-июле 879 г., видно, что незадолго до этого в Риме побывал посол Бориса с дарами для папы. В послании наряду с традиционными увещеваниями вернуться под власть Рима встречается и новое для переписки утверждение: что касается греков, то папа может их принудить покинуть Болгарию1. Появление такого утверждения правильнее всего объяснить тем, что Борис ссылался на возможное противодействие греков переходу его страны под власть Рима, и папа обещал это препятствие устранить. Этой цели легатам папы Иоанна VIII в значительной мере удалось добиться на церковном соборе 879-880 гг.1 2 Несмотря на сопротивление, с которым они столкнулись, легаты добились заявления членов собора, принадлежащих к Константинопольской церкви, что решение вопроса о Болгарии находится в компетенции императора, которого будут просить этим заняться. Император, по-видимому, вынес соответствующее
1 ЛИБИ. Т. II. С. 166; Златарски В. История... Т. L Ч. 2. С. 196.
2 Подробный анализ свидетельств об обсуждении вопроса о Болгарии на соборе см.: Златарски В. История..» Т. I. Ч. 2. С. 197-202.
решение, так как в письме от августа 880 г. Иоанн VIII благодарил его за признание прав престола Св. Петра на Болгарию1.
Для продолжения переговоров уже непосредственно с болгарским князем Иоанн VIII, как видно из упоминаний в его более позднем послании Борису, направил к болгарскому двору епископа Феодосия Нинского 1 2 — главу того хорватского епископства, разнообразные пожелания населения которого, как уже отмечалось выше, папа в то же самое время проявлял готовность удовлетворить.
Именно в охарактеризованных выше условиях летом 880 г. и была направлена великоморавскому князю Святополку та булла Иоанна VIII, которая разрешала отправление в Великой Моравии литургии на «местном» — славянском языке. При оценке этого документа следует иметь в виду следующее. В своих достаточно сложных отношениях с правителями Восточно-Франкского королевства (Иоанн стремился поддерживать контакты скорее с правителями Западно-Франкского королевства) папа был заинтересован в поддержке могущественного великоморавского князя, но Святополк вовсе не был приверженцем славянской литургии (в булле 880 г. упоминается его просьба, чтобы для него и его приближенных мессу служили по-латыни). Поэтому для улучшения контактов со Святополком совсем не требовалось изменять традиционной политике и
1 ЛИБИ, т. II. С. 177.
2 Там же. С. 179.
одобрять славянское богослужение. Вряд ли обладал широкими возможностями воздействия на курию и Мефодий, которого вызвали в Рим потому, что его правоверность вызывала сомнения. Причины папского решения следует, таким образом, искать вне Моравии. Одобрение славянской литургии было шагом, который должен был способствовать укреплению влияния Рима в тех славянских странах, где скрещивались интересы Рима и Константинополя \ Поступал же Рим таким образом, очевидно, потому, что располагал сведениями о заинтересованности элиты этих стран в совершении богослужения на «своем» языке. Тем самым булла 880 г. становится косвенным, но важным источником для изучения истории зарождения кирилло-мефодиев-ских традиций в таких странах, как Хорватия и Болгария. Учет этих соображений делает весьма вероятным предположение Ф. Шишича, что среди просьб хорватов, обращенных к Иоанну VIII, была и просьба о разрешении богослужения на славянском языке, и соответствующее папское разрешение способствовало распространению в Хорватии такой практики, с которой впоследствии боролось латинское духовенство 1 2.
Таким образом, разрешение славянской литургии в 880 г. было тесно связано с расчетами римского престола на укрепление своего влияния на Балканах.
1 К такому выводу пришел уже в 20-х гг. Ф. Дворник (Dvornik F. Les slaves... Р. 267)
2 Sisic F. Povijest Hrvata... S. 286.
Тем самым судьба славянской литургии оказывалась в определенной зависимости от того, насколько подобная политика окажется успешной.
Следует при этом учитывать, что проводившаяся Иоанном VIII политика сталкивалась с серьезной оппозицией в самой курии: в 876 г. дело дошло до открытого конфликта, когда подвергся опале целый ряд лиц из окружения папы (наиболее видным среди них был епископ Порто, Формоза)1. Сам курс на сближение с Константинополем сочетался с сохранением в сознании папы и его окружения представлений о превосходстве Римской церкви над постоянно впадающими в заблуждение греками: весной 878 г., когда полным ходом шли переговоры о примирении Церквей, папа писал Борису болгарскому, что он и его подданные, подчиняясь власти греков, ставят под угрозу дело своего спасения. Правда, — писал папа, — у нас с греками одна вера и одно крещение, но греки постоянно впадают в ереси и вызывают расколы 1 2. Лишь ожидания крупных политических выгод заставляли искать примирения с этими греками.
Однако достигнутые выгоды оказались не столь значительными, как ожидала папская курия. Правда, греческий флот принял участие в военных действиях против арабов, но подорвать господство их флота на Средиземном море он оказался не в состоянии.
1 Lapotre А. Е Europe et le Saint-Siege a 1’epoque carolingienne. 1-e partie. Le pape Jean VIII (872-882). Paris, 1895. P. 68; 248.
2 ЛИБИ, т. II. C. 149.
В 880 г. в руки арабов попали Сиракузы — один из главных опорных пунктов византийцев на Сицилии. В марте 882 г. Иоанн VIII обратился с отчаянной просьбой о помощи против арабов к Рихарде, жене императора Карла III Толстого. Папа писал, что, опасаясь арабов, он не осмеливается выходить за стены Рима, а ни его духовный сын император, ни «какой-либо человек какого-либо другого народа» не присылают ему помощи \ Вместе с тем присутствие у берегов Италии византийского флота способствовало установлению Византией связей с племенами сербского Приморья и присылке Василием I духовенства, которое крестило местных язычников и, конечно, подчинило их власти Константинопольской патриархии1 2. Завершилась безрезультатно и попытка подчинить власти римского престола Болгарию. Хотя Борис обещал Феодосию Пинскому направить своих послов в Рим, но из двух посланий Иоанна VIII, относящихся к концу его правления, видно, что это обещание так и не было выполнено 3.
Разочарование в результатах политики, последовательно проводившейся Иоанном VIII на протяжении ряда лет, стало одной из причин наступивших перемен в политике и ориентации курии. В «Фульдских анналах» — летописи, наиболее четко выражав
1 Epistolarum, t. VII. Р. 1, № 309. Р. 267.
2 Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 114-115.
3 ЛИБИ, т. II. С. 179-180.
шей официальные взгляды двора правителей Восточно-Франкского королевства, смена власти в Риме в конце 882 г. описана как настоящий государственный переворот. Папа был отравлен своими врагами, которые, видя, что яд действует слишком медленно, умертвили его ударами молота. Его преемником стал «contra statuta canonum» Марин \ В этом рассказе есть основания подозревать некоторое преувеличение, но фактом остается, что при Марине быстро последовала реабилитация одного из главных противников покойного папы — Формозы, а за ним стали возвращаться и занимать высокие посты в курии и другие участники заговора 876 г.1 2.
Приход к власти Стефана V сопровождался новой чисткой состава курии. Из папского архива были удалены регистры канцелярии Иоанна VIII за последние годы его правления (после раскрытия заговора 876 г.), чтобы истребить самую память об этих событиях 3.
Так как объективной причиной переворота было разочарование в политике Иоанна VIII, направленной на сближение с Византией, то одним из его последствий стало осложнение отношений между Римом и Константинополем. Первые осложнения наметились, по-видимому, еще в правление Ма
1 Monumenta Germaniae Historica. Scriptorum, t. I. Leipzig, 1925. P. 597-598; L. Dvornik F, Les slaves... P.284-285.
2 Lapotre A, Le Saint Siege... P. 162-163.
3 Ibid. P. 163-165.
рина \ При его преемнике Адриане III (884-885) отношения нормализовались: он известил Фотия о своем вступлении на трон, и его посол Феодосий, епископ Ории, привез из Константинополя многочисленные дары 1 2. Новый папа возлагал, однако, свои надежды уже не на василевса ромеев, а на франкских правителей. Адриан III умер летом 885 г., направляясь к императору Карлу III, которого он хотел просить защитить Рим 3. При его преемнике Стефане V отношения снова обострились. В послании, направленном в Константинополь в начале своего понтификата, новый папа резко отзывался о Фотии, подчеркивая свою приверженность взглядам его главного противника — папы Николая 14.
Так как соглашение с Константинополем не оправдало возлагавшихся на него надежд, то в Риме не считали нужным его придерживаться, предпринимая шаги, снова ведущие к конфронтации. В ситуации возобновлявшегося соперничества Церквей
1 Сохранились упоминания о каких-то критических отзывах Василия I по адресу нового папы, император, в частности, выражал сомнения в каноничности его избрания (Dvornik F. The Photian Schism. History and Legend. Cambridge, 1948. P. 221).
2 Epistolarum, t. VII. P. 2. Berolini, 1928, № 1; Dvornik F. The Photian Schism... P. 224.
3 Малышевский И. Святые Кирилл и Мефодий... С. 345.
4 Grume I V. La lettre du pape Etienne а Гетреreur Basile I// REB, Vol. 11. 1953.
снова актуальным становится вопрос об укреплении единства латинского мира.
В этой ситуации в начале понтификата Стефана V в Риме снова появился глава немецких противников Мефодия среди моравского духовенства — Ви-хинг со своими обвинениями против Мефодия и его учеников \ Обвинения эти были традиционными — совершение богослужения на славянском языке и отрицание filioque, к ним добавилось, по-видимому, имевшее более второстепенный характер обвинение, что Мефодий не придерживается практики постов, принятой в латинском мире. Однако на этот раз отношение к этим обвинениям оказалось иным, чем в 880 г.
Причину изменения позиции курии следует искать в тех изменениях отношений между Церквами, о которых говорилось выше. Отклонения в жизни Моравской церкви от принятых в латинском мире норм (осуждение filioque, совершение литургии на «местном языке», византийская практика постов) сближали эту Церковь с порядками, принятыми в православном мире, и в условиях обновившегося соперничества с Константинополем возникала опасность разрыва связей между Великоморавской церковью и Римом 1 2. Неслучайно в своем письме
1 О пребывании Вихинга в Риме см. прямые указания в письме Стефана V Святополку (MMFH, t. Ill, № 101. S. 221-222).
2 См.: Vavrinek V. Staroslovenske zivoty Konstantina a Meto-deje. Praha. 1963. S. 47-48.
Стефан V хвалил Святополка за то, что тот, «не желая блуждать по иным местам» (non alibi vagare), обратился за разрешением конфликта между Мефодием и его немецкими противниками в Рим \ Неслучайным представляется и то, что в инструкции папы легатам, отправленным им затем в Моравию, тема filioque затрагивалась прежде всего в дисциплинарном аспекте — здесь подчеркивалась роль Римской церкви как единственного правомочного толкователя догматов 1 2.
Таким образом, к лету 885 г. утратили силу доводы, побудившие римский престол в 880 г. согласиться на практику совершения славянской литургии, и вместе с тем появился ряд важных доводов за то, чтобы взять назад сделанную в 880 г. уступку. Неудивительно, что в своей булле Святополку Стефан V не только запретил совершение литургии на славянском языке, но и установил самые суровые санкции против нарушителей запрета — отлучение от Церкви и изгнание из страны 3.
Изучение буллы Стефана V Святополку и его инструкции легатам, посланным в Моравию, поставило исследователей перед одной трудной для решения конкретной проблемой. В обоих документах определенно утверждалось, что богослужение на славянском языке осуществлялось вопреки торжественному обязательству, данному Мефодием перед
1 MMFH, t. Ill, № 101. S. 219-220.
2 Ibid. S. 228.
3 Ibid., № 101. S. 225.
папой Иоанном VIII над гробом Св. Петра \ Так как Мефодий в понтификат Иоанна VIII посетил Рим лишь один раз в 880 г., то, очевидно, принесение клятвы следовало бы датировать этим временем, но это находится в полном противоречии с данными буллы Иоанна VIII 880 г., сохранившейся в составе регистров папской канцелярии. Содержащиеся в обоих документах приведенные выше свидетельства заставляют думать, что булла 880 г. была их составителям неизвестна, однако текстологический анализ позволил выявить в булле Стефана V ряд дословных заимствований из документа 880 г.
Для объяснения этих противоречий между показаниями источников была выработана следующая гипотеза: Вихинг предложил в Риме на рассмотрение папы фальсификат буллы Иоанна VIII 880 г., где вместо текста о разрешении славянской литургии был помещен текст о ее запрете и клятве, якобы произнесенной Мефодием. Установить истинное положение дел папская канцелярия не могла, так как регистры папской канцелярии в последние годы правления Иоанна VIII были удалены из папского архива. В итоге фальсификат Вихинга был принят в Риме за подлинный документ и послужил толчком для принятия курией соответствующих ре-о О шении .
Предложенная гипотеза логично объясняет совокупность известных фактов и получила одобрение
1 MMFH, t. Ill, № 101. S. 225, № 102. S. 228.
2 Lapotre A. L’Europe et le Saint-Siege... P. 165-168.
исследователей. На этом основании было бы неправильно, однако, приписывать фальсификату Вихинга решающую роль в принятии Стефаном V решения о запрете славянской литургии. Фальсификат Вихинга потому и был признан за подлинный документ, что его содержание вполне отвечало тем тенденциям в политике римской курии, которые обозначились после смерти Иоанна VIIIх. Обращает на себя внимание, что в 879 г. в аналогичной ситуации (нарушение запрета совершать литургию на славянском языке) Мефодий был приглашен для дачи объяснений в Рим 1 2, в 885 г. это сочли излишним и решение приняли, не заслушав обвиняемого 3. Причина, несомненно, была в том, что решение этого вопроса было для курии совершенно ясным и не нуждалось в каком-либо дальнейшем обсуждении.
1 См. наблюдение А. Лапотра, что нотарии Иоанна VIII Григорий, Анастасий и Бенедикт оставались на своих постах и при Стефане (Lapotre A. L’Europe et le Saint-Siege... P. 165-166). Таким образом, были объективные возможности проверить подлинность текста Вихинга, но их не использовали.
2 MMFH, t. Ill, № 81. S. 193.
3 Dvornik F. Byzantske misie u Slovanu. Praha, 1969. S. 202.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
БАН	— Библиотека Академии Наук. СПб.
ГИМ	— Государственный Исторический Музей. Москва
ЗРВИ	— Зборник радова Византолошког Института. Београд
ИОРЯС	— Известия Отдела русского языка и словесности Императорской Академии наук. СПб.
МАИРСК	— Международная Ассоциация по изучению и распространению славянских культур
НБКМ	— Народна Библиотека «Кирил и Методий». София
РГАДА	— Российский Государственный Архив древних актов. Москва
РГБ	— Российская Государственная Библиотека. Москва
РНБ	— Российская Национальная Библиотека. СПб.
СКА	— Српска Kpaлjeвcкa Академика. Београд
СОРЯС	— Сборник Отдела...
ТОДРЛ	— Труды Отдела древнерусской литературы. Л. (СПб.)
ЦГАДА	— Центральный Государственный Архив древних актов. Москва
MMFH	— Magnae Moraviae Fontes Historici. T. I-II-III. Brno, 1966-1967-1969.
REB	— Revue des etudes byzantines. Paris
СОДЕРЖАНИЕ
РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
Часть I (Б. Н. Флоря) Славянская письменность в конце IX—X в. Глава 1. Общая характеристика славянской письменности конца IX-начала Хв.......... 5
Глава 2. Общая характеристика литературной деятельности Климента Охридского..........17
Глава 3. Культ Климента Охридского и судьбы болгарской патриархии в X-XI вв...........21
Часть II (С, А. Иванов) Пространное Житие Климента Охридского и его автор
Глава 1. Феофилакт Охридский и его произведения ...................................28
Глава 2. Рукописная традиция ПЖКО........32
Глава 3. Историографический аспект проблемы авторства ПЖКО.........................36
Глава 4. Авторство ПЖКО..................42
Глава 5. Славянский источник ПЖКО........46
Глава 6. Отношение Феофилакта к славянской письменности и культуре................53
Глава 7. ПЖКО в агиографическом и агиологиче-ском контексте.........................57
Часть III (Б, Н. Флоря) Краткое Житие Климента Охридского и его автор
Глава 1. Димитрий Хоматиан и его литературное наследие ..............................66
Глава 2. Авторство Краткого Жития Климента.. 68
Глава 3. Обстоятельства, цели и время создания
Краткого Жития.........................70
Глава 4. Культ Климента после Хоматиана..76
Часть IV (А. А. Ту рилов) После Климента и Наума (славянская письменность на территории Охридской архиепископии в Х-первой половине XIII в.)...76
РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
Переводы и комментарии
Часть I
Пространное Житие Климента Охридского
Введение, перевод (С. А. Иванов)....... 163
Комментарии (С. А, Иванов, Б. Н. Флоря)..212
Часть II
Краткое Житие Климента Охридского (С. А. Иванов)
Перевод.................................269
Комментарии.............................274
ПРИЛОЖЕНИЯ
(Б. Н. Флоря)
Часть I
Житие Наума Введение, перевод, комментарии
Введение...............................278
Перевод..............................  286
Комментарии............................288
Часть II
Римская курия и запрет славянской литургии в Великой Моравии в 885 г.............293
Список сокращений......................311
Директор издательства:
О. Л. Абышко
Главный редактор:
И. А. Савкин
Художественный редактор:
Н. И. Пашковская
Редакторы:
О. Л. Абышко
Н. П. Дралова
ИЛ № 064366 от 26. 12. 1995 г.
Издательство «Алетейя»:
193019, Санкт-Петербург, пр. Обуховской обороны, 13
Телефон издательства: (812) 567-2239
Факс: (812) 567-2253
E-mail: aletheia@spb.cityline.ru
Сдано в набор 11.01.99. Подписано в печать 20.10.99.
Формат 70*100/32. Объем 10 п.л. Тираж 1500 экз. Заказ №3025
Отпечатано с готовых диапозитивов в Академической типографии «Наука» РАН 199034, Санкт-Петербург, 9 линия, д. 12
Printed in Russia