Author: Гартман Э.
Tags: метафизика онтология история философии философия
ISBN: 978-5-396-00246-3
Year: 2010
Text
Эдуард фон ГАРТМАН
(1842-1906)
Выдающимся немецкий философ. Родился в Берлине, и -мі. щ
скоро генерала. По окончании гимназии поступил на во* нпуіі и,. .
но вскоре вышел в отставку по болезни. После безуспошін іи . »ішь
художественной литературой сосредоточился на изучонии фиши
фии. Получив докторскую степень, издал в 1869 г. свое іи.... ч
изведение «Философия бессознательного», которое сразу ,|іі і*і»іп
ему известность, выдержав много изданий (10-е вышли и ІИШІ )
Помимо философских работ, Э. фон Гартман писал о > пщ иь м
о еврейском вопросе, о немецкой политике и т. д. Полное сі«ршіи- . і •
сочинений насчитывает около 40 томов. Посмертно была издана его «Система фиш < < фи >
в 8 томах (1907-1909).
На формирование философских взглядов Гартмана существенное влияние оказали и и III
пенгауэра и Шеллинга, которые он намеревался соединить с концопцией Гегеля. Однпк • • <іи
Шеллинг и Гегель при построении философских систем придавали второстепенно* и .ч ни
научным данным, то Гартман стремился достичь согласованности умозрительно полу»......и
данных с научными знаниями, добытыми индуктивным путем. Как и Шопенгау.р, пн по.
бытия он считал бессознательное духовное начало, идея которого пронизывает всю »к • іииу
Кроме «Философии бессознательного», в число его важнейших философских рабоі ін ими
«Неокантианство, шопенгауэрианство, гегельянство» (1877), «Феноменология нрапсіііонш и
сознания» (1878), «Религиозное сознание человечества в его последовательном рашиіии
(1881), «Религия духа» (1882), «Эстетика» (1886-1887; в 2 т,), «Основная проблема то<>| ии
познания» (1890), «История метафизики» (1899-1900; в 2 т.), «Современная психология» (1 01)
«Мировоззрение современной физики» (1902), «Проблема жизни» (1906) и другие.
9196 ГО 115682 НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА Гл~I
Ііііціііііц =— В
911? 8 5 3 9 6 п0 0 2 4 6 311 > ------- ивве
0В88@0В88.ги
Каталог изданий
в Интернете:
Н«р://ОК55.гв
Любые отзывы о настоящей издании, а также обнаруженные опечатки присылайте
по адресу иК55@ІЛ<55.іті. Ваши замечания и предложения буду? учтены
и отражены на ѵѵеЬ-странице этой книги в нашем интернет-магазине ЬИр://ІІК55.пі
И ЛЕДНЯ МИРОВОЙ ФИЛОСОФСКОЙ
ИСТОРИЯ
ФИЛОСОФИИ
Э. Гартман
©=
СУЩНОСТЬ
МИРОВОГОПРОЦЕССА,
ФИЛОСОФИЯ
Ій
Бессознательное
в явлениях телесной
и духовной жизни
Из наследия мировой философской мысли: история философии
ЕсІиагсІ ѵоп Нагітапп
РНИО8ОРНІЕ ОЕЗ ІІЫВЕѴѴІЛЗТЕМ
Э. Гартман
СУЩНОСТЬ
МИРОВОГО ПРОЦЕССА,
или
ФИЛОСОФИЯ
ВЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
Бессознательное
в явлениях
телесной и духовной жизни
Перевод
со второго немецкого издания,
предисловие и введение
А. А. Козлова
Издание второе,
исправленное
□А55
МОСКВА
М»К Н/.2І 87.3
Гартман Эдуард фон
Сущность мирового процесса, или Философия бессознательного:
Бессознательное в явлениях телесной и духовной жизни. Пер. с нем. /
Предисл. и введ. А. А. Козлова. Изд. 2-е, испр. — М.: КРАСАНД, 2010.
322 с. (Из наследия мировой философской мысли: история философии.)
Вниманию читателей предлагается классический труд выдающегося не-
мецкого философа Э. Гартмана (1842-1906), принесший ему мировое призна-
ние. Книга целиком посвящена проблеме бессознательного, которое, по мне-
нию автора, выступает как неотъемлемый элемент человеческой психики,
источник жизни и ее движущая сила. Автор отталкивается от эмпирически
фактов и выводит из них свою основную гипотезу, от которой через ряд вы-
водов и соображений приходит к метафизической сущности и ко всем глав-
ным положениям своего мировоззрения.
В настоящем издании, представляющем собой первый том книги, прово-
дится исследование бессознательного в явлениях телесной и духовной жизни
человека. Второй том, посвященный собственно метафизике бессознательно-
го, выходит одновременно с первым в нашем издательстве.
Книга предназначена философам, психологам, историкам науки, всем за-
интересованным читателям.
Издательство благодарит В, В. Васильева и Ю. И. Семенова
за бесценную помощь, оказанную при издании этой книги.
Издательство «КРАСАНД». 121096, Москва, ул. 2-я Филевская, 7, корп. 6.
Формат 60x90/16. Печ. л. 20,125. Зак. № 3784.
Отпечатано в ООО «ЛЕНАНД».
117312, Москва, пр-т Шестидесятилетия Октября, 1 ІА, сгр. 11.
I8В^ 978-5-396-00246-3
© КРАСАНД, оформление, 2010
НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА
уі Е-таіІ: СІК38@ІІК83.ги
Хх. Каталог иэданий в Интѳрнѳтѳ:
Иіір://иКЗЗ.ги
ѵ Тел./факс: 7 (499) 135-42-16
ОНЗЗ Тел./факс: 7 (499) 135-42-46
ПРЕДИСЛОВІЕ.
Книгу эту могу я рекомендовать преимущественно
тѣмъ изъ читателей, которыхъ интересуютъ метафизи-
ческіе вопросы.
Но кто либо спроситъ, что я разумѣю подъ метаФИФИ-
ческими вопросами.
Для меня лично не существуетъ существеннаго раз •
личія между метафизическимъ и научнымъ знаніемъ:
этого различія не существовало до послѣдняго времени
ни для простыхъ смертныхъ, ни для великихъ мысли-
телей. Только въ нашемъ столѣтіи хотятъ разграничить
рѣзкою чертою знаніе метафизическое и научное, но,
по моему, безуспѣшно. Люди, которые наиболѣе кричатъ
противъ метафизики, особенно отечественные мыслящіе
реалисты сами по крѣпче другихъ стоятъ на ея почвѣ.
Да иначе и быть не можетъ. Отрицать метафизику мож-
но, только стоя на самой крайней точкѣ скептицизма, а
именно, утверждая, что рѣшительно ничего не знаешь.
Но съ такимъ отрицательнымъ положеніемъ теряешь
всякую почву, висишь на воздухѣ, наконецъ даже теряешь
право на мышленіе и разговоръ. Но реалисты, такъ
завидно самоувѣренны въ своемъ гнаніи, что едва ли
уступятъ въ этомъ отношеніи собакѣ, которая несомнѣн-
4
но знаетъ, что кость можно сглодать, а что палкой ее
бьютъ, или коровѣ, которая также ни минуты не сом-
нѣвается, что сѣно вкуснѣе соломы. Вообще говоря,
всякое знаніе въ концѣ концовъ опирается на метафи-
зическую почву, а знаніе, претендующее на знаніе раг
ехсеііепсе, есть ео ірзо наиболѣе метафизическое. Въ по-
слѣдствіи будутъ приведены достаточныя основанія для
высказанныхъ положеній, а пока пусть читатель счита-
етъ ихъ за чисто субъективное мнѣніе. Однако съ точки
зрѣнія принимаемаго вообще различія между вопросами
мета Физическими и научными, я къ первымъ причислю,
напр., подобные: „существуетъ ли міръ по ту сторону
чувствъ, т. е., кромѣ міра явленій міръ сущностей;
если существуетъ, то можно ли познать его, или нель-
зя; имѣетъ ли какой либо смыслъ міровой процессъ,
т. е., безконечный рядъ наблюдаемыхъ нами перемѣнъ
въ пространствѣ и времени, иначе говоря, имѣетъ ли
зтотъ процессъ какую либо цѣль; если имѣетъ, то какъ
познать ее, если не имѣетъ, то можемъ ли мы поста-
вить ему свою цѣль; имѣетъ ли этотъ процессъ при-
чину и можно ли знать ее; наконецъ имѣетъ ли какой
смыслъ въ этомъ процессѣ наше человѣческое сущест-
вованіе, наше сознаніе, наши радости и страданія. “
Что касается до основанія, по которому я эти вопросы
называю метафизическими, то оно заключается въ томъ,
что всякое разрѣшеніе этихъ вопросовъ представляется
только въ видѣ соображеній и гипотезъ, выведенныхъ
путемъ дедуктивнымъ и не подлежащихъ провѣркѣ пу-
темъ метода наукъ опытныхъ, индуктивныхъ. Правда,
опытныя науки могутъ давать матеріалъ для этихъ
5
соображеній и гипотезъ, но все таки послѣднія дедукціи
изъ этого матеріала съ одной стороны до того далеко
отстоятъ отъ него, что какъ бы теряютъ'опытную почву,
съ другой не подлежатъ, какъ сказано, опытной повѣр-
кѣ изъ міра явленій: потому что въ концѣ дедукціи
всегда оказывается предполагаемая та или другая мета-
физическая сущность, т. е. недоступная опыту вещь
сама въ себѣ.
Исторія философіи показываетъ, что вышепоставленные
вопросы и подобные имъ постоянно находили свое разрѣ-
шеніе въ наукѣ, которая называлась безразлично Фило-
софіей или же метафизикой.
„Но кто же, спроситъ иной, кромѣ звѣря и идіота
не интересуется этими вопросами?" Есть значительное
количество людей,отвѣчаю, которые, обладая всѣми чело-
вѣческими отличительными свойствами, имѣютъ, пожа-
луй, въ нѣкоторомъ отношеніи завидную способность
никогда не безпокоиться этими вопросами. Одни созна-
тельно устраняютъ для себя и другихъ даже всякій по-
водъ къ нимъ, другіе безсознательно живутъ, размно-
жаются и умираютъ, не задаваясь ничѣмъ, кромѣ теку-
щихъ заботъ и радостей дня.
Для нихъ книга не писана; да и сами они читать ее,
вѣроятно, не станутъ.
Остается сравнительно съ этою категоріею гораздо,
впрочемъ, обширнѣйшая категорія людей, хотя из-
рѣдка, но все-таки интересующихся выше упомянуты-
ми вопросами.
Но наиболѣе значительная часть этихъ людей удовле-
творяется ходячимъ и рутиннымъ разрѣшеніемъ этихъ
вопросовъ и не имѣетъ достаточнаго умственнаго раз-
витія для пониманія философскихъ произведеній. Для
нихъ настоящая книга не можетъ быть интересна и
доступна.
И такъ, остается небольшой кругъ читателей, кото-
рымъ я могу рекомендовать „Философію Безсознатель-
наго “.
Это будутъ тѣ, которые признаютъ философію за
науку, имѣющую свой особый предметъ, строго отличаю-
щійся отъ предметовъ другихъ наукъ—именно за науку,
отвѣчающую преимущественно на вышеприведенные
вопросы.
Это будутъ тѣ, которые не пугаются слова: метафи-
зика и . допускаютъ вопросъ о различіи между міромъ
явленій и міромъ въ себѣ.
Наконецъ спеціально рекомендую предлагаемую кни-
гу тѣмъ читателямъ, которые допускаютъ возможность
изслѣдованій о цѣли міроваго процесса. Для нихъ
Философія Гартмана представитъ весьма оригинальное
и интересное, воззрѣніе па эту цѣль. •
Теперь скажу нѣсколько словъ вообще объ изложе-
ніи этой книги.
„Философія Безсознательнаго" Гартмана представля-
етъ на немѣцкомъ языкѣ большой томъ іп 4° въ 700
съ лишнимъ страницъ и распадается на 2 главныхъ
части: индуктивную п дедуктивную.
Въ первой части авторъ отправляется отъ эмпири-
ческихъ Фактовъ и выводитъ изъ нихъ хвою основную
гипотезу, отъ которой во второй части уже, путемъ
дедуктивнымъ черевъ рядъ выводовъ и соображеній
7
іиходитъ къ метафизической сущности и ко всѣмъ
Явнымъ положеніямъ своего міровоззрѣнія. Желая,
О субъективнымъ побужденіямъ, познакомить русскВДЕЯг
Птателей съ ученіемъ Гартмана, я могъ избрать два
ути: или перевести книгу цѣликомъ, или сдѣлать изъ
вя возможно полное, извлеченіе.
Оба пути представляли свои сравнительныя удоб-
ва и неудобства.
Переводъ книги представлялъ бы одно только удоб-
во: не нужно было бы работать надъ самостоятель-
но Формою изложенія, не нужно бы было трудиться
ідъ выборомъ существеннаго изъ второстепеннаго въ
томъ сочиненіи.
Но съ другой стороны переводъ представлялъ очень
ідьшія неудобства, а именно: 1) трудность передачи
В русскомъ
языкѣ,
бѣдномъ философскою литерату-
*К>, нѣмецкихъ философскихъ терминовъ и положеній;
затрудненія въ цензурномъ отношеніи, которыхъ
ільзя было бы обойти въ переводѣ нѣкоторыхъ не-
іогихъ мѣстъ нѣмецкаго подлинника и 3) наконецъ
мая объемистость подлинника, не подававшая надеждъ
, сравнительно большій кругъ читателей.
По атому я предпочелъ изложеніе системы Гартмана
। соблюденіемъ слѣдующихъ условій: предпослать из-
шенію введеніе, куда войдетъ мое собственное воэ-
ѣніе на метафизику вообще, а также всѣ предвари-
дьныя объясненія касательно философской системы
фтмана, ея плана, метода изложенія и т. д.
Далѣе изложить самую систему, идя шагъ за та-
мъ за самимъ авторомъ. При атомъ отъ его плана
8
и порядна предметовъ я буду отступать только въ слу-
чаѣ крайней необходимости. Основныя положенія ав-
тора, а также лучшія мѣста его книги я буду нерѣдко
переводить цѣликомъ. Въ заключеніе я укажу на связь
философской системы Гартмана съ системами другихъ
мыслителей и подвергну её критическому разбору.
Вообще я постараюсь, чтобы мое изложеніе, если бы
и не вполнѣ замѣняло самый подлинникъ, то, по край-
ней мѣрѣ, возможно полно познакомило читателя съ
замѣчательнымъ сочиненіемъ. А что сочиненіе Гартма-
на принадлежитъ къ замѣчательнымъ, то на первый
разъ достаточнымъ доказательствомъ тому служитъ
появленіе его въ Германіи въ продолженіи какихъ ли-
бо 5 лѣтъ 3-мъ изданіемъ. На сколько удовлетвори-
тельно исполню я свою задачу, пусть судятъ читатели.
Я же заранѣе прошу ихъ благосклоннаго снисхожде-
нія къ промахамъ и ошибкамъ, которые неизбѣжны
во всякомъ человѣческомъ дѣлѣ и которые, вѣроятно,
встрѣтятся и въ моемъ трудѣ, хотя, по мѣрѣ силъ, и
буду стараться избѣгать ихъ. Я тѣмъ болѣе могу на-
дѣяться на это снисхожденіе, что трудъ мой былъ не
легкій, какъ по отвлеченности предметовъ, которые
затрогиваетъ Гартманъ въ своемъ сочиненіи, такъ и
по тому, что, какъ увидятъ читатели, нѣтъ науки, кото-
рой бы онъ не касался въ своей философской системѣ.
Если бы въ продолженіи не одного и не двухъ лѣтъ
для моего труда нашлось въ Россіи нѣсколько сотенъ
читателей, то я счелъ бы себя нравственно вознаграж-
деннымъ за этотъ трудъ; если же бы, паче чаянія, изъ
этихъ сотенъ нашелся десятокъ, другой читателей, ко-
9
торыхъ моя книга побудила бы обратиться къ изу-
ченію самаго Гартмана въ подлинникѣ, то я счелъ бы
себя вполнѣ счастливымъ въ отношеніи своего труда.
Въ нашемъ отечествѣ чуть не на каждомъ углу
псѣ и каждый громко вопіютъ о разныхъ неудовле-
творенныхъ потребностяхъ; поднимаютъ массу тре-
бующихъ немедленнаго разрѣшенія вопросовъ. Но всѣ
ити потребности и вопросы бьютъ болѣе на интересы
матеріальной жизни, на интересы, выражаемыя сло-
вами: ѣсть, пить, быть здоровымъ, положить въ кар-
манъ, не быть битымъ, удобно ѣхать, сидѣть, лежать,
развлекаться и пр. и пр. За шумомъ и гамомъ, под-
нимаемымъ во имя этихъ, правда, не маловажныхъ ин-
тересовъ, совершенно не слышно о еще высшихъ, глубо-
чайшихъ для психической и нравственной природы че-
ловѣка интересахъ. Человѣку, вѣдь, нужно какое либо
умственное и нравственное успокоеніе, а для этого
ему нужна вѣра во что либо несомнѣнно для него ис-
тинное: тогда только всѣ дѣла и сама матеріальная
жизнь его получатъ твердую точку опоры. Умственное
же и нравственное успокоеніе только и можно найти
иъ высшей сферѣ мышленія—именно мышленія Фило-
софскаго. Желательно, чтобы настоящая книга сколько
мибудь способствовала возбужденію вопросовъ, имѣю-
щихъ въ виду, именно, эти высшіе интересы ум-
ственной и нравственной жизни.
Но ИаЬепі епа Гаіа ІіЬеІІі!
Настоящее изданіе выйдетъ въ трехъ частяхъ, или
выпускахъ, которые будутъ имѣть интересъ и нѣ-
которую степень самостоятельности даже независимо
10
другъ отъ друга. Въ первомъ выпускѣ кромѣ моего
предисловія и введенія изложена будетъ индуктивная
часть „Философіи Безсознательнаго". Во второмъ вы-
пускѣ изложена будетъ дедуктивная часть „Философіи
Безсознательнаго".
Въ этихъ двухъ выпускахъ и будетъ окончено изло-
женіе системы Гартмана. Третій выпускъ будетъ при-
надлежать мнѣ и заключать въ себѣ критическую оцѣн-
ку системы Гартмана.
Изложеніе это составлено по 2-му изданію „Фило-
софіи Безсознательнаго". Ссылки и указанія на стра-
ницы подлинника въ моемъ текстѣ сдѣланы также по
2-му изданію. Если въ 3 изданіи окажутся какія либо
важныя перемѣны или прибавленія, то я упомяну о
нихъ въ особомъ прибавленіи ко 2-му выпуску.
А. К.
ВВЕДЕНІЕ.
Л<>удачность метафизическихъ попытокъ перейти отъ міра яв-
леній къ міру въ самомъ себѣ. Реакція противъ метафизики
положительнаго знанія, считающаго вопросъ о мірѣ въ себѣ
и вообще о сущности вещей празднымъ. Но метафизическое
ананіе не уступаетъ своего мѣста и появляется съ новыми
билтамами. Потребность человѣка въ метафизикѣ объясняется
Манозможностью съ точки зрѣнія положительнаго знанія по-
строить теоріи: нравственности и прогресса. Невозможность
О'і. той же точки зрѣнія подойти къ какому либо рѣшенію са-
маго важнаго вопроса для человѣка о счастіи. Предварительное
объясненіе предмета сочиненія ГартмаМа. Особый способъ его
доказательства цѣлесообразности въ природѣ. Краткія замѣча-
нія о методѣ и слогѣ Гартмана
Что талое то, что видится, слышится, осязается,
ощущается, мыслится, однимъ словомъ, воспріемлется
мною, человѣкомъ вообще, воспріемлется въ весьма зна-
комыхъ мнѣ Формахъ, которыя я выражаю въ сло-
махъ: чувствую, мыслю? Иначе говоря, что такое это
•о», что для краткости я называю словами: міръ, не л, обв-
ейте, и чему я противопоставляю себя въ словахъ: л, мое
сознаніе, субъектъ^ Тождественъ ли этотъ міръ съ тѣмъ,
хинъ н его мыслю и чувствую, похожъ ли онъ на это,
или вовсе не похожъ? Да и существуетъ ли въ самомъ
дѣлѣ міръ; ужь не соткалъ ли я его изъ себя и въ
собѣ и поставилъ эту дразнящую мечту противъ себя,
ішісъ нѣчто отличное отъ себя?
12
Если же такъ, то что же такое это л, творящее міры,
и, такъ сказать, играющее ими, но въ то же время
безвыходно бьющееся, какъ птица въ клѣткѣ, въ этомъ
своемъ созданіи? Не есть ли скорѣе мечта самостоятель-
ность этого я, которымъ наоборотъ играетъ міръ и
которое для міра и его теченія есть не болѣе, какъ пя-
тое колесо въ телѣгѣ?
Такіе и подобные, вопросы, хотя смутно и мелькомъ
но непремѣнно волнуютъ и волновали человѣка, если
только у него остается нѣкій досугъ отъ ежеминутной
борьбы за жизнь съ окружающимъ міромъ. Съ тѣхъ
поръ, какъ люди стали жить обществами, вслѣдствіе чего
у нѣкоторыхъ осталось много досуга, постоянно выдѣля-
лись и такія личности, для которыхъ подобные вопро-
сы вошли въ обычное теченіе жизни, становились ея за-
дачею. Умственными усиліями подобныхъ людей, съ на-
чала исторіи и до сихъ поръ, создавались цѣлыя системы
знанія о мірѣ, человѣкѣ, ихъ происхожденіи и взаимномъ
отношеніи. Такое знаніе издавна считалось высшимъ зна-
ніемъ и получило имя философіи. Но, хотя исторія Фило-
софскаго званія такъ обширна, что составляетъ цѣлый
отдѣлъ науки, а все таки вопросы: какъ, почему, за-
чѣмъ міръ существуетъ и что онъ такое и какое зна-
ченіе имѣетъ въ немъ человѣкъ, остаются до сихъ поръ
открытыми. Изъ исторіи философіи извѣстно, что различ-
ныя философскія системы, если и представляютъ преем-
ственный рядъ, то преимущественно въ отношеніяхъ
второстепенныхъ (напр. методъ, опредѣленіе понятій и
т. п.), но въ существенныхъ вопросахъ не сходились и
каждая предлагала свой принципъ для объясненія загадки
міра. Не смотря на то, что творцы философскихъ си-
стемъ были люди одаренные замѣчательными умственны-
ми силами и даже люди геніальные, не смотря на то, что
они обладали въ достаточной степени современной имъ
ерудиціею и кромѣ того замѣчательною энергіею въ
13
трудѣ, всегда оказывалось, что системы ихъ впадали
въ противорѣчіе какъ съ частными Фактами знанія,
такъ и съ своими собственными основными началами.
Бывали примѣры, что нѣкоторыя системы, какъ напр.,
недавно Гегеля, господствовали надъ умами современ-
никовъ нѣсколько лѣтъ и пользовались чуть не религі-
ознымъ поклоненіемъ; но вскорѣ потомъ, все таки со
всѣхъ сторонъ подтачивались критикою и падали подобно
метеору, такъ сказать, съ возрастающею, скоростью.
Особенно поразительно было паденіе, именно, послѣдней
величественной философской системы Гегеля, которая
въ 20-хъ и началѣ 30-хъ годовъ нынѣшняго столѣтія
пользовалась неслыханнымъ до того временя (за исклю-
ченіемъ Аристотелевой) почетомъ въ глазахъ образо-
ваннаго міра. Не входя теперь въ изложеніе частныхъ
причинъ неудовлетворительности каждой философской
системы, назовемъ главную и общую всѣмъ. Она за-
ключается въ невозможности перейти черезъ пропасть,
которая лежитъ между міромъ по сю сторону и міромъ
по ту сторону нашихъ чувствъ, иначе говоря, между
міромъ ощущаемымъ и мыслимымъ нами и міромъ внѣ
нашихъ ощущеній и мыслей, или, по метафизическому
выраженію, міромъ въ самомъ себѣ. А что эта про-
пасть сущесувуетъ, то не только признавалось всѣми
великими мыслителями явно или косвенно, вольно или
невольно, но и не могло быть не признано по самому
существу человѣческаго знанія. Какъ скоро мы ска-
жемъ, что мы познаемъ вещи такими-тр и такими-то
посредственно (черезъ чувства), то является вопросъ:
а каковы же онѣ были бы, еслибъ можно было знать ихъ
непосредственно? Этотъ вопросъ представлялся бы и
тогда, когда не было бы никакого основанія запо-
дозрить, что міръ въ дѣйствительности рѣшительно не
соотвѣтствуетъ тому, какимъ онъ намъ представляется-
Еслиже мы имѣемъ законныя основанія для подобнаго
14
подозрѣнія, то вышеупомянутый вопросъ становится
для насъ неотступнымъ. Во всякомъ случаѣ отъ зна-
нія міра посредствомъ чувствъ переходить и не пере-
ходить къ вопросу о мірѣ въ самомъ себѣ для всякаго
существуетъ одинаковое право. Покрайней мѣрѣ досто-
вѣрно то, что этотъ вопросъ ставили,о немъ думали и ис-
кали его разрѣшенія лучшіе люди всѣхъ вѣковъ и наро-
довъ, исключительнѣе, чѣмъ другіе, отдававшіеся благо-
роднѣйшему, по общему признанію, отправленію человѣ-
ческой природы—мышленію. Чтобы наполнить пропасть
между міромъ ощущаемымъ и міромъ въ себѣ философы
необходимо должны были прибѣгать къ предположеніямъ
о существованіи силъ или сущностей, которыя или стоя-
ли яа міромъ или воплощались въ мірѣ, дѣятельностью
которыхъ и объяснялась игра пестрыхъ явленій, т. е.
міръ ощущаемый и чувствуемый. Откуда же умъ человѣ-
ческій могъ брать первоначальный матеріалъ для этихъ
метафизическихъ сверхъ чувственныхъ сущностей? Ко-
нечно, болѣе негдѣ было брать, какъ изъ того же мі-
ра явленій: отъ него отвлекались нѣкоторыя черты
грубыя или тонкія, случайныя или общія, сообразно
съ историческою эпохою и съ степенью умственныхъ
силъ Философа. Преимущественно же отвлекались мета-
физическія сущности (напр. духсз, идея, воля) отъ яв-
леній, совершающихся въ человѣкѣ, гдѣ какъ бы сходят-
ся на возможно близкое разстояніе міръ мыслимый и
ощущаемый съ міромъ въ себѣ.
Когда такимъ образомъ безуспѣшно были перепробова-
ны различныя начала для объясненія бытія, послѣ паденія
философской системы Гегеля, наступила нѣкоторая реакція
противъ философіи. Явились люди и даже цѣлыя школы,
напр. позитивисты, которые объясненіе міра, въ самомъ
его существѣ сочли дѣломъ навсегда не разрѣшимымъ для
ума человѣческаго и потому вопросъ о нёмъ празднымъ.
Съ ихъ точки зрѣнія слѣдуетъ остановитьсяна доступ-
15
номъ намъ познаніи міра явленій, тѣмъ болѣе, что для
практическихъ цѣлей жизни человѣческой важенъ, имен-
но, этотъ міръ; только отъ него зависятъ наши наслаж-
денія и страданія, горе и счастіе. Вѣдь, законы міра
явленій все таки останутся незыблемо такими же, какъ
и прежде, что бы ни лежало въ основѣ міра—самораз-
вивающаяся ли абсолютная идея Гегеля, субстанція Спи-
нозы, воля Шопенгауера, или другая какая сущность.
Вѣдь, паръ будетъ все также, какъ и прежде, разширять-
ся, сѣрная кислота разрушать органическія ткани, элек-
трическое движеніе совершаться съ тою же удивитель-
ною быстротой; также люди будутъ питаться, плодиться
и умирать. Будемъ, значитъ, изучать явленія и группы
:і- іенгй («акты), будемъ изучать, какъ эти явленія, при
р:.;.іыхъ условіяхъ (опять тоже явленіяхъ) постоянно об-
н суживаются, т. е. законы : иначе говоря, оставивъ безъ
в! іманія вопросы о томъ, откуда, куда, зачѣмъ и что
такое міръ, узнаемъ только каковъ онъ относитель-
но насъ. Это изученіе единственно для насъ полезно,
ибо даетъ оружіе для борьбы съ нимъ же; это изуче-
ніе, какъ мы знаемъ изъ опыта, насъ накормитъ, на-
поитъ, согрѣетъ и даже дастъ возможность наплодить
приличное количество потомковъ. Къ такой простой
Формулѣ сводится, если отбросить всѣ подробности, ли-
тературныя словоизвитія и ученыя подмостки, совре-
менное направленіе, называющее себя положительнымъ
знаніемъ- или реальнымъ и отрицающее всякую мета-
физическую попытку познать существо міра. Съ пер-
ваго взгляда, особенно если взять въ разсчетъ неудач-
ность этихъ попытокъ, такое направленіе представ-
ляется самымъ разумнымъ и практичнымъ: за него же
ви димо говоритъ быстрота научнаго хода, а также и
могущественное приложеніе научнаго знанія къ са-
м ямъ разнообразнымъ потребностямъ жизни за послѣд-
время. Что же касается до того, что этотъ научный
16
уСвѣхъ совпадаетъ съ наиболѣе распространяющимся
положительнымъ направленіемъ, въ томъ, кажется, со-
инѣваться не возможно. Наконецъ съ такимъ направ-
леніемъ гармонируютъ жизненныя отношенія всѣхъ су-
ществъ органическаго міра, стоящихъ на такихъ сту-
пеняхъ умственнаго развитія, что они вовсе неспособ-
на или мало способны къ философскимъ обобщеніямъ,
(пакъ папр. нѣкоторые ограниченные люди) а живутъ
себѣ просто, безъ рефленскій. Что, въ самомъ дѣлѣ,
дѣлаютъ живыя существа, начииая съ инфузорій и кон-
ная простыми, мало развитыми массами людей, какъ не
проводятъ всей своею жизнью положительное направле-
ніе? Волей-неволей они изучаютъ явленія чувствуемаго,
ощущаемаго міра, по мѣрѣ своихъ способовъ изученія,
и прилагаютъ къ своимъ жизненнымъ потребностямъ, ни
мало не задумываясь о мірѣ метафизическомъ. И такъ,
практичность, непосредственная полезность и естествен-
ность, или иначе, сообразность со обычною, повседневною
дѣятельностью (животнаго Іміра, составляютъ важныя
преимущества положительной философіи передъ мета-
физическими системами. НО не смотря на эти преиму-
щества положительнаго направленія, все таки оно съ
трудомъ пролегаетъ себѣ господство надъ умомъ чело-
вѣческимъ. Не только старыя метафизическія системы
имѣютъ массу послѣдователей, но даже возникаютъ но-
щля. Чѣмъ объяснить такое явленіе? Объясненій подъ
рукою много, и тому, кто порѣшилъ во что бы то ни
стало игнорировать метафизику, можно не затруднять-
ся въ выборѣ. Можно сказать, напр., что въ этомъ
явленіи отзывается вѣково© воспитаніе ума человѣчес-
каго подъ вліяніемъ метафизики, или, что новыми по-
пытками метафизическихъ системъ отстаиваетъ себя
при послѣднемъ издыханій метафизическій періодъ зна-
нія. Иной яоі-йіеапі реалистъ дастъ объясненіе по про-
ще; скажетъ, что метафизикой могутъ заниматься или
17
интересоваться люди, которымъ лѣнь работать научно,
потому, молъ, что гораздо легче дать волю Фантазіи и
объяснять вещи какимъ либо произвольно взятымъ
основаніемъ, чѣмъ кропотливо изслѣдовать ихъ путемъ
долгаго опыта и наблюденія и т. д.
Что касается до меня, то я откровенно признаюсь,
по крайней мѣрѣ, условно, что потребность человѣка
въ метафизикѣ необходимо вытекаетъ какъ изъ настоя-
щей его организаціи, такъ и изъ настоящихъ его от-
ношеній къ міру. И такъ, старое опредѣленіе человѣка,
какъ апітаі теіарйузісит, по моему, до сихъ поръ ни
мало не потеряло своей силы и истины.
Во второмъ томѣ -Віе'ѴѴеІІ а!§ ѴѴіІІе иші ѴогзІеПип^"
гл. 17 Шопенгауера есть превосходное объясненіе
этой потребности. Я приведу оттуда нѣкоторые от-
рывки.
„Кромѣ человѣка, ни одно существо не удивляется сво-
ему собственному существованію; оно до того просто и
понятно для каждаго изъ нихъ, что они его и не за-
мѣчаютъ. Но человѣческое удивленіе становится еще
серьезнѣе, когда онъ въ первый разъ встрѣтится въ
своемъ сознаніи съ Фактомъ смерти и когда онъ болѣе
или менѣе проникнется мыслью о конечности всячес-
каго бытія и суетности всяческихъ стремленій. Въ
этомъ удивленіи и беретъ свое начало потребность въ
метафизикѣ, которая идетъ шагъ за шагомъ за потреб-
ностями Физическими и на несокрушимую силу кото-
рой во всѣхъ странахъ и во всѣ времена указываютъ
величественные и пышные храмы и церкви, пагоды и
мечети. Даже для самаго грубаго и ограниченнаго че-
ловѣка, особенно въ свѣтлыя минуты, міръ и бытіе
представляются живо чувствуемою загадкою. Для свѣт-
лыхъ же и благороднѣйшихъ умовъ человѣческихъ эта
загадка возвышается до степени задачи, надъ разрѣ-
18
шеніемъ которой они во всѣхъ странахъ и во всѣ вре-
мена неустанно трудились и которую понимали во всей
полнотѣ. Но не одно то, что міръ существуетъ, а бо-
лѣе то, что онъ есть міра скорбей, т. е. преисполнен-
ный бѣдствій, зла и смерти составляетъ рипсіиш рпі-
гіеоз метафизики, загадку, которая всегда безпокоитъ
человѣчество.
Объясненіемъ явленій міра занимается также Физика
(въ самомъ широкомъ смыслѣ слова). Но это объясне-
ніе уже по самой природѣ своей недостаточно. Физика
не можетъ стоять на своихъ ногахъ, но нуждается въ
метафизикѣ, какъ въ точкѣ опоры. Ибо она сводитъ
объясненіе явленій на нѣчто гораздо болѣе неизвѣст-
ное, чѣмъ они сами: именно, на законы природы, за-
висящіе отъ силъ природы. Конечно все настоящее со-
стояніе вещей въ мірѣ или въ природѣ необходимо
должно быть объяснено изъ чисто Физическихъ при-
чинъ. Но точно также необходимо, что это объясненіе—
предполагая, что удалось бы осуществить его во всей
полнотѣ—всегда было бы сопряженосъ двумясуществен-
ными недостатками (подобно Ахиллу съ уязвимой пятой),
вслѣдствіе которыхъ все объясненное Физическими :при-
чинами опять таки останется въ сущности необъясни-
мымъ. Первый недостатокъ заключается въ томъ, что
никогда и никакимъ образомъ не дойдешь до начала
всеобъясняющсй цѣпи причинъ и дѣйствій, т. е., свя-
занныхъ другъ съ другомъ перемѣнъ: оно, подобно
границамъ міра въ пространствѣ и времени, безпре-
рывно отступаетъ въ безконечность. Второй недоста-
токъ заключается въ томъ, что сумма дѣйствующихъ
причинъ, которыми всё объясняется, приводитъ къ че-
му то совершенно необъяснимому, именно, къ первона-
чальнымъ свойствамъ вещей и къ обнаруживающимся
въ нихъ силамъ природы, въ слѣдствіе которыхъ дѣй-
ствующія причины дѣйствуютъ опредѣленнымъ обра-
19
зомъ, напр., къ тяжести, твердости, движимости, упру-
гости, теплотѣ, электричеству, химическимъ силамъ и
т. д. Эти силы, во всякомъ объясненіи, стоятъ подобно
ничѣмъ неустранимымъ неизвѣстнымъ величинамъ въ
алгебраическомъ уравненіи, которое безъ нихъ было
бы вполнѣ разрѣшимо: а въ такомъ случаѣ нѣтъ ни
одного ничтожнаго черепка, который бы не былъ со-
ставленъ изъ совершенно необъяснимыхъ свойствъ.
Такимъ образомъ эти два неустранимые недостатка
во всякомъ чисто Физическомъ, т. е., причинномъ объяс-
неніи, показываютъ, что таковое объясненіе можетъ
быть только относительнымъ и что самый методъ и спо-
собъ этого объясненія не есть единственный, послѣд-
ній, слѣдовательно, неудовлетворителенъ, т. е., не мо-
жетъ вести къ удовлетворительному разрѣшенію труд-
ной загадки всего сущаго и къ истинному пониманію
міра и бытія. Эти два недостатка показываютъ, что
Физическое объясненіе нуждается въ метафизическомъ,
которое дало бы ему ключъ ко всѣмъ его предположе-
ніямъ, но для того избрало бы совершенно иной путь.
Первый шагъ на этомъ пути заключается въ уста-
новленіи яснаго и твердаго сознанія о различіи между
физикой и метафизикой. Вообще это различіе основано на
Кантовскомъ различіи между явленіемъ и вещью въ себѣ.
Физическое объясненіе, иначе натурализмъ, налегаетъ
только на одну сторону дѣла, указывая справедливо, что
всѣ явленія, даже и духовныя суть Физическія; но онъ
не видитъ, что съ другой стороны всё Физическое есть въ
то же время метафизическое, такъ что, въ сущности,
Физически объяснимо всё и ничего не объяснимо. То не
обяснимое, что проникаетъ всѣ явленія, одинаково при-
сутствуетъ какъ въ высшихъ явленіяхъ, напр., въ
рожденіи, такъ, еще поразительнѣе,и въ низшихъ, напр.
механическихъ. Оно указываетъ на то, что въ основѣ
Физическаго порядка вещей лежитъ совершенно иной,
20
именно тотъ, который названъ Кантомъ порядкомъ ве-
щей самихъ въ себѣ и который составляетъ задачу
метафизики. По этому то никогда нельзя довольство-
ваться натурализмомъ или чисто Физическимъ спосо-
бомъ объясненія; оно походитъ на счетъ, который не
сходится съ итогомъ. Причинные ряды безъ конца и на-
чала,* непостижимыя основныя силы, безконечное прост-
ранство, безначальное время, безконечная дѣлимость ма-
теріи—и къ тому же все это, обусловленное познающимъ
мозгомъ, въ которомъ только, какъ въ сновидѣніи, все
это и существуетъ и безъ котораго исчезаетъ—всё это
представляетъ лабиринтъ, гдѣ натурализмъ водитъ насъ
кругомъ, да около. Высокая ступень, которой достигли
въ наше время естественныя науки, оставляетъ въ
этомъ отношеніи въ глубокой тѣни всѣ прошлые вѣка;
человѣчество еще въ первый разъ взобралось на та-
кую высоту. Но тѣмъ не менѣе, какъ бы ни были ве-
лики успѣхи физики (въ широкомъ смыслѣ древнихъ),
все таки они не подвигаютъ ни на шагъ въ область
метафизики, подобно тому какъ поверхность, сколько
бы, мы ни продолжали ея протяженія, не достигаетъ
кубическаго измѣренія. Ибо эти успѣхи всегда попол-
няютъ только знаніе явленій, тогда какъ метафизика
стремится проникнуть дальше явленія—къ самому яв-
ляющемуся. И если бы даже опытъ разширился до по-
слѣднихъ своихъ предѣловъ, то и тогда дѣло нисколько
не выиграло бы въ самомъ главномъ. Да! если бы да-
же кто либо обозрѣлъ всѣ планеты всѣхъ неподвиж-
ныхъ звѣздъ, то этимъ все таки не сдѣлалъ бы ни од-
ного шагу въ метафизику; напротивъ, ббльшіе успѣхи
въ физикѣ дѣлаютъ все чувствительнѣе потребность
въ метафизикѣ. Съ одной стороны провѣренное, раз-
ширенное и основательнѣйшее знаніе природы постоян-
но подкапывается подъ метафизическія гипотезы, имѣв-
шія силу до сихъ поръ, и наконецъ опрокидываетъ
21
ихъ: съ другой стороны, въ силу этого разширяюща-
гося и основательнѣйшаго знанія природы, самая за-
дача метафизики ставится яснѣе, точнѣе и полнѣе; она
рѣзче отдѣляется отъ чисто Физическихъ вопросовъ.
Точнѣйшее и полнѣйшее познаніе существа отдѣльныхъ
вещей настоятельнѣе вызываютъ къ объясненію всего
сущаго въ его цѣлости и всеобщности: ибо оно ста-
новится тѣмъ загадочнѣе, чѣмъ основательнѣе и пол-
нѣе познается эмпирически.
Люди, которые думаютъ, что тигли, реторты и мик-
роскопы есть настоящій и единственный источникъ
всякой мудрости, также заблуждаются, какъ заблужда-
лись блаженной памяти ихъ антиподы, схоластики. Какъ
эти, забившись по уши въ свои отвлеченныя понятія,
всюду совались съ ними, ничего кромѣ ихъ не зная и
не отыскивая; такъ и тѣ, забившись въ эмпирію, ни-
чему не даютъ цѣны кромѣ того, что видятъ глазами
и думаютъ этимъ дойти до послѣдняго основанія вещей,
не подозрѣвая, что между явленіемъ и тѣмъ, что въ
нёмъ обнаруживается, т. е. вещью въ самой себѣ, ле-
житъ глубокая пропасть, радикальное различіе, которое
выясняется только познаніемъ и точнымъ разграниче-
ніямъ субъективнаго элемента въ явленіи и понимані-
емъ, что послѣднія и самыя важныя заключенія о сущ-
ности вещей можно почерпнуть только изъ самосоз-
нанія. Безъ этого не сдѣлаешь шагу дальше того, что не-
посредственно доступно чувствамъ, слѣдовательно, толь-
ко придешь къ вышеупомянутой задачѣ".
Къ этимъ словамъ замѣчательнаго мыслителя, къ со-
жалѣнію, мало у насъ извѣстнаго, присоединяю слѣдую-
щія соображенія.
Взглянемъ на самый обыкновенный житейскій воп-
росъ, который каждому человѣку близокъ: что я дол-
женъ дѣлать и какъ я долженъ вести себя вообще?
22
Отвѣтомъ на это служатъ собственно различныя систе-
мы нравственности. Но если каждую изъ нихъ строго
и серьезно раскрыть до ея основныхъ положеній, то
окажется, что онѣ построены или на метафизическихъ
принципахъ, или на случайномъ произволѣ. Вообще,
каждый рекомендуетъ себѣ преслѣдовать свои интересы
матеріальные или духовные, удовлетворять возникшія
потребности съ оговоркою: разумно^ нравственно и т. п.
Въ этомъ случаѣ не важно, какъ мы думаемъ теорети-
чески о свободѣ воли. Всё равно, какъ бы въ дѣйстви-
тельности дѣло ни происходило, въ мысли мы всѣ (оши-
бочно или нѣтъ, это всё равно,) допускаемъ, что мо-
жемъ имѣть вліяніе прямое или косвенное, безусловное
или условное на наши дѣйствія. Что въ концѣ концовъ
означаютъ эти оговорки: нравственно, разумно и пр.?
Ничего иного, по моему, какъ желаніе привести свои
личныя дѣйствія въ гармонію съ общимъ теченіемъ ве-
щей въ мірѣ. А это значитъ волею или неволею при-
знать у міроваго процесса смыслъ, т. е. цѣль. До по-
нятія же о міровой цѣли нѣтъ никакой возможности
придти, не выходя изъ СФерьі опыта и наблюденія, т.
е. изъ сферы положительной науки, иначе говоря, по-
нятіе о міровой цѣли можетъ быть выведено только
изъ какого либо метафизическаго принципа. То, что, при
всёмъ нашемъ желаніи привести въ гармоѣію наши
дѣйствія съ предполагаемою цѣлью міра, мы постоянно
оказываемся безсильны сдѣлать это, и что желаніе
остается само по себѣ, а дѣла сами по себѣ, не можетъ
служить возраженіемъ противъ сейчасъ сказаннаго, ибо
рѣчь идетъ не о самыхъ дѣлахъ человѣка, а о его на-
мѣреніяхъ или о планѣ, которому должны бы, по его
мнѣнію, слѣдовать дѣла. То обстоятельство, что въ боль-
шинствѣ случаевъ дѣла сами по себѣ, а планъ самъ
по себѣ, можетъ говорить только за неудачность исто-
рическаго процесса, который продолжался столько вѣ-
23
ковъ и въ которомъ люди, смотря по господству той или
другой метафизической системы, перемѣняли свои по-
нятія о цѣли міра и при всѣхъ перемѣнахъ всегда ока-
зывались безсильными привести свои дѣйствія въ гар-
монію съ нею. Идеалы жизни, которые исповѣдывались
во имя той или другой религіи (мы имѣемъ въ виду
здѣсь ложныя религіи, основанныя не на откровеніи,
которыя можно поставить совершенно на ряду съ ме-
тафизическими системами), или метафизической систе-
мы, никогда не могли быть проведены въ дѣйстви-
тельную жизнь, не только массами, но даже избранны-
ми ихъ послѣдователями, по крайней мѣрѣ, во всей
полнотѣ. Но не смотря на то, откровенно и сознатель-
но жить, какъ живется и какъ придется, представляет-
ся для мысли почти невозможнымъ, хотя на практикѣ
въ огромномъ большинствѣ случаевъ такъ именно и
дѣлается, но безсознатель но. И дѣйствительно, отказав-
шись признавать какую либо цѣль, какую имѣетъ мі-
ровая жизнь, придется, если быть послѣдовательнымъ,
признать, что общее теченіе собственной жизни инымъ
не можетъ представляться, какъ случайнымъ. О всякомъ
дѣйствіи человѣка можно предложить двоякій вопросъ:
соотвѣтствуетъ ли это дѣйствіе ближайшей цѣли, кото-
рая его вызвала, и потомъ соотвѣтствуетъ ли оно об-
щей нормѣ поведенія даннаго лица, прилагаемой, по
его мнѣнію, ко всевозможнымъ его дѣйствіямъ. Въ пер-
вомъ отношеніи мы называемъ свои или чужія дѣйст-
вія умными или глупыми, т. е. цѣлесообразными или
нѣтъ, а во второмъ нравственными или безнравствен-
ными. Для перваго рода цѣлесообразности совершенно
достаточно знанія явленій и ихъ порядка, для втораго
же никакого руководящаго начала въ этомъ знаніи не
находится. „Какъ, что за вздоръ?“ скажутъ, можетъ
быть, многіе послѣдователи единственно положительна-
го знанія, „развѣ мы люди безнравственные, развѣ мы
24
безъ совѣсти, развѣ мы судимъ о своихъ и чужихъ по-
ступкахъ, не принимая никакой общей мѣры, а между
тѣмъ нравственность наша не опирается ни на какую
метафизическую систему?" Да, отвѣтили бы мы имъ,
совершенно справедливо, что вы можете быть и въ
большинствѣ случаевъ несомнѣнно есть люди почтен-
ные и нравственные, но это не съ вашей, а съ чу-
жой точки зрѣнія, съ точки зрѣнія людей, которые
кромѣ опытнаго знанія о мірѣ, допускаютъ еще и дру-
гое, вообще сверхъ—чувственное, какимъ бы частнымъ
названіемъ они ни обозначали это знаніе. Въ этомъ
знаніи всегда заключается понятіе о сущности міра, о
его цѣли, а отъ этого понятія цѣлый рядъ выводовъ о
нормѣ для дѣйствій человѣческихъ. Дѣйствія, которыя
подходятъ подъ эту норму, т. е., не противорѣчатъ по-
нятію о сущности и цѣли міра, и называются нравст-
венными. Да и сами люди положительнаго направленія,
когда называютъ дѣйствія людей нравственными или
безнравственными, то безсознательно берутъ на про-
катъ понятія о нравственности, установленныя съ то-
чекъ зрѣнія метафизическихъ системъ. Если, въ самомъ
дѣлѣ, спросить серьезно людей, не признающихъ въ
основѣ и въ теченіи міра метафизическаго дѣятеля, по-
чему они считаютъ безнравственнымъ воровство, об-
манъ, убійство и пр. и притомъ требовать на то ло-
гичнаго отвѣта, то дѣло, казавшееся съ перваго взгля-
да простымъ и само собою понятнымъ, окажется въ концѣ
концовъ затруднительнымъ. Всѣ подстановки подъ не-
зыблемыя для принимающаго ихъ ума начала нравст-
венности, основанныя^ на понятіи о цѣли и сущности
міра, подстановки, извѣстныя подъ именемъ теорій
правильно понятой общественной и личной пользы, про-
грессивнаго развитія, человѣческаго достоинства и пр., на
основаніи которыхъ яко бы строятъ свою нравственность
люди положительнаго знанія, послѣ достаточной критики,
25
или окажутся имѣющими въ сущности несознаваемую
метафизическую подкладку, или же произвольными, чисто
случайными личными мнѣніями, обусловленными весь-
ма сложною комбинаціею свойствъ наслѣдственнаго
характера, вліяній среды, личнаго опыта, привычекъ—
комбинаціею, которая въ своемъ цѣломъ получаетъ имя
голоса совѣсти. Для послѣдовательнаго человѣка систе-
мы положительнаго знанія на вопросъ, почему онъ та-
кое-то свое или чужое дѣйствіе считаетъ нравственнымъ,
можетъ быть данъ одинъ только логическій и серьезный
отвѣтъ: „всѣ органическія жизненныя условія сложились
во мнѣ такъ, что такое то дѣйствіе представляется мнѣ
нравственнымъ. Основу моей нравственности я ношу
въ своемъ личномъ мозгу и въ своей груди, только по
этому она для меня обязательна и только до тѣхъ поръ,
пока я не перемѣнюсь.* Другое дѣло для послѣдователя
метафизической системы: всё, что согласно съ .прини-
маемою имъ цѣлью и сущностью міра, нравственно, что
несогласно, безнравственно; основа его нравственности
внѣ его и обязательна не только для него, но и для
другихъ. Ему легче опредѣлить, что должно дѣлать, что
не должно: кромѣ того, если онъ только выполнитъ въ
своихъ дѣйствіяхъ то, что, по его мнѣнію, должно, онъ
не несетъ никакой отвѣтственности передъ самимъ со-
бою, что бы ни вышло изъ его поступка. Между тѣмъ,
для послѣдовательнаго позитивиста подобное спокойствіе
немыслимо: всякое дѣйствіе его должно быть обдумано
со всѣхъ сторонъ, если онъ только не хочетъ жить на
манеръ животнаго; должны быть взвѣшены всѣ возмож-
ные результаты его дѣйствія ближайшіе и отдаленные.
А это не только невозможно теперь, но и едва ли когда
либо будетъ возможно, не смотря на мечты позитиви-
стовъ. За каждое послѣдствіе своего дѣла, признаваемое
имъ почему либо вреднымъ, онъ расплачивается передъ
самимъ собою тягостными ощущеніями. Далѣе, если мы
26
возьмемъ въ разсчетъ бездонную пропасть неизбѣжныхъ
жизненныхъ бѣдствій, неустанную борьбу, которую дол-
женъ вести человѣкъ съ природой и себѣ подобными, если
вспомнимъ, что, по законамъ психической жизни, неизбѣж-
но возникновеніе въ насъ всяческихъ колебаній, сомнѣній,
если вспомнимъ наконецъ неустойчивость самой нашей
личности, то станетъ понятнымъ, что при всѣхъ этихъ
условіяхъ не всякій возьметъ на себя смѣлость завѣдомо
оставаться въ бурномъ житейскомъ морѣ безъ маяка, ко-
торый бы всегда указывалъ на одну неподвижную точ-
ку, куда можно направлять свои движенія. Метафизика
же всегда ставитъ такой маякъ. Что за дѣло, что,
направляясь къ этой свѣтящей точкѣ, не найдешь пред-
полагаемой тихой гавани или же не справишься съ
бурями и непогодами океана, которыя откинутъ тебя
въ безбрежное пространство или посадятъ на мель:
важно то, что для ума есть точка опоры, есть надежда
на какой либо конецъ плаванію. Положительное напра-
вленіе рекомендуетъ человѣку самоотверженно быть
игралищемъ какого то непонятнаго, и, можетъ быть,
безсмысленнаго процесса, ни отдаленное прошедшее, ни
отдаленное будущее котораго для ума совершенно не-
доступны (съ точки зрѣнія опытнаго знанія), а насто-
ящее съ ближайшимъ прошедшимъ и ближайшимъ бу-
дущимъ, если и разбирается, то съ ошибками, пропу-
сками, почти ощупью, такъ что результаты этого раз-
бора для яснаго ума могутъ имѣть только очень слабую
вѣроятность; притомъ же съ каждымъ поколѣніемъ пе-
редѣлываются и поправляются. Да добро еще, еслибы
въ этомъ процессѣ приходилось имѣть хотя пассивное,
но сколько нибудь сносное положеніе: поигрывала бы
съ вами жизнь, поворачивала бы, невѣдомо зачѣмъ, съ
боку на бокъ на какой либо мягкой подстилкѣ. Глупо,
но, по крайней мѣрѣ, не больно. Напротивъ, въ этомъ
процессѣ васъ кладутъ на Прокустово ложе, ломаютъ,
27
пытаютъ и, что хуже всего, въ перемежку съ различ-
ными способами пытки дадутъ испытать нѣсколько
сладкихъ мгновеній, и только мгновеній...
Все сказанное сводится къ слѣдующему положенію: въ
положительномъ знаніи не къ чему привязать ученія о
нравственности, а также и ученія о прогрессѣ. Оба
ученія, по моему, неразрывно связаны: работать про-
грессу и быть нравственнымъ—почти синонимы. И
дѣйствительно въ исторіи философскихъ системъ понятія
о прогрессѣ и нравственности шли всегда объ руку;
да и самыя понятія выросли спеціально на метафизи-
ческой почвѣ. Съ вопросомъ о прогрессѣ -въ сущности
тождественъ и вопросъ о счастіи. Да и въ чёмъ иномъ
можетъ заключаться, съ человѣческой точки зрѣнія, про-
грессъ, какъ не въ увеличеніи нашего благостоянія и
уменьшеніи страданій? Но можетъ ли дать положительное
знаніе какой либо успокоительный отвѣтъ на этотъ
самый важный и интересный для человѣка вопросъ:
какъ уйти отъ бѣдствій и страданій, какъ добыть покой
и счастіе? Что, кромѣ набора громкихъ и пустыхъ словъ,
отвѣтитъ на этотъ проклятый вопросъ человѣкъ, дѣй-
ствительно исходящій изъ положительнаго знанія?
Обыкновенно претендующіе на положительную точку
зрѣнія отдѣлываются отъ этого вопроса приблизительно
слѣдующимъ образомъ:
а) Отрицаютъ правомѣрность постановки самаго во-
проса.
Ь) Произвольно дѣлятъ потребности на естественныя
и искусственныя, создаютъ для первыхъ нормы и за-
ключаютъ, что нормальное удовлетвореніе естественныхъ
потребностей и есть счастіе.
с) Объявляя счастіе отдѣльнаго лица неразрывно
связаннымъ съ счастіемъ всѣхъ людей, рекомендуютъ
каждому работать для всеобщаго, а вмѣстѣ съ тѣмъ и
28
для своего счастія и при этомъ за частую ставятъ 1
идеалы общественной жизни, выросшіе на метафизической
почвѣ. 1
<1) Считая для настоящаго времени вопросъ о счастіи
неразрѣшимымъ, рекомендуютъ довѣриться будущему, I
въ которомъ воспослѣдуетъ всяческое развитіе, особенно 1
когда ученые реалисты и позитивисты, уничтоживъ '
метафизиковъ, всѣ области мысли подведутъ подъ зако-
ны и единогласно будутъ провозглашать позитивныя и
объективныя истины, которыя всѣмъ остальнымъ лю- I
дямъ стоитъ только приложить къ жизни для того, что-
бы всюду процвѣтали благосостояніе, міръ, тишина,
гармонія и пр. и пр.
е) Коротко и ясно указываютъ на то, особенно ссы-
лаясь на Дарвиновскую теорію, что жизнь есть борьба
за существованіе, при чемъ нерѣдко дѣлается ни на
чёмъ не основанное и даже нисколько не опирающееся на
Дарвиновскую теорію предположеніе, что въ будущемъ
побѣдятъ лучшіе люди.
Г) Наконецъ скороговоркою произносятъ цѣлый ло-
токъ Фразъ, въ которыхъ слышатся слова: наше время,
прогрессъ, развитіе, наука, желѣзныя дороги, мосты,
телеграфы, пресса, эмансипація, децентрализація, орга-
низація, цивилизація, ассоціація, а чаще всего свобода,
свобода....
На все это усталый, измученный трудомъ и страда-
ніями плаватель по безбрежному житейскому морю мо-
жетъ отвѣтить позитивистамъ и реалистамъ приблизи-
тельно слѣдующее.'
а) Если мнѣ вопроса о счастіи и покоѣ ставить
нельзя, то я, заподозривъ, что вы уже успѣли для себя
занять тепленькія и покойныя мѣстечки на жизненномъ
пирѣ, не стану терять съ вами золотое время.
Ь) Дѣленіе потребностей на искусственныя и естест-
венныя основано на вашемъ произволѣ, т. е. естествен-
29
|ыии вы называете тѣ, которыя имѣете пли оправды-
ваете сами, а искусственныя, по вашему, всѣ тѣ, кото-
рыхъ вы не имѣете* Я имѣю такое же право называть
естественными тѣ, которыя образовались у меня и безъ
удовлетворенія которыхъ мнѣ жить тяжело. Нормы ваши
также произвольны, выдуманы въ кабинетахъ путемъ
ариѳметическихъ операцій надъ мертвыми числами, а
и живой человѣкъ, каждую минуту подъ вліяніемъ без-
конечно разнообразныхъ условій мѣняющійся, потому
для меня на каждую минуту должна быть составлена
особая, именно, только для этой минуты годящаяся
норма. Да и кромѣ того въ вашихъ нормахъ вы далеко
не согласны: одинъ рекомендуетъ одну, другой другую.
с) Если положеніе: счастіе каждаго лица связано съ
счастіемъ другихъосновано на другомъ: жизнь каждаго
человѣка связана съ жизнью другихъ, то оно вѣрно: но
въ такомъ случаѣ жизнь человѣка, а слѣдовательно, и
его счастіе связаны съ жизнью всего органическаго и
даже неорганическаго міра Для достиженія счастія съ
точки зрѣнія этого положенія нужна Фантастическая и не-
возможная единодушная дѣятельность не только всѣхъ
людей и животныхъ, но даже всѣхъ силъ природы. Что
же касается до счастія и покоя сравнительнаго, то опытъ
мнѣ показываетъ, что рядомъ, бокъ о бокъ живутъ лю-
ди,которые въ ІО, 100, 1000 разъ счастливѣе, по своему,
другихъ и притомъ первые вовсе не заботятся о послѣ
днихъ. Да и во имя чего я, могущій еще кое что по-
дѣлать для себя, позабуду о своемъ дорогомъ я, и буду
работать для другихъ я, да еще будущихъ: ибо всѣ
идеалы имѣютъ въ виду только отдаленное будущее?
Гдѣ тотъ могучій рычагъ, которымъ положительное
направленіе подвинетъ меня на самоотверженіе? Если
этотъ рычагъ есть положеніе: „признай въ своемъ бли-
жнемъ самого себя“, то въ рукахъ положительнаго зна-
нія этотъ рычагъ не дѣйствителенъ, Ибо оно не можетъ
30
найти прочной точки опоры подъ него, которая всегда
была метафизическою, да и быть иною не можетъ.
<І) Приглашеніе ждать всего отъ будущаго, а въ на-
стоящемъ запастись терпѣніемъ не можетъ имѣть, съ
точки зрѣнія знанія положительнаго, никакой силы надъ
умомъ и волею человѣка: ибо, если бы это пророчество
и имѣло за себя какую либо вѣроятность (а оно не
имѣетъ никакой), то, отвергая вопросъ о сущности яв-
леній и желая стоять только на нихъ, позитивизмъ рѣ-
шительно становитъ человѣка на такую почву, гдѣ для
него имѣетъ смыслъ и дорога только его настоящая
личная жизнь, или ближайшее ея будущее и гдѣ ему
до отдаленнѣйшаго его потомства,и вообще до породы
нѣтъ никакого дѣла. Что касается до „развитія", то, хо-
тя это понятіе и употребляется въ приложеніи къ мі-
ровому процессу, но безъ достаточнаго основанія. Что
значитъ когда мы говоримъ, что организмы развивают-
ся? Этимъ словомъ мы обозначаемъ рядъ перемѣнъ,
т. е. извѣстный процессъ, происходящій въ опредѣлен-
ный періодъ времени при опредѣленныхъ условіяхъ съ
организмомъ. Мы знаемъ начало процесса, конецъ и
промежуточныя Фазы; мы отмѣчаемъ, что этотъ процессъ
всегда достигаетъ опредѣленной и извѣстной цѣли. Зер-
но, растеніе съ корнями, стеблемъ и листьями, цвѣтъ,
плодъ, т. е., опять тоже зерно,—вотъ развитіе. Какое
имѣемъ мы право приложить понятіе развитія къ мі-
ровому процессу? Знаемъ ли мы, все таки съ положи-
тельной точки зрѣнія, начало развитія, первоначальное
зерно, съ котораго начался міровой процессъ, можемъ
ли что либо сказать о концѣ, о плодѣ этого развитія.
Всякій рядъ перемѣнъ съ какимъ либо предметомъ есть
тогда только развитіе, когда эти перемѣны ведутъ къ
извѣстной цѣли, какъ это есть въ организмахъ. Ка-
кимъ образомъ, отказываясь навсегда отъ вопроса о
дѣли міра и считая его празднымъ, положительное зна-
31
ніе можетъ приложить къ міровому процессу понятіе
развитія? Ну, хорошо: положимъ, что этотъ процессъ
есть развитіе. Откуда мы можемъ думать, что цѣль или
конецъ этого процесса есть счастіе человѣческое. Исто-
рическія аналогіи!? Увеличилось ли счастіе и покой че-
ловѣческій хотя на одну іоту? Также льются кровь и слезы,
тѣже слышатся вопли, стоны и проклятія, какъ и всегда,
сколько человѣчество себя запомнитъ. Что прежде про-
ливалось эта кровь отъ ударовъ каменнаго топора, или
бронзоваго меча, а теперь отъ митральезъ и шасспо—
это разницы не дѣлаетъ. Что прежде человѣкъ голо-
далъ отъ недостатка дичи или рыбы, а теперь отъ не-
достатка хлѣба, говядины и картофеля—тоже разницы
нѣтъ. Что прежде его въ извѣстныхъ случаяхъ пыта-
ли, жгли на кострѣ или распинали на крестѣ, то те-
перь его въ тѣхъ же случаяхъ ссылаютъ въ каторж-
ную работу или запираютъ въ пенсильванскую тюрь-
му. Трудно сказать, что лучше—пожалуй, перевѣсъ бу-
детъ на сторонѣ мучительной смерти, по крайней мѣ-
рѣ, разомъ, чѣмъ смерти же, но по каплѣ. Да кромѣ
того надобно принять въ разсчетъ повышеніе впечат-
лительности въ нервной системѣ. Если судить о впе-
чатлѣніяхъ по количеству и напряженности эффекта,
т. е., напр., мышечнаго движенія или другихъ органи-
ческихъ отправленій, то можно смѣло сказать, что
ударъ бича, полученный древнимъ рабомъ равенъ
ругательному слову, выслушанному современнымъ про-
летаріемъ. Еще не найденъ тотъ патометръ, которымъ
бы можно было измѣрить и сравнить напряженность
страданій, которыя чувствовалъ придворный Петра Ве-
ликаго, когда его разгнѣванный государь по просту
наказывалъ палкою, или какія чувствуетъ современный
придворный, котораго недовольный современный мо-
нархъ наказываетъ сухимъ обращеніемъ или гнѣвнымъ
взглядомъ. Если эффекты одинаковы, т. е., если оба
ЗЙ
г
придворные одинаково, налу., впадаютъ въ тоскливое
расположеніе духа,* теряютъ сонъ, аппетитъ, занемога-
ютъ и т. п., то и впечатленія, значитъ, равны, т. е.,
ударъ дубинкой— гнѣвному взгляду. Наконецъ если мі-
ровой процессъ есть развитіе, то конецъ его есть толь-
ко возвращеніе къ тому же зерну, отъ котораго по-
шелъ весь процессъ. Однимъ словомъ, идея развитія
рѣшительно ничего не гарантируетъ въ отношеніи къ
вопросу о счастіи. Что же касается до того, что уче-
ные реалисты и позитивисты заступятъ мѣсто метафи-
зиковъ всѣхъ цвѣтовъ, то это еще очень проблематич-
но. Какимъ образомъ можетъ это быть? Не иначе какъ
при условіи: 1) чтобы всѣ ученые между собой были
согласны по всѣмъ вопросамъ знанія и 2) чтобы весь
родъ человѣческій сталъ ученымъ. Для перваго условія
вѣроятность, судя потому, что было и есть, ничтож-
нѣйшая. Для втораго же условія вѣроятность равна
нулю. За послѣднія два, три десятка лѣтъ установилось
и опредѣлилось положительное направленіе знанія, не
позволяющее себѣ заикнуться о сущности міра, его
причинѣ, цѣли и тому подобныхъ метафизическихъ во-
просахъ; но въ то же время появляется и спиритизмъ,
ученіе вполнѣ и насквозь метафизическое. И что же?
Въ самой практической странѣ, гдѣ научное приложе-
ніе къ техникѣ достигло громаднѣйшихъ размѣровъ, спи-
ритизмъ считаетъ своихъ послѣдователей милліонами;
да еще мало того—спиритизмъ овладѣлъ тамъ вопроса-
ми и направленіемъ, считающимися прогрессивными.
Не только въ Америкѣ, но и въ Европѣ это ученіе въ
послѣднее время стало дѣлать быстрые успѣхи. Если
подержать пари, на чьей сторонѣ будетъ со време-
немъ бдльшій успѣхъ, на сторонѣ позитивизма или
спиритизма, то я, не колеблясь, рискнулъ бы подержать
пари за послѣдній. До того необходима метафизика,
какъ точка опоры для какого либо душевнаго спокой-
33
ствія, для какой либо имѣющей почву нравственной и
общественной дѣятельности, что Контъ, наилогичнѣй-
шій изъ позитивистовъ, и рѣзче, чѣмъ кто либо, про-
водившій границу между метафизикой и положительнымъ
знаніемъ, не нашелъ иного исхода для своей системы,
какъ завершить ее произвольно сочиненною религіею
человѣчества. Какъ съ одной стороны ни странна эта ре-
лигія, завѣдомо имѣющая своимъ богомъ—отвлеченное
понятіе, эта религія безъ откровенія, безъ миѳа, безъ
признанія сверхчувственной сущности, но въ то же
время съ символомъ вѣры, культомъ и даже жрецами:
такъ съ другой стороны она имѣетъ глубокій смыслъ,
указывая на непреодолимую потребность для усталаго
ума имѣть какое либо хотя одно положеніе, которое
бы не подлежало ни малѣйшему сомнѣнію, т. е., кото-
рое стояло бы внѣ эмпиріи съ ея текучими, временны-,
ми и только вѣроятными опредѣленіями, а для мяту-
щейся воли, которая есть въ то же время любовь, ука-
зывая на потребность въ какой либо конечной цѣли,
которой бы подчинялись и которою направлялись без-
конечно разнообразные порывы міра—я въ міръ—не я.
Позитивисты возлагаютъ свои надежды на то, что со
временемъ всѣ области мысли, значитъ, и область эти-
ки и соціологіи, они подведутъ подъ законы такъ, что
будутъ предсказывать въ этихъ областяхъ будущее.
Нѣкоторая вѣроятность для этого, конечно, есть: но
какой будетъ отъ этого выигрышъ для счастія человѣ-
ческаго? Что значило бы, напр., что узнаны въ точ-
ности законы этики, соціологіи? Это значило бы, что
нѣкто—ученый могъ бы безошибочно знать, что на
стимулы а, Ь, с, при условіяхъ а’, Ь’,. с’, одинъ чело-
вѣкъ будетъ дѣйствовать такъ-то и такъ-то роковымъ
образомъ, а собраніе лицъ, общество, такъ-то и такъ-
то тоже роковымъ образомъ. Конечно, этому нѣкто та-
кое знаніе дало бы большую силу: а если бы такихъ
34
нѣкто соединилось для общихъ дѣйствій много, то они
могли бы ворочать цѣлымъ обществомъ также, какъ
химикъ химическими элементами въ своей лабораторіи.
Но спрашивается, кто долженъ былъ бы начертить тотъ
планъ, по которому должны были бы комбинироваться
элементы общества, кто назначалъ бы, какимъ господ-
ствовать мыслямъ, чувствамъ, страстямъ, вкусамъ, дѣя-
тельностямъ въ обществѣ, иначе говоря, кто поставилъ
бы идеалъ, который осуществился бы въ обществен-
ныхъ Формахъ? Если идеалъ поставленъ былъ бы эти-
ми учеными, то остальное общество было бы при осу-
ществленіи его ничтожнѣе стада барановъ, оно просто
играло бы роль дерева, песка, глины, кирпича въ ру-
кахъ плотника и каменщика. Если представить, что
идеалъ и у всѣхъ остальныхъ такой же, какъ и у уче-
ныхъ, то это мыслимо не иначе, какъ при томъ усло-
віи, что въ умственномъ, нравственномъ и даже Физі-
ологическомъ отношеніи всѣ люди стали бы равны.
Если идеалъ не субъективный, а выведенъ какъ либо
извнѣ, объективно, посредствомъ какихъ либо матема-
тическихъ выкладокъ или логическихъ процессовъ, то
это значитъ, что все субъективное въ личности чело-
вѣка должно сгинуть и пропасть, Богъ знаетъ куда.
Если идеалъ носился бы, какъ либо безсознательно, въ
глубинѣ духа будущихъ людей, то это значило бы, что
общество человѣческое превратилось бывъ человѣческихъ
пчелъ, у которыхъ всѣ и каждый дѣлалъ бы извѣстныя
дѣйствія для достиженія не сознаваемой въ ея цѣломъ
цѣли.
е) Несомнѣнно, что жизнь есть борьба за существо-
ваніе, но что въ этой борьбѣ одолѣютъ лучшіе люди—
это вопросъ? Во первыхъ кто лучшіе и кто худшіе?—
Это каждый рѣшаетъ по своему. Во вторыхъ всего вѣ-
роятнѣе, что одолѣютъ въ борьбѣ ни лучшіе, ни худ-
шіе, а посредственные; Д. С. Милль выразилъ такое
35
опасеніе за англійское общество въ своей книгѣ „о сво-
бодѣ". Дарвиновскій естественный подборъ ничего не
говоритъ за лучшихъ, или способнѣйшихъ. Въ борьбѣ
за существованіе способнѣйшими оказываются не тѣ,
которые по нашимъ субъективнымъ соображеніямъ луч-
ше, а тѣ, которые имѣютъ возможность приладиться
къ окружающимъ условіямъ. До сихъ поръ въ исторіи
къ насущнымъ условіямъ всегда прилаживались люди
рутины, люди узенькаго разсчета, люди безъ особен-
ной энергіи, безъ особенно выдающихся способностей.
Они росли и множились, по аналогіи они же будутъ ро-
сти и множиться. Если лучшими назвать тѣхъ, кото-
рые боролись за умственные и нравственные интересы,
то они, по большей части, гибли сами, да и потомство
ихъ стушевывалось. Гдѣ потомки Шекспира, Мильто-
на, Ньютона, Локка, Юма, Байрона? Ихъ или нѣтъ, или
они затерялись въ толпѣ, а между тѣмъ какіе либо
Смиты и Джонсоны плодятся, да плодятся, распростра-
няютъ свою породу по всѣмъ городамъ и весямъ Велико-
британіи. Гдѣ потомки Лютера, Кальвина, Гуса. Копер-
ника, Декарта, Спинозы, Лейбница, Лессинга, Канта,
Гете, Руссо, Вольтера. Дидро, Даламбера, Мирабо? Ихъ
или нѣтъ вовсе, или опять таки затерялись въ толпѣ:
Мюллеры и Шарли плодятся и множатся по Франціи и
Германіи. Знаетъ ли кто у насъ въ Россіи внуковъ и
правнуковъ Ломоносова, отца русской новѣйшей лите-
ратуры и науки? Гдѣ сыновья Пушкина и Грибоѣдова?
Гдѣ потомки Гоголя и Лермонтова? Ихъ мы не знаемъ,
а на каждомъ шагу процвѣтаютъ Ивановы, Петровы
и Поповы. Въ ходѣ природы всё какъ бы разсчитано
скорѣе на обыденное, чѣмъ на великое, возбуждающее
въ какомъ либо отношеніи удивленіе; булыжникъ и из-
вестнякъ на каждомъ шагу, а алмазы и рубины кое гдѣ.
Г) На громкія слова можно также скороговоркою от-
сыпать нѣсколько не менѣе громкихъ словъ въ родѣ слѣ-
г
36
дующихъ: наше время, регрессъ, разложеніе, догматъ
панской непогрѣшимости, армстронговы пушки, торпе-
ды, митральезы, шасспо, милліоны листовъ печати ой лжи,
клеветы и галиматьи, проституція, бюрократія, умст-
венная и нравственная анархія, пролетаріатъ и револю-
ція, эксплоатація и капитализація, и полиція полиція.
полиція въ размѣрахъ и Формахъ какихъ не зналъ ни древ-
ній, ни средневѣковой міръ: дипломатическая, полити-
ческая, гражданская, общественная, литературная и пр.
Кажется, я пока достаточно указалъ на причины,
вслѣдствіе которыхъ люди цѣпляются за метафизику и
въ которыхъ коренится возможность появленія новыхъ
и новыхъ философскихъ системъ съ метафизическимъ
основаніемъ.
Выше было сказано, „что потребность человѣка въ
метафизикѣ вытекаетъ изъ настоящей его организаціи,
по крайней мѣрѣ, условно11 Это значитъ, что умъ че-
ловѣческій до тѣхъ поръ будетъ искать незыблемой
точки опоры, нравственнаго успокоенія, (а это давать
можетъ только метафизика): пока 1) онъ совсѣмъ не
отрѣшится отъ противорѣчія между міромъ явленій и
міромъ въ самомъ себѣ; 2) пли же, по крайней мѣрѣ,
пока страданія человѣка не дойдутъ до тіпітіші’а пу-
темъ внѣшней перемѣны въ окружающемъ его мірѣ,
или путемъ внутренней перемѣны въ свойствахъ его
воспріимчивости къ впечатлѣніямъ внѣшняго міра. Такъ
какъ первое условіе вовсе невѣроятно, а второе мало
вѣроятно, то почва для метафизики готова на очень
долго, если не навсегда.
„Что же, спроситъ иной, такъ и толкаться, словно въ
пустынѣ отъ одного метафизическаго миража къ дру-
гому, такъ и отдаваться этой обманчивой игрѣ ума, ко-
торую люди назвали Философіей"? На это я, по мѣрѣ
силъ, дамъ обстоятельный отвѣтъ послѣ изложенія сис-
темы Гартмана, когда подвергну её критической оцѣи-
37
кѣ. „Философія Безсознательнаго", по богатству своего
содержанія, даетъ поводъ къ этому вопросу и ко мно-
гимъ другимъ, не менѣе интереснымъ.
Теперь же пока самъ спрошу читателя, если только
онъ до сихъ поръ соглашался со мною: я ли виноватъ,
что мы плывемъ среди теченія, гдѣ ожидаетъ насъ
либо Сцилла, т. е. метафизика съ ея внѣ чувственны-
ми сущностями, не истекающими прямо изъ опыта и не
подлежащими опытной провѣркѣ ивъ концѣ концовъ опи-
рающимися на внутреннемъ самосознаніи, говоря прямѣе,
на непосредственной вѣрѣ; либо Харибда, т. е , положи-
тельноезнаніе, по видимому, опирающееся на чувствен-
ной наглядности и постоянной опытной провѣркѣ, для
грубаго, такъ называемаго „здраваго смысла" кажущее-
ся достовѣрнымъ, но въ концѣ концовъ отрывочное, еже-
мгновенно колеблющееся и оставляющее умъ въ потём-
кахъ относительно глубочайшихъ затребованій приро-
ды человѣческой, относительно неотступныхъ для нея
вопросовъ о нравственности, прогрессѣ и счастіи? Что
касается до меня, то я сказалъ бы большое спасибо
читателю, еслибъ онъ доказалъ мнѣ, разумѣется, на
достаточномъ основаніи, что я ошибаюсь, что теченіе,
среди котораго мы плывемъ, есть мирный, тихій за-
ливъ съ вполнѣ извѣстнымъ Фарватеромъ, обозначеннымъ
вѣхами, что Сцилла и Харибда суть мои личныя болѣ-
зненныя Фантазіи. Но пусть только не думаетъ онъ,
что доказательство это есть дѣло легкое, что можно
отдѣлаться отъ Сциллы и Харибды самоновѣйшими
фразами: я много ихъ слыхалъ, читалъ, да и самъ на
своемъ вѣку произносилъ въ достаточномъ количеств ѣ
Дѣло давно знакомое!
Наконецъ еще спрошу читателя: а почему жь бы и
не заняться игрой ума? Вѣдь, играемъ же мы въ кар-
ты, въ клубныя или театральныя партіи, въ застоль-
ные спичи, въ биржевыя бумаги, въ гражданскіе мо-
38
тивы, въ земскую, политическую и общественную дѣя-
тельность, да и мало ли, во что мы играемъ! Чѣмъ
хуже всего этого игра въ философскія соображенія?
Кто положитъ непререкаемую грань между тѣмъ, что
въ жизни игра и что серьезное дѣло? Мнѣ кажется, что
игра ума сопряжена съ наименьшими потерями, чѣмъ
всякая другая. А впрочемъ, вольному воля. Кто не лю-
битъ философскихъ соображеній о мірѣ, его сущности,
причинѣ, цѣли, концѣ и т. п., тотъ пусть читаетъ граж-
данскіе мотивы отечественныхъ публицистовъ или же
передовыя отечественной ежедневной прессы—однимъ
словомъ идетъ въ ту сторону, куда влечетъ его „Без-
сознательное", по выраженію Гартмана. Я же обращусь
къ предварительнымъ объясненіямъ относительно зада-
чи, плана въ сочиненіи Гартмана и метода, которому онъ
слѣдуетъ.
Предметъ труда Гартмана составляетъ „Безсознатель-
ное; “ но у него это понятіе не есть только отрица-
тельное относительно понятія: сознательное. Всё сочи-
ніе его есть ни что иное, какъ изложеніе предикатовъ
и опредѣленій нѣкоего положительнаго субъекта, кото-
рое носитъ собирательное имя Безсознательнаго" сіая
ІІпЬе\ѵп88іе“.*)
Это понятіе „Безсознательнаго" обнимаетъ собою
два понятія: „безсознательной воли и безсознательнаго
представленія", постановка и опредѣленіе которыхъ и
составляетъ собственно „Философію Безсознательнаго".
Въ концѣ концовъ Безсознательное является метафизи-
ческою сущностью, сверхъ чувственнымъ духовнымъ
дѣятелемъ, въ которомъ заключается и которымъ объ-
ясняется причина, цѣль и вся жизнь міра.
Для удобства читалеля я буду въ словѣ Безсознательное,
гдѣ оно имѣетъ этотъ смыслъ, употреблять большое Б; гдѣ же
безсознательный, ая, ое, есть отрицательное имя прилагатель-
ное, тамъ маленькое б.
39
Откуда и какъ добылъ Гартманъ понятія безсознатель-
ной воли и представленія (мысли)? Эти понятія онъ от-
влекаетъ отъ явленій эмпирическихъ, именно, отъ яв-
леній міра животнаго и человѣческаго, тѣлесныхъ и
психическихъ. Разсматривая эти явленія въ двухъ от-
дѣлахъ своего сочиненія, Гартманъ отвергаетъ возмож-
ность объясненія ихъ съ точки зрѣнія матеріалисти-
ческой и господствующей спиритуалистической и ста-
витъ свою гипотезу, гдѣ явленія объясняются особымъ
духовнымъ дѣятелемъ, за которымъ надо признать и
волю и мышленіе, только безсознательныя. Безсозна-
тельность этого дѣятеля однако не исключаетъ его
разумности, т. е. цѣлесообразности въ дѣйствіи.
Такимъ образомъ понятія безсознательной воли и
представленія какъ бы кристаллизуются изъ обширнаго
раствора явленій тѣлесной и психической жизни жи-
вотнаго міра: съ каждой главою, съ каждымъ вновь
разсмотрѣннымъ отдѣломъ явленій его гипотеза уста-
навливается все прочнѣе и прочнѣе; грани и Формы
кристалла опредѣляются все яснѣе и рѣзче. Въ этомъ
изслѣдованіи онъ идетъ естественно научнымъ, т. е. ин-
дуктивнымъ методомъ. Устанавливая свою гипотезу онъ
постоянно указываетъ на отношеніе безсознательной
воли и мышленія къ сознательному, на ихъ сходство и
различіе и на переходъ безсознательной психической
дѣятельности въ сознательную. Когда, по его мнѣнію,
гипотеза достаточно установлена, т. е., когда дѣйстви-
тельно масса явленій изъ міра животнаго и человѣчес-
каго могутъ быть объяснены только принимаемымъ
имъ дѣятелемъ, тогда Гартманъ пробуетъ приложить
ту же гипотезу къ явленіямъ царства растительнаго и
міра неорганическаго. Съ его точки зрѣнія эти явле-
нія могутъ быть весьма удобно объяснены тою же ги-
потезою. Тогда окончательно понятіе Безсознательнаго
устанавливается во всей полнотѣ и опредѣленности.
40
„Безсознательное“ есть всё—имъ движется и живетъ міръ, |
или лучше сказать, оно и есть міръ. Въ немъ разрѣ- ]
шаются и примиряются всѣ противоположности, столь I
мучившія философовъ: идеальнаго и реальнаго, матеріи
и духа, субъекта и объекта. Оно оказывается тѣми
сущностями, которыя составляли предметъ великихъ '
философскихъ системъ его предшественниковъ; оно есть ।
субстанція Спинозы, вещь сама въ себѣ Канта, Фих-
тевское я, Шеллинговъ субъектъ—объектъ, Гегелев-
ское абсолютное, Шопенгауеровская воля.
Когда опредѣлены характеръ, свойства и дѣятель-
ность Безсознательнаго, то путемъ уже дедуктивнымъ
Гартманъ ищетъ конечную цѣль этой дѣятельности, а
такъ какъ эта дѣятельность и есть міровой процессъ,
то конечную цѣль міроваго процесса. Затѣмъ, въ ви-
ду этой цѣли, авторъ ставитъ вкратцѣ основныя поло-
женія для практической философіи. Въ введеніи Гартманъ
указываетъ, кому изъ предшествующихъ ему филосо-
фовъ были совершенно чужды понятія о безсознатель-
ной волѣ и представленіи и кому въ большей или мень-
шей степени были знакомы. Знакомство съ ними онъ
находитъ у Лейбница, Канта и въ наибольшей ясности
у Шеллинга. Что касается до Шопенгауера, у кото-
раго, какъ извѣстно, вся система была построена на
безсознательной волѣ, то отношеніе къ нему Гартмана
я въ послѣдствіи разсмотрю съ особою подробностью.
Теперь пока скажу, что, по моему, наиболѣе оригиналь-
ными и важнѣйшими сторонами своей системы Гартманъ
обязанъ, именно, Шопенгауеру. Между тѣмъ самъ онъ
указываетъ на Лейбница, чтеніе котораго подало ему
поводъ къ его системѣ и съ особенной симпатіею от-
носится къ Шеллингу. Изъ новѣйшихъ ученыхъ онъ
указываетъ на Фехнера, Вундта и Каруса, которымъ
знакомы безсознательныя психическія явленія.
Особенно важную часть въ системѣ Гартмана соста-
41
ІЛіетъ ученіе о цѣлесообразности Въ природѣ — это,
фщъ сказать, краеугольный камень всей его философіи.
Въ своемъ введеніи онъ посвящаетъ цѣлую главу осо-
бому способу доказательства цѣлесообразности въ при-
родѣ, а именно, онъ думаетъ, что можно приложить
іъ вопросу о цѣлесообразности математическую теорію
вѣроятностей.
Вотъ въ общихъ чертахъ методъ этого приложенія.
Понятіе цѣли образуется изъ опыта въ сферѣ созна-
тельной духовной дѣятельности. Цѣль для человѣка
есть желаемое и представляемое будущее событіе, ко-
торое осуществить онъ не можетъ прямо, но посред-
ствомъ причинныхъ среднихъ членовъ, называемыхъ
средствами. Если я будущее событіе не представляю,
то оно для меня не существуетъ, если я его не хочу,
то оно не можетъ быть для меня цѣлью; оно для меня
равнодушно иди непріятно. Если я могу осуществить
его прямо, то падаютъ средніе члены—средства, а съ
тѣмъ вмѣстѣ исчезаетъ и понятіе — цѣли, которое су-
ществуетъ только въ отношеніи къ понятію —средство.
Значитъ, при всякой цѣлесообразной дѣятельности есть
четыре причинно связанные между собою члена: же-
ланіе цѣли, желаніе средства, осуществленіе средства
и осуществленіе цѣли. Изъ этихъ членовъ два первые
относятся къ области духовной, два послѣднія въ боль-
шинствѣ случаевъ къ области матеріальной. Цѣлесооб-
разность, замѣчаетъ Гартманъ, не только не противорѣ-
читъ причинности, напротивъ необходимо предполагаетъ
её и отрицаетъ свободу въ каждомъ отдѣльномъ эмпириче-
скомъ духовномъ актѣ; ибо мы имѣемъ слѣдующій рядъ
причинныхъ сочетаній. Желаніе цѣли есть причина
желанія средства, желаніе средства есть причина его
осуществленія, а это послѣднее есть причина осущест-
вленія цѣли; желаніе же цѣли имѣетъ своею причиною
чувственное впечатлѣніе, какъ мотивъ.
42
Далѣе, если мы наблюдаемъ, что М. есть причина
2, то причиною самаго М. могутъ быть или всѣ со-
провождающія его въ моментъ возникновенія матеріаль-
ныя обстоятельства, п. п., или же её слѣдуетъ искать,
въ духовной области, т. е., въ волѣ и представленіи.
Здѣсь то, по невозможности прямого доказательства, и
обращаемся къ теоріи вѣроятностей. Если вѣроятность,
1
что М произведено обстоятельствами п. п., равна -, то
вѣроятность духовной причины выразится черезъ
д 1_х—1 1
1—-------чѣмъ менѣе - тѣмъ болѣе х, тѣмъ болѣе
XX X
X— 1
— приближается къ 1, т. е., къ достовѣрности. Вѣ-
1
роятностъ — равнялась бы О, если бы мы имѣли пря-
мое доказательство, что М. произведено не черезъ п. п.,
если бы, напримѣръ, могъ представиться хотя одинъ
случай, что п. п. суть на лицо, а М не появляется.
Это со всѣми п. п., конечно, невозможно, говоритъ Гарт-
манъ, потому что каждая духовная причина употре-
бляетъ матеріальныя точки опоры, но не рѣдко удает-
ся, по крайней мѣрѣ, нѣкоторыя или многія изъ об-
стоятельствъ и. п. исключить изъ числа причинъ со-
бытія, а чѣмъ меньше будетъ изъ а. п. такихъ обстоя-
тельствъ, при насущности которыхъ событіе М каж-
дый разъ появляется, тѣмъ легче мы признаемъ вѣ-
роятность, что они не заключаютъ въ себѣ причи-
ны М.
Возьмемъ примѣръ. Насиживаніе яйца, по наблюде-
нію, есть причина вывода молодой птицы. Непосред-
ственно предшествующія насиживанью (М.) матеріаль-
ныя обстоятельства (п. п.) суть: существованіе и свой-
ства яйца, существованіе и тѣлесная организація пти-
цы и температура мѣста, гдѣ лежитъ яйцо: другія су-
43
щественныя условія не мыслимы. Вѣроятность весьма
мала, чтобы въ этихъ обстоятельствахъ лежала доста-
точная побудительная причина того, что веселая под-
вижная птица бросаетъ свой обычный образъ жизни
и рѣшается на скучное сидѣнье на яйцахъ. Что ка-
сается до ощущенія теплоты, происходящей отъ при-
лива крови къ нижней части тѣла птицы, то оно отъ
сидѣнья въ тепломъ гнѣздѣ и на теплыхъ яйцахъ не
уменьшается, а напротивъ усиливается. Отсюда вѣ-
1 х — 1
роятность - становится очень малою, а— --—прибли-
X X
жается къ 1. Кромѣ того есть случаи, гдѣ птица и
яйца тѣже, а насиживанія нѣтъ, именно у птицъ, жи-
вущихъ въ жаркихъ теплицахъ; страусъ насиживаетъ
яйца только ночью, а въ жаркой Нигриціи и вовсе не
насиживаетъ. Такимъ образомъ остается единствен-
нымъ матеріальнымъ обстоятельствомъ насиживанья
температура гнѣзда. Но мало вѣроятно, чтобы низкая
температура была для птицы прямымъ поводомъ къ
насиживанью; и существованіе духовной причины яв-
ленія насиживанья становится почти достовѣрностью.
Но въ большинствѣ случаевъ опредѣленіе вѣроятно-
сти гораздо труднѣе, ибо чаще всего бываетъ, что
событіе М, по наблюденію, причина X, есть не про-
стое, но сложное, состоящее изъ различныхъ другъ
отъ друга не зависящихъ явленій Р1, Р8, Р3, Р4 и пр.
Тогда должно найти отдѣльныя вѣроятности, что Р‘,
Р8, Р3, Р4 и пр. произведены обстоятельствами п. и.
Если, положимъ, будутъ найдены для этого вѣроятно-
1 .1 1
СТИ
Р* Р Р3
1 .
то, сообразно съ теоріею, вѣроят-
ность,что цѣлое М произведено черезъ п. п. выразится про-
изведеніемъ найденныхъ вѣроятностей, т. е- —
1
р'р8 р3р4
Если эту вѣроятность вычесть изъ 1, то получится
44
вѣроятность духовной причины для М, т. е., 1, —
1 р1 р® р* р4—1
ртріргр? * р< р^р^р*—• Изъ этой ф°р“улы мы
видимъ, что какъ бы ни были малы вѣроятности ду-
ховной причины для отдѣльныхъ явленій Р1 Р®... и пр.
1
(т. е. 1 — — и пр;), все таки для суммы ихъ, т. е.
цѣлаго М, она сравнительно будетъ всё значительнѣе
и тѣмъ значительнѣе, чѣмъ больше отдѣльныхъ явле-
ній (Р1, Р®, Р3, Р4 и т. д.} составляютъ цѣлое М.,
Такъ еслибы какое либо М. состояло изъ 15 от-
дѣльныхъ условій и если бы мы положили довольно
высокую вѣроятность, что каждое изъ этихъ от-
дѣльныхъ условій произведено обстоятельствами п*.
9
и., напр. среднимъ числомъ слѣдовательно,
для каждаго изъ этихъ условій вѣроятность происхож-
1
денія ихъ отъ духовной причины = бы только д-. Но
для цѣлаго М. вѣроятность его возникновенія изъ тѣхъ
/ 9 \ 15 1
же п. п. выразилась бы I 1 =0, 139, т. е., около у»
а для происхожденія того же М. отъ духовной при-
6
чины достанется вѣроятность = О, 861, т. е. болѣе у
«Такимъ образомъ изо матеріальныхъ явленій, гово-
ритъ Гартманъ, можно заключитъ о содѣйствіи духов-
ныхъ причинъ, хотя бы онѣ не обнаруживались для не-
посредственнаго познанія“ (стр. 35). Отсюда уже одинъ
шагъ къ цѣлесообразности.
Духовная причина можетъ заключаться только въ
духовной дѣятельности, т. е. въ волѣ въ связи съ пред-
ставленіемъ; именно съ представленіемъ того матеріаль-
наго явленія, которое должно быть осуществлено С^.).
Чтобы яснѣе показать, какъ отъ духовной причины
45
можно подойти къ цѣли, примемъ для краткости, что
М. прямо происходитъ отъ духовной причины. Спра-
шивается, что же можетъ быть причиною того, что М
составляетъ предметъ воли или желанія. Здѣсь обры-
вается причинная нить и проще всего предположить,
что причина заключается въ желаніи X. Конечно, въ
такомъ случаѣ X не можетъ имѣть реальнаго сущест-
вованія, а только идеальное въ представленіи. Притомъ
же мы тогда только имѣемъ право принять желаніе X,
какъ мотивъ для желанія М., когда первое само по
себѣ понятнѣе, чѣмъ послѣднее, т. е., когда въ осу-
ществленіи его заключается само по себѣ достаточное
побужденіе, или же когда изъ него, какъ слѣдствіе,
вытекаетъ какое либо X', такого же характера, т. е.,
само по себѣ составляющее достаточное побужденіе для
его желанія. Чѣмъ очевиднѣе послѣдній мотивъ, на кото*
ромъ мы остановимся въ ряду X, X Хг и пр.. тѣмъ вѣро-
ятнѣе станетъ, что желаніе X есть причина желанія М.
Перенесемъ это къ явленіямъ цѣлесообразности въ при-
родѣ. Мы видѣли въ концѣ концовъ, что птица наси-
живаетъ, потому что этого хочетъ. Или должно оста-?
новиться на этомъ скудномъ результатѣ и отказаться отъ
всякаго объясненія, или спросить, почему она хочетъ.
Отвѣтъ: потому что хочетъ развитія и вывода молодой
птицы. Опять тотъ же случай и тотъ же вопросъ: по-
чему? Отвѣтъ: потому что хочетъ имѣть потомство, а
этого хочетъ, потому что хочетъ продолженія породы,
вопреки короткой жизни индивидуума. Здѣсь мы имѣ-
емъ, мотивъ, которымъ на врем я можемъ удовлетвориться.
Но все таки остается возможность, что въ основѣ
М. лежитъ духовная причина, но она можетъ и не
быть желаніемъ X. Тогда опять прибѣгаемъ къ теоріи
вѣроятностей. Вѣроятность того, что имѣется цѣлью
X., составитъ произведеніе изъ вѣроятности: 1—— (что
46
М. имѣетъ духовную причину) и изъ вѣроятности: что.
эта причина есть, именно, желаніе 2=^-, т. е. 1 —
Эта вѣроятность, конечно, будетъ менѣе, чѣмъ каждая
изъ вѣроятностей её составляющихъ, ибо она представ-
ляетъ произведеніе, каждый изъ производителей кото-
раго менѣе 1. Но и эти вѣроятности значительно уве-
личиваются при сложномъ М, какъ скоро мы будемъ
принимать въ разсчетъ вѣроятность отдѣльныхъ усло-
вій (Р, Р',.. и пр.) его составляющихъ. Въ этомъ слу-
чаѣ разсужденіе и разсчетъ совершенно подобны тѣмъ,
которые читатель видѣлъ при изслѣдованіи Формулы
сложной вѣроятности того, что М. произведено не об-
стоятельствами п. п., а духовной причиной. Поэтому я
не стану приводить этихъ разсужденій и разсчета тѣмъ
болѣе, что еще разъ придется воротиться къ ученію
Гартмана о цѣлесообразности въ критическомъ отдѣлѣ.
Въ томъ обстоятельствѣ, что, при приложеніи тео-
ріи вѣроятностей въ случаѣ сложнаго М, наибольшая
вѣроятность можетъ выпасть на долю предположенія,
что дѣйствіе М. имѣетъ именно цѣлью 2., Гартманъ
видитъ причину постоянной и исконной наклонности
людей объяснять цѣлесообразностью самыя общія и всюду
встрѣчающіяся явленія природы, напр., явленія, гдѣ
множество причинъ совпадаютъ въ общемъ дѣйствіи
для обезпеченія существованія организмовъ или поро-
ды. Здѣсь, какъ видитъ читатель, предложена только
Формальная сторона приложенія теоріи вѣроятности
къ телеологіи. Ею, конечно, вопросъ о цѣлесообразности
въ природѣ вовсе не рѣшается, хотя эта Формальная
сторона въ той постановкѣ, какую даетъ ей Гартманъ,
уже сама по себѣ нѣсколько благопріятствуетъ поло-
жительному рѣшенію вопроса. Для дѣйствительнаго же
рѣшенія вопроса о цѣляхъ природы нужны эмпиричес-
кія данныя относительно каждаго явленія отдѣльно и
логическій выводъ изъ нихъ; нужно, чтобы знаки о?, у,
47
р, и пр., входящіе въ общія Формулы, получили число-
вое, конкретное выраженіе, покоющееся на эмпиричес-
кихъ данныхъ, подлежащихъ мѣрѣ и счету. Найти же
такія числовыя данныя путемъ опыта изъ с®еры ре-
альныхъ явленій, особенно изъ области органической
жизни, для вставки ихъ въ общія Формулы чрезвычай-
но трудно, въ чемъ сознается и самъ Гартманъ. Труд-
ность эта зависитъ отъ невозможности во многихъ слу-
чіиіхъ выдѣлить обстоятельства п. п., отъ которыхъ за-
виситъ явленіе, какъ съ качественной стороны, т. е.,
отдѣлить существенныя отъ несущественныхъ, такъ и
съ количественной, т. е., найти всю сумму этихъ об-
стоятельствъ, ибо не всегда наука можетъ указать на
всѣ явленія, сопровождающія какое либо событіе. Да-
лѣе трудно безспорно рѣшить, какое изъ обстоятельствъ
п. п. можно выключить какъ таковое, при существо-
ваніи котораго событіе М. все таки не появляется.
Наконецъ, въ случаѣ сложнаго событія (М). затрудне-
ніе замѣчается въ отысканіе всѣхъ независящихъ
другъ отъ друга частей, или условій его. Вообще въ
этомъ отношеніи могутъ много мѣшать дѣлу недостат-
ки въ нашихъ опытныхъ знаніяхъ.
Теперь, въ заключеніе введенія скажу нѣсколько
словъ о методѣ Гартмановской философіи, и внѣшней
Формѣ его труда. Девизомъ своей философіи онъ из-
бралъ положеніе: яресиіаііѵе ВеягіНаіе паск іпЛисііѵ—па-
ІитісІ88СП8с}іа/іІіс1гег Меіііосіе, т. е., спекулятивные выво-
ды путемъ индуктивнаго естественно научнаго мето-
да,—и этому девизу онъ старается быть вѣрнымъ. Въ
изслѣдованіи явленій, которое служитъ базисомъ для
его гипотезы „Безсознательнаго", онъ всегда старает-
ся выходить изъ общепринятыхъ въ естественныхъ
наукахъ положеній, или же прямо отъ частныхъ эм-
пирическихъ Фактовъ: поэтому мы въ его книгѣ встрѣ-
чаемъ массу самыхъ разнообразныхъ свѣдѣній систе-
матически сгруппированныхъ. Этотъ эмпирическій ма-
48
теріалъ уже самъ по себѣ представляетъ почтенную]
цѣнность для читателя, если бы послѣдній и не со-і
гласился ни съ однимъ дальнѣйшимъ выводомъ Гарт-
мана изъ этого матеріала.
Каждый выводъ свой Гартманъ подтверждаетъ мно-
гочисленными примѣрами тоже изъ слеры опыта. Мас-
са примѣровъ такъ велика и такъ цѣлесообразно по-
добрана, что при изложеніи затрудняешься въ богат-
ствѣ выбора, и боясь, чтобы изложеніе йе разрослось
до размѣровъ подлинника, досадуешь на эту боязнь,
заставляющую выбирать часть ивъ сплошь интересна-
го цѣлаго. Строя на эмпирическихъ данныхъ свою объ-
ясняющую ихъ гипотезу, Гартманъ въ то же время
приводитъ объясненія тѣхъ же явленій, предложенныя
другими мыслителями, или же наиболѣе распростра-
ненныя въ массѣ образованныхъ совре.аенниковъ и
опровергаетъ ихъ, указывая на ихъ недостаточность
и на большую вѣроятность передъ ними своей гипоте-
зы. Тонъ его при этомъ всегда ровенъ, спокоенъ, безъ
полемической рѣзкости. О писателяхъ, на которыхъ онъ
ссылается и даже съ которыми расходится во взгля-
дахъ, онъ всегда отзывается съ достоинствомъ, отда-
вая, съ своей точки зрѣнія, должную дань удивленія
ихъ заслугамъ и скромно замѣчая ихъ ошибки.
Что касается до слога Гартмана, то, не смотря на
трудность и отвлеченность предмета, подлежащаго его
изслѣдованіямъ, языкъ его ясенъ, живъ, сравнительно
съ другими нѣмецкими Философами удобопонятенъ и мѣ-
стами блещетъ поэтическими цвѣтами, выражающими
силу воодушевленія автора своею мыслью и глубину
его убѣжденій. Въ живости, ясности, удобопонятности
и поэтичности языка можетъ поспорить съ нимъ толь-
ко одинъ нѣмецкій философъ и мыслитель —это совер-
шенно неизвѣстный у насъ Шопенгауеръ.
А. К.
БЕЗСОЗНАТЕЛЬНОЕ ВЪ ЯВЛЕНІЯХЪ
ТЕЛЕСНОЙ И ДУХОВНОЙ жизни.
БЕЗСОЗНАТЕЛЬНОЕ ВЪ ОБЛАСТИ ТѢЛЕСНОЙ.
ГЛАВА I.
Понятія о безсознательной волѣ и безсознательномъ пред-
ставленіи. Связь воли съ представленіемъ и относи-
тельная характеристика ихъ.
Въ самостоятельныхъ отправленіяхъ спинного мозга и ганг-
ліозной системы нужно признать свою волю которая отли
чается отъ воли головного мозга безсознательностью. Суще-
ственнаго различія между той и другою волею не существуетъ.
Различныя до сихъ поръ предлагаемыя объясненія произволь-
ныхъ мышечныхъ движеній не удовлетворительны. Гипотеза
Гартмана, объясняющая ихъ предполагаемымъ существова-
ніемъ безсознательныхъ представленій. Неразрывная связь во-
ли и представленія вообще. Относительное ихъ различіе. От-
ношеніе безсознательныхъ воли и представленія другъ къ другу.
Принимая, что животное никакого существеннаго
различія отъ человѣка въ духовной дѣятельности не
имѣетъ и что основу этой дѣятельности составляетъ
способность хотѣнія и представленія, Гартманъ считаетъ
несомнѣннымъ, что „то, что мы принимаемъ за непо-
средственную причину нашихъ дѣйствій и называемъ
волею, живетъ также и въ сознаніи животныхъ, какъ
причинный моментъ ихъ дѣйствій, и также должно быть
названо волею*, (стр. 44) Далѣе принимая, что у жи-
вотныхъ въ отдѣлъ рефлективныхъ движеній должны
быть отнесены тѣже, какія и у человѣка, и что изъ
желанія возвысить послѣдняго было бы не основатель-
но втискивать въ рефлективныя движенія такія дѣй-
ствія животныхъ, подобныя и однородныя которымъ у
человѣка объясняются волею, авторъ различіе пропз-
52
вольныхъ отъ рефлективныхъ движеній у людей и жи-
вотныхъ вообще полагаетъ въ двухъ признакахъ: гаФ-
Фектѣ (ощущеніи, чувствѣ) и послѣдовательности въ
выполненіи какого либо намѣренія44.
Съ этими двумя положеніями онъ обращается къ из-
слѣдованію Фактовъ. Извѣстно, что нѣкоторые виды
муравьевъ ведутъ между собою войны, въ которыхъ
побѣдители обращаютъ гражданъ побѣжденнаго муравь-
инаго государства въ рабство. Поведеніе муравьевъ въ
этихъ случаяхъ носитъ всѣ признаки преднамѣренности,
слѣдовательно, воли. Обезглавленная лягушка послѣ опе-
раціи долго лежитъ покойно, потомъ вдругъ начинаетъ
дѣлать плавательныя движенія или прыгать. Это явле-
ніе, говоритъ Гартманъ, еще можно объяснять реф-
лексомъ отъ раздраженія нервныхъ концевъ возду-
хомъ: но если таже лягушка послѣ разнообразныхъ
раздраженій ея кожи старается цѣлесообразно уда-
лить эти раздраженія, причёмъ, напр., выбираетъ
опредѣленное направленіе для бѣгства и держится его
съ рѣдкимъ упорствомъ, забирается подъ мёбель и въ
другія убѣжища съ явною цѣлью скрыться отъ пре-
слѣдованія, то эти движенія нельзя отнести къ поряд-
ку рефлективныхъ, а нужно объяснять волею. Изъ
этихъ Фактовъ можно заключить, что для акта воли
„вовсе нѣтъ надобности вб головномъ мозгѣ*', что у не-
позвоночныхъ животныхъ (насѣкомыхъ) глоточные ган-
гліи замѣняютъ головной мозгъ, — ау обезглавленной
лягушки замѣняютъ его мозжечокъ и спинной мозгъ.
Но этого мало: если спуститься по лѣстницѣ живот-
наго міра еще ниже, то окажется, что всякій нервный
узелъ и даже просто низшая степень организованнаго
вещества вообще могутъ служить проводниками воли.
Обезглавленное насѣкомое, напр., богомолъ „(РапцЬеи»-
сЬгеске) точно также, какъ и не поврежденное, по цѣ-
ымъ днямъ отыскиваетъ свою самку, находитъ и со-
53
яокупляется съ нею“, значитъ, воля къ этому акту
обусловлена уже не глоточнымъ гангліемъ, а нервнымъ
уэлом^ь туловища. Если къ посаженному въ стаканъ
маленькому полипу приблизить на нѣсколько линій жи-
вую ниФузорію, то онъ сейчасъ пойметъ это и произ-
водитъ своими щупальцами водоворотъ, посредствомъ
котораго и проглатываетъ её: если же къ этому поли-
пу на такое же разстояніе приближается мертвая ин-
фузорія, микроскопическое растеніе или пылинка, то
онъ остается неподвижнымъ.
Это явленіе должно также причислить къ актамъ во-
ли, ибо всѣ условія для признанія ея на лицо: воспрі-
ятіе мотива (различеніе живой инфузоріи) и цѣлесоб-
разное приспособленіе (водоворотъ) чтобы проглотить
свою пищу. Если въ лишенномъ нервъ животномъ мы
можемъ усматривать акты воли, то не можетъ быть и
рѣчи объ отрицаніи ея у животныхъ съ гангліями.
Если же мы можемъ признать самостоятельную волю у
безпозвоночнаго животнаго, даже у отрѣзка его, волю обу-
словленную гангліемъ; если мы допустимъ волю, упра-
вляемую спиннымъ мозгомъ обезглавленной лягушки:
то нѣтъ никакого основанія отвергать самостоятельную
независящую отъ головного мозга волю у спинного моз-
га и гангліозной системы высшихъ позвоночныхъ жи-
вотныхъ и человѣка.
За это признаніе говоритъ и сравнительная анато-
мія, которая учитъ, „что головной мозгъ есть конгло-
мератъ гангліевъ въ связи съ нервными волокнами
(Ьеііипдяпегѵеп), а спинной мозгъ въ его сѣрой цен-
тральной части есть также рядъ ганглійныхъ узловъ',
сросшихся другъ съ другомъ", (стр. 47)
Фізологическія данныя также, по мнѣнію Гартмана,
указываютъ на самостоятельность симпатической нер-
вной системы, которая независимо отъ головнаго и
спиннаго мозга управляетъ біеніемъ сердца, движені-
54
емъ желудка и кишекъ, „тономъ* внутренностей, сосу-
довъ, сухожилій и вообще многими процессами расти-
тельной жизни. „Но самыя вѣрныя доказательства неза-
висимости гангліозной системы представляютъ опыты
Биддера надъ лягушками. При вполнѣ разрушенномъ
спинномъ мозгѣ жили онѣ еще 6, даже 10 недѣль. При
разрушенномъ головномъ и спинномъ мозгѣ съ сохране-
ніемъ продолговатаго (для поддержки дыханія) жили
еще 6 дней, а по разрушеніи и этого послѣдняго мож-
но было еще наблюдать у нихъ сердцебіеніе и крово-
обращеніе даже на другой день. Тѣже лягушки съ не-
поврежденнымъ продолговатымъ мозгомъ ѣли и перева-
ривали дождевыхъ червей въ теченіи 26 дней, ^причемъ
происходило правильное отдѣленіе мочи.“ (стр. 50)
Физіологическіе же опыты указываютъ на самостоя-
тельность спинного и продолговатаго мозга, которые
управляютъ рефлективными движеніями и дыханіемъ.
Опыты Флуранса и Фойта (Ѵоіі) надъ курами, голубя-
ми кроликами и морскими свинками, у которыхъ былъ
срѣзаемъ большой мозгъ подтверждаютъ это. Всѣ дви-
женія этихъ животныхъ при опытахъ, какъ, напр.,
встряхиванье и чистка себя носомъ, бѣганье кроли-
ковъ и пр. “ происходятъ безъ замѣтнаго внѣшняго
раздраженія и до того тождественны съ таковыми же
движеніями въ здоровомъ состояніи, что нѣтъ возмож-
ности для обоихъ случаевъ (безъ мозга и въ здоровомъ
состояніи) принимать различные принципы въ основаніе
этихъ движеній: и тамъ, и тутъ они одинаково суть об-
наруживаніе воли. Значитъ, сознаніе головного мозга
есть не единственное сознаніе въ животномъ: оно толь-
ко есть высшее и оно только въ высшихъ животныхъ и
человѣкѣ доходитъ до самосознанія, до я; а потому его
только и могу я назвать моимв сознаніемъ.11 (стр. 51).
Теперь можно спросить, чѣмъ отличается эта воля
низшихъ нервныхъ центровъ отъ той, которую мы приз-
5о
наемъ за свою, т. е. отъ воли, сознаваемой головнымъ
мозгомъ?
Изъ предъидущаго мы должны допустить, что воля ка-
ждаго низшаго центра сознается, хотя съ „незначитель-
ною ясностью®, тѣмъ центромъ, изъ котораго она ис-
ходитъ: ибо, если мы допустимъ, что насѣкомое, напр.,
имѣющее только гангліи сознаетъ свою волю, конечно,
только посредствомъ ихъ, то нѣтъ причины не допу-
стить, чтобы высшій центръ — спинной мозгъ животна-
го, лишеннаго головнаго мозга, не сознавалъ своей
воли нѣсколько яснѣе, чѣмъ ганглій насѣкомаго. Ко-
нечно, ганглій и спинной мозгъ человѣка имѣютъ также
сознаніе своей воли. Только это сознаніе не доходитъ до
сознанія головнаго мозга, которое человѣкъ признаетъ
исключительно своимъ', относительно этого то сознанія и
воля низшихъ центровъ будетъ несомнѣнно безсознатель-
ною! Такимъ образомъ въ насъ, кромѣ знакомой и соз-
наваемой нами воли, существуетъ еще другая, „для
насъ безсознательная воля. “ Такъ какъ и та, и другая
носятъ признакъ преднамѣренности, кромѣ того соз-
наются хотя и различными центрами; наконецъ такъ
какъ съ признаніемъ существованія въ себѣ безсозна-
тельной воли, она уже прошла и черезъ сознаніе го-
ловнаго мозга, то всяческое различіе въ понятіи той
и другой падаетъ; и мы должны разумѣть подъ волею
вообще постоянную причину тѣхъ движеній живот-
ныхъ, которыя не могутъ быть отнесены къ рефлек-
тивнымъ.
Выведя понятіе безсознательной воли изъ самостоя-
тельности низшихъ нервныхъ центровъ, Гартманъ вы-
водитъ понятіе безсознательнаго представленія изъ
анализа произвольныхъ движеній.
Я хочу поднять мизинецъ и дѣлаю это. Какъ пред-
ставить себѣ весь процессъ перехода мысли въ мышечное
движеніе? Изъ опыта мы знаемъ, что импульсъ воли
56
долженъ подѣйствовать на концы нервныхъ волоконъ,
входящіе въ нервный центръ. Этотъ импульсъ по
нервнымъ путямъ доходитъ до надлежащихъ мышицъ,
которыя, сокращаясь, и производятъ должное движеніе
и удовлетворяютъ, такъ сказать, приказу воли: Мы знаемъ
также, что для каждой мышицы есть свои опредѣленные
проводники волеваго импульса и что притомъ этотъ
импульсъ долженъ подѣйствовать на центральные кон-
цы проводниковъ только въ опредѣленномъ мѣстѣ нер-
внаго центра такъ что, если это мѣсто поврежде-
но, то воля будетъ безсильна произвести движеніе
мышцъ точно также, какъ если бы былъ разрушенъ,
самый проводникъ отъэтаго мѣста до мышицы. Значитъ,
мы должны представлять себѣ мѣсто, гдѣ входятъ въ
мозговые центры концы двигательныхъ нервовъ, на
подобіе клавіатуры, на которой волевой импульсъ тро-
гаетъ различныя клавиши. Если я хочу поднять мизинецъ,
то импульсомъ воли я на клавіатурѣ мозга какъ бы беру
аккордъ, т. е., касаюсь тѣхъ клавишъ, которыя пос-
редствомъ нервныхъ двигательныхъ струнъ дадутъ въ
результатѣ комбинацію такихъ мышечныхъ сокраще-
ній, какія будутъ соотвѣтствовать представленію под-
нятія мизинца. Какъ же понять этотъ процессъ? Оче-
видно, что чисто духовное представленіе о поднятіи
мизинца не можетъ дѣйствовать непосредственно на цен-
тральные концы нервовъ, ибо между ними ничего нѣтъ
общаго такъ, что нужно предположить между представ-
леніемъ и ударомъ воли надлежащихъ клавишъ для
осуществленія представленія какое либо причинное
посредство. Безъ предположенія этого посредства по-
нятіе объ упражненіи, принимаемое для объясненія это-
го процесса было бы, по Гартману, пустымъ словомъ,
ибо ни у кого нѣтъ въ сознаніи какого либо представле-
нія, или ощущенія тѣхъ многочисленныхъ центральныхъ
концовъ двигательныхъ нервовъ, путемъ которыхъ воля
57
производитъ сокращеніе мышицъ. Не допуская причин-
наго посредства, нужно было бы объяснять чистѣйшею
случайностью совпаденіе представленія о поднятіи ми-
зинца съ Фактомъ такого сокращенія мышицъ, которое
удовлетворяетъ этому представленію. Вѣдь, клавишъ-то
безчисленное множество; и если бы разъ или два случайно
импульсомъ воли были тронуты надлежащія, то всетаки
для опыта не было бы никакой точки опоры попасть
на тѣже клавиши въ третій разъ. Самый опытъ и уп-
ражненіе только и могутъ связывать намѣреніе и вы-
полненіе, когда между обоими членами есть причинное
посредство: при немъ только переходъ отъ одного чле-
на къ другому можетъ быть облегченъ повтореніемъ
процесса, т. е., упражненіемъ. Кромѣ того объясне-
ніе упражненіемъ не приложимо почти ко всѣмъ жи-
вотнымъ, которыя въ первый разъ совершаютъ такія
же сложныя движенія, какъ и послѣ упражненія. Точ-
но также нельзя объяснить этого процесса колебаніемъ
частицъ головнаго мозга, которыя, выражая, напр.,
представленіе о поднятіи мизинца, въ своемъ дальнѣй-
шемъ движеніи механически передаютъ свое сотрясе-
ніе именно тѣмъ двигательнымъ нервамъ, которые дол-
жны сократить надлежащія мышцы. Вѣдь, это сотря-
сеніе могло бы точно также быть передано и концамъ
другихъ двигательныхъ нервовъ. При томъ же нерѣд-
ко за представленіемъ о намѣренномъ движеніи вовсе
не слѣдуетъ самое движеніе, что было бы невозможно
при механической передачѣ колебаній мозговыхъ ча-
стицъ. Точно также не понятно объясненія посредствомъ
мышечнаго чувства или ощущенія тѣхъ именно мышицъ,
которыя нужно привести въ движеніе — чувства, со-
хранившагося въ памяти отъ прежнихъ движеній. Это
объясненіе, не говоря уже о его неприложимости къ
прирожденнымъ движеніямъ животныхъ, состоитъ толь-
ко въ томъ, что въ проблеммѣ одно неизвѣстное замѣ-
58
няется другимъ. Если не понятно, какъ представленіе
о поднятіи пальца можетъ быть непосредственно пе-
реведено въ дѣло: то точно также непонятно, какъ
представленіе о мышечномъ чувствѣ въ пальцѣ или
передней части руки можетъ подѣйствовать на выборъ
именно тѣхъ пунктовъ въ концахъ двигательныхъ нер-
вовъ въ мозгу, возбужденіе которыхъ должно дать
въ результатѣ требуемое координированное движеніе.
Итакъ, задача сводится къ слѣдующему: „дана воля,
содержаніе которой заключается въ сознательномъ пред-
ставленіи поднятія мизинца; для выполненія этой воли,
требуется, чтобы импульсъ ея тронулъ опредѣленный
пунктъ Р въ мозгу; спрашивается, какъ возможно,
чтобъ этотъ импульсъ тронулъ именно пунктъ Р, а не
другой какой"?
Мы видѣли, что вышеприведенныя различныя объ-
ясненія неудовлетворительны.
„Изъ невозможности механическаго объясненія слѣ-
дуетъ, что посредствующіе члены должны быть духов-
ной природы; изъ полнаго отсутствія сознательныхъ
членовъ слѣдуетъ, что они должны быть безсознатель-
ные. Изь необходимости волеваго импульса на пунктъ
Р слѣдуетъ, что сознательная воля поднять палецъ
производитъ безсознательную волю—возбудитъ именно
пунктъ Р, какъ средство для достиженія цѣли поднятія
пальца; - содержаніе же этой послѣдней воли въ свою оче-
редь приводитъ къ предположенію безсознательнаго пред-
ставленія о пунктѣ Р. Это представленіе, конечно, есть
ничто иное какъ представленіе положенія пункта Р среди
другихъ пунктовъ мозга. Задача рѣшается такимъ об-
разомъ: „всякое произвольное движеніе предполагаетъ
безсознательное представленіе о положеніи въ мозгу
соотвѣтственныхъ концовъ двигательныхъ нервовъ®
(стр. 57).
59
Въ безсознательныхъ представленіяхъ мы встрѣча-
емся съ такими духовными явленіями, которыя, если
не приходятъ въ сознаніе головнаго мозга, не могутъ
быть сознанными и другими нервными центрами,
слѣдовательно, мы нашли нѣчто безсознательное для
цѣлаго индвидуума.
Теперь обратимся къ вопросу объ отношеніи воли
къ представленію вообще и безсознательныхъ въ осо-
бенности.
Всякое желаніе хочетъ „перехода настоящаго состоя-
нія въ другое^. Отсюда понятіе желанія обусловливается
двумя состояніями: однимъ настоящимъ, другимъ буду-
щимъ. Само желаніе продолженія даннаго состоянія не
иначе возможно какъ при представленіи о непріятномъ
прекращеніи его. (Здѣсь двойное отрицаніе, т. е., я не
хочу, чтобы такъ не было, иначе, хочу, чтобъ такъ
было). Чисто безотносительное желанье того, что уже
есть, не мыслимо.
Такимъ образомъ для воли необходимы два представ-
ленія: одно составляетъ исходный пунктъ ея — пред-
ставленіе настоящаго состоянія, другое конечный пунктъ
или цѣль—представленіе будущаго; одно представленіе
насущной реальности, другое — имѣющей произойти.
Воля, слѣдовательно, есть стремленіе къ переходу изъ
состоянія, выражаемаго представленіемъ насущной ре-
альности, въ состояніе, выражаемое представленіемъ
реальности, имѣющей произойти — стремленіе, которое
само по себѣ есть пустая Форма, отвлеченность. От-
нять у понятія воли это отношеніе между двумя пред-
ставленіями, значитъ, отнять у ней реальность, суще-
ствованіе: воля, которая не хочетъ чего либо, есть
нуль. А то, что она хочетъ, т. е., ея реальное, опредѣ-
ленное содержаніе есть представленіе, которое однако
не должно смѣшивать съ мотивомъ. „Отсюда нѣтъ же-
60
линія безъ представленія, какъ высказалъ уже Аристо-
тель" (стр. 91.)
Итакъ, воля сама въ себѣ не заключаетъ никакого
опредѣленія; она есть пустая Форма, неопредѣленное
стремленіе, опредѣленіе и содержаніе которому дается
представленіемъ, которое само однако равнодушно къ
дѣятельности и представляетъ нѣчто замкнутое въ се-
бѣ. Отсюда существенное различіе между ними можно
выразить такимъ образомъ: воля есть форма причин-
ности при переходѣ идеальнаго въ реальное *) она есть
дѣяніе (т. е., не дѣяніе-—Фактъ, а даяніе—процессъ),
или дѣятельность (ТЬаіі^ьеіп), чистое изъ себя выхожде-
ніе; представленіе же есть чистое у себя-бытіе, въ се-
бѣ пребываніе, не нуждающееся въ обнаруживаніи себя
и не могущее быть его причиною" (стр. 93) Изъ по-
становки этого различія мы, слѣдовательно, должны
признавать присутствіе воли вездѣ, гдѣ обнаруживает-
ся представленіе и, по видимому, служитъ причиною
выхода чего либо наружу. Это также было замѣчено
Аристотелемъ и выражено положеніемъ: „представленіе,
если оно обнаруживается, не можетъ быть безъ воли".
Изъ этого изслѣдованія можетъ выйти болѣе ясное
различіе между сознательной и безсознательной волей.
Если бъ воля не была связана съ представленіемъ, то
она вовсе не была бы доступна сознанію. Но въ слѣд-
ствіе этой связи она можетъ быть сознана, когда со-
держаніе ея составляетъ сознательное представленіе-*
тогда она, конечно, сознательна и опредѣленна, ибо
сознаваемо опредѣляещее ее представленіе. Если же
*) Это значитъ, что представленіе (мысль) само по себѣ не
можетъ быть причиною какой либо перемѣны, что корень вся-
кой перемѣны лежитъ въ волѣ, которая хочетъ и только хо-
четъ: то, что она хочетъ, подкладывается ей представленіемъ,
мыслью. Идеальное есть представленіе: воля переводитъ его
въ реальное, въ жизнь, въ явленіе. А. К.
61
содержаніе ея составляетъ безсознательное представле-
ніе, то не можетъ быть и рѣчи о сознательности воли.
Все, что можетъ доходить до сознанія въ этомъ случаѣ,
то тольво сознаніе о волѣ, какъ о пустой Формѣ, какъ
о порывѣ или стремленіи. Но тавое сознаніе темное и
неопредѣленное, вонечно, не можетъ дать права назы-
вать волю въ этомъ случаѣ сознательною. Вообще чѣмъ
менѣе доходятъ до головнаго мозга представленія или
ощущенія, сопровождающія волю, тѣмъ менѣе мы объ
ней знаемъ.
Общія положенія, высказанныя въ этой главѣ о волѣ
и представленіи Гартманъ прилагаетъ и подтверждаетъ
въ дальнѣйшихъ изслѣдованіяхъ, воторыя имѣютъ сво-
имъ предметомъ, обширную область явленій органичес-
вой жизни—тѣлесной и духовной, въ чёмъ я за нимъ
и послѣдую.
ГЛАВА И.
Безсознательное въ инстинктѣ и въ рефлективныхъ
движеніяхъ.
Что такое инстинктъ? Онъ не можетъ быть объясненъ изъ тѣ-
лесной организаціи. Онъ не есть результатъ предустановлен-
ной извнѣ психической организаціи* Гипотеза, объясняющая
инстинктъ духовнымъ безсознательнымъ процессомъ. Инстинктъ
не есть дѣло сознательнаго соображенія. Ясновидѣніе въ ин-
стинктѣ. Однообразіе инстинктовъ въ сФерѣ одного вида.—
Рефлективныя движенія ганглійныхъ узловъ. Рефлексы спин-
ного и продолговатаго мозга. Рефлексы отъ чувственныхъ
впечатлѣній. Участіе рефлексовъ во всѣхъ произвольныхъ
движеніяхъ. Отсутствіе прямаго сообщенія между импульсомъ
головнаго мозга и нервами, сокращающими мышцы. Самосто-
ятельность низшихъ нервныхъ центровъ въ выполненіи дета-
лей произвольныхъ движеній. Невозможность объясненія реф-
лективныхъ движеній матеріальнымъ механизмомъ. Невозмож-
ность объясненія предопредѣленною извнѣ цѣлесообразностью.
Объясненіе рефлективныхъ движеній цѣлесообразною дѣятель-
ностью безсознательнаго индивидуальнаго промысла. Рефлек-
тивныя движенія суть инстинктивныя дѣйствія низшихъ нерв-
ныхъ центровъ.
Что такое инстинктъ животныхъ?
Цѣлесообразная дѣятельность безъ сознанія цѣли. (стр.
58). Это опредѣленіе оправдывается слѣдующимъ сооб-
раженіемъ: если дѣйствіе животнаго совершенно слѣпо
и безмысленно, какъ напр. въ бѣшенствѣ, или же если
оно цѣлесообразно и* въ тоже время есть результатъ
размышленія, то ни въ томъ, ни въ другомъ случаѣ
мы не называемъ его инстинктивнымъ. Поставленное
же опредѣленіе покрываетъ именно всѣ тѣ дѣйствія,
которыя мы называемъ инстинктивными.
63
Какъ объясняется инстинктъ?
Представляются слѣдующія объясненія: 1) инстинктъ
есть слѣдствіе тѣлесной организаціи (матеріальнаго ме-
ханизма); 2) онъ есть слѣдствіе предустановленной моз-
говой или душевной организаціи (психическаго меха-
низма); 3) онъ есть слѣдствіе безсознательной духовной
дѣятельности (живаго духовнаго процесса).
Первое объясненіе нельзя допустить потому что: а)
инстикты животныхъ различны при одинаковомъ тѣлес-
номъ устройствѣ. Напримѣръ, всѣ пауки имѣютъ оди-
наковый прядильный аппаратъ, но ткутъ паутинныя
сѣти различныхъ Формъ, нѣкоторыя же и вовсе не
ткутъ сѣтей, а живутъ въ углубленіяхъ, заткавъ входъ
паутиною на подобіе двери. Всѣ птицы снабжены оди-
наковыми орудіями для постройки гнѣздъ (клювомъ и
лапками), а между тѣмъ устроиваютъ гнѣзда различ-
ныхъ Формъ, въ различныхъ мѣстахъ, и различными
способами спайки, склейки, прикрѣпленія, в) При, раз-
личной организаціи существуютъ одинаковые инстинкты;
напримѣръ, на деревьяхъ живутъ птицы съ лапками,
приспособленными къ лазанью, и безъ оныхъ, обезьяны
съ цѣпкимъ хвостомъ и безъ него, бѣлки, лѣнивцы,
пума ит. д.; стремленіе къ переселенію встрѣчается у
самыхъ разнообразныхъ животныхъ и при самыхъ раз -
нообразныхъ средствахъ для него. Само собою разу-
мѣется, что въ нѣкоторой степени извѣстная тѣлесная
организація необходима для выполненія инстинкта, ибо,
напр., безъ клюва и лапокъ совершенно невозможно по-
строить какое либо гнѣздо: но тѣмъ не менѣе инстинктъ
вовсе не обусловливается только ею.
Что касается до того, что иногда инстинктивное дѣй-
ствіе тѣсно связано съ чувствомъ удовольствія, напр.
опорожненіе переполненныхъ прядильныхъ желѣзокъ у
паука, то это чувство можетъ объяснять только по-
зывъ къ инстинктивному дѣйствію, но не образъ и цѣ-
64
.несообразныя подробности, съ какими оно совершается.
Да и при томъ тѣ же инстинктивныя дѣйствія проис-
ходятъ не только безъ чувства удовольствія, но съ яв-
ною опасностью для жигни животнаго, такъ личинка
ткетъ до истощенія жизни, если почему либо постоян-
но разрушается ея ткань. Птица самка (і<;пех іогчиіііа),
у которой брали постепенно снесенныя яйца, все снова
и снова неслась такъ, что ея яйца дѣлались все мень-
ше и меньше, пока наконецъ на 29-мъ ее не нашли
на гнѣздѣ мертвою отъ истощенія.
Второе объясненіе состоитъ въ томъ, что инстинктив-
ное дѣйствіе совершается вслѣдствіе постояннаго пси-
хичискаго побужденія къ нему, при чемъ цѣль разъ и
навсегда предназначена животному природою, которая
такъ устроила его психическую организацію, что оно
безъ всякаго сознанія выполняетъ эту цѣль машинооб-
разно, употребляя извѣстныя механическія средства.
Это объясненіе можно бы, по Гартману, принять, ес-
либъ инстинктъ у животнаго безпрерывно функціони-
ровалъ, но этого нѣтъ. Животное тогда только совер-
шаетъ инстинктивное дѣйствіе, когда на чувства по-
дѣйствуетъ внѣшній мотивъ, т. е., когда внѣшнія об-
стоятельства сложатся такъ, что представляютъ именно
это средство и это время, какъ наиудобнѣйшія для до-
стиженія цѣли инстинкта. Сообразно съ этимъ мотивомъ,
т. е., съ разнообразно измѣняющимися внѣшними об-
стоятельствами, варіируется и выборъ средствъ для
этой цѣли. Если инстинктъ есть слѣдствіе психическа-
го аппарата, то при этомъ безконечномъ разнообразіи
обстоятельствъ и средствъ, нужно принять, что въ
психической дѣятельности животнаго заготовлено какъ
бы особое приспособленіе для каждаго изъ этихъ раз-
нообразныхъ случаевъ. Въ этомъ случаѣ нужно было бы
представлять психическій механизмъ животнаго безконеч-
но сложнымъ, что, конечно, не допустимо. Изъ жизни
65
животныхъ можно найти многочисленные примѣры, ука-
зывающіе на то ячто инстинктъ не только не есть маши-
нообразно развертывающаяся по твердо установленнымъ
схемамъ дѣятельность, но что напротивъ она чрезвы-
чайно широко приноравливается къ обстоятельствамъ
и такъ много способна къ видоизмѣненіямъ и варіяці-
ямъ, что иногда, кажется, переходитъ въ свою проти-
воположность, т. е., принимаетъ видъ сознательнаго со-
ображенія. “ (стр. 63) Такъ, напр. постоянная цѣль у
птицы, которая снесла яйца, заключается въ выводѣ
изъ нихъ птенцовъ, а между тѣмъ средство для этой
цѣли выбирается сообразно съ обстоятельствами. Въ
странѣ съ низкой температурою она высиживаетъ ихъ
сама; въ самыхъ жаркихъ странахъ высиживаніе сов-
сѣмъ оставляется, потому что животное знаетъ, что
цѣль инстинкта выполнится и безъ его содѣйствія, въ
менѣе жаркихъ птицы высиживаютъ только ночью. Ес-
ли въ нашихъ мѣстахъ маленькая птичка случайно со-
вьётъ себѣ гнѣздо въ теплой оранжереѣ, то сидитъ на
яйцахъ очень мало или совсѣмъ не сидитъ.
Если разсматривать внимательнѣе процессъ инстинк-
тивной дѣятельности, то онъ самъ, такъ сказать, на-
ведетъ насъ на простѣйшее и сообразнѣйшее съ духовной
жизнью объясненіе. Начальный членъ этого процесса
есть мотивъ въ видѣ сознательнаго чувственнаго пред-
ставленія, конечный членъ какое либо дѣйствіе сознатель-
ной воли. Прямой причинной связи между ними не видать.
Нѣтъ никакой возможности понять, какимъ образомъ чув-
ственное представленіе снесенныхъ яицъ или другое ка-
кое изъ многихъ можетъ непосредственно повести птицу
къ насиживанію, акту весьма скучному и противному
подвижной природѣ птицы. Если объяснять это буду-
щимъ удовольствіемъ птицы, когда она выведетъ птен-
цовъ, то почёмъ птица знаетъ теперь до опыта объ
удовольствіи, когда она, напр., еще ни разу не выси-
66
живала. Укажемъ опять на вышеприведенное обстоя-
тельство, что множество инстинктивныхъ дѣйствій свя-
заны не съ удовольствіемъ, а съ жертвами индиви-
дуальнаго благосостоянія и даже самой жизни. Если мы
попробуемъ объяснить процессъ механизмомъ мозгова-
го аппарата такъ, что сотрясенія мозга, соотвѣстству-
ющія представленію внѣшняго мотива, механически пе-
реходятъ въ мозговыя сотрясенія, соотвѣтствующія же-
лаемому дѣйствію, то становится страннымъ, какимъ об-
разомъ остается безсознательнымъ этотъ столь мощный
процессъ, что являющаяся въ результатѣ его воля пре-
возмогаетъ всѣ другія соображенія, всякую другую во-
лю: ибо такого рода сотрясенія въ мозгу всегда быва-
ютъ сознательными. Кромѣ того, трудно себѣ предста-
вить, какъ долженъ происходить этотъ переходъ со-
трясеній въ такомъ направленіи, чтобы разъ навсегда
поставленная цѣль могла быть осуществлена появляю-
щеюся въ результатѣ этого перехода волею. Если нуж-
но непремѣнно механизмъ, то остается принять без-
сознательный духовный механизмъ, но въ такомъ слу-
чаѣ мы не иначе можемъ мыслить происходящій отъ
этого механизма духовный процессъ, какъ такой, ко-
торый разрѣшается на обыкновенные аттрибуты ду-
ховной дѣятельности: волю и представленіе (иначе го-
воря, самое понятіе механизма тутъ становится излиш-
нимъ). Вообще нѣтъ возможности придумать такого
психическаго механизма, который бы объяснялъ ин-
стинктивное дѣйствіе при томъ условіи, что цѣль его
животному неизвѣстна и имъ не желаема. Какъ же
только мы допустимъ, что животное въ данномъ слу-
чаѣ безсознательно представляетъ уѣлъ (у птицы напр.
насиживанія) дѣйствія и хочетъ этой уѣли, то дѣло
объясняется очень просто. Безсознательное предста-
вленіе и воля цѣли являются связующими членами ме-
жду сознательнымъ чувственнымъ воспріятіемъ рйзлич-
67
ньіхъ внѣшнихъ обстоятельствъ и сознательною волею
выполнить сообразное съ ними средство для достиже-
нія цѣли инстинкта (насиживаніе или предоставленіе
воздушной температурѣ и пр.). Такимъ образомъ па-
даетъ понятіе о мертвомъ извнѣ предустановленномъ
психическомъ механизмѣ для инстинкта.
Но, отвергая это понятіе, мы должны признать, что
въ морфологическомъ устройствѣ а также и въ свой-
ствахъ молекулярно-физіологическихъ мозга, гангліевъ
и вообще всего тѣла есть предрасположенія, которыя
безсознательное посредство между мотивомъ и инстин-
ктивнымъ дѣйствіемъ склоняютъ легче и удобнѣе въ одну
колею, чѣмъ въ другую. Эти предрасположенія есть съ
одной стороны или слѣдствіе привычекъ, оставляющихъ
все глубже и глубже внѣдрящіеся, а потомъ уже неизгла-
димые слѣды въ одномъ индивидуумѣ, а также и въ
рядѣ поколѣній черезъ наслѣдство, или съ другой слѣд-
ствіе безсознательной духовной дѣятельности, являю-
щейся въ. строеніи организма (о ней будетъ послѣ ска-
зано подробно) и облегчающей организму работу въ из-
вѣстномъ направленіи. Эти предрасположенія однако
нельзя смѣшивать съ предустановленнымъ механизмомъ.
Такъ если у инстинкта есть предрасположеніе къ из-
вѣстнымъ основнымъ Формамъ, то есть и не предрас-
положенныя уклоненія (обыкновенно пчелы строятъ
шестигранныя ячейки, а при нѣкоторыхъ условіяхъ н
пятигранныя).
Мы имѣли случай замѣтить, чт*о приноравливанье
животныхъ къ внѣшнимъ обстоятельствамъ, при ин-
стинктивныхъ дѣйствіяхъ, бываетъ столь велико, что
инстинктивное дѣйствіе кажется результатомъ созна-
тельнаго соображенія;—у высшихъ же животныхъ нель-
зя и отрицать комбинацію послѣдняго съ первымъ. Мо-
жетъ возникнуть вопросъ: „существуетъ ли дѣйстви-
тельно инстинктъ, не есть ли такъ называемыя ин—
68
стинктивныя дѣйствія результатъ сознательнаго сооб-
раженія?" Принятію этого мнѣнія благопріятствуетъ
тотъ извѣстный изъ опыта Фактъ, что чѣмъ ограни-
ченнѣе кругозоръ сознательной духовной дѣятельности
какого либо существа, тѣмъ, сравнительно сз величи-
ною всѣхъ способностей, острѣе способность дѣйствій
въ какомъ либо одностороннемъ направленіи. Это, ко-
нечно, зависитъ отъ того, что природныя дарованія
возвышаются еще образованіемъ и упражненіемъ, а,
при ограниченномъ кругозорѣ, все это образованіе и
упражненіе обращено въ одну сторону и въ ней то
природное дарованіе можетъ быть доведено до совер-
шенства: такъ всякій спеціалистъ въ своей спеціаль-
ности можетъ быть весьма сообразителенъ и остро-
уменъ, а внѣ ея крайне ограниченъ. Съ этой точки
зрѣнія, пожалуй, можно объяснить инстинктъ, какъ
результатъ сознательнаго соображенія, направленнаго
въ одну только сторону и усовершенствованнаго въ
ней постояннымъ упражненіемъ. Но въ такомъ случаѣ
надобно не забывать и о природныхъ способностяхъ,
взятыхъ въ ихъ цѣломъ. Если эти способности ничтож-
ны, то никакое упражненіе, никакое съуяшваніе ихъ
приложенія не помогутъ и никакъ не ведутъ къ объя-
сненію удивительно быстрыхъ и искуссныхъ инстинк-
тивныхъ приноровленій, именно, у тѣхъ животныхъ,
которые стоятъ очень низко по своимъ способностямъ.
Въ тѣхъ дѣйствіяхъ различныхъ животныхъ съ раз-
личными природными дарованіями, которыя зависятъ
безспорно отъ сознательнаго соображенія, мы видимъ
рѣзкую градацію въ искусствѣ и совершенствѣ. „Чѣмъ
ограниченнѣе и слабѣе разсудокъ, тѣмъ медленнѣе и
тяжелѣе его сознательное мышленіе: на опытѣ это ясно
обнаруживается у людей различной мыслительной си-
лы также, какъ и у животныхъ, пока не привходитъ
въ дѣло инстинктъ. Самая же главная особенность ин-
69
стинкта состоитъ именно въ томъ, что онъ никогда
не мѣшкаетъ и не колеблется, но обнаруживается мо-
ментально, какъ скоро мотивъ для его дѣйствія попа-
даетъ въ сознаніе. Эта быстрота рѣшенія при инстинк-
тивныхъ дѣйствіяхъ совершенно одинакова какъ у
высшихъ, такъ и у низшихъ животныхъ. Всё это ука-
зываетъ на различіе принциповъ инстинкта и созна-
тельнаго соображенія*, (стр. 69). Кромѣ того, прин-
ципомъ сознательнаго соображенія, укрѣпленнаго уп-
ражненіемъ, никакъ не объяснимо то, что молодыя жи-
вотныя выросшія одиноко производятъ инстинктив-
ныя дѣйствія въ первый разъ, прежде всякаго упраж-
ненія такъ же совершенно, какъ и взрослыя живот-
ныя или же такія, которыя воспитывались подъ над-
зоромъ родителей.
Укажемъ напр. на случай чрезвычайно остроумнаго
дѣйствія сравнительно съ чрезвычайно низкою степенью
умственнаго развитія. „Посмотримъ на личинку ночно-
го павлиньяго ока (ВошЬух сагріяі): она пожираетъ
листья того же кустарника, гдѣ выползла на свѣтъ Бо-
жій, въ дождь, можетъ быть, умѣетъ уйти на нижнюю
сторону листа и перемѣняетъ время отъ времени ко-
жу—вотъ вся ея жизнь, не подающая надеждъ даже на
на самое одностороннее умственное развитіе. Передъ
окукливаніемъ она прядетъ себѣ коконъ и устроиваетъ
изъ жесткихъ сходящихся концами щетинокъ двойной
сводъ, который легко открывается изнутри, но снару-
жи всякой попыткѣ проникнуть въ него представляетъ
достаточное сопротивленіе. Еслибъ эта постройка была
результатомъ сознательнаго разсудка личинки, то мы
должны представить её разсуждающей такимъ образомъ:
„я должна превратиться въ куколку и въ этомъ непод-
вижномъ состояніи подвергнусь разнымъ нападеніямъ,
значитъ, мнѣ нужно заткать себя. Но, такъ какъ, пре-
вратясь въ бабочку, я не открою себѣ выхода (какъ нѣ-
70
которыя другія личинки) ни механическими, ни хими-
ческими средствами, то должна оставить себѣ откры-
тый выходъ; а чтобы имъ не воспользовались мои враги,
я закрою его щетинками, которыя я извнутри легко
могу разогнуть, но которыя снаружи, по теоріи свода,
будутъ представлять сопротивленіе". Это было бы уже
черезчуръ остроумно для бѣдной личинки! Однако та-
кое сознательное соображеніе необходимо, чтобы достиг-
нуть нужнаго результата (ст. 70). Въ этомъ родѣ мож-
но найти множество еще поразительнѣйшихъ примѣ-
ровъ, но мы обратимся къ неопровержимому доказа-
тельству невозможности объясненія инстинкта изъ со-
знательнаго соображенія. Если мы докажемъ что для
полученія извѣстнаго результата путемъ сознательнаго
соображенія этому послѣднему необходимы данныя, ко-
торыя не могутъ бытъ извѣстны сознанію, то тѣмъ са-
мымъ докажемъ, что извѣстный результатъ не есть
слѣдствіе сознательнаго соображенія. Обратимся къ нѣ-
которымъ Фактамъ. Женская личинка жука-рогача для
окукливанья роетъ себѣ ямку длиною равную съ сво-
имъ тѣломъ, мужская же личинка того же жука роетъ
ямку двойной длины, конечно, для того, чтобы могли
помѣститься будущіе рога, которые выростутъ при
превращеніи личинки въ жука-самца, рога, которые
по длинѣ равны, именно, тѣлу особи. Знаніе этого
обстоятельства (т. е., будущихъ рогъ столь же длин-
ныхъ, какъ и тѣло) необходимо для полученія резуль-
тата (ямки двойной длины) путемъ сознательнаго со-
ображенія. Конечно личинка не можетъ знать ни пря-
мымъ путемъ (черезъ чувственное воспріятіе) о собы-
тіи будущемъ (рогахъ), ни косвеннымъ (черезъ заклю-
ченіе; ибо на чёмъ бы оиа могла основать свой вы-
водъ). Хорьки и сарычи нападаютъ на мѣдяницъ и дру-
гихъ не ядовитыхъ змѣй безъ дальнѣйшихъ околично-
стей и хватаютъ ихъ, какъ цопало; на гадюку берутъ
71
они съ величайшими предосторожностями, стараясь
прежде всего раздробить ей голову чтобы не быть уку-
шенными. Чтобы объяснить такое поведеніе изъ со-
знательнаго соображенія, надо предположить знаніе
ядовитости гадюки. Во внѣшнемъ видѣ гадюки нѣтъ
ничего особенно страшнаго сравнительно съ другими
змѣями, а предшествовавшаго опыта можетъ и не
быть, ибо также ведутъ себя молодыя животныя, пой-
манныя съ дѣтства и никогда ни видавшія гадюки. Изъ
этихъ примѣровъ становится очевиднымъ заключеніе
„о существованіи у животныхъ безсознательнаго знаніи
нужныхъ «актовъ, или знаніе безъ посредственнаго
воспріятія и сознанія", (стр. 73).
Правда, и общее мнѣніе какъ бы допускаетъ такое
знаніе, выражаясь въ подобныхъ случаяхъ такъ: „жи-
вотныя предчувствуютъ^ чуятъ',* но эти слова далеко
не покрываютъ и не объясняютъ Факта. Слова эти
выражаютъ нѣчто неопредѣленное и темное, что ни-
какъ не можетъ быть приложено къ знанію, столь яс-
ному и точному, какъ въ указанныхъ случаяхъ, тако-
му знанію въ основѣ котораго должно лежать именно
представленіе. Далѣе, если рѣшеніе животнаго можетъ
быть основано на этомъ темномъ предчувствіи, то со-
знательное соображеніе становится излишнимъ, зна-
читъ, съ словомъ—предчувствіе все-таки принимаютъ,
что надлежащій процессъ мышленія совершился без-
сознательно, процессъ, котораго только послѣдній членъ
—знаніе Факта (рогъ, ядовитости) очень темно отра-
зился, почуялся въ сознаніи. Притомъ этотъ послѣдній
членъ, это знаніе есть именно представленіе цѣли, ру-
ководящее инстинктивными дѣйствіями. Такъ у рогача
цѣль: имѣть мѣсто для будущихъ рогъ; средство: при-
готовленіе ямки надлежащей величины; безсознательное
знаніе: будущее выростаніе рогъ. Наконецъ есть рѣ-
шительный и рѣзкій признакъ, отличающій иистинк-
72
тивныя дѣйствія какъ отъ яснаго сознательнаго со-
ображенія, такъ тѣмъ болѣе отъ шаткаго сознательна-
го предчувствія — это производимое ими на насъ впе-
чатлѣніе абсолютной увѣренности и самонадѣянности,
съ какими животное совершаетъ ихъ. Въ нихъ мы
никогда не видимъ того мѣшканья, сомнѣнія или коле-
банія, которыми сопровождаются сознательныя рѣшенія;
они совершаются моментально и всегда безошибочно.
Въ силу высказанныхъ соображеній Гартманъ для най-
деннаго при инстинктѣ безсознательнаго знанія предла-
гаетъ вмѣсто предчувствія^ другое слово болѣе соотвѣт-
ствующее этому явленію, именно Г1ясновидѣніе'л (Неііее-
йсп). Факты ясновидѣнія существуютъ и внѣ инстинкта,
т. е. въ сознательной умственной дѣятельности: чело-
вѣческому ясновидѣнію Гартманъ, какъ увидимъ послѣ,
посвѣщаетъ особыя замѣчанія. Авторъ приводитъ много-
численные примѣры этого ясновидѣнія въ слѣдующихъ
инстинктахъ животныхъ: страха къ естественнымъ
врагамъ, питанія, переселенія, продолженія рода; и не
только въ этихъ инстинктахъ, полезныхъ для сущест-
вованія индивидуума или его потомства, но и въ та-
кихъ, гдѣ инстинктивныя дѣйствія животныхъ полезны
всѣмъ его согражданамъ, напр. у пчелъ и другихъ об-
щественныхъ животныхъ.
Къ сожалѣнію, мнѣ нѣтъ возможности привести всѣ
эти примѣры, которые сами по себѣ не представляютъ
ничего особеннаго и многіе общеизвѣстны, но освѣщен-
ные съ точки зрѣнія автора являются особенно поучи-
тельными. Позволю себѣ при этомъ случаѣ замѣтить,
что изъ многаго читаннаго объ инстинктѣ ничто, сколь-
ко помнится, не заставляло меня такъ глубоко заду-
маться надъ этимъ, по видимому, простымъ и обыден-
нымъ явленіемъ, какъ относящаяся къ нему глава „Фи-
лософіи безсознательнаго".
73
Все вышесказанное можно свести къ слѣдующему:
„инстинктъ нельзя разсматривать: какъ результатъ со-
знательнаго соображенія, какъ слѣдствіе тѣлесной орга-
низаціи, какъ результатъ заложеннаго въ организаціи
мозга механизма или какъ дѣйствіе мертваго, навязан-
наго духу извнѣ и чуждаго его глубочайшей сущности
механизма; инстинктъ есть самостоятельная дѣятель-
ность индивидуума, вытекающая изъ внутренняго его
существа и характера. Цѣль, для осуществленія кото-
рой служитъ опредѣленный родъ инстинктивныхъ дѣй-
ствій, не задумана разъ и навсегда какимъ либо ду-
хомъ стоящимъ внѣ индивидуума и не внушена ему
тѣмъ же духомъ для необходимаго выполненія, какъ
нѣчто ему внѣшнее и чуждое: напротивъ, въ каж-
домъ отдѣльномъ случаѣ особь безсознательно предста-
вляете и хочетъ этой цѣли и потомъ для каждаго осо-
беннаго случая безсознательно приспособляется къ вы-
бору вѣрнаго средства для ея осуществленія. Ча-
сто знаніе этой цѣли совершенно непостижимо для
сознательнаго познанія, которое вообще руководится
чувственнымъ воспріятіемъ. Тогда безсознательная
духовная дѣятельность обнаруживается для насъ въ яс-
новидѣніи, отъ котораго мы можемъ уловить нѣкото-
рое отраженіе, такъ сказать, эхо въ сознаніи иногда
глухое и быстро изчезающее, иногда, именно въ чело-
вѣкѣ, болѣе или менѣе ясное. Этотъ резонансъ или эхо
и есть такъ называемое предчуствіе. Что же касается
до самаго инстинктивнаго дѣйствія, т. е., до самаго
выполненія средства для достиженія безсознательной
цѣли, то оно постоянно съ полною ясностью попада-
етъ въ сознаніе, ибо иначе невозможно было бы пра-
вильное его выполненіе.
Изложенное здѣсь объясненіе инстинкта даетъ возмож-
ность понять его, какъ внутреннюю основу всякаго жи-
раго существа. Что онъ, именно, и составляетъ эту
74
основу, ясно обнаруживается изъ потребности самосох-
раненія и продолженія рода, проходящей чрезъ всю жи-
вотную тварь; изъ крайняго самоотверженія, съ кото-
рымъ приносится ему въ жертву индивидуальное бла-
госостояніе и самая жизнь. Вспомнимъ о личинкѣ, кото-
рая возобновляетъ свою ткань до истощенія силъ, о
птицѣ, которая умираетъ, истощаясь отъ постоянной
кладки яицъ; о тревогѣ и тоскѣ всѣхъ странствующихъ
животныхъ, если имъ мѣшаютъ переселяться. Плѣнная
кукушка всегда умираетъ съ отчаянія зимою отъ невоз-
можности переселенія, садовая улитка тоже, если мѣ-
шаютъ ея зимней спячкѣ; слабѣйшее животное—мать
бьется съ гораздо сильнѣйшимъ противникомъ и радос-
тно умираетъ за своихъ дѣтей; несчастливо любящій
человѣкъ сходитъ съ ума, или дѣлается самоубійцей,
что ежегодно подтверждается все новыми случаями; жен-
щина, которая разъ счастливо перенесла кесарское сѣ-
ченіе, нисколько не останавливается передъ страхомъ
несомнѣннаго повторенія, въ случаѣ новыхъ родовъ,
этой страшной по большей части смертельной операціи
и переноситъ ее еще три раза. Неужели же эту демо-
ническую власть надъ животнымъ имѣетъ чуждый его
внутренней сущности, извнѣ навязанный его душѣ
механизмъ? неужели ее имѣетъ сознательное соображе-
ніе, которое всегда останавливается на голомъ эгоиз-
мѣ, которое никогда не способно къ такимъ жертвамъ
для породы, съ какими мы знакомимся изъ явленій ин-
стинктовъ продолженія рода и материнскаго?,, (стр. 89).
Но, можетъ быть, спросятъ: какъ согласить съ этой
теоріей однообразіе инстинктовъ въ сферѣ одного како-
го либо вида животныхъ, однообразіе которое какъ бы
подкрѣпляетъ теорію прирожденнаго механизма?
Отвѣтъ на это заключается въ положеніи: одинаковыя
причины производятъ одинаковыя слѣдствія. У всѣхъ жи-
вотныхъ одного какого либо , вида строеніе тѣла одно и
75
тоже; способности и образованіе сознательнаго разсудка
тѣже (чего нѣтъ напр. у людей и отчасти у высшихъ жи
вотныхъ; отсюда и* различіе индивидуальное"); внѣшнія
условія жизни тоже почти одиноковы. Изъ всѣхъ этихъ
равныхъ условій логически слѣдуютъ одинаковыя жи-
зненныя цѣли, вслѣдствіе же одинаковости послѣднихъ,
а также внѣшнихъ условій слѣдуетъ одинаковый выборъ
средствъ, т. е. одинаковые инстинкты.
Заключаю вмѣстѣ съ Гартманомъ свое изложеніе объ
инстинктѣ словами Шеллинга: „нѣтъ лучшаго пробнаго
камня для истой философіи, какъ явленія животнаго
истинкта, которыя всякій мыслящій человѣкъ причис-
литъ къ поразительнѣйшимъ явленіямъ."
Отъ инстинкта Гартманъ переходитъ къ объясненію
рефлективныхъ движеній, состоящихъ съ нимъ въ тѣс-
ной связи.
„Рефлективными движеніями называютъ въ настоящее
время такія, при которыхъ возбуждающее раздраженіе
не касается непосредственно ни сократительной ткани,
ни двигательнаго нерва, но та-кого нерва, который со-
общаетъ свое возбужденіе центральному органу; черезъ
посредство послѣдняго раздраженіе переходитъ на дви-
гательный нервъ и тогда уже обнаруживается въ мы-
шечныхъ движеніяхъ".
Съ этимъ опредѣленіемъ, взятымъ изъ сочиненій фи-
зіологовъ, Гартманъ обращается къ характеристикѣ
рефлективныхъ движеній различныхъ нервныхъ цент-
ровъ.
„Если уколоть свѣже вырѣзанное, медленно бьющееся
лягущечье сердце, то независимо отъ ритма біеній въ
нормальной очереди частей появляется систола (сокра-
щеніе); если же сердце уже почти утратило раздражи-
тельность, то вмѣсто систолы является только мѣстное
сокращеніе всё уменьшающееся въ размѣрѣ. Если раз-
рѣзать еще не ослабшее сердце такъ, чтобы между его
76
частями остался соединительный мостикъ, то раздраже-
ніе той части, гдѣ въ мышечной ткани заключается
ганглійный узелъ, производитъ сокращеніе обѣихъ ча-
стей; раздраженіе же той части, гдѣ нѣтъ узла, дастъ,
только мѣстное сокращеніе. Эта слѣдующая за раздра-
женіемъ нормальная систола есть не простое явленіе
раздраженія сократительной ткани, но рефлективное дви-
женіе, опосредствованное находящимся въ ней ганглій-
нымъ узломъ; отсюда слѣдуетъ, что симпатическія нерв-
ные центры управляютъ рефлективными движеніями.*
(стр. 97.)
Что касается до рефлективныхъ движеній спиннаго
мозга вообще, то онй отличаются высокою степенью
цѣлесообразности и совершенства въ ихъ выполненіи.
Такъ, напр., по опытамъ Фолкмана, щенки, у которыхъ
былъ разрушенъ весь головной мозгъ, за исключеніемъ
продолговатаго, старались удалить переднею лапою ру-
ку, которою ихъ дергали за ухо; обезглавленная лягуш-
ка терла лапкою крѣпко ущипнутое мѣсто кожи (что
возможно только при смѣняющейся игрѣ антагонистовъ
мускуловъ сгибателей и разгибателей), а черепахи, если
ихъ трогали по обезглавленіи, прятались подъ свою
крышку.
Опыты Съ спиннымъ мозгомъ, разрѣзаннымъ попереч-
но на малыя части, дѣлаютъ вѣроятнымъ заключеніе,
что каждая изъ такихъ частей есть нервный центръ и
посредникъ для рефлективныхъ движеній. Продолговатый
мозгъ совершаетъ самыя сложныя рефлективныя дви-
женія, какъ напримѣръ, дыханіе съ его видоизмѣненія-
ми (смѣхъ, рыданіе, кашель и пр.), чиханіе при разд-
раженіи слизистой оболочки носа, глотаніе и рвоту при
легкомъ давленіи или щекотаніи глотки и неба и пр.
Теперь посмотримъ на весьма важныя для жизни че-
ловѣческой рефлективныя движенія, которыя вызывают-
ся чувственными впечатлѣніями, гдѣ, слѣдовательно,
77
принимаетъ участіе й головной мозгъ. Прежде всего
замѣтимъ рядъ такихъ движеній, которыя приводятъ
подвергающійся внѣшнимъ впечатлѣніямъ умственный
органъ въ такое положеніе, которое наиболѣе способ-
ствуетъ воспріятію впечатлѣній. При осязаніи пальцы
двигаются въ разныхъ направленіяхъ, при вкушеніи
происходитъ отдѣленіе слюны и разнообразное повора-
чиваніе во рту вкушаемаго вещества, при нюханіи рас-
ширеніе ноздрей и короткія быстрыя вдыханія, при
слушаніи напряженіе барабанной перепонки и движеніе
ушей и головы, при зрѣніи направленіе обоихъ глаз-
ныхъ центровъ къ мѣсту, производящему наибольшее
раздраженіе, приноравливаніе хрусталика къ отдаленію
и радужной оболочки къ свѣту. При большой живости
впечатлѣнія въ этихъ рефлексахъ принимаютъ участіе
все тѣло и конечности. Сюда: же принадлежитъ переносъ
рефлексовъ съ однаго чувства на органы другаго: такъ
напримѣръ, со слуха на языкъ, когда дѣти и нѣкоторыя
животныя стараются непроизвольно повторять слышан-
ное, и посредствомъ этихъ рефлексовъ выучиваются го-
ворить. Сюда же относится напѣваніе мелодій, мышле-
ніе вслухъ у людей простыхъ или же возбужденныхъ
страстію и т. п. Къ этой же области относятся и весь-
ма важные рефлексы, которые производятся нервнымъ
токомъ отъ головнаго мозга и которые мы называемъ
вниманіемъ: посредствомъ ихъ только дѣлаются возмож-
ными всяческія наиболѣе ясныя чувственныя воспріятія.
„Особенно замѣчательны рефлективныя движенія, воз-
буждаемыя зрѣніемъ и осязаніемъ. Глазъ рефлективно за-
защищаетъ не только себя отъ угрожающихъ ему повреж-
деній черезъ опущеніе рѣсницъ, наклоненіе головы и тѣла
или поднятіе руки, но тѣми же способами онъ защищаетъ и
другія угрожаемыя части тѣла, даже вещи, такъ напр., если
кто нибудь сидитъ передъ столомъ, съ котораго падаетъ
стаканъ, то мгновенное схватываніе его есть несомнѣнно
78
такое же рефлективное движеніе, какъ и наклоненіе головы
передъ летящимъ камнемъ, или парированіе удара при
Фехтованіи; ибо какъ въ томъ, такъ и въ этихъ случаяхъ
рѣшеніе вслѣдствіе сознательнаго соображенія пришло
бы уже слишкомъ поздно. Можно ли объяснять различ-
ными, принципами тотъ случай, когда лишенный мозга
щенокъ отталкиваетъ лапой щиплющую его за ухо ру-
ку и тотъ, когда человѣкъ мгновенно поднятою рукою
защищается отъ замѣченнаго глазомъ угрожающаго
удара? Но изумительнѣйшія рефлективныя дѣйствія зрѣ-
нія и осязанія состоятъ въ сложныхъ движеніяхъ при
сохраненіи равновѣсія, (при поскользаніи, въ ходьбѣ,
верховой ѣздѣ, танцахъ, прыганьѣ гимнаетикѣ, бѣганьѣ
на конькахъ и т. д.)—дѣйствія частію прирожденныя
(именно у животныхъ) частію пріобрѣтенныя упражне-
ніемъ, которое основано все таки на первоначальной
къ нимъ способности. Всѣ эти дѣйствія исполняются
гораздо легче, вѣрнѣе и даже граціознѣе, если испол-
няются какъ простые рефлексы съ ощущеній зрѣнія и
осязанія безъ вмѣшательства сознательной воли. Всякое
вмѣшательство сознанія головнаго мозга только затруд-
няетъ и путаетъ дѣло; по этому мулы, не затрудняе-
мые сознательнымъ соображеніемъ, ходятъ по опас-
нымъ дорогамъ вѣрнѣе, чѣмъ люди, а лунатики въ без-
сознательномъ состояніи ходятъ и лазятъ по такимъ
мѣстамъ, гдѣ они при сознаніи погибли бы неизбѣжно.
Сознательное соображеніе всегда влечетъ за собою сом-
нѣніе, а сомнѣніе мѣшканіе, а это въ свою очередь
опаздываніе, безсознательный же умъ напротивъ всегда
безъ сомнѣній и вѣрно схватываетъ истинное положеніе
вещей, иначе говоря, онъ никогда не сомнѣвается и
потому почти всегда судитъ правильно и въ надлежащій
моментъ. Даже чтеніе и игра на Фортепіано, когда соз-
наніе занято индѣ или дремлетъ, могутъ быть прини-
маемы за простые рефлексы отъ чувственныхъ впе-
79
чатлѣній: наблюдаемы были случаи, что громкое чтеніе
продолжается еще нѣкоторое время послѣ того, какъ
чтецъ заснулъ, или что музыкальныя піесы въ полу-
сонномъ безсознательномъ состояніи выполняются луч-
ше, чѣмъ во время бодрствованія. Что чтеніе или иг-
ра на инструментѣ продолжается часто совершенно без-
сознательно, безъ малѣйшаго потомъ воспоминанія о
содержаніи, когда сознаніе приковано къ постороннимъ
мыслямъ, можетъ всякій наблюсти надъ собою. Даже
внезапные короткіе отвѣты на быстрые вопросы, ког-
да они вылетаютъ подобно выстрѣлу изъ пистолета,
имѣютъ въ себѣ нѣчто безсознательное такъ, что по-
томъ иногда самъ удивляешься или стыдишься имъ,
если они не были сообразны съ обстоятельствами или
съ присутствовавшими лицами,* (стр. 102.)
Далѣе мы должны обратить вниманіе на то весьма
важное обстоятельство, что нѣтъ или почти нѣтъ про-
извольныхъ движеній, вмѣстѣ съ которыми не были бы
связаны рефлективныя.
Какъ объяснить это явленіе?
Анатомическія изслѣдованія показываютъ, что число
нервныхъ волоконъ, проходящихъ черезъ верхнюю часть
спиннаго мозга, *) составляетъ только весьма малую
часть всѣхъ нервныхъ волоконъ, которыми производятся
движенія, вызываемыя сознательною волею, слѣдователь-
но, головнымъ мозгомъ. Но такъ какъ, за немногими ис-
ключеніями, путь отъ головнаго мозга къ мышечнымъ
нервамъ можетъ лежать не иначе какъ черезъ верхнюю
часть спиннаго мозга, то изъ этого слѣдуетъ, что одно
волокно въ этой верхней части можетъ иннервировать
большое число входящихъ въ одну систему мускуль-
ныхъ нервныхъ волоконъ. Предположеніе прямого сооб-
*) Гартманъ, согласно съ нѣкоторыми анатомами, причисля-
етъ продолговатый мозгъ къ спинному.
80
тенія между первыми и вторыми невѣроятно какъ въ
силу анатомическихъ наблюденій, такъ и въ силу того
«акта, что одни и тѣже движенія совершаются то вслѣд-
ствіе возбужденія отъ большаго мозга, то самостоятель-
но вслѣдствіе импульса отъ спиннаго мозга, и притомъ
въ комбинаціи этихъ движеній мы замѣчаемъ множество
тончайшихъ видоизмѣненій; при прямомъ же сообщеніи
эти движенія были бы постоянно одинаковы. Далѣе го-
ловной мозгъ, посылающій импульсы для движеній, не
имѣетъ никакого представленія о деталяхъ этихъ дви-
женій, а только объ окончательномъ результатѣ ихъ
(разговоръ, пѣніе, ходьба, танцы и пр.).
Остается понять этотъ процессъ только слѣдующимъ
образомъ.
Головной мозгъ посылаетъ иннервирующій импульсъ,
для совершенія преднамѣреннаго сознательной волей
сложнаго движенія, къ нервному центру въ спинномъ
мозгѣ, завѣдующему этямъ движеніемъ. Токъ этотъ цен-
тробѣжный для головнаго мозга, станетъ центростреми-
тельнымъ для центра, подобно току, идущему отъ разд-
раженія периферіи тѣла и подобно ему возбудитъ ощу-
щеніе, реакція котораго и выразится въ преднамѣрен-
номъ движеніи. Конечно, сознаніе можетъ до извѣстной
степени разложить въ представленіи сложное движеніе,
и послать импульсъ для каждой части движенія: но, во
первыхъ, въ такомъ случаѣ эти частныя представленія
о частяхъ движенія другаго пути для своего осуществле-
нія въ мускульныхъ сокращеніяхъ, хромѣ сѣраго ве-
щества двигательныхъ центровъ не имѣютъ, слѣдова-
тельно, движенія все таки получаютъ характеръ, реф-
лективныхъ. Во вторыхъ эти простѣйшіе элементы дви-
женія, доступные головному сознанію, для своего окон-
чательнаго выполненія требуютъ все гаки запутаннѣй -
шихъ двигательныхъ комбинацій, совершенно недося-
гаемыхъ для* сознанія (напр., произнесеніе гласной бук-
81
вы). Наконецъ, въ третьихъ всякое движеніе, котораго
отдѣльные элементы возможно болѣе обусловлены соз-
нательной волею, отличается медленностью, неловкостью,
тяжеловѣсностью, тогда какъ то же движеніе, если со-
знательной волею преднамѣренъ только конечный ре-
зультатъ, а выполненіе предоставлено подлежащему
двигательному центру, совершается съ величайшей лег-
костью, быстротой и граціей. Такъ заика говоритъ не
рѣдко очень бѣгло, если онъ не думаетъ о выговорѣ и
сознательно занятъ только содержаніемъ своей рѣчи, а
не Формою; но если тотъ же заика будетъ сознательно
стараться' объ отчетливомъ выговорѣ, то не только эти
старанія будутъ тщетны, но могутъ окончиться судо-
рогами. Такимъ образомъ масса сложныхъ движеній
только и можетъ быть объяснена допущеніемъ самосто-
ятельности низшихъ нервныхъ центровъ въ выполненіи
деталей движенія, когда отъ сознательной воли высша-
го центра полученъ импульсъ относительно движенія
въ его цѣломъ: при этомъ объясненіи становится не
нужнымъ принимать прямое нервное сообщеніе. Созна-
тельная воля принимаетъ участіе въ деталяхъ движе-
нія только при изученіи сложнаго движенія (напр.; ши-
тье, игра на Фортепіано, чтеніе, письмо); потомъ же
послѣ достаточнаго упражненія вся работа импульси-
рованія нервовъ движенія, такъ сказать, возлагается
головнымъ мозгомъ на низшіе нервные центры; и мно-
горазничныя комбинаціи движенія происходятъ рефлек-
тивно, т. е., безсознательно для головнаго мозга.
Теперь спрашивается, какъ понять и объяснить про-
цессъ всѣхъ вышеописанныхъ явленій?
Прежде всего представляется вопросъ, можно ли
разсматривать ихъ, какъ результаты мертваго механиз-
ма, или какъ слѣдствія дѣятельности присущаго цен-
тральнымъ органамъ разума?
82
Сперва посмотримъ, что скажутъ Физіолого-анатоми-
ческія соображенія.
Вѣроятно ли благопріятное идеѣ мертваго механизма
предположеніе прямого сообщенія между чувствитель-
нымъ и двигательнымъ нервомъ?
Оно не вѣроятно по слѣдующимъ соображеніямъ:
1) При раздраженіи одного только чувствительнаго
нерва (напр. при уколѣ, положимъ, въ лапкѣ обезглав-
ленной лягушки одной только точки кожи, точки, кото-
рую и различить отъ окружающихъ нѣтъ возможности)
можетъ быть приведено въ дѣйствіе такое множество
двигательныхъ нервовъ, что въ движеніи принимаетъ
участіе все тѣло.
2) При раздраженіи различныхъ точекъ (т. е. когда
различные чувствительные нервы проводятъ раздраже-
ніе къ центру) реагируютъ одни и тѣ же двигатель-
ные нервы.
3) Микроскопическія изслѣдованія (напр. Кёлликера)
заставляютъ думать, что въ центральныхъ клѣткахъ
сѣраго вещества теряютъ свое окончаніе центро стре-
мительные нервы и берутъ начало центробѣжные, та-
вимъ образомъ, что прямо, безъ посредства оныхъ клѣ-
токъ, другъ на друга дѣйствовать не могутъ.
Но если нѣтъ прямого сообщенія, то нѣтъ возмож-
ности и представить себѣ какія либо законы и приспо-
собленія, посредствомъ которыхъ пересылался бы одинъ
и тотъ же токъ то на ближнія, то на дальнія части,
или которые производили бы послѣдовательно то одинъ,
то другой рядъ реакцій и даже, напр., на простѣйшее
раздраженіе вызывали бы смѣняющуюся игру .антаго-
нистовъ. Съ невозможностью представить механическіе
законы и приспособленія падаетъ возможность объясне-
нія рефлективныхъ движеній посредствомъ особаго ме-
ханизма приводовъ.
83
Невозможность предустановленнаго извнѣ механизма
Физіологически дѣлается еще очевиднѣе. Если раздѣлить
весь спинной мозгъ продольнымъ разрѣзомъ спереди
назадъ, то рефлексы происходятъ только на раздражае-
мой сторонѣ тѣла; если же при разрѣзѣ оставленъ гдѣ
либо соединительный мостикъ, или если сдѣлаемъ не-
далеко другъ отъ друга два поперечные разрѣза—одинъ
на правой сторонѣ, другой на лѣвой сторонѣ мозга
такъ, чтобы всѣ продольныя волокна его были раздѣ-
лены, то; раздраженіемъ каждой точки кожи можно про-
извести общія обѣимъ половинамъ рефлективныя дви-
женія. Отсюда слѣдуетъ, что „раздраженіе производитъ
двигательную реакцію не по предопредѣленнымъ путямъ,
а, по разрушеніи этихъ обыкновенныхъ путей, для вы-
полненія цѣлесообразныхъ рефлективныхъ движеній со-
зидаетъ себѣ новые пути, если только нѣтъ полнаго ра-
зобщенія между частями мозга.а (стр. 107).
Принципъ, въ силу котораго нервные токи не зави-
сятъ отъ матеріальныхъ законовъ проводимости и на-
ходятъ себѣ, сообразно съ обстоятельствами, новые пу-
ти не можетъ быть инымъ, какъ не матеріальнымъ. За
таковой же принципъ говоритъ и то обстоятельство, что
въ большинствѣ случаевъ рефлективныя движенія мо-
гутъ быть связываемы другъ съ другомъ сознательною
волею и упражненіемъ. Далѣе, „если предположить, что
цѣлесообразность, обнаруживающаяся въ рефлектив-
ныхъ движеніяхъ, предопредѣлена извнѣ съ тѣмъ, что-
бы быть выраженною въ дѣйствіи посредствомъ мате-
ріальнаго механизма, то становится рѣшительно непо-
нятнымъ какъ примѣняемость этихъ движеній къ раз-
нообразнымъ обстоятельствамъ, такъ и неисчерпаемое
богатство комбинацій, изъ которыхъ каждая приноров-
лена къ особому случаю. При предположеніи предопре-
дѣленнаго механизма скорѣе нужно было бы ожидать
постояннаго возвращенія немногихъ и всегда одинако-
84
выхъ комбинацій движенія, а между тѣмъ достаточно
однаго взгляда на безконечныя комбинаціи, существую-
щій для одной только поддержки равновѣсія, чтобы убѣ-
диться въ имманентной цѣлесообразности, вз индивиду-
альномъ промыслѣ, какъ мы видѣли это въ инстинктѣ.:»
(стр. 108).
Значитъ, весь процессъ рефлективныхъ движеній мы
должны представлять такимъ образомъ. Начальный членъ
его заключается въ раздраженіи, воспринимаемомъ въ
видѣ представленія. Такъ какъ въ этомъ представленіи
можетъ заключаться представленіе о будущей опасности,
или страданіи, то отъ всякаго нервнаго центра, даже
гангліевъ, можетъ возникнуть воля къ движенію, кото-
рымъ можно избѣжать опасности — это есть послѣдній
членъ процесса. Оба члена какъ раздраженіе, связанное
съ представленіемъ опасности, такъ и волю къ движе-
нію мы должны представлять себѣ въ большей или мень-
шей степени сознаваемыми, смотря по нервному цент-
ру до котораго они доходятъ. Но эти члены должны
быть связаны средними, въ которыхъ заключается по-
становка цѣли—избѣжать опасности и избраніе средствъ-
Могутъ ли эти представленія быть сознательными?
Какъ мы уже видѣли, дѣйствія рефлекса тѣмъ важнѣе
для организма, чѣмъ болѣе по легкости, быстротѣ и
вѣрности превосходятъ дѣйствія сознательнаго сооб-
раженія. А такія дѣйствія, какъ мы видѣли въ инстинк-
тѣ, соотвѣтствуютъ безсознательнымъ представленіямъ.
Значитъ, представленіе цѣли и средствъ въ рефлек-
тивныхъ движеніяхъ принадлежитъ къ безусловно без-
сознательнымъ представленіямъ, къ непосредственнымъ
интеллектуальнымъ созерцаніямъ; воля низшихъ цен-
тровъ будетъ относительно высшихъ безсознательною.
„Единственно возможный способъ пониманія, гово-
ритъ Гартманъ, заключается, сообразно съ ходомъ на-
шихъ изслѣдованій о предметѣ, въ томъ, чтобы при-
83
знать рефлективныя движенія за инстинктивныя дѣй-
ствія подчиненныхъ нервныхъ центровъ, т. е., абсолютно
безсознательныя представленія, которыми опосредствует-
ся возникновеніе воли, сознательной для подлежащаго
центра, но безсознательной для головнаго мозга—воли,
которая производитъ рефлективное дѣйствіе, возникая
вслѣдствіе воспріятія въ томъ же отношеніи сознатель-
наго раздраженія. Инстинкты и рефлективныя движенія
имѣютъ схдоство также и въ томъ, что они у инди-
видуумовъ того же животнаго вида обнаруживаютъ оди-
наковыя реакціи на одинаковые мотивы и раздраженія."
(стр. НО).
ГЛАВА. III.
Безсознательное въ Цѣлительной силѣ природы. Ко-
свенное вліяніе сознательной душевной дѣятельности
на -органическія отправленія.
Родство цѣлительной силы природы съ инстинктомъ. Обозрѣніе
явленій цѣлительной силы. Процессы заживленія разорванныхъ
тканей; возстановленіе разрушенной внѣшней границы. Недо-
статочность матеріалистическаго объясненія процессовъ цѣли-
тельной силы. Устраненіе нѣкоторыхъ возраженій противъ цѣ-
лесообразности цѣлительной силы. Невозможность толкованія
цѣлительной силы посредствомъ предустановленнаго извнѣ ме-
ханизма. Невозможность сознательнаго соображенія въ цѣли-
тельной силѣ. „Безсознательное" есть принципъ цѣлительной
силы.__Косвенное вліяніе сознательной воли на мышечное со-
кращеніе, ощущеніе, магнитнческія явленія и растительныя
отправленія. Вліяніе сознательнаго представленія въ различ-
ныхъ областяхъ органической жизни.
Если у паука повреждаютъ паутину, у личинки ея
ткань, у птицы выде|гиваютъ часть ея перьевъ, то во
всѣхъ этихъ случаяхъ возникаетъ опасность для будуща-
го существованія животныхъ, или, по крайней мѣрѣ, оно
будетъ затруднено; и во ьсѣхъ случаяхъ животныя ис-
правляютъ этотъ вредъ.
Первыя два явленіе относятся къ области инстинкта,
послѣднее къ дѣлительной силѣ природы. Но аналогія
между ними какъ бы сама вызываетъ на объясненіе
ихъ однимъ и тѣмъ а® принципомъ безсознательной во-
ли и представленія. Если отнять у полипа его щупальца
или у червя голову, го животное должно умереть съ
голоду; и когда оно постановляетъ эти органы, то что
87
можетъ быть главною причиною этого возстановленія,
какъ не безсознательное представленіе ихъ необходимо-
сти?
На возраженіе: что въ инстинктѣ воля и представле-
ніе сознательны въ средствахъ для достиженія своей
цѣли, а въ цѣлительной силѣ безсознательны и въ
этомъ отношеніи, можно отвѣтить, что, въ силу самосто-
ятельности низшихъ нервныхъ центровъ, воля—употре-
бить средство можетъ быть какимъ либо образомъ соз-
нана въ низшихъ центрахъ, напр., въ маленькихъ
ганглійныхъ клѣткахъ: а кромѣ того, никто не рѣшится
утверждать навѣрное, всегда ли доходитъ и на сколько
доходитъ до сознанія у низшихъ животныхъ желаніе
средства въ инстинктѣ.
Разсмотримъ нѣкоторыя подробности процесса цѣ-
лительной силы природы.
.. У разрѣзанной на кусочки гидры изъ каждаго кусоч-
ка возстановляется цѣлое животное, у планарій доста-
точно сегмента въ |—/д цѣлаго животнаго, чтобы оно
возстановилось, у червей при поперечныхъ разрѣзахъ
возстановляется голова и хвостъ. Изъ этихъ Фактовъ
можно заключить, что при самыхъ разнообразныхъ
способахъ' отрѣзыванія оставшаяся часть животнаго
представляетъ экземпляръ, выражающій типическую
идею своей породы, конечно, не иначе какъ идеально,
т. е., въ актѣ представленія, такъ что каждый отрѣ-
зокъ имѣетъ безсознательное представленіе о типѣ сво-
ей породы, по которому онъ и возобновляетъ цѣлое
животное.
Можно, пожалуй,подумать,что свойство выпотѣнія изъ
раны разрѣза и сосѣдство соотвѣтствующихъ органовъ
достаточны для возстановленія недостающихъ частей
животнаго. Но если мы видимъ, что изъ двухъ подоб-
ныхъ поверхностей разрѣза (у червя) сперва произво-
дится по нѣскольку колецъ туловища, а потомъ на одномъ
8«
концѣ образуется голова со сво^особенными органами,
на другомъ хвостъ съ своими, именно, съ органами, ко-
торымъ въ образующемъ отртщ пу ловища нѣтъ ниче-
іо аналогичнаго^ то становится (мршенно невозможнымъ
остановиться на мертвой пряности, матеріальномъ
механизмѣ безъ всякаго идеа^го момента. Это сооб-
раженіе подкрѣпляется еще важнымъ обстоятель-
ствомъ, что когда у недораз^щагоея животнаго от-
нять какой нибудь членъ, наіі||} у личинки лягушки—
головастика хвостъ, то возс^овіенный органъ соот-
вѣтствуетъ не тому недоразв^емуся организму, отъ
котораго онъ отнятъ, но вылетъ такимъ, какимъ
онъ долженъ бы былъ быть, е^н прошелъ черезъ про*
цессъ сообразный съ идеею пор^ъ е. выростаетъ уже
задняя часть лягушки.
Далѣе, чѣмъ важнѣе часть существованія живот-
наго, тѣмъ больше усилій уп^ебіяетъ организмъ для
ея возстановленія. Такъ у голова выростаетъ
скорѣй, чѣмъ хвостъ; если же^ы безсознательной во-
ли не хватаетъ для того чтобц преодолѣть вещество и
внѣшнія условія и возстано^ часть нормальнымъ
образомъ, то все таки типъ ц^ды напоминается воз-
никающими уродливостями. если на отрѣзанной
головѣ улитки выростаетъ двухъ щупальцевъ
одно, то на немъ помѣщаютс^ва глаза. Чѣмъ больше
какая либо часть подвержена поврежденію, тѣмъ она
способнѣе къ болѣе легкой за^Ѣ. Такъ ноги у пау-
ковъ, щупальцы и усики у я^въ и пр.
Чѣмъ выше ступень животу, тѣмъ болѣе ослабѣ-
ваетъ цѣлительная сила и у че^ка достигаетъ своего
тіпітит'а. Причина этого отреченія цѣлительной си-
лы у высшихъ животныхъ, двойад. внутренняя и внѣш-
няя. Самое глубокое и внутр^е основаніе, по Гарт-
ману, заключаемся въ томъ, Чіо у нихъ организующая
сила всю свою энергію напрядетъ на послѣднюю цѣль
89
всего органическаго бытія—именно органъ сознанія,
чтобы довести его до большаго совершенства. Внѣшнія
же основанія заключаются въ томъ, что органы живот-
ныхъ высшихъ классовъ тверже, и, сообразно съ обра-
зомъ жизни ихъ, гораздо менѣе подлежатъ полной утра-
тѣ и изуродованію, но чаще всего ранамъ и поврежде-
ніямъ для исцѣленія которыхъ организмы обладаютъ
достаточной цѣлительной силой. Наконецъ есть основа-
ніе и въ томъ, что по твердости этихъ органовъ за-
мѣна ихъ въ большомъ размѣрѣ чрезвычайно затруд-
нительна въ силу Физическихъ и химическихъ законовъ.
Тѣмъ не менѣе у позвоночныхъ животныхъ, особенно у
амфибій мы встрѣчаемъ удивительные примѣры замѣня-
емости членовъ. Такъ, напр., Спаланцани видѣлъ, что
у саламандръ въ продолженіе трехъ мѣсяцевъ шесть
разъ возстановлялись четыре ноги съ ихъ девятнадца-
тью костями а также и хвостъ съ его позвонками. Осо-
бенно удивителенъ случай, который наблюдалъ Фойтъ
(Ѵоіі), именно, возстановленіе мозговыхъ полушарій у
однаго изъ голубей, которымъ Фойтъ ихъ вырѣзывалъ
для опытовъ. Если при переходѣ къ млекопитающимъ и
особенно къ человѣку мы не встрѣчаемъ такихъ пора-
зительныхъ явленіи изцѣленія, какъ у низшихъ живот-
ныхъ, то все таки, они и здѣсь достаточно доказываютъ
свою зависимость не отъ мертвыхъ матеріальныхъ при-
чинъ, но отъ психической силы, которая, при безсоз-
нательномъ представленіи типа породы и должныхъ въ
каждомъ особенномъ случаѣ средствахъ для достиженія
цѣли самосохраненія, вызываетъ такія условія, кото-
рыя, сообразно съ общими физическими и химически-
ми законами, могутъ привести организмъ къ возстанов-
ленію его .нормальнаго состоянія. ,
Посмотримъ ближе на нѣкоторые процессы заживле-
нія разорванныхъ тканей и на новообразованіе разру-
шенной границы. Первое условіе всякихъ новообразо-
90
ваній, за исключеніемъ слоистыхъ тканей, есть воспаленіе,
которое, по Вирхову, характеризуется тѣмъ, что въ вос-
паленной ткани нарушается не только Функціональная,
но и питательная дѣятельность. Къ воспаленному мѣсту,
гдѣ должно начаться новообразованіе, увеличивается
притокъ крови, обнаруживающійся въ краснотѣ и повы-
шенной температурѣ. Этотъ притокъ крови нельзя объ-
яснить чисто Физическими причинами, т. е., усиленнымъ
всасываніемъ воспаленныхъ клѣточекъ, ибо дѣятель-
ность сердца, посылающая кровь, дѣйствуетъ равномѣр-
но для цѣлаго круга кровообращенія. Остается принять
и здѣсь для объясненія явленія, желаніе средства для
достиженія безсознательно представляемой цѣли. Второе
явленіе при новообразованіяхъ заключается въ томъ,
что при всякомъ разрѣзѣ животнаго тѣла, разрѣзаные
сосуды закрываются свертками изъ вытекающей крови.
У большихъ сосудовъ образуется и внутренняя, и внѣш-
няя пробка. Если разрѣзаны артеріи, въ которыхъ дви-
женіе крови сильно, то нерѣдко организмъ помогаетъ
себѣ обморокомъ. Пробки не срастаются со стѣнками
сосудовъ и въ позднѣйшемъ процессѣ заживленія, ког-
да сдѣлаются не нужными, всасываются. Что касается до
раны, то, спустя около двѣнадцати часовъ, она закры-
вается перепончатою неоплазмой, которая образуется
изъ лимфы и сростается съ границами раны. Неоплаз-
ма есть не простая выпотѣвшая кровяная пасока, но
представляетъ выдѣленіе изъ крови особеннаго опредѣ-
леннаго характера. Это не безформенный кисель, но
клѣточная ткань, богато перемѣшанная съ межклѣточ-
ною жидкостью, ткань, которая посредствомъ клѣточ-
наго разростанія выдѣляется изъ обнаженной раною
соединительной ткани. Она то и составляетъ почву для
всякаго органическаго новообразованія, ибо изъ нея,
посредствомъ постепеннаго преобразованія клѣточекъ,
образуются кровяные сосуды, жилы, нервы, кости, ко-
91
яга. Какъ скоро эта неоплазма наполнила промежуточ-
ное пространство, то въ ней образуются кровяные со-
суды, которые потомъ соединяются съ сосудами сосѣд-
нихъ тканей. Безъ этого образованія кровяныхъ сосу-
довъ въ неоплазмѣ, немыслима была бы связь прежде
разрѣзанныхъ сосудовъ другъ съ другомъ, ибо они не
только затыкаются но и стягиваются, такъ что ника-
кимъ образомъ не могутъ соприкасаться концами, даже
если бы двѣ поверхности раны касались другъ друга.
Чѣмъ, кромѣ психическаго вліянія, объяснить то, что
изъ равномѣрно рыхлой клѣточной ткани неоплазмы
только вполнѣ опредѣленная часть подвергается такому
преобразованію, сгущенію и утолщенію, какое требует-
ся для приведенія въ прежнее состояніе кровяныхъ со-
судовъ.
Если переламывается кость, то процессъ заживленія
идетъ слѣдующимъ образомъ. Въ мѣстѣ перелома изъ
неоплазмы образуется мозолистое кольцо, а вмѣстѣ съ
тѣмъ оба-отверстія мозговой полости затыкаются проб-
ками, образовавшимися изъ мозговой оболочки. Между
тѣмъ воспаленіемъ окружающихъ частей концы костей
до того размягчаются, что сами переходятъ въ воспа-
леніе и начинаютъ выдѣлять неоплазму, которая мед-
ленно изъ твердаго студня дѣлается настоящимъ хря-
щемъ и потомъ постепенно окостенѣваетъ. Пока про-
должается этотъ процессъ новообразованія кости, про-
межуточныя подсобныя средства—временное мозолистое
кольцо и окружающій его студень снова размягчают-
ся и всасываются, возстановляются мозговыя полости,
а затыкавшія ихъ пробки изъ твердыхъ дѣлаются клѣт-
чатыми, потомъ становятся все мягче и мягче и нако-
нецъ совсѣмъ изчезаютъ. Новообразовавшаяся кость
образуетъ непрерывную связь съ старыми концами и
совершенно тожественное образованіе въ субстанціи и
въ сосудахъ.
92
Если разрушаются внѣшнія предѣлы ткани, то возста-
новляющій ихъ процессъ еще выше чѣмъ при возсоеди-
неніи раздѣленныхъ частей, ибо здѣсь химическое дѣй-
ствіе черезъ прикосновеніе (сйетіясЬе Сопіакілѵігкпп^)
однородныхъ сосѣднихъ тканей еще менѣе можетъ имѣть
вліянія. Неоплазма выступаетъ здѣсь въ видѣ зерниста-
го образованія: она богата сосудами и заключаетъ мно-
жество красныхъ возвышеній. Изъ нея образуется но-
вая кожа, которая сперва за недостаткомъ жировой
подкладки лежитъ прямо на мускулахъ и уже позже
становится похожею на нормальную кожу. Въ случаѣ
надобности, слизистая оболочка превращается въ эпи-
теліальную, напримѣръ въ случаѣ выпаденія или заво-
рота прямой кишки, когда слизистая оболочка должна
служить внѣшнею границею. При ампутаціяхъ орга-
низмъ образуетъ границу, которая замѣщаетъ прежніе
каналы (мозговыя полости костей и сосуды) и соотвѣт-
ствуетъ новому состоянію ампутированнаго члена.
Кость напримѣръ закругляется наглухо, сосуды и при-
токъ крови огра ничиваются, сообразно съ значительно
уменьшившеюся въ нихъ потребностью, внѣшняя гра-
ница образуется твердою жилистою кожею, которая по-
стоянно лупится, (стр. 111 и слѣд.)
Кромѣ этихъ авторъ приводитъ множество примѣровъ,
гдѣ, по его мнѣнію, организмъ дѣйствуетъ съ цѣлью поддер- )
жать свою жизнь самыми удивительными путями и приспо- і
соблевіями. Эти приспособленія никакому другому объяс-
ненію не поддаются, кромѣ объясненія посредствомъ без-
сознательнаго психическаго процесса, гдѣ безсознатель-
ная воля употребляетъ надлежащія средства для дости- I
женія безсознательно представляемой цѣли. Таковы напр. !
явленія возстановленія извлеченнаго у млекопитающихъ |
животныхъ хрусталика, вывода отдѣленій различными
путями, когда нормальный путь закрылся вслѣдствіе ка-
кихъ либо болѣзненныхъ причинъ: такъ моча выво-
93
дится разными путями, когда разстроилась Функція ес-
тественныхъ мочевыхъ органовъ и когда, слѣдователь-
но, организму угрожаетъ неминуемая смерть отъ вса-
сыванія кровью мочи и т. п.
Затѣмъ авторъ переходитъ къ доказательству недо-
статочности матеріалистическаго объясненія процессовъ
цѣлительной силы.
Матеріалистическое объясненіе сводится къ двумъ по-
ложеніямъ: 1) всякое новообразованіе уподобляется ста-
рому посредствомъ химической ассимилирующей дѣятель-
ности (СопіасІ\ѵігкип§\) и посредствомъ размноженія клѣ-
точекъ и 2) свойство всякаго отдѣленія зависитъ отъ свой>
ства питательной жидкости и выдѣляющей его оболочки.
Относительно перваго пункта можно возразить то, что въ
тѣлѣ встрѣчаются новобразованія, которыя не находятъ
никакой точки опоры въ преждебывшихъ тканяхъ, ибо
появляются вообще или въ данномъ мѣстѣ организма
въ первый разъ, такъ напр., въ различныхъ стадіяхъ
эмбріональнаго развитія, при рожденіи, при половой зрѣ-
лости и беременности. Кромѣ того, нѣкоторыя обра-
зованія и выдѣленія нормальныя или болѣзненныя про-
исходятъ періодически, не находя передъ своимъ появ-
леніемъ себѣ подобныхъ, по образцу которыхъ бы они
могли образоваться. Наконецъ возобновленіе твердыхъ
тканей не зависитъ прямо отъ почвы, на которой они
развиваются, такъ, напр., мы видѣли, что неоплазма для
новообразованія костей выпотѣваетъ по большей части
изъ сосѣднихъ тканей иного рода, точно также какъ
сосуды развиваются въ неоплазмѣ внѣ всякаго сопри-
косновенія съ прежними сосудами. Точно также обра-
зуется слизистая оболочка въ Фистулахъ и кожа на! гра-
нуляціяхъ безъ соприкосновенія съ подобными тканями.
Такимъ образомъ, если съ одной стороны принципъ
уподобленія черезъ прикосновеніе представляетъ замѣ-
чательное побочное средство для сбереженія силы въ
94
экономіи организма, то съ другой стороны указанные
Факты свидѣтельствуютъ о вызываемыхъ въ организмѣ
безсознательною волею условіяхъ, при которыхъ, сооб-
разно съ химическими законами, появляются такіе про-
дукты, къ какимъ нѣтъ повода въ сосѣднихъ тканяхъ,
но тѣмъ не менѣе продукты вполнѣ цѣлесообразно со-
отвѣтствующіе потребностямъ организма въ данную
минуту. Что касается до принципа зависимости выдѣ-
леній отъ выдѣляющей оболочки, то, не смотря на вѣр-
ность его вообще, нужно принять въ соображеніе, что
выдѣленія одного п того же органа въ разныя времена
бываютъ различны, что въ различныхъ возрастахъ жиз-
ни появляются новыя выдѣленія, а нѣкоторыя преры-
ваются и снова начинаются такъ, что въ ученіи о смѣ-
няющихъ другъ друга выдѣленіяхъ вопросъ о непо-
стоянствѣ свойствъ выдѣляющихъ оболочекъ остается
открытымъ. Слѣдовательно, принципъ зависимости вы-
дѣленій даетъ правильное объясненіе о ближайшей дѣй-
ствующей причинѣ явленія, между тѣмъ какъ эта при-
чина сама допускаетъ только одно достаточное объяс-
неніе, именно въ идеальномъ смыслѣ.
Что касается до важнаго возраженія противъ цѣле-
сообразной дѣятельности организма, заключающагося въ
томъ, что она одинъ разъ производитъ выздоровленіе,
другой болѣзнь или ухудшеніе уже существующей бо-
лѣзни, то Гартманъ считаетъ его рѣшительно ложнымъ
и принимаетъ совершенно противуположныя положенія;
а именно: 1) болѣзни никогда не производятся добро-
вольно психическими принципомъ организма, а вносятся
въ него внѣшними поврежденіями и 2) всё, въ чемъ самъ
организмъ, въ виду этихъ поврежденій, уклоняется отъ
нормальныхъ своихъ Функцій, имѣетъ цѣлью только
устраненіе этихъ поврежденій.
Болѣзнь, по Гартману, не заключается въ анормаль-
номъ тѣлесномъ образованіи ибо, напр., карлика или
95
шестипалаго пикто не называетъ больнымъ; болѣзнь не
есть состояніе, опасное для существованія организма,
ибо многія болѣзни вовсе не опасны; болѣзнь не есть
состояніе, причиняющее въ сознаніи индивидуума боль
или безпокойство, ибо при многихъ болѣзняхъ этого не
бываетъ. Болѣзнь заключается въ анормальности орга-
ническихъ отправленій. Если эта анормальность отправ-
ленія произошла, по видимому, отъ анормальности ор-
ганическаго образованія, то это послѣднее само имѣло
причиною также кайое либо анормальное отправленіе,
которое мы всегда должны отыскивать, какъ первона-
чальную причину болѣзни.
Откуда же происходитъ первоначальная причина бо-
лѣзней, т. е. анормальныя отправленія при нормаль-
номъ органическомъ образованіи? Всегда извнѣ, а имен-
но: 1) механическія, 2) химическія вліянія (напр. яды,
зараженія въ обширномъ смыслѣ, атмосферическія влія-
нія) 3) органическія вліянія (паразиты, грибки) 4) анор-
мальныя отношенія въ экономіи организма, прихода и
расхода, 5) недоброкачественное питаніе въ широкомъ
смыслѣ (тяжелая пища, дурной воздухъ), 61 анормаль-
ный образъ жизни и 7) наслѣдственные тѣлесные недос-
татки или предрасположеніе къ болѣзнямъ.
Къ этимъ, или подобнымъ внѣшнимъ вліяніямъ мо-
гутъ быть сведены причины всѣхъ болѣзней. Что же
касается до симптомовъ болѣзней, которыми онѣ обна-
руживаются для сознанія, то эти симптомы чаще всего
суть дѣйствія цѣлительной силы, вызывающей кризисы,
которые въ самыхъ трудныхъ случаяхъ должно раз-
сматривать какъ наименьшее зло, посредствомъ кото-
раго организмъ можетъ избавиться отъ большаго. Если
даже во время этого кризиса, добровольно вызваннаго
психическимъ началомъ, воспослѣдуетъ смерть, то это
значитъ, что безсознательная воля была не въ силахъ
одолѣть даннаго поврежденія организма, но все таки
96
кризисъ давалъ цѣлительной силѣ нѣкоторую возмож-
ность спасти его, а безъ кризиса смерть воспослѣдова-
ла бы навѣрное. Если бы и нашлись какія либо исклю-
ченія или болѣзни, причины которыхъ нельзя свести
на внѣшнія поврежденія, то въ виду массы болѣзней,
приводимыхъ къ внѣшнимъ причинамъ, можно ожидать,
что эти исключенія сведутся къ нимъ же будущею нау-
кою. Вирховъ говоритъ (целлулярная Паталогія стр.
60}: „въ больныхъ тканяхъ нѣтъ никакой иной гетеро-
логіи (инородности) кромѣ не надлежащаго рода ихъ
возникновенія. Это не надлежащее возникновеніе сво-
дится на то, что ткань образуется или на не надлежа-
щемъ мѣстѣ, или не въ надлежащее время или въ та-
кой степени, которая уклоняется отъ типическаго строе-
нія тѣла. Слѣдовательно, всякая гетерологія есть, вы-
ражаясь точнѣе, гетеротопія, аЬсггаііо Іосі, (не на сво-
емъ мѣстѣ) или гетерохронія, аЬсггаііо Іешрогіз (не въ
свое время), или же только количественная анормаль-
ность, гетерометрія (не въ должной мѣрѣ)®.
Что касается такъ называемыхъ психическихъ бо-
лѣзней, то уже издавна установилось мнѣніе, что всякое
нарушеніе сознательной духовной дѣятельности проис-
ходитъ отъ поврежденій — головнаго мозга прямо, или
черезъ спинной мозгъ, или черезъ болѣзни нервовъ. Да-
же и въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ психическія потрясенія бы-
ли поводомъ къ душевной болѣзни, нужно считать наи-
болѣе вѣроятнымъ, что расположеніе къ болѣзни уна-
слѣдовано, а что потрясеніе было только поводомъ къ
появленію соотвѣтствующаго ей разстройства мозга. Во
всякомъ случаѣ разстройство сознанія происходитъ вслѣд-
ствіе поврежденія мозга2 а оно происходитъ все таки
отъ внѣшней причины, хотя бы повреждающее мозгъ
вліяніе и было собственно душевное потрясеніе, т. е.
въ такомъ случаѣ состояніе сознанія было бы только
носителемъ и посредникомъ для внѣшней причины.
97
Все вышесказанное даетъ твердую почву для слѣдую-
щаго положенія: Безсознательное какъ само не заболѣ-
ваетъ, такъ и не можетъ произвести болѣзни въ Своемъ
организмѣ.
Наконецъ можетъ быть еще сомнѣніе въ цѣлесооб-
разности мѣръ, принимаемыхъ цѣлительною силою про-
тивъ болѣзни. Здѣсь нужно принимать во вниманіе ог-
раниченность силы воли въ преодолѣніи обстоятельствъ.
Если бы воля индивидуума была всемогуща, то она не
была бы конечною и индивидуальною, слѣдовательно,
могутъ быть поврежденія, которыя для нея неустрани-
мы. Притомъ иногда видимую нецѣлесообразность можно
объяснить тѣмъ, что сила воли, не имѣя возможности
достичь своихъ цѣлей прямыми путями, стремится къ
достиженію ихъ окольными: научная физіологія и пато-
логія еще такъ молоды, что далеко не всегда могутъ
дать отчетъ во! всей цѣпи явленій, связывающихъ сред-
ства съ цѣлью. Такъ значительное число случаевъ мо-
гутъ быть сведены на то, что представляющіяся сред-
ства къ устраненію поврежденія не могутъ быть из-
браны организмомъ, потому что этому препятствуютъ
иныя существующія поврежденія, т. е. усилія для уни-
чтоженія одной болѣзни дѣлаются тщетными вслѣдствіе
существующей другой. Этотъ случай бываетъ нерѣд-
ко, только трудно всегда открыть эту другую болѣзнь,
которая лежитъ довольно глубоко и сама по себѣ мо-
жетъ быть незначительна. Устранить это второе по-
врежденіе воля можетъ не имѣть силъ, и потому из-
бранныя ею средства получаютъ косвенное направле-
ніе и не приводятъ къ цѣли. Слѣдующій примѣръ до-
статочно доказываетъ ограниченность силы воли: во вре-
мя беременности, когда безсознательная воля должна со-
средоточиться на образованіи ребенка, не могутъ быть
излѣчиваемы переломы костей, между тѣмъ какъ послѣ
родовъ отлично излѣчиваются.
98
Теперь остается устранить возможность толкованія
цѣлительной силы посредствомъ предопредѣленнаго из-
внѣ механизма, такъ что каждому поврежденію соот-
вѣтсвуетъ сообразная реакція, безъ участія индивиду-
ума. Такъ какъ существуетъ безконечное разнообразіе
случающихся поврежденій, отраженіе и прекращеніе
которыхъ и составляетъ непрерывную Функцію какъ
каждаго отдѣльнаго органа, такъ и всего тѣла, чѣмъ
только и поддерживается существованіе его; то такой ме-
ханизмъ долженъ бы былъ быть безконечно сложнымъ.
Отсюда можно вывести заключеніе, что какъ скоро отра-
женіе и прекращеніе поврежденій для поддержанія себя
полагается въ основу цѣлесообразности организма, то
нужно принять принципъ индивидуальнаго промысла, ко-
торый заключается въ безсознательной волѣ индивиду-
ума, руководимой безсознательнымъ представленіемъ цѣ-
ли. Такъ какъ тѣмъ же принципомъ объяснены ин-
стинктъ и рефлективныя движенія, то было бы стран-
но и безразсудно искать какого либо другаго для ана-
логической съ ними цѣлительной силы природы, ибо
во всѣхъ этихъ явленіяхъ мы видимъ одно: избраніе
средствъ для достиженія безсознательно желаемой и пред-
ставляемой дѣли. *Что органическая цѣлительная дѣя-
тельность не можетъ быть результатомъ сознательныхъ
воли и представленія, въ этомъ не усомнится никто,
кто вспомнитъ сколько участія принимало его сознаніе
въ исцѣленіи раны или перелома. Напротивъ, самыя
важныя исцѣленія происходятъ тогда, когда сознаніе
всего болѣе стѣснено, именно вь глубокомъ снѣ. Къ
этому нужно прибавить, что органическія функціи, по
сколько онѣ зависятъ отъ нервовъ, зависятъ отъ сим-
патическихъ нервныхъ волоконъ, которыя прямо не
подчинены сознательной волѣ, а иннервируются ганглій-
ными узлами, изъ которыхъ выходятъ.
99
Если же между тѣмъ въ органическихъ Функціяхъ
царствуетъ такое удивительное согласіе, направленное
къ одной цѣли исцѣленія, то это согласіе ни коимъ
образомъ не можетъ быть объяснено изъ матеріальна-
го сообщенія различныхъ гангліевъ, но только изъ
единства господствующаго надъ ними принципа,—Без-
сознательнаго. “ (стр. 133).
Предыдущія изслѣдованія, какъ видитъ читатель, вы-
яснили важную роль, которую играетъ въ организмѣ
безсознательная психическая природа. Теперь посмот-
римъ какое вліяніе имѣетъ въ вышеиз лѣдованныхъ
областяхъ явленій сознательная душевная дѣятельность.
Опредѣлимъ сперва вліяніе сознательной воли.
Самая важная с®ера ея дѣятельности есть мышечное
сокращеніе, происходящее отъ иннервирующаго тока,
направляющагося отъ центра къ периферіи, тока род-
ственнаго съ движеніями электрическими и химическими.
Этотъ токъ имѣетъ весьма высокую интенсивность, что
видно изъ того, что сокращенныя его вліяніемъ мыш-
цы атлета играютъ центнерами, между тѣмъ какъ, напр.,
потребовался бы колоссальный гальваническій токъ,
чтобы поднять посредствомъ электро-магнита массу въ
центнеръ. Въ рефлективныхъ движеніяхъ мы видѣли,
какимъ образомъ сознательная воля посредствомъ это-
го тока передаетъ свои требованія для выполненія под-
чиненнымъ центрамъ; теперь спросимъ себя, какимъ
образомъ воля можетъ произвести иннервирующій токъ?
Въ этомъ вопросѣ, говоритъ Гартманъ, намъ слѣду-
етъ держаться аналогіи этого тока съ родственными
извѣстными намъ Физическими токами и ар іоі’ наго
предположенія, что весь аппаратъ двигательной нервной
системы внесенъ въ организмъ съ тою цѣлью, чтобы
воля могла производить нужныя механическія дѣйствія
съ возможно меньшею затратою силы. Двигательную
вервную систему можно сравнить съ стѣнобитною
100
мушкою, въ которой прикосновеніе ничтожной искры
вызываетъ страшную силу. Химической силѣ пороха
соотвѣтствуетъ въ животномъ полученная изъ пищи и
сбереженная въ мускулахъ сила, насчетъ которой и
производятся мышечныя движенія. Но такъ какъ осво-
бодить эту связанную силу нельзя безъ какой либо ме-
ханической силы, то мы должны признать за волею
способность къ механическому дѣйствію. Но такъ какъ
воля приводитъ въ движеніе мускулы не непосредствен-
но, то должно думать, что въ ея распоряженіи не на-
ходится произвольной величины механической силы и
что двигательная нервная система имѣетъ цѣлью дове-
сти до ініпішиш’а небходимую механическую дѣятель-
ность воли. Какой же характеръ движенія возбуждается
волею въ нервахъ?
Если это движеніе сберегаетъ силу, то мы должны
склониться къ предположенію, что это движеніе моле-
кулярное и что оно должно быть основано не на от-
талкиваніи молекудовъ (частицъ), а на ихъ поворачива-
ніи (обращеніи), ибо послѣдній родъ движенія требуетъ
наименьшей затраты производящей его силы. Это пред-
положеніе и подкрѣпляется опытами нервной физіологіи
КотОрые показываютъ, что, когда пробѣгаетъ двига-
тельный токъ по нерву, то всѣ его частицы обнаружи-
ваютъ электрическія полярности, обращенныя въ одну
сторону, между тѣмъ какъ въ вполнѣ индифферентномъ
состояніи (т. е. въ покоѣ) полярности частицъ лежатъ
другъ черезъ друга и потому взаимно нейтрализируют-
ся. „Изъ физики мы видимъ, что полярныя противополож-
ности молекулъ составляютъ основу всѣхъ явленій, ко-
торыя мы называемъ химическими, галваническими, элек-
трическими. магнитными и т. д., нѣтъ сомнѣнія, что и въ
явленіяхъ нервныхъ токовъ мы имѣемъ дѣло съ тѣми же
противоположностями. Вращеніе въ центральныхъ пунк-
тахъ есть минимумъ механическаго дѣйствія, остающа-
101
гося на долю воли, а полярность нервныхъ молекулъ
есть та сбереженная механическая» сила, которая раз-
рѣшается въ механическихъ дѣйствіяхъ мускуловъ. Эта
сила истощается отъ долгой дѣятельности и посредст-
вомъ химическаго обмѣна вещесттза въ спокойномъ сос-
тояніи вновь возстановляется. Таящимъ образомъ всякій
организмъ можно сравнить съ пеяровою машиною, прй
которой онъ самъ есть въ то ік& время истопникъ и
машинистъ, а также механикъ, исправляющій повреж-
денія, наконецъ какъ увидимъ далѣе, даже самъ свой
собственный машино—строитель" (стр. 137).
Полужидкій составъ нервнаго вещества съ одной сто-
роны способствуетъ подвижности частицъ, съ другой
не допускаетъ, чтобы эта подвиявность перешла за из-
вѣстные предѣлы: потому то ткатаи, которыя по сво-
имъ дѣйствіямъ замѣняютъ иервн се вещество, всего бо-
лѣе подходятъ къ его составу. К,ъ этой замѣнѣ оказы-
ваются способными именно студнеобразныя тѣла низ-
шихъ водныхъ животныхъ, живо тные зародыши, неоп-
лазма, изъ которой цѣлительная сила образуетъ ново-
образованія и т. п. Всѣ эти тѣл® служатъ для созна-
тельно.й или безсознательной вохи точкою опоры для
эксплоатаціи химическихъ процессовъ, которая (въ
новообразованіяхъ изъ неоплазмѣ, въ эмбріональномъ
развитіи и т. п.) совершается посредствомъ искусснаго
пользованія полярностью молеку^овъ. Съ этой точки
врѣнія мы можемъ стать выше того воззрѣнія, которое
нервы считаетъ исключительно органомъ воли: аналогіи
неимѣющихъ нервъ животныхъ точно также, какъ новооб-
разованія изъ неоплазмы и развитіе зародышей указыва-
ютъ на возможность чувствительности и дѣятельности во-
ли и безъ нервовъ. Нервы суть только высшая Форма
тканей, „которую воля создала для удобства своей дѣя-
тельности" (стр. 138), они суть машина, безъ которой
сила воли даннаго организма при одинаковомъ напряже-
102
ніи произвела бы меньшее количество дѣйствія. Тѣмъ
не менѣе, въ отдѣльныхъ случаяхъ, особенно въ одно-
стороннемъ направленіи и на короткое время, не лег-
ко положить границу дѣйствій, за которую не могла
бы переступить воля непосредственно безъ вспомога-
тельныхъ средствъ. Не приводя примѣровъ изъ магіи, й)
ибо она не пользуется научнымъ кредитомъ, можно
указать на многія извѣстныя явленія, изъ которыхъ
видно, что „СФера дѣятельности воли, а также чувстви-
тельности переходитъ за область нервной дѣятельности
даже въ человѣкѣ:—напр., мгновенное посѣденіе волосъ
послѣ страстныхъ потрясеній, распредѣленіе двигатель-
ныхъ вервныхъ волоконъ въ мышцахъ такъ, что сами
мышечныя волокна должны быть проводниками двига-
тельнаго тока къ сосѣднимъ волокнамъ; чувствитель-
ность кожи на всей ея поверхности, между тѣмъ какъ
осязательные сосочки лежатъ подъ нею только мѣстами,
далѣе возможность для лишенныхъ нервъ частей тѣла
чувствовать и болѣть какъ то бываетъ въ безнервномъ
молодомъ мясѣ заживающихъ ранъ и т. п.“
Вторая область дѣятельности сознательной воли есть
сфера чувствующей нервной системы.
Иннервирующій токъ, производящій рефлективное
дѣйствіе вниманія можетъ быть ввізванъ или усиленъ
произвольно. Напр^женнаое вниманіе, обращенное на
дѣтородную сферу можетъ произвести сильное половое
возбужденіе; ипохондрики нерѣдко чувствуютъ боль въ
той части тѣла, на которую обращаютъ вниманіе. Не рѣд-
ко случается, что. оперируемый чувствуетъ боль укола,
прежде чѣмъ въ дѣйствительности коснулся до него
инструментъ оператора и т. п. Во всѣхъ подобныхъ
*) Гартманъ, принимающій волю за единственную причину
всего сущаго, конечно, въ принципѣ не мояи тъ отрицать и не
отрицаетъ возможности магическихъ явленій.
103
случаяхъ головное представленіе обѣ ожидаемомъ ощу-
щеніи, соединенное съ вниманіемъ, направленнымъ на
нервы этого ощущенія, производитъ периферическій
токъ, который отъ периферіи къ центру возвращает-
ся назадъ въ видѣ тока ощущенія: при этомъ живость
представленія зависитъ отъ силы периферическаго нер-
внаго тока, а эта послѣдняя зависитъ отчасти отъ ин-
тереса въ представленіи, отчасти отъ индивидуаль-
ныхъ способностей. Есть люди, которые произвольнымъ
усиліемъ могутъ вызвать изображенія лицъ, напр ,
друзей и т. ц., доходящія до ясности видѣнія; у другихъ
же эти изображенія блѣднѣе. Если же волевой токъ
возникъ безсознательно, то возвратный токъ ощущенія
при достаточной живости становится видѣніемъ, какъ
бываетъ то во всякомъ сновидѣніи.
Вліяніе воли выражается также и въ явленіяхъ мес-
меризма или животнаго магнетизма.
Сила, посредствомъ которой магнетизеръ обнаружи-
ваетъ свое вліяніе (напр., въ наведеніи на больнаго
магнетическаго она), родственна съ электричествомъ и
нервною силою, обнаруживающеюся при мускульныхъ
сокращеніяхъ и, вѣроятно, возникаетъ также, какъ и
послѣдняя, черезъ перемѣну полярнаго положенія час-
тицъ въ центрахъ. „Подобно движенію, эта перемѣна
есть косвенное дѣйствіе сознательной воли (иногда же
происходящая и совершенно безсознательно, напр., при
наложеніи рукъ Святыми, при чудесныхъ исцѣленіяхъ
и т. п); но что дѣлаетъ магнетизеръ при магнетизиро^
ваніи собственно, т. е. непосредственно, и какъ онъ это
дѣлаетъ, онъ знаетъ также мало, какъ и при поднятій
своей руки. Слѣдовательно, какъ тутъ, такъ тамъ и
вездѣ привходитъ въ дѣло посредствующимъ членомъ
безсознательная воля, которая и производитъ то, что
возникаетъ, именно магнетическій, а не какой либо иной
токъ и что этотъ послѣдній концентрируется именно
104
въ рукахъ, а не въ какой либо другой части тѣла. “
(стр. 141).
Для знакомства съ явленіями этой области Гартманъ
отсылаетъ къ сочиненіямъ Рейхенбаха. *).
Наконецъ вліяніе сознательной воли отзывается на
отправленіяхъ растительной жизни.
Сознательная воля не имѣетъ никакого прямого влія-
нія на симпатическія нервныя волокна, которыя, вѣ-
роятно, заправляютъ всѣми растительными отправле-
ніями организма; но мы видѣли, что тоже самое встрѣ-
чается относительно двигательныхъ и чувствующихъ
волоконъ, прямо дѣйствующая воля есть вездѣ безсо-
знательная. Напр,, если я хочу болѣе обильнаго отдѣ-
ленія слюны, то сознательная воля вызываетъ безсо-
знательную для употребленія надлежащаго средства нъ
выполненію желаемаго дѣйствія, а именно отъ гангліоз-
ныхъ концовъ симпатическихъ нервовъ, ведущихъ къ
слюннымъ желѣзкамъ, производятся въ первыхъ такіе
токи, которые выполняютъ задуманное дѣйствіе. Из-
вѣстна способность нѣкоторыхъ лицъ произвольно крас-
нѣть и блѣднѣть, напр., у искуссныхъ въ томъ кокет-
ливыхъ горничныхъ; есть люди, которые могутъ про-
извольно потѣть. „Я, говоритъ про себя Гартманъ, мо-
гу только своею волею мгновенно останавливать силь-
нѣйшую икоту, между тѣмъ какъ прежде она меи-я силь-
но безпокоила и не уступала никакимъ другимъ сред-
ствамъ." (стр. 142) Извѣстно также, что энергіею воли
можно облегчить, или же унять боль, напр. зубную боль,
или же на долго подавить побужденіе къ кашлю, если
онъ не вызывается механическимъ раздраженіемъ. Всег-
да были люди, которые имѣли удивительную власть надъ
своимъ тѣломъ, напр. философы, магики и аскеты. Во-
*) КеіскенЬаск ’я о<1ізк—та^пеіісИе ВгіеГе и ’др$Тсе- сочиненіе:
<1ег яевзіііѵе МепзсЬ.
105
обше при постоянныхъ опытахъ и упражненіи, осо-
бенно съ дѣтства, можно пріобрѣсти значительную власть
надъ своими тѣлесными отправленіями. Впрочемъ, нельзя
отрицать того, что соприкосновеніе сознательной и без-
сознательной воли въ этой области затруднено намѣ-
ренно, ибо сознательный произволъ можетъ скорѣе при-
носить вредъ, чѣмъ пользу въ растительныхъ отправ-
леніяхъ, а между тѣмъ будетъ безполезно отвлекаться
отъ своей спеціальной сферы мышленія и дѣйствія
во внѣ.
Мы разсмотрѣли СФерці явленій, въ которыхъ обна-
руживается вліяніе сознательной воли, а также и сте-
пень этого вліянія, теперь укажетъ на вліяніе созна-
тельнаго представленія.
Кто не знакомъ съ понятіемъ о безсознательной волѣ,
тотъ можетъ остановиться на нелѣпомъ заключеніи, что
представленіе само по себѣ можетъ вызвать явленіе: но
въ первой главѣ мы уже видѣли, что причиною явленія
можетъ быть только воля. По этому тамъ, гдѣ созна-
тельное представленіе, пю видимому, вызываетъ явле-
ніе безъ сознательной воли, въ сущности представленіе
вызываетъ безсознательную волю, которая и произво-
дитъ явленіе.
Первый рядъ явленій, совершающихся подъ вліяніемъ
сознательнаго представленія, составляютъ жесты и мины
въ широкомъ смыслѣ. Жесты и мины су-ть ничто иное,
какъ рефлективные движенія: по этому они такъ необ-
ходимо и такъ сходно обнаруживаются у всѣхъ инди-
видуумовъ. Цѣлесообразность ихъ въ органической жиз-
ни видна изъ того, что они представляютъ необходимую
предшествующую ступень къ словесному языку, а так-
же изъ того, что безъ нихъ, не говоря уже о совер-
шенно безголосыхъ животныхъ, даже и одаренные по<-
косомъ лишены были бы наибольшей части своего раз-
говора.
106
Вторую группу этой области составляютъ подража-
тельныя движенія, которыя также суть рефлексы. Такъ
представленіе о движеніяхъ другихъ людей, (танцы,
прыганье, Фехтованье и пр.) если мы принимаемъ жи-
вое участіе въ дѣлѣ, вызываютъ въ насъ подобныя же
движенія или же побужденія къ нимъ. Не только зѣво-
та, но даже судороги, напр. пляска св. Вита,' эпилепсія
дѣйствуютъ заразительно на впечатлительныхъ людей.
Представленіе вызываетъ здѣсь безсознательную волю
для выполненія представляемаго дѣйствія.
Точно также сознательное представленіе имѣетъ влія-
ніе и на растительныя отправленія. Представленіе о
принятіи лѣкарства (напр. слабительнаго) дѣйствуетъ
нерѣдко, какъ- само лѣкарство; предубѣжденіе быть от-
равленнымъ можетъ дѣйствительно вызвать симтомы
отравленія; многіе христіанскіе Фанатики въ дни му-
чениковъ чувствовали страданія этихъ послѣднихъ; и-
походрики дѣйствительно чувствують тѣ болѣзни, ко-
торымъ предполагаютъ себя подверженными, а также
молодые медини воображаютъ евбя больными всевозмож-
ными болѣзнями, о которыхъ слышатъ. Страхъ передъ
заразительною болѣзнью есть одно изъ вѣрнѣйшихъ
средствъ заболѣть ею; иногда живаго страха и пред-
ставленія о болѣзни и безрь зараженія совершенно дос-
таточно для ея возникновенія. Перезъ всѣ средніе вѣка
тянутся разсказы о язвахъ и кровоивтеченіяжв у аске-
тическихъ Фанатичекъ, и мы не имѣемъ причинъ не
вѣрить этимъ разсказамъ, если они подтверждаются и
въ наше время людьми науки, (стр. 145) Да почему же
невозможно кровянымъ сосудамъ разшириться на столь-
ко, чтобы произошло кровотеченіе черезъ кожу, когда
черезъ тоже разширеніе появляется краснота, а при
случаѣ и кровавый потъ? Еннемозеръ разсказываетъ за
достовѣрную исторію, гдѣ удары, которые получилъ
приговоренный къ шпицъ-рутенамъ солдатъ, обнару-
107
жились на тѣлѣ его сестры болью и накожными знака-
ми. Къ этой же области относятся Факты перехода на
плодъ признаковъ тѣхъ представленій, которыми заня-
ты беременныя женщины (<Іаь Ѵсіъеінп <’<.!• ЗсЪѵѵаи^е-
іе.>). Большая часть физіологовъ отрицаютъ эти Факты;
нѣкоторые же признаютъ съ ограниченіями или безъ
нихъ. Гартманъ допускаетъ, что эти Факты существу-
ютъ, хотя значительную часть разсказовъ о нихъ счи-
таетъ за нелѣпость. Наконецъ сюда же относятся сим-
патическія или чудесныя излѣченія. Здѣсь, какъ и въ
случаѣ появленія симптомовъ отравленія, когда его соб-
ственно не было, представленіе о дѣйствіи вызываетъ
безсознательную волю, которая производитъ средство
для выполненія самого дѣйствія.
Какъ же во всѣхъ случаяхъ происходитъ это возник-
новеніе безсознательной воли для произведенія средства,
которымъ осуществляется представляемое явленіе?
Сознательное желаніе средства не существенно важ-
но: ибо у беременныхъ есть, именно, страхъ къ явле-
нію или дѣйствію и потому сознательная воля ихъ да-
же противъ него, а все таки оно наступаетъ. Въ тѣхъ
случаяхъ, гдѣ дѣйствіе должно произойти отъ собствен-
ной воли индивидуума, необходимымъ моментомъ яв-
ляется вѣра въ появленіе дѣйствія. Гдѣ сознательная во-
ля противорѣчитъ съ вѣрою въ свою мощь, тамъ без-
сознательная воля препятствуетъ появленію представ-
ляемаго и желаемаго дѣйствія, наоборотъ вызываетъ
появленіе пе желаемаго, но представляемаго дѣйствія
(напр. у беременныхъ). Вообще безсознательная воля
становится па сторону той вѣры, которая сильнѣе, вѣ-
ры ли въ появленіе дѣйствія или событія, или же вѣры
въ силу сопротивленія своей воли, если событіе не же-
лаемо. Въ случаяхъ исцѣленій, которыя идутъ у инди-
видуума не отъ своей воли, а отъ чужой, важно, что-
бы онъ вѣрилъ въ успѣхъ дѣла: тогда его безсозна-
108
тельная воля становится на сторону этой вѣры и вы-
зываетъ средство для выполненія представляемаго дѣй-
ствія, т. е. исцѣленія. По этому то тамъ, гдѣ вѣра мо-
жетъ быть очень слаба, она подкрѣпляется суевѣріемъ
и всякаго рода Фокусами. Въ безсознательной волѣ ле-
житъ ключъ къ магіи.
ГЛАВА IV.
Безсознательное въ органическомъ образованіи.
Цѣлесообразность органическаго образованія. Устраненіе нѣ-
которыхъ возраженій противъ этой цѣлесообразности. Орга-
ническое образованіе, разсматриваемое параллельно съ ин-
стинктомъ, рефлективными движеніями и цѣлительной, силой
и объясняемое тѣмъ же началомъ Безсознательнаго. Несостоя-
тельность объясненія организаціи съ точки зрѣнія матеріа-
лизма и предопредѣленной цѣлесообразности.
Теперь обратимся къ объясненію области явленій, до
того сродной съ инстинктомъ, рефлективными движе-
ніями и цѣлительной силой природы, что каждую изъ
этихъ областей можно считать за родъ, а остальныя
за видъ, именно къ органическому образованію или
строенію.
Прежде всего укажемъ на господство цѣли въ органи-
заціи, или въ дѣятельности организующей силы.
Съ одной стороны можно написать цѣлые томы о
цѣлесообразности организаціи, говоритъ Гартманъ, но
съ другой нужно быть весьма осторожнымъ въ телео-
логическихъ соображеніяхъ относительно подробностей,
потому что отчасти телеологія потеряла свой кредитъ
именно тѣмъ, что нѣкоторые мужи въ туманѣ глубо-
комыслія хватали черезъ край и подсовывали природѣ
нелѣпая и смѣшныя цѣли (стр. 149).
По этому удобнѣе ограничиться краткимъ указаніемъ
на общую цѣль органической жизни. Цѣль животнаго
царства авторъ видитъ въ повышеніи сознанія. Въ
по
чемъ бы ни хотѣли мы искать цѣли этого усовершен-
ствованія сознанія: въ повышеніи ли наслажденія, или
знанія, или наконецъ нравственнаго усовершенствова-
нія— во всякомъ случаѣ повышеніе сознанія есть пря-
мая цѣль животной организаціи.
. Но изъ этого положенія возникаетъ вопросъ: почему
не прямо органическая жизнь началась съ животныхъ,
къ чему растительное царство?
Отвѣтъ завлючается въ томъ соображеніи, что для
преобразованія неорганизованной матеріи въ организо-
ванную понадобилось бы такое напряженіе духовной
безсознательной силы, что вся она ушла бы на одну
растительную жизнь. Только у существъ, находившихъ
уже готовою для своей поддержки организованную ма-
терію, могъ построиться чудный органъ сознанія и
могла оставаться энергія для дальнѣйшаго развитія это-
го органа.
Другое соображеніе заключается въ томъ, что живот-
ное, привязанное къ почвѣ, на которой оно растетъ
(какъ показываютъ намъ переходныя Формы низшихъ
водныхъ животныхъ) не было бы способно къ обшир-
ному опыту, а затѣмъ и къ высшему духовному раз-
витію.
Такъ какъ вещество для образованія органической
матеріи, единственно способной быть носителемъ выс-
шаго сознанія, должно было быть извлекаемо изъ воды,
пронизывающей почву, а для этого нужна была подъ
землею обширная всасывающая поверхность (корневыя
мочки), то ясно, что прямо изъ неорганической приро-
ды не могли образоваться существа подвижныя и съ
высшими ступенями сознанія. Отсюда раздѣленіе двухъ
царствъ растительнаго, прикрѣпленнаго къ почвѣ, и жи-
вотнаго подвижнаго.
Для отыскиванія своей пищи животныя снабжены
органами движенія, для различенія ея и вѣрности дви-
111
женій орудіями чувствъ1, для переработки твердой пищи
неудобной къ ассимилированію въ жидкую удобную
системою пищеваренія съ ея различными органами; для
быстрѣйшаго замѣщенія посредствомъ пищи потерян-
ной черезъ движеніе энергіи системою кровообращенія
и наконецъ для необходимаго въ животной жизни про-
цесса окисленія системою дыханія. Всѣ эти системы
обусловлены подвижностью животнаго и, въ концѣ кон-
цовъ, служатъ для достиженія высшей цѣли животной
жизни, сознанія. Что касается до внѣшней тѣлесной
Формы животныхъ, то она также опредѣлена главнымъ
образомъ системою движенія. Основной принципъ ея
есть сокращеніе, что можно прослѣдить отъ низшей
Формы животнаго движенія — рѣсничнаго движенія до
сложнѣйшихъ Формъ его въ позвоночныхъ животныхъ,
Формъ, требующихъ цѣлой системы костей (скелета) для
опоры сокращающихся тканей. Наконецъ для взаимно-
дѣйствія духа съ тѣломъ образуется шестая система
нервная, значеніе которой выяснено выше, и въ заклю-
ченіе седьмая, цѣль которой—служить не индивидууму,
а породѣ—система продолженія рода.
Таково въ общихъ чертахъ' телеологическое, выве-
денное изъ сознанія, построеніе животнаго царства. Не
входя въ изслѣдованіе цѣлесообразности этого построе-
нія въ частностяхъ, укажемъ на удивительное строеніе
органовъ чувствъ, гдѣ цѣлесообразность выступаетъ въ
самомъ яркомъ свѣтѣ, и на строеніе, пожалуй, еще
болѣе удивительное органовъ воспроизведенія, которые
при всевозможномъ разнообразіи постоянно однако впол-
нѣ соотвѣтствуютъ другъ другу у обоихъ половъ той
или другой породы. Замѣтимъ кромѣ того, что и Фор-
ма тѣЛа постоянно допускаетъ актъ воспроизведенія.
Течка разсчитана у животныхъ всегда на то, чтобы по
истеченіи нормальнаго періода беременности молодыя
животныя появились въ такое время года, когда они
112
нашли бы обильнѣйшее питаніе. У многихъ во время
течки выростаютъ особыя части, способствующія со-
вершенѣйшему оплодотворенію, а потомъ опять исчеза-
ютъ, такъ у многихъ насѣкомыхъ крючки на поло-
выхъ частяхъ для лучшаго прикрѣпленія къ самкѣ; у
лягушки на большомъ пальцѣ переднихъ лапокъ боро-
давчатыя возвышенія, которыя самецъ втыкаетъ въ
тѣло самки, у самца водянаго жука на первыхъ трехъ
членахъ лапокъ присасывающіяся чашечки на стебель-
кахъ, у самки напротивъ выемки въ надкрыльяхъ/
(.стр. 153).
Самая обыкновенная ошибка сомнѣвающихся въ цѣ-
лесообразности организма происходитъ отъ того, что онъ
не выполняетъ нѣкоторыя требованія цѣлесообразности,
которыя мы позволяемъ себѣ ему ставить. Было бы
нелѣпо, напр., требовать отъ человѣческаго черепа., что-
бы онъ выдерживалъ удары града въ кулакъ величи-
ною и невыполненіе этого требованія ставить въ вину
цѣлесообразности. Подобныя возраженія противъ цѣле-
сообразности организма сводятся на то, что у него нѣтъ
устройства которое было бы цѣлесообразно для нѣко-
торыхъ исключительныхъ случаевъ, но за то было бы
не цѣлесообразно для большей части другихъ случаевъ.
Другой рядъ возраженій противъ цѣлесообразности
идетъ изъ закона самой природы, Ісх'-рагкііпоиіае, за-
кона, въ силу котораго поддерживается постоянство мор-
фологическихъ основныхъ типовъ и обнаруживается въ
яркомъ свѣтѣ единство всѣхъ органическихъ Формъ и
единство плана творенія въ его-.цѣломъ. Не принимая
во вниманіе этого закона, спрашиваютъ и могутъ спро-
сить: зачѣмъ остаются въ зачаточномъ состояніи сосцы
у млекопитающихъ самцовъ, хвостовые позвонки у
безхвостыхъ животныхъ и т.. п. Изъ этихъ случаевъ
ясно видно, что природа сохранила, на сколько возмож-
но, единство идеи, производитъ- перемѣны только въ ма~
113
лыхъ размѣрахъ въ силу крайней необходимости и по-
тому терпитъ существованіе ненужныхъ, хотя безвред-
ныхъ для ея цѣлей явленій.
Указавъ на цѣлесообразность органическаго образо-
ванія, Гартманъ разсматриваетъ явленія этой области
сравнительно съ инстинктомъ, рефлективными движе-
ніями и цѣлительной силой и объясняетъ эти явленія
съ точки зрѣнія того же принципа, т. е., Безсознатель-
наго.
Организующая дѣятельность или иначе органическое
образованіе прямо примыкаетъ къ дѣйствіямъ инстинк-
та такъ, что нерѣдко между ними почти стирается вся-
кая граница. Такъ животное въ постройкахъ своихъ
жилищъ или въ приспособленіяхъ для добыванія пищи и
вообще для самосохраненія постоянно пользуется матеріа-
лами, доставляемыми организмомъ, а нерѣдко употреб -
ляетъ исключительно эти матеріалы. Такъ, напр. пе-
сочный червь пробуравливается въ песокъ и склеива-
етъ себѣ изъ него трубочку посредствомъ сока выдѣ-
ляемаго поверхностью его кожи, а многія гусеницы не
употребляютъ никакихъ постороннихъ матеріаловъ, кро-
мѣ выдѣляемыхъ организмомъ, для тканей, въ которыхъ
онѣ приготовляются къ окукливанію. Раковины ули-
токъ ростутъ вмѣстѣ съ ними, ракообразные ежегодно
скидаютъ посредствомъ произвольныхъ движеній свою
скорлупу, также какъ паукообразные; змѣи и ящерицы
свою кожу, птицы и млекопитающія мѣняютъ свои перья
и шерсть, между тѣмъ какъ у высшихъ животныхъ
постоянно лупится кожа.
Инстинктъ научаетъ бѣлокъ и другихъ животныхъ
собирать и скапливать обильнѣйшіе запасы передъ на-
ступленіемъ холодной зимы, а собаки, лошади и дикіе
звѣри получаютъ въ такіе годы болѣе густой зимній
мѣхъ. Здѣсь уже инстинктъ незамѣтно переходитъ въ
органическое образованіе. Насѣкомыя, которыя, по ин-
114
стинкту, кладутъ свои яйца въ личинокъ, находящихся
наружи, имѣютъ короткое жало, между тѣмъ какъ тѣ,
которыя должны класть яйца въ личинокъ, скрываю-
щихся глубоко въ деревѣ, или въ еловыхъ шишкахъ,
имѣютъ длинное жало. Хищныя животныя, которыя по
своей системѣ пищеваренія инстинктивно обращаются
къ мясной пищѣ, снабжены также и достаточною для то-
го силою, быстротою, оружіемъ, острымъ взоромъ или
обоняніемъ. Такъ взаимно поддерживаютъ другъ друга
и переплетаются инстинктъ и образующая организмъ
дѣятельность. „Могутъ ли, въ самомъ дѣлѣ, быть различ-
ными то начало, которое влечетъ къ извѣстной дѣя-
тельности (въ инстинктѣ) и то, которое даетъ средство
для выполненія этой дѣятельности (въ органическомъ
образованіи)"? (стр. 456).
Что касается до рефлективныхъ движеній, то связь
ихъ съ организующею дѣятельностью ясно видна въ томъ,
что ими опосредствована большая часть явленій пище-
варенія. Глотаніе и перистальтическія движенія пище-
провода, желудка и кишокъ производятся по большей
части рефлективными движеніями, ибо въ каждомъ мѣ-
стѣ раздраженіе, производимое вкушаемою пищею, вы-
зываетъ цѣлесообразныя движенія для дальнѣйшаго ея
продвиганія. Точно также наступающее вслѣдствіе раз-
драженія пищею увеличеніе отдѣленія слюны, желудоч-
наго и кишечнаго сова и т. п. есть рефлективное дѣй-
ствіе. Освобожденіе организма отъ накопившихся вы-
дѣленій происходитъ также вслѣдствіе рефлексовъ. Меж-
ду тѣмъ мы уже видѣли выше, что рефлективныя дви-
женія не есть нѣчто механическое, а дѣйствіе безсозна-
тельнаго ума.
Теперь приступимъ къ самой важной параллели ор-
ганическаго образованія, именно, съ цѣлительной си-
лой природы.
115
Здѣсь однимъ изъ замѣчательнѣйшихъ дѣйствій орга-
низма представляется поддержка постоянной теплоты
его, достигаемая самымъ строгимъ уравновѣшиваніемъ
дыханія, прихода и расхода въ животной экономіи.
Здѣсь мы видимъ, что дѣятельность организующая или,
пожалуй, цѣлительная имѣетъ въ виду даже устраненіе
будущаго нарушенія равновѣсія, если для того есть
поводъ въ настоящемъ. Такъ послѣ усиленнаго введе-
нія въ организмъ новыхъ матеріаловъ ему соотвѣт-
ствуетъ тотчасъ же усиленное выдѣленіе, прежде не-
жели кровь получила эти матеріалы, напр. непосред-
ственно послѣ усиленнаго питья увеличивается отдѣле-
ніе мочи или пота. При перевариваніи разныхъ родовъ
пищи нужны разныя особаго рода механическія и хи-
мическія условія, которыя всегда и доставляются орга-
низмомъ; безъ нихъ же перевариваніе было бы невоз-
можно, такъ напр.. травоядныя не могли бы питаться
мясомъ, а хищныя растеніями. Обставляя каждый актъ
пищеваренія особыми способствующими ему условіями,
цѣлительная сила дѣйствуетъ постоянно въ виду защи-
ты организма отъ поврежденій; или, если угодно, сила
организующая уподобляетъ новые матеріалы. Мы ви-
дѣли, что исцѣленіе организма отъ поврежденій обус-
ловливается новообразованіями, неоплазмою, выдѣленіе
которой принадлежитъ къ области цѣлительной силы,
но что такое постоянное питаніе животнаго тѣла, со-
ставляющее, по окончаніи его роста, главную задачу
организующей дѣятельности, какъ не постоянное но-
вообразованіе? Питаніе есть сумма безконечно многихъ,
безконечно малыхъ новообразованій, новообразованіе
же есть только очень быстро становящееся обильнѣй-
шимъ и потому ярко бросающееся въ глаза питаніе.
Если же мы въ новобразованіи признали цѣлитель-
ную дѣятельность безсознательной души, то должны
признать тоже и за питаніемъ. Конечно, химическое
116
дѣйствіе черезъ прикосновеніе болѣе имѣетъ силы въ
питаніи, чѣмъ въ новообразованіяхъ: но все таки и въ
нёмъ духовная дѣятельность есть элементъ необходи-
мый. Какъ бы ни были тонко развѣтвлены волосные
кровяные сосуды, изъ которыхъ ткани получаютъ свою
питательную жидкость, все таки для каждаго изъ нихъ
представляется сравнительно слишкомъ обширная об-
ласть, въ которой далеко отъ сосуда лежащія части
должны быть снабжены пищею; кромѣ того самыя раз-
нообразныя субстанціи: кости, мускулы, жилы, нервная
ткань равномѣрно снабжаются однимъ и тѣмъ же со-
судомъ такъ, что всякая часть беретъ то, что ей нужно.
Далѣе нужно принять въ соображеніе то, что какъ
питательная жидкость, такъ и питаемыя ткани имѣютъ
постоянную наклонность къ разложенію, которому тот-
часъ же и подвергаются, какъ скоро по смерти или пе-
редъ нею безсознательная душа теряетъ власть надъ
тѣлесными процессами. Этою то властью и поддержи-
вается процессъ уподобленія питательной жидкости тка-
нями во всѣхъ его тончайшихъ мѣстныхъ оттѣнкахъ.
Весь процессъ, слѣдовательно, состоитъ изъ суммы без-
конечно малыхъ импульсовъ воли (ибо не откуда болѣе
имъ исходить), противоборствующихъ естественному
разложенію и омертвѣнію.
Теперь спросимъ, можно ли понять процессъ, устра-
няя духовную дѣятельность, т. е., съ точки зрѣнія ма-
теріалистической?
Съ этой точки зрѣнія химическое дѣйствіе черезъ
прикосновеніе существующихъ тканей есть достаточная
причина питанія. Но спрашивается, откуда такое свой-
ство этой причины? Другаго отвѣта нѣтъ, какъ тотъ,
что свойство было прежде и раньше. Но идя далѣе, мы
дойдемъ до такого пункта, съ котораго это свойство
началось, т. е., увидимъ, что когда либо произошла ка-
кая либо перемѣна, въ силу которой ткань пришла въ
117
цѣлесообразное состояніе и поддерживается въ немъ
постоянно. Для происхожденія этой перемѣны не су-
ществуетъ матеріалистическаго объясненія, а потому
должно приписать её цѣлесообразной дѣятельности без-
сознательной воли. Но этого мало: на перемѣнѣ мы не
можемъ остановиться, какъ на послѣднемъ пунктѣ въ
рядѣ причинъ. Самая возможность этой перемѣны обус-
ловлена свойствами ткани до перемѣны. Если же мы,
начиная съ этой перемѣны, будемъ слѣдовать за рядомъ
перемѣнъ назадъ, то, находя для каждой изъ нихъ со-
отвѣтствующеее цѣлесообразное психическое воздѣй-
ствіе, мы дойдемъ до вопроса о самомъ возникновеніи
ткани, которое также требуетъ своего объясненія. Такъ
какъ въ организмѣ нѣтъ ни одной ткани излишней и
такъ какъ всѣ онѣ соотвѣтствуютъ опредѣленной цѣли,
которая въ свою очередь есть только средство для выс-
шей цѣли, поддержки индивидуума или породы, то и
въ самомъ возникновеніи тканей мы не можемъ не ус-
мотрѣть той же цѣлесообразной дѣятельности воли. Хо-
тя свойства впервые возникшей ткани и послѣдующія
важныя перемѣны въ ней помогаютъ ея дальнѣйшему
существованію и питанію и вообще облегчаютъ непо-
средственную работу воли: но тѣмъ не менѣе этихъ
условій все таки не достаточно для питанія ткани. Пси-
хическое воздѣйствіе вездѣсущей безсознательной воли
и безсознательнаго разума замѣшано въ малѣйшемъ хи-
мическомъ или Физическомъ явленіи жизни организма,
потому что ему постоянно угрожаетъ тенденція къ хи-
мическому разложенію и потому что онъ ни въ чёмъ,
кромѣ этого психическаго воздѣйствія, не можетъ най-
ти противовѣса безпрерывнымъ матеріальнымъ по-
врежденіямъ. Конечно, это психическое воздѣйствіе въ
обычныхъ явленіяхъ жизни сведено на тіпітит, осталь-
ная же часть работы выполняется цѣлесообразнымъ
механизмомъ. Этотъ тіпішит расходуется на возможныя
118
каждое мгновеніе видоизмѣненія цѣли (напр. въ раз-
личныхъ стадіяхъ развитія), а также на самостоятельное
вмѣшательство психическаго дѣятеля въ пружины маши-
ны, и на непосредственное выполненіе задачи, которая
не по плечу механизму. „Это (т. е. пользованіе механиз-
момъ) нисколько не понижаетъ нашего удивленія передъ
безсознательнымъ разумомъ, напротивъ повышаетъ: ибо
тотъ, кто постройкою цѣлесообразной машины сберега-
етъ силы, нужныя для выполненія какой либо однооб-
разной работы, стоитъ выше того, кто эту же работу
постоянно выполняетъ заново своими руками." (стр.
160).
Такимъ образомъ все выше сказанное сводится къ
слѣдующимъ положеніямъ:" 1) понятіемъ механизма не
исчерпываются Факты, или иначе, отъ дѣйствій суще-
ствующаго механизма всегда появляется остатокъ, ко-
торый долженъ бытъ выполненъ непосредственно психи-
ческимъ дѣятелемъ; и 2) цѣлесообразность механизма
заключаетъ въ себѣ и цѣлесообразность его возникнове-
нія, которое опять таки приходится на долю того же
дѣятеля." (стр. 160).
Далѣе, если мы прослѣдимъ рядъ матеріальныхъ
причинъ органической “жизни до крайнихъ предѣловъ,
то послѣднею матеріальною причиною ея будетъ только
что оплодотворенное яйцо. Если мы сравнимъ, начиная
съ этого яйца, дѣятельность матеріальныхъ причинъ съ
психическимъ вліяніемъ, то увидимъ, что послѣднее пе*
редъ первымъ становится тѣмъ важнѣе, чѣмъ моложе
индивидуумъ; высшую же степень вліянія со стороны
психическаго дѣятеля представляетъ жизнь эмбріо-
нальная.
Только что оплодотворенное яйцо есть клѣточка, со-
стоящая изъ желтка, окруженнаго желтковой оболочкой
съ зародышевымъ пузырькомъ внутри желтка. Увыс-
119
шихъ животныхъ внутри пузырька есть зародышевое
пятно, изъ котораго, при помощи желтка и развивается
зародышъ. Каждая часть яйца представляетъ однообраз-
ное строеніе. Такимъ образомъ совершенно одинако-
выхъ элементовъ у различныхъ животныхъ достаточно,
чтобы, при одинаковыхъ по большей части условіяхъ
(теплотѣ насиживанія у птицъ, при теплотѣ воздуха и
воды у рыбъ и амфибій), произошли самыя разнообраз-
ныя породы съ ихъ тончайшими различіями и неисчис-
лимымъ множествомъ системъ, органовъ и тканей: ибо
у высшихъ животныхъ выходящее изъ яйца молодое
животное имѣетъ почти всѣ ткани и различія, которыя
есть у взрослыхъ. Это обстоятельство также кромѣ,
какъ психическою дѣятельностью, ничѣмъ инымъ не
можетъ быть объяснено. Моментъ индивидуализаціи но-
вой души (если вообще принимать таковой) есть мо-
ментъ оплодотворенія яйца; и съ этого момента начи-
нается развитіе яйца въ зародышъ процессомъ пробо-
раздыванія или сегментаціи яйца. Первое время жизни
зародыша душа занята произведеніемъ механизмовъ,
которые ей позднѣе въ жизни должны сберечь работу
господства надъ матеріею и все это первое время душа
не обнаруживаетъ никакихъ сознательныхъ проявленій,
какъ потому что она еще должна создать себѣ органъ
сознанія, такъ и потому что во всѣхъ важнѣйшихъ
случаяхъ жизни стоитъ на первомъ планѣ безсознатель-
ная дѣятельность. Подобно тому какъ цѣлительные кри-
зисы совершаются безсознательною психическою дѣя-
тельностью въ глубокомъ снѣ, такъ и образованіе заро-
дыша производится ею въ его глубокомъ снѣ; что душа
работаетъ въ зародышѣ безъ помощи нервовъ, то доста-
точно объясняется той полужидкою матеріальною струк-
турою зародыша, которая, какъ вообще у лишенныхъ
нервъ животныхъ, способна замѣнять дѣятельность
нервовъ.
120
Показавъ несостоятельность матеріалистическаго объ-
ясненія, мы признаемъ невозможнымъ объясненіе орга-
ническаго образованія и посредствомъ предопредѣленной
цѣлесообразности. Она невозможна, потому что „всякая
группировка отношеній въ продолженіи цѣлой жизни
случается только однажды, а между тѣмъ всякая груп-
пировка отношеній требуетъ особой реакціи и вызыва-
етъ именно эту требуемую реакцію", (стр. 163).
Остается, какъ у^йзано, одинъ способъ объясненія,
что безсознательная душевная дѣятельность образуетъ
себѣ цѣлесообразно тѣлесный организмъ. Это объясне •
ніе ничего неимѣетъ противъ себя и подкрѣпляется все-
возможными аналогіями изъ различнѣйшихъ областей
физіологіи и животной жизни. Эту главу Гартманъ заклю-
чаетъ слѣдующими словами Шопенгауера: „такимъ об-
разомъ всякое существо является намъ своимъ собствен-
нымъ произведеніемъ. Но языка природы не понима-
ютъ, потому что онъ слишкомъ простъ".
БЕЗСОЗНАТЕЛЬНОЕ ВЪ ЧЕЛОВѢЧЕСКОМЪ ДУХЪ.
ГЛАВА V.
Инстинктъ въ человѣческомъ духѣ, Безсознательное
въ половой любви.
Отталкивающіе инстинкты въ человѣкѣ: страхъ смерти, стыдъ,
брезгливость. Инстинктъ сочувствія. Инстинктъ материн*
ской любви и вообще родительскій. Инстинктъ домохозяй-
ства,—Инстинктъ половой любви: его родовыя и частныя от-
личія у животныхъ и у человѣка. Моногамическая и полига-
мическая Формы половыхъ отношеній въ человѣчествѣ. Половой
выборъ: основаніе его инстинктивно и лежитъ въ области
Безсознательнаго. Цѣль половаго выбора. Его главные мо-
менты, по ученію ПІопенгауера. Толкованіе любви и половаго
выбора съ точки врѣнія Безсознательнаго нисколько не мѣ-
шаетъ существующему теченію процесса любви.
Въ явленіяхъ животнаго инстинкта мы вскользь уже
касались и человѣческихъ инстинктовъ: теперь подроб-
нѣе обратимъ вниманіе на тѣ изъ нихъ, которые еще
довольно близко примыкаютъ къ тѣлесной жизни.
Здѣсь прежде всего мы имѣемъ дѣло съ отталкиваю-
щими инстинктами, въ которыхъ выражается желаніе
удалить предметъ внутренняго отвращенія. Самый важ-
ный изъ нихъ есть страхъ смерти, который въ сущности,
подобно цѣлительной силѣ природы, органическому об-
разованію и пр., представляетъ одну изъ Формъ ин-
стинкта самосохраненія вообще. Ни страхъ передъ
122
страшнымъ Судомъ, ни Гамлетовское сомнѣніе, ни дру-
гіе какіе либо сознательные мотивы удерживаютъ въ
большинствѣ случаевъ занесенную на себя руку само-
убійцы: но дѣлаетъ это инстинктивный таинственный
ужасъ предъ смертію съ его бѣшенымъ сердцебіеніемъ,
которое гонитъ всю кровь по жиламъ бушующей стру-
ей. Второй отталкивающій инстинктъ есть стыдъ, ис-
ключительно обращенный на дѣтородную сферу. Въ
высшей своей степени этотъ инстинктъ является у
женщинъ и ставитъ ихъ въ постоянно оборонительное
положеніе, составляющее одно изъ существенныхъ по-
ловыхъ отличій женщины какъ у цивилизованныхъ,
такъ и у дикихъ народовъ, чѣмъ доказывается, что
стыдъ совершенно не зависитъ отъ сознательнаго со-
ображенія. Совершенно похожій на стыдъ инстинктъ
есть брезгливость; она преимущественно обращена на
предметы питанія и служитъ для предохраненія здо-
ровья отъ такихъ питательныхъ веществъ, которыхъ
человѣкъ наиболѣе долженъ бояться; таковы преиму-
щественно вещества, покрытыя грязью и нечистотой,
напр., органическія выдѣленія, а также матеріалы,
перешедшіе въ состояніе разложенія. Хотя въ гораздо
меньшей степени, но брезгливость относится также и
къ чпстотѣ кожи, которою обусловливается правильная
транспирація кожи. Конечно, какъ эти, такъ и другіе инс-
тикты человѣкъ можетъ болѣе или менѣе подавить при-
вычкою, потому что у него сознаніе, въ с®еру кото-
раго входитъ дѣйствіе по привычкѣ, становится си-
лою, которая во многихъ отношеніяхъ, за исключені-
емъ самыхъ важныхъ случаевъ, можетъ сопротивлять-
ся Безсознательному.
„Какъ глубоко въ области Безсознательнаго коренят-
ся такіе инстикты, какъ чистоплотность, страсть къ
нарядамъ, стыдливость, съ особенной яркостью вы-
ступаетъ для наблюдателя у слѣпыхъ, которые въ то
123
же время и глухонѣмые, у этихъ несчастныхъ, кото-
рые имѣютъ самыя скудныя средства для сообщенія съ
внѣшнимъ міромъ. Лаура Бриджеманъ въ Бостонскомъ
заведеніи для слѣпыхъ, которая на второмъ году жизни
потеряла всѣ чувства, исключая осязанія, была чисто-
плотна, аккуратна и очень любила наряды. Если на
ней было новое платье, то она хотѣла выйти изъ дому,
чтобы показаться въ нарядѣ; браслеты, брошки и про-
чія украшенія посѣщавшихъ заведеніе дамъ приводили
ее въ восхищеніе. Юлія Бресъ (на пятомъ году ослѣп-
шая и оглохшая) обнаруживала тоже самое, она ощупы-
вала головные уборы посѣщавшихъ дамъ чтобы под-
дѣлать себѣ такіе же. Вообще подобныя несчастныя
дѣвушки, какъ разсказываютъ, всѣ отличаются такою
страстью къ нарядамъ, что она служить главнымъ
средствомъ для ихъ награды и наказанія. Люси Ридъ
всегда закрывала лицо шелковымъ платкомъ, вѣроятно,
потому что считала свое лицо безобразнымъ, и только
съ величайшими усиліями была отучена отъ этого,
когда поступила въ заведеніе. Она съ ужасомъ содро-
галась при прикосновеніи мужчинъ и невыносила отъ
нихъ ни малѣйшихъ любезностей, которыя охотно при-
нимала и на которыя отвѣчала, если онѣ шли отъ по-
стороннихъ женщинъ. Лаура Бриджеманъ обнаружи-
вала въ этомъ отношеніи еще большую деликатность,
хотя никакъ нельзя было догадаться, какимъ образомъ
она получила понятіе о половыхъ различіяхъ, ибо, кромѣ
директора заведенія, доктора Гоу, никто изъ мужчинъ
къ ней близко не подходилъ. Когда ожидали прибытія въ
заведеніе Оливера Касвеля, также слѣпо-глухо-нѣмаго,
то она много о немъ знала и была очень любопытна от-
носительно своего товарища по несчастью. Когда Оливеръ
вошелъ, то она поцѣловала его, но тотчасъ же съ бы-
стротою молніи отскочила отъ него, какъ бы испугавшись
того, что сдѣлала нѣчто неприличное. Малѣйшій беэпорч-
124
докъ въ своей одеждѣ она тотчасъ же исправляла, какъ
будто бы это была дѣвица воспитанная въ самыхъ ;
строгихъ правилахъ приличія. Даже на безжизненныя
вещи переносила она свою стыдливость, такъ, напр.,
однажды, желая положить свою куклу въ постель, она
предварительно обошла всю комнату, чтобы узнать, кто
тутъ былъ. Когда она нашла доктора Гоу, то, улыбаясь,
возвратилась на свое мѣсто и только, по удаленіи его, раз-
дѣла куклу, нисколько не смущаясь присутствіемъ быв-
шей здѣсь своей воспитательницы. Слѣпо-глухо-нѣмому
ребенку почти совершенно не возможно было бы сооб-
щать какія либо понятія и правила приличія, если бы I
инстинктъ не руководилъ его въ этомъ отношеніи: при
инстинктѣ же достаточно самаго слабаго указанія и
повода для того, чтобы непосредственное интеллекту- ;
альное созерцаніе осуществилось въ поведеніи. Что |
это чувство стыдливости дѣйствительно исходитъ изъ ;
источника внутренней душевной жизни, указываетъ '
совпаденіе высшей степени его развитія съ тою сте-
пенью тѣлеснаго развитія, которая называется воз-
мужалостью. Такъ въ Ротербитскомъ рабочемъ домѣ
съ одной слѣпо-глухо-нѣмой, которая доселѣ вела со-
вершенно животную жизнь, на семнадцатомъ году прой- 5
вошелъ полный переворотъ: она сразу сдѣлалась столь ।
же, какъ и другія дѣвушки того же возраста, внима-
тельна къ одеждѣ и приличію" (стр. 171).
Одинъ изъ рефлективныхъ духовныхъ инстинктовъ
есть симпатія или сочувствіе, которое, параллельно стра-
данію и радости, дѣлится на сорадованіе и сострада-
ніе. я Для состраданія довольно человѣка, для сорадо-
ванія нуженъ ангелъ", говоритъ Жанъ Поль: это по-
ложеніе основывается на томъ, что сорадованіе воз-
никаетъ только при отсутствіи зависти, которая такъ
обыкновенна въ людяхъ; появленію же состраданіи по-
чти ничто не мѣшаетъ, ибо злорадство само по себѣ,
125
если въ основѣ его не лежитъ ненависти или мести,
появляется у людей въ весьма рѣдкихъ случаяхъ. По
этому инстинктъ состраданія весьма важенъ въ жиз-
ненныхъ отношеніяхъ. Оно возникаетъ рефлективно
посредствомъ чувственнаго созерцанія страданій дру-
гихъ. „Конвульсіи и корчи боли, гримасы и жесты печа-
ли и злополучія, слезы страданія, стоны и вздохи, вопли
и рыданія суть указанія природы, которыя однородно-
му существу понятны непосредственно черезъ безсо-
знательное знаніе: они дѣйствуютъ не только на умъ,
но прямо на душу и рефлективно вызываютъ подоб-
ныя же страданія; радость и печаль заразительны для
людей, подобно судорогамъ*. Что состраданіе есть дѣй-
ствительно рефлективное дѣйствіе ясно видно изъ того,
что оно, сасіегіз рагіЬпз, стоитъ въ прямомъ отношеніи
къ чувственной созерцательности страданія: послѣднее
въ общихъ Формахъ, безъ конкретныхъ частностей, вы-
зываетъ только слабыя, по продолжительности и по
интенсивности, степени состраданія. Стоитъ только
сравнить дѣйствіе на душу созерцаемаго поля крова-
вой битвы съ дѣйствіемъ разсказа о немъ или описа-
нія его. „Какое значеніе имѣетъ инстинктъ состраданія
для человѣка, который только черезъ взаимную по-
мощь становится человѣкомъ, очевидно безъ дальнѣй-
шихъ доказательствъ: сочувствіе есть метафизическая
связь, посредствомъ которой индивидуумъ въ чувствѣ
перепрыгиваетъ за свою границу: имъ то и обусловли-
вается происхожденіе такихъ дѣйствій, которыя сознаніе
считаетъ за нравственно добрыя или прекрасныя, бо-
лѣе или менѣе для всѣхъ обязательныя*, (стр. 173).
Съ сочувствіемъ стоитъ въ тѣсной связи инстинктъ
возмездія. Являясь въ видѣ благодарности по отноше-
нію къ благодѣяніямъ, онъ служитъ размножителемъ
(мультипликаторомъ) нравственныхъ дѣйствій; но съ дру-
гой стороны тотъ же инстинктъ возмездія, становясь по-
126
требностыо мести по отношенію къ обидамъ, служитъ ос-
нованіемъ для чувства права. Это видно изъ того, что
тамъ, гдѣ община не взяла на себя обязанность возмездія
за обиду, нанесенную индивидууму личная месть состав-
ляетъ первоначальное учрежденіе права и считается
чѣмъ то священнымъ. Изъ сейчасъ высказаннаго, конеч-
но, вовсе не слѣдуетъ, что ученіе о нравственности
и правѣ должно теоретически выводить изъ инстинктовъ
сочувствія и возмездія. Дѣло только въ томъ, что въ
нихъ практически коренятся тѣ чувства и дѣйствія,
изъ которыхъ люди посредствомъ отвлеченія получа-
ютъ ближайшія понятія нравственно-прекраснаго и
права.
Теперь обратимся къ одному изъ важныхъ инстинк-
товъ — материнской любви. Взглянемъ еще разъ на міръ
животныхъ и сравнимъ человѣческую материнскую лю-
бовь съ животною.
Прежде всего въ области инстинктивной материнс-
кой любви мы замѣчаемъ два вполнѣ охватывающіе
ее закона: первый тотъ, что материнскій инстинктъ
заботится о молодомъ поколѣніи тѣмъ долѣе, чѣмъ до-
лѣе оно само не можетъ о себѣ заботиться и второй,
что это время безпомощности или ребячества вообще
тѣмъ длиннѣе, чѣмъ выше стоитъ порода на ступеняхъ
животнаго царства. Въ силу этихъ законовъ инстинктъ
материнской любви вообще пріобрѣтаетъ тѣмъ боль-
шее значеніе, чѣмъ выше ступень животнаго не въ
зоологическомъ смыслѣ, а въ психологическомъ. Пос-
лѣднее становится очевиднымъ, если мы сравнимъ без
заботность рыбъ и амфибій, стоящихъ выше зоологи-
чески, о ихъ молодомъ поколѣніи съ нѣжною заботли-
востью муравьевъ и пчелъ объ ихъ яйцахъ и личин-
кахъ. Точно тоже мы должны заключить, если вспом-
нимъ высокую степень самоотверженной материнской
любви птицъ и если примемъ въ соображеніе, что нѣ-
127
которые классы послѣднихъ, именно хищныя и пѣв-
чія птицы, рѣшительно превосходятъ въ духовномъ
отношеніи многіе виды изъ млекопитающихъ. Въ боль-
шомъ значеніи материнскаго инстинкта у высшихъ
животныхъ, пожалуй, можно усомниться вслѣдствіе то-
го, что къ нему привходитъ здѣсь воспитаніе, которое
основано на сознательной дѣятельности духа. Но сом-
нѣніе возможно только при поверхностномъ взглядѣ на
дѣло и при болѣе глубокомъ анализѣ его разрѣшается
въ пользу инстинкта. Такъ какъ ^природа никогда не
употребляетъ двойныхъ средствъ для достиженія одной
цѣли и отказываетъ въ инстинктѣ, гдѣ для того мо-
гутъ служить средствами сознательная дѣятельность
или обученіе, „то и воспитаніе у высшихъ животныхъ
въ значительной степени принимаетъ участіе въ до-
стиженіи результата инстинкта вообще. Но что же та-
кое само воспитаніе? Оно есть дѣло того же инстинк-
та, иначе говоря, методъ воспитанія есть продуктъ соз-
нательной духовной дѣятельности животнаго, а стрем-
леніе къ воспитанію вообще есть инстинктъ. Такимъ
образомъ болѣе обширная дѣятельность воспитанія у
высшихъ животныхъ не понижаетъ значеніе инстинк-
та материнской любви, а повышаетъ. Когда мы смот-
римъ на кошку, которая воспитываетъ своихъ котятъ,
то лаская и награждая, то наставляя и наказывая, тог-
да въ этомъ воспитаніи нельзя не увидать вѣрной ко-
піи съ необразованной матери, которая воспитываетъ
свое человѣческое дитя. Параллель совпадаетъ даже въ
самыхъ мелкихъ чертахъ, напр., въ удовольствіи, ко-
торое доставляетъ матери чувство собственнаго умст-
веннаго превосходства и которое такъ комически обна-
руживается передъ взоромъ наблюдателя.
Кромѣ вышеуказаннаго значенія материнскаго ин-
стинкта у высшихъ животныхъ, особенно у человѣка,
онъ пріобрѣтаетъ большую ширину тѣмъ, что у нихъ
128
инстинктъ переходитъ въ органическое образованіе.
Химическое приготовленіе пищи для птенцовъ, начи-
нающееся у птицъ въ зобу, у млекопитающихъ прев-
ращается въ отдѣленіе молока въ молочныхъ желѣзахъ,
начинающееся задолго до дѣторожденія, отдѣленіе, уси-
ливающееся въ присутствіи дѣтеныша, ослабѣвающее
съ его удаленіемъ. У птицъ мы видимъ только слабыя
слѣды унаслѣдованія материнскихъ особенностей или
свойствъ характера, у млекопитающихъ оно дѣлается
явнымъ. Въ капризныхъ прихотяхъ беременныхъ яв-
ственно выступаетъ непосредственное безсознательное
взаимодѣйствіе между душами матери и ребенка, кото-
рое въ измѣненномъ видѣ продолжается и послѣ рож-
денія и только гораздо позже по немногу и постепен-
но ослабѣваетъ. На этомъ основано особенное явленіе
заразительности видѣній, весьма легко переходящее отъ
матери къ ребенку, а также и то обстоятельство, что
простыя, необразованныя матери обладаютъ во время
беременности и послѣ рожденія удивительнымъ даромъ
угадывать потребности ребенка, подобно тому какъ
осы угадываютъ, что ихъ личинки съѣли старый кормъ
и что нужно подложить новаго.
Теперь поставимъ себѣ рѣшительный вопросъ: дѣй-
ствительно ли у человѣка материнская любовь есть
нѣчто иное, чѣмъ у животныхъ; дѣйствительно ли что
либо другое, а не инстинктъ заставляетъ умную и
серьезную женщину, которая прежде наслаждалась ве-
личайшими сокровищами человѣческой духовной куль-
туры, въ продолженіе многихъ мѣсяцевъ всецѣло,
съ истиннымъ сердечнымъ восторгомъ отдаваться са-
моотверженной вознѣ съ дѣтскою пачкотнею и нечи-
стотами, самымъ пустымъ занятіямъ и лясамъ съ ре-
бенкомъ? Что другое, какъ не инстинктъ заставляетъ
её отдаваться всему этому, безъ всякаго отвѣта со
стороны ребенка, который въ первые мѣсяцы есть ни-
129
что иное, какъ слюнявая, пачкающая пеленки живая
кукла, которая рефлективно поворачиваетъ глаза къ
свѣту и инстинктивно протягиваетъ руки къ матери.
Пусть только посмотрятъ на очень умную женщину,
до безумія влюбленную въ своего ребенка, котораго
только съ величайшимъ трудомъ можно отличить отъ
другихъ дѣтей; пусть посмотрятъ на такую мать, ко-
торая прежде могла дѣлать остроумныя замѣчанія на
Шекспира и Софоклэ, а теперь выходитъ изъ себя отъ
радости, что ея малютка уже выговариваетъ А: и если
все это не назовутъ инстинктомъ, то я уже и не знаю,
говоритъ Гартманъ, что же послѣ того должно назы*
вать инстинктомъ", (стр. 177).
Продолжительность материнскихъ заботъ о человѣ-
ческомъ ребенкѣ представляетъ только особый случай
вышеприведеннаго закона и объясняется продолжитель-
ною безпомощностью человѣческаго дитяти, сравнитель-
но съ другими молодыми животными. Всѣ животныя
кормятъ, заботятся и присматриваютъ за своими дѣ-
тенышами, пока послѣдніе не могутъ жить самостоя-
тельно; конечно, и человѣкъ при его скудномъ воспро-
изведеніи не составляетъ исключенія изъ общаго пра-
вила. А такъ какъ человѣческое дитя до начала возму-
жанія не можетъ кормиться самостоятельно, то и инстин-
ктивная родительская заботливость не можетъ прекра-
титься раньше этого періода. То же самое отношеніе
соблюдается и въ дѣлѣ воспитанія какъ человѣческихъ
дѣтей, такъ и молодыхъ животныхъ. Разница только
въ томъ, что у человѣка въ этомъ случаѣ инстинктив-
ная дѣятельность гораздо болѣе отступаетъ на задній
планъ передъ сознательною: это необходимо вытекаетъ
изъ той большой разницы, которая въ психологичес-
комъ отношеніи существуетъ между, напр. высшимъ
животнымъ и средне-образованнымъ человѣкомъ. Для
послѣдняго, пользующагося значительною способностью
130
сознательнаго соображенія въ дѣлѣ воспитанія дѣтей,
инстинктъ былъ бы излишнею роскошью, ибо природа
ничего не дѣлаетъ даромъ, хотя какъ было замѣчено
выше, какъ у животныхъ, такъ и у людей только спо-
соба воспитанія объясняется въ большей или меньшей
степени сознательнымъ соображеніемъ, самое же стрем-
леніе къ воспитанію коренится въ инстинктѣ.
Еще другое важное различіе въ родительскихъ от-
ношеніяхъ къ дѣтямъ заключается въ томъ, что у жи-
вотныхъ, у самца и самки занятія въ воспитаніи дѣ-
тей одинаковы, у образованнаго же человѣка преиму-
щественно мужчина обязанъ поддерживать существова-
ніе семьи, потому онъ и болѣе способенъ къ воспита-
нію мужескаго потомства. Что касается до степени
участія того и другаго пола въ воспитаніи, то и у жи-
вотныхъ мы встрѣчаемъ случаи, что самцы принима-
ютъ участіе въ заботахъ о молодомъ поколѣніи. Такъ
лосось роетъ ямку для яицъ самки, которыя онъ по
оплодотвореніи и зарываетъ; у большой части моногами-
ческихъ птицъ самецъ помогаетъ самкѣ въ постройкѣ
гнѣзда, высиживаніи, кормитъ высиживающую самку,
защищаетъ яйца и участвуетъ въ заботахъ, питаніи и
охраненіи молодаго поколѣнія. Тоже встрѣчается и у
людей. Что въ основѣ отеческой любви лежитъ также
хотя и слабѣйшій инстинктъ, видно изъ того обыкно-
веннаго явленія, что мужчинамъ весьма непріятны ма-
ленькія дѣти вообще только до тѣхъ поръ, пока они
не имѣютъ таковыхъ сами. Иногда отцы оказываютъ
самую нѣжную любовь къ дѣтямъ, обиженнымъ приро-
дою въ умственномъ или тѣлесномъ отношеніи; а меж-
ду тѣмъ, внѣ этой отеческой любви, они къ такимъ
дѣтямъ обнаруживаютъ отвращеніе или презрѣніе, или
едва только состраданіе. Тѣмъ не мепѣе въ любви отца
къ дѣтямъ значительную роль играютъ долгъ, прили-
чіе и обычаи, отчасти привычка, отчасти сознательное
131
дружеское расположеніе; инстинктъ же выступаетъ въ
болѣе ранней молодости или въ минуты опасности для
ребенка. Вообще истинная любовь отеческая, выступа-
ющая за. упомянутые мотивы, есть явленіе весьма рѣд-
кое. Одинъ изъ важныхъ моментовъ любви отца къ
ребенку составляетъ сознательное соображеніе, что ник-
то иной кромѣ его не обязанъ заботиться о его ребен-
кѣ, вызванномъ на жизнь его же виною; одно это сооб-
раженіе можетъ сдѣлать отца способнымъ къ величай-
шимъ жертвамъ. Всѣми этими отношеніями объясняет-
ся то явленіе, что у людей, и по окончаніи воспитанія,
дѣти не становятся для родителей столь чуждыми, какъ
у животныхъ: ибо въ продолженіи длиннаго дѣтства
привычка имѣетъ достаточно времени дли закрѣпленія
своихъ связей, если же какимъ либо образомъ появ-
ляется между родителями и дѣтьми духовная гармонія,
то привычка обращается въ извѣстную степень друж-
бы. Въ концѣ концовъ у человѣка никогда не угасаетъ
вполнѣ инстинктъ родительской любви, потому что во все
продолженіе своей жизни родители имѣютъ возможность
приносить для блага дѣтей жертвы или помогать имъ
въ опасности. Животное опирается только на себя;
одинъ человѣкъ черезъ общественность имѣетъ возмож-
ность жить по человѣчески. Припомнимъ еще и то,
что люди даже въ старомъ возрастѣ еще разъ разы-
грываютъ родительскую комедію на своихъ внукахъ",
(стр. 179).
Есди у мужчины родительская любовь менѣе инстин-
ктивна, чѣмъ у женщины, то, какъ бы въ замѣнъ то-
го, у него есть сильная инстинктивная потребность
основать домохозяйство и выполнить свое назначеніе
въ качествѣ отца семейства. Не любовь и не половая
потребность вообще влекутъ его зачастую въ зрѣломъ
возрастѣ къ браку, а только вышеозначенная потреб-
ность и притомъ влечетъ иногда столь сильно, что
132
иной бѣднякъ приноситъ ей въ жертву и свое благосо-
стояніе и спокойствіе той, которую избираетъ себѣ въ
подруги. Какъ птица, инстинктивно свивающая гнѣздо,
такъ и этотъ бѣднякъ не знаетъ, что заботы и лише-
нія, которыя они налагаютъ на себя изъ инстинкта, не
служатъ никакой другой цѣли, какъ продолженію по-
роды. Старый холостякъ именно въ силу этой неудов-
летворенной потребности испытываетъ нѣкоторое тя-
гостное ощущеніе, которое нисколько не уступаетъ то-
му соображенію, что всѣ хлопоты, сопряженные съ
женатою жизнью, нисколько не скрасили бы его жизнь,
и не уступаетъ именно потому, что оно вытекаетъ
изъ неудовлетвореннаго инстинкта.
Теперь обратимся къ инстинкту половой любви, ко-
торый, по важности своей заслуживаетъ болѣе подроб-
наго обозрѣнія *)
„Тычинки растеній наклоняются, когда созрѣла въ
нихъ цвѣтень, и высыпаютъ ее на рыльце плодника;
рыбы изливаютъ свое сѣмя на яйца своей породы,
какъ скоро находятъ ихъ кучками; сепіи отрываютъ од-
но изъ щупальцевъ, играющее роль мужскаго дѣтород-
наго члена, а оно въ видѣ самостоятельнаго живот-
наго ищетъ самку, внѣдряется въ нее и совершаетъ
актъ оплодотвоеренія,... лягушка обнимаетъ самку и
изливаетъ сѣмя въ то же время, какъ самочка кладетъ
яйца; пѣвчая птица прикладываетъ отверстіе своего
сѣмяннаго прохода къ клоакѣ самки... и т. д. и т. д.
Гдѣ искать причину того, что рыба изливаетъ свое
“) Почти вся статья Гартмана о любви переведена мною
цѣликомъ, какъ по живости и одушевленію, съ какимъ она
написана въ подлинникѣ, такъ и въ видахъ будущей моей
критической оцѣнки.
А. К.
133
сѣмя, именно, на яйца своей породы, что виды живот-
ныхъ, у которыхъ самцы и самки совершенно непо-
хожи другъ на друга (какъ, напр., у свѣтящаго чер-
вяка), все таки безъ ошибки находятъ другъ друга и
что въ періодъ похоти млекопитающее самецъ вводитъ
свой дѣтородный органъ только въ маточный рукавъ
самки своей породы? Должно ли для всего этого искать
какую либо другую причину, или не вѣрнѣе ли искать
её въ дѣятельности того же Безсознательнаго, которое
соотвѣтственно образуете половыя части (гл. IV) и
которое, какъ инстинктъ, влечетъ къ правильному упо-
требленію ихъ, не вѣрнѣе ли искать её въ томъ же
безсознательномъ ясновидѣніи, которое и въ образова-
ніи, и въ употребленіи приспособляетъ средство къ
цѣли, не попадающей въ сознаніе? Неужели человѣкъ,
имѣющій разнообразныя средства удовлетворить своей
Физической потребности въ той мѣрѣ, въ какой это
достигается и совокупленіемъ, неужели бы онъ под-
вергалъ себя неудобному, противному и безстыдному
акту совокупленія, еслибы опять и опять не влекъ его
къ тому инстинктъ, не смотря на то, что каждый разъ
онъ испытываетъ, что этотъ способъ удовлетворенія
не даетъ ему ни какого высшаго чувственнаго наслаж-
денія передъ другими способами? Да и до этого сооб-
раженія доходятъ не многіе, потому что они, вопреки
опыту, каждый разъ измѣряютъ будущее наслажденіе
силою влеченія, или, пожалуй, во время акта такъ охва-
тываются этимъ влеченіемъ, что ни разу не отмѣчаютъ
опыта. Конечно, можно возразить, что часто человѣкъ
желаетъ совокупленія, зная невозможность зарожденія,
(напр., съ завѣдомо неплодными или проститутками), а
также и то, что онъ пытается помѣшать зарожденію,
напр. при внѣбрачныхъ отношеніяхъ. На это возраженіе
отвѣтъ заключается въ томъ положеніи, что сознатель-
ное знаніе или намѣреніе не имѣетъ никакого пря-
134
мого вліянія на инстинктъ, *) потому что и цѣль рож-
денія также лежитъ внѣ сознанія и доступно ему толь-
ко желаніе средства для безсознательной цѣли (какъ
это бываетъ при всѣхъ инстинктахъ). Что совокупле-
ніе не есть простое слѣдствіе Физической потребности
въ наслажденіи, видно изъ того, что птица, напр., не
совокупляется болѣе, какъ скоро положено извѣстное
количество яицъ, а также изъ того, что сила половаго
и чисто Физическаго побужденія въ извѣстной степени
не зависятъ другъ отъ друга* Встрѣчаются люди съ
весьма сильною склонностью къ другому полу, тогда
какъ Физическія ихъ потребности столь слабы, что
почти граничатъ . съ импотенціей; и наоборотъ есть
люди съ сильною Физическою потребностью и съ незна-
чительною склонностью къ другому полу. Это проис-
ходитъ отъ того, что Физическая потребность зависитъ
отъ случайностей Физической организаціи дѣтородныхъ
частей, метафизическое же влеченіе есть инстинктъ,
коренящійся въ Безсознательномъ. Это не исключаетъ
возможности того, что съ одной стороны метафизиче-
ское влеченіе усиливается вслѣдствіе сильнѣйшей Фи-
зической потребности и съ другой стороны при обра-
зованіи организма сила Физической потребности обу-
словливается силою метафизическаго влеченія. Отсюда,
какъ указываетъ опытъ, ихъ взаимная независимость
не переходитъ извѣстныхъ предѣловъ.* (стр. 183).
*) То есть, что инстинкту нѣтъ дѣла до того, что онъ не
достигаетъ своей цѣли въ слѣдствіе внѣшней невозможности
къ тому, о которой инстинктъ ничего но знаетъ, или вслѣд-
ствіе уловокъ, изобрѣтаемыхъ сознательнымъ разсчетомъ.
Ч го бы тамъ пп было, инстинктъ все таки Функціонируетъ,
оттого то К. К. устраняетъ, по мѣрѣ силъ, дѣторожденіе, а все
таки неудержимо влечется къ акту, обыкновенное послѣд-
ствіе котораго есть дѣторожденіе. Л. /Г.
135
И такъ по родовымъ своимъ признакамъ половое вле-
ченіе представляется намъ чѣмъ то инстинктивнымъ;
теперь посмотримъ, какъ этотъ общій характеръ вы*
ражается въ видовыхъ Формахъ.
У животныхъ мы различаемъ слѣдующіе случаи:
удовлетвореніе половаго влеченія предоставляется слу-
чаю, безъ выбора индивидуума, за совокупленіемъ
прекращается всякое дальнѣйшее общеніе, напр., у
низшихъ водныхъ животныхъ и пр.; спарившіеся ин-
дивидуумы остаются вмѣстѣ на время течки (грызуны,
кошки), или до дѣторожденія (медвѣди), или же и послѣ
него до развитія дѣтенышей (птицы, волки и пр.) или
наконецъ на всю жизнь и основываютъ семейство. Въ
этомъ случаѣ мы различаемъ полигамію (куриныя,
толстокожіе и пр.) и моногамію (голуби, попугаи, киты
и пр.) Касательно моногамическихъ животныхъ нужно
принять, что столь крѣпкіе у нихъ браки заключаются
не случайно, а по выбору, основаніе для котораго ле-
житъ въ свойствахъ выбравшихъ другъ друга супру-
говъ. Вдова орла остается вдовою цѣлую жизнь. Наблю-
дали, что журавль въ продолженіе 3 лѣтъ каждую вес-
ну находилъ свою самку, которая вслѣдствіе раны не
могла съ нимъ странствовать, а потомъ оставался съ
нею и на зиму. Изъ пары инсепараблей (іпкёрапіЫеь—
видъ попугаевъ) одинъ умиралъ, спустя нѣсколько ча-
совъ послѣ смерти другаго; тоже иногда замѣчается
у горлицъ и обезьянъ (Мирикина); лѣсного жаворонка
въ клѣткѣ держать можно только парами. „Слѣдуетъ
ли то, что въ журавлѣ побѣдило мощный инстинктъ
странствованія, что быстро умерщвляетъ инсепарабля
считать за что либо иное, а не за инстинктъ? Могло ли
что либо другое кромѣ инстинкта такъ быстро и такъ
глубоко внѣдриться въ самое нутро жизни? Что част-
ныя Формы половыхъ отношеній животныхъ суть так-
же инстинктъ, показываетъ неизмѣнность ихъ въ гра-
136
ницахъ одного вида. По аналогіи, конечно, и у чело-
ловѣка мы должны бракъ (разумѣя подъ бракомъ намѣ-
реніе продолжительныхъ отношеній, а не какую либо
внѣшнюю церемонію) или сожительство супруговъ счи-
тать за учрежденіе инстинкта, а не сознанія, учрежде-
ніе, которое стоитъ въ тѣсной связи съ другимъ ин-
стинктомъ—основать свое домохозяйство. Поэтому пред-
намѣренное стремленіе къ внѣбрачной временной ин-
тригѣ есть противоинстинктивное явленіе, вызванное
сознательнымъ эгоизмомъ.
„Теперь спрашивается, какая Форма естественна для
людей —полигамія пли моногамія? Далѣе, какъ объяс-
нить то, что человѣчество есть единственный родъ жи-
вотнаго царства, гдѣ существуютъ другъ возлѣ друга
различныя Формы половыхъ отношеній?
Мнѣ кажется, говоритъ Гартманъ, загадку это мож-
но разрѣшить такъ, что инстинктъ мужчины требуетъ
полигаміи, инстинктъ женщины—моногаміи, что поэтому
вездѣ, гдѣ мужчина господствуетъ исключительно, за-
кономъ введена полигамія; напротивъ тамъ, гдѣ муж-
чина вслѣдствіе высшей образованности предоставилъ
женщинѣ болѣе достойное положеніе, закономъ прини-
мается, какъ единственно удобная Форма, моногамія,
хотя она со стороны мужчинъ не соблюдается Фак-
тически ни въ одной части свѣта. Что моногамія есть
такая Форма, которой Фактическое господство въ чело-
вѣчествѣ на долго гарантировано, видно уже изъ ра-
венства числа лицъ обоихъ половъ. Если для мужчины
трудно преодолѣть побужденіе къ прелюбодѣянію, то
это есть слѣдствіе его полигамическаго инстинкта; если
же женщина, имѣющая въ своемъ мужѣ во всѣхъ от-
ношеніяхъ мужа (ап іЬгет Маппе еіпеп рапхеп Мапп Ьаі),
чувствуетъ поползновеніе къ прелюбодѣянію, то это
или слѣдствіе полнѣйшаго разврата или страстной люб-
ви. Различіе инстинктовъ въ мужчинѣ и женщинѣ лег-
137
ко понять, если принять въ соображеніе, что мужчина
въ теченіе одного года съ достаточнымъ количествомъ
женщинъ удобно можетъ произвесть болѣе сотни дѣтей,
тогда какъ женщина со многими мужчинами только
одного ребенка; что мужчина при благопріятныхъ об-
стоятельствахъ можетъ содержать нѣсколько женъ и
ихъ дѣтей, тогда какъ женщина можетъ жить только
при домѣ одного мужа и чувствуетъ стѣсненіе для себя
и своихъ дѣтей при всякомъ введеніи въ этотъ домъ
соперницы'Л. (стр. 185).
Теперь слѣдуетъ рѣшить вопросъ о половомъ выборѣ,
т. е. почему инстинктъ преимущественно сосредоточи-
вается на этомъ индивидуумѣ, а не на томъ! Прежде
всего у людей, особенно у образованныхъ классовъ,
для каждаго пола число лицъ другаго пола, которыхъ
можно домогаться, ограничивается брезгливостью обо-
ихъ половъ, стыдомъ женщинъ, а у мужчинъ знаніемъ
сопротивленія, которое имъ этотъ стыдъ противопо-
ставитъ. Но въ этомъ заключается только отрицательное
объясненіе, почему всякій индивидуумъ не становится
предметомъ домогательства. Почему же все таки ищется
именно это одно лицо? Конечно, здѣсь можетъ принимать
участіе и чувство изящнаго, хотя нельзя не замѣтить,
что красота или безобразіе ничего не имѣютъ общаго съ
наслажденіемъ совокупленія, вообще съ половымп от-
ношеніями. Если, какъ въ Шекспировской комедіи: „Все
хорошо, что кончается хорошо", ночью подсунуть до
безумія влюбленному Фальшивую возлюбленную, то
очевидно, что для его наслажденія никакого ущерба
не будетъ *). Можно сказать, что здѣсь имѣетъ значе-
*) Помнится, въ „Запискахъ Казановы1' есть разсказъ о
дѣйствительномъ «актѣ такого рода,—ибо есть достаточныя
основанія принимать, что въ разсказахъ этого авантюриста
изображена голая дѣйствительность.
138
ніе тщеславіе, что другіе будутъ называть чыо либо
жену прекрасною; но тогда самое тщеславіе такимъ
предметомъ требуетъ объясненія. Да и притомъ краси-
выхъ людей очень много и въ большинствѣ случаевъ при
влекаютъ и привязываютъ вовсе не самые красивые изъ
нихъ.
Наконецъ остается разобрать, не служатъ ли осно-
ваніемъ для полового выбора душевныя качества лю-
дей. Принять это въ прямомъ смыслѣ невозможно, ибо
душевныя качества людей еще менѣе имѣютъ общаго
съ половымъ наслажденіемъ, чѣмъ тѣлесная красота.
Значитъ, нужно смотрѣть на дѣло такъ, что душевныя
качества вызываютъ душевную гармонію п взаимное
стремленіе, которое идетъ изъ сознательнаго сообра-
женія, разсчитывающаго при условіи извѣстныхъ ка-
чествъ на возможно большее счастіе въ будущемъ со-
житіи, т. е., выборъ значитъ обусловливается возмож-
ностью будущей дружбы. Такъ это сплошь да рядомъ
и бываетъ въ дѣйствительности, особенно у женщинъ.
Впрочемъ нечего и ожидать, чтобы невѣста могла
имѣть въ виду какую либо другую любовь, а не эту
дружескую привязанность, когда она въ первый разъ
обѣщаетъ свою любовь жениху предпочитаемому для
нея родителями. Къ этому-то жениху, старается она въ
своей Фантазіи примѣнить все, что мечталось ей при
чтеніи романовъ; потомъ увѣряется сама, что она лю-
битъ, привыкая сочетать образъ жениха съ возбужден-
нымъ вообще половымъ побужденіемъ; далѣе слѣдуетъ
долгъ и склонность къ нему, какъ къ отцу ея дѣтей,
наконецъ уваженіе и дружба. Однако составныя части
этого процесса: вообще половое побужденіе, Фантазія,
уваженіе, и дружба, долгъ, вѣрность и т. д. не заклю-
чаютъ въ себѣ и искры того, что можно и должно назы»
вать любовью. Дѣло въ томъ, что сознательное знаніе
душевныхъ качествъ можетъ вызвать только созна-
139
тельныя духовныя отношенія, уваженіе, дружбу, кото-
рая неизмѣримо отличается отъ любви.
„Конечно, и два истинные друга, какъ двое любовни-
ковъ, могутъ не выносить жизни другъ безъ друга, прино-
сить другъ другу всяческія жертвы: но разница между
дружбою и любовью всетаки неизмѣрима. Одна есть пре-
красный тихій осенній вечеръ съ густымъ колоритомъ,
другая страшно восхитительная весенняя гроза, одна на-
поминаетъ легко живущихъ олимпійцевъ, другая потря-
сающихъ небо титановъ, одна самосознательна и самодо-
вольна, другая томится и дрожитъ въ недоумѣвающей
мукѣ, одна ясно знаетъ о своей конечности, другая въ
тоскѣ желанья, въ наслажденіи и страданіи всегда поры-
ваясь въ безконечное, то оглашаетъ своими восторгами
поднебесье, то сокрушаетъ на смерть; одна ясная и чис-
тая гармонія, другая загробный звонъ и шумъ эоловой
арфы—нѣчто навсегда непостижимое, невыразимое, не-
сказанное, ибо этотъ таинственный, несущійся изъ дале-
кой отчизны звонъ никогда не можетъ быть уловленъ
сознаніемъ; одна есть свѣтлый храмъ, другая на вѣки
сокрытая отъ непосвященныхъ мистерія. Не прохо-
дитъ года, чтобъ въ Европѣ не случилось извѣстное
количество самоубійствъ, двойныхъ убійствъ и сума-
сшествій отъ несчастной любви, по неизвѣстно ни од-
ного случая самоубійства или потери разсудкз отъ не-
раздѣленной дружбы. Это и множество надломленныхъ
любовью существованій (особенно женскихъ, и добро
бы только на недѣли и мѣсяцы) достаточно ясно до-
казываютъ, что въ любви мы имѣемъ дѣло не съ Фар-
сомъ, не съ романическими бреднями, но съ реальной
силой, съ демономъ, который требуетъ все новыхъ и
новыхъ жертвъ. Половое влеченіе человѣчества во
всѣхъ своихъ столь извѣстныхъ, насквозь видимыхъ
маскахъ, такъ странно, такъ нелѣпо, такъ комично и
смѣшно, и, по большей части, такъ печально, что есть
140
только одно средство не обратить вниманіе на весь
этотъ бредъ, именно: самому заболѣть тою же горяч-
кою. Тогда все покажется натурально и въ порядкѣ,
какъ пьяному среди общества пьяныхъ. Разница толь-
ко въ томъ, что назидательнымъ зрѣлищемъ пьянаго
общества можно попользоваться и трезвому. Такъ
какъ безполымъ быть нельзя, то остается только два
средства взглянуть трезво на половое влеченіе: или
стать старикомъ, или же {какъ я, говоритъ въ скоб-
кахъ Гартманъ) наблюдать и взвѣсить это влеченіе,
прежде чѣмъ принять въ немъ участіе, и тогда еще
усомниться (какъ я~), самъ ли въ умѣ рехнулся, или
весь остальной міръ... И все-то это выдѣлываетъ тотъ
демонъ, котораго уже древніе такъ боялись. “
„Что же такое этотъ демонъ, который такъ топорщит-
ся, рвется въ безпредѣльное и заставляетъ весь міръ
плясать подъ свою дудку; что же онъ такое наконецъ?..
Да, какъ бы онъ тамъ ни изворачивался и чѣмъ бы
ни прикидывался, что бы прикрыть и отречься отъ
своей цѣли и сколько бы ни разсыпался въ пустыхъ
фразахъ, а цѣль его есть половое удовлетвореніе. Если
же это не такъ, то въ чемъ же состоитъ эта цѣль?
Быть можетъ, во взаимной любви? Совсѣмъ нѣтъ. Са-
мая горячая взаимная любовь никого серьезно не удовле-
творяетъ, даже при постоянной возможности общенія съ
любимымъ предметомъ, если невозможность обладанія
имъ остается неизмѣнною; есть примѣры самоубійствъ,
совершенныхъ въ такомъ положеніи. Для обладанія же
любимымъ любящій жертвуетъ всѣмъ; даже если онъ
вовсе не встрѣчаетъ отвѣтной любви, то умѣетъ утѣ-
шиться обладаніемъ, какъ это доказывается многими
браками, въ ко'іорыхъ совершается презрѣнная покуп-
ка невѣсты или ея родителей положеніемъ, богатст-
вомъ, происхожденіемъ, и пр., наконецъ потверждается
также случаями изнасилованія, гдѣ даже 'преступленіе
141
не страшно для демона любви. Тамъ же, гдѣ угасаетъ
половая способность, угасаетъ и любовь; прочтите
только письма Абеляра и Елоизы; она — вся огонь, жизнь
и любовь; онъ—холодная, Фразистая дружба. Точно
также замѣтно уменьшается страсть съ удовлетворені-
емъ, если не изчезаетъ совсѣмъ, чт.о, впрочемъ, часто
не заставляетъ себя долго ждать, причемъ, пожалуй,
можетъ оставаться дружба и такъ называемая любовь
вытекающая изъ дружбы. Никакая страсть очень долго
не переживаетъ наслажденія, по крайней мѣрѣ, у муж-
чинъ, какъ это показываютъ многочисленные опыты, хо-
тя она въ первое время и можетъ усилиться; ибо что
позже называютъ любовью въ атомъ смыслѣ, по боль-
шей части поддѣлывается изъ другихъ соображеній. Лю-
бовь—вто гроза, которая разряжается не одной молні-
ей, а постепенно тратитъ свой обильный электрическій
матеріалъ. Когда она его совсѣмъ истратитъ, то по-
дуетъ свѣжій вѣтеръ, небо сознанія снова станетъ яс-
нымъ и въ изумленіи взираетъ на плодотворный дождь,
орошающій почву, и на облака, стягивающіяся на
дальнемъ горизонтѣ. И такъ, цѣль демона есть дѣйст-
вительно и истинно ничто иное, какъ половое удовле-
твореніе съ этою опредѣленною особью, и всѣ при-
цѣпки и привѣски къ этой цѣли, въ родѣ гармоніи
душъ, обожанія, глубочайшаго уваженія, суть только
маска и ширма, иначе говоря, все это есть не любовь,
а какое то нѣчто при любви (ойег ез ізі еіхѵаз Апсіегѳз
аіз ЬіеЬе пеЪеп йег ЬіеЬе). Попробуйте посмотрѣть, не
исчезнетъ ли все это безъ слѣда, когда подуетъ свѣ-
жій вѣтеръ: а если что и за тѣмъ еще останется, то
станетъ уже не любовь, а дружба. Изъ сказаннаго ни-
какимъ образомъ не слѣдуетъ, что одержимый демономъ
любви долженъ имѣть въ сознаніи цѣль—половое удов-
летвореніе; напротивъ, самая высокая и чистая любовь
никогда не захочетъ сознаться въ этой цѣли и осо-
142
бенно первая любовь дѣйствительно далека отъ малѣй-
шаго помышленія, что это невыразимое влеченіе твль-
ко на эту цѣль и мѣтитъ. И, въ самомъ дѣлѣ, вле-
ченіе и стремленіе безконечно, притомъ рѣшительно
безъ сознаваемой цѣли, тѣмъ не менѣе съ единственно
безсознательной цѣлью—половаго обладанія. Какъ ско-
ро сознаніемъ признано, что единственная цѣль этого
безпредѣльнаго чувства любви есть половое обладаніе,
то любовь, какъ таковая, перестаетъ быть нормаль-
нымъ процессомъ: ибо съ этой минуты для сознанія
становится понятна вся нелѣпость, заключающаяся въ
чудовищности этого влеченія, понятна несоразмѣрность
средства съ цѣлью относительно индивидуума; и тогда
дѣло сводится на страсть съ полнымъ сознаніемъ сдѣ-
лать глупость и на свою долю. Только тамъ, гдѣ цѣль
любви еще не стала сознательною, любовь есть нор-
мальный процессъ, не заключающій внутренняго про-
тиворѣчія, только тамъ это чувство представляетъ ту
невинность, которая одна можетъ сообщить ему истин-
ное благородство и прелесть. Только тамъ, гдѣ цѣль
любви еще не сознана, гдѣ замѣшанный въ ней еще не
знаетъ, что обѣтованное и вождѣленное сліяніе су-
ществъ, указываемое мистикою любви въ соединеніи
съ возлюбленнымъ, реально и истинно совершается
только въ третьемъ существѣ (рожденномъ), только
тамъ обладаетъ она мощью овладѣть индивидуумомъ со
всѣми его эгоистическими интересами столь безпово-
ротно, что передъ воображаемымъ раемъ величайшія
жертвы кажутся не важными и справедливыми: и вы-
сокая цѣль Безсознательнаго выполняется съ полнѣй-
шею беззавѣтностью. Гдѣ же напротивъ человѣкъ еще
охваченъ пожирающей страстью, призрачность кото-
рой уже, какъ онъ думалъ, осилѣна, тамъ часто для
его собственнаго сознанія любовь представляется ка-
кою то мрачною демоническою властью, въ силу ко-
143
торой онъ кажется себѣ безумнымъ при полномъ раз-
судкѣ: и этотъ безумный, бичуемый Фуріяки страс-
ти, уже не вѣритъ болѣе въ то счастіе, которому онъ
какъ бы по 'неволѣ все приноситъ въ жертву и для
котораго онъ можетъ даже совершить преступленіе.
Иное дѣло, гдѣ невинность безсознательной юности
ваервые завидитъ чудный миражъ, который указыва-
етъ ей на обѣтованный эдемъ въ свѣтѣ ярко загорѣв-
шейся утренней зари. Тамъ засвѣтится передъ любя-
щимъ мистическое предчувствіе вѣчнаго единства во
всемъ безсознательно-сущемъ и представится вся чу-
довищность раздѣльнаго бытія *) съ возлюбленной;
тогда разцвѣтетъ и засверкаетъ передъ нимъ неодо-
лимый порывъ стереть индивидуальныя границы, от-
дѣляющія его отъ возлюбленной, погрузиться всѣмъ
своимъ я—и потонуть въ существѣ, которое ему доро-
же себя, чтобы, подобно Фениксу, сгорѣвъ въ пламени
любви и ставъ безсамною частью возлюбленной, найти
еще лучшее бытіе. Такимъ-то образомъ души, которыя
въ сущности, не зная о томъ, суть единое и для ко-
торыхъ никогда не можетъ быть тѣснѣйшаго единенія,
какъ то, которое было и есть вѣчно, томительно жа-
ждутъ такого сліянія, которое для нихъ никогда не можетъ
быть, пока они остаются раздѣльными индивидуумами.
Но это еще не все: единственный результатъ, въ кото-
ромъ они дѣйствительно совершаютъ реальное сліяніе
своихъ качествъ, добродѣтелей и недостатковъ (съ со-
храненіемъ на то и старѣйшихъ правъ предковъ, правъ,
свидѣтельствующихъ о себѣ въ атавизмѣ), такъ этотъ
то результатъ эти души столь мало признаютъ во всей
высотѣ его значенія, что даже считаютъ нужнымъ от-
рицать его, какъ безсознательную цѣль ихъ влеченія
къ сліянію“. (стр. 188—191).
й) Т. е. вь разныхъ индивидуумахъ (Сеігеппізеіп). А. К.
144
Теперь спрашивается: если половой выборъ есть
также инстинктъ, то какая его конечная безсознатель-
ная цѣль, какой смыслъ этого инстинкта и почему онъ
возбуждается при видѣ именно этого индпвидуума?
Такъ какъ въ этомъ случаѣ экономія природы мо-
жетъ быть заинтересована только по отношенію къ
тѣлеснымъ и духовнымъ свойствамъ результата люб-
ви-ребенка, то намъ остается одинъ возможный отвѣтъ
на поставленный вопросъ, именно, отвѣтъ, данный Шо-
пенгауеромъ (АѴеІІ аій "ѴѴіІІе ипсі ѴогвіеІІип^. Т. ГІ. гл.
44. Метафизика любви). Отвѣтъ состоитъ въ томъ, что
инстинктъ любви заботится о соотвѣтствующемъ идеѣ
человѣческаго рода составѣ и свойствахъ слѣдующаго
поколѣнія и что воображаемое блаженство въ объяті-
яхъ возлюбленнаго есть не болѣе какъ обманчивая при-
манка, посредствомъ которой Безсознательное соблаз-
няетъ сознательный эгоизма и заставляетъ его жерт-
вовать своимъ своекорыстіемъ въ пользу слѣдующаго
поколѣнія, чего бы онъ самъ по себѣ никогда не сдѣ-
лалъ. Здѣсь въ приложеніи къ человѣку тотъ же прин-
ципъ, который развилъ потомъ Дарвинъ въ своей те-
оріи естественнаго подбора, а именно что облагороже-
ніе породы совершается, кромѣ гибели негодныхъ эк-
земпляровъ въ борьбѣ за существованіе, также и ин-
стинктивныма выборомъ присовокупленіи *). Природа за-
*) Въ З-мъ выпускѣ мнѣ придется весьма подробно коснуть-
ся ученія Гартмана о любви, ибо оно стоитъ въ тѣсной свя-
зи съ основами его міросозерцанія. Тамъ же будетъ мѣсто и
для сравненія этого ученія съ ученіемъ Шопенгауера и Дар-
вина. Здѣсь только замѣчу, что П-е изданіе „Философіи Без-
сознательнаго*4 вышло въ 1870 году, а въ томъ же году, ка-
жется, вышло и послѣднее сочиненіе Дарвина, въ которомъ
идетъ рѣчь о половомъ подборѣ и у человѣка. Странно/что
Гартманъ какъ будто не зналъ, что это сочиненіе вышло,
или, по крайней мѣрѣ, что оно готово появиться въ свѣтъ.
А. К.
145
ботится главнымъ образомъ о породѣ и, не задумы-
ваясь, посредствомъ инстинкта ея благосостоянію при-
носитъ въ жертву эгоизмъ, даже самую жизнь ин-
дивидуума. Того же, пожалуй, требуемъ отъ него и
мы: но только природа поступаетъ и разумнѣе, и несо-
мнѣнно мягче. ГіМы, замѣчаетъ Гартманъ, вынуждаемъ
у индивидуума сознательную жертву страхомъ наказа-
нія', природа добрѣе, она, какъ мать, вынуждаетъ эту
жертву надеждою на награду. Такъ пусть же никто не
жалуется на эту надежду и разочарованіе въ ней, если
онъ, подббно Шопенгауеру, вообще не жалуется на
существованіе природы и ея продолженіе. Впрочемъ
эта призрачная игрушка столь же спасительна и необ-
ходима, какъ и тѣ, которыми обманываютъ родители
дѣтей для ихъ же блага. Вѣдь, изъ цѣлей природы
нѣтъ другой высшей, чѣмъ благо и возможно благопрі-
ятныя качества ближайшаго поколѣнія, ибо отъ нихъ
зависитъ не только оно само, но и вся будущность
породы. Значитъ, дѣло любви есть дѣйствительно дѣло
высокой важности; и суматоха, которая изъ за нее по-
дымается въ мірѣ, вовсе не преувеличена. А все таки
для сознанія индивидуума отношеніе между средствомъ
и цѣлью (страсть и свойства ребенка), какъ скоро
оно понято, представляется безсмысленнымъ п для его
эгоизма исполненнымъ внутренняго противорѣчія: ибо
сознательное мышленіе іп аЪзігасіо, конечно, легко мо-
жетъ отрѣшиться отъ точки зрѣнія эгоизма] но это
весьма трудно для сознательной воли іп сопсгеіо. Вее-
къ чему, въ силу высшихъ соображеній, можетъ быть
приведенъ индивидуумъ—можетъ заключаться развѣ въ
томъ, что онъ будетъ терпѣливо переносить свое при-
ниженіе передъ цѣлями природы", (стр. 193.)
Заимствуя у Шопенгауера указанія, какъ въ част-
ности вліяютъ тѣлесныя и духовныя качества на по-
ловой выборъ, Гартманъ различаетъ два главные мо-
146
1) всякій индивидуумъ Тѣмъ Сидьнѣе привле-
въ половомъ отношеніи, чѣмъ СОверіиенііѣе тѣ.
мента:
каетъ
лѣсно и духовно онъ выражаетъ пде^ П0р0ДЬІ и чѣмъ
болѣе онъ приближается къ вершинѣ цѣтородной силы. '
2) одинъ индивидуумъ тѣмъ привлек^Тедьнѣе ддя дру. ।
гого, чѣмъ возможнѣе недостаткамъ 0Дного парадиз0. '
ваться противоположными недостатку друГОго, въ
слѣдствіе чего будущій ребенокъ можеъъ> возможно’пол-
нѣе, представить идею породы. Теперь ’1Ы видимъ? чт0 і
тѣлесныя и душевныя свойства прямо могутъ
причиною выбора въ любви, а вліяю>ъ да нёг0 околь. '
лымъ путемъ. Такъ напр., возрастъ (і§_28 для женщи-
ны, 24-36 для мужчины) вліяетъ во у полноты сво- :
ей родотворной силы; роскошная ж^Нская грудь влі.
яетъ на мужчину въ силу безсознатеуаго представ_
ленія ея цѣли, т. е., доставленія обил^Вой пищи ново. ।
рожденному; хорошее тѣлосложеніе (нарр тадъ-) вліяетъ
тѣмъ, что обѣщаетъ сильное сложеніе ребенка и т п
Изъ вышесказаннаго слѣдуетъ, чтъРтѣлесн0 и‘ду_ ’
ховно совершеннѣйшіе индивидуумы въобще бодѣе нра_
вятся другому полу, далѣе- что одн^ д тѣ же особы
разнымъ индивидуумамъ другаго пола , тся совер. '
Ш€НН0 различно и что наконецъ каждому ь^иболѣе нрат. і
ея совершенно особые индивидуумы. мод{ыо обсдѣ_
довать п подтвердить въ крайнихъ Хелочахъ> есди
только всегда въ каждомъ данномъ о.
* Случаѣ вычитать
то, что желается не въ силу инсти-,,
. Фиктивнаго поло-
вого влеченія, а изъ другихъ ѵмных^
„ . 3 ъ или глупыхъ
сознательныхъ соображеній. Высокіе м-,
4 Ужчины любятъ
маленькихъ женщинъ и наоборотъ, 1
1 ^Удые полныхъ, -і
курносые долгоносыхъ, блондины бруетокъ ые
наивно-простодушныхъ, разумѣется, ^алько въ поио. |
вомъ отношеніи; въ эстетическомъ же По большей ча_ (
сти они находятъ прекраснымъ не своі^ поЛярн го про. ।
тивоположность, но то, что имв п°дос^/^0 гракимъ од
Х47
разомъ совершенно иныя ос нованія для того, что нравит-
ся съ половой точки зрѣшія и для того, что правится
съ практической, нравственной, эстетической, и сер-
дечной. Только этимъ объясняется страстная любовь къ
такимъ лицамъ, которыя .любящему во всѣхъ другихъ
отношеніяхъ ненавистны и презрѣнны. Тогда, конечно,
страсть всячески ослѣпляекпь здравый разсудокъ, пото-
му то страстная любовь всегда слѣва. Отсюда при
ослабѣвшей страсти насѣдупаетъ разочарованіе, ко-
торое ведетъ за собою ^равнодушіе или ненависть,
ибо вовсе не рѣдкость ыайти даже и эту послѣд-
нюю въ глубинѣ сердца ие только любовниковъ, но
даже супруговъ. Самыя сильныя страсти, какъ извѣст-
но, возбуждаются не лучштими людьми, а за частую
гнусными: это потому что самая сильная страсть со-
стоитъ только въ концентршрованнѣйшемъ индивидуали-
зированіи (обособленіи) полового влеченія; а это по-
слѣднее возникаетъ вслѣдс твіе столкновенія полярно-
противоположныхъ качеств-ъ. Въ тѣхъ слояхъ народа,
гдѣ преобладаетъ чувственная жизнь надъ духовною,
рѣшаютъ дѣло почти однжі тѣлесныя качества, а по-
тому и возникаютъ мгноженно пламенныя страсти; у
образованныхъ сословій, при высшемъ духовномъ раз-
витіи, на безсознательный половой выборъ болѣе влія-
ютъ душевныя качества, отсюда для возникновенія
любви нужно болѣе близкое знакомство. А все таки
бывали люди съ высокимъ- духовнымъ развитіемъ, ко-
торые ври первой встрѣч'Ж съ инымъ рѣдкимъ жен-
скимъ существомъ столь безвозвратно запутывались
въ неразрушимое очарованіе, что всяческое усиліе ума
дать отчетъ въ причинѣ этого очарованія было на-
прасно.
Результаты всего вышеизложеннаго относительно
любви слѣдующіе:
148
1) Инстинктивно ищетъ человѣкъ лицо другого пола
для удовлетворенія своей Физической потребности, меч-
тая получить такимъ образомъ высшее наслажденіе,
чѣмъ при всякомъ другомъ способѣ удовлетворенія: без-
сознательная цѣль при этомъ есть дѣторожденіе вообще.
2) Инстинктивно ищетъ человѣкъ лицо другого пола,
которое въ сліяніи съ нимъ возможно полнѣе предста-
вляло бы идею породы, мечтая получить несравненно
высшее наслажденіе при половомъ сближеніи съ этимъ
лицомъ, чѣмъ со всякимъ другимъ; безсознательная цѣль
при этомъ есть рожденіе такого индивидуума, который
возможно совершеннѣе представлялъ бы идею породы.
Это безсознательное стремленіе къ возможно чистому
осуществленію идеи породы не есть нѣчто новое, но
то же начало, въ приложеніи къ рожденію, которое
управляетъ органическимъ образованіемъ въ самомъ широ-
комъ смыслѣ. Моментъ полового выбора есть и у жи-
вотныхъ, но онъ у нихъ проще, потому что различія
между животными не значительны; у человѣка же раз-
личія и многочисленнѣе и тоньше, потому согласующій
ихъ винтъ, если такъ можно выразиться, позамыслова-
тѣе. У животныхъ выборъ дальше перваго момента (см.
выше) не идетъ, т. е. ограничивается такими особя-
ми, которыя уже сами возможно полнѣе выражаютъ идею
породы. Такъ самцы многихъ животныхъ бьются за
обладаніе самками, которыя кажутся особенно привле-
кательными; самки у птицъ выбираютъ самцевъ кра-
сивѣе оперенныхъ; породистые жеребцы обыкновенно
пренебрегаютъ простыми кобылицами.
Впрочемъ, противъ теоріи полярнаго дополненія мо-
гутъ возразить, что по ней не могло бы быть несчаст-
ной любви: но это возраженіе не основательно. Если А
влюбляется въ В, то значитъ, что В есть для А надлежа-
щее дополненіе, т. е., А съ В произведетъ лучшихъ дѣтей,
149
чѣмъ съ другими. Но отсюда вовсе не слѣдуетъ, что
А въ свою очередь для В есть надлежащее дополненіе;
В, можетъ быть, съ другими произведетъ лучшихъ
дѣтей, чѣмъ съ А. слѣдовательно, В можетъ и не влю-
биться въ А. Конечно, если оба они суть высокостоя-
щія особи, то трудно каждому изъ нихъ подыскать
кого либо, съ которымъ бы они могли произвести со-
вершеннѣйшихъ дѣтей, чѣмъ другъ съ другомъ: тог-
да А и В одновременно возгораются страстью и пред-
ставляются двумя нашедшими себя снова половинами
раздѣленнаго первочеловѣка въ Платоновскомъ миѳѣ. Въ
такомъ случаѣ это соотвѣтствіе полярностей послужитъ
въ пользу не только будущаго ребенка, но и въ поль-
зу самихъ родителей, конечно, только не такъ, какъ о
томъ мечтаетъ страсть, а именно въ томъ отношеніи,
что такое полярное соотвѣтствіе душъ есть благопріят-
нѣйшее условіе и для дружбы.
Теперь остается прибавить къ этой теоріи любви
нѣкоторыя замѣчанія, а именно: 1) пока иллюзія безсозна-
тельнаго влеченія остается не тронутою, до тѣхъ поръ
для чувства эта иллюзія будетъ имѣть такую же цѣн-
ность, какъ и истина; 2) если же иллюзія будетъ по-
нята, то неизбѣжное противорѣчіе между требованіями
своекорыстнаго сознательнаго эгоизма и безсознатель-
ной волею, дѣйствующею для блага общаго, разрѣшено
будетъ все таки въ пользу и высшаго, и сильнѣйшаго
Безсознательнаго, ибо удовлетвореніе сознательной во-
ли на счетъ неудовлетворенія безсознательной дало бы
болѣе страданія, чѣмъ на оборотъ. 3) Наконецъ въ ме-
тафизикѣ Безсознательнаго указано будетъ, какимъ об-
разомъ это раздвоеніе найдетъ свое полное и положи-
тельное примиреніе.
„Вполнѣ ошибочно думать, говоритъ Гартманъ въ
заключеніе своей теоріи любви, что толкованіе любви
съ точки зрѣнія безсознательной цѣли—произвести ре-
150
бенка матеріализируетъ вѣчную весну человѣческаго
сердца или отнимаетъ у еще невинныхъ чувствъ ихъ
нѣжный идеалистичный блескъ. Нисколько! Философ-
ское изслѣдованіе только разоблачаетъ иллюзію, кото-
рая владѣетъ непосредственнымъ человѣкомъ, иллюзію,
что будто бы эти чувства вз себѣ самихъ могутъ имѣть
разумное основаніе, или оправданіе. Разоблачая иллю-
зію, мы въ замѣнъ ея получимъ научное убѣжденіе,
что эти чувства имѣютъ передъ міромъ право на пол-
нѣйшее оправданіе п стоятъ на самомъ крѣпкомъ и
высокомъ основаніи и что они по сущности безконечно
важнѣе, чѣмъ даже воображаетъ то Фантазія. Такимъ
образомъ вѣчный предметъ поэзіи, который до сихъ
поръ является въ видѣ безпочвенной мечты, получаетъ
теперь такую философскую основу, что даже насмѣшка
Филистера должна замереть и преклониться передъ важ-
ностью предмета" (стр. 198).
ГЛАВА VI.
БезсознатЕльноЕ въ чувствѣ, характЕрѣ и
нравствЕнности.
Различіе въ чувствѣ двухъ элементовъ: собственно чувствен-
наго ощущенія (или воспріятія) и чувства удовольствія и не-
довольства (боли). Удовольствіе и недовольство соотносятся,
какъ положительное къ отрицательному. Удовольствіе есть
удовлетвореніе воли, а недовольство неудовлетвореніе ея.
Неясность чувствъ, происходящая отъ безсознательности со-
провождающихъ волю представленій. Чувства становятся по-
нятными только въ той мѣрѣ, въ какой они могутъ быть пе-
реводимы на сознательныя мысли и на слова.—Что такое ха-
рактеръ? Характеръ познается только эмпирически и недосту-
пенъ непосредственному сознанію. Предикатъ нравственнаго
и безнравственнаго есть предикатъ воли. Нравственное ученіе
не можетъ имѣть прямаго вліянія на человѣка, а только ко-
свенное. Природа не знаетъ различія между добромъ и зломъ.
Возникновеніе этихъ понятій въ области сознательнаго мыш-
ленія. Относительная цѣнность нравственнаго и естественнаго.
Когда мы чувствуемъ зубную боль и боль въ паль-
цѣ, то намъ представляются слѣдующія различія: по
мѣсту—одна въ зубѣ, другая вѣ пальцѣ, по количеству
или степени интенсивности и по качеству—которое
обнаруживается множествомъ оттѣпковъ, до извѣстной
степени описываемыхъ выраженіями: боль постоянная
или перемежающаяся, жгучая, колючая, рѣжущая, свер-
лящая, дергающая и т. д.
Но въ этихъ случаяхъ мы подъ словомъ: боль разу-
мѣемъ такое цѣлое, которое можно разложить на части,
а именно: чувственное ощущеніе *) и боль въ тѣсномъ
*) Здѣсь’ нѣмецкое—\Ѵа1ігпе1іпіип$ я передаю то словомъ ощу-
щеніе, то воспріятіе, смотря по оттѣнку, придаваемому об-
152
смыслѣ или недовольство. Вѣдь, мы можемъ имѣть ощу-
щеніе, которое не производитъ ни удовольствія, ни бо-
ли, напр., если слегка подавить палецъ или почесать
кожу. Пусть же теперь это ощущеніе остается каче-
ственно неизмѣннымъ (т. е. все таки продолжается
давленіе на палецъ, или чешется кожа), но только уси-
ливается или ослабляется степень его, то можетъ при-
взойти къ нему удовольствіе или недовольство: не-
ужели же должно тогда и ощущеніе слиться въ одно
понятіе боли или удовольствія? Такимъ образомъ мы ви-
димъ, что не только они не одно и тоже, но даже, пожа-
луй, стоятъ въ причинной связи; ибо ощущеніе (или часть
его) есть причина боли: такъ какъ послѣдняя и является
и изчезаетъ съ первымъ и никогда безъ него не бываетъ,
хотя ощущеніе при нѣкоторыхъ обстоятельствахъ бы-
ваетъ и безъ боли.
Теперь можно поставить слѣдующій вопросъ: заклю-
чаются ли вышеисчисленныя различія въ боли или въ
удовольствіи, или же въ чувственномъ ощущеніи?
Что боль различается по количеству или степени ин-
тенсивности, сомнѣваться нельзя: но можно ли то же
сказать о различіи качественномъ?
Большая часть различій, выражаемыхъ словами: дер-
гающая, жгучая, рѣжущая и т. п., сводятся на Формы
перемежаемости и принадлежатъ ощущенію, со сте-
пенью котораго, конечно, измѣняется и степень боли
по болѣе или менѣе правильному типу, такъ что мы
въ этихъ выраженіяхъ ни чего не находимъ относи-
тельно первоначальнаго качественнаго, различія боли.
щимъ смысломъ положеній. Знающіе научную неустановлен-
ность психологическихъ терминовъ поймутъ невозможность
строго придерживаться одного какого либо выраженія.
л: к.
153
Дѣло въ томъ, что мы очень привыкли удовольствіе или
недовольство понимать какъ одно цѣлое съ ощущеніемъ,
такъ что различія, принадлежащія собственно ощущенію,
переносимъ на все это цѣлое. Эта привычка не раздѣ-
лять этихъ двухъ элементовъ, конечно, образовалась
только оттого, что такое раздѣленіе не приносило бы
намъ никакой дѣйствительной пользы въ практическомъ
отношеніи. Ясно выдѣлить изъ одного цѣлаго и под-
держать въ раздѣльности удовольствіе или недовольство
съ одной стороны, а также сопровождающія или про-
изводящія ихъ ощущенія съ другой въ самонаблюде-
ніи только кажется невозможнымъ: что это возможно
видно уже изъ взаимнаго отношенія этихъ двухъ эле-
ментовъ, какъ причины и слѣдствія. Кому удастся та-
кое самонаблюденіе, тотъ оправдаетъ положеніе: что
удовольствія и недовольства (боли) имѣютъ только ко-
личественныя, а не качественныя различія. Стоитъ на-
чать такое наблюденіе съ простѣйшихъ примѣровъ,
напр., различно ли удовольствіе при слышаніи коло-
кольнаго звона въ тонѣ С. иди въ тонѣ Д., и пере-
ходить постоянно къ примѣрамъ, гдѣ ощущеніе пред-
ставляетъ наибольшія различія: тогда вышеозначен-
ное положеніе станетъ совершенно яснымъ. Что удо-
вольствія и недовольства качественно одинаковы и
различны только количественно, очевидно изъ того, что
мы можемъ ихъ взаимно и сравнительно мѣрить и
взвѣшивать (желая истратить напр., рубль, мы мо-
жемъ колебаться и сравнивать: выпить ли вина, или
съѣсть что либо, пойти въ театръ, взять въ аптекѣ лѣ-
карство и т. п., конечно, когда количественно не пе-
ревѣшиваетъ по интенсивности какое либо удоволь-
ствіе или боль). Такое взвѣшиванье было бы невозможно,
если бы удовольствія и недовольства (боли) были бы
различны качественно, а не количественно, ибо измѣ-
рять можно только подобное подобнымъ.
154
Теперь обратимся къ третьему мѣстному различію.
Если бы мы не имѣли способности наши ощущенія
(воспріятія) размѣщать въ пространствѣ, то при боли
въ зубѣ и пальцѣ чувствовали бы не двѣ боли, а одну
смѣшанную. Значитъ мѣстное различіе выпадаетъ на
долю чувственнаго ощущенія и только черезъ него сум-
ма боли распадается на воображаемыя мѣстныя части,
при чёмъ одна часть ея причинно привязывается къ
одному, другая къ другому ощущенію. Если же, строго
говоря, боль сама по себѣ безмѣстна, то она есть не
только во всѣхъ случаяхъ качественно одинакова, но
въ одинъ и тотъ оюе моментъ едина.
Кто согласился съ однородностью удовольствія и не-
довольства въ тѣлесныхъ чувствахъ, тотъ согласится
съ тѣмъ и въ духовныхъ. Умираетъ ли мой другъ Л.
или В., теряю ли я жену или ребенка, теряю ли я соб-
ственность или честь и пр., страданіе мое можетъ быть
различно по степени, но никакъ не по роду: различны
только представленія или мысли, которыя я имѣю о
свойствахъ потери и которыя суть причины страданія.
Точно также и относительно духовныхъ удовольствій
(уступилъ кто послѣ долгихъ сопротивленій моей волѣ,
или я выигралъ въ лотерею, или получилъ высокое об-
щественное положеніе и т. п.): различіе въ удовольст-
віи только количественное, качественное же принад-
лежитъ представленію. Что чувственныя удовольствія
и недовольства однородны съ духовными, видно изъ то-
го, что одни другими измѣряются: на этомъ взвѣши-
ваніи недовольства и удовольствія въ будущемъ осно-
вано всяческое разумное практическое соображеніе,
всяческая рѣпіимость человѣка все таки, потому что
можно измѣрять только подобное подобнымъ. На эту одно-
родность указываетъ также и одинаковость именъ, кото-
рыми мы равно обозначаемъ удовольствіе и недоволь-
ство (боль) какъ чувственныя, такъ и духовныя. Кромѣ
155
того вообще чувственное и духовное вовсе не раздѣле-
ны между собою пропастью, а разнообразно другъ въ
друга проникаютъ и сростаются.
Что же касается до взаимнаго отношенія удовольствія и
недовольства, то ясно, что они взаимно другъ друга уни-
чтожаютъ, слѣдовательно, соотносятся какъ положитель-
ное къ отрицательному. Пунктъ, соотвѣтствующій нулю
между ними,, есть безразличіе чувства. Конечно, совер-
шенно все равно, что изъ двухъ принять за положи-
тельное, что за отрицательное, какъ все равно брать съ 4-
или—разстояніе вправо или влѣво отъ точки на линіи.
Теперь слѣдуетъ вопросъ, что же такое сами удоволь-
ствіе и недовольство? Изъ одного представленія они ни-
когда не могутъ быть объяснены, хотя къ тому и были
дѣлаемы тщетныя попытки и древними, и новыми Фило-
софами. Вообще всѣ мнѣнія объ этомъ предметѣ различ-
ныхъ мыслителей можно свести къ 2-мъ основнымъ
воззрѣніямъ: одни думаютъ, что удовольствіе проис-
ходитъ отъ удовлетворенія желанья, а недовольство отъ
его неудовлетворенія; другіе наоборотъ самое желаніе
объясняютъ представленіемъ будущаго удовольствія, а
отвращеніе (отрицательное желаніе) представленіемъ бу-
дущаго неудовольствія. Въ первомъ воззрѣніи за перво-
начальное принимается воля, во второмъ чувство. Кото-
рое изъ двухъ вѣрнѣе, рѣшить не трудно, принявъ въ
соображеніе слѣдующія обстоятельства. Во первыхъ въ
инстинктѣ влеченіе (желаніе) существуетъ Фактически
переда представленіемъ удовольствія; здѣсь цѣль вле-
ченія вовсе не заключается въ полученіи личнаго удо~
аолъств'н. Во вторыхъ въ объясненіи, что удовольствіе
есть удовлетвореніе воли, ничего не остается неяс-
наго въ самомъ удовольствіи; напротивъ въ объясненіи
происхожденія воли отъ представленія удовольствія са-
мая воля становится неясною, именно, остается совер-
шенно непонятнымъ двигающій моментъ, т. е., воля,
156
какъ дѣйствующая причина. Такъ такъ воля есть выхож -
деніе во внѣ (обнаруживаніе), удовольствіе же и недоволь-
ство возвращеніе къ себѣ изъ этого выхожденія, иначе
говоря, заключеніе процесса, то воля должна быть пер-
воначальнымъ, удовольствіе же вторичнымъ моментомъ
процесса, (ср. гл. I).
Если мы примемъ это воззрѣніе, то получимъ не-
ожиданое подтвержденіе существеннаго сходства удо-
вольствія и недовольства во всѣхъ чувствахъ. Раньше
мы видѣли, что воля всегда и вездѣ одна и та же и
различается только по напряженности и объекту, ко-
торый и есть представленіе. Если же удовольствіе есть
удовлетвореніе, а недовольство неудовлетвореніе воли,
то ясно, что и они должны быть всегда и вездѣ одни
и тѣ же и различаться только по напряженности. Что
же касается до ихъ кажущихся качественныхъ отли-
чій, то они даны сопровождающими ихъ представле-
ніями, которыя отчасти составляютъ объекты воли, от-
части причину ея удовлетворенія. Такимъ образомъ ос-
нова всѣхъ душевныхъ состояній, несмотря на ихъ раз-
нообразіе, проста. Это послѣднее положеніе, по посло-
вицѣ:. ^зітріех ыдіііит ѵегіУ, само подкрѣпляетъ тѣ, изъ
которыхъ вытекло, такъ что всѣ отдѣльные члены наше-
го разсужденія силою аналогіи поддерживаютъ другъ
друга и тѣмъ пріобрѣтаютъ наибольшую вѣроятность.
Дополненіемъ къ сейчасъ изложеннымъ выводамъ
изъ сознательной душевной дѣятельности могутъ слу-
жить слѣдующія положенія изъ психологіи Безсозна-
тельнаго: 1) Гдѣ не сознается никакой воли, въ удовле-
твореніи которой могло бы заключаться испытываемое
удовольствіе или недовольство, тамъ послѣднія относят-
ся къ волѣ безсознательной и 2) всё неясное, невыра-
зимое и неназываемое чувствъ заключается въ безсозна-
тельности сопровождающихъ ихъ представленій. От-
сутствіе понятій безсознательной воли и представленія
157
въ прежней психологіи не давало ей возможности дать
правильное объясненіе чувствамъ и заставляло её пу-
таться въ этой области.
Примѣрами удовольствія въ слѣдствіе удовлетворенія
безсознательной воли, соединенной съ несознаваемой
цѣлью, могутъ лучше всего служить инстинкты. На-
слажденіе матери при видѣ новорожденнаго или невы-
разимое блаженство счастливаго любовника рѣшитель-
но не соотвѣтствуютъ по степени удовольствія какой
либо сознательной волѣ. Если поэты всѣхъ временъ
неустанно выбираютъ темою своихъ пѣснопѣній без-
предѣльныя наслажденія нѣкоторыхъ житейскихъ от-
ношеній. то, должно быть, безпредѣльно высока и силь-
на та воля, удовлетвореніе которой вызываетъ эти от-
ношенія.
Всякій замѣчалъ на себѣ и другихъ, что мы очень
часто не знаемъ, чего мы собственно хотимъ, часто да-
же кажется намъ, что мы хотимъ противу положнаго
тому, чего собственно хотимъ, до тѣхъ поръ, пока изъ
удовольствія или недовольства не узнаемъ объ настоя-
щей нашей волѣ. Въ такихъ сомнительныхъ случаяхъ
намъ часто кажется, что мы хотимъ чего либо хоро-
шаго или похвальнаго,(напр., чтобы не умеръ больной
родственникъ, которому мы наслѣдуемъ, чтобы обсто-
ятельства способствовали скорѣе нашему разумному
убѣжденію, чѣмъ страстямъ и т. п.) и такъ твердо вѣ-
руемъ въ эту мнимую волю, что, когда случится про-
тивуположное ей, при чёмъ мы не только не испыты-
ваемъ никакого горя, напротивъ почувствуемъ радость,
то мы долго удивляемся самимъ себѣ. Но обманывать-
ся уже нельзя; наша радость тотчасъ же обличаетъ са-
мообманъ и ясно показываетъ, что безсознательно мы
хотѣли вовсе г.е того, что воображали, а прямо проти-
воположнаго.
158
Теперь обратимъ вниманіе на тѣ случаи, когда для
сознанія изъ наступающаго удовольствія или недоволь-
ства невозможно заключить о существованіи п родѣ
безсознательной воли, когда чувства имѣютъ нѣчто не-
ясное, потому что ихъ качество вполнѣ или отчасти
обусловлено безсознательными представленіями. Неяс-
ность эта происходитъ оттого, что рѣдко дѣло бываетъ
такъ просто, что чувство состоитъ въ удовлетвореніи
или неудовлетвореніи только одного желанія. Обыкно-
венно самые различные роды желаній самымъ разно-
образнымъ образомъ перекрещиваются между собою
каждую минуту такъ, что одно и тоже обстоятельство
одни изъ этихъ желаній удовлетворяетъ, другія нсудо-
влетворяетъ. Отсюда не бываетъ ни чистыхъ, ни про-
стыхъ удовольствій и недовольства, т. е., нѣтъ удоволь-
ствія, которое не заключало бы нѣкоторой боли, ни
боли, къ которой не примѣшивалось бы нѣкоторое удо-
вольствіе; а также нѣтъ удовольствія, которое не было
бы составлено изъ удовлетворенія различныхъ желаній.
Какъ насущная воля есть равнодѣйствующая всѣхъ
дѣйствующихъ одновременно, такъ и удовлетвореніе
воли есть послѣдній результатъ всѣхъ одновременныхъ
удовлетвореній и неудовлетвореній каждаго отдѣльнаго
желанія. Такъ какъ одна часть этихъ желаній можетъ
быть, да въ большинствѣ случаевъ и бываетъ созна-
тельна, другая безсознательна, то и чувство бываетъ
смѣшанное изъ удовольствія, опредѣленнаго сознатель-
ными, и изъ удовольствія, опредѣленнаго безсознатель-
ными представленіями. Послѣдняя-то часть и даетъ ка-
честву чувства тотъ неясный характеръ, тотъ посто-
янно неучитываемый остатокъ, который при всяческомъ
усиліи никогда не можетъ быть постигнутъ созна-
ніемъ.
Наконецъ есть еще особенность чувствъ, опредѣлен-
ныхъ безсознательными представленіями. Какъви стран-
159
но это кажется съ перваго взгляда, но для головного
мозга можетъ быть несознаваемымъ само сопровожда-
ющее чувство воспріятіе или представленіе. Здѣсь мы
должны вспомнить, что кромѣ головнаго мозга есть
другіе центры, которые имѣютъ свое сознаніе, способ-
ное къ удовольствію и недовольству. Можетъ случить-
ся, что отъ этихъ центровъ до головнаго мозга могутъ
быть проведены ощущенія довольства или недовольства,
а между тѣмъ самыя воспріятія, которыми обусловли-
ваются эти ощущенія, не дойдутъ до него. Такія до-
шедшія безъ своихъ основаній до головнаго мозга ощу-
щенія, которыя суть только отраженія чувствъ и на
строеній низшихъ центровъ, представляютъ нѣчто весь-
ма непонятное и загадочное, хотя не рѣдко имѣютъ
большое вліяніе на сознаніе головного мозга. Тогда это
сознаніе ищетъ для такихъ чувствъ какихъ либо кажу-
щихся причинъ и, конечно, не попадетъ на настоящія.
Обыкновенно чѣмъ ниже и несамостоятельнѣе сознаніе
головнаго мозга, тѣмъ болѣе имѣютъ надъ нимъ власти
эти коренящіяся въ относительно безсознательной обла-
сти настроенія, такъ у женщинъ болѣе, нежели у муж-
чинъ, у дѣтей болѣе, чѣмъ у взрослыхъ, у больныхъ
болѣе, чѣмъ у здоровыхъ, а также въ періодъ важныхъ
половыхъ перемѣнъ, напр., при наступленіи возмужа-
лости, беременности. Эти вліянія воли не обнаружи-
вается только въ настроеніяхъ, т. е., въ предрасполо-
женіяхъ къ мрачнымъ или радостнымъ чувствамъ, но
прямо возбуждаютъ чувства въ головномъ сознаніи, что
особенно замѣтно у ипохондриковъ. „Посмотрите на
это дитя, говоритъ Карусъ: какіе радостные и востор-
женные прыжки, какой громкій смѣхъ, какіе блестящіе
глаза. Вопросъ о причинѣ всего этого былъ бы безпо-
лезенъ, или же высказанныя причины не имѣли бы ни-
какого отношенія къ радости. Но вдругъ, также безъ
всякаго сознательнаго основанія, все прошло: дитя при-
160
смирѣло, на глазахъ слезы, ротъ съежился; оно готово
расплакаться, оно стало угрюмымъ и печальнымъ вслѣдъ
за тѣмъ, какъ было довольно и весело." Гдѣ искать
источника этихъ чувствъ, которыхъ странность можно
объяснять только безсознательными представленіями,
какъ не въ органическихъ ощущеніяхъ низшихъ нер-
вныхъ центровъ? Что вліяніе этихъ чувствъ надъ че-
ловѣкомъ тѣмъ значительнѣе, чѣмъ слабѣе самостоя-
тельность его головного сознанія, можно заключить изъ
того, что надъ животными власть ихъ тѣмъ сильнѣе,
чѣмъ ниже мы спустимся по ступенямъ животнаго цар-
ства. Рѣзкую разницу между чувствами, которыя опре-
дѣляются или сопровождаются ясно сознаваемыми го-
ловнымъ мозгомъ ощущеніями (воспріятіями), и неяс-
ными, не понятными чувствами, которыя обусловлены
ощущеніями (воспріятіями) низшихъ центровъ, не труд-
но увидѣть: если мы сравнимъ легкость, съ какою мож-
но воспроизвести по воспоминанію въ представленіи
какое либо простое чувство, обусловленное ощущені-
емъ высшихъ чувственныхъ органовъ (напр., зрѣнія),
прямо сообщающихся съ головнымъ мозгомъ, съ пол-
нѣйшею безуспѣшностью ясно и полно воспроизвести
въ сознаніи голодъ, жажду пли половое наслажденіе.
Мы видѣли, что чувственное ощущеніе имѣетъ по-
слѣдствіемъ удовольствіе или недовольство только при
извѣстной степени силы, что ниже этой степени оно
остается безразличнымъ объективнымъ ощущеніемъ, не
обусловливающимъ чувства. Но почти всякое чувственное
ощущеніе не просто, а сложено изъ множества элемен-
товъ, которые приводятся къ единству общимъ актомъ
воспріятія (перцепціи). При эѣомъ одно или нѣсколько
частныхъ ощущеній имѣютъ послѣдствіемъ чувство,
другія для чувства безразличны^ а между тѣмъ, входя
въ общее воспріятіе, сливаются съ чувствомъ и влія-
ютъ на качество цѣлаго душевнаго состоянія. Такъ
161
какъ душѣ нѣтъ никакого интереса выдѣлять эти со-
ставныя части, то мы и не привыкли выдѣлять то, что
въ состояніи души составляетъ собственно удовольствіе
или недовольство, и обозначаемъ терминомъ — чувство
всѣ состоянія души, въ которыхъ есть удовольствіе и
недовольство со включеніемъ всѣхъ сопровождающихъ
послѣднія ощущеній и представленій.
„Изъ всего предыдущаго становится очевиднымъ весь-
ма важное значеніе безсознательныхъ представленій
для всей чувственной жизни. Попробуйте взять, какое
угодно, чувство и постарайтесь возстановить его въ со-
знаніи съ полною ясностью и во всемъ его объемѣ:
всяческія попытки будутъ тщетны. Кто при этомъ не
ограничится только поверхностнымъ выполненіемъ за-
дачи, тотъ всегда наткнется на нѣкій неразрѣшимый
остатокъ, который издѣвается надъ всяческимъ усилі-
емъ освѣтить его въ Фокусѣ сознанія. Если же кто ли-
бо спроситъ себя, что онъ сдѣлалъ съ ясною частью
чувства, когда онъ ее вполнѣ воспроизвелъ въ созна-
ніи, то долженъ будетъ отвѣтить, что онъ перевелъ ее
на мысли, т. е., на сознательныя представленія; и по
скольку чувство можетъ быть переведено на мысли, по
стольку и можетъ оно быть ясно сознаваемо. А что
чувство, хотя отчасти, можетъ быть перелито въ соз-
нательныя представленія, это указываетъ на то, что
оно эти представленія уже безсознательно содержало,
ибо иначе мысли не могли бы быть тѣмъ-, что было
чувство. По скольку чувства могутъ быть переведены
на мысли, по стольку они и могутъ быть сообщаемы,
если мы не будемъ принимать въ разсчетъ при сооб-
щеніи ихъ весьма бѣднаго инстинктивнаго языка ми-
мики: ибо по скольку чувства могутъ быть переводи-
мы на мысли, по стольку они могутъ быть передавае-
мы словами. Извѣстно однако, какъ трудно сообщать
о чувствахъ, какъ часто они не вѣрно оцѣниваются и
162
ведутъ къ недоразумѣніямъ и даже считаются невоз-
можными. Чувства понятны только тому, кто имѣлъ
ихъ самъ: только ипохондрикъ понимаетъ ипохондри-
ка, только тотъ, кто любилъ, понимаетъ влюбленнаго.
Какъ часто мы сами себя не понимаемъ, какъ загадоч-
ны для насъ наши собственныя чувства, именно, если
они бываютъ у насъ въ первый разъ; какимъ грубымъ
самообманамъ подвержены мы относительно нашихъ
собственныхъ чувствъ! Нерѣдко нами владѣетъ чувство,
уже пустившее глубокіе корни въ наше внутреннее
существо, а мы того и не подозрѣваемъ; и вдругъ при
какомъ либо поводѣ становится оно для насъ яснымъ,
точно сошло бѣльмо съ глазъ. Вспомнимъ, канъ глубо-
ко иногда охватывается душа чистой дѣвушки первою
любовью и какъ добросовѣстно она съ негодованіемъ
отвергаетъ всякій намекъ на то: но впади только без-
сознательно любимый въ опасность, изъ которой она
могла бы его спасти, то до тѣхъ поръ скромная дѣвуш-
ка мгновенно выростаетъ передъ нами во всёмъ геро-
измѣ и самоотверженіи любви и не боится болѣе ни на-
смѣшекъ, ни упрековъ. Только тогда, только въ эту
минуту она знаетъ, что любитъ и каки любитъ Подоб-
но этому, безсознательно, по крайней мѣрѣ, разъ жи-
ветъ въ насъ каждое духовное чувство; и процессъ,
посредствомъ котораго разъ и навсегда оно становится
для насъ сознательнымъ, состоитъ въ переводѣ безсо-
знательныхъ представленій, которыя опредѣляютъ чув-
ство, на сознательныя, т. е., на мысли и слова“. (стр.
212). /
Теперь обратимся къ опредѣленію характера и нрав-
ственности.
Для перехода воли изъ потенціальнаго бытія, изъ со-
стоянія скрытой силы въ дѣйствительное бытіе, въ дѣ-
ятельную силу необходимо достаточное основаніе—мо-
тивъ, который всегда имѣетъ Форму представленія. Же-
163
ланіе само по себѣ различно только по интенсивности,
прочія различія его принадлежатъ его содержанію, т.
е., представленію о томъ, что хочется, которое въ свою
очередь обусловлено мотивами. Параллельно классамъ,
на которые распадаются предметы желанія (чувствен-
ныя удовольствія, богатства, слава, знаніе и пр.) и
воля различается въ соотвѣтственныхъ направленіяхъ
(чувственные интересы, корыстолюбіе, славолюбіе, лю-
бознательность и пр.).
Но одни только мотивы не опредѣляютъ содержанія
воли; опытъ указываетъ, что одинъ и тотъ же мотивъ,
не принимая въ разсчетъ случайныхъ различій настрое-
нія, на различные индивидуумы дѣйствуетъ различно:
одинъ дорожитъ мнѣніемъ людей, другой нисколько;
одинъ въ грошъ не ставитъ лавровый вѣнокъ поэта,
другой жертвуетъ для него счастіемъ жизни; одному
дорога честь, другой продаетъ ее за деньги и т. д. Но
большей части въ сознаніе не входитъ никакого при-
чиннаго указанія, почему какой либо мотивъ дѣйству-
етъ сильнѣе, чѣмъ другой. Самое большое, что можетъ
здѣсь служить такимъ указаніемъ, это ожиданіе боль-
шаго или меньшаго удовольствія отъ будущаго собы-
тія, но все таки остается загадочнымъ то, отчего одинъ
ожидаетъ ббльшаго удовольствія оттого, что познако-
мится съ новымъ научнымъ открытіемъ, другой отъ
участія въ азартной игрѣ.. Потому то никакъ нельзя
знать, какъ такой то индивидуумъ отнеЬется къ тому
или другому мотиву, раньше, чѣмъ увидишь это на
опытѣ. Если же мы знаемъ, какъ человѣкъ отвѣчаетъ
на всѣ возможные мотивы, то мы узнаемъ всѣ особен-
ности человѣка, знаемъ его характеръ. „Характеръ есть,
слѣдовательно, совокупность особенностей въ реакціи
(Кеасііопзшоііиз) на каждый особый классъ мотивовъ»
иди, что тоже, совокупность способностей возбуждать-
ся для каждаго особаго класса желаній. “ (стр. 2І4).
164
Такъ какъ нѣтъ мотива, который бы исключительно
возбуждалъ одинъ какой либо классъ желаній, то обы-
кновенно возбуждаются нѣсколько желаній одновремен-
но; и дѣйствительная воля, воля, которая неуклонно и
прямо переходитъ въ дѣло, если тому не мѣшаютъ Фи-
зическія причины, есть равнодѣйствующая всѣхъ этихъ
одновременныхъ желаній. Если же мы спросимъ себя,
въ чемъ же заключается процессъ этой реакціи воли
на мотивъ, этого сложенія желаній въ равнодѣйствую-
щую: то должны будемъ сознаться, что хотя мы и не
можемъ сомнѣваться въ существованіи процесса въ си-
лу умозаключеній изъ попадающихъ въ сознаніе «ак-
товъ, но что мы ничего не можемъ сказать о родѣ и
способѣ его проявленія, ибо сознаніе не даетъ намъ о
томъ никакихъ свѣденій. Въ каждомъ отдѣльномъ слу-
чаѣ мы знаемъ только начальный и конечный члены
процесса, мотивъ и дѣйствующую волю: но что такое
само реагирующее, потенціальная воля, то никогда не
поддается наблюденію. Точно также нельзя взглянуть въ
сущность реакціи, посредствомъ которой потенціальное
переходитъ въ дѣйствительное, реакцій, которая чрез-
вычайно похожа на рефлективное движеніе или рефлек-
тивный инстинктъ. О борьбѣ различныхъ желаній меж-
ду собою мы нѣсколько знаемъ, но только въ той мѣ-
рѣ, на сколько прежде въ болѣе простыхъ случаяхъ
наблюдали каждое желаніе, въ отдѣльности и въ видѣ
послѣдняго результата борьбы, и насколько этотъ преж-
ній опытъ прилагаемъ ко всякому настоящему случаю.
Но что эти опыты недостаточны и какъ неполно мож-
но ими пользоваться для уясненія текущаго душевнаго
событія, всякій хорошо знаетъ по себѣ.
Очень часто каждый думаетъ, что онъ вычислилъ
всѣ свои желанія въ какомъ либо данномъ случаѣ и
взвѣсилъ ихъ относительную силу, а какъ придетъ вре-
мя дѣйствовать, то, къ величайшему его удивленію, вы-
165
ступитъ равнодѣйствующею и господствующею совер-
шенно неожиданная воля. Только дѣло, слѣдовательно,
даетъ вѣрный признакъ истинной и окончательной во-
ли (все равно, удается ли оно, или неудается отъ внѣ-
шнихъ препятствій); всякія же предположенія сознанія
о волѣ не вѣрны и обманчивы: ибо основаны не на не-
посредственныхъ Жданныхъ сознанія о волѣ, но на ана-
логіяхъ опыта и ихъ искусственныхъ комбинаціяхъ. Са-
мая твердая рѣшимость, самое крѣпкое намѣреніе до
дѣла обращаются въ ничто, когда на дѣлѣ изъ мрака
Безсознательнаго выступитъ истинная воля. Если же
какое либо дѣло никогда не представляется человѣку
возможнымъ къ выполненію, то никогда онъ не можетъ
быть увѣренъ, чего собственно онъ хочетъ въ глубинѣ
своего сердца, Такъ называемый сознательный выбора
въ области воли не есть сознательное колебаніе самой
воли: это сомнѣвается только знаніе въ отчетливости
своего пониманія мотивовъ, а также колеблется въ опре-
дѣленіи того, какъ сложились передъ волею обстоятель-
ства теперь и какой видъ они примутъ въ будущемъ;
иначе говоря, знаніе сомнѣвается въ выработкѣ яснаго
мотива для воли.
Если должно сознаться, что возбужденіе воли всегда
покрыто для насъ завѣсою Безсознательнаго, то ни-
сколько не удивительно, что намъ весьма трудно ви-
дѣть причины, которыми обусловливается различіе ре-
акцій воли различныхъ индивидуумовъ на одни и тѣ
же мотивы. При этой трудности мы удовольствуемся
тѣмъ, что видимъ въ этихъ причинахъ самую внут-
реннюю природу индивидуума и потому дѣйствія ихъ
называемъ характеромъ, т. е., отличительнымъ призна-
комъ индивидуума. Такимъ образомъ это внутреннее
зерно индивидуальной души, это истое практическое л
человѣка, на которомъ собственно и лежитъ отвѣтствен-
ность за дѣла его, наименѣе доступно нашему созна-
166
нію, чѣмъ что либо другое въ насъ, такъ что мы дол-
жны знакомиться съ нимъ тѣмъ же путемъ, какъ и съ
другими людьми, т. е., путемъ умозаключеній изъ на-
шихъ поступковъ.
Теперь съ изложенной точки зрѣнія, бросимъ взглядъ
на сущность нравственности.
Много спорили о томъ, можно ли научиться добро-
дѣтели, и теоретически объ этомъ можно спорить и
теперь: но практическая психологія никогда не сомнѣ-
валась, что, исключая привычки—этой второй натуры—
которая въ сущности есть ничто иное, какъ дресси-
ровка, нѣтъ нравственнаго ученія, которое могло бы
произвести нравственность. Можно только пробудить
насущную нравственность посредствомъ постановки пе-
редъ воспитываемымъ надлежащихъ мотивовъ, кото-
рые сами по себѣ, можетъ быть, и не явились бы въ
должномъ видѣ и должной силѣ. Очевидно, что нрав-
ственность есть предикатъ не представленія, а воли.
Между тѣмъ мы уже видѣли, что выходъ воли въ дѣя-
тельно.е состояніе, иначе, ея реакція на мотивъ есть
актъ вполнѣ безсознательный, который, правда, отча-
сти зависитъ отъ свойства мотива, но съ другой сто-
роны зависитъ отъ способа реакціи и силы самой во-
ли. Мотивъ есть все таки только представленіе, слѣ-
довательно, къ нему не приложимъ предикатъ: нрав-
ственный-, отсюда для нравственности остается только
одинъ тотъ безсознательный Факторъ, который состав-
ляетъ часть характера и, принадлежитъ къ глубочай-
шему зерну индивидуальности. Это основаніе харак-
тера можетъ быть нѣсколько видоизмѣнено упражне-
ніемъ или привычкою, (посредствомъ намѣренной или
случайной односторонности предстающихъ передъ со-
знаніемъ мотивовъ), во никогда какимъ либо нрав-
ственнымъ ученіемъ; ибо наилучшее знаніе нравствен-
наго ученія есть мертвое знаніе, если оно не дѣйствуетъ
167
на волю, какъ мотивъ. Если же оно такъ и дѣйствуетъ,
то это зависитъ единственно отъ самой потенціальной
воли, т. е., характера. „Изъ исторіи мы видимъ, что
люди, у которыхъ постоянно на языкѣ нравственное
ученіе, часто имѣютъ наименѣе нравственный харак-
теръ, что люди съ замѣчательными умственными и
научными способностями нерѣдко въ нравственномъ
отношеніи дурные люди и, наоборотъ, что чистѣйшая
и непоколебимая нравственность живетъ въ простыхъ
людяхъ съ бѣдными умственными силами, которымъ и
въ голову не входили этическія задачи и которые, не
получивъ никакого воспитанія, не только не подражаютъ
окружающимъ ихъ дурнымъ примѣрамъ, но отворачи-
ваются отъ нихъ съ омерзѣніемъ. Мы видимъ, что всѣ ре-
лигіи, не смотря на различіе ихъ нравственныхъ ученій,
имѣютъ равное вліяніе на нравственность ихъ послѣдо-
вателей и что даже различныя степени культуры вліяютъ
только на грубость или утонченность Формы проступ-
ковъ и преступленій, но нисколько на нравственность
характера и на доброту и чистоту сердца". Точно та-
кое же вліяніе имѣетъ на нравственность народа его на-
ціональный характеръ. Такимъ образомъ мы приходимъ къ
слѣдующему результату: „этическій моментъ человѣка,
т. е., то, что обусловливаетъ характеръ его чувствъ и
дѣяній, лежитъ въ глубокомъ мракѣ Безсознательнаго.
Сознаніе можетъ вліять на дѣянія по стольку, по скольку
оно успѣшно поддерживаетъ мотивы, способные воздѣй-
ствовать па безсознательные этическіе элементы; но
воспослѣдуетъ ли и какъ воспослѣдуетъ это воздѣйствіе,
сознаніе должно спокойно выжидать и только изъ вы-
ступающей на дѣло воли можетъ оно заключить о со -
гласіи ея съ понятіями, которое оно имѣетъ о нрав-
ственности и безнравственности:" (стр. 218).
Показавъ, что процессъ возникновенія того, чему
мы приписываемъ предикаты нравственнаго и без-
168
нравственнаго, лежитъ въ Безсознательномъ, мы дол-
жны показать, что эти предикаты есть созданіе соз-
нанія и совершенно не идутъ къ Безсознательному въ
немъ самомъ, изъ чего, очевидно, слѣдуетъ, что было бы
ошибочно говорить о нравственномъ инстинктѣ. Хотя
дѣйствія человѣческія и исходятъ изъ безсознательной
или инстинктивной области характера, напр. производят-
ся инстинктами состраданія, благодарности, мести, само-
любія ц г. д.: но это безсознательное происхожденіе
рѣшительно ничего не имѣетъ общаго съ понятіями
нравственнаго и безнравственнаго, ибо эти понятія
созданы сознаніемъ, а сознательный инстинктъ есть
сопігаііісііо іп афесіо.
Добрыми и злыми мы называемъ даже безжизненныя
явленія природы, напр., вѣтеръ, воздухъ; далѣе назы-
ваемъ такъ животныхъ, дѣтей: но о нравственности
существу идетъ рѣчь только тогда, когда мы считаемъ
его отвѣтственнымъ за его дѣла; а считаемъ его та-
ковымъ только тогда, когда его сознаніе развито до
такой степени, что оно можетъ имѣть понятія о нрав-
ственномъ и безнравственномъ. Да и въ такомъ случаѣ
отвѣтственность на него мы возлагаемъ только за такія
дѣйствія, при совершеніи которыхъ его сознанію ни-
что не препятствовало приложить къ нимъ свою соб-
ственную мѣру; отсюда за одни и тѣ же дѣла мы одно
существо называемъ нравственнымъ или безнравствен-
нымъ, а другое нѣтъ. Такъ никто не назоветъ дикаря без-
нравственнымъ за то, что онъ изъ гостепріимства пред-
лагаетъ свою жену гостю, скорѣе такой поступокъ ди-
каря, какъ соблюденіе обычая гостепріимства, есть по-
ступокъ нравственный. За одни и тѣ же выраженія
злости мы назовемъ ребенка только злымъ, взрослаго
же осудимъ въ безнравственности. Кровная месть у
насъ есть безнравственность, у народовъ низкой куль-
туры есть нравственное учрежденіе, у совершенныхъ
169
дикарей просто актъ страсти, которой не можетъ быть
ни нравственнымъ, ни безнравственнымъ. Ясно, что
ни сами существа, ни ихъ дѣла сами по себѣ ни нрав-
ственны, ни безнравственны, но становятся таковыми
только въ сужденіи о нихъ съ точки зрѣнія, установ-
ленной сознаніемъ. Нравственность или безнравствен-
ность появляются только въ отношеніи между суще-
ствами или ихъ дѣлами съ одной стороны и какой ли-
бо точкою зрѣнія высшей ступени сознанія съ другой;
природа же, по скольку она безсознательна, не знаетъ
различія между нравственнымъ и безнравственнымъ.
„Природа сама по себѣ ни добра, ни зла, но вѣчно есте-
ственна, т. е., сообразна сама съ собою; для природ-
ной воли, которая ничего внѣ себя не имѣетъ, все въ
себѣ заключаетъ и все есть сама, ничто не можетъ
быть ни злымъ, ни добрымъ; только отношеніе между
индивидуальной волей и внѣшнимъ объектомъ необхо-
димо предполагаетъ понятіе добраго и злого", (стр.
220).
Впрочемъ, этими соображеніями ни сколько не пони-
жается цѣнность понятій о нравственномъ и безнрав-
ственномъ, понятій созданныхъ возвысившимся до кри-
тической точки зрѣнія сознаніемъ: ибо, не смотря на
свою односторонность и ограниченность, сознаніе для
существующаго міра все таки важнѣе Безсознатель-
наго, а за тѣмъ и нравственное стоитъ въ концѣ кон-
цовъ выше естественнаго. Вѣдь, и сознаніе есть все
таки безсознательное произведеніе природы, слѣдова-
тельно, нравственное вовсе не есть противоположность
естественнаго, но только высшая его степень, до кото-
рой черезъ посредство сознанія естественное доросло
въ силу собственнаго своего влеченія.
ГЛАВА VII.
Безсознательное въ эстетическомъ сужденіи и въ ху-
дожественномъ творчествѣ.
Различныя толкованія прекраснаго. Безсознательное возник-
новеніе эстетическаго ощущенія. Эмпирическое происхожде-
ніе эстетическаго сужденія. Произведеніе прекраснаго. Фанта-
зія. Геніальный замыселъ или концепція. Условія для истинно
прекраснаго произведенія. Цѣлесообразный выборъ въ явле-
ніи ассоціаціи идей принадлежитъ къ дѣятельности Безсозна-
тельнаго. Неполнота Дарвиновской теоріи полового выбора.
Различіе прекраснаго въ произведеніяхъ природы и человѣка.
Заключеніе.
Въ толкованіи прекраснаго всегда стояли другъ про-
тивъ друга два крайнія воззрѣнія. Одно полагало, что
идея красоты прирождена человѣческой душѣ, такъ что
въ искусствѣ она переступаете за предѣлы прекрас-
наго, даннаго въ природѣ. Прикидывая эти прирожден-
ныя намъ идеалы къ природѣ, мы опредѣляемъ, что
въ послѣдней прекрасно, что нѣтъ: по этому воззрѣ-
нію, значитъ, эстетическое сужденіе есть апріорно-син-
тетическое сужденіе. Другіе указываютъ на то, что
въ художественныхъ произведеніяхъ, наиболѣе соот-
вѣтствующихъ мнимымъ апріорнымъ идеаламъ, нѣтъ
ни\ одной черты, которую бы не представляла природа,
что художникъ въ своей идеализирующей дѣятельности
изъ раздѣльныхъ элементовъ, представляемыхъ при-
родою, откидываетъ безобразное и собираетъ отдѣль-
ныя прекрасныя черты въ одно цѣлое: по этому воз-
171
зрѣнію прогрессъ научной эстетики долженъ идти въ
томъ направленіи, чтобы доказать, что процессъ воз-
никновенія эстетическаго сужденія обусловливается дан-
ными психологическими и Физіологическими.
По Гартману, то и другое воззрѣніе имѣютъ свою
долю правды. Эмпирики правы, когда для каждаго эсте-
тическаго сужденія ищутъ основы въ психологіи и фи-
зіологіи; имъ собственно и обязана научная эстетика
своимъ существованіемъ, ибо идеалисты съ своей ги-
потезой запираютъ для себя даже возможность этой
науки. Однако, еслибъ эмпирики достигли своей цѣли
и вполнѣ анализировали эстетическое сужденіе, то
этимъ они указали бы только на его объективную
связь съ другими областями духа и доказали бы его
эмпирическое происхожденіе: но все таки они не рѣ-
шили бы вопроса о томъ, какъ эстетическое сужденіе
возникаетъ субъективно въ индивидуальномъ сознаніи.
Развѣ тихомолкомъ допустили бы въ основу своей те-
оріи совершенно ложное положеніе, что объективный
ходъ естетическаго сужденія и процессъ его возникно-
венія въ субъективномъ сознаніи тождественны, поло-
женіе, которому противорѣчитъ всякое непредубѣжден-
ное самонаблюденіе и свидѣтельство какъ самаго бѣд-
наго, такъ и самаго развитаго чувства красоты. Ско-
рѣе идеалисты правы въ томъ, что этотъ процессъ
есть нѣчто лежащее по ту сторону сознанія, что онъ
предшествуетъ сознательному эстетическому сужденію,
слѣдовательно, есть нѣчто <і рііог’ное: но они не пра-
вы въ томъ, что съ своимъ разъ навсегда готовымъ
идеаломъ не считаютъ это а ргіог’ное возникновеніе за
процессъ. Богъ знаетъ, откуда взялся у нихъ идеалъ,
о существованіи котораго ничего не знаетъ сознаніе,
котораго объективная связь съ другими психически-
ми областями должна навѣки остаться непонятою и ко-
тораго данная неподвижность, въ концѣ концовъ, ока-
472
зывается недостаточною, сравнительно съ безконеч-
нымъ разнообразіемъ отдѣльныхъ случаевъ. Если для
избѣжанія этого возраженія идеалисты приняли бы иде-
алъ не за неподвижный, а за нѣчто текущее, то вмѣ-
сто одного чуда намъ предстанетъ ихъ безконечное
множество, отъ чего, конечно, дѣло не станетъ, яснѣе.
По мнѣнію идеалистовъ, напр., данные тонъ, гармонія,
и тембръ звука (КІап^ГагЬе) прикидываются къ идеаль-
ному тоау, гармоніи и тембру и, по мѣрѣ приближе-
нія первыхъ къ послѣднимъ, опредѣляются прекрас-
ными. Между тѣмъ Гельмгольцъ („объ ощущеніяхъ
звука*) показываетъ, что во всѣхъ трехъ случаяхъ,
если испытывается нами какое либо удовольствіе, то
оно возникаетъ послѣ недовольства въ слѣдствіе нѣкото-
рыхъ потрясеній, производимыхъ въ органѣ слуха шу-
момъ, диссонансомъ и звуками непріятнаго тембра, по-
трясеній подобныхъ тѣмъ, которые въ глазу происхо-
дятъ отъ дрожанія свѣта. Это недовольство есть, слѣ-
довательно, ничто иное, какъ слабая Физическая боль
въ родѣ зубной боли, или боли, испытываемой при
скрипѣ грифеля по аспидной доскѣ. Такимъ образомъ
эмпирикъ можетъ объяснить эстетическое удовольствіе
отъ чувственной части музыки въ объективной связи
съ Физической болью: но этимъ нисколько не объя-
сняется происхожденіе сознательнаго эстетическаго су-
жденія: ,этотъ тонъ, эта гармонія, этотъ тембръ пре-
красны*. Вѣдь, при слышаніи ихъ не возникаетъ въ
сознаніи такого разсужденія: „теперь я не ощущаю
никакой боли отъ потрясеній органа слуха, напротивъ
ощущаю легкое возбужденіе, егдо, ощущаю удоволь-
ствіе*. Ничего подобнаго этому въ сознаніи не находит-
ся: едва заслышимъ прекрасные звуки, со ір$о является
въ сознаніи, какъ по волшебству, удовольствіе; и са-
мое напряженное вниманіе къ этому субъективному
событію не находитъ никакихъ указаній на способъ его
173
возникновенія. Всего вѣроятнѣе, что вышеуказанный
объективно дознанный ходъ дѣла дѣйствительно совер-
шается въ видѣ процесса въ Безсознательномъ. Что же
касается до сознанія, то въ него попадаетъ только ре-
зультатъ процесса моментально послѣ полнаго воспрі-
ятія чувственнаго впечатлѣнія, причемъ эта моменталь-
ность процесса, его сосредоточеніе въ безвременное
мгновеніе и говорятъ, именно, за его безсознательность,
и притомъ попадаетъ въ сознаніе не какъ эстетическое
сужденіе, а какъ ощущеніе удовольствія или недоволь-
ства.
Теперь спрашивается, какъ же наконецъ склады-
вается эстетическое сужденіе? Понятіе „прекраснаго"
образуется также, какъ и понятія: „сладкаго, краснаго,
мягкаго4*. Еще Локкъ замѣтилъ, что эти слова упо-
требляются двояко: въ значеніи душевнаго состоянія
при ощущеніи, и въ значеніи его причины, т. е., свой-
ства внѣшнихъ объектовъ. Понятія: „сладкій, красный,
мягкій" выработываются посредствомъ отвлеченія об-
щихъ частей отъ ряда подобныхъ ощущеній. Когда же
мы объективную причину этихъ отвлеченныхъ ощуще-
ній влагаемъ въ вещи, какъ ихъ качества, то обра-
зуются сужденія: „сахаръ сладокъ, ро?а красна, мѣхъ
мягокъ". Такимъ же образомъ развивается и эстети-
ческое сужденіе. Несмотря на нѣкоторыя индивидуаль-
ныя особенности, множество душевныхъ ощущеній пред-
ставляются намъ столь похожими, что изъ нихъ можно
выдѣлить общую часть для образованія понятія, кото-
рое и получаетъ имя: прекраснаго. Перенося причину
этихъ ощущеній во внѣшніе объекты, мы разумѣемъ
ее, какъ свойство ихъ, и даемъ имъ также имя: пре-
красныхъ; такимъ образомъ возникаетъ, напр., сужде-
ніе: „дерево прекрасно".
Кто лишенъ чувства прекраснаго, кто не находитъ
удовольствія въ прекрасномъ, для того эстетическое
174
сужденіе или невозможно, или же для него оно есть
мертвая абстракція безъ субъективной истины. Слѣдо-
вательно, эстетическое сужденіе не есть нѣчто аргіог-
ное, но эмпирическое, а розіегіог’ное, ибо и внѣшній
Объектъ и эстетическія наслажденія даны опытомъ.
Но тѣмъ не менѣе эстетическое наслажденіе, подобно
ощущеніямъ звука, вкуса, цвѣта и т. д., составляетъ
столь же необыкновенный Фактъ сознанія и, подобно
имъ, представляется внутреннему опыту чѣмъ-то го-
товымъ, даннымъ. Конечно, оно возникаетъ, только
благодаря безсознательному процессу; слѣдовательно,
этому наслажденію, какъ и всякому другому подоб-
ному ощущенію, можно бы придать названіе аргіог’-
наго, еслибъ это выраженіе не было употребительно
только относительно понятій и сужденій. Способность
ощущать эстетически (по аналогіи съ способностью
ощущать сладкое, кислое и пр.), называемая вкусомъ,
конечно, можетъ съ одной стороны, подобно вкусу
языка и нёба, быть развита и упражненіемъ доведена
до реакціи на очень тонкія различія; съ другой сто-
роны насильственныя привычки могутъ извратить ея
инстинктивную природу: но во всякомъ случаѣ ощуще-
ніе стоитъ даннымъ, не подлежащимъ произволу Фак-
томъ. Различіе эстетическаго ощущенія отъ чувствен-
наго состоитъ только въ томъ, что первое строится
на послѣднемъ. „Безсознательный процессъ возникно-
венія чувственныхъ качествъ есть непосредственная
реакція души на нервное раздраженіе, а безсознатель-
ный процессъ возникновенія эстетическаго ощущенія
есть реакція души на уже готовыя чувственныя ощу-
щенія, такъ сказать реакція втораго порядка. Вотъ
почему возникновеніе чувственнаго ощущенія останет-
ся для насъ навсегда покрытымъ непроницаемымъ мра-
комъ, между тѣмъ какъ процессъ возникновенія эс-
тетическаго ощущенія уже можетъ быть до извѣстной
175
степени возстановленъ въ дискурсивной Формѣ созна-
тельнаго представленія и понятъ, т. е. переведенъ на
понятія", (стр. 226).
Что касается до сущности прекраснаго, то, подобно
сущности нравственнаго, мы должны удовлетворяться
тѣмъ результатомъ, что эстетическое сужденіе есть
данное эмпирически сужденіе, котораго основа заклю-
чается въ эстетическомъ ощущеніи: процессъ же про-
исхожденія послѣдняго лежитъ вполнѣ въ области Без-
сознательнаго.
Переходя отъ пассивнаго воспріятія прекраснаго къ
активному творчеству его, мы должны вести рѣчь о
творческой Фантазіи и вообще о способности вообра-
женія.
Эта способность у различныхъ лицъ имѣетъ различ-
ныя степени живости. У женщинъ она въ высшей сте-
пени, чѣмъ у мущинъ, притомъ послѣдніе имѣютъ её
тѣмъ въ меньшей степени, чѣмъ болѣе они привыкли
къ отвлеченному мышленію и чѣмъ менѣе обращаютъ
вниманія на внѣшній міръ. При незначительной сте-
пени этой способности цвѣта совсѣмъ не могутъ быть
воображаемы, Фигуры только весьма не ясно съ вол-
нующимися контурами и только на весьма короткое
время. При высшей степени живость и ясность вообра-
женія не уступаетъ самому чувственному впечатлѣнію.
Такъ одинъ портретистъ довольствовался отъ своихъ
оригиналовъ сеансомъ только въ часа: воображеніе
его было такъ живо, что ему стоило только взглянутъ
на стулъ, гдѣ сидѣлъ оригиналъ, чтобы вообразить его
съ полною ясностью. Моцартъ носилъ въ своемъ вооб-
раженіи большія музыкальныя композиціи по цѣлымъ мѣ-
сяцамъ, ибо извѣстно, что онъ тогда только писалъ ихъ,
когда уже невозможно было далѣе откладывать, при
чемъ онъ нерѣдко писалъ отдѣльные голоса оркестра
безъ партитуры (какъ въ увертюрѣ Донъ-Жуана) и
176
при этой работѣ даже задумывалъ новыя композиціи.
Если въ иаше трезвое разсудочное время возможны такіе
примѣры, то еще болѣе было ихъ раньше въ тѣ вѣка,
когда чувственное созерцаніе было болѣе въ ходу и бы-
ло менѣе подавлено отвлеченнымъ мышленіемъ, когда
человѣкъ беззавѣтнѣе отдавался внушеніямъ своей при-
роды. Понятно, что тогда произвольное чувственное со-
зерцаніе и не произвольное субъективное видѣніе могли
совершенно сливаться, какъ это видимъ мы у святыхъ,
мучениковъ, пророковъ, мистиковъ, а также у вдохновен-
ныхъ художниковъ. Это сліяніе нисколько не удивляло
этихъ счастливыхъ дѣтей природы, которые еще не
раздвоились съ своей священною матерью, напротивъ
считалось необходимымъ условіемъ для всякаго выс-
шаго духовнаго произведенія. Такъ въ „Федрѣ" боже-
ственный Платовъ говоритъ: „въ произведеніи, кото-
рое лучшій изъ людей творитъ въ божественномъ бе-
зуміи, которое лучше, чѣмъ трезвое блаюразуміе, душа,
какъ бы въ яркомъ снимкѣ, снова узнаетъ то, что она
созерцала въ минуты восторга, когда сопутствовала
Богу; оттого то, созерцая это произведеніе, она напол-
няется радостью и любовью". Тому же Платону принад-
лежатъ слова: „безуміе вовсе не есть зло; напротивъ
черезъ него низошли на Элладу величайшія блага".
Еще во время Цицерона поэтическое вдохновеніе обозна-
чали выраженіемъ: ]'игог роеіісиз.
Разлагая самые образы Фантазіи на ихъ составные
элементы, мы даже въ чудовищнѣйшихъ произведені-
яхъ восточной Фантазіи не находимъ ничего такого,
что бы не могло быть взято изъ чувственнаго ощуще-
нія и сохранено памятью. Въ этихъ произведеніяхъ
мы не открываемъ ни одного новаго простого цвѣта,
запаха, вкуса, тона; даже въ области пространства,
гдѣ для комбинацій Фантазіи болѣе простора, въ арабе-
скахъ, напримѣръ, встрѣчаемъ мы только знакомые
177
элементы прямой линіи, круга, еллипса и другихъ из-
вѣстныхъ кривыхъ; даже въ Фантастическихъ живот-
ныхъ р’&дко встрѣчаются части изъ растительнаго цар-
ства и наоборотъ. Все дѣло Фантазіи ограничивается
разложеніемъ на части извѣстныхъ представленій и ком
бинированіемъ этихъ отдѣльныхъ частей въ измѣнен-
номъ видѣ. Если же кто вмѣстѣ съ способностію живаго
воображенія имѣетъ тонкое чувство изящнаго и богатый,
легко вызываемый запасъ въ памяти, то ему уже не тру-
дно, опираясь на природу, т. е. на данныя чувственныя
воспріятія, выдѣлять изъ нихъ безобразные и сочетать
въ одно цѣлое прекрасные элементы: нужно только
наблюдать чтобы въ этомъ художественномъ созданіи
не сочетались элементы, погрѣшающіе противъ исти-
ны и единства изображаемой идеи. „Напр., при рисо-
ван іи портрета, истина идеи не была бы выражена,
еслмбъ живописецъ скопировалъ случайное выраженіе-
лица оригинала. Это было бы прилично ремесленнику,
а н е художнику. Если же живописецъ нарисуетъ лицо
въ такомъ освѣщеніи и положеніи, что оно представит-
ся съ возможно выгоднѣйшей стороны, если онъ, при
различныхъ выраженіяхъ и настроеніяхъ во время се-
анса оригинала, остановится на такомъ, которое пред-
ставляется прекраснѣйшимъ, если онъ при томъ съ
одной стороны не красивыя черты и подробности зама-
скируетъ, а выгодныя черты и подробности поставитъ
въ благопріятномъ свѣтѣ, или даже прибавитъ новыя—
и сдѣлаетъ все это только въ той мѣрѣ, въ какой
позволитъ то истина идеи, т. е., сходство, тогда онъ
дѣйствительно созидаетъ художественное произведеніе,
тогда только онъ идеализируете оригиналъ", (стр. 229).
Ракъ работаетъ обыкновенный талантъ, который,
руководимый своимъ эстетическимъ сужденіемъ, сози-
даемъ художественное произведеніе посредствомъ раз-
судочнаго выбора и комбинацій. Такъ работаетъ дилле-
178
таитъ и обыкновенный художникъ, который не можетъ
произвести ничего великаго, который, не выходя изъ
пробитой колеи подражанія, не въ состояніи создать
оригинала. Такой художникъ все дѣлаетъ путемъ соз-
нательнаго выбора: ему не достаетъ божественнаго бе-
зумія, животворнаго дыханія Безсознательнаго, которое
для сознанія представляется высшаго, необъяснимаго
происхожденія вдохновеніемъ. Чтобы вынудить у себя
сознательную комбинацію нужно только напряженіе со-
знательной воли, прилежаніе, терпѣніе, упражненіе и
время: напротивъ въ геніѣ его замыселъ (концепція)
зарождается невольно, пассивно. Геніальный замыселъ
не вынудишь никакимъ усиліемъ; онъ ниспадаетъ въ
душу, словно съ неба, въ путешествіи, въ театрѣ, въ
разговорѣ, вездѣ, гдѣ его всего менѣе ожидаютъ и всег-
да внезапно и мгновенно. Сознательныя комбинаціи тя-
жело вырабатываются изъ маленькихъ подробностей,
при мучительномъ колебаніи въ выборѣ частей для цѣ-
лаго. Геніальному замыслу дается цѣлое заразъ, безъ
всякаго труда, какъ даръ боговъ; если чего недостаетъ
ему, такъ это, именно, подробностей. Сознательная
комбинація создаетъ единство путемъ труднаго прила-
живанья частностей, что всегда и замѣтно на окончен-
ной работѣ: геніальный замыселъ представляетъ всегда
такое единство въ своихъ созданіяхъ, что ихъ можно
сравнить только съ организмами природы; ибо какъ пер-
выя, такъ и послѣдніе суть дѣло одного и того же Без-
сознательнаго.
Но для устраненія недоразумѣній по поводу сейчасъ
сказаннаго, нужно прибавить слѣдующія замѣчанія:
1) Геній все таки долженъ быть развитъ и упраж-
няемъ въ своей спеціальной области. Онъ долженъ со-
хранять въ своей памяти богатый запасъ яркихъ об-
разовъ и руководиться тонкимъ чувствомъ въ ихъ вы-
борѣ: ибо безформенная идея Безсознательнаго должна
179
воплотиться въ матеріалѣ, доставляемомъ этимъ запа-
сомъ. Художникъ, который, въ слѣдствіе испорченнаго
эстетическаго сужденія, охотно воспринималъ матері-
алъ, не соотвѣтствующій идеѣ красоты, похожъ на
дурную почву, которая вноситъ негодныя составныя
части въ питающіеся изъ нея растеніе.
2) Для всякаго художественнаго произведенія вовсе
не есть необходимо, чтобы оно состояло изъ одного
только замысла, концепціи. Только основная идея его
должна представлять одну концепцію, ибо иначе по-
страдало бы единство произведенія: но частности и по-
дробности могутъ представлять особыя концепціи, такъ
сказать, втораго порядка, которыя наполняютъ проме-
жутокъ между первымъ замысломъ произведенія и его
полнымъ окончаніемъ. Эти частныя концепціи предста-
вляютъ обширное поприще для участія разсудочной ра-
боты въ художественномъ произведеніи. Если даже у*
геніальнаго художника для этой работы не хватаетъ
достаточно энергіи, терпѣнія, прилежанія и разсуди-
тельности, то его геніальный замыселъ останется без-
плоднымъ и для него и для человѣчества, ибо или онъ
вовсе не начнетъ своего труда, или трудъ этотъ оста-
нется неконченнымъ или испорченнымъ невѣрными при-
бавками.
3) Относительно вліянія сознательной воли на худо-
жественный замыселъ нужно замѣтить, что она не имѣ-
етъ никакого вліянія только на моментъ возникновенія
этого замысла, такъ что сознательное усиліе въ этомъ
направленіи всего болѣе можетъ препятствовать зарож-
денію идеи въ Безсознательномъ. Но тѣмъ не менѣе
общее вліяніе сознательнаго духа на Безсознательное
есть необходимое условіе для полученія истинно выс-
шихъ, благородныхъ и чистыхъ вдохновеній. Но это
вліяніе только тогда могущественно, когда вся душа
человѣка погружена въ его искусство, когда всѣ его
180
интересы сосредоточиваются въ нёмъ, когда нѣтъ дру-
гихъ желаній, которыя бы имѣли силу отклонить его
волю на долго отъ этого высочайшаго стремленія.
4) Наконецъ должно замѣтить, что и въ разсудочной
работѣ простого таланта животворный замыселъ никог-
да вполнѣ не отсутствуетъ, но только ограничивается та-
кими малыми дозами, что ускользаетъ отъ обыкновеннаго
самонаблюденія. Характеристическія черты явленія, ко-
торое мы называемъ замысломъ, можно вполнѣ понять
въ его крайней и высшей степени у генія и затѣмъ
представить себѣ цѣлую лѣстницу различныхъ его сту-
пеней до полнаго его изчезновенія у безталантныхъ му-
чениковъ голаго разсудка, которые производятъ худо-
жественную работу съ помощію изученныхъ правилъ.
Чтобы устранить всякое сомнѣніе на счетъ выше вы-
сказанныхъ положеній, мы попытаемся доказать, что
всякая комбинація чувственныхъ представленій нуж-
дается въ помощи Безсознательнаго, если она должна
привести къ какой либо цѣли и не должна быть предо-
ставлена совершенному случаю.
Законы ассоціаціи идей представляютъ 3 главные
момента: I) вызывающее представленіе, 2) вызываемое
представленіе и 3) интересъ въ возникновеніи послѣд-
няго. Для насъ важенъ третій моментъ; на немъ мы
и остановимся. Возьмемъ примѣръ. Когда я смотрю безъ
всякаго особеннаго интереса на прямоугольный треу-
гольникъ, то къ представленію о нёмъ могутъ примы-
кать всевозможныя представленія, если же меня про-
сятъ доказать какую либо относящуюся къ нему тео-
рему, сознаться въ незнаніи которой мнѣ было бы сты-
дно, то для меня возникаетъ интересъ связать съ пред-
ставленіемъ треугольника такія, которыя служили бы
для требуемаго доказательства. Этотъ интересъ не поз-
волитъ привязаться къ мысли о треугольникѣ случай-
ному и совершенно безразличному ряду мыслей, а ско-
181
рѣй всего при нёмъ выплывутъ, именно, тѣ мысли,
которыя нужны для требуемаго доказательства. Даже
въ совершенно непроизвольныхъ сновидѣніяхъ мы мо-
жемъ подмѣтить господствующее вліяніе нашихъ ин-
тересовъ. Но кто же это вызываетъ тѣ представленія,
которыя соотвѣтствуютъ цѣли интереса? Конечно, не
сознаніе! Вѣдь, въ полусознательныхъ сновидѣніяхъ,
наполненныхъ представленіями, соотвѣтсвующими ин-
тересу, конечно, нѣтъ ничего сознательно намѣрен-
наго. Напротивъ всего чаще остаются безплодными на-
мѣренно сознательные поиски за мыслями, которыя нуж-
ны, не смотря на разныя вспомогательныя средства.
Но не нужно отчаиваться въ такомъ затрудненіи: спу-
стя нѣсколько часовъ, даже дней внезапно и неожидан-
но появляется въ сознаніи нужная мысль. Слѣдователь-
но, выборъ принадлежитъ не сознанію, которое слѣпо
получаетъ изъ сокровищницы памяти нужное предста-
вленіе, какъ подарокъ. Еслибъ выборъ принадлежалъ
сознанію, то оно могло бы увидѣть выбираемое при
своемъ собственномъ свѣтѣ: но извѣстно, что оно этого
не можетъ, пока уже выбранное не выступитъ изъ мра-
ка Безсознательнаго. Если бы сознаніе должно было
выбирать, то ему пришлось бы искать ощупью въ аб-
солютной темнотѣ, слѣдовательно, оно можетъ только
схватить что либо случайно, во не выбирать цѣлесо-
образно. Тотъ же неизвѣстный субъектъ, который на
самомъ-то дѣлѣ выбираетъ, выбираетъ цѣлесообразно,
а именно, сообразно съ цѣлями интереса. Психологія,
которая знаетъ одну только сознательную душевную
дѣятельность, здѣсь впадаетъ въ явное противорѣчіе:
мы же, разносторонне ознакомившіеся съ цѣлесообраз-
ною дѣятельностью Безсознательнаго, находимъ въ дан-
номъ случаѣ еще новое подтвержденіе для нашихъ воз-
зрѣній. Для насъ этотъ выборъ есть не болѣе, какъ ре-
акція Безсознательнаго на интересъ сознательной воли.
182
Сейчасъ изложенныя соображенія приложимы одина-
ково какъ къ чувственнымъ представленіямъ и художе-
ственнымъ комбинаціямъ, такъ и къ отвлеченному мы-
шленію. Во всѣхъ случаяхъ, гдѣ нужно добиться успѣ-
ха, гдѣ потребная мысль должна свободно въ должное
время предстать изъ запаса памяти, во всѣхъ такихъ
случаяхъ забота о томъ лежитъ единственно на Без-
сознательномъ. Всѣ вспомогательныя средства и улов-
ки разсудка никогда не могутъ снять съ Безсознатель-
наго его дѣла, развѣ только что немного облегчить.
Если всяческое художественное творчество человѣка
коренится въ области Безсознательнаго, то нисколько
не удивительно, что въ организмахъ природы, которая
есть непосредственнѣйшее проявленіе Безсознательнаго,
мы встрѣчаемъ возможно полное осуществленіе зако-
новъ красоты. Взглянемъ на павлинье перо. Каждая
рѣсничка его получаетъ одинаковую для всѣхъ пищу
изъ ствола; цвѣтообразующее вещество по большей ча-
сти еще не находится въ стволѣ, но выдѣляется уже
въ самихъ рѣсничкахъ изъ общей питательной жидко-
сти. Каждая рѣсничка откладываетъ, на различныхъ
разстояніяхъ отъ ствола, различныя цвѣтныя веще-
ства, которыя ярко отдѣляются другъ отъ друга; раз-
стоянія этихъ цвѣтовыхъ границъ отъ ствола на каж-
дой рѣсничкѣ не одинаковы. Спрашивается, чѣмъ все
это опредѣлено? Цѣлью выразить посредствомъ различ-
наго соприкосновенія и расположенія рѣсничекъ отно-
сительно другъ друга законченныя Фигуры, павлиньи
глазки. Цѣль же эта достигнута единственно только
красотою узора и роскошью красокъ.
Теперь взглянемъ съ эстетической точки зрѣнія на
теорію Дарвина. „Предполагая, что способность произ-
водить цвѣтной узоръ въ опереніи наслѣдственна, эта
теорія учитъ, что эстетическій вкусъ животныхъ при
половомъ выборѣ давалъ преобладаніе въ процессѣ раз-
183
множенія породы красивѣе бпереннымъ особямъ и та-
кимъ образомъ изъ поколѣнія въ поколѣніе повышалъ
красоту оперенія. Несомнѣнно, что такимъ путемъ мог-
ло произойти изъ малаго большое, но откуда взялось
малое? Какимъ образомъ возникла возможность поло-
ваго выбора по цвѣтному узору, если его уже не бы-
ло въ опереніи до выбора. Значитъ то, что, по теоріи,
слѣдуетъ объяснить, уже существовало, хотя бы въ сла-
бѣйшей степени. Далѣе предположеніе, что способность
производить цвѣтной узоръ переходитъ по наслѣдству
отъ предковъ къ потомкамъ, ведетъ къ предположенію,
что она была уже у предковъ. Наконецъ положимъ,
что понятіе наслѣдственности представляетъ нѣчто яс-
ное (чего на самомъ дѣлѣ нѣтъ); все таки это поня-
тіе нисколько не объясняетъ въ потомствѣ самой спо-
собности. Наслѣдственностью объясняется только то,
какимъ образомъ этотъ индивидуумъ получилъ облада-
ніе этою способностью. Самая же способность остается
для Дарвина циаіііаз оссиііа: онъ не дѣлаетъ никакой
попытки проникнуть въ ея сущность. Онъ останавли-
вается только на указаніи, что наслѣдственность въ
связи съ половымъ выборомъ могла отчасти поднять
интенсивно эту способность уже существующую въ от-
дѣльныхъ экземплярахъ, отчасти дать ей болѣе широ-
кій просторъ екстенсивно. Для объясненія же сущности
этой способности и ея перваго возникновенія наслѣдст-
венность ничего не даетъ. Никогда не можетъ она объ-
яснить, съ чего началось у какой либо птицы, дѣло
отложенія и распредѣленія въ перьяхъ цвѣтовъ и при-
томъ такимъ образомъ, что цвѣта эти, повидимому,
безпорядочные въ каждомъ перѣ и рѣсницѣ, даютъ въ
своихъ взаимныхъ соприкосновеніяхъ и соотношеніяхъ
правильные и прекрасные узоры. Если наконецъ ин-
тенсивное и екстенсивное повышеніе способности про-
изводить цвѣтные узоры совершенно вѣрно приводится
184
въ зависимость отъ полового выбора, то все таки пе-
редъ нами возникаетъ неустранимый вопросъ: какимъ
путемъ индивидуумъ пришелъ къ половому выбору на
основаніи красоты? Если мы въ отвѣтъ на этотъ во-
просъ можемъ указать на инстинктъ, котораго безсоз-
нательная цѣль заключается въ повышеніи красоты
природы, то Дарвина, очевидно, вращается въ логиче-
скомъ кругу. Мы же признаемъ въ этомъ инстинктѣ
средство, которымъ природа пользуется, чтобы съ мень-
шимъ усиліемъ достичь своей цѣли, чѣмъ какія были
бы нужны, еслибы она захотѣла разомъ произвести въ
каждомъ индивидуумѣ возможно большую степень кра-
соты безъ помощи наслѣдственности, которая, изъ по-
колѣнія въ поколѣніе, повышаетъ способность организ*
ма производить красивое. Какъ прежде въ механизмахъ
единичнаго организма, такъ и здѣсь мы удивляемся до-
стиженію цѣли легчайшимъ косвеннымъ путемъ, вмѣсто
труднѣйшаго прямого. Что Дарвиновское обобщеніе
открыло для насъ одинъ изъ такихъ механизмовъ, это
составляетъ безспорную его заслугу; а все таки мате-
ріализмъ не можетъ думать, что этимъ открытіемъ ска-
зано послѣднее слово.
Если обратимся къ явленіямъ облагороженія цвѣтовъ,
то точно также увидимъ, что стремленіе къ красотѣ
лежитъ въ таинственной жизни самиая растеній, но
что это стремленіе у не культивированныхъ растеній
слишкомъ сильно подавлено и притуплено борьбою за
существованіе. Какъ скоро растенія до извѣстной сте-
пени отъ борьбы освобождены, то тотчасъ же у нихъ
пробивается стремленіе къ красотѣ; и изъ неказистыхъ
цвѣтовъ дикихъ растеній передъ нами являются роско-
шнѣйшіе цвѣты. Ни разу не сдѣлалъ Дарвинъ попытки
объяснить, какимъ образомъ возможны для растенія тѣ
разновидности или уклоненія отъ нормальнаго типа,
которыя столь превосходятъ послѣдній въ красотѣ и
185
существа отношеніяхъ и общи-
Такъ, напр., красивость опере-
ограничена ихъ потребностью
тѣмъ, чтобы не отличаться цвѣ-
мѣстности. Если изъ двухъ по-
> и притомъ въ открытыхъ гнѣз-
для сохраненія которыхъ нужно только, чтобы чело-
вѣкъ защитилъ ихъ отъ гибели въ борьбѣ за существо-
ваніе У' (стр. 235 и слѣд.) Эти замѣчанія имѣютъ силу
вообще въ вопросахъ о красотѣ растеній и животныхъ.
Дѣло въ томъ, что всякое существо на столько краси-
во, на сколько то допускаютъ условія его жизни и про-
долженія рода. Мы уже видѣли, что абсолютная цѣле-
сообразность каждаго отдѣльнаго учрежденія ограничена
съ одной стороны другими цѣлями, которыхъ выпол-
неніе стоитъ въ противорѣчіи съ этою цѣлесообраз-
ностью, съ другой стороны сопротивленіемъ упорнаго
матеріала, къ законамъ котораго должно прилаживать-
ся организующее Безсознательное. Отсюда красота каж-
дой части тѣла ограничивается ея цѣлями во всѣхъ
другихъ важныхъ для «
ми законами вещества,
нія у слабыхъ птицъ
спасаться отъ враговъ
томъ отъ окружающей
ловъ сидитъ на яйцахъ
дахъ одна самка, то невозможность бѣгства при наси-
живаньи опять таки обусловливаетъ ея не яркое и нев-
зрачное опереніе; если насиживаютъ и самецъ и самка,
то оба имѣютъ неказистое опереніе. „Если Фактъ на-
слѣдственности, говоритъ Гартманъ, самъ по себѣ до-
вольно загадоченъ, то постоянство унаслѣдованія раз-
личныхъ качествъ разными полами одного и того же
вида представляется вдвойнѣ загадочнымъ*.
Что касается до различія между художественными
произведеніями человѣка и природы, то оно, въ концѣ
концовъ, заключается не въ существѣ и происхожденіи
идеальнаго замысла, но только въ способѣ его осуще-
ствленія. Въ природѣ осуществляетъ индивидуумъ идею
красоты вполнѣ безсознательно, въ художественныхъ
произведеніяхъ человѣка выступаетъ инстанція созна-
186
нія, черезъ которую и должна пройти идея въ видѣ
картины, созданной Фантазіей художника; кромѣ того
здѣсь переходъ идеи въ реальное зависитъ отъ его со-
знательной воли.
Въ заключеніе изложимъ результаты предыдущихъ
изслѣдованій. „Люди отыскиваютъ прекрасное и сози-
даютъ его въ силу безсознательныхъ процессовъ, кото-
рыхъ результаты появляются въ видѣ чувства прекра-
снаго и идеи прекраснаго (замысла, концепціи). Эти
моменты служатъ исходнымъ пунктомъ для дальнѣйшей
сознательной работы, которая впрочемъ ежеминутно
нуждается въ большей или меньшей поддержкѣ Безсо-
знательнаго. Основный безсознательный процессъ впол-
нѣ недоступенъ самонаблюденію. Тѣмъ не менѣе члены
этого процесса въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ тѣ же
самые, на которыхъ, въ вицѣ ряда положеній, добы-
тыхъ дискурсивнымъ мышленіемъ, безусловно точная
эстетика могла бы основать теорію изящнаго. Возмож-
ность такого превращенія и разложенія безсознатель-
наго процесса на понятія и дискурсивное мышленіе
служитъ доказательствомъ тому, что мы въ этомъ про^
цессѣ не имѣемъ дѣла съ чѣмъ либо существенно намъ
чуждымъ. Только Формы этого процесса и того эстети-
ко-научнаго, въ который онъ разрѣшается, разнятся
между собою, какъ вообще разнится мышленіе интуи-
тивное отъ дискурсивнаго. Значитъ, въ обоихъ процес-
сахъ мышленіе само въ себѣ, т. е., логическое нача-
ло *) и моменты, изъ логической связи которыхъ исте-
*) Логическимъ началомъ или просто, логическимъ (сіаз Ьо^івсйе)
Гартманъ называетъ то, что Гегель называлъ идеею. Логиче-
ское есть разумъ вообще, гдѣ бы онъ ни проявлялся, въ че-
ловѣкѣ ли или въ природѣ. Кстати, я нахожу нужнымъ сдѣ-
лать здѣсь слѣдующее замѣчаніе. Если читатель найдетъ въ
этой главѣ что либо неяснымъ, то вина въ томъ пусть пада-
187
каетъ прекрасное, одинаковы и имѣютъ общую почву.
Если бы понятіе прекраснаго было логически неразло-
жимо, если бы прекрасное не было только особою фор-
мою проявленія логическаго начала, то, конечно, въ
творческомъ Безсознательномъ кромѣ логическаго на-
чала, которое мы до сихъ поръ встрѣчали единственно
дѣятельнымъ, мы должны бы были признать нѣчто
иное, инородное, что не могло бы входить въ какое
либо соотношеніе съ логическимъ началомъ. Между
тѣмъ изъ исторіи эстетики мы видимъ, что цѣль этой
науки заключается въ выводѣ всяческой красоты изъ
логическихъ моментовъ (конечно, въ приложеніи къ ре-
альнымъ даннымъ). Эта конечная цѣль слишкомъ яс-
на, чтобы можно было отказаться отъ вѣры въ нее,
не смотря на недостаточность бывшихъ до сихъ поръ
попытокъ достигнуть этой цѣли." (стр. 238 и сл.)
отъ на самого Гартмана, а не на меня. Сколько возможно бы-
ло для меня, я употребилъ всѣ усилія передать ясно ученіе
Гартмана о прекрасномъ. Но какъ въ этомъ случаѣ, такъ и
вездѣ я соблюдалъ строго принятое мною для себя правило:
никогда и ради какихъ бы то ни было соображеній, даже ра-
ди ясности, не позволять себѣ хотя на одну іоту видоизмѣ-
нить мысль излагаемаго мною автора, тѣмъ паче подложить
ему что либо свое. Впрочемъ послѣ изложенія системы Гарт-
мана, въ критическомъ отдѣлѣ я возвращусь къ этому пред-
мету съ большею свободою. Л. К.
ГЛАВА VIII.
Безсознательное въ происхожденіи языка.
Важность языка для Философскаго и вообще для сознатель-
наго мышленія. Языкъ не есть произведеніе послѣдняго, а
есть дѣло инстинкта массъ.
Во всякомъ нѣсколько развитомъ языкѣ находимъ
мы различіе подлежащаго и сказуемаго, подлежащаго
и дополненія, находимъ имя существительное, глаголъ,
имя прилагательное, находимъ одинаковыя условія въ
образованіи предложенія; лвъ неразвитыхъ языкахъ эти
основныя Формы различаются по крайней мѣрѣ мѣстомъ
въ предложеніи. Знакомые съ исторіей философіи зна-
ютъ, сколь многимъ она обязана единственно этимъ
Формамъ языка. Понятіе сужденія несомнѣнно отвле-
чено отъ грамматическаго предложенія съ опущеніемъ
словесной Формы, такимъ же образомъ изъ подлежа-
щаго и сказуемаго выработаны категоріи субстанціи и
аттрибута. Выразить понятіями противоположность,
соотвѣтствующую существительному и глаголу, есть
еще до сихъ поръ не разрѣшенная, но весьма плодот-
ворная Философская задача; въ этомъ случаѣ созна-
тельное мышленіе осталось далеко позади безсознатель-
наго творчества общечеловѣческаго генія. Есть вѣро-
ятность, что и философскія понятія субъекта и объек-
та, какъ указываетъ на то уже самое ихъ имя, поня-
тія, которыхъ недоставало античному сознанію и ко-
торыя господствуютъ въ современномъ мышленіи, так-
189
же развились изъ понятій грамматическихъ, въ кото-
рыхъ предобразованные безсознательно они заключа-
лись въ скрытомъ состояніи.
Когда во всемірной исторіи человѣческій духъ оста-
навливается въ изумленіи передъ самимъ собою и на-
чинаетъ Филосоствовать, то онъ находитъ у себя языкъ
со всѣмъ его богатствомъ Формъ и понятій. Въ этомъ
случаѣ, какъ говоритъ Кантъ, „большая часть, по-
жалуй, наибольшая часть работы человѣческаго ра-
зума заключается въ анализѣ понятій, которыя онъ
уже находитъ въ себѣ готовыми". Онъ находитъ па-
дежи и склоненіе въ существительномъ, глаголъ, при-
лагательное, мѣстоимѣніе, роды, времена и залоги гла-
головъ и неисчислимое сокровище готовыхъ понятій,
соотвѣтствующихъ предметамъ и отношеніямъ. Всѣ ка-
тегоріи, основныя понятія всякаго мышленія, какъ
напр. бытіе, перемѣна, мышленіе, чувствованіе,, жела-
ніе, движеніе, сила, дѣятельность, составляютъ для
него готовый матеріалъ; и нужны цѣлыя тысячи лѣтъ,
чтобы только найтись въ этой сокровищницѣ безсо-
знательнаго мышленія. Къ сожалѣнію, мы, гоняясь за
отдаленнымъ, пренебрегаемъ ближайшимъ я, можетъ
быть, самымъ важнымъ; мы до сихъ поръ не имѣемъ фи-
лософіи языка, ибо то, что извѣстно подъ этимъ именемъ,
есть не болѣе какъ ничтожные отрывки и Фразистыя
ссылки на человѣческій инстинктъ. Современная филосо-
фія должна признать, что пониманіе собственнаго мыш-
ленія есть важнѣйшая изъ предстоящихъ ей задачъ, что
сѣдыя преданія языка, эта, такъ сказать, одежда мышле-
нія не есть нѣчто, сшитое изъ пестрыхъ лоскутьевъ;
языкъ есть слово Божіе, языкъ есть священныя пись-
мена (философіи; въ немъ открылся геній человѣчества
всѣхъ вѣковъ. Сколь многимъ обязаны ему Платонъ,
Аристотель, Кантъ, Шеллингъ, Гегель и другіе мыс-
лители, ясно для всякаго, кто внимательно изучалъ ихъ
190
труды; не рѣдко языкъ былъ начальнымъ источникомъ,
изъ котораго они безсознательно черпали первыя по-
бужденія къ ихъ философскому созиданію.
Совершенствуется ли языкъ вмѣстѣ съ прогресси-
рующею образованностью?
Въ извѣстномъ отношеніи, несомнѣнно: ибо языкъ
первобытныхъ людей весьма близокъ къ однозвучному
и мимическому языку животныхъ. Каждый языкъ,
какъ мы знаемъ, достигаетъ до высшей ступени Флек-
сивнаго языка черезъ низшія ступени моносиллабиче-
скихъ (напр., китайскій), агглютинирующихъ (напр.,
турецкій) и полисинтетическихъ языковъ (напр. языки
американскихъ индійцевъ). Но какъ скоро языкъ сталъ
на ступень Флекспвнаго языка, то, при дальнѣйшей
культурѣ, онъ не только болѣе не совершенствуется,
но даже регрессируетъ. Правда, матеріально языкъ обо-
гащается новыми словами, названіями новыхъ предметовъ
и понятій: но съ философской точки зрѣнія это обогаще-
ніе не имѣетъ значенія. Философскія понятія (напр., ка-
тегоріи и пр.) за немногими исключеніями (напр., созна-
ніе) остаются тѣ же, что и въ классическія времена; точ-
но также остаются почти безъ перемѣны масса отвлечен-
ныхъ понятій различныхъ степеней, понятій, подъ ко-
торыя сведено безконечное разнообразіе чувственныхъ
явленій. Если родовыя понятіянѣкоторыхъ спеціальныхъ
наукъ, напр., зоологіи, ботаники, въ извѣстной степени
иногда и терпятъ перемѣны, то онѣ отчасти весьма ма-
ловажны для практической жизни, отчасти очень мало-
численны, сравнительно съ постоянствомъ большинства
понятій. Но за то вмѣстѣ съ успѣхами культуры под-
вергается разложенію и сглаживанію формальная часть
языка; а она-то и цѣнна въ философскомъ отношеніи.
Это разложеніе и сглаживаніе мы видимъ и въ новомъ
немѣцкомъ, но гораздо поразительнѣе оно является
191
намъ въ романскихъ языкахъ, именно Французскомъ.
Строго опредѣленное мѣсто частей предложенія и са-
мыхъ предложеній мѣшаетъ силѣ выраженія; склоненія
нѣтъ, средняго рода также, спряженіе ограничено четырь-
мя временами, (въ нѣмецкомъ двумя), страдательнаго
залога не существуетъ, относительныя окончанія изгла-
дились, столь выразительное въ древнихъ языкахъ
сродство коренныхъ слоговъ стало почти неузнавае-
мымъ вслѣдствіе смягченія звуковъ, опущенія соглас-
ныхъ и другихъ искаженій; способность словосложенія
совсѣмъ погибла. Но нѣмецкій и Французскій языки
еще безконечно богаты и выразительны сравнительно
съ языкомъ англійскимъ, который въ грамматическомъ
отношеніи быстрыми шагами идетъ къ первой ступени
развитія языка, китайскому. Напротивъ чѣмъ далѣе
мы пойдемъ въ исторіи назадъ, тѣмъ богаче языки Фор-
мами: греческій имѣетъ свой средній залогъ, двойст-
венное число, аористы и невѣроятную способность
словосложенія; санскритъ, древнѣйшій изъ Флексивныхъ
языковъ, превосходитъ всѣ красотою и богатствомъ
Формъ. Отсюда видно, что языкъ ни для своего возник-
новенія, ни для развитія какъ въ цѣломъ, такъ и въ
подробностяхъ не нуждается въ высшей ступени чело-
вѣческаго культурнаго развитія. Формы языка^ подобно
другимъ продуктамъ природы, ростутъ самостоятельно
и нуждаются въ сознательномъ духѣ только, какъ въ
средѣ для своей особой жизни. Имѣя въ виду эти сооб-
раженія и принимая во вниманіе какъ спекулятивную
глубину и богатство языка, такъ и его удивительное
органическое единство, мы должны сказать вмѣстѣ съ
Шеллингомъ: „духъ, создавшій языкъ, не есть духъ от-
дѣльныхъ членовъ народа. Этотъ духъ задумалъ языкъ,
какъ единое цѣлое, подобно зиждительницѣ природѣ,
которая, образуя черепъ, уже имѣетъ въ виду нервъ,
имѣющій пройти сквозь этотъ черепъ*.
192
Постройка языка слишкомъ сложна и обширна, что-
бы быть работою одного лица', онъ есть дѣло массы,
народа. Чтобы быть сознательною работою многихъ,
языкъ представляетъ слишкомъ органическое единство.
Только инстинктъ массъ, господствующій въ ульѣ или
муравейникѣ, могъ создать языкъ. Что языкъ не есть
сознательное дѣло одного или многихъ лицъ неотрази-
мо слѣдуетъ изъ того, что всяческое сознательное че-
ловѣческое мышленіе возможно только пргг помощи язы-
ка: ибо то же мышленіе безъ языка (у невоспитанныхъ
глухонѣмыхъ) въ лучшихъ случаяхъ немного превос-
ходитъ мышленіе умнѣйшихъ домашнихъ животныхъ.
Прогрессъ въ языкѣ вовсе не есть слѣдствіе успѣховъ
въ сознательномъ мышленіи: наоборотъ, всякій шагъ
въ развитіи языка служитъ условіемъ для прогрессив-
ной выработки сознательнаго мышленія. Какъ несом-
нѣнно то, что языкъ животныхъ, ллп языкъ мимики,
жестовъ и естественныхъ звуковъ первобытнаго чело-
вѣка есть дѣло инстинкта, такъ нельзя сомнѣваться
и въ томъ, что человѣческій словесный языкъ есть дѣ-
ло инстинкта массъ. Это воззрѣніе подкрѣпляется за-
мѣчательнѣйшими и геніальными Филологами нынѣш-
няго столѣтія. Такъ Гейзе въ своей „Системѣ языко-
вѣдѣнія" говоритъ: „языкъ есть естественное произве-
деніе человѣческаго духа', онъ происходитъ необходимо,
безъ разумнаго намѣренія и яснаго сознанія, изъ вну-
тренняго инстинкта духа." Языкъ, по мнѣнію Гейзе,
есть произведеніе „не особаго субъективнаго духа, но
всеобщаго объективнаго*. Тоже говоритъ Вильгельмъ
Гумбольдтъ СО сравнительномъ изученіи, языка § 13):
„можно вспомнить о естественномъ инстинктѣ и наз-
вать языкъ умственнымъ инстинктомъ разума. Вопросъ
о происхожденіи языка ни шагу не сдѣлаетъ впередъ,
если мы его изобрѣтеніе припишемъ времени и для
того станемъ прибавлять тысячелѣтія къ тысячелѣті-
193
ямъ. Языкъ не былъ бы изобрѣтенъ, еслибы его типъ
не находился уже въ человѣческомъ умѣ... Кто вообра-
жаетъ, что изобрѣтеніе языка могло произойти въ те-
ченіи времени и постепенно и что человѣкъ посред-
ствомъ части изобрѣтеннаго языка могъ становиться
болѣе человѣкомъ, тотъ отрицаетъ неразрывность че-
ловѣческаго сознанія и человѣческаго языка. Языку
собственно нельзя научить, по только возбудить его
въ духѣ; можно только протянуть для него нить, по
которой онъ самъ собою развивается... Взаимное пони-
маніе людей основано на внутренней самодѣятельности,
и взаимный разговоръ есть ничто иное, какъ только
обоюдное возбужденіе у слушающаго способности го-
ворить, потому что въ различныхъ особяхъ лежитъ
единая человѣческая природа, хотя и раздробившаяся
на особыя индивидуальности. “ Такимъ образомъ Гум-
больдтъ изъ природы языка заключаетъ, что „раздѣль-
ная индивидуальность есть только явленіе одной духо-
вной сущности въ условномъ бытіи." что сознательный
человѣческій духъ и языкъ выростаютъ изъ общаго
корня всеобщаго духа. Г. Штеинталь въ своемъ замѣ-
чательномъ сочиненіи: „Начало языка" заключаетъ свою
превосходную объективную критику предшественниковъ
слѣдующею постановкою задачи: „языкъ ни врожденъ,
ни открытъ извнѣ человѣку, но порожденъ человѣкомъ.
Только порожденъ онъ не просто органической приро-
дой человѣка, но его духомъ и притомъ вовсе не соз-
нательно мыслящимъ духомъ. И такъ, какой же духъ
въ человѣкѣ, т. е., кцкая Форма дѣятельности человѣ-
ческаго духа произвела языкъ?" На что другое укажемъ
мы въ отвѣтъ на это, какъ не на безсознательную ду-
ховную дѣятельность, которая съ интуитивною цѣле-
сообразностью работаетъ здѣсь въ тѣлесныхъ инстинк-
тахъ, тамъ въ умственныхъ, тутъ въ индивидуалъ-
194
ныхъ, тамъ въ кооперативныхъ инстинктахъ массъ?
Вездѣ она одна и та же, вездѣ съ безошибочной точ-
ностью ясновидѣнія она въ должной мѣрѣ отвѣчаетъ
на заявляющую себя потребность! (стр. 246).
ГЛАВА IX.
Безсознательное въ мышленіи *).
Въ мышленіи реакція Безсознательнаго является по мѣрѣ ин-
тереса, который мы имѣемъ въ образованіи понятія. Безсоз-
нательное въ раздѣленіи представленій. Безсознательное въ
образованіи понятій относительныхъ. Образованіе понятія ра-
венства. Образованіе понятія причинности. Соединеніе пред-
ставленій. Отношеніе основанія къ слѣдствію. Образованіе об-
щихъ правилъ. Интуитивный (созерцательный) и дискурсив-
ный или дедуктивный методы познанія. Участіе ихъ въ ма-
тематикѣ и другихъ сферахъ мышленія. Прыжки и скачки
въ мышленіи. Существенная часть всяческаго мышленія со-
вершается въ Безсознательномъ. Преобладаніе въ мышленіи
безсознательныхъ процессовъ нисколько однако но отнимаетъ
высокой.цѣнности у мышленія сознательнаго.
Мы уже видѣли (гл. VII) что нужна помощь Безсоз-
нательнаго для того, чтобы, сообразно опредѣленной
цѣли, вспомнилась требуемая мысль, ибо сознаніе не
можетъ выбирать между дремлющими въ памяти и
находящимися внѣ его кругозора представленіями. Оно
только можетъ изъ выплывающихъ передъ нимъ пред-
ставленій одни откидывать, какъ неумѣстныя и не цѣ-
лесообразныя, другія принимать. Но можно подумать,
что воспоминанія всплываютъ въ сознаніи вполнѣ слу-
чайно относительно цѣли и что сознаніе отбрасываетъ
неумѣстныя до тѣхъ поръ, пока не выскочатъ нужныя.
Конечно, это можетъ быть въ нѣкоторыхъ случаяхъ
*) Эта глава переведена почти безъ пропусковъ. Л. Я.
196
отвлеченнаго мышленія, въ отгадываніи загадокъ, въ
рѣшеніи задачъ пробою, потому что въ этихъ случа-
яхъ само сознаніе ясно не знаетъ, чего оно хочетъ;
т. е. цѣлесообразныя представленія состоятъ здѣсь пе
въ видѣ непосредственныхъ созерцаній, но въ видѣ
словесныхъ или числовыхъ Формулъ, въ которыя
сознанію нужно еще вставлять конкретныя представле-
нія, чтобы видѣть, идутъ ли къ дѣлу эти Формулы.
Вообще реакція Безсознательнаго на не ясно созна-
ваемый интересъ можетъ быть только весьма не пол-
ною: но какъ скоро интересъ сознается въ непосред-
ственно конкретной и созерцательной Формѣ, какъ,
напр., при отыскиваніи подходящей части къ готовому
уже въ цѣломъ образу, стиху или мелодіи, то долгое
неудачное пробованіе встрѣчается весьма рѣдко. Даже
и въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ дѣйствительно многократ-
но отбрасываются всплывающія въ сознаніи пред-
ставленія, отбрасываются они вовсе не потому, чтобы
были абсолютно случайны въ отношеніи, къ цѣли инте-
реса, но только потому что не попадаютъ въ самый
центръ этой цѣли. Наконецъ мы должны допустить
ту реакцію Безсознательнаго на интересъ, о которой
идетъ теперь рѣчь, уже потому, что иначе является
совершенно непонятною возможность производить сколько
нибудь связный рядъ мыслей. Вѣдь, представленій то без-
численное множество; и если бы они всплывали въ соз-
наніи совершенно случайно, то, откинувъ нѣсколько
разъ ненужныя намъ представленія, мы утомлялись
бы и, бросивъ вполнѣ беплодную работу, отдавались
бы, подобно низшимъ животнымъ, только непроизволь-
нымъ сновидѣніямъ и чувственнымъ впечатлѣніямъ.
Въ мышленіи все сводится къ тому, чтобы мысляще-
му пришло въ голову должное представленіе въ дол-
жный моментъ. Въ этой находчивости и состоитъ
преимущество сильнаго ума передъ слабымъ, а- вов-
197
се не въ возможности дѣлать правильныя умозаключе-
нія, къ которымъ способенъ всякій, если даны пра-
вильныя посылки. Эти положенія подтверждаются на 3
видахъ мышленія: въ раздѣленіи представленій, въ соеди-
неніи, и въ постановкѣ въ соотношеніе представленій.
Въ раздѣленіи представленій мы изъ отдѣльныхъ
чувственныхъ представленій образуемъ общее поня-
тіе. Для этого нужно изъ нихъ выдѣлить ту часть,
которая во всѣхъ равна, а остальныя отбросить, какъ
ненужныя для образованія понятія. Это общее пред-
ставленіе равной части во всѣхъ частныхъ представ-
леніяхъ и есть именно находка, которую нельзя выну-
дить у себя никакими намѣренными усиліями. Милліо-
ны носятъ безъ толку въ своихъ головахъ тѣже самыя
частныя представленія, изъ которыхъ одинъ геній
схватываетъ понятіе. Величайшія открытія теоретичес-
кой науки не рѣдко состоятъ единственно въ изобрѣ-
теніи понятія, т. е., въ выдѣленіи доселѣ неотмѣчен-
ной части, общей многимъ другимъ понятіямъ: таково,
напр., открытіе понятія тяготѣнія Ньютономъ. Наход-
ка, о которой идетт^ рѣчь, есть результатъ дѣятельнос-
ти Безсознательнаго, которое реагируетъ только въ
томъ случаѣ, когда есть интересъ (потребность) въ поня-
тіи у ищущаго. Разница между образованнымъ и необра-
зованнымъ человѣкомъ заключается на первый взглядъ
въ богатствѣ понятіями, но въ сущности въ интересѣ
къ нимъ. Образованіе не заключается собственно въ
обученіи понятіямъ: это невозможно, ибо всякій дол-
женъ въ концѣ концовъ пріобрѣтать свои понятія
самъ. Конечно, воспиталііе и обученіе, цѣлесообразно
подкладывая образовываемому частныя представленія,
облегчаютъ для него возможность отвлекать изъ нихъ
понятія; но главное дѣйствіе образованія заключается
во внушеніи образовываемому интереса къ пріобрѣте-
нію понятій. Точно также разница между различными
198
степенями талантовъ и даже вообще разница между че-
ловѣкомъ и животнымъ заключается въ наибольшей
способности имѣть интересъ въ понятіи: разница же
въ богатствѣ понятіями есть уже результатъ этого
интереса.
Теперь посмотримъ на дѣятельность Безсознательнаго
въ образованіи понятій, которыми выражаются от-
ношенія различныхъ представленій другъ къ другу., каковы,
напр. равенство, неравенство, единство, множество, отри-
цаніе, причинность и т. п. Здѣсь является подлинное твор-
чество, ибо элементы этихъ понятій вовсе не лежатъ въ
тѣхъ данныхъ представленіяхъ, изъ которыхъ они со-
зидаются. Такъ, напр. понятіе равенства не лежитъ въ
вещахъ, или въ производимыхъ ими ощущеніяхъ, но
именно созидается душею. Однако душа не можетъ про-
извольно назвать два представленія равными или не-
равными. Равны они для нея тогда, когда они тожествен-
ны, не принимая въ разсчетъ времени и мѣста, т. е.
если бы оба представленія, смѣняясь на одномъ и томъ
же мѣстѣ поля зрѣнія безъ всякаго промежутка време-
ни, дѣлали тожественное впечатлѣніе. Но реально это
не можетъ осуществиться, слѣдовательно, душа должна
сама выдѣлить въ видѣ понятія тожественную часть
обоихъ: вычтя эту часть изъ обоихъ представленій и
относя индивидуальные остатки къ области времени и
мѣста, душа пойметъ оба представленія какъ равныя
и такимъ образомъ получитъ понятіе равенства Но
очевидно, что еслибъ весь этотъ процессъ совершался
въ сознаніи, то душа уже должна бы была имѣть поня-
тіе равенства еще до полученія его описаннымъ про-
цессомъ. Но это явное противорѣчіе. За тѣмъ, такъ
какъ каждая животная и человѣческая душа имѣетъ
дѣйствительно, это понятіе, то остается принять, что
въ главныхъ своихъ частяхъ этотъ процессъ совер-
шается безсознательно: и только результатъ его въ
199
видѣ понятія о равенствѣ или въ видѣ сужденія—А и
В равны—попадаетъ въ сознаніе.
Слѣдующія соображенія покажутъ, что способность
отвлеченія и понятіе равенства составляютъ самыя
первыя основы всякаго мышленія.
Каждое представленіе у людей и животныхъ, которое
соединено съ сознаніемъ, что оно принадлежитъ къ пре-
жде бывшимъ чувственнымъ воспріятіямъ, называется
воспоминаніемъ. Но такъ какъ сами по себѣ чувствен-
ныя воспріятія, или представленія не отмѣчены для
души какимъ либо признакомъ знакомства ея съ ними
и каждый разъ появляются, какъ новыя, то спрашивается,
какимъ образомъ душа различаетъ воспоминаніе отъ
новыхъ чувственныхъ воспріятій? Всего ближе отвѣтить
на это такъ, что ей этотъ признакъ знакомства дается
ассоціаціею идей, которая главнымъ образомъ вызывает-
ся сходствомъ. Это значитъ, что когда появляется вновь
воспріятіе, уже бывшее прежде, то дремлющее воспо-
минаніе оживаетъ; и душа вмѣсто одного образа имѣетъ
два: одинъ яркій, другой слабый и притомъ послѣдній
появляется нѣсколько позже, тогда какъ при новыхъ
воспріятіяхъ есть въ наличности только одинъ образъ.
Такъ какъ душа не сознаетъ себя причиною этого
втораго образа, то, судя по времени, принимаетъ
за причину его первый яркій; и такъ какъ причина
того, что въ однихъ случаяхъ за первымъ образомъ
появляется второй, въ другихъ нѣтъ, не можетъ лежать
въ самихъ воспріятіяхъ, то душа полагаетъ эту при-
чину въ различномъ состояніи представляющей способно-
сти. Если бы при появленіи слабаго представленія душа
безъ дальнѣйшихъ околичностей имѣла сознаніе, что
это представленіе уже было раньше, то дѣло бы объ-
яснилось; но нѣтъ возможности понять, какимъ образомъ
должна она прійти къ этому сознанію на основаніи всего
вышеприведеннаго. Въ разрѣшеніи вопроса можетъ намъ
200
оказать помощь размышленіе объ одинаковыхъ чувствен-
ныхъ впечатлѣніяхъ, которыя слѣдуютъ сто-ль быстро
другъ за другомъ, что прп наступленіи втораго еще
не исчезъ слѣдъ отъ перваго. Въ этомъ случаѣ именно:
1) въ силу постояннаго ихъ созвучія душа слѣдъ отъ
перваго впечатлѣнія и само впечатлѣніе принимаетъ
за одно и тоже; 2) изъ болѣе слабой степени яркости
образа душа узнаетъ, что внѣшній объектъ пересталъ
дѣйствойать, а что остался только его слѣдъ; 3) изъ
внезапно наступающаго усиленія яркости слѣда тотчасъ
же послѣ втораго впечатлѣнія душа узнаетъ, что таковое
усиленіе есть дѣйствіе этого втораго впечатлѣнія; 4)
наконецъ она признаетъ равенство въ содержаніи втораго
впечатлѣнія съ усиленнымъ слѣдомъ перваго. Изъ этихъ
посылокъ душа заключаетъ, что состояніе представляющей
способности, которымъ обусловливается происхожденіе
слабаго образа послѣ втораго впечатлѣнія, и заключается
въ присутствіи слѣда отъ перваго и что второе впеча-
тлѣніе было тоже самое, что и первое. Когда подобные
примѣры повторяются при различныхъ степеняхъ со-
звучія образовъ, то, по аналогіи, дѣлается заключеніе,
что и тамъ, гдѣ слѣдъ перваго впечатлѣнія уже болѣе
не присутствуетъ при наступленіи втораго впечатлѣнія,
состояніе представляющей способности, которое тре-
бовалось объяснить, состоитъ въ дремлющемъ слѣдѣ;
а изъ этого уже вытекаетъ и сознаніе знакомства ка-
ждый разъ, когда одно представленіе вызываетъ другое
подобное ему, но слабѣйшее. /
Вотъ, какой обширный аппаратъ сложныхъ соображе-
ній нуженъ, чтобы произвести, повидимому, столь про-
стую основу мышленія. Невозможно, конечно, чтобы
весь этотъ процессъ могъ пройти въ сознаніи въ ту
дѣтскую эпоху человѣка и животныхъ, когда образуют-
ся такія элементарныя понятія, какъ, напр., понятіе
равенства. Это тѣмъ болѣе невозможно, что всѣ прило-
201
жимы я къ этому дѣлу (вышеизложенныя) умозаключенія
уже предполагаютъ способность узнавать знакомыя пред-
ставленія. Остается только принять, что этотъ процессъ
совершается въ Безсознательномъ и что только резуль-
татъ его инстинктивно попадаетъ въ сознаніе. Точно
также при этой искусственной постройкѣ гипотезъ и ана-
логій никогда не могла бы быть достигнута достовѣр-
ность знакомства, которую представляетъ воспоминаніе
при не слишкомъ большомъ промежуткѣ времени между
двумя впечатлѣніями.
Другой примѣръ представляетъ образованіе понятія
причинности. Несомнѣнно, что это понятіе выводится
на основаніи теоріи вѣроятностей, причемъ разсчетъ
дѣлается въ сравненіи съ предположеніемъ абсолютнаго
случая, т. е., отсутствія причинности. Если, именно,
какое либо событіе случилось при такихъ-то и такихъ-
то обстоятельствахъ нѣсколько разъ, положимъ и разъ, то
вѣроятность того, что въ слѣдующій разъ при тѣхъ
же обстоятельствахъ появится тоже событіе выразится
Формулой Полагая, что мы называемъ появленіе
событія необходимымъ, когда вѣроятность его=1,
изъ этой Формулы можно вычислить вѣроятность
того, необходимо или нѣтъ появленія событія. Уже
Кантомъ было доказано, что причинность не можетъ
имѣть другаго смысла, какъ необходимость появленія
событія при соотвѣствуюгцихъ условіяхъ: ибо понятіе
порожденія (творчества) подкладывается подъ понятіе
причины совершенно произвольно и есть, въ концѣ
концовъ, ничто иное, какъ неумѣстно употребляемое
фигурное выраженіе.
Такимъ образомъ можемъ мы находить вѣроятность,
что то пли другое явленіе можетъ происходить при тѣхъ
или другихъ условіяхъ; и далѣе этого наше знаніе не
идетъ. Но кто же подумаетъ, что именно этимъ спосо-
202
бомъ доходятъ до понятія причинности дѣти и живот-
ныя, а между тѣмъ дойти отъ понятія простаго слѣдо-
ванія до понятія необходимаго слѣдствія или дѣйствія
иного пути нѣтъ; слѣдовательно, этотъ процессъ дол-
женъ происходить въ области Безсознательнаго, и по-
нятіе причинности входитъ въ сознаніе, какъ готовый
результатъ этого процесса.
Тѣже 'выводы можно приложить и къ прочимъ поня-
тіямъ отношеній. Всѣ они могутъ быть развиты по пра-
виламъ дискурсивной логики: но это развитіе столь
тонко и отчасти столь сложно, что совершенно невоз-
можно, чтобы оно происходило въ сознаніи существъ,
когда они образуютъ ихъ въ первый разъ. Значитъ,
они входятъ въ это сознаніе уже готовыми. Кто видитъ
невозможность получить эти понятія извнѣ и необходи-
мость образовать ихъ самому, тотъ считаетъ ихъ а
ргіог’ными, кто же опирается на то, что процессъ этого
образованія не можетъ имѣть мѣста въ сознаніи, но
что понятія даны . ему (т. е., сознанію) какъ нѣчто
готовое, тотъ считаетъ ихъ а розіег’ными. Платонъ,
называя всякое изученіе воспоминаніемъ, чуялъ и то,
и другое. Шеллингъ высказалъ это въ положеніи: „по-
скольку я производитъ все изъ себя, все... знаніе есть
а ргіогі; поскольку же мы не сознаемъ того, что про-
изводимъ... все а розіегіогі... Есть, слѣдовательно, поня-
тія а ргіогі, хотя нѣтъ прирожденныхъ понятій." Та-
кимъ образомъ все истинно а ргіоі’ное постановлено
Безсознательнымъ и попадаетъ въ сознаніе только въ
видѣ результата.... Обыкновенный эмпиризмъ отрицаетъ
а ргіоі’ное въ духѣ; Филосовская спекуляція отрицаетъ,
что все а ргіоі’ное въ духѣ познаваемо только а розіе-
гіогі (индуктивно).
Соединеніе представленій можетъ быть простран-
ственное или временное и тогда относится къ обла-
сти художественнаго творчества. Далѣе соединеніе
203
представленій заключается или въ связываніи понятій въ
одно представленіе, напр. въ опредѣленіяхъ, или же въ
постановкѣ ихъ въ различныя отношенія, при чёмъ мы
подъискиваемъ основаніе къ слѣдствію, Форму къ содер-
жанію, равное къ равному, къ одной альтернативѣ дру-
гую, къ частному общее; и наоборотъ. Во всѣхъ слу-
чаяхъ у насъ есть одно представленіе, ищется же дру-
гое недостающее. Если у насъ нѣтъ его въ памяти, то
надобно прямо или косвенно его пріобрѣсть вновь;
если же есть, то все дѣло заключается въ томъ, что-
бы изъ множества представленій, хранящихся въ памя-
ти, выпало нужное И въ первомъ, и во второмъ случаѣ
необходима реакція Безсознательнаго.
Разсмотримъ весьма важное въ мышленіи отношеніе
основанія и слѣдствія. Для постановки этого отношенія
мы постоянно пользуемся силлогизмомъ, а для доказа-
тельства— закопомъ противорѣчія. Но уже достаточно
точно показано Д. 0. Миллемъ и другими, что сил-
логизмъ не даетъ ничего новаго: ибо общее верхнее
положеніе (большая посылка) уже заключаетъ въ себѣ
ітрІісИе частный случай, который ставится въ заключе-
ніи. Такъ какъ каждый убѣжденъ въ общемъ положе-
ніи большой посылки только потому, что онъ убѣжденъ
во всѣхъ его частныхъ случаяхъ, то онъ тѣмъ самымъ
или уже долженъ быть убѣжденъ въ положеніи заклю-
ченія, или же въ противномъ случаѣ, онъ не убѣжденъ
въ большей посылкѣ. Если же большая посылка имѣ-
етъ не достовѣрное, а только вѣроятное значеніе, то и
заключеніе имѣетъ тотъ же самый коеффиціентъ вѣроят-
ности, какой приличествуетъ большей посылкѣ. Такимъ
образомъ силлогизмъ нисколько не прибавляетъ по-
знаній и ни одинъ разумный человѣкъ не держится
за силлогизмъ, а, мысля посылки, ео ірзо . мыслитъ и
заключеніе, такъ что силлогизмъ, какъ особый членъ
мышленія, никогда не попадаетъ въ сознаніе. Поэтому-
204
то для гнанія силлогизмъ имѣетъ только посредствую-
щее значеніе. Дѣло именно заключается въ томъ, что-
бы найти приличную большую посылку для всякаго
частнаго случая (гдѣ, слѣдовательно, нижнее положеніе
(меньшая посылка) уже дано). Какъ скоро большая
посылка найдется, то тотчасъ же является въ сознаніи
и заключеніе и даже не рѣдко верхнее положеніе остается
безсознательнымъ членомъ процесса. Разумѣется, что
одна и та же меньшая посылка подходитъ, подобно
одному подлежащему ко многимъ сказуемымъ, ко мно-
гимъ большимъ посылкамъ, но какъ для цѣли даннаго
сужденія только одно сказуемое даетъ подлежащему то
опредѣленіе, которое можетъ быть полезнымъ для про-
долженіе ряда мыслей, ведущихъ къ предназначенной
цѣли: подобно тому только одна опредѣленная большая
посылка полезна для полученія того заключенія, кото-
рое требуется даннымъ рядомъ мыслей. Дѣло, слѣдова-
тельно, въ томъ, чтобы изъ среды общихъ сохраняемыхъ
памятью положеній, съ которыми данное частное положе-
ніе можетъ быть связано въ видѣ меныпей посылки,
вызвать въ сознаніе именно то одно, которое нужно,
т. е. оправдываетъ наше общее заключеніе въ данномъ
случаѣ. Напр., если я хочу доказать, что въ равнобедрен-
номъ треугольникѣ углы при основаніи равны, то нуж-
но только вспомнить, что во всякомъ треугольникѣ рав-
нымъ сторонамъ противолежатъ равные углы: какъ
скоро я прежде это ясно зналъ и теперь вспомнилъ,
то заключеніе ео ірзо и готово.
Что касается до того, какимъ образомъ мы доходимъ
до большихъ посылокъ, то (за исключеніемъ матема-
тики) дѣлается это путемъ индукціи, при чёмъ общее
положеніе выводится изъ большаго или меньшаго коли-
чества узнанныхгь частныхъ случаевъ съ большею
или меньшею вѣроятностью. Обыкновенно о числовой
величинѣ косФФиціента этой вѣроятности имѣютъ толь-
205
ко не ясное представленіе, такъ что высокая степень
вѣроятности постоянно смѣшивается сз достовѣрностью
(напр. что завтра взойдетъ солнце): но въ случаѣ нуж-
ды всегда можно привести въ сознаніе приблизительно
точную границу нашей увѣренности въ общихъ поло-
женіяхъ. Но спрашивается, что же побуждаетъ насъ
къ образованію этихъ общихъ правилъ изъ частныхъ
случаевъ, ибо въ самихъ этихъ случаяхъ нѣтъ ничего
такого, что вынуждало бы непремѣнно къ обобщенію
ихъ въ общее правило? Это побужденіе объясняется
только практическою потребностью, ибо безъ общихъ
правилъ жизнь человѣческая протекала бы въ полнѣй-
шей неувѣренности (положимъ, если бы человѣкъ не
зналъ, поддержитъ ли его земля на слѣдующемъ шагѣ):
такимъ образомъ и эти общія правила суть тоже
счастливая находка вызванная настоятельною потреб-
ностью. Что же касается до коеффиціента вѣроятности,
который даетъ для насъ реальное значеніе найденному
общему правилу, то онъ выводится по общимъ зако-
намъ логическихъ процессовъ. Таковъ объективный
ходъ дѣла; но субъективное сознаніе рѣшительно ничего
не знаетъ ни о потребности, ни объ логическомъ ме-
тодѣ индукціи и дедукціи. Умъ простаго человѣка
совершаетъ весь процессъ инстинктивно; и въ сознаніе
его попадаетъ только готовый результатъ его—общее
правило или положеніе. Значитъ, безсознательная логика
(сіаз Ьо^ійсііе) въ человѣкѣ беретъ этотъ процессъ, столь
нужный для человѣческаго существованія, на себя,
ибо онъ не по силамъ сознательной логикѣ, особенно
логикѣ невѣжественнаго сознанія.
До сихъ поръ мы разсматривали простые процессы
мышленія, такъ сказать, его элементы. Теперь обра-
тимъ вниманіе на случаи, гдѣ въ цѣпи сознательныхъ
мыслей мы перепрыгиваемъ черезъ многіе логически
необходимые члены сознанія и все таки получаемъ
206
вѣрной результатъ. Здѣсь также открывается намъ
Безсознательное, какъ интуиція, какъ интеллектуальное
созерцаніе, непосредственное знаніе, или прирожденная
логика. Въ этомъ отношеніи укажемъ прежде всего на
математику, черезъ которую проходятъ два метода:
дедуктивный или дискурсивный и интуитивный. Первый
вывоДитъ свои доказательства постепенно черезъ рядъ
умозаключеній изъ данныхъ посылокъ по закону про-
тиворѣчія, слѣдовательно, вообще соотвѣтствуетъ дис-
курсйвн°й природѣ сознательной логики. Этотъ методъ
исключительно господствуетъ въ научной математикѣ,
ибо оаъ единственно имѣетъ притязанія на методич-
ность и доказательность. Другой отказывается отъ
этихѣ притязаній; но тѣмъ не менѣе представляетъ
Форму обосновки, слѣдовательно, есть тоже методъ:
онъ яппеллируетъ къ естественному чувству, къ здра-
вому человѣческому смыслу и путемъ интеллектуальнаго
созерцанія въ одно мгновеніе научаетъ тому же, пожа-
луй, еще большему, чѣмъ дедуктивный методъ путемъ
скучныхъ доказательствъ. Этотъ методъ представляетъ
сознанію свои результаты, какъ нѣчто неотразимо обяза-
тельное въ логическомъ отношеніи: ихъ сознаніе долж-
но принять безъ соображеній и колебаній, моментально.
ЭтотФ методъ, слѣдовательно, соотвѣтствуетъ характе-
ру безсознательной логики. Напр. ни одинъ человѣкъ,
смотря на равносторонній треугольникъ, (если онъ
повяЛ1» только, въ чёмъ дѣло) ни на одно мгновеніе
не усомнится въ равенствѣ угловъ. Конечно, дедукція
можемъ ему это доказать изъ простѣйшихъ посылокъ;
но достовѣрность его интуитивнаго знанія нисколько
не возрастетъ отъ этихъ доказательствъ. Напротивъ;
если станутъ ему это равенство основательнѣйшимъ
образомъ доказывать путемъ вычисленій и соображеній
но, одна®0? не представляя наглядной Фигуры, то онъ
полупитъ менѣе, чѣмъ черезъ простое созерцаніе. Безъ
207
созерцанія, при доказательствахъ онъ узнаетъ только
что такъ должно бытъ и не можетъ быть иначе, при
созерцаніи же онъ узнаетъ, что такъ дѣйствительно
есть и, кромѣ того, что такъ необходимо есть. При
созерцаніи онъ, такъ сказать, глядитъ въ нутро жи-
ваго организма истицы, на которую дедукція показыва-
етъ только какъ на дѣйствіе какого то мертваго меха-
низма. Созерцая, онъ какъ бы видитъ „«ака“(<1а8 \Ѵіе)
вещей, а не одно только ихъ „потому что“ (ііая Вааз);
и въ концѣ кондевъ онъ болѣе удовлетворенъ.
Всѣ основныя положенія (аксіомы) математики опи-
раются на эту интуитивную Форму обосновки, хотя
ихъ можно также хорошо вывести по закону противо-
рѣчія, какъ и другія сложныя положенія. Но простота
предмета (аксіомъ), цъ силу созерцанія, такъ порази-
тельна для убѣжденія, что на того, кто захотѣлъ бы вы-
водитъ эти основныя положенія, посмотрѣли бы какъ
на дурака. Ради этой простоты до сихъ поръ еще ни-
кто и не потративъ достаточного остроумія, чтобы на
самомъ дѣлѣ всіь аксіомы математики вывести, приле-
гая законъ противорѣчія къ даннымъ пространствен-
нымъ и числовымъ элементамъ. Отсюда и происходитъ
у многихъ философовъ (напр. у Канта) непоколебимое
мнѣніе, что этотъ выводъ не возможенъ. Но если досто-
вѣрно то, что этв аксіомы логичны, то также досто-
вѣрно, что и выводъ ихъ по единственному закону
логики, закону противорѣчія, возможенъ.
ДаЛѣе, эти математическія аксіомы для хорошихъ
головъ совершенно безполезны; для нихъ математика
могла бы начинаться съ болѣе сложныхъ теоремъ. Но
наша научная маіематика обработана для школъ, ку-
да входятъ и тупари: для нихъ то и нужно, чтобы
они сперва поняи логическую необходимость аксіомъ.
Дедуктивный методъ доступенъ всякому, ибо онъ
идетъ шагъ за віагомъ; интуиція же есть дѣло талан-
208
та: для одного само собою понятно то, въ чемъ дру-
гой убѣждается послѣ длиннаго окольнаго пути. Несом-
нѣнно, что, при знаніи очень немногихъ положеній
геометріи, можно пріобрѣсть многія познанія однимъ
созерцаніемъ, если мы подкрѣпимъ его преобразовані-
емъ геометрическихъ Фигуръ, ихъ раздѣленіемъ, нало-
женіемъ и другими способами построенія, но все таки
дойдемъ до такаго пункта, гдѣ и свѣтлая голова долж-
на прибѣгнуть къ дедуктивному методу. Напр., при
равнобедренномъ прямоугольномъ треугольникѣ черезъ
раздѣленіе квадрата на гипотенузѣ еще можно сдѣлать
наглядною пиѳагорову теорему, но при разносторон-
немъ треугольникѣ она можетъ быть понята только пу-
темъ дедукціи, (см. Фигуру). Такимъ образомъ это со-
вершенно зависитъ
отъ степени даро-
ванія, какъ дале-
ко можетъ идти из-
ученіе математики
путемъ интуиціи; и
ничто не отнимаетъ
возможности пред-
ставить себѣ вы-
соко одареннаго че-
ловѣка, который бы
столь совершенно
обладалъ интуитив-
нымъ методомъ, что
вполнѣ могъ бы обойтись безъ дедуктивнаго. Что касает-
ся до алгебры и анализа, то здѣсь трудность интуиціи
заявляетъ себя очень скоро; и только чудовищные та-
ланты, въ родѣ Дагзе, приводятъ дѣло въ этой облас-
ти къ созерцанію, въ которомъ можно большія числа
разсматривать какъ одно цѣлое и въ такомъ смыслѣ
поступать съ ними. Гораздо чаще у математиковъ
209
встрѣчается спосо^еть дѣлать
интуитивные прыжки
въ стройной ЦѣП1%озаключеній
и выпускать нѣко-
торое количество е( член0ВЪ5 такъ чт0 изъ посылокъ
перваго умозаключая тотчасъ въ сознаніе вскакива-
етъ умозаключеніе,|(ЮТОрОе должно бы слѣдовать треть-
имъ или пятымъ. всег0 9т0Г0 можно заключить,
что въ дедуктивно^ методѣ
сознательная логика, какъ
бы хромая, ковыль на деревяшкѣ, тогда какъ ло-
гическая интуиція^таетъ на Пегасѣ Безсознательна-
го, который въ многовеніе скачетъ отъ земли
до неба. Съ этой п^.ки зрѣнія вся математика являет-
ся орудіемъ и маяц(іОЮ нашего бѣднаго духа, который
копотливо громоздо^ камень на каМень и все таки
никогда не можетъ достать рукою до неба, хотя и
и строитъ надъ обл^ками< Духъ, который стоялъ бы
въ болѣе тѣсной ^язи съ Безсознательнымъ, чѣмъ
нашъ духъ, находа^ для всякаг0 предлежащаго
вопроса мгновенное разрѣшеніе интуитивнымъ путемъ
и притомъ съ Оческою необходимостью, подобно
тому, какъ мы нахо^имъ таковое для простѣйшихъ гео-
метрическихъ вопресовъ Потому нѣтъ ничего удиви-
тельнаго, что воті№{денцьія вычисленія Безсознатель-
наго, какъ въ размѣрахъ, такъ и въ малыхъ,
безъ всякаго труда для него, представляются столь
точными въ матЦгическомъ отношеніи. Таковымъ,
напр., представляй^ въ пчелиной ячейкѣ уголъ, подъ
которыми наклонена друГЪ къ другу ея поверхности:
этотъ уголъ, пРивя^ая въ соображеніе возможно точ-
ное его измѣреніеточности полуминуты), вполнѣ
соотвѣтствуетъ урд^ который, при данной Фигурѣ
ячейки, о условляцетъ щіпітит поверхности, слѣдо-
вательно воска, дл
тт ’ цаннаго ооъема.
Нѣтъ сомнѣнія.» . г,
1 при интуиціи въ Безсознатель-
номъ находятся на
дацо тѣже логическіе члены, какъ
и въ сознательно»»
** мышленіи—только въ первомъ они
210
сосредоточены въ одно мгновеніе, а въ послѣднемъ
слѣдуютъ другъ за другомъ во времени. Что только
послѣдній членъ попадаетъ въ сознаніе, зависитъ отъ
того, что въ немъ только и есть интересъ; а что про-
чіе состоятъ на лицо въ Безсознательномъ, въ томъ
можно убѣдиться, если мы интуицію намѣренно повто-
римъ такимъ образомъ, чтобы въ сознаніе попадали
сперва предпослѣдній членъ, потомъ предпредпослѣдній
и т. д. Значитъ, отношеніе между обоими родами мыш-
ленія можно представлять такимъ образомъ: интуитив-
ное перепрыгиваетъ подлежащее прохожденію пространст-
во однимъ положеніемъ, дискурсивное дѣлаетъ нѣсколько
шаговъ; пространство въ обоихъ случаяхъ совершенно од-
но и тоже, но употребляемое на то время различно. Имен-
но каждый окончательный моментъ движенія (гп-ВосІеп-
Бсігсп ііен Еияяе») образуетъ остановку, станцію, кото-
рая состоитъ изъ сотрясеній мозга, производящихъ соз-
нательное представленіе и для того тратящихъ время
—2 секундъ). Самый же прыжокъ или шагъ напро-
тивъ въ обоихъ случаяхъ есть нѣчто мгновенное, без-
временное, а потому, какъ показываетъ опытъ, впа-
дающее въ область Безсознательнаго: слѣдовательно,
собственно процессъ всегда безсознателенъ. Разница
только въ томъ, большій или меньшій промежутокъ про-
текаетъ, между сознательными пунктами остановки.
При малыхъ шагахъ даже неповоротливый и не искус-
сный умъ чувствуетъ себя безопаснымъ отъ ошибки;
но при большихъ прыжкахъ возрастаетъ опасность
споткнуться и только искусившаяся и подвижная го-
лова употребляетъ ихъ съ выгодою, Неповоротливая го-
лова при большей дискурсивности мышленія вдвойнѣ
теряетъ время: во первыхъ остановка на каждой стан-
ціи у ней дольше, ибо для каждаго представленія пот-
ребно большее время, чтобы стать сознательнымъ съ
тою же ясностью; а во вторыхъ она должна сдѣлать
большее число остановокъ.
211
Взаимодѣйствіе дискурсивнаго и интуитивнаго мето-
да мы можемъ прослѣдить и внѣ математики. Искуссный
шахматный игрокъ соображаетъ послѣдствія того или
этого хода черезъ три или четыре хода, но вовсе не
заботится соображать сотню тысячъ другихъ возможныхъ
ходовъ, изъ которыхъ плохой игрокъ, можетъ быть, и
сообразитъ пять, шесть ходовъ, но не попадая однако
на тѣ два хода, которые только и привлекаютъ внима-
ніе хорошаго игрока. Отчего это хорошій игрокъ не
обращаетъ вниманія на эти пять, шесть ходовъ, кото-
рые, вѣроятно, только послѣ двухъ или трехъ слѣдую-
щихъ ходовъ обнаружились бы плохими? Хорошій
игрокъ смотритъ на шахматную доску и, безъ всякихъ
соображеній, непосредственно в идите именно тѣ два.
хода, которые только и хороши. Это для него есть дѣ-
ло момента, если даже онъ подходитъ къ чужой пар-
тіи въ качествѣ зрителя. Такъ же точно безъ соображе-
ній видимо геніальный полководецъ пунктъ для демон-
страціи или для рѣшительнаго нападенія.
Послушаемъ разсказъ Кювье о бундерѣ, молодой
обезьянѣ: (Масасиз ВІісяиэ. Времъ, иллюстрированная
жизнь животныхъ. I, 64). „Почти черезъ 14 дней по
рожденіи начала она отдѣляться отъ матери и тотчасъ
же на первыхъ шагахъ обнаружила ловкость и крѣ-
пость, которые всѣхъ изумляли, ибо тому не предшество-
вали ни упражненіе, ни опытность. Маленькій бундеръ
тотчасъ же прицѣплялся къ перпендикулярнымъ же-
лѣзнымъ прутьямъ своей клѣтки и прихотливо лазилъ
по нимъ сверху внизъ, ходилъ по соломѣ, самопроиз-
вольно прыгалъ съ верху своей клѣтки на всѣ свои
четыре руки и потомъ снова прыгалъ на рѣшетки,
за которыя хватался съ такою ловкостью и увѣрен-
ностью, какія сдѣлали бы честь опытной обезьянѣ."
Какимъ образомъ точно измѣряла эта только что от-
дѣлившаяся отъ груди своей матери обезьяна силу и
212
направленіе своихъ прыжковъ? Какимъ образомъ дѣ-
лающій 12-тда футовые прыжки на свою добычу левъ
вычисляетъ гкривую прыжка, первоначальный его уголъ
и первоаачалльную скорость? Какъ вычисляетъ собака
кривую бропиеннаго куска, который она такъ ловко
схватываетъ- со всякаго разстоянія и подъ различнымъ
угломъ? "Упрважненіе облегчаетъ только вліяніе Безсо-
знательнаго юна нервные центры; и гдѣ они уже готовы
къ дѣлу безъ=» упражненія, тамъ, какъ видно, его и не
требуется, мгакъ у вышеупомянутой обезьяны. Тоже,
чѣмъ замѣняется недостающее математическое вычис-
леніе, какъ, жіапр., въ постройкѣ пчелиной ячейки, есть
ничто иное, іяакъ математическая интуиція въ связи съ
инстиктомъ, исполняющимъ движеніе.
Что же касается до перепрыгиванья черезъ умозаклю-
ченія при обыкновенномъ мышленіи, то оно вполнѣ из-
вѣстно изъ сэпыта. Безъ него мышленіе шло бы столь
черепашьямт» ходомъ, что результаты его во многихъ
практическихъ соображеніяхъ постоянно опаздывали бы,
что нерѣдко и случается съ тяжело думающими людь-
ми; и вся раабота мышленія, по своей утомительности,
стала бы ненавистною, что также встрѣчается у нѣ-
которыхъ лѣ нйвыхъ головъ. Самый простой случай пере-
прыгиванья представляется въ прямомъ переходѣ отъ
меньшей пос ылки къ заключенію, безъ сознанія большей
посылки. Иногда же опускаются одно или нѣсколько
настоящихъ заключеній, какъ это мы видимъ въ мате-
матикѣ. Это случается обыкновенно только при собс-
твенномъ мышленіи, при сообщеніи же съ другими мы
принимаемъ въ разсчетъ ихъ пониманіе и вводимъ глав-
ные, прежде остававшіеся безсознательными, промежу-
точные члены. Однако женщины и необразованные лю-
ди часто не выполняютъ этого; и потому въ ряду ихъ
мыслей появляются скачки, которые для говорящаго
213
сохраняютъ силу основательности, между тѣмъ какъ
слушающій совершенно не знаетъ, какъ ему перейти
отъ одного къ другому.
Интересно въ отношеніи къ занимающему насъ
предмету замѣчаніе психіатра Іессена (Психологія стр.
235—236): „Когда мы размышляемъ о чемъ либо съ
крайнимъ напряженіемъ духа, то можемъ при этомъ
погрузиться въ состояніе безсознательности, въ которомъ
не только забываемъ весь внѣшній міръ, но даже ни-
чего незнаемъ о самихъ себѣ и о двигающихся въ насъ мы-
сляхъ. По спустя короткое или болѣе долгое время мы
внезапно пробуждаемся, какъ отъ сна, и въ тоже мгно-
веніе обыкновенно ясно и отчетливо появляется въ созна-
ніи результатъ нашего размышленія, хотя мы и не зна-
емъ, какъ мы пришли къ нему. Даже и при менѣе на-
пряженномъ размышленіи есть минуты, когда съ соз-
наніемъ дѣйствительнаго напряженія духа соединяется
полное отсутствіе мыслей, а послѣ того въ слѣдующія
минуты, замѣчается живое ихъ теченіе. Конечно, нуж-
но нѣкоторое упражненіе для того, чтобы соединить
серьезное размышленіе съ одновременнымъ самонаблю-
деніемъ, потому что желаніе наблюдать возникновеніе
и слѣдованіе другъ за другомъ мыслей очень легко на-
рушаетъ мышленіе и останавливаетъ развитіе мыслей.
Однако неослабные къ тому попытки даютъ намъ воз-
можность ясно замѣтить, что при всякомъ напряжен-
номъ размышленіи существуетъ нѣкоторая, такъ ска-
зать, постоянная пульсація, или смѣняющійся приливъ
и отливъ мыслей: одинъ моментъ, когда исчезаютъ изъ
сознанія всѣ мысли и остается только сознаніе внутрен-
няго духовнаго напряженія и другой моментъ, когда
мысли въ обиліи приливаютъ и ясно выступаютъ въ
сознаніи. Чѣмъ глубже былъ отливъ, тѣмъ обширнѣе
обыкновенно бываетъ слѣдующій приливъ; чѣмъ силь-
нѣе было предыдущее внутреннее напряженіе, тѣмъ об-
214
ширнѣе и живѣе притекаютъ мысли, „Вполнѣ эмпири-
ческія замѣчанія этого тонкаго наблюдателя душевной
жизни подкрѣпляютъ наши воззрѣнія и подкрѣпляютъ
тѣмъ надежнѣе, что онъ не знакоміі съ нашимъ поня-
тіемъ безсознательнаго мышленія, а между тѣмъ един-
ственно силою Фактовъ принужденъ былъ слово въ
слово (въ подчеркнутыхъ мѣстахъ) признать наши из-
слѣдованія. Хотя слѣдующія за этими замѣчаніями по*
пытки объяснить Факты въ главномъ (мышленіе внѣ
мозга) и вѣрны, однако не попадаютъ въ самую суть
дѣла только потому, что Іессенъ не владѣлъ понятіемъ
Безсознательнаго, которое и есть принципъ внѣмозго-
ваго мышленія. Замѣчаемое въ этихъ Фактахъ сознаніе
духовнаго напряженія есть только чувство напряженія
мозга и кожи головы (черезъ рефлективное дѣйствіе).
Вышеописанные моменты пустоты сознанія, за кото-
рыми слѣдуетъ результатъ, при чемъ не знаешь, какъ
до него доходишь, суть моменты, въ которые, при про-
изводительномъ мышленіи, съ жаромъ преслѣдующемъ
какой либо предметъ, происходитъ перепрыгиваніе че-
резъ довольно длинный рядъ умозаключеній.
Перемѣны въ нашихъ мнѣніяхъ и убѣжденіяхъ также
происходятъ безсознательнымъ процессомъ. Нерѣдко мы
встрѣчаемся съ воззрѣніемъ, (если только оно вообще
затрогиваетъ наши живые интересы и дѣлаетъ силь-
ное впечатлѣніе), которое прямо противорѣчитъ нашимъ
наличнымъ убѣжденіямъ; и вдругъ по прошествіи бо-
лѣе или менѣе долгаго времени, при случаѣ мы, къ
крайнему своему удивленію, высказываемъ именно новое
воззрѣніе, съ которымъ до сихъ поръ считаемъ себя
несогласными. Тогда уже, т. е., когда новое воззрѣніе
или убѣжденіе въ насъ сложилось, мы ищемъ для него
сознательныхъ основаній. Обыкновенный умъ, необра-
щающій вниманія на эти явленія,- и въ самомъ дѣлѣ
думаетъ, что убѣжденіе его опредѣляется именно эти-
ми найденными послѣ оса^,,^ тогда какъ бодѣе
строгое самонаблюденіе сЧадо бы ему, что они при_
шли уже тогда, когда убѣзц^ установилось. Изъ это.
го вовсе не слѣдуетъ, чтобы БезсОзнаТелЬнос опредѣ-
лилось не по логическимъ Основаніямъ: дѣл0 только в<ь
томъ, что для увѣренности въ убѣждеціи> п0 крайней
мѣрѣ, на первое время ег0 еуществоваыія совершенно
все равно, совпадаютъ аайденныя
для него послѣ
сознаніемъ основанія съ основаніями> которыми
руководилось Безсознателц^ иди не совпадаютъ. для
строже мыслящихъ людей важнѣе эти совпаденія, чѣмъ
для большинства людей. 0тСІОда становится понятнымъ
то явленіе, что люди черц^Ютъ весьма твердыя убѣж-
денія изъ очень плохихъ оеаоваиій и не уступаютъ
этихъ убѣжденій передъ Наилучшими опроверженіями.
Это происходитъ, конечно, того, что этимъ людямъ
совершенно непонятны с05Ственныя безсознательныя
основанія, а потому, кояе^ послѣднія и не могутъ
быть опровергнуты. При эі.Омъ совершенно все равно,
заключаютъ ли ихъ убѣжцвц-я истину или пііТЪ> По-
этому всего труднѣе иско>еавть тѣ изъ опіибокъ (ко-
торыя, какъ извѣстно, ниію^ не возникаютъ изъ лож-
ныхъ заключеній, но изъ недостаточныхъ и ложныхъ
посылокъ), которыя суть ре3ультатъ безсознательнаго
мышленія (напр. изъ п0^ическихъ мнѣній тѣ, кото-
рыя безсознательно корейцу въ сословныхъ или долж-
ностныхъ интересахъ).
Но еслибы кто въ силу вы11(е ИЗЛОженныхъ соображеній
позволилъ себѣ весьма нич цѣнить созиательныс раз-
судочные процессы, то ч впадъ бы въ большую
ошиоку. Такъ какъ весьлцегк0 подвергнуться ошиб-
камъ при умозаключеніяхъ, ІІВляющихся в.ь видѣ прыж.
ковъ, то настоятельно ТР<%ТСЯ въ важныхъ вопросахъ
ясно поставить отдѣльные иены мысли путеиъ дщ>
курсивнаго мышленія и дцй нпсходить д0 такихъ ма.
216
лыхъ мыслительныхъ шаговъ, которые до послѣдней
возможности обезпечивали бы насъ отъ ошибокъ въ за-
ключеніяхъ. Такъ какъ далѣе въ дѣлѣ воззрѣній, которыхъ
истинная обосновка лежитъ въ Безсознательномъ, наши
интересы и наклонности отнимаютъ всякую возможность
контроля надъ извращеніемъ сужденія и даже представ-
ляютъ для того обширное поприще: то вдвойнѣ необ-
ходимо выставить на свѣтъ субъективныя основанія и
сопоставить ихъ съ результатами дискурсивно логичес-
кихъ выводовъ; ибо только въ послѣднихъ есть нѣко-
торая, хотя и весьма недостаточная гарантія въ объ-
ективности. Если даже въ данную минуту и очень силь-
но субъективное предубѣжденіе, то со временемъ прі-
обрѣтаетъ для себя почву сознательная логика, и если
не у даннаго поколѣнія, то въ потомствѣ. Впрочемъ, и
въ этомъ появленіи нѣкоторыхъ истинъ на свѣтъ соз-
нанія и въ ихъ борьбѣ и побѣдѣ надъ господствующи-
ми временными воззрѣніями имѣетъ, какъ мы увидимъ
позже, рѣшительный голосъ опять таки таже безсозна-
тельная логика, такъ сказать, историческій промыслъ,
который никѣмъ не былъ такъ ясно понимаемъ, какъ
Гегелемъ (стр. 247—267).
ГЛАВА X.
Безсознательное въ происхожденіи чувственнаго вос-
пріятія. *)
Недостатки Кантовской теоріи пространства и времени. Дока-
зательства въ пользу гипотезы существованія внѣшняго міра
(де я), независимаго отъ л. Доказательства въ пользу тожде-
ства Формъ бытія и мышленія. Новыя основанія, приводимыя
Гартманомъ, для Кантовскаго положенія о самостоятельномъ
произведеніи душею Формы пространства. Безсознательность
духовнаго процесса, производящаго эту Форму. Форма време-
ни прямо переводится изъ бытія въ мышленіе. Связь между
объективными элементами чувственнаго воспріятія и его субъ-
ективнымъ возникновеніемъ. Душа созидаетъ міръ внѣшнихъ
объектовъ не въ силу сознательнаго понятія о причинности,
а въ слѣдствіе инстинктивныхъ безсознательныхъ процессовъ.
Не сознаваемая цѣль этихъ процессовъ—познаніе внѣшняго
міра и пользованіе имъ.
Кантъ въ своей трансцендентальной эстетикѣ вы-
сказалъ, что пространство не воспринимается пассив-
но душою извнѣ, но производится ею самостоятельно
и этимъ положеніемъ произвелъ цѣлый переворотъ въ
философіи. Почему же однако это вѣрное положеніе
столь антипатично какъ общему человѣческому смыслу,
такъ, за немногими исключеніями, и естественно-науч-
ному образу мыслей?
4) Потому что Кантъ, а за нимъ Фихте и Шопен-
гауеръ изъ вѣрнаго положенія вывели ложныя и про-
*) Эта глава по важности ся предмета въ философскомъ от-
ношеніи вообще, а также и въ видахъ будущей критики, пе-
реведена мною цѣликомъ. А. К.
218
тиворѣчащк инстинкту здраваго смысла одностороннія
идеалистическія слѣдствія.
2) Потому что Кантъ для своего вѣрнаго положенія
далъ невѣрныя доказательства, которыя на самомъ дѣ-
лѣ ничего ве доказываютъ.
3) Потому что Кантъ, не давая ез томз себѣ отчета,
говоритъ о іезсознательномз процессѣ въ душѣ, между
тѣмъ какъ тогдашній образъ воззрѣній зналъ и счи-
талъ возможными только сознательные душевные про-
цессы. Созіадіе же отрицаетъ свою самостоятельность
въ произведеніи пространства и времени и съ полнымъ
правомъ считаетъ за /аіі ассопгріі то, что они даны
чувственны^ воспріятіемъ.
4) Потопу что Кантъ на ряду съ пространствомъ
поставилъ и время, для котораго его положеніе не имѣ-
етъ силы.
/Мы разсмотримъ по порядку эти четыре пункта, ибо
безсознательное произведеніе пространства даетъ ос-
нову для происхожденія чувственнаго воспріятія, ко-
торымъ начинается сознаніе и которое лежитъ въ ос-
нованіи всякаго сознательнаго мышленія.
Ад. I. Если мы примемъ пока доказаннымъ, что про-
странство и время не могли войпіи вз мышленіе ника-
кимъ инымъ образомъ, кромѣ какъ самостоятельно
произведены имъ изъ себя же: то изъ этого вовсе не
слѣдуетъ, цто пространство и время могутъ имѣть
реальное существованіе исключительно въ мышленіи и
что не могутъ быть въ тоже время внѣ мышленія въ
реальномъ бытіи. Уже Шеллингъ (Оагьіеііппд бе» №ч-
Іиі ргосс88с,ч, ѴѴегкё I. 10, 314 —321), и Тренделепбургъ
(_»€:Ьег еіпе Ьйске іп Копій Ііеѵѵсія ѵоп сісг ач88сІі1іс8-
«ешіеп БііІуосІіѵПаІ Вашпез ипсі бег 2еіІ“ ігп III В<].
(Іег Іііь'ІогісІіеп Всіігйдс № ѴШ) указали на опрометчи-
вость этого заключенія, которое дѣйствительно дѣлаетъ
Кантъ и Съ которымъ онъ приходитъ къ отрицанію
219
трансцендентальной реальности пространства и къ по-
стройкѣ своей односторонней идеалистической системы.
Мы же теперь вкратцѣ взглянемъ на основанія, кото-
рыя дѣлаютъ вѣроятнымъ, что пространство и время
на самомъ дѣлѣ суть одинаково и Формы бытія, и Фор-
мы мышленія,
а) Ііреде всего выяснимъ основанія, по которымъ
должно признать, что по ту сторону я реально суще-
ствуетъ я. или внѣшній міръ. Возможны только двѣ
гипотезы; или я безсознательно само для себя соткало
изъ себя кажущійся внѣшній міръ, — и тогда имѣетъ
бытіе только я, значитъ, каждый читатель долженъ
отрицать бытіе не только внѣшнихъ вещей, но и всѣхъ
другихъ людей; или же существуетъ не я, независимо
отъ л,—и представленіе внѣшняго міра въ я есть про-
дуктъ обоихъ Факторовъ. Вѣроятнѣйшая изъ двухъ ги-
потезъ та, которая непринужденнѣе объясняетъ явле-
нія міра представленій; возможны же обѣ.
а) Чувственныя впечатлѣнія имѣютъ такую степень
живости, дкой представленія, произведенныя дѣятель-
ностью одного собственнаго духа, обыкновенно дости-
гаютъ только въ болѣзненныхъ состояніяхъ. Кромѣ
того первые даютъ часто новое (особенно въ дѣтскомъ
возрастѣ), послѣднія же всегда составлены только изъ
знакомыхъ воспоминаній и частей ихъ. Это обстоятель-
ство легкообъясняется изъ воздѣйствія внѣшняго міра
и трудно изъ одного я.
(5) Для происхожденія чувственнаго впечатлѣнія необ-
ходимо чувство открытыхъ для впечатлѣнія чувствен-
ныхъ органовъ, а между тѣмъ это чувство не обусло-
вливаетъ необходимаго чувственнаго впечатлѣнія, напр.,
въ темноті, въ отсутствіи запаха. Это обстоятельство
легко объясняется изъ воздѣйствія внѣшняго міра и
трудно іпэд одного я.
220
7) Чувственныя представленія (т. е. произведенныя
самостоятельно духомъ) возникаютъ по закону послѣ-
довательности мыслей каждый разъ изъ предшество-
вавшихъ представленій подъ вліяніемъ настроенія и
т. д. Чувственныя же впечатлѣнія по большей части
появляются внезапно и неожиданно и постоянно безъ
связи съ внутреннимъ рядомъ мыслей. Это явленіе толь-
ко тогда возможно безъ воздѣйствія внѣшняго міра, если
закопъ послѣдовательности мыслей то имѣетъ силу въ
Духѣ, то не имѣетъ, значитъ, и при этомъ предположе-
ніи, явленіе изъ одного я далеко еще не объяснимо.
о) Большей части впечатлѣній свойственно то, что
на объектъ, къ которому впечатлѣніе относится, ука-
зываютъ одновременно и другія впечатлѣнія отъ дру-
гихъ органовъ чувствъ (напр., кушанье можно одно-
временно видѣть, нюхать, вкушать и осязать). Это
объясняется легко воздѣйствіемъ внѣшняго міра и труд-
но Одною внутреннею дѣятельностью духа. Если при-
нять, что сопринадлежащія чувственныя впечатлѣнія
взаимно другъ друга вызываютъ, напр., что зритель-
ное впечатлѣніе отъ кушанья ведетъ за собою, при
открытомъ органѣ обонянія, обонятельное впечатлѣніе
того же кушанья: то таковое предположеніе опровер-
гается тѣмъ, что можно поочередно открывать и зак-
рывать органы обонянія и зрѣнія, а между тѣмъ каж-
дый разъ получать соотвѣтствующее чувственное впе-
чатлѣніе кушанья. Но если сдѣлать дальнѣйшее пред-
положеніе, что не только одновременное, во также пред-
шествовавшее зрительное впечатлѣніе кушанья можетъ
произвести его обонятельное впечатлѣніе и наоборотъ;
то опять является противорѣчащее обстоятельство, что
при чередующемся открываніи и закрываніи органовъ
обоихъ чувствъ зрительное впечатлѣніе одинъ разъ
можетъ быть, другой разъ нѣтъ, именно, когда ку- і
шанье удалено, значитъ, что при одинаковыхъ про-
221
чихъ обстоятельствахъ обонятельное впечатлѣніе одинъ
разъ вызываетъ зрительное, а другой разъ нѣтъ: а
это противорѣчитъ закону: „одинаковыя причины, оди-
наковыя слѣдствія.* (Подробнѣе см. у ѴѴіспег „(ігипй-
гй^е бег ЛѴе1(ог(1пи陸, Висіі 3, подъ рубрикою: „Ве\ѵеія
Гііг (Ііе ХѴігкІісйке'й сіег Аиэвепѵѵеіі").
е) Объекты чувственныхъ впечатлѣній дѣйствуютъ
другъ на друга по вполнѣ опредѣленнымъ законамъ.
Если объяснять чувственныя впечатлѣнія изъ одного
я, то эти законы должны быть переносимы и на внут-
реннія явленія духа. Но этого нѣтъ: только въ очень
рѣдкихъ случаяхъ слѣдуютъ другъ за другомъ чув-
ственныя впечатлѣнія причины и дѣйствія въ такомъ
же порядкѣ, въ какомъ слѣдуютъ причина и дѣйствіе
во внѣ. Напротивъ часто мы замѣчаемъ въ одно вре-
мя дѣйствіе, а въ другое позже причину: а между тѣмъ
позднѣйшее чувственное впечатлѣніе не можетъ быть
причиною болѣе ранняго впечатлѣнія.
о) Всякое я получаетъ рядомъ съ представленіемъ
своего собственнаго тѣла также и многочисленныя пред-
ставленія чужихъ похожихъ на его собственное тѣлъ,
въ которыхъ находятся духовныя способности, подоб-
ныя его собственнымъ. Оказывается, что всѣ эти су-
щества обнаруживаютъ одни и тѣже представленія о я
и не я и что ихъ показанія о свойствахъ внѣшняго
міра поразительнѣйшимъ образомъ отчасти совпадаютъ,
отчасти взаимно другъ друга поправляютъ и изобли-
чаютъ въ ошибкахъ. Каждое я видитъ, какъ, подобно
ему, эти существа родятся, ростутъ, умираютъ; — оно
получаетъ отъ нихъ защиту, помощь и обученіе во
время дѣтства, когда не достаетъ собственныхъ силъ
и познаній; и наконецъ во всякое время своей жизни
получаетъ отъ другихъ прямо или косвенно (черезъ
книги) поученія, заключающія въ себѣ мысли, приду-
мать которыя оно должно признать себя неспособнымъ.
222
Каждое я по преданіямъ научается слѣдить за прошед-
шими рядами своихъ сочеловѣковъ и изучать въ исто-
ріи ея планъ, въ которомъ оно должно найти свое мѣс-
то. Все это почти невозможно объяснить изъ одного
существованія я и легко изъ существованія одного об-
щаго всѣмъ я внѣшняго міра, который заключаетъ въ
себѣ дѣйствующія другъ на друга тѣла Этихъ я. Такъ
какъ другія я могутъ дѣйствовать на меня только по-
средствомъ ихъ тѣлъ, то всякое заключеніе къ транс-
цендентной реальности другихъ я ложно, если оно не
опосредствовано заключеніемъ о трансцендентной реаль-
ности моего и другихъ тѣлъ и не основано на немъ.
т]) Внутреннія представленія могутъ бьіть по произ-
волу вызваны, удержаны и повторены сознательною
волею, чувственныя же впечатлѣнія при открытыхъ
органахъ чувствъ вполнѣ независимы отъ сознательной
воли. Это легко объясняется воздѣйствіемъ внѣшняго
міра и трудно изъ одного я. Въ послѣднемъ случаѣ
должна бы была ихъ создать безсознательная воля и
обморочить уединенное въ пространномъ мірѣ сознаніе
одного я призракомъ внѣшняго міра. Это было бы ни-
что. иное, какъ безсмысленное и глупое Фиглярство,
которое, какъ доказываютъ предыдущія главы, непо-
нятнымъ образомъ соединяло бы безумнѣйшій капризъ
и произволъ съ самою строгою законосообразностью;
это была бы высочайшая мудрость, потраченная на
мыльный пузырь, на безсмысленное сновидѣніе.
Изъ всего вышеприведеннаго видно, что вѣроятность
существованія, самостоятельно противъ я стоящаго и
причинно на это я вліяющаго, не я тагсъ велика, на
сколько это только возможно, и что здѣсь естествен-
ный инстинктъ опять таки оправдываемся научными
доводами. Отъ необходимости для проис^овденія чув-
ственныхъ впечатлѣній имѣть внѣшнюю^ транцендент-
ную причинность не могли уйти даже сани. Кантъ и
223
Фихте: такъ у Канта содержаніе созерцанія дано безъ
дальнѣйшихъ околичностей. Хотя самъ Кантъ этого не
говоритъ, но тѣмъ не менѣе подозрѣніе о томъ, чѣмъ
дано это содержаніе, должно пасть на вещь саму въ
себѣ. Точно также и самому Фихте, послѣ всѣхъ неу-
дачныхъ попытокъ вполнѣ выткать не я изъ я, все
таки поиадобился нѣкоторый внѣшній толчокъ для этой
дѣятельности я: этотъ то толчокъ и играетъ у Фихте
роль подлиннаго пе я. Если достовѣрно, что самые по-
слѣдовательнѣйшіе идеалисты не имѣли мужества до-
вести свою послѣдовательность до отрицанія самосто-
ятельнаго не я; если чувство не можетъ отрѣшиться
отъ того, что воспріятіе въ его цѣломъ есть нѣчто
противъ собственной воли вынужденное извнѣ, что по-
нятно только при допущеніи не я: то изъ вышепри-
веденнаго вытекаетъ полная увѣренность, что различія
въ чувственныхъ воспріятіяхъ не произошли отъ я, но
вынуждены отъ послѣдняго воздѣйствіемъ не я. Вѣдь,
умъ рѣшительно пи къ чему не былъ бы обязанъ, ес-
либъ не я было всегда однимъ и тѣмъ же, слѣдова-
тельно, всегда дѣйствовало бы однимъ и тѣмъ же об-
разомъ, потому что вѣдь оно доставляло бы только
одинъ внѣшній толчокъ. Тогда я имѣло бы полную
волю на вѣчно одинаковый импульсъ не я, по соб-
ственному капризу, накидывать, на подобіе безразлич-
наго покрова, иногда то, иногда это пространственное
или временное опредѣленіе или категорію мышленія и
такимъ образомъ строить для себя всецѣло какъ и что
(ЛѴіе иші \Ѵаь) внѣшняго міра, между тѣмъ какъ им-
пульсъ обезпечивалъ бы ему потому что (Ва.$«) этого
міра. Тогда неизмѣнно повторились бы всѣ вышепри-
веденныя трудности. Такимъ же образомъ и Шоііен-
гауеръ допускаетъ, что мое конкретное воспріятіе этой
лошади или этой розы обусловлено заложенною по ту
сторону моего представленія вещью въ самой себѣ этой
224
лошади и этой розы, *) а слѣдовательно на дѣлѣ усту-
паетъ транцендентную причинность для конкретныхъ
опредѣленій воспріятія. Значитъ, каждое отдѣльное оп-
редѣленіе въ воспріятіи должно понимать какъ дѣйствіе
не я; а такъ какъ различныя дѣйствія предполагаютъ
различныя причины, то получаемъ мы столь же много
различій въ не я, сколько ихъ состоитъ на лицо въ
воспріятіи. Конечно, эти различія въ не я могутъ быть
безпространственной и безвременной природы, а про-
странство и время быть только Формами, принадлежа-
щими мышленію. Тогда должны бы были эти различія
(въ не я) двигаться въ двухъ другихъ объективныхъ
Формахъ, которыя должны бы были тянуться парал-
лельно субъективнымъ Формамъ пространства и вре-
мени: потому что безъ этихъ другихъ Формъ бытія,
которыя замѣщали бы въ не я пространство и время,
въ немъ вообще не могло бы быть никакихъ соотвѣт-
ствующихъ (воспріятіямъ) различій. Это допущеніе
другихъ, но соотвѣтствующихъ Формъ въ не я, кото-
рое, кажется, уже мелькало передъ Рейнгольдомъ и
позднѣе Гербартомъ при его умопостигаемомъ (іпіеі-
Іі^іЫеп) пространствѣ и времени, противорѣчило бы
тому обще извѣстному закону, что природа для своихъ
цѣлей всегда избираетъ простѣйшія средства. Не говоря
уже о томъ, что это допущеніе Формъ исключало бы
возможность всякаго объективнаго познанія вещей и не
вознаграждало бы за то никакою выгодою, спрашива-
ется, зачѣмъ бы природа пускала въ ходъ четыре Фор-
мы тамъ, гдѣ она обошлась бы также хорошо, а по-
*) Если въ этомъ мѣстѣ Гартманъ не намекаетъ на ученіе
Шопенгауера объ идеяхъ (Платоновскихъ), то для меня не
ясно, что онъ въ данномъ случаѣ хочетъ сказать. Такъ какъ
вообще Гартманъ сильно разнится съ Шопснгауеромъ въ
ученіи о пространствѣ и времени, то въ критической части
моего труда я сравню ученіе и того, и другого мыслителя. А. /<*.
225
жалуй и лучше, двумя? Параллельное теченіе этихъ
Формъ по двѣ въ бытіи и мышленіи и ихъ взаимодѣй-
ствіе, которое Фактически существуетъ при воспріятіи
и при дѣйствіи, требовало бы предустановленной гар-
моніи, которая, по нашимъ воззрѣніямъ, разрѣшается
въ тождествѣ Формъ. Тоже говоритъ Гегель (дгоззе
Ео§ік Еіпісіі. 8. VIII): „Если онѣ (Формы разсудка) не
могутъ быть опредѣленіями вещи самой въ себѣ, то
еще менѣе могли бы онѣ быть опредѣленіями разсудка,
которому, по крайней мѣрѣ, должна бы быть уступ-
лена честь на роль вещи самой въ себѣ.“
Ь) Математика есть наука о пространственно-вре-
менныхъ представленіяхъ, въ такомъ видѣ, какъ образу-
етъ ихъ наше мышленіе и иначе образовать не можетъ.
Если же мы измѣряемъ данный не мышленіемъ, а по-
слѣдовательнымъ воспріятіемъ реальный треугольникъ,
который для одновременнаго созерцанія былъ бы слиш-
комъ великъ, и находимъ, при всяческихъ попыткахъ
измѣренія, подтвержденіе того же закона, который данъ
намъ и чистымъ мышленіемъ, что сумма угловъ = 2
прямымъ; если далѣе мы примемъ во вниманіе, что
опредѣленія воспріятія есть нѣчто необходимо вынуж-
денное у души системою различій въ не я, слѣдова-
тельно, имѣютъ свою причину въ различіяхъ этого
не я: то изъ не имѣющаго исключеній эмпирическаго
подтвержденія математическихъ законовъ вытекаетъ,
что различія въ не я слѣдуютъ законамъ, которые,
конечно, должны соотвѣтствовать Формамъ этого не я.
Но эти законы идутъ въ такомъ полномъ параллелиз-
мѣ съ законами пространства и времени въ мышленіи,
что опять таки неизбѣжно принять предустановленную
гармонію, между тѣмъ какъ тождество законовъ въ свя-
зи съ тождествомъ Формъ вовсе не требуетъ такой на-
сильственной гипотезы.
226
с)«Чувства зрѣнія и осязанія получаютъ ихъ впе-
чатлѣнія отъ совершенно различныхъ свойствъ тѣлъ,
черезъ совершенно различную среду и посредствомъ
различныхъ Физіологическихъ процессовъ. Не смотря
на это, отъ этихъ чувствъ получаемъ мы простран-
ственныя воспріятія, въ которыхъ обнаруживается наи-
возможно большее согласіе и взаимное подтвержденіе.
Если бы сами объекты не были пространственны, но
существовали въ какой либо другой Формѣ бытія, то
было бы въ высшей степени удивительно, что они
столь различными путями могутъ производить въ душѣ
столь согласные пространственные образы, что, напр.,
видимый нами шаръ въ осязаніи никогда не покажется
намъ кубомъ или чѣмъ другимъ, а тоже шаромъ. При
допущеніи, что пространство есть реальная Форма бы-
тія, это чудо исчезаетъ само собою.
б) Только зрѣніе и осязаніе, а не другія чувства,
доставляютъ душѣ пространственныя воспріятія. Этого
Кантъ вовсе не замѣтилъ, ибо иначе онъ не могъ бы
сдѣлать своего раздѣленія чувства: на внѣшнее (чув-
ство пространства) и внутреннее (чувство времени).
Для субъективнаго идеализма этотъ капризъ души, ко-
торый притомъ появляется какъ бы происходящимъ
отъ внѣшней необходимости, просто на просто непо-
стижимъ, если подкладывать бытію другія соотвѣт-
ствующія Формы. Только физіологія, изучающая по-
строеніе пространства различными органами чувствъ,
можетъ дать въ этомъ случаѣ ключъ къ объясненію;
во и для нея отрѣзана была бы всякая возможность
этого объясненія, если бы тѣло и чувство не сущест-
вовали пространственно.
Эти четыре пункта вмѣстѣ даютъ высокую вѣроят-
ность тому, что общій человѣческій смыслъ правъ, что
пространство и время суть столько же объективныя
Формы бытія, сколько и субъективныя Формы мышле-
227
нія. Это формальное тождество мышленія и бытія семо
собою разумѣется для того, кто принимаетъ ихъ суще-
ственное тождество.
Ад. 2. Такъ какъ мы имѣемъ въ виду не оспарисащ^
а принять Кантовское положеніе, поставленное въ на-
чалѣ главы, то нѣтъ надобности указывать, что доказа-
тельства Канта не основательны п что имъ вопросъ все
таки оставленъ открытымъ. Мы считаемъ за лучиее
вмѣсто основаній Канта предложить для его положе-
нія другія.
Дѣтски непосредственный образъ воззрѣній прини-
малъ чувственныя впечатлѣнія за образы объектовъ,
такъ полно соотвѣтствующіе самимъ объектамъ, какъ
соотвѣтствуетъ изображеніе въ зеркалѣ своему предце-
ту. Но когда Локкъ и новЬйшее естествовѣденіе Дѣ-
лали общимъ научнымъ достояніемъ полную разнород-
ность ощущенія и свойства объектовъ, то прежнюю
роль объекта должно было заступить изображеніе сит-
чатой оболочки, которое видно на глазахъ другихъ су-
ществъ. Какъ прежде ощущеніе, по его содержанію,
отождествляли съ объектомъ, такъ теперь стали отож-
дествлять его съ изображеніемъ сѣтчатой оболочки. Это
воззрѣніе и до сихъ поръ еще довольно обыкновенно.
Но при этомъ забыли, что совершенно двѣ вещи раз-
ныя: видѣть своимъ собственнымъ глазомъ на чг/оюшв
глазу объективный образъ, помѣщающійся въ объемѣ
занимаемомъ глазомъ, или же самому имѣть зрительное
ощущеніе, опредѣляемое только градусами угла зрѣнія,
безъ абсолютной плоскостной величины; забыли, что ду-
ша не сидитъ, въ видѣ другаго глаза, за сѣтчатой обо-
лочкой и не разглядываетъ ея изображеній. Такимг об-
разомъ не замѣчали, что впадали въ ту же ошибку,
что и съ объектами, только, пожалуй, въ болѣе скры-
тую ошибку: ибо то, что является чужому глазу въ
видѣ изображенія на сѣтчатой оболочкѣ, есть въ этомъ
228
самомъ глазу ничто иное, какъ состояніе молекуляр-
ныхъ колебаній. Это все равно, какъ то, что предста-
вляется зрителю цвѣтнымъ и свѣтлымъ, въ объектахъ
есть только состояніе молекулярныхъ колебаній. Отъ
радости, что открыли въ глазу камеръ- обскуру, поте-
ряли голову и сочли старый вопросъ за разрѣшенный,
между тѣмъ какъ онъ только былъ перенесенъ въ слѣ-
дующую инстанцію. Послѣ того однако физіологія гла-
за поняла, что онъ вовсе не есть камера, въ которой
показывались бы душѣ картинки на фонѣ сѣтчатой обо-
лочки, но Фотографическій аппаратъ, который состоя-
нія молекулярныхъ колебаній сѣтчатой оболочки пре-
образуетъ химически и динамически такимъ образомъ,
что зрительному нерву для продолженія передаются
Формы колебаній, въ которыхъ едва ли остается какое
либо сходство съ колебаніями свѣта въ ЭФирѣ, такъ
что, напр., черный и бѣлый цвѣта, которые объектив-
но имѣютъ сложныя колебанія, въ Физіологическихъ
нервныхъ колебаніяхъ становятся сравнительно про-
стыми состояніями, а напротивъ объективно простыя
цвѣтныя колебанія порождаютъ въ нервѣ сложнѣйшія
видоизмѣненія простѣйшихъ колебаній.
Далѣе скорость свѣта доходитъ до сорока тысячъ
миль въ секунду, а скорость процесса въ зрительномъ
нервѣ едва доходитъ до восьмидесяти Футовъ. Этимъ
подкрѣпляется та мысль, что и качественное, и коли-
чественное преобразованіе свѣтовыхъ колебаній, при
входѣ ихъ въ сѣтчатую оболочку, чрезвычайно важно.
Это преобразованіе и наноситъ рѣшительный смерт-
ный ударъ тому воззрѣнію, которое придаетъ значеніе
случайно наблюдаемому чужимъ глазомъ изображенію
на сѣтчатой оболочкѣ: не говоря уже о крайней нелѣ-
пости той мысли, что зрительный нервъ, подобно вто-
рому глазу, смотритъ на это изображеніе. Ну а за
тѣмъ что? Должно предположить еще третій глазъ,
229
который бы смотрѣлъ и изображеніе зрительнаго нер-
ва и такъ далѣе въ безпечность!
Далѣе современная физіологія признаетъ, что ощу-
щеніе зрѣнія происходи^ не раньше, какъ въ той цент-
ральной части, куда выдаетъ зрительный нервъ, въ
четверохолміи, а вовсе не на протяженіи самого зри-
тельнаго нерва. Но црв входѣ нерва въ центральную
часть мы должны предположить вторичное преобразо-
ваніе рода колебаній, удв потому что съ одной сторо-
ны есть перемѣна въ кроеніи нервнаго вещества, а
съ другой потому чТо (езь того центральная часть
потеряла бы всякое значеніе для воспріятія. Вѣдъ, безъ
этого преобразованія, допіа должна бы была реагиро-
ровать ощущеніемъ у®еяа колебанія зрительнаго нер-
ва. Наконецъ о происхожденіи ощущенія мы знаемъ
не болѣе какъ то, что цуша на такую то Форму коле-
баній реагируетъ такщь то ощущеніемъ, или говоря
матеріалистическимъ язикомъ, то, что разсматривае-
мое извнѣ, есть извѣстной Форма колебаній, является
ощущеніемъ съ извѣстно!! внутренней точки зрѣнія.
Но кромѣ того мы зваеиъ, по крайней мѣрѣ, съ боль-
шой вѣроятностью еще другой законъ: тождественныя
колебанія различныхъ центральныхъ молекулъ произво-
дятъ неразличимыя ощущенія. Это значитъ, что многія
одновременно колеблющіяся молекулы, при тождест-
венной Формѣ колебаній, производятъ ощущеніе, кото-
рое качественно равно ощущенію, которое возбужда-
лось бы каждою изъ этихъ молекулъ отдѣльно, а коли-
чественно оно имѣетъ степень силы, равную суммѣ
всѣхъ отдѣльныхъ ощуденій. Если нюхаешь одной
ноздрею, то имѣешь то же ощущеніе, что и обѣими,
только слабѣйшее до степени, и если бы осязательные
нервы не чувствовали движенія воздуха, происходяща-
го черезъ носъ, то обонятельный нервъ, при нормаль-
номъ его состояніи, це цогъ бы при воспріятіи раз-
228
самомъ глазу ничто иное, какъ состояніе молекуляр-
ныхъ колебаній. Это все равно, какъ то, что предста-
вляется зрителю цвѣтнымъ и свѣтлымъ, въ объектахъ
есть только состояніе молекулярныхъ колебаній. Отъ
радости, что открыли въ глазу камеръ- обскуру, поте-
ряли голову и сочли старый вопросъ за разрѣшенный,
между тѣмъ какъ онъ только былъ перенесенъ въ слѣ-
дующую инстанцію. Послѣ того однако физіологія гла-
за поняла, что онъ вовсе не есть камера, въ которой
показывались бы душѣ картинки на Фонѣ сѣтчатой обо-
лочки, но Фотографическій аппаратъ, который состоя-
нія молекулярныхъ колебаній сѣтчатой оболочки пре-
образуетъ химически и динамически такимъ образомъ,
что зрительному нерву для продолженія передаются
Формы колебаній, въ которыхъ едва ли остается какое
либо сходство съ колебаніями свѣта въ ЭФирѣ, такъ
что, напр., черный и бѣлый цвѣта, которые объектив-
но имѣютъ сложныя колебанія, въ Физіологическихъ
нервныхъ колебаніяхъ становятся сравнительно про-
стыми состояніями, а напротивъ объективно простыя
цвѣтныя колебанія порождаютъ въ нервѣ сложнѣйшія
видоизмѣненія простѣйшихъ колебаній.
Далѣе скорость свѣта доходитъ до сорока тысячъ
миль въ секунду, а скорость процесса въ зрительномъ
нервѣ едва доходитъ до восьмидесяти Футовъ. Этимъ
подкрѣпляется та мысль, что и качественное, и коли-
чественное преобразованіе свѣтовыхъ колебаній, при
входѣ ихъ въ сѣтчатую оболочку, чрезвычайно важно.
Это преобразованіе и наноситъ рѣшительный смерт-
ный ударъ тому воззрѣнію, которое придаетъ значеніе
случайно наблюдаемому чужимъ глазомъ изображенію
на сѣтчатой оболочкѣ: не говоря уже о крайней нелѣ-
пости той мысли, что зрительный нервъ, подобно вто-
рому глазу, смотритъ на это изображеніе. Ну а за
тѣмъ что? Должно предположить еще третій глазъ,
229
который бы смотрѣлъ на изгаженіе зрительнаго нер-
ва и такъ далѣе въ безко нечисть!
Далѣе современная физіолй признаетъ, что ощу-
щеніе зрѣнія происходитъ не^нъше, какъ въ той цент-
ральной части, куда впадаеті зрительный нервъ, въ
четверохолміи, а вовсе не наіротяженіп самого зри-
тельнаго нерва. Но при вході нерва въ центральную
часть мы должны предположи вторичное преобразо-
ваніе рода колебаній, уже полму что съ одной сторо-
ны есть перемѣна въ строеніі нервнаго вещества, а
съ другой потому что безъ ©го центральная часть
потеряла бы всякое значеніе доі воспріятія. Вѣдъ, безъ
этого преобразованія, душа должна бы была реагиро-
ровать ощущеніемъ уже на койбанія зрительнаго нер-
ва. Наконецъ о происхожденіі ощущенія мы знаемъ
не болѣе какъ то, что душа а такую то Форму коле-
баній реагируетъ такимъ то ощущеніемъ, или говоря
матеріалистическимъ языкомъ, то, что разсматривае-
мое извнѣ, есть извѣстная Фодиа колебаній, является
ощущеніемъ съ извѣстной внутренней точки зрѣнія.
Но кромѣ того мы знаемъ, в» крайней мѣрѣ, съ боль-
шой вѣроятностью еще другой законъ: тождественныя
колебанія различныхъ уентрамыхъ молекулъ произво-
дятъ неразличимыя оіцугценіпМо значитъ, что многія
одновременно колеблющіяся юлекулы, при тождест-
венной Формѣ колебаній, производятъ ощущеніе, кото-
рое качественно равно ощущенію, которое возбужда-
лось бы каждою изъ этихъ ммекулъ отдѣльно, а коли-
чественно оно имѣетъ степей силы, равную суммѣ
всѣхъ отдѣльныхъ ощущеній, Если нюхаешь одной
ноздрею, то имѣешь то же ощущеніе, что и обѣими,
только слабѣйшее цо степени, и если бы осязательные
нервы не чувствовали движеніи воздуха, происходяща-
го черезъ носъ, то обонятелыый нервъ, при нормаль-
номъ его состояніи, не могъ бы при воспріятіи раз-
230
личать запаха изъ лѣвой и правой ноздри. То же са-
мое и въ дѣлѣ вкуса: все равно, занята ли имъ боль-
шая или меньшая часть языка и нёба, только одновре-
менными осязательными ощущеніями отъ прикоснове-
нія внушаемаго, отъ стягиванья кожи и т. д. разли-
чаются мѣста соприкосновенія съ вкушаемымъ; самое
же чувство вкуса бываетъ только сильнѣе или слабѣе.
Поражаетъ ли тонъ правое пли лѣвое ухо, узнается
только черезъ возбужденное въ ухѣ частію прямо, ча-
стію рефлективно чувство напряженія: ибо локализи-
рующее чувство обусловлено не слуховымъ нервомъ,
но преимущественно тѣми осязательными, которые во
множествѣ бороздятъ барабанную перепонку. Это ясно
изъ того, что, по опытамъ Эд. Вебера, это локализи-
рующее чувство, при погруженіи подъ воду, сохра-
няется только до тѣхъ поръ, пока слуховые проходы
наполнены воздухомъ, но теряется, какъ скоро, при
наполненіи проходовъ водою, барабанная перепонка
становится не дѣятельною. При зрѣніи хотя мы имѣ-
емъ отъ одной и той же свѣтовой точки различныя впе-
чатлѣнія, когда ея изображеніе падаетъ на различно
расположенныя мѣста одного или обоихъ глазъ, по не
различимы впечатлѣнія, если они падаютъ на соотвѣт-
ственныя мѣста обоихъ глазъ. При искуссно аранжи-
рованномъ опытѣ рѣшительно нельзя узнать, видишь
ли свѣтъ правымъ или лѣвымъ, или обоими глазами,
если въ этомъ невозможно оріентироваться помощью
какихъ либо другихъ средствъ. Зрительныя впечатлѣ-
нія соотвѣтственныхъ мѣстъ обоихъ глазъ комбиниру-
ются въ одно простое, но усиленное впечатлѣніе.
Но мнѣнію Лотце, мы различаемъ, къ правой или къ
лѣвой половинѣ нашего тѣла должно отнести боль, чув-
ство, прикосновеніе и т. д., только благодаря тому,
что доходящую до мельчайшихъ подробностей асиммет-
рію обѣихъ половинъ, при одномъ и томъ же ощуще-
231
ніи, сопровождаютъ въ правой половинѣ другія ощу-
щенія напряженія, растяженія, давленія и т. д., чѣмъ
въ лѣвой: безъ этого мы не были бы въ состояніи
дѣлать различія меаду явленіями обѣихъ половинъ.
Такимъ образомъ, ві силу этого качественнзго несов-
паденія ощущеній, мн, съ помощію упражненія, полу-
чаемъ возможность различать правую сторону нашего
тѣла отъ лѣвой. Точно хакже, какъ указано, въ слу-
хѣ, вкусѣ и обоняніи существуютъ таковыя же, сопро-
вождающія ощущеніе, обстоятельства, которыя дѣла-
ютъ возможнымъ извѣстное отличіе совпадающихъ ощу-
щеній, по мѣсту дѣйствія. По этому то весьма важно,
что въ этихъ случаяхъ нервные стволы, которые про-
водятъ собственно спеціальное чувственное ощущеніе,
различны отъ тѣхъ, юторые проводятъ сопровождаю-
щія ихъ побочныя разницы. Послѣдствіемъ этого раз-
личія и оказывается го, что если мы перерѣжемъ эти
послѣдніе стволы, иля какъ либо инымъ путемъ искус-
сно выключимъ сопровождающія разницы, и такимъ
образомъ въ опытѣ выдѣлимъ чистыя чувственныя
воспріятія, то опи уже не будутъ въ состояніи дать со-
знанію мѣстное различіе; слѣдовательно, вообще эти
чистыя воспріятія не способны произвести пространствен-
ныя созерцанія. Иначе идетъ дѣло въ чувствахъ осяза-
нія и зрѣнія. Всякое одинаковое осязательное ощуще-
ніе на различныхъ мѣстахъ кожи связано съ совер-
шенно различными сопровождающими его отличіями,
которые обусловлены совершенно различно чувствуе-
мыми сдвиганіемъ, напряженіемъ, растяженіемъ и соу-
частіемъ чувствительныхъ частей, лежащихъ рядомъ
и ниже мѣста ощущенія. Эти чувствуемыя отличія за-
висятъ при давленіи на кожу отъ мягкости, или твер-
дости, даже отъ Фигури покрытаго ею члена, отъ свой-
ства лежащихъ подъ ней тканей, отъ болѣе или менѣе
густаго сплетенія ощущающихъ осязательныхъ сосоч-
232
ковъ и т. д. и проводятся къ головному мозгу почти
одними и тѣми же нервными стволами. Точно также и
одинаковое цвѣтовое или свѣтовое ощущеніе получаетъ
совершенно различныя отличія, сообразно съ точкою
сѣтчатой оболочки, отъ которой оно исходитъ, отли-
чія, которыя обусловлены: 1) уменьшающеюся отъ цент-
ра къ периферіи ясностью воспріятія одинаковыхъ впе-
чатлѣній, 2) токами, возбужденными въ сосѣднихъ во-
локнахъ, которые, смотря по положенію послѣднихъ,
различно вліяютъ на точку яснѣйшаго зрѣнія, 3) реф-
лективнымъ двигательнымъ импульсомъ, который, при
всякомъ раздраженіи какого либо мѣста въ сѣтчатой обо-
лочкѣ, поворачиваетъ глазное яблоко въ такомъ напра-
вленіи, чтобы точка яснѣйшаго зрѣнія замѣстила мѣс-
то раздраженной точки въ сѣтчатой оболочкѣ.
Эти три момента въ связи даютъ одинаковымъ ощу-
щеніямъ каждаго волокна сѣтчатой оболочки различ-
ный отпечатокъ, которому Лотце, изобрѣтатель этой
теоріи, даетъ имя мѣстнаго знака. Эти отличія частію
проводятся къ мозгу зрительнымъ нервомъ, частію
ощущаются въ самомъ мозгу въ слѣдствіе сопротивле-
нія, которое должна противопоставлять воля рефлектив-
ному побужденію поворачивать глазъ, противопоста-
влять для того, чтобы помѣшать этому поворачиванію.
Теперь понятно, какъ, именно, ощущенія зрѣнія и ося-
занія, въ противоположность ощущеніямъ обонянія,
вкуса и слуха, могутъ побудить душу къ простран-
ственному созерцанію. При ощущеніяхъ зрѣнія и ося-
занія раздраженіе, проводимое каждымъ щервичнымъ
нервнымъ волокномъ, получаетъ свою, качественную
опредѣленность въ слѣдствіе точно организованной сис-
темы сопровождающихъ его отличій, такъ что состоянія
колебаній, возбужденныя въ различныхъ нервныхъ во-
локнахъ одинаковыми внѣшними раздраженіями, ста-
новятся на столько различными, что не могутъ слить-
233
ся въ душѣ въ одно усиленное ощущеніе, однако ос-
таются все еще на столько скожими, что качественно
подобныя части вызванныхъ ими ощущеній душа весь-
ма легко можетъ распознать. Отсюда мы находимъ, что
кажущіяся исключенія только подтверждаютъ всеобщій
законъ, что тождественныя колебанія различныхъ ча
стей головнаго мозга сливаются въ одно ощущеніе,
только усиленное въ степени, законъ, который съ од-
ной стороны представляется допустимымъ а рііоіі, а
съ другой не имѣетъ противъ себя никакого эмпири-
ческаго Факта; а между тѣмъ безъ него вышеупомяну-
тыя явленія низшихъ чувствъ были бы совершенно
необъяснимы. По этому закону для души колеблющая-
ся молекула совершенно безразлична; на нее вліяетъ
только родъ колебаній. Отсюда, если мы видимъ, что
нѣкоторыя части- тѣла (нерви), нѣкоторыя части нер-
вной системы (сѣрое вещество), нѣкоторыя части го-
ловнаго мозга способны къ опредѣленнаго рода выс-
шимъ воздѣйствіямъ на душу, то это можемъ мы при-
писать тому обстоятельству, что эти части, въ силу
ихъ молекулярныхъ особенностей, исключительно или
преимущественно приспособлены къ выполненію такого
рода колебаній, которыя способны только или преиму-
щественно къ этимъ воздѣйствіямъ.
Если же мы теперь признаемъ, что этотъ законъ
имѣетъ твердыя основанія исто теорія мѣстныхъ зна-
ковъ Лотце вѣрна (оставляя въ сторонѣ вопросъ о
томъ, вѣрно или нѣтъ онъ самъ прилагалъ эту тео-
рію), то результатомъ этого признанія будетъ убѣжде-
ніе, что душа при зрѣніи и осязаніи получаетъ отъ
каждаго первичнаго нервнаго волокна особое ощущеніе,
которому его индивидуальные оттѣнки мѣшаютъ слить-
ся съ другими, но которое одввко столь похоже на эти
другія, что для души уже легко заключающуюся во
всѣхъ общую основу признагь за таковую. Но отъ
234
этой суммы одновременныхъ качественно подобныхъ, но
однако различныхъ ощущеній, мы никакимъ образомъ не
приходимъ къ ихъ пространственному распространенію,
каковое предлежитъ намъ въ полѣ зрѣнія и осязанія.
Мы все таки остаемся при качественныхъ и интенсивно
количественныхъ или измѣр яемыхъ по степенямъ отли-
чіяхъ каждаго отдѣльнаго ощущенія и никакимъ обра-
зомъ не можемъ постигнуть возможность того, какъ
колебанія молекуловъ мозга могли бы быть переведены
въ ощущеніи на нѣчто екстенсивно-количественное
или пространственно-протяженное: ибо не положеніе
каждой отдѣльной молекулы въ мозгу, а только про-
должительность, Форма и т. п. ея колебаній имѣютъ
вліяніе на ощущеніе; а эти моменты не заключаютъ
въ себѣ ничего екстенсивио-количествепнаго, что стояло
бывъ какомъ либо отношеніи съ екстенсивно-количест-
вепнымъ (свойствомъ) изображенія на сѣтчатой обо-
лочкѣ. Напротивъ въ слѣдствіе системы мѣстныхъ зна-
ковъ екстенсивная близость и отдаленность пунктовъ
изображенія на сѣтчатой оболочкѣ другъ отъ друга,
или же ихъ соприкосновеніе превращаются въ боль-
шія или меньшія качественныя отличія соотвѣтствую-
щихъ ощущеній или же въ безконечно малую величину
различія оныхъ. Если зре душа какъ либо самостоя-
тельно эту систему качественныхъ отличій обратно
превращаетъ въ систему пространственныхъ отноше-
ній положенія, то вышеупомянутыя качественныя от-
личія даютъ ей (душѣ) матеріалъ, который уже необ-
ходимо принуждаетъ ее для каждаго ощущенія отво-
дить въ пространственномъ изображеніи такое мѣсто,
которое соотвѣтствуетъ качественной опредѣленности
ощущенія. Слѣдовательно, въ дѣлѣ пространственныхъ
очертаній Фигуры, данной суммою качественно различ-
ныхъ элементовъ ощущенія, душа не можетъ имѣть
никакого произвола, но должна построить эти оперта-
235
нія, соотвѣтственно опыту, въ томъ видѣ, въ какомъ
представляется чужому глазу изображеніе на сѣтчатой
оболочкѣ. По этому то, совершенно обратно Шопен-
гауеру, можно сказать: что единственное основаніе
принять апріорность пространственнаго созерцанія за-
ключается въ невозможности думать, что оно возника-
етъ изъ однѣхъ Функцій мозга. Во всякомъ случаѣ
постройка пространственныхъ отношеній есть дѣло ду-
ши. Мы могли понять, отчего не другія, а только чув-
ства зрѣнія и осязанія вызываютъ вь душѣ простран-
ственное созерцаніе; мы поняли причинную связь, въ
слѣдствіе которой она принуждена строить, именно, тѣ
пространственныя отношенія, которыя соотвѣтствуютъ
объективнымъ пространственнымъ отношеніямъ на ре-
тинѣ, или же на ткани осязательныхъ нервовъ: но мы
не видимъ въ Физіологическомъ процессѣ ни какого ос-
нованія, почему душа вообще сумму качественно раз-
личныхъ ощущеній превращаетъ въ екстепсивно-про-
странственный образъ. Ліы даже должны оспаривать
возможность этого основанія и можемъ принять только
основаніе телеологическое: ибо только посредствомъ это-
го чуднаго процесса превращенія душа созидаетъ себѣ
основу для познанія внѣшняго міра, такъ какъ безъ
пространственнаго созерцанія она никогда не могла бы
выйти изъ самой себя.
Ад. 3. Если мы признаемъ эту цѣль единственнымъ
основаніемъ, то мы должны самый процессъ, о кото-
ромъ идетъ рѣчь, разсматривать какъ инстинктивное
дѣйствіе, какъ цѣлесообразную дѣятельность безъ со-
знанія цѣли. Вотъ, опять мы выбрались въ область
Безсознательнаго и должны созданіе пространства ду-
шею признать за его дѣятельность; ибо этотъ процессъ
такъ ясно предшествуетъ возможности всяческаго со-
знанія, что никогда не можетъ быть разсматриваемъ,
какъ нѣчто сознательное. Но этого нигдѣ не выска-
236
залъ Кантъ; слѣдовательно, принимая въ разсчетъ из-
вѣстную ясность и безстрашіе этого великаго мысли-
теля, мы должны заключить, что мысль о полной без-
сознательности этого процесса ни разу не прошла че-
резъ его сознаніе. Въ силу то этого недостатка его
ученія ему и противовозстала оппозиція здраваго есте-
ственнаго смысла, который зналъ пространство за не-
зависящій отъ его сознанія, данный послѣднему Фактъ,
и данный, именно, въ пространственныхъ отношені-
яхъ. Только изъ этихъ отношеній путемъ длиннаго
ряда абстракцій выдѣлено понятіе пространства, кото-
рое потомъ отрицаніемъ границъ опредѣлилось какъ
безконечное, между тѣмъ какъ, по Канту, безконечное
пространство должно быть первоначальнымъ продук-
томъ мышленія, а пространственныя отношенія могли
быть только послѣдствіями этого первоначальнаго Фак-
та. Во всёмъ этомъ естественный смыслъ былъ правъ,
а Кантъ не правъ: но въ одномъ, и самомъ главномъ,
Кантъ былъ правъ, именно: что Форма пространства,
не извнѣ посредствомъ Физіологическаго процесса вхо-
дитъ въ душу, но что она се созидаетъ самостоя-
тельно.
Ад. 4. Время, какъ Форма бытія и мышленія, столь
аналогично съ пространствомъ, что издавна ихъ раз-
сматривали вмѣстѣ; и мыслители постоянно имѣли объ
нихъ обоихъ одинаковыя мнѣнія. Точно также и Кантъ
въ своей транцендетальной эстетикѣ поставилъ ихъ на
одну линію. Однако всякій человѣкъ имѣетъ достаточ-
ное количество поверхностныхъ различій между вре-
менемъ и пространствомъ, чтобы остановиться па нихъ.
Если бы время не было переносимо въ воспріятіе пря-
мо изъ Физіологическаго процесса, то конечно оно бы-
ло бы созидаемо душою также самостоятельно, какъ и
пространство: но этого вовсе не нужно для воспріятія.
Ибо, если мы приняли, что душа на колебанія опре-
237
дѣленной Формы реагируетъ опредѣленнымъ ощущені-
емъ, то уже само собою разумѣется, что если повто-
ряется раздраженіе, то повторяется и реакція, все рав-
но, слѣдуютъ ли раздраженія въ постоянномъ, непре-
рывномъ ряду, или въ перемежающемся. Отсюда далѣе
слѣдуетъ, что ощущеніе должно длиться столь долго,
сколько длятся эти Формы колебаній, и только за пере-
мѣною рода колебаній слѣдуетъ другое ощущеніе, ко-
торое, въ свою очередь, послѣ извѣстнаго продолже-
нія, смѣняется новымъ. Но симъ самымъ прямо и
дается временная послѣдовательность одинаковыхъ или
различныхъ ощущеній, все равно, смотримъ ли мы на
это матеріалистически или спиритуалистически: ибо въ
обоихъ случаяхъ объективная временная послѣдова-
тельность колебательныхъ состояній переносится въ
таковую же послѣдовательность ощущеній.
Однако противоположное положеніе, что время не
переносится непосредственно изъ мозговыхъ колебаній
въ воспріятіе, можно, пожалуй, попытаться поддер-
жать тѣмъ, что мы посмотримъ на каждое отдѣльное
ощущеніе, какъ на мгновенную, слѣдовательно, безвре-
менную душевную реакцію. Тогда, конечно, изъ ряда
такихъ мгновенно безвременныхъ душевныхъ актовъ
вовсе не могло бы прямо возникнуть временное вос-
пріятіе, ибо разстоянія между этими моментами были
бы абсолютно пустыми и, слѣдовательно, не могли бы
быть приняты въ разсчетъ. При ближайшемъ же раз-
смотрѣніи дѣла тотчасъ обнаруживается невозможность
этой попытки. Ибо, если ощущеніе есть нѣчто мгно-
венное, то возможны только два случая: или оно со-
отвѣтствуетъ мгновенному состоянію мозга, или же оно
наступаетъ только при окончаніи нѣкоего періода дви-
женія мозга. Первое само по себѣ невозможно, ибо мо-
ментъ не заключаетъ никакого движенія, слѣдовательно,
не заключаетъ ничего, что могло бы дѣйствовать на
238
душу; послѣднее же точно также легко привести ад>
аЪзигсІит, ибо нельзя не спросить, гдѣ же основаніе
для того, чтобы душа реагировала ощущеніемъ только
послѣ опредѣленнаго промежутка времени, а не преж-
де и не послѣ, между тѣмъ какъ движеніе продолжает-
ся себѣ однимъ манеромъ. Если произвольно принять
за этотъ промежутокъ времени періодъ полнаго оборо-
та крлебанія, то нельзя не спросить, гдѣ этотъ обо-
ротъ начинается и оканчивается, ибо начальный пунктъ
есть нѣчто выбранное нами произвольно; или же нель-
зя также не спросить, почему бы полъ-оборота, или
четверть или же еще меньшая доля оборота, не могла
служить тѣмъ же промежуткомъ: ибо и въ самомалѣй-
шей долѣ колебанія вполнѣ заключается законъ цѣлаго
колебанія. Это опять выводитъ васъ на вѣрную дорогу.
Такъ какъ малѣйшая мыслимая доля уже заключаетъ
законъ цѣлаго колебанія, то и вноситъ она свою часть
въ послѣднее: значитъ мы опять таки приходимъ къ
непрерывности ощущенія. Что эти, такъ сказать, диф-
ференціалы ощущеній не сознаются, что, пожалуй,
потребуется не малая доля секунды, прежде чѣмъ одно
ощущеніе въ отдѣльности будетъ уловлено сознаніемъ,
это можетъ зависитъ отъ слѣдующихъ причинъ. Во
первыхъ перемѣну въ Формѣ колебаній, вызывающую
перемѣну въ ощущеніи, нельзя понимать Физически
такъ, что она совершается по истеченіи какой либо
доли колебанія, или же по истеченіи цѣлаго колебанія,
но только можно понимать такъ, что она совершается
послѣ многихъ колебаній путемъ постепеннаго перехода
одной Формы колебанія въ другую; а во вторыхъ, по-
добно тому, какъ въ струпѣ, приводимой звучащимъ
тономъ въ созвучное движеніе, каждое отдѣльное ко-
лебаніе выполняетъ слишкомъ мало; и только постепен-
но складывающіяся дѣйствія многихъ одинаковыхъ ко-
лебаній могутъ пріобрѣсти замѣтное вліяніе, которое
239
переступаетъ за предѣлъ раздражимости. *) Только
это временное сложеніе въ связи съ пространствен-
нымъ сложеніемъ дѣйствій многихъ, однимъ манеромъ
колеблющихся, молекулъ дѣлаетъ для насъ понятнымъ,
какъ столь мелкія движенія, которыя происходятъ въ
мозгу, вызываютъ въ душѣ столь мощныя впечатлѣ-
нія, каковы, напр., пушечный выстрѣлъ или ударъ
грома.
Теперь мы осмотрѣли четыре вышеозначенные пунк-
та и, надѣюсь, внесли не малую лепту въ дѣло взаим-
наго соглашенія философіи съ естествовѣденіемъ, между
которыми съ Канта разверзлась широкая пропасть.
Вотъ какія результаты мы получили: пространство и
время суть Формы какъ бытія, такъ и (сознательнаго)
мышленія. Время непосредственно переносится изъ бы-
тія, изъ колебаній мозга въ ощущеніе, потому что оно
заключается въ Формѣ отдѣльныхъ колебаній молеку-
ловъ мозга точно такимъ же образомъ, какъ и во внѣш-
нихъ раздраженіяхъ. Пространство же, какъ Форма
воспріятія, должно сперва быть создано актомъ Без-
сознательнаго, потому что пространственная Фигура,
заключающаяся въ отдѣльномъ колебаніи мозговой моле-
кулы, не имѣетъ никакого отношенія къ пространствен-
ной Фигурѣ объектовъ; пространственныя же опредѣ-
ленія воспріятій даны системою мѣстныхъ знаковъ въ
чувствахъ зрѣнія и осязанія. Вмѣстѣ съ тѣмъ какъ
пространственныя, такъ п временныя опредѣленія про-
тивустоятъ сознанію, какъ нѣчто готовое, данное, слѣ-
довательно, справедливо считаются за эмпирическіе
факты, потому что сознаніе ничего не чуетъ о произ-
водящихъ ихъ процессахъ. Изъ этихъ данныхъ, конкрет-
ныхъ опредѣленій пространства и времени позднѣе от-
*) Сіе Кеігзсігѵѵеііе (предѣлъ раздражимости) есть мѣра силы
впечатлѣнія, навоторую душа реагируетъ ощущеніемъ А. /Г.
240
влекаются болѣе общія, и въ послѣдней абстракціи мы
получаетъ понятія пространства и времени, которымъ,
какъ субъективнымъ представленіямъ, справедливо при-
писывается безконечность въ качествѣ отрицательнаго
предиката, ибо въ субъектѣ нѣтъ никакихъ условій,
которыя бы полагали границу произвольному протя-
женію этихъ представленій. Такимъ образомъ, утвер-
дивъ происхожденіе пространственныхъ и временныхъ
опредѣленій въ качествѣ основы всяческихъ воспрія-
тій, мы должны возвратиться къ вопросу о связи ко-
лебаній мозга съ ощущеніемъ, къ вопросу, почему ду-
ша на эту Форму колебаній реагируетъ именно этимъ
ощущеніемъ. Что здѣсь существуетъ полное постоян-
ство, мы не можемъ сомнѣваться на основаніи общей
законосообразности^ природы. Мы видимъ; что у одно-
го и того же индивидуума на одни и тѣ же внѣшнія
раздраженія слѣдуютъ постоянно одни и тѣ же ощу-
щенія, если только не случится какой либо замѣтной
перемѣны въ тѣлесныхъ отправленіяхъ, которая, ко-
нечно, должна заявить себя и въ перемѣнѣ мозговыхъ
колебаній. Конечно, мы никогда не можемъ констати-
ровать прямо, что даже у различныхъ индивидуумовъ
въ той мѣрѣ, въ какой есть у нихъ тѣлесное сходство,
одни и тѣ же раздраженія вызываютъ одинаковыя ощу-
щенія: но такъ какъ всѣ замѣтныя уклоненія вѣрнѣе
всего основаны на уклоняющемся строеніи органовъ
чувствъ и нервъ, то мы не имѣемъ никакого основа-
нія предполагать, что въ этомъ пунктѣ есть исключе-
ніе изъ общей законосообразности природы, а потому
и принимаемъ, что. одинаковыя колебанія мозга у всѣхъ
индивидуумовъ вызываютъ и одинаковыя ощущенія.
Очевидно, что эта законосообразная причинная связь
между этою Формою колебаній и этимъ ощущеніемъ,
сама по себѣ, ничѣмъ не чудеснѣе всякой другой, намъ
не понятной, законосообразной причинной связи вещей
241
въ области матеріи, напр., электричества съ теплотою.
Но, кромѣ того, мы прямо склоняемся къ мнѣнію, что
какъ здѣсь, такъ и тамъ есть причинные промежуточ-
ные члены, которые сводятъ доселѣ существующую
Сложность этихъ явленій къ простымъ законамъ, обу-
словливающимъ своимъ разнообразнымъ взаимодѣй-
ствіемъ множественность наблюдаемыхъ явленій. Ес-
ли же мы не можемъ рѣщип>ся остановиться на
этомъ добытомъ результатѣ, ^къ на послѣднемъ, но
должны сдѣлать гипотезу о Заключающихся въ этихъ
процессахъ различныхъ, дру^ къ другу примыкаю-
щихъ, членахъ, то достаточно яено, что эти члены, по
скольку они приходятся на психическую область, долж-
ны исключительно принадлежать къ царству Безсозна-
тельнаго. Слѣдовательно, это безсознательный процессъ,
вслѣдствіе котораго намъ ка®ется кислота кислою, са-
харъ сладкимъ, этотъ цвѣтъ краснымъ, тотъ синимъ,
это колебаніе воздуха тономъ а., а то тономъ С. Вотъ
и все, что мы позволяемъ себй сказать, при тепереш-
немъ состояніи нашихъ знаній, о возникновеніи каче-
ства нашихъ ощущеній.
Во всѣхъ этихъ качественныхъ, интенсивно и экстен-
сивно количественныхъ опрощеніяхъ ощущеній, ни-
когда мы не выходимъ изъ Сферы субъекта. Вѣдь, чув-
ство зрѣнія представляетъ пространственно-протяжен-
ные образы въ поверхностньцъ измѣреніяхъ, безъ ка-
кого либо опредѣленія относительно третьяго измѣренія,
такъ что поверхностное пространство лежитъ только
внутри души: оно чисто субъективное. Душа не знаетъ
глаза въ качествѣ органа зрѣнія, слѣдовательно, не
знаетъ ни того, что зрительный образъ идетъ отъ гла-
за, ни того, что онъ въ глазу, ао просто имѣетъ этотъ
образъ въ себѣ самой, подобно тому какъ тусклое пред-
ставленіе воспоминанія можетъ быть мыслимо только
заключающимся въ субъективномъ пространствѣ души,
242
безъ всякаго отношенія къ внѣшнему пространству.
Точно тоже и съ воспріятіями чувства осязанія; так-
же и здѣсь есть только поверхностное протяженіе, ко-
торое соотвѣтствуетъ поверхности тѣла, только въ бо-
лѣе неопредѣленномъ видѣ, чѣмъ при зрѣніи. Только
одновременностью одного и того же воспріятія во мно-
гихъ мѣстахъ, соединенной съ извѣстными чувствами
мускульнаго движенія, обусловливается здѣсь опытъ,
при помощи котораго душа иными процессами Фикси-
руетъ воспріятіе осязанія на кожѣ такъ, что эта Фик-
сація и приводитъ къ третьему измѣренію. Конечно,
нѣкоторые физіологи думаютъ, что здѣсь мы имѣемъ
дѣло съ случаемъ, объяснимымъ по закону ексцентри-
ческихъ явленій, и я не хочу того оспаривать. Все
таки, если мы и достигаемъ того, что внутреннія ощу-
щенія такъ Фиксированы относительно третьяго измѣ-
ренія, что они обыкновенно совпадаютъ съ кожею тѣ-
ла и, по моему, въ глазу съ сѣтчатою оболочкою,
все таки нельзя не задуматься надъ тѣмъ, какимъ об-
разомъ, въ силу воспріятія или сознательнаго мышленія,
долженъ быть сдѣланъ выходъ изъ субъективной обла-
сти. Ибо, при самомъ благопріятномъ случаѣ, воспрія-
тіе никогда не указываетъ за границу собственнаго
тѣла; по моему, оно на чисто остается въ душѣ, безъ
какого либо указанія на собственное тѣло. Ничто изъ
извѣстнаго намъ опыта, на основаніи котораго разви-
вается сознательный процессъ мышленія, не ведетъ къ
предположенію внѣшняго объекта. Опять и въ этомъ
случаѣ долженъ прійти на помощь инстинктъ или Без-
сознательное чтобы выполнить цѣль воспріятія—позна-
ніе внѣшняго міра. По этому то инстинктивно проэк-
тируетъ ребенокъ свои чувственныя воспріятія внѣ
себя, какъ объекты, по этому то и до сего дня всякій
простой человѣкъ думаетъ, что онъ усматриваетъ са-
мыя вещи, ибо для него его воспріятія инстинктивно
243
опредѣляющіяся, какъ нѣчто внѣшнее, становятся объек-
тами или вещами. По этому-то и возможно, что для
существа стоитъ готовый міръ объектовъ безъ малѣй-
шаго подозрѣнія о субеектѣ, между тѣмъ какъ въ со-
знательномъ мышленіи субъектъ и объекту должны
неизбѣжно въ одно и то же время появляться изъ про-
цесса представленія. По этому-то ошибочно ставить
понятіе причинности въ качествѣ посредника для вы-
дѣленія объекта, ибо объекты суть на йцр за долго
до того, когда появляется на сцену понятіе причинно-
сти. Даже если бы это было и не такъ, ір и тогда
все таки мы получили бы объектъ въ одно и то же
время съ субъектомъ. Конечно, для фило^коц точки
зрѣнія причинность есть единственное средство изъ
простого процесса представленія дойти до субъекта и
объекта; конечно, для сознанія развитаго уаа объектъ
воспріятія, есть только его внѣшняя причту нѣтъ со-
мнѣнія и въ томъ, что безсознательный процессъ, на
которомъ основано то, что объектъ становится созна-
ваемымъ, можетъ быть аналогичнымъ этоиусознатель-
ному философскому процессу:—все таки достоверно то,
что процессъ, въ слѣдствіе котораго внѣшній объектъ
противостоитъ сознанію готовымъ, есть вполнѣ безсо-
знательный. Далѣе, если причинность играетъ роль въ
этомъ процессѣ, чего мы впрочемъ никогда це можемъ
открыть, то все таки никакимъ образомъ нельзя ска-
зать, какъ дѣлаетъ то Шопенгауеръ, что пріорно дан-
ное понятіе причинности созидаете внѣшнѣ объекта.
Этого рѣшительно быть не можетъ, ибо въ этомъ вы-
раженіи подъ словомъ понятіе должно разу№ТЬ поня-
тіе сознательное, а оно образуется гораздо позднѣе,
именно, только изъ отношеній уже готовыхъ объек-
товъ другъ къ другу.
Если мы такимъ образомъ дошли до того, что ви-
димъ въ воспріятіяхъ внѣшніе объекты, то остается
сказать о развитіи воспріятій, напр., о той, какъ при
244
зрѣніи глазъ соображаетъ разстояніе видимаго, какъ
двумя глазами видимъ одинъ образъ, какъ мы видимъ
третье измѣреніе и т. д. и о соотвѣтствующихъ тому
явленіяхъ при другихъ чувствахъ, явленіяхъ, о кото-
рыхъ пространно говорится во многихъ учебникахъ
физіологіи, психологіи и т. д. Процессы, которыми объя-
сняется все это, хотя въ нѣкоторой степени принад-
лежатъ сознанію, но въ большей части падаютъ на
долю Безсознательнаго (срав. ѴѴппсІІ: „Всіііа^е гпг ТІіео-
гіе <1ег 8іі)пеъ\ѵа1ігпеінпнпй“.) Въ этомъ отношеніи мож-
но легко обмануться, если обращать вниманіе только
на медлепность, съ которою человѣческое дитя начина-
етъ овладѣвать чувственнымъ воспріятіемъ. Но при
болѣе точномъ анализѣ дѣла мы уже несомнѣнно уви-
димъ, какъ ничтожно у дѣтей развитіе сознательнаго
мышленія вѣ тотъ возрастъ, когда они въ полной мѣ-
рѣ овладѣваютъ чувственнымъ воспріятіемъ; а безсо-
знательность потребныхъ для той же цѣли процессовъ
у животны&5 очевидна при первомъ взглядѣ на дѣло.
Увѣренность, съ какою эти послѣднія двигаются тот-
часъ по рожденіи, соотвѣтственность, съ которой они
ведутъ себя по отношенію къ внѣшнему міру, были бы
невозможны, если бы животныя инстинктивно не обла-
дали пониманіемъ чувственныхъ воспріятій. Если же
мы подъ чувственнымъ воспріятіемъ въ широкомъ
смыслѣ будемъ разумѣть полное пониманіе чувствен-
ныхъ впечатлѣній, какъ и должно разумѣть, то мы
уже видѣли, что происхожденіе чувственнаго воспрія-
тія, на которомъ основана вся сознательная дѣятель-
ность духа, зависитъ отъ цѣлаго ряда безсознатель-
ныхъ процессовъ. Безъ помощи этихъ инстинктивныхъ
процессовъ какъ человѣкъ, такъ и животное вели бы
вполнѣ скорбную жизнь на землѣ, ибо лишены были бы
всякихъ средствъ познавать внѣшній міръ и употреб-
лять его въ свою пользу, (стр. 268 — 288).
ПАВА XI.
Безсознательное въ мистикѣ.
Мистика: ея существевныі Признаки. Мистическое по способу,
какимъ доходитъ до сознанія содержаніе чувства, мысли и во-
ли, Интеллектуальное созерцаніе. Мистическое по самому со-
держанію сознанія. Чувства единства индивидуума съ абсо-
лютнымъ. Мистика, какъ почва для религіи и философіи. Ми-
стика есть продуктъ Безсознательнаго. Вредная сторона ми-
стики.
Кто не говоритъ о нястицизмѣ и мистикахъ? Всякій
думаетъ, что „мистическіе" есть нѣчто, для него весьма
знакомое. Но на самомі то дѣлѣ рѣдко, кто понимаетъ
сущность мистическаго; развѣ, можетъ быть, тотъ, у
кого самого есть, хотя бы и незначительная, мистичес-
кая жилка.
Что же такое мистика и мистическое?
У большей части мистиковъ мы встрѣчаемъ отвра-
щеніе къ дѣятельной жизни и склонность къ безмятеж-
ной созерцательности, пожалуй, стремленіе къ ду-
ховному и тѣлесному нигилизму. Но рядомъ съ тѣмъ
мы видимъ, что одинъ изъ величайшихъ мистиковъ въ
мірѣ, Яковъ Бемъ, передъ въ порядкѣ свое домохо-
зяйство, былъ заботливымъ работникомъ и воспитате-
лемъ своихъ дѣтей. Другіе мистики столь сильно втор-
гались въ практическую жизнь, что играли въ ней
роль міровыхъ преобразователей, иные занимались те-
ургіей и магіей, третьи практической медициной и
естественными науками, Значитъ, наклонность къ квіе-
246
тизму не составляетъ сущности мистики. Далѣе въ ис-
торіи мистицизма мы встрѣчаемъ его соединеннымъ съ
судорогами, епилепсіями, екстазомъ, ипохондріей, галлю-
цинаціями и другими явленіями, которыя явно свидѣтель-
ствуютъ о нервныхъ болѣзняхъ. Если прежде такихъ
людей то чествовали, какъ пророковъ, то преслѣдовали,
вакъ одержимыхъ нечистою силою, то теперь имъ мѣ-
сто или въ лѣчебницахъ нервныхъ болѣзней или же въ
домахъ умалишенныхъ. Очевидно, что, сводя мисти-
цизмъ къ одному изъ случайныхъ его проявленій, къ
разстройству нервной системы, мы впали бы въ ошиб-
ку. Аскетизмъ также не есть существенный признакъ
мистицизма, ибо аскетизмъ вяжется съ самыми разнооб-
разными побужденіями, начиная отъ ясно сознанныхъ
требованій высокой нравственной системы христіан-
скихъ, даже индѣйскихъ отшельниковъ и кончая самою
неудержимою распущенностью и чувственностью. Аске-
тизмъ есть также случайная Форма мистики. Точно тоже
нужно сказать о ясновидѣніи, пророчествахъ, чудес-
ныхъ исцѣленіяхъ, которыя причисляются къ области
мистики. Всѣ эти явленія, (по скольку они могутъ вы-
держать Фактическую критику), будемъ ли мы ихъ при-
числять къ области магнетизма и симпатическихъ влі-
яній, или же къ области непосредственныхъ дѣйствій
воли, не составляютъ сущности мистики.
Теперь посмотримъ, не найдется ли какихъ существен-
ныхъ признаковъ мистицизма въ томъ, какъ писа-
ли и говорили мистики? Здѣсь мы встрѣчаемъ сильное
преобладаніе картинности, по большей части напыщен-
ной: нерѣдко встрѣчаются образы, въ которыхъ ®ан.
тазія впадаетъ въ крайнюю распущенность. Но эти
признаки иногда принадлежатъ и времени, и націямъ,
къ которымъ принадлежали мистики, а съ другой сто-
роны встрѣчаются въ произведеніяхъ поэтовъ и дру-
гихъ писателей. Далѣе у мистиковъ мы встрѣчаемъ оби-
247
ліе аллегорій, произвольную игру словами (Коранъ и
другія преданія), Формальный параллелизмъ и схема-
тизмъ невѣжественной натуръ — философіи (Альбертъ
Великій, Парацельзъ, Окенъ, Шеллингъ, Гегель): но и
въ этомъ не можемъ признать существенныхъ призна-
ковъ мистицизма. Эти явленія достаточно объясняются
свойственною вообще человѣку потребностью система-
тизировать, которая, при незнаніи матеріала и началъ
естествовѣденія, конечно, выражается въ постройкѣ си-
стемъ, равныхъ по прочности карточнымъ домикамъ.
Наконецъ думали видѣть сущность мистицизма въ тем-
нотѣ и непонятности языка мистиковъ. Но очевидно,
что эти качества всего менѣе могутъ служить призна-
комъ мистицизма: ибо встрѣчаются на каждомъ шагу у
многихъ писателей, которыхъ никто и никогда не счи-
талъ мистиками; вообще темнота языка есть главнымъ
образомъ результатъ не яснаго мышленія.
Хотя ни одинъ изъ вышеисчисленныхъ признаковъ
не составляетъ сущности мистики, но каждый изъ нихъ
можетъ быть выраженіемъ мистической основы, или,
такъ сказать, скорлупой, въ которой скрыто мистичес-
кое ядро. Спрашивается: нельзя ли видѣть это ядро въ
религіи? Это было бы также ошибочно. Религія, по сколь-
ку она зиждется на вѣрѣ въ откровеніе, рѣшительно
не имѣетъ ничего общаго съ мистикой: ибо для вѣрую-
щаго авторитетъ внѣшняго откровенія на столько его
удовлетворяетъ, что нѣтъ надобности въ мистицизмѣ.
При томъ же мистика вяжется съ явленіями прямо про-
тивоположными религіи (напр., самообоготвореніе, или
антирелигіозная философія). Правда, религія *) есть
*) Подъ употребляемымъ здѣсь и въ другихъ мѣстахъ этой
главы, а также и цѣлаго сочиненія терминомъ: религія, чита-
тель долженъ разумѣть общее отвлеченное понятіе религіи,
понятіе, которымъ покрываютса всѣ естественныя и языческія
248
почва, на которой всего легче и роскошнѣе разростает-
ся мистика, но все таки она не единственная почва.
„Мистика похожа на ползучее растеніе, которое разро-
стается около каждой тычинки и уживается съ самыми
противоположными крайностями: высокомѣріемъ и сми-
реніемъ, властолюбіемъ и терпимостью, егоизмомъ и
самоотверженіемъ, воздержностью и чувственною распу-
щенностью, плотоумерщвленіемъ и сластолюбіемъ, уеди-
неніемъ и общительностью, презрѣніемъ къ міру и тще-
славіемъ, квіетизмомъ и дѣятельною жизнью, нигилиз-
момъ и стремленіемъ къ преобразованію міра, благоче-
стіемъ и безбожіемъ, просвѣщеніемъ и суевѣріемъ, ге-
ніемъ и скотскою ограниченностью." (стр. 292).
Такая уживчивость мистики съ самыми противополож-
ными человѣческими качествами, такое проявленіе ея
въ различныхъ вышеупомянутыхъ явленіяхъ, которыя
въ большей части случаевъ представляютъ только сум-
му болѣзненныхъ наростовъ на истинной мистической ос-
новѣ, указываютъ на то, что эта основа, это глубочай-
шее ядро мистики лежитъ въ Самой глубинѣ человѣчес-
кой природы. Потому-то мистика, занимая большую или
меньшую область распространенія безъ перерыва про-
религіи. Все, что здѣсь говорится о религіи, касается только
именно этѣхъ естественныхъ религій или же такихъ уклоне-
ній отъ единственно-истинной каѳолическо-христіанской рели-
гіи, которыя выросли на почвѣ западнаго римско-католиче-
скаго христіанства и укоторыхъ откровенная основа затемни-
лась и исказилась изобрѣтеніями сознательнаго или безсозна-
тельнаго человѣческаго произвола. Имѣя въ виду это замѣча-
ніе, читатель ни въ какомъ случаѣ не будетъ понимать иначе
понятіе—религія, чѣмъ излагаемый мною авторъ. Такъ какъ
Гартманъ, подобно другимъ западнымъ писателямъ, не знаетъ
православно-восточнаго христіанства, то, конечно, оно и не
включено въ его общее понятіе религіи, слѣдовательно, долж-
но быть не включено и нами, его читателями. А. К.
249
ходитъ черезъ всю культурную, исторію человѣчества,
начиная съ доисторической древности и до настоящаго
времени. Конечно, она мѣняла свой характеръ, сооб-
разно съ духомъ времени, но никогда не уступала сво-
его мѣста никакому прогрессу культуры и непобѣдимо
отстаивала свое существованіе какъ противъ невѣрую-
щаго матеріализма, такъ и противъ ужасовъ инквизи-
ціи. Кромѣ того мистикѣ обязано человѣчество неоцѣ-
ненными культурно-историческими услугами. Безъ сред-
невѣковой мистики духъ христіанства могъ бы погиб-
нуть въ католическомъ суевѣріи и схоластическомъ Фор-
мализмѣ; безъ нея преслѣдуемыя съ XI вѣка еретиче-
скія общины не вынесли бы гоненій и, возрождаясь въ
новыхъ видахъ и подъ новыми именами, не открыли
бы изъ мрака среднихъ вѣковъ двери для реформаціи.
Безъ мистики въ духѣ нѣмецкаго народа и герояхъ но-
вѣйшей нѣмецкой поэзіи и философіи, мы были бы по-
гребены подъ летучимъ пескомъ сухого Французскаго
матеріализма. Не только для народовъ, но и для инди-
видуума мистика имѣетъ высокую цѣнность, если толь-
ко онъ не впадаетъ въ какую либо болѣзненную одно-
сторонность: ибо безъ нея многіе не вынесли бы всѣхъ
лишеній и жертвъ, которыя они выносили для того, что-
бы остаться вѣрными своему мистическому призванію.
Вспомнимъ о Яковѣ Бёмѣ, о его несказанной чистотѣ
сердца, которая сопровождала его во всѣхъ испытані-
яхъ и которая, конечно, истекала изъ чистаго источ-
ника: она не допустила его отказаться отъ выполненія
его гражданскихъ обязанностей, она же не допустила
его до безсмысленныхъ самоистязаній. Вспомнимъ о ми-
стическихъ подвижникахъ древности, о Пиѳагорѣ, Пло-
тинѣ, Порфиріи и т. д., которые, при высокой умѣрен-
ности и воздержности, не доходили до самоистязаній.
„Истинная мистика есть нѣчто, глубоко лежащее въ су-
ществѣ человѣческомъ, нѣчто, само по себѣ нормальное,
250
хотя и легко допускающее болѣзненные наросты, нѣцто
высоко цѣнное какъ для индивидуума, такъ и для чело-
вѣчества". (стр. 294).
Что же такое наконецъ мистика? Специфическіе при-
знаки мистическаго заключаются пли въ самомъ содер-
жаніи чувства, мысли и воли, или же въ Формѣ, т. е.,
въ родѣ и способѣ, какимъ не мистическое содержаніе
доходитъ до сознанія. Чтобы выяснить себѣ окончатель-
но эти признаки въ обоихъ случаяхъ, прислушаемся къ
показаніямъ нѣкоторыхъ мистиковъ о самихъ себѣ.
Всѣ основатели древнихъ религій и сектъ заявляли,
что они получали свою мудрость лично отъ боговъ, или
же что они вдохновлены духомъ божіимъ: точно тоже
мы слышимъ отъ позднѣйшихъ проповѣдниковъ какого
либо новаго ученія или же образа жизни и спасенія.
Вотъ что говоритъ Яковъ Бёмъ: „Я скажу передъ Бо-
гомъ...., что я самъ не знаю о томъ, что я долженъ
написать: ибо то, что я пишу, диктуетъ мнѣ духъ въ
великомъ, чудномъ поученіи. Часто я не знаю, своимъ
ли духомъ живу я въ этомъ мірѣ; и это меня радуетъ,
ибо мнѣ дается постоянное и вѣрное познаніе. Чѣмъ
болѣе я ищу, тѣмъ болѣе нахожу и все глубже и глуб-
же. Нерѣдко я нахожу себя грѣшнаго слишкомъ недо-
стойнымъ, чтобы прикасаться къ такимъ тайнамъ, но
тогда Духъ ударяетъ въ мое знамя и говоритъ: смотри,
ты долженъ вѣчно тамъ жить и быть увѣнчаннымъ, такъ
чего же ты страшишься?" *) Въ „Аврорѣ" онъ даетъ
совѣтъ читателю: „чтобы онъ просилъ Бога о своемъ
(т. е. читателя) святомъ Духѣ. Ибо безъ просвѣщенія
•) Сами ученые нѣмцы и философы (напр., Фейербахъ) созна-
ются, что иногда не понимаютъ своего мистическаго соотече-
ственника; а потому пусть не взыщутъ читатели, если въ мой
переводъ цитатъ изъ Якова Бёма вкралась какая либо неумыш-
ленная ошибка. Л. К.
251
отъ Духа ты не поймешь этихъ тайнъ. Человѣческій
духъ очень ограниченъ для того, а потому онъ прежде
Долженъ быть выведенъ изъ своигь границъ. Но ни
одинъ человѣкъ самъ не можетъ этого сдѣлать; только
Святой Духъ служитъ ключемъ к-ь тому". Яковъ Бёмъ
думаетъ даже, что онъ самъ не понималъ бы своихъ
сочиненій, еслибы Духъ его оставилъ. Бернардъ Клер-
восскій говоритъ: „вѣра есть постигнутое волею вѣр-
ное предчувствіе еще не вполнѣ разоблаченной истины,
предчувствіе, основанное на авторитетѣ откровенія; а
(внутреннее) созерцаніе (сопіеіѣріаііо) есть достовѣрное
и притомъ открытое знаніе невидимаго". Ученики его
(Рихардъ и Гуго фонъ Сенъ-Викторъ) дополнили это
ученіе въ видѣ внутренняго откровенія, или непосредст-
веннаго внутренняго созерцанія, которое возвышается
надъ разумомъ. Якоби такимъ образомъ излагаетъ въ
разныхъ мѣстахъ ученіе Гамана, одного изъ новѣйшихъ
мистиковъ и борца противъ раціонализма: „Убѣжденіе
посредствомъ доказательствъ есть увѣренность изъ вто-
рыхъ рукъ, зиждется на сравненіи и никогда не можетъ
быть строгимъ и полнымъ. Если всякая увѣренность,
которая вытекаетъ не изъ раціональныхъ основаній,
есть вѣра, то убѣжденіе изъ разумныхъ основаній са-
мо должно исходить изъ вѣры и получаетъ свою силу
только изъ нея. Кто знаетъ что либо, тотъ долженъ въ
концѣ концовъ опираться на чувственное ощущеніе или
на духовное чувство. Какъ существуетъ чувственное
созерцаніе черезъ чувство, такъ есть и разумное черезъ
разумъ. Оба въ своей области суть послѣднія опоры,
имѣющія безусловную силу. Разуй, какъ чувственная
способность, есть безтѣлесный органъ для воспріятій
сверхчувственнаго. Созерцаніе разума, хотя и дано въ
потокѣ чувства, есть, по истинѣ объективное. Безъ по-
ложительнаго разумнаго чувства о чемъ то высшемъ,
нежели чувственный міръ, умъ никогда не вышелъ бы
252
изъ сферы условнаго". Эти воззрѣнія были приняты
Фихте и Шеллингомъ. Послѣдній этой Якобіевской „вѣ-
рѣ разума" далъ имя интеллектуальнаго созерцанія и
считалъ его за необходимый органъ всякаго транцен-
дентальнаго Философствованія. По Шеллингу интеллек-
туальное созерцаніе не подлежитъ доказательству и есть
само собою очевидное основаніе всякой достовѣрности,
словомъ, актъ абсолютнаго познанія. Этотъ родъ зна-
нія долженъ всегда оставаться непонятнымъ для созна-
тельной эмпирической точки зрѣнія, ибо такое знаніе
не имѣетъ объекта въ смыслѣ эмпирическомъ, потому
что оно не можетъ произойти въ сознаніи, но падаетъ
внѣ его. .Такимъ образомъ мы особый способъ появле-
нія въ сознаніе содержанія, о которомъ идетъ рѣчь,
прослѣдили съ той точки, на которой оно называлось
Фигурально божественнымъ сообщеніемъ, до точки, гдѣ
оно получаетъ имя интеллектуальнаго созерцанія и въ
немъ находимъ тотъ элементъ, который даетъ чувству
или мысли мистическую Форму.
Какъ же должно понимать это непосредственное зна-
ніе черезъ интеллектуальное созерцаніе?
Для этого снова обратимся къ Фихте и Шеллингу.
Оба они подводятъ это мистическое или непосредствен-
ное знаніе подъ понятіе опыта, ибо оно находится дан-
нымъ въ дѣйствительномъ сознаніи и ни сколько не за-
виситъ отъ сознательной воли, т. е., что она ничего
не можетъ измѣнить въ нёмъ, все равно, дано ли оно
извнутри или извнѣ. Такъ какъ сознаніе знаетъ, что
такое знаніе не почерпнуто изъ внѣшняго чувственна-
го воспріятія и представляется ему непосредственнымъ
знаніемъ, то, конечно, оно можетъ быть внушено толь-
ко Безсознательнымъ. И такъ, мы нашли теперь сущ-
ность мистическаго: она состоитъ въ наполненіи созна-
нія содержаніемъ (чувство, мысль, желаніе'), которое не-
зависимо отъ нашей воли всплываетъ изъ Безсознательнаго.
253
Затѣмъ въ сферу мистическаго можетъ быть отнесе-
но всякое ясновидѣніе, или предчувствіе (напр. въ ин-
стинктѣ), которое входитъ въ сознаніе въ видѣ вѣры
или увѣренности. Сюда же, пожалуй, относятся всѣ ре-
зультаты психическихъ процессовъ, которые происхо-
дятъ подъ непосредственнымъ вмѣшательствомъ Безсо-
знательнаго, эстетическое чувство и творчество, проис-
хожденіе чувственнаго воспріятія и вообще безсозна-
тельныя явленія при мышленіи, чувствованіи и желаніи.
Принять это мѣшаете только предразсудокъ, который
хочетъ видѣть чудо и тайну только въ явленіяхъ, вы-
ходящихъ им ряда обыкновенныхъ, и не видитъ ихъ
въ явленіяхъ ежедневныхъ только по привычкѣ къ нимъ.
Конечно, всякаго человѣка, носящаго въ себѣ эти тай-
ны, мы не называемъ мистикомз, но отличаемъ этимъ
именемъ тѣхъ, которыхъ удѣлъ составляютъ такія вдох-
новенія Безсознательнаго, которыя переступаютъ за
обыкновенныя потребности индивидуума и породы. Къ
мистикамъ собственно, значитъ, нужно причислить ясно-
видящихъ или лицъ съ тёмною, но часто Функціониру-
ющею способностью предчувствія (Сократъ съ его де-
мономъ), геніальныхъ художниковъ, которые своими про-
изведеніями обязаны преимущественно вдохновеніямъ
своего генія (Фидій, Эсхилъ, РаФаель, Бетховенъ). Въ
философіи можно причислить къ мистикамъ всякаго ис-
тинно оригинальнаго мыслителя, ибо новое направленіе
въ исторіи философіи никогда не вымучивалось тяже-
лымъ сознательнымъ пробованіемъ и наведеніемъ, но
всегда созидалось путемъ одного геніальнаго взгляда
въ самое нутро вещей: ибо тема философіи, именно, от-
ношеніе индивидуума къ абсолютному, всегда стоитъ въ
тѣсной связи съ чувствомъ, сознаваемымъ только ми-
стически.
До сихъ поръ мы разсматривали такое содержаніе со-
знанія, которое, только по формѣ ею возникновенія, есть
254
мистическое, хотя можетъ возникать и въ иной Формѣ:
теперь обратимся къ такому содержанію сознанія кото-
рое, какъ содержаніе, слѣдовательно, преимущественно
должно быть названо мистическимъ.
Единство индивидуума съ абсолютнымъ можетъ быть
понятно и для сознательной мысли. Три абстракціи: я,
абсолютное и единство, могутъ быть съ вѣроятностью
связаны въ сужденіе обыкновеннымъ методомъ разсудоч-
наго мышленія; но имъ никогда не достигается непос-
редственное чувство этою единства. Это живое чувство
не достигается извнѣ ни философісю, ни даже вѣрою въ
авторитетъ откровенія, но рождается только въ глу-
бинѣ собственнаго духа, т. е., путемъ мистическимъ.
Потому - то это чувство есть хат (по преимуще-
ству) содержаніе мистики, ибо въ ней только находитъ
оно свою жизнь и притомъ высшую и послѣднюю жизнь,
хотя это содержаніе не мѣшаетъ мистику преслѣдовать
и другія житейскія цѣли. Можно сказать, что порожде-
ніе этого мистическаго чувства и наслажденія, въ немъ
заключающагося, и составляетъ единственную внутрен-
нюю цѣль религіи: потому, нисколько не впадая въ ошиб-
ку, ему можно дать спеціальное имя чувства религіознаго.
Въ этомъ чувствѣ, какъ подтверждаютъ многіе при-
мѣры мистиковъ, заключается для нихъ величайшее
блаженство, а потому изъ него и вытекаетъ стремленіе
поднять его на такую высоту, чтобы соединеніе я съ
абсолютнымъ было все тѣснѣе и тѣснѣе и наконецъ
чтобы индивидуумъ, такъ сказать, растворился въ аб-
солютномъ. Это стремленіе, какъ мы знаемъ изъ исто-
ріи, можетъ перехватывать за цѣль и вести къ боль-
шимъ ошибкамъ, напр. къ самоубійству. Дѣло въ томъ,
что индивидуумъ, подъ вліяніемъ этого чувства, стре-
мясь достигнуть высочайшаго наслажденія путемъ уни-
чтоженія сознанія, единственнаго условія индивидуаль-
ности, какъ бы считаетъ возможнымъ уничтожить ин-
255
дивидуумъ и въ тв же время наслаждаться этимъ уни-
чтоженіемъ, т. е,5 своимъ сліяніемъ съ абсолютнымъ.
Тѣмъ не менѣе это чувство доводитъ до удивительной
высоты или глубины самоотверженія и отрицанія со-
знанія и личности, какъ это мы видимъ у буддаисти-
ческихъ гимнософлстовъ, у новоперсидскихъ суфи и
другихъ отшельниковъ. Даже существенныя Формы со-
знанія, пространно и время, исчезаютъ для охвачен-
наго этимъ чувствомъ: „день и ночь исчезли для меня
на подобіе молніи, ц разомъ обнималъ вѣчность передъ
міромъ и послѣ міра, такъ что тысячи лѣтъ п одинъ
часъ стали одно и Гоже.“
Если уничтоженіе сознанія есть одинъ путь для стрем-
ленія къ сліянію ст абсолютнымъ, то, пожалуй, для то-
го же мыслимъ и другой—это стремленіе свести абсо-
лютное въ я. Не смотря на попытки нѣкоторыхъ над-
менныхъ душъ иди по этому пути, онъ такъ явно не-
соразмѣренъ съ индивидуальными силами и средствами,
что не стоитъ на немъ и останавливаться.
Такимъ образоіи мистика служила источникомъ и
для религіозныхъ сказаній разныхъ народовъ, и для фи-
лософскихъ ученій. Вся исторія философіи есть ничто
иное, какъ преобразованіе мистически порожденнаго со-
держанія изъ ФОрцц образовъ и бездоказательныхъ по-
ложеній въ Формц раціональной системы, для чего,
конечно, часто нужао мистическое же новообразованіе
отдѣльныхъ частей.
Обыкновенно мистическій матеріалъ подвергается слѣ-
дующимъ преобразованіямъ. Мистикъ можетъ стать фи-
лософомъ, если оаъ попытается мистическому содержа-
нію дать раціональную основу и тѣмъ утвердитъ соз-
нательный разумі въ его правахъ: тогда мистикъ не-
рѣдко, благодаря деясности способа возникновенія это-
го мистическаго содержанія, забываетъ таковое его про-
исхожденіе и отроетъ его. Если же мистикъ накло-
256
йенъ больше результаты своего мистическаго содержа-
нія выражать въ образно-символической Формѣ, тогда
оно легко перерождается въ религіозный догматизмъ.
Нерѣдко мистикъ самъ, а тѣмъ болѣе его послѣдовате-
ли становятся неспособными понимать скрывающуюся
за символами идею; а такъ какъ эти символы сами не
могутъ быть воспроизведены мистически и кромѣ того
непонятны съ раціональной точки зрѣнія, то истина
этихъ символовъ обыкновенно подкрѣпляется авторите-
томъ основателя религіозной секты, а черезъ него пе-
реносится на авторитетъ и самаго божества. Чѣмъ адек-
ватнѣе религіозные символы самой идеѣ, тѣмъ чище и
возвышеннѣе религія, чѣмъ чувственнѣе символы, тѣмъ
скорѣе отъ религіозной идеи остается одно только су-
евѣріе и языческое идолопоклонство. Какъ скоро, при
какой либо данной религіозной догмѣ, кто либо въ
религіозномъ символѣ видитъ только символъ и хо-
четъ понять только воплощенную въ немъ идею, то
съ нимъ обратно совершается переходъ въ мисти-
цизмъ; и такого рода мистицизмъ есть наиболѣе ча-
стый случай наличнаго мистицизма въ какомъ либо
обществѣ. Изъ всего сейчасъ изложеннаго становится
понятнымъ, почему, не смотря на кровное родство свое
съ мистикою, какъ философія, такъ и установленный
религіозный догматизмъ всегда ей враждебны.
„Теперь спрашивается, почему мистика, дающая лю-
дямъ первоначальныя откровенія о сверхъчувствен-
номъ, не остается сама собою, но преобразуется въ
философію или въ религію? Основаніе этого явленія
лежитъ въ безформенности чисто мистическихъ резуль-
татовъ, которые необходимо стремятся пріобрѣсти ка-
кую либо Форму. Сколь мало мистическое само по себѣ
сообщаемо другимъ, столь же мало понятно оно и для
сознанія самого мыслителя; какъ и все безсознательное,
оно тогда только становится для сознанія опредѣлен-
257
нылъ содержаніемъ, когда одѣнется Формами чувствен-
наго, каковы свѣтъ, видѣніе, образъ, символъ, или от-
влеченная мысль: а прежде того оно есть только абсо-
лютно неопредѣленное чувство, т. е, сознаніе испыты-
ваетъ не болѣе какъ только радость или печаль. Если же
чувство, смотря по его роду, опредѣлится въ образахъ
или мысляхъ, то для сознанія содержаніе мистическаго
результата лежитъ только въ этомъ образѣ или мысли,
а потому нѣтъ ничего удивительнаго, что, если при ослаб-
леніи мистической силы уже прекращаются новыя вдох-
новенія, сознаніе держится за этотъ чувственный отстой.
По крайней мѣрѣ нѣтъ ничего удивительнаго, если дер-
жатся за него другіе, которымъ могъ быть сообщенъ толь-
ко этотъ отстой, а не соединенное съ нимъ чувство, имен-
но, то смутное нѣчто, которое говоритъ производительно-
му мистику, что его образы и мысли суть все еще не
полное выраженіе сверхчувственной идеи. Сообщеніе же
другимъ требуетъ еще болѣе: ибо другой хочетъ имѣть
не только что (<Іая ХѴаэ—содержаніе) мистическихъ ре-
зультатовъ, но также и ихъ почему (ііаз ХѴапіт—осно-
ваніе). Вѣдь, самъ мистикъ получаетъ непосредствен-
ную увѣренность въ этихъ результатахъ именно въ силу
того пути, какимъ онъ до нихъ дошелъ; во откуда же
получитъ такое же убѣжденіе посторонній? Религія помо-
гаетъ въ этомъ случаѣ своимъ авторитетомъ вѣры, уни-
чтожающимъ самостоятельное сужденіе; философія же
старается порожденное мистически доказать раціональ-
нымъ путемъ и тѣмъ частное достояніе мистика сдѣ-
лать общимъ достояніемъ мыслящаго человѣчества. Очень
часто, что и естественно при трудности предмета, эти
раціональныя доказательства не удаются, потому что
они, независимо отъ заключающихся въ нихъ дѣйстви-
тельныхъ неправильностей, сами основаны на посыл-
кахъ, въ истинѣ которыхъ убѣдиться можно только ми-
стически. Отсюда происходитъ то, что различныя фило-
258
софскія системы могутъ импонировать многимъ, но пол-
ную силу убѣдительности имѣютъ только для тѣхъ немно-
гихъ, которые способны воспроизвести въ себѣ мисти-
ческія предположенія, (напр., субстанцію Спинозы, я
Фихте, субъектъ-объектъ Шеллинга, волю Шопенгауе-
ра). Отсюда происходитъ и то, что философскія системы,
пользующіяся многочисленными приверженцами, суть
самыя бѣдныя и самыя не философскія (напр., матері-
ализмъ и раціоналистическій деизмъ).
Если я долженъ назвать человѣка, котораго я считаю
цвѣтомъ Философскаго мистицизма, то я назову Спино-
зу: исходный пунктъ—мистическая субстанція, конеч-
ный пунктъ — мистическая божія любовь, въ которой
богъ любитъ самаго себя; и все- остальное ясно, какъ
солнце, по математическому методу.
Конечно, Спиноза и не помышлялъ, что онъ мистикъ,
но скорѣе думалъ, что онъ все такъ точно доказалъ,
что всякій долженъ въ томъ убѣдиться. Тѣмъ не менѣе
его система, сколь бы она ни импонировала, совсѣмъ
не убѣдительна и убѣждаетъ весьма немногихъ, потому
что прежде всего нужно убѣдиться въ спинозовской суб-
станціи, что только возможно для мистика, или же для
Философа, который бы дошелъ до нея инымъ путемъ,
путемъ умозаключеній изъ своей собственной системы,
но такой философъ не нуждался бы и въ спинозизмѣ.
Тоже можно сказать и относительно всѣхъ другихъ си-
стемъ, исключая тѣхъ немногихъ, которыя начинаютъ
снизу, подобно Лейбницевой и англійскимъ; но за то
далеко и не идутъ, и собственно не должны быть назы-
ваемы системами. Полное раціональное доказательство
для мистическихъ результатовъ можетъ быть получено
только въ заключеніи исторіи философіи, ибо послѣдняя,
какъ сказано, вполнѣ и единственно состоитъ въ оты-
сканіи этого доказательства.
259
Наконецъ должно обратить вниманіе на заключающую-
ся въ мистикѣ опасность ошибки, опасность, которая
въ ней гораздо хуже, чѣмъ въ раціональномъ мышле-
ніи, ибо послѣднее имѣетъ контроль и надежду на ис-
правленіе въ себѣ самомъ и въ содѣйствіи другихъ,
между тѣмъ какъ ошибка, вкравшаяся въ мистической
одеждѣ, не излѣчима и внѣдряется крѣпко. Въ случаяхъ
таковой ошибки не должно думать, что бы само Безсозна-
тельное сообщило ложныя вдохновенія: ибо тутъ оно
не сообщаетъ ихъ вовсе; п только сознаніе принима-
етъ за вдохновенія Безсознательнаго образы своей во-
все не вдохновлённой Фантазіи, принимаетъ, потому
что оно жаждетъ этихъ вдохновеній.
Хотя бы и въ трезвбмъ состояніи ума, но при ми-
стическомъ настроеніи истинное вдохновеніе Безсозна-
тельнаго такъ же трудно различить отъ простой выдум-
ки Фантазіи, какъ трудно различи ть ясновидящій сонъ
отъ простого: какъ въ послѣднемъ случаѣ вопросъ рѣ-
шается только послѣдующими событіями, такъ въ пер-
вомъ чистотою и цѣнностью результата. Такъ какъ во
всякомъ случаѣ истинныя вдохновенія рѣдки, то легко
убѣдиться, что у всѣхъ, жаждущихъ мистическихъ вдох-
новеній, на одно истинное вдохновеніе могутъ прійтись
многія самообольщенія: потому и не удивительно, что
мистика выпустила на свѣтъ божій много безсмыслицы
и что потому она скорѣе всего весьма антипатична вся-
кому раціональному человѣку", (стр. 303—305).
ГЛАВА XII.
Безсознательное въ исторіи.
Историческая жизнь человѣчества развивается по предна-
чертанному цѣлесообразно плану. Фазы развитія идеи госу-
дарства указываютъ на цѣль политической исторіи: — обра-
зованіе такого государственнаго союза, который обезпечивалъ
бы людямъ Формальную свободу для развитія всѣхъ лежа-
щихъ въ человѣкѣ возможностей. Фазы соціальнаго развитія
указываютъ на цѣль образованія матеріальной свободы для
развитія тѣхъ же возможностей. Ученіе Шеллинга объ абсо-
лютномъ синтезѣ всѣхъ дѣйствительныхъ и возможныхъ че-
ловѣческихъ свободныхъ дѣйствій. Синтезъ этотъ совершает-
ся въ Безсознательномъ.
„Природа и исторія, или происхожденіе организмовъ
и развитіе человѣческаго рода, суть двѣ параллельныя
проблемы. Въ обоихъ случаяхъ одинъ вопросъ: част-
ная случайность или всеобщая необходимость результа-
товъ, мертвая причинность или живая цѣлесообраз-
ность, просто игра атомовъ и индивидуумовъ, или
единый планъ и руководительство цѣлаго? Тому, кто
рѣшилъ вопросъ о природѣ въ пользу цѣлесообразно-
сти, уже не трудно также отнестись и къ исторіи.
Что при этомъ вводитъ въ заблужденіе, это кажущая-
ся свобода индивидуума. Но въ этомъ отношеніи я
прежде всего могу сослаться на новую философію, ко-
торая вопросъ о свободѣ волѣ единогласно рѣшила въ
ту сторону, что объ эмпирической свободѣ каждаго акта
воли не можетъ быть и рѣчи въ смыслѣ его необуслов-
ленности, что онъ, подобно другимъ естественнымъ
261
явленіямъ, подчиненъ закону причинности и съ необ-
ходимостью вытекаетъ изъ данйаго въ эту минуту
психическаго состоянія человѣка и изъ дѣйствующихъ
на него мотивовъ. Иное дѣло, если рѣчь пойдетъ о
свободѣ воли, стоящей внѣ сообразной съ законами
природы причинности: эта свобода еще можетъ быть
отыскиваема въ сверхчувственной области (Мипйпя
поитепоп), въ Кантовскомъ умопостигаемомъ характе-
рѣ, но никакъ не можетъ заключаться въ отдѣльномъ
актѣ воли. Каждый таковой актъ происходитъ во вре-
мени, слѣдовательно, принадлежитъ къ области міра
явленій и вмѣстѣ съ тѣмъ подлежитъ закону причин-
ности, т. е., необходимости. Все это, а также основа-
нія, въ слѣдствіе которыхъ мы обманываемся кажу-
щейся свободой воли, можно прочесть въ сочиненіи
Шопенгауера: „О свободѣ воли.“
Но если бы мы и допустили эмпирическую свободу
воли, то, признавая вообще въ исторіи развивающееся
по плану движеніе, оно тогда только могло бы быть
результатомъ этой допущенной свободы индивидуумовъ,
когда во всякомъ свободномъ соучастникѣ историческа-
го движенія было бы сознаніе о каждомъ ближайшемъ
будущемъ шагѣ во всёмъ его значеніи и со всѣми его
послѣдствіями прежде, нежели онъ занесетъ ногу на
этотъ шагъ.
Конечно, въ послѣднее столѣтіе мы приближаемся
къ тому идеальному состоянію, когда человѣчество дѣ-
лаетъ свою исторію съ сознаніемъ, но все еще толь-
ко издалека и въ выдающихся изъ ряда людяхъ; и никто
не станетъ утверждать, что несравненно большая часть
.уже пройденной цѣлой дороги пройдена именно этимъ
способомъ (т. е. сознательно). Вѣдь, цѣли каждаго всё
еще своекорыстны, всякій ищетъ только своего блага;
и если изъ этого и выходитъ благо общее, то онъ въ
томъ неповиненъ. Исключенія изъ общаго правила
262
такъ рѣдки, что въ цѣломъ они не могутъ быть при-
няты въ разсчетъ. Удивительно здѣсь то, что даже и
тотъ, кто хочетъ зла, все таки дѣлаетъ добро, такъ
что результаты многихъ различныхъ своекорыстныхъ
помысловъ черезъ ихъ взаимную комбинацію становят-
ся совершенно иными, чѣмъ думалъ то каждый въ от-
дѣльности, и что эти результаты въ концѣ концовъ
всегда склоняются къ общему благу, хотя польза отъ
нихъ можетъ быть очень отдаленною и хотя имъ, по-
видимому, противорѣчатъ цѣлыя столѣтія регресса.
Но это противорѣчіе есть только кажущееся: ибо этотъ
регрессъ служитъ только къ тому, чтобы сломить си-
лу старого зданія и тѣмъ очистить мѣсто для новаго,
лучшаго, или чтобы сгнила одна растительность и по-
служила удобреніемъ для новой прекраснѣйшей. Точно
также не должны смущать насъ и столѣтія застоя
въ какой либо части земнаго шара, если эта часть,
достигнувъ извѣстной культурной ступени, выполнила
особое ей предназначенное призваніе и если въ то же
время въ другой части идетъ впередъ процессъ раз-
витія.
Точно также нельзя требовать, какъ нерѣдко это
несправедливо дѣлаютъ, чтобы на одномъ и томъ же
мѣстѣ и въ одно и- тоже время безпрепятственно прог-
рессировали различныя отрасли или направленія, нель-
зя жаловаться, что какая либо опредѣленная отрасль,
къ которой мы, пожалуй, имѣемъ особенную личную
склонность, пришла въ упадокъ. Развитіе въ общемъ
и въ цѣломъ всё таки идетъ впередъ, если хотя толь-
ко одинъ или нѣсколько моментовъ охвачены прогрес-
сомъ, а остальные представляютъ невоздѣланную почву.
Наилучшій и вмѣстѣ съ тѣмъ простѣйшій примѣръ
того, какъ кажущаяся свобода индивидуума связана съ
необходимостью въ цѣломъ, представляетъ образованіе
государственнаго союза изъ естественнаго состоянія.
263
Кантъ превосходно сравниваетъ это явленіе съ лѣсомъ,
гдѣ каждое дерево тѣснитъ другое, а потому всѣ и ро-
стутъ такъ прямо и высоко, что лѣсъ представляетъ
правильное и прекрасное цѣлое, между тѣмъ какъ от-
дѣльно стоящія деревья, которыя безпрепятственно мо-
гутъ распростираться, ростутъ криво, косо и сучко-
вато. Какъ влеченіе къ общественности, такъ и влече-
ніе къ обособленію; какъ любовь и дружба, такъ враж-
да и ненависть суть части своекорыстія человѣческаго
и имѣютъ цѣлью только собственное благо и собствен-
ное наслажденіе на счетъ чужаго страданія или сча-
стія; а между тѣмъ изъ этихъ егоистическихъ элемен-
товъ строится государственный союзъ: потому что вле-
ченіе къ общественности приводитъ людей къ семей-
ству, а вражда семей между собою тѣсно связываетъ
многія семьи въ племена, колѣна, наконецъ въ госу-
дарства. Какъ вражда колѣнъ созидаетъ государствен-
ный союзъ, такъ вражда единицъ въ государствѣ со-
зидаетъ государственную связь посредствомъ права.
Не сопігаі «осіаі — эта фикція Руссо, но Гоббесовская
война всѣхъ противъ всѣхъ въ связи съ принципомъ
общественности Гроція, однимъ словомъ, человѣкъ въ
смыслѣ 2тѵ коХітіхбѵ Аристотеля, т. е., человѣческій
инстинктъ есть причина образованія государства. Что
мы видимъ вообще при образованіи государства, то
снова появіяется въ еще болѣе удивительномъ видѣ
при историческомъ развитіи идеи государства въ бо-
лѣе совершенныя Формы, въ чёмъ и состоитъ одна
изъ важнѣйшихъ сторонъ исторіи. Ибо образованіе со-
вершеннѣйшаго, обнимающаго всю обитаемую землю
государственнаго союза есть очевидная цѣль политиче-
ской исторіи. Только въ этомъ союзѣ, только при обез-
печенномъ пирѣ, только когда дѣйствительно всѣ рас-
ходы пойдутъ на пользу культуры, могутъ безпрепят-
ственно развиваться всѣ человѣческія способности ин-
264
дивидуумовъ; и это развитіе всѣхъ существующихъ
задатковъ, это осуществленіе всѣхъ дремлющихъ въ
человѣчествѣ возможностей есть если не самая послѣд-
няя задача человѣчества, то непосредственное къ ней
предуготовительное условіе.“ (стр. 306—308).
Теперь начертимъ въ самыхъ общихъ чертахъ, ка-
кимъ образомъ развивалась идея государства въ исто-
ріи для осуществленія намѣченной нами цѣли. Патрі-
архальный бытъ племенъ съ родоначальникомъ во гла-
вѣ представляетъ соединеніе монархіи съ маленькимъ
государствомъ, азіятскія деспотіи соединеніе монархіи
съ большимъ государствомъ. Здѣсь одинъ пользуется
гражданской свободой, всѣ остальные его рабы или
крѣпостные. Въ греческихъ малыхъ государствахъ мы
видимъ республики въ которыхъ аристократія (свобод-
ные граждане) управляла почти двойнымъ сравнитель-
но съ нею числомъ рабовъ. Въ римскомъ всемірномъ
государствѣ мы видимъ соединеніе греческой городской
республики съ азіатскою деспотіею: республиканскій
городъ — деспотъ, остальной міръ его рабъ. Наконецъ
римское государство обращается въ огромную монархію.
Германцы вносятъ новый принципъ, ленную систему,
въ государственную идею: изъ этого начала разви-
вается средневѣковая пирамидальная монархія, гдѣ, на-
чиная съ короля до крѣпостнаго крестьянина, всякій
въ одно и то же время сюзеренъ и вассалъ: свобода
представляетъ лѣстницу. Новое время рѣшительно вы-
сказывается съ одной стороны за общечеловѣческую
свободу и съ другой стремится къ большимъ государ-
ствамъ, естественную границу которыхъ составляютъ
національности. Въ самоуправленіи городовъ и общинъ
новое время напоминаетъ греческія городскія респуб-
лики и, посредствомъ принципа представительства че-
резъ выборныхъ, строитъ пирамидальную республику,
265
которой лучшимъ, хотя далеко не совершеннымъ при-
мѣромъ въ наше время служатъ сѣверо-американскія
штаты. Конституція, какъ нѣчто половинчатое между
монархіей и республикой, есть ничто иное, какъ чудо-
вищная открытая ложь и имѣетъ историческое оправ-
даніе, только какъ переходная Формація и политическая
школа народовъ. Если послѣдній идеалъ политической
исторіи есть обще—міровое государство, то, конечно,
всѣ отдѣльныя государства должны пройти черезъ Фа-
зы національныхъ государствъ и должны во всей пол-
нотѣ осуществить принципъ общечеловѣческой свободы.
Тогда естественное состояніе (Хаіигхиэіаіні) государствъ
относительно другъ друга перейдетъ въ правовое со-
стояніе (КесІіЬгиМаш!) и самозащита посредствомъ вой-
ны въ защиту посредствомъ общаго права, обязатель-
наго для государствъ — гражданъ, подобно тому какъ
естественное состояніе и самозащита индивидуума пе-
реходитъ, при происхожденіи государства, въ право-
вое состояніе и защиту путемъ законнаго права.
Другая сторона исторіи, равная по значенію съ по-
литической, есть соціальное развитіе. Она представля-
етъ четыре Фазы. Первая Фаза есть вольное естествен-
ное состоян'е, какое мы, напр., видимъ у индійскихъ
охотничьихъ племенъ. При полной атомистической сво-
бодѣ индивидуума она не даетъ условій для раздѣленія
труда, слѣдовательно, для накопленія труда, а за тѣмъ
и для сколько нибудь высокой культуры. Изъ нея есте-
ственный выходъ ко второй Фазѣ личнаго господства,
гдѣ господинъ есть собственникъ лицъ и труда своихъ
рабовъ или крѣпостныхъ. Онъ ради своихъ интересовъ
вводитъ между ними раздѣленіе труда и тѣмъ кладетъ
основаніе накопленію капиталовъ, а слѣдовательно, и
народному богатству. Античный міръ и средніе вѣка
представляютъ примѣръ этой Фазы. Третья Фаза есть
владычество капитала. Въ этомъ періодѣ пріобрѣтаетъ
266
наибольшую важность движимый капиталъ, да и нед-
вижимый мобилизуется, крѣпостное право смягчается
или отмѣняется, трудъ становится свободнымъ това-
ромъ, подлежащимъ закону спроса и предложенія, раз-
дѣленіе труда организуется въ большемъ масштабѣ,
накопленіе капиталовъ и народное богатство растетъ
въ болѣе быстрой прогрессіи, чѣмъ въ прошедшемъ
періодѣ.
Наконецъ уже въ наше время занимается заря чет-
вертой и послѣдней Фазы — свободной ассоціаиіи. Эта
«аза наступитъ тогда, когда историческія принудитель-
ныя средства для раздѣленія труда и накопленія труда
(капитала), каковы рабство и владычество капитала,
станутъ излишними, когда характеръ и умъ работника
образуются до такой степени, что онъ станетъ способ-
нымъ путемъ свободнаго и сознательнаго соглашенія
взять на себя выпадающую на него долю труда въ об-
щемъ раздѣленіи труда. Въ третьей Фазѣ трудность
заключалась въ томъ, чтобы освобожденнаго раба вос-
питать въ свободнаго работника вообще, теперь труд-
ность состоитъ въ воспитаніи этого работника до та-
кой зрѣлости, чтобы, освободившись изъ подъ влады-
чества капитала, онъ достойнымъ образомъ занялъ
приличествующее ему мѣсто въ ассоціаціи. Дать такое
воспитаніе (Шульце-Деличевскими товариществами, луч-
шимъ школьнымъ образованіемъ, работничьими това-
риществами для образовательныхъ цѣлей и т. п.) есть
важнѣйшая задача настоящаго времени. Въ этой Фазѣ
дѣйствительныя денежныя уплаты станутъ излишними
вслѣдствіе всеобщаго введенія бухгалтерскаго хозяй-
ства, подобно тому какъ прямой обмѣнъ продуктовъ
сталъ излишнимъ черезъ введеніе денежнаго хозяйства.
Конечная цѣль такого соціальнаго развитія должна
заключаться въ томъ, -чтобы у каждаго оставалось до-
статочно свободнаго времени для умственнаго развитія
2бТ
и чтобы каждый велъ комфортабельное или, употребляя
модное выраженіе, достойно человѣка существованіе.
И такъ конечная политическая Форма должна обезпечи-
вать человѣку внѣшнюю, формальную, а конечная соці-
альная матеріальную возможность для того, чтобы онъ
выполнилъ свою послѣднюю положительную задачу.
Какъ ни настоятельны доя насъ теперь политиче-
скіе и соціальные вопросы, но однако для этой по-
слѣдней задачи человѣка ѣаікнѣе третья сторона исто-
ріи: прогрессъ его умственнаго развитія. Здѣсь, ко-
нечно, всего важнѣе успѣхъ въ научной области и
особенно въ той наукѣ, коурая, сообразно съ ея по-
нятіемъ, есть наука хаг’ (по преимуществу) и
которая претендуетъ на то, чтобы въ ней находили
свое единство всѣ остальныя науки, именно философія.
Послѣ этого бѣглаго обзора историческаго хода
возвратимся къ нашей теад.
Если мы въ историческомъ развитіи, взятомъ въ
его цѣломъ, не можемъ це признать единаго плана,
ясно предначертанной цѣдИ) на которую мѣтятъ всѣ
ступени развитія; если мц притомъ должны допустить,
что отдѣльныя дѣйствія, которыми созданы эти ступени,
нисколько не имѣли этой цѣля въ сознаніи, но что люди
почти всегда хотѣли другаго и дѣлали другое: то мы
должны признать, что въ исторіи скрытно дѣйствуетъ
нѣчто иное, чѣмъ случайная комбинація отдѣльныхъ
дѣйствій. Шеллингъ въ системѣ трансцендентальнаго иде-
ализма выражается объ эт^ъ такъ (ѴѴегке I. 3. 8. 594).
„Черезъ самую свободу, тогда какъ я думаю, что дѣй-
ствую свободно, должно безсознательно, то есть, безъ мо-
егоучастія возникнуть то, чего я вовсе не имѣю въ виду.
Иными словами: сознательной или той свободно опре-
дѣляющейся дѣятельности, которая выведена была на-
ми прежде, должна противостать безсознательная, вслѣд-
ствіе которой, не смотря на неограниченнѣйшее про-
268
явленіе свободы, вполнѣ непроизвольно, или даже, мо-
жетъ быть, противъ воли дѣйствующаго, возникаетъ
нѣчто такое, что онъ самъ никогда бы не реализиро-
валъ путемъ собственнаго желанія. Сколько бы ни ка-
залось это положеніе парадоксальнымъ, но оно есть
ничто иное, какъ трансцендентальное выраженіе всеоб-
ще принятаго и предполагаемаго отношенія свободы
къ скрытой необходимости, которую называютъ то
судьбой, то провидѣніемъ, не разумѣя однако подъ тѣ-
ми и другими названіями ничего яснаго, того отноше-
нія, въ силу котораго люди, посредствомъ самого сво-
его свободнаго дѣйствія и однако противъ своей воли,
должны дѣлать нѣчто такое, чего бы они никогда не
хотѣли, или наоборотъ того отношенія, въ силу, кото-
раго должно не удаваться и портиться нѣчто такое,
чего они хотѣли свободно и съ напряженіемъ всѣхъ
своихъ силъ". (Тамъ же стр. 598). „Но самая эта не-
обходимость можетъ быть мыслима только въ силу аб-
солютнаго синтеза всѣхъ дѣйствій, изъ котораго раз-
вивается все, что случается, а, слѣдовательно, и вся
исторія. Въ этомъ синтезѣ, такъ какъ онъ абсолютенъ,
всё такъ взвѣшано и разсчитано заранѣе, что въ нёмъ
находитъ и имѣетъ точку своего соединенія даже и всё
то, что только можетъ случиться, какъ бы ни казалось
это дисгармоничнымъ и противорѣчивымъ. Самъ же
этотъ абсолютный синтезъ (соединеніе въ одно цѣлое)
долженъ быть отнесенъ въ абсолютное, которое есть
созерцающее, вѣчное и общеобъективное во всякомъ
свободномъ дѣйствіи".
Но что же такое этотъ абсолютный синтезъ, это созер-
цающее (ясновидящее) во всякомъ свободномъ дѣяніи, о
которомъ говоритъ Шеллингъ, какъ не господство Безсо-
знательнаго, господство историческаго инстинкта въ
дѣйствіяхъ людей до тѣхъ поръ, пока сознательный раз-
судокъ еще не созрѣлъ на столько, чтобы цѣли исто-
269
ріи сдѣлать своими цѣлями? Что такое влеченіе къ об-
разованію государства, какъ не инстинктъ массъ, по-
добно влеченію къ образованію языка и подобно влече-
нію къ образованію государства у насѣкомыхъ, только
инстинктъ, къ которому примѣшана въ большей степе-
ни дѣятельность сознательнаго разсудка?
Если, что уже мы видѣли, у животнаго инстинктъ
выступаетъ именно тогда, когда возникаетъ потреб-
ность, не удовлетворяемая инымъ путемъ, то нисколь-
ко не удивительно, что во всѣхъ отрасляхъ историче-
скаго развитія въ свое время родится нужный человѣкъ,
котораго вдохновленный геній узнаетъ и удовлетворя-
етъ безсознательнымъ потребностямъ своего времени.
Здѣсь обнаруживается истина пословицы: бѣда родитъ
спасенье.
ГЛАВА ХПІ.
Безсознательное и сознаніе въ ихъ сравнительной цѣн-
ности для человѣческой жизни *).
Цѣнность сознанія. Возможность вліянія сознательнаго сооб-
раженія и познанія на характеръ и на дѣйствія человѣка. Обоз-
рѣніе случаевъ, гдѣ важно приложеніе сознательнаго сообра-
женія и знанія къ практической жизни. Сравненіе значенія соз-
нанія и Безсознательнаго для человѣческой жизни. Невыгоды—
отдаваться одному Безсознательному. Для человѣка все таки
важнѣе сознаніе. Но все таки нельзя порывать всѣ связи съ
Безсознательнымъ, особенно нужно беречься отъ этого дѣтямъ
и женщинамъ.
До сихъ поръ я столь много указывалъ на высокую
цѣнность Безсознательнаго, что можетъ показаться, не
грѣшу ли я передъ сознаніемъ излишнимъ пристрасті-
емъ къ Безсознатечьному. Желая очиститься отъ этого
упрека и напомнить о цѣнности сознательнаго мышле-
нія, я въ этой главѣ укажу на сравнительную цѣн-
ность сознательнаго и безсознательнаго и на различіе
мѣста, которое они занимаютъ въ жизни.
Прежде посмотримъ на цѣнность сознанія для чело-
вѣка, то есть, сознательнаго соображенія и вообще при-
ложенія пріобрѣтенныхъ сознательныхъ знаній.
Можетъ ли опредѣленно дѣйствовать на дѣятельность
и на характеръ человѣка сознательное соображеніе и
знаніе и какимъ образомъ, вотъ главный вопросъ?
•) Глава эта, по важности ея содержанія, переведена мною
цѣликомъ. А. К.
271
Обыкновенный человѣческій смыслъ не замедлилъ бы
отвѣчать на это утвердительно: однако такой отвѣтъ
подвергается сомнѣнію въ силу слѣдующихъ сообра-
женій:
Опредѣленная воля, въ силу которой слѣдуетъ дѣй-
ствіе, вытекаетъ изъ реакціи характера на мотивъ; и
процессъ этой реакціи навсегда закрытъ для сознанія.
2) Желаніе и представленіе суть не соизмѣримыя ве-
щи, потому что онѣ принадлежатъ къ совершенно раз-
личнымъ сферамъ духовной дѣятельности. Но разнород-
ность и несоизмѣримость ихъ находитъ однако свою
границу въ томъ, что представленіе образуетъ содер-
жаніе воли, представленіе же и ея мотивъ пли основа-
ніе для ея возбужденія. Вѣчная весознаваемость процес-
са, производящаго волю, сдѣлала бы вполнѣ невозмож-
нымъ какое либо познаніе о сопринадлежности мотива
съ желаніемъ, если бы или характеръ самъ по себѣ
быстро измѣнялся или не существовало бы никакой за-
коносообразности въ процессѣ мотиваціи. «-Такъ какъ
оба условія не совпадаютъ, то для всякаго п есть воз-
можность собрать эмпирическое знаніе о томъ, какое
желаніе вызывается всякимъ мотивомъ и въ какой сте-
пени, подобно тому какъ врачъ эмпирически узнаетъ о
тѣхъ лѣкарствахъ, которыхъ Физіологическое дѣйствіе
для него непонятно. По скольку человѣческіе характеры
вообще сходны, по стольку это познаніе становится об-
щею эмпирическою психологіей, а по скольку они раз-
личны, по стольку оно образуетъ спеціальныя отрасли
самопознанія и знанія людей (характерологію). Если
присоединить къ этому знаніе тѣхъ Физіологическихъ
законовъ, по которымъ временно измѣняется возбуди-
мость различнаго рода желаній, напр., закона настрое-
нія, закона страстей, привычки и т. д. и если обезо-
пасить себя путемъ быстраго соображенія отъ вызы-
ваемыхъ аффектами обмановъ интеллекта, то, при вы-
272
полненіи всѣхъ этихъ условій въ идеальномъ масш-
табѣ, можно въ каждую минуту предугадать родъ и
степень слѣдующаго за каждымъ мотивомъ желанія; и
тогда ошибки, упомянутыя въ главѣ VI, относитель-
но конечныхъ результатовъ безсознательнаго процес-
са, производящаго волю, падаютъ сами собою.
Такъ какъ каждый мотивъ можетъ имѣть только Фор-
му представленія, а порожденіе представленія подлежитъ
сознательной волѣ, то изъ сказаннаго вытекаетъ воз-
можность возбудить посредственно какую либо потреб-
ность путемъ произвольнаго порожденія того предста-
вленія, о которомъ мы знаемъ, что оно служитъ моти-
вомъ для этой именно потребности. Такъ какъ далѣе
воля есть ничто пное, какъ равнодѣйствующая всѣхъ
одновременныхъ желаній, и такъ какъ соединеніе всѣхъ
составныхъ въ одну равнодѣйствующую имѣетъ про-
стую Форму алгебраической суммы, потому что въ от-
ношеніи къ дѣйствію, имѣющему быть сдѣланнымъ или
отвергнутымъ, всѣ составныя могутъ имѣть только два
направленія—положительное или отрицательное: то пред-
ставляется возможность ва направленіе этой равнодѣй-
ствующей повліять тѣмъ, что мы возбудимъ въ себѣ
одно или многія новыя желанія посредствомъ произволь-
ной постановки передъ собою сообразныхъ мотивовъ
или же подкрѣпимъ уже существующее желаніе. Тоже
средство годится и для того, чтобы подавить такія же-
ланія, которыя хотя бы и не могли, вслѣдствіе внѣш-
нихъ причинъ, быстро достигнуть до обнаруживанія въ
дѣйствіи, однако могли бы стать вредными, нарушая
настроеніе духа, вводя въ заблужденіе умъ или порож-
дая безполезныя ощущенія недовольства и т. д. Тѣмъ
не менѣе никогда не можетъ сознательное соображеніе
непосредственно вліять на существующее желаніе, но
только посредствомъ возбужденія противуположнаго.
Что изложенный родъ и способъ воздѣйствія на волю
273
чрезъ интеллектъ есть въ самомъ дѣлѣ единственно воз-
можный и вездѣ приложимый практически, легко допу-
ститъ всякій, кто хотя немного обратитъ свое внима-
ніе на эту область психологіи. Я воздержусь отъ даль-
нѣйшаго развитія этого предмета, такъ какъ онъ не
составляетъ собственно моей задачи и прибавлю толь-
ко, что лишь съ этой точки зрѣнія можно объяснять
перемѣну характера въ силу сознательнаго соображе-
нія. Такимъ образомъ мы видѣли возможность въ каж-
домъ отдѣльномъ случаѣ направить путь равнодѣйствую-
щей иначе, чѣмъ это могло бы произойти, если бы
просто предоставить дѣйствовать самому по себѣ являю-
щемуся мотиву, возможность въ каждомъ отдѣльномъ
случаѣ успѣшно бороться съ аффектами, которые всего
легче возбудились бы въ силу разъ и навсегда устано-
вившагося характера, а потому всего чаще выплывали
бы наружу. Если же таковое подавленіе совершалось
бы при всякомъ случаѣ правильно и довольно долгое
время, то, по закону привычки, въ силу продолжитель-
ной недѣятельности и неудовлетворенія даннаго влече-
нія, ослабла бы способность его возбужденія, а напро-
тивъ укрѣпились бы другія часто и сильно возбуждае-
мыя потребности, т. е., перемѣнился бы характеръ. Та-
кимъ образомъ мы нанимаемъ возможность перемѣны
характера путемъ сознательнаго соображенія, конечно
только при помощи долгой привычки, (ср. РЬіІ. Мопан-
ІіеПс В(І: IV ПП. 5 ііЬег Вайп^еп’з Сйагас(сгоіодіе).
Такимъ образомъ вышепоставленный основной воп-
росъ получаетъ въ обѣихъ его частяхъ утвердительный
отвѣтъ; и теперь мы можетъ сдѣлать краткій обзоръ
тѣхъ услугъ, которыя можетъ оказать человѣку въ
практическомъ отношеніи сознательное соображеніе и
знаніе.
1) Око мѣшаетъ вліянію страстей вводить въ заблуж-
деніе наши познанія. Уже прежде мы видѣли, что вып-
274
лываніе представленій находится въ существенной за-
висимости отъ интереса минуты. Отсюда происходитъ
то, что, при господствующемъ одностороннемъ интере-
сѣ, напр. аффектахъ, передъ сознаніемъ преимуществен-
но выступаютъ вѣроятныя основанія за случай, благо-
пріятный интересу, а противуположныя основанія яв-
ляются въ маломъ количествѣ. Съ другой стороны мни-
мыя основанія />го, вмѣсто того чтобы быть признан-
ными за ложныя, принимаются весьма охотно, а мни-
мыя основанія сопіга, если только вообще они выплы-
ваютъ, тотчасъ же бываютъ обличаемы, между тѣмъ
истинныя основанія сопіга не оцѣниваются или опро-
вергаются ложными. Такимъ то образомъ и возникаетъ
ошибка. Нѣтъ ничего удивительнаго, что страхъ, вне-
запный гнѣвъ, чувственныя страсти могутъ лишать
насъ настолько здраваго разсудка, что мы болѣе не
знаемъ, что говоримъ или дѣлаемъ; что ненависть за-
ставляетъ видѣть во врагахъ только недостатки, а лю-
бовь въ любимыхъ только достоинства, что страхъ ри-
суетъ всё въ черномъ цвѣтѣ, надежда въ розовомъ, что
первый часто не даетъ намъ возможности разсмотрѣть
очевидныя средства спасенія, послѣдняя невѣроятнѣй-
шее, если только оно соотвѣтствуетъ нашимъ желані-
ямъ, дѣлаетъ для насъ вѣроятнымъ, наконецъ, что мы
по большей части, ошибаемся въ свою пользу и рѣдко
въ свою невыгоду и слишкомъ часто считаемъ за до-
стойное и справедливое то, что для насъ выгодно. Да-
же въ чистую науку прокрадывается интересъ, ибо лю-
бимая гипотеза изощряетъ взглядъ на всё, что её под-
крѣпляетъ, и заставляетъ упустить изъ виду самое бли-
жайшее, еели только оно ей противорѣчитъ, или же въ
одно ухо впустить, а въ другое выпустить.
Противъ этого есть два средства: первое заключается
въ томъ, чтобы разъ и навсегда образовать для себя
эмпирическій коэффиціентъ погрѣшности, зависящій отъ
275
степени аффекта или интереса, и въ каждомъ отдѣльномъ
случаѣ помножать на него полученный коэффиціентъ вѣ-
роятности сужденія; и второе не допускать, чтобы ни-
какой аффектъ не доходилъ въ насъ до такой степени,
на какой онъ начинаетъ замѣтнымъ образомъ затем-
нять сужденіе. Только послѣднее средство благонадеж-
но, но не пользуется особенно любезнымъ пріемомъ въ
свѣтѣ, потому что оно неудобно и достигается только
путемъ продолжительной привычки къ самогосподство-
ванію. Первое вполнѣ недѣйствительно при сильныхъ
аффектахъ и страстяхъ, когда всѣ душевныя силы со-
средоточены на одномъ пунктѣ; кромѣ того трудно вы-
числить величину коэффиціента погрѣшности, а еще труд-
нѣе опредѣлить каждый разъ степень собственнаго аф-
фекта. Очень поучительно наблюдать значеніе умствен-
наго спокойствія (аохрроабѵт; — благоразуміе) при спорѣ, гдѣ
одинъ допускаетъ себя увлечься аффектомъ, другой нѣтъ.
У женщинъ почти каждый споръ о вещахъ переходитъ
въ личный, все равно, одѣтъ ли онъ въ тонкую иронію
или въ площадную брань торговокъ. Еще поразитель-
нѣе значеніе присутствія духа и воздержности отъ аф-
фектовъ при опасностяхъ.
2) Оно спасаетъ отъ опрометчивости и нерѣшитель-
ности. Большая часть всей суммы раскаянія въ мірѣ
происходитъ отъ необдуманныхъ дѣйствій, при кото-
рыхъ не были соображены во всѣхъ направленіяхъ воз-
можныя послѣдствія дѣла, такъ что, когда оно сдѣлано,
то мы бываемъ очень болѣзненно поражены. Если горь-
кія послѣдствія падаютъ на самаго сдѣлавшаго, то не-
обдуманность становится легкомысліемъ. Всему этому
раскаянію можно было бы помѣшать соображеніемъ при
дѣйствіи. Нерѣшительность происходитъ отчасти отъ
недостатка мужества на дѣйствіе, отчасти изъ недостат-
ка довѣрія къ собственнымъ соображеніямъ; но муже-
ство въ характерѣ можетъ быть замѣнено сознатель-
276
нымъ разумомъ, потому что мужество заключается въ
рискѣ на бѣдствіе для устраненія другого или для по-
лученія выгоды, при предположеніи, что шансы для по-
пытки благопріятны, вслѣдствіе ли относительной ве-
личины обоихъ бѣдствій или вслѣдствіе вѣроятностей
ихъ наступленія. Недостатокъ довѣрія къ собственному
соображенію точно также можетъ быть исправленъ са-
мимъ же соображеніемъ, которое намъ скажетъ, что ник-
то не можетъ сдѣлать болѣе, чѣмъ сколько то зависитъ
отъ его силъ, и что, слѣдовательно, если онъ сдѣлалъ
это возможное, то долженъ спокойно ожидать результа-
товъ дѣла, а что слишкомъ долгія соображенія обыкно-
венно не только не ведутъ дальше, чѣмъ короткія, но,
замедляя дѣйствіе, гораздо болѣе вредятъ, чѣмъ сколько
можно отъ нихъ ожидать улучшенія въ результатѣ.
3) Выбора средства, соразмѣрныхъ са цѣлью. Если цѣль
неразумна, то она сама есть противорѣчащее средство
для конечной цѣли всякаго существа—возможно большей
суммы жизненнаго счастія, цѣли, которая если каждымъ
и неясно сознается, то все таки лежитъ въ основѣ всѣхъ
аккордовъ жизни, подобно глухо звучащей нотѣ орга-
на. Если же цѣли и разумны, или если ихъ выборъ и
обсуживаніе недоступны индивидууму, но предоставленъ
ему только вполнѣ или отчасти выборъ средствъ, то
неразумнымъ выборомъ ихъ дѣлается невыразимо мно-
го зла, которое никогда не можетъ быть поправлено.
Въ важныхъ вещахъ это слишкомъ бросается въ гла-
за, но гораздо болѣе обнаруживается вліяніе такого вы-
бора въ тысячѣ мелкихъ заботъ, хлопотъ, удобствъ и
неудобствъ, удовольствій и непріятностей дня въ отно-
шеніяхъ дѣловыхъ, должностныхъ, въ спеціальной дѣя-
тельности, въ общественныхъ отношеніяхъ, въ семей-
ной жизни, въ управленіи и въ службѣ. Всё это, цмен-
но, тѣ случаи, гдѣ предлежащія цѣли отчасти не до-
стигаются по неумѣстности средствъ, отчасти дости-
277
гаются съ несоразмѣрными потратами, и гдѣ люди дѣ-
лаютъ и себѣ и другимъ всякаго рода потери, мученія,
хлопоты, огорченія и оскорбленія, а оттого жизнь ста-
новится еще тяжелѣе и горче, хотя она и безъ того
уже горька. Но все это происходитъ гораздо болѣе отъ
ограниченной посредственности средняго человѣка и
отъ неумѣнья въ выборѣ соотвѣтственныхъ средствъ
для предлежащей цѣли, чѣмъ отъ злой воли, такъ что
нерѣдко готовъ возопіять: „уже пусть бы люди были
хуже, только бы не были такъ глупы!"
4) Направленіе воли не по минутному аффекту, но по
принципу возможно больгией суммы собственнаго счастья.
Животное, за немногими исключеніями высокостоящихъ,
обученныхъ человѣкомъ животныхъ, въ направленіи
своей воли существенно зависитъ отъ аффекта возбуж-
деанаго чувствами и инстинктомъ. Гдѣ инстинктъ не
разсчитываетъ на будущее, тамъ сознаніе животнаго
трудно останавливается на немъ, а потому животное
слишкомъ часто должно страдать отъ послѣдствій сво-
его абсолютнаго легкомыслія. Человѣкъ вслѣдствіе сво-
его выше развитаго сознанія наслаждается преимуще-
ствомъ—своимъ настоящимъ чувственнымъ аффектамъ
противопоставлять такія желанія, которыя произвольно
порождены путемъ представленія о будущемъ, и въ
этомть имѣетъ средства обезпечивать будущему я его
идеаліьныя равныя права съ я настоящимъ. Но если же
вслѣдствіе недостаточной живости произвольныхъ пред-
ставленій очень ограничена степень силы желаній, про-
тивошоставляемыхъ настоящему, и если они не въ со-
стояніи съ успѣхомъ противостать сравнительно силь-
ному произведенному чувственнымъ настоящимъ, аффек-
ту, то человѣкъ снова возвращается на точку зрѣнія
живо тненн ости, и если онъ чувствуетъ отъ того толь-
ко небольшой вредъ и сожалѣніе, то долженъ сказать
спасибо своему счастію. И такъ, если должно соблю-
278
дать права будущаго я и принципъ возможно большей
суммы собственнаго счастья, то ничего другаго не ос-
тается какъ препятствовать тому, чтобы аффектъ до-
шелъ до такой степени, когда его уже болѣе не оси-
лишь, то есть, подавлять ихъ возможно ранѣе, и всего
вѣрнѣе и легче при возникновеніи. Вотъ, мы нашли и
второе основаніе для подавленія аффектовъ. — Далѣе,
важная задача соображенія заключается въ рѣшеніи,
которой изъ многихъ одновременно перекрещивающих-
ся въ человѣкѣ цѣлей жизни въ данную минуту нужно
наиболѣе способствовать, чтобы въ каждую минуту сдѣ-
лать возможно болѣе для счастія въ его цѣломъ: ибо
постоянно перемѣняющіяся обстоятельства требуютъ
также, чтобы мы постоянно перемѣняли цѣли, для осу-
ществленія которыхъ работаемъ, отчасти совсѣмъ бы
ихъ оставляли, отчасти снова брались за йихъ въ бо-
лѣе благопріятное время.
5) Цѣнность сознательнаго разума для нравственности.
Большей части безнравственныхъ дѣйствій можетъ впол-
нѣ воспрепятствовать благоразумный эгоизмъ, отпра-
вляющійся отъ принцина возможно большей суммы соб-
ственнаго счастія, именно въ государствѣ съ благо-
устроеннымъ судопроизводствомъ и въ обществѣ, ко-
торое наказываетъ презрѣніемъ за такіе безнравствен-
ные поступки, за которые государство не можетъ на-
казывать. Что остается очень немного случаевъ, въ ко-
торыхъ выполненіе нравственныхъ требованій не мог-
ло бы быть основано на эгоистическихъ соображеніяхъ,
доказывается уже тѣмъ, что очень многія этическія си-
стемы прямо или скрытно основаны на эгоизмѣ и на
принципѣ возможно большей суммы собственнаго сча-
стія, напр. эпикурейская, стоическая, спинозовская.
Для всѣхъ этихъ случаевъ, очевидно, оказывается со-
вершенно достаточнымъ указанное доселѣ приложеніе
разума къ нравственности и въ самомъ дѣлѣ почти
279
единственно успѣшный способъ обучать морали и усо-
вершенствовать ее, кромѣ привычки путемъ принужде-
нія, есть это приведеніе нравственности къ эгоизму.
Что этимъ способомъ не достигается, то вообще весьма
трудно достижимо. Если мы отъ практическаго, живаго
воздѣйствія нравственнаго ученія взглянемъ на теоре-
тическую цѣнность этическихъ системъ, то не останет-
ся ни малѣйшаго сомнѣнія, что какія бы теоретическія
основы нравственности мы ни считали за истинныя,
онѣ всегда есть ничто иное, какъ основныя положенія
сознательнаго разума, если только вообще эти положе-
нія могутъ имѣть научную постановку и быть способ-
ными вообще представлять систему. Не желая удалять-
ся отъ своей темы, я болѣе не останавливаюсь на этомъ
предметѣ.
6) Вѣрный выбора спеціальности, времяпрепровожде-
нія ва досугѣ, общества и друзей. Кто родится съ та-
лантомъ для дѣятельности, требующей таланта, тотъ
находитъ въ нёмъ свое лучшее существованіе (Гёте), по
этому весьма важно распознать въ себѣ талантъ, ко-
торый можетъ быть очень значителенъ, а тѣмъ не ме-
нѣе иной можетъ его и не замѣтить. Съ другой стороны
не должно воображать въ себѣ съ юношескимъ одуше-
вленіемъ для какого нибудь дѣла таланта, котораго не
существуетъ. Если бы и то, и другое не случалось такъ
часто, то столь многіе люди не ошибались бы въ сво-
емъ призваніи, въ выборѣ котораго, не смотря на всѣ
ограниченія, все таки есть у всякаго индивидуума до-
статочно простора. Еще гораздо труднѣе изъ многихъ
талантовъ различить наибольшій. Напротивъ гораздо
легче сдѣлать тоже не маловажный выборъ диллетанти-
ческихъ занятій, на которыя можно посвятить время
досуга, потому что отъ ихъ перемѣны не зависитъ столь
многое и кромѣ того этою перемѣною пріобрѣтается
время для опытовъ. Какъ выборъ спеціальности требу-
280
отъ большого самопознанія, такъ выборъ общества и
друзей требуетъ большого знанія свѣта и людей. Это
разъ и навсегда данная человѣческая потребность: она
не подлежитъ выбору, и выбирать можно только тѣхъ,
съ кѣмъ хочешь быть въ обществѣ. Мы можемъ измѣ-
рить значеніе этого обстоятельства, если только взвѣ-
симъ, на сколько можетъ утѣшить въ величайшихъ не-
счастіяхъ обладаніе однимъ только вполнѣ гармонирую-
щимъ и истиннымъ другомъ и, напротивъ, сколь горь-
кія разочарованія можно себѣ подготовить выборомъ не
подходящихъ лидъ. Несмотря на то, часто мы видимъ,
что вступаютъ и долгое время находятся въ дружбѣ лю-
ди, которые столь .не сходны, что должно подумать, что
они ослѣпли. Конечно, если бы люди втайнѣ не счита-
ли себя столь безразсудными, каковы они на самомъ
дѣлѣ, то были бы невозможными столь обыкновенныя
примиренія послѣ такихъ поступковъ, которые, будучи
отнесены къ недостаткамъ характера, никогда не мог-
ли бы быть прощены и могутъ быть извинены только
глупостью: по этому то люди охотно свои дурныя про-
дѣлки называютъ ошибками. Но горьче всего мститъ за
себя неразумный выборъ друга въ бракѣ, потому что
здѣсь разрывъ отношеній всего труднѣе; и однако здѣсь
то именно и обращаютъ вниманіе на всѣ другія сторо-
ны (красоту, деньги, положеніе, семейство) болѣе, чѣмъ
на гармонію характеровъ. А если бы люди не были
столь нравственно равнодушны, что такъ или иначе
сносятъ другъ друга, если видятъ, что ошиблись одинъ
въ другомъ, то было бы на свѣтѣ еще болѣе несчаст-
ныхъ браковъ, чѣмъ сколько ихъ уже есть въ налич-
ности.
7) Подавленіе безполезныхъ ощущеній недовольства. Удо-
вольствіе и недовольство состоитъ въ удовлетвореніи и
въ неудовлетвореніи желанія, что зависитъ отъ внѣш-
нихъ условій. Въ этомъ отношеніи вліяніе человѣка
281
можетъ заключаться только въ томъ, что онъ соотвѣт-
ственно воздѣйствуетъ на внѣшнія обстоятельства, въ
чемъ и заключается цѣль всякой дѣятельности. Если его
силъ не хватаетъ удовлетворить своимъ желаніямъ, то
онъ испытываетъ недовольство и можетъ это послѣднее
уменьшить или уничтожить тѣмъ, что уменьшаетъ или
уничтожаетъ желаніе, въ неудовлетвореніи котораго за-
ключается недовольство. Если этотъ пріемъ провести
послѣдовательно при всякомъ недовольствѣ, то, по за-
кону привычки, притупляется возбуждаемость желаній,
а съ тѣмъ вмѣстѣ уменьшаются будущія ощущенія
какъ удовольствія, такъ и недовольства. Кто согласенъ
со мной въ мнѣніи, что въ человѣческой жизни сред-
нимъ числомъ сумма ощущеній недовольства значитель-
но перевѣшиваетъ сумму ощущеній удовольствія, то
долженъ допустить притупленіе, какъ логическое слѣд-
ствіе этого мнѣнія. Кто же вовсе не раздѣляетъ этого
мнѣнія или раздѣляетъ его условно, тому я укажу на
не малое количество такихъ ощущеній недовольства,
которымъ не соотвѣтствуетъ никакихъ ощущеній удо-
вольстія, т. е., въ которыхъ удовлетвореніе лежащей
въ основѣ ихъ потребности находится внѣ возможности,
каковы напр., печаль о прошедшихъ не возстановимыхъ
событіяхъ, гнѣвъ, нетерпѣніе, зависть, недоброжелатель-
ство, такое раскаяніе, которое не можетъ принести ни-
какой нравственной пользы, далѣе чрезмѣрная чувстви-
тельность, неосновательная ревность, чрезмѣрная бо-
язнь и заботливость о будущемъ, слишкомъ большія
требованія отъ жизни и т. д. Пусть только взвѣсятъ,
сколько выиграла бы жизнь человѣческая, если бы мож-
но были изгнать изъ міра котораго нибудь изъ этихъ
враговъ душевнаго мира—выгоды были бы неисчисли-
мы. Между тѣмъ каждый можетъ, черезъ приложеніе
сознательнаго разума, очистить свою жизнь отъ этихъ
нарушителей спокойствія, если онъ только послѣ нѣ-
282
сколькихъ неудачныхъ попытокъ, не потеряетъ тотчасъ
же мужества въ борьбѣ съ ними. Такимъ образомъ мы
нашли и третье основаніе для подавленія аффектовъ.
8) Обезпеченіе высочайшаго и продолжительнѣйшаго
человѣческаго наслажденія въ изслѣдованіи истины. Чѣмъ
сосредоточеннѣе и горячѣе наслажденіе, тѣмъ менѣе вре-
мени оно можетъ продолжаться, пока не наступитъ ре-
акція, и тѣмъ долѣе должно ждать его повторенія; та-
ковы, напр., наслажденія гастрономическія и въ осо-
бенности половое наслажденіе. Чѣмъ спокойнѣе, яснѣе
и чище наслажденіе, тѣмъ долѣе его можно поддержи-
вать, тѣмъ меньшихъ промежутковъ требуетъ оно для
отдыха; таковы, напр., музыкальное, поэтическое и нау-
чное наслажденіе. Отсюда происходитъ то, что напря-
женнѣйшія наслажденія, по короткости ихъ теченія и
по ихъ необходимой рѣдкости, вовсе не суть наиболь-
шія по суммѣ, что, скорѣе, духовныя, особенно же нау-
чное, по ихъ продолжительности, даютъ наибольшую
сумму наслажденія въ одно и то же время. Другія осно-
ванія, въ силу которыхъ наслажденіе, заключающееся
въ стремленіи къ истинѣ, есть высочайшее, столь из-
вѣстны, что я не стану утомлять ими читателя. Точно
также никто не усомнится и въ томъ, что главною мас-
сою науки, именно, полнотой ея матеріала и обработ-
кой его, мы обязаны сознательному разуму.
9) Поддержка художественнаго творчества сознатель-
нымъ трудомъ и критикою. Здѣсь я могу напомнить о
сказанномъ въ главѣ ѴП-й. Хотя изобрѣтеніе прекра-
снаго и идетъ отъ Безсознательнаго, но тѣмъ не менѣе
во первыхъ критика должна выступить на сцену для
того, чтобы не приводить въ наполненіе слабаго, а хо-
рошее очистить отъ увлеченій Фантазіи, во вторыхъ со-
знательнымъ трудомъ должны наполниться промежутки,
во время которыхъ замолкаютъ вдохновенія Безсозна-
тельнаго, и наконецъ нужно сознательное сосредоточе-
283
ніе воли, чтобы съ несокрушимымъ прилежаніемъ при-
вести къ концу самое твореніе, иначе воодушевленіе
имъ можетъ замереть отъ скуки на половинѣ готовой
работы.
Все, что сказано выше о цѣнности сознательнаго ра-
зума и познанія, могло, въ отношеніи къ нашей глав-
ной цѣли, состоятъ только изъ отрывочныхъ указаній,
въ которыхъ приведено, пожалуй, одно общеизвѣстное1
Мы не могли воспользоваться поводомъ къ интереснымъ
психологическимъ замѣчаніямъ и предоставляемъ чита-
телю самому оживить сухія абстракціи. Однако мы во-
спользуемся этими указаніями, чтобы противопоставить
ихъ цѣнности Безсознательнаго, которую, мы ярко об-
рисовали въ предъидущихъ главахъ.
Но сперва повторимъ вкратцѣ значеніе Безсознатель-
наго:
1) Безсознательное образуетъ и поддерживаетъ орга-
низмъ, поправляетъ наружныя и внутреннія его повре-
жденія, цѣлесообразно руководитъ его движеніями и об-
легчаетъ для сознательной воли пользованіе имъ.
2) Безсознательное въ инстинктѣ даетъ всякому су-
ществу то, что ему нужно для самосохраненія и для
чего недостаточно его сознательнаго мышленія, напр.,
человѣку инстинктъ для пониманія чувственнаго воспрія-
тія, инстинктъ для образованія языка и государства и
многіе другіе.
3) Безсознательное сохраняетъ породу путемъ поло-
вого влеченія и материнской любви, облагороживаетъ
ее путемъ выбора въ половой любви и неизмѣнно ве-
детъ въ исторіи человѣческій родъ къ цѣли его возмо-
жнаго совершенства.
4) Безсознательное часто руководитъ людей въ дѣя-
тельности путемъ предчувствій и чувствъ въ такихъ
случаяхъ, гдѣ сознательное мышленіе не могло бы дать
имъ полезнаго совѣта.
284
5) Безсознательное своими вдохн овеніямивъ большихъ
и малыхъ размѣрахъ способствуемъ сознательному про-
цессу мышленія и въ мистикѣ ведетъ людей къ пред-
чувствію высшихъ, сверхчувственныхъ единствъ.
6) Безсознательное осчастливливаетъ человѣка въ
чувствѣ прекраснаго и въ художественномъ творчествѣ.
Если мы сравнимъ сознательное и Безсознательное
другъ съ другомъ, то прежде всего бросается въ глаза
то, что есть сфера, которая вездѣ предоставлена толь-
ко на долю Безсознательнаго, ибо она навсегда недо-
ступна сознанію. Наконецъ какъ лѣстница организмовъ,
такъ и ходъ всемірной исторіи указываетъ намъ, что
всяческій прогрессъ состоитъ только въ увеличеніи и
углубленіи сферы, предоставленной сознанію, такъ что,
въ извѣстномъ смыслѣ, сознаніе есть высшее изъ обо-
ихъ. Далѣе если мы сравнимъ, с^еру, принадлежащую
въ человѣкѣ какъ Безсознательному, такъ и сознанію,
то оказывается, что все, что можетъ быть выполнено
сознаніемъ, точно также может*ъ быть выполнено и Без-
сознательнымъ и даже всегда еще удачнѣе, быстрѣе и
для индивидуума удобнѣе, ибо для сознательной дѣя-
тельности нужно напрягаться, между тѣмъ какъ безсоз-
нательная приходитъ безъ труда и сама собою. Это
удобство отдаваться Безсознательному, его чувствамъ и
вдохновеніямъ очень хорошо знакомо людямъ, оттого-
то такъ обезславлено всѣми лѣнивыми головами прило-
женіе сознательнаго разума во всѣхъ отношеніяхъ. Что
Безсознательное дѣйствительно можетъ превзойти соз-
зиательный разумъ во всѣхъ дѣйствіяхъ, этого можно
не только ожидать заранѣе въ силу ясновидѣнія Без-
сознательнаго, во мы видимъ это превосходство реали-
зованнымъ въ тѣхъ счастливыхъ натурахъ, которыя
обладаютъ всѣмъ, что другіе должны пріобрѣтать тя-
желымъ трудомъ, которыя никогда не испытываютъ
борьбы съ совѣстью, ибо всегда безъ колебаній посту-
285
паютъ правильно и нравственно по внушенію чувства
и никогда не ведутъ себя иначе, какъ съ тактомъ, ко-
торыя изучаютъ всё, играючи, всякое начатое дѣло
оканчиваютъ счастливо и ловко и живутъ въ вѣчной
гармоніи съ собою, не задумываясь много надъ тѣмъ,
что дѣлаютъ, и вообще не зная въ жизни заботъ и тя-
желаго труда. Со стороны дѣйствій и поведенія эти ин-
стинктивныя натуры въ ихъ роскошнѣйшемъ разцвѣтѣ
встрѣчаются намъ только въ женщинахъ, которыя въ
такомъ случаѣ все покоряютъ своею чарующею жен-
ственностью.
Но въ чемъ же заключается невыгода отдаваться
Безсознательному?
Та невыгода, что никогда не знаешь, что дѣлать и
что у тебя есть, что бродишь въ потемкахъ, нося въ
карманѣ Фонарь сознанія, что зависишь отъ случая въ
томъ, придетъ или не придетъ вдохновеніе Безсозна-
тельнаго, когда оно нужно, что, кромѣ послѣдствій,
нѣтъ другаго критерія для различія этихъ вдохновеній
отъ упрямой выходки капризной Фантазіи, а потому
неизвѣстно, какому чувству можно отдаваться и како-
му нѣтъ. Та невыгода, наконецъ, что не упражняешь
сознательное сужденіе и соображеніе, безъ которыхъ
все таки никогда нельзя совсѣмъ обойтись и что тог-
да, въ случаѣ надобности, долженъ будешь довольство-
ваться жалкими аналогіями вмѣсто разумныхъ умозак-
люченій и всесторонняго взгляда на дѣло. Только со-
знательное знаемъ мы, какъ свою собственность: Безсо-
знательное предстоитъ намъ какъ нѣчто непонятное,
чуждое, отъ милости которою мы зависимъ. Сознатель-
ное во всякое время есть нашъ вѣрный слуга, послу-
шаніе котораго можно всегда вынудить: Безсознатель-
ное покровительствуетъ намъ, какъ Фея, и всегда за-
ключаетъ въ себѣ нѣчто страшное, демоническое. Дѣ-
ломъ сознанія я ногу гордиться: оно мое дѣло, плодъ
286
моего трудоваго пота. Дѣло Безсознательнаго есть,
такъ сказать, даръ боговъ, а человѣкъ есть только ихъ
облагодѣтельствованный вѣстникъ: ато дѣло можетъ на-
учить его только смиренію. Безсознательное, какъ ско-
ро оно на лицо, есть нѣчто готовое и неподвижное,
не подлежитъ сужденію и потому должно быть прини-
маемо такъ, какъ оно есть: сознательное имѣетъ для
себя свою собственную мѣру, оно обсуживаетъ и по-
правляетъ само себя, оно можетъ быть каждую ми-
нуту измѣняемо, коль скоро того требуютъ вновь прі-
обрѣтенное знаніе и измѣнившіяся обстоятельства. Я
знаю, что въ моемъ сознательно добытомъ результатѣ
хорошо и чего ему не достаетъ до совершенства; по
этому у меня есть чувство увѣренности, ибо я знаю,
что у меня есть, но также и чувство умѣренности,
ибо я знаю, что оно еще не совершенно. Безсознатель-
ное же останавливаетъ человѣка на готовомъ; въ дѣ-
лахъ Безсознательнаго онъ не можетъ себя усовершен-
ствовать, ибо и первое и послѣднее Безсознательнаго вы-
плываетъ въ видѣ непроизвольныхъ вдохновеній. Созна-
ніе заключаетъ въ себѣ безконечную усовершаемость въ
индивидуумѣ и породѣ, а потому наполняетъ человѣка
воодушевляющимъ безконечнымъ стремленіемъ къ со-
вершенству. Безсознательное независимо отъ созна-
тельной воли во всякое время, но вполнѣ зависитъ отъ
безсознательной воли и лежащихъ въ ея основѣ аффек-
товъ, страстей и коренныхъ интересовъ человѣка: со-
знательное подлежитъ во всякое время сознательной
волѣ и можетъ вполнѣ освободиться отъ интересовъ,
аффектовъ и страстей. Дѣйствія по внушеніямъ Безсо-
знательнаго зависитъ исключительно отъ врожденнаго и
невыработаннаго характера и, смотря по послѣднему,
бываютъ дурны или хороши: дѣйствія по сознанію мо-
гутъ быть регулированы на основаніи положеній, дик-
туемыхъ разумомъ.
287
Изъ этого сравненія несомнѣнно вытекаетъ, что для.
насъ сознаніе важнѣе, а вмѣстѣ съ тѣмъ и подтверж-
дается наше вышеуказанное заключеніе, выведенное
изъ порядка органическихъ ступеней и изъ историче-
скаго прогресса. Вездѣ, гдѣ сознаніе въ состояніи за-
мѣнить Безсознательное, оно должно замѣнять его, ибо
оно важнѣе для индивидуума. Возраженія же, что буд-
то постоянное приложеніе сознательнаго разума дѣла-
етъ педантомъ, тратитъ много времени и т. д., ложны,
ибо педантизмъ привходитъ только въ слѣдствіе не до-
статочнаго употребленія разума, когда при приложеніи
общихъ правилъ не принимаютъ въ разсчетъ различія
частныхъ случаевъ, а времени много на соображеніе
тратится только отъ малыхъ знаній и недостаточной
теоретической подготовки къ практикѣ, или отъ нерѣ-
шительности, которая можетъ быть устранена только
тѣмъ же употребленіемъ разума. Значитъ, должно ста-
раться расширять, на сколько возможно, сферу созна-
тельнаго разума, ибо въ ней заключается всяческій
прогрессъ міроваго процесса, всё будущее спасеніе.
Что нельзя положительно перешагнуть за эту сферу—
это обезпечено не возможностью: но въ этомъ стремле-
ніи есть другая опасность, и теперь удобный случай
предостеречь отъ нея. Дѣло въ томъ, что сознательный
разумъ дѣйствуетъ отрицательно, критически, контро-
лируя, поправляя, измѣряя, сравнивая, комбинируя,
упорядочивая и подчиняя, наводя общее изъ частнаго,
приводя частный случай къ общему правилу: но ни-
когда онъ не дѣйствуетъ производительно, творчески,
никогда не изобрѣтаетъ. Въ этомъ отношеніи человѣкъ
вполнѣ зависитъ отъ Безсознательнаго, какъ мы то ви-
дѣли раньше; и если онъ теряетъ Безсознательное, то
онъ теряетъ источникъ своей жизни, безъ котораго
онъ въ сухомъ схематизмѣ общаго и частнаго будетъ
однообразно влачить свое дальнѣйшее существованіе.
288
По этому Безсознательное необходимо для человѣка; и
горе тому вѣку, который, преувеличивая цѣну созна-
тельно-разумнаго и желая исключительно поддержать
его значеніе, насильственно подавляетъ Безсознательное.
Тотъ вѣкъ неизбѣжно впадаетъ въ водянистый, сухой
раціонализмъ, который, принимая важный видъ, пере-
ходитъ въ состояніе, похожее на состояніе ребенка,
держащагося старчески-разсудительно. Ничего положи-
тельнаго не создастъ этотъ вѣкъ для своихъ дѣтей,
подобно теперь осмѣянному нами вѣку Вольфо — Мен-
дельсоно — Николаи’евскаго просвѣщенія. Не грубымъ
ударомъ кулака нужно разбивать нѣжные зародыши
вдохновеній Безсознательнаго, если они сно&а прихо-
дятъ, а съ дѣтскимъ благоговѣніемъ прислушиваться
къ нимъ, любовно принимать ихъ въ вѣдро Фантазіи и
заботливо воспитывать. Тотъ подвергался бы большой
опасности, кто, пытаясь односторонне привести свое су-
ществованіе въ зависимость отъ одного сознательнаго
разума, внесъ бы его и въ искусство, и чувство, и во всѣ
области бытія и старался бы окончательно противобор-
ствовать господству Безсознательнаго, гдѣ только ни ка-
залось бы то возможнымъ. По этому-то занятіе искус-
ствами представляется весьма хорошимъ противовѣсомъ
разсудочному воспитанію нашего времени, ибо въ нихъ
находитъ Безсознательное свое непосредственнѣйшее
выраженіе. Конечно, это занятіе искусствами не должно
состоять изъ однихъ техническихъ упражненій, которыя,
въ силу тщеславія, въ такой модѣ въ наше время, но
должно возбуждать чувство прекраснаго и вести къ ура-
зумѣнію истиннаго духа искусства. Точно также важно
побольше знакомить юное поколѣніе съ жизнью живот-
ныхъ, этимъ не засореннымъ источникомъ чистой при-
роды, чтобы оно въ этой жизни научилось понимать
свою собственную сущность, представляющуюся въ
упрощенномъ видѣ, и чтобы въ этомъ источникѣ оно
289
освѣжалось и отдыхало отъ неестественности и безоб-
разія нашихъ общественныхъ отношеній. Въ особеннос-
ти же должно остерегаться дѣлать слишкомъ разумны-
ми женщинъ, ибо тамъ, гдѣ должно заставить замол-
чать Безсознательное, удается это только въ против-
ныхъ каррикатурахъ; а гдѣ безсознательная основа
согласуется съ требованіями сознанія, тамъ это дѣло
безполезное и для общей цѣли вредное. Женщина от-
носится къ мужщпнѣ такъ, какъ дѣятельность инстинк-
тивная пли безсознательная къ разсудочной или созна-
тельной. Слѣдовательно, истая женщина есть жемчужи-
на природы; и отшатнувшійся отъ Безсознательнаго
мущина можетъ освѣжиться и отдохнуть на ея груди
и тѣмъ снова пріобщиться къ глубоко бьющему чисто-
му ключу всяческой жизни. Чтобы соблюсти это сок-
ровище вѣчно-женственнаго, мущина долженъ, на сколь-
ко возможно, оберегать женщину отъ всяческаго соп-
рикосновенія съ тяжелой жизненной борьбой, гдѣ тре-
буется приложеніе сознательныхъ силъ, а для того не
отрывать её отъ семьи, съ которой она связана слад-
кими естественными узами. Конечно, женщина имѣ-
етъ высокую цѣнность для мущины только въ переход-
ный періодъ, гдѣ уже воспослѣдовалъ разрывъ между
сознательнымъ и Безсознательнымъ, но еще не совер-
шилось новое примиреніе обоихъ. — Наконецъ должно
постоянно держать передъ своими и чужими глазами
всё то, чѣмъ мы обязаны Безсознательному, какъ бы
противовѣсъ преимуществу сознательнаго разума, что-
бы совсѣмъ не изсохъ на половину изсякшій источ-
никъ всякой истины и красоты и чтобы человѣчество
преждевременно не впало въ старческій возрастъ. Ука-
заніе на эту потребность служило однимъ изъ могу-
щественнѣйшихъ мотивовъ, побудившихъ меня къ ли-
тературному изложенію той работы мысли, которая
предлагается въ этотъ сочиненіи, (стр. 317—331).
ГЛАВА XIV.
различія въ сознательной и безсозндтельной духовной
дѣятельности; единство воли и представленія въ Без-
сознательномъ. *)
Безсознательное не заболѣваетъ, а сознаніе разстраивается
съ поврежденіемъ его матеріальныхъ органовъ. Безсознатель-
ное не утомляется; для сознательной же духовной дѣятель-
ности необходимъ отдыхъ. Сознательное мышленіе совершает-
ся въ чувственныхъ Формахъ, безсознательное не имѣетъ ни-
чего чувственнаго. Безсознательное не колеблется м не сом-
нѣвается, оно мыслитъ безвременно: для сознательнаго мыш-
ленія необходимо время. Безсознательное не ошибается: мни-
мыя ошибки инстинкта при болѣе глубокомъ анализѣ не мо-
гутъ быть отнесены къ дѣятельности инстинкта. Цѣнность соз-
данія зависитъ отъ памяти и опыта; Безсознательное въ нихъ
не нуждается. Въ Безсознательномъ воля и представленіе свя-
заны въ неразрывное единство; представленіе отрывается отъ
голи только въ сознаніи, которое представляетъ возможность
змаяципаціи интеллекта отъ воли. Представленіе равнодушно
къ бытію; воля есть основаніе бытія.
1. Безсознательное не заболѣваетъ, а сознательная ду-
ховная дѣятельность можетъ заболѣть тогда, когда пов-
реждаются ея матеріальные органы, въ слѣдствіе при-
чинъ, принадлежащихъ къ области тѣлесной жизни,
или же въ слѣдствіе сильныхъ потрясеній, зависящихъ
отъ бурныхъ движеній въ Сферѣ самого духа. Этого
*) Хотя глава эта въ сочиненіи Гартмана принадлежитъ къ
дедуктивной его части, или, говоря его словами, къ метафизи-
кѣ Безсознательнаго; но я присоединяю ее къ первой части
своего изданія: потому что она представляетъ положенія, въ
291
пункта мы уже касались въ главѣ о цѣлительной силѣ
природы.
2. Безсознательное не утомляется, но всякая созна-
тельная духовная дѣятельность утомляется, потому что
ея матеріальные органы временно отказываются служить
отъ болѣе быстрой потраты вещества, чѣмъ на сколь-
ко можетъ оно въ тоже время быть замѣщено питані-
емъ. Конечно, это утомленіе можно устранить смѣною
воспринимающаго спеціальнаго чувства или же мысли-
маго или воспринимаемаго предмета, ибо тогда работа-
ютъ другіе органы и части мозга или, по крайней мѣ-
рѣ, тѣже органы приводятся въ другой родъ дѣятель-
ности. Тѣмъ не менѣе даже смѣною предметовъ нельзя
помѣшать общему утомленію центральнаго органа со-
знанія; и это утомленіе при всякомъ новомъ предметѣ
наступаетъ тѣмъ скорѣе, чѣмъ долѣе уже было обра-
щено вниманіе на другіе предметы, пока наконецъ не
послѣдуетъ полное истощеніе силъ, возстановляемыхъ
только во время сна новымъ притокомъ къ мозгу оки-
сленнаго питательнаго матеріала. Чѣмъ болѣе мы при-
ближаемся къ области Безсознательнаго, тѣмъ менѣе
замѣтно утомленіе, напр., въ области чувствъ; и при
томъ оно еще тѣмъ менѣе, чѣмъ неопредѣленнѣе эти
чувства для сознанія, ибо тогда, по своей сущности,
они наиболѣе принадлежатъ Безсознательному. Тогда
какъ одна мысль не можетъ безъ перерыва держаться
въ сознаніи долѣе двухъ секундъ и вообще мышленіе
прекращается отъ усталости въ нѣсколько часовъ: од-
которыхъ выражена характеристика Безсознательнаго на ос-
нованіи обобщеній, ближайшимъ и непосредственнѣйшимъ об-
разомъ выведенныхъ изъ анализа различныхъ явленій тѣлесной
и духовной жизни животныхъ и человѣка, анализа, составляю-
щаго содержаніе первой индуктивной части труда Гартмана,
съ которой теперь уже познакомился читатель. Глава эта пе-
реведена также почти безъ пропусковъ. -Л. К.
292
но и тоже чувство, хотя и съ колебаніями въ напря-
женности, можетъ безъ перерыва продолжаться дни и
ночи, даже мѣсяцы. Когда оно наконецъ притупляется,
то, въ противоположность мышленію, нисколько пе
терпитъ отъ того воспріимчивость къ другимъ чув-
ствамъ; п отъ этихъ послѣднихъ устаемъ мы не ра-
нѣе, какъ то было бы и безъ предшествовавшаго чув-
ства. Ѳто положеніе ограничивается до извѣстной сте-
пени закономъ настроенія. Когда интеллектъ утомился,
передъ самымъ сномъ подступаютъ обыкновенно осаж-
дающія насъ чувства въ такой сильной степени, что
не даютъ заслуть и подступаютъ именно потому, что
тогда пмъ уже не мѣшаютъ мысли. Въ сновидѣніяхъ
также болѣе господствуютъ живыя чувства, чѣмъ яс-
ныя мысли; и большая часть сновидѣній, очевидно,
обязаны своимъ происхожденіемч> наличнымъ чувствамъ.
Далѣе вспомнимъ о безсонныхъ почахъ передъ какимъ
либо важнымъ событіемъ; о пробужденіи матери при
самомъ легкомъ плачѣ ребенка, тогда какъ въ то же
время на нее не дѣйствуетъ никакой другой, хотя бы
и очень сильный шумъ; о пробужденіи въ назначенный
часъ, если мы рѣшились на то съ твердою волею и т. п.
Все это указываетъ па. неутомимую стойкость чувствъ,
интереса п воли въ Безсознательномъ, или даже при
слабой степени затронутаго ими сознанія, между тѣмъ
какъ усталый интеллектъ отдыхаетъ, или, что самое
большое, праздно созерцаетъ морочащую игру снови-
дѣній. Гдѣ же мы имѣемъ дѣло съ тѣмъ состояніемъ,
которое изъ доступныхъ нашему наблюденію состояній
всего глубже кроется въ Безсознательномъ и всего ме-
нѣе входитъ въ область сознанія, именно, съ состоя-
ніемъ мистической отрѣшенности отъ земнаго: то по-
нятіе объ усталости сводится на тіпітит, ибо „тысяча
лѣтъ становится однимъ часомъ". Тогда почти исчеза-
етъ даже тѣлесное утомленіе, въ силу невѣроятнаго,
293
похожаго на зимнюю спячку животныхъ, замедленія
всѣхъ органическихъ отправленій. Вспомнимъ о вѣчно
молящихся столпникахъ, или объ индѣйскихъ кающих-
ся п тѣхъ неудобныхъ положеніяхъ, которыя они при-
нимаютъ.
3. Всякое сознательное представленіе принимаетъ фор-
му чувственности, а безсознательное мышленіе можетъ
быть только не чувственнаго рода. Мы мыслимъ или об-
разами, и тогда беремъ прямо изъ воспоминаній чув-
ственныя впечатлѣнія, а также ихъ преобразованія и
комбинаціи, или же мы мыслимъ абстракціями. Но эти
абстракціи отвлечены все таки отъ чувственныхъ впе-
чатлѣній, при чемъ мы можемъ изъ послѣднихъ выпу-
скать столько, сколько намъ хочется. Если въ абстрак-
ціи вообще что либо остается, то этотъ остатокъ мо-
жетъ быть только нѣчто такое, что уже скрывалось въ
цѣломъ, отъ котораго дѣлалось отвлеченіе, т. е., аб-
стракціи суть для насъ только остатки чувственныхъ
впечатлѣній и все таки имѣютъ форму чувственности.
Что чувственныя впечатлѣнія, получаемыя нами отъ
вещей, не имѣютъ никакого сходства съ послѣдними,
уже достаточно извѣстно изъ естествовѣденія. Такъ
какъ Безсознательное, какъ таковое, очевидно, не мо-
жетъ принимать участія въ чувственномъ воспріятіи,
ибо послѣднее неизбѣжно предполагаетъ сознаніе пли
созидаетъ его тамъ, гдѣ его еще нѣтъ: то, слѣдова-
тельно, безсознательному представленію невозможно
имѣть Форму чувственности. Но такъ какъ сознаніе
ничего иначе, какъ въ Формѣ чувственности, не можетъ
представлять, то, слѣдовательно, сознаніе никогда не
можетъ составить положительнаго представленія о ро-
дѣ и способѣ, какимъ представляется (мыслится) без-
сознательное представленіе. Сознаніе можетъ знать толь-
ко отрицательно, что безсознательное представленіе не
представляется какимъ либо такимъ образомъ, о какомъ
294
оно (сознаніе) можетъ составить себѣ представленіе.
Все, что мы можемъ въ этомъ отношеніи, такъ развѣ
сдѣлать очень вѣроятное предположеніе, что въ безсоз-
нательномъ представленіи вещи мыслятся такими, како-
вы онѣ сами въ себѣ: ибо нѣтъ основанія, почему бы
для Безсознательнаго вещи казались иными, чѣмъ каковы
онѣ суть. Скорѣе всего и вещи таковы, каковы онѣ суть,
только въ силу того, что онѣ такъ, а не иначе пред-
ставляются Безсознательнымъ. Конечно, такое объяс-
неніе не даетъ намъ никакихъ положительныхъ дан-
ныхъ о безсознательномъ представленіи (мышленіи) и
ничему не научаетъ относительно его рода и способа.
4. Безсознательное, не колеблется и не сомнѣвается,
оно вовсе не тратитъ времени для соображенія, но
мгновенно обнимаетъ въ одинъ и тотъ же моментъ и
результатъ, и производящій его цѣлый логическій про-
цессъ . Оно мыслитъ всѣ члены этого процесса за
разъ, не одинъ за другимъ, но одинъ въ другомъ, что
равняется тому, какъ будто оно ихъ и вовсе не мы-
слитъ, но съ безконечною силою логическаго начала
непосредственно усматриваетъ въ интеллектуальномъ
созерцаніи результатъ всего процесса. Мы уже нерѣд-
ко говорили объ этомъ признакѣ безсознательнаго мыш-
ленія и всегда находили его на столько подтвержден-
нымъ, что можемъ считать его во всякомъ частномъ
случаѣ за непогрѣшимый критерій того, имѣемъ ли
мы дѣло съ дѣятельностью Безсознательнаго или созна-
нія. Точно также сумма нашихъ предшествующихъ из-
слѣдованій и даетъ намъ главнымъ образомъ убѣжде-
ніе въ сейчасъ высказанномъ положеніи о безсозна-
тельномъ мышленіи. Если мы должны принять, что
Безсознательное обнимаетъ всяческій мыслительный
процессъ вмѣстѣ съ его результатомъ въ одинъ мо~
ментъ, т. е. во время равное нулю, то мышленіе Без-
сознательнаго безвременно, хотя все еще во времени,
295
ибо моментъ, въ который мыслится, все таки имѣетъ
свое временное мѣсто въ остальномъ ряду временныхъ
явленій. Если же мы примемъ во вниманіе, что этотъ
моментъ, въ которомъ мыслится, можно узнать толь-
ко по выступленію въ явленіе (Іп—Еіъсііеінппу—Тіеіеп)
его результата (предварительныхъ соображеній и посы-
локъ, вѣдь, нѣтъ), то должны заключить, что мышленіе
Безсознательнаго существуетъ во времени по стольку, по
скольку существуетъ во времени выступленіе въ явле-
ніе этого мышленія. Слѣдовательно, безъ міра явленій и
безъ вмѣшательства въ него, это мышленіе было бы
не только безвременно, но и внѣвременно, т. е. внѣ вся-
каго времени. Тогда не могло бы быть и рѣчи о пред-
ставляющей дѣятельности Безсознательнаго. Міръ все-
возможныхъ представленій лежалъ бы въ нѣдрахъ Без-
сознательнаго въ видѣ идеальнаго бытія; и дѣятель-
ность, заключающая въ своемъ понятіи нѣчто времен-
ное, или по крайней мѣрѣ нѣчто полагающее время,
началась бы только въ тотъ моментъ и только тѣмъ,
что изъ этого неподвижнаго идеальнаго міра всѣхъ
возможныхъ представленій то или другое выступило
бы въ реальное явленіе, что могло бы случиться толь-
ко тогда, когда оно взято было бы волею, какъ содер-
жаніе. Такимъ образомъ Кантовскій умопостигаемый
міръ есть область Безсознательнаго съ нашей метафи-
зической точки зрѣнія. Съ этимъ выводомъ согласно и
то, на что вкратцѣ указано въ главѣ Х-й, именно, что
временная дѣятельность привходитъ въ сознательное
мышленіе только черезъ матеріальный органъ сознанія
и что сознательное мышленіе только потому требуетъ
времени, что потребно время для колебаній мозга, на
которыхъ это мышленіе основано.
5. Безсознательное не ошибается. Обосновку этого
положенія мы должны ограничить только отрицатель-
нымъ доказательствомъ. Мы докажемъ, что мнимыя
296
ошибки Безсознательнаго кажутся ошибками только при
поверхностномъ взглядѣ на дѣло, а что при болѣе близ-
комъ знакомствѣ съ ними окажутся вовсе не ошибка-
ми. Такъ напр., мнимыя ошибки инстинкта сводятся на
слѣдующіе четыре случая:
а) Случай, гдѣ вовсе нѣтъ никакого особеннаго инстин-
кта, но есть только организація, которая, въ слѣдствіе
особенной силы нѣкоторыхъ мускуловъ, общее влеченіе
къ движенію налагаетъ преимущественно на эти мус-
кулы. Такъ напр., безцѣльно бодается молодой рогатый
скотъ, у котораго еще нѣтъ рогъ, или же змѣеѣдъ (изъ
породы соколовъ) передъ пожираньемъ разбиваетъ свои-
ми крѣпкими ногами всякій кормъ, между тѣмъ какъ
это имѣетъ смыслъ только относительно живыхъ змѣй.
Здѣсь случай такой организаціи, при которой было бы
излишнимъ созидать особый инстинктъ, который былъ
бы цѣлесообразенъ для нѣкоторыхъ обстоятельствъ; а
между тѣмъ эта организація влечетъ къ цѣлесообраз-
нымъ, въ извѣстныхъ случаяхъ, движеніямъ и тогда,
когда они излишни и безполезны. Конечно, такую ма-
шинность организаціи нельзя поставить въ упрекъ
Безсознательному, ибо оно посредствомъ ея достигаетъ,
какъ мы знаемъ, весьма важной цѣли сбереженія силы.
І>) Случай, гдѣ инстинктъ убитъ противоестествен-
ною привычкою, что часто встрѣчается у человѣка и
его домашнихъ животныхъ. Послѣднія, напр., на паст-
бищахъ ѣдятъ ядовитыя травы и растенія, которыхъ из-
бѣгаютъ въ естественномъ состояніи, или искусственно
воспитанныя человѣкомъ привыкаютъ къ несоотвѣт-
ствующей ихъ природѣ пищѣ.
е) Случай, гдѣ инстинктъ не Функціонируетъ въ слѣд-
ствіе случайныхъ основаній, гдѣ, слѣдовательно, со-
вершенно замолкаетъ голосъ Безсознательнаго, или же
появляется въ такой слабой степени, что его переси-
ливаютъ другія противоположныя влеченія. Напримѣръ,
297
если животное не боится своего естественнаго врага п
оттого становится его жертвою, между тѣмъ какъ дру-
гія животныя того же рода инстинктивно избѣгаютъ
его, или если у свиньи материнская любовь столь сла-
ба, что жадность увлекаетъ ее къ пожиранію собствен-
ныхъ дѣтей.
<І) Случай, гдѣ инстинктъ правильно Функціонируетъ
по поводу сознательнаго представленія, въ силу кото-
раго онъ долженъ Функціонировать, по гдѣ само это
представленіе заключаетъ ошибку. Такъ, напр., кури-
ца высиживаетъ на подложенномъ подъ нее яйцеобраз-
номъ кускѣ мѣлу, или паукъ заботливо ухаживаетъ за
комочкомъ хлопчатой бумаги, которымъ замѣнили его
сумку съ липами. Въ обоихъ случаяхъ ошибается со-
знательное представленіе въ слѣдствіе недостаточнаго
чувственнаго воспріятія и принимаетъ мѣлъ за яйцо,
а комочекъ хлопчатой бумаги за яичную сумку: пн-
стпяктъ же нисколько пе ошибается, а совершенно
правильно отвѣчаетъ на это представленіе. Было бы
недобросовѣстно требовать, чтобы и здѣсь появлялось
ясновидѣніе инстинкта для исправленія ошибки созна-
тельнаго представленія: ибо ясновидѣніе инстинкта ка-
сается только такихъ пунктовъ, которые вообще не-
достижимы для сознательнаго ощущенія и чувственна-
го познанія, предоставляя механизму послѣднихъ всѣ
обыкновенные случаи. Но даже и съ точки зрѣнія это-
го требованія никогда нельзя сказать, что Безсознатель-
ное ошиблось, но только, что оно не вмѣшалось съ сво-
пмъ ясновидѣніемъ туда, куда могло бы вмѣшаться.
Къ этимъ четыремъ случаямъ легко можно свести
все, что можно было бы счесть за мнимыя ошибки ин-
стинкта.
Что же касается до мнимо ложныхъ и недостойныхъ
вдохновеній Безсознательнаго въ человѣческомъ духѣ,
то ихъ еще легче опровергнуть. Гдѣ слышишь о лож-
298
номъ ясновидѣніи, тамъ можно быть увѣреннымъ, что
имѣешь дѣло съ намѣреннымъ или ненамѣреннымъ об-
маномъ, подобно тому какъ мы не считаемъ за вну-
шенія Безсознательнаго не исполнившіеся сны. Точно
также заранѣе можно быть убѣжденнымъ, что всѣ бо-
лѣзненные и безсмысленные наросты въ мистикѣ или
въ художественномъ творчествѣ происходятъ не изъ
Безсознательнаго, а изъ сознанія, именно изъ болѣз-
ненно-распущенной Фантазіи, или же изъ превратнаго
воспитанія и образованія основныхъ положеній, сужде-
ній и вкуса. Наконецъ должно различать, какъ далеко
и до какой степени въ каждомъ частномъ случаѣ до-
ходило воздѣйствіе Безсознательнаго.
6. Цѣнность сознанія обусловливается только памятью,
т. е. свойствомъ мозговыхъ колебаній оставлять слѣды
впечатлѣній или молекулярныя перемѣщенія такого ро-
да, что тѣ же самыя колебанія вызываются въ слѣду-
ющій разъ легче, чѣмъ въ предшествующій, потому
что мозгъ тогда на одно и тоже раздраженіе легче,
такъ сказать, даетъ отзвукъ. Только это свойство да-
етъ возможность вообще накапливать опытъ. Созна-
тельное мышленіе совершенствуется по мѣрѣ увеличе-
нія запаса памяти, этой сокровищницы готовыхъ по-
нятій и сужденій, и по мѣрѣ упражненія мысли. Без-
сознательному же напротивъ вовсе нельзя приписывать
память, ибо послѣднюю можемъ мы понять только съ
помощью остающихся въ мозгу слѣдовъ отъ впечатлѣ-
ній; при томъ же память, вслѣдствіе общаго или ча-
стнаго поврежденія мозга, можетъ быть потеряна на
время или навсегда. Такимъ образомъ Безсознатель-
ное мыслитъ всё, что нужно для даннаго случая, ітріі-
сііс въ одинъ моментъ, слѣдовательно, оно не нуждает-
ся въ постановкѣ какихъ либо сравненій; точно также
не нуженъ ему и опытъ, ибо оно, въ силу своего яс-
новидѣнія, всё знаетъ или можетъ знать, какъ скоро
299
воля довольно настоятельно того требуетъ. Отсюда Без-
сознательное всегда совершенно до той степени, до ка-
кой оно вообще можетъ быть совершенно по своей
природѣ; и всякое дальнѣйшее усовершенствованіе его
въ этомъ направленіи (т. е. въ какомъ мы его знаемъ,
какъ Безсознательное) не мыслимо. Если же Безсозна-
тельное должно выйдти изъ невозможности усовершен-
ствованія, то это можетъ случиться только съ перемѣ-
ною самаго направленія, т. с. черезъ переходъ Безсо-
знательнаго въ сознаніе.
7. Вз Безсознательномъ воля и представленіе связаны
въ неразрывное единство. Въ нёмъ ничто не можетъ быть
желаемо, что не было бы представляемо, и ничто не
можетъ бытъ представляемо, что не было бы желаемо;
въ сознаніи же напротивъ, хотя ничто и не можетъ
быть желаемо, что не было бы представляемо, но мо,-
жетъ быть представляемо нѣчто, что можетъ быть и не
желаемо: сознаніе есть, слѣдовательно, возможность эман-
сипаціи (отрѣшенія) интеллекта отъ воли. О невозмож-
ности желанія безъ представленія уже было сказано
(гл. I): здѣсь дѣло идетъ о невозможности безсознатель-
наго представленія безъ безсознательной воли для его
существованія, т. е., безъ того, чтобы это безсозна-
тельное представленіе не было въ то же время содер-
жаніемъ пли предметомъ безсознательной воли. Всего
яснѣе это обнаруживается въ безсознательныхъ пред-
ставленіяхъ, относящихся къ инстинкту и къ явлені-
ніямъ тѣлесной жизни. Здѣсь каждое отдѣльное безсоз-
нательное представленіе сопровождается безсознатель-
ной волей, которая относится къ общей волѣ сохране-
нія особи и породы, какъ желаніе средства къ желанію
цѣли. А что всѣ инстинкты въ природѣ, за немногими
исключеніями, преслѣдуютъ эти двѣ главныя цѣли, то
не можетъ подлежать ни малѣйшему сомнѣнію (рефлек-
тивныя движенія, дѣятельность цѣлительной силы и ор-
зоо
ганическаго образованія, образованіе абстракцій и т. д.)
Горе было бы и людямъ, и жйвотнымъ, если бы не до-
ставало хотя одного инстинкта, напримѣръ, у людей
инстинкта образованія языка, или инстинкта пониманія
чувственныхъ воспріятій у людей и животныхъ. Всѣ
инстинкты, которые не мѣтятъ не* сохраніѳ особи и по-
роды, относятся къ третьей главной дѣли въ мірѣ, усо-
вершенствованію и облагороживанью породы, и въ осо-
бенности обнаруживаются въ человѣческомъ родѣ. Къ
общему желанію этой цѣли относятся, какъ желаніе
средствъ, всѣ тѣ частные случаи, гдѣ Безсознательное
вмѣшивается въ прогрессъ исторіи пли мыслью (мисти-
ческое пріобрѣтеніе истинъ) или дѣломъ, будетъ ли то
дѣло особи (герои въ исторіи) или дѣло массъ (образо-
ваніе государствъ, переселеніе народовъ, крестовые по-
ходы, политическіе, религіозные, соціальные переворо-
ты и т. п.) Остается упомянуть о воздѣйствіи Безсоз-
нательнаго въ области прекраснаго и сознательнаго мыш-
ленія. Мы уже должны были признать, что хотя въ
обоихъ случаяхъ вмѣшательство Безсознательнаго не
зависитъ отъ сознательной воли данной минуты, но за
то всецѣло зависитъ отъ внутренняго интереса въ пред-
метѣ, отъ глубокой потребности духа и сердца въ до-
стиженіи именно этой цѣли. Иначе говоря, это вмѣша-
тельство зависитъ не отъ минутнаго, хотя бы и горя-
чаго, интереса нашего сознанія къ предмету, но отъ
продолжительной и неотступной поддержки его въ соз-
наніи. ^Но такъ какъ глубокій интересъ духа и потреб-
ность сердца уже, по самому своему существу, есть
безсознательная воля, только въ малой мѣрѣ попадаю-
щая въ сознаніе, или же такъ какъ неотступное заня-
тіе какимъ либо дѣломъ въ высокой степени способно
возбудить и воспламенить безсознательную волю, такъ
какъ далѣе вдохновеніе появляется тѣмъ легче, чѣмъ
болѣе углубляется интересъ и нисходитъ съ освѣщен-
зоі
пыхъ высотъ сознанія въ темныя глубины сердца, т. е.,
въ Безсознательное: то несомнѣнно мы имѣемъ право и
въ этихъ случаяхъ признать безсознательную волю. Въ
простомъ же пониманіи прекраснаго мы, конечно, долж-
ны признать инстинктъ, относящійся къ третьей глав-
ной цѣли, усовершенствованію рода: ибо стоитъ толь-
ко представить себѣ, что сталось бы съ человѣческимъ
родомъ, чего онъ въ самомъ счастливомъ случаѣ дос-
тигъ бы въ концѣ исторіи и сколь бѣдственнѣе стала
бы и такъ уже бѣдная жизнь человѣческая, если бы ни-
кто не испытывалъ чувства прекраснаго.
Теперь остается еще одинъ пунктъ, въ которомъ,
конечно, не усомнятся многіе читатели—я хочу сказать
о ясновидѣніи въ правдивыхъ снахъ, видѣніяхъ, въ са-
мопроизвольномъ и искусственномъ сомнамбулизмѣ. Кто
признаетъ эти явленія, тотъ скоро убѣдится, что въ
нихъ всегда играетъ роль безсознательная воля. Гдѣ
дѣло касается до ясновидѣнія цѣлебныхъ средствъ для
самого ясновидящаго, тамъ оно понятно само собою; а
гдѣ въ ясновидѣніи мы встрѣчаемся съ указаніемъ цѣ-
лебныхъ средствъ для другихъ лицъ, тамъ возникаетъ
сильное сомнѣніе, не лежатъ ли эти лица близко къ
сердцу ясновидящаго и не дороги ли ему ихъ интересы
наравнѣ съ его собственнымъ счастіемъ. Если же дру-
гіе предметы составляютъ содержаніе правдивыхъ сновъ,
предчувствій, видѣній или внезапныхъ мыслей, то они
касаются или важныхъ случаевъ собственнаго будуща-
го, предостереженія въ опасностяхъ жизни, утѣшенія въ
бѣдствіяхъ и т. п., или же относятся къ близкимъ лю-
бимымъ особамъ, напр. одному изъ супруговъ или дѣ-
тямъ, возвѣщаютъ, напр., о смерти отсутствующихъ
пли о близкомъ для пихъ несчастій; или же наконецъ,
касаются великихъ событій потрясающаго значенія, ко-
торыя лежатъ близко къ сердцу всякаго человѣка, напр.
пожаръ большихъ городовъ (Сведенборгъ), особенно же
302
отечественнаго города» и т* ?•' всѣхъ этихъ случа-
яхъ видно, какъ тѣсн^ связаны вдохновенія Безсозна-
тельнаго съ глубочай^1118111 интересами, возбуждающими
волю человѣческую, о*СІ°Да во всѣхъ этихъ случаяхъ
мы имѣемъ право принимать безсознательную волю, ко-
торою все таки вьгра^ается интереса, но спеціа-
лизированный для этОІО ^учая, егце неизвѣстнаго соз-
нанію.
Никогда ясновидѣніе человѣка само собою не остана-
вливается на вещахъ, которыя не связаны тѣснымъ
образомъ съ ядромъ ег0 собственнаго существа. Что
же касается до отвѣт<?въ искусственныхъ сомнамбулъ
на всякіе предлагаемъ»6 имъ безразличные вопросы, то
я не только позволяю себѣ усомниться въ происхожде-
ніи этихъ отвѣтовъ Безсознательнаго, но даже счи-
таю своимъ долгомъ презирать, какъ пустыхъ хвасту-
новъ пли шарлатанов^’ тѣхъ магнетизеровъ, которые
не опасаются предлаг^ь сомнамбуламъ какіе либо пные,
кромѣ относящихся до ихъ (сомнамбуловъ) собственна-
го блага, вопросы. ІХ'ЛП состояніе сомнамбулизма во-
спріимчивѣе всякаго ?;РУгаго къ вдохновеніямъ Безсоз-
нательнаго, то еще #ь того не слѣдуетъ, чтобы все,
что вздумается сказа?* сомнамбулѣ, было вдохновеніемъ
Безсознательнаго. ОзІ,ггньіе магнетизеры разсказыва-
ютъ, какъ должно оберегаться, чтобы не быть обману-
тымъ женщинами да*е въ сомнамбулизмѣ въ силу ихъ
врожденной прихотли^6™ и притворства, хотя бы сом-
намбула вовсе не им^а сознательнаго намѣренія обма-
путь.
результатѣ вышеизложеннаго оказывается^
что мы вовсе не зно^*^* безсознательныхъ представле*
НІЙ, которыя не были бы связаны съ безсознательною
волею. Далѣе мы до^ны принять въ соображеніе, что
безсознательное представленіе есть нѣчто совсѣмъ иное
чѣмъ то, что являет^ въ сознаніи, какъ замыселъ или
303
вдохновеніе Безсознательнаго, что, скорѣе всего, пер-
вое относится къ послѣднему, какъ вещь сама въ себѣ
къ явленію, но въ тоже время какъ причина къ слѣд-
ствію. Тѣмъ не менѣе, мы находимъ совершенно яс-
нымъ то, что прямо соединенная съ безсознательнымъ
представленіемъ безсознательная воля, выражающая
приложеніе общаго интереса къ частному случаю, состо-
итъ не въ чёмъ иномъ, какъ въ желаніи осугцествитъ
свое безсознательное представленіе. При этомъ подъ осу-
ществленіемъ мы понимаемъ переводъ въ явленіе (Хш-
ЕгБСІіеіпііпц-Впп‘>еп) въ сферѣ естественнаго міра, а въ
случаѣ вдохновенія этотъ переводъ въ явленіе идетъ
непосредственно въ сознаніе въ видѣ представленія, имѣю-
щаго чувственную форму, и идетъ путемъ возбужденія
надлежагцихъ колебаній мозга. Но въ томъ то и заклю-
чается истинное единство воли и представленія, что во-
ля ничего не хочетъ, какъ только осуществленія своего
содержанія, т. е., связаннаго съ ней представленія. Если
же мы, съ другой стороны, взглянемъ на сознаніе и на
выдвинутый для его порожденія весьма сложный аппа-
ратъ и если припомнимъ (гл. XIII), что всяческій про-
грессъ, представляемый лѣстницею существъ и исто-
ріею, состоитъ въ разширеніи области, принадлежащей
къ царству сознанія, и что этого разширенія можно
добиться только путемъ освобожденія сознанія отъ вла-
сти аффектовъ, интереса, однимъ словомъ, воли, и пу-
темъ подчиненія себя только сознательному разуму: то
само собою слѣдуетъ заключеніе, что идущая все впе-
редъ и впередъ эманципація интеллекта отъ воли есть
истинное средоточіе сознанія, есть главная цѣль его соз-
данія. Нелѣпо было бы допустить, что Безсознательное
въ самомъ себѣ уже заключало возможность этой эман-
ципаціи: ибо тогда для нея былъ бы совершенно из-
лишнимъ весь сложный аппаратъ, потребный для про-
исхожденія сознанія. Отсюда и изъ того обстоятельства,
304
что мы нигдѣ не знаемъ безсознательнаго представленія
безъ безсознательной воли, заключаемъ, что въ Безсоз-
нательномъ воля и представленіе могутъ существовать
только въ неразрывномъ единствѣ: ибо еслибъ безсоз-
нательное представленіе существовало въ отдѣльности,
то, по меньшей мѣрѣ, было бы удивительно, что мы
того нигдѣ и ни въ чёмъ не замѣчали.
Къ этому присоединяемъ еще слѣдующее соображеніе.
Мышленіе или представленіе, какъ таковое, вполнѣ
заключено въ себѣ самомъ и не имѣетъ никакого жела-
нія, никакого стремленія или чего либо ему подобнаго,
наконецъ у него нѣтъ ни удовольствія, не недовольст-
ва, слѣдовательно, никакихъ интересовъ: всё это цѣп-
ляется не за представленіе, а за волю. Отсюда предста-
вленіе никогда не можетъ заключать въ себѣ самомъ
побудительныхъ моментовъ къ перемѣнѣ: оно абсолют-
но равнодушно къ своему такому-то или иному бытію и,
еще болѣе, оно даже равнодушно вообще къ бытію или
не бытію. Это ему все равно, ибо у него вовсе нѣтъ
интересовъ. Слѣдовательно, не имѣя интереса къ сво-
ему собственному существованію, представленіе не мо-
жетъ имѣть п какого либо стремленія къ нему, а по-
тому и не можетъ заключать въ себѣ самомъ никакого
основанія для перехода изъ небытія въ бытіе, или, если
угодно, изъ потенціальнаго бытія въ дѣйствительное бы-
тіе; иначе говоря, основаніе для существованія каждаго
ставшаго дѣйствительностію представленія не лежитъ
въ немъ самомъ. Для сознательнаго представленія это
основаніе заключается въ матеріи съ ея чувственными
впечатлѣніями и мозговыми колебаніями, для безсозна-
тельнаго представленія матерія не можетъ служить тѣмъ
же, ибо въ протпвномъ случаѣ, что доказано будетъ въ
послѣдствіи, безсознательное представленіе пришло бы
къ сознанію. Основаніе для существованія безсознатель-
наго представленія, слѣдовательно, можетъ заключаться
305
только въ безсознательной волѣ. Это вполнѣ согласно
и съ нашимъ опытомъ, ибо вездѣ только интересъ, опре-
дѣленная воля, направленная въ ту или другую сторо-
ну, вынуждаетъ къ бытію представленіе. Но опредѣ-
ленная воля, кромѣ Формы желанія, указываетъ также
и на опредѣленное содержаніе (въ видѣ представленія);
этимъ содержаніемъ и опредѣляется качество или сущ-
ность безсознательнаго представленія въ послѣдній мо-,
ментъ. Опредѣленіе же это было бы невозможно если
бы существованіе безсознательнаго представленія не
вызвано было желаніемъ въ предъидущій моментъ и
продолженіемъ Формы желанія не получило возможность
дойдти до послѣдняго момента. Далѣе, такъ какъ дѣло
непосредственно слѣдуетъ за волею, то въ Безсозна-
тельномъ не можетъ быть духовной дѣятельности ина-
че, какъ въ моментъ начинающагося дѣла, и только на
то время, пока есть воля для продолженія этого дѣла.
Это имѣетъ силу даже и въ томъ случаѣ, когда воля
слишкомъ слаба для осуществленія своего содержанія и
для преодолѣнія предстоящихъ препятствій: ибо тогда
или дѣло состоитъ изъ неудачныхъ попытокъ, или же
Безсознательное вмѣсто этой цѣли мыслитъ сообразное
приготовительное средство.
Здѣсь можетъ возникнуть такое возраженіе, что, хо-
тя Безсознательное хочетъ только послѣднихъ резуль-
татовъ, а тѣмъ не менѣе должно мыслить весь логиче-
скій процессъ, ведущій къ этимъ результатамъ. Но от-
вѣтъ на это находится уже въ № 4 этой главы. Без-
сознательное обнимаетъ въ одинъ моментъ всѣ члены
процесса: основаніе и слѣдствіе, причину и дѣйствіе,
средство и цѣль и т. д. и мыслитъ ихъ не передъ ре-
зультатомъ, рядомъ съ нимъ или внѣ его, но въ самомъ
результатѣ; оно мыслитъ ихъ не иначе, какъ черезъ
результатъ. Отсюда это мышленіе внѣ результатовъ не
можетъ имѣть никакого значенія, какъ особый родъ
306
мышленія, оно ітріісііе заключается въ мышленіи ре-
зультата и не способно къ какому либо развитію. Слѣ-
довательно здѣсь то, что мы въ обыкновенномъ нашемъ
смыслѣ называемъ помысломъ, есть результатъ; и по-
ложеніе. что только то можетъ быть мыслимо безсозна-
тельно, что желаемо, сохраняетъ всю свою силу. На-
конецъ даже про обычную категорію безсознательнаго
мышленія, категорію цѣли и средствъ, можно сказать,
что въ представленіи о желаемомъ средствѣ ітріісііе
мыслится цѣль и что ета мыслимая цѣль ітріісііе же-
лается.
Слѣдовательно, единственная дѣятельность Безсозна-
тельнаго состоитъ въ хотѣніи, а наполняющее волю
безсознательное представленіе есть для дѣятельности не
болѣе, какъ безвременное, такъ сказать, только увле-
ченное во время содержаніе. Хотѣть и быть дѣятель
нымъ суть тождественныя понятія, или синонимы: толь-
ко хотѣніемъ положено время, только имъ представле-
ніе вызвано изъ бытія іп роіепііа въ бытіе т асіи, изъ
бытія сущности въ бытіе явленія, вызвано и броше-
но во время. Иное дѣло съ сознательнымъ представле-
ніемъ, которое есть продуктъ различныхъ Факторовъ,
изъ которыхъ одинъ, колебанія мозга, прежде всего
связанъ съ теченіемъ» времени.
КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
Излагая систему Гартмана по 2-му изданію, я ду-
малъ было сдѣлать прибавленія, которыя окажутся въ
слѣдующихъ нѣмецкихъ изданіяхъ, ко второму тому
моего труда: но въ настоящую минуту считаю цѣлесо-
образнѣйшимъ измѣнить это намѣреніе. Дѣло въ томъ,
что сличая 4-е нѣмецкое изданіе Философіи Безсозна-
тельнаго со вторымъ, я нашелъ, что важнѣйшія при-
бавленія сдѣланы ко 2-й части труда Гартмана. При-
бавленія же, относящіяся къ 1-й части, предлагаемой
теперь читателямъ въ русскомъ изложеніи, илп, пожа-
луй, переводѣ, и малочисленны, и не заключаютъ въ
себѣ чего лпбо существенно важнаго. Я считаю нуж-
нымъ сдѣлать только одно прибавленіе, относящееся
къ главѣ XII (Безсознательное въ исторіи), ибо оно
болѣе выясняетъ взглядъ Гартмана на исторію. Вто-
рую же часть системы Гартмана я буду излагать уже
по 4-му нѣмецкому изданію.
А. К.
ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ ГЛАВѢ XII.
(Его слѣдуетъ читать послѣ словъ: «представляютъ невоздѣ-
лапную почву> (стр. 262.)
Обыкновенно возраженія противъ всеобщаго разви-
тія человѣчества идутъ отъ двоякаго ослѣпленія наб-
людателей. Одно происходитъ отъ узкаго взгляда на
исторію, когда отождествляютъ какое либо одно ея на-
правленіе съ цѣлымъ ходомъ, и, сомнѣваясь въ прог-
рессѣ въ этомъ направленіи, не хотятъ видѣть всѣхъ
многообразныхъ путей, которыми исторія идетъ впе-
редъ вообще и можетъ со временемъ перемѣнить ходъ
дѣла и въ этомъ направленіи. Другой случай ослѣпле-
нія происходитъ отъ того, что вырѣжутъ какую либо
маленькую эпоху изъ исторіи (напр., время Перикла)
и, сравнивая её съ настоящимъ, заключаютъ къ рег-
рессу. Но въ этомъ случаѣ не нужно забывать, что
нѣкоторыя видимыя преимущества эпохи Перикла пе-
редъ нашею (напр., естественность, правильность, чут-
кость тогдашняго образованія вкуса) были только дѣ-
ломъ инстинкта, а не сознанія. Потому то всѣ подоб-
ныя преимущества легко могли быть разрушаемы или
отъ внѣшнихъ воздѣйствій или отъ внутренняго разло-
женія, между тѣмъ какъ наше сознательное знаніе и
умѣнье защищено тысячью средствъ отъ полнаго упад-
ка и з&бвенія. Кромѣ того культурный міръ древности
былъ чрезвычайно малъ въ сравненіи съ нашимъ какъ
по занимаемой имъ территоріи, такъ и по количеству
участниковъ въ цивилизованной жизни.
309
Область, въ которой всего яснѣе становится прог-
рессъ нашего времени сравнительно съ греками, есть
философія, и особенно нѣмецкая и англійская филосо-
фія за послѣдніе 200 лѣтъ. На философію же эпохи
можно всегда смотрѣть, какъ на итогъ идей, живущихъ
и учавствующихъ въ культурѣ этой эпохи, какъ на со-
знательнѣйшее выраженіе этихъ идей, какъ на послѣд-
ній цвѣтокъ, выросшій изъ того же общаго темнаго
корня, изъ котораго гармонически возраслп всѣ въ раз-
личныхъ направленіяхъ произведенныя дѣйствія той
или другой эпохи. Въ этомъ смыслѣ на исторію ФИЛО-
СОФІИ можно посмотрѣть какъ на приведеніе кз сознанію
цѣлаго историческаго развитія, совершавшагося подъ
вліяніемъ безсознательно лежавшей въ основѣ его идеи.
Средства, которыми опредѣленный Фазисъ идеи осу-
ществляется въ опредѣленномъ культурномъ періодѣ,
двояки: инстинктивныя стремленія массъ съ одной сто-
роны и появленіе руководящихъ и пролагающихъ дорогу
геніевъ съ другой. Всѣ большія движенія массъ соверша-
лись подъ вліяніемъ темнаго слѣпаго влеченія, а если и
имѣли какую либо сознаваемую цѣлъ, то она была все-
гда ничтожна, или недостойна. Впослѣдствіи разобла-
чалось истинное намѣреніе исторіи, и тогда только эти
безсмысленные перевороты и движенія массъ получали
полный л цѣнный смыслъ, т. е., представлялись созна-
нію, какъ средство для осуществленія одного изъ мо-
ментовъ развитія общеміровой идеи. Точно также ис-
торія достигаетъ посредствомъ иниціативы отдѣльныхъ,
выдающихся людей результатовъ, которые вовсе не
лежали въ намѣреніяхъ этихъ людей, таковц напр.,
плодотворное сліяніе различныхъ народныхъ культуръ,
сліяніе, которое въ прежнія времена замкнутости мог-
ло совершиться только въ силу большихъ завоеватель-
ныхъ движеній Александра Македонскаго, Цезаря, гер-
манскихъ императоровъ въ Римъ, даже въ наши вре-
310
мена Наполеона I. „Нѣкоторыхъ цѣлей достигаетъ Без-
сознательное мирнымъ путемъ, пробуждая въ нужное
время генія, способнаго разрѣшить ту, именно, зада-
чу, рѣшеніе которой настоятельно требуется его вре-
менемъ. Нѣтъ печальнѣе для индивидуума дара, какъ
геніальность, пбо, при кажущемся внѣшнемъ счастіи,
геніи и суть именно тѣ люди, которые всѣхъ глубже
и безутѣшнѣе ощущаютъ бѣдствія существованія. Но
они существуютъ въ мірѣ вовсе не для себя, а для
человѣчества; а для него совершенно все равно, чув-
ствуетъ ли скорбь пли терпитъ бѣдствія геній, выпол-
няя свое призваніе. Въ должное время никогда не бы-
ло недостатка въ нужномъ человѣкѣ; и если иногда
раздаются жалобы, что нѣтъ людей для нѣкоторыхъ
настоятельныхъ вопросовъ, то онѣ доказываютъ толь-
ко, что этп вопросы ошибочно поставлены человѣче-
скимъ сознаніемъ, что онп не включены въ планъ ис-
торіи (пли, по крайней мѣрѣ, не включены на настоя-
щее время) и что въ слѣдствіе этого на рѣшеніе этихз
вопросовъ даромъ потратили бы время самые геніаль-
ные люди (пли, по крайней мѣрѣ, въ настоящую ми-
нуту). Эта, такъ сказать, предустановленная гармонія
между историческими задачами и личностями съ спе-
ціальнымъ призваніемъ для разрѣшенія опыхъ идетъ
такъ далеко, что даже техническія изобрѣтенія (въ об-
ласти практическихъ приложеній) дѣлаются всегда толь-
ко тогда, п постоянно только тогда, когда даны и пред-
варительныя условія для плодотворнаго культурнаго
пользованія ими, ц самая потребность въ нихъ, какъ
въ вспомогательныхъ культурныхъ средствахъ.
Если мы посмотримъ на внутреннее духовное развитіе
человѣчества, взятое въ его цѣломъ, то увидимъ, что
оно то собственно и составляетъ содержаніе исторіи че-
ловѣчества, между тѣмъ какъ государство, церковь и
общество, не смотря на ихъ органическій характеръ и
311
на ихъ органическое собственное развитіе служатъ
только рамкою для внутренняго духовнаго развитія.
Эта рамка, бывъ произведена безсознательною духов-
ною дѣятельностью индивидуумовъ, въ свою очередь
не только поддерживаетъ и обезпечиваетъ развитіе соз-
нательнаго духа и споспѣшествуетъ его выработкѣ, но,
какъ вспомогательный механизмъ, сберегаетъ большую
часть потребной для того духовной работы, а осталь-
ную часть его облегчаетъ.
Подобно всякой другой чаети тѣла и большой голов-
ной мозгъ укрѣпляется употребленіемъ и упражнені-
емъ его и черезъ то становится способнѣе къ новому
употребленію; подобно тому, какъ бываетъ со всякой
другой частью тѣла, пріобрѣтенное родителями увели-
ченіе силъ и матеріальное усовершенствованіе боль-
шаго головнаго мозга становится передаваемымъ по
наслѣдству дѣтямъ. Прямо нельзя доказать это унаслѣ-
дованіе въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ, но взятое сред-
нимъ числомъ, при сравненіи одного поколѣнія съ слѣ-
дующимъ, оно есть несомнѣнный Фактъ; точно также
какъ есть Фактъ и существованіе скрытой наслѣдствен-
ности, которая обнаруживаетъ свои плоды только во
второмъ пли третьемъ поколѣніи. Такъ какъ каждое
поколѣніе все болѣе выработываетъ свой сознательный
разумъ, а также и совершенствуетъ его матеріальный
органъ, то эти хотя бы для одного поколѣнія и неза-
мѣтныя малыя приращенія суммируются въ теченіи
поколѣній въ величины довольно замѣтныя. Нельзя
сказать, чтобы это было только Фигуральное выраже-
ніе, если скажемъ, что теперь дѣти родятся умнѣе и
что они, теперь менѣе дѣти, чѣмъ въ иные времена,
уже въ дѣтствѣ обнаруживаютъ склонность стать пре-
жде времени старчески-разумными. Какъ молодыя жи-
вотныя дрессированныхъ родителей способнѣе къ той
же дрессировкѣ, чѣмъ молодыя дикія животныя, такъ
312
и дѣти чедовѣ^ескаго поколѣнія тѣмъ способнѣе къ
изучені^ ^звѣс'Гн0®; области дѣятельности и знанія,
чѣмъ Щ^ре сама 0ТО поколѣніе уже въ ней вращалось.
Я сомн^ваІрсь, напр., что едва ли эллинскій мальчикъ
могъ бі^ стать ііорядочнымъ производительнымъ музы-
кантомъ СШ2»іслѣ новаго времени, потому что его
мозгъ ^ЙШ^нъ тѣхъ наслѣдственныхъ предрасположе-
ній къ широкоІі области музыкальной гармоніи, кото-
рыя но;вое запа,дмо-европейское человѣчество пріобрѣ-
ло путе^ъ ЙСТОрическаго развитія болѣе чѣмъ пятнад-
цати п<дкод^ній. Архимедъ или Евклидъ, не смотря на
свой от^ос^тельцьій математическій геній, могъ бы об-
наружи^ься так«ь же безпомощнымъ въ высшей мате-
матикѣ, каІ{Ъ только что обучающійся школьникъ.
Такиі^ъ ^бризомъ всякій духовный успѣхъ ведетъ за
собою ^овь*шеніе способности къ дѣятельности въ ма-
теріалъ і(омт органѣ интеллекта; а эта способность ста-
новится ступень*°’ на которой, путемъ наслѣдственно-
сти, че^ов^чест^о стояло довольно долго и тѣмъ облег-
чило се^ 150зможи°сть подняться на слѣдующую сту-
пень. Иаач0 говоря? прогрессъ въ духовномъ богатствѣ
человѣч^етаа идетъ рука объ руку съ антропологичес-
кимъ Р^звитіемТ» Расы и находится во взамоидѣйствіи
съ ним’ъ, всячесяій успѣхъ въ одномъ благопріятству-
етъ ус^ху въ другомъ. Слѣдовательно, антропологичес-
кое облѵорОженіе расы, хотя бы вытекшее изъ дру-
гихъ п^яч^нъ, а не изъ духовнаго прогресса, все та-
ки спо^а^піествуетъ интеллектуальному развитію. Къ
этой ка^егСфіи, напр., относятся облагороживаніе расы
путемъ по^овагО выбора, которое непрестанно произ-
водитъ сво0 незамѣтное, но могущественное воздѣйст-
віе, а т\акже и конкуррендія расъ и націй въ борьбѣ
за сущ^ствОваніе, которая у людей слѣдуетъ столь же
неумолх^мы)ЙЪ ^конамъ, какъ у животныхъ и растеній.
Никака^ земная власть не въ состояніи задержать ис-
313
требленіе низшихъ человѣческихъ расъ, которыя, пред
ставляя остатки раннихъ, пройденныхъ уже нами сту-
пеней развитія, провлачили свое существованіе до на-
шихъ дней. Сколь мало одолжили бы мы собаку, у ко-
торой долженъ быть отрубленъ хвостъ, если бы мы
отрубали его постепенно дюймъ за дюймомъ, столь же
мало заключалось бы человѣчности въ томъ, что мы
искусственно продолжили бы предсмертную агонію ди-
карей, долженствующихъ вымереть. Истинный Филан-
тропъ, если онъ только разъ понялъ естественный за-
конъ антропологическаго развитія, не можетъ не же-
лать и не содѣйствовать ускоренію этихъ послѣднихъ
судорогъ. Одно изъ лучшихъ средствъ къ этому содѣй-
ствію есть поддержка миссій, которыя (въ слѣдствіе
по истинѣ демонической ироніи Безсознательнаго)
поработали для этой естественно-исторической цѣли бо-
лѣе, чѣмъ всѣ прямыя дѣйствія, предпринятыя бѣлою
расой для уничтоженія дикихъ. Чѣмъ быстрѣе пойдетъ
это вымираніе неспособныхъ къ какой либо конкуррен-
ціи съ бѣлою расой дикихъ пародовъ и чѣмъ скорѣе
занятъ будетъ весь земной шаръ исключительно до
сихъ поръ выше развитыми расами, тѣмъ скорѣе за-
горится въ обширныхъ размѣрахъ борьба различныхъ
племенъ внутри выше стоящей расы, тѣмъ раньше пов-
торится на племенахъ и народахъ зрѣлище поглощенія
низшей расы высшею. Разница только будетъ въ томъ,
что эти народы высшей расы, равные по происхожде-
нію, гораздо способнѣе къ конкурренціп другъ съ дру-
гомъ, чѣмъ до сихъ поръ оказывались способны къ
тому низшія расы (за исключеніемъ монгольской) срав-
нительно съ кавказской. Отсюда слѣдуетъ, что* борьба
за существованіе между народами, такъ какъ она бу-
детъ ведена съ равными силами, должна быть гораздо
страшнѣе, ожесточеннѣе, упорнѣе и богаче жертвами,
чѣмъ борьба между расами, ибо, какъ увидимъ позже,
314
(въ слѣдующемъ томѣ) борьба за существованіе тѣмъ
ожесточеннѣе и неумолимѣе, но вмѣстѣ съ тѣмъ для про-
грессивнаго развитія породы тѣмъ полезнѣе, чѣмъ бли-
же стоятъ другъ къ другу конкуррирующіе виды и
разновидности* Что касается до того, принимаетъ ли
эта борьба за существованіе между народами Форму Фи-
зической борьбы оружіемъ, или движется въ другихъ,
по видимому, мирныхъ Формахъ конкурренціи—это от-
носительно всё равно. Сильно ошибаются тѣ, которые ду-
маютъ, что война есть наиболѣе жестокая, или же что
она саміМ* дѣйствительная Форма уничтоженія конкур-
рента: она есть только болѣе сподручная Форма, пото-
му что $олѣе первобытная, а потому она есть вмѣстѣ
съ тѣмъ иіііта гаііо для народа, который видитъ, что
его обогналъ его конкуррентъ въ такъ называемомъ
мирномъ соревнованіи (въ этомъ, нанр., лежитъ внут-
реннее основаніе, въ силу котораго началась война 1870
г.) Жертвы громаднѣйшей войны ничтожны сравнитель-
но съ гибелью милліоновъ, и милліоновъ людей, когда,
напр., о/инъ народъ, выше развитый въ индустріи, по-
средствомъ торговли высасываетъ силы у другаго и ли-
шаетъ его части прежнихъ источниковъ пріобрѣтенія
(срав. Сагсу ЬеІіНнісІі <Ісг Ѵо1к8\ѵііі1і«с]іаГі). Между тѣмъ
какъ, вѣ слѣдствіе этой борьбы за существованіе, зем-
ной шаръ всегда становится исключительнѣйшей добы-
чею выінс развитыхъ народовъ, все народонаселеніе
земли нС только становится культивированнѣе, но да-
же, благодаря дифференцированью, обусловленному поч-
вою и климатомъ, въ средѣ достигшаго до господства
народа создаются новые зародыши развитія, которые,
конечно, разцвѣтаютъ не иначе, какъ опять таки пу-
темъ борьбы за существованіе.
На сколько ужасна перспектива этой неустанной
борьбы съ евдемонической точки зрѣнія, на столько ве-
личественна она съ телеологической въ отношеніи къ
315
конечной цѣли возможно высшаго умственнаго развитія.
Нужно пріучить себя къ мысли, что Безсознательное
отъ стона милліардовъ человѣческихъ индивидуумовъ
столь же много пли столь же мало можетъ смущаться,
какъ п отъ стона такого же числа животныхъ индиви-
дуумовъ, если только эти муки способствуютъ развитію
и его конечной цѣлп“. (стр. 339-343 4-го изд).
*) На эюмъ оканчиваю я прибавленіе изъ 4-го изданія «Фи-
лософіи Безсознательнаго». Какъ ни печальны приведенные на
послѣднихъ страницахъ выводы Гартмана изъ закона борьбы
за существованіе и закона развитія имѣющаго цѣлью (преду-
готовительною по Гартману) возможно высшее развитіе соз-
нательнаго разума: но нельзя не сознаться, что это выводы
логическіе. Все дѣло въ томъ, что 1) вѣренъ ли дѣйствительно-
сти законъ борьбы за существованіе, 2) дѣйствительно ли за-
ложена въ исторіи та цѣль, о которой говоритъ Гартманъ, и
дѣйствительно ли исторія представляетъ развитіе, т. с, про-
цессъ, у котораго есть конецъ или цѣль и 3) дѣйствительно ли
законъ борьбы за существованіе есть средство для осущест-
вленія этой цѣли. Но рѣшать эти вопросы здѣсь вс мѣсто: объ
нихъ будетъ рѣчь послѣ изложенія системы Гартмана. Теперь
же въ репбані къ взглядамъ послѣдняго укажу на сочиненіе
другаго замѣчательнаго мыслителя, Прудона: «Война и миръ»,
которое переведено и по русски. Во всякомъ случаѣ, вѣроятно,
читатель, если онъ станетъ па точку зрѣнія Гартмана, пред-
почтетъ его безстрашно-логическіе выводы той водянистой
размазнѣ, которую нерѣдко разводятъ наши доморощенные
Дарвинисты.
А. К.
ОГЛАВЛЕНІЕ.
Стр.
Предисловіе ................................... 3
Введеніе.......................................11
Неудачность метафизическихъ попытокъ перейти отъ міра явленій
къ міру въ самомъ себѣ. Реакція противъ метафизики поло-
жительнаго знанія, считающаго вопросъ о мірѣ въ себѣ и во-
обще о сущности вещей празднымъ. Но метафизическое зна-
ніе не уступаетъ своего мѣста и появляется съ новыми си-
стемами. Потребность человѣка въ метафизикѣ объясняется
невозможностью съ точки зрѣнія положительнаго знанія по-
х строить теоріи: нравственности и прогресса. Невозможность
съ той же точки зрѣнія подойти къ какому либо рѣшенію са-
маго важнаго вопроса для человѣка о счастіи. Предваритель-
ное объясненіе предмета сочиненія Гартмана. Особый способъ
его доказательства цѣлесообразности въ природѣ. Краткія
замѣчанія о методѣ и слогѣ Гартмана.............................. 11
БЕЗСОЗНАТЕЛЬНОЕ ВЪ ЯВЛЕНІЯХЪ ТѢЛЕСНОЙ
И ДУХОВНОЙ жизни.
ЧАСТЬ I.
БЕСОЗНАТЕЛЬНОв ВЪ ОБЛАСТИ ТѢЛЕСНОЙ.
Глава I. Понятія о безсознательной волѣ и безсо-
знательномъ представленіи. Связь воли съ представ-
леніемъ и относительная характеристика ихъ.
Въ самостоятельныхъ отправленіяхъ спинного мозга и гангліозной
системы нужно признать свою волю, которая отличается отъ
воли головного мозга безсознательностью. Существеннаго раз-
личія между той и другою волею не существуетъ. Различныя
317
Стр.
до сихъ поръ предлагаемыя объясненія произвольныхъ мышеч-
ныхъ движеній не удовлетворительны.Гипотеза Гартмана, объ-
ясняющая ихъ предполагаемымъ существованіемъ безсозна-
тельныхъ представленій. Неразрывная связь воли и предста-
вленія вообще. Относительное ихъ различіе. Отношеніе без-
сознательныхъ воли и представленія другъ къ другу ... 51
Глава II. Безсознательное въ инстинктѣ и въ
рефлективныхъ движені яхъ.
Что такое инстинктъ? Онъ не можетъ быть объясненъ изъ тѣлесной
организаціи. Онъ не есть результатъ предустановленной изв-
нѣ психической организаціи. Гипотеза, объясняющая инстинктъ
духовнымъ безсознательнымъ процессомъ. Инстинктъ не есть
дѣло сознательнаго соображенія. Ясновидѣніе въ инстинктѣ.
Однообразіе инстинктовъ въ сферѣ одного вида.—Рефлектив-
ныя движенія ганглійпыхъ узловъ. Рефлексы спинного и про-
долговатаго мозга. Рефлексы отъ чувственныхъ впечатлѣній^
Участіе рефлексовъ во всѣхъ произвольныхъ движеніяхъ. От-
сутствіе прямаго сообщенія между импульсомъ іоловнаго мозга
и нервами, сокращающими мышцы. Самостоятельность низ-
шихъ нервныхъ центровъ въ выполненіи деталей произволь-
ныхъ движеній. Невозможность объясненія рефлективныхъ
движеній матеріальнымъ механизмомъ.Невозможность объясне-
нія предопредѣленною извнѣ цѣлесообразностью. Объясненіе
рефлективныхъ движеній цѣлесообразною дѣятельностью без-
сознательнаго индивидуальнаго промысла. Рефлективныя дви-
женія суть инстинктивныя дѣйствія низшихъ нервныхъ цен-
тровъ ........................................................62
Глава III. Безсознательное въ цѣлительной силѣ
природы. Косвенное вліяніе сознательной душевной
дѣятельности на органическія отправленія.
Родство цѣлительной силы природы съ инстинктомъ. Обозрѣніе явле-
ній цѣлительной силы. Процессы заживленія разорванныхъ
тканей; возстановленіе разрушенной внѣшней границы. Недо-
статочность матеріалистическаго объясненія процессовъ цѣли-
тельной силы. Устраненіе нѣкоторыхъ возраженій противъ
цѣлесообразности цѣлительной силы. Невозможность толкова-
нія цѣлительной силы посредствомъ предустановленнаго извнѣ
механизма. Невозможность сознательнаго соображенія въ цѣли-
318
Стр.
тедьной силѣ. «Безсознательное* есть принципъ цѣлительной
сидщ.~ Косвенное вліяніе сознательной воли на мышечное со-
кращеніе, ощущеніе, магнитическія явленія и растительныя
отлрявленія. Вліяніе сознательнаго представленія въ различ-
ныхъ областяхъ органической жизни.....................86
Г л а в а IV. Безсознательное въ органическомъ
образованіи.
Цѣлесообразность органическаго образованія. Устраненіе нѣкоторыхъ
В03раженій противъ этой цѣлесообразности. Органическое
образованіе, разсматриваемое параллельно съ инстинктомъ,
рефлективными движеніями и цѣлительной силой и объясняе-
мое ?ѣмъ же началомъ Безсознательнаго. Несостоятельность
объясненія организаціи съ точки зрѣнія матеріализма ипредо-
ПрСдѣлепной цѣлесообразности...............................109
БЕЗСОЗНАТЕЛЬНОЕ въ человѣческомъ духъ.
Г л а в а V. Инстинктъ въ человѣческомъ духѣ,
Безсознательное въ половой любви.
Отталкивай*0 инстинкты въ человѣкѣ: страхъ смерти, стыдъ, брез-
гли0°сть* Истинктъ сочувствія. Инстинктъ материнской любви
п вообще родительскій. Инстинктъ домохозяйства.—Инстинктъ
поло#0^1 любви: его родовыя и частныя отличія у животныхъ
н у человѣка. Моногамическая и полигамическая формы поло-
выхъ отношеній въ человѣчествѣ. Половой выборъ: основаніе
его инстинктивно и лежитъ въ области Безсознательнаго. Цѣль
половаго выбора. Его главные моменты, по ученію Шопен-
гауэра. Толкованіе любви и половаго выбора съ точки зрѣ-
нія Безсознательнаго нисколько не мѣшаетъ существующему
теченію процесса любви.....................................121
Глава VI. Безсознательное въ чувствѣ, характерѣ
и нравственности.
Наличіе вь чувствѣ двухъ элементовъ: собственно чувственнаго
ощуЯенія (иди воспріятія) и чувства удовольствія и недоволь-
ства (боли). Удовольствіе и недовольство соотносятся, какъ
положитвдьнов къ отрицательному. Удовольствіе есть удовле-
твореніе воли, а недовольство неудовлетвореніе ея. Неясность
чувствъ, происходящая отъ безсознательности сопровождаю-
щихъ волю представленій. Чувства становятся понятными
319
Стр.
только въ той мѣрѣ, въ какой они могутъ бытъ переводимы
на сознательныя мысли и на слова—Что такое характеръ?
Характеръ познается только эмпирически и недоступенъ не-
посредственному сознанію. Предикатъ нравственнаго и безнрав-
ственнаго есть предикатъ воли. Нравственное ученіе не мо-
жетъ имѣть прямаго вліянія на человѣка, а только косвенное.
Природа не знаетъ различія между добромъ и зломъ. Возник-
новеніе этихъ понятій въ области сознательнаго мышленія.
Относительная цѣнность нравственнаго и естественнаго . . 151
Глава VII. Безсознательное въ эстетическомъ
сужденіи и въ художественномъ творчествѣ.
Ризличныя толкованія прекраснаго. Безсознательное возникновеніе
эстетическаго ощущенія. Эмпирическое происхожденіе эсте-
тическаго сужденія. Произведеніе прекраснаго. Фантазія.
Геніальный замыселъ или концепція.. Условія для истинно
прекраснаго произведенія. Цѣлесообразный выборъ въ явле-
ніи ассоціаціи идей принадлежитъ къ дѣятельности Безсозна-
тельнаго. Неполнота Дарвиновской теоріи полового выбора.
Различіе прекраснаго въ произведеніяхъ природы и человѣка.
Заключеніе....................................................170
Глава VIII. Безсознательное въ происхожденіи
языка.
Важность языка для философскаго и вообще для сознательнаго мыш-
ленія. Языкъ не есть произведеніе послѣдняго, а есть дѣло
инстинкта массъ...............................................188
Глава IX. Безсознательное въ мышленіи.
Въ мышленіи реакція Безсознательнаго является по мѣрѣ интереса,
который мы имѣемъ въ образованіи понятія. Безсознательное
въ раздѣленіи представленій. Безсознательное въ образова-
ніи понятій относительныхъ. Образованіе понятія равенства.
Образованіе понятія причинности. Соединеніе представленій.
Отношеніе основанія къ слѣдствію. Образованіе общихъ пра-
вилъ. Интуитивный (созерцательный) и дискурсивный или
дедуктивный методы познанія. Участіе ихъ въ математикѣ и
другихъ сферахъ мышленія. Прыжки и скачки въ мышленіи.
Существенная часть всяческаго мышленія совершается въ
Безсознательномъ. Преобладаніе въ мышленіи безсознатель-
ныхъ процессовъ нисколько однако не отнимаетъ высокой
цѣнности у мышленія сознательнаго ........ 195
320
Стр,
Глава X. Безсознательное въ происхожденіи чув-
ственнаго воспріятія.
Недостатки Кантовской теоріи пространства и времени. Доказатель-
ства въ пользу гипотезы существованія внѣшняго міра (не
я), независимаго отъ я; Доказательства въ пользу тождества
формъ бытія и мышленія. Новыя основанія, приводимыя Гарт-
маномъ, для Кантовскаго положенія о самостоятельномъ про-
изведеніи душою формы пространства. Безсознательность
духовнаго процесса, производящаго ату форму. Форма време-
ни прямо переводится изъ бытія въ мышленіе. Связь между
объективными элементами чувственнаго воспріятія и его субъ-
ективнымъ возникновеніемъ. Душа созидаетъ міръ внѣшнихъ
объектовъ не въ силу сознательнаго понятія о причинности,
а въ слѣдствіе инстинктивныхъ процессовъ. Не сознаваемая
цѣль этихъ процессовъ—познаніе внѣшняго міра и пользова-
ніе имъ.................................................... 217
Глава XI. Безсознательное въ мистикѣ.
Мистика: ея существенные признаки. Мистическое по способу, ка-
кимъ доходитъ до сознанія содержаніе чувства, мысли и во-
ли. Интеллектуальное созерцаніе. Мистическое по самому со-
держанію сознанія. Чувство единства индивидуума въ абсо-
лютнымъ. Мистика, какъ почва для религіи и философіи. Ми-
стика есть продуктъ Безсознательнаго. Вредная сторона
мистики......................................................245
Глава ХП. Безсознательное въ исторіи.
Историческая жизнь человѣчества развивается по предначертанному
цѣлесообразно плану. Фазы развитія идеи государства указы-
ваютъ на цѣль политической исторіи:—образованіе такого
государственнаго союза, который обезпечивалъ бы людямъ
формальную свободу для развитія всѣхъ лежащихъ въ чело-
вѣкѣ возможностей. Фазы соціальнаго развитія указываютъ
па цѣль образованія матеріальной свободы для развитія тѣхъ
же возможностей. Ученіе Шеллинга объ абсолютномъ синтезѣ
всѣхъ дѣйствительныхъ и возможныхъ человѣческихъ свобод-
ныхъ дѣйствій. Синтезъ этотъ совершается въ Безсознатель-
номъ ....................................................... 260
321
Стр.
Глава XIII. Безсознательное и сознаніе въ ихъ
сравнительной цѣнности для человѣческой жизни.
Цѣнность сознанія. Возможность вліянія сознательнаго соображенія
на характеръ и на дѣйствія человѣка. Обозрѣніе случаевъ,
гдѣ важно приложеніе сознательнаго соображенія и знанія
къ практической жизни. Сравненіе значенія сознанія и Без-
сознательнаго для человѣческой жизни. Невыгоды—отдавать-
ся одному Безсознательному. Для человѣка все таки важнѣе
сознаніе. Но все таки нельзя порывать всѣ связи съ Безсо-
знательнымъ, особенно нужно беречься отъ этого дѣтямъ и
женщинамъ.................................................270
Глава XIV. Различія въ сознательной и безсо-
знательной духовной дѣятельности; единство воли
и представленія въ Безсознательномъ.
Безсознательное не заболѣваетъ, а сознаніе разстраивается съ по-
врежденіемъ его матеріальныхъ органовъ. Безсознательное
но утомляется; для сознательной же духовной дѣятельности
необходимъ отдыхъ. Сознательное мышленіе совершается въ
чувственныхъ формахъ, безсознательное не имѣетъ ниче-
го чувственнаго. Безсознательное не колеблется и не сом-
нѣвается, оно мыслитъ безвременно: для сознательнаго мыш-
ленія необходимо время. Безсознательное не ошибается: мни-
мыя ошибки инстинкта при болѣе глубокомъ анализѣ не мо-
гутъ быть отнесены къ дѣятельности инстинкта. Цѣнность
сознанія зависитъ отъ памяти и опыта; Безсознательное въ
нихъ не нуждается. Въ Безсонательномъ воля и представле-
ніе связаны въ неразрывное единство; представленіе отры-
вается отъ воли только въ сознаніи, которое представляетъ
возможность эманципаціи интеллекта отъ воли. Представле-
ніе равнодушно къ бытію; воля есть основаніе бытія. . . 290
Прибавленіе къ главѣ ХП-й......................................309
йй88ги ІШ88-ГІІ ІІЙ88.ГІІ ІШ88.ГЦ
ЦЙ88.ГІІ ІІЙ88.ІЧ1 ЦЙ88.ГІР^ ІІЯ88.П1 ІІІІ88.ГМ ІІЙ88.ГИ
Уважаемые читатели! Уважаемые авторы! п:™
Наше издательство специализируется на выпуске научной и учебной I
литературы, в том числе монографий, журналов, трудов ученых Россий-
ской академии наук, научно-исследовательских инстигутов и учебных гДТ/
заведений. Мы предлагаем авторам свои услуги на выгодных экономи-
ческих условиях. При этом мы берем на себя всю работу по подготовке 1
издания — от набора, редактировати и верстки до тиражировати ѵ
и распространенна. ОРЗЗ
Среди вышедших и готовящихся к изданию книг мы предлагаем Вам следующие:
Серия «Из наследия мировой философской мысли»
«История философии»
Ланге Ф. А. История материализма и критика его значения в настоящее время. В 2 т.
Кюльпе О. Введение в философию.
Кюлъпе О. Очерки современной германской философии.
Риль А. Введение в современную философию.
Вебер А. История европейской философии.
Шеллинг Ф. Философские исследования о сущности человеческой свободы.
Беркли Дж. Трактат о началах человеческого знания.
Блонский П. П. Проблема реальности у Беркли.
Милль Д, С. Огюст Конт и позитивизм.
Спенсер Г. Неисповедимые тайны жизни. Факты и коммеитарии.
Авенариус Р. Философия как мышление о мире.
Авенариус Р. Человеческое понятие о мире.
Авенариус Р. Критика чистого опыта. В популярном изложении А. Луначарского.
Юм Д. Диалоги о естественной религии.
Роговин С. М. Деизм и Давид Юм. Анализ «Диалогов о естественной религии».
Челпанов Г. И. Введение в философию: С приложением вопросника и конспективною
обзора истории философии.
Лопатин Л. М. Лекции по истории новой философии.
Лопатин Л. М. Неотложные задачи современной мысли.
Квитко Д. Ю. Очерки современной англо-американской философии.
Балътазар Н., Деболъский Н. Г., Яковенко Б. В. Метафизика на рубеже эпох.
Гайденко П. II. Трагедия эстетизма: О миросозерцании Серена Киркегора.
Штенберген А. Интуитивная философия Анри Бергсона.
«Социалъная философия»
Ткачев П. Н. Анархия мысли.
Курчинский М.А. Апостол эгоизма. Маке Штирнер и его философия анархии.
Фулъе А. Современная наука об обществе.
Берг Л. Сверхчеловек в современной литературе.
Фогт А. Социальные утопии.
По всем вопросам Вы можете обратиться к нам:
тел./факс (499) 135-42-16, 135-42-46
или электронной почтой ПВ88@ѴК88.гп
Полный каталог изданий представлен
в интернет-магазине: №р://ѴК88.пі
ІІП88.ВІІ 8И88.ІШ ІІИ88.ІЧІ ІІИ88.ІШ ЦЙ88.Г11 ЙЙ88.Г11
Научная и учебная
литература
ІІП88ЛЖ І1К88.ГІІ ІІП88.ГН 8Н88.ГІІ